Первые шаги в жизни [Оноре де Бальзак] (fb2) читать постранично, страница - 2

небольшого городка. Лиль-Адан, который пользуется двойной известностью: и как колыбель угасшего рода Лиль-Аданов и как древняя резиденция Бурбонов-Конти. Лиль-Адан — прелестный городок с двумя деревнями — Ножан и Пармэн — по соседству, знаменитыми своими каменоломнями, поставляющими материал для самых красивых новых зданий в Париж и за границу; так, например, основания и капители колонн в Брюссельском театре сделаны из ножанского камня. Хотя эта дорога и славится прекрасными видами и замечательными зáмками, построенными вельможами, монахами или знаменитыми живописцами, как, например, зáмки Кассан, Стор, Ле-Валь, Нуэнтель, Персан и другие, в этой местности в 1822 году не существовало конкуренции, и извозом промышляли здесь два хозяина, отлично ладившие между собой. Причину такого исключительного положения понять нетрудно. От Кава, места, откуда идет по направлению к Англии мощеная дорога, которой мы обязаны щедрости принцев Конти, до Лиль-Адана целых два лье; ни одно почтово-пассажирское предприятие не могло себе позволить такой крюк, тем более что Лиль-Адан в то время стоял в тупике. Дорога, которая вела туда, там и кончалась. Несколько лет назад была проложена большая дорога, соединившая долину Монморанси с долиной Лиль-Адана. Она идет вдоль Уазы от Сен-Дени через Сен-Ле-Таверни, Мерю, Лиль-Адан до Бомона. Но в 1822 году единственной дорогой в Лиль-Адан было шоссе, проложенное принцами Конти. Итак, транспортной линией Париж — Лиль-Адан владели Пьеротен и его коллега, пользовавшиеся любовью всего края. Пьеротенова карета и карета его товарища обслуживали Стор, Ле-Валь, Пармэн, Шампань, Мур, Прероль, Ножан, Нервиль и Мафлие. Пьеротен был так популярен, что даже жители Монсу, Муаселя, Байе и Сен-Бриса-местечек, расположенных на большой дороге, — пользовались его услугами, так как получить место в его карете было легче, чем в вечно переполненных бомонских дилижансах. Пьеротен и его конкурент не ссорились. Когда Пьеротен отбывал из Лиль-Адана, его товарищ возвращался из Парижа — и наоборот. Говорить о его конкуренте не стоит. Пьеротен пользовался любовью всего края. Кроме того, в этой правдивой истории речь идет только о нем. Достаточно будет сказать, что возницы жили в добром согласии, конкурировали без подвохов, лишь честным путем стараясь залучить побольше пассажиров. В Париже, в видах экономии, они пользовались одним и тем же постоялым двором, той же конюшней, тем же каретным сараем, той же конторой, тем же фактором; из этого уже вполне ясно, что и Пьеротен и его соперник были, как говорится, людьми покладистыми.

Этот постоялый двор, помещавшийся на углу Ангенской улицы, существует и по сей день и называется ныне «Серебряный Лев». Владелец заведения, постояльцами которого с незапамятных времен были возницы, сам держал почтовые кареты, ездившие в Дамартен, и дело у него было поставлено так основательно, что Тушары, его соседи, контора которых помещалась насупротив, и не пытались соваться на эту линию.

Хотя полагалось отбывать в Лиль-Адан по расписанию, Пьеротен и его сотоварищ по перевозкам проявляли в этом отношении чрезвычайную сговорчивость, что помогло им снискать расположение местных жителей, зато не раз вызывало нарекания со стороны посторонних, привыкших к точности крупных заведений. Но оба хозяина, почтовые кареты которых представляли собой нечто среднее между дилижансом и «кукушкой», всегда находили защитников среди своих постоянных клиентов. Вечерняя отправка, назначенная по расписанию на четыре часа, затягивалась обычно до половины пятого, а с утренней, хотя она и назначалась в восемь часов, никогда не управлялись раньше девяти. Впрочем, система эта была чрезвычайно гибка. Летом, в золотую для почтовых карет пору, точное расписание соблюдалось для посторонних со всей строгостью и нарушалось только для местных жителей. Такой порядок давал Пьеротену возможность положить в карман двойную плату в тех случаях, когда постоянный клиент приходил спозаранку и ему доставалось место, предварительно заказанное «перелетной птицей», на свое несчастье запоздавшей. Такая гибкость расписания, разумеется, не могла найти извинения в глазах людей принципиальных; но Пьеротен и его сотоварищ оправдывали это трудными временами, малыми заработками в зимнюю пору, необходимостью приобретать новые кареты и, наконец, точным соблюдением печатных правил, чрезвычайно редкие экземпляры которых показывались случайным пассажирам только после весьма настоятельных требований.

Пьеротену было под сорок, он уже обзавелся семьей. Он вышел из кавалерии в 1815 году, когда была распущена наполеоновская армия, и заменил отца, совершавшего нерегулярные рейсы на «кукушке» между Лиль-Аданом и Парижем. Женившись на дочери мелкого трактирщика, он поставил дело на более широкую ногу, упорядочил рейсы и благодаря смышлености и чисто военной аккуратности завоевал всеобщее расположение. Пьеротен (вероятно, это было прозвище, а не фамилия) был проворен и решителен;