Интервью [Ольга Андрианова] (fb2) читать онлайн

Ольга Андрианова Интервью

Сладкое Харакири Ольги Андриановой

«Когда я делаю свои куклы, я чувствую себя как птица, которая сидит на ветке и орет во все горло, потому что ее распирает от радости. И совершенно не думаю о том, сколько это будет стоить, продастся моя кукла или нет, больше всего мне хочется, чтобы мой восторг ударил по зрителю сквозь все колготки и синтипоны, тогда я испытаю колоссальное счастье».

Господи, ну кто из нас, положа руку на сердце, может повторить то же самое? Кто вот так же, захлебываясь от любви и избытка чувств, может часами говорить — и о чем? О работе. Бывший архитектор и мать троих детей, а ныне кукольница «с именем» Ольга Андрианова только так и умеет, нет, не рассказывать даже, а гореть, пылать и заражать своей неистовой страстью к куклам, к тем забавным, наивным и трогательным существам, которых она плодит и рождает с щедростью древней Деметры. Возникают и заканчиваются всякие «перестройки», обрушиваются дефолты и разные кризисы, а она все шьёт и шьёт свои куклы легко и счастливо — и вправду — так птица поет, несмотря на грохочущий рядом бульдозер. Может, это и есть формула любого искусства?

— Меня часто спрашивают в школе кукольного дизайна: как надо делать куклы? А я понятия не имею. В данный момент я это делаю так, потому что так чувствую. Но если вы повторите меня, мне это будет неинтересно. Вообще, любой жанр — от куклы до книги, если от него веет свободой, а не зашоренностью, он мне родной. А если все сделано правильно, но мертво, я не испытываю никакого кайфа. У меня в детстве над кроватью висел настоящий таджикский коврик с какими-то нестыковками и ошибками в орнаменте, и я испытывала такой кайф при виде этого несовершенства! Мне казалось, что я сама тку этот коврик, и обрыв какой-нибудь ниточки был для меня чрезвычайно дорог. Ибо во всяком искусстве я ценю не безукоризненность, а «мохнатенькое» — свое.

— С чего все началось?

— Я с младых ногтей либо рисовала, либо лепила, либо выжигала, чеканила, вышивала, кроила, паяла, строгала… в общем, из всего, что плохо лежало, что-нибудь да мастерила. Вплоть до мыла. Когда мне не хватило материала, я умудрилась из всего мыла, что было в доме, сотворить композицию «Лесное царство». Шляпки грибов из хозяйственного мыла, ножки — из детского, листики — из хвойного и т. д. Шила на себя без ума. Если все носили в городе миди, я шила себе острое мини или сумасшедшее макси и страшно выпендривалась. Это потом я узнала, что в моем роду было четыре поколения рукодельниц. Когда я делала свою мадам «Нафталин», то одела ее в четыре «процесс — рассказать о том, какой он красивый. Когда я делаю лицо, мне нужно, чтобы во всей квартире находилась только я одна. Иначе эту благодать можно легко спугнуть: в это время я, как парус, ожидающий порыва или дуновения, чтобы куда-нибудь плыть.

А вообще, так, как я делаю куклы, не делает их никто. Даже Лиза Лихтенфельц. У нее куклы — скульптуры, они стоят, как в музее, а у меня куклы — игрушки. С ними можно играть и разговаривать. Я делаю их более шаржированными и ценю в них прикосновение человека. Я не боюсь заметного стежка в ущерб эстетичности и красивости. Для меня важнее выразительность, и теплота, и ощущение жизни, где как бы видно движение кисти и сочетание несочетаемого.

— Расскажите, пожалуйста, о Ваших портретных куклах.

— Портретная кукла — это нечто особенное. И идея ее создания возникает всегда неожиданно. Вот, например, Путин возник во время нашего плавания на корабле, тогда мы совершенно неожиданно узнали, что избран исполняющий обязанности Президента. Вернулись домой, и меня очень заинтересовало его лицо: мне оно показалось необычным. Меня всегда интриговал феномен власти, особенно с физиономической точки зрения. В общем, стало любопытно, и я сделала Путина сначала в остро-европейской манере, как железного канцлера в латах. А потом подумала, что поскольку он русский, то нужно втиснуть его в прокрустово ложе русской культуры. Не знаю, насколько это мне удалось, но в галерее куклу купили быстро.

Так же неожиданно возник и Ельцин. Мы жили с семьей 6 лет в Индии, и во время путча очень переживали все, что творилось в Москве. Ельцин как-то приковал к себе внимание, я загорелась и однажды взяла розовую маечку, оставшуюся от предыдущей серии портретов одноклассников моего сына, сложила ее, и получилось вылитое лицо царя Бориса с этакой характерной ельциновской складочкой. Мне оставалось просто приделать нос, и Ельцин был готов. Потом я обрядила его в шапку Мономаха, в меха и самоцветы, и получилась трогательная, милая кукла. Это была первая кукла, проданная в галерею «Вахтановъ», и ее сразу купили.

А вот с Лениным вышло иначе. Муж спросил меня: «А слабо сделать Ленина?». Почему слабо? И я сделала так называемое «Последнее подполье». Ленин в кепке, с улыбкой, совсем не героический и не пафосный, а напротив, смешной и очень несуразный. Коммунисты, правда, расценили это как издевательство. В галерею приходила сердитая бабка, бывшая цековская работница, и грозилась, обещая мне страшные кары…

Лилия Байрамова, журнал «КРЕАТИВ».

Формула любви Ольги Андриановой

Мечтательный пьеро, Владимир Высоцкий, Царь Борис, Эраст Гарин и многие-многие другие — всё это персонажи, созданные Ольгой Андриановой. Она ласково называет их «тряпсонажи». У них своя жизнь, свои мечты, грусть и радость. Её куклы — живые. — Вероятно, у каждого художника есть какие-то детские «творческие» воспоминания? Что сформировало Вас как художника?

— Когда я была совсем маленькая, у меня над кроватью висел старинный восточный ковер ручной работы. Он был соткан с ошибками: видимо, либо учеником, либо совсем стареньким мастером. Я любила разглядывать эти ошибки, несуразности и неточности, представляя сгорбленную спину древнего ткача, который ткал этот ковер руками, глазами и сердцем, и переносилась душой в те времена, сопереживала творческому процессу.

Спустя много лет меня так же восхищают какие-то неправильности. Тогда я рассматривала ошибки в узоре ковра, сейчас я рассматриваю лица людей, ищу неправильности во внешности: необычный овал лица, складочки, морщинки, какие-то персональные детали, которые и создают неповторимый образ.

— Вы делаете куклы только из текстиля? Не планируете ли в будущем создавать фарфоровых кукол, к примеру?

— Я никогда не делала и не буду делать кукол из пластика или фарфора. Я очень трепетно отношусь к текстилю. Он для меня лучший, самый выразительный материал.

— Как давно Вы делаете куклы?

— Я всегда как-то подбиралась, прицеливалась, подползала к этому жанру.

С ранних лет я занималась рукоделием, а позже узнала от мамы, что умершая до моего рождения бабушка тоже делала куклы. Жаль, что эти бабушкины куклы не сохранились.

Всю жизнь я что-то шила, лепила, выжигала, чеканила, вязала, клеила аппликации из самых немыслимых, не сочетаемых друг с другом материалов. И в этой сочетаемой несочетаемости, дающей новый эффект, находила особую радость.

Когда спрашивают, сколько лет я делаю кукол, то я с некоторым кокетством отвечаю: «Всю жизнь».

Каждая моя работа — это формула любви. Это мой способ общения с окружающими. Я не могу напрямую сказать человеку, как я его люблю, как много вижу в нем светлого, неповторимого. Я могу признаться в любви только своими работами.

Я — архитектор по образованию, училась в МАРХИ. Совершенно неожиданно в какой-то момент возникли куклы. Кукла — это тоже своего рода архитектура, своеобразная трехмерная конструкция.

Первую свою портретную куклу я сделала по предложению сослуживца, с которым мы работали в проектном институте. Он спросил: «А можно меня куклой сделать?» Я ответила: «С удовольствием!» Для меня открылся жанр портретной куклы, и я сделала портреты практически всех любимых мною коллег-архитекторов.

Вскоре от архитектуры я была вынуждена отвлечься: у меня родилась вначале девочка, а потом один за другим два мальчика. Но руки требовали творчества. После института у меня был такой заряд энергии и азарта — как будто батарейку вставили.

— Ваши куклы выставлены в галерее «Вахтановъ». Есть ли Ваши работы в других галереях? Участвуете ли Вы в московских выставках? — Первая выставка, в которой я участвовала, состоялась в 1986 году в Музее декоративного искусства на Делегатской. Я очень благодарна галерее «Вахтановъ» за то, что они взяли мои куклы. До этого я очень много ходила по выставкам, магазинам и предлагала свои работы. Но тогда был очень популярен фарфор, а текстиль никому не нужен.

Я много выставлялась на Западе, в Америке, Германии. Много моих работ в частных коллекциях в Югославии, Израиле, Германии и, конечно, в Индии, где я долго прожила.

— Предпочитаете ли Вы какой-то один вид текстиля? Используете ли толстые материалы, драп?

— Для меня не существует запрета в материалах. Я не считаю, что какой-то материал плох. Любой может подойти, любой можно использовать для каких-то аппликаций, деталей, вставок, обуви. Хорошо, что есть колготки: с их помощью можно имитировать тело.

Текстильный материал я использую самый разный: шёлк, кружева, драп. Использую и толстые материалы. Шарманщик («Воспоминание о бабушкином детстве») был в очень многослойном костюме, в пальто из драпа.

Я использую совершенно противоположные, не сочетаемые в обычной одежде материалы. Я могу совершенно бесценные старинные кружева пришить к какой-то пакле, которая придаст этим кружевам необыкновенный шарм. То есть в их несовместимости я вижу удивительную гармонию, которая кукле придаёт искру и живость — как чёрное и белое, как лёд и пламень, как свет и тьма.

Первое время я использовала поролон — очень нехороший материал. Он быстро стареет, поэтому я от него отказалась. Впрочем, сейчас я благодарна поролону — он помог мне на первых этапах.

— Как долго Вы делаете куклу?

— Я делаю очень быстро. Недели две. Иногда быстрее, если нужно срочно на выставку. Я «запойный» человек, сижу ночами. Почему я работаю быстро?

Вот кукла сидит, у неё уже есть личико, есть скелет, мышцы, но нет кожи или ног, или рук. А я этого перенести не могу. Когда она сидит без кожи, без рук — она как будто просит, чтобы её доделали.

Голенькая она ещё посидит, я её заверну в ветошку. А вот с недоделанными руками или ногами — она как инвалид.

— С чего начинаете работу над куклой? С подбора материала?

— Нет какого-то единого рецепта. Я и ученикам всегда говорю: главное, быть парусом, в который дует ветер твоей любви. Главное — не бояться ничего и отдаться на волю ветра. Не бояться сделать плохо, что-то испортить. Не переживать, как это будет смотреться на выставке. Нужно отдаться целиком и полностью — и плыть, и плыть…

Кукла уже существует где-то в пространстве, нужно быть локатором и знать, где и что искать. Ты подставил ладони, и эта благодать тебе сыпется — только успевай ловить и использовать.

— А куда же идут неудачные куклы?

— Если это портретная кукла, и у неё уже сделаны лицо и глаза, но она не похожа на прототип, тогда я откладываю её. Она может пригодиться для другой куклы, непортретной. В неё уже вложена душа. Она глазками уже смотрит на меня, как Буратино на Папу Карло. Она уже живая, и её нельзя на помойку.

— У Вас есть и большие куклы, так называемого размера «лайф сайз». Когда Вы начали их делать?

— Я была приглашена в мастерскую к Саше Кукиновой (она не только кукольный мастер, но и театральный художник, её авторитет для меня совершенно незыблем), где были развешаны замечательные театральные костюмы. И я подумала: как бы оживить их? Я прибежала домой, и тут же начала делать большую куклу «Мадам Нафталин». На ней и мои свадебные перчатки, выкрашенные в чёрный цвет, и кружева, которые плели моя мама, моя бабушка и прабабушка — три поколения.

— Делаете ли Вы так называемые прикладные куклы, например на чайник?

— Очень люблю все эти прикладные моменты. Как архитектор очень ценю такие конструктивные куклы. Делала я и куклу на чайник, и куклу-вешалку, и куклу-карман-для-сапожных-щёток. Самая моя любимая — кукла-зеркало: вокруг зеркала, как рамка, фигура еврея-портного.

— Некоторые художники стараются использовать подставки. Как стоят Ваши куклы, ведь текстильные куклы очень мягкие?

— У меня принцип: кукла не должна быть жёстко прикреплена к подставке. Хорошо, когда хозяин может пересадить её, положить на диван, чтобы кукла могла отдохнуть. Но в то же время как архитектор я люблю создавать мини-интерьер, стараюсь каждому персонажу изготовить специальное кресло в стиле его времени. Пушкин у меня сидел в ампирном кресле. Лев Толстой устроился на лавке. Эту лавку я долго не могла придумать. На даче мне попалось берёзовое полешко, я попросила мужа сделать из него лавочку. А уже потом в книжке про Ясную Поляну я прочла, что у Толстого была любимая скамейка, которую он сам смастерил.

Текстильным куклам трудно стоять, поэтому они, как правило, у меня сидячие. Но бедняжечка «Мадам Нафталин» стоит, ей помогает ёлочная подставка. Для куклы «Чай, кофе, потанцуем?» я тоже использовала опору, но в виде турнюра. Был «Шарманщик», который надевался на настоящую шарманку Большая кукла «Мсье Нафталин», который никогда не встречался с «Мадам Нафталин», сидит в кресле в магазине «Москва» на Тверской. Кресло высокое, как для коктейлей. Оно сделано из цветочной подставки, со спинкой, чтобы «Мсье» было удобнее сидеть.

— Ваши близкие помогают Вам, гордятся, радуются новой кукле?

— Они все занимаются своими делами, но если нужно помочь, то для меня отрываются от них, помогают решать технические проблемы. Иногда нужна сварка, какие-то столярные, слесарные работы, а я этим не вполне владею. Старший сын помогает делать распечатки на компьютере, что-то искать в Интернете.

— Среди Ваших кукол много исторических персонажей. Где Вы находите материалы по историческому костюму и аксессуарам?

— Я коллекционирую книги по истории костюма. Для «Царя Бориса» изучала костюмы российской знати. Царь был в шапке Мономаха, с самоцветами. Мы тогда жили в Индии, и самоцветы пришлось использовать индийские. Нужно не следовать строго историческому костюму максимально приближаясь к первоисточнику а творчески переработать то, что есть под рукой, с учётом современных материалов, с учётом характера персонажа. У меня была кукла «Исполняющий обязанности президента». Он «выбрал» боярский костюм, хотя мне хотелось бы ему сделать что-то более европейское, соответствующее его имиджу

Сейчас мне заказали интересную работу Магазин «Москва», где находится кукла «Мсье Нафталин», стоит рядом с храмом Космы и Дамиана. Так случилось, что эта кукла попалась на глаза священнику и вскоре мне был дан заказ изготовить «Вертеп» для храма. Я с восторгом принялась за работу, но была слишком несдержанна. Куклы получились очень эмоциональные, что противоречит православными канонам. Поэтому для церкви я буду делать другой вариант.

— Как можно научиться делать такие куклы?

— Существуют специальные школы. Я сама преподавала в школе Светланы Воскресенской. Но научить нельзя, можно только научиться самому Главное — иметь желание и любовь, тогда всё получится.

Как-то пришла одна девочка и спросила меня: «Вы гарантируете, что мои куклы будут продаваться?» Это очень неправильный, очень коммерческий подход. Никому нельзя ничего гарантировать.

Просто будь парусом, в который дует ветер любви. И тогда всё получится.

Беседовала Вероника Акатова

для журнала «Кукольный мастер».

Тряпичное счастье

Ольга Андрианова всю свою взрослую жизнь связала с куклами. Ради них она бросила любимую архитектуру, будучи уже состоявшимся профессионалом. Но нисколько об этом не жалеет: ее куклы приносят людям не меньше радости, чем дома или стадионы. Они поселяются в домах и согревают их теплом своей создательницы. Тряпичные Толстой, Гоголь, Пушкин, Жанна д'Арк, Гамлет, Дон Кихот. Моцарт, лешие, русалки, бабки-ежки разбрелись по Америке. Израилю. Румынии. Индии. Австрии, России и другим странам. От сделанных 242 кукол у нее не осталось ни одной.

— Ольга, а как все начиналось?

— Я всегда что-то шила, лепила, мастерила. Наверное, потому, что папа художник и дом был наполнен картинами, а по маминой линии все были рукодельницами. Сначала я выдумывала что-нибудь из ткани, разные немыслимые наряды. А потом, когда вынужденно бездельничала из-за беременности, подумала, что ткань можно использовать по-другому. И стала шить маленьких гномов, чертей, леших, ангелочков и раздаривать их друзьям. Однажды коллега-архитектор попросил сделать его портрет, Я согласилась. После этого появилось еще 62 портрета,

— И не было случая, чтобы кто-нибудь возмутился по поводу своей кукольной внешности?

— Нет, или я не знаю о таких случаях. Я отношусь к своим прототипам нежно и бережно. К тому же, чтобы сделать портрет, нужно знать и любить человека, Я всегда долго готовлюсь к работе, собираю любую доступную информацию, например, моя, одна из последних, кукла Гамлет похожа, но только в профиль, на Высоцкого — Абстрактный образ создавать очень трудно. Кукла должна быть похожа на какую-то индивидуальность. Поэтому леший у меня вышел с лицом Петра Мамонова. Я люблю его музыку, и мне кажется, что в душе Мамонов немножко леший.

Иногда случаются почти провидческие ситуации. Уже готового Толстого мне хотелось посадить на полянке, но на что — не знала, Мы с мужем долго думали и сделали березовую лавку, И только потом я узнала, что у Льва Николаевича в Ясной Поляне была любимая лавка, похожая на нашу,

— А что у ваших кукол внутри?

— «Скелет» — проволока, «мышцы» — вата, синтепон, а «кожа» — колготки. Для Пушкина цвет пришлось поискать потемнее, для русалок — вообще зеленый. Личики подкрашиваются — румяна, веснушки, А выражение придается при помощи нитки с иголкой. Я не умею объяснить, как это делается. Это получается само.

Варвара ЗАЙЦЕВА .

Газета Союза Архитекторов России «Автограф»

Оглавление

Ольга Андрианова Интервью

  Сладкое Харакири Ольги Андриановой

  Формула любви Ольги Андриановой

  Тряпичное счастье