Окаянь [Александр Васильевич Коклюхин] (fb2) читать онлайн

Окаянь

Глава 1

Все описанные здесь события являются вымыслом. Автор не несёт ответственности за случайные совпадения имён и фамилий персонажей, названий населённых пунктов, а также любого иного сходства с реальностью.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1.

— Жарко! Сейчас бы в холодок на речку, если по-хорошему… — Потапыч упёрся руками в руль и с наслаждением двинул плечами, расправляя затёкшую спину. — Верно я говорю? — повернулся он к Зотагину.

Их «КрАЗ» стоял на перекрёстке перед светофором.

— Климат-контроль надо установить, — сказал Зотагин.

— Ишь, размечтался! — хохотнул Потапыч. — Климат-контроль на «лаптёжнике» ему подавай! Хотя, не помешал бы. Жара – свариться можно… Как приеду, вентилятор сюда поставлю.

В кабине и впрямь было душно. Опущенные стёкла на дверцах от жары не спасали. Напротив, казалось, только впускали внутрь знойный воздух.

На светофоре загорелся зелёный. Сзади нетерпеливо засигналили.

— Себе побибикай! — бросил в окно Потапыч, включая передачу.

«КрАЗ» ожил и, дохнув густым солярным выхлопом, выехал на перекрёсток.

— Бибикают они мне, — ворчал Потапыч. — Бибикальщики нашлись! Гвоздём в штанах себя воображают! Бибикать-то любой дурак с детства может. А ты «лаптёжником» сначала рулить научись, вот тогда и бибикай сколько влезет! Правильно я говорю?

— Правильно, — засмеялся Зотагин.

— Поддерживаешь, значит. Это хорошо! — Потапыч привычно двинул рычагом коробки передач. — Только вот смотрю я на тебя и вижу, что глядишь ты на всё, будто впервые видишь. Долго в своём госпитале провалялся?

— Почти месяц.

— Тогда всё понятно, — кивнул Потапыч. — Доктора, они такие. Всю душу шприцами высосут. А тебе башку, вон, наголо обрили. Одни уши торчать остались. Небось, промеж них судьба и прилетела? Угадал?

— Угадал.

— Тогда рассказывай давай, как дело было! Успею вникнуть и посочувствовать пока едем.

— Не получится.

— Вот даже как! — Потапыч с интересом посмотрел на Зотагина. — Сам не желаешь или какая другая причина есть?

— Вроде того, — не стал вдаваться в подробности Зотагин.

— Тогда без претензий. Мы люди понимающие, лезть в чужие тайны привычки не имеем, — поджал губы Потапыч.

После чего замолчал, демонстративно потеряв интерес к Зотагину. Монументально восседал на водительском кресле и, положив богатырские ручищи на баранку, с преувеличенным вниманием смотрел вперёд сквозь приоткрытое по причине жары лобовое стекло. Большой и шумный, как его грузовик, который за огромные колёса с шинами полуметровой ширины Потапыч звал «лаптёжником». По-настоящему он назывался «КрАЗ-255Б» и своими габаритами внушал уважение городской дорожной братии, что на его фоне смотрелась мелковато. С высоты просторной кабины Зотагин мог видеть крыши обгоняющих грузовик машин. Как когда-то видел из своего «Петрухи». Сравнение навеяло грустные воспоминания и делится ими Зотагин ни с кем не хотел. Пусть Потапыч не обижается. Не нужно ему ничьё сочувствие. Слишком это личное. Бригадир бы его бы понял. Зотагину вспомнилась их последняя встреча. Но перед тем ему пришлось пообщаться с представителем местных спецслужб.

Зотагина готовили к выписке и в тот день он никого не ждал. Даже врачей. Последнее время они редко заходили в его палату. Не было необходимости. Рана на затылке зажила, голова больше не кружилась. Осталось только отрастить на ней волосы и понять, что делать дальше. Не с волосами, а вообще. Но об этом Зотагин собирался подумать после, когда покинет это богоугодное заведение, а пока валялся на кровати с потрёпанной книжкой, что нашёл на нижней полке прикроватной тумбочки. Книжка была толстой и скучной. Потому, наверное, её здесь и оставили. В сюжет Зотагин даже не вникал: всё одно дочитать до конца не успеет. Осилив очередной абзац, тут же забывал о прочитанном, потому как мысленно снова и снова возвращался на берег к разбитому кораблю. Что там случилось на самом деле, узнать здесь было не у кого. Оставалось лишь самому строить разные предположения. До того момента, пока к нему в палату не вошёл незнакомый молодой человек в светлой рубашке с короткими рукавами, джинсах и накинутом на плечи белом халате. Явно не доктор. По профессиональному изучающему взгляду, Зотагин сразу понял, кто его гость. Давно ждал, когда им заинтересуются. Понимал: без этого не обойдётся. Дождался. Навскидку посетитель был его ровесником.

— Привет! — с весёлой напористостью поздоровался вошедший. — Не надоело ещё здесь валяться? Можешь не отвечать, сам вижу, что надоело! Ладно, давай знакомиться. Петров! Виктор Владимирович. Можно просто Виктор! Без Владимировича.

— А оно надо? — Зотагин сел на кровати. Протянутую руку проигнорировал.

— Надо, Александр Сергеевич, надо, — сразу посерьёзнел тот. — Для вашей же пользы надо. Улавливаете, о чём я?

— Улавливаю, что у меня нет выбора, — сказал Зотагин. Ситуация напомнила ему ту, что была на барже кочевников.

— Ошибаетесь, Александр Сергеевич. Никто вас неволить не собирается. Захотите здесь остаться – пожалуйста! Вздумаете вернуться – и тут поможем, возможности для этого у нас имеются. Некто Жагрин, к слову, решил вернуться. Вы ведь знакомы с Арсением Ивановичем, верно?

— Бригадир жив?! — вскинулся Зотагин. — Но как? Я же своими глазами видел!.. — вспомнил он разбитую рубку.

— Вот завтра сами его обо всём и спросите. Он обещал заехать сюда перед отбытием. Ну что, давайте же, наконец, знакомиться! — Петров снова протянул ладонь.

— Да вы и так всё обо мне знаете, — в этот раз Зотагин ответил на рукопожатие.

— Многое, но не всё! — подмигнул Петров. После чего устроился на подоконнике раскрытого окна, предварительно выглянув наружу на изнывающий от полуденного зноя парк. — Дождя бы сейчас… — мечтательно произнёс он и, повернувшись к Зотагину, напомнил. — Решайте, Александр. Пришло время определиться. Я, собственно, за этим к вам сюда и пришёл.

— А подумать можно? — спросил Зотагин.

— Можно! — широко улыбнулся Петров. — Только недолго. Минуты три достаточно? Неужели месяца подумать не хватило?

— Только этим и занимался. На всю оставшуюся жизнь за этот месяц надумался, — признался Зотагин.

— И?..

— Здесь хотелось бы остаться. Домой мне одна баба навсегда дорогу закрыла. Ладно, дело прошлое. Да вы ведь уже и об этом наверняка знаете.

— В курсе, — не стал скрывать Виктор. — Но хотелось бы от тебя лично обо всём услышать. А то ведь где-то и приврать могут, верно?

— Понимаю, чего уж там… — вздохнул Зотагин.

Рассказывал он долго. С самого начала. Как повстречал Кузьмича возле грузовика с зениткой, как пожалел на дороге профессиональную попутчицу и кем она потом оказалась на самом деле. Дрогнувшим голосом рассказал, как пришлось в заброшенной деревне оставить машину. До сих пор не мог смириться с потерей тягача. Память об отце, как ни как. Виктор понимающе покивал. Он слушал Зотагина внимательно, не перебивая, только иногда уточнял что-нибудь по ходу рассказа. Их пребывание на барже кочевников особого интереса у него не вызвало, а вот по поводу корабля возникло много вопросов. Зотагин ответил, как мог и поинтересовался, что стало с его экипажем. Виктор ответил, что с экипажем всё в порядке, но вдаваться в подробности не стал. Зотагин не настаивал. Узнает подробности у Иваныча. Потом. Пока же решалась его судьба.

— М-да, твой послужной список впечатляет, — с иронией произнёс Виктор. — На полновесный детективный роман тянет. Но лично я ничего криминального в нём не вижу. Точнее, всё тут криминал, но ты свидетелем мимо проходишь. Любому ясно, кто с юриспруденцией знаком. Нормально всё, даже не сомневайся. Уверен, в решении остаться у нас тебе не откажут. Если что, мы посодействуем, — обещающе улыбнулся он.

— Спасибо, конечно. Другой вопрос, чем мне здесь заниматься? Я ведь, кроме как баранку крутить, ничего больше не умею.

— За чем же дело стало? Водители везде нужны. Работа найдётся. В общем, расклад такой, — перешёл на деловой тон Петров. — За тобой заедут, отвезут на базу, а там уже сам осмотришься и окончательно решишь, что дальше делать. Согласен?

— Согласен, — кивнул Зотагин. — Где и что надо подписать?

— Потом всё подпишешь. На базе. А пока отдыхай, набирайся сил, — Петров слез с подоконника и подал на прощанье руку. — Бывай! И встряхнись! Про завтра не забудь!

После его ухода Зотагин подошёл к окну. Дождь и впрямь сейчас не помешал бы. Только середина июня, а жара уже стоит несусветная. Словно посерёдке лета. Сегодня на небе тоже ни облачка. Хорошо хоть на газонах разбрызгиватели установлены. Вода из крутящихся фонтанчиков вспыхивала на солнце радугами. Такими же, как в иллюминаторе, когда они шли через Топь. Завтра Иваныч расскажет, что там случилось, пока он был в отключке. Надо было спросить у Виктора об остальных, запоздало укорил себя Зотагин. Как там Дзьонь с Тихоном? Успели его спасти? Зотагин надеялся, что успели. Иначе ёжики колючие сиротами останутся. Ладно хоть моряки, по заверению Петрова, живы. Другое дело, все ли? Ведь, не доведи они тогда корабль до берега, собирать им сейчас клюкву на болотистом дне.

Несмотря на зной, в парке было людно. Одни неторопливо прогуливались по тенистой аллее старых лип, другие расположились на скамейках вдоль дорожки, третьи заняли беседки в разных частях парка. Зотагин тоже решил прогуляться после обеда. Заодно подумать о предложении гостя. Беспокоило его оно, честно говоря. Слишком уж всё складно получилось. Так не бывает. На собственной шкуре проверено. Слабо верилось, будто о нём здесь за просто так пекутся. Где-то тут подвох. Где только? И чем платить придётся? Может, неспроста Иваныч решил вернуться? Наверняка ведь что-то знает. Надо будет обязательно с ним посоветоваться. И Сергей что-то знал. Не зря же вначале отказывался ехать с ними и о каком-то пароме говорил. Из-за которого все блогеры, что в сетях о нём писали, вдруг разом замолчали. Узнать бы об этом пароме поподробнее. С другой стороны, полезешь с вопросами, а это под секретом. Проблем потом не оберёшься. Этот Петров, может, своим парнем притворяется только, а случись что, зверь зверем обернётся. Похуже командира лесовиков. Хорошо, не подписал ничего. Всегда отказаться можно. Передумал, мол, тоже решил вернуться. Ага, ждут не дождутся его там. Особенно державники. С распростёртыми объятиями. В общем, куда ни кинь, везде клин. Свихнуться можно.

По аллее в сторону центрального корпуса, обсуждая свои дела, прошла группа врачей. Вдали, со стороны приёмного покоя, послышалась сирена скорой. Привезли кого-то. Как и его месяц назад. С тяжёлым сотрясением мозга и открытой раной головы. Хотя этого Зотагин не помнил. Память сохранила лишь блуждания по разбитому кораблю и попытку, спрятаться на берегу от десанта с турецкого экраноплана. Где из ничего вдруг образовалась странная воронка густого тумана, куда он стал падать. Вспоминался чей-то разговор будто сквозь вату. Потом провал. Очнулся уже здесь, в госпитале. С забинтованной обритой головой.

Госпиталь, как после узнал Зотагин, располагался в лесу напротив посёлка Большой Исток. По Челябинскому тракту отсюда за каких-то полчаса можно попасть в Екатеринбург. В столицу Уральской Республики. В самый центр чёрной дыры, как её назвал бригадир на корабле в разговоре с капитаном. Почему чёрная дыра, Зотагин так тогда и не понял. А сейчас, при встрече, собирался узнать, что Иваныч под этими словами подразумевал. Чтобы после локти кусать не пришлось.

Жагрин появился следующим утром. Зашёл в палату с пакетом подарков. Обнялись.

— Я уж и не надеялся тебя живым увидеть, Иваныч! — радостно признался Зотагин. — Рубка просто в решето была!

— Нас, Саня, во время боя там не было, — ответил бригадир. — Мы из другого места кораблём управляли. Безопасного. Ты лучше скажи, куда фрукты положить? — приподнял он в руке пакет.

— Ну зачем это, Иваныч? Здесь нормально кормят.

— Положено, Саня. Больным нужны витамины! — Жагрин положил пакет на кровать. — Поправляйся, в общем!

— Да какой я больной, Иваныч! Выпишут со дня на день. Как там Тихон?

— Выкарабкался Тихон. Чудом, можно сказать. Но организм справился. Недели через две обещали дать заключение на выписку. Представь себе, весь персонал своими ёжиками заразил! — засмеялся бригадир. — Те их тоже теперь часто поминать стали!

— А Дзьонь как?

— Пашка рядом трётся. Вроде с одной из сестричек шуры-муры закрутил. Порядок у него. За них не беспокойся. Тебе выходить-то разрешают?

— Разрешают.

— Тогда айда в лес. Там, на воздухе и пообщаемся.

Они вышли в парк и по дорожке направились к беседке среди деревьев. Выбрали дальнюю, чтобы никто не мешал. Пока в парке было пусто. Все сидели по палатам, ждали обхода врачей. Зато потом не уединиться будет.

Ночью всё-таки прошёл долгожданный дождик. Напитанным влагой воздухом дышалось легко. День обещал быть погожим, но солнце ещё не успело согреть утреннюю прохладу, отчего Зотагину в тонкой пижаме было зябковато. Пока добрались до места, пара-тройка холодных капель с листьев упали ему за шиворот. Хорошо, хоть скамейка и столик посреди беседки под деревянной крышей остались сухими. Прежде чем, сесть бригадир достал из кармана плоскую фляжку и два металлических стаканчика.

— Помянуть наших надо, — строго пояснил он.

Крепкая жидкость обожгла горло, выбила слезу.

— Жалко парней, — вздохнул бригадир. — Сергей, если по правде, сам виноват, Сколько раз я ему говорил, чтобы не перегибал палку. Не послушал. И сам пропал, и Лёньку с собой утащил. Ладно, теперь-то чего уж … Земля им пухом, — широко перекрестился он.

— Они вечно друг с другом спорили, — тоже перекрестился Зотагин.

— Спорили, — согласился Жагрин. — И там продолжают, наверное. Ты мне, Саня, вот что скажи. Сам-то ты как дальше жить собираешься?

—Не знаю, Иваныч, — признался тот. — Приходил тут один. Ничего мужик, вроде. Работу обещал. Обратно-то ведь мне нельзя, сам знаешь. Пришлось согласиться. А теперь вот думаю, не зря ли? Серёга покойный этих мест боялся. Ты тоже, вон, вернуться решил.

— Решил, — Жагрин задумчиво повертел в руке фляжку. — Тут такое дело, Саня. Ты меня с собой не равняй. У меня там дом, пенсия какая-никакая. Внук подрос, военку в этом году заканчивает. По моим стопам решил пойти. Как всё это бросить? Да и сослуживцы многие живы. Не всех ещё костлявая к себе призвала. Есть с кем выпить. А здесь я никто и звать меня никак. Это в лучшем случае. А если по правде, то офицер потенциального противника. Которого то ли в плен взяли, то ли сам сдался. Вот я здесь кто. Поэтому, Саня, ты на меня не смотри. Живи своей жизнью. — Иваныч достал из кармана большое красное яблоко и разломил пополам. Одну половинку протянул Зотагину. — Давай-ка лучше повторим, чтобы попусту не булькало.

— Пашка с Тихоном тоже с тобой? — Зотагин подставил стаканчик под фляжку.

— Это их решение, — кивнул Жагрин. — И вот что я тебе ещё скажу, Александр. — усмехнулся он. — Это по поводу, чего покойный Сергей тут боялся. Согласен, дела здесь творятся странные. И паром тоже какой-то есть. Не раз слыхал об этом пароме. Тайны из него тут не делают. Не понял только что и куда на нём перевозить собираются. А так, всё нормально. Не хуже, чем у нас в Сибири. Что-то, может, и лучше даже. Привыкнешь.

— Сам же говорил, будто здесь чёрная дыра, — напомнил Зотагин.

— Чёрная дыра и есть, — согласился Иваныч. — Для нас, заграничных. Боимся мы чего-то, что здесь имеется, потому и отгородились от уральцев. Сами. Страусиную позицию заняли. Головой в песок, а жопой кверху. Мол, если я чего не вижу, то его и нет. Но это моё мнение. Особо, правда, я тут ни во что не вникал. Мне без надобности. А ты со временем сам во всём разберёшься.

— Придётся.

Врачебный обход в госпитале закончился, и парк стал заполняться людьми. Солнце уже пригревало, но прохлада после дождя ещё ощущалась. Никому не хотелось сейчас сидеть в палатах, даже оборудованных кондиционерами.

— Много тут у тебя лечится, — заметил Жагрин. — Просто санаторий какой-то.

— Иваныч, а что случилось после того, как мы самолёт заметили? — спросил Зотагин. — Я ведь не помню ничего. Когда в себя пришёл, всё уже закончилось. Много наших погибло?

— Нашими, Саня, там только мы вчетвером были, — бригадир раздумчиво качнул фляжкой. — Если ты о тех моряках, то две сотни никто из них не схватил. Умелого бойца на ноль в принципе нелегко помножить. А эти ребята серьёзными оказались. Воевали резво. Раненые, конечно, были. Тяжёлые тоже. Но тут, как говорится, влез в драку – будь готов сам в морду словить. Уверен, наваляли бы они туркам по первое число, да только не успели. Местные вмешались. Выдёргивать нас поодиночке стали. Говоришь с человеком, а он на полуслове вдруг взял и исчез! Я хоть всякого в жизни навидался, но и мне, поверь, не по себе от такого было! — Иваныч наполнил свой стаканчик. — Не обижайся, Саня, тебе не предлагаю. И так вижу, захорошел уже. Хватит.

— Иваныч, а что с моряками будет, не слыхать? К себе вернут?

— Вернут их или нет, это уже не наша забота, Саня. Забудь. Иди своей дорогой.

Бригадир, наверное, прав. У каждого из них отныне своя дорога. На каком-то промежутке их пути сошлись, а теперь снова разбежались в разные стороны. И вряд ли когда-нибудь опять сойдутся. От понимания этого стало совсем тоскливо.

Зотагин смотрел вслед бригадиру. Тот уходил по аллее, по-стариковски горбясь. А ведь он и впрямь сильно сдал за эти полгода. Раньше как-то не замечалось. Или некогда было замечать. Зотагин подождал, пока Иваныч не свернёт в сторону парковки, где его ожидало такси, и тоже направился к себе. На душе когтились кошки. Выцарапывали прошлое, готовя место для будущего.

Будущее долго ждать себя не заставило. Оно прибыло на второй день после свидания с бригадиром. Ближе к обеду. Опять стояла жара несусветная. Симпатичная сестричка показала Зотагину, где это самое будущее его ожидало. На стоянку за оградой госпиталя он вышел уже сам, показав охраннику на проходной приказ о выписке.

— Тебя что ли мне отсюда подхватить велели? — обернулся к Зотагину, зачем-то протиравший и без того чистые фары огромного зелёного грузовика, круглолицый водитель.

Он был под стать своей машине. На вид чуть за пятьдесят. Широкоплечий, пузатый, на голову выше Зотагина. Страдающий от жары, судя по прилипшим к мокрому лбу прядям седоватых волос. Внушительный живот водителя туго выпирал из-под застёгнутых пуговиц рубашки в крупную синюю клетку с засученными выше локтя рукавами, Штаны держались только благодаря подтяжкам. Но больший интерес у Зотагина вызвал его грузовик. Он и впрямь был огромным. Настоящий монстр с длинным капотом, тремя ведущими мостами и колёсами в половину человеческого роста, обутыми в широкопрофильную резину с армейским протектором. Явно не для гражданских нужд машина. В чём в чём, а в этом Зотагин хорошо разбирался. Всю жизнь баранку крутил, да и в тайге, откуда былую мощь китайцам вывозить помогали, тоже много разного железа навидался. И такой же шильдик с буквами «КрАЗ» наверху решётки радиатора там встречал. Только те машины были ржавыми, а эта матово отсвечивала свежей краской.

— Чего уставился, будто пятак проглотил? — заметил интерес Зотагина к машине водитель. — «Лаптёжника» никогда не видел?

— Нового никогда, — ответил Зотагин.

— Верно узрел. Этот едва лишь неделю назад с конвейера сошёл, — хлопнул ладонью по крылу грузовика водила. — Откуда о «лаптёжнике» знаешь? Мамка сказки на ночь рассказывала?

— В тайге видел, — ответил Зотагин. — Мы с армейских заброшек технику на переплавку вытаскивали. Случалось, и такие, как этот, там попадались.

— Разбираешься, выходит. Так что ли?

— С детства жизнь на кардан мотаю.

— Вон оно даже как! Тоже из шоферни, значит! Тогда разрешаю Потапычем меня называть! — он той же тряпкой, что протирал фары, вытер ладонь и протянул руку Зотагину. Ладонь всё равно осталась влажной. Рукопожатие было по-медвежьи хватким и сильным до хруста в пальцах. И впрямь, Потапыч.

— Александр, — назвался Зотагин.

— Да знаю, я, что Сашкой тебя кличут, — отпустил его руку Потапыч. — Сказали за кем крюк делать придётся. Садись давай, безлошадный. На мне сегодня поедешь. Чем самому-то рулить приходилось? — спросил он уже в кабине, поудобнее устраиваясь на своём месте.

Зотагин сказал.

— Так ты у нас из дорожной аристократии, оказывается! И стол, и дом всегда с собой возил. Ну, здесь у нас таких радостей нет, сам видишь. Привыкай потихоньку.

Кабина на самом деле была без особых излишеств. Вернее, излишеств здесь совсем не было. Кондиционер отсутствовал. От жары спасали опущенные стёкла дверей и приоткрытая рама ветрового стекла со стороны водителя. Обитые искусственной кожей сиденья на анатомические совсем не походили. Всё остальное также утилитарно и сурово.

— Куда мы сейчас? —захлопнул дверцу со своей стороны Зотагин.

— В учебку. Тебе что, не сказали разве?

— Мне про базу какую-то говорили.

— Так это она и есть.

Двигатель «лаптёжника» почти сразу схватился от хрипло взвизгнувшего стартера и громко затарахтел на холостых оборотах. Потапыч снял машину с ручного тормоза и, выжав педаль сцепления, включил первую передачу. Грузовик, дрогнув, тронулся с места. Потапыч вырулил со стоянки на дорогу и прибавил скорость.

Глава 2

2.

«КрАЗ» двигался в потоке машин, вызывая раздражение водителей легковушек, словивших в открытое окно салона вонючий солярный выхлоп из высоко расположенного глушителя грузовика. Своё недовольство они выражали продолжительными или частыми гудками при обгоне.

— Сами виноваты, — ворчал Потапыч. — Видят же, что машина новая, не обкатанная ещё, так ведь нет, прямо под колесо жмутся! Как кутята к мамкиной титьке!

Сравнение рассмешило Зотагина. С другой стороны, Потапыч был к ним несправедлив: на оживлённой городской улице от его махины увернуться трудно. Соседства избежать тоже не получится. Особенно на светофорах. Вдобавок Зотагин никак не мог взять в толк, откуда у Потапыча этот антиквариат, да ещё в столь приличном состоянии. Он, помнится, сказал, будто прямо с конвейера, но как-то не верилось. Не может быть, чтобы в машине с конвейера отсутствовали элементарные удобства, вроде климат-контроля и нормальных сидений. Не говоря уж о бортовом компьютере и прочих электронных помогайках, без которых водителю в наше время просто не обойтись. Разве только когда-то давным-давно.

— Молодец! Верно мыслишь! Соображалка, вижу, работает! — подтвердил Потапыч. — Именно оттуда. Кременчугом это твоё давным-давно когда-то называли. Тамошний завод «лаптёжники» выпускал. Потому и зовутся «КрАЗами». Понятно?

— Когда-то? — удивился Зотагин. — Сам ведь говорил, что он прямо с конвейера сошёл, — напомнил Зотагин, с завистью проводив взглядом проехавший навстречу китайский бескапотник. В его кабине от жары явно не страдали.

— Говорил, не спорю! — Потапыч притормозил, пропустив вперёд мигавшую правым поворотником легковушку. — Ну да. Так и есть. С конвейера. Чего тут непонятного?

— И там до сих пор такое старьё выпускают? — не поверил Зотагин.

— За старьё на первый раз прощаю. «Лаптёжник» – машина хорошая. Лично проверено. Всепроходимец, одно слово. Жалко, не выпускают их больше. Завода уж лет сто как в природе не существует. Вот и приходится туда-сюда за ними мотаться… Ну куда же он лезет, засранец! — воскликнул Потапыч, резко уводя грузовик вправо, чтобы не задеть подрезавший их развозной фургончик с яркой рекламой на будке. — Задавлю ведь на хрен и фамилию не спрошу! Нет, ну ты видел? — возмущённо повернулся он к Зотагину. — Сам мне под колёса прёт, а догони я его сейчас, – в виноватых останусь! Хоть бы поворотник, гад, включил!

— Куда мотаться? Ведь завода, как ты сказал, давно нет, — вернулся к прерванному разговору Зотагин, дождавшись, когда Потапыч перестанет поминать недобрым словом идиотов с правами и таких же идиотов, кто им эти права выдаёт.

— На завод, куда ж ещё! — досадуя на его непонятливость сказал Потапыч. — Зря, видно, я тебя похвалил. Ты, по ходу, из тех верхоглядов, что два и два в уме сложить не могут. Или просто подумать лень.

— Но завода ведь нет!

— А Паром на что? — потеряв терпение, рявкнул Потапыч. — Ты, парень будто с луны свалился! Или тебя и впрямь по башке так тюкнуло, что враз позабывал всё, что никогда и не помнил даже!

— Паром?!

— Паром! Не слыхал о нём, скажешь? Чего глаза-то круглишь? Ты их в кучку собери, а то ведь того и гляди ненароком на капот выскочат!

— Слышать слышал, а что это, не знаю! — справился с удивлением Зотагин.

— Не знает он, как же! — недоверчиво фыркнул Потапыч. — Ты ври, да не заговаривайся! Про Паром у нас всем давно с пелёнок известно! А он, вишь ли, не знает! И откуда же ты, всезнайка такой, на мою голову выискался?

— Из Сибири. Сибирской Республики.

— Не местный что ли? Так бы сразу и сказал, а то морочит мне голову: не видел, не знаю… — передразнил Зотагина Потапыч. — Как попал-то к нам сюда?

— Долго рассказывать.

— Или неохота. Ладно, не хочешь – не надо. Как-нибудь переживу, — Потапыч замолчал, сделав вид, будто ему совсем не интересно, что наплетёт пассажир.

Зотагин тоже молчал, осмысливая услышанное. Выходит, прав был Сергей. Паром существует. Бригадир два дня назад тоже говорил, будто он есть. Без конкретики, правда. И вот теперь оказывается, что он не просто есть, а воспринимается местными, как нечто само собой разумеющееся, о чём, по словам Потапыча, все здесь знают с пелёнок. Да и сам Потапыч недавно мотался на нём за машиной. В этот, как его, Кременчуг. Пазл сложился. Паром, замечание Иваныча о чёрной дыре, где происходит невесть что в разговоре с капитаном корабля, неведомым образом возникшего из другого мира, их невероятное спасение… Всё сразу стало на свои места. В том числе их встреча с мамонтами и странный океан под северным сиянием. Вот тут-то Зотагина и накрыло по-настоящему! Он страшился поверить в свою догадку, но её неопровержимое доказательство сидело с ним рядом за рулём ископаемого грузовика, и никого – никого! – из водителей не смущало присутствие на дороге такой архаики! Едет себе куда-то по своим делам, и пусть едет. Обычный военный «лаптёжник». На днях сошёл с конвейера сто лет тому назад. Совсем новенький. Стало быть, они тут, на Урале, могут свободно ходить по времени. И один из таких путешественников – вот он, рядом сидит. Зотагин опасливо взглянул на Потапыча. С трудом верится, что такие походы для него всего лишь рабочие будни. Ещё сложнее поверить, что он, наверняка, не один здесь такой. Бригадир, помнится, говорил о полной блокаде Уральской Республики со стороны соседей. Но жить-то надо. Что-то, конечно, производят сами, но часть товаров всё равно приходится экспортировать. Вот и решили проблему оригинальным способом. Паром соорудили. Теперь доставляют всё необходимое из других времён. Ходят по межвременью, как знакомому тракту, возят оттуда сюда всякую всячину. Взамен чего-нибудь отсюда. Вот уж впрямь дальнобойщики, если на такие дальняки мотаются! Если, конечно, Потапыч его не разыгрывает.

— Делать мне больше нечего, как дурака с тобой валять! — сердито возразил тот. — Не верит он! Поверишь, как на базу приедем! Подожди, уже скоро на месте будем.

— Паром на базе находится? — спросил Зотагин. Новость его насторожила. Петров насчёт Парома ничего не говорил. О другом договаривались. Что он здесь, как у себя в Сибири, шоферить станет.

— Сказано же, сам всё увидишь! — не стал вдаваться в подробности Потапыч. — Я в этих делах не специалист, зря словами сорить не хочу.

Приняв это, как данность, Зотагин малость успокоился. На месте сориентируется. В конце концов, ему самому тоже приходилось видеть мамонтов. И попал он сюда необычным способом. Для него в диковинку, а здесь такие чудеса порядке вещей получается. Съездить в магазин на мамонте, поиграть дома с саблезубым котёнком, выписать командировочные туда, где давно ничего нет и вернуться оттуда на большом армейском вездеходе. С ума сойти! Теперь Зотагин уже по-другому смотрел на спешащих по тротуару прохожих, на дома, мимо которых они проезжали. Здесь знали нечто, что другим знать не дано. Турки с американцами наверняка догадывались, что рядом происходит нечто необычное, только не понимали что. Скорее всего, им просто не давали возможности понять. Зотагин вспомнил команду турок с экраноплана безуспешно штурмующих берег. Сейчас, по прошествии времени, это смотрелось издёвкой. Наверняка нечто подобное происходило не раз. Может, и пострашнее чего было. Потому-то зеброиды с османами и решили выставить перед всеми Уральскую Республику страшным монстром, чьё место за высоким частоколом. Попытались напрочь отрезать от мира. Только не очень-то местные страдают от этого. Разрухи не наблюдается. Дома ухожены, деревья подстрижены и общественный транспорт ходит. Они как раз проехали мимо автобусной остановки.

Улица восьмого марта плавно повернула влево и, судя по указателям, превратилась в улицу Владислава Крапивина. Что случилось на Урале в марте, и чем здесь прославился Крапивин, Зотагин не знал. Даже не думал об этом. Назвали и назвали, какая ему разница. Здания справа закончились. Теперь там зеленел парк. На ближней аллее Зотагин увидел двух девушек. Одна склонилась над детской коляской, другая стояла рядом. Вдали, сквозь просветы меж деревьями блеснула вода. Оттуда в открытое окно кабины потянуло прохладой.

— Исеть, — кивнул в сторону парка Потапыч. — Речка это городская наша. Скоро сам её увидишь. Во всей красе. Когда Городской пруд по Макаровскому мосту проезжать будем. Башню, вон, что впереди маячит тоже Исетью прозвали, — указал он на ветровое стекло перед собой. — В пятьдесят два этажа стекляшка. И ведь живёт же кто-то в ней на самой верхотуре. Я, вот убей меня, ни за что бы там жить не захотел!

Впереди на другой стороне улицы упирался в небо сверкающий тонированным стеклом цилиндр. Отражение солнца плавило его верхние этажи. Напротив, только чуть дальше, вырастал из-за деревьев другой небоскрёб. Пониже и тоже цилиндрической формы.

— А там что? — спросил Зотагин.

— Банк какой-то, вроде, — равнодушно посмотрел туда Потапыч. — Может, ещё что-то… Не знаю, не интересовался.

Они проехали мимо скульптурной группы. Она располагалась у подножия широкой лестницы из тёмного полированного камня, полого ведущей к величественному зданию или, скорее, целому комплексу зданий, объединённых в единое целое. Надпись на постаменте Зотагин прочесть не успел, зато сам памятник рассмотрел хорошо, потому как Потапыч тут притормозил, перестраиваясь в крайний правый ряд.

На фоне белоснежной стелы, похожей на слегка выгнутый ветром треугольный парус, стояли две бронзовые фигуры. Одна изображала человека в остроконечном шлеме и долгополой шинели с нагрудными клапанами-застёжками. Судя по горну в его свободно опущенной руке, он был военным трубачом. Вторая фигура едва доставала до плеча горниста. Она изображала вихрастого подростка в рубашке и шортах. В руке бронзовый мальчишка держал шпагу. Длинный тонкий клинок, почти касался остриём постамента. Фигуры стояли вполоборота к зрителю, прикрывая спины друг друга. Словно ждали нападения. И если трубач излучал спокойствие, то мальчишка был напружинен в готовности к бою.

— Красивый памятник, — сказал Зотагин. — Кому он?

— Никому, — ответил Потапыч. — Просто стоит. А что красивый, то верно. Должен соответствовать. Молодёжный центр здесь у нас. «Каравеллой» называется. Тут наша молодёжь творит, выдумывает и пробует такое, что нам даже никогда и во сне не снилось. Да и не только наша. Приезжих отовсюду тоже много. Самородков везде хватает. Вот так живёшь и завидуешь им по-хорошему, — помолчав, продолжил он. — Жалеешь иногда, что рановато родился. Не было у нас возможностей, как у них. Ведь я ещё мальцом застал, когда вместо ребятишек здесь торгаши шуровали и памятник ЕБНу взамен этой скульптуры стоял.

— Чему памятник? — не понял Зотагин.

— Не чему, а кому, — весело поправил его Потапыч. — ЕБНу, чего тут непонятного-то! Ельцину Борису Николаевичу, если по начальным буквам имени-отчества. Мы для краткости его так называли, — пояснил он. — Слыхал про такого? Президентом он был когда-то. Должен знать про него, если историю в школе не прогуливал. Ему угораздило в здешних местах родиться, вот памятный истукан в нашей столице и соорудили.

— Рассказывали наверно, — сказал Зотагин. — А памятник-то почему убрали? Пусть бы стоял. Президент всё-таки.

— Почему убрали? — переспросил Потапыч. — А с какой-такой стати он тут вообще нужен? Молодёжь и без него хорошо со всеми своими делами справляется. Только шум стоит! Смотри-ка, на зелёный попали!

Они подъехали к перекрёстку в тот момент, когда светофор, помигав жёлтым глазом, разрешил повернуть направо. Выйдя на прямую, Потапыч увеличил скорость. Какое-то время шли вровень с бело-красным трамваем, двигавшимся в ту же сторону по рельсам на разделительной полосе, потом трёхсекционная гусеница с пассажирами отстала. Впереди заиграла солнечными бликами водная гладь. Макаровский мост оказался обычным мостом, похожим на те, что Зотагин видел в бытность на сибирских трассах. Исеть, через которую этот мост был переброшен, его тоже не впечатлила, что, похоже, обидело Потапыча.

— Смурной ты какой-то, — укорил он Зотагина. — Красоты не замечаешь.

Знал бы он, сколько таких красот Зотагин в тайге насмотрелся. Там этих речек иногда по десятку на версту набиралось. Не считая ручьёв всяких. А уж про Топь и вовсе вспоминать не хочется. На всю оставшуюся жизнь впечатлений хватит.

— А почему ты именно «КрАЗ» выбрал, Потапыч? — сменил тему Зотагин. — Может, что поновее надо было. Не хочу тебя обидеть, но у тебя даже в кабине, солярным перегаром воняет. Видно с уплотнителем проблема.

— Это с мозгами у тебя проблема! — рассердился водитель. — Говорил же, не называй старьём! Пахнет ему не так, видишь ли! Неженки нашлись! Привыкли у себя руль одним пальчиком крутить, да на антиблокировки всякие надеяться! А потом сами удивляются: почему это я в овраг улетел? Потому и улетел, что «лаптёжник» машина нежная, руль у неё, как девушку, двумя руками держать надо. Не слушают инструктора, вот и приходится за тридевять земель за новым ехать. Да ещё всяких нытиков по дороге подбирать, которым солярка на нос давит!

Потапыч продолжал что-то бурчать, но Зотагин его не слушал. Осмысливал сказанное. Со слов Потапыча выходило, что он работает инструктором. Учит водить допотопный транспорт. Вроде этого армейца. Смысл тут есть. Ведь стоит появиться в прошлом на машине из будущего, – тебя дорожная инспекция через раз тормозить начнёт. Просто из любопытства. Выходит, Петров не кривил душой, когда обещал ему работу водителя. Куда придётся делать рейсы, они не обсуждали. Поэтому Зотагин, как договорились, может отказаться и шоферить где-нибудь здесь, не выходя за привычные временные рамки. Только быстро надоест ему такая работа. Пресной покажется. Привык за последние месяцы к адреналину в крови. А тут каждый рейс приключение. Жалеть потом будет, если не согласится.

В мыслях Зотагин уже был на новой работе. Представлял пока её, правда, расплывчато, в общих чертах. Слишком общих. Можно сказать, вообще не представлял. Ладно, на базе всё расскажут и покажут. Наверняка на этом «лаптёжнике» покататься с Потапычем тоже придётся. Для повышения квалификации.

Примерно через полчаса, попетляв по каким-то переулкам, они остановились перед глухими воротами в бетонной изгороди опутанной по верху колючей проволокой. Потапыч нажал на клаксон. Ворота медленно отъехали вбок по направляющим. Зотагин увидел широкий двор с ангарами из металлического гофра. У ближнего была навалена большая гора картофеля. От неё внутрь ангара уходила серая лента транспортёра. Рядом лежали зеленоватые груды капроновых сеток. Рабочие вёдрами наполняли их и клали на движущийся транспортёр. Тот увозил сетки с картофелем в недра ангара. На «КрАЗ» у ворот никто не обращал внимания. Посмотрели и отвернулись. В том числе и водитель стоящего возле них жёлтого вилочного погрузчика с деревянным ящиком на телескопическом подъёмнике. Перегнувшись с сиденья, он что-то доказывал человеку в чёрной замызганной куртке, резиновых сапогах лягушачьего цвета и ярко-жёлтом шлеме с выглядывающим из-под него козырьком кепки.

Вдоль забора доехали до глухой каменной постройки с вывеской «Весовая». Потапыч дождался, пока поднимется шторка, медленно завёл машину внутрь и, не глуша двигатель, остановился на металлической платформе. Здесь было светло от мощных ламп под потолком. Из застеклённой будки у стены вышел молодой парень в тёмно-синей форме с белыми люминесцентными вставками и направился к ним.

— Привет, дядя Коля! — запрыгнул он на подножку «КрАЗа». — Как съездил? А это кто с тобой? — увидел он Зотагина.

— Ну, привет-привет! — повернулся к нему Потапыч. — Ты, Сёмка, совсем ослеп что ли? Пассажир, кто же ещё кроме меня в кабине сидеть будет. Сашкой зовут, а фамилию не помню. Некогда разной ерундой голову забивать. Мне начальство велело его подобрать и сюда привезти. Подобрал и привёз, а дальше не моя забота. Ты лучше скажи, помирился с тёщей-то или всё на ножах с ней ходите?

— Помирился! — рассмеялся тот. — Куда она денется, если тесть за меня горой!

— Вот и хорошо, что помирился. Надолго ли? Ладно, пропускай давай! — Потапыч вынул из нагрудного кармана рубашки пластиковую карточку и протянул парню. — У него пока нет, — кивнул он на Зотагина. — Придётся мне на слово поверить. Но ты же знаешь, я кого попало к себе в кабину не пущу. Или всё-таки начальству позвонишь для очистки совести?

— Делать мне больше нечего!

— Хороший он мужик, и руки из правильного места растут, а вот с тёщей не повезло Семёну. На пустом месте скандалить любит, — зачем-то просветил Потапыч Зотагина. А может просто вслух переживал за парня.

Шторка перед машиной поднялась. Снаружи шёл проливной дождь. Сквозь завесу водяных струй Зотагин увидел лес. Города не было.

Глава 3

3.

Не всё в жизни складывается, как изначально представлялось. Бывает, готовишься к чему-то, строишь планы, а это что-то либо вообще не происходит, либо чем-то совсем другим оборачивается. Как сейчас, например. Зотагин уже видел себя за рулём машины, колесящей по иным временам, словно по наезженной трассе, строил планы на будущее. Пусть пока призрачные, но в перспективе выполнимые. Ничего особенного. Осесть, обзавестись семьёй. Чтобы после рейса отдохнуть у себя дома, в кругу близких. Не мотаться, как бывало, с ночёвками по чужим избам или заливать кипятком миску китайской лапши среди таких же бродяг, коротающих ночь на общей стоянке. Ведь годы-то идут. И чем старше становишься, тем быстрее они пролетают по встречке. При том, что у тебя до сих пор нет ни кола ни двора. Пора бы остепениться.

Увы, действительность поломала планы Зотагина.

Он почти не удивился, когда увидел за поднятой шторкой лес. Был готов к чему-то подобному.

— Считай, приехали! — Потапыч недоверчиво глянул на Зотагина. Наверняка ожидал от того, если не изумления, то хотя бы заинтересованности по поводу неожиданно исчезнувшего города.

Зотагин, тем временем, искал на дверце кнопку, намереваясь поднять стекло. Не хотелось, чтобы брызги залетали в кабину.

— Тут ручкой крутить надо! Вот так! — показал на своей дверце Потапыч. Потом опустил приоткрытую половину ветрового стекла. — То жара, то дождь… — ворчал он при этом. — Творят, что хотят проклятые синоптики, чтоб им на себе свою чехарду испытать!

Наконец выехали. Дождь часто и громко забарабанил по крыше кабины. Дворники едва успевали сгребать со стекол воду. Дорога в кипящих пузырьками лужах уходила в глубь леса.

— Долго ещё? — спросил Зотагин.

— Да нет, — ответил Потапыч. — Через пару кэмэ будем на месте. А ты, я смотрю, что-то совсем удивляться перестал. Не захворал случаем?

— Надоело.

— Рановато надоело. Ты, для примера, хоть знаешь, где мы сейчас?

— Догадываюсь.

— Ну вот и скажи, раз ты у нас такой догадливый, — подначил Потапыч.

— В прошлое уехали?

— Догадался, надо же! — подивился Потапыч. — Хотя тут такие лабиринты с конспирациями, поневоле запутаться можно, — тут же посетовал он. — Вроде бы, в прошлом, а вот где в прошлом, в каком прошлом и в прошлом ли вообще, сразу и не сообразишь.

— Как это? — не понял Зотагин.

— Откуда ж мне знать, — равнодушно дёрнул плечом Потапыч. — Я всего-навсего инструктор по вождению! Вас, бестолковщину, мастерству учить пытаюсь. А то ведь некоторые без подсказки даже стекло в кабине поднять не могут.

Шпильку Потапыча в свой адрес Зотагин пропустил мимо ушей. Его сбило с толку услышанное. Зотагин силился понять, почему Потапыч сказал, будто невозможно определить, в какое место они сейчас попали из-за множества прошедших времён. Его послушать, выходит прошедших времён так много, что не перечесть. Ерунда какая-то получается. Зотагин привык считать, что прошлое на всех одно, даже если оно своё у каждого. Или всё-таки есть тут что-то недоступное его пониманию? Если есть, то как отразится на будущей работе? Подозревал ведь, что тут какой-то подвох имеется. Может, ну её, эту работу, может, лучше сразу от неё отказаться, пока ничего не подписал. Потом ведь задний ход запросто включить не получится. С другой стороны Потапыч признался, что ничего в этом не смыслит. Раз так, стоит ли горячку пороть. Сам потом во всём разберётся, решил Зотагин. Время терпит.

«КрАЗ», вальяжно кренясь с боку на бок, преодолевал выбоины, превращённые дождём в глубокие лужи. Похоже тут так лило уже не первый день: дорогу развезло основательно. «Лаптёжник», рыча мотором, уверенно месил грязь шестью обутыми в мощную резину колёсами. Дворники скребли по ветровому стеклу пробивая в струях воды узкие бойницы, сквозь которые можно было видеть дорогу. Потапыч вёл машину уверенно, словно ездил по ней до Базы каждый день.

— Это с какой-такой радости мне по ней каждый день ездить? — возразил Потапыч, метнув на Зотагинакороткий взгляд. — Я здесь со сменщиком по неделе вахтую, а живу в Растущем. Посёлок такой есть в тридцати километрах от Катькиного града, если не знаешь. А вон и База! — кивнул он вперёд, где сквозь поредевшие деревья показались размытые пеленой дождя постройки. — У администрации тебя высажу, а дальше сам кумекай. Ждать не буду, своих дел невпроворот.

Затерянная во времени База располагалась возле лесного озера. Если не знать её истинного назначения, разбросанные среди деревьев модульные строения, можно было принять за обычный туристический комплекс в живописном уголке природы. Часть комфортабельных типовых домов действительно предназначалась для проживания персонала Базы и командированных. Последние проходили здесь подготовку в специально оборудованном учебном центре. Там рекрутам преподавали и на практике оттачивали различные профессиональные навыки, тонкости общения и прочие коммуникационные нормы необходимые для проживания в той или иной эпохе, куда те отправлялись после обучения в качестве наблюдателей. Полученные от наблюдателей данные концентрировались в информационном хабе Демиурга и служили основой для последующей коррекции истории. Демиургом называли созданный для этой цели искусственный интеллект. Он размещался в будущем. Оттуда же велись изменения существующей реальности, ради более благоприятного варианта развития событий. Зотагину предстояло стать одним из таких наблюдателей. Но это потом. Пока же он терялся в сомнениях относительно своих перспектив.

Потапыч остановил машину возле освещённой веранды белого параллелепипеда на коротких сваях вместо фундамента. Не дожидаясь приглашения, Зотагин вывалился из кабины и, отворачиваясь от секущих струй дождя, по ступенькам заскочил под навес перед входом. Сильно вымокнуть не успел. Потапыч уехал, посигналив на прощанье Зотагин с сомнением посмотрел на испачканные грязью кроссовки и за ручку потянул на себя дверь.

Здесь было тепло и почему-то пахло сдобой. Совсем как в детстве, когда у них дома пекли пироги. Это напомнило Зотагину, что сегодня он успел лишь позавтракать. Хотелось надеяться, что на Базе найдётся где перекусить.

Комната, куда он зашёл, была просторной. Слева от двери почти всю стену занимало панорамное окно. Сквозь него виднелись деревья. Ветер беззвучно мотал их намокшие ветви. Под окном вокруг низкого столика неровным полукругом сгрудились секции кожаного дивана. На стеклянной столешнице лежали журналы в ярких обложках. В углу за столиком высилась напольная деревянная подставка в несколько ярусов. На ней стояли горшками с ухоженными растениями. Часть растений цвела. С другой стороны комнаты уходил вглубь здания короткий коридорчик. На его полу лежала полоска света от приоткрытой там двери. Оттуда доносились голоса, послышался женский смех. Зотагин не знал, что делать: сразу пойти в ту комнату или попробовать постучать в плотно прикрытую дверь справа от входа. Глупо просто ждать, когда откуда-нибудь кто-то выйдет и обратит на тебя внимание.

— Тук-тук-тук! Есть тут кто живой!? — громко крикнул он.

Голоса смолкли. Кто-то сказал: “Я сейчас, девочки!” Полоска света в коридоре стала шире, по полу простучали каблучки, и к Зотагину вышла пожилая женщина в сером деловом костюме из плотного твида. Юбка-карандаш и приталенный пиджак подчёркивали её хорошо сохранившуюся, несмотря на возраст, фигуру. Глаза за стёклами очков в роговой оправе строго изучали Зотагина.

— Кто там, Вера Фёдоровна? — спросили из коридора.

— Молодой человек очень интересной наружности, — сообщила Вера Фёдоровна с иронией в голосе. — Вы кто, кстати? И с каким вопросом? — это уже Зотагину. — Если по трудоустройству, то ко мне. Я заведую отделом кадров. Зовут меня Верой Фёдоровной, —представилась она. — Итак, я слушаю вас, молодой человек?

— Вас должны были известить насчёт меня, — не совсем уверенно ответил тот. — Зотагин моя фамилия. Александр Сергеевич.

—Зотагин… Зотагин… Да, припоминаю. Действительно, что-то такое было. Заходите, Александр Сергеевич, — пригласила Вера Фёдоровна, открыв дверь. — Начинайте без меня, девочки! Я скоро вернусь! — крикнула она в сторону коридора и зачем-то объяснила: — У Машеньки, сотруднице нашей, сегодня день рождения. Я сладкий пирог испекла по этому случаю. С грушей и базиликом. Надеюсь, девочкам понравится.

— А тут я появился не ко времени, — невольно сглотнул слюну Зотагин.

— Не гнать же вас! — Вера Фёдоровна села за один из четырёх столов в комнате и движением мышки оживила компьютер. — Тем более, рабочее время пока никто не отменял, — она быстро просмотрела на экране монитора какие-то документы. — Да, есть такой. Нашла. Зотагин Александр Сергеевич. Правильно?

— Он самый, — подтвердил Зотагин.

— Вы проходите, присаживайтесь, — показала она на стул возле своего стола. — Сейчас анкету заполним. Потом определимся с проживанием и поставим вас на довольствие. Не воздухом же вам питаться.

Последнее для Зотагина было сейчас очень существенно. Он поинтересовался насчёт столовой.

— Есть у нас столовая, — сказала Вера Фёдоровна. — На первом этаже учебного центра. Сотрудников и слушателей там кормят бесплатно. Сейчас я вас под эту категорию и подвожу. Слушателей. Вы ведь в группу наблюдателей зачислены, верно?

— Вообще-то мне пообещали, что буду шофёром, — попытался возразить Зотагин.

— Будете, раз обещали. Одно другому не мешает, — продолжая заполнять анкету, машинально согласилась Вера Фёдоровна. — Ну вот, собственно, и всё, — через какое-то время сказала она.

Аппарат возле монитора тихо пожужжал и выплюнул на стол пластиковую карточку вроде той, что Зотагин накануне видел у Потапыча.

— Держите! — Вера Фёдоровна протянула её Зотагину. — Проверьте, нет ли там ошибок. Карточка уже активирована. Она даёт право на все услуги, предоставляемые как штатным сотрудникам Базы, так и проходящим здесь обучение, — стала объяснять она, пока тот рассматривал пластик. — С ними ознакомитесь из проспекта. Найдёте его у себя в модуле, где будете проживать на время учёбы. Слева в нижнем углу карточки его номер. Каждый модуль рассчитан на двух человек, поэтому в будущем кого-нибудь к вам придётся подселить, если в том будет необходимость. Таковы правила. Не забудьте завтра с утра подойти к руководителю учебного центра. Он определит вас в группу, ознакомит с общими требованиями и расписанием занятий.

— То есть, я уже зачислен? — спросил Зотагин.

— То есть, вы уже зачислены, — подтвердила Вера Фёдоровна и встала из-за стола, давая тем самым понять, что свою работу она выполнила.

Зотагин тоже поднялся. Судя по его озадаченному виду, он ожидал чего-то другого. Это не ускользнуло от внимания кадровички.

— Ещё какие-то вопросы? — осведомилась она.

— Не совсем, — ответил Зотагин. — Просто хотелось бы уточнить кое-какие моменты. Мне обещали, что всё будет зависеть от моего согласия, но его-то как раз никто не спросил. Сразу оформили. А ведь я даже не знаю, в чём будет заключаться моя работа и какие мне предоставят условия.

— Хватит морочить мне голову, молодой человек! — сказала Вера Фёдоровна. — Всё это вы решите завтра с руководством учебного центра. Если вас что-то не устроит, всегда сможете отказаться. Но раз пришли сюда, то вопрос решён. Я так предполагала.

— Спасибо, я понял, — сказал Зотагин. — Только… — замялся он.

— Что ещё?

— У вас лишнего зонтика случайно не найдётся? На улице так льёт…

— Зачем вам зонтик? Или вы собрались пешком прогуляться по такой погоде, уж не знаю сколько там километров, до жилого сектора? Вы и сюда тоже под дождём явились? — удивилась кадровичка.

— Сюда меня Потапыч на «КрАЗе» из города довёз. Инструктор ваш, — сказал Зотагин.

— Знаю. Обойдёмся без лишней детализации, — Вера Фёдоровна направилась к двери. — Теперь понятно, отчего вы в местных делах совершеннейший профан. И Николай Потапович тоже хорош! Мог хотя бы для начала объяснить, что к чему, — на ходу добавила она. — Видите кнопку с зелёной подсветкой справа от входа? —показала кадровичка, когда они вышли из комнаты. — Нажмите её, дождитесь у крыльца пролётку и никакой зонтик вам не понадобится. Понятно?

Зотагин так и сделал. Экипаж появился буквально через минуту, словно стоянка располагалась совсем рядом. Скорее всего так и было. Ведь добирались же на чём-то сюда сотрудники администрации. Увидев пролётку, Зотагин не сдержал улыбки, по достоинству оценив местное остроумие.

Возле крыльца в полуметре над землёй висел аппарат формой напоминавший вытянутую каплю воды. Схожесть с ней придавала большая площадь остекления. Металлическими были только дно и примерно на треть задняя часть корпуса. Сквозь залитый дождём фонарь кабины были видны два кресла и нечто вроде крохотного пульта перед ними. Откуда родом этот экипаж сомнения не вызывало. Просто странно было видеть его глубоко в прошлом, где и людей-то, возможно, пока не было. С другой стороны, Потапыч со своим «лаптёжником» здесь тоже был лишним. Как и База, как и сам Зотагин. Но именно этот аппарат произвёл на него особое впечатление. Потому, наверное, что Зотагин впервые ощутил на себе прикосновение будущего.

Часть фонаря кабины поднялась, и Зотагин нырнул внутрь. Устроился в кресле, осмотрелся.

— Пожалуйста аутентифицируйтесь и назовите пункт назначения! — мелодично попросили Зотагина. На пульте перед креслом запульсировал зелёный прямоугольник.

— Домой! — Зотагин приложил к нему полученную карточку, рассчитывая, что на ней уже зафиксированы все данные, касающиеся его пребывания на Базе.

Угадал. Аппарат выбрал направление и послушно заскользил меж деревьев, иногда задевая фонарём кабины мокрые ветви. Настроение у Зотагина было под стать погоде. Даже думать не хотелось, какое будущее ждёт его здесь, в прошлом.

Глава 4

4.

Дождь перестал на второй день пребывания Зотагина на Базе. Утром ещё накрапывало, но к обеду выглянуло солнце, и лес вокруг сразу заиграл омытой зеленью. Среди листвы наперебой радостно зачирикали птахи. На взгляд Зотагина, они здесь ничем не отличались от птиц его времени. Как и белки. Белок на территории Базы было много. Сообразительные и наглые, они шныряли по деревьям близ жилых модулей и без опаски выбегали на дорожки, требуя лакомство. Не скажешь, что доисторические.

База действительно находилась в глубине времён. Позднее Зотагин узнал, почему. Базу там прятали. Из-за американских орбитальных «масок», сканировавших поверхность Земли с орбиты. Территория Уральской Республики для них была, как на ладони. Просматривалась полностью. Проект «Паром» тоже не являлся секретом ни для янки, ни для османов. Их разведки наверняка были в курсе некоторых его подробностей, тем более сам факт существования этого проекта внутри республики не скрывали. Знали о нём с пелёнок, как сказал Потапыч. Но, одно дело знать, а совсем другое – видеть и понять, как всё происходит. Понять не получалось. Увидеть тоже. Сама База с центром подготовки специалистов, узлом предварительного мониторинга и обработки полученной от полевых агентов информации, временно-пространственными ретрансляторами и всем прочим, для постороннего глаза была недоступна. Платформы же, осуществлявшие перемещение из обычного времени, маскировались под какие-нибудь хозяйственные объекты. К примеру, под весовую склада сельхозпродукции, как в случае с Зотагиным. Поди догадайся, привезённую свеклу там взвешивают или, образно говоря, минируют будущее.

Разумеется, такое положение дел не могло не вызывать серьёзных опасений у Америки с Турцией. Их аналитики ели свой хлеб не зря и хорошо представляли последствия происходящего. Существующее положение их полностью устраивало и менять его они не собирались. Другое дело, они уже ни на что не могли повлиять. Контроль над ситуацией с их стороны был утерян. С момента предпринятой попытки вооружённого захвата Уральской Республики. На защиту уральцев встали силы из будущего. Обошлось без кровопролития, но урок несостоявшимся интервентам преподали запоминающийся. Вроде того, что Зотагин видел на берегу, но в больших масштабах. Экономически задушить Урал тоже не получилось. Всё необходимое здесь могли беспрепятственно получать из прошлого и будущего при помощи Парома. Тогда было решено установить информационную блокаду. Превратить Уральскую Республику в своего рода чёрную дыру, белое пятно на карте, несуществующую территорию. Страусиная позиция позволяла скрыть от собственного населения истинное положение вещей. Именно об этом говорил Голубчик, когда утверждал, что все уральские блогеры, вдруг разом замолчали. Не знал, правда, кто был инициатором этого молчания. Сейчас, когда Зотагин сам оказался в гуще событий, это уже не имело никакого значения. Он подтвердил контракт и теперь был слушателем в группе наблюдателей. Шпионов из будущего, как их в шутку называли.

— Водителем, значит, хотите работать? Я правильно вас понял, Александр Сергеевич? — уточнил руководитель учебного центра.

— Правильно поняли, — подтвердил Зотагин. — Кроме, как шоферить, я ничего больше не умею. В смысле так же хорошо, как шоферить, не умею, — добавил он на всякий случай.

— Да вы не тушуйтесь, Александр Сергеевич. Раз желание имеется, дело по душе всегда найдётся. Должен сразу вас предупредить: специфика нашей работы нетипичная, но привыкнуть можно. Впрочем, вы ведь наверняка уже в курсе? — спросил Евграф Николаевич Лобашов – так значилось на табличке двери его кабинета.

— В общих чертах, — ответил Зотагин.

— В общих чертах, значит. Превосходно. Сейчас посмотрим, какие для вас, Александр Сергеевич, у нас на сегодняшний день вакансии имеются… — Лобашов перевёл взгляд на экран компьютера и завозил по столешнице мышкой.

Переговоры велись в его кабинете, куда Зотагин явился на следующее утро после встречи с кадровичкой. Кабинет начальника располагался на втором этаже учебного центра и ничем не отличался от других присутственных мест, где не часто, но всё же приходилось бывать Зотагину. Окружённый стульями длинный стол для совещаний, торцом приставленный к двухтумбовому столу руководства со стоящим на нём монитором, и ещё одним монитором побольше на стене возле шкафа с папками для бумаг. Обычная обстановка. Необычным здесь было огромное, во всю стену окно, выходившее на доисторический лес. Если только знать, что этот лес доисторический. Возле окна на маленьком столике стояли чашка, керамический заварочный чайник и жестяная коробка с ярким рисунком. Тут же, по-домашнему булькая за прозрачными стенками, закипала вода в электрическом чайнике. Хозяин кабинета наблюдал за процессом у столика. Он молча кивнул вошедшему Зотагину и широким жестом указал на стулья. Все, мол, в твоём распоряжении, выбирай любой.

Лобашов был высоким, худым и сутулым. При таком росте и худобе его сутулость сразу бросалась в глаза. Заметная седина в волосах говорила о преклонном возрасте. К шестому десятку близко, если уже не перевалило, определил Зотагин, наблюдая, как тот колдует с заваркой. Залив листья чая кипятком, Лобашов вернулся к своему столу.

— Итак? — он сел в кресло, неторопливо надел очки и выжидающе посмотрел на Зотагина.

Тот объяснил причину своего прихода, протянул полученную накануне пластиковую карточку. Лобашов взял её, приложил к считывателю. Данные с пластика отобразились на экране монитора. Быстро пробежав их глазами, начальник кивнул чему-то своему и вернул карточку Зотагину. И вот теперь, после уточнения предпочтений, подыскивал, куда пристроить Зотагина, согласно его предпочтению.

— Могу предложить только два места, где требуются наблюдатели с вашей профессией, — наконец сказал Лобашов. — Середина двадцатых и начало восьмидесятых прошлого века в СССР. Союз Советских Социалистических Республик, если быть точным. Другую страну вам не предлагаю. Там необходимо знание языка в совершенстве, да и вакансий нет. Кадрового голода с водителями мы не испытываем, увы. Ну что, определились с выбором?

— Хотелось бы узнать в каких условиях придётся работать, — сказал Зотагин. Решать вопрос с ходу он не собирался.

— Условия обычные, — сказал Логинов. — Соответствуют времени.

— Уточните, пожалуйста. Какие там дороги, на каких машинах придётся работать, в каких условиях жить? — стал перечислять Зотагин. — Постоянное проживание или вахтовый метод? Если вахтовый, то с какой периодичностью? Где будет начисляться зарплата? Только там или здесь тоже? Отпуск опять же…

Лобашов скучнел лицом, по мере накопления вопросов.

— По поводу отпуска скажу сразу, — ответил он. —Хотите там отдыхайте, хотите здесь. Отпуск стандартный, как везде. Плюс добавленные дни за стаж. Но вам это пока не грозит. Есть условие: желаете провести отпуск здесь, заранее подайте заявление на допуск к Парому. Касаемо зарплаты. Зарплата начисляется и там и тут. При необходимости можно конвертировать накопления в обе стороны. Относительно проживания сложнее. Исходим из того, что вы якобы переехали из другой области или края. Чем дальше, тем лучше. Знакомых и родственников нет. Так что все проблемы с проживанием вы будете решать сами, исходя из своих возможностей и местных условий. Теперь о технике и дорогах, — Лобашов помолчал, прежде чем продолжить. — Тут, как я уже говорил, всё соответствует времени. И техника, и дороги, и всё остальное в смысле ремонтной базы. Будете ездить на том, на чём все остальные ездят. Хороших дорог тоже не обещаю. По большей части грунтовка со всеми её прелестями в период распутицы. Или асфальт без разметки. Часто разбитый. Я вас не сильно испугал, Александр Сергеевич? — спросил он.

— Не сильно, — сказал Зотагин. — Я давно за баранкой. Всяко бывало.

— Тогда дерзайте. Двадцатые или восьмидесятые? — напомнил Лобашов о необходимости выбора.

— Восьмидесятые, — ответил Зотагин, справедливо решив, что там и техника и дороги лучше.

— Жалко, — вздохнул Евграф Николаевич. — Все стремятся туда, где полегче. А в двадцатые желающих нет даже за двойную оплату. Может, выручите? — с надеждой в голосе спросил он. — Хотя бы на первое время, пока кандидата на ваше место не найдём?

— Нет. Извините, — отказался Зотагин. Искать кандидата могли долго.

— Нет так нет. Моё дело предложить, ваше дело отказаться. Время и место я резервирую за вами на трёхмесячный срок, — сказал Лобашов, делая отметку в компьютере. — Пройдёте подготовку, сдадите необходимый минимум, – и в добрый путь. Сейчас посмотрим, куда вас, Александр Сергеевич, нам здесь определить. Что там у нас со второй половиной прошлого века?.. — близоруко щурясь сквозь стёкла очков, он склонился к экрану монитора. — Так… Не то… Здесь тоже комплект… А направлю-ка я вас к Самсонову, — победно взглянув на Зотагина, решил Евграф Николаевич. — Ну будет в его группе на одного человека больше, так ведь ничего страшного, верно я говорю? Зато с азов начнёте. Ознакомительная лекция послезавтра. Направленность группы, правда, не совсем ваша, вернее совсем не ваша, поэтому с инструкторами по вождению время подготовки будете согласовывать сами.

— Какая подготовка? — удивился Зотагин. — Я хоть сейчас за руль. Машину знаю.

— Не сомневаюсь, — согласно кивнул Лобашов. — Технику того времени вы освоите быстро. Двух-трёх дней хватит. А как быть с остальным? Вы ведь не один, а среди людей там будете. Верно, Александр Сергеевич? Значит, надо иметь хоть какое-то представление о том обществе, где жить собираетесь. Ответьте, к примеру… — он на минуту смолк, разыскивая что-то в базе компьютера. — Вот! Простейший вопрос на засыпку. Можете вы мне сказать, кто в то время был Генеральным Секретарём Коммунистической Партии Советского Союза? Генсеком КПСС, проще говоря?

— Не могу, — признался Зотагин. — Даже не знаю, что это такое.

— Стыдно! — укорил его Лобашов. — И не просто стыдно, а очень даже подозрительно! Как можно не знать первого человека в государстве. О Брежневе там книги пишут, анекдоты сочиняют, а вы даже не знаете, как его зовут! Где же вы жили, в какой тьмутаракани, если о Леониде Ильиче слыхом не слыхивали? А может вы шпион заграничный, а? Тогда вас отведут куда надо и там спросят на кого работаете. Обязательно отведут и обязательно спросят, потому как неоднозначно всё с вами. И потянет ниточка верёвочку, а верёвочка канат. Послушают-послушают, какую удивительную чушь вы несёте, да и запрут вас в сумасшедший дом. Как вам такая перспектива? Молчите? Вот для того и проходят у нас общую подготовку, чтобы не попасть впросак на пустом месте. Почаёвничаете со мной, Александр Сергеевич?

Зотагин отказался, сославшись на недавний завтрак. Кто его знает, как его чаепитие с начальством воспримут тут со стороны. Рисковать не стоило. От начальства всегда лучше держаться подальше, вспомнил он завет Иваныча. К тому же разговор с Лобашовым заставил Зотагина задуматься. Не всё здесь оказывается так просто, как ему изначально представлялось. Справится ли он? Попробовать всё же стоит. А там видно будет.

Глава 5

5.

— Я не буду излишне подробно вдаваться в саму теорию пространственно-временного континуума, а также в их множественность, более известную, как параллельные миры. В мою задачу это не входит. Остановлюсь лишь на общих свойствах пространства и времени, используемых в работе Парома, и его значении для нашего проекта «Демиург». Надеюсь также на вашу активность. Чем больше вопросов вы зададите мне сегодня, тем меньше вопросов у вас останется на будущее, тем более, что задавать их тогда уже будет некому, поскольку надеяться в этом будущем, а точнее в прошлом, вам придётся только на себя, — лектор внимательно оглядел аудиторию и удовлетворённо кивнул, отмечая понимание слушателями важности сказанного.

Слушателей было всего четверо. Зотагин не ожидал, что группа Самсонова, куда его включили, окажется такой малочисленной. Самсонов тоже готовился отправиться наблюдателем в прошлое и, как остальные в группе, был обычным слушателем. Его главенство заключалось лишь в организационном плане. Зотагину Самсонов понравился сразу. Он увидел в нём молодого себя, когда ещё ходил с отцом на дальняки, а жизнь казалась простой и понятной. Даже внешнее Юрка Самсонов чем-то походил на того, двадцатилетнего Сашку Зотагина. Такой же крепко сбитый, подвижный, с открытым взглядом и собственным суждением относительно всего, о чём шла речь. И такой же наплевательски самоуверенный, как Зотагин в его годы. Величать его Юрием Дмитриевичем у Зотагина просто язык не поворачивался. Самсонов направлялся в Советский Союз начала семидесятых. Собирался учиться там на журналиста-международника.

Кроме Самсонова в группу входил Овирский Лев Аристархович. Именно Лев Аристархович, хотя тот был не старше Зотагина. Сверстник, по сути. Разница в возрасте насчитывала лишь месяцы. Но при этом Овирский уже являлся кандидатом в доктора наук, имел высокий гладкий лоб с зачёсанной назад густой шевелюрой слегка вьющихся волос, рассеянный взгляд человека, навсегда ушедшего в свои мысли, мясистый орлиный нос и сильно скошенный подбородок. Так по мнению Зотагина и должен выглядеть повзрослевший школьный ботан. В смысле отличник. Лев Аристархович отправлялся в прошлое глубже всех них. В начало пятидесятых прошлого века. Считал, что отыщет там уникальный материал для своей диссертации. Зотагин даже почти запомнил её название. Демультипликация исторических актантов и чего-то там ещё такое же мудрёное. Из-за демультипликатора запомнил. Очень полезная штука в автомобиле. Уменьшает нагрузку на трансмиссию.

Самым возрастным слушателем среди них оказался Сергей Илларионович Мартынов. На днях ему исполнилось сорок два года. День рождения Сергея Илларионовича отметили здесь, на Базе. Без Зотагина. Его включили в группу позже. Зотагин слегка опасался Мартынова и за всё время учёбы старался свести общение с ним к минимуму. Хотя даже сам тому особых причин не находил. Может, просто из-за возраста, а может интуитивно чувствовал в нём некое превосходство. На гладко выбритом сухощавом длинноватом лице Сергея Илларионовича выделялся большой нос и тонкие скорбно поджатые губы. Из-за них складывалось впечатление, будто он постоянно чем-то недоволен. Однако оно сразу исчезало, когда собеседник ловил на себе грустный и всепрощающий взгляд Мартынова. Сергей Илларионович считался на Урале заметным и читаемым писателем-фантастом. Однако сейчас испытывал творческий застой и командировкой в прошлое надеялся вернуть былую работоспособность, занимаясь сочинительством в новых условиях. Для пребывания Сергей Илларионович выбрал начало шестидесятых, когда научная фантастика в СССР получила широкое признание благодаря освоению космоса.

Позднее Зотагин узнал, что формирование малочисленных групп было на Базе обычной практикой. Этим добивались бесперебойности в их подготовке при малых затратах и быстрого реагирования в случае непредвиденных обстоятельств. Вдруг кому-то из командированных в иное время срочно потребуется замена. Да мало ли что ещё может произойти. Учебный центр скользящим методом одновременно готовил до двух десятков таких групп. Недостатка в добровольцах не было. В том числе из других стран. Теперь Зотагин понял, почему китайцы стремились на Урал.

Подготовленных наблюдателей делили на две категории. Активных и пассивных. Последние вели обычную жизнь, присущую для места их пребывания. Отличие было лишь в том, что они с помощью особых устройств постоянно фиксировали происходящее. Накопленные данные затем передавались сотрудникам курьерской службы Базы, посещавших наблюдателей по заранее установленному графику. В мониторинговом центре записи с приборов изучались на предмет выявления последствий точечной реконструкции истории. В сам её ход пассивные наблюдатели не вмешивались.

Активные, напротив, могли в той или иной степени влиять на историю через формирование определённой жизненной позиции в обществе. К примеру, журналисты и писатели, считавшиеся в ту пору поводырями человеческих душ. Группа, куда зачислили Зотагина, как раз и состояла из таких активистов. Поэтому, кроме обычных предметов, что входили в программу подготовки пассивных наблюдателей, кем, собственно, и рассчитывал стать Зотагин, ему пришлось изучить основы нейролингвистического программирования и практику его применения к людям с разными темпераментами, психологию толпы и возможность её управления одним человеком или группой лиц… да много чего. Продираться сквозь дебри непознанного было трудно, хотя местами интересно. Но это будет потом, а пока он вместе с одногруппниками присутствовал на ознакомительной лекции.

— Ещё в прошлом веке было доказано, что координата времени неотделима от пространственных координат. Что из себя представляют пространственные координаты, вы знаете из школьной программы. Это длина, ширина и высота, — лектор остановился у окна и оглядел сидящих перед ним слушателей, словно проверяя, все ли его сейчас поняли. Убедившись, что поняли все, посмотрел в окно, вздохнул и продолжил: — К пространственным координатам мы добавляем временную координату. И хотя мы воспринимаем время несколько иначе, нежели пространство, оно не только дополняет, оно целиком и полностью взаимосвязано с ним…

Зотагину стало скучно. Он с усилием подавил зевок и посмотрел на товарищей. Каждый из них занимал отдельный стол. Аудитория была рассчитана на большее число слушателей, поэтому часть столов пустовала. Столы широким амфитеатром располагались напротив трибуны у стены с интерактивной доской. Одну из боковых стен аудитории заменяло панорамное окно. Утро было погожим, и лес за стеклом буквально тонул в потоке солнечных лучей. Сквозь кроны сосен проглядывало ярко-голубое небо. Вдали, блеснув прозрачным фонарём салона, мелькнула меж деревьев пролётка. Мимо окна в сторону полигона неслышно проехал грузовик с жёлтой кабиной. Зотагин проводил его завистливым взглядом.

— Не отвлекаемся, — заметил это лектор. — Для наглядности приведу пример, — продолжил он. — Простой, из жизни. Скажем, вы назначили девушке свидание. Для того, чтобы это свидание состоялось надо обязательно оговорить с ней место и время встречи. Упустив что-то, вы рискуете прождать свою девушку напрасно. Другими словами, пространственно-временная составляющая является четырёхмерной, где первые три координаты указывают на место происходящего, а четвёртая фиксирует его время. Причём эти составляющие связаны между собой настолько, что параметры искомого невозможно точно установить, не зная хотя бы одной из них! — торжествующе, словно в том была его личная заслуга, заключил лектор.

“Интересно, он местный или из будущего?” — подумал Зотагин. Лектор был низкорослым благообразным толстячком с вихрящимся венчиком светлых волос вокруг обширной блестящей лысины. Чуть мятый костюм из неокрашенного льна сидел на нём свободно. Лектор, словно заводной, ходил взад-вперёд перед столами слушателей, изредка останавливаясь, чтобы подчеркнуть этим важность сказанного. В самом начале он представился Олегом Борисовичем Мазаевым и сказал, что будет читать их группе лекции по историческим канонам культурного релятивизма. Зотагин даже думать боялся, что это такое.

— До недавней поры в составляющих пространства и времени существовало значительное различие, считавшееся непреодолимым, — лектор значительно поднял вверх палец. — В чём суть этого различия? — он оглядел слушателей, будто ждал от них ответа и, не дождавшись, продолжил: — В пространстве мы вольны двигаться в разных направлениях и вернуться назад при необходимости. Время, в отличие от пространства, долго считалось линейно необратимым. Зато теперь, не буду вдаваться в подробности, как это делается, мы можем без особых усилий вернуться в прошлое, остановить прекрасное мгновенье и при необходимости перейти на соседнюю полосу движения. Иначе говоря, в мир параллельный нашему. Куда вам, в конечном счёте, предстоит отправиться.

— Разве нас отправят не в прошлое? — удивился за всю группу Самсонов.

— В прошлое, — ответил Олег Борисович. — Точнее в параллельное прошлое.

— То есть, исторически это будет не совсем та страна, куда мы собирались? — спросил Мартынов. — Или совсем не та? Простите, но я рассчитывал отправиться в определённый период истории страны существующей в нашем времени, а не в каком-то параллельном мире.

— Я понимаю ваши претензии, — повернулся к писателю лектор. — Только тут такое дело… — он помолчал, затем продолжил: — Видите ли, но в параллельном мире относительно СССР находимся именно мы.

— Неожиданно, — первым нарушил общее молчание Овирский.

— Таковы реалии, — развёл руками Мазаев.

— Постойте-постойте, — сказал Мартынов. — Если я правильно понимаю, в той параллели, куда нас собираются послать, творится нечто, требующее нашей помощи?

— Правильно понимаете, — ответил лектор. — Только помощь требуется не им в той параллели, а нам в этой. Положение таково, что наша помощь там, положительно отразится на существующем положении здесь. Если же этого не произойдёт, та параллель просто исчезнет. Сотрётся, — Олег Борисович махнул рукой, будто стирал перед собой невидимую преграду. — Не сразу, конечно. Постепенно, — уточнил он. — Но со временем произойдёт полное замещение той реальности на нашу, поскольку наша реальность в силу некоторых причин станет доминантой.

— Чем наша реальность хуже той, параллельной? — спросил Самсонов.

— И каким же будет это положительное отражение? — поинтересовался Мартынов.

— Действительно хватит загадок, Олег Борисович, — сказал Овирский. — Объясните же, наконец, что означает ваша головоломка.

— Обязательно! — пообещал Мазаев. — Но давайте вернёмся к этой теме несколько позднее. Пока же рассмотрим взаимосвязь пространственно-временных передвижений с устоявшимися морально-нравственными принципами общества в определённом отрезке времени. Вы должны отдавать себе отчёт, что мораль и нравственность в человеческом обществе меняются относительно места, времени и условий, в которых данное общество находится. Иначе говоря, нечто привычное и естественное у нас сегодня, может вызвать резкую негативную реакцию в прошлом. Или напротив, заставит нас удивляться то, что когда-то было естественным и ни у кого удивления не вызывало. Понимание этого важно…

Зотагин слушал, заставляя себя вникать в суть слов лектора. Он рассчитывал просто крутить баранку, а тут творится что-то непонятное! Слушаешь всё это, и ум за разум заходит. Ведь догадывался, что здесь что-то нечисто. Как в воду глядел! Сначала учиться послали. Дескать, иначе в прошлом не выжить. А теперь непонятно, куда им вообще надо будет отправиться. В прошлое, в параллельные миры или в прошлое этих параллельных миров. Может, ну его, отказаться, пока не поздно? Поискать другую работу, где всё ясно и разложено по полочкам. Работа всегда найдётся, совсем без куска хлеба он не останется. В этом Зотагин не сомневался. Вот только не будет ли жалеть потом, что ушёл? Обратно вряд ли возьмут.

Зотагин задумался о своём и пропустил часть материала.

— …таким образом опускаться по временной шкале ниже двадцатого века нет никакого смысла, — заметил Олег Борисович. — К тому же это может отрицательно повлиять на работу «Демиурга». Слишком большой объём информации замедлит принятие решений, поскольку прежде, чем сделать правильный выбор, придётся отслеживать огромное – я просто затрудняюсь назвать число! – количество цепочек возможностей, вытекающих из того или иного исторического факта, подвергнутого нами даже малейшему изменению. Бабочку Брэдбери пока никто не отменил.

— А попытки были? Хотя бы ради интереса проверить, насколько глубоко можно уйти в прошлое? — спросил Мартынов.

— Были, — ответил Мазаев. — Глубина проникновения практически беспредельна. Другое дело, что знания, полученные из экспедиций глубокого проникновения, интересуют сравнительно узкий круг учёных. Палеонтологов, археологов… Никто не спорит о необходимости подобных изысканий или, к примеру, изучения палеомагнетизма Земли, но путешествия вглубь тысячелетий требуют огромных энергозатрат. Сейчас мы таких трат позволить себе не можем. Всё направлено на решение текущей задачи.

— У меня вопрос, господин лектор…

— Слушаю вас, — повернулся тот к Зотагину. — Однако, прежде необходимо отметить одно важное обстоятельство. Там, куда вы направляетесь, подобное обращение не в ходу. Если только в исключительных случаях и то в плане иронии. Товарищ! Товарищ лектор! Только так! Или гражданин. Никаких господ! Следите за речью. Особенно это касается вас, Лев Аристархович, — сказал Мазаев. — Последствия могут оказаться непредсказуемыми. Впрочем, это вам и без меня, как историку, известно. Итак, что вы хотели спросить, товарищ слушатель? — напомнил он.

— Я только хотел узнать, у вас аварии с Паромом были? — спросил Зотагин, считая, что уж тут-то никакой зауми ждать не придётся.

— К сожалению, аварии были, — признал Мазаев. — Согласитесь, всё предусмотреть невозможно. Последняя авария произошла примерно полгода назад, если исходить из текущего времени. В действительности, временной разброс был очень широким. Говорили, будто всё случилась из-за нарушения подачи энергии на плазменный кокон генератора пространственно-временного поля. К счастью обошлось без жертв. Паром в тот раз работал в автоматическом режиме. Но выплески оказались сильными. С одним даже какой-то корабль к нам сюда принесло.

— Десантный. На воздушной подушке, — сказал Зотагин. — «Сергей Осипов» назывался.

— Даже так? — удивился лектор. — И откуда, позвольте спросить, эти подробности?

— Мы на нём через Топь шли.

Все с интересом уставились на Зотагина.

— Неожиданно, — это опять Овирский.

— Согласен, — сказал Мазаев. — Э-э… Александр Сергеевич, вы утверждаете, будто были на том корабле? Я правильно вас понял? — Зотагин кивнул. — В таком случае предлагаю сделать небольшой перерыв, дабы привести мысли в порядок, а минут этак через пятнадцать-двадцать мы здесь снова соберёмся и вы, Александр Сергеевич, подробно нам обо всём расскажете. Все согласны? Вот и замечательно.

— Должен признаться, вы нас очень удивили, юноша, — заметил Мартынов, когда они вышли из аудитории. Он с удовольствием вдохнул напоенный сосновым ароматом воздух и достал из поясной барсетки курительную трубку. — Я уже предвкушаю удовольствие от вашего рассказа.

— Чего ж ты раньше-то молчал? — спросил Самсонов.

— Никто не спрашивал, — ответил Зотагин, глядя, как Мартынов длинной спичкой зажигает трубку.

— Логично, — кивнул Овирский, ладонью отмахиваясь от дыма. — Сергей Илларионович, могу я вас попросить отойти немного в сторону? Я не переношу табак.

— Попросить не возбраняется, — разрешил Мартынов, не двигаясь с места. — А там что? Похоже, сдают зачёт по туризму.

Сосны здесь полого спускались к озеру. На берегу двое молодых людей ставили палатку. Не современную из яркой синтетики, а серый брезентовый домик на расчалках с колышками. Неподалёку от палатки горел костёр. Возле него кружком сидело ещё человек пять. Молодых людей и девушек. Один что-то пел, перебирая струны гитары, остальные слушали.

— Нам это тоже предстоит, — сказал Самсонов.

Зотагину было тревожно. Он с трудом представлял своё будущее выступление. Тем более перед людьми ему совсем незнакомыми. Сможет ли подобрать для рассказа нужные слова? Рассказчик-то из него никакой. Это Осокин о чём угодно мог часами спорить с Серёжкой. И здесь бы чувствовал себя, как рыба в воде. Только нет их уже. Ни Осокина, ни Голубчика. Совсем нет. Остальные тоже кто-куда разъехались. Меньше всего Зотагину хотелось сейчас ворошить прошлое. Не успел он пока привыкнуть к одиночеству. Не зарубцевалась душа от потерь.

— Зря волнуетесь, юноша, — по-своему понял его состояние Мартынов. — Хотите совет из личного опыта? Не старайтесь подыскивать нужные слова. Только совсем запутаетесь и не донесёте до слушателей нужную мысль. Вместо этого создайте себе яркое видение того, о чём хотите поведать. Слова, поверьте профессионалу, сами найдутся.

Глава 6

6.

Зотагин внял совету Мартынова. Во всяком случае постарался. Его слушали внимательно. Задавали вопросы, уточняя, если что-то было непонятно. Зотагин начал рассказ со знакомства в таёжной заимке с китайцами. Вначале неуверенно, потом всё больше увлекаясь, в красках, словно переживал всё заново, стал описывать приключения во время экспедиции. Подробно остановился на встрече с мамонтами и американским спецназом. Хотел лишь вскользь упомянуть о странном океане под северным сиянием, но Мазаев заставил нарисовать полную картину того происшествия. Больше всего вопросов возникло, когда Зотагин рассказал, как они обнаружили корабль и потом, после пленения кочевниками, попали на его борт, где познакомились с командой. Тут Мазаев буквально засыпал его вопросами. Как выглядел корабль, сколько человек было в экипаже, как они к ним отнеслись, что рассказали о себе… Зотагин отвечал как мог. Завершил рассказ переходом на корабле через Топь и госпиталем, откуда Потапыч через весовую склада сельхозпродукции доставил его сюда на своём «лаптёжнике».

— Это машина такая, — пояснил Зотагин.

— Корабль оттуда, из мира, куда мы отправимся, Олег Борисович? — спросил Самсонов.

— Не совсем, но, похоже, да, — ответил Мазаев. — Из его продолжения.

— Опять загадки, — Мартынов во время рассказа Зотагина машинально достал трубку и теперь крутил её в руках.

— Загадок более чем достаточно, — согласился Мазаев. — Одни только следы от пуль у мамонтов палеонтологов в тупик поставят. А если в том геологическом слое ещё и останки американского спецназа с вертолётом обнаружат, они совсем с ума сойдут. Допустить этого, конечно, нельзя. Придётся озадачить руководство. Пусть принимают меры, — он прервался, подошёл к трибуне и сделал отметку на своём планшете.

— Хотелось бы заодно подробнее узнать о взаимосвязях параллельных миров, — напомнил ему Овирский, осуждающе косясь на трубку в руках Мартынова.

— Да-да, конечно, — лектор поднял глаза от планшета, оглядел слушателей, подошёл к окну, постоял, глядя на лес и покачиваясь с пятки на носок, затем снова повернулся к аудитории. — Полагаю, всем известно о критической точке, где система становится неустойчивой к изменениям и где происходит её структурная перестройка, — издалека начал Мазаев. — Это так называемая точка бифуркации. В ней система – в нашем случае это общество – колеблется перед выбором пути дальнейшей эволюции. При этом само общество на какое-то время становится крайне неустойчивым и непредсказуемым. Образно говоря, его шатает. Это время переворотов, революций, войн и прочих потрясений. В конечном счёте общество всё-таки выбирает путь своего дальнейшего развития. На его выбор влияет огромное количество факторов, порой совсем незаметных и потому изначально не принимаемых во внимание. Заранее предсказать, по какому пути пойдёт общество практически невозможно. Было невозможно, пока не появился «Демиург», — уточнил Олег Борисович.

На этот раз Зотагину удалось ухватить смысл сказанного. Помогли когда-то прочитанные фантастические книжки, где герой менял ход истории. Там точка бифуркации тоже упоминалась.

— «Демиург» позволяет точечно воздействовать на ход истории, применяя закон бабочки Брэдбери. Иначе говоря, формировать историческое развитие в наиболее привлекательном для общества направлении, — продолжил Мазаев, убедившись, что все поняли, о чём идёт речь. — Наряду с этим обнаружилась очень интересная и важная деталь. Оказывается, из-за воздействия «Демиурга» возникает альтернативная ветвь развития. Она не исчезает бесследно, а становится параллелью основной. Является, своего рода, запасным путём в плане истории. Но не навсегда, а лишь до определённого момента, пока не сойдётся с доминирующей линией и не исчезнет, растворившись в ней в зоне аттрактора. Зоне притяжения, говоря иначе. Разумеется, пока такой доминантой здесь является наша реальность.

— А мы, получается, должны помешать этому? Уничтожить наш мир радисохранения той параллели? — спросил Самсонов. — Почему? Чем та, другая реальность лучше нашей? Я не собираюсь спорить с вами, Олег Борисович, я просто хочу понять.

— Для этого мы с вами и собрались сегодня, — сказал Мазаев. — Чтобы вместе во всём разобраться. Вам сложно судить о том мире, куда вы должны отправиться, но о нашем у вас наверняка сложилось определённое мнение. Хотелось бы его выслушать.

— Окаянь, — неожиданно для себя сказал Зотагин.

— Окаянь? — удивлённо взглянул на него лектор. — Почему вы так считаете?

— Это не я, — ответил Зотагин. — Его так офицер назвал. С того корабля.

— Видимо сравнение оказалось не в нашу пользу, — философски заметил Мартынов. — Наверняка тому имелись причины.

— Не могу согласиться, — возразил Овирский. — В целом наш мир меня устраивает. Да, нём имеются определённые минусы. Это нормально, это в порядке вещей. Стремление к абсолютному совершенству я не воспринимаю всерьёз, считаю утопией. И полагать этот мир окаянным, основываясь только на мнении какого-то неизвестного мне офицера, не собираюсь.

— Никто вас не заставляет, —дёрнул плечом Мартынов. — Но там, — ткнул он в потолок чубуком трубки, — данный расклад никого не устраивает. Существование «Демиурга» тому подтверждение.

— Действительно, Олег Борисович, объясните, каким видится общество создателям «Демиурга»? Вы сейчас сказали о привлекательности. В чём будет заключаться эта привлекательность в заново созданном мире? — поинтересовался Самсонов.

Мазаев, до того с интересом наблюдавший за разгоревшимся спором, оживился.

— Однозначно ответить на ваш вопрос, Юрий Дмитриевич, я не смогу, — сказал он. — Однозначного ответа на него не существует априори, поскольку здесь нам придётся затронуть экономическую, социальную, политическую и, наконец, духовную сферы общества. Давайте в качестве примера остановимся только на экономической, подразумевая, что в остальных схожая ситуация. Согласны? Вот и замечательно! Итак, от того, как производятся и распределяются материальные блага, напрямую зависит благосостояние общества. Это бесспорно. В Советском Союзе, куда вас вскоре командируют, производственная база страны является общественным достоянием и каждый человек, причём с рождения, получает, определённый доход от произведённой продукции. Как в материальном плане, так и в социальном. При капитализме, а в особенности капитализме колониальном, каковой мы наблюдаем в нашей реальности, доход от произведённого получает лишь малочисленная группа владеющая средствами производства. Остальные зависят от их, простите за примитивизм, жадности. Сравните и ответьте себе сами, что на ваш взгляд из этого более привлекательно. В других сферах, повторяю, ситуация сходная. Проигрывает тому миру.

Зотагину вспомнился их давний разговор с Осокиным. Зимой, ещё до того, как они с китайцами на «Витязе» отправились сюда через тайгу. Леонид тогда говорил о чём-то похожем. Прав он был, получается. Зря Голубчик над ним смеялся.

— Ответ предсказуем, — сказал Овирский. — Даже спорить не буду. Другое дело, оценят ли наши старания в том новом дивном мире, что мы собираемся в конце концов построить. Не лучше ли оставить всё, как есть. История сама во всём разберётся.

— Тогда чего ради вы находитесь здесь среди нас, Лев Аристархович? — спросил Мартынов. — Если хотите всё возложить на историю. Или только сейчас осознали, чем нам придётся заниматься там, в прошлом?

— Я здесь ради материала для своей диссертации, Сергей Илларионович, — ответил Овирский. — Исключительно ради этого. Остальное считаю сопутствующим. Да и вы, как я понимаю, имеете в прошлом личную заинтересованность.

— Не помню, чтобы я это скрывал, — Мартынов сжал зубами чубук трубки.

— Курить вредно! — походя указал ему Овирский.

— Там, куда мы отправимся, курение в порядке вещей, — парировал писатель.

— Действительно, Олег Борисович, хотелось бы узнать, как в конечном счёте будут восприняты изменения? — задал вопрос Самсонов. — Пусть из лучших побуждений, пусть во имя общего блага, но они ведь всё равно навязаны. Лично я совсем не представляю, каким образом можно сделать так, чтобы все остались довольны.

Зотагин был абсолютно с ним согласен. Он тоже не понимал, как можно сразу всех сделать счастливыми, да ещё насильно. Если даже в маленьком коллективе обязательно найдётся кто-то чем-то недовольный, то здесь такие подавно будут. Что с ними делать? Отправлять куда подальше, чтобы не портили картину поголовного счастья? В лагеря на перевоспитание, как Осокина? И чем же то общество тогда лучше этого? Если задуматься, нет между ними никакой разницы. Те же яйца, только в профиль, как сказал бы Иваныч.

Мазаев обрадовался, словно ждал этого вопроса. Скорее не просто ждал, а специально подводил к нему слушателей каждой своей новой группы. Словно ненавязчиво хотел проверить их отношение и готовность к будущей работе. Такое у Зотагина сложилось подозрение.

— Хочу сразу оговориться, что привлекательность общества в нашем понимании вовсе не означает полное удовлетворение всех запросов каждого его члена, — начал лектор. — Подобного общества не может существовать в принципе. Известную в своё время декларацию от каждого по способностям, каждому по потребностям считаю утопией, потому как потребности отдельных личностей, прямо скажем, могут быть безграничны и в некотором роде даже невыполнимы. Тут я целиком и полностью согласен с Львом Аристарховичем, — лёгкий кивок в сторону Овирского. — Однако, прежде чем понять, как общество воспримет готовящиеся нами изменения, надо чётко знать, какими будут эти изменения, — продолжил Мазаев, интонационно выделив слово “какими”. — Давайте вместе вспомним, что больше всего привлекало людей на протяжении всей истории? — оглядел он слушателей.

— Власть, — сказал Овирский. — Власть над миром, власть над обществом, власть над ближним. На протяжении всей истории людей больше всего привлекала власть! — подчеркнул он.

— Вынужден согласиться, хотя предпочёл бы услышать другое, — разочарованно заметил Олег Борисович. — Но тут, видимо, я сам виноват. Не совсем верно сформулировал вопрос. В моём ответе подразумевались свобода, справедливость, равенство, уверенность в завтрашнем дне… — он с задумчивым видом потёр лоб и неожиданно улыбнулся. — Хорошо! Коль речь у нас зашла о власти, будем исходить из её влияния, как на общество в целом, так и на отдельных его представителей. Прежде всего спросим, какая власть предпочтительна обществу? Разумеется та, которая в наиболее полной мере будет отвечать запросам людей. Не кучке властителей, не представителям капитала, а непосредственно всем, независимо от их социального статуса. Кстати, опыт подобного общества в нашей истории был. Особо отмечу, что именно по лекалам того опыта строится работа «Демиурга».

— Речь, полагаю, идёт о Советском Союзе? — сказал Мартынов.

— Совершенно верно, речь об СССР, — согласился с писателем Мазаев. — Именно здесь, в Стране Советов впервые в мире сформировалось справедливое общество людей, уверенных в завтрашнем дне. Вскоре вы сможете в полной мере оценить мою правоту на собственном опыте, — улыбнулся Олег Борисович. — Молочных рек с кисельными берегами я вам там не обещаю, проблем, особенно на бытовом уровне, в том мире хватает, но все недостатки компенсируются доброжелательной атмосферой.

— Послушать вас, так это просто рай земной, — усмехнулся Овирский. — Нет ни зависти, ни подлости и даже преступники с нимбом и крылышками мотыльками по лагерям порхают.

— Ничего подобного я не утверждал, — повернулся к нему Мазаев.

— Но впечатление создалось именно такое. Впрочем, это не столь важно. Я о другом. Союз продержался чуть больше семидесяти лет. В историческом плане это мгновение. Так стоит ли тратить усилия на поддержание столь нежизнеспособной структуры?

Самсонов удивлённо переглянулся с Мартыновым. Для них слова Овирского стали полной неожиданностью. Как и для Зотагина. Он посмотрел на лектора, ожидая немедленной гневной отповеди позволившему усомниться в необходимости осуществляемого проекта. Однако Мазаев, напротив, заинтересовался точкой зрения Овирского.

— Иными словами, вы считаете социалистический строй нежизнеспособным? Я правильно вас понял, Лев Аристархович? — спросил он.

— Именно так, Олег Борисович, — согласно кивнул тот. — Сама история наглядно продемонстрировала нам это.

— По-вашему, корректируя на его основе ход истории, мы занимаемся полнейшей ерундой? — уточнил Мазаев.

— Я бы сказал, бесполезной тратой средств и усилий.

— Вот даже как! Весьма интересно! Готов внимательно выслушать ваши доводы!

— К вашим услугам! Вы позволите?..

Овирский поднялся из-за стола и подошёл к интерактивной доске. Включил её, взял с лотка маркер и стал ждать, когда доска загрузится. Мазаев молча наблюдал за его действиями от окна. Остальные тоже молчали с интересом ожидая продолжения. Когда программы установились, Овирский провёл маркером на доске короткую прямую линию, завершив её жирной точкой. Над линией крупно написал “Россия”, а точку пометил числом 1917.

— Российская Империя. Семнадцатый год, — дополнительно обвёл он дату. — Год исторического разлома.

— Февраль или октябрь? — спросил Мазаев.

— Начну с февраля, — ответил Овирский. — Поскольку не все здесь присутствующие достаточно хорошо ориентируются в исторических деталях, — он выразительно посмотрел на Зотагина, — напомню, что целью Февральского переворота в России было свержение монархии. Помазанник Божий Государь Император Николай Второй Романов в феврале того года был предан ближним окружением, отрёкся от престола и стал простым гражданином бывшей империи, а ныне уже республики. Несмотря на кризис власти последствия февральских событий на тот момент были предсказуемы. Через относительно небольшой отрезок времени всё вернулось бы на круги своя, потому как сама Февральская революция являлась буржуазно-демократической. Неустойчивость, вызванная данной точкой бифуркации, в историческом плане была бы сравнительно короткой. Лет десять от силы. Особых изменений в общественном строе не предвиделось. Разве что частная собственность поменяла бы владельцев. И то не везде. Конечной же целью этого переворота, планировавшегося заграничными акторами, было превращение России в колонию, или, ещё лучше, в конгломерат управляемых извне мелких княжеств. Что мы с вами в данный момент наблюдаем здесь. Якутия и Сибирская Республика под жёстким патронажем Америки, европейская часть страны, где не шло опустошительных боевых действий, теперь в составе Османской Империи… Всё перечислять нет смысла. Даже здесь, на Урале, нас защищают, а по сути контролируют и направляют какие-то неизвестны нам силы будущего. Октябрь семнадцатого лишь отодвинул готовящийся тогда финал, а не предотвратил его. Наша параллель вновь, как в начале того столетия, так и останется основной реальностью, сколь бы новых параллелей мы не создали при помощи «Демиурга». Лично я сомневаюсь в положительном результате данного предприятия. Пусть даже мы вновь на какое-то время сохраним ту параллель, она всё равно окажется нежизнеспособной, — Овирский посмотрел на Мазаева, ожидая оценки сказанному.

— Мелкие княжества, говорите? — прищурился лектор. — Получается, большевики в октябре семнадцатого, спасли страну от развала.

— Большевики лишь отсрочили его, — стоял на своём Овирский. — На семьдесят лет. Чуть больше, но это не суть важно. Важно другое. Они же в конечном счёте и развалили страну. Точнее коммунисты, как они сами стали себя называть. В конце декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года принята декларация о прекращении существования СССР. Союз распался исключительно из-за предательства коммунистов во власти. — подчеркнул Овирский. — От некогда большой и сильной страны осталась лишь Российская Федерация, окружённая осколками своего былого величия. Февраль семнадцатого, спустя семь десятилетий, завершился тем, чем и должен был завершиться ещё тогда, в начале века. Развалом страны, уничтожением собственной экономики, засильем иностранного капитала, обнищанием и беспросветным будущим для большинства членов общества.

Овирский продолжил на доске линию из первой точки. Поставив над новой точкой число 1991, небрежно заштриховал промежуток между ними.

— Это период существования Союза, — пояснил он. — А это, — Овирский продолжил линию дальше, — наша с вами реальность.

— Которая полвека спустя споткнулась об очередную точку бифуркации, завершившуюся развалом уже самой Российской Федерации, — дополнил Мазаев.

— Прямой связи с Советским Союзом я в том не вижу, — сказал Овирский. — СССР давно почил в бозе вместе со своим социалистическим укладом.

— Однако, Лев Аристархович, вы так и не привели убедительных доказательств его нежизнеспособности.

— Разве? — удивился тот. — Хорошо, извольте. Революционная пассионарность к концу существования СССР практически сошла на нет. Вместо неё постепенно образовалась партийная сословность. Так называемая партноменклатура. Внутри государственного аппарата махрово расцвели коррупция и кумовство. Для партаппаратчиков была отлажена система льгот и привилегий, а так называемая стабильность кадров означала их пожизненность, — стал перечислять Овирский. — Можно назвать ещё тысячу причин политического, экономического, социального плана, но главенствующую роль всегда играет человеческий фактор. СССР не был исключением. Пассионариев на лидирующих постах сменили гедонисты, а зачастую просто предатели, что и предрешило конец Союза. И так будет происходит каждый раз, сколько бы мы его не реанимировали. Человеческую природу не изменить. Всегда будут те, кто захочет построить своё благополучие за счёт других. И всегда у руля государства найдутся те, кто ради собственных амбиций раз за разом поведёт его на скалы. Согласитесь, Олег Борисович, что по прошествию какого-то времени, для исправления очередной подобной ситуации нам понадобится уже «Демиург 2», потом «Демиург 3» и так далее. Суммируя всё это, я считаю СССР нежизнеспособным, а наши усилия по его сохранению бесполезной тратой сил и времени. Хотя сам опыт построения рабоче-крестьянского государства, основанного на идеалах коммунизма, застуживает серьёзного внимания и углублённого изучения. Тут я целиком и полностью разделяю ваши взгляды, Олег Борисович, — Овирский положил маркер на место.

— Что ж, Лев Аристархович, теперь я понимаю вашу позицию, — Мазаев задумчиво потёр подбородок. — В чём-то я с вами согласен и даже готов разделить некоторые ваши опасения. Особо подчёркиваю: некоторые, — отметил он. — Говорить сейчас о них считаю излишней тратой времени. Наше общение сегодня и без того затянулось. Однако, прежде чем завершить лекцию, должен указать на явное несоответствие в ваших рассуждениях. Вы подчеркнули необходимость глубокого изучения опыта коммунистического строительства в Советском Союзе. Видимо, в качестве примера его нежизнеспособности, как я полагаю. При этом Джунго взял его на вооружение и там о жизнеспособности коммунистического общества речи не идёт.

— В Китае более широкий подход к построению коммунизма. Частная собственность на средства производства там не воспринимается чем-то в принципе нежелательным, как это было в СССР, — возразил Овирский.

— В Союзе тоже было много кооперативов, пока их не отменили, — не принял его возражений Мазаев. — Но речь сейчас не о них. Главное в том, что Великая Октябрьская социалистическая революция семнадцатого года показала всему миру пример построения общества, основанного на социальном равенстве. Впервые на Земле появилось государство трудящихся. Фундамент будущего, простите мне высокопарность. Просуществовал СССР недолго, согласен. Новое дело начинать всегда трудно и не всегда оно получается, как было задумано изначально, — продолжил Олег Борисович. — Но при всём при том, давайте взглянем на значение Союза Советских Социалистических Республик в мировом масштабе. Само его существование заставило мировой капитал умерить свои непомерные запросы и прислушаться к требованиям трудящихся. Сокрушительная победа над фашизмом в Великой Отечественной войне сорок пятого года изменила политическую карту мира, выведя СССР в разряд ведущих держав. Затем первая в мире атомная электростанция, первый в мире искусственный спутник Земли, первый полёт человека в космос. Заметьте, советского человека! И это только малая часть сделанного за миг исторического существования СССР. Не говоря уже о всеобщем среднем образовании, бесплатной медицине и прочему. Вклад Советского Союза в историческую копилку бесценен. Обещаю, вам подробнее всё это обсудить позже, на занятиях. О пассионариях и гедонистах во власти мы поговорим тоже, — он посмотрел на Овирского. — Пока же позвольте завершись несколько затянувшееся вступительное слово. Добавлю только, что с этого момента вы обязаны свести к минимуму использование современных технических средств. Привыкайте к тому, что ничего подобного у вас в вашем будущем не будет. Вам также придётся освоить письмо ручкой и научиться производить арифметические действия с многозначными числами столбиком. Остальное узнаете в процессе обучения. В добрый путь, как говорится! — лектор, кивнув всем на прощание, вышел из аудитории.

Зотагин в целом понял о чём спорили Овирский и Мазаев. Не дурак. Ещё со школы помнил многое о том периоде в истории Сибирской Республики. Книжки с фильмами тоже какой-никакой след в памяти оставили. Только вот зачем ему все эти политические тонкости, если он шоферить в том времени собрался? Ему бы с Потапычем пообщаться, о машинах побольше узнать, а остальное само как-нибудь приложится. Но, судя по всему, это вряд ли произойдёт. Никто ни от чего его освобождать не будет. Трудится придётся в поте лица. Чтобы стать совсем другим человеком. Но об этом Зотагин пока не подозревал.

Глава 7

7.

До отправления поезда, если верить расписанию, остались считанные минуты.

— Будем надеяться, никто к нам уже не нагрянет и поедем мы с тобой, Саня, дальше опять вдвоём, как белые люди — сказал Некредин. Владилен Семёнович в спортивном костюме сидел у окна купе и, облокотившись на столик, смотрел на суету вокзального перрона Читы.

Сглазил.

— Привет, мужики! Составлю вам компанию до Омска! — весело сообщил с порога купе худой длинноволосый парень лет двадцати-пяти. На нём была расстёгнутая тёмно-синяя куртка-аляска, надетая поверх клетчатой фланелевой рубашки и джинсы с подвёрнутыми внизу штанинами. На ногах ботинки с прошитым рантом. Одну руку парня оттягивала туго набитая дорожная сумка из дермантина с непременной в этом году надписью «Олимпиада-80», в другой он держал билет. — У меня шестнадцатое место!

— Вдруг откуда не возьмись появилось зае-э-э…это волосатое недоразумение, — с досадой пробормотал себе под нос Некредин.

Зотагин не сдержался, фыркнул. Эту армейскую приговорку он слышал ещё от Иваныча. В арсенале капитана-отставника подобного фольклора было не счесть на все случаи жизни. Странно: реальность другая, а в армии мало что изменилось. Те же ухватки, тот же язык особый. Взять хотя бы Некредина. Вылитый Жагрин, только в звании майора. Даже внешне похожи. Такой же поджарый и жилистый. Самому далеко за сорок, а энергетика из него прёт такая, что одним только взглядом, если надо, бойцов в атаку поднимет. Звали Некредина Владиленом Семёновичем. Он сел в поезд в Хабаровске. Ехал до конечной. До Москвы. В столице пересадка на поезд до Житомира. Потом прямиком в Каменный Брод, где его уже ждёт семья. Они туда заранее «Аэрофлотом» прилетели. У жены неподалёку от Житомира в Каменном Броде родители живут, вот они и приезжают туда каждый год, пояснил Некредин. Не на Чёрной же Речке, где он сейчас служит, отпуск проводить. И без того под Хабаровском безвылазно сидят.

— А вы сами почему на поезде решили? — удивился тогда Зотагин.

— Давай уж на ты и без званий, раз судьба свела, — Некредин разлил в чайные стаканы остатки коньяка. С сожалением посмотрел на пустую бутылку и сунул её под столик. — Почему на поезде, говоришь? — переспросил он. — Знаешь, Саня, надо хоть раз в жизни своими глазами увидеть и своей шкурой прочувствовать всё то, что, не ровен час, защищать придётся. Каждую ёлку, каждую кочку, — кивнул майор на пейзаж за окном вагона. — Давай-ка за то, чтобы этого никогда не случилось! Чтобы даже взглянуть в нашу сторону всякая хуе… хунвейбинская сволочь боялась! Ту заварушку на Даманском мы все хорошо помним. И то, как китайцы Пол Пота год назад поддержали тоже не забыли. По полной им тогда вьетнамцы наваляли! Наша школа! Я прав?

Зотагин кивнул. Выпили. Коньяк был хорошим. Владилен Семёнович выставил его сразу, как только поезд отошёл от перрона в Хабаровске, и проводница забрала у него билет, пообещав позже принести чай. Стаканы, когда их сполоснули после выпитого чая, оказались очень даже кстати. Обнаружив нецелевое использование казённой утвари, проводница строго предупредила, чтобы не слишком увлекались. Они и не собирались увлекаться. Просто поговорили по-человечески. За знакомство и вообще. Почему не поговорить, если дорога располагает. Так что феномен откровенного общения незнакомых прежде людей при их совместном путешествии в замкнутом пространстве, о чём Зотагина предупреждали ещё во время подготовки, он испытал на себе в полной мере. Начиная прямо с Уссурийска, где сел в поезд. В купе уже были пассажиры. Ехали из Владивостока. Матрос с плавбазы «Советское Приморье» и супружеская чета из Вяземского – райцентра неподалёку от Хабаровска. За полтора часа пути до Уссурийска они уже успели перезнакомиться и найти общий язык. Первое, что тогда бросилось Зотагину в глаза, едва он вошёл в купе, – это разложенная на столике снедь. Варёные яйца, полуразобранная курица на газете, золотистая горка домашних пирожков, небрежно нарезанные куски копчёного балыка красной рыбы и три пустых стакана в мельхиоровых подстаканниках. А с момента, когда его буквально силком усадили к столу, он на бытовом уровне почувствовал разницу между капитализмом и социалистическим обществом. Слабая попытка Зотагина отказаться от приглашения тем, что ему нечего добавить к столу, потому как он рассчитывал исключительно на вагон-ресторан и не запасся съестным в дорогу, была воспринята чуть ли не оскорблением. В своём мире Зотагину не довелось путешествовать на поездах дальнего следования, но он сильно сомневался, что там может случиться нечто подобное. Тесниться вокруг крохотного вагонного столика и, перебивая друг друга, одновременно рассуждать о жизни, политике, рассаде для дачи и подготовке к Олимпийским играм, разбавляя всё хохотом над анекдотами, в том числе про Леонида Ильича… Такое возможно только в СССР. В мире, откуда прибыл Зотагин, соседа по купе не то что накормить, просто посидеть на своей полке не пустили бы. Потому как, оплаченное личное пространство.

В Хабаровске попутчики Зотагина сошли с поезда. Их место занял майор Некредин. За два дня пути других попутчиков не случилось. Так и ехали вдвоём до Читы. Было время переговорить обо всём. О международном положении в том числе. Майор утверждал, что самая большая опасность сейчас исходит от Китая.

— Воюют китайцы плохо, зато, народу у них до хрена, — рассказывал он. — Будут числом давить, как вьетнамцев в прошлом году. Тактика у них сейчас такая. «Человеческая волна» называется. Представь, Саня, прёт на тебя чудовищная масса солдат с танками и по хер ей твои пулемёты и вся остальная артиллерия. И свои потери туда же! Хорошо у вьетнамцев нервы стальные. В общем, народу тогда покрошили много. С обеих сторон. Так-то вот… Сам-то где служил?

— В стройбате водителем. ЗабВО, — по легенде соврал Зотагин. — Забайкальский Военный Округ.

— На БАМе что ли?

— Ага. «Лаптёжником» рулил. Машина такая. «КрАЗ».

— Знаю, — кивнул Некредин. — По знакомым местам, выходит, едешь.

— Выходит, да. По знакомым, — согласился Зотагин.

Знал бы майор, насколько эти места ему на самом деле знакомы! Сильно удивился бы. А ещё сильнее удивится, расскажи сейчас ему Зотагин, что будет через десять, двадцать, пятьдесят лет…Со страной и вообще. За три месяца подготовки с помощью специальных методик он получил достаточно необходимой информации о периоде своего пребывания в этой реальности. Только вряд ли майору понравится описанное Зотагиным будущее. Ведь там в скором времени перестанет существовать страна, защищать которую он присягал. От одной шестой части суши, что занимал СССР, останется одна восьмая. Подзуживаемые извне бывшие союзные республики станут наперебой соревноваться, у кого накопилось больше претензий к новоявленной Российской Федерации. Особенно преуспеют в этом прибалты. Они же первыми и в НАТО вступят. Страны Варшавского договора с благословения недальновидного лидера Советского Союза до того уже сменят политическую ориентацию и в будущем станут потенциальными противниками России. Наш военный контингент, располагавшийся в этих странах спешно выведут, а его офицерский состав вместе с семьями бросят чуть ли не в чистом поле в палаточных городках. Самих военнослужащих к тому времени будут считать людьми второго сорта. В верхах станет бытовать твёрдое убеждение, дескать зачем нам содержать их в таком количестве, если никто на нас нападать не собирается! Оборонка, вняв указаниям пока ещё руководящей партии, вместо танков начнёт клепать кастрюли. Вряд ли сидящий сейчас напротив Зотагина майор сможет поверить в такое. Особенно, если рассказать ему, что через тридцать лет случится с Украиной, куда он едет в отпуск. О факельных шествиях бандеровских выкормышей в центре Киева и науськивании глобалистами этой оголтелой своры на всё русское. О зомбировании умелой пропагандой целой страны, заставив её народ поверить в свою исключительность, чтобы потом руками этого народа осуществить давнюю европейскую мечту. Разорвать Россию в клочья. К счастью, в Кремле находились уже совсем другие люди, и планы Запада были вовремя разгаданы. Очередной «Drang nach Osten» («натиск на Восток») у европейцев опять не вышел. Ошалевшую самостийную страну смогли привести в чувство. Лечить заодно с ними саму Европу вместе с её заокеанским господином тогда не стали. Понадеялись, что здравый разум возобладает над амбициями хотя бы из-за страха перед возможным применением ядерного оружия в случае конфликта. Напрасно. Запад притих, но от задуманного не отказался. Западу во что бы то ни стало необходимо было уничтожить Россию, потому как она самим своим существованием мешала его глобальному доминированию. За последующие десять лет напряжённого мира Российская Федерация снова, как в далёком семнадцатом минувшего века, оказалась в кольце враждебных сил. На сей раз подготовленных в военном плане. Глобальный удар полностью отразить не удалось. Не только из-за нехватки ракет. Оружие на тот момент у России имелось первоклассное. Причина оказалось в другом. В пресловутом человеческом факторе.

Помнится кто-то из великих сказал, будто трудные времена рождают сильных людей. Так-то оно так, но в трудные времена одновременно с сильными людьми плодятся предатели, трусы и прочая шваль, показывая скрытую до поры до времени свою истинную личину. Именно из таких подлецов и подонков формируется пятая колонна, которая в момент истины перевешивает чашу весов. В России тридцатых не провели дератизацию, как это сделали сто лет назад в Советском Союзе, и поплатились. Страну растащили на куски при помощи своих же крыс. Потом с их же подачи и вовсе утвердилось мнение, будто остальной мир сохранился лишь благодаря самопожертвованию России. Кто-то даже гордился этим. Остальные привыкли, приспособились. Зотагин по себе знает.

Роль брандера тогда досталась Европе. Её уничтожение как нельзя кстати оказалось на руку Америке. Теперь той ничто не мешало диктовать миру свои правила и рисовать на флаге дополнительные звёзды по количеству присоединяемых территорий. Турция тоже в накладе не осталась. Ей было позволено превратиться в Османскую Империю за счёт южного подбрюшья бывшей России и послевоенных территорий на её Европейской части. Японии за оказанную помощь отдали Сахалин и Курилы. Самураи в довесок к ним точили меч на объединённую к тому времени Корею и часть Китая, но позволения не получили. Китай, или как теперь его чаще называли Джунго, остался коммунистическим. Задачу общемирового производителя товаров он выполнял по-прежнему, а что там творится за Великой Китайской стеной никого по большому счёту не интересовало.

Но для Зотагина тот мир был уже другой реальностью. Пока никак не связанный с этим, но в будущем, если сейчас не подкорректировать историю, грозивший превратиться в ту самую окаянь, откуда Зотагина сюда командировали. Впрочем, если взглянуть глазами простого обывателя, тот мир покажется ничем не хуже этого, а в чём-то даже удобней. Ведь там ты отвечаешь только за себя. Ну, ещё за свою семью и свой бизнес, если они у тебя есть, конечно. В общем, живи в своё удовольствие и радуйся. Об остальном позаботятся другие. Те, кому ты всё продал за возможность безумного потреблятства, за липовую от сих до сих свободу или за ублюдочную власть под хозяйским присмотром со стороны. Ведь живёшь ты теперь на чужой земле, хотя формально она пока считается твоей. И благами пользуешься только с разрешения новых колонизаторов, которые в любой момент могут послать тебя далеко и надолго. Иваныч указал бы это место с армейской точностью. Впрочем и сам он, имея на плечах капитанские погоны, обязан был подчиняться матраснику в звании сержанта. Вот так и жили. Вроде в своей стране, а будто на чужбине. Окаянь, одним словом. Остаётся надеяться, что проект «Демиург» сработает, и майор Некредин никогда не увидит, что может произойти с его миром.

Насчёт китайцев майор ошибается. Не нападут они на СССР. Ни сейчас, ни после. Китайцы с нами воевать вообще не будут. Знают что в ответ прилететь может. Весь воинственный запал в подобных ситуациях у них, как обычно, уходит на тысячу и одно китайское предупреждение, после чего начинается поиск выгодного решения возникшей проблемы. Обычно такое решение находится, благодаря чему их цивилизация и существует уже больше пяти тысяч лет. Так что все эти долговременные огневые точки, оборудованные сейчас на берегу Амура на случай китайского вторжения, пустая трата средств. Тем более, взаимоотношения России и Китая вскоре кардинально изменятся в лучшую сторону. Этого Зотагин по понятным причинам тоже не сказал. Да и вряд ли Некредин ему бы поверил.

За время, пока ехали до Читы, успели поговорить о многом. Некредин рассказал, что этой осенью, если всё правильно сложится, временно переедет Москву. Два года будет жить в столице. Повышать квалификацию в Военной ордена Ленина Краснознамённой ордена Суворова академии Генерального штаба Вооружённых Сил СССР имени Климента Ефремовича Ворошилова. Зотагин уже запутался, пока одно название выслушал, а Некредин отбарабанил его с ходу и без запинки, добавив, что хватит ему в майорах ходить, пора дальше по службе двигаться, а без учёбы дырки для звёздочек на погонах сами собой не прокрутятся.

Зотагин тоже рассказал о себе. Поделился легендой, заготовленной для него на этот случай. Сам из села Баневурово под Уссурийском, что в общем-то соответствовало действительности. Тут и придумывать ничего не надо. Правда, в его времени село называлось Хорватово, но и со старым названием Зотагин его тоже застал. Перед отъездом не утерпел, побывал там. Захотелось посмотреть, как выглядит село в этой реальности. Удивительно, но каких-то особых изменений не нашлось. Даже названия улиц были теми же. Вот только сердце тоскливо сжало, когда Зотагин прошёл мимо своего бывшего в той реальности дома. В тот момент ему даже подумалось, может зря он выбрал начальной точкой родные места. Не ожидал, что это так сильно разбередит душу. В тот же день вернулся в Уссурийск и купил билет на поезд до Уфы. Этого майор, разумеется, не услышал. Зотагин сказал только, что после армии шоферил в Уссурийске, а сейчас едет в гости к бывшему сослуживцу. Некредин особо-то и не расспрашивал, тем более других тем для обсуждения было предостаточно.

Главной, конечно, была предстоящая Олимпиада в Москве, благо до начала игр оставалось меньше трёх месяцев. Подготовка к главному событию года практически завершилась, и придуманный художником Виктором Чижиковым симпатичный медвежонок уже готовился встречать гостей. Но приехать обещали не все. Призыв американцев бойкотировать летние Олимпийские игры из-за введения Советским Союзом войск в Афганистан был предсказуем и особого удивления не вызвал. По этому поводу даже заранее сняли мультяшный сериал «Баба Яга против!», где американцы, собственно, и подразумевались под предводительницей нечистой силы. Негодование майора вызвали поддержавшие бойкот Китай и особенно социалистическая Румыния! Страна в составе Варшавского Договора! Понять такое Некредин отказывался наотрез.

— С китайцами, Саня, давно всё ясно, — Некредин подцепил вилкой кусок котлеты и отправил в рот. — Они только называют себя коммунистами, а сами втихую со Штатами спелись, — прожевав, продолжил он. — За каким же, иначе, хреном американский президент к ним в прошлом году приезжал, — как само собой разумеющийся и не требующий подтверждения факт, отметил майор и снова занялся котлетой в своей тарелке.

Они сидели вагоне-ресторане. Большая часть завсегдатаев уже успела пообедать, поэтому сейчас здесь было немноголюдно. Только за несколько столиков от Зотагина с майором сидела супружеская пара и в дальнем углу через проход неторопливо опустошал под салат графинчик водки толстяк в сером костюме. У столика возле раздаточного окна, обсуждая что-то своё, расположились две официантки. Где-то в такт вагонным колёсам на стыках рельсов позвякивала посуда. За окном привычно и бесконечно тянулась тайга с кочковатыми пустошами болот, затерянными в лесной глуши полустанками и невероятно сиреневыми от цветущего багульника сопками.

— Вот от кого я подлянки точно не ждал, так это от румын! — Некредин потянулся к стоящему у них на столе графинчику с водкой.

— Те ещё братушки, — согласился Зотагин.

— А болгар-то ты сюда на кой хрен приплёл? — удивлённо уставился на него майор, даже забыв о графине в руке. — Ты, Сань, Болгарию не трогай! Болгария, можно сказать, окраина Союза, настолько мы с ней сроднились. Они даже к нам в СССР просились. Болгары, Саня, по гроб жизни нам благодарны. Даже не сомневайся! — он разлил водку в две стопки и вернул графин на место. — Коньяк, кстати, у них тоже хороший.

— Все они хороши, пока спят зубами к стенке, — заметил Зотагин.

— Это точно, — согласился Некредин. — Ну, давай… —поднял он стопку.

Так и ехали. Зотагину с его знанием будущего постоянно приходилось быть настороже, чтобы не выйти за рамки реальных событий. И потому с облегчением вздохнул, когда в Чите к ним подсел попутчик, надеясь, что часть внимания Некредин переключит на него.

— Меня Василием зовут! — сообщил парень после того, как проводница, забрав у него билет и деньги за постель, вышла из купе.

— Слышали, как наши в Лейк-Плэсиде американцам продули? — спросил он, едва познакомились и увлечённо продолжил: — Да мы же сами канадских профессионалов до этого столько раз по бортику размазывали, а тут какие-то студенты четыре шайбы нам в ворота кладут! Вот объясните мне, с какого перепугу Тихонов Третьяка на Мышкина во втором периоде заменил?

Судя по всему, попутчик оказался ярым болельщиком. Зотагина это устраивало, потому как всё внимание майора тот сразу переключил на себя. И теперь, глядя на проплывающий за окном пейзаж, Зотагин вполуха слушал вольные комментарии Василия к перипетиям неудачного хоккейного матча, где наши завоевали лишь серебро, хотя уверенно шли на золото.

Глава 8

8.

— Смотри-смотри, а вон пароходик плывёт! Что пароходик говорит? Пароходик говорит: “Ту-ту!” — воркующий женский голос пытался успокоить плачущего ребёнка в глубине вагона.

Зотагин посочувствовал малышу. Он тоже подустал от дороги. Почти неделю из вагона не вылезает. Но ни разу не пожалел о решении добираться до места поездом. Одно дело слышать, насколько огромен Союз и совсем другое самому прочувствовать эти расстояния. На собственной шкуре, как выразился бы Некредин. Кроме всего прочего, Зотагину надо в роль вживаться. Научиться быть, как все и ни при каких ситуациях не показывать себя на людях этаким всезнайкой из будущего. В учебке предупреждали, будто такое случалось. Кто-то нет-нет, да и начинал мнить себя провидцем. Таких сразу отзывали. Последствия вбросов относительно будущего всегда заранее изучались и координировались «Демиургом». Чаще всего подобные знания были засекречены и доступны лишь узкому кругу лиц. Напротив, если ставилась задача влияния на широкие массы, их маскировали под фантастику. Так что даже мыслить Зотагину надо научиться местными категориями. Чем быстрее, тем лучше. Вот он и привыкал ими мыслить пока ехал.

В Уфе нужный ему билет оказался только на боковую полку в плацкартном вагоне. Хорошо, на нижнюю. Зотагин, правда, особо не расстроился, хотя предпочёл бы купе. Да и ехать-то ему оставалось всего ничего. Утром сел, а вечером уже на месте. Двенадцать часов как-нибудь переживёт.

По сравнению с купейным, плацкартный вагон показался Зотагину шумным и суматошным. Едва поезд миновал санитарную зону и проводник открыл туалет, как в него сразу выстроилась очередь из желающих привести себя в порядок после сна. Мимо них в нерабочий тамбур потянулись курильщики. Другие, кто уже успел зарядиться никотином от утренней сигареты, напротив, возвращались на свои места, создавая в узком проходе вагона дополнительную суетность. То и дело хлопала дверь тамбура, кто-то рядом тихо переговаривался, с верхней полки за перегородкой слышался чей-то храп, а неподалёку проснулся и заплакал ребёнок… Потом включилось местное радиовещание, проводница стала разносить чай. Зотагин тоже с удовольствием выпил стакан чая с лимоном, заедая его печеньем из пачки купленной в буфете на вокзале. Днём пообедал в вагоне-ресторане, куда пришлось добираться сквозь тамбуры с неизменными курильщиками и лязгающие железом межвагонные переходы.

Впрочем, у плацкарта имелись свои положительные стороны. Здесь никто никому не навязывал общение. Хочешь, поддержи разговор соседей, не хочешь – твоё право. Можно просто смотреть в окно, не обращая внимания на снующих мимо тебя людей. Зотагин так и сделал. Когда вдоволь насмотрелся на пробегающие за окном пейзажи достал и развернул газету «Правда», купленную за три копейки в автомате железнодорожного вокзала Уфы. Газета была вчерашней, за четвёртое мая. Свежий номер до отхода поезда в автомат зарядить не успели.

Первым делом Зотагин просмотрел новости. Из них узнал, что коллектив грузинских мартеновцев-металлургов из города Рустави, возглавляемый Героем Социалистического труда и депутатом Верховного Совета СССР Отаром Ломидзе, сумел дать сверх плана двести тонн металла, а Киевский экспериментальный завод Всесоюзного института сварочного производства станкостроительной и инструментальной промышленности отправил высокоэффективное оборудование для строящегося в Московской области завода «Центросвар». Здесь же была заметка о коллективе угольного разреза «Листвянский», что в Кузнецком бассейне производственного объединения «Кемерово-уголь». В числе передовиков этого коллектива был отмечен комсомольско-молодёжный экипаж экскаваторщиков, возглавляемый бригадиром Жарковым. Информация сопровождалась его фотографией.

В мире Зотагина Украины с Грузией уже давно не было. Грузины вместе с соседями бесследно растворились в составе Османской Империи, а жители незалежной, вдруг возжелавшие стать щирыми европейцами, активно использовались самой Европой против России. Настолько активно, что их почти не осталось. А те, что остались позже вместе с ней и сгорели в развязанной Западом войне. Но здесь пока все они трудились на благо страны и даже планы перевыполняли. Впрочем, в передовиках сейчас отметились многие. Приближался двадцать шестой съезд Коммунистической партии Советского Союза, поэтому социалистическое соревнование среди трудовых коллективов росло и ширилось.

Зотагин задумался и не заметил, как поезд сбавил ход и, лязгнув буферами, остановился напротив одноэтажного длинного здания под шатровой крышей с рядом окон в резных наличниках.

— Что за станция? — сунулся к окну проходивший мимо места Зотагина крупный мужчина в спортивном костюме. От него пахнуло терпким одеколоном и свежим табаком.

— Подгузная, — прочёл Зотагин вывеску на здании вокзала.

— Не знаешь, сколько здесь стоим?

Зотагин молча пожал плечами.

— Две минуты, — ответили сбоку.

— Точно? — обернулся в ту сторону мужчина.

— Точнее не бывает, — подтвердили оттуда. — Не впервой здесь еду, знаю.

— Жалко, — неизвестно о чём пожалел наодеколоненный и направился дальше по проходу, посторонившись, чтобы пропустить спешащего ему навстречу сухощавого средних лет мужичка с фибровым чемоданом кирпичного цвета.

— Ф-фух! — мужичок остановился возле Зотагина. — Моё место, — указал он на верхнюю полку. Потом привстал на цыпочки и, крякнув, забросил чемодан на багажную полку уместив его рядом со свёрнутым матрасом.

Поезд тем временем плавно тронулся и стал набирать ход, всё чаще постукивая колёсами на стыках рельсов.

— У меня к вам, ребят, просьба будет, — обратился новый попутчик к присутствующим. — Я тут со своими еду, а билеты только в разные вагоны сумели купить. Не в службу, а в дружбу присмотрите за вещичками, а? Пока я к нашим в соседний вагон смотаюсь, а? Договорились, а? — спросил он почему-то у Зотагина.

— Да кому они нужны, эти твои вещички, — добродушно отмахнулся седеющий коренастый мужчина с нижней полки напротив. Он поднялся и достал из кармана висевшего на крючке пиджака пачку сигарет. — Айда, Авдеич, перекурим что ли?

— Почему нет? — его сосед по нижней полке, тоже мужчина в годах, отложил журнал «Крокодил», поправил очки в роговой оправе и тоже поднялся,пообещав: — Оставляйте ваш чемодан, гражданин. Не бойтесь, никуда он не денется.

— А что у тебя в чемодане? — не отрываясь от книги поинтересовался у мужичка парень с верхней полки.

— Золото-брильянты! — фразой из известной комедии ответил за него четвёртый пассажир в их купе. Интеллигентного вида молодой человек в серебристо-серой водолазке и джинсах. — Можно я ваш журнал полистаю пока вы курите? — спросил он.

— Разумеется. Конечно полистайте, — разрешил Авдеич.

— Вот и ладненько! Тогда я побежал! — обрадовался их новый попутчик.

— Билет! — перехватила его проводница. — Билет я за тебя сдавать буду?

— На вот, держи! —достал тот билет из кармана.

Проводница неторопливо вложила его в свободный кармашек папки с билетами.

— Чай заказывать будем?

— Какой ещё чай? — возмутился мужичок. — Там эта… стынет!

— А я бы от чая не отказался, — сказал Зотагин.

Вернувшись на своё место, Зотагин какое-то время смотрел в окно, маленькими глотками отпивая из стакана горячий чай, потом снова взялся за газету. Теперь его внимание привлекла передовица. Редакционная статья на первой полосе газеты была посвящена близящемуся празднованию Победы СССР над гитлеровской Германией в Великой Отечественной войне и называлась «Юным о подвиге». В ней говорилось, что “через несколько дней исполнится тридцать пять лет нашей Победы. Годы идут, вырастают новые поколения, для которых Великая Отечественная война – страница истории. С душевным волнением прикасается к ним молодая поросль Страны Советов. И как важно донести до ума и сердца детей, юношества величие подвига, раскрыть его огромное историческое значение. Это – наш долг перед теми, кого уже нет рядом, кто пал на поле брани за Родину, это – наш долг перед собой и перед теми, чья жизнь только начинается”.

Мысль была правильная, но изложение… Тянуло от сказанного махровым конторским формализмом. Не брало оно за душу. Зотагин вспомнил, как им рассказывали о той войне в школе. Россия, дескать, в середине прошлого века вероломно напала на Финляндию, а Германия встала на защиту маленькой северной страны. Немцев поддержал весь мир. И если бы не провокационная деятельность большевистских шпионов, заставивших Гитлера поверить, будто Англия и Франция замыслили нанести подлый удар ему в спину, большой войны тогда могло не случиться. Пока страны всеми возможными способами пытались урегулировать политические отношения, сама Россия усиленно готовилась к завоеванию Европы. Как отмечал в своём знаменитом историческом труде «Ледокол» доктор Оксфордского университета Алекс Суворофф, германская армия и объединённые войска европейских стран ранним утром 1941 года были вынуждены перейти границу России, сумев буквально на часы опередить готовые к вторжению большевистские армады тяжёлых бомбардировщиков и скоростных танков. Странно, но почему-то все упрямо называли Советский Союз того времени Россией. Впрочем, какая им разница. Всего лишь маленькая неточность к большому обману. Главное, в его мире верили всему этому!

Что на самом деле происходило в годы Великой Отечественной войны Зотагин узнал позже. В учебке, где их готовили к внедрению в эту реальность. Знакомили с документами и показывали фильмы, от которых у нормального человека в жилах стыла кровь. Без таких знаний здесь нельзя. Здесь у каждого память о той войне на генном уровне. И многие, кто был тогда в окопах на переднем крае, сейчас живы. В их числе и сам Брежнев. Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Участник боевых операций Красной Армии на Кавказе, в Причерноморье, Крыму и далее по списку. Вернулся с войны в звании генерал-майора. И при всём при этом герой анекдотов. Часто злых, больно бьющих по личностным недостаткам глубоко пожилого человека. Да, произношение у Леонида Ильича хромало. И не только по причине вставных зубов. Мало кто знал, что ещё со времён войны в его в челюсти застрял осколок немецкой мины. Зато над анекдотом про “сиськи-масиськи” вместо “социалистический” смеялись с удовольствием. Досталось и военным воспоминаниям Леонида Ильича. Его книга «Малая земля» не воспринималась всерьёз и вызывала некоторое отторжение из-за неуёмности партийных пропагандистов, чуть ли не силком заставлявших штудировать её от корки до корки. Даже гаденький анекдот по этому поводу ходил. Мол, где вы были во время войны: геройски сражались на Малой земле или отсиживались в окопах Сталинграда? Ходит, поправил себя Зотагин и снова углубился в чтение передовицы.

“Юные граждане нашей страны – народ энергичный, отзывчивый,” — утверждал автор статьи. — “Они не только жаждут знакомства с героическим прошлым народа, но и хотят действовать, быть похожими на старших. Обязанность школы, родителей – всемерно поддержать такой порыв общественной активности. В эти дни в школах страны состоятся торжественные «Вахты памяти». Будут заложены новые сады, парки славы, высажены цветы на братских могилах. Ребята обновили экспозицию школьных музеев, куда вошли документы и фотографии огненных лет, переписка с прославленными маршалами, Героями Советского Союза, ветеранами, готовятся походы по дорогам воинского подвига. В партийных и комсомольских организациях шефствующих предприятий и учреждений, в местных комитетах ветеранов войны, военных комиссариатах школьники не должны получать отказа в помощи, связанной с подготовкой и празднованием Дня Победы.”

— Простите за навязчивость, но гляжу вы так зачитались газетой, — неожиданно подсел к Зотагину вернувшийся с перекура Авдеич. — О чем-то важном пишут?

— О патриотическом воспитании молодёжи накануне праздника Победы, — ответил Зотагин. — Говорят, что каждый из нас должен быть заинтересован в этом самом воспитании.

— Не могу не согласиться. Только… Простите, но я слышу в ваших словах иронию. Вероятно ошибаюсь?

— Да нет, не ошибаетесь, — признал Зотагин. — Написано правильно, тут не поспоришь. Только в жизни, если присмотреться, не так всё гладко получается.

— Простите, как вас по батюшке? А то обезличено разговаривать не совсем удобно.

— Александр Сергеевич.

— Спиридон Фёдорович.

— А как же Авдеич? — удивился Зотагин.

— Это фамилия, — улыбнулся тот. — Многие с отчеством путают. Не вы первый. И что же вы, Александр Сергеевич, считаете неправильным в воспитании нашей молодёжи?

— Патриотическом воспитании, — уточнил Зотагин.

— Да-да, — покивал Авдеич. —Я имел в виду именно это.

— Понимаете, Спиридон Фёдорович, все эти слёты, торжественные собрания и прочие вахты памяти разумеется необходимы, но не как разовые мероприятия к очередному знаменательному событию, — начал Зотагин. — Отчитаются, сколько провели праздничных мероприятий, а дальше что? Опять тишина? А в тихом омуте сами знаете кто завестись может. По большому счёту уже завелись. И глядят они не в будущее, завоёванное их дедами и отцами, как здесь написано, —он похлопал ладонью по лежащей перед ним на столике газете, — а за границу, где якобы и свободы больше, и шмоток всяких завались, и вообще молочные реки меж кисельных берегов текут. Откуда знают, спросите? Да всё оттуда! Знаете, наверное, присказку “Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си”? И ведь слушают! А кроме неё есть ещё «Свобода», «Голос Америки»! Их тоже слушают наперекор всяким глушилкам! И не просто слушают, а прислушиваются к разным голосам, вёдрами льющими грязь на нашу страну. Получается, днём патриоты, а ночью… Хотя тоже патриотами себя наверняка считать станут. Только доведут страну до ручки своим патриотизмом. Добром это, поверьте мне, не закончится. Самое страшное, что партия с этим уже ничего поделать не сможет. Утеряла молодёжь к ней доверие. Потому что у самой партии давно слова с делами расходятся. Как считаете, Спиридон Фёдорович, молодёжь не видит этого? Видит! Прекрасно видит! Потому и политические анекдоты, сочинённые сбежавшими за бугор диссидентами, пересказывает с удовольствием. А молодняк, как мы знаем, имеет привычку взрослеть. Повзрослев, заменит тех, кто сейчас у руля. Леонида Ильича тоже. Ему всего-то два года жизни осталось! — Зотагин не заметил, как в запале проговорился. — Вот эта самая молодёжь повзрослеет и уже сама начнёт сочинять анекдоты. Такие насочинит, что мало никому не покажется!

Зотагин не понимал, что на него нашло. Всё сразу наверное. Копилось исподволь, а тут взяло и выплеснулось. Сорвался. Было от чего. Воочию увидеть такую страну и знать, во что она может превратиться, тут стальные нервы нужны! О Брежневе он, конечно, зря сказал. Хотелось надеяться, что на слова о его скорой кончине внимания не обратят. Зато сам обратил внимание на тишину после своего стихийного выступления. Разговоры приутихли даже в соседних купе. Авдеич снял очки и, подслеповато прищурившись, молча смотрел на Зотагина.

— Ничего себе заявочки! — пришёл в себя коренастый. — Ты сам-то хоть понял, на сколько лет себе здесь сейчас наговорил?

— На провокацию похоже, — заметил интеллигент в водолазке. — Вы не из конторы, случайно?

— Какой ещё конторы? — удивился Зотагин.

— Той самой. Глубокого бурения которая.

— Действительно, Александр Сергеевич, поделитесь кем вы работаете? — спросил Авдеич.

— Водила я, — сказал Зотагин. — Шофёр.

— Неужели правда? — не поверил интеллигент. — И в каком же звании свою машину водите?

— Да ну вас всех! — сказал Зотагин.

— Слава КПСС! Партия наш рулевой! — послышалось с верхней полки.

— Заткнись! — рыкнул на парня коренастый. — Клоун недоделанный!

— А что я такого сказал? Вы разве против? — с наигранным удивлением спросили сверху.

— Сказано, рот закрой! — двинул кулаком по дну верхней полки коренастый.

— Через пять минут санитарная зона! — послышался голос проводницы.

— К Димитровграду подъезжаем, — сказал Авдеич. — Пойду покурю что ли… — он нацепил на нос очки, поднялся и направился в сторону тамбура.

Вместе с ним, бросив на Зотагина опасливо-злой взгляд, вышел коренастый. Интеллигент что-то бормоча, демонстративно отодвинулся от прохода вглубь купе и уткнулся в журнал Авдеича. С верхней полки свесились ноги в широких джинсовых брючинах и серых носках, а потом на пол спрыгнул сам их владелец. Парень лет двадцати с пышной гривой тёмно-русых волос и скобкой усов над верхней губой. Весело поглядывая на Зотагина, достал сверху объёмистую синюю сумку с надписью «Москва 1980» и символом Олимпиады. Нашарил под полкой ботинки, обулся и устроился возле прохода, поглядывая на часы.

— Выходишь что ли? — спросил его вернувшийся с перекура коренастый.

— Ага, — кивнул парень. — Дальше ваш цирк без клоуна поедет.

Мимо их купе в сторону рабочего тамбура прошли две тётки гружёные большими сумками. Заранее спешили на выход. За окном тянулся лес. Деревья зеленели уже совсем по-летнему. Зотагин заметил, что здешние леса не похожи на привычную ему тайгу. Они кажутся более лёгкими, более прозрачными. Тем временем поезд зашёл на мост, перестук колёс стал громче.

— Большой Черемшан, — сказал парень, хотя его никто не спрашивал.

Река оказалась не такой уж широкой, несмотря на название. Поезд проскочил мост меньше, чем за минуту. Сразу за мостом потянулись дачные участки с летними домиками, а потом и сам город. Наконец поезд замедлил ход перед зданием вокзала.

— Всем пока! — парень подцепил пальцем петлю оранжевой с белыми вставками куртки, закинул её себе за плечо, другой рукой подхватил сумку. — Но пасаран! Крепче за баранку держись, товарищ шофёр! — подмигнул он Зотагину.

После Димитровграда Зотагина уже никто не беспокоил. Ему и самому сейчас ни с кем общаться не хотелось. Просто глядел в окно, прихлёбывая под стук колёс чай из очередного стакана, взятого у проводницы. Весенний лес за окном сменялся полями, чернеющими пашней или зеленеющими всходами озимых, а те опять сменялись лесом. На коротких остановках из вагона кто-то выходил, а его место занимал кто-то другой. Зотагину запомнилось щёлкающее название Чердаклы одной из таких остановок. Ехать ему оставалось совсем немного. Честно говоря, он уже подустал от дороги, но через это надо было пройти. Зато теперь у него было представление, как и чем живут здесь люди.

Поезд по лесной зоне обогнул левобережные кварталы Ульяновска и вышел на мост через Волгу. В дальнем купе заплакал ребёнок. Наверное испугался неожиданно громко застучавших колёс вагона.

— Смотри-смотри, а вон пароходик плывёт! Что пароходик говорит? Пароходик говорит: “Ту-ту!” — слышался сквозь детский плач голос матери.

Роль говорящего пароходика исполняла гружёная песком самоходная баржа на середине реки. Волга и впрямь здесь походила на море. Её берега терялись вдали, сливаясь на горизонте с водной гладью и облаками. Мост через Волгу показался Зотагину самым длинным из тех, что ему пришлось увидеть за свою поездку. Фермы мостовых пролётов больше минуты мелькали за окном вагона, прежде чем тот достиг противоположного берега. Теперь поезд шёл в черте города. Пассажиры в вагоне оживились. Самые нетерпеливые потянулись к выходу, создавая толчею возле рабочего тамбура.

— Куда же вы так торопитесь! — ругалась проводница. — Сорок минут тут стоим! Все сойдёте!

Зотагин вышел на перрон. Стоять на твёрдой земле после стольких дней пути было непривычно. Казалось, асфальт под ногами слегка раскачивается, будто пол вагона. Такая вот шутка вестибулярного аппарата. Зотагин постоял, привыкая к новым ощущениям. Мимо него в здание вокзала спешили люди, послышались гудки и стук колёс невидимого с перрона состава. Вечер был погожим, солнечным. Пахло весной и угольным дымком. Зотагин посмотрел на часы. Начало седьмого. Ехать на автовокзал смысла уже не было. На последний автобус он скорее всего опоздал. Оставалось такси, благо командировочные позволяют.

На привокзальной площади приехавших поджидали такси. Здесь царила суета. Одни договаривались с водителем, другие грузили чемоданы и сумки в багажник. Большая часть машин уже покинула стоянку или только собирались выезжать с неё. Зотагин подошёл к свободной жёлтой «Волге» с шашечками.

— До Сенгилея добросишь? — склонился он к дверце водителя.

— До Сенгилея? — оценивающе оглядел Зотагина из окна машины водитель. — А сколько вас туда едет?

— Я один, — сказал Зотагин.

— Один? — переспросил таксист. — Дорого будет. Подыщи себе троих попутчиков, и поедем. Но сразу предупреждаю, платить будете в оба конца.

— С какой стати? — удивился Зотагин.

— А ты сам подумай. Где я в твоём Сенгилее вечером на обратно пассажиров найду, да ещё в понедельник? Деньги теряю, понял? Здесь, по городу я за это же время больше заработаю. Ну так как? Договоримся?

— Сколько?

— Два червонца. Полторы сотни кеме туда-обратно всё-таки.

— Согласен.

— Тогда лады. Вещей много?

— Сумка только. — показал свою поклажу Зотагин. — На заднее сиденье брошу, если не возражаешь.

— Бросай, — разрешил таксист. — Ремень только накинь, — включил он счётчик, когда Зотагин сел на сиденье рядом. — А то гаишники сегодня чего-то лютуют.

Глава 9

9.

— Вот. Принимай.

Завгар подвёл Зотагина к видавшему виды пятьдесят второму «газону». Судя по мутному от пыли ветровому стеклу и жухлым листьям забившим всё пространство между ним и капотом, грузовик стоял здесь давно, и похоже частенько использовался в качестве донора. Щёток на рычагах стеклоочистителя не было, зеркала заднего вида тоже отсутствовали, дверь кабины со стороны водителя была лишь прикрыта.

— Мотор-то хоть остался? — спросил Зотагин.

— Двигатель на месте, — завгар стащил с головы кепку, зачем-то похлопал ей о штанину и надел обратно. Его вид говорил: нечего тут дурачком прикидываться и глупые вопросы задавать, – всё равно ведь возьмёшь, этот утиль, никуда не денешься.

— Хочу сам убедиться, — сказал Зотагин. — Так, на всякий случай.

— Давай, убеждайся, — разрешил завгар. — Только поскорее.

Зотагин открыл кабину. Внутри дверь со стороны водителя была голой. Обшивку с неё утащили вместе с замком и стеклоподъёмником. Само стекло почему-то оставили, прислонив к спинке сиденья.

— И когда только успели? — сделал удивлённое лицо завгар. — Узнаю, чья работа, без премии оставлю!

В кабине тоже было грязно. За время стоянки сквозь отсутствующее окно нанесло всякого мусора. Зотагин нашарил рукоятку замка блокировки капота на кронштейне под панелью приборов, открыл его. Потом подошёл к морде «газона» и поднял скрипнувший пружинами фиксаторов капот. Вместе с завгаром заглянули внутрь.

Завгар не обманул. Двигатель был на месте. Но без карбюратора. Место, куда карбюратор должен крепиться, заботливо заткнули ветошью. Чтобы, значит, грязь внутрь не попала. Снятую с карбюратора кастрюлю воздухоочистителя небрежно сунули рядом с блоком цилиндров.

— Н-да… — оглядел подкапотное пространство «газона» Зотагин. — Работы здесь начать и кончить. Капитальный ремонт нужен.

Зотагин захлопнул капот и спрыгнул с переднего бампера. Медленно обошёл грузовик, пиная полуспущенные скаты. Завгар ждал, стоя на месте.

— Давай закругляйся с осмотром, — поторопил он Зотагина. — Зря время теряем. У меня без тебя дел невпроворот.

Зотагин, отступив на шаг, снова оглядел грузовик. «ГАЗ-52-03» он хорошо знал благодаря Потапычу. В гараже учебки такой «газон» тоже был. Тут особых сложностей Зотагин не видел. Но эту машину просто убили. Заездили до некуда, а потом ещё и растащили. С ремонтом придётся попотеть. Если только при поверхностном осмотре вон столько всего повылезало, чего тогда дальше ждать! И кабину перекрасить не мешало бы. Её изначально жёлтый цвет давно выгорел, краска местами потрескалась и слезла, на сколах металл пошёл ржавчиной.

В принципе Зотагин готовился к такому повороту. Знал, сначала будет проверка на криворукость и только потом, со временем, когда поймут, чего ты на самом деле стоишь, дадут нормальную машину. Потапыч и об этом их всех предупредил. Но предложить такую развалюху!.. Да на неё даже взглянуть жалко!

— Этот хлам давно списать пора, — сказал Зотагин.

— Другого не имеем! — буркнул завгар. — Долго ещё будешь выкобениваться? Некогда мне тут с тобой лясы точить! Берёшь или нет?

— А если нет? — попытался прощупать почву Зотагин.

— Тогда в слесаря! Или сразу пиши заявление! — потерял терпение завгар.

— Заявление?

— Да, заявление! По собственному! Дня не проработал, а уже условия мне тут ставит!

— Не цените вы кадры, — притворно вздохнул Зотагин. — Но деваться мне некуда, согласен. Беру это ведро с гайками. Запчасти-то хоть к нему есть?

— Запчасти на складе возьмёшь. Или со слесарями договаривайся. Сам потом разберёшься, — смягчился завгар. — Эту машину я тогда закрепляю за тобой. Какой у неё там номер-то? — он вытащил из внутреннего кармана расстёгнутой куртки замусоленный блокнот и ручку, сверился с прикрученным к бамперу номером и сделал себе пометку, повторив вслух: — 16 – 43 УЛБ. Давай, дерзай! Как скоро управишься, теперь от тебя зависит, — и, оставив Зотагина одного, направился в сторону двухэтажного административного здания Сенгилеевского автотранспортного предприятия. Номер один, согласно свежей записи в трудовой книжке Зотагина.

По поводу заявления по собственному завгар, конечно, хватил через край. Не может он человека вот так запросто в первый день работы уволить. Профсоюз на дыбы встанет. Начальству тоже текучка кадров не нужна. Другое дело, отношения с завгаром портить нежелательно. В будущем самому может плохо аукнуться. А вот когда Зотагин заставит этот «газон» поехать, на него уже совсем иначе посмотрят. В общем, если нам немножко плохо – это тоже хорошо. Бодрит, подумалось ему. В целом же всё идёт, как задумано.

Первые дни по приезде в Сенгилей Зотагин остановился в гостинице неподалёку от ресторана «Чайка» и маленького местного рынка. Тут же располагались магазины. В том числе «Кулинария», где всегда можно подкупить что-нибудь на ужин. Обедал эти дни Зотагин в «Чайке». Комплексный обед там был сытным и стоил дёшево. Остальное время, пока жил в гостинице, Зотагин знакомился с городом. Сенгилей был наполнен особым внутренним содержанием. Хоть город и считался районным центром, но большинством частных застроек с непременными палисадниками под окнами и огородами на задах, голосящими по утрам петухами и роющимися в траве у дорог курами, дремлющими на весеннем солнышке котами и общим неторопливым патриархальным укладом, он больше напоминал разросшееся село, буквально утопающее в цветущих яблоневых садах и полого спускавшееся к Волге со склонов Приволжской возвышенности. Благодаря технологиям своего мира, Зотагин уже не раз бывал здесь, но бродить по виртуальным улицам совсем не то, что видеть их вживую.

Зотагин свернул в переулок к местному рынку. Покупателей сегодня было мало. Оно и понятно, рабочий день всё-таки. Впрочем, обитый оцинкованной жестью длинный прилавок напротив двухэтажного продуктового магазина не пустовал. Лысоватый кряжистый мужичок в зелёной брезентовой куртке – явный рыбак – разложил на прилавке перед собой самодельные блёсны и прочую снасть. Рядом сухонькая старушка пересыпала из стакана в свёрнутый из газеты кулёк жареные семечки. Её покупатель, мальчишка в школьной форме, пританцовывал от нетерпения.

— Давай быстрей, Серый, на труды опоздаешь! — крикнули ему из стайки пробегавших мимо ребят.

— Успею! — Серый заплатил за семечки, пересыпал их из кулька в карман брюк и бросился догонять своих.

Впереди, по улице Ленина проехал городской автобус. Потом, мягко стрекоча оппозитным двигателем в переулок свернул мотоцикл с коляской. Остановился напротив прилавка. Полноватый краснолицый водитель заглушил мотор. С заднего сиденья «Урала» слезла женщина с короткой стрижкой в тёмно-синих спортивных штанах и трикотажной олимпийке. Она вынула из коляски хозяйственную сумку и зашла в рыбный магазин.

Миновав переулок, Зотагин повернул налево и пошёл вниз по улице в сторону набережной Волги. Заметил на воротах углового дома самодельный почтовый ящик. О назначении ящика дополнительно сообщала крупная надпись «почыта» на посеревших от времени досках. Зотагин улыбнулся творчеству незнакомого грамотея. По проезжей части мимо него пролетели велосипедисты. Они накручивали педали, сняв руки с руля и явно рисуясь друг перед дружкой. Зотагин покачал им вслед головой. Не осуждая. Просто так. Чего греха таить, сам когда-то таким же сорванцом был. Тоже шишки с синяками по собственной дури зарабатывал.

День выдался солнечным и по летнему тёплым, хотя май ещё до середины не дотянул. Одни уже ходили налегке, кто-то пока не торопился расставаться с демисезонной одеждой. Зотагину попадались как те, так и другие. Сам он был одет легко и неброско. Полушерстяные брюки от костюма, рубашка и куртка-ветровка на молнии. Спешить Зотагину было некуда и он неторопливо шагал по тротуару с интересом глядя по сторонам.

Тополя вдоль улицы ярко зеленели новой листвой. По обочинам намело опавшие лепестки ещё недавно цветущих деревьев. Теперь их недолговечная красота перекатывалась под ветром, собиралась в грязновато-белые сугробики, которые смоет первый же дождь. Это странным образом натолкнуло Зотагина на мысль, что пора бы и ему тоже начинать здесь обустраиваться. Майские праздники прошли, а его якобы отпуск через пару дней закончится. Первым делом надо съехать из гостиницы и найти себе жильё. На первое время можно снять частную квартиру. Потом стать на учёт в военкомате и паспортном столе местного отделения милиции. Без этого здесь нельзя. А дальше как получится. Со временем и свой дом можно построить. Или купить. Если уж пускать здесь корни, то основательно. Это лишь вопрос времени. Насчёт работы Зотагин уже определился. Автохозяйство в Сенгилее большое, водителя со стажем, как здесь говорят, с руками оторвут. Так что с его будущим в этом прошлом, всё более-менее ясно. Честно говоря, Зотагин уже начинал путаться, что ему считать прошлым, а что будущим.

Впереди на тротуаре у кирпичного одноэтажного здания собралась стайка девушек одетых по-летнему. Они о чём-то весело переговаривались, то и дело слышался смех. Само здание, если судить по старинному декору фасада и карниза, до революции принадлежало какому-нибудь здешнему купцу. Таких старых построек в Сенгилее сохранилось много. Они придавали городу свой, неповторимый вид. В этом здании, как знал Зотагин, был краеведческий музей. Строение полностью соответствовало своему виртуальному двойнику.

Из боковой двери к девушкам вышел сухощавый пожилой человек в тёмном однобортном костюме и белой рубашке с галстуком. Его тронутые сединой волосы были зачёсаны назад, полностью открывая высокий лоб. Вскинув голову, человек оглядел девушек.

— Все собрались? — спросил он, блеснув стёклами очков в толстой роговой оправе.

— Да, Александр Иванович! Все! — ответили ему.

— Тогда почему не заходите?

— Погода хорошая, Александр Иванович! Давайте здесь урок проведём! — весело предложил кто-то.

— Не надо оправдывать свою лень хорошей погодой, девоньки! Заходим-заходим! И не толпитесь, дайте пройти человеку! — увидел он приостановившегося на тротуаре Зотагина.

Молодёжь быстро втянулась внутрь здания. «Краеведческий музей города Сенгилея» прочёл Зотагин на фасадной табличке. Всё верно, он не ошибся. А барышни явно студентки педагогического училища, что расположен неподалёку, на соседней улице. У них сегодня, видимо, наглядная экскурсия к истокам родного края.

С ближнего перекрёстка вывернулся и протарахтел мимо Зотагина красный «Запорожец», прозванный «ушастым» из-за выступающих на кузове воздухозаборников двигателя. Это было третье транспортное средство с двигателем внутреннего сгорания, встреченное им за последние десять минут. “С такой интенсивностью движения аварийность здесь наверняка держится на нуле,” — посмеялся про себя Зотагин.

На набережной было свежо. От воды тянуло холодом. Мелкая волна наплёскивалась на покато уложенные вдоль берега бетонные плиты. Зотагин сунул руки в карманы ветровки и прогулочным шагом направился в сторону речного вокзала. Посторонился, пропуская едущих навстречу велосипедистов. Они здесь встречались повсюду. Казалось, велосипед в Сенгилее был основным средством передвижения. Педали крутили все от мала до велика. Надо будет потом и ему о колёсах позаботиться. Не пешком же на работу ходить.

Волга здесь была широкой. Противоположный берег виделся Зотагину тонкой охристой линией с зеленовато-серой напушкой тамошнего леса и крохотными постройками прибрежного села. Вдали по фарватеру Волг буксир тянул гирлянду барж. В залив реки Сенгилейки, обходя предупреждающий о мелководье красный бакен и, оглашая окрестности песней про птичку-малиновку в исполнении «Верасов», поворачивал юркий «Омик» местных линий. Похожая на бурливый ручей в верховьях, Сенгилейка ближе к Волге становилась глубже и степеннее, а потом и вовсе гладью разливалась вширь. В её устье, и располагалась пристань речного вокзала. Глубина залива позволяла принимать даже трёхпалубные теплоходы. Но это летом, когда начнётся туристический сезон. Пока же в Сенгилей заходили только местные «Омики» и «Метеоры». А по утрам и вечерам у похожего на большой понтон причала попеременно швартовались пассажирские двухпалубники «Карелия» и «Киргизия», курсирующие навстречу друг другу между Ульяновском и Куйбышевом.

Вторая городская речка тоже впадала в Волгу. Она непривычно и забавно для постороннего уха называлась Тушёнкой. Откуда взялось это название, никто Зотагину толком объяснить не мог. Да он особо-то и не любопытствовал. Пускай будет Тушёнка. Ему без разницы, а местные привыкли.

Обе реки брали начало где-то в Сенгилеевских горах. Здешние горы, хоть и назывались горами, больше походили на холмы-переростки. Они вплотную подступали к городу с северо-запада. Сейчас их покатые склоны зеленели молодой травой, сквозь которую тут и там просвечивали сероватые залысины известняка. Зотагин после того, как уже совсем здесь обустроится, собирался подняться на их вершину, чтобы посмотреть на Сенгилей с высоты.

Теперь поход в горы придётся отложить. Нашлись дела поважнее. Зотагин похлопал по крылу с сегодняшнего дня своей видавшей виды машины и огляделся, соображая, что делать дальше.

Его «газон» находился в углу обширного заасфальтированного двора автохозяйства возле высокого и глухого дощатого забора вместе с двумя такими же развалюхами. Полста первым «газиком» с выгоревшей на солнце краской кабины, снятым кузовом и пустыми фарами и совсем уж древним уральским «Захаром» – «УралЗиС-355м» без боковин капота, проржавевшими крыльями и торчащим из передка кривым стартером. Забор примыкал к деревянному сараю. На двери сарая висел большой амбарный замок, а стену подпирала серая от времени здоровенная арочная покрышка. Одна. Других не было. Может они лежали в сарае, а этой просто не хватило там места.

Сейчас стоянка пустовала. Утром, когда Зотагин пришёл на работу, машины здесь теснились бок о бок двумя длинными рядами. Теперь остались лишь трёхосный бортовой «ЗиЛ» и павловский автобус из тех, что возят пассажиров по городу и району. Поодаль от них стоял такой, как у Зотагина, «газон», только с высокой будкой для перевозки мебели вместо бортовой платформы. Другие машины давно разъехались согласно разнарядке.

Из широких ворот крытого гаража на противоположной стороне двора вышли трое и, о чём-то разговаривая, пошли к курилке. Те самые автослесари, которыми грозился завгар. Зотагин через весь двор направился к ним. Один он такой ремонт не потянет. Всё равно придётся к ним на поклон идти, так чего ждать.

Место для курения, а по-простому курилку, оборудовали у ворот на въезде в автохозяйство. Здесь были вкопаны стол с лавочками и железная бочка, куда бросали окурки. Рядом стоял окрашенный суриком пожарный щит. На нём одиноко висел багор. Места для топора и ведра пустовали. Зато на щите прикрепили плакат, с которого нарисованный пожарный напоминал, что в случае чего надо срочно звонить по номеру 01. Под щитом был ящик с песком слежавшимся до состояния песчаника. Клумба из покрышки с какими-то ростками и два яблоневых деревца придавали месту видимость уюта. Всё это находилось напротив торцевой части административного здания с высоким крыльцом к окну технического контроля и смотровой ямой перед ним. С другой стороны, за пожарным щитом, располагался сам гараж с мастерскими. Длинное строение из силикатного кирпича с плоской крышей и большими окнами настолько пыльными, что давно потеряли своё назначение.

— …не видать, полный бак залил или нет. Темно ведь! Та ему спичкой, мол, посвети, говорит. Он, балбес, возьми и послушайся! — услышал Зотагин, подходя к расположившимся в курилке слесарям.

Сидя у стола, они неторопливо курили, наслаждаясь солнечным днём и перерывом в работе. На столе лежали начатая пачка сигарет и коробок спичек. Тот, кто рассказывал про балбеса, замолк, выжидающе глядя на подходившего к ним Зотагина. На вид рассказчику было далеко за пятьдесят. Взгляд исподлобья казался хмурым. Из-под засаленной кепки выбивались редкие с рыжинкой волосы. Сигарета в его потемневших пальцах казалась неестественно белой.

Остальные двое, хоть и были моложе, чем-то походили на своего товарища. Может потому, что все трое были одеты в замызганные технической грязью полукомбинезоны на широких лямках и клетчатые рубашки. Рубашки, правда, различались по цвету.

Все смотрели на Зотагина.

— Здравствуйте! — поздоровался он.

— Ну, здравствуй, — отозвался рассказчик. Остальные просто кивнули. — Говори, чего хотел?

— Так это наш новенький! — радостно сообщил его сосед в красной рубашке с закатанными по локоть рукавами. — Мне Тонька из отдела кадров про него утром сказала. Ты ведь с северов к нам приехал, правильно? — спросил он у Зотагина.

— С Дальнего Востока, — поправил тот.

— А я что говорю! — охотно согласился слесарь. — С завгаром уже успел пообщаться? Что там Афанасьич тебе сосватал?

— Да погоди ты, Николай! Дай дослушать, что потом было-то! — остановил его третий. — Подпалил он, значит, спичку, а дальше?..

— Пиджак выкинуть пришлось, — сказал хмурый.

— А пиджак-то тут с какого бока? — удивился тот, кого назвали Николаем.

— Этот балбес им свой мотоцикл тушил! Где у него только голова была! И костюм-то ведь совсем новый! В прошлом месяце только купили! Шестьдесят рубликов отдали! Эх!.. — в сердцах отбросил сигарету рассказчик

— А мотоцикл?

— А что мотоцикл… Обгорел, конечно.

— Костюма ему жалко, а мотоцикла, значит, нет!

— Мотоцикла тоже жалко. Ремонтировать теперь придётся. Сказал же, балбес… Ну что там у тебя? — повернулся старший к Зотагину.

Тот вкратце описал ситуацию.

— Поможете?

— Да куда ж мы денемся! — хмыкнул старший. — Только работы там… — он сокрушённо покачал головой. — До голой рамы твою старушку раздевать придётся. Такие вот дела. Месяца за два, думаю, управимся.

— А побыстрее не получится? — с надеждой спросил Зотагин.

— Это как твоё спасибо булькнет! — рассмеялся в ответ Николай.

Глава 10

10.

С утра ещё оставалась надежда, что день всё-таки будет солнечным, хоть и ветренным, а скопившиеся на западе дождевые тучи унесёт за горизонт. Увы, синоптики в прогнозе не ошиблись. Пока Зотагин добирался до железнодорожной станции в посёлке с весёлым названием Красный Гуляй, пока его машину загружали там какими-то ящиками для лампового завода в Сенгилее, погода успела сто раз поменяться. Солнце то слепило глаза, то скрывалось за тучными облаками. Ветер то почти совсем стихал, то поднимал на пустыре возле места, где шла погрузка, маленькие пыльные смерчи. Изредка накрапывал мелкий дождь. В нудный и затяжной он перешёл позже, во второй половине дня, когда Зотагин уже возвращался обратно. Небо полностью затянуло серой пеленой, по ветровому стеклу густо сыпануло дождевыми каплями, и Зотагин включил дворники.

После Тушны – села в низине меж холмов – дорога пошла в гору. Зотагин переключился на первую передачу, и семьдесят пять скрытых под капотом лошадок неспешно потянули «газон» по асфальту в затяжной подъём. Отремонтированный двигатель ровно пел на низких оборотах, дворники ритмично елозили по ветровому стеклу, смахивая влагу. Вторая неделя пошла, как Зотагин впервые выехал в рейс на восстановленной машине. Механики своё дело знали туго. Всего за какой-то месяц, по винтику перебрав практически списанный грузовик, подарили ему вторую жизнь. Конечно, до «Петрухи» этому полста второму далеко. Разве что в обслуживании неприхотлив, а во всём остальном на взгляд Зотагина проигрывал. Зотагин понимал, что сравнивать машины из разных миров и времён не совсем правильно, вернее, совсем неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Особенно в конце рабочего дня, когда спина начинала ныть из-за неудобной посадки. Тут поневоле вспомнишь анатомические объятия водительского кресла магистрального тягача. Опять, уже в который раз подумалось: что там сейчас с его «Петрухой»? Скорее всего, нашли, подлатали и продали на торгах. Бегает, наверно, по тем же дорогам, только под другим седоком. Интересно было бы узнать, во сколько он ему обошёлся?

Но больше всего Зотагину не хватало общения. Раньше настроился на волну, нажал тангенту рации – и в курсе всего, что творится на дорогах. Тебе всегда всё подскажут или предупредят патруле на дороге. Да и просто позубоскалить можно, узнать, кто чем дышит, послушать дорожные сплетни… Здесь у водителей раций не было. В лучшем случае возили с собой транзисторный приёмник. У Зотагина такой тоже был. Купил в магазине за тридцатку портативный «Кварц», чтобы не скучать в пути. Особым разнообразием эфир не баловал, но жить можно. Сейчас по «Маяку» передавали концерт по заявкам передовиков производства. Лежащий на сиденье рядом приёмник для кого-то из них голосом Эдиты Пьехи пел о страданиях невезучего чёрного кота. Зотагину вспомнился Брыся. Независимый и самодостаточный.

Овражистые холмы с меловыми проплешинами на ковыльных склонах вдоль дороги сменил лес. Берёзы и осины росли в нём вперемежку с соснами. В открытую форточку водительской двери чувствовался запах мокрой травы, хвои, смытой с асфальта пыли и самого дождя, влетавшего в кабину мелкими каплями.

Подъём закончился. Зотагин разогнал машину и уже положил руку на рычаг, чтобы переключиться на повышенную передачу, когда увидел голосующего человека в дождевике до пят. Капюшон плаща был откинут на спину. Лица не разобрать. Человек стоял под крышей придорожной остановки и, подняв руку, смотрел на приближавшийся грузовик. Подобных остановок на сенгилеевской трассе было несколько. Все, как одна, были сложены из сероватого силикатного кирпича местного производства. Эту поставили у дороги на Шиловку. Само село находилось на берегу Волги километрах в семи отсюда. К нему от трассы вела насыпная грунтовка.

Зотагин съехал к обочине и остановился. Конечно, по инструкции брать пассажиров запрещено, но кто их читает эти инструкции, а уж тем более исполняет. Особенно, когда начальства рядом нет. При случае пассажиров брали все. Помогали доехать кто за копеечку, кто просто за спасибо. Зотагин тоже иногда подвозил попутчиков, каждый раз вспоминая, как вот так же в своём мире однажды помог Веронике-Настёне и чем ему это потом аукнулось. Успокаивало, что здесь не стреляют.

— Куда? — спросил Зотагин из-за опущенного наполовину дверного стекла.

Человек в дождевике махнул рукой в сторону Сенгилея.

— Садись!

Тот кивнул и направился к машине. Обошёл грузовик сзади, открыл дверь и залез в кабину уже без плаща. В зеркало заднего вида Зотагин увидел, как он походя закинул его в кузов.

— Не боишься, что твой плащ по дороге потеряем? — спросил Зотагин. — Сдует ведь.

— Нет, не боюсь, Александр Сергеевич!

— Когда это мы успели познакомиться? — с подозрением развернулся к пассажиру Зотагин.

— Роман Семёнович, — представился тот, протянув руку.

— Меня откуда знаешь? — проигнорировал её Зотагин.

— Неужели не догадались, Александр Сергеевич? — улыбнулся назвавшийся Романом Семёновичем.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Зотагин уже понял откуда прибыл его пассажир. Наконец-то там о нём вспомнили и прислали связного.

На вид Роману Семёновичу было лет тридцать. Может, чуть больше. Широкое лицо с выступающими скулами, курносым носом и маленьким подбородком подкупало открытостью. Взгляд тёмных, чуть раскосых глаз, прежде чем остановиться на Зотагине, с интересом скользнул по кабине грузовика. Одет связной был в джинсы и светлую льняную рубашку с коротким рукавом и погончиками. Чисто выбрит и аккуратно подстрижен.

Ведущая в радиоприёмнике объявила, что по заявке капитана Невельской базы тралового флота Григория Андреевича Ласкова сейчас прозвучит песня «Синяя вечность» в исполнении Муслима Магомаева. На музыкальном вступлении Зотагин выключил приёмник.

— Долго ещё молчать собираемся? — спросил он.

— Николай Потапович вам привет передаёт, — сказал Роман Семёнович. — Он на «лаптёжнике» вас подвозил. Припоминаете?

— Ну если только от Потапыча, — буркнул Зотагин и словно бы по необходимости пожал протянутую руку. — Почему сразу не сказал, что связной? А то ходит вокруг да около. Запаздываете. Я вас раньше ждал, даже беспокоиться начал, вдруг обо мне забыли, — он тронул машину с места.

— Красиво тут, — заметил связной, глядя в окно. — Вы уже обустроились, Александр Сергеевич?

— Обустроился, — не стал вдаваться в подробности Зотагин.

В самом деле, какой прок рассказывать ему о своих мытарствах с квартирой. Встать в Сенгилее на постой оказалось непросто. А всё из-за педагогического училища. Где поодиночке, а где по двое-трое, иногородние студентки квартировались по всему городу. В недавно отстроенном общежитии всем мест всё равно не хватало, зато местные жители охотно шли навстречу будущим педагогам. Особенно пенсионеры. И самим веселее, и по хозяйству, глядишь, помогут. Плюс плата за квартиру. Учились студенты четыре года. И столько же времени снимали здесь жильё. Многих знали, считали своими, берегли им место. А на одинокого мужчину смотрели с подозрением. Мало ли. Вдруг пьющий или в дом начнёт водить кого ни попадя.

Жильё Зотагину удалось снять только на окраине города. Окна хозяйского дома выходили на эстакаду. Так здесь называли место, площадью примерно с гектар, куда свозили с лесных вырубок деревья для местного мебельного комбината. Тут лесины распиливали на брёвна. Потом их затягивал тросом себе на горб трелёвочный трактор и, взрёвывая дизелем, тащил внутрь двора лесокомбината к месту дальнейшей переработки. Шумно, конечно, но терпимо.

Вряд ли всё это интересовало связного. Потому Зотагин и отделался однозначным ответом.

— А у вас там как дела? — спросил он в свою очередь.

— Не очень, — помедлив, ответил Роман Семёнович. — Всё сложнее, чем предполагалось. Значительно сложнее.

— Меня ваши сложности каким-то образом коснутся? — бросил на него взгляд Зотагин.

— Коснутся.

— А конкретнее?

— Проект приостановлен. На неопределённое время. Поэтому наблюдателей решено отозвать, — повернулся к нему Роман Семёнович.

— Ничего себе новости! — Зотагин разъехался на встречке с белой «копейкой». — Я тут, можно сказать, только-только корни пустил, машину, вон, из хлама поднял, — стукнул он ладонью по рулю, — а теперь бросай, значит, всё! Так получается?

— Не совсем, — сказал связной. — Есть варианты. Вы можете остаться и ждать возобновления проекта. Но должен предупредить вас, Александр Сергеевич, что ожидание может растянуться надолго. Очень надолго. Кстати, Сергей Илларионович выбрал именно такой вариант, — добавил он.

— Это Мартынов что ли? — вспомнил писателя Зотагин. — Помнится, он с музой не в ладах был. Сам нам жаловался. Решил остаться, значит… Сочинил уже что-нибудь?

— Пока нет, но над чем-то работает. Оказывается здесь уже есть свой Мартынов. — сообщил связник. — Фантастику пишет. Поэтому, чтобы избежать путаницы, наш Мартынов взял псевдоним. И подался в почвенники.

— Куда подался? — не понял Зотагин.

— В почвенники. О деревенской жизни теперь писать будет. Проходная, говорит, тема. Охотнее печатают и тиражи больше, — пояснил Роман Семёнович.

— Ему виднее. А остальные наши как? Самсонов с Овирским?

Выбоину в асфальте заполнило водой, Зотагин её не заметил и вовремя не притормозил. Машину тряхнуло. В кузове громыхнул груз.

— Чуть язык не прикусил с вашими дорогами! — скривился Роман Семёнович.

— Нормальные дороги! Асфальт по всему району, — пожал плечами Зотагин и переспросил: — Так что там с остальными-то?

Связник, похоже, ждал этот вопрос. Ответил сразу.

— Самсонов вернулся. Стать журналистом-международником, как он хотел, не получилось. По конкурсу куда-то не прошёл.

— Молодой ещё. Всё впереди. Наверстает. Овирский тоже вернулся?

— Там другая история, — усмехнулся связной. — Льва Аристарховича нам, образно говоря, пришлось из подвалов Лубянки вытаскивать.

— Серьёзно?! — опешил Зотагин. — Лёвку посадили? За что?

— В Москве на площадь Дзержинского с плакатом «Вся власть Советам!» вышел. Его там сразу и скрутили.

— Зачем? В смысле с плакатом зачем вышел? Совсем головой тронулся?

— Мы попросили, — объяснил его поступок Роман Семёнович.

— Вы попросили? — ещё больше удивился Зотагин. — И Овирский согласился? Он же, насколько я знаю, только ради своей диссертации туда отправился. Революция в его планы не входила. Ладно, допустим Лёвку вы как-то уговорили, но вам-то самим зачем с КГБ надо было ссориться?

— С МГБ, — поправил его связной. — В те годы их ведомство Министерством государственной безопасности называлось.

— Я не о буквах спросил.

Дождь усилился. Дворники едва успевали сгребать воду с ветрового стекла. Встречные машины ехали с зажжёнными фарами. Зотагин тоже включил ближний свет.

— Никто с безопасностью ссориться не собирался, — сказал связной. — Расчёт был на то, что Лев Аристархович на допросах расскажет о будущем Союза. О виновных в его развале. Овирского, конечно, посчитали бы сумасшедшим, но его показания в любом случае были бы зафиксированы в протоколах. Полагалось, что полученные от него данные уйдут наверх, там с ними ознакомятся кому следует, и всё сработает, как надо. Не сработало. Или сработало с точностью наоборот. Могло прямо или косвенно стать причиной смерти Сталина.

— Даже так? — недоверчиво усмехнулся Зотагин.

— Даже так, — сказал Роман Семёнович. — Возможно Хрущёв или кто-то из его союзников каким-то образом получили доступ к протоколам допросов Овирского раньше Иосифа Виссарионовича и приняли меры. Ведь там полностью раскрывалась роль Хрущёва в развале СССР. А это по тем временам гарантированно стенка. Впрочем, после девятнадцатого съезда партии в верхах такая драка за власть шла, шерсть во все стороны летела. Поэтому ничего точно утверждать нельзя. Одно могу сказать: протоколы допросов Овирского пропали.

— Не преувеличиваете насчёт Кукурузника? По-моему его здесь просто дураком считают, хоть и опасным. Такого наворотил. Не зря его из генсеков турнули.

— Наворотить успел, — согласился Роман Семёнович. — Одним своим докладом о культе личности народ на два лагеря разделил. Сталина ведь и после смерти люди в большинстве своём уважали. А сколько лесных братьев и прочих фашистских прихвостней, что после войны в лагерях сидели, Хрущёв на волю по амнистии выпустил! И в экономику полез, хотя ни черта в ней не разбирался! С него развал и начался. Остальные только довершили. Андропов своим либерализмом и Горбачёв перестройкой. А точку алкаш поставил. Старцев я не считаю.

— Кто-то другой на месте Хрущёва был бы лучше? — покосился на связного Зотагин.

— Откуда мне знать, — ответил тот.

— А «Демиург» ваш что на этот счёт говорит? Ведь не сами же вы Лёвку на ту площадь послали. Наверняка он что-то там спрогнозировал. Подожди! — вдруг осенило Зотагина. — Это что же, выходит, именно вы со своей железкой Лысую задницу во главе страны поставили! — хохотнул он.

— Не вижу ничего смешного, — хмуро заметил связник. — У вас здесь его его так называют?

— У нас его по-всякому называют. Так ваша работа или нет?

— На петлю времени похоже, — нехотя признал Роман Семёнович. — Но однозначных выводов делать не стоит.

— И как исправлять собираетесь?

— Уже никак. Событие произошло. И вообще, вопрос не по адресу.

— Ладно, без обиды, — сказал Зотагин. — Из-за чего всё-таки проект прикрывают?

Дорога пошла под уклон. Зотагин притормозил и переключился на первую передачу. В дождь на мокром асфальте, да ещё с грузом лучше не рисковать.

— «Демиург» с некоторых пор бабочку Брэдбери отследить не может, — ответил связной. — База данных достигла критического уровня. Мощностей не хватает всё обработать. Последствия того или иного вмешательства либо вовсе не выявляются, либо предполагают широкую результативность. Из-за этого проект временно закрывают. Так что вы решили, Александр Сергеевич? — напомнил Роман Семёнович причину своего появления.

— А если у вас ничего с вашим «Демиургом» не получится, проект совсем закроют? Такое ведь тоже может случиться? — спросил Зотагин.

— Не исключено.

— И что тогда?

— Говорю же, всё от вас зависит.

— Тогда, если останусь, то насовсем, — вслух подумал Зотагин. — Так получается? — повернулся он к пассажиру.

— Именно так, — кивнул Роман Семёнович. — Постарайтесь определиться побыстрее, Александр Сергеевич, — поторопил он. — Вы не один у меня на сегодня.

Гора осталась позади, и Зотагин снова прибавил скорость. Сквозь пелену дождя впереди смутно угадывалась Волга и теряющиеся в зелени садов городские крыши. Ламповый завод располагался на въезде в Сенгилей. Самое большее через полчаса Зотагин встанет там под разгрузку. Связной прав, пора определяться. И так вон сколько времени, как сказал бы Иваныч, разговоры разговаривали.

Зотагин задумался. Сказать по правде, здесь его ничего не держит. В том мире у него тоже ничего нет. Так что и выбирать-то ему особо не из чего. Другое дело, здесь спокойнее. Американцы, хоть и шарахаются иногда по миру со своей демократией, больше у себя в штатах сидят. Османской Империи тоже на горизонте пока не наблюдается. И долго ещё наблюдаться не будет. Конечно, жизнь и здесь не сахар, но всё познаётся в сравнении. Один лака-кулокка лесовиков Шелабкуба из того мира чего стоит. Зотагин его рожу со шрамом на всю оставшуюся жизнь запомнил. Как и своих товарищей в воде с удавками на шее. Интересно, а в Сибирской республике он так и числится в розыске или там давно рукой на него махнули? Но в Сибирь он тоже возвращаться не хотел. Слишком много воспоминаний. И хороших, и плохих. Пусть так и останутся воспоминаниями.

— Александр Сергеевич? — напомнил о себе связной.

— Знаете, Роман Семёнович, я, пожалуй, останусь, — решил Зотагин. — Надоела мне эта бесконечная прыготня по жизни. Устал. Покоя хочется. И хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне.

— Что ж, это ваш выбор, Александр Сергеевич. Удачи. Остановите мне здесь, пожалуйста, — показал он на автобусную остановку у лесопосадочной полосы.

Зотагин остановил машину. Дождь громко барабанил по крыше кабины. Роман Семёнович кивнул ему на прощанье и, хлопнув дверцей, направился к остановке. Льняная рубашка на связном сразу промокла и потемнела.

— Плащ свой забыли! — крикнул ему в спину Зотагин.

Но возле остановки уже никого не было.

Глава 11

11.

Зотагин радиусом – переулок не зря назвали Широким – развернул свой «газон» и остановился рядом с забором из некрашеного штакетника. Потом сдал чуть назад, к воротам. Его ждали. Створку ворот заранее волоком оттащили по траве в сторону, чтобы было удобнее заносить груз во двор. Зотагин ещё не успел заглушить мотор, как на крыльцо одноэтажного бревенчатого здания под шатровой крышей и с раскидистыми деревьями вдоль фасада, вышли двое мужчин и женщина. Все трое направились в его сторону. Зотагин достал из-за солнцезащитного козырька над ветровым стеклом накладную, открыл дверцу и спрыгнул из кабины на землю. Обошёл машину спереди, поздоровался и протянул бумаги женщине. Мужчины в серых сатиновых халатах были грузчиками. Они молча кивнули Зотагину, подошли к кузову и, освободив затворы, откинули вниз боковой борт.

— Мы вас ещё до обеда ждали, — беззлобно попеняла Зотагину женщина, пробегая взглядом накладную. — Что так долго-то?

Она была немолода. На лице с намечающимися брылями читалось выражение хронической усталости от постоянной ответственности. Её тёмно-русые волосы с уже заметной сединой на висках были собраны в пучок на затылке. Короткие рукава заправленной в тёмно-синюю юбку бежевой кофточки плотно охватывали полные плечи загорелых рук. В ушах поблескивали красными камешками золотые серёжки.

—Я ведь не один на базе был. Пока до меня очередь дошла, пока грузился, пока в бухгалтерии документы оформлял, вот время и прошло, — объяснил задержку Зотагин.

— Начинать, Лексевна? — спросил грузчик. Его напарник уже забрался в кузов и тоже вопросительно смотрел на начальницу.

— Разгружайте! — осмотрев груз, распорядилась та. — Матрасы сразу внутрь заносите, а кровати пока здесь, во дворе ставьте. Их потом соберём.

Грузчики принялись за работу. Алексеевна ушла в дом отметить в документах получение груза. Зотагин узнал из таблички возле двери, что здесь находится интернат местной общеобразовательной школы. Знакомо. У них в Хорватово тоже был такой для тех, кто у себя мог учиться только в началке. Они жили в интернате, разъезжаясь по домам только на каникулы. Здесь так же, наверное. Ничего не меняется, хоть времена разные. Потому и новые кровати завезли. Готовятся к учебному году.

Зотагин в разгрузке не участвовал. Не его это дело. Мужики сами справятся. Он распахнул обе дверцы, но в кабине всё равно было душно. До климат-контроля здесь ещё не додумались. По крайней мере до его широкого применения. Зотагин вытащил из замка ключ зажигания и огляделся, соображая, чем бы занять время.

Середина августа выдалась жаркой. Оно и хорошо, что дождей нет: уборочная сейчас в самом разгаре. Надо же, удивился про себя Зотагин, и четырёх месяцев не прошло, как он сюда прибыл, а уже мыслит здешними категориями. С другой стороны, чем ему ещё мыслить, как не ими. Прошлое осталось в будущем. Пора бы привыкнуть.

В целом этот мир соответствовал тому, что им о нём рассказывали. Однако имелись нюансы, заметить которые можно только пожив здесь какое-то время. Сейчас Зотагин пообтёрся, но на первых порах, когда только-только начинал привыкать к местному укладу жизни, ему не раз приходилось ощущать непонимание со стороны тех, с кем приходилось общаться. Освоиться помогли занятия по социологии. В учебке Зотагин не считал, их важными. Зато сейчас даже вспоминать смешно, что он когда-то надеялся здесь просто шоферить. Не именно в Сенгилее, а вообще.

Переулок полого спускался, упираясь в идущую через всё село Советскую улицу. С неё Зотагин и повернул сюда, объехав выкопанный прямо посреди переулка колодец. Колодцем давно не пользовались, но засыпать почему-то не спешили. Просто наглухо заколотили колодезный домик над врытыми в землю бетонными кольцами, сняв вместе с воротом больше ненужную цепь с ведром. Дорожная колея огибала колодец с обеих сторон, причём с одной была укатана больше. На поросших жухлой травой обочинах купались в пыли воробьи. Листья на деревьях давно утратили сочную зелень и кое-где уже пожелтели от летнего зноя. В выгоревшем, без единого облачка, небе медленно таял инверсионный след самолёта. Вверху жалобно крикнула пролетавшая чайка. Её товарки белыми точками кружились над речным заливом. Отсюда, с высоты было видно, как от дебаркадера в сторону Волги, вставая на крылья, направляется «Метеор». Противоположный берег залива порос лесом. Дальше, на взгорье среди полей виднелись строения Мордовской Бектяшки. Село, где сейчас разгружали машину Зотагина, тоже называлось Бектяшкой, только Русской.

Рабочие уже сняли с кузова и унесли внутрь здания все матрасы, после чего устроили перекур. Расположились с сигаретами на крыльце в тени дерева. Спустя недолгое время в дверях появилась Алексеевна и что-то сказала грузчикам, указав на машину. Наверное поторопила с разгрузкой. Её выслушали, согласно кивнули, но не двинулись с места. Начальница с минуту постояла, выжидающе глядя на курильщиков, и опять настойчиво посоветовала им приступить к работе, причем её настойчивость отразилась, как в жестах, так и в выражении лица. До Зотагина долетели обрывки фраз, не обещавших грузчикам ничего хорошего относительно будущей премии, если они сейчас же не прекратят филонить. На этот раз подействовало. Грузчики затушили сигареты в консервной банке, нехотя поднялись и с показной неторопливостью направились к машине.

Наблюдая эту сценку Зотагин снова убедился, что деньги здесь пока не стали фетишем. Конечно, от заработка никто не отказывался, да и отказаться, в сущности, не мог. Тунеядцы в Союзе преследовались законом. Поэтому работали все и всем за труд платили. Кому больше, кому меньше. Зависело от того, кем трудишься. Гобсеки – куда ж без них! – тут тоже встречались, но значительно реже, чем в будущем, где качество жизни напрямую обеспечивалось количеством денег на пластике. Здесь карточки пока ещё не придумали. Деньги клали на книжку в сберкассе, надеясь при случае найти своим накоплениям достойное применение. Качество жизни в этом мире больше определялось дефицитом.

О хронической нехватке многих товаров в здешних магазинах Зотагин узнал на лекциях по экономике ещё в учебке. Ему было внове, почему вместо того, чтобы просто купить в магазине необходимую вещь, нужно доставать её по какому-то блату. Лектор тогда довёл до них причины возникновения дефицита в позднем СССР, сделав это с такими научными подробностями, что Зотагин запутался. Разобраться помог Мартынов.

В тот вечер Зотагин увидел его, когда возвращался из гаража Потапыча. Писатель с удочкой в руках сидел на раскладном стуле в конце деревянных мостков причала для учебной яхты. Причал выдавался далеко в озеро и с него было удобно рыбачить. Мартынов с самого начала облюбовал себе это место. Зачем кому-то из обучавшихся требовалось умение ходить под парусом, Зотагин представления не имел, хотя часто видел яхту на озере. Сейчас она стояла у причала с убранными парусами. Иллюминаторы рубки были зашторены изнутри, кокпит на случай дождя закрыт брезентом. Под ним угадывалось колесо штурвала. Яхта называлась «Бегущая по волнам».

Зотагин, направился к Мартынову. Просто так, без какой-либо надобности. Доски причала слегка прогибались и поскрипывали при каждом шаге. От воды тянуло сырой прохладой. Ветер лёгкими порывами налетал с дальнего берега, пробегая по воде мелкой рябью. Остывающий шар солнца готовился закатиться за темнеющие на той стороне деревья. Неподалёку в тинистой заводи пробовал голоса лягушачий хор. Рядом тёрлась бортом о кранцы из старых автомобильных покрышек яхта.

— В спину не дыши! — не оборачиваясь сказал Мартынов вместо приветствия, едва Зотагин приблизился.

— Почему? — растерялся тот.

— Примета плохая. Клёва не будет. Чего тебе? — Мартынов перезабросил удочку, коротко взглянул через плечо на Зотагина и снова уставился на поплавок.

— Ничего, — ответил Зотагин. — Просто шёл мимо.

— Откуда?

— Что?

— Откуда шёл, спрашиваю?

— От Потапыча. На «зилке» сто тридцатом по трассе с ним катался.

— Понятно, — кивнул Мартынов. — Давно хотел узнать, чем вас, юноша, восьмидесятые годы привлекли? Ведь это уже развал Союза, можно сказать. Поделитесь секретом.

— Просто в отделе кадров для меня другого места не нашли, — сказал Зотагин.

— Выходит и у нас кадры решают всё, — засмеялся Мартынов.

— Мне ещё в двадцатые отправиться предлагали, но там дороги плохие, — Зотагин, свесив ноги к воде, устроился на мостках рядом с Мартыновым. — В вашу группу я тоже случайно попал.

— Любая случайность превращает наши возможности в действительность, — философски заметил писатель.

— Вы так считаете?

— Разумеется, иначе не говорил бы.

Торчащий из воды маячок поплавка шевелило мелкой зыбью. Клёва не было. Мартынов и наживку несколько раз менял, выбирая из банки червей покрупнее, и удочку в разные места забрасывал, – рыба как сговорилась. В конце концов оба поняли, что улова сегодня не будет, но уходить не хотелось. Вечер уж больно был хорошим. Слово за слово, разговорились. Вот тут-то Зотагин и вспомнил о своей проблеме с экономикой.

— Товарный дефицит образовался, потому что людям зарплату повысили, — сказал Мартынов, раскурив трубку.

— То есть, когда у тебя больше денег, то и товаров купить на них ты можешь больше, — продолжил мысль Зотагин.

— Вот именно! — с прищуром ткнул в его сторону мундштуком трубки Мартынов. — А где взять необходимое количество товаров, если их столько не произвели? Спрос есть, а товаров нет. Или они есть, только находятся не там где нужно, хотя завезены туда согласно плану. А куда нужно их не завезли. И тоже по плану. Вот так дефицит и получается. Где-то прилавки от него ломятся, а где-то нужную вещь днём с огнём не сыщешь, хотя магазины забиты никому не нужным товаром. Но плановая экономика, ещё не самый страшный зверь. Просто в СССР она учитывала всё, кроме самой экономики.

— Как это? — не понял Зотагин.

— Очень просто. Рутина и казёнщина – вот основная причина товарного дефицита в СССР и, в конечном итоге, его развала. Ведь что такое экономика? — повернулся Мартынов к Зотагину и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Экономика, юноша, как вам должно быть известно, изучает производство и распределение, а также потребление товаров, услуг и прочих благ в обществе. Потребление! — выделил Сергей Илларионович. — Проще говоря, человеку надо одеться, обуться и насытиться. О духовной пище речь не идёт, — предупредил он.

— Хотите сказать, в СССР не было ни одежды, ни обуви?

— Не хочу, — возразил Мартынов. — Всё там было. Но запросов уже не удовлетворяло. Людям надоели безликие, пусть и практичные вещи. Просто лёгкая промышленность за модой не успевала. Принято считать, будто тогда все силы тратились на оборонку. Не до кроссовок с джинсами было. Ерунда! Если бы Хрущёв не уничтожил кооперативы, те завалили бы всю страну американскими рабочими штанами. И остальным тоже. Ведь справлялись же со всем этим появившиеся впоследствии цеховики. Они-то на план просто плевали. Понимаешь, о чём я? — Зотагин кивнул. — Продуктовый дефицит тоже Хрущёв инициировал, резким снижением цен в государственной торговле. Закупочных цен, — уточнил Мартынов. — Результат не замедлил сказаться. Колхозные товары ушли на рынок, потому как продавать их там теперь стало выгоднее. Ушлые дельцы от торговли сразу воспользовались этим. Полки продуктовых магазинов опустели. Товар с них перекочевал на рынок, а разница от продаж – в карманы дельцов. Такой вот бизнес по-советски. Окаяни, по меткому выражению твоего моряка, в Союзе тоже хватало.

— Выходит, Хрущёв во всём виноват? — спросил Зотагин.

— Ничего-то вы не поняли, юноша… — огорчённо посмотрел на него Мартынов. — В развале СССР так или иначе виновата вся партийная верхушка. С того момента, когда она начала мнить себя незаменимой и неподсудной. К тому же быстро обуржуазилась. Хрущёв, как тогда образно выражались, был застрельщиком процесса. Его инициатором. А распоясалась партноменклатура потому как догляда за ней не стало. Сотрудникам государственной безопасности, а уж тем более милиции даже повернуться в их сторону строго запрещалось. Вот все и отворачивались, вместо того, чтобы вовремя кому надо хвост прищемить. Простые граждане всё это видели и тоже разлагались по мере сил и возможностей. Дурной пример, юноша, заразителен.

— А как же Андропов? — возразил Зотагин. — Он ведь сам Председателем КГБ был, прежде чем Генеральным Секретарём стать.

— Андропов… — пыхнул дымом из трубки писатель. — Андропов фигура неоднозначная. Считается борцом с коррупцией. Хотя в целом эта борьба больше походила на борьбу за власть. Вы, юноша, с историей знакомы так же, как с экономикой или получше?

— Получше. История интереснее.

— Тогда не буду слишком глубоко вдаваться в подробности. Как пришёл к власти Хрущёв не напоминаю. Здесь практически те же методы. Только без расстрелов. Романова, к примеру, просто оклеветали. Был когда-то в городе Ленинграде такой ответственный партийный работник. Пустили слух, будто он устроил для своей дочери свадьбу прямо в музее, где гости на счастье молодожёнов перебили драгоценный императорский фарфор из запасников. Через центральную прессу, кстати, пустили. Оцени размах вранья! И ещё. Около десяти лет у Андропова с Брежневым были тесные деловые отношения. Совещания проводились почти ежедневно. К слову, именно Андропов уговорил Леонида Ильича не покидать пост, хотя тот не раз порывался уйти. Проще говоря, в застойном периоде СССР есть и его вина. Когда же после смерти Брежнева, Андропов сменил его на посту Генерального Секретаря, он стал методично избавляться от ставленников Леонида Ильича. Вместо них расставлял на посты своих. Горбачёв, между прочим, его креатура. В верхние эшелоны власти его Андропов привёл. Как и прочих, причастных впоследствии к развалу Союза. Хотя, что стало бы с Советским Союзом, проживи Андропов дальше, предсказывать не берусь. Я фантаст, а не гадалка. Вижу, юноша, вы о чём-то задумались? — заметил Мартынов.

— Не понимаю, зачем спасать страну, если там всё было плохо? — сказал Зотагин.

— С чего вы взяли, юноша, что в Советском Союзе всё было плохо? — удивлённо повернулся к нему писатель. — Там было много хорошего. Очень много, — попыхивая трубкой, заметил он. — Вы сами это почувствуете, когда там окажетесь. Но главное даже не в этом. Опыт СССР показал миру, каким может быть государство, где нет эксплуатации человека человеком. Весь мир увидел, к чему надо стремиться! И многие тогда пошли по этому пути, пока… В общем, понятно. Надеюсь, «Демиург» со своей задачей справится, — неожиданно сказал Сергей Илларионович. — Это в их интересах, потому как, проект напрямую связан с существованием СССР. Не будет Союза — в мире только окаянь и останется. Так-то вот, юноша.

Сейчас, вспоминая ту встречу, Зотагин решил, что не зря отказался возвращаться. Проект остановлен. Пока на неопределённое время, но если его совсем закроют, то в возвращении вовсе нет смысла. Да и возвращаться-то ему по большому счёту некуда. Вневременную базу, где он обитал последнее время, наверняка закроют за ненадобностью. Вернее она просто исчезнет. Как и защита из будущего самой Уральской Республики. Как и сам «Демиург». Зотагину почему-то не верилось, что там успеют что-то сделать прежде, чем параллель миров перейдёт в линейность. Окаянную линейность, уточнил Зотагин, вспомнив предостережение Мартынова. Опоздали они там, в своём будущем. Раньше надо было о прошлом думать.

Посмотреть бы сейчас на Мартынова. Сильно постарел наверное. Он тогда-то уже в годах был, да ещё и отправился в шестидесятые. Двадцать лет прошло. Встретишь и не узнаешь.

Разгрузка шла полным ходом. Грузчики под надзором Алексеевны имитировали стахановское движение. Начальница жёстко пресекала любую попытку перекура. Её доброе слово положительно воздействовало на рабочих. Спинки кроватей уже стояли рядком у стены возле крыльца. Сейчас из кузова выгружали сами кровати.

Чтобы чем-то себя занять Зотагин направился к сельскому клубу через дорогу напротив. Клуб занимал большое выкрашенное зелёной краской двухэтажное здание. Его вид был непривычен из-за расположенных с двух сторон и занимающих оба этажа то ли террас, то ли балконов. Фасад глядел на дорогу тремя окнами второго этажа. Створки среднего были открыты настежь. Как и дверь первого этажа за широким крыльцом. Через неё виднелся пустой, уходящий в тень, зал. Зотагин обратил внимание на большую афишу перед входом. Афиша извещала, что в ближайшее воскресенье сюда приедет народный театр Сенгилеевского районного дома культуры с драмой по роману Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей». Режиссёром постановки был В.М. Старичёнков. Главные роли исполняли Владимир Сергеев и Ольга Уфимцева. В Сенгилее, оказывается, ещё и народный театр есть, удивился Зотагин. Потом услышал, что его зовут.

Рабочие заносили последние кровати внутрь интерната. Алексеевна отдала Зотагину накладную с отметкой о получении груза. Он проверил, хорошо ли закреплён борт, на всякий случай заглянул внутрь кузова. Как и ожидалось, кроме запаски, там ничего не осталось. Можно ехать. Зотагин захлопнул дверцу пассажирской кабины и направился к своему месту, когда услышал писклявое мяуканье.

— Гляди-ка, не пропал! — удивлённо заметил кто-то из рабочих. — Давно он тут не появлялся! Кис-кис-кис! — позвал он. — Лексевна, найдёшь чем тигра покормить?

— А чего ему тут делать, если здесь нет никого, — ответила та. — Найду, конечно.

Неподалёку от крыльца в траве сидел котёнок. Серый с белой подпалиной на боку и наполовину белой мордочкой. Котёнок выглядел голодным и уходить не собирался, хотя и был напуган большим количеством людей.

— Чей он? — спросил Зотагин, хотя ответ напрашивался сам собой.

— Приблудный, — подтвердила его догадку Алексеевна. — Может, выбросил кто, а может с кошкой что случилось. Поди узнай. С прошлого месяца здесь его видим. Он тогда совсем кроха был. Удивляюсь, как его вороны не заклевали.

— Прятался, чай, где-нибудь, — сказал один из грузчиков.

Другой, тем временем, изловчился и прижал котёнка к земле. Тот громко зашипел, попытался укусить поймавшего за палец, но вырваться не сумел.

— Кот! — объявил рабочий. — Говорю же, тигр!

— Может, возьмёт его кто? — предположил Зотагин.

— Накормить-то всегда накормят, а вот взять – не знаю, — качнул головой рабочий. — Кошки тут и так у всех есть. Зачем кому-то лишняя. Хочешь, ты возьми! — он протянул котёнка Зотагину.

— Некуда мне его брать, — сказал Зотагин. — Сам на квартире живу.

— Тоже приблудный, значит! — посочувствовал грузчик и крикнул внутрь дома: — Лексевна, где ты там? Заснула что ли!

— Да иду уже, иду! — вышла та с плошкой молока. — На вот, корми своего тигра!

Зотагин уезжать не торопился. Казалось бы, чего ждать: все дела здесь закончены, но нет – зачем-то стоял вместе со всеми и смотрел, как котёнок жадно лакает молоко. Рядом, над цветочной клумбой под окнами интерната порхала пёстрая бабочка крапивница. Должно быть, такую же в рассказе американского писателя-фантаста случайно раздавил путешественник во времени, из-за чего кардинально изменилось будущее. Забавно, подумалось Зотагину: ситуация прямо, как в том рассказе. Бабочка есть, путешественник во времени тоже в наличии. Может и ему попытаться вот прямо сейчас изменить будущее. Самому, без всяких «Демиургов». Но, едва представил себя, гоняющимся по палисаднику за этой крапивницей, самому смешно стало.

— Ладно, поехал я, — сказал Зотагин и не удержался, снова посмотрел на котёнка.

Тот уже вылакал молоко и умывался лапкой, сидя возле миски. Зотагину вспомнился Брыся. Важный, чувствующий себя в доме хозяином. А этого бедолагу вряд ли кто возьмёт. Сказано ведь: лишние кошки никому не нужны. Так и будет всю свою кошачью жизнь ходить от двора к двору, пока не сгинет. Невезучий, хоть и не чёрный, как в той песне. Был невезучим, решил Зотагин, ещё не представляя, как ему придётся объяснять хозяевам квартиры появление нового жильца. Ладно, потом что-нибудь придумает. Зато будущее чуть-чуть изменится. Уже изменилось. Не только у этого котёнка, но и у самого Зотагина, а там эти изменения будут только нарастать по восходящей. По закону кота Зотагина. Не всё же бабочками Брэдбери мерить.

Котёнка снова поймали. Он шипел и пытался царапаться, отстаивая свободу.

— Ты у меня Брысей будешь, — сказал ему Зотагин.

КОНЕЦ

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11