Санкт-Петербург (СИ) [Михаил Леккор] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Санкт-Петербург (Шаг в 300 лет в прошлое — 2)
Глава 1
Прошло какое-то недолгое время после его внезапного появления в первой четверти ХVIII века. Перелет в триста лет по времени получился просто, как хрен собачий. И если раньше Дмитрий думал, что он здесь только транзитом в случайном хронологическом рейде, то потом становилось все более явно, что это уже не на долго, а в принципе на всю жизнь и надо как-то пристраиваться. Сначала была депрессия, хотелось повеситься и все на этом все закончить. Потом он убедил себя, что и в этом веке можно жить. Без Интернета, без рока и попсы. Так и как-то жилось и перемогалось. И, в общем-то, неплохо жилось, если сравнивать с львиной частью народа. Как бы само собой получалось, что поручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Дмитрий Хилков (звание он получил на рождество 1701 года от царя за успешную деятельность в совокупности) в гвардии, впрочем, и не в гвардии, все чаще занимался снабженческой работой, сохранением техники и одежды. Казенные деньги к его рукам не липли, практика коммерческой деятельности ХХI века оказалась очень востребована в XVIII. И если его соратники больше опирались на обычные административные меры (ругань, угрозы, мордобитие), то Дмитрий в основном договаривался. И с большим эффектом, разумеется. Поэтому, если Петру нужно было срочно нечто осязаемое, материальное и, как всегда, быстро и качественно, то он посылал туда Дмитрия. За несколько лет он окончательно слил два сознания — Саши и Дмитрия и теперь даже и не знал, кто он. Хотя, конечно, самосознание Саши все-таки преобладало, но и от Дмитрия новая личность получила очень многое. Два в одном — вкусное кофе! Впрочем, когда летом 1702 года началось давно ожидаемое — окончательное вытеснение шведов из бассейна Невы, поручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Хилков получил приказ от Петра I немедленно явиться в свой полк. Ибо русский гвардеец может заниматься многими поручениями своего монарха в мирное время, но все же главная его сфера — всегда война. Когда-то очень давно, это были русские земли, владения Новгорода Великого. Хотя, воевали здесь не только новгородцы. В ХIII веке на реке Нева произошла сравнительно небольшая, но громкая стычка между ярлом Биргером, мечтавшим захватить невские просторы и князем Александром, получившего после этого сражения прозвище Невский. А его внук московский князь Юрий Данилович основал на Неве крепость Орешек. Потом еще несколько веков русские успешно отбивали эти земли от врагов, пока в начале ХVII века, воспользовавшись слабостью России после страшной смуты, шведы все-таки захватили бассейн Невы, поставив там крепости Нотебург (на месте Орешка) и Ниеншанц и оставив им статус провинциальных земель. Типа, это не королевство Швеция, а всего лишь ее владения. Теперь пришло время очевидной расплаты. За столетие властвования шведы считали эти земли уже исключительно своими, но мало ли что они у себя гордо считают. Это всегда была российская Прибалтика, шведы являлись грабителями, и они пришли бить им морду и возвращать свои земли! И первой беспощадной жертвой стал враждебный Нотебург, попавший в плотную осаду с окончательным кровавым штурмом. У него у самого не было никаких шансов. Слишком мал был гарнизон крепости против всей русской армии. Зато, если на помощь Нотебургу выйдет хотя бы небольшая шведская армия, тогда ситуация сразу изменится вплоть до диаметрально противоположенной. Так что ничего еще не стало ясно. Всем, что русских, что шведов, кроме попаданца. Преимуществом жителя из XXI века Дмитрия было то, что он хорошо знал, чем закончатся эти бои, не собирался пугаться и рвать волосы при виде врага. Нет, он всего лишь взглядом хозяина ощупывал окрестности, собираясь здесь остаться на всю жизнь. А в перспективе и лечь на кладбище, если на то пошло. Может попросить здесь, в окрестностях Нотебурга, землицы? Петр вряд ли откажет, даже его возрадуется такому интересу. Хотя нет, до будущего Питера — столицы Русского царства, а потом и Российской империи, сравнительно далеко. По меркам ХVIII века, на лошаденке по ухабистым дорогам ехать долго будет, а грузы, то же продовольствие, крестьянам будет возить убыточно. И земель в окрестностях плодородных нет. Здесь и в ХХI веке, кроме автомобильных и железнодорожных дорог, ничего, в принципе, нет. Он потряс головой, возвращаясь к текущей реальности. Нынешний царь Петр Алексеевич грозно входил в свою полководческую зрелость. Эффект Нарвы навсегда остался в прошлом, как и все ошибки и то бестолковое положение, которое было там. Прежде чем осадить крепостцу Нотебург, монарх из осторожности побеспокоился о флангах. Этим он заработал восторженные, пусть и мысленные аплодисменты попаданца. Тот, разумеется, талантливым полководцем не был, зато знал будущее почти на «четверку», для него ведь это оказывалось сугубое прошлое. По прямому приказу царя фельдмаршал Шереметев приступил к активным действиям: нанес поражение Шлиппенбаху при Гуммельгофе, а потом разорил Лифляндию. На противоположном фланге, в Финляндии флотоводец Апраксин оттеснил Крониорта. Наконец, шведский флот был выбит с Ладожского озера. Помогать Нотебургу в результате стало некому, нечем и не как. Жирный карась стал беззащитен, откормлен и готов либо в котел, на уху, либо в глину и печь в костер. Все это Дмитрий узнал отнюдь не от окружения Петра, и уж, тем более, не от самого царя, а когда-то, еще в XXI веке, на лекции от заумного профессора и от лохматого учебника будущего. И не из курса оперативного мастерства, а всего лишь из отечественной истории. Нет, не то, чтобы царь от него что-то специально скрывал. Царь, ха-ха, не соизволил принести некоторые сверхсекретные факты поручику гвардии князю Хилкову, смешно, не так ли? Просто время информационной эпохи еще не пришло, и большая часть населения питается информационными крохами. Царь знает, исполнители частично тоже, а остальные обойдутся. Хотя, разумеется, даже в эти темные годы это будет не самый лучший вариант. Вскоре, уже в 1703 году, появятся официальные «Ведомости» — первая печатная государственная газета в России, где понемногу обо всем рассказывается. С Петром же Дмитрий в последние месяцы виделся несколько раз, но переговорить по душам было некогда — очень уж много работы было и у царя, и даже у Дмитрия. Ничего, уберут шведов с Невы, начнут строить Санкт-Петербурх, а, точнее Санкт-Петербург, там опять и наговорятся. За одним и напьются гданьской водки. Его водки! Дмитрий уже заранее решил, что, если его не убьют, то одним из первых заведений будет предприятие по выработке различных водок и наливок из них. А пока надо взять Нотебург. Ибо, прежде чем что-то строить, надо эту землю захватить. Осаду крепости начали в августе 1702 года. Первой прибыла гвардия (2 батальона), затем в течение месяца подтянулась обычная пехота, конница, опять гвардия. Больше тридцати тысяч человек! Правда, в штурме участвовало только двенадцать тысяч с половиною. А воевало против них всего полтысячи человек! В чистом поле такой отряд раздавили бы, даже не заметив. Но за высокими стенами при поддержке многочисленной крепостной артиллерии, старой, даже еще русской XVI века, шведы чувствовали себя уверенно и активно огрызались огнестрельным оружием. Русские же собирались с силами надсадно долго. Поручику князю Хилкову, да и другим тоже, уже начала приедаться эта небольшая крепость. И осенняя пора — нудные дожди, промозглый холод, свирепые ветра с Ладоги — не очень-то внушали хорошее настроение. Сразу вспоминалось нарвское сидение и болезненные раны. Это ведь назывались они легкие, а по болям так и до средних легко дотягивали. В начале октября началась артиллерийская канонада. Почти неделю больше полусотни осадных пушек при помощи полевых и корабельных долбили несчастную крепость. Пожары, разрушения, клубы пыли и дыма, — казалось, после этого ада от Нотебурга ничего не останется, а немногочисленные защитники сразу сдадутся. Но бывалые воины морщились. Неопытные артиллеристы стреляли куда угодно, только не в стены, бреши получились маленькие и брались шведами под многослойный огонь. Русские же пушки постепенно выходили из строя из-за интенсивной и неумелой эксплуатации. Постепенно уже все приходили к мысли, что пехоте придется штурмовать, прежде всего, крепостные стены, а, значит, нести повышенные потери. А что делать? Нотебург надо взять! Петр, стоявший среди своих любимых преображенцев, и смотрящий на это безобразие, с чувством выругался. — Все, тянуть больше не будем, — громко сказал он, — завтрева штурм! Семеновцы, набирайте охотников в своих рядах. — А как же мы, — обидчиво спросил Дмитрий, стоящий неподалеку, — али не признаешь уже преображенцев, государь? Петр хитро посмотрел на князя Хилкова. Вопрос ему принципиально понравился, хотя людей уже, в общем-то, хватало. Но пусть и они немного повоюют. Нехотя, пусть и ласково разрешил: — И с преображенцев тоже можно взять, но немного. Не все вам жар загребать, дайте и другим повоевать, паршивцы. В ночь на одиннадцатое октября четыре десятка охотников из семеновцев во главе с сержантом Мордвиновым по сигналу — три залпа мортир, смело бросились навстречу картечи и пулям. Они лихо перебрались через ров и попытались проникнуть через брешь в крепость. Но шведы труса не праздновали и достойно встретили русских. К тому же брешь была небольшой, стены по фундаментам и нижним ярусам оказались целыми, и атака явно забуксовала. На помощь Мордвинову Петр отправил сотню с гаком семеновцев вместе с остатками охотников во главе с гвардии подполковником князем Голицыным. Но этого явно было мало. — Карпов, князь Хилков, берите преображенцев и подоприте семеновцев! — потребовал царь, стремясь переломить неясную ситуацию боя. Офицеры отдали честь и бросились с гвардейцами к крепости. Шведы, ожесточась, отбивались, как могли. Сверху они обстреливали русских из пушек, ручного огнестрельного оружия, даже кидали бревна и камни. Убитые и раненные с обоих сторон измерялись сотнями. Майор Карпов еще при выдвижении к крепости был ранен картечью в руку и ребро, но остался в строю. Правда, полноценного командира из него уже не получалось и Дмитрий был вынужден все чаще его подменять. Ожесточенное сопротивление шведов все равно не остановило бы атакующих русских. Но лестницы, сделанные на глазок, оказались короткими и не позволяли проникнуть за стены. Солдаты дрогнули. Несколько из них побежали к реке. Но офицеры, придя в ярость, уже не собирались отступать. Пока князь Голицын железной рукой наводил порядок среди солдат, заодно отпихнув приткнувшиеся к берегу около крепости лодки, Дмитрий приказ вязать лестницы по двое. В ход пошло все — офицерские шарфы, кожаные ремни, располосованные кафтаны. Получались шаткие, но высокие сооружения, позволяющие подняться на стены. Подбежал посыльный. Петр приказывал отступать и перегруппировать силы. Голицын переглянулся с Князь Хилковым, посмотрел на сидевшего от слабости на земле Карпова — у него вытекло много крови и громко сказал: — Скажи государю, что теперь я принадлежу не Петру, а богу. И взялся за лестницу — идти на штурм. Появились свежие преображенцы. Это Александр Меньшиков, видя затянувшее сражение, по своей воле на лодках переправил людей из отряда, стоявшего на противоположном берегу. Подошли солдаты и других частей. А гвардейцы были уже на парапете. Воевать у шведов было, по сути, уже некому. Две трети полутысячного гарнизона вышло из строя — было убито или ранено — а русские многократно превышали числом. И Шлиппенбах приказал бить в барабаны в знак сдачи.Дмитрий покачивался в седле. Неизменный Бурка шел плавно, понимал, что хозяин устал и потихоньку дремлет. Хороший конь. Алексашка Меньшиков хвастался, что под ним уже третьего коня убили. Нашел чем хвастаться, дурак. Нотебург третьи сутки, как пал. Остатки шведского гарнизона с почестями отпустили. Храбрые воины, дрались до последнего. Своих трусов сначала провели через строй, били палками, затем оплевали и повесили. Что б другим неповадно было. Зато храбрецов Петр прилюдно наградил. Среди награжденных были князь Голицын, ставший полковником гвардии, Карпов, повышенный до подполковника гвардии. Дмитрий стал аж майором гвардии. Кроме того, Петр не забывал и о материальных благах своих офицеров. Дмитрий получил вотчину в несколько деревенек с почти сотней мужских душ и опять пятьсот рублей. По его представлению Никита Логинов, одним из первых забравшийся на парапет Нотебурга, стал сержантом гвардии Преображенского полка и получил две деревеньки в 12 мужских душ. Награда была скромной по сравнению с той, что получил Дмитрий, но он от души поздравил старого друга. Главное, надо попасться на глаза царю и служить честно и грозно. И тогда награды полются золотым дождем, будут щедрыми и многообразными. Теперь Дмитрий искал причину, по которой можно было уехать в Москву. Сухопутная война за Неву в этом году закончилась. Шведы попытаются надавить с моря, но не очень успешно. Ничего интересного там не будет, а вот Нева требует хозяйственного освоения. Такой сладкий кусок не должен пройти мимо рта. Сельскохозяйственных земель здесь не так много. И Дмитрий поклялся, что пару вотчин он освоит под будущим Петербургом обязательно, переселив своих крестьян с хозяйствами уже будущим летом. Внезапно ему помог сам царь. Аналитическими способностями Петр тоже обладал, хотя не всегда ими пользовался. И хотя знания о ближайшем будущем у него отсутствовали, но он понимал, что следующим шагом должно быть строительство его Санкт-Петербурга! Нужны рабочие руки — подсобные рабочие, мастеровые, крестьяне, подьячие и просто мещане. Пусть осваивают город, строят крепость. Тогда и армия сможет отбиться. Царь отрывисто приказал гвардии майору Князь Хилкову, который мог не только воевать, но и хозяйствовать: — Я послал с нарочными приказ в Москву — подготовить две тысячи мужиков. К нынешнему лету их приведешь. Понял? — Понял, мин херц! Может съестные припасы привезти? — Правильно мыслишь. Постарайся еще по зимнику протащить обоз. Закупи две тысячи пудов ржи. Надеюсь, на первое время хватит. И все прочее, что сможешь. Деньги для этого возьмешь а Алексашки Меньшикова. Окрыленный такими словами царя, Дмитрий развил бешенную деятельность. Купить зерно оказалось проще всего. Благо купил у себя. И дешевле рыночной московской цены. Людей и коней с санями ему собирал Ромодановский. Не сам, конечно, а через своих сотрудников, которых по-старому называл дьяками и подьячими. Грозному для всех и преданному Петру. Князь-кесарю многое прощалось. За Дмитрием был только контроль качества, о чем он и старательно позаботился, забраковав шесть десятков мужиков (старые, калеченные и больные), шесть саней (рухлядь) и трех коней (старые и слабые). Недовольный Ромодановский, пришел, изрыгая проклятия и угрозы. И не все они были просто словами. Князь-кесарь мог арестовать и вздернуть на дыбу и без решения царя. Самолично осмотрел забракованное, подумал, приказа Дмитрия не отменил, хотя и ушел, косо глядя на майора гвардии. Пронесло. Ромодановский был очень недоволен и, уходя, зло смотрел в сторону Дмитрия. Но и он понимал, что обманывать царя себе дороже и плохо выполненное задание может стоить не только успешной карьеры, но и собственной головы. Даже головы князь-кесаря. так что обошлось. Уф!
Глава 2
Выполняя поручение царя, Дмитрий не забывал и о своих личных меркантильных делах. Своя рубаха всегда ближе к телу даже у попаданца! Несмотря на острую нехватку времени, самолично съездил в окрестности мануфактурной уже тогда Тулы и там нашел мастеров кузнечного дела. Разорившийся купчина продавал штат заводика (а точнее большой кузни) за сто рублей. Шестнадцать мастеров (с семьями) обошлись задешево. В Москве люди стоили куда дороже. Тем более маститые мастера. Вот и пополнению заводу Хилкова. Монстр будет, не как, конечно, в ХХI веке, но все равно большой. Кстати и в Москве пришлось закупаться. Две семьи солеваров (всего пять мастеров, в том числе одна женщина, что для той поры было крайней редкостью) и опытный мельник (разумеется, с семьей). Общая сумма сто сорок рублей. Дмитрий кряхтел, постанывал под тяжестью страшного пупырчатого зверя, но деньги отдал, понимая, что добыча соли — золотое дно. Понял уже в это время. Без соли человек не проживет, его ведь не только в еду надо класть, но и защищать свои съестные запасы на несколько месяцев. А привозная соль будет очень дорогой, как, впрочем, и любые товары. А ведь есть в окрестностях Санкт-Петербурга соль, хоть в море, хоть в отдельных горьких источников. Для XXI века, конечно, и по качеству и по количеству это было маловато, а для начала XVIII века нормально. Людей даже в строящейся столицы мало, а желудки их крепки. Лишь бы была вообще соль! Ну а мельница — обязательный символ любого селения человека. Ибо, как-то никак не привыкнут люди кушать прямо зерном, как жвачные животные, для человеческого желудка обязательно требуется его сначала перемолоть. Так что хочешь — не хочешь, а вначале построишь церковь, а потом мельницу. Наивный царь простодушно мечтает, прежде всего, рубить крепостные стены. Пока из леса, а уже потом ставить каменные. Ха, как бы не так, или параллельно, или даже раньше, как бы между прочим, а появятся сначала церковь, а потом мельница. В Подмосковье сумел еще купить водочный заводик, который вели три крепостные семьи. Начало есть, а потом он постепенно поменяет технологии. В России ведь для души очень важны поп и водка. Причем они незаменяемые, именно два инстанции — сначала церковь, потом трактир. Можно, конечно, и наоборот, но священник люто тогда ругаются из-за пьяных. Для тела специально побывал на Кукуе, поспрашивал у местных иноземцев, некоторые жили в Москве столько, что почти полностью обрусели, предпочитая западному луковому супу русскую ботвинью и вчерашние щи. Но кое-какие связи с исторической Родиной они сохранили и смогли сделать свой скромный бизнес. Побегав, Дмитрий сумел договориться, что ему с оказией перешлют пару пудов картошки. Местные иноземцы сами ее не очень-то ели, но для гвардии майора договорились. Покупка в Голландии обошлась в сущие копейки, но за перевоз пришлось заплатить целых семнадцать рублей, как будто майсенский фарфор вез. Кстати его еще не существовало. А так ужас! Да и от Прибалтики до Москвы хлопот набралось. Картофель — не зерно, холода очень боится, пришлось утеплить с надеждой, что до будущего Санкт-Петербурга Дмитрий все же довезет и там (ух!) посадит. За одним купил для себя несколько саней и коней (просто взять государственные не решился, понимая, что попасться у Петра на воровстве казенного имущества очень легко, а потом оправдаться практически невозможно), молочных коров, триста пудов ржи (немного, но хоть это), несколько сот кирок, топоров и лопат. Сверх этого купил почти сто пудов просто железа. Металл и изделия из него были взяты по совету старого мастера и по собственному размышлению. К различного рода мастерам добавился немец Курт Бурманн. Бывший наемник русифицировался, принял православие и женился. Жилось ему за спиной Дмитрия вольготно, и тот совершенно не беспокоился, что Курт сбежит. Зачем? Жить в полунищей Германии без гроша в кармане было бы очень тяжело. В России он, хотя и крепостной, но ни разу не ложился спать голодным. И мастерская Курта по производству льняной ткани пользовалось большой популярностью. Даже стареньких родителей привез в Россию. Ну и несколько сот крестьянских хозяйств со всем — скотом, летних телег и примитивных сох, от стариков до младенцев. В жизни все сгодится и даже старые люди тоже. Любое селение начинается с кладбища и церкви. Ближе к сретенью тронулись. Шел февраль, с его знаменитыми тогда метелями и внезапными страшными морозами. Все-таки малый ледниковый период XVI — XVII вв. еще только заканчивался. Дмитрий, тем не менее, нервничал, торопился, подгонял возчиков. В Прибалтике из-за влияния Балтийского моря ближе к весне возможны даже в холодном начале XVIII века резкие потепления. А зимник проходит преимущественно по болотам и руслам рек. Станут до следующей зимы. Через три недели обоз прибыл к Нотебургу. Царь метался по Прибалтике и по России, но ставка его официально располагалась около бывшей шведкой крепости. В конце апреля армия постепенно сконцентрировалась вокруг Ниеншанца. Дмитрия там непосредственно не было. Петр, узнав о выполнении задания, лишь молча кивнул. Потребовал, чтобы он оставался вместе с обозом и следил, чтобы и мужики не разбежались, и никто не растаскивал хлеб, скот и людей. Дмитрий на этот раз особо на войну не торопился. А в правоте царя вскоре убедился. Шестеро мужиков, напуганные слухами о приближающихся шведов и уставшие от тягот лагерной жизни, попытались сбежать. Всех поймали и нещадно высекли, хорошо хоть не повесили. Дмитрий несколько раз отбивал нападки высокопоставленных вельмож, нацелившихся на коней и продовольствие. Так пришел май. Сообщили о падении Ниеншанца. Петр, разумеется, был там и лично руководил переговорами о сдаче крепости. Собственно, несмотря на крепкие стены и большие работы по усилению укреплению, Ниеншанц с шести сотенным гарнизоном при трех мортирах был для русской армии вкусной конфеткой, у которой необходимо лишь снять красивую обертку. И ничего, что обе стороны потеряли бы несколько сот человек. И для России, и для Швеции это было бы не очень чувствительно. А то, что это погибшие люди… Когда государство по-настоящему думает о своих поданных, если проявляются государственные интересы? Сообщение о взятие Ниеншанца дополнялось короткой запиской Петра, решившего построить здесь намеченный город, то есть Санкт-Петербург. Царь требовал от Дмитрия перевезти обоз с привезенными грузами и мужиками к крепости, чтобы немедленно строить. Двигайся быстрее, — конфиденциально сообщал царь, — я пока намечу проспекты, порт и крепость в рамках города. Люди нужны, обычные мужики, которые будут копать землю, и строить дома. Дмитрий широко улыбнулся. Наконец-то! Сколько можно сидеть, сложа руки. Нет, работа у них была — надо было кое-как переделать сани в телеги, построили и разобрали мельницу под руководством мельника — зерно-то они привезли, но его есть не будешь, мука нужна. Кузнецы поправили топоры и лопаты, перековали кирки. Но все равно, это труд во сне. А тут настоящее дело! Для Прибалтики май — это еще настоящая весна, кругом вода, половодье. Поэтому его обоз больше плыл, чем ехал. Приходилось беречь грузы, особенно зерно, перетаскивать лошадей и коров, дважды топили железо, а потом с натугой вытаскивали его. Дошли. Первыми Дмитрий пустил измазанных в грязи, измученных коров с семьями кормильцев — мужиков, чем вызвал гомерический хохот окружения Петра. Смялся и сам Петр, когда увидел бредущих по воде, как по родному пруду баб с детьми с завязанными выше колена подолами, подгонявших коров. — Ну, ты насмешил, — дружески сказал царь, — бабы с коровами-то тебе зачем? — Я сюда, государь, приехал навсегда жить, — твердо сказал Дмитрий, — как смогу. Бабы пусть детишек рожают, это их родина будет. А коровы, отъедятся, молоко дадут. Масло будем вкусное бить! — Х-гм, — посерьезнел Петр, — вот оно у тебя как. Коли так, молодец. Я сейчас крепость строить буду и жилье. Благо ты мужиков на первое время привел. О топорах подумал? — Я, государь буду ставить кузню и мельницу, — признался Дмитрий, — а жилье мужики пусть сами строят. У них семьи, пусть и думают. С инструментом-то тяжело получилось. Ты князь-кесарю о людях и зерне отписал, а их не заказал. Отказал мне Ромодановский и в деньгах на покупку, и на получение со складов. Царь, свирепея, выругался. В бешенстве Петр терял чувство меры, могло и себе достаться. Поэтому Дмитрий поспешил добавить: — Своих денег, сколько было у меня, потратил. Купил по три сотни топоров, кирок, лопат. Железа немного, но это я уж для себя. — Пока крепость не построим, никаких для себя, — предупредил Петр, добрея. Какой бы ты ни был гениальный правитель, а за всем не уследишь. И если нет добрых помощников, то дело пойдет медленно. Пусть ты царь, а всего не построишь. Инструмент Дмитрий вез для себя, хотел заработать на продаже, но что уж тут делать, придется отдать. Впрочем, немного он все же заработал. — Алексашка, — крикнул царь, — Меньшиков! Александр Меньшиков, его любимец, работоспособный и творческий, хотя и вороватый, появился как чертик из табакерки. Посмотрел на Дмитрия без любви, но и без ненависти. Занимая одну «экологическую нишу», они по факту становились соперниками, но особого напряжения между ними не возникало, поскольку Дмитрий напрямую на место Меньшикова не претендовал и вел себя весьма скромно. — Отдашь Дмитрию полуторную цену за инструмент, — приказал Петр, — не особо вникая на переглядку помощников, — и смотри мне, я цену знаю. Когда царь ушел, Данилыч мялся и не хотел отдавать всю сумму, но Дмитрий стоял твердо, ссылался на царя, и обозначенные деньги перешли из одного кошеля в другой. Не успел порадоваться, как пришли его крепостные мужики, купленные под Тулой. — Барин, народ, как всегда, мрет, — закручинился старший — пожилой мастеровой, — двое уже в саванах лежат, надо отпеть и похоронить, а то закиснут так. Кроме того, парень один жениться хочет, невмоготу ему. Две бабы на сносях, дитяти скоро появятся, крестить надо. Человек ХХI века, Дмитрий не сразу понял, что они к нему-то пришли? Он что на кладбище работает, или акушер? — Церковь нать, барин, с попом и прислужниками — в голос заявили мужики. Дмитрий чуть по лбу себе не стукнул. Бестолочь, надо уважать нравы и потребности людей этого времени! О водке вспомнил, а о священниках нет. А ведь никуда не денешься, народ сразу взбунтуется. — Первый же сруб ваш! — торжественно пообещал он и уточнил, — место выбрали? Опять же поп, нашли али как? — Все уже сделано, барин, — обрадовано заговорили мужики, — и бревна-доски есть, и с кузнецами договорились насчет литья колоколов, а поставить хотим на взгорке, — пожилой мастеровой вопросительно посмотрел на Дмитрия. — Ставьте, — тот щедро махнул рукой, — государь может и осердится сильно, но я его уж упрошу, к господу всяк православный тянется, как к солнцу. — Вот-вот, — обрадовался пожилой, — а с попом мы договорились. Попа царь привез, да ему все равно обедни служить негде — своей церкви нет, к нам пока перейдет. А там, может, ты с царем договоришься? Ты же к нему близко. На счет договорится Дмитрий сильно сомневался. Не даст Петр ему попа. У него он здесь только один. Или по такой цене, последние штаны отдашь. Ну да ладно, Россия — страна большая, неужели не найдется еще? Земля здесь окраинная, но тихая, даже в ХХ веке в укромных местах скиты монахов существовали. Может и утащит кого из этих бунтарей? На том и остановились. А дальше думай барин, проявляй смекалку. И о водке раз вспомнил, надо делать. Иначе опять проморгаешь. С мастерами заводика он договорился быстро, опытные и квалифицированные они поняли, что он хочет. Перспективные линии только две — с одной стороны сделать крепче, с другой — вкуснее. Они этим всю жизнь занимались, хотя и не так быстро производство модернизировалось, но было им понятно. Водочное ведь производство, если под его сырье оставлять одно и то же — зерно, скажем, ржи или пшеницы — то и технология будет практически одинаковое во все века. Это вот его поменять на картофель или, особенно, на нефть, там и технологию надо изменить. А так надо только усовершенствовать, так это попаданец запросто. Ведь за 300 лет наши российские мужики — технологи-инженеры — столько напридумали (позаимствовали на Западе), что даже он — обычный гражданин может что-то предложить. Впрочем, для начала надо бы заводик элементарно устроить. Послал им мужиков на помощь, сделали они бревенчатый барак, выкопали колодец, договорились с госаппаратом (Дмитрий даже трогать царя не хотел) о торговой пошлине и, глядишь, уже как бы само собой в скромном пока городе открылись скромные уголки распивочные и трактиры. Но это была только сущая мелочь. Проблем тоже хватало, насущных, очень острых, актуальных. Помимо инструмента, к царю у Дмитрия был еще срочный вопрос. В Санкт-Петербург какого-то дремучего лешего из провинции пригнали настоящих душегубов. Царь, кстати тоже имел такой вопрос и интереса ради к ним специально приехал. Может, мастера какие дельные, работящие, очень важные для строящейся столицы? Интерес быстро пропал, когда он увидел, что это обычные колодники — злобные, ленивые и очень драчливые. Двое убежали прямо при царе, их едва нашли и сразу повесили. Третий вообще собирался убить царя, ладно стрельцы, их стерегущие, не стали особо церемониться, забили древками бердышей до полусмерти и посадили в кандалы. Вешать его отдельно не стали, все равно скоро всех оптом повесят. Царь мыслил рационально. Еды и так очень мало, а тут еще эти ленивые скоты. К тому же надо охранять, а убегут, новая докука — разбойники в парадизе. Гоняйся за ними. Проще, чем самым не мучатся и их не мучить, взять и повесить. Мертвые требуют только лишь их зарыть в яме поглубже, чтобы звери не подвигли на вторую жизнь в питательной цепочке. А дальше беспокоится не надо, будут спать вечным сном! Дмитрий же думал не только рационально, но еще и гуманистически, как житель будущего XXIвека. Зачем вешать людей, когда можно оставить жить, да еще с обоюдной пользой. Душегубами ведь они стали чисто теоретически даже в рамках этого жестокого времени — никого не убивали и не грабили. Вообще главная их вина оказалась мизерной — не дали над собой издеваться и грабить приехавшими дьяками, сорвались в гневе, избили палками и кулаками. Куда им, чернильным душам, даже не защищались, мигом убежали. Зато потом такое понаписали в грамотке царю! А там пошло — поехало. Схватили их, как смутьянов и отправили в Санкт-Петербург, а там приняли как убийц. И сразу вешать. Похоже, в России чужая душа всегда стоила не выше копейки. Надо просто устроить им такие условия, чтобы они сами желали работать, а о разбойных делах совершенно забыли. Когда Дмитрий еще вел порученный ему в Санкт-Петербург обоз и наткнулся на кандальников и стерегущих их стрельцов, то первое чувство было элементарная жалость к несчастным людям. Только чуть позже в голове объявилась рациональность, да и то в плане объяснить царю, зачем они ему понадобилось. В начале ХVIII века простой жалостью не пробьешь даже плаксивую девушку, а уж, тем более, царя. На фига не повесил, хотя имел на это полное право? Докладай и винись! К вечеру он сумел еще раз попасть на визит к Петру. Это было очень не просто, и лишь потому, что Дмитрий считался старым собутыльником и царь любил проводить с ним время, он сумел пробиться через все ограждения охраны и ближайшего окружения.Глава 3
Царь сразу втянул его в интересный спор, очень занимающий Петра в то время, и затянувший самого Дмитрия. Только когда они опрокинули с десяток стаканчиков гданьской водки, то только тогда вспомнил, зачем пришел. И попросил для начала о решении нужд своих крестьян. Попа надо вот так! — прошел он рукой поперек горла. В своем кругу монарх был прост и весел. Долго хохотал, словно Дмитрий сказал, что-то смешное и скабрезное. Насмеявшись, Петр сказал: — Хватит тебе все просить, давай будем союзниками, — и снова захохотал, сквозь смех предложил, — я попа, ты церковь. Пусть работают вместе на радость православным. Вот ведь шутник, пся крев. Что-то Петр сегодня скудноват. Водка, что ли, излишне трезвая? Царь ведь предлагал, говоря светским языком, чтобы священник в церкви выполнял не только просьбы и требы окружающего населения, но и различные государственные процедуры. А их тогда в религиозном средневековье с участием попа тьма-тьмущая! И главное, зная родимое государство и самого Петра, как его персонального представителя, Дмитрий прекрасно понимал, что теперь черта с два он их (попа и государство) выгонит из собственной церкви. И вообще, ты еще докажи, что здание церкви твое, что земля под ней не украдена у государства. Кстати, а ведь земля не куплена, не арендована. Точно оприходует церковь! Хотя, с другой стороны, Дмитрий может под этими условиями за церковные требы вообще не платить. Он дал церковь, поп на государственном жалованье, что еще ему надо? Мало — проси с прихожан. Он сам, как простой прихожанин, с барского плеча рублик скинет. Так-то. Как государство с ним, так и он будет с государством. Как говорится в будущем на Западе, на войне, как на войне. Дмитрий повеселел и уже повеселевшим голосом подтвердил: — Ай, и прав ты, государь! Пусть будет по-твоему. Царь самолично налил водку по стаканчикам, предложил личный тост Дмитрия: — Вздрогнули, панове! Попаданец саркастически улыбнулся, на что Петр сердито и как-то обиженно произнес: — Что там не по-твоему сказал, опять лыбишься? У Дмитрия хватило трезвости не встревать в пьяную болтовню. Вместо этого он медленно выпил свой немалый стаканчик, поднял его, показал, опрокинув, что ни капли не осталось. Решившись, заговорил теперь о колодниках. — Зачем они тебе? — сообразил Петр, несмотря на пьяное состояние, о каких колодниках идет речь, — решил, завтра повешу. Пусть сам господь решает, хорошие они люди или плохие. В рай им идти или ад. От меня больше не дождешься, надоели. И они, и ты. Его товарищи по кумпанству, все, как один, сильно пьяные, загомонили, закричали, одобряя мнение царя. Дмитрий суетливо передернул пальцами под столом. Что ж они здесь все такие кровожадные-то! Людей убить, как комара прихлопнуть. А те ведь еще много чего доброго могут сделать! — Бог с ними, колодниками, — вкрадчиво заговорил он, — сами по себе они и меня не интересуют. Но, государь, смотри, с другой стороны, какой город без булыжной мостовой? И Санкт-Петербурх должен иметь каменную мостовую! Что б никакой дождь не мешал. Должен? — требовательно обратился он к царю. — Должен! — твердо ответил царь. Колодники его тоже не интересуют. А вот за свой парадиз он всем глотки перегрызет. Все лучшее в него! Хорошее начало. Теперь перейдем к логическому выводу. Дмитрий так же вкрадчиво спросил: — А кто будет булыжники возить, делать их из твердого камня, А? Работа-то каторжная! Ежели этих каторжников повесить, придется других создавать. А людей нет. Я своих никого не дам, работы много. Вон Александр Меньшиков пусть даст, он больше всех скалится от радости казни. Меньшиков сегодня непонятно какой пьяной радости, а, скорее всего, из желания подфартить Петру, действительно больше всех требовал повесить колодников. Однако, услышав Дмитрия, увидев заинтересованного в людях царя, он задумался и осторожно предложил царю: — Может, этих колодников и поставить на каторжные работы? Пусть больше мучаются, а то сразу вешать. Пару раз дернутся и на тот свет. Маловато. И Дмитрий пусть страдает с ними, сам за них радел. Работу ему отдать по снабжению сырьем строительство санктпетербурхской мостовой. — Будь по сему, — сказал Петр, которому эта история с колодниками уже весьма надоела, — отныне ты за них в ответе. Пусть работают. Не будет булыжников — сам будешь в ответе. И виноватых мужиков, если что, вешать тоже ты будешь. Дмитрий недовольно покривился, хотя такой поворот событий его только радовал. И люди целы, и денег много, и город растет. На следующее утро он с несколькими приказчиками и людьми из собственной охраны приехал в лес с колодниками. С ними поехал и царь «со товарищи», дескать, вообще-то, еду по своим делам, ну и сюда заеду. На самом деле, он откровенно поглядывал за князем Хилковым. Попаданец понимал,что Петр колеблется. Решение-то он принял, но не знает, во благо ли или во вред оно пойдет? А злу только дай прорасти — потом не сотрешь. Пусть смотрит, он царю не указ. Хотя самому тут страшно. Какие же эти колодники ужасные и противные. С комами волос на голове, с большими грязными бородами, одетые в непотребное тряпье. Бросают злобные взгляды, в глаза не смотрят. Какие из них работники? Бандиты есть бандиты, зарежут, не поперхнуться. Понятно дело, колодников надо для сначала хотя бы нормально накормить, дать им умыться, постирать одежду, постричься, сводить в церковь. А уж потом толкать вечное и доброе о добре и зле, какие они стали злые и какие они могут быть добрыми. Он посмотрел в след Петру, который даже не попрощался с Дмитрием. Похоже, он поставил крест на этих людях и обозлился на вылезшего Дмитрия. Право же, какой царь поспешный. Ничего еще не кончено. В ХХ веке и хуже было. И нечего их боятся. Их с десяток, они вместе и с оружием. А колодников много, но они не знают, что им делать и совсем без оружия. Даже без вил и топоров. Он весело заговорил: — Эй, православные! День сегодняшний мы начнем сначала. И начнется он с хорошего обеда — новомодной перловой каши с сушеным мясом. Кто у вас ныне кухарничает? Оказалось — никто. В самом деле, если еду не готовят, какие могут быть повара. Своим личным приказом он назначил на сегодня кухонных работников и главных поваров, вроде бы понимающим что-то в кухарничании. Пока они возились с едой, не обращая внимания на настороженные и колючие взгляды — возможная прелюдия ножа в спину или топора в голову — он разогнал колодников — кого на строительство домов и хозяйственных построек, кого, самых откровенно слабых и искалеченных — с сетью на лесные реки ловить рыбу. Пока каша поспела, ватага срубила десять с лишним больших бревен под нижние венцы и поймала три корзины рыбы. С тем ватажниками и засели за обед (колодниками он не хотел называть их принципиально). Сам Дмитрий скромно сел за в стороне, не сколько вкушая сам, столько наблюдая за остальными. Сегодня у них был праздник и они этого не скрывали, радуясь и восхваляя благодетеля. Последний раз горячее блюдо, а тем более с мясом, они ели несколько месяцев назад. Еще бы не благодетеля. У них даже посуды не было, от котлов до поварешек. Единственная пища от государства — кусок гнилого хлеба. Прямо, как коровы. Но те хоть траву целыми днями жевали, а колодники? Специально подводили к мятежу? Зачем? Дмитрий, хотя и нередко сомневался, но все же постепенно утверждался в дебилизме дьяков. Любое действие нормального человека вытекают из логических предпосылок. Как правило, это деньги, еда, красивые вещи и одежда. Но когда он пытался понять, зачем этих людей довели до такого состояния, логика отсутствовала, включились эмоции, злые и беспощадные. Зато сегодня у колодников был настоящий обед, без изысков и разносолов, но сытный и в большом объеме. После обеда, когда все, сытые и довольные, переваривали кашу, он произнес им частично агитационную речь, частично обрисовав цели и задачи. — Мужики, а вот так вы жить хотите? — спросил он после этого у собравшихся. — Да! — громкий крик распугал ворон и галок на вершине деревьев. Дмитрий правильно повел речь. Кто же откажется сытно есть каждый день? — Держитесь меня, — предложил он крестьянам — колодникам, — для вас выше меня только царь. Петр Алексеевич пока о вас мнения не очень хорошего, как вы уже поняли. Сами виноваты. Но если вы будете хорошо работать и не станете бузить, то все будет замечательно. А я за вас порадею — кормов у вас будет много и сытно, жить вы сможете хорошо. Вы спросите меня, что значит хорошо? Вообще, я не знаю. У каждого свои требования, — он подождал немного, пропустив крики и шум мужиков. Не злобные — уже одно это радует. Продолжил, — конкретно я хочу для вас выпросить для начала жизнь без кандалов. Но это, еще раз при вашей доброй работе и прилежном поведении. Помолчал, пытаясь понять, не слишком он высоко начал философствовать. Начал стращать — это самое обычное для простого народа в эпоху средневековья: Ну, как, будете к этому идти, или мне уехать прочь, а в живете, как жили до сего дня. А нетерпеливым можно сразу отправиться поваляться в петле. Всяко проще. Ни то, ни другое, судя возмущенному гомону, народу не понравилось. Что же, тогда у них есть база для переговоров. Теперь надо привести их к трудовому требованию Петра Алексеевича — булыжников для мостовой много и качественно. Впрочем, для этого нужен не только трудовой энтузиазм. Дмитрий прекрасно понимал, что здесь еще (уже?) не сталинская эпоха и лично он заставлять работать на голом энтузиазме масс не будет, как бы его не заставляли царь и его окружение. А если будут излишне приставать, так ведь может и взбунтоваться! Трудовой энтузиазм приводит к долгим и эффективным трудовым результатам, если только встречается с хорошей оплатой и нетяжелым трудом. А это возможно только при достаточно высокой технической базе. Для первой четверти ХVIII века это означает широкое использование лошадей и водных ресурсов. Понятно, барин? Лошадей необходимо будет широко использовать, как в каменоломнях, так и личных хозяйств, в земледелии и в лесном хозяйстве. Особенно это происходит при перевозке и переработке камня. Хотя при этом могут большую пользу приносить и мельницы. Минимально использовать ручной труд! Каменные же полуфабрикаты и фабрикаты нужно переносить на лошадях, только не верхом, а на повозках, волокушах, при помощи рычагов и так далее. Дробить каменный массив на пласты и на отдельные булыжники нужно, во-первых, при помощи клиньев из закаленной стали. Сталь в начале ХVIII веке есть, но еще немного. Нужна технология производства дешевой, но хорошей стали. Сделаем. Дмитрию давно уже пора заняться металлургией. Во-вторых, и в этом веке это знают, как можно использовать водяные клинья на морозе. Не все, правда, могут использовать передовые методы производства. Он сможет. Скоро уже осень, а за нею зима. Самое время для таких приемов работы. Получится выгнать сравнительно легко камень на весь год. Есть еще в наличии пороховые шурфы. Их еще применяли в ХХ веке, заменив порох более мощным толом. Жалко, пока даже порох дорог и редок. Но забывать про него нельзя! В свою очередь, для шлифовки и обработки булыжников создать специальные станки с водяными, в худшую сторону, конными двигателями. Не фиг шлифовать вручную! И обязательно использовать ватные повязки длязащиты дыхательных путей от каменой крошки и пыли в воздухе. Иначе высокая смертность на работе может ликвидировать любое, даже самое лучшее начало. Он пробыл здесь пять дней и добился высокой эффективности. Пока не пришли первые морозы, камни дробились порохом и клиньями, от каменоломни до Санкт-Петербурга булыжники тащили по водному пути, используя для посадки в суда и из судов разницу в высоте, лошадей. Широко использовали в обработке станки разных конструкций. Помимо использования улучшение технической базы, использовалось и широкое стимулирования трудящихся и в разных сферах, и в разных формах. Люди работали на две части: первую часть трудового времени, обязательную (примерно четверть) — за еду и чтобы окупить расходы Дмитрия. Эту продукцию сдавали в обязательном порядке, и она учитывалась царем при строительстве. Нельзя сказать, что ее было много, но не учитывать ее тоже было нельзя. А вторую часть Дмитрий фактически покупал — его приказчики по камню — сведущие в этой продукции люди, после того, как выделили обязательную часть, измеряли и вторую часть, стимулирующую. А за это отдавали по уговоренности, кому, что надо, — деньги, приличную еду, одежду, даже снимали кандалы, и верх милости — привозили семью и разрешали заводить семейный надел. Петр уже совершенно не понимал Дмитрия. Оставив, по его просьбе, в живых кандальников, он и слышать больше не хотел о дальнейших уступках. Пришлось попросить снять кандалы, как личную уступку ему, Дмитрию, как будто он с него снимает. Изменение статуса кандальников до крестьян пришлось проводить параллельно с введение налогов. Иначе царь просто не соглашался. И мужики, надо сказать, согласились легко. Веяние времени! А ведь налоги были большие. За приезд семей и превращение колодников в крестьян последним пришлось работать гораздо больше. И никто не протестовал или, хотя бы, не ругался. Для того, чтобы платить немалые налоги, мужикам пришлось увеличивать нормы выработки, а затем обязательно продавать сельскохозяйственную продукцию. И никто не роптал! Так или иначе, но своего Дмитрий добился — колодников усмирил, а производство на каменоломнях выросло в несколько раз по сравнению с официальной статистикой. Увидев, что работа пошла, в селение приехал Петр. Вообще-то приезжал он одновременно в селение и в каменоломню. Но оказалось, что его хватило только для первого. Петр хорошо помнил, что здесь было. Большое здание — то ли неряшливый шалаш, то ли большой амбар, покрытый сверху ветками. И бродящие под тяжестью кандалов злые каторжане, грязные и волосатые, которые не то, что угостить, поговорить не хотят. Раз приехал и больше не хочется. Сейчас перед ними была аккуратная деревня. Даже не русская, а немножко европейская. При чем не ХVIII, а ХХ века. Хотя аборигенам ХVIII века этого было не понять. А вот близость с Европой они явно почувствовали. Причем с богатой Европой, зажиточной. Петр похмыкал, погудел, ничего не сказал, но на князя Хилкова посмотрел с уважением. Может же, паразит! Первоначально строить такую деревню Дмитрий не собирался. Главной его целью было кормить колодников и в перспективе баб с ребятишками и с животиною притащить. Но затем возник производственный вопрос. Заготовка гранитных булыжников стала, благодаря технологии ХХ века, не только более легкой, но и существенно эффективной. И даже значительное увеличение потребности булыжников ситуации не спасло. Почувствовалось затоваривание. В Питере просто не успевали перерабатывать. Часть мастеровых колодников приходилось с каменоломни убирать. Когда он объявил об этом и красноречиво посмотрел, что для колодников означало только одно — «лишних» рабочих их барин собирался вешать. Ничего такого Дмитрий делать не собирался, но попробуй это людям докажи. Они заволновались, забеспокоились, стали искать другие варианты своей полезности. — Я черепицу могу делать, — объявил один дед, — шесть лет работал у немца. Не убивай меня, барин. Здесь я тоже видел, хорошая глина есть, буду делать в большом объеме. Дмитрий с интересом на него посмотрел. А это выход. И люди будут заняты, и городу польза. А то даже, так сказать, дворцы кроют досками с соломой. И только царю покрыли немецкой черепицей. Какая цена, он никак не говорит, но морщится. Явно не маленькая. Иначе бы хвастался хотя бы среди своих. — Молодец, — одобрил Дмитрий, — сколько рабочих возьмешь? Дед гарантировал человек шесть. Вкусно, но мало. Дмитрий вопросительно посмотрел на остальных. Мол, жить хотите — ищите работу. И люди нашли. С помощью Дмитрия было решено рубить дома и, разобрав, продавать в городе, Конечно же, дрова и доски, сельскую продукцию, соломенные шляпки и различные аксессуары на стол. То есть, все, что хорошо продается, будет производиться. Петр, конечно, все это видел в городе и даже иногда кое-что покупал, но не знал что это отсюда. Или не обращал внимания. Город не маленький и везут в него сторон. И России, и мира. Знай, только плати. А теперь ходил и удивлялся. И товарам, и людям. В конце концов, не в силах признаваться в своей неправоте, сплюнул, прыгнул в седло и ускакал, только пыль по дороге понеслась. Дмитрий засмеялся и продолжил решать свои дела. Грузов здесь было много, знай только покупай и вывози, а потом в Санкт-Петербурге перепродавай в своей выгоде. И, конечно, надо вертеться, как белка в колесо. А то продашь дешево и не туда. Но это было еще не все. Когда к вечеру он приехал на плашкоуте с грузом булыжников в город, царь Петр прислал к нему аж шестерых гвардейцев — двух офицеров и четырех рядовых — с приказом немедленно явится к нему. Приказ был необременительный, но грозный. А для того, чтобы Дмитрий, от которого Петр ожидал, что угодно, не вздумал убегать, гвардейцы были из числа близких его друзей. Уж преображенцев царь прекрасно знал. Вот ведь каков — и драться не будешь, и противиться тоже. Друзья, все-таки. — Государь тебя водку зовет пить, — прямо сказал Карпов, — видишь какая честь! И нас вот послал. Боится, что один не приедешь — заблудишься, — он хитро подмигнул и потребовал, — пошли, давай, что мы тут тебя упрашивать будем, как девку красную. Отказывать Карпову, хорошему товарищу и прекрасному друга, Дмитрий не мог. Не говоря уже о том, что противиться царю на такую просьбу было нельзя. Петр, конечно, понимал, что он здесь оказался совсем не прав, а Дмитрий был очень даже прав. Но он все же был государь России, а они все его поданные. И если государь просит, то он требует вдвойне. И потому он легко пришел, особого не уговаривая, решив везти себя, как раньше. Не велика шишка, что чрезмерно пыжиться. Как всегда, было много водки и мало закуски, много говорили и хвастали. Санкт-Петербург, не смотря ни на что, строился и хорошел, а, значит, причины для этого были. В общем, Петр его простил, а Дмитрий сделал вид, что забыл. И булыжная мостовая получила в Санкт-Петербурге законную прописку, наряду с кораблями и коровами, зданиями и мастерскими.Глава 4
Впрочем, это было только начало. Работы, трудной и беспокойной, в будущей столице будущей Российской империи оказалось очень много. Все — от царя до последнего мужика рано утром вставали и, едва перекрестившись и съев, что бог подаст (а бог в Санкт-Петербурге стал весьма и весьма скуповат на имеющую еду), торопились к своей работе. Ирония — иронией, а Дмитрий помнил из истории, что голодали здесь иной раз поначалу сильно. Тяжелая работа, гнилая вода, заразные болезни, накладываясь на полуголодную жизнь, уносили тысячи жизней. Впрочем, иные в XXI веке уж говорят, что все это ложь, либеральные страшилки и столько не погибало. Трудно сказать, но жизнь действительно была тяжелой. Жалко, но он не бог, всех не спасет. А вот своих крепостных надо было кормить хотя бы понемногу, но регулярно. Ну и потом, естественно, заработать немного самому грешному. И после того, как поставили церковь, а потом кузню и лесопилку с водяным двигателем, Дмитрий перебросил строителей на строительство хлебопекарни и нечто средним между трактиром и столовой. А и то уже, мужики худели на глазах. Семейные еще, благодаря усилиям своих баб, а также коров, скудно, но кормились, а вот холостым хоть деревья грызи. Барское хозяйство Дмитрия, пусть не так быстро, но начало работать. Мельница, собранная и опробованная, принесла первый помол, бабы и девки (все специально подобранные без мужей), раздоили шесть барских телок, поставили птичник, где заходили первые десятки куриц и гусей. Не забыл Дмитрий и про овец. Десятка полтора их во главе с бараном паслись на специально огороженном участке. Осенью будут шкуры, шерсть и мясо. Ходко шло земледелие, хотя и с прицелом только на следующий год. В средневековье всяк зацепляется за землю и, как может, получает от нее отдачу — хоть зерном, хоть овощами, хоть ягодами. Не зря тогда говорили землица — кормилица. Дмитрий постарался. Каждая семья мастеровых получила по две десятины в черте города, а хозяйство крестьян — по пятнадцать десятин на лесных полянах, из-за чего деревеньки пришлось убрать немного поодаль от крепости. Рожь и овес, репа, капуста, морковь, свекла, лук, даже зелень — будет крестьянам и самим, что съесть и немного (а может и много) продать на рынке. Жаль только крестьян пока совсем мало. Ничего, год пройдет, к следующей весне он всех своих перевезет, и родные и Дашины. Даже старички опять поедут, хотят они этого или не хотят. Кладбище с кого-то тоже надо продолжать. Несколько молодых баб и девок, более сообразительных и творческих (сам выбирал), были поставлены на посадку картошки. Времени на обучение он потратил много, зато был уверен — картофель будет! А то тяжело ему, картофелееду XXI века, без любимой пищи. Опять же Петру обещал. С его участка в том числе, пожалуй, картофель будет распространяться по всей России. Или он плохо знает царя! Но первой, конечно, заработала церковь. Мужики срубили ее буквально за двое суток под влиянием общества и понимания нужности. Здание получилось похожим на крестьянскую избу, но без соломенной крыши. Крыша пока была из коры, а затем Дмитрий клятвенно обещал покрыть здание досками. Из кузни притащили несколько колоколов, небольших, но звонких. И пошел по окрестностям столичного города Санкт-Петербурга малиновый звон, призывающий православных на первую тожественную службу — освящение церкви. Петр оценивающе посмотрел на церковь, на колокола. Пьяный разговор он, похоже, забыл. — Хорошее дело. Колокола откуда взял? — спросил он. — Здесь сделали, государь, — ответил Дмитрий. — Г-хм, — удивился царь, — нет, вы посмотрите, все-то у тебя получается. Иные князья да бояре едва шалашики успели поставить, а у тебя хоромы на хоромах. Покажешь сегодня, что сделал. — Конечно, государь, — покладисто сказал Дмитрий. А что ему еще оставалось? А хоромы ему надо еще возводить. А то Даша не приедет. Пока понемногу строилась кирпичная мастерская, несколько человек рыли фундамент под большой жилой дом. И все. На большее он пока был неспособен. Рабочих рук не хватало страшно, прямо до икоты. — И канцелярию, — подхватил Дмитрий в такт своим мыслям. — Что канцелярию? — подозрительно посмотрел на него царь, думая, что сейчас с него начнут что-то требовать — денег, людей, инструмента — все, что в городе есть, или хотя бы можно было выклянчить на перспективу. Но Дмитрий обязательно собирался обойтись сам. С царем ведь свяжешься, потом не поймешь чье построенное — то ли свое, то ли государственное. Петр он ведь тоже хитрый. Даст чего-нибудь — стройматериалы, инструменты и так далее — потом подождет, когда построится и спасибо тебе, а теперь отдавай государству. А здание было необходимо полностью и за короткий срок. Несколько дней производственной практики твердо навели его на мысль о необходимости строительства небольшой конторки его значительного и разнопланового хозяйства пусть пока хотя бы два — три полуграмотного чиновника. Все одно придется самому учить. А то ведь, пусть и работал он с работниками в основном «по месту требования», где необходимо, там и останавливались — строители разговаривали с Дмитрием по ходу строительства, рыбаки на берегу, около лодок и сохнувших сетей, металлурги на кузне и так далее. Но ведь где-то надо было посекретничать, хранить бухгалтерию, приткнуть задницу, наконец! Сами построили здание — небольшое, метров 15. Стол, стул и сердитый начальник. А за спиной — вечно работающие старший и пара младших казначеев (эти в будущем). Лепота! Первый его дом, где он мог бы приткнуться на ночь без опасения, что во сне попросят подняться и сменить.дислокацию. Он отвлекся от мыслей, присмотрелся. Богослужение по поводу освещения первой церкви в Санкт-Петербурге шло торжественно и долго. Дмитрий не роптал. Если так положено, так тому и быть. Поп работал истово и рьяно. Он приказал выставить шесть баков со сваренной ухой после наконец-то завершения богослужения. Царя, его окружение и вельможную верхушку Дмитрий угощал в построенном, но не открытом трактире. М-да, и здесь главенствовала рыба — жаренная, вареная, соленая, копченая. К этому добавили перловую кашу дробленую с маслом, хлеб свежий ржаной, водку, самолично сваренную Дмитрием на такой случай в водочном заводике. Что еще православным надо? Крепкая водка развязала языки. — Здесь надо обязательно выращивать земляные яблоки, картоха называется, — горячился Петр, — для начала хотя бы полоску — другую. Я тебя научу! Рожь будет в Прибалтике плохо идти, а вот картоха нормально пойдет. Дмитрий, накачавшись водкой не меньше, саркастически хрюкал. Царю это быстро надоело. Он взорвался: — Что ты, свинья дуборосая, мне не веришь? Дмитрий, видя бешенное лицо Петра и руку на рукояти сабли, слегка перетрухнул и быстренько протрезвел. Признался: — Да ведь, государь, эти яблоки-то у меня уже посажены. Растут и травку пускают Весть была весьма звонкой. Такой, что бешенство Петра начало сменяться на заинтересованность. Он признался: — Ну, Дмитрий, умеешь ты меня злить. Но и радовать тоже. Пошли — покажешь. Обманул, с глаз моих долой. Поедешь воеводой в Пустозерск, будешь замаливать грехи. Испугал нашего ежика задними карманами брюк. Выпили еще на недолгую дорожку, вышли. Сидевшие в трактире захотели тоже, но Дмитрий громогласно объявил, что на свою землю никак не пустит. Перетопчут еще все с пьяну, а ему потом страдать. Увязался с ними только ушлый Александр Меньшиков, который очень даже был не против увидеть, как Дмитрий навсегда уедет от Петра. Сравнительно небольшой участок — два десятка шагов в длину и двадцать в ширину — заставил Петра задуматься, а толи это? Ростки картофеля ведь только поднимались из земли. Дмитрий, поняв сомнения, осторожно выкопал одно растение. Увидев небольшую картофелину, от которой шел росток, Петр обрадовано крикнул: — Оно, яблоко! Пошли обратно, я нужное увидел, а с пьяну и хватит. Дмитрий кивнул, аккуратно зарыл картофелину, чтобы она дала потомство и пошел следом. Пустозерск, значит, сегодня аут. Подобревший царь обратил внимания на стоящие строения. Особенно его поразила лесопилка с водяным двигателем. — Это как же? — растеряно поинтересовался он, обращаясь к хозяину. Дмитрий улыбнулся. Вот эту производственную картину он был готов показывать хоть каждый день. Мастеровые, наработавшиеся за два дня, ловко подхватили крючьями бревно на станок и подвели к пилам. Несколько их штук, получив вращающий момент от мельницы, начали в темпе распиливать ствол на доски. Прямо у них на глазах бревно превратились в доски. — Почем доски? — глухо спросил Петр. — Такой толщины — дюжина гривенник, — ответил мастеровой, ответственный за продажу. Петр неразборчиво промычал. Дмитрий понимал от чего. Вручную пилили медленно и самая низкая цена всегда превышала полтинник. И получали их очень мало, куда меньше, чем было надо. Многие строительства останавливались именно из-за недостатка досок. — Пойдем, государь, — потащил за рукав Петра Дмитрий, — посмотри на дровяной склад. Царь нехотя пошел. Он гораздо охотнее отправился бы на мельницу, смотреть и там на новшества, но склад его тоже интересовал. Доски были очень нужны. Дровяной склад его буквально околдовал. Доски сплошным массивом лежали, продуваемые ветром. Сверху их прикрывал легкий дощатый навес. — Ты… — запнулся Петр. Дмитрий похолодел. Такое настроение у Петра обычно случается перед приступом бешенства, — дай я тебя расцелую, чертяка! Все доски я у тебя покупаю. Сколько тут? — Не меряно все, государь, — зевнул Дмитрий, — примерно рублей на сто, мерять надо. — Двести рублей. Намеряешь? — Х-гм, покупай, государь, сейчас мастеровых отправлю, намеряют и отправят куда тебе надо. Еловые, сосновые, даже некоторые березовые. — Алексашка, сколько у тебя в кошеле? Александр что-то замычал про бедность и хилость, но Петр просто выхватил у него кошелек. Подкинул, примеряясь к весу. — Вот тебе хороший задаток. Тут рублей тридцать серебром. — Сорок семь, — обиженно заявил Меньшиков, готовый и здесь ненароком обогатеть. — Тридцать, — не поверил Петр. И повернулся к Дмитрию, — завтра остатнее дам и доски заберу. Смотри, никому не отдавай! Очень нужны. И в крепости, и здания покрывать. Пошли дальше! В кузнице государь заведомо застрял надолго. Инструмента не хватало и кузнецы, по приказу Дмитрия, ковали топоры, лопаты, из небольших уже ни к чему негодных кусков металла вытягивали гвозди. Ковали заготовки и для плотницкого инструмента. Глядя, как ловко стучат молоты и молотки по раскаленному железу, Петр вмешался и сам стал ковать. Натешившись, подошел к Дмитрию: — Инструмент этот в кузнице я у тебя заберу для крепости. — Три дюжины топоров и полпуда гвоздей тоже куются по их заказу, — сообщил Дмитрий, — Апраксин плачется, что для его судостроительной верфи ничего не даю. — Пусть не врет, — отмахнулся Петр, — две дюжины топоров ему передали, а на большее пусть и не рассчитывает. Крепость поставим, передам ему и часть людей, и часть инструмента. А пока пусть радуется, что хотя бы это дали. Крепость вот как нужна, — царь провел ребром ладони по шее, — город, почитай, сосем беззащитен. Кто нападет — все захватит мигом. Любой шведский генерал с несколькими тысячами войск будет Санкт-Петербурху смертелен. А вот будет какая — никакая крепость — устоим. Вышли из куницы, Дмитрий осторожно завел о местных рыбаках, которых грабили практически все, кому не лень. — Слышал, — досадливо махнул рукой Петр. Навести порядок у царя не хватало и времени, и сил. Но слышать было неприятно. С натугой хитро улыбнулся, — теперь уже, наверное, не грабят? — Поставил десяток преображенцев с разрешения господина Карпова, — признался Дмитрий, — пошугали всех любителей свежей рыбы. Только не дело это. Рыбаки бесхозные. Раньше были крепостные люди шведского барона, офицера гвардии Карла ХII. Теперь как бы ничьи, после того, как шведов выгнали. Бери — не хочу. Бей сколько хочешь. На «нейтральных» местных рыбаков Дмитрий вышел совершенно случайно, когда занимался делами по своему хозяйству. С парой мастеров он искал приличные деревья для распилки на доски, а в сырых низменных местах их почти не было. Искали принципиально. Надо здесь искать или не надо, а то лучше бросить мужиков дальше в лес и затем справлять бревна по небольшой реке. Один из них — Андрюша Золотые Руки (полупрозвище, полупризнание уровня работы) — вдруг с кем-то заговорил, при чем разговор быстро перерос в ругань на нескольких языках. Шведы почти в Санкт-Петербурге? Выхватив шпагу, встревоженный Дмитрий поспешил на берег реки. Если тут будут шведские войска, им надо посмотреть и побыстрее удирать. Воевать с регулярными иноземными солдатами в три партикулярных человека он не собирался. Только собрать ненароком сведения и побыстрее удирать, пока все еще живы — здоровы. Увидев картину, успокоился. Трое местных рыбаков с хилыми веслами наготове окружили его парня. Собиралась драка, но шведы тут были совсем не при чем. Дмитрий быстро навел порядок среди драчунов и попытался узнать, из-за чего разгорелся сыр-бор. Разгоряченные рыбаки заговорили первыми. Тут и выяснилась вся неприглядная правда. Брошенные своим хозяином, рыбаки постоянно становились жертвами голодных строителей. Иногда им давали небольшие деньги, но чаще всего просто отнимали. Тут надо радиально решать. — А ты бы, наверно, хотел, чтобы стали твоими, — попытался узнать Петр, ухмыляясь. — Простонародье без крепкого хозяина, что ушлые собаки без хозяйской будки — одичают и пользы приносить не будут, — глубокомысленно согласился Дмитрий. — Одичают, говоришь, — усмехнулся Петр, — твоя правда. Ладно, бери рыбаков. Но, — сразу поставил он условие, — кормить будешь всех желающих и не задорого. Понял? Пусть ловят рыбу по-настоящему, не только для себя. — Понял, государь, — пришлось согласиться. Царь ведь дело говорит, а не как девка кобенится. Дмитрий и так понимал, что придется ему следовать извечному рыночному принципу деньги — товар. Получил деньги — корми. Не карточки же времен СССР вводить. С одной стороны, есть не большой, но и немаленький город с оравой голодных ртов, с другой — Балтийское море с огромными еще в ХVIII веке рыбными ресурсами. Надо только соединить — покупателей и потребителей и потечет золотой дождь — и на рыбаков и на их посредника. А пытаться повышать цены, значит, всего лишь подрезать коммерцию. Людей надо кормить и богатеть самому. Это поможет ему быть состоятельным. А тут еще распоряжение главного менеджера — Петра Алексеевича — кормить! Открывай бочки, потом будешь туда ссыпать серебро и медь. Оставалось одно — найти еще источники продовольствия, при чем желательно в больших масштабах. И тогда такая логистика принесет крупные средства. С этими мыслями Дмитрий, пропустив вперед Петра и его любимца Меньшикова, вернулся в трактир. — Нажрались без меня, пока мы ходили по нужному делу — без сожаления констатировал царь, — скоты несчастные. Ну давай, скот, выпьем, — предложил он осоловелому Апраксину. Однако будущий адмирал мутно посмотрел, что-то проворчал, не приходя, как говорится, в сознание, и рухнул головой на стол. Водка в него уже не лезла. Тогда Петр предложил выпить двум своим слегка протрезвевшим спутникам. Те откликнулись охотно, быстро догнав остальных по уровню алкоголя и укрывшись под пологом сна. На старую базу крепкая водка ложилась хорошо и выбивала сознание.Глава 5
Утром похмельный с вчерашнего Дмитрий поспешил переварить скромный завтрак — «чай», который в действительности был травяным настоем, без сахара, понятно дело, пару вареных яиц с куском свежего хлеба. Куриных яиц было немного, да и в основном они оставлялись пока для высиживания цыплят, чтобы полом вырастить куриц. Но Дмитрий на правах хозяйства иногда мог себе позволить съесть несколько штук. Плоховато было с продовольствием в Санкт-Петербурге, чего уж тут греха таить. И не только в количестве, но и в качестве и многообразии. Однако, в принципе, не совсем радикально хреновато и ситуацию можно было как-то еще исправить. Ведь массового недостатка поступающих продуктов пока не было. Этот критический момент в городе не наступал, и Дмитрий прямо или косвенно понемногу населению помогал. Ну и маленечко зарабатывал, хотя и не все было благополучно. Вот, например, его хлебопекарня. Работающая на муке от его же мельницы, она отдавала хлеб своим трактирам и паре открывшихся ночлежек, а все излишки поступали в свободную продажу. Проблема только состояла в том, что мельница было одна и ее мощности явно не хватало на весь город. Муку поставляли дозировано и очевидно мало. В итоге, хлеб разбирали с визгом, криками и драками. Или тот же громоздкий скотный двор. Частично он был похож на обычный боярский — несколько видов скота и птицы для кормления своего дворянина и его многочисленной дворни. Но, присмотревшись, поймешь, что заметно отличается. Кроме коров и свиней, были еще кролики, которых практически не знали, для мяса и шкурок, были хорьки и выдры, которых держали исключительно для пушнины. Весь скот держали пока для размножения, Дмитрий не разрешал резать скот даже для великого праздника. Есть будем потом. Так что продажи были еще маленькими и практически не играли на спрос. Так что думай, Дмитрий, думай. Здесь масса голодающих ртов с денежками, а где-то огромный массив ненужного пока продовольствия. Ты должен их соединить! Дмитрий покривился. Да что еда. Как он и предполагал, плохо было даже с солью — единственным минералом, которым человек активно питается, и без которого существовать не может. А вот мало или дорого, или вообще нет. Вчера, во хмелю, Петр опять матерно ругал Алексашку Меньшикова, поминая о недостатке соли, и грозил ему палкой. Он и сейчас бы его отлупил что было мочи, но куда-то с пьяну положил свою любимую трость, а другой не оказалось. Как понимал Дмитрий из разговора с царем и из трактирной практики, ставка на торговлю с другими регионами страны или заграницей не получилась. Когда собирались строить Санкт-Петербург, думали, все будут доставлять обозами и кораблями, как изнутри России, так и из Европы. Ага, как же! Посмотрели бы в окно, господа Хлестаковы, авось бы призадумались. Сухопутные дороги по стране были плохие, водные артерии единого целого не составляли, в российской провинции дешевого товара не нашлось. В Европе же продукты всегда были еще дороже и, честно говоря, хуже. Пока привезешь соль из Соли Камской (Соликамск в ХХI веке) через все страну да с государственными пошлинами, она из достаточно дорогой становиться чуть ли не золотой. С соответственной ценой для питерского потребителя. Совершенно дикой по сравнению с умеренным государственным жалованьем, которое почти всегда задерживалось. Даже в трактирах потребителям в горячие и холодные блюда соль почти не клали, за отдельную плату предлагали на стол в солонках по большой цене. Желающих было очень мало. Устав ругаться с пьяным Меньшиковым, не менее пьяный Петр с криком обратился к Дмитрию с требованием наладить солеварение. Он помнил, как еще в Москве тот жаловался на соль и предлагал в Санкт-Петербурге обязательно наладить солеварение. Вот ведь памятливый! Уж куда не было времени, а придется поработать. Хотя может и обойдется. Ему не то, чтобы это не нужно — некогда. Не может он все один делать, пусть господа гвардейцы задницы отдерут, да и побегают. — Надо патент получить на соль, — громко кричал Дмитрий, не менее хмельной, — он дорогой, а у меня денег нет. Все на железо ушли. Это, конечно, было откровенной лукавинкой, но, попробуй, поищи! На железо он действительно много потратил. Металл всегда был дорогим в средневековье. И при ручном малоэффективном производстве, и при покупке. На это Петр не отставал, он кричал, что в виде исключения патент будет для Дмитрия бесплатный, и налогов он почти не будет платить, сам проверит, чтобы зазря не волокитили. И, вообще, если они более дешевую соль сюда не привезут, то с Санкт-Петербурхом можно завершать, а самим спокойно уезжать. Иначе половина населения сдохнет, а другая половина просто сбежит. Сказано это было громко-матерно, очень пессимистично и любого из них немедленно бы под белы рученьки повели молодцы из Преображенского приказа — каяться на дыбе под перекрестьем огненного (горящего) веника. Там все скажешь и вспомнишь, даже и то, что никогда не было. Но самого помазанника Божьего на небе и хозяина на земле, разумеется, никто трогать не решился, благо основная масса свидетелей была мертвецки пьяна. А ведь правда была! Только царь мог открыто сказать то, о чем остальные только думали. А соль, тем не менее, нужна. А еще больше в крупном объеме и дешевая. За «пьяным» завтраком, где то ли питаешься, то ли похмеляешься, он вдруг вспомнил, что у него были специальные солевары, купленные за не очень дешево в Москве специально на этот случай. Где же они? В последние месяцы он про них не слышал. Надо им окупать большие деньги. А то купил и забыл, как паршивый хозяин. И ведь ни одна гнида даже не пискнула об этом! Дмитрий до сих пор все не мог привыкнуть к привычке относиться к простонародью, как скоту, как молчаливой вещи. В его бы время забытые люди немедленно бы возмутились, начали бы громко ругаться-причитать. Сам бы застеснялся, закручинился о беднягах. А сейчас нет. Как будто положено так. Будто у барина в голове Дом Советов и он о каждом обязательно в крупном уже многотысячном хозяйстве помнит. Как царь с целой страной справляется? Прямо из-за стола с завтраком он раздражено потребовал: — Где они, такие-растакие? Окрик барина эхом разнеся громовым ревом по окрестностям, наведя панику среди слуг, и вскоре ему извинительно сообщили, что оные солевары действительно в хозяйстве существуют, но, поскольку, указаний от благородного барина не было, их временно распределили: женщин на землю, растить и обрабатывать овощи и картофель, мужчин часть на животноводство, часть — на строительство. В общем, где руки нужны, туда их и отправили. Но они работают, не ленится. Поевший Дмитрий, сытый, но еще похмельный, был тверд, сердит и деловит. Солевары немедленно были собраны в группу и нацелены на поиск и добычу соли. Он еще их и матерно отругал, что ему не напоминают, а они и не возражали. Хорошо быть господином крепостных! Кое-как заговорили о технической части. Насколько Дмитрий помнил, в России был популярен вариант добычи путем выпаривания соли из соляного раствора. Технология простая, подходящая, но минус в том, что надо дров много и регулярно! Исходя из этого, солевары получали инструменты, в первую очередь котлы, подсобных рабочих, продовольствие в расчете на оставшийся летний сезон. И с задачей — получить много дешевой соли. Нужно максимально подготовить их к эффективной работе. Иначе, он опять о них ненароком забудет и они будут месяцами ждать, сложа руки. Хотя он уже предупредил своих помощников, что бы те помогали старателям, или, что еще лучше, нашли возможность сообщить ему. Получив поддержку от «начальства» — своего барина, — солевары в свою очередь сообщили, что, по слухам, совсем недалеко от Санкт-Петербурга, буквально в нескольких верстах, охотники нашли соленые ключи с горькой водой. Охотникам они оказались не нужны, а им, если будет раствор «силен», очень могут пригодиться. И, действительно, отправленные на ключи солевары нашли, что место хорошее, «баское». Их старший Савва Гущин не очень грамотно писал, что соленая вода легко вываривается в соль, кругом леса, с дровами будет не проблемно. Соль вкусная и недорогая. И водный путь недалек. Можно будет возить много и дешево: туда — продовольствие и разные полезные грузы для производства, обратно — соль. Дмитрий на это покивал, но выводов не сделал. Он знал, что в этих случаях очень много привирают и ему надо все делить на двое, как минимум. И делать будем выводы по факту — сколько привезут и по какой себестоимости. А через некоторое время к солеварам отправились приказчики — проконтролировать, вывести соли, сколько набралось, и узнать, какие нужды возникли. Короче, на сколько и как оправдались их обещания. Приказчики вернулись с добрыми вестями. Ключи действительно оказались крупные, соли в них добрые, дрова рубят буквально у ключей — расчищают площадку под мастерскую и склад. В доказательство хорошего положения привезли большой мешок соли. Передали мнение солеваров — такими темпами могут в год получать триста — триста двадцать пудов. Не зашибись, но примерные нужды населения Санкт-Петербурга вытянут. На это Дмитрий только осклабился, хлопнул по плечу своего тезку приказчика Дмитрия Буду. К этому времени солевая проблема в городе несколько смягчилась. Отечественные купцы, подгоняемые Петром, исхитрились привезти несколько десятков пудов соли и немного снизить цены буквально за счет своей прибыли. Приплыли и несколько европейских кораблей с вином и солью. Но все равно с солью в городе было сложновато, как по количеству, так и по высокой цене. Недавний недостаток солью вполне понятно приводил к ажиотажу в торговле. Всю соль буквально сметали с торговых прилавков. Ничего и эту проблему решат. В этом Дмитрий был уже убежден. Санкт-Петербургу в год необходимо примерно триста пудов — населению на еду, воинским командам, матросам, на засолку скота и овощей. И его соль будет полностью расходиться, и привозную будут разбирать. И спекуляции прекратятся, так же как и ажиотаж спроса, когда покупатели увидят регулярные поставки. Человеку нужно в год несколько фунтов в год. Плюс минус. Купит хозяйка несколько пудов по дешевке — сама будет мучаться. Ведь в лавках все равно продается! Пораскинул мозгами. Часть привозимой соли придется отдать его трактирам (их уже стало четыре). Трактиры пошли под незатейливым брендом «Под стаканом», при чем один из них, получив статус «господский», стал называться «Под бокалом». Туда, по указанию Дмитрия, пускали только в господском платье, а оборванцев вежливо отворачивали. Нечего простонародью смотреть, как господа отдыхают. Сначала трактиры Дмитрия были единственными и он вовсю снимал сливок за счет, прежде всего, количества. Но потом появились конкуренты, чуть ли не по указанию царя. И хотя цены здесь были немного выше, часть потребителей из трактиров Дмитрия все равно уходила. С этим приходилось мириться, но не забывать. Хорошо просоленные дешевой солью блюда будут дополнительным условием дальнейшего существования трактиров. Но по-настоящему он закрыл «солевой вопрос» только в конце лета, когда уже в Санкт-Петербург приехала Даша и актуально прозвучала тема их свадьбы. Закрыл он, если и не громко, то очень эффективно. Специально пригласил Петра на свой рынок. К тому времени ему перестали нравиться городские рынки и он выклянчил-выбил у царя разрешение открыть на своей земле собственный рынок под своим контролем. Его люди — крестьяне и ремесленники — производили большой объем продукции и он не понимал, почему он должен отдавать это важное, пусть и трудоемкое, и, господа, прибыльное дело. Петр, разумеется, был не дурак, и Дмитрию пришлось не только клятвенно обещать три НЕ: не врать, не утаивать прибыли и не прятать продукцию, продавая вне города, но и выполнить условие: царь поставил трех приставов, имеющих право влазить во всякие мелочи рыночного хозяйства, но не имеющих право как-либо вмешиваться. И, что особенно понравилось Петру, со всех продавцов согласно данным приставов, в совокупности выводилась единая сумма пошлин, которые барин немедленно платил государство, а уже потом потихоньку возвращал себе с продавцов. Такая щедрость Дмитрия была вызвана тем, что помимо государственного налога, с продавцов брали много других повинностей, полузаконных и совсем незаконных. Большую часть Дмитрий сразу же закрыл, но часть оставил, и теперь они составляли его чистую прибыль. Проще говоря, денег Дмитрий с продавцов и покупателей брал куда больше, чем платил государству, и этого было достаточно, чтобы он вцепился в рыночную тему. Но, главное, через рынок он осуществлял контроль ремесленной и сельскохозяйственной продукции. Рыночный принцип: если продукция излишне дешева, скупать ее на свои склады, слишком дорога — наоборот, продавать. Покупателям тоже выгодно: во-первых, разнообразие, во-вторых, умеренная рыночная цена. Ну а если есть где цена дешевле, то пожалуйста, мы не запрещаем, покупайте там! Вот на такой рынок привел Дмитрий царя. Обозрев рынок, Петр обиженно засопел. Сразу увидел, тут всего былобольше — товаров, продавцов, покупателей. И, конечно, денег. — Рыночные повинности все оплачиваются? — спросил он, естественно, не Дмитрия, а старшего пристава Николая Пщеницина. Николая по обычаю того времени, частично купили, частично припугнули и Дмитрий был за него спокоен. Если что, ему было обещано, «посодействовать» отправку его в кузницу или на лесопилку. Работу не только более тяжелую и страшную, но и менее оплачиваемую. И старший пристав не подвел. Он ни на мгновение не задумался, уверенно кивнул, а затем объявил, что все отчетности им присылаются. — Смотри, государь, что я тебя вел-то, — Дмитрий торжествующе показал рукой. Про повинности он сознательно не говорил, зато про рынок мог рассказывать часами. Петр посмотрел, забыл о своих вопросах. На досочке, прямо на траве, в небольших берестяных емкостях была рассыпана соль. Белая, мелкая, так и просящая в рот. Привозная же издалека на этот раз была серая, сорная, совсем не сравнимая с местной. Петр, по своей монаршей привычке никого не спрашивать, схватил щепотку соли-, бросил в рот. Дал оценку: — Вкусно, черт побери. Хорошо работаешь! Это был уровень воспитания той эпохи. Что царь, что крестьянин или горожанин, лезли в кринки или берестяной стакан, не раздумывая. И ничего, что руки грязные, все в бактериях и микробах. Продавщица — ядреная молодая баба, поставленная самолично Дмитрием, тоже ничего в этом не увидела, только мило улыбнулась. Улыбка ей очень подошла. Петр задал следующий вопрос: — Почем? Ответ для царя был не вдохновляющим: — Четыре гривенника. Получалось, даже дороже, чем привозная. Красивая и дорогая, — в глазах царя вырисовывался вывод: — проще все же брать серую. Дмитрий не выдержал и зло закричал: — Варька, кобылья дочь, я тебя как учил отвечать! — Ай, — попыталась разжалобить барина проштрафившая баба. Помня, что еще красива и пригожа, построила барину глазки, жалобно сказала: — Все же и так спрашивают в пудах. Что ж повторятся, али больше нечего сказать? Дмитрий этим не был утешен. Уйдет царь, обязательно прикажет высечь. Вот ведь дура, так подставила перед государем. Ничего, он еще научит ее родину любить. Да, кстати и бабьим языком вертеть. Ну а пока все внимание царю. Не дай бог, он что-то прослушает или тот не поймет, не увидит. — Пуд — сорок копеек? — Петр, наконец, обрадовался, он-то как раз спрашивал в фунтах, оттого и не утешился. Довольно повернулся к Дмитрию, — довел-таки солевое производство до массового объема. Многие не верили. Я, честно говоря, тоже. А ты вон как, молодец! А баба, — он взял ее за подбородок, поднял лицо вверх, полюбовался, — красивая, тело приличное. Больше с нее и не требуется, сам думай!Глава 6
Дмитрий в конечном итоге саркастически фыркнул (мысленно, конечно) на посещение его рынка государем Петром Алексеевичем, вспомнил, что и в ХVIII веке есть такая азартная девка Фортуна и она иногда может щедро тебе улыбнуться всеми тридцать двумя зубами (или сколько там у нее). Улыбнутся просто так, от нечего делать или от того, что ты просто есть на белом свете и ей надо куда-то воткнуть свой взгляд, вот она и смотрит в тебя, красавица. Подумал, уже думая о другом, таком же насущном и необходимом. Вот эта небесная девка всего лишь обратит на тебя внимание. И тебе не надо веньгать беспокойному царю, надоедая ему коленопреклоненными мольбами в опасении разозлить монарха, не раздумывать в поиске хитромудрого замысла, как вытащить у жизни несколько медных грошиков, именуемых здесь полушками. Хотя, конечно, может его французский собеседник, которого Дмитрий буквально на днях вытащил за шиворот из глубокой и грязной лужи жизни, посчитал бы, что именно ему Фортуна так щедро улыбнулась. Ну пусть, судя по финансовым прерогативам и моральному удовлетворению, он, как минимум, не проиграл. В этот очередной рабочий день, как всегда, забитый заботами и трудами, он был очень занят, и ему было очень некогда. И не важно, какой день — жаркий летний, или морозный зимний. И век какой — ХVIII ХХI. Главное, что вы встретились. Скача не быстро, но и немедленно на своем привычном злом жеребце (поберегись, прохожий, зашибу!) через бурлящие людьми петербургские улицы по своим многочисленным делам, он в который раз видел смирено стоящего у закрытой двери его конторы невысокого человека в черно-коричневой одежде. Зачем? Служащие сего заведения были разогнаны лично им по срочным финансовым заботам и сегодня с ними вряд ли кто-то встретится. Даже если ему очень захочется, и он встанет на колени или начнет надоедать горячими мольбами у первых встречных. Ай, очередной надоедливый проситель. Тут часто и грубо просят — деньги, хлеб, привилегии, просто обычной ласки, как будто он большое и бестолковое государство и ему это очень нравится. И нет, он не черств или груб. Просто, хочешь ты или нет, но тебя на всех не хватит, Даже если ты хочешь быть любвеобильным. Людей резко и насильственно перевезли сюда и они, шокированные на новые окрестности и огромным кругом работы (очень тяжелой и очень малооплачиваемой), только и могли, что жаловаться и даже стонать. Кричать и отбиваться сейчас могут немногие. Только надоедливо просить и хватать за руки. А ему в первую очередь было очень некогда! Хотя человек в черном откровенно не лез, словно понимал его сугубую занятость. Смирено и подавлено ждал, когда на него вельможа хотя бы немного обратит внимание. Наконец, Дмитрию действительно стало очень стыдно и неприлично. И когда в очередной раз приехал в свою контору (на этот раз за бумагами по железоделательному заводу, которые ему зачем-то стали срочно нужны), он все-таки решил спросить у посетителя, какогочерта он здесь стоит и нельзя ли для его стояния, пусть и смиренному и тихому, найти другое здание. У него здесь не казенная богадельня, здесь ни за что не дадут медный пшик. Как и любой вежливый собеседник, человек скинул с головы скромный головной убор (шляпой его никак не назовешь) и расшаркался, прежде всего, представившись: — Франсуа де Торлейль, скромный часовщик из солнечной Франции к вашим услугам, сударь. Грубость и хамоватость вельможного хозяина его совсем ни чуть не смутила. То ли он ожидал увидеть русских именно такими — грубыми, хамоватыми, видящими только себя. То ли ему было некуда деваться, и он смотрел на хозяина, как на последний шанс спастись. А вот самого Дмитрия появление француза в Санкт-Петербурге несколько удивила. Конечно, в эпоху Петра в Россию приехало много иноземцев из «благодатной» Европы, но немного чуть позже, когда сталопонятно, что и здесь можно жить, и жить хорошо. А сейчас-то что он тут делает? Петровские реформы только получают импульс! Позволил себе немного выслушать француза. Тот уже неплохо разговаривал по-русски и немного поговорить о своей тяжелой и немудреной жизни. Впрочем, ничего нового из череды бесчисленных человеческих судеб Дмитрий не узнал. Несмотря на дворянскую приставку, семья Торлейлей была небогата и дворянские заботы ей были чужды. Они уже давно омещанились и мещанские заботы оставались последнее, что их сдерживало на плаву жизни. Единственно, на что отец смог раскошелиться, когда маленький Франсуа уже мог самостоятельно идти по жизни — отдать подмастерьем к знакомому часовщику за небольшую оплату. И за то спасибо. По крайней мере, отдал бы в армию солдатом, чтобы сплавить из семьи и не беспокоится о кормежке, и прожил бы он нелегкие три года, не больше, в армии долго не живут, пока его не убили или, что еще хуже, не искалечили и он завершил бы жизнь, нищенствуя на грязных улицах. А так, проучившись, он еще сам по себе проработал больше десяти лет и стал дипломированным и квалифицированным часовщиком, полных надежд и мечтаний на будущее. Увы, очень скоро молодой Франсуа де Торлейль понял, что в благословенной Франции все возможности исчерпаны и ему делать здесь нечего. Часовщиков и часов много, желающих их купить очень мало. Очень дорого и многим совершенно не нужно. В XVIII веке можно и по солнцу жить хорошо. Несколько лет он все-таки прожил, работая часовщикам, с трудом выискивая нищенские заказы. Это ему надоело и он приехал в Россию с надеждой разбогатеть и, наконец, завести семью. Первоначально ему повезло. Ему заметил русский вельможа Andrei Vinius, он получил небольшую ссуду и переехал в новую столицу Россию — Santa-Piterburg. Представляя прекрасное будущее, он много и плодотворно работал над часовыми механизмами. Ему представлялось, что именно тут, в варварской России, ему очень повезет. Ведь хотя население оказалось нищенское, но его верхушка была при деньгах и почти не имела таких новомодных механизмов, как часы. Но опять неудача. Расходов оказалось много, а доходов не было вообще. Ссуда исчезла мгновенно, словно ее не было. У него была часовая мастерская, было производство и даже несколько часов на разных этапах производства. Но продать он их не мог, так как вырваться в дворянскую верхушку у него не имелось возможности, а сами дворяне по мастерским не ходили. Это же ХVIII век, детка! В итоге, он в отчаянии был готов продать все имущество и даже себя, лишь бы расплатиться с долгами и не оказаться в страшной российской тюрьме, от которой уже вряд ли выйдешь. Дмитрий с более живым интересом посмотрел на часовщика. Кажется, от него не так уж и много требуется: небольшая для него энная сумма и налаживание благоприятной экономической логистики товаров. Нет, продавать Франсуа он не будет — не привык торговаться людей, да и покупка иностранца ничего хорошего не приведет. Но в принципе… Дмитрий вопросительно посмотрел мсье де Торлейля. — Я хотел бы вам предложить выгодное сотрудничество, — тот понял его взгляд и перешел к контрактной деловой части разговора. Посмотрел на хозяина, помедлил и, не видя благоприятной реакции, поспешил добавить, — на ваших условиях. Понимаете, точное время играет большую роль на фоне ускоренной жизни. Лесному охотнику все равно, сколько сейчас время — десять или двенадцать часов. Но современный господин, имеющий массу дел и разговоров, уже не может так просто подходить к расписанию дня. Он даже интересуется, сколько сейчас минут. Наконец, часы сами по себе служат признаком богатства, и современный богатый человек не может подняться на верхушку общества, не показав свои прекрасные часы всему обществу на вопрос, а какой ныне час? А действительно? Дмитрий по старой привычке похлопал карман, ища мобильник, чтобы посмотреть который час, негромко ругнулся. Посмотрел на заходящее солнце. Где-то вечер, а, может, ночь. С местными-то летними ночами. Кажется, и в самом деле надо вбрасывать в российскую цивилизацию часы. Лично он так до сих пор время измерять днями и ночами не привык. А часы, те самые брегеты, уже на Западе модные! До сих пор попаданец не занимался часами поскольку, во-первых, ему было очень некогда, а во-вторых, не понимал, не теоретически, ни практически, в механических часах. В юности Дмитрий несколько лет носил механические часы, но потом наступила эпоха мобильных телефонов, а с ними и электронные часы и вообще тема исчезла. Но если есть заинтересованный специалист, а он должен быть лишь на подхвате, это другой вопрос! Надеюсь, доходы здесь будут большими? Надо поработать с ним. — Хорошо, Франсуа, можете звать меня просто князем Дмитрием. Мы заключим с вами договор. Вчерне, мои обязательства будут в следующем: Главным образом, покупка у вас готовых часов. Дальше я беру все на себя, не трогая вас и ваших забот, нахожу финансово обеспеченных покупателей, заинтересовываю его и так далее. — Простите, пожалуйста, — не совсем понял француз, — а когда вы со мной будете расплачиваться и я могу иметь свои финансы? Видимо, сильно его прижало безденежье, если он не говорит не о своей независимости и свободе, а только о деньгах! Дмитрий мысленно хмыкнул и произнес: — Как только вы принесете мне свои товары, я сразу же расплачусь и, соответственно, отдам вам деньги. Вот, например, у вас есть часы? Можно, конечно, обойтись определенным долгом, но зачем, если можно просто купить его продукцию? Он же должен быть хорошим производителем! — Да, первые сделанные в этом городе есть, — он вытащил из кармана карманные часы — тяжелые брегеты, уверенно стучащие нынешнее время. — К сожалению, не имея возможности познакомиться с господами boyaramy и knyazyamy, я вынужден уже который месяц носить их с собой. Но на улице простонародье предлагает их за бесценок, да еще и угрожает, а вельможи не подпускают. Вы ведь дадите хорошие деньги? — Вот возьмите! — Дмитрий пока не собирался никому их продавать, но ему нужно было связать часовщику, чтобы он не искал других защитников-менеджеров и поэтому он щедро оплатил, вывалив на подставленные руки горку рублей. Принесете — получите еще. У вас есть еще проблемы? Оказалось, что немного. У него были некоторые долги перед булочником, мясником, хозяином квартиры, но теперь он может с ними расплатиться. Одна проблема будет посерьезнее — он был бы рад, чтобы за него поручились перед господа ми интендантами — представителями получаемых деталей и сырья. И еще государственная ссуда. Он уже пропустил две оплаты и, вскоре, наверняка, к нему придут государственные чиновники и может даже будут пытать. Больше всего его беспокоили именно эти вопросы. Для князя Хилкова обе проблемы были решаемыми. Или словами, или деньгами. Но все-таки… М-да, все же без умеренной ссуды здесь не обойтись. — Мсье Франсуа, чувствую, без дополнительных денег вам не обойтись. Как вы смотрите, взять у меня одну тысячу рублей под десять процентов на два года. Все средневековые ссуды были грабительские. Получить ссуду под двадцать — тридцать процентов было нормально. Государственная ссуда под пятнадцать процентов считалась льготной и умеренной. Феодализм в свой красе! Франсуа подумал и согласился, договорившись встретиться еще раз завтра. А потом, счастливый, буквально улетел, а Дмитрий решил посмотреть часы более тщательно. Коробка у часов была прочная, но не броская. Все сделано по-деловому. Это и хорошо и плохо. Бизнесмен-миллионер еще может купить, но аристократ высшего света — никогда! Ему нужен, прежде всего, броский вид! Посмотрим, на механизм. Тут все нормально, детали металлические, выкованные на совесть, сборка хорошая. Похоже, работать будет годами. Как говорится, штучная работа. Это все, что может сказать дилетант. Дмитрий аккуратно закрыл часы. Ничего, если Франсуа обманывает, он сгноит его на галерах. Ну а пока стоит ему верить. Вроде бы не лентяй и не мошенник. И стоят его часы не очень дорого. Собственно, львиная доля стоимости приходится на цену деталей и фурнитуру. А сама по себе работа Франсуа еще далеко не в цене. Безвестный даже не мастер, еще подмастерье. Правильно, так и в ХХI веке — товары под брендом всегда дороже по разным причинам, чем без бренда. Хотя сама продукция по качеству и по свойствам одинакова. Саму стоимость мы еще более увеличим. В Санкт-Петербурге у него само собой возникло две мастерских — златокузнецов и златошвеек. Просто среди холопок и холопов нашлись ребята и девчата, которые работали разнорабочими при дворе барина, то есть майора лейб-гвардии Преображенского полка Князя Дмитрия Хилкова, и которые при первой же возможности попросили разрешить им работать «по специальности». Еще бы, разнорабочие — это низ крепостного мира. Вся тяжелая работа, синяки и шишки от самых же крепостных достается им. Тем более, они еще молодые. Дмитрий не возражал. Кто-то вырос в семье мастеров, став теперь взрослым, и хотел поддерживать традицию за хорошие деньги и достоинство, кто-то просто удрал, притворившись неумехой, а кто-то вообще возник не понятно как. Ну а он нашел, специально купил пожилых златокузнеца и златошвею «с именем» и открыл мастерские. В одну из них он сейчас и ехал. Вообще-то они делали чеканку драгоценными металлами и обшивки алмазами оружие, но Дмитрию думалось, что разница не велика. Он же попросит облагородить корпус, а не механизм. Действительно, Дмитрий, старший мастер-златокузнец, бросивший все при появлении барина, взяв часы, предположил, как нужно облагородить внешний вид. — Часы, ить, хорошие, — пояснил он, — но нет аристократического решпекта и несоизмеримой роскоши, а без оного никто такую механизму в руки не возьмет — застесняется. Князь Дмитрий охотно согласился и тогда мастер предложил вычеканить золотом какой-нибудь сюжет. Например, хозяйка медной горы, — он хитро посмотрел на барина, ожидая недоуменные вопросы. Дмитрий на это не повелся, хладнокровно кивнул, соглашаясь. Мастер разочарованно поджал губы и продолжил, — затем сверху покрыть бриллиантами. — Хорошо, — кивнул Дмитрий, — и не экономьте золото и драгоценные камни. Скорее всего, часы пойдут будущей супруге царя. Мастера только ахнули при таком известии, а он уже уехал, медленно двигаясь на коне. Князь Дмитрий находится здесь под грузом повседневных дел и забот. Вот и одно дело. И еще непонятно, то ли оно обернется прибылью, то ли обычной тратой денег и времени. Вот ведь, опять несколько дней почти ни за что потерял. Хотя, он это еще в просвещенном ХХI веке понял — чем больше будешь время нецелесообразно экономить, тем точно меньше его будет. И ведь все равно жалко. Оставалось только смириться и радоваться, что ему, жителю технологического и, надо сказать, весьма перегруженного и грязного века, когда по-настоящему не уже почти не осталось девственной природы, выдался благодатный момент посидеть на этой природе, покушать ароматной ухи, а не жиденького рыбного супа, который все почему-то называют гордо ухой. Суп это из рыбных консервов! Больше его почти ничего в этом неприветливом веке уже не прельщало — большие богатства, княжеские привилегии, даже неоднократное общение с Петром Великим под водочку и голландский язык. Была еще красавица и умница Дашенька Хилкова, но она в последнее время не только влюбляла и очаровывала, но и откровенно пугала. Это незнакомая девушка, она его дико прельщала когда-то, а если теперь свирепая жена? Как ты там, милая с бородатым богом и кухонной утварью?Глава 7
Царь, насколько Дмитрий помнил вчера, уже в сильном хмелю, но в памяти грозился на днях уехать. Пора бы и ему вместо никчменных пьянок заняться прибыльным делом. Правильно. И он будет в заботах — отправился искать контрабандистов. Давно уже собирался, да все недосуг. Но сколько веревочке не виться… У любой границы в любой век есть эти рыцари беспошлинного товара. Как только становится граница, так сразу, будто грязь осенью, появляются вороватые контрабандисты, которые, однако, иногда бывают очень полезны и государству, и населению. В таком бардаке, который случился в Прибалтике во время Северной войны, в Балтийском море не могло не быть любителей легкой наживы. Не одним государствам на войне наживаться. Почему бы и ему не погреть руки? Без пошлин, — значит, дешевле. А дешевое народ всегда принимает с восторгом. К рыбакам он приплыл на лодке. В Петербурге того времени без лодки как без ног. Город-то частично находится на островах. Вон Петропавловская крепость находится на Заячьем острове. Потом, с годами (столетиями!), появятся десятки больших мостов и относительно небольших мостиков. А пока есть универсальное и практически единственное средство передвижения — лодка. Вот и Дмитрий купил этот нехитрый и дешевый тип судна. Старый рыбак Эйно — староста рыбацкой деревни в шесть десятков человек — встретил его как старого знакомого. Простоявший здесь десяток гвардейцев, которым командовал Никита Логинов, приучил всех, что трогать рыбаков опасно для своего здоровья. Когда это стало понятно самым тупым, караул ушел, и рыбаки могли наслаждаться покоем и не дергаться при каждом незнакомом человеке. И все это сделал Дмитрий. — Вы теперь мои крепостные, — сообщил Эйно Дмитрий. Тот не выразил больших отрицательных эмоций. Рыбаки уже сотни лет находились в крепостной зависимости. А когда шведы ушли, они довольно-таки быстро поняли все «прелести» свободного житья. В этом мире слабого всегда старался пожрать сильный и крепостное право было не всегда в тягость. Лишь бы парень был не сумасброд и не скупердяй. Дмитрий уже показал себя с надежной стороны, и староста в свою очередь был готов поручиться за рыбаков. — Тяготы большие будут? — уточнил он, — и еще какие? Вопрос был для них весьма актуальный. Старый, еще шведский барин брал у рыбаков три четверти рыбы, накладывал различные повинности типа право первой ночи и подводной повинности. Да еще требовал барщину. А ведь были еще государственные налоги. Не зря нищие рыбаки даже не подумали поминать его добрым словом. И никто не встал за шведов. — Четверть улова рыбы для меня, — четко сказал Дмитрий, — еще четверть вы мне продаете. Ну и государственные повинности, тут извини, я не вправе сам решать… Эйно немного поразмышлял, нет ли здесь какой хитрой, но потом очень болезненной уловки. Больно уж условия хорошие ставит этот русский. — И больше ничего? — с подозрением спросил он, — с каждой семьи не потребуешь рубаху на рождество? Не заставишь ублажать барина в первую брачную ночь невесту? — Государственные повинности могут изменяться, могут появиться и новые. Но то дело государево, не мое. А мои повинности — вот оно и больше ничего! Эйно только хмыкнул, молча почмокал губами. Затем нехотя резюмировал: — Добрый ты весьма, но может и хитроумный. Не обманешь ненароком простодушного рыбака? — Будьте со мной честны и трудолюбивы, и я буду вам всегда добрым барином, — ответил Дмитрий старой книжной сентенцией. Поладили с обоюдным миром. Были рыбаки как бы вольные, стали просто крепостные. Зато не нужно больше гвардейцев. Их барин настолько был страшен, что любой грабитель может зайти только случайно. И сразу сбежит, только пятки будут сверкать. Дмитрий перешел к другому очень актуальному для него вопросу: — Ты не можешь мне помочь выйти на контрабандистов? Глаза Эйно непривычно забегали. За связи с ними могли и повесить, если докажут, что ты пользовался их товаром в ущерб государству. И всесильный барин не сможет помочь. Он немного вкрадчиво заговорил, почти уговаривая Дмитрия не влазить в эту тему: — Мы люди тихие и бедные, нам совершенно не с руки общаться с этими грязными разбойниками, которые вечно ввязываются между государствами и тем имеют большую прибыль. Опытный попаданец четко оценил это с высоты сразу двух веков (XVIII и XXI): О, как заговорил. Точно хорошо знаком. И даже, может быть, посылает своих людей, когда бывает необходимо, за малую мзду. Дмитрий слазил в кошель, сгреб горсть денег — старых серебряных проволочных копеек и новых медных и серебряных монет достоинством в копейку, алтын и пятак. Подвинул это сокровище к старосте. — Мне нужно для не для себя, а для общего дела. Все хорошо заработают. И, конечно, я никому ничего не скажу. Не государственное это дело. Староста ошарашено посмотрел на деньги. Для него это была пещера Аладдина, а, может быть, и больше. Прибалтийские рыбаки были очень бедны. — Здесь слишком много, — честно предупредил он. — Я знаю, — ответил Дмитрий, — будешь мне помогать, станешь получать еще. Я своих людей не граблю и не обманываю. Эйно долго помолчал, беспокойно размышляя. — Хорошо, я поговорю с ними, — наконец, сказал он, — но решать будут они сами. И, скорее всего, откажут. Тут ведь легко попасться. И никто этому не радуется. Русские сразу вешают, шведы отрубают головы, поляки вообще садят на кол. А жизнь только лишь одна. — Ты уж будь поубедительней, — вкрадчиво сказал Дмитрий, ласково улыбаясь, — я ведь никакой угрозы ни им, ни вам не несу. Только большую прибыль. За это можно и немного рискнуть. — Ладно, — вздохнул Эйно, — пусть завтра ко мне придет твой человек с этим, — он протянул обрубок костяного жезла, — я скажу, как у нас идут дела и что удалось сделать. — Он приедет, только ты не пугайся, он гвардеец, — кивнул Дмитрий, — а пока покажи мне свою деревню, я хочу посмотреть, как живут теперь мои люди. Жили его люди откровенно плохо. Уж как не были бедны крестьяне Нечерноземья, которых «обирали жадные феодалы» (что было только частичной правдой), но рыбакам оказалось еще тяжелее. Причем Дмитрий понимал, что это совсем не показное, киношное. Ладно, лохмотья можно было надевать для сборщиков налогов (что с нас взять), жалкие хижины приходилось часто бросать, спасаясь от военных обоих сторон. Но голодный блеск глаз и изнеможенный вид понарошку нарисовать было невозможно. Ужас какой! Детей хотя бы можно было кормить получше, это ведь ваше будущее! И проблема заключалась не только в больших налогах и постоянных грабежах. Дмитрий и раньше видел «слабую производственную базу» того времени: утлые суденышки — наспех и топорно сделанные лодки — долбленки и даже просто плоты. На таких далеко не уплывешь, а у берега давно уже выловлено. Рваные сети и плохие самодельные удочки тоже не обещали большого улова. Говоря языком ХХI века, производительность труда здесь была между офигенный и на грани обалденной. С такими темпами и своих людей рыбой не накормишь, и прибыли не получишь и опять же налоги не заплатишь. А Петр их постоянно увеличивает. Нефти-то еще нет, вот и приходилось государству прижимать своих поданных на деньги. Дмитрий озабочено подумал, что и суда, и сети надо покупать самому и отдать рыбакам бесплатно или хотя бы в виде льготных кредитов, скажем в виде энной доли пойманной рыбы. Умеренной, чтобы они не голодали, но и приличной, дабы поняли, что это их имущество. Ведь он не разорится, а рыбаки потом завалят его рыбой. Это же Балтийское море с его огромными рыбными ресурсами, которые к началу XVIII века еще были далеко не исчерпаны. Будут лодки, будут сети и рыбачь подальше от берегов! С этими оптимистическими мыслями он уплыл обратно в город. К старосте надо отправить Никиту, — понял он, — поскольку нужен не только посыльный, но и ладный переговорщик. Тупой посыльный так им расскажет, что потом хоть святых выноси. А Никита, не дурак и не Белоснежка, от контрабандистов не покраснеет, и не расплачется, когда поймет, во что его втянул высокопоставленный теперь друг. В Питере оказалось, что царь действительно уехал из столицы. То ли в далекий Архангельск, то ли в Лодейное поле, то ли где еще. Он каждому первому встречному не докладывает подробно, где он будет на следующей неделе. Дмитрий все равно удовлетворенно кивнул. Главное, царь уехал и приближенных своих камрадов взял с собой. Вот и хорошо, меньше внимательных и сиятельных глаз, подозрительных и требовательных. А то через эту суровую реальность начала XVIII века его деятельность действительно очень легко отнести к противозаконной с соответствующим наказанием по КЗоТу этого века. А там одно наказание — смерть! А в случае редкого смягчения — тяжелая каторга. Что, в общем-то, тоже казнь, просто отсроченная. И ведь не отбрыкаешься, мол, для общего блага! Благо ныне разное и никому до него нет дела. Особенно царю Петру Алексеевичу. Арестуют и накажут. Волком взвеешь — это же начало ХVIII века. Там, прежде чем просто спросят, мол, как зовут, обязательно вздернут на дыбу, и огненным веничком! То есть, сам допрос обязательно сопровождается дикой болью, И наказание означает не простую отсидку в тюрьме, а физическое наказание. Порка, например, и хорошо, если только до полусмерти. Ревниво посмотрел на образовавшийся новый стихийный рынок. Успокоился — его люди! Несколько приказчиков ездили по деревням, ходили в городе по домам мастеровых, собирали понемногу оброк, интересовались, не дадут ли чего на продажу. Вначале те отказывались, но деньги с товаров на продажу их успокоили. Даже самым тупым стало понятно — барин берет лишь оговоренную часть, а остальное ты можешь продать — отдать приказчикам или самому сходить на рынок. Вот и считай. Либо возьмут с проданного четверть, либо потеряешь время (если с Санкт-Петербурга — один день, вне Санкт-Петербурга — два дня). И еще не факт, что продашь по хорошей цене. Дмитрий прошелся среди прилавков. Товаров земледелия было еще мало. В основном зелень — укроп, петрушка, зеленый лук. Зато молочную пролукцию продавали и его приказчики, и жены мастеровых. Деньги-то мимо проходят, небольшие, однако копейка рубль бережет. Запретить торговать мимо него? Не поможет, да и Петр будет недоволен. А выбор был неплохой — молоко и простокваша, творог, несколько видов сыра, масло. Цены на зелень и на молочные товары были невысокие и торговля шла бойко. Мяса было мало — не сезон, да и поголовье еще не размножилось, а вот рыбы не было совсем — вся шла на изготовление ухи на общественные нужды рабочим и в трактиры. Плохо. У моря без моря живем. Надо помочь рыбакам, но одновременно накрутить им хвост. Никуда Никиту направлять не надо. Завтра к рыбакам в очередь отправятся на лодке приказчики, один с таким смешным именем, Аникита, кажется. Собирать оброк и на продажу. Надо сплавать с ним, и не только поговорить со старостой, но и показать рыбакам, что торговать с ним можно очень выгодно и прибыльно. Затем зашел на мельницу. Та работала исправно, что в свою очередь делало актуальным проблему зерна. Народ в Питере работал за четверых, а ел за троих и привезенные запасы быстро таяли, как у государства, так и у Дмитрия. Трактиры-то он открыл, а готовить будет из чего? Да еще надо как-то делать водку. Все-таки даешь зерно! Связь с контрабандистами становилась практически важнейшей для снабжения людей. Вот и говори теперь, что ты законник. Давай, иди только по закону. А у людей начнется полуголодная жизнь и все ее прелести. Официально продовольствия не купить, а свое в большом количестве не скоро появится. Контрабандисты они или нет, пусть продают зерно, он купит. А после обеда всерьез заняться домом. Тянуть уже дальше не куда, иначе окажешься у разбитого корыта с этой свадьбой. Тесть, Даша, и его царское величество требуют вторую свадьбу в новой столице. Ничего, что так называемая невеста давно жена и сын растет. Все требуют все равно! И совсем будет не до продовольствия. Охо-хо! Рано утром к рыбакам отправились два приказчика за ночным уловом. Молодые парни выкидывали вперед весла, торопя лодку. Дмитрий, загруженный различными мыслями, сидел на носу и не видел летние прелести Прибалтике. Но постепенно они заняли и его. Тепло, птички поют, пахнет морем и лугом. Ну их, эти проблемы! В деревню он прибыл веселым и решительным. Рыбаков надо вытаскивать из этой дыры, куда их уронила жизнь. Для начала хорошие лодки и добрые сети. Найти где, достанет. Не контрабандисты, так другие возможности найдутся. Мир не без добрых людей, особенно, когда покажешь большие деньги. Впрочем, он зря сомневался. У «противозаконных элементов» нюх на прибыль был чуткий. Эйно, торопя рыбаков на сдачу оброка, шепнул: — Сегодня, после полуночи. Ага, значит, предложенное рандеву состоится. Намерение вернуться с приказчиками растаяло без следа. Что ему мотаться туда обратно? С домом завтра разберется. Здесь посидит, на привычную рыбалку с удочками съездит. На Балтике-то он еще не разу не рыбачил, хотя три века с перерывом (!) живет. Пошел, посмотрел, как развиваются экономические связи с рыбаками. Без особого оптимизма. Приказчики споро намеряли первую четвертую долю (налоговую). Дмитрий скептически посмотрел на небольшую кучку рыбы. И этим он должен кормить почти весь Петербург, да еще армии отстегивать? Эй, он ведь не Господь Бог, чтобы кормить несколькими хлебами тысячи ртов! Взвесили вторую четвертину рыбного улова, заплатили, кому денгу, кому полушку. Мелочь, но рыбаки и этому были рады. Нищета! Поговорил со старостой. Два молодых рыбака собирались вечером попытать рыбацкое счастье. Попросился с ними. Троим в однодеревке будет немного тесновато, но, в принципе, Эйно сказал, что в ней выплывало и четверо, а при нужде и пятеро. Лишь бы не опрокинулась в море. Балтика на сей раз была спокойна и как бы мила. Море лишь слегка дышало, вздымая и опуская волны. И все равно далеко отплывать от берега не стали. — А подальше не пытались рыбачить? — поинтересовался Дмитрий и, как оказалось, наступил на больную мозоль. Рыбаки знали по-русски немного, его поняли не сразу, но когда до них дошло, о чем вопрос, сразу в два голоса принялись по-чухонски сердито объяснять, перемежая объяснения немецкими ругательствами. Мат Дмитрий понял, по-немецки он примитивен и немногословен, но и только. Придется спросить у Эйно. Пожал плечами, сделал непонимающее лицо. Рыбаки поняли свой промах, начали разъяснять больше знаками. Как понял Дмитрий, основные потоки рыбы как раз шли мористее, но в их утлых суденышках даже в спокойную погоду туда было опасно туда забираться. А уж в свежую погоду можно было с легкостью пойти на дно. Вот и приходилось рыбачить у берега. Хороших же лодок не было, потому что не могли ловить рыбу, а рыбу не ловили, потому что не имели лодок. Замкнутый круг. Дмитрий по извечной рыбацкой привычке поплевал на приманку, забросил удочку. Всего на троих у их было десять самодельных удочек, где лесу заменяла плетенная из льняных ниток жила, а железные крючья делали сами из подсобных материалов, случайно достающихся рыбакам. Дмитрий взял себе две, хотя и мог потребовать любое количество. Но зачем, он не нуждается в рыбе на еду или на продажу. За несколько часов поймал три селедки. Рыбакам повезло больше, один достал шесть хороших селедок, другой — пять. Где-то под килограмм. И это за всю рыбалку! Пошли бы с сетями мористее, улов бы мерили не штуками, а центнерами. За один выход наловили бы на несколько рублей пусть и вонючей селедки. И себе бы хватило, и барину досталось, и город бы завалили рыбой. Эх! С этими мыслями Дмитрий пришел к хибаре Эйно. До встречи было еще далеко, тем более, понятие после полуночи можно легко понять, как под утро. Немного поговорил со старостой. Тот подтвердил разговор молодых рыбаков — рыбачить около берега бесполезно, рыбалка приносит мало улова, но отплыть мористее они не могут. Предложил ухи. Но Дмитрию рыба и блюда из нее уже осточертели, и он вместо этого прилег отдохнуть. Уставший, уснул почти мгновенно. Разбудили его осторожные тычки. Он посмотрел. Над ним стоял староста. Немногословно пояснил: — Пришли. Хотят поговорить. Если не будешь говорить или соврешь — больше не придут. Дмитрий встал. Слил из кружки в ладонь воды, брызнул в лицо, протер его ладонью же. Полегчало. Говорить он с ними будет. Очень даже. Лишь бы они говорили, а не стойко молчали. Контрабандистов было два, по виду местные жители, немолодые, серьезные, хмурые. Такие же чухонцы. Но договорились они быстро. Дмитрий спросил, смогут ли они привозить на первый раз шестьсот пудов зерна, оказалось, смогут. И торговые каналы у продавцов есть. Попросили семь копеек за пуд. Дмитрий, готовый платить вдвое больше — гривенник с пятаком, насторожился. Контрабандисты — милые ребята, но понятие гуманитарная помощь им не известно. В Польше, откуда они собирались возить зерно, излишек продовольствия, девать некуда? Осторожно предложил три копейки. Переговоры не прервали разговор, чего опасался Дмитрий, но снизили свою цену до шести копеек. В конце концов, сошлись на четырех копейках с полушкой за пуд. После этого обиняком поговорили о торговых новостях. Оказалось война перекрыла обычные торговые каналы и теперь в Польше, где львиная часть зерна шла на экспорт, произошел переизбыток. Зерна много — денег мало. Надо договорится с феодалами, хотя бы двумя-тремя панами на счет полусотни тысяч пудов хлеба максимум. Пусть везут, не купят другие, купит он. Не хотят открыто, могут через этих же контрабандистов. Дмитрий спросил о продаже рыболовецких судов. И это могли достать. Сторговались на четырех рыбацких шаландах по пятнадцати рублей с полтиной и двух баркасах по девяти рублей с двумя гривенниками. Дороговато немного, хотя с другой стороны и дешево. Все, процесс, как говорится, пошел, стороны разошлись с радостным настроением и предчувствием большой прибыли.Глава 8
Начался день опять с приличной неприятности. Петр приказал построить гвардию — оба полка, Преображенский и Семеновский. Злой, раздраженный из-за опять начавшейся лихорадки и плохих новостей, царь ругал ушлых контрабандистов, срывавших пошлины, грозил им всякими карами. А в конце пригрозил повесить каждого, кого заметят в связях с ними. Интересное получалось дело! Он тут разрывается, свои деньги тратит, по четыре копейки с полушки на пуд (выручает, правда, по десять копеек, но это приятный бонус), а наградой будет веревка. В Дмитрии взыграла дворянская спесь. Он голубая кровь! Ему надо голову рубить, или расстреливать, по крайней мере. О чем и заявил надменно царю после завершения «общего собрания». Петр обратил на него сначала бешеный взгляд, обругал, назвал дураком, хохотнул. Потом взгляд его заметно потеплел. На князя Хилкова он долго ругаться не мог. Знал — свой дворянин в доску, все, что не сделает, все полезно. — Тебе надо лечиться, государь, у тебя жар от лихорадки, — безапелляционно заявил Дмитрий, — чарка подогретой водки с малиной вполне подойдет. И не будешь таким синим и злым. А то как лютый барбос, все облаиваешь. Петр сначала нехотя сопротивлялся, но слабость и озноб помогли Дмитрию больше, чем целый ворох слов. Пошли в трактир для господ (тоже Дмитрия), где хозяин угостил царя водкой, нагретой на кухне. В ней была размочена сушеная малина. Напиток так себе, но вроде бы немного лечит. Кто не пробовал этого напитка, наверное, решат, что это напиток извращенных алкоголиков. Но это было действительно лекарство. Пьянить оно, разумеется, пьянило, но пить горячую водку, отдающую сивухой, было довольно противно. Прямо, как лекарство. Контрабандисты — контрабандистам рознь, — внушал Дмитрий опьяневшему царю, — вот ты Санкт-Питербурх чем собираешься кормить? — Да там посмотрим, — махнул опьяневший царь. Ему стало легче, и он не собирался грузить себя проблемами. Дмитрий в монаршие обещания верил не очень. Сказывалось воспитание циничного ХХI века и реалистические подходы к жизни. — Смотри, государь, крестьян-землепашцев здесь пока мало, на другие провинции особой надежды нет. А рядом дешевый польский хлеб, который, я кстати, уже купил у контрабандистов, перемолол на мельнице и испек в хлебопекарне для всего города. — Вот сволочь, — констатировал Петр. — И ты, государь, ешь, — невозмутимо добавил Дмитрий. — Вдвойне волочь! — разозлился царь, — протрезвею — строго накажу, что б другим неповадно было! Трезвый пьяному не товарищ, а пить сегодня не с руки — слишком много неотложных дел. Он с большой радостью оставил задремавшего царя на Алексашку Меньшикова и еще двоих «товарищей» из ближней кампании, вовремя пришедших в поисках царя. — Передай государю — согласен только на отрубание головы или на расстрел, — велел Дмитрий Меньшикову и не обращая внимание на недоуменные вопросы и удивленные возгласы, покинул трактир, приказав, чтобы служители с царя никаких денег не брали. А то с них встанется. Ему сейчас было не до царских денег. Где-то в конце недели в Санкт-Петербург должен был приехать старый князь Александр Хилков. Он, конечно, заедет к Дмитрию «по-родственному» и посмотрит на их «уютный семейный дом». И когда увидит, что там, как говорится, «и конь не валялся», то втора свадьба осенью вряд ли состоится. Не помогут ссылки ни на напряженный труд, ни на другие постройки. Может даже князь Александр согласится, но не Даша. Плакать будет, — насколько он ее знал, — но останется непреклонной. Поэтому хватит ныть и придумывать отговорки. Любимая женщина с сыном тебя заждались, ее отец смирился. Остается только построить дом на основе примитивных методов для технологий ХХI века, и передовых для ХVIII века. Конечно, можно было схалтурить. Тяп-ляп, навозить бревна, доски и построить а-ля улучшенная церковь. И там как жить? А как на тебя будет смотреть Даша, как посмотрит князь Александр Никитович? Привел красавицу и княгиню практически в шалаш почти без удобств! Это только в сказке с милым и рай в шалаше. В реальности Даша убежит, даже не выйдя из походной кареты, и проклянет его на все улицы города. Нет, он построит дом солидно и так, что весь Санкт-Петербурх будет завидовать и перемалывать в сплетнях, а его любимая девушка будет очарована. Для начала он приказал все кирпичи, наготовленные его кирпичной мастерской, привезти к месту жилищного строительства. Туда же была переброшена бригада строителей, уже строившей не одно здание не только из бревен, но и кирпичей. Одновременно землекопы ударными темпами начали создавать фундамент и рыть коммуникации для воды, тепла и канализаций. А в кузнечной мастерской стали дерзко экспериментировать с листьями белого железа, ковать различную фурнитуру. В лесопилке готовили толстые доски для пола и потолка, более тонкие и красивые для обшивки стен, копили всякие древесные мелочи для кухни, спальни, гостиной. Рабочие знали, что они готовят для личного дома барина Дмитрия и старались, как можно лучше. Ведь трудящиеся на его работах — и свои крепостные, и чужие, арендованные с разрешения Петра видели разницу с другими дворянами — Дмитрий не только жестко требовал, но и обильно кормил и хорошо платил. Его люди всегда были накормлены, обуты–одеты, спали в тепле под крышей. Так почему бы не порадеть за благодетеля? А Дмитрий трудился. По его эскизному архитектурному плану дом был большим. Первоначально его предполагалось построить одноэтажный. Передумал. Страшно было строить огромную громадину без опыта и квалификации. Потом понял, что лучше сделать компактный двухэтажный, чем излишне длинный и широкий одноэтажный. Тем более, земля ныне дорога и Санкт-Петербурге. И что и в первой четверти ХVIII веке в России тоже есть мастеровые, работающие с двух-трех этажными каменными зданиями. Надо только их найти. Не для Дмитрия, конечно, для Санкт-Петербурга. Построим! Бригада или, как сейчас говорили, артель строителей быстро клала кирпичи, другие рабочие — мебельщики и краснодеревщики — работали с мебелью, устанавливали двери и деревянные плинтусы, солидные полы. Их надо было не только хорошо проинструктировать, а потом еще одним глазком поглядывать и, кажется, все. Не дай бог ошибутся, переделывать уже некогда! Но сам он, главным образом, работал над булыжной площадью вокруг дома. Дело было для России хоть древнее, но полностью забытое, а, значит, совершенно новое, но очень полезное. Пора было каменщикам отрабатывать вложенные в них усилия и время. Если булыжники, входящие в обязательную часть, непременно входили в государственную долю, хотя и в конечном итоге оплачивались, то продукция стимулирующей части считалась уже Дмитриевой, и городские чиновники каждый раз были вынуждены договариваться с ним по поводу их использования. И, apriory, он мог бы и отказать, на что неоднократно указывал. И если до этого все оканчивалось страшилками, то теперь ему самому были очень нужны булыжники для мостовой около дома, о чем он твердо и жестко заявил, указав, где они конкретно лягут. Чиновникам пришлось, по русской привычке, почесать затылки и нехотя согласиться. Дмитрий не нарушил главное требование — решил укладывать очередную мостовую в городе, при чем чуть ли не в его центре. Все остальное было явно от дьявола, а сотрудничество с ним, как известно, является непотребным для истинного православного. Саму мостовую построить было просто, хотя и физически накладно: выбранную площадь надо было тщательно очистить от всякого мусора, по максимуму выровнять, засыпать морским песком, утоптать его. И только после этого уложить булыжники. И никакой тебе высшей математики с могущественными интегралами! Одна примитивная, но твердая арифметика. Зато наработаешься до семи потов. К началу осени стал намечаться конец строительства. В совокупности, около месяца и, наверное, немного еще. И хотя было видно, что работы осталось много, но процесс идет! И он когда-нибудь завершится! С тем князь Александр и уехал, хлопнув Дмитрия по спине. Будущего зятя он не просто боготворил, побаивался и надеялся на него, как на стену. — Я поговорил с государем о тебе, — сказал он напоследок, — Петр Алексеевич долго громко и грязно ругался, говоря о тебе, так что у меня аж ноги ослабли, но, наругавшись всласть, в конце высказал давнюю мечту — поселиться рядом с тобой и каждый вечер философствовать о жизни под крепкий грог или густой эль. Давай, князь Дмитрий, работай, я верю в тебя! С тем и уехал в хорошем настроении, а Дмитрий продолжал напряженно трудиться. Впереди был более суровый, хотя и очень любимый ревизор — княгиня Даша. Если с князем Александром у него сложились нормальные отношения, базирующиеся на взаимном уважении и зависимости, как мужчина к мужчине, то с Дашей было одновременно и проще и сложнее. Даша его очень любила и была готова после свадьбы окончательно отдаться ему вся — и телом, и душой. Он был его целью жизни, без которого она уже не мыслила свою дальнейшую судьбу. Но, отдавшись, она, как и любая женщина, требовала, чтобы ее мужчина, ее муж и покровитель, тоже принадлежал ей телом и душой. И не терпела никаких недомолвок, обмана и даже лукавства. Отдыхать вместе с ней, работать — пусть она рядом находится. И никак иначе! Уже сейчас в ее письмах наряду с нежной любовью, амурной нежностью и неистовостью было много ревности, упреков и настоящей ненависти. Как он там живет, почему без нее? Дмитрий чувствовал, что приехав в Санкт-Петербург, она не только окружит его любовью, но и выпьет до последней капли, сделав его жизнь одновременно адом и раем. Как же он ждет ее и боится! Была ведь милая девушка, что же такой жуткой женой стала? Осенью между тем в городе обострилась проблема с металлами. Кругом, буквально на каждом шагу. Железо, которого довозили до Санкт-Петербурга едва пятьсот пудов в месяц, с расширением населения и, соответственно, производства стало не хватать уже с начала лета, а в начале осени наступил настоящий кризис. Металла, особенно черного, остро не хватало всем — строителям, кузнецам, армии, судостроителям. Всем! И ближайшее время не обещало успокоения. Наоборот, приходилось ждать только обострения ситуации. Дмитрий, оказавшись в центре всех этих событий, только посмеивался. Во-первых, у него была проблема гораздо хуже — княгиня Даша. Во-вторых, об этом невнятно говорили еще в Москве. Собственно, корни этого лежали в одном, что в проблеме соли, что в проблеме железа. Нельзя развивать хорошую жизнь города исключительно на привозном сырье и товаре при плохой транспортной инфраструктуре. На очередном пьянке-совещании, где решали важные производственные вопросы и параллельно отмечался день рождения лучшего друга человечества пионера Вити Сидорова (личное мнение попаданца Дмитрия), опять возник вопрос железа. На него почему-то насели со всех сторон, как будто именно он мог решить эту проблему. — Дайте железо, или дайте хотя бы руду, — отвечал он на все горячие требования работать лучше и давать больше инструмента, — будет металл, дадим и топоры с лопатами. У меня мастеровые стоят и мастеровые матерно кроют несчастную англичанку, которая здесь совсем не при чем. Кто говорил, что торговля все привезет с легкостью, от слитков прочного металла до полезной соли и вкусного хлеба. А? Везите скорее, я жду! Сторонники активной торговой экспансии в Санкт-Петербург отмалчивались, но позиции не сдавали. Пока им казалось, что острая проблема только в мелочах, что, решив их, они создадут в городе изобилие товаров. И осталось немного усилий и немного времени, а потом в Санкт-Петербурге возникнет рай, тот самый парадиз, о котором говорил их царь. Дмитрий же никогда не говорил о вредности торговли, не протестовал против ее развития. Он только предупреждал о плохой практике садить город на иглу экспорта. Плавали уже, знаем. Об этом хорошо располагал сведениями попаданец Дмитрий и, к сожалению, еще не знали аборигены ХVIIIвека, которые, увы, никогда не шагнут за его рамки. Законы биологической жизни. Зато взвоют их потомки в ХIХ веке, но останавливать жизнь в этом ракурсе будет уже поздно, а искать виновных смешно. Ну, попинают они могилы авторов такой жизни и что? Впрочем, предупреждать об этом было все равно, что говорить волку об опасности употребления мяса. Не поймет. И потому, он только хмыкал и гикал, время от времени отбиваясь от самых активных противников жесткими фразами типа «сам дурак». В конечном итоге на совещании было принято сто первое решение об увеличения привоза товаров и сырья в Санкт-Петербург, увеличении их номенклатуры и улучшении сухопутных и водных дорог. Дмитрий в него не поверил. Царь Петр тоже. Не дурак, чтобы окружать себя розовой водицей. И без тогожидкости кругом хватало. В ходе пьянки, когда с нарастанием градуса народ все меньше интересовался топорами и вилами и все больше слушал скабрезные шутки, Петр внезапно практически насильственно вытащил Дмитрия на свежий воздух — курить. Курили в этой компании везде, как и пили, и Дмитрий своему царю сразу не поверил. У него что, других курильщиков нет? Нет, курительные трубки они быстро раскурили, окутавшись дымом. Но потом Петр, отбиваясь от наступившего хмеля и наглых комаров, требовательно заговорил, глядя на Дмитрия в упор. Санкт-Петербургу, по его словам не хватало, минимум тысячи пудов железа месяц и постоянно. И хорошо бы, чтобы металла было просто много и его не приходилось считать и ограничивать даже себя в расходах. Судостроительство, обычное строительство, оружейное дело, само собой, кузнечное ремесло только бы расцвели. Да и люди не сбираются резать хлеб и мясо каменными топорами и костяными ножами. Им тоже подай благодатное железо. И если торговля Санкт-Петербургу не помогает, значит, надо резко увеличить выработку в самом городе. И искать железную руду относительно недалеко. И еще бы наладить в городе или в окрестностях выплавку меди. Монетный двор должен стоять в столице. И если поставки пошлинного серебра и выработка на Алтае постоянно нарастает с увеличением торговли и добычи руды. Значит, серебреные монеты будет из чего делать, а вот с медью дело пока совсем худо. Возить медь с Урала и с Сибири — делать ее золотым. Петр остро посмотрел на Дмитрия, с удивлением заметил отсутствие интереса у собеседника. — Ты не заболел? — заботливо поинтересовался он, — у меня новый лекарь, — любые хвори за полдня снимает. Если не заболтает, то точно будешь здоров. — Да нет, — пожал плечами Дмитрий. Он уже оценил новое дело, которое, по сути, предлагает ему царь. Похоже, золотое дно. Правда, сейчас ему некогда — приезжает Даша и это занимает все его внимание и силы. Но все равно придется работать. Петр не видит никаких препятствий для себя и страшно (даже зло) удивляется, когда они не могут заниматься из-за каких-то там причин. Даша для него не вопрос. Подумаешь, красивая девка. Дмитрий точно угадал настрой Петра — Ты что, девки боишься? — удивился царь, — Подумаешь, приезжает. Хочешь, я сам ее встречу и познакомлю с городом? Целый день посвящу. — Э, нет, — показно вздохнул Дмитрий, — тебе девку отдавать, все равно, что козлу капусту вручать. Там уже и не девка будет. — Ха-ха! — громогласно захохотал Петр. За такое сравнение от близкого товарища не обиделся. Сам виноват! Но на своем он все же продолжил настаивать, — не хочешь, чтобы я встречал ее, давай буду дружком на свадьбе. И тебе в честь, и Хилковы обрадуются. Дмитрий понял, что дальнейшее для него чревато. Что еще придумает неугомонный царь? Третьим быть на первой брачной ночи? — Хорошо, государь, я на все согласен. И по свадьбе, и по металлу. Но по последнему у меня будут условия. И если откажешься — извини. — Хорошо, хоть не по свадьбе, — развеселился Петр, — давай слушай и говори. — По свадьбе условия будут у невесты, — предупредил Дмитрий царя, чем сразу оборвал его смех. — Не должно так быть в семье, — со вздохом сказал он, — жена да убоится своего мужа. Таково было у предков наших, таково будет у потомков. В Библии так написано. Он посмотрел на Дмитрия, на скепсис на его лице. Не видел царь еще семьи будущего. Там не только женщины верховодят. И голубые семьи будут и розовые. По крайней мере, в Европе и США. Дмитрий так снисходительно посмотрел на него, что Петр махнул рукой: — Леший с тобой, живи, как хочешь, только не жалуйся потом. Давай лучше по металлу. Нам нужен металл черный (железо) и цветной (медь). Ты должен сначала добыть руду, потом на месте или в городе выплавить и передать мастерам металл по не очень высокой цене. Понял ли? — Понял, государь, говоришь ты понятливо, — сказал Дмитрий — Тогда какие у тебя условия, да не наглей, мне еще с простонародья повинности грести на оплату таким, как вы. Казна государственная пуста. Он и не наглел, прося только немного: — Разрешать производить отдельно для себя меньшую часть; — Выплавлять самому и в первую очередь для своих кузнечных мастерских; — Иметь дополнительные производственные требования, если расходы слишком вырастут. Петр долго молчал, думая об этих простых условиях Дмитрия и куря трубку. В конце концов, сплюнул, решительно сказал: — Хорошо. Давай, делай. Будет металл, будут условия. Я тебя не обижу. Вот ведь гадина. То ли согласился, то ли нет. На нем, где залезешь, там и слезешь. Одно слово, царь!УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ! Бесплатная часть 2 романа серии «Шаг в 300 лет в прошлое» окончена. Жду вас в свое время на бесплатной части 3 романа!
Глава 9
То, что для российского человека ХVIII века в семейной жизни было дико противно и, вообще, смешно, для попаданца первой четверти ХХI века было практически нормально, хотя и позитива это не вызывало. Ведь нельзя сказать, что все в этом новомодном грехе для людей, в том числе и для женщин, стало хорошо, но это была объективность и от этого никуда не денешься. Дмитрий (тогда еще Саша) в этом вырос и соглашался жить дальше. Ему так комфортно, и как бы царь не ругался, но его милая жена Даша будет в семье командовать и распоряжаться, как минимум, большинством денег, а он от этого может только глупо улыбаться. Другие дело металлургия — и черная, и металлургия. Здесь Дмитрий был готов заимствовать лучшие традиции и обычаи прошлого, если таковые уже есть. Тем более, в современной (будущей) он никогда особо не разбирался. Только в самых общих чертах. Гуманитарий, что с него взять! А это, значит, надо будет просто подтягивать неплохих в целом специалистов этого времени и понемногу защищать от административных барьеров. Вот скажите, пожалуйста, если он, не специалист, в металлургии не разбирается и особо не лезет, то тогда почему дьяки, еще большие неспециалисты, нагло влезают и при этом требуют, чтобы все шло, как они хотят? Ух! А за микитки и в морду? Он ведь не простолюдин, его так легко в разбойники не засунешь. Что же касается конкретики, то для начала от него требовалось найти в окрестностях нынешней столицы руду, причем как можно ближе, или, хотя бы, вообще найти. В Прибалтике, которая российская, месторождения руд вроде бы были. Или нет? Думай, голова, думай, вспоминай, соболью шапку куплю. Очень надо! Не сейчас, конечно, вспоминать. С такой долей вчерашней водки свое имя можно запросто забыть. Но вот завтра он должен иметь информацию, чтобы не вообще по всей территории страны, хе-хе, искать, а по уже жестко конкретной. Если он сумеет выделить точно район около Санкт-Петербурга, далее можно подключить и рудознатцев. Пусть работают! Затем требуется разработать новую технологию, используя производство, как ХVIII, так и ХХI веков. Эх, знал бы такое будущее в прошлом за собой, сразу поступил бы в прошлой/будущей жизни в мехмат или инженерный. Всю жизнь бы готовился! Но увы, современную металлургию в российское средневековье внедряет обычный кондовый гуманитарий. Больше никого здесь из будущего не было. Стыдно, господа технари! И на этом хватит философствовать. Глаза боятся, руки делают. Уже на следующий день, несколько отмякнув от пьянки, дал несколько насущных приказов. Искать начал руду по степени важности металла, т.е. с железа. Ведь как не указывай на важность меди и серебра на современность ХVIII века, в том числе и России, но эпоха-то наступает черных металлов, что уже подчеркивает первостепенность. Сначала он решил отправить на местную природу рудознатцев — дышать вдосталь сырым воздухом вперемежку с комарами, бегать наперегонки с медведями и волками, ну и, наконец, искать железную руду. Оно ведь так, раз рудознатцы, пусть ищут, правильно? Не фиг хлеб народа жевать за здорово живешь, его и так сейчас мало. Потом, когда водка и горячность прошли из головы, задумался. Они уже успели разок облажаться. Стоит ли устраивать дополнительный бенефис? Путешествия ведь денег стоят, причем не маленьких. А итог будет очень сомнительный. Поделился с этими мыслями с царем. Петр, который недавно отправлял этих, так сказать, крупных специалистов, лишь мрачно кивнул, а потом банально выругался. Поиск тогда был весьма безрезультативным, и он очень сильно сомневался, что у других хозяев что-то выправить получится. Надо немцев (западноевропейцев) просить из-за границы! Дмитрий же тогда, выслушав сбивчивые объяснения испуганных мужиков, быстро понял, в чем дело, хотя ситуацию это и для него никак не улучшало. Но, по крайней мере, излишних иллюзий от них он не ждал и не собирался их использовать так же, как Петр. Проблема состояла в том, что рудознатцы, хотя и были относительно опытные, до этого работали только на Урале, и знали все исключительно тамошние местные приметы. Перейдя по приказу Петра I в Прибалтику, они оказались в довольно других условиях и не сумели быть на высоте. Руда оказалась сама по себе, рудознатцы — сами по себе. Но даже при этом Дмитрий хорошо понимал, что любые специалисты металлургии, или, хотя бы, опытные рабочие, всегда лучше, чем сугубые дилетанты. И они всегда ему в чем-то помогут, пусть и будут теперь будут сидеть только на более второстепенных ролях. То есть работать на производстве, выискивать руду при плавке они могут, но не более. Пришлось, взяв отряд, отправлятся самому гулять по окрестным полям и лугам, бросив все свое нажитое праведным трудом уже многочисленное помещичье хозяйство. Рудознатцев он попросил монарха помиловать за невыполненное, точнее, проваленное, царское задание. Знатоков и так мало, зачем же усугблять? Петр, рассердившись на них, предполагал хотя бы хорошенько выпороть, что б они не могли месяц ни сидеть, ни лежать. Отстоял, взяв их собой. Все равно Дмитрий у царя прослыл умелым и лично храбрым деятелем, но порядочным слюнтяем и слишком милосердным, а потому никчменным хозяином. Что-то дополнять к этой нехорошей характеристике было невозможно, а изменить — неосуществимо. Сам Дмитрий прекрасно понимал, что рудознатец он еще хуже, чем эти провинтившие. И полагался он не на свои довольно никчемные знания о рудах, а на исторические факты о развитии черной и цветной металлургии в столице Российской империи в ХVIII — ХIХ веках. Те еще знания, полученные когда-то рассеянным студентом. Набрал отряд под рассмотренную задачу. Подумал, что вообще-то неплохо будет прошвырнутся так на сотню верст туда-обратно. Может и повезет, и что-то найдет, хотя бы немножечко, как на Алтае. Там прошли с рудознатцами за рудой серебра, а наткнулись на свинец. Пусть немного, но хороший получился бонус. А, может, будет и серьезная находка, места-то неисследованные, девственные, как и вся Россия в ХVIII веке. Тем более, за несколько суток размышлений и напряженных воспоминаний, ему все-таки удалось наскрести некоторые информационные крохи. И, кажется, где-то около одной из местных (относительно, конечно) рек имеется большое месторождение железной руды. Вообще-то не густо, да еще надо узнать на практике, правда ли это? Вот и посмотрим, как и кому улыбается в это время распутная-таки девка Фортуна. Всего, считая не только обозначенных рудознатцев, но и, на всякий случай, охрану, кухарок и просто мужиков для черновой физической работы, он набрал полста человек. Из них кухарок-женщин шесть человек. Настоящая свита короля. Ну да, он привык путешествовать хотя бы с крохами комфорта, не надо его за это сильно ругать. Теоретически места эти были неплохо известны. Казалось бы, чего уж больше. Действуй по принципу «Пришел — увидел — наследил», как приснопамятный дед Щукарь. Хотя, тем самым обрушил свой же метод — искать, как можно ближе. Уже не до жиру, вообще бы найти! Что делать, и так не все легко и просто, как хотелось бы. Карта-то вузовского учебника, масштаб офигенный. То есть там ставят точку, а в реальности тебе приходится раскидывать квадрат поиска в сотни, а то и в тысячи километров. А уж с учетом того, что он помнил он эту карту весьма приблизительно, то уже выходил в поход с четким ощущением, что может ничего не найти. А времени-то всего лишь две недели! Потом приедет лапушка Даша, будет еще свадьба, медовый месяц и так далее в полном составе. «Фиг я вам что-то буду делать!» — мысленно пообещал Дмитрий всем просителям, которые, конечно, набегут в дом Дмитрия со слезливыми просьбами и мольбами, когда он перестанет работать. Всех, конечно не отопнешь. Иные сами только и ждут, когда он встанет мягким местом к ним и пнуть хорошенько. Однако, может и не всех, но хотя бы большинству-то то он гордо сможет показать на дверь? . Ближайшее предполагаемое месторождение находилось в верстах ста. И положение улучшала текущая рядом судоходная в этом веку река. Оставалось лишь выбрать метод работы — руду плавить в Санкт-Петербурге или на месторождении? Каждый предполагаемый вариант предлагал свои непростые производственные и административные минусы и плюсы, четко видимые лишь на месте. Дмитрий уже предположил, что он может определить, только посмотрев на месторождение сам. И то, если ему дадут. Начальников здесь много. Пусть ничего не понимают, но слово веское дадут. Это как кусок свинца в штанах. Или просто утопит, или, хотя бы, штаны сдернет при милых женщинах. Скажут — надо плавить обязательно на месторождении, или, наоборот, вести руду только в Санкт-Петербург. И хоть дрова не гори! После непременного совещания (демократия — наш конек!) с подчиненными, Дмитрий решил разделить отряд: треть конно ехала сухопутной дорогой, ведя на длинных поводах лошадях остальных, а две трети плыли в лодках по реке. Двигающие по суше в основном должны были питаться всухомятку, по воде — от кухонь. Такой дисбаланс передвижения был связан с тем, что Дмитрий на основе исторических знаний отдавал главную роль водной артерии в перевозке руды или слитков металла. И только зимой, на добрых санях возможна более большая роль сухопутного пути. И то, если зима не будет излишне снежной или морозной. Вот и посмеивайся потом над производственными совещаниями. Подсказали все-таки, родимые, пусть в большинстве и ненароком, как ехать и даже куда ехать! А иначе они тупо полезли бы одной толпой по узкой дороге, злые и беспомощные. А так им еще повезло. Погода в дороге была не только без даже грибных моросящих дождей, но и теплой. Настоящий июнь! Народ потихоньку греб, то ли, что б побыстрей, то ли что б поразмяться. А, может, чтобы не скучать. Что еще делать в пути в это время? Во всяком случае, ему этого было не надо, и он обязательных команд не давал. Дмитрий вообще был для всех в мыслительном ауте, пытаясь теоретически воспроизвести выплавку железа и стали из скудных знаний. Кажется, что-то получалось, но еще больше он понимал, что для промышленной выплавки металла придется проводить пробные практические опыты. Так что не лезьте к нему за распоряжениями. Сами не маленькие, можете. А он занят сложными и технологическими вопросами. Ведь руду они все равно найдут, не вчера, так завтра, не он, так другие. А дальше что? Людям не нужна руда, им нужно железо! Тебя поблагодарят за находку месторождения, а потом потребуют плавить. Ведь вы, кажется, умеете плавить, Дмитрий Александрович? Какие уж тут, к черту, весла, когда ему представилось, сколько денег будет израсходовано в ходе металлургических опытов! Может, следовало включить пункт об опытах по плавке железной руды за счет государства? Пусть Петр сам мучается, не все ему водку пить! Вечером он решил остановиться на береговой стоянке. Хотя, конечно, время поджимало и, по большому счету, ему надо было плыть днями и ночами, между делом питаясь. Но зачем? Придавив излишнюю торопливость и непонятную деловитость, Дмитрий плыл, не торопясь, все равно каждый день проходя на значительную трассу, но вечером останавливаясь на понравившемся куске берега, а ночью останавливаясь на ночлег. Кругом безлюдно, природа расцвела в своей первозданной красоте, тепло и баско! Думал, мечтал, разговаривал с Никитой Логиновым, которого выпросил из Преображенского полка на короткий срок. Сам Никита ехал в охотку, понимая, что и карьеру он так сделает быстрее и время проведет лучше. И, несмотря на это, они приплыли к своей окончательной точке путешествия практически вровень с конным отрядом, скакавшим почти непрерывно рысью. Вот что значит река! На конях-то люди устали. Недоели, недоспали и сами, и лошадей чуть не спалили, а они, как огурчики, свежие! Как Дмитрий и предполагал, место выхода руды сразу найти не удалось. Люди немного приуныли. На что он по-царски предлагал им еще поискать и даже пообещал по рублю, если найдут за неделю. И громко велел всем устраиваться из расчета на несколько дней, и готовить знатный ужин из имеющихся припасов растительного происхождения, местной дичи, птицы и рыбы. Впрочем, трудно сказать, как бы дальше развивались события, и насколько бы дней у них хватило терпения (в первую очередь Дмитрию), если бы отряду элементарно не повезло. Рудознатцы, до этого упорно не находившие руду, тут нашли ее в первый же день. С чем и пошли в лагерь, где только что собирались ужинать. В доказательство они принесли несколько кусков руды. Какой уж тут ужин! Мясо, каши, вкусные заедки — все побоку! Рудознатцы, по приказу Дмитрия, провели его к месту находки, и он самолично рассмотрел обильный выход руды на поверхность земли, буквально в нескольких шагах от реки. Ай да рудознатцы! Ай да сукины дети! Дмитрий организовал им торжественное мероприятие. Весь отряд был построен в линейку и громко славил авторов находки, потом на виду у всех Дмитрий обнял каждого, вручил по пятьдесят рублей серебром каждому (больше в поездке не было), объявил, что по приезде в Санкт-Петербург самолично займется улучшением их трудной жизни и обязательно доложит о них милостивому царю. А сегодня, — он осмотрел на не очень-то радующихся оголодавшихся людей, — они завалят в лодку нужный объем руды и откроют два бочонка его водки! Теперь уже радовался весь состав отряда. С собой у них были специально взятые мешки из дерюги, с помощью которых быстро навалили лодки рудой. Плавить здесь пока былоневозможно — это он понял сразу. Затем скептически посмотрел на итоги работы. Как же мало руды в лодках! А еще надо будет привозить Санкт-Петербург дрова для изготовления древесного угля. Ужас какой! Нет, все-таки лучше они займутся плавкой и железа, и стали прямо здесь, а в город будут возить слитки готового металла. Всяко будет дешевле и быстрее. Или нет? Застыв статуей, Дмитрий стоял так до той поры, пока Никита, по старой дружбе хлопнул по плечу и предложил пропустить по стаканчику водки: — А то люди уже застоялись и заждались обещанного вашим сиятельством. Дмитрий понял, что слишком задумался в своих мечтаниях и трудах. А люди стояли и не решались побеспокоить сиятельного главу. Лишь старый друг сподобился. Хватит думать! — Пошли! — хлопнул он в ответ Логинова по спине и потребовал, — всем мужчинам пить до посинения! Празднуем новое месторождение! Чем больше пьем сейчас, тем больше добудем руды завтрева! Оставшаяся часть вечера в памяти осталась частями. Ведь попойка началась с того, что, по предложению скотины Логинова, все, в том числе и он, сразу приняли полный стакан водки, закусив кусочком хлеба с солью, потом еще стакан, чуть не выпустив из желудка обратно его содержимое. Отдышавшись после столь резвого старта, он понял, что в дупелинушку пьян, как и большинство остальных собутыльников. Так он еще не разу так не надирался. Саша не был знаком с таким высоким средневековым темпом, а Дима — такой крепкой водки будущего из XXI века, не ведомой современниками ХVIII столетия. Теперь оба познакомились со всем этим до зеленого змия, а Дмитрий еще и оказался в состоянии пьяного изумления. Следующие порции водки были меньше и к нему подавались основные блюда ужина. Конечно, боярин Дмитрий (как называли его рядовые члены отряда) не страдал ни от недостатка ни от мяса, ни от хлеба, щедро заедая спиртные напитки. И все равно, как и все, назюзюкался до бровей. Утро он встретил у берега ручья, чудом не захлебнувшись. Смутно помнил, что очень сильно хотел пить (уже не выпить!) и, поскольку, более или менее трезвых, проще говоря, хотя бы умеющих ходить вокруг не было, — тот же Никита лежал неподалеку и носом выводил оперные арии изумительной красоты — то Дмитрий сам пошел ( точнее пополз) к недалекому ручью. Что он там делал, он не помнил, но, наверное, все же попил. Ох, как болит голова. «Это месторождение следует назвать болезненным, или, — подумал он про себя, — больным? Надо же ему вчера лукавый такую мысль подсказал — отпраздновать находку». Дмитрий прислушался. Кто-то, как медведь, ходил рядом, продираясь через кустарники и проходя по наклонным (вверх и вниз) галечным берегам. Дмитрий его не испугался. Потому, что это точно не был медведь. По крайне мере, у косолапого не хватило бы сообразительности так матерно ругаться и сексуально представлять, что он сделает со встречным. Широко зевнув, Дмитрий потихонечку зашевелился. Пора было собираться. Судя по тембру, это оказался Никита Логинов. И он, собака грязная, по дружески не даст ему лежать на этом прекрасном песочно-галечном берегу ручья, а потащит похмелятся. Ведь, наверняка, рассудит — если будет пить один сын боярский Никита Логинов, то это будет голимая пьянка и кухарки его скоро пошлют подальше. А вот если он приведет голову отряда, которого не только боятся, но и уважают, то не только щедро нальют, но и еще и закусить дадут. Ибо с Дмитрием средневековые женщины, как и с любым начальником, предпочитали не спорить, а ласково общаться. Таков местный менталитет, не то, что женщины ХХI века!Глава 10
Когда Никита его настырно нашел, Дмитрий уже смирнехонько сидел одетый, и был почти готов к новым подвигам (питию хмельного). Хотя, здесь уже срабатывал рефлекс начальника и Дмитрий, хотя и похмельный, но начинал себя контролировать. И, кажется, как и любой командир, был готов работать своими подчиненными. Никита, разумеется, потащил его к желанной ему водке, то есть на наспех сделанной кухне, где прикрылся перед женщинами Дмитрием. Тот, хотя и был готов к этому, рассердился, решив, что и он может с ним поиграть. Хватит жрать! Вчера так упились, а все равно во втором бочонке только содержимое попробовали. Этак, они несколько дней у него водку будут пить, скоты! Слишком крепкой оказалась водка для аборигенов ХVIII века. — Настасья, — позвал он старшую кухарку, зрелую женщину, обладающую стальными мышцами и железным характером. Мужа своего — плюгавенького мужчину, находящего, кстати, здесь же, в отряде, внешне она почитала, но фактически держала в ежовых рукавицах, — вчера хорошо выпили и хватит. Не свадьба, чтобы за столами несколько дней задерживаться и пить. И без того забот масса. Но похмелиться надо. Не по православному это болеть, имея столько водки. Так что похмелиться давай вот столько, — он показал полстаканчика водки у себя. И все, хватит! Мужики будут еще хотеть, мной прикрываться, — не давать! День кой-как поболеем и пройдет. Обед сегодня дать с убоинкой, щи да каша. А вечером поплывем. Проплывем немного, но втянемся. — Слушаюсь, барин, — охотно кивнула Настасья, посмотрела на содержимое стакана Никиты. Ей показалось, что водки там слишком много и часть она безжалостно вылила обратно в бочонок. — Как же так-то! — запоздало зашевелился Никита, не ожидавший такого подлого удара, — еще вылей, паскуда! — Еще вылью! — подтвердила Настасья, — точно хочешь? А то смотри! — Уй! — он оценивающе посмотрел на женщину, капитулировал, понимая, что физическая драка вызовет гомерический смех (сын боярский с бабой полез драться), а в словоблудии, так, пожалуй, она его и переспорит. Вздохнул, выпил водку, пока она и этого не вылила. Посмотрел на гадского начальника. Тот, уже повеселев, был нацелен только на работу. «Все, — понял Никита, — окончена такая веселая пьянка. Эх, Дмитрий!» А Дмитрий, в хорошем настроении, хотя и в алкогольном отравлении, планировал большой рудник. Идея создания большого предприятия на месторождении, как была, так и ушла. Он окончательно решил, что это будет только рудник. Часть работников останутся здесь — пусть готовят к работе. А Настасье пообещать с полтину, если сохранит в целостности водку. Размечтались панствовать. Работать надо, алкоголики! Как обычно, главный принцип будет — минимум ручного труда. Машинных экскаваторов у него, конечно, не оказалось. Зато скреперы на лошадиной тяге он уже мог предоставить. Так же как и устройства для механического отсева примесей и обогащения самой руды. И будет перевоз руды от места добычи к реке на рельсах (вагоны с лошадями) и переброска ее на суда. Чисто ручного труда на работе почти не будет. Только при добыче руды, да и то частично. Но и получать на гора здесь должны много. Пусть рабочие приезжают с семьями. Земля будет, женки да дети будут выращивать овощи и держать скот. От той же коровы сколько пользы, что б не говорили! И самим будет, что покушать, и он купит продуктовые излишки. В Санкт-Петербурге его люди всегда найдут, куда сбыть готовое продовольствие. А крестьян у Петра надо попросить. Только сюда они должны приехать не государственными, а крепостными. Его крестьянами. Государственные — это, значит, по сути, ничьи. Такие ничьи работники никому не нужны. Пятьдесят хозяйств. Больше компактно здесь не поместится. Да и у Петра кишка треснет от натуги и от скупости. Сказать ему, что ли, как его преемники — Екатерина II и Павел I — крестьян раздавали? Десятками, сотнями тысяч зараз. И не развалилась Россия! Да и государство не обеднело. Хотя ведь это как посмотреть. Если жить по принципу «после нас хоть потоп», то и большой России не хватит с ее гигантскими природными ресурсами. Плавали уже в ХХ веке, знаем. А пока последнее. К грузовому порту, куда руда будет прибывать самоходом, специально по должны прибывать хорошие грузовые суда с механической тягой. Пароходы с баржами. И надо обязательно дать поручение проверить на трассе глубину русла. Достаточна ли река для пароходов (пароходы!) с массой покоя в сотни тонн? А руда в них пойдет по смазанным деревянным каналам и грузовым лентам. Чтобы не бегали бедные белые кули с тяжеленными мешками с рудой. Дмитрий черкал грифелем на берестяных листах, которые сам же нарезал с лежащих неподалеку на земле старых берез. Фальшиво насвистал песни из неизвестных пока арий и насмешливо косился на Никиту, грустного и похмельного, который бы еще не раз вмазал, если бы была такая возможность. И он был, кстати, не один в таком желании. Большинство, опохмелившись, мечтали еще стаканчик водочки, но пугались грозного барина Дмитрия. Меньшинство, решившись попросить, получали жесткий отказ. Те, кто по своему положению, храбрились и настаивали, получали насмешливое разрешение идти к Насте. Но и там несносная женщина под гнусное хихиканье попаданца наотрез отказывала налить водку и никакие согласия Дмитрия не помогали. Так и жили. К вечеру алкогольная волна пришла и ушла, на руднике, наконец, наступила полная тишина. Люди работали, как учили. Все равно делать было нечего, а есть уже хотелось. Логика же у Дмитрия была почти большевистская: работаешь — кормят, не работаешь — ищи сам пищу, не работающим нищим здесь не подают. Воспользовавшись этим, «боярин Дмитрий» дал разные задания двум десяткам работников. Требовалось строить здания — промышленные и жилые, прорубать огороды и поля, и, конечно же, налаживать работу самого рудника. Пока всего понемногу — людей для такой работы был мизер. Но начинать уже было можно. Дмитрий их предупредил, что новый поток людей появится недели через две. Пока они доплывут против течения с грузом и с недостатком гребцов, пока наберут людей, пока найдут строящиеся пароходы и баржи, как раз и пройдут две недели. Надо их организовать и немного обучить. Старшим на железодобывающим руднике был поставлен… Никита Логинов. Тот, между делом узнав о своей быстрой «карьере», сначала буянил, орал, обещал все переломить к чертовой матери. Жаловался, между прочим, что Дмитрий сначала замыкал водку от страждущих, а потом задумал должности раздавать. Не надо ему карьеру, дай лучше водку! Плакался, объяснял, что он, боярский сын, научен только воевать. А работать с металлом он не умеет, не кузнец какой! Попаданец на эти метания смотрел спокойно. Подумаешь, развылся. Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Дмитрий, оставшись наедине с Никитой, объяснил ему, что сейчас на выдвижение больше никого нет, кроме него. Что он — сержант Преображенского полка. И что именно оттуда берет царь с подобными поручениями. И сейчас любезный Петр Алексеевич полностью в курсе. Так что выполнишь задание — попадешь в золотую сотню администраторов, посыплются на тебя чины, имения, деньги. Не выполнишь — лучше никогда не показывайся с рудника. Оплюют и повесят, как труса. Короче, заболтал друга. Никита ушел и счастливый, и, одновременно, несчастный. В любом случае, друг дал ему шанс. Огромный, как нынешние волки в тамошних лесах. И если он не дурак, он должен за него ухватиться и вылезти среди таких же. А он не дурак, совсем не дурак! Дмитрий только хитро посмотрел ему в след. Никите лучше не знать, что выдвинул его Дмитрий от скудности имеющихся кадров и большого количества вакансий. Пусть работает и даже не дрожит. Не он умный, другие глупые. Но в принципе, если сделает хотя бы в половину, как он задумывал, то в доску расшибется, но царя упросит наградить. Или, если на то уж пошло, своих крестьян отдаст. С тем и поехал обратно вверх по течению. На этот раз река показала свой коварный и бешеный норов. Гребцы сбили свои руки до кровавых мозолей, пока они добрались до Санкт-Петербурга. Поместив лодки у железоделательного завода и дав нужные указания, Дмитрий отправился на поиски царя. Какие бы у них не были сложные отношения, как бы ни относился к нему Петр, но Дмитрий понимал, что царь — местный самый высокий начальник и действовать к нему надо по принципу: «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». И докладывать ему надо обязательно, с четкими примерами и красноречивыми фактами. А то ведь поданных в России много, царь же — один. Как это не грустно звучит для поданных, но остается правдивым и непреложным фактом. Ему в какой-то мере повезло. Петр был в Санкт-Петербурге и даже работал, а не гулевал. Дмитрия он встретил сухо, но вежливо. Понимал, что он может сделать очень много, если захочет. Но водки не налил, сесть не предложил. Мол, доложишь, что надо и гуляй дальше. Взял между делом лист бумагу, начал читать. Ну как хочешь. Дмитрий лишь коротко сообщил о проблемах в металлургии и замолчал. Что еще ему надо? — Ладно, а когда ты поедешь на поиск? — нетерпеливо и даже грубо спросил он, видя непонимающее лицо Дмитрия, — или все мозги красавица высосала? Короче говоря, как понимал это попаданец, короткий выезд на природу царь оценил, как ненужный, принятый в личных целях для отдыха. Может, водку жрать захотел именно на берегу реки с комарами и медведями. Или баб мять по кустам, пока благоверной нет дома. Дело хоть мужское, правильное, но сугубо личное, для государства напрямую не нужное. Вот ведь… хамоватый хам! Нет бы ненароком спросить, где он был, не утомились ли его бедные ноженьки, не устали ли нежные рученьки. А он сразу грубить. Дмитрий в ответ мстительно не стал рассказывать (царь не желает — поданный не может говорить) о новом железорудном месторождении. И пусть еще спасибо скажет, другому бы просто в морду навалял за такой тон. Вместо этого он сухо сообщил, что в связи с недостатками идущих поставок руды он пока на другие мастерские Санкт-Петербурга продукцию поставлять не будет. — Да слышал я, что не хватает, — с досадой сказал Петр, потом удивленно спросил: — подожди, о каких поставках руды ты говоришь? Кто в столицу поставляет? — О чем мы уже и говорили, государь. Я поездил по окрестным лесам и лугам и нашел с помощью рудознатцев месторождение железной руды. Качественной, богатой. Можно почти сразу добывать и везти. Но людей у меня было мало. Привез на лодках только пудов двести — триста. Больше никак не смог. Рудознатцы помогли. Терзаемый царем лист был сразу забыт и отложен. — Алексашка, ты смотри с чем к нам приехал Дмитрий, — закричал Петр, практически счастливый, — все-таки хитрый, стервец. Только отвернешься ненароком, он сразу все сделает, тихушник, но ни за что ведь не скажет. Мучайся потом, нехорошими словами его обзывай. — Да и что? — показался Меньшиков с бутылкой водкой и двумя яблоками, похвастался, — а у меня что-то получилось. — Получилось, так наливай, — резонно заметил Петр, заметил, что тот вытащил только два стаканчика, потребовал, — тащи три, нас же трое. — А, — будто только что заметил Александр Дмитрия. Царь недавно гневался на него, и, казалось, на радость многих, дни этого бывшего любимца сочтены. Но нет, опять первый среди равных свиты царя. Какой-то непотопляемый, паразит. Вытащил третий стаканчик, поздоровался с Дмитрием, как всегда — вежливо, но равнодушно. Разлил водку. Петр выпил торопливо первым. Крякнул неодобрительно и даже подозрительно. Дмитрий выпил сам, чтобы не зависеть от других. И согласился с царем. Ну и вкус! Похоже, недоваренная яблочная самогонка. — Ну? — с надеждой спросил Дмитрия Меньшиков, надеясь хотя бы на его поддержку. Не вышло. Дмитрий был слишком правдив. — Надо добавить мед и варенье из черной смородины, — предположил он, попробовав, и безжалостно добавил, — а пока это по вкусу похоже на дурную самогонку. Через древесный уголь, что ли, пропусти для доброго вкуса. — Да что ты понимаешь в яблочной настойке… — начал Меньшиков, оскорбленный в лучших чувствах и пожеланиях. Но Петр перешел на сторону Дмитрия и строго оценил деятельность собутыльника: — молчи уже! У тебя получилась очень дурная наливка. Такую водку зазря испортил. Давай пробуй еще. Только теперь переделывай из плохой самогонки в хорошую водку. С царем ведь спорить не будешь, хоть он и имеет неприятное мнение. Меньшиков вздохнул и ушел на кухню готовить очередную порцию настойки. — О, чем занимаемся, — кивнул Петр на Меньшикова, фыркнул, спросил: — сколько тебе нужно людей, чтобы копать железную руду в достатке? За рудознатцев хвалю, сумел приспособить, но что ты будешь делать с рудником? Дмитрий не раздумывал. Об этом думал еще на месторождении: — На сам рудник сотен пять надобно, чтобы пустую землю разрыть. И крестьян бы полста. Все с семьями. И землю им всем дать хорошую. Рабочим на хозяйство по три десятины, крестьянам — тридцать. Петр подумал, прикинул. У него уже не вызывало отторжения, как раньше, требование Дмитрия посылать вместе с мужчиной его семью. Убедился, что это хорошо и государству, и работнику. Лишь поинтересовался: — Земли хватит ли доброй? На это Дмитрий имел подробный ответ: — Мастеровым земли хватит у рудника, там она ладна. А крестьян поселим в несколько деревень на протяжении пяти — десяти верст от рудника по реке. Народу же там сейчас совсем нет, никого гнать не придется, ни земледельцев, ни даже охотников. Помолчал, набираясь смелости, потребовал: — Только одно условие. Обязательное. Все работные люди — мастеровые люди и крестьяне с их семьями переходят в мое крепостное состояние. Сказал и замер. Ну, сейчас царь может и в морду ему въехать, мало не покажется! Или просто отругает. Но царь его намерений не разделил. Чувствуется, оценил усилия. Помолчал и кивнул, соглашаясь с Дмитрием. Правда, предупредил, что все будет зависеть от работы рудника. Пойдет руда — одно дело, а не пойдет, так он еще по-своему решит. Дмитрий этих слов царя не испугался. И так знал, что рудник, как и все его предприятия, будет работать высокоэффективно и прибыльно. Петр на этом разговор по этому руднику посчитал законченным. Лишь похвалил: — Хорошо проработал, хвалю. И все, потребовал так же быстро поработать по медному руднику. Подчеркнул, что и железо нужно, и медь надо. Деньги не хлеб, жрать не будешь, но и без них никак. Дмитрий с ним не спорил. В ХVIII веке железо уже был основой человеческой экономики. От черной металлургии зависело состояние всей страны. Но для России медь тоже являлась очень важной, ибо медные деньги в стране с начала ХVIIIвека играли очень большую роль, а государство именно на них имело огромную прибыль. И пока основная часть меди была из Урала, а серебра с Алтая. С учетом плохих дорог, возить даже до Москвы было очень дорого. А с учетом того, что Петра это не устраивало, и монетный двор собирались в Санкт-Петербурге, цена привоза меди достигала до высокой цены, гораздо дешевле было устроить медный рудник. А серебра в Прибалтике точно нет. Серебра в России в любом случае мало, а из имеющихся металлов медь при переработке давала наибольшую прибыль. Только вот медное месторождение около Санкт-Петербурга до сих пор не нашли. Медь не железо, ее гораздо меньше. Многие — и сторонники, и противники считали, что в Прибалтике вообще нет этого месторождения. Так же, как и золота, серебра и так далее. Однако Дмитрий, как умный попаданец из ХХI века, был твердо уверен в медном месторождении. Как, впрочем, также и в том, что оно бедное и добывать его технологиями ХVIII века убыточно. А медные деньги скоро сами станут дорогими и для государства бесполезными. Вот если бы медную руду обогащать, то можно получать медь гораздо меньше, но не такую и дорогую. Прибыль можно получать большую! — Найдем, государь, — твердо сказал, — только людишек надо будет гораздо больше. Он уже собирался уйти, когда Петр движение руки остановил его и потребовал на стол водки и закуси. Быстрый парень, видимо с кухни, прибежал со стаканчиками водки на деревянном подносе в одной рке и сковородкой с яичницей в другой. Разложил на столе, убежал. — Ну давай, — поднял Петр свою стаканчик, — мужик ты не простой, я вижу, и колюч до неприличия. Ну да и я не девка. Ты главное работай, а за мной не пропадет! И он первым выпил водку в стаканчике. Дмитрий поспешил за ним. Ух!Глава 11
В ближайшем будущем у него много разных и нужных дел. Необходимо переплавить железную руду хотя бы по старой технологии (для ХVIII века) и начать закладывать техническую базу под выплавки доброй стали. Не инструментальной конечно, так хотя бы клинковой, типа дамасской. Ее и так в этом веку начнут в России делать. ничего, что он немного раньше начнет. Параллельно пустить в ход процесс производства пароходов. А это, значит, произвести судно и паровую машину, соединив их в единое целое. Такие пока относительно слабые, маломощные, но по сравнению с парусными на класс выше. Такие колесные, типа как в фильме «Волга-Волга». Конечно, они будут очень сильными по сравнению с западными, появившимися аж в XIX веке. Но проблема даже не в этом. ХVIII век — это почти что Новое время. Здесь и государство, и населения уже потихоньку привыкают к техническим новинкам. Сумеет ли он сам создать и паровую машину, и сам пароход? Ой, хо-хошеньки! И еще заказать местным баржи. Низкобортные, устойчивые, грузовые судна из дерева. Ничего сложного, простые до примитива. Надеюсь, они уже есть? И потом сразу на природу — искать медную руду. В Карелии или гораздо ближе? Найти-то они ее все равно найдут. Хотелось верить, легко и быстро. А потом возьмутся за трудный процесс обогащения. И, конечно, плавки. Даешь медь всякую любую и нужную! Лишь бы царь Петр дал ему людей — немного мастеровых, как ядро, и неграмотные мужики из крестьян, как основа. Петр Алексеевич ждал от этой меди большой прибыли. Увы, история показывает, что ни в Прибалтике, ни в Карелии, больших запасов цветных металлов не найдут ни они, ни их потомки. Но разве царю это докажешь? Проще имитировать добычу меди. Найдут ведь, но слишком мало и слишком дорогую. Ну а попаданец займется черным металлом. Вот его-то они дадут много и дешево! Пропущенная водка бодрила и наводила на оптимистический тон. Ему оставалось немного — всего лишь наладить производство. Специалистам ХVIII века между делом подсунуть самые простые технологии ХХI века. И все! Сам лучше не лезь, ты не технарь, а гуманитарий. Делай глубокомысленное лицо и втыкай им теорию попроще. Не поймут, поищет еще мастеровых. Накрученный, таким образом, он сразу от Петра приехал в свой железоделательный завод. Ну как свой? Больше арендованный. Совокупный, из дареной князем Дашковым и купленной под Тулой, он медленно добиралась до Санкт-Петербурга. Его состав численностью в несколько сот человек (с семьями несколько тысяч человек) с оборудованием в несколько тысяч единиц шел все лето. Нестоящей дороги с хотя бы гравийным покрытием около Санкт-Питербурга еще не существовало. Впрочем, таких не было и в России в целом. Так и плелись в ясную погоду в пыли, после дождя — в грязи. Иногда, когда их перевозили на судах, отдыхали. Но прошлой осенью прибыли. Благодаря медленным темпам, никто не умер, даже старики и дети. И уже почти год приспосабливались к жизни в городе. Построили целую улицу домов. Первоначально новички хотели устроится в землянках, но Дмитрий, предвидя холодную погоду зимой и промозглую погоду летом, прислал строителей с различными стройматериалами. Строители быстро построили основу домов, возведя стены и печки. Остальное хозяева, как могли, возводили сами. Так же быстро создавались производственные помещения. Там мастеровые ставили домны, накапливали уголь, копили различные флюсы и насадки, разумеется, руду. Производство постепенно налаживалось, но теперь уже Дмитрий придерживал мастеровых. В его планах эта мастерская была флагманом нового производства. Пусть пока не теряют квалификацию и достаточно. Мастерам и рабочим, чтобы они не умерли с голода, платили в месяц деньги из расчета по пять копеек в сутки и бесплатно отпускали со специального склада продовольствие. Что поделать. Он, конечно, не разорится, но вообще большое зеленое и пупырчатое его изрядно придавливало. Несколько тысяч человек не приносят прибыли, а, наоборот, сидят у него на шее. Не дело это. Но наконец-то, кажется, пришло и их время. Приехавв мастерскую, он объявил рабочим кадрам о прекращении пассивного периода и потребовал строительство крупной домны и несколько мелких мартенов и тигелей для особо прочных сортов стали. Некоторые существовали только в его голове. Хорошо, что ты в ХVIII веке. Коли ты барин, ты априори умный и спрашивать тебя, а тем более сомневаться не положено. Сделают и будут пищать от восторга! Надо оприходовать имеющуюся железную руду, превратить железо и небольшую часть чугуна в сталь и доказать царю, что здешний питерский металл лучше шведского. И нечего напрягать контрабандистов и торговцев. Пусть покупает монарх у него, а не иностранцев. Вот тогда его планы будут по черной металлургии выполнены полностью. Строительство домны и мартенов он, конечно, будет проводить не сам. Его дело — критика и совет. На большее он не способен. Есть здесь умные и опытные, можно даже сказать квалифицированные кадры — братья Левашовы и Алексей Кирьянов, пусть они и работают. Левашовых он поставил на домну, а Кирьянова поставил строить два небольших мартена и тигель. С каждым из них отдельно советовался и делился с потаенным. Для большей активности объявил, что все строители будут получать по повышенным нормам, а Левашовы и Кирьянов получат, если в срок и в рабочем состоянии дополнительно по рублю. И еще рубль получит победитель в соревновании. Так, судя по всему, здесь он пока не нужен. Все суетятся, работают, ругаются. Гвалт страшный. да еще оборудование гремит и грохочет. Значит, работа потихоньку идет. Вот если бы было тихо, тогда бы он забеспокоился. Поехал на верфь, не на свою, на городскую. Заказал крупный по нынешним масштабам корабль без парусного вооружения. Мастера не поняли, пытались объяснять. Корабль же должен за счет чего-то двигаться. Для галер с их веслами великоват, значит, нужны паруса. Пришлось объяснять, за одним растолковывать значение обширной каюты задней части корабля, которая у него обозначалось, как машинное помещение. Показал им чертежи, приказал делать строго по ним без каких-либо отговорок. Кроме головного корабля, для запаса приказал построить еще один. И заготовить десяток барж — низких, для рек сойдет, зато пузатых, вместительных. По девять-десять тонн грузов. Через две недели, эх, через два месяца заказ будет выполнен, благо верфи сейчас свободны, а доски и бревна под стропила поставляет он, Дмитрий и здесь задержек не будет. Но все одно медленно. За это время руду возить будут лодками да под веслами. Много тат вывезешь? Слезы! А делать нечего, хоть крохи, а надо плавить. На этот раз прошло с корабельными мастерами, пока с ходу, вроде бы, не отказались. Хотя, может быть, проблемы возникнут еще в процессе строительства, но тогда и будем горевать. И с паровыми машинами он не ожидал особых катавасий. Первоначально, он вообще не знал, как быть. Сам знает только общие теоретические принципы. Современники совсем не знают — не доросли пока, хе-хе. Потом узнал дотошно положение с техникой в тамошнем мире XVIII века, оказалось, доросли-таки! Пусть примитивные и допотопные механизмы, но уже существуют в самых передовых странах. Прошлой осенью он отправил в Англию троих сметливых молодых мастеров (из расчета, что вернется хотя бы один). Однако через год вернулись все трое, набитые под завязку теоретическими и практическими знаниями и горящие желанием приступить их на практике. Это было хорошо. Английские паровые машины играли большую роль не только в мире, но и в его личной экономике: с одной стороны, они были для него хорошим прикрытием. Мол, не сам построил, а в Англии мастеровые опыта набрались, с немцев скопировал. Но с другой стороны, оказалось, что можно выбрать и прототип. В крайнем случае, купит чертежи одной машины. А под шумок выдаст свою. Машин, правда, еще дееспособных нет, но его мастеровых, к удивлению Дмитрия, учили добротно и почти не прятали секреты из полученной техники. Деньги, что ли, какие отрабатывали? В общем, трое его людей могли работать практически самостоятельно, знай только оплачивай хорошие деньги за сырье и детали да руководи процессом. Ведь они не знали, какой будет готовый результат, а он прекрасно представлял. И если у них вдруг не возникнет больших проблем, то как бы паровые двигатели не появились раньше самих паровых судов. А у Дмитрия в связи с этим появились новые задачи. До сих пор самым популярным уголь был древесным. Специальная группа рабочих в угольных ямах жгла дрова, которые в условиях нехватки кислорода превращалась под влиянием огня в уголь. Так было сотни долгих лет и, казалось, будет всегда дальше. Нет, человечество уже знало о каменноугольном топливе. В той же Англии его и добывали активно и широко использовали. Но то в небольшом государстве, пусть и в технологически передовом. В России с учетом большого объема лесов и огромной протяженности страны, пока преобладали древесные угли. Действительно, зачем создавать шахты и на сотни километров везти уголь по ужасным дорогам, когда можно легко и так же качественно выжигать уголь на месте. Но теперь, с учетом роста металлургии и появления прожорливых пароходов, необходимо отказаться от древесного угля и перейти к добыче каменного. Иначе они вырубят весь лес в окрестностях Санкт-Питербурга и создадут большой дефицит древесного топлива для населения. Нет, надо вводить в эксплуатацию одну, а со временем несколько угольных шахт и везде, где это возможно, вводить в действие именно каменный уголь. Так, с двумя задачами, отряд, набравшись «конно и оружно», и вышел в дорогу. Речной путь, самый комфортабельный, на этот раз, к сожалению, был на значительной части маршрута невозможен. Ни одна река, кроме самых маленьких ручейков, к медному месторождению не выходила. Небольшой речной караван он все же отправил — для поиска угля, отправив одного рудознатца с десятком мастеровых и трех десятков крестьян-гребцов. Надежд было мало, а вдруг найдут. Судя выполняли еще одну задачу — перевозили продовольствие и оружные припасы. Если что — все одно ближе, чем к Санкт-Питербургу. Большая же часть отряда к предназначенному месту отправилась на конях. Везли запас продовольствия и различного, пусть и примитивного и легкого оборудования. Дмитрий всех предупредил, что там их должна ждать медная руда и ее надо сразу начнут добывать. Когда он, при предыдущем рейде, ободряя метущихся и слабых, так же говорил о железной руде, многие, не возражая прямо, скептически улыбались или втихую ворчали, что сказки сочиняет. Но когда его слова сбылись со стопроцентной точностью и они сразу нашли месторождение железной руды, количество скептиков резко сократилось. Раз сказал, значит, найдут. Его называли по-разному — от колдуна до волшебника, но ему верили. Большего и не требовались. При Петре I за колдовство без практических последствий на костер уже не посылали, не шельмовали и даже не ругали. Лишь бы отрыто чернокнижием не занимался. За этим Дмитрия никогда не ловил. Во-первых, ему было некогда, во-вторых, он и не умел, ибо всегда считал чернокнижие глупостью и не собирался тратить на это время. Выехали ранним утром позднего лета. Дмитрий приказал посту гвардейцев на окраине города сообщить государю, что Дмитрий князь Хилков со товарищи, согласно его приказу, отправился к поиск медного месторождения. Пусть царь будет хотя бы частично в курсе дел и не пристает потом с глупыми вопросами. Окрестности большого города были уже заняты разными дорогами и достаточно тщательно обысканы при охоте на птицу и животных и сборе дров. Здесь им было делать нечего. И они скакали значительную часть времени, не переходя в галоп только из опасения сразу утомить лошадей. Проскакав где-то верст тридцать, лошади начали уставать и сбрасывать скорость. Это стало поводом для Дмитрия завершать на сегодня скачку. Люди тоже ведь не железные. Остановились на большой рукотворной поляне, где явно уже поработали лесорубы. Сухих останков дров их деятельности находилось еще много, и не надо было рубить деревья. Стреножили лошадей, разожгли костры. Отряд был слишком большим, а домашних припасов оказывалось еще довольно прилично, что бы беспокоится о безопасности и пропитании. Дмитрий рухнул из седла на ложе из еловых лап, пытаясь хотя бы теоретически понять, достаточно ли они проехали, чтобы начать искать следы медной руды. Искать на ногах по окрестностям он и не хотел из принципа, да и не имел сил. Проблема была в том, что единого компактного месторождения медной руды, похоже, не было. Придется прочесывать леса и поляны и потом собирать куски рудной земли. К моменту, когда в котлах сварился смородиновый чай, и его позвали пить чай с пирогами и копченым салом, он пришел к мнению, что еще, пожалуй, рано. Проскачут еще день и даже два. Утро начало по обычному рано. К тому же пошел дождь и пришлось, хочешь не хочешь, прекращать сон, разжигать костры и сушить одежду. Радости это не увеличивало и, как только начало расцветать, Дмитрий приказал спешно ехать под дождем. Не оставаться же им на этой поляне, пока проклятый дождь не прекратится? Дождь прекратился только после обеда. То ли мрачные тучи исчерпали свои запасы, то ли они покинули эпицентр дождливой погоды, но испытание водой прекратилось. Теплые летние солнечные лучи принялись сушить одежду, людей и лошадей. Настроение спутников от этого сразу поднялось. Она еще больше улучшилось, когда Дмитрий вышел на небольшое месторождение. Люди с уважение смотрели на своего предводителя. С таким человеком и они поднимутся в глазах царя, и не будут понапрасну мучиться. А Дмитрий вышел на гнездо медной руды совершенно случайно. Он просто отошел от временной стоянки по малой нужде и напоролся на неряшливый круг руды. Кажется, они нашли. Конечно, еще предстояло найти большое месторождение, и тогда можно было говорить о находке, но и эти мелкие гнезда говорили, что она находятся на его площади. Теперь предстояло всего лишь просто прочесать квадрат размером двадцать на двадцать верст и заняться плавкой набранной руды. Все, как и было показано в лохматом учебнике истории XXI века. Теперь он превращает на глазах теорию в практику. По его приказанию, отряд разделялся на три части. Одна часть оставалась собирать из взятых материалов различные сооружения для обогащении и плавки медной руды. Обогатить такую руду в отличие от железной труднее, поскольку это не только физический процесс. Сначала руду нужно измельчить и обработать от кусков земли и инородных элементов. А потом надо смешивать оставшиеся куски с химически активными веществами. Процесс трудоемкий, но очень эффективный. Дмитрий почему-то вспомнил (хотя и интересней материал забыл), что удельный вес меди в ходе этого процесса вырастает от 2–3% до 10–12% и выше. Обогащенную руду можно тут же плавить, поэтому рядом начали строить компактную домну. Она поставит точку в их работе. Вторая группа займется выжиганием древесного угля, ибо каменного у них еще не было. Значит, придется пользоваться обычным из обожженного дерева. И последняя группа как раз этим и занималась — искала, пытаясь найти каменный уголь. Вдруг найдут! Про угольные месторождения в Прибалтике Дмитрий не помнил, но вообще их число гораздо большее и встречается чаще. Лес в незапамятные времена рос везде а вредителей у него не существовало. Группа, ведомая вторым рудознатцем, медленно проходила лес, пытаясь найти уголь. После обеда, проработав полдня и убедившись, что они проведут сбор и плавку медной руды и без него, он догнал группу «угольщиков» и они искали уже более целеустремленно. Угольное месторождение они нашли на третий день почти на берегу реки. Дмитрий взял черный кусок, оценивающе посмотрел на него. Хороший уголь. Что же это они просмотрели на судне? Но в любом случае, надо их возвращать. Хватит бесцельно плавать. Экспедиция не кот, нечего бродить сам по себе по природе. А уголь они нашли достаточно удачно. Эта точка перегрузки хороша не только местом добывания топлива. Здесь достаточно близко для места плавки. Особенно, если еще приблизить ее в этом направлении, путем переноски домны. Корабли будут привозить сюда продовольствие и прочие нужные вещества, а увозить уголь и слитки меди. Надо только поставить здесь хорошую пристань. Один из членов отряда загудел из большого рога. Гул раздался на все окрестности. Мобильный звонок ХVIII века. Через некоторое время раздался ответный гул. Верст десять, не больше. И их участок берега уже пройден. Вот халтурщики! Старший группы корабельщиков тоже подумал об их группе не очень лицеприятно и поэтому, пока им не попало от начальства, сразу принялся оправдываться, как только они оказались на берегу рядом с ними. Дмитрий только досадливо отмахнулся. Он уже давно понял, что российские аборигены ХVIII века не очень пунктуальны и не совсем точны. И что ругать их за это не следует. Нервы сбережешь. Вместо этого он дал ему задание рубить деревья и поставить из их бревен пристань. Остальное они сделают, когда дополнительным рейсом привезут доски, гвозди и мешки. Уголь будут отправлять в два направления: на место плавки в мешках на лошадях и на судах в Санкт-Петербург. На суда они будут наваливать под силой тяжести по желобам. — Понятно? — спросил он у рудознатца. Тот скорехонько вскочил и обозначил, что да, все понятно. И раболепно посмотрел. При ем не только как старшего, а как лучшего из всех рудознатцев. Дмитрий эти тонкости понял и уже просто дружески кивнул. Кажется, в конечном итоге проблемы черного металла (железа, и даже чугуна и стали) на несколько десятков лет у них в Санкт-Петербурге будут не очень актуальны. Главное, активно и эффективно работать. даже медь появился, хотя и не в таком количестве.Глава 12
Ему надо было торопиться. Очень-очень. Уже к концу лета обещали (практически угрожали) приехать Даша и Александр Никитич Хилковы. Дочь и отец, самые близкие к Дмитрию люди не только в ХVIII, но и в ХХI веке. А ведь это почти завтра, ух, как он не успевает! Александру Никитичу ехать сюда, в общем-то, особой нужды не было. Более того, Санкт-Петербург он не долюбливал, хотя и смирился с ним, Дмитрия он видел и уровень его дела оценил и всего лишь. А сам царь, как бы не нелюбил, отношения его были гораздо сложнее. Но несколько раз расстрелять он обещал и не дай бог, перейдет от слов к делу! Он бы и не приехал, но любимая его дочь (старинные традиция и обычаи!) одна ехать не могла. Даже петровское общество не восприняло бы скромную женщину, поехавшую одну. А нанимать для нее некоего мелкого дворянина, как это делали другие семейства в этом случае, он стеснялся. Все-таки княгиня из старинного рода! И он приехал с ней, бросив все затеи. Тем более, она ехала с сыном — долгожданным внуком, будущего рода Хилкова, названного в честь деда Александра. Этот пострел ходить еще не мог, но ползал так, что нянчующие с ним девки уже дважды упускали его из вида, за что получали розог сначала от матери княгини Дарьи Хилковой, а потом от деда Александровича Никитича. Как он не поедет! Хилковы сделали все, как принято. Поэтому, вот будет скандал, если мужа не будет! Он уже смирился с тем, что дом будет немного недостроен. Можно даже сказать явно недовольной Даше, что изнутри не достроил специально, чтобы она сама достроила под себя. Под свои вкусы и предпочтения. Умная Даша посмеется, поругается, даже поприкалывается, но все-таки простит. А вот если он не придет, это еще вопрос, простит ли, милая? Возьмет и молча уедет. Или, еще проще и для него мучительнее, заселится рядом и откажется говорить, выбрав себе любовника! А свободных мужчин здесь уйма. И все молодые, желающие полюбится, красивые и перспективные в плане богатства и карьеры. А она почти красива и очень породиста! С этими черными мыслями, он начал торопить людей, нервничая. И сделал почти чудо. Большой слиток меди был полностью слит в положенной форме через какую-то неделю. Все цепочка работала безукоризненно, давая готовую продукцию. Пора было обратно в Санкт-Петербург, благо там у него накопилась масса дел и не только по металлургии. Пусть сами дальше работают и мучаются, а он пас! Обратно он ехал относительно комфортабельно, в пассажирской каюте почти первого парохода, которую ему сделали по личному заказу. Конечно, там не было электричество и новомодных штучек типа мобильных телефонов, но он чувствовал себя как дома! В каюте было сухо, тепло, был современный на уровне ХХI века санузел. И он понастальгировал, сидя на унитазе. А какая там была ванна с горячей водой! После мытья у костра холодной водой это был настоящий рай! В его доме Дмитрий сначала не рискнул создать такой санузел, но один его мастеровой, бывший в Англии и посетивший санузел в аристократическом владении, спокойно отнесся к такой модели: — Почти, как по англицки, — оценил он безмятежно и Дмитрий почти решил сделать в его личном доме в Санкт-Петербурге. Разумеется, если Даша согласится. Все путешествие на корабле шел дождь, было по-осеннему промозгло, около +5. Дмитрий, активно проводивший последние несколько дней, все это не видел. Он отсыпался и отъедался, по настоящему готовый к работе только в Санкт-Петербурге. Ну а что, он — бедный мужичок из глухой деревушки? — указал Дмитрий на упрек его надоедливой совести, — дождь льет, пусть не как из ведра, но долго и настойчиво, холодно, да и, по большому счету, на корабле делать нечего. В городе другое дело. И продолжил спать, укутавшись в теплое овчинное одеяло. Санкт-Петербург встретил его пусть мелким моросящим дождем и неожиданно теплой погодой. Был только полдень, то есть время с запасом, но немного. «Огородники, наверное, в восторге, — недовольно подумал Дмитрий, — только я не овощ. Нечего меня поливать. И зонтов в России еще очень мало». Корабль причалил к берегу. Дмитрия сразу же в порту охватили дела. Требовалось завершить финансовые дела по предыдущему заказу в верфи же заказать новые корабли под пароходы и дополнительные баржи. Надо, хотя бы на пять минут, заехать на железоделательный завод, посмотреть, как проведена варка железа и стали, оценить, как идет строительство, как приживаются растения в только что открытом аптекарском огороде, как идут хозяйства у крестьян и у хозяйства барина. А еще неподалеку топчутся мастеровые, связанные с паровыми машинами, то ли идеи кончились, то ли деньги. А, скорее всего, и то и другое. И еще целая куча посетителей. Некогда, ну их, просто будут болтать и тратить время, которого и так совершенно нет. — Сегодня мне очень некогда, — громко объявил он, — если что-то срочное — приходите завтра, выслушаю. Немного подождал, не бросится ли к нему кто-то со стороны. Типа «очень надо, просто мочи нет». Нет, народ разочаровано расселся. Раз барину очень некогда, они подождут. Только разговорчивый парень Андрей, оставленный в Санкт-Петербурге специально, на случай, если вдруг Даша приедет раньше. да мастеровые с машиной притулились скромно, но с достоинством. С этими придется поговорить. Отошли с глаз долой. Мастеровые познакомили с новостями. Денег им, конечно, было надо. Нужно было внести деньги за металл, необходимо оплатить работу кузнецов. Неплохо бы и им самим оплатить, они уже три недели деньги не видят. Но самое главное — они почти собрали машину, им осталось помочь совсем немного. Только несколько советов! Как тут не остановишься? Андрею он приказал ждать его около дома, а сам направился к гаражу — в сущности, обычную крестьянскую избу, где хранилась необходимая техника. Когда надо будет вытаскивать машину, придется разбирать одну из стен. Очень уж скромная дверь. Проблема оказалась не столь простой, но все-таки разрешимой. Всего лишь три часа, а потом еще вручать семнадцать рублей серебром. Кое-что удалось дать материалом — чугун, например, или медь, но большинство узлов собрали из готовых деталей и тут уже не сэкономишь. Дмитрий устало вытирал тряпкой руки, когда к нему подбежал один из мастерских и взволнованно сообщил, что приехали англичане и требуют, чтобы с ними поговорили о машине. — Хотя, — уверял мастеровой, — никто не говорил немцам о проводимой работе. Немцами называли в это время всех европейцев, так что речь шла именно об англичанах. Сам Дмитрий ничуть не взволновался. Он, скорее, не понял бы, когда бы они не пришли. Ведь сообщал им он лично, с ремаркой, что готов за недорого продать. И вот он здесь, а они не пришли? Странно, они не хотят вытаскивать большие деньги из застрявшей в тупике машины. Вообще паровые машины в Англии делают, наверное, лет сто. Но как движители в машинах только начинают. И потому не все протекают нормально. Ну, раз пришли, почему бы не говорить. — Проводи их в гостевую комнату, — попросил он мастерового, — и налей в стаканчики вишневый ликер. А сам в последний раз посмотрел паровую машину. Видоизмененный насос, из-за которого не получалось наладить машину, он при помощи мастеровых наладил. Теперь работает. Пусть, пока он разговаривает с английскими негоциантами, мастеровые прямо при них пустят всю машину. У самих англичан работа не шла. Никак. Столько денег и времени ухлопали, а в конце застряли. И теперь по свету мыкают, ищут подсказку. Прошел в комнату. Англичане, не чураясь, угощались ликером и закусывали сушеным мясом. При виде хозяина англичане оживились, отложили еду и питье. Дмитрий внимательно посмотрел на них. Не стали чураться, посылать слуг. Перед ним был достопочтенный Чарльз Витворт — новоявленный посол Англии в России. А его спутник, похоже, по внешнему виду, был переводчик и, одновременно телохранитель. Они накоротке поговорили. Англичане его «проверили». Сначала попытались напугать, потом — задешево купить. А после этого заговорили уже серьезно. Просители тут были именно они. Вот и просили. Дмитрий руководил созданием машины для собственного парохода. Но если получится, можно и заработать. Нет — не умрет. Тон получился холодный и равнодушный. Зато фон шумный и горячий. Англичане быстро поняли ситуацию и поспешили откорректировать свой разговор. В общем, они купили одну модернизированную машины с правом ее копировать за двести тысяч фунтов стерлингов. Не дорого для англичан, а для Дмитрия достаточно прилично. С тем пока и разошлись. Машину они возьмут с привозом денег. Вскоре ушел и сам Дмитрий. Близился вечер, а с ними празднества… встреча с Хилковыми. «Господи, а страх-то какой» Он поспешил в свой дом, взяв только одного Андрея. Даша зачастую такая экспансивная… Внимательно осмотрел Андрея, только сейчас заметил синяки. — Злые приехали? — попытался угадать он — Их сиятельства прибыли сегодня в обед. Их сиятельство был умерен, а вот княгиня много ругалась. — Била? — прямо спросил он. Парень нехотя кивнул. Гордый еще, молодой. — Ногами? — продолжил допрашивать он. — И ногами тоже, — медленно сказал Андрей, — сказала, что вы мне будете должны. Ох уж эти бабы, она что, думает, он со своим крепостным драться собирается? Вместо этого он протянул Андрею кошелек с серебром: — Возьми. Здесь хватит на лекарства и на угощение в трактире. Андрей с удовольствием подбросил кошелек. Его тяжеловатый вес внушал парню определенный оптимизм на будущее. Он с удовольствием сказал: — Благодарствую, барин. Синяки сами заживут, водки я не особый любитель. Зато у меня есть подружка Катька. Ох, и обрадуется она деньгам! Ну и мне, конечно, отдарится. Он спрятал кошелек в поясе и преданно глянул на хозяина. Дмитрий поощрительно посмотрел на Андрея, улыбаясь, спросил: — Что еще делали его светлости? — Его светлости посмотрели ваш жилой дом. Пока вы ездили в поисках руд, его почти достроили. Остались мелочи. Да еще надо завести мебель и разную лопоть. И можно жить. Княгиня с помощью слуг завезла много своего имущества, но сами они там не устроились. Сказали, что дом еще совсем новый, первым должен появится хозяин, обжиться в нем, а там и они покажутся. Остановились в гостинице. Вечером должны приехать к царю на ассамблею — тот пригласил. Покамест все. — Ладно. А напомни-ка мне, в доме моя одежда уже есть? — Да, княжна первое, что сделала, привезла хорошую одежду. В том числе и вашу. — Замечательно. А ты, давай, рассказывай, что она еще натворила, пока была в Санкт- Петербурге. Он слушал Андрея и понимал, что это явно не Маша, женившись на ней, он резко изменит свою жизнь. С другой стороны, это же еще одна свадьба, а княгиня Даша не наложница. Так чего же он еще, наивный такой, хочет? Посмотрел на величественный дом. Действительно за время поездки его достроили, хотя бы внешне. Еще бы. Сколько здесь было согнано строителей и сколько аккумулировано денег! Но хозяйский глаз все же нужен. Перед встречей с Хилковыми ему нужно обязательно знать каково состояние его жилья. И спросить, понравилось ли оно его дорогой жене! Чувствовалось, строители постарались в полной мере выполнить его инструкции. И теперь дом сверкал крышей из белого железа, радовал добротным обшивочным тесом. У крыльца всех приезжающих встречали двухметровые медведи, вытесанные из итальянского мрамора. Специально заказывал. Он молча прошел, хотя и был доволен. Осмотрел внутренности дома. Кабинет хозяина… столовая… большой парадный зал… мужской и женский туалеты (особо посмотрел — сантехника, как и хотел). На втором этаже спальни хозяина и хозяйки. По скромной советской традиции он полагал, что семейная пара спит вместе. Но княгиня Дарья так была изумлена, так невосприимчива к веяниям непонятливого мужа, что Дмитрий сдался. Пусть будет две спальни. Места хватает, расходов много не потребует. А спать будут вместе, если захочется любовных ласк или просто тепла друг друга. Зато будут меньше ругаться. Последней для осмотра была библиотека. Или, точнее, библиотека и кунсткамера, как именовались в это время музеи. Дмитрий в обличии Саши в ХХI веке был страшным книголюбом даже в условиях ощутимого недостатка денег. В XVIII веке денег у него набралось гораздо больше, правда, предложения оказались куда меньше. Ничего. Его специальные агенты еврей Изарх Шмульевич и купец Ворсунька (оба имена — самоназвания, то есть, как они себя сами называют) набрали много рукописных книг в России и тысячи печатных книг в Англии и Франции. Поэтому, уложенные в книжные полки, специально сколоченные плотниками, они создавали солидное впечатление. Помимо этого в библиотеку было накуплено много оружия (мушкеты, пистолеты, шпаги, палаши), инструменты и западного оборудования (буссоль, астролябия, компас и еще до чего агенты сумели наткнуться). Библиотекой Дмитрий хотел привлечь царя, поэтому еще до строительства тренировался в работе инструментов, стрельбе и обслуживании огнестрельного оружия, смазке и затачивании клинком. И поставил здесь специального слугу — библиотекаря. Убирать пыль, держать в работоспособном состоянии технику. Ну и, разумеется, читать и работать. Библиотека заворожила его самого, посмотрел книги, погладил нравящийся ему пистолет, повздыхал по инвентарю. Посидеть бы здесь, да некогда. — Супруга ваша и князь, ее отец, здесь были, откровенно удивлялись богатству, — сообщил библиотекарь, — княгиня посмотрела немецкие книжки, князь — оружие. — Хорошо, — кивнул Дмитрий. О впечатлениях он узнает от самих их сиятельств. И как дорого, и как много, и на фига все это надо. А так он пришел. Дальше курительная с принудительной вытяжкой. Единственное техническое нововведение во всем доме, кроме сантехники. Осталось подождать, пока подвезут бархат из Лиона, да мягкую мебель из Парижа. И, пожалуй, оставшиеся мелочи можно оставить Даше. С ее-то неугомонном характером и попадающим во все скромные места чудным носиком! Время поджимало — приходило время ассамблеи, и Петру очень не нравилось опоздание (мягко говоря). Надо было очень исхитрится, чтобы прошмыгнуть мимо монарха, не получив от него язвительного замечания, а затем и коленом под зад кубарем с собрания. Дмитрий таких способностей не имел, а потому торопился. Отправивь на телеге слиток, он поехал на лошади практически на галопе, но через завод. Было у него нехорошее предчувствие, как это раньше бывало, что без него либо кобыла сдохнет, либо всадник напьется, но до финиша они точно не соберутся. В общем, руда будет отдельно, уголь отдельно, а железо и сталь останутся в теории. Поэтому, даже торопясь в ассамблею под угрозой ругани и опалы, все-таки завернул на завод. От опалы, в крайнем случае, он не загнется, отбрешется. А вот если металлургическая технология не пойдет, то полетит все: и опала, и половина хозяйства и, похоже, новая свадьба! На всякий случай, взял доверенного слугу с мелкими деньгами — копеечками. В совокупности он не был на заводе целый месяц. Всяко деньги понадобятся. Под этим настроением он прошел быстро и сердито в один из цехов, где стояла большая домна. Мастеровые и одновременно его крепостные, как и подлежит современникам ХVIII века, заробели, засуетились, быстренько забрали с голов уборы. Барин же сердится. Идиоты, что стоит, так еще плавку запорют! Он быстро навел порядок, за одним поинтересовался, как идет металлургический процесс. Оказалось, к его крайнему удивлению, все нормально. Причем руду уже всю переработали в железо и чугун, а стали провели две успешные плавки. Сделали из них несколько экспериментальных клинков. Дмитрию вручили сабельный клинок. Его сделали явно не сегодня, коли выточили и приделали рукоятку. Сабля на вид ничего, а как в деле? Хотя, вид солдатский, слишком уж простоват. — Где можно опробовать? — поинтересовался он медленно у мастеровых, чтобы те поняли. Ну, понятно, какой настоящий мужчина удержится не попробовать клинок, если его ему дадут посмотреть. Два вертких мужичка выскочили из толпы, положили перед Дмитрием толстое полено, а на него кусок мягкого железа толщиной два дюйма. «Толстоват, застрянет»,- подумал Дмитрий и молодецки ударил. Вопреки его мнению, сабля легко развалила металл и наполовину вошла в дерево, где и застряла. Во как! — Кто плавил первостатейное железо? — сердито заорал он на мастеровых. Попадаться на руку злому барину никто не хотел. Мужики заговорили, задвигались, но из толпы не шли. — Ну! — на тон ниже крикнул Дмитрий, — сам узнаю, хуже будет! Вышел темноволосый, коренастый мастеровой, судя по внешнему виду ничего хорошего от барина не ждавший. Зря. Дмитрий вытащил из кошеля три рубля, буквально впечатал их в ладонь плавильщика: — Держи наградные деньги! Кто сталь плавил? Мастеровые, наученные предыдущим плавильщиком, пошли немного свободнее. Вышли двое, поклонились. Они получили на двоих семь рублей. И спросил у толпы: — Жалованье не задерживают? — Задерживают, — прошелестело среди мастеровых. Оп-па, не зря зашел: — М-м? — спросил он у казначея. Мол, куда деньги девал? — Государь издал указ о немедленном сборе нового налога, — виновато произнес тот, — на нас выпало 117 рублей. Пришлось отдать все живые деньги, в том числе и из жалованья. Недоимка будет еще хуже. — Ах ты! — начал он ругать казначея, но тут же заткнулся, вспомнив, что тот говорил именно о таком случае. Государству нужны было много денег и оно часто вводило новые налоги, которые нужно платить немедленно.Глава 13
Они вели этот разговор на улице. Тогда, по большому счету ему просто было не охота снова заходить в контору, и он отговорился тем, что деньги он отдаст завтра. А завтра совсем было некогда. Вот и оставил людей голодать и, похоже, никто его и не собирается обвинять! Обычная практика заводчика сэкономить на трудящихся. А что голодали, так это даже полезно! Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью. Прилюдно объявил: — Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает. Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет — с треском выдвинет с должности. А поскольку тот тоже был из крепостных, то такое свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался зря нагло не воровать. Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления. В бою главное клинок!В парадной зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, и громогласно что рассказывал. Впрочем, похохатывает, значит не сердит. А вот милую, незабвенную Дашу он не видел, хотя и чувствовал — здесь! Пока царь был занят своим окружением, он бы с нею поговорил, всласть расцеловал. Сколько они уже не общались! Но пока он ее не видел, хоть и пытался рассмотреть среди множества людей. Где же она, лукавая чертовка! Он все пытался ее разглядеть среди разных гостей обоего пола, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо: — Вот ты и попался, паршивый негодяй. Немедленно оправдывайся! Дашка! — восторженно он почти прошептал. Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя: — Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? — и Петр крепко шлепнул его по спине. Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, потерявшийся муж! Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся. Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло, и он немного завидовал всем удачным семейным парам. — Благословляю вас, — серьезно сказал он, — желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья. — Спасибо! — радостно сказала Даша, — у нас уже есть сын Александр, но мы еще не откажемся. Да, дорогой! Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки. — Не сердись, — передал он Дашу обратно Дмитрию, — если до сего момента думал я, что здесь, прежде всего, меркантильные интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу — семья ваша будет держаться на истинной любви мужа и жены. Взгляд Петра стал гораздо колючей: — С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к красивой жене. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только отругать. Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие? Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты! Залихватски предложил: — Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь. Но если не сможет — больше не будешь меня так зло ругать. Обижусь. Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой: — Александр, принесешь? Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое счастье свалить выскочку князя Хилкова! Он ведь много не мог принести! Петр еще поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова. Даша осторожно обняла Дмитрия: — Ты не боишься так разговаривать? — прошептала она на ухо, — государь за меньшее посылал на виселицу или на плаху. Дмитрий улыбнулся: Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. И сейчас я спорю даже не с ним, а с этим дураком Меньшиковым. Вот ему и достается! Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать. Но не менее. А, в-третьих, он и сам обрадуется, что проспорил. — О-о-о! — удивилась она, — если бы батюшка так настаивал, он давно был бы извращенно казнен, а я в лучшем случае отправлена в Сибирь, в ссылку простой селянкой. Ведь Уложение 1649 года ясно говорит, что такое оскорбление правящей фамилии и как за него наказывают. М-м-м. «Дашенька — девочка умная и начитанная, — констатировал попаданец, временами это льстит, временами — злит, поскольку приводит к такому процессу, как болтология. И тогда я поступаю радикально, как наш незабвенный монарх. Только предпочитаю не отрубать голову, ибо это событие одноразовое, а жарко целую». До сих пор действовало. Она переставала умничать и привередничать. Правда, здесь было много людей и все сразу обращали внимания, как правило, покрываясь черной завистью. Ну, Дмитрию на общее внимание было наплевать. Даше, как он обнаружил к своему удивлению, — почти тоже. Она прижималась ко нему, — счастливая и умиротворенная — и ей на все было наплевать. Нет не на все. Она оторвалась от мужа и внимательно осматривала окрест, игнорируя любопытные взгляды: — Кстати, о батюшке. Потерялся, что-то я его не вижу. Поищем? Дмитрий лениво поддержал: — Пойдем, поищем, пока царь медный слиток с Меньшиковым несут. Все равно надо ждать. В принципе, ему было все равно. Взрослый же мужчина, практически дедушка, целый сиятельный князь! Не может же с ним чего-нибудь стать на ассамблее? Но раз дорогая жена беспокоится и кручинится… А Даша только покачала головой. Бойкая по природе и, частично, по положению, она все же понять не могла дерзость Дмитрия к царю, помазаннику Божьему. Но ничего на это не сказала. Пусть мужчины сами занимаются своими мужскими занятиями. Не бабье это дело. Нужно будет, она и поможет, по лбу щелкнет, а потом поцелует, а сама лезть не будет. И побежала догонять своего почти мужа, который искал князя Александра, умудрившего пропасть посреди людской круговерти. Отец Даши меж тем скромно сидел на боковой скамье. Он виновато улыбнулся, когда дочь ему об этом заговорила. — Трудно мне с ним говорить, — сказал князь, — полчаса побеседовали, в как будто весь день камни в каменоломне таскал. Как ты, князь Дмитрий, целыми днями говоришь. Он покачал головой, радуясь и тревожась за родственника. — Как бы еще говорил, — не выдержала Даша, — как ты отошел, он просто взял и поспорил с государем Петром Алексеевичем! — И что? — удивился/встревожился князь Александр. — А ничего, — подчеркнула Даша, — царь до сих пор где-то выискивает предмет их спора, а глупый муж только посмеивается. — Вы смотрели мой дом, — перевел тему разговора Дмитрий, — как он вам? Хилковы переглянулись, словно решая, переключаться на другую тему, поговорить с немногого еще с сумасшедшим почти родственником. — Дом ничего, кирпичный, — первым заговорил князь Александр, — правда, я привык в деревянном, но тебе, наверное, видней. Тем более, я слышал, Петр Алексеевич запретил строить деревянные здания. Зато какой дом, большой, двухэтажный. Властители его должны жить, как настоящие князья! — Дом хороший, но кое-что я бы хотела переделать, — не выдержала Даша, — вот например… Что уж она там перестроить в доме, осталось в тайне, поскольку пришел Петр, громко ругающий шагающего рядом Меньшикова. Александр шутливо отбивался, но чувствовалось, что он обескуражен и обеспокоен. Войдя в дом, Петр сразу увидел Дмитрия, и буквально вцепился в него. Рев царя испугал всех собравшихся на ассамблее гостей и обеспокоил Дмитрия. А как у него вдруг сердце не выдержит от такого крика? Естественно, что после такого события царь видел среди народа только попаданца и начал его попрекать, но не гневно, а насмешливо. — Смотри, до чего ты дитятю довел, плачет и стенает, — показал он на Меньшикова. Половозрелый «дитятя» выглядел действительно нехорошо, но жалеть его Дмитрию не хотелось. Он скосил на него свой взгляд, понял, что совершить подкоп под его позицию ему не удалось, но и тому как-то пошатнуть его позиции в глазах государя не получилось. Царь, человек умный и сметливый, конечно, видел их подковерную борьбу около него, но вставать на чью-то сторону он не захотел. Ибо царь думал не о чьих-то личных позициях конкретно, а о России в целом. Стране (и ему тоже) была нужна деятельность обоих и поэтому им и думать не стоило об отставке одного из них. — Нет, вы скажите мне, что за это за человек? — обратился он к Хилковым, как важным свидетелям, показывая на Дмитрия. Те, не зная, что ответить, робко молчали. Ругать его? Запищать? Попробовать объяснить? Страшно! Как оказалось, такой безмолвный ответ вполне устраивал Петра. Он принялся сам объяснять деятельность Дмитрия: — Никто не мог мне найти железную руду около Санкт-Петербурха. Никто! Я немцев выписал из Европы, они мне на четырех языках объяснили, почему руды здесь никогда не будет. А потом пришел этот неумеха, этот нелюбитель современной науки и молча за пару суток нашел! То же самое с медью. Я уж не стал звать заумных немцев, подождал, понял, что никто не может найти. Вызвал Дмитрия. Тот сказал — медь есть, но мало, можно одному человеку унести. Вы сами видели — я этого одного человека вызвал, — кивнул он на Меньшикова, — не унес, хотя и надрывался, что было сил. И понятно, видано ли дело, слиток в полтораста килограмм утащить. За сколько дней выплавил? — спросил он у Дмитрия. — Ну, — начал вспоминать тот, — наверное, за семь. Петр счастливо захохотал: — Я посмотрел. Медь лучшего качества. Хоть на пятаки, хоть на пушки. Ведь нашел же! Он посмотрел на Дашу и так же громко, что бы все слышали, сказал: — Нам, Господом Нашим Вседержителем, сильно повезло. Он дал его, — кивнул он на Дмитрия, — тебя — прекрасного мужа, а мне — старательного поданного. Он широко перекрестился: — «Спасибо тебе, Господи!» Потом повернулся к Дмитрию: — Теперь о награде тебе. Мы уже поговорили о железном руднике и о егонаселении. Все люди, которые там есть, переходят в твою крепость. И те же самые людишки, которые работают на медном руднике, то же твои! Оба рудника — твое имущество и твоих детей на веки вечные! Дмитрий оценил широту подарка. На северо-западе России, в районе Санкт-Петербурга он будет единственным поставщиком черной и цветной руды. И один из поставщиков других металлов. А, поскольку, везти надо недалеко, его товары будут самыми дешевыми и ходовыми. — Спасибо, государь! — наклонил он голову. — Тебе спасибо, — отрывисто отмахнулся царь, — давай металл и руду больше и лучше. Вот будет твоя благодарность. — Накануне сделана плавка железа, а потто стали. Вот, государь, эта сабля сделана из этого металла. Дмитрий аккуратно вытащил из ножен клинок. Опытные воины, знающие поле битвы и высоко ценящие качество сабли, оценивающие смотрели на лезвие. Не очень опытные — смотрели на красоту рукояти, лезвия. И, поскольку, украшениями сабля не выделялась, гости, разгоряченные спиртными напитками, относились к ней все больше скептически. Дмитрию это все меньше нравилось. — Ну ты, красавец, — обратился он к Апраксину, который был одним из самых громких, — давай сравнимся. Рубанемся, как можем, у кого сломается, тот отдаст свой клинок. Апраксин, оценивающе посмотрел на свою шпагу, украшенную бриллиантами и золотом, и простую саблю Дмитрия, отрицательно покачал головой. Дмитрий посчитал этот отказ справедливый. — И пятьсот рублей с меня, если проиграю! — добавил он. Это был весомый вклад, и Апраксин согласился, но поставил условие: — Я рублю! Дмитрий не возражал. Сабля была абордажная, массивная, шпага гораздо тоньше, скорее сломается. Приготовились. Дмитрий покрепче прихватил саблю горизонтально. А Апраксин посильнее рубанул шпагой: — Ах! И едва по инерции от удара не свалился на пол. — Ну ты силен! — удивился Петр, — а со шпагой-то как? Сабля, вижу, целая. Апраксин задумчиво посмотрел на обломки шпаги. Эфес и часть лезвия составляла одну часть, большую часть лезвия — другую. — Черт побери! — прочувственно сказал Апраксин, — сам себе отрубил шпагу, как будто пальцы снес. Жалко ведь, хоть плачь! — Дай-ка, — Петр отобрал саблю у Дмитрия, посмотрел на лезвие, даже потрогал его. Хмыкнул: — Даже ведь щербинки нет. Либо у Федора Матвеевича шпага такая дрянь, либо у тебя сабля столь хорошая. От шпаги мне пользы никакой нет, а саблю дай. Понравится, в кавалерию отдам. А то там клинки разные, и, как правило, дрянные. А тебе свою отдам. Дмитрий прочувственно поклонился. Не так как по-русски — глубоко, раболепно, а по европейски, изящно и с достоинством. Петру это понравилось: — Вот так и надо кланяться, а не по-дурацки до земли. С саблей решили? — повернулся он к Дмитрию. Тот молча, с таким же поклоном, отдал свою саблю. Царь пообещал: — Пару дней сам поношу, а потом дам кому из новиков — детей боярских, пусть иву порубает, да мне скажет, как получилось. Князь Хилков осторожно подошел со спины к Дмитрию и тихо попросил вслед за царем: — Позволь, родственник, пристать тебе к докукой. Лезвие шпаги у меня тоже сломалось. Не заменят ли кузнецы? А я уж постараюсь, оплачу и кузнецам за работу и за сталь. Дмитрий не успел ни согласиться, ни отказаться. Петр подозрительно на них посмотрел: — Что там шепчетесь? В голос говорите. Дмитрий вздохнул. Что поделать, у Петра была сложная жизнь в детстве. Поневоле станешь подозрительным. И он громко сообщил: — Мы, государь, ту же проблему решаем, что и Федор Матвеевич. Нужно сломанный клинок у князя заменить. — Хм, заменишь? — Да обоим заменю. Клинки у меня откованы. Не знаю вот только, как мастеровые с украшениями смогут. — Пусть делают, хорошие клинки ныне в цене. Петр решил, что вопрос с клинками решен и заговорил о другом: — Свадьба в Санкт-Петербурхе когда будет? А то выпить хочется, да и времени нет свободного. Отец и дочь Хилковы переглянулись, глазами посоветовались. С одной стороны, свадьба дело неторопливое и уж, тем более, не княжне торопиться. С другой, — государь спрашивает. У него забот и тревог много. Откажешь — как бы себе не хуже сделать. И так уже протянули. Хотели в этом году провести, да Дмитрий никак не вырвался. — Как прикажите, государь, — покорно поклонился князь Александр. — Я, государь, вот что думаю, — вмешался Дмитрий, — спешить, конечно, надо. Но мы хотели на днях поехать на рудник черной руды и за одним посмотреть на пароходы. А саму паровую машину сделают за неделю, и еще несколько дней будут подгонять. Вот в эти дни свадьба идолжна уложиться. Петр фыркнул. Срок его явно не устраивал. Дмитрий поспешил добавить: — На это время, государь, я могу познакомить с секретами металлургии, их никто не знает! — Никто? — порывисто повернулся к нему царь. — Никто! — твердо сказал Дмитрий, — зуб дам! — Х-км, — хмыкнул Петр, — ну если ты зуб даешь. — А потом посмотрим английскую паровую машину с моими переделками. Англичане, кстати, уже видели, предложили продать за двести тысяч фунтов стерлингов. — Ого! — удивился Петр, — деньги взял? — Нет еще, — признался Дмитрий, твердо пообещав, — но обязательно возьму!
Последние комментарии
4 часов 36 минут назад
4 часов 38 минут назад
5 часов 36 минут назад
5 часов 59 минут назад
23 часов 58 минут назад
23 часов 58 минут назад