Первая проза [Константин Михайлович Симонов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Константин СИМОНОВ
ПЕРВАЯ ПРОЗА
Беседу вел В. КОСОЛАПОВ
— Не так давно в одном из интервью, отвечая на вопрос, что из написанного вами в годы войны вы сами считаете наиболее существенным, вы из прозаических вещей назвали «Дни и ночи». С тех пор как читатели впервые познакомились с главами этой книги, опубликованными в «Красной звезде», прошло немало лет — почти три с половиной десятилетия, а книга живет и сегодня. Это означает, что она, как. принято говорить в таких случаях, «прошла проверку временем». Время же, как известно, — судья самый строгий, самый бескомпромиссный и нелицеприятный. Книгу читает и молодежь — те, кто родился и вырос уже после войны; ее читают и перечитывают и люди старшего поколения. Она выдержала десятки изданий у нас в стране и за рубежом. У всех, кто сам не был тогда в Сталинграде, без ваших «Дней и ночей» представления о Сталинградской битве, ставшей поворотным этапом в ходе великой войны, были бы ощутимо беднее.
Сегодня я хочу просить вас, Константин Михайлович, поподробнее, насколько это возможно, вспомнить историю возникновения «Дней и ночей». Я, разумеется, понимаю, что первотолчком к ее созданию послужила ваша поездка осенью сорок второго года в Сталинград. Не будьэтой поездки, не было бы и книги. Но все-таки когда и как родился ее первоначальный замысел? Ведь появившийся в сентябре сорок второго года в «Красной звезде» ваш очерк «Дни и ночи» был еще мало похож на будущую книгу, хотя, конечно, что-то из очерка потом и перешло на ее страницы.
— Тогда, под Сталинградом и в Сталинграде, я ни о какой книге не думал. Просто, как говорится, не до того было. Момент был очень жесткий. Когда редактор «Красной звезды» Ортенберг предложил мне лететь вместе с ним в Сталинград, я, откровенно говоря, лететь даже побаивался, у меня немножко поджилки тряслись.
Первые разговоры о Сталинграде произошли у нас, еще когда мы не добрались до самого города. Это были разговоры с людьми, которые вышли из боев. Так появился очерк «Солдатская слава» — о разведчике Семене Школенко. Потом мы перебрались в Сталинград. Оттуда я передал два очерка. Один из них — «Бой на окраине». Это о боях в районе тракторного завода. Я там был, в тех местах. Был в батальоне старшего лейтенанта Ткаленко. Он-то и стал одним из центральных героев очерка. Вадим Яковлевич Ткаленко жив. Не так давно я опять встретил его здесь, в Москве, на моей читательской конференции.
Очерк «Дни и ночи» — это как бы попытка дать общую характеристику того, что происходило тогда в Сталинграде. Дело в том, что в газетах сообщалось о боях в районе Сталинграда, а о том, что бои шли уже в самом городе, газеты еще не писали. Очерк «Дни и ночи» должен был впервые сказать об этом и дать ощущение общей картины героически сражавшегося города. В Москву очерк передавался прямо из военного узла связи по проводу. Часть его, насколько мне помнится, была написана, а отдельные куски я просто диктовал, сверяясь с заметками в блокноте. Время не ждало!..
Когда начались наши наступательные бои, меня в Сталинграде уже не было. В ноябре сорок второго я улетел на Север, потом был на Западном фронте. Зиму и начало весны сорок третьего провел на Кавказском, потом на Южном фронте. Вернулся в Москву и опять полетел на Южный фронт. Мысли написать повесть или роман о Сталинграде у меня и тогда еще не было.
Любопытно: эта мысль — написать о Сталинграде большую по объему вещь — раньше, чем у меня, созрела у другого человека. А именно у Юлия Чепурина. Он был участником обороны Сталинграда. На Южном фронте, когда я свалился с гнойной ангиной и лежал какое-то время в медсанбате, потом в околотке, в штабе фронта, он ко мне заходил, показывал своих «Сталинградцев». Это был, помнится, первый, черновой вариант. Я прочел с интересом, дал ему некоторые, как он потом говорил, добрые советы.
С Южного фронта я вернулся в Москву в апреле. К концу апреля на всех фронтах установилось затишье — самое, пожалуй, длинное за войну затишье перед Курской битвой. И вот тут я почувствовал, что надо бы написать какую-то большую вещь. Впечатлений накопилось много, я был буквально набит ими. Представление о переломе, наступившем в ходе войны, у меня лично сложилось на основании разных материалов и наблюдений. То, как мы выстояли, как мы не отступили за Волгу,— это было связано со Сталинградом. А то, как мы начали наступать, начали ломить немцев, — это для меня уже было связано с Северным Кавказом, с наступлением на Ростов.
О том, что хотелось бы написать о Сталинграде, я сказал редактору «Красной звезды». Мне дали двухмесячный отпуск, и я уехал в Алма-Ату, где жили тогда мои близкие. Отпуск был дан для того, чтобы я написал прозу — повесть или роман. До этого такой опыт у нас в «Красной звезде» уже был: Павленко написал «Русскую повесть», Гроссман — «Народ бессмертен». Но так как я до войны писал поэмы и уже
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (9) »
Последние комментарии
20 часов 13 минут назад
20 часов 48 минут назад
21 часов 41 минут назад
21 часов 46 минут назад
21 часов 58 минут назад
22 часов 11 минут назад