Свадьба Аманды [Дженни Колган] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Дженни Колган Свадьба Аманды
Глава первая
Как правило, любая свистопляска в нашей жизни не имеет явно выраженного начала — она назревает годами, в точности как последствия того, что ты не моешь пол в ванной (липкая грязь, холера, и т. д.). Но у этой свистопляски начало было. Определенно было, и я отчетливо его помню. Ну, может, лишь самую малость затуманено. Слава богу, это была моя кровать. Итак, во-первых, я находилась в кровати, а во-вторых — в своей собственной кровати. Очки уже в мою пользу. Я с трудом разлепила один глаз и попыталась понять, откуда идет этот запах. Меня, похоже, сплющили между стеной и огромной частью тела, опознать которую я не смогла. Эта самая часть тела была присоединена к остальным частям, и в правильном порядке, но выяснилось это уже после того, как я в ужасе подскочила на постели, припомнив сцену из «Крестного отца». Все было таким непропорциональным. А может, это просто я до сих пор пьяна? Я потерла слипшиеся от сна глаза. Нет, что-то здесь явно не так. Через меня была переброшена абсолютно неуместная рука. В обхвате она казалась не меньше моей талии, а уж ее-то никак не назовешь осиной… Некая мысль медленно прокрадывалась в мою голову. Что это за мысль, я, разумеется, смекнула, просто не сразу смирилась с ней. Но, пока похмельная душа взывала: «Воды! Воды!» — разум нашептывал: «Господи… это же Николас… Опять!» Я скривилась, будто проглотила какую-то гадость, хотя — взглянем правде в глаза — вполне возможно, что так оно и было. Потом медленно сползла с кровати и, чувствуя себя все хуже и хуже, потащилась на кухню в поисках аспирина и диетической колы. Фран, конечно, была тут как тут. Хотя живет Фран совсем в другом месте, в моем жилище она освоилась гораздо лучше меня. Сама она обитает в крошечной студии в три квадратных фута, где стоит такой дубняк, что Фран вечно норовит сбежать ко мне. — Доброе утро, — пропела Фран, свежая и сияющая. Издевается, что ли? Сквозь завесу тумана — похоже, алкоголем я налилась по самые глаза, — выглядела она действительно хорошо. Я никак не могла сфокусировать взгляд на ее кудряшках, но все же углядела, что Фран натянула одну из моих маек, — она даже не полностью закрывала бедра, которые почему-то двоились. Что за черт. Я собрала все силы и пискнула: — Привет! — Перепой? — Не-а, все в норме. Мне просто приспичило залиться теплой колой. — Ну-ну. Пауза. Потом Фран спросила: — Я так понимаю, тебе два стакана? — А-а-а-а!.. — Я припала лбом к кухонному шкафу. — Мел? Мел-Мел-Мел! — У-у-у? — Николас!.. — О-хо-хо… — Второй раз! — А-а-а! Фран отпрянула. — Знаю, знаю, знаю, — простонала я. — О господи. Вот дерьмо. Вот дерьмо! Возьму и смотаюсь отсюда, прямо сейчас. — В полотенце? — Да, верно — все шмотки в спальне, а я туда ни ногой! Может, поджечь все на фиг? — Немного рискованно. Вряд ли от Николаса будет толк при тушении пожара. — Ну и ладно! Зато умрет! Фран налила нам по чашке чая и устремила на меня горестный взгляд. — Ладно, не переживай. Подумай о светлой стороне. — У меня в кровати валяется огромный бухгалтер, от которого разит как от хорька и с которым я просыпаюсь уже во второй раз, что сводит на нет любые оправдания, — и ты говоришь мне о светлой стороне? — Гм… Значит… Если прольешь чай на полотенце — не страшно, ведь на то оно и полотенце, верно? Так о чем я? Значит, ты не из тех девушек, которые любят развлечения на одну ночь. — Господи, что же делать? Линда здесь? Толстушка Линда была моей соседкой по квартире. Виделись мы примерно раз в две недели. Возможно, Линда от меня пряталась. — Болталась тут минут двадцать назад. Выжатая как лимон. Похоже, мы ночью слишком расшумелись. Николас вроде прикидывался, будто умеет играть на трубе? Я поморщилась: — Не на трубе. Фран вспомнила — и тоже поморщилась. — Проклятая Аманда, — процедила она. Я энергично кивнула. Если случалось что-то действительно плохое, то в этом обязательно оказывалась замешана Аманда. Фран, Аманда и я учились вместе в школе в Уокинге, одном из бесчисленных мрачных лондонских предместий, которые не назовешь ни городом, ни деревней. В таких местах люди слоняются вокруг автобусных остановок и гадают, а вдруг они что-то пропустили в этой жизни. Фран я повстречала, когда она, в возрасте четырех лет, с крикетной битой в руках гоняла вокруг дома моего старшего братца. Аманда жила по соседству. И мы вместе ходили в школу. У Аманды было все: от новейших причиндалов для Барби до сластей из углового магазинчика, которыми одаривал ее хозяин лавки — тип с весьма сомнительными наклонностями. Розовенькая голубоглазая Аманда с белокурыми кудряшками, это воплощение вселенского зла, стравливала меня и Фран с изощренностью, достойной семейства Медичи. В детстве у нас у всех имелось заветное желание — прославиться. Двадцать лет спустя мы все еще старались это желание осуществить. Фран избрала способ, проверенный временем: отправилась в драматическую школу и год за годом болталась без дела — главным образом у меня дома. Я решила добиться своего, выйдя замуж за кого-нибудь очень красивого и знаменитого. Я не пропускала ни одного номера журнала «Хелло», отслеживая, кто из знаменитостей разводится. Но Аманда обставила нас обеих: еще когда мы учились в школе, ее папаша изобрел новый способ вскрывать молочные пакеты или что — то в этом роде, и однажды утром Аманда проснулась тошнотворно богатенькой. Сначала мы ничего особенного не заметили, просто весь последний год в школе Аманда вздыхала и жаловалась, до чего же ей дома скучно, но ведь мы были подростками, которым родной дом успел опостылеть. Но как-то раз мы с Фран увидели новый дом папаши — с бассейном и баром — и смекнули, что тут все всерьез. Папаша к тому времени уже бросил мать Аманды и увлеченно бегал за какой-то вертихвосткой, нашей ровесницей. Его мало интересовало, чем мы занимаемся, и мы закатывали вечеринки, шлялись по магазинам и напивались в новенькой джакузи с золотыми кранами — это был фантастический год. А затем Фран поступила в Центральную драматическую школу и вот уже три года изображает там ящериц и прочих зверушек. Аманда выбрала Даремский университет, а поскольку я не обладала ни богатым воображением, ни здравым смыслом, то подалась туда же. Я с трудом узнала Аманду, когда мы в первый раз явились на занятия, — волосы у нее были другого цвета, и разговаривала она как-то иначе. После занятий Аманда предложила подбросить меня до общежития на своем спортивном авто с откидным верхом — подарок отца по случаю поступления в университет — и ехала с таким видом, будто все вокруг принадлежит ей. Аманда на минутку заглянула в мою студенческую клетушку с отсыревшими стенами и упорхнула, бросив: «Пока, дорогуша, увидимся!» Тут-то я смекнула: что-то изменилось. И точно изменилось. Больше Аманда со мной не заговаривала; лишь через полгода она снизошла до того, чтобы пригласить меня на рюмочку и напомнить, как чудесно складывается ее жизнь. Вряд ли успехи имели бы для Аманды значение, не найдись человека, который взирал бы на нее снизу вверх, — а это как раз и являлось моей обязанностью. Каждый раз я попадалась в одну и ту же ловушку: уже назавтра Аманда начисто игнорировала меня, будто никакой задушевной беседы и не было. Если все пойдет по правилам, рассудила я, мир Аманды в один прекрасный день опрокинется вверх тормашками. Пока же все шло так: Аманда получила хороший диплом, благодаря своей блондинистости отхватила работу по связям с общественностью, и теперь ее непрерывно приглашали на приемы в мире шоу-бизнеса. Я же получила омерзительный диплом, где сама бумага так и сочилась желчью, и теперь вычитывала тексты рекламных объявлений в паддингтонской торговой компании. Но с Амандой мы все же виделись. Каждый раз, когда она звонила, мы с Фран отправлялись на встречу, где Аманда выпендривалась, а мы глушили халявную выпивку. Так все и началось тем вечером — с телефонного звонка. — Мелани, дорогая! До меня уже дошло, что на языке пиарщиков «дорогая» означает «знакомство низшего сорта». — Привет, Мэнди. Она ненавидела, когда ее так называли. — Может, соберемся сегодня вечерком — Франческа, ты и я, выпьем по рюмочке? Сегодня вечером? Делать нам больше нечего. — У меня новости! — заливалась Аманда. — Правда? Какие? — Ой, нет, это можно сказать только за рюмочкой! — Ну ладно. Фран! — Фран валялась на диване и рисовала себе усы. — Как насчет того, чтобы выпить сегодня с Амандой? Фран зарычала, яростно замотала головой и скорчила рожу, изображая ягуара, — не иначе, в драматической школе научили. — Прекрасно, — сказала я в трубку. — Мы с удовольствием. Где? — «Атлантик»? — Аманда глупо хихикнула. На хрен. Коктейли и надутые шишки. Плюс ко всему Аманда живет в шикарном северном Лондоне, а мы с Фран — в Кеннингтонге, на симпатичной, но занюханной южной окраине, так что с тем же успехом можно организовывать межгалактический союз. Я парировала «Ладьей и лопатой» — грязной и опасной дырой. — Ой, Мелани, ради всего святого… Ну ладно, тогда «Озон». — «Кувшин и пианино» — и ни шагу дальше. На том конце провода вздохнули. — Пожалуйста, раз ты так настаиваешь… — Я почти услышала, как Аманда надула губки. Зря старается — у меня пениса нет. — И на хрен тебе это? — застонала Фран, едва я повесила трубку. — Ее или в должности повысили, или какой-нибудь педик-музыкант из Вест-Энда на свидание пригласил. — Кто знает, — сказала я. — А вдруг у нее случилось что-то страшно неприятное? Может, ее трахнула в задницу целая компания матросов или еще что-нибудь эдакое, и только мы, подруги детства, теперь способны ее утешить. Ха-ха-ха. — Ну и как, похоже, что у нее трахнутый в задницу голос? Или все-таки изощренно-злорадный? Я поразмыслила с минуту. — Э-э… Изощренно-злорадный. — Ну ясно. Сын Шона Коннери пригласил ее на ланч или что-то типа того. И битых два часа мы будем слушать, как у нее все прекрасно, и с тоски ненароком налижемся, и тогда Аманда, трезвая как стеклышко, укатит куда-нибудь, где веселее, а мы от горя и недовольства жизнью упьемся вдрызг и несколько дней будем себя ненавидеть. — Хо-хо… Так, а что мы наденем? Аманда впорхнула в бар точно в назначенное время. Вся на четыре «п» — пикантная, прелестная, подтянутая и прыткая. Я и забыла: она не просто выпендривается, она громко выпендривается. — Белое вино, идет? — Нам фирменное, Аманда! — крикнула Фран. — И в стаканах. Наконец Аманда с напитками добралась до нас. Огляделась по сторонам — нет ли знакомых, — опустилась на свою идеальную задницу и развернулась к нам, сияя улыбкой, как дикторша, объявляющая прогноз погоды. — Так что у тебя за новости? — спросила я с надеждой. — Девочки, никогда не угадаете! — Ты по двойному закону мировой справедливости выиграла в лотерею? Ты на самом деле мужчина? Или залетела от сорока матросов? — Последнее Фран буркнула вполголоса. — Я помолвлена! — О господи! С кем? — воскликнули мы одновременно. — Ты его знаешь, Мел. Помнишь, Фрейзер Маккональд из университета? — Фрейзер — это кто? — осведомилась Фран. Но я-то его прекрасно помнила. Милый и мягкий верзила с взъерошенными волосами, в неизменном потрепанном свитере. Я сохла по нему как ненормальная, он этого не замечал, и мне только и оставалось, что околачиваться рядом и прикидываться просто хорошим товарищем. В течение нескольких лет. Не самый триумфальный период в моей жизни. Боже, неужели эта мерзавка всегда будет побеждать? Ведь Фрейзер — это… Да по мне — так это просто предел мечтаний. — Ты и Фрейзер! Вот сраные ублюдки, — сказала я. — То есть надо же, ты выходишь замуж. Поздравляю, это чудесно. И как быстро. Фрейзер, насколько я помнила, никогда и ничего быстро не делал. Он вечно слонялся по колледжу в поисках уголка, где можно сесть и вытянуть свои неимоверно длинные ноги. Я обычно ошивалась метрах в десяти позади, на случай, если Фрейзер что-нибудь обронит, а я это что-то смогу подобрать. — Ой, знаю, знаю. — Аманда продемонстрировала кольцо на своем миниатюрном пальчике. — Он говорит, что я просто с ног его смела! Хи-хи-хи! С ног его смела? А может, еще и паровым катком переехала? Фрейзеру никогда бы не понравилось, чтобы его сметали с ног, — мысленно взбунтовалась я. Фрейзеру нравилось шататься по холмам, рассматривать комиксы «Виз» и заваливать экзамены по инженерному делу. — По-моему, я его припоминаю, — изрекла Фран. — Встречала пару раз. Длинный такой. Долговязый. Он же вроде не в твоем вкусе. — В общем-то, да. — Аманда хищно улыбнулась. — Где ты его откопала? В шахматном клубе? — Нет, на самом деле все было гораздо забавней… Я мурлыкала с… — Что? — переспросила я. — Ой, ну, моя работа, дорогуля, ты же знаешь. Гррррр. — Я работала с нашими клиентами в Эдинбурге, они выпускают путеводитель по старинным замкам. И кого я вижу в брошюре? Старого приятеля по Дарему, Фрейзера! Я не стала уточнять, что за все то время она не перекинулась с ним и парой слов, поскольку он то и дело краснел и целых три года носил одни и те же кроссовки «Конверс». — Короче говоря, я решила, что стоит пропустить с ним по рюмочке… — Погоди-ка, — перебила Фран. — А какого черта он делал в брошюре? Или это была реклама кроссовок «Конверс»? Аманда закатилась переливчатым смехом. — Нет, на самом деле… Вы, наверное, решите, что это безумие: я, малютка Аманда Филлипс из «Портмаунт Компрехенсив»… Господи ты боже мой. — Ну? — подстегнула Фран. — Оказывается, на самом деле… он лэрд! — Он — что? А ведь я знала. — Да-да. Ну разве это не мило? Лэрд — значит лорд, только шотландский. — Это правда? — Фран перевела взгляд на меня. — Гм, я в курсе, что его дядя был лэрдом. Если его отец умер — наверное… Аманда смотрела на меня, потрясенная до глубины души. — Мелани, ты все время это знала и не сказала мне! — Ты ведь однажды, если не ошибаюсь, встретила его на вечеринке и во всеуслышание объявила, что он смешно пахнет. — Нет, это не могла быть я! — Аманда снова залилась смехом. — Как бы там ни было… — Он смешно пах? — спросила меня Фран. — Только во время дождя. — Дорогие, — с нажимом в голосе произнесла Аманда. — Это и есть моя большая новость. Мы угомонились, и на губах Аманды вновь заиграла скромная улыбка. — Как бы там ни было, мы встретились, и у нас оказалось так много общего, мы все смеялись и смеялись без умолку… Потом он приехал в Лондон по каким-то земельным вопросам, и мы увиделись снова, и так все и шло шаг за шагом, пока однажды, на Каледонском балу… И вот теперь я готовлюсь стать леди Амандой Филлипс Маккональд. — Так его фамилия тоже Филлипс? — саркастически спросила Фран. — Нет-нет, понимаешь, я принимаю его фамилию — и сохраняю свою. Дань феминизму. Видели меня в «Татлере»? Фран потом рассказывала, что глаза у меня стали размером с блюдца. А она спросила: — Он богатый? — Не говори глупостей, дорогуша, что там может быть, в этой Шотландии? — История? Природа неописуемой красоты? Мел Гибсон?[1] — Овцы и алкоголики, дорогуша. К тому же у него и фасолинки не найдется… А ведь надо управляться с целым замком — как по-твоему, хватит на такое его жалованья? Тут Аманда ударилась в трепотню о перестройке замка. Я ведь там действительно бывала (Фрейзер приглашал всю нашу компанию, но я пыталась внушить себе, что это лишь ради меня одной). Это оказался не столько замок, сколько груда камней, и дядюшка Фрейзера жил в единственном уцелевшем коттедже для прислуги, но Аманда явно об этом еще не знала и разглагольствовала, как там теперь будет уютно и обязательно в ее стиле. — Думаю, акцент надо сделать на резких контурах — знаете, такой постиндустриальный вид, — разливалась она. Я знала, что нужно хоть что-то сказать по этому поводу. И последовала испытанному временем методу — бухнула первое, что пришло на ум: — Это же просто «класс женится на деньгах». Это очень… Договорить я не успела, схлопотав взгляд, способный налысо очистить яблоко от кожуры, плюс очень долгую паузу. И наконец — эдакое небрежное: — Ну разумеется, у нас, Филлипсов, корни уходят очень далеко… — До самого Уокинга, — вставила Фран. — Ха — ха, очень смешно. — Аманда развернулась к ней. — Ты собираешься замуж, Фран? Ах да, совсем забыла, ты же ни с кем не встречаешься. Потому что, приключись с тобой такое, мы все для разнообразия очень бы по этому поводу повеселились. Фран закатила глаза и отправилась к стойке за новой выпивкой. Выпустив пары, Аманда вновь обрела дружелюбие. — Так вы с Фрейзером, выходит, были довольно близки? — Она улыбнулась, как бы давая понять, что это вовсе и не означает «Завидуй мне! Завидуй мне!». — Не особенно, — отозвалась я, подразумевая «Просто я по нему сохла, а он на меня плевать хотел». — Ой, ты просто должна прийти на свадьбу! Это будет нечто чудесное. Папочка буквально настаивает, чтобы все прошло с размахом. Папочка Аманды женился уже четыре раза с тех пор, как нам стукнуло шестнадцать. Ему, пожалуй, и скидка положена. — С удовольствием приду. — Я должна быть великодушной. Аманда первая из моих подруг выходит замуж, да еще за славного парня. Почему бы мне за них не порадоваться? Откуда ни возьмись выскочило воспоминание об Алексе, и я скривилась. — Грандиозно! Ой, как жаль, что ты не можешь быть подружкой невесты. Но Ларисса и Порция — такие близкие подруги по университету, я просто обязана была пригласить их. — Да, конечно. — Ты кого-нибудь встретишь, Мелани, кого-нибудь замечательного. Какой ужас, что Алекс просто взял и сбежал. А ведь он был ничего, да? И у него такие родственные связи… Это мы к чему? Я поставила стакан на стол — пожалуй, слишком резко. — Мне нет до этого дела. И до самого Алекса тоже. — Нет, конечно же нет. — И Аманда окончательно взбесила меня, похлопав по руке. Вечно я забываю про талант Аманды к злобным насмешкам. Я пересмотрела свое недавнее решение и понадеялась, что она вступит в брак по расчету и разведется еще до того, как мы успеем дожевать пирог. Вернулась Фран с выпивкой, но Аманда тут же вскочила и зачирикала, что должна отправиться куда-то еще. Она откинула назад копну белокурых — никаких тебе непрокрашенных корней — волос, и ее обтянутая кожаными брючками задница поплыла за дверь, к новейшему авто с откидным верхом. Мобильник прижат к уху, беззаботный взмах ручкой — и Аманда отбыла в края куда более восхитительные и захватывающие, чем какой-то паб в пятницу вечером. Некоторое время мы просидели в молчании. Наконец Фран сказала: — Ну и пошло все на фиг. И мы выдули белое вино Аманды следом за своими коктейлями, а потом приняли еще по одной — чтобы взбодриться, и наконец нам стало наплевать на то, что Аманда Филлипс встретила своего прекрасного, пусть даже несколько замызганного, принца и собралась переехать в замок. Смачно так наплевать. Не менее смачно мы принялись чесать языки по поводу последнего парня, которого Фран, образно выражаясь, выкинула из дома, наподдав по яйцам. Потом я сообразила, что по яйцам она ему наподдала буквально, а из дома он уже захромал по собственной воле. И тут на другом конце бара я углядела знакомую пару коленей. Подняв глаза выше, я выяснила, что это не кто иной, как Николас — самый высокий бухгалтер в мире (а то как бы я его узнала снова?). Ну и каланча. Люблю высоких. Я подергала Фран за рукав: — Смотри-ка… Николас. Фран оглянулась. — Козел, — отрезала она. Не обзывай она козлом каждого парня, которого мы поминали последние полтора часа, я, может, и прислушалась бы, избавив себя тем самым от душевной травмы. Но я вместо этого замахала Николасу, как ветряная мельница. — Николас! — И я захихикала. Он тотчас примчался и чмокнул меня с разбега. Ну да, мы же старые приятели. — Мелани, до чего классно, что я тебя встретил! А мы тут с ребятами из бухгалтерии оттягиваемся. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, кто же там на другом конце бара, но, похоже, вся компания таинственным образом улетучилась. — У нас тут совсем крыши съехали. Понятия не имею, как добраться домой, не нарвавшись на полицию. Гы-гы-гы. — Николас, угости нас. Да ты же пьян! — Само собой, детка! И он нас угостил — со всем пылом человека, хорошо знающего, насколько нужно напоить женщину, чтобы она с ним переспала. При нормальных обстоятельствах я бы куда глаза глядят удрала от Николаса, с которым как-то случайно завалилась в постель на одной вечеринке — все потому, что он был, гм, очень высокий. С тех пор Николас постоянно названивал мне, и я поняла, что при всем своем росте был он самым занудным дурнем, вернее, самым занудным бухгалтером, который только существовал в этом мире. После бури, устроенной Фран, когда Николас забежал за мной в застиранных джинсах и розовых ковбойских сапогах, я целый месяц заставляла Линду подходить к телефону. И вот Николас появился снова. Он жаждал меня, я жаждала внимания — сочетание смертоубийственное. Николас устроился в уголке рядом с Фран, которая, несмотря на полусонный вид, готова была в случае чего кого угодно укусить за морду, и принялся рассказывать о последних проделках, которые затевал со своими фантастическими дружками-бухгалтерами. К моменту, когда он дошел до того, как они решили поглазеть на Брайана Адамса и взгромоздились на специально нанятый экипаж, мне уже хотелось руки на себя наложить. По железной пьяной логике я рассудила, что лучший способ заткнуть Николаса — это его поцеловать. Задача оказалась не из легких: то же самое, что карабкаться на дерево. Упившись в стельку. И, добравшись до верхушки, я там и решила остаться — до тех пор, пока дерево не заснуло. А сама я проснулась на следующее утро в полном раздрае. — И что мне теперь делать? — сетовала я. — В моей спальне храпит здоровый вонючий тип, которого я ненавижу, а если я его разбужу, он опять заведет свои бредовые байки про налоги. — Ну и? — Ну и… гм… не могла бы ты пойти и… скажем, попросить его убраться? — Я? Почему я? Это ты вся в его слюнях! И потом — а вдруг он там голый? — Да ладно, ты что, голого мужчину никогда не видела? — Не в шесть футов семь дюймов длиной. Я сразу своего сэндвича с колбасой лишусь. Дверной звонок затрезвонил так внезапно, что мы обе подскочили. Я с сумрачным видом заковыляла к дверям — прекратить этот адский шум. Опля! Из моей спальни выскочил в чем мать родила амбал шести футов семи дюймов и в панике налетел на меня. Похоже, он даже отдаленно не представлял, в какой галактике находится. — Что, пожар? С минуту мы таращились друг на друга, словно кролики, ослепленные светом фар. Затем, под влиянием обстоятельств, я превратилась в заботливую мамочку. — Нет, Николас, какой пожар? Иди и оденься. Сию минуту! До того, как я открою дверь. Николас моргнул и ретировался, не говоря ни слова. Сначала он было направился в спальню, но вдруг сделал резкий вираж в туалет, и я услышала, как он пускает там мощную струю. Как будто ненароком к нам забрела лошадь. Итак, одна проблема разрешена — Николас вымелся из моей спальни, — но возникла новая. Может, запереть его в ванной к чертовой бабушке, а в душ будем к соседям бегать? Наконец я отворила дверь, состроив гостеприимную мину. Но толстяка-почтальона это не колыхало. — Посылка. Я расписалась, стараясь не выдать своего волнения — ведь это оказалась по-настоящему большая посылка. А вдруг у меня завелся тайный поклонник, который шлет мне драгоценные подарки, и все потому, что он несметно богат и бесспорно знаменит? Мимо прошла Фран, которой понадобилось в туалет. Ее-то толстяк-почтальон заметил — ее все мужчины замечают. Даже гомики норовят чтить ее как икону. — Привет, толстый почтальон, — сказала Фран и тут заметила посылку. — Эй, это тебе, что ли? Я перевернула сверток в предвкушении… — Нет! Линде. Вот черт, черт, черт! — Это что — коллекция тарелочек со «Звездными войнами»? — Вряд ли, слишком тяжелая. Почтальон резво затрюхал прочь. Мы по привычке уставились друг на друга, гадая, как человек, отмахивающий каждый день десяток миль, мог ухитриться так разжиреть. — Книги? — Линда книги не читает. Она их ест. — Правда ест или ты ее просто не любишь? Я уставилась в пол. — Я ее просто не люблю. — Так, может, откроем? — Нет, ты что! — А почему нет? Она наверняка не станет возражать. — Знаешь, Фран, думаю, станет. Если честно, я понятия не имела, станет Линда возражать или нет. Я вообще знала о ней только то, что она работает в банке — не помню, в каком именно, — в семье единственный ребенок и получила от бабушки в наследство сумму, достаточную для того, чтобы купить эту милую квартиру и украсить ее пастельными кружавчиками. Все это я узнала на собеседовании, когда искала квартиру, и постаралась выразить неподдельное восхищение. Благодаря этому притворству я сюда и переехала, к своему неимоверному облегчению: из прежней квартиры в Эгбастоне меня выкуривали соседи — шайка психотерапевтов. Об этом периоде своей жизни я, как правило, вспоминала лишь в четыре часа утра, просыпаясь в холодном поту. Словно прочитав наши мысли (а скорее всего, подслушав у двери наш разговор), Линда вывалилась в коридор из своей просторной спальни в задней части дома; она ухитрилась ни одной из нас не взглянуть в глаза, даже когда выхватывала у меня из рук посылку. Линда была маленькая, кругленькая, с пробивающимися усиками, кожа у нее всегда казалась поцарапанной. Когда она утопала обратно в свою комнату, мы с Фран обменялись привычным «Линда» — взглядом. — Эй, ребята… ха-ха, — послышался сдавленный голос. — А можно мне… э-э… выйти из ванной? Фран закатила глаза к потолку. — В любой момент, дорогуша. Мы будем на подхвате. Я хихикнула. — Ладно, хорошо, ладно. — Последовала пауза, во время которой мы и не подумали ретироваться на кухню. Наконец дверь распахнулась, и нашим взорам явился Николас, прикрывающий гениталии кипой салфеток. Кроме шуток — кипой. — Ба! Веселенькая ночка выдалась, да, леди? — загорланил Николас. Держался он, надо признать, неплохо. — А что у нас на завтрак? — Для тебя — автобус номер тридцать восемь, — сказала Фран. — Скоро уходит. — Ха-ха-ха! Сейчас надену свои бальные штанишки и буду с вами! А ты как, дорогая моя? Мы озирались по сторонам, пока я не сообразила, что это он обо мне. — Да так, в некотором роде фантастически. — Я ссутулилась в своем полотенце. — В негативном плане. — И тут я увидела на полу нечто, чего не заметила прежде. Открытка. И на этот раз — мне. — Фра-ан! — Мой голос дрожал, когда я шла следом за подругой в гостиную. — Это открытка. — Вижу. Ой, Николас, ты только посмотри: дверь! — Гы-гы! — донеслось из соседней комнаты. — Погодите, я еще парням на работе расскажу! Я вздохнула. — Смотри! Смотри, от кого это! На открытке красовался Эмпайр-стейт-билдинг, почти полностью затененный женским бюстом. На обороте было написано только: «Дорогая! Мне очень жаль — большая ошибка. Я возвращаюсь домой. Алекс. Воцарилась долгая драматическая пауза. Вернее, воцарилась бы, не ввались в комнату Николас в пурпурных штанах (я и не заметила, что они пурпурные! Эффект — как от взрыва на фабрике вишневых консервов) и не заори: — Эй, а я знаю, что можно сделать отпадного! Давайте французские тосты приготовим! Фран устремила на него суровый взгляд паддингтонского медведя. — Сходи-ка за шоколадом, Николас. Я все еще пребывала в шоке и толком не заметила ни как Николас исчез, ни как послушно вернулся с дюжиной шоколадных рулетов. Я была слишком занята: тупо пялилась в пространство, и в голове вертелось: «Алекс, Алекс, Алекс, моя единственная настоящая любовь». Алекс, Алекс, Алекс, Алекс, низкопробный ублюдочный крысеныш (определение Фран) — в моих глазах, а также, возможно, в глазах всего остального мира. Увидев Алекса в первый раз, я тотчас подумала: залезть бы к нему в штаны. А он смотрел на меня и думал то же самое. Это было подлинное родство душ. Ох эти говенные вечеринки в Западном Лондоне, уж я-то должна была знать им цену (хотя та вечеринка оказалась единственной, оправдавшей все ожидания). Я тогда искала пиво подороже — хозяева припрятали его в глубине холодильника. — Я один такой, — проворчал высокий голос, — или тут у всех вид, будто им в задницу что-то не то засунули? — Это модно, — прошипела я. — Им типа завидовать надо. Они только прикидываются, будто им не весело. — Ох-ххх. Усек. Точно. Значит, мне остается сделать ноги из Западного Лондона или… — Не получится, — заметила я, оборачиваясь. — Верно. Или съехать с катушек и сотворить нечто такое, за что я потом откажусь нести какую бы то ни было ответственность. Это было столь недвусмысленно, что я поперхнулась и повнимательнее взглянула на темноволосое, диковатое на вид существо шести футов двух дюймов, с карими глазами и самыми тяжелыми веками и самыми длинными ресницами, какие мне только встречались. — Это, — произнесла я, — звучит так, будто ничего похожего нет в сценарии. Восемнадцать изумительных часов спустя, измотанная, растрепанная и зверски голодная, я лежала в незнакомой спальне, щекотала себе живот ниткой от чайного пакетика и осознавала, что со мной что-то творится. Десять месяцев спустя я была наверху блаженства: я повсюду бродила с Алексом, который пытался пробиться в музыкальную индустрию. Он знал всех вокруг, мы кочевали с пирушки на пирушку, его друзья были, может, и шпаной, но шпаной с определенным шармом. И я была с ними — просто потрясающе. Пусть Алекс оказался и не самой романтической личностью на планете, что мне до того — вот она я, Мелани Пеппер, двадцати шести лет, и прямо у меня на глазах мелкие поп-звезды блюют в углах грязных ночных клубов. Это была крутая жизнь. И что гораздо более важно, я обожала Алекса. Я любила эти классные длинные лохмы и по-щенячьи печальные карие глаза, я жаждала его внимания. Я прыгала, пытаясь дотянуться до него, и он озарял меня своей широкой ленивой улыбкой, обводя взглядом собеседников. Когда Алекс обращался ко мне, я смахивала на одну из тех собачонок, которых спасают в Королевском обществе защиты животных. А иногда Алекс подолгу флиртовал с другими женщинами, и я была в бешенстве. Короче, кавалер из него получился неважный, двух мнений быть не может. Но эти его кожаные штаны… словом, сами понимаете, девчонка есть девчонка, а кожаные штаны и поп-звезды есть кожаные штаны и поп-звезды. И я сделала то, чего ни при каких условиях нельзя делать крутым девочкам, — влюбилась в крутого парня. Тут сразу пиши пропало. И все же Алекса тянуло ко мне. Я замечала странное выражение нежности на его лице. Иногда он звонил просто так. Или пораньше приходил со своей тусовки. Он любил меня. И даже прошел тест на «Ты мне «Тампакс» по дороге не купишь?». И только я собралась предложить, чтобы мы… может быть… жили бы вместе — не что-нибудь серьезное, ничего подобного, просто жили бы себе вдвоем, и все, тоже мне, расходы на зубные щетки, ха-ха… как вдруг он исчез. Сгинул с лица земли. Как то раз в выходные я ждала звонка Алекса, а он так и не объявился. Все просто как апельсин. Свалив его исчезновение на происки инопланетян и постановив, что я здесь ни при чем, я прождала двадцать четыре часа и в конце концов позвонила Чарли, его соседу по квартире в Фулхэме. Чарли отнюдь не улыбалось разгребать все за Алексом, а доброта вообще была ниже его достоинства. Он устало сообщил, что Алекс отбыл постигать себя в Соединенные Штаты и очень извинялся, что не предупредил меня, но так, наверное, будет легче. Даже записочки бестолковой не оставил! Алекс бросил меня, удрав на другой континент и уведомив об этом через своего немногословного приятеля! Несколько недель я даже плакать толком не могла. Из меня все будто выскребли холодной ложкой. Фран тогда оказалась настоящим кладом: никого с более цветистым арсеналом эпитетов и проклятий я еще не встречала. Она исходила за меня ядом, я же пряталась в уголке. Мне даже стыдно было сходить в магазин за хлебцами: казалось, что унижение написано у меня на лице. Так больно мне не было, даже когда я затолкала в нос бумагу с блестками (мне было четыре года, так что нечего думать, будто я с приветом). Прошли месяцы, и боль накатывала лишь ноющими приступами, которые я совсем недавно попыталась заглушить вот с этим самым гостем, — он как раз облизывался над шоколадными рулетами, словно это была икра. — Ладно, — сказала Фран. — Отнесу-ка я этот мусор туда, где ему и место. Я выхватила открытку у нее из рук. — Хватит, Мел! Бумажонка от низкого ублюдка! Хочешь, предоставлю тебе честь ее поджечь. — Эй, ребята, что творится? — прочавкал Николас. Чуткий сквозь шоколад. Похоже, если он за день пятнадцать тысяч калорий не сожрет, то или умрет, или еще что-нибудь в этом же духе отмочит. Я в упор посмотрела на него. — Знаешь, не хочу быть грубой, но валил бы ты отсюда! Но момент был упущен. — Гм, видишь ли, у нас с Фран одно чрезвычайно важное дело, мы уже давно собирались… — Ага, и называется оно «вышвырнуть Николаса», — заметила Фран, и отнюдь не вполголоса. — О чем речь, детка, нет проблем! Как насчет того, чтобы я заскочил за тобой в семь? Сходим на отпадно дорогой ужин за счет моего клиента, чав-чав-чав! — К сожалению, наше с Мел дело займет целую вечность, — сказала Фран. — Ужасно жаль. Но тебе пора. Сейчас же. — Эй, остынь! Никто не скажет, что Николас Снодли не понимает намеков. Я метнулась на другой конец комнаты и принялась ворошить расставленные по алфавиту компакт-диски Линды — а то вдруг Николас целоваться на прощанье полезет. Диски Линды: «Величайшие песни о любви № 1», «Величайшие песни о любви № 2» и в качестве разнообразия — «Величайшие в мире песни о любви». Еще какие-то дельфиньи звуки. — Мел, детка. Я тебе скоро звякну, лады? Насчет гулянки для ценителей Брайана Мэя[2]. — Несомненно, — проговорила я. — До свидания. Николас все еще строил из себя крутого. — Да, кстати, какой там у тебя номер? Я собиралась ему что-нибудь наврать, но нервы у меня были на пределе, так что номер я по ошибке дала правильный. — Ну, чао, детки, — пропел Николас, пригнувшись, проскочил в дверь и был таков. Клянусь, из коридора донеслось «чав-чав-чав». Камень с плеч, подумала я, снова взяв в руки открытку. Потом вернулась к дивану, села рядом с Фран и уронила голову ей на плечо. — Пожалуйста, не надо больше Николаса, — попросила она. — Но ты же так оттянулась. — Мел, клянусь, я лучше прокушу себе горло, чем еще раз подпущу тебя к этому восьмифутовому слизняку. Я вяло теребила открытку. — Мне так не хватало его. — Знаю. — И сейчас не хватает. — Знаю. Но кто, кроме законченного ублюдка, мог такое выкинуть? — Мужчины — вообще странный народ. — Да уж. Поголовно. И они думают, что странный народ — это мы. Только некоторые из них странные по-хорошему, а некоторые — нет. Алекс — это та же Аманда в мире парней. Ты же из-за него психовала так же, как из-за этой надутой дуры, когда она убегала к своим знатным шишкам, а тебя бросала, как ненужную вещь. — А я с ней все-таки вижусь. Фран вздохнула: — И она делает тебя несчастной. А значит, что бы я сейчас ни сказала, слушать ты не станешь. — Наверное, нет. — Ладно, ну и пошли эти сестринские советы. Рулеты еще остались? Мы уставились на горы разбросанной по полу фольги. — Этот придурок меня пугает, — пробормотала Фран. Я со стоном повалилась обратно на диван. — Сначала Фрейзер, потом Николас, а теперь еще этот! Надеюсь, карма — это вранье. — Тут меня как громом ударило. — Слушай-ка, а вдруг Аманда выходит замуж за Фрейзера, только чтобы сделать мне гадость? — Возможно, — отозвалась Фран, лениво потягиваясь и включая телевизор. — Но не волнуйся. Если Алекс вернется, она может выйти замуж за него. Ни один из этих вариантов меня не осчастливил.Глава вторая
В понедельник я притащилась на работу совершенно измочаленная. Впрочем, это мое обычное состояние на работе, так что, по счастью, никто ничего не заметил. Может, и заметили бы, если бы я с кем-нибудь заговорила, но на службе от меня таких жертв не требуется. Словом, никто ничего не заметил. Работала я в грязной серой конторе, забитой чахлыми растениями и горами хлама. Предполагалось, что я выверяю рекламные тексты для фирмы канцелярских принадлежностей. Работа гнусная, делать нечего, зато никаких умственных усилий не требует, а платят побольше, чем в «Макдоналдсе», — потому я там и торчала. Передо мной, набычившись и подозрительно принюхиваясь, сидели секретарши. Если учесть, что все мои обязанности заключались в чтении, а им приходилось печатать и отвечать на телефонные звонки, то понятно, почему я их так бесила, — готова поклясться, что слышала, как секретарши начинали точить свои длинные ногти, стоило мне переступить порог. Хотя чаще всего они меня просто игнорировали. Но даже секретарши не могли не заметить, как четыре дня подряд я, печальная и задумчивая, болтаюсь у замызганного, намертво запертого окна, взираю на холнборнский виадук и сжимаю в руках открытку. — Что случилось, душечка? Ширли, королеве секретарш, было под сорок, она обладала статной фигурой и волосами, выкрашенными в два цвета. Фран плюнула на меня в отвращении, а Аманда сказала бы: «Ой, цветик, ты хочешь принять его обратно… Тебе, конечно, виднее, но ведь он из мужской школы, а у них такая репутация…» Словом, я отчаянно жаждала излить кому-нибудь душу. — Я… э-э… Это мой парень. Бывший парень. Гм. Он ушел десять месяцев тому назад, уехал в Америку, не сказав мне ни слова, а теперь возвращается, и я не знаю, как быть. — Дети есть? — Нет, конечно. — «Дети»! Как будто я мелкая буржуа. И вообще обидно: неужели выгляжу такой старухой? — А как у него с деньгами? — Думаю… не очень. — Ну и пошли его куда подальше. Все просто, верно? На что он сдался — только под ногами путается, да еще смеет так с тобой обращаться! Разумно. — Вы бы так поступили? — спросила я. — Я так поступаю каждый раз, когда Стэн меня достает. Но он же сам понимает, как он меня любит. Так что он каждый раз на карачках приползает обратно. А я, уж поверь, заставляю его платить. Я была сбита с толку. — Значит, можно не посылать его подальше — только заставить платить? — Как твоей душе угодно. — Верно. Точно. Спасибо. Ничего себе! Да я вещи из химчистки забрать никак не раскачаюсь, а тут выдумывай, как лучше поступить с ублюдком, который разорвал мое сердце на клочки, поплясал на них всласть и запросто довел меня до того, что ночь с Николасом стала казаться замечательным развлечением. Я приготовила кофе из трех разных сортов, которые удалось соскрести с донышек чужих банок, а потом проверила голосовую почту. Чудесное изобретение — избавляет от необходимости каждый раз брать трубку и разговаривать с кем попало на работе. Стало быть, и поручить мне тоже никто ничего не может. Мне оставили пять сообщений. Похоже, становлюсь популярной. Я немного воспрянула духом. Первая мысль — звонил Алекс. В конце концов, со времени его отъезда я не делала марш-бросков вверх по служебной лестнице, и он знал, где меня найти. Так я и думала потом каждое утро, начиная с этих выходных. И сейчас так разволновалась, что проглотила кофе, не распробовав вкус (существенное достижение). — Привет, Мелани, дорогулечка, так чудесно было повидать вас обеих тем вечером. Кажется, после моего ухода вы собирались еще покутить! Грандиозно. Аманда. «Ля-ля-ля, я выхожу замуж за человека, которого люблю, рожу пятнадцать обожаемых детишек, и мы будем долго и счастливо жить в доме, выкрашенном в цвета рода Филлипсов». Остальное я перемотала. С утра пораньше такое явно не пойдет. — Мел. Фью! Фран. Она и подскажет, что делать. — Я тщательно все обдумала. Принять его обратно — верная смерть для тебя. И перезвони мне… Надо прикинуть, идем ли мы отмечать сучью помолвку этой Филлипсихи. Вот, значит, о чем было сообщение Аманды. Неужели придется терпеть и ее саму, и ее отвратных надутых приятелей, потом надраться настолько, чтобы можно было с ними разговаривать, а дальше, возможно, и пуститься с ними во все тяжкие — и завершить тем самым круг позора? Хотя… вечеринка — это всего лишь вечеринка, какой бы она ни оказалась унизительной. Бип. — Мелани, да, с добрым утром… гм-м… У вас случайно нет той откорректированной брошюры, которую я вам давал месяца полтора тому назад? Ребята из отдела маркетинга клянутся, что у них ничего нет, но вряд ли ведь она все еще у вас. Я вам попозже перезвоню. До свидания. Мой босс Барни был чертовски вежливым и деликатным человеком, из тех, что видят в людях только хорошее. А люди считали его ископаемым и плевать на него хотели. Я в отчаянии уставилась на свой стол. Все эти бумажки, лежавшие здесь уже полтора месяца, наверняка успели покрыться плесенью. Бип. — Мелани, это Флави из отдела маркетинга. Мелани, нам только что звонил твой босс, но я действительно не думаю… Бип. А я, Флави, думаю, что у меня сейчас есть дела поважнее, ясно? Полный эмоциональный кризис, например, и все тому подобное. Осталось одно сообщение. Вот бы угадать — повезет или нет? Бип. — Мел! Классная ночка на прошлой неделе получилась! Круто, да? По скорости, с которой мой живот ухнул вниз, я поняла, как же сильно мне хотелось услышать голос Алекса. Конечно, лишь для того, чтобы сказать ему пару ласковых. Или послушать, как он будет передо мной пресмыкаться. Кстати, а откуда у Николаса этот номер? Наверняка Линда постаралась. Она мстила мириадами подобных мелочей за то, что я не мою посуду. — В общем, я тут прочно застрял с ребятами, у нас назревает еще одна бухгалтерская гулянка. Они, конечно, психанутые, и я, пожалуй, мог бы вырваться в субботу вечером… Николас, чурбан ты эдакий, четверг на дворе. Не то чтобы у меня были какие-то другие планы, просто я ни при каких условиях не скажу «да»! — …Или в пятницу, например. Смотались бы в какое-нибудь классное местечко. Слушай, звякни мне, 555-8923, спроси Ника — меня здесь все знают! Гы! Гы! Чао! Чао? Внезапно я рухнула в такую депрессию, в какую не впадала за всю свою жизнь. Уж за последний месяц — точно. Вот к чему я пришла. Прозябаю на дерьмовой работе,хожу на помолвки своих знаменитых подружек, живу с соседкой, убежденной, что лучший партнер в мире — это пылесос, пью жидкую грязь вместо эспрессо и встречаюсь с мужчиной, который говорит «чао», — и все это мне суждено, пока я не стану безобразной старухой, которая вообще ни с кем не сможет встречаться. Я запрыгнула на стол, расселась среди гор бумаги, как среди подушек, и протянула руку, чтобы выключить голосовую почту. «Пришло новое сообщение», — объявил механический голос. Я уже знала — от кого. Я нажала цифру 2. В голове неотступно крутилось: «Он возвращается, он возвращается, он возвращается…» Бип. — Мел, привет, это я, как у тебя дела? — Голоса людей в отдалении. Я чувствовала, как широкая, ленивая улыбка расплывается на его лице — и на моем тоже. — Сейчас четыре утра, и мы как раз болтаемся в… Черт, а где мы? — Вилледж. — Женский голос с американским акцентом. Мерзким. — Да, это просто потрясающе, и я возвращаюсь… — Алекс запел: — Домооой к те-беее. — Послышался смех, веселые возгласы, затем наступила пауза. — Слышишь, детка, я буду в Хитроу. Сегодня. — И Алекс повесил трубку. Гром и преисподняя! Во мне бунтовали все клетки, меня трясло. Господи. Как со всем управиться? В первую очередь надо прибраться в спальне. И купить новые штаны. И снова взяться за стряпню, о-хо-хо. И уменьшить размер задницы к… Когда это — «сегодня»? Это сегодня или завтра? Спятить можно. Я потихоньку впадала в панику. Какого черта он не сказал, во сколько у него рейс? Он что, из космического кадетского корпуса? Конечно, я туда поеду. Тут и думать не о чем. Адреналин бурлил, я чувствовала себя победительницей, я одержала верх над Америкой, над его жаждой странствий и над всеми прочими жаждами, которые Алекс, возможно, испытывал. Он возвращался домой. Я буквально подпрыгивала на месте и решила сбежать с работы прямо сейчас. Кто заметит? Не так уж часто я сбегала, будучи на грани эмоционального кризиса. Разве что иногда. Алекс возвращается! Алекс возвращается! Он любит меня! Он любит меня! Я горестно воззрилась на выведенное красивым почерком послание босса — о деликатном дипломатическом конфликте между нами и отделом маркетинга — и решила сделать ноги. Набрала в грудь побольше воздуха, прошествовала к секретарскому столу и объявила — пожалуй, даже слишком громко: — О боже, весь день эти встречи! Ха! Сами знаете, как это бывает. И рванула за дверь, предоставив секретаршам тихо шипеть мне вслед. Свободна! Всю дорогу до Хитроу я подпрыгивала в вагоне, словно какая-нибудь четырехлетка. Четвертый терминал был забит народом, и я отправилась покупать косметику и журналы — кто знает, может, до приезда Алекса еще есть время. Я как раз обдумывала, а не купить ли заодно и шампунь и не вымыть ли голову в туалете, как вдруг меня осенило. Алекс звонил в девять. Из Нью-Йорка. В четыре утра по его времени. А сейчас двадцать минут двенадцатого. Полседьмого утра? Он, наверное, и спать еще не ложился, что же говорить о том, чтобы проснуться, упаковать вещи, справиться с похмельем, добраться до аэропорта, зарегистрироваться за два часа до вылета, сесть в самолет, посмотреть пару фильмов, напиться снова и прилететь сюда. Да, вымыть голову явно успею. Я вновь была в мире Алекса, там, где неизменно слетала с катушек. Гррр. Я — тупейшее создание во вселенной. Другой такой идиотки на свет еще не рождалось. На пальцах же могла сосчитать! Самое раннее, когда Алекс может появиться, — это шесть вечера. Я металась, не зная, как быть. Часть меня хотела ждать на этом самом месте. Часть меня рвалась в ближайший самолет, чтобы выпрыгнуть на ходу и встретить Алекса на полдороге. И нисколько меня не собиралось с поджатым хвостом возвращаться на работу. Чего бы мне действительно хотелось, так это повернуть время вспять, чтобы ничего подобного не случилось. Приплясывая на месте, я гадала, что же делать. Конечно же, в минуты сомнений следует звонить своей ближайшей наперснице в поисках искренней поддержки и любви. — Я полагаю, лучший вариант — это вломиться в помещение охраны, где держат конфискованное оружие, позаимствовать что-нибудь и свалить его снайперской пулей еще до того, как он доберется до таможенного досмотра. — Фрааан! Мне ждать целый день, и я не знаю, чем заняться! — Повзрослеть? Разобраться в своей жизни? Научиться принимать разумные решения? — Я думала, может, женские журналы почитать? — промямлила я. — Хороший выход для зареванной дуры. Эти журналы набиты статейками, как обратить свою жизнь на благо какого-нибудь жалкого, лживого, низкопробного сукиного свина! Я засопела. В моем разбитом состоянии на этом следовало сыграть. — И не пытайся разжалобить меня своими соплями! Я отказываюсь сочувствовать, потому что ты с радостью готова пустить обратно в свою жизнь человека, который не способен причинить ничего, кроме боли. Вини потом только саму себя. Я попрощалась и поплелась обратно в зал прилетов, одинокая и нелюбимая. С души воротило от вида молодых парочек, кидающихся друг другу в объятия, и давно не видевшихся родственников, целующихся и утирающих слезы умиления. Вот сойдет Алекс с самолета… Я решила провести время в аэропорту с максимальной пользой. Сделала новую прическу — не стрижку, а именно прическу — и почувствовала себя дикторшей с телевидения. Мне нравилось изображать особу, постоянно делающую прическу, как бы это ни дисгармонировало с тем, что творилось у меня в области бикини (но ведь этого никто не видит, правда?). Из копны блекло-коричневых завитушек, конечно, особо много не соорудишь, но в парикмахерской постарались от души и даже помычали, изображая заинтересованность, когда я обронила, что встречаю в аэропорту своего друга, который возвращается из Америки. Пока над моей головой колдовали, в ней то и дело всплывали воспоминания. Как-то Алекс вломился в наш офис в одиннадцать утра, прошествовал мимо этих церберов, секретарш, вошел ко мне, опустил жалюзи, и мы прямо там все и проделали. Или еще случай, когда мы совсем разгулялись и попытались вломиться в собор Святого Павла. Или когда прорвало центральное отопление и мы наотрез отказались вылезать из постели, даже чтобы поесть, провалялись так девять часов и писали прямо из окошка… Или когда Алекс отправился «за утешением» к старому другу и пропадал целых три дня, а я так и не выяснила ни где он был, ни с кем… Или как я встретила его родителей… а, нет, чего не было, того не было. Я выкинула из головы плохие мысли и решила, что отныне все будет по жестким правилам. Хочет вернуться — пожалуйста, но на моих условиях. На этот раз Фран станет мной гордиться. Решено. Будем вместе как можно чаще. Конец его загулам с приятелями. Но, с другой стороны, если я стану такой приставучкой, Алекс совсем затоскует, да и я затоскую, и в конце концов мы только и будем бормотать «э-э, а в кино не хочешь сходить?», или «э-э, да по фигу», или «ты бы что посмотрел?», или «да мне все равно». И так пока друг друга не пристукнем! Ладно, тогда будем шокировать общественность. Целоваться и обниматься не обязательно, но держаться за руки не помешает. И если мы встретим кого-нибудь из знакомых, Алекса вряд ли примут за моего кузена. И пусть Алекс хотя бы попытается наладить отношения с моими друзьями. Правда, они все его ненавидят. Я снова позвонила Фран. — Оставь меня в покое. Ты мне больше не подруга. Ты связалась с неприкасаемыми. — Фрааан. — Моя паника уже давала знать о себе. — Ладно. Вот тебе один тест. Его не было десять месяцев, так? — Угу. Я прическу сделала! — О, очень тонкий ход… Итак, Алекс отсутствовал десять месяцев. После того, как попросту испарился и никаких вестей о себе не подавал. — А открытка?! — Открытка, которую ты получила шесть дней назад, когда Алекс вспомнил, что подставил своего дружка Чарли и приткнуться ему теперь некуда. — М-м-м. — Хорошо. Таковы факты. Ты оказалась достаточной дурой для того, чтобы болтаться там и его ждать. Допустим, что у кое-кого хватит ума купить тебе подарок, так? — Ой, Алекс в подарки не верит. Он считает это буржуазным. Ну а теперь она из-за чего вздыхает? — Мел, что ты делаешь! Скажи мне, что ты его у себя не поселишь! — Э-э… — Фантастика. Ты уже сообщила Линде о пополнении в своей развеселой кеннингтонской семейке? — С Линдой все будет нормально. Она ничего не скажет. — Полагаешь, это одно и то же? Я была слишком расстроена, чтобы продолжать этот разговор. Моя лучшая подруга с четырехлетнего возраста ни черта не понимала в моей жизни! — Мел, ты же знаешь, что я ничего бы не сказала, если бы о тебе не заботилась, так? — Ага, — буркнула я без особой признательности. — Позвони мне, когда Алекс объявится. Кстати, во сколько это будет? — Э-э, в ближайшие минут пятнадцать. — Хорошо. Хвост пистолетом. Пока. Все правда. Алекс поступил со мной по-скотски. Просто… Ох, эти проблемы Алекса — с чего начать? Школа-пансион, странные родители, которые развелись, когда ему было совсем мало лет. Я часто ударялась в психологию, если дело касалось Алекса. Незадолго до нашего знакомства он как раз вырос из того возраста, когда пытаются отыскать свою задницу где-то на Гоа[3]. Что ж, я ему больше не тряпка для вытирания ног. Вот хорошо, девять часов осталось. Новое промывание мозгов мне не требовалось, а вот поговорить с кем-нибудь отчаянно хотелось, так что я позвонила Аманде. Трубку снял какой-то парень. — Здравствуйте. Аманда дома? — Нет. Ей что-нибудь передать? Я узнала этот акцент! — Фрейз, привет, это Мелани! Пауза. — Мелани… — Мелани Пеппер. Ну, помнишь! Мел! Господи. — А, да-да, привет. Что поделываешь? Да так, посиживаю в аэропорту Хитроу, куда прискакала по ошибке на пятнадцать часов раньше времени, сделала прическу, а теперь дожидаюсь своего бывшего парня — эгоиста, который слинял чуть ли не год тому назад. А я, похоже, до сих пор не могу выкинуть его из головы и с работы из-за этого свалила без всяких объяснений. — Все то же самое. — Здорово. — Неужели это самая непринужденная беседа, на какую мы способны? — Поздравляю, — сердечно сказала я. — Ты женишься на моей давней подруге! Я попыталась представить, как Фрейзер склоняется, чтобы поцеловать Аманду, но ничего путного у меня не вышло. Его кудри наверняка попадут ей в глаза. А она такое не выносит. Фрейзер нервно засмеялся: — Да, похоже. — А ты, оказывается, лэрд, — добавила я. — Да, точно. Так передать ей что-нибудь? — О — о… В общем-то, ничего. Я просто так звонила, поболтать о своем, о девичьем. — Ясно. Ладно. Пока. Меня частенько посещали романтические мечты о том, как я повстречаюсь с кем-нибудь из своих былых обломов: теперь глаза у него откроются и меня увидят в совсем ином свете — мягкую, мудрую и волнующе желанную. Но хотя встречи происходили в самых разных экзотических местах, две вещи в фантазиях всегда оставались неизменными: облом вспоминает, кто я такая, и пугается до смерти. Да пошло оно все! Я вернулась к тому, с чего начала. Я позвонила маме. Давно должна была позвонить. Часов девять назад. Мама у меня милая, по-настоящему милая, она занимается выпечкой и блюдет традиции во всех смыслах этого слова. Я была убеждена, что маме не больше сорока, она легкомысленна до неприличия, а еще она каждый божий день облачается в костюм почтенной матери семейства и берет в руки скалку. Вот такая у меня мама, — по крайней мере, я такой ее представляла. — Привет, мама, как ты? — Мелани! Я как раз о тебе говорила. Неудивительно, если учесть, что разговоры с моим старшим братом Стивеном обо мне — ее самое любимое занятие, после стряпни конечно. Впрочем, у мамы полно талантов и пристрастий: она обожает смотреть телевизор, играть в бридж, без умолку болтать с моим отцом, который в ответ только похмыкивает. Я редко общалась с папой по телефону — ведь во время телефонной беседы нельзя манипулировать всякими полезными штуками (макаронами с сыром, пивом или телевизионным пультом). Мой папа — это вылитый Гомер Симпсон[4], только не такой самодовольный. — Это правда, что я слышала — что Аманда Филлипс выходит замуж за того замечательного юношу, которого ты как-то приводила? — Да. Кстати, Алекс возвращается. — Что ж, чудный мальчик. Шотландец, кажется? У него такая славная улыбка. И он так хорошо себя ведет. — Ему не четыре года, — разозлилась я. — Он не обязан хорошо себя вести. И вообще, Алекс возвращается. — Наверняка свадьба будет пышная — эта семья никогда ничего не делает наполовину. Посмотрела бы ты на пристройку с бассейном, которую Дерек сделал в поместье! Я-то, конечно, ее не видела, но уверена — она почти такая же большая, как и сам дом! — Звучит грандиозно. Знаешь, Алекс возвращается. — А ты будешь подружкой невесты? Может, там будут и другие воспитанные шотландские мальчики и ты встретишь кого-нибудь замечательного. Мама не особенно утруждала себя выбором слов. — Я не буду подружкой невесты. Может, меня вообще не пригласят. Но я сейчас в аэропорту… — Разумеется, тебя пригласят. Вы трое в школе были настоящими неразлучными подругами! Как поживает Фран? Она еще не нашла никого замечательного? — Нет. Но… — Пожалуй, вам обеим стоит пойти на свадьбу. Кто знает, вдруг на этот раз вам повезет… Ну ладно, дорогая, мне пора, у меня томятся лепешки с изюмом, а они, сама знаешь, капризулистые. Созвонимся. Пока, золотко. Ненавижу, когда мама говорит «капризулистые». Такого слова-то даже нет! Это она специально, чтобы позлить меня. Возможно, решила я, прокручивая наш разговор, она все делает, именно чтобы меня позлить. Это многое объясняет. Один из уборщиков, которого я уже приметила раньше, зачем-то вернулся и встретился со мной глазами. Мне захотелось подбежать к нему и объяснить, что да, у меня есть дом; нет, я не террористка (хотя, подумай он такое, я была бы в некотором роде польщена), и здесь я только для того, чтобы сделать несколько дружеских звонков, что-нибудь купить и, черт возьми, дождаться человека, который меня любит! Я заискивающе улыбнулась уборщику и злобно уставилась на ползущую петлю на колготках. Вот дерьмо. Ну и где прикажете искать новую пару колготок посреди аэропорта? Еще через три часа я послала все куда подальше и пустила в ход свою кредитную карточку. Теперь я была вся завитая, в помаде «Клиник», в новом топике, в потрясных брючках, в надевающемся через голову лифчике и, увы, все в тех же старых туфлях без каблуков — так далеко даже я не могла зайти. К сожалению, продавщицы в отделе парфюмерии эти туфли засекли не сразу и атаковали меня с таким количеством пробников, что несло от меня, как от торта на ежегодном съезде кондитеров. Следующие два часа — и еще больше, чем на шмотки, — я грохнула на кофе и отвратительное датское печенье и теперь то глазела в окно, то почитывала «Что имеет в виду ваш мужчина, если он перетрахал всех ваших подруг и поглядывает на собаку — так ли принято самовыражаться у нынешних парней?». Я была готова: 1) покончить с собой; 2) поиграть в автоматы; 3) купить треклятые туфли. А еще у меня возникало искушение завязать знакомство с уборщиком, но он отработал смену и ушел, по-прежнему косясь на меня и качая головой. Я купила туфли. А потом пошла и поиграла в автоматы. Пять сотен лет спустя разумно было начать встречать самолеты. Я купила зубную щетку, зубную пасту и приготовилась. Четырьмя самолетами из Нью-Йорка позже моя приклеенная улыбка стала выглядеть несколько отчаянной. И как это стюардессам удается улыбаться все время? Не иначе, на наркотиках держатся. Я уже начинала тревожиться, что проморгала Алекса. А вдруг он уже высадился, созвонился с кем-нибудь из приятелей и с ветерком умчался на такси в район подороже? Может, он прошел, пока я пялилась на девчонку, тащившую необъятного плюшевого слона. Или когда бегала в туалет — все этот проклятый кофе. Подумать только. Целый день проторчала в аэропорту — и все псу под хвост. Мое возбуждение грозило достичь апогея, и я уже собиралась сделать объявление по громкой связи, и вот тут Алекс вывалился из-за осточертевших автоматических дверей. Мой желудок ухнул вниз. Алекс выглядел великолепно. Я изобразила на лице подобающую влюбленную гримасу и устремилась к нему. Алекс меня не заметил (из-за прически, наверное), так что в конце концов я рванула за ним на своих высоких суперсексуальных каблуках и атаковала его сзади, как вор-душитель. Алекс развернулся, подпрыгнув, будто собирался засветить мне приемом кунг-фу, и тут до него дошло. — Мел! Я не могла отдышаться — от бега и от того, что его вижу. — Э… хе… Алекс! Он подхватил меня своими могучими руками и сжал в медвежьих объятиях кинозвезды. Видел бы тот уборщик! — Ты полный и законченный козел, — выдохнула я. Алекс зарылся носом в мои волосы. — Мел, ну и соскучился же я!Глава третья
Всю дорогу в метро мы болтали и болтали без умолку, совершенно чокнувшись от того, что снова видим друг друга. Алекс рассказывал об Америке, об английском поп-музыканте, с которым столкнулся в глуши Монтаны и с которым они стали закадычными друзьями, о дурацкой работе и об изумительных людях, с которыми ему доводилось встречаться. В его речи появился американский акцент. Я не стала говорить, что работаю все там же, живу все там же и конца краю этой тоске не видно, нет, вместо этого я как заведенная трепалась об амурных делах наших общих знакомых, о каких-то нудных вечеринках и о прикольной кошке Фран (несуществующей). Ни один из нас не заикался о внезапности его отъезда, словно это была обычная отлучка на пару недель, — может, по делу, а может, в тюрьму. Домой мы заявились в половине первого; в квартире царила зловещая тишина, что означало одно: Линда бодрствует и во все уши прислушивается к каждому шороху. Как бы там ни было, случай выдался особый, так что я с охотничьим кличем стибрила у нее бутылку водки и завалилась в постель со своим большим — ну, ладно, слегка пахучим — ненаглядным, который ухитрился довести меня до экстаза, прежде чем отрубиться на четырнадцать часов. На следующий день я смотрела, как он спит, а время знай себе текло и текло. Может, стоит раскладывать красивых спящих мужчин в зале ожидания аэропорта? Алекс проснулся, слегка дезориентированный, секунду смотрел в потолок, а потом перевернулся и, ухмыляясь, сгреб меня в охапку. — Ох, Мел, дорогая, я буду твоим навсегда… То-то же. — …если ты мне сделаешь сэндвич с беконом. Два сэндвича. И яичницу из нескольких яиц. Помираю от голода. Двадцать минут спустя, после того как я опустошила весь холодильник Линды, Алекс заявил: — Это был лучший сэндвич с беконом в моей жизни. Американцы просто не умеют их готовить. Берут кусок черного хлеба и кладут на него какую-нибудь дрянь. — Типа овощей? — Ага! — Точно — эти американцы сдвинулись на своей здоровой пище. Потому они и поддерживают такую классную форму. Алекс хихикнул и обхватил ладонями мое лицо. Наконец-то. — Мел, до чего же здорово вернуться! Американцы… такой народ, никогда не говорят того, что думают. Я ни с кем там не мог нести всякую чушь, как с тобой. — Самый замечательный комплимент, который я слышала, — обиделась я. Алекс рассмеялся и взъерошил мне волосы. — Я имел в виду… В общем, я вел себя как последний осел, Мел. И мне очень жаль. Правда. То, как я с тобой поступил, ни в какие ворота не лезет. Понимаешь, я сам не соображал, что делаю. И мои родители, и вообще все… Оказывается, это очень трудно — распрямиться в полный рост… И я испугался… Когда я ехал обратно, все дергался — а вдруг ты… даже смотреть на меня не станешь. И пожалуй, я это заслужил. — Вот именно. — Знаешь, ты у меня особенная. — Знаю. И если ты еще раз, еще хоть раз сделаешь что-либо подобное, я насажу твои яйца на ножницы и раскромсаю их в фарш. Алекс содрогнулся. — Крутая, да? — Узнаешь. Вот и все. Вот оно — счастье. Следующая неделя прошла в дурмане — глупом, хихикающем, нью-йоркском дурмане с грязными простынями. Наконец я заставила себя дотащиться до работы, но явилась туда такая сияющая и улыбающаяся, что нарушила куда больше правил, чем обычно. Даже секретарши мне были нипочем. Еще никто в мире не был так счастлив, как мы с Алексом, и больше того — никто в мире даже отдаленно представить себе не мог, что это за штука — счастье. Я порхала, останавливаясь лишь для того, чтобы пожалеть людей, бедных, несчастных людей, не таких везунчиков, как я. К телефону я перестала подходить, возложив эту обязанность на Линду, и не без умысла: она терпеть не может отвечать на звонки, а мои друзья ненавидят с ней разговаривать. И вот однажды к нам ворвалась разъяренная Фран, смекнувшая, что дела развиваются совсем не так, как она рассчитывала. Ее подозрения подтвердились, когда дверь открыл Алекс — явно не с простреленными коленными чашечками. — Привет, Фран, — бодро сказал он. — Рад снова тебя видеть. Я гадала, что сейчас произойдет. Какое-то мгновение казалось, что Фран даже не удостоит Алекса взглядом, но вот она встряхнула волосами и улыбнулась. — Здрасьте. Ну ты и ублюдок. Счастлива видеть. — Она прошествовала мимо него и поцеловала меня в щеку. Алекс состроил гримасу, но я пожала плечами. Может, я сама и не всыпала Алексу как следует за его выходку, но ничего не имела против того, чтобы это сделала Фран. Я поставила чайник. Из комнаты доносился голос Фран — хорошо поставленный и бесстрастно-вежливый: — Так ты говоришь, что повидал множество интересных мест… членосос? — Н-ну, да… — заикаясь, пробормотал Алекс. — Да, поездил немного, несколько штатов посмотрел. По большей части просто болтался без дела. — Неужели? Как это необычно… для такого сраного раздолбая. — Мел! — взревел Алекс, врываясь на кухню. — Долго мне это терпеть? — Сколько понадобится… жопик. — Жопик? Хоть это, надеюсь, комплимент? Я вспыхнула: — Заткнись и тащи туда чай. И постарайся поладить с Фран. — Уж ей-то я ничего не сделал. — Ты же не хочешь увидеть ее с дурной стороны? Будь лапочкой. Алекс со вздохом понурил голову, и мы вместе понесли чай в комнату. — Нравится мне наигранный акцент этого пустолобого, — сообщила мне Фран. — Помнишь, какой он вернулся с Гоа? Все время болтал о своей карме и собирался заделаться хиппи. Вот умора была. Форменный козел. — И она залилась переливчатым смехом Аманды. — Фран, дай дух перевести, — попросил Алекс. — Я же извинился. Извинился, черт побери! — Ах, дух перевести! Ах, извинился! — Прекрати, ради бога! — Прекрати? — Ладно, ладно, ладно. — Алекс встал и направился к дверям. Но Фран еще не закончила. — И что ты теперь собираешься делать, глиста никчемная? Алекс посмотрел на меня и потупился. — Загладить вину перед Мелани и никогда больше не исчезать без предупреждения и стать порядочным человеком и найти хорошую работу и сделаться достойным уважения, вот. Фран медленно кивнула, подмигнула мне и улыбнулась Алексу; тот вразвалочку вернулся на свое место. Затем Фран принялась забрасывать нас последними сплетнями. Похоже, все шло нормально. И верно. Мы с Алексом странствовали по Лондону, занимаясь вещами, до которых обычно нам не было дела, — искусством, например. Я готовила умопомрачительные блюда, рецепты которых вежливо попросила у Линды. Правда, она от моей готовки в восторг не пришла. Но у Линды, впрочем, была своя территория, и большую часть времени она проводила у себя в комнате, не давая мне возможности толком поблагодарить ее за то, что она взяла на себя уборку. Алекс вынашивал свои планы. Тот приятель-музыкант явно вознамерился найти ему работу в звукозаписи, так что все складывалось замечательно, — возможно, Алексу удалось бы даже собрать собственную группу. Я одобрительно кивала. В той эйфории, в которой я пребывала, все было радужно-розовым и воздушным. Наконец я перезвонила Аманде по поводу вечеринки. Конечно, я была счастлива, но это не избавляло меня от желания хоть немножечко позлорадствовать. — Дорогулечка, привет. Мне как раз звонят по второй линии, подожди секундочку! Черт. Значит, Аманда уже в курсе и сейчас выигрывает время, чтобы приготовиться к обороне. Выходит, я лишена радости преподнести ей новости первой. — Вот и я, — сказала Аманда, — Так что там такое с Алексом? Я поверить не могла, когда мне рассказали. Мелани, разве ты не слышала, что женщина не должна быть доступной? Да уж, свежая мысль. — У нас все в ажуре. Вообще-то мы… счастливы, потому что мы вместе. Понимаешь, мы разобрались во всем. И выяснили, что хотим быть друг с другом. — Ой! — завизжала Аманда. — Ну скажи мне, что вы тоже поженитесь! Мы бы отпраздновали свадьбу вместе. Она прекрасно знала, что ни о чем подобном и речи не было. — Не говори глупостей. Брак — это для взрослых. Кстати, ты мне напомнила — мы собираемся к тебе в субботу. — Хорошо… Алекс, я полагаю, со всеми знаком. Ты в курсе, что это торжественный вечер? — О-хо-хо… — Ну ничего, дорогулечка, ты уж постарайся. Побольше блеска! У нас в лифте будет Телепузик! Счастливо, милочка! К следующей субботе я твердо знала, что все в мире идет нормально, и была готова достойно встретить вечеринку по случаю помолвки Аманды. Я все продумала. Без сомнения, будет множество поддразниваний, и кто-нибудь, возможно, скажет: «Эй, вы двое — следующие», и я смущенно улыбнусь, залившись румянцем, а Алекс с нежностью посмотрит на меня и промолвит: «Кто знает… не исключено, что однажды мне повезет!» И эта новость сразу облетит всех собравшихся, и я буду королевой! Когда мое воображение выстроило высокую винтовую лестницу, по которой нам предстояло спуститься под бурю оваций, мне пришлось превратиться во Фран и велеть самой себе не быть дурой, но… ох. Посмотрите, как мы подходим друг другу! Мы не разлучались всю неделю. Он приполз на карачках, он выполнил свой долг, он снова был дома, он великолепен и он мой! Все прекрасно. Вечеринка у Аманды предстояла выпендрежная. По счастью, благодаря активной сексуальной жизни и жизни впроголодь я смогла влезть в прошлогоднее серое платье из шелка; если держаться правым боком к стене, пятно от вина будет почти незаметно. Алекс вырядился в свои обычные джинсы и футболку — и все равно был неотразим. Я умоляла Фран пойти вместе с нами, но она отказалась наотрез, сказав, что я все время буду целоваться с Алексом, а от остальных ее там с души воротит. Вечер состоялся в эксклюзивном клубе на Темзе. Среди необъятных букетов неестественно-желтых цветов толпились горластые мужчины и женщины в яркой помаде. Все были выше меня ростом, все друг друга знали, и моя выстраданная уверенность в себе стала таять, и вот я снова просто Мелани Пеппер, болтушка и трещотка, простушка, переживающая из-за лишнего жирка и волнующаяся, как быть, если Джордж Майкл на мне так и не женится. Люди вокруг были явно не моего круга — толпа напыщенной, самодовольной золотой молодежи, страдающей анорексией. Я взглянула в высокое, отделанное золотом зеркало с подсветкой. Вид такой, будто я в маминых туфлях собралась к стоматологу. Я развернулась, чтобы утешить себя обществом самого красивого мужчины в комнате, и тут мое сердце оборвалось. Как я могла забыть? Алекс со своими небрежными лохмами! Он ведь где-то там катался на лыжах! И родители не помнили его первое имя! Черт, он один из них! Не успела я схватить бокал шампанского (не хватай, Мел! Ты имеешь право находиться здесь, не забывай!), как Алекса уже обступила целая толпа. — Эл! Эл, дружище! Где тебя носило? — Алекс! Сара говорила, что видела тебя в Лос-Анджелесе, фантастические деньки у тебя там были, я слышал? — Ой, взгляни, здесь Бенедикт и Клэр — мы не виделись со времен той партии в крокет! Я тоже была на той вечеринке, где играли в крокет, и чувствовала там себя совершенно несчастной. И я тоже с тех пор не встречала никого из этих расфуфыренных позеров. Изобразив на лице вежливую заинтересованность, я ждала, когда Алекс заново меня всем представит. — Ребята, вы помните Мелани? Холеный блондинчик небрежно повернул голову, и мне от души захотелось, чтобы у меня было менее прозаическое имя. В разговоре произошла короткая заминка — меня одаривали снисходительными притворными улыбками, недоуменно приподнимая брови, а потом все опять начали гоготать, когда Алекс принялся рассказывать о своих похождениях в Америке. Он бросил на меня извиняющийся взгляд и, залпом опрокинув бокал, переключился на очередной сезон регби. Это было чересчур для шелкового серого платьица. Вопреки всем законам физики, я оказалась выброшенной за пределы круга, хоть и стояла в самом его центре. Меня словно вышвырнули на холод. Поникнув, я гадала, что же случилось с вечеринкой из моих фантазий. Наверное, стоило извиниться и уйти, но извиняться оказалось не перед кем, так что я просто убралась подальше, делая вид, будто ищу туалет, и прикидывая, а не пойти ли туда в самом деле, чтобы всплакнуть. Раздумывая над этим, я вдруг заметила Аманду. В конце концов, она здесь хозяйка, она просто обязана со мной поговорить! Я двинулась в сторону окруживших ее гостей с видом «Вовсе мне и не хочется ни с кем разговаривать на этой вечеринке, ха!». — Привет, дорогушечка! — закричала Аманда, посылая мне воздушный поцелуй. Она мигом снизошла до моего уровня, и я была ей за это крайне признательна. На Аманде было платье, в которое запросто влезла бы кукла Барби, пастельных тонов, в девчачьих кружевах, которые просматривались почти насквозь. Несколько вызывающе, если ты празднуешь помолвку с человеком, которому собираешься хранить верность до конца своих дней. Платье явно скосило официанта: малый изогнулся дугой, чтобы разглядеть соски Аманды. Но вслух я этого решила не говорить. — Э-э… Хорошая вечеринка, — выдала я великосветский перл. — Дорогая, это просто фантастика! Здесь фотограф из «Хелло». Социальный успех и еще раз социальный успех. Аманда казалась еще тоньше и воздушнее, чем обычно. Ее хитрое личико сияло в золотистом свете, заливавшем комнату. Готова поклясться, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, она глупо улыбнулась самой себе. — Ого! — с чувством произнесла я. — Может, он захочет щелкнуть нас с Алексом, восставшим из могилы. Вялая, конечно, шутка, но, поскольку ежу понятно, что мне на страницах «Хелло» не бывать, прозвучала она не только вяло, но и печально. — Ну давай, рассказывай. — Миниатюрное сияющее создание надуло губки и окинуло комнату быстрым взглядом — проверить, не видит ли кто-нибудь, как мы разговариваем. Я начала было говорить, но чужая счастливая личная жизнь — тема скучная: мы трахались, мы подолгу смотрели друг другу в глаза, и еще у нас была такая смешная шуточка — а не превратить ли подушку в поющего зверька. И Аманда не собиралась скрывать свою скуку. Не помог даже тот факт, что вторая половина моей команды резвилась едва ли не за милю от меня. Я поймала себя на том, что мямлю бесконечные «гм», «это было классно», «да, здорово». Потом наступила небольшая пауза. Мне буравили взглядом плечо. Следовало засвидетельствовать свое почтение и уйти, но я слышала взрывы смеха из компании Алекса — смеха, присоединиться к которому я не могла (я к этому моменту совсем ударилась в мелодраму), и выбор был такой: или прилипнуть к Аманде как банный лист, или размазывать слезы в туалете. — Кстати, — произнесла я, не двигаясь с места, — а где Фрейзер? — Привет, — пропел у меня за спиной голос с шотландским акцентом. Я обернулась с единственной искренне радостной улыбкой за весь вечер. Значит, все-таки он меня вспомнил. — Фрейз! Однако, несмотря на килт, этот человек вовсе не был Фрейзером, и смотрел он не на меня, а на Аманду, которая ответила ему ледяным взглядом. Я почувствовала себя полной дурой. — Энгус! — мелодично проворковала Аманда. — Ты не знаком с моей старой школьной подругой Мелани? Мелани, это младший брат Фрейзера. Я так и вытаращилась на него. — Привет, — повторил он. Передо мной стоял парень с румянцем во всю щеку. Он был высок, как и Фрейзер, но ничуть не напоминал его лицом. Рыжевато-каштановые волосы и веснушки. Гм. — Привет, — небрежно произнесла я. — Ты шафер? О-ля-ля! Этого явно спрашивать не следовало. Энгас, или как его там, покраснел до корней рыжих волос и промямлил: — Э-э, вообще-то, не думаю, нет. Лицо Аманды сделалось злым. — Нам еще предстоит решить насчет церкви и всего прочего! Это было сказано столь недвусмысленным тоном, что я поняла намек и с вопросами больше не лезла. Но Аманда бросила это уже на ходу и удалилась, оставив нас с синдромом «непопулярных на вечеринках». Мы оба знали, что мы отщепенцы, и говорить нам совершенно не хотелось, но другое общество нам не светило. — Так чем ты занимаешься, Энгус? — Господи, ну прямо будто королева какая-нибудь. — Я инженер-механик. — А, как и брат? — Нет, немного скучнее. Будто в ответ на эти слова из угла, где тусовалась компания Алекса, грянул хохот, — похоже, там веселились так, как не веселился еще никто и нигде. Я даже заметила, что кто-то соорудил из льняной салфетки повязку на глаза. Еще одна томительная пауза. Всеми фибрами своей души я жаждала, чтобы откуда ни возьмись явилась Фран или чтобы подлетел Алекс и сказал: «Прости, дорогая, что отвлекся. Эти жалкие зануды никак не отстанут. Пойдем, я изнасилую тебя в газебо, непутевая ты моя крошка!» Заодно узнаю, что такое газебо. — Так ты приехал из Шотландии? — Я поздно спохватилась, что вопрос глупый, ведь на Энгусе был килт. Я умирала от желания узнать, почему он явно не в ладах с милягой Фрейзером, но Энгус так и не мог скрыть изумления от идиотизма моего вопроса, поэтому от новых высказываний я воздержалась. — Да, оттуда. Мы долго и мучительно перебирали все известные миру способы доехать от Шотландии до Лондона и, выдохшись, снова умолкли. В конце концов я решила, что лучше уж слезы в туалете, и собралась слинять. Но сначала пустила в ход свою последнюю заготовку для беседы: — А что ты думаешь о свадьбе своего большого брата и малышки Мэнди? Неожиданно Энгус всем корпусом развернулся ко мне, лицо его стало холодным и злым, и впервые за все это время он ухитрился не покраснеть. Глаза у него, оказывается, ярко-синие. Он произнес каким-то чужим голосом: — Я думаю, что он задница, и ты извини, конечно, но еще я думаю, что твоя подруга — ведьма. Прошу прощения. Тут-то я и посмотрела на него внимательней. Ничего себе болтовня на предсвадебной вечеринке. — Объяснить не хочешь? — Я надеялась, что вопрос прозвучал достаточно небрежно, а не как у дамы средних лет, муж которой признался, что завел интрижку. — Она обращается с нашей матерью, как с ненужной тряпкой, она обращается с Фрейзером, как с последним дерьмом, она относится к этому долбаному титулу, как к лекарству от рака, и хочет перестроить наш старый дом, словно какую-нибудь развалюху на Кингс-роуд. Так что извини, но я не очень расположен общаться с ее приятельницами. Прошу прощения. И с этими словами он зашагал прочь. Бросил меня! Черт, ну и свинья. Однако в глубине души я была дико заинтригована. Все это наверняка не так уж далеко от истины. Аманда и в самом деле ведьма. А Фрейзер и вправду оказался форменной задницей. Но все равно! Я тут из кожи лезла, занимала вежливой беседой беднягу, которого знать здесь никто не знал! Так что не стоило ему хамить и сбегать при первой же возможности. Мог хотя бы предоставить мне шанс сделать это первой. Я уставилась ему в спину, а потом принялась внимательно разглядывать люстру. Пусть думают, что я вовсе не смотрю вслед кому-то, кто от меня только что ушел, еще чего, я тут просто люстрами любуюсь. По крайней мере, удобства здесь были роскошные и дорогостоящие. Я подкрасилась и от души пожалела, что не захватила с собой журнал — почитала бы, развлеклась. Компания Алекса уже изрядно набралась и ржала уже без всякого повода. А может, и не совсем без всякого — что-то там произошло с каким-то парнем по имени Биффи и его изощренно-жестоким наставником, — я так и не въехала в детали. Алекс обнял меня нетвердой рукой и проблеял: — А вот и мы! Я деланно рассмеялась и случайно перехватила взгляд Энгуса. На его лице было отчетливо написано, что мы для него — не более чем кучка пьянчужек. В углу я заметила Джоан, матушку Аманды; явно перебравшая, она лапала Чарли, прежнего соседа Алекса. Тот тоже крепко поддал, но изо всех сил старался отвечать взаимностью. Зрелище не из приятных. Настал черед тостов, и, судя по тому, что все притихли, не только я восприняла это как долгожданное развлечение. Фрейзер блистал красноречием, Аманда волновалась, смущалась и мило краснела. Папаша Аманды тоже потребовал слова, но из-за жуткого апломба его речи и проглоченных гласных невозможно было понять, что именно он говорит. Затем появился ирландский ансамбль, наяривающий самбу, — очевидно, завершающий аккорд этой снобистской пирушки. Поднялся невообразимый шум: три сотни человек карабкались на танцплощадку. Я прикинулась, будто мне плохо, уселась в сторонке и притворилась смертельно бледной, но бодрящейся: вдруг кто-нибудь подойдет и спросит, что случилось, тогда я смогу пожаловаться, что мне немножко не по себе, но не хочется никому портить настроение. Глядишь, и пробужу сочувственное внимание. Я просидела целую вечность, пока — наконец-то! — толпа на танцплощадке не рассеялась и около меня не очутился Алекс. Он со смехом подхватил меня под мышки. — Развлекаешься, цыпонька-цыпочка, пирожок из тыквочки? Я попыталась высвободиться. — Мм-гмм… Алекс проигнорировал это отчаянное мычание и принялся меня щекотать: — Пойдем попляшем. Может, в конце концов вечер удастся спасти? Однако мечты о романтичном, исполненном нежности танце, который доказал бы всем (и прежде всего этому конопатому братцу Фрейзера), какая же я на самом деле везучая, просуществовали считанные мгновения — до тех пор, пока я не вспомнила, что танцовщика хуже Алекса в мире еще поискать. Он сбивался с ритма и неуклюже прыгал с ноги на ногу. И это бы еще ничего, но Алекс напился настолько, что забыл, с кем танцует, и скакал по всей комнате, как Тигра до того, как принял лекарство, а мне пришлось топтаться в одиночестве. Я посмотрела на часы — всего лишь полночь. Проклиная себя на чем свет стоит за то, что не слиняла, сказавшись больной, когда еще можно было успеть на метро, я дотянулась до Алекса, мягко, но решительно развернула его к себе и сообщила с милой улыбкой: — Я иду домой. — Чего? Грохот вокруг стоял неимоверный. — Я иду домой! Мне здесь дерьмово, и я ухожу! — прокричала я именно в тот момент, когда музыка смолкла; все оглянулись, высматривая, кто тут такая гарпия. Я попятилась, силясь изобразить улыбку. — Пока, Аманда, было просто чудесно, хорошо, что поболтали, до скорого! — Все это я выпалила уже на бегу. Озадаченный и пьяный Алекс, спотыкаясь, плелся за мной. Возле двери я налетела на Фрейзера, провожавшего гостей. Он с сомнением посмотрел на меня. К чертям собачьим! Я не собиралась вновь напоминать ему о том, как ничтожна была моя роль в его жизни. Алекс ушел вперед, под его ногами шуршал гравий. Ясное дело — заказанные заранее такси появятся через несколько часов, не раньше. Значит, топать целую милю вдоль дороги, а затем в Фулхэме гоняться за кебом — и это в сырую субботнюю ночь, как раз в то время, когда закрываются пабы. — Мелани! — послышалось у меня за спиной. Я обернулась. На нем был такой же килт, как и на Энгусе, только вид получался менее свинский. Волосы, спутавшиеся во время танцев, падали на глаза. Я подавила желание кинуться навстречу, сжать его в объятиях и взъерошить эти густые волосы, чтобы показать, до чего же я рада снова видеть его. — Привет, — хладнокровно произнесла я. — Гм… Классный вечер. — Пожалуй. Да. Да, конечно. Извини, что не узнал тебя тогда по телефону. Вспомнил, значит? — А, ничего, я тоже тебя не узнала, — пробормотала я (потому и заголосила «Фрейз!»). — Кажется, целую вечность не виделись. — Верно. — Ну, еще встретимся. Вокруг было тихо. Силуэт Фрейзера выделялся на фоне дома: высокий, но уже не напоминавший толщиной струю мочи. Он казался одновременно и знакомым, и чужим. — Непременно. — Идем, лапуля! — Голос Алекса звучал слегка встревожено. Я слабо улыбнулась Фрейзеру и зашагала по дорожке. Алекс, которого так внезапно выволокли из дома, не знал, провинился он в чем-нибудь или нет, да и я толком не понимала, на кого психанула. На него? На его друзей? На его родителей — за то, что не были кем-нибудь посолидней? Или на далеких предков — за то, что не были с королем на дружеской ноге? Я видела, как Алекс со своими одурманенными мозгами пытается в этом разобраться. По счастью, ради собственной безопасности он решил остановиться на первом варианте. — Ты в порядке? Пришлось второпях обдумывать стратегию. На языке вертелось: «Нет, не в порядке. Я ненавижу твоих друзей, они отвратительно вели себя со мной. Отвратительно — даже не то слово, они просто в упор меня не видели. И все потому, что я ходила не в такую школу, и имя у меня банальное. Так что я зла как черт, но мне это совсем не нравится, уаааааааа». Однако, будучи независимой девушкой, имеющей собственное мнение, сказала я вот что: — Да, все великолепно, просто мне не терпелось поскорее забрать тебя домой — надо же было как-то тебя оттуда вытащить. — И для пущей убедительности стыдливо хихикнула. По мере того как сияющие золотые огни ярко освещенного особняка меркли за деревьями, я смотрела на своего большого, сильного, умиротворенного и слегка шатающегося мужчину, и мне становилось лучше. Утро следующего, воскресного дня мы чудесно провели в постели, «залечивая» похмелье Алекса, а потом он отправился к своим дружкам — после того, как обнаружил, что я вовсе не стремлюсь обсуждать вчерашний фантастический вечер, «особенно классный момент — это когда Барфилд запихал салфетку себе в задницу, ха-ха-ха». Я весь день провалялась с газетами. Было уже совсем поздно, когда Алекс с грохотом ввалился в дом, вероятно разбудив Линду, и уж точно меня. Он долго носился по кухне в поисках чего-нибудь съестного моей игры в шеф-повара хватило на неделю, и теперь продуктов не было вообще, так что не представляю, что он там нашел. Видимо, нашел, поскольку в эти дни вид у Линды был еще более вздрюченный, чем обычно. А я-то думала, она не меньше моего обрадуется, что в доме естьмужчина, потом вошел в комнату, сел на краешек кровати, чмокнул меня прямо в нос, взъерошил мне волосы и провозгласил: — Угадай, что случилось! Я нашел квартиру! Точнее, я нашел свою прежнюю квартиру! Чарли меня простил, и я сваливаю к нему! Я села. Сама не понимала этого прежде, но теперь, услышав слова Алекса, я вдруг осознала, что ведь строила планы на наше с ним будущее. Мы подыщем комнату в хорошем районе и, возможно, обзаведемся собственным уголком, когда Алекс получит работу с этой звукозаписью. Или останемся здесь — Линда не будет против. А если будет, то она сама съедет — ах нет, это же ее квартира. В любом случае, я и в мыслях не держала ни что мы расстанемся так скоро, ни что решение это он примет так легко и беззаботно. Пусть это длилось всего десять дней, но просыпаться рядом с Алексом стало для меня необходимостью, и я не хотела жить иначе. — Э-э, здорово, — храбро произнесла я. — Так Чарли все еще живет в… Словно мы с Чарли бездну времени проводили, изливая друг другу душу про нашу личную жизнь. — Ага, в Фулхэме. Потрясная квартира. — Да она же за тысячу миль отсюда! И потом, это Западный Лондон… Ты же ненавидишь Западный Лондон! — Но не могу же я вечно тебе надоедать! А ведь я именно такие планы и строила. Я надула губы, надеясь, что это придаст мне соблазнительный вид. — Я бы не возражала. Алекс взглянул на меня и еще раз потрепал по волосам. Но уже не с таким энтузиазмом. — Со мной все будет в порядке. Ты по-прежнему моя любимая тыквочка. Да? — Да. Мы нырнули под одеяло. Вопрос был закрыт. Если не считать того, что когда в три утра я отправилась за стаканом воды, то сама не знаю зачем долго смотрела на свое отражение в кухонном окне — и начала плакать. Потом забралась обратно в постель и, крепко прижавшись к Алексу в ночной темноте, постаралась выбросить все из головы.Глава четвертая
Фран забежала в понедельник вечером, перед походом в паб. — Ну, как вечеринка? — Ха-ха. Тебя там явно не хватало. — Разве только тебе и этому мерзкому дружку Алекса, Чарли. Похоже, он думает, что раз я не училась в закрытой школе, то можно каждый раз по пьяной лавочке хватать меня за задницу. — Кстати, о Чарли… Я выложила ей все. Мне очень хотелось услышать в ответ: «Мел, если он переезжает, это не означает, что он тебя не любит. Алекс просто хочет встать на ноги, так что если все и закончится, то только по твоему собственному решению. Все будет в полном порядке». — Господи, Мел! — завопила Фран. — Ему надо было где-то ночевать, он боялся, что будет здесь совсем один, и потрахаться с кем-нибудь хотелось… В Америке, похоже, ему было совсем не так весело, как он прикидывается, — скажи, получил он уже работу от своей поп-звезды? Только честно ответь, как можно позволять так себя использовать? Ты что, большего не стоишь? Нет? В гостиную вошла Линда. Ее жирная физиономия померкла. — Гм, я не знала, что у тебя тут гости. — Вы с Фран, по-моему, знакомы? — Привет! Как дела? — весело прощебетала Фран, отвлекаясь на мгновение от громогласного исполнения своего долга. — Прекрасно. — Линда ретировалась. Я услышала, как она идет к дверям, переговариваясь с какими-то людьми постарше. — Черт! Это, часом, не родители Линды? Дверь хлопнула. — Какой ужас. Сегодня же понедельник. А родители должны приходить по воскресеньям. Это все знают! — причитала я. — Ей что, предупредить трудно было? — А в календаре не отмечено? — Да кто сейчас в календарях заметки делает! Фран указала на большую штуковину, украшенную котятами, — штуковина висела на кухонной двери, и я думала, что это Линда так меняет свои художественные пристрастия. Под датой крупными розовыми буквами было написано: «Сегодня приходят родители». И больше ничего — на весь месяц. — Что творится с этой девушкой? — произнесла я подобострастно. — Почему она не может отправиться куда-нибудь с друзьями, оттянуться на всю катушку? — А у нее есть друзья? — Нет. Не думаю. — А тебе никогда не приходило в голову пригласить ее куда-нибудь вместе с нами? Не выношу, когда Фран изображает из себя святую благодетельницу. — Вот сама и пригласи! — Она твоя соседка! Это уже было по-детски, так что я со вздохом махнула рукой — как бы выразила согласие, которое меня ни к чему не обязывает. В свете чужих проблем Алекс временно ретировался на задний план, и теперь мои мысли занимало кое-что другое. — Я все ломаю голову, что же такое в этих больших посылках, которые она постоянно получает? — Если хочешь сделать ее жизнь совсем несчастной, можем и в ее вещах порыться. — Это твоя идея! — Ничего подобного! — Нет, твоя! Когда здесь был Николас! — Ой! Мы в нерешительности смотрели друг на друга. — Ну… — Это будет совсем… по-свински. — У Фран вырвался нервный смешок. — В любом случае день я ей уже испортила. Мы переглянулись и выскочили из комнаты. Спальня Линды, ее святая святых, была, наверное, самым чистым и приличным местом в мире. Даже плюшевый мишка выглядел так, будто воспитывался в плюшевой школе. Все было в розовых и персиковых тонах, а стена оказалась выкрашена в оба эти цвета — такое более уместно в какой-нибудь придорожной гостинице. И повсюду рюши, оборочки, мешочки с ароматической смесью, раскрашенные поросята. Слезливая мечта семилетки. — Вот это да. — Фран вытащила целый набор кисточек из стакана на туалетном столике; под стаканом была расстелена салфеточка. — Мисс Хэвишем[5] совершенствуется в наведении чистоты. Посылки нигде не было видно, и я направилась к буфету. Фран нацепила один из любимых передников Линды и закружилась по комнате, напевая: — Я — Линда, от души прошу прощения, что дышу, извините, можно получить немножко за аренду, как насчет пяти пенсов в месяц, я сию секунду уйду, конечно, я никогда… Я поморщилась. Внезапно зазвонил телефон. Мы обе чуть не выпрыгнули из тапок — словно нас застукали за чем-то очень нехорошим. Честно говоря, так и было. — Подойди! — в панике зашипела я на Фран и сорвала с нее передник. Она поплелась к телефону. Я повесила передник на место и тут заметила коробку, выглядывавшую из-под буфета. Да, я чувствовала себя последней дрянью, но коробку все-таки схватила. Внутри покоились целые залежи шоколада в упаковках невиданных размеров — «Галакси», «Фрут энд Нат» и те большие «Тоблерон», которые водятся только в магазинах беспошлинной торговли. Помимо шоколада в коробке валялись обертки — небрежность, Линде совершенно несвойственная. — Вот хрень! — вырвалось у меня, как раз когда Фран вошла в комнату. — Как ты, сидя здесь, узнала, что это звонил Николас? — Ты только взгляни! — О господи. Царствие неправильного питания. — Теперь ясно. Она толстеет не по дням, а по часам. Наверное, все время ест втихомолку. — Что будешь делать? — А что я могу сделать? Ах да, отнестись к этому со всей ответственностью. А как? Мы даже по утрам не здороваемся! Мы переглянулись. На вычурном прикроватном столике, рядом с коробочкой, прикрытой вязаной салфеткой, стояла единственная фотография — круглощекая Линда в детстве, возле норовистого на вид пони. Что теперь прикажете делать — заговорить с ней об этом? Ага. Как там рекомендуют в разделах разных советов?.. «Оставьте где-нибудь на виду подходящую записку». Вряд ли там стоит писать: «Мы шарили в твоей комнате и нашли кое-что, что ты явно хочешь утаить». Вытащить ее в паб и расспросить? Лучше выждать приличествующее время, прежде чем заикаться об этом. Судя по виду Фран, подходящий момент еще не настал. — А? Извини, задумалась о Линде. — И что, по-твоему, нам… — Понятия не имею. Пауза. — Думаю, я должна быть с ней помягче, — внесла я предложение. — Еще бы, раз живете вместе. Сама же понимаешь, что с Линдой что-то не так — или больна, или еще что-нибудь. — Ну ладно, ладно. Я заставила себя встряхнуться и вымыла несколько тарелок — за собой и за Алексом. Хоть какое-то начало. — Так ты говоришь, Николас звонил? — А вовсе не Алекс (который как раз сейчас покупает мебель), одумавшийся и умоляющий меня переехать с ним в Фулхэм. — Да, ты, похоже, пользуешься успехом. Ур-р-ра! — Но, поскольку я ему сказала, что тебя нет, он взамен пригласил меня. Вот это номер. Как я ни презирала этого кретина, хотелось бы все-таки думать, что он выделяет меня из числа прочих особей женского пола. — Гм. Ты согласилась? — А как по-твоему? — По-моему, ты сказала «да», и будешь любить и лелеять его вечно, и попросила рассказать еще какую-нибудь веселую историю из бухгалтерской жизни. — Еще он сказал, чтобы ты проверилась у венеролога. — Что?! Фран показала мне средний палец и злодейски захохотала. — Мелани, с учетом того, что ты, наверное, единственная женщина, которая забралась с ним в постель, я бы на твоем месте не слишком тревожилась. Гнетущее впечатление от находки в комнате Линды постепенно развеивалось, и я наконец пожаловалась Фран, какая отвратительная получилась накануне вечеринка. Фран особенно заинтересовалась Энгусом. — Звучит интригующе. Аманда о нем никогда не упоминала. Красивый? Так, сделали стойку. — Н-ну, не знаю. Ты «Бэйба»[6] смотрела? — Он что, похож на поросенка? — Дай договорить… — На фермера Хоггетта? — Нет! Помнишь того злющего пса, который вечно всех кусает? — Так он похож на собаку? — Он страдает от уязвленной гордости. — В собачьей форме? — Гм… Мы хором вздохнули. — Не осталось мужчин на свете! — воскликнула Фран, — должно быть, в миллиардный раз. По-видимому, выражение лица у меня невольно сделалось точь-в-точь как у Аманды, и Фран притворно ударила меня. Правда, вышло у нее как-то неудачно — вместо шутливого тычка получился весьма основательный. Все-таки плохая Фран актриса, вечно переигрывает. Наконец вернулась Линда — в одиночестве. Мы тут же напряглись. Линда, по своему обыкновению, протопала мимо гостиной прямиком в спальню. Я затаила дыхание: вдруг что-нибудь окажется не на своем месте… что, если она оставляет волосок в двери, или рассыпает тальк, или еще что-нибудь? Она же нас прикончит. Фран выразительно посмотрела на меня, и я откашлялась. — Линда, кофе не хочешь? Воцарилась полная тишина. Беспрецедентный и потому ошеломляющий шаг с моей стороны. Я была смущена и пристыжена. Наконец из-за двери донеслось: — Нет, спасибо. — К тому же сахара у тебя осталось от силы полфунта, — со значением шепнула Фран. — Ладно! — крикнула я. — Мы идем в паб. Хочешь с нами? Линда вышла из своей комнаты и уставилась на меня; в ее блеклых глазах буквально плескалась подозрительность. — А зачем? — Просто так. Ну, знаешь, понедельник, вечер… — Очень убедительно. — Нет, спасибо, я должна навести порядок в шкафу. — Н-ну и… То есть прекрасно, желаем хорошо провести время! — И мы с Фран ретировались в паб, где должны были встретиться с Алексом и Чарли. «Аманда & Фрейзер Ltd» тоже звонили и милостиво согласились прийти: присутствие парочки недурно выглядящих парней из Западного Лондона явно повысило наш социальный статус. Входя в паб, я покосилась на Фран. Дело было плохо. Аманда сидела в окружении мужчин и демонстрировала себя во всем блеске. Фрейзер покорно пялился на нее — или взирал с обожанием, я по причине стервозности своей натуры не разобрала, как именно он на нее смотрел. Чарли и Алекс гоготали и пихали друг друга локтями. Я с беспокойством посмотрела на Алекса. Кстати, я на кого-нибудь взирала в своей жизни с обожанием? Ах да, на Фрейзера. Вот радость-то! Алекс чмокнул меня, и я отправилась за пивом. Аманда как раз что-то сказала, и все залились смехом. Я посмотрела на точеный профиль любимого мужчины и внезапно почувствовала себя одинокой. Не помогло, даже когда он крикнул: — Мел, кайфовая ты моя, сию секунду иди сюда и сядь ко мне на колени. Как можно быть таким ангелом и в то же время собираться слинять к Чарли? Я забралась к нему на колени и постаралась не выглядеть слишком кислой, хотя это и было нелегко. — Словом, — чирикала Аманда, — я говорила с модельером, и она сказала, что еще не видела такой тонкой талии, и все придется подгонять вручную, и это обойдется в лишние две тысячи фунтов! Представляете? — Охренеть, — послушно сказал Алекс. Остальные парни тупо кивнули. Это меня взбесило: они слушали Аманду только потому, что она хорошенькая, а ведь даже под прицелом пистолета не ответят, сколько стоит свадебное платье. Между тем Аманда посмотрела на Фрейзера и легонько ткнула его пальчиком. Он немедленно вскочил и принес ей еще пива. Мы с Фран в изумлении переглянулись. В конце концов, чтобы принять хоть какое-то участие в беседе, я завела речь о Линде. Вид у Фран был неодобрительный, — наверное, потому, что не она до этого додумалась. Мне даже не надо было особенно преувеличивать, поскольку все оказались заинтригованы. Точнее, все, кроме Фран и Чарли, который поедал глазами ее бюст. И еще Аманды — она порывалась в порядке соперничества рассказать, что у нее подозревают анорексию. Послушать ее, так это на редкость изысканная болезнь. Неожиданно появился Энгус, демонстративно источавший арктический холод. Фрейзер нервно ухмыльнулся в знак приветствия, а Аманда наградила Энгуса ледяным взглядом исподлобья, фальшиво улыбнулась и произнесла: — О… привет, Энгус. Как хорошо, что ты сюда выбрался. — Ага. Энгус с отсутствующим видом плюхнулся на свое место. Фрейзер обвел нас взглядом. — Все знакомы с Энгусом? Все утвердительно замычали, даже если видели его впервые в жизни (как Фран), так что никому не пришлось разводить церемонии и представляться. Мне так нравилось сидеть на кое-чьих коленях, что я совсем забыла о деликатной необходимости не наваливаться на них всем весом, и этот кое-кто любезно сообщил мне о своих затекших ногах. — Знаешь, дорогой мой слоненок, я тебя бесконечно обожаю, но если ты сейчас же не слезешь с меня, я умру в судорогах, — громко сказал мой возлюбленный. Аманда покатились с хохоту. Вся красная от смущения, я притворилась, что оценила шутку, и пристроилась радом с Энгусом, красным от природы. Он угрюмо сверлил взглядом кружку с английским горьким. Дела не клеились. К тому времени, когда я справилась со своим вялым и никем не замеченным раздражением, все уже позабыли о моей придурковатой соседке и снова говорили об этих долбаных свадьбах. — И еще, — трещала Аманда, — мы арендуем целый замок, обязательно должен быть вереск, и фарш из бараньих потрохов, и украшения из клетчатой материи, и волынщики… — Марширующие строем прямо из моей задницы, — негромко произнес голос у меня над ухом — недурная имитация напыщенного писка Аманды. Я хихикнула и только потом сообразила, что принадлежал этот голос Энгусу Хмурому. Больше никто ничего не заметил. — Привет, — сказала я с куда большей теплотой, чем сама ожидала. — Привет. — Хорошо повеселился в субботу? — Гм. — Энгус бросил выразительный взгляд на сладкую парочку. Снова неловкая пауза — это становилось у нас привычкой. — Ты, значит, младше Фрейза? — Я тут же спохватилась, что вообще-то уже это знаю. В последнее время мои мозги работают все хуже. — Все еще младше. — Энгус еле заметно улыбнулся. Интересно, как он выглядит, когда улыбается по-настоящему? Кто-то поставил передо мной стакан; я уловила аромат лосьона, которым пользуется Алекс, и прикрыла глаза. — А вы двое что, уже встречались? — Алекс и Энгус обменялись настороженным рукопожатием — так бывает, когда девушка знакомит своего парня с другим. — Привет. Так ты — младший брат Фрейзера? Вопрос не блистал оригинальностью. — Он самый. — Ты ведь на вечеринке был? Классно потусовались, да? И тут произошло нечто странное. Наши с Энгусом взгляды встретились — и я улыбнулась. — Да. Это было нечто. — А что поделываешь в Лондоне? Вкалываешь? — У меня тут краткосрочный контракт. Если понравится — останусь еще. — Готов спорить, скучаешь по овцам и своей глухомани. Меня передернуло. — Нет, вообще-то я и здесь достаточно кудлатых задниц насмотрелся. Вот это отбрил! По счастью, Алекс как раз отвернулся к Чарли с еще какой-то сентенцией на тему овечек и не расслышал, но я была шокирована. И озадачена: за что же этот тип так нас ненавидит? И за каким чертом он тогда торчит тут с нами? Чем дальше, тем упорней Энгус проявлял свою нелюдимость. На него не произвели решительно никакого впечатления рассказы Алекса об Америке, а я их по-прежнему находила занятными, хотя слушала далеко не в первый раз. Уже сколько пинт было выпито, уже сколько историй рассказано, а Энгус и рта не раскрыл, чтобы что-нибудь прокомментировать, обсудить или хоть просто посмеяться, — даже когда Алекс поведал, как вознамерился стать звездой родео! Я посмотрела на Фран. Ее загнал в угол Чарли, и глаза у него стали такие же круглые, как ее груди. Чарли притиснул Фран к самой стене, а все вокруг находились в том одурманенном состоянии, когда ни во что толком не въезжаешь. (Аманда не в счет, она в основном хлестала минералку, но все равно никого, кроме себя, не замечала.) — Дорогая, — бормотал Чарли заплетающимся языком. — Ты просто супер… — Отвали, Чарли. — В голосе Фран слышались угрожающие нотки. — Ну давай, подари Чарли поцелуй. — Он попытался схватить ее. Фран вскинула руки и, сама того не желая, съездила ему по лицу. Атмосфера резко изменилась. — Ты че, сука, меня ударила? С Чарли мигом слетел весь лоск. Фран, пылающая от унижения и гнева, выпрямилась во весь рост. — Нет, а стоило бы, козел долбанутый! — Сука! Чарли готов был броситься на нее — кроме шуток. Все застыли, словно пойманные стоп-кадром, кроме Фран, которая отступала, как в замедленной съемке. Внезапно сбоку словно рыжая молния мелькнула — Энгус вскочил, схватил Чарли за руки и с силой отшвырнул его к стене. — Хватит! Наступила долгая пауза. Почему-то все тяжело дышали. Хозяин заведения с угрюмым видом направлялся в нашу сторону. Энгус и Чарли сверлили друг друга взглядами. Алекс пододвинулся к ним. — Ладно, Чарли, кончай уже, — увещевал он приятеля. Несколько секунд напряженного ожидания — и Чарли отвел глаза, втянул клыки и размашистым шагом ринулся к выходу. Мы переглядывались, наполовину встревоженные, наполовину возбужденные происшедшим. — Вот долба… — Фран не договорила. Алекс оглянулся на меня: — Отвезу Чарли домой. Заночую у него. Я не хотела, чтобы он уходил, — особенно с этим дерьмом. — Ну, доброй ночи. И Алекс ушел, поддерживая Чарли. Мы раздумывали, что делать дальше. Фран поблагодарила Энгуса, но даже упоминать о случившемся было мерзко — словно он видел, как ее изнасиловали. Фрейзер шагнул было к нам, вид у него был расстроенный и обеспокоенный, но тут Аманда решительно ухватила его за руку, развернула и беззаботно прочирикала, будто они провели денек на сельском празднике: — Нам, наверное, пора! И поволокла его к выходу. Фрейзер оглянулся через плечо на Энгуса, стоявшего со слегка смущенным видом, и натянуто улыбнулся; на лице его мешались стыд, неловкость и гордость. Энгус ответил ему такой же улыбкой, и внезапно они показались очень похожими друг на друга. Мы тоже вышли из паба. — Ну что, поехали ко мне? — спросила я. Мы с Фран умирали от желания обсудить разыгравшиеся события, но это куда легче будет сделать в отсутствие Энгуса… Впрочем, он уже шел в противоположную сторону. — Только посмотри на него, — произнесла Фран, глядя вслед Энгусу, топавшему к метро. — Мой доблестный свин в сверкающих доспехах. Мой одинокий ломтик ветчины. Мой рыжий… — Хватит, Фран. Он же все уладил, верно? — Ради бога, разборками я сегодня сыта по горло. Фран впадала в хандру. — Пошли, Фран, не дергайся. Этот хренов урод еще вздумал руки распускать… брр. Давай-ка ты выпьешь стаканчик вина и успокоишься. Мы ввалились в квартиру, постаравшись не слишком кудахтать на лестнице. Фран еще не полностью отошла от шока, так что я усадила ее, налила добрый стакан виски (да, Линда выиграла эту бутылку в лотерее, но ведь нам позарез требовалось лекарство!) и позволила рассказать все заново, будто меня там не было. — Для меня это, пожалуй, к лучшему, — объявила я, выждав, по моему мнению, достаточно длительную паузу. — Что?! — Ну, вряд ли Алекс после такого переедет к Чарли, как думаешь? Он же теперь знает, что этот тип фактически насильник. Может, мы с ним найдем отдельную квартиру… Обустроимся как следует. — Я рада, что для разрешения твоих домашних проблем меня едва не залапали насмерть. — Глаза Фран сверкнули. — Может, мне потусоваться среди шлюх на Кингз-Кросс? Тогда вы и жильем в кредит обзаведетесь. — Я только хотела сказать… — Если он переедет к Чарли… — Фран только что зубами не клацала. — Если он переедет к Чарли после всего, что случилось, — ты ведь пошлешь его, да? Черт! Вот дилемма. — Я тебе говорю, не переедет. — Я была полна оптимизма. — Но допустим. — И допускать нечего. — В гипотетической вселенной ты бы послала парня, который перебрался бы к человеку, надругавшемуся над твоей лучшей подругой? — Это что, эмоциональный шантаж? Если разобраться, технически он над тобой не надругался. В ту же секунду я сообразила, что это худшее, что только можно брякнуть, и вообще я самая дрянная феминистка всех времен и народов. Это было второе потрясение за один вечер, и я повела себя еще сволочнее, чем Чарли. Внезапно я ощутила себя пьяной, плаксивой и ужасно усталой. — Не будем больше об этом говорить, — произнесла Фран после продолжительного молчания. Я вытащила запасной матрас, и, не сказав ни слова, мы легли спать. Сегодня Линда могла бы мной гордиться.Глава пятая
На следующее утро мы шатались по дому, прикидываясь куда более перепившими, чем были на самом деле, дабы поменьше разговаривать друг с другом. У Фран было назначено прослушивание, я пожелала ей ни пуха и отправилась на работу. В конторе меня поджидал босс. Это явно не предвещало ничего хорошего. Я не помнила, чтобы он заглядывал в мою каморку раньше. Оставалось надеяться, что босс не пошарил по моему столу: там везде были каракули «Я люблю Алекса». — Ах, Мелани, доброе утро. — Босс улыбался еще вежливей, чем обычно. Ростом он был около пяти футов, но очень пропорционально сложен — вечно приходилось бороться с желанием потрепать его по лысине. — Э-э, гм, тут был такой переполох с отделом по маркетингу из-за новой брошюры. Все там на ушах стоят из-за названия «Фабрикон». — Они же сами придумали это слово, — напомнила я со вздохом. — Не имеет значения, как его произносят, смысл же все равно один. Вряд ли я могу проверить его в Оксфордском словаре, верно? — Тем не менее… — О нет, только не этот напыщенный тон. — Это марка нашего новейшего продукта, и полиграфии мы уже напечатали на сорок пять тысяч фунтов. А следовало — на сорок восемь тысяч, если бы не затяжка, причиной которой стала ваша… мне очень жаль, что приходится это говорить… ваша, называя вещи своими именами, некачественная работа. Я вдруг почувствовала себя очень маленькой. «Некачественная работа»? Я сразу съехала на самый нижний уровень. Но причина этого заключалась не в том, что я ровным счетом ничего не понимала в движении валового продукта, а в моей собственной лени. Я мысленно прокрутила в голове все возможные оправдания и нашла самое худшее и дрянное, самое жалкое. — Господи, извините. Просто… Просто у моей соседки по квартире была булимия, а это так тяжело. Вид у меня был такой, будто я в любой момент могу разрыдаться. Я — ничтожество. Я самое низкое из ничтожеств. Если честно, меня стоит уволить. — Да, наверное, вам пришлось нелегко. — Босс казался таким сердобольным, сочувствующим и расстроенным, что я и в самом деле чуть не прослезилась. — То же самое было у моей сестры. Черт, попала! Прямо в масть. Босс положил руку мне на плечо. — Думаю, для окружающих это порой так же тяжело, как и для самого больного. Выбивает из колеи, правда? Я уныло кивнула и подкинула несколько цветистых деталей. Минут десять мы упоенно делились друг с другом опытом по уходу за больными, и я уже решила, что вышла сухой из воды, как вдруг шеф сказал: — Мне очень жаль, Мел, я понимаю, что это мало чем поможет, но в отделе по маркетингу просили, чтобы вы перебрались к ним и поближе познакомились с работой. Теперь вы будете числиться в их отделе. Взгляд босса был полон искреннего сожаления. А я, похоже, утратила дар речи, поскольку только горестно кивнула. — Мы перенесем ваши вещи вниз как можно быстрее. Дорогая, как с вами хорошо работать. Ну это вряд ли. Но я покорно пожала протянутую руку, а между тем мой мозг заполоняли миллиарды ужасных видений. У них же там стены оранжевого цвета! И они без продыху роняют словечки типа «концептуальный»! И теперь мне придется напиться на рождественской пирушке и выставить себя полной дурой! Впрочем, нет, с этим я уже управилась. В любом случае, теперь меня ждет работа — работа — работа, с утра до вечера, как всех прочих людей. Я мысленно застонала. Затрезвонил телефон. — Я вижу, у вас дела, что же, не буду мешать. — Босс упруго вскочил и ретировался в своих маленьких ботиночках ручной работы. Звонила, конечно же, Фран. — Ну? Говорила с ним? — Фран! Меня переводят! Отправляют в отдел по маркетингу! — Бог ты мой. А это хорошо или плохо? Фран представления не имела о том, что творится в мире бизнеса. Служебные дела для нее означали шашни с парнями из Сити. — Да так, мне придется вкалывать с утра до вечера, не имея возможности поговорить с тобой, в компании целой толпы людей, которые считают, что маркетинг — это круто, сидеть за перегородкой, а не в отдельной комнате, вдыхать во время обеденного перерыва запах жареных помидоров, слышать постоянный нудный треп о фокусных группах, и все будут подсматривать, что я делаю, и ехидничать, что я не ношу ничего оранжевого, а в остальном все просто замечательно. — Ну ладно. А с Алексом ты уже говорила? — Фран! Это важно! — Важнее, чем то, что твой парень переезжает к насильнику? — Честно говоря, да. Наступила пауза. Для Фран нет ничего важнее, чем выкрутасы в наших амурных делах, и я, как правило, с ней согласна. Так что сейчас она могла бы и сообразить, что дело дрянь. — Извини. Тебя уволили? — Нет никто меня, на хрен, не увольнял. Ладно, забудь. — Ты будешь меньше получать? — Фран, я сейчас поговорю с Алексом, хорошо? Черт. Что ж, по крайней мере, Фран не получила роль, иначе она бы уже об этом сказала. Я жила в постоянном страхе, что Фран станет невероятно знаменитой и не захочет больше со мной якшаться; тогда я превращусь в старую пропойцу и начну рассказывать не знакомым людям в баре, что когда-то мы слыли лучшими подругами, и моим нудным историям никто не будет верить. Я была вконец расстроена, раздергана и раздражена, и меньше всего на свете мне хотелось звонить сейчас Алексу и задавать ему каверзные вопросы. Вот бы он сам позвонил и сказал, что прошлым вечером этот урод Чарли предстал перед ним в своем истинном свете и теперь он, Алекс, умоляет, чтобы я позволила ему жить со мной, потому что он так страстно меня любит. Я взглянула на свое отражение в окне, отметила нездоровую бледность и потекшую тушь и поняла, что: 1) я действительно пустила слезу; 2) если бы я была Алексом и увидела такую физиономию — удрала бы миль на десять. Но я не удрала, и хорошо: зазвонил телефон, и это оказался Алекс. — Привет, сладенькие губки. — Привет, дружок гнуса. — Да уж, Чарли вчера перебрал, ничего не скажешь. — Ты в курсе, что он не на шутку достал Фран? — осведомилась я. — Фран? Да она таких Чарли на завтрак ест. Не вмешайся тот рыжий, она бы ему все хозяйство поотрывала. Спорить не приходилось. — Значит, ты все еще хочешь жить с этой пьянью? — Или жить у него, или два месяца обшаривать «Лут»[7] и закончить в какой-нибудь иммигрантской дыре. — Но Фулхэм… Там же такая публика… Алекс вздохнул: — Что, старая песня про закрытые школы? Ты чего, совсем опошлилась? — Да, и еще мне нужен годовой доход, легкая и хорошо оплачиваемая работа в издательстве и длинные, мерцающие белокурые волосы. — Хватит, Мел, не гони волну. В конце концов, надо же мне где-то жить. В смысле, нельзя же… не можем же мы жить вместе! Я помедлила всего лишь одно мгновение. — Нет, конечно, нельзя. — Это даже не было похоже на мой голос. Повисло молчание. Наконец Алекс произнес: — Мне правда очень жаль, что я так насвинячил со своим отъездом. Но причина в том, тыквочка, что подобные вопросы… ты хочешь решить слишком быстро. Я и вернулся-то всего пару недель назад. Остынь немного, хорошо? — Верно. Все верно. Что ж, позвоню попозже. — Нет, Мел, не будь такой. Ты сама себя заводишь. Я ведь про то что — нет никакой спешки… Я повесила трубку. Пропади все пропадом! Хоть напяливай футболку с надписью «Женщина с ненормальными запросами; выходит из строя без постоянного внимания и моментального отклика. Театральные склонности. К независимой жизни без мужчины не приспособлена. По отношению к друзьям неверна. В слезы ударяется на ровном месте». Вот в слезы-то я и ударилась. Знаю, что прошло всего десять дней, — но это же после десятимесячного отсутствия, и то, оказывается, по моей вине, а на самом-то деле… Снова появился босс. — Девочка моя дорогая, мне так жаль! В отделе по маркетингу все пойдет прекрасно, вас там все полюбят. Думайте об этом не как о понижении, а как о новых возможностях! Ну-ну, будет, будет. Платок у него был без единого пятнышка. — И из-за соседки тоже не надо так убиваться. Я отчаянно пыталась сообразить, какого черта я вообще должна из-за нее беспокоиться, и, на свое счастье, вспомнила. — Вы не можете взвалить на свои плечи заботу обо всем мире. Вот что я вам скажу. — Выражение лица у шефа стало заговорщицким. — Возьмите-ка выходной. Я ни единой живой душе не скажу. Я изобразила шок, но в то же время вымученной улыбкой подтвердила свою готовность к соучастию. — Конечно, обычно я так не делаю, но вам просто необходимо отдохнуть. И правда милейший человек на свете. Он даже проводил меня до двери, нарочито громко рассказывая про какой-то новый вымышленный проект. На миг у меня возникло странное ощущение дежа-вю, а потом я очутилась на свежем воздухе — ура! Свободный день, а я в глубокой депрессии, и мой парень переезжает в Фулхэм. Чем бы заняться? Можно, скажем, пройтись по магазинам. Я рассудила, что раз я в депрессии, то вполне заслуживаю такое развлечение и могу отправляться в магазины с чистой совестью. Линда уже два года не повышала плату за аренду, так что я была вполне платежеспособна. И хотя подмышки у меня не были выбриты и белье, предназначенное специально для магазинов, я не надела, я все же прямым ходом направилась на Риджент-стрит. Там уже вывесили рождественские гирлянды, хотя на дворе был еще только октябрь. Впереди еще столько зимних месяцев. И Алекс бросит меня, потому что я — алчная корова. А моя лучшая подруга его ненавидит. А соперница моя выйдет замуж и будет жить в роскоши. И нога у нее на два размера меньше! Я опять едва не расплакалась прямо посреди улицы, но взяла себя в руки, прибегнув к старому испытанному средству (представила, что давний школьный недруг, во всем добившийся успеха, проходит мимо, видит меня и злорадно хохочет), и зашагала к супермаркету «Диккенс и Джонс». Запах духов подействовал успокаивающе. Я бродила по «Хоббс» и раздумывала, а не сменить ли мне имидж и не заделаться ли пай-девочкой. Вырядиться в коричневое… ох, нет — с моими-то каштановыми волосами, мышиными карими глазами и коричневатыми веснушками, да я превращусь в одно большое ходячее недоразумение. В отделе распродаж я примеряла то одно, то другое, в том числе и брючки длиной до середины икры. Они были малы мне на целый размер, зато их уценили с семидесяти девяти фунтов девяноста девяти пенсов до четырнадцати фунтов девяноста девяти пенсов, и, кто знает, может, они и в самом деле меня преобразят. Возьмем Фран: были же у нее в детстве нескладные, длинные руки-ноги, а теперь они само совершенство. В примерочной было душно и тесно, я то и дело вываливалась за портьеру, пытаясь натянуть эти штаны. Когда я наконец влезла в них и увидела в зеркале свое выпирающее, как опара, отражение, мне стало совсем уж скверно. «Посмотри на себя, — сказала я себе. — Вообразила себя жалким ничтожеством, приперлась сюда и превратила свои ноги в две толстые розовые сосиски. Что с тобой творится?» Я вывалилась из примерочной в надежде, что от зеркала в полный рост будет больше толку — ха-ха, — и беспомощно уставилась на растрепанные патлы, потную красную физиономию и тяжелые бедра. Глаза — видимо, в знак протеста против слез — просто исчезли; остались только две черные кляксы от туши для ресниц. Хорошо, Алекс поблизости не шляется, утешила я себя. И увидела Энгуса. Он топал мимо в какой-то жуткой брезентовой куртке с ярко-оранжевой изнанкой капюшона. Господи, только бы не заметил! Но Энгус поднял голову и увидел в зеркале мое отражение. В первый момент он будто бы даже обрадовался, но тотчас опомнился, сообразив, кто я такая — подружка Аманды, любовница Алекса. Он приблизился с чопорным видом. — Привет. — Какого черта ты делаешь в отделе женских штанов? — воскликнула я, решив, что лучшая защита — нападение. — Да вот, маме на день рождения подарок ищу. Что это с тобой? — Ничего. Все прекрасно. — Хорошие брюки. — Да пошел ты! Ох, извини. — Мне вдруг надоело быть стервой. — Я не то хотела сказать. День выдался поганый, взяла выходной, надеялась развеяться, а стало еще хуже. В общем, сыта по горло! — Вот оно что. Так мы и стояли — я в нелепых розовых кальсонах, на которых даже молния не сходилась, и Энгус, нахохлившийся в своей брезентовухе. — Чаю с лепешками хочешь? — вдруг спросил он. Я шмыгнула носом. — С удовольствием. Мы сидели в кафе, среди богатых шумных дамочек. Интересно, что они думают про нас с Энгусом? А может, невооруженным глазом видно, что это озлобленный младший братец жениха моей врагини? Вид у меня был уже не столь плачевный — после того, как я безжалостно стерла остатки туши, расчесала волосы и влезла обратно в свой темно-синий брючный костюм. Зад у меня в нем не так выпирал, но, с другой стороны, и грудь казалась плоской. — Ты всегда покупаешь матери белье? — Нет, я сюда случайно забрел. Никогда не знаю, что ей подарить, и просто болтаюсь, жду, когда на меня снизойдет вдохновение. А покупаю в конце концов занавеску для ванной или еще что-нибудь эдакое. Мне это было знакомо. Не знаю, сколько книг Делии Смит[8] способна одолеть моя мама, но она по-прежнему мужественно принимает их в дар. — А почему бы вам с Фрейзером не скинуться и не отправить ее в круиз или еще что-нибудь в этом духе? — Не знаю. Ты на свою мать обычно сколько денег тратишь? — Фунтов тридцать. — А. Повисла пауза, и я встревожилась: не угораздило ли меня ненароком оскорбить его матушку. А то знаю я этих шотландцев. Обидеть кого-нибудь — это последнее, чего мне недоставало в жизни. Тогда по популярности я займу место точно за вирусом эбола. Энгус сморщил лоб. — Этого не хватит, чтобы доплыть и до середины Кэмденского канала? — Только если она у тебя совсем уже старая калоша. Эта довольно-таки глупая шуточка рассмешила Энгуса, из чего я сделала вывод, что чувствует он себя ненамного уютнее, чем я. — Я тридцать фунтов так легко на ветер не выкину, — продолжала я. — Уже понял, по тем розовым штанишкам. Впервые за весь день я улыбнулась. — Спасибо за совет по части моды, мистер Брезент. Уголки губ Энгуса слегка дрогнули. — В чем дело? — прицепилась я. — Ни в чем. — Это что, волшебная куртка? — Нет. — Теперь он уже откровенно ухмылялся. — Нет, волшебная! И эта волшебная куртка… Она делает тебя… даже не знаю… невидимкой — чтобы не платить в метро. — Гм. Вообще-то такие куртки носят все у нас на Севере. Просто у меня сегодня встреча кое с кем. А к человеку, который только что слез с вертолета, отнесутся серьезнее. — Ого! Ты летал на вертолете? — Тьфу! Что я, Аманда какая-нибудь? — Да, — спокойно подтвердил Энгус. — Совсем как Ноэль Эдмондс[9]. — Я и не знала, что тебе приходится летать на вертолетах. Думала, ты какими-нибудь трубами занимаешься. — Так и есть. Но иногда до труб надо добираться на вертолете. А проходят эти трубы под водой. Я постаралась не выдать, какое это на меня произвело впечатление. — А это у тебя, получается, куртка Джеймса Бонда, да? Энгус посмотрел на меня в упор: — Да, радость моя, это куртка Джеймса Бонда. Странно — в этот миг Энгус Маккональд и запал мне в душу. Полтора часа спустя мы купили для матери Энгуса клюшки для гольфа в магазине «Дисней» (она действительно играла в гольф. Я-то думала, что у шотландцев это дань традиции, но, похоже, матушка Энгуса увлекалась гольфом всерьез), а я обзавелась удобными темно-синими брюками четырнадцатого размера. Конечно, это был верный признак надвигающейся старости, но ведь должна я была хоть что-то купить! А ведь он не похож на таких парней, которым нравится шопинг. Я приосанилась, рассудив, что это, наверное, я такая девушка, с которой парни не прочь прошвырнуться даже по магазинам (и ничего, что эти парни слегка деревенисты). Мы беззаботно болтали о том о сем и замолкли, только когда проходили возле огромной витрины в отделе хрусталя. Молодая, стильно одетая парочка стояла, вчитываясь в длинный список. — Маркус, поторопись же, — начальственным тоном велела девица. Маркус — с виду шестилетка огромных размеров — надулся и покраснел. Энгус наклонился ко мне: — В Лондоне принято выслеживать наследников пэров и налетать на них, будто стая пираний, через пять минут после того, как их отцы почили в мире? Я изумленно посмотрела на него: — Ты его знаешь? — Я этот тип знаю, — мрачно буркнул Энгус, буравя взглядом девицу. Тут я вскипела: — Ну, извини. Не знала, что сегодня международный день сексиста. А ответ, к твоему сведению, положительный. Я тут на тебя время перевожу, а мне надо принца Уильяма соблазнять. — Тоже мне, — проворчал Энгус и добавил, уже менее брюзгливо: — Я вовсе не это имел в виду. И вообще умолк. В любом случае, подошло время разбегаться по домам, и я вздохнула свободнее. — Рада, что тебя встретила, — неловко проговорила я возле станции метро. — У меня интуитивная прозорливость. — Энгус ухмыльнулся из своего брезента. — Ого, ну и слова ты знаешь. Это чтобы произвести на меня впечатление? На кой черт я это брякнула? Энгус покраснел. Мы молчали, не зная, что сказать. — Э-э… Нет, не… совсем не для этого. Я… увидимся. И он ринулся в предрождественскую толпу. — Энгус! — завопила я. Оранжевый, неоново-яркий капюшон мелькал в толпе, удаляясь в сторону метро. Но вот Энгус оглянулся. — Спасибо! — прокричала я. — Спасибо за вчерашний вечер! Фран действительно очень признательна! На лице Энгуса мелькнула заразительная улыбка, которую я уже видела. — К вашим услугам, мадам! — И он отвесил низкий поклон прямо посреди Пикадилли. Алекс оставил сообщение, что отправляется на футбол, так что, когда мы с Линдой столкнулись нос к носу в коридоре, физиономия у меня была ничуть не менее скорбная, чем у нее. Я вспомнила о своем недавнем благом намерении. — Привет, Линда, как жизнь? Развлечься собралась? Я хоть что-нибудь могу к месту сказать? — Нет, я… — Линда замялась. — Я просто хотела посмотреть «Английского пациента»[10]. До чего же странная девчонка. Хотя, в чем дело? Ведь жизнь — это не только пьянки, безответственные мужчины и ссоры с ними. В общем, я составила Линде компанию: плюхнулась с ней рядом на диван, налив себе большой стакан виски (если во время фильма, то пьянкой не считается). Большую часть фильма я пыталась понять, почему Кристин Скотт Томас — это Кристин Скотт Томас, а я — это я. А потом мой взгляд упал на Линду. На ее физиономии царило половодье: слезы, сопли, потекшая косметика. — Ты в порядке? — Это так гру-у-устно! — прохлюпала Линда. — Но ты же этот фильм двести раз смотрела! Или ты думаешь: а вдруг в этот раз он таки до пещеры доберется вовремя? — Заткнись. Это мой фильм, и тебе нет до него никакого дела. Никому нет дела! — Линда уставилась на свои туфли; лицо у нее, казалось, вот-вот расплывется бесформенной лужей. Я уже заметила в мусорном ведре обертку от «Кит Кат», — похоже, совсем недавнюю. Ну и дела. Была бы здесь Фран, она бы нашла какие-нибудь умные, подбадривающие слова, но здесь была только я. Кто-то сказал, что лишь молодые могут позволить себе быть эгоистами; это давало мне еще года эдак два с половиной эгоизма, но сейчас меня такое положение дел не устраивало. — Ты в порядке? — повторила я. — Такое происходит каждый раз во время этого фильма? Линда громко шмыгнула носом: — Кажется, да. А где Алекс? Это немного выбило меня из колеи. — Гм, на футбол пошел. Он переезжает к Чарли в Фулхэм. Если уж не меня, то пусть хоть Линду это порадует. — Вот как. — Она посмотрела на меня покрасневшими глазами. Толстые стекла очков запотели от слез. — Ты… будешь скучать по нему. — Да. Да, буду. — Разрази меня гром, мы, кажется, нашли общий язык! — Но мы и дальше будем видеться… Это только до тех пор, пока не найдем жилье для нас обоих, понимаешь? Линда задумчиво покачала головой. Ой, нет, только бы у нее не было припасено другого жильца — вот бы я влипла! Но, взглянув на Линду повнимательней, я поняла, что меня не слушали: она с головой погрузилась в драму. И какую роль разыгрывала она там, за своими окулярами? И сколько всего я еще не знала об этой толстушке, с которой прожила бок о бок почти два года? И тогда я послала все черту и, припомнив, что голая задница Рэйфа Файнса[11] свое уже отмаячила, ушла на кухню, сварганила себе чаю и в кои-то веки легла спать пораньше. Что ж, сегодня выдался насыщенный день.Глава шестая
Проснувшись на следующее утро, я поняла, что: 1) у меня нет похмелья, и это очень странноеощущение; 2) провались все к чертовой матери, я сегодня иду работать в отдел маркетинга; 3) на меня психанула Фран; 4) надо прикидываться перед Алексом, будто все просто замечательно, и постараться никогда в жизни больше на него не давить; 5) Алекс не лежит рядышком, умоляя меня не вставать и источая упоительный запах. Ну где его носит?! Там что, дождь? Вот и хорошо. На работу я притащилась по-наглому, на грани опоздания. Возле моего стола уже крутились какие-то люди, не зная, куда пристроить засохший цветок в горшке. Барни благоразумно не показывался на глаза. — Я уже переезжаю? — поинтересовалась я у рабочих — надеюсь, с достаточно кислым видом. — Не переживай, лапуля. — Тот, что покрупнее, бросил на меня сочувственный взгляд человека, которому каждый день приходится освобождать чужие столы, — кстати, возможно, так оно и есть. Эти ребята, наверное, эксперты по людским горестям. Я уже была готова услышать что-то вроде: «В море беды и похуже случаются», но рабочий воздержался. — Вывезем в два счета. Если бы. До меня вдруг дошло, что его напарник, тип со смешными ушами, у которого будто что-то прилипло к подбородку, как раз тянется к моему аварийному ящику. Там хранились трусики, тампоны и целые залежи использованных салфеток. — Э-э-э, я сама это возьму! — завопила я отнюдь не таким голосом, каким предлагают помощь. Первый парень кинул на ушастого взгляд, красноречиво говоривший: «Это мы уже проходили». — Знаешь, лапуля, нам вовсе не обязательно заглядывать в ящики, чтобы вынести их из кабинета. — Ну хорошо, хорошо. Да пошло оно все. Я повертелась по сторонам — не надо ли прикинуться, будто помогаю, — и в конце концов слиняла с видом «совсем забыла, мне надо сделать что-то жизненно важное». Спускаясь по лестнице в отдел по маркетингу, я приостановилась было, чтобы попрощаться с друзьями-сослуживцами, но вспомнила, что никаких друзей у меня тут нет. — Уходим так рано? — услышала я голос Ширли. — А я вообще думала, что ее на временную работу взяли, — заметила другая секретарша. Я скорчила ей рожу (точнее, скорчила самой себе — не хватало, чтобы мне выцарапали глаза фальшивыми ногтями с блестками) и скрылась в чреве здания. Отдел по маркетингу покрасили заново — в лимонный и бирюзовый цвета, весьма эксцентрично. Кто-то хотел, чтобы люди думали, будто работа — это смешно. Что до меня, то я струхнула. — Привет! Ты, наверное, Мелани? — В голосе сотрудницы слышалась такая радость, что можно было подумать, будто это давно потерявшаяся родственница, которая рассчитывает на наследство после меня. — А я Флави! Так это и есть та сука Флави, с которой мы без малого год пререкаемся по голосовой почте? Ну-ну. Выглядела она, как размалеванная продавщица из парфюмерной лавки. — Очень рада тебя видеть! Тони и Элвис принесут твои вещи? Даже рабочих по именам знает, злобно подумала я. — Да, наверное. Я видела их наверху… — Замечательно, замечательно, а мы тут для тебя место приготовили. Кончала бы уж любезничать! Это что, первый день в Хогвартсе?[12] Я прошла на свое место и огляделась, не вполне понимая, что делать. Сидевший справа парень в дешевом пиджаке, эдакий кокни, увешанный цепочками, приветливо кивнул. Я узнала физиономию с не очень четких, но явно хулиганских снимков, висевших на доске объявлений после рождественского вечера. Можно не сомневаться, все остальные части я тоже узнаю. Ему было около двадцати; тощий, как борзая, лоснящиеся от геля волосы гладко зачесаны назад. С другой стороны миловидная, круглощекая девица одарила меня полуулыбкой, полугримасой, и я сообразила, что она, должно быть, воспроизводит мое собственное выражение лица. Краем глаза я углядела, что у девицы поехали колготки, и сразу смягчилась. — Всем привет! — воскликнула я с бравым видом — с таким же, какой у меня был, когда Аманде поручили идти впереди оркестра. Кокни ухмыльнулся: — Кэк делишки, мася? Никак сослали сюда? — Типа того, если вести себя хорошо не буду. — Тэчно. — Парень искоса бросил на меня настороженный взгляд. Он явно пытался понять, не строю ли я из себя чересчур умную; если строю, то у него появился конкурент. Я повернулась налево, но девушка в поехавших колготках была поглощена сугубо личным телефонным разговором. Ладно. Я сделала вид, что расставляю по местам мелочевку, — чтобы Флави не вздумала соваться ко мне и выяснять, как идут «делишки». В перерыве надо будет найти телефон-автомат. Не стоит в первый же день представать перед всеми в невыгодном свете. Я вышла на улицу; подмораживало. Не хотелось даже думать, где провел Алекс минувшую ночь. В последний раз, когда я позвонила домой к Чарли, Алекс оказался за шесть тысяч миль отсюда. И ведь даже не звякнул, ублюдок. Я собралась было расстроиться, но спохватилась, что Тони и Элвис на все утро отключили телефон и Алекс не смог бы дозвониться мне на работу при всем желании. Если, конечно, такое желание возникло, мрачно подумала я. Но все-таки решила потешить себя сомнениями и сначала позвонила домой. Надо же, трубку сняла Линда. Мгновение я порывалась сказать с китайским акцентом: «Свинити, непавильная номела» — и отсоединиться, но в конце концов, не представляясь, просто попросила к телефону Алекса. — Его нет, он уехал и забрал свои вещи. Мелани, это ты? — нерешительно спросила она. — Нет, извините! До свидания. — Я повесила трубку и привалилась к стене. Забрал вещи. Куда он подался на этот раз? В Китай? Тибет? Да пусть хоть Северный полюс себе в зад заткнет, посмотрю, как он там найдет самого себя! Урод! Как он мог?! Опять? Я заметила предельно выразительную наклейку с проституткой, пришлепнутую на стенку телефонной будки. Женщина согнулась в три погибели, запястья привязаны к лодыжкам. Сверху, рядом с телефонным номером, детским почерком накорябано: «Мелани, новенькая, — полная покорность, любовное наказание. Удовлетворит любые ваши потребности». Знамение, не иначе. Точно, знамение. Вот только к чему? Без всякого энтузиазма я сжевала сэндвич и поплелась обратно, в свою новую конторку. Крысенок за столом справа от меня лихо уплетал пахучий гамбургер. Кусочки салата и какие-то брызги летели прямо на мой… на то, что, кажется, было моим… Словом, необъятный букет цветов возлежал прямо на моем столе. Я прокрутила в голове все варианты. Дэвид Духовны, актерский состав «Друзей», Алекс — с Северного полюса. Боковым зрением я заметила, что девушка слева украдкой утирает слезы. Я очень осторожно взяла букет. На открытке значилось: «Привет, тыквочка!» Как всегда, лаконично. Я расслабилась. — Опять сама себе цветы послала? — Крысенок закашлялся и чуть не подавился остатками гамбургера. — Вообще-то это тебе. Ой, твоего парня тоже Алекс зовут? Какое совпадение! — Очень смешно, — пробормотал Крысенок и снова заработал челюстями. Я повернулась в девушке: — Все в порядке? — Да, абсолютно, — всхлипнула она. — Это просто мои контактные линзы. Тип с белой ерундовиной на подбородке наконец принес сверху мой телефон. Голосовую почту, похоже, отключили, а когда я поискала номер Чарли в записной книжке, оказалось, что он оттуда яростно стерт, — даже не помню, мною или Фран. Так я и сидела, бесцельно перекладывая свое барахло с места на место, пока телефон не зазвонил. — Привет, — негромко произнес Алекс. При звуке этого голоса я тотчас размякла. — Ты увез свои вещи, — пробормотала я. — А что им там болтаться? Твоя соседка на меня все время волком смотрит. — Просто у нее косоглазие. Волком она смотрит на меня. — А. Повисла пауза. — А ты… — Я… Мы заговорили одновременно. — Я получила цветы. Спасибо. Они великолепны. — Я просто хотел извиниться. Я не хотел тебя обидеть. Не сообразил позвонить, когда вчера заночевал у Чарли. Но зачем торопить события? У нас ведь столько времени впереди. Чтобы быть вместе. И вообще для всего. — Знаю, — вздохнула я. — Это было бы безумие. И слишком поспешно. И так далее. Еще одна пауза, а потом Алекс рискнул: — Снова друзья? — Только друзья? — Ну нет. Навестишь меня в Фулхэме? — Ни за что. — Даже если я буду умолять? — Даже тогда. Но умолять можешь. — Пожалуйста! — возопил он. — Моя дорогая Мелани, жемчужина и тыковка всей моей жизни, соверши поездку века на метро и освети своим сиянием мою одинокую обитель! Я хихикнула. — Никогда. — Сегодня вечером? — И не думай. — Значит, около шести? — Еще чего. — Превосходно. Тогда увидимся. Захвати вино. Алекс повесил трубку; я сияла. — Что, подружка-лесбиянка? — справился кокни. — Ага, твоя мамочка. — Катись ты. Предстояло еще разобраться с Фран. Я поймала ее дома, точнее, в ее клетушке. Обитала она неподалеку от меня, в Кеннингтоне. — Франстер? — Так, вкрадчивый тон. Попробую угадать. Хочешь, чтобы я спонсировала твою благотворительную поездку вокруг света на велосипеде? Пожертвовала костный мозг? Или Алекс умотал к этому выродку Чарли и ты ничего не смогла поделать? — Гм. Это все варианты? — Ага. — Извини! Я не могла, тут ничего не изменишь! Он бы не понял! Фран, не заставляй меня… — Это тебе что, «Выбор Софи»?[13] Ладно, все ясно. Ты хочешь крутить роман с козлом, который переехал к другому козлу, ну и пошли вы все со всеми вашими цветами. — Откуда ты знаешь про цветы? — опешила я. — Что? А, я получила целую охапку, от Чарли. Паскудина мелкая. — Ой. А мне Алекс прислал. — Они, наверное, эти цветы в лотерее выиграли. — У тебя большой букет? — Не то слово. А у тебя? — поинтересовалась Фран. — Средний. Как раз какой нужно. — Ха-ха-ха. Слушай, мне тут опять эта долбаная Аманда звонила. — Так, теперь и она в тебя влюбилась. — Она просто хотела посплетничать о Чарли. И еще спрашивала, не поможем ли мы ей выбирать свадебную тиару. Разбежалась. — Я скорее собственные ноги ложкой съем. — И я.Глава седьмая
Мы сидели в баре «Все в одном» после шестичасовых поисков гребаной тиары для Аманды. Деваться было некуда, так как матушка ее пребывала в «Прайори», такой эксклюзивной клинике для алкоголиков, что послушать Аманду, так сидеть там — большая честь, а подружки отдыхали где-то на Барбадосе или еще на чем-то в этом духе. Мало того, что мне пришлось издавать восхищенные возгласы все то время, что Аманда примеряла четыре тысячи абсолютно одинаковых филигранных фиговин, которые стоили больше, чем я зарабатываю за три месяца, так понадобилось еще и урезонивать Фран, которая, озверев от скуки, порывалась спереть что-нибудь в магазине. День выдался утомительный. — Так когда девичник, Мэнди? — спросила Фран. Странно — Аманда не торопилась пускаться в разговоры. Вместо этого она слегка покраснела… — Не уверена, что надо… Так, знаете, ничего существенного. — Ты же сама говорила, что все должно быть по правилам, — сказала я, еще ничего не заподозрив. — Нельзя выходить замуж без девичника. — Да, знаю, — протянула Аманда. — Вообще-то кое-что будет, но только для самых близких подруг из университета. Я онемела. — Что? — переспросила Фран. — Когда? А нас ты, сука такая, почему не пригласила? — Гм. Это через пару недель. Правда, извините. Я не хотела задеть ваши чувства. Да, разумеется. — Извините меня. Но, сами поймите, я не пригласила вас потому, что вы, чего доброго, опять напьетесь и затеете драку или еще что-нибудь в этом роде. С вами же вечно происходит нечто подобное. Разве нет, дорогулечки? — Аманда коротко хихикнула. — Мы с Фрейзером вращаемся в определенных кругах, и потом, мы собираемся в «Квагис», а это такое дорогое место, а после еще хотим пойти в «Яннас», так что это лишь для близких друзей. Вы же понимаете, да? — Близкие друзья! Аманда, ты прибежала к нам вся в слезах, когда в седьмом классе у тебя была задержка на три дня! — Фран была в бешенстве. — А когда Винсент Макгуайр сказал, что у вас что-то было, и люди ему поверили, мы убедили всех, что это не так, хотя это была чистая правда! Так это была правда? — Ой, ради бога, Франческа! Неужели ты сама не понимаешь, что именно поэтому я вас и не зову? А вдруг ты вздумаешь нести всю эту… чушь при моих друзьях? Ты же выставишь меня на посмешище. Мы же… Ведь теперь все изменилось. — Не изменилось, — зарычала Фран. — Ты такая же испорченная дрянь, какой всегда и была! Как же мне жалко Фрейзера! Все, Мел, пошли отсюда. Она поволокла меня за рукав. — А… на свадьбу… мы все еще приглашены? — жалобно спросила я, оглянувшись. — Конечно! Но туда все приглашены! — усмехнулась Аманда, отворачиваясь. На улице я заметила, что ноздри у Фран свирепо раздуваются. — Вот тупая дура, — выразила я свою солидарность. — Да кому она нужна! — заорала Фран. — Мне и на свадьбу эту нафуфыренную идти не хочется. На кого там смотреть? На жопы в галстуках? На недоразумение без подбородка, которое она собирается сделать несчастным на всю жизнь? — У Фрейзера есть подбородок, и он вовсе не недоразумение. — Да, конечно, и Алекс вовсе не траханый хорек. Некоторое время мы шагали в угрюмом молчании. Наконец меня осенила гениальная идея. По-настоящему гениальная. — Конечно… — осторожно завела я, — мы могли бы… Фран искоса взглянула на меня: — Что? — Нет-нет, тебе эта мысль наверняка не понравится. Ха-ха. Мои таланты психолога оказались близки к нулю. — Ну так и пошла она, эта мысль. Мы в молчании продолжали путь. Я сделала еще один заход: — Мы могли бы… — И выпалила: — Уговорить Энгуса пригласить нас на мальчишник. Вот тогда Аманда взбеленится не на шутку. — Мои таланты психолога оказались близки к нулю, — сказала Фран. — Но знаешь что… — Что? — Нет, пожалуй, тебе это покажется неинтересным. — Что? — Это очень даже неплохая мысль. — Спасибо, — гордо сказала я. — Мы могли бы достать Аманду по-крупному. В сущности, несколько слов Фрейзеру на ушко… пускай узнает, что представляет собой эта фифочка, прежде чем вручит ей свой замок и все имущество. Эта мысль меня ошарашила. — Что, поговорить с ним об Аманде! — А почему нет? Разве ты ему не друг? — Наверное, друг. — Если ты увидишь, что твоего друга собирается съесть крокодил, ты же его предупредишь, верно? — Гм. — Я все еще пребывала в сомнениях. — Большой, ядовитый крокодил, Мел. — Разве бывают ядовитые крокодилы? Одного взгляда на Фран хватило, чтобы понять: бывают. — Ну, тогда, пожалуй, предупредила бы, — согласилась я.— Джеймс Бонд? — Наше вам, Манипенни. — Ты знаешь ту Злокозненную, на которой твоему брату приспичило жениться? — Особа, о которой идет речь, мне не совсем незнакома. — Что же, у меня к тебе дело, которое может крепко вывести ее из себя. — А подробнее? Я поведала о подлом предательстве Аманды, и он не усмотрел ничего сложного в том, чтобы пригласить нас на мальчишник к Фрейзеру. — Хоть я и не шафер, вся организационная часть на мне. Джонни Маклоклин в трех соснах заблудится — сама поймешь, когда его увидишь. — Там будут стриптизерши? — А что, вы сами хотели попробовать? — Думаешь, Фрейзер бы это одобрил? — Ты что, моего брата не знаешь? Он под стол спрячется. Конечно, может, стриптиз будет, но безо всяких… Ты понимаешь. — Что? — невинно спросила я. Даже по телефону видно было, как розовое лицо Энгуса еще больше наливается краской. — Хватит, не будь дрянной девчонкой. Все будет в порядке. В субботу вечером, собираемся в «Принцессе Луизе». И передай своей подружке-худышке, чтобы ни в какие драки больше не ввязывалась. — Ха! Сам скажи. А я посмотрю, как она тебе голову в плечи вобьет.
Алекс был слегка обеспокоен тем, что нас на мальчишник пригласили, а его — нет. — Ты же его даже не знаешь, — объясняла я. — Вы и виделись всего пару раз. — Но я же знаю Аманду и ее друзей. — Ну так и иди к ней на девичник. — Вот спасибо. Шайка визгливых гарпий. А ты почему не идешь? Я закатила глаза: — Долгая история. Ладно, можешь увязаться за нами. Никто не станет возражать. — «Кроме Энгуса, который тебя почему-то невзлюбил, — добавила я про себя. — И еще Фран, которая на дух тебя не выносит». — Ну, тогда, пожалуй, ладно, — сказал Алекс таким тоном, как будто его уламывали несколько часов. Он вытянул ноги в шезлонге. Квартира Чарли, уютная и явно дорогая, была вылизана словно к приходу мамочки. Мягкая мебель, вывезенная из деревни, делила комнату с горными велосипедами. Дорогостоящая стереоаппаратура покоилась на столах из красного дерева. Повсюду маячили предметы регбистской экипировки. Я совершала двухчасовые походы в Западный Лондон все чаще и чаще, поскольку Алекс демонстрировал упорное нежелание перебираться за реку без особой на то необходимости. Было воскресенье, стрелки перевалили за полдень. В комнату вошел Чарли, по обыкновению не удостоив меня вниманием. — Осколки! — бросил он Алексу. — Рыбный пирог, — откликнулся тот, и оба загоготали. — Я достал два билета на «Туикерз»[14], на субботу. Алекс подскочил: — Фантастика! Ты как ухитрился, козлина? Чарли постучал по кончику своего гугенотского носа. — Это сам типа знаешь кто, сечешь? — произнес он, имитируя речь кокни. — В субботу мальчишник у Фрейзера, — сказала я. Глаза у Чарли так и сверкнули. — Мальчишник! Хо-хо-хо! — Но ты не приглашен, — добавила я. — Тебе откуда знать? Это мужская компания. Парни, пиво и пташки, йо-хо-хо! — Знаю, потому что я туда иду, и Фран, кстати, тоже. Да и вообще многие, кто действительно хорошо знаком с женихом. Упоминание о Фран явно задело Чарли, но он ограничился тем, что убрался на кухню, ворча: — Девчонки на мальчишнике? Это не по правилам. Ну не-е, это полный бред. — Может, пойдем куда-нибудь на ланч? — выразительно спросила я, обращаясь к Алексу. Алекс бросил на меня беспомощный взгляд и поплелся к дверям. — Что, парень, привязали тебя к фартучку? — послышалось нам вслед. — Просто слов нет, — шипела я, шагая по улице, — до чего не терплю этого типа. Такой… тупица. — Чарли не тупица, — рассердился Алекс. — И он, между прочим, тоже тебя не любит. — Ой, подумаешь! Насильник меня не любит! — С каждым днем ты все больше смахиваешь на эту самую свою подружку, — буркнул Алекс. Ланч мы поглощали в угрюмом молчании, зарывшись в газеты. Я ненароком задела ногой ногу Алекса и улыбнулась. Алекс ухмыльнулся в ответ, вскинул бровь — и мы вернулись к газетам уже в полной гармонии, вычитывая наши любимые сплетни о знаменитостях. Когда в тот день я вернулась домой, Фран поджидала меня у дверей. — Не понимаю, почему ты не можешь дать мне ключ, — проворчала она. — Не понимаю, с чего ты взяла, что живешь у меня. Фран тяжело оттолкнулась от стены и соблаговолила двинуться вверх по ступенькам. Она все еще дулась, хотя из таких штучек мы выросли годам к девятнадцати. — Ну ладно, — сказала она, усаживаясь и зажигая сигарету. В доме Линды это категорически запрещено, но Фран пребывала в таком настроении, что связываться с ней не стоило. — Этот недоделанный насильник, дружок твоего ублюдка, позвонил и пригласил меня выпить. — Что?! Чарли? Когда? — Пару часов назад. — Ничего себе. Значит, прежде чем снова на тебя напасть, он решил покормить тебя обедом? — Похоже, — произнесла Фран, сузив глаза. — Ну и дела. Вот почему он тебе такой букет прислал. А ты что ответила? — Ничего я не ответила, он оставил мне сообщение. По крайней мере, я так думаю. Ты же знаешь, что эта выпендрежная публика собой представляет. Он сказал: «Может, выпьем как-нибудь, ага, точно, ага, лады, ну пока, в общем», так что это могло означать что угодно. — И что ты собираешься делать? — Не знаю. Конечно, стоило бы ему посоветовать, чтобы он взял телефонную трубку, сунул себе в задницу, набрал три девятки и проконсультировался насчет своей простаты прямо сейчас, но ведь можно сделать это и при большом скоплении народа. Поразмыслив, я пришла к выводу, что идея неплохая. И даже замечательная. — Конечно, второй вариант лучше. Где, по-твоему, это можно проделать? Фран злорадно захихикала: — За столиком по соседству со сворой ведьм-прихлебательниц на девичнике Аманды. Думаю, шуму будет достаточно, а может, и хороший скандал выйдет. План был великолепный. — Ой, пожалуйста, проверни это! — К сожалению, гулянка намечена на вечер пятницы, и мест уже нет. — Так ты проверила? — спросила я, преисполняясь восхищением. — Я же не… — Фран запнулась. — Как меня называют? Мужеедка из Южного Лондона. Но говорить это вслух я не стала. — Э-э… Никак, только Фран. — Что ж… Тогда — план Б. — Фран драматическим движением вскинула голову. — Возьму и затрахаю его насмерть. О нет. Фран такое уже проделывала. Ничего хорошего это не сулило. Мужчина проводил незабываемую ночь с женщиной, с которой ему при обычных раскладах ничего не светило, то есть с Фран, а потом неделями унижался, таскаясь за ней и выпрашивая еще один шанс. Это средство никогда не давало сбоев и приберегалось как карательная мера против наиболее проштрафившихся. — Ты уверена? — спросила я. — Дело ведь нешуточное. — Это поэтическая справедливость, — решительно заявила Фран, потянувшись к телефону. — Чарли? Привет! Как я рада тебя слышать! Я выплясывала перед Фран, старательно имитируя рвоту. Она, в свою очередь, сопровождала разговор какими-то мастурбирующими манипуляциями. — Да, это будет нечто. Я даже смеяться не могла. — Восемь тридцать? Буду… Ладно, до встречи. Фран положила трубку, и у меня вырвалось сдавленное хихиканье. — Ему крышка! — сказала я. — Ты только что угробила человека. — Сомневаюсь, что он успеет это из штанов вытащить, — заметила Фран. — Слишком уж все просто. На следующий день я по ошибке забралась в лифт, позабыв, что теперь мое законное место на лимонно-зеленом этаже. Кокни был в боевой готовности. — Привет, фифа! — крикнул он. Я ответила исполненным презрения взглядом. Как бы не пришлось на него весь свой рабочий пыл истратить. А потом заметила россыпь гнойничков у него на физиономии и подумала: да пожалуйста, только напросись. — Фифа, — опять завел кокни. — С той девчоночкой вечер провела, дэ-э? На меня она уже вешалась. — Вижу, — сладко улыбнулась я. — На тебе ее собачья косметика. — Ха, — сказал он без малейшего веселья в голосе. — Значит, весь вечер «Жителей Ист-Энда»[15] смотрела? — Честно говоря, да. Не знала, что ты там играл Робби Джексона. Кокни ухмыльнулся и отстал. У Джейни, сидевшей слева, глаза опять были красные. Дело не пошло дальше дежурного вопроса, все ли у нее в порядке (хотя, к гадалке не ходи, ясно было, что не все), но она, глотая слезы, ответила, что да-да, абсолютно. Я принесла ей кофе и ничего не принесла кокнутому малому, и Джейни буквально засветилась от такого банального проявления человеческой теплоты. В обеденный перерыв я взяла книжку и ореховый рулет и направилась в нишу, которую обнаружила за приемной. И была крайне огорчена, выяснив, что ее уже заняли. Там сидела Джейни, утиравшая слезы салфеткой омерзительного зеленого цвета. Я вздохнула и мысленно простилась со своим мирным завтраком. — Давай-ка выкладывай, что у тебя стряслось. Если это не помешательство всей жизни, как в случае с «Английским пациентом», то, пожалуй, еще можно хоть что-нибудь сделать. Лишь бы не рак или еще что-то по-настоящему серьезное. А вдруг у нее родители при смерти! Это действительно несчастье. Я содрогнулась при этой мысли. Я всегда считала себя добрым человеком, но сейчас поняла, что заблуждалась. Возможно даже, все было совсем наоборот. Черт! Наконец всхлипывания начали стихать. Я похлопала Джейни по плечу и ободряюще сказала: — Не переживай! Это вызвало новую волну слез. Я мысленно попрощалась с ореховым рулетом, уплывавшим в туманное будущее. В конце концов Джейни выдавила, запинаясь: — Это Джеймс… Мой парень… Это… О-о-о! Ну, такое мне по плечу. Разборки с парнями — мой конек. — Объясни, в чем дело, — велела я. — Он что, переехал в Фулхэм к типу, которого ты ненавидишь? — Нет. — Джейни в изумлении подняла голову. — Ах да, это случилось с моим, — спохватилась я. — Ну так что он натворил? — Он не ночевал вчера дома… А мне даже не позвонил… — Последние слова едва удалось разобрать за мелодраматичными рыданиями. — Ну и что? — жизнерадостно спросила я. — Тоже мне проблема! Может, он горло промочить ходил! Джейни громко шмыгнула: — А позвонить трудно было? — Вы что, женаты? — Нет. — Дети есть? Домашние животные? Вши? — Нет. — Так он и не обязан звонить. Вы оба — независимые люди. — Классная фраза. Это я хорошо сказала. Джейни сосредоточенно высморкалась. — Ты ему звонила? — Да, — произнесла она уже спокойно. — Сколько раз? Один? Больше? — Да. — Сколько? — Мне не хотелось слышать ответ. — Ну… Я много раз просто… — Всю ночь нажимала кнопку автодозвона? — перебила я. Джейни молча кивнула. — Уф-ф. Плохо дело. Давно вы вместе? — Шесть недель. В моей голове завертелась мелодия из «Психоза». — А-а… Хорошо. Я присела на цветочную кадку. Рассказ, похоже, предстоял долгий. Так и оказалось — но ничего оригинального я не услышала. Жених бросил Джейни буквально накануне свадьбы, и она готова была цепляться за любой проплывающий мимо обломок кораблекрушения. Джеймс был маклером, в меру тупым и красивым, — словом, в самый раз. — В самый раз, — проговорила я. — Звучит… неплохо. Богатый, по крайней мере. — Знаю. — Джейни слегка надула губы. — Когда мы поженимся, думаю, мы сможем поселиться в одном из этих красивых домов в Клапаме… Если только он снова будет со мной разговаривать. Господи, вот дурочка-то! — А он знает, что вы поженитесь? — Нет. — Тогда, Джейни, ради всего святого, оставь его в покое. Все равно, плачь не плачь, а он будет поступать так, как сам сочтет нужным. Джейни явно засобиралась разрыдаться. — Ну-ну, хватит. Ты же знаешь, что это правда. Оставь его в покое, иначе ты его просто отпугнешь. Джейни прохлюпала завершающий аккорд и подняла на меня глаза: — Знаю. Извини. У меня слегка крыша съехала. — Пустяки. Не о чем беспокоиться, — с чувством произнесла я, нашаривая свой рулет. — А ты? — внезапно спросила Джейни. — А как у тебя с личной жизнью? — О! — Я насмешливо вскинула брови. — Хорошо. Прекрасно. Нет, в самом деле, все замечательно. Почти. — Ну ладно, — сказала она. — Как захочешь поговорить — дай мне знать. Иди ты, подумала я. Или… В смысле… — Не вопрос! — сказала я (сроду так не говорю). Я посмотрела сквозь атриум на потоки дождя. — Хрустики? — Спасибо. — Джейни взяла четыре штуки.
Глава восьмая
Алекс позвонил тем же вечером. — Привет, тыквочка. — Сам ты привет. — Что поделываем? — Ничего особенного, разгуливаю по дому в черном кружевном белье — о, тут так тепло! Можно слегка расстегнуть мое неглиже. — Так-так-так. — Ой! Это в дверь звонят? Какой сюрприз, водопроводчик, здравствуйте! Пришли прочистить мои трубы? — Мел, заткнись на секундочку. — Хорошо… — Слушай. Гм. Чарли действительно хотелось бы попасть на эту пирушку в субботу. — Никуда он не попадет. Сам же сказал, что это полный бред. — А когда я в воскресенье вернулся домой, он сказал, что очень хотел бы пойти, и попросил меня поговорить с тобой. — Что это с мальчиком такое, он у нас один и всеми нелюбимый? Это что, первая вечеринка, куда его не пригласили? Или, точнее, последняя? — Я сам не знаю, в чем дело. Просто он меня уже достал, вот я и пообещал ему, что тебе позвоню. — Ага. А я, кажется, знаю, в чем дело. — Что? В чем? — Не скажу. А он пойти не может. Он зануда. Вот тебе. — Да ладно, Мел, пожалуйста. Пожалуйста. Ради своего спутника жизни. — Кто это мой спутник жизни? Ты, что ли? — Ты знаешь, о чем я. — Ты мой спутник жизни? — Да, — заявил Алекс. — Избранный. А теперь скажи, пожалуйста, можешь ты организовать приглашение для Чарли? — Алекс, а он тебя вытурит, если ты его туда не протащишь? — Э… гм… Да. — Отлично. Нет, он определенно не может пойти. — Я… посуду вымою. — Я… пожалуй, этого не замечу. — Мел, ну что тебе стоит. Это весело будет. Я вздохнула: — Ну ладно. Хорошо. Если это для тебя так важно. — Фантастика! — В голосе Алекса прозвучало любопытство: — А почему ему так приспичило пойти? Ха! Вот это Алексу знать ни к чему. Фран, видимо, уже стартовала. — А… Ну… — На меня снизошло вдохновение: — Чарли, скорее всего, никогда не видел стриптиза, а там, наверное… это будет. — Серьезно? Я тоже никогда не видел. — Вот к чему приводит образование в закрытых школах. А в общем, это хорошо. Здорово, что я тебя порадовала. Увидимся в субботу… Если, конечно, ты не хочешь порезвиться прямо сейчас. — Мел, мне два часа ехать! — Тоже мне! Ладно, фиг с тобой. До субботы. — Пока, тыквочка. — Пока, душистый горошек. Я перезвонила Фрейзеру — узнать, что он думает по поводу стремительно разрастающегося списка гостей. Трубку сняла Аманда. — Привет, — спокойно сказала я, поскольку была к этому готова. — Фрейзер дома? — Мел, дорогулечка, ты? Это что, защита нападением? Ведовство? Может, она хочет мои ноги в цыплячьи окорочка превратить? — Мне ужасно неловко за тот день, дорогая. Предсвадебные волнения… и все такое. У Аманды эти предсвадебные волнения уже двадцать шесть лет длятся. — Не переживай, — пробормотала я, не зная, что еще сказать. — Дорогая, я очень хотела бы видеть тебя на моем девичнике. Честно. — Но… — Никаких «но», дорогулечка, пожалуйста, приходи! Я сочла своим долгом спросить: — А Фран? — Я просто побоюсь идти одна. Аманда вздохнула: — Да, и Фран тоже. Пятница, «Квагис», в восемь часов. Мы вас куда-нибудь втиснем. — Ты что, упала и на голову приземлилась? — Нет, дорогулечка, просто я подумала: это так глупо и так неудобно для вас — пойти на мальчишник к Фрейзеру. Ведь это такое унижение… — Не беспокойся, мы все равно туда собираемся. Это будет прикольно. — Миленькая, не будь дурочкой. Это для мальчиков. Вы им там не нужны. Я так и знала. Аманда не выносила, если хоть на долю секунды в центре внимания оказывалась не она. — Позови, пожалуйста, Фрейзера. И спасибо, что пригласила нас. Очень мило с твоей стороны. — Послушай, я ведь только по доброте душевной это говорю, — произнесла Аманда гаденьким голоском. — На самом деле Фрейзер вовсе не хочет вас там видеть. Это его тормознутый братец считает, что получится весело. И еще он хочет всех смутить. А вы себя просто выставите на посмещище. «Заткнись, ведьма», — вертелось у меня на языке. — Аманда, — сказала я как можно спокойнее, — все пройдет нормально. И с нами все будет в порядке. Не волнуйся за нас. Ты не могла бы позвать к телефону Фрейзера? Наступила тишина, потом я услышала яростное перешептывание. У меня возникло желание повесить трубку, но я удержалась. — Здравствуй, — послышался знакомый раскатистый голос. — Э-э… привет, Фрейз. — Повисла очередная пауза. Я представляла себе, как Аманда, стоя рядом, чиркает пальцем по горлу… Ни дать ни взять королева из «Белоснежки». — Фрейз, ты действительно против того, чтобы мы пошли на мальчишник? — Нет. Ни в коем случае. — Резкость тона изумила меня. — Понимаешь? Ясно? И Фрейзер повесил трубку. Я лучилась от счастья. Мы идем! Хотя меня и настораживал тот факт, что Фрейзер обвел вокруг пальца свою невесту. Я-то сколько угодно могу на нее зубы точить — не мне же на ней жениться. Я вспомнила, что не спросила Фрейзера об Алексе и Чарли. Ладно, ничего страшного, они могут раствориться на заднем плане. Наконец, когда телефонная трубка уже, кажется, припаялась к моему уху, я дозвонилась до Фран и передала последние новости. Она пришла в восторг. — Вот было бы классно стать привидением, прокрасться к Аманде в комнату и увидеть ее физиономию, когда до нее дойдет. — А может, не привидением, а мухой? — предложила я. — Чем это муха лучше привидения? — Давай это в другой раз обсудим? Потому что сейчас я хочу узнать, что приключилось с Чарли. Фран демонически расхохоталась: — Ну, дорогая моя, о таком по телефону не расскажешь. А вообще это было омерзительно. Сработало на всю катушку. Даже совестно его наказывать, если честно. — Но ты все-таки собираешься. — Увы, правила есть правила. Увидимся в субботу. Значит, он уже звонил и вымаливал разрешение прийти? — Ага. — Превосходно. Наступила суббота, и я спохватилась, что представления не имею, в чем идти на вечеринку. Кокни был так изумлен тем, что нас пригласили на мальчишник, что вызвался научить меня, как смешивать коктейли с двусмысленными названиями. Джейни выглядела уже намного лучше, но все еще подпрыгивала футов на шесть при каждом телефонном звонке и однажды спросила, не рано ли знакомить Джеймса с ее родителями. Я пораскинула мозгами. — По мне, так единственное подходящее время — это при чтении завещания. Хотя, возможно, это касается только тех парней, которых я знала. Джейни позеленела, и я пожалела, что не умею держать пасть закрытой. Я долго решала, не надеть ли джинсы, и в конце концов пришла к выводу, что не стоит: вдруг нас занесет в один из тех ночных клубов, где нормальной одежде предпочитают дешевые блестящие костюмы. Хорошее платье — тоже не выход, рано или поздно его непременно зальют пивом. Облегающее и короткое исключено — еще перепутают со стриптизершей. Слишком скромная одежда не годится — подумают, чего доброго, что я лесбиянка, потому и приперлась на мальчишник. Так. Остается только купленный под настроение кошачий костюм; он называется так потому, что, когда я прохожу в нем мимо кошек, шерсть у них становится торчком и они шипят. Появилась Фран; она сногсшибательно выглядела в чем-то изысканном и немыслимо стильном. Это уже хуже. Я отыскала килт в недрах шкафа. Фран величественно покачала головой. Я как раз скакала в черных колготках, разглядывая загадочное японское кимоно, непонятно как очутившееся среди моих шмоток, когда позвонили в дверь. — Откроешь? — спросила я. — Это, должно быть, Алекс и Чарли. — Ах, двое моих любимых мужчин, — томно проворковала Фран и вышла из комнаты. Вскоре до меня донесся гомон голосов. Фран — по крайней мере, судя по тону, — держала себя в руках. Но потом я услышала Алекса: — Пожалуйста, кончай обзывать меня членососом. Что-то они расшумелись. Я от души надеялась, что парни еще не успели набраться. Это была бы катастрофа. Остановившись наконец на брючках из хлопка и цветастой рубашке, я подкрасила ресницы, прошлась по губам помадой и присоединилась к компании. Алекс и Чарли стащили одну из бутылок Линды и теперь во всю глотку спорили, которую из развеселых регбистских песен им сейчас исполнить. Ой-ой-ой. Я взглянула на Фран, та кивнула. Ребята были абсолютно, масштабно и необратимо пьяны. — Скотство — это круто, парень! — заголосил Чарли, на что Алекс немедленно откликнулся: — Сунь игрушку ты в лягушку, парень! — Сунь-ка ты дружка в быка, парень! — похотливо взревел Чарли. — Скотство — самое оно! — заключили они хором и обнялись. — О господи, — вздохнула я и повернулась к Фран: — Мы не можем брать с собой этих двоих. Это же черт знает что. — Вот ты им об этом и скажи. — Почему всегда я? — Можно подумать, что это я пригласила Чарли. Услышав свое имя, Чарли повалился на пол и обхватил ноги Фран. Та его пнула. — Алекс, ты совершенно пьян, — произнесла я, понадеявшись, что не смахиваю на школьного завуча. — Господи, точь-в-точь мой завуч, — заплетающимся языком промямлил Алекс, раскачиваясь из стороны в сторону. — В таком виде ты на мальчишник не пойдешь! — Мальчишник! Мальчишник! — затянули они. Чарли поднялся с пола и изумленно огляделся по сторонам: — А это мы где? — Заткнись! — Мое терпение лопнуло. — Вы с нами не идете, так что можете проваливать! — Сунь хотя бы в жабу, парень! — заорал Алекс. — Сунь поутру в кенгуру, парень! — присоединился Чарли. — Что будем делать? — спросила я у Фран. — Может, удерем? — Хорошая идея, — заметила она. — А потом Линда вернется с вечера для одиноких в «Теско»[16] и обнаружит, что они валяются тут в блевотине и обмочили ей ковер. — Скотство — самое оно, парень, скотство — то, что надо! — А может, вытащим их из дома, а потом где-нибудь потеряем? — Недурно. Особенно если ты уже забрала у Алекса ключи. — Черт. — Слушай, давай просто пойдем. Возможно, с ними все обойдется. — Она стреляет горохом из задницы как снайпер! — внезапно загорланил Чарли. Мы с Фран замолчали и оглянулись. — Это не та песня, лопух, — сказал Алекс. — Знаю! — проревел Чарли. — Сунь молодца в жеребца, парень! — Вот это другое дело! — завопил Алекс. — Сунь шалуна в слона, парень! — О господи. — Я села, но тотчас вскочила, обнаружив, что нахожусь в зоне поражения вином и слюной. — Потрясающе. Просто потрясающе. Во-первых, Аманда перестанет с нами разговаривать за то, что мы пошли тайком от нее. — Ага. Во-первых, кому какое дело, во-вторых, как она узнает? — Думаю, прочтет в газетах после того, как эту парочку арестуют. — Перепихнись с оленем, парень! — Перетолкнись с кобылой, парень! — Что ж, — мужественно произнесла я. — Значит, мы являемся туда, нас вышвыривают, и Энгус с Фрейзером больше не желают меня знать и никогда в жизни не скажут ни единого слова. Так за один день я теряю треть своих друзей. Не говоря уже об Алексе, которому я завтра с утра сделаю отбивную вместо лица. — Почему бы не сделать это сейчас, когда он ничего не заметит? — А какой тогда смысл? — Ладно. — Фран потянула меня за руку. — Через это надо пройти. Может, они по дороге вывалятся из такси. — Хорошо бы сразу в другое измерение. Эй вы, двое, мы уходим! Парни, шатаясь, двинулись к дверям. — В дырку яку, парень! — В щелку хряку, парень! И уже вчетвером, шествуя по холлу, мы выводили: — Скотство — самое оно, парень, скотство — то, что надо! Нас едва не выкинули из такси, и понадобились все мои миротворческие таланты, чтобы мы наконец добрались до паба «Принцесса Луиза» в Холборне. Я нервно поглядывала на Фран, но она хранила невозмутимость, несмотря на то что Чарли то и дело порывался бухнуться перед ней на колени и в самых пространных выражениях излить свою искреннюю преданность. Каждый раз, когда он оказывался слишком близко, Фран пихала его коленом. У дверей я глубоко вдохнула, расправила плечи — и вошла. — Извините, здесь частная вечеринка, — вылезло говорливое обезьяноподобное существо. — Совершенно верно, — ответила я. — Мальчишник Фрейзера Маккональда. — Лэрда Маккональда, — пришла мне на помощь Фран. Брови обезьяны поползли вверх. — Ага, а вы… — Нет. Мы — гости. Пошли, Мел. — Фран толкнула меня вперед и величественно шагнула следом. Как в фильмах про оборотней, при нашем появлении в пивной воцарилась тишина. Компания молодых людей собралась здесь, чтобы уютно и мирно выпить, и вот вваливаются две пары титек — и все портят. Для довершения фрейдистской картины двое парней дымили сигарами. Я уже готова была совершить полный поворот кругом, но, по счастью, на выручку явился Энгус. — А вот и вы! — Он с улыбкой направился к нам. — Хорошо, что выбрались. Тут он увидел раскачивающихся по амплитуде Алекса и Чарли, и челюсть у него отвисла. — Извини, — кинулась я с места в карьер. — Они собирались броситься в мешке в реку, и у нас духу не хватило их оставить. Энгус снова выдавил улыбку. — Ну, раз пришли, значит, пришли. А этот… — кивок в сторону Чарли, — он больше скандал не затеет? Фран уже успела словно из воздуха достать сигару, и выглядела она при этом по-кошачьи обворожительно. — О нет, — промурлыкала она. — Наш большой мальчик не будет скандалить, верно? И подмигнула Чарли, словно лихая штучка тридцатых годов, так что у того глаза едва не выскочили из орбит. Энгус вполне закономерно прибалдел и обернулся ко мне: — Выпьешь что-нибудь? — Э-э… Бутылку «Будвара», пожалуй. — А мне водку, большую, — распорядилась Фран. — Ты что из себя строишь? — прошипела я, когда Энгус направился к бару. — Королеву вампиров? — Да ладно, Мел. Оглянись вокруг. Здесь сорок парней, и мы вдвоем. Когда я в последний раз отрывалась с парнем? — В четверг. — Этот не в счет. Это было дело. А сегодня он пьяный, а я как раз в ударе. Я львица на охоте. Так что держись подальше. — Она глубоко затянулась и выдула дым колечками мне в лицо. — Ну что ж. Мой приятель здесь… — Я огляделась. Алекс в ступоре валялся на диване. — Так что я должна соблюдать приличия. — Уверена? — Да! Вернулся Энгус с напитками, и Фран залпом хлопнула свой стакан. Потом обвела помещение алчным взглядом. — А это… кто? Глаза ее были прикованы к слащавому молодому человеку, сидевшему у чаши с пуншем. — Джонни Маклоклин, шафер. Познакомить? — Да. Умой его и… — Фран! Энгус явно решил, что мы рехнулись, но все же кивком головы подозвал Джонни Маклоклина. Тот затравленно посмотрел на нас, но все же приблизился бочком. — Джонни, познакомься с нашими друзьями, Мелани и Фран. — Привет, — сказала я. — Очарована! — воскликнула Фран. — А теперь расскажи о себе и о том, как тебе посчастливилось стать шафером дорогулечки Фрейзера. — Э-э, здра-асьте. — По сравнению с акцентом Джонни выговор Энгуса мог показаться речью принцессы Анны. — Я, воо-ообще-то, ка-ак бы это сказа-ать, учитель геогра-афии. — Как занятно! — Фран красноречиво подалась вперед. На лбу Джонни выступила испарина. Мы с Энгусом посмотрели друг на друга — и отодвинулись в сторону. — Ради бога, что с твоей подружкой? У нее температуры нет? — Может, и есть. — Она что, серьезно? — Серьезно? На месте Джонни я бы застраховала свою жизнь. — Съест живьем? — Высосет досуха. — О-о… Наступила пауза. — Ах да, вспомнила, зачем я пришла, — сказала я. Энгус иронически покосился наменя. — Где жених? Свадебные штучки? Подковы и все такое? Помнишь? — А, верно. Хозяин из меня никудышный. Позвольте… — Энгус поклонился и согнул локоть, — проводить вас к столу его милости. — Вы очень любезны, сэр. Фрейзер сидел в углу на большой кожаной банкетке, в окружении приятелей. Я предположила, что это его коллеги-инженеры. Вид у них был скорее скорбный; навряд ли они обладали хоть каким-то опытом по части супружеских уз. — Привет, — сказала я. Фрейзер поднял голову и улыбнулся. — Привет. Я рад, что ты пришла. — Я тоже рада. У тебя не будет проблем из-за этого? — У Фрейзера куда ни кинь — сплошные проблемы, верно? — не удержался Энгус. Вся компания расхохоталась. Улыбка Фрейзера стала несколько напряженной. — Нет, конечно. Клянитесь блюсти тайну. Послышался хор голосов: «Будь спок», «А сколько заплатишь?» — Ты привела свою устрашающую подружку? — Да, она там как раз кого-то стращает. Фрейзер оглянулся. — Боже мой, бедный Джонни. Это ты ее натравила? — Боюсь, я здесь ни при чем. Она у нас сегодня львица. Они с Энгусом обменялись взглядами. — Мы с Джонни учились в начальной школе. С тех пор виделись довольно редко, но из всех друзей он самый давний, вот я и пригласил его шафером. Надеюсь, она не запустит в него когти… В углу Фран осушала очередной бокал мартини, рука ее покоилась на лацкане Джонни. Он усердно пытался разъяснить ей что-то, — кажется, про озера, но я видела, что Фран не слушает, только запрокидывает голову и хрипло хохочет невпопад. — Он женат восемь лет, и жена его за порог не выпускает. Сюда он вырвался, только когда я обещал, что не будет стриптиза. — Фрейзер, сколько тебе пришлось врать, чтобы эта вечеринка состоялась? — Даже вспоминать не хочу. Кому еще? — Эге-гей! — заголосили ребята за столом и сбились плотнее, освобождая мне место. Оказалось, что они отнюдь не скорбные — просто слишком погрузились в болтовню о «Секретных материалах», политике и состоянии земного шара в целом, особенно в тех областях, которые касались инженерного дела и «Доктора Кто». Как это ни странно, они показались мне занятными — вполне милая компания. Конечно, помогало и то, что им не приходилось покупать выпивку. То и дело раздавались хрюканье и гогот — это Алекс и Чарли общались на уровне представителей скотного двора. Но как раз когда я пришла к выводу, что безумно люблю друзей Фрейзера, у двери послышался шум. В зал вошла женщина в просторном пальто, украшенном парой стилетов, и в ажурных чулках. Все политические и культурологические дебаты выдуло в окно. Для меня вдруг осталось очень мало места на скамейке: уровень тестостерона резко возрос, и ребятам пришлось пошире раскинуть ноги. Следом за женщиной появился амбал, который устроил целое шоу из поисков розетки для магнитофона. Но настоящее шоу не заставило себя ждать. Не вынимая сигареты изо рта, женщина прошла на середину комнаты и, сохраняя бесстрастное выражение лица, сбросила свое объемистое пальто. Мальчики, только что такие очаровательные и хорошо воспитанные, превратились в оголтелую звериную стаю. Невообразимый шум перешел в волчий вой, когда женщина исполнила «шимми» под «Проведи со мной… минутку». Наконец стриптизерша двинулась к нашему столу. Раздался возбужденный вопль, когда она, наклонившись, сбросила бретельку своего бюстгальтера; парень, сидевший рядом, с трудом удержался, чтобы не подхватить ее, получив предостерегающий взгляд от амбала. Бюстгальтер взлетел в воздух и приземлился возле изумленных Фран и Джонни, которые обнимались в уголке с таким видом, будто первыми до этого додумались. Лифчик сорвал бурю аплодисментов, но взгляды быстро вернулись к эпицентру событий; глаза у ребят стали размером с блюдца, когда стриптизерша, подавив зевок, кинула на меня похабный (как мне показалось) взгляд и, закинув ногу на стол, принялась расстегивать подвязки. Я тоже подавила зевок и посмотрела туда, где в последний раз видела Алекса и Чарли, бормочущих, как два алкаша на железнодорожном вокзале. Алекс, подзуживаемый Чарли, пошатываясь, поднимался на ноги. Словно под гипнозом, не в силах справиться с нарастающей во мне истерикой, я следила, как Алекс поднимает золотой, отделанный кружевами лифчик и надевает его на свою рубашку, пританцовывая под Ширли Бэсси. Он приближался к Фран и Джонни, выделывая все более и более непристойные движения, а Чарли громко подбадривал его. Наконец, заметив, что все взоры направлены совсем в другую сторону, стриптизерша обернулась — как раз в тот момент, когда Алекс, словно полотенцем, тер у себя между ног деталью ее рабочего костюма. — Эй, там! — заорала стриптизерша, и это послужило для вышибалы сигналом перейти от устрашающих поз к действиям. Он подошел к Алексу и положил лапу ему на плечо. Пьяный Алекс глазел на него, ровным счетом ничего не соображая. Зато Чарли вскочил на ноги: — Отвали от него! Вышибала устремил на него самый грозный взгляд, на какой только был способен. — Чего? — Того! Или катись ты… на хрен! Повисла гробовая тишина, разве что слышно было, как я пытаюсь провалиться сквозь землю. Опять! И это я его сюда притащила. Вышибала предельно осторожно вынул бюстгальтер из вялой руки Алекса и положил на стол. Потом медленно, почти нежно вывел парней за дверь. Никто не шелохнулся, пока из-за двери доносились мультяшные удары. Минуты через три вышибала вернулся, отряхивая ладони. — Ты идешь, Лиз? — спросил он. Лиз уже оделась — насколько это слово здесь применимо. Она встала перед Энгусом, тот рассчитался с ней, и парочка молча и с достоинством удалилась. Я в ужасе зажмурилась. Никто ничего не говорил. Потом голос с акцентом жителя Глазго заунывно протянул: — А я, братцы, надеялся, что этот парень получше танцует. Я слегка приоткрыла один глаз. Фрейзер обернулся и с озорной улыбкой провозгласил: — Ну здравствуйте, я, выходит, стриптизершу в компанию педиков пригласил? Взрыв хохота разрядил обстановку; выпивку заказали по новой. Я подошла к Энгусу. — Извини. То есть… они просто… Мне очень жаль. Пожалуй, проверю, что там с Алексом. — Да ну его. Получил, что заслуживал. — Ничего подобного! — вступилась я за Алекса. — Это просто шалость! — Для этой девушки — нет. — Ты же сам знаешь, что такое парни. — Не все. Я чувствовала на себе взгляд Энгуса, направляясь к двери. Фран и Джонни пребывали в совершенно непотребном состоянии, и я отвела глаза. Снаружи было тихо и спокойно. Алекса и Чарли я нигде не увидела и приглушенных стонов не услышала. Краткое мгновение я обдумывала ситуацию, потом сверху донесся взрыв хохота, и я решила вернуться к теплу и пиву. Лица у всех уже раскраснелись. Фран и Джонни куда-то подевались. Ребята вручили Фрейзеру белокурую надувную куклу, поразительно похожую на Аманду. Залившись краской, Фрейзер поднялся, а Энгус, приблизившись, сунул мне в руки бутылку пива, к которой я с благодарностью приложилась. — Я хотел сказать, — мужественно произнес Фрейзер. — Титьки наружу! — закричал кто-то с сильным шотландским акцентом. — Заткнись, Нэш. Я оглянулась, чтобы рассмотреть этого Нэша. «А по говору и не скажешь, что он такой черный», — подумала я и тотчас почувствовала себя первой дурой в мире. — Я хотел сказать, — продолжил Фрейзер, — что это большая радость — видеть здесь вас всех. — Кроме шафера, — выкрикнул кто-то, и все похабно загоготали. — Да, кроме… э-э… мистера Маклоклина, который, по-видимому, предпочел иную компанию. — Ага, компанию проститутки. — Эй! — Я повернулась к Энгусу. — Они все-таки говорят о моей подруге. — Разве твоя подруга не ведет себя как законченная проститутка? — Ну… может быть. — Ладно, остынь. Фрейзер слегка пошатывался. — Я лишь хотел поблагодарить вас за то, что вы здесь. Ведь некоторым, я знаю, пришлось добираться издалека. Женитьба — это страшновато, хотя и не так жутко, как видеть вас всех в одной душевой. Послышалось добродушное ворчание. — Нет, правда. Это грандиозно, что вы пришли. Я хотел бы поблагодарить моего брата за то, что он все организовал, мистера Флаэрти — за то, что сдал в аренду свой паб, ну и всех вас, ребята. — И девчата, — пискнула я. — И почетные ребята. — Фрейзер отвесил поклон в мою сторону. Я улыбнулась. — Так давайте выпьем. И извините, что так вышло со стриптизершей. — На этом он выдохся. — За Фрейзера! — крикнул Энгус. — За Фрейзера! — откликнулась компания. Кажется, я одна заметила, что невесту он в тосте не упомянул. — За стриптизершу! — прокричал кто-то еще. — За грязную девку, которая завладела Джонни! — Что? — Я оглянулась на Энгуса. — Это уж слишком. — Не обращай внимания. Мы вернулись к столу Фрейзера и присоединились к компании. Пирушка продолжалась: владелец паба был старым собутыльником Маккональда-отца, и его не слишком заботили временные ограничения. Я с головой ушла в уютную пьянку, когда все неторопливо проплывает мимо, а я перескакиваю из одной беседы в другую как мне заблагорассудится. Сначала я обсудила с кем-то талант Билли Коннолли, а потом, словно радио, переключилась на Энгуса с еще одним шотландцем, которые углубились в очень серьезный разговор. — Вправь ему мозги! — кипятился Энгус. — Понимаешь, я виделся с ней только один раз. И с ней все вроде было в порядке. — Ничего не было в порядке. Она скотина и превратит его жизнь в ад. Потому я тебя сюда и пригласил — чтобы ты отговорил его. — Это вы о чем? — бодро поинтересовалась я. — Ни о чем, — лаконично ответил Энгус. — Знаешь эту Аманду, на которой женится Фрейзер? — спросил парень. — Конечно. Всю жизнь знаю. Энгус взглянул на меня: — И что она собой представляет? Я молчала в нерешительности. Идиотизм, конечно, но во мне вдруг заговорила лояльность. Это мы с Фран можем мечтать, чтобы грифы Аманде глаза выклевали, но когда и другие туда же — так дело не пойдет. — Ну, она действительно хорошенькая и несметно богатая. Она милая. — Довольно честно, — заметил парень, обращаясь к Энгусу. — Ни о чем я с ним говорить не буду. Не стоит тебе в это вмешиваться. Моя сестра вышла замуж за последнего ублюдка, и ей никто слова поперек не сказал. — И что случилось? — спросила я. — Он действительно оказался последним ублюдком. Бросил ее с детишками, ну и всякое такое. — Ради бога, Мел! — взорвался Энгус. — Она законченная сука, и ты прекрасно это знаешь. Я вздохнула: — Извини, если я чего-то не понимаю. Объясни, за что ты ее так ненавидишь? И Алекса с Чарли? Ну хорошо, допустим, Чарли — это понятно, но когда мы с тобой познакомились, я и вправду решила, что ты какой-то дурной, — ты ведь волком смотрел на всех. А теперь я вижу, что на самом деле ты нормальный парень, и уже совсем ничего не понимаю. Ты что, тайный коммунист или еще что-нибудь такое? Не перевариваешь аристократов? Но ты сам аристократ. А твой брат — вообще важная персона. То есть… я не совсем точно выразилась. — Ты закончила? — спросил Энгус. Я подумала. — Пожалуй, да. Энгус потер глаза тыльной стороной ладони. — Послушай, если я скажу тебе кое-что, ты поклянешься жизнью, что не передашь это Фрейзеру? Собеседник Энгуса все еще сидел рядом, не желая демонстративно уходить и в то же время явно смущенный от того, что присутствует при весьма личном разговоре. Он сосредоточенно уставился в пепельницу. — Ладно, — согласилась я. — Клянусь жизнью моей собаки. — У тебя нет собаки. — Хорошо, обещаю, что ничего ему не передам. Энгус, насупившись, смотрел в сторону. — Я подслушал. Разговор по ее дебильному маленькому мобильнику. Когда несколько месяцев тому назад она пришла проведать нашу маму и держалась с ней свысока. Она высунулась из окна, чтобы сигнал был помощнее, а я был в соседней комнате. — Со стаканом, приставленным к стенке? — С открытым окном. Мне рассказывать дальше или нет? — Да, — кротко сказала я. — Словом, говорила она с журналом «Хелло». Энгус выдержал драматическую паузу. Я смотрела на него как на ненормального. — Журнал «Хелло»? И все? Ты хочешь расстроить их свадьбу только из-за этого журнала… и из-за этих дурацких снимков несчастных знаменитостей? Энгус продолжал, не обращая на меня внимания: — Она предлагала им права на съемку свадьбы. Обещала им, что «получит Тару». А они любят всю эту чушь про мелкопоместную аристократию. «Разве эти знатные господа не прелесть? Вот фотография одного — рядом с лошадкой». Что-то в этом духе. Сука, — буркнул он, глядя в свою кружку. — Я не понимаю… Она просто хочет покрасоваться в журнале. — Нет, — медленно проговорил Энгус, словно я была идиоткой. — Она потребовала пятнадцать тысяч фунтов за право фотографировать и за… — он изобразил ее визгливую интонацию, — «право взять у меня подробное интервью по поводу нового замка… Нет смысла говорить с этими аристократишками, дорогулечка, сами знаете, что у них между ушей, хи-хи». — Господи. Она уже получила деньги? Энгус мрачно посмотрел на меня: — Не знаю. Если и получила, Фрейзеру об этом ничего не известно. — А ты не думаешь, что у нее просто с головой не в порядке? — Ты говоришь… — Энгус отвернулся. — Ты говоришь о женщине, которая появилась в жизни моего брата через месяц после смерти нашего отца. Мы все еще в себя прийти не можем — и вот Фрейзер хлопает глазами как последний дурак, и они уже помолвлены. И она собирается попасть на обложку «Хелло». Да она наверняка закидывала удочку на каждого холостого аристократа в этой стране. Или ты полагаешь, что она на такое не способна? — Уверена, что это неправда, — сказала я, абсолютно не будучи в этом уверенной. — Не сомневаюсь, что она его любит. — Почему? Ты что, серьезно считаешь, что такая, как она, оценит во Фрейзере что-нибудь еще, кроме этой средневековой развалюхи? Я оглянулась. Фрейзер сидел весь растрепанный и потный, кудри падали ему на глаза. Одной рукой он обнимал здоровяка Нэша, другой — надувную Аманду, и все вместе (кукла — неохотно) пели «Мальчика Дэнни» — жутко фальшивя и путая слова. — Думаю, потерять одного члена семьи — этого моей матери за один год уже достаточно, согласна? Этот долбаный титул. Ты — современная молодая женщина, которая может делать что угодно, поэтому ты и думаешь, что такие вещи больше не случаются. Но они случаются. И Энгус снова уткнулся в свою выпивку, а я уставилась на стол. — Думаю, мне надо еще выпить, — произнесла я. — Я принесу! — Наш сосед вскочил и умчался на другой конец паба. Тем временем Фрейзер и Нэш предприняли бравую попытку завершить «Мальчика Дэнни» на высокой ноте, но внезапно смолкли: в дверях возник очень бледный и очень грязный Джонни Маклоклин, и вид у него был такой, словно его и в самом деле растерзала львица. Поднялся дружный рев, а Джонни, все еще пребывающий в прострации, двинулся вдоль столов, невидяще глядя перед собой. Фран не появлялась. Джонни тяжело опустился на стул возле бара, глаза у него были красные. — Большую, пожалуйста. Послышался грохот — это Нэш вместе с куклой повалился на пол от хохота. Все гоготали и хлопали Джонни по плечу. Я внезапно ощутила себя очень одинокой и очень женщиной. Я подхватила свой стакан и отправилась в туалет, решив заодно поискать Фран. Прямо роман Агаты Кристи какой-то, где гости исчезают один за другим. Я долго сидела в дамской комнате, полностью одетая, и пристально смотрела на грязный кафель. Понятия не имею, сколько времени я там проторчала, но вот кто-то зашел в кабинку по соседству. — Фран! — возбужденно прошептала я. Довольно долго царило молчание. — Э-э… нет. Это я. Это был один из братьев, но я не могла сообразить, который. Кажется, Энгус. — Ты что тут делаешь, придурок? — Мужской туалет выглядит… довольно отвратно. Там кровь. Вместе с… — Хорошо, я сейчас не расположена это слушать. — Извини. — Ничего. Ты Энгус? Последовала еще одна пауза. — Гм… Да. — Извини за то, что я там наговорила. Правда, извини. Я не понимала… — Все в порядке. Я иногда становлюсь брюзгой. Наверное, это потому, что все считают моего брата таким классным. Я услышала сдавленный смешок, но предпочла оставить его без внимания. — Вообще-то я с тобой согласна, — сказала я. — Я считаю Аманду сволочью, и ты ее тоже считаешь сволочью, а прав в результате твой друг: что толку, если мы вмешаемся? Люди все равно всегда поступают по-своему, хочешь ты этого или нет. А вдруг именно к нему она относится не так, как ко всем остальным людям на планете? Неожиданно в соседней кабинке зашумела вода и дверь хлопнула. Я медленно выпрямилась, трясущимися руками отперла дверь… Черт… — Врун хренов! — заорала я в бешенстве. Фрейзер густо покраснел. — Я просто хотел узнать, что ты собираешься сказать. За что ты извинялась? — Не твое собачье дело! Я с Энгусом разговаривала, а не с тобой! Что за дурацкие выходки! — А все потому, что ты слишком напилась, чтобы различать голоса! Я свирепо смотрела на Фрейзера. — Так это, оказывается, я виновата. Не понимаю, о чем тут вообще говорить. Плевать я на всех вас хотела. Я рванула к дверям. Фрейзер перехватил меня: — Послушай, извини. Прошу тебя, не уходи. — В его голосе прозвучали настойчивые нотки. — Чудесно! Хочу — ухожу, хочу — остаюсь, понял? Плевать мне на все! — Утихни на минутку. Пожалуйста. Некоторое время мы стояли молча. Наконец Фрейзер пристроил свою тощую задницу на край умывальника, вытянув длинные ноги. — Это правда, — запинаясь проговорил он, — что ты… что все… Ох, черт. — Потом глубоко вздохнул и начал снова: — Насчет Аманды и всего этого. Я думал, они с Энгусом просто не приглянулись друг другу. Она наотрез отказалась приглашать его шафером после того, как он спросил, стоит ли приглашать едва знакомых людей только потому, что они знамениты. — Случайно не сына Шона Коннери? — Ну вроде того. Но это же ее работа, верно? Эту песню я уже слышала. — Я вот о чем, — негромко произнес Фрейзер. — Ты ведь, можно сказать, ее лучшая подруга. Ты ее тоже не любишь? Его голос был таким мягким и печальным, что у меня духу не хватило огорчить его. — Милый, вовсе она мне не лучшая подруга. Я почти не вижусь с ней. И я даже толком не знаю, какая она сейчас… — Судя по выражению лица Фрейзера, избранная тактика оказалась не самой удачной. — Я хочу сказать, она замечательная. Я и в самом деле знаю ее целую вечность… Помнишь, в колледже я хотела встречаться с Подлизой Маллоем? А ты его терпеть не мог, потому что у него была бородавка на шее. — Огромная! Особенно если смотреть сверху. Разница в росте у нас не меньше фута. — Но все-таки он был славный, — настаивала я. — Ублюдок бородавчатый. — Что ж, иногда люди недолюбливают других без видимых на то причин. — А что с ним стало? — Я слышала, он нарисовал на бородавке второе лицо и теперь за плату выступает на вечеринках. — Ого. Некоторое время мы размышляли об этом. Я посмотрелась в зеркало. Или у меня по лицу пробежала мышь, или моя тушь для ресниц пошла в атаку. Я решила сделать последнюю попытку: — Понимаешь, если Аманда чего-то хочет, она этого добивается. Она очень целеустремленная, и ее не остановишь. Неожиданно для себя самой я погладила Фрейзера по лицу. — Значит, она очень и очень хочет тебя. Фрейзер смотрел на меня затравленно: — Ты действительно так думаешь? — Да. Он вздохнул. — Ты очень сильно ее любишь? — спросила я. Внезапно мне захотелось высоких романтических чувств. — Она была рядом после смерти папы, — тихо сказал Фрейзер. — И она… ты знаешь, хорошенькая, уверенная в себе, и она знает многих людей и вообще много всего. — Он опустил глаза. — И она действительно хочет выйти за меня замуж! — А в это что, так трудно поверить? Он ухмыльнулся: — Не знаю. Мы схлопотали несколько нестройных «о-го-го», вывалившись вместе из дамского туалета, но бригада официантов, обслуживавшая вече ринку, уже падала от усталости с ног, и одуревшей публике явно пора было расходиться. Фран так и не объявилась, и мне оставалось только отправиться домой в одиночестве. Я приветливо помахала Нэшу и отыскала в углу Энгуса, сосредоточенно приканчивавшего виски. — Я ухожу, — объявила я. — Ну, пока. — Извини, — произнесла я второй раз за вечер. — За что? — Энгус устало улыбнулся. — Обычная дискуссия, и все. — Да, наверное. — О сцене в туалете я ему говорить не стала. — Ты не хочешь мне рассказать, что творится между тобой и Алексом? — Как-нибудь в другой раз. Когда время будет. Но не сегодня. Я еще минут двадцать, может, и продержусь, а потом отрублюсь на месте. Я наклонилась, чтобы поцеловать его на прощанье. Неожиданно Энгус крепко меня обнял. — Хочешь, поймаю тебе такси? — Со мной все будет в порядке, — с признательностью сказала я. — Это же Холборн, что тут может случиться? Разве что заболтают до смерти. — Ну, тогда спокойной ночи. Я улыбнулась, повернулась и ушла побыстрее, пока меня не угораздило что-нибудь отколоть и все испортить. На улице я заметила такси и уже вскинула было руку, как вдруг чей-то слабый голос окликнул меня из темноты. Вопреки очевидному, я решила, что это злой дух явился за мной из мрака ночи. Потом разглядела руку и признала в ней нечто человеческое. Это внушало надежду. Я приблизилась и склонилась над жалким существом. — Господи, Алекс! Я тебя искала, но решила, что ты ушел. — Мне было нехорошо. — Что с тобой случилось? — Он меня ударил. А потом я очень устал и лег спать. А потом проснулся и не знал, что делать. А потом ты пришла. — Это потому что я ангел, — сурово сказала я. — Встать можешь? Надо было выяснить, насколько плохи дела. Все еще вдрызг пьяный, Алекс обзавелся великолепным фонарем под глазом, но его патрицианский нос сохранил свою патрицианскую прямоту. Я помогла ему подняться. — И еще меня стошнило. — Это точно. — Я только сейчас обнаружила это, но не решилась оттолкнуть Алекса. — Чарли? — Не знаю. — Фран? — Не знаю. Я вздохнула: — Идем, ты… Таксист, увидев, что я волоком тащу окровавленные, заблеванные останки, газанул прочь. — Ублюдок! — завопила я вслед. Часом позже под воздействием морозного ноябрьского ветра все мои пьяно-сентиментальные чувства испарились. Я костерила на чем свет стоит и Лондон, и вечеринки, и таксистов, а особенно — тот большой и вонючий мешок с картошкой, который мне приходилось волочь на себе лишь потому, что я была в него влюблена. Наконец мы наткнулись на такси до такой степени ржавое и разбитое, что его владельцу было наплевать на наше состояние (судя по запаху, стоявшему в машине, пьяницы были его специальностью), и в половине третьего утра добрались до Кеннингтона. Дом был погружен в темноту. Алекс мечтал только о том, чтобы завалиться в постель, но я прямо в одежде запихнула его под душ и включила воду. Алекс яростно взвыл. Я с размаху заткнула ему рот, но попутно сорвала перекладину с занавеской. Она обрушилась с жутким грохотом, и я замерла — зажимая Алексу рот, изогнувшись под немыслимым углом, под струями воды. Занавеска обволакивала нас, как саван — привидение, и в любой момент вся округа могла сбежаться и зашвырять нас башмаками. Растерянный Алекс смотрел на меня расширенными глазами. Я зажмурилась, прикидывая, куда податься, когда меня вышибут из квартиры. Но ничего не произошло. Я выпуталась из занавески и прислушалась. Ни звука. Я выволокла Алекса из душа, и он покачивался рядом, пока я пыталась пристроить занавеску на место. В конце концов я решила плюнуть на все и свалиться спать — в надежде, что к утру все развеется. Половина воскресного дня уже миновала, когда я выползла на кухню, отчаянно мечтая промочить горло. Я выдула полпинты молока — тьфу! — поскольку ничего другого не нашлось, и заставила себя заглянуть в ванную. Там царил идеальный порядок, словно накануне ничего и не происходило. Занавеска на месте, кровь смыта. Я на минуту задумалась, не приснилось ли мне все, потрясла головой, чтобы прочистить мозги. Гм, Линда? Я робко постучала в ее дверь. Она открыла с таким видом, какой бывает в сериалах у женщин, когда их любовники удирают через изгородь за домом. — Да? — Линда смотрела на меня сквозь свои толстые стекла. — Я… Извини, пожалуйста, за занавеску для душа. — Все нормально. — Я… Я куплю новую или еще как-то… — Все нормально. Играть с ней в гляделки я не собиралась и потихоньку отступила назад, чувствуя себя довольно гадко. Затем вернулась в спальню со стаканом молока. Алекс все еще пребывал в бессознательном состоянии; под глазом у него сияли все цвета радуги. — Алекс! — зашипела я. — Алекс, проснись! Я боюсь своей необщительной соседки. Кажется, она задумала зарубить меня топором. И оставить здесь, чтобы меня не могли найти три недели. — Пфа! Алекс попытался открыть глаза и обнаружил, что сделать этого не может. Наконец он сфокусировал взгляд на стакане молока и тотчас позеленел. — Нет! Не блевать! — Я отдернула стакан. — Еще раз! Глаза Алекса плавно закрылись, и он отключился снова. Великолепно, сказала я себе. Застряла между бессловесной психопаткой и бесчувственным роботом. Надо было убираться из квартиры. И конечно же, следовало выяснить, что случилось с Фран. Я решила, что лучше не звонить, а просто пройтись, подышать заодно свежим воздухом и разогнать похмелье. Натянув джинсы и пару первых попавшихся свитеров, я вышла навстречу морозному дню. Фран жила в полумиле от меня. Ее комнатушка была белая, чистая и совершенно пустая. Это вовсе не заморочка дизайнера: у Фран не было воображения, это место она ненавидела, потому и жила, в сущности, у меня. Пускай дом был полон психов, но это хоть какая-то компания. По дороге я приняла спасительную порцию диет-колы, пока меня саму не стошнило от молочного передозняка. И пивного, надо полагать. Парадная дверь, как водится, была открыта, и я поднялась по лестнице. — Йо-хо! — закричала я, колотя в дверь. — Вставай и сияй, солнышко! Есть много о чем посплетничать, особенно вам, мисс Трусики! Внутри послышался шум, там явно кто-то двигался. — Открывай! — нетерпеливо крикнула я. — Я хочу все узнать про вас с этим тощим маленьким говнюком и рассказать тебе о Фрейзере, Энгусе и обо всем! За дверью снова зашумели, — кажется, кто-то пытался натянуть штаны, потерял равновесие, некоторое время прыгал, а потом повалился на пол. Тут до меня дошло, что Фран вполне может находиться там не в одиночестве. Я попыталась припомнить, что стало с Джонни Маклоклином после того, как он вернулся в бар. Черт! Он наверняка улизнул сюда! Только бы он не расслышал, как я назвала его говнюком! А ведь Фран даже не знала, что он женат. Или это… Тьфу ты, я ведь так и не выяснила, куда подевался Чарли. А вдруг ей снова приспичило «затрахать его до смерти» — вот она, наверное, разозлится. Здорово! Женатый мужчина или самовлюбленный наглец — ничего себе выбор. Я наклонилась к двери: — Гм… Хочешь, я уйду и вернусь чуть погодя? Слишком поздно: Фран уже распахнула дверь, измученная, в мужской рубашке и в полотенце, обмотанном вокруг талии. Я скривилась. — Могу уйти, не проблема. — Привет, Мел, — с трудом выговорила она. — Нет, по-моему, все в порядке. Фран оторвала руку от косяка, я вошла в темную, душную комнату — и увидела Энгуса, застенчиво проверяющего, застегнута ли у него ширинка. — О-о… Мы уставились друг на друга. Энгус побагровел. — Привет! — весело сказала я и прожгла Фран взглядом. — Привет, — промямлил Энгус и притворился, будто смотрит на часы. — Э-э… Я, пожалуй, пойду… Я сказал Фрейзеру, что… гм, помогу ему выбрать галстук. Я медленно кивнула. Мы стояли как вкопанные, пока Фран не сообразила, что надо вылезти из его рубашки. Энгус буквально вырвал рубашку у нее из рук и застегнулся со сверхзвуковой скоростью. Фран, ничуть не смущаясь, стояла в лифчике. В какой-то момент у меня создалось ощущение, что она пожмет Энгусу руку и сердечно поблагодарит за визит. Заикаясь, Энгус попрощался и молниеносно исчез. Я выждала мгновение и развернулась к Фран: — Это еще что за черт?! — Брось, Мел, не из-за чего так белениться. — Кто это беленится? Я? Это я, выходит, поимела двух парней за восемь часов? — Я тоже не поимела. Кофе будешь? — Что? Что с тобой творится? Фран раздвинула шторы, распахнула окна, а потом включила кофемолку. Я все стояла посреди комнаты. — Рассказывай! Я думала, это моя обязанность — напиваться и плохо себя вести! Фран с мечтательным видом смотрела в окно. Наподдать бы ей, голубушке, как следует. Она ведь всегда проявляла своеобразную расчетливость в отношениях с противоположным полом, но это уже не лезло ни в какие ворота — сначала Чарли, затем Джонни, а теперь Энгус, из всех возможных вариантов — именно Энгус. А я ведь, должна признаться, думала, что ему нравлюсь, — это раз, и два — я считала его благородным человеком. Наконец кофе был готов. Фран, надев футболку «Франки советует расслабиться», села рядом со мной. — Фран. — Спокойствие, только не заводиться. — Тебя что, прислали из космоса с миссией переспать со всеми мужчинами, которых мы знаем? Фран мягко потрепала меня по руке: — Это не то, что ты думаешь. — Что, сюда и животные замешаны? — Нет. — А что тогда? — Ты помнишь, я была львицей? — спросила Фран. — О да. Значит, животные все-таки были… — Джонни на роль льва не сгодился. — Ничего странного. Ты ему почти оторвала голову. — Неправда! — Фран бросила на меня сердитый взгляд. — Мы вышли наружу… — Ага, чтобы вас арестовали. — Чтобы подышать свежим воздухом. Я фыркнула. — Не прошли мы и пары шагов, как он расплакался. — Если честно, Фран, меня это не очень удивляет. — Мел, тебе никогда не говорили, что ты до черта много болтаешь? — Вообще-то говорили. И даже часто. Надо же, Алекс как раз недавно заметил, что я очень много разговариваю, когда… гм… — Я увидела ошарашенное лицо Фран. — Нервничаю, — закончила я. Фран невнятно хмыкнула. — Короче говоря, Джонни расплакался и сказал, что ненавидит и свою жену, и свою жизнь, и свою работу, и я — это самое прекрасное, что с ним случалось, и как же все это угнетает, и это, мол, единственная вечеринка, на которую он выбрался за восемь лет, и я даже понятия не имею, что это такое — день за днем учить географии стадо безграмотных скотов. Фран ждала моих комментариев, но я молчала. — В конце концов мы очутились в баре внизу, и я провела три неимоверно занудных часа, выслушивая трепотню про чужую дерьмовую жизнь. — А почему ты не сбежала и не нашла меня? Я замечательно проводила время. — Стоило мне двинуться с места, как он снова начинал рыдать и причитать, что я самый лучший друг, какой у него только был. Правда, Мел… — Фран устало смотрела на меня. — Ты не представляешь, сколько я узнала о работе учителя географии. — Что ж, это может пригодиться, если ты будешь играть мисс Джин Броуди[17], — подбодрила я ее. — Наконец я все же решила слинять, пока у меня не возникло желание вонзить вилку ему в задницу. И тогда он ко мне полез! — Его можно понять. — Урод! Если он ведет себя как загадочный бледный незнакомец — пожалуйста, это прекрасно. Но если он три часа долбает меня рассказами про свою жену — так пусть хоть пойдет и в собственной моче утопится, мне плевать. — Ты самый добрый человек, которого я только встречала. Фран вздохнула: — Знаю. Словом, я засандалила ему по уху. — Ты его ударила? — Не очень крепко. Плаксивый жабенок. А потом выпила стакан или два. А потом поднялась наверх, поискала тебя. — Я продержалась почти до конца, значит, ты чуть-чуть меня не застала. — Да, я видела из окна, как ты тащишь Алекса. Что?! — И не пришла на помощь? — Снаружи было холодно до чертиков. — Это точно, спасибо. — А потом в баре почти никого не осталось, кроме Энгуса, который подкреплялся двойным виски. — Знаю, — буркнула я. — Сама видела. — Вид у него был совершенно несчастный, и я с ним поговорила. — Он обо мне не упоминал? — Нет. Точно нет. — Ах вот как. Хорошо. — А что? — Да так, ничего. — Ясно. — Фран бросила на меня быстрый взгляд. — Словом, он был в стельку пьяный, и я позволила ему переночевать здесь. Вот и все. У меня камень с души свалился. — Значит, ты с ним не спала? — Вообще-то, спала. — Ты чудовище! — Это я-то чудовище? — возмутилась Фран. — Сравни, кто хуже — Энгус или Николас? — Не о том речь! — Как раз о том. И потом, в этом нет ничего серьезного. — Он тебе даже не нравится. Ты считаешь, что он похож на собаку. — Про собаку ты сама сказала. — Разве? — Я не могла припомнить такого. Может быть, только в том смысле, что собаки сильные и добрые. — Как там Алекс? — справилась Фран, отхлебнув кофе. — Кто? А, кажется, нормально. — Я описала ей сцену в душе. — О господи! А вдруг у него сотрясение мозга? Что, если он годы пролежит теперь в коме из-за того, что я не отвезла его в больницу?! — Тогда я на радостях исполню танец по этому случаю, — сказала Фран. — А теперь пей свой кофе, а я расскажу тебе, каков Энгус в постели. И она рассказала. Я ушла от Фран примерно через час, чтобы дать ей нормально выспаться, а сама отправилась домой; голова у меня шла кругом. Купив по дороге бекон и яйца, я тихо вошла в квартиру. Не было слышно ни звука. Я как раз собиралась на цыпочках пробраться на кухню, как вдруг раздался стон: — Мел… Это ты? Я заглянула в спальню, провонявшую виски. — Алекс? — Да. Я села рядом с ним на кровать. Глаз у Алекса стал красным, пурпурным и зеленым, но отек спал. — Как себя чувствуешь? — нежно спросила я. — Как будто меня переехали. — Бедный. Принести что-нибудь? — Только, пожалуйста, не молоко. — И Алекс слабо улыбнулся. — Крепко мы напакостили вчера? — Ты напакостил, а твой дружок — это воплощенное зло. Алекс засмеялся, но тут же поморщился. — Мы ничего такого не хотели. Просто были на регби и хлопнули несколько пинт… — И воцарился хаос. Кто бы мог подумать. Алекс заставил себя ухмыльнуться. — Что мы там натворили? — Ты не сделал ничего, за что бы уже не расплатился. — Знаешь, я бы с ним справился. — Конечно, милый. — Если встречу его еще раз, прихвачу вот так… — Сонный Алекс потянулся ко мне, и я позволила сграбастать себя. — Ты в курсе, что я самая терпеливая девушка в мире? — Да, — пробормотал Алекс сквозь сон. — Я в курсе.Глава девятая
На работе мне безумно хотелось поболтать с кем-нибудь, но выбор был небогатый. Кокни, которого, как и следовало ожидать, звали Стив, полюбопытствовал, как прошел мальчишник. — Грандиозно, — сказала я. — Выяснилось, что стриптизерша лесбиянка, и я с ней переспала. — Честно? — Глаза у парня только что на лоб не полезли. — Нет. — Да ну тебя. Вообще, наверное, ни с кем не спишь, — проворчал он. — Не совсем так. Обычно я разрешаю парням смотреть. Но только тем, которые мне нравятся. Стив скривился и вернулся к своей работе, которая, как я понимала, заключалась в малевании рож. — Как у тебя, Джейни? — спросила я у своей соседки тем мягким, сочувственным голосом, который приберегала для душевно травмированных. — Хорошо, — храбро сказала она. — У него был билет на регби в субботу, а он вместо этого отправился в «Икеа». — Вот видишь! Он тебя любит. Ну а я была в субботу на одной вечеринке, так там… — Но потом он не захотел идти на выставку, посвященную обустройству домов, в Эрлз-Корт… — Джейни зашмыгала носом. — И не отрывался от футбола! А когда футбол кончился, идти уже было поздно… Я смотрела на нее во все глаза. — Рехнулась? Нельзя тащить его на такую выставку всего через два месяца! Вообще нельзя тащить! Хватит читать эту «Дейли мейл». Там, на вечеринке, был один парень, и я думала, что ему нравлюсь, но он переспал с моей лучшей подругой. И в любом случае у меня с ним ничего быть не может, потому что мой парень очень крутой, и я влюблена в него по уши. Но он — тот, первый парень, а не мой приятель — хочет расстроить свадьбу своего брата и хочет, чтобы я ему в этом помогла. А в целом он просто замечательный. Но что поделаешь, я люблю другого. Хотя я просто психанула, узнав, что тот, первый, спал с моей подружкой. Я почти приревновала, хотя на самом деле, конечно, нет. И что, по-твоему, мне делать? Джейни смотрела на меня, разинув рот. — Помимо того, чтобы притащить их обоих на выставку по обустройству домов и посмотреть, кто быстрее найдет наименее изнашивающийся ковер? Невероятно, но на глаза Джейни снова навернулись слезы. — Я хотела посмотреть только подушки. Подушки — это ведь не слишком опасно, да? Грррр! Оставалось только позвонить «Самаритянам» и попросить совета. Учитывая мою везучесть, со мной просто поболтают или вообще не поймут, в чем дело. Я придала лицу мученическое выражение и с благостным видом наклонилась к Джейни: — Хорошо. Для начала почему бы тебе не отпустить его на регби? Он мальчик. Мальчикам жизнь не мила без регби. Уж можешь мне поверить, я точно знаю. Джейни заморгала. — А ты своего парня пускаешь? — Конечно! — И все нормально? Я призадумалась. «Да, если не считать того, что он потом дерется, оскорбляет стриптизерш, заблевывает себя с ног до головы и вырубается намертво». Но этого говорить не хотелось. — Разумеется, — заверила я ее. Скорей бы уж этот тип ее бросил. Тогда я смогу, разнообразия ради, поговорить о собственных проблемах. — Знаете, куколки, что вам надо сделать? — спросил кокни, ухитрявшийся одновременно рисовать и прислушиваться к нашему разговору. — Вам обеим надо научиться играть в регби, усекли? Будете сами носиться с мячом и валяться в грязи. И все просто счастливы — парни смотрят, вы играете. Мы уставились на него. — Ты, наверное, очень часто уединялся в спальне, когда был подростком, верно? — доброжелательно спросила я. — Нет. — Он надулся. — Ничего подобного. — День за днем, просто смотрел в стенку, ковырял прыщи и слушал альбомы Фила Коллинза. — Ой, заткнись. — Мечтал, как в один прекрасный день герцогиня Кентская будет проезжать мимо и ее машина сломается прямо перед домом маленького кокни. Он вскинул руки кверху и вышел со словами: — Не собираюсь это выслушивать. — О Стив, Стив, спасибо, что ты починил мою машину… Чем я, герцогиня Кентская, могу тебя отблагодарить? Стив обернулся в дверях и показал мне фигуру из одного пальца. Но при этом он улыбался. По крайней мере, я на это надеюсь. Мне пришло три послания. Первое — от Фран; она хотела знать, что я надену на девичник Аманды. Если она надумала пойти, то ей следовало взвесить все еще раз. И мне тоже — мне мои глаза еще дороги, спасибо. Второе послание было от Алекса, который хотел «просто пожелать доброго утра, тыквочка». Начиная с субботы он был удивительно сентиментальным. Конечно, это хорошо — но и несколько необычно. И даже неслыханно. Можно было подумать, что у него появились комплексы. Третье послание начиналось странно. Сначала долгое молчание, а потом нечто вроде «хрр». Затем кто-то откашлялся и извинился. До меня дошло, кто это. — Энгус, — сказала я телефону, хотя это была всего лишь запись. — Не волнуйся. Абсолютно не стоит. Конечно, я считаю тебя занудой, но это ничего. Я не против. — Гм, привет, гм, это Энгус. Гм, Энгус Маккональд. Я так, просто узнать, как у тебя дела после той субботы… И еще… гм, может, пообедаем где-нибудь, поговорим насчет того, чтобы сорвать свадьбу, ну и всякое такое. Я готова была прыгать от радости. Я знала. Я была права. Я так и думала, что небезразлична Энгусу. Чуть-чуть, конечно, иначе он не спутался бы с Фран так быстро. Ненавижу девяностые. Немного куртуазной любви нам бы не помешало. Поклонялся бы мне лет десять — пятнадцать, а потом удовольствовался бы простым цветком или еще чем-нибудь в этом же роде. — Так ты мне позвони. 555–2127. Извини, 0171, 555–2171. Чертовы английские коды. Ладно. Извини. Пока. Что-то слишком много народу зациклилось на этой идее — сорвать свадьбу Аманды. Сначала — Фран, теперь — Энгус. Меня это несколько беспокоило. Но все же повидаться с ним было бы замечательно. — Нас пригласили, — говорила Фран, — значит, мы придем и что-нибудь устроим. Два стервоминатора. — Не смешно. — Может, привести в «Квагис» ту стриптизершу? Мы собрались на военный совет. Точнее, Фран явилась, чтобы подбить меня на какую-нибудь проделку, а Алекс и так был здесь. Я передала Фран то, что сказал мне на мальчишнике Энгус, и она пришла в восторг как от этого дьявольского умысла, так и от возможности послужить правому делу, хоть немного спутав карты Аманде. Я подобного энтузиазма не испытывала. Алекс читал «Санди таймс», и ему было на все наплевать. Зазвонил телефон. Я взяла трубку, зажала ее ладонью, заглянула в гостиную и шепнула Фран: — Это Энгус. Два звонка за два дня, что бы это значило? Может, он действительно запал на Фран. Или… Фран пожала плечами. — Так что, — спросила я, — пригласить его? — Какая мне разница? — Ну… Он в некотором роде знает тебя изнутри… Алекс оторвался от своей спортивной страницы, брови его поползли вверх. Но потом, видимо, он вспомнил, на что способна Фран. — Честно говоря, это не имеет значения, — сказала она. — Неплохо было бы его повидать. Он милый. И он может принять участие в нашей затее. Совсем не уверена, что хотела бы видеть этих двоих в тесном сотрудничестве. — Привет! — Оживленность, с которой я вернулась к телефонному разговору, выдавала, чем я сейчас занималась. — Может, заедешь? Мы тут сидим, угощаемся вином и судачим о знакомых. — Ага, хорошо. Я продиктовала Энгусу адрес. Думала, ему понадобится несколько часов, чтобы нас разыскать, и появится он, понося на чем свет стоит лондонскую систему дорог. Однако Энгус при был через полчаса, вооруженный двумя запасными бутылками вина. Они с Алексом обменялись натянутыми улыбками и рукопожатиями, после чего Алекс заявил: — Ладно, можете тут втроем рвать в клочки всех знакомых, — и вернулся к своей газете. — Ага, — сказала Фран. — Мистер Совершенство наносит новый удар. — Эй, вы двое, хватит нападать друг на друга. Фран метнула в Алекса еще одинвыразительный взгляд и уселась вместе с нами на полу среди подушек. — Ну, — пробормотал Энгус. Он судорожно придумывал, что сказать. — Не слишком неловко, да? — Что неловко? — удивилась Фран. Я лягнула ее по лодыжке и сказала: — Нет-нет, все нормально. Фран сладко улыбнулась; Энгусу явно было не по себе. — Как там Фрейзер? — спросила я. — Прекрасно. Очухался. Она… — не понять его интонацию было невозможно: примерно так люди говорят о Маргарет Тэтчер, — заставляет его выбирать сервировку для стола. А как только он выберет, заявляет, что все неправильно. — Обожаю эту игру, — заметила я. Фран вытянулась на полу, закинув руки за голову, и устремила взгляд в потолок. — А почему нельзя ему просто сказать? Подойди да и скажи: Фрейзер, не женись на ней, она сука. Облезлая, крашеная сука-сука-сука. Законченная и бес-бес-беспросветная сука. Была бы она президентом — зваться ей Сукахам Линкольн. — Ты к чему? — А была бы ковбоем — звалась бы Суч Кэссиди. — Фран, это очень мудрая идея. Но я подозреваю, что Энгус уже пробовал. Энгус повесил голову. — Вроде того. Правда, такую песнь про суку я не спел. — И что произошло? — Посмотрел он на меня глазами печальной собаки и сказал, задушевным таким голосом: «Энгус, вы просто друг с другом не ладите. Поверь мне, она замечательная. Все будет в порядке». — Тьфу, — скривилась Фран. — Что я больше всего ненавижу на свете, так это женщин, которых мужчины называют замечательными и которые на самом деле — настоящие гадины. Алекс взглянул на нас поверх газеты: — Правда? А как насчет женщин, которые никак не перестанут собачиться и орать? — Ах вот как? А как насчет мужчин, которые удирают в Америку и трахают там своих подружек? Я застыла. Никогда и ничего в жизни Фран не говорила просто так. Да, наверное, я догадывалась, что у Алекса многое происходило в жизни за время его отсутствия, но я же не знала этого точно, и я думала… Я смотрела на него и чувствовала, как слезы наполняют мои глаза. Фран привстала, испугавшись собственных слов. — Мелани… Алекс отшвырнул газету и вылетел из комнаты. Я думала, что он просто уйдет, — возможно, навсегда. Было такое ощущение, словно меня душат за горло. Явно не соображая, что делать, Алекс ворвался обратно и кивком позвал меня за собой, но меня будто парализовало. — Идем, — рявкнул Алекс. Я встала и вышла за ним в холл. Он схватил меня, притянул к себе и прижался лбом к моему лбу, стараясь совладать с собой. — Твоя подруга меня всерьез ненавидит, да? — Да, — вымолвила я, кусая нижнюю губу. У меня едва хватало сил говорить. — Т-ты это делал? — выдавила я дрожащим голосом. — Мел, ты же знаешь, я должен был найти себя. Попробовать все новое. Чтобы понять, где мое место. Здесь. С тобой. Я отвела глаза и напряженно уставилась в пол. — Америка… Это было совсем в другой жизни. Я натворил там много такого, чего никогда не сделал бы здесь. Много такого бредового… Ты должна мне поверить, тыквочка. — Я хотела, очень хотела поверить. — Ты особенная — я твержу тебе это все время, но ты не веришь в себя. Сама посуди, я же вернулся к тебе, верно? Ты же знаешь, какая у меня голова путаная. Но я же здесь! Я снова посмотрела Алексу в глаза. Он казался таким искренним, так отчаянно стремился все исправить. Вот-вот сам заплачет. — Пожалуйста, Мел. Мы долго смотрели друг на друга. — Все в порядке, — проговорила я наконец. — Все в порядке. Это было очень давно. — Ты серьезно? — Да, — тихо ответила я. — Я о тебе там все время думал. — Правда? А я о тебе и не вспоминала, — Я выдавила смешок. — Вся эта чушь кончилась, обещаю тебе. Теперь есть только ты и я. А если бы ты послала куда подальше эту Фран, все было бы просто идеально. — Алекс, она моя лучшая подруга. — А я? — А ты мой спутник жизни, забыл? — Ах да. Я обязана была спросить: — Ты меня любишь, Алекс? Он улыбнулся и поцеловал меня в губы. — Я с тобой тра-ахаюсь, что, не та-ак? — Алекс пародировал речь кокни. — Нет, скажи. — Малыш, я люблю тебя, как не любил никого на свете. И он ушел. Я стояла в дверях; возвращаться в гостиную не хотелось. Рядом, на столике, лежала почта. Я никогда специально ее не проверяла: счетами пусть занимается Линда, а все остальное она может запихнуть мне под дверь. Но теперь я просмотрела конверты и подивилась, сколько же благотворительных организаций для животных существует в мире. Вдруг я наткнулась на конверт, адресованный мне, — для передачи Алексу. Плотный белый конверт. Что за чудеса. А снизу нашелся еще один — уже для меня. Я сразу смекнула, что это такое, — приглашения на свадьбу, вот что! В конце концов, много ли я получаю плотных белых конвертов? Его можно поставить на каминную полку! Правда, Линда уже заполонила ее стеклянными котятками. Я вернулась в гостиную. Энгус и Фран смотрели на меня с участием. — Извини! — с ходу выпалила Фран. — Все нормально. — Я села и налила себе еще один бокал вина. — Это было только предположение, Мел. Я и не думала… — Фран, похоже, не знала куда деваться. Я похлопала ее по руке: — Выйдем. Я хочу тебе кое-что сказать. Фран направилась за мной. — Фран, не волнуйся. Все вышло только к лучшему. Он… — Я чувствовала себя по-дурацки смущенной. — Не хотелось говорить при Энгусе, но… он сказал, что любит меня. Впервые в жизни. — Этот хорек? — Фран немедленно вновь преисполнилась презрения. — Он никого, кроме себя, не любит. Я пронзила ее взглядом, свидетельствовавшим, что я еще не простила. — Ладно, ладно, умолкаю. Я за тебя рада. Честно. — Фран, ты перестанешь зверствовать? Фран застонала. — Перестанешь? Это его до точки доводит — и меня тоже. — Ладно. Хорошо. Если ты действительно этого хочешь, я подавлю свою естественную реакцию на этого урода. Я крепко обняла ее: — Фран, я обожаю твои звериные реакции. Если только это не загнанный в угол ягуар. Фран оскалилась. И мы вернулись в комнату. — И часто у вас такие драмы разыгрываются? — поинтересовался Энгус, неторопливо потягивавший вино. — А кто тут собирался целую свадьбу расстроить? Не ты случайно? — напомнила я ему. — Да, кстати, — смотрите! — И я вытащила конверты. — Приглашения? — Фран тотчас вцепилась в них. — Почему это вам два отдельных? — Думаю, потому, что они могли себе это позволить, — беззаботно сказала я, вскрывая свой конверт. И потрясенно уставилась на отделанную золотом открытку. — Ах, сука! — Что? — Смотри! Фран взяла у меня открытку. — Вот это да!«Джоан и Дерек Филлипс, — гласила открытка, — приглашают Вас на свадьбу их дочери, Аманды Серены Филлипс, и Фрейзера Аласдера Маккональда в церковь Пирфорд-Вилледж, в 10 утра, 21 декабря, за чем последует ланч в «Фантастическом петухе» и танцы в Пирфорд-Хаус».Я заглянула на обратную сторону открытки — ничего. Я сунула руку в конверт, лихорадочно пытаясь нашарить дополнительную карточку. Моя рука вылезла обратно пустая — и плотно сжалась в кулак. Мы с Фран смотрели друг на друга. Затем она вскрыла конверт Алекса. И вот что там обнаружила: «Джоан и Дерек Филлипс приглашают Вас на торжественный прием по случаю свадьбы их дочери, Аманды Серены Филлипс, и Фрейзера Аласдера Маккональда в Пирфорд-Хаус, 21 декабря. Гости будут доставлены из Центрального Лондона, в 4.30 дня. Вечерние туалеты не обязательны». Регистрация брака планировалась в «Хилз». Самое дешевое мероприятие обходилось там в четыре сотни фунтов. Мы с Фран смотрели друг на друга. — Ах так. — Я повернулась к Энгусу. — Что нужно делать, чтобы поиметь в задницу эту свадьбу? — Это будет справедливой платой, — добавила Фран, — за все то дерьмо, что мы натерпелись от нее в школе. Меня перекосило при воспоминании. — За то, что заставляла мальчишек нас держать, а сама дергала нас за волосы. — За то, что сперла наши карманные деньги на благотворительность, — прошипела Фран. — За то, что не призналась, что украла линейку учителя, и обвинили в этом меня. — За то, что сказала Коллин Суини, будто я хочу с ней подраться. Энгус потрясенно слушал нас. — За то, что донесла, что ты стащила помаду в «Вулвортс». — Да! — вспомнила Фран. — За то, что притворялась, будто ей плохо, когда мы хотели пойти в кино, и мы опоздали. — Ага! — воскликнула я. — А когда ее пустили в ночной клуб, а меня нет, она не стала возвращаться ради меня! — И за то, что гуляла с Ножкой Фортерсом только потому, что он тебе нравился! Я спрятала голову под подушку. — Ножка! Ножка! — У нас начиналась истерика. — Отомстим! — завопила Фран. — За каждую мелкую пакость этой дряни — отомстим! — Отомстим! — подхватила я. Мы посмотрели на Энгуса, который попятился с испуганным видом. — Послушайте, нам надо только вправить Фрейзеру мозги, а не разрывать ее в клочья! Я откупорила третью бутылку вина. — Идет. Нужен план. — Что ж, мы отправляемся на девичник, — сказала Фран. — Никуда мы не отправляемся, — встревожилась я. — Отлично. Хочешь оставаться дома с любовью всей своей жизни — на здоровье. А я иду на разведку. Иду с жучком. На какой-то момент мы с Энгусом лишились дара речи. — С чем? — Ты слышала. Возьму с собой что-нибудь записывающее. Услышу что-нибудь пакостное — прокрутим запись Фрейзеру. Болезненно, но эффективно. Повисла еще одна пауза. — Это гениально! — выдохнул наконец Энгус. — Хорошо, тогда я тоже иду, — спохватилась я. — Гм… Одной тебе не управиться. — Спорим, управлюсь? — Хватит вам! Хватит мне проблем с одной парочкой. Франческа, это действительно превосходная мысль. Я бдительно следила — не сверкнет ли между ними искра вожделения. Но оба вели себя как ни в чем не бывало. — Тебе придется надеть что-нибудь мешковатое, чтобы спрятать диктофон. — У меня нет ничего мешковатого. Как это проделывают всякие шлюшки в телевизоре? — Ладно, что-нибудь придумаем. — Погоди, — сказала я. — А если нас рассадят в разные углы? На эту гулянку может прийти человек сто. — Что ж, вам обеим придется проявить крайнее дружелюбие. Фран усмехнулась: — Проще простого. Особенно если учесть, что сначала она вообще не хотела нас звать. Но на меня уже снизошло вдохновение: — Знаю! Притворись пьяной в стельку и отключись под столом как раз у ее ног! Тогда ты услышишь все. Фран с Энгусом изумленно посмотрели на меня. — Может, тогда лучше ты, — предложила Фран. — Думаю, и притворяться не потребуется. — Ха! Ха! Ха! — отчеканила я. — Хорошо, просто старайтесь держаться поближе к Аманде и будьте начеку, когда она разговорится, — предложил Энгус. — А потом прокрутим запись Фрейзеру, и он очухается! — А как он поймет, что это не рождественская речь королевы? — поинтересовалась я. — Аманда говорит именно так. — Неважно. Совершенно неважно. Всю следующую неделю я пребывала в крайнем возбуждении. У нас была миссия. Мы с Алексом устроили очень уютный романтический ужин. Алекс посчитал наш план детской выходкой, но я придерживалась другого мнения. Кроме того, Алексу предстояло собеседование в фирме звукозаписи, а значит, дела начинали проясняться. Хотя и сейчас у Чарли он жил бесплатно, а дотации от родителей поступали регулярно, так что голодная смерть ему не грозила. Я изящно поедала свои устрицы и выглядывала из окна кафе «Руж» — не «Ритц», конечно, но для начала сойдет. В четверг вечером, накануне девичника, мы с Фран пустились на поиски записывающего устройства. Это оказалось легче сказать, чем сделать, особенно с нашими магазинчиками. — У вас есть маленькие микрофоны? — обратилась я к придурку с остекленевшими глазами, вечно торчавшему у двери. Он тупо уставился на полки с компакт-дисками и судорожно изобразил, будто ищет что-то, чего там быть никак не могло. — Э-э… Не-а, нету. — А это что? — с милой улыбкой спросила Фран, выуживая из клубка проводов микрофон. — А, да, микрофон, ага. — Малый нервно почесался. Откуда берут таких кретинов? — А такие же, только маленькие, у вас есть? — Фран изо всех сил старалась расшевелить его. — А-а… они, типа, самые маленькие. — Я заметила влажные пятна у парня под мышками. — Тогда… это что такое? — Фран достала из кучи микрофон поменьше. Парень устремил взгляд в пространство, словно впав в кататоническое оцепенение и надеясь таким образом избежать необходимости отвечать. — Послушайте, — сказала я, — это же просто. Нам нужен совсем крошечный микрофон, как в телевизоре. В телевизоре, знаете? Такой, чтобы можно было подключить его к диктофону и кое-что записать. Парень снова сфокусировался на нас, выйдя из ступора. — Я… Я там, в подсобке, посмотрю. И исчез. Навсегда. Наконец Фран зарычала на помощника управляющего и рычала так долго, что он таки отыскал для нас маленький микрофончик. Она опробовала его в ближайшем баре, запрятав диктофон в джинсы, а микрофон — под рубашку. Потом мы вдвоем заперлись в туалете, чтобы проверить, получилось или нет. — Шумные у тебя груди, — заметила я. Боюсь, что слишком громко. — Ш-ш-ш! Поехали. — Фран перемотала пленку и нажала «пуск». И — вот он, нудный треп двух старых банкиров, сидевших рядом с нами. Каждое слово непонятного разговора о тарифах на страховку было слышно предельно отчетливо. Мы с Фран ухмылялись друг другу над потрескавшимся унитазом.
— Снова на вечеринку? — спросил кокни. — Так ты э-элкоголичкой станешь. — Это ты про то, что меня тошнит по утрам? А я-то думала, это от вида твоей морды. — Остроумной себя считаешь, да? Кокни встал и принес кофе для себя и для Джейни. Гад. Я волновалась, думая о предстоящем вечере. А если Аманда не заказала для нас места? Если она нас не пустит? Вдруг все это удовольствие стоит сотню фунтов и нам окажется не по карману? Фран и так постоянно на мели. И вообще, о чем мы только думаем? Конечно, Аманда этого заслужила, но нельзя же до такой степени вмешиваться в чужую жизнь. Люди все равно будут поступать так, как считают нужным, и только возненавидят других за непрошеное вмешательство. Я тяжело вздохнула, сидя над своим текстом. Приостановить бы жизнь на минутку, слезть и отдышаться, а потом начать все заново. А то несусь очертя голову. Но если перестану думать о происходящем, вдруг впаду в ступор и буду слушать, как люди кудахчут и запихивают меня в «скорую». Я попыталась делать дыхательные упражнения, но секунд через тридцать мне это осточертело. Я позвонила Фран и договорилась о том, во сколько и где встречаемся.
Глава десятая
Несмотря на холод, в Вест-Энде было очень людно. На лицах прохожих застыло такое выражение, будто у веселья возникнут серьезные проблемы, если они сейчас же его не найдут. Студенты, как раз готовившиеся к каким-то идиотским шествиям, изводили народ, болтаясь повсюду на заплетающихся ногах и таская ведра с бутылками. Фран психовала, что было совсем на нее не похоже. — Это же будет смешно, верно? Я не хотела делиться с ней своими опасениями. Ввалиться в комнату, полную людей, заранее готовых принять тебя в штыки, втираться к ним в милость, а потом записывать их разговоры — нет, у меня были совсем другие представления о классной вечеринке. — Конечно, — ответила я. — Думай об этом как о звездной роли. Твой дебют в Вест-Энде. Фран ухмыльнулась. — Если что-нибудь пойдет не так, просто сбежим, хорошо? — Пошли, агент Малдер. — Пошли, агент Скалли. Мы толкнули массивные двери ресторана. Тяжелые белоснежные скатерти и зеркала растянулись на многие мили. Освещение было тусклое, золотистое. — Это тебе не «Макдоналдс», — шепнула я Фран. Та улыбнулась, вскинула голову и со всей выучкой английской драматической школы величественной походкой приблизилась к метрдотелю. — Прием у Филлипсов, пожалуйста. — Конечно, мадам. Следуйте за мной. Он повел нас вдоль столов, за которыми сидели элегантные дамы и дородные джентльмены. Все блестело и сверкало, а головы дружно поворачивались к Фран, которая шествовала, высоко задрав подбородок, с таким видом, словно это заведение принадлежало ей. В углу маячило несколько блондинистых шевелюр. Я напряглась. — Аманда, дорогая! — Фран наклонилась, чтобы поцеловать ее, но не придвигаясь слишком близко, дабы Аманда не заметила провод. Я вглядывалась в маленькое остренькое личико Аманды. Если наше появление и раздосадовало ее, то она сумела это скрыть. — Здравствуйте, дорогулечки! — В голосе Аманды все же прозвучали напряженные нотки. Оглядевшись вокруг, я поняла почему. Мы опоздали на полчаса — мысль о том, чтобы явиться вовремя, была невыносима, — а свободных мест за столом оставалось еще человек на тридцать. Возле Аманды сидело только пять одинаковых блондиночек. — А где все? — И я тотчас пожалела, что об этом спросила. Аманда холодно улыбнулась: — О, большинство присоединится позже — у многих людей столько дел в пятницу вечером! — Ну да, разумеется. Я села и впилась зубами в кусок хлеба, чтобы не укусить ее. Фран подсела к Аманде; ее каштановая голова выделялась в этом белесом море. — Что ж, представь нас. Ей явно приходилось прилагать усилия, чтобы сдерживаться. — Это Джасинта, Араминта, Вероника, Ларисса и Муки. — Всем привет, — любезно произнесла Фран. — Гм… Привет, Муки, — сказала я. Повисло неловкое молчание. — Итак, — подала голос Аманда. — Динь-динь! Мы с Фран обменялись нервными взглядами, взяв в руки меню. Как и следовало ожидать, все было очень замысловатое и очень дорогое. Я вроде бы отыскала что-то приемлемое, но это оказался овощной гарнир. Подумать тошно, сколько классного барахла я могла бы накупить на такие деньги. Аманда со знанием дела махнула официанту и распорядилась: — Четыре бутылки «Боллинджера». Для начала. А мне — бутылку «Перье». При таком повороте у нас с Фран на лицах нарисовался неподдельный ужас, не укрывшийся от Аманды. — Не волнуйтесь, девочки, это все за мой счет, — объявила она. — Я так рада видеть настоящих подруг. В голосе Аманды сквозило разочарование, и мне почти стало жалко ее, особенно если она включала в круг настоящих подруг и нас с Фран. Остальные девицы были такие смирные и одинаковые, что их вполне можно было посчитать за одну персону, так что картина получалась невеселая. Ладно, меня это не касается. Воспрянув духом, я снова углубилась в меню и отпила глоток «Боллинджера». Что за дикость, думала я. Друзья всегда есть друзья, где бы ты ими ни обзавелся. А шампанское — всегда шампанское, и шикарная кухня — всегда шикарная кухня, вот и оттянусь на всю катушку. — За Аманду! — провозгласила я. — И ее великолепного избранника! — Леди Аманда Филлипс Маккональд! — пропищала одна из блондинок, кажется Джасинта. — Это абсолютно очаровательно! — Куда там жениху! — взвизгнула другая; все залились смехом и принялись чокаться. Я заказала для затравки дорогущий паштет и какое-то солидное мясное блюдо. Еще я углядела тележку с пудингом и теперь с нетерпением ее поджидала. Фран приглянулась редкостная — судя по цене, просто уникальная — рыба и мясо ягненка. Остальные шестеро пожелали простые салаты с лимонным соком. — Давайте, девочки! — бодро сказала я. — Я думала, у нас сегодня праздник. Что вы есть-то будете? Они уставились на меня и захихикали, будто я отмочила классную шутку. — Боже, на прошлой неделе я поверить не могла, когда увидела в зеркале объем моих бедер, — сообщила одна. — А я-то, господи! Я думала, что мой вес перевалил за пятьдесят кило! Все дружно ахнули. — До самой свадьбы не собираюсь съедать больше пяти миллиграмм жира в неделю, — объявила Аманда. — Пять миллиграмм? Ты же умрешь! — с ужасом произнесла я. — Или будешь выглядеть так, словно при смерти. Ты ведь и сейчас в два раза меньше Фрейза. Аманда благодарно улыбнулась в ответ на упоминание о своем будущем спутнике жизни и снова принялась увлеченно обсуждать, кто из знаменитостей лезет из кожи вон, чтобы похудеть, а кто нет. — Ну вы знаете, ее каждый день показывают по телевизору. Бедняжке приходится следить за фигурой постоянно. Я слышала, она живет на диет-коле, декседрине и на алкогольной зависимости! Блондинистая команда закатилась дурацким смехом, пока официант расставлял перед нами блюда. Я вдруг ясно ощутила свои собственные бедра, и мне расхотелось есть, поэтому я просто выпила еще шампанского. Фран бросила на меня вопросительный взгляд и принялась за дело. У нее в квартире крошечная плита всего с одной конфоркой, так что изысканной кухней подруга не избалована. Девицы выжидательно пялились на мой паштет из гусиной печени и, держу пари, пускали слюнки. Уверена, они бы и холодному тосту обрадовались. Чтобы хоть как-то отвлечь их, я повернулась к ближайшей блондинке: — Так чем ты занимаешься? — Да так, ТВ, ничего интересного. — На ТВ? И чем именно? — О, документальные программы. Честно говоря, скука смертная. — Звучит не так уж скучно. Над чем работаешь? — Собственно… Это скорее поиски. С другой стороны Аманда подтолкнула меня локтем. — Араминта подыскивает гостей для «Ванессы», — сообщила она театральным шепотом. — Она не любит об этом говорить. — О-о. Ладно. Араминта вытерла рот салфеткой, хотя практически ничего не съела. Похоже, я ее огорчила. Зато я могла спокойно заняться едой, которая, кстати, была великолепна. Араминта, видимо, расстроилась не на шутку: она достала сигарету «Мальборо лайт», закурила и глубоко затянулась. Словно по сигналу, остальные блондинки сделали то же самое. Я смотрела, как мой паштет исчезает в клубах дыма. — Ну… — Араминта передернула плечом, — а ты? — О, я возглавляю арктическую биохимическую экспедицию. — Вот как? Разговор завершился, Араминта повернулась к блондинке с другой стороны, а я от души выругалась себе под нос. — Была я у «Гуччи», — завела одна из девиц, — так я ему прямо и сказала: если такое носит Мэг Мэтьюс, то я ничего общего с этим иметь не желаю, понятно? Так и сказала. — Ага. — Все головы за столом дружно закивали. К своему изумлению, я увидела, что Фран тоже энергично трясет головой. Что она затевает, черт побери? — В смысле, она же настоящая дьяволица, да? Просто смотри, как делает она, и поступай наоборот — и все будет в порядке! — И Кэйт ее явно ненавидит, — присоединилась другая блондинка. — По-моему, она жирная, — заметила третья. — Шутишь? Одна кожа да кости! — сказала я. Воцарилась тишина. К счастью, это были прекрасно воспитанные девушки. Они снисходительно относились к таким отбросам, как мы. — Да, знаете, я все-таки буду сниматься в фильме! — заверещала одна из девиц. Уши Фран немедленно встали торчком. — Папочка внес основной вклад. Больше ему этих денег, конечно, не видать, но режиссер на меня так запал, да и Руфус, похоже, заинтересован. «Положи вилку, — мысленно приказывала я Фран. — Просто положи, и тогда никто не пострадает». Впрочем, в целом Фран держалась довольно неплохо. Я так и не успела спросить ее, собирается ли она снова видеться с Энгусом. Не то чтобы меня это волновало. Но обычно Фран все мне рассказывает, а на эту тему она почти не говорила. Может, это был всего лишь бзик по пьяной лавочке и теперь он прошел. Аманда разглагольствовала о цветочном оформлении венчальной службы, и выражение лица у Фран стало как у загнанного зверя. Встревожившись за безопасность Аманды, я поторопилась ее отвлечь: — А что же Фрейзер наденет в знаменательный день? — Да он совершенно не умеет одеваться. — А мне нравятся кроссовки «Конверс», — вставила Фран. — Дело вкуса. Одни любят пиво, а другие — шампанское, Франческа. Пальцы Фран сжались, словно когти. — Папа отвел его к своему портному, так что он хоть немного будет на что-то похож. — Он волнуется? — Из-за чего? Из-за похода к портному? — Из-за свадьбы, глупая. Аманда созерцала свой бокал. — Полагаю, да. Я устремила на Фран выразительный взгляд, и та чуть заметно кивнула. Итак, запись включена. Я ринулась в атаку: — Вы двое будете так счастливы вместе. Аманда в упор посмотрела на меня: — Я говорю это ради твоего же блага, Мелани, но иногда ты бываешь поразительно наивна. Так поведай мне что-нибудь, чего я еще не знаю. — Это… Конечно, это отличный повод устроить праздник, но здесь чертовски важна и практическая сторона дела. Замок нужно приводить в пристойный вид, и папа охотно вложит в это средства. Мои глаза расширились. Вот она, улика. Но у меня тотчас возникло сомнение: а не слишком ли походя Аманда говорит об этом? Что, если Фрейзер с ней полностью согласен? Вдруг тысячи людей именно так и женятся? В конце концов, аристократия только этим целые столетия и занимается. Думаю, это в порядке вещей. Под воздействием изрядного количества шампанского я опечалилась. — Разве ты не любишь его? Аманда фыркнула: — Он славный парень. Мы составим хорошую пару. Это будет фантастическая свадьба. — Ага, ага! — поддакнул один из клонов. Аманда отпила глоток и продолжила: — Ты же не веришь во всю эту голливудскую чушь, правда? Ты ведь уже не раз сама убеждалась, Мелани, что все мужчины — законченные ублюдки. Посмотри, как поступил с тобой Алекс. Том Хэнкс так бы не сделал, верно? А здесь все остаются в выигрыше. Нас ждет красивый дом и красивая жизнь, и мы будем так счастливы, как только может быть счастлива супружеская чета в наше время, а все потому, что мы вступаем в брак с открытыми глазами. Фрейзер — чудный мальчик, и он ничего не будет иметь против того, чтобы каждый из нас жил своей собственной жизнью. — Она повернулась к официанту: — Извините, но я не понимаю, зачем тратить время и носить нам это все, если вы не можете как следует подать лимонный сок. Я взглянула на Фран в поисках поддержки, но та согласно кивала головой, — конечно, может, просто подбивала Аманду продолжать разговор, хотя и не похоже. Ситуация выходила из-под контроля. Кровь прилила к голове. Я неуверенно поднялась на ноги. — Мне все равно, — дрожащим голосом объявила я. Официант подумал, что я обращаюсь к нему, и шагнул ко мне, но тотчас подался обратно. — Я верю во всю эту чушь. Хорошо, пусть не во всю. Но во что-то — верю. В то, что можно по-настоящему кого-то любить. Да, так. И… и я думаю, ты проиграешь. Потому что ты отхватила такого чудесного парня, как Фрейзер, а на самом деле тебе наплевать на него, ты только и мечтаешь, что об этом чертовом замке (видела я его, кстати, так вот, это куча дерьма) да еще об этом долбаном титуле, и ты представления не имеешь, что заполучила и какой счастливой Фрейзер мог бы тебя сделать. Так что ты проиграешь! Я повернулась и направилась к выходу из ресторана. Сообразив, что не захватила сумочку, я с достоинством свернула в туалет, и там, тяжело дыша, уставилась в тускло освещенное зеркало. Горло будто сдавило. Какого черта я натворила? Если я хотела затеять войну с Амандой, это следовало сделать очень давно. И кого, вообще говоря, я защищала? Но если Фрейзер и шел на это с открытыми глазами (в чем я сомневалась), то с Энгусом дела явно обстояли иначе. Фран ворвалась в дамскую комнату следом за мной с двумя бокалами шампанского в руках. Она была в полном восторге. — Ну и лицо у нее было! Что тебя вдруг разобрало? Я уронила голову на руки. — Не знаю. — Ты на нее наехала! — Да. И теперь не пойму почему! — Она сама напрашивалась, — решительно заявила Фран. — Ни на что она не напрашивалась! Может, она даже была права и это лучший способ вступать в брак. Найди парня, с которым поладишь, и плюйте друг на друга следующие полсотни лет! — Что ж, я слышала причины и поглупее. — Например? — Знаешь моего брата Брендана? — Да. — Он женился потому, что все время терял носки. — Иди ты. — Я искоса посмотрела на Фран. — Это правда. Он постоянно терял носки и в один прекрасный день сказал себе: «Все, я сыт по горло пропавшими носками. Женюсь на первой встречной женщине, если только она умеет считать носки». И женился. — И как теперь поживают его носки? — Ужасно, она развелась с ним, потому что Брендан — сексист, который только о своих носках и говорит. Я хихикнула: — Маньяк носочный. — Законченный. Мы улыбнулись, отпили по глотку, и мне полегчало. Этому немало способствовал и интерьер — туалеты здесь были элегантнее моего жилища. — Так… гм… — Я вертела в руках бокал. — Что я собираюсь делать с Энгусом? — Телепатка хренова! Фран ухмыльнулась: — Думаю, рано или поздно он объявится. — Мне казалось, что он уже объявился, — заметила я. — Запала на него? — Нет. — Врунья. — Да пошла ты! — Все-таки я тебе настоятельно советую послать куда подальше мистера Тревельяна и заняться приземистым, но очаровательным мистером Маккональдом. Я тогда была бы самой счастливой из ныне живущих подруг. Ладно, чтобы успокоить твою душу — он позвонил мне, чтобы извиниться. — Извиниться? За что? — За то, что не собирался мне звонить. Я на это сказала, что все в порядке и ничего не имею против. Стоп. — Нет-нет, погоди. Я не въехала. Он позвонил и сказал, что не собирается звонить? — Да. Так что если я ошиваюсь у телефона в ожидании звонка, то могу бросить это дело и заняться чем-то полезным. Но я у телефона не ошивалась. Поэтому мы мирно поболтали и распрощались. Весьма цивилизованный финал для случайной ночи, я бы сказала. — Странно как-то. То ли это он очень вежливый, то ли это приговор нашему упадочническому обществу. Фран поправляла макияж перед зеркалом, и я присоединилась к ней, все еще теряясь в раздумьях. — Что собираешься делать? — поинтересовалась она. Я поморщилась: — О господи. Извиниться перед Амандой, надо полагать. У меня шарики за ролики заехали. Они там, наверное, от смеха описались. — Единственный способ заставить их смеяться — это сказать, что Антея Тернер прибавила в весе двадцать кило. Хочешь остаться? Я задумалась. — А моя речь записалась? — Если все работает, то да. — Тогда, пожалуй, оставаться незачем. — Действительно. Я с тоской подумала о тележке с десертами и пудингом. — Пудинг не только тут есть, — утешила Фран. Я хлопнула ее по плечу. — Будет ли пудинг всегда, Фран? — вопросила я с мрачной серьезностью. — Пудинг будет всегда, Мел. Это я тебе обещаю. Я набрала в грудь побольше воздуха и вышла в зал. Девицы сбились в кучку и, судя по всему, шушукались о нас, позабыв про свои неаппетитные салаты. Наши основные блюда держал наготове преданный официант. Я подошла и для поддержки ухватилась за спинку стула. — Извини, — обратилась я к Аманде со всей искренностью, на какую была способна. — О-о, не бери в голову! — отозвалась она, жестом приглашая меня сесть. Я благодарно улыбнулась. — Ты ведь у нас такая инфантильная, верно, дорогулечка? Я и не ожидала, что это у тебя пройдет, хотя все мы, по идее, уже должны бы вырасти! И она залилась своим патентованным смехом. Я увидела, как ощерилась Фран. — А теперь еще шампанского всем! Я настаиваю! — Да-да-да! — заголосили девицы. Официант подал нам с Фран наши блюда, и мы занялись едой, предоставив блондинкам обсуждать автомобили их дружков. Неожиданно по залу прошелестел взволнованный шепоток. Оторвавшись от тарелки, я обернулась, чтобы посмотреть, в чем дело. Вдоль столов шла одна из самых красивых девушек, каких мне доводилось видеть, — высокая, отблески света играют на волосах цвета чистого золота. На ней был элегантный наряд из струящейся светлой материи, и казалось, будто она плывет, а не идет. Соотношение ног и остального туловища можно было оценить как два к одному. — Вот так я хочу выглядеть, когда вырасту, — шепотом сообщила я Фран, и та энергично закивала. За девушкой шел великолепный, нет, потрясающий парень в дорогом — но не показушном — костюме. Парень казался смутно знакомым. Аманда вскочила, изобразив на лице такое радушие, какое мы нечасто у нее видели. — Лили! Дорогуля! — заверещала она светским голоском. Это была самая выразительная «дорогуля», которую мне доводилось слышать в ее исполнении. — Сюда! Лебяжья шея Лили слегка изогнулась, и она скользнула взглядом по нашей немногочисленной компании. Свободные места заняли какие-то говорливые парни из Сити. На мне взгляд Лили не задержался: похоже, я не дотягивала до того барьера, после которого люди становятся видимыми. Белоснежные зубы сверкнули на мгновение, когда Лили снизошла до легкого намека на улыбку. Поразительно — Аманда была вся на нервах и буквально лебезила перед ней. — Ты, конечно, знакома с Джасинтой из «Фрауд»… и с Араминтой из «Карлтона»… Пожалуйста, присаживайся. Я налью тебе шампанского… Вижу, ты пришла с другом, ха-ха. — Голос Аманды едва не срывался. Лили элегантно наклонилась к ней; руки у нее были белые, точеные. — О, мы не можем остаться, мы идем на банкет к Филлипе и просто заскочили, чтобы повидать всех… — Ее глубокий голос был таким волнующим. — А теперь убегаем! Она одарила Аманду дюжиной поцелуев то в одну щеку, то в другую, потом повернулась и уплыла, оставив после себя облако изысканного парфюма. Плечистый молодой человек осторожно вел ее под руку. Я подавила смешок. Не успеешь прийти к выводу, что далека от идеала, как обнаруживаешь новые высоты, да еще такие, о которых тебе и мечтать не приходилось. — Это что такое было? — поинтересовалась Фран, дожевывая свою ягнятину. — Она потрясающая, правда? — вымолвила Аманда; глаза ее были расширены. — Что ж, из нашего свидания я вынесла, что самодовольства у этой коровы хоть отбавляй. Невероятно, но одна из блондинок — кажется, Муки — проявила независимость и захихикала, но тотчас зарделась и уставилась в свое карпаччо. Аманда высокомерно изрекла: — Ты говоришь об одной из знаменитейших представительниц индустрии моды. И она пришла на мой девичник. Мы с Фран переглянулись. — Она не пришла на твой девичник, — удивленно заметила Фран. — Она только совершила здесь краткую посадку. Я лягнула ее под столом. Но Аманду, похоже, слова Фран не задели. — Дорогуля, она здесь показалась. Это главное. Остальное не имеет значения. Фран посмотрела на меня, но я только пожала плечами. Аманду не поймешь. Центральное событие вечера, похоже, миновало, и я увидела, как Аманда подает знак официанту. Мы с Фран как зачарованные следили за десертной тележкой. — Пудинга никто не хочет, — четко прозвучал голос Аманды, — так что, пожалуйста, счет. Мои плечи поникли, и я хлебнула шампанского. — Теперь-то мы можем сваливать? — шепотом спросила Фран. — И будьте любезны заказать нам пару лимузинов, — непринужденно распорядилась Аманда. Боже правый, я и не думала, что такое возможно. И я никогда не ездила в лимузине… Я устремила взгляд на Фран. Та вздохнула и кивнула. — Ну что? — радостно воскликнула Аманда. — Мы готовы отправляться? Блондинки закудахтали: — Да-да-да! — Я знаю, что лимузины — это примитивно, но у меня вечеринка перед свадьбой! Будем безумствовать! Семь ангажированных английских девушек от души изображали безумство, пока Аманда ставила свою подпись с росчерком и махала золотой карточкой. Потом мы выбрались из-за стола. Снаружи, как по волшебству, стояли два нелепых, черных как смоль лимузина. — Экипажи поданы! «Яннас», пожалуйста! — велела Аманда шоферам. «Яннас» был немыслимо дорогим эксклюзивным клубом в Мэйфере. Пожав плечами, Фран забралась в первый автомобиль, я полезла следом. Снаружи возникла заминка: оказывается, всем девицам хотелось ехать во втором автомобиле вместе с Амандой, а не с нами, но в конце концов все утряслось и та, которую я запомнила как Муки, изящно скользнула на свободное сиденье. Я разглядывала салон. Он был отделан в лучших традициях семидесятых: кожаная обивка цвета бургундского, белый меховой коврик на полу, телефон, телевизор и маленький холодильник, в котором — ура! — угнездилось шампанское. — Мечта белой рвани, — процедила Фран, пока я откупоривала шампанское. — Интересно, сколько старых козлов перетрахало здесь белокурых девочек-подростков? — Спросим у шофера? — предложила я, указывая на кнопку, поднимающую экран. — А ты действительно хочешь знать? Тьфу! — А вдруг Мик Джаггер поимел тут на полу пятнадцать девственниц! — Наверняка обслуживает полторы сотни девичников в год, а также еще одну категорию придурков, — буркнула Фран. — Тачка для онанистов. Словно в подтверждение этих слов, пока машина пробиралась по Риджент-стрит, несколько студентов бросились к затемненным окнам, размахивая чем-то и выкрикивая: «Ублюдки богатые!» Не веря своим ушам, я обернулась к Фран: — Мы — богатые ублюдки! — Ну давай, кричи «ура!», — предложила Фран. — Надо же, как забавно, — произнесла Муки, без тени улыбки глядя на студентов. До этого момента она сидела молча, и я решила, что она психует, не попав в машину принцессы. — Вы знакомы с этими ребятами? Я уставилась на нее: — Да нет. А что, ты их знаешь? Муки рассмеялась: — Нет! Тоже не знаю. Это был почти разговор — хотя и не совсем. — Ладно. Тебе это все нравится? — Ну… Да, разумеется. — Вопрос, по-видимому, несколько озадачил ее. — Ведь ресторан в этом месяце попал в «Вог», здесь почти невозможно заказать места. — Да что ты? — откликнулась Фран. — Боже, как нам повезло! — Ты давно знакома с Амандой? — Я упорно втягивала ее в разговор, сигналя Фран, чтобы она включила запись. — Видишь ли, мы с Джасинтой — кузины и учились в школе вместе с Филлипой. У нее сегодня тоже банкет, а Аманда ей не нравится. — Брови у меня поползли вверх. — Думаю, Аманда сама положила глаз на Фрейзера. Настоящих аристократов сейчас найти так трудно — они либо женаты, либо встречаются только с моделями, либо вообще педики. Так что выбор на са-амом деле небольшой, — печально заключила Муки. Опля. — Словом, Райкер-Лайонсы издавна были нашими соседями в деревне, и, когда Араминта приехала в Лондон, она встретила там Аманду, так все и получилось. — Ах, вот как. Понятно. — Значит, — произнесла Фран, — вы с Амандой — близкие подруги? — Да, я буду одной из подружек невесты. — Муки чуть покраснела. Я подумала, что, несмотря на всю мишуру, она может быть вполне милым человеком. — Это чудесно, — заверила я. — А… что ты думаешь о Фрейзере? Учитывая мою недавнюю выходку, я ожидала, что Муки вскинется или, наоборот, уйдет в глухую оборону. Однако она явно смешалась и покраснела еще сильнее. — Ну… — промямлила она. Фран подлила ей шампанского. — Давай, нам можно все выложить, — произнесла я. — Мы никому не скажем. Кроме Фрейзера. — Слово скаута, — добавила Фран. Спрятав руку за спину. Муки улыбнулась: — Не передадите Аманде? — О-о, нет. Слегка опьяневшая, Муки рыгнула и произнесла: — Знаешь, на са-амом деле я согласна с тем, что ты недавно говорила. Я подбадривающе кивнула. — Когда Фрейзер только-только появился на сцене, он на са-амом деле был сущий младенец. Его приглашали на вечера, а он думал, что его просто все любят. — До каких пределов глупости можно дойти? — процедила я сквозь зубы. — На са-амом деле! Так что все мы разозлились, когда Аманда в него вцепилась… Она ведь тогда встречалась с тем парнем из «Ле Миз». — Как, серьезно? — Да, на са-амом деле, хотя думаю, она с этим закончила. Ради свадьбы и всего прочего. — Правильно сделала. — А потом я узнала Фрейзера получше. И теперь думаю, что он славный парень. — Это точно. — А Аманда на са-амом деле вертит им как хочет. Конечно, я знаю, как она воркует с ним на людях, но, если честно… — Муки понизила голос: — Я слышала, она ведет себя с ним просто гадко. — Вот это сюрприз, — сказала я. Фран поцокала языком. — Так давайте ее просто прикончим, — предложила она. Муки опустила голову и хихикнула. — Это все, наверное, из-за шампанского, — простонала она. — Пожалуйста, обещайте, что никому не скажете. — Да-да, обещаем. — Вот поэтому я с тобой в целом и согласна. В самом деле, не думаю, что им стоит жениться. Я была тронута. Мы выбрались из смехотворного драндулета. На тротуаре толпился народ, но Аманда твердо знала свою роль и решительно повела нас вперед. Очевидно, сюда пришли те, кого мало прельстил ужин, и Аманда то и дело с кем-то целовалась, визжа и заливаясь смехом. Все были футов на восемь выше меня, в нарядах от лучших дизайнеров и с очень громкими голосами. Муки растворилась в толпе белокурых завитушек. Это была ночь павлинов и прочих горластых пташек, из клуба доносилось громыхание рок-музыки середины восьмидесятых. Наша детективная деятельность меня изрядно утомила. Я поискала взглядом Аманду. Она стояла в начале очереди, и я услышала: «Ну и конечно, Лили пришла». — Бежим? — спросила я Фран. — Я уж думала, ты этого никогда не скажешь, — отозвалась она, и мы наконец рухнули в такси. Ни одна из нас ничего не говорила, пока мы не подъехали к моему дому. Мы поочередно испускали тяжкие вздохи, хотя и по разным причинам. — Зайдешь? — спросила я, расплачиваясь с таксистом. Но Фран уже взбиралась по заросшим мхом ступеням.Глава одиннадцатая
Мы сидели в гостиной и, хихикая, пытались прокрутить запись. Я тревожилась из-за шума, поскольку Линда повесила у себя на двери большую табличку, гласившую: «Пожалуйста, не шуметь». Так что чувствовала я себя, словно в низкопробной забегаловке. Пленка затрещала и исторгла какое-то шуршание; за чавканьем Фран наконец послышался разговор. «Я говорю это ради твоего же блага, Мелани, но иногда ты бываешь поразительно наивна». Раздался знакомый смешок. Я поморщилась. — Почему я позволяю ей так разговаривать? — Потому что у тебя нет самоуважения, — изрекла Фран. — Скажи она что-нибудь любезное, ты бы решила, что она для тебя недостаточно хороша, и не пожелала бы ее больше видеть. Я пыталась это обмозговать, но пленка перетянула на себя все внимание. Это было невыносимо. К тому моменту, когда зазвучала моя речь на тему «Я верю во всю эту чушь», я зажала уши и раскачивалась из стороны в сторону, — во-первых, из-за своих интонаций, во-вторых, из-за всей омерзительной ситуации, когда слышишь собственную пьяную болтовню, которую, по счастью, больше неповторишь никогда в жизни. Я протянула руку и выключила запись. — Все, закончили. — Ты что? — Фран яростно выхватила диктофон. — Ты не прокрутишь это Энгусу. Или Фрейзеру. Или кому-то еще. Я выброшу это прямо сейчас. — Но, Мел, — невинным голосом произнесла Фран, — я же в это верю! — Заткнись! — Нет-нет, я действительно уверовала в силу любви благодаря твоей прочувствованной речи! — Пошла ты! Я бросилась на нее, пытаясь отнять диктофон. Фран перехватила мои руки, и мы скатились на ковер, опрокинув лампу с пестрым абажуром. Лампа повалила кофейный столик. — О господи. — Я села. Фран держала диктофон вне пределов моей досягаемости. — Тсс! Из-за соседней двери донесся едва слышный долгий вздох. Я жестом поманила Фран за собой, и мы убрались в мою спальню, которая находилась на другом конце квартиры. Здесь хоть дверь закрывалась как следует. — Ни в коем случае не включай этот кусок! — прошипела я. — Это же Барбара Картленд какая-то! Фрейзер решит, что я в него влюбилась! Фран меня даже не слушала, напевая себе под нос «Силу любви». Я лягнула ее. — Перемотай. Найди то место, где Муки говорит в лимузине. Увы, голос Муки звучал совершенно неразборчиво. — Что она там бормочет? — Я наклонилась поближе. — «Я саасна»? С чем она саасна? Жуть какая-то. Диктофон старательно воспроизводил все дорожные шумы. — Бессмысленно, — вздохнула я. Фран взглянула на меня: — Это не бессмысленно. Просто надо поставить парням первую часть записи. Что с того, если они сочтут тебя сверхромантической идиоткой? — В мире и без того хватает людей, которые считают меня идиоткой, — мрачно проворчала я. — Не хочу, чтобы ты включала эту дурацкую запись. Пусть себе женятся. Мне плевать. — Замечательно. Мне тоже плевать. — Замечательно. — Замечательно. — О боже! Губы Фран изогнулись. — Черт с тобой, включай этот бред. Скажешь им, будто это не я? — Конечно, это могла быть любая из миллиона подружек, с которыми я повстречалась на девичнике. С уокингским акцентом. — Придумала! Останови сразу же перед этим куском. Тогда останется только трепотня Аманды, а моей речи никто не услышит. Фран вытащила из-под моей кровати запасной матрас и спрятала диктофон под подушку. — Это будет совсем не так весело, — посетовала она. — А никто и не говорил, что жизнь детектива — сплошное веселье, дорогая. Мы с Алексом встретились на следующий день. Накануне он тусовался с кем-то из своих дружков — заштанных рок-звезд, — и вид у него был изрядно выжатый. Я хотела совершить небольшой предрождественский поход по магазинам, но понимала, что предлагать такое бесполезно. Так что мы болтались по дому Чарли и нянчили свое похмелье. Я рассказала Алексу о приглашениях, и он предложил позвонить и договориться, чтобы я пришла на саму свадьбу, если это для меня так много значит; мне пришлось объяснять, что дело вовсе не в этом, а он спросил: «Тогда какие проблемы?» — и я посмотрела на него как на полного кретина. Алекс пожал плечами и поинтересовался: может, я хочу, чтобы он почитал «Мужчины — с Марса, женщины — с Венеры»? И я ответила — забудь, это у меня месячные. Но долго дуться я не могла, ведь надо было рассказать Алексу о вчерашнем вечере — разумеется, с купюрами — и упор сделать на том, что вся эта затея вызывает у меня немалое беспокойство. Алекс обалдел, узнав, что мы даже оснастились диктофоном, и решил, что это круто. — Может, пойдем в ФБР, когда вырастем? — мечтательно предложила я. — Да, пожалуй. Думаешь, к ним в иностранный отдел каждый день миллионы придурков ломятся? — Не знаю. Давай позвоним и спросим, посмотрим, насколько там озвереют. Такие детективные навыки тоже надо развивать. Алекс с глубокомысленным видом кивнул: — Так что вы хотите делать с пленкой? — Не представляю. Фран считает, что надо прокрутить ее Фрейзеру, но у меня особой уверенности на этот счет нет. — Почему? — Ну… — протянула я. — Это ведь незаконно, верно? — Ты что же, думаешь, Фрейзер на вас в полицию донесет? — Вряд ли. Хотя с такой записью в ФБР не примут. — Да еще без американского гражданства. Ладно. Ты что, серьезно думаешь, будто совершила преступление? — Да нет. Просто мне кажется, что это не слишком красиво. Пожалуй, не стоило нам затевать все это. Вдруг Фрейзер просто пожмет плечами и никогда больше не захочет с нами разговаривать? — Ну а мне эта свадьба до лампочки. Да и вообще все свадьбы, коли уж на то пошло. Намек понят. — Хотя… Если ты действительно считаешь, что ничего хорошего им не светит, то почему бы и не попытаться это предотвратить? Ты бы не пустила пьяного друга за руль, правда? — Еще про крокодилов мне расскажи! — Чего? — опешил Алекс. — Ничего. Я хочу это предотвратить. Просто я не думала, что придется принимать какие-то жесткие меры. — Вот поэтому люди и советуют окружающим заниматься своими собственными делами, — заметил Алекс. — Знаю. — Но если вмешательство необходимо… тыквочка… через это надо пройти. Можно мне послушать запись? — Нет! — Почему? Наверное, Аманда отрекается там от Фрейзера, потому что вожделеет меня. — А тебе бы этого хотелось? Алекс скорчил рожу. — Правда? Тебе бы хотелось? — Нет, дорогая моя. Я предпочитаю женщин… рубенсовского типа. — Иди ты! В жизни не поверю! Если она войдет сейчас сюда голая, неужели откажешься? — А ты будешь здесь? — поинтересовался Алекс. — Нет. Скажем, меня вообще не существует. — Ну, возможно, не откажусь. — Возможно? Алекс ухмыльнулся: — Ну, видишь ли… — Но она же стерва! — Ни фига. — Ты сам видел, какой она бывает стервой! — Когда это? Правильно. Ни единого случая я припомнить не смогла. Аманда умела притворяться на людях. — Морали у тебя, как у омара, — проворчала я. — Да брось. Ты же сама спросила. — А ты должен был ответить — нет! И всегда так делать. Будь это в одном лице Хелена Кристиансен, Наоми Кэмпбелл и какая-нибудь лесбиянка. Ты всегда должен отказываться и говорить, что предпочитаешь меня. — Тебя же не существует! — Это не в счет. Вошел Чарли. Увидев меня, он слегка смутился. Я ничего не сказала. — Привет, — произнес Алекс. — Привет, — отозвался Чарли. Он набрал в грудь побольше воздуха. — Гм… Мелани… Я в изумлении подняла голову. — Ты извини… Ну, за то, что произошло на прошлой неделе. — О, я уже совсем про это забыла, — соврала я. — А-а. Ладно. Гм, а как твоя подружка? — Которая? — нарочито удивилась я. — Ну, эта… Ты знаешь… Фран. Я улыбнулась и решила слегка приукрасить действительность. — О, у нее все в полном порядке! Особенно с тех пор, как она начала встречаться с Энгусом… — Она встречается с Энгусом? — вклинился Алекс. — И давно? — Вообще-то с того самого вечера. Чарли был раздавлен. — Ну, точно, это я, скотина, все испортил. А как же тот шотландский доходяга? — припомнил Алекс. — Когда мы уходили, она лезла языком ему в глотку! — Ты ведь знаешь Фран. Ей вечно подавай приключения. Чарли немного взбодрился: — Правда? — Впрочем, она действительно предпочитает шотландцев, — с сочувствием в голосе добавила я. Чарли снова поник и поплелся из комнаты. — Чертова баба, — буркнул он, выходя. Ага, проняло! Я посмотрела на Алекса: — Тебя, кажется, потрясло, что у Фран может быть приятель. Он скорчил презрительную гримасу: — Да на здоровье. Просто трудно совместить этих двоих. Оба такие свирепые. — Ничего подобного, — возмутилась я. — Ну, Фран, допустим, свирепая. Но Энгус — просто котик. Он такой милый. — У них это явно ненадолго… Чаю хочешь? — Алекс двинулся к чайнику. Честно говоря, у них все уже закончилось, подумала я. Мне было немножко неловко из-за этого бессмысленного вранья.— Что ты им сказала? — спросила Фран. — Я подумала, это будет занятно — подзавести Чарли. — Когда стоит подзаводить Чарли, решаю я. — Так-так, новые правила! — Ты слишком много болтаешь. — Да, ты мне уже говорила. Обиженная и раздраженная, я откинулась на спинку стула. Мы сидели в замызганном кафе на севере Лондона и поджидали Энгуса, который извел нас по телефону расспросами про запись. Я с безутешным видом теребила в руках грязную бутылочку от соуса и время от времени глотала довольно подозрительный чай. — Энгус! — радостно воскликнула Фран, когда он ввалился в забегаловку и по-собачьи отряхнулся от дождя. — Энгус! — передразнила я ее вполголоса, но улыбнулась ему. Энгус ухмыльнулся в ответ и, отбросив назад густые темно-рыжие волосы, сел напротив меня, рядом с Фран. Толстый серый джемпер был в два раза больше его самого. — Ну? — с нетерпением спросил он. Я взглянула на Фран. — Сначала завтрак, — заявила она, и мы заказали бекон, колбасу, грибы, помидоры, бобы, яйца и — чтобы холестерин окончательно взбесился у нас в крови — белый хлеб с маслом. — Честь обязывает меня предупредить, — начала Фран, когда мы принялись за еду, — что Мел против того, чтобы я прокручивала эту запись. — Почему? — Энгус внимательно посмотрел на меня. — Понимаешь, шампанского там было хоть залейся, и Аманда наговорила много компрометирующих ее вещей, а я… несла такую чушь… Энгус улыбнулся, сощурившись: — А я спьяну никогда не говорю глупостей. Я невольно улыбнулась в ответ: — Я тоже. Обычно произношу резкие политические речи относительно европейской монетарной системы. Ума не приложу, что на меня накатило в пятницу. — Наверное, лишняя пинта… шампанского. — Эй, вы, секундочку не уделите? — Разумеется, — сказал Энгус. — Храбрость сержанта была отмечена. Фран вытащила диктофон. Я поморщилась и сосредоточенно занялась колбасой. Энгус наблюдал за мной. Отчетливо зазвучал хорошо поставленный голос: «Я говорю это ради твоего же блага, Мелани, но иногда ты бываешь поразительно наивна. Это… Конечно, это отличный повод устроить праздник, но здесь чертовски важна практическая сторона дела. Замок нужно приводить в пристойный вид, и папа охотно вложит в это средства». Лицо Энгуса налилось краской. — Чертова тварь! — с ненавистью выдохнул он из глубин своего свитера. «Разве ты не любишь его?» Я вздрогнула при звуке собственного голоса. «Он славный парень. Мы составим хорошую пару. Это будет фантастическая свадьба». И Аманда продолжила разливаться про то, как у них с Фрейзером все будет в порядке и как он не станет мешать ей жить своей собственной жизнью. — Фрейзер тоже так думает? — шепотом спросила я Энгуса. — Черт возьми, нет, конечно. — Он даже позабыл про свою яичницу. А вот и моя большая, тщательно продуманная речь. «Мне все равно, — услышала я свое жалобное завывание. — Я верю во всю эту чушь». И далее, и далее, и далее. «Так что ты проиграешь!» Мой голос сорвался, когда я готовилась покинуть сцену. Меня передернуло. Фран выключила диктофон. — Спасибо, — буркнула я. — Могла и пораньше вырубить. — Разве? Некоторое время мы сидели в молчании. Вид у Энгуса был взъерошенный. — Какой же тупица, — произнес он наконец. — Поверить не могу, что мой братец на целый год старше — и такой тупица. — Он взглянул на меня, и вдруг спросил: — А ты действительно веришь во все то, о чем говорила? Я пожала плечами: — Может быть. Извини за пассаж с замком. — Не вижу в этом ничего страшного. Замок и в самом деле куча дерьма. И я думаю, что ты была абсолютно права. И Фрейзер тоже с этим согласится. Потому мы и пытаемся вытащить его из этой передряги. — Собираешься прокрутить пленку Фрейзеру? — спросила Фран. Энгус тяжело вздохнул: — Не знаю. — Энгус! — воззвала я. — Это после всего, через что я прошла? — Ну да, а я всего-то таскала на себе провода, приводила все в порядок и включала-выключала запись так, чтобы никто ничего не заметил, — обиделась Фран. Энгус рассматривал остатки своего завтрака. — До чего же все это неловко. И до чего все не так. Мы кивнули. — Но, кажется, я должен это сделать. Мы снова кивнули. Фран встала, чтобы налить себе еще кофе. — Мел, — возбужденно зашептал Энгус, — ты… ты пойдешь со мной, когда я поставлю ему эту запись? Это было даже трогательно. — Ладно… Но зачем? — На случай… непредвиденных обстоятельств. Вдруг у него руки зачешутся мне врезать или еще что-нибудь. А вы с Фран — единственные женщины, которых я здесь знаю. — Хорошо. А почему ты ее не попросишь? — Попрошу, если хочешь. Но ты давно знаешь Фрейзера и… Я бы предпочел, чтобы это была ты. — Да? Согласна. — С чем согласна? — подозрительно спросила вернувшаяся Фран. — Согласна, что это лучший способ взболтать осадок в чае, — сказала я, берясь за свою чашку. — Занятно, — отозвалась Фран. — Знаете, я думаю, что вы просто созданы друг для друга. Нам предстояло выбрать вечер, когда Аманды не будет дома. По счастью, такое случалось каждый день, так что эта задача оказалась не из трудных. Аманда перетащила Фрейзера в свою квартиру на первом этаже — после долгих жалоб и нытья по поводу его жилья в Финсбери-парк. Ее несчастному жениху, видите ли, приходилось делить квартиру с соседями и возле туалета постоянно оставляли старые номера «FНМ» — на случай экстренной необходимости. Они жили там только временно — отец Аманды рыскал по Лондону в поисках большого дома, достойного его дочурки. Их нынешнее жилище представляло собой небольшие, но опрятные апартаменты в квартале Сент-Джонс-вуд, неподалеку от Риджентс-парк. Мы с Энгусом встретились заранее, чтобы обсудить все и оказать друг другу моральную поддержку. Ноябрьский ветер пробирал до костей. Энгус заметно нервничал и то и дело пинал опавшую листву. — Ладно, — сказал он наконец. — Как мы собираемся это сделать? — Кассета у тебя? — Давай начнем чуть позже той сцены. — Знаешь, я думаю, что нужно обойтись без всяких церемоний. Зайдешь с деловитым видом и скажешь: «Фрейзер, надо поговорить». — Хриплым басом с американским акцентом? — Да. Я обхватила себя за плечи. — Замерзла? — Волнуюсь. И замерзла. Энгус на мгновение притянул меня к себе, и это сработало: я покраснела и почти тотчас согрелась. — Считай, пришли. Это в двух шагах. — Нам придется проявить жесткость, Энгус. Надо войти, сказать все как есть, включить запись и уйти. Он тебя простит… годика через четыре. Или пять. Энгус ничего не ответил. — Что? Жалеешь, что не захватил Фран? — Нет… Просто задумался. — О чем? Энгус потерянно озирался по сторонам: — Просто хороший вечер для прогулки. А мы собираемся… — Сделать гнусность. — Да. Мы зашагали дальше. — Вообще-то очень холодно и вечер для прогулки омерзительный, — сказала я. — Да. Пожалуй. — Тогда пойдем и сделаем гнусность? — Давай. Мой таинственный и непроницаемый имидж фэбээровки продержался секунд десять после того, как Фрейзер открыл дверь. — Привет! Заходите. Мел, как хорошо, что ты пришла. — Он поцеловал меня в щеку. Да, это будет нелегко. — Пережили девичник? Мэнди сказала, что все прошло изумительно. — Да, точно. — Здорово, Густард. — Фрейзер ткнул Энгуса кулаком в живот. Энгус держался лучше, чем я, и даже выдавил какое-то подобие улыбки. — Давайте, проходите. Молодцы, что заглянули. Что будете — пиво, вино?.. Он скрылся в кухне, а мы вошли в маленькую, но со вкусом обставленную гостиную. Ковер и диваны были белые, и это сразу заставило меня занервничать. В углу стоял леопардовый табурет, повсюду красовались дорогостоящие подсвечники. Словно предвидя наш приход, Фрейзер выставил вазочки с арахисом и цукатами. Я не удержалась и съела несколько — на удачу. — Аманда не очень любит гостей — боится за ковер, — сказал Фрейзер, появляясь из кухни с тремя бокалами и бутылкой красного вина. Я задохнулась. — Да? А где она сейчас? Энгус метнул на меня выразительный взгляд, и я спохватилась, что выбрала не лучшее время для светской беседы. Фрейзер жестом пригласил нас располагаться. На деле диван оказался гораздо рыхлее, чем, с виду, и я провалилась, расплескав вино. По счастью, вылилось оно мне на брюки. Энгус остался на ногах. — Бог ее знает. Вечно пропадает то там, то тут. — Фрейзер рассмеялся. — За ней не уследишь. — А ты с ней не ходишь? — Безнадежно. Слишком скучно. Я кивнула и зачерпнула еще горсть цукатов. Энгус драматически откашлялся, и я чуть не подавилась арахисом. Он достал диктофон и сел рядом со мной. Я прикрыла бокал рукой. — Фрейзер, — начал он. — Мелани и я… Услышав его гробовой голос, Фрейзер не мог сдержать улыбку, но тотчас взял себя в руки и подался вперед, готовый слушать. — Нам нужно сказать тебе кое-что по поводу твоей свадьбы. Вот это номер. Не помню, чтобы я соглашалась на такое. — Вообще-то я здесь больше для моральной поддержки, — вставила я. Энгус, не обращая внимания на мое робкое вяканье, мрачно продолжил: — Фрейзер, меня с души воротит говорить тебе это, но ты не должен жениться на Аманде. Фрейзер вздохнул и отпил глоток вина. — Ушам не верю. Я ведь это от тебя уже слышал. В сущности, слышал каждый день с тех пор, как ее встретил. Пожалуйста, не говори, что сегодня ты явился, чтобы повторить все в сотый раз. Я-то думал, что ты пришел просто меня повидать. — Ну так вот. И Мел со мной согласна. Фрейзер взглянул на меня. — Но я считал… Я посмотрела на его расстроенное лицо — и почувствовала себя последней дрянью. Энгус продолжал гнуть свое: — И у нас есть подтверждения этому. Сожалею. — Он положил диктофон на стол. Один из вычурных подсвечников опрокинулся. — Что происходит? — спросил Фрейзер. — Ты вздумал основать секту разрушителей свадеб? — Нет. — Тогда за каким чертом ты в это нос суешь? — За таким, что ты мой брат. — Что тут записано? — Мелани говорила с ней. Она тебя не любит, идиот. Ей только нужен какой-нибудь титул, чтобы им можно было чваниться, и красоваться в «Хелло», и заиметь приятелей среди знати, — а все потому, что она обычная пустышка! Фрейзер смотрел на диктофон, будто это была змея. — Она действительно так сказала? — спросил он у меня. — Не совсем, — прошептала я; голос у меня срывался. Хоть сквозь землю проваливайся. Фрейзер медленно перешел на другой конец комнаты — учитывая ее размеры, на это ушло секунды две, — ухватился за подоконник и уставился в окно. — Ну так включайте эту дрянь. Энгус смотрел на меня, но я не могла поднять на него глаза. Все было намного хуже, чем я себе представляла. Ведь мне даже рисовались картины, как Фрейзер поблагодарит нас. Энгус наклонился и щелкнул кнопкой, и вот опять зазвучало: «…иногда ты бываешь поразительно наивна». Будто спецэффект, эти слова отозвались у меня в мозгу. «…Иногда ты бываешь поразительно наивна». Конечно, бываю, иначе разве сидела бы сейчас в этой крошечной, душной комнате, предавая подругу и теряя друга. «…Иногда ты бываешь поразительно наивна». Кем я себя возомнила? На кой черт я это сделала? Я беззвучно заплакала. Фрейзер застыл в неподвижности, глядя на поток автомобилей, движущийся сквозь серую завесу дождя. По счастью, Энгус выключил запись до моего выступления, так что хоть от этого мы оказались избавлены. Повисшее молчание длилось, казалось, целую вечность. Я старалась вытереть слезы, пока никто ничего не заметил. К сожалению, чтобы не нарушить тишину, я не могла высморкаться. Капля беззвучно шлепнулась на белый ковер, и я растерла ее ногой. Ну его на фиг, этот ковер. Наконец Фрейзер развернулся: — Итак, на самом деле не было сказано ни слова ни про титул, ни про журналы, ни про остальное дерьмо, о котором ты говорил. Я чувствовала на себе взгляд Энгуса, но все еще не решалась посмотреть ему в глаза. В голосе Фрейзера звучала ярость. — Она только и сказала, что хочет сохранить после свадьбы свою индивидуальность, и о том, что продумала заранее все дела. А послушать тебя — так это доказательство того, что она просто сучка-карьеристка. Будто тебе многое известно о моем браке, или о моей девушке, или вообще о моей долбаной жизни. И ты еще попытался втянуть в эту идиотскую затею моих друзей… Мелани, ты что, плачешь? — Нееет, — всхлипнула я. Фрейзер подошел и потрепал меня по руке, от чего мне только стало хуже. — Короче, Гус, чего ты хочешь? Чего ты на самом деле хочешь? Этот чертов титул? Так забирай его, если ты из-за него готов все вверх дном перевернуть! Мне на него плевать, а тебе, похоже, нет! — Ясное дело, мне тоже плевать! — прорычал Энгус. — А что тогда? За каким чертом все это? Почему ты не выбросишь это из головы? Пытаешься сорвать мою свадьбу, и я даже не знаю почему! На его лице мешались злость, горечь — и полное непонимание. Энгус понурил голову: — Жаль, что мы сюда пришли. — Это мне жаль! И скажи, ради бога, зачем тебе понадобилось впутывать в это Мелани? Я шмыгнула носом. — И это мне тоже жаль, — сказал Энгус. — Я хотел как лучше. Извини. — Пожалуйста, — произнес Фрейзер. — Пожалуйста… просто оставь это все. Ты как собака, которая во что-то вцепилась зубами и не может разжать челюсти. Ты всегда был таким. Вечно лезешь куда не следует. — Я лучше пойду. — Пожалуй, так действительно будет лучше. Я неловко поднялась, чтобы уйти вместе с Энгусом. Фрейзер взял меня за руку и с участием заглянул в глаза: — С тобой все в порядке? — Ты, наверное, меня убить готов? — выдавила я. Он грустно улыбнулся: — Нет, конечно. Гус, ты проводишь ее домой? Энгус кивнул. Фрейзер отвернулся от нас. — Ну, тогда пока. Это было прощание. Мы брели по коридору. Когда мы уже добрались до двери, Энгус вдруг развернулся и направился обратно в гостиную. Как слепая, я потащилась за ним. — Ты… — начал Энгус, входя в дверь. Фрейзер сидел, неотрывно глядя на диктофон. Когда он поднял голову, взгляд у него был погасший. — Что? — буркнул он. — Да ничего. Насчет такси хотел спросить. Пока. И на этот раз мы убрались. Энгус стремительно шел по парку, ветер разметал его волосы и полы пальто, о такси он явно и не вспоминал. Я трусила следом, стыдясь себя и боясь того, что он мог мне сказать. Я чувствовала себя глупой маленькой девчонкой. Казалось, мы прошли целые мили, а Энгус так ничего и не говорил. Возникло искушение потихоньку отстать и улизнуть, но я не решилась. Неожиданно я обо что-то споткнулась в темноте и сдавленно вскрикнула. Энгус подался назад, его окаменевшее лицо смягчилось. — Ты в порядке? — Он пытался перекричать ветер. — Да… Все прекрасно, — прохрипела я, хотя ничего прекрасного не было. Я попыталась шагнуть, но почувствовала резкую боль. Наклонившись, Энгус поддержал меня. — Что случилось? — Я… кажется, ногу подвернула. — Я привалилась к Энгусу, меня слегка мутило. — Тебя не тошнит? — Я бы… — я опять попробовала сделать шаг, — не исключала такой вероятности. — Здорово, — мрачно сказал Энгус. — Полагаю, более веселого вечера у тебя еще не было? Морщась, я продвинулась вперед еще на шаг. — Да, это лучший морозный, семейно-враждебный и подвернутый вечер, который мне выпадал за всю жизнь. — Давай сюда. — Энгус указал на скамейку, но я уже видела вдали огни Кэмдена. — Доберешься? — А ты можешь меня понести? — Могу попробовать. Я рассмеялась: — Шучу. Я тебя придавлю. Дай мне просто опереться на тебя. Следующие десять минут обернулись настоящей пыткой, но наконец мы ввалились в первый попавшийся по пути паб. Вырваться из холода и сырости само по себе было так хорошо, что мне сразу полегчало. Паб оказался тихим и старомодным. Здесь был настоящий камин; мы пристроились к нему поближе и принялись размораживаться. Энгус встал, чтобы принести мне виски. Я бы предпочла стаканчик белого вина, но в сложившейся ситуации лучше было положиться на его решение. Энгус вернулся с двумя большими стаканами. — Спасибо тебе, господи, за цивилизацию, — сказал он. — Можно мне со льдом? — Ни в коем случае нельзя. — Не слишком это цивилизованно — указывать людям, что делать. Некоторое время мы смотрели на огонь. Наконец я решилась: — Как по-твоему, что теперь будет? Энгус вздохнул: — Самому хотелось бы знать. Я чувствовал себя таким ослом. Но, Мел, мы ведь должны были это сделать. В памяти возникло несчастное, погасшее лицо Фрейзера. — Гм… Пожалуй. Энгус потер глаза. — Моему братцу крышка. Только вообрази — каждый день просыпаться возле кого-то, кто считает тебя идиотом. О господи, не знаю, что делать. До чего ж мерзкая тварь… Пойми, Фрейз — мой единственный брат. А после смерти папы… мы особенно сблизились. По крайней мере, я так думал. — Вы раньше ссорились? — Так — еще нет. Ну, пожалуй, только из-за игрушек из «Звездных войн». Но это когда было! Обычно, когда я заговаривал с ним о свадьбе, он только посмеивался… Но она все приближается. — Да… Уже совсем скоро, верно? — Через три недели. Церковь в Пирфорд-Вилледж. Добрый протестантский пастор, четыре сотни гостей и обед из пяти блюд. — Не для меня, — заметила я. — Ох, извини. — Да мне все равно. — Может, вообще ничего не будет. Ты видела, как он смотрел на этот чертов диктофон? — Да, он ведь разозлился на тебя. — Думаешь, на меня? А я думаю, что на нее. Я отпила виски. — М-да… Мел, можно тебя кое о чем спросить? Ненавижу такие вступления. Все равно что сказать: «Мел, можно я тебя оскорблю и уйду как ни в чем не бывало, потому что я ведь тебя предупредил?» — Ну да. — Почему ты заплакала? — Это… интересный вопрос. — Извини. Не хотел лезть куда не надо. — Все в порядке. Это ты извини. Просто я очень расстроилась — все получалось так по-свински. Почему люди не могут по-хорошему относиться друг к другу и по-хорошему устраивать свою жизнь? Это звучит жалко, да? — Ничуть, — мягко ответил Энгус. — Ты и себя включаешь в этих «людей»? — Это самое обычное выражение. Извини. За все. — Это я виноват. Не переживай. Все перемелется. В конце концов, мы же братья. Кровь и тому подобное. Пожалуй, звякну ему завтра с утра, когда он отойдет. Хорошо хоть мне не придется этого делать. Я допила виски и почувствовала, что меня клонит в сон. — Как ты собираешься добраться до дома? — спросил Энгус. Я вдруг поняла, что на самом деле вовсе не хочу домой — мне хотелось свернуться здесь, у огня, положить голову Энгусу на плечо. Но говорить этого вслух я не стала. — Такси мне не по карману, — сказала я. — Думаю, позвоню Алексу. Он может заехать за мной на машине Чарли. Энгус одолжил мне свой мобильник. — На дне океана тоже работает? — спросила я, взяв большую штуковину со светящимся экраном. — Может быть. — Энгус улыбнулся. Трубку снял Чарли. — Алекс дома? — Э-э… Что? — Чарли, это Мел. — Вот куриные мозги. — Алекс дома? — А-а… Пойду посмотрю. Я бросила быстрый взгляд на Энгуса. — Малыш тупеет с каждым днем. — Воспитание такое. Я кивнула. В трубке слышались отдаленная возня и шепот. — Алло? — неуверенно произнес Алекс. — Алекс, привет, это я. — А, привет, тыквочка. Я… гм… Я думал, ты вечером занята. — Так и есть. Так и было. Послушай, я подвернула ногу, довольно серьезно. Ты не мог бы меня забрать? — А… где ты? — В Кэмдене. — В Кэмдене? Да это же черт знает где. Ты что, взять такси не можешь? — Если мне вдвое повысят жалованье, смогу. Послушай, я плохо себя чувствую, и я действительно повредила ногу. — Я снова впадала в состояние полного раздрая. — Ты приедешь за мной? — Мел, сладкая моя, у меня сейчас дел по уши. — Что? Это еще что за черт? Почему я должна тебя умолять, чтобы ты за мной заехал? — Видишь ли… Тут зашли знакомые ребята, и я слишком много выпил, чтобы садиться за руль. — Я тебе не верю. Ты просто не хочешь за мной ехать. — Тыквочка, я бы приехал, если бы мог, честно. Поверь мне, никак. Ты возьми, пожалуйста, такси, а завтра я тебя проведаю. Наступила пауза. Я не знала, что сказать — и просто отсоединилась. Энгус в смущении отводил взгляд. Я подождала, пока глаза не перестало щипать, и сглотнула. — Ублюдок. — Похоже на то, — отозвался Энгус. — Я донесу тебя до дома. Я посмотрела на него: — С тебя станется. — Дама в беде. Моя специальность. Я засмеялась: — Искушаешь? — Искушаю. — Внезапно его голос стал серьезным. Он устремил на меня пристальный взгляд, и мое сердце учащенно заколотилось. Долгое время мы не сводили глаз друг с друга. Наши лица сближались. Тут я шевельнулась — и как следует приложилась лодыжкой о ножку стула. — Аааа! — завопила я, сгибаясь. Сонная публика встрепенулась, озираясь: кого убивают? Я держалась за лодыжку, но легче не становилось. Боль волнами заливала ногу. — Ой-ой-ой. Оооооо… — Бедная! — Энгус вскочил. Я прыгала на одной ноге. — О-о-о, чертова нога. До чего же болит! — Обопрись на меня. Может, пойдем в травм-пункт? — Нет-нет! О господи. Такое уже случалось. Лучшее, что тут можно сделать, — это попасть домой и выпить аспирин. Черт-черт-черт! Взгляд, которым мы обменялись, означал: все, что было или могло быть между нами, — все это прошло. Энгус отправился к стойке бара и вызвал такси; потом они с барменом помогли мне добраться до выхода, и через час я уже покоилась в постели, с четырьмя таблетками нурофена и гарантированным похмельем на следующее утро.
Последние комментарии
15 часов 3 минут назад
19 часов 17 минут назад
21 часов 36 минут назад
23 часов 25 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад