Правило имен [Урсула Крёбер Ле Гуин] (fb2) читать постранично

Правило имен

Мистер Андерхилл вышел из своей пещеры у подножия холма и улыбнулся. Он глубоко вдыхал в себя морозный воздух, и клубы пара вырывались из его ноздрей, сверкая снежной белизной в лучах утреннего солнца. Мистер Андерхилл взглянул на безоблачное декабрьское небо и улыбнулся еще шире, блеснув белоснежными зубами. Затем он спустился в деревню.

– Утро, мистер Андерхилл, – приветствовали его жители деревни, когда он проходил мимо них по узкой улочке, петляющей между домами с коническими, нависающими над дорогой крышами, которые сильно смахивали на мясистые красные шляпки мухоморов.

– Утро, утро, – добродушно отвечал он каждому. Иначе и быть не могло, так как пожелание кому-нибудь доброго утра считалось дурной приметой. Просто упоминания времени суток было вполне достаточно, тем более здесь, на острове Саттин, где Влияния столь сильны, что беспечно брошенное прилагательное могло испортить погоду на всю неделю.

Одни жители разговаривали с ним тепло, другие с плохо скрытым пренебрежением. Он был единственным чародеем на острове и хотя бы поэтому заслуживал уважения, но как можно принимать всерьез маленького пухленького пятидесятилетнего человечка, который ходит вразвалочку и чуть-чуть косолапит, выдыхает пар и постоянно улыбается? К тому же, он явно не был великим чародеем. Фейерверки получались у него еще неплохо, но зато эликсиры были слишком слабы. Бородавки, которые он заговаривал, частенько появлялись снова дня через три; помидоры, над которыми он колдовал, вырастали не крупнее канталуп, а в тех редких случаях, когда в гавани Саттина бросало якорь судно с другого острова Архипелага, мистер Андерхилл предпочитал отсиживаться под своим холмом, ссылаясь на боязнь дурного глаза. Иными словами, он был таким же чародеем, как косоглазый Ган – плотником: за отсутствием лучшего. Жителям деревни (во всяком случае, этому поколению) приходилось мириться со скверно подвешенными дверьми и слабо действующими чарами. Их неудовлетворение мистером Андерхиллом проявлялось в том, что к нему относились так же, как и к любому другому жителю деревни. Они даже приглашали его к себе пообедать. Однажды и он позвал кое-кого на обед, накрыл роскошный стол: серебро, хрусталь, запеченный гусь, искрящееся андрадское урожая 639-го года и пудинг с черносливом. Однако он так при этом нервничал и суетился, что согнал с гостей все веселье, а, кроме того, через полчаса все снова проголодались. Мистеру Андерхиллу не нравилось, когда кто-либо заходил к нему в пещеру, и он никого не пускал дальше передней. Увидев, что кто-то подходит к холму, он выбегал навстречу:

– Давайте посидим лучше под соснами, – мог, например, сказать он, махая рукой в сторону леса, или, когда шел дождь: – А не сходить ли нам в таверну, пропустить по стаканчику? – хотя вся деревня знала, что он не пьет ничего крепче родниковой воды.

Некоторые деревенские ребятишки, которых притягивала вечно запертая пещера, следили за мистером Андерхиллом и, выбрав момент, когда чародея не было дома, несколько раз пытались проникнуть в нее. Однако на маленькую дверцу, что вела в жилище волшебника, было наложено заклятье и, по крайней мере, уж оно-то было добротным. Как-то раз, думая, что чародей в это время лечит на Западном Берегу больного ослика миссис Рууны, двое мальчишек пытались взломать дверь с помощью ломика и топора. Но при первом же ударе по двери изнутри донесся гневный рев, и наружу вырвалось облако раскаленного пара. Мистер Андерхилл вернулся домой раньше, чем они ожидали. Мальчишки убежали прочь со всех ног. Чародей так и не вышел из пещеры, да и ребята нисколько не пострадали, хотя и уверяли потом, что если сам не услышишь, то никогда не поверишь, какой невыносимо жуткий и свирепый рев способен издавать этот толстячок.

В тот день мистер Андерхилл зашел в деревню за тремя дюжинами яиц и фунтом печенки. Он также задержался у дома старого морского волка – капитана Фогено, чтобы в очередной раз наложить целебные чары на глаза старика, которые вряд ли могли помочь при отслоении сетчатки, но мистер Андерхилл упорно продолжал свои опыты. И, наконец, он поболтал со старой тетушкой Гулд, вдовой музыкальных дел мастера. Мистер Андерхилл дружил, в основном, с пожилыми людьми. Он побаивался задиристых деревенских парней, а девушки сами его сторонились.

– Он действует мне на нервы, разве можно все время улыбаться? – говорили они, надув губки и теребя колечко длинного шелковистого локона, намотанного вокруг пальце. «Действовать на нервы» – это было модное с недавних пор выражение, за которое матери сурово выговаривали своим дочерям: – Что за глупость ты несешь? Мистер Андерхилл – почтенный чародей.

Попрощавшись с тетушкой Гулд, мистер Андерхилл отправился к школе, занятия в которой проводились сегодня на общинном выгоне. Поскольку грамотных людей на Саттине не было, то не было и книг, чтобы по ним учиться читать, не было также парт, на которых можно вырезать свои имена, не было школьных --">