В тарантасе [Николай Семенович Лесков] (fb2) читать постранично
- В тарантасе (а.с. Рассказы) 83 Кб, 12с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Николай Семенович Лесков
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Николай Лесков В тарантасе
Утром рано полусонные, всею компаниею послезали мы с сеновала и как только уселись в тарантас, так начали опять дремать или, как выражался Гвоздиков, «начали удить». Ямщик позевывал и пожимался в своей свитенке; у него тоже «клевала». Бубенчики мелодически погромыхивали и еще более усиливали снотворное влияние ранней зари. Отъехали верст восемь, солнышко уж поднялось над лесом, час был осьмой, в начале. Купец проснулся, зевнул и, перекрестив рот, сказал со вздохом: – Видно, уж не рано. Гвоздиков тоже проснулся, протер глаза и сказал: – Ась? – Не рано, мол, говорю, видно, – повторил ему купец. – Неравна рана, Семен Андреевич, иная рана бывает с полбарана. – Бреши, – отозвался купец, опять зевнул и опять перекрестил рот. – Чего брехать? Брешет брох о четырех ног. А желтоглазый-то мой! – обратился он вдруг к товарищу. – Ишь, ишь, – продолжал он, указывая мне на него пальцем. – Клюет у него, клюет. А, а! Смотрите, ишь! Желтоглазый, качаясь с боку на бок, действительно точно прицеливался и вдруг клюнул в самые колени к купцу, который сидел против него. Гвоздиков так и покатился. Желтоглазый, ударившись носом, проснулся, поднял шапку и надел ее на голову. – Окунь что ли? – спросил надрывающийся со смеха Гвоздиков. – Окунь, – отвечал молодец недовольным голосом и опять начал клевать. – Ишь, собака, опять спит! Это ему все с древлего благочестия так приваливает, – сказал Гвоздиков и схватил его за нос. – Я вот тебе нос-то оторву, в моленную и не пустят, скажут, закон, видно, нарушил. – Полно дурачиться, – отвечал терпеливый сорокалетний молодец. – Чай, не махонький ты! – Полно, дура молошная! – отозвался приказчик. – Постойка-сь, – прибавил он, обратясь к ямщику. Все проснулись. Тарантас остановился середb дороги. Первый полез вон приказчик, за ним купец и все другие, даже и ямщик соскочил… Потом опять поехали. Едем. Спать уж не хочется, а только позевывается. – Купцы! – раздается с козел. – Асиньки? – говорит Гвоздиков. – Вот то самое место, где я приятеля-то побасловил. А вон видать и селение, вон, вон, – продолжал ямщик, указывая кнутовищем в сторону. – А тут вот за горкой, насупротив самого села на большаке будет «питейный», сладкую и всякую держат, и пива вчера бочку, Гришка баил, привезли. Он немножко помолчал и потом прибавил: – А то проезжающие тож как-то пили да попотчевали, так кислое было такое, теперь вот свежего привезли с пивоварни. – А ты пьешь? – спрашивает купец. – Теперь не пью, а как поднесут, так выпью. – А часто подносят? – Купцы подносят. – А господа? – И господа, бывает, подносят. Только реже. Из молодых так ничего, подносят. Перевалили пригорок. Под взволок ямщик пустил тройку шибко и за четверть версты не доезжая кабака спросил: – Не останавливаться што ль? – Попотчуете, Семен Андреевич? – спросил Гвоздиков. – А, бес! Ну, ладно. – Так стой, слышишь, у кабака! – Хорошо. Ямщик разом осадил тройку у самых дверей откупного заведения, так что коренная замотала головой и, упершись передними ногами, два раза потянула вожжи, а потом скосоротилась, зевнула, показав свои желтые зубы с черными пятнами, и встряхнулась. – Будь здоров, – сказал ямщик и, обойдя тройку, покачал без всякой нужды запряг. Мы опять постояли у плетня, Гвоздиков бросил желтоглазому куда-то горсть пыли, тот назвал его дураком, а приказчик молошной дурой. Вошли в «заведение». Декорация известная. Стойка. Полки со штофами, полуштофами и шкаликами, бочка с медным краном, заспанный целовальник, нечесаная девочка лет десяти, а в дверях у перегородки женщина с ребенком на руках и с подбитым глазом. – Пива што ли? а? – спросил Семен Андреевич. – Что пиво? дрянь. Утром не годится кишки полоскать, – отвечал Гвоздиков. – Ну чего же? Что там у тебя есть? – спросил он, обращаясь к целовальнику. Тот обернулся полуоборотом к полкам и, глядя на них, заговорил: – Тминная, полынная, сладкая, французская, ликер, бальзан. – Давай бальзану! – Сколько? – Давай на всех. – Давай полшкипера! – потребовал Гвоздиков. Целовальник снял полштоф, тряхнул его, взглянул на свет и, поставив на стойку, крикнул: – Аниска! Девочка подскочила к отцу. – Где гвоздь? – Я не знаю-с, – пропищал ребенок. – Не знаешь? Погоди ты! Я вот тебе ужо волосенки-то оборву. Ищи скорее, постреленок! Девочка засуетилась. – Вот, на гвоздь, Митрий Егорыч! – сказала жена, протягивая целовальнику обваленный в свечном сале двутесный гвоздь. – Небось, сама вчера с сестренкой затащила, – продолжал целовальник, обращаясь к дочери. – Дай срок, я те уши-то оболтаю. Девочка шмыгнула за перегородку к матери. Целовальник вытащил запечатанную бумажную затычку из полуштофа, обтер своей грязной лапой горлышко и поставил посудину опять на стойку, достал из-под этой стойки стаканчик, к дну которого присохли две мухи. Он выковырнул покойниц ногтем из сосуда, где они восприяли смерть, и,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Последние комментарии
2 часов 23 минут назад
2 часов 31 минут назад
2 часов 40 минут назад
2 часов 46 минут назад
4 часов 15 минут назад
4 часов 18 минут назад