Ювелиръ. 1809 [Виктор Гросов] (fb2) читать постранично

Ювелиръ. 1809

Глава 1

Эрфурт, Тюрингия.

Двумя месяцами ранее, Октябрь 1808 г.

Октябрь 1808 года превратил захолустный тюрингский Эрфурт в переполненную коммуналку для коронованных особ. Город трещал по швам, не в силах переварить это величие. Сонные бюргерские улочки, привыкшие к скрипу телег с капустой, дрожали от грохота карет и копыт кирасирских лошадей. Бонапарт, находясь в зените могущества, созвал сюда всю Европу на свой бенефис. Воздух пропитался ароматом дорогих французских духов и едкой гарью бесконечных приветственных салютов.

Александр I, главный трофей этого политического цирка, ощущал себя редким зверем в золоченой клетке. Стоило ему сделать шаг, как за спиной вырастала «почетная стража» — пестрая толпа немецких королей и герцогов, готовых при виде Наполеона сложиться пополам, демонстрируя чудеса акробатического лакейства. Каждое их подобострастное движение и взгляд били по самолюбию русского царя. В ответ Александр лишь демонстрировал свою фирменную, мягкую улыбку. Византийская школа: улыбайся врагу, пока ищешь место для кинжала.

Вечерами пытка продолжалась в театре. Зал, метко прозванный Талейраном «партером королей», сверкал бриллиантами и орденами, пока на сцене выписанная из Парижа труппа «Комеди Франсэз» мучила классику. Давали «Эдипа». Сидя в императорской ложе, Александр изображал восторг, хотя картонный пафос Вольтера вызывал у него тоску. На фоне кровавой каши, заваривающейся в Испании, эти театральные страсти выглядели дешевым фарсом. Игнорируя сцену, царь демонстративно, нагло, флиртовал с мадемуазель Жорж. Вся Европа знала, чью постель греет эта красавица, и тем острее была игра. Бонапарт, перехватывая эти взгляды, снисходительно щурился.

Развязка наступила в кабинете Наполеона, во время церемонии обмена личными дарами. Лишних удалили, оставив только тех, кто умеет молчать. Бонапарт был щедр, как и подобает хозяину мира. Севрский фарфор, расписанный лучшими мастерами, и парадная шпага, эфес которой ломился от бриллиантов. Вещи безупречные, дорогие и… скучные до зубовного скрежета. Стандартный набор «люкс» для дикарей с востока. Демонстрация кошелька, а не вкуса.

Александр выдержал паузу. Адъютант водрузил на стол тяжелый ларец из черного эбенового дерева.

— Скромный сувенир от наших умельцев.

Наполеон приблизился, едва скрывая вежливую скуку. Очередная малахитовая глыба? Медведь с балалайкой из яшмы? Щелчок замка, крышка откинулась. Внутри, утопая в черном бархате, лежал шестигранник. Идеальная геометрия, полупрозрачное нечто, прошитое золотыми венами. Никаких видимых стыков, петель или замочных скважин. Монолит, хранящий в себе застывший медовый свет.

— Любопытно, — бросил корсиканец, наклоняясь ниже.

Тепло человеческого дыхания сработало как триггер. «Улей» отозвался. Золотистые прожилки налились внутренним светом, а пространство кабинета наполнил едва уловимый, отчетливый запах разогретого воска и летнего луга. Маска скуки на лице императора треснула.

— Позвольте.

Александр взял у адъютанта флейту. Три короткие, кристально чистые ноты. Акустический ключ вошел в невидимый замок.

Раздался мелодичный перезвон, похожий на вздох стекла. Шесть граней, казавшихся единым целым, плавно, без малейшего скрежета, разошлись лепестками, открывая сердцевину.

Император аж рот раскрыл. Забыв о протоколе, Бонапарт едва не уткнулся носом в механизм. Его разум лихорадочно искал разгадку. В центре композиции, на цветке с шестью лепестками, сидела пчела — его личный символ. Вырезанная из гелиолита, она горела изнутри мириадами искр, словно живая.

— Зажгите свечи, — голос Александра вернул к реальности.

Слуги метнулись к канделябрам. Стоило пламени озарить комнату, как цветок преобразился. Мирный, травянисто-зеленый оттенок исчез, уступив место густому, багрянцу. Кровавый подбой войны.

Наполеон выпрямился, глядя на подарок новым взглядом. Монолит, открывающийся только гармонией. Его символ, сидящий на цветке, меняющем окраску в зависимости от освещения — от мира к крови. Дьявольски изящно. И технология… Акустический резонанс вместо ключа. «Русская мозаика», подогнанная с изумительной точностью, создающая иллюзию цельного камня. И этот камень — александрит, — как он потом узнал, использован здесь как жесткое политическое заявление. В Париже так не умеют. Там шлифуют камни, а здесь вкладывают в металл философию. Коленкур не врал. Это был ответ на весь этот эрфуртский спектакль, на дрессированных королей, на интрижку с мадемуазель Жорж. Изящный щелчок по императорскому носу, от которого звенело в ушах.

Несколько дней спустя Эрфуртский дворец решил окончательно добить гостей роскошью. Давали большой бал. Огромный зал, похожий на внутренности драгоценной шкатулки, задыхался от жара тысяч восковых свечей. Под сводами гремела --">