Степан Сергеич [Викентий Викентьевич Вересаев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Викентий Вересаев Степан Сергеич (Пунктирный портрет)
Сутулый человек с большой головою. Серая кожа на лице висит крупными морщинистыми складками. Но ему нет еще сорока лет. Он был профессор и даже неглупый человек. Имел ряд научных работ по истории Византии. Его монография о византийском историке Никите Хониате была подробно реферирована в немецком историческом журнале. Но изумительно было в нем полное молчание голосов тела, глубокое отмирание инстинктов. В обычной городской жизни это не так замечалось, но, когда приходилось видеть его среди природы, жутко становилось за человека, и возникал вопрос: если не спохватиться вовремя, не обратится ли и вообще человек будущего в подобную уродину? Само тело ничего ему не говорило. Все он должен был узнавать от других людей, от термометра, барометра и прочих инструментов.Проснется ночью и не знает – выспался или нет. Как будто выспался, пора вставать. Посмотрел на часы, – всего шесть часов утра. Заснул опять. А часы, оказывается, остановились. Спал до одиннадцати часов. Карманные часы остановились, стенные сломались. А дело было на даче. Трагедия: не знает, когда лечь спать, когда вставать, когда есть.
За обедом на третье подали сырники. Степан Сергеич ел. Дочка Таня сказала: – Из манной крупы. Степан Сергеич нахмурился и отодвинул тарелку. Пришла жена Елизавета Алексеевна, на минуту уходившая в кухню. Он сказал хмуро: – Лиза! Ведь ты знаешь, что я терпеть не могу манной каши. Зачем же ты заказываешь сырники из нее? Елизавета Алексеевна изумилась: – Как из нее? Из творога сырники. Степан Сергеич прикусил губу. Верно. Из творога. И с аппетитом стал есть. – Что я – пил кофе или только хотел пить? – Не пил. Выпил два стакана с бутербродами. Жена и свояченица расхохотались. Свояченица воскликнула: – Ведь вы пили уже! Степан Сергеич потемнел и враждебно взглянул на жену. – Какие глупые шутки! Весь день ходил хмурый, с тяжестью в желудке.
Двенадцать лет назад, во время свадебной поездки по Германии и Швейцарии. Выйдет из отеля купить папирос, – а через пять часов шуцман приводит его из загородного леса, куда забрел, сам не знает как: заблудился. Совершенно лишен способности к ориентировке.
До 15 мая ходит в зимней одежде, после пятнадцатого – в летней, и ее уж не снимает, как бы ни было холодно.
В жилетных карманах – часы, шагомер, на террасе дачи – термометр и гигрометр, в столовой – барометр. Вышел на террасу, смотрит на термометр. – Стоит надевать пальто? – Да разве ты так не чувствуешь? – Четырнадцать с половиной – не стоит. Посмотрел на термометр. Было 12 градусов. Тогда он почувствовал, что ему холодно.
– Степа, ты с нами пойдешь гулять? – (Сердито.) Куда же идти, если барометр упал до семисот сорока. Удивляюсь, что ты идешь да еще детей берешь с собой. Стояла ласковая, томящая теплынь. Получилась чудесная прогулка. Он, конечно, остался дома. Дождь пошел только утром.
Не замечает, что молоко прокисло, что мясо несвежее. Простудился, лихорадит, колет в боку. Свояченица: – Ведь сквозняк, что вы тут сидите! Он с жалкой, беспомощной улыбкой: – Я этого ничего не чувствую.
Начало июля. На даче. В столовую вошел Степан Сергеич с лицом темным, как чугун. Стоял нахмуренный, сердитый и тяжелым взглядом следил за женой. Она штопала чулки Танюшки и не видела его взгляда. В открытое окно подул ветерок и принес запах цветущей липы. Елизавета Алексеевна сказала: – А, уж липы зацвели! Степан Сергеич раздраженно отозвался: – Что липы зацвели, это, конечно, хорошо. А вот что у нас опять кошки по всем комнатам нагадили, – это черт знает что такое! Не продохнешь от вони! Елизавета Алексеевна удивилась. – Где тут кошками пахнет? Я ничего не чувствую. – Ну конечно! А я, во всяком случае, чувствую совершенно ясно. И требую категорически, – Лиза, слышишь? Я требую, чтобы никаких своих Пушков и Снежков ребята в комнаты не таскали! В воскресенье Димка весь день возился в столовой с кошками… Скажи Матрене, пусть сейчас же придет с тряпкою и подотрет. Степан Сергеич ходил с Матреною по комнатам и искал, где нагадила кошка. Матрена заглядывала под диваны, отодвигала шкафы и посмеивалась под нос. – Господь с вами, барин, какие тут кошки! Дух – лучше и быть нельзя! – Вы тут все так принюхались ко всякой вони, что даже уже не слышите ничего!.. Танюшка, Димка, пойдите сюда! Если еще раз в комнатах я увижу кошку, то всех ваших Пушков и Снежков велю забросить в реку!.. Слышите? Запомните это! Елизавета Алексеевна, с упрямыми и грустными глазами, сидела в столовой у стола и не помогала искать. Это особенно сердило Степана Сергеича, и он неутомимо двигал сундуки, комоды и шкафы. Однако ничего не нашли. Матрена, скрывая улыбку, ушла с тряпкою в кухню. Степан Сергеич позвал детей и еще раз строго подтвердил, чтобы не пускали кошек в комнаты. После обеда Елизавета Алексеевна лежала в спальне; у нее болела голова. В дверь заглянул Степан
- 1
- 2
Последние комментарии
1 час 15 минут назад
1 час 19 минут назад
1 час 31 минут назад
1 час 32 минут назад
1 час 46 минут назад
2 часов 3 минут назад