Интервью [Ольга Андрианова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Ольга Андрианова Интервью
Сладкое Харакири Ольги Андриановой
«Когда я делаю свои куклы, я чувствую себя как птица, которая сидит на ветке и орет во все горло, потому что ее распирает от радости. И совершенно не думаю о том, сколько это будет стоить, продастся моя кукла или нет, больше всего мне хочется, чтобы мой восторг ударил по зрителю сквозь все колготки и синтипоны, тогда я испытаю колоссальное счастье».Господи, ну кто из нас, положа руку на сердце, может повторить то же самое? Кто вот так же, захлебываясь от любви и избытка чувств, может часами говорить — и о чем? О работе. Бывший архитектор и мать троих детей, а ныне кукольница «с именем» Ольга Андрианова только так и умеет, нет, не рассказывать даже, а гореть, пылать и заражать своей неистовой страстью к куклам, к тем забавным, наивным и трогательным существам, которых она плодит и рождает с щедростью древней Деметры. Возникают и заканчиваются всякие «перестройки», обрушиваются дефолты и разные кризисы, а она все шьёт и шьёт свои куклы легко и счастливо — и вправду — так птица поет, несмотря на грохочущий рядом бульдозер. Может, это и есть формула любого искусства? — Меня часто спрашивают в школе кукольного дизайна: как надо делать куклы? А я понятия не имею. В данный момент я это делаю так, потому что так чувствую. Но если вы повторите меня, мне это будет неинтересно. Вообще, любой жанр — от куклы до книги, если от него веет свободой, а не зашоренностью, он мне родной. А если все сделано правильно, но мертво, я не испытываю никакого кайфа. У меня в детстве над кроватью висел настоящий таджикский коврик с какими-то нестыковками и ошибками в орнаменте, и я испытывала такой кайф при виде этого несовершенства! Мне казалось, что я сама тку этот коврик, и обрыв какой-нибудь ниточки был для меня чрезвычайно дорог. Ибо во всяком искусстве я ценю не безукоризненность, а «мохнатенькое» — свое. — С чего все началось? — Я с младых ногтей либо рисовала, либо лепила, либо выжигала, чеканила, вышивала, кроила, паяла, строгала… в общем, из всего, что плохо лежало, что-нибудь да мастерила. Вплоть до мыла. Когда мне не хватило материала, я умудрилась из всего мыла, что было в доме, сотворить композицию «Лесное царство». Шляпки грибов из хозяйственного мыла, ножки — из детского, листики — из хвойного и т. д. Шила на себя без ума. Если все носили в городе миди, я шила себе острое мини или сумасшедшее макси и страшно выпендривалась. Это потом я узнала, что в моем роду было четыре поколения рукодельниц. Когда я делала свою мадам «Нафталин», то одела ее в четыре «процесс — рассказать о том, какой он красивый. Когда я делаю лицо, мне нужно, чтобы во всей квартире находилась только я одна. Иначе эту благодать можно легко спугнуть: в это время я, как парус, ожидающий порыва или дуновения, чтобы куда-нибудь плыть. А вообще, так, как я делаю куклы, не делает их никто. Даже Лиза Лихтенфельц. У нее куклы — скульптуры, они стоят, как в музее, а у меня куклы — игрушки. С ними можно играть и разговаривать. Я делаю их более шаржированными и ценю в них прикосновение человека. Я не боюсь заметного стежка в ущерб эстетичности и красивости. Для меня важнее выразительность, и теплота, и ощущение жизни, где как бы видно движение кисти и сочетание несочетаемого. — Расскажите, пожалуйста, о Ваших портретных куклах. — Портретная кукла — это нечто особенное. И идея ее создания возникает всегда неожиданно. Вот, например, Путин возник во время нашего плавания на корабле, тогда мы совершенно неожиданно узнали, что избран исполняющий обязанности Президента. Вернулись домой, и меня очень заинтересовало его лицо: мне оно показалось необычным. Меня всегда интриговал феномен власти, особенно с физиономической точки зрения. В общем, стало любопытно, и я сделала Путина сначала в остро-европейской манере, как железного канцлера в латах. А потом подумала, что поскольку он русский, то нужно втиснуть его в прокрустово ложе русской культуры. Не знаю, насколько это мне удалось, но в галерее куклу купили быстро. Так же неожиданно возник и Ельцин. Мы жили с семьей 6 лет в Индии, и во время путча очень переживали все, что творилось в Москве. Ельцин как-то приковал к себе внимание, я загорелась и однажды взяла розовую маечку, оставшуюся от предыдущей серии портретов одноклассников моего сына, сложила ее, и получилось вылитое лицо царя Бориса с этакой характерной ельциновской складочкой. Мне оставалось просто приделать нос, и Ельцин был готов. Потом я обрядила его в шапку Мономаха, в меха и самоцветы, и получилась трогательная, милая кукла. Это была первая кукла, проданная в галерею «Вахтановъ», и ее сразу купили. А вот с Лениным вышло иначе. Муж спросил меня: «А слабо сделать Ленина?». Почему слабо? И я сделала так называемое «Последнее подполье». Ленин в кепке, с улыбкой, совсем не героический и не пафосный, а напротив, смешной и очень несуразный. Коммунисты, правда, расценили это как издевательство. В галерею приходила сердитая бабка, бывшая цековская работница, и грозилась, обещая мне страшные кары… Лилия Байрамова, журнал «КРЕАТИВ».
Формула любви Ольги Андриановой
Мечтательный пьеро, Владимир Высоцкий, Царь Борис, Эраст Гарин и многие-многие другие — всё это персонажи, созданные Ольгой Андриановой. Она ласково называет их «тряпсонажи». У них своя жизнь, свои мечты, грусть и радость. Её куклы — живые. — Вероятно, у каждого художника есть какие-то детские «творческие» воспоминания? Что сформировало Вас как художника?— Когда я была совсем маленькая, у меня над кроватью висел старинный восточный ковер ручной работы. Он был соткан с ошибками: видимо, либо учеником, либо совсем стареньким мастером. Я любила разглядывать эти ошибки, несуразности и неточности, представляя сгорбленную спину древнего ткача, который ткал этот ковер руками, глазами и сердцем, и переносилась душой в те времена, сопереживала творческому процессу. Спустя много лет меня так же восхищают какие-то неправильности. Тогда я рассматривала ошибки в узоре ковра, сейчас я рассматриваю лица людей, ищу неправильности во внешности: необычный овал лица, складочки, морщинки, какие-то персональные детали, которые и создают неповторимый образ. — Вы делаете куклы только из текстиля? Не планируете ли в будущем создавать фарфоровых кукол, к примеру? — Я никогда не делала и не буду делать кукол из пластика или фарфора. Я очень трепетно отношусь к текстилю. Он для меня лучший, самый выразительный материал. — Как давно Вы делаете куклы? — Я всегда как-то подбиралась, прицеливалась, подползала к этому жанру. С ранних лет я занималась рукоделием, а позже узнала от мамы, что умершая до моего рождения бабушка тоже делала куклы. Жаль, что эти бабушкины куклы не сохранились. Всю жизнь я что-то шила, лепила, выжигала, чеканила, вязала, клеила аппликации из самых немыслимых, не сочетаемых друг с другом материалов. И в этой сочетаемой несочетаемости, дающей новый эффект, находила особую радость. Когда спрашивают, сколько лет я делаю кукол, то я с некоторым кокетством отвечаю: «Всю жизнь». Каждая моя работа — это формула любви. Это мой способ общения с окружающими. Я не могу напрямую сказать человеку, как я его люблю, как много вижу в нем светлого, неповторимого. Я могу признаться в любви только своими работами. Я — архитектор по образованию, училась в МАРХИ. Совершенно неожиданно в какой-то момент возникли куклы. Кукла — это тоже своего рода архитектура, своеобразная трехмерная конструкция. Первую свою портретную куклу я сделала по предложению сослуживца, с которым мы работали в проектном институте. Он спросил: «А можно меня куклой сделать?» Я ответила: «С удовольствием!» Для меня открылся жанр портретной куклы, и я сделала портреты практически всех любимых мною коллег-архитекторов. Вскоре от архитектуры я была вынуждена отвлечься: у меня родилась вначале девочка, а потом один за другим два мальчика. Но руки требовали творчества. После института у меня был такой заряд энергии и азарта — как будто батарейку вставили. — Ваши куклы выставлены в галерее «Вахтановъ». Есть ли Ваши работы в других галереях? Участвуете ли Вы в московских выставках? — Первая выставка, в которой я участвовала, состоялась в 1986 году в Музее декоративного искусства на Делегатской. Я очень благодарна галерее «Вахтановъ» за то, что они взяли мои куклы. До этого я очень много ходила по выставкам, магазинам и предлагала свои работы. Но тогда был очень популярен фарфор, а текстиль никому не нужен. Я много выставлялась на Западе, в Америке, Германии. Много моих работ в частных коллекциях в Югославии, Израиле, Германии и, конечно, в Индии, где я долго прожила. — Предпочитаете ли Вы какой-то один вид текстиля? Используете ли толстые материалы, драп? — Для меня не существует запрета в материалах. Я не считаю, что какой-то материал плох. Любой может подойти, любой можно использовать для каких-то аппликаций, деталей, вставок, обуви. Хорошо, что есть колготки: с их помощью можно имитировать тело. Текстильный материал я использую самый разный: шёлк, кружева, драп. Использую и толстые материалы. Шарманщик («Воспоминание о бабушкином детстве») был в очень многослойном костюме, в пальто из драпа. Я использую совершенно противоположные, не сочетаемые в обычной одежде материалы. Я могу совершенно бесценные старинные кружева пришить к какой-то пакле, которая придаст этим кружевам необыкновенный шарм. То есть в их несовместимости я вижу удивительную гармонию, которая кукле придаёт искру и живость — как чёрное и белое, как лёд и пламень, как свет и тьма. Первое время я использовала поролон — очень нехороший материал. Он быстро стареет, поэтому я от него отказалась. Впрочем, сейчас я благодарна поролону — он помог мне на первых этапах. — Как долго Вы делаете куклу? — Я делаю очень быстро. Недели две. Иногда быстрее, если нужно срочно на выставку. Я «запойный» человек, сижу ночами. Почему я работаю быстро? Вот кукла сидит, у неё уже есть личико, есть скелет, мышцы, но нет кожи или ног, или рук. А я этого перенести не могу. Когда она сидит без кожи, без рук — она как будто просит, чтобы её доделали. Голенькая она ещё посидит, я её заверну в ветошку. А вот с недоделанными руками или ногами — она как инвалид. — С чего начинаете работу над куклой? С подбора материала? — Нет какого-то единого рецепта. Я и ученикам всегда говорю: главное, быть парусом, в который дует ветер твоей любви. Главное — не бояться ничего и отдаться на волю ветра. Не бояться сделать плохо, что-то испортить. Не переживать, как это будет смотреться на выставке. Нужно отдаться целиком и полностью — и плыть, и плыть… Кукла уже существует где-то в пространстве, нужно быть локатором и знать, где и что искать. Ты подставил ладони, и эта благодать тебе сыпется — только успевай ловить и использовать. — А куда же идут неудачные куклы? — Если это портретная кукла, и у неё уже сделаны лицо и глаза, но она не похожа на прототип, тогда я откладываю её. Она может пригодиться для другой куклы, непортретной. В неё уже вложена душа. Она глазками уже смотрит на меня, как Буратино на Папу Карло. Она уже живая, и её нельзя на помойку. — У Вас есть и большие куклы, так называемого размера «лайф сайз». Когда Вы начали их делать? — Я была приглашена в мастерскую к Саше Кукиновой (она не только кукольный мастер, но и театральный художник, её авторитет для меня совершенно незыблем), где были развешаны замечательные театральные костюмы. И я подумала: как бы оживить их? Я прибежала домой, и тут же начала делать большую куклу «Мадам Нафталин». На ней и мои свадебные перчатки, выкрашенные в чёрный цвет, и кружева, которые плели моя мама, моя бабушка и прабабушка — три поколения. — Делаете ли Вы так называемые прикладные куклы, например на чайник?
— Очень люблю все эти прикладные моменты. Как архитектор очень ценю такие конструктивные куклы. Делала я и куклу на чайник, и куклу-вешалку, и куклу-карман-для-сапожных-щёток. Самая моя любимая — кукла-зеркало: вокруг зеркала, как рамка, фигура еврея-портного.
— Некоторые художники стараются использовать подставки. Как стоят Ваши куклы, ведь текстильные куклы очень мягкие?
— У меня принцип: кукла не должна быть жёстко прикреплена к подставке. Хорошо, когда хозяин может пересадить её, положить на диван, чтобы кукла могла отдохнуть. Но в то же время как архитектор я люблю создавать мини-интерьер, стараюсь каждому персонажу изготовить специальное кресло в стиле его времени. Пушкин у меня сидел в ампирном кресле. Лев Толстой устроился на лавке. Эту лавку я долго не могла придумать. На даче мне попалось берёзовое полешко, я попросила мужа сделать из него лавочку. А уже потом в книжке про Ясную Поляну я прочла, что у Толстого была любимая скамейка, которую он сам смастерил.
Текстильным куклам трудно стоять, поэтому они, как правило, у меня сидячие. Но бедняжечка «Мадам Нафталин» стоит, ей помогает ёлочная подставка. Для куклы «Чай, кофе, потанцуем?» я тоже использовала опору, но в виде турнюра. Был «Шарманщик», который надевался на настоящую шарманку Большая кукла «Мсье Нафталин», который никогда не встречался с «Мадам Нафталин», сидит в кресле в магазине «Москва» на Тверской. Кресло высокое, как для коктейлей. Оно сделано из цветочной подставки, со спинкой, чтобы «Мсье» было удобнее сидеть.
— Ваши близкие помогают Вам, гордятся, радуются новой кукле?
— Они все занимаются своими делами, но если нужно помочь, то для меня отрываются от них, помогают решать технические проблемы. Иногда нужна сварка, какие-то столярные, слесарные работы, а я этим не вполне владею. Старший сын помогает делать распечатки на компьютере, что-то искать в Интернете.
— Среди Ваших кукол много исторических персонажей. Где Вы находите материалы по историческому костюму и аксессуарам?
— Я коллекционирую книги по истории костюма. Для «Царя Бориса» изучала костюмы российской знати. Царь был в шапке Мономаха, с самоцветами. Мы тогда жили в Индии, и самоцветы пришлось использовать индийские. Нужно не следовать строго историческому костюму максимально приближаясь к первоисточнику а творчески переработать то, что есть под рукой, с учётом современных материалов, с учётом характера персонажа. У меня была кукла «Исполняющий обязанности президента». Он «выбрал» боярский костюм, хотя мне хотелось бы ему сделать что-то более европейское, соответствующее его имиджу
Сейчас мне заказали интересную работу Магазин «Москва», где находится кукла «Мсье Нафталин», стоит рядом с храмом Космы и Дамиана. Так случилось, что эта кукла попалась на глаза священнику и вскоре мне был дан заказ изготовить «Вертеп» для храма. Я с восторгом принялась за работу, но была слишком несдержанна. Куклы получились очень эмоциональные, что противоречит православными канонам. Поэтому для церкви я буду делать другой вариант.
— Как можно научиться делать такие куклы?
— Существуют специальные школы. Я сама преподавала в школе Светланы Воскресенской. Но научить нельзя, можно только научиться самому Главное — иметь желание и любовь, тогда всё получится.
Как-то пришла одна девочка и спросила меня: «Вы гарантируете, что мои куклы будут продаваться?» Это очень неправильный, очень коммерческий подход. Никому нельзя ничего гарантировать.
Просто будь парусом, в который дует ветер любви. И тогда всё получится.
Беседовала Вероника Акатова для журнала «Кукольный мастер».
Тряпичное счастье
Ольга Андрианова всю свою взрослую жизнь связала с куклами. Ради них она бросила любимую архитектуру, будучи уже состоявшимся профессионалом. Но нисколько об этом не жалеет: ее куклы приносят людям не меньше радости, чем дома или стадионы. Они поселяются в домах и согревают их теплом своей создательницы. Тряпичные Толстой, Гоголь, Пушкин, Жанна д'Арк, Гамлет, Дон Кихот. Моцарт, лешие, русалки, бабки-ежки разбрелись по Америке. Израилю. Румынии. Индии. Австрии, России и другим странам. От сделанных 242 кукол у нее не осталось ни одной.— Ольга, а как все начиналось?
— Я всегда что-то шила, лепила, мастерила. Наверное, потому, что папа художник и дом был наполнен картинами, а по маминой линии все были рукодельницами. Сначала я выдумывала что-нибудь из ткани, разные немыслимые наряды. А потом, когда вынужденно бездельничала из-за беременности, подумала, что ткань можно использовать по-другому. И стала шить маленьких гномов, чертей, леших, ангелочков и раздаривать их друзьям. Однажды коллега-архитектор попросил сделать его портрет, Я согласилась. После этого появилось еще 62 портрета,
— И не было случая, чтобы кто-нибудь возмутился по поводу своей кукольной внешности?
— Нет, или я не знаю о таких случаях. Я отношусь к своим прототипам нежно и бережно. К тому же, чтобы сделать портрет, нужно знать и любить человека, Я всегда долго готовлюсь к работе, собираю любую доступную информацию, например, моя, одна из последних, кукла Гамлет похожа, но только в профиль, на Высоцкого — Абстрактный образ создавать очень трудно. Кукла должна быть похожа на какую-то индивидуальность. Поэтому леший у меня вышел с лицом Петра Мамонова. Я люблю его музыку, и мне кажется, что в душе Мамонов немножко леший.
Иногда случаются почти провидческие ситуации. Уже готового Толстого мне хотелось посадить на полянке, но на что — не знала, Мы с мужем долго думали и сделали березовую лавку, И только потом я узнала, что у Льва Николаевича в Ясной Поляне была любимая лавка, похожая на нашу,
— А что у ваших кукол внутри?
— «Скелет» — проволока, «мышцы» — вата, синтепон, а «кожа» — колготки. Для Пушкина цвет пришлось поискать потемнее, для русалок — вообще зеленый. Личики подкрашиваются — румяна, веснушки, А выражение придается при помощи нитки с иголкой. Я не умею объяснить, как это делается. Это получается само.
Варвара ЗАЙЦЕВА . Газета Союза Архитекторов России «Автограф»
Последние комментарии
13 часов 56 минут назад
14 часов 32 минут назад
15 часов 25 минут назад
15 часов 29 минут назад
15 часов 41 минут назад
15 часов 54 минут назад