Существо с тысячей форм (ЛП) [Отис Эделберт Клайн] (fb2) читать постранично

Отис Клайн Существо с тысячей форм

The Thing of a Thousand Shapes 1923

Глава 1

Дядя Джим умер.

Я едва мог в это поверить, но маленький жёлтый телеграфный бланк, только что вручённый мне посыльным из «Вестерн Юнион», не оставлял места для сомнений. Послание было коротким и убедительным:

«Немедленно приезжайте в Пеорию. Джеймс Брэддок скончался от сердечного приступа.

Корбин и партнеры, адвокаты.»

Здесь следует пояснить, что дядя Джим, брат моей матери, был моим единственным близким родственником. Потеряв обоих родителей при пожаре в театре «Ирокез», когда мне было двенадцать, я был бы вынужден отказаться от учёбы в средней школе и колледже, если бы не его великодушная поддержка. В его родном городе дядю считали человеком вполне обеспеченным, но недавно я узнал, что ему пришлось пойти на значительные жертвы, чтобы выделять полторы тысячи долларов в год на моё обучение в средней школе и бизнес‑колледже, и я был рад, что пришло время мне найти работу, и таким образом стать независимым от его щедрот.

Моя должность бухгалтера в комиссионной фирме на Саут-Уотер-стрит, хотя и не слишком высокооплачиваемая, всё же обеспечивала мне сносное существование, и я был доволен своей жизнью — до тех пор, пока не пришло сообщение о его смерти.

Я отнес телеграмму своему работодателю, получил недельный отпуск и вскоре уже был на пути к Центральному вокзалу.

Всю дорогу до Пеории я думал о дяде Джиме. Он был немолод — всего сорок пять лет, — и когда я видел его в последний раз, он выглядел на редкость крепким и бодрым. Поэтому внезапная утрата самого близкого и дорогого мне человека казалась почти невероятной. На сердце у меня лежал свинцовый груз, а ком в горле, казалось, готов был задушить меня.

Дядя Джим жил на ферме площадью в триста двадцать акров неподалеку от Пеории. Будучи холостяком, он нанимал экономку. За фермой присматривало семейство по фамилии Северс — муж, жена и двое сыновей, — жившее в арендованном доме примерно в тысяче футов позади жилища владельца, в непосредственной близости от амбара, силосных башен и прочих хозяйственных построек.

Как я уже говорил, соседи считали моего дядю человеком с достатком, но мне было известно, что ферма полностью заложена, так что доход с этих плодородных земель почти целиком уходил на покрытие накладных расходов и выплату процентов.

Если бы дядя был настоящим дельцом, он, без сомнения, мог бы разбогатеть. Но он был учёным и мечтателем, склонным пускать хозяйство на самотёк, пока сам посвящал время изысканиям и исследованиям. Главной страстью были психические феномены. Его жажда поиска новых фактов о человеческом разуме была неутолима. Занимаясь своим любимым делом, он посещал сеансы ведущих спиритуалистов мира как в нашей стране, так и за рубежом.

Он состоял в Лондонском Обществе Психических Исследований, равно как и в Американском, и регулярно переписывался с известными учёными, психологами и спиритуалистами. Как признанный авторитет в области психических феноменов, он время от времени публиковал статьи в ведущих научных изданиях и был автором дюжины широко известных книг на эту тему.

И вот, погружённый в скорбь, я, под мерный стук колёс, уносивших меня всё дальше, мысленно воскрешал одно за другим воспоминания о научных достижениях и учёной жизни дяди Джима; и мысль о том, что этот человек потерян для меня и для всего мира, была почти невыносима.

Я прибыл в Пеорию незадолго до полуночи и с радостью обнаружил, что Джо Северс, сын арендатора моего дяди, встречает меня на маленьком автомобильчике. После пятимильной поездки в кромешной тьме по ухабистой дороге мы добрались до фермы.

У дверей меня встретили экономка, миссис Роудс, и один из двух соседей, что по доброй воле вызвались «посидеть» с покойным. Глаза женщины были красны от слёз, и они вновь хлынули ручьём, когда она провела меня в комнату, где в сером гробу покоилось тело моего дяди.

В углу комнаты тускло горела керосиновая лампа. После того как молчаливый «сторож» поздоровался со мной — пожал руку и печально покачал головой, — я подошёл, чтобы взглянуть на останки самого дорогого мне человека на земле.

Когда я вгляделся в это благородное, доброе лицо, прежний ком в горле, ненадолго отступавший, вернулся вновь. Я ждал от себя слёз, разрывающих душу рыданий, но их не было. Я пребывал в каком-то оцепенении — словно оглушённый.

Внезапно, и, по-видимому, вопреки собственному разумению, я услышал, как говорю вслух:

— Он не умер — он просто спит.

Когда «сторожа» уставились на меня в изумлении, я повторил:

— Дядя Джим не умер! Он просто спит.

Миссис Роудс с состраданием посмотрела на меня и многозначительным взглядом, брошенным в сторону «сторожей», сказала так же ясно, как если бы --">