КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

В жизни не каждого теннисиста [Артём Романович Наумчик] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Артём Наумчик В жизни не каждого теннисиста

Раздел первый

Глава первая. Лаун-теннис


Стояла середина лета 1873 года.


По инициативе и настойчивому желанию Уолтера Клоптона Уингфилда была запланирована вечеринка в честь его сорокалетия. Праздник, как планировалось, должен был пройти в его особняке в Уэльсе в Великобритании, так как ему очень хотелось ощутить красоты этой страны.

Сам он простой военный, воевавший всего три раза за всю жизнь. Клоптон в возрасте 23 лет пошел служить в Индийскую армию, сосланный туда неслучайно. Его военные тактики, а особенно его замыслы и планы, в которых надо было соблюдать каждый пункт, удивляли всю команду. Генерал однажды сказал, что Уолтер — прирожденный планировщик и изобретатель.

В 25 лет он познакомился с девушкой — Элис Лидией Кливленд, которая к скорому времени стала его изумительной женой, подходящей к нему самому.

В 27 лет он отправился на войну по распоряжению генерала. И Клоптону пришлось участвовать в 1860 году за взятие Пекина. После этой войны он получил множество ранений и был отправлен в 1861 в Уэльс. На полученные деньги он начинает не саморучное строительство своего особняка в этой же стране и уезжает в Лондон на срок, по истечению которого особняк должен был быть построен.

После увольнения из гвардейского полка он поступил на службу в добровольческие части континентальной армии — в подразделение Монтгомериширских йоменов. Благодаря его изощренным и тактическим талантам на поле боя он получает звание майора. И весной 1873 года уходит с военной деятельности, вскоре возвращаясь обратно в Уэльс к своему уже построенному особняку.

Миновали военные годы в жизни Клоптона, и он решил отметить не только свой юбилей, но и окончание военной деятельности в новопостроенном собственном особняке в Уэльсе. Он собрал своих почетных друзей-военных, с которыми служил на флоте или просто был знаком, а также все аристократы и чиновники, знающие его лично.

Майор Уолтер Уингфилд общался со всеми с уважением, вслушиваясь в каждое слово и всегда смотрел собеседнику в глаза, подчеркивая характер и полное понимание о теме разговора. Он расхваливал всех своими комплиментами, казался королем во всей компании. Так и было. Уолтер, устраивая вечеринку в своем же особняке, был в тот вечер королем.

Встречал он гостей на крыльце особняка. Уингфилд стоял стройно и прямо. Обе его руки были за спиной, поддерживая стоячую осанку. Сам он был похож на дворецкого из-за чисто-выглаженной белой рубашки, а то, что он был военным — даже не скажешь.

Всего собралось около сорока гостей. Все ходили и рассматривали достопримечательности, собранные самим майором. Аж разбегались глаза, а также и мысли, от малейшего представления о цене некоторых артефактов.

Самое интересное было за столом. Когда было приготовлено более тридцати экзотических блюд. И несомненно, в момент поедания пищи, Уолтер рассказывал о своей жизни, как он преуспел и сделал множество вещей и поступков за свои сорок лет. Майор мог похвастаться не только подвигами на службе, но и его бывшими почетными званиями и работой.

Прошло полчаса как все сидели за столом и лакомились приготовленной пищей. Уингфилд начал стучать ложкой по хрустальной чашке, чтобы все немного притихли.

Гости, притаив дыхание, начали смотреть на Уолтера, очарованно, в ожидании какой-то истории.

— Сегодня занимательное событие и не только из-за моего сорокалетия. Именно в этот день я продемонстрирую вам свою разработку! — заинтриговал всех Уолтер, тесно намекая на какое-то новое изобретение.

Помимо военного чина, Уолтер был изобретателем. Ему всегда хотелось изобрести что-то свое, чтобы все знали о его открытии.

— Пройдемте на улицу! — кричал Клоптон гостям и вел их на задний двор своего особняка, на котором была уже заготовлена какая-то площадка.

— Что сейчас будет? Что он придумал? — перешептывались значимые люди, идя за Уолтером.

Люди столпились вокруг отмеченной зоны, напоминающей прямоугольник. А посередине была протянута низкая сетка, разделяя прямоугольник на две равные части. Также перед данной зоной стоял сундук. Клоптон подошел к сундуку и открыл его, показывая его внутренности.

— Ракетки и мячи? — удивленно ахнула толпа, пытаясь угадать, что сейчас будет.

— Это какая-то игра? — спросил кто-то из толпы.

— Совершенно верно, — ответил Уолтер. — Я готов продемонстрировать вам свою спортивную игру! Прошу!

Клоптон сам взял одну ракетку и стал на одну сторону поля. Ракетка состояла из двух частей: ручки и овальной головки, в которой было сделано отвертие, а в самом отверстии были натянуты струны из природного материала так, что через обод ракетки невозможно было пройти мячу. Сами ракетки были сделаны из дерева, что не сказать о мячах, ведь их сделали из наполнителя и нитей, которые позволяли мячу оставаться в форме шара.

— Извольте попробовать! — кричал чиновник Джон Уокер — друг Клоптона.

— Проходи, Джон, — сказал Клоптон и выдал ему ракетку с мячом.

Они стали друг напротив друга. Расстояние было приличное. А Джон стоял в растерянности, пытаясь вообразить, что ему вообще надо делать.

— Иди ко мне, — крикнул Клоптон Джону и подозвал его к сетке, которая была слегка натянута и сделана из обычных нитей. — Правила просты! Тебе надо играть с мячом, перебрасывая его через сетку, используя ракетку. Мяч можно только один раз отскачить от корта.

— Корта? — переспросил Джон.

— Да, корт — это название этой площадки. Ты понял правила?

— Вроде, давай сыграем! — воскликнул Джон.

Клоптон ударил ракеткой по мячу так, что тот полетел прямо в сторону Джека, отскакивая от корта на стороне самого Джека.

Испугавшись, чиновник резко схватил ракетку, держа ее как можно крепче, и ударил по мячу в надежде попадания.

— У Вас хорошо получается! — крикнул, улыбаясь Клоптон и сделал еще один свой удар.

Они оба сделали несколько своих ударов и повеселились вдоволь. Это был первый розыгрыш в этой игре. Вскоре все гости попробовали сыграть в эту игру. Все удивленно рассматривали рукодельные инструменты игры и пытались разобраться в правилах. Всего было сыграно более тридцати розыгрышей, учитывая, что гостей на вечеринке было предостаточно.

— Игра очень интересная! — говорили чиновники. — А как она называется?

Клоптон задумчиво почесал голову и выдал уже давно задуманное название:

— Лаун-теннис!

Раздел второй


110 лет спустя. 1983 год.


Список детей, проживающих в детском доме № 4, регулярно, в особенности по будням, пополняется новыми сиротами, оставшимися без родителей, в основном по причине ребенка. Количество детей возрастало, но не становилось меньше. Крайне редко было, когда какой-то взрослый захочет взять дитя под опеку; а чтобы забирать сразу два и более детей — вообще не было за все существование детского дома.

Интернат располагался на Сферистик стрит 25, в одном из старых городов Великобритании — в Йорке, где по необычайному везению был выделен государством кусок территории. Планировалось построить на этой территории дополнительный корпус, чтобы увеличить количество спален для детей. Но в итоге планирования директор интерната решил расположиться куском земли иначе. Антонио Ховард с детства, еще не получив должности директора, увлекался большим теннисом. Играл не для побед, а ради себя. Никогда не прогуливая, он помнил эти эмоции и поэтому решил соорудить на этой выданной территории один теннисный корт.

Все были возмущены его поступком. Ведь думали, что он примет решение о расширении интерната, но ошиблись.

Построив теннисный корт в детском доме, его ждала премия за то, что он якобы включил спортивные занятия в жизнь детей.

Площадка была окончательно достроена ближе к лету восемьдесят третьего.

Маленькие игривые дети, еще не осознавая, что будет происходить с ними в будущем на этом корте, таинственно наблюдали за этапами построения теннисного корта.

Директор выбрал Дебору Тейлор в качестве роли нашего тренера. Кто они друг для друга: было неизвестно. Но уже с первого же дня она проявила себя как чертежно-безобразную нагнетающую м******ь, которой нельзя было сказать ни одного слова в лицо. Когда дети пытались с ней поговорить, они не могли выдержать и слова. Дебора ходила всегда в спортивном костюме. Она была гадкого характера, разыскивая причину, дабы зацепиться и унизить кого-либо. Денег у нее всегда не хватало, хоть и по одежде не скажешь. Вечно просила у Антонио Ховарда дополнительную сумму, утверждая, что такого тренера, как она, не найти больше нигде. Очень умела приставать, если не добьется своего. А тренировки детям она проводила почти каждый день. Если были слышны визги и некие стоны похоти, то это шла Дебора, как думала она: с подобающим видом только себя родную. Казалось, что она думает только о двух вещах на этой планете: о деньгах и лидерстве. Но лицом она была на Золушкой. Одни прыщи и неуместные родинки, которые она пыталась закрасить тонной косметики, думая, что много макияжа ей идет.

Сироты, обитающие в интернате, сразу поняли, кого остерегаться. Дебору так точно, но вот директор, то ли восхищается Деборой, то ли, наоборот, к ней равнодушен. В свою очередь, Дебора Тейлор постоянно лезла к директору, хоть у самой есть муж и дети.

Но я всего этого в свои годы не понимал. Мне было только десять лет отроду, но мне казалось, что пропитался я жестокостью интерната на много сотен дней вперед.

Не прошло и трех лет моего проживания с родителями, как я уже оказался под опекой иных людей…

Когда построили теннисную площадку, все думали, что сразу будут играть и резвиться, играя в теннис. Но Дебора не торопила события и заставила директора вначале провести ознакомление с данной и игрой, а также ввести перечень запретов, прочитав которые становилось не по себе.

— Я не знаю, Дебора Тейлор, — начал сомневаться директор, — прочитав ваши указы, и, зная ваши полномочия, мне становится неспокойно за детей.

— А что тут критичного? Если вы хотите премию, то дети должны хорошо работать на корте, ведь я — прирожденный тренер, — воспалялась Дебора, напоминая про получку Антонио.

— Так уж быть… Подпишу договор…

— Еще я хочу, чтобы мы провели разговор с детьми, как знакомство в армии, дабы они знали своего тренера, — настаивала сумасшедшая тетка.

— Мы не будем превращать интернат в зону строго режима, — доходчиво сказал Антонио.

— Ну вы и заурядный человек. Вы же директор! Вы должны обеспечить хорошие условия своим подопечным.

— Так. Я понимаю, что вы лучший квалифицированный специалист по данному вопросу, но превращать детей в принужденных заключенных я не буду. Или как вы это представляете?

— Что вы, директор, — похотливо хохотала Дебора, — я просто хочу познакомиться с ребятами поближе.

— Познакомитесь на первом занятии, — сказал Антонио и прошел мимо Деборы.

— Что ж отлично, — выплеснула все свое негодование обычным криком Дебора.

Такое чувство, что ей не нужно было в ту минуту ничего, кроме преподнесения страха в наши детские лица.

Спустя несколько долгожданных недель на доске объявлений, размещенной у злой вахтерши Кэролайн Шор, появилась бумажка с побуждающей фразой, которую придумал и напечатал на печатной машинке Антонио.

"Дорогие дети! Наш теннисный корт готов к тренировкам, поэтому в ближайшие дни вас всех будут осматривать врачи, дабы выяснить, можно ли вам тренироваться или нет. Я гарантирую, что вы сможете развиться в этом виде спорта и, возможно, кому теннис понравится, будет претендовать на высшую ступень!", — написал директор.

Антонио Ховард являлся для меня странной персоной в тот момент. В детском сознании мне было неизвестно, с какой целью он это все делает. То ли для премии и полученных средств с соревнований, то ли для разделения удовольствия с Деборой. Хотя по поводу второго варианта было тоже довольно много нюансов. Эта странная парочка вела себя всегда по-разному. Мне казалось странным их совместное прохождение по интернату, особенно в первых днях появления Деборы. У меня были детские мысли, что были наполнены обычными детскими игрушками. А совет или моральную помощью мне не могли выделить из-за обычного отсутствия не только родственников, но и добрых и зрелых людей.

Моим любимым увлечением, до появления корта, была обычная прогулка на улице. С первых дней пребывания в этом месте мне становилось некомфортно. Но двое проявили интерес и что-то увидели во мне. Шарлотта Колипс и Дэвид Блейк с первых дней моего пребывания стали для меня первыми друзьями в моей еще не долгой жизни. Попав сюда, мне было одиноко. Хоть мне всего-то было два года, но от мысли, что я больше не увижу своих родителей, мне становилось больно. Я привык к людям, что на протяжении хоть и двух лет растили меня. Причину таких изменений от меня скрывали. Ее так утаивали, что только один из сотрудников интерната знал причину. Мне обещали ее не разглашать, но пока что в таком возрасте мне эта информация была не нужна. Я продолжал заниматься своими интересами, иногда отвлекаясь из-за принуждений воспитателя или учителя.

Еще до начала тренировок ежедневно нас обучала очень милая учительница Джули Мартинес. Девушка лет тридцати, среднего роста, худощавая, с густыми длинными прямыми волосами русого цвета. Ее мелкие приветливые глаза с растерянным взглядом, часто поднимали настроение детям-сиротам. Широкое круглое лицо Джули украшали румяные щечки и курносый нос, а также не менее красивые губы, благодаря которым виднелась всегда улыбка. Она обожала работу с нами. А мы не менее обожали ее ежедневные уроки, на которых она всегда придумывала что-то, чтобы нас порадовать. Вспоминается мне, как она принесла сушки и большую шоколадку. Все вначале не поняли, почему именно эти два угощения. Но потом Джули растопила шоколад в глубокой миске и надела каждому по несколько сушек на пальчики. Она нам разрешила макать сушки прямо в шоколад, а потом их съесть. Это было самое сладкое угощение за мои десять лет.

По приказам директора, мы все отправились в местную поликлинику вместе с Деборой. Уже на пороге в клинику Дебора начала язвить с первым попавшимся врачом:

— Вы понимаете, если вам надо осмотреть детей для спорта, то вам надо сводить их в спортивную поликлинику! — говорил врач Деборе.

— Я тренером отработала больше, чем себя помню! Мне надо проверить этих детей, чтобы вам не стоило!

— Проходите, — поперхнулся врач.

— То-то же, — с ухмылкой улыбнулась Дебора и пошла своей королевской походкой, поворачивая свой таз в разные стороны.

Сидя и дожидаясь очереди, вечно бухтел и жаловался только один человек…

— Почему так долго! Почему нельзя пропустить несчастных сирот! — кричала Дебора на весь зал больных, имеющих, в отличие от нас родителей, пользуясь тем, что мы сироты, не имеющие ничего в этой жизни… Она кричала, чтобы быстрее уйти домой и не оставаться с нами.

Профосмотр не прошли только двое детей. Один из них был наследственным сердечником, а другая со статусом ДЦП. Нас проверяли, делали снимки, мерили, а также провели незапланированную беседу, рассказывая не о спорте, а о нашем пребывании в интернате. Спрашивал о нашем самочувствии, о учителях и воспитателях лично. Данный опрос показал мне, что я не безразличен коему количеству людей. Всем выдали справки и уже после окончания профосмотра все поехали обратно в интернат. Мне никогда не забудется эта почти свободная прогулка по городу, ведь в тот момент я ощутил мелкую свободу, идя за пределами моих воображаемых мыслей. В городе мне посчастливилось побывать только один раз. Но эти эмоции были незабываемыми. Я сидел около окна, разглядывая каждый домик, здание, а сам радовался. Также было удивительно узнать, что неподалеку от нашего интерната, в расстоянии двух километров, располагалась компактная церквушка. Проезжая мимо которой, ясный свет солнца светил на купола христианской церкви.

Приехав обратно в смутное на тот момент место, что заменяло мне дом, нас рассадили по комнатам и вызывали поочередно. Мы сидели вместе с Дэвидом, дожидаясь какой-то информации. Я понятия не имел, зачем каждого вызывали лично. Это все больше и больше накалило обстановку.

— Рональд Клоптон, — услышал я свое имя.

Дрожащими руками я все ближе и ближе подходил к двери, за которой мои всевозможные страхи были обдуманы… Почему именно этот момент стал для меня настолько страшным, что я, даже не выходя из комнаты упал в обморок.

— Ты как, мистер Клоптон? — с уважением спрашивал у меня директор.

— Все хорошо, а что произошло? — удивлялся я.

Директор Антонио тут же прибежал на крики моего друга Дэвида. Антонио вместе с Деборой отвезли меня в медпункт на первом этаже и постоянно смотрели, стоя надо мной.

— Спокойно, Рональд, ты упал в обморок, что произошло? — спокойно спрашивал директор.

— Если этот Дэвид или как его там, что-то сделал… Вдруг он пихнул его или ударил его специально? — немыслимо размышляла Дебора с желанием уже кого-то наказать.

— Мне просто стало плохо, — говорил я.

— Не надо защищать того, кто сделал тебе больно, — твердила Дебора.

— Я говорю честно, — сказал я и встал с кровати, убегая в сторону своей комнаты.

— Тупые врачи! Не могут понять, что у этого проказника сердце слабое, что не может выдержать обычного стресса! Как же он будет в теннис играть? — добавляла разъяренная Дебора, тыкая директора в плечо.

— Успокойтесь! Мальчик просто испытал стресс. Мне кажется, что очень зря я принял вас на эту вакансию. Вас уже дети бояться, когда вы их зовете, — размышлял Антонио.

— Вы, должно быть забыли, запамятовали, директор, что же я могу сделать для вас взамен на эту вакансию, — сказала Дебора и провела своими давно не стриженных ногтями по груди директора, ведя пальцы чуть ли не до самого торса.

— Я очень надеюсь на ваше удовлетворительное содействие, в особенности с детьми, — вздохнул директор.

Мне хотелось бежать со всех ног в тот момент, когда мое детское чувство среагировало, поддаваясь только эмоциям. Мне было страшно осознавать то, что они могли сделать с моим лучшим другом Дэвидом. Благо он оставался в нашей общей комнате, дожидаясь меня. Он тоже был напуган. Признавшись, он рассказал, как я его таким образом подставил, ведь все подумали на него. Но вот странно то, что Дэвид является моим лучшим другом и он в итоге мне ничего не рассказал, что именно с ним сделали. Когда я вошел, он сидел, сжавшись в углу под одеялом своей кровати и дрожал.

В тот вечер мы, не выходя из комнаты, просидели без дела, смотря, в прямом смысле, просто в белую стенку, что уже давно пора бы оштукатурить.

Глава вторая. Меркантильная власть


Утром первого июня всех созвали на первую ознакомительную тренировку. Выходя из здания, все сироты начали ломиться и толкаться, из-за чего образовалась толпа. Вахтерша Кэролайн была в ярости из-за раздражающих ее детей, что толпились, выходя из спален интерната. По дороге к теннисному корту Дэвид постоянно интересовался у меня о теннисе, хоть я сам не имел никакого представления о этом виде спорта. Он прыгал от счастья, думая, что все будут играть в популярный вид спорта.

На открытии корта присутствовал мэр, директор и, конечно же, Дебора. Принудительно наш новый тренер выстроил нас в линию, чтобы показать масштабы количества обучающихся.

Мэр города, Мотис Кемерсон, был одет в деловой костюм. Хоть сам он низкого роста и полноват, его наградили редкими короткими курчавыми волосами темно-русого цвета. А его узкие, заурядно-приветливые глаза, желающие чего-то стоящего от данного открытия, с растерянным взглядом смотрели на нас — сирот. Узкое круглое лицо украшал его чуткий нос. И маленькие губы, нервно покусывая которые, виднелись издалека. Ведь власть в этом городе была беспорядочной, а мэр боялся губернатора — своего вечного начальства. Страх появлялся из-за вечного трепетного желания уволить Мотисса, а лишение поста власти для него могло обернуться полным провалом жизни. Именно мэр разрешил директору Антонио Ховарду сделать на деньги государства такую идею с теннисным кортом. Поэтому Мотис очень надеялся, что он не зря давал разрешение на данную деятельность. И, когда все дети, включая меня, строились в линию на корте, Мотис Кемерсон подошел к Деборе, чтобы узнать с каким намерением она будет тренировать нас.

— Очень надеюсь, что вы отнесетесь к своему делу ответственно, — сказал Мотис.

— Уж, не поверите, насколько… — усмехнулась Дебора.

Мэр захохотал вместе с ней, смотря в ее жестокие глаза.

— У меня свой вид обучения, — дополнила Дебора и подмигнула Мотису.

Мэр понял настойчивость и настрой Деборы и ни капли не переживал по поводу выделенных на это предприятие денег. Возможно, даже его самого наградят какой-то дополнительной получкой к зарплате.

Нам строго приказали стоять ровно. Было очень интересно познать все границы корта и вообще, что он представляет. Это небольшая территория, у которой покрытие является не одним слоем разной специальной глины. Каждый основной материал, сделан для лучшей игры. Правильным названием для верхнего слоя подразумевался грунт, вид которого выглядел как обычный бледно-красный песок.

Самое интересное было то, что Дебора проходила мимо каждого, раздавая одинаковую, по дизайну для всех, одежду, а также и самые легкие деревянные теннисных ракетки. Ракетка имела вид овала, где с нижней вершины удлинялось место для ручки, сделанной для размещения двух сжатых ладоней. Деревянная ручка была замотала дешевой резиной, чтобы ладони не скользили. Весь обод каретки был отшлифован. А все пространство овала, предназначенного для ударов мяча, заполняла прочная, уже улучшенная с прошлых времен, струна. Она предназначалась для амортизирования силы мяча от соперника обратно к сопернику. Затем нам дали не лучшую, но обувь, выделенную исключительно для тренировок. Некоторые аж вопили от счастья. На лицах проживающих тут детей, благодаря обычным подаркам, были видны только счастье и восторг. Средний возраст сирот в интернате не превышает одиннадцати, поэтому все были удивлены.

Директор Антонио Ховард, смотря на наши искренние улыбки, давал сам интервью, чуть ли не захлебываясь от энтузиазма и понимания того, что все проходит лучше, чем он ожидал.

— Вы являетесь первым человеком, что снабдил маленьких сирот интерната спортом! — поистине радостно говорил мэр, говоря в видеокамеру. — Скажите, Антонио, как вам пришла такая идея? Почему такой спорт как большой теннис стал вашей основной целью?

— В детские годы я сам увлекался теннисом, но этот спорт довольно эволюционировал, конечно, в лучшую сторону. Я заметил, что услуга "забрать себе ребенка из интерната" сейчас не пользуется спросом, особенно в нашем городе. Таким образом, мне кажется, что будет очень интересно научить детей играть в теннис. Кто знает, может прямо сейчас кто-то из тех ребят является будущим победителем Уимблдона, — с надеждой усмехнулся Антонио, поглядывая в ту минуту на меня.

Мы с Дэвидом стояли рядом с друг другом. Плечи наши слегка касались, удерживая линию. Всего нас было 24 человека и принудительно каждый из нас хотел показать себя, что он может усердно стоять смирно. Затем на корт вышла уже всеми известная Дебора, но по своей прихоти она решила представиться:

— Доброе утро, дети! Меня зовут Дебора Тейлор, — хладнокровно, но с целью искренности говорила она. — С этого дня я буду вести у вас тренировки.

Это было ознакомительное занятие. Самое противное было в этом предприятии то, что нас заставили стоять около сорока минут. Все стремились уже попробовать поиграть в теннис, но Дебора заявила, что этот сбор является ознакомительным. Она сразу же начала объяснять правила удара справа и удара слева. Ракетки были по началу не столь удобные, как предполагалось изначально. Дебора рассказала, как делать только два удара, которые после продемонстрировала сама, с каким-то желтым мячом. Это был специальный теннисный мяч с размерами, как кулак Деборы. Она ударила, что слева, что справа по мячу и тот улетел на другую часть площадки за сетку, что делила весь корт на две части.

Это была какая-то показуха перед мэром. Все взрослые так благородно относились к нам, что аж глаз резало. Все в этом мире делается за счет денег.

В итоге нам показали, как правильно надо держать ракетку, делать имитацию и завязывать спортивные кроссовки на бантик, так как не все дети знали, как это делать. У директора после случившегося не слезала улыбка, а Дебора постоянно бегала за ним. Как только все мы разбежались по своим комнатам, мы пробовали нашу новую одежду, ведь в последний раз нам давали какое-нибудь одеяние только в семьдесят восьмом году, когда проходил участковый, с заявлением о немедленном проведении санитарных правил для интерната. Походу, из-за появления спорта в жизнях детей, санитарные услуги, надеюсь, будут чаще нас навещать.

Мы переоделись в спортивную форму вместе с Дэвидом. Ему форма шла. А вот мне немного жали кроссовки. Я пожаловался на это Дэвиду, но он сказал, что обувь должна вскоре растянуться, после чего она станет более удобной. Что по поводу ракетки, как я говорил: поначалу она казалось тяжелой, но в игре, думаю, будет проще.

Из-за мероприятия нам перенесли завтрак. Поэтому через несколько минут, после вопящих радостных эмоций, раздался крик от Деборы, означающий, что завтрак подан. Вы не подумайте, что мы ходили с подносами, выбирая, что нам хочется. Нет! Не было такой роскоши. Хотя, сидя в интернате в свои десять лет, мне даже не было известно о подобных заведениях, где можно было что-то выбрать.

Еда была уже подана незадолго до нашего появления в столовой. Самым частым набором еды на завтрак в интернате была овсяная каша с белым батоном и яблочным компотом. Некоторых сирот помладше уже тошнило от подобного рациона. Детям не хочется есть такое, хоть и по правде говоря, это полезно. Возможно, но только в случаях, если еда хотя бы приготовлена до конца. Бывало и не раз, что всеми нелюбимую овсянку снимали с огня слишком рано, из-за чего она получилась жесткой и похожей на клей. Ее есть в подобных случаях было просто невозможно, но нас заставляли, ибо нас ждало наказание.

После завтрака нас ждало четырехчасовое образование с единственным положительным человеком в этом заведении — Джули Мартинес. Именно она относилась ко всем с добротой и постоянно преподавала у нас. Помню, как она помогала мне учиться считать, когда мне было почти четыре года. Мы сидели за партами, как в то время в современных школах. Сидел я опять же с Дэвидом. Мы были не разлей вода и постоянно находили общий язык. К сведению, я знал каждого и по имени, и по фамилии из детей в интернате. Каждый отличался своей уникальностью, но вот меня знали как добродушного помощника, что сделает все на пользу. Я мог похвастаться своей быстрой памятью, а также бойкостью, нужной для тенниса.

После образовательного процесса всегда шел обед, состоящий из первого и второго блюда. Сегодня нам посчастливилось отведать гороховый суп. И кашу с завтрака вместе с котлетой. Многие отказывались это есть и после оставались голодными до ужина. По окончанию обеда всегда была приблизительно половина четвертого. После этого нас оставляли без присмотра. Нам не нужно было ничего делать. Нам выдавали разные игры, развлечения, а также разрешили выходить за пределы здания. Иногда мне очень не нравился этот промежуток времени, так как делать было особо нечего. Обычно я общался с Дэвидом и Шарлоттой. Прогуливаясь на территории интерната, мы разглядывали теннисный корт и увидели детали, которые ранее не заметили. В самой дальней части корта рядом с сеткой располагалась водяная колонка, от который виднелся шланг для полива корта. А также щетки, сделанные для уборки территории. Мы решили не терзать наши ожидания и пошли гулять в другое место, дожидаясь завтрашнего дня, ведь завтра должна была быть первая тренировка.

На ужин в восемь вечера нам приготовили достаточно вкусную стряпню. Говядина вместе с картошкой сочеталось очень приятно для вкусовых рецепторов. А из питья нам посчастливилось отведать вкусный чай с лимоном.

После ужина моим самым любимым увлечением было похождение в мини-библиотеку. Только я так называю три полки заполненных книгами. Мне почему-то казалось, что это можно назвать мини-библиотекой. И то, нам разрешали сидеть там только до девяти вечера, при условии, что книги из комнаты было запрещено выносить. Вот и я в одиночестве ежедневно, прочитывая каждую страницу писателя Терри Пратчетта, читал его книгу «Цвет волшебства». Мне очень нравились романы, а от фэнтэзи я просто зачитывался допоздна, после чего воспитатели искали меня по всему интернату, воображая себе, что я сбежал. После подобных вечеров я обычно был сильно наказан, начиная с лишения завтрака, заканчивая появлением синяков на моем теле. Через несколько болезненных для меня дней я осознал, что лучше не стоит задерживаться в мини-библиотеке. Обычно мне приходилось оставлять книгу и уходить, дожидаясь следующего дня. Честно говоря, такое однообразие очень приелось. Каждый день было одно и тоже. Мне хотелось думать, что после включения тренировок в мой распорядок дня, они смогут хоть как-то разукрасить мое понимание о смысле моей жизни. Но, пока я тут, мне не известно, зачем я вообще родился на свет.

Сколько еще это будет продолжаться, знал лишь Бог, но мне приходилось терпеть все это.

Глава третья. И тут явилась она


Утром следующего дня нас не будили, нежели как вчера перед церемонией открытия корта. Утро обернулось на удивление удачным. Чтобы я не говорил и не обсуждал с Дэвидом по поводу ситуации с теннисом, нас уже после обеда ждала первая тренировка. Ну почему именно утро оказалось таким удачным? После того, как я застелил постель и пошел умываться, мне, возможно, показалась, что по дороге в ванную комнату прямо перед вахтером стояла девочка лет девяти. Девочка стояла рядом с нашей воспитательницей. Походу они оформляли документы на заселение этой изумительно-красивой девочки в интернат. Она низкого роста, но на вид хрупкая. Выделяла ее стрижка каре с редкими прямыми волосами светло-русого цвета. Когда я смотрел на нее, идя в ванную комнату, мне удалось заметить ее маленькие бегающие глаза с умным взглядом. Широкое круглое лицо украшает красивый нос и маленькие губы. Из окна светило ярким солнцем и лучи райского огня падали на лицо этой девочки. Мне кажется, что в ту минуту я почувствовал первую в своей жизни симпатию. Я смотрел на нее, идя совершенно в другую сторону. Из-за того, что меня что-то очаровало в тот момент, спустя несколько секунд мне посчастливилось встретиться со стенкой, ударяясь легонько головой, разглядывая эту девчонку. Конечно, никто не подошел и не спросил у меня, в порядки ли я? Но в этом месте было наплевать.

День за днем в моей еще юной душе как будто были одни черные стены, наполненные неудовлетворенным туманом, где в пропасти медленно пропадали какие-либо цели и желания на будущую жизнь. Ведь мое пребывание тут можно описать тайной. Ну, а хочется мне как можно скорее собрать свои вещи и уехать отсюда, переступая порог интерната. О таком можно было только мечтать. Не скрою, что снится мне одно и тоже. Свобода, которою каждый из нас может получить только с восемнадцати лет. Или какие-то люди с сердцем, не думающие, как нажиться на своем, смогут забрать себе одно из нас. Увы, но происходит это очень редко. От мысли о свободе в каждом детском сердце, зная то, что ни один из нас не виноват в произошедшем, становится грустно. Ведь мы всего лишь дети, от которых отказались и кинули погибать, надеясь на лучшее. Да, мир жесток, но без жестоких людей не было бы добрых. Эта единственная фраза, которую я запомнил от своей кровной родни.

Обычно, я не сдерживаясь плачу, крепко держа дверь в одной кабинке туалета. Порой меня было сложно найти, но именно по утрам я был всегда в части туалета. Больно, конечно, больно ежедневно осознавать то, что я никому не нужен в этом мире. Именно поэтому каждый день являлся для меня настоящим заточением. И это утро было не исключением. Я вновь рыдал, освобождая себя несколькими десятками горьких слез.

— Приятно познакомиться, Сюзанна Мартис, — говорила Джули приветственный и добродушным голосом.

Джули, как учитель, по первому взгляду понимала ребенка. И не значительного от него всегда относилась ко всем одинаково. Джули любила детей и понимала всю боль, которую ощущаем мы.

Сюзанна Марис, так знали эту красивую девочку, которая снабдила мои мысли симпатией.

— Беги к другим деткам, — говорила Джули, показывая, где все мы играем и живем.

Но Сюзи побежала не в сторону жилых комнат. Она услышала мои рыдания и решила узнать, кто настолько разочарован. Туалет был общим, поэтому Сюзи смело вошла в место, которое для нее было неизвестно. Она шагала все ближе и ближе в сторону кабинки, где сидел я. Тут было немного теплее, из-за чего на плитке постоянно оседал конденсат. Ко всем санитарно-неблагоприятным условиям, тут еще не работал свет и приходилось ходить со светильниками. Сюзи шла до конца, подслушивая звуки из каждой туалетной кабинки. В тот момент в туалете была только она и я. Эта смелая девочка решила постучать в дверь, за которой я держался всеми руками. Мне не хотелось, чтобы меня кто-то видел таким. Но просто так сидеть тут было бессмысленно, раздумывая, кто же постучал в эту дверь. Вначале я подумал, что это пришел Дэвид, так как только он знал о моем постоянном напряжении по утрам…

— Иди отсюда, Дэвид, — крикнул я, вытирая слезы.

— Кем бы не был это Дэвид, это не он, — раздался какой-то милый и спокойный голосок, озадачивший меня. — Почему ты плачешь?

Мне был неизвестен этот голос, поэтому я решил отпустить дверь и выйти.

— А ты… — вышел я, — ты…

При первом же взгляде в моем сердце стало теплее. Пусть, я сразу не увидел изумительную красоту этой девочки, так как виной тому стала тьма. Сюзи подошла ко мне, когда я вышел из заплаканной кабинки, и крепко обняла. Своими маленькими ручками она вытерла мне мои слезы, успокаивая меня с каждой секундой все больше. Мне становилось лучше, забывая то состояние, из-за чего мы все тут. Мы вышли из ванной комнаты, держась за ручку. И тут я на сто процентов убедился в том, что это именно она. В свои хоть и юные годы я осознал о первой симпатии.

— Ты теперь одна из нас? — спросил я.

Ее ответ был положительным.

— Расскажешь, как сюда попала?

— Давай это лучше останется в секрете, — улыбнулась она.

Мне нравилось, как она говорит. Ее рассудительные мысли точно обгонят некоторых взрослых людей нашего времени, казалось мне.

— Давай я тебе все покажу…, — рассказывал обо всем я.

Мы прошли все два этажа. И настало время знакомиться с остальными детьми. Все были уже в столовой. Мы пришли последние и сели на свободные места, к сожалению, отдаленные от друг друга.

Это было настолько неорганизованно, что мне хотелось встать и начать кричать. Даже нормально представить нельзя новую девочку, которая сейчас, наверное, напугана среди других детей.

Все начали спрашивать у нее, как она тут оказалась. Некоторые начали высмеивать ее небрежный вид. А я просто так не мог сидеть, слушая все оскорбления. Мне хотелось в тот момент ее обезопасить. Собственно, поэтому я, еще ничего не успев съесть, резко встал из-под своего места и пошел в сторону стола, где неудачно села Сюзи. В это время к столу подходил тиран всей нашей группы. Тодд Хейнс был низкого роста, но крепкого телосложения. Все его сразу узнавали по густым коротким волнистыми волосам черного оттенка. Его многие боялись и обходили стороной. А большие злые глаза Тодда с яростным взглядом пугали даже персонал интерната. Его небрежное узкое овальное лицо с противным узким носом, и маленькими губами вообще не сочетались. Его потрепала судьба. Именно поэтому, как мне кажется, у него постоянно всплески ярости и жестокости.

Именно в этот момент, когда мне слышались оскорбления от друзей Тодда, шел как раз сам Тодд, уже выглядывая одну жертву. Видимо Сюзи села на его место, за которым он постоянно ест. Соответственно, ему это не понравилось. Тодд знал только один вариант решения любых споров. Он замахнулся на маленькую девочку со спины с желанием ударить ее в спину, дабы она вскочила с его места. Когда кулак Тодда направлялся в сторону Сюзи, я схватил его руку и оттолкнул его самого в сторону, тем самым, сбивая его с ног.

— Ты хочешь отгребать, Клоптон? — спрашивал удивленно-рассерженный Тодд.

В этот момент все дети обернулись в нашу сторону, в том числе и Сюзи. А Дебора вместе с Джули, услышав наши разборки, быстро направились к нам.

— Это новенькая! Она вообще не знает вас и не знает, что ей делать! У нее стресс! — кричал я. — Вспомните, какие вы были беспомощными, придя первый раз сюда.

Некоторые опустили свои головы, вспоминая этот ужасный день, и стыдясь от того, что сделали в адрес этой безобидной девочки.

— Каждый из нас проживал этот день, перешагивая порог этого чертового интерната, — говорил я, смотря всем в глаза.

Тодд резко встал, когда я отвернулся, и, с попыткой схватить, набросился на меня. Моя реакция спасла меня. Из-за моего чувства самосохранения, Тодд получил по щам еще раз.

В это момент в столовую зашли Дебора и Джули. И их взаимная реакция меня тут же не обрадовала:

— Что ты сделал, поганец? — начала кричать Дебора, взяв меня за шею и начиная оттягивать в разные стороны.

— Дебора Тейлор, может лучше не стоит так измываться над детьми, — говорила светлая Джули, — ваши действия явно ни к чему хорошему не приведут.

— У меня стаж работы больше, чем у некоторых, — язвила Дебора, намекая на Джули.

С такими последствиями прошел завтрак. В конечном итоге я был заперт в подвале, не съев ни одной ложки завтрака, но зато обезопасив Сюзи. В подвале было до мурашек страшно. Каждое поскрипывание старой и ржавой трубы пугало меня. Джули пыталась заступиться за меня, но ни к чему хорошему это не привело. Ее чуть ли не уволили из-за якобы невыполнения своих обязательств. Просидел я в мраке около шести часов. Дебора настояла на том, чтобы я сидел тут до обеда. Ведь ей кажется, что мое нахождение тут пойдет мне на пользу.

О мыслях, которые приходили мне на ум на протяжении этого времени, лучше не обобщать. Когда мне стало уже в привычку сидеть в темноте, я стал разглядывать очертания вещей, которые окружали меня. Мне удалось найти мел, что использует Джули для написания чего-либо на доске. Я аккуратно достал мел и пополз, как маленький ребенок к шкафу, стоящий около двери в подвал. Отодвинуть как можно тише захламленный шкаф, я начал писать дрожащими руками, еле разбирая то, что я пишу, ведь ничего не было видно.

"Меня зовут Рональд Клоптон и меня заперла Дебора Тейлор тут в темноте из-за того, что я заступился за Сюзанну", — написал я. По крайней мере мне хотелось так думать. Шкаф мне пришлось поставить в такое же положение как он стоял изначально.

Спустя шесть с половиной часов раздался щелчок, а затем и скрип открывающейся двери подвала. "Выходи", — достался голос из-под яркого света, исходящего из двери. Было не на шутку страшно, но выбора другого не было.

— Иди сюда, — схватила меня Дебора, — мы идем на первую тренировку.

Я щурился, чтобы хотя бы что-то увидеть. Дебора взяла меня также за шею и потянула в свою комнату переодеваться. Казалось, что она вот-вот вопьется своими шестидесятилетними старыми пальцами мне в шею. Дебора кинула меня в мою комнату, добавив свою фразу:

— Чтобы через десять минут был на корте.

В ту минуту мне нужно было переодеваться и как можно быстрее. Я надел свою форму и побежал со всех ног во двор. Еле рассматривая что-то на улице, я приблизился к корту.

— Рональд, сюда, — крикнул мне Дэвид.

Сориентировавшись, мне удалось не только встать в строй, но и увидеть какие-то объекты поблизости.

Это был жаркий день июня, с лучами солнца, наполненными пробивающимися, через ветер, облаками на синеватом небе, где летали лесные птицы райской природы. В начале каждого лета в районе меняли трубы, поэтому чаще всего именно в этом месяце был дефицит воды, а соответственно и еды.

Я увидел целый пакет теннисных мячей, но не таких, которые показывала Дебора. Пакет располагался на старой табуретке из подвала. Это подобие корзины показывала всю нищету нашего района.

Начав видеть более четче, я обратил внимание на присутствие Сюзи в нашем коллективе. Теперь наша группа пополнилась одной очаровательной девушкой по имени Сюзи. Она смотрела на меня в ту минуту своими маленькими глазками и ясно улыбалась…

— И так! Все берут по одному мячу из пакета и становятся в метре от друг друга, — сказала Дебора.

По началу все шло хорошо. Даже в кое-каких моментах была видна заинтересованность Деборы.

Сетка, которая делила всю площадку, была сегодня снята. Ее держали два деревянных столба, опираясь на которые, трос сетки держал ее очень крепко.

Каждый из нас взял по мячу и встал на произвольные точки, чтобы все помещались на корте. Мне посчастливилось стоять вместе с Сюзи. Дебора подходила к каждому, рассказывая и демонстрируя, как правильно держать хватку теннисной ракетки. Я обратил внимание, что ручка ракетки сделана в виде не равностороннего шестиугольника с одинаковыми противоположными сторонами.

Дебора подошла ко мне и взяла мою руку вместе с ракеткой. Как она сказала, ракетку надо держать как молоток, чтобы не было видно струн.

У Сюзи также все прекрасно получалось. Она продолжала мне улыбаться, словно хотела мне что-то сказать…

— А теперь попробуйте, держа правильно хватку, сделать двадцать ударов об пол, — заявила Дебора.

Вначале мне показалось это легким, но потом я понял всю сложность этого спорта. Хоть мне не приходилось держать теннисную ракетку никогда в своей жизни, но в тот момент у меня появились сложности делать такое упражнение. Это было у многих, в том числе и у Дэвида. Но спустя несколько отчаянных попыток мне удалось сделать двадцать ударов об пол, отбивая каждый удар струнами ракетки. Мячи были мягкими, поэтому некоторые просто тискали их незаметно от Деборы. Как она говорила, все эти упражнения тренируют нашу координацию, способность работы с мячом и саму кисть, которая от деревянной ракетки вскоре начинает уставать.

У Деборы Тейлор тоже быларакетка, но в разы больше, чем у нас. Она казалась такой огромной по сравнению с нашими.

— Попробуйте, если у вас получиться сделать десять ударов, отбивая мяч в высоту, не давая ему опуститься на землю.

Хоть количество ударов сократилось в два раза, сложность упражнения увеличилась в сотни раз. Было очень легко держать мяч на низком расстоянии, но Дебора говорила, что высота ее не устраивает и мяч должен лететь выше.

Под конец нам сказали побегать по периметру интерната, а также и посоревноваться друг против друга на скорость.

Кстати, во время игры в теннис, хотя еще не настолько профессиональной, все мои чувства, эмоции и воспоминания словно безошибочно улетали в место, где я их, к счастью, не застал. Мне нравилось это… Уходят плохие эмоции, а на замену им приходят только позитивные.

К концу занятия нерасторопно, делая мелкие шажки, подходил к корту директор Антонио. Он засматривался на то, как мы бегаем и делаем свои первые шаги в большом теннисе.

— Очень хорошо, Тейлор, — почетно говорил директор.

— Благодарю, Антонио, — подмигнула Дебора. — Пора бы нам уже…

— Да подождите вы с этим, заладили только на одном, — заволновался Антонио. — Позже все решим.

— Вы же знаете, а все жду и жду, — говорила Дебора, проводя указательный палец по костюму директора.

После повседневных тренировок нас отправляли освежиться: принять душ на первом этаже интерната, рядом с медицинским кабинетом. Но через пару недель усердных стараний в теннисе, нам запретили ежедневное хождение в душ из-за дефицита воды. Стоял разгар июня, а у нас не было воды не только, чтобы помыться, но и просто попить.

Прошли две недели тренировок и нас уже научили правильно держать хватку, правильно делать имитацию любого броска с головы, аккуратно набивать мяч ракеткой. Этому всему нас учила Дебора. Некоторые схватывали на лету, а некоторым нужно было время, дабы освоиться. Теннис — это индивидуальный вид спорта, где каждый мыслит и учиться по-разному.

Мы очень много бегали, соревнуясь также друг против друга. Много набивали ударов и просто кидали мячи. На протяжении этих двух недель пришло около двадцати репортеров, которые фотографировали и снимали сирот, смотря, как на животных за клеткой. А ведь подобие клетки было. Забор, который выходил на свободные виды города, являлся обычным скоплением неколючей толстой проволоки, скрепленной между друг другом. Было пока что неизвестно, зачем надо было делать прозрачный забор именно там, где мы занимаемся.

По истечении двух недель, Дебора заявила на очередной тренировке, что пора нам учиться делать удары. Дополню, что не все из нашей группы были созданы для тенниса, поэтому с каждой неделей количество детей, которые намерены играть, сокращалось. Неприспособленных просто отправляли с позором в комнату, где сидели уже несколько ребят, одна из них была со статусом ДЦП, а другой сердечник. Поэтому всегда, когда кто-то сдавался и уже не хотел пробовать играть, Дебора повторяла все одну и туже фразу: "Ну, если у тебя не получается, то иди к этим отбросам, которые ничего в своей жизни не добьются", — мерзко твердила она, намекая на этих двух выделившихся детей. Это было как минимум низко. Она говорила это таким мерзким голосом… Возможно, в ее пустую голову не доходила мысль, что эти дети не виноваты, что родились такими. Но Дебора так не считала.

Настал день, когда нам все же показали удары и справа, и слева. Именно в этот день произошло самое странное…

День обещал быть обычным. Ничего в первой половине дня не происходило. Наши уроки вместе с Джули начали сокращается из-за высоких температур в городе. Но тренировки, конечно же, не отменяли. Что касается Деборы, то кое-что произошло с ней.

Ничего не предвещало беды: Дебора поздоровалась со всеми детьми, хоть нас стало уже восемнадцать.

— При любом ударе, не подпускайте слишком близко к себе мяч! Вам надо делать удар впереди-сбоку от себя, — показывала и рассказывала Дебора, а мы за ней повторяли. — Подводите ракетку немного под мяч, делая имитацию снизу вверх, с последующим движением вперед и немного вверх. Свободная рука, во время контакта ракетки с мячом, вытянута вперед и слегка согнута. После удара ракетка продолжает движение вслед за мячом, а после идет на плечо. Если вы делаете удар справа, то рука вместе с ракеткой должна оказаться на левом плече. Если удар слева, то на правое плечо.

На этом занятии мы сотню раз повторяли и пытались сделать эти имитации, но разъяренная Дебора подходила к нам и унизительно утверждала о наших провальных попытках. К счастью, у меня у одного из первых получилась правильная имитация, но Тейлор просто промолчала, проходя мимо со своим почетным взглядом, дав мне понять, что я все сделал правильно.

Прошло еще немного времени, когда уже все попробовали сделать правильное подобие удара.

— Все мячи соберите в корзину и подходим ко мне, — крикнул наш ненормальный тренер. — Быстро, я сказала!

Мы бросились собирать красные шарики, не удерживая их в руке; мы клали их на ракетку и как можно быстрее бежали к высшей самодельной корзине.

Когда все мячи были собраны, Дебора заявила, что сейчас мы будем работать с ударами, имитацию которых тренировали ранее.

— Шесть человек становятся на этой стороне, — показывала Дебора, натягивая сетку, — все остальные на противоположную сторону.

Корт имел множество непонятный разделений. Это была прямоугольная площадка разделена сеткой на две равные части. Если рассматривать с самой главной стороны, где должен стоять игрок — с задней линии, то по бокам расположены два вытянутых прямоугольника, под названием "коридоры". Если приближаться к сетке, то мы дойдем до линии подачи, находящейся на расстоянии приблизительно двух десяток футов от сетки параллельной задней линии. Центральная линия подачи делит корт на две равные части по короткой стороне и проходит только между линиями подачи, выделяя два квадрата подачи. А также и пространство за кортом, предусмотренное для передвижения игрока. Это была замысловатая конструкция площадки. Не зря Дебора, перед тем как впустить нас на корт, выделила целую тренировку на объяснение всех правил, ударов и так далее.

Когда Тейлор повесила сетку, она подходила к каждому, показывая его задачу. Вскоре все стояли так, что все восемнадцать человек были задействованы. Шесть человек были на противоположной стороне корзины, выстроившись в три колонки по два человека, а все, в том числе и я, стояли в ряд на стороне с Деборой. Распределившись, мне предстояло стоять одному и без Дэвида, Шарлотты и Сюзи. Все они были по ту сторону корта. Но вот Тодд был именно рядом со мной. Посматривая на меня, он думал, как мне казалось, о возможном отмщении за драку.

— Я сейчас буду кидать мяч, а те, кто стоят рядом со мной, должны сделать удар и перебросить его через сетку. Если мяч перелетает через сетку, то делает удар уже другая группа, — объясняла Дебора. — Все понятно? Тогда начинаем!

Она взяла свою гениальную конструкцию, сделанную немыслимыми экспертами, а именно табуретку со своим большим целлофановым пакетом, наполненным мячами, и начала кидать в нашу сторону. Дебора бросала всем, на удивление, аккуратно.

В нашем строю было девять человек, а на противоположной стороне шесть. Как мне показалось, было слишком много человек для такой площадки, но Тейлор угораздило быть активными.

Первый человек, стоявший в строю, попал по струнам ракетки, делая правильное движение. Но мяч, к сожалению, не долетел до сетки. Там один за другим. У каждого была задача перебросить это мяч через сетку. Пять человек, стоящих передо мной, не смогли перебросить через сетку мяч. Но вот когда настала моя очередь, то я уверенно ударил по мячу, попадая центром ракетки. И мяч, словно по прямой траектории, полетел, перелетая сетку и попадая в площадку. Я сразу начал улыбаться, радуясь своим первым перелетевшим мячом через сетку. Мой мяч отбила Сюзи и также перебросила его через сетку.

— Молодец, Сюзи! Берите пример, — стервозно говорила Дебора. — Пока у всех не получится — никто на ужин не пойдет!

Моя улыбка сразу скрылась на моем бывши-радостном лице. Меня просто не поблагодарили, словно я чего-то не сделал… Не показывая никаких эмоций, мне пришлось встать в конец, в ожидании своей очереди.

Мне приходилось слышать любые имена, но только не свое, так на протяжении месяца… Но самое ужасное на этой тренировке было не это…

Когда уже у всех более-менее начало получаться, мы начали держать мяч, перебивая его два, три, а то и более раз. Хоть и мячи и летели то в коридор, то вообще за площадку, но все равно отыгрывали каждый из ударов. Не повезло Дэвиду. Наверняка он думал, что чем сильнее он ударит, тем точнее мяч полетит. К сожалению, эта мысль для него оказалась роковой. Мяч, перелетел на сторону, где он и стоял. Дэвид решает сделать удар, но не попадает по струнам, а по ободу ракетку. И тем самым мяч, отскакивая неправильно, летит за пределы корта, перелетая даже через забор интерната. В эту минуту замерли все. Только ожесточенная Дебора, загоревшись своим внутренним гневом, бросила все мячи, взяла ракетку и начала приближаться к Дэвиду. Она прошла мимо деревянного столба, державшего сетку, и взяла свою громадную ракетку. Дебора, как смерть, медленно подходила к моему лучшему другу. Подойдя прямо к Дэвиду, она замахнулась своей деревянной ракеткой и ударила его по спине, а после по рукам, что тот начал дрожать от страха, закрывая глаза от причиненной боли. Дэвид не прослезился, а просто упал на колени. Дебора отошла в сторону, закрыла корт и пошла за мячом, уходя в сторону главных ворот, которые никогда не открывают, чтобы мы не сбежали. Мы все подбежали к Дэвиду…

— Ты как, — спрашивали мы. — Что болит?

У него сразу появились синяки от суровых ударов Деборы.

— Надо отнести его в медпункт, — предложил я.

— Она закрыла нас на замок, — сказала Сюзи.

Об этом я не подумал и нам оставалось только ждать.

Все были испуганы. С чувством страха все желание играть в этот вид спорта испарилось. Все стояли рядом с Дэвидом, кроме Тодда. Он усмехался с этой ситуации, наговаривая, что следующим, кто будет так лежать, буду я. Мне было наплевать на его помыслы… Самое главное для меня было в ту минуту — это здоровье моего лучшего друга.

Все мы стояли рядом с Дэвидом, но по приходу Деборы все разбежались. Увидев это, Тейлор позвала всех к ней, чтобы кое-что сообщить…

— Если вы хоть кому-нибудь сболтнете об этом, то будете сидеть в подвале целую неделю без еды до самой вашей кончины.

Всех повергло в шок от ее указания, поэтому никто больше не смел ей противоречить с этого момента.

Придя в медпункт вместе с покалеченным Дэвидом, Дебора начала рассказывать об придуманном неудачном случае.

— Фельдшер! О мой Бог! Помогите, — разыгрывала очередную коварную сценку Дебора, — помогите бедняге!

Она сопровождала Дэвида до самой койки. В мыслях у Деборы были сомнения, по плану которому она не хотела бы идти дальше. Поэтому, проведя еще несколько минут в медпункте, мы устали стоять и ждать под палящим солнцем. Некоторые, после этого дня получили солнечный удар, и следующие несколько недель лежали в своих комнатах. Дэвида отправили в ближайшую больницу. А все остальные, которые не попали под солнечный удар, продолжили ежедневные тренировки.

Деборе были просто наплевать… Наплевать на нас. Ей надо было просто угодить мэру, а с директором церемониться ночью в его закрыто-уединенном от всех кабинете. Директор Антонио ни капли не изменился после произошедшего с Дэвидом. Возможно, он сам об этом всем не подозревал… Единственное, чем интересовался директор, так это приезд высших по его значимости людей. Надвигалась проверка мэра, дабы он спокойно спал в своей богатой кровати. Ведь он до конца не верил в этот проект с теннисным кортом, поэтому решил все ускорить…

Прошел месяц тренировок. По-прежнему в группе оставалось восемнадцать детей. В начале июля всех обрадовала новость о включении воды в нашем городе. Это не могло не радовать.

На втором съезде директора, тренера и мэра они обсудили нас. Мы изначально знали, когда приедет мэр в интернат, поэтому спланировали все, чтобы узнать множество скрытой информации.

Мэр приехал во вторую половину дня. Все те, кто более-менее освоил начальные познания в теннисе, были на корте и пытались играть между собой без Деборы. Все остальные должны были ждать на втором этаже так, чтобы их никто не слышал и, наоборот, чтобы они ничего не слышали. Но один отважный паренек с болезнью сердца, решился подслушать их разговор. Мы все продумали… Шон Холл, без возможности бегать, как все остальные дети, стоял и подслушивал все, о чем говорят взрослые. Шон аккуратно спустился на первый этаж и медленно подходил к двери, где все были в сборе. Что только не несли Дебора с Мотиссом, дабы заработать кучу денег. Никто из этих обоих мерзавцев не рассказал про Дэвида. Никто не говорил про отключение воды, что ее не хватало, даже чтобы попить. Эти две властные твари говорили только о том, какие же мы молодцы и уже осваиваем спорт… И это все слышал Шон, стоя под самой дверью.

— Раз уж образовательный процесс у вас хлещет как никогда, то я хочу посмотреть на обучающихся, — покорно говорил мэр.

— Что ж, пройдемте, — встал со стола Антонио и пошел к двери вместе с Деборой.

Тут резко открывается дверь и испуганный неожиданностью Шон отскакивает в сторону.

Дебора замечает подслушивателя. В ее голове сразу просыпается та самая ожесточенность, сдерживать которую она попросту не могла.

— Я сейчас подойду, — фальшиво улыбалась Дебора мэру.

Она взяла Шона за воротник и увела как можно дальше за стену, дабы мэр с директором ничего не видели и не слышали. Тейлор стала жестоко унижать Шона, угрожая, что она отправит его в лес, где его загрызут волки. Он был весь запуганным и трясся от безысходности.

— Чтобы молчал как труп, а ни то… — с намеком говорила Дебора…

— Хорошо, — сквозь слезы говорил Шон.

— Пошел быстро в спальню и позвал всех, кроме отброски, чтобы были около корта немедля.

К слову, Дебора называла Иссу Ловли — девочку со статусом ДЦП, отсталой. Как же Дебора издевалась над ней, когда та ходила по интернату. Тейлор всегда считала, что Исса не способна не только играть в теннис, но и мыслить вовсе. Именно поэтому Дебора отправила Шона сидеть с Иссой, в надежде на тот сюжет, что Исса просто не запомнит ничего из слов Шона. Хотя сам Шон был уже достаточно запуган Деборой, поэтому он не собирался ничего говорить.

Исса и Шон остались наедине, в то время как оставшиеся дети пошли по требованию Деборы к корту…

— Извините, — запыхавшись, говорила Тейлор.

— Ну что… Продемонстрируйте мне, как ваши обучающиеся делают хоть какие-нибудь продвижения, — настаивал мэр, уставившись на нас.

— Все быстро взяли ракетки с мячами! — крикнула Дебора.

— Ну что ты так с ними обращаешься, — вмешался директор…

— Нет, она делает все правильно, — перебил директора мэр. — Вы же не тренер.

Директору Антонио это не нравилось… То, как Дебора обращается с детьми, казалось ему неподобающе. Не вытерпев, он кинулся в сторону корта, покидая компанию деловых лиц.

Все действия директора Антонио казались мне непредсказуемыми. То ли он наигранно подошел к нам и начал подбадривать, то ли ради денег, то ли он один из немногих, кто относился к нам с добротой.

— Детишки! Вы не расстраивайтесь, если что-то не понравиться мэру. Вы все равно будете играть в теннис, — с душевной добротой говорил Антонио, не подозревая настоящих и ожесточенных наших тренировок.

Именно в этот момент я понял, что Дебора не рассказала Антонио о всем произошедшем… Самое противное было то, что директор отошел от мэра и Деборы, оставив их наедине. Когда Антонио поддерживал нас, чтобы мы не падали духом и не боялись, за его спиной Дебора и мэр Мотис обсуждали его и не только…

— Вы же понимаете, Тейлор, что из этой кучки малолеток ничего не будет…, — критиковал мэр. — Боюсь предположить, что никаких денег вы с них не заработаете.

— Вы не волнуйтесь, мэр Мотис, — заволновалась Дебора, — я приму меры, чтобы они быстрее все освоили.

— И как можно быстрее, — кивал мэр, — нам нужны деньги как можно быстрее.

— Понимаете, мэр Мотис, как мне говорил директор Антонио, он не сильно желает отправлять детей на соревнования, дабы заработать деньги. Деньги у него есть, а детей он начал обучать только для их пользы. Он душка, который не понимает, что надо вертеться в этом злосчастном мире.

— Передавайте ему, что государство и так идет в минус из-за его благотворительного интерната, поэтому никто больше не будет выдавать средства в эту организацию, — строго сказал мэр Деборе. — Единственный выход из ситуации — это соревнования, с которых все деньги пойдут в казну.

— Передам, — улыбнулась Дебора. — Дети отныне будут трудиться усерднее.

Дебора и Мотис пожали руки, улыбаясь и смотря друг другу в глаза. Это рукопожатие заметил Антонио и в ту же минуту что-то заподозрил, смотря на них слегка с закрытыми глазами с опущенными бровями. "О чем же они там говорят?", — было в мыслях у Антонио.

— И так, дети… Взяли ракетки и показали итоги нашего первого месяца обучений, — приказала Дебора.

Нам ничего не осталось, как выполнять эти приказы. Корт был один, было мало места для такой компании, поэтому поиграть в просторе нам не удавалось.

Мэр пристально смотрел и следил за каждым из нас. Он очень надеялся, что найдет какой-то лучик света, подходящий для его желанных заработков. К его несчастью, никто не показался ему более достойным.

— Я все увидел, — заявил сэр и молча помчался к своей скромной машине.

— Ну куда же вы?

— Я насмотрелся, — говорил Мотис в лицо Антонио, — я надеюсь, что следующая наша сходка порадует меня.

Мэр был разгневан. А Дебора медленно подошла к директору Антонио. Она аккуратно положила свою руку на его плечо, чтобы успокоить директора. Но Антонио резко убрал ее руку, обидчиво поворачиваясь в противоположную сторону от Деборы.

— Антонио! — крикнула ему вслед Дебора.

А тот повернулся и черство сказал ей:

— Для вас, Дебора Тейлор, я, Антонио Ховард.

Неисполненная слащавостью Дебора пошла в сторону интерната, заставив всех остальных детей находятся на корте. Она настолько была в бешенстве, от чего не могла сдерживать свою злость. Сколько всего произошло отрицательного для нее. Именно поэтому она решила выпустить свой гнев на мальчике, который подслушивал их разговоры с мэром и директором.

Добора Тейлор громко стуча по лестнице своими кроссовками, шла к безобидным Шону и Иссе.

В тот момент Бесс охватил разум Деборы, что та, ворвавшись в спальню, быстро подошла к Шону, взяла его голову и стукнула изо всех сил об пол. Это все видела Исса, но ничего не могла сказать из-за своего диагноза. Она с переполненным страхом спряталась в углу комнаты, отворачиваясь, когда Дебора избивала Шона со словами: "будешь знать, как подслушивать".

Самое ужасное было не это… Помимо нанесенных ударов, Шон испытывал моральные пытки. Когда он встал на ноги, Дебора кричала на него как резаная, унижала и угрожала ему.

Слабое сердце маленького мальчишки не выдержало… Последнее, что слышала напуганная Исса, это громкий звук, будто кто-то упал на пол без возможности встать.

Вернувшись, Дебора провела до конца тренировку, используя уже жестокие слова в адрес детей. В тот момент мне запомнился ее необычный и испуганный взгляд. Тейлор никогда не позволяла себе так выглядеть…

В ее мыслях что-то было и так и выплачивалось наружу.

— Сейчас поработаем с корзиной, — заявила она. — Я бросаю мяч, а вы отбиваете как на большинстве тренировках.

Ее робкий голос настораживал и пугал исключительно всех в нашей группе.

Как только Дебора взялась за мячи, ее руки начали дрожать без возможности удержать не только мяч, но то и ракетку. Не бросив ни одного меча, она психанула и резко бросила все… Тейлор была унижена директором, думали мы, поэтому не дали этому особого значения. Да даже что-нибудь сказать по этому случаю очень боялись…

— Тренировка закончена, все по спальням. И чтобы на улицу ни ногой.

Мы кинулись как можно быстрее к Шону. Ведь нам очень хотелось узнать, сработал наш план или нет. Шон все это время должен был подслушивать разговоры мэра, директор и Деборы. У нас было все спланировано, в надежде убрать Дебору…

Переодевшись и вернувшись по своим комнатам, мы заметили, что Шона нет ни в одной из спален.

Он словно растворился, оставляя только возможную надежду, что Исса Ловли, возможно, что-то скажет. Но на тот момент она была тоже запугана. Да и тем более она не могла внятно говорить и высказывать мысли. Именно поэтому теорий о пропаже Шона только становилось все меньше.

Наш придуманный план провалился, так еще и с последствиями. От безвыходности мы решили спросить саму Дебору об пропаже Шона. К сожалению, она вначале пожала плечами, сказав, что не знает ничего. А потом, опомнившись, что-то пробормотала себе под нос…

— Ах, Шон Холл! Так его забрала другая семья сегодня после обеда, — с улыбкой стресса сказала Дебора и ушла как можно быстрее.

Это было как минимум странно. Мы провели еще несколько часов просто сидя в своих комнатах, думая о Шоне. Где бы он ни был, мы ждали его с нетерпением, чтобы он рассказал все, что смог узнать о разговоре Деборы, мэра и Антонио. Странность была в том, что двое мальчишек сказали, что вещи Шона даже не забрали. Тут было что-то неладное…

Тренировки продолжались полным ходом, особенно по выходным, когда у нас не было школы, но был теннис. Этот спорт, существуя хоть только месяц, уже заполнил весь мой ежедневный распорядок ненасыщенного дня, прожитого словно за решеткой в интернате.

Так же я заметил скопление людей, которые не проходили мимо и смотрели, как мы играем.

— Вы не должны близко подходить к мячу! Мяч должен опуститься и был на уровне груди! — обучала нас Дебора. — Чтобы мяч не летел в сетку, вам надо вести ракетку снизу вверх, сгибая колени.

По началу нас обучали обычным ударам, не затрагивая более сложные движения. Но большинство детей группы застряли на простейших действиях.

Я, хоть и медленно, но двигался вперед. Раз за разом я значительно повысил свой опыт в теннисе, так как мне этого хотелось. Ежедневные тренировки вжились в повседневную роль моей жизни. Директор считал меня одним из самых лучших в группе. Но мне так не казалось. По правде говоря, просто превосходно играла Сюзи. Не знаю, но во времена тренировок она казалась мне всемогущей… Хоть она была неразговорчива, я частенько подходил к ней, чтобы просто провести с ней время.

— Сгибаем ноги и никогда не останавливаемся. Вы всегда должны быть в работе!

Ох уж эти повседневные пугающие крики Деборы Тейлор. Она не имела никакой положительной черты своего настырно характера. Она знала, что ее до смерти боятся дети, ей это так нравилось: видеть страх беспомощных детях.

Нашего тренера не стыдно бояться, в особенности тогда, когда у нас что-то не получалось, она несильно била нас по рукам ракеткой, чтобы не оставались синяки.

— Если ты ничего не хочешь делать, то уходи отсюда! — постоянно кричала Дебора на отстающих в спорте детей.

Радовало то, что время от времени около корта собиралась толпа и Дебора боялась повышать на нас тон или избивать на людях, так как среди толпы могли быть и правоохранительные органы. Даже не представляю, откуда в малонаселенном районе столько людей скапливаются около интерната, чтобы посмотреть, как играют маленькие сироты. Возможно, это проделки мэра, дабы привлечь внимание окружающих. Но вот зачем?..

Толпа возрастала, расходясь по периметру забора, чтобы всем все хорошо было видно. Шел уже второй месяц тренировок под солнцем и месяц как несколько помещиков пристально смотрели за нашей игрой. Но в середине августа произошел очень интересный случай… Не знаю, какой частью мозга нужно было думать, но некий чиновник Франсуа Ротшильд, выкрикнул пару слов, от которых у Деборы глаза превратились в фунтовые монеты.

— Я хочу поставить ставку! — крикнул чиновник, тем самым вызвав ажиотаж в лицах смотрящих. Все сразу начали толпиться, так как Франсуа пытался пробиться через толпу, чтобы подойти ближе к корту.

— Я хочу поставить ставку! — повторял он же, а Дебора с обновленными намерениями шла к нему.

— Я даже не знаю, можно ли вам предоставить такую услугу, — насмешливо говорила Дебора, посматривая на опустошенное крыльцо интерната. — Сомневаюсь, что вас поразит игра этих бездарей. Они от слова совсем ничего не могут, даже перебить пару ударов через сетку; два месяца тренируются!

— Ставлю пять фунтов! — восторженно улыбаясь, говорил чиновник и протягивал деньги через сплетенную железную сетку прямо в руки Деборе.

Дебора безотказно взяла деньги у чиновника. На вид он был лет пятидесяти, не молод, но по лицу так не скажешь. Его пара роскошных туфель подчеркивала черный пиджак и брюки, подходящие для людей низкого роста с полноватым телосложением. По лицу: угрюмый, с густой черной волосяной, доходящей прям до ушей. А глаза, как глаза, ничем не привлекательные, дикие с пристальным взглядом. Широкое овальное лицо не подчеркивало крупный нос, черные ресницы, плавающие морщины и большой рот. В его внутреннем кармане лежал кошелек, в котором была уйма фунтов, предназначенной не для благотворительной раздачи. Вскоре выяснилось, что данная персона — чиновник, занимающийся незаконной торговлей по всей Великобритании. Но его секрет никто не знал.

— Пусть та девочка сыграет вон с той, — показывал пальцем Франсуа.

Все мы ничего не понимали. Даже не зная слова "ставка", мы уже начали остерегаться действий Деборы. Хоть и выглядела она весьма задобренной, кладя пятифунтовую монету себе в карман, мы все равно знали ее уловки.

— Сюзи и Мира, встаньте на корт на противоположных сторонах, — говорила Дебора и подходила к Франсуа. — На кого ставите?

Чиновник расспросил как кого зовут и еще несколько минут думал, на кого из этих двух молодых девушек ему поставить свою нескончаемую дань.

— Ставлю, что выиграет Сюзанна! — воскликнул Франсуа. — Пусть они поиграют до десяти выигрышных очков.

Дебора знала, что Сюзи играет лучше, чем Мира, поэтому немного волновалась, но все равно согласилась на пари. Как раз это вызвало еще большее внимание к нашему интернату.

— Пусть начнется игра! — хохотал чиновник. — Если Сюзи выигрывает, то вы обязаны дать мне десять фунтов, если наоборот, то вы забираете все.

Франсуа, скорее, смотрел не на навыки игры, а на возраст и худощавость игрока. Этот, заинтересованный в теннисе, сударь, стоял, опираясь на свою выгравированную пестрыми узорами трость, и пристально смотрел за игрой.

— Девочки, станьте друг против друга, — говорила Дебора и подходила к ним, чтобы заказать Сюзи проиграть специально.

Но Франсуа заметив это и подозвал Дебору к себе, чтобы между девочками не было договоренностей.

— Будет все честно, — улыбнулся он. — Начинайте!

Сюзи ввела мяч в игру. Тот перелетел через сетку три раза и попал в аут, а именно в коридор. Правила гласили: при одиночной игре один на одни, коридоры, размещенные по бокам корта, значили запрещенную площадку для попадания, то есть аут.

Первое очку взяла Сюзи, а затем второе и третье.

— Мира! Как можно так фальшиво играть! — кричала Дебора только Мире. — Разворачивай плечи и бедра параллельно проекции движения мяча.

Кстати говоря, нас немного жалели, укоротив наш корт, так как мы не были приспособлены бегать по такой большой территории.

Тейлор встала против стороны Сюзи, а значит и против меня. Дебора не удосужилась хоть что-то сказать Сюзи, ведь ей же нужны эти пять фунтов. И Деборе было выгодно, чтобы Сюзи проиграла в этом поединке.

Мяч летал во все стороны, что с каждым разом становилось смотреть неинтересно. Обе девочки переживали, даже не зная, какое внимание на их обращает публика.

— Почему ты такая убогая! — выплеснула из своего поганого рта Дебора.

На тот момент Сюзи вела уже семь три. Игра была накаленной. Дебора, выкрикивала из себя всевозможные виды отрицательных прилагательных в адрес Миры. Сюзи по-настоящему выигрывала, и Франсуа уже думал о своей выигрышной ставке.

Счет девять шесть в пользу Сюзи. Нервная Тейлор смирилась с криками, что никак не доходили до Миры Келлер. Та, уже придумала наказание не только за потерянные деньги, по и за ужасную игру.

— Я вижу, что вы весьма огорчены, — захохотал Франсуа, когда Мира сделала финальный удар в сетку.

Дебора достала из кармана пять фунтов, а затем открыла свой кошелек. К ее горькому несчастью, у нее не было даже фунта. Дебора обходилась несколькими пенсами в своем кошельке, не зная, что ей делать дальше. Франсуа, увидев эту картину, захотел предложить поставить еще одну ставку. Он сделал психологический трюк, заставив Дебору думать о возможном выигрыше в ставке.

— Бог, я этого не хотел! Давайте сыграем еще раз, чтобы ваш кошель не пустовал вместе с нищенскими пенсами.

— Хорошо, — кивнула Тейлор.

— Если я выиграю, то вы мне десять фунтов, если наоборот, то я вам пятнадцать.

— Порукам! — ляпнула Дебора.

Франсуа Ротшильд опять начал выбирать одного из самых худощавых и упитанных ребят.

— Вот он и он, — показывая пальцем на меня и на Тодда, мне стало не по себе.

Как раз Тодд был более увесистый и намного сильнее меня. Возможно, поэтому чиновник выбрал именно Тодда в качестве ставки.

— Мой выбор пал на этого добряка, — говорил Франсуа о Тодде, — мне кажется он выиграет.

Колени дрожали вместе с худыми руками. От страха я не мог уверенно думать, чтобы нормально отбивать мячи.

— Начали игру!

Тодд ввел мяч в игру так, чтобы он закручивался и отскакивал в другую сторону. Тем самым первым мяч я не мог отбить.

— Рональд, миленький, согни ножки, — умиленно до тошноты говорила Дебора. — У тебя все получится!

Счет был три ноль в пользу Тодда. Профессиональным теннисом нашу игру было сложно назвать. Но для вида и для детей, занимающийся пару месяцев, было нормально. В этой партии я проигрывал, и надо было что-то делать.

Франсуа наверняка там уже радовался первым трем победным розыгрышем в пользу Тодда. Но не тут-то было… В моментах своего удара я начал чувствовать игру больше, чем кто-либо предполагал. Словно открылось второе дыхание, из-за которого я бегал по всему корту, доставая каждый из отбитых мячей Тодда. Сам он был в ярости, так как не умел сдерживаться при поражениях. Семь три вел я уже спустя несколько минут. Скажу честно, играл он ужасно. С плохим настроем и с постоянной агрессией ко мне, Тодд проиграл со счетом десять пять.

Радостная до слез Дебора своей танцующей походкой направлялась к Франсуа, дабы получить честно заработанную ставку.

— Получите ваши пятнадцать фунтов, — сказал Франсуа, затрагивая свои шелковистые усики и умиленно ухмыляясь, уходя подальше от интерната.

На следующий день ситуация повторилась… Все тот же чиновник, все также ставка и все тот же я. Видимо я очень понравился этому чиновнику. Он меня постоянно выбрал в качестве игрока, но ставку всегда ставил на моего соперника. То ли он решил поиздеваться надо мной, то ли у него было слишком много денег, ведь во всех его ставочных играх выигрывал я. Этот странный мужичок, проигравший уйму фунтов, приходил раз за разом к нам, думая, что я когда-нибудь проиграю. Но вот на десятый раз его появления, Франсуа не стал предлагать делать очередную ставку, а попросил Дебору подойти поговорить в стороне. Обогащенная заработанными деньгами Дебора, конечно же, согласилась побеседовать с чиновником.

— Я хочу забрать мальчика из интерната, — сказал Франсуа, намекая на меня.

— Ах, Рональда? Который в десяти из десяти возможных играх выиграл?

— Да, именно, — подчеркнул чиновник.

— Хорошо, тогда давайте оформим…

— Только давайте без документов, — перебил Дебору Франсуа.

— Извольте все решить без документов; мне не нужна эта возня с должностью народа, — снял свой головной убор богатый чиновник и предложил Деборе взамен деньги, показывая жест трех пальцев, трущихся об друг друга. — Могу предложить вам что восемнадцать фунтов, чтобы ваша жизнь заиграла новыми красками.

— Да вы что? — поразилась Дебора.

Она не знала, что делать в этот момент. Поэтому решила все свои мысли сказать напрямую Франсуа.

— Понимаете, у нас директор еще тот “скверняга“, поэтому он не любит каких-либо несоответствий. Только он у нас такой скучный… Благо сейчас он в отпуске.

— Не волнуйтесь, все ведь будет хорошо, — улыбался купец и протягивал свои деньги.

— Хорошо, — сказала Дебора и забрала деньги с рук Франсуа. — Рональд, иди сюда!

Франсуа не заметил, но вместе с купюрами он случайно дал Деборе его визитку. Дебора тоже не заметив это, позвала меня к этому мужику. Он смотрел на меня пристально и настороженно. Мне не хотелось даже смотреть ему в глаза.

— Ты идешь со мной, — черствым тоном сказала Франсуа.

А Дебора, как последняя дурочка, мило улыбалась, даже не подозревая о нарушении законов и подтверждения меня опасности… Что было в тот момент в голове у незаконно чиновника, знал лишь Бог.

Увидев банкноты в руках Деборы, мне стало все понятно: меня отправляют на обреченный путь недолгой жизни.

Франсуа, официально став моим хозяином, взял кожаную веревку, по форме схожей на утонченный ремень и привязал мою руку к своей. Сделал он это, чтобы я невольно куда-нибудь не сбежал. Франсуа повел меня в противоположную сторону города. Я шел спокойно, соблюдая темп чиновника, чтобы заранее он знал о моем повиновении ему. Что мне оставалось делать? Ничего сделать я не мог…

Оставались последние взгляды, направленные на интернат. Я шел и оборачивался, посматривая на всех своих настоящих друзей, которые не понимали, что происходит, как и я в этом мире…

Глава четвертая. Мы пытались…


В скором времени, проходя не одну версту пешком по среди леса, мои ноги стали уставать. Виднелась сквозь опушки стройных елей та самая церквушка с блестящими куполами, на верхушке которых был крест. Просто идти по дороге мне казалось невозможным. Но хозяин Франсуа, лишив меня возможности времяпровождения с друзьями, басисто и подбадривая говорил: "Быстрее топай!". Моя рука онемела, пока была туго привязана веревке схожей на поводок, видящий меня в неизвестную тьму.


***


После моего ухода все перестали оживленно вести себя. Все начали переговариваться между собой, дабы понять, куда меня отправили.

— Я видела у этого станочника стопку денег, видимо он купил Рональда, — предполагала Сюзи.

— Но ведь это интернат, где можно просто так забрать ребенка, — в недоумении говорил Дэвид. — Ведь этот дядька точно не в благородных намерениях забрал Рональда.

— Нам надо что-то делать, — говорила Сюзи, возомнив себя главной.

— Как же я рад, что этого дурака забрали, — посмеивался Тодд. — Вы что не рады, что выскочка теперь не с нами?

— Заткнись, Тодд…

— Если тебе безразличен Рональд, то шагай отсюда, — смело сказала Сюзи. — Может, пока директор в отпуске, мы попросим помощи у Джули?

— Ты точно уверена, что в этом здании можно хоть кому-нибудь доверять из взрослых?

— Нас становится все меньше… Нам надо рисковать, — говорила Сюзи.

— Н-да уж… Знал бы Рональд, какую драму вы для него разыгрываете, он уже давно был бы тут, — нескончаемо смеялся Тодд.

Все были за меня в тот момент, кроме Тодда. А я в тот момент был уже очень далеко от них.

В тот день, когда меня отдали в руки чиновника, Дебора настолько обрадовались прибылью, что напрочь забыла о тренировке. Как раз после этой тренировки Франсуа не появлялся около интерната.

Но сироты, с целью разобраться в этой ситуации, пошли на следующий день к Джули.

Перед началом занятий Сюзи, Дэвид и Шарлотта, будучи моими лучшими друзьями, бесстрашно подошли к самой доброй учительнице Джули.

— Здравствуйте Джули Мартинес, мы бы хотели с вами поговорить…

В то утро все до одного стояли в учебном кабинете. Кто-то рассказывал, кто-то смотрел, чтобы Дебора не вошла, а кого-то просто сидел за партой и слушал самые правдивые детские слова.

Мы побоялись рассказать все, а именно о синяках, которые появлялись из-за Деборы. Мы рассказали, что Рональда забрал какой-то толстый мужик, отдавая Деборе деньги.

— Рональда просто так унесли? Без подписания документов? — возмутилась Джули.

Мы все хором убеждали ее в этом, пока она не поверила нам на слово. В тот момент что-то хотела сказать Исса, но из-за своего диагноза она могла только мычать. К сожалению, хоть и дети ее мотивировали на хотя бы какое-нибудь слово, она в итоге ничего не сказала. Джули пообещала, что при возвращении директора она обязательно все расспросит. Как бы все мы не хотели, но ни к какому хорошему итогу это не привело.

Директор, пришедший со своего еженедельного отдыха, сразу вступил в конфликт с Деборой. Это было утро двадцать седьмого августа. В тот момент гнев Деборы настиг каждого из нас. Все мы попали под удар ее ракетки. Она не выбирала места. Ей было непринципиально.

Расстраивало лишь то, что это никак и никто не мог остановить. Хоть мы и Джули рассказывали все об агрессии ненормальной Деборы Тейлор, все равно зло взяло верх в этой ситуации.

Директор, еще не переступив порог интерната, подвергся боли-раздирающим высказываниям Деборы, которые никто не хотел слышать: "вам надо обезопасить наших детей от этой чертовки", — говорила Дебора с намеком на Джули.

— Подождите, дайте хоть разобраться в ситуации!

— Послушайте директор Антонио, это информация выходит за рамки разумного, — твердила Дебора, навязываясь на директора.

В этот момент они уже были около входа в интернат. Там их поджидала невинная Джули, тоже с множеством вопросов.

— Директор Антонио! С возвращением! — сказала Джули, когда те зашли в интернат. — У меня есть к вам множество вопросов.

— Да вы дадите мне хотя бы зайти в свой кабинет, перед тем как вас выслушивать.

Джули замолкла после высказывания директора, а Дебора продолжила трепетать: "Мистер Антонио, эта недо-учительница забавляется с нашими детьми".

— Ничего я с ними не делаю. Это вы калечите их…

Директор, тяжело вздыхая, перекладывал все вещи, оставленные на его столе. Антонио сдвинул весь хлам со стола и поставил свои два локтя на стол, упирая ладони под свой подбородок и пристально посматривая на их обоих.

— Скажите, мисс Джули, как вы смеете что-либо говорить на Дебору, — ухмыляясь сказал Антонио, так как он не в курсе всех избиений.

— Вы не знаете, как она избивает их… У них синяки и почти у каждого…

— Довольно! — перебил Антонио. — Дебора, что происходит?

— Она… Она не смогла проследить как эти дети устроили войнушку в ее классе, и все друг друга били до синяков, — твердила Добора. — Я, увидев это, должна была вам сказать.

— Это все ложь, — утверждала Джули. — Директор, я бы никогда не посмела…

Антонио Ховард вышел со стола и пошел к нам, где пересмотрел каждого.

— Синяки подтверждают историю Деборы… Джули, что вы мне скажите в свое оправдание?

— Синяки бы так быстро не появились. Это все Дебора… Ее рук дело. Поверьте мне, Бога ради, — в слезах говорила Джули, а нервная Тейлор просматривала на директора, кивая головой влево и вправо.

— Почему двоих не хватает? Где еще двое? — повторял директор.

Спокойная Дебора ответила, что меня вместе с Шоном забрали в хорошие руки.

— Шона и Рональда забрали?

— Да, — кивнула Тейлор при всех детях, которые знали истинную правду. — Шон и Рональд были так счастливы!

— Шон же сердечник. Там нужна медицинская справка, чтобы его выписать. Дебора, где эта справка?

— А, ой. Я не знала ни про какую справку.

— Ты хоть документы оформляла, которые обязательны перед отдачи ребенка?

В тот момент директор Антонио был в ярости неописуемой стадии. Его головные вены проявлялись сквозь кожу. А истинная злость, схожая с Деборой, была видна невооруженным глазом.

В этот момент надо было сказать, что дети видели настоящую сделку между Деборой и каким-то чиновником, забравши меня. К сожалению, все до жути боялись произнести хотя бы слово.

— Кто забрал Рональда? Есть, может, какие-нибудь документы? — трепетно говорил Антонио, бегая по комнате.

Дебора подошла к нему и успокоила, сказав, что меня забрали в хорошие руки, а сама вспоминала про заработанную дань, которую еще даже не пересчитывала.

В тот день Антонио уволил Джули, сказав ей, чтобы она больше тут не появлялась. А с Деборой в ночь этого впредь неспокойного дня они громко разговаривали; спать было невозможно от их нескончаемых бесед.

После полуночи они оба успокоились. Антонио Ховард ушел из интерната к себе в дом, наполненный одиночеством. В доме Ховарда был кромешный мрак, повседневная тишина и очень страшная забродившая мебель. За настоящим лицом директора скрывался маленький испуганный человечек, способный только на выдачу приказов для руководства. Он не желал никому зла. Но и не подозревал, что как раз делает эту гадость… Антонио не осмысленно совершает раз за разом какое-то действия, сам того не подозревая, что оно обернется крахом для него. Ховард словно не думает в нужный момент. Для него главное — это, чтобы его удовлетворяла Дебора, так как сам Антонио развелся со своей женой два года назад и уже не может найти другую девушку, кроме той, что сможет делать ему все за тренерские услуги и заработную плату. Драма в этом человеке ломает его изнутри при каждой минуте доверия Деборе Тейлор…

Антонио не смог заснуть в эту ночь. Узнав почему-то именно про меня, он был в раздумьях и в трепетных сознаниях, не дававших ему углубиться в сон. Что-то явно не так, думал он, постоянно размышляя о моем отсутствии, будто чувствуя меня…


***


Если верить табличке, то мы прибыли в деревушку под названием Тенебриз, где явно не скажешь хорошего о ее роскоши. В моих мыслях представлялся возможный чиновничий город с обустроенными улицами и царственным гостеприимством. Однако, это было не так. Маленький город был наполнен мертвечиной пустых улиц, умершим гостеприимством и напрочь пустыми домами, в который казалось, что никто не живет. Мрак обхватил данное место, неспособное улучшиться даже при потоке яркого света. Фонари стояли по периметру небольшого городка, площадькоторого составляла максимум тысячу квадратных метров. А дома напоминали сделанные из деревьев хижины.

Франсуа продолжал меня тянуть до середины деревни. Только перешагнув ворота, дождавшись, пока их закроют, вот тогда он меня отвязал от своего поводка. Посредине города, должно быть, стоял большой дом, с которого выходила изба, а рядом был пристроен сарай. Именно в этом сарае меня закрыл Франсуа, сказав, чтобы я тихо и мирно оставался там. Я не сопротивлялся. Бежать было некуда… Да и тем более ночь, волки и моментальная смерть непредсказуемой жизни.

Мне не удалось заснуть в страхе. Постоянно чья-то тень пробегала около сарая. Мурашки по коже появлялись из-за каждого звука, просыпаясь на холодном сене. Уже ближе к утру я узнал, что все это время я был не один в этом сарае. В том месте помимо меня еще была избитая плетью корова, купленная на местном базаре за сто пенсов.

В восемь утра дверь сарая резко открывается… Опять солнечный свет попадает в глаза. Мне сразу вспомнился тот самый подвал, где все отбывали наказание в интернате.

— Подъем, — наутро вскрикнул Франсуа, разбудив меня.

Он подошел к корове и начал привязывать к ее ошейнику, охватывающий все тело, кожаный поводок, но уже длиннее, нежели предыдущий.

— Зачем я вам? — решил спросить я, когда он подходил уже ко мне.

— Для работы, — ответил Франсуа, опять зажимая мою руку, чтобы привязать к поводку. — У нас в городе корову нельзя выгуливать, поэтому ты должен вместе с ней ежедневно ходить на пастбище, по периметру которого огромные темные ели, и убирать навоз, что она будет оставлять. Усек?

— Да, — говорил я с опущенной головой.

Таким образом мне пришлось ежедневно таскаться с коровой и убирать ее навоз. К счастью, высокие опушки деревьев созвали тень, от которой появлялся тенек, где можно было спрятаться от палящего солнца. На пастбище было не столько травы, как обычной после дождевой грязи.

В середине первого дня мне уже становилось тошно. Появилось желание вернуться обратно в искусственный дом. Хоть и там тоже были свои нюансы. Сидел я на пастбище около восьми часов в бессильном состоянии и хотел упасть в грязь, осознавая то, что я был привязан к корове, которая постоянно искала любые заросли травы.


***


— Что-то не так, — говорил Антонио Деборе, сидя в его кабинете. — Что здесь происходит?

Директора очень тревожила тема, касающиеся отсутствие не только детей, но и документов. Он регулярно, как только вспоминал о случившемся, мучался: стукал то головой об стену, то кулаком по столу.

Дебора, возможно, уже начинала осознавать всю глупость своего поступка, сидя вместе с директором в кабинете и видя его полностью убитым, сонным и испуганным. Ее карман словно разрывался, так как он был наполнен не честно заработанной суммой денег. Поэтому Дебора как можно незаметнее делала вид, что не причастна к этому, хоть и помнит еще даже не считанную сумму денег. Что-то в ее голове стукнуло сказать ей про это…

— Директор Антонио, вы поймите меня правильно…

— Что вы? Говорите!

— Я хотела как лучше, но сейчас я понимаю всю ситуацию, — призналась Дебора.

Она достала из своего кармана уже помятые купюры денег и показала директору.

— Это мне заплатил какой-то прохожий, чтобы я не оформляла документы на Рональда, — говорила в себе под нос Дебора.

— И тоже самое с Шоном? — надеясь, спрашивал директор.

Но Дебора не знала, как оправдать себя в ситуации с Шоном, поэтому она молча пожала плечами и постоянно отводила глаза от Антонио.

Директор взял бумажки и пересчитал их.

— Вы отдали мальчишку за сто восемнадцать фунтов? — постоянно спрашивал он у Деборы, сам не веря в происходящее.

Когда директор пересчитывал деньги, он заметил какую-то странную бумажку, лежащую вместе с банкнотами.

— А это ваше? — спросил Антонио, рассматривая какую-то визитку.

— Нет, это не мое, — твердила себе Дебора.

Сонный и нервный Антонио Ховард разглядывал эту визитку, надеясь на возможность найти меня. "Услуги Франсуа Ротшильда", — прочитал директор с визитки. На ней также был указан факс и адрес деревни Тенебриз.

— Дай мне карту, — говорил Антонио, пытаясь разобраться во всем этом.

Дебора уже не зная, как ей дальше подкатывать к директору, пыталась угодить ему везде. Поэтому она стала делать все по указаниям директора, чтобы тот ее не уволил.

— Вот карта на ближайшие десять километров, — улыбалась Дебора.

Антонио сразу принялся искать деревню под странным названием "Тенебриз".

— Нашел! — восторженно воскликнул он.

На его лице в тот момент появилась самая настоящая что ни на есть улыбка.

— Что вы задумали? — спрашивала Тейлор, когда Антонио полез в свой сейф, в котором лежал револьвер.

— Я иду за мальчиком, которого сейчас, возможно, избивают, — сказал директор, положив свой револьвер в кобуру и взяв карту, он отправился на мои поиски.

Антонио Ховард отправился за мной. А Дебора, как только ушел директор, сразу начала действовать…

Никому не были известны мотивы Антонио в то утро. Да и сам он, возможно, даже не представлял, с кем ему надо будет встретиться. Ему не было страшно, он шел до конца, пытаясь спасти одну молодую душу, которая давала ему намеки всю эту ночь. Мозги директора Антонио хоть и наполнены тупыми мыслями эгоизма, но в душе он был человеком-справедливостью, несущий тяжелый груз при любой провинности или несправедливости.


***


Наступил второй день усугубляющих моих трудов. Мне приходилось голыми руками убирать навоз с поля, чтобы не получить по спине железной палкой, сделанной, чтобы держать забор. Вонь от меня доносилась за несколько метров. Все в деревне обходили меня. Никто не давал возможности помыться или просто вытереть руки. Кормил меня ежедневно Франсуа буханкой хлеба, рюмкой молока и остатками еды, которые он сам не съедал, так как сам был вдоволь сыт. Ежедневно мне приходилось отходить далеко от домов на пастбище. Оттуда вид просто загляденье. Постоянные закаты и рассветы я встречал на пастбище. Множество раз сюда приходили какие-то люди и проверяли чистоту окружающей среды. А когда никого не было, я любовался видами стройных деревьев, пролетающих птиц, прозрачных бело-розовых облаков и поистине красивого неба. На второй день я просто сидел с рассвета до заката и смотрел на небо, облокотившись на найденный пенек. Уже ближе к вечеру, когда солнце уже начинало прятаться за горизонтом все раньше и раньше, мне пришла идея сделать комки из грязи. Мне как-то не хватало тенниса. Конечно, лучше бы если он был без Деборы, но все равно… Что-то не то. Поэтому я нашел место, где была самая сухая грязь. И слепил из нее комок, напоминающий мяч, а после облепил его влажной грязью, дабы ничего не разлетелось при полете. Так я нашел себе развлечение в виде обычного бросания грязи, воображая себе игру в теннис. Сделал я всего около тридцати комков и соревновался сам с собой какой комок долетит дальше. Таким образом я развел небольшой беспорядок в виде раскиданной грязи по всему пастбищу. Хоть я тут и натворил беспорядка, у меня получилось вдоволь развлечься… Возможно, теннис и вправду как-то подействовал на меня. Мои самодельные мячи летели очень далеко, что иногда в моменты сильного броска, они просто разлетались.

Когда пришло время возвращаться, привязанная ко мне корова сопротивлялась. Я пытался тянуть ее в сторону дома, но все было насмарку. Таким образом, пытаясь успеть вовремя, я опоздал на целый час. Это настораживало меня больше всего… Так как, когда я шел домой, я увидел двух знакомых людей, которые, походу, каждый день следят за пастбищем. Именно они вскоре сообщили Франсуа о беспорядке и раскиданной грязи на поле.

— Ты почему опоздал? — кричал на меня Франсуа, а я в тот момент дрожал, как испуганный щенок — Мне сообщили, что на пастбище куча то ли д****а, то ли грязи, раскиданного по всей территории!

В тот момент мне осталось только смотреть в пол и ждать наказания. Я смотрел на свою одежду, что была вся в вонючих пятнах, на рваные ботинки и поцарапанные коленки.

Франсуа Ротшильд спустя время подошел ко мне со своей утолщенной железной тростью, способной забить кого-либо насмерть. Франсуа прямо на улице замахнулся со словами "будешь знать, как опаздывать" и уже хотел со всей силы ударить меня, но к он услышал крик, адресованный ему:

— Не трогай мальчика, — подошел к нам директор, направляя револьвер на Антонио.

— Директор Антонио! — радостно воскликнул я.

Он умышленно подходил к нам все ближе и ближе, держа дуло, не отводя от чиновника.

— Это вы купили его за сто восемнадцать фунтов? — спросил директор.

— Ну я! А чего же вы изволите? — смеялся Франсуа.

— Вот ваши деньги, — сказал директор и кинул все бумажки на землю. — Отдавайте мне мальчика, а не то выстрелю.

— Я не конфликтный человек, забирайте этого бездаря, — сказал Франсуа и отвязал меня от поводка.

От счастья свободы мне захотелось побежать к Антонио обниматься. Он обнял меня, убирая оружие. В это момент объятий Франсуа воспользовался моментом и со всей силы ударил директора по спине, что та хрустнула. Такое чувство, словно его позвоночник разбился на несколько отдельных частей. Антонио не мог пошевелиться, но возможность мыслить у него, к счастью, осталась. Директор достал пистолет и выстрелил в Франсуа Ротшильда, что тот упал и заснул вечным сном. От услышанного выстрела, в домах начали загораться свечи, а некоторые выходили на улицу.

— Беги, мальчик мой, я уже не встану, — сказал Антонио, а мне все казалось, что я смогу спасти его.

— Давайте я вам помогу, — говорил я, так как мне не хотелось его слушать.

— Скоро сюда придет местная власть и будет разбираться. Пока есть возможность, тебе надо бежать!

— Хорошо, директор Антонио, — сказал я.

— И еще, — лежа на ледяной земле пытался что-то сказать директор, — ты просто прекрасно играешь в теннис.

Хоть мне не приходилось общаться часто с директором, хоть он и наговорил ерунды, мне все равно хотелось ему помочь. Но, к большому сожалению, я не мог. Единственное как мне удалось поднять ему настроение, это улыбнуться ему в ответ на такую поддерживающую фразу. Потом я поднял пару купюр с земли и побежал как мне велел директор: подальше отсюда, чтобы никто меня не увидел.


***


Вечером каждого дня все из сирот в интернете № 4 создавали собрания в тайне от всех. В один из дней, когда Антонио пошел спасать меня, все дети находились под присмотром Деборы. Так как Джули Мартинес обвинили в домогательстве к детям, директор уволил ее по просьбе Деборы и уроков у сирот не было. А Тейлор все это время занималась чем-то на заднем дворике интерната. Ей все казалось, что за ней кто-то следит из-за раздающихся время от времени звуков. Дебора постоянно оборачивались и смотрела, чтобы никого не было рядом. А пришла она в интернат уже вся грязная с маленькой лопатой в руках. Никто с ней никогда не обращался из-за ее агрессивной речи. Все мы считали эту неуравновешенную нашим злейшим врагом, что может направить нас друг против друга. Но всех нас связывало одно: мы сироты, которым нечего терять. К сожалению, такова была наша судьба.

После обеда, когда Тейлор сделала свои дела, ей стало скучно и на тренировке. Она устроила свои соревнования, по итогам которых всех тех, кто проиграл, ждало наказание.

После такого дня все, кроме меня и Шона, собрались на втором этаже, чтобы обсудить дальнейшие действия. Давида, Шарлотту, Сюзи и Тодда — всех избили, но никто не собирался выяснять претензии к друг другу. У некоторых на руках были замотаны пальцы из-за столь сильных ударов Деборы.

— Надо что-то делать! — говорила Сюзи. — Ведь мы не знаем где Рональд, Шон и даже директор.

— Я видела, как директор сегодня выходил из интерната с ружьем в руке, — сказала Мира.

После этой фразы все замолкли от чувства страха.

— Прям с оружием? — переспросил Дэвид.

— Да.

— Я видел, как Добора искала лопату в подвале, — добавил Генри.

— Но зачем ей лопата? — думала Сюзи.

— Может какая-то заначка в земле?

В очередной раз Исса Ловли пытались что-то сказать, но в итоге у нее получились какие-то кривляния, не дающих никакой информации. Бог не дал ей возможность внятно и спокойно говорить, из-за чего в нашей ситуации она не могла нам помочь.

— Какие-то черные мешки в подвале, — заявил Тодд.

— Мусор, возможно, — предположил Дэвид.

— Согласитесь, друзья, что очень страшно находиться тут, — говорила Сюзи, — может нам надо попросить помощи, чтобы ее никто не заметил.

— Но как нам попросить помощи, чтобы Дебора на увидела? — интересовались все.

— Нам надо не просто к людям обращаться, а к персонам выше, — говорила Сюзи.

— Ну предлагай тогда, — занудно говорил Тодд.

— Почему бы нам не написать письмо с обращением в полицию, — предложила Сюзи.

— Ха-ха, и как мы отправим его?

— Рядом с интернатом есть почтовый ящик, — вспомнила Шарлотта.

— А какую информацию надо писать, чтобы отправить письмо? — спросили многие.

Сюзи, благодаря своему развитому уму в попытках спасти меня, придумывала любые способы…

— Я предлагаю просто вырвать лист из тетради, написать обращение о помощи и положить в почтовый ящик с просьбой, чтобы это передали местной полиции.

— Ты уверена, что у нас получиться? — спросил Дэвид.

— Будь тут Рональд, он бы явно не бездействовал, а пытался всех нас спасти, — спустила грустинку Сюзи, переживая за меня.

"Просьба передать это письмо в отделение полиции! Мы нуждаемся в помощи, так как всем мы обречены под страшную судьбу из-за рук одного человека — Деборы Тейлор. Она избивает нас, чтобы мы не допускали ошибок. Пожалуйста, помогите нам! Мы находимся в интернате номер четыре."

Данное письмо мы написали все вместе. А как только начало рассветать, один за нас незаметно отправился к почтовому ящику и положил в него наше обращение с надеждой на то, что все мы вскоре будем свободны.

Утром прозвенели несколько десятков колоколов той самой церквушки. Все дети слушали эти райские звоны, некоторые, даже не знали от чего они исходили… Возможно, это был знак на наше спасение в это воскресенское утро.


***


Голодные волки, которые вылавливают пишу, были слышны во всех возможных сторонах леса. Я бежал со всех ног, привлекая местных хищников этого леса. О них я, к сожалению, в этот момент не думал. Огромная яркая луна в полночь светила и давала мне возможность видеть свой путь. Хоть и с каждой минутой становилось холоднее, я все равно шел, тем самым спасая свою жизнь. Оставалось еще очень много шагов. Сколько мне осталось жить, одному Богу лишь неизвестно.


***


Благо почтальон сегодня пришел раньше, чем обычно. Он забрал все письма и наше вместе с ними. Оставалось лишь надеяться на почтальона. Хватит ли ему смелости, чтобы передать наше письмо в местную полицию?

Почтальон посмотрел на все письма, смотрел на адреса и наткнулся на наш тетрадный лист. Как считала Сюзи, почтальона должна была натолкнуть фраза "Просьба передать письмо в отделение полиции", чтобы это выглядело правдоподобно.

Молодой дядька, читав наше письмо, постоянно поглядывал на здание интерната. А дети, подглядывая за ним, истине надеялись на помощь. Почтальон, как только полностью прочитал письмо, тут же кинулся в сторону полицейского участка, надеюсь, чтобы показать наше послание. Каждое детское сердце, что находилось на территории интерната, в этот момент желало только одного: спасения.

Испуганный почтальон из-за всех ног мчался к полицейскому участку с целью спасти нас. Что у него было в тот момент? То ли безысходность, то ли инициатива помочь беззащитным детям. Оставалось только ждать…

Добродушный дядька геройствовал и принципиально ждал своей очереди в участке. По истечению нескольких возможных для всех минут к почтальону подошел один из офицеров.

— Это вы, Брок Сотен?

— Да, это я, — ответил почтальон.

— Вы обратились к нам, чтобы что-то показать? — интересовался офицер.

— Вы правы, офицер, но я не понимаю зачем вы интересуетесь, если у меня уже забрали это письмо и его содержимое вам прекрасно известно, — ведь и вправду что-то тут не сходилось: письмо давно было прочитано, а офицеры делали вид, будто не читали его в принципе.

— Я вам клянусь, что видели ваше письмо только офицеры, которые работают на мэра. Мне лично не удалось разглядеть письмо, поэтому будьте любезны рассказать, что вас встревожило в этом письме, — говорил чистую правду офицер.

Тут же в зал ожидания, в котором сидел почтальон и офицер, ворвался мэр Мотис Кемерсон. По его рассерженному лицу было видно, что он намеревался сделать что-то неблагоприятное.

— Мэр Кемерсон?! Что вы тут делаете? — удивились все офицеры, сидящие рядом с нами.

— Отставить! Я пришел сюда по причине чертового письма, которое является самой что ни на есть фальшей, — заявил мэр.

Почтальону Броку даже не дали возможность рассказать что-либо о письме и пригрозили сроком лишения свободы за распространение якобы фальшивой информации. Письмо, искренне написанное детьми-сиротами, было отдано в руки мэру Мотиссу. В итоге только три человека знали содержимое письма: мэр, главный начальник и почтальон, которого запугали, чтобы он не давал показаний. А офицеры, увидя такую картину, начали думать о коррупции, о возможной подставе или о денежной сделке. В любом случае теперь тот офицер, что хотел узнать информацию у почтальона Брока, напряженно сидел в своем кресле, обдумывая всю картину.

— Мэр Кемерсон, вы слышали новость? — спросил один из подкупленных офицеров, когда мэр выходил из полицейского участка.

— Ну, поведай!

— Мы нашли в десятке верстах отсюда убитого чиновника Франсуа Ротшильда, а вместе с ним и Антонио Ховарда.

— Прям убитого? — удивленно переспросил мэр, вытирая со лба образовавшийся пот платком.

— Еще исследуем, но скоро будет известно.

— Отведи всех оттуда офицеров, медиков, и чтобы ни единой души, кроме патологоанатома, там не было. Ты меня понял? Это приказ!

— Я понял вас, мэр Кемерсон, — улыбнулся офицер, — через пару часов ни единой души там уже не будет.

— То-то же.


***


На утро следующего дня, в момент, когда дети в интернате отправили письмо в почтовый ящик, мне надо было искать еду и воду. От жажды и голода мои силы постепенно убывали. Важную роль сыграли тренировки. Я бежал и практически не уставал. Дыхательная система работала лучше только из-за тренировок. К счастью, мне удалось наткнуться на чью-то усадьбу, где меня вначале прогнали, но после на пути моем встретилась переездная будка, запряженная лошадью, где, по сути, пробовалась еда и вода. В будке находился пожилой не стриженный дядька с голубыми добрыми глазами.

— Стойте, — закричал я, заметив, что у него в белой простыне завернуты буханки хлеба. — Можно купить у вас что-нибудь?

— Что ты хочешь, малец?

Я рассказал ему всю историю, с которой я живу уже последние несколько лет. Старик дал мне воды, угостил кусочком хлеба и дал одно яблоко. Поблагодарил я его десятью фунтами, так мне были неизвестны денежные равенства. Пожилой мужичок встрепенулся от суммы, которую я протянул ему. Он словно второй раз родился, увидев эту купюру.

— Это мне? — спросил он же, думая, что я насмехаюсь над ним.

— Берите, мне деньги не так уж и нужны, — говорил я.

— Может тебя в город подбросить? — предложил старик.

Мне как раз нужно было туда. Хоть я даже не мог представить, зачем мне надо туда. Так как дома у меня по любому уже нет, а ночевать где-то надо. Я узнал настоящее имя старика. Его звали Барри Нельсон, и он оказывается работает библиотекарем в одной из старых библиотек Йорка. Меня впечатлило то, как он рассказывал о всех прочитанных им самим книгах, которые явно не ушли даром.

Барри Нельсон подвес меня до города. Дорога прошла быстро, ведь мы разговорились о всех возможных темах, начиная с красоты нашего города, заканчивая темами о моей жизни.

Мы слишком разговорились с ним, а когда прибыли в мой город, то он мне казался уже знакомым человеком. Окружали меня куча кирпичных красных домов, выстроившись, где только можно. Мой испуганный вид описывал все понимание о ситуации, в которую я попал. Я постоянно чувствовал потерю сил. Думал, что мне якобы надо куда-то пойти, но я не знал куда.

Было уже воскресенское утро. Вдруг я услышал звонящие колокола той самой церквушки с очень запоминающимся для меня куполами. Помня то, что эта церковь располагается поблизости с интернатом, я бросился на звон гармоничных колоколов, прислушиваясь к ним и расспрашивая местных жителей о городе.

Просто бегая по городу, меня посетило чувство, что не приходило ко мне множество дней: чувство свободы! Я мог свободно бежать по длинным улицам с улыбкой на лице, как у самого счастливого человека на этой планете. "Я свободен", — поистине наслаждаясь, ко мне приходили такие мысли, способные меня отправить на седьмое небо от столь непреодолимого счастья! Я бежал вприпрыжку, перебирая ногами с блаженным спокойствием, что меня никто не накажет и не будет избивать.

В тот момент я думал не о себе, а о своем уже придуманном плане, который должен был сработать. Главное, чтобы я никому лишнему не попадался на глаза, правда, резвясь от эмоций, скрывается на людных улицах было сложно.

В этот момент я направлялся в церковь, надеясь, что там я получу помощь…

Я резко зашел в церковь, тем самым обратив на себя большое внимание. В этот момент на меня было направлено множество взглядов незнакомых для меня людей. Мне стало неприятно от моего внешнего вида, от умотавшегося дыхания, потной майки и рваной одежды. Как только я осознал это, я выбежал на улицу, думая, что меня сразу выгонят с церкви при таком виде.

— Мальчик, ты что-то хотел? — крикнул кто-то, выходя следом за мной.

Я обратил внимание на голос и увидел красивого, одетого в блестящий церковный плащ, молодого человека с митрой на голове.

— Да, я просто хотел, — опомнился я. — Мне нужна помощь.

После этой фразы я вздрогнул, слегка протирая свои глаза, но добрый молодой мужчина приятно улыбнулся и позвал меня к себе, без каких-либо раздумий впустив меня в храм.

Оказалось, что это был один из сыновей главного священника, который увидел меня, когда я заходил в церковь.

Этот мужчина отвел меня в нижней этаж церквушки, чтобы что-то дать.

— Ты на вид голодный, может хочешь поесть? — предложил Мирон.

— Я даже не знаю, как вас зовут, а вы мне уже предлагаете поесть, — удивленного говорил я.

— Меня зовут Мирон Либертатем, будем знакомы, а сейчас покушай, — протянул мне Мирон две большие недавно испеченные просфоры.

— Понимаю, что этим не наешься…

— Спасибо большое, — поблагодарил я Мирона.

— Побудь тут некоторое время, мне надо помочь папе, а потом я приду, — сказал Мирон и улыбнулся мне.


То ли спасение это святое…

То ли не верю своим я глазам

Сижу, греюсь, кусая просфору,

Не веря в происходящее сам.


Окружают меня люди святые,

Способные навеки сберечь.

Может спасен я отныне?

Может мое прошлое сжечь?


Есть те самые храбрые люди,

К которым все время я шел!

Получилось добраться до сути,

Ведь я помощь в итоге нашел!


***


Разъяренный, с ног и доверху полный негатива, мэр города Мотис Кемерсон, после того как смог провернуть аферу в полицейском участке, угрожая главному генералу смертной казнью. Тот сразу понял, что письмо у почтальона надо забрать, поэтому спустя несколько минут оно было отобрано из рук Брока и передано мэру.

Мэр с нахальной улыбкой, желая проучить смелых детей, читал это письмо, раздумывая уже будущее наказание для них.

Не тратя ни секунды, эта жирная субстанция с макаронами на голове, направилась в сторону интерната, дабы выяснить, кто пытался всех сдать.

Через полчаса мэр важно направлялся в сторону открытых дверей интерната. Около него шли еще трое парней для подстраховки. То, что он задумал, не описать словами…

— Мэр Мотис? Вы с какой к нам вестью? — спрашивала приветливо Дебора, еще не подозревая о серьезных разборках.

— Знаете, мисс Дебора, мне осточертело каждый раз вытягивать ваше предприятие.

Мэр в тот момент говорил одну чушь, сам осознавая то, что детские дома очень помогают городу.

— Объясните, как мне это понимать? — спрашивал, от разума отбившийся, Мотис, протягивая то самое письмо.

Дебора, как только прочитала первую строчку не продолжила читать, а резко побледнела, думая, что ее посадят:

— Вы меня отправите за решетку?

— Благо у меня есть связи, которые не дали настоящей полиции добраться до этого письма. Вы спасены, но я не желаю больше видеть подобные обращения.

Дебора чуть ли не на коленях благодарила Мотисса, но у него были еще одно дело. Его не только ожесточенная власть, но и намерения побуждали его на месть. Он хотел преподать детям урок, чтобы подобных случаев больше не было.

— Я знаю, что этот листок, на котором написана мольба о помощь, был вырван из чьей-то тетради, — покорно ходил по комнате Мотис, — а сейчас быстро показали мне свои тетради.

Все по указанию сразу побежали в класс, а мэр, чтобы никто ничего не подменил, тоже побежал с детьми. Тетради наши были скреплены скобами, поэтому если бы кто-то и вырвал листочек, то это было сразу видно.

Мэр сразу обратил свое внимание на тетрадь Сюзи, в которой как раз был вырван листочек. По его логике: чей листок, тот и писал этот текст, способный разрушить всю карьеру Мотисса.

Узнав наконец-то человека, который чуть ли не разрушил всю его репутацию, он замахнулся на беззащитную девочку и хотел уже ударить ее, но Дебора крикнула мэру:

— Мэр Кемерсон, посмотрите!

И тут оказалось, что девочка вовсе не виновна. У каждого сиротского ребенка был вырван лист из тетради. После того как взрослые впали в ступор, дети бесшумно хохотали, обыгрывая двух дураков.

— Я знаю, что это твоих рук дело, — резко вспыхнула эмоциями Дебора, догадываясь, что всем этим побуждающим письмом занималась Сюзи, так как она была самой целеустремленной и умной из всех детей в интернате.

Дебора вначале замахнулась на нее, а после взяла за шиворот, понемногу удушая ее, повторяя фразу: "Отправлю туда, куда лошади не доберутся".

Мэр не хотел казаться униженным, поэтому кинулся смотреть, какой листок подходит больше всего к остаткам листа в тетрадях. Таким образом, он потратил еще тридцать минут времени, рассматривая каждый завиток страниц в тетрадях, в итоге ничего не узнав. Мы спрятали все улики, когда делали это письмо все вместе. Рассерженный мэр, ничего не узнав, сам себя высмеял. Опечаленный своим зло-качеством, он был сильно унижен, но это был еще не конец… С подерганным глазом мэр Мотис Кемерсон услышал роковую для него фразу…


***


Осенняя среда, наполненная пением птиц, пролетающих над землею; а они собираются улетать от привыкшего им окружения. Как и мы… Мы те дети, которым однообразные стены наскучили… Вся жестокость интерната превышала и превышает строгость некоторых тюрем. А мы всего-то дети, не способные на жесточайшее зло, нежели бессовестные представителя торжества: те самые взрослые, ставящие себя выше детей, которые их намного умнее. Все равно это так должно продолжаться не могло. Ведь зло должно быть побеждено светлым добром, а о последствиях уже решать судьбе.

В воскресенский полдень погода, предвещающий осени не казалось такой и холодной. Такое чувство, что был еще август, не дающий ощутить те самые перемены температур. Как раз наоборот, была прекрасная погода с небольшим ветерком и пестрыми лучами, отражающие всю красоту, наполненную красками пейзажа. Солнце светило так ярко, как идея, которая освободит нас от Деборы Тейлор. К сожалению, у нас не получилось попросить помощи при помощи письма, но ничего не бывает зря. В данном инциденте множество офицеров заинтересовались в подсудной афере мэра. И, конечно, особое значение тому стала моя история… История в жизни не каждого теннисиста.

По завершению службы в храме, ко мне спустились двое мужчин. Как оказалось, Мирон Либертатем, молодой парень, что сразу обратил на меня внимания — это сын Либериса Либертатема — главного священника в городе. А на его вероисповедания собирались тысячи верующих людей. Его знала большая часть офицеров, военных, а также и издателей. Либерис Либертатем заявлял на протяжении всей карьеры, что он все расходы тратил и продолжает тратить на свою работу и ни пенса на свою, хоть и удачную, но все же жизнь, посвященная только благотворительности и религии. От его имени было издано множество православных книг с тиражом, превышающим тысячу, а то и две тысячи экземпляров.

Либерис, после того как я рассказал ему всю историю, начиная с моего попадания в интернат, заканчивая ситуацией с чиновником, понял, что ситуация грядет под суд. Священник не мог поверить, что все эти события проходили через обычное дитя. Я показал все синяки, ссадины и раны, которые появлялись на протяжении всего этого времени от ударов и нескончаемой злости Деборы.

Даже не уточняя информацию об интернате, Либерис верил мне наслово, постоянно поддерживая меня и говоря, что скоро все будет хорошо. Первым же делом мы вызвали скорую помощь в деревню Тенебрис, где мне пришлось оставить директора Антонио. Затем апостол Либерис отправил по факсу письмо с полностью рассказанной моей историей, отмечая адрес интерната, а также с побуждающей фразой, чтобы люди смогли повлиять на столь моральную историю.

Либерис Либертатем, отправив телеграмму, передал информацию в правительство выше, чем мэр. Поняв тот факт, что мэр и его несколько подкупных офицеров творят сущее зло в городе, надо было действовать с людьми выше.

Как только письмо поступило в правительственные органы, уже никакое оправдание мэра Кемерсона не повлияло бы на то, что он по-настоящему сотворил. Эта статья обо мне, то есть о мальчике, который пережил столько мучений и страданий, заставила сотни тысяч граждан Великобритании ужаснуться. Мы поехали в центральный полицейский участок, где нас уже встретила верховная мэрия. Были огромные пробки, из-за заполненных улиц митингующих граждан. Нашей целью был иск в суд, который после опросов в мою сторону, был подтвержден.

Спустя два часа, оживленная публика блуждала около мэрии, закидывая ее камнями. Но самое главное место, где появились не только протестующие, но и отряды полиции, это интернат № 4 на улице Сферистик стрит 25.

…С подёрганным глазом мэр Мотис Кемерсон услышал роковую для него фразу…

— Гражданин Мотис Кемерсон, вы задержаны вместе с Деборой Тейлор, — говорил один из офицеров в рупор, — просьба выйти из здания желательно мирным путем, поднимая руки.

Мотису и Деборе, услышав фразу и выглянув в окно, стало понятно о безвыходности их конечного положения, продолжения которого будет только за решеткой. От услышанных фраз, у всех детей, осознавших, что теперь они будут освобождены от угнетений и избиения Деборы, появилась отчетливая и самая радостная улыбка.

Тема обо мне стала самой обсуждаемой во всей Великобритании и только благодаря Либерису. А вокруг интерната собралась протестующая толпа, окружающая весь интернат.

Спустя несколько минут, когда в обе опустошенные головы пришло понимание суда, а там и тюрьмы, Мотис и Дебора вышли из интерната с поднятыми руками, представляя глубокую дыру, в которой они оказались.

Глава пятая. Отмщение судьбы


Как принято на каждом из судебных заседаний: когда заходит в зал судья — все встают. Спустя несколько дней, после множества протестов, после бесчисленное множество проданных газет со статьей о случившемся и после дюжины разговоров на эту же тему, начался суд.

Мы смогли найти адвоката, благодаря одному из офицеров, который взял то самое письмо из рук почтальона в полицейском участке, но мэр в тот момент его опередил. На нашей стороне была вся страна, поэтому выиграть Мотиссу и Деборе под давлением публики будет очень сложно. Они оба стояли напротив судьи и участвовали в суде в виде ответчиков.

В суде присутствовали все дети, которые стали жертвами происшествия и наша любимая учительница Джули. Все мы сидели в огромном зале суда, где было очень мало заполненных мест. Вся аудитория была сконцентрирована. Все офицеры поснимали свои фуражки и держали их в руках.

— Слушаем вас, — сказала судья, разрешив адвокату Луи, работающий против Мотисса и Деборы, начать свою речь.

— Спасибо, — встал Луи. — Могу сказать, что это просто непостижимо… Измываться над детьми, которым только десять, а то и девять лет.

— Ой, ну кто же докажет, что кто-то кого-то избивал? — начал дискуссию мэр.

— А то есть вы считаете нормальным видеть все больше и больше покалеченных детей в домах-интернатах? Они испуганы, а люди в интернатах их еще и нещадно избивают! — высказался Луи. — Это еще не все…

— Нас постоянно наказывала Дебора Тейлор, закрывая в подвале интерната…

— Не правда, — перебила меня Тейлор, но я тут же показал фото-доказательство, где изображен текст, который я написал мелом на задней стенке шкафа в подвале.

— "Меня зовут Рональд Клоптон и меня заперла Дебора Тейлор тут в темноте, из-за того, что я заступился за Сюзанну" и эта надпись находится прямо сейчас в подвале детдома? — прочитала и тут же спросила судья.

— Да, — ответил Луи. — Хочу подметить, что моральное и психологическое состояния детей будет крайне сложно восстановить после случившегося. Вы ничтожное создание, которое ожесточенно избивало детей. Гореть вам в аду!

— Вы такой молодец, Луи, но это все можно было подстроить, — говорила Дебора, но никто ее не слушал, так как аплодисменты после слов Луи были очень громкие.

— Я также могу рассказать о вашем плане, который очень хорошо развивался для вас двоих, но не для директора Антонио, — продолжил Луи. — Вы, желая себе уйму денег, решили заработать на детях, тренируя их. Но оказалось, что для тренировок нужно много времени и тем самым затрат. Поэтому вы решаете подгонять детей физической силой, думая, что они быстрее освоят спорт. Всем детям угрожает опасность, если они сироты, так еще и с такими людьми, которые там работают!

Все в зале стали аплодировать Луи за его точные слова.

— Ваши слова ничего не значат, пока сам Антонио это не подтвердит, — заявил мэр Мотис, — ой, а как же жаль, что он умер.

После минутной тишины подняла руку Джули, имея компромат на Дебору.

— И еще я хочу добавить, — вызвалась Джули Мартинес. — Придя к детям в интернат, как учитель я видела у многих энтузиазм к урокам и к учебе. Но в один из дней ко мне подошли дети и заявили о том, что их наказывают физической силой. Конечно, я не поверила. Но потом как увидела их синяки сразу стало все ясно. А когда вернулся директор, Дебора убедила директора Антонио в моей виновности в этой ситуации. На следующий день я уже там не работала.

Судья приняла подтверждение Джули.

— Расскажите, пока еще мэр Мотис, почему, когда человек приносит письмо в полицейский участок, где было написано о требуемой помощи, то врываетесь вы и забираете это письмо? Ведь знайте, что все ваши работники, которых вы подкупили в высшей полиции тоже отправится с вами в тюрьму.

— Как вы докажите? — говорил мэр, но его никто не слышал из-за громких аплодисментов для Луи. Зал был полностью против мэра и Деборы.

На суде также присутствовал тот самый почтальон Брок Сотен, который пытался помочь детям, увидев письмо о просьбе помощи. После его рассказов все подтвердилось.

— Это все неправда! — отрицал все мэр.

— А у вас есть свои аргументы против этого всего? — спросила госпожа судья. — Мы готовы вас выслушать…

Зал суда стал заполнен кромешной тишиной. Никто не произносил ни слова, а у Деборы и Мэтиса не было аргументов.

— Я так понимаю, что аргументов на возможность вашего освобождения нет? — спросил Луи.

В тот момент и Дебора, и Мотис смотрели на меня и думали… А кто знает, что они думали. Мне не интересны мысли двух жестоких недоумков, поэтому я со спокойной душой, отходя от всех событий, сидел на деревянном стуле и слушал все происходящее в суде.

— Все сводится к Антонио Ховарду, — сказал Мотис. — А как мы все знаем: он мертв.

И с этими словами Мотисса даже я был согласен. Ведь все документы указывали на него и только Антонио Ховард мог подтвердить все незаконные действия Деборы, сказав только одну фразу, что он не был задействован в жестоком обращении с детьми. Также как и все договора и разрешения — все документы хранил Антонио Ховард. А где они? Только ему известно.

— К счастью, мистер Мотис, — встал я со стула, с улыбкой посматривая на Луи, — директор Антонио выжил и прямо сейчас сидит в зале ожидании, чтобы вскоре подать показания.

Все удивились, ведь публика думала об иной судьбе одного из свидетелей. Мотис и Дебора молча сидели, нервничая и боялись представить следующие для них события.

В зале суда вновь настала тишина, ведь все сидели в ожидании Антонио Ховарда. Но тишину прервала одна из нас: Исса Ловли. Девочка, неспособная так мыслить, как другие дети. Все дни, проведенные с ней, она молчала, боясь что-либо сказать. Но именно в этот день суда она решилась сказать пару, но зато каких важных!

— С нами нещадно обращались и только Антонио с Джули могли помешать этому режиму, — непонятно с заиканиями говорила Джули.

Ей было сложно говорить, а тем более на большую публику, поэтому судья несколько раз просила ее повторять слова.

— Я была свидетелем происшествия, — начала говорить Исса, а Дебора сразу поняла, что она хочет сказать.

Ее нервные окончания в эту минуту вспыхнули как бывает при каждой агрессии этой сумасшедшей женщины. Что правда то правда, но она не могла сидеть на одном месте, поэтому резко встала, не контролируя свои эмоции. В этот момент можно было забыть про свободные пути для Деборы…

— Я помню, как она отчитывала Шона, — сказала Исса, тем самым вводя всех в угнетенное состояние.

Все сразу начали перешептываться или пытаться узнать, кто же такой Шон. Ведь люди, знавшие эту историю с детьми, не знали, самое главное… А все это время знал только один человек.

— Сюзи не волнуйся, — говорил мэр, так как речь Иссы была очень тяжелой и некоторым непонятной.

Все внимательно слушали Сюзи, так как, возможно, именно она могла поставить точку во всей истории.

— Я помню, в один из дней, Дебора очень сердилась на Шона, так как он подслушал их разговор с директором Антонио и мэром Мотиссом…

Хоть и речь Иссы была сложной и в каких-то моментах неразборчивой, она через боль выговаривала эти слова…

— У Шона было больное сердце, а Дебора так избивала и кричала на него, что тот судорожно упал, я… — захлебывалась в слезах Исса. — Я… была в тот момент в углу и слышала все это.

Маленькая девятилетняя Исса Ловли плакала от прошедших воспоминаний, что ее слезы нескончаемо стекали на ее платье.

— Дебора в тот момент Дебора испугалась, поэтому не стала трогать меня, думая, что я на смогу ничего рассказать из-за своего диагноза…, — рассказывала Исса.

— Зал! — выкрикнула Дебора, перебив Иссу. — И вы серьезно поверите в эти слова этой отсталой девчонки? Да у нее в голове каша, которая варит ей новую историю! Пусть, она сначала вылечится, а потом будет говорить в суде!

Дебора жестоко унизила Иссу перед всем залом, ставя себя в лучшее положение.

— Тебе уже нечего терять, ты опустилась на дно, Дебора! Шон мог быть тут, если бы не ты, — говорила Исса, повышая голос на Дебору. — Ты пыталась в тихую закопать труп Шона на заднем дворике интерната, чтобы никто не видел, а я все видела! Сейчас придет Антонио и покажет все документы.

Именно эти фразы натолкнули Дебору открыться, ведь выхода и вправду у нее уже не было. Так как все уже понимали, что как только зайдет Антонио в зал суда, то все разъяснится. Поэтому Дебора, из-за безвыходности, сказала одну раковую для нее фразу:

— Надо было тебя в тот момент избить, чтобы ты знала, как надо обращаться с взрослыми и лесть во что не надо! Да и Шон заслужил такую участь, — открыто на публику говорила Добора, — ведь он подслушивал все наши разговоры.

И вновь аудиторию в зале повергло в шок от сказанных Деборой словами.

— Нам было страшно, — опять начал я говорить. — А в моменты страха, ребенок, который лишен чей-либо помощи, будет спасть самого себя. А вы, Дебора, только что признались в убийстве Шона Холла.

— Мне уже наплевать, ведь по любому пришел бы этот занудный Антонио и сдал бы нас, — говорила Дебора во время того, как несколько офицеров надевали на нее наручники.

— Если бы он, конечно, был жив, — сказал я. — На самом деле он скончался и нам не удалось найти никаких документов, но вы сами прямо сейчас признались в убийстве…

Этой информации точно никто не ожидал в зале. Поэтому спустя несколько секунд оба виновника торжества были закованы в наручники и отведены в изолятор временного содержания.

Таким образом, несколько детей, не имея своего личного дома, смогли спасти самих себя от ожесточенной антиутопии и от нещадного обращения. Судья вынесла приговор на пожизненное лишении свободы для Деборы Тейлор. А вместе с ней и для Мотисса Кемерсона, на лишение свободы на тридцать лет. Также всех офицеров, что были подкуплены Мотиссом, отправили в отставку. А я, слушая приговор судьи, радовался, что у нас все получилось! Самые что ни на есть громкие аплодисменты с радостными криками доносились с толпы после вынесения приговора. Дебора и Мотис проведут свою оставшуюся жизнь за решеткой в одиночной камере, постепенно умирая, старея и гния в тюрьме, осмысливая все проступки их подавной и ничтожной жизни.

Так как об этой истории узнала вся страна, а на суд съехались все богачи и аристократы, всех детей из интерната забрали все по-настоящему любящие родители. Директором интерната стала Джули Мартинес, которая там же и преподавала уроки, вскоре обучая таких же, как и мы, детей-сирот. К сожалению, число бездомных детей в наше время становится все больше. Поэтому уже спустя несколько недель, а то и месяцев, стены интерната № 4 были наполнены новыми детьми, но уже не жестокостью, а лаской и заботой. Всех очень ценили и уважали.

А меня, Рональда Клоптона, забрал очень эмоциональный, смешной, молодой и богатый парень. Он увидел меня в газетах, вдохновился моей историей, и тут же захотел усыновить меня. Конечно, я был не против. Том был оченьзаинтересован моей историей об интернате, поэтому относился ко мне спокойно и с уважением. Да я и сам видел, что он мухи не обидит, поэтому я проявил инициативу остаться с ним. Так как чувство мое мне подсказывало, что Том Смит, станет новым и самым любящим для меня отцом во всей вселенной!

Раздел третий

Глава шестая. Восемь лет спустя


Целых восемь лет пролетели, как падающее перо с небес. Воспоминания о прошлом сравнивались с пройденным испытанием судьбы. К сожалению, психику некоторых детей после этого всего уже нельзя было вылечить. А я выкарабкался из этого состояния, но все же не мог сделать одного: взять теннисную ракетку в руки. Сколько мы прошли врачей, но у меня все равно оставался страх, связанный с этим видом спорта. Этот комплекс лишал меня возможности веселиться. Да и самому мне не хотелось больше играть. Ведь слишком много воспоминаний было связано с этим видом спорта. Мне нравилась моя новая жизнь, которая стала намного светлее, благодаря Тому Смиту. Я даже не мог подумать, что у молодого мужчины может быть столько любви к приемному сыну. Ведь он относился ко мне, словно к своему родному: ничего не жалел и не отказывал в любой ситуации. Тому очень хотелось, чтобы я продолжил играть в теннис, но я сказал ему, что больше в этот вид спорта я не вернуть. Том не жалел для мне денег, поэтому предлагал заниматься в центре города с профессиональными тренерами, так как опыт у меня уже был. Но мне это было не нужно… Было очень сложно избавиться от воспоминаний. Поэтому я за восемь лет ни разу не взял в руки мяч и ракетку.

К слову, о прошлых отношениях со своими друзьями мне пришлось все завершить, ведь стал жить я, хоть и в своем городе, но очень далеко от места, где был тот самый интернат. Единственное, что мне удалось узнать, про новость о счастливых детях, новые родители которых относились к ним с лаской и самой настоящей любовью. К сожалению, мне неизвестно, кто где находится. Но самое главное то, что наша дружба, которая не забудется никогда, смогла победить зло.

Последнее, что мне вспоминается об интернате, так это последние теплые объятия с Сюзи — той девочкой, что бесстрашно шла вперед во всех разборках и постоянно поддерживала меня. Судьба всех распределила в свои семьи и в нужные места жизни.

А я, постоянно пытаясь забыть свои первые десять лет жизни, вначале пошел в школу, где были обычные дети. А как только отучился в школе, поступил на педагогический факультет. Мне нравился мой университет и все окружающие там. Так приятно осознавать, что спустя восемь лет я наконец-то начал забывать нещадное прошлое…

Мне нравилось то, что никто из моих сверстников не знал о моей судьбе, потому что я меняюсь с возрастом и все те новости об интернате были давно забыты, оставив в памяти прошлое поколение.

Марк Уилсон стал для меня лучшим другом в университете. Мне почему-то хотелось обучать детей в вузах или в школах и давать им знания, поэтому я думал поступать на учителя математики. В свою очередь Марк Уилсон хотел в будущем пойти на профессора в радиотехнический колледж, преподавая физику и астрономию. Мы с ним настолько сдружились, что я приходил к нему не раз домой и удивлялся его комнатой. Хоть и комната была маленькой, но ее дизайн, оформленный полностью Марком, выходил за рамки обычной жилой спальни. Ведь его комната была похожа на собственный планетарий, где были и разноцветные лампочки, горящие по всей комнате, и планеты, дополняющие космическую атмосферу. "Мне надо найти какой-то шар, чтобы он был резиновым и очень хорошо подходил для строения моей космической системы", — говорил Марк. А я просто слушал его идеи и мне становилось приятно осознавать, что он занимается своим любимым делом. Во всех остальных свободных местах обоев были написаны неоновые физические формулы, светящиеся в темноте.

На втором семестре, когда наступил 1992, мы вместе с Марком стали не разлей вода. Так как я ему помогал с биологией, которую знал лучше всех среди параллельных классов, он взаимно мне помогал с физикой. Так и закрепилась наша мужская дружба.

Но вот после моего восемнадцатилетия мне начали казаться странные вещи. Вначале я на них не обращал внимание, так как думал о возможности совпадений.

В январе 1992 года в дом Тома Смита, где уже почти девять лет проживал я, пришло ошибочное письмо о принятом запросе на поступление в школу-пансион. В ней, как рассказывалось в письме, профессионально обучают теннису.

— Рони, — так ласково меня называл Том, — тебе пришло письмо.

Это было субботнее утро, приближающееся к двенадцатому часу. Я как и всегда по выходным проснулся в своей огромной кровати с мягким одеялом и матрасом. Обычно я всегда иду завтракать, а потом в библиотеку читать, ведь еще с тех страшных лет читать мне очень нравилось. Оказывается, у Тома была своя домашняя библиотека с произведениями Шекспира, которые, не отрываясь, ежедневно читал я.

Но в это утро пришло какое-то нежданное письмо и это очень удивило Тома, в особенности, когда он его прочитал…

— Ты звал? — спросил я у отца.

— Да, тут письмо пришло, но клянусь сразу я не при чем, — сразу обозначился Том, ведь письмо было связано с теннисом, а он мне обещал больше не затрагивать тему тенниса.

Я развернул и прочитал письмо, оформленное в виде приглашения.

— Рональду Клоптону, — прочитал я с лицевой стороны. — Вы приняты в теннисную академию имени У. У. Клоптона.

Читая строки мне становилось все омерзительней с каждый увиденным словом, связанным с теннисом. Но вот факт того, что теннисная академия названа в честь какого-то моего родственника не отпускал меня…

Мы ранее не конфликтовали с Томом, но в это утро мне не хотелось с ним обращаться. Меня настигли те самые прошлые воспоминания… И Том это прекрасно понимал.

До обеда я сидел на открытом балконе мансарды в то время, когда на улице была минусовая температура. Том ушел на работу, а я все сидел и пытался выбросить все те страшные мысли прошлого, чуть ли не покрываясь холодным снегом. Но мысли тех ожесточенных лет, к сожалению, пока что не отпускали меня. Мне казалось, что, начав новую жизнь, мне не придется вспоминать прошлое… Пока что прошло недостаточно времени, чтобы до конца окунуться в новую свободную жизнь.

К счастью, в промежутке этих восьми лет жизнь меня наградила любящей, красивой и достойной девушкой. Наша взаимная симпатия стала заметна уже на втором месяце первого семестра. Я признался ей в любви как обычный парень… В один из дней мы шли по улицам Йорка, разглядывая светящиеся огни от домиков старого города. И в сердце моем что-то загорелось сказать пару слов, в последствии которых мы перестали быть просто друзьями: "Ты нравишься мне, быть может стать нам парой, любящей друг друга до конца своих дней?". Ее ответов стала улыбка, от счастья которой она сразу сказала "да", ведь сама ждала такого вопроса. У нас закрепились хорошие любовные отношения, которые не должны были заканчиваться. Мой отец познакомиться еще перед новым годом с семнадцатилетней Мэри Фуллер, которая жила в радость своих ежедневных мечтаний. Так как она любит творчество, Мэри всегда дарила мне саморучные изделия. Девушка она любящая по-настоящему… Поэтому мы с ней проводили много времени, просыпаясь вместе в одной кровати. Но Мэри пока что не рассказывала своей семье про меня. Это мне казалось странным, ведь я не видел ничего такого в том, что у девушки появляется ухажер. У Мэри были белые волосы с ярко-зелеными глазами, напоминающие мне пеструю летнюю аллею. Она была не среднего роста, как раз подходя для меня. Хоть сам я вырос за эти годы, что мой рост составлял метр восемьдесят. А Мэри была чуть ниже меня. Ее постоянные наряды безупречно сидели на ней. Когда мы куда-то ходили, мне казалось, что мы являемся самой красивой парой. Так как мой отец имел хорошие отношения с Мэри, он попросил ее прийти ко мне в день получения письма, с отрицанием того, что он ни в чем не замешан. Я верил ему, ведь за восемь лет Том мне на раз не соврал.

На улице было холодно, шел снег и дул ветер, подзывающий снежную вьюгу. Сидел я на балконе в уютном кресле, как полностью замороженная и остолбеневшая мыслями статуя. Но как только я увидел вдали силуэт Мэри, то я вскочил и побежал на первый этаж, чтобы встретить ее, по дороге надевая что-нибудь приличное.

— Привет Рональд! — улыбаясь, говорила Мэри, звоня в звонок.

— Проходи, — впустил я ее, немного теряясь в своих словах и мило посматривая на нее.

— Твой отец сказал, что ты не в настроении, поэтому я и пришла.

— Мой отец сказал? — переспросил я.

— Да, я шла с курсов домой и встретила его по дороге, — разуваясь, говорила Мэри. — Так что случилось?

И тут я понял, что Мэри не знает про мое прошлое и она также не поймет причину моего состояния из-за данного письма. Пришлось ей все рассказать… Меня мучали мысли о прошлом, я не знал рассказывать ли все Мэри или оставить все в тайне? Как никак мне хотелось, чтобы она стала моей будущей женой. Но вот мое прошлое могло отбить чувства Мэри. Поэтому, если рассказывать ей, то очень сильно рисковать.

Я отвел ее на кухню, где вначале пытался намекнуть на всю эту историю, чтобы самому не говорить прямолинейно. Мои намеки были бессильны и мне пришлось сказать фразу, произнося которую я переживал больше, чем в момент признания в любви. Я рассказал все, что мне пришлось пережить в то время. Такой откровенности Мэри от меня явно не ожидала. А с каждым произнесенным словом мне становилось самому не по себе, но всей этой истории, наполненной жестокости. В начале Мэри как-то сомневалась в моих словах, но я показал ей и ту самую газету 1983 года, где была статья о том интернате, где ранее проживал я. Она разглядывала эту газету, не веря в то, что мне удалось это сделать. К сожалению, я вспомнил все то время, рассказывая в подробностях все случившееся со мной.

Как только мой рассказ подошел к концу Мэри положила газету на стол, подошла ко мне и крепко-крепко обняла, осознавая все те страдания. К счастью, она отнеслась к моему прошлому с пониманием и меня это безумно радовало.

И вот, когда Мэри узнала про мой единственный открыток жизни, скрывающий ото всех мое настоящее детство, она начала задавать вопросы: "Каково тебе там было?", "Хочешь ли ты вернуться к тем детям?". На все эти вопросы мне не хотелось отвечать, хоть я иногда в звездные ночи думаю о тех ребятах, с которыми мы проводили время и вместе наказали ничтожных людей.

Затем я рассказал Мэри о письме-приглашении. Из-за него мне становилось постоянно тошно на душе, поэтому даже в руки я не хотел его брать, да и в глаза видеть тоже. Мэри взяла это письмо, лежащее в прихожей, и молча прочла его.

— А вот отсутствие отправителя очень настораживает… Не так ли?

— Да, есть такое.

— Мне кажется, что не надо тебе ехать в эту школу, — говорила Мэри.

— Я и не собирался, — перебивая, сказал я. — Это все странно, в особенности название школы, названное в честь моего родственника.

— Ах, да? Я даже не обратила внимание, — удивилась Мэри. Ну ты же точно не поедешь туда? — постоянно переспрашивала она.

Конечно, Мэри хотела, чтобы я не уезжал от нее. Ведь если я уеду, то мне придется переезжать загород, так как школа была далеко за Йорком. Я даже не обратил внимание на расположение этой школы — настолько мне было неинтересно. А она находилась совершенно в другом городе в трех часах езды от Йорка. "Не поеду", — хотелось сказать Мэри, но в сердце что-то чувствовалось или тянуло к этому месту… "Нет", — прямо сказал я себе, размышляя у себя в голове исходы моей жизни. Ведь я хочу быть учителем математики и забрасывать университет я не стану.

Из-за своих раздумий в голове я ходил по комнате и никак не мог успокоиться. Мэри подошла ко мне и обняла, обхватывая мою шею и предплечья своими руками. На душе стало как-то спокойно, но, чтобы до конца ушла эта боль, надо было просто потеряться в настоящем времени, отпуская прошлое. На предложение Мэри остаться, я отказался, любя отпуская ее домой.

Так я провел еще несколько часов в одиночестве, сидя на роскошном диване Тома и смотря в окно. Была облачная погода с отдаленными лучиками солнца, а ветер бесшумно врезался в окно… Надежда и интрига объединились, и теперь я точно не знал, что мне делать.

В этот день я вышел только два раза на улицу, дабы подышать чистым воздухом. Был слишком сильный ветер, поэтому на улице я не задерживался, а вскоре пошел домой ждать отца. У Тома был свой бизнес по продажи электроники в одном из торговых центров. Его отцовство было самым лучшим в мире. Мне казалось, что больше таких людей нет и не сыщешь. В будущем я был очень хотел быть похожим на Тома: трудолюбивым, отзывчивым и любящим отцом. Он не только не отказывал мне во всем, он также на протяжении восьми лет вкладывал частичку своей души в мое сердце.

На работе Том обычно не задерживался, поэтому приходил всегда ближе к шести часам вечера. В оставшиеся время после работы мы или играли, или делали еду, или смотрели телевизор. Всегда я делал уроки в тот промежуток времени, когда дома никого не было. И кстати уже в восемнадцать лет Том подарил мне первый в моей жизни телефон. Я был ему безумно благодарен и не за все подарки, а за то, что он мне открыл возможность побыть в другом мире… В свободном мире…

Когда он пришел, Том увидел меня обеспокоенного этим письмом. На мне было написано, что я не хочу думать об этом, но не могу. Я не хочу думать об этом, но я не могу… Кто же может помочь мне? Пожалуйста, пожалуйста я не хочу это все вспоминать…

Том постучал в мою дверь и, когда я разрешили ему войти, он подсел ко мне на кровать. "Я хочу тебе рассказать…", — нежно улыбаясь, сказал он.

Мне ничего не оставалось как слушать его по-настоящему интересную историю.

Оказалось, что мама Тома тоже не смогла опекать его и судьба дала отпор, прервав любовь Тома, матери и отца, отдаляя его все дальше и дальше от его настоящих родителей. Так он и провел двенадцать лет своей жизни в интернате со строгими воспитателями. Он тоже помнит свои страшные времена, как и я свои. Этим вечером я осознал причину такого благородства со стороны Тома. Он поклялся себе, что, будучи успешным парнем, он усыновит или удочерит кого-нибудь, давая возможность ребенку почувствовать себя дома. Он исполнил свою клятву, усыновив меня.

Эта история немного привела меня в чувства. Ведь такая откровенность Тома тоже очень подействовала на меня. "Спасибо", — сказал я ему. Последнее, что он сказал перед своим уходом, одну фразу, которая вскоре повлияла на меня. "Делай то, что тебе кажется нужным. Если ты хочешь поехать — съезди туда, если хочешь остаться тут — то это твой выбор. Но знай, что судьба рано или поздно сама приведет тебя к призванному пути твоей жизни". После этой фразы Том пошел к себе в спальню, оставляя меня одного. В этот день я лег спать на два часа раньше, чем обычно.

Глава седьмая. Моя судьба…


Город Лидс. Великобритания. 1992.


— Шарлотта, милая! Тебе тут письмо пришло!

— Иду, мама.

— Странно, отправитель не указан, — удивилась мама Шарлотты.

— Давай я посмотрю, — заинтересованно говорила девочка.


***


Город Йорк. Великобритания. 1992.


— Мира! Тут тебе какое-то письмо пришло! Правда, автор не указан… — говорил отец Миры.

— Письмо? — удивилась девушка, — покажи-ка…


***


Город Лидс. Великобритания. 1992.


— Дэвид, сынок. Тебе письмо отправили.

— Уже бегу мам! — спускался по лестнице Дэвид.

— Странно, отправитель не указан.

— Ух ты, загадки? Люблю загадки! Что там написано?


***


Город Лидс. Великобритания. 1992.


— Исса, дорогая, иди сюда, — позвали родители Иссы ее на кухню.

— Мы разбирали почту и тут какое-то письмо пришло, прочтешь нам, — говорила мама.

— Странно, автор не указан, — удивилась Исса. — Тут какое-то приглашение…


***


Город Йорк. Великобритания. 1992.


— Генри, как давно ты начал использовать почту? — спрашивал его отец.

— Какую почту? — спросил Генри.

— Папа хочет сказать, что тебе пришло письмо, — разъяснила мама. — Странно, что автор не указан, но это тебе отправили.

— Стой! Не открывай! — воскликнул отец, — вдруг теперь налоги стали детям отправлять!

— Папа, ты что… Это просто письмо, — усмехнулся Генри.

— Открывай, сынок.


***


Город Лондон. Великобритания. 1992.


— Мисс Сюзи, а подойдите-ка, дорогая, ко мне, — говорила любящая мать Сюзи.

— Сейчас иду, мама, — говорила прекрасным нежным голосом Сюзи.

— Ты ждешь от кого-то письмо? — спросила мама.

— Нет, а что?

— Тебе письмо, милая, — сказала мама и протянула Сюзи аккуратно запечатанный конверт. Она раскрыла конверт и прочла приглашение до последней точки. Хоть во время прочтения у нее появлялись смутные воспоминания, она все равно обрадовалась этому письму.

— О не может быть! — радостно воскликнула она. — Вдруг там Рональд!


***


В этот день все дети, которые ранее находились в интернате № 4, были приглашены в наше время очень элитную школу-пансион, где обучали навыками тенниса.


***


На следующий день после пришедшего письма, я пошел в университет, как и большинство подростков в Великобритании.

— Привет Рональд! Как дела? — встретил меня у порога Марк.

— Прости Марк, но я не в настроении, — добавил я сумрака в наш разговор.

— Я просто хотел сказать, что нашел то, что очень хорошо заменяет конструкцию сфер, а соответственно и планеты, — говорил Марк, но из-за моего состояния я был не в духе это все слушать.

— Прости Марк, давай позже.

— Хорошо, друг.

В такие моменты я чувствовал себя еще хуже. Ведь Марк очень хороший парень, который никогда не пожелает зла. Марк отличный друг, на которого можно положиться. И мне становилось всегда очень стыдно, если я ему отказывал.

Я не знаю почему только на меня так обрушились эти воспоминания. Почему я настолько изменился за один день… Хоть я был и не самым понимающим в том интернате, но меня все равно смущали все эти мысли об приглашении. Как-никак отправитель скрыт, да и в теннис после такого возвращаться не хочется. Я никак не мог забыть Шона — того мальчика, которого, увы, но не стало из-за рук Деборы. Я виню себя за то, что отправил его подслушивать разговоры Деборы, директора и мэра в тот день. И, к сожалению, он попался в руки Деборы Тейлор… Ведь это я придумал этот план с подслушиванием, я должен был умереть… Такие мысли не отпускали меня эти восемь лет. Поэтому я не могу вернуться в теннис. Хотя, я думаю, что как минимум один человек точно хотел бы моего возвращения… Это директор Антонио… Который видел, как я играю и сказал мне на прощание искренние слова. Возможно, где-то с неба он смотрит на меня и думает, когда же я осмелюсь поехать в эту школу. Земля вам пухом, Антонио Ховард…

— Рональд, не отвлекайся! — сказала учительница по английскому.

— Извините, — ответил я.

Мрачный день на удивление прошел хорошо. По окончанию всех уроков я пошел домой, забывая все свои мысли. Выходя из интерната, какой-то парень раздавал какие-то бланки. Он меня заинтересовал, поэтому я подошел к нему.

— Эй, парень, — говорил он мне, когда я к нему подходил, — возьми бесплатный билет!

— Что за билет? — спросил я.

— Билет, чтобы испытать удачу и поиграть в тире. Чем больше ты собьешь фишек теннисными мячами, тем больше получишь приз!

Я постоял в раздумье и понял, что надо уходить отсюда. Как можно быстрее идя домой, я хотел уже уединиться и абстрагироваться от всего мира. Придя домой, Тома, как всегда, не было.

Я сделал обед. Спустя несколько часов закончил выполнение уроков и решил отдохнуть. Кроссворды не шли, поэтому я решил включить телевизор. Но как только я его включил, я увидел такую надпись на спортивном канале: "Открытый чемпионат Австралии 1992 по большому теннису'. Это был финал, где играл Джим Курьер против Стефана Эдберга. Счет был один-один по сетам. Я сразу выключил телевизор, ища другой способ не умереть от скуки. Единственным адекватным решением было сходить к Мэри. Возможно, она знает, что мне делать…

Том уже успел приехать с работы, пока я собирался к Мэри.

— Да вообще, слишком уж быстро идут январские дни, — воскликнул я, а Том не понял к чему я это…

— Ты куда? — спросил он.

— К Мэри, — ответил я. — Я поел, уроки сделал, жди где-то через два часа.

— Давай сын, буду ждать!

Снег в лицо сразу после выхода на улицу. Ох уж этот вьюжный ветер, подзывающий с каждый разом все больше снега и холода. Благо, я был тепло одет в пуховую куртку, которую купил мне Том. Я бежал по замерзшим улицам Йорка, иногда проскальзывая по ледяным дорожкам. Я бежал к Мэри, чтобы вновь насладиться любовью, проводя время вместе с ней. В некоторые моменты я останавливался и давал себе отдохнуть, чтобы потом не вспотеть. Идти от моего дома до дома Мэри было всего-ничего пятнадцать минут. Поэтому то я к ней часто приходил, то она ко мне.

За несколько месяцев любви мы уже придумали свои методы… Один из них — это общение через стекло. Всегда, когда я подходил к дому Мэри, мне не хотелось идти к главному хожу, я хотел сразу увидеть Мэри через ее окно в спальню. Так я делал постоянно: стучал в окно и звал ее, чтобы поговорить. Но, к моему несчастью, в этот вечер меня настигли плохие новости.

После постукивания в окно Мэри, она подошла к нему, но не смогла открыть его из-за замерзшего замка. Я понял, что окно не открыть, поэтому мимикой показал Мэри знаки, направленные на главный вход. Она сразу поняла мои намерения зайти на через входную дверь. Мэри сразу стала махать руками, чтобы мне не делал этого. Почему-то она не хотела сегодня видеть меня в своем доме. Этих жестов, которые показывала Мэри в окне, я не заметил, так как уже направился к главной двери.

В радостном настроении, что сейчас побуду у Мэри, я звонил в этот звонок, но открыл мне ее отец Мэриан.

— Зачем ты пришел сюда? — злостно сказал он.

— К вашей прекрасной дочери, — говорил я, не обращая внимания на его тон.

— Ты никому здесь не нужен, — сказал Мэриан. — Иди отсюда!

— В каком это смысле? — я заметил Мэри за спиной отца. — Мэри, что происходит?

— Дело в том, что я рассказала папе твою историю, — призналась она.

Этих слов было достаточно.

— Кто вы для Мотиса Кемерсона? — спросил я у Мэриана. — Похоже, вы были знакомы…

— Этот человек нашей семье помог, давая деньги, чтобы нас прокормить, — ответил отец Мэри.

— А сперва как отдавать вам в руки эти деньги, он их своровал у других людей! — возмутился я. Тогда я был не в очень хорошем состоянии, поэтому спор я вел очень хорошо.

— Иди отсюда, — сказал Мэриан, когда у него закончились аргументы. — И чтобы к дочери моей больше не подходил.

Конечно, мне ничего не оставалось делать как спокойно уйти с глаз долой от дома Фуллеров. Я знал, что дело не в Мэри, так как она не могла представить такую реакцию ее отца на мою историю. Уже в тот момент мое желание началось потихоньку угасать, чтобы что-либо делать в сторону Мэри. Мне ухудшили мое настроение, которое было и так достаточно подавлено…

Прогуливаясь по городу, я все еще размышлял в своей голове на эту тему: разве мы не сможем быть вместе с Мэри. Я не шел по скольким дорогам, а, наоборот, обходил лет, идя по снегу, чтобы не поскользнуться. Я знал, что у нас с Мэри все получится и не переживал по поводу негодований отца. По дороге домой мне приспичило прогуляться по району, где обычно в вечернее время устанавливали ярмарки. Почему бы не сходить и купить что-нибудь, подумал я.

Так я и попал в раздел с самыми вкусными сладостями города. Я очень любил приходить сюда и покупать кислые и сладкие мармеладки и карамельные конфеты.

— Подходите! Попробуйте новые конфеты на палочке! — кричал на всю улицу продавец.

Мне в этот момент как раз хотелось чего-нибудь сладенького, поэтому я подошел к продавцу:

— Что за конфеты у нас? — подошел я со спины к продавцу.

— Привет друг! Рад, что ты заинтересовался! — сказал дядька, поворачиваясь ко мне.

После того как он перевернулся ко мне спиной, я увидел коробочку конфет, которая висела на шее продавца. Я не думал, что будет все настолько странно… От увиденного, у меня помутнело в глазах…

— Это теннисный мячик на палочке, а внутри начинка! — восторженно говорил продавец.

Как только я взглянул на мини конфеты в виде теннисных мячей, мне уже не хотелось находиться на этой ярмарке.

Я помчался домой в надежде, что смогу там быть отстраненным от воспоминаний. Словно какая-то сила начала намекать мне повсюду, в надежде, что я изменю свое решение.

— Ого, и вправду январские дни быстро идут, — усмехнулся Том из-за того, что я быстро вернулся. Но мне, честно говоря, было не до смеха.

Я молча снял куртку, обувь и пошел в свою спальню. Том приготовил мне ужин. А я был ему безумно благодарен за моральную помощь.

Перед сном я размышлял о следующем дне. Лежа в своей кровати, мне казалось, что мой следующий день пройдет лучше. К несчастью, все, о чем я думал ночью, оказалось противоположностью моих мыслей.

Когда я пришел в университет, Марк не подходил ко мне, хоть он делает это постоянно. Самым неожиданными для меня стали фразы Мэри. В моем сердце все еще оставалась любовь к ней, даже после вчерашнего случая. Но почему-то Мэри придерживалась решению отца.

Она подошла ко мне перед лекцией. В тот момент я был еще сонный, но ее слова сразу разбудили меня.

— Понимаю это неправильно…, — начала через сильнейшую боль говорить она, забываясь от страха в своих мыслях. — Но нам надо расстаться…

— Почему? Почему бы не обращать внимание на отца? — нервно отреагировал я.

— Прости Рональд. Дело точно не в тебе, а больше в нашей семье. Отец не хочет, чтобы я встречалась с тем человеком, который посадил за решетку нашего друга.

— Я понял тебя…, — сказал я и собирался уже отсаживаться в другое место, подальше от Мэри.

— Стой, — остановила она меня, — ты ни в чем не виновен…

Так я расстался со своей первой девушкой… Сам рассказал свое прошлое, ну и, конечно же, вся история распространилась куда не надо. Я проклинал себя за все это… Мне не хотелось идти и даже что-либо делать. Сумбурное состояние начало поглощать меня изнутри.

"Рональд! Иди сюда", — кричал Марк. Мне надо было как-то высказаться, а он являлся моим лучшим другом. Конечно же, я рассказал ему про наше расставание, которое произошло несколько минут назад. Мне не хотелось об этом говорить в зале лекций, поэтому я заставил Марка выйти из аудитории.

— Что вообще произошло? Как это произошло? — тревожно спрашивал Марк, беспокоясь о наших с Мэри отношениях.

Чтобы разъяснить причину нашего расставания с Мэри, мне надо было рассказать Марку про мое детство. Но так как мои рассказы о прошлом уже отпугнули Мэри, я не стал ничего рассказать Марку.

— Прости не могу сказать, — ответил я спустя несколько секунд. Давай я к тебе приду сегодня после школы, — предложил я. — Мне хочется абстрагироваться от этого всего.

Марк сразу понял, что может мне помочь. Он безотказно пригласил меня к себе. И по окончанию пар мы пошли к нему. К слову, я еле выдержал несколько часов лекций. Хоть мне и нравилось учиться, но лекции всегда были скучными.

По дороге мы зашли в ближайшую столовую, сытно поели и отправились домой к Марку. Мне нравилось осознавать, что у меня в жизни появился такой друг, на которого я не только могу положить, но и доверять свою жизнь…

На протяжении всего пути к его дому он пытался узнать информацию о причине нашего расставания с Мэри. Но смирившись, он на некоторое время замолк, пока мы не пришли уже к нему домой.

— Ты не поверишь, когда узнаешь, что я придумал использовать в виде сферы для планет солнечной системы! — заинтригованно говорил Марк.

— Ну давай, удиви, — заходил я к нему в космическую комнату.

Проблема любого проекта в том, что конструкция хрупкая. У Марка была задача — это найти сферу, которая будет хорошо держаться.

— Ты не поверишь, но у моего папы на работе остались теннисные мячи! — воскликнул Марк, показывая мне коробку уже очищенных до резины мячей. Я буду их красить и делать из них планеты, а уже из планет составлять солнечную систему, которая будет двигаться, — говорил радостный Марк.

— Ты серьезно? — серьезным тоном в полном недоумении спросил я.

— Да, ты, наверное, тоже понимаешь, как же это будет круто работать! — восторженно говорил Марк.

— Подожди Марк. Да не в этом дело… У меня какие-то галлюцинации или что? — размышлял я вслух.

В этот непредсказуемый момент мне все же захотелось рассказать всю свою историю прошлого. Мне казалось, что Марк поймет мое состояние и, возможно, даже даст совет. Я не ошибался, и Марк и вправду выслушал меня и был только на стороне меня. Я все ему рассказал до мелочей о своем прошлом.

— Тебе обязательно надо ехать в эту школу! — заявил Марк. — Подумай, Рональд! Ведь от судьбы не убежишь! Она сама к тебе придет, давая намеки. И все эти теннисные мячи, которые ты видишь повсюду, это и есть намеки судьбы. Твое призвание — это быть там!

Таких теплых слов я от Марка еще не слышал. Ведь Марк настолько поддержал меня. Он был просто в восторге, узнав, что дружит со мной, а именно с тем человеком, который смог свергнуть зло. Марк, став моим другом только несколько месяцев назад, дал мне множество советов и выделил тонны слов для поддержки. Таких людей не сыщешь. А ведь, возможно, судьба дала мне возможность найти такого друга…

Я прислушался к словам моего лучшего друга Марка и незамедлительно хотел уже отправиться домой. Мне прекрасно был известен ответ Тома, если я все же решусь уехать в эту школу. Мне пришлось попрощаться с Марком, ведь если я уеду в ту школу, то сюда вернусь уже не скоро. Я высказал ему самые приятные пожелания напоследок. Мы пожали друг другу руки и по-дружески обнялись на прощание.

Уже через два часа у меня полностью собран чемодан, и я был готов отправиться в эту школу в город Уэльс.

По приходу Тома, его обрадовал тот факт, что я все же решился на эту поездку. Мы с ним съездили в университет и заполнили бумаги для отчисления, так как меня ждала совершенно другая жизнь…

Походу, если мне было дано столько подсказок, то, возможно, я должен свернуть свой путь и перестать отказываться от возможностей. Если вы видите какие-нибудь намеки в вашей жизни, но надо следовать только им. Все может быть в жизни…

Ну и настало время прощаться с Томом. Меня ждала долгая дорога в Уэльс, где меня могли встретить новые приключения. "Я хочу тебе подарить", — сказала Том напоследок, давая мне в руки старую газетку, которой на вид было больше века.

— Мне посчастливилось найти эту газету, — дополнил он. — Прочти ее.

Я сразу обратил внимание на название газеты: "1873. Лаун-теннис — новый вид спорта". Эту газету издали почти сто двадцать лет назад. Хоть она было очень помятая, но прочитать ее содержание было возможно.

— Хорошо, — ответил я и положил газету в рюкзак так, чтобы она не помялась.

Когда мы стояли на станции, ожидая поезда в Уэльс, мне очень хотелось высказать всю благодарность Тому. Ведь если не он, то моя жизнь была бы другой — не такой счастливой после интерната. Мы застыли в объятиях. А сердце продолжало биться, создавая одновременные удары. Этот человек сделал для меня больше, чем нужны… Том останется навсегда в моем сердце!

Я махал ему через окно поезда. Когда поезд тронулся, мне оставалось только одно: отправиться к своей судьбе. Мне хотелось, проезжая километры, смотреть в окно поезда и наслаждаться дорогой. Все же это была моя первая поездка на поезде. Меня очень испугало и рассмешило то, что я смог увидеть огромный постер рядом со своим университетом, проезжая мимо его. "Метание теннисных мячей в длину", — молча прочел я с постера.

Затем, когда наскучило смотреть в окно, я расстелил одеяло, чтобы спокойно лежать. Я обратил внимание на газету, торчащую из рюкзака.

Я не верил своим глазам, что читаю это… Эта статья полностью изменила мое отношение к теннису. "Уолтор Клоптон Уилгфинд — создатель Лаун-тенниса", — было написано в газете. Это все было в 1873, то есть сто восемнадцать лет назад, когда меня и в помине не было. Меня радовало то, что несмотря на отсутствие моих родителей, у меня были такие талантливые родственники… Уолтор Клоптон Уилгфинд — мой дальний родственник, он и вправду придумал этот вид спорта. Жил он роскошно, устраивая вечеринки в своем дворце. Именно он придумал эту игру в сорок лет. Я не мог нарадоваться, осознавая, что прямо сейчас еду в школу имени своего дальнего родственника.

Прочитав всю газету до конца, мне захотелось вздремнуть. Я положил мягкую подушку под голову и заснул крепким сном, дожидаясь скорейшего прибытия, слушая шум поезда.

Эпилог: в жизни не каждого теннисиста


Как только я приехал в Уэльс, меня встретили двое мужчин в белой красивой форме с ровными жилетками без пуговиц. Они очень бережно стали относится с момента как они подошли ко мне. Эти люди выдали мне теннисный рюкзак прямо на станции. Рюкзак был огромным и в нем лежали кроссовки, ракетки, теннисные мячи и все новое. Конечно, я удостоверился, что эти люди являются не похитителями детей, а работниками школы-пансиона. Хотя, когда они подошли ко мне, у меня сложилось плохое мнение о них. К счастью, я ошибся. Эти парни были очень приятными и в разговоре. Разговаривали со мной на "вы". А ждали они меня на вокзале походу несколько дней, ведь как только я вышел из поезда, те сразу увидели меня и начали подходить. Словно самые настоящие шпионы…

— Мы едем в школу-пансион? — спросил я, когда садился в огромный элитный автобус, где было очень много таких же детей.

— Да, мистер Клоптон, — ответил один из парней.

Автобус был очень широким. Конструкция автомобиля была очень интересной. Такое чувство, что автобус был сделан специально для спортсменов с огромными сумками. Ведь под креслами было очень много места для больших сумок. Все очень аккуратно сделано, словно собрано вчера на заводе. Окна блестели, стулья были удобными, от чего можно было сразу же заснуть. Все дети ехали и радовались поступлению в данную школу.

Спустя еще полчаса автобус остановился, и мы приехали в местный район Уэльса, где царила природа райских гор, лесом, рек и озер. Но вот самое главное было еще впереди… Обернувшись и обратив внимание на выстроенный мини город, размещенный на небольшом холме. Становилось ощущение, что мы находились в Турции, где города выстраивались, друг на друге, будто создавая лестницу. Но оказалось, что это вовсе не город, а школа, в которую мы приехали. Школа занимала больше, чем город. А располагалась она на холме, где вход был в самом низу, а практически через каждые десять метров располагался теннисный корт с вышками для освещения. Теннисные корты заполняли весь холм. Именно в этой школе-пансионе было двадцать шесть теннисных кортов, более пятидесяти тренеров-профессионалов, несколько зданий для жилья и, конечно же, тысячу желающих обучаться тут.

Проезжая десятки километров, меня посетила такая мысль, что, возможно, это письмо пришло не только мне. Большая вероятность того, что эти приглашения были отправлены всем, кто был в том интернате. Так я думал, пока не увидел сотни человек, которые уже приехали сюда для поступления в данную школу. Здесь было слишком много народу, из-за чего мне не удалось никого найти из своих знакомых.

Данное мероприятие должно было состоять из речи, торжественного открытия школы и объявления фамилий учащихся, которые станут участниками этой школы.

Спустя несколько минут, поправляя бабочку, вышел пожилой директор школы Ричард Спаркс с торжественной речью:

— Рад видеть вас, друзья! Я думаю, не для кого не секрет, что Уолтер Клоптон Уингфилд — это создатель лаун-тенниса, проживающий в Уэльсе со времен девятнадцатого века, — говорил Ричард, а я все больше и больше интересовался причиной моего здесь нахождения.

Конечно, мне очень хотелось увидеться с друзьями, с которыми я не виделся больше восьми лет. Но вот тот факт, что я могу прямо сейчас тут быть один среди незнакомцев, пугал меня.

— Ну а сейчас приступим к тем людей, которые в этом учебном году станут нашими учениками! — продолжил говорить Ричард с улыбкой на лице. — В первую очень хочу подметить, что среди вас есть юноши и девушки, которые стали жертвами ожесточенных обращений. Вы многие не знаете, но восемь лет назад эти дети смогли одолеть зло…

Все это время я смотрел на Ричарда и понимал, что прямо сейчас он говорит о нас.

— Поэтому я хочу пригласить следующих учеников: Дэвид Блейк, Шарлотта Колипс, Исса Ловли, Мира Келлер, Генри Миллер, Тодд Хейнс…, — перечислил всех до одно директор Ричард. Но вот два человека он почему-то пропустил.

— Но вот двум людям я хочу выразить особую благодарность…, — продолжил Ричард. — Хочу вызвать на сцену Сюзанну Мартис!

После этих слов в моем сердце что-то резко застучал пульс. Я стал тревожно смотреть на сцену, в надежде, что Сюзи прямо сейчас находится где-то тут. Чувства мои не подвели, и Сюзанна и вправду находилась недалеко от меня. За восемь лет она так изменилась, что уже казалась не той девчонкой, с которой я познакомился, плача в туалетной кабинке. Она выглядела, как самая настоящая леди с красивыми ровными волосами, в милом розовом платье с открытыми плечами, со стройным телом и с ухоженным лицом. Никогда бы не сказал, что эта девушка когда-то смогла посадить двух преступников. А взгляд Сюзи сам по себе был очень умным. Она никогда не унижала людей за их вид, а наоборот, только ценила все самое главное в людях. Сюзи изменилась за эти восемь лет только в лучшую сторону, становясь самой прекрасной девушкой в моей жизни.

Сюзи, улыбаясь, вышла на сцену и даже обняла директора Ричарда. Характер этой прелестной девушки просто так не назовешь, ведь он своеобразен. Сюзи в это время оставалась в моем сердце, но в роли маленькой девочки, которая мыслила, как вундеркинд, придумывая планы, чтобы спасти нас из интерната.

— Как же я рад вас тут видеть, Сюзи! — обнимаясь, говорил директор.

Это был один из самых милых моментов этой церемонии открытия. Все друг друга пытались узнать, рассматривая лица, казалось бы, незнакомцев, но на само деле все мы когда-то прекрасно общались, размышляя планы… Я все смотрел на это и у меня появлялись хоть и маленькие, но слезы счастья во время того, как я видел все эти радостные эмоции. Всех нас кто-то здесь соединил, чтобы мы вспомнили друг друга.

— Ну и настало время объявить самого главного героя в жизни не каждого теннисиста! Прошу любить и жаловать, дальний родственник создателя лаун-тенниса — Рональд Клоптон.

И в этот момент раздается на всю оживленную публику мое имя и фамилия. Я замираю, как статуя в своих мыслях. Осознавая то, что меня уже через несколько секунд позовут на сцену… В глубине души мне все еще казалось о невозможном сюжете, который я прямо сейчас проживаю… И тут я слышу эти слова…

— Рональд Клоптон, прошу! — сказал Ричард и вся толпа сразу же начала аплодировать, дожидаясь моего выхода на сцену.

Неужели у меня получилось? Это ли я прямо сейчас иду к своей мечте? Ведь это моя судьба! Это моя жизнь!

Я вышел из толпы и направился в сторону сцены. Идя к Ричарду, я чувствовал полную свободу, радость и неимоверное желание чувствовать себя живым. Находясь где-то в страшном месте, мне не хотелось жить… А благодаря добрым людям, я прямо сейчас делаю шаги в сторону своей будущей карьеры. Я все ближе и ближе! Я почти дошел! С каждым шагом я осознавал, что жизни моя так изменяется… Все кричали, свистели и все аплодисменты посвящались мне, а я спокойно шел, отображая на своем лице только радость обычного юноши!

Как только я поднялся на сцену, Ричард еще ничего не успел сказал, как я подбежал, крепко обнимая его. И вновь я немного прослезился.

— Я безумно рад и вас тут лицезреть, — усмехнулся Ричард. — Вы, Рональд Клоптон, как и все остальные, которые были в этом интернате, будут обучаться в нашей школе бесплатно до момента выпуска!

Нагрянула радостная улыбка на лицах всех детей, стоявших на сцене.

Даже не верится, что все, кто прямо сейчас стоит на сцене, когда-либо находился с нами. Все мы тут все еще те же дети, в жизнях которых не хватило начала, а именно родителей, что всегда должны заботиться о своих детях. Мир помог нам, а мы поможем ему!

— Прошу еще одни огромные аплодисменты для Рональда Клоптона! — воскликнул Ричард.

Мне было безумно приятно ощущать такие эмоции, когда около тысячи людей смотрят и аплодируют мне. В этот момент на меня стеснительно смотрела Сюзи. Ведь жизнь меня за восемь лет тоже изменила. Я стал более мужественнее, сильнее и выше. Хоть мы и изменились за эти года… Но наша любовь к друг другу никуда не пропала…

Сюзи смотрела на меня своими зоркими ясными и милыми глазами, рассматривая меня. Мне запомнилось все о ней прошлое и многие моменты, не дающие мне забыть ее.

Сюзи подошла ко мне и молча обняла, зная, что я не буду сопротивляться. Мы обнимались на глазах тысячи людей на протяжении трех минут. Все же данный промежуток времени, в котором мы не виделись, оставлял надежды на наше воссоединение. К счастью, мы смогли друг друга найти. После объятий, Сюзи не отпуская меня, подняла голову и посмотрела мне в глаза. Я понял, что это момент настал… Спустя столько времени, потраченных сил, страшных дней, нам все же удается соединиться вместе. Я нежно поцеловал ее в губы, легко обхватив за спину, удивляясь ее внешностью. Она ждала этот момент… После поцелуя мы вновь посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.

А ведь это судьба, которая вовремя привела нас к настоящему призванию нашей жизненной истории… В моем случае, это история в жизни не каждого теннисиста, которая только начинается!


Конец?


Оглавление

  • Раздел первый
  •   Глава первая. Лаун-теннис
  • Раздел второй
  •   Глава вторая. Меркантильная власть
  •   Глава третья. И тут явилась она
  •   Глава четвертая. Мы пытались…
  •   Глава пятая. Отмщение судьбы
  • Раздел третий
  •   Глава шестая. Восемь лет спустя
  •   Глава седьмая. Моя судьба…
  •   Эпилог: в жизни не каждого теннисиста