Путь за горизонт [Егор Ветров] (fb2) читать онлайн

Путь за горизонт

Пролог.

Алмазная песнь зимы разыгралась над руинами заброшенного города. Мальчик остановился, чтобы отдышаться, перед тем как ступить на площадь, застланную белоснежным покрывалом.

Он наклонился и оперся руками о колени, захватывая ртом студеный воздух. С каждым вздохом наружу вырывались клубы горячего пара, мгновенно растворявшиеся в потоках морозного ветра. Крупные хлопья снега оседали на его лице, таяли и стекали каплями по румяной коже.

Ведомый жаждой приключений, он ускользнул из-под присмотра родителей, которые участвовали в торговле между двумя кочевыми общинами, что сейчас проходила на окраине восседавшего на холме поселения. Он намеревался осмотреться в покинутой обители цивилизации и вернуться до того, как его отсутствие заметят.

Дорога в сердце старых человеческих владений выдалась трудной и заняла больше времени, чем он себе представлял. Весь путь ему пришлось идти в гору, преодолевая полосу препятствий из высоких сугробов и скользких ледяных полей.

Мальчик восстановил дыхание и выпрямился в полный рост. Его глаза голубого и зеленого цветов всматривались в метельную мглу. Сквозь призрачную пелену просвечивали голые стволы ближайших деревьев. Он прищурился и устремился вперед.

Проваливаясь в снег, он добрел до ржавого остова, похожего на корпус легкового автомобиля. У их кочевой общины была пара металлических скакунов покрупнее, но пользовались ими крайне редко: лишь когда требовалось перевезти тяжелый груз, который можно было выгодно обменять на воду, пищу или лекарства. По словам родителей, охотившихся за знаниями о прошлом, до Ядерной Катастрофы по дорогам необъятного мира колесили миллионы самых разных машин.

Покореженный корпус упирался в расколотый гранитный постамент, закованный в ледяной панцирь. Будто чернильное пятно на белом холсте, за вихрящимися хлопьями снега показался мрачный силуэт, машущий крыльями.

Ворон сел на треснутый постамент и уставился на человеческое дитя сверху вниз темными бездонными глазами. Мальчик нащупал в кармане меховой куртки кожаный мешочек, достал из него засохшую корку хлеба, затем раскрошил ее, выкопал в снегу маленькую лунку и положил крошки в укрытое от вьюги углубление. Птица спорхнула с каменной площадки и приступила к трапезе.

Мальчик зашагал дальше. Буйный ветер завывал подобно стае голодных волков и острыми клыками впивался в немеющие щеки. Он натянул вязаную шапку на лоб и уши, спрятав под ней рубиновые пряди волос.

Впереди приобрело очертания изящное здание с колоннами, словно вытесанными из кости. Погребенные под снегом ступени вели к раскрытому входу. Слева виднелась бледная тень высокой покосившейся башни с циферблатом, казалось, будто ее заостренная вершина плавно переходила в затянутое серыми облаками небо.

Ему хотелось хотя бы одним глазком заглянуть внутрь величественного строения, но вспомнив, какой переполох устроили родители, потеряв его в прошлый раз, он тут же развернулся и поспешил по узкой тропе обратно. Покинув площадь, он услышал вдали протяжный рев, столь свирепый, словно его издал какой-то неведомый зверь, только что вышедший на охоту. По коже пробежали мурашки, а в глубине груди зародилась клокочущая тревога. Мальчик рванул вперед изо всех сил.

Безликие дома и рухнувшие под тяжестью веков развалины напоминали неуклюжие скульптуры из камня и льда, обернутые мантией из снега и вооружившиеся ледяными копьями. Спускаясь по улице, он поскользнулся и, прокатившись пару метров, врезался в сугроб, но резво вскочил на ноги, отряхнулся и побежал дальше. До места, где он оставил родителей вместе с младшим братом, оставалось около пары сотен метров. Завывания ветра прорезал душераздирающий женский визг. Порыв ужаса поразил его сердце. Вскоре послышались и мужские голоса. Крики людей эхом разлетались по округе, порождая симфонию грядущей беды.

Свернув за угол, мальчик увидел людей в тускло-синей форме с белой горизонтальной полосой на левом рукаве и с темными непроницаемыми шлемами на голове. Людей из его общины под дулами винтовок загоняли внутрь громадной машины, чей корпус походил на плотный панцирь, слепленный из затвердевшего снега. Над вереницей пленников парили серые механические птицы. Их единственное око испускало яркое голубое свечение. Двух товарищей его отца избивали дубинками под вопли шокированной толпы. Тех, кто пытался им помочь, отстреливали из черных пистолетов, после чего они валились наземь, охваченные судорогами. Среди этого хаоса он увидел, как мама пятится с младшим братом на руках, а отец ограждает их от вооруженных людей. Их оттесняли в чрево огромного белого грузовика.

Мама что-то ему прокричала. Из ее слов он разобрал только собственное имя. Внезапно человек в сине-серой форме с винтовкой руках направился в его сторону. На миг он оцепенел от страха. Секунду погодя его ноги сорвались с места, будто сами по себе. Он развернулся, но не успел ступить ни шагу. Перед ним мелькнула дубинка. Острая боль пронзила голову, раздался хруст, в глазах потемнело. Он рухнул на спину, весь мир потух и перевернулся. По лбу потекла горячая струйка. Мысли и звуки вдруг притупились, все вокруг плыло и двоилось.

Над ним склонился человек в черном зеркальном шлеме. Мальчик увидел в отражении собственное бледное лицо, залитое кровью. Человек в шлеме исчез. До сознания доносились лишь отголоски криков, а после утихли и они. Теперь перед ним было только жемчужное небо. Небо без начала и конца. И он растворился в нем.

Глава 1. Отбытие.

Сквозь расступившиеся облака светило оранжевое солнце, словно око всевидящего божества, устремившего взор на мир людей. Теос пытался запечатлеть это редкое мгновение в памяти, как привык поступать с самого детства. Казалось, так оно останется с тобой навсегда. Что-то неведомое манило его за далекий горизонт. Он надеялся, что добравшись туда наконец заполнит внутреннюю пустоту, по какой-то причине завладевшую его сердцем.

Светлой кожи коснулось дуновение освежающего вечернего ветерка, напомнившее ему о реальности происходящего. Однако плотная армейская форма сине-серого цвета надежно оберегала своего владельца от легкой весенней прохлады.

— Тео! Пора идти, брифинг вот-вот начнется, — звонкий женский голос оторвал его от размышлений.

— Ага... сейчас, — он поднял руку и посмотрел на дисплей наручного компьютера «Квадрос», проверяя время. — Можно не спешить, у нас еще есть десять минут.

К нему подошла Марианна, его подруга со времен учебы в Военной Академии, 22-летняя девушка с изумрудными глазами, смуглой кожей и черными, как ночное небо, слегка вьющимися волосами. Искренний взгляд, стройное телосложение и маленький рост придавали ей сходство с ребенком. Одна лишь тускло-синяя военная форма напоминала о ее принадлежности к армии.

Теос и Марианна поспешили в сторону пятиэтажного здания из серого кирпича, выполнявшего роль временного штаба северо-западного экспедиционного корпуса.

Прежде чем пройти внутрь, Теос бросил взор в сторону утопающего за горизонтом солнца. Хотя бы еще на один миг увидеть ясное небо и ощутить на своей коже тепло далекого светила стоило дорогого и, по приметам, сулило удачу в будущих начинаниях. Ведь большую часть года небосвод застилала беспросветная пелена из густых облаков, перекрывавших путь солнечным лучам. Еще полвека назад ясные дни были настолько редки, что становились в Республике Эллиад если не национальным праздником, то уж точно поводом для всеобщего ликования.

Теос взялся за прохладную ручку входной двери, когда из-за угла дома вышла высокая фигура в офицерской форме. Вместе с Марианной Тео вытянулся по струнке и отдал честь, ощущая, как из недр разума поднимается привычное ему чувство беспокойства.

Полковник Вермайер, непосредственный командир Теоса в этой экспедиции, остановился перед ними. Заспанные голубые глаза с покрасневшими белками пристально вглядывались в молодых офицеров. Полковник был осанистым мужчиной со жгуче-черными волосами, не тронутыми сединой, и вытянутым раздраженным лицом, испещренным морщинами.

— До брифинга пять минут, а вы еще не в зале? Что если бы я начал раньше? Только выпустились из Военной Академии и позволяете себе так безответственно относиться к своим обязанностям. В чем дело, лейтенант Галиан, лейтенант Чезанте? — скрипя зубами, высказался Вермайер.

Теос попытался унять дрожь в голосе:

— Сэр, мы как раз направляемся туда. Лейтенант Чезанте уже была в зале для брифинга, но вышла наружу, чтобы позвать меня. Тем более, я только что сверился с часами, до начала еще десять минут…

Полковник оборвал его:

— Мне не нужны ваши нелепые отговорки. Чтобы такого больше не повторялось.

— Так точно, сэр, — в унисон ответили новоиспеченные офицеры.

Вермайер отступил в сумерки и закурил. Теос и Марианна с облегчением переглянулись, после чего их окликнул по-отечески добрый голос. Они отсалютовали, увидев майора Котника, заместителя полковника Вермайера. Кареглазый мужчина с седеющими каштановыми волосами и длинным горбатым носом улыбнулся им:

— Не берите в голову. Полковник уже несколько дней не в настроении. Рано или поздно отойдет. Проблемы в семье — дело серьезное. Ладно, не буду вас задерживать. Дождусь командира тут.

Майор достал сигарету, а они вошли в здание.

— Надеюсь, к нам не будут так цепляться каждый день. Не хотелось бы, чтобы наше первое назначение обернулось кошмаром, — произнесла Марианна.

— Да уж, не хотелось бы.

Пройдя по длинному коридору, на стенах которого висели агитационные плакаты с призывами служить во благо родины, они приблизились к массивной металлической двери. Теос ощутил, как его заклятый враг — тревога — вновь пытается завладеть его разумом и телом. Со школьных лет он был тихим и неприметным мальчиком, которого заставляла обливаться холодным потом одна лишь угроза оказаться у доски на виду у всего класса. Но благодаря неусыпному чувству ответственности и страху выставить себя в дурном свете он всегда оставался прилежным учеником, был тем ребенком, что после школы идет прямиком домой, а в родном городе знает только те места, через которые пролегает его привычный маршрут. Из-за стеснительности и замкнутости повседневная жизнь его тяготила, а общение с людьми давалось с великим трудом, но за школьные годы он все же сумел завести пару друзей, близких ему по духу. С годами он укротил волнение, научился лучше контролировать свое поведение и заметно продвинулся в общении. Однако полностью обуздать внутреннего зверя ему так и не удалось, тот всегда таился внутри, время от времени болезненно скреб когтями и в самый неподходящий момент стремился вырваться на волю.

Когда Теос и Марианна подошли к серой металлической двери, зеленоглазая девушка спросила:

— Волнительно, да? Как будто в первый раз идем сдавать экзамен.

— Есть немного, но если подумать, то, что ждет нас за этой дверью, не так уж и важно, главное — добиться своей цели в будущем.

Марианна нервно улыбнулась:

— Я твердила себе то же самое все время, пока училась в Академии, но мой мозг до сих пор отказывается верить мне на слово.

Теос глубоко вздохнул, пытаясь отбросить волнение, и потянул на себя тяжелую дверь. Перед ним предстал зал совещаний, просторная комната с голографическим проектором посередине и двумя прямоугольными деревянными столами, расположенными напротив друг друга. Офицеры третьего полка экспедиции уже заняли большую часть мест и коротали время в ожидании своего командира. На стене напротив входа висел национальный флаг. На нем было изображено солнце с расходящимися в разные стороны лучами на фоне трех полос разного цвета: синей, белой и алой. В нижней части флага золотым шрифтом на алом фоне были перечислены основополагающие идеалы Республики Эллиад: свобода, равенство, справедливость, честь и храбрость.

Теос и Марианна подошли к столу, где сидели двое их товарищей. Алан Верро пригладил черные, как воронье перо, волосы, непослушно торчавшие на макушке, а затем обратил взгляд серых задумчивых глаз в сторону вошедших. Рядом с ним развалился в кресле Николаос Эйр, кареглазый парень с жизнерадостной улыбкой и густыми волосами медового цвета. Он помахал им рукой и указал на свободные места по соседству. Все четверо две недели назад выпустились из Военной Академии и получили назначение в информационно-тактическое подразделение третьего полка, отправлявшегося в экспедицию в составе северо-западного экспедиционного корпуса.

Марианна и Теос заняли свободные места. В воздухе царила почти торжественная атмосфера, офицеры в парадной форме оживленно переговаривались в ожидании брифинга. Со стороны Ника раздалось протяжное урчание в животе, сопровождаемое словами:

— Лишь бы нас тут не задержали надолго. Мой несчастный желудок сам себя не накормит.

К нему повернулась Марианна:

— Мы участвуем в первой за три года экспедиции в неизведанные северо-ападные земли, а тебя волнует только еда? Это большое событие для всей нации, а уж тем более для нас, вчерашних курсантов Академии.

Ник лишь ухмыльнулся:

— Все просто: без экспедиции прожить можно, а без еды нет. Если слишком серьезно ко всему относиться, так и вкуса жизни не почувствуешь. А вообще странно... с чего это Республика прекратила отправлять экспедиции за северо-западную границу аж на несколько лет?

— Это произошло после того, как три года назад там пропала предыдущая экспедиция. Говорят, никого из тех, кто в ней участвовал, так и не нашли. Предполагают, что за исчезновением экспедиции стоят мятежники — дезертиры из нашей армии, — в голосе Марианны проявились нотки тревоги.

— Я смотрю, ты неплохо осведомлена. Хотите сказать, за три года они так ничего и не выяснили? Верю-верю, — Ник наклонился вперед и с досадой рассмеялся. — Завтра мы сами отправимся по их следам. Разве может что-то пойти не так... верно?

Теос теребил пуговицу на кителе, слушая разговор. Марианна заерзала на месте:

— Командование не стало бы повторять прошлых ошибок и рисковать целым экспедиционным корпусом. Думаю, если нас туда отправляют, значит, мы способны справиться со всем, что может ждать в неизведанных землях.

Теос ее поддержал:

— Не забывайте, что экспедицию возглавит генерал армии Коллионис — старейший из эллиадских генералов и командующий всем Северо-западным военным округом. Раз уж за собой нас поведет живая легенда, то беспокоиться явно не о чем. К тому же, нам выпала отличная возможность проявить себя сразу после выпуска. В отсутствие войн участие в экспедиции — лучший способ продвинуться по службе.

Темно-зеленые глаза Марианны вновь обрели привычный блеск. Внезапно в разговор вступил Алан, убрав руку с подбородка:

— Интересно... Вся эта история с трехлетним мораторием на исследование Северо-западных нейтральных территорий оставляет больше вопросов, чем дает ответов. Почему так долго? Почему новая экспедиция собирается именно сейчас? И зачем командующий целым округом вдруг решил лично повести за собой в глушь двадцать восемь тысяч человек, когда в его распоряжении сотни тысяч солдат и офицеров?

Теос не знал ответов на эти вопросы, впрочем, как и остальные. Он надеялся, что скоро все прояснится. Однако Алану все же удалось посеять в нем семена сомнения.

Теос прервал затянувшуюся паузу:

— В любом случае, вряд ли кто-то сможет тягаться с экспедиционным корпусом в боевой мощи в землях, где обитают одни дикари и мятежники. Трудности для экспедиции может создать только то, что из-за высокого уровня электромагнитных помех нам будет тяжело поддерживать связь с Эллиадом.

От хорошо разбирающегося в электронике отца и из прочитанных книг Теос узнал, что когда-то человечество могло передавать информацию в разные уголки планеты за считанные доли секунды. Такое просто не укладывалось у него в голове.

С самого основания Республика Эллиад испытывала серьезные проблемы со связью из-за аномальных электромагнитных колебаний, мощнейшие из которых стали именовать полями Закриса, в честь знаменитого эллиадского исследователя, которому удалось выяснить, что причиной постоянных электромагнитных возмущений является подавляющее излучение от бесчисленных наноретрансляторов, рассеянных в атмосфере планеты и образующих единую сеть. Ученые назвали ее «Небесным занавесом». Хуже всего ситуация обстоит на высоте тысячи метров над землей и выше, где буйство электромагнитных полей нарушает не только работу электроники, но и саму целостность современных летательных аппаратов. Каким образом уже больше века поддерживается стабильная концентрация наночастиц в атмосфере и где находится источник подавляющего сигнала системы «Небесный Занавес», остается загадкой и по сей день.

— Задерживается уже на пять минут, — глядя на экран наручного компьютера «Квадрос», произнес Ник.

Алан зевнул, когда со скрежетом распахнулась дверь, и на пороге показался полковник Вермайер. Брифинг третьего полка начался.

***

— Взвод, подъем! Всем построиться! — сквозь сон доносился хриплый мужской голос.

Юлиан услышал громкое завывание сирены и тут же вскочил с койки. Перед ним стоял командир взвода, старший сержант Лукиан. Испепеляющий взгляд темных глаз и суровое лицо с густыми длинными усами ясно давали понять, что мешкаться не стоит.

Казарма тотчас превратилась в муравейник, где полчища маленьких насекомых сновали между рядами двухъярусных коек, а затем в спешке выбегали на улицу. За пару минут бойцы бронетанковых войск выстроились на плацу перед казармами. Надоедливая сирена наконец умолкла. Ровный ряд людей в коричневой форме на фоне тусклого небесного сияния напоминал статуй в готической галерее. Юлиан стоял среди членов своего отряда в ожидании дальнейших приказов. В предрассветном мраке он сиял подобно восходящему солнцу. Пламенно-рыжие волосы прядями спадали по светлой коже, дотягиваясь до густых бровей. Два разноцветных глаза — зеленого и голубого оттенков — равнодушно смотрели на серость окружающего мира.

— А я-то размечтался, что наконец отосплюсь после адского распорядка тренировочного лагеря, — потянулся Дариус, давний друг Юлиана. В свои семнадцать лет он обладал могучим телосложением и самым высоким ростом в отряде, за что товарищи в шутку прозвали его Громилой.

Юлиан слегка наклонился вперед и взглянул на друга:

— Глупо надеяться, что жизнь вдруг станет легче.

— Верно, такого с нами еще никогда не бывало. Но когда-то же должно повезти и таким, как мы, — Дариус блеснул темным глазами.

К разговору присоединился Анжело, парень с бегающими карими глазами и черными волосами, закрученными вихром на лбу:

— Удача у нас уже в кармане. Один шаг за границу, и мы на свободе, где всем плевать на эллиадские порядки. И пусть попробуют нас найти.

Его брат-близнец, Джино, толкнул Анжело плечом.

— Помалкивай, олух. Я не хочу закончить жизнь на виселице из-за того, что мой слабоумный брат не умеет держать язык за зубами. Кто-то подслушал, донес, а завтра военная полиция уже затягивает тебе петлю на шее. Кто знает, вдруг они слышат нашу болтовню прямо сейчас.

— Тише, тише, командир идет, — прошептал Стефан, худощавый парень со светлыми волосами.

Порыв бодрящего ветра со свистом пронесся по приграничной военной базе.

— Молчать!

Капитан Хорст, коренастый мужчина с полуседой бородкой, в темно-зеленой форме, которую носили военные из сословия Жителей Республики, встал перед строем. Следом за ним подошел длинноногий, вытянутый, как палка, офицер в фуражке. Вокруг левого рукава его серовато-синей военной формы, полагавшейся эллиадским гражданам, оборачивалась красная лента — отличительный знак военной полиции, а также символ страха и неприязни среди обычных солдат. Из его уст полилась речь. Холодно-презрительный тон, который Юлиан слышал уже несметное количество раз:

— Бойцы отряда «Молот», сегодня, 21 мая 128 года Новой Эры, начинается крупнейшая за три года экспедиция в Северо-западные пустоши, и вы удостоились чести принять в ней участие! Помните, нет ничего важнее приказа вашего командира. Нет чести больше, чем сражаться во имя Республики Эллиад и ее идеалов до последнего вздоха. Служите верно и самоотверженно, и однажды вы и ваши родственники получите право с гордостью называть себя Жителями Республики Эллиад и свободно ступать по землям нашей милосердной Родины! Славься, Республика!

— Славься, Республика! — донесся хор вялых голосов.

Затем по всей приграничной базе загромыхал национальный эллиадский гимн «Рассвет цивилизации». В коррекционном лагере Юлиану доводилось слушать эту надоедливую мелодию каждое утро на протяжении целого десятилетия. Теперь он уже не обращал на нее внимания. Когда гимн утих, офицер из военной полиции сразу же удалился туда, откуда пришел. После чего к ним обратился капитан Хорст, командир их танкового отряда «Молот»:

— Вы слышали эту замечательную речь и, без сомнения, ею вдохновились. Пришло время сказать нечто действительно важное. Большая часть из вас — новички без реального боевого опыта, поэтому слушайте старших товарищей, беспрекословно подчиняйтесь моим приказам и приказам взводных и всегда смотрите в оба. Никогда не знаешь, что подстерегает тебя в неисследованных землях. Помните, ваша главная задача — вернуться из экспедиции в целости и сохранности. А теперь по машинам, у вас есть пятнадцать минут на проверку всех систем!

Сорок бойцов из отряда направились к охраняемой стоянке бронетанковой техники. С большинством из них Юлиан был знаком уже шесть месяцев. Именно столько они провели вместе в лагере военной подготовки перед тем как попасть в действующую армию. Отряд «Молот» состоял из Кандидатов на проживание в Республике, или Вольных, как они сами себя называли, выходцев из «диких» земель, и ветеранов, бывших Вольных, уже получивших статус Жителей Республики, но по своей воле оставшихся на военной службе. Юлиан забрался в кабину легкого танка модели «Гончая» и уселся в жесткое кресло. Как только внутри загорелось три экрана высокого разрешения, он немедленно приступил к поочередной проверке систем.

Глава 2. По ту сторону границы.

Колонна экспедиционной техники растянулась под покровом белых облаков на километры, напоминая собой гигантскую металлическую гусеницу. Ее путь пролегал через безжизненные земли. На всем обозримом пространстве не было ни единого деревца, лишь изредка из сухой почвы проглядывали увядающие травы и кустарники, похожие на разбросанную по полю солому. Уровень радиации превысил норму через час после того, как экспедиционный корпус пересек границу. Однако вся техника, отправляющаяся за пределы Республики, была защищена от губительного излучения экранированием.

Теос глядел на унылый пейзаж через дисплей, установленный за длинным голографическим столом, где сидели и остальные члены информационно-тактического подразделения. Они анализировали данные, непрерывно получаемые с разведывательных дронов. Их рабочее место располагалось внутри мобильного штаба третьего полка — тридцатиметрового бронетранспортера, где помещались центр управления, компактный жилой отсек и водительская кабина. По сторонам от голографического стола находились посты операторов систем связи и наблюдения, а спереди — командирский стол, за которым сидели полковник Вермайер и его заместитель, майор Котник.

Из вчерашнего брифинга Теос узнал детали экспедиции. 28-тысячный экспедиционный корпус состоял двадцати полков пехоты по тысяче человек личного состава каждый, четырех бронетанковых дивизий, в общей численностью 1400 легких, тяжелых и сверхтяжелых танков, подразделений самоходной артиллерии, авиации короткого действия, службы снабжения, инженерных подразделений, медицинской службы, передвижных полевых кухонь, военной полиции и Службы по контакту с нецивилизованным населением. Согласно принятому плану, войскам предстояло продвинуться по неизведанным территориям на 150 километров в северном направлении, подготавливая их для будущего освоения. Считалось, что земли, расположенные к северо-западу от Республики, населяли разрозненные и малочисленные людские общины. Кочевники, разбойники и мятежники, отринувшие Республику.

Экспедиционная колонна продвигалась медленно. Каждые пять километров инженерные бригады устанавливали узлы связи, между которыми потом будут проведены кабельные линии передачи. До ближайшего населенного пункта, отмеченного на старых картах, сохранившихся еще со времен до Ядерной Катастрофы, оставалось порядка полутора часов пути. До сих пор все шло гладко, и Теос позволил себе взять короткий перерыв. Он окинул взглядом товарищей.

Алан сидел рядом с ним, не отрывая глаз от экрана. Черные волосы, светлая, даже бледная кожа и задумчивый взгляд наряду с легкой неряшливостью придавали ему вид молодого и еще не признанного гения или отрешенного от мира философа. В Военной Академии Теос был на хорошем счету, но как бы он ни старался, ему не удавалось выбраться из тени блистательного таланта Алана. Недаром за последним закрепилось прозвище Юный Мудрец. Марианна о чем-то спрашивала подошедшего к ней майора Котника, развернув в его сторону рабочий дисплей. Ник возвращался из жилого отсека, вход в который располагался сразу за командирским столом. Высокий парень со светлыми волосами сел в кресло, пристегнулся и обратился к товарищам:

— Похоже, нам еще неделю придется любоваться этим веселым пейзажем. А я надеялся попасть на экскурсию по живописным местам... Что ж, на то они и пустоши.

На его слова откликнулась Марианна:

— Так же, как и в Республике, здесь должны быть и «чистые» территории, и участки радиоактивного загрязнения, причем чаще всего они не выглядят как безжизненные пустоши.

— Тогда что особенного здесь? — Ник кивнул на гнетущее изображение на экране.

После короткого раздумья взгляды молодых офицеров обратились в сторону Алана. Черноволосый парень оторвался от дисплея:

— Рядом находилась столица одного из государств прошлой эры. Во время Ядерной Катастрофы основной удар пришелся по центрам цивилизации.

— Печально, что мы проезжаем мимо самого интересного, — ухмыльнулся Ник.

— Вряд ли такое зрелище кому-то придется по душе, — заключил Теос.

Парень с медовыми волосами вытянулся в кресле:

— Ну ничего. Все еще впереди. Военная форма — не помеха хорошему приключению. Ведь не каждый день выпадает возможность побывать за границей. Честно признаться, до этого я не выбирался дальше пригорода Александрии.

— Я тоже, — согласился Теос. — Разве что отдыхал на море, но оно недалеко от столицы. Так что в этом нет ничего особенного. С Мари мне точно не сравняться. Она повидала почти всю страну.

— Даже не близко. Из-за службы отца наша семья восемь лет жила на востоке Республики, а потом вернулась в Александрию. На этом моя дорога путешествий подошла к концу, — ответила смуглая девушка.

— На этом она только началась, — заключил Ник, когда на экранах замерцало оповещение об обнаруженной аномалии.

По данным, полученным от разведывательных отрядов, в семи километрах к северу лежал участок гористой местности с аномально-повышенным уровнем электромагнитных помех. Причиной тому, вероятно, были самопроизвольные атмосферные колебания плотности наноретрансляторов, формирующих «Небесный Занавес». Однако того же эффекта можно было добиться современными средствами радиоэлектронной борьбы.

Теос понимал: безосновательно подозревать, что в нескольких километрах от границы затаился враг, который еще и выдает себя столь глупым образом, но все же решил проверить изображения с разведывательных дронов, чтобы избавиться от беспокойства. Основная опасность на нейтральных территориях исходит от мятежников, бежавших из Республики, поскольку те могут обладать наземными излучателями помех, украденными из эллиадской армии. Дикое население нейтральных земель не рассматривалось командованием в качестве реальной угрозы. Однако членам экспедиции рекомендовали соблюдать бдительность и запретили вступать в несанкционированный контакт с аборигенами.

Кроме того, на брифинге рассматривались иные потенциальные угрозы для экспедиции. В трех сотнях километров к северу от Республики Эллиад лежат земли ее самого опасного соседа — Остеррианского Союза. Этим тоталитарным государством, основанным сто два года назад, правит партия Возрождения Человечества, которой десятилетиями проводилась политика генетического очищения населения. Девять лет назад между Остеррианским Союзом и Республикой Эллиад разгорелась ожесточенная война за Телезию — маленькую страну, чьи земли лежали на пересечении зон экспансии двух гегемонов. Кровопролитие длилось три года, закончившись сотнями тысяч смертей и падением Телезии. Основная часть уцелевшего в конфликте населения карликового государства нашла прибежище в Республике. Командование экспедиции сошлось во мнении о том, что Остеррианский Союз не представляет существенной опасности для экспедиции, так как их разделяют сотни километров нейтральных земель.

На северо-западе от Республики, по ту сторону моря, находились владения другого экономического и политического гиганта — Вестландского Альянса. Однако это государство вело относительно мирную внешнюю политику и не было угрозой для экспедиции из-за доброжелательных отношений двух стран.

Также на брифинге упоминалось еще одно малое государство, тем не менее, обладающее колоссальной экономической мощью — Торговая Республика Лигур. Некогда эта морская нация входила в состав Альянса, но со временем приобрела политическую самостоятельность и заняла место посредника между другими политическими игроками. С многочисленным флотом торгового гиганта возможен лишь мирный контакт на прибрежных территориях, через которые экспедиция пройдет на обратном пути в Республику.

Трехмерная карта местности проецировалась над голографическим столом. Теос наблюдал за тем, как конвертопланы, сочетавшие в себе черты самолета и вертолета, проводили разведку горной цепи к северо-востоку от маршрута экспедиции. Экспедиционный корпус углубился в неизведанные земли на 34 километра и продолжал движение.

***

Отряд «Молот», занимавший правый фланг авангарда, одним из первых добрался до окрестностей маленького городка в 55 километрах от границы.

— Смотрите в оба, мы въезжаем в пригород. Хоть эти чертовы дроны ничего не обнаружили, я бы на них не полагался, — Юлиан услышал у себя в ухе грубый голос старшего сержанта Лукиана.

Связь осуществлялась через новое и пока еще непривычное для него изобретение Республики — М-линк. Это устройство в виде полупрозрачной эластичной дуги огибало заднюю полуокружность головы и крепилось за обе ушные раковины. Оно позволяло одним только усилием воли, не пошевелив и пальцем, подключаться к различным каналам связи, что было удобно при управлении танком, когда обе руки лежали на ручках управления. Однако Юлиан считал М-линк лишь дорогой игрушкой, которая была едва ли полезнее обычной рации, и не понимал, почему устройство получило столь широкое распространение в армии.

Он провел в тесной кабине «Гончей» целый день. Во время остановок ему удавалось выбраться наружу, чтобы подышать свежим воздухом и перекусить, но лишь ненадолго. К вечеру вся нижняя часть туловища окаменела, а тяжесть в голове стала постоянной спутницей. Он пробежался глазами по установленным внутри «Гончей» экранам. Оптический передавал визуальную информацию об окружающей среде. Информационный показывал функциональное состояние машины и членов отряда. Тактический отображал данные о расположении союзных и вражеских сил, рекомендуемом маршруте движения и приоритетных целях.

Он потянул вперед одну из ручек управления, и легкий танк послушно ускорился. Внутри кабины стоял монотонный гул от работы двигателя, на который Юлиан уже давно перестал обращать внимание. Миниатюрная «Гончая» с особой прытью забиралась на пригорки, проскальзывала меж оврагов и мчалась вперед с такой скоростью, на какую следовавшие за их отрядом длинноствольные «Носороги» не были способны ни при каких условиях, не говоря уже о вооруженных разрушительными рельсовыми орудиями «Колоссах», что плелись далеко позади. Однако Юлиан знал, что хлипкая броня его танка не шла ни в какое сравнение с машинами войны, которые пилотировали Жители Республики и граждане. Он никогда не питал иллюзий о всеобщих равенстве и справедливости, как бы усердно его ни пытались в этом убедить учителя из коррекционного лагеря — ме́ста, где он провел десять лет своей жизни и куда больше не хотел возвращаться. Калейдоскоп мыслей завертелся в голове.

Но я должен вернуться.

В лагере его ждал одиннадцатилетний брат, Оливер, последняя частичка навсегда утерянной семьи. Последний огонек прошлого, тлевший на углях давно угасшего пламени.

Если я не заслужу право называться Жителем Республики, если не вернусь, то он повторит мою судьбу. Я не хочу для него такой жизни.

Когда служба закончится, он освободит брата, и тот сможет жить в покое и безопасности в Республике Эллиад. Такого будущего Юлиан хотел для Оливера, поскольку ему еще было место в этом мире.

— Первый взвод, доложить обстановку. Юлиан, ты первый, — обратился к ним старший сержант Лукиан.

— Все чисто, передо мной только заброшенная ферма.

— Белла.

— Опасности нет. Вижу поле и развалины амбара, — сообщил мягкий голос.

— Салли.

— Чисто, в пятистах метрах впереди начинаются каменные двухэтажные дома, — самый младший член отряда пытался звучать грубее, но ему все равно не удавалось скрыть свой тонкий мальчишеский голосок.

— Хорошо, продолжаем движение.

Серое небо стремительно окрашивалось в мрачные тона, словно сверху кто-то пролил на него чернила. «Гончие» забрались на утес, откуда перед ними открылась панорама опустевшего города, окутанного сумраком. В оптическом экране Юлиан увидел ряды одно- и двухэтажных полуразрушенных зданий с покатыми замшелыми крышами, между которыми тянулась сеть узеньких улочек, напоминавшая лабиринт. В центре города возвышались остатки многоэтажных зданий и две серые башни, точно перекрещенные мечи, рухнувшие на купол старинного собора.

Уровень радиации, отображавшийся на информационном экране, уже соответствовал норме. Здешняя местность отличалась от безжизненных пустошей, оставшихся позади. Еще в дюжине километров от города стали появляться первые одинокие и чахлые деревца, которые вскоре собрались в подобие леса. Зеленеющее редколесье обрамляло медленно распадающееся тело мертвого поселения. Восточнее него виднелись плешивые холмы, словно волны из земли и растительности, вздымавшиеся над долиной.

Яркой вспышкой на свинцовом небе сверкнула ветвистая молния, спустя несколько мгновений до ушей донесся трескучий раскат грома. Затем по бронированному корпусу забарабанили капли дождя, обрушившиеся с небес стеной. Юлиан наблюдал за тем, как из горбатых военных грузовиков высыпались маленькие человечки в коричневой и темно-зеленой форме. Под присмотром парящих в небе дронов отряды пехотинцев рассеивались по городским улицам. На краю оптического экрана показались белоснежные тени. Огромные бронированные вездеходы, принадлежавшие Службе по контакту с нецивилизованным населением, разрывали тьму панцирями из светлого металла. Словно королевских особ, их сопровождали танки модели «Носорог» с удлиненными стволами пушек и армейские грузовики. Образ этих величественных белых машин, подобно ужасающей гравюре, врезался ему в память с семилетнего возраста, когда он в последний раз видел родителей, которых затем отправили на войну с Остеррианским Союзом, откуда они уже не вернулись. Тогда он еще не думал, что нечто столь прекрасное с виду могло нести не спасение и надежду, а разлуку и отчаяние.

— Выдвигаемся. Мы берем на себя разведку восточного пригорода.

После команды старшего сержанта Лукиана четыре «Гончих» сорвались с места и устремились навстречу призрачному сиянию грозового неба.

Глава 3. Первая встреча.

Из мобильного штаба Алан наблюдал, как белые вездеходы, растворяясь в сгущающейся мгле, исчезали за каменными развалинами. Всего за пять минут до этого разведка обнаружила местное население, укрывавшееся в западной оконечности города. Происходящее больше напоминало охоту, нежели мирный контакт с аборигенами. Четверка белоснежных хищников на всех парах мчалась в сторону забившейся в угол добычи. И Алан не ждал от этой встречи ничего хорошего.

Экспедиционный корпус встал лагерем в южных окрестностях поселения. Недавно разразившийся ливень за считанные минуты растранжирил все запасы воды. Теперь последние капли дождя изредка постукивали по корпусам машин. Когда блестящая влагой техника заняла, казалось, бескрайний простор зеленого поля, солдаты и офицеры в форме разных цветов начали выбираться под залитое чернилами небо.

Несмотря на то, что первый день за пределами Республики близился к концу, в мобильном штабе третьего полка по-прежнему витало безмолвное напряжение. То, с каким рвением вооруженные отряды бросились по следу местных жителей, насторожило всех за голографических столом. Особенно непонимание и тревожность отразились на лицах Теоса и Марианны.

Вскоре с улицы стало доноситься эхо криков и детского плача. Спустя еще минуту до мобильного штаба долетели отголоски выстрелов. Три выстрела, за которыми последовала пугающая тишина, а затем люди завопили еще громче. Их боль и страх будто передавались на расстоянии, подобно порывам колючего ветра, пробирая Алана до глубины души.

Теос поднялся на ноги и окинул товарищей взволнованным взглядом небесно-голубых глаз:

— Я посмотрю, что там происходит.

За ним встали Марианна и Ник. Троица устремилась по наклонной рампе мобильного штаба наружу. Теос обернулся:

— Алан, ты не пойдешь с нами?

— Идите, я скоро вас догоню.

Алан остался за голографическим столом в одиночестве. Он попытался пригладить непослушные волосы цвета вороньего пера, после чего снял с головы гибкий полуобруч, обвивавший его уши. Пальцы скользили по сглаженным граням устройства, изобретенным его отцом, Клементом Верро, словно по отшлифованному льду. М-линк использовался эллиадской армией как обычная рация, но на самом деле являлся портативным нейроинтерфейсом, способным синхронизироваться с человеческим мозгом, напрямую связывать сознания людей и — при должной настройке и тренировке — передавать информацию от разных сенсорных систем, от зрения до обоняния, или даже цельные ментальные образы. Однако в отсутствие создателя Республика извратила саму его суть, низведя инновационное изобретение до заурядного устройства связи. Как извратила и суть идеалов, некогда заложенных в фундамент нации.

Алан никогда не хотел становиться военным, не желал отправляться в экспедицию, но будучи сыном тех, кого признали национальными предателями, и сиротой, задолжавшим государству за свою опеку, был лишен выбора. Он ощущал собственные бессилие и незначительность, слыша доносившиеся снаружи крики, и убеждал себя, что происходящее не имеет к нему никакого отношения, хотя что-то внутри не позволяло ему в это поверить. Долгие годы он провел в одиночестве, но за это время его сердце так и не наполнилось холодом безразличия к судьбам других людей.

Не в силах отмахнуться от реальности, Алан поднялся с кресла и направился вслед за товарищами.

***

Ник шел за Теосом и Марианной под покровом угольных облаков. Остатки дождя падали на его медовые волосы. Они втроем приближались источнику беспокойства. Спереди горел призрачный свет, похожий на сияние луны средь ночного неба. Голубовато-белые лучи ослепительным блеском отражались от рядов военной техники и рассеивались в вечерней мгле алмазным веером.

Теос и Марианна уперлись в спины сгрудившихся перед ними военных. Ник догнал их и осмотрелся, пытаясь разобраться, в чем причина столпотворения. Высокий рост позволял его взору скользить поверх голов. Солдаты с белой лентой на плече оцепили территорию и не пропускали никого из тех, кто пришел поглазеть на нелицеприятную сцену. В зоне оцепления, точно айсберг над водой, возвышался белоснежный корпус бронированной машины. Марианна и Теос молча переглянулись и вплотную приблизились к бойцам, преградившим им путь вперед. Ник держался за ними.

— Здесь опасно, всем отойти назад! — кричали солдаты с белыми нарукавными повязками.

Всю линию оцепления облепили солдаты и офицеры экспедиционного корпуса. Почти все они были молоды. Обеспокоенные взгляды собравшихся следили за процессией бедолаг, гонимой вооруженной охраной. По освещаемой ярким светом тропе ковыляли измученные люди, на некоторых из них виднелись следы побоев, а одежда несчастных походила на вымокшие лохмотья. На обреченных лицах читалась горькая смесь из страха и отчаяния. Они медленно поднимались по открытой рампе белого бронетранспортера.

Ник заметил, как двое солдат тащат большой черный мешок. Из него свисала голая человеческая нога, по которой стекала багровая струйка. Сгорбленный старик из середины колонны развернулся и сделал пару медленных шагов в сторону одного из конвоиров. Солдат настороженно отступил назад, крикнул старику вернуться назад, грозя винтовкой. Пожилой человек не отступал и что-то пытался сказать, однако слушать его не стали. Солдат перехватил винтовку и ударил дряхлого мужчину прикладом в грудь. С мучительным стоном старик рухнул под ноги своим соплеменникам. Тощее бородатое лицо исказило гримаса боли.

Поднялся страшный гул. Ник бросил взгляд на Теоса. Его мужественное лицо застыло. Глаза, не моргая, смотрели прямо перед собой, точно два голубых стеклышка. Теос пробормотал себе под нос:

— Почему…

Марианна переводила испуганный взор то на Теоса, то на Ника. Однако сам он не был поражен увиденным, хоть и ощущал вкус омерзения каждой клеткой своего тела. Вкус, который был знаком ему с детства.

Родители Ника были военными, верными и благочестивыми эллиадскими гражданами, что покорно сложили своиголовы во имя Родины и заодно оставили своего сына сиротой. Ник провел в детском доме девять лет, пока не попал под государственную программу «О защите сирот граждан Республики». Также ее называли «сиротским законом». Согласно этой программе, детям, еще не достигшим десятилетнего возраста, подыскивали опекуна, как правило, полноценную семью, готовую их принять. Взамен те получали постоянные выплаты и льготы от государства, а все их долги перед родиной аннулировались, что имело огромное значение для эллиадских граждан.

Опекуном Ника стал Дениэл Мораитис — холостой тридцатилетний капитан разведки, служивший в Центре Командования Вооруженными Силами Республики. Ник запомнил тот момент, когда впервые постучался в незнакомые двери. На улице, как и сегодня, нескончаемым потоком поливал дождь, а на мраморном небе то и дело мерцали серебристые молнии. Когда дверь отворилась, на пороге показался молодой мужчина с рассеянным, но добродушным выражением лица и заспанными глазами.

Как оказалось, в тот день Нику несказанно повезло. Дениэл был одновременно самым терпеливым и добрым человеком из всех, кого ему довелось знать за всю жизнь. К сожалению, того же самого нельзя было сказать про его приемного сына. Ник прогуливал школу и проводил большую часть суток валяя дурака и шатаясь по улицам в компании таких же бездельников. Он часто возвращался домой усыпанный ссадинами и синяками после очередной драки. Опекуну даже приходилось не раз забирать его из полицейского участка в нетрезвом состоянии. Но самое поразительное, что Дениэл никогда на него не ругался, проявляя воистину ангельское терпение.

Ник словно испытывал приемного отца и всеми силами старался вытащить наружу дурную часть его натуры. Так продолжалось два года, но Дениэл так и не изменил к нему своего отношения. Даже после того как проблемный сын разбил его старый автокар, тот лишь извинился за то, что надолго оставил Ника без присмотра. Позднее, когда Ник узнал, что взятая им без спроса машина оказалась подарком покойного отца Дениэла, то возненавидел самого себя за то, что осквернил память о родителях своего опекуна. Этот постыдный случай стал последним толчком, который потряс его до такой степени, что заставил раскаяться и встать на путь исправления, уверовав в бескорыстную человеческую доброту.

Когда ему исполнилось восемнадцать лет, пришло время платить по счетам. После окончания школы от сирот, попавших под программу «Усыновление сирот граждан Республики», требовали обязательного поступления в военные учреждения для погашения долга перед государством. Дэниэл собирался выкупить задолженность воспитанника личными накоплениями, но Ник ему этого не позволил. Опекун и так сделал для него слишком много. Однажды Ник намеревался вернуть долг, но не Эллиаду, а приемному отцу, который ждал его возвращения домой.

Проглотив новых Кандидатов на проживание в Республике, чрево белой махины громко захлопнулось. Гул сменился давящей тишиной. И вскоре военные начали расходиться в разные стороны. Теос развернулся и молча заковылял в направлении палаточного лагеря. Тьма позднего вечера медленно поглощала его понурую фигуру. Марианна провожала его взглядом. Она словно хотела что-то сказать, но застыла в нерешительности. Ник смотрел в ее красивое лицо, затененное грустью.

Сзади к ним подошел Алан. Серые глаза с пониманием взирали на немую сцену. Ник кивнул ему. Послышался подрагивающий голос Марианны:

— Нужно вернуть Тео.

— Я верну его, а вы с Аланом сразу идите к полевой кухне. Скоро ужин. Мы скоро к вам присоединимся.

Ник удалился от лучей холодного света, углубляясь во тьму.

***

Когда дождь прекратился, толпы людей в коричневой форме разбрелись по влажной поляне. Тут и там вспыхивали костры, разведенные из специальных наборов для розжига огня в полевых условиях. Они напоминали крохотные маяки посреди океана вечерней мглы, меж которых мельтешили люди, чьи оживленные голоса и громкий смех разлетались по округе. В воздухе витал чарующий аромат готовящейся на костре еды.

Это было место ночной стоянки Вольных, где, в своем укромном уголке, отдыхали бойцы танкового отряда «Молот». Белла своими глазами видела огромные белые машины, величественные и в то же время ужасающие. Все Вольные слышали до дрожи знакомый рев моторов и людской ропот, что разносил дурные вести, точно ураганный ветер. Каждый из них понимал, что происходит, однако ничего не мог с этим поделать. Вместо этого они погрузились в самозабвенную рутину вечера.

Белла следила за тем, как варится рагу из говядины и овощей. Вольные взяли на полевой кухне набор упакованных ингредиентов вместо безвкусного, хоть и питательного сухпайка — практика, что одновременно уменьшала очереди за едой и улучшала вкус пищи.

Танцующие языки пламени ласково поглаживали большой металлический котелок. Сидя у костра, она отбросила назад золотистые волосы, укороченные до плеч в тренировочном лагере. Атмосфера безмятежного отдыха и теплота общения вселяли в ее сердце радость. С большинством ребят из отряда она познакомилась шесть месяцев назад, во время курса военной подготовки, но пару лиц помнила еще с коррекционного лагеря. Многие из них были младше ее, хотя ей исполнилось восемнадцать всего три месяца назад.

Юлиан о чем-то разговаривал с активно жестикулирующим Дариусом, чья бронзовая кожа мерцала в такт всполохам пламени. При общении со своим другом сдержанный парень с рубиновыми волосами казался более открытым и расслабленным, нежели обычно. Их беззаботную беседу прервала внезапная выходка Салли, самого младшего члена отряда, которому полгода назад исполнилось шестнадцать лет. Его ониксового цвета кожа была крайне необычна для Республики. Салли подкрался и с воплем прыгнул на широкую спину Дариуса, но тот резко повернулся и сбросил нарушителя спокойствия на сырую землю. После чего юный шутник получил пинок под зад увесистым сапогом и отлетел вдаль на пару метров под общий смех и улюлюканье.

Стефан, дружелюбный парень высокого роста и худощавого телосложения, с пышной светлой шевелюрой на голове, копошился возле соседнего костра вместе с Майей. Казалось, будто ее кудрявые черные волосы, едва доходившие до плеч, подобно дыму обвивали строптивые языки пламени.

Между костров о чем-то спорили братья-близнецы Джино и Анжело, время от времени обращаясь к своему земляку Марко, невысокому, но плотно сбитому юнцу с густыми, как у филина, бровями и серьезным выражением лица. Подобно судье, тот внимал обоим и выносил взвешенный вердикт.

Белла подозвала к себе Софию, скрывавшуюся в тени в одиночестве. Девушка с русой косой вымученно улыбнулась и подошла ближе. София незаслуженно тяготилась чувством вины за смерть товарища, отдавшего свою жизнь, встав на ее защиту. Белла обернулась, услышав взрывной хохот Раду, тучного паренька со смеющимися глазами. Он играл в карты с двумя приятелями прямо на темно-зеленой лобовой броне «Гончей», расстелив на ней водостойкий плащ, полученный вместе с палаткой у интенданта. Его напарником был Зубастик Алекс, щуплый юноша с кроличьими зубами, что осмелился впервые улыбнуться только через месяц, как попал в лагерь военной подготовки и познакомился с новыми друзьями. Третьего картежника, Фабьена, товарищи прозвали Ленивцем за полное безразличие к происходящему. Несмотря на это он не знал себе равных в азартных играх. Парень со жгуче-черной глянцевой шевелюрой и густой щетиной был скуп на дела, но остр умом. За спиной Беллы выстроились компактные корпуса темно-зеленых «Гончих», заблокированных на ночь сигналом из мобильных штабов экспедиции. Капитан Хорст, старший сержант Лукиан и еще семеро других ветеранов травили армейские байки поодаль от новобранцев, но те все равно стекались к старшим товарищам за порцией мудрости на ужин.

— Еда готова, ребята, несите тарелки! — позвала всех Белла.

Вскоре закончилась готовка и на других кострах. К ним устремился поток голодных парней и девушек с одноразовой посудой в руках, чьи пустые желудки завывали подобно вьюге. Они смотрели на нее с искренней благодарностью. Белла сама выбрала роль повара, ей нравилось видеть радость в глазах товарищей. Покуда их животы наполнялись пищей, а сердца теплом, ее жизнь наполнялась смыслом.

Целью большинства Вольных было воссоединение с родными, запертыми за высокими воротами десятков коррекционных лагерей, раскиданных по всей стране. У нее же не осталось никого, кто ждал бы ее возвращения. Однако она не была одинока. Лучезарный образ старшей сестры, Марии, что оберегала ее в коррекционном лагере и заботилась о других ребятах, навечно отпечатался в ее душе — нежная улыбка, красивые, переливающиеся золотом волосы и отзывчивые голубые глаза, сиявшие искренней добротой и любовью. С тех пор как их разлучила судьба, Белла следует по стопам сестры, чтобы ее дух продолжал жить.

— Белла, ты просто лучшая! — чавкая, пробормотал Дариус.

Возле очага раздался раскатистый смех.

— О, королева рагу, повелительница питательной похлебки, благодарим тебя за этот прекрасный ужин! — Салли артистично отвесил поклон до земли. От его кожи, как от обсидианового стекла, отражалось мерцание огня.

— Спасибо, — кивком поблагодарил Юлиан. Казалось, будто его рубиновые пряди сами были продолжением пламени.

Белла доела свою порцию, выбросила одноразовую посуду в мешок для мусора и направилась к палатке, чтобы взять альбом и старый автокарандаш для рисования — одни из немногих ее личных вещей. Разговоры после ужина не утихнут до отбоя, а потому она сможет насладиться любимым занятием в дружеской компании. Приятное тепло растекалось по уставшему телу. Мышцы расслабились, разум постепенно уступал сладкой дреме. Она не сразу отреагировала, когда в дюжине шагов от палатки перед ней возникла фигура среднего роста, одетая в сине-серую форму граждан Республики. Их ясные голубые глаза пересеклись.

***

Теос брел по тускло освещенным тропам. Охватившие его ранее отвращение и негодование сменились опустошенностью и растерянностью. Увиденное за линией оцепления, подобно пропитанному скверной лезвию ножа, вырезало на его сердце ноющую рану.

Даже если они дикари, зачем так жестоко с ним обращаться? Они не выглядели опасными. Зачем насильно заставлять их покидать свой дом? Они явно не стремились стать частью Республики...

Всю жизнь, начиная со школы и заканчивая Военной Академией, ему твердили, что Республика отстаивает справедливость, поддерживает порядок и распространяет блага цивилизации всюду, куда ступает нога ее граждан. Хотя он понимал, что реальность не может быть столь же идеальна, сколь слова, но не ожидал обнаружить такого контраста между миром, в котором живут граждане, и тем, что находится за его пределами. Он видел страх в глазах местных жителей. И они боялись их, эллиадских военных. В Военной Академии им часто повторяли, что нужно держаться подальше от обитателей диких земель, поскольку те агрессивны, примитивны и жестоки. Как много в этих словах правды?

Спокойно, спокойно. Возможно, я чего-то не понимаю. Нужно держать себя в руках. Это всего лишь первый день экспедиции. Вспомни, зачем ты здесь.

Теос задумался, что привело его на этот путь. Жизнь щедро его одарила. Он имел все, о чем многие только могли мечтать: добрая и понимающая семья, достаток, успехи в учебе. Но ему всегда как будто чего-то не хватало. Обычная жизнь виделась ему слишком мелкой и незначительной, а взор всегда стремился заглянуть за горизонт.

Одолеваемый душевными метаниями, до старшей школы он никак не мог определиться с будущей профессией, пока расспросами не выведал у отца о своем деде, который посвятил всю жизнь тому, чтобы дослужиться до звания генерала. Даже несмотря на то, что тот не исполнил собственного намерения и закончил карьеру полковником, мечта стать генералом, славным защитником эллиадского народа, зажглась на тусклом небосводе жизни Теоса той самой путеводной звездой, которую он так долго искал и за которую тотчас ухватился, как за спасательный круг, что позволит ему всплыть над устрашающей реальностью обыденной жизни. Тем более, достичь звания генерала в Республике — значит забраться на вершину эллиадского общества, получить всеобщее признание и навсегда оставить свой след в истории, при этом защищая народ и отстаивая незыблемые идеалы нации. Мечта, настолько благородная и красивая, наполняла сладостным теплом его разум и сердце. По какой-то причине родители восприняли новое устремление Теоса без энтузиазма, особенно отец, который был капитаном в армии, пока не вышел в отставку и не открыл собственный магазин электроники. Однако они не только не стали его отговаривать, но, как и всякий раз до этого, поддержали намерение единственного сына.

Теос шел вперед с опущенной головой, когда его внимание привлекли молодые парни и девушки в коричневой форме, безмятежно болтающие и смеющиеся возле костров. Кандидаты на проживание, вчерашние дикари, с которыми нужно держать ухо в остро. Как они могут веселиться в тот момент, когда их сородичей вынуждают покидать свои земли? Может, они и правда так сильно отличаются от цивилизованных людей, потому-то их и не трогают привычные нам человеческие переживания? Нет, вряд ли. Все же они люди.

Теос глубоко вздохнул. Он попытался успокоиться и привести разум в равновесие. Внезапно рядом раздался шелест травы. Он резко повернулся к источнику звука и увидел стройный силуэт, выплывающий из полумрака. В нескольких шагах от него остановилась молодая девушка с золотистыми волосами, которые спускались до плеч, подобно водопаду из солнечных лучей. Красивые и выразительные черты лица проглядывали на светлой коже. Ее сапфировые глаза смотрели прямо на него. Она была ниже его на полголовы и носила неказистую коричневую форму, что контрастировала с присущим ей лучезарным сиянием.

Теос замер, затаив дыхание. Мысли покинули опустевший разум. Позади девушки мерцали всполохи костров, тени кружились в беспорядочном танце на бронированных телах выстроенных в ряд танков.

— Вы что-то хотели? — по свежему вечернему воздуху разлился нежный, ласкающий слух голос.

— Нет… — поначалу растерялся он. — Я лейтенант Теос Галиан из штаба третьего полка. А вы?

Теос ощутил, как жар растекается по щекам, точно жидкое пламя. Она отсалютовала ему и, улыбнувшись, произнесла:

— Я рядовая Белла… то есть Изабелла Либерт из танкового отряда «Молот». Сэр, значит, вы из третьего полка… к нему приписан наш отряд.

Его глаза широко раскрылись:

— Вот это совпадение. Я как раз курирую танковые подразделения третьего полка.

Изящно-извитые брови девушки приподнялись.

— Вы здесь, чтобы проверить нас, сэр?

— Нет, сейчас я не при исполнении, просто захотелось подышать свежим воздухом после всего, что произошло, — он не знал, как продолжить разговор, пока не услышал задорный смех, раздававшийся возле затухающих костров. — Тяжелая у вас служба, но вы все равно находите в себе силы весело проводить время.

— Это лучшее, что нам остается, — пожала плечами девушка. — В этом нет ничего особенного.

Он горько улыбнулся:

— Некоторые и на это неспособны, хотя жизнь у них намного проще. Вашей стойкости можно только позавидовать. Десять лет службы, чтобы добиться права проживания в Республике, — это тяжелый путь.

— Никто из нас его не выбирал, но мы здесь, и все не так уж и плохо. Пускай выбор у нас и невелик, но в каком-то смысле жить так даже легче. Не приходится беспокоиться о сложных вещах, о будущем…

Теос заинтересованно смотрел на златовласую девушку:

— Рано или поздно всем приходиться задуматься о будущем.

Она опустила глаза и тихо произнесла:

— Только тем, у кого оно есть.

Теос с тревогой обнаружил, что на прекрасном лице девушки промелькнули грусть и сомнение. Он уже лихорадочно подбирал слова, чтобы ее приободрить, но заметил, как со стороны угасших костров приближаются две высокие фигуры. Вдруг на его плечо легла крепкая рука. Он вздрогнул и резко обернулся. На него взирала пара глаз цвета миндаля.

— Ник? Как ты здесь оказался? Ты шел за мной?

Губы товарища скривились в лукавую улыбку.

— Конечно же, нет. Я всего лишь проходил мимо и решил позвать тебя, — он подмигнул. — Не хочется разрушать романтическую обстановку, но нам пора. Нужно успеть на ужин, пока полевые кухни не закрылись.

— Романтическую обстановку? Мы просто разговаривали...

Краем глаза Теос уловил еле заметный румянец на лице Беллы. К ней подошли двое парней. У одного из них, пониже ростом, были рыжие волосы ярко-красного оттенка, другой же, с телосложением гиганта, отличался бронзовым тоном кожи и черной шевелюрой.

— Все хорошо, — Белла обратилась к только что подошедшим парням.

Теос попрощался:

— Мы пойдем, приятно было познакомиться. Доброй ночи и удачи вам.

— Я тоже была рада познакомиться, сэр. Доброй ночи. Надеюсь, экспедиция пройдет для всех нас благополучно.

Теос развернулся и поспешил за Ником. Однако перед его глазами все еще стоял безупречно-красивый образ девушки, несмотря на окружавшую тьму, будто озаренный чистым небесным сиянием.

Глава 4. Мятежники.

Утренние известия перевернули все с ног на голову. Приказ о внезапной смене маршрута на рассвете поступил непосредственно от главы экспедиционного корпуса, генерала Коллиониса. В нем упоминалось, что от местных жителей удалось узнать информацию о местонахождении базы мятежников и поселения, где проживала ближайшая дикая община.

Внезапные изменения плана казались Теосу странными и порождали лишь вопросы. Откуда обитателям отдаленного поселения известно не только о расположении базы, но и точной численности и количестве техники мятежников? Он заметил, что был не единственным, кого посетили сомнения. Скрестив руки на груди, Алан погрузился в размышления. Марианна ответила Теосу озадаченным взглядом, а Ник прильнул к рабочему экрану.

Согласно новому приказу, большая часть экспедиционная корпуса займется уничтожением базы мятежников, находившейся в сорока двух километрах к востоку от места ночной стоянки. В нее войдут четырнадцать полков вместе с прикрепленными к ним бронетанковыми, артиллерийскими и авиационными отрядами, а также вспомогательными подразделениями. Ее возглавит сам Коллионис. Оставшиеся войска под командованием генерал-майора Стролла, заместителя командующего экспедицией, отправятся на северо-запад, к ближайшему населенному пункту, чтобы пополнить ряды Кандидатов на проживание в Республике.

Третий полк выступил на восток в составе первой группы экспедиции. В самом сердце механизированной колонны плелся мобильный штаб. Сразу впереди него плавно шли три «Кентавра» — крупные бронетранспортеры на гравитационной подушке, под крышей каждого из которых умещались десять механических боевых костюмов «Голиаф» вместе с их пилотами и вспомогательным персоналом из прославленного отряда «Рыцари черного орла».

Бронированные грузовики пехоты модели «Буйвол» передвигались в глубине формации, по соседству с тройкой «Кентавров». По периферии колонны перебирали гусеницами отряд «Гончих» «Молот», шестая бронетанковая рота «Носорогов» и пятая бронетанковая рота «Колоссов». Поддержку военной группировке оказывали самоходные артиллерийские установки «Фемида», реактивные системы залпового огня «Инферно» и противовоздушные оборонительные комплексы «Химера». Последние выступали в роли щита для всего экспедиционного корпуса и, благодаря развитым системам распознавания целей и молниеносному быстродействию, были способны перехватывать снаряды или ракеты при их приближении, даже несмотря на высокий уровень помех. Стальная колонна рассекала зеленеющую гладь бескрайних полей, залитых тенью. Два высоких холма спереди соединялись перемычкой из густого леса, напоминая исполинского двугорбого верблюда, прилегшего отдохнуть.

Теос уже в четвертый раз запускал симуляции предстоящего сражения, задавая все более неблагоприятные параметры, однако вероятность поражения так и не преодолела отметку в пять процентов. Согласно данным главного штаба, численность мятежников составляла порядка четырех тысяч человек.

В первый день экспедиции полковник Вермайер разделил зоны ответственности членов информационно-тактического подразделения. Теос отвечает за информационно-тактическую поддержку бронетанковых отрядов, Марианна координирует взаимодействие артиллерии и авиации с полковыми подразделениями, а Ник и Алан выполняют роль кураторов двух батальонов пехоты.

Ситуация оставалось спокойной: колонна продолжала движение, разведка еще не обнаружила врага. Тем не менее, Теос осознавал, что долго так продолжаться не может. На мгновение его мысли вновь унесло к контрастной картине вчерашнего вечера. На фоне мрачных событий незапятнанный тьмой образ Беллы сиял в его сознании еще ярче. Ему захотелось увидеть ее вновь.

До базы мятежников оставалось десять километров.

Теос изучал новые изображения с разведывательных дронов. Первой линией обороны мятежников служил форт, стороживший долину с возвышенности. Его обустроили на развалинах здания прошлой эпохи. Среди целого лабиринта укреплений удавалось разглядеть множество пулеметных гнезд, стволы танков модели «Гончая» устаревших модификаций, а также передвижные комплексы ПВО. В окопах за укрытиями засели около пяти сотен солдат в потрепанной и выцветшей форме коричневого окраса.

Позади импровизированного форта до самого города, что служил прибежищем мятежников, через поле тянулись ряды траншей. Они лихорадочно заполнялись солдатами противника.

Основные силы мятежников организовали оборону прямо на подступах к поселению. На его защите, помимо «Гончих», также стояли десяток «Носорогов» и четыре сверхтяжелых танка «Колосс», которые каким-то образом попали в руки к мятежникам.

По обе стороны от бастиона противника, словно заточенные клыки хищного животного, вширь раскинулись серые скалы. В предгорьях зеленели пышные буки и высокие сосны. Гладкий травяной покров стелился по поверхности склона ковровой дорожкой километровой ширины. Вслед за разведывательными подразделениями в обход горных пиков выдвинулись два отряда «Гончих», чтобы зайти противнику во фланг. Устрашающие стволы самоходных артиллерийских орудий пришли в движение и направили черные дула на вражеские позиции, готовые сравнять все живое и неживое с землей.

По плану сражения, разработанному на скорую руку, первыми в бой отправятся роты крепких «Носорогов», способных выдерживать лобовые попадания почти всех видов бронебойного вооружения, сразу за ними — «Гончие» и полки пехоты. Крупногабаритные «Колоссы» обладали несравненной разрушительной мощью, но из-за своей медлительности не годились на роль авангарда. Потому 62-тонные гиганты, пилотируемые гражданами, наряду с конвертопланами из авиационного крыла экспедиции послужат наступающим силам в качестве огневой поддержки и прикрытия.

Персонал мобильного штаба застыл в предвкушении приказа. Постукивая пальцем по столу, Теос ждал, пока войска экспедиции начнут распылять электромагнетические частицы по полю боя, чтобы еще больше уменьшить зону действия вражеских радиолокационных систем. Крохотные ЭМЧ, разработанные по подобию наноретрансляторов «Небесного Занавеса», создавали поля Закриса, источник мощнейших электромагнитных помех.

Когда тишину прорезали грохочущие залпы крупнокалиберных орудий, Теос тотчас осознал, что все пошло не по плану.

***

Земля содрогалась под гусеницами танка. Несмотря на амортизацию, тряска передавалась всему телу Юлиана, словно он мчался на своенравном металлическом скакуне. Снаряды, выпущенные гаубицами, пронзали воздушное пространство с леденящим кровь визгом, рисуя черные арки под белыми облаками. В небе мелькал огненный рой, вылетевший из реактивных установок залпового огня «Инферно». Комки грязи и осколки камней обрушивались на боевые машины непрерывным ливнем. Танковые отряды «Гончих» во всю прыть мчались по поверхности склона, приближаясь к землистой дымке, образовавшейся на месте бастиона мятежников. За легкими танками виднелись длинные 165-мм стволы «Носорогов» и грузовые «Буйволы», забитые пехотой. Артиллерия издала последний залп и перенаправляла свои орудия на дальние участки обороны противника.

Наступление началось раньше запланированного. Артиллерийские залпы не отгремели и пяти минут, как из главного штаба поступил неожиданный приказ, гласивший, что все отряды «Гончих» должны немедленно пойти в атаку и как можно быстрее прорваться к занятому мятежниками городу. Юлиан не понимал, к чему нужна такая спешка и зачем легкобронированных «Гончих» бросили в бой в качестве авангарда. Теперь он и его товарищи стали острием, которое устремилось вперед, чтобы вонзиться в тело израненного градом ракет и снарядов врага.

Командир отряда «Молот», капитан Хорст, раздраженно протараторил по связи:

— Чертов приказ… Всем сбавить скорость, впереди низкая видимость, при малейшем признаке угрозы — огонь. Своих там нет.

Шлем закрывал голову и уши Юлиана. Под ним, между ушами, загибалась полупрозрачная дуга М-линка. Через встроенные в него наушники полился сдавленный голос Джино:

— Почетный гражданин Коллионис захотел словить дичь покрупнее и прицепить на себя очередную блестящую медаль. И все за наш счет!

— Ему уже некуда их вешать, — заметил Анжело подрагивающим голосом.

— Пусть прилепит себе на спину! — выкрикнул юный Салли.

— Молчать, щенки! Все внимание на экраны, и не вздумайте тут подохнуть! — рявкнул капитан Хорст.

Напряжение стальными канатами пронзило и оплело каждую частичку его тела, взгляд пристыл к оптическому экрану. Он перестал замечать рев мотора, все чувства сфокусировались на опасностях, что поджидали его прямо по курсу, а время замедлило свой ход. Миниатюрные танки разрывали густую пелену из черного дыма и земляной взвеси, устремляясь навстречу неизвестности. Сканеры не обнаруживали признаков противника. Он вдвое сбавил скорость, проезжая среди бесконечных воронок в земле. Неприятный гул артиллерийских орудий возобновился. Танковая колонна вплотную подобралась к остаткам бастиона противника. Во мгле полыхали остовы вражеских танков, все еще направлявших погнутые стволы на врагов. Человеческие тела перемешались под земляным саваном. Объезжая глубокую яму, Юлиан заметил в ней черно-багрового цвета труп. К несмолкающему вою артиллерии добавились новые, но при этом знакомые ему звуки, отфильтрованные и приглушенные аудиосистемой танка, — издали доносились гулкие залпы 105-мм пушки «Гончей».

— Фланговые отряды вступили в бой с «Гончими» противника, у нас численное преимущество. Наша задача — как можно скорее нанести удар в центр вражеского войска, пока артиллерия будет подавлять третью оборонительную линию мятежников, — с холодной уверенностью объявил капитан Хорст.

— Впе…. — не успел он закончить, как на информационных экранах «Гончих» замигало предупреждение о надвигающейся угрозе.

— Всем рассредоточиться, огонь вражеской артиллерии!

Еще до того, как капитан отдал приказ, завывания превратились в омерзительный визг. Позади раздались взрывы. Земля задребезжала, как и внутренности «Гончей», словно поддавшейся непреодолимому порыву ужаса.

Юлиан дернул рычаг управления влево. Танк устремился в направлении леса, в свободный от союзных машин просвет.

Приказ рассредоточиться на деле обернулся хаотичными перемещениями «Гончих», что напоминали табун охваченных пламенем лошадей, каждая из которых могла разгоняться до 150 км/ч. Он с трудом увернулся от несущейся на него «Гончей». Танк справа утонул в яркой огненной вспышке. Объятый оранжевым вихрем корпус успел пару раз перевернуться перед тем, как упокоиться в глубокой воронке.

— Еще немного, наша артиллерия уже подавляет вражескую огневую позицию! — прокричал капитан Хорст.

Канонада не смолкала. Крупнокалиберные пулеметы «Гончей» автоматически наводились на угрозы в небе, подобно средствам ПВО. Один раз сработал комплекс активной защиты «Горгона», при этом из маленьких шахт его танка вылетели сотни мелких осколков, сбивавшие снаряды на подлете.

На его глазах столкнулись две «Гончие». Он резко ушел влево, едва их обогнув. Снаряды попадали в лес. Древесные щепки повисли в воздухе, точно конфетти. Когда Юлиан достиг кромки леса и начал разворачивать танк, то вдруг понял, что взрывы утихли. Он не знал, как долго длился обстрел, но теперь к нему понемногу начало возвращаться ощущение времени.

Капитан Хорст обратился к отряду. Он говорил так, будто только что пробежал марафонскую дистанцию:

— Вражеская артиллерийская точка подавлена. Мы потеряли троих, две машины повреждены и вышли из строя. Рядовые Салман Ндойе и Фабьен Монсерат, ваши «Гончие» уже никуда не поедут. Ждите пока вас отбуксируют в тыл. У всех остальных есть две минуты, чтобы перевести дух и объединиться со своими взводами.

Юлиан взглянул на информационный экран, оценивая потери отряда.

— Все целы? Салли, ты как? — послышался хриплый голос старшего сержанта Лукиана.

— Ничего страшного, слегка задело. С правого борта повредило гусеницу и подвеску, — Салли на секунду умолк. — Вот черт! Не могу переключиться на аварийный режим. Запасные шасси не выдвигаются!

— Просто жди, ты слышал капитана. Найдешь нас, когда закончится бой. Белла, Юлиан, ко мне, перегруппируемся.

— Но, старший сержант, может что-то получится сделать? Не могу же я спокойно сидеть, пока вы...

— Идиот, не дергайся! Я бы на твоем месте радовался, что все закончилось. Далеко не всем так везет. И загляни в полевой госпиталь, вдруг голову стрясло.

Взводы собрались вместе. Отряд «Молот» пришел в движение по команде капитана Хорста. Танковая колонна неслась по черной земле, накрытой изорванным покрывалом из весенних трав. Они почти взобрались на возвышенность. Спереди по-прежнему доносились выстрелы танковых пушек, а снаряды со свистом пронзали небеса. Танковая колонна, куда входил отряд «Молот», направилась на правый фланг, оставляя за собой серый шлейф.

Юлиан ощутил, как на лбу и спине проступили капли холодного пота. Сердце забарабанило в груди в темпе боевого марша. Он осознал, что уже и не помнил, когда чувствовал нечто подобное. Эмоции давно потускнели. Он испытывал лишь бледные отголоски страха и радости, словно хилые ростки, пробивавшиеся через твердую скорлупу подсознания. Однако сейчас, когда случайное попадание снаряда могло оборвать нить его жизни, когда мрачная фигура смерти показалась на горизонте, он наконец ощутил на себе дыхание жизни. На тактическом экране горели красные и синие пиктограммы вражеских и союзных «Гончих». На нем же отмечались приоритетные для их взвода цели, а также оптимальная траектория движения. Эти данные поступали напрямую из мобильного штаба. Юлиану в составе первого взвода отряда «Молот» одному из первых предстояло встретиться лицом к лицу с противником.

Он был лучшим на курсах военной подготовки, а в точности стрельбы из танка с ним могли конкурировать лишь обучавшие их инструкторы. За исключительные результаты курсы боевой подготовки он окончил сразу в звании капрала и получил модификацию «Гончей» «Стрелок», оснащенную пушкой с удлиненным стволом 105-мм калибра. Она имела прицельную дальность стрельбы, увеличенную почти на тысячу метров относительно стандартной, то есть составляла четыре с половиной километра, как и у «Носорога». Вспомогательным вооружением его «Гончей» служили 14-мм автоматизированные крупнокалиберные пулеметы на вращающейся платформе. Кроме того, все «Гончие» оснащались шахтами для отстреливания дымовых шашек, двумя высокопрочными пневмотроссами, расположенными на передне-боковой поверхности корпуса, и системой активной защиты «Горгона», предназначенной для уничтожения снарядов и ракет на подлете.

— Юлиан, бери на себя дальние цели, мы с Беллой займемся ближними. Главное — не подставляйте борта и тыл, если не собираетесь досрочно отправиться на тот свет!

Рычаги управления стали продолжением рук, а оптический экран и наружные сенсоры — его глазами и ушами. Все посторонние мысли отступили. Он увидел первые машины противника и без промедления навел прицел на правый борт одной из облезлых «Гончих» мятежников, оставив ближайшие вражеские танки товарищам. Расстояние до цели — тысяча шестьсот метров.

Он сбросил скорость и нажал на курок ручки управления. Вражеский танк уже разворачивал башню в его сторону, но не успел ни выстрелить, ни сдвинуться с места. Прогремел приглушенный залп 105-мм пушки. Отдача вжала его в жесткую спинку сиденья. Весь танк дернулся по инерции. В тот же момент соседние «Гончие» разразились оглушительной канонадой.

Он попал точно в цель. «Гончую» противника окатила красная вспышка, вырвавшаяся из дыры в борту. Всюду грохотали взрывы. Металлические осколки, подобно брызгам смертоносного дождя, разлетались по полю боя. «Гончие» мятежников на глазах превращались в решето. Несколько отчаянных снарядов свирепо просвистели вблизи и обрушились на колонну союзных танков.

Юлиан следовал намеченному на тактическом экране маршруту. Красные пиктограммы, обозначающие вражескую технику, исчезали одна за другой.

— Не прекращать огонь! — яростно прорычал Лукиан.

Юлиан прицелился и выстрелил по движущемуся танку. Бронебойный оперенный подкалиберный снаряд, особенно эффективный на ближней дистанции, пронзил топливный отсек, расположенный внизу тыловой части «Гончей». Вокруг вражеской машины раздулся пылающий шар. Возле подбитого танка мятежников, оставляя за собой пару алых дорожек, полз бледный, словно утренний туман, парень. Его форму покрывал толстый слой грязи. На молодом лице отсутствовали какие-либо эмоции, кроме одной безумной жажды выживания. В то же мгновение чья-то пуля прервала его мучения. Пылающая человеческая фигура, отчаянно размахивая руками, выбежала перед «Гончей» Юлиана. Он навел на нее прицел и нажал на курок. Пулеметная очередь тотчас положила конец всем страданиям. Легкая рябь облегчения пронеслась по поверхности его сердца.

Мятежники, уступавшие экспедиции числом в четыре раза, оказались в катастрофическом положении. Атакованные с двух направлений вражеские танки за считанные минуты прекращали свое существование под перекрестным огнем эллиадских войск. Широкое поле, раскинувшееся между уничтоженным фортом мятежников и городом, напоминало лунную поверхность, испещренную кратерами. Уцелевшие «Гончие» и пехотинцы противника беспорядочно отступали к занятому ими поселению, которое обращалось в руины от непрерывного артиллерийского обстрела. В это же время пехота экспедиционного корпуса прочесывала поредевший от стального дождя лес. Впереди осторожно продвигались солдаты в форме коричневого цвета. Головы Вольных закрывали плотно прилегающие военные шлемы с защитными очками. Следом за ними шли бойцы из числа Жителей Республики в темно-зеленой форме. Их тела оберегали пуленепробиваемые пластины и бронежилеты. Тяжелые пехотинцы, набранные только из граждан, высаживались из грузовиков и отрядами направлялись в сторону леса. Они были облачены громоздкие сине-серые бронекостюмы, полностью скрывавшие уязвимые человеческие тела внутри, словно сплошной латный доспех. В руках они держали крупнокалиберные автоматические винтовки и пулеметы.

С начала сражения в его поле зрения не попадали только «Голиафы» — самые совершенные машины войны Эллиада, про которых даже среди Вольных ходили восторженные слухи. По рассказам ветеранов отряда, этот элитный тип механической тяжелой пехоты сражался в могучих боевых костюмах, в несколько раз превосходивших человека величиной. Посеревшее небесное полотно рассекали конвертопланы из авиационного крыла экспедиции, похожие на гигантских стрекоз бледно-стального цвета. Ввиду своей хрупкости они держались поодаль и обеспечивали поддержку для наступающих бронетанковых и пехотных подразделений, попутно обозревая передвижения противника. Автоматические пушки и тяжелые пулеметы конвертопланов истребляли остатки вражеских сил.

Подобно раскату грома в тишине ночи по связи раздался чей-то громкий голос:

— Всем верным солдатам и офицерам Республики, говорит командующий экспедиционным корпусом генерал армии Коллионис. Мятежники убегают, не дайте им уйти! Каждый из этих трусов и предателей должен быть уничтожен, никаких пленных. Для них нет лучшего милосердия, нежели смерть! Пришло время смыть пятно позора с лица нашей Родины. Помните, мы сражаемся во благо Республики Эллиад!

Казалось, на мгновение все замерли, потрясенные услышанным. К этому моменту противник уже утратил волю к сопротивлению и лишь пытался спастись бегством или сдаться в плен, поэтому в его полном уничтожении не было никакого смысла. Юлиан не испытывал к мятежникам неприязни, равно как и не желал им смерти. Возможно, он и сам последовал бы их путем, если бы не младший брат, заточенный за стенами коррекционного лагеря.

Он заметил, что мятежники отступают к городу по определенной, ломаной траектории, а не по прямой, либо, в случае пехоты, стараются скрыться в гуще леса. Информация, всплывшая на экране, показала, что под толщей земли скрывается минное поле. Он приблизил изображение города и увидел, что мятежники бегут еще дальше, минуя само поселение, обстрел которого по-прежнему не утихал. Больше никто не держал оборону, будто это место уже покинули все, кроме горстки несчастных, брошенных на съедение хищнику.

— Огонь по отступающим танкам мятежников, выполняйте приказ! — капитан Хорст развеял затянувшееся замешательство, подтвердив приказ командующего.

Юлиан наблюдал за жалкой кучкой ободранных до костей «Гончих», удирающих прочь. Он прицелился в одну из них, но намеренно выстрелил в гусеницу танка. Впрочем, жертву это не спасло — мгновением позже ее разорвали сразу два снаряда. Другая «Гончая» наскочила на мину, уворачиваясь от обстрела.

Догонять противника не пришлось. Последние «Гончие» мятежников пали под залпами устрашающих рельсовых пушек «Колоссов», способных запускать снаряды с недоступной для обычных танков скоростью, пробивая практически любую броню. Подчиняясь приказу командования, отряды «Молот» и «Молния» ринулись в погоню за мятежниками. Танки парами продвигались по безопасному, но узкому маршруту, проложенному через минное поле штабом. Едва собравшись вместе, оба танковых отряда поспешили в направлении отступающих сил противника, обогнули город с востока и достигли его северной оконечности, но было уже слишком поздно. Они стали свидетелями того, как хвост гигантской металлической змеи уползал по извилистой песчаной дороге, уходившей до самого горизонта. Механизированная колонна мятежников ускользнула из поселения.

Юлиан выдохнул и ощутил, будто с воздухом его покинуло и напряжение, что довлело над ним с тех пор, как загрохотали первые залпы артиллерийских орудий.

Глава 5. Беспокойный дух.

Отобедав, Алан направился к угловатой громадине мобильного штаба вместе Теосом, Марианной и Ником. Гусеницы бронетранспортера, служившего им на время экспедиции и местом работы, и передвижным домом, покрывал толстый слой высохшей грязи. Стального цвета борта, ранее блестевшие от чистоты, приобрели коричневый пятнистый рисунок, который тянулся на все тридцать метров длины машины. Пока шла зачистка и детальная разведка городских руин, в которой участвовали лишь отдельные пехотные, разведывательные и инженерные подразделения, оставшиеся члены экспедиции восстанавливали силы в южном пригороде бывшего прибежища мятежников.

Алан видел перед собой лишь гнетущую серость: унылое беспросветное небо нависало над грудами камня и металла, утратившими свою прежнюю форму. По воздуху разносились слабые голоса и едва уловимые запахи однообразной пищи. С того момента, как короткое сражение подошло к концу, их маленькой компанией завладело безмолвное уныние. И Алан прекрасно понимал, в чем кроется его причина. Когда он услышал приказ командующего экспедицией, то поначалу не поверил собственным ушам. На исказившихся лицах товарищей он узнал собственные эмоции: шок и отрицание, на смену которым пришли возмущение и отвращение. Даже полковник Вермайер, уже почти целое десятилетие служивший под командованием генерала Коллиониса, явно не предвидел такого развития событий и на несколько секунд застыл в нерешительности. Речь главы экспедиции походила на проповедь религиозного фанатика, вот только место религии заняли радикальная эллиадская идеология и безумный патриотизм. Но откуда вдруг взялся этот фанатизм? Алан размышлял, зачем генерал Коллионис начал наступление без должной подготовки, нарушив не одну военную доктрину, что повлекло за собой ненужные жертвы? Зачем приказал истребить даже сдавшихся в плен мятежников, но захватив город не погнался за остальными? Не меньше вопросов вызывала поразительная осведомленность командования о противнике, как и резкая смена курса экспедиции.

Так планировалось с самого начала?

Безразличный к военной службе и своим обязанностям Алан чувствовал, как в нем разгорался интерес к происходящему. Сколько он себя помнил, нераскрытые тайны не давали ему покоя, наполняя вкус жизни остротой. В своей голове он продолжил распутывать клубок фактов. Прежде чем покинуть штаб, Алан взглянул на план разведки поселения и отметил одну любопытную деталь: все районы города были распределены между обычными подразделениями экспедиции, кроме северного, куда отправилась личная гвардия Коллиониса, там же находилось сердце базы мятежников.

Там скрыта разгадка?

Разведка города должна закончиться с минуты на минуту, тогда он сможет лично отправиться в северный район и попытаться докопаться до истины, если по прошествии двух часов там останется хоть что-нибудь от прошлых хозяев.

Это может быть опасно, но я должен знать правду. Хорошо бы осмотреться и в других частях города, но один я не успею этого сделать.

Алан решил поделиться мыслями с товарищами и попросить у них помощи. Но повернувшись к ним, он увидел мрачные лица Теоса иМарианны.

— В том, что произошло сегодня, нет нашей вины. Большая часть потерь — вина командующего, — произнес Алан.

Ник кивнул:

— Я повторяю им то же самое, может, они прислушаются к тебе.

— Пятеро погибших в отряде «Молот» в сражении, где мы имели подавляющее преимущество. Ради чего… — Теос поднял голову. — Я знаю, что не мы отдали приказ, но все же…

— Если бы мы действовали по правилам, если бы вовремя обнаружили в городе вражескую артиллерию, если бы не устроили зачистку мятежников, ненужных жертв удалось бы избежать, — согласилась Марианна. — Зачем мы в штабе, если не способны ни на что повлиять?

— На самом деле, у меня есть одна идея, — Алан привлек к себе внимание товарищей.

Он поделился с ними своими размышлениями.

Теос задумался:

— Мне тоже кажется, что здесь творится что-то неладное. Думаю, стоит проверить твою догадку. Даже если это всего лишь наше воображение, мы ничего не теряем.

— Так ты хочешь, чтобы мы разделились и исследовали разные районы?

Алан кивнул Нику:

— Да, когда разведка закончится, у нас будет примерно полтора-два часа до того, как экспедиция вновь отправится в путь. Я возьму на себя север, а вы — запад и восток.

— Вы уверены? Если командование действительно что-то скрывает, то стоит ли так рисковать? — спросила Марианна.

— Пусть каждый решает сам за себя. Безусловно, нужно соблюдать осторожность, но сейчас на улицах и без нас хватает военных. Это сыграет нам на руку, — Алан прикоснулся к подбородку.

— Вряд ли после окончания разведки в городе останутся хоть какие-то пожитки мятежников. По крайней мере, где-то, кроме северного района, явно нечего ловить. Алан, давай я пойду с тобой на север.

Алан помотал головой на предложение Ника, не желая подвергать товарищей опасности по своей прихоти:

— Мне будет лучше одному. Кто-то должен остаться в штабе, чтобы держать с нами связь и в случае чего сообщить о новых приказах.

Эту роль на себя взяла Марианна.

Спустя десять минут, когда разведка и зачистка города завершились, Теос отправился на запад, Ник — на восток, а Алан — на север.

***

Время перевалило за полдень. Несмотря на скоротечность минувшего сражения, вылезая из кабины, Юлиан ощутил, что на него накатила волна внезапной усталости. Он облокотился о корпус «Гончей» и размял ноги, а через десять минут вместе с Дариусом направился к полевым кухням, чтобы заранее занять очередь. Под звуки редких выстрелов и стрекот винтов конвертопланов, разносившихся над руинами города, он расправился с сухпайком, состоявший из брикетов из синтетических овощей и мяса. В отличие от Стефана, Майи и Беллы, едва притронувшихся к безвкусной пище, Юлиан не страдал от недостатка аппетита, но ощущал вязкое уныние, которое иногда охватывало его тело и разум. После окончания зачистки он решил развеяться привычным ему образом, решив пройтись по улицам старого поселения. Но его окликнул Дариус, за которым шли Белла, Стефан и Майя, чьи бледные, словно туман, лица под беспросветным покровом облаков походили на погребальные маски.

Юные Вольные брели по узкой улице, устланной ямами и булыжниками. Она тянулась вперед на пару сотен метров, резко обрываясь обвалившимся кирпичным зданием. Причудливые виноградные лозы обвивали стены ветхого одноэтажного домика. Зеленая трава пробивалась через разбитую дорогу, кусты с белыми цветками распушились на обочине.

В сознание Юлиана стали просачиваться отброшенные ранее мысли. Сегодня он убил четверых людей, но не испытывал по этому поводу угрызений совести, лишь их тусклая тень легла на его сердце безмолвным унынием. Он понимал, что все это неправильно, но не мог этого почувствовать.

Я делаю, что должен. Только продолжая служить, я обеспечу будущее для брата.

Старая рана в правом боку заныла. Юлиан потер шрам рукой. Он получил его четыре года назад в коррекционном лагере, когда не успел вовремя увернуться от внезапного удара заточкой. Тогда его спасли Дариус и молодой врач из лазарета, в чьи сочувствующие руки ему повезло попасть. Настойчивая боль напомнила ему об обещании, которое он вместе с товарищам из отряда дал, прежде чем ступить за ворота лагеря военной подготовки. Обещание, которое он не мог сдержать с самого начала.

***

Майя охнула и пошатнулась, ее миниатюрное женственное тело осело на одно колено, а кудрявая голова склонилась над землей в приливе тошноты. Завернув за угол, их компания наткнулась на труп в стертой коричневой форме, лежавший под единственной стеной рухнувшего дома. Стеклянные глаза мертвеца уставились прямо перед собой, отражая лишь вечную пустоту. В груди виднелись три округлых пулевых отверстия.

Белла ощутила, как внутри нее возникает чувство отвращения не столько от вида убитого, сколько от потока нахлынувших мыслей и чувств. Вид безжизненного тела пробуждал болезненные воспоминания о событиях, произошедших на поле боя, о жизнях, что они отняли, о товарищах, которых они потеряли, о таких же, как это бездыханное, оставленное на обочине тело. Она невольно отступила назад и, охваченная волной бурных эмоций, схватилась рукой за свои золотистые волосы. С детства ее успокаивало прикосновение к солнечным прядям старшей сестры. Подавив собственные переживания, Белла обратила внимание на товарищей. Она сделала шаг в сторону Майи и нежно коснулась ее плеча. Голубые глаза Стефана потускнели. Он присел рядом с курчавой девушкой, дотронувшись до ее спины.

В это время Юлиан пристально разглядывал мертвеца. Дариус осматривался неподалеку, а затем подошел к цветущим кустам и наклонился над ними. Майя подняла влажные зеленые глаза. Ее обычно звонкий голос звучал тихо и приглушенно:

— Как мы теперь можем винить эллиадских псов, когда сами от них ничем не отличаемся?

— Мы были вынуждены сражаться. У нас не было выбора. Мы не убиваем ради выгоды или удовольствия. Мы не такие, как они... — Стефан повторил последнюю фразу дважды.

— Разве не все так говорят? — Майя взглянула на Стефана.

Белла вмешалась в разговор:

— Майя, вспомни, мы дали друг другу слово, что не уподобимся эллиадцам, не станем теми, кем они нас видят, и продолжим двигаться вперед, как бы тяжело нам ни пришлось. Пока мы способны чувствовать и проливать слезы по другим, мы не нарушим этого обещания. Главное — не опускать руки.

Белла протянула руку Майе. Та взялась за нее и поднялась на ноги при поддержке Стефана, что придерживал ее за плечо. К ним приблизился Юлиан. В его разноцветных глазах клубилась холодная уверенность:

— Нельзя падать духом после первого боя, впереди еще долгая дорога. Идем.

— Смотрите-ка, за нашим мертвым приятелем пожаловали.

Оклик Дариуса привлек всеобщее внимание. Из-за угла, откуда они пришли, показались двое солдат Вольных, тащивших в руках носилки. Шлемов на них не было, коричневая форма взмокла и покрылась корками грязи. Легкое недоумение проскользнуло на их уставших лицах. Белла отметила, что выглядели они чуть старше ее.

— Эй, что тут встали, раньше трупов не видели, танкисты-неженки? — никто им не ответил.

Солдаты молча положили мертвое тело на носилки и потащили его обратно, пробормотав перед тем как скрыться из виду:

— Отсиживаются за толстой броней, а потом еще и ноют…

Дариус небрежно отмахнулся от их слов, точно от назойливых комаров:

— Вы собираетесь стоять здесь до тех пор, пока нам опять не придется лезть в душные металлические коробки? Раз уж мы сюда притащились, самое время насладиться увлекательной прогулкой по убогим, не нужным никому, кроме нас, развалинам.

***

Алан шел по безлюдному проспекту, глазея по сторонам. По краям зеленеющей дороги громоздились развалины жилых домов. Словно крест над могилой, среди каменных завалов выделялся пятиэтажный дом из серого кирпича. Каким-то чудом его фасад остался практически невредимым. Когда Алан проходил мимо уцелевшего здания, то вздрогнул от внезапного звука, раздавшегося у него за спиной, и отскочил к центру дороги. От стены откололся кирпич и с грохотом разбился на мелкие осколки, докатившиеся до его черных сапог.

Прямо посреди крупного перекрестка возвышалась двухметровая куча безжизненных тел. Двое солдат в коричневой форме, громко пыхтя, притащили на носилках еще одну бездыханную человеческую фигуру и бросили ее к остальным. Грузовой дрон темно-рыжего окраса клешневидными манипуляторами загружал тела в раскрытый отсек, точно краб, пожиравший моллюсков. Мертвецы болтались на весу, как тряпичные куклы. На их маскообразных лицах застыли гримасы удивления и ужаса. Обычно грузовые дроны занимались доставкой боеприпасов и прочих расходных материалов. Алан впервые видел, чтобы «крабы» выполняли функцию могильщиков. Он обошел гору из плоти и крови стороной, испытав приступ отвращения.

Пройдя пару сотен метров, Алан заприметил ржавый остов автобуса. Всего в нескольких шагах росла одинокая осина, ее тонкие веточки уже покрывала молодая листва. С крыши облезлого автобуса на Алана пристально взирали пытливые глаза четырех черных ворон. Они проводили его в путь громким карканьем. Вскоре он добрался центра города, где случился потоп. Подземные воды заполняли кратер, образовавшийся от попадания снарядов. На каменистых берегах этого рукотворного озера, подобно призракам прошлого, бродили люди в темно-синей форме инженерных войск Республики. С помощью роботизированных погрузочных дронов, четырехметровых стальных великанов, они извлекали из завалов остатки артиллерийских орудий и другой техники мятежников.

Алан скакал через вытекавшие из недр земли ручьи, стараясь не напороться на торчавшие из обломков арматуры, чем собрал на себе недоумевающие взгляды инженеров. Он перевел дыхание и стряхнул грязь с сапог, оказавшись на аллее, на которой росли опаленные пламенем войны тополя. Она заканчивалась обвалившейся гранитной лестницей. Алан спрыгнул вниз, минуя раскрошившиеся ступени, и остановился на пороге уединенного сквера, огражденного от внешнего мира густыми кронами ив и кленов. Любуясь чудесным видом, Алан прошел по ковру из диких трав, обеими руками раздвинул мохнатые ветви и проник на территорию запретного сада, вызывавшего у него ассоциации с друидской рощей из древних преданий. Землю устилала изумрудная поросль, достававшая ему до пояса. На фоне мягкого шелеста листвы откуда-то из-за непроницаемой стены деревьев доносились монотонное журчание и бульканье воды. В центре сквера возвышался трехметровый памятник. Алан зашагал к нему, с упоением озираясь по сторонам. Он помнил, что должен достичь северного района и вовремя вернуться, но все же позволил себе короткую передышку.

Подошва сапога ступила на что-то твердое. Под слоем травы ему с трудом удалось разглядеть потрескавшиеся каменные плиты, ведущие к памятнику. Алан внимательно осмотрел многовековое произведение искусства. На полутораметровом мраморном постаменте стояла фигура мужчины из потемневшей бронзы. Половину его туловища покрывал мох. Он был одет в тунику, а суровое лицо обрамляла густая борода. Поднятая правая рука держала факел, а в левой выделялся старинный свиток с орнаментом. Надпись на постаменте стерлась под неумолимым напором времени. За творением человечества вздымался к небесам величественный представитель царства природы — огромный дуб. Морщинистый ствол дерева был настолько широк, что его не получилось бы обхватить даже двум людям. На маленькой поляне перед дубом расцветали желто-белые ромашки.

Напоследок Алан провел рукой по шероховатой коре и направился к зеленой стене. Раздвинув ветви деревьев, он заметил группу солдат в темно-коричневой форме. Они отдыхали на лужайке, справа от дороги, куда, судя по загруженной в наручный компьютер «Квадрос» схеме города, лежал его путь. Двое парней разлеглись на траве рядом с тоненькой яблоней. Голову одного из них украшала яркая копна волос рубинового оттенка, а другого — жгуче-черная шевелюра. Возле куста с розовыми цветками сидела пара девушек, чьи золотистые и темные волосы отличались друг от друга, точно день от ночи. Рядом с ними на зеленом ковре растянулся высокий парень. Они о чем-то болтали.

Алан невольно вздохнул при виде умиротворяющего зрелища. Картина беззаботно отдыхающих молодых людей навевала мысли о детстве и юности, о родителях, о лучшем друге и годах, проведенных в Военной Академии.

Глава 6. Дитя одиночества.

Алан родился двадцать три года назад, девятого января 105 года Новой Эры, в семье Клемента и Юны Верро. Будучи гражданином в третьем поколении, он всю жизнь провел в Александрии. Своим сословным положением его семья обязана деду Алана, Жану Верро, чиновнику, который эмигрировал из Вестландского Альянса в Республику во время разразившейся в соседнем государстве революции. Нажитое на родине богатство сразу же обеспечило ему статус эллиадского гражданина. Однако вскоре азартные игры и пьянство оставили от его внушительного состояния жалкие гроши.

Отец Алана, Клемент Верро, был выдающимся ученым-изобретателем, чьи впечатляющие успехи лежали в сферах нейроинженерии и искусственного интеллекта. Долгое время он работал на военное министерство, участвуя в разработке нейроинтерфейса М-линк и механических боевых доспехов «Голиаф», но при этом всегда презирал своих работодателей и мечтал порвать с ними все связи. Однако ему не позволяли этого сделать.

В один злополучный день отец и мать попытались сбежать с четырехлетним Аланом в Вестландский Альянса на торговом судне, что обернулось для семьи Верро трагедией. Их задержала военная полиция, предъявив родителям обвинение в государственной измене. Ввиду их полезности вместо смертной казни родителей приговорили к пожизненной службе. Мать сослали на дальние восточные рубежи Республики, а отец продолжил трудиться в лаборатории военного министерства в столице. Алан долгое время не понимал, что сподвигло родителей пойти на отчаянные меры, и даже сейчас не был уверен в правдивости собственных воспоминаний. Все образы давно стесало беспощадным потоком времени, а детское воображение вырезало на гранитной плите памяти новый узор. Многое из того, что ему сейчас известно, он впоследствии узнал от коллеги отца, который сочувствовал отпрыску своего старого приятеля.

После разлуки с матерью Алан все реже и реже виделся отцом, пропадавшим в лаборатории. В этот тяжелый период жизни за ним присматривала постепенно терявшая рассудок бабушка. Львиную долю суток он проводил за чтением книг, избегал сверстников в школе и с каждым днем все сильнее замыкался в себе. Как и отца, его с ранних лет завораживали тайны человеческого сознания, но, в отличие от своего родителя, он также тяготел к истории, антропологии и философии. Алан любил с головой погружаться в мир прошлого, интересуясь как закономерностями развития целых цивилизаций, так и жизнями отдельных личностей давно минувших эпох. По душе ему приходилась и классическая литература, пережившая Ядерную Катастрофу.

Спустя четыре года с момента расставания с матерью выяснилось, что она пропала без вести при невыясненных обстоятельствах. Через несколько месяцев бабушка Алана скончалась от массивного кровоизлияния в мозг, к тому времени уже окончательно утратив остатки своей личности, после чего за мальчиком стала приглядывать няня. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, его покинул отец. Обстоятельства смерти были покрыты непроницаемой завесой тайны, приоткрыть которую Алану удалось уже во время учебы в Военной Академии.

Оставшись в полном одиночестве, Алан попал под государственную программу «О защите сирот граждан Республики». Дети от десяти лет и старше считались непригодными для усыновления, а потому, не имея иного выбора, он отправился прямиком в школу-интернат. В безрадостном учреждении для сирот царили суровые армейские порядки. Утренние и вечерние построения, регулярная строевая подготовка и ежедневные церемонии поднятия флага под эллиадский гимн. Вся выглядело так, будто попавших в школу-интернат детей старательно готовили к военной службе. И, как вскоре узнал Алан, это оказалось правдой. Выпускники школы-интерната могли поступить либо в военное училище, либо в Военную Академию. Иными словами, сироты так или иначе были обязаны стать профессиональными военными. Холодная и жесткая, как полярный лед, директриса внушала своим подопечным, что только так они отплатят государству за опеку и содержание. Загнанный в пучину отчаяния Алан мог лишь в безысходности наблюдать, как рушатся, подобно стенам хрустального замка, его последние мечты и устремления. Но даже среди, казалось бы, беспросветного мрака нашлось место свету человеческого сердца.

Однажды в его крохотную комнату общежития при школе-интернате подселили Дина Робеспье, энергичного одиннадцатилетнего мальчика с дружелюбными карими глазами и льняными волосами. Он был полной противоположностью Алана. Именно с этого судьбоносного знакомства на темном холсте жизни последнего сына семьи Верро начали проявляться яркие краски. Дин постоянно вытаскивал своего нелюдимого приятеля в люди. Кроме учебы, подростки частенько выбирались на прогулки по внутреннему парку пансиона, блуждали по яблоневому саду и собирались в компании новых знакомых, чтобы весело провести время за общением и настольными играми.

Для Алана открылась доселе неизвестная ему сторона жизни. Благодаря новому другу он начал вливаться в общество, хотя и по-прежнему быстро от него утомлялся. За учебой, муштрой и идеологическое обработкой, разбавленными дружбой и общением со сверстниками, пролетели семь лет учебы в школе-интернате, откуда оба товарища выпустились в числе лучших. Не имея богатого выбора, Алан и Дин решили поступать в Военную Академию, чтобы по окончании пятилетнего обучения получить офицерское звание, а после, отслужив столько же лет в обязательном порядке и выплатив долг государству, уже самостоятельно решать свою судьбу.

Раз ему все же пришлось стать военным, Алан, по крайней мере, предпочел выбрать специальность, которая позволила бы ему работать в тылу, не рискуя своей и не отнимая чужих жизней. Тогда он радовался, что превосходно сдал вступительные экзамены в Военную Академию, а значит, еще сохранил хоть какую-то толику свободы. Алан оценил скудный перечень вариантов и остановился на военно-экономическом факультете, так как его выпускникам точно не грозило оказаться в гуще боевых действий, а ничего интереснее Военная Академия ему предложить не могла. Однако этим скромным планам не суждено было воплотиться в жизнь.

Изменения нагрянули с такими внезапностью и жестокостью, с какими порывы шквального ветра обрушиваются на людей на заледенелых полях Антарктиды. Уже после завершения приема документов из военного министерства поступил срочный приказ о создании нового Информационно-тактического факультета. И поставленному в тупик руководству Военной Академии пришлось выкручиваться из затруднительного положения. Созданный в течение пары суток Информационно-тактический факультет решили заполнить за счет курсантов, зачисленных на другие, вспомогательные с точки зрения руководства, направления. Алану, как поступившему на далеко не самый престижный Военно-экономический факультет, а также имевшему высокий средний балл и неоплаченный долг перед государством, не посчастливилось оказаться в их числе.

Проректор по учебной работе столь сухо и бегло уведомил Алана о переводе на новый факультет, будто зачитывал результат решенного уравнения. Причем, все попытки протеста с дребезгом разбились о каменную стену военной субординации. Выйдя из кабинета проректора, Алан ощущал себя так, словно его только что окатили ледяной водой. Он мысленно проклял всех причастных к этому безобразию, ударил себя ладонью по лбу и произнес вслух: «Хоть раз я могу сделать собственный выбор?!» Пожалуй, единственный положительным моментом для него было то, что теперь он вновь будет учиться вместе с Дином.

После вынужденного поступления на новый факультет уровень его энтузиазма достиг невиданных ранее глубин, но, как ни странно, это мало отразилось на успеваемости. Даже сам того не желая, он всегда с удивительной простотой справлялся и с тестами, и с устными ответами, и с симуляционными занятиями, проверявшими умения командовать отрядами и принимать верные решения в полевых условиях.

Ахиллесовой пятой Алана были навыки рукопашного боя, стрельбы и управления техникой. Однажды он едва не угробил тренировочный «Колосс» и не загнал себя в еще больший долг, в последний миг избежав столкновения с танком однокурсника. Прознав о блистательных интеллектуальных способностях молчаливого дарования, учителя стали чаще спрашивать Алана на занятиях и лекциях, всеми силами вовлекая его в образовательный процесс. Он раз за разом извлекал из разума изобретательные ответы на сложнейшие вопросы преподавателей, когда его сокурсники оставались немы, и скоро прослыл одним лучших студентов Академии. А среди курсантов за ним закрепилось прозвище Юный Мудрец, как его еще в школе-интернате нарек Дин.

Летом перед финальным годом обучения с ним произошло событие, которое привнесло смятение в его стройный внутренний мир и заставило Алана усомниться в собственных чувствах. В тот жаркий июльский день со стороны моря дул напористый ветер, единственно спасавший от невыносимой духоты. Резко налетавшие воздушные потоки взъерошивали его жесткие волосы цвета вороньего пера и остервенело трепали тонкую ткань бело-голубой полосатой рубашки. Алан только что вышел из торгового центра и направился на встречу с Дином. Он провел два мучительных часа, с остервенением бродя по бесчисленным отделам и пытаясь выбрать подарок на грядущий день рождения друга, но так и не смог найти что-то стоящее, а потому вышел оттуда с пустыми руками, валящей с ног усталостью и глубоким отчаянием оттого, что ему придется повторить этот адский марафон позднее.

К тому же подскочившие до небес цены на товары заставили его утратить дар речи: стоимость содержимого полок в торговом центре за последние четыре года выросла в два с половиной раза, в то время как стипендия в Военной Академии осталась неизменной. Помимо него многие покупатели недовольно бурчали, разглядывая ценники в магазинах.

Алан прошел через многолюдную площадь Единства, обогнул крупный фонтан в форме мифического крылатого коня, Пегаса, и свернул на протяженную аллею Героев Республики. Она находилось на территории Основного района столицы, где проживала большая часть населения Александрии. Помимо Основного, город делился еще на два крупных района: Центральный — там располагались дома Почетных граждан и правительственные здания — и Кольцевой, огибавший всю столицу и служивший пристанищем для граждан с низким достатком.

Нескончаемые толпы людей прогуливались по стертой брусчатке полуторакилометровой аллеи. Оживленные голоса прохожих сливались в единый несмолкающий гул. Алан редко забредал в столь шумные места и чувствовал себя неуютно. Через всю аллею к небу тянулись идеально ровные ряды голубых пирамидальных кипарисов — творений продвинутой генной инженерии Республики. Их окружали украшенные золотистыми узорами чашеобразные клумбы. По обе стороны от пешеходной улицы стояли изящные дома, подражавшие застройке Старого Света из прошлой эры. Прохожие любовались освещенными витринами дорогих магазинов, безмолвно зазывавшими к себе покупателей. На каждом шагу пестрили вывески кафе, баров и ресторанов, соревновавшихся между собой в оригинальности. Вспоминая свой первый визит в сердце Основного района, состоявшийся восемь лет назад, Алан отметил разительные изменения, коснувшиеся места всеобщего притяжения. Аллею, словно разноцветные заплатки на ткани города, покрывали многочисленные уличные экраны, на которых мелькали изображения политиков, взывающих к патриотизму, национальной гордости, народному единству и служению нации. Однако все они принадлежали к сословию Почетных граждан, единственных, кто мог избираться в органы власти, вроде Парламента или Высшего Совета, и освобождался от обязательной военной службы.

Михаэль Адриатис, уже четыре года занимавший пост Верховного председателя Высшего Совета Республики, попадался на глаза намного чаще других. Белоснежная кожа, сияющие, точно полуденное солнце, глаза и волосы цвета серебра — характерные черты внешности главы государства и его знатного рода, берущего начало от самого отца-основателя Республики. Подобно непогрешимому ангелу, Верховный председатель благостно взирал на проходивших мимо избирателей.

Алан наткнулся на уличный электронный баннер, поделенный на две половины. На одной были изображены марширующие солдаты в черной форме Остеррианского Союза, северного соседа Республики, которых, точно марионеток, дергал за ниточки сгорбленный старик с морщинистым и покрытым бородавками лицом, одетый в обсидиановый костюм с багровым плащом. Позади него в клетке сидели люди в лохмотьях, через прутья тянувшие руки к бравым эллиадским солдатам, изображенным на другой половине электронного полотна. За спинами улыбающихся бойцов Республики плечом к плечу с народом стояли Михаэль Адриатис и другие высокопоставленные политики. Над их головами сияло яркое солнце, лучи которого отгоняли тучи, заполонившие небо по ту сторону изображения. Надпись на электронном баннере гласила: «День освобождения народа Остеррианского Союза от гнета тирании грядет. Присоединяйтесь к армии, чтобы исполнить свой гражданский и моральный долг». Среди бурлившей массы людей часто мелькали патрули одетых в синюю с золотистой окантовкой форму полицейских, длинные козырьки их фуражек скрывали глаза защитников государственного правопорядка. Нередко их сопровождали маленькие дроны, точно механические попугаи парившие над их головами. На каждом доме висели камеры, беспрестанно взиравшие на прохожих.

Когда Алан выбрался с аллеи и попал в тихий переулок, то сразу же вздохнул с облегчением. Впрочем, овладевшая им безмятежность вмиг улетучилась, едва он разглядел развешенные прямо на фасадах домов агитационные плакаты. Лозунги на них гласили: «Человек без Родины ничто», «Долг гражданина — защищать свою Родину», «Нет ничего благороднее жертвы, принесенной во благо своей Родины», «Мы сражаемся за справедливость и свободу», «Равенство — основа Республики», «Патриотизм — благороднейшее из всех устремлений». Проходя мимо ярких плакатов, Алан ощутил, как к горлу подбирается тошнота. Лишь добравшись до конца улицы и увидев свое отражение в витрине магазина одежды, он осознал, что все это время с его лица не сходила гримаса, представлявшая собой нечто среднее между животным оскалом и ядовитой ухмылкой. Опустив голову, Алан заметил глубокие трещины, пронзавшие плитку, устилавшую соседнюю с аллеей улицу. В голубом свете, исходившем из окна почтового отделения, казалось, будто он идет по поверхности разбитого стекла. Добравшись до шумного перекрестка, Алан увидел, что на дороге образовался затор. Светофоры словно сошли с ума и хаотично моргали то красным, то желтым, то зеленым, а иногда и всеми тремя цветами сразу. Автокары и автобусы беспомощно столпились на пересечении дорог и уже не могли двинуться ни вперед, ни назад, заодно заблокировав и трамвайные пути.

Три недели назад он и сам угодил в подобную западню. Тогда ему пришлось выйти из автобуса и проделать оставшуюся часть пути пешком. В последнее время с городским транспортом все чаще творилось что-то неладное. И не только с ним. Иногда бывая на улицах, находившихся всего в нескольких минутах ходьбы от центра, он не раз замечал, что облицовка красивого фасада домов осыпалась, точно пудра, обнажая серый кирпичный скелет. Но ни средства массовой информации, ни политиков будто не беспокоили столь незначительные проблемы, касающиеся внутреннего благополучия. Все новости состояли из восхваления достижений эллиадской военной отрасли и науки, а также восторженных известий о том, как Республика распространила блага цивилизации на все новые территории.

Когда он учился в школе и жил в одной квартире с отцом, СМИ еще пели на разные голоса, но со временем их вещание слилось в монотонный вой, а любые собрания граждан объявили противозаконными. Верховный председатель и его сторонники утверждали, что народу Эллиада необходимо сплотиться перед лицом внешней угрозы в лице Остеррианского Союза, и ради этого благого дела стоит идти на жертвы и терпеть всяческие лишения. Хотя Алан был уверен, что идти на жертвы и терпеть лишения будут явно не те, кто к этому призывает.

Наконец он добрался до кафе с благозвучным названием «Прекрасный день», привычного для них с Дином места посиделок, и расположился на террасе, откуда открывался живописный вид на парк, усеянный пульсирующими фонтанами.

Хотя бы этот чудесный уголок еще не утратил своей прелести.

Дожидаясь друга, Алан медленно попивал кофе из белоснежной чашки и наблюдал за тем, как пушистые облака скользят по бескрайнему молочному небу. Созерцание прекрасного постепенно возвращало в его внутренний мир гармонию. Он откинулся на спинку стула, вытянул ноги и закрыл глаза.

— Привет, ты и есть тот самый Юный Мудрец? — Алан вздрогнул и широко раскрыл глаза.

Из-за его спины вышла девушка в летнем голубом платье в белый горошек, с хитрой ухмылкой на лице, но когда она увидела его лицо, то застыла в удивлении.

Красивая, длинные светло-рыжие волосы и голубые глаза... это же она!

Неожиданно на его плечи легли две крепкие руки. Алан запрокинул голову. На него смотрели самодовольные карие глаза друга. Заметив, что запланированный им сюрприз развивается не по плану, Дин недоуменно огляделся и спросил:

— Вы знаете друг друга?

Девушка воскликнула:

— Это же мой спаситель! Помнишь, я рассказывала про молодого офицера, который отогнал от меня двух пьяниц в парке?

Брови Дина подпрыгнули:

— Только не говори мне… неужто это был ты? — Алан кивнул. — Почему ты об этом даже не заикнулся?

Алан пожал плечами:

— Совсем из головы вылетело. К тому же, тут и говорить особо не о чем. Никакой я не спаситель. Мне повезло, что те двое поверили, будто у меня есть пистолет. Иначе ты узнал бы о случившемся по моему лицу.

— Ты убежал так быстро, что я не успела тебя ни отблагодарить, ни узнать твоего имени, — девушка шагнула к столику.

— Я торопился в общежитие до наступления комендантского часа. Тем более, если кого и благодарить, так это фортуну, а не меня.

— Все равно. Спасибо тебе огромное. Не исключено, что тем вечером ты спас мне жизнь, Юный Мудрец, или теперь правильнее называть тебя Юный Герой? — она широко улыбнулась. — Кстати, меня зовут Миранда.

После того как дымка смятения рассеялась, все уселись за столик. Дин заговорил:

— Мы познакомились две недели назад, во время июньского марафона, который ты бессовестно пропустил, когда притворился больным.

— Летние марафоны — изобретение дьявола. Кому вообще пришло в голову бежать несколько километров в самое жаркое время года? — Алан лениво махнул рукой, а затем перевел взгляд на девушку. — Миранда, ты тоже из Военной Академии? Никогда тебя там не видел.

— Нет, я учусь на третьем курсе медицинского. Наш университет не так далеко отсюда. Но в Военной Академии у меня работает отец, так что я тоже там иногда бываю.

Как потом узнал Алан, ее отцом оказался Эдгар Содден — глава медицинской службы Академии.

— Я ведь говорил, что Алан просто душка. Так и знал, что вы сразу поладите, но никогда бы не подумал, что вас связывает такая история, — сперва Дин обратился к Миранде, а следом подмигнул Алану. — Думаю, Миранда отлично разбавит нашу закоренелую мужскую компанию.

Алан кивнул в ответ, хотя не представлял, зачем Дин решил познакомить его с девушкой.

До окончания Военной Академии Алан часто виделся с Мирандой. Иногда они своей компанией выбирались на прогулку по городу, ходили в кино или просто сидели в кафе. Миранда, разделявшая с ним общие взгляды на жизнь и увлечения, вроде любви к классической литературе или интереса к биологическим наукам, лично вытаскивала Алана из берлоги, в которую он превратил комнату общежития.

Со временем его все больше тянуло к ней. В ее присутствии он ощущал одновременно и теплый комфорт, и странное волнение, которого прежде не испытывал. Однако он не решался сделать шаг навстречу волнующим чувствам до тех пор, пока не было уже слишком поздно.

За три месяца до выпуска из Военной Академии Дин и Миранда сблизились и начали встречаться. Алан воспринял это известие с неожиданной для себя досадой, но при этом всеми силами старался сохранить невозмутимый вид перед другом. Это было чуждым и непривычным для него чувством — будто он упустил то, что раз и навсегда могло преобразить его жизнь.

После окончания Военной Академии пути лучших друзей разошлись. Алан сразу же попал в экспедицию, отбывшую с северо-запада Республики, а Дин получил назначение на восток страны. Вечер перед расставанием прежняя троица молодых людей провела в кафе «Счастливый день». Прощаясь, они пообещали друг другу, что однажды вернутся сюда и вспомнят пережитые вместе теплые мгновения.

Глава 7. Тайна города мятежников.

Алан с трудом вырвался из крепких объятий прошлого и уже через пару минут, как покинул безмятежный сквер, достиг северного района города. Перед ним предстало старомодное здание вокзала. Облезшее покрытие обнажило осыпающиеся стены из красного камня. На стенах заброшенного двухэтажного вокзала сохранился витиеватый рельеф, похожий на переплетенные ветви деревьев. Голые окна зияли подобно пустым глазницам, слепо наблюдавшим за царившим вокруг запустением. Слева от вокзала красовался паровоз цвета темной стали. За его длинным цилиндром пряталась угловатая кабина машиниста. Алан прошел мимо, пересек перрон и увидел завалившийся на бок поезд. Вереница грузовых вагонов лежала на рельсах, точно хвост гигантской гремучей змеи. За железнодорожными путями устремлялись вдаль ряды с виду новых складов и ангаров.

Эти склады явно построили недавно. Значит, туда мне и надо.

Вдруг раздался пробирающий до самых костей скрежет металла. В полусотне метров спереди распахнулась дверь склада. Алан замер, правая рука потянулась к висевшей на поясе кобуре с пистолетом. Из открытой двери вышли двое военных в сине-серой форме с черным мешком в руках и направились в его направлении. Затем оттуда же вынырнул высокий мужчина и, не оборачиваясь, пошел в противоположную сторону.

Солдаты поприветствовали Алана кивком, сквозь непроницаемый мешок будто проглядывали очертания человеческого тела. Ему показалось, что внутри кто-то пошевелился. Он разглядел на плече военных нарукавный шеврон в виде черного орла, широко расправившего крылья на желтом поле. Алан узнал в нем символ отряда «Рыцарей черного орла», пилотировавшего «Голиафы» Это элитное подразделение, куда в основном входили потомки иммигрантов из земель, ныне принадлежавших Остеррианскому Союзу, было закреплено за третьим полком экспедиции, но Алан, лично координировавший их действия, мог с уверенностью сказать, что никто не отдавал им приказа отправляться в северный район города. Боевые заслуги Рыцарей были неоспоримы — они имели репутацию одного из лучших, если не лучшего, отряда «Голиафов», — но о них ходили и дурные слухи, ставящие под сомнение их лояльность, ведь они являлись выходцами с территории главного соперника Эллиада.

Алан не доверял бездоказательным домыслам, однако неожиданно присутствие Рыцарей на севере поселения его насторожило. Он повернулся к солдатам и дал волю неуемному любопытству:

— Что вы здесь делаете? В мешке труп мятежников?

— Приказ командира. Поговорите с майором Эрхартом, — лысый боец с густой черной бородой кивнул в сторону мужчины, который только что вошел в серебристый ангар.

Алан понял, что забрел слишком далеко от штаба и уже не может связаться ни с кем из товарищей, но все равно решил идти до конца. Сердце нарастило темп, а все тело напряглось. Он осторожно заглянул в распахнутые ворота ангара.

— Что вас сюда привело, лейтенант? — напротив входа стоял высокий мужчина атлетического телосложения в серовато-синей форме. Его голос звучал плавно и уверенно, в нем слышалась легкая насмешка.

А вот и сам майор Эрхарт.

Алана поразило, что командир экспедиционного отряда Рыцарей, чей профиль он просматривал в штабной базе данных, так быстро отреагировал на постороннее присутствие и за доли секунды разглядел на плечах лейтенантские погоны. Или же майор заметил его намного раньше? Алан отсалютовал старшему офицеру.

— Сэр, я лейтенант Алан Верро из штаба третьего полка. Участвую в разведывательной операции по исследованию городских руин. Сейчас любая информацию может помочь миссии экспедиции.

Разве я мог прозвучать еще более неубедительно?

— Мне уже известно, кто вы. У меня есть привычка заранее узнавать о тех, с кем мне предстоит иметь дело. Судя по вашему выражению лица, вы тоже знаете, кто я? — Алан утвердительно кивнул. Эрхарт пристально посмотрел на него, а затем ухмыльнулся: — Какое похвальное рвение! Штабной офицер занимается разведкой города, да уже и после ее окончания… И как, удалось раскопать информацию, которая послужит благой миссии экспедиции?

— Пока нет, но у меня еще есть время.

— О, вижу, вы настроены серьезно. Тогда вы пришли в нужное место. Готов поспорить, на складах мятежников можно найти немало любопытного.

Майор шагнул в сторону, похоже, намеренно привлекая внимание Алана к целой горе черных ящиков, составленных в тени у дальнего конца ангара. Оскар Эрхарт молча ждал реакции молодого офицера. Его прозрачно-голубые, почти бесцветные глаза испытующе взирали на Алана. Несмотря на то, что внешне они выражали дружелюбие и даже веселость, из их глубины наружу проникали отблески силы и жесткости. Будто на него смотрел опытный и скрытный хищник, готовый в любую секунду наброситься на жертву, едва та даст слабину. С красивого утонченного лица командира Рыцарей не сходила легкая улыбка. На ровной светлой коже имелся только один изъян — косой шрам над левой бровью, — однако и тот, скорее, лишь придавал ему мужественности. Пряди темных волос с пепельным оттенком струились по аккуратному овалу головы молодого мужчины. Вся его внешность напоминала Алану искусно высеченную из мрамора скульптуру древнегреческого божества или же романтизированный образ средневекового рыцаря без страха и упрека.

Алан пытался понять, что за игру ведет майор Эрхарт. Пользуется ли он доверием генерала Коллионисом? Судя по записям в базе данных, прежде они не работали вместе, да и что может связывать генерала армии и командира элитного, но обособленного от всей эллиадской армии отряда бывших иноземцев? Зачем майор пытается обратить его внимание на потенциальные улики, аккуратно сложенные в полумраке ангара? Алан по-прежнему оставался в беспокойном неведении, но решился на следующий шаг.

— Сэр, могу я задать вопрос?

— Конечно.

— Что в этих ящиках? И кому принадлежало тело, которое несли бойцы из вашего отряда?

— Прежде чем ответить, я спрошу вас еще раз: чем вы здесь занимаетесь, лейтенант Верро? Вас послали сюда из штаба? — глаза Эрхарта сверкнули ледяным блеском.

— Нет, я пришел по своей воле, но заранее предупредил об этом нескольких товарищей. Обстоятельства, которые привели экспедицию к базе мятежников, показались мне весьма… интересными.

— Так-так, и что показалось вам интересным?

— Резкая смена маршрута экспедицией, полная осведомленность о численности и диспозиции противника. Спешка, с которой мы атаковали позиции мятежников, приказ не брать пленных и то, что до зачистки некоторых районов допускались лишь отдельные элитные подразделения, в особенности личная гвардия командующего экспедицией, — Алан перевел дыхание и посмотрел майору в глаза.

Вот теперь я точно сказал слишком много. Как глупо с моей стороны. Если майор не заинтересован раскрытии секретов, то это может плохо для меня закончиться.

Эрхарт рассмеялся и покачал головой:

— А вы честный малый! Что ж, лейтенант, я ценю вашу искренность, но впредь вам стоит быть осторожнее в своих выражениях. Некоторые люди могут принять ваши слова за проявления сомнения или даже... неверности, а из-за этого легко потерять голову. К счастью для вас, я не один из них. Напротив, я рад, что еще хоть кто-то в этой экспедиции сумел сложить дважды два. Если бы мы не явились сюда два часа назад, то тайны северного района так бы и остались нераскрытыми. Однако вам повезло, а мне есть что вам показать. — Командир Рыцарей сделал шаг вглубь ангара и жестом пригласил Алана проследовать за собой. — Да расслабьтесь уже наконец, вас же не убивать ведут, верно? — Алан тяжело сглотнул в ответ на ухмылку майора.

Первым делом командир Рыцарей наглядно продемонстрировал содержимое загадочных черных ящиков. В них лежали тысячи патронов и сотни снарядов для танков и артиллерии практически на любой вкус, но по большей части это были снаряды 105-мм калибра, предназначавшиеся для «Гончих». Все они выглядели новыми, как будто их привезли прямиком с завода. Никакой маркировки, указывающей на место производства, на них не было. Эрхарт рассказал, что Рыцари сумели захватить одного из мятежников живым. Хоть пленник оказался лишь «мелкой рыбешкой», у него все же удалось выведать уйму любопытной информации.

— Наш пленник, рядовой Земас, когда-то тоже участвовал в экспедиции в Северо-западные нейтральные земли.

— В той, что пропала три года назад? — в серых глазах Алана зажегся едва заметный огонек.

— Верно, другие крупные силы Республики не проникали на эти территории вплоть до недавних дней. Рядовой Земас поведал нам, что во время ночного привала Вольные из экспедиции вступили в сговор с мятежниками из пустошей и подняли бунт. Но он провалился: им не удалось справиться с остальными членами экспедиционного корпуса, и все причастные к этому безобразию удрали на восток, прихватив с собой часть техники и припасов. Однако на этом история не заканчивается. Когда Вольные и мятежники пытались скрыться в глубине неизведанных территорий, звуки боя в экспедиционном лагере возобновились. Пленник слышалвзрывы снарядов, гул танковых пушек и стрекот огнестрельного оружия вперемешку с криками, но не видел, кто напал на эллиадские войска после провалившегося мятежа, а как известно нам, из той экспедиции никто не вернулся. И тут возникает занимательный вопрос — кто же на самом деле стал виновником исчезновения прошлой экспедиции?

Алан почесал затылок:

— Либо в дело вмешалась третья сторона конфликта, либо подоспело подкрепление мятежников. Но будь последнее правдой, мятежники не стали бы отступать, зная, что подмога близко. Потому я подозреваю, что в этом замешана третья сторона. Вероятно, неизвестный нам противник был в сговоре с мятежниками и снабжал их всем необходимым, — Алан рукой указал на черные ящики. — Вот только кто? Самым разумным было бы подозревать Остеррианский Союз, главного соперника Республики.

Оскар Эрхарт хмыкнул:

— Лейтенант Верро, вы не перестаете удивлять. Впрочем, наш пленник сообщил еще кое о чем. Будучи рядовым бойцом, он не знал, кто привозил мятежникам припасы, но однажды мельком видел людей, которые приезжали на черных грузовиках. Они не носили военной формы, однако разговаривали со странным грубым акцентом. Когда я только перебрался в Республику, местные так же отзывались и о моем произношении. А вы знаете, откуда я родом. Так что наш основной подозреваемый действительно Остеррианский Союз. Хотя это никак не объясняет того, что здесь делает наша экспедиция и почему командование приказало нам истребить всех, кто мог бы рассказать эту историю. Готов поспорить, если бы мы не явились в северный район раньше гвардии Коллиониса, то нам не удалось бы отыскать здесь и крупицы информации. Рыцари как никто другой знают, что верить можно только своим глазам и ушам. Как вы понимаете, это откровение может стоить вам жизни, если о нем станет известно не тем людям. Каков же ваш следующий шаг?

Алан задумался на секунду:

— При худшем сценарии мы можем повторить судьбу прошлой экспедиции. Несмотря на опасность мы должны предупредить кого-то из руководства. Генерал Коллионис и его заместитель, генерал-майор Стролл, явно для этого не годятся. Тогда остается третий человек в экспедиции, который обладает реальной властью и в то же время не имеет тесных связей с командующим экспедицией.

— Генерал-майор Бергман. Я уже трижды служил под его командованием и могу с уверенностью утверждать — настолько принципиального и верного истинным эллиадским идеалам человека нужно еще поискать. Что бы ни замышлялось в тени, ему там не место.

Алан кивнул:

— Тогда ему стоит довериться. Однако нужно соблюдать осторожность.

Уголки тонких губ майора поднялись.

— И это мне говорит человек, который в одиночку пришел в самое опасное место в городе и едва ли не прямым текстом выложил все подозрения первому встречному, да еще и выходцу из Остеррианского Союза? — Алан смог лишь беспомощно пожать плечами в ответ на укол главы Рыцарей. — Не смешите меня, об осторожности я знаю побольше вас и не хочу, чтобы я и мои люди стали жертвами закулисных интриг. Сегодня вечером я лично обращусь к генерал-майору Бергману и выясню, готов ли он нам поверить, а заодно покажу ему видеозапись с откровениями рядового Земаса.

Алан отдал честь и зашагал к выходу из ангара, когда его окликнул майор Эрхарт:

— Лейтенант Верро, не забывайте, теперь мы сообщники. Скоро я с вами свяжусь.

Лучи солнца бились о серовато-белую небесную гладь. Тень, что заливала уходящую к горизонту дорогу, подрагивала в изменчивых проблесках света. Три часа назад по ней прошла вооруженная колонна мятежников, оставив за собой две глубокие колеи. Алан заметил, что за последние годы солнце все чаще являло себя людям. Похоже, что густая завеса, накрывшая мир после Ядерной Катастрофы, разразившейся сто тридцать девять лет назад, неуклонно истончалась. Однако сейчас его больше беспокоило то, что он увидел и услышал десятью минутами ранее.

Надо же мне было влезть в эту авантюру и втянуть в нее других... Мое любопытство однажды загонит меня в гроб, а это не входит в мои планы на ближайшие лет пятьдесят.

Затем его голову посетила приятная мысль — если он сумеет отличиться в экспедиции, то по возвращении в Эллиад его могут наградить. А как известно каждому курсанту Военной Академии, самый распространенный вид вознаграждения в армии — это прощение долгов перед государством. В таком случае ему не пришлось бы служить еще пять лет или взамен выплачивать неподъемную денежную компенсацию. Тогда он бы сразу обрел желанную свободу.

Эх, размечтался.

Через пять минут он добрался до стоянки экспедиционного корпуса. С каждым шагом невнятный хор голосов становился все громче, словно он вновь оказался на шумных улицах Александрии. Среди густого леса из металла, резины и бронированного стекла сновали солдаты, сбившиеся в стаи по цвету формы. Смотря на бойцов, проливавших кровь ради государства, которое считает их людьми второго сорта, Теос задумался над тем, что не раз занимало его ум, когда он жил в столице, — за счет чего возможен существующий ныне порядок вещей.

Вероятно, каждый из Жителей Республики мечтает однажды стать гражданином и добиться для себя и своей семьи лучшей жизни. Но в то же время эта надежда служит для них оковами, удерживающими их в подчинении. Будто перед носом Жителей Республики постоянно висит морковка, которая удаляется от них каждый раз, когда те делают шаг в ее направлении. А по другую сторону решетки их ожидает страх потерять все то, что они нажили за годы кропотливого труда и верной службы. Тем более перед их глазами есть наглядный пример в виде Кандидатов на проживание, чье незавидное положение является для остального населения одновременно и устрашением, и утешением. Похоже на то, что Эллиад постоянно балансирует на тонкой грани между надеждой и страхом.

Приближаясь к штабу, Алан думал, с чего начать свой рассказ. Еще до начала экспедиции его не покидало дурное предчувствие, которое со временем все больше приобретало очертания реальности.

Глава 8. Мрачное торжество.

Одобрительный хохот разносился сквозь вечернюю прохладу. На просторной поляне, в самом сердце лагеря, разбитого экспедиционным корпусом, военное командование отмечало одержанные сегодня победы. Седовласый генерал армии Димитрий Коллионис восседал в центре длинного стола, драпированного красивой скатертью из красного бархата, точно король на пиршестве в его же честь. 82-летний военачальник выглядел лет на двадцать моложе своего реального возраста благодаря подтянутому телу, красивому мужественному лицу и неугасающей бодрости духа. Он носил яркую форму цвета лазури, увешанную медалями и орденами самой различной формы и величины. Аксельбанты изящными плетеным узором струились по диагонали от плеча до пояса, сливаясь с густой бахромой правого эполета. Воротник мундира сиял мозаикой из золота и целой россыпи бриллиантов, отражавших приглушенный свет расставленных по периметру уличных светильников.

Справа от главы экспедиции устроился его заместитель, генерал-майор Люциус Стролл. Его внешний вид в полной мере соответствовал тому, как должен выглядеть эллиадский Почетный гражданин, — ярко-синяя форма в сочетании с золотыми украшениями, отражающими богатство и знатность. Впрочем, он заметно уступал своему командиру многообразием знаков отличия. Люциус Стролл, этим утром возглавивший меньшую часть экспедиционного корпуса, успешно справился с возложенной на него задачей и вернулся с пятью сотнями аборигенов, обитавших в поселении к северо-западу от изначального маршрута экспедиции.

По левую руку от Димитрия Коллиониса, откинувшись на спинку стула, сидел генерал-майор Эрих Бергман — глава бронетанковых сил экспедиции. Двухметровый рост, могучее телосложение и грозный взгляд темных глаз внушали трепет и уважение не только подчиненным, но даже генералитету. В свои пятьдесят два года он по-прежнему отличался завидной силой и выносливостью. Эрих Бергман и его семья удостоились статуса Почетных граждан после окончания войны с Остеррианским союзом. Впечатляющим возвышением он обязан собственным выдающимся достижениям и лишь толике удачи. Семь лет назад в одном из самых кровопролитных сражений на территории Телезии он, возглавляя танковую дивизию, спас жизнь и честь генерала армии Эленбурга, попавшего в окружение врага. Именно этот эпизод и без того звездной военной карьеры принес ему всеобщие славу и почет. Только тогда о нем заговорили в высших кругах эллиадского общества. Сразу после войны Эленбург лично приставил нового героя Республики к награде и поспособствовал тому, чтобы он получил повышение до бригадного генерала, а семья Бергман заняла место среди Почетных граждан. Во всей экспедиции насчитывалось всего пятеро Почетных граждан, трое из которых в этот момент, включая самого Бергмана, сидели за одним столом. Однако со дня получения титула, в отличие от своих жены Софии, двадцатилетнего сына Эрвина и одиннадцатилетней дочери Луизы, он так и не смог почувствовать себя одним из представителей эллиадской знати. Ему был совершенно чужд роскошный, праздный образ жизни точно так же, как и позолоченный мундир цвета небесной лазури. Дорогие балы, постоянные сплетни и пустая светская жизнь Центрального района столицы никогда его не интересовали. Он уважал людей за поступки, а не за богатство и унаследованные титулы.

Генерал Коллионис упражнялся в красноречии, бахвалясь неисчерпаемыми подвигами, совершенными за шестидесятилетнюю военную карьеру. Словно актер в театре, он размахивал руками, обводя собравшихся на торжестве взором неестественно-синих глаз. Его вступительная речь затянулась на несколько минут. Эрих Бергман даже не пытался слушать бессмысленную болтовню. В нем закипала ненависть к этому тщеславному старику, едва он вспоминал сегодняшнее сражение с мятежниками. Генерал Коллионис без всякого предупреждения изменил разработанный им план наступления и пустил легкие отряды «Гончих» в авангарде без должной артиллерийской подготовки и прикрытия пехотными подразделениями, что повлекло за собой ненужные жертвы. Он не желал запятнать себя бесчестьем и пытался воспрепятствовать приказу об истреблении поверженных и плененных мятежников, однако его проигнорировали, будто какого-то мальчишку-кадета.

Эрих Бергман редко пересекался с Коллионисом по службе, но все же запомнил его совсем другим человеком — здравомыслящим, внимательным к чужому мнению и компетентным в военных вопросах. Что же так переменило легендарного генерала? Он оглядел собравшийся на празднике тщеславия высший офицерский состав. Половина сидевших за столами старалась изображать на своих лицах интерес, некоторые даже заискивающе поддакивали неумолкающему главе экспедиции. Другая половина офицеров только и ждала окончания речи, чтобы быстрее насладиться остывающим ужином.

Празднество охраняла служба безопасности генерала Коллиониса. Облаченные в бронекостюмы темно-синего цвета бойцы рассредоточились по периметру отведенной под отдых командования поляны. Позади командующего экспедицией стоял глава его личной гвардии Виктор Сарек — лысый широкоплечий гигант с бледным лицом, покрытым шрамами. На его плече выделялась нашивка с родовым гербом Коллионисов — мечом в руке, окруженным лучами света. В темных глазах этого великана, почти не уступавшего ростом Бергману, читалась непоколебимая готовность свернуть шею любому, кто посмеет пойти против его господина.

Наконец речь генерала Коллиониса подошла к концу, и усталые офицеры с нетерпением принялись за еду и напитки. Бергман первый раз в жизни видел, чтобы во время военной экспедиции кто-то организовывал пиршество, достойное королевского двора. Столы ломились от изысканных яств из личных запасов Коллиониса. Жареные гусь, индейка, красное мясо вепря, копченый лосось, ягоды и фрукты всех цветов радуги, причудливые десерты, шампанское, красные и белые вина, водка и коньяк — все это и многое другое с трудом умещалось на длинных дубовых столах. Ароматы мяса и рыбы переплелись с запахами вин и экзотических фруктов, создавая непередаваемую гастрономическую идиллию. Словно околдованные, гости с наслаждением поглощали блюда одно за другими. Несмотря на дурное настроение, Бергман не отказывал себе в еде и даже осушил пару бокалов рубинового вина, сохраняя при этом трезвость рассудка.

На улице темнело. Мягкое желто-оранжевое сияние уличных светильников окрашивало поляну в приятные для глаз оттенки, подобные естественному солнечному свету. Седовласый генерал с бокалом шампанского в правой руке плавно поднялся со своего места.

— Мои дорогие братья по оружию, настало время для тоста! — Офицеры встали и подняли бокалы. — Сегодня лишь начало нашего великого шествия за пределы благословенной Республики Эллиад, колыбели новой цивилизации. Впереди нас ждет грандиозная миссия, посильная только нам! Ради будущего нашей славной Родины мы должны принести все необходимые жертвы и, если потребуется, без колебания отдать и наши собственные жизни. Без жертв не бывает побед. Только пламя очищения спасет и возродит Великую Мать человечества — Республику Эллиад. Грядет час очищения!

Лица офицеров приобрели недоуменно-взволнованное выражение, отовсюду стали доноситься перешептывания.

Что он несет? Какой еще час очищения, какие жертвы? Старик совсем выжил из ума?

Всматриваясь в окаменевшее лицо Коллиониса, Бергман заметил неладное. Командующий экспедицией замер с приоткрытым ртом, в обычно сияющих уверенностью ярко-синих глазах отражались страх и сомнение, будто у немощного старика или потерявшегося ребенка.

— Ваше Превосходительство, мне кажется, ваши слова могли неверно истолковать, — со стула медленно поднялся Люциус Стролл.

Он звучал монотонно, даже убаюкивающе. Его странные глаза походили на осколки голубого мрамора, мышцы на узком лице во время разговора оставались неподвижными, шевелились только его бледные губы. Он осторожно прикоснулся к плечу Коллиониса, и тот, как по щелчку пальцев, вышел из оцепенения, вернувшись к своему прежнему состоянию.

— Да, господа, о чем это я... не обращайте внимания, всего лишь идеалы истинного эллиадского патриота с жаром прорываются наружу, — в шутливой манере произнес Коллионис, но никто не засмеялся. — Давайте-ка лучше этим прекрасным вечером поднимем бокалы за талантливых и мужественных командиров нашей экспедиции. Особенно я хочу отметить моего верного заместителя и выдающегося военачальника, генерал-майора Люциуса Стролла! — Коллионис повернулся к своему протеже, тот почтенно склонил голову. — И не менее сиятельного командира, храбрейшего главу бронетанковых сил экспедиции, генерал-майора Эриха Бергмана! Благочестивые жертвы ваших отважных бойцов принесли нам эту победу. Выпьем же за командиров и успех экспедиции!

Бергман никак не отреагировал на тост, хотя произнесенные слова укололи его больнее любого клинка.

Спустя пару часов неуместное торжество закончилось, и генерал-майор Бергман направился в свой мобильный штаб. Он проходил по узкой тропе мимо палаток, когда его окликнул знакомый голос.

— Ваше Превосходительство! — Из сумрака показалась высокая тень. Едва первые лучи света упали на стройное лицо мужчины, Бергман узнал в нем командира экспедиционного отряда «Рыцари черного орла».

— Майор Эрхарт, слушаю вас.

— Ваше Превосходительство, у меня есть важная информация, способная повлиять на исход всей экспедиции.

В этот миг на небе расступились облака, и мир залило красное зарево заходящего солнца.

***

На окраине экспедиционного лагеря раскинулось безмятежное поле ярко-желтых цветов. Завораживающее зрелище наполняло сердце Беллы теплом детских воспоминаний, проносившихся перед ее глазами, точно мимолетный, но бесконечно счастливый сон. Перед тем как перебраться в столицу Телезии ее семья жила среди живописных лугов и голубых озер аграрного региона павшей страны, где когда-то росли солнечные и жемчужные тюльпаны. Багряные лучи проникли сквозь облачную прореху сразу над линией горизонта и окрасили россыпь желтых цветов в алый оттенок.

— Я и не думала, что когда-нибудь стану свидетелем такого чуда, — затаив дыхание, произнесла Майя.

— Невероятный вид, но не кажется ли он вам немного… зловещим? У меня на родине называли багровый закат «кровавым» и считали дурным предзнаменованием. Хотя его мало кто видел вживую, — Стефан окинул товарищей взглядом.

Ему ответил Юлиан, чьи волосы сияли, подобно рубину, освещаемому прямыми потоками света:

— Я видел, один раз. Некоторые из нашей кочевой общины верили, что красный закат к ветреной погоде, а другие — что тот пророчит кровопролитие. Все они ошибались.

Марко раздраженно вздохнул и закатил глаза:

— Точно, люди любят болтать всякую чушь, но только не думать головой. Как закат может предсказать что-то плохое или хорошее? Природе нет никакого дела до нашей мелкой возни. А вот версия с ветром уже звучит правдоподобнее: ветреную погоду можно предположить по состоянию воздушных масс и дисперсии света. Вместо того чтобы слепо верить в бредовые приметы, лучше потратить время с пользой и обратиться за знаниями к науке. По-другому истину не откроешь.

— Охо-хо, старина, не нужно всегда быть таким серьезным, — Дариус толкнул парня с густыми бровями локтем.

— Все нормально. После разговора с Марко каждый раз становишься чуточку умнее, — улыбнулся Стефан.

Будто ведомая силой притяжения небесного светила, Белла сделала шаг навстречу багровому сиянию:

— На вашем месте я бы получше запомнила этот закат. Сколько бы их ни ждало нас впереди, ни один из них уже не будет прежним.

За ее словами последовала минута тишины, которая подошла к концу, когда сияющий обруч красного света вновь утонул за линией горизонта.

— Пора браться за ужин, — себе под нос проговорила она.

— Стой. Сегодня наша с Дариусом и Марко очередь готовить, — остановил ее Юлиан.

— Хорошо, но я все равно буду помогать вам, иначе кто знает, как все обернется… — все в отряде отлично понимали, к чему она клонит.

— Да ладно вам, разве все настолько безнадежно? — возмутился Дариус.

Юлиан и Марко никогда не считались выдающимися поварами. Оба готовили хоть и заурядную, но, по крайней мере, съедобную пищу. Однако в случае с Дариусом дела обстояли гораздо хуже. Даже неприхотливые в еде Вольные в холодном поту вспоминали его прошлые кулинарными творения, однако сам он, кажется, обладал способностью переварить все, что попадало к нему в желудок, при этом полностью игнорируя вкусовые качества пищи. Услышав, что в готовке будут помогать Белла, Стефан и Майя, остальные ребята выдохнули с облегчением.

Как и прежде, под открытыми небом танцевало пламя костров, на тлеющих углях варилась аморфная масса, в которой при желании можно было разглядеть мясное рагу с овощами. Вот только вместо вчерашней атмосферы беззаботного веселья в воздухе витал горький аромат печали. Раду, тучный юноша с озорными карими глазами, телосложением напоминавший неуклюжего медвежонка, и Фабьен, находчивый, но ленивый парень с лощеными черными волосами, этим вечером еще не вымолвили ни слова. Их приятель и товарищ по азартным играм, Алекс, щуплый семнадцатилетний паренек с кроличьими зубами, не пережил сегодняшнее сражение. В одно мгновение он обратился в прах от прямого попадания артиллерийского снаряда. Никто среди юных Вольных не ожидал, что в первой же битве отряд «Молот» недосчитается пятерых бойцов. Весь день Белла ощущала тяжесть в груди, будто ее сердце заключили в железные тиски. Она хотела бы высвободить его, но не могла позволить таившейся внутри тьме вырваться наружу. Когда она потянулась к поварешке, чтобы перемешать содержимое котелка, ее руку задрожала. Попав под артиллерийский обстрел, она думала, что погибнет, но везение стало ее спасением. Белла провела пальцами по золотистым прядям, дрожь ослабла, а затем она вновь принялась перемешивать рагу. Чтобы предотвратить гастрономическую катастрофу, Белла взялась помогать с готовкой Дариусу, но на деле опять примерила на себя роль повара.

Попробовав варево, Марко Анжело воскликнул:

— Талантище! Растешь на глазах!

Коренастый юноша нахмурился, а Джино похлопал его по спине:

— Знаешь, даже если у тебя не получится стать физиком, из тебя выйдет замечательный повар. Задумайся-ка над этим.

Марко помотал непропорционально крупной головой:

— Ну уж нет, кормите себя сами. А я сыт вами обоими по горло.

Невысокий парень ушел, оставив братьев-близнецов позади. Те синхронно пожали плечами.

Пар горячих блюд и яркое пламя костров наконец начали развеивать тень горести и скорби. Салли, в одиночестве скрывавшийся в вечерней мгле, присоединился к компании, когда его позвал Стефан. Похоже, он до сих пор корил себя за то, что рано выбыл из боя, пока его товарищи продолжали сражаться. Периферическое зрение Беллы уловило вдали затененный мужской силуэт. Он шел по одной из мрачных троп, которые, подобно магистралям, связывали удаленные участки лагеря. Она сразу вспомнила лейтенанта Теоса Галиана, с кем случайно столкнулась прошлым вечером, однако в этот раз таинственной фигурой, проходившей мимо, оказался офицер военной полиции. Мужчина в фуражке и с красной полосой, пересекавшей левое плечо кителя, обвел взглядом членов отряда «Молот» и опять скрылся в сумраке. Белла знала, что военная полиция, как и охрана в коррекционных лагерях, не лезет в дела Вольных до тех пор, пока те не представляют опасности для граждан и Жителей, не пытаются сбежать или поубивать друг друга.

До встречи с лейтенантом Галианом ей ни разу не приходилось вести неформальную беседу с гражданином. В коррекционном лагере полноправные эллиадцы занимали только руководящие посты, вроде коменданта и директора школы, где Вольные проходили шестилетнее обучение, или начальника мануфактории, в которых трудились обитатели коррекционных лагерей. Каждый раз, когда она имела дело с гражданами, к ней обращались приказным тоном. Как ни странно, Теос Галиан показался ей совершенно другим. Он общался с ней на равных, словно между ними не было пропасти в социальном положении, проявлял к ее персоне искренний интерес и уделял внимание, которым она редко удостаивала саму себя. Необъяснимое волнение зарождалось внутри, когда она вспоминала эту встречу.

Белла сидела рядом с костром. На страницах старого бумажного альбома с потертой черной обложкой были записаны пять имен погибших товарищей, под тремя из которых виднелся детализированный портрет, выполненный карандашом.

— Не дело это все, столько ребят полегло, почти как на войне, — послышался хриплый голос старшего сержанта Джерарда Лукиана. — Но рисунки — загляденье, мне бы так уметь.

На грубом лице светлыми отметинами выделялись многочисленные шрамы, а густые усы придавали командиру взвода еще большей серьезности. Выглядел он как сорокалетний мужчина, но поговаривали, что ему едва перевалило за тридцать.

— Спасибо, — в грустных сапфировых глазах Беллы вспыхнула искра благодарности. — Я надеялась, что ужасы прошлой войны никогда не повторятся. Хоть тогда я была еще ребенком, но до эвакуации успела насмотреться на полыхающие улицы Тираса и погребенные под завалами тела. Страшно представить, каково пришлось вам, кого первыми бросали в бой, и как много людей погибло…

— В Телезии мы сразу угодили в самое пекло. Удивительно, что хоть кто-то из нашего отряда «Василиск» пережил войну.

— Вы что-нибудь сохранили на память о товарищах?

Лукиан хмыкнул, задумавшись на пару секунд:

— Вещей у них почти не было. А чтобы сделать что-то памятное своими руками, еще уметь надо. Художников среди нас и близко не было, только вояки да повара-любители, а я вообще не тот и не другой. Моих способностей хватает только чтобы нарисовать человечка из палочек и кругляшков. Денег тоже по нулям. Поэтому на красивые портреты, как и на нормальные могилы, рассчитывать не приходилось. Но нас это не остановило. Мы с парнями приглядели подходящий валун на окраине северо-восточной базы при Мартене, где служили после войны, и высекли на нем имена погибших. Конечно, красотой там даже и не пахло, но все равно получилось что-то вроде надгробия для братской могилы. Наверное, все еще стоит. Давно там не был. Как дослужился до Жителя, меня сразу перевели на северо-запад.

— Старший cержант Лукиан, почему вы не ушли со службы после того как стали Жителем Республики?

Суровый командир взвода потупил взгляд:

— Дико, наверно, смотреть на такого, как я, вашими глазами: повезло выжить на войне, отслужил целых тринадцать лет, получил статус Жителя, о котором все наши только и мечтают, но так и остался на цепи. Что я могу сказать… своим привычкам не изменишь. Бойцовый пес вроде меня только и знает, как лаять да кусаться.

В ту же секунду Белла пожалела, что открыла ящик Пандоры. Грустные бездонные глаза Лукиана вдруг напомнили ей учителя из коррекционного лагеря, который присматривал за ней и другими детьми, ограждая их от окружающей жестокости.

Не дожидаясь ее ответа, Лукиан продолжил:

— Когда тебе знакомы только война, жизнь за высокими стенами, ежедневная муштра, койка казармы или спальный мешок палатки... в итоге все это становится частью тебя. Тем, кто ты есть.

— Вы хороший человек, даже годы войны и тяжелой службы вас не изменили. Это внушает всем нам надежду, — Белла улыбнулась, глядя на засмущавшегося Лукиана. В его темных глазах появился нетипичный для бывалого солдата блеск.

— Вы ребята толковые, у вас еще все впереди. Держитесь друг друга и не повторяйте моих ошибок. Получил свободу — имей храбрость ею воспользоваться.

Слезы подступили к горлу. Единственное, что было в ее жизни, — наследие сестры и товарищи, о которых она заботилась. Если обрушатся и эти два столпа, не падет ли она сама? Белла собиралась поблагодарить старшего сержанта Лукиана за напутствие, но ее опередил резкий выкрик Дариуса, запрыгнувшего на дряхлый пень.

— Внимание, внимание! Я знаю, что сегодня у многих паршиво на душе. Мы потеряли многих ребят. Но если бы они сейчас видели наши кислые рожи, то и сами впали бы в уныние. Поэтому давайте отдадим им должное и проведем остаток вечера так, чтобы и они, и мы улыбались. Тем более у нас есть для этого подходящий повод. Кто не в курсе, сегодня этому красноголовому парню исполняется восемнадцать лет, — парень с бронзовой кожей указал пальцем на стоящего слева от него Юлиана.

Толпа Вольных разразилась потоком поздравительных возгласов. Из оживленного галдежа, походившего на спор в бараках коррекционного лагеря, получалось разобрать лишь обрывки фраз. Впрочем, большего и не требовалось, доброжелательные улыбки в тот миг говорили гораздо красноречивее любых слов.

Старший сержант Лукиан произнес:

— Все заслуживают передышки, чтобы проститься с товарищами, все время от времени опускают руки. Это нормально, но…

Белла довершила фразу:

— Потом нужно найти в себе силы, чтобы вновь подняться и сделать шаг вперед.

Лукиан кивнул, а Белла устремилась к парню с рубиновыми волосами. Она обняла Юлиана и поздравила его с днем рождения, как и многие другие. Державшиеся обособленно ветераны во главе с капитаном Хорстом тоже подошли, чтобы присоединиться к чествованию именинника. На лице Юлиана возникла сдержанная улыбка. Даже учитывая, что Белла с дюжину раз безуспешно пыталась выспросить у Юлиана, когда у него день рождения, ей стало неловко. Она считала его своим другом, но не знала, что у него сегодня праздник.

Когда ажиотаж стих, Дариус достал из-за спины сверток грязно-серой ткани и тут же его развернул. Внутри лежал богато украшенный кинжал. На блестящей серебристой рукояти красовалась потертая золотистая гравировка в виде парящего ястреба. Гарду оружия покрывал замысловатый узор, напоминавший созвездия на небе, рядом виднелась пара пустых гнезд, куда, по всей видимости, раньше вставлялись драгоценные камни. Острое лезвие имело легкий изгиб и утончалось ближе к концу. Золотистого цвета ножны также являлись частью роскошного подарка, явно заслуживавшего отдельного места в музее военной истории. Изумленные взоры жадно впились в смертоносное произведения искусства, стараясь разглядеть его поближе.

— Спасибо. Где ты его достал? — Юлиан пристально посмотрел на друга.

— Это боевой трофей. Мятежникам он уже не пригодится, поэтому я предусмотрительно забрал его с собой из развалин их городка. Честно говоря, я хотел оставить это сокровище себе и подарить тебе что-то попроще, но ладно, так уж и быть, — Дариус махнул рукой.

— Откуда такой кинжал у мятежников? Он мог принадлежать только гражданам, причем самым богатым.

— Понятия не имею, может, ограбили кого-то или с трупа толстосума эллиадского сняли. Да и кого это волнует. Я тот, кто нашел эту дорогую игрушку, — значит, она стала моей, а теперь и твоей. Все просто.

Юноша с рубиновой шевелюрой кивнул, вложил кинжал в ножны и спрятал их за пояс.

На исходе вечера единая толпа Вольных распалась на группы помельче. Белла, Юлиан и Дариус решили устроиться возле чахнущего костра, где уже сидели Стефан и Майя. Белла остановилась за их спинами, но внезапный, точно удар хлыста, оклик Дариуса заставил самозабвенно беседовавшую парочку вздрогнуть и обернуться.

— Мы вам случайно не помешали? — с ехидной улыбкой спросил черноволосый здоровяк.

Пока Стефан и Майя неловко отнекивались, Белла и двое парней подсели к костру. Налетел колючий ветер, пронзавший тонкую ткань военной формы, будто дыхание далекой зимы.

— Уф, так резко похолодало, — запричитала Майя.

— Ты всегда найдешь на что пожаловаться. Первым, что я от тебя услышал, была жалоба на то, какой на улице ужасный ветер, — ответил ей Дариус.

— Нет, неправда! — надула щеки Майя. — Если ты слышишь только плохое, не стоит ли задуматься, что проблема заключается в тебе? Вообще-то тем вечером, когда нас привезли в тренировочный лагерь, мы все чуть не задубели. Еще скажите, что не помните. Я вот никогда не забуду стук зубов Стефана, который было слышно даже в конце строя!

— Почему сразу я?! Непонятно, кто из нас всех громче стучал зубами, может, это ты? — улыбаясь, Стефан повернул голову к кудрявой девушке.

— Это все мелочи. В целом, это были приятные шесть месяцев. Днем нам приходилось несладко, но зато по вечерам мы вместе собирались в комнате отдыха. Все было бы хорошо, если бы не то, что произошло с Селимом, — мрачное воспоминание, подобное стреле, пронзило разум Беллы.

— Мы не спасли его, а сегодня потеряли и Софию. Он ведь тогда заступился за нее. Получается, все было зря...

Юлиан оборвал Майю:

— Нет смысла себя в этом винить. Никто из нас не всесилен и не способен повлиять на прошлое, но разве мы не извлекли из него урок? Разве участь Селима не подтолкнула нас дать обещание?

— Да, его жертва не была напрасной, — согласилась Белла.

Златовласая девушка взглянула на Юлиана. Казалось, будто его разноцветные глаза смотрят прямо на нее, но потом она осознала, что их взор устремлен вглубь минувших дней.

Глава 9. Жертва и обещание.

Первое воспоминание о лагере военной подготовки «Северная звезда» даже спустя полгода стояло у Юлиана перед глазами столь ясно, будто с тех пор прошла всего неделя. Охваченный вечерними сумерками образ высоких стен с колючей проволокой под напряжением, заостренных дозорных вышек с часовыми и блуждающих во мгле лучей света десятков прожекторов — вот что он увидел, когда вместе с Дариусом выпрыгнул из кузова грузовика, доставившего их туда вместе с другими новобранцами. На первый взгляд это зрелище мало чем отличалась от привычной ему картины коррекционного лагеря № 5, но, как выяснилось потом, начальные впечатления оказались обманчивыми.

Тем же вечером, пятого ноября 127 года Новой Эры, сотни будущих бойцов бронетанковых отрядов прошли процесс регистрации, получили новую форму и построились на закатанном в асфальт плацу, чтобы выслушать столь же эмоциональную, сколь бестолковую речь местного коменданта. Под надоедливую мелодию гимна Республики «Рассвет цивилизации» строй Вольных терзали жуткие порывы ветра, словно не замечавшего на своем пути утепленных танковых курток и плотных армейских штанов. В тот миг, слушая стук как собственных, так и чужих, будто выбивавших чечетку, зубов, Юлиан размышлял о судьбе брата, который остался в коррекционном лагере. Однако путь к его освобождению лежал впереди.

Вскоре стало понятно, что приветственная речь и вводная инструкция были только началом развлекательной программы для новобранцев. Она продолжилась утомительной строевой подготовкой, а финальным испытанием послужил забег на 20-километровую дистанцию, которую преодолело меньше половины участников. Затем выбившихся из сил курсантов развели по казармам, где каждая группа познакомилась со своим куратором.

Куратором группы № 1, куда попал Юлиан, оказался старший лейтенант Радимир Митич, с нетерпением поджидавший свежее пополнение под крышей казармы. При первой же встрече он во весь голос заявил: «Я сделаю из отребья вроде вас настоящих людей». Митич был крупным мужчиной средних лет с широкой округлой физиономией, обрамленной густой небрежной щетиной. Первые отметины седины уже проскакивали на темно-русых коротких волосах, а глубоко посаженные карие глаза с озлобленностью и жестокостью садиста взирали на новобранцев. Вечно гневливое лицо Митича вызывало у Юлиана ассоциации с мордой разъяренного быка, а расплывшееся тело — с откормленным на убой боровом. Ходили слухи, что любивший измываться над курсантами старший лейтенант Митич получил статуса Жителя Республики около десяти лет назад и гордился этим, словно пес, удостоившийся кости от хозяина. После того как он попал в тренировочный лагерь в качестве военного инструктора, а затем и куратора, некогда державший себя в форме солдат вовсю стал потакать своим пагубным привычкам — пьянству и перееданию, отчего с годами все больше походил на обрюзгшего тылового работника. Излишества отложились на его теле в виде пивного брюха, обвисших щек и желеподобного тройного подбородка. Поговаривали, что за годы службы Митич пережил трагедию настолько ужасную, что после перехода во второе сословие и переобучения в офицерской школе поклялся больше никогда не возвращаться на передовую и потому остался работать инструктором в тылу. Кто-то из прошлого выпуска и вовсе рассказывал новобранцам, что слышал, как Митич вопит по ночам, из-за чего не ложится спать без бутылки крепкого пойла, а потом просыпается со страшной головной болью и злобой на душе.

Уже на вторые сутки старший лейтенант продемонстрировал юнцам все прелести армейской жизни в виде изнурительной строевой подготовки, натирания полов казармы до блеска и кросса под холодным ливнем. К счастью для Юлиана и его одногруппников, в расписании находилось место и теоретическим занятиям в учебном корпусе. Другие инструкторы кратко преподавали им основы военного ремесла, начиная от тактики боя и заканчивая базовым устройством танка. Спать приходилось на жестких неудобных двухъярусных койках, скрипящих при малейшем движении. Женская и мужская половины казармы разделялись между собой бетонной стеной и тяжеленной металлической дверью. Кроме того, для них полагались отдельные душевые и уборные комнаты. В скупой одноэтажной казарме трудно было найти хоть что-то радующее глаз: унылые стены болотного цвета и продуваемые ветром окна с решетками роднили внутреннее убранство армейской постройки со штрафным бараком коррекционного лагеря.

С первых дней жизни в казарме юные курсанты сразу же облюбовали самую уютную комнату, предназначавшуюся для отдыха в свободное от занятий и тренировок время. Именно там на исходе вторых суток прошло полноценное знакомство между тридцатью двумя будущими членами отряда «Молот». На потолке комнаты отдыха висела облезлая металлическая люстра, под ней едва держался на четырех шатких ножках доживающий последние дни деревянный стол. Его окружали одиннадцать готовых надломиться в любой момент под весом человека стульев. Однако наибольшей популярностью новых обитателей казармы пользовалась пара алых потертых диванов и тройка комфортабельных кресел того же цвета, расставленных в разных концах помещения. От прежних хозяев им достались старенький кухонный гарнитур, единственный работающий чайник и покрытый вмятинами белый холодильник — Вольные могли лишь подивиться роскоши местного убранства.

Новый коллектив поразил Юлиана дружелюбием, казавшимся крайне необычным после холодной враждебности и постоянных нападок со стороны озверелых подростков коррекционного лагеря. Он всегда привлекал к себе повышенное внимание посторонних, чему был обязан отнюдь не только яркой и причудливой внешностью, больше подходившей какому-нибудь сказочному персонажу, нежели человеку из плоти и крови, бродившему под серым небом мира смертных. Однажды, во время ожесточенной драки с четырьмя подростками, из которой, при всей своей проворности, он не вышел бы победителем, ему на помощь пришел рослый мальчишка с черными волосами и бронзовой кожей. Так десять лет назад он и познакомился с Дариусом. Их дружба, с самого начала основанная на взаимном уважении, с годами лишь окрепла. Дариус был единственным человеком, кого он знал и кому мог по-настоящему доверять.

Юлиан не спешил заводить новые знакомства в тренировочном лагере, но, сам того не замечая, постепенно начал вливаться в коллектив, будто его затягивала вязкая, но в то же время приятная трясина. Единство группы держалось на трех ребятах, будто принадлежавших совершенно иному, чуждому жестокости миру: Стефане, Белле и Селиме. Они, словно цемент, скрепляли между собой, казалось бы, несовместимые блоки, из которых выстраивался целостный коллектив. Забота и приветливый тон Беллы согревали сердца юных незнакомцев. Стефан находил общий язык со всеми товарищами. Селим создавал впечатление легкомысленного весельчака, умевшего рассмешить практически любого, но под этой личиной скрывался отчаянный романтик, одержимый верой в природную доброту человека. С глазами, горящими, как два тлеющих уголька, он умудрялся защищать даже эллиадских граждан, виня во всем порочную систему, их воспитавшую.

Впрочем, и на ясном небе не обошлось без грозовых облаков. Больше всего проблем создавали близнецы Джино и Анжело. Едва прибыв в тренировочный лагерь, Джино начал задирать тех, кто был не способен дать ему отпор, подбивая на то же своего брата. Однако Дариус и Юлиан продемонстрировали братьям свои навыки кулачного боя, что наряду со стараниями Беллы, Стефана и Селима смягчило их колючий нрав.

Тяжелые дни мимолетно сменяли друг другу, отпечатываясь в памяти калейдоскопом пестрых воспоминаний. Выжимающие все соки пробежки на улице, тренировки по рукопашному бою и стрельбе из огнестрельного оружия вскоре стали частью обыденного распорядка. Однако впервые в кабине «Гончей» им удалось побывать лишь к концу декабря. Пожалуй, худшего времени года для этого нельзя было и вообразить. Двадцать четвертого декабря, в день, когда начались занятия по вождению танков, стоял жуткий мороз и слышались протяжные завывания вьюги, напоминавшие плач брошенного младенца. Белоснежные хлопья, кружась в замысловатом танце, проносились прямо перед глазами и оседали на обледенелой поверхности, образуя кристально-чистые сугробы. Юлиан чувствовал, как его длинные заиндевелые ресницы с каждой минутой все сильнее слипаются между собой, а тело начинает дрожать под толстой тканью зимней армейский куртки, утепленных искусственной меховой подкладкой штанов, шапки и сапог. Вместе с товарищами он шагал вслед за старшим лейтенантом Митичем, который вел их к ангару с тренировочными «Гончими». В детстве родители рассказывали ему о том, что в давние времена на этих землях никогда не было столь морозных зим. Однако после Ядерной Катастрофы все изменилось.

Когда Юлиан забрался внутрь учебной «Гончей», уселся в будто вырезанное изо льда кресло и пристегнулся ремнем, надел шлем и взглянул в три широких экрана перед собой, взялся за две ручки управления и нажал на педаль газа, а затем первый раз в жизни сквозь метельную завесу проехал по тренировочному полигону, — он ощутил себя так легко и непринужденно, словно был рожден именно для этого. Еще на теоретических занятиях им объяснили, что «Гончие» считались легкими танками, поэтому были слабо защищены от попаданий из бронебойных орудий. Толщина двухслойной лобовой брони достигала 240 мм, внутренний лист которой состоял из синтетических композитных материалов, а наружный — из металлических сплавов. Современные бронебойные орудия крупного калибра, начиная от 135-мм, могли пробить переднюю часть корпуса уже со средней дистанции. С бортов и тыла, где броня была значительно тоньше, с этой задачей справлялись орудия и меньшего калибра. Несмотря на свою уязвимость, миниатюрная для современного танка «Гончая» обладала и множеством преимуществ. Ее длина без учета пушки составляла 5.4 метра, а ширина и высота — 2.8 и 2.1 метров соответственно. Благодаря скромным габаритам, маленькой для танка массе — всего 16 тонн — и мощному двигателю «Гончая» могла разгоняться до впечатляющих 140 км/ч. К тому же в ней использовалась надежная комбинированная система перемещения — сочетание гусениц и аварийного комплекса шасси.

За следующие месяцы Юлиан лично проверил, на что способен самый компактный эллиадский танк. Он преуспевал во многих дисциплинах, но в чем ему точно не было равных, так это в танковой стрельбе. Его поразительная для новобранца меткость вызывала искреннее удивление у одногруппников и раздражение у старшего лейтенанта Митича, по совместительству выполнявшего обязанности танкового инструктора, который, брызгая ядовитой слюной, часто придирался к тем, кому, как он считал, все дается слишком просто.

Кроме регулярных посиделок в комнате отдыха, где они коротали вечера за болтовней и азартными играми, Юлиан наведывался в библиотеку тренировочного лагеря. В запыленной библиотеке, куда, судя по виду, уже несколько лет не ступала нога человека и где пауки давным-давно обустроили собственное царство мрака и паутины, выбор ограничивалсяэлектронными и печатными военными пособиями, пропагандистскими буклетами, учебниками по различным дисциплинам и редкими художественными произведениями, явно прошедшим жесткую цензуру. Подобно своим родителям, рыскавшим по руинам старого мира в поисках знаний, Юлиану приходилось довольствоваться жалкими объедками со стола наследия человечества. Вскоре о его уединенном пристанище прознал Марко и тоже стал заходить в обретшую новую жизнь библиотеку. Этот нелюдимый парень мечтал в будущем поступить в университет и изучать физику.

К несчастью, шестимесячный период подготовки в тренировочном лагере омрачило одно трагичное событие, заставившее молодых людей погрузиться в бездну печали, но в то же время позволившее им взглянуть на жизнь по-новому. И оно не шло ни в какое сравнение с уже привычными для всех стычками с курсантами из других групп и нападками на Салли, ониксовая кожа которого служила магнитом для всякого отребья.

10 апреля 128 года Юлиан дольше обычного задержался в библиотеке. Оставался всего час до отбоя, когда он возвращался в казарму. Проходя мимо столовой, Юлиан услышал, как из тени раздался чей-то резкий напряженный выдох, за которым последовал протяжный стон. По опыту жизни в коррекционном лагере он знал, что подобные звуки не сулят ничего хорошего, поэтому шагнул во тьму, не издавая ни звука, и через несколько секунд рассмотрел во мраке невысокую фигуру, обращенную к нему спиной. В ее руках приобретал очертания заостренный предмет, походивший на нож. По спине пробежал холодок. Мышцы разом напряглись, подпитанные приливом крови. Мгновением позже он осознал, что видит и второй силуэт. Человек стоял на коленях и прижимал руку к середине туловища, медленно заваливаясь на бок. От него и исходил тихий стон.

В голове сложился весь пазл, но было уже слишком поздно — его присутствие обнаружили.

Невысокая фигура внезапно рванула в его сторону, замахнувшись окровавленным ножом. Юлиан отскочил назад. Лезвие со свистом рассекло воздух прямо перед его грудью. Вблизи ему удалось разглядеть нападавшего. На него смотрел низкорослый паренек с широким лбом и парой пылавших отчаянной злобой темных глаз. Юлиан пятился к освещенной тропе и попутно пытался отыскать в темноте камень или увесистую палку, которые мог бы использовать в качестве оружия.

Будто поглощенный жаждой крови, парень с ножом опять кинулся на него. Юлиан уклонился от широкого взмаха рывком в сторону. Мощный удар вновь разрезал лишь воздушное полотно. На мгновение оказавшись во власти инерции, нападавший потерял равновесие и сделал лишний шаг вперед, за что тотчас поплатился — точный и сильный удар ногой выбил у него из рук нож. Сверкнув напоследок серебристым отблеском, холодное оружие скрылось во тьме. Затем в лицо оторопевшего широколобого паренька прилетел кулак, отчего тот рухнул спиной в грязь. Юлиан придавал оппонента сверху, рывком опустив ему на голову локоть. Послышались хруст и сдавленные крики, но удары продолжали сыпаться до тех пор, пока он не удостоверился, что противник больше не представляет опасности.

Жидкое пламя все еще разливалась по его телу, когда он услышал голоса и шаги за спиной. Затем его окатило ярким светом. Он обернулся, прищурившись. Двое охранников смотрели на него с неприкрытым страхом и отвращением, точно на бешеную собаку. В ослепительных лучах фонарей он увидел кровавое месиво на месте лица придавленного его телом юнца. Юлиан попытался объясниться, но понимал, что охрану не интересовали подробности случившегося. Для них это была всего лишь очередная кровавая разборка между малолетними дикарями.

Вдруг он вспомнил, что где-то рядом лежал раненый человек. Он сообщил об этом охранникам, и те, хоть и с большой неохотой, все-таки решили удостовериться в правдивости его слов. Желтый луч фонарика пронзил черную пелену и наткнулся на тело, которое свернулось в блестящей багровой луже. Юлиан сжал челюсти, когда разглядел безжизненное лицо с остекленелыми глазами, темными, как два уголька. Он с трудом опознал в этой скрюченной, подобно кукле, фигуре Селима.

Сразу после этого Юлиана посадили в тесный карцер. В смятении и неведении сутки тянулись вечностью. Он был уверен, что никто не станет разбираться в происшествии, как обычно и случалось. И его отправят на виселицу вместе с убийцей.

За крохотным зарешеченным окошком рассвело, стемнело, затем тьма опять отступила. Только к вечеру тяжелая металлическая дверь отворилась, и, к собственному удивлению, он оказался на воле. Ему сильно повезло: скрытая камера наблюдения на стене столовой запечатлела сцену преступления, поэтому с него сняли все обвинения. Убийцу же публично казнили на следующий день: его повесили прямо на лагерной площади.

Добравшись до казармы, Юлиан узнал от товарищей о причине развернувшейся на его глазах трагедии. Во время обеденного перерыва, в день своей смерти, Селим заступился за одногруппницу, тихую и застенчивую Софию, которую толкнул будущий убийца, пытавшийся пролезть за порцией еды вне очереди. После бурной перепалки, едва не дошедшей до драки, обидчик все же уступил, но, как оказалось, лишь для того, чтобы позднее вонзить в него свои клыки. Селима подкараулили, когда тот возвращался из наряда по столовой. Так от удара ножом в живот оборвалась жизнь их товарища, за несколько месяцев ставшего душой коллектива.

Через месяц, 11 мая 128 года, время пребывания в тренировочном лагере «Северная звезда» подошло к концу. Прощание с местом, что служило им в течение полугода домом, впервые со смерти Селима вызвало оживление среди ребят и вылилось в вечеринку в комнате отдыха. С наступлением сумерек началась интенсивная подготовка к грядущему застолью, к которой был так или иначе привлечен каждый из членов группы. Путем сложных махинаций и подкупа работников столовой удалось добиться поистине впечатляющего ассортимента еды и напитков. Картофельное пюре, овсяная каша, котлеты из синтетической говядины, морковь, лук и капуста, к всеобщему восхищению, с трудом умещались на шатком столе. В финальный день смягчился даже вечно недовольный старший лейтенант Митич, отменивший все вечерние занятия.

Стоя возле устланного яствами стола в заплатанном фартуке, Белла гордо объявила:

— Давайте начинать, все готово! Стойте... здесь ведь не все?

— Дариус, Анжело и Салли так и не объявились. Их нет уже полчаса. И куда же они подевались? — в звучном голосе Майи слышалось подчеркнутое раздражение.

Она обвела взглядом каждого из присутствующих. Все только пожимали плечами в ответ, пока очередь не дошла до Стефана, помогавшего расставлять продукты за столом. Его щеки порозовели. Он протараторил, не поднимая глаз:

— Они ушли по делам, но вот-вот вернутся.

— По каким еще делам, Стефан?

Если бы Юлиан в этот момент не отвлек на себя внимание Майи, то Стефан вполне мог бы обратиться горсткой пепла под испепеляющим взором кудрявой девушки.

— Терпение. Скоро все станет известно.

Миниатюрная дознавательница, раздраженная тем, что ее водят за нос, повернулась к Джино, тот сидел на потертом диване, закинув нога на ногу:

— Скажи-ка, где же сейчас твой брат?

— Я что, похож на его няньку? Может, из нас двоих мозг достался только мне, но такое плевое дело по силам даже ему.

— Ладно…

Через несколько секунд комнату нарушили звуки ударяющихся о бетонный пол сапог. На пороге появилась разномастная троица. Их руки что-то бережно прижимали к туловищу. Темно-ореховые глаза Салли нервно бегали из стороны в сторону. Он тяжело дышал. Анжело смотрел на товарищей с самодовольной ухмылкой, а словно отлитое из бронзы лицо Дариуса не выражало ни тени беспокойства.

— Все получилось? — спросил Юлиан.

На вопрос откликнулся Анжело:

— Еще бы, обижаешь. Разве я вас когда-то подводил?

— Каждый день, — бросил в ответ Джино.

— А вас точно не заметили? — поинтересовался Стефан.

— Не парься. Сегодня никому нет дела, чем мы тут занимаемся, — ответил Дариус.

— Не хотите ничего нам объяснить? — недоуменно спросила Майя, уперев руки в бока.

Анжело переглянулся с соучастниками; кивнув друг другу, каждый из них достал из-под коричневой танковой куртки по две объемные бутылки. Жидкость в четырех была прозрачной, как стеклышко, а еще в двух — мутной. Стефан расчистил место для принесенных даров, и бутылки заняли свое почетное место на столе.

— Что это такое? — в сапфировых глазах Белла отражалось искреннее непонимание.

Юлиан встал с кресла и подошел к столу:

— Это алкоголь, отрава, от которой люди сходят с ума.

— Ты что, не пробовала? — глаза Дариуса округлились.

— Нет, — златовласая девушка покачала головой, — а вы?

Большинство из ребят кивнули в ответ.

За десять лет, проведенных в коррекционном лагере, Юлиан пару раз видел бутылки с похожей жидкостью в бараке, где жил до самой отправки на курсы военной подготовки. Несмотря на враждебную атмосферу лагеря для Вольных, соседи по бараку старались поддерживать как минимум нейтральные, а то и доброжелательные отношения между собой, поскольку все хотели открыть глаза следующим утром.

— Не слушайте Юлиана. Он не разбирается в благородных напитках. Мы имеем дело с чистейшей огненной водой! — воскликнул Анжело.

Юлиан заранее знал о разыгравшемся этим вечером предприятии, хоть и не был в нем заинтересован. Анжело в этот раз превзошел самого себя и сумел договориться с таинственным поставщиком о получении запрещенной на территории лагеря посылки. Дариус и Салли вызвались помочь ему скрытно пронести товар от местного склада до казармы.

Стефан спросил:

— Как тебе удалось достать целых шесть бутылок здесь, в тренировочном лагере?

Анжело гордо задрал голову:

— А это, друг мой, секрет, который я унесу с собой в могилу. Скажу лишь, что виной всему мои невероятные связи и феноменальный талант переговорщика.

— Только обо всем договорился я, впрочем, ничего нового…

— Эй, не мели чушь! Не слушайте Джино, он любит тянуть одеяло на себя.

С новым приобретением уютное вечернее застолье обернулось суматохой, в которой собеседники пытались перекричать друг друга, неловко размахивая руками.

— Когда мимо нас проходил охранник лагеря, я подумал, что нам пришел конец! Только чудом пронесло, — разгорячился Салли.

— Чем больше трясешься, тем раньше себя выдашь. Надо вести себя естественно. Малой, следи за мной и когда-нибудь чему-то да научишься, — Дариус ударил себя кулаком в грудь.

Юлиан сделал лишь несколько маленьких глотков из стакана, поморщившись, и уселся на кресло. Белла подошла, чтобы поговорить с Софией, кроткой девушкой с русой косой, которая не находила себе места со смерти Селима.

Всеобщее внимание привлек Стефан:

— Предлагаю тост за верного друга, которого больше нет с нами. Селим навсегда останется для нас примером для подражания, сколько бы лет ни прошло и где бы мы ни были. Я лишь надеюсь, что и в будущем мы сможем считать себя достойным людьми, каким был он. Выпьем за Селима! — пластиковые стаканчики дружно взмыли вверх.

Через минуту раздался наполненный сомнением и тревогой голос Майи, чье эмоциональное состояние отклонялось от одного полюса к другому, подобно рычажным весам:

— В лагере мне рассказывали, что те, кто возвращается со службы, уже… не похожи на самих себя. Да и среди инструкторов вы сами видели… Как мы можем быть уверены, что сами не станем такими же, как эллиадские псы, как убийца Селима...

Звуки веселья поглотила гробовая тишина. Юлиан внимательно наблюдал за реакцией одногруппников. Его уже давно не пугало то, что сейчас вертелось у них в головах, и он прекрасно знал ответ на прозвучавший вопрос.

— А я слышал, что многие из ветеранов селятся в Республике, заводят семьи и живут обычной жизнью. Не все так плохо, — повернулся к Майе Стефан.

Белла отбросила солнечные волосы назад и посмотрела на курчавую девушку. Судя по хмурому виду, слова Стефана ее не убедили.

— Я понимаю опасения Майи. Я и сама не раз задумывалась над тем, что с нами будет, где мы будем служить и какие приказы нам придется выполнять. Многие из Вольных не возвращаются со службы или теряют самих себя на пути к свободе. Я не хочу, чтобы мы повторили их судьбу, поэтому давайте пообещаем друг другу кое-что. Пусть это покажется кому-то глупым и наивным. Пообещаем, что как бы тяжело нам ни пришлось и сколько бы лет ни прошло, мы продолжим двигаться вперед, а когда оглянемся назад, то по-прежнему сможем назвать себя достойными людьми, — Белла словно вышла из транса и окинула собравшихся взглядом.

Предложение действительно показалось Юлиану наивным и невыполнимым. Но несмотря на всю свою нелепость обещание может оказаться полезным, если в него поверят. Главное, чтобы оно смогло унять беспокойство товарищей и поспособствовало поддержанию духа внутри отряда.

Стефан быстрее других подхватил задумку Беллы:

— Отличная идея! В самые сложные времена обещание станет для нас своего рода компасом. Ориентиром.

— Ха, вы, наверно, шутите! Какая глупость! Мы уже не наивные дети, но кто-то все еще верит в чудеса, — Дариус взмахнул руками и перевел взор на Юлиана.

— Почему бы и нет, хорошая мысль.

Никто не ожидал услышать от него слов одобрения. Дариус поднял брови, не веря своим ушам, Стефан умолк на полуслове, Марко потер подбородок и нахмурился, а Белла кивнула и улыбнулась.

Следующей с восторгом откликнулась Майя, наклонившись над столом:

— Мне нравится! Давайте дадим обещание. Все!

Джино свысока взглянул на остальных и фыркнул:

— Вы что, еще не поняли, в каком мире живете? Ты либо победитель, либо проигравший, третьего не дано. Победитель живет, а проигравший гниет в земле. Быть последним не входит в мои планы. Я без колебания заберу чужую жизнь, но сам не подохну. Вам пора бы уже повзрослеть, или закончите, как ваш драгоценный Селим.

Обнажая выбитый зуб, Анжело громко загоготал в поддержку брата, в присутствии которого он словно глупел и черствел. Белла выглянула из-за плеча раздраженного парня и склонила голову набок.

— Только посмотрите, Джино так за нас распереживался, что не смог сдержать эмоций. Как трогательно! Только зачем так краснеть? Дружеских чувств стыдиться не стоит.

— Заткнись! — рявкнул Джино и неловко отступил, чем только вызвал взрыв смеха.

После этого в комнате отдыха разразилось невиданное прежде противостояние мнений. В итоге победителями из вербальной схватки вышли многочисленные сторонники обещания.

— Тогда начнем, — произнесла окрыленная успехом Белла. — Обещаю, что как бы тяжело мне ни пришлось, я продолжу двигаться вперед, и сколько бы лет ни прошло, я по-прежнему смогу называть себя достойным человеком.

Она вытянула над столом правую руку ладонью кверху. Остальные ребята по очереди говорили лишь единственное слово: «Обещаю». Одни — серьезно, вторые — со снисходительной улыбкой на лице, а третьи — с раздраженной гримасой. Однако, когда подобие торжественной церемонии закончилось, над столом уже переплелись три десятка рук.

Ветер притих, а пламя костра угасло. Вольные затушили водой тлеющие угли и разбрелись по палаткам. Юлиан забрал вложенный в изысканные ножны кинжал и поймал себя на мысли, что ему было приятно вспоминать о времени, проведенном в тренировочном лагере. Он забрался в крохотную палатку, где едва мог вытянуть ноги, залез в тонкий спальный мешок и погрузился в сладкое забвение сна.

Глава 10. Вместе.

Из-за горизонта все еще пробивались последние багряные лучи. Марианна наконец выбралась на свежий воздух после трех часов, проведенных в мобильном штабе. Ее черные вьющиеся волосы вздымались в потоках ветра, словно морские волны под полуночным небом. Дремлющие переживания пробуждались в ее разуме.

Будет ли моя семья гордиться мной, даже если ли я покорно приму свою участь? Найду ли я хоть раз в жизни смелость пойти против семьи, когда вернусь из экспедиции?

— Мари, все нормально? — за спиной раздался приятный баритон.

Она обернулась к Теосу и мягко улыбнулась, при этом сама понимая, что полностью прогнать душевное ненастье со своего лица ей не удалось.

— Я понимаю, что должна думать о положении дел в экспедиции, а не о личных проблемах, которым здесь не место, но мысли о помолвке сами лезут в голову. Ничего не могу с собой поделать.

Теос поравнялся с ней:

— Еще бы, тяжело сохранять спокойствие, когда твоя мать решает все за тебя. Будь я на твоем месте, я бы тоже сбежал в экспедицию.

Марианна обхватила себя руками:

— На самом деле, мне до сих пор неудобно, что я воспользовалась своим положением и попросила, чтобы администрация Военной Академии посодействовала с моим назначением в экспедицию. Я никогда так раньше не поступала.

Она умолчала, что в ее просьбу входил и Теос. Он оказался в экспедиции из-за нее.

— Не заморачивайся, ты бы и так могла попасть в экспедицию, как мы с Аланом и Ником.

— В том-то и дело, что нет: я из семьи Чезанте. Почетных граждан не отправляют на рискованные задания куда-нибудь на задворки цивилизации, если они сами того не пожелают. Как же я скучаю по тем временам, когда мы были обычными гражданами… Жизнь была намного проще: никаких тебе еженедельных балов, ни оценивающих взглядов, ни договорных браков. Хотя мама всегда пристально следила за тем, чтобы наше с братом и сестрой расписание было забито под завязку учебой и тренировками, теперь я понимаю — все это было пустяками по сравнению с тем, что ждало нас в будущем. Сейчас бы я с радостью променяла все богатство и роскошь на обыкновенную человеческую жизнь, — она вздохнула. — Я наивно верила, что после поступления в Военную Академию смогу отделаться от всей этой светской шумихи, но, похоже, мне суждено быть разменной монетой в чужих играх до конца моих дней.

Теос потупил взгляд. Марианна про себя восхищалась его мужественной красотой. Она питала к нему чувства, выходившие далеко за рамки дружеских, но за пять лет обучения Теос так и не выказал к ней романтического интереса.

— Честно говоря, я никогда не сталкивался с такой проблемой. Мне повезло: родители всегда относились ко мне с пониманием и ни к чему не принуждали. Попробуй поговорить с братом или сестрой. Наверняка они тебя поймут.

— Мама тоже организовала их помолвку, но я не помню, чтобы кто-то из них был против. Брат, может, и женился на девушке из знатного рода, но невеста нравилась ему задолго до свадьбы. Я заходила к ним в гости месяц назад, и мне показалось, что его семья... идеальна. Даже чересчур. Богатая и красивая жена, два сына-близнеца с яркими изумрудными глазами, здоровые и развитые не по годам. В компании таких детей и сама невольно начинаешь чувствовать себя неполноценной. Все-таки генная инженерия творит чудеса. С сестрой мы тоже не особенно близки, ей явно не до меня, у нее уже своя дочь. Я не могу лезть к ним со своими жалобами, — стройные плечи Марианны медленно поднялись вверх, а затем безвольно опустились. — Тео, как ты считаешь, мне стоит соглашаться на брак?

Скажи, что нет.

— Это тебе решать. Ты говорила, что уже давно знакома с женихом. Что за человек этот Филипп Сермонт?

Неважно, он — не ты.

— Их семья иногда бывала у нас в гостях, еще я несколько раз пересекалась с ним на балах. Отец жениха, Карл Сермонт, — старый друг моего отца, поэтому мать и устроила эту помолвку. Филипп хороший и образованный парень, но я его не выбирала и не питаю к нему никаких чувств. Так не должно быть, понимаешь?

Теос кивнул. Сзади послышался стук сапог о металлическую поверхность рампы мобильного штаба.

— Наверное, Алан и Ник решили к нам присоединиться, — заключил Теос. Уголки рта голубоглазого парня поднялись: — Как жаль, что ты не носишь свою нарядную форму Почетных граждан. Будь она сейчас на тебе, нам бы не пришлось стоять в очереди в полевую кухню. В твоем присутствии расступались бы даже полковники.

— Нет уж, спасибо. В ярко-синей форме я светилась бы не хуже новогодней елки и смотрелась на фоне остальных так нелепо, что тут же сгорела бы со стыда. Только представь, что лейтенант, который две недели назад выпустился из Военной Академии, носит форму той же расцветки, что и у генералов... Это для меня слишком.

Из-за спины Теоса показались высокий блондин с ореховыми глазами и сероглазый парень ростом чуть выше среднего, с черными волосами.

— Ну что, пора выдвигаться на ужин, иначе возле офицерской полевой кухни опять соберется огромная очередь, — сказал Ник.

— Тогда пойдемте, — Теос хотел сделать шаг вперед, но Ник преградил ему путь рукой.

— Вчера, пока я ждал, когда Тео закончит ворковать с одной красоткой из Кандидатов, или Вольных, как они сами себя называют, мою голову посетила одна занимательная идея.

После такого откровения Марианна почувствовала укол в сердце. Румянец разлился по светлым щекам яро запротестовавшего Теоса, но Ник проигнорировал его:

— В их лагере я учуял тот самый аромат, из-за которого едва не захлебнулся слюной. Они готовили еду на кострах, это божественно! И я подумал: чем мы хуже?

— Но Кандидаты на проживание находятся на отшибе лагеря, а мы в центре. Боюсь, если мы будем жечь здесь костры, у нас возникнут проблемы, — с недовольством в голосе ответила Марианна.

Ник ухмыльнулся:

— И кто из нас свободнее? Так и быть, обойдемся без костров, но нашему пикнику это не помешает. Осталось только взять еду и найти незанятую поляну.

После кратких раздумий все согласились с предложением Ника и немедленно принялись воплощать его в жизнь. Передвижные полевые кухни для граждан представляли собой длинные сквозные фургоны на шести массивных колесах, которые, словно паровозы, извергали из крыши густые клубы темно-серого дыма. Раздельными потоками туда стекались толпы солдат и офицеров. Марианна слышала, как протяжное урчание животов — в том числе и ее собственного — сливалось вместе наподобие мелодии, создаваемой оркестром из десятков расстроенных духовых инструментов. Голодные и утомленные люди попадали в полевую кухню, поднимаясь по выдвижным металлическим ступеням, получали внутри за прилавком свою порцию и, довольные, выходили наружу с противоположной стороны фургона. Для офицеров даже полагалось меню с несколькими блюдами на выбор.

Четверо товарищей взяли с собой охотничьих колбасок, говяжьих стейков, жареного картофеля и чай, а затем с внимательностью охотящегося сокола высматривали подходящее местечко. Через пару-тройку минут их поиски увенчались успехом. Они расположились на большой прямоугольной поляне, с одного края которой лился свет уличного светильника, а на другом стояли ряды «Буйволов», бронированных грузовых машин для транспортировки пехоты.

Небесного цвета глаза Теоса зачарованно наблюдали за вечерней жизнью лагеря. Смоляные, слегка растрепанные волосы Алана поблескивали в желтом сиянии искусственного светила, задумчивый взор молодого человека пронзал отдаленную мглу. Ник с упоением вгрызся в копченую колбаску, его медовая шевелюра спереди приподнималась крутым гребнем.

— Что ж, повторим наш крайний вечер перед отбытия из Александрии? — ухмыльнулся Ник.

— Только не это… Я же просила не вспоминать!

Марианна покраснела от одного лишь напоминания о своем позоре, но парней уже было не остановить.

— Ничего не получится. Поблизости нет ни одного бара, а значит, Марианна не сможет дойти до нужного состояния, и нам не придется опять нести ее до дома, — с ехидной улыбкой произнес Теос.

— Да, а еще здесь не увидишь мертвецки-бледное лицо дворецкого, который едва не упал в обморок, когда его юная госпожа показалась на пороге дома... — подлил масла в огонь Ник.

Марианна демонстративно схватилась за голову под смех парней. Никто кроме Теоса не знает, но в день отбытия из столицы, сидя в баре с ребятами, она первый раз в жизни попробовала алкоголь и при этом совершила роковую ошибку, попытавшись угнаться за темпом более опытных товарищей. Все это обернулось утратой способности к самостоятельному передвижению, адской головной болью, тошнотой, скандалом, устроенным под утром матерью, и чувством опаляющего стыда.

— Если было весело, стыдиться нечего, — Алан вышел из транса и подключился к беседе.

— Ага, — откусив жареную сосиску, произнес Теос. — Не хочу портить атмосферу приятной ностальгии, но, вспоминая вчерашние события, я кое о чем задумался… Если бы вам отдали приказ, например, ударить или выстрелить в безоружного человека, вы бы его выполнили?

В мгновение ока лица молодых людей затмила тень серьезности. Ник дожевал кусок стейка и первым ответил на вопрос:

— Еще чего. Конечно, не хотелось бы угодить за решетку за неподчинение, но мне не привыкать... Как говорил мой остроумный и добросердечный опекун: «Жизнь дается лишь единожды, а этого слишком мало, чтобы прожить ее подонком. Будь у меня их две, тогда бы я еще подумал». Приказ или нет, зло есть зло. Если творишь его, то имей храбрость признать, что это твоих рук дело.

Алан кивнул, после чего спросил:

— Проблема в том, что без выполнения приказов продвижения по карьерной лестнице не видать. Лично я к этому не стремлюсь, но тем, кто намерен достичь высот в эллиадском обществе, и особенно в армии, придется продать душу дьяволу либо отказаться от своей мечты. В любом случае, что бы ты ни выбрал, приказы останутся неизменными.

Теос выпрямил спину и развернулся к черноволосому парню:

— Я считаю, наоборот, честные и благоразумные люди должны с еще большим рвением стремиться к вершине иерархии, особенно армейской и политической. Если у них получится, однажды они сами будут теми, кто отдает приказы, а значит, изменится и их содержание.

Алан провел пальцами по смоляным волосам:

— Звучит замечательно, но правдоподобно ли? Глубоко прогнившая система отбирает и продвигает людей лояльных и беспринципных, а не благоразумных и уж тем более честных. Как правило, такую общественную структуру ждет разрушение с перспективой возможного перерождения, а не постепенное позитивное преобразование, потому что люди, которым выгодно существование текущего порядка, крепко уселись на троне и не готовы кому-либо его уступать до тех пор, пока вокруг них не останутся одни руины.

Глаза Теоса загорелись. Марианна часто видела, как его переполняли сомнения, но в те моменты, когда разговор касался его мечты, он менялся, словно по щелчку пальцев.

— Я верю, что мы способны поменять мир к лучшему. Иначе какой тогда смысл в нашем существовании — молча наблюдать и ждать конца? Зачем нужна такая жизнь, где будущего не изменить?

Ник развел руками.

— Пора спуститься с небес на землю. Мечты, будущее… все это замечательно, но не будем спешить. Нам туда еще рановато. Для начала предлагаю насладиться изысканным вкусом и ароматом жареного мяса, зеленой травой под ногами и чистым воздухом, — в этот миг налетел порыв ветра, будто пронзивший Марианну насквозь. Ник съежился: — Но почему вдруг таким холодным…

— Как-то неспокойно из-за того, что мы узнали на базе мятежников, — Марианна скрестила руки на груди.

— Я так понимаю, нам остается только ждать вестей от майора Эрхарта. Надеюсь, генерал-майор Бергман прислушается к его словам. Или нам стоит рассказать об этом кому-то еще? Хотя бы полковнику Вермайеру, — тихо сказал Теос и задержал взгляд на Алане.

Парень с серыми глазами помотал головой:

— Оглашать неподтвержденные подозрения, которые могут бросить тень на командование экспедицией, — чистое безумие. Не пройдет и нескольких минут, как нами займется военная полиция. Нас обвинят в измене и саботаже, возьмут под арест, и в итоге мы ничего не добьемся. Нужно действовать более тонко, как и поступает майор Эрхарт. Только я сомневаюсь, что наше тайное расследование принесет хоть какие-то плоды. Улики в лучшем случае указывают на связь мятежников с Остеррианским Союзом, а остальное — лишь спекуляции.

Спустя десять минут они прибрались за собой и побрели к мобильному штабу. Едва впереди показалась угловатая громада стального цвета, залитая тускло-желтым сиянием, как Алан вдруг застыл на месте. Марианна резко остановилась и выставила перед собой руки, чтобы не врезаться ему в спину.

Черноволосый парень огляделся по сторонам и произнес:

— Слушаю вас, сэр.

Глава 11. Гнев небес.

Мобильный штаб третьего полка беспрестанно трясло, поскольку остатки старой автомобильной трассы, по которой проходила экспедиционная колонна, мало чем отличались от окружавшего их бездорожья. Теос, пристегнутый к креслу ремнем безопасности, сидел за голографическим столом. Краем глаза он уловил на себе взгляд Алана.

— Я отправил, — шепотом произнес тот.

Теос нахмурился, не понимая, о чем идет речь. Черноволосый лейтенант добавил так же тихо:

— Тактическое предложение в штаб бронетанковых войск.

Только после этого он вспомнил, как рано утром Алан вскользь упомянул, что принялся за разработку какого-то экстренного плана. Однако Теос так и не узнал его содержания, поскольку его отвлек майор Котник, заместитель командира полка. Вчера, когда после ужина они возвращались в мобильный штаб, майор Эрхарт связался с Аланом через М-линк. Он сообщил, что ему удалось переговорить с генерал-майором Бергманом, который выслушал главу отряда Рыцарей и заинтересовался полученной информацией. Бергман поручил майору Эрхарту тайно продолжить деликатное расследование и о любых новых зацепках сообщать ему напрямую. Помимо личного канала связи, генерал-майор Бергман предложил при необходимости передавать ему большие объемы данных через зашифрованные сообщения, помеченные кодом D-8 и отправленные через локальную сеть экспедиционного корпуса. Последняя позволяла членам информационно-тактических подразделений делиться тактическими предложениями с командованием.

Спустя час, как экспедиция оставила место ночной стоянки и вновь выступила в путь, прежнее редколесье все больше стало напоминать степь. До самого горизонта тянулась сухая земля, напоминавшая морщинистую кожу старца. Вдоль дороги возвышались протяженные скальные хребты, мешавшие обзору по сторонам. Эффективная дистанция управления дронами ограничивалась высоким уровнем электромагнитных помех, а разведывательных отрядов хватало на покрытие лишь ближайших к маршруту экспедиции территорий. Беспросветные грозовые тучи заволокли небо, словно исполинские плиты из черного мрамора. Вдали неистовствовали ветвистые молнии, с грохотом пронзавшие темную пелену. Трудно было сказать, утро сейчас или ночь. Тем не менее, часы показывали 12:57, а механизированная колонна уже преодолела отметку в 96 километров.

Поступил приказ устроить привал. Мобильный штаб остановился, но часть машин еще продолжала движение. Мимо проехала рота из двадцати «Носорогов», прикрепленная к третьему полку. Теос рассмотрел внушительные машины болотной окраски вблизи.

«Носорог» управлялся двумя танкистами, водителем и стрелком из числа Жителей Республики и считался тяжелым танком, уступавшим по защищенности только «Колоссам». Толщина состоящей из трех слоев лобовой брони составляла 650 мм, а громоздкий корпус со сглаженными углами имел длину 8.2 метра без учета пушки, ширину 3.8 метра и высоту 2.6 метра.

Когда на экране проплыла длинная гладкоствольная 165-мм пушка, значительно выдававшаяся вперед относительно корпуса, Теос понял, откуда «Носорог» получил свое название. Он уже не в первый раз проверял состояние экспедиционной колонны, но на задворках сознания только нарастала тревога. Теос обменялся взглядами с Марианной. В живых изумрудных глазах стройной девушки тоже клубилось беспокойство.

***

Впереди показалась разрушенная эстакада. От нее сохранились лишь несколько потрескавшихся железобетонных опор и висевшие на них, как последние листья на увядающем дереве, клочки дорожного полотна. Бурые скальные гряды, походившие на рыбьи плавники, становились все ниже и ниже, пока полностью не утопали под поверхностью земли. Из обсидиановых облаков обрушились капли дождя.

Мрак сгущался. Алану было не по себе не только от местного пейзажа, но и из-за разыгравшихся в его разуме опасений. Тем не менее, когда экспедиция наконец-то добралась до конца ущелья, по которому двигалась уже целый час, он испытал легкое облегчение. Сразу после обеденного привала они ступили на земли, где господствовала радиация, губительная, словно само дыхание смерти, разрывавшее нити жизни. От ее вредного воздействия людей защищали только непроницаемые корпуса машин. Силы экспедиционного корпуса преодолели отметку в сто семнадцать километров, но Алан вовсе не радовался ударному, по сравнению с предыдущими днями похода, темпу, поскольку платой за скорость стала безопасность двадцати восьми тысяч человек. С утра экспедиция по какой-то причине перестала разбивать вдоль маршрута аванпосты и узлы связи, а авиационное крыло конвертопланов, выполнявшее роль разведки наряду с дронами, так и не поднималось в небо.

Алана смущал и тот факт, что генерал армии Коллионис, окруженный боевыми машинами своей гвардии, после привала впервые занял позицию в самом начале колонны. В то же время мобильный штаб генерал-майора Бергмана двигался вместе с силами седьмого полка, ближе к центру формации. Алан хотел бы не задумываться над причиной спешки и чередой сомнительных решений экспедиционного командования, но они только подливали масла в разгорающееся пламя подозрений. Но даже сквозь непроглядную тьму удалось пробиться одинокому лучику света. Алана поразило, что перед отбытием с места обеденной остановки экспедиционная колонна была перестроена в защитную формацию. Теперь «Носороги» и «Колоссы» размещались на флангах, прикрывая технику с пехотой и машины снабжения толстым слоем брони, а легкие, но мобильные «Гончие» двигались спереди и с тыла, при этом не лишаясь возможности оперативно менять положение в текущем построении.

Не ожидал, что генерал-майор Бергман прислушается к моему предложению. Подстраховка не помешает, но будем надеяться, что до выполнения следующих пунктов плана дело не дойдет.

Когда мобильный штаб третьего полка преодолел участок маршрута под ветхой эстакадой, Алан обратил внимание на Марианну, которая с недоступной ему скоростью нажимала на экран рабочего дисплея. Ее юное лицо было напряжено, выразительные зеленые глаза метались по экрану, а кожа цвета кофе с молоком приобрела болезненно-бледный оттенок. Но, несмотря на это, она по-прежнему выглядела гораздо младше своих лет и напоминала зазеленевший саженец, которому еще только предстоит достигнуть пика своего роста. Напротив нее сидел Ник. Алан еще никогда не видел его таким спокойным и не знал, должно ли это внушать в него уверенность или страх. Ореховые глаза и густые медовые волосы красовались на поражавшем правильностью черт лице.

Проверив данные с камер и сканеров и удостоверившись, что ничего не изменилось, Алан бросил взор на Теоса. Тот выглядел взволнованным, но собранным. Глаза цвета ясного неба на мгновение скользнули по центру управления мобильного штаба. Темно-русые волосы, густые брови, светлая кожа и нос с легкой горбинкой — Теоса нельзя было назвать неоспоримым красавцем, тем не менее, он обладал приятной и привлекательной внешностью молодого мужчины.

Спустя пять минут беспрепятственного движения мобильный штаб третьего полка резко затормозил. Ремень безопасности заскрипел, не дав Алану свалиться на твердый металлический пол.

— Заглохли машины во главе колонны, ожидаем, — напряженным голосом объявил полковник Вермайер.

Алан моментально переключился на камеры с дронов, круживших над передней частью колонны, и увидел, как четыре бронетранспортера, отмеченные личным гербом Коллиониса, преградили путь экспедиции. В то же время мобильный штаб командующего вместе с шестью машинами сопровождения стремительно удалялся от эллиадских войск.

Через М-линк раздался жесткий, точно закаленная сталь, голос:

— Говорит генерал-майор Бергман, всем силам экспедиции немедленно перейти в состояние боевой готовности, высока вероятность столкновения с противником!

Затем полковник Вермайер скомандовал:

— Немедленно надеть шлемы и проверить ремни безопасности. Боевая готовность!

Неужели это и правда происходит?

Члены информационно-тактического подразделения переглянулись между собой и надели шлемы, закрепленные под голографическим столом. Секундой позже на экране промелькнули три светящихся объекта, которые, словно кометы, оставляли за собой хвост из огня и темного дыма. Три мерцающие звезды устремились вверх и разорвались на высоте пары сотен метров над землей. После чего густое облако насыщенно-зеленого цвета растеклось по угольному небу.

Все замерли, будто скованные невидимыми цепями. Майор Котник первым нарушил молчание:

— Сигнальные ракеты...

Командный рев генерал-майора Бергмана разорвал пелену нерешительности:

— Действовать согласно новой тактической схеме! Разведывательные отряды обнаружили, что с разных направлений к нам приближаются силы противника. Всем перестроиться и сохранять спокойствие, мы…

Мрачные облака за доли секунды разрезала ослепительная вспышка, похожая на разряд исполинской молнии. Экраны и лампы освещения внутри мобильного центра замерцали.

Удар чудовищной силы заставил землю содрогнуться. Мобильный штаб на миг подбросило в воздух, а затем тридцатиметровый бронетранспортер рухнул на поверхность. Алан схватился за край голографического стола, едва не ударившись о него головой. Дыхание сбилось, ремень больно сдавил плечо и шею. Все вокруг тряслось, дребезжало, скрипело. Люди кряхтели и стонали.

Сознание Алана не поспевало за мимолетностью происходящего. На экранах возникла гигантская стена пламени. Переливающиеся искры разлетались всюду, подобно фейерверку. Из-под красно-оранжевых бушующих столпов огня проступила огромная расселина с обугленными краями. В ониксовых облаках образовалась округлая брешь, через которую пролился солнечный свет. Будто сами небеса разверзлись, и для обитателей грешной земли наконец распахнулись врата в рай.

Алан нажал на дисплей и вывел над столом голограмму экспедиционной колонны. С нее исчезли полки с девятого по тридцатый, а восьмой и четырнадцатый уменьшились вдвое. Он осмотрелся по сторонам — Теос, Марианна и Ник уже пришли в себя, никто из них не пострадал, как и остальной персонал мобильного штаба, за исключением диспетчера систем наблюдения. Несмотря на надетый шлем тот разбил голову о панель управления, по лицу мужчины стекали алые струйки крови.

— Всем держаться, будет трясти! — приказал полковник Вермайер.

Высокоточные камеры разведывательных дронов передавали увеличенное изображение бесчисленных черных машин, приближающихся к экспедиционной колонне с разных направлений. Среди войск противники были и танки, и грузовые автомобили, и летательные аппараты. Алан узнал в них остеррианскую технику, образцы которой изучались в Военной Академии. Вражеские силы огибали цепь облезлых холмов, что пришли на смену оставшимся в ущелье скальным хребтам. Экспедиционная колонна разворачивалась. Неуклюжий и медлительный мобильный штаб качало из стороны в сторону. Алан сомкнул челюсти, дабы не прикусить язык.

Генерал-майор Бергман вновь вышел на связь:

— Всем сохранять спокойствие. Я беру на себя командование экспедиционным корпусом, так как связь с генералом Коллионисом и его заместителем утрачена. Мы подверглись обстрелу из неизвестного артиллерийского орудия противника. Четыре полка экспедиции уничтожены полностью, два — тяжело пострадали. Многократно превосходящие нас по численности враждебные бронетанковые и пехотные войска Остеррианского Союза пытаются взять нас в окружение. Наша задача — как можно быстрее прорваться через вражеские силы в юго-западном направлении и перегруппироваться в точке Гамма. Ситуация тяжелая, но мы справимся, если будем действовать слаженно и придерживаться нового плана.

Алан сразу понял, что новым планом было закодированное тактическое предложение, представлявшее собой экстренный план, который они ранее отправили генерал-майору Бергману. Над голографическим столом обновилась трехмерная карта местности, где синим отмечались войска экспедиционного корпуса, а красным — вражеские силы. Стрелкой обозначалось направление прорыва, а каждому союзному подразделению указывалась их позиция в общей формации. Второй и третий полки занимали правый фланг острия атаки, а пятый и шестой — левый. Во втором ряду за ними располагались первый, четвертый и седьмой с уцелевшей половиной восьмого полка. Похожее построение образовывали тыльные подразделения, но уже с противоположной стороны раскаленного докрасна разлома, на который, словно стараясь затушить, с небес обрушивались потоки воды.

В воздухе послышался гул артиллерийских орудий. Дожидаясь вестников смерти, сердце Алана замерло в груди. Снаряды сыпались градом, с яростным грохотом разрываясь при соприкосновении с поверхностью. Злой рок постиг набитый пехотой «Буйвол». Несчастную машину поглотила оранжевая вспышка. Осколки металла и человеческие внутренности разметало по сторонам. Авиация взмыла в воздух, с высоты нескольких сотен метров прикрывая идущие на прорыв экспедиционные войска. Однако конвертопланы тут же накрыло шквалом огня, и охваченные пламенем, точно стая фениксов, они один за другим падали и разбивались о землю. Эллиадская артиллерия вела интенсивный обстрел надвигающихся черной лавиной сил противника. В тылу устремившейся на прорыв колонны была создана дымовая завеса, призванная скрыть арьергард от вражеского взора. Неровности рельефа препятствовали передвижению техники, тем не менее, тяжеловесные машины войны хоть и с трудом, но все же преодолевали склоны холмов. Мобильный штаб проезжал мимо разлома. Край огромного выжженного в земле шрама, что поглотил в своем раскаленном жерле тысячи несчастных душ.

Алан следил за перемещением войск противника, пытавшихся захлопнуть тщательно спланированную ловушку. В передних рядах мчались остеррианские приземистые боевые машины, шириной превосходившие эллиадские «Гончие». Он узнал в них танки под названием«Саламандра», которые применялись противником во время войны на территории Телезии шесть лет тому назад. Рядом с ними, шустро перебирая серебристыми лапками, передвигались паукообразные машины, высотой не превышавшие двух метров, — слишком маленькие, чтобы внутри мог поместиться человек. Это были новые наземные дроны Остеррианского Союза. Алан слышал о них, учась на последнем курсе Военной Академии. В толще формации противника виднелись бронированные грузовики для пехоты и широкие, ощетинившиеся антеннами бронетранспортеры, вероятно, предназначенные для командования. Наиболее устрашающими в составе вражеских войск были массивные, словно созданные из обсидиана, тяжелые танки Йотун, оснащенные длинной 180-мм пушкой.

Остеррианцы приближались к ним сразу с четырех сторон света. Однако Алан заметил в их тактике серьезный изъян — в надежде взять экспедиционный корпус в кольцо враг чересчур рассредоточил свои войска. В общем остеррианские силы имели численное преимущество, но на каждом отдельно взятом направлении экспедиционный корпус слегка превосходил их числом. Благодаря этому они все еще могли вырваться из западни.

Члены информационно-тактического подразделения сфокусировались на выполнении собственных обязанностей, координируя действия теряющихся в хаосе подразделений. Алан направил отряды пехоты, в том числе могучих «Голиафов», на поддержку танкам. Он наметил точки на карте, где бойцам предстоит вступить в сражение с войсками противника, стоявшими на пути у экспедиционного корпуса. Им нужно одолеть врага перед собой до того, как остальные силы противника вонзятся в израненное тело экспедиции с других направлений. За пределами мобильного штаба сводящей с ума канонадой разрывались сотни артиллерийских снарядов, ежесекундно отправляя на тот свет кого-то из эллиадцев.

Вдруг он ощутил, как проваливается вниз. Мобильный штаб содрогнулся от жесткого удара. Раздался оглушительный грохот и скрип металла. Когда Алан вздохнул, острая боль пронзила грудную клетку, подобно сотням игл. Зрение на миг помутилось, но затем опять приобрело ясность, и он увидел, что задняя часть мобильного штаба теперь оказалась выше передней. Марианна согнулась и придерживала предплечье левой руки ладонью правой. Теос и Ник выпрямились и повернулись в сторону полковника Вермайера.

— Мы уже не тронемся с места. Немедленно взять бронежилеты и оружие из ящиков с амуницией в жилом отсеке! Будьте готовы выступать по команде, скоро нас подберут свои.

Алан долго провозился с ремнем безопасности и смог отстегнуться лишь через несколько секунд. Когда он встал, то заметил, что Теос одновременно с ним поднялся со своего кресла и сделал первый шаг вперед. К этому моменту Марианна и Ник были уже возле командирского стола, ближе к жилому отсеку. Они бросили короткие взгляды на отстающих товарищей. Тогда крышу над ними прорвал вихрь оранжевого пламени. Спасаясь от ослепительно сияния, Алан зажмурил глаза и заслонил руками лицо. Мощный толчок отбросил его худое тело назад, точно ураганный ветер мотылька. Спина ударилась о твердую поверхность. На мгновение им завладела мучительная боль, но затем сознание оставило его, уступив место кромешной темноте.

Глава 12. Пылающие звезды.

Огненные шары озаряли небеса, точно крохотные звезды, испускавшие предсмертный вопль перед тем как навсегда раствориться в пустоте. Мобильные комплексы «Химера», сочетавшие в себе черты автоматического высокоскоростного рельсового зенитного орудия и противоракетной системы, непрерывно поражали цели, но их не хватало для отражения всех угроз. Строй резвых «Гончих» уверенно преодолевал размытый дождем склон. Они мчались навстречу танкам противника, надвигавшимся подобно черному цунами. Отряд «Молот» продолжал терять бойцов, их число уже сократилось до тридцати одного. Впереди них шла рота из восемнадцати массивных «Носорогов», чья крепкая броня прикрывала «Гончих» от вражеских орудий.

Пламенный шторм испарял капли дождя, обращавшиеся клубами пара. Земля разлеталась комками грязи и стремительно покрывалась воронками, куда, словно в звероловные ямы, проваливалась эллиадская техника. Чтобы не повторить их судьбу, Юлиан не сводил зелено-голубых глаз с оптического экрана, лишь изредка поглядывая на тактический и информационный дисплеи. Где-то над ним прогремел взрыв, горячие волны от которого добрались до корпуса и эхом пронеслись через все слои брони, сотрясая нутро компактного танка.

— Мобильный штаб нашего полка уничтожен, с этого момента мы получаем инструкции напрямую из бронетанкового штаба, — даже в пекле преисподней капитан Хорст сохранял хладность рассудка.

«Гончую» Юлиана резко качнуло в сторону от разорвавшегося рядом снаряда, словно крохотную лодку среди буйных морских волн. Яркая вспышка осветила левую половину оптического экрана. Взор метнулся в сторону моргнувшего тактического дисплея — с него пропала пиктограмма, обозначавшая старшего сержанта Лукиана.

Человек, вышедший невредимым из адского горнила трехлетней войны с Остеррианским союзом и переживший множество иных сражений, сгинул за доли секунды.

— Старший сержант погиб… — с горечью отозвалась Белла.

— Проклятье! — сквозь зубы проскрежетал капитан Хорст. — Джерард, не вовремя ты меня бросил... Капрал Юлиан Розас, теперь командование первым взводом на тебе.

— Есть, сэр.

Воздух прорезали громыхающие выстрелы «Колоссов», медленно взбиравшихся на скользкие склоны. Огромное ускорение, передаваемое снаряду, вылетавшему из двенадцатиметровых телескопических электромагнитных пушек, не оставляло шансов даже толстой броне вражеских тяжелых танков, пронзая тех, словно тонкий лист бумаги.

Вскоре загрохотали мощные пушки «Носорогов», а через несколько секунд к ним присоединились более многочисленные, но менее смертоносные орудия «Гончих». Остеррианские танки, информация о технических характеристиках которых содержалась в базе данных «Гончей», не остались в долгу и ответили устрашающим залпом.

Юлиан навелся на движущеюся во втором ряду «Саламандру» и уверенным нажатием курка выпустил из 105-мм ствола кумулятивный снаряд, содержащий в себе емкость с горючей жидкостью. Он поразил борт вражеской машины. Сноп пламени охватил черную броню обездвиженного легкого танка. Снаряды с лязгом отскакивали от брони «Носорогов». Треть тяжелых танков экспедиционного корпуса уже вышла строя, получив тяжелый урон. Гончие объезжали изуродованные остовы «Носорогов», но и сами одна за другой разлетались по полю боя горящими осколками. По мере сближения обе стороны все яростнее обменивались разрушительными залпами. И те и другие несли серьезные потери. Остеррианские войска еще не успели полностью сомкнуть строй и продвигались широкими колоннами, между которыми и собирались маневрировать отряды «Гончих».

— Сохраняйте построение и следуйте за мной. Наш отряд обойдет колонну противника с левого фланга, когда «Носороги» свяжут их боем с фронта. К нам на подмогу идут танки первого полка. Они атакуют врага с правого фланга. Всем держаться, у нас нет пути назад!

Юлиан ощущал себя так, словно ему вот-вот предстоит перелететь через пропасть на огромной скорости. Кровь вновь бурлила в его жилах. Казалось, он стал собой настоящим. И ему нравилось это чувство.

Наконец две бронированные волны схлестнулись в беспощадном и хаотичном поединке, где соперники двигались в такт убийственным залпам орудий. Наконец, «Гончие» вонзились в участок поля боя между колоннами противника. Юлиан сменил тип боеприпасов, взял на прицел задне-нижнюю часть борта приземистой «Саламандры», которая вела огонь по «Носорогам», и выстрелил. Бронебойный оперенный подкалиберный снаряд вылетел из ствола со скоростью 1900 м/с и пронзил броню жертвы, вызвав детонацию сжиженного водорода в топливном баке. Опаляющий смерч разорвал корпус обсидианового танка. Обтекаемую башню оторвало и унесло раскаленными потоками прочь.

Меткие выстрелы противника поставили точку в жизни двух членов отряда «Молот». 14-мм пулеметы «Гончей» автоматически наводились на враждебные цели малых размеров, стрекочущими очередями истребляя насекомоподобных остеррианских дронов. Эти механические пауки вели огонь из лазерных установок, пулеметов и бронебойных орудий 76-мм калибра, поэтому представляли угрозу для танков лишь на короткой дистанции. Один из остеррианских дронов подбил шедшую в хвосте отряда «Гончую», выпустив снаряд в упор.

Число принявших на себя основной удар «Носорогов» таяло на глазах. Напротив, «Колоссы» не лезли в гущу сражения и концентрировали огонь на тяжелых танках противника. Отряд «Гончих» «Лев», входивший в состав второго полка, завяз в интенсивном бою и быстро терял остатки личного состава. Юлиан заметил высадку вражеской пехоты в километре к западу. Судя по данным с тактического экрана, навстречу им шли эллиадские пехотинцы.

С начала сражения прошло около десяти минут. Он не знал, как скоро пасть хищного зверя сомкнется у них на шее, но подозревал, что время уже на исходе. К отряду «Молот» приближался тяжелый остеррианский танк, «Йотун». Обсидиановый гигант в два раза превосходил «Гончую» размерами. Угрожающая тьма дула нацелилась на взвод капитана Хорста.

— Юлиан, Фабьен, заходите на него с правого фланга, мы с Раду атакуем слева. Нам нужно подобраться ближе и пробить его борта! Все остальные — продолжайте в том же духе и прикройте нас!

Он рванул к грозной машине на максимальной скорости, как и Фабьен, державшийся с ним рядом. Хорст и Раду шли вровень с ними. «Гончие» палили на ходу, но снаряды с колокольным звоном отскакивали от черной брони. Прогремела пушка «Йотуна» и «Гончую» Фабьена разорвало на клочки. Уворачиваясь от следующего вражеского выстрела, Юлиан дернул ручку управления. «Гончая» резко отклонилась в сторону и снесла попавший под ее гусеницы боевой дрон. Снаряд пролетел мимо. Танк приподнялся на один борт и замедлился, но, растоптав механического паука, вновь стал набирать скорость.

Прогремел третий залп. На сей раз в груду металла превратился танк Раду. Последовавшего за этим секундного затишья оказалось достаточно, чтобы капитан Хорст добрался до цели и свершил возмездие. Кумулятивный снаряд пронзил борт тяжелого танка. Раскаленная струя ворвалась в отверстие, подобно тому, как изголодавшийся зверь забирается в нору своей добычи, и выжгла внутри все живое. Едва Юлиан проскочил мимо пылающего остова «Йотуна», как защитная система «Гончей» завопила о новой опасности: в него целилась остеррианская «Саламандра». Однако уже секунду спустя легкий танк противника обуяло оранжевое зарево. Он взглянул на тактический дисплей.

— Спасибо, Белла.

— Мы должны прикрывать друг друга, — златовласая девушка тяжело дышала.

По каналу связи раздался приказ капитана Хорста:

— Юлиан, Салли, Белла, объединяемся в один взвод. Следуйте за мной. Разберемся с недобитками, пока нас не зажали с тыла.

В дюжине метров к востоку Дариус, Стефан и Майя, входившие в третий взвод, помогали «Носорогам» добить уцелевшую горстку остеррианских танков. Силы противника на этом участке редели быстрее, чем их собственные. Система обнаружения фиксировала все больше мелких целей — сражение пехоты было в самом разгаре. Отряды противника уверенно продвигались россыпным строем. Они носили форму угольного цвета, защищенную бронепластинами и каплевидными шлемами с забралом. Кроме стандартного вооружения вроде автоматических винтовок и дробовиков, некоторые остеррианские солдаты имели в своем распоряжении ракетные установки, бронебойные ружья и баллистические щиты. Пулеметы «Гончей» открыли огонь по вражеским солдатам, поливая тех свинцовым градом. Пули изрешетили бойцов в темной форме, обильно орошая багровыми брызгами землю под ногами. Пехотинцы экспедиционного корпуса в форме коричневого и темно-зеленого цветов успешно прорывались вперед, укрываясь за баллистическими щитами. Вдруг земля задрожала сильнее прежнего. Поле боя словно замерло, стрельба утихла, и шокированные людские взгляды обратились на главных гостей кровавого пиршества.

Гетерохромные глаза Юлиана широко раскрылись от зрелища, представшего на оптическом экране. Антропоморфные машины темно-синего цвета высотой около восьми метров бежали, стремительно сокращая дистанцию с противником. Эллиадская пехота в ужасе расступилась перед величественными боевыми доспехами Республики, а остеррианцы немедленно обратились в бегство. Внешний вид «Голиафов» отдаленно напомнил Юлиану обложку книги про средневековых рыцарей. В двуногих машинах войны, чьи наплечники украшал герб в виде черного орла на золотом поле, гармонично сочетались невиданная мощь и удивительное изящество. Одни «Голиафы» держали в механических руках винтовки внушительной величины, вторые — ракетные установки, а у третьих в дополнение к этому были гигантские башенные щиты. К спине каждого из них крепилось оружие ближнего боя. Бронированные гиганты двигались быстро и ловко, точно живые люди. На пути они, подобно стальному оползню, сметали остеррианских пехотинцев, беспомощных перед смертоносным величием чуда военной инженерии Республики. Вскоре тридцать «Голиафов», ровнявших землю перед собой, скрылись из виду.

Пока Юлиан, Салли и Белла разбирались с надоедливыми паукообразными дронами, капитан Хорст вступил в бой с легким танком противника, с которым их разделяло расстояние всего в сто пятьдесят метров. Командир отряда «Молот» использовал горящий остов уничтоженного им «Йотуна» в качестве укрытия. Он сделал вид, будто выезжает из-за раскаленной груды обломков спереди, но затем резко сдал назад и выстрелил. Остеррианский танк промахнулся, купившись на обманный маневр, а капитан уничтожил противника одним снарядом.

— Мы выдвигаемся на помощь танкам второго полка. Они встряли в бою с остеррианцами почти в километре северо-западнее. Черт бы их побрал забраться так далеко! Время на исходе, но мы обязаны вмешаться. Чем быстрее спасем их шкуры, тем скорее вырвемся из этого ада! — скомандовал капитан Хорст.

Юлиан нахмурился, посмотрев на информационный экран. Сражение длилось пятнадцать минут, а в живых осталась лишь половина отряда «Молот».

Глава 13. Стальная поступь.

Земля вздрагивала под массивными металлическими ногами, которые Оскар Эрхарт воспринимал как собственные. Он вел отряд «Рыцари черного орла» вперед, сметая всю вражескую пехоту, что попадалась у них на пути, и помогая бронетанковым подразделениям.

Их задача заключалась в том, чтобы, подобно наконечнику копья, пронзить остеррианские порядки стремительной атакой и, тем самым, ускорить прорыв экспедиционного корпуса в юго-западном направлении.

Тело майора Эрхарта сидело в кресле внутри кабины «Голиафа», но его разум слился с машиной благодаря системе интегративного нейроинтерфейса «Харон». Глаза взирали на мир с высоты восьми метров и видели гораздо больше, чем позволяло человеческое зрение.

Могучие механические руки держали бронебойную винтовку, чьи 80-мм снаряды со сверхплотным наконечником за счет придаваемого им ускорения при многократном попадании могли пробить даже броню тяжелых танков. Подствольная ракетная установка позволяла вести огонь мощными реактивными снарядами. Кроме того, «Голиаф» имел набор фугасно-осколочных, ЭМИ- и дымовых гранат в бронированном контейнере на уровне пояса. Но самое грозное — и самое любимое Оскаром Эрхартом — оружие ближнего боя крепилось к надежно защищенному водородному реактору, расположенному на спине механического боевого доспеха. Он предпочитал пользоваться телескопической секирой длиной в шесть с половиной метров, казалось, способной пробить все что угодно. Холодное оружие имело два острых симметричных лезвия, напоминавших пару серебряных полумесяцев, между ними смотрел вверх заточенный колющий наконечник. Секира, как и основной слой брони «Голиафа», была изготовлена из тиафрама — чрезвычайно прочного и термостойкого сплава титана, никеля и вольфрама, — а режущие поверхности дополнительно покрывал алмазный слой.

Одиннадцать лет назад, когда Эрхарт только обучался управлению «Голиафом», каждое движение давалось ему с великим трудом. Ощущение слияния с гигантской машиной сбивало с толку даже самых психически стойких членов ордена Рыцарей. А отключаясь от системы управления «Голиафом», он по-прежнему чувствовал себя так, будто ступает на землю громоздкими механическими ногами. Однако за годы сражений Оскар Эрхарт привык к высокотехнологичному боевому доспеху. Теперь отточенные за всю жизнь действия легко и естественно совершались 12-тонной машиной войны, а не его собственным телом, за счет синхронизации интегративного нейроинтерфейса «Голиафа» с мозговой активностью пилота. И чем лучше умел сражаться пилот, тем более грозным в бою становился «Голиаф». По этой причине орден Рыцарей, имевший репутацию самых грозных бойцов во всей Республике, первым привлекли к управлению инновационными машинами. А Оскар Эрхарт был одним из лучших в своем ордене.

Система обнаружения зафиксировала множественные цели в восьмистах метрах прямо по курсу. Он видел и ощущал каждую крупицу данных сенсорами «Голиафа», будто своими органами чувств. Майор незамедлительно отдал приказ:

— Первый и второй взводы продолжают движение в западном направлении. Третий взвод смещается на юго-запад для помощи пятому полку. Действуйте без промедления и будьте готовы отступить в любой момент.

Оскар Эрхарт сочетал обязанности и командира первого взвода, и всего экспедиционного отряда Рыцарей, состоявшего из тридцати «Голиафов», команды техников и подразделения элитной пехоты, выступавших в роли огневой поддержки и запасных пилотов «Голиафов». Второй взвод численностью десять человек возглавлял его 32-летний заместитель и, по совместительству, правая рука, капитан Ян Делагарди. Он отличался острым умом, решительностью и храбростью, а боевыми навыками уступал только самому майору. Третьим взводом руководил старший лейтенант Эрик Шнайдер — щедро одаренный талантами молодой человек двадцати шести лет. Он славился точным и быстрым выполнением боевых задач, тем не менее, местами ему не хватало гибкости и личной инициативы. Командир Рыцарей уважал и высоко ценил обоих, считая, что их ждет многообещающее будущее. Перед высадкой из «Кентавров» майор Эрхарт узнал об уничтожении мобильного штаба третьего полка, но информации о выживших пока не поступало. Он воспринял эти известия с досадой: несмотря на всю свою странность, молодой лейтенант Верро впечатлил его незаурядным интеллектом и бесстрашной честностью.

Тем временем дождь прекратился, хотя голубые вспышки молний до сих пор пронзали мрачный небосвод, подобно исполинским ветвям Иггдрасиля. Рыцари приближались к укрепленной огневой точке остеррианцев. Две сотни пехотинцев укрылись от них в импровизированном бастионе, образованном стеной из баллистических щитов, остовами танков и естественной складчатостью рельефа. От темно-синей брони боевого костюма отражался зловещий свет молний. Для ликвидации пехоты он использовал 14-мм пулемет, который выдвинулся из механического предплечья «Голиафа», исполняя его мысленную команду. Рыцари рассредоточились и двинулись на остеррианцев, поливая тех свинцовым дождем.

— Это и битвой не назовешь. Какая бессмысленная бойня, — произнес капитан Делагарди.

Оскар Эрхарт хорошо понимал своего старого приятеля. В убийстве тех, кто не способен дать ему отпор, не было ни чести, ни достоинства. Видя израненные тела, бившие из них алые фонтаны и слыша крики агонии, Оскар Эрхарт вспоминал окровавленную фигуру своей матери, закрывавшую его от пуль. Он помнил ее исполненный страданием предсмертный хрип, отчаяние в тускнеющих глазах, собственные беспомощность, слабость и страх перед лицом неминуемой смерти. Однако его жизнь застывшего в панике шестилетнего ребенка спас молодой заместитель начальника службы безопасности семьи Эрхарт. Вместе с полдюжиной слуг и охранников Оскар сбежал из Остеррианского Союза и запросил убежища в Республике Эллиад. Прихваченные с собой деньги и драгоценности обеспечили им радушный прием и статус граждан. Ярость до сих пор клокотала в его груди от той несправедливости, с которой обошлись с его родными, вынеся им незаслуженный смертный приговор. Чудом высвободившись из костлявой хватки смерти, Оскар Эрхарт поклялся себе, что больше никогда не будет слабым, как в тот день, когда он беспомощно наблюдал за гибелью близких и покорно ожидал своей участи. Ведь только сильный обладает привилегией распоряжаться собственной судьбой.

Рыцари шли, не встречая серьезного сопротивления. Пули отскакивали от крепкой брони, точно горошины, пока ответный огонь выкашивал врагов одного за другим. Около восьмидесяти остеррианцев отступили за земляную насыпь, выставив перед собой щиты. С помощью наружных динамиков Оскар Эрхарт обратился к солдатам противника на остеррианском языке:

— У вас нет ни единого шанса. Сложите оружие, и мы вас не тронем. Мне без разницы, можете или сдаваться, или уносить ноги. Даю вам десять секунд.

Два десятка остеррианцев пустились в бегство, но трое из них тут же пали, застреленные в спину товарищами. Остальные не тронулись с места.

Глупцы. Ради чего вы умираете?

Трое Рыцарей дали по остеррианцам залп из подствольных ракетных установок. Прогрохотали взрывы. Всполохи пламени, кровь и плоть взмыли в воздух. Земляная дымка повисла над братской могилой, откуда вырывались истошные вопли. «Голиафы» с легкостью преодолели земляной вал и за полминуты смели все на своем пути. Те остеррианские солдаты, которым повезло уцелеть или отделаться легкими ранениями, охваченные парализующим ужасом, уставились на бронированных человекоподобных великанов.

Пройдя мимо измазанных кровью оборванцев, Рыцари углубились в порядки вражеской армии. Впереди показались два остеррианских танка. Майор Эрхарт и отделение из четырех «Голиафов» открыли огонь из бронебойных винтовок, выпуская 80-мм снаряды с пяти сотен метров. Пробив броню, снаряды взорвались вместе с миниатюрной «Саламандрой». Рыцари тотчас переключили внимание на более грозного соперника. «Голиаф» майора Эрхарта мчался вперед со скоростью 80 км/ч, сокращая дистанцию с тяжелым танком противника, пока его боевые товарищи осыпали врага градом бронебойно-разрывных снарядов. Он выстрелил из подствольной ракетной установки. Реактивный снаряд обездвижил, но не уничтожил Йотуна.

Вражеский танк заволокло черным дымом, из-за чего создавалось впечатление, будто сама обсидиановая обшивка испаряется и устремляется к грозовым облакам. Эрхарт резко отклонился влево, выставив вперед маленький наручный щит. Загрохотала пушка «Йотуна», но благодаря внезапному маневру майор избежал опасного попадания. На ходу он примагнитил бронебойную винтовку к креплению на поясе, достал со спины силовую секиру, нажал кнопку активации на древке, после чего раздался легкий гул встроенного в нее мотора. Лезвия оружия начали вибрировать со сверхвысокой частотой. До того как оружие не накалится при взгляде со стороны казалось, будто ничего не поменялось, кроме легкого эффекта размытия, заметного при взмахах. Высокочастотная вибрация увеличивала проникающую способность лезвий, что позволяло разрубать даже самую крепкую броню. Кроме того, при активации оружия режущие поверхности стремительно нагревались, что также повышало смертоносность оружия.

Оскар Эрхарт вплотную сблизился с подбитым танком и разрубил его на две половины, срезав ствол пушки у основания и пронзив все слои до самой земли. Через М-линк он услышал натянутый голос старшего лейтенанта Шнайдера:

— Сэр, вижу отряд «Берсерков» в полутора километров от нас. Всего двадцать восемь боевых машин.

— Понял тебя, Шнайдер, мы выдвигаемся к вам. И постарайся удержаться от соблазна разобраться с ними в одиночку. Мы тоже не намерены скучать на вечеринке.

— Сэр, я бы никогда…

— Знаю. Не обращай внимания. Просто отступите и ждите нас.

Девять лет назад Оскар Эрхарт имел удовольствие лично познакомиться с новым остеррианским механическим боевым доспехом «Берсерк», разработанным как ответ эллиадскому «Голиафу». Их пилотировали бронегренадеры — элитный род войск, куда входили самые опытные и умелые остеррианские бойцы. По мнению майора, во время сражений на бескрайних полях Телезиии «Берсерки» слегка не дотягивали до уровня «Голиафов»: при равнозначной прочности и силе агрегаты противника уступали в подвижности и скорости. Впрочем, за шесть лет, прошедших с окончания Остеррианской войны, чаша весов вполне могла отклониться в противоположную сторону.

Уже через минуту три взвода Рыцарей собрались в единый атакующий кулак.

— Парни, разминка закончилась. Вы знаете, что делать. Тактическая схема № 3, формация «Трезубец». Вперед! — когда отряд пришел в движении, майор Эрхарт добавил: — Давненько мы не показывали этим остеррианским выскочкам, как сражаются настоящие воины. Вот только урок не обойдется им даром.

Губы командира Рыцарей сложились в самодовольную ухмылку. Даже не имея возможности взглянуть на своих бойцов, он знал, что выражение их лиц мало чем отличается от его собственного. Наконец-то возбуждение предстоящей битвы алым пламенем разлилось по его телу, а быть может, и по проводам и электронным схемам «Голиафа», с которым он делил сознание. Остеррианские бронегранадеры, очевидно, тоже знали об их расположении и численности, поскольку обладали системой обнаружения, ничем не уступающей эллиадской. Поэтому о неожиданной атаке не могло быть и речи. Смысл выбранной Рыцарями тактики заключался в опережающем ударе по противнику с последующим переходом в ближний бой.

Оскар Эрхарт ожидал подходящего момента для нападения. Если атаковать слишком рано, то не получится нанести противнику значительный урон, а если запоздать с приказом, то враг нанесет удар первым. Он всеми силами сдерживал бурлившую в нем энергию, которая, подобно своре рассвирепевших псов, пыталась сорваться с цепи.

Рыцари приняли построение «Трезубец», согласно которому двадцать «Голиафов» сформировали центр, который, прикрываясь башенными щитами, сократит дистанцию и вступит в ближний бой, а две пятерки бойцов займут позиции на флангах, откуда и будут обстреливать противника издали. Эта отработанная за годы тренировок и боевых действий тактика позволяла наиболее эффективно комбинировать ближний и дальний бой.

Оскар Эрхарт сфокусировал оптические сенсоры «Голиафа» на отряде «Берсерков», принявшем похожее построение. Остеррианские боевые доспехи имели окраску угольного цвета с серебристой окантовкой, словно выделявшей контуры грозных машин. На первый взгляд, эти «Бесерки» не отличались от тех, что он видел шесть лет тому назад, — массивный корпус, точно у человеческих тяжелоатлетов, шириной превосходивший таковой у «Голиафов», но слегка уступавший эллиадским боевым доспехам высотой, и не имевшая шеи шаровидная голова, визор которой испускал тусклое серебристое свечение.

Наконец, майор Эрхарт посчитал, что час пробил:

— Сейчас! Покажите, на что способны!

Первым делом в ход пошли снаряды, выпущенные из ракетных установок, а также осколочно-фугасные и ЭМИ-гранаты, вылетевшие из пусковых шахт на поясе. Пять «Голиафов», игравших на поле боя роль мобильной артиллерии, разрядились шквалом ракет из компактных реактивных систем залпового огня, закрепленных на спине и плечах боевых доспехов. Воздух наполнился оглушительным ревом, и отряд Рыцарей ринулся на противника. Через несколько мгновений, имевших колоссальное значение, остеррианские бронегренадеры отплатили оппонентам той же монетой.

Бойцы майора Эрхарта рассредоточились, а затем окатили врага повторным залпом. Поскольку боевые доспехи обеих сторон имели сходную с танками систему активной защиты, большая часть снарядов разрывалась, не долетая до цели. Сотни металлических осколков вырвались из шахт, открывшихся на уровне плеч, груди и спины восьмиметровых машин. Взрывы пылающими волнами разливались по небу. Облака электрических разрядов от ЭМИ-гранат охватили несколько «Голиафов», перегружая электронные цепи бронированных гигантов.

Оскар Эрхарт слышал почти ритмичный лязг металла, ощущал, как осколки разорвавшихся снарядов бьются о броню «Голиафа», видел врага в двухстах метрах впереди, понимая, что из-за близкого расстояния бронегренадеры не успеют дать еще один залп. Он выпустил пару очередей из бронебойной винтовки, после чего взял в руки силовую секиру и активировал ее. Эрхарт разглядел знакомый герб на надплечниках «Берсерков» — белый жеребец на красном поле. Он принадлежал ордену вражеских бронегренадеров «Вельфриттеров», с которым Рыцари столкнулись во время Остеррианской войны. Майор Эрхарт давно горел желанием расквитаться с их лидером, Альбрехтом Вельфом, за то, что от его руки пал его друг. Еще будучи новобранцами, они вместе проходили вступительные испытания в орден Рыцарей Черного Орла, а после бились плечом к плечу не один год.

Надеюсь, ты здесь, Альбрехт Вельф.

Перед тем как сойтись в ближнем бою, Рыцари восстановили построение. Многие Берсерки еще не успели отойти от двойного приветственного дара Рыцарей, послужившего увертюрой к смертельному представлению. Ракеты и гранаты вывели из строя лишь два боевых доспеха остеррианцев, но нарушили изоляцию около десятка машин, что позволило ЭМИ-гранатам перегрузить их электрические схемы. В результате некоторые «Берсерки» оказались частично парализованы. Этот эффект продлится лишь около пяти секунд, но в большем майор Эрхарт и его люди не нуждались.

Первый ряд «Голиафов», защищенных щитами, врезался в разобщенного противника. Оскар Эрхарт вырвался вперед боевых братьев, точно тайфун, сметавший все на своем пути. Крепко держа секиру обеими руками, он уже чувствовал запах крови, запах боли и ярости, запах победы. Раскаленная, словно магма, секира устремилась к черной броне «Берсерка». Бронегренадер отреагировал с опозданием, попытавшись парировать удар двуручным мечом, но лишь немного изменил его траекторию. Секира отсекла механическую руку, прошла через плечо и по диагонали рассекла укрытую в бронированной грудной клетке кабину пилота. Раскаленный шрам зашелся искрами. Черный боевой доспех обмяк, выпустил из единственной руки клинок, пошатнулся и упал в лужу грязи. Фланговые отряды тем временем уже открыли огонь по остеррианцам. Бронебойные снаряды с гулким шумом вылетали из стволов, врезались в крепкую броню «Берсерков» и взрывались, раз за разом нанося тем все новые увечья. От яростного ответного огня стрелковые подразделения закрывала пара бойцов со щитами, находившихся на каждом из флангов.

Оскар Эрхарт уже нацелился на «Берсерка» с алебардой, когда увидел красную вспышку справа. Соседний «Голиаф» замер в пяти метрах от «Берсерка», вооруженного плазменным излучателем. От дула оружия, стреляющего концентрированным зарядом плазмы, исходила густая дымка. В груди «Голиафа» пылала сквозная дыра метрового диаметра, по ее краям стекал оплавленный металл, сияющий жаром адской кузницы.

В тот же миг майор Эрхарт рванул к павшему товарищу, сержанту Конраду Ризе, и «Берсерку», что отважился использовать плазменную винтовку, эффективную только вблизи и требующую трехсекундной перезарядки из-за сильного перегрева.

Проклятье, Конрад! Я не раз говорил, что ты слишком подставляешься. Сейчас я расквитаюсь за твою жизнь.

Он прорывался к цели, выставляя вперед тяжело бронированный наплечник и наручный щит. Молниеносная скорость майора Эрхарта не дала ни единого шанса противнику, чья плазменная винтовка еще была не готова к новому выстрелу. Глава Рыцарей нанес сокрушительный горизонтальный удар по «Берсерку». Рой искр повис в воздухе под аккомпанемент металлического звона и скрежет металла. Серебряный полумесяц секиры разрезал нагрудную броню поперек, но, погрузившись глубоко внутрь, замедлился настолько, что едва не застрял в чреве машины войны.

Оскар Эрхарт усилил натиск. Напряглись даже мышцы рук и ног его человеческого тела, стремясь повторить движения «Голиафа». В итоге он завершил начатое и разрубил «Берсерка» на две половины.

Покойся с миром, Конрад.

Майор Эрхарт осознавал, что сейчас на поле боя гибнут и другие его бойцы. Однако вверял их судьбы и честь братьям по оружию. Когда все закончится, выжившие соберутся вместе, споют поминальную песнь, дав волю печали, а затем выпьют за павших товарищей с улыбками на лицах, навсегда отринув скорбь. В конец концов, Эрхарт считал, что тот, кто забирает чужие жизни, должен быть готов в любой момент расстаться и со своей. Тренируя, новобранцев ордена, он часто проговаривал эту истину. Путь воина — дорога, устланная телами и кровью врагов. И, однажды ступив на этот путь, Оскар Эрхарт знал, что однажды и сам заплатит кровавую цену.

Он заметил, как «Берсерк» с алебардой рухнул, изрубленный двуручным клинком капитана Делагарди, после чего обратил внимание на счетчик потерь: на данный момент Рыцари лишились четверых бойцов, а остеррианские бронегренадеры — уже десятерых. Успешный старт сражения, как и исключительное мастерство его боевых товарищей, склонили чашу весов в их пользу. Они не имели права здесь проиграть, иначе победное шествие «Берсерков» обернется истреблением истерзанных эллиадских пехотных и бронетанковых подразделений на правом фланге. Плечом к плечу с майором Эрхартом сражались бойцы из первого взвода. В зону его видимости попали Алекс Феллнер, Тобиас Штаут и Лукас Йонсон — годами проверенные ветераны, с каждым из которых он знаком уже целое десятилетие.

Многочисленные сенсоры «Голиафа» рыскали по полю, пока не наткнулись на богато украшенный доспех Берсерка. Вместо элементов серебристого цвета угольный доспех очерчивал золотистый узор в виде переплетающихся линий и диагональных полос на плечах и груди.

Желая расплаты за гибель старого друга, майор Эрхарт пригласил на поединок главу остеррианских бронегренадеров, указав на того навершием секиры. Берсерк повторил жест двуручным мечом с изящной гардой, выполненной в виде двух гарцующих лошадей, и зашагал ему навстречу. Узнав оружие противника, командир Рыцарей оскалился.

Тот же самый меч. Альбрехт Вельф, пришло время исполнить мой долг.

Поблизости шел ожесточенный бой. Упавший на одно колено «Голиаф» из последних сил мечом блокировал удар алебарды «Берсерка». В этот миг в спину бронегренадера влетела ракета и подорвала водородный реактор. Мерцающий шар высвободившейся энергии раздулся подобно умирающей звезде. Стоявший на одном колене «Голиаф» отбросило ударной волной. Струи огня окатили Оскара Эрхарта. Секира и меч сомкнулись на фоне меркнущего зарева, издав резонирующий звон. Майор Эрхарт сразу же отметил выдающееся мастерство своего оппонента. Два устрашающих оружия то скрещивались, то отскакивали, выбивая россыпь сверкающих комет.

Соперники кружились в безудержном танце, в финале которого проигравшего заберет смерть, а победитель будет вознагражден жизнью. Поначалу никто из них не уступал. Металл скрежетал и звенел под сокрушительным ударами гигантов, пока броня покрывалась трещинами и вмятинами. Но вскоре Оскар Эрхарт воспользовался опрометчивым выпадом главы бронегренадеров. Он уклонился от раскаленного высокочастотного клинка и, отскочив в сторону, лезвием секиры полоснул область коленного сочленения противника. Механические приводы оказались повреждены, а вместе с ними пострадала и подвижность Берсерка.

С этого момента инициатива перешла в руки Эрхарта. Пользуясь приобретенным преимуществом, он смещался по- и против часовой стрелки, заставляя оппонента вертеться вокруг своей оси, и осыпал того ударами. Хромой «Берсерк» перестал поспевать за прытью «Голиафа». Нисходящий взмах секиры пришелся по черно-золотистому надплечнику могучего великана. Но тот не растерялся и оттолкнул наседавшего на него майора, заодно полоснув его нагрудную броню. Разум Оскара Эрхарта пребывал в боевом трансе, поэтому он не сразу осознал, что слышит шипящую передачу.

— Говорит гене… Бергман, всем неме… отступить. Враг приближ… с трех направ… Следуйте разосланным тактическим схемам и …формацию. Ориентир штаб бр… войск экспедиции. От...е к точке Гамма.

Обрывочное сообщение повторялось.

Много же времени им понадобилось, чтобы до нас добраться.

Нанося и отбивая удары, Оскар Эрхарт обратился к своим людям:

— Парни, сворачивайтесь. Всем перегруппироваться и подготовиться к отступлению. Я почти закончил.

Не прошло и минуты, как дуэль достигла апофеоза. Сначала командир Рыцарей направил секиру на разрубленное надплечье, но затем внезапно изменил направление движения и опустил лезвие на металлические руки, крепко державшие оружие. Правую отсекло полностью, а левая отделалась поверхностным порезом. Эрхарт не дал сопернику время перехватить оружие. Уже следующий вертикальный удар, куда он вложил всю силу механических приводов и массу «Голиафа», разрубил «Берсерка» от головы до середины туловища, поставив жирную точку в смертельном противостоянии. Из уважения к павшему противнику Оскар Эрхарт склонил голову и приказал отступать. Бронегренадеры понесли тяжелые потери и тоже отошли назад. Противник недосчитался семнадцати бойцов, а Рыцари — семи.

Несмотря на безоговорочную победу, Оскар Эрхарт, хорошо знавший каждого из своих людей, не мог сказать, что они заплатили малую цену. Даже возбужденный выигранной дуэлью, он чувствовал боль от того, что должен сделать. Майор Эрхарт активировал самоуничтожение «Голиафов» поверженных бойцов. Позади вспыхнули семь похоронных костров. Он не мог забрать ни тела погибших товарищей, ни их боевые доспехи, равно как и не имел права отдать самые совершенные машины войны Эллиада в руки остеррианцев.

Рыцари не встретили препятствий на обратном пути, усеянном телами врагов и союзников, и вскоре достигли громадных «Кентавров», ожидавших их у точки эвакуации.

***

Когда поступил приказ о срочном отступлении, отряд «Молот» не смог исполнить его вовремя. Пытаясь помочь союзникам, они завязли в сражении, которое обернулось для них настоящим кошмаром. Остеррианцы оказали ожесточенное сопротивление и с помощью подоспевшей к ним на подмогу пехоты почти целиком истребили отряд «Гончих» «Лев». Капитан Хорст и его подчиненные угодили в мясорубку и лишились еще шестерых бойцов. Теперь же им требовалось как можно скорее покончить с пятью уцелевшими легкими танками врага и двумя боевыми дронами. При этом Юлиан понимал — если они попытаются отступить прямо сейчас, то подставят борта и корму под пушки противника и повторят участь отряда «Лев».

Загнанные в угол остеррианцы сражались со звериной свирепостью, возможно, сознавая, что утратили последний шанс убраться с поля боя. Только в этой стычке Юлиан лично уничтожил двух «Саламандр», столько же паукообразных дронов и отправил на тот свет около двадцати пехотинцев.

— Я, Юлиан, Белла, Салли, Стефан и Майя разберемся с тремя «Саламандрами» на девять часов. Остальные займутся парой «Саламандр» и механических ублюдков на двенадцать часов, — приказал капитан Хорст.

Кажется, их командир уже не раз успел пожалеть о решении прийти на помощь остаткам бронетанковых войск второго полка. Тем более, они были единственными, кто оказал союзникам поддержку. Юлиан подозревал, что роты «Носорогов» второго и третьего полков уже отступили и вместе с остальными счастливчиками из экспедиции устремились к точке Гамма, находившейся в сорока двух километрах к юго-западу. Шестерка «Гончих» во главе с капитаном Хорстом заходила на трех испещренных бледно-серебристыми шрамами «Саламандрах». Он прицелился в борт легкого танка с огромной вмятиной на башне и слегка искривленным стволом.

Воздух разорвали гулкие залпы. Стороны обменялись снарядами, и все три приземистых обсидиановых танка поглотили жадные до человеческих жизней языки пламени. Юлиан ощутил скользящий удар в правый борт «Гончей». Танк тряхнуло, по кабине разлился громкий звон. В эту же секунду справа от него раздался мощный взрыв. «Гончая» качнулась и задребезжала от нахлынувшей ударной волны. Он взглянул на информационный дисплей. Уголки его губ опустились. Вражеский снаряд забрал жизнь самого младшего члена отряда, Салли.

Этот снаряд предназначался мне?

После нескольких секунд тишины по связи раздался голос Хорста.

— Противник уничтожен, все задачи выполнены. Мы отступа… — фраза оборвалась на полуслове, когда тактический экран окрасился десятками и сотнями новых сигнатур. — Проклятье! Откуда они взялись еще и на западе! Мы уже не успеем отступить вместе с остальными, нас отрезали. Если бы только мы тут не застряли… — Капитан издал сдавленный звук, похожий на звериный рык. — Ладно, новый план — мы уходим на северо-запад. Проскользнем в брешь между вражескими войсками, пока те еще не сомкнулись. Оторвемся от них, а после отправимся к точке Гамма. Выступаем!

Жалкая кучка из одиннадцати «Гончих» отряда «Молот» и последнего выжившего из отряда «Лев» на полном ходу мчалась на север-запад, огибая осклизлый холм. Гусеницы вычерчивали рельефные борозды в грязевом поле, через которое пролегал их путь к спасению. Отряд замыкал капитан Хорст, а во главе находился Юлиан. Впереди, ближе к линии горизонта, виднелись карликовые деревца. Юлиан счел это благоприятным знаком, означавшим, что двигаясь прямо они смогут укрыться от противника во владениях природы.

Поначалу беглецам удавалось избегать внимания врага, но вскоре время безмятежности подошло к концу. По ним открыли огонь с расстояния четырех километров. Снаряды взрывались в пугающей близости, сотрясая сырую землю, но, к счастью, минуя самих «Гончих». Но уже через пару минут обстрел прекратился, не дав никаких результатов. По мере продвижения на северо-запад природа расцветала, наливаясь сочными оттенками зеленого, словно сама жизнь распахнула перед ними свои радушные объятья. Гармонию разрушило появление новых вражеских сигналов.

— Так и знал, что нас так просто не отпустят. У нас на хвосте шестьконвертопланов противника. Проверьте, что вспомогательное оружие в автоматическом режиме. Будем надеяться, что крупнокалиберные пулеметы обеспечат нам должное огневое прикрытие. План прежний, но первым делом нужно сбросить их с хвоста!

Юлиан крепко сжал ручки управления. Темные крылатые машины, издалека напоминающие стаю летучих мышей, выпустили в их направлении целый рой ракет.

Глава 14. Море звезд.

Свет десятков прожекторов отражался от черных вод моря и рассеивался в белом тумане. Будто сияние звезд на ночном небе, растворявшееся в слое рыхлых облаков.

Эдвард Вэнс стоял на балконе капитанского мостика и не сводил желтых, почти кошачьих глаз с картины, напоминавшей ему о своем детстве. Сорок лет назад он смотрел на безбрежные темные воды с высоты скалистого утеса. Как жителю Туманного Альбиона ему прежде не доводилось видеть звездного неба, но в ту ночь перед ним, пусть и на миг, открылось все великолепие мира, поискам которого он посвятил всю последующую жизнь. Здесь он капитан величественного корабля, а в обычной жизни лишь неудачливый муж и безответственный отец, видевший свою единственную дочь намного реже, чем берега далеких стран. Однако сейчас Эдвард Вэнс ощущал, что не зря родился на свет.

Уже на протяжении четырех лет он командовал боевым крейсером класса «Страж» «Инвиктус» — жемчужиной флота Вестландского Альянса. К своим сорока восьми годами он побывал в десятках сражений и экспедиций, заслужив репутацию умелого и надежного офицера. «Инвиктус» был одним из четырех крупнейших крейсеров Вестландского Альянса смешанного типа, выполнявшим также и функции авианосца. Длина судна составляла внушительные пятьсот пятьдесят метров с водоизмещением сто восемьдесят тысяч тонн. Кроме двух тысяч членов экипажа, крейсер мог вмещать в своем просторном чреве до десяти тысяч морских пехотинцев вместе с машинами-амфибиями, быстроходными боевыми катерами, разведывательными дронами и двумя эскадрильями конвертопланов. Однако на текущий момент «Инвиктус» перевозил на борту всего три тысячи морпехов.

Могучий корабль ощетинился массивными батареями 450-мм артиллерийских орудий и рельсотронов. Помимо них, крейсер, окрашенный в синий и белый цвета, был увенчан комплексами противовоздушной обороны, реактивными системами залпового огня и радиолокационными системами. Миссия «Инвиктуса», впервые за два года, заключалась в патрулировании восточного побережья Адриатического моря. В последние годы этой задачей, согласно договору между Вестландским Альянсом, Лигуром и Республикой Эллиад, занимался огромный флот Торговой Республики Лигур.

Земли к северо-западу от границ Республики Эллиад до сих пор не принадлежали ни одному из государств. Эти территории, где обитало дикое и разрозненное местное население, долгое время оставались в тени внутренних проблем, внешних конфликтов и важных географических открытий, которые беспрестанно занимали ныне существующие страны. Несмотря на отсутствие явного интереса, три года назад флоты Эллиада и Вестланда все еще бороздили воды восточной Адриатики, но затем эллиадцы временно приостановили освоение земель и патрулирование вод к северо-западу от своих границ, признав эту затею невыгодной. После чего перенаправили усилия на северо-восточные и, особенно, восточные рубежи государства в Малой Азии — относительно густонаселенные и менее загрязненные радиацией территории.

Спустя год Вестландский Альянс тоже свернул деятельность в этом регионе, сконцентрировавшись на освоении Перинейского полуострова и разведке северной Африки. Тогда задача по патрулированию восточной Адриатики к северу от Республики Эллиад всецело легла на плечи Лигура. Однако все изменилось два дня назад, когда по неведомой для капитана Вэнса причине адмиралтейство поставило перед ним задачу произвести разведку северо-восточного побережья Адриатического моря.

Лучи прожекторов отражались от поверхности воды, точно от темного зеркала. Гребни мелких волн скользили вдоль бортов гигантского крейсера, когда тот прорезал водную гладь, подернутую густой дымкой. В первой половине дня в этих краях бушевал страшный шторм, который успокоился только к вечеру. Крейсер шел сквозь бодрящую ночную прохладу с впечатляющей скоростью в сорок узлов. Из-за сильных электромагнитных помех передовые радиолокационные системы корабля могли эффективно работать лишь на дистанции до трех километров и не обнаруживали ни малейших признаков опасности, равно как и сонары, бдящие над морскими глубинами. Когда корабль развеял стелившееся над морем молочное облако, экипажу открылся вид на каменистый берег.

Взволнованный младший помощник привлек внимание капитана:

— Капитан Вэнс, для вас срочное донесение от операторов системы обнаружения.

Он поспешил к командной панели корабля. Его глаза широко раскрылись, едва он взглянул на изображение, полученное с помощью фильтров ночного видения. В двадцати километрах от берега, меж двух лесистых сопок, под наклоном в небо вздымалось нечто похожее на ствол гигантского орудия, высотой около тридцати метров. Несмотря на низкую видимость, на видео с разведывательных дронов можно было различить, как почти до самого берега тянулись три оборонительные линии, состоящие из бетонированных дотов, траншей и орудийных батарей. Он разглядел и очертания военных машин.

Похоже на технику остеррианского образца.

Мгновение спустя стволы орудийных батарей стали разворачиваться в сторону «Инвиктуса».

— Всему экипажу — боевая готовность! Орудийные расчеты направить на береговые укрепления, поднять авиацию, выпустить ракетные катеры! — во всю мощь командирского голоса прокричал капитан Вэнс, заставив опытный экипаж командного мостика подпрыгнуть на месте.

Тихое дыхание ночи разорвали громоподобные залпы орудий, огненное зарево от которых было подобно восходу солнца.

— Всем батареям ответный огонь, транслируйте сигнал о нападении на аварийных частотах, — капитан Вэнс всерьез не надеялся, что кто-нибудь поймает их аварийный сигнал из-за удаленности «Инвиктуса» от цивилизованных территорий.

Комплексы противовоздушной обороны непрерывно сбивали сотни снарядов, но тех было слишком много, поэтому некоторые все же вгрызались в корпус крейсера. На палубе прогремели взрывы. Красно-оранжевые кружева пламени вспыхивали в ночи, будто из глубин космоса на «Инвиктус» обрушился метеоритный дождь.

— Сэр, на побережье зафиксирована вражеская техника. Вероятно, это самоходная артиллерия. Судя по полученным данным, мы ведем бой с войсками Остеррианского союза!

— Взять курс на северо-запад, удаляемся от берега на полном ходу!

Нам везет, что это громадное орудие пока молчит. Адмиралтейство и добивалось того, чтобы мы его нашли?

Пятнадцать процентов корабельных орудий уже вышло из строя под непрекращающимся натиском береговых батарей. Столь интенсивный обстрел не выдерживал даже «Инвиктус». Командный мостик трясло, словно в разгар шторма. С каждой секундой крейсер получал все новые повреждения. Голограмма, отображающая целостность судна, моргала и наливалась красным цветом. Конвертопланы лопались один за другим, вспыхивая во тьме факелами. Орудия и военная техника на побережье страдали под ответным огнем корабельной артиллерии, но, учитывая число противника, это было лишь каплей в море. Положение стремительно усугублялось. «Инвиктус» отдалялся от берега, но все еще не ушел из-под града снарядов.

— Капитан, сонары засекли две неопознанные подводные лодки, они движутся в нашем направлении... они только что выпустили торпеды! — прокричал старший помощник.

Выругавшись про себя, капитан Вэнс скомандовал:

— Перехватить! Выпустить торпеды по вражеским субмаринам!

За окном капитанского мостика завихрилось пламя. Ударная волна вдребезги разбила защитное стекло и отбросила людей назад. Эдвард Вэнс раскрыл глаза и увидел, что лежит среди россыпи прозрачных осколков. Он смахнул рукавом струю теплой крови, стекавшую на бровь. При попытке пошевелиться капитан ощутил острую боль в груди и предплечье левой руки. Он бегло осмотрел себя и обнаружил, что оттуда торчат острые фрагменты стекла. Опрятная бело-голубая форма в один миг превратилась в пропитанные кровью лохмотья. Капитан Вэнс вытащил из себя крупные осколки и вскочил на ноги, испытав пронизывающую боль. Звон в ушах заглушал даже гул снаружи. Он набрал полные легкие воздуха.

— Есть тяжело раненые? Все, кто в состоянии выполнять свои обязанности, по местам!

Командный состав обошелся без серьезных ранений, ограничившись лишь порезами, ушибами и контузиями. Огромное судно содрогнулось. Капитан Вэнс схватился за панель управления. Он оценил повреждения. Одна торпеда попала в машинный отсек и повредила основной двигатель крейсера. Другая подорвалась рядом, но не пробила днище. «Инвиктус» стал накреняться на правый борт.

Глядя на палубу, охваченную огнем и черным дымом, капитан Вэнс ощутил, как в его душу пробирается отчаяние. Он понял, что «Инвиктус», вопреки своему названию, не только не выйдет из сражения победителем, но и вовсе не сможет выбраться отсюда. Предмету его неизмеримой гордости суждено сгинуть в морской пучине на берегу богом забытых земель… Эта мысль жгла сердце, подобно раскаленному клинку. Он крепко сжал руку в кулак и поднял глаза на старшего помощника, который пытался докричаться до него.

— Сэр, скорость упала до сорока процентов. Крен на правый борт — семнадцать градусов! Мы потопили одну вражескую субмарину, вторая подбита и удаляется от нас.

Капитан взял себя в руки. Ведь он отвечает не только за корабль, но и за жизни всех членов экипажа. Кроме того, информация о произошедшем здесь обязана достичь родных берегов.

— Старпом, передайте все данные об этом столкновении на бортовые компьютеры конвертопланов и боевых катеров. Они должны немедленно выйти из боя и как можно скорее доставить информацию в порт Альсетто. Теперь это их главная и единственная задача.

Измазанный в крови старпом кинулся выполнять приказ. Затем капитан повернулся ко второму помощнику:

— Проследите, чтобы морская пехота начала высадку на побережье. Пусть избегают боя и уходят по побережью на север. Наш флот вернется за ними.

Он отдал это распоряжение от безысходности: «Инвиктус» неумолимо приближался к своей гибели, а высадка на берег хотя бы подразумевала наличие шансов на спасение. Капитан хотел удостовериться, что хоть кто-то из его подчиненных доберется до Вестландского Альянса и расскажет о случившемся, поэтому отправил на выполнение этой задачи самую быстроходную технику, остававшуюся в его распоряжении.

Он обратился ко всему экипажу по общей корабельной связи:

— Говорит капитан корабля Вэнс, члены экипажа, не вовлеченные в боевые действия, должны немедленно проследовать к эвакуационным станциям и занять спасательные шлюпки. Все остальные продолжают выполнять свои обязанности. Будьте готовы эвакуироваться по первому требованию.

Несмолкающий рокот взрывов, вой аварийных сирен и звон ушах не позволяли ему услышать собственный голос. Эдвард Вэнс уловил нарастающий рев справа от себя. Он резко повернул голову. В глазах капитана засияла ярчайшая в его жизни вспышка. В следующее мгновение его накрыли бурлящие волны огня.

Глава 15. Во тьме ночи.

Юлиан взирал на чернеющую пустоту ночного неба, уперевшись локтем во вмятину на башне «Гончей». Он ощущал физическое и умственное истощение.

Беглецы, которым повезло уйти от преследования живыми, смогли перевести дух лишь поздним вечером, укрывшись на опушке леса, под пышными кронами деревьев. Однако прежде чем оторваться от погони им пришлось преодолеть более восьмидесяти километров по пересеченной местности и уплатить за спасение ужасающую цену. Перед тем как вернуться к своим войскам, остеррианские конвертопланы успели испепелить пятерых человек, включая Джино и капитана Хорста. Из отряда «Молот» в живых остались лишь Юлиан, Белл, Дариус, Стефан, Майя, Анжело и Марко. Темно-зеленая окраска «Гончих» гармонично сливалась с окружающей растительностью. Семеро Вольных замаскировали танки ветвями деревьев и впервые за весь день дали телу отдохнуть, но их разум так и не познал покоя, даже когда ночь заключила мир в свои крепкие объятья.

Глаза Юлиана привыкли к темноте. Он наблюдал за тем, как его товарищи все глубже и глубже погружались в пучину отчаяния и скорби. Белла сидела под кленом, уткнувшись лбом в колени. Чуть поодаль от нее, возле одинокого дуба, опершись друг на друга, устроились Стефан и Майя. Шелестя травой, по опушке леса бродил Дариус. Широкоплечий юноша с бронзовой кожей даже спустя десятилетие дружбы поражал Юлиана невероятным сочетанием стойкости духа и пылкости чувств. Час назад, когда они только выбрались душных кабин «Гончих», Анжело больше походил на мертвеца, нежели на человека, по жилам которого еще разливалась кровь. Под конец дня он потерял брата, с которым делил утробу матери и был неразлучен на протяжении семнадцати лет жизни. Жизнь Джино издевательски оборвалась буквально за считанные минуты до того, как вражеская авиация оставила попытки с ними покончить. Около четверти часа назад Анжело убрел во тьму, чтобы набрать пресной воды в ручье, журчание которого доносилось из низины неподалеку. Не произнеся ни слова, за ним последовал Марко. Коренастый юноша выглядел потерянным и не отрывал глаз от земли.

Юлиан ощущал лишь отголоски эмоций, будто все его некогда яркие чувства заточили в далекой темнице, за тяжелыми стальными дверьми, откуда доносились лишь тихое потрескивание углей и едва уловимое веяние тепла. Он давно знал, что его душа заледенела изнутри. Пламя угасло, а вместе с ним и воспоминания о свободном детстве, родителях и самом себе.

Осталась ли во мне хоть частица того, что остальные так боятся потерять? Хочу ли я вернуть утраченное? Могу ли? Сейчас мои чувства не имеют значения. Как капрал, теперь я старший по званию. Я должен проследить, чтобы этой ночью все отдохнули и были готовы продолжать путь на рассвете. Для этого мне понадобится помощь.

Юлиан спрыгнул с «Гончей» и зажег слабый фонарик, встроенный в 9-мм пистолет, не вынимая тот из кобуры. Так блеклый свет едва заметно проникал наружу, но не был виден издали. Минуя лужайку, устланную покрывалом из весенних трав, он направился к Белле, свернувшейся в клубок под деревом. Златовласая девушка издавала тихие всхлипы и даже не обратила внимания на его приближение. Он опустился рядом с ней на одно колено. Ему еще не доводилось видеть никогда не унывающую Беллу в столь удручающем состоянии.

— Белла, это Юлиан. Нам нужно поговорить.

Девушка медленно подняла голову и взглянула ему в лицо. В тусклых отблесках света он разглядел покрасневшие насыщенно-голубые глаза, в них, точно россыпь крохотных бриллиантов, поблескивали прозрачные слезинки.

— Юлиан, наши друзья… они должны были еще столько испытать, увидеть мир, совершить то, чего прежде не делали, просто жить... У них отняли последнее, — произнесла Белла дрожащим голосом. — Неужели мы не смеем просить даже о таком? Разве это так много?

Выплеснув свою боль, Белла прислонилась спиной к серой коре старого клена. Ее голова безвольно поникла, словно она растратила все оставшиеся у нее силы. На миг настала полная тишина, а затем во мгле ночи вновь раздался прерывистый стрекот сверчков. Юлиан подобрал нужные слова еще до того, как заговорил с Беллой, поэтому молчание надолго не затянулось.

— Ты права — многие из наших товарищей погибли, и их уже не вернуть, но те, что сейчас рядом с нами, еще живы. Я понимаю, как тебе тяжело, но нам нужно о них позаботиться. На это способна только ты, Белла. Без тебя я не справлюсь. Мы должны продолжать двигаться вперед. Только так мы можем почтить память наших товарищей.

В омытых горем глазах Беллы вспыхнул бледный огонек. Она вновь взглянула на Юлиана, но на этот раз в ее взоре появились осмысленность и решимость.

— Прости меня. Я поддалась горю и забыла о самом важном.

— Тебе не за что извиняться. Давай проверим остальных, — Юлиан качнул головой в сторону Стефана и Майи, прядь рубиновых волос упала ему на лоб. Он протянул руку и помог Белле встать. Они подошли к толстому дубу, где под непроницаемой пеленой ночи нашли прибежище Стефан и Майя.

— Вы не против, если мы к вам присоединимся?

Успокаивающий голос Беллы привлек их внимание. Светловолосый парень и кудрявая девушка, не заметившие их приближения, подняли головы.

— А, Белла, Юлиан, это вы… — на опечаленном лице Стефана отразились удивление и растерянность, будто он только что вернулся в реальный мир. — Конечно, садитесь... хорошо, что вы пришли. Нам нужно держаться вместе, особенно... когда нас осталось так мало.

Белла села рядом с Майей и положила ей на плечо руку.

Сзади послышался тихий звук шагов. Он обернулся, напряг зрение и рассмотрел во тьме массивную фигуру Дариуса. Они обменялись кивками. Затем крепкий парень устроился близ дуба вместе с остальными. Юлиан шагнул в сторону и попытался связаться с Анжело через М-линк, но установить соединение не получилось. Похоже, тот отключил устройство или оно сломалось. Затем он мысленно переключился на личный канал Марко, однако из-за шипения и треска, вызванных помехами, не смог разобрать ни слова.

— Оставайтесь здесь. Я схожу за Марко и Анжело, связь не работает. Обсудим наши дальнейшие действия, когда мы вернемся, — сказал Юлиан.

— Может пойти с тобой? В такой темноте проще простого потеряться в лесу, — дернулся Стефан.

— Нет, — остановил его жестом Юлиан. — Они должны быть рядом, у ручья. Я быстро.

— Поторопись, а не то мы тут уснем, — махнул ему рукой Дариус.

Юлиан развернулся, вынул из кобуры маленький поставленный на предохранитель пистолет с встроенным фонариком и, направляя луч света перед собой, зашагал через поле к низине, откуда доносился плеск воды. При спуске по склону его нога соскользнула. Чтобы сохранить равновесие, он схватился рукой за ствол низкого деревца, при этом порезав тыльную поверхность кисти о торчавшие из его ветвей колючки. Рубиновые бусины крови капнули на землю.

Спустившись, Юлиан уже отчетливо слышал журчание ручья. Кроме пистолета, он прихватил с собой подаренный кинжал и счетчик Гейгера, хранивший в кабине «Гончей». Тот показывал нормальный уровень радиации. Пробираясь меж веток деревьев, Юлиан заметил впереди человека среднего роста в форме, отдававшей желтизной в конусовидном свете фонаря. Обращенный к нему спиной Анжело неподвижно стоял по щиколотку в воде.

Справа затрещали ветки. Юлиан развернулся к источнику звука. Луч фонарика ударил в лицо низкому коренастому парню с густыми бровями, отчего тот зажмурился и заслонил глаза ладонью.

— Кто здесь?

— Марко, что ты здесь делаешь? Вы уже давно должно были вернуться с Анжело.

— Не свети так, я забыл пистолет с фонариком, поэтому пришлось адаптироваться к темноте, — Юлиан отвел луч в сторону, Марко открыл глаза и проморгался. — Анжело сказал, что хочет побыть один. Но я подумал, что неправильно оставлять его в полном одиночестве.

Юлиан кивнул в направлении ручья:

— Ладно, пойдем за ним. Надо скорее возвращаться. Все ждут только нас.

Они остановились возле беспокойных темных вод, где лишь узкий пучок света разгонял беспросветную тьму, поглотившую все вокруг. Бурлящий ручей был широким, как река, но глубина его едва доходила до колена. В желтоватом луче фонарика поблескивали обтесанные булыжники. Над ручьем нависали густые кроны ив и кленов, налитые молодой зеленью.

Анжело, обычно энергичный и непоседливый, стоял недвижимо, точно каменное изваяние. Юлиан окликнул его:

— Анжело…

Смуглый юноша медленно повернул осунувшееся лицо и перебил его слабым дрожащим голосом:

— Я все слышал. Нам надо возвращаться. Можешь не утруждать себя объяснениями.

— Хорошо, нам всем нужно отдохнуть.

Перед тем как уйти он окунул датчик счетчика Гейгера в воду, удостоверившись, что ручей не подвергся радиоактивному загрязнению. Когда трое парней вернулись к дубу, остальные встретили их молчаливым сочувствием. Юлиан сразу перешел к делу.

— Предлагаю придерживаться плана капитана Хорста. На рассвете мы наберем воды из ручья во фляги и отправимся по координатам точки Гамма, чтобы воссоединиться с экспедиционным корпусом. Сколько у вас протеиновых батончиков? — ответы разнились от одного до двух. — Еды у нас мало, но хватит на легкий завтрак. Если все пройдет гладко, больше и не понадобится — мы нагоним экспедицию еще до вечера. Есть предложения?

— Никак нет, господин капрал, — с ухмылкой произнес Дариус. Прочие лишь вяло помотали головами.

— Мы не будем выставлять караул, вместо этого я оставлю систему обнаружения своей «Гончей» активной на ночь. Ляжем спать в кабинах, — послышалась череда тяжелых вздохов. — Постарайтесь выспаться и набраться сил, завтра они нам пригодятся.

Глава 16. Сердце Республики.

25 мая, 05:32 по центральному эллиадскому времени, Александрия.

Карл Сермонт вышел из матово-черного автокара, остановившегося у входа в Центр государственного управления, ме́ста, где вершилась судьба всей Республики. Он часто перемещался по городу без охраны, что и жена, Франсин, и сын, Филипп, и многие его сторонники считали недопустимым. Положение министра экономики и одного из лидеров оппозиционной реформисткой фракции Республики Эллиад, по их мнению, требовало беспрестанной защиты от обилия опасностей, подстерегавших его за каждым углом. Однако у Карла Сермонта были основания полагать, что его жизни ничего не угрожает, по крайней мере, пока что.

Кроме того, этот хорошо сложенный 54-летний мужчина с шелковистой черной шевелюрой, носом с аккуратной горбинкой, волевым подбородком и выразительными глазами цвета бирюзы предпочитал поведением демонстрировать, что ему нечего бояться у себя на Родине.

Перед ним возвышалось величественное здание в форме замкнутого многогранника, служившее местом работы тысяч чиновников органов законодательной и исполнительной власти Республики. Строение из светлого камня имело изящный и богатый вид, более присущий какому-нибудь королевскому дворцу, и являлось частью грандиозного комплекса «Цитадель цивилизации», строительство которого завершилось шестнадцать лет назад.

Внутрь комплекса вело четыре основных входа. Их украшали белоснежные арки с барельефом и массивные колонны с золотистой гравировкой. Вытянутые окна выстилали узорчатые и мозаичные витражи. Центр государственного управления окружал просторный сад, где гармонично сочетались морщинистые оливковые деревья, ряды голубых кипарисов и нарядные сакуры, похожие на невест в свадебных платьях из нежно-розовых лепестков. Территорию комплекса охраняли бойцы Почетной эллиадской гвардии, одетые в элегантную белоснежно-золотистую форму и остроконечные шлемы.

Карл Сермонт поднялся по лестнице и зашел внутрь белокаменного здания через распахнутые металлические двери. Он оказался в широком вестибюле, за непроницаемыми стенами которого находился пост службы безопасности. Сермонт прошел сканирование и идентификацию личности, после чего попал в просторный зал с высокими сводчатыми потолками в виде звездного неба. В столь ранний час вокруг не было ни души, не считая охраны и нескольких швейцаров. Его путь лежал к Башне Высшего Совета, располагавшейся в центре внутреннего двора комплекса.

Сермонт приложил идентификационную карту высшего доступа и зашел в лифт. Он посмотрел на свое отражение в зеркале: костюм темно-синего цвета, бирюзовая подкладка которого выступала в верхней части пиджака, что соответствовало последним тенденциям эллиадской моды и отлично сочеталось с необычным цветом его аквамариновых глаз.

На рукавах блестели золотистые запонки в виде парящего сокола — фамильного герба Сермонтов. Под пиджаком скрывалась белоснежная рубашка, по которой, подобно кристально-чистому водопаду, спускался голубоватый галстук.

Он вышел из лифта и сел в транспортную капсулу, которая доставит его в Башню Высшего Совета. Сермонт задумался над тем, что с того дня, как он занял пост министра экономики, экстренное собрание Высшего совета не созывалось еще ни разу. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку он вступил в должность всего месяц назад. Прежде Карл Сермонт выполнял обязанности заместителя главы Центрального банка Республики Эллиад. Его бывший начальник был первым человеком, кому предложили вакантный пост министра экономики, но тот отказался, сославшись на высокую занятость. Следом выбор пал на Карла Сермонта, что скорее его насторожило, нежели обрадовало.

Тогда он задал себе вопрос: какова же причина, заставившая доверить должность министра экономики оппозиционному политику-реформисту? Поскольку Сермонт был прекрасно осведомлен о реальном положении дел в экономике, находящейся на грани краха из-за многолетней экспансии и милитаризации государства, ему не составило труда сложить дважды два. Ему уготовили роль козла отпущения, который должен ответить за все политические и экономические грехи, совершенные партией Национального Единства, составляющей ядро правящей экспансионистской фракции. Несмотря на очевидную ловушку, Карл Сермонт принял предложение, став министром экономики и членом Высшего совета, так как хотел сделать все возможное для блага Республики и ее народа и верил, что коллапса еще можно избежать.

Однако, чтобы предотвратить катастрофу, требовались радикальные изменения курса внешней и внутренней политики, конституционные реформы, что ликвидируют устаревшую сословную систему и позволят перейти к интенсивному развитию вместо агрессивной экспансии.

Многие ожидали, что Михаэль Адриатис, популярный среди народа и Почетных граждан, харизматичный политик, пойдет по пути изменений и отринет одряхлевшие устои, но, этого не случилось. Когда четыре года назад тот был избран Верховным председателем, то лишь усугубил ситуацию. Михаэль Адриатис стал третьим из своего рода главой государства, включая основателя Республики Александра Адриатиса, но внешняя и внутренняя политика при новом правителе отличалась от той, что вел его легендарный предок, как день и ночь.

Уже через три месяца после инаугурации Михаэля Адриатиса стало окончательно понятно, что государство не только продолжает двигаться в направлении, противоположном ее изначальным идеалам, но и переходит с шага на бег. Под предлогом защиты национальной безопасности и сплочения перед нарастающей внешней угрозой в виде Остеррианского Союза публичная критика власти была полностью запрещена. Оппозиционные политики с завидной частотой клеймились национальными предателями и попадали за решетку. Протесты недовольных граждан также стали табу и немедленно разгонялись, хотя полностью возмущенные голоса это заглушить не могло. В то же время по всей стране регулярно проводились многотысячные митинги в поддержку нынешнего правительства.

Расходы на военную сферу росли как на дрожжах, как и долговая дыра, в которую день за днем все глубже проваливалась экономика, пока образование, здравоохранение и другие области социальной политики довольствовались жалкими крохами бюджетных средств. Военно-политическая напряженность с Остеррианским Союзом стремительно усугублялась. В Инфонете и по телевидению о могучем северном соседе всегда говорилось как о загнивающей бесчеловечной тирании, а о его народе — как о жаждущих освобождения невольниках.

Впрочем, политика правительства Михаэля Адриатиса и заметное падение уровня жизни населения со временем порождали все большее недовольство, что выливалась в несанкционированные протесты Жителей Республики и робкие митинги граждан, которые подавлялись еще в зародыше, число несогласных росло даже среди Почетных граждан. В результате экспансионистская фракция и Михаэль Адриатис теряли популярность, а реформисты, в число которых входил Сермонт, постепенно завоевывали сердца избирателей. Если все продолжит идти прежним чередом, правление Верховного председателя может окончиться на первом сроке. Чтобы победить в грядущих выборах, тому явно придется извлечь из рукава козырь, способный в корне изменить ситуацию.

Карл Сермонт задавался вопросом: что же это может быть? Продолжение старого курса не приведет к положительным изменениям. Если же Адриатис решится на конституциональные преобразования, разрушит сословную систему и выступит поборником равенства, свободы и справедливости, то станет героем для народа, но Почетные граждане в итоге будут вынуждены распрощаться с вековыми привилегиями и особым положением в эллиадском обществе, а сам Верховный председатель лишится своих сторонников в высших кругах.

Погруженный в раздумья Сермонт добрался до Башни Высшего Совета и оказался в роскошном холле, где его встречала многочисленная прислуга в лазурных ливреях. Его проводили до главного лифта, в широких дверях которого переливались два сапфира овальной формы размером с яйцо. Он вышел на предпоследнем этаже двухсотметровой башни из светлого камня. С наступлением темноты на ее внешних стенах загорались четыре искусственных солнца, созданных из мозаики осветительных элементов, чей янтарный свет можно было увидеть даже из пригорода столицы. Перед входом в Зал Высшего совета его поприветствовал Алекс Бендо, черноволосый мужчина средних лет с почти прозрачными глазами, напоминавшими пару алмазов с черным отверстием для зрачка посередине. Карл Сермонт пожал ему руку. Он знал его не только по работе: секретарь Высшего совета также был старшим братом лучшего друга его сына.

Как там сейчас Филипп?

В разуме промелькнула мысль о сыне. Тот сейчас находился в Вестландском Альянсе в качестве дипломата. Через месяц Филипп должен вернуться в Александрию для бракосочетания с младшей дочерью его давнего друга, Марианной Чезанте.

Массивные двери, украшенные золотыми, сапфировыми, бриллиантовыми и топазовыми созвездиями, медленно раскрылись, и Карл Сермонт зашел в Зал Высшего совета. Когда он впервые ступил за эти двери, то был удивлен несоответствием между внушительной величиной помещения и малым количеством людей, в нем заседавших. Вдоль зала тянулись мраморные колоннады, посередине стоял длинный лакированный стол орехового цвета, к которому были приставлены мягкие синие кресла с золотистой каемкой, а куполообразный потолок, украшенный пестрой мозаикой, был таким высоким, что приходилось задирать голову кверху, чтобы его увидеть.

Экстренное собрание началось ровно в 6:00, с появлением Верховного председателя. Михаэль Адриатис приковывал взгляды окружающих далеко не только потому, что был лидером нации. Характерная внешность, являющаяся результатом генетического вмешательства, выделяла род Адриатисов даже на фоне других Почетных граждан. Серебристого цвета волосы, светлая кожа и глаза оттенка полуденного солнца — все эти черты идеальным образом воплощались в облике главы государства. Однако он был не единственным из своего рода, кто присутствовал на заседании. Место слева от Верховного председателя занимал его младший брат, Константин Адриатис, министр вооруженных сил Республики. От брата он отличался крупным телосложением, острыми чертами лица и выдающимся подбородком.

Высший совет состоял из двенадцати членов, включая Верховного председателя и его заместителя, как правило, на заседаниях присутствовал и секретарь. Семь из них принадлежали партии Национального единства, самой популярной политической силе вот уже на протяжении нескольких десятилетий. Вместе с Консервативно-патриотической партией она формировала единый политический блок, именуемый экспансионистской фракцией. Два человека, включая самого Карла Сермонта, были членами Либерально-демократической партии. Ее возглавлял 72-летний Алессандро Феорованти, министр труда и социального развития, его ближайший соратник и наставник.

Этот мудрый и осмотрительный человек, еще на рассвете своей политической карьеры получивший прозвище Хитрый Лис, имел смуглую кожу, контрастирующую с седыми волосами, а также проницательные темно-карие глаза. Казалось, будто своим хитрым, слегка прищуренным взглядом он видел человека насквозь. Хотя Алессандро Феорованти вошел в состав Высшего совета на девять месяцев раньше Карла Сермонта, принцип их назначения был практически идентичным. Оба оппозиционных политика были призваны заткнуть проблемные места в эллиадском правительстве.

Еще одним членом Высшего совета, не принадлежащим к фракции Адриатиса, была министр здравоохранения Елена Хольм. Эта маленькая, но бойкая женщина с красивыми чертами лица и светлыми волосами обладала по-настоящему волевым характером и никогда не отступала без боя. Вопреки своему воинственному духу, она возглавляла Пацифисткую партию, которая наряду с либерал-демократами составляла реформистскую фракцию.

Два оставшихся места в совете занимали члены Консервативно-патриотической партии, которая, по сути, не имела политической самостоятельности и всецело подчинялась воле Михаэля Адриатиса, о чем знали все без исключения. Ее формальным лидером был Эдуард Милорадович, 50-летний министр внутренних дел с кудрявой шевелюрой, телосложением быка и девичьим голоском. Крупный мускулистый мужчина, управлявший устрашающей репрессивной машиной Эллиада и в то же время звучавший как девочка-подросток, вводил людей в глубокое замешательство.

Наконец прозвучал бархатный голос Верховного председателя.

— Рад приветствовать вас на внеочередном заседании, уважаемые господа и дамы. Вероятно, вы задаетесь вопросом, что же послужило причиной столь ранней встречи? — Михаэль Адриатис выдержал паузу и с приветливой улыбкой обвел присутствующих лучистым взором.

Несмотря на вежливый тон и культурные манеры, нечто незримое, спрятанное за маской благочестия леденило кровь Карла Сермонта, считавшего себя крепким орешком. Будто, глядя на Верховного председателя, он видел прикрывающегося ангельским ликом прожорливого змея, гипнотизирующего свою добычу, прежде чем целиком ее проглотить.

Михаэль Адриатис сложил руки домиком:

— Скоро вы все узнаете, прояви́те толику терпения. Сначала мы заслушаем доклады наших досточтимых министров. Первым я предоставляю слово моему заместителю и по совместительству министру юстиции, Морису Пьерро.

С кресла поднялся статный мужчина с сиявшими, подобно рубинам, глазами и черными, как сажа, волосами. В свои 52 лет Морис Пьерро выглядел как 30-летний галантный кавалер в щегольском бархатном багрово-черном костюме с запонками в виде роз. Изящные черты лица и безупречное телосложение в красоте и совершенстве уступали лишь самому Верховному председателю. Морис Пьерро считался ближайшим из соратников и правой рукой Михаэля Адриатиса, возможно, за исключением одного лишь брата главы государства, и слыл большим льстецом, любителем дорогих подношений и роскошных празднеств.

Карл Сермонт прилагал недюжинные усилия, чтобы не сомкнуть веки, заслушивая доклады министров. Его особое внимание привлек министр вооруженных сил Республики, с которым у него были старые счеты. Мало того, что Константин Адриатис является одним из основных вдохновителей нынешнего национального курса, от которого экономика Эллиада трещит по швам, так он еще и вызывает сомнения в своей компетентности и имеет склонность утаивать важную информацию, как не раз подмечал Сермонт, сверяя данные, касающиеся государственных расходов.

Три года назад сын его младшей сестры, Глории, пропал вместе со всей экспедицией, отправившейся в Северо-западные нейтральные земли. Не в силах наблюдать за страданиями сестры, пребывавшей в неведении о судьбе единственного сына, он добивался правды от Константина Адриатиса и генерала армии Коллиониса, командующего Северо-западным военным округом, но каждый раз слышал лишь отговорки о том, что во всем виновны мятежники, и возмездие их скоро настигнет. Впрочем, достоверных свидетельств этому предоставлено не было, а члены злосчастной экспедиции и по сей день числились пропавшими без вести.

Министр вооруженных сил, одетый в расшитый золотом мундир цвета лазури, встал и начал доклад раскатистым басом:

— Уважаемые члены Высшего совета, на настоящий момент общая численность вооруженных сил Республики Эллиад составляет 1 миллион и 874 тысячи человек. Среди них Кандидатов на проживание в Республике — 628 тысяч. Еще около 416 тысяч из них находятся в коррекционных лагерях и лагерях военной подготовки, а 512 тысяч несут трудовую службу по всей Республике. В составе вооруженных сил числятся 851 тысяча Жителей Республики и 395 тысяч эллиадских граждан. От общего числа вооруженных сил 445 тысяч несут службу в Северо-западном военном округе, 456 тысяч — в Северо-восточном, 462 тысячи — в Восточном, 224 тысяч — в Южном и 287 тысяч — в Центральном военном округе Республики.

Карл Сермонт не переставал поражаться безумным пропорциям эллиадской армии, численность которой неуклонно росла. Огромную роль в Республике играла эксплуатация Кандидатов на проживание: неоплачиваемая принудительная военная и трудовая служба вот уже три десятилетия воспринималась власть имущими как нечто само собой разумеющееся. Однако этот человеческий ресурс, как и многие другие, имел свойство заканчиваться.

Кандидаты на проживание либо пополняли список погибших, либо переходили в статус Жителей Республики. Последняя крупная человеческая жила иссякла шесть лет назад вместе падением Телезии, а жалкие триста километров, отделявшие северные границы Республики от юга Остеррианского Союза, никуда не годились из-за скудности местного населения. С востока все еще шел стабильный людской поток, но этого было недостаточно, чтобы восполнить потери в убывающей безвозмездной рабочей и военной силе, и за него приходилось вести тяжелые бои с восточной обителью цивилизации, Кордуэной.

Рост численности и расходов на вооруженные силы; постоянные взаимные провокации и территориальные претензии, исходящие и от Республики, и от Остеррианского Союза; накаляющееся идеологическое противостояние — все это, казалось бы, могло привести к повторному столкновению двух гегемонов.

Когда министр вооруженных сил закончил отчет, Верховный председатель объявил:

— Теперь мы выслушаем доклад досточтимого министра экономики. Прошу вас, — Михаэль Адриатис улыбнулся и элегантным жестом указал на Карла Сермонта.

— Уважаемые члены Высшего Совета, сразу начну с самого важного. Как всем вам прекрасно известно, экономический рост равняется 0.1%, что, фактически, означает стагнацию. Доходы бюджета составляют 24.2, а расходы 30.8 миллиарда талантов. Внешний долг достиг 120% от ВВП страны. Годовой дефицит бюджета равняется 6.6 миллиардам талантов — на 18% больше, чем в прошлом году. При этом дальнейшие повышение налогов лишь приведет к снижению платежеспособности населения и только усугубит и без того бедственное положение экономики. Расходы на военную отрасль растут ударными темпами, в настоящее время они достигли значения в 36% от общей доли государственных расходов, в то время как затраты на социально значимые сферы продолжают снижаться, что абсолютно недопустимо, — Карл Сермонт в очередной раз попытался привлечь внимание к вороху накопившихся проблем, но вместо этого его слова отскочили от стен безразличным эхом. — Иными словами, наша экономика близится к точке невозврата. Если все мы продолжим идти текущим курсом, то государство более не сможет выполнять обязательства перед населением. Мы должны немедленно принять меры. В первую очередь требуется провести конституционные реформы, чтобы отменить устаревшую сословную систему и уравнять все население страны в правах. Делать это можно поэтапно, — по залу пронесся возмущенный гул: одни раздраженно покачивали головами, другие сидели с таким выражением лиц, будто жевали свежий лимон. Заместитель председателя, Пьерро, испустил снисходительный смешок, а сам Михаэль Адриатис одобрительно улыбался и внешне ничем не выказывал неудовольствия. Сермонт уловил сочувственный взгляд Феорованти и продолжил доклад: — Кроме того, необходимо сократить расходы на вооруженные силы и перераспределить средства в пользу сфер образования, здравоохранения и социального обеспечения населения… — Спустя пару минут он закончил речь следующим: — Как бы кому ни казалось, будущее нашей нации невозможно без проведения радикальных и комплексных реформ и изменения вектора внутренней и внешней политики. Благодарю за внимание.

— Ваш доклад, как всегда, несет в себе необыкновенную ценность. Со многими доводами просто нельзя не согласиться. Есть ли у кого-нибудь возражения или дополнения? — произнес Верховный председатель.

Из уст Алессандро Феорованти полился моложавый для его лет голос, звучавший подобно жизнерадостной мелодии:

— Уважаемый председатель, у меня нет дополнений, но я хочу выразить полное согласие со словами господина Сермонта. Вы совершенно правы — с его доводами нельзя не согласиться. Однако вопрос в другом: когда же мы начнем действовать в нужном направлении, а не только бросаться друг в друга словами? Уже сейчас мы испытываем значительный дефицит квалифицированных кадров в ключевых гражданских сферах, начиная от контроля дорожного трафика и заканчивая преподавательским составом в школах. Даже здесь, в столице. Смею напомнить, что на наших плечах лежит ответственность перед всеми налогоплательщиками, а наш долг заключается в том, чтобы обеспечить им наилучшие условия для жизни и добиться процветания нашей нации. Разве не для этого мы здесь заседаем?

Его выпад парировал златоглазый Верховный председатель, прослывший красноречивым оратором:

— Благодарю за ваше мнение, господин Феорованти. Вы абсолютно правы. Могу добавить лично от себя — я был бы бесконечно рад, последуй мы предложенному господином Сермонтом пути глобальных реформ. Мое сердце каждый раз обливается кровью, зная, что сейчас это не представляется возможным. Позвольте мне продемонстрировать, почему нам остается только отложить мечты о мире и комфортнойжизни и посвятить всех себя защите Родины от внешних врагов, — в интонации Михаэля Адриатиса проявились стальные нотки. Затем он протянул руку и указал на располагавшийся в центре зала голографический проектор.

Карл Сермонт насторожился и вместе с остальными повернул голову на цветное трехмерное изображение. На нем разворачивались сцены сражения вблизи береговой линии. На голограмме виднелись крупный боевой крейсер и отдаленные очертания гигантского орудия, чей длинный уплощенный ствол устремлялся к мрачным небесам, точно исполинский клинок. Члены Высшего совета с недоумением и тревогой в глазах смотрели на то, как подбитое градом огня судно кренилось набок. На нескольких кадрах Карл Сермонт опознал остеррианскую технику.

Видео закончилось, и все затаили дыхание в ожидании пояснения от Верховного председателя. Оно не заставило себя ждать.

— Согласно информации, которую нам передал генштаб Вестландского Альянса, во время патрулирования северо-восточных берегов Адриатического моря вестландский крейсер «Инвиктус» был атакован войсками Остеррианского Союза, а затем потоплен. К счастью для нас, известие о произошедшем удалось доставить в ближайший порт. Как можно понять по видео, остеррианские военные защищали неопознанное крупнокалиберное артиллерийское орудие. И, что самое важное, — все это происходило чуть более чем в ста километрах от нашей северо-западной границы, — Михаэль Адриатис заметил охватившее членов Высшего совета беспокойство и воздел руку. — Уверяю вас, нам не о чем тревожиться. Напротив, теперь триумф Эллиада неотвратим. Все это время мы упорно готовились и знали, что наступит час, когда враг посягнет на наши идеалы, жизни и земли. Но благодаря особому вниманию, что мы уделяли армии, мы готовы на все двести процентов, несмотря на настырные голоса скептиков, — Сермонт крепко сжал челюсти, когда уловил пристальный взгляд Верховного председателя, в котором проскользнула насмешка. — Сегодня мы соберем всю нашу волю, все наши силы и сокрушим врагов, что посмели угрожать нашей великой Родине. Сегодня мы сделаем первый шаг навстречу победе. Навстречу новому миру.

Михаэль Адриатис встал и широко распростер руки, словно актер театра, ожидающий оваций. Его немигающие глаза сияли, словно звезды. Следом с кресел повскакивали его сторонники и одарили своего лидера бурными аплодисментами. Карл Сермонт переглянулся с Алессандро Феорованти и Еленой Хольм, не присоединившимися к неуместному ликованию.

Чему они радуются? Это же объявление войны!

Он ощутил такой прилив злости, что захотел ударить кулаком по столу.

Вскоре эмоциональный порыв, напоминавший религиозный экстаз легковерной паствы, сошел на нет. Когда представители правящей фракции вновь расселись по своим местам, последовали вопросы.

— Что же это значит, господин Верховный председатель? Что нам теперь делать? — почти пропищал министр внутренних дел Милорадович.

Михаэль Адриатис размеренно кивнул кудрявому мужчине с голубыми бегающими глазками:

— Враг на пороге, а это значит, что война уже началась. С моего одобрения министр вооруженных сил уже отдал приказ о приведении армии в полную боевую готовность. Наши войска встретят врага во всеоружии.

— Остеррианцы подобрались так близко к границам Республики, а мы узнаем об этом только сейчас? Где все это время была наша разведка? Почему наш флот не патрулировал побережье Адриатики к северо-западу от границы? Что скажет министр вооруженных сил? — закипая изнутри, вскочил с кресла Сермонт.

На ноги поднялся Константин Адриатис, сверля оппонента взором:

— За Северо-западный военный округ ответственен генерал армии Коллионис. Он регулярно отчитывался об отсутствии угроз. В настоящий момент он возглавляет экспедицию в Северо-западные нейтральные земли, и за последние три дня от него не поступало никаких известий. Но, прошу, будьте спокойны. Войска из нескольких военных округов уже сконцентрированы на северных военных базах вне радиуса поражения орудий противника и готовы уничтожить врага в нужный момент. Остеррианцы совершили смертельную ошибку, когда посмели подступиться к нашим землям.

Сермонт раздраженно бросил:

— Ваша самоуверенность поражает. Как вы это допустили?!

Константин Адриатис сдвинул брови и сжал руку в кулак, но Верховный председатель не дал своему младшему брату высказаться:

— Сейчас не время для разногласий в наших рядах, — Михаэль Адриатис улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Даже если у нас и были некоторые подозрения насчет генерала Коллиониса — хотя говорить о них пока преждевременно, — что плохого в том, чтобы позволить ему явить свое истинное лицо? В конце концов, не произошло ничего неожиданного. Мы во всеоружии, преисполнены решимости защищать наш дом и нести священное пламя эллиадских идеалов за его пределы — настал час сокрушить всех наших врагов!

Возглас Верховного председателя вновь вызвал шквал аплодисментов. Карл Сермонт взглянул на изображение огромного орудия, направленного в сторону Эллиада, и его окутала мрачная пелена опасений.

Глава 17. Конец прежнего мира.

Группа из семи танков двигалась по широкому нагорью, минуя естественные преграды. Белла наблюдала идиллию природы через оптический экран «Гончей». В тени молочных облаков возвышались изумрудные холмы, словно великаны, медленно восстававшие из недр земли. Перед ними разлилось колено протекавшей вдоль зеленых лугов реки, точно синее зеркало, отражавшее белые небеса.

Прошлым вечером горе заставило ее забыть не только обещание, но и саму себя. Нечто сравнимое она испытывала в коррекционном лагере после разлуки с родителями и гибели старшей сестры, Марии. Белла смогла оправиться от беспощадных ударов судьбы, обретя утешение в помощи ближним. Но теперь большей части из тех, кто ей дорог, уже нет в живых.

Однако в самый темный час ей протянул руку помощи Юлиан. Юноша с пламенными волосами напомнил о ее обязательствах перед живыми и павшими, напомнил ей о том, кем она является. Благодаря этому она вновь нашла в себе силы обратить взор вовне, заточив боль во внутреннем царстве мрака, — в полном отчаянья пустынном месте, испещренном расселинами, что, подобно уродливым рубцам, тянулись до бесцветного горизонта.

Путь к точке сбора Гамма выдался тернистым и долгим. Они приложили немало сил, огибая непроходимые лесные массивы, извилистые реки, горы и глубокие ущелья. И к тому времени, как юные бойцы организовали полуденный привал, до предполагаемого местоположения экспедиционного корпуса оставалось еще тридцать километров.

Они остановились неподалеку от еловой рощи, укрыв «Гончих» под колючими ветвями, и сели отдохнуть на берегу озера. Вольные промочили ноги, но глубже в холодный водоем никто не полез. Рябь разбегалась по голубой, полупрозрачной воде. Белые лебеди кружились в умиротворенном танце. Чудесный пейзаж, созерцание которого приносило в ее душу покой, не принадлежал кисти ни одного из художников, но оттого не переставал быть шедевром. В момент единения с миром она яснее, чем когда-либо, осознавала — природе не нужен человек. Природе даже лучше без людей. Прежде человечество жило и творило благодаря дарам природы и, как взрослеющее дитя, старалось вырваться из-под опеки безмолвной матери, но и по сей день не преодолело свой путь к зрелости.

Может, лучше раствориться в объятьях этого мира и раз и навсегда избавиться от боли и страданий? Но тогда вместе с ними исчезнут радость, любовь и счастье… Нет. Мне еще есть ради чего жить. Это еще не конец.

Она смахнула золотистую прядь, наползавшую на глаза, уловила ритмичный стук дятла и веселую мелодию певчих птичек, а затем повернулась к Майе. Та заговорила колеблющимся тоном:

— Никакие это не безжизненные пустоши, как нам рассказывали перед отбытием. Тут есть все для жизни, и здесь нам не нужно ничего доказывать, не нужно никому служить, не нужно больше никого терять… Зачем нам вообще возвращаться?

— Лично меня ничего не держит в Республике, а вот для остальных все не так просто, — отозвался Дариус и повернул голову к Юлиану.

Парень с рубиновыми волосами, смотря в собственное отражение на поверхности воды, произнес:

— Сбежать — не значит быть свободным. Лучше сразу отказаться от несбыточных мечтаний о безмятежной и счастливой жизни. Если кто-то все же захочет остаться, мешать вам никто не будет. Однако помните, что враг может быть поблизости.

— Мы единственные, кто выжил, и больше не можем позволить себе никого потерять. Мы не должны разделяться, — слова Беллы отдавались жжением в ее же сердце.

Анжело устроился чуть поодаль от остальных, у куста с желтыми цветками. Он сидел неподвижно, будто мрачная статуя. Поглядывавший на него украдкой Марко поднялся на ноги и обвел взглядом кромку леса. Заметив озадаченные лица товарищей, он объяснился:

— Раз эти земли пригодны для жизни, очевидно, что они не пустуют. Уверен, что если не люди, то какие-нибудь голодные волки сейчас наблюдают за нами из леса и пускают слюни. Никто из нас не умеет ни охотиться, ни рыбачить, да и собирательством вряд ли себя прокормит. Поэтому оставаться тут глупо. Природа вовсе не безобидна, а цивилизация не так уж и плоха, несмотря на некоторые недостатки.

Майя дернула извитой бровью:

— Некоторые недостатки?! Так ты это называешь?

Стефан вскочил, примирительно замахав руками:

— Стойте-стойте, не будем ссориться! Марко явно не собирался никого оскорбить, — он повернулся к кучерявой девушке. — А здесь и правда красиво. Пока это невозможно, но когда-нибудь я хотел бы сюда вернуться...

Майя ответила с грустной улыбкой:

— Боюсь, нам уже не отыскать дороги обратно… Наверно, вы правы — нам ни к чему разделяться, как и зацикливаться на каком-то одном месте, когда вместе мы можем еще столько посмотреть…

Стефан притронулся пальцами к подбородку:

— Кстати об этом. В детстве отец рассказывал мне, что в Республике есть высокая гора, на которой когда-то жили боги, Олимп. Я всегда хотел взглянуть на мир с ее вершины. Уж путь туда мы всегда найдем. Только представьте, свободный вид до самого горизонта. Никаких дозорных вышек, никаких стен...

Глаза Майи загорелись:

— Я бы многое отдала ради такого зрелища. Давайте когда-нибудь там побываем.

— Так и поступим, — Стефан кивнул Майе, их щеки слегка порозовели.

Марко громко прокашлялся:

— Разве нам не пора ехать дальше? Все протеиновые батончики закончились, другой еды у нас нет, а если экспедиция покинет точку сбора, то мы их потеряем…

Юлиан провел пальцами по воде, встал и окинул взором остатки отряда «Молот».

— Согласен. Пора выдвигаться.

Через час блужданий по лабиринту из лесов, холмов, озер и рек вынужденное путешествие внезапно приобрело опасный оборот. Системы обнаружения «Гончих» зафиксировали враждебные сигналы прямо по курсу.

Они сразу же заглушили двигатели в надежде, что остеррианцы не успели их засечь. Вместе с Юлианом и Дариусом Белла забралась на невысокую каменистую гряду, которая, судя по показаниям радара «Гончей», отделяла их от войск противника. Остальные дожидались их у танков. Она осторожно выглянула из-за крупного булыжника. По бескрайней долине перемещалась едва различимая издалека угольная колонна, словно черная кошка, переходившая дорогу из зеленых лугов. Не имея при себе бинокля, они не смогли рассмотреть вражеские силы в деталях, но слившийся воедино рев моторов и количество техники указывали на то, что число остеррианцев явно измерялось тысячами.

Воинственный парад не спешил заканчиваться. До ушей Беллы доносились звуки, напоминавшие шум винтов конвертопланов. Присмотревшись, она разглядела темные точки, плывшие по жемчужному небу.

— Пронесло, иначе они бы уже на полной скорости мчались по наши души, — прошептал Дариус.

— Да, но теперь враг перекрывает нам путь на юг, к точке Гамма. Они явно пытаются выследить экспедиционный корпус. Слишком рискованно двигаться прежним курсом. Вернемся к «Гончим», изучим карты и определимся с новым маршрутом, — нахмурив брови, произнес Юлиан.

— Лучше дольше, но безопаснее. Топлива у нас около сорока процентов, этого должно хватить. Вода есть, и по дороге можно набрать еще. Осталось только придумать, где достать еду, если мы не успеем нагнать экспедицию до ночи, — рассуждала вслух Белла, когда вместе с парнями возвращалась к «Гончим».

Товарищи нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Юлиан озвучил неприятные известия.

***

— Дорогие граждане, наша великая Родина, Республика Эллиад, столкнулась с угрозой вражеского вторжения, однако сейчас не время для паники! До всех вас уже наверняка доходили тревожные слухи, но не позволяйте им завладеть вашими сердцами! Войска Остеррианского Союза подобрались к северным границам, но бравые защитники Республики не отдадут неприятелю ни пяди земли наших предков! Граждане Эллиада, вам не о чем беспокоиться, нас защищает неприступная оборонительная линия Цербер. Мимо нее не проскользнет ни один враг, не пролетит ни один снаряд! Пусть подлый враг нанес удар, но этим не сломить нашу нерушимую волю! Республика Эллиад — это сердце цивилизации, центр культуры, из которого возродится все человечество! Ничто и никто не помешает выполнению нашего священного долга — нести благо цивилизации людям по всему свету! Наша армия сильна, а дух непоколебим! За нами правда, а потому мы непременно победим!

Карл Сермонт наблюдал за речью Верховного председателя со специальной трибуны, предназначенной для высокопоставленных чиновников. Перед ним открывался вид на площадь Единства, заполненную десятками тысяч людей. Этим вечером она была забита до отказа. Разномастная толпа, над которой нависла осязаемая тень страха, слушала речь главы государства, выступавшего с высокой сцены, залитой ярким светом софитов. Несмотря на то, что воодушевляющие слова Михаэля Адриатиса заставляли народ бурно аплодировать, в этот теплый майский день лица горожан выглядели вымученными, словно натянутые маски.

Среди беспокойной и пестрой человеческой массы выделялась крупная группа людей в белых балахонах с золотистым символом небесного светила на груди. Сермонт узнал в них членов Коммуны Вечного Солнца. За последние годы представители этой некоммерческой организации, что, судя по лозунгам, стремилась к процветанию или «становлению Эллиада на путь Вечного Солнца» за счет объединения разных слоев населения под единым знаменем и отказом от личных нужд во благо общества, все чаще попадались ему на глаза. Сегодня утром, во время экстренного совещания Высшего совета, он услышал о том, что остеррианцы вплотную подобрались к границам Республики, а вскоре угроза войны стала явью, воплотившись в худший из кошмаров. Через несколько часов в столицу по скоростным магистралям передачи информации начали одно за другим поступать экстренные оповещения, в которые сложно было не так просто поверить.

В спешке вернувшись в Башню Высшего совета, Карл Сермонт получил в руки интегративный отчет о ситуации, сложившейся в Республике: «В 07:59 по центральному эллиадскому времени Остеррианский Союз начал крупномасштабное наступление на Северо-западном и Северо-восточном фронтах. Наступление стартовало с артиллерийского обстрела ключевых военных баз и командных центров, где дислоцировались основные эллиадские вооруженные формирования. Обстрел производился из двух неидентифицированных артиллерийских орудий сверхдальнего радиуса поражения с территорий к северу-западу и северо-востоку от Республики. В результате первичного обстрела, по предварительным оценкам, вооруженные силы Республики понесли тяжелые потери, которые могут доходить до 35% личного состава армейских подразделений Северо-западного и Северо-восточного военных округов и до 10% личного состава Восточного, Центрального и Южного военных округов. Установлено, что командующий Северо-восточным фронтом генерал армии Эленбург погиб в результате артиллерийского обстрела».

Едва он вытер холодный пот со лба после прочтения первого отчета, ему на стол положили второй: «Разведывательное управление докладывает об обнаружении двух групп армий Остеррианского Союза численностью от 300 до 500 тысяч человек каждая. Обе продвигаются в южном направлении по территориям Северо-западного и Северо-восточного военного округов. Временно исполняющий обязанности командующего Северо-западным военным округом генерал-лейтенант Топал и временно исполняющий обязанности командующего Северо-восточным военным округом генерал-лейтенант Ортиас, командующий Восточным военным округом генерал армии Луаре, командующий Центральным военным округом генерал армии Каррас, командующий Южным военным округом генерал армии Лазаридис в настоящее время занимаются перегруппировкой войск и готовятся отразить массированное наступление остеррианских армий вторжения».

В связи с этим было созвано второе за сутки экстренное заседание Высшего Совета, на котором стало известно, что сразу в нескольких регионах страны среди Кандидатов на проживание и Жителей Республики вспыхнули вооруженные восстания. От прежней самоуверенности членов Высшего совета не осталось и следа. Теперь выражения их лиц больше подходили траурной процессии, нежели совещанию правительства. Неизменной была лишь восковая маска, считавшаяся лицом Михаэля Адриатиса. В тот миг Карл Сермонт всерьез засомневался в человеческой природе Верховного председателя.

Все рушилось. Казалось, сама земля уходила из-под ног у тех, кто сейчас так отчаянно пытался удержать ситуацию под контролем, но ранее игнорировал неугодные им проблемы. Республика рассыпалась подобно песочному замку, который попался под ноги хулигану, посчитавшему, что хрупкой, но с виду красивой конструкции не место на его пляже. Сообщения продолжали бомбардировать сверхскоростную правительственную систему коммуникации. Вскоре выяснилось, что артобстрелу также подверглись ближайшие к северным регионам страны военные базы Восточного военного округа, а новейшие эллиадские комплексы противовоздушной обороны вновь не смогли ничего противопоставить загадочному остеррианскому оружию сокрушительной мощи и невиданной в Новой эре дальности стрельбы, ставшей неожиданностью для всех военных экспертов.

Когда второе за сутки экстренное совещание завершилось, военный министр, маршал Константин Адриатис, отправился разрабатывать оборонительную стратегию в Центр Командования Вооруженными Силами Республики Эллиад, величественное строение округлой формы с пятью высокими башнями, расположенными по периметру. В то же время другие члены правительства, раздав срочные распоряжения подчиненным, по настоянию Верховного председателя прибыли на площадь Единства, чтобы напрямую обратиться к народу. Михаэль Адриатис держался так, словно это Эллиад шагал победным маршем по территориям Остеррианского Союза, а не наоборот. Блистательный, красноречивый, величественный, непоколебимый, Верховный председатель возвышался на сцене, купаясь в средоточии потоков света, точно посланник небес. Белоснежный костюм, вышитый золотыми узорами, сиял в лучах прожекторов, будто покрытые кристально чистым льдом и снегом горные пики. Глаза Верховного председателя горели подобно солнцу в зените. Казалось, будто их согревающий надеждой свет проникал даже в самые потаенные глубины человеческой души. Однако все это было наглой ложью, настолько красивой и успокаивающей, что с искренней радостью принималось за истину. Мессия вещал перед верующими, собравшимися этим вечером под густым покровом облаков не правды, но утешения ради.

В это мгновение, будто выпавшее из реальности, Карл Сермонт самозабвенно наблюдал за речью Михаэля Адриатиса и ощущал, как внутри него формировался запутанный клубок, сотканный из эмоций, в котором презрение переплелось с восхищением, а страх с надеждой. Мысли о жене и сыне в разуме сменялись вариациями будущего. Вся нация замерла на краю пропасти, и он намеревался сделать все, что в его силах, дабы уберечь ее от падения.

Пленительная иллюзия безопасности, охватившая площадь Единства, растворилась в реальности, когда плотную пелену из облаков озарила ослепительная вспышка красно-голубого света. Земля под ногами содрогнулась, и колоссальная стена пламени взмыла над Центральным районом. Под безумный грохот огненный горизонт зашелся облаком черного дыма. Пронзившая облака вспышка оставила после себя округлый просвет, словно колодец, через который на площадь, наполненную воплями ужаса и отчаяния, пролился свет небес.

Глава 18. Павшая обитель человека.

Небом овладевали сумерки, когда семь «Гончих» остановились возле заброшенного села. Изучив старые карты, загруженные в бортовые компьютеры, они проложили новый, безопасный маршрут. Выжившие члены отряда «Молот» сделали крюк, пытаясь избежать встречи с остеррианских войсками. Преодолев десятки километров в западном направлении, они трижды предпринимали попытки свернуть на юг к точке Гамма, но каждый раз обнаруживали на своем пути врага, сновавшего в поисках экспедиционного корпуса. После изнурительных часов, проведенных в кабинах танков, Юлиан решил, что им следует найти место для ночлега, постараться раздобыть пищу и отдохнуть, прежде чем вновь попытать удачи на заре. Выбор пал на уединенную деревушку, укрытую в глуши неизведанных земель.

С разных сторон маленькое поселение окружали обширные поля, заросшие дикими травами и подсолнечником, густой лес, выстроившийся ровной линией, точно высокий частокол, и извилистая мелкая речка, напоминавшая притаившуюся в камыше змею. Большая часть строений, количество которых едва превышало число пальцев на руках и ногах, лежала в руинах. В центре села возвышалась светло-серая, словно костяная пика, часовня. В сотне метров от нее виднелось широкое прямоугольное здание, явно отличавшееся от жилых домов. А на границе леса выделялась длинная постройка, похожая на амбар. Вольные укрыли танки за развалинами зданий, разделились на две группы и приступили к исследованию поселения.

Травы, кустарники и деревца уже давно стали новыми хозяевами покинутого уголка цивилизации. Раскидистый куст олеандра, украшенный розовыми цветками, встречал незваных гостей прямо на входе в дом божий. Смутные воспоминания о кочевой жизни заставили Юлиана обойти красивый кустарник стороной. Древняя часовня напоминала священника в выцветшей от старости рясе, окруженного нищей и оборванной паствой. На самой ее вершине склонился ржавый крест. Юлиан провел спутников через пустой дверной проем и оказался в помещении с высоким потолком, пропахшем сыростью и плесенью. Путь к мраморному алтарю окаймляли ряды прогнивших досок, лежавших на каменном полу, точно древние мощи. Томный сумеречный свет проникал внутрь религиозной обители из окна напротив входа.

Дариус похлопал рукой по голому алтарю:

— Так это и есть дом бога? Не похоже, что он здесь живет. Выходит, люди строили роскошные здания даже в каких-то захолустных деревушках, только чтобы поклоняться богу. Но зачем? От смерти это их явно не спасло.

— И не должно было, зато помогло от страха. Люди готовы на все, чтобы сбежать от страха смерти и преодолеть горе. Потому они утешают себя тем, что все имеет смысл, и существует нечто вечное и несравненно большее, чем они сами, — сказал Юлиан.

В коррекционном лагере он видел представителей одного древнего религиозного культа, поклонявшегося распятию. Они верили в вечное бытие души.

— Религия сейчас не в моде. В Республике вместо нее идеология, — подметил Стефан.

— А какая разница? И там и там тебе рассказывают, как правильно жить и ради чего умирать, — ухмыльнулся Дариус.

Звонкий голос Майи раздался эхом по всему помещению:

— В нашем коррекционном лагере кто-то постоянно расклеивал листовки, где было написано про какую-то Церковь Вечного Солнца. Чем вам не религия?

— Коммуна Вечного Солнца. Я тоже их видел. Точно не знаю, но, по-моему, они не имеют никакого отношения к религии, — поправил ее Стефан.

Юлиан тоже припоминал, как перед отправкой на курсы военной подготовки ему на глаза попадались похожие листовки, висевшие на стене жилого барака. Он взглянул на тусклый свет, лившийся из разбитого окна позади алтаря, и вернулся к делам насущным. Юлиан сомневался, что они смогут утолить голод этим вечером, учитывая практически полное отсутствие у них навыков выживания в дикой природе. В детстве отец пару раз брал его с собой на охоту, а мама — на сбор ягод и грибов, но тогда он был еще слишком мал, чтобы всерьез что-то запомнить. Они проверили пыльные и темные помещения, похожие на крохотные кладовые, которые не отпирали уже целое столетие. В одной из них стояли заржавевшие лопаты и грабли. На башню часовни вела спиралевидная деревянная лестница, однако половина ее уже превратилась в труху, поэтому подняться наверх было невозможно.

Через М-линк к ним обратилась Белла:

— Ребята, кажется, мы нашли подходящее место для ночлега. Центральное здание неплохо сохранилось. В нашем распоряжении несколько комнат и внутренний дворик. Там можно будет развести костер и приготовить еду, если, конечно, нам удастся что-нибудь раздобыть.

— Хорошая работа. Идем к вам. Часовня останется как запасной вариант.

Одноэтажное прямоугольное здание, расположенное в сердце поселения, походило на административные корпуса коррекционного лагеря, заполненные офисными помещениями. Белла встретила их на входе и, как экскурсовод, провела по коридорам с потрескавшимися стенами, попутно показывая запустевшие кабинеты, покрытые толстым слоем пыли. Марко и Анжело расчищали две смежные комнаты, выбранные в качестве общей спальни. В разбитые рамы, будто с любопытством, заглядывали мохнатые кусты и ветви деревьев. Зеленые руки представителей царства природы качались от дуновений ветра, словно пытаясь дотянуться до глубин человеческих владений.

Они зашли в уютный внутренний дворик, скорее напоминавший пышный сад. В воздухе витал сладостный цветочный аромат. Юлиан приметил в центре полянку, окруженную кустами. Однако ее величины явно не хватало для разведения костра. Майя и Белла занялись расчисткой поляны. Юлиан, Дариус, Стефан и Марко отправились в лес в надежде раздобыть что-нибудь на ужин, а Анжело продолжил уборку будущей спальной комнаты.

Спустя почти час блуждания по темному лесу Юлиан услышал шуршание листвы в ближайших кустах. Как оказалось, шум издавал небольшой коричневый кабан, который ринулся прочь, едва заметив человека с оружием наперевес. Два метких выстрела прогремели в сонном лесу, подобно раскатам грома, и животное рухнуло замертво. На исходе дня Фортуна одарила их щедрым подарком. Торжествующие охотники вернулись к товарищам с добычей. Туша надетого на толстую ветку кабана сочилась жиром над палящим жаром костра. Только сейчас Юлиан осознал, насколько проголодался. От аромата и аппетитного вида жареного мяса рот переполнялся слюной, и желудок урчал так, будто вот-вот вывернется наизнанку. По сравнению с утомительным и неудачным днем вечер складывался лучше некуда. Юлиан задумался о грохоте пистолетных выстрелов, разнесшемся на всю округу. Он предпочел бы не поднимать шума посреди неизвестных земель, но иначе они бы остались без ужина.

Наконец красное мясо кабана покрылось темно-золотистой корочкой, и Вольные приступили к пиру. Не имея столовых приборов, они ели мясо армейскими ножами. Так же поступил и Юлиан, не став марать подаренный кинжал. В забытьи они набивали животы досыта, и вскоре от кабана почти ничего не осталось. Стефан предложил свой второй кусок Майе.

— Ты слишком добрый для нашей жизни, — ответила кучерявая девушка и разделила один кусок со светловолосым парнем пополам.

Закончив трапезу, Юлиан прилег на мягкий травяной ковер и почувствовал, что его стремительно затягивает в царство сна.

— Здесь так тихо и умиротворенно. Даже начинает казаться, будто весь мир такой же, как этот дворик. Какая приятная иллюзия... — Белла перевела взгляд на Майю, скрестившую ноги у костра. — Пусть реальность за пределами этого дворика и не такая спокойная и безопасная, но везде, где бы мы ни ехали, — красота невероятная. Повезло же нашим северянам родиться в этих краях.

Миниатюрная девушка откликнулась:

— Вот только наше везение было недолгим.

— Даже если так, никто и ничто не отнимет у вас воспоминаний о доме, — ответила девушка с золотистыми волосами.

— Мой дом был далеко отсюда, на востоке, рядом с Телезией. Да и в памяти от него не так уж и много осталось... Я помню высокие бревенчатые стены нашей деревни, дом, где мы жили с отцом и старшей сестрой. Помню большое озеро, в котором мы рыбачили, и будку, где жил пес. По-моему, его звали Туман. Или нет… — Майя дотронулась аккуратными пальцами до подбородка, в ее темно-зеленых глазах отражались всполохи костра. — Когда к нам пришли эллиадские солдаты, люди из нашей и соседних деревень отказались присоединяться к Республике. После этого они ушли и оставили нас в покое, но, как оказалось, ненадолго. Через день, когда мы с сестрой возвращались с озера, то услышали ужасный грохот. Мы прибежали домой и увидели, что от нашего дома, как и от всей деревни, мало что уцелело. На месте деревни полыхал пожар, пламя поднималось до самых небес. Все в огне, многие люди горели, катались по земле. А эллиадцы уже ждали неподалеку. Они загнали нас с сестрой и жителей других деревень в огромные белые машины. Потом мы попали в лагерь. Сестра была намного старше меня, и через несколько месяцев ее отправили на войну с остеррианцами. С тех пор мы не виделись, да и вряд ли когда-нибудь еще встретимся... Будь с ней все в порядке, она нашла бы способ связаться со мной за девять лет, — девушка опустила голову.

— Что если у нее просто не было такой возможности? Мы тоже не можем написать или позвонить кому-нибудь из лагеря, на службе это строго запрещается. Есть шанс, что с ней все в порядке и уже через год вы с ней увидитесь, — Стефан прикоснулся к плечу Майи.

— Ты не должна терять надежду. Она дорогого стоит, — согласилась Белла.

— Хуже нее нет ничего, — сказала себе под нос Майя, а потом внезапно улыбнулась и подняла глаза. — А вы знали, что Стефан — настоящий принц? Его отец правил целым царством где-то рядом с морем, по сравнению с которым эллиадцы — всего лишь дикари.

— Простите нас, ваша светлость, — поддразнил Дариус. — Впредь мы будем относиться к вам с должным уважением!

— Ну все, хватит. Майя преувеличивает. Никакой я не принц, а мой отец не король. Он был мэром города, хотя, надо сказать, большого и цивилизованного. У нас было все: полиция, медицина, школы, училища, даже общественный транспорт. Люди ходили на работу и получали зарплату. Но сейчас это не имеет значения. Всем известно, что Республика не терпит отказа, а прошлого не вернуть. Гораздо полезнее думать о том, что еще можешь изменить. Моя тетя сейчас несет трудовую службу, из-за слабого здоровья ее не отправили в армию. Мне остается только надеться, что она выдержит до конца срока, ведь в коррекционном лагере ее ждут два сына. Если она не справится, то ответственность за них ляжет на мои плечи. Хотя что-то я далековато забегаю вперед…

Юлиан прекрасно понимал тяжесть этой ноши. Белла повернулась к Анжело, тот лежал на травяном ковре и лицезрел кромешную тьму ночного неба.

— Анжело…

— Я схожу набрать веток для костра, пока не погас, — он быстро поднялся на ноги.

Юлиан попытался его остановить, догадываясь, что тот не имел настроения вести задушевные беседы:

— В этом нет нужды, мы скоро ложимся спать.

Анжело отмахнулся и пошел к выходу из внутреннего дворика:

— Пригодится.

Марко вскочил вслед за ним.

Раз останавливать бессмысленно, то пусть лучше идут вдвоем.

После короткого затишья беседа возобновилась. Стефан обратился к зевающему Дариусу:

— Говоришь ты много, а вот твоей истории мы никогда не слышали. Каждый раз ты отнекивался и переводил тему. Мы знаем только то, что ты с Востока. Поведай-ка нам наконец, какова жизнь в далеких краях.

Рослый парень с бронзовой кожей отпил воды из фляжки.

— Как будто я сам в курсе о каких-то далеких краях. О Востоке? Не знаю, шутишь ты или нет, но мне смешно, — залился смехом Дариус. — Мне было четыре-пять, или черт его знает сколько лет, когда я попал в Республику. О чем тут говорить.

Стефан не сдавался:

— Хоть что-то же должно было остаться в твоей непробиваемой голове?

Дариус шумно вздохнул:

— Ладно-ладно, надоедливый ты комар. Давно, когда я лежал с воспалением легких, мне снился один странный сон, или я просто бредил… Я видел воду до самого горизонта, чувствовал привкус соли на языке, была адская жара, и на меня смотрела женщина. У нее были темные глаза, длинные черные волосы и красивое смуглое лицо. После выздоровления этот сон повторялся несколько раз.

— Ну вот, а ты твердил, что ничего не помнишь, — воодушевился Стефан.

— Так и есть. Сны ничего не значат, а уж тем более бредовые.

Юлиан, уже знакомый с историей друга, произнес:

— Обычно да, но если один и тот же сон повторяется годами, то есть о чем задуматься.

Белла кивнула:

— Точно, люди цепляются даже за самые призрачные воспоминания о прошлом, потому что не хотят забывать ни родных, ни самого себя. Юлиан, что по поводу тебя. Ты никогда не был щедр на подробности своей жизни.

— Прошлое меня не интересует, — глядя в костер, сказал он. Услышав это, Дариус ухмыльнулся. Затем Юлиан резко встал: — Марко и Анжело уже должны были вернуться.

Он попытался связаться с ними через М-линк. Соединение с устройством Анжело опять не устанавливалось, а Марко не отвечал. Белла проделала то же самое и добилась не большего успеха.

— Опять их понесло в какую-то даль, — вздохнул Дариус.

— Не будем терять бдительности, здесь может быть небезопасно. Мы с Дариусом найдем их, а вы оставайтесь тут. Помните, в случае чего наше главное оружие — «Гончие», доступ к ним есть только у нас, — Юлиан показал трекер, прикрепленный к предплечью.

Это устройство, похожее на удлиненные наручные часы, надевалось всем Вольным, попавшим на военную службу. Оно отслеживало местоположение своего носителя, позволяло активировать системы «Гончей», выполняло функции простейшего компьютера и, в конце концов, являлось часами. В отсутствие блокирующего сигнала мобильных штабов одного трекера было достаточно, чтобы завести «Гончую».

Юлиан и Дариус вышли из школы и направились к лесу через заброшенное поселение. Пара лучей света прорезала непроглядную темноту, из которой материализовались развалины одноэтажных домиков. Щадящая прохлада и легкий ветерок существовали рука об руку в этом безмолвном царстве ночи.

Тишина, ничего, кроме мягкого шуршания травы под сапогами. Вдруг позади ветхой двухэтажной постройки с провалившейся крышей раздался громкий треск. Одиночный звук вновь сменился тишиной. Юлиан почуял опасность. Все чувства вмиг обострились, словно кто-то переключил выключатель.

Юноши переглянулись. Юлиан выкрутил встроенный в 9-мм пистолет фонарик и осторожно положил его на камень, чтобы тот продолжал светить в направлении двухэтажного дома.

— Выключи свой фонарик. Тихо обойдем дом с дальней стороны и проверим, откуда шел звук, — прошептал он.

Они крались, не издавая ни звука. Их искаженные тени вырисовывались на кирпичной стене в отблесках света, исходившего от оставленного для отвлечения внимания фонарика. Они свернули за угол, прошли вдоль торца здания и, достигнув угла, где кирпичная кладка обвалилась, точно от удара гигантского кулака, на мгновение остановились и перевели дыхание. Дариус выскочил первым и включил фонарик. Юлиан, державший пистолет наготове, немедленно последовал за ним. Желтый луч упал на спины двух людей, одетых в заплатанную рубаху и потрепанную шерстяную накидку. Незнакомцы подпрыгнули на месте от неожиданности и резко обернулись. Один держал в руках ружье, а второй — шипастую деревянную дубину. Юлиан и Дариус нажали на курок. Ночную тишину разорвал оглушительный грохот двух выстрелов. Люди в лохмотьях повалились наземь, так и не успев ничего сделать.

Отдача увела пистолет Юлиана вверх, и тогда в тусклом свете он заметил еще одну человеческую фигуру. Мужчина направил на них вытянутый ствол винтовки. Юлиан осознал, что не успеет прицелиться, поэтому выстрелил навскидку и оттолкнул друга плечом. Тьма содрогнулась от двойного раската. Пуля просвистела над ухом.

— Беги! Вперед! — прокричал Юлиан.

Они рванули к длинному амбару с двускатной крышей, серевшему прямо перед ними. Сквозь темноту он бросил мимолетный взгляд на стрелявшего, ему показалось, будто тот запрыгнул в окно ближайшего дома. Забежав внутрь амбара, он связался с товарищами, наверняка уже услышавшими грохот огнестрельного оружия:

— Контакт с врагом, мы в амбаре. Доберитесь до «Гончих» и … — происходящее заставило его моментально отбросить все слова.

Дариус дернул дуло пистолета к противоположному входу в амбар и выстрелил. Две пули пронеслись по коническому туннелю из света, точно гоночные болиды. Его друг издал протяжный рык, пошатнулся и спиной врезался в каменную стену.

— Держитесь, идем к «Гончим», — по связи едва слышно прозвучал голос Беллы.

Сквозь звон в ушах Юлиан разобрал бульканье, тяжелые всхлипы и плеск жидкости у себя за спиной. Противник Дариуса, бородатый мужчина с закатившимися глазами, выронил пистолет и отчаянно пытался устоять на ногах, пока из его шеи хлестал алый фонтан. Струя, подобно бархатной красной ленте, взмывала до потолка и с плеском падала на земляной пол. Через пару секунд извергавший кровь мужчина опрокинулся назад. Под ним разлилась красная лужа.

Прежде чем он сумел помочь Дариусу, в амбар ворвался лысый здоровяк, вооруженный зазубренным тесаком. Юлиан отпрянул и уклонился от широкого взмаха. Однако удар выбил у него из рук пистолет, с лязгом отлетевший в сторону. Следом у ближнего входа в амбар показался хлипкий мужчина с плешивой головой, сжимавший в руке нож. Он кинулся на Дариуса, но мощного телосложения юноша сбил нападавшего с ног ловкой подсечкой, отчего тот выронил холодное оружие. Ржавое лезвие тесака, будто поросшее кривыми зубами, рассекло предплечье Юлиана. Брызги крови окропили серую стену. Он пригнулся, уклоняясь от очередного удара. Широкий клинок полоснул стену, выбив россыпь искр.

Здоровяк вновь замахнулся тесаком. В ту же секунду Юлиан вытащил богато украшенный кинжал из ножен и сделал стремительный выпад. Обоюдоострое лезвие вошло глубоко под реберную дугу, с легкостью распоров кожаную накидку и плоть крупного мужчины. Его широкое лицо застыло, зрачки расширились. Он закряхтел и выпустил из рук оружие. Юлиан выдернул кинжал. Из раны брызнула струя крови. Лысый гигант попытался ухватиться за стену, но рука соскользнула, и он съехал по каменной поверхности вниз.

Дариус придавил маленького мужчину весом своего тела, схватился обеими руками за его голову, растительность на которой напоминала степной ландшафт, и начал бить ею о бетонный порог амбара, пока тот окончательно не обмяк. Лысый громила побелел и уже не шевелился. На уровне печени багровело отверстие, откуда водопадом вытекала кровь.

Юлиан стал осматриваться, стараясь найти свой пистолет в полумраке. Раздалось шарканье ботинок. С противоположного конца амбара в него ударил слепящий луч света. В нем темнел силуэт человека с винтовкой в руках. Тогда же до ушей донесся нарастающий гул мотора. Человек с оружием дернул головой в сторону источника шума. В ту же секунду прогремела пулеметная очередь и его смело, точно тряпичную куклу яростным порывом ветра.

— Юлиан, Дариус, вы целы? — через М-линк послышался дрожащий голос Беллы.

— Дариус ранен, — к этому времени к обоим входам в амбар подъехали «Гончие», чьи мощные фары светили так ярко, будто на улице рассвело. — Стефан, Майя, оставайтесь в танках, просканируйте местность и охраняйте периметр. Вокруг могут быть еще враги. Белла, возьми аптечку и помоги Дариусу, — сказал Юлиан и наклонился над другом, сидевшим возле трупа с размозженной головой.

— Ты как?

— Так, царапина на плече, — тем не менее, Юлиан видел, как коричневая танковая куртка вокруг раны окрашивалась в багровый цвет. — Сиди смирно, пока Белла не обработает и не перевяжет рану.

Забежав в амбар, Белла обомлела от увиденного. В лужах собственной крови распластались три трупа, останки другого виднелись подле гусениц «Гончей» златовласой девушки. Еще двое нападавших лежали снаружи. И без того бледное лицо Беллы стало белым, как снег. Сдержав рвотный позыв, она подбежала к Дариусу.

— Простите, мы должны были помочь вам раньше, — произнесла она, раскрывая аптечку.

— Вы все сделали правильно, не стоило соваться сюда без «Гончих». Нам сильно повезло, что мы еще живы. Что по сканированию?

Ему ответила Майя:

— Что-то странное… В поселении нет человеческих сигналов. Есть только в лесу, но почему-то всего один и слабый. Кто на вас напал? Кто это вообще такие?

— Обсудим потом. Сейчас нужно найти Марко и Анжело, но танки в лесу бесполезны. Майя, оставайся в «Гончей» и отслеживай возможные признаки опасности. Мы со Стефаном пойдем в сторону сигнала своим ходом.

Двое парней передвигались по лесу с оружием наготове так быстро, как только могли. Юлиан уловил встревоженный взгляд Стефана. В его сердце тоже поселилось дурное предчувствие. Узкие лучи скользили в кромешной тьме, придавая ей форму шапкообразных буков, игольчатых сосен и тонких веточек соляноколосника. По свежему воздуху разносились звуки тяжелого дыхания, треска палок под ногами и шороха травы. Они взобрались на пригорок. Перед ними предстало поле боя, усыпанное четырьмя телами. Юлиан осмотрелся, после чего направился к месту кровавого побоища. Стефан остался наблюдать за местностью с возвышенности, с трудом сдерживая наплыв эмоций.

Первым делом Юлиан решил исключить угрозу внезапного нападения и быстро проверил тела незнакомых людей, лежавших рядом с товарищами: один — еще подросток в порванной полотняных рубахе и штанах, с ожерельем из зубов на шее, второй — морщинистый и седой в легкой куртке из звериной шкуры с вшитыми в нее почерневшимиушными раковинами. Оба имели похожие черты лица и багровые пулевые отверстия в груди. У них не было ни пульса, ни дыхания.

Должно быть, стреляли в то же время, когда завязался бой возле амбара. Поэтому я не слышал выстрелы.

Он подскочил к Анжело. В глаза сразу же бросилась глубокая рубленая рана от шеи до середины грудной клетки. Смуглая кожа юноши побледнела, а губы приобрели синюшный оттенок. Голова склонилась набок, рот приоткрылся в предсмертном оскале, а карие глаза бездумно смотрели в мрак лесной чащи. Не теряя ни секунды, Юлиан переключил внимание на Марко. Коренастый парень лежал лицом вниз, на темени поблескивала кровавая корка. Дотронувшись до сонной артерии, Юлиан ощутил пульс, а потом заметил и легкое колыхание грудной клетки.

— Марко жив, но без сознания. Анжело погиб, — он окликнул Стефана, нервно водившего лучом света с пригорка.

— Анжело погиб? — потерянно переспросил тот и вытер пот со лба. — Что с нападавшими?

— Только двое, но их явно было больше. Кто-то забрал все оружие, в том числе пистолеты Марко и Анжело, а потом убрался отсюда, когда услышал выстрелы из пулемета и гул от моторов «Гончих». Мы понесем Марко до амбара.

— А как же Анжело? Нельзя его здесь оставлять.

— Придем за ним позднее. Нужно быть осторожными. Мы не единственные, кто может вернуться за товарищами.

Они дотащили не приходившего в сознание Марко до амбара, преодолев почти километр по ночному лесу, и прислонили его к стене напротив ошеломленных Дариуса и Беллы. Юлиан жадно вбирал воздух в грудную клетку и чувствовал, как холодеет вымокшая от пота спина. Белла подскочила к Марко с аптечкой. Когда девушка узнала о случившемся, сияние ее сапфировых глаз потускнело, тем не менее, она сразу же принялась осматривать рану на голове Марко. Дариус поднялся на ноги, из-под танковой куртки кофейного цвета проглядывала белая повязка.

— Я пойду за Анжело с вами. Проклятые ублюдки явно где-то рядом. Это подобие раны не помешает мне проломить еще парочку черепов, — его голос пылал гневом.

— Мы справимся вдвоем. Если тебе уже лучше, осмотри тела нападавших снаружи. Майя, все спокойно?

— Да, вокруг никого, кроме нас. Пусть только попробуют сюда сунуться.

Юлиан и Стефан вернулись за Анжело. В лесу их ждало лишь пронзительное уханье сов, рассевшихся на ветвях мрачных деревьев. На обратном пути они окончательно выбились из сил. Но, несмотря на усталость, они аккуратно занесли бездыханное тело в амбар и положили его подальше от живых, застывших на месте при виде мертвого товарища.

Раздался слабый голос Марко. Все повернулись в его сторону.

— Это был Анжело? Он мертв?

Растерянное лицо Марко приобретало все более осознанное выражение, словно в эту самую минуту перед ним открывалась вся жестокая правда мира. Плавающий взор сфокусировался на посиневшем теле с глубокой раной, а затем плавно поднялся на Юлиана.

— Мы разобрались с нападавшими, но не успели вам помочь. Мне жаль. Ты помнишь, что случилось?

— Что случилось, что случилось… — невысокий юноша резво встал, но тут же качнулся, потеряв равновесие. Белла и Дариус не дали ему упасть. Он помотал головой: — Почему я все еще жив? Я должен быть мертв, а не Анжело. Какая же бессмыслица… как же я бесполезен.

Белла, придерживая его за плечо, произнесла:

— Ты сделал все, что смог.

Марко заговорил, будто выдавливая из себя слова:

— Нет, я просто шел за ним, говорил, что пора остановиться, но он уходил все дальше в лес. Я услышал шорох, но не успел обернуться. Кто-то ударил меня по голове, а потом… я очнулся здесь. Как так вышло, что Анжело лежит мертвый, а я живой? Не понимаю… Я ведь ничего не сделал, никак ему не помог... — он неловко шагнул вперед. — Мне нужно видеть его.

При поддержке товарищей Марко подошел к окоченевшей фигуре, теперь похожей на несуразную человекоподобную куклу. Простояв полминуты в безмолвии, он наконец прервал молчание:

— Мы должны его похоронить. Я должен.

Юлиан кивнул:

— Я видел пару лопат в кладовой часовни. Схожу за ними. Нельзя задерживаться здесь надолго. Переночуем в «Гончих» дальше по пути.

— Я буду копать, — решительно произнес Марко.

Стефан запротестовал:

— Ты не в том состоянии. Мы сами справимся.

— Ты не понимаешь... я должен. Он мой друг.

Анжело упокоился в поле, неподалеку от извилистой речки, скрытой в зарослях камыша. Надгробием на могиле стала его собственная «Гончая», оставшаяся без хозяина. Вопреки уговорам, Марко выхватил ржавую лопату и вместе с Юлианом копал влажную почву до тех пор, пока содержимое его желудка не выплеснулось наружу.

Майя выбралась из танка и присоединилась к остальными, чтобы попрощаться с Анжело. Прозрачные, точно роса, слезы покатились по щекам Марко, когда тот присел на болотистую почву, чтобы отдышаться. На этой погребальной церемонии, где не нашлось места ни прощальным речам, ни безудержным рыданиям, стояла гробовая тишина. Никто не нуждался в словах, чтобы понять чувства друг друга. Слишком многих они потеряли за последние дни, а вместе с ними и часть самих себя.

И Дариус, и Марко нашли в себе силы управлять «Гончей». Хотя коренастый парень с забинтованной головой не мог пройти и нескольких метров, не теряя равновесия, он все же забрался в кабину танка, дабы не бросать своего бронированного скакуна. Шестеро выживших членов отряда «Молот» исчезли в ночи. Прощальную мелодию им сыграли светлячки, сиявшие желтыми маяками во тьме.

Скверно переночевав в кабине «Гончих» в пятнадцати километрах от злополучного поселения, они выдвинулись в путь на заре. Солнце окрашивало занавешенный горизонт тусклой оранжевой полосой. Темно-зеленые боевые машины скользили по вымокшей от росы травяной глади. По полю стелился молочный туман, а бескрайний слой серых облаков напоминал шерстяную шаль.

— Мы приближаемся к точке сбора, осталось восемь километров, — прошлой ночью Юлиан вздремнул лишь пару часов, поэтому его слова сквозили накопившейся за последние сутки усталостью.

Он размышлял о вчерашнем инциденте. Учитывая количество нападавших, казалось чудом, что их потери ограничились лишь одним убитым и двумя ранеными. Себя он к таковым не относил: дезинфицированный и забинтованный порез на руке мало его беспокоил. Юлиан пришел к выводу, что они привлекли к себе внимание обитателей здешних мест выстрелами, раздавшимися во время охоты. По всей видимости, аборигены пришли к ним через лес из своего поселения, которое должно было располагаться где-то неподалеку.

Они достигли точки Гамма, но в тумане не было ни души, ни единого сигнала. Взору Юлиана предстал лишь вытоптанный участок поля, будто совсем недавно тут паслось огромное стадо.

— Никого нет, куда все подевались?! — воскликнула Майя.

— Без паники. Посмотрите на все эти следы от машин. Экспедиционный корпус явно был здесь. Причем признаков боя нет, значит, они покинули это место добровольно.

— Мы еще можем их нагнать. Такое количество людей и техники не исчезает незаметно. Нам нужно лишь следовать за ними, — согласилась Белла.

Через полкилометра притоптанная и изрытая земля оформилась в отчетливые колеи, ведущие на юг.

— А вот и наша дорога. Будем считать это приглашением, — подметил Дариус.

— В баках всего двадцать процентов топлива. Хватит ли этого? — задал вопрос Стефан.

— Они не могли уйти далеко, а мы движемся намного быстрее большой экспедиционной колонны. Мы их нагоним. Будьте готовы к столкновению с противником. Эти следы слишком очевидны, чтобы их не заметить, — Юлиан ненадолго убрал затекшие руки с рычагов управления и встряхнул их.

Путь пролегал вдоль широкой дороги, образованной сотнями сливающихся борозд, и вел вглубь белой пелены. Через час призрачная дымка рассеялась, а еще через два звуковые системы «Гончих» стали выхватывать из-за узкой полосы леса громыхания взрывов и стрекот пулеметов. Вынужденный идти на риск, Юлиан повел товарищей навстречу опасности. Гончие помчались по зеленому полю к просвету в лесной преграде, откуда доносились звуки боя.

Глава 19. Прощание с вечным сном.

За столом, рядом с барной стойкой, сидели Марианна и Ник. Их совершенно разные фигуры казались неестественно четкими в блеклом освещении обитого деревом зала. Свет, исходивший из кольцевидных люстр, клубился, подобно дыму, и размывал окружающее пространство.

Теос стоял посреди бара, не осознавая, что происходит. В большом помещении царил гул, но звуки слышались столь размыто, будто он находился под водой. Места за дубовыми столами занимали мутные силуэты с темными бесформенными лицами, время от времени глухо стучавшие стаканами. Барная стойка пустела, ее очертания искажались, точно мираж. Он повернулся обратно к друзьям, пытался им что-то сказать, но те его не слышали. Вдруг его охватило теплое и приятное, точно утешающие объятья ностальгии, ощущение. Оно возникало при взгляде на Марианну, чьи глаза сияли изумрудным блеском. Теос хотел сесть за стол, хотел рассказать подруге, что творится у него на душе, как в старые добрые времена, хотел выслушать ее, хотел пожать руку и увидеть лучезарную улыбку Ника.

Он протянул руку, но зал содрогнулся, затем еще и еще. Свет моргал. Откуда-то снаружи доносился ритмичный грохот. Как ни странно, в этот момент им овладели чувства глубокого удовлетворения и запредельной умиротворенности. Теос осознал, что не желает никуда уходить, но что-то насильно влекло его вперед. Тряска усиливалась. Теос приближался к выходу. Казалось, будто ноги ступали сами по себе. Он обернулся — размытые силуэты Марианны и Ника отдалились настолько, словно их разделяло уже не меньше сотни метров.

Он остановился возле высокого окна. За ним до самых небес вздымалась багровая гора. На ее вершине стоял человек в генеральской форме цвета лазури. Темно-русые волосы с сединой, нос с горбинкой, одержимые голубые глаза, смотрящие далеко за горизонт. Теос узнал в нем старшую версию себя. Но по какой-то причине, взирая на собственное будущее, он испытывал лишь окутавшие его хладным воздухом отчуждение и отвращение. Он недоумевал о причине неприязни, пока не опустил взор на саму гору, которая целиком состояла из человеческих тел, переплетенных в безобразные фигуры. По ним тек водопад крови. Красные глянцевые воды разливались по тротуару почти до крыльца бара. Теос отпрянул от омерзительного зрелища.

Грохот и тряска нарастали. Пространство искажалось, подпрыгивая и оседая вместе с его телом. Через несколько шагов он оказался напротив второго окна. Теос отвернулся от него и зажмурился, страшась повторения кошмара. Однако оттуда его окатил согревающий свет. Он невольно потянулся к прозрачному стеклу. За ним стояло создание невиданной красоты, чьи волосы развевались и мерцали, подобно вспышкам на поверхности солнца. Танцующие пряди разгоняли тьму вокруг и ужас в его сердце. Сначала к нему вернулось спокойствие, затем пришла радость, а после обуял и восторг.

Он удалился от окна, и эйфория его покинула. Приближаясь к выходу, Теос все сильнее ощущал боль, что накатывала на него волнами. Голова пульсировала, словно разрываясь изнутри, грудь ныла, точно ее медленно резали ножами, а спину ломило так, будто он упал на нее с большой высоты. Двери внезапно распахнулись, но с улицы повеяло не свежестью, а спертым воздухом, железом и запахом лекарств. Его одолел страх. Он схватился за дверную ручку и попытался удержаться внутри, но неведомая сила вытолкнула его наружу.

***

Выскочив из мобильного штаба бронетанковых войск экспедиции, ныне выполняющего роль главного, Алан споткнулся о булыжник. При отчаянной попытке сохранить равновесие его охватил приступ острой опоясывающей боли, отчего он страдальчески простонал. Мучительным образом дали о себе знать сломанные ребра под фиксирующим корсетом.

Он пришел в себя вчерашним утром и, раскрыв глаза, обнаружил, что находится в одном из мобильных госпиталей экспедиции. Внутри было столько раненых, что многим приходилось лежать прямо на застеленном простынями полу. Всюду доносились вялые стоны, душный воздух пропитался запекшейся кровью, потом и антисептиком. После пробуждения его терзала жуткая головная боль, а при каждом повороте и глубоком вздохе давали о себе знать сломанные ребра. Посмотрев в зеркало, он заметил на шее белую лейкопластырную повязку, что скрывала рану, оставленную металлическим осколком. Пройди тот чуть глубже, и вместе с сонной артерией оборвалась бы и его жизнь. Другой извлеченный осколок застрял в мышцах грудной клетки.

Пребывая словно в тумане, Алан принялся искать товарищей среди раненых, но нашел лишь одного, а об участи остальных ему с большим трудом удалось допытаться у изнуренного врача. Жестокая истина тотчас заключила его разум в клетку ледяного мрака. Он вспомнил взрыв, вихрящиеся потоки пламени, что ворвались в мобильный штаб, боль и тьму. Поначалу спутанность сознания, распирающая головная боль, тошнота и головокружение не позволяли ему покинуть госпиталь, но уже под вечер, когда его состояние улучшилось, Алан решил освободить койку для тяжелых больных, вынужденных ютиться на полу. Он получил обезболивающие, антибиотики и препараты, ускоряющие регенерацию тканей, вместе с рекомендациями от медицинского персонала, только успевавшего бегать от одного умирающего к другому. После чего, как вернувшийся в строй офицер, он явился в главный штаб экспедиции, где его ждало второе за сутки потрясение.

Сейчас Алан спешил к забуксовавшему на окраине лагеря мобильному госпиталю, где лежал его товарищ, в безопасности которого он хотел удостовериться. Обойдя пустой армейский транспортник, «Буйвол», он вышел к длинному белому фургону с красным крестом на корпусе. Позади него еще не потухли огни развернувшегося здесь сражения. Издалека доносились возмущенные голоса прибывших закрыть брешь в обороне солдат. Шесть грязных и потрепанных «Гончих» горделиво проезжали мимо сожженных вражеских Саламандр, направляясь к крупному отряду легких эллиадских танков.

Должно быть, это и есть выжившие из отряда «Молот». А ведь их уже успели записать в мертвецы. Нужно будет рассказать...

Двери госпиталя с щелчком распахнулись, и оттуда показался Теос. На ходу он застегивал потрепанный серовато-синий китель. Часть его головы закрывали бинты и лейкопластырные повязки, а лицо выглядело слегка отекшим. Алан с удивлением выступил навстречу хромавшему на левую ногу товарищу. В его налитых кровью глазах отражалась полная потерянность.

— Алан, где мы сейчас? — речь была вялой и отрывистой.

С первого взгляда было понятно, что Теос до сих пор лишь одной ногой находится в реальном мире, а другой — все еще в царстве грез.

— Тео, стой, что ты здесь делаешь? Ты должен лежать в койке. Тебе еще рано куда-то идти. Когда ты вообще очнулся?

— Не знаю... я услышал взрывы снаружи и открыл глаза. Вокруг было много раненых. А до этого мне снился странный сон — там были Мари и Ник. Потом я проснулся и начал искать их и тебя, но никого из вас в госпитале не было. Я обратился к докторам. Они сказали, что моей жизни ничего не угрожает, но нужно на время остаться в госпитале. Только я не мог, мне надо было найти вас. Я подумал, случилось что-то плохое. Что здесь вообще творится и где Мари и Ник?

Сердце Алана болезненно сжалось. Он начал издалека.

— Ты был без сознания два дня. Сейчас мы находимся к юго-западу от места остеррианской засады, во временном лагере экспедиции. Остеррианцы быстро обнаружили точку сбора Гамма, поэтому нам пришлось перебраться дальше на юг. А вскоре они отыскали нас и тут. С тех пор нам постоянно приходится иметь дело с диверсионно-разведывательными группами противника, которые не дают экспедиции покоя до прибытия своих основных сил. Недавно такая мелкая стычка случилась рядом с мобильным госпиталем, где ты очнулся, — рукой он указал на сожженные остеррианские танки и бронетранспортеры. — Но не волнуйся, откуда не ждали, подоспела подмога, и с остеррианцами уже разобрались…

— Где Мари и Ник? — выставив перед собой ладонь, произнес Теос.

Алан собрал волю в кулак:

— Марианна и Ник… Если помнишь, в наш мобильный штаб попал снаряд. Нас вдвоем эвакуировали, но, к несчастью, Марианна и Ник погибли на месте.

Теос закрыл глаза, пытаясь переварить услышанную информацию. Вдали гулял беспокойный ветер, унося прочь черные клубы дыма, поднимавшиеся от обгоревших остовов вражеских и союзных танков. Алан дал ему время для осмысления. Впрочем, произошедшее было непросто осознать, а уж тем более принять. Он и сам не сразу поверил в смерть товарищей, когда пришел в себя. Молодые, талантливые и полные надежд люди, каких не существовало в прошлом и никогда не будет существовать в будущем, сгинули в мгновение ока. Каждый имел невероятный потенциал, каждый заключал внутри себя целую вселенную, но их жизни оборвал один снаряд, единственная цель которого — нести смерть и разрушение. Однако истинным виновником злодеяния были люди, посчитавшие, что у них есть оправдание совершить худшее из преступлений.

Теос открыл глаза и взглянул на Алана. Насыщенная голубизна радужки выделялась на красном фоне, подобно участкам ясного неба среди грозовых облаков вместо дождя, проливающих кровавые слезы. Во взоре Теоса вспыхнула искра.

— Ты уверен? Может, их спасли, но они лежат в другом госпитале или попали в плен... Вдруг они еще живы?!

— Мне бы и самому хотелось в это верить, но, к сожалению, это невозможно. Вчера я пришел в сознание и сразу же проверил списки раненых — Марианны и Ника в них не было. Кроме нас из штаба третьего полка выжили еще четверо: двое — операторы систем связи и наблюдения и еще двое — водители. Причем оба оператора находятся в критическом состоянии. Только водители отделались легкими травмами, потому что взрыв не затронул кабину. Снаряд попал в центр комнаты управления, сразу над командирским столом. Марианна и Ник были как раз возле него в момент взрыва. Нас же спасло только то, что мы сидели ближе к выходу и позднее остальных покинули свои места.

— Ясно, теперь я припоминаю, — глаза Теоса потускнели. — Мари была передо мной во время взрыва. Спереди вспыхнуло яркое пламя, я попытался до нее дотянуться, но не смог. Как это могло произойти в наше первое назначение...

Теос оперся руками о колени, словно пытался отдышаться.

— Я понимаю, никто не заслуживает стать жертвой такой беспощадной несправедливости, — Алан сделал шаг в его сторону. — Тео, тебе стоит вернуться в госпиталь. К вечеру станет получше и…

— Нет, — оборвал его Теос и выпрямился в полный рост. — Я не могу туда вернуться. Не могу позволить себе лежать без дела, когда… только не сейчас. Алан, расскажи в подробностях, что произошло за эти два дня.

Осознавая тщетность уговоров, Алан почесал затылок и подумал, с чего начать рассказ.

— Ты помнишь, как экспедиция попала в остеррианскую засаду?

— Да, многим удалось спастись?

— Выжило пятнадцать тысяч человек, чуть больше половины экспедиционного корпуса. Причем боеспособных среди них от силы тысяч тринадцать.

Теос покачал головой:

— Печально. Но могло быть и хуже. Мы бы все там погибли, если бы вовремя не вырвались из ловушки. Тот экстренный план, который в последний момент привело в действие командование, это ведь ты отправил его в штаб? — Алан кивнул. — Но как ты мог знать обо всем заранее? Как ты до этого додумался?

— Исходя из той информации, что мы узнали в поселении мятежников, я предположил несколько вариантов развития событий. По самому пессимистичному из них, в том случае, если командование экспедицией находилось в сговоре с противником, мы могли бы повторить судьбу прошлой экспедиции. Значит, враг напал бы на нас во время привала, либо на одном из участков маршрута. Другие исходы были менее опасны и не требовали срочного вмешательства, поэтому я решил сфокусироваться на разработке плана, в котором предусматривались бы действия экспедиции на случай вражеской засады. Конечно, предсказать все невозможно. В моих силах было только продумать и объединить в единый план несколько возможных сценариев в зависимости от места и способа нападения, а также от числа противника и расстояния до вероятных точек сбора при нашем поражении, — Алан горько вздохнул. — В этот раз я, как никогда, надеялся, что нам так и не придется воспользоваться детищем моих мрачных фантазий… К несчастью, я оказался прав, при этом экспедиция все равно не досчиталась половины своего численного состава.

— Тем не менее, ты помог спасти пятнадцать тысяч жизней. Разве в этой ситуации можно было добиться большего?

— Кто знает, повлияли ли мои действия хоть на что-то. Нас спасло то, что остеррианцы действовали несогласованно и не успели завершить окружение. Похоже, горный рельеф, который они выбрали для засады, сыграл с ними злую шутку, — Алан взглянул на экран наручного компьютера «Квадрос». — Если не передумал возвращаться в госпиталь, то нам стоит поспешить в главный штаб, скоро от разведки должна поступить новая информация.

Теос, прихрамывая, побрел за Аланом через лагерь. Чьи-то босые ноги свисали прямо из кузова «Буйвола». Сборище солдат в темно-зеленой форме расселось на лужайке, неподалеку от роты «Носорогов». Длинные стволы пушек смотрели в бескрайнюю даль полей чернотой своих дул, напоминавших бездонные колодцы.

— Что случилось с генералом Коллионисом и его заместителем? Разве он не бросил всех, когда экспедиционный корпус попал в засаду? — спросил Теос.

— Так и есть, но где он сейчас — неизвестно. Теперь экспедицией командует генерал-майор Бергман. Так как штаба третьего полка больше не существует, по возвращении в строй он назначил меня своим адъютантом. Вероятно, к этому приложил руку майор Эрхарт. Я уверен, в главном штабе найдется место и для тебя, — глядя, с какой тяжестью Теос перебирает ногами, Алан добавил. — Скоро тебе станет лучше, поначалу я тоже чувствовал себя отвратительно.

Хотя со временем ему стало легче, назойливая головная боль так и не покинула его полностью, а все тело по-прежнему ныло, будто по нему проехались катком. Потирая поцарапанной рукой грудь, Теос поинтересовался, из какого орудия производился обстрел попавшей в западню экспедиционной колонны.

— Анализ полученных во время нападения данных показал, что скорость снаряда превысила 7000 м/с, а огонь велся с дистанции более 70 км, — на это способно лишь рельсовое орудие, или, иначе говоря, электромагнитный ускоритель масс. Однако ни одно известное нам оружие этого типа даже близко не обладает такой разрушительной мощью. Но самое интересное кроется в другом: по экспедиционной колонне стреляли с юго-запада, а это значит, что огневая точка противника находилась вблизи северо-западной границы Эллиада, прямо у нас за спиной.

Пара беспокойных голубых глаз, пристально наблюдавших за Аланом, широко раскрылась.

— Но как они там оказались и почему никто не в курсе, что враг уже у Республики под боком?

— Вероятнее всего, остеррианцы были в сговоре с Коллионисом. Помнишь мораторий на исследование Северо-западных нейтральных земель на три года? Я подозреваю, что это было частью тщательно продуманного замысла. И, боюсь, уничтожение экспедиции — не более чем аперитив перед основным блюдом. Только подумать, разработать такой невероятный план...

Навстречу им вышел маленький худой мужчина с прической, похожей на воронье гнездо, погонами полковника и нашивкой в виде молота с шестеренкой на плече. Алан узнал в нем полковника Истариса, главу инженерного корпуса экспедиции. Оба лейтенанта затихли и отдали честь. Когда они удалились от полковника, который настолько погрузился в размышления, что не заметил приветствия молодых офицеров, Теос нахмурил брови и вновь повернулся к Алану.

— Ты думаешь, остеррианцы планируют нападение на Республику?

— Если оно еще не началось, хотя пока что рано спешить с выводами. Первым делом доберемся до штаба и узнаем, что выяснила разведка. Мы почти на месте.

По обе стороны от главного штаба стояли три темно-синих «Кентавра», оснащенных новейшей системой перемещения на грави-подушке, позволявшей им буквально левитировать при движении. Каждая из этих машин вмещала десять «Голиафов» и внешним видом напоминала крупного бронированного жука, едва уступавшего в размере громадине мобильного штаба. Рядом с «Кентаврами» общались между собой бойцы с гербом в виде черного орла на плече. Алан узнал одного из них — лысого мужчину с густой темной бородой, с которым он пересекался в Северном районе поселения мятежников. Ступив ногой на рампу главного мобильного штаба, Алан внезапно спохватился:

— Совсем забыл рассказать: отряд «Молот», который ты раньше курировал, нагнал экспедицию этим утром. Те звуки взрывов, что ты слышал в госпитале, — отчасти их рук дело. Они не только вернулись из мертвых, но и застали врасплох диверсионную группу остеррианцев. Благодаря этому нам удалось избежать серьезных потерь и защитить госпиталь, который едва не попал под огонь противника.

Теос шагнул по шероховатой поверхности металлической рампы и поравнялся с товарищем. Его глаза широко раскрылись.

— Подожди, так они живы? Сколько из них вернулось?

— Шестеро.

— Всего шестеро… Ты знаешь, кто именно?!

— Тогда я еще был штабе и видел их персональные идентификаторы, но не уверен, что вспомню всех. Лучше посмотреть в базе данных.

— Это важно, постарайся вспомнить сейчас! — наседал Теос.

— Хорошо, я попробую. Там были капрал Розас, рядовые Расиф, Карцея, Радич, Либерт и, кажется, Бернетти...

— Стой, Либерт? Белла… Изабелла? Ты не путаешь?

— Да, ее я точно помню. Можешь и сам проверить, — Алан указал на вход в мобильный штаб. Теос вздохнул с облегчением.

Они зашли в штаб. За те двадцать минут, которые Алан отсутствовал, все кардинально поменялось. Напряжение висело в воздухе, подобно пару, что выделялся в результате бурной работы. Персонал центра управления выглядел озадаченным и не отрывал глаз от экранов и голографических проекторов.

Надеюсь, я не сильно опоздал...

На пути к командирскому столу их встретил полковник Годвин. Энергичный мужчина, уже разменявший пятый десяток, с волосами цвета меди, одетый в сине-серую форму граждан Республики. Проницательные голубые глаза заместителя командующего экспедиционным корпусом с любопытством прошлись по отсалютовавшим ему молодым офицерам.

— Сэр, это лейтенант Теос Галиан. Мы служили в информационно-тактическом подразделения третьего полка, — представил товарища Алан.

— Сэр, лейтенант Галиан вернулся в строй и готов к несению службы. Жду ваших указаний, — отрапортовал Теос.

Полковник Годвин кивнул с дружелюбным выражением лица.

— Сожалею о гибели ваших товарищей по подразделению, лейтенант Галиан. Я так понимаю, вы закончили лечение в госпитале и сразу прибыли в штаб? — Теос подтвердил его слова. — В таком случае ваше рвение достойно похвалы, но действительно ли вы готовы вернуться к выполнению обязанностей после ранения? Если вы рухнете без сознания в самый ответственный момент, это явно не пойдет на пользу ни вам, ни работе штаба.

— Я готов, сэр. Возможно, я выгляжу не лучшим образом, но я справлюсь, — Теос вытянулся по струнке и отвечал собранно, хотя со стороны было заметно, что это стоит ему титанических усилий.

— Хорошо, тогда вы присоединитесь к информационно-тактическому подразделению главного штаба экспедиции. Следуйте за мной, я вас представлю.

Полковник Годвин отвел Теоса к длинному голографическому столу, за которым работали члены информационно-тактического подразделения, в то время как Алан направился к генерал-майору Бергману, с головой погруженному в ворох проблем и отчаянно пытавшемуся отыскать спасительную нить в хаотичном переплетении угроз и судьбоносных решений. Скалообразная фигура в яркой форме цвета лазури подняла на него немигающие темные глаза. Вчера, когда Алан впервые предстал перед новым главой экспедиции, на словно высеченном из камня лице Бергмана проявилась легкая улыбка. Генерал-майор похлопал увесистой ладонью по плечу изумленного лейтенанта и поблагодарил того за усилия, предпринятые для спасения экспедиции, а потом тоном, не подразумевающим возражений, назначил его своим адъютантом.

Несмотря на грозный внешний вид, подходивший, скорее, самому жесткому и твердолобому из вояк, Эрих Бергман оказался здравомыслящим человеком.

— Лейтенант Верро, вы вовремя. Мы только что получили новую разведывательную информацию о местоположении и численности противника. Она исключает дальнейшее продвижение экспедиционного корпуса на юг. Иными словами, мы не сможем вернуться в Республику прежним путем. Ознакомьтесь с данными подробнее. До совещания нам предстоит продумать новый план. Я хочу выслушать ваши предложения.

Кто бы мог подумать… Я точно притягиваю невезение.

Алан с досадой занял рабочее место за командирским столом, по левую руку от генерал-майора, и уткнулся лицом в дисплей.

Глава 20. Нет пути назад.

До совещания оставалось пять минут. Высший офицерский состав продолжал стекаться в главный штаб экспедиции.

Теос испытывал мучительную головную боль и тошноту, которые только усиливались при попытке напрячь мозги. Кроме того, он чувствовал себя не в своей тарелке среди всей этой суматохи. Несмотря на ужасное состояние, он не желал возвращаться в госпиталь, страшась остаться наедине со своими мыслями. Обсуждение нового плана завершилось несколькими минутами ранее, и до совещания Теос решил развеять напряжение и перекинуться парой слов с товарищем. Алан стоял в углу центра управления и, казалось, совсем не замечал происходящего вокруг. Он не сразу отреагировал на приближение Теоса. Серые глаза, устремленные в абстрактные дали разума, взглянули на него.

Однако их уединенной беседе так и не суждено было состояться. Рядом с ними возникла высокая мужская фигура, одновременно отличавшаяся и атлетическим телосложением, и изяществом. В ходе разговора Теос узнал, что этот статный и все еще молодой офицер не кто иной, как майор Эрхарт. В ироничной манере командир Рыцарей осведомился об их самочувствии и напоследок бросил фразу:

— За последние дни мы потеряли много достойных людей. Благо, что вы не пополнили их ряды, иначе Республику впору было бы закапывать в могилу вместе с вами. Однажды все те, кто повинен в их смертях, обязательно понесут наказание. За этим я прослежу лично.

Диспетчеры дронов, операторы систем связи и наблюдения покинули главный штаб, освободив места для высшего офицерского состава. Теос сел за длинный голографический стол, все кресла вокруг которого теперь были заняты не только членами информационно-тактического отряда, но также командирами полков, их заместителями и главами специальных подразделений. Его назначили пятым членом информационно-тактического подразделения главного штаба, невзирая на то, что оно было уже полностью укомплектовано. Как сказал полковник Годвин: «Нам потребуется как можно больше людей, чтобы привнести в это море хаоса хотя бы каплю порядка».

Теос сидел рядом с главой информационно-тактического подразделения и своим непосредственным командиром, майором Райкетом. Этот сорокалетний мужчина напоминал добродушного и болтливого соседа, а не офицера с серьезным багажом боевого опыта и знаний за плечами. Райкет был грузным и высоким, словно медведь, вставший на задние лапы, и уступал ростом лишь Бергману. Казалось, улыбчивый майор просто не умел держать рот на замке, чем ужасно утомлял не только Теоса, который одним только усилием воли поддерживал ясность рассудка, но и своих давних подчиненных.

Генерал-майор Бергман возвышался над прочими офицерами, точно Геракл над простым людом. Его раскатистый глас пронесся по штабу:

— Сегодняшний день, как и два предыдущих, не принес нам добрых вестей. Добытая полковником Коста и его подчиненными разведывательная информация заставила нас пересмотреть планы и проложить новый маршрут для экспедиционного корпуса. Полковник Годвин введет вас в курс дела.

Полковник Коста, лысый мужчина с запавшими глазами, в которых глубоко укоренились печаль и сожаление, сидел напротив Бергмана с опущенной головой. Теос и представить не мог, какую тяжесть вины на себе нес глава разведывательного подразделения после того как экспедиционный корпус попал во вражескую засаду. Но его ли это была вина?

Годвин начал доклад с информации о местонахождении войск противника и их численности. Трехмерное изображению над голографическим столом сопровождало его речь реальными кадрами, схемами и картами местности. Около часа назад разведка обнаружила, что на юге от временного лагеря экспедиции широким фронтом расположились войска Остеррианского Союза численностью не менее ста тысяч человек. Противник сформировал протяженную оборонительную линию до самого побережья, назначение которой остается неизвестным.

Так как дорога в Эллиад закрыта, теперь маршрут экспедиции будет пролегать вдоль побережья, на север, а после — на запад, к границе Вестландского Альянса, дружественного государства, через территорию которого генерал-майор Бергман намерен вернуть своих людей на родину. По расчетам, чтобы добраться до Вестланда, уйдет двое суток. Однако новый план имеет два существенных недостатка. Первый заключается в дефиците припасов, особенно водородного топлива, необходимого для эллиадской техники, поскольку в остеррианской засаде уцелела лишь треть медлительных машин снабжения. Продуктов и пресной воды хватит на три-четыре дня, а топлива и того меньше — лишь для того, чтобы вплотную приблизиться к границе Вестландского Альянса, но едва ли чтобы ее пересечь. Если ресурсы экспедиции действительно иссякнут до того, как она пересечет финишную черту, командование планирует бросить часть техники и перераспределить топливо в пользу тех машин, которые продолжат движение в Вестланд. Существует реальный риск, что Вестландский Альянс не пожелает ввязываться в чужие неприятности и откажет им в помощи. Впрочем, альтернативы выглядят еще хуже: движение на юг означает верную смерть, а путь на восток грозит почти неизбежным столкновением с противником или голодной смертью.

Вторая проблема крылась во вражеских войсках, пытающихся загнать экспедицию, словно охотник дичь. Одна из таких остеррианских военных группировок в настоящий момент находится на юге, неподалеку от основных сил противника, преграждающих им дорогу в Эллиад, а другая приближается к экспедиционному корпусу с восточного направления. Если ничего не предпринять, то последняя в ближайшие часы перекроет экспедиции и путь на север. Когда оба войска преследователей клещами сомкнутся на шее эллиадцев, их шансы на выживание растают, подобно снежинке, упавшей в жерло вулкана. Поэтому перед командованием стоял тяжелый выбор: сразиться с восточной группировкой остеррианцев до прихода врага с юга или попытаться проскользнуть на север без боя, при этом рискуя быть расстрелянными в спину.

Полковник Денциг, круглолицый мужчина, из-под кителя которого выпирал живот, встал и с позволения командующего задал вопрос:

— Ваше Превосходительство, я считаю, что мы должны прорваться через вражеские силы на юге, добраться до Республики и предупредить ее о надвигающейся угрозе. Как эллиадские солдаты мы не имеем морального права бросить Родину в беде. Мы обязаны сражаться до последней капли крови и не можем запятнать наши имена позором. Мы пробьемся на Родину или погибнем героями, но ни за что не войдем в историю трусами!

Полковник Денциг крепко сжал руку в кулак и окинул всех присутствующих пылающим взором.

— Полковник, — произнес майор Эрхарт, сидевший в операторском кресле рядом с Денцигом, и посмотрел тому в глаза. — Почему бы вам самим не пойти на прорыв до Республики? Зачем вести на верную смерть еще и своих людей? Уверен, вам и одному хватит боевых навыков и силы духа, чтобы исполнить свой замысел или же умереть, как подобает настоящему герою. Ведь так погибают герои, а не горделивые глупцы, верно?

Воинственные карие глаза полковника Денцига широко раскрылись:

— Майор, что вы себе позволяете?! Вы говорите со старшим по званию. Встаньте немедленно! — командир Рыцарей лишь улыбался и не сводил взгляда с трясущегося и багровеющего лица Денцига. — Вы пойдете под трибунал! Чего еще ждать от командира остеррианских перебежчиков, которым неведомы ни честь, ни гордость…

— Тишина! — Бергман опять выступил вперед. — Сейчас не время и не место для перепалок. Полковник Денциг, прорыв на юг исключен. Помните, что мы все еще отвечаем за жизни пятнадцати тысяч человек и не станем приносить их в жертву в угоду чьим-то амбициям и беспочвенным иллюзиям. Майор Эрхарт, несмотря ваши достижения и особое положение в рядах эллиадскиой армии, вы обязаны вести себя согласно уставу и уважать старших по званию. А теперь внимание!

Далее генерал-майор Бергман переключил голограмму на трехмерную карту неизвестной местности и объявил о том, что вызвало тревожный ропот, эхом пронесшийся по всему штабу:

— Мы вступим в бой с восточной остеррианской группировкой, но сделаем это на наших условиях и до того, как к врагу подойдет подкреплению с юга. Они разделили силы и пытаются зажать нас с двух направлений, но мы обернем их же план против них самих.

— Возможно ли это, Ваше Превосходительство? После нападения врага наши силы уменьшились вдвое, а запасы крайне ограничены… — скребя пальцем по столу, спросил полковник Истарис, глава инженерного корпуса.

— Нам это по силам. Численность восточной группировки противника составляет порядка шестнадцати тысяч человек, что незначительно отличается от нашей. От нас не требуется полного истребления врага — достаточно нанести сокрушительный удар, который отобьет у них всякое желание нас преследовать. Но чтобы реализовать наш замысел, мы должны четко следовать плану. Полковник Истарис, ваши люди готовы выступать?

— Так точно, Ваше Превосходительство, инженерный корпус готов, как вы и приказывали. Однако я до сих пор не имею представления о сути нашей миссии.

— Сейчас вы все узнаете, но обо всем по порядку. Все детали операции изложит автор тактики предстоящего сражения, лейтенант Верро.

Теос подался вперед. Алан удивленно приоткрыл рот, явно не ожидая такого развития событий. Затем Бергман уступил ему место докладчика.

***

По окончании штабного совещания Теос поспешил выйти на свежий воздух. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя столь ужасно, не помогали даже принятые лекарства. Все вокруг плыло, словно реальность уносило прочь невидимым, но сильным течением. Правое бедро ныло при ходьбе, ушибленная спина сковывала движения и обещала разболеться, едва закончится действие препаратов.

Весь лагерь зашевелился, готовясь к скорому отбытию. Уже через час экспедиция покинет это место и, по расчетам штаба, через три часа столкнется с врагом в долине близ крохотного поселения, отмеченного на старых картах как Великий Цветник.

Дожидаясь Алана, Теос смотрел в спину своим новым коллегам из информационно-тактического подразделения, исчезающим в глубине лагеря. Этот вид отравлял его ослабленный разум, точно действие медленного яда. Болезненные образы и эмоции, которые до сих пор скрывались под толщей плотной пелены, окутавшей его сознание, теперь вырывались наружу. Перед его глазами вновь предстала картина иллюзорного бара, где за столом сидели Марианна и Ник. Ему вспомнились желание и, в то же время, невозможность остаться вместе с ними, лицо Марианны, доброе и милое, и та непередаваемая душевная гармония, что он тогда испытывал. Все это ускользало от него, словно облака, уносимые потоками ураганного ветра.

Боль внутри нарастала, но она не имела никакого отношения к телесным повреждениям. Помимо товарища по службе, он потерял друга. И это осознание истязало само его существо, выливалось из глубинных чувственных вод солеными слезами, стекавшими по щекам. На протяжении пяти лет Марианна была неотъемлемой частью его жизни, однако он не придавал этому особого значения. Эта связь давно стала для него обыденностью, а не бесценным даром. Он так привык смотреть далеко за горизонт, гнаться за фантазией в надежде обрести счастье, что был слеп к тому, что все это время было прямо перед его глазами.

В этот миг, когда боль, безысходность и отчаяние, казалось бы, целиком его поглотили, Теос обратился к спасительному свету из своего видения. Сейчас, как и тогда, он узрел лик надежды — девушку слишком прекрасную, чтобы быть настоящей, чьи волосы сияли, разгоняя тьму, а глаза смотрели на мир чистотой необъятного ясного неба. Одна мысль о ней приносила ему душевное успокоение, наполняла первозданным теплом. К счастью, сегодня Теос узнал: девушка, в которой он видел источник света, что влек его к себе, подобно маяку в ночи, была жива.

Позади послышался звук шагов. Теос вытер глаза рукавом и глубоко вздохнул, пытаясь привести себя в чувства. Алан взглянул на него печальными серыми глазами и сразу же отвел взор в сторону. Лейтенант с шевелюрой цвета вороньего пера извинился за задержку, после чего они направились на обед. До закрытия полевых кухонь оставалась пятнадцать минут. Теос ковылял рядом с Аланом. Его одолевала буря эмоций, которая прорывалась во внешний мир через слова.

— Так несправедливо... потеря вызывает у нас невыносимую боль, но почему-то обладание этим же самым не приносит столько же радости и счастья...

Алан с досадой произнес:

— Так уж мы, люди, устроены: придаем особое значение изменениям, но слепы к постоянству течения времени. В итоге длинная череда событий сливается в один усредненный образ, и так год за годом, а когда оглянешься, кажется, что вся жизнь пролетела незаметно. Наверно, поэтому многие из нас так стремятся совершить нечто выдающееся, рискованное или просто вызывающее. Иначе как доказать самому себе и остальным, что ты когда-то жил и жив до сих пор...

— Как же быть тем, кто больше не сможет оставить следов своего существования? Разве мы, живые, не должны сделать это за них? Разве мы не должны стать руками павших товарищей, что несут возмездие всем виновным в их гибели?

Алан помотал головой:

— Нельзя принимать решения на горячую голову. Возмездиенужно только живым, мертвым оно уже ни к чему. Тем не менее, чтобы избежать повторения катастрофы, виновных необходимо найти и наказать по всей строгости закона. Но сначала следует разобраться в том, кто на самом деле повинен в гибели тринадцати тысяч человек и наших товарищей.

Теос сжал руку в кулак:

— Как будто мы этого не знаем... Остеррианцы, Коллионис, его заместитель Стролл, их приспешники — все они должны заплатить своими жизнями. Марианна и Ник сделали бы для нас то же самое. Они не оставили бы все просто так!

Солдаты в темно-зеленой форме, проверявшие снаряжение, удивленно оборачивались в их сторону.

— Я не спорю с тем, что виновные должны уйти от наказания. Но ты говоришь о мести, а она является не решением проблемы, а ее продолжением и не имеет ничего общего с правосудием. Я понимаю твои чувства, но есть другой путь. Ник и Марианна явно не желали бы того, чтобы своими действиями мы порождали еще больше страданий.

Ярость вскипала в груди Теоса, точно магма, готовая извергнуться наружу:

— Откуда тебе знать, чего бы они хотели?! Разве ты способен опуститься до человеческих чувств... Думаешь, имеешь право прикидываться праведником после того, как без зазрения совести предлагаешь план по истреблению тысяч человек?

Он ускорился, удаляясь от Алана, который протянул к нему руку и хотел что-то сказать, но затем потупил взгляд.

Черт, нужно срочно остыть.

Теос ощутил, что наговорил лишнего. Ему стало тошно от своих же слов.

Глава 21. Снова в бой.

— Самые везучие из невезучих, добро пожаловать в лучший танковый отряд «Молния». К большому огорчению, пока что мы не можем закатить для вас приветственную вечеринку. Придется подождать до счастливых времен.

Лейтенант Мартин Ферус стоял в окружении подчиненных с широко распахнутыми руками, встречая шестерку выживших из отряда «Молот». Этот молодой мужчина в темно-зеленой танковой куртке, с каштановыми волосами и искрившимися энтузиазмом глазами цвета топаза не только слыл мастером в управлении «Гончей», но вместе с тем был известен как заядлый гуляка и легендарный дамский угодник, не пропускавший мимо ни одной юбки.

— Да уж, выглядите вы неважно, но что поделать, начальство объявило, что через час мы выступаем. Понимаю, сейчас бы отдохнуть, но сперва придется свести счеты с остеррианцами. Все же лучше, чем постоянно от них бегать. Как видите, наш отряд сократился вдвое, поэтому ваши сила и удача пригодятся нам как никогда, — лейтенант Ферус перевел взгляд на Юлиана. — Ты за главного?

— Так точно, я капрал Юлиан Розас, — затем он по очереди представил поникших от усталости товарищей. — К несению службы в отряде «Молния» готовы.

— Ох ты ж черт! Да среди вас не осталось никого из старой гвардии. Ну ничего. Сразу видно, вы хоть ребята и зеленые, но лихие. Знатно вы сегодня подпалили зад остеррианцам. О вашем чудесном возвращении уже вовсю слагают легенды. Сильно до вас докапывались эти бездари из военной полиции?

— Нас допрашивали час, а потом еще полчаса понадобилось, чтобы уладить формальности и определить нас в новый отряд, — Дариус и Стефан поддержали слова Юлиана страдальческим вздохом.

— Ох, бешеное у вас выдалось утро, да и не только утро. Только из кабины вылезли, а уже пора обратно.

Даже тягучая усталость не мешала Юлиану ощутить облегчение оттого, что им все-таки удалось нагнать экспедицию. Пусть они ввязались в стычку с диверсионным отрядом, атаковавшим лагерь, пусть сразу после этого угодили на скрупулезный допрос к военной полиции, пусть скоро их ждет новое сражение — главное, что все шестеро из них добрались до места назначения живыми и восполнили припасы. Теперь они могут продолжать путь, а все остальное — уже проблемы будущего.

Молодой офицер в темно-зеленой форме шел в их сторону мимо покрытых царапинами и вмятинами «Гончих».

Лейтенант Ферус энергично развернулся вполоборота:

— А я все думал, когда же ты объявишься. Птенцы, этот зануда — лейтенант Лазарев, командир отряда «Гром». Названия наших отрядов говорят сами за себя: «Гром» и «Молния» — убойное дуо на поле боя. Хотя про нас, командиров, того же самого не скажешь. Один — красивый, обаятельный и невероятно талантливый — на голову превосходит другого, заурядного, занудного и непопулярного.

Улыбка показалась на спокойном лице лейтенанта Лазарева.

— Как скажешь. Болтать ты умеешь отлично. Будь ты настолько же хорош во всем остальном... — он обратил голубые глаза в сторону выживших из отряда «Молот». — Значит, ни капитан Хорст, ни старший сержант Лукиан не вернулись?

— Из отряда остались только мы. Больше никто не выжил, — ответил Юлиан.

Лазарев покачал головой, поросшей густой шевелюрой цвета сухой соломы:

— Досадно. Мы оба попали в отряд к капитану, а тогда еще лейтенанту, Хорсту сразу после курса военной подготовки. Хороший был человек, раздавал юнцам вроде нас советы, как отслужить весь срок и преждевременно не отправиться на тот свет. Лукиан тоже… побывать в самой страшной мясорубке за всю Остеррианскую войну и погибнуть в какой-то экспедиции. Вот уж действительно, жизнь — штука жестокая и непредсказуемая.

— Хватит грузить их своими рассказами, тридцатилетний дед. Вы хоть поесть успели? — в ответ все шестеро вяло помотали головами. — Что за звери в этой военной полиции, вот так морить людей голодом. Подкрепитесь, пока есть время. Среди нас тоже найдется несколько голодяг, — Ферус прошелся взглядом по разрозненной толпе танкистов. — О, сержант Тошич, покажи-ка новобранцам, где здесь полевая кухня. Ты ведь туда и собирался. Я пока подумаю, как разделить вас по взводам.

Вперед вышел угрюмый мужчина в болотной форме, с крестообразным шрамом над левой бровью. Шагая за широкой спиной сержанта, Юлиан обратился к товарищам:

— Дари, Марко, как ваши раны?

— Порядок, рукой двигаю легко и непринужденно, — разминая плечо, Дариус едва заметно сморщился от боли.

— Голова, конечно, болит, но это вполне естественно, когда тебя ударяют тупым предметом по темени. Соображаю нормально, уже не тошнит — и на этом спасибо, — Марко дотронулся до пожелтевшей повязки на голове.

— Хорошо, но вам все равно нужно заглянуть в госпиталь до отбытия. Белла, Стефан, Майя, у вас хватит сил на еще одно сражение?

— Другого выхода у нас все равно нет. Искренне надеюсь, что командование разродилось каким-нибудь гениальным планом. Иначе ввязываться в бой с нашими потерями кажется мне сомнительной затеей, — ответил Стефан, когда Майя со вздохом уткнулась ему в спину головой.

— Теперь нас уже не застанут врасплох. В этот раз все будет по-другому, — твердо произнесла Белла.

***

Экспедиция выступила три часа назад, но все еще не вступила в контакт с остеррианскими войсками. Теос так и не обмолвился с Аланом ни словом после того, как их разговор оборвался на дурной ноте. С тех пор он стыдливо опускал глаза каждый раз, когда ощущал на себе взгляд черноволосого товарища, сидевшего за командирским столом.

В засаде пострадало сразу несколько полковых штабов, а многие офицеры оттуда по-прежнему не вернулись в строй, поэтому часть их функций перешла к информационно-тактическому подразделению главного штаба. Теосу поручили курировать объединенные бронетанковые подразделения третьего и четвертого полков, то есть отряд «Молния», четвертую роту «Носорогов», куда вошли и выжившие танкисты третьего полка, понесшего тяжелейшие потери, а также третью и четвертую роты «Колоссов», пострадавших в меньшей степени. Несмотря на скверное самочувствие, он не имел права подвести ни тех, кто доверил ему выполнение важных задач, ни тех, кто скоро будет рисковать своими жизнями на поле боя, особенно ее… Теос постарался отбросить все личное и перенаправить свою скудную энергию на пользу дела. Однако надоедливая болтовня майора Райкета под боком не давала ему собраться с мыслями. Командир подразделения разговаривал почти шепотом, но каждое слово, залетавшее в его левое ухо, вызывало раздражение, сродни назойливому жужжанию комара в тишине ночи.

— Еще пару лет назад никто в армии и не слышал ни про какие информационно-тактические подразделения, а сейчас они в каждом штабе. Но есть ли от них хоть какой-то толк или это очередная выдумка бюрократов, от которой одна путаница? — выпуклый живот майора Райкета подрагивал при разговоре, точно желе. — Время покажет, но я всегда советую молодым офицерам лично общаться хотя бы с командирами тех подразделений, за которые они несут ответственность. Может, вы скажете, что я старомодный? Тогда я отвечу вам, что важно поддерживать живой контакт, а не только сидеть по ту сторону экрана.

Почему он ведет себя так, будто читает лекцию в Военной Академии? Неужели его вообще не волнует, что мы вот-вот столкнемся с противником и можем умереть?

Теос закипал внутри. Майор блеснул широкими глазами цвета миндаля и повернулся к нему, словно прочитав его мысли:

— Лейтенант Галиан, вы выглядите слишком напряженным. А это до добра не доводит. Каждый опытный солдат знает, как важно уметь расслабляться, пока есть такая возможность. Если постоянно думать о сражении, то силы закончатся еще до его начала.

Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Затем в штабе раздался ободряющий голос полковника Годвина:

— Остеррианские войска нас обнаружили. Они проглотили наживку и движутся в нашем направлении. Приступаем ко второй фазе операции, повышенная боевая готовность.

Майор Райкет потер руки, окинув взором подчиненных:

— Ну что ж, тогда за дело.

Не отрывая глаз от дисплея, Теос хрустнул пальцами. Он взглянул на изображение широкой долины, получаемое в реальном времени с высоты птичьего полета. Именно там скоро должна захлопнуться заранее расставленная ловушка. Цветущие луга, простиравшиеся на многие километры, с двух сторон переходили в склоны зеленых холмов. Позади них тянулись к серым облакам горные хребты, чьи каменистые гребни, припорошенные снегом, напоминали тропу праведников, ведущую к вратам небесного царства.

Экспедиционная колонна рассекала долину пополам. Теос знал, что эти, на первый взгляд, мирные луга таят смертельную опасность для всякого, кто посмеет на них ступить. Его окатило волной жара от одной мысли о том, что мобильный штаб в любое мгновение может сгинуть в пламенной вспышке. Вдали раздался пронзительный вой снарядов, а потом загремели взрывы, разносившие по уединенным землям жестокую песнь войны.

***

Движение пяти отрядов «Гончих», заходивших по параболической траектории во фланг врагу, сопровождал яростный рев моторов. Столько же эллидаских легких танков направлялось к противоположному флангу остеррианцев. Юлиан вел за собой сформированный с нуля взвод, куда помимо него входили Белла, Стефан и Майя. Дариус и Марко попали во взвод старожила отряда «Молния», сержанта Тошича. Он наклонил вперед высокочувствительную ручку управления, отвечавшую за движение «Гончей», а вторую, необходимую для стрельбы, держал наготове.

Средь поля, точно красочные созвездия на зеленом небе, проглядывали скопления сиреневых, желтых и белых цветков. Но полторы сотни смертоносных машин нещадно стирали все признаки красоты и жизни, оставляя за собой лишь черные борозды. Фланговые отряды «Гончих» сближались с колонной противника, имевшей вид гигантской обсидиановой стрелы. Формация остеррианцев еще не успела разделиться, чтобы ответить на угрозу с флангов, как под ними разверзлась пылающая бездна. Оптический экран затмила ослепительная вспышка. Несмотря на светофильтры, затемнявшие изображение, Юлиан рефлекторно зажмурился. Земля задрожала в ужасе. «Гончая» подпрыгнула. Сотни сверкающих красных столпов рванули к небесам, сливаясь в единый алтарь разрушения и ненависти, на котором только что принесли в жертву тысячи жизней. Издалека эта сюрреалистичная картина напоминала неистовство пробудившегося вулкана.

Через несколько секунд пламенная буря умерила свой гнев и расстелилась по земле огненным ковром и облаком черного дыма. Из-за холмов показались «Колоссы» серо-голубого оттенка и начали обстрел охваченных смятением остеррианцев. Тотчас к ним присоединились самоходные артиллерийские установки «Громобой» и реактивные системы залпового огня «Инферно». Ракеты и снаряды звездопадом обрушились на ряды вражеской техники, утопавшей в красно-оранжевом шторме. По каналу связи отряда раздался возбужденный голос лейтенанта Феруса:

— Я, конечно, ожидал большого взрыва, но точно не того, что мы собираемся открыть врата прямиком в преисподнюю! Тот, кто это придумал, — настоящий дьявол. Спасибо, что хоть ни одна из спящих мин не подорвалась прямо под нами. Пришло наше время блистать, накормите остеррианцев снарядами досыта. Будем бить с максимальной дистанции. Не дайте им опомниться и не подохните сами, весь лимит по смертям мы уже исчерпали!

Не прошло и минуты, как фланговая группа вышла на запланированную позицию. Легкие танки Республики выстроились в шахматном порядке в две линии, сформировав батарею из ста пятидесяти стволов на расстоянии трех с половиной километров от вражеского войска. Юлиан расположился во втором ряду. Модификация «Гончей» «Стрелок» давала ему преимущество при стрельбе с дальнего расстояния, чего нельзя было сказать о танках модификации «Разрушитель», какая, например, была у Стефана, чья точность заметно страдала на такой дистанции. К тому моменту, как прозвучала команда открыть огонь, уцелевшие при подрыве минного поля остеррианские танки уже ринулись в их сторону, попутно паля из пушек.

Юлиан прицелился в «Саламандру», мчавшуюся в атаку позади тяжелых «Йотунов». Черная броня машины, походившей на приземистую амфибию без хвоста, издалека выглядела гладкой, словно поверхность зеркала. Лобовая часть корпуса имела V-образный изгиб. «Саламандра» остервенело вращала уплощенной башней, выискивая жертву, но стала ею сама. Он нажал на спусковой крючок на ручке управления и отправил кумулятивный снаряд точно в борт черной машины. Залп ста пятидесяти пушек прогремел для противника подобно реквиему. Кривой строй вражеских танков разлетался раскаленными осколками металла и вспыхивал яркими факелами. Подбитые машины сталкивались друг с другом. В глубине остеррианского войска виднелись объятые языками пламени фигуры людей, кружившихся в безумной пляске предсмертной агонии. Их ужасающие вопли терялись на фоне беспощадной симфонии войны.

Почти сразу стало понятно, что далеко не все остеррианские танки пали после первого залпа. Все еще многочисленный отряд боевых машин противника стремительно приближался к их позиции. Выстрелы вражеских пушек уже уничтожили полдюжины «Гончих», но потери сторон все же были несопоставимы. Юлиан отправлял в противника снаряды так часто, как только позволяла автоматическая система перезарядки. В то же время пехота и отряды механических боевых доспехов обеих сторон схлестнулись в центральной части поля боя. Количество легких «Саламандр» сократилось до пары десятков, и теперь среди врага преобладали тяжелые «Йотуны», обладавшие чуть выпуклой, словно сглаженный киль корабля, фронтальной броней и каплевидно-уплощенной башней. Вместе с управляемой людьми техникой неслась, быстро перебирая лапками, туча остеррианских дронов, вооруженных бронебойными орудиями малого калибра, парой мощных лазеров и пулеметов. Толстая броня «Йотунов» отражала залпы «Гончих» с пугающим хладнокровием. Создавалось впечатление, будто аборигены с луками и рогатками пытались пробить плотную кожу слона. Зато каждый выстрел тяжелого танка заканчивался для кого-то из эллиадцев фатально. Но когда противник оказался на середине расстояния между фланговым отрядом «Гончих» и колонной остеррианцев, то попал под интенсивный перекрестный огонь. Захлопнулась еще одна ловушка.

В игру вступили «Носороги» экспедиционного корпуса, выпустившие из пушек 165-мм калибра десятки разрушительных снарядов, что с жадностью вонзались в композитные борта вражеских танков. Гулкая канонада, порожденная духовым оркестром гладкоствольных орудий, смешалась с пробирающим до мурашек лязгом металла. Остеррианский отряд таял на глазах, но по-прежнему на полном ходу шел на сближение. Юлиан осознал, что противник намеревается использовать «Гончих» как щит, которым прикроется от мощных залпов «Носорогов».

Ферус обратился к отряду:

— Упорные, гады! Внимание на тактические экраны. Действуем согласно новой тактической схеме. Сместимся южнее и обойдем врага с правого фланга, пока наши «Носороги» прижмут их с противоположного края. Не дадим им спрятаться за нами!

Юлиан развернул «Гончую» и двинулся маршрутом, проложенным штабом. Помимо него на тактическом экране отображались приоритетные цели, подлежащие уничтожению в первую очередь, и источники наибольшей опасности. Такая доскональность в предоставлении информации напомнила ему работу штаба в их первом сражении с мятежниками. Они зашли на потрепанную группу остеррианских танков дугой. Отряды «Гром» и «Молния» бок о бок устремились в разрозненный строй противника, пронзая того снарядами. Впрочем, реальность была далека от красивых схем, изображенных на экране. В действительности они окунулись в хаос сражения, где боевые машины стреляли друг в друга на ходу и демонстрировали чудеса маневрирования. Юлиан сменил тип боеприпасов на скудные числом бронебойные оперенные подкалиберные снаряды, обладающие исключительной проникающей способностью на близкой дистанции благодаря малой площади поперечного сечения и наконечнику из обедненного урана.

— Что бы ни случилось, держимся вместе, — обращаясь ко взводу, Юлиан заметил, как на тактическом экране вспыхнула одна из меток. — Огонь по Йотуну на девять часов!

Остеррианский тяжелый танк только что разделался с «Гончей», поэтому не успел развернуть башню, прежде чем тыл его корпуса прошили четыре снаряда. Топливный отсек, заполненный сжиженным водородом, сдетонировал, разорвав гиганта на части. Паукообразный боевой дрон подкрался к борту «Гончей» Стефана, но перед тем как тот успел впрыснуть взрывоопасный яд в металлическое тело жертвы, его располовинило сфокусированным лазерным лучом, выпущенным из танка лейтенанта Феруса. В поле зрения Юлиана попали две «Саламандры». Легкие танки ловко сражались в паре. Один из них уже не мог двигаться и походил на помятую консервную банку.

— Стефан, Майя, займитесь «Саламандрой» на восемь часов, я разберусь с той, что на двенадцать. Белла, прикрывай нас с тыла.

Златовласая девушка раздробила боевого дрона выстрелом из пушки, пока автоматизированный лазер ее «Гончей» разрезал механические лапки другой насекомоподобной машины. Юлиан нажал на спусковой крючок и дернул ручку управления, резко смещаясь влево. Прогремело два выстрела, но только один попал в цель. Снаряд с лязгом пробил борт «Саламандры» и разорвался внутри.

Как только Стефан и Майя покончили со своим противником, боевой дрон-арахноид, высотой не превосходивший человека, прорвался через сумятицу битвы и выстрелил из ствола 72-мм калибра по танку кудрявой девушки. По полю боя пронесся жуткий звон металла. Попадание едва не стало для нее фатальным, но снаряд прошел по касательной траектории. «Гончая» отделалась лишь глубокой вмятиной на корпусе. Боевой дрон активировал лазер, но его тотчас снесло перекрестным градом 14-мм пуль, выпущенных танками Стефана и Юлиана.

— Майя, ты в порядке? — послышался взволнованный голос Стефана.

— Я думала, что мне конец.

Красные пиктограммы стремительно гасли на экране. Ситуация на центральном участке поля боя выглядела для остеррианцев еще более удручающе. Кассетные боеприпасы разделялись в воздухе и обрушивались в самое сердце вражеских порядков нескончаемым убийственным ливнем. Внезапно периферия тактического дисплея вновь засияла красным.

— Они обезумели?! На нас идет подкрепление противника! Срочно отходим к Носорогам, иначе по нам ударят с фланга.

Мысленно Юлиан приготовился к новому столкновению, хотя за какие-то тридцать минут сражения уже истратил половину боезапаса. К его удивлению, вражеское подкрепление развернулось на полпути и так же быстро, как и возникло, убралось восвояси. Вместе с ним начали отступать и основные силы остеррианцев.

— Хорошая работа, дамы и господа. А теперь уходим к точке сбора, — удовлетворенно произнес лейтенант Ферус.

Юлиан глубоко вздохнул, только сейчас осознав, насколько душным стал воздух в кабине.

Глава 22. Кровь на руках и трещины в фундаменте.

Экспедиционному корпусу потребовалось не меньше часа, чтобы подсчитать потери, забрать с поля боя раненых, в том числе почти сотню пленных остеррианцев, и, наконец, выдвинуться на север. Победоносное сражение было разыграно как по нотам, и, казалось, о большем и мечтать не приходилось, но Алан не ощущал ни радости, ни гордости за свой личный вклад. Напротив, он задавался тяготившими его вопросами. Можно ли было обойтись без кровопролития? Не предложи он ловушку с деактивированным минным полем, которое практически невозможно было обнаружить при беглом сканировании местности, решился ли бы тогда генерал-майор Бергман на сражение? Не вступи они в бой с остеррианцами, сколько жизней удалось бы сохранить?

Противник потерял на поле боя восемь тысяч человек, а экспедиционный корпус — одну десятую часть от этого числа. Не замани они остеррианцев в ловушку, возможно, соотношение оказалось бы обратным. Но чем жизни эллиадцев ценнее остерианских?

Существовало ли правильное решение? Нет. Лишь выбор, правильность которого зависит от точки зрения. Существовало ли лучшее решение? Конечно, как и всегда.

Он взглянул на свои руки, которые еще никогда не казались ему такими неподъемными, и опустил ладони на стол, чтобы унять дрожь. Когда Алан поднял глаза, то вздрогнул от удивления: над ним склонился полковник Годвин.

— Лейтенант Верро, отличная работа. Сегодня вы второй раз спасли экспедицию. Похоже, это уже вошло у вас в привычку, — заместитель главы экспедиции похлопал его по плечу. — Мне определенно нравится ваш нестандартный образ мышления. Никогда бы не подумал, что кто-то всерьез предложит сделать экспедиционный корпус приманкой, чтобы заманить врага на «спящее» минное поле.

— Это была рискованная затея, но глава инженерных войск экспедиции сказал, что опасность самопроизвольной детонации мин близка к нулю, поэтому…

— Поэтому это и было замечательной идеей — она сработала как надо. К тому же мы с генерал-майором Бергманом доверяем суждениям полковника Истариса. Он — надежный человек и опытный военный инженер. Кстати, вы интересуетесь историей?

Алан моргнул, глядя в голубые глаза полковника Годвина:

— С тех пор, как научился читать. Почему вы спрашиваете, сэр?

Полковник с медными волосами улыбнулся.

— Ваша идея использовать «Гончие» на флангах, чтобы разделить и выманить вражеские танки под перекрестный огонь, чем-то напомнила мне то, как в древности использовали конных лучников. Не нужно делать такое удивленное лицо. Я, между прочим, и сам не прочь погрузиться в дни далекого прошлого перед сном, — он подмигнул Алану. — Так держать.

Генерал-майор Бергман, что-то обсуждавший с майором Райкетом, подошел к командирскому столу. Поскольку опасность миновала, а до места ночной стоянки оставалось еще около пяти часов пути, глава экспедиции, на голову возвышавшийся над Аланом, отправил большую часть штабного персонала отдыхать в жилой отсек. Один за другим, шаркая подошвами сапог о металлический пол, помещение покинули полковник Годвин, который позднее сменит Бергмана на посту, члены информационно-тактического подразделения, а также некоторые операторы систем связи и наблюдения. Алан задержался, чтобы утолить любопытство. Он дотронулся до засаленных черных волос и подумал, что пора бы принять душ, поднялся на ноги и повернулся к генерал-майору, чья могучая фигура восседала в кресле, подобно воину-королю из древних легенд.

— Ваше Превосходительство, могу я задать вопрос? — Бергман кивнул, не меняя выражения лица. — Почему вы были уверены, что остеррианцы захотят вступить с нами в бой? Если у них не было значительного численного преимущества, тогда почему бы им просто не следовать за нами по пятам, пока с юга не подойдет подкрепление, или не отрезать нам путь на север, а затем напасть на нас совместными силами? Зачем идти на ненужный риск?

Генерал-майор Бергман на секунду задумался, после чего едва заметно улыбнулся, словно что-то осознав. Он посмотрел на Алана, как взрослый на наивного ребенка:

— Какие люди обладают властью? Будь то армия или любая другая сфера деятельности, почти всегда это те, кто к ней стремится. Но таких людей много, и каждый должен как-то возвыситься над конкурентами. Для военных нет лучшего места, чтобы выделиться на фоне остальных и обрести славу, чем поле боя. И мы предоставили такую возможность для командира остеррианцев. То, чего он желал, пришло к нему прямо в руки, и ему не хватило трезвости рассудка, чтобы противостоять искушению. Конечно, все могло сложиться иначе, но в итоге действия противника соответствовали нашим ожиданиям.

Алан опустил голову, задумавшись:

— Интересно… если понимать, что движет человеком, то можно до определенной степени точности предсказывать его поведение. Я знал об этом, но все же не был уверен, что противник поведет себя настолько иррационально. Благодарю за ответ, Ваше Превосходительство.

— Это придет с опытом, а сейчас отдыхайте.

Как только Алан отдал честь и направился в жилой отсек, глава экспедиции откинулся на спинку кресла, будто прижатый многотонным прессом.

Отпирая узкую металлическую дверь своей каюты, он краем глаза заметил, что дверь напротив него была приоткрыта. В щели промелькнула хорошо сложенная, но некрупная фигура Теоса.

На голове молодого лейтенанта выделялась посеревшая повязка, китель из искусственного шелка был опален в нескольких местах, будто о него тушили окурки, а порванные края рукава ощетинились растрепанными нитями. Дверь захлопнулась за Теосом до того, как Алан решился произнести хоть слово. Перешагивая через высокий порог, он забыл пригнуться и ударился лбом о стальной дверной косяк. Алан простонал от боли, колоколом зазвеневшей в голове, потер место ушиба и, коря себя за неуклюжесть, заперся внутри крохотного помещения, похожего на узкую кладовую.

С потолка комнатки струился бледный свет электрической лампы. Все убранство составляли компактная раскладная койка, угловатая тумбочка, умещавшаяся рядом с изголовьем, и три крючка для одежды, висевшие на стене. В его воображении именно так выглядел бы карцер одной из эллиадских тюрем, но учитывая, что сейчас он находился вдали от цивилизации, то такие условия можно было считать верхом мечтаний. Алан повесил китель на крючок, нащупав на гладкой ткани пару выжженных участков и не меньше полудюжины мелких царапин, снял и положил наручный компьютер «Квадрос» на тумбочку и рухнул на застеленную матрасом койку. Тяжелая голова, притупленность сознания и чувство палящей горечи внутри перекрывали сонливость, не давая ему немедленно погрузиться в безмятежное царство Гипноса. Сомкнув веки, он предался размышлениям. Первым делом в сознании всплыл сегодняшний разговор с Теосом.

Эх, если бы я только умел выражать свои чувства.

Его терзало многое. Он не сумел поддержать товарища в трудную минуту, не показал, что тот не одинок в своей скорби, и разработал план, который привел к истреблению почти девяти тысяч человек.

И даже если таким образом он спас столько же людей с другой стороны, то можно ли назвать это благим делом? Он был не в силах разорвать порочный цикл, а лишь обменял одни жизни на другие. Мир по-прежнему вращался по законам насилия, согласно которым каждая новая жертва служила источником ненависти и причиной мести, что подпитывали дальнейшее кровопролитие.

Алан запрокинул руки за голову.

Неужели мне суждено быть частью нынешнего миропорядка? Нежели все мои попытки что-то изменить заранее обречены на провал?

Он не считал себя эгоистом. Для него существовали вещи намного важнее его незначительной жизни, которая являлась лишь крохотной каплей в необъятном океане человеческих судеб. Алан верил, что его скромное существование меркнет в сравнении с блистательным сиянием истории рода людского. Выкованные в раскаленном горниле цивилизации, омытые океанами крови, усеянные горами трупов, сдобренные бесчисленными благими намерениями и деяниями интеллектуальные достижения цивилизации имели для него высшую ценность, равно как и жизнь каждого человека в отдельности. Однако вершина человеческой мысли — права человека и идеалы свободы, равенства, справедливости, как и другие, порожденные тысячелетиями раздоров, угнетения и борьбы за светлое будущее. Идеалы бесконечно прекрасные, растущие вместе с самим человечеством и, в конце концов, недостижимые.

Алан не раз задумывался: почему Республике приходится только мечтать об идеалах, которые она сама же когда-то и провозгласила? Является ли народное большинство источником власти в Эллиаде или же бразды правления давно попали в руки элитарного меньшинства? Иначе говоря, жива ли демократия или дух ее поглотили ненасытная жажда власти, невежество и безразличие? Как дошло до того, что любимое дитя Республики, армия, страдает от недугов столь тяжких, что даже ее столпы, генералы, заводят собственных людей в ловушку под видом экспедиции, а вражеские войска незамеченными подбираются вплотную к ее границе? Еще коротая вечера за воротами школы-интерната, Алан всерьез размышлял о поворотной точке в истории, с которой порча пустила корни в государстве, некогда разгоревшемся на руинах старого мира факелом надежды. Он перебрал сотни исторических книг, статей и видеоматериалов, но так как все они прошли через беспощадную цензуру, то находились от истины в лучшем случае на расстоянии вытянутой руки. Тем не менее, проведя бесчисленные часы в попытках понять текущий порядок вещей на основании прошлого, он нарисовал в уме, как ему казалось, правдоподобную картину минувших лет.

Территории Земли, отдаленные от центров политической и экономической жизни, пострадали в Ядерной Катастрофе, разразившейся 139 лет назад, или в 2049 году по старому летоисчислению, в меньшей степени, так как избежали прямых ядерных ударов, однако от радиоактивного заражения, ядерной зимы и ожесточенной борьбы за ресурсы не удалось укрыться даже там. Стоило бы ожидать, что вчерашняя периферия цивилизации — хотя на тот момент в мире почти не осталось стран, не вовлеченных в военные, экономические и политические альянсы, — возвысится над павшими гегемонами, но в итоге этого не случилось. По крайней мере, новые доминирующие центры силы, помимо Республики Эллиад, Вестландского Альянса, Остеррианского Союза и Лигура, до сих пор не вышли на мировую сцену. Алан, как и многие исследователи до него, задавался вопросом: почему же этого не произошло? За более чем полвека была высказано множество гипотез, но точного ответа никто дать так и не смог.

Кроме внутренних конфликтов, обусловленных дефицитом «чистых» ресурсов, и болезней, связанных с радиоактивным облучением и недостатком солнечного света, иная причина, препятствовавшая возвышению наций, судя по всему, крылась в таинственном проекте, получившем от эллиадских и вестландских исследователей название «Небесный Занавес». Впрочем, информация о нем по-прежнему скудна, а цели его неизвестны.

Единичные исторические хроники, затрагивающие период между Ядерной Катастрофой и основанием Республики Эллиад, который именовался «Темными годами», гласят, что «Небесный Занавес» пришел в действие в течение года после гибели старого мира.

Колоссальная сеть наночастиц-ретрансляторов создала в нижних слоях атмосферы «купол», генерирующий сильные электромагнитные помехи, поля Закриса, что, предположительно, нарушило обмен информацией по всему земному шару. Так, человечество погрузилось в туман неведения. Мир вновь стал «маленьким», как в незапамятные времена, а многовековые культурно-исторические связи канули в Лету. Ученые и по сей день пытаются понять, как поддерживается непрерывная работа «Небесного Занавеса», где находится источник сигнала электромагнитных помех, который ретранслируется наночастицами, а также каковы причины запуска проекта и способы его выключения. Однако, несмотря на все тяготы судьбы и жестокость нового мира, цивилизация возродилась из руин. 128 лет назад на пригодных для жизни землях западного побережья Балканского полуострова из смешения народов прошлого была основана Республика Эллиад. Во главе новой нации встал харизматичный политик, талантливый руководитель и состоятельный бизнесмен Александр Адриатис.

Просматривая архивные видео, Алан даже через экран ощущал неиссякаемую и заразительную энергию, исходившую от отца-основателя. Недаром тот сумел объединить вокруг себя десятки тысяч совершенно разных людей, многократно расширить территории молодой Республики и создать конституцию, основанную на принципах республиканской демократии в одичавшем мире. Правление первого лидера длилось двенадцать лет и пришлось на тяжелейшую эпоху для человечества. Уже в тот период был учрежден Высший Совет — главный орган исполнительной и законодательной власти в государстве, а народ начал сливаться в единообразную общность, именуемую нацией. Александр Адриатис скончался от рака желудка через два года после того, как официально отошел от дел, на тот момент ему было семьдесят шесть лет.

Вторым Верховным председателем стал один из приближенных основателя Республики, шестидесятилетний Ахмет Хаса. Сразу после победы на выборах он переименовал столицу из Тираны в Александрию. Ахмет Хаса продолжил политику своего предшественника, делая упор на формирование национальной идентичности, единой системы здравоохранения и образования. Молодая Республика вела открытую миграционную политику, пытаясь обеспечить прирост населения. Несмотря на бурю электромагнитных помех, новость о новой колыбели цивилизации разлетались по соседним территориям благой вестью, гонимой теплым ветром перемен.

Люди потянулись к надежде, мечтая о безопасности и сытой жизни. Население стремительно росло, и при следующих правителях Эллиада приток иммигрантов только усилился. В ближайшие порты континента даже начали отправлять специальные корабли, так называемые «Ковчеги». В их задачи входило привлечение населения и его перевозка на территорию Республики, что способствовало и без того пестрому этническому разнообразию. Однако темпы роста населения превзошли даже самые смелые ожидания, и на пятьдесят четвертом году существования государства разгорелся крупнейший за десятилетия кризис. Свою лепту внес и разразившийся в то время неурожай, обернувшийся массовым голодом. По всей стране вспыхивали протесты, которые часто переходили в восстания граждан, возмущенных ростом цен и дефицитом продовольствия. Гнев народа был направлен на многочисленных иммигрантов и правительство. Для подавления мятежей была задействована эллиадская армия, но и этого оказалось мало. Тогда власти Республики во главе с седьмым по счету Верховным председателем Ионнидисом пошли на отчаянный шаг, официально закрепившим неравенство в государстве. Дабы успокоить волнения среди граждан, Высший Совет внес изменения в конституцию и создал категорию населения, ныне именуемую Жителями Республики, куда вошли иммигранты. Спустя несколько месяцев шторм утих, но фундамент нации дал первую серьезную трещину.

Граждане в те дни составляли подавляющее большинство населения, а потому, когда законодательно закрепилось их привилегированное по сравнению с Жителями Республики положение, они посчитали свои интересы справедливо удовлетворенными. Так, за ними остались все ранее принадлежавшие им права, включая избирательное, которого лишилось новое сословие, а срок обязательной службы в армии, как и в настоящее время, равнялся двум годам. Тремя годами позднее титул «Почетный гражданин», учрежденный еще при Александре Адриатисе, стал наследственным, оформившись в малую, но чрезвычайно влиятельную касту, что дало вторую трещину в фундаменте нации.

В 59 году от основания Республики был утвержден официальный государственный язык, получивший название Общее эллиадское наречие. Его разработка заняла около двадцати лет, и еще вдвое больше потребовалось для внедрения его в практику. В основу эллиадского наречия легли английский и греческий языки с заметной примесью албанского и других региональных языков Балканского полуострова. 72-84 года от основания Республики считаются периодом процветания государства, или, как это принять называть историками, «Золотой дюжиной». На те счастливые для нации дни пришелся срок правления тринадцатого и четырнадцатого Верховных председателей Алоиса Хольма и Константина Фельвиса. В этот период интенсивного развития массовое распространение получили заводы по производству синтетической пищи, высокоэффективные гидропонные фермы с искусственным освещением, имитирующим солнечное, и доступные для граждан методы генной инженерии. Последние поначалу использовалось только в медицинских целях, что позволило излечить большинство наследственных заболеваний и увеличить общую продолжительность жизни населения.

Годы спустя сословие Почетных граждан нашло технологии генетического редактирования другое применение. Элита Республики стала практиковать изменение ДНК как для создания «совершенного» потомства, так и в эстетических целях, формируя характерные для семей Почетных граждан черты внешности.

Вопреки надеждам эллиадцев, эпоха Процветания не была вечной. Интенсивное развитие сменилось тринадцатилетним периодом стагнации, а оптимистические настроения — всеобщим пессимизмом. Одно правительство приходило на смену другому, но положительные изменения так и не наступали.

Грезы о светлом будущем обернулись протестами граждан и полномасштабными восстаниями Жителей Республики. Уже тогда начался бурный рост численности армии и расходов на вооруженные силы и полицию.

Масло в огонь подлило и принятие закона «О политических правах Почетных граждан» в 87 году от основания Республики, согласно которому места в Высшем Совете, как и пост Верховного председателя, могли занимать лишь Почетные граждане, что объяснялось необходимостью закрепления принципа меритократии на законодательном уровне. Когда-то Почетными гражданами становились лишь за заслуги перед нацией, а не наследственным путем, однако представителями этого сословия активно распространялось мнение о том, что среди них по-прежнему сконцентрированы все таланты рода человеческого. Это стало третьей трещиной в фундаменте. В 96 году с основания Республики правительство во главе с восемнадцатым Верховным председателем Луи Пьеро объявило о новой, беспрецедентной волне экспансии. Тогда львиная доля накопленной для подавления восстаний армии обратила воинственный взора ко внешним рубежам. Но чтобы не допустить нового скачка напряженности в Республике, к тому времени напоминавшей большую пороховую бочку, была создана еще одна категория населения — Кандидаты на проживание. В нее вошли подлежащие перевоспитанию «дикари», которых обязали заслужить свое место под солнцем цивилизации. А до тех пор они не имели никаких прав и лишались возможности свободно перемещаться в пределах государственных границ. Таким образом, в фундаменте Республики Эллиад появилась четвертая крупная трещина. 32 года назад Республика вступила в эпоху Экспансии, которая продолжается и поныне.

Едва ли даже в самом жутком кошмаре Александру Адриатису могло присниться, что в основанном им государстве из 39 миллионов населения только 10 будут иметь статус граждан, а прочие станут людьми второго и третьего сорта, не говоря уже обо всем остальном. Что ж, как писал классик старого мира: «Такова судьба всех республик — они забывают, с чего начинали».

Алан сложил руки в замок на груди, покачиваясь на койке в такт с мобильным штабом. Течение уносило его сознание от берега ясности к горизонту беспамятства. Он воображал, будто лежит на мягкой кровати в своей комнате общежития. Последняя мысль о друге проскользнула в увядающем разуме: «Интересно, как там сейчас Дин? Искренне надеюсь, что его служба не столь богата на события, как моя».

Глава 23. Ключ к памяти.

В девять часов вечера экспедиционный корпус разбил лагерь у подножия холма, на котором восседало заброшенное поселение. Предварительная разведка подтвердила безопасность территории, но углубленное исследование руин города все еще продолжалось. Поляну рядом с протекавшей здесь рекой уже заполонили ряды зеленых палаток. Юлиан утолил голод черствой пищей из сухпайка, искупался в реке, как и сотни солдат помимо него, и наблюдал, как прохладные воды, уносимые шустрым течением, поблескивали в ярких лучах прожекторов.

Чуть поодаль от песчаного берега из полутьмы прорисовывались очертания потрескавшегося бетонного причала. Точно сгорбленный старик, на нем стоял погнутый фонарный столб. Блеклые склоны холма, покрытые каменной порослью построек, тонули в густой мгле. Сквозь нее прорывались копья света, испускаемые фонариками разведывательных групп и парящими над городом дронами. Последние десять лет среда обитания Юлиана ограничивалась забором коррекционного лагеря, однако его всегда тянуло за пределы большой клетки, умещавшей пятьдесят тысяч человек. Он повернулся в сторону старого поселения. Гнездившийся на холме город-призрак взывал к воспоминаниям из прошлой жизни, манил к себе забытыми голосами из той далекой поры, когда он с семьей бродил по задворкам цивилизации. То ли это место, где он в последний раз видел родителей? Вероятность этого ничтожна. Тем не менее, он намеревался удостовериться в этом лично. Удалившись от реки, он наткнулся на Дариуса.

— Так и знал, что ты здесь! Остальные тебя потеряли. Любишь же ты исчезнуть, не сказав ни слова.

— Вы всегда можете связаться со мной, — Юлиан постучал пальцем по тонкому полупрозрачному обручу, проходившему отзатылка к ушам.

— Дело не просто в связи. Когда же ты наконец поймешь… — Дариус покачал головой. — Так волк-одиночка уже нагулялся?

— Нет, я иду к лейтенанту. Мне нужно попасть в город.

— Ты спятил? Чудо, что мы еще что-то соображаем и способны кое-как перебирать ногами. Ты же рухнешь прямо по дороге. Да и вообще, какого ты там забыл?

— Город кажется мне знакомым. Мне нужно проверить это самому.

Дариус упер руки в бока:

— Всегда ты себе на уме... Так и быть, можешь больше меня не упрашивать, я с тобой.

— Нет уж, спасибо. Я не собираюсь тащить с собой лишний груз.

Кареглазый парень ухмыльнулся:

— Мы еще посмотрим, кто здесь груз. Пойдем, тебе все равно от меня не отвертеться.

Связавшись с лейтенантом Ферусом, они подошли к палатке, где застали его роющимся в вещах.

— Сэр, разрешите присоединиться к расширенной разведке местности, — обратился к нему Юлиан.

Офицер в темно-зеленой форме выпрямился и взглянул на них, прищурившись:

— За сегодня вы дважды побывали в бою и весь день тряслись в металлической коробке. И вам этого мало?

Дариус пожал плечами:

— Не смотрите на меня. Я сказал ему то же самое.

Юлиан спокойно ответил:

— После дня в кабине вечерняя прогулка не повредит.

— Серьезно? Все мы здесь попали в передрягу, достойную самых жарких дней Остеррианской войны, но вам, шестерым зеленым юнцам, досталось даже больше остальных. Тот факт, что вы вообще живы, — фантастическое везение. Мне без разницы, почему вам так не терпится выбраться за пределы лагеря, вот только удача — штука переменчивая, и в следующем бою я бы на нее не рассчитывал, а вот собственные силы, которые неплохо сберечь, пришлись бы весьма кстати.

— Это не займет много времени. К утру мы будем в порядке, — сказал Юлиан.

— Валяйте, я вам не нянька. Считайте, что у вас уже есть разрешение присоединиться к разведке, — Ферус махнул рукой и опять полез в палатку.

Юлиан и Дариус устало шагали по широкой запустевшей улице, медленно поднимаясь на холм, склоны и вершину которого занимали руины поселения. Изредка им на глаза попадались разведывательные отряды, состоящие из четырех человек. Бойцы в коричневой и темно-зеленой форме сновали среди каменных груд и побитых временем фасадов зданий. Пучки света отражались от желтовато-серых стен дряхлых домов, на которых, точно в театре теней, проскальзывали искаженные человеческие силуэты. Уже через десять минут они добрались до той части городка, что когда-то, по всей видимости, была его центром. На вершине холма их встретили небрежные заросли кустов и трава высотой с человеческий рост. Бледно-желтые цветки раскрывались среди зелени, подобно зонтам в дождливую погоду. В беспризорном саду находился пересохший фонтан с шаром из черного мрамора внутри. Над бурной растительностью возвышалось изящное светлое здание с колоннами и балюстрадой, обвитое виноградными лозами и накрытое покрывалом из ромбовидных листьев плюща.

Дариус громко присвистнул, когда сорвал зеленое яблоко с ветки. В то же время Юлиан не чувствовал ничего, кроме ожидаемого разочарования и внутренней пустоты. Он убедился, что никогда здесь не был. Несмотря на внешнее сходство, изнутри этот город отличался от поселения из воспоминаний так же сильно, как и он от своего прежнего «я». Здесь не было ни высокой башни с циферблатом, ни ржавого остова автобуса возле памятника, ни детского восхищения увиденным.

— Ну как, нашел то, что искал? — Дариус откусил половину недоспелого яблока, а затем поморщился и выбросил огрызок в траву.

— Нет.

— Может, наконец расскажешь, для чего затеял эту прогулку?

Юлиан дал ответ после затянувшегося молчания:

— Прошлое ускользает от меня, и чем больше времени проходит, тем меньше остается от того человека, каким я когда-то был. Я думал, что если пойду по следам прошлого, то смогу вернуть потерянное… смогу вспомнить лица родителей.

Задумавшись, Дариус стал расхаживать по кругу.

— Я вообще ни черта не помню о себе до лагеря, кроме того бреда, что мне приснился, и знаешь… разве не все равно? Главное, кто ты сейчас и кем хочешь быть. Кому нужны старые воспоминания, когда можно создать новые? Особенно если у тебя для этого есть неплохая компания под боком, — крепкий юноша улыбнулся и указал больший пальцем на себя. — А в лагере тебя ждет семья, твой брат — на редкость славный малый.

— Да, Оливер не такой, как я, и он не должен пойти по моим стопам. Поэтому моя задача — дожить до того дня, когда он станет свободным и сам сможет выбирать свой путь.

— А потом? Думаешь, после этого вдруг он перестанет нуждаться в старшем брате? Ты же не бросишь его одного в незнакомом мире.

— Я умею сражаться и выживать. Такова моя роль. Больше я не могу ему ничего предложить.

— Это уже немало. Остальному научишься, когда твоя служба закончится.

Юлиан посмотрел другу в глаза:

— Свободная жизнь не для всех.

Дариус остановился:

— Может, и так, но пока не попробуешь — не узнаешь, — ветер с воем пронесся по городским руинам, высокая трава склонилась под его силой, а ветви яблонь нервно затрепетали. — Когда я увидел тебя впервые, то подумал: «Этот красноголовый вечно ходит один, сколько же он о себе возомнил». Но когда пригляделся, понял, что дело совсем в другом. Что бы ни творилось в лагере, как бы много крови ни лилось вокруг, сколько бы на тебя ни кидалось местное зверье, ты всегда оставался самим собой и других не давал в обиду, потому так и бесил лагерную шпану. Хотя дело не только в этом: яркую копну на твоей голове трудно было не заметить даже издалека, а странные глаза нагоняли на всех жути. — На миг рот Дариуса искривился в ехидной ухмылке. — Как же мне надоедал их вездесущий взгляд… Но кто знает, если бы они не следили за каждым моим шагом, кем бы я сейчас был. Кем бы я стал, если бы в тот день не решил вмешаться в драку и спасти твою шкуру. С тех пор ты ни капли не изменился — все тот же ужасно упертый тип, который каждый раз добивается своего, какую бы цель перед собой ни поставил. Если уж тебе что-то не по силам, то не по силам никому.

Юлиан замер, будто не замечая присутствия друга, перевел взгляд на травяные заросли, согнувшиеся под напором ветра, а затем коснулся ладонью лба и рассмеялся:

— «...каждый раз добивается своего, какую бы цель перед собой ни поставил?» Будь это правдой, мы бы с тобой здесь не стояли. Когда мы впервые встретились в лагере, зачем ты заступился за меня в драке?

— Сам знаешь, лагерь — место опасное, в одиночку долго не протянуть. Ну… я и прикинул, что этому красноголовому чудику можно доверить свою спину. Годы показали, что я не прогадал.

— Выходит, я прикрываю тебе спину уже десять лет… Надо будет выставить тебе счет за свои услуги.

Дариус замахал руками:

— Да ты обнаглел! Я спасал тебя больше раз, чем у тебя пальцев на руках и ногах, вместе взятых!

Улыбка тронула губы Юлиана.

— Но у меня больше трех пальцев, а вот у тебя на счету уже столько лет долга… — он поочередно показал три пальца, а потом десять.

Парень с бронзовой кожей закатил глаза:

— Ну что ты за человек... ты вообще слышал, что я сказал до этого?!

Юлиан развернулся в сторону лагеря экспедиции:

— Я все слышал. Пора возвращаться, здесь больше нечего искать.

Глава 24. В поисках надежды.

Прихрамывая, Теос спустился по широкой металлической рампе вслед за Аланом. Он все еще не полностью пробудился ото сна, в который погрузился тотчас, как упал на койку. Однако едва он раскрыл глаза от сигнала, оповещавшего об остановке экспедиции на ночной привал, его разум прояснился достаточно, чтобы осознать, что ему нужно сделать.

— Алан, подожди!

Парень с влажными волосами, чернеющими, подобно стае ворон, обернулся.

— О, Тео, тебе уже лучше?

— А, да... намного. Правду говорят, что сон — лучшее лекарство, — он нервно улыбнулся, прикоснувшись к штанине. — Слушай… прости меня, я был неправ и наговорил тебе всяких гадостей.

Алан улыбнулся в ответ, неловко помотав головой:

— Все нормально, я знаю, что ты не хотел зла. Я и сам виноват, что не смог объясниться с тобой по-человечески.

Теос почувствовал смесь облегчения и восхищения, глядя на скромного и понимающего товарища.

— Нет, ты здесь ни при чем. Это я не справился с эмоциями. И забудь, как я сказал о том, что якобы ты виноват в кровопролитии из-за той тактики, которую ты предложил. Все наоборот. В отличие от меня ты действовал ради других и тебе есть чем гордиться. Твой ум уже не раз спасал наши жизни.

— Да, пожалуй, и спасал тоже… — задумался Алан, посмотрев себе под ноги. — Но не только мой, а наш. Ты, Ник, Марианна и я — мы с самого начала действовали как одна команда. По правде говоря, мне было любопытно докопаться до истины во всей этой истории с мятежниками и пропавшей экспедицией, но я не думал ни о каком спасении жизней и не решился бы ступить ни шагу, если бы не вы.

Теос отвел взгляд в сторону:

— Главное, что ты действовал, а не сидел сложа руки и предавался бесплодным мечтаниям… Кстати, ты ведь шел в госпиталь?

Алан кивнул, после чего они вместе поспешили в ближайший мобильный госпиталь, а затем попытали удачу еще в двух, но, как оказалось, к каждому из них уже тянулась вереница людей, уходившая вдаль не меньше, чем на сотню метров. Отчаявшись, они отложили эту затею и решили первым делом отужинать. Теос в компании Алана со зверским аппетитом поглощал рис с говядиной, обильно сдобренный острым соусом карри, и запивал все это стаканом горячего чая, пар от которого приятно согревал его лицо. Он смаковал каждую ложку и каждый глоток, словно это был его последний ужин. Вкус пищи ощущался необычайно насыщенным. Освежающая вечерняя прохлада стелилась по коже, пробуждая рассудок. На поверхности жидкости он увидел собственное отражение, вид которого его совсем не обрадовал.

Теос распрощался с Аланом, сказав тому, что сначала ему нужно наведаться к отряду «Молния», чтобы, по заветам майора Райкета, лично наладить контакт с теми, кто рискует своими жизнями на поле боя, в том числе с последними выжившими из отряда «Молот», который он курировал до роковой засады. Однако в произнесенных словах была лишь доля правды. Его истинное намерение имело куда более личный характер, поэтому он не стал упоминать о нем вслух. Тем более, оно было сродни абстрактному, едва ли не мистическому желанию, рожденному в таких глубинах подсознания, которые он и сам не в состоянии был осмыслить.

Алан понимающе покачал головой, и Теос выступил в направлении реки, где находилось место ночлега отряда «Молния», отмеченное в его наручном компьютере. Он проходил через палаточный городок, раскинувшийся настолько далеко, насколько в полутьме позволяли увидеть глаза. Вдоль троп, разрезавших лагерь на дольки, точно куски пирога, светили короткие переносные фонарные столбы. Вокруг стояла убаюкивающая тишина. Лишь изредка до ушей доносились вялые голоса солдат, кучковавшихся возле палаток. Оставшись в одиночестве, он вновь ощутил прилив боли и отчаяния. В его сознании раз за разом проигрывались последние мгновение жизни Марианны и Ника, поглощенных огненным вихрем. Он ускорил шаг навстречу свету надежды.

Впереди из мрака стали проглядывать фигуры в коричневой форме. С каждым шагом усталость все сильнее стремилась прижать его израненное тело к земле, но он продолжал гнаться за лучезарным образом девушки, которую видел лишь единожды, в призрачной надежде, что встреча с ней развеет тьму, поселившуюся в его сердце.

Теос, привыкший к опрятности, привел себя в порядок перед выходом из штаба, но все еще не мог взглянуть на свое отражение без грусти. Он ощущал на себе брошенные вскользь взоры Вольных, заметивших в своих владениях инородный элемент, эллиадского гражданина. В любой другой ситуации его бы уже одолели волнение и чувство собственной неуместности, однако сейчас усталость играла ему на пользу, поскольку притупляла чувства, низводя волны тревоги до легкой ряби на поверхности сознания. Теос сверился со схемой на наручном компьютере «Квадрос», понял, что наконец добрался до нужного места, и стал всматриваться в лица. Через несколько секунд он заметил двух молодых офицеров в темно-зеленой форме. В мужчине с роскошными каштановыми волосами он признал лейтенанта Феруса, командира отряда «Молния», профиль которого ранее просматривал в базе данных экспедиции.

Он подошел к офицерам, болтавшим между палаток. Лейтенант Ферус, бурно жестикулировавший, обернулся и поднял изогнутые брови. Теос представился, поприветствовал их и отметил выдающиеся успехи отряда в сегодняшнем сражении. Спокойный офицер с аккуратно уложенной светлой шевелюрой и добрыми голубыми глазами назвался лейтенантом Лазаревым, командиром танкового отряда «Гром». Как ни странно, Ферус и Лазарев не выказали ни капли враждебности к чужаку и даже ответили ему взаимной похвалой, указав при прощальном рукопожатии в направлении выживших бойцов из «Молота». Ферус бросил напоследок: «Так держать, лейтенант Галиан, совместными усилиями мы выберемся из этой задницы!»

Приободренный неожиданным добродушием офицеров, он прошел два десятка метров, как в глаза ему бросились те самые золотистые волосы прямиком из сна, что выглядывали из-под зеленоватого навеса палатки. Забыв об усталости, бремени потерь и веянии смерти, он почувствовал, как сердце яро заколотилось в груди. Он вобрал побольше воздуха и шагнул вперед.

На согнутых коленях девушки лежал раскрытый альбом. На верхней странице виднелся аккуратно выполненный портрет парня с легкой щетиной, обрамлявшей узкое лицо. Бледные руки мастерски орудовали автоматическим карандашом, внося в произведение искусства финальные штрихи. Переставляя внезапно задеревеневшие ноги, Теос обходил палатку, пока не оказался напротив девушки поразительной красоты. Даже тяжелая жизнь не оставила на ее фарфоровой коже ни единого изъяна. Идеальная внешность напоминала шедевр великого мастера, высеченный на века. Взгляд широко раскрытых сапфировых очей устремился на него. Девушка тут же отложила альбом и вскочила на ноги, еще до того, как Теос успел вымолвить хоть слово. Лишь когда она предстала пред ним — усталая, но при этом удивленная, очаровательная, — он, с трудом сдерживая трепет, произнес:

— Добрый вечер, Иза… Белла. Не знаю, помните ли вы меня, я лейтенант Теос Галиан, мы уже виделись в первый день экспедиции. Я обсуждал тактику с лейтенантом Ферусом и решил зайти к вам. Я сожалею о том, что произошло с вашими товарищами из отряда «Молот». Прошу прощения, что не смог помочь вам, когда был нужен больше всего.

Теос чувствовал себя так неловко, словно пытался пригласить девушку на свидание, что случалось с ним всего трижды в жизни и никогда не заканчивалось ничем хорошим. Однако тревожные мысли вмиг улетучились, едва на красивом лице Беллы показалась радушная улыбка.

— Рада видеть вас вновь, сэр. Вам не в чем извиняться, мы знали, что штаб был уничтожен. Вы и сами пострадали не меньше нас. Ужасно, скольких мы потеряли за эти дни... Но я рада, что вы живы. Это настоящее чудо.

— Еще я хотел поблагодарить вас. Вы, наверное, и сами не знаете, что спасли мне жизнь этим утром.

Белла моргнула длинным ресницами:

— Утром... на рассвете? Мы наткнулись на остеррианский отряд, когда наконец догнали экспедицию. Вы были там?

Теос засунул одну руку в карман:

— Госпиталь, где я тогда лежал, застрял в той части лагеря, которую атаковали остеррианцы, и не мог выбраться из-под огня. Если бы вы не подоспели вовремя, для меня и других раненых все могло бы закончиться печально.

— Я и не думала, что такие совпадение бывают... Наши внезапные встречи все больше походят на традицию: уже не первый раз мы сталкиваемся друг с другом по воле случая, как тем вечером, когда мы все еще надеялись на лучшее.

— После всего, что произошло, начинаешь понимать, как много значат такие спокойные и приятные моменты, — его взор пал на уголок белого альбома, выглядывавшего из открытой палатки. — Кстати, вы очень красиво рисуете. Трудно представить, сколько труда понадобилось, чтобы овладеть таким мастерством.

Белла опустила глаза:

— Спасибо. Мне всегда нравилось рисовать, поэтому я никогда не расценивала это как труд. Скорее, наоборот, каждый раз, когда берешься за карандаш и воплощаешь свои задумки и чувства на бумаге, внутри возникает чувство глубокой удовлетворенности от того, что создаешь что-то своими руками. А на душе становится легче.

— Наверное, сложнее всего изобразить человека таким, каким он был на самом деле?

— От каждого портрета, в отличие от фотографии, должен исходить свет, такой же, какой когда-то излучал человек. Это сама его сущность, то, кем он был и останется навсегда. Я лишь пытаюсь уловить этот свет и перенести его на бумагу.

— И у вас отлично получается. Вы явно увлекаетесь живописью уже не первый год.

— Честно говоря, так давно, что уже и не вспомнить. Еще когда наша семья жила в Телезии, я любила смотреть, как мама пишет картины — у нее они получались такими яркими и необычными, — и решила попробовать сама. По-моему, это было еще до того, как я пошла в школу… — Девушка застыла на месте, погружаясь в теплый омут памяти. — В то же время я начала сочинять стихи, до сих пор иногда пытаюсь... хотя рисовать у меня всегда получалось гораздо лучше. Раньше я занималась этим для души, а сейчас — в память о товарищах.

Из соседней палатки раздалось шуршание, привлекшее его внимание. Теос осознал, что все это время не отрывал глаз от Беллы, и только сейчас огляделся по сторонам. К своему удивлению он обнаружил, что их общение с самого начала проходило при свидетелях. Его щеки начали гореть.

Как глупо. Конечно, мы тут не одни, это же палаточный городок.

Курчавая черноволосая девушка с совсем юным лицом, подходившим больше ребенку, выбралась из палатки и небрежно ему отсалютовала. В нескольких метрах позади него стояли двое парней, перешептываясь между собой. Оба отдали ему честь, когда их заметили. Высокий юноша со светлыми волосами улыбнулся и кивнул, глядя на него, пока его низкий и коренастый собеседник лишь хмуро повел бровью.

Белла представила товарищей. Окрашенный смущением Теос напрямую поблагодарил их за защиту мобильного госпиталя и опять обратился к златовласой девушке:

— Ладно, больше не буду отвлекать вас от долгожданного отдыха. Думаю, мне пора.

Но прежде чем он успел сдвинуться с места, его окликнул голос, нежный, будто дуновение теплого майского ветра, в котором чувствовались колеблющиеся нотки.

— Я все равно собиралась пройтись перед сном...

— Тогда почему бы нам не прогуляться вместе, — выпалил он, не дав ей договорить.

Фарфоровые щеки Беллы порозовели, и она шагнула в его сторону.

Пока они шли по лагерю, Теос попросил обращаться к нему по имени при личном общении, как Белла и поступила. Вскоре прежнее напряжение и стеснение ушли, и теперь беседа протекала так же естественно и легко, как и река по своему руслу. А темы для разговора плавно сменяли друг друга. Сначала они поделились событиями последних суток. Рассказ Беллы про кровопролитный бой и последующее бегство по неизведанным землям заставил его проникнуться сопереживанием и ужаснуться, но в то же время он восхищался тем, с какой теплотой она отзывалась о своих товарищах, живых и мертвых. Девушка захотела узнать про жизнь Теоса до и после того, как он стал военным. Она с искрой в глазах слушала про его мечту стать генералом, частенько задавая вопросы и пытаясь разузнать, как живется в столице, а когда разговор зашел о судьбе Марианны и Ника, ее лицо омрачила печаль. После чего она поведала ему свою историю.

Белла с грустной улыбкой на лице вспоминала о жизни в Телезии, которой пришел конец с наступлением войны между Республикой Эллиад и Остеррианским Союзом. Маленькое государство стало полем жесточайшей битвы, где в ход шло любое оружие, от огнестрельного до химического, за исключением лишь ядерного. В итоге Телезия была опустошена и разорвана надвое вместе со своим населением. Беллу разлучили с родителями, но не со старшей сестрой.

— Твоя сестра сейчас тоже служит? — спросил Теос, но тут же устрашился ответа.

— Нет… ее уже нет в живых.

— Прости, не стоило мне спрашивать. Голова уже совсем не соображает, — поспешно произнес он.

— Все хорошо. Ведь в этих воспоминаниях не только страдание, но и счастье оттого, что дорогой тебе человек существовал… и продолжает существовать, пока память о нем жива. Поэтому я не хочу забывать.

Теос понимающе кивнул и приготовился слушать, пока они приближались к краю палаточного городка.

— Мы с моей старшей сестрой, Марией, четыре года жили в одном коррекционном лагере. После расставания с родителями она была единственным близким человеком, который у меня остался. Я дорожила ею больше всего, и если бы не ее поддержка, одна я бы не справилась. Когда мне исполнилось двенадцать лет, Марии уже было семнадцать, и ее собирались отправить на курсы военной подготовки, а после — на службу. Вечером перед ее отъездом мы долго не могли наговориться. Близился комендантский час, но мы все не хотели расставаться, потому что не знали, увидимся ли когда-нибудь вновь. К сожалению... это был наш последний разговор, но вовсе не из-за отбытия сестры. Когда мы прощались, на нас накинулись несколько человек и затащили в подворотню возле хозяйственных построек. Меня бросили на землю, и я... даже не смогла издать ни звука от ужаса, пока… все трое набросились на Марию. Она отбивалась изо всех сил и поцарапала одному из них лицо. Тот парень, примерно ее возраста, разозлился и ударил ее головой о стену. Тогда я подскочила к ней, но она уже не приходила в себя. Меня спасло только то, что нападавшие замешкались, и нас заметила проходившая мимо охрана лагеря, — Белла отвернулась, вытерев глаза рукавом, а затем продолжила. — Сестра умерла через два дня, так и не приходя в сознание. В лазарете сказали, что ей уже ничем не помочь. А тех пятерых, кто на нас напал, повесили через сутки после того, как Марии не стало.

Через слова Теос ощутил ее боль. Он попытался поддержать девушку:

— Не могу представить, каково нести в себе такое годами... Но в одном я уверен: Мария была бы счастлива, что ее сестра стала достойным человеком.

Белла улыбнулась сквозь слезы.

— Она всегда была добра к другим и помогала людям. Еще до лагеря я во всем повторяла за ней: походка, улыбка и даже слова... Когда ее не стало, я возненавидела всех людей вокруг, весь мир. Но каждый раз, когда я вспоминала ее, вся злость сразу же пропадала. На душе становилось так тепло, будто сестра все еще была со мной. И я захотела сохранить это чувство навсегда, решила, что буду похожей на нее, чтобы она никогда не покидала меня... Все, что у меня есть, досталось мне от сестры. Я всего лишь ей подражаю, — Белла опустила голову и тихо произнесла: — Никогда не думала, что смогу кому-нибудь рассказать всю историю…

Они дошли до последних палаточных рядов, но продолжали двигаться дальше, к стоянке техники, словно вперед их уносил поток, проистекавший из прошлого в будущее, но имевший значение лишь в настоящем. Он чуть склонил голову и заглянул в блестящие сапфировые глаза:

— Раньше ты брала пример со своей сестры, но со времен именно твои поступки сделали тебя тем, кем ты являешься сейчас. Хорошим человеком. Как бы тяжело тебе ни приходилось, твой взгляд устремлен на других.

Белла посмотрела на него.

— Скорее наоборот, когда я делаю чьи-то жизни хотя бы чуточку лучше, мне становится легче самой, — она задумалась на мгновение. — Иногда приятно заняться чем-нибудь простым, сделать что-то, пусть совершенно обычное и незначительное: погулять, как сейчас, устроить уборку, поговорить с кем-нибудь. Это сложно объяснить… И тогда, как бы плохо тебе ни было до этого, ты вновь погружаешься в течение жизни, словно в реку, и позволяешь себе насладиться ее водами, оставляя все лишнее на берегу. И так продолжаешь двигаться вперед, пока течет река, понемногу, шаг за шагом.

— Шаг за шагом... — повторил Теос.

За стоянкой техники, в пределах защитного периметра экспедиционного лагеря, возвышался небольшой холм. С молчаливого согласия друг друга Теос и Белла направились по тропе, ведущей к его вершине.

Он внезапно спросил:

— У тебя есть мечта?

— Мечта?

— Я имею в виду то, чего ты хочешь достичь в будущем. Какая-нибудь цель.

Уголки ее чувственных губ приподнялись:

— Для меня это слишком сложно. Я не заглядываю так далеко наперед. Я просто хочу, чтобы мои друзья были живы и счастливы.

— А ты не хотела бы чего-то для себя? Того, что сделает счастливой тебя саму.

Она дотронулась до золотистых прядей и начала вертеть их кончиками пальцев.

— Не знаю… Для этого и нужна мечта: если ее исполнить, это сделает тебя счастливым?

Вопрос поставил Теоса в тупик. Он годами гнался за мечтой, но сделало ли его это хоть чуточку счастливее? А если она исполнится, то все наконец-то будет по-другому? Эти мысли будто пошатнули стены его внутреннего мира.

— Надеюсь, — колеблясь произнес он.

Они достигли вершины холма. Вдалеке с трудом удавалось разглядеть серевший во мраке бронетранспортер, передвижной центр управления дронами, из крыши которого, подобно букету цветов, торчали антенны. Дроны, искусственные птицы из металла и пластика, парили над землей, патрулируя периметр. Слой облаков истончился. Через прорехи на небесном полотне пробивались лунные проблески, что окрашивали землю мерцающим потусторонне-голубым светом. В холодном сиянии светлая кожа Беллы выглядела так, будто состояла из чистого эфира. Осознавая, что их время близится к концу, Теос исполнился решимости и произнес:

— Белла, свобода сделала бы тебя счастливее? — девушка непонимающе посмотрела на него. — Полностью, конечно, не получится… Но, допустим, твоя служба сократится до двух лет, как у граждан, и тогда у тебя уже появится возможность всерьез задуматься о будущем.

— Звучит прекрасно, но, к сожалению, этому не бывать.

— У меня возникла одна идея. Метод не стопроцентный, — Теос пожал плечами, — но может сработать. Знакомая нашей семьи работает в Комитете по вопросам населения, и с ее помощью мы могли бы представить тебя нашей дальней родственницей. В таком случае гражданский статус тебе практически гарантирован.

Девушка замерла, не сводя с него засиявших глаз:

— Мы едва знакомы. Почему?

Под пристальным взором он вновь ощутил пробуждающееся волнение и попытался его замаскировать:

— Я всего лишь решил последовать твоему совету и кое-кому помочь. Сейчас мне это нужно. К тому же, в мире столько несправедливости, и... если я смогу исправить хоть одну, то, возможно, жить в нем станет хоть немного лучше. И тогда, я надеюсь, на страницах твоего альбома, кроме памяти о прошлом, появятся и мечты о будущем.

Белла непроизвольно сделала шажок в его сторону, но оступилась. Теос подскочил и придержал ее за плечо. Когда их взгляды пересеклись, он ощутил, как пламя разливается по всему телу. Судя по краснеющим щекам Беллы, оно охватило и ее. Девушка дрожащим голосом произнесла лишь одно слово:

— Спасибо.

В этот трепетный миг прошлое и будущее потеряли для Теоса всякое значение.

Глава 25. Истоки предательства.

Подперев голову руками, Эрих Бергман прогонял в уме сценарии развития событий и альтернативные варианты прошлого. Он засиделся допоздна и понимал, что пора отдыхать, но не находил в душе покоя. Чувство вины за тысячи потерянных жизней и упущенные возможности терзало его без остановки. Он подозревал об угрозе остеррианской засады и вероятной связи Коллиониса с врагом, но все же не смог предотвратить катастрофу, а лишь смягчил ее. Следовало ли ему пойти против командира, не имея объективных доказательств его сговора с противником и мятежниками? Если бы он рискнул и ошибся, то стал бы изменником и в один миг лишился всего, ради чего он и его предки десятилетиями проливали пот и кровь. И, что хуже, бремя позора пало бы и на его семью. Ставки были слишком высоки, обстоятельства туманны, а провал недопустим, поэтому Бергман не решился поступить иначе. Однако когда наступит час расплаты, он будет готов ответить за собственные ошибки.

На рабочем экране отображалось время: 22:30. Вся экспедиция должна была погрузиться в сон полчаса назад. Центр управления главного штаба пустовал, пока из жилого отсека не вынырнул полковник Артур Годвин, которого он отправил отдыхать вместе с остальными, и подошел к командирскому столу. Впервые судьба свела их в начале войны с Остеррианским Союзом. Именно трехлетний кровопролитный конфликт выковал из них эффективную и сплоченную команду, в которой Бергман был мечом и щитом, а его заместитель — доспехом, что объединял каждый элемент в единую боеспособную единицу. Полковник Годвин демонстрировал выдающиеся как административные, так и тактические умения. Он был одинаково ловок и в работе с документами, и в общении с подчиненными, что как нельзя лучше пригождалось суровому и прямолинейному Бергману. Годвин, чью голову венчала светлая шевелюра с медным оттенком, обратил на него голубые глаза, что, казалось, видели его насквозь.

— Ваше Превосходительство, вам стоит отдохнуть. Чем крепче сон, тем яснее рассудок и разумнее приказы.

— Ты прав, Артур, но я еще не все обдумал. Через пятнадцать минут последую твоему совету.

— Что у вас на уме?

Бергман отклонился на спинку кресла:

— Все пособники Коллиониса бежали вместе с ним или среди нас еще остались его люди?

Годвин нахмурил брови:

— Коллионис, его правая рука Стролл, Сарек, командир его личной гвардии… Сомневаюсь, что кто-то другой был в курсе. Рискованно посвящать в заговор много людей. Если только подполковник Тернаев из авиационного крыла? Перед засадой он не стал проводить воздушную разведку местности, — полковник загибал пальцы на руке. — Нет, вряд ли, иначе он бы не погиб вместе с большей частью своих людей. Он явно лишь следовал приказам.

— Согласен, Тернаев был честным человеком, всегда верным уставу и долгу. Он не стал бы предателем и не пошел бы против Эллиада. Тем более, дома его тоже ждет семья.

Произнесенные им же слова прорезались через сердце острой нитью. Годвин, у которого в Александрии живут жена и дочь, поднял глаза:

— Раз остеррианцы у границы, значит, война либо уже идет, либо начнется в ближайшее время. Но даже если так, Александрия находится вдали от фронта и окружена защитной линией Цербер.

— Верно. Единственное — мы не знаем точной дальности стрельбы вражеского электромагнитного орудия, которое моментально испепелило пять тысяч человек… Из той скудной информации, что у нас есть, понятно, что оно представляет серьезную угрозу в радиусе, как минимум, сотни километров, или даже больше...

Годвин стал мерить помещение шагами. Его лицо приобрело выражение глубокой задумчивости.

— Так много вопросов и так мало ответов. Куда все это время смотрело центральное командование? Почему Коллионис предал страну, которой посвятил всю жизнь? Здесь он герой, легенда, а там перебежчик. Какая же нужна причина, чтобы решиться на такое… — полковник остановился. — Когда вы встречали Коллиониса до экспедиции, он не вел себя странно? Не говорил ничего необычного?

Бергман запрокинул голову и шумно вздохнул:

— Знать бы, что для него странно и необычно. С нашей последней встречи прошло... четыре года. Мы пересеклись на балу, в загородном имении Адриатисов. Тогда он произвел на меня впечатление уставшего от всего и грустного старика. Он был совершенно другим.

— Вспомните, о чем вы говорили. Важно каждое слово, — настаивал Годвин.

Эрих Бергман закрыл глаза, уносимый потоком памяти в прошлое. Четыре года назад Эрих Бергман, его жена Анна, сын Эрвин и дочь Луиза заселились в Центральный район Александрии. Это важное для их семьи событие произошло сразу после того, как он почти с двухлетней задержкой получил повышение до бригадного генерала и наследственный титул Почетного гражданина, заработанный им во время войны с Остеррианским Союзом, завершившейся шесть лет тому назад. Едва их семья успела освоиться в новых владениях — просторном двухэтажном особняке с уютным вишневым садом, — к ним в дверь постучал напомаженный мужчина в модном белом фраке. Он представился младшим церемонейместером рода Адриатис и вручил приглашение на июльский бал, где помимо прочей культурной программы пройдет празднование новоселья семьи Бергман.

Согласно традиции, более полувека практиковавшейся в высших эллиадских кругах, каждое новое семейство Почетных граждан чествовали на регулярных балах. Эрих Бергман терпеть не мог пышных празднеств задолго до перехода в первое сословие. В его роду, который произошел из Жителей Республики и поколениями добивался статуса граждан, ценились трудолюбие, скромность и бережливость. Однако жена вразумила его принять приглашение на бал. Отказ расценили бы как прямое оскорбление чести и достоинства самого влиятельного эллиадского дома и всего высшего света. В последние годы балы все чаще проводились в загородном родовом поместье Адриатисов, в живописном горном поселении Мидея. Располагаясь в пятидесяти километрах к северу от Александрии, «Жемчужина Республики», как ее называли в узких кругах, давно стала излюбленным местом для отдыха и проживания Почетных граждан.

Эрих Бергман не считал себя впечатлительным человеком, но когда вместе с семьей по сети подземных туннелей добрался до Мидеи и впервые узрел этот рукотворный рай, то долгое время не мог оторвать от его красот глаз. Жена и семилетняя дочь ахнули от восхищения, а пятнадцатилетний сын вскочил на ноги и прильнул к стеклу транспортной капсулы. Перед ними предстала идиллическая картина: алмазное сияние горных пиков сочеталось с захватывающими дух видами девственных лугов и кристально чистых озер, посреди которых изысканные виллы и сказочные дворцы соревновались между собой в роскоши и оригинальности. Ярче всех драгоценных камней Мидеи блистало поместье Адриатисов. Своей формой оно напоминало богато украшенную царскую корону, по периметру которой устремлялись к небесам острые шпили, переходами соединенные в кольцевую конструкцию. К дворцу примыкал прозрачный купол высотой 80 метров и диаметром 2 километра. Он представлял собой колоссальную остекленную веранду, где проводились балы.

На перроне семью Бергманов встретила целая толпа нарядных швейцаров. Затем их проводили в один из гостевых залов, где у них было время, чтобы завершить финальные приготовления, прежде чем показаться на глаза высшему обществу. Вскоре настал момент истины, и через распахнутые двери они попали в огромный холл с расписными спиралевидными колоннами. Бергман вместе с семьей шел по лазурной дорожке, вдоль которой неподвижно, словно мраморные статуи, стояли личные гвардейцы рода Адритис, одетые в церемониальную белоснежную форму. Когда гости минули распахнутые ворота и ступили на веранду под праздничную музыку оркестра, пестрая знать Эллиада приветствовала новоиспеченных Почетных граждан овациями. Затем шумная толпа расступилась, и на выложенной каменными плитами площадке показались и сами хозяева торжества. Эрих Бергман уже сталкивался лицом к лицу с Михаэлем Адриатисом, три месяца назад заступившим на пост Верховного председателя, когда тот награждал его титулом Почетного гражданина, но его домочадцы смотрели на самого влиятельного человека Республики и его блистательных родственников так, будто впервые наблюдали одно из Великих чудес света.

Михаэль Адриатис поздравил их с новосельем, разбавив речь шутками и отсыпав обильную порцию комплиментов в адрес жены и детей. Глава государства, одетый в модный фрак цвета белых облаков и небесной лазури, выразил пожелание, что отныне семья Бергманов будет нести знамя Почетных граждан Республики с честью и достоинством. После чего представил членов своего благородного семейства. По правую руку стояла его жена, Тереза, одетая в элегантное пурпурное платье, инкрустированное россыпью драгоценных камней. Будучи старшей дочерью главы дома Эстас, она была единственной, кто выделялся на фоне остальных Адриатисов. Ее статная утонченная фигура наряду с парой сиреневых глаз и медовой вьющейся шевелюрой придавала ей царственный вид, преисполненный уверенности и самообладания. Красивое лицо, как и у ее мужа, напоминало маску и мало что говорило о ее возрасте и реальном отношении к окружающим.

Из-за спин первой леди и Верховного председателя вышли их дети, близнецы Тристан и София. На одинаковых безупречно-миловидных лицах, точно два солнечных колодца, на полотне белой кожи сияли выразительные глаза, а шелковистые волосы выглядели так, словно были сплетены из нитей чистого серебра. Несмотря на умение уверенно держаться, в поведении юной леди проскальзывали нотки застенчивости. В противоположность сестре Тристан Адриатис создавал впечатление надменного молодого человека, смотревшего на посторонних свысока. Близнецы, одетые в роскошные золотисто-белые платье и смокинг, отступили назад. Их место заняли Константин Адриатис, министр вооруженных сил и младший брат Верховного председателя, и его дочь Корнелия. Отец и дочь отличались от родни крупным телосложением и резкими чертами лица. Азуритовый мундир, украшенный аксельбантами и эполетами, добавлял мускулистому телу Константина Адриатиса еще больше внушительности и воинственности. Корнелия на голову возвышалась над двоюродной сестрой. Пышные формы ее женственной фигуры в полной мере подчеркивались облегающим платьем из красного бархата, которое приковывало к себе взгляды мужской половины бала. Хозяева поместья отступили, но поток поздравляющих на этом не иссяк. Среди них оказался и генерал Коллионис с женой, правда, их общение с четой Бергманов ограничилось лишь формальным приветствием и кратким обменом любезностями.

Наконец, утомительное испытание подошло к завершению, все гости разбрелись по накрытой куполом веранде, и Эрих Бергман выдохнул с облегчением. Почетные граждане наслаждались горячительными напитками и деликатесами, приготовленными из генномодифицированных свинины, говядины, индейки и лососины специально, чтобы баловать искушенный вкусовой аппарат представителей высшего света. Незаметные, но вездесущие официанты в голубых фартуках поведением напоминали пчел в сезон опыления, перелетавших между ароматными гостями в такт веселой музыке. На торжественной площадке разыгрывались представления акробатов и жонглеров, завлекавшие привередливую публику новизной и опасностью. Вглубь веранды вели каменистые тропы, проходившие меж сочных лужаек, где на фоне цветного освещения переливались пульсирующие воды фонтанов.

Царство чудес населяли деревья и кусты в форме мифических созданий и статуи в виде древних божеств: Пегас гарцевал с Беллерофонтом на спине по соседству с Аполлоном и музами, купавшимися в ярком сиянии перекрестных огней, пока Артемида целилась из лука бок о бок с Хироном. Но ни что так не завораживало взгляд, как свет звездного неба, которое проецировалось на грандиозном куполе, демонстрировавшем гостям чарующее великолепие внеземных видов.

Вскоре музыка заиграла громче, и родовитые эллиадские пары переплелись в танце. Эрих Бергман поддался воле жены, и они влились в гармонию всеобщего веселья. По сравнению с остальными его наряд был образцом простоты и консервативности, представляя собой классическое сочетание черных брюк и пиджака, под которым скрывалась белая рубашка. Хотя жена и дети не уступали в красоте и утонченности представителям самых знатных домов Эллиада. Как только размеренный вальс сменился энергичной кадрилью, Эрих Бергман удалился от шума массовых развлечений, оставив себе на замену сына. Он неторопливо гулял по хитрому лабиринту дорожек, уходивших в даль парка, любовался искусственным звездным небом и в итоге добрался до спуска в нижнюю часть веранды Адриатисов.

Бергман оказался на обзорной площадке, возвышавшейся над изумрудными лугами, по которым, образуя замысловатый узор, струились мелководные речки и змеевидные ручейки, переходившие в водопады и озерца. Сквозь приглушенный плеск воды до него донесся звук шаркающих подошв. Бергман обернулся и увидел седовласого старца в мундире цвета берлинской лазури. Несмотря на преклонный возраст, генерал Коллионис по-прежнему отличался образцовой осанкой, однако плелся к уступу с низко опущенной головой, едва отрывая ноги от земли, будто над ним тяготела двойная сила гравитации. Через пару секунд он все же заметил массивную фигуру Бергмана и повернулся к нему. Желтый свет фонаря отразился в неестественно-синих глазах Коллиониса, на лице генерала взыграла почти отцовская улыбка.

Эрих Бергман не ожидал столкнуться с одним из пяти великих генералов Республики в этом уединенном уголке. Впрочем, оба военных обменялись лишь парой слов, а затем несколько минут простояли в полном молчании, проникаясь прелестью местных видов и прислушиваясь к отдаленному журчанию ручьев.

Но когда Бергман собирался откланяться, генерал Коллионис, словно больше не в силах сдерживаться, разразился пространной речью:

— Бригадный генерал Бергман, позвольте старику кое-что сказать, прежде чем вы оставите его в гордом одиночестве. Вы талантливы, слава о вас уже разнеслась по всему Эллиаду, а следующее повышение не за горами. Но ответьте, что вы цените в жизни большего всего: долг, справедливость, честь, славу, власть, гордость или, может быть, семью?

Бергман, по долгу службы привычный к любым неожиданностям, произнес без колебаний:

— Семью. Не буду лукавить, все, что вы назвали, тоже имеет для меня значение, но на первом месте для меня всегда мои близкие.

Седовласый генерал тепло улыбнулся.

— Хорошо. Никогда не забывайте этого. Когда стоишь на вершине Олимпа, кажется, что мир состоит лишь из высших материй. Вроде власти, что находится у тебя в руках, кружит голову и внушает, что ты способен повелевать небесами, разгонять тучи и разить молниями врагов твоей справедливости, но в итоге… — Коллионис выдохнул, посмотрев вниз с края обзорной площадки. — Все это одна грандиозная иллюзия, которая существует в одних только людских умах, затуманивает взор и не оставляет места тому, что существует в действительности, — людям,что ценят, любят и поддерживают друг друга в час крайней нужды. Семье, — старый генерал посмотрел ему в глаза. — О самом важном очень легко забыть, и, к сожалению, некоторые вспоминают об этом, когда уже слишком поздно. Доброго вечера, Эрих Бергман, думаю, вас уже заждались.

Бергман откланялся, оставив Коллиониса в одиночестве. Шагая по вымощенным тропам, он не мог избавиться от зудящего ощущения загадочности.

Артур Годвин дослушал историю, сидя в кресле по правую руку от Бергмана, и наконец вымолвил:

— Это именно то, что я называю странным поведением. Очевидно, Коллионис говорил так, словно имел сожаления касательно своей семьи, — полковник постучал пальцами по столу. — Ваш разговор состоялся четыре года назад… меньше, чем за два года до этого завершилась война с Остеррианским Союзом, на которой многие потеряли близких.

— Понятно. Нужно проверить, кто из родственников Коллиониса есть в армейской базе данных и участвовал ли кто-то из них в Остеррианской войне.

— Одну секунду, — Годвин включил дисплей, установленный за его рабочим местом, и через несколько секунд развернул его в сторону Бергмана. — Генерал-лейтенант Леонид Коллионис, родился 56 лет назад, генерал-майор Одиссей Коллионис, родился 52 года назад. Оба его сына погибли при исполнении обязанностей шесть лет назад, в последний месяц Остеррианской войны. Как странно… дата их смерти совпадает, хотя в это время они находились на совершенно разных участках фронта.

Бергман отпрянул от экрана:

— Как мы это упустили?

— Вполне вероятно, что их имена затерялись в шквале информации, который бушевал во время и после войны, либо их гибель старались не предавать огласке. Насколько это вообще возможно… Конечно, будь мы светскими персонами, такие известия явно не ускользнули бы от нашего внимания, — Годвин взглянул Бергману в глаза. — Однако существует вероятность еще одного развития событий, способного объяснить и поведение Коллиониса, и одинаковую дату смерти обоих сыновей...

— Они не были убиты, а попали в плен, — Бергман хлопнул ладонью по столу.

Годвин подался вперед, его глаза вспыхнули:

— В таком случае остеррианцы имели бы рычаг давления на Коллиониса старшего. Похоже на тщательно спланированный план — захватить обоих в плен в один день… Судя по всему, остеррианцы принудили его к сотрудничеству шантажом.

Бергман облек сомнение в слова:

— Даже будь все так, как мы предполагаем, должно быть что-то еще... Коллионис покрывал действия остеррианцев, которые изначально снабжали мятежников, а потом убрали тех нашими руками за ненадобностью или по другим неизвестным нам причинам. Но теперь, когда враг стоит у границы Республики, все гораздо серьезней. Если начнется новая война, остальным членам его семьи тоже будет грозить опасность.

— Коллионис мог вывезти семью в безопасное место заблаговременно, но согласились бы они? У его внуков наверняка уже свои семьи, и в базе данных указано, что двое из них — действующие офицеры. К тому же, пойти на такое грандиозное предательство, загубить столько жизней своих же людей — это… чистое безумие.

— Мы все выясним, но первым делом мы должны вернуть четырнадцать тысяч человек домой. На сегодня хватит, — Бергман встал и кивнул в сторону жилого отсека.

Глава 26. Спасение или смерть.

Буйный ветер раскачивал истлевшие трупы, болтавшиеся на деревянных столбах подобно елочным игрушкам. Над мертвецами, через почерневшую плоть которых проглядывали белесые кости, кружила стая крикливых ворон. Птицы взмыли в тоскливое небо и улетели вглубь лесной чащи, раскинувшейся неподалеку от мрачного алтаря человеческой жестокости.

Белла проезжала мимо устрашающего зрелища в составе экспедиционной колонны. В этот момент перед ее глазами невольно возникла сцена из заброшенной деревни. Тогда ей пришлось убить одного из напавших на Юлиана и Дариуса людей, поразив того пулеметной очередью. Она понимала, что сделала это ради спасения друзей, и не имела иного выбора, но это не отменяло того, что ее руки теперь еще больше замараны кровью, отмыть которую не удастся уже никогда. Белла провела пальцами по волосам, стараясь отмести дурные мысли.

Минуло уже четыре часа, как экспедиционный корпус покинул место ночлега, однако за это время им удалось преодолеть лишь сотню километров. Самым серьезным препятствием на пути оказалась полноводная река, не имевшая переправы. Хотя инженерные бригады установили сразу три понтонных моста, на то, чтобы преодолеть водную преграду, ушло около часа. Все вокруг говорило о том, что они попали в совершенно иные края, а значит, граница Вестландского Альянса была уже не за горами. Холмы и скалистые пики остались позади. Впереди раскинулась цветущая равнина, разрисованная сложными речными узорами и густо усыпанная маленькими заброшенными поселениями, словно щепотками соли. Чистота, свобода, изобилие даров природы — эти земли могли бы даровать душевный покой и сытую жизнь всем желающим, если бы не нависшая над ними тень смерти.

Лейтенант Ферус обратился к отряду шутливым тоном:

— Кто бы тут ни жил, они явно страдают от излишней стеснительности, зато обожают украшения и гостей. Как по мне, им еще стоит поработать над декорациями.

— Нет, — отрезал сержант Тошич, старожил отряда «Молния». — В самый раз для того, чтобы запугать незваных гостей.

— И как, им удалось это сделать?

— Еще чего. Пусть сами боятся. А если только попробуют высунуться из своих нор, я познакомлю их с моей Ариадной, — ответил Тошич.

— Тебе не говорили, что ты слишком злой? Местные наверняка услышали, что мы приближаемся, и захотели скрасить нам дорогу, а ты вот так… Кто виноват, что наше понятие о красоте настолько отличается? Да и вообще, я всегда хотел спросить, какого черта ты называешь «Гончую» Ариадной?

— Так звали мою маму.

— Вот как… а имя отца случайно не Тесей? — Ферус выдержал паузу, но реакции не последовало. Он обиженно произнес: — Ладно, проехали. Когда вернемся в Эллиад, я распущу отряд и наберу в него тех, кто знает, что такое юмор, или хотя бы умеет разговаривать.

Белла поняла отсылку на античное произведение, которое бегло освещают в школьной программе коррекционного лагеря, однако ее беспокоило совсем другое. Столбы с висевшими на них мертвецами остались позади, но на глаза все еще попадались как скелеты, так и набухшие, посиневшие тела, раскачивающиеся на ветках деревьев, у самой кромки леса. Глядя на контраст между красотой природы и уродством, сотворенным человеком, она не могла отделаться от мрачных мыслей. Неужели от людской жестокости и насилия не было спасения, куда бы ты ни направился? Неужели такова суть этого мира?

Нет. Мир больше этого. В нем хватает хороших людей.

Родители, сестра, учитель из коррекционного лагеря, что заботился о ней и других детях после смерти Марии, товарищи и молодой голубоглазый офицер, образ которого почему-то отдавался в ее сердце особым трепетом. Это обжигающее чувство было для нее чем-то новым. Искренний интерес к ее скромной персоне и его вера в то, что она достойна будущего, пробуждали в ней надежду, заставляли ощутить, что в мире есть место ее мечтам, есть место ей самой.

Через пару часов пути, когда объем топлива в баках опустился ниже отметки в пять процентов, на горизонте показались серовато-белые древние руины, поросшие густой зеленой шерстью и пронизанные сетью узких водных каналов.

***

Уже спустя полчаса, как экспедиция остановилась неподалеку от развалин города, разведка доложила о приближении врага. Оказалось, что остеррианское войско численностью около двадцати тысяч человек до последнего шло за ними по пятам с юга. Ранее экспедиционный корпус не позволял противнику себя настигнуть, но сейчас, растратив почти весь запас топлива, они уже не имели возможности продолжать путь в Вестланд. Вскоре и без того тяжелая ситуация приобрела еще более устрашающий оборот — разведывательные дроны засекли на северо-востоке целый остеррианский корпус численностью около двадцати пяти тысяч человек, что, в отличие от южной вражеской группировки, стало для командования экспедицией сюрпризом. Теперь угасла даже блеклая надежда на успех в сражении, а от передовых отрядов, заранее отправленных для установления контакта с Вестландским Альянсом, по-прежнему не было вестей.

Побывав в госпитале, Теос направлялся в главный штаб, где вскоре решится судьба экспедиции. Через несколько минут станет известно, кто из эллиадцев попадет в эвакуационную колонну, которой предстоит достичь земель Вестланда на транспорте, заправленном остатками топлива, а кто задержит врага, окопавшись в руинах древнего города, отмеченного на карте как Удине. На улицах заброшенного поселения, где уровень радиации едва превышал нормальный, уже кипели работы по формированию оборонительных рубежей. Инженерные бригады и тысячи солдат создавали укрепленные огневые точки, выкапывали траншеи и устанавливали заграждения из колючей проволоки прямо среди завалов.

Шагая мимо дремлющих машин, многие из которых уже далеко не уедут, Теос ощущал повисшие в воздухе страх и надежду, сковавшие сердца людей. Члены экспедиции замерли в тревожном ожидании, читавшемся на их хмурых лицах. Проходя вблизи мобильного штаба одного из полков, Теос невольно подслушал разговор двух граждан-офицеров. Тощий мужчина с длинной шеей и выпученными глазами, походивший на страуса в человеческом обличье, причитал:

— Почему все так напряглись? Неужели кто-то и правда думает, что нас, настоящих эллиадцев, бросят тут, как кусок мяса зверю? Как мы можем здесь остаться, когда нам еще семью кормить...

Круглолицый офицер поспешил с ним согласиться.

— Это они для виду. Командование наверняка уже все решило, так что не бери в голову. Считай, что билеты до Вестланда у нас уже в кармане, а там и до Республики недалеко. Гражданам точно беспокоиться не о чем, а вот Жителям и Дикарям явно не позавидуешь, — довольная ухмылка показалась на худощавом лице его собеседника.

Офицеры остались позади, но их слова еще долго звучали в его голове, пробуждая переживания, которые он всеми силами старался заглушить. Однако на этот раз Теос тревожился не о себе. Возвращаясь в штаб прошлым вечером, вопреки всем обстоятельствам, он ощущал необычайный подъем духа, какой только испытывал в самые яркие мгновения своей жизни. Он потерял счет времени и — пусть и на короткий срок — забыл о скорби, печали и страхе. Даже сама мечта отступила перед великолепием момента, превратившись из сводящей с ума неизбежности в одну из возможностей. Впрочем, сейчас его внутреннее состояние пребывало на совершенно противоположном эмоциональном полюсе.

Что я буду делать, если Белла не попадет в эвакуационную колонну, ведь шансов на спасение у нее не много. С другой стороны... враг приближается, но это еще не означает, что всех, кто будет обороняться в руинах города, ждет неминуемая гибель. Вестландцы могут подоспеть к нам на помощь в любую минуту... Но придут ли? Неважно. Я дал ей обещание и не брошу ее. Я должен действовать, только так я смогу защитить то, что мне дорого. Только так смогу доказать, что хоть чего-то стою.

Всю дорогу Теоса терзали сомнения, но заходя внутрь главного штаба, он уже знал, как должен поступить. Он боялся смерти, боялся больше никогда не увидеть родителей, но решил, что будет сражаться вместе с Беллой. Если ее отряд оставят позади, то он последует за ней.

Штаб уже кишел офицерами. Теос занял свое место за голографическим столом. Через пять минут генерал-майор Бергман выступил вперед.

— Как всем вам хорошо известно, остеррианцы стягиваются к нашей позиции с северо-востока, предположительно с территории Остерринского Союза, и с юга. По расчетам враг будет здесь через два часа. Наши запасы топлива почти исчерпаны, поэтому мы перераспределим его остатки в пользу транспорта, который войдет в состав эвакуационной колонны. Теперь перейдем к самому главному, — Теос скрестил ноги под столом, затаив дыхание, и, как и другие офицеры, пристально наблюдал за Бергманом. — В первую очередь в эвакуационную колонну войдут мобильные госпитали и другой транспорт, задействованный в перевозке раненых. Во вторую очередь эвакуации подлежит вспомогательный персонал, который не участвует в выполнении боевых задач. Это касается и персонала штабов, кроме командиров полков и их заместителей. В-третьих, в состав эвакуационной колонны войдут подразделения, понесшие наибольшие потери в ходе боевых действий.

Их список отобразился в виде голографической проекции. Теос впился глазами в трехмерное изображение. Кто-то из офицеров выдохнул с облегчением, увидев свои подразделения среди «спасенных», пока другие с негодованием и скрытым страхом в глазах переглядывались между собой. Он чуть ли не вскочил с места, когда нашел в эвакуационном списке отряд «Гончих» «Молния». Наэлектризованное молчание вспыхнуло бурным протестом. Многие из присутствующих и представить не могли, что граждане не будут иметь приоритет в эвакуации. Полковник Денциг, чьему полку не повезло, пыхтя поднялся на ноги и обратился к Бергману от лица всех недовольных:

— Ваше Превосходительство, при составлении списка вы не учли сословного положения членов экспедиции. Думаю, все здесь согласятся, что жизни граждан должны иметь первостепенную важность по сравнению с теми, кто еще не заслужил гражданского статуса. Потому прошу вас пересмотреть ваше решение.

Генерал-майор, не меняя выражения лица и тона голоса, ответил:

— Сословное положение не имеет отношения к текущей ситуации. Я уже назвал критерии отбора и не собираюсь менять своего решения. К тому же, граждане, как никто другой, обязаны с гордостью выполнять свой долг и отстаивать честь Эллиада. Действия характеризуют человека ярче любых слов. И вы, эллиадские офицеры, должны понимать это лучше других.

Полковник Денциг опустил голову и медленно опустился в кресло. Майор Эрхарт, сидевший в противоположном краю помещения, улыбнулся, а затем перевел удовлетворенный взгляд обратно на Бергмана.

— Я лично возглавлю ту часть экспедиции, что останется здесь и будет удерживать оборону до прибытия помощи от наших союзников. Мы задержим врага как можно дольше. В это время эвакуационная колонна направится к границе Вестландского Альянса. Ею будет командовать полковник Годвин, — тот сверкнул глазами и хотел было что-то сказать командующему, но сдержался. Бергман продолжил: — Помните, что мы остаемся в этих забытых предками руинах не для того, чтобы героически погибнуть, а чтобы связать врага боем, выиграв нашим людям необходимое для отступления время, и продержаться до прибытия подмоги из Вестланда. Командиры пехотных и бронетанковых подразделений, вошедшие в состав эвакуационной колонны, должны четко понимать, что столкновение с врагом вероятно, и ваша задача — любой ценой защищать тех, кто не может сражаться самостоятельно.

Офицеры в спешке покидали штаб, чтобы подготовиться к отбытию, которое состоится, как только машины эвакуационной колонны заправят остатками топлива. Теос шагнул в сторону полковника Годвина. Заместитель командующего точно закипал изнутри, его покрасневшее лицо смотрело в дисплей прямо перед собой. Иногда он с нетерпением косился на генерал-майора Бергмана, разъяснявшего майору Эрхарту и другим офицерам детали плана обороны.

— Сэр, могу я как-то помочь в защите эвакуационной колонны? — Теос обратился к Годвину. — Я хочу быть полезен.

Полковник поднял на него недовольные голубые глаза, обрамленные тонкими бровями, и вздохнул, проведя рукой по подбородку:

— В Военной Академии до сих пор преподают курс управления военной техникой?

— Так точно, у нас он шел шесть месяцев.

— Тогда вы действительно можете пригодиться. У нас большие потери, поэтому не все бронетанковые подразделения укомплектованы личным составом полностью. Вопрос лишь в том — если нам придется столкнуться с противником, готовы ли вы убить врага и пожертвовать своей жизнью ради беззащитных и раненых?

Годвин бросил на него испытующий взгляд. Теос напрягся всем телом. Слова с трудом вырвались из пересохшего горла:

— Так точно, готов.

Глава 27. Черный орел над багровым полем.

Шесть тысяч бойцов экспедиции пытались пережить интенсивный артиллерийский обстрел, находя спасение в дрожащих окопах, блиндажах и чреве бронированных машин, пока вой снарядов и громыхания взрывов разъяренным воплем проносились над мертвым городом. Посреди зеленеющей центральной площади лежала серая башня, рядом с ней из-под белых цветков жасмина выглядывал небольшой темный колокол. Позади рухнувшей башни виднелись тонкие колонны и тройка потрескавшихся мраморных арок, сохранившихся от широкого одноэтажного здания. Слева от него начинался расчищенный от завалов подъем, ведущий к вершине холма, откуда город сторожили развалины древней крепости.

Майор Эрхарт и его Рыцари дожидались приказа вступить в бой, укрываясь от снарядов башенными щитами и каменистыми хребтами, образовавшимися из обломков зданий, некогда окружавших площадь. Генерал-майор Бергман держал их в качестве резерва, необходимого для закрытия прорех в обороне. Майор Эрхарт не верил в то, что Вестландский Альянс придет им на помощь, да еще и сделает это до того, как на останках старого города угаснет последняя искра жизни. Ему не нужна ложная надежда. Достаточно лишь того, что вторая половина экспедиции найдет путь к спасению. А он и его боевые братья будут делать то, что умеют лучшего всего, — сражаться изо всех сил. Если им и суждено погибнуть, он предпочел бы уйти подобно яркой вспышке, а не медленно затухающей свече.

Около тридцати минут назад две остеррианские армии соединились, окружили их позиции и начали артиллерийскую подготовку, обращавшую каменные плиты в мелкую крошку, а буйную городскую растительность — в угли. Весь план обороны был максимально прост и заключался в том, чтобы как можно дольше удерживать позиции и при необходимости отступать вглубь поселения, вплоть до самого центра. Дальнобойных «Колоссов» и остатки артиллерии экспедиции при этом разместили на вершине городского холма, чтобы оттуда сдерживать наступление врага и прикрывать отход собственных войск.

Обстрел затих, и остеррианцы пошли на штурм. Оскар Эрхарт, чье сознание слилось с восьмиметровой машиной, считывал информацию с поля боя в мгновение ока и понимал, что час их славной битвы уже не за горами. Вскоре с ним связался генерал-майор Бергман:

— Майор Эрхарт, противник теснит наших людей в секторе W1, с минуты на минуту оборона падет. Отправляйтесь туда, сбейте темп наступления, прикройте отступление девятнадцатого полка и немедленно отходите.

— Будет сделано, Ваше Превосходительство. Выдвигаемся.

Эрхарт сорвался с места, ведя за собой восьмерых бойцов на запад города. Взводы капитана Делагарди и старшего лейтенанта Шнайдера к тому времени уже сражались на южном и северном оборонительных рубежах. Подобно красной лавине, войска противника заполоняли зону видимости радара «Голиафа». Электромагнитные помехи мешали посчитать точное число остеррианцев, но, по приблизительным данным, те имели восьмикратное преимущество в живой силе.

Майор Эрхарт бежал через город, но благодаря продвинутой амортизации кабины его физическое тело почти не ощущало движения. Видя, как линия фронта постепенно сдвигается к центру поселения, он подумал о том, что сейчас бы им пригодился еще один отряд «Голиафов». Однако «Атланты» мгновенно сгинули вместе пятью тысячами человек, когда неизвестное орудие открыло огонь по угодившей в засаду экспедиционной колонне. Он считал отряд Атлантов, и в особенности их командира, Почетного гражданина, столичными неженками, получившими право пилотировать «Голиафы» только за счет личных связей и высокого социального положения, а не боевых навыков, но, без сомнения, никто из них не заслуживал столь бесславной смерти.

Уже через две минуты Рыцари прибыли в сектор W1. Канал, проходивший через западную часть города, подобно рву неприступного замка, служил серьезным препятствием для остеррианцев. Войска экспедиции вели перестрелку с врагом по ту сторону водной преграды.

На головы бойцам сквозь облака бетонной крошки обрушивался град каменных осколков, разя плоть, точно шрапнель. Всюду слышался безудержный стрекот крупнокалиберных пулеметов, мерцающая заря взрывов вспыхивала среди опаленных войной кварталов.

Оскар Эрхарт подключился к камерам с разведывательных дронов, чтобы проанализировать обстановку в секторе. На его северном участке, где водный канал был доверху заполнен завалами, образовался широкий «мост», на котором и сфокусировалось острие атаки противника, а эллиадские силы, не выдерживая беспрестанного натиска, отступали или же отдавали души вечной пустоте.

Защитными укреплениями, из которых выглядывали станковые пулеметы и ракетные установки, служили развалины домов, расположенных по обеим сторонам от дороги. Путь для вражеской техники преграждали три обездвиженные «Гончие», но лишь одна продолжала вести огонь из всех орудий. Оставшись без топлива, танки выполняли роль опорных пунктов обороны.

Медик пытался оттащить раненого за стену, но шквальный огонь скосил обоих, словно тряпичных кукол. За подорванным мобильным штабом, напоминавшим сожженный спичечный коробок, пряталось грузное тело полковника Денцига и двух его офицеров. Отряды эллиадской пехоты пытались прикрыть своего командира, но паукообразные боевые дроны и отряды тяжелых пехотинцев, с ног до головы облаченные в черную броню и носившие каплевидные шлемы, заостренные посередине наподобие гребня, не позволяли высунуть и носа. Через пару секунд в сознании Оскара Эрхарта вспыхнул поистине дьявольский план. Он связался с полковником Денцигом и его людьми:

— Полковник, потерпите немного. Скоро им будет не до вас. Когда противник отвлечется, немедленно отступайте, а пока прижмитесь к земле и постарайтесь расслабиться.

— Майор Эрхарт?! Быстрее, сделайте что-нибудь!

— Раз вы так просите… так уж и быть.

Он разбежался и перепрыгнул через канал, заполненный мутной водой и фрагментами зданий. Восемь «Голиафов» последовали за ним, взором их проводили ошарашенные эллиадские солдаты. Перемахнув через водную преграду, они ринулись к скоплению вражеских сил в километре к северо-западу. Наблюдавшие за этим зрелищем подразделения остеррианских пехотинцев тут же бросились врассыпную. Майор Эрхарт намеревался атаковать западный плацдарм противника, посеяв там хаос, что даст людям полковника Денцига возможность для отступления и собьет натиск врага. Благо высокая мобильность «Голиафов» идеально подходила для применения тактики «бей – беги», а остеррианских «Берсерков», способных навязать сражение, поблизости не наблюдалось.

Сотрясая землю, они пересекли дорогу, промчались мимо ветхого храма, массивный купол которого обрушился вместе с половиной стены. На их пути оказался отряд тяжелой пехоты, направивший на Рыцарей пулеметы и ракетные установки, но лишь немногие из них успели ими воспользоваться. Оскар Эрхарт мысленно отдал дань их храбрости, ускорился и взмахнул секирой, разрубив полдюжины солдат в ониксовой броне. Зелень под ногами окрасилась в алый и бордовый оттенки. Согласно карте города, противник организовал плацдарм на месте старого парка. Черные машины войны с гулом сминали миндальные деревья, украсившие себя нежно-розовыми цветками, обходя стороной рощу пробкового дуба. Пехота противника выпрыгивала из тупоносых транспортников, равняя с землей парусовидные стебли рослых трав и топча белые лепестки ромашки, но тут же с ужасом озиралась на стремительно приближающихся темно-синих великанов. До врага оставалось четыре сотни метров. Боевые дроны, торопливо перебирая лапками, устремились наперерез «Голиафам», дула танков разворачивались в их сторону, остеррианские бойцы застыли в оцепенении.

Эрхарт скомандовал:

— Щиты в первый ряд, остальные — второй. Открыть огонь!

Он выстрелил на ходу, прикрываясь огромным башенным щитом товарища спереди. Ракета, выпущенная из подствольной ракетной установки, оторвала башню легкого танка. Та, кувыркаясь и кружась, точно юла, врезалась в грузовик и, отскочив, разбросала вражеских солдат, точно кегли. Майор Эрхарт стрелял из бронебойной винтовки по танкам и боевым дронам. Спустя несколько мгновений ближайшие бронированные машины превратились в горящие груды металла. Волны пламени и кинетической энергии захлестнули искусственных насекомых, чьи механические внутренности разметало по сторонам. Башенные щиты отражали выстрелы из танковых пушек, но один из них разлетелся веером металлических осколков, ударившихся о корпуса «Голиафов», будто камни, брошенные разъяренной толпой.

— Рассредоточиться! Ближний бой! Прорубимся через их ряды. И не вздумайте подставиться хоть под один снаряд!

Эрхарт активировал секиру. Оружие загудело, тиафрамовые лезвия-полумесяцы завибрировали со сверхвысокой частотой. Зафиксировав на себя прицел тяжелого «Йотуна», он резко уклонился и выставил компактный наручный щит перед собой. Снаряд прошел в опасной близости. По пути к обсидиановому гиганту Эрхарт разрубил и опрокинул бронетранспортер, чья двуствольная автоматическая пушка грохотала без умолку. Осознав, что не успевает добраться до тяжелого танка вовремя, он со всей мощи метнул в него секиру. Корпус и устрашающий ствол «Йотуна» раскололо надвое. Эрхарт вынул застрявшее в танке оружие и продолжил кровавое шествие.

На поле боя царило полное смятение. Противник пытался отступить и перестроиться. Снаряды, выпущенные танками, разорвали «Голиаф» одного из Рыцарей и лишили руки боевую машину другого. Эрхарт отмахнулся от дронов-арахноидов, точно от назойливых насекомых. Однако те все же повредили голеностопное сочленение «Голиафа». Даже не применяя оружия, Рыцари прошлись по паникующей толпе пехотинцев катком. Избежавшие гибели под ногами «Голиафов» остеррианские солдаты врезались друг в друга и падали, отчаянно борясь за жизнь. Розовые цветки миндальных деревьев окрашивались в красный, покуда бронированные гиганты пробивали себе путь через плацдарм противника. Остеррианские передовые отряды, теснившие девятнадцатый экспедиционный полк, отступали, чтобы помочь в тылу.

Эрхарт ловко маневрировал, не желая стать удобной мишенью для подходящих с фланга танков. На такой скорости даже превосходная система амортизации не могла полностью компенсировать перегрузки, которые испытывало его человеческое тело. Изменяющееся ускорение то прижимало его к креслу, затрудняя дыхание, то тянуло вперед, проверяя на прочность ремни безопасности. Он ощутил не боль, но касание. Наплечник «Голиафа» содрогнулся от бронебойного снаряда 72-мм калибра, выпущенного боевым дроном. Попадание оставило вмятину и стерло половину цветного герба.

Рыцари рассекли ряды противника, потеряв еще одного бойца при столкновении с тройкой тяжелых танков, и направились в сторону канала, чтобы вернуться к союзникам. В этот момент майор Эрхарт начал принимать закодированный радиочастотный сигнал, исходивший от вражеских боевых единиц, которые только что вошли в радиус действия системы обнаружения «Голиафа». Еще со времен Остеррианской войны подобные зашифрованные передачи означали вызов оппонента на бой. Так, «Берсерки» и «Голиафы» контактировали между собой, не имея возможности напрямую посылать друг другу текстовые или голосовые сообщения.

— Командир, что будем делать? По кодексу мы должны им ответить, — спросил старшина Йонсон, один из самых опытных и умелых бойцов в экспедиционном отряде Рыцарей.

Оскар Эрхарт крепко сжал челюсти. Прежде он ни разу не отклонял вызов на бой, но понимал, что пришло время нарушить эту традицию.

— Пусть встают в очередь. У нас есть дела поважнее, чем устраивать самоубийственные рыцарские поединки посреди вражеской территории. Займемся ими позднее.

Уйдя из-под огня противника, Рыцари перескочили через канал и вернулись в часть города, все еще контролируемую экспедиционными силами. Поредевшие и истощенные эллиадские солдаты уже оттаскивали раненых ко второй линии обороны. Она проходила вблизи центральной площади, на старых картах именуемой площадью Свободы. Эрхарт услышал шипение, после чего в его голове раздался голос:

— Майор Эрхарт, прием… Вы меня... слышите?

— А, это вы, полковник Денциг. Слышу вас, но паршиво. Видимо, остеррианцы продолжают распылять направленные электромагнетические частицы. Как будто им все еще есть смысл скрывать свое точное местоположение и число от наших сенсоров… Подозреваю, что вы со своими людьми успешно отступили?

— Да, мы отошли… второй линии, — после продолжительной паузы, чередовавшейся с интервалами электромагнитных помех, Денциг выдавил из себя: — Благодарю… за помощь.

Эрхарт приоткрыл рот от удивления:

— Не стоит благодарности. Таков наш долг.

Пока семерка Рыцарей отходила вглубь города, с ними связался генерал-майор Бергман и направил их на укрепление другого участка обороны, где на прорыв пошли остеррианские бронегренадеры. Рот майора Эрхарта скривился в ухмылке.

Считайте, что ваш вызов принят.

Глава 28. Последнее препятствие.

По тусклой завесе вечернего неба разливались чернила грозовых облаков. Шквальный ветер налетал на колонну техники, подобно штормовым волнам в беснующемся море. Хотя гладь зеленых лугов и редкие клочки леса тянулись до самого горизонта, эти просторы таили в себе смертельную опасность, невидимую человеческим глазом. Уже на расстоянии шестидесяти километров от города уровень радиации превысил нормальные значения в три с половиной раза. Судя по загруженным в бортовой компьютер «Гончей» картам, неподалеку находилась крупная военная база одного из могущественных военно-политических блоков, участвовавших в глобальном конфликте, позже названном Ядерной Катастрофой. Отряд «Молния» выполнял роль конвоя для передвижных госпиталей, мобильных штабов и «Буйволов» с пехотой. Юлиан вел «Гончую» с правого борта от неуклюжих и громоздких машин, забитых раненными до предела. Госпитали плелись по бездорожью в черепашьем темпе, ограничивая скорость передвижения всей эвакуационной колонны. До границы Вестландского Альянса оставалось еще полтора часа пути.

М-линк активировался, по каналу связи взвода послышался звонкий, словно у певчей птицы, голос Майи:

— Передовые отряды уже давно должны были добраться до этого Вестланда, но пока все тихо. Не похоже, что они ждут нас с распростертыми объятьями.

— Чтобы отправить нам на помощь войска, тоже нужно время. Они уже могли выдвинуться нам навстречу, но пока мы об этом еще не знаем, — ответила Белла.

— Шансы, что нам позволят пересечь границу вполне реальны. Я слышал, что Альянс не ладит с остеррианцами, а вот с Республикой у них отношения скорее… добрососедские, — сказал Стефан.

— Значит, мне они уже не нравятся. Скажи мне, кто твой друг, и я пойму, кто мне враг, — сердито отозвалась Майя.

Юлиан слегка приподнялся в кресле, разминая ноги, и опустился обратно:

— Страны — не люди: у них нет ни друзей, ни врагов. В текущих условиях путь в Вестланд — наш лучший вариант. Чем ближе к границе, тем безопаснее для экспедиции. Остеррианцам не нужен конфликт с вестландцами, поэтому они так стараются перехватить нас до прибытия в Альянс.

Следующие двадцать минут прошли спокойно, но затем лейтенант Ферус омрачил дорогу дурными известиями. Он сообщил, что с северо-востока приближаются крупные силы противника. Настало время встать на защиту эвакуационной колонны. Юлиан воспринял новый поворот судьбы как должное.

***

Теос занимал в «Носороге» место стрелка. Оно находилось выше и позади кресла водителя. Экипаж «Носорогов» составляли исключительно Жители Республики, но в нынешних условиях выбирать не приходилось. В Военной Академии, на курсе управления военной техникой, он побывал внутри «Колосса» и других боевых машин, предназначенных для граждан, но никогда не оказывался внутри «Носорога». К счастью, его интерфейс и устройство были сходны с таковыми у сверхтяжелого «Колосса». Все те же ручка управления с курком для основного и кнопками для дополнительного оружия, большой оптический экран, а также тактический и информационный дисплеи поменьше. К тому же высокая степень автоматизации значительно облегчала ношу танкистам. И вскоре даже такой новичок, как он, при помощи опытного водителя танка, прапорщика Эмина, освоился с управлением. Несмотря на желание сражаться наравне с остальными, перспектива реальной битвы его ужасала. Поэтому, когда полковник Годвин объявил о том, что к ним стремительно приближается целая остеррианская танковая дивизия численностью около трех сотен единиц техники при поддержке авиации, его конечности вмиг похолодели, точно покрывшись ледяной коркой.

Отряды «Гончих» «Гром», «Молния», «Копье», три роты «Носорогов» и две роты «Колоссов», укомплектованные из остатков бронетанковых подразделений экспедиции, должны будут остановить врага или, по крайней мере, выиграть время, чтобы эвакуационная колонна могла достичь спасительной черты. Раненых и безоружных остались защищать рота «Колоссов», передвижные комплексы ПВО «Химера» и «Буйволы», заполненные пехотой.

— Ну мы и попали, лейтенант Галиан. У нас удача висельника, не иначе, хотя до этого мы каким-то чудом выскальзывали из петли. Но сейчас… наши сто восемь потрепанных машинок против их трех сотен. Сегодня нас точно вздернут! — выругался прапорщик Эмин, заросший небрежной черной бородой, похожей на мокрую собачью шерсть.

«Носорог» развернулся и вместе с другими танками направился на перехват противника.

— Шансы есть. Полковник Годвин сказал, что эвакуационная колонна ускорится, насколько сможет, а нам нужно задержать остеррианцев всего на полчаса, а потом можно отступать, — переварив информацию, произнес Теос.

Прапорщик Эмин прокашлялся:

— Самоуспокоение — это, конечно, хорошо, но надо и меру знать. Был тут один такой, сидел как раз на месте стрелка. Делал вид, что все ему нипочем, пока не схлопотал шальную пулю в брюхо. Сейчас вон валяется в госпитале, зато, может, и спасется, в отличие от нас.

— Как его ранили в танке? Корпус ведь цел, — поинтересовался Теос, отметая пугающие мысли.

— Не в танке. Когда мы встали на привал в точке Гамма, сразу, как удрали из той мясорубки, которую нам любезно организовали наши остеррианские приятели, дурака понесло в лес подышать свежим воздухом, тогда-то на наш лагерь налетел отряд врага. Вот ему и досталось. Подышал воздухом… Спасибо, хоть живой. Ладно, не надо дрейфить, лейтенант. Броня толстая, так просто не пробьешь, — прапорщик постучал по металлическому корпусу. — Я уже десять лет вожу этого здоровяка, как-нибудь прорвемся. Старайтесь меньше думать и больше целиться и стрелять. Либо они нас, либо мы их. Только так.

Ураганный ветер, рожденный разгневанным небом, сдувал шлейф пыли, который развевался за танковой бригадой, подобно флангу. С каждым мгновением Теос все больше удалялся как от эвакуационной колонны, так и от спасения.

***

Серебристое свечение визора угасло, когда сливающаяся с туловищем шаровидная голова «Берсерка» слетела с массивных плеч. Следующий вертикальный взмах секиры разрубил кабину пилота, поставив в дуэли точку. Майор Эрхарт удерживал позицию, сражаясь бок о бок с боевыми братьями, однако долго так продолжаться не могло. Под натиском вражеских войск, возглавляемых остеррианскими бронегренадерами, вторая линия обороны, проходившая вблизи площади Свободы, сыпалась, точно песочный домик. Гранатометный обстрел равнял оплот обороняющихся с землей. Последние здания в округе превращались в горы камней, а окопы становились братскими могилами. Несмотря на усилия Рыцарей, выступивших на этом участке поля боя единым отрядом, отступающие на холм, к последней линии обороны солдаты скашивались незатихающим пулеметным огнем.

На возвышении, из руин крепости противника все еще обстреливали полдюжины «Колоссов» и артиллерия. Не выдержав очередного попадания, краснокаменная сторожевая башня с грохотом обрушилась на сверхтяжелый танк, но тот отделался лишь косметическими дефектами. Затем по его шестиметровой рельсовой пушке пробежала электрическая рябь. Со скоростью 4500 м/с из нее вылетел снаряд, врезался в грудь «Берсерка», оставив в ней выжженное отверстие, и следом угодил в гущу остеррианской пехоты в сотне метров от майора Эрхарта.

— Сэр, левый фланг на пределе! Долго нам не выстоять! — доложил старший лейтенант Шнайдер.

Эрхарт заметил, что большая часть экспедиционных войск уже поднялась к крепости.

— Парни, отступаем, сохраняя формацию! — скомандовал он.

Майор знал, что им не позволят так просто выйти из боя. С помощью системы обнаружения он «ощутил», что на него навели прицел. Бронейбойная винтовка. Оскар Эрхарт успел выставить перед собой секиру и наручный щит, попутно уклоняясь от выстрела. Снаряд высек облако искр, отколов от оружия фрагмент лезвия, со звоном отскочил вверх и озарил площадь красной вспышкой. Вторым попаданием «Голиафу» оторвало деформированный надплечник. Третий же снаряд прошел мимо. Секундой погодя на него набросился «Берсерк», работавший в паре со стрелком. Эрхарт заблокировал диагональный удар секиры противника, но поврежденная нога «Голиафа» подогнулась от давления и начала соскальзывать в воронку за спиной. Он едва не потерял равновесие, пока сдерживал натиск вражеского оружия, которое уже царапало его нагрудный доспех. Только целая нога не давала ему опрокинуться на спину. Майор Эрхарт не надеялся на помощь соратников —каждый из них и так боролся за свою жизнь. Зато он верил в собственные способности.

Командир Рыцарей оттолкнул «Берсерка», расцепив две секиры, и на несколько мгновений оторвал от земли неповрежденную конечность, сместив центр тяжести на поврежденную ногу. Та издала жуткий скрип, но все же выдержала. Голиаф крутанулся вокруг своей оси, вновь ступил на целую ногу и резким горизонтальным ударом срубил механическую руку оппонента. Ловким движением Эрхарт переложил секиру в одну руку, а второй перехватил единственную верхнюю конечность «Берсерка», готовую опустить на него оранжевое высокочастотное лезвие. Вместо этого он сам пробил кабину противника, нанеся по ней три быстрых удара.

В тот же миг справа возникла бело-голубая вспышка. Плазменный заряд снес ближайшему Рыцарю плечо и четверть туловища. Раскалившийся докрасна металл стекал на землю, точно магма, изливающаяся на поверхность. «Берсерк» отбросил перегретую плазменную винтовки, вынул из-за спины двуручный клинок и бросился на недобитую жертву. Майор Эрхарт рванул ему наперерез. Он успел парировать атаку, прежде чем лезвие рассекло союзного «Голиафа». Враг отскочил назад к двум другим «Берсеркам».

— Вы спасли мою жизнь, командир, — тяжело дыша произнес сержант Феллнер.

— Мне не впервой. Отходим, я тебя прикрою.

Сержант Феллнер уцелевшей рукой поднял обожженный башенный щит и стал пятиться назад вместе майором Эрхартом. Трое остеррианских бронегренадеров заходили на них с разных направлений. Затем в бок одному из них не влетела очередь снарядов. «Берсерка» отбросило в сторону. Через витавшую над полем боя серую дымку просочился золотистый свет двух головных визоров, и из мглы вынырнул вооруженный двуручным клинком «Голиаф». Рыцарь схлестнулся со вторым «Берсерком», а Эрхарт пустился в смертельный танец с последним остеррианским бронегренадером, прихрамывая на одну ногу. Сержант Феллнер прикрывал их от шальных снарядов башенным щитом. Когда с противниками было покончено, трое Рыцарей отступили.

— Делагарди, что ты здесь забыл?! Пришел воровать чужие трофеи?

— Вы хотели сказать: «Спасибо за помощь». У нас на правом фланге было поспокойнее, а вот у вас в центре, я смотрю, возникли кое-какие проблемы с отступлением, поэтому я решил наведаться к вам в гости.

Они прошли мимо пары выгоревших «Носорогов». Покореженные остовы чадили клубами черного дыма, сквозь который позади них проступил строй остеррианских бронегренадеров. Обсидиановая броня поблескивала во всполохах пламени, рассеянному по площади десятками факелов.

На связь вышел генерал-майор Бергман:

— Майор, отличная работа. Почти все наши силы отошли к третьему оборонительному рубежу. Один полк все еще в пути. Немедленно уходите оттуда. Когда разорвете дистанцию с противником, мы прикроем вас огнем «Колоссов».

Рыцари совершили внезапный рывок, благодаря чему между ними и «Берсерками» ненадолго образовалась брешь. Тогда прозвучала команда: «Залп!» Голубое зарево вспыхнуло на холме, земля содрогнулась, и площадь позади Рыцарей взлетела на воздух. Град булыжников и металлических осколков обрушился на «Голиафы». Забираясь на вершину холма по узкой тропе, заваленной обломками домов, Оскар Эрхарт обнаружил, что к ним приближается вражеская авиация. Одиннадцать конвертопланов вращали лопастями на фоне грозовых облаков, точно огромные стрекозы. Тем, у кого еще остался хоть какой-то боезапас, майор Эрхарт приказал открыть огонь по авиации. Впереди них по дороге плелись отстающие отряды пехоты. Среди них было много раненых.

Буйный ветер сдувал конвертопланы, но перед тем, как поддаться силам природы и улететь прочь, те извергли из себя десятки ракет. При этом часть летающих машин удалось сбить. Большинство ракет разорвалось в воздухе. Два реактивных снаряда устремились к крепости, один ушел мимо и еще три мчались к Рыцарям и группе пехоты. Оскар Эрхарт выхватил щит из руки сержанта Феллнера, вытолкнул того за радиус поражения и ринулся вперед. Он заслонил пехотинцев и увидел, что так же поступил и капитан Делагарди, не имевший при себе щита.

Прогремел взрыв. Огненная сфера раздулась, точно расширяющаяся звезда. Высвобожденная энергия пробила бронированный щит и отбросила «Голиаф» майора Эрхарта назад.

Глава 29. Топи.

До самого горизонта раскинулся край болот и озер. Среди цветущих заводей и высоких зарослей камыша роились несметные полчища голодных до крови комаров, арадиоактивная вода наверняка служила домом для мутировавших рыб и амфибий. Теос прилип к экрану, наблюдая, как в сторону потрепанной экспедиционной танковой бригады несутся почти две сотни нетронутых остеррианских танков. Через пару минут они выйдут на дистанцию стрельбы и схлестнутся в жестоком бою на граничащей с топями равнине.

Он до конца не мог поверить в реальность происходящего. Ему казалось, будто еще немного — и он наконец пробудится от страшного сна, но, к несчастью, кошмар был явью. Во рту пересохло, сердце барабанило в груди. Влажная ладонь вцепилась в ручку управления. Другой трясущейся рукой он поправил шлем на голове. Мысли и образы путались и мелькали в сознании, словно кадры из ускоренной киноленты.

— Лейтенант Галиан, контакт через шестьдесят секунд! Целься!

Он вздрогнул. Крик прапорщика Эмина прозвучал так громко, что его было слышно и через М-линк, и внутри гудящего танка. Не сказав ни слова, Теос навелся на крупную цель — черный «Йотун», который, как и их «Носорог», ехал в центре формации. Строй вражеской техники горел в полумраке мириадами лучей света, издали напоминая огни вечернего города.

— Все будет в порядке! Они разделили силы. Их тут под две сотни, всего-то в два раза больше, чем нас! — безумно рассмеялся прапорщик.

Теос ответил, с трудом унимая стук зубов:

— Видимо, остальных отправили за эвакуационной колонной. Но нам и с этими не справиться, слишком много!

— Как вы и говорили, нам надо задержать их всего на полчаса, а потом смотаться. Делов-то!

— Топлива хватит, чтобы уйти?

Прапорщик Эмин вновь разразился заливистым, но зловещим смехом:

— Подумаем об этом через тридцать минут, если еще будет чем!

— А вы умеете поддержать, и чувство юмора у вас что надо!

— Без этого никуда. Смейся, пока смеется, живи, пока живется!

Десять секунд до столкновения. Теос бросил напряженный взор на тактический дисплей. Его глаза задержались на отряде «Молния», что шел в атаку на правом фланге танковой формации, а затем сфокусировались на центре оптического экрана, где виднелся прицел и отображалось расстояние до цели.

Прапорщик крикнул:

— Снаружи ураган! Поправки на ветер на экране, учитывай их!

Через несколько секунд, обернувшихся мучительной пыткой, поступил приказ открыть огонь. Одеревеневший палец нажал на курок, и танк содрогнулся. Сумрак вспыхнул сотнями пылающих хвостов кумулятивных снарядов.

***

С начала сражения прошло пятнадцать минут. К тому времени обе стороны утратили даже подобие порядка, а тактика сменилась борьбой за выживание. Танки палили из пушек и жгли друг друга лазерами до тех пор, пока половина из эллиадских и остеррианских бронированных машин не перемешалась среди запутанной сети болот и озер, что было частью плана и играло на руку находившейся в меньшинстве экспедиционной танковой бригаде. Эллиадские бойцы бились с остервенением обреченных, врезались во вражеские танки, спихивая ошеломленных таким безумством остеррианцев прямиком в трясину и мутные воды.

Юлиан расправился уже с пятью вражескими машинами. Взвод под его командованием по-прежнему сражался в полном составе, хотя и не в полную силу. Осколок снаряда пробил и изогнул ствол «Гончей» Беллы, и теперь она использовала в бою только высокоэнергетичесий лазер. У машины Стефана была повреждена ходовая часть, отчего существенно потеряла в скорости и маневренности. Танк Майи не получил серьезных повреждений, как и агрегаты Дариуса и Марко. Последние двое принадлежали к взводу сержанта Тошича.

Быстро взглянув на информационный экран, Юлиан увидел, что скудные запасы топлива и боеприпасов стремительно заканчивались. В его «Гончей» осталось всего шестнадцать снарядов. Лейтенант Ферус регулярно выходил на связь, чтобы подбодрить подчиненных и отдать им новые приказы, следя, чтобы отряд действовал как единая тактическая единица. Силы противника состояли на две трети из легких танков и на одну треть из тяжелых. При этом Юлиан считал, что им повезло, так как среди вражеского войска не было боевых дронов. В суматохе ближнего боя юркие паукообразные машины стали бы сущим кошмаром.

Он взял на прицел Йотуна, чья огромная металлическая туша увязла в глубокой трясине, неуклюже кренясь на один борт, точно утопающий в грязи слон. Юлиан выстрелил в обездвиженную жертву. Бронебойный оперенный подкалиберный снаряд вонзился в заднюю часть приподнятого брюха танка, где находился топливный бак. Прогремел двойной взрыв, из черной туши вырвались струи желтого пламени. Разноцветные глаза и напряженное, как пружина, тело отреагировали синхронно с системой обнаружения. Тяжелый остеррианский танк, находившийся в двух сотнях метров к северо-востоку, на границе топи и равнины, навел на него ствол пушки.

Он знал, что не успеет вовремя уничтожить врага, и, не останавливаясь, начал искать укрытие. Разум наводнил поток молниеносно сменявших друг друга мыслей, а взор метался по оптическому экрану в попытке отыскать выход из смертельно опасной ситуации. Наконец он заметил догорающий корпус «Саламандры» и сразу же направился к нему, попутно обращаясь ко взводу.

— Стефан, Майя, заходите на «Йотуна» с флангов, пока он занят мной. Белла, прикрывай наш тыл.

— Принято, держись! — ответил ему хор из трех голосов.

Гончая Юлиана уже скрылась за остовом легкого танка, когда пушка обсидианового гиганта загрохотала. Поток пламени и ударная волна разорвали останки «Саламандры». Он избежал смерти, но это было лишь отсрочкой, а не спасением. Юлиан выстрелил по тяжелому танку. Кумулятивный снаряд не пробил гладкую и черную, будто поверхность нефтяного озера, броню, но окатил вражескую машину огненной вспышкой, ослепив ее оптические сенсоры. Тем временем Стефан и Майя уже приготовились пронзить «Йотуна» с двух бортов одновременно, что было возможно лишь при стрельбе в упор. Тяжелый танк переключил внимание на ближайшую угрозу.

Заметив, что Белла вступила в бой с еще одной «Саламандрой», Юлиан поспешил ей на помощь, не выпуская из виду предыдущего противника. «Гончая» златовласой девушки выдержала лобовое попадание, но и сама никак не могла навредить остеррианскому танку. Эффективный лишь вблизи лазер накалил борт «Саламандры» докрасна, однако так и не проделал в нем дыру. Юлиан попал в переднюю часть танка противника, заходившего на Беллу по дуге. Угол стрельбы не позволил ему уничтожить врага. Его «Гончая» увязла в трясине, из-под гусениц летели грязь и брызги воды. «Саламандра» отвлеклась от Беллы и навела дуло на него.

Он выстрелил тросом. Крюк с четырьмя зубьями зацепился за пригорок, возвышавшийся меж двух заводей. Танк вырвался из западни, пронесся через мелководье, окружив себя вуалью из водяных капель и резко изменив траекторию движения. Прогремело два выстрела. Снаряд противника пролетел мимо, а Юлиан пробил борт «Саламандры». Вражескую машину поглотили оранжевое облако и пар от испарившейся под ней цветущей лужи. Майя, Стефан и оказавший им с тыла помощь лейтенант Ферус изрешетили бронированное тело «Йотуна», и тот испустил дух в ослепительном зареве взрыва.

— Хорошая работа, все целы? — обратился ко взводу Юлиан.

Стефан и Майя, жадно глотая воздух, ответили утвердительно, а Белла замешкалась.

— Да… только теперь сложно ориентироваться. Два экрана повреждены, а один полностью погас, — ее голос звучал слабо и потерянно.

— Следуй за нами и не вступай в бой, мы тебя прикроем, — сказал Юлиан.

Они направились на перегруппировку к лейтенанту Ферусу, пробиваясь через вражеские силы. Вдали, подобно огромной свече, вспыхнул и разлетелся на фрагменты «Носорог». «Гончая», принадлежавшая сержанту Тошичу из отряда «Молния», и Саламандра вели дуэль, пытаясь маневрировать между водных преград, но попали в занос и столкнулись. Под скрежет металла обе машины улетели в мутную воду и скрылись за пеленой водорослей и кувшинок.

Вскоре боезапас Юлиана сократился всего до пяти снарядов, а на левом борту «Гончей» наподобие окровавленной раны сияла красная отметина, оставленная лазером противника. От нее веяло жаром, а воздух в кабине нагрелся, будто в духовой печи. Юлиан ждал приказа об отступлении, хотя понимал, что доживут до него лишь немногие. Однако он и не предполагал, что первыми, кто решит покинуть поле боя, окажутся остеррианцы. На общем канале связи воцарилась полная неразбериха: пораженные эллиадцы наблюдали за тем, как вражеские танки убираются восвояси.

Внезапно информационный и тактический дисплеи заморгали красным. Привычный гул мотора заглушил завывающий звук надвигающейся опасности.

Лейтенант Ферус скомандовал:

— Всем рассредоточиться! Ракеты с северо-востока!

Танки экспедиции сорвались с места. Юлиан загнал «Гончую» за дымящуюся тушу «Носорога», чей почерневший ствол изогнулся под прямым углом. На фоне грозовых облаков показалось множество мерцающих огоньков. Пулеметы «Гончей» автоматически направили стволы ввысь и начали палить по ракетам. Небо над болотами расцветило красно-оранжевыми всполохами. Будто на мрачный холст пролили акварельные краски. Раздался протяжный писк. Сработал комплекс активной защиты танка: маленькие шахты вокруг башни открылись и выбросили тучу металлических осколков. «Гончая» содрогнулась, ее корпус заскрежетал и раскалился.

Через несколько секунд взрывы прекратились. Юлиан посмотрел на информационный экран и обнаружил, что его взвод потерял одного человека. Услышав исполненный боли и надежды зов Стефана, он склонил голову и тяжело выдохнул.

***

«Носорог» увяз в болоте. Пока прапорщик Эмин безуспешно пытался вызволить 50-тонную машину, Теос вращал наклоненным стволом 165-мм пушки, ожидая нападения врага, но вокруг не было ни души. Их занесло на болотину, когда они попытались убраться из-под шквального огня вражеских танков. Если бы получивший уже три попадания «Носорог» остался на равнине, в окружении противника, им не пришлось бы всерьез рассчитывать на выживание. Загнав тяжелую машину в топи, они избежали гибели, но потеряли из виду союзников и попали в естественную западню.

За прошедшие полчаса Теос подбил несколько вражеских танков, но не был уверен, расправился ли с кем-нибудь окончательно. Сейчас же, обливаясь холодным потом, он направлял остатки рассудка на выискивание угроз. Вдруг оптическая система танка и его глаза уловили в болотной мгле блеклое красное сияние. Через динамики слышался приглушенный грохот взрывов, но вскоре они прекратились. После короткого затишья вдали показалась «Гончая», объятая пламенем и клубами черного дыма. Танк петлял, будто корчась в муках, а когда остановился, из открывшегося люка выпрыгнул горящий человек. Он упал в поросшую камышами заводь, достаточно глубокую, чтобы скрыть его с головой. Огонь потух. Человек в обгоревшей коричневой форме с трудом выполз на берег и, обессилев, плюхнулся лицом в грязную лужу.

Ошеломленный происходящим Теос отстегнул ремни безопасности, снял аптечку, висевшую справа от него, и потянулся к люку в башне танка.

— Стой, что ты творишь?! Снаружи радиация, собрался сдохнуть долгой и мучительной смертью?! — прокричал надсаженным голосом прапорщик Эмин.

— Он захлебнется, если мы ничего не сделаем. Если я быстро затащу его внутрь, все будет нормально!

— Рядом могут быть враги, а ты стрелок, значит, оставайся на своем посту!

Теос еще раз удостоверился в отсутствии угроз и принялся открывать люк. Ощутив прилив ярости, он бросил пылающий взгляд на прапорщика:

— Нам больше не нужен водитель, мы застряли в болоте! Займите мое место, я скоро вернусь!

Вдыхая зловонный болотный воздух, Теос сломя голову побежал к раненому. Из-под закрывающегося люка доносилась нещадная ругань прапорщика Эмина. Проваливаясь в грязи, он добежал до раненого, упал на колени и осторожно перевернул его на бок. Тот закашлялся, не приходя в сознание. Изо рта полилась вода. Юное лицо было нетронуто ожогами, но покрылось копотью и грязью. А вот плечи, предплечья, низ шеи и лопатки были изъедены пламенем. Теос впопыхах взвалил на плечо полуголое тело, оплетенное водорослями, точно гирляндами, и только после этого заметил, что рана на его передней брюшной стенке открылась.

Он опустил раненого и торопливо перемотал рану бинтами из аптечки. Вдруг рядом прогремел взрыв. Теос прижался к земле и укрыл своим телом Вольного. Их окатил грязевой ливень. Других взрывов не последовало. Он вскочил на ноги и, кряхтя от тяжести, доволок обогревшего парня до «Носорога».

— Прапорщик, помогите мне его поднять, — тяжело дыша, произнес Теос по личному каналу связи М-линк.

Издавая нечленораздельные звуки, Эмин выбрался наружу. Они заволокли раненого в танк и аккуратно уложили его в узкое пространство сбоку от кресла водителя. Вдруг по связи раздалось шипение, сменившееся искаженным голосом:

— Всем силам экспедиционного корпуса, говорит полковник Годвин, к нам прибыло подкрепление из Вестландского Альянса. Оставайтесь на своих местах и ожидайте помощи либо двигайтесь в нашем направлении по высланным координатам.

Теос переглянулся с прапорщиком и бросил взор на тактический дисплей, который заполонили новые неопознанные сигналы. Когда он переключился на изображение с тыльной камеры, его рот раскрылся от изумления. Гигантский летательный аппарат заслонил свинцовые небеса. На огромной платформе, переходящей в широкие крылья, умещалась целая крепость. Шедший на высоте нескольких сотен метров над землей воздушный авианосец окружал рой летательных аппаратов поменьше.

Кроме того, система обнаружения зафиксировала множественные сигналы как эллиадской, так и иной неизвестной наземной техники, приближавшейся в их направлении с запада.

Глава 30. Другой мир.

Гладкую асфальтовую дорогу освещала, казалось, бесконечная линия фонарных столбов, уходившая вглубь шелковистой равнины. В десятом часу вечеру по трассе ехала длинная колонна армейских грузовиков, одна часть из которых принадлежала Республике Эллиад, а другая — Вестландскому Альянсу. В кузове одной из них находились выжившие бойцы из отрядов «Гром» и «Молния».

Тремя часами ранее вооруженные силы Вестландского Альянса провели спасательную операцию, вырвав остатки экспедиционных войск из лап смерти. Как только подкрепление из союзной страны прибыло на поле боя, остеррианцы немедленно отступили. Зону спасательной операции взяла под контроль исполинская летающая крепость вестландцев, фантастический вид которой побуждал Беллу усомниться в том, что она все еще находится в мире живых. Конвой из причудливых многоствольных танков и бронемашин сопроводил членов экспедиции до пограничной базы Вестландского Альянса, где раненым оказали медицинскую помощь, а остальным раздали воду и сухпайки. Затем члены экспедиционного корпуса воссоединились с командованием своих подразделений и по просьбе вестландцев сдали оружие и устройства связи, М-линк. После переклички выяснилось, что численность отряда «Молния» сократилась до 15 человек.

Среди тысяч эллиадских солдат и офицеров и координировавших их вестландских военных в форме песочного цвета, сгрудившихся на огороженной территории военной базы, которая едва умещала такую толпу, Белла заметила Теоса. Им удалось поговорить всего минуту, но даже произнесенные за столь короткое время слова потрясли ее истощенный и скорбящий разум. Она и представить не могла, что Теос вызовется участвовать в танковом сражении, где шансы на выживание были ничтожно малы, но затем у нее на душе просветлело от осознания того факта, что он пережил сегодняшний день. Их общение оборвалось внезапным объявлением генерал-майора Бергмана, оно транслировалось на всю военную базу через громкоговорители. Командир экспедиции, к удивлению многих, по-прежнему живой и почти невредимый, сообщил, что пограничная база не может разместить всех членов экспедиционного корпуса, поэтому впереди их ждет двухчасовая дорога к центральной базе Южной провинции Вестландского Альянса.

Издавая тяжелые вздохи и с трудом переставляя ноги, эллиадцы распределились по армейским грузовикам и отправились к новому месту назначения. Но перед этим Белла и ее товарищи загнали «Гончие» на грузовую платформу, предназначенную для перевозки военной техники по железной дороге. Сейчас она созерцала утопавший в тени мир через маленькое окошко в кузове грузовой машины. Желтый свет фонарей пронзал узкие, точно бойницы в крепостной стене, пуленепробиваемые стекла, бросая ритмические отблески на людей в коричневой форме, неподвижных и молчаливых, точно горстка мертвецов, которые наконец обрели вечный покой в склепе на колесах. Справа от нее клевал носом Марко, напротив похрапывал Дариус, повалившись на бок. Лишь крепкое плечо сомкнувшего веки Юлиана удерживало того от падения. Белла повернулась к Стефану, сидевшему слева от нее.

Залитые кровью голубые глаза светловолосого парня были направлены вниз. За всю дорогу на его худом лицо не шевельнулся ни единый мускул, будто его покинуло все тепло жизни, и он застыл изнутри. Белла разделяла страдание и скорбь, что парализовали его тело и душу.

Майя погибла, когда над театром ужаса и смерти уже опускался занавес. Ее жизнь забрал ракетный залп, прикрывавший отступление остеррианцев. Белла с болью вспоминала, как Стефан подбежал к «Гончей», охваченной огненным заревом, как прокричал имя той, кто заставляла его сердце трепетать в груди с момента их первой встречи, и как Юлиан оттаскивал его обратно к танку, подальше от губительного воздействия радиации.

Девушка аккуратно прикоснулась рукой к плечу Стефана и дала ему знать, что они рядом, и он всегда может на них положиться. Юлиан, переставший храпеть Дариус и Марко украдкой наблюдали за реакцией безутешного товарища. Прошло несколько секунд, прежде чем Стефан подал первые признаки жизни. Он медленно повернул покрасневшие глаза в ее сторону и молча кивнул. Его голова поникла, точно выгоревшая свеча. По телу Беллы, точно озноб при лихорадке, пронеслась леденящая дрожь. Она обхватила себя руками. Изможденный рассудок будто наяву видел еще источавшее жизненный свет лицо Майи, ее темно-зеленые глаза, черные кудрявые волосы и... вновь и вновь воспроизводил страшные мгновения ее смерти. Пытаясь отмести мрачные мысли, она повернулась обратно к окошку.

Вскоре трасса привела вереницу машин к обители цивилизации. Чем ближе подъезжала колонна, тем внушительнее и красивее выглядел озаренный светом город. По мере приближения все четче виднелись типичные для этих краев старинные каменные постройки, окрашенные в белый, кремовый и желтоватый цвета. В глубине поселения к небу тянулись две остроконечные башни. На въезде в город красовалась большая зеленая табличка, написанные на ней золотые буквы складывались в название Верона. Для Беллы стало неожиданностью, что военные машины не отправились в объезд, а продолжили движение прямо по оцепленной магистральной улице.

Несмотря на поздний час, по жилам города все еще текла жизнь. Все сидящие в кузове, за исключением Стефана, прилипли к щелевидным оконцам, зачарованные совершенно чуждым для них видом. Люди, прогуливающиеся по мощеным тротуарам, останавливались, чтобы поглазеть на колонну армейских машин. Причем, военную форму, стиравшую индивидуальные различия, носила лишь тонкая полоска солдат, ограждавших людей мира от людей войны. Одежда горожан, напротив, пестрила разными оттенками цветовой палитры: от деловых рубашек и брюк до ярких футболок и шорт. Дети и подростки изумленно смотрели на военный парад в компании молодых родителей и дремучих стариков. Даже через толстую стенку кузова до Беллы доносились отголоски внешнего галдежа. Почти каждое здание здесь веяло стариной, поэтому не вызывало сомнения, что эти каменные стражи повидали за свою длинную историю, как рождаются, любят, страдают и отдаются в объятья вечности десятки поколений горожан.

Внимание Беллы приковал элегантный дом, опускавшийся на брусчатый тротуар изящными колоннами. Возле него собралась целая толпа оборванцев. Военные и, по всей видимости, местные полицейские пытались отогнать нищих подальше от многолюдной улицы. Вот на глаза ей попалась аккуратно подстриженная лужайка, а чуть дальше виднелся белоснежный собор с темным куполом и распятием на вершине. По соседству ввысь устремлялась башня костяного цвета, которую она приметила еще издалека. Ее освещал холодный свет прожекторов.

Их армейский грузовик проехал еще немного, и перед взором уже предстал маленький пруд, окруженный дорожкой из каменных плит и деревянными скамейками. Там собралась большая толпа рабочих в потертых робах с транспарантами и плакатами с непонятными Белле надписями и символом в виде красной звезды, концы которой были окрашены в цвета различных флагов. Кричащих протестующих теснили щитами и колотили дубинками отряды людей в черной форме и шлемах.

Все казалось Белле чужим, но в то же время странно знакомым. На параллельной улице, цепляясь металлическими усами за навесные провода, по рельсам проскользнул зеленый трамвай. Увиденное медленно затягивало ее в прошлое, а точнее, в те далекие времена, когда она жила с родителями и старшей сестрой в столице Телезии, Тирасе. В памяти всплывали размытые песками времени образы оживленных городских улиц, стук проезжающего по рельсам трамвая цвета луговой травы, летний зной и приятная вечерняя хладь. Люди запомнились ей счастливыми и беззаботными. Так ли это было на самом деле или же мир прошлого лишь представлялся ей таким, каким она видела его через призму счастливой детской наивности? Она не желала знать правду.

За идиллическими образами минувших дней следовали картины страха и разрушения, которые она больше никогда не хотела вспоминать. День сменился ночью, а мирная жизнь — войной. Леденящий кровь вой сирен предшествовал граду снарядов, превращавших возрождающуюся цивилизацию в безобразные руины, а хрустальный замок надежд — в мириады осколков отчаяния. Все это сотворили люди, которых она никогда не знала, как и они не знали ее. Тем не менее, они разрушили ее дом и ее жизнь. Это были и остеррианцы, и эллиадцы. Обе стороны прикидывались праведниками, но за сияющей маской добродетели скрывали хищный оскал. Как только ее вместе с семьей эвакуировали в Республику Эллиад, «спасители» заточили их в коррекционные лагеря, заклеймив дикарями. Несмотря на это, она все еще не только верила в свет, полученный в дар от сестры, но и стремилась нести его людям.

Колонна въехала на широкий каменный мост из красного камня, с виду новый, но выполненный в старинном стиле. По ту сторону реки на их пути встретились два больших рекламных экрана. Белла не понимала местного языка, но могла прочитать названия — «ElioresCorp» и «LarionGroup», — пусть и не знала, что за ними скрывается.

Тяжелые веки сомкнулись сами собой. Когда она открыла глаза, вереница грузовиков уже подъезжала к военной базе, чью территорию ограждал высокий металлический забор.

***

Алан добирался до границы Альянса вместе с полковником Годвином, а уже после того, как попал в союзное государство, воссоединился с Теосом и генерал-майором Бергманом, при встрече с которым Годвин едва не прослезился. Из шести тысяч солдат и офицеров сражение в Удине пережили лишь жалкие две тысячи человек, причем многие из них были истощены и ранены. Еще семь с половиной тысяч членов экспедиции добрались до Вестландского Альянса с эвакуационной колонной.

Однако эйфория от чудесного спасения длилась недолго. Высокопоставленный офицер разведывательного управления и координатор взаимодействия между Вестландским Альянсом и экспедиционным корпусом полковник Вивьен Элиорес, встретившая войска экспедиции на границе, сообщила генерал-майору Бергману о начале войны между Остеррианским Союзом и Республикой Эллиад. Нахмурившись, Бергман сразу же принялся изучать предоставленную ему информацию. Полковник Годвин вмиг помрачнел и всю дорогу до Вероны участвовал в обсуждении ситуации на эллиадском театре боевых действий. Присутствовавший при этом Алан вскоре осознал, что Республика оказалась на грани катастрофы. Учитывая сокрушительную мощь нового остеррианского оружия, количество жертв и масштабы разрушения могут превзойти все, с чем когда-либо сталкивались эллиадцы.

Внутри похолодало. Перед глазами невольно всплыли образы его друга, Дина Робеспье, несущего службу на востоке страны, и Миранды Содден, заканчивающей обучение на военного врача в столице. Теперь их жизни, как и жизни миллионов других людей, находятся в смертельной опасности. Будто стараясь их прибодрить, полковник Элиорес добавила, что подготовка к военной операции для помощи Республике уже идет полным ходом, а ее подробности станут известны на объединенном заседании командования Альянса и Эллиада, которое пройдет на Центральной военной базе Южной провинции Вестланда, в пригороде Вероны, куда они прибыли ближе к ночи.

Следующим утром Алан пробудился в комфортном одноместном номере жилого офицерского блока. Он нехотя поднялся с большой мягкой кровати, почистил зубы, принял душ и оделся в свою серовато-синюю военную форму, заметно поизносившуюся за прошедшую неделю. Его ребра все еще неприятно ныли, но после крепкого ночного сна он ощущал необычайную легкость. Прежде чем направиться на объединенное заседание штабов, Алан собирался проведать Теоса и позавтракать. Будь у него М-линк, о встрече можно было бы договориться не вставая с кровати, но устройства связи пришлось сдать еще на приграничной базе «в целях соблюдения протоколов безопасности», как утверждали вестландские военные.

Он перешагнул за порог своего номера, прошел дальше по длинному коридору и постучал в деревянную дверь. Никто не открыл. Алан уже развернулся к лифтовому холлу, когда услышал, как щелкнул замок. В дверном проеме показался одетый в военную форму Теос и пригласил Алана пройти внутрь. Его лицо выглядело свежее, нежели вчера вечером, однако небесная голубизна его глаз потускнела.

— Доброе утро, как самочувствие? Что врачи сказали по поводу радиоактивного облучения? — поинтересовался Алан.

— Доброе утро, мне дали радиопротектор, но вроде как ничего серьезного. Я мало пробыл снаружи, поэтому доза облучения оказалась небольшой. Ладно хоть так, ведь и толку от меня тоже не было никакого… — ответил бесцветным голосом Теос.

Они сели за маленький овальный столик. Алан недоумевающе поднял брови:

— Не было толку? Ты сражался, спас человека и выжил в тяжелейшем бою. Мне такое явно не по плечу.

Теос ухмыльнулся:

— Сражался? Я дрожал от ужаса, стрелял куда попало и лишь изредка попадал в цель. Парень, которого я спас, умер, а в выживании нет моей заслуги. Мне просто повезло, в отличие от тех, кто действительно заслуживал остаться в живых. И это уже не впервые... Наверное, я поступил глупо, что вообще полез в этот танк? Я столько раз мог погибнуть...

Парень с русыми волосами склонил голову и коснулся ладонью лба. Обдумав дальнейшие слова, Алан произнес:

— Храбрость или глупость, как посмотреть. Я не вправе кого-либо осуждать, в отличие от тебя, вчера я и пальцем не пошевелил.

— Потому что ты слишком умен, чтобы не лезть туда, куда не стоит.

— Или недостаточно храбр. Так или иначе, ты поставил на кон свою жизнь и победил, но все могло закончиться гораздо печальнее. Интересно, почему ты вообще пошел на такой риск?

Теос обхватил рукой запястье:

— Потому что я… хочу чувствовать, что моя жизнь действительно чего-то стоит, что я способен добиться чего-то на деле, а не только на словах. Иначе какое право я имею существовать, когда Марианны и Ника больше нет? Чем моя жизнь ценнее?

Если бы только здесь был Ник. Он всегда умел подобрать нужные слова. Все давалось ему просто и непринужденно.

Алан почесал затылок и посмотрел на товарища.

— Ничем, как и моя. То, что ты и я живы, а Марианна, Ник и тысячи других людей мертвы, — лишь случайность. Жестокая и бессмысленная. Однако она никак не умаляет значимости жизни тех, кому повезло увидеть следующий день. Нет нужды доказывать, что твоя жизнь чего-то стоит. Главная и неотъемлемая ее ценность сокрыта в самом ее наличии. Другая же заключается в связях, что мы формируем, и опыте, который мы приобретаем и способны приобрести в будущем за время нашего существования. Иными словами, это ценность того, что мы уже имеем и чем потенциально можем обладать. Риск что-то потерять заставляет нас ценить это еще больше, то же справедливо и для жизни. Однако если раз за разом подвергать себя смертельной опасности, то рано или поздно ценность твоей жизни опустится до нуля. Что-то меня понесло… — он откашлялся. — Да и вообще я плохой советчик. Мне знакомо лишь каково это, когда тебя несет течением, но я не знаю, что значит плыть в собственном направлении. В отличие от меня, ты на правильном пути: у тебя есть и мечта, и сила за ней следовать, но чтобы до ее достичь, тебе нужно остудить рассудок. Одного горячего сердца недостаточно. Пусть оно бьется часто и звучно, но останавливается рано.

В комнате повисло долгое молчание, отчего Алан ощутил себя неловко. Наконец Теос поднял на него глаза, что теперь светились ясностью.

— Ты прав, в последнее время я был сам не свой. Может, именно поэтому мне и хватало решимости поступать так, как раньше я и мечтать не мог и при этом не задумываться о последствиях. Мне нравится такая версия себя, но, боюсь, без холодного рассудка далеко не уйдешь, — Теос улыбнулся. — Нам еще многое нужно обсудить, но если и дальше будешь выслушивать мое нытье, то опоздаешь на заседание. Надеюсь, поделишься потом со мной информацией. По крайней мере, той, что не засекречена. В Эллиаде идет война: хочется знать, как обстановка в столице, собираемся ли мы домой и можно ли рассчитывать на поддержку Альянса.

Алан встал:

— Если бы вестландцы не планировали вмешиваться в войну, то вряд ли протянули бы нам руку помощи, — он проверил время на «Квадросе». — Еще успеваю заскочить в здешнюю столовую. Идешь?

Теос помотал головой:

— Я загляну туда попозже. Сначала нужно навести порядок в голове.

Глава 31. Новый замысел.

Белые двери из матового стекла беззвучно раскрылись, когда Алан, генерал-майор Бергман и полковник Годвин вошли в главный зал для совещаний вслед за Вивьен Элиорес. Середину просторной комнаты занимал овальный стол цвета светлого-дерева, над которым висела конструкция, напоминавшая планету со спутниками или же атомарное ядро с электронами, ее окружало несколько широких колец цвета стали. Вероятно, она одновременно выполняла функции и голографического проектора, и обычной люстры. На закругленных стенах помещения, по обе стороны от стола, висели флаги Вестландского Альянса — золотая пятиконечная звезда на белоснежном фоне, сегменты которой представляли собой гербы крупнейших государств прошлого, сформировавших основу современной вестландской нации.

Алан бросил взгляд на полированный мраморный пол, где будто в зеркале увидел свое собственное отражение, и безуспешно попытался пригладить жесткие волосы, торчавшие на макушке. Мимолетное молчание прервала полковник Элиорес, красивая женщина средних лет с родинкой на щеке, необычными глазами и черными волосами, заплетенными в прическу-корзинку:

— Вот мы и на месте, — она провела рукой, словно гид, демонстрировавший очередную достопримечательность. — Ваше Превосходительство, перед тем как начнется заседание, прошу вас пройти со мной в комнату коммуникации. С вами хочет поговорить исполняющий обязанности Верховного председателя Республики Эллиад. Соединение устанавливается напрямую между двумя странами по подводным кабелям, передача закодирована, а коммуникационная комната надежно изолирована от соседних помещений, поэтому о конфиденциальности можете не беспокоиться.

Сверкнув ярко-золотистыми глазами, Элиорес улыбнулась полковнику Годвину и Алану, предложив им сесть за стол, после чего ловко развернулась каблуках и проводила генерал-майора Бергмана к комнате связи. Они заняли соседние места, отмеченные именными табличками, и стали дожидаться начала совещания. Один за другим в главный зал заседаний стекались офицеры в белоснежной форме Альянса и серо-синей Республики.

Через пару минут в дверях показался и майор Эрхарт. Он дошел до стола уверенной походкой, будто бы намеренно отрицавшей любые ранения или усталость. Однако некоторая скованность движений выдавала главу Рыцарей, а из-под воротника его формы выглядывал белый покров из бинтов. Майор Эрхарт отдал честь полковнику Годвину, затем переставил табличку со своим именем на соседнее с Аланом место, упал в мягкое кожаное кресло и протянул ему руку.

— Лейтенант, добрались до границы с комфортом? — послышался вопрос от майора Эрхарта.

— Благодаря отряду Рыцарей и другим бойцам экспедиции эвакуационная колонна смогла добраться до границы в целости и сохранности. Я и многие другие обязаны вам своими жизнями, сэр. Сожалею, что вам пришлось заплатить за это непомерную цену.

Эрхарт хмыкнул и скривил губы в горькой усмешке, словно старался побороть приступ острой боли:

— Таков наш долг, и каждый из моих парней знает, что его исполнение требует жертв. Хотя... ни товарищам, ни возлюбленным, ни семьям, что ждут погибших дома, ни командиру, что потерял половину своих ребят, легче от этого не становится, — майор крепко сжал поцарапанную руку в кулак. — Проклятье, даже Делагарди, этот живучий сукин сын, решил поиграть в героя. Всегда он ставил жизни других выше своей и теперь расстался с ней раньше, чем подошла его очередь… Теперь дело за нами: мы должны убедиться, чтобы их жертвы не были напрасными, равно как и безнаказанными.

Алан понимающе кивнул:

— Зло не должно оставаться без ответа, вот только до виновников будет тяжело дотянуться. Коллионис и его сообщники, скорее всего, уже скрылись в Остеррианском Союзе. Что до остальных… сомневаюсь, что они в зоне досягаемости, по какую сторону границы ни взгляни.

— Вот уж точно, неважно. Остеррианский Союз, Республика Эллиад, Вестландский Альянс, Лигур... — Эрхарт блеснул ледяными глазами. — Люди везде одинаковы, какими бы разными они ни хотели казаться. Богат ты или беден, аристократ или простолюдин — все это не имеет существенного значения. Все должны отвечать за свои деяния.

Алан согласился с майором. Двери зала распахнулись, и к Эрхарту переваливающейся походкой подошел пухлый мужчина с обвисшими пунцовыми щеками. Черный армейский ремень с трудом сдерживал выпирающее брюхо полковника Денцига, телосложением напоминавшего бегемота. Алан ожидал начала словесной перепалки, но взамен стал свидетелем того, как полковник Денциг, краснея и скрипя зубами, поблагодарил майора за спасение, пожал ему руку и неловко поковылял к своему месту. А уже через минуту в беседе с другим полковником распылялся, что «не познает покоя и не восстановит свою честь, пока не перебьет всех остеррианских свиней до единого».

Алан покачал головой. Эрхарт развел руками:

— Некоторые вещи никогда не меняются. Но не нужно поспешно судить нашего пылкого полковника. У его поведения есть свои причины. Мне стало любопытно, и я выяснил, что от рук остеррианцев пал его единственный сын. Его ненависть обоснована, неправда ли?

Недолго думая Алан ответил:

— Да, но то же самое можно сказать и про сотни тысяч, если не миллионы, таких же людей, как он. И количество никоим образом не умаляет ни одной из этих трагедий. Неприязнь каждой жертвы точно так же обоснована. Но если позволить искре враждебности разгореться, то пожар может спалить дотла весь мир. Впрочем, так уже случалось, потому мы и живем в Новой эре. За смерть его сына нужно винить не «эллиадцев» или «остеррианцев», а конкретных людей, которые к ней причастны. Разделение на «своих» и «чужих» или даже на «людей» и «нелюдей» по национальному признаку лишь подливает масла в костер, на котором предстоит гореть нам всем.

— А вы не скованы такими пустяками вроде принадлежности к нации и не делите людей на «своих» и «чужих»? — командир Рыцарей уловил тень сомнения на лице Алана. — О, нет, я не осуждаю. Напротив. Моя лояльность принадлежит лишь ордену и самому себе.

— К счастью или к сожалению, я ничем не связан и стараюсь не городить баррикады между людьми, а себя, как и других, считаю частью единой семьи — человечества, внутри которой каждый человек рассматривается как отдельная личность и заслуживает индивидуальной оценки. Как по мне, такой подход помогает избавляться от врагов лучше любого насилия.

Оскар Эрхарт провел рукой по острому подбородку:

— В идеальном мире — да. В реальности же у тебя всегда есть враги, которые ни за что не приемлют твоей точки зрения и не готовы решать конфликт разговорами. Поэтому и существуют такие, как я. Те, чья роль заключается в том, чтобы отстаивать определенную версию правды и справедливости с оружием в руках и решать разногласия силой. Лейтенант, допустим, война все же наступила, где в таком случае скрывается виновник кровопролития, иначе говоря, настоящий враг? Куда нам нужно смотреть, чтобы его отыскать?

— Наверх, но перед этим — в зеркало.

Оскар Эрхарт рассмеялся:

— Приятно слышать, что мы смотрим в одном направлении. Мы, Рыцари, давно усвоили эту горькую истину. За нее нам самим и нашим предкам, которые когда-то спаслись от произвола господ, пришлось заплатить жестокую цену.

Майор откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Алана не покидало ощущение, что он прошел очередную проверку.

К чему этот разговор? Вербовка? С моими навыками я все равно не гожусь в Рыцари. Чтобы в очередной раз убедиться, что мне можно доверять?

Он заметил, как полковник Годвин, сидевший рядом и все это время наблюдавший за их беседой, убрал руки со стола и отвернулся в другую сторону.

Вскоре генерал-майор Бергман вернулся из комнаты связи. На первый взгляд он сохранял невозмутимость, но непроницаемую завесу его внутреннего мира приоткрывала проявившаяся на лице бледность. Стуча каблуками, за ним следовала полковник Элиорес, заранее ознакомившая командный состав экспедиции со всеми участниками объединенного заседания. Она общалась с ними на эллиадском наречии, но каждый из офицеров Республики хотя бы на базовом уровне знал вестландский язык еще с Военной Академии. В его основу главным образом легли французский и английский. Тем же, кто не был уверен в своих лингвистических навыках, предлагали миниатюрные устройства синхронного перевода.

Через пару минут в зал вошел главнокомандующий и министр обороны Вестландского Альянса, маршал Фредериксен. Глава вестландской армии окинул собравшихся холодным взором и объявил о начале совещания. Фредериксен, производивший впечатление человека, повидавшего все на свете, повернул худое бледное лицо и жестом правой, бионической руки указал на генерала Моро, командующего войсками Южной провинции Вестландского Альянса. Крупный пожилой мужчина с выдающимся подбородком и черными волосами, среди которых, точно полосы снега на горном хребте, скрывались седые пряди, встал, прочистил горло и приступил к обсуждению ситуации на эллиадских фронтах. Доклад Моро сопровождался презентацией: голографические изображения проецировались на середину овального стола с вращающейся потолочной конструкции, напоминавшей планетарную модель атома.

— Анализ собранной нашей разведкой и полученной от Республики Эллиад информации показал, что остеррианские сверхмощные электромагнитные дальнобойные орудия, сокращенно СЭДО, примененные для артиллерийского наступления на Эллиад, а ранее для удара по экспедиционному корпусу и потопления вестландского крейсера «Инвиктус», обладают максимальной дальностью стрельбы 450 км, калибром 1000 мм и предельной скоростью полета снаряда 9000 м/с. Это рекорд для современных рельсотронов. Ни одна из стран, кроме Остеррианского Союза, не имеет в своем арсенале электромагнитного орудия с подобными характеристиками. Очевидно, что оно делает наши оборонительные комплексы бесполезными и, тем самым, является первостепенной угрозой безопасности обоим государствам, поэтому мы не можем позволить себе сидеть сложа руки…

Алан знал, что рельсотроны уже давно не были чем-то новым и получили широкое распространение еще полвека назад. Они пришли на замену ракетным системам перехвата, наведение которых на цель в условиях сильных электромагнитных помех стало фактически невозможным. Современные защитные комплексы по большей части базируются на скорострельных электромагнитных ускорителях масс, поскольку те обладают непревзойденной скоростью полета снаряда и дальностью ведения стрельбы, а также внушительной огневой мощью. Работа передовых комплексов ПВО основывается на одновременном анализе информации разных модальностей с основным упором на визуальное распознавание, сбором и моментальной передачей которой занимаются, в том числе, и кружащие в небе разведывательные дроны. Ярким примером применения рельсотронов в оборонительных целях является легендарная линия «Цербер», расположенная в 50 км от столицы Эллиада и предназначенная для отражения потенциальных наземных и воздушных угроз.

Дела действительно плохи, если даже линия «Цербер» оказалась бесполезна перед новым остеррианским оружием.

Алан до сих пор не мог выкинуть из головы известия об обстреле Александрии, которые узнал от полковника Элиорес.

— В настоящее время наши дипломаты, как и сам президент Элиорес, ведут переговоры о прекращении огня как с остеррианской, так и с эллиадской сторонами конфликта, но значимых результатов пока добиться не удалось. — «Президент Элиорес? Фамилия как у полковника Элиорес. Интересно, они как-то связаны?» — на миг задумался Алан, но тут же вновь сфокусировался на докладе. — Вестландское командование разработало план военной помощи Республике Эллиад в отражении агрессии Остеррианского Союза. Совместную военную операцию доверено возглавить мне.

Генерал Моро прокашлялся в кулак и продолжил:

— Разведка Республики и Альянса обнаружила две огневые точки, из которых ведется обстрел эллиадских военных и административных объектов. Одно СЭДО размещено вблизи восточного побережья Адриатического моря.

На голографической проекции карты возле места подназванием Сплит появилась красная отметка. Расстояние оттуда до границы Республики составляло всего 110 километров.

— Второе СЭДО остеррианцы разместили в 152 км от северо-восточной границы Республики, — на объемной карте в багровый окрасился населенный пункт прошлого под названием Брасов. — Таким образом, в радиус поражения обоих орудий попадает большая часть территорий Республики Эллиад, за исключением юга и крайнего востока государства. По усредненным оценкам, каждое из СЭДО обороняет гарнизон численностью около 100 тысяч человек. Электромагнитные орудия окружены многоуровневой защитной батареей, способной превентивно перехватывать все доступные нам типы вооружения.

Слова генерала армии Моро подтверждались кадрами с телескопов, используемых в разведке для оптического наблюдения. На них ряды оборонительных платформ ощетинились сотнями стволов различных калибров. Затем перед собравшимися появилось размытое трехмерное изображение СЭДО. Ствол 120-метровой длины, установленный на округлой платформе, зафиксированной толстыми сваями, был заключен в слой металла темно-серебристого оттенка, точно в колоссальный бронированный футляр.

— Насколько позволяет судить качество изображений, полученных с дальнего расстояния, рельсовое орудие целиком находится внутри защитного корпуса, а неприкрытым остается лишь его дуло. Вкупе с наличием многоуровневой защитной батареи это делает уничтожение СЭДО посредством одного только артиллерийского обстрела фактически невыполнимой задачей.

Почти осязаемое беспокойство окутало весь зал, постепенно овладевая умами и сердцами людей. Вестландские военачальники, главы полков и вспомогательных подразделений экспедиции напряглись и впились глазами в докладчика. Моро выдержал паузу и продолжил:

— Что касается остеррианских сил вторжения, северо-западные и северо-восточные территории Эллиада атакованы двумя группами армий численностью от 300 до 400 тысяч человек. Значительная доля военных баз северо-западного, северо-восточного и, в меньшей степени, центрального и восточного военных округов Республики была уничтожена в результате точечного обстрела, произведенного из двух СЭДО. Как мы предполагаем, противнику заранее были известны точные координаты ключевых эллиадских военных объектов. Остеррианские силы вторжения на протяжении двух суток продолжают успешное продвижение в южном направлении. Оборону на северо-восточном фронте возглавляют генерал армии Луаре, командующий Восточным военным округом Эллиада, и его заместитель, генерал-лейтенант Чезанте. На данный момент они концентрируют силы, чтобы совершить контратаку с целью разбить остеррианскую группу армий и уничтожить СЭДО в окрестностях Брасова. За оборону северо-западных территорий Республики ответственен генерал-лейтенант Топал, исполняющий обязанности командующего Северо-западным военным округом Республики Эллиад, — услышав фамилию командующего, Бергман и Годвин быстро переглянулись. — На данный момент войска под его командованием ведут успешное сражение с остеррианскими силами вторжения. Теперь перейдем к запланированной полномасштабной наступательной операции, получившей официальное название «Гидра».

Пришло время узнать, какая же роль уготована нам.

Голографическое изображение вновь переключилось на северо-западные окрестности Эллиада.

— Вестландская группа армий Юг под моим командованием и, в случае победы над остеррианскими силами вторжения, войска генерал-лейтенанта Топала атакуют северо-западную остеррианскую огневую точку близ Сплита сразу с нескольких направлений, включая высадку на побережье Адриатического моря. В наступательной военной операции «Гидра» примут участие 320 тысяч человек со стороны Вестландского Альянса, в том числе флотилия общей численностью 60 надводных и подводных военных судов. Подготовка к наступлению завершится через трое суток, мы можем вносить правки в план операции в течение следующих двух дней, поэтому если за это время у вас появятся дополнения, то я готов выслушать их лично. Генерал-майор Бергман, вы обсудили ваше участие в наступательной операции с вышестоящим командованием? Отправитесь ли вы в бой или предпочтете дождаться его окончания на нашей базе?

Двухметровый широкоплечий командующий экспедиционным корпусом поднялся на ноги. Глубокие темные глаза пронзили Моро, точно арбалетные болты:

— Я обговорил наши цели с исполняющим обязанности Верховного председателя Республики Эллиад. Экспедиционный корпус присоединится к совместной наступательной операции. Мы — эллиадские военные и не в праве отсиживаться, когда наша Родина в опасности.

— Отлично. За трое суток мы обеспечим вашим бойцам должный отдых и лечение, окажем необходимую помощь с ремонтом техники и снабдим припасами, — довольно произнес генерал Моро.

Однако вместо того, чтобы сесть на место, Бергман задал еще один вопрос:

— Для уничтожения СЭДО нам предстоит подобраться к орудию вплотную. Несомненно, во время наступления наши войска подвергнутся интенсивному обстрелу со стороны остеррианского гарнизона. Это означает, что наши потери многократно превысят таковые у противника. Какие меры мы планируем предпринять, чтобы это предотвратить?

Толстые губы генерал Моро изогнулись в улыбке:

— У нас уже есть решение этой проблемы.

Глава 32. Вдох полной грудью.

Бойцы отряда «Молния» отправились на ремонтную станцию, расположенную на территории военной базы в Вероне. После замены поврежденных частей их пригласили оказать содействие в калибровке систем «Гончей», невозможной без персональной идентификации танкистов. Большую часть прошлых суток Юлиан отдыхал и приводил обмундирование в порядок, лишь мельком взглянув на устройство вестландской базы, куда их перебросили позавчера вечером, но и этого ему хватило, чтобы составить первое впечатление об этом причудливом месте. Он прекрасно выспался, принял душ и сбрил редкую рыжеватую щетину. Постиранная танковая форма наконец-то сбросила недельный налет пота и грязи и сидела на коже как новая. Юлиан уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал такую бодрость и легкость в теле. Все же сон в казарме надежно защищенной военной базы кардинально отличался от чуткой дремы внутри палатки посреди полных опасностей территорий.

Шагая по территории базы рядом с Дариусом, Беллой, Стефаном и Марко, он ощущал жгучее дыхание надвигающегося лета. Хотя белоснежные облака наглухо затворили земную поверхность от солнечных лучей, прохладнее от этого не становилось, скорее наоборот, в воздухе висела парниковая духота. Юлиану не терпелось вернуться в Республику и удостовериться в безопасности брата, содержавшегося в коррекционном лагере на севере страны, где уже пылала война между Эллиадом и Остеррианским Союзом. Однако ему не оставалось ничего иного, как смиренно ждать начала военной операции, которая стартует через двое суток. Что произойдет с коррекционными лагерями? Что с случится с братом? Эвакуируют ли оттуда Вольных? Вопросы вертелись в его голове, но ни на один из них не было ответа. Его раздражало собственное бессилие, но если он чему-то и научился за свою жизнь, так это не предаваться бесполезным переживаниям. Юлиан прошел мимо роты марширующих солдат Вестландского Альянса. Их светло-песочная форма выделялась на фоне темного плаца. Оглянувшись, он заметил лейтенанта Феруса, не сводившего глаз с группы девушек, которые вышагивали в конце строя, высоко поднимая стройные ноги.

Командный центр Южного провинции Альянса представлял собой крупную военную базу, по площади сравнимую с размерами коррекционных лагерей, чьи масштабы соответствовали небольшим городам с населением численностью около пятидесяти тысяч человек. Местные порядки кардинально отличались от всего, что Юлиану доводилось видеть ранее. Большая часть территории была открыта для свободного передвижения. По ней были разбросаны столовые, кафе, учебные корпуса, тренировочные площадки, тир, спортивный комплекс, как и многое другое. И вестландские военные в полной мере пользовались доступными ими благами цивилизованной жизни. Белла с изумлением уставилась прямо, как и раскрывший рот Дариус. Спереди яркими вывесками пестрило строение, напоминавшее огромную разноцветную коробку, куда толпами стекались военные, а затем выходили оттуда с сумками или едой в руках.

Ферус громко воскликнул:

— Да вы издеваетесь, у них есть даже торговый центр! Дамы и господа, мы с вами явно попали на курорт. Может, тут и казино найдется?

— Очевидно, это элитная военная часть. Не даром ее называют Центральной во всей провинции, — пробурчал Марко, шедший рядом с понурым Стефаном.

В понимании Юлиана все это мало походило на военный объект. Тренировочный лагерь, где он провел шесть месяцев жизни, в сравнении с этим сказочным местом казался не более чем уродливым отражением в кривом зеркале. На газоне возле вытянутого, точно сигара, здания с зеркальной поверхностью седовласый офицер в белоснежной форме Альянса давал интервью репортерам. Вольные обошли объективы камер стороной и по ступеням спустились к подножию зеленого склона, на котором красовался логотип в виде трех

золотистых лилий на синем поле, расходящихся в разные стороны от надписи ”ElioresCorp”.

На просторной голой площадке выстроился целый ряд соединенных между собой ангаров с закругленной крышей, где и находилась ремонтная станция. Ангары окружал сетчатый забор. Стоянка за ним была заставлена техникой экспедиционного корпуса, по большей части, «Гончими», «Носорогами» и «Буйволами», длинными армейскими грузовиками, образующими «горб» при переходе из кабины в кузов. Подходя к ремонтной станции, Юлиан окинул взглядом товарищей. Смерть Майи подкосила Стефана, ранее не терявшего расположения духа и старавшегося подбодрить других даже в самые трудные минуты.

Чем дороже тебе человек, тем сложнее совладать с эмоциями и пережить утрату...

Впрочем, тяжесть нескончаемых потерь так же довлела над Беллой, Марко и даже Дариусом, казавшимся непривычно тихим. Несмотря на то, что они пытались вести себя как обычно, Юлиан замечал в их взглядах, движениях и редких словах печаль и усталость, неподвластные ни отдыху, ни целебному ночному сну.

Способно ли меня что-либо тронуть?

Юлиан шел мимо поврежденной эллиадской техники вслед за насвистывающим веселую мелодию командиром отряда. Он отметил, что лейтенант Ферус ни капли не изменился, хотя большинство его подчиненных уже упокоилось в гусеничных бронированных гробах.

Мы похожи или он лишь притворяется?

Дариус пихнул его плечом, заходя в ангар:

— Чего загрустил, капрал Ледяное сердце? Лед подтаял?

— Да, но не у меня, — Юлиан хлопнул ладонью по спине друга.

Гул от резаков и шлифовальных машин заполонил весь ангар. Роботизированные манипуляторы доставляли новые детали к многотонным эллиадским танкам, а вестландские механики находили им достойное применение. В воздухе витала целая смесь терпких ароматов раскаленного металла, машинного масла и свежей краски. Юлиан осмотрелся внутри. Львиную долю просторного ремонтного цеха занимали «Гончие». Помятые корпуса, облезлая темно-зеленая краска, разорванные гусеницы и даже одна боевая машина с погнутым стволом пушки, явно принадлежавшая Белле. Рабочие в бурых комбинезонах контролировали автоматические ремонтные комплексы, одновременно орудовавшие множеством манипуляторов. Механические клешни устраняли дефекты на искалеченных корпусах, заменяли фрагменты брони и поврежденные детали.

Ангары соединялись между собой сквозными проходами, через которые открывался обзор на происходящее в других цехах. В соседнем помещении возвышалась могучая фигура Голиафа, закрепленная массивными металлическими захватами. Одна рука боевого механического доспеха отсутствовала, оголяя пустой искусственный плечевой сустав, имевший чашеобразную форму. На голове темно-синего великана выделялись два отклоненных назад отростка. По ту сторону выгнутого грудного отдела поблескивал золотистый наплечник.

Вспоминая, как ловко на поле боя двигались «Голиафы», Юлиан пришел к выводу, что «Гончая» практически не имела бы шансов на победу против столь совершенной машины. Он продвинулся вглубь ангара вместе с отрядом, где их встретил один из механиков. Низкорослый краснолицый мужчина с рыжей бородой в запачканном машинным маслом комбинезоне назвался Златаном и заговорил на чистом эллиадском наречии, чем приятно удивил Вольных, не понимавших местного языка. Механик кратко поведал о ходе ремонтных работ, но перед тем, как проводить танкистов к «Гончим», поспешил выдать свой секрет. Златан оказался иммигрантом из Республики, чем сразу привлек к себе всеобщее внимание.

Сверкнув янтарными глазами, Ферус спросил:

— Ну и как вас сюда занесло? Далеко не все в Эллиаде могут переехать куда захотят по щелчку пальцев.

Юлиан заметил, как на лице лейтенанта Лазарева, который только что зашел в ремонтный цех вместе со своим отрядом, показалась ироничная улыбка. Голосистый механик засиял ярчайшими оттенками красного, когда получил возможность похвастаться историей своего головокружительного успеха перед молодежью.

— Я сам родом из Ламии, а это, если кто не в курсе, один из крупнейший южных городов, — Златан важно поднял указательный палец, отчего Ферус скорчил такую гримасу, будто пытался пережевать лимон. — Еще до переезда я часто слышал, как многие жаловались, мол, «в Эллиаде ничего нельзя добиться, если ты не гражданин или богач какой с рождения». Я, Житель Республики уже в третьем поколении, — живое доказательство тому, что все это россказни неудачников, которые всю жизнь ни разу с дивана не вставали, да еще и Родину свою не любят. Кто хочет, тот всегда своего добьется, — заявил он с неприкрытой гордостью, однако на этих словах публика, состоящая из Вольных, нынешних и бывших, моментально охладела к его персоне и стала расходиться к «Гончим». — Вся наша большая семья четверть века назад перебралась на юг с севера и с тех пор занималась одним только фермерством, но мне это было не по душе, и после пяти лет службы в армии я поступил в технический колледж, потом устроился механиком в Ламии, отработал в одной конторке пять лет, а дальше…

Ферус выставил перед собой руку, прервав самоупоенный рассказ краснолицего механика. К тому времени его аудитория растаяла ровно наполовину. Юлиан тоже направился к своей «Гончей», которую сразу же узнал по черной вмятине на борту. Однако у бронированного скакуна никого не было, поэтому, дожидаясь ответственного механика, он волей-неволей слышал болтовню у себя под боком.

— Раз в Эллиаде все так чудесно и все дороги открыты перед каждым ее счастливым обитателем, то почему кому-то понадобилось уезжать оттуда? — Ферус скрестил руки на груди.

Механик не растерялся:

— Все потому, что фермерство — это не мое. Родне это так просто не объяснишь. Вот и решил попытать счастье в Вестланде.

— Как это родне не объяснишь? Ты же сам только что сказал, что устроился механиком у себя на родине. Даже если их что-то не устраивало, работать там пять лет тебе никак это не мешало. Опять же, зачем тогда переезжать? Хм, что-то в этой истории не сходится, но разве можно не доверять Жителю Республики в третьем поколении?! — лейтенант с каштановыми волосами медленно постучал указательным пальцем по высоко поднятому подбородку.

Златан упер руки в бока:

— Ты на что намекаешь?!

Ферус ехидно улыбнулся:

— Я вот, как скромный Житель Республики в первом поколении всего лишь с двухлетним стажем, сам знаю и слышал от знакомых механиков, что Жителю по карьере так просто не продвинуться, и очень скоро упрешься в потолок. Короче говоря, крупной шишкой тебе никогда не быть, а горбатиться будешь как лошадь. У нас, у военных, так же, Жителю даже после офицерской школы выше капитана никак не дослужиться, а чтобы возвыситься аж до звания майора… надо стать настоящим цивилизованным человеком — гражданином! И как, многим это удается? Кому-то на это и трех поколений не хватает.

Вены на лбу механика-мигранта вздулись, бордовое, точно гранат, лицо подрагивало и грозило вот-вот лопнуть, а самодовольная ухмылка превратилась в гневный оскал.

Лазарев положил руку на плечо Феруса, пытаясь увести того подальше, но тот напоследок бросил:

— Кто хочет, тот всегда своего добьется… любитель родины на расстоянии… Знаю я таких, если так хочешь — возвращайся туда, откуда приехал. Или боишься, что сразу вся любовь выветрится?

Златан, грозя кулаком, прокричал:

— Ах ты гребаный предатель! Неблагодарный! Пора просветить твое начальство!

Ферус мгновенно развернулся, рванул к опешившему механику, который тут же отскочил назад, но уперся в «Гончую» и в испуге прижался к ее борту. Лейтенант остановился и с безумной улыбкой произнес:

— Валяй, но тогда придется посадить в танк тебя, чтобы ты воевал за любимую родину вместо меня. И запомни, оставь свои сказки для тех, кто жизни не видел. Никто здесь в них не верит, кроме тебя.

Перепалка утихла. Златан бесследно исчез в глубине ангара, а Ферус и Лазарев направились к «Гончим». Юлиан провел рукой по броне своего танка, ощутив каждый выступ на металлической поверхности, и обернулся назад, когда к нему подошел тощий седой мужчина в грязно-коричневом комбинезоне. Освободившись после проверки систем «Гончей», проведенных под надзором молчаливого, но знающего свое дело механика, Юлиан дожидался товарищей на свежем воздухе перед ангаром. Мимо прошли две девушки в вестландской военной форме. Кокетливо глядя на него, они хихикнули и помахали ему. Юлиан тихо кивнул в ответ. Когда девушки удалились на почтительное расстояние, к нему направились двое смуглых парней в песочной форме, следовавшие за дамами. Вестландские солдаты приблизились вплотную, сверля Юлиана глазами, и начали что-то возмущенно кричать на своем языке. По выражению их лиц и взрывоопасной интонации он понимал, почему и что те хотели до него донести, но никак не реагировал на агрессию. Будто не замечая их, Юлиан отвернулся в другую сторону, что взбесило солдат еще больше. Они ринулись к нему, но, услышав выкрик со стороны ангаров, замерли в нерешительности.

Дариус прибежал и отшвырнул обоих назад, так что вестландцы стукнулись друг о друга и едва не повалились на уложенную гладкими каменными плитами поверхность. Солдаты колебались несколько секунд, а затем неуверенно подступили к Дариусу. Тогда Юлиан внезапно развернулся и устремился к ним вместе с другом, сжав ладонь в кулак и мысленно прицелившись в переносицу одному и колено другому. Молодые вестландцы отбежали назад, точно спасаясь от вспыхнувшего пожара, и поспешили удалиться прочь, частенько оборачиваясь через плечо. Дариус плюнул им вслед и размял простреленное плечо:

— Чего хотели эти клоуны? Хотя, неважно… Почему ты сразу же с ними не разобрался? В лагере ты без колебаний выбивал из таких, как они, все дерьмо.

— Эти были безобидными, а шпана из лагеря могла с легкостью пырнуть тебя или перебросить удавку через шею, если замешкаешься.

— Эх, никогда не нравилась мне твоя привычка молча терпеть оскорбления. Нельзя позволять другим безнаказанно вытирать о тебя ноги.

— Мне нет дела до их слов.

— Но ты ведь все равно вмешался, когда они огрызнулись на меня.

— Я не собираюсь стоять в стороне, когда дело доходит до драки.

— Как скажешь.

Дариус усмехнулся и обернулся в сторону ангара. Оттуда вышли Стефан, Белла и Марко, на танковой куртке которого, подобно большой кляксе, выделялось черное маслянистое пятно. Дариус посмотрел на свои грязные ладони, отряхнул их о коричневые штанины и спросил:

— У меня никогда еще не было столько свободного времени. Что мы делаем дальше?

— Давайте зайдем в тот торговый центр, как его назвал лейтенант Ферус. Я хочу взглянуть на него изнутри, — сказала Белла.

Юлиан и Марко согласно кивнули, а на лице Дариуса взыграла дьявольская улыбка:

— А вечером заглянем в то кафе с шикарной террасой, о котором трындят все кому не лень. Проводишь нас, Белла? Или лучше не стоит, наверняка тебя там опять будет ждать тот молодой офицер-гражданин, — девушка с глазами, похожими на пару ограненных сапфиров, открыла рот, пытаясь что-то сказать, но Дариус не дал ей такой возможности. — Стефан, Марко, вы же сами видели, как этот лейтенант несколько дней заходил к нам в палаточный городок.

Коренастый парень с густыми, как у филина, бровями отозвался:

— Да, мы были там. Хотя лейтенант Галиан, как он назвался, в основном общался с Беллой, а не с нами. А потом они куда-то ушли вдвоем.

Фарфоровые щеки Беллы налились румянцем.

— Э-э-э, мы всего лишь гуляли и обсуждали все, что с нами произошло… — ее внимание привлек Стефан, внезапно помотавший головой.

Юлиан вступил в разговор:

— Тебе не за что оправдываться.

— Знаю я! — смущенно выпалила она.

Дариус залился смехом, чем привлек к их компании взгляды толпы Вольных, показавшихся из ангара, и группы проходивших рядом вестландцев. Однако Белла с беспокойством смотрела на Стефана. Высокий светловолосый юноша наконец поднял голову, заставив Дариуса замолчать, и с теплой улыбкой на улице кивнул Белле.

***

До начала военной операции «Гидра» оставался один день. На террасу опустился томный вечер, а сияние закатного солнца так и осталось где-то за слоем дымчатых облаков. Город вдалеке горел тысячей маленьких огоньков, образующих замысловатые узоры из света. Одинокая дорога, протянувшаяся от Вероны до военной базы, в желтых лучах фонарей была подобна мосту меж двух миров.

Терраса располагалась на крыше двухэтажного кафе на территории военной базы. Это уютное, несмотря на свою многолюдность, заведение служило привычным местом отдыха вестландских офицеров. Десятки аккуратных столиков из лакированного дерева утопали в красочной зелени клумбовых цветов и карликовых деревьев. Над головами посетителей мерцали пестрые созвездия лампочек. На краю террасы, возле плетеной ограды, за разговором коротали время Теос и Белла. Пролетали минуты и часы, пока они делились воспоминаниями о прошлом, переживаниями о настоящем и мечтами о будущем. Теос любовался тем, как в переливающемся свете поблескивают роскошные золотистые волосы его собеседницы, порождая различные оттенки прекрасного.

Спустя полминуты самозабвенного чаепития он заметил Алана, скользящего под сенью мерцающих лампочек. Его бледно-голубые глаза отчаянно пытались найти свободное место. Алан продвигался с подносом все дальше по террасе до тех пор, пока не увидел Теоса. После чего он направился прямиком к его столику, но застыл на полпути, вероятно, обнаружив, что место напротив него уже занято, резко развернулся и зашагал в другую сторону. Теос хотел окликнуть товарища, но тот уже садился за только что освободившийся столик, рядом с которым в компании двух вестландских девушек-военных расположился лейтенант Ферус. Оранжевый свет напольной лампы падал на его каштановые волосы, смеющееся лицо, имеющее тонкие и приятные черты, и темно-зеленую форму, выделявшую его на фоне здешних обитателей базы. Затем Теос заметил на себе взгляд двух искрящихся в вечерних красках сапфиров. Он чувствовал себя вместе с Беллой так, будто знал ее уже целую вечность, хотя в их общении ощущалась некая недосказанность. Теос понимал, что ему не хватило бы духу приблизиться к такой девушке, встреться они в мирное время. Но в экспедиции страх быть отвергнутым растворялся в тени смерти, и немыслимое становилось возможным. Присутствие Беллы помогало ему на время забыть боль от потери Марианны и отбросить переживания о родителях, что остались в охваченной войной Республике. Он ощутил в глубине груди болезненный укол.

Какое я имею право наслаждаться жизнью в такое время? Родителям угрожает смертельная опасность, гибнут люди, а я сижу тут...

Но затем его осенило. Внезапно ему вспомнились слова Беллы, которые она произнесла при их знакомстве: «Это лучшее, что нам остается». Простая фраза, но ее смысл открылся ему только сейчас.

Мне нужно перестать корить себя в том, над чем я не властен. Вернись в настоящее.

Он взглянул в ее чуткие глаза:

— До возвращения в Эллиад осталось недолго.

Он кивнул:

— Мои мысли настолько очевидны?

— Тяжело не думать о близких и доме, но от того, что переживаешь о них, становится только хуже. Мне знакомо это чувство… В столице сейчас должно быть намного безопаснее, чем на окраине Республики.

— Как только в Александрии стало опасно, родители скорее всего уехали в наш загородный дом либо эвакуировались на юг страны. Вот только спокойно отсиживаться они точно не будут, особенно мама. Она никогда не могла пройти мимо бездомных кошек или собак и не покормить их. Иногда так вообще приносила животных домой. Отец каждый раз на нее ругался, но и сам не мог выбросить никого обратно на улицу. И уж тем более они не оставят в беде людей.

Сапфировые глаза блеснули:

— У тебя добрые родители. Теперь понятно, в кого пошел их сын.

— Глядя на тебя, я могу то же самое сказать и про твоих родителей.

Белла чуть наклонилась вперед:

— Мне посчастливилось родиться в хорошей семье. У отца была своя оранжерея с лилиями и тюльпанами, поэтому в доме всегда стоял душистый аромат цветов. Вместо того чтобы дарить нам букеты, он просто приводил нас в оранжерею и показывал плоды своих трудов. А мама преподавала рисование и пение в школе. Я многому у нее научилась.

— Моя мама тоже работала учительницей, только математики. Думаю, они бы нашли общий язык.

Златовласая девушка отпила из чашки с чаем и с печальной улыбкой произнесла:

— Да, хотела бы я на это посмотреть, но мой дом и моя семья навсегда остались в прошлом…

Теос стиснул столешницу одной рукой.

— Прошлое не вернуть, но впереди есть будущее. К тому же, семья — это близкие тебе люди, связаны ли вы кровными узами или нет. Белла, ты всегда можешь на меня положиться, — наливаясь румянцем, произнес он. — А еще у тебя есть друзья, которые тебя обязательно поддержат.

Девушка вновь распрямила плечи, приободрившись:

— В этом я уверена. Мы с ребятами привыкли присматривать друг за другом, пусть некоторые этого и не признают… Так было с тренировочного лагеря, а теперь, когда нас всего пятеро, мы будто и в самом деле стали одной семьей.

Белла принялась с особым энтузиазмом рассказывать о товарищах: добром и отзывчивом Стефане; угрюмом и рассудительном Марко; храбром и веселом Дариусе; сдержанном и целеустремленном Юлиане, за холодным ликом и выверенным действиями которого, как она верит, скрывается горячее человеческое сердце; а также о энергичной и чувственной Майе, предприимчивых братья-близнецах Джино и Анжело, дурашливом Салли и других ребятах, уже покинувших мир живых.

— Прости, я опять утомляю тебя своей болтовней, — одернула себя Белла.

Теос помотал головой.

— Ничего, я тебя понимаю. Ценность друзей сложно преувеличить, — ноющее ощущение растеклось по его груди. — Моя подруга, Марианна, она погибла, но… когда-то мы часто вот так же сидели с ней в кафе, рядом с Военной Академией, где тогда учились. Она любила рассказывать о своих переживаниях, проблемах в семье, жизни высшего общества, в которой ей не хотелось участвовать. Я ее слушал, но сейчас понимаю, что по-настоящему не слышал... Я был погружен в свои мелкие заботы и лишь ждал, когда сам смогу выложить все, что творится у меня на душе… Если бы сейчас я только мог вернуться в те дни, счастливые только потому, что мой друг был жив.

Белла тихо произнесла, отводя взор в сторону:

— Я не Марианна и не смогу ее заменить, но я рада, что мы можем вот так поговорить, выслушать друг друга, при этом не думая ни о чем другом и оставаясь самими собой...

В порыве эмоций Теос наклонился вперед, и тогда их руки случайно соприкоснулись. Белла замерла, взволнованно смотря ему в лицо. За те несколько секунд, что длилось прикосновение, он наблюдал, как ее молочная кожа окрашивалась в оттенок закатного солнца, но не мог вымолвить ни слова. Чувствуя как горят щеки и барабанит сердце в груди, Теос медленно убрал руку и дал волю словам:

— Белла, тебе не нужно никого заменять. Достаточно, что ты здесь, и я хочу, чтобы так продолжалось и дальше.

Преодолевая смущение, она ответила:

— Тогда тебе лучше никуда не пропадать и больше не рисковать жизнью, когда этого можно избежать. Хватит с меня смертей... Умереть намного проще, чем жить. Многие, кто знал и умел гораздо больше нас, исчезли так стремительно и легко, словно их жизнь была мимолетной вспышкой, будто они и не существовали вовсе... — после короткой паузы Белла склонила голову набок и хитро улыбнулась. — И вообще-то не я тут ошарашила доверчивую девушку обещанием о светлом будущем в Республике, причем по крайне расплывчатым причинам...

Он вытянулся на стуле.

— Так, во-первых, доверчивой девушке не положено сомневаться в чужих словах, а причины мои ясны, как безоблачный день. Во-вторых, рисковать собой понапрасну я больше не собираюсь и заодно сделаю все, что в моих силах, чтобы завтра сберечь доверчивую девушку и ее товарищей, — Теос вздохнул. — И в-третьих, чтобы я мог сдержать свое обещание, ты должна во что бы то ни стало вернуться со мной мной в Эллиад живой и невредимой.

Он старался вселить в нее уверенность, но его самого одолевала тревога. Теос понимал, что, как бы он ни старался, находясь в штабе, ему не удастся защитить всех, кто примет участие в высадке на побережье, которая, исходя из известных ему подробностей, грозила обернуться для них тяжким испытанием.

Глава 33. На волнах.

Облака над портом Брента на рассвете окрасились в сиреневый и бурый оттенки. Могучий ветер гнал в сторону гавани пенистые волны. Алан с трудом удерживал глаза открытыми, глядя в окно из административного кабинета здания портового управления. Он проснулся посреди ночи, а уже в 04:00 утра вместе с боеспособной частью экспедиционного корпуса отправился к одной из крупнейших военно-морских баз Альянса. При этом четыре с половиной тысячи раненых бойцов остались в вестландских госпиталях. По ту сторону широкого окна полным ходом шла погрузка на величественный крейсер класса «Страж», носивший гордое имя «Нептун». По огромной, словно разинутая пасть морского змея, аппарели на борт корабля спешно входили пять тысяч человек — ударная группа под командованием генерал-майора Бергмана, состоящая из солдат и офицеров экспедиционного корпуса.

В целях предосторожности военные суда, участвующие в операции «Гидра», отбывали либо из разных портов, либо в различное друг от друга время суток, а затем объединялись в тактические группы в точках сбора. Параллельно с высадкой на побережье Адриатического моря начнется наземное наступление на оборонительные позиции остеррианцев, расположенные по периметру северо-западной огневой точки, откуда ведется обстрел эллиадской территории. Группы армий под руководством генерала Моро из Альянса и генерал-лейтенанта Топала из Республики, который уже разгромил вражеские силы вторжения на родной земле, выступят с противоположных направлений в рассредоточенном порядке, чтобы не стать удобной мишенью для СЭДО, и одновременно атакуют позиции остеррианцев, пытаясь взять их в окружение. Алан и полковник Годвин следили, как в чрево «Нептуна» заезжала цепочка «Гончих», многие из которых выглядели так, будто на них пришили металлические заплатки, серевшие на фоне темно-зеленого корпуса.

Это плавание станет для Алана первым в жизни. Предыдущая попытка выйти в большие воды Адриатического моря закончилась арестом его семьи военной полицией, когда ему было четыре года. Мысль о том, что скоро ему предстоит оказаться на громадной металлической посудине посреди необъятной толщи воды, причем в радиусе поражения остеррианского рельсотрона, способного в мгновение ока стирать с лица земли тысячи людей и целые кварталы, заставляла его сердце биться чаще.

Вдруг послышался убедительный, но располагающий к себе голос Годвина:

— Не терпится вернуться домой в Эллиад?

Алан повернулся к полковнику с медными волосами, с которым был одного роста, и пожал плечами:

— По правде говоря, здешние порядки мне больше по душе, сэр. Даже на вестландской военной базе условия для проживания комфортнее и свободнее, чем в александрийской школе-интернате, где я провел семь лет. Но не то чтобы у меня был выбор. Да и в Республике найдется пара людей, ради которых стоит вернуться.

— Все мы чем-то связаны, пусть не каждый это осознает. Я вот жду не дождусь, пока увижу жену и дочь, хотя в былые времена и подумать не мог, что стану закоренелым семьянином, насколько это вообще возможно с такой-то профессией, — полковник продемонстрировал белоснежные зубы. — Однако судьба Республики все еще балансирует на краю бездонной пропасти. Из позитивных новостей: генерал-лейтенант Топал одолел остеррианские силы вторжения на северо-западе и заставил их отступить за границу. Даже с подкреплением из Центрального округа это почти непосильная задача для заурядного человека, поскольку твои люди деморализованы превосходством противника, а тебе еще нужно перемещаться с такой осторожностью и слаженностью, чтобы не подставиться под дуло чудо-оружия остеррианцев. Если бы не острый язык и неукротимый нрав нашего с генерал-майором Бергманом бывшего командира, Топал давно бы стал генералом армии, учитывая, что его побед не счесть, а поражения ему не знакомы. С другой стороны, ситуация на Северо-восточном фронте выглядит отнюдь не такой радужной. Генерал Луаре и его заместитель генерал-лейтенант Чезанте — выдающиеся полководцы, но отнюдь не гении, как Топал. К тому же, они контратакуют остеррианцев в меньшинстве, так как больше не могут дожидаться подкрепления из других военных округов. Вчера ближе к ночи до генерал-майора Бергмана дошли вести, что они пытаются прорваться к северо-восточной огневой точке противника. И пока это все, что нам известно. От их успеха будущее Эллиада зависит не меньше, чем от нашего. Но если все пройдет, как надо, то мы вернемся на Родину триумфантами, а не остатками экспедиционного корпуса, которые едва смогли спасти свои шкуры. Тогда вы, Алан, можете смело рассчитывать на награду. Ваших заслуг хватит для этого с запасом. Мы с генерал-майором Бергманом об этом позаботимся. Между прочим, командир высоко ценит ваш вклад в спасение экспедиции, но поскольку он никогда не был щедр на слова, за него говорю я.

Алан не ожидал с утра пораньше услышать в свой адрес похвалу. За время экспедиции и полковник Годвин, и генерал-майор показали себя на удивление здравомыслящими и не подверженными предрассудкам людьми. Они обладали качествами, которые он и не надеялся встретить в военных кругах.

Алан потер ладонью затылок:

— Спасибо, но я всего лишь делал то, о чем вы меня просили.

— Попросить можно о том, с чем никто не справится, но у вас получалось всегда. С такими успехами вас будет ждать многообещающая карьера в армии.

— Если честно, я никогда не хотел быть военным и собираюсь оставаться им ровно до того момента, как мой долг перед государством будет погашен.

Признавшись, он ждал реакции полковника Годвина. Губы старшего офицера сложились в загадочную улыбку:

— Как вы думаете, почему я решил стать военным?

— Могу только предположить, что вы мечтали получить престижную профессию, занять высокое положение в обществе, возможно, жаждали защищать Родину?

Внезапно Годвин залился смехом и взмахнул рукой, точно отметая все предположения своего подчиненного. От неожиданности Алан отступил к окну. Отдышавшись, полковник заговорил:

— Вот уж не ожидал услышать что-то подобное на свой счет. Нет, в юные годы я был максимально далек от столь возвышенных желаний. Я был заядлым бездельником, не представлял, чем мне заниматься в жизни, и не пропускал ни одной гулянки, пока в гостях у знакомых не встретил свою будущую жену. Я еще никогда так быстро не влюблялся. Чтобы понравиться приличной и скромной девушке, я из кожи вон лез, и в итоге у меня даже получилось. По крайней мере, мне так казалось до того, как я встретил ее отца, подполковника, военного до мозга костей. Разумеется, кто-то вроде меня его не устроил, поэтому, чтобы остаться с любимой, я пошел на отчаянный шаг.

— Вы поступили в Военную Академию?

— Да, вот только не с первого раза. В итоге я все же сумел переубедить родителей моей жены. В браке я всегда был счастлив, чего не скажешь про военную службу. Годами я чувствовал, что мне здесь не место, и медленно продвигался по карьерной лестнице. Я и раньше не питал иллюзий, но после того, как несколько раз побывал в экспедициях и мелких стычках, которые непременно заканчивались присоединением новых земель и принудительной «ассимиляцией» местного населения, у меня сложилось стойкое впечатление, что в эллиадской армии благородства даже меньше, чем в александрийской подворотне. Я устал от всего этого и собирался подать в отставку, но мои планы сорвала Остеррианская война. Но не бывает худа без добра. На войне я встретил тогда еще подполковника Бергмана и генерал-майора Топала. Под началом последнего мы оба прослужили два года войны, пока не произошел один неприятный инцидент. С первых дней совместной службы меня поразили и не в меньшей степени восхитили принципиальность, доблесть и благородство подполковника Бергмана. К тому моменту я уже потерял всякую надежду встретить человека столь высоких качеств среди военных. Он одинаково относился и к гражданам, и к Жителям, и к Кандидатам, являлся образцом того, кем должен быть эллиадский офицер. Со временем я осознал, что с такими людьми, как он, можно многого добиться, а если повезет, то и совершить в жизни что-то достойное. Это единственная причина, почему моя форма до сих пор не пылится в шкафу, — голубые глаза Годвина пристально смотрели ему в лицо. — Возможно, такой вариант подойдет и вам.

Алан покачал головой, намеренваясь отклонить предположение Годвина, как вдруг двери кабинета распахнулись, и внутрь вошел генерал-майор Бергман, раскрасив серое помещение в цвет лазури. Алан и полковник Годвин отсалютовали ему. Тот воздел руку, избавляя их от формальностей, и приказал следовать за ним.

***

Центр тактических операций на борту «Нептуна» имел устройство, схожее с центром управления мобильного штаба. Посередине зала, расположенного в носовой части крейсера, находилась округлая платформа, на которую проецировалось трехмерное изображение корабельных тактических групп, входивших в состав эскадр. Сидя за рабочими дисплеями, Бергман, Годвин, Алан и члены информационно-тактических подразделений проводили финальные приготовления перед началом наступления. Диспетчеры дронов, операторы систем связи и наблюдения тщательно проверяли исправность вестландского оборудования, имевшего сходный функционал с эллиадским.

Прошла четверть часа с тех пор, как «Нептун» объединился с двумя крейсерами, каждый из которых вмещал четырехтысячный десант, одним эсминцем и парой фрегатов. Корабельной тактической группе недоставало еще одного крейсера и эсминца, прибытие которых к точке сбора ожидалось в течение получаса. Их боевому формированию была уготована особая роль, предложенная Аланом, — произвести высадку на побережье отдельно от основных вестландских сил, пока последние стягивают на себя остеррианские оборонительные войска, и напрямую атаковать вражеское рельсовое орудие. Он высказал эту идею генерал-майору Бергману, а тот передал ее вестландскому командованию, вскоре утвердившему это дополнение к плану военной операции. Задумка заключалась в том, чтобы как можно быстрее нейтрализовать остеррианское СЭДО и минимизировать потери в ходе наступления.

Однако вестландский штаб оценивал шансы на то, что электромагнитное орудие удастся вывести из строя с помощью корабельной артиллерии, как маловероятные. Такой вывод объяснялся множеством причин, начиная от наличия у рельсотрона защитного корпуса и нескольких защитных батарей вокруг него и заканчивая невозможностью продолжать длительный обстрел с военных судов из-за высокого риска быть потопленными ответным огнем с побережья.

Впрочем, Алан подозревал, что приоритетом вестландских военных была не ликвидация, а захват передового остеррианского вооружения. Отсюда вытекало их скрытое нежелание уничтожать ценнейший образец техники. До высадки на побережье оставалось еще два часа.

Слишком медленно.

Он опасался, что после поражения остеррианских сил вторжения на северо-западе Эллиада противник попытается отступить вместе с рельсовым орудием, чтобы избежать окружения и попадания своего козыря в руки врагов.

120-метровую многотонную громадину так просто не вывезешь… только если по частям. Число остеррианцев все еще велико, а в их распоряжении остается мощнейшее из ныне существующих оружие, поэтому они могут остаться и дать бой. Тем более последние данные разведки говорят о том, что СЭДО, как и остеррианские войска, остаются на своих позициях.

Его настораживала обрывочность визуальных данных, поступавшая от вестландских разведывательных дронов. По всей видимости, кружившие в километрах от побережья механические птицы моментально становились мишенями для остеррианских орудий и конвертопланов, а восстановить наблюдение удавалось не сразу. Алан не знал, как развернется ситуация, но было очевидно — нужно как можно раньше начать наступление и добраться до СЭДО. Он зевнул, прикрываясь рукой, и поправил мятый воротник кителя. По сравнению с мундиром яркого цвета лазури, величественно сидевшем на генерал-майоре Бергмане, его серовато-синяя форма выглядела крайне невзрачно и, не в впример началу экспедиции, висела на нем, как деловой костюм на худощавом школьнике. Благодаря колоссальной массе корабля и стихшему вдали от берега ветру качка на борту практически не ощущалась, что несказанно радовало Алана. За время экспедиции он на своей шкуре испытал, что до тошноты его способна довести обычная езда по бездорожью.

За длинным столом Теос что-то обсуждал с майором Райкетом, главой информационно-тактического подразделения. Громогласный голосБергмана заставил их вздрогнуть и обернуться. Командир экспедиционного корпуса объявил 25-минутный перерыв до прибытия к точке сбора оставшихся военных судов корабельной ударной группы. Алан решил размять ноги и, дождавшись Теоса, вышел в коридор, настолько протяженный, что казался бесконечным. Через него можно было попасть в кают-компанию, судя по по схеме, находившуюся на той же палубе. Боясь заблудиться в лабиринте из белых переборок и ветвящихся проходов, они последовали за другими штабными офицерами и вскоре очутились в просторном помещении с желтыми диванами, столиками, настенными экранами и бесплатными автоматами с напитками и закусками.

Они сели на мягкий диван с картонными стаканами кофе в руках. Теос, молчаливый и собранный с самого утра, провел рукой по полупрозрачному обручу М-линка, который членам экспедиционного корпуса вернули в порту, и скрестил ноги. Алан хотел сделать глоток, но обжегся и тут же отдернул губы, едва не облившись. После чего откинулся на спинку дивана, просевшую под ним, словно пуховая подушка, и позволил себе ненадолго отвлечься от изматывающих размышлений о скором наступлении, однако опустевшим разумом тут же завладели тягостные мысли о неопределенности будущего.

Да уж, еще долго не видать мне ни мира, ни покоя. Хотя… насчет последнего я бы не был так уверен. В ближайшие часы обрести вечный покой проще простого. Выстоит Республика или нет, точно лишь одно — жизнь прежней уже не будет. Я даже не знаю, что сейчас с Дином. Вероятно, его перебросили на северо-восток, чтобы участвовать в контрнаступлении, а ситуация там тяжелая. А как там Миранда? Надеюсь, она в безопасности. Что я могу сделать в текущей ситуации? Как бы поступил Дин? Он тоже не питает теплых чувств к Республике, но, в отличие от меня, Дин всегда думал о благе других, а не только о своем. Иначе он бы не возился с таким, как я. Возможно, мне тоже следует направить свои способности на пользу общества… Даже если прежде я не выбирал собственный путь, у меня еще остается свобода решать, ради чего мне жить и ради чего умирать. Я должен сделать все, что в моих скромных силах, чтобы эта военная операция закончилась успехом. Это имеет решающее значение для будущего мира.

Допив кофе, они встали с дивана и через коридор направились в Центр тактических операций. Алан обратился к хмурому и немногословному товарищу:

— В этот раз у нас серьезные шансы на победу. Все должно пройти хорошо.

Теос повернулся в его сторону с напряженным выражением лица:

— В условиях около нулевой видимости и мощнейших помех атаковать будет тяжело. Постараемся не допустить еще больше смертей.

Алан кивнул:

— Сделаем все, что от нас зависит, пусть это и не много. Если преуспеем, то спасем тысячи и миллионы жизней.

***

Обращение Бергмана транслировалось по всему кораблю:

— Внимание, всем членам экспедиционного корпуса, в течение пятнадцати минут все должны занять установленные места в десантных отсеках корабля. Через сорок минут будет произведена высадка на побережье. Помните, ни при каких условиях не нарушайте боевой порядок и не теряйте бдительности, — тон его голоса немного смягчился. — С начала экспедиции всем нам выпало множество испытаний, мы теряли товарищей, неоднократно сражались с врагом и побеждали, но самое главное — мы выжили. Теперь нам предстоит выполнить еще одно задание, от успеха которого зависят жизни наших близких и наше будущее. Сражайтесь, живите и вернитесь с победой домой к тем, кто вам дорог!

Вместе с персоналом Центра тактических операций Теос спустился в трюм, где их ждала огромная десантная баржа. Эта угловатая посудина вмещала в себя до шестидесяти единиц техники: танки типа «Гончая», «Носорог» и «Колосс», грузовые машины пехоты «Буйвол», пару бронетранспортеров «Кентавр» с «Голиафами» внутри, а также мобильные комплексы ПВО «Химера», реактивные системы залпового огня «Инферно» и два мобильных штаба, в одном из них находилось командование всей экспедицией, которая на момент операции обозначалась как ударная группа № 1. Остальные бойцы и боевая техника занимали три другие десантные баржи, также умещавшиеся на борту «Нептуна».

Теос пробрался через забитую под завязку платформу баржи, зашел внутрь мобильного штаба, занял одно из кресел за голографическим столом. Внутри царила тревожная тишина. Даже капитан Райкет, обычно не смолкающий глава информационно-тактического подразделения, перебросился со своими подчиненными лишь парой слов. Удушающее волнение завладело телом Теоса. Даже больше, чем за себя, он беспокоился за Беллу. Ей в очередной раз предстояло оказаться на острие атаки. Златовласая девушка вместе со своим отрядом находилась на той же барже всего в полусотне метров от него.

Представление, развернувшееся снаружи, выдернуло его из внутреннего мира. На установленный перед ним экран транслировалось изображение с десятков камер внешнего наблюдения. Корабельные батареи дали первый залп. Полые толстобрюхие снаряды с брызгами разбивались о водную поверхность, но вместо пламени взрывов из них вырывались клубы плотного белесого дыма. Искусственный туман стремительно расползался в стороны и наплывал на берег, подобно снежной лавине. В этой непроницаемой дымке содержались и электромагнетические частицы, создающие сильнейшие электромагнитные помехи, поля Закриса, не позволяющие вражеским системам обнаружения установить точное местоположение и число наступающих. Такие меры помогали избежать прицельного обстрела с берега и позволяли под прикрытием завесы достичь рельсового орудия. Воздушные авианосцы, летающие крепости вестландцев, поддерживали наступление с безопасного расстояния, чтобы не стать легкой добычей для остеррианского СЭДО. Приближаясь к зоне высадки, вестландский флот продолжал бомбардировать побережье. Дополнительно на кораблях работали эмиттеры электромагнетических частиц, выпускавшие направленный поток ЭМЧ вглубь молочной дымки.

Загрохотали батареи корабельной артиллерии, а с берега посыпался шквал снарядов противника, пронзавших белую пелену, точно стая птиц завьюженное небо. Обе стороны вели огонь вслепую. Широкие дула вестландских пушек, работающие на технологии ускорителя масс, выплевывали тучу крохотных шарообразных фрагментов, напоминавших картечь. Каждый из летящих с молниеносной скоростью осколков состоял из сплава металлов и эластичных синтетических материалов и с легкостью пробивал как человеческую плоть, так и бронированные корпуса машин, а затем отскакивал, подобно резиновому мячику, и пронзал новые цели, пока окончательно не растрачивал весь запас кинетической энергии.

Прежде спокойное море забурлило. Вода била фонтанами и расходилась вдоль подернутой дымкой поверхности штормовыми волнами. Корабельные комплексы ПВО не успевали реагировать на угрозы и были практически бесполезны, поэтому военные суда постоянно окрашивались оранжевыми вспышками. Пока продолжалось наступление, вестландские подводные лодки патрулировали подводное царство, опасаясь прибытия незваных гостей. Теос, уже надевший шлем и крепко пристегнувшийся ремнями безопасности, кроме сильной тряски, ощущал и ритмичную дрожь, будто исходившую из самих недр качавшегося на волнах «Нептуна». На часах пробило 11:00 по центральному вестландскому времени, а это значит, что каждая из клыкастых голов мифической «Гидры» уже вцепилась в свою жертву на суше и вот-вот вцепится на побережье. Погодные условия явно благоволили наступающим силам. Штиль и легкий естественный туман только поддерживали стабильность рукотворной дымовой завесы.

Капитан Райкет обратился к членам информационно-тактического подразделения:

— Завеса на побережье не позволит вашим бойцам вовремя отреагировать на все угрозы, а на данные с тактических экранов они даже и взглянуть не успеют, пока не станет слишком поздно. Потому будьте начеку и первыми сообщайте им необходимую информацию по голосовой связи.

Пока снаряды и ракеты градом сыпались на прибрежные укрепленные позиции, тактическая группа кораблей, в состав которой входил «Нептун», немногим позднее основной части флота достигла своей зоны высадки. Мобильный штаб завибрировал, когда аппарель, отделявшая десантную баржу от сотен тысяч кубических километров морской воды, начала медленно раскрываться. Технику одновременно удерживали и механические, и магнитные захваты, но знание этого факта не могло полностью унять его страха. Сидя в металлической коробке на гусеницах, которая находилась внутри двух посудин еще большего размера, Теос ощущал себя крохотным паразитическим червем, поселившемся в муравье, который в свою очередь угодил в пасть к корове.

Баржа ударилась о воду. Несмотря на пристегнутые ремни безопасности, зубодробительная встряска заставила всех внутри штаба ухватиться за столы. Пронзительный скрежет металла эхом пронесся по мрачному трюму угловатого судна. Внутренние органы Теоса подпрыгнули вместе с неуклюжей посудиной. Баржу болтало с такой силой, что скудное содержимое его желудка едва не вырвалось наружу. По пути к берегу густая дымка обвивала десантное судно, будто щупальца кальмара-альбиноса. Затем металлическая рампа с грохотом рухнула на белый песок. Затворы с щелчком отцепились, высвободив всю технику. Первая ударная группа, высадившаяся на четырех баржах, за пятнадцать минут собралась воедино и образовала подобие боевого порядка. Сотни бронированных машин направились на северо-запад. Там, в двадцати восьми километрах от них, во мгле таилось остеррианское орудие разрушительной мощи. На севере и на юге даже сквозь плотную завесу то и дело прорывались красноватые всполохи взрывов. Тем не менее, войска экспедиционного корпуса, продвигавшиеся вперед практически на ощупь, пока что не встретили ни единого признака вражеского сопротивления. Похоже, их высадка, удаленная от основного театра боевых действий, осталась незамеченной для остеррианцев.

В этой операции Теос курировал отряды «Гончих» «Молния» и «Гром», а также неполные бронетанковые роты «Носорогов» и «Колоссов». Связь между подразделениями была возможной лишь благодаря близкому расположению машин в построении. Спустя несколько минут из клубящегося тумана стали возникать траншеи, доты и бункеры, изрешеченные, точно ломтик сыра. Внутри укрытий не было ни одной живой души, только изуродованные тела в черной форме. Даже когда вокруг было спокойно, Теосу всюду мерещились силуэты остеррианских танков, скользящих в призрачной мгле. Все это усугублялось тем, что мобильный штаб оставался в неведении о происходящем на других участках боевых действий. С большим трудом им удавалось поддерживать связь внутри ударной группы, хотя не проходило и минуты, как терялся контакт с отдельными подразделениями. Удалившись от берега на десять километров, силы экспедиционного корпуса наткнулись на вторую линию укреплений. Система обнаружения выхватывала из плотного тумана все новые цели, укрывавшиеся среди запутанной сети бетонированных и древесных конструкций, почти не пострадавших от корабельной артиллерии.

Прогремел залп 105-мм пушек «Гончих», а следом — мощных 165-мм основных орудий «Носорогов». Фортификационные сооружения мгновенно превращались в каменную крошку и бетонную пыль. Из полыхавших окопов и бункеров успело вылететь несколько реактивных снарядов, но существенного урона они не нанесли. Эллиадские танки почти беспрепятственно прорывались через позиции остеррианцев, пока на пути у них не встали танки противника. Однако и тех насчитывалось не больше двух десятков. В ходе этого короткого сражения Теос информировал курируемые им отряды об угрозах, что внезапно возникали в радиусе действия мультимодальной системы обнаружения. Когда остатки вражеских «Саламандр» скрылись в тумане, из молочной стены выплыли два обсидиановых гиганта. Теос немедленно предупредил об этом Феруса и Лазарева, и никто из отрядов «Молния» и «Гром» не пострадал. Но прежде чем сгинуть в огненном зареве, «Йотуны» смели четыре «Гончие» из отряда «Копье».

Через километр перед ударной группой открылся вид на «длинноносые» грузовики остеррианцев, куда второпях запрыгивали солдаты, громоздкие машины снабжения, отбывавшие в такой спешке, что оставляли за собой целые горы ящиков с припасами, и брошенные артиллерийские батареи, омываемые белыми волнами газа. Экспедиционные силы открыли огонь по противнику, но проявили осторожность и не стали гнаться за убегающими. После сиюминутной передышки они восстановили боевой порядок и двинулись вперед. Все шло гладко, но Теоса терзало тяжкое ощущение надвигающейся опасности. Внутренний зверь скреб когтями по его сердцу. Он бросил взор на генерал-майора Бергмана, полковника Годвина и Алана — каждый выглядел сосредоточенным и озадаченным происходящим.

Глава 34. Губительная мгла.

Видимость составляла шестьдесят метров и постепенно увеличивалась, но Юлиан по-прежнему не видел вокруг себя ничего, кроме «Гончих» Беллы и Стефана, а также нескончаемого дыма, напоминавшего сплошные белые облака. Ударная группа приближалась к исполинскому рельсовому орудию. С моря подул ветер. Он медленно, но верно рассеивал плотную завесу, несмотря на то, что та постоянно поддерживалась запуском новых снарядов, заполненных дымовыми и электромагнетическими частицами.

Лейтенант Ферус произнес страдальческим тоном:

— И это все?! Где же обещанный нам жаркий прием? Неужели хозяева гостеприимны только по отношению к вестландцам? Тошич, что скажешь… ох, черт.

Юлиан стал свидетелем того, как «Гончая» сержанта Тошича ушла под воду во время сражения на топях.

— Скорее всего, противник сконцентрировал силы возле рельсового орудия. Нас могут заманивать в ловушку, — послышался серьезный голос лейтенанта Галиана.

— Знаю-знаю, я тоже так думаю, но это не отменяет того, что наша задача — сбить это осиное гнездо палкой. Пусть так и веселее, но безопаснее было бы сжечь его издалека, — отозвался Ферус.

— Есть вероятность, что концентрированный огонь артиллерии уже уничтожил СЭДО, но пока мы не знаем этого наверняка. В любом случае, будьте осторожны и держитесь позади «Носорогов». Их броня послужит вам надежным прикрытием.

— Не вопрос, шеф.

До электромагнитного орудия оставалось всего три километра. Аудиосенсоры «Гончей» выхватывали звуки далекого сражения. Инженерные машины Альянса, сопровождавшие войска экспедиционного корпуса, выехали вперед и в последний раз направили вращающиеся цилиндрические излучатели в сторону рельсотрона. Невидимый поток электромагнетических частиц устремился сквозь бледную дымку. Наконец сквозь рассеивающуюся завесу на холме проступила батарея длинноствольных орудий цвета темного серебра. Но вскоре стало понятно, что грозная защитная линия — не более чем груда покореженного металла, безжизненную землю под которой испещряли бесчисленные воронки от попадания снарядов.

На тактическом экране начали вспыхивать красные пиктограммы. Единичные рабочие орудия батареи ожили, словно восстав из мертвых. Их крупнокалиберные стволы наводились на технику экспедиции. Позади них показался плотный строй черных танков и паукообразных боевых дронов.

— Огонь! — прокричал лейтенант Ферус.

Пушки танков и уцелевшие стволы защитной батареи загрохотали, подобно раскатам гибельного грома. Носороги приняли на себя основной удар. Гончие рвались вслед за ними, перестреливаясь с врагом, удерживающим позицию на возвышенности. Обе стороны держались на границе зоны обнаружения, обмениваясь залпами. Уже через пять минут последние длинноствольные орудия батареи, предназначенные для отражения наземных и воздушных угроз, окутало пламя, и войска экспедиции продолжили наступление. Потери были равны, но остеррианцы уступали числом силам ударного корпуса в четыре раза и не выдерживали натиска эллиадских танков.

Мы почти на месте. Где основные силы противника?

Юлиан сконцентрировался на вражеских танках, пока пулеметы в автоматическом режиме отстреливали боевых дронов. Он пронзил правый борт «Саламандры», потонувшей в красном облаке, проскочил через тучу черного дыма и одновременно со Стефаном выпустил бронебойный подкалиберный снаряд в другой легкий танк противника, оказавшийся без прикрытия союзников. Раздувшееся пламя взрыва осветило «Гончую» командира отряда «Молния». С храбростью безумца тот бушевал впереди своих бойцов. Ферус на полном ходу выстрелил крюком, зацепившись за сочленение ствола и башни массивного «Йотуна», резко повернул, промчался по дуге и, едва не врезавшись в тяжелый танк, поразил его борт в упор. После чего развернул ствол и вторым выстрелом подорвал отступающую в дымку «Саламандру». Мастерство Феруса впечатлило Юлиана. Их стили боя были похожи: оба будто играли со смертью, балансируя на острие между жизнью и смертью.

Вражеские сигналы исчезли с радаров, радиус действия которых теперь расширился до ста метров. Ударная группа продвигалась вперед. Юлиан в любой момент ожидал увидеть громаду рельсового орудия, ради которого они зашли так далеко, но даже рассеивающаяся стена дыма не позволяла за собой ничего разглядеть.

— Белла, Стефан, не теряем друг друга из виду. Справа от нас взвод Дариуса и Марко, а слева — лейтенанта Феруса. Используем их как ориентиры, — его не покидало ощущение незримой опасности.

Наконец из искусственного тумана показались очертания гигантской электромагнитной пушки, чьи размеры превзошли даже его ожидания. На высоте десятиэтажного дома проявлялся, казалось, бесконечной длины ствол, покрытый сколами и зазубринами, дуло которого исчезало в клубах белесой дымки. Складывалось впечатление, что его ширины будет достаточно, чтобы по нему проехал целый «Колосс». Основанием могучему орудию служила большая округлая платформа, погнутая и почерневшая от попадания артиллерийских снарядов. По ее периметру виднелись надземные концы массивных свай, которые точно исполинские копья вонзались в рябую земную твердь. Они достигли цели, но ее никто не охранял. Десятки саперов в сопровождении четырехметровых погрузочных дронов с серебристыми контейнерами в манипуляторах спешили к СЭДО, чтобы заложить в его основании тонны взрывчатки.

— Третий и четвертый взводы, к вам приближаются «Берсерки»! Рядовые Бернетти и Радич, назад! — разорвал тишину эфира лейтенант Галиан.

— Вижу, они уже здесь! Я разделился с отрядом! Не смогу… — голос Марко заглушил страшный грохот, и связь оборвалась.

Юлиан уже устремился на подмогу товарищам, когда услышал Стефана.

— Я рядом с ним. Направляюсь к Марко… Он подбит, веду огонь! Еще один враг! Они целятся... — звуки взрывов сменились шипением.

— Четвертому и третьему взводам немедленно отступить и перегруппироваться! Берсерки раздавят вас как насекомых! — прокричал лейтенант Ферус. — Юлиан, какого черта ты творишь?! Назад! Это приказ!

— Они еще живы, — произнес Юлиан, глядя на информационный экран: несмотря на тяжелые повреждения «Гончих», сердца Стефана и Марко все еще бились. — Я доберусь до них первым и отвлеку противника на себя до вашего прибытия.

— Ты не сможешь, это самоубийство! Жди прибытия отряда, у меня с ними свои счеты! Черт... — Ферус стиснул зубы. — Я запросил помощи у «Голиафов». Мы скоро будем. Не вздумай подохнуть до этого!

Белла связалась с ним напрямую:

— Юлиан, я с тобой.

— Нет, это слишком опасно. Ты будешь только мешать. Перегруппируйся с отрядом.

Время словно застыло. Он мчался на полной скорости, разрывая клубящийся дым.

Прости меня, Оливер, я могу не вернуться.

Юлиан увидел охваченную пламенем «Гончую», из-под которой выползал Стефан. Он промчался мимо него, всматриваясь во враждебную мглу. Едва чернота механического гиганта проявила себя в белом дыму, Юлиан нажал на спусковой крючок. В это время «Берсерк» с секирой приближался к перевернутому танку Марко. Кумулятивный снаряд попал обсидиановому великану в плечо, вспыхнув оранжевым шаром. «Берсерк» отшатнулся, но устоял на ногах. Серебристое свечение головного визора обратилось на Юлиана. Остеррианский бронегренадер воткнул секиру в землю и достал бронебойную винтовку, не уступавшую размерами стволу маленькой танковой пушки. Подобравшись еще ближе, Юлиан резко сместился влево и выстрелил «Берсерку» в грудь, где находилась кабина пилота. Однако восьмиметровый противник уклонился, точно живой человек, и вместо этого снаряд попал в локтевое сочленение. Оторванное предплечье отлетело на несколько метров, но одной механической руки оказалось достаточно, чтобы открыть ответный огонь.

Большинство снарядов, выпущенных из бронебойной винтовки, оставили воронки в серой почве, но два все-таки задели правый борт «Гончей». Раздался двойной взрыв. Миниатюрный танк снесло в глубокий кратер. Проведя мгновение в воздухе, «Гончая» ударилась о землю. Тактический экран разлетелся на мириады осколков. Они вонзились Юлиану в висок и щеку. Лицо омыла горячая кровь, но, несмотря на острую боль и сильную встряску, он продолжал давить на ручки управления. Гончая взобралась по склону. Юлиан готовился произвести третий выстрел, но через треснутый оптический экран, словно покрытый паутиной, увидел, как из дыма вышел еще один механический боевой доспех с бронебойной винтовкой, а однорукий «Берсерк» рванул к нему и взмахнул поднятой с земли секирой. Юлиан дернул одну ручку управления, пытаясь уйти из-под удара, а с помощью второй выстрелил в бронированную тушу.

Раскаленное лезвие, издававшее монотонное жужжание, разрезало корпус танка, точно кусок пирога. Оранжевое сияние, озарившее кабину, заставило его зажмуриться и заслонить рукой лицо. Лишившаяся башни и части правого борта «Гончая» перевернулась несколько раз. Юлиан обнаружил, что повис на ремнях вверх ногами. Он смахнул стекавшую по переносице струю крови и уставился на оптический экран, который все еще показывал сетчатое изображение. Будто раненный солдат, «Берсерк» стоял, опершись на серебристую секиру, испускавшую красно-оранжевое свечение. На груди человекоподобной машины виднелась округлая вмятина, из которой валил густой дым. К раненому товарищу подошел второй механический великан с винтовкой, а за их спинами, точно мрачные жнецы душ, показались еще трое остеррианских бронегренадеров.

Внезапно покалеченный великан выпрямился и вскинул секиру. Но его туловище тут же разорвало на части. Ослепительная вспышка сменилась вихрем пламени. Юлиана обдало волной жара. Освободившись от ремней безопасности, он услышал голос Дариуса:

— Эй, Юлиан, ты живой?!

— Ты вовремя. Подкрепление с тобой?

— Я не стал их дожидаться. Они были сразу мной. Я тебя прикрою, скорее вылезай и сваливай отсюда!

Вновь раздался гул 105-мм пушки, за которым загрохотала целая череда выстрелов из бронебойных винтовок. Открывая аварийный люк на днище танка, Юлиан окликнул Дариуса:

— Отступай сейчас же! Их еще четверо, один ты не справишься!

— Думаешь только ты тут, — Дариус тяжело дышал, — можешь геройствовать и спасать остальных? Пришло мое время блистать… а тебе быть спасенным.

Вылезая наружу, Юлиан обжег руки о накалившийся корпус. Когда он спрыгивал с танка, то увидел, как темный гигант, которого отбросило взрывом от уничтожения однорукого «Берсерка», поднимался на ноги. В полусотне метров от него Дариус маневрировал, пытаясь уклониться от выстрелов трех других бронегренадеров, но его «Гончая» уже напоминала полыхающий костер. Едва Юлиан выбрался из кратера, земля задрожала, и из полупрозрачной дымки выскочили десять «Гончих» и полдюжины темно-синих «Голиафов» с оружием наперевес и сразу же открыли огонь по врагу.

— Уход… — он опять воззвал к Дариусу, но мгновенно застыл на месте и зажумрился.

Оружие «Берсерка» испустило голубую вспышку. Только когда она угасла, Юлиан увидел, что «Гончую» его друга испарило. От нее остались лишь две оплавленные гусеницы, что медленно растекались по выжженной почве. На «Берсерков» обрушился град снарядов. Один из остеррианских бронегренадеров закрывался от огня встроенным наручным щитом, но за считанные секунды тот разлетелся на детали. Остальные, получив серьезные повреждения, скрылись из поля зрения. «Голиафы» и «Гончие» устремились за ними в погоню.

Юлиан подбежал к останкам танка Дариуса. Обошел их вокруг, но не нашел ни малейших признаков того, что минутой ранее здесь находился живой человек. Он замер и неизвестно сколько бы еще продолжил стоять на месте, если бы не услышал, что его зовут. Голос Беллы звучал через М-линк так отдаленно и потусторонне, словно колыбельная песня во время детского кошмара. Он обернулся и в сотне метрах позади заметил Беллу и Стефана, которые вытаскивали Марко из опрокинутой «Гончей». Не думая, Юлиан поспешил к ним.

Измазанная в чужой крови златовласая девушка перетянула обрубок ноги Марко ремнем, но под ним уже образовалась алая лужа, медленно растекавшаяся по безжизненной земле. Стефан тащил товарища только одной рукой, вторая висела плетью и кровоточила.

Смуглая кожа Марко побледнела и покрылась каплями пота. Юлиан покрепче затянул ремень в верхней трети бедра. Кровотечение прекратилось. Несмотря на шоковое состояние, Белла запросила по связи медицинскую помощь для Марко. Стефан сидел с опущенной головой и придерживал раненую руку.

К отряду обратился лейтенант Галиан:

— Всем выйти из боя и перегруппироваться по указанным координатам, — Юлиан взглянул на трэкер: новой точкой сбора стало их текущее местоположение. — Дальнейшее сражение не имеет смысла. Задача не может быть выполнена. Здесь нет рельсового орудия.

— Что значит нет?! — воскликнул лейтенант Ферус. — Тогда что это за громадина?

— Инженеры выяснили, что это пустая защитная оболочка, но самого орудия внутри нет. Все это время мы сражались с арьергардом противника, который прикрывал отступление остеррианского войска.

— Да вы шутите! Все зря…

Лейтенант Галиан тяжело вздохнул:

— Еще не все потеряно. Рельсовое орудие могли перехватить союзные войска на других направлениях. Сейчас важно не допустить больших потерь. Стабилизируйте состояние раненых, скоро к вам прибудут медицинские бригады.

Юлиан смотрел на залитую расплавленным металлом могилу друга. Ветер уносил за собой остатки дымовой завесы, оголяя перед миром картину, написанную в багрово-черных тонах.

Три часа спустя. На недавнее поле боя опустилась мертвая тишина. На зеленых лугах, между горным хребтом и бескрайним синим морем, раскинулся полевой лагерь войск, принимавших участие в военной операции. Тысячи эллиадских и вестландских солдат переводили дух среди цветущих трав, неподалеку от пыхтящих дымом полевых кухонь и косых рядов техники. Юлиан брел в сторону моря через красные маковые поля. С моря надвигалось полотно из угрюмо-серых облаков. С каждой секундой жар в его теле нарастал, будто заточенное глубоко внутри пламя выжигало себе путь наружу. Скорлупа, что сдерживала его эмоции и чувства, плавилась. Мучительное осознание заполняло разум.

Он потерял друга, члена семьи, часть себя. Юлиан держал людей за невидимой стеной, которая ограждала его сердце. Но сегодня он лишился одного из тех, для кого в этой стене была распахнута дверь. Их соединяли сокровенные узы, что разорвала смерть, высвободив опаляющее душу буйство страстей.

Ноги дрожали и подгибались. Юлиан упал на колени, по его щекам покатились горячие слезы. Нестерпимая боль вырвалась из нутра рыданиями, которые не мог слышать никто, кроме одной только бескрайней синевы моря.

Глава 35. Возрождение из пепла.

Вечер 9 июня 128 года Новой Эры, Эквитас.

В полумраке длинного кабинета тусклое сияние ламп освещало угрюмые и осунувшиеся лица членов Высшего Совета. После разрушения Башни Высшего Совета временное правительство Эллиада перебралось в окрестности Александрии и, опасаясь стать целью остеррианского рельсового орудия, несколько раз переезжало с места на место, пока не обосновалось в городке Эквитас, расположенном в шестидесяти километрах от столицы. Кабинет с закрытыми бронированными ставнями, ранее принадлежавший местной администрации, не шел ни в какое сравнение с роскошным Залом Высшего совета, ныне обратившимся в руины. Карл Сермонт сделал глоток горячего кофе из белой фарфоровой кружки, расписанной голубыми узорами. Прошло уже больше двух недель, как, совершенно неожиданно для себя, он стал исполняющим обязанности Верховного председателя.

Наступление войны перевернуло мир с ног на голову. Обстрел Александрии сравнял с землей Центр Командования Вооруженными Силами Республики Эллиад и половину Центрального района столицы, похоронив Константина Адриатиса, министра вооруженных сил Республики, и весь генеральный штаб, занимавшийся разработкой стратегии и координации войск. После этого вместе со своей семьей и прислугой бесследно исчез Михаэль Адриатис. Многие члены экспансионистской фракции последовали примеру своего лидера, в том числе и заместитель Верховного председателя Пьеро. Предполагают, что большая часть из них бежала из страны.

Когда хаос и паника охватили обезглавленную Республику, власть перешла в руки тех, кому ранее отводилась лишь роль козлов отпущения. Старейший и самый уважаемый из политиков-реформистов, Алессандро Феорованти, отказался занять пост Верховного председателя, сославшись на преклонный возраст. Следующим в негласной иерархии был Карл Сермонт, и он согласился взвалить на свои плечи ответственность за сотни тысяч погибших, миллионы живых и будущее самой нации. Феорованти принял на себя роль заместителя Верховного председателя, а образовавшиеся дыры в Высшем совете заполнили как его сторонники, так и оставшиеся в столице представители фракции Адриатиса. Ярким примером последних был глава Министерства внутренних дел Милорадович. Этот мужчина с медвежьим телосложением, черной курчавой шевелюрой и девичьим голоском поразил прочих членов временного правительства приверженностью своему делу и, казалось, нехарактерным ему мужеством. Но в действительности никто не знал, что двигало некогда верным приспешником Адриатиса.

Милорадович раздраженно вскинул голову.

— Требования, на которые мы согласились, просто оскорбительны! — его голос срывался почти на визг. — С начала войны прошло всего две недели, а мы уже подняли над головой белый флаг. Мы обязаны были сражаться до конца, но вместо этого подписали мирный договор и отдали им больше трети наших земель... Такой позор с себя нам уже не смыть никогда! — он ударил кулаком по деревянной столешнице, отчего стоявшие на ней кружки задребезжали.

Елена Хольм, министр здравоохранения и давний сторонник Феорованти и Сермонта, резко повернулась к Милорадовичу:

— Позор!? Да как вы смеете! Может, вы и не сбежали с тонущего корабля, но никто из нас не забыл, с каким энтузиазмом вы поддерживали каждое решение, приближавшее наступление этой войны!

Милорадович рассмеялся, глядя ей в глаза:

— Вы явно что-то путаете, госпожа Хольм, я предлагал и поддерживал решения, которые были необходимы для повышения обороноспособности нашей Родины, потому что знал — наступление войны с Остеррианским Союзом неминуемо. Раскройте глаза, и тогда вы увидите, что все опасения уже сбылись!

Хольм сверлила Милорадовича взглядом.

— Вы просто жонглируете фактами. Все здесь прекрасно знают, что никто из фракции Адриатиса даже не пытался наладить дипломатический контакт с Остеррианским Союзом. Вместо этого вы годами заявляли территориальные претензии на чужие земли, устраивали провокации в отношении остерринских властей, внушали народу мысль о необходимости военного вторжения, но не решались первым пойти на прямую конфронтацию лишь потому, что из-за вашей агрессивной безответственной политики наша экономика оказалась на грани краха. И даже те колоссальные ресурсы, которые вы вложили в армию, не принесли своих плодов. Раскройте глаза, и тогда вы увидите, что бедственное положение Эллиада и отсутствие за этим столом вашего патрона и коллег по фракции говорит о полном провале прежнего политического курса.

Подбородок Милорадовича задрожал, но затем на его лице появилась натянутая улыбка:

— Всему виной стали просчеты отдельных людей, ответственных за стратегическое планирование и разведывательную деятельность. К потере северо-восточных территорий привело поражение наших войск под командованием Луаре и Чезанте — светлая им память, конечно же, — а не ошибочность решений прежнего правительства. Северо-запад же мы отстояли благодаря многолетней подготовке к войне и грамотному командованию генерал-лейтенанта Топала. Если бы мы поспешно не подписали позорный мирный договор, то еще смогли бы вернуть северо-восток в лоно Республики…

Сермонт воздел руку, прерывая затянувшийся спор.

— Разберем все по порядку. Для начала — мы не можем назвать действия генерала армии Луаре и генерал-лейтенанта Чезанте полной неудачей. Они вступили в бой с превосходящими силами противника и сумели вывести из строя рельсовое орудие под Брасовом, а также нанесли серьезный урон остеррианской группе армий, но, к сожалению, были разбиты. Не будем умалять заслуг генерал-лейтенанта Топала на северо-западе, но не стоит забывать, что он обладал поддержкой войск Центрального военного округа и наших союзников из Вестландского Альянса. Что касается подписания мирного договора, — Сермонт обвел взглядом членов Высшего совета, — мне самому больно это произносить, но кто-то должен — в сложившейся ситуации даже худой мир, лучше продолжения войны. Причины должны быть вам предельно понятны. Восстания негражданского населения до сих пор полыхают по всей Республике. Операция «Гидра» не оправдала наших ожиданий. Остеррианцы сохранили одно из своих рельсовых орудий и около половины своих сил на северо-западе. Стоит ли говорить, что нам нечем на это ответить... К тому же, остеррианские власти пригрозили тем, что на их территории своего часа дожидается еще одно СЭДО. После чего руководство Вестландского Альянса стало настаивать на скорейшем прекращении боевых действий. Эллиад потерял почти половину численности вооруженных сил и сейчас слишком слаб, чтобы упускать ценного союзника и продолжать войну в одиночку. Но я уверяю вас, что мы не оставим все так, как есть. В ближайшем будущем мы вернем наши земли, но перед этим мы обязаны спасти то, что еще осталось от Республики Эллиад.

Феорованти, словно старый хитрый лис наблюдавший за реакцией на речь Сермонта, откашлялся и сам взял слово.

— Я так же считаю, что подписание мирного договора было необходимостью, но оставим право судить об этом нашим потомкам. Больше всего меня беспокоит не прошлое и не отдаленное будущее, а настоящее. Мы сохранили наши земли в Малой Азии, но теперь они отрезаны от Эллиада. Открытым остается лишь морское сообщение, что существенно затрудняет снабжение и защиту территорий. Однако самая большая угроза существованию Республики — создание на захваченных северо-восточных землях марионеточного государства под названием Эллиадский Доминион, — старый политик скривил губы. — Обыграть все как волеизъявление угнетенного народа и подать под соусом гражданской войны… Впрочем, ничего нового.

— Это же абсурд! Кто в здравом уме поверит в этот бред умалишенного?! — возмутился Милорадович.

— Когда это политиков или простой народ интересовала правда? Людям нужна понятная, приносящая душевный покой история, которая будет оправдывать любые действия справедливостью. И остеррианцы ее придумали. Можем ли мы их в этом обвинять? Разве Республика не держится на таких же мифах? Разница лишь в том, что сейчас сила на их стороне. Что еще хуже — им понадобились ровно одни сутки, чтобы сделать то, чего мы не могли добиться десятилетиями, — равенства. Они отменили сословную структуру общества раньше нас... Это ли не позор? Если мы срочно ничем не ответим, то все население «настоящей» Республики выберет лучшую альтернативу. Каковы наши следующие шаги, господин Верховный председатель?

Он ведь и так все прекрасно знает. Мы обсуждали наш план еще вчера. Старый лис решил подготовить для меня почву.

— Завтра утром мы проведем крупнейшую с окончания Первой Остеррианской Войны церемонию награждения, где я объявлю о новом курсе глобальных преобразований, названных «Реформами равенства и справедливости». Конечно, если сегодня мы их одобрим. Уважаемые члены Высшего совета, прошу вас ознакомиться с их содержанием и проголосовать, — на встроенных в стол дисплеях появился заранее подготовленный документ. — Если мы решимся принести в жертву наши гордыню и привилегии, то взамен совершим деяния, которые превзойдут даже самые громкие обещания наших оппонентов.

***

Клубящиеся облака медленно проплывали по полотну бескрайнего простора. Витиеватые, выпуклые, причудливые — казалось, если протянуть руку, то можно до них дотянуться, а затем попробовать на вкус, словно сладкую вату.

Между облаками цвета свежевыпавшего снега виднелись прорехи, откуда проглядывала глубокая лазурь утреннего неба. Солнечные лучи боролись с господством тени, опускаясь на высокий травянистый берег янтарным мерцанием. Церемония награждения проходила на морском побережье к северу от Александрии, в месте, носившем название «Берег славы», где с самого основания Республики проводились торжественные мероприятия национального масштаба. Волны набегали на сушу пенистыми валами. Лицом к необъятному простору моря стояли многочисленные ряды эллиадских солдат и офицеров. Изумрудный покров под их ногами тихо колыхался от дуновений деликатного бриза, будто преклоняясь пред великолепием момента. С вершины церемониального холма, на котором благоухала белая шипастая акация, речь произносил и.о. Верховного председателя Карл Сермонт. Бергман наблюдал за историческим моментом из-за спины лидера нации.

Когда временный глава государства объявил о проведении «Реформ равенства и справедливости», отменяющих сословную систему и переводящих все население в статус граждан, ликование шквалом пронеслось по «Берегу славы». Выступление Сермонта транслировалось по всем информационным каналам и разлеталось даже в самые дальние уголки Эллиада. Десятки камер боролись за право первыми запечатлеть эпохальное событие. Дроны бороздили воздушное пространство вместе с крикливыми чайками, демонстрируя эллиадской общественности радость бравых военных. Затем началась сама церемония награждения, где отдельно знаком отличия были отмечены высокопоставленные офицеры, вроде Бергмана и Топала, кроме иных почестей получивших повышение до генерал-лейтенанта и генерала армии соответственно. Особого внимания заслужили члены экспедиционного корпуса, чье возвращение в Республику представлялось СМИ не иначе как «чудо и эталон непоколебимости эллиадского духа». Они удостоились наград и повышения в звании, а профессиональным военным, согласно старой традиции поощрения заслуг, также были прощены все долги перед государством.

Бергман испытывал противоречивые чувства. Счастье ему приносили воссоединение с семьей, возвращение на родину, становление Республики на новый путь и окончание войны. Однако потеря большей части экспедиционного корпуса и упущенная возможность захватить остеррианское рельсовое орудие, которые он воспринимал как собственные провалы, мучили его из дня в день. Он считал, что не заслуживал ни медалей, ни повышения, ни оказанных ему почестей. Мог ли он как-то повлиять на исход операции «Гидра»? Завладей они тогда СЭДО, Эллиад наверняка закончил бы войну на более выгодных условиях или даже отстоял бы свои северо-восточные территории…

После окончания военной операции экспедиционный корпус и 150-тысячная вестландская армия объединились с эллиадскими войсками, а затем отправились к опустошенной войной северо-западной границе Республики, где Бергман впервые за два года увиделся с Топалом. Их расквартировали в окрестностях Киносуры, крупнейшего эллиадского северо-западного города, пятая часть которого превратилась в пепелище, а другая — в непрерывную траурную процессию. Войска экспедиционного корпуса провели на покинутом остеррианцами рубеже неделю, но зато в это время им не приходилось участвовать ни в одном крупном сражении. Вместо этого они были заняты патрулированием границы, устрашением мародеров и мелкими стычками с мятежниками, чьи отряды промышляли грабежом и попытками захвата приграничных поселений. На седьмые сутки Бергман получил приказ о передислокации войск на военную базу Лазарус, расположенную в пятидесяти километрах от Александрии. В тот же день на вокзале, отбывая с воинским эшелоном, он узнал о создании на территории оккупированных северо-восточных эллиадских земель нового государства, названного Эллиадским Доминионом.

В своем обращении лидер Остеррианского Союза, Дитрих Мендель, заявил, что причиной войны послужило желание остеррианских граждан освободить эллиадский народ от угнетения со стороны «прогнивших элит, имеющих наглость называть себя правительством Республики Эллиад». Остеррианский Союз пообещал гарантировать суверенитет и право на самоопределение Эллиадскому Доминиону и предостерег «плутократов из так называемой Республики Эллиад» от дальнейших агрессивных действий, пригрозив применением СЭДО. Назначение главой марионеточного государства генерала Коллиониса, предателя и виновника всех бед, случившихся с экспедицией, шокировало и взбесило Бергмана до такой степени, что в не свойственном ему приступе ярости он чуть не проломил стол в предоставленном ему кабинете железнодорожного вокзала. Годвин же лишь горько рассмеялся над неожиданными известиями.

Уже на следующие сутки, 8 июня, когда по железнодорожным артериям они достигли самого сердца Республики и обосновались на базе Лазарус, был подписан мирный договор, согласно которому Республика Эллиад отказывалась от притязаний на свои северо-восточные земли и временно признавала независимость Эллиадского Доминиона, а Остеррианский Союз обязался прекратить все боевые действия, произвести обмен военнопленными и больше не применять СЭДО.

Сермонт закончил десятиминутную речь словами: «Единство, равенство, свобода исправедливость вновь стали истинными идеалами нашей нации. С сегодняшнего дня начинается новая веха нашей истории, когда мы рука об руку будем строить лучшее будущее для всех нас». После продолжительных аплодисментов и одобрительных возгласов заиграл национальный гимн «Рассвет цивилизации».

В отчаянии даже самая мелкая победа становится триумфом.

Бергман раздумывал над тем, что им уготовило будущее, глядя на искрящуюся надеждой атмосферу торжества, охватившую церемониальный берег. Сразу после завершения официальной части Годвин, повышенный до бригадного генерала, незаметно исчез, а к Бергману широкими, словно у цапли, шагами подошел его старый наставник, генерал армии Ортел Топал. В свои семьдесят пять лет он имел идеальную солдатскую выправку и выглядел моложаво. Узколицый, высокий и жилистый генерал пронзительно смотрел на него разноцветными глазами: правым голубым и левым карим.

— Эрих, поздравляю тебя с заслуженным повышением.

— Благодарю, Ваше Превосходительство. Примите мои поздравления. Пусть тяжелые времена и требуют героев, но, в отличие от вас, я не заслужил права им называться.

Генерал Топал положил костлявую руку на его мускулистое плечо.

— Чушь. Еще как заслужил. И прекрати заниматься самоуничижением. Ты, в конце концов, — гордость нации, ходячий двухметровый образец мужественности, а не плаксивая школьница. Знаю, этот вероломный хвастун Коллионис едва не похоронил тебя, Артура и заодно всю экспедицию, но ты выжил, спас тысячи людей и вернулся домой. А до новомодной остеррианской игрушки не удалось добраться вовремя только потому, что вестландцы не соизволили начать операцию раньше, хотя я и говорил им, что дольше тянуть нельзя. Дилетанты… — Топал внезапно перешел на шепот. — Кстати, господин бывший председатель Адриатис вместе со своим толстолобым братцем с самого начала готовили ловушку для остеррианцев. Именно по их милости мы сейчас по колено в пепле и по локоть в крови. Они хотели заманить остеррианские войска вглубь Республики за пределы дальности ведения огня вражеских орудий, связать их боем и перебить всех до единого с помощью своих новых дальнобойных рельсотронов, информацию о которых, как они считали, им удавалось держать в тайне. Ничего не напоминает? Орудия были разработаны на принадлежавших им частных предприятиях и скрыты в северных регионах страны, на землях их семьи. Шестеренки плана пришли в движение еще до того, как Александр Адриатис занял пост Верховного председателя. Адриатисы всегда считали себя верхушкой пищевой цепи, но, очевидно, ошибались. Как ты понимаешь, никто не должен был узнать об их истинных намерениях, ни один из командующих военными округами и, особенно, Коллионис, но ведь у меня как-то получилось раскрыть их маленький секрет, — уголки его губ приподнялись, — смогли и остеррианцы, которые разработали пушки гораздо серьезней тех, что были в распоряжении у братьев Адриатисов. Бедолаг заставили думать, что у них преимущество и все на свете развивается согласно их невероятно сложному замыслу, но, как оказалось, интриганов переиграли в их же игре.

— Хм, выходит, остеррианцы точно знали, где были размещены новые орудия Адриатисов, и уничтожили их первыми? — чуть подался вперед Бергман.

— Все верно, прекрасно знали и о рельсовых орудиях, и о координатах наших военных баз. Не помогло даже то, что Коллионису долгое время скармливали ложную информацию, пытаясь ввести в заблуждение остеррианцев. Их агентурная сеть явно не хуже моей, раз у них получилось докопаться до истины. Я всегда был уверен, что у обрюзгшей партийной верхушки Остеррианского Союза никогда бы не хватило мозгов, чтобы додуматься до столь блестящего плана вторжения и использовать задумку врага против него же самого.

— Тогда чьих это рук дело? Лигур был в сговоре с Союзом? Им выгодно ослабление Эллиада, своего главного экономического соперника в регионе, — Бергман с задумчивым видом смотрел в лицо старому генералу.

— Уже больше похоже на правду. Также не стоит исключать того, что в рядах остеррианцев завелся, ни много ни мало, гений, причем не из стариков, а из свежей крови. Для нас было бы весьма неприятно приобрести столь грозного противника. Я поручу своим людям в Союзе заняться поисками нашего серого кардинала. Хотя у меня на примете уже есть несколько занимательных кандидатов.

Рядом прошел Алессандро Феорованти, заместитель исполняющего обязанности Верховного председателя, и, прищурив глаза, им улыбнулся. Они ответили ему вежливым кивком. Генерал Топал резко переменил выражение лица и тему разговора:

— Эрих, как поживают жена и дети?

Тот впервые спрашивал его про семью. Бергман ему подыграл.

— С ними все хорошо. Как ваша дочь и внуки?

Худощавый генерал махнул рукой:

— Не пропадут… Эрих, пора нам возвращаться к плодотворному сотрудничеству, как в старые добрые времена. Эпоха помпезных посредственностей ушла. Хотя некоторые пережитки прошлого по-прежнему думают, что им еще есть место на сцене, — Топал кивнул на генерала армии Карраса, пожилого мужчину с длинными закрученными усами, который разговаривал с Сермонтом. — Настало наше время.

Бергман нахмурил брови:

— Если таков приказ, то я не могу вам отказать.

Топал закатил глаза:

— Только не говори мне, что ты до сих пор дуешься на меня за тот случай на севере-востоке. Тогда моя стратегия оказалась эффективной, а значит, была правильной.

Он сжал руку в кулак:

— В вашем понимании сравнять с землей целое поселение мирных жителей без необходимости выглядит как что-то правильное?

— Да, если при этом остальные сдадутся без боя, и никто из твоих солдат не пострадает. Мир развращен и жесток, поэтому, чтобы добиваться результатов, мы сами обязаны действовать твердо и руководствоваться лишь холодной волей рассудка, а не быть рабами своих эмоций.

— Я не согласен ни с вашим видением, ни с вашими методами. Мне пора, Ваше Превосходительство, — Бергман отдал честь.

— Мне и самому нужно многим занться, генералы — люди занятые. Хорошо поболтали, Эрих. До скорой встречи, — Топал улыбнулся на прощание.

***

Алан ощупывал только что полученные медали, висевшие у него на груди.

Интересно, за сколько их можно продать… или лучше оставить как память о моей рабской молодости? Теперь я могу в любой момент распрощаться с армией. Вот бы еще вернули конфискованное семейное имущество, тогда бы мне точно не пришлось ломать голову о безбедном существовании.

Разделившись с Теосом после завершения церемонии награждения, Алан шел по аккуратному травянистому покрову обратно к армейским машинам. Впервые за долгое время он находился в приподнятом расположении духа, ненадолго забыв о бесплодных поисках Дина и грусти, которую ему навевало зрелище разоренных эллиадских земель. Однако внутренняя гармония была нарушена, когда через М-линк с ним связался получивший повышение до бригадного генерала Годвин и сказал подойти к подножию церемониального холма, откуда недавно вещал глава государства.

Завидев за спинами солдат и репортеров Годвина, Алан отсалютовал ему, едва не сбив с головы парадную фуражку, после чего проследовал за ним за оцепление, подальше от посторонних ушей и глаз. На бывшем заместителе экспедиционного корпуса сиял новенький мундир цвета небесной лазури, вышитый блестящим золотым узором.

— Старший лейтенант Верро, уже чувствуете вкус свободы? — с загадочной улыбкой произнес Годвин. — Долги прощены, пособие — пусть и скудное, — но заработано. Можно со спокойной душой увольняться со службы… Таков ваш план, верно?

Алан уже перестал удивляться проницательности Годвина:

— Все так, Ваше Превосходительство. Я благодарен вам и генерал-лейтенанту Бергману за хвалебные рекомендации на мой счет и хорошее отношение, но я уже говорил, что никогда не хотел быть военным. Это не мой выбор.

— Тогда сделайте свой. Если вы останетесь на службе, вас будет ждать завидная карьера. А если уйдете, то окажетесь ни с чем и уже будете не в силах никому помочь: ни эллиадским гражданам, ни товарищам по службе, ни друзьям.

Алан потупил взгляд и, дотронувшись до козырька, поправил фуражку.

— У вас большой потенциал. Если вы пожелаете остаться в должности адъютанта генерал-лейтенанта Бергмана, человек вашего ума и убеждений придется нам как нельзя кстати. В наше растущее объединение военных, помимо нас с генерал-лейтенантом, входит уже немало талантливых офицеров, а с недавних пор и майор Эрхарт. Можете считать нас чем-то вроде «военной семьи», какая есть почти у каждого генерала. Среди нас собрались способные люди с прогрессивным мышлением, единомышленники, которые стремятся преобразовать армию, да и всю Республику, к лучшему и заодно помогают друг другу с продвижением по карьерной лестнице.

Похоже, военные погрязли в интригах и борьбе за власть не меньше политиков. Ввяжешься на миг, и тебя затянет на всю жизнь.

Алан уставился в пустоту, а затем ответил:

— Я благодарю вас за щедрое предложение, Ваше Превосходительство, но военная карьера — это не то, к чему я стремлюсь. Я тот человек, который предпочитает изучать мир и людей со стороны, а не рвется в гущу событий. Мне по душе спокойная жизнь, и у меня наконец появилась возможность ее испытать.

Годвин помотал головой:

— Не нужно спешить с ответом. Сначала обдумайте все как следует. И ответьте себе на вопрос: можно ли обрести душевный покой, убегая от реальности?

Глава 36. Новая реальность.

Юлиан прогуливался вдоль оградительной решетки по горному плато, где был обустроен наблюдательный пункт военной базы Лазарус. Чаша радиолокационной станции и башня оптического наблюдения возвышались над долиной, через которую тянулись, точно нарисованные карандашом, серые полосы дорог и железнодорожных путей. Он дожидался Стефана и пригласившую их сюда Беллу, чтобы в уединенной обстановке обсудить внезапно открывшиеся перед ними возможности. Юлиан пришел на место встречи первым, поскольку заскочил только в штаб и, в отличие от остальных, не посещал ремонтную станцию: на северо-западе Республики ему досталось новая «Гончая», до него принадлежавшая одному из дезертиров.

Церемония награждения закончилась три часа назад и оставила после себя странное послевкусие. Свобода должна вызывать радость, но… думая о неопределенности будущего, он ощущал в груди трепет. Юлиан взглянул на дрожащую ладонь, глубоко вдохнул и сжал ее в кулак, пытаясь унять беспокойство, какого не испытывал даже на поле боя. Он притронулся к рельефной рукояти спрятанного за поясом кинжала. Посмертный дар друга, погибшего в случайной стычке с «Берсерками», послужил ему жестоким напоминанием собственной человечности.

С тех пор, как Дариус погиб, его разум и тело словно взбунтовались. Вырвавшись наружу, эмоции постоянно давали о себе знать. Гнетущая пустота, что поселилась в его сердце, мешала ему засыпать, вызывала кошмары по ночам и заставляла пробуждаться в холодном поту. Всю неделю его терзали и мысли о брате. Проведя почти неделю в томительном ожидании хоть какой-то информации о судьбе Оливера, он уже подумывал самовольно отправиться на его поиски. Однако вчера лейтенант Ферус наконец-то принес им долгожданные вести, которые разузнал в штабе. К сожалению, в этих сведениях не было ни слова об Оливере Розасе, зато Юлиан выяснил, что весь их коррекционный лагерь эвакуировали на юг Эллиада.

Вернувшись на военную базу Лазарус после окончания церемонии, он поспешил в главный штаб, где застал старшего лейтенанта Галиана, который всю прошедшую неделю часто наведывался в казарму, где был расквартирован их отряд. Молодой офицер сказал, что ближе к вечеру в мобильных штабах и административных помещениях базы развернут оперативные пункты по решению вопросов бывших неграждан, где и можно будет получить удостоверение личности и универсальный проездной для поездки к родным. Юлиан планировал занять туда очередь за несколько часов до открытия.

Юлиан, Стефан и Белла за прошедшую неделю сблизились еще сильнее. Как единственные выжившие из группы, сформированной еще в тренировочном лагере, не считая Марко, который дожидался протезирования в военном госпитале в Киносуре, они делили общую боль и несли в своих сердцах надежды и мечты тех, кто навсегда утратил возможность надеяться и мечтать.

Он добрел до противоположной стороны плато, просунул пальцы через сетчатый забор и посмотрел вниз. Военная база Лазарус, сторожевой пес столицы, лежала в низине, окруженная горными цепями, пышными лесами и узким кольцом цветущих полей. Однако теперь от нее мало что осталось. Одно попадание из рельсового орудия уничтожило большую часть построек, превратив базу в уродливый черный шрам на зеленом теле природы. Груды камней и погнутые балки беспорядочно торчали из присыпанной пеплом земли, будто руки обгоревших мертвецов, молящих высшие силы о спасении. Робкий ветер лишь слегка подергивал цветастые эллиадские флаги, развешенные по по обе стороны от бетонного входа в лифтовый холл, а влажный и жаркий воздух накалялся скрытым за облаками солнцем.

Платформа поднялась на плато, из лифтового холла вместе с группой военных вышли Белла и Стефан. Они улыбнулись и помахали ему. После торжественной церемонии, во время которой их повысили в звании и наградили медалями «За отвагу», у них не было времени, чтобы все обсудить.

— Знаете, мне как-то не по себе от того, с какой злобой на меня теперь смотрят Жители. Точнее... бывшие Жители. Даже не верится, что все так сложилось, — произнес Стефан, опустив голову. — Еще когда на церемонии объявили о том, что нас освобождают от обязательной службы, а им только сокращают срок службы до двух лет, у меня появилось ощущение, будто мне вот-вот вцепятся в глотку. Неудивительно, будь я на их месте, мне бы тоже было обидно.

— Это не повод вымещать злость на нас. Мы заслужили, чтобы нам наконец-то улыбнулась удача, — ответила Белла.

Юлиан скрестил руки на груди:

— Она улыбается только тем, кто живет достаточно долго, чтобы увидеть ее улыбку. Республика предоставила нам выбор не ради одной только компенсации за прошлые грехи, а из необходимости. Теперь у нее появился прямой конкурент на северо-востоке.

Стефан вскинул голову:

— Аа… ты имеешь в виду Эллиадский Доминион, про который спорили Ферус и Лазарев. По слухам, там еще раньше объявили всех гражданами, Вольным дали возможность покинуть службу, а тем, кто останется, пообещали жалование. Мы явно не единственные, кому это известно. Понятно, почему Республика резко зашевелилась.

— Разве для нас так важна причина? Главное, что теперь мы сами распоряжаемся своими жизнями, — воодушевленно произнесла Белла.

— Да, нам позволили выбирать, но многого ли можно добиться на свободе с шестью классами образования и без нормального опыта жизни в обществе? Не стоит рассчитывать, что перед нами сразу откроются все двери, а не только те, куда нас готовы впустить, — заметив, что улыбка сошла с лица златовласой девушки, Юлиан добавил: — Но даже ограниченный выбор лучше, чем его отсутствие.

Она кивнула, отросшие ниже плеч волосы качнулись, точно лианы, залитые солнечным светом:

— Любишь же ты сгущать краски. Больше всего в твоих словах меня всегда пугала их правдивость. Сержант Лукиан рассуждал так же, пусть и верил в нас.

— Думаю, эллиадские власти рассчитывают на то, что бывшие Вольные никуда не денутся из армии, тем более им за это теперь будут платить. И они наверняка окажутся правы. Я сам собираюсь так поступить. Мне нужны деньги, чтобы помогать тете и двоюродным братьям, когда они переедут из лагерей на свободу, — признался светловолосый парень.

— Ты до последнего верен себе, — улыбнулась Белла. — Какие у тебя еще планы?

Стефан опустил голову:

— Есть место, которое я давно мечтал посетить… теперь только я могу взглянуть на мир с самой высокой вершины Эллиада, за нас двоих... — затем он перевел взор на товарищей. — А вы уже решили, как поступите?

— Сначала я получу временное удостоверение личности и проездной. А после отправлюсь поездом на юг. Мне нужно отыскать брата, — ответил Юлиан.

— Мои родные тоже на юге, будет хорошо, если получится поехать на одном поезде. Времени у нас с запасом, обратно можно не спешить. Как-никак, впереди еще целых две недели «отпуска», чтобы определиться со службой и разобраться с личными делами, — взгляд голубых глаз Стефана застыл на Белле. — Что-то мне подсказывает, что ты уже сделала свой выбор.

Девушка прочертила ногой косую полосу на земле. Из лифта позади Беллы и Стефана вышли старшие лейтенанты Ферус и Лазарев.

— На службе я точно не останусь, а вот что будет потом… Пока у меня нет четкого плана, надеюсь, сегодня все прояснится. И тогда я обязательно расскажу вам...

— И нам тоже, — Белла и Стефан вздрогнули и обернулись. Ферус стоял прямо за ними, высунув вперед шею: — Я лично буду только рад, если кто-нибудь захочет остаться в самом лучшем в мире отряде под руководством непревзойденного молодого командира. Но если вы вдруг отважитесь пойти другим путем, то и таком случае мое уважение вам обеспечено.

Белла отступила к Юлиану, глядя на двух офицеров:

— Сэр, разрешите спросить, почему вы и старший лейтенант Лазарев остались на службе после окончания срока?

— Приглядывать мне больше не за кем, поэтому я решил задержаться в армии и не дать этому адреналиновому наркоману погибнуть при первой же удобной возможности, — Лазарев повернул голову в сторону друга.

Став центром внимания, Ферус закатил глаза.

— Приятель, скажи, ты сегодня не выспался и потому перепутал нас местами? — Лазарев в ответ лишь покачал головой. Ферус продолжил: — А что касается меня… может, на войне мне смелости и не занимать, а вот на мирную жизнь уже не хватает. Да и посмотрел я на этих обитателей Республики: бегают, трудятся, как муравьи, до чего же все это мелко и безвкусно…

В воздухе повисло затяжное молчание. Ферус уже собирался уходить, как его остановил Лазарев.

— Хоть сейчас он и кажется не более, чем ветряным любителем утех и шутом, над которым люди смеются только из жалости, но когда-то он был совсем другим человеком. Может, ты хочешь еще что-то добавить? — Лазарев толкнул уже готовившего контратаку Феруса плечом. — Вдруг это ваша последняя встреча.

— Ладно-ладно. Не люблю сентиментальность, но, пожалуй, напоследок вы заслужили услышать одну душещипательную историю. Когда-то, давным-давно, у одного молодого и мечтательного танкиста Вольного была прекрасная дама сердца, которую он полюбил с первых дней неволи и ради которой всерьез задумывался о том, чтобы стать благочестивым обитателем Республики, жениться, завести семью и однажды закончить жизнь в кругу гордых потомков, проливающих по нему слезы печали и восхищения. Но при первой же встрече с проклятыми «Берсерками» я… — старший лейтенант с каштановыми волосами откашлялся. — То есть наш юный танкист потерял свою возлюбленную, а вместе с ней и все надежды на счастливое будущее. Он всем сердцем возжелал отомстить врагам за то, что те отняли у него самое дорогое в его никчемной жизни, пылал ненавистью, и долгие годы ему не удавалось добиться своей цели. Но одним туманным днем его слепая месть наконец свершилась: он лично вспорол брюхо ненавистному «Берсерку» — пусть и вряд ли тому же самому, что забрал у него возлюбленную, — и вместе с верными товарищами добил остальных. После этого он выбрался из танка и тогда… не ощутил ничего, кроме холодной пустоты и полной бессмысленности своего существования. Если бы сейчас у него спросили совета о том, как стоит прожить свою жизнь, то он сказал бы им: «Точно не так, как я».

Ферус умолк, но, заметив на себе сочувствующие взгляды, тотчас горделиво задрал голову:

— Что?! Зато наш герой познал все страсти мира! И не нужно его жалеть! Повидал и испытал такое, что многим и не снилось, и сохранил в себе пламя вечной любви! Вот посмотрите, что после себя ему оставила возлюбленная, — старший лейтенант показал висевший у него на шее медальон с гравировкой девы с развевающимися волосами. — Перед смертью этот танкист передал его мне. С тех пор медальон оберегает меня. Как-то этот символ нерушимой любви отразил пулю и этим спас мою жизнь.

Сначала Юлиан обратил внимание на резко покрасневшие щеки Феруса, а затем пригляделся к медальону, показавшемуся ему странным:

— На нем нет ни царапины…

— Не будь занудой! — выкрикнул Ферус.

Старший лейтенант Лазарев прикрыл лицо ладонью:

— Вот так всегда. Не можешь ты по-человечески.

Ферус двинулся вперед:

— Ладно, нам пора в ад, который теперь называется канцелярией. Столько бумажной волокиты, лучше бы я не возвращался... Бывайте и будьте на связи. Удачи, что бы вы там ни решили.

Лазарев произнес на прощание:

— И не равняйтесь на нас. Думайте своей головой.

Юлиан, Белла и Стефан молча наблюдали за тем, как офицеры зашли в здание, расположенное напротив чашеобразной радиолокационной станции. Долговязый парень первым нарушил тишину:

— Как трогательно и как странно. Хотя после того, сколько они вместе всего пережили, удивляться тут нечему.

— Давайте на днях навестим Марко, — сказала Белла, и оба парня кивнули. — Нас осталось лишь четверо. Мы единственные, кто может исполнить обещание. Как бы сложно ни было, мы должны продолжать двигаться вперед, должны справиться. Ради всех.

— Мы справимся, — произнес Юлиан, глядя на товарищей.

Они договорились, что обменяются новостями ближе к вечеру, и направились к лифту, чтобы затем разойтись по своим делам. Налетевший ветер приподнял рубиновые пряди, развевавшиеся, словно танцующие языки пламени. Юлиан ощущал, что ему нужно последовать за воздушным течением, но совершенно не понимал, куда оно его приведет.

Глава 37. Куда ведет сердце.

Теос занял место возле окна в скоростной электричке. Мир за стеклом пришел в движение, и вскоре колонны перрона и здание железнодорожного вокзала остались позади. Внутри вагона не чувствовалось ни стука колес, ни вибрации — точно выпущенная стрела, электричка беззвучно разрезала воздух, паря над рельсами.

Полчаса назад он сел на военный поезд на железнодорожной станции вблизи базы Лазарус и после пересадки на электричку в окрестностях ближайшего провинциального городка направлялся в загородный дом родителей, расположенный в поселке Бизе, в окрестностях столицы. Теос испытал облегчение, когда увидел, что с его последнего визита домой пейзаж за окном никак не изменился. Все те же бескрайние поля, засеянные пшеницей, дающей урожай четыре раза в год, чьи золотистые колосья все так же радушно отвешивали поклоны всем проезжающим мимо путешественникам.

Через пять минут владения злаков сменились сочными лугами. Жизнерадостная россыпь насыщенно-желтых цветков простиралась до подножия скалистых пиков, чьи вершины сверкали, подобно бриллиантовым наконечникам. Однако, созерцая не тронутые войной красоты, которые теперь виделись ему какими-то далекими и отстраненными, он размышлял о словах подполковника Райкета, этим утром выведших его из равновесия. Глава информационно-тактического подразделения вошел в состав нового штаба генерала армии Топала и пригласил Теоса к нему присоединиться. Райкет пообещал, что проблем с переводом не возникнет, а в случае согласия даже порекомендует его на должность адъютанта Топала, хотя в последнем случае и не ручается за результат.

Теос усердно трудился годами и даже представить себе не мог, что почти сразу после окончания Военной Академии ему выпадет возможность войти в штаб генерала армии и уж тем более стать его верным помощником… Это прямой путь на вершину, идеальный способ забраться по карьерной лестнице. Прими он предложение, а там и дорога к заветному званию генерала не покажется такой уж далекой… Но то, что раньше вскружило бы ему голову, сейчас лишь погружало в глубокие раздумья и заставляло предаться сомнениям.

Что для меня важнее?

Он до сих пор не повидался с родителями. Из-за перебоев со связью по всей Республике Теос узнал о том, где они находятся, только прибыв на базу Лазарус. Однако постоянные разрывы соединения оставили его без каких-либо подробностей. Что если им нужна помощь? Что если кто-то из них пострадал?

К тому же, он не хотел расставаться с Беллой. За прошедшую неделю, несмотря на свободные от службы часы, проведенные вместе, он так и не рассказал ей о своих чувствах, которые окончательно осознал в день проведения операции «Гидра», когда она и ее товарищи вновь оказались на волосок от гибели. Восхищение, отчаяние, влюбленность и невыносимое ощущение собственной беспомощности все это время влекли его к Белле. Но что если она не разделяет его чувств? Что если по возвращении в Республику, когда под громогласные аплодисменты и шокированные вздохи над Эллиадом взошли сияющие знамена свободы и равенства, нужда в нем внезапно отпала? Теос старался отмести назойливые страхи, уже готовые расцвести в его сознании.

Я все еще должен помочь ей освоиться в новом мире, о котором она почти ничего не знает. Все же стоило признаться раньше... нет, еще не поздно. Я расскажу ей о своих чувствах, каков бы ни был ее ответ. Я выжил не для того, чтобы повторять старые ошибки.

Электричка прибыла к пункту назначения. Теос спрыгнул на железнодорожную платформу и, не демонстрируя ни малейших признаков былой хромоты, зашагал вдоль узкой дороги к поселку, пестрившему домами с разноцветными крышами. В противовес переполненной электричке, вокруг стояла тишина. Лишь шелестели листья примеривших белые наряды яблонь, что застенчиво выглядывали из-за ярких заборов. С каждым шагом в глубине груди нарастало беспокойство, постепенно переходящее в трепет. Никогда еще встреча с родителями не вызывала у него такого волнения. Он ускорился.

Вдруг что-то не так? Что если они не дома? Они ведь не знают, когда меня ждать. Надо было еще раз попробовать связаться с ними. Ладно, я уже почти на месте.

Теос остановился возле синих ворот. Указательный палец коснулся звонка видеофона, прозвучавшего чириканьем птиц. Дверь распахнулась быстрее, чем он успел собраться с мыслями.

Перед ним стояла мама, ее родные, голубые глаза удивленно расширились. На мгновение она застыла на месте, а затем — до того, как он успел сказать хоть слово, — бросилась к нему и крепко прижала к себе. Ее голос пульсировал эмоциями. Мама сказала, что они с отцом ждали его и знали, что он скоро вернется домой, а также спросила, не его ли они видели на утренней церемонии награждения. На что Теос ответил, что действительно стоял во втором ряду.

Он ощущал материнское тепло, как не что иное дарующее первозданный комфорт. Мама подняла заплаканные глаза, прикоснулась горячими ладонями к его лицу.

— Тео, ты не ранен? Ты совсем исхудал!

— Ничего серьезного, кормили нас нормально, — он не хотел подвергать чувствительную материнскую натуру еще большим потрясениям.

Из-за дома показался отец и с опущенной головой устремился к ним по выложенной плиткой дорожке. Крепкий, невысокий, с короткими русыми волосами и выразительными зелеными глазами. Когда-то он виделся сыну великаном, но сейчас уже уступал ему ростом. На его правую руку был наложен гипс.

— Дай ему вздохнуть, мать. Ты так замучаешь его до смерти, — мама слегка отступила назад, а Теос с отцом сделал шаги навстречу друг другу и обнялись, — Тео, ты как? Наконец-то вернулся, твоя мама чуть с ума не сошла, пока от тебя не было вестей. Она уже хотела ехать искать тебя по военным базам.

Отец потрепал его по плечу. Мама утирала слезы рукой. Глаза отца заблестели влагой, да и сам Теос уже не мог сдерживать эмоций.

— Все хорошо, извините, что так долго не получалось с вами связаться, не было возможности. С военной базы сейчас так просто не позвонить и не написать. С инфонетом тоже беда. Да и ладно с этой связью, главное, что мы наконец увиделись. Лучше расскажите, как вы сами. Папа, что с твоей рукой? Мама, как твое здоровье? Как дядя Парис?

Родители рассказали, что после того, как в столице прогремели два взрыва, от которых, точно от землетрясения, содрогнулся весь мегаполис, на улицах поднялась паника. Люди метались, будто пчелы в улье, и, толкаясь, бежали в метро и убежища. Толпа едва не затоптала родителей. Пока отец помогал подняться сбитой с ног матери, на него упал человек, прижав его руку к земле. Как выяснилось позднее, ушибом дело не ограничилось, он получил перелом. На выезде из Александрии образовался многокилометровый затор, но спустя час родители все же вырвались из западни и добрались до загородного дома, где провели уже неделю, следя за обстановкой в Республике и пытаясь разузнать, где находится их сын. Отец рассказал, что его старший брат, Парис, подполковник столичной полиции, по-прежнему руководит отделом в Основном районе Александрии. За последнюю неделю они виделись всего один раз, поскольку дяде Теоса приходится наводить порядок в охваченном смутой городе.

После бурного обмена новостями мать и отец схватили его под руки и повели по дорожке к двухэтажному белокаменному дому с синей двускатной крышей. С крыльца открывался вид на яблоневый сад и три длинные теплицы с искусственным освещением. За ними можно было разглядеть округлый лаконикум для мытья и амбар, из которого вышел механический двуногий помощник. Оранжево-черный робот нес каменный блок к фундаменту, заложенному на месте бывшей поляны.

— Что за масштабная перестройка? — удивился Теос.

Мама опередила отца с ответом:

— Когда началась война, твой отец уже собирался достать свою военную форму из чулана, но я его отговорила. В конце концов, это не единственный способ быть полезным в наше время. Многие сейчас потеряли крышу над головой, а город переполнен беженцами. Мы можем поселить здесь нуждающихся, тех, кому больше некуда пойти. Поэтому мы решили построить на нашем участке еще один дом и переоборудовать для жилья амбар. Нам самим с головой хватит пары свободных комнат в старом доме, а для тебя остается квартира в городе. Департамент по социальной политике обещал, что направит к нам нескольких человек уже на той неделе и, когда мы закончим строительство, оформит все как приют.

— Не будем же мы сидеть сложа руки, когда вокруг такое творится, — пожав плечами произнес отец.

Испытав гордость за родителей, Теос сказал:

— Робот-помощник — это, конечно, хорошо, но с парой свободных рук будет еще быстрее, а вам нужно себя беречь. Тем более, перелом еще не зажил. Давайте я вам помогу.

— Нет, не надо. У тебя сейчас, должно быть, и так хватает забот на службе. Мы и сами тут справимся. Лучше отдохни, а потом занимайся тем, что тебе важно, — ответил отец.

— В ближайшие две недели у меня свободный график. Вы работаете не покладая рук ради нуждающихся, и лучшее, что я сейчас могу сделать, — помочь вам.

Теос умолчал о предложении присоединиться к штабу генерала Топала, который уже через три дня отбывает к новой, северо-восточной, границе Республики. К тому же, он еще не принял окончательного решения.

Через пятнадцать минут они уже обедали в доме. Теос вновь попал в гастрономический рай, устроенный мамой. Тепло домашнего очага, непревзойденный вкус маминой еды, компания родителей и ощущение безопасности окутали его, подобно мягкому одеялу. Будто он снова вернулся в далекое, мирное и беззаботное детство.

После того, как все подкрепились, Теос поведал свою историю родителям. Он рассказал обо всем: о смерти Марианны и Ника, о сражениях и поиске спасения в неизведанных землях, о Вестландском Альянсе и о возвращении на родину, но в общих чертах и опуская жестокие подробности. Больше всего маму шокировали известия о том, что ее сын едва не расстался с жизнью, а Марианна, к которой она всегда относилась с особым расположением, погибла.

Отец тяжело вздохнул:

— Тео, мне жаль, я надеялся, что тебе никогда не придется рисковать своей жизнью… никогда не придется испытать боль от потери дорогих тебе людей. Наверное, стоило в самом начале отговорить тебя от карьеры военного. Я всегда боялся, что ты пойдешь по пути деда, но не хотел, чтобы чужие грехи влияли на твою жизнь, не хотел... разрушать твою мечту.

— Я тоже, но, Ионис, это выбор Тео. Наш сын — не твой отец, — мама пристально посмотрела на отца.

В ответ тот потупил взгляд и провел рукой по штанине.

— А что не так с моим дедом? — нахмурившись, спросил Теос.

Отец ответил, не поднимая глаз.

— Многие его сослуживцы говорили о том, что он был прирожденным военным и обязательно стал бы генералом, будь на его стороне чуть больше удачи и связи в высших кругах. Хотел бы я сказать про него то же самое, как про отца... Он был одержим своей карьерой, а семью считал лишь тягостным бременем. Моей матери приходилось многое терпеть… потому она часто выпивала и оставила нас так рано. К сожалению, — он откинулся на спинку стула, — я вслед за старшим братом решил пойти по стопам своего отца, с которым уже давно не имел ничего общего, но по какой-то нелепой причине все еще верил, что выбираю самое достойное для мужчины занятие. Какая наивность… Очень скоро я понял, что быть военным — значит применять силу тогда, когда тебе прикажут. И не потому, что так правильно, а потому, что так нужно тем, кто старше тебя по званию. Ни больше ни меньше. Как сегодня помню такую картину... по-моему, это было лет десять назад. Я участвовал в экспедиции в Северо-западные земли и командовал ротой «Колоссов», еще старой модели. На улице стоял лютый мороз, и мы охраняли подразделение Службы по контакту с нецивилизованным населением. Ты, наверное, видел, они ходят с белыми нарукавными повязками, и только у них есть такие же белоснежные вездеходы, — Теос кивнул. — Так вот, они выследили одну кочующую общину, а мы вместе с отрядами пехоты оцепили периметр, чтобы никто не ускользнул. Людям из общины предложили стать частью Республики и по своей воле отправиться с нами, но они не согласились и оказали сопротивление. Обернулось все тем, что несогласных быстро «умиротворили», а потом загнали в кузовы своих машин. Даже мальчишке, который прибежал позднее остальных, досталось. До сих пор помню его волосы необычного цвета, торчавшие из-под шапки, — ни разу таких не видел, не столько рыжие, сколько рубиновые. Не то чтобы я наблюдал подобное зрелище впервые, но для меня это стало крайней каплей. Как только я вернулся из экспедиции — в тот же день подал в отставку. В такие моменты приходится выбирать между тем, хочешь ли ты быть верным приказам военным или просто хорошим человеком. Я выбрал второе, но к тому времени уже запятнал свою совесть... Тео, твоя мать права, ты — это не я и не твой дед. Ты не должен оставлять свою мечту, глядя на нас. Я верю, что ты сможешь добиться того, о чем мечтаешь, и при этом остаться человеком.

Теос никогда еще не видел отца таким разбитым. Слова будто вырывались из глубины его сердца, увлекая к поверхности скопившиеся на дне сожаления и страхи. Он ощущал, что между ними образовалась еще одна нерушимая, но невидимая связь. Во время короткого молчания Теос собрался с мыслями и обдумал нелицеприятную правду о деде. Ему стало не по себе за то, что он боготворил человека, который принес столько горя отцу.

— Хорошо, что ты мне все рассказал. Спасибо вам за все. Я постараюсь оправдать вашу веру в меня, — Теос откашлялся, его горло стянуло, а сердце забарабанило в груди. — Простите, что внезапно меняю тему, но скоро мне нужно возвращаться, и я тоже хотел бы вам кое-что рассказать. Это касается девушки…

Он взволнованно взглянул на родителей, чье настроение вмиг переменилось. Отец и мать резко прильнули к столу, затаив дыхание.

***

Белла зашла в модульную казарму, напоминавшую большой грузовой контейнер, в каких временно разместили членов экспедиционного корпуса, присела на койку, чтобы скоротать время и собраться с мыслями, прежде чем направиться к железнодорожной станции. Она достала из-под подушки альбом и начала перелистывать страницы. Первыми из памятной галереи на нее смотрели лица родителей, которые она неоднократно перерисовывала. Не тронутые временем, неискаженные, в отличие от расплывчатых и текучих, словно речные воды, воспоминаний. На следующей странице перед ней предстал лик сестры. Бесконечно прекрасный, ласкающий душу, точно детский сон в беззаботную летнюю ночь. Ее мысли расправили крылья, уносимые вдаль потоком поэзии.

Прости, Мария, я осквернила память о тебе, твой дух во мне ослаб, а света твоего я больше не достойна.

Она провела пальцами по волосам, вспоминая отнятые ею жизни. Мужчина, разорванный на части пулеметной очередью возле амбара. Три танка, охваченные пламенем на полях сражений. Во снах и наяву до нее доносились вопли агонии и проклятья убитых.

Выбора была я лишена. Но не для всех ли это оправданье? Тех, кого я погубила, и те, кто жизни наши отнимал, ведь тоже все, что было дорого их сердцу, защищал. Друзей хотела я спасти… но получилось ли? Не зря ли все?

Белла листала страницу за страницей, видя лица тех, кому не смогла помочь, будучи не властна над судьбою.

Вы сил мне придавали. Лишь вам благодаря дышать не забывала я и двигалась вперед, и радовалась каждому шагу на пути, что проходил в кромешной темноте. Свет ваш не угас, он вечно будет озарять дорогу мне. Без вас не справилась бы я никогда. Спасибо. Ступать самой пора мне научиться и отыскать свой дом, где, надеюсь, я буду не одна.

Она перелистнула очередную страницу. Слеза упала на чистый белый лист.

Это мы, чья судьба еще не предначертана. Это будущее наше, и оно еще не предрешено. Это путь наш, что пролегает через неизвестность.

Белла закрыла альбом, положила его обратно под подушку и вытерла слезы рукавом.

Выйдя из модульной казармы, она проверила время на трекере и устремилась через выжженные руины военной базы к железнодорожной станции. В груди кипели невысказанные чувства к тому, с кем ее ожидает встреча. Ум переполняла решимость следовать обещанию и самой ступать тропою, что вела за горизонт. Однако сердце горело желаньем и мечтою, что на своем пути она не будет одинока.

***

Теос подъезжал к железнодорожной станции неподалеку от базы Лазарус. Воинский поезд, на который он пересел с электрички, был под завязку забит солдатами и офицерами, что сбивались в группы по цвету формы. Шумная компания бывших Вольных притягивала к себе раздраженные взгляды остальных пассажиров. Повидавшись с родителями, он ощущал себя так, будто совершил путешествие в прошлое и восстановил часть прежнего себя, вот только другая его половина изменилась навсегда. Впрочем, сейчас все прочие мысли меркли, уступая волнительному предвкушению встречи. В голове он пытался подобрать нужные слова, что произнесет, когда ее увидит.

Наконец поезд остановился. Теос выскочил из вагона на перрон. Не замечая окружающих, он промчался через трехэтажное здание железнодорожной станции, выложенное темным кирпичом, и вышел по другую его сторону, к широкой асфальтированной дороге, испещренной выбоинами и ветвящимися, точно корни древа, трещинами. Он договорился встретиться с Беллой на плато наблюдательного пункта в два часа дня. Чтобы добраться туда, сначала нужно было преодолеть один километр по прямой пешком до военной базы, либо дождаться, пока к вокзалу вернется беспилотный автобус, однако Теос, имевший в запасе полчаса, решил прогуляться. Несмотря на то, что дорогу еще не восстановили после обстрела, по обеим ее полосам рассекали автоматические погрузчики с манипуляторами, тракторы и грузовые машины, возившие в кузове обломки зданий и стройматериалы. Через новые ворота, воздвигнутые второпях, заезжал неуклюжий желтый асфальтоукладчик.

Вдохнув воздуха, в котором все еще ощущалась легкая примесь гари и бетонной пыли, Теос собирался влиться в разноцветный ручеек человеческих фигур, утекавший к военной базе. Вдруг в унисон с мягким дуновением ветра до него донесся голос, заставивший подпрыгнуть сердце в груди:

— Тео!

Он резко повернулся в сторону привокзального сквера. Из-под ветвей лиловой сирени вынырнула Белла. Даже безликая форма коричневого цвета была не способна затенить ее сияния. Слабые потоки небесного света утопали в налитых солнцем прядях, становясь лишь их тусклыми тенями.

Она улыбнулась и помахала рукой. Теоса обдало жаром, ноги сами понесли его к ней. Он улыбнулся в ответ:

— Белла, не думал, что ты будешь ждать здесь.

— Я решила пройтись до вокзала, пока свободна. Встретился с родителями? У них все хорошо?

— Да, и я вернулся с хорошими новостями.

— Меньшего я и не ждала, за все время нашего знакомства я еще не слышала от тебя ничего плохого. Чем же я заслужила такое везение? — не сводя с него глаз, она склонила голову набок.

— Хорошим людям хочется приносить только хорошие вести, тем более, если дурных им и так хватило на несколько жизней вперед, — Теос пытался унять дрожь в голосе. — Сегодня ты распрощаешься со службой?

Девушка кивнула. Теос слышал нарастающий стук своего сердца, мысли кружились в голове, точно снежники в разгар метели.

— Знаешь... у нас большой загородный дом, оттуда совсем недалеко до столицы, и комнат там много. Мои родители будут рады тебя у нас видеть, как и я... Я хочу, чтобы ты знала, что ты дорога мне, как никто другой. Когда я блуждал во тьме, ты стала для меня спасительным маяком. Без твоего света я бы пропал. Надеюсь, что смогу отплатить тебе тем же, если ты мне позволишь. Теперь у тебя есть место, где тебе всегда будут рады, дом, где мы можем быть счастливы сами и сделать счастливыми других людей, — он глубоко вздохнул и протянул ей руку. — Поедем домой, сегодня вечером, ты и я.

Разум опустел. Теос перестал дышать, ожидая ее реакции. Он ощутил прикосновение теплой руки, увидел блеск серебряной росы в сапфировых глазах и разлитой румянец на фарфоровых щеках.

— Благодаря тебе я научилась мечтать и поверила, что имею право на будущее. Ты помог мне осознать, что у меня по-прежнему есть семья, а теперь я обрела и дом. Мой дом там, где ты.

Впервые их горячие губы соприкоснулись. По его лицу скользнули волосы, а руки обхватили слившиеся воедино тела. Мир вокруг погас, а сердца растворились в жгучем желании.

Глава38. Дорога в прошлое.

Проходя через аллею Героев Республики, Алан с тоской взирал на разбитые витрины и выломанные двери магазинов, разграбленных мародерами. Жизнерадостная беззаботность молодежи и торопливая деловитость взрослых, казалось, навечно покинули даже самые многолюдные улицы столицы. Плакаты с лицами Михаэля Адриатиса и его сторонников были сорваны, а уличные агитационные экраны разбиты на осколки. На глаза ему больше не попадались ни призывы к освобождению чужих территорий, ни карикатурные изображения Остеррианского Союза.

По мере приближения к площади Единства гул нарастал, а число прохожих увеличивалось. Выйдя на открытое пространство, Алан заметил две толпы протестующих, отделенные кордоном полицейских и окруженные репортерами. Одни держали в руках плакаты «Негражданам не место в сердце Эллиада», «Столица для истинных граждан», «Это наш дом», «Сермонт — предатель Родины» и выкрикивали лозунги, призывающие негражданам убираться из Александрии. Вторые же занимали противоположную позицию и требовали призвать Михаэля Адриатиса и партию Национального Единства к ответу.

Сторонясь бурлящей народной массы, Алан размышлял, какую игру годами вело прежнее правительство. Очевидно, активная экспансия за пределы Эллиада не ослабевала до самой войны, а почва для крупномасштабного конфликта с Остеррианским Союзом подготавливалась заранее. Но как вооруженная до зубов Республика потерпела столь скоропостижное поражение? Сверхмощное дальнобойное электромагнитное орудие. Тогда почему оно стало сюрпризом для эллиадских властителей и военачальников и как оказалось так близко к границам государства? Остеррианцы настолько ловко скрывали туз в рукаве?

Он не знал ответов на возбуждающие его любопытство вопросы, но имел за пазухой несколько догадок. Содействие Коллиониса остеррианцам. Неужели ни у кого за три года не вызвал подозрений трехлетний мораторий на исследование Северо-западных нейтральных территорий? Или кому-то было выгодно закрывать на происходящее глаза? Возможно, руку приложила и третья сторона, другая страна, которой было выгодно ослабление Эллиада.

Но что если это соответствовало интересам правительства Адриатиса… Они желали сокрушить своего главного врага на севере, но по каким-то причинам не могли сами вторгнуться в Остеррианский Союз? Не лучшее финансовое положение, нарастающая политическая конкуренция? Война, да еще и на чужой территории, — баснословно дорогое мероприятие. Другое дело — заманить зверя в капкан, тяжело ранить, а затем пойти по кровавому следу и добить.

Если это то, о чем я думаю, то их план безумен. Большая игра, где на кону стоит судьба целой нации. Чтобы решиться на такое, нужно быть настоящим психопатом или жить в мире собственных иллюзий. Так или иначе, что-то явно пошло не так. Вопрос лишь в том, остался ли у игрока банк для продолжения игры или это для него конец?

Алан почесал затылок, минуя площадь. Через пять минут он свернул с аллеи в переулок, где вместе уединения и тишины, к своему удивлению, обнаружил целое столпотворение. Народ в разномастной поношенной одежде и солдаты в коричневой форме кучковались возле торговых рядов. Только вместо торговцев за уличными прилавками стояли люди в белых балахонах с символом солнца на груди, раздававшие еду, воду и вещи всем нуждающимся.

На электронных стендах Алан прочитал, что благотворительная акция проводится Коммуной Вечного Солнца, и сразу же ощутил на себе взгляды толпы. Как единственный человек в сине-серой форме граждан Республики, он не мог остаться незамеченным. Седая женщина из Коммуны Вечного Солнца поманила его рукой, но он лишь помотал головой и, преодолев еще две сотни метров, выдохнул с облегчением, когда свернул за угол, на улицу, ведущую к уютной обители его студенческих лет.

Алан замер, с досадой осознав, что в ближайшем будущем ему не суждено испить здешнего ароматного кофе, любуясь красотами соседнего парка. Над террасой кафе висела покосившаяся красная вывеска с названием «Счастливый день». Однако внутри уже не было места счастью. Все столики и стулья пропали, а по остаткам стекол ветвился узор из трещин. Мириады осколков тускло поблескивали под неустанным взором неба.

Он ощутил пустоту и уныние. На экране «Квадроса» всплыло сообщение от Миранды. Она попросила у него прощения и сказала, что задержится на полчаса из-за непредвиденных обстоятельств. Алан ответил, что будет ждать ее в парке, там, где они встретились впервые. Он бродил по выложенным плиткой дорожкам меж пересохших фонтанов и неухоженных садов, окрашенных всеми цветами радуги. Прогуливался по тоннелю из душистого лабурнума, длинные желтые кисти которого арками нависали над головой, вновь вышел под открытое небо прямо к скамье, изогнутой гребнем волны, и устроился на ней поудобнее. На этом самом месте он, притворившись, что вооружен пистолетом, спугнул двух мужчин, приставших к Миранде, но, опаздывая в общежитие, даже не удосужился спросить как ее зовут.

Алан сразу заподозрил неладное, когда увидел Миранду. Длинная юбка, блузка и туфли черного цвета, светлые волосы, заплетенные в косу, сдержанная улыбка и грустные глаза. В ее движениях не было привычной живости, словно ее сковала мрачная цепь жестоких перемен. Он поднялся со скамейки и шагнул ей навстречу.

Его опасения подтвердились. Миранда рассказала, что всю войну провела с матерью в столице, помогая раненым в госпитале на окраине города. Ее отец, получивший тяжелые ранения при обстреле Александрии, скончался два дня назад. Сегодня ей пришлось срочно решать вопросы, связанные с наследством, отчего она опоздала на встречу.

Алан понимал, что должен как-то ее утешить, заключить в объятья, подбодрить добрым словом, но в итоге лишь неловко простоял, выдавливая из себя банальные фразы, переполненный чувством собственного бессилия и раздраженный своим неумением вести нормальный человеческий диалог, особенно с той, кто нуждался в его помощи и был ему дорог. Миранда слегка толкнула его в грудь, как обычно делала, пытаясь его оживить или вернуть в реальности, когда он блуждал в недрах своего внутреннего мира.

— Алан, ты выяснил что-нибудь про Дина? Без допуска отца я могу лишь делать запросы в военное министерство, но ответа оттуда приходиться ждать по нескольку дней.

— Я дважды в сутки проверяю базу данных военнослужащих, к сожалению, ничего нового. В списке военнопленных его тоже нет. Он по-прежнему числится пропавшим без вести, — Алан потупил взор.

— Понятно. На что я надеялась… Везде так много погибших, стольких еще не опознали… — ее голос дрогнул.

Алан сделал шаг вперед.

— А кто-то жив и здоров, но мы об этом пока не знаем. В таком беспорядке любая информация может легко затеряться, — он протянул руку и дотронулся до ее плеча. — Дин точно не сдастся так просто, и мы не должны.

Блестящие глаза взглянули на него с благодарностью, за которой скрывались сомнение и страх. Затем она попросила его по порядку рассказать про то, что случилось с ним за время экспедиции. Они сели на скамейку. Миранда выслушала его с серьезным видом, и только когда он замолчал, ее губы тронула легкая улыбка:

— Теперь, когда Юный Мудрец стал еще и Юным Героем, он наконец-то сбросит оковы принуждения и расправит крылья на свободе?

— Даже без оков, боюсь, моя клетка настолько велика, что мне не убежать. Да и не знаю, стоит ли, если я всех оставлю позади…

— Не приноси себя в жертву ради других. Ты заслуживаешь лучшего.

Алан ощущал себя так, будто его нутро разрывает пополам:

— Если я уйду, то потеряю доступ к военной базе данных и засекреченной информации, а значит, и возможность искать Дина…

— Продолжим делать запросы, как все остальные люди. Это долго, но… Алан, послушай, Дин всегда восхищался тобой и, как друг, желал, чтобы ты наконец обрел жизнь, о которой всегда мечтал. Ты сделал достаточно.

Так ли это? Я мог бы сделать больше...

Их разговор продлился еще десять минут, за которые они обсудили состояние дел в Республике и жизнь в столице. На прощание Миранда сказала:

— Когда станешь вольной птицей и сможешь лететь, куда пожелаешь, пожалуйста, не забывай: не все, что тебя связывает, — оковы. Ничто не мешает нам время от времени встретиться и поговорить, почти как в старые добрые времена.

— Благодаря тебе и Дину даже такой затворник, как я, понял, что мир вокруг — больше, чем просто темница, из которой мне нужно сбежать. Миранда, береги себя и отдыхай почаще. Я обязательно напишу тебе завтра.

Направляясь к Военной Академии, Алан думал, как должен поступить. Стоит ли принять предложение Годвина? Так будет лучше для Дина и Миранды, а может быть, и для других… Если он оставит военную службу, то чем тогда займется? Попробует поступить в университет и получит второе образование в области нейронаук, как отец, или выберет любимую им историю, или же что-то иное… Алан блистал сразу во многих дисциплинах, но в то же время не был самой яркой звездой ни в одной из них по отдельности. Наряду с его непрактичностью и неприспособленностью к жизни это еще сильнее сбивало его с толку.

Алан запустил ладонь в густые черные волосы. Почему выбор дается ему так тяжело? Размышляя над решением, он отбросил личные мотивы и обратился к своим убеждениям.

Получив тяжелые увечья и потеряв много крови, Республика стала свободнее, сделала рывок навстречу равенству и, возможно, находится на пути к истинной демократии, где судьба нации и благополучие граждан определяется народом. Разве он считает, что общество, которое придерживается таких идеалов, не достойно того, чтобы его защищали? Достойно. И благо его друзей, и благо общества указывают в направлении одного решения. Принять его должно быть так просто… Почему же он колеблется? Все дело в его природе или же это печать, наложенная опытом?

Алан рыскал в дебрях памяти, пытаясь найти там фрагменты, которые приведут его к ответу.

Ему четыре года. Темный контейнер на судне, которое должно было отчалить к берегам Вестландского Альянса. Все словно в темном тумане. Двери контейнера со скрежетом открываются. В глаза бьет свет. Родителей вместе с ним уводят люди в тускло-синей форме с красной нашивкой на рукаве. Прощание с мамой, которую высылают на восток Эллиада… Он брел по тропе воспоминаний дальше, пока, кажется, не наткнулся на то, что искал. Его разум наводнили ясные, словно вчерашний день, слова отца, сказанные сыну в последний раз. Тогда ему уже исполнилось одиннадцать лет, на улице стояла теплая майская погода, к вечеру сменявшаяся освежающей прохладой. В тот день Клемент Верро вернулся домой намного раньше обычного и ошарашил Алана тем, что впервые за несколько лет позвал его на прогулку. Отец привел его в парк, на который смотрели окна их четырехкомнатной квартиры. Этот причудливый уголок природы, окруженный царством камня, всегда казался Алану чем-то вроде сказочного леса, загадочного и полного чудес.

Выложенные разноцветными каменными плитами дорожки освещали уличные фонари в форме животных, где, точно в зоопарке, жирафы и страусы соседствовали с медведями и волками. Вместе с вечерней тьмой, жуткими тенями качающихся на ветру деревьев, шелестом листвы и зловещим карканьем птиц это сеяло в сердце одиннадцатилетнего Алана ощущение мистического ужаса.

Вскоре отец и сын выбрались из рукотворной чащи и, купив горячей уличной еды, устроились на скамейке возле пруда. По водной глади грациозно скользили два белых лебедя, рядом с ними проплывал целый гусиный выводок, порождая рябь на зеркальной поверхности. Отец наконец отвлекся от молчаливого созерцания, развернулся к Алану и изрек первое за долгое время слово, оказавшееся и одним из последних. В уставшем голосе слышалась легкая дрожь. Клемент Верро был не только прославленным ученым, но и видным публичным деятелем, который в прошлом осмелился осудить враждебную внешнюю и неэффективную внутреннюю политику Эллиада. Тогда-то их семьей всерьез заинтересовалась военная полиция. Опасаясь за свои жизни, они пытались сбежать из страны, но это решение обернулось для них катастрофой. Семью Верро разлучили, а Клемент, оказавшийся в шаге от смертной казни и вынужденный работать на палачей своей жены, стал блеклой тенью самого себя.

Алан с тревогой внимал словам отца.

— Алан, прости, не повезло тебе с отцом. Я лишил тебя матери, а себя — жены. Я навлек на нас беду, украл у тебя свободу выбора. Ты ничем не заслужил такой судьбы. Всему виной мои тщеславие и эгоизм. Я жил в плену своих фантазий и наивно верил, что один человек может что-то изменить... Однако я заблуждался. К сожалению, за мои ошибки пришлось заплатить твоей матери и тебе… Мои дни уже сочтены, Алан. Береги свою жизнь, держись подальше от политики и старайся не иметь дел с государством. Под ликование толпы оно загубило несметное число жизней подобных нашим. Как же ужасны люди… так слепо верить сказанному свыше, раздражаться превосходством тех, кто стоит над ними, но при этом утешаться бедственным положением низших. Они неисправимы, а потому — обречены. Дни этой нации уже подходят к концу, не позволь ей похоронить и себя. Что же я такое говорю, ты ведь все еще ребенок… — отец покачал опущенной головой. — В конце концов дети должны быть свободны от проклятья отцов... Алан, просто будь счастлив и живи так, как пожелаешь. Я лишь надеюсь, что однажды ты простишь меня, поскольку сам я не смог…

Остаток вечера оказался еще более угрюмым, чем его начало. На следующий день отец погиб. Как несколько лет спустя Алану рассказал коллега отца, занимавшийся с ним разработкой «Голиафов» и нейроинтерфейсов М-линк, причиной смерти стал необъяснимый взрыв водородного аккумулятора в лаборатории.

Алану не было нужды прощать отца, потому что он никогда не держал на него зла.

«В конце концов дети должны быть свободны от проклятья отцов...» Но что если это уже проклятье детей?

Печаль, беспомощность и одиночество поначалу были верными компаньонами Алана, а затем стали с ним одним целым. Всю жизнь он бился головой о стену, пока не понял, что все его усилия тщетны. Он ни на что не сможет повлиять, и стараться не стоит. Остается только уйти в сторону при ближайшей возможности, жить самому по себе и оставить попытки изменить мир вокруг себя. Он никогда не жаждал одобрения общества, обладал тягой к познанию мира и чувствовал, что ему достаточно лишь себя одного... до тех пор, пока у него не появился друг. Тогда его жизнь наполнилась красками, которые он прежде и не смел вообразить. Он больше не мог смотреть на мир бесцветным взором и в глубине души осознавал, что ему уже не обрести покой, оставив дорогое сердцу позади. Друг всегда верил в него, может, стоит поверить и ему самому?

Алан поднял руку, посмотрел на ладонь и медленно сжал ее в кулак. Краем глаза он заметил по ту сторону дороги товарища, вышел из ступора и поспешил ему навстречу.

Глава 39. Природа человека.

Главный корпус Военной Академии возвышался над Основным районом подобно гигантской птице, расправившей крылья. Конусовидная структура переливалась стеклянным блеском и по обе стороны соединялась переходами со зданиями меньшей высоты. Весь комплекс состоял из двух десятков строений, где курсанты жили, познавали азы военной науки и тренировались.

Пять лет это место служило вторым домом и для Теоса, но сейчас у него не возникало желания туда вернуться. Глядя на разбитые окна корпусов Военной Академии, он знал, что уже не встретит там ни Марианну, ни Ника, ни других знакомых ему сокурсников.

Флаги Эллиада возле ворот опустили в знак национального траура по погибшим в войне, и теперь они едва колыхались в дуновениях хилого ветра. Удастся ли им когда-нибудь вновь гордо развеваться над землей?

Впрочем, царившие в столице разруха и уныние не могли перебить эйфоричного настроения, не покидавшего Теоса после встречи с Беллой. Впервые в жизни на его признание ответили взаимностью, родители были в порядке, а сам он — жив и здоров. Его наполняло чувство глубокой удовлетворенности, которое ободряющим теплом разливалось по жилам. Он с нетерпением ждал вечера, когда они с Беллой отправятся домой.

Теос увидел Алана. Парень с черными, как сажа, волосами перешел дорогу и остановился, протянув ему руку. Светлое лицо выражало сомнения, а в серых глазах читалось умственное напряжение.

— Алан, все хорошо? Встреча прошла как надо?

— Да, но ее обстоятельства не самые… радужные. В такое уж время мы сейчас живем, — парень с вороной шевелюрой грустно улыбнулся. — Приятно видеть, что хоть кто-то светится от радости. Эх, если бы только настроение передавалось через рукопожатие... Так, значит, с родителями все отлично?

— Все лучше, чем я мог себе представить. Причем, не только с родителями.

Теос кратко поведал товарищу о поездке к родителям и встрече с Беллой.

— Да уж, времени ты зря не терял. Поздравляю.

После короткой паузы Теос произнес:

— Что, пойдем? Нам нужно успеть зайти к опекуну Ника, Дениэлу, и к матери Марианны. Если, конечно, нас пустят в имение Чезанте, — Теос показал товарищу экран «Квадроса», на котором отобразился проложенный маршрут. — Это меньшее, что мы можем сделать для Марианны и Ника.

Они сделали несколько шагов, когда позади раздалось громкое карканье, заставившее их обернуться. На высоком сине-сером заборе Военной Академии сидела пара упитанных черных ворон, провожавшая их бездонным взглядом. Через полкилометра они повернули за угол, на улицу с элитной застройкой. На дорогу смотрели широкие витые балконы, а вдоль первого этажа тянулись веранды с опрокинутыми цветочными клумбами. На светлой стене дома выделялась надпись, сделанная красной краской: «Долой дикарей! Республика для цивилизованных людей!».

Алан прервал недолгое молчание:

— Ты намерен присоединиться к штабу генерала Топала?

— Незадолго до того, как встретиться с тобой, я отказался от предложения подполковника Райкета. И ни о чем не жалею, — с улыбкой произнес Теос. — А ты останешься служить адъютантом генерал-лейтенанта Бергмана?

— Я пока думаю над этим. Почему ты отказался? — глаза Алана блеснули.

— Для меня сейчас есть вещи важнее. Если я останусь здесь, то смогу действительно помогать людям, а не просиживать сутками в штабе, пусть и с хорошими перспективами на повышение. Тем более, дома меня ждут те, кем я дорожу больше всего. Не то чтобы я отказывался от своей мечты… Нет, я по-прежнему стремлюсь стать генералом и защищать народ Эллиада. Скорее, мечта теперь — не единственное, что у меня есть. Если рассматривать жизнь как пропасть, которую нужно перепрыгнуть, чтобы достичь мечты, то что же останется от самой жизни, когда преодолеешь эту пропасть?

Алан почесал затылок:

— Именно наши действия воплощают мечту в реальность. Поэтому пропасть, что отделяет нас от заветной цели, — это не пустота, а путь, сама жизнь.

Молодые офицеры миновали улицу за улицей, переулок за переулком, как две капли воды похожие друг на друга. Теос подозревал, не будь у них навигатора, они давно бы уже заблудились. Петляя по району, они наткнулись на девочку, сидевшую на газоне. Она положила на салфетку две сосиски, озираясь по сторонам. Из подвала дома вынырнул тощий рыжий кот и жадно накинулся на преподнесенный ему обед. В этот миг в разуме Теоса вспыхнул вопрос, которым он задавался с тех пор, как пересек границу Республики.

— Как ты думаешь, люди способны на истинную, бескорыстную доброту? Когда мы кормим голодное животное, когда спасаем жизнь умирающего человека или когда стремимся обеспечить процветание целой нации, разве на самом деле мы не жаждем одобрения и признания окружающих? Пусть даже где-то глубоко внутри, там, где мы сами полностью этого не осознаем...

— Я часто размышлял над этим вопросом, еще во времена учебы в школе-интернате. С точки зрения нашей биологии естественно стремиться к одобрению и признанию других членов общества. Вероятно, эволюционно альтруистическое поведение появилось, поскольку оно в какой-то степени было выгодно и для группы, и для индивида. Группа становилась более живучей и устойчивой, а отдельные ее члены, которые славились своей добротой и склонностью помогать другим, поднимались в иерархии и, тем самым, повышали собственные шансы на выживание и продолжение рода. Если, конечно, не погибали в процессе. Несмотря на то, что, с эволюционной перспективы, альтруизм — дитя эгоизма, это не отменяет того, что искренняя доброта после своего рождения обрела самостоятельность и может сама по себе существовать внутри каждого из нас.

— Да уж, обо всех по себе не судят.

Алан слегка наклонил голову и одарил его вопрошающим взглядом, но Теос уже уставился в пустоту. Он задумался над тем, что отнюдь не только ради общественного блага стремился возвыситься до генерала и Почетного гражданина. Защищать народ, оберегать людей от угроз внешних и внутренних — то, чего он действительно хотел, но также желал славы и почестей.

Теос вздохнул и опять повернул голову к Алану:

— Две мировые войны, Ядерная Катастрофа, бесчисленные конфликты за присоединение новых земель, восстания в Эллиаде, Объединительные войны в Остеррианском Союзе, революция и гражданская война в Вестландском Альянсе, две Остеррианские войны… Выходит, что мы по своей природе обречены повторять ошибки прошлого.

— Сменяются эпохи, но человеком движут все те же потребности, желания и мечты, поэтому неудивительно, что действия людей и события повторяются из года в год, из века в век и приводят все к тем же результатам, что и тысячелетия назад. За одной сценой следует другая, но с незапамятных времен актеры продолжают разыгрывать все те же пьесы. Если бы мы уделяли больше внимания ошибкам прошлого, признавали их, делали выводы и думали над тем, как их избежать... Будь люди столь разумны, то наши предки прекратили бы воевать задолго до нашего рождения. Но мы живем в Новой Эре, старый мир погиб, а люди так и не перестали считать войны чем-то приемлемым, а для некоторых — даже привлекательным... Жажда власти и жадность по-прежнему доводят до упадка и разрушения целые нации, потому что обладающее властью меньшинство продолжает ставить свои интересы выше интересов большинства, народа, и больше всего на свете боится потерять власть, без которой уже не способно себя помыслить. Казалось бы, зачем вообще нужно государство, если оно не существует во благо народа…

Теос поднял голову к серому небу:

— Возможно, «Небесный Занавес» создали, потому что люди утратили веру в способность человечества жить в мире. Поняли, что Ядерной Катастрофы не избежать, и попытались лишить человека его страшнейшего оружия, но по какой-то причине это все равно не спасло старую цивилизацию… Раз человек не меняется, то рано или поздно мы сами себя уничтожим.

Алан провел рукой по луб, убирая с него челку:

— Я бы не сказал, что все так безнадежно. Люди способны меняться. Природа человека гибка: он одновременно способен на ужаснейшие злодеяния и величайшие добродетели. Главное — создать подходящую почву, чтобы взрастить на ней лучшие из наших качеств.

Теос усмехнулся:

— Тогда нам самим нужно стать садовниками. Вокруг еще много сорняков, а тех, кто с ними борется, в разы меньше.

Алан улыбнулся, кивнул, а затем отвел взор в сторону. Прежде безлюдный тротуар окатила резкая волна шума. Из подъезда вышла пожилая пара, громко бранясь на всю улицу. Они не удостоили молодых офицеров даже беглого взгляда, все их внимание было приковано к разбитому вдребезги окну на первом этаже. Алан и Теос осторожно обошли переливающиеся осколки стекла и остановились возле входа в подъезд. На бежевой металлической двери висел видеофон, на дисплее которого были указаны номера квартир.

— Нам сюда, — заключил Теос, сверяясь с навигатором. — Надеюсь, что Дениэл дома. Судя по рассказам Ника, он примет нас без проблем. Будь только повод радостнее, а наша компания больше...

Глава 40. Перекресток путей.

Следующим утром Алан прибыл в Центральный район Александрии и направился на собрание штаба новой, девятой армии, которую возглавил генерал-лейтенант Бергман. В нее вошли остатки экспедиционного корпуса и других военных подразделений, избежавших истребления в жестоких сражениях за северо-восток Эллиада. По этой причине на базе Лазарус уже начали в шутку называть девятую армию «Армией мертвецов».

Обожженная, покрытая трещинами брусчатка скрипела под подошвами сапог, точно галька на морском берегу. Алан поднял голову и посмотрел налево. Здания Министерства внутренних дел, образцы неоклассической архитектуры, представлявшие собой гармоничное сочетание изящества и строгости, выглядели так, словно их разбросало волнами. Испещренные глубокими шрамами фасады из светлого камня кренились во все стороны света. По правую же руку от него раскинулась еще более мрачная картина. Развалины и угольного цвета скульптуры из расплавленного камня и металла вздымались над поверхностью на могучих земляных валах, а через несколько метров утопали в каньоне, в глубинах которого был погребен Центр Командования Вооруженными Силами Республики Эллиад. Вторая гигантская расщелина поглотила половину комплекса Цитадель Цивилизации, включая Башню Высшего Совета, же павшую жертвой остеррианского электромагнитного орудия.

Он повернул налево, ступив во владения Министерства внутренних дел, почти не тронутых разрушением. Алан ворочался с боку на бок всю ночь, одолеваемый внутренними терзаниями. То победу одерживала одна сторона, которая убеждала его в том, что не будет никакой пользы ни для Дина и Миранды, ни для общества, лишь вред для него самого, если он останется на военной службе; то другая, с легкостью опровергавшая все утверждения первой. Он затягивал принятие решения до последнего момента и подготовился к обоим вариантам развития событий, на всякий случай сохранив на Квадросе рапорт на увольнение по собственному желанию.

Незаметно для себя Алан подошел к зданию из белого мрамора, отданному во временное пользование военному командованию. Словно отойдя ото сна, он поднялся по ступеням, миновал распахнутые двери с янтарным орнаментом и, пройдя идентификацию личности, поднялся на второй этаж. Он проходил по коридору мимо зала с бордовыми диванами, когда услышал окончание разговора двух офицеров, которые уже поднялись на ноги и намеревались уходить. Оба носили капитанские погоны. Один из них, бледный мужчина с узким лицом, сказал:

— Что бы там ни болтали политики, Республика стремительно летит в бездну. Разгром в войне, потеря земель, за которые гибли наши предки, а теперь еще и какой-то сброд свободно шатается по Александрии... Я рад, что мой отец этого не застал.

Второй офицер со смуглой кожей улыбнулся ему в ответ:

— Не знаю, как ты, а я просто счастлив, что смог вернуться из экспедиции домой живым и вновь обнять жену и сына. Если Республикой будут править такие же толковые люди, какие служили в штабе генерал-лейтенанта Бергмана, который не дал нам всем сгинуть на чужбине, то у нас еще остается надежда увидеть, как над Эллиадом вновь взойдет солнце.

Пройдя зал, Алан остановился в длинном коридоре, поднес к лицу дисплей «Квадроса», тяжело вздохнул и одним резким нажатием удалил рапорт на увольнение.

Он зашел в кабинет, где располагалась штаб-квартира девятой армии. Там его уже ждали генерал-лейтенант Бергман, бригадный генерал Годвин и подполковник Эрхарт, и отсалютовал старшим офицерам. Эрхарт по-приятельски ему улыбнулся, Бергман жестом указал на стул, а Годвин кивнул, с любопытством следя за каждым его движением.

— Ваше Превосходительство, старший лейтенант Верро готов вернуться к выполнению своих обязанностей.

***

Юлиан добрался до коррекционного лагеря под городком Агринио на юге Эллиада лишь к полудню следующего дня. Дорога туда выдалась непростой. Пассажиры в вагонах сторонились его, как и прочих бывших Вольных, по-прежнему носивших коричневую форму. Проводники и кассиры смотрели с подозрением, когда он пытался пересесть с военного поезда на гражданский, и даже вызвали охрану. Из-за затянувшегося на несколько часов разбирательства он провел всю ночь на вокзале и только утром продолжил путь на юг.

Коррекционный лагерь № 18 окружал высокий черный забор, над которым возвышались остроконечные сторожевые вышки. Под белым небом, напоминавшим бескрайние снежные поля, он подошел к открытым воротам, через которые курсировали грузовые машины. На КПП небрежно проверили его временное удостоверение и молча махнули рукой в направлении входа. Сердце наращивало темп с каждым шагом, что Юлиан ступал по асфальтированной тропе, проходящей между грязно-серых трехэтажных бараков. Он сражался и выживал ради этого дня, пусть и не думал, что тот наступит так скоро. Но пока он мог лишь надеяться, что отыщет здесь своего брата.

Когда Юлиан отстоял длинную очередь к коменданту, узнал, что хотел, и подписал все необходимые документы, его направили в один из бараков. Зайдя внутрь, он уловил на себе взгляды десятков детей, среди которых выделялась пара зеленых глаз, выглядывавших из-под рубиновых волос. Брат, с которым они не виделись почти семь месяцев, хотя ожидали, что их разлука продлится целое десятилетие, стоял прямо перед ним. После короткого, но крепкого объятья Юлиан заметил цветущую ссадину на переносице Оливера:

— Прости, что меня не было рядом. Должно быть, тебе пришлось тяжело…

На лице брата показалась привычная искренняя улыбка, точно зеркало служившая отражением его чистого сердца. Юлиан всеми силами пытался сохранить эту улыбку. Вместе с Дариусом они научили Оливера, как постоять за себя, но в то же время оберегали его от опасностей и невзгод, чтобы его сердце не загрубело и не утратило самую драгоценную и хрупкую часть себя, как когда-то случилось с ним.

— Юлиан... я не сплю, ты и правда здесь? — Юлиан кивнул, улыбаясь. Оливер опустил глаза: — Все говорят, в Республике случилось что-то страшное. Охрана была так перепугана, когда в спешке вывозила нас из старого лагеря. Я боялся, что ты не вернешься…

Юлиан легонько похлопал младшего брата по плечу:

— Все хорошо. Теперь мы можем уйти отсюда, и никто нас не остановит.

— Ты стал другим.

Юлиан заглянул в проницательные глаза брата:

— Я не был таким смышленым в одиннадцать лет. Это так, все изменилось.

— А где Дари?

Юлиан медленно склонил голову.

— Он всегда защищал нас, но в итоге я не сумел спасти его. Он погиб, чтобы я жил, — печаль исказила лицо брата, и Юлиан добавил. — Дари хотел, чтобы мы продолжали двигаться вперед.

Они направились к выходу из коррекционного лагеря. По сторонам от дороги, ведущей к свободе, рядом с бараками горели сотни глаз, полных зависти, любопытства, отчаяния и надежды. Им оставалось лишь смотреть вслед уходящим по тропе в чуждый для них мир.

За забором лагеря раздался гул мотора, приковавший к себе внимание бывших Вольных. Волна дрожи пробежала от головы до пят Юлиана, словно его окатили ледяной водой. Он положил ладонь на спину застывшему на месте Оливеру. К воротам лагеря подъехал огромный вездеход, облаченный в сплошной белый панцирь. Массивные шасси замерли. Металлическая рампа с треском опустилась на землю, и из чрева громадины показалась толпа детей самых разных возрастов. На юных лицах, представших пред открытым небом, читались не только тревога и растерянность, но и облегчение.

Братья приближались к железнодорожной станции. Оливер спросил:

— Ты должен вернуться на службу?

— Нет. Я не должен.

Юлиан резко остановился. Оливер удивленно взглянул на него.

Он ощутил едва уловимое дуновение ветра у себя за спиной, будто кто-то похлопал его по плечу. Юлиан обернулся. На мгновение перед его взором возник образ Дариуса, бок о бок с которым стояли его товарищи из отряда «Молот». Затем образ растаял, точно пустынный мираж, но оставил после себя чувство, искру, что разгорелась внутри него ярким пламенем.

Взирая на расходящиеся железнодорожные пути, он мысленно поблагодарил друга в последний раз.

Я не обязан следовать прежним путем.

— Юлиан? Куда мы поедем?

Словно пробудившись ото сна, он вспомнил про приглашение Беллы, которое получил прежде чем сесть в поезд, а затем ответил:

— Туда, где нам есть место. К новой жизни. К свободе.

***

Сквозь расступившиеся облака светило оранжевое солнце, словно око всевидящего божества, устремившего взор на мир людей. Теос вышел на улицу, чтобы запечатлеть этот бесценный миг в памяти, как и перед началом экспедиции. Сейчас ему казалось, что оба этих мгновения разделяла бескрайняя бездна, заключавшая в себе жизнь и смерть. На своем пути он не только потерял людей, которыми дорожил, но и приобрел то, о чем прежде мог только мечтать.

Из дома доносились смех и оживленные голоса тех, кто взглянул в лицо вечной пустоте, страху и боли, но не утратил волю к жизни, а, напротив, сумел лишь ярче ощутить саму ее суть. С позволения матери и отца вчера Теос предложил Белле пригласить своих товарищей к ним в дом, где те смогут найти себе прибежище. Родители приняли Беллу, как родную дочь, а сегодня с распростертыми объятьями встретили и ее друзей: Юлиана, его младшего брата, Оливера, и Стефана. Этим вечером оставалось дождаться только Алана, который обещал заскочить в гости, но задерживался. Кроме собравшихся, Теос хотел бы разделить это бесценное время с Марианной и Ником, но, к сожалению, этому уже не суждено случиться. Днем ранее вместе Аланом они посетили Дениэла и имение семьи Чезанте. В гостях у первого их ждал душевный, но печальный разговор, а у вторых — ледяная скорбь матери, разом потерявшей и мужа, и дочь.

За время короткого отпуска он будет помогать родителям с обустройством приюта для тех, кому еще только предстоит найти свой путь под бескрайним небом, а после вернется на военную службу. Независимо от того, что произошло в прошлом или ждало его в будущем, Теос был доволен тем, что уже имеет сейчас. Он не отказывался от мечты, но отныне она не являлась ключом к его счастью. Он намеревался и дальше следовать своим целям, искренне хотел изменить Республику к лучшему и таким образом придать своей и чужим жизням еще большие глубину и смысл.

Открылась дверь, послышались шаги, и за спиной раздался голос нежный, словно песнь о добре, надежде, и любви, наполнявший его сердце светом. Теос обернулся и ощутил, что по-настоящему счастлив.

Эпилог.

В округлой, точно амфитеатр, комнате горел холодный приглушенный свет. Тусклые лучи падали на старинные картины в позолоченных резных рамах. На одних полотнах разыгрывались сцены далекого прошлого — галеон с белоснежными парусами скользил по волнам на фоне лазурной водной глади, — на вторых красовались ласкающие глаз пейзажи — красное солнце заходило над уединенным скалистым берегом, — а на третьих поражали своей величественностью властители давно ушедших эпох — за изящным столом восседал мужчина в алой мантии и бледном парике с длинными локонами. К изогнутым стенам прилегали длинные аквариумы, чьи воды, где мельтешили сотни пестрых рыбок, озаряло бледно-желтое свечение.

Антонио Гримальди встал с кресла, поправил кашемировый пиджак цвета спелой вишни, развернулся и подошел к панорамному окну. С высоты птичьего полета открывался вид на огни бурлящего жизнью города. Вдали плескались морские воды, медленно растворявшиеся в меркнущих сумерках. В отблесках отраженного света его глаза сияли, подобно красному агату, а ониксовые волосы приобретали пепельный оттенок… Раздался звонок.

— Слушаю, Келлер.

— Ваша Светлость, гость из Эллиада уже здесь. Также у меня есть важные известия от исследовательской команды, которая занимается поисками управляющих центров Небесного Занавеса.

Уголки его губы приподнялись.

— Новости подождут. Сперва пригласи нашего гостя.

Двери бесшумно разъехались, и в комнату уверенно зашел статный мужчина в изысканном кремовом костюме. Его глаза горели, будто два маленьких солнца. В лучах бледного света зачесанные назад волосы отливали серебром. Гость кивнул в знак приветствия:

— Достопочтенный дож Гримальди, владыка процветающего Лигура, благодарю вас за оказанное мне и моей семье гостеприимство.

Слова лились подобно сладкой музыке. Гримальди за долгие годы политической карьеры научился безошибочно отличать фальшь от искренности и понимал, что последней от человека, чья безупречная речь не выдавала ни единой эмоции, явно ждать не стоит.

— И что же вас сюда привело, господин бывший Верховный председатель Республики Эллиад? Очевидно, не гордость.

Михаэль Адриатис продемонстрировал лучезарную улыбку:

— Злопамятность и гордость — удел низших умов. Я смотрю лишь вдаль, на новые возможности. Поэтому я великодушно готов закрыть глаза на ваше краткосрочное сотрудничество с остеррианцами. Примите мои поздравления, ваш конкурент в регионе ослаблен, но не станет ли вчерашний союзник завтрашним врагом?

— Неужели вы считаете, что мне интересны советы от того, кто в спешке сбежал из страны, которой был назначен управлять, и лишился всякой власти? К тому же, не нужно прикидываться невинной овечкой: Лигур лишь закрыл глаза на некоторые перемещения наших временных партнеров, вы же опрометчиво расстелили своему врагу ковровую дорожку до самого Эллида в надежде, что ваш дерзкий план сработает и вам удастся не только удержать бразды правления, но и сокрушить могучего оппонента. Теперь вам нечего мне предложить.

Маскообразное лицо бывшего властителя Эллиада ни на мгновение не изменило своего выражения:

— Разве? Будь все так, как вы говорите, мы бы сейчас не общались с глазу на глаз. Ошибки — лишь ступени к новым высотам. Республика больна и будет чахнуть до своей погибели. Не отстранись я от нее, она стала бы для меня лишним бременем. Если моя дорогая Родина все же сумеет избежать краха, то я непременно верну над ней контроль. Я располагаю для этого всеми средствами. Думаю, вы догадываетесь, что мое влияние сродни сети, а не поводку.

Гримальди ухмыльнулся:

— И как же далеко заброшена ваша сеть?

— Ключ к разгадке секретов Небесного Занавеса скрыт в Земле Обетованной. Или вам об этом еще не доложили? — Гримальди крепко сомкнул челюсти. — Мои искренние извинения, я забегаю вперед. Раз вам только предстоит узнать об этом, то не хотелось бы портить вам впечатления, — Адриатис сделал шаг к властителю Лигура. — Как бы высоко собака ни сидела на сене, хозяином ей не стать. Этому не бывать, пока старые хозяева еще дышат. Однако с моим влиянием и вашими ресурсами нам под силу это исправить. Мы оба знаем, что независимость Лигура — не более, чем иллюзия. Им по-прежнему правят вестландские кошельки, но некоторые из них со мной одной крови и веры.

Агатовые глаза Гримальди сверкнули в полутьме:

— Ваше предложение понятно. Для чего это вам?

— Мир не ограничивается Эллиадом или Лигуром. Совместными усилиями мы завладеем Вестландом, затем Остеррианским Союзом, а после обратим взор вовне и установим новый порядок и там.

— Так банально? Я ожидал большего.

Идеальное лицо Адриатиса приобрело серьезное выражение:

— Только если вся власть будет собрана в руках «новых» людей, чьи умы превыше человеческих страстей, мы сможем спасти все человечество от вечного забвения.

Гримальди рассмеялся:

— Вы себе льстите, Мессия! Чтобы завлечь меня в подобную авантюру, нужно намного больше, чем просто слова. Каков ваш план?

— Мои белые балахоны и верные люди во власти позаботятся об Эллиаде. В Вестланде мы заручимся поддержкой одного разочарованного военачальника, моих богатейших соратников и силой недовольного народа, — губы Адриатиса расползлись в плотоядной улыбке. — А Остеррианский Союз оставим на десерт.

Дож Лигура указал на кресло, стоявшее перед его столом:

— Изложите все в деталях.

Через полчаса, когда гость ушел, Гримальди запрокинул голову и шумно вздохнул, после чего налил в бокал коньяк и промочил горло, пытаясь избавиться от неспокойного ощущения, которое, точно послевкусие, осталось от встречи с Адриатисом. Бывший глава Эллиада вызывал в нем желание либо придушить того на месте либо сбежать от него как можно скорее и дальше.

Он сказал, что обдумает предложение, но в душе с ним уже согласился. Слишком долго ему приходилось мириться с безмерной алчностью и наглостью вестландцев, считавших себя его кукловодами.

— Келлер, зайди.

В кабинет спешно вошел молодой светловолосый мужчина в синем деловом костюме и склонил голову.

— Сначала ты расскажешь мне все, что мы узнали о проекте «Небесный Занавес», а потом займешься травлей вредителей, которые расплодились у нас под носом.

Оглавление

Пролог.

Глава 1. Отбытие.

Глава 2. По ту сторону границы.

Глава 3. Первая встреча.

Глава 4. Мятежники.

Глава 5. Беспокойный дух.

Глава 6. Дитя одиночества.

Глава 7. Тайна города мятежников.

Глава 8. Мрачное торжество.

Глава 9. Жертва и обещание.

Глава 10. Вместе.

Глава 11. Гнев небес.

Глава 12. Пылающие звезды.

Глава 13. Стальная поступь.

Глава 14. Море звезд.

Глава 15. Во тьме ночи.

Глава 16. Сердце Республики.

Глава 17. Конец прежнего мира.

Глава 18. Павшая обитель человека.

Глава 19. Прощание с вечным сном.

Глава 20. Нет пути назад.

Глава 21. Снова в бой.

Глава 22. Кровь на руках и трещины в фундаменте.

Глава 23. Ключ к памяти.

Глава 24. В поисках надежды.

Глава 25. Истоки предательства.

Глава 26. Спасение или смерть.

Глава 27. Черный орел над багровым полем.

Глава 28. Последнее препятствие.

Глава 29. Топи.

Глава 30. Другой мир.

Глава 31. Новый замысел.

Глава 32. Вдох полной грудью.

Глава 33. На волнах.

Глава 34. Губительная мгла.

Глава 35. Возрождение из пепла.

Глава 36. Новая реальность.

Глава 37. Куда ведет сердце.

Глава 38. Дорога в прошлое.

Глава 39. Природа человека.

Глава 40. Перекресток путей.

Эпилог.