Собчачья прохиндиада [Юрий Титович Шутов] (fb2) читать постранично, страница - 1

ВОРЬЁ: СОБЧАЧЬЯ ПРОХИНДИАДА или как всех обокрали

Глава 1

…Для создания хаоса и неразберихи в управлении государством, мы будем незаметно, но активно способствовать самодурству чиновников, расцвету бюрократизма, казнокрадства, взяточничества и беспринципности, возведя все это в добродетель, а честность и порядочность будут постоянно осмеиваться, тем самым станут никому не нужны и превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх и беззастенчивость, предательство и вражду народов — прежде всего, вражду и ненависть к русскому народу, — все это мы будем ловко и незаметно культивировать…

(Из Протоколов сионских мудрецов)

Наступил конец весне 1990 года. Уже давно улеглись страсти первых "самых демократических" выборов, а новые народные депутаты ("нардепы") все еще никак не могли даже приобщиться к созиданию, клятвенно обещанному народу…

Ведомственную столовую Ленсовета охранять от набегов людей с улицы становилось все труднее. Кроме этого, большинству депутатов, похоже, сильно докучали различные, но постоянные ходоки. Поэтому пыл свободы вкупе с обещаниями, данными избирателям, испепеливший в самом начале преграды, барьеры и милицейские посты на подступах к исполкомовскому чиновному люду, у «нардепов» быстро перешел в жгучее, устойчивое желание сохранить только для себя вместе со столовой все приобретенное и завоеванное в упорной предвыборной борьбе с социализмом. Пропускной режим в Ленсовет был срочно восстановлен и значительно усилен новыми, неведомыми коммунистам формами, до каких предшественники даже додуматься не могли либо не захотели, или убоялись, ограничивая желание каждого попасть в здание лишь предъявлением на входе любого документа, удостоверяющего личность.

Модернизированную пропускную систему избиратели восприняли без особого протеста, хотя теперь даже с большими потерями времени и многократными приходами в бюро пропусков попасть простому человеку к своим обуянным принципиальностью избранникам стало очень проблематичным делом, так как дозвониться до не желавших этих встреч депутатов было практически невозможно. В общем, вдрызг разбитый после выборов старый бюрократический порядок спешно реставрировался, но в сильно искаженном, прямо-таки каком-то маниакальном варианте. Однако всех это почему-то устраивало. Я никак не мог свыкнуться и понять причину отсутствия всеобщего возмущения такой доведенной быстро до абсурда новой «барьеризацией», осуществленной одновременно с разрушительной «переделкой» вчерашнего советского аппаратного механизма, еще совсем недавно хотя и раздражавшего всех своей волокитой, но имевшего все же конкретные сроки рассмотрения и исполнения заявлений. Взамен родился злобный недоносок, полностью отторгающий любого обратившегося со своей бедой человека. Стало просто невозможно получить даже доступ к интересующему его чиновнику, а если это случайно происходило, и к тому же удавалось всучить новому "слуге народа" свою челобитную, то никто бы не удивился, обнаружив ее, спустя некоторое время, среди туалетных обрывков. Пошла какая-то доселе небывалая, с явным преимуществом свеже-чиновничьего аппарата игра в вопросы без ответов, но с громогласно-видимым желанием их дать. Стало образовываться некое недосягаемое для простых смертных депутатское могущество, как следствие присвоенных государственных возможностей, возложенных на них обществом.

Во взгляде многих "народных избранников" уже чувствовалось классовое превосходство. Депутаты, порой плохо скрывая ехидную улыбочку, предлагали ходокам преодолевать милицейский кордон, отделяющий избранников от народа, только с помощью телефона, доходчиво и терпеливо разъясняя раздраженным людям, что таким способом можно делать все, кроме детей, а потому, мол, вовсе не обязательно топтать полы кабинетов да отнимать их личное время. Если же кому-то и удавалось прорваться сквозь посты, то на них смотрели как на вломившихся в спальню в самый неподходящий момент.

Все избранники пребывали в состоянии какого-то депутатского аффекта вперемежку с приступами безграмотной самостоятельности, под натиском которых стройная многолетняя система управления городским хозяйством быстро разрушалась, создавая этим распадом особую, оживленно веселящую атмосферу всеобщей дурманящей услады.

Площадка внутренней лестницы при переходе от зала заседаний к туалетам стала местом не только постоянного курения с «трепами», но и беспрерывных «толковищ» для концентрации взглядов групп единомышленников, названных впоследствии фракциями. Депутаты там роились в дыму, пребывая на этой «работе» почти целыми днями, лишь изредка расходясь отдохнуть по залам и кабинетам дворца, где заседали выбранные ими комиссии. Изначальное чисто "броуновское движение" в рамках этой лестничной