Нездешний [Григорий Яковлевич Бакланов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Григорий Бакланов Нездешний
Они играли в шахматы, лежа на полу. Старший подолгу задумывался, подперев голову, вздыхал, стряхивал пепел в блюдечко. — Ну чего ты? Ходи! — торопил младший. Он уже расставил ловушку, просчитал на три хода вперед. Брат посмотрел на него, будто не сразу узнав, будто просыпаясь. Он лежал на животе, тапки с ног скинул. — А чей ход? — Да твой же, твой! Ты, правда, какой-то нездешний вернулся. Ты играешь или не играешь? — Играю… Женщина в черном платье сидела на земле, изогнувшись тонким телом. Поднятые вверх руки держала на затылке. Ноги босые. Про нее было известно: снайпер. И вроде бы не чеченка, украинка. Расспросить ее не подпускали, оператор снимал издали: ее и солдат, обступивших полукругом, выражение их лиц. Вместе с ранеными ее отправили вертолетом в Моздок. Рассказывали, будто в воздухе раненые выпихнули ее за борт. А он видел и видел вновь, как в окружении солдат она сидит на земле с поднятыми за голову руками. — Ну, ходи, — ныл Димка. Желтые от табака пальцы вытянули коня из-за строя пешек, подержали на весу, поставили неуверенно. Димка вскочил на ноги, запрыгал, захлопал в ладоши. — Кажется, я тебе тут что-то прозевал. Ладью? — Прозева-ал… Не прозевал! Ты вон сколько думал. — Ладно, сдаюсь. — Нет, доиграем. Бери уж, так и быть, ладью обратно. Можешь переходить. Старший брат поднялся с пола, потянулся до хруста в суставах, почесал спину о косяк двери. — Там в ванной щетка есть такая с длинной ручкой. Жесткая. Почеши мне спину. И лег лицом вниз на диван, задрал рубашку до плеч. Младший работал щеткой. — У тебя уже вся спина красная. — Еще разок. И бока. И поясницу. Потом пригреб младшего брата к себе, и они лежали рядом на диване. — Ты в каком теперь классе? В шестом, в седьмом? — В седьмом. Ты что, забыл? — Забыл. А вот родной запах брата не забыл. Хорошо было вдыхать его. — Помнишь, мы с тобой рыжую собачку подобрали? Морда, как у лисички. Голодная была. А пожила у нас, чесаться стала. Мы еще к ветеринару возили. Это, говорит, диатез у нее пошел. От хорошей пищи. Вот и у меня вроде того. Искупаюсь, все тело чешется. Какие вы теперь прически носите!.. Он взъерошил брату волосы. Тот вывернулся из-под руки: — Давай доиграем! — Успеем. — Да-а… Сейчас эти приедут. Тебе охота ехать? — Не-е. — А чего едешь? Старший не ответил. Лежал, закрыв глаза. Вот если б Димка не возился, полежал тихо, он подремал бы рядом с ним. Тепло его чувствовать, слышать его дыхание. Там он засыпал мгновенно, хоть сидя, хоть стоя: пять минут, да — твои. А дома тихо, хорошо, а он среди ночи встает курить. Когда смотришь в темноте на уголек сигареты, опять все перед глазами. И то, чего видеть не хочется. И мысли всякие. Отец у них — человек твердых взглядов, знает, что есть что, и знает неколебимо. Ему рассказывать — себе дороже: послушает, послушает с улыбкой превосходства и тебе же начнет объяснять, как все это понимать надо. Домашний политрук. А мать жаль. Она давно уже привыкла не сама думать, говорит его словами, не то, что сердце ей говорит. Она и назвать его не смогла, как хотела, из роддома написала отцу: "Смотри, какое хорошее имя Мишенька. Давай нашего сыночка так назовем…". Но отца звали Пал Палыч. И деда звали Пал Палыч. И сын должен быть Пал Палыч. Недавно брал интервью у командующего, у генерал-полковника. Тот видит его впервые и вдруг: "Это ты, что ли, Пал Палыч?". А Димка, скосив глаза на шахматную доску на полу, мысленно доигрывал партию за него и за себя. И раздался звонок в дверь. — Ну вот, говорил, не успеем доиграть. — А ты сохрани на доске, вернусь — доиграем. Шлепая тапочками по полу, Паша пошел открывать дверь. Открыл и предстал во всем домашнем: в джинсах старых, протертых, в рубашке линялой навыпуск. — Нет, глядите на него — в тапочках! Там уже столы накрыты, а он как бы в тапочках… Все пятеро они, теснясь, вступили в крохотную переднюю, обдав духами и морозным воздухом: Олег с женой, с Галкой, она — в норковой шубе до пят; Генка с очередной подругой, она — в норковой шубейке. А еще одна — без шапки, вся навороченная, в распахнутой телячьей шубе: рыжая шкура белыми пятнами. Точно такого теленка, бело-рыжего, убило там при бомбежке, лежал, вытянув морду, из ноздрей натекла кровь, рога только-только обозначились. Они варили потом в ведре его мясо. — Слушай, что там у тебя делается перед домом? Не припарковаться, топали черт-те откуда. Девица в телячьей шубе тем временем подала влажную теплую ладонь: — Мила. Резкий запах ее духов он чувствовал на своей ладони, когда спешно, под руководством Олега собирал сумку в дорогу. — У тебя что, желтого галстука нет? Как же быть? Там купим? Впрочем… — Олег на миг озадачился. — Бабы в длинных вечерних платьях, мы с Генкой — в строгих, как бы черных костюмах… Нас ждут, ты ж понимаешь, в ярких пиджаках, а мы удивим: в строгих черных костюмах. А ты — в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
20 часов 16 минут назад
22 часов 33 минут назад
1 день 13 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 22 часов назад