Миндаль, корица (СИ) [грозные очи] (fb2) читать постранично
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
На него смотрят одновременно и как на врага, и как на чудо. Людей из внешнего мира здесь явно не жалуют, но именно его никто не останавливает при въезде. Наверное, понимают, что это не тот человек, которому можно преграждать путь, поэтому ни слова против не говорят, когда он выходит из машины и направляется к большому огороду, где людей больше, и где хоть кто-то сможет внятно сказать, как найти Эму.
Отзывается парень, больше смахивающий на умственно отсталого, но, скорее всего, просто чуть более просветлённый, чем все остальные. Сначала, правда, не понимает, о ком его спрашивают, говорит, что никакой Эмы Сано тут нет. Санзу теряет терпение, но, когда слышит со стороны: «Брат, не говори с ним, нельзя» от проходящей мимо хмурой женщины с серым лицом, понимает, что в этой дыре даже по имени вряд ли обращаются. Парень тушуется, поглядывает на других, работающих поблизости и недовольных тем, что один из них общается с незнакомцем. Но всё равно слушает, как Санзу описывает внешность Эмы, и даже вроде бы пытается припомнить.
Светлые волосы. Светло-карие глаза. Рост… Он проводит ребром ладони поперёк груди. (Сразу вспоминает, как порой приобнимал её за плечи, смотрел на заколку-цветок на затылке и подхваченные ей мягкие локоны.) Ростом невысокая. Всё. Нечего больше про неё сказать. Этого мало. Этого очень мало. Но парень вдруг кивает и говорит:
— А, она добрая. Добрая сестра. Ласковая.
Да. Это тоже. Но Санзу корёжит от понимания, что Эма была доброй даже к этому чокнутому мальчишке — настолько доброй, что он её по этой доброте и запомнил.
— Добрая. Ласковая. Где она?
— В теплице видел её недавно. Вон там. — И указывает пальцем на пару небольших строений с застеклёнными стенами, до которых идти мимо тесно расположенных грядок.
В теплице его снова встречают подозрительными взглядами, но говорят, что Эмы здесь нет. Говорят, Эма в саду собирает яблоки.
— Майки уже восемь месяцев сходит с ума там. А она тут собирает ёбанные яблоки. — На Майки ему, если честно, именно сейчас плевать. Сейчас он зол. Так зол на неё, что в каждом, едва слышно и сквозь зубы произнесённом, слове яда теперь столько, что захлебнуться можно. А ведь всего лишь пару минут назад томило предвкушение долгожданной встречи.
Злость исчезает сама собой, когда он, пройдя по саду, останавливается около одной из старых яблонь. К ней лестница приставлена, на лестнице — та, кого искал.
Смешно — узнаёт её по ногам.
Когда-то она носила чулки и туфли, сандалии, босоножки, состоящие только из высокого каблука и пары ремешков, изящные короткие сапожки и иногда даже яркие кеды. Теперь Эма босая. Переступает серыми, в мелких ссадинах и синяках, ступнями по перекладине — неудобно и больно на лестнице стоять без обуви, но, видимо, она уже давно привыкла. Шуршит листвой наверху, одновременно приподнимает правую ногу и почёсывает пальцами косточку на щиколотке.
— Ты, значит, теперь всем здесь сестра, да? — Спрашивает он и сразу прячет руки в карманы, чтобы не поддаться желанию и не коснуться её. — А про своего родного брата помнишь?
Приехал с целью, с планом — высказать всё накопившееся за восемь месяцев её отсутствия, схватить за руку, посадить в машину и увезти насильно из этого странного места, маленького государства, организованного кучкой сумасшедших. Готов был даже на обратном пути слушать её слёзы и крики, готов был по приезду запереть её в квартире и замки сменить, чтоб при всём желании не смогла никуда уйти снова. Но вот она начинает медленно спускаться и присаживается на верхнюю ступеньку. Одной рукой подпирая подбородок, а другой придерживая холщовую сумку с яблоками, разглядывает его, будто заново узнаёт, и он теперь лишь в одном нуждается — чтоб сказала, как соскучилась, обнять себя дала, позволила сорвать косынку, зарыться обеими руками в светлые согретые солнцем волосы, да без конца целовать яблочные губы. На Эме свободные, подшитые около пояса, штаны длинной чуть ниже колен и заправленная в них светлая рубашка без пары пуговиц — вещи очень чистые, но ей не по размеру, сильно велики, явно чужие, и, Санзу уверен, до неё их успел поносить не один человек. Он смотрит на неё и не верит, что перед ним именно она. Хочет, до безумия хочет возненавидеть её за всё, что она сделала. За то, что променяла на эту ветошь свои красивые платья, которые смотрелись и сверкали только на ней, а ныне безликими тряпками висят в гардеробной в его квартире (особая ежедневная, придуманная им самим, пытка — смотреть на её вещи и на её обувь, рядами, стоящую на полках, и знать, что это всё новой-ей теперь не нужно). За то, что уехала среди ночи, оставив его наедине с каждым невысказанным словом. За то, что не вернулась. Ни через день не вернулась. Ни через два. Ни через месяц. Теперь обнаружилась здесь, мечтательно-прекрасная, яблочно-летняя в рассеянном мягком
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Последние комментарии
2 часов 31 минут назад
7 часов 35 минут назад
15 часов 24 минут назад
17 часов 54 минут назад
18 часов 2 минут назад
2 дней 5 часов назад