Даниэль Кельман

СВЕТОТЕНЬ

Перевод Александры Берлиной

Die Übersetzerin und der Verlag danken dem Deutschen Übersetzerfonds für seine Förderung und Unterstützung.

Copyright © Daniel Kehlmann 2023

© Rowohlt Verlag, 2023

© Favoritbuero, дизайн-макет обложки, 2023

© Heike Steinweg, фото на обложке, 2023

© Александра Берлина, перевод, 2025

© Илья Викторов, верстка, адаптация обложки, 2025

© FRESH Verlag, 2025

FRESH Verlag

Postfach 20 01 46, 47500 Neukirchen-Vluyn Germany

info@fresh-verlag.com

Printed in Latvia.

SIA Livonia Print, Jūrkalnes iela 15/25, Rīga, LV-1046, Latvia

ISBN 978-3-910610-38-5

СНАРУЖИ

Что новенького в воскресенье?

Почему я в этом автомобиле?

Сижу, не шевелюсь. Если не шевелиться, иногда получается вспомнить.

На этот раз не выходит. Ясно только, что водитель курит. Над сиденьями стелется тяжелый дым. Глаза слезятся. Меня мутит. Волосы у водителя седые, на плечах перхоть. Под зеркалом заднего вида на нитке с бусинами болтается крестик.

Еще раз по порядку. Водитель приехал за мной, открыл мне дверь, и все так и уставились, раскрыв рты — иссохший Франц Кралер, эта дура Айнцингер и еще один, маленький такой, никак не запомню фамилию.

У нас в пансионате «Тихий вечер» ведь как? Дней не различить. За завтраком играет радио, прогулка в парке, боль в спине, обед, в газете вечно что-то раздражает, телевизор бубнит; кто смотрит в экран, кто спит, и вечно кто-нибудь так кашляет, что хоть святых выноси. Тут уже и полчетвертого, скоро ужин, а потом лежишь и каждые полчаса встаешь в туалет. Иногда кого-нибудь навещают, но только не меня. Иногда кто-нибудь умирает, и его увозят. Но за теми, кто еще жив, черные автомобили с шофером обычно не приезжают.

Мы тормозим на перекрестке, трое длинноволосых подростков ленивым прогулочным шагом переходят улицу, водитель опускает стекло и кричит, что на них, хулиганов, войны нет, а когда они не обращают внимания, он злится еще сильнее. Мы трогаемся с места, он продолжает ругаться.

Теперь вспомнил: мы едем в телестудию.

Только вот на какую передачу? Я наклоняюсь вперед и спрашиваю.

Водитель оборачивается, смотрит на меня сквозь дым, не понимает.

Я повторяю вопрос.

Ему какая разница! Какого хрена его это должно интересовать?

Я замолкаю.

Но он уже разошелся. Почему его нельзя просто оставить в покое? Просто в покое оставить, трудно, что ли?

Перед телестудией он берет себя в руки. Вылезает, обходит автомобиль, открывает мне дверь. Хватает меня за локоть, тянет наверх. Наглость с его стороны, но по крайней мере я на улице, и не упал.

Фасад студии еще серее остальных. Все дома в Вене теперь серые, кроме нескольких темно-

коричневых. Словно весь город покрыт грязью. Зимой небо низкое, каменное, летом влажное и желтоватое. Небо и то раньше было другое. Кто здесь столько лет прожил, тот знает: в этом городе мусора, угольного дыма и собачьего дерьма даже погода уже не та.

Вращающаяся дверь застревает, и на мгновение мне становится страшно, что здесь мое путешествие и закончится, но войти все же удается, а в вестибюле меня встречают. Очень худой молодой человек с умным лицом и в круглых очках. Он пожимает мне руку и представляется: ответственный редактор Розенцвейг.

— Очень хорошо, — говорю я. Всегда приятно видеть вежливую молодежь. В наши дни это редкость. — Ответственный за что?

— За передачу.

— Какую?

Несколько секунд он смотрит на меня, потом спрашивает: «Что новенького в воскресенье?»

— Не знаю.

— Передача!

— Что?

— Передача так называется. «Что новенького в воскресенье?»

О чем это он?

— Сюда, пожалуйста! — Он делает жест в сторону двери на другом конце вестибюля. Я следую за ним, мы проходим по короткому коридору и оказываемся — а вот это плохо — перед патерностером^[3]: кабинки лифта без дверей движутся безостановочно, проезжает одна, потом вторая, в третью придется, очевидно, войти, но страшно, и ее я тоже пропускаю. Ну что же ты, говорю я себе, бывали в жизни вещи и пострашнее. Передо мной появляется четвертая кабинка, я закрываю глаза и делаю шаткий шаг вперед. Попасть внутрь получилось, но я упал бы, если бы молодой человек не поймал меня за плечо. Удачно, что он такой шустрый.

— Отпустите меня! — одергиваю я.

Выходить, конечно, еще труднее. Но он предчувствует сложности, кладет мне руку на спину и чуть подталкивает вперед. Я выпадаю наружу, он, слава богу, снова меня удерживает.

— Прекратите! — говорю