Динка [Лев Васильевич Коконин] (fb2) читать онлайн

Лев Коконин Динка

С Динкой, русско-европейской лайкой, Василию не повезло. Опозорила на весь поселок, ввела в приличный расход. Поначалу получалось все ладно, приезжал кинолог из общества охотников, осмотрел щенков, одного из них «выбраковал», пятерых оставил и подписал все необходимые акты. Покупатели ждать не заставили. Два щенка остались в поселке, а трех пришлось распределить в область по заявке кинологов.

Пока щенков ждали, Шурка соглашалась — новое ружье Васе нужно. Покупатели приехали точно в назначенный день, и Шурка, больше всех вдруг полюбившая Динку, помогала Василию получать деньги.

В районном охотничьем магазине Василий заказал «Ижа», новое ружье приходилось ждать. А Шурка не захотела ждать. На другой день, как унесли щенков, в доме появилось новое кресло-кровать. Шурка была довольна. Кресло оказалось точь-в-точь в цвет с обоями.

Вечером жена выставила бутылку и придвинула кресло к столу:

— Садись, Вася, — ворковала она, — не я, Динка тебя угощает!

Василий выпил уже вторую стопку и не замечал, что сидит в новом кресле. Жена тоже пригубила чуть-чуть и чему-то посмеивалась. Она перестала смеяться, когда Василий потянулся за третьей и между прочим заметил:

— Был в «Охотнике», к концу недели привезут ружья.

Слушая жену, Василий выпил третью и поперхнулся.

Он позабыл закусить, удивленно смотрел перед собой, вдруг почувствовал, как ему неудобно сидеть.

— Да-да, Вася! Динка тебя угощает. За кресло отдала двести сорок, и вот — сдача вся на столе.

Бросить бутылку в Шурку Василий не решился. В ней еще оставалось, а достать новую — не кресло купить, наищешься. Что есть силы он оттолкнулся от подлокотников, мягкие пружины словно подбросили его. Поискал глазами нож — располосовать кресло — ножа как назло не оказалось под рукой.

— Да ты понимаешь? Ты понимаешь?! Ружье заказано!

Шурка все понимала. Главное сейчас было не поддаться, не пустить на самотек Васин гнев. Хорошо еще, не всю бутылочку выжрал, думала она, не только вата из кресла, от самой пух да перья полететь могут.

— Васенька! — пыталась она говорить. — У Динки-то еще щенки будут! И ружье купим!

— Что?! — он нашел в себе силы смахнуть пустую стопку на пол, она коротко хрустнула под ботинком. Остаток из бутылки он выплеснул в фарфоровую кружку, выпил и, не закусывая, метнул фарфор мимо Шурки в стену.

— Мне чтобы завтра же! — Уточнить, что следует жене сделать завтра, не оставалось сил. — Поняла?!

От гнева, от выпитой водки перехватило дух, и Василий закашлялся. Кулаком, поднятым над головой, он грозил жене, а кашель сгибал его пополам, не давал сказать веского слова.

Жена не испугалась и не растерялась, быстро налила в чашку воды, на всякий случай все же оставаясь по другую сторону стола, двинула чашку по скользкой клеенке:

— Не ори! Выпей воды! Успокойся! — момент, поняла хозяйка, оказался удачным, можно и постоять за себя, не дать Василию распоясаться. — Соседей позвать, да? Участкового? За фарфор деньги плачены! Поори еще! Заявлю вот — и старое ружье отберут!

Не рассчитала, знала ведь, ни соседями, ни участковым мужа не запугаешь.

— Что-о!? — зверем заревел он. Видимо, одно упоминание об участковом помогло тотчас прокашляться. Голос Василия сделался чистым и понятным. — Да я тебя вместе с участковым и с твоим креслом… — он шагнул к ней, но запутался в ковровой дорожке.

— Вася! Васенька! Успокойся! Зачем так-то? — обеими руками она держалась за край стола, готовая юркнуть вправо или влево. Она знала, гнев у мужа сейчас пройдет, только бы еще чуть-чуть выдержать. — Ты чего взорвался-то? Посиди, говорю! Денег, что ли, на ружье не найдем?

Жена хитрила. Денег у нее больше не было, но она видела, Вася сдается, слишком долго распутывает дорожку, значит, гневу скоро конец.

Шурка оказалась права. Муж поутих быстро. Или ковровая дорожка, или содержимое фарфоровой кружки не дало ему сделать и круга вокруг стола. Так и не справившись с дорожкой, он упал локтями на стол, жалея себя, заговорил трезво:

— Ох, и тварь ты, жена! Ружье ведь… ружье на этой педеле купил бы!

— Успокоился? — Шурка с опаской шагнула к мужу, не сводя с него глаз, нагнулась и отцепила от ноги ковровую дорожку, — вот и хорошо! Полежи! На диванчике тебе постелить?

— Знал бы, к Динкиным деньгам и не подпустил бы! — Вася попытался еще раз стукнуть кулаком по столу, но локти словно приклеились к нему, ни за что не хотели от него оторваться. — У-убью…

— Убей, Васенька! Убей! За то, что для дома старалась?

Шура поторопилась перейти в нападение, снова вызвала на себя гнев. Но она знала, это уже так, остатки его, это слезы по некупленному ружью.

— Знал бы, и тринадцатую тебе не отдал… — Василий позволил жене снять ботинок с одной ноги, подставил вторую, — лучше бы пропил все!

— Обопрись. Тяжело ведь! Еще шажок. Еще… На стекла не наступи. Я тебе завтра фарфор припомню. Ложись, говорю!

Вася сделался совсем послушным, силы у него кончились, но и засыпая, он оставался верен себе:

— Надо было на всю тринадцатую фарфора… и об тебя! Об тебя…

Не купленное из-за Шурки ружье оказалось мелочью по сравнению с тем, что произошло дальше.

Первым взбунтовались охотники из области. Видимо, сговорились, приехали на одной машине, выкинули из нее щенков. Все они оказались пестрыми, один даже получился четырехцветным. Чуть попозднее, когда и поселковые охотники приведут своих ублюдков к Васиному дому, кто-то из них очень обидно скажет: «Всех кобелей поселка сукины дети! Забирай их, Вася, себе! Денежки не забудь вернуть!»

Вася был очень зол на всех. На Динку, нарожавшую ему непородных щенков. На Шурку, которая ни за что не хотела возвращать охотникам деньги, уверявшая всех, что хвосты у щенков все же завьются.

Деньги пришлось все-таки вернуть, а щенков… лучше не вспоминать об этом. Мужики поселка не соглашались умертвить эту непородную свору. Шуркину заначку, две бутылки белого, приготовленные за доставку навоза, пустили на это страшное дело. Потом выяснилось, что во всем виновата сама Шурка. Это она выпустила погулять Динку по поселку как раз накануне того дня, когда из области привозили настоящего породного жениха.

Вася нервы не тратил и с Шуркой не разговаривал второй месяц. После открытки председателя секции кровного собаководства, где сообщалось, что его исключили из секции, Динку он больше не замечал. А Динка не понимала своей вины, радостным лаем встречала хозяина с работы, на всю длину цепи тянулась за ним, прося ласки. После того, как Динка получила пинка, она перестала греметь цепью и разучилась радостно лаять. Из своей конуры она провожала хозяина настороженным взглядом и все-таки ждала: вот сейчас он подойдет к ней, причмокнет языком и хлопнет себя по колену. Она все простит, радостно лизнет руку, даст этой руке потрепать себя по загривку. Проходили дни, недели, а хозяин не подходил…

Динка досталась Василию уже взрослой собакой. Охотником он был тогда еще аховым, хотя и удалось как-то на лету срезать кряковую утку. Утка оказалась необыкновенной: «Царица из всех кряковых! Во-от такая!» Василий широко разводил руки, между ними свободно мог бы поместиться и гусь. Про утку он рассказывал уже несколько лет, так как ничего другого на охоте добыть ему не приходилось.

Настоящим охотником Василия сделала Динка. Прежний ее хозяин много охотился по пушнине, слыл в обществе охотников удачливым промысловиком. Получить от Динки щенка можно было только через секцию лаек, и доставался он далеко не каждому. Прежний хозяин Динки приходился Васе вроде бы двоюродным дядей по линии жены. Шурка и постаралась, чтобы после смерти родственника Динка досталась Васе.

Никогда в жизни Вася не стрелял кабанов, но после удачной охоты, когда гости в первый же день взяли из-под Динки приличного секача, Вася сделался в охотничьем мире человеком заметным. Богатые кабаном места начинались сразу же за его домом, и теперь к нему приезжали из города именитые охотники с записками и без записок. Он больше не вспоминал, как однажды срезал на лету «во-от такую кряковую». Надобность хвастать у него отпала, когда самый известный человек в области попросил протянуть к Васиному дому настоящий телефон. Если телефон теперь звонил длинно, Вася знал — жди завтра гостей, готовься к охоте. И никто-то его послезавтра не спросит: «Почему не приходил на работу?».

Несколько раз Вася с Динкой ездил на полевые испытания лаек. Сам бы Вася никогда не собрался уехать так далеко от дома, но открытки из секции кровного собаководства и специальные нарочные требовали, чтобы Динка в этих состязаниях участвовала обязательно. Вася подчинялся и не обижался, если далеко от дома Динку узнавали раньше его.

В правилах судейства собак для Васи многое было непонятным. Следовало знать арифметику, уметь складывать судейские баллы за чутье собаки, за поиск, за послушание и за всякие другие премудрости, которыми Вася никогда понапрасну не забивал голову. По этому поводу он посмеивался над владельцами-неудачниками, которые не выпускали блокнотов из рук, в уме и на бумаге считали эти пресловутые баллы. Считать на состязаниях Васе было очень просто — до одного, в крайнем случае, до двух. Обычно Динка занимала первое место, очень редко — второе.

Однажды один из неудачных владельцев поинтересовался у Василия, как он сумел добиться идеального послушания собаки. Вася не стал рассказывать, что Динка досталась ему послушной и только один раз ему пришлось заниматься ее воспитанием. Динка разорвала тогда кота у соседа. А ведь предупреждал: «Нельзя, Динка! Кота не трогай!» Как раз перед этим сосед пригнал трактор и собирался пахать Васин огород. Надо же такому случиться!

С соседями Вася никогда не ссорился. Трактор рычал у дома, а разгневанный тракторист показывал на остатки кота, на Динку, тряс над головой кулаками.

Вырванная из плетня палка переломилась на спине у Динки. Вася не успокоился, вырвал еще одну чуть потолще, но и она хрустнула при первом ударе. Третья палчина переломилась в руках у тракториста. Он поверил, что и Вася искренне жалеет кота, не дал дальше бить Динку. Конечно, Вася понимал, от битья Динка умней не станет, но что оставалось делать, если огород отныне придется копать лопатой. Не пришлось.

После такой «учебы» Динка перестала трогать котов и кошек. Сообразительные твари дежурили теперь у ее миски, но она их больше не замечала.

Однажды к Васе явился покупатель и предложил за Динку приличную сумму. У Васи перехватило дух: «Экие деньжищи за суку отваливают! И все мое? Вот тебе, Шурка, — он сложил пальцы сунутой в карман руки в кукиш, — двадцать пять лет живем, и, как нищий, — рубля своего не имею!»

С волнением Василий справился, нашел в себе силы отрицательно покачать головой, с хрипотцой в голосе сказать покупателю:

— Нее. Не продаю. За чемпионку четыреста маловато…

Покупатель тоже покачал головой, и в эти секунды Вася пережил страх, какого еще не испытывал за свои сорок шесть лет жизни. «Отпугнул! Вдруг уйдет? Четыреста ведь!»

Не ушел. Отвернулся от Василия и долго-долго смотрел на Динку, о чем-то думал. Надумал. Резко повернувшись к Васе, прищелкнул пальцами, два раза вопросительно кашлянул:

— Твоя цена? Учти, собака уже возрастная, вряд ли возьмешь от нее потомство!

Вася стойко принял удар: «Знает, выходит, какое потомство у суки было? Ну и пусть. А что, если…»

— Пятьсот! Дешевле не отдам. Чемпионка… — страх отпугнуть покупателя у Васи пропал. Он видел, покупатель снова смотрит на Динку, совсем не злится и не торгуется с ним.

— Динка! Динка! — обращаясь к собаке, заговорил покупатель, — сколько лет-то прошло? Помнишь, как за куницей ходили? Дядя Семен, дядя Семен! И похоронить не пришлось…

Все это Вася слышал и как потом жалел, что не разговорил покупателя. Дядю Семена знает… Сука проклятая, поговорить не дала, что выделывала, юлой крутилась и выла, почти всю цепь на себя намотала. Хуже того, когда покупатель достал деньги и протянул их Васе, позабыл спросить у него даже фамилию.

Несколько дней Вася ходил богатым. Оставаясь дома один, он пересчитывал деньги, перекладывал четвертные к четвертным, десятки к десяткам. Денег не прибывало и не убывало, но Василий, собрав все бумажки в пачку, жмурился и держал ее долго в руке. Слава богу, Шурка и не спрашивала, куда подевалась собака…

Вася носил деньги при себе, и ему нравилось заходить в магазины, сознавать, что и без Шурки он может купить себе, что понравится, может прогулять их, может истратить, как того пожелает душа. Душа пока молчала, и он понял — носить при себе такие деньжищи дело неумное. А потеряешь? А украдут? А Шурка узнает, что Динку продал?

Поначалу Вася избрал место для тайника на чердаке дома, но через день передумал. Высоковато и неудобно. А если Шурка дома, и деньги потребуются? В самом деле, прятать деньги там было опасно… Во! Лучше и не придумаешь! Во дворе! В Динкиной конуре!

Однажды Вася пришел с работы и обомлел. Без какой-либо привязи около конуры лежала Динка и пристально на него смотрела. Он не успел обрадоваться, страх обжег его: «Шурка нашла деньги и выкупила Динку обратно?»

Деньги оказались на месте. Он еще раз приподнял верхнюю доску конуры. Тугой сверток в целлофановом мешочке, перевязанный крест-накрест изоляционной лентой, никто не тревожил. Хотел было его перепрятать, но передумал — лучшего места не отыскать. На всякий случай заколотил в доску еще один гвоздь и, успокоившись, поманил Динку к себе:

— Убежала? Не зря говорили, верная! Ух, ты! Больше сотни километров отмеряла?

Вася так и не заходил в дом, нашлись во дворе дела. Что-то мурлыкая себе под нос, он разговаривал с Динкой:

— Молодец, сучка! — хвалил он собаку. — А если твой хозяин и не объявится? Еще раз тебя продавать? Хе-хе! Не продешевлю. Ладно вот, Шурка ничего про деньги не знает…

Вася был на работе, когда за Динкой приехали на машине. Новый хозяин сердито выговаривал:

— Было бы честней в общество охотников позвонить. С ног сбился, потом уж догадался к вам заглянуть! Я за Динкой!

Пришлось показывать изумленной хозяйке Васину расписку, где значилось, что пятьсот рублей им за Динку получены. Гнев и слезы душили Шурку. И за пятерку, бывало, мылила мужу шею, а тут утаил от нее целых пятьсот рублей!

Собака ластилась к приезжему, а когда хозяйка прикрикнула на нее, забралась в конуру. Она пыталась выманить ее оттуда, но собака не слушалась.

Приезжий сходил к машине, что-то померил там и, вернувшись, чуть скрасил Шуркино горе, отсчитал три пятерки. Она благодарно кивнула, убрала пятерки в карман. Динку вместе с конурой погрузили в машину.

А Вася все не шел и не шел с работы, Шурка перегорела, несколько раз принималась плакать, успокаивалась и на любой шум, как тигрица, бросалась к двери. Она все продумала — как встретить ей мужа, что сказать ему. Никакое оправдание не поможет, ему, неверному, не может быть прощения. Шутка ли! Целых пятьсот рублей!

Все получилось не так, как наметила Шурка. Бледный Вася бурей ворвался в дом. Он о чем-то силился спросить супругу, но вместо слов изо рта вылетали пузыри и какие-то непонятные звуки. Не скоро она поняла — муж сегодня собирался выложить деньги. Поняла, что за три пятерки продала своих кровных пятьсот рублей.

После бурного объяснения она взяла себя в руки первая, вытирая слезы, успокоила Васю:

— Как это не найдем? Найдем! У меня на деньги нюх верный…