Не моих рук дело [Элизабет Бир] (fb2) читать онлайн

Элизабет Бир Не моих рук дело

— Это, — заявил Бразен Чародей, с грохотом уронив нечто на грифельную столешницу, — не твое.^[1]

Это самое нечто, чем бы оно ни было, судорожно дернулось и снова загрохотало, на этот раз при попытке уползти. Байю выбралась из-за рабочего стола и потянулась до хруста в позвоночнике, уже начавшем ощущать все прелести ее далеко не среднего возраста. Убрав пряди волос, упавшие на морщинистое лицо, потянулась к неизвестной вещице, чтобы получше ее рассмотреть. Перед глазами все расплывалось; через секунду она поняла, что на ней окуляры из кварца, которые Бразен сделал ей для мелкой работы, и сняла их, оставив болтаться на цепочке.

Несколько крабообразных творений Байю бросились исследовать новичка. Кости — бивень и трубчатая. Металл, похожий на серебро, но зазвенел не настолько чистым звоном, когда Бразен уронил свою игрушку. Камни, мерцающие совсем не так маняще, как настоящие.

Байю, нахмурившись, вперила взгляд сначала в вещицу, а затем и в Бразена.

— Давненько я тебя тут не видела. Ты же вроде бы укатил куда-то со своей новой пассией?

— Я расстался с как-там-ее-звали почти год назад.

— Наджима.

Байю покачала головой.

— Я должна была лучше воспитать тебя.

Ее бывший ученик, а ныне полноправный магистр волшебных наук, пожал плечами и ухмыльнулся.

— Нельзя так просто взять и исправить один из главных недостатков мужского характера, как бы рано ты ни начала. К тому же разве не был я всегда почтительным к тебе, моя старая добрая Наставница?

Байю почувствовала, как, помимо ее воли, приподнимается в улыбке уголок губ — но только один. Левый.

Бразен стоял позади кучи мусора, широко расставив ноги и скрестив на груди руки так, что мускулы натянули рукава его кричаще яркого парчового кафтана. Кожа редкой аристократичной бледности прекрасно сочеталась с платиново-белыми, завивающимися на концах волосами до плеч. В густые бакенбарды была вплетена тонкая медная проволока, на уровне скул мерцали капельки сапфиров. Он походил на матерого самодовольного котяру с дурной репутацией, который в очередной раз приволок домой нечто неузнаваемо погрызенное и с гордостью кладет это на колени хозяина.

— Ты хочешь сказать, что я тобой пренебрегаю?

В косом взгляде, брошенном магом на наставницу, промелькнуло что-то похожее на чувство вины.

— Напротив. Без тебя мне удалось переделать целый воз работы.

Она скучала без него, но не собиралась в этом признаваться. Разве что самой себе. Последствия проявления уязвимости в родной семье Байю были столь плачевными, что она с самого детства не могла набраться храбрости для повторной попытки.

Обойдя стол, она взяла палку с крюком на конце и серебряным наконечником потыкала подергивающуюся горку костей и металла.

— Ты прав, — последовали ее слова. — Это не моя работа. Так каким образом все это касается меня?

— Я неделю смогу обходиться без соли, если ты не сменишь тон.

Бороду мага прорезала усмешка. Злиться на него было невозможно; Бразен был сыном ее лучшего друга, мага Саламандры, и она готова была прощать его шалости хотя бы ради этого. Черт возьми, простила же она ему, несмотря на боль, то, чей он сын. И Саламандре простила тоже.

На секунду ей вспомнился ее старый друг и те крошечные ползучие создания, что нашептывали ей его секреты, и та особенная улыбка, что он приберегал лишь для одной Байю. Странно, подумала Байю, что, хотя мать Бразена была змеемагом и говорящей с пауками, а отец — некромантом, его магия питалась заклинаниями, намного больше походившими на ее способности артефактора, чем на способности тех, кто дал ему жизнь. Она, конечно, не считала, что ее дух тоже каким-то образом отчасти передался ему — но, возможно, считать так было бы приятно.

Мать Байю, оставшаяся в далекой земле ее детства, никогда не была особо нежным родителем. Сама Байю решила не становиться матерью вовсе, но сын ее дорогого друга, тот, кого она растила, как собственное дитя… Он и был, вероятно, единственным сыном, в котором она нуждалась.

По правде говоря, к тому же единственным сыном, которого она могла вытерпеть.

А поскольку его подначки смягчались природным очарованием, рассердиться на него всерьез было невозможно.

— И ты никогда не узнаешь ответ на свой вопрос, — сказала она, вновь тыкая палочкой в жалкую кучку костей, клея и крашеного олова. Та жалобно звякнула, словно надеялась, что женщина сможет ей помочь. Здесь использовали кости лемура, подумала она, осматривая вещицу опытным взглядом натуралиста. Но не одного, а нескольких. Причем, похоже, разных видов. А еще кости обезьяны.

Байю перестала тыкать вещицу палочкой, и у той было время придать себе хоть какое-то подобие формы. Теперь она походила на маленькую обезьянку на золотой цепочке, вроде тех капуцинов, которых люди на рынке кормили финиками и дольками сонгских апельсинов. Большая часть проволоки, скрепляющей кости, была оловянной, но встречались и латунные, и медные куски. Довольно яркие, это точно, но, по сути, просто обжатые и обрезанные куски хлама, ничем не покрытые и ненадежные. Камни повылетали из гнезд, в которых держались на дешевом клее, а не с помощью зубцов, обнажив подложку из потертой фольги, придававшей дешевым стекляшкам блеск настоящих драгоценностей. В одной глазнице остался камень оранжевого цвета, слепо глядящий на то, как Байю склонилась над вещицей, пытаясь разглядеть ее разболтанные сочленения. Другая пустовала, демонстрируя желтоватое пятно от плохо сваренного костного клея.

— Ну ты и недоразумение, обезьянка, — сказала наконец Байю. — Я бы задала трепку любому ученику, который умудрился бы сотворить нечто подобное.

Тварюшка заскребла пол маленькими оловянными рукавичками. Кто бы ее ни изготовил, он явно не собирался утруждать себя, вырезая еще и пальцы, даже для того, чтобы сделать лапки рабочими. Во взгляде создания не мелькнуло ни искорки замешательства или страха. Это была просто оживленная кем-то кучка костей и мусора, и, если уж на то пошло, не особо хорошо оживленная. К тому же начавшая распадаться, поскольку грубо наложенные чары оживления уже рассеивались. В нее не вложили ни волю, ни дух, которые могли бы стать для них стержнем.

Байю подняла глаза на Бразена.

— Если ты принес ее мне для того, чтобы я положила конец ее страданиям, хочу заметить, что она вряд ли их испытывает. Сознания у нее нет. Это просто… заводная игрушка.

— Нет, — возразил Бразен.

А затем широким жестом обвел просторную, поддерживаемую каменными арками ширь мастерской Байю. Горн, верстак, полки с сохнущими костями. Силуэты различных творений артефактора, аккуратно выстроенные вдоль стен мастерской, следящие за беседой бесстрастными глазами из драгоценных камней и видящие свои драгоценно-костяные сны. Свет из больших окон, расположенных высоко под потолком, косыми пыльными лучами падал сквозь ребра Хоути, слонихи; отражался солнечными зайчиками от кусочков стекла и зеркал, украшавших череп Лежебоки, ленивца, притаившегося в своем убежище на стропилах; колебался на полупрозрачных муаровых перьях огромных крыльев Катрин, гигантского кондора; мерцал и переливался в гранях драгоценностей, достойных того, чтобы украсить ими любой из храмов города шакалов, самой Матери Всех Торгов, великой столицы Мессалины.

Байю проследила за его рукой и нахмурилась, так ничего и не сказав. Он, как никто, умел придать драматичности моменту. Но ведь он был ей как сын — великовозрастный, порой раздражающий сынок, — и она знала, что он вот-вот сообщит ей что-то важное.

— Когда ты в последний раз выходила на улицу? — спросил он.

— У меня куча работы, — ответила Байю. — Я очень занята. — И кстати, об улице — этим утром ее сад, пусть и огражденный стенами, безусловно, мог считаться «улицей».

— Знаешь, пожалуй, тебе лучше надеть что-нибудь поприличнее, потому что сейчас мы отправляемся на прогулку, — заявил он таким тоном, словно толкал речь в суде. — Потому что кое-кто продает эти жалкие подделки как творения Мастера Артефактора Байю.

* * *

Мессалина, как известно, была Матерью Всех Торгов, и на один из них отправились наши герои. Байю пробудила одно из старейших и наименее сложных среди ее уцелевших созданий, сороконожку Амброзию, собранную из позвоночника кобры, ребер хорька и кошачьего черепа. Ей удалось убедить Амброзию обвиться вокруг ее талии наподобие двойной петли пояса, и теперь ее топазовые глаза поблескивали у магини на животе, словно череп создания был поясной пряжкой. Она довольно уютно устроилась и смотрелась, по мнению женщины, определенно эффектно. Затем Байю закуталась в бледно-голубой плащ, призванный защитить ее от знойного солнца Мессалины, хотя оно беспокоило женщину намного меньше, чем голубоглазого северянина рядом с ней. Сама она была родом с юга, где солнце раскрашивало кожу аборигенов в черно-красный, как темное дерево, или в черно-синий, как камень, цвет, но забота о собственном удобстве — не порок.

Она подумала было о маскировке, но вряд ли кто-либо в Мессалине, ставшей ей второй родиной, не узнал бы за этой маскировкой Мастера Артефактора Байю. Здесь ее знали так же хорошо, как и саму Принцессу Магии, хотя лицо Байю и не мелькало на монетах. На самом деле она не представляла, что сможет найти в извилистых рыночных рядах множества торговых площадей какого-то мелкого палаточного торговца со связкой дешевых, весело поблескивающих оловянных мартышек на шесте, уверяющего покупателей, что их поставляет именно она. Ее творения продавались в частные коллекции, к тому же существовал список ожидания, в котором желающих сделать заказ хватило бы до вероятного конца даже ее длинной жизни, будь на то ее воля. Но в кармане ее лежала пригоршня фальшивых драгоценностей, и она не отказалась бы узнать, кто же изготовил их.

Наставница и бывший ученик вышли на улицу, встреченные разноголосым пением коричневых и черных птиц.

— Выглядит неубедительно, — заметила Байю. — Кто стал бы платить за такое создание? С, — тут она фыркнула, — маленькими оловянными рукавичками, представь? Зачем нужна обезьянка, которая и залезть-то никуда не сможет?

— Полагаю, так легче отгонять ее от карнизов. Кроме того, она выглядела немного лучше, пока я не снял с нее заклинание личины.

Мужчина смотрел прямо перед собой, не удостаивая окрестности даже мимолетным взглядом.

Она вздохнула. Ну конечно, снял. А ведь по этому заклинанию она могла бы определить почерк мага. А может быть, и нет; она ведь так и не смогла понять, где хвост, где голова — образно говоря — у заклинания, оживившего эту тварюшку. А это значило, что ее изготовитель, похоже, не был Магистром Мессалины, ведь здесь их осталось немного, и она была уверена, что знает их всех. Хотя маги ведь еще (и с устрашающей частотой) выпускают в мир учеников, а чем старше она становилась, тем сложнее ей стало отслеживать их всех.

Мысль о том, что это мог быть и не Магистр, приносила определенное облегчение. Легче будет решить дело, к тому же ей не хотелось думать, что кто-то из коллег унизился до подобного. Так же, как не хотелось думать о том, что маг, имеющий хоть каплю самоуважения, отпустит на вольные хлеба ученика, не способного сделать ничего лучшего.

— Ну… — словно защищаясь, Бразен разбил ее молчание. — Я хотел увидеть, что у нее внутри, чтобы иметь представление, о чем тебе рассказывать.

— Но разве люди не пошли бы ко мне с просьбой починить эти дешевки? Или, скорее всего, вернули бы их продавцу, чтобы это сделал он?

— И правда, — согласился Бразен, тряхнув головой, от чего его пепельная грива взметнулась и снова легла на плечи. Он принял смену темы как знак прощения. — А ты стала бы требовать от Магистра Мессалины исправления некачественной работы?

— О, возможно, — сказала Байю.

Бразен с усмешкой закатил глаза. И он бы, конечно, потребовал. Вот почему они были Магистрами, а не горожанами, одетыми в пестрые полосатые халаты из льна и шафрановые платья, спешащими уступить магам дорогу.

— И сколько, по твоему мнению, существует таких подделок? — с подозрением спросила она.

Он в ответ пожал плечами.

— Значит, они не просто наживаются на моем честном имени, — заключила Байю. — Они позорят его.

Ее популярность значительно возросла пару лет назад после работы по восстановлению для Музея громадного окаменевшего скелета древнего монстра, известного как «динозавр». Как ей дали понять, экспозиция с его участием все еще привлекала много внимания, что и послужило причиной для реконструкции ротонды Музея в более просторное и высокое помещение — чтобы вмещать толпы народа и организовать Титану Приливов, как она назвала свое творение, место для представлений, ведь именно их громадное создание любило больше всего. Особенно если среди зрителей были маленькие дети.

Ее работа, конечно, не помогла разрешить научный спор между доктором Азар и доктором Манкидх, двумя склочными палеонтологами, заказавшими восстановление динозавра, но нельзя же получить все и сразу.

— Когда ты захочешь, чтобы печенку злодея изжарили на одном из рыночных лотков, приправив на твой вкус, моя дорогая Байю, я отведу тебя к великолепному мастеру кебаба, который приготовит ее так, что пальчики оближешь.

Кебаб из печени не казался ей особо привлекательным блюдом. А вот идея перекусить — очень даже казалась. К тому же, как заметил Бразен, торопиться им было не с руки, а правосудие удобнее вершить на полный желудок.

Они уже вступили на территорию, принадлежащую храму, где торговые ряды были особенно многолюдными. Несколько лавок, торгующих едой и специями, сгрудились неподалеку от храма Богини Смерти, блистательной Каалхи. Байю, с наслаждением вылавливая куски пикантной ягнятины из свернутого в форме плошки пальмового листа, подумала, что после похорон люди наверняка всегда зверски голодны. Тут и там над толпой сновали скворцы, то и дело ныряя под ноги людям, чтобы ухватить с тротуара кусок какой-нибудь гадости.

— Эти пташки последнее время заполонили весь город, — заявил Бразен, отмахиваясь от черно-розовой птицы, едва не задевшей крылом его ус.

Байю слизнула капельку пахнущего тмином жира с губ и огляделась. Бразен был намного выше нее, но люди расступались перед обоими, образовав вокруг них зону, где никто не толкался, не пихался и не топтался по ногам. Они проплывали сквозь толпу, успокаивая ее, как капля масла успокаивает кипящую воду, в центре островка покоя, обеспеченного тем, что всегда находился внимательный друг или родственник, успевающий пихнуть или дернуть за рукав зазевавшегося торговца.

Звуки, запахи и краски рынка заставляли сердце Байю биться чаще. Возможно, прошло действительно много времени с тех пор, как она устраивала себе подобную прогулку.

— Там шелка и шелковая пряжа, — сказала она, направляя Бразена в обход издающей отчетливое амбрэ стоянки лошадей и, вероятно, одного-двух верблюдов. Запах навоза предательски смешивался с запахом жареной ягнятины, а еще у верблюдов была привычка плеваться, а у кобыл — внезапно выдавать струю мочи прямо из-под хвоста. К тому же и те, и другие ничуть не заботились о тонкостях социального статуса. — У того торговца в розовом тюрбане прекрасная проволока. Очень гладкая.

— Проволока, пусть даже великолепная, — явно не то, что мы ищем сегодня. Я вижу ювелирный магазин, и еще один. Хотя ювелиры там вполне приличные.

Они обогнули место, откуда неслись звуки нарастающей собачьей свары, вскоре, впрочем, заглушенные криками бьющихся об заклад зрителей. Со всех сторон неслись вопли продавцов воды, вина и чернильно-черного кофе; манили сладости, пахнущие медом и орехами. Бразен дал монетку мужчине в войлочной шапке и с зонтиком в руках, одиноко стоящему на углу на невысоком раскрашенном постаменте.

— Фальшивые драгоценности, — сказал он.

Зазывала обежал цепким взглядом их фигуры, за считаные секунды оценив ткань и покрой одежды, украшения и даже качество выделки кожи сапог.

— Досточтимый мастер Маг наверняка может позволить себе подарить этой прекрасной даме что-то получше фальшивки?

Байю откинула голову, позволяя прядям волос скользнуть под бледно-голубой капюшон плаща.

— Досточтимый мастер зазывала наверняка способен сообщить те сведения, за которые мой друг заплатил ему?

Выдержка зазывалы была достойна восхищения; он даже не вздохнул. Лишь слегка улыбнулся и указал им на боковую улочку, укрытую в тени финиковых пальм, если, конечно, считать, что пальмы тоже способны давать тень. Отяжелевшие от созревших фруктов, они были полностью скрыты под куполом из трепещущих птичьих крыльев.

— Ищите Азифа, оранжево-голубая палатка, — напутствовал он.

— Ищите Азифа, — передразнил Бразен, плетясь вперед. — С таким же успехом можно искать Чу в Сонге или, к примеру, Тсеринга в Расе.

— Ну, по крайней мере такая палатка здесь есть, — указала на искомое Байю. — А вся суть распространенных имен в том, что их носит действительно много людей.

У нее были подозрения, что именно они увидят, когда войдут в палатку, но, к счастью, она не стала ими ни с кем делиться — потому что там действительно была ювелирная лавка, причем открытая, и полосатые стенки палатки были подняты вверх, чтобы одновременно давать тень и позволять безвкусным украшениям, выставленным на продажу, сверкать в лучах солнца. Позолоченные оловянные значки, фальшивые украшения, камеи, вырезанные из покрытой эмалью керамики, а не из роскошного агата, составляли ассортимент лавки.

Ее хозяин, Азиф, оказался худощавым, жилистым мужчиной. Он походил на коренного жителя Мессалины, что в последнее время становилось редкостью в этом городе рынков и иммигрантов. Его речь, напоминающая жужжание, в сочетании с внешним видом, навела Байю на мысль, что питается он в основном сладким, как сироп, кофе. Он обернулся к входящим магам, и Байю уловила тот самый момент, когда он понял, кто перед ним, и подобострастность сменилась робостью.

— Несомненно, величайших Магистров не мог заинтересовать мой скромный товар. Вы льстите Азифу!

— Послушайте, — начал Бразен, подходя к закрытой стеклом витрине, служившей одновременно и прилавком. Кричаще яркие украшения на потертом бархате потускнели, накрытые тенью от руки мага, бросившего несколько поддельных камней на поцарапанное стекло. — Это ваших рук дело, господин? А если нет, можете ли вы сказать, чьих? Что бы вы ни ответили, никакого наказания за сим не последует, а за полезную информацию, возможно, будет награда.

Азиф медленно протянул руку, взглядом спрашивая у Бразена разрешения. Он поднял один камешек, рассыпающий медные, фиолетовые и голубые блики, и не торопясь повертел его в руках.

— Тот, кто это сделал, простите за прямоту, очень небрежный мастер. Стекло хорошего качества, но в нем пузыри, а подложка, хоть и из качественного материала, крайне неаккуратно приклеена. Видите?

Он качнул головой и достал лупу.

— Мне ненавистна сама мысль о том, что кто-то из моих коллег мог изготовить такое убожество. И вот, посмотрите, ободок — на нем нет метки мастера!

Байю взяла лупу и осмотрела то место, на которое указал торговец, продолживший перебирать принесенные магами фальшивки. Узкая полоска вокруг самой широкой части камня была ровной и гладкой, без намека на клеймо.

Бразен довольно естественно переспросил:

— Но вы говорите, качество материалов отличное?

— Похоже на работу подмастерья, оставшегося без надзора мастера с хозяйским инструментом в руках. Форма была хороша, но вот залита неаккуратно, и грани были отполированы под неверным углом.

Он выложил один из собственных камней для сравнения, и Байю невооруженным глазом заметила, насколько тот превосходит принесенные ими дешевки и в сиянии, и в яркости, и в правильности граней, и даже в том, насколько аккуратно приклеена подложка из зеркальной фольги. Мастерство чувствуется везде, даже в изготовлении подделок.

— Я бы сказал, — подвел итог Азиф, — что все они изготовлены одним человеком. И его учитель явно будет недоволен, обнаружив недостачу материалов при следующей их проверке.

— Сколько еще изготовителей фальшивых драгоценностей в Мессалине? — спросила Байю. — Кто из них может позволить себе материалы такого качества и содержание одного-двух учеников?

Раздражение, переполнявшее ее ранее, пошло на спад, и она смогла оценить юмор ситуации в достаточной степени, чтобы поддержать забаву. Тем не менее, когда Азиф назвал три имени, она пристально посмотрела на Бразена и довольно спокойно произнесла:

— Я, правда, надеюсь, что нам не придется навещать их всех.

Раскрасневшийся на солнце Бразен, кажется, слегка побледнел, но наверняка сказать было трудно. Он тут же предложил:

— Не заглянуть ли нам к Юзуфу, а? Он живет ближе всех. Если нам повезет, прогулка будет совсем короткой.

Продолжай тянуть время, подумала Байю. И кивнула.

* * *

Юзуф работал не в торговой палатке, а в маленькой глинобитной хижине, одной из ряда подобных ей одноэтажных построек на задах целого района более высоких и крепких домов, сгрудившихся в тени древних, колоссальных руин, каковых немало было в окрестностях Мессалины. Эти, из голубовато-зеленого камня, устоявшего перед натиском погоды и охотников за бесплатным строительным материалом, некогда были длинным изогнутым каналом, держащимся на нескольких арках, которые поднимались примерно на высоту пяти-шести этажей.

Когда-то давно здесь, скорее всего, был акведук, потому что на концах он резко обрывался, как сломанный. Одни говорили, что он был построен во времена правления Безглазого, так называемого Принца-Мага Мессалины, несколько веков назад. Другие утверждали, что именно тогда он и был разрушен. Байю никогда не считала нужным выяснять это.

Соседний район, выросший в тени этих развалин, довольно предсказуемо именовался Пятью Арками.

Ученика Юзуфа на месте не оказалось, но сам Юзуф — возможно, будучи о себе более высокого мнения, чем Азиф, что, по мнению Байю, видевшей его работы, было не вполне обоснованно, казалось, совсем не встревожился, увидев двух Магистров у себя на пороге. Он был довольно молод, хорошо сложен и одет в штаны, сапоги и кожаный передник. Судя по выставленным на продажу перед его магазином изделиям, фальшивые драгоценности были скорее дополнением к основному ассортименту, состоящему из стеклянных безделушек и статуэток.

Юзуф нахмурился, когда Бразен выложил оставшиеся камни.

— Формы могут быть и моими, — неохотно сказал он. — Но отливал не я. И обрабатывал тоже.

Он кинул взгляд на ряды стеклянных стержней, висящих на стенах, на емкости с разноцветными порошками и рулоны фольги. Они находились в некотором беспорядке, и Байю решила, что мастер наверняка не сможет с первого взгляда определить, все ли на месте.

— А твой ученик?

— Реза. — Мастер издал почти змеиное шипение. — Он понес товар в Музей Естественной Истории. Идите туда, если хотите встретиться с ним.

— Ха, — сказал Бразен. — Там выставлены и мои работы, и творения Байю.

* * *

Бразен топал вперед, слегка замедляя шаг, чтобы Байю было легче поспевать за ним. Некоторое время они шагали в более или менее дружелюбном молчании. До Музея было недалеко, и вскоре они заметили, что впереди показались низкие ступени и площадь перед ним, по которой сновали толпы — и людей, и птиц. Люди сновали более беспорядочно и менее согласованно, нежели голуби и скворцы, сбивающиеся в огромные тучи, рисующие замысловатые петли и спирали.

Перед магами выросла громада Музея, со входом, украшенным фонтаном слева и латунной статуей верблюда в натуральную величину справа. Этот верблюд был одной из работ Бразена, о которых тот упоминал. Он был сделан таким образом, что с правой стороны выглядел обычным животным — ноздря расширена, огромная, утолщавшаяся книзу нога задрана, голова откинута назад, — испуганным нападением какого-то хищника. Но если подойти слева, с внутренней, смотрящей на вход в Музей стороны, взгляду зрителя открывался хирургический разрез, в котором каждый отдельный орган был целым и находился на своем месте, отличаясь от других цветом отделочных кристаллов: легкие были фиолетовыми, сердце красным, печень бордовой, кишечник цвета слоновой кости и так далее. Конечности статуи, как и ее туловище, представляли собой наглядный пример расположения костей и мускулов, связок и сухожилий, окрашенных в различные яркие цвета.

Вклад Байю в экспозицию Музея не был заметен снаружи, за исключением того, что благодаря ей купол атриума был значительно увеличен и реконструирован. И все же при виде Музея в груди у нее вспыхивала маленькая искорка гордости. Несмотря на так и не разрешенный научный спор заказчиков, работа, по ее мнению, была выполнена хорошо.

Бразен, в свою очередь, задержался, чтобы полюбоваться на свое творение, к которому они как раз подошли. Он осмотрел скульптуру и кивнул сам себе, словно, мысленно вернувшись в прошлое, он оценил, какую замечательную работу ему удалось проделать, хоть и на заказ. Верблюд лениво моргнул и начал плавно поворачиваться на своем пьедестале, меняя одну эффектную позу на другую, словно пытаясь продемонстрировать все детали своего механизма; в конце концов, его создал не кто-нибудь, а сам Бразен Чародей. Любой достойный скульптор смог бы создать поразительно детальную анатомическую модель верблюда. Но эта могла еще и реагировать на посетителя.

Повернувшись, Бразен кинул взгляд на фасад Музея. Его беломраморные стены были оформлены в эзинском и азитанском архитектурных стилях — золотая и лазурная плитка, стрельчатые арки — и вызывали в памяти изображения величайших университетов и рассказы о древних цивилизациях, даже несмотря на то, что вовсе не походили на стены храма, выстроенного во славу какого-нибудь чужеземного бога. Благодаря усилиям архитекторов стены этого храма знаний несли отпечаток истории, вечности.

— Ты же не думаешь, что за всем этим стоят наши добрые профессора, правда?

Байю пожала плечами.

— Вряд ли доктор Азар и доктор Манкидх остались обо мне лучшего мнения, чем друг о друге.

— Ссоры ученых — действительно серьезная штука.

— Но, с другой стороны, ни одна из них не принадлежит к Магистрам. И даже к колдуньям.

— Люди могут преподносить сюрпризы, — буднично заметил Бразен, наклонившись, чтобы осмотреть металическую ногу верблюда. Затем ли, чтобы оценить степень изношенности, или чтобы полюбоваться деталями своей работы — Байю сказать не могла.

— Или просто, — продолжила Байю тоном, сухим как пустыня, — пришло время признать, что все это расследование было придумано тобой специально для меня и ты умышленно тратишь мое время.

Бразен посмотрел на нее с невинным удивлением. Затем вздохнул и спросил:

— На чем я прокололся?

— Ты был моим учеником четырнадцать лет, — напомнила ему Байю. — А твоя мать — лучшей подругой за всю мою жизнь. Да и, в конце концов, ты же Бразен Чародей. Ты можешь заставить ожить мелкое существо, но душу в него не вложишь. Оно будет довольно сильно отличаться от наделенных собственной волей артефактов, что создаю я, но сойдет за достоверную «подделку».

Лицо мужчины сморщилось в недовольной гримасе.

— Итак. Ты собираешься мне рассказать, что мы делаем на пороге музея и зачем тебе понадобилось утащить меня из мастерской на полдня, чтобы установить… ныряй!

— Что?

— Пригнись, — снова вскрикнула Байю, хватая Бразена за ухо и заставляя пригнуться.

Что-то небольшое, розово-черное, со свистом разрезая воздух, пронеслось над их головами. Сначала ей показалось, что это какой-то снаряд, но, когда промелькнувший мимо предмет врезался в стену здания позади них, она поняла, что тельце, которое сползло на мостовую, оставляя за собой алый след, было обычным скворцом. Они весь день попадались ей на глаза и стали для нее своего рода тревожным знаком. Вот шумная стая, занимавшая парапет здания напротив, поднялась в воздух, и Байю спросила:

— Есть желающие отправить тебя на тот свет, причем немедленно?

Бразен потер ободранное ухо.

— Кроме тебя? Нам лучше убраться отсюда.

Байю схватила своего великовозрастного ученика за руку и потащила к украшенному арками фасаду музея. На его широких ступенях все еще оставалось несколько человек, но выбора не было: какое бы направление они ни избрали, везде были невинные, ничего не подозревающие горожане, а площадь вообще была битком забита людьми — и птицами.

Она рванула вверх по ступенькам, слыша, как рядом топочет Бразен. Болело бедро, а мышцы спины однозначно давали понять, что позже ей придется дорого заплатить за эту внезапную тренировку, но, по крайней мере, благодаря физическому характеру работы она сохранила выносливость и хорошее дыхание. Да и Бразен, хоть и походил на бочонок, был крепким, как его дубовые клепки. Поэтому темп держал.

Что-то острое и твердое ударило Байю между лопаток как раз тогда, когда они достигли верха лестницы. Вслед за острой болью она ощутила, как разматывает свои кольца и распрямляется висящая на ее талии Амброзия. И тут же споткнулась. Бразен поддержал ее, вывернув руку, но не позволив наставнице рухнуть на колени.

Мимо пронесся очередной скворец. Бразен увернулся — птица, похоже, метила ему в глаз, — и тут раздался резкий, неприятный звук, похожий на щелчок прута. Это Амброзия взвилась вверх, схватила птицу и вышибла из нее дух.

На мгновение Байю стало жаль радужно-черную птаху, лоскутком упавшую на землю. Не ее вина, что она попала под действие чьих-то чар. Но кто, ради всего святого, наложил подобные чары? Она не слышала ни об одном Магистре в Мессалине, который мог бы управлять животными, с тех самых пор, как умерла мать Бразена, но и она практически не работала с птицами.

Атакующая их стая полностью состояла из скворцов, но птицы в ней были двух видов — черные и розовые. Обычно они не летают одной стаей — очередная загадка.

Вокруг Байю и Бразена метались в панике экскурсанты: кто-то бежал вниз по лестнице, кто-то — вверх, одни спешили убраться с дороги бегущих, другие, словно птицы, сбивались в стайки, в попытке укрыться от смертоносных скворцов. Амброзия обвилась вокруг головы хозяйки, как корона, отражая возобновившиеся атаки птиц. У Байю мелькнула мысль, что она могла бы призвать из музея другое свое творение — Титана Приливов, громадину Амьяда-Зандрия. Услышав ее зов, он, конечно, придет.

Но по дороге он погубит купол музея и страшно даже представить, сколько жизней.

Она не станет его призывать.

Сейчас ей остается рассчитывать лишь на Амброзию. Они уже через столькое вместе прошли, что какая-то жалкая стая птиц им была не страшна, особенно при поддержке Бразена. Из раны на спине, под платьем, сочилась кровь. Трудно представить себе более нелепую смерть для двух лучших магов Мессалины.

Они бросились было к арочному выступу, но птицы окружили их, отрезая путь к спасению. Наставница и ученик замерли спиной к спине, под палящим солнцем и безжалостным небом. Амброзия, промахнувшись, шлепнулась на место, когда стая атаковала вновь. Птицы царапали лицо Байю клювами и когтями, запутываясь, бились в ее волосах, вились вокруг Бразена, яростно терзая его клювами.

Бразен отпустил ладонь Байю и широко раскинул собственные руки, позволив парчовым манжетам сползти с его широких волосатых запястий. Нарисовав в воздухе знак, он произнес пять древних тайных слов.

Байю закрыла уши руками.

Магия давала ей возможность оживлять свои творения из драгоценных камней и костей, дарить им подобие жизни, личность, волю. Ее создания становились уникальными, как только она заканчивала работу, и от этой уникальности порою страдали. Конечно, она могла бы создать и бездушных роботов из когда-то живых существ, но для поддержания их в рабочем состоянии ей пришлось бы постоянно тратить уйму времени и сил.

Бразен тоже мог оживлять, но его творения были просто механизмами, без собственного «я». Сделанные из метала и камня, они не имели и капли той живительной силы, что оставалась в костях животных, из которых собирала своих созданий Байю, а потому могли лишь слепо выполнять приказы хозяина. Они хоть и могли действовать самостоятельно, если их отпускали, но развиваться, подобно творениям Байю, были не способны.

Тем не менее они подчинялись приказу. Именно его Бразен и выкрикивал сейчас во всю мощь своих неслабых легких.

Сделанный из бронзы и кристаллов, наполовину рассеченный верблюд у подножия лестницы повернул морду — с полусонным, усталым выражением, свойственным всем его собратьям, на одной ее части, и голым черепом — на другой. Его глаза сфокусировались на верхней части лестницы. А затем он быстро, но с удивительным изяществом покинул свой пьедестал.

Грохот и лязг оглушили Байю даже сквозь прижатые к ушам ладони, когда творение ее ученика ринулось вверх по лестнице, кроша на бегу ее мраморные ступени. Птицы кружили над ним, то и дело пикируя вниз, и хлопанье их крыльев напоминало шум поршней локомотива или топот марширующих солдат. Байю вздрогнула от нехорошего предчувствия. Но то ли сами птицы, то ли те, кто наслал на них заклятие, оказались достаточно умны для того, чтобы не идти на таран металлической статуи. Они были и над ним, и под ним, приближались, подобные черной реке, становящейся все шире по мере того, как новые птицы слетались к верблюду со всей площади. Точнее, со всего города, насколько могла судить Байю.

Птицы кружились и над их головами, налетая, пытаясь достать магов крыльями и клювами. Байю попыталась защитить глаза и выругалась, увидев, что скворцы переключились на Амброзию и стали выклевывать и выцарапывать мелкие камешки из ее схем. Их заменить не составит труда, но, если птицы доберутся до ее глаз, Амброзия ослепнет.

Правда, нескольких атакующих ей уже удалось убить. Верблюд с грохотом поднимался вверх по ступенькам, но тучи птиц, вьющиеся вокруг него, изрядно замедляли подъем. Дорогу почти ослепшему существу приходилось выбирать наугад.

Бразен лихо свистнул и снова проревел какой-то приказ. Верблюд ринулся сквозь стаю, раскидывая в стороны тельца тех птиц, что не успели убраться с его пути.

— Не знаю, чем демонстрационная модель из металла сможет нам помочь, — бросила Байю через плечо.

— Держись, — велел Бразен, прижав ее к себе вместе с Амброзией. Его стальная хватка заставила костлявые конечности сороконожки впечататься в тело Байю. Она взвизгнула и услышала, как хрустнула пара хрупких задних конечностей Амброзии. Последовал рывок и удар, а затем они понеслись вперед уже верхом, петляя, прорываясь сквозь тучи птиц, клюющих их опущенные головы и сгорбленные плечи, атакующих и вновь разлетающихся в стороны.

Каждый шаг животного заставлял беглецов биться о его жесткий бок. Байю уткнулась лицом в плечо Бразена, защищая глаза. Однако ей пришлось поднять голову, когда верблюд повернул. Тучи птиц теснили прочь от входных арок животное, сбитое с толку их непрекращающимися атаками, скользившее металлическими копытами по раздавленным пернатым тельцам. Верблюд замер, не способный решить, в какую сторону двигаться, а птицы тем временем яростно клевали и скребли руки, капюшон и голову Байю.

— Давай-ка, помоги, — велела она Амброзии.

Из-за сломанных ножек, цепляющих своих уцелевших соседок, она утратила былую живость. Но все равно оставила свой пост на талии у хозяйки, чтобы, взобравшись по спине на литой череп верблюда, перехватывать атакующих скворцов. В какой-то ужасный момент Байю испугалась, что она ослабит хватку, сорвется и будет растоптана в пыль, но Амброзии удалось удержаться. Она взлетала вверх подобно кобре, у которой был позаимствован ее позвоночник, а затем молниеносно обрушивалась на галдящих, мечущихся птиц, сшибая их прямо на лету и, что немаловажно, не подпуская к глазам механического верблюда.

Тот резко откинул голову и плюнул.

Но не простой слюной, а струей жирного черного масла. Пахучий фонтан поверг около дюжины скворцов на землю. Полученная, в том числе и при помощи Амброзии, передышка позволила верблюду определиться с направлением. Байю напряглась, ощутив под собой сокращение металлических мышц и услышав скрип суставов.

Верблюд снова перешел на бег.

Бронзовые копыта прогрохотали по мраморной площадке перед входом в музей, и вот уже на них упала тень входного портика, и Байю поняла, что они наконец-то оказались внутри здания.

Она все еще слышала гомон птиц, следующих за ними по пятам.

— Они могут добраться до нас и…

Но верблюд и не думал останавливаться. Он, грохоча копытами, преодолел очередной лестничный пролет и миновал очередную галдящую толпу — на этот раз людей, а не птиц, — пронесся по короткому, широкому коридору и оборвал бархатную веревку, сбив табличку с аккуратной надписью: «Частная закрытая вечеринка».

Беглецы оказались в зале, над которым возвышался реконструированный купол. На той скорости, с которой несся верблюд, ему, с его металлическими копытами, вряд ли удалось бы успешно развернуться или затормозить на мраморных плитах пола, поэтому Байю весьма оправданно завизжала, почувствовав, как животное теряет равновесие и скользит по полу, в то же время заваливаясь на бок. Ее тело напряглось в ожидании неизбежного падения, ударов и переломов костей, как ее, так и Бразена.

И тут над ними промелькнула какая-то тень, следом раздался звук, похожий на хлопанье плотной ткани на ветру, а затем Байю, пойманная прямо в воздухе, вместе с Бразеном оказалась в чьей-то крепкой, но весьма костлявой хватке. Мгновение спустя до них донеслось ужасающе резкое кабум!

Байю взглянула вниз и обнаружила, что ее обвивают кольца сочлененных позвонков констриктора. Эти сочленения, драгоценные камни и шестеренки были ее собственной работой, но какое-то время она просто смотрела на них, не способная осознать произошедшее.

Затем вздохнула, ощутив, как заныли ушибленные ребра, когда Хоути опустила их с Бразеном на пол, — слегка неуверенно, поскольку слонихе не удалось схватить их обоих так, чтобы ноги их оказались на одном уровне. Им удалось не упасть, хотя для сохранения равновесия пришлось хвататься друг за друга и за костяную слониху.

Не успев как следует встать на ноги, Байю уже начала оглядываться вокруг. Источником весьма звучного хлопанья оказалась кондор Катрин, подлетевшая к выходу, чтобы закрыть проем своими крепкими шелковыми крыльями, не давая галдящей стае скворцов проникнуть внутрь. Неподалеку гордость Музея, восстановленный Байю скелет Титана Приливов, радостно ощерившись в костяной ухмылке, поднимал на ноги бразеновского верблюда. Пока Байю наблюдала за ним, Амьяда-Замрия поднял голову на мощной шее и сплясал коротенькую джигу.

— Кто-нибудь, закройте уже эти треклятые двери, — велела рыжеволосая женщина в аккуратном жакете, дополненном весьма строгой блузкой и длинной юбкой. И вся она выглядела весьма строго — от кончиков полированных ногтей до стука острых каблучков. Это была доктор Азар, палеонтолог, поддерживающий теорию о существовании подвижных, активных динозавров.

Она решительно двинулась к дверям, словно собираясь выполнить свое распоряжение самостоятельно, но прежде чем успела до них добраться, была перехвачена выскочившим перед ней доцентом, который, с опаской поклонившись Катрин, протиснулся под ее крыло, чтобы закрыть вход в зал. Тут же, невдалеке, обнаружилась и доктор Манкидх с метлой наперевес — темноволосая женщина плотного сложения была вечным оппонентом доктора Азар в научных спорах. Она подошла к двери, чтобы прикрыть доцента от нападения тех птиц, что влетели в зал, когда Катрин отодвинулась. Но пернатые, похоже, и не собирались нападать ни на доктора Манкидх, ни на доцента. Ему удалось спокойно закрыть дверь, после чего Катрин неловко поковыляла прочь.

Байю потянулась и ласково погладила Хоути по черепу. Слониха зарокотала от удовольствия, заставив зазвенеть колокольчики на браслетах, обвивающих ее ноги.

Бразен, сжав губы, с подозрением посмотрел на Байю.

— Тебя нисколько не удивляет то, что она здесь.

Теперь, когда все немного успокоилось, у Байю появилась возможность оглядеть зал более тщательно, и она заметила накрытые столы с закусками и напитками, множество коллег и старых своих знакомых, а также присутствие — насколько она могла судить — всех ее творений, что остались с ней, и даже нескольких из тех, что были проданы ею за долгие годы.

Это был своего рода вечер воссоединения.

Она подозревала нечто подобное, когда Бразен так решительно таскал ее за собой по всей Мессалине, явно отвлекая и задерживая.

— Я догадалась, что будет вечеринка-сюрприз, — призналась она. — Но вот покушения-сюрприза я не ожидала.

Он ухмыльнулся, вытирая кровь с уголка губ.

— Ну, если ты чего-то ожидаешь, это уже нельзя назвать сюрпризом.

— Ты выбрал себе подходящее имя, Магистр.

Она с непреклонным видом повела плечами, стряхивая свой изодранный плащ на пол. Ее бывший ученик ткнул пальцем в мучнисто-белый мазок на плече своего щегольского кафтана.

— Бесстыдник ты и есть. Это тоже было частью твоего плана по отвлечению меня от работы?

— Нет, — возразил он. — Боюсь, что выдуманная мной загадка превратилась в настоящую. Но кому может прийти в голову убить тебя?

— Кроме твоего отца?

Он невесело усмехнулся.

— Тучи скворцов. Не похоже на работу некроманта.

— А почему в Музее?

Бразен обвел рукой разодетых гостей и толпу великолепных творений Байю. Даже Лежебока, блестя, как начищенное зеркало, развалился на опоре, поддерживающей круговой мезонин.

— Я решил, что воссоединение твоих творений немного тебя приободрит. А для того, чтобы привести Титана в другое место, пришлось бы разбирать все здание.

Между тем к ним приближались доктор Азар и доктор Манкидх. Байю с изумлением заметила, что доктор Манкидх довольно нежно обнимает свою вечную соперницу за плечи. Они подошли, улыбаясь и явно наслаждаясь обществом друг друга.

— А я думала, что вы не ладите, — заметила Байю, что, конечно, было не очень умно, с учетом ее собственных романтических увлечений.

— Так и есть, — подтвердила доктор Манкидх, чмокнув доктора Азар в макушку.

Доктор Азар, несмотря на свое имя бывшая такой же бледнокожей иностранкой, как и Бразен, покрылась румянцем удовольствия.

— Видите ли, мы обе были так вами недовольны, Магистр…

— Что нашли много общих тем, — решительно вмешалась доктор Манкидх.

Байю искренне рассмеялась, не обращая внимания на тени скворцов, которые кружили у окон высоко над головами, через которыев зал попадал естественный свет.

— Я смотрю, вы хорошо заботитесь о своем тезке.

Она махнула рукой на Титана Приливов, который в ответ радостно замотал огромной башкой.

— Мы хотели бы извиниться за попытку провести вас, Магистр, — сказала доктор Азар. — Но вы отвечали отказом на каждое приглашение, присылаемое нами, на протяжении десяти месяцев.

Байю удивленно моргнула. Не может быть. Затем опустила взгляд, подсчитывая что-то на пальцах.

— Ну ладно, — признала она, дважды проверив расчеты и осознав, что они верны, — попытка и впрямь была неплохая.

Неужели она на самом деле так тщательно отгораживалась от мира? Постепенно становилась сумасшедшей затворницей? И настолько в этом преуспела, что Бразену пришлось тратить собственное драгоценное время на изготовление дешевой безделушки для того лишь, чтобы выманить ее из дома?

Она, похоже, слишком увлеклась самозащитой.

Но, с другой стороны, ее ведь действительно пытались убить. И воспользовались первой же подвернувшейся в этом году возможностью довести дело до конца, что говорит либо о немалом терпении ее недоброжелателей, либо об имеющихся в их распоряжении соглядатаях.

И это точно не Каулас Некромант, отец Бразена, поскольку ни одна птичка не стала бы приносить ему секреты на хвосте — или слушаться его приказов, если уж на то пошло. И не сам Бразен, поскольку он был, пожалуй, единственным человеком в мире, который мог бы просто воткнуть нож ей в спину. Не доктора Азар и Манкидх — по крайней мере, до тех пор, пока между влюбленными не начались размолвки и они не обвинили во всем старушку Магистра.

Тогда кто?

— Птичка на хвосте принесла, — пробормотала Байю.

— Что? — переспросил Бразен.

— Да так, ничего, — ответила Байю. И встряхнулась, заставив себя улыбнуться. — Идем. Пора насладиться вечеринкой, не так ли, господин Великий Магистр? А скворцы, скорее всего, разлетятся с приходом ночи.

— Совы гораздо крупнее, — цинично заметил Бразен, снимая бокал с ближайшего подноса.

* * *

— Не хотелось бы вмешиваться в ссору двух Магистров, но я пришла сообщить, что мне не нравятся твои попытки прикончить моего бывшего ученика.

Байю опустилась в удобное кресло рядом с жаровней. Садиться пришлось осторожно, чтобы не побеспокоить ни обвившую ее талию Амброзию, недавно перенесшую замену ног, ни скрытых под мантией крошечных механизмов в крабьих панцирях. Утреннее солнце заливало светом небольшой, прекрасно обставленный кабинет.

— Хотя, можешь мне поверить, я прекрасно понимаю, откуда у тебя такое желание.

Женщина, сидящая напротив, откинула прядь роскошных черных волос с лица правильной овальной формы и едва заметно улыбнулась. Высокий лоб и округлые щеки гармонично сочетались с узкими глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Руки женщины лежали на коленях, вместе с вязаньем — изящной ажурной сетью из грубой шелковой пряжи белого и алого цвета.

— Я должна была догадаться, что ты тоже маг, — продолжила Байю. — Наджима. Звезда. Но для мага, говорящего с животными, у тебя довольно странное имя.

— Только с птицами, — поправила Наджима. — Они ведь тоже украшения небес.

— Бразен об этом не знал? — спросила Байю.

Наджима пожала плечами. В клетке за ее спиной запела канарейка. Ее крылья переливались всеми оттенками ярко-красного, словно драгоценные агаты. На окнах, ведущих на террасу в саду, стояли бамбуковые клетки с белыми и полосатокрылыми зябликами. А за садом, в некотором отдалении, раскинулся город, укрытый вуалью струящегося из каждой трубы и жаровни дыма. Люди с утра пораньше пекли хлеб и заваривали чай.

— Мог бы, если бы удосужился уделить мне побольше внимания.

— Значит, возлюбленным он был отвратительным. Но разве теперь за это убивают?

— Ну…

Казалось, любое свое действие Наджима сперва тщательно обдумывает. По крайней мере, чай она пила именно так.

— Если бы я действительно хотела его убить, то, скорее всего, придумала бы что-то понадежнее стаи птиц.

— Твоих птиц, — заметила Байю, прикрыв рукой глаза.

— Чай правда очень хорош, — сказала Наджима.

— Так ты просто… пыталась привлечь его внимание?

Байю попробовала так настойчиво рекомендованный напиток. Он на самом деле оказался удивительно хорош.

— Скорее напомнить, что у ошибочных решений могут быть неприятные последствия.

Наджима поставила чашку на столик и взяла в руки моток пряжи.

— Из женской солидарности. Ради тех, кто придет за мной.

— И, возможно, немного из мести?

Белозубая улыбка Наджимы была весьма недоброй. Байю… нравилась эта женщина.

— Некоторые мужчины медленно учатся.

Байю вспомнила о Кауласе Некроманте и вздохнула.

— Это точно.

— Я понимаю, что он вырос без матери, а отец у него — злобный некромант. Но разве ты не могла…

— Лучше его воспитывать?

Наджима утвердительно отсалютовала ей мотком пряжи.

Эти мысли уже не раз посещали Байю. О ее собственной матери, которая, скрестив руки на груди, стояла и смотрела, как дочь уходит из родной деревни в неизвестность, осыпаемая градом камней. О том, что сама Байю решила отделять привязанности — о, назовем это любовью, пусть и своеобразной — от секса, категорично и навсегда. Если, конечно, это был ее сознательный выбор, а не проявление истинной натуры. Или это испытания юных лет наложили на нее неизгладимый отпечаток.

О лучшей подруге и мужчине, которого они иногда делили, а иногда никак не могли поделить, хотя ни одна из них на самом деле его не любила.

Если бы кто-нибудь смог полюбить его, стал бы он лучше? И была ли проблема в них или в нем самом?

— Возможно, — понимающе продолжила Байю, — винить женщину в недостатках мужчины, по сути, довольно бессмысленно.

Наджима поджала губы. Затем склонила голову и подняла палец вверх, словно собираясь высказаться, а также, видимо, издала свист, слишком высокий для человеческого слуха. Маленький пятнисто-коричневый крапивник — самая невзрачная из певчих птиц — влетел в окно и, щебеча, уселся на подставленный палец. Наджима, не отрывая взгляда от Байю, наклонилась и легко прикоснулась губами к маленькой птичьей головке. Крапивник повернулся к ней, как птенец в ожидании червяка.

На талии Байю зашевелилась Амброзия. Она успокаивающе погладила свою любимицу.

— Но ведь ко мне пришла именно женщина, — возразила Наджима.

Байю снова замерла, держа чашку у губ.

— Так и есть.

— А с Бразеном ты об этом говорила?

Байю неопределенно пожала плечами.

— Так значит, ты пытаешься решить его проблемы за него.

— Может быть, дело в том, что мне нравится до сих пор чувствовать себя в чем-то умнее моего ученика.

Крапивник, по-прежнему щебеча, улетел прочь. Байю с трудом понимала, как может Наджима так очевидно заботиться о своих пернатых любимцах и в то же время совершенно безжалостно отправлять их на смерть. Об этом стоило помнить даже несмотря на то, что молодая магесса ей нравилась. Как и о том, что у Бразена тоже хватает весьма неприятных черт характера, пусть Байю и не приходилось с ними сталкиваться.

Но ни один магистр не сможет избежать ссоры с другим, а также сопутствующих ей жертв и разрушений, если он — или она — постоянно будет менять свои этические нормы.

Они продолжили с удовольствием смаковать чай. Свежий ветерок принес с балкона насыщенный аромат цветов — жасмина и иланг-иланга.

— Окажешь мне услугу? — попросила Наджима. — Как женщина женщине?

— Посмотрим.

— Позволь ему на этот раз догадаться обо всем самому.

На лице младшей магессы расцвела улыбка.

— В конечном счете это пойдет ему только на пользу.

— Следить за ним — не моя работа.

Байю поставила пустую чашку на стол и пристроила под блюдце сложенный листок бумаги.

— Что это? — спросила Наджима.

Байю, улыбнувшись, потянулась за тростью.

— Счет за уборку.

Примечания

1

Brazen (англ.) — бесстыдный, наглый.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***