Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя [Артём Соболь] (fb2) читать онлайн

Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя

Глава 1

Немногим ранее. Позиции советских войск. Генерал Быстрицкий.

Вроде бы хорошие новости, о том что наконец-то прибыло подкрепление, как только вижу это самое подкрепление переходят в разряд плохих и мгновенно портят всё настроение. Вместо двух дивизий до фронта доходит едва ли полк, десять танков, двадцать самоходок и пятнадцать орудий семь из которых требуют серьёзного ремонта. Также прибывает много раненых и целых два особиста, что ещё сильнее портит настроение. Но самым главным удручающим фактором становится то, что подкрепление… На одного пацана пятнадцать девок, многим из которых в силу возраста не автоматы держать или танком управлять, а куклам косы заплетать. Радуют только артиллеристы, они хотя бы взрослые. А вот экипажи бронетехники, грёбаный цветник. Всего один парень да и тот заряжающий.

Командует всем этим безобразием, под чутким руководством двоих капитанов НКВД молодой майор, который звание своё получил, скорее всего так же как Нестерова. Стоит передо мной, настороженно смотрит на шарящихся по позициям особистов, пакет протягивает. Говорит важная информация. Ещё докладывает что эшелон просто разбомбили. Разбомбили так, что от двух дивизий остался полк. Половина бронетехники и все зенитки потеряны. И это…

— Товарищ комфронт, — тянет пакет майор. — Вскрывайте. Приказано вскрыть как только получите…

Глянув на пацана испепеляющим взглядом, от чего он сглатывает, хватаю пакет, ломаю печать и с первых строк забываю как дышать. Приказ один — держаться. Стоять насмерть. Удар готовится именно сюда и именно сюда фашисты стягивают войска. Подкрепление будет.

Когда будет подкрепление? Как держаться? Чем? За что? Неясно. Обещают поддержку авиации, на этом всё.

— Эх, майор… — пытаясь не подать вида качаю головой. — Тебе лет сколько?

— Девятнадцать!

— Нда…

С кадрами совсем всё плохо. И с техникой и с авиацией, и с личным составом. С продуктами, медикаментами… Особисты ещё эти хреновы. Сопляки, а взгляды… Эти двое как Горчаков в окопы не пойдут. Они будут предателей искать. И чёрт бы с ними, но найдут они их там где никаких предателей нет. Ничего, до первого боя, там за ум возьмутся. Если выживут.

— Распределяй солдат, майор, — киваю ему. — Раненых в госпиталь. Бойцов на позиции. Через десять минут всех командиров сюда. Приступай.

— Слушаюсь!

— Слушается он…

Горчаков с Нестеровой пропали. Бойцы нервничать начинают. А мне что, снова солдат шерстить и лейтенантские звёзды им на погоны лепить? Ну да, право имею, соответствующий приказ ставки присутствует. Но кого? Да что такое? Ни бойцов, ни командиров. Придётся это лопоухое чудо с майорскими звёздами своим замом ставить. А он… Он мальчишка.

— Товарищ комфронт! — подбежав вытягивается майор. — Приказы выполнены. Командиры…

Командиры. Девчонки. Худенькие, чумазые, напуганные. Как с ними в бой идти? Что я им сейчас скажу? Это Горчаков мастер своего дела. Это он мог так всё вывернуть и такого наговорить, что солдаты в штыковую на танки готовы были идти. А я? Я стратег, тактик. В единичных случаях я могу найти подход к каждому, но воодушевлять весь фронт… Без паники. Я на своём примере уже неоднократно доказал, что из любой, даже безвыходной ситуации можно найти выход.

— Товарищи командиры, — обводя девушек взглядом улыбаюсь. — Добро пожаловать. Итак…

Договорить не успеваю, слышится нарастающий гул. Земля дрожит и тут же нас слепит ярким фиолетовым светом. Поднимается ветер.

Поворачиваюсь, придерживая рукой шапку смотрю и вижу… Огромное, разгоняющее облака фиолетовое грибовидное облако.

— Это что за нихрена себе? — спрашиваю. — Майор, ты что-нибудь об этом знаешь?

— Никак нет, товарищ комфронт. Это… Немцы оружие испытывают?

— У себя в тылу? Нет, не похоже. Это какого же оно размера, если отсюда видно? А оно…

Вспомнив карту, с ужасом понимаю что облако в стороне лагеря. Тут же закрадываются нехорошие мысли о Горчакове и группе Нестеровой и тут… Нас чуть ли не сносит фиолетовой волной. Которая проходит через тело и вместе с лёгкой болью вызывает приступ эйфории. Кожа на руках начинает искриться, настроение стремительно поднимается. И не только у меня. Половина девушек так же начинают искриться. Они улыбаются и с восхищением смотрят на облако. Причём те кто искрится отмечают что облако очень красивое. Чертовщина какая-то…

Очень надеюсь, что это наши новое оружие на головы немцев скинули. Потому что иначе…

Сколько так стоим сказать не могу, зрелище мягко сказать завораживает. Поэтому, с трудом оторвав от облака взгляд, пользуясь хорошим настроением, провожу инструктаж. Распределяю по участку артиллерию и бронетехнику. Хватаю майора и тащу в блиндаж. Где усаживаю за стол, присев напротив смотрю на него и тут…

— Товарищ комфронт! — забегает в блиндаж боец. — Товарищ комфронт! Там! Грузовики!

— Какие грузовики?

— Немецкие. Мчатся колонной. Прямо к нам от линии фронта. То есть с той стороны.

Хватаю бинокль, бегу на позиции и встав смотрю. На самом деле грузовики. Немецкие… Вот только едут слишком быстро.

— Майор! К бою! Не нравится мне это. Хотя…

На первой машине… На кабину первого грузовика встаёт человек. Разворачивает белый флаг с красной звездой и машет им.

— Стоп. Пропустить их, — почему-то приказываю.

Не понимаю как, но я прям вижу что в первой машине Горчаков и Нестерова. А ещё вижу что они хоть и растеряны, но в приподнятом настроении.

— Странная техника, — глядя в бинокль выдаёт майор. — О, товарищ комфронт, они на полозьях едут. Это вообще как? Переговорщики?

— Не похоже. Это наши. Разведгруппа возвращается. Судя по машинам, партизанский отряд с ними.

Колонна, видя что в них не стреляют, заметно ускоряется. Подпрыгивая на воронках и поднимая клубы снега быстро приближаются…

Махнув паре бойцов иду на встречу. И как только дохожу до передка, колонна останавливается. Разворачивается на месте, и тут… Из кузовов выпрыгивают наши бойцы и помогают выбраться заключённым. Интересно же другое. То есть другие. То есть… Шесть странных девушек. Слишком фигуристых, красивых, необычных и практически голых. От чего бойцы теряются, начинают поправлять шапки и телогрейки. Компания же…

У одной, самой бесстыдно разодетой, на плече маленький человечек на крысу похожий сидит. Выделяется странный дед. Лохматый как домовой, бородатый, по пояс голый, подпоясанный верёвкой и необычно мускулистый. Ну и тот, кто стоял на кабине. Человек, молодой, как дед мускулистый что видно из-за совсем уж лёгкой одежды. С металлического цвета волосами, слишком длинными руками и глазами… Глаза его светятся серебристо-голубым. Во рту железные зубы…

— Товарищ комфронт, — подходит ко мне почему-то красная Нестерова. — Разрешите доложить.

— Докладывайте.

— Задание выполнено…

— И перевыполненно, — нервно усмехается Горчаков.

— Задание выполнено, — невозмутимо продолжает Нестерова. — Партизанский отряд найден и доставлен. Идельштайн… Персонал лагеря убит, сам лагерь уничтожен. Потерь нет.

— Орлы. А если более подробнее?

— За подробностями к товарищу Константинову, — указывая на длиннорукого кивает Нестерова. — Вы мне всё равно не поверите. Разрешите идти?

— Отдыхай, дочка. Итак, товарищ Константинов?

— Владислав, — протягивает он руку. — Можно просто Влад. А это мои жёны. Слева направо. Маришка, Белка, Серафина, Фая, Рая и Роза. Вон тот светленький хмырь доктор Лазарев. Дед… Профессор Ломакин Михаил Андреич. Он же Осип. Батя, попрошу относится к пожилому человеку с должным уважением.

— Так значит это вы поезда под откос пускали? — пожимая ему руку спрашиваю.

— Мы, товарищ комфронт, как только в себя пришли, решили нашим помочь. А как узнали что эти уроды газ применить собираются, так презент им организовали. Им понравилось, проезжали мимо видели что до сих пор рады.

— А как проехали?

— Жена моя, — подтянув черноволусую девушку в накидке улыбается Влад. — Красавица Серафина. Может на психику воздействовать. Внушила немцам что нас нет, вот мы и проехали.

— Мне значит тоже внушили?

— Товарищ комфронт, — улыбается Серафина. — Извините, пожалуйста, но по другому никак. Вы бы нас артиллерией накрыли. А мы…

— Мы помочь пришли, — мрачнеет Влад. — И если договоримся, то обязательно поможем. Есть место потише? Мне надо многое вам рассказать. Думаю капитан Горчаков тоже многое расскажет.

— В блиндаж, там всё обсудим.

А подкрепление всё же прибыло. Но что скажет ставка…

— Я вам сукины дети покажу арестовать! Совсем охренели молокососы! — орёт на пару особистов Горчаков. — А ну марш к солдатам боевой дух повышать. Бегом!

Нда…

****

В блиндаже, странные гости дополняя друг друга и подкрепляя слова документами найденными в лагере, то есть своими личными делами рассказывают что с ними случилось и как они дошли до жизни такой. Как оказалось, стали они такими, в ходе пыток. Некто Марта, ныне покойная, кроме чудовищных опытов не брезговала лично пытать пленных. Вот, в результате таких пыток, с помощью какой-то убойной бурды, она и создала этих людей. С поправкой на то, что ключевую роль в этом сыграл Влад, потому как он Тёмный Император из другого мира. Попал сюда случайно, но поскольку там у него шла война очень похожая на нашу, сразу выбрал сторону Советского Союза. Потому что там у него хоть и Империя, строил он её опираясь на знания про Советский Союз. Править не хочет, но помочь своим коммунистическим товарищам, то есть нам, более чем страстно желает. Потому что фашизм ненавидит.

Вообще, говорит он много и всё это я бы принял за вымысел, за бред. Но все они подтверждали слова действиями. Маришка растекалась водой, Белка превращалась в молнию, близняшки Спичкины горели, Лазарев выращивал на ладонях кристаллы. Осип он же Ломакин манипулировал землёй, камнями и даже бетоном. Влад управлял железом, Роза воздухом. Серафина могла слышать мысли, присылать образы и демонстрировать воспоминания. И всё это хорошо, если всё это правда, они действительно помогут. Но… Я не главнокомандующий, у меня есть начальство. Надо мной ставка, три маршала и товарищ Сталин. Конечно, я встану на их защиту, таких бойцов упускать нельзя. Но что скажет руководство?

Да и Влад… Он готов помочь, он хочет помочь, но если его самого или его семью тронут, он уйдёт. И об этом он не скрываясь говорит. Честно, прямолинейно, без увиливаний.

— Что же с вами делать? — глядя на странных гостей спрашиваю. — Что мне делать?

— Думать, товарищ комфронт. Крепко думать. Не хвалюсь, унизить вас не пытаюсь, но уйдём мы, фронт обрушится. До уничтожения Идельштайна, немцы… О нет, они не сидели спокойно, как вам кажется. И не то чтобы не могли взять ваши позиции. Они целенаправленно занимались перемалыванием ваших войск. Пополнение приходило и тут же убивалось при атаках врага или артударах. Потом приходило ещё и история повторялась. Вам казалось что вы держите фронт, на самом деле вами играли. И играли грамотно. Своих солдат сохраняли, ваших уничтожали. Плюсом идёт деморализация, свою роль играет пропаганда. Нет, я не утрирую и не нагнетаю. Я верю в защитников Советского Союза. Верю даже сильнее чем вы, иначе бы меня здесь не было. Но к сожалению вам не выстоять. На стороне немцев, такие силы, что несмотря на ваши более чем удобно расположенные позиции, фронт они сметут за день. Повторюсь, Вермахт просто не хочет гробить солдат. Сейчас же всё изменится. Потеря Идельштайна весьма болезненный удар по яйцам Третьего Рейха. Наша бомба, которую, наверное, даже в Германии видно было, так же внесёт свою лепту. Потому что немцы уже думают что в руках Союза страшное оружие и от этого они начнут действовать.

— Что хоть за бомба? — осознавая всесь ужас происходящего спрашиваю

— Страшная, — закуривая округляет глаза Влад. — Страшная и ужасная. Такими можно города в пыль стирать.

— Из чего она?

— Секрет, — улыбается Влад. — Будем работать вместе — поделюсь. Наделаем их вам… А потом как жахнем! Весь мир в труху. Всё что за пределами Союза будет напоминать Лунные пейзажи. Но это потом, когда договоримся. Сейчас же, поскольку мы в подвешенном состоянии, предлагаю определить нас куда-нибудь и выделить охрану. Так спокойнее будет. Кстати, товарищ комфронт, за организацию позиций в таком удобном для обороны месте, мой вам низкий поклон. Ваши навыки, ну просто моё почтение. Минных полей не хватает, а так почти идеально. Так что с охраной? Нам её выделят?

— Влад, — встаёт Горчаков. — Это совсем не обязательно. Товарищ комфронт…

— Товарищ комфронт сомневается, — щурится Владислав. — И правильно делает. Времена нынче сложные, тяжёлые. Мы пойдём, сами устроимся, как что-нибудь решите — позовёте.

Влад встаёт, кивает и вместе со своими выходит из блиндажа. Горчаков уходит определять их. Я же… Странное ощущение. Его жесты, голос, движения. Ведёт себя как хозяин положения. Чувствую себя… Он смотрит на меня как на неразумного ребёнка, а разговаривает только из вежливости. Совсем не потому что мы нужны ему, а потому что…

— Фух, тяжёлый он всё-таки человек, — заходя обратно выдаёт Горчаков.

— Это да. Ну, что скажешь, Денис Матвеевич?

— Абвер, — выдаёт один из особистов.

— Ой, закройся, — мощится Горчаков. — Абвер он тут увидел. Сопляк. Абвер не дураки. Да и не сходится.

— Чего не сходится?

— Да всё не сходится, товарищ комфронт, — отмахивается Горчаков. — Если даже так, то зачем им своих же уничтожать? Я видел этих ребят в деле, немцев они крушили без колебания и с особой жестокостью. А то как с Мартой, начальницей лагеря и замом Нойманном расправились… Это отдельная тема. Нет, немцы так поступить однозначно не могли.

— А что если это актёры переодетые? — спрашивает второй особист.

— Ну да, актёры, — прикурив кивает Горчаков. — И в лагере, и на фронте, и в поездах. Всех актёров согнали и приказали играть до смерти. А что, логично… Но нет… Вот что, товарищ комфронт, сообщить об этом необходимо. Донесение я сейчас напишу и отправлю. Нам же… Хм… Понимаете, ему нет смысла обманывать нас. Если бы они хотели навредить, точно могу сказать, нас бы уже не было.

— И что нам делать?

— Ждать, — разводит руками Горчаков. — Больше мы ничего не сделаем. Ещё нам надо постараться не провоцировать их. Влад не такой доброжелательный каким кажется. Он заключённого за оскорбление жены убил и ни грамма не сожалел об этом.

— А про эти рассказы о Императоре и других мирах что думаешь?

— Не знаю, — вздыхает Горчаков. — Хотя… Вы, товарищ комфронт, в глаза ему посмотрите. Не знаю как вы, но я там обмана не вижу. Я ему верю. А ещё я надеюсь, что у нас всё получится и Влад поможет нам победить. Ладно, пойду донесение писать. Завтра поговорим. Ну, а вы оба два, что стоите? Заняться нечем? Так я вам сейчас быстро досуг организую. Окопы копать, укрепления восстанавливать. Чего побледнели? За мной желторотые.

Особисты уходят, сижу за столом, подозреваю себя в том, что спятил. Потому что такого быть не может, потому что не может. Или… За четыре года, я видел всякое. И случаи разные, и можно сказать чудеса. Но чтобы так. И ведь я ему верю. Не знаю почему, но уверен в том, что не может он врать. Но сомнения…

Просидев так несколько часов, точнее до утра, решаю посмотреть как устроились гости, выхожу из блиндажа, поправляю шинель и замечаю что на улице заметно потеплело. Дует приятный тёплый ветер, небо затягивает тяжёлой светящейся фиолетовой дымкой, которая создаёт по-настоящему сказочную атмосферу. Цвета меняются.

— Наверное из-за взрыва, — мотнув головой заключаю и сразу понимаю куда идти.

Здесь, прям рядом, стоит небольшой каменный домик. Не из отдельных блоков, а полностью. Как будто его вытесали из огромного камня, ну или он вырос сам.

Подхожу ближе, смотрю на пару часовых у входа, стучу в дверь…

— Кто тама? — слышится из-за двери хриплый голос Осипа.

— Генерал Быстрицкий.

— Ты в гости или по делу?

— Ты? Кхем… Я просто так.

— Просто так пущать не буду. Зайди к вечеру.

— Осип!

— А? Извините, товарищ генерал, Осип у нас шутник. Вы проходите.

Дверь открывается, как я понимаю Ломакин, заводит меня внутрь и ведёт вниз по лестнице. А там… Там настоящие хоромы. Широкий коридор, множество дверей, всё из камня. Подсвечено всё красивыми фиолетовыми кристаллами. Пахнет чем-то вкусным, вроде как молоком, слышатся едва различимый женский смех.

— Профессор, это всё вы?

— Я? О нет. Я сенсор. Чувствую. Например идущего по земле человек, за двести метров услышать могу. Танк ещё дальше. А вот это всё, это Осип наворотил. Талант у него оказывается. Красиво, да?

— Не то слово. А укрепления?

— Сможет, — кивает Ломакин. — Когда с Владиславом всё решите. До этого, ну никак. Так вы что пришли?

— Просто так. Узнать как разместились. Нужно ли чего. Да и с Владом поговорить…

Ломакин указывает на дверь, кивает и вдруг проваливается в каменный пол.

Присаживаюсь, провожу по полу пальцами и понимаю что это не камень, это каменная крошка и спрессованная земля. Выпрямляюсь, подхожу к двери, стучу и… Зачем-то заваливаюсь. Сидящий на полу Влад тут же закрывает большой цилиндр, торопливо прячет его в металлический ящик, встаёт и кривясь идёт ко мне.

— Когда стучат в дверь, — выталкивая меня в коридор шипит Влад. — Обычно дожидаются приглашения войти. У меня, между прочим, там особо опасные для людей радиоактивные элементы. Думать надо.

— Извиняюсь, не знал.

— Я тоже извиняюсь, — улыбаясь чешет затылок Влад. — Не стоит так со старшим по званию. Так чего вы хотели?

— Поговорить. Мне кое-что покоя не даёт.

— Я даже знаю что. Вы мне верите, но в голове всё это уложить не можете. А мучает вас, почему я сразу так вам всё выложил. Скажу просто, я хочу чтобы наше сотрудничество основывалось на доверии. Всё равно, из-за оговорок, ко мне появятся вопросы. Возникнут подозрения. Они нам не нужны. Да, пока наша дальнейшая судьба непонятна. Но, а вдруг?

— Как интересно ты говоришь.

— Научился, — пожимает плечами Влад. — Давно живу. А вы…

— Влад! — появляется перед нами Серафина. — Начинается.

— Что начинается?

— Враг идёт в наступление, — кивает мне Серафина. — Кое-кому, ну очень не понравились наши проделки. Фронт решено снести.

— А вот хрен им! — восклицает Влад. — Так, семья, работаем. Батя, Белка, Роза и близняшки — на передовую. Лазарев, мути ещё одну бомбу. Тащ генерал, распорядитесь чтобы нашему поехавшему выдали всё необходимое. Мариша, со мной. Вперёд.

— А вы…

— Не ошибаемся, — скалится Влад.

Ух…

Глава 2

Там же. Нестерова.

Боевая тревога. Все бешеными оленями несутся на позиции. Криками подгоняю свою «великую» роту, бегу сама, но вдруг останавливаюсь…

— Тащ генерал, — спокойно говорит более чем спокойно идущий Влад. — Есть у меня одна маленькая хитрость.

— Слушаю.

— Прикажите мне.

— Что приказать?

— Идти в бой. Этим, мы ваш авторитет повысим. Солдатики увидят что вы мной командуете и ваще зауважают. Не сейчас, а когда бой начнётся. Только серьёзно так, можно с матом, чтобы все поверили.

— Хорошо, — ничего не понимая кивает Быстрицкий. — А…

— Текст я вам подготовлю. Серафина передаст.

Что за цирк? Зачем ему это? Психи ненормальные. Тут война, а они представления устраивают. Вот кому заняться нечем.

Добегаю, падаю в окоп, поднимаю винтовку и глядя в даль замираю. Там танки, много. Танки, самоходки, бронетранспортёры. И солдаты… Не только обычные, но и длинные, то есть звери. И вот эти звери, опаснее.

— Огонь не открывать! — командует наблюдающий в бинокль генерал. — Пусть подходят. Артиллерия, танки, огонь только по моему приказу.

Команда тут же передаётся дальше. Связисты и радисты отправляют приказ по фронту. Правый и левый фланги, тут же отвечают.

— Клином идут, сволочи, — рычит Горчаков. — На прорыв. А войск… Около трёхсот танков. Столько же самоходок. Солдат пару дивизий. Сейчас должна подойти авиация. Товарищ комфронт, не выстоим.

На такое, бойцы поворачиваются и круглыми глазами смотрят на Горчакова. Они не могут понять как всегда уверенный в победе Горчаков вдруг говорит что не выстоим.

— Выстоим, — уверенно кивает Быстрицкий. — Константинов! Где тебя черти носят?

— Красноармеец Константинов по вашему приказу прибыл, — вытягивается как из ниоткуда появившийся Влад.

— Ну и где тебя носит, красноармеец?

— Виноват.

— Вот что, красноармеец, — заложив руки за спину и гордо подняв голову говорит генерал. — В этот раз, без выговора не обойдёшься. А теперь слушай меня. Вон ту сволочь, порвать как Тузик тряпку. Нагнуть их так, чтобы плача как обесчещенные девки до самого Берлина без оглядки драпали. Приказ понятен?

— Так точно! Есть выговор. Есть порвать немца. Разрешите приступать?

Генерал машет рукой. Влад счастливо улыбаясь перепрыгивает через окопы, уходит метров на двадцать, снимает со спины металлический ящик, вытаскивает из него цилиндр, открывает и достав кусочек металла откусывает от него. Вздрагивает, убирает всё это, урча выпрямляется и начинает светиться зелёным. Громко и страшно рычит, поднимает руки. Из земли поднимаются осколки металла и части брони, кружатся вокруг него и прилипают к телу. Срастаются в подобие массивной и шипастой рыцарской брони. На голове вырастает корона, в руке, из осколков собирается меч. Он вонзает меч в землю, встаёт перед ним на одно колено и тут подлетают Роза и Серафина. Притаскивают здоровенный кусок брезента и повязывают его на подобии плаща. Отлетают и встав рядом с остальными, вызывая у меня приступы ревности с восхищением смотрят на Влада.

— Ох нихрена себе! — восклицает стоящий рядом боец. — А говорили подкрепление совсем слабенькое. Товарищ лейтенант, а это вообще как?

— Смотри, сам всё увидишь.

— Роза, — встав громоподобным голосом вещает Влад. — Работаешь с близняшками, на вас живая сила. Белка, зачищаешь небо. Серафина, связь и пакости. Батя, Маришка, пакости покрупнее и не дайте им убежать. На мне танки. Вперёд! За родину! Ура!

— Ура! — кричат девушки.

Близняшки берутся за руки, вспыхивают и взлетают. Роза несётся за ними. Белка гудя как трансформатор искрясь уходит в облака. Дед и Маришка исчезают. Серафина садится и закрывает глаза.

Влад создаёт огромный щит, поворачивается к нам и кивает. Хотя… Кивает он не нам. А повернулся лишь для того чтобы показать красную звезду на щите, но эффект…

Подняв щит Влад сотрясая землю убегает вперёд. Прямо на танки, до которых ещё далеко, но… Они его не видят? Мишень из него… Да и летящие и полыхающие близнецы, их они тоже не замечают? Но…

— Кругом враги, — шепчет Серафина.

К нашему огромному удивлению, один из танков останавливается. Поворачивает башню и стреляет в борт соседнему. От чего танк взрывается, башня подпрыгивает. Солдаты падают.

Однако, бешеный танк и не думает успокаиваться, доворачивает башню и поливая огнём пулемёта солдат стреляет в самоходку. Соседняя самоходка, разворачивается на месте и буквально в упор стреляет в такую же.

Один за другим танки не обращая внимания на бегущего к ним Влада, сходят с ума и уничтожают друг друга.

— Получите, сволочи, — улыбается Серафина. — Сестрички, пора.

Близнецы вспыхивают ярче, расцепляются и начинают кружиться создавая огненное кольцо. Над ними зависает Роза и тут… Вниз обрушивается столб ревущего пламени. Ослепительно яркое пламя испепеляет солдат и поджигает танки которые взрываются.

Влада и всех остальных наконец-то замечают. От чего в рядах наступающих случается паника. Огонь солдат и машин сосредотачивается на Владе, который…

— Не, не потянет, — качает головой Никифоров. — Королевские тигры, ягдпантеры…

— А я думаю потянет, — возражает Савин. — Товарищ лейтенант.

— Тишину поймали, — шикаю на них. — Смотрим.

Смотреть и правда есть на что. Прикрываясь щитом, едва не падая от прямых попаданий, Влад хоть и замедляется, но всё равно бежит вперёд.

— Я поняла! Смотрите, всё наступление в него стреляет. Он специально на себя внимание стягивает. Но зачем?

— Точно, — кивает Никифоров. — Вот жеж…

Зачем всё это становится понятно через несколько минут. Ползущие и стреляющие танки, вдруг уходят под землю. Буквально падают в огромные ямы которые тут же или схлопываются или заполняются водой. Также, между танками вспучивается земля, вверх начинают бить огромные фонтаны которые кроме сырости ничего не дают. Да, их много, где-то под сотню, но толка с них…

— Влад, тормози их, — улыбается Серафина. — Я добавлю паники.

Влад тут же меняет тактику. Взрыв ногами землю, уносится вперёд, на ходу притягивая металл увеличивается. Высоко подпрыгивает, падает на танк который немногим больше его самого и вонзает меч в двигатель. Запускает щит в самоходку, наклоняется и схватив ствол отрывает танку башню. Вытаскивает из танка танкиста, сжимает и раздавливает. При этом рычит так, что даже здесь слышно.

Паника набирает обороты. Солдаты разворачиваются и бегут. Танки не замечая солдат и проезжая по ним крутятся. Влад… Он уходит. Он просто разворачивается и теряя броню бежит. Уменьшается, падает и катится.

— Катя, давай, — скалится Серафина.

Затянутое фиолетовой дымкой небо вспыхивает множеством ветвистых молний. Звучат раскаты громы. Из дымки спускается светящийся и искрящийся разрядами молний силуэт и тут… Огромная молния бьёт прямо вниз, в один из танков. Причём бьёт не как обычная, а долго, без перерывов. От всего этого убегающие солдаты вытягиваются и падают. Танки явно без участия водителей продолжают ехать прямо по телам. Некоторые крутятся на месте, другие сталкиваются. Один королевский тигр таранит самоходку чем переворачивает её и продолжая буксовать закапывается.

— Вот это тактика! — восклицает Никифоров. — Вот это нихрена себе.

И тут сложно не согласиться. И хоть не всё понятно, сработали они идеально. Правда убили не всех. Некоторые танки, всего штук десять, и солдаты продолжают отступать. Но тут! Земля просто расходится под ними. Танки падают, солдаты… Гигантская трещина в земле заполняется водой и все они тонут.

— Белка, — хмурясь командует Серафина. — Не всё. Двенадцать штурмовиков. Летят прикрывать отход. Разберёшься? Потянешь? Ладно, не лезу.

И тут начинается самое интересное и зрелищное. Белка вися над полем боя дожидается самолётов. Как только показываются, а из-за дымки идут они низко, Белка с громким щелчком перемещается к ним. Бёт молниями от чего первые три вспыхивают и разваливаясь на части падают. Вторую тройку ждёт такая же участь. Ещё три, видимо с помощью Серафины, открывают огонь по своим и сбив их резко идут к земле об которую разбиваются.

Оставшихся Белка разрезает молниями.

— Все молодцы, — встав заключает Серафина.

Ветер поднимает накидку Преображенской, увидевшие её задницу бойцы смущённо отворачиваются. Некоторые садятся и краснеют. Никифоров же, теряется настолько, что открыв рот стоит и смотрит.

— Вань, ты бы не пялился, - подойдя толкаю его в бок. — Влад увидит — зашибёт.

— Да я же… Я же… Я просто не видел никогда, — бормочет Никифоров. — Ну было дело, на озере за купающимися девками подглядывал. Но там же… А тут! Ух, стыд какой. И ведь не холодно ей.

Хихикнув, Серафина закатывает глаза и с хлопком исчезает. Появляется в том же месте, но не одна. С ней все. Прикрывающиеся руками, покрытые сажей Спичкины. Чумазые, выбирающие из волос комки грязи дед и Маришка. Злая Белка, довольная Роза. И Влад, который пытаясь пригладить стоящие дыбом волосы, получает от них разряды и вздрагивая смешно ойкает. И тут… На сцене появляются Быстрицкий и Горчаков. Скинув шинели отдают их близнецам, потом начинают всех обнимать. И когда дело доходит до главного участника этих событий.

— Тащ генерал! — вытягивается Влад. — Приказ выполнен. Немца порвали. Порвали всех. Виноват.

— Молодцы, — стараясь не упасть кивает Быстрицкий. — Но в следующий раз… Иди обниму.

— А дед наш, гигант, — часто кивая выдаёт Никифоров. — Вон какими бойцами командует. Уважаю.

Остальные бойцы с Иваном полностью согласны. Мне же хочется закатить глаза. Однако… С помощью Влада, у нас нет потерь, ни одного раненого, а настроение… Настроение плещет через край.

— Хучу его, — глядя на Влада и видя как он светится приятным жёлтым светом выдыхаю. — Хочу себе. Всего.

— Товарищ лейтенант, — начинает Никифоров. — Не…

— Цыц, он мой. Понятно?

— Да понятно-понятно, — подняв руки отходит Никифоров. — Но всё же…

— Умолкни.

Так, что делать? Как быть? Подойти? И что сказать? Но я ведь такая же. Я как и они свечусь. Я должна… Мне надо… Надо подготовиться.

С подготовкой проблем не возникает. Генерал командует отбой, все рассасываются. Все кроме Влада, он с начальством уходит в блиндаж.

Бегу к себе, сажусь на койку и достав из-под неё осколок зеркала смотрю на своё отражение. Которое, ну совсем не радует. Тощая, осунувшаяся, волосы пучками из под шапки. Зато глаза красивые, большие и зелёные. Но тем не менее, сравнится с красавицами Влада невозможно.

Убрав зеркало падаю на койку, поджимаю ноги и к своему огромному удивлению всхлипываю. Из глаз катятся слёзы. Внутри поднимается бессильная злоба.

— Ничего, вы ещё увидите. Я смогу. Я докажу. Я стану… Стану!

Тоже время. Влад.

По случаю маленькой победы, генерал устраивает большой праздник. У нас на троих по сто грамм спирта на каждого, банка тушёнки и хлеб видом своим больше напоминающий подошву сапога. Целая пачка папирос. Нда… Хотя…

— Ну, за победу, — вставая поднимает помятую кружку генерал.

— За победу, — вставая улыбаюсь.

Чокаемся, выпиваем, садимся. Закуриваю, смотрю на счастливого Быстрицкого.

— Товарищ генерал, я всё понимаю, но радоваться пока ещё рано.

— Понимаю, Владислав, понимаю. Но и ты пойми. В этом бою мы победили.

— В бою, а не в войне, — затигаваясь криво улыбаюсь. — Хотя вы знаете, у нас есть все шансы победить, да. И…

— Ну конечно! — наливая из фляги ещё по сто грамм восклицает Горчаков. — С вами…

— Пока ещё мы не с вами. Я, сам очень хочу… Хочу помочь победить, отпраздновать победу. Но тут всё зависит не от меня и не от вас, а от вашего руководства. Не подумайте, я не пытаюсь вас запугать, вы мне не враги. И уж тем более я не хочу уходить. Но… Если что-то пойдёт не так, я заберу семью и уйду.

— Так просто? — смотрит на меня Горчаков.

— Да, Денис Матвеевич, я не люблю усложнять. Поэтому скажу. Вы не мой народ, я ничего не должен русским и ничем им не обязан. Примите меня, получите многое. Нет… Если ваше руководство попытается качнуть права или не дай Тёмные Силы закрыть меня в лаборатории. Вы вместо друга, получите ещё одного врага. Да, я питаю к вам тёплые чувства, можно сказать вы мне как родные и я люблю всё советское. В первой жизни я рос на фильмах про войну, во второй сам вёл войска в атаку и на основе того что знаю о коммунизме строил свою Империю. В третьей я ничего не понимал и не помнил, но… В четвёртой я здесь. Но, от любви до ненависти один шаг. Вы знаете. Нет, я вас не пугаю. Можете считать это предупреждением. Потому что на опыты я не пойду и никого из своих не отдам.

— Владислав, — поправляя воротник кителя кивает Быстрицкий. — Ну мы же не фашисты чтобы над вами опыты ставить. Мы не изверги. Я понимаю, пропаганда. Советский союз, звери, нелюди. Невиновных по лагерям рассадили. Половина страны сидит, вторая половина охраняет. Это не так. Совсем не так. Мы боремся за жизнь. Зубами победу вырвать пытаемся. А сволочь разная, сидя в тылу, грабит и убивает, нажиться пытается. Вот они и едут в лагеря, штрафбаты и «Первопричину» добывать идут. А потому что никак по-другому. Народ голодает, сутками, месяцами, годами у станков по двадцать часов в сутки вкалывает. А кто-то, вот этих героев, в подворотне поджидает. С целью пырнуть ножом рабочую и паёк у неё отобрать. Паёк, Владислав. Котелок каши, пару ломтиков хлеба, кубик сахара ребятишкам. И вот сидят они, ребятишки, ждут мамку домой, а мамка в подворотне кровью истекает. А сволочь пырнувшая её, сидит и жрёт. Так как поступать с такими? Расстреливать на месте? Да мы бы с радостью. Но нельзя, приказ. Вот эту мразь не трогать, а в шахты отправлять. Сурово?

— Справедливо…

— Справедливо, — закуривая пожимает плечами генерал. — А все думают что жестоко. Нам надо всю эту мерзость в разряд людей переводить. А зачем? Чтобы повторили? Нет, Владислав, времена не те. Это до войны, на что-нибудь глаза бы закрыли. Сейчас нельзя. По поводу тебя. После того что вы сегодня показали, вас не на опыты, вас на руках носить будут. Вот увидишь. Я в этом нисколько не сомневаюсь. А теперь отставить пораженческие настроения! Соберись, красноармеец. Пей.

— Нда… Умеете вы товарищ генерал мозги на место ставить. Спасибо.

— Талант у меня такой, — улыбается Быстрицкий. — Ну а теперь рассказывай, как простой генерал смог целого Императора в себя привести и с чего вдруг этот Император так расклеился.

— Я живой. Да и переживаю сильно. Мои девушки, слишком много нехорошего видели.

— Особенно Белка, — вздрагивает Горчаков.

— И не только она. С Серафины кожу содрали, близняшек заживо сожгли, Маришка… Мне страшно вспоминать.

— Вот и не надо, — кивнув Горчакову улыбается Быстрицкий. — Поговорим… Да хотя бы о тебе. Вот у тебя шесть жён. Не ругаются?

— Иногда даже дерутся. Но тут нюанс. Всё это в шутку. Понимаю, для вас это дикость, но там у нас это норма. Поэтому…

— Да мы не судим, — улыбается Горчаков. — Султан. Хе-хе…

— Да ладно… У нас всё по любви. Да хорош смеяться. Давайте, за победу.

Выпиваем, курим… И тут до меня доходит. Быстрицкий не кто нибудь, а целый маг. Я чувствую в нём силу и чувствую что она нарастает. Кажется, он отхватил мою способность к убеждению. Во дела. Это что получается? Взрыв, то есть волна энергии пробудила спящие способности? Тогда мы в шоколаде и в дерьме одновременно. Потому что способности проснуться не только у наших, но и у врагов. Хотя у них нет меня и бомбочек. Ха! Так я зря волнуюсь. Генерал, я и Серафина, теперь сможем уговорить кого угодно на что угодно. Или мне везёт, или Тёмные Силы шалят? Или… Так, всё. Упаднические настроения отменяются. Воюем только с фашистами.

Глава 3

Утро, позиции. То есть не совсем позиции, а поле боя. Сижу на башне королевского тигра, веду его обратно. С ним веду ещё два, чем вызываю на позициях наших, да теперь наших, я в этом почему-то уверен, лёгкую панику. Я конечно же всех предупредил, о том что соберу целые танки и пригоню их к линии, но наши видя ползущих тигров слегка оторопели.

Но так надо. Танки пригодятся, ими можно значительно усилить оборону. Те что на ходу к делу приспособить, танкистов без машин у нас хватает. А те что поломанные, можно поставить и окопать. Пушки, механизмы и приборы наведения в норме. Белка угробила только экипажи.

Батя, пока я перегоняю целые, откапывает те что провалились, их тоже использовать можно. Итого, у нас теперь: тридцать королевских тигров на ходу, десять пантер тоже «ходячих» сорок танков не на ходу, но пойдут как стационарная артиллерия и целых пятнадцать самоходок. Из всего разбитого, взорванного и сгоревшего позже построю баррикады.

Хм, никогда не думал что буду иметь дело с таким антиквариатом. Хотя. По местным меркам это довольно неплохие танки. Королевские тигры. У наших же дела немного похуже, но это опять же как посмотреть. А посмотреть есть на что, потому что основная часть танков это ИС-3. Машины очень серьёзные, жаль только что их мало. Есть Т-34–85, самоходки по большей части СУ-152, ИСУ-152 и СУ-85. Артиллерия мне к сожалению не знакома. А нехилый такой подарочек нам немцы оставили.

Сидя на башне, доезжаю до позиций. Проезжаю и разворачиваю танки. Спрыгиваю…

— А это что здесь происходит? — протирая глаза спрашивает Быстрицкий.

— Трофеи собираю. Пригодятся. Танки на ходу, с полным боезапасом. Кресты стереть, звёзды нарисовать и можно в бой.

— Молодец, — кивает генерал. — За инициативу, объявляю благодарность.

— Есть благодарность! — вытянувшись рявкаю. — Разрешите продолжать?

— Владислав, есть разговор. Отбросим формальности… Спасибо. Ты столько жизней наших солдат сберёг. И тут такое дело. По твоим документам, ты сержант. Лейтенанта получить не хочешь?

— Товарищ генерал, я бы с радостью. Но сами понимаете. Я же не настоящий Влад. Да и потом, я был в лагере и никто не знает как я туда попал. Хорошо если меня ранили и подобрали. А если, ну то есть настоящий Влад предатель? Не хочу подставлять вас.

— Ну даже если и так, то позор ты уже смыл. Не забывай, на тебе три уничтоженных состава, два раза разгромленная станция, уничтожение множества войск, предотвращение газовой атаки и отбитое наступление. Поверь мне, даже если ты… То есть настоящий Константинов и предал, то этого хватит. Хотя я в это не верю. Сейчас Горчаков переворачивает архивы и пишет запросы. Скоро всё выяснится. Все твои действия, мы задокументировали и отправили лично товарищу Сталину. Денис Матвеич работает через свои связи. А товарищ Сталин руководитель умный, во всём разберётся.

— Очень на это надеюсь. Ну, я продолжаю?

— Продолжай, но как закончишь ко мне, за новыми погонами.

Нда… Вот уже и звёзды на погоны липнут. Но пока мы ничего не решили. Я всё ещё как говно в проруби. Нет, генералу я верю, но поверят ли ему. Ладно, работать.

Работа закипает с новой силой. Мы с Осипом доставляем танки, целое оружие и всё что понадобится или пригодится. Далее, пока Осип создаёт валы от артиллерии и противотанковые рвы глубиной метров по десять. Хожу по полю битвы и собираю металл. Особо ценные образцы, особенно меня привлекает личное офицерское оружие, как огнестрельное так и холодное. Потому что сталь слишком хорошая, вкусная, выплавленная с «Первопричиной.»

Остальные заняты кто чем. Близняшки и Роза слоняются без дела. Белка мечтает изжарить всех фашистов. Маришка ушла в госпиталь где взялась за лечение. С её помощью, за несколько десятков минут на ноги вставали даже безнадёжные. Правда сил она из меня вытягивала так что иногда покачивало, но это дело нужное. Бойцы умирать не хотят, они рвутся родину защищать.

За это Маришка получила приглашение в госпиталь. Начмед, маленький усатый и носатыйполковник, очень похожий на Марио из одноимённой игры, поначалу даже подпускать Маришку не хотел. Но когда подпустил… Глядя как Маришка восстанавливает раздробленные кости, уничтоженные мышцы и даже органы, пришёл в восторг. В такой, что перебрал спирта, написал отчёт генералу и даже отнести хотел. Но не смог, ноги отказали.

Серафина вроде бы бесцельно бродила по позициям. Разговаривала с солдатиками заодно смущая их своим внешним видом. Но это только с виду. На самом деле, она искала диверсантов, предателей и прочих неблагонадёжных элементов. И находила. Так с её помощью наши сотрудники НКВД раскрыли небольшую секту, нашли двух предателей которые решили прихватив важные документы свалить к врагам, и целого диверсанта маскирующегося под красноармейца.

От таких новостей Быстрицкий впал в бешенство. Горчаков же наоборот обрадовался. Подозрительных личностей увели, допросили, задокументировали полученные признания и там же расстреляли.

Но тут опять же свои нюансы. Хрен с ним с диверсантом, у него работа такая он из Абвера. Хрен с ними с предателями, испугались ребята, решили сбежать и купить себе лучшую жизнь. Но вот сектанты… Эти ребята… Нет, если не присматриваться они покажутся не опасными. Верят в какое-то там божество, верят что оно спасёт их если они сложат оружие и отринут жестокость. Но, для подтверждения своих намерений, встать на путь мира и согласия, просто необходима человеческая жертва.

И это не истерия, не попытки хоть как-то спастись. Это чья-то работа, внушение. Потому что они сами не знают во что и в кого верят. Но верят, и других своими идеями заражают, причём с потрясающей скоростью. Например эта найденная Серафиной секта. Появилась за три дня до нашего прихода. Вот клюнуло в башку одного товарища. И он, делится этим с другом, тот со знакомыми и в итоге через три дня, у этого новоявленного ебатюшки, аж целых десять последователей. Которые готовы замочить какую-нибудь санитарку.

Страшно, плохо, но не катастрофически. Сера говорит что после нашего спектакля, бойцы начинают верить в нас. Но не так, а по другому. Никто не ждёт что я всё сделаю сам, за них. Почти все думают что я именно помогу победить. И это радует. Ну и, я всё-таки Тёмный Дух и вера людей меня подпитывает причём неслабо. Алтари строить не буду, не по советски это.

Далее идёт Лазарев и его замечательная крыса по имени Лариса. Которая покусала своего создателя, сказать ничего не смогла, но написала на стене что он, то есть Лазарев — козлина. О причине такой ссоры оба молчат, но несмотря на недоразумение работают вместе. И бомба, особенная, без радия, уже готова. Теперь дело за мной, надо вырастить корпус. А там, можно отправлять подарочек фрицам. И я бы уже отправил. Но вмешивается Серафина. По мнению Преображенской, нам надо дождаться подходящего момента, который скоро настанет. Поэтому «сюрпрайз мазафака» он же ядрён бабах, на головы фашистам пока не свалится. Так же по просьбе Серафины я повременю с диверсиями в тылу врага.

Причину задержки Серафина объяснить не может, но раз говорит, не послушать её будет несусветной глупостью.

Вечер. Блиндаж. Горчаков.

— Ну ты смотри чего за день понаворотили, — восхищается Быстрицкий. — Укрепления, рвы, баррикады. А сколько у нас теперь танков! А самоходок. Да нам теперь…

— Надо успокоиться, — улыбаюсь разошедшемуся генералу. — Успокоиться и держать себя в руках. Не забывать о словах Влада.

— Умеешь ты настроение испортить, — закуривая кривится генерал. — У нас только-только дела в гору пошли, а ты… Я ему верю.

— Я тоже. Как себе. Но, Максим Иваныч, над нами начальство.

— Понимаю, но что там, дураки что ли? Они должны понять…

— Ну может и не дураки, — взяв папиросу разминаю её пальцами. — Но упёртые. Есть такие…

— Какие?

— СМЕРШ, — выдыхаю прикуриваю и смотрю на Быстрицкого. — Там такие звери. Причём звери при полномочиях. Они первыми за Владислава зацепятся. И, наверное, смогут всё испортить. Надеюсь что нет, но в скором времени я ожидаю их визита. Донесения в Свердловск я уже отправил. А там, наверняка, в кабинетах сейчас паника. Зуб даю, наша новая столица от таких новостей как улей гудит. И что она нагудит, это вопрос. Нет, я не думаю что опасения Владислава подтвердятся и его с семьёй в лаборатории закроют. Его за такие заслуги примут. Но перед этим, возможно, все мозги и ему и нам выклюют. Так что, скоро нам предстоит держать оборону. Кстати, где Владислав? Вечер, а его всё нет.

— Обещал значит придёт, — ворчит генерал, присаживается и улыбаясь достаёт из кармана кителя лейтенантские погоны и удостоверение.

— Хех, Максим Иваныч, ты неисправим.

— Старый я уже исправляться. Ну что, ждём или отправляем.

— Ждём.

Пока ждём рассматриваем нарисованную Серафиной очень подробную карту оборонительной линии, которая впечатляет. До врага пятнадцать километров по практически ровному полю с редкими оврагами, околками, небольшими речушками и скалами. Мы на возвышенности, что даёт нам преимущество. А теперь, преимуществ у нас масса.

Первой линией, в двух километрах от нас, идут ловушки или прямоугольные ямы по пять метров глубиной, десять длинной и четыре шириной. Ямы прикрыты тонкими каменными плитами и слоем земли. И если пехота пройдёт и ничего не заметит, то танки свалятся. Далее рвы и тут Владислав с Осипом превзошли сами себя. Рвы глубиной десять метров, шириной пять и длиной по километру в обе стороны. Заполненный водой, спасибо Маришке. Ну а далее баррикады из разбитой техники за которыми наши позиции. Правда баррикады… Серафина говорит что перед техникой, рассаженные на колья солдаты, головы на шестах. Кучи тел и огромная табличка с предупреждением в котором сказано что так будет с каждым. С нашей стороны этого не видно, но вот наступающий враг…

— Товарищ генерал, — заходя улыбается Влад. — Разрешите?

— Заходи. Ну как?

— Пока всё по плану. Остальное расскажу после принятия решения. Когда наше руководство соизволит ответить.

— Наше? — улыбается генерал.

— Да. Итак…

Договорить Влад не успевает, Быстрицкий вручает ему погоны и документы. На что Влад начинает высказывать свои опасения, потому как не помнит кто он и как попал в плен. Он не знает, а я знаю. Он отсюда. На участке немного южнее пропал безвести. Так же как и Маришка. А вот со Спичкиными могут быть проблемы. Есть заметки, что семья Спичкиных, отец и близнецы перешли линию фронта и ушли к врагу. Хотя… Не по мне это, но можно сделать так, что эту записку никто не увидит. Тем более…

Пока размышлял, Влад и генерал раскатали карту и встали над ней.

— Очень интересно, — разглядывая карту бормочет Влад. — Аэродром, надо убирать. Этим мы с Осипом займёмся. Нам самолёты нужны? Если нужны, то придётся брать Серафину. Вот эту дорогу надо убирать. По ней идёт снабжение. А вот сюда, надо уронить наш ядрён бабах. Здесь центр, мозг всей вот этой армии. И если мы его уничтожим, то фронт рухнет. Но не с нашей стороны. Надо попросить Лазарева увеличить мощность.

— А нас не зацепит?

— Зацепит, излучением накроет. Но это бомба другой модификации. Едем далее, — взяв ложку и указывая на карту бормочет Влад. — Как только накроем центр, надо будет нанести удары южнее и севернее. Такими же бомбами. Потом, перемещаемся на триста километров, уничтожаем вот этот населённый пункт, то есть транспортный узел... И тогда всё. Можно переходить к контрнаступлению и периодически нанося удары ядрён бабахами по скоплениям войск, идти и стирать фашистов в порошок.

Закончив Влад улыбается, откусывает ложку и жуя указывает на карту огрызком ручки.

— Ой, извините… Кхем… Виноват, увлёкся.

— План хорош, — глядя на него улыбается генерал. — Но… Хм, или мы получим карт бланш и начнём действовать сами или…

— Или сядем, — разводит руками Влад. — Я за то что такой уникальный, вы за то что связались со мной.

— Лейтенант Константинов, — качает головой Быстрицкий.

— Виноват. Прекращаю упаднические настроения. Перехожу к делу. Итак, первую атаку мы отбили. Скоро ожидается вторая, теперь более мощная. Которую мы отобьём, но есть нюанс. Меня к тому времени может не быть с вами.

Ладно… Далее последует третья Предполагаю, будет много авиации и артиллерии без бронетехники и пехоты. Нас будут утюжить несколько дней, а когда отутюжат, пойдут в атаку. Возможно особыми силами. Не исключаю множество диверсий, проникновений лазутчиков, забрасывания шпионов и воздействие на наших солдатиков. И тут… Ну опять вернёмся к нашим баранам, буду здесь — выстоим. Если не буду и мы станем врагами. Вы люди хорошие, вам я помогу в любом случае, но дальше надейтесь на себя.

— Владислав!

— Мне много тысяч лет. Я полторы тысячи только создавал Империю. Потом две правил. Видел всякое в том числе и человеческую глупость. И если есть во всех известных мне мирах бесконечная величина, то имя ей как раз человеческая глупость. Спокойней, я и сам надеюсь на то, что всё обойдётся, но рассматриваю все варианты.

— Да тьфу на тебя! — восклицает Быстрицкий. — Уйди с глаз моих.

— Слушаюсь, — вытягиваясь улыбается Влад.

— Совсем уже… Да как так? Что за настроение? — возмущается генерал.

— В чём-то он прав.

Некоторое время спустя. Под землёй. Влад.

Прохожу в большую комнату, сажусь на пол и обвожу взглядом всех присутствующих. От чего на меня вываливают ворох очень интересной информации и первой начинает Маришка. Она, во время лечения бойцов нашла кучу одарённых. Их тут не просто много, из до хрена и больше.

На это уже Лазарев высказывает свои теории. По его мнению, вспышка энергии пробудила спящие способности местных людей среди которых очень много магов. Но тут всё не так просто и виной всему как всегда я. Я притащил особую энергию, которую пробудила Марта. Потом, как всегда мистическим образом поделился ей с девушками, сделал их Тёмными Духами. Все вместе мы зарядили кристаллы из которых получился арданиум. Волна энергии от взрыва прошла через людей, а поскольку все они принимали противоядие от «Первопричины» сделанное из «Первопричины» то в их телах это вещество начало изменяться и превращаться в арданиум. Но дело не только в этом. «Первопричина» в разных концентрациях здесь везде, во всём и во всех. Теперь же, по мнению доктора Лазарева, всё пошло кувырком. То есть, арданиум становится частью живых организмов. Он встраивается, приспосабливается, от чего на выходе мы имеем уже не человечество, а странную смесь из людей, Тёмных Духов и элементалей. Плюсов много, но есть и один существенный минус. О нём Лазарев говорить не хочет, но всё же рассказывает. Все Тёмные Духи до меня, женского пола. Девяносто девять процентов элементалей тоже. Соответственно, теперь перекос пойдёт в сторону женщин. Также есть предположение, что размножение людей прекратится.

Но тут слово берёт Ломакин и отвергает все эти теории. Потому как человеческого в современных людях больше. Плюс элементали, они тоже хорошо размножаются. Да и потом, плюсов в этой ситуации намного больше. Долгая жизнь, способности к магии, сила. И даже если рождаемость упадёт, то долгая продолжительность жизни это компенсирует.

— Ясно, мы весь мир к хуям заразили. Выход из этой ситуации есть?

— Как нибудь уничтожить весь арданиум, — разводит руками Лазарев. — Арданиум, всех кто попал под облучение. Вообще всех, даже бактерии и вирусы. Почву, воду, растения. В радиусе двухсот километров всё надо стерилизовать. И вниз, на несколько метров. Тогда может быть. Хотя я не уверен насколько далеко ушла волна.

— Значит нельзя. Да блин…

— А почему вы, молодой человек, так расстраиваетесь? — качает головой Ломакин.

— А что, мне радоваться?

— Именно радоваться, — заложив руки за спину выдаёт профессор. — Я, как сторонник эволюции, смело могу сказать что мы только что её пнули. Придали ускорения. Да и потом, Владислав, всё это теории, пока ничем не подтверждённые. Так что я не вижу поводов для паники.

— Так я и не паникую. Просто некрасиво получилось.

— Мы как лучше хотели, — ворчит Лазарев. — Тут война на уничтожение идёт. И без нас она приведёт к гибели всего советского народа. А потом, я уверен, фашисты набросятся на своих же союзников. И вы можете говорить что угодно, но я не могу допустить того, чтобы весь мир достался этим уродам. И жечь надо, арданиумными бомбами. Пойду ещё одну соберу. Нужен буду — позовёте.

— Да, ты прав, — мотнув головой выдыхаю. — Извините. Серафина, что у тебя?

— На разведку слетала, — жмурясь улыбается Преображенская. — Наступление будет где-то через три-четыре дня, максимум через неделю. Пока точно не ясно. Сейчас они в шоке, у них паника, командиров казнят за провал наступления. К нам сюда стягиваются войска.

— Пусть стягиваются. Мы будем ждать решения. Собрание закончено.

С окончанием собрания, Лазарев уходит, Осип улыбаясь проваливается в пол. Девушки не моргая смотрят на меня и медленно подходят. Чего они хотят, понятно и без слов. Убегать смысла нет. Хлопаю в ладоши, глядя на обступающих меня девушек желаю себе приятного аппетита.

Глава 4

Несколько дней проходят в откровенном безделии. Шаримся по позициям, Серафина летает на разведку, следит за перемещением войск и дополняет карты. От чего становится понятно, что враг к контрнаступлению неготов от слова совсем. Никаких оборонительных линий у них нет.

Так же, со слов Преображенской, среди солдат разные настроения. В то что Германия победит, все по-прежнему верят, но уже не так сильно. В разумах солдат начинают появляться сомнения и они возникли не на пустом месте. Всё таки… За лесом что-то бабахнуло. Наступление с целью снести обороняющихся и прорвать фронт захлебнулось вызвав катастрофические последствия.

А казалось всё будет просто. Руководство увидев взрыв, решило что у советов появилось секретное оружие. Соответственно, на основании этого, люди, большие, решили закончить эту игру с перемалыванием советских резервов и наступая гнать обороняющихся дальше, но не тут-то было. Потому как мы. И на месте мы не сидим.

Вот например Белка. Всё это время она сбивала самолёты разведчики и размотала несколько звеньев бомбардировщиков которые шли на Свердловск. При этом оставила один, вынудив его развернуться. Летела рядом, показывала пилотам нецензурные жесты.

«Бобры» от такого над нами больше не летают. Серафина говорит что в существование живой молнии показывающей пилотам фиги немцы не поверили. Не поверили настолько, что полёты прекратили.

Или Маришка, которая на пару с Серафиной ударилась в медицину. То есть, Преображенская сканировала разумы: начмеда, Ломакина, Лазарева и других врачей и передавала нужные данные Маришке. От чего познания Волковой росли в геометрической прогрессии. С её помощью, вставали даже безнадёжные. Даже те, кто потерял конечности, потому как Маришка научилась запускать регенерацию и выращивала им новые части тела. Правда не пачками, а максимум по одному в сутки, но это тоже результат.

Далее шли более насущные и приземлённые дела. То есть, разговоры с солдатами, демонстрация способностей, другие фокусы и страшные мысли красноармейцев. Но обо всём по порядку.

Показывая им свои способности, мы многократно повышали их боевой дух. Глядя на нас, все как один начинали думать, что вот теперь уж точно победим. Ну и, настроение бойцам повышало то, что несмотря на лейтенантские, нахрен бы они мне нужны, погоны. Выделываться я не стремился. Вёл себя как там, среди своих войск. Травил байки, обедал вместе с солдатиками, заверял что всё будет хорошо. Помогало, как говорила Серафина, очень даже хорошо помогало. Настроение лезло вверх, особенно у Быстрицкого, который за неделю написал семнадцать докладов и отправил их.

Теперь страшные и даже пугающие мысли. Внешний вид девушек. То есть практически полное отсутствие одежды на всех кроме Маришки. Сей факт вызывал у солдат ступор. Но при этом, как говорит Серафина, трахнуть их никто не хотел. Молодняк, коего здесь девяносто процентов… Девушки завидовали, парни выкатывая глаза мечтали что после войны, когда жизнь придёт в норму, увидят в таких нарядах своих пассий. Старшее же поколение, в основном артиллеристы, от вида моих девушек приходили в негодование. Говорили, дескать так ходить неприлично и холодно. Собирались, подходили к девушкам и предлагали им тёплые вещи. Ну и сетовали на то, что всё внимание молодняка сосредоточено на них, а не на войне. Мол как солдатики стрелять будут, если Ваня Никифоров всё время с открытым ртом ходит и туда, в смысле в рот, ветром уже сугроб намело.

И вот тут я вижу разницу в менталитете. Здесь, нас хоть и побаиваются, некоторые даже слишком, но тем не менее мы для них свои. Это видно по отношению, по взглядам, словам, действиям. И нет, никто не думает что мы пойдём и сами всё сделаем. Все рвутся в бой и думают что мы поможем. Именно поможем. И это хорошо.

Следующий день. Генерал Быстрицкий.

Наконец-то дела пошли в гору. Настроение солдат пришло в норму. Гнетущая атмосфера над позициями развеялась. Сегодня особенно, тёплый солнечный день. Бойцы… Где и каким образом они выкопали гармониста для всех осталось тайной. Но сегодня, впервые за долгое время, мы услышали музыку. Смех девчат, и увидели танцы. У танка, но тем не менее… Мужики же… Выделялись двое. Ваня Никифоров и водитель тягача, он же Сидор. Началось всё с того, что два гиганта, не заметив друг друга столкнулись. Но не разошлись, да и мордобой не устроили, а к радости бойцов стали выпендриваться друг перед другом. Скинув телогрейки напрягали мышцы, гнули железяки, поднимали камни. В итоге переместились за стол и дабы показать кто здесь главный тянулись на руках. Ваня, сжимая руку оппонента, говорил что парень из деревни и с восьми лет подковы разгибает. Второй, водитель тягача или же Сидор, заявлял что спортсмен-многоборец. Тренирован, а разгибать подковы перестал в шесть, потому как надоело ерундой страдать. А дать он может так… По словам Сидора, был случай когда он одному Гансу в рыло зарядил. Так этот самый Ганс, из сапог вылетел.

Влад, который тоже здесь присутствовал, выступал судьёй. Подбадривал борцов, разогревал публику шутками… И мне бы стоило прекратить это безобразие. Но…

— Начали! — машет рукой Влад.

Борцы смотрят друг на друга, вцепляются в стол и тянут… Стол трещит, зрители замирают. Ваня краснеет, пыхтит и явно прилагает все свои силы. А вот Сидор… Он даже не вспотел. Для него это игра и несмотря на то, что Ваня у нас самый здоровый, на Сидора никакого впечатления произвести не может.

— Силён, — подмигнув Ване улыбается он. — А мы вот так.

Сидр хмыкает и валит Никифорова. Встаёт, поднимает руки…

— Победил красноармеец Громов! — объявляет Влад.

— Хех, кто бы сомневался, — скалится Сидор. — Мы все Громовы такие. Дед мой, одним ударом племенного быка отдохнуть укладывал. А отец на медведя без ружья ходил.

— А на зайца он тоже без ружья ходил? — интересуется Фаина.

— Было дело, — неожиданно улыбается Громов. — Но заяц он тебе не медведь. Этот хищник куда пострашнее будет. Ты Ваня, извини если что. И спасибо, давно я таких сильных людей не встречал. Молодец. Ещё желающие есть? Вот вы, товарищ лейтенант.

— Я? — указывая на себя спрашивает Влад. — Ну, я бы с радостью, да вот нечестно будет. Смысл от победы…

— Ты сначали победи, — пошевелив пальцами кивает на стол Сидор. — Ну…

Влад садится, хватает руку Громова, сжимает и тянет. Однако… Мгновенной победы не происходит. Сидор краснеет, вены на руке вздуваются, стол жалобно скрипит. Громов округляет глаза, прилагая немыслимые усилия тянет…

— Откуда же ты такой? — не поддаваясь шипит Влад.

— Оттуда, — стиснув зубы рычит Сидор.

Тянет, но тут… Влад внимательно глядя ему в глаза, побеждает. Стол трескается, оба падают смеются. Встают, жмут друг другу руки. После чего довольный Влад замечает меня и подходит.

— Хороший шаг, лейтенант. Зрелище…

— Вы не поверите, я не поддавался. Сидор, на самом деле так силён.

— Это как?

— Способности проснулись. У него это сила. У вас дар убеждения. По остальным пока не ясно, но… Если кратко, то взрыв выдал энергию которая пробудила спящие способности.

— Так это же хорошо.

— Не скажите, - сложив руки на груди качает головой Влад. — Способности проснутся не только у наших, но и у врагов. Однако нет повода для беспокойства. У нас больше плюсов. У них нет меня, и нет бомб. А сейчас…

— А сейчас готовьтесь, — появляется перед нами Серафина. — Через минуту, придёт наверное самый неприятный во всём союзе человек.

— Надо Горчакова позвать, — мгновенно мрачнеет Влад.

— В разведку ушёл, будет через два дня. Не нервничай, Владислав, сами разберёмся.

Через минуту, на позициях появляются четверо. Подходят и без разговоров суют мне документы. Двое из особого отдела. Майор Деникин и полковник Гончаров. Ещё двое демонстрируют удостоверения СМЕРШ. Капитан Морозова и старший лейтенант Дорофеева.

Судя по глазам и выражению лица, ничего хорошего нас не ждёт. Нас приглашают пройти в блиндаж, где усаживают за стол и без лишних слов начинают.

То есть начинает Морозова. Остальные только поддакивают. Она же…

— Итак, — раскладывая на столе папки, улыбается капитан. — Морозова Екатерина Константиновна. Прибыла сюда, для расследования череды крайне интересных происшествий. Товарищ Константинов?

— Я? — встаёт Влад.

— Вы, — холодным тоном произносит Морозова. — Именно вы. Не расскажете кто вы, откуда?

— Не могу, память потерял.

— А у меня другая информация. Память вы не теряли. Вас завербовали. Кто? Абвер, гестапо? Врать мне не надо, я всё знаю.

— Хорошо. Скажу... Космодесант, Адептус Астартес, — улыбается Влад. — Давно это было. Но это для меня. Для вас дело будет в будущем. Сорок первое тысячелетие. Планета Катачан…

— Так, — хлопнув по столу рукой шипит Морозова.

— Какой у вас размер? — глядя на её грудь спрашивает Влад. — Четвёртый?

— Не ваше дело. Прекратите паясничать, иначе допрос продолжится в наручниках.

— К кровати меня пристегнёшь? Я вообще-то женат.

На это, Морозова достаёт пистолет и укладывает его на стол. Влад хмыкает, складывает руки на груди и нагло улыбается. Вздыхает…

— Катюша, ну ты же не такая злая какой хочешь показаться. Понимаю, ты видела всякое, но я вам не враг. Всё указано в документах, ты же…

— И ты думаешь я в это поверю? В то что ты сверхчеловек, взял и принял нашу сторону. Давай я расскажу тебе как всё было. Ты просто сдался. Ага, пытаясь спасти свою шкуру, ты сдался. А там, тебя завербовали. Обкололи всякой дрянью, ты мутировал, а теперь разыгрываешь перед нами спектакль. Якобы, сражаешься на нашей стороне, но на самом деле…

— Ты видела как он работает? — не выдержав такого встаю. — Видела?

— Присядьте, товарищ генерал, — смерив меня взглядом хмурится Морозова. — С вами позже. Итак, лейтенант Константинов, продолжаем. Какие у тебя цели? Уничтожить фронт? Добраться до руководства? До товарища Сталина?

— Ты что несёшь?

— Товарищ генерал, успокойтесь, — шелестит в голове голос Серафины. — Не надо. Она повёрнутая, но её можно понять, видела она на самом деле всякое. Просто сидите и предоставьте всё нам. А я вам обещаю, всё будет.

— Но я…

— Товарищ генерал. Вы нам доверяете?

— Действуйте.

Сажусь, закуриваю, слушаю допрос. Влад все обвинения в свой адрес отвергает и явно издевается над Морозовой. Выдаёт ей комплименты, пошлые шутки. И если трое молчат в тряпочку и стараются не отсвечивать, то Морозова буквально свирепеет.

— Мягкие способы допроса на него не действуют. Старший лейтенант Дорофеева, надеть на диверсанта наручники. Переходим к более действенным методам.

— Дева старая, — заводя руки за спину выдыхает Влад.

— Что сказал? — подпрыгивает Морозова. — Повтори, выкидыш немецкий.

— Я сказал что ты старая девственница, — улыбается ей Влад. — И всегда такой останешься.

— Хорошо, — кивает Морозова. — Не хочешь говорить, скажут другие. Приведите сестёр Спичкиных. Эти две точно расколются. А может позвать Маришку? Есть у меня донос, где русским по белому написано как она фашистов ублажала. Или Белку? Она ведь тоже. Мне доложили, те заключённые, которых вы освободили.

— Зря, — заключает Серафина.

— Р-р-р-ра-а-а! — разорвав наручники рычит Влад. Ударом разносит стол, встаёт и хватает Морозову за шею. Поднимает вверх…

— Стреляйте! — пытаясь вырваться пищит капитан.

Выстрелить никто не успевает, их оружие вырывается из рук, взводится и зависает в воздухе.

— Слушай меня ты, — поднеся Морозову поближе рычит Влад. — Никогда не оскорбляй моих жён. Даже в мыслях. Иначе…

— Иначе что? Предатель...

Влад на это нехорошо улыбается, сильнее сжимает её шею. Висящий в воздухе пистолет стреляет, Морозова вскрикнув дёргает и повисает. Боясь дышать висит и с ужасом смотрит на зависшую в паре сантиметров от лица пулю.

— Ты и твои псы, живы только потому, что я очень уважаю генерала Быстрицкого. Уважаю и не хочу заляпать его блиндаж, твоими, сука, мозгами. Но, как только ты ещё раз перейдёшь черту и посмеешь оскорбить мою семью… Я за себя не отвечаю.

— А вот это уже серьёзно, — шелестит в голове голос Серафины. — Товарищ генерал…

— Лейтенант Константинов, — встав поднимаю руки. — Успокойтесь, присядьте.

— А чего она? — как тряпичную куклу тряся Морозову кричит Влад.

— Отпусти. Отпусти-отпусти, молодец. Теперь присядь. Во-о-от, можешь ведь. Теперь вы, капитан Морозова. Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Перед вами, сидит человек, который поможет нам победить и сохранить жизни тысяч солдат. Вы же, вместо того чтобы сработать профессионально, ведёте себя как истеричка. Извинитесь и продолжайте беседу.

— Нет…

— Извинись, пигалица! Припёрлась она сюда, выделывается сидит. А ты хоть раз в окопе была? Ты смерти в лицо смотрела? На тебя танки ползли? Вот что, закрой рот, выдохни. Вдохни, извинись и начинай сначала, по-новой. Вежливо. Выполнять!

— Вы все арестованы, — всхлипывает Морозова. — Встать! Руки за спину.

— Товарищ комфронт! — забегает в блиндаж Нестерова. — Товарищ комфронт. Наступление.

— Товарищ генерал, — вытягивается Влад. — Разрешите?

— Иди, Владислав, иди. Порви их.

— Слушаюсь.

— Стоять! — кричит Морозова. — Кому говорю.

— Кому-то говоришь, — пожимает плечами Влад. — Мне лично пофигу.

Влад с Нестеровой уходят. Пока Морозова отчитывает своих, надеваю шапку, беру бинокль и…

— Пошли, увидишь их в действии, — подавая бинокль капитану киваю. — И это нечто.

— Вы вообще-то арестованы.

— Ага, точно. Я и забыл. Так ты идёшь или нет?

Тоже время. Морозова.

Сволочи. Неужели они не понимают что подвергают себя опасности? Этот Влад, он же может оказаться таким чудовищем, что… А если фронт рухнет? О чём вообще Быстрицкий думает? И в окопах я была. И не один раз. И танки…

Выходим на позиции. Занимаем место на наблюдательном пункте и смотрим. Видим наступающие войска. Танки, самоходки, бронетранспортёры. Тьма пехоты и не простой. Впереди множество мутантов. Как зверей, тощих, длинных, но невероятно сильных и плохо убиваемых, так и других, массивных, квадратных. И ничего не происходит. Константинова нет.

— Ну и что?

— Ждите, — кивает генерал. — Кстати, Екатерина Константиновна, откуда столько злости?

— Я с южного фронта. Там…

— Ну, рассказывай.

— Там всё совсем плохо, — не понимая зачем говорю. — Ужас. Солдат наших газом потравили. Те кто выжил и жалкое пополнение… Там… Мы так же в окопе сидели, затишье случилось, отбились мы тогда. И тут из дыма, выходят они. Выходят и бредут к нам. Женщины, беременные, пара подростков и старик. Я сразу поняла, что всё не так. А генерал Новиков, комфронт, приказал пропустить их. Не стал в гражданских стрелять. Так вот, девушки эти дошли, атака началась. Бойцы их в госпиталь, а они ходят как лунатики, плачут и говорят что-то непонятное. Тут взрывы, пехота попёрла, танки поползли. Ну артиллерия залп. Девки с визгом в разные стороны. Разбежались…

Им в животы бомбы вшили, а мозги промыли. Они как начали взрываться. Но хуже всего подростки и старик. Они как только девки взорвались, убивать бросились. На пальцах когти, зубы как у волков, по спине шипы пошли. Двоих только из противотанкового ружья успокоить смогли. Старика… В него шестеро солдат по два магазина выпустили, да и до потом кувалдой добивали. Несколько секунд, у нас минус восемьсот человек. После такого, я могу доверять с той стороны пришедшим? Могу я поверить кому-то на слово?

— Конкретно Владу и его семье — да, — качает головой генерал. — А теперь смотрите. Начинается.

Начинается с того, что земля под танками проваливается. Машины и солдаты падают. Один, два, десять, двадцать. Все они валятся в ямы, которые тут же затягиваются.

Оставшиеся танки останавливаются и начинают стрелять. И только я готовлюсь к худшему… Снаряды не долетают, они падают раньше или взрываются в воздухе.

За танками начинает работать артиллерия, но тут…

— Почему они мажут? — видя как снаряды взрываются в полукилометре от нас спрашиваю. — Товарищ генерал?

— Смотри, Катя, — улыбается он. — Внимательно смотри.

За нами, начинается движение, артиллеристы открывают огонь. Танки, как наши, так трофейные и вкопанные в землю на передке тоже стреляют. От чего фашисты суетятся, но не отступают а прут в атаку. И тут… Идущие танки и пехота, уходят вниз. То есть тонут в узких полосах почему-то не замёрзшей болотины.

— Это…

— Там глубина десять метров, — улыбается генерал. — А надо и больше сделают.

— И что? Так и будет? Они же не дураки все в одной канаве утонуть?

Дальнейшее наблюдение, показывает что всё же дураки. Не успевают одни танки уйти на дно, как в канаву лезут другие. Упавшие в воду солдаты, хоть и пытаются выбраться, почему-то тонут. И это уже не война, это бойня. За столь короткое время, они уже потеряли половину техников и множество солдат.

— Отдыхай, дочка, — улыбается генерал.

— Вы это с кем?

— С Серафиной, — пожимает плечами Быстрицкий. — Устала она немцам голову дурить. Теперь сам Влад пойдёт, с девочками.

— Бред какой-то. А вы не думаете, что это вам голову дурят? Товарищ генерал?

— Нет. Смотри…

Фыркнув поворачиваюсь, смотрю в бинокль и вижу… У танка взрывается земля. Вверх выпрыгивает огромный ужасающего вида рыцарь, хватается руками за ствол и срывает машине башню. Солдаты стреляют, мутанты прыгают на рыцаря и облепляют. Гигант же, смахивает с себя мелочь, слабо светясь зелёным раскидывает руки и тут… Многотонные машины, королевские тигры, поднимаются в воздух, переворачиваются и падают. Те что дальше стреляют, однако от выстрелов взрываются сами. И тут… Наша артиллерия даёт залп. В рядах врага случается паника. Вдалеке, в небе вспыхивает пламя и вниз обрушиваются огненные смерчи. Там же сверкает молния. Артиллерия врага затихает. Здесь же поднимается ветер. Вражеских солдат валит с ног. Оставшиеся наконец-то разворачиваются и пытаются сбежать. Но им… Что там происходит из-за расстояния не понятно, но зуб даю, солдаты стреляют друг в друга.

— Видела? — улыбается генерал. — Вот и всё наступление. А ты…

— Товарищ комфронт, — падает рядом с нами борец. — Пакет из штаба. У вас тут что творится?

— Что надо то и творится, — приняв пакет ворчит генерал.

Выдохнув ломает печать, вскрывает пакет, читает… Округлив глаза смотрит на меня, читает ещё раз и вдруг начинает улыбаться.

— Держи, — протянув мне бумагу улыбается Быстрицкий.

Взяв документ читаю и… И глазам своим не верю. Это приказ, лично генералу. Короткий, но…

— Командующему центральным фронтом, генералу Быстрицкому Максиму Ивановичу, — зачем-то вслух зачитываю. — Оказать всестороннюю помощь и поддержку сержанту рабоче-крестьянской красной армии Константинову Владиславу Андреевичу. Беречь, хранить, оберегать. Генералу Быстрицкому до дальнейших распоряжений действовать по своему усмотрению. Подпись… Иосиф Виссарионович Сталин. Печати…

— Ха! А ты говорила…

— Товарищ комфронт! — как из ниоткуда появляется полуголая девушка в накидке. — Лейтенант Константинов просит разрешения отработать по врагу ядрён бабахой.

— Отрабатывайте! — кивает генерал. — Отработайте их так… Не мне вас учить. Вперёд, дочка.

— Слушаюсь! — шутливо козырнув кричит девушка и исчезает.

— Сейчас, — шепчет генерал. — Сейчас вы у нас кровью умоетесь.

Не знаю что должно случиться, но вместе с генералом жду. Начинается всё уже через минуту. Первым делом, перед позициями поднимается каменная стена. Далее…

Вдали, вспыхивает второе солнце, но фиолетовое. От него, титанических размеров куполом расходится ударная волна. Яркий свет режет глаза. Поднимается ураганный ветер, земля даже не дрожит, а ходит ходуном. Впереди, разгоняя облака, поднимается огромное светящееся фиолетовым грибовидное облако. Размеры такие… Облако, как будто собираясь взорваться светится ярче, вспыхивает. От него так же куполом расходится волна фиолетовой энергии. Поднимается пыль, в нашу сторону летит фиолетовый дым.

Удар, всё тело скручивает спазмами. Упав на дно окопа, хватаю ртом воздух и несмотря на боль понимаю что мне нравится. Густой как сироп, пахнущий сгущённым молоком и апельсинами воздух вдруг приятно бодрит и поднимает настроение. По телу пробегают электрические разряды, искры… Генерал в отличии от меня не падает, он садится, закуривает и начинает смеяться.

С трудом сажусь, оказываюсь схваченной…

— Катюшка! — кулаком натирая мне макушку кричит генерал. — Мы победим! Ты понимаешь? Мы, все, сегодня на шаг ближе к победе! Катя!

И тут я понимаю… Я слышу и вижу, что генерал не врёт. Не знаю как, но это именно тот человек, которые на самом деле приведут нас к победе. От чего обнимаю его, всхлипываю…

— Ну-ну, только не плачь.

— Да я от радости, товарищ генерал.

— А вот это хорошо. Пошли.

Выходим, идём по позициям и первое что бросается в глаза… Какое-то чучело. Покрытое толстым слоем фиолетовой сажи, голое, волосы назад. По чучелу бегает маленькая девушка, где-то полметра если с хвостом. Похожая на крысу. Бегает, слюнявит пальцы и тушит тлеющие волосы.

— Лазарев! — улыбается генерал. — Всё в порядке?

— Кха, — выплюнув комок сажи кашляет чучело. — Да… Товарищ генерал. Вы видели как бахнуло? Видели? Ну я дык я. Вот это замутил. Эта же в десять раз мощнее! Это арданиум!

— Ты бы прикрылся…

— Ох ё! — закрывается он руками. — Извините. Но вы видели?

— А это кто?

— Лазарев Сергей Андреевич. Первооткрыватель арданиума и создатель ядрён бабахи. Того что сейчас взорвалось. Гениальный учёный. Сергей, а как так получилось что с вас одежду сдуло?

— Я кристалл нёс. Нёс, на взрыв засмотрелся и кажется, перезарядил. Чуть не убился. А вы… Я слышал тут бешеные особисты пришли. У Владислава проблем не будет? Вы если что меня зовите, я всё расскажу. А это что за тётка?

— Это и есть бешеные особисты, — показывая удостоверение улыбаюсь. — А рассказывать ничего не надо. Всё и так понятно.

— Ну тогда я пошёл. Лариска, за мной.

— Идиот, — тоненьким голосом пищит крысодевушка. — Жопу прикрой. Ходишь как святой в раю, срамом отсвечиваешь.

— Ох ё…

Нда, вот теперь всё встало на свои места. Влад на нашей стороне. Потому что… С таким оружием, притворяться явно не зачем. Будь он на стороне фашистов, эта хрень взорвалась бы здесь или чего хуже в Свердловске. Теперь… Надо извиниться. Дождусь Влада…

Ждать не приходится. Влад и его девушки, просто появляются рядом с нами. Так же с ними появляется жутковатый по пояс голый дед, с телом как у тяжелоатлета, но это неважно.

Сразу же идёт доклад, Влад сообщает генералу что всё по плану и фронта больше нет. Получает благодарность, просится отдохнуть и демонстративно не замечая меня, обнимая двух своих женщин уходит.

Стою, смотрю им вслед…

— У неё классные сиськи, — звучит в голове голос Влада. — Да и вся она симпатичная.

— А ты не пялься, — пискляво возражает голос Маришки. — Подумаешь четвёртый, я себе хоть десятый смогу сделать.

— А ещё она злая сволочь, — рычит голос Белки и я знаю кто это и почему Белка.

— Вовсе нет, — возражает голос Серафины. — Она хорошая, не оскотинилась, просто видела столько всего страшного, что зачерствела. Это пройдёт. Позже. Ну что, отдыхать?

Эм… Я их мысли слышу? Их, мысли, слышу я? А как? Разве так бывает? Я…

Кручусь на месте, смотрю на стоящего у танка, мрачного бойца. Сразу понимаю что это Вася Савин, как вдруг…

— Стоит, лошадина, — звучит в голове его голос. — Особисты хреновы. Надо ребят собирать. Если они Влада забрать попытаются, то надо будет действовать. Он за нас кровь проливает, врага бьёт, а эти… Тьфу. Не все такие как Горчаков.

Аха… Ха… Ха! Вот это нихрена себе подарок! А я ещё ехать не хотела. Да я же теперь. Да я… Для начала извинюсь.

Глава 5

Поздний вечер. Позиции. Морозова.

Странные ощущения, непонятные. Я знаю что холодно, но понимаю что от холода мне приятно. Как будто... Как будто не вокруг холодает, а это я понимаю рядом с собой температуру. И это...

Не до этого. Сегодня, у измотанных войной бойцов, не что-нибудь, а настоящий праздник. А всё потому что пока Влад готовил бомбу, Серафина затрофеила целых три грузовика с продовольствием. Просто, ещё во время разведвылетов, Преображенская, внушила немцам набить машины до отказа разными вкусностями и выпивкой, уезжать подальше и ждать. Сегодня, просто перенесла грузовики поближе. Так что теперь вместо консервированной каши и сухарей, бойцы могут угоститься колбасами, сосисками, тушёнкой, шоколадом, конфетами, печеньем. Чаем, кофе, разными соками. На выпить у нас шнапс, коньяк и даже вино. Сигареты.

От такого подарка, строго нормированного чтобы на всех хватило, бойцы на седьмом небе от счастья. Да, каждому выделили на один раз поесть, плюс сто грамм выпивки. Но в таких условиях… Этого более чем достаточно, для поднятия настроения. Но, не обходится и без странностей. Например Влад и Серафина говорят, что продукты добыли по приказу Быстрицкого. И это…

Хм… Маленькие радости. Но это в очередной раз показывает, что семья Константиновых на нашей стороне. Одной Серафины хватило бы уронить фронт. А тут… Может кто-то там, в небе сжалился над нами и послал их? И хоть я не верю в мистику, да и в религию никогда не ударялась. Но в этом случае, не поверить просто невозможно. Что-то определённо есть. А обстановка…

Тяжёлая, светящаяся, фиолетовая дымка. Подсвечивает местность приятным светом и создаёт какую-то сказочно-романтическую атмосферу. Тёплый ветер приносит приятныеароматы сгущённого молока и апельсинов. От чего хоть я и не выпила, настроение стремительно лезет вверх. Портит его лишь то, что грудь огнём горит и чешется. Как будто…

— Ну, Екатерина Константиновна, — присаживаясь рядом улыбается Влад и протягивает мне тарелку и стакан. — Вижу, вы изменили своё отношение к нам.

— Спасибо. Да, я… В общем я ошиблась. Но сам пойми…

— Ну да, работа такая, — почему-то хриплым голосом, представляя старого нарисованного волка говорит Влад. — Понимаю. Вы пейте. Коньяк. Французский.

— Можно вопрос. Почему ты валишь всё на генерала? Заставляешь его командовать вами.

— Ты не поверишь. Это потому что он командир. Причём толковый. Мне надо поддерживать его. Он же мне сразу поверил. Да, сомневался, и пока не увидел что мы можем, не прекращал. Но… Понимаешь, доверие это очень ценный ресурс. Для меня.

— И для меня теперь тоже. Ещё раз спасибо и извини, пожалуйста.

— Принято. За мои дурацкие шутки, тоже извини. Если есть желание, присоединяйся к нам.

— Нет, я здесь. Пока… Потом подойду. Мне подумать надо. Сегодня, слишком много всего случилось.

Влад пожимает плечами, закуривает и уходит. Выдохнув выпиваю коньяк, как вдруг…

— Коровища, — шелестит в голове голос Риты Нестеровой. — Не могла ты пропасть. Страшная, толстая, бабища.

Поворачиваю голову и что неудивительно, вижу саму Нестерову. Которая стоит, тяжело дышит и хмурясь смотрит на меня. Её же мысли… Она страшно ревнует Влада. Уже решила что я пытаюсь отбить его у неё. Соблазнить и изнасиловать. Считает меня страшной, толстой проституткой.

— Убила бы, — шелестит голос Нестеровой. — Придушила. Коза.

— Прости, но мне неприятно что ты на меня так смотришь.

— А я не на вас, — кивает Нестерова. — За вами танк интересный.

— Тогда я продолжу есть.

— Подавись! — мысленно восклицает Рита. — Подавись, тварь. Пусть эта колбаса у тебя в глотке застрянет. А Влад мой, и тебе, образина, я его не отдам. Шлюха!

— Что сказала?

— Вам послышалось, — уходя бросает Нестерова.

Вот ведь, девчонка. Да с чего она вообще взяла? Так, надо расслабиться. Ребята отбили второе нападение и нахлобучили фашистов по самое не могу. Это… Блин, почему грудь так чешется? Почему…

— Катюшка, — подходит подвыпивший генерал.

Для приличия встаю, выпрямляюсь… На кителе щёлкают пуговицы и отлетают.

— Оу! — резко разворачивается генерал. — Кхем… Завтра поговорим.

Это что такое? Это как? Это…

Три часа спустя. Блиндаж. Нестерова.

— Воздух! — кричат на улице. — Тревога!

Хватаю телогрейку, выбегаю… Мимо мне проносится Влад, встаёт и поднимает руки. Серафина, Белка, Роза и Спичкины взлетают вверх и скрываются в дымке. Слышится тяжёлый гул самолётов. А здесь… Здесь Влад. И сейчас…

— Владик, можно тебя?

— Подожди, я как бы занят, — не глядя на меня отвечает Константинов. — Иди в укрытие.

И я бы пошла, но алкоголь, настроение и бродящие рядом тётки, толкают на глупости.

— Владик, ну очень надо. Можно…

В небе вспыхивает молния, что-то взрывается и на нас падает пылающий метеорит. То есть горящий самолёт.

— Эх, — упав на колени восклицает Влад. Напрягается, и двигая руки уводит самолёт в сторону.

— Ого. А ты сильный. И не одетый.

В небе всё вспыхивает, слышатся очереди. Влад мотает головой, слышится свист…

— Да вашу мать! — выплёвывая кровь кричит Влад. — Я понимаю что их много. Не давайте бомбы скинуть. Сера, уводи. Близняшки, Белка, взрывайте.

Вокруг творится ад. Вокруг наших позиций, туда где был бой, градом падают бомбы. Валятся разорванные и пылающие самолёты. В небе вообще что-то невероятно.

— Владик, ты…

— Рита, пожалуйста, подожди.

Танкисты забираются на танки, взводят зенитные пулемёты на башнях, целятся и стреляют.

— Сера, направляй их. Молодец. — кричит Влад.

— А я не молодец? Владик, а как же я. Я же люблю тебя.

— Р-р-р…

Ситуация только ухудшается. Самолётов и бомб падает больше. Сверху сыплется шрапнель, падают обломки.

— Я люблю тебя! — подойдя к Владу кричу.

Но он не слышит. Выплюнув кровь он с трудом поднимается, как вдруг по колено проваливается в землю. Рычит, водит руками…

С неба, из фиолетовой дымки падает горящий бомбардировщик. Падает медленно, как будто вязнет в чём-то. Скрипя останавливается и двигается дальше от позиций. Ускоряется и кувыркаясь улетает.

— Вы что там делаете? — покачиваясь смотрит вверх Влад. — Как на лагерь тараном идут? Вы их с японцами не путаете? Воздействовать не можешь? Под наркотой? Сбивайте, выдержу.

— Владик…

— Да отстань ты!

Небо снова озаряет взрывами. Самолёты вспыхивая падают. Над головой взрываются бомбы.

— Владик, пожалуйста… Ответь.

Влад не отвечает, подняв руки смотрит в небо. Рычит и…

— Уходи дура!

Шагаю к нему, раскидываю руки… Влад что-то кричит. Вверху и вокруг всё взрывается. Солдаты, кроме пулемётчиков уже разбежались.

Подхожу, обнимаю Влада, поворачиваю его к себе. За это оказываюсь схваченной и грубо оттолкнутой. Влад же… Выдернув ноги из земли, он снова поднимает руки, но тут… Удержать падающую бомбу он не может. Здоровенная хреновина плавно опускается рядом с нами но тут же проваливается в землю.

И тут… Страшный взрыв, Влад исчезает в фонтане земли. Кувыркаясь лечу, падаю, пытаюсь встать и понимаю что не могу пошевелиться. Выплёвываю что-то из рта, пытаясь вернуть зрение мотаю головой. Становится тихо. Взрывы уже не над нами, а где-то далеко. Всполохи огня и молнии в дымке удаляются.

— Владик…

— Нестерова, — встаёт надо мной Савин. — Рита…

— Ох ё! — подбежав к нему выдаёт Никифоров. — Лейтенант. Санинструктор! Маришка!

Парни выглядят так, как будто увидели что-то страшное. Настолько, что оба сняли шапки и едва не плача смотрят на меня.

— Вы чего? Я же… Меня просто откинуло.

Прибегает Маришка, закрыв рот руками кричит и пятится назад.

— Да что с вами? Со мной всё нормально. Я уже руки чувствую. И ногу. Мне даже не больно.

— Мариша, — стонет Никифоров. — Помоги ей.

— Как? Чем? Что я могу?

Не понимая о чём они, пытаясь закрыть глаза, подношу к лицу руку и понимаю что ничего не произошло. Рука, кончики пальцев ощупывают холодную землю. Но почему?

Поднимаю голову, моргаю… У меня нет ног. Ниже груди нет вообще ничего. Зад, с разорванными в клочья ногами лежит в метре от меня. Руки, обе, тоже там. Всё это шевелится, дёргается, пальцы руки сжимают землю. Они, потерянные части тела, слушаются меня. Я их чувствую, но…

— Ё-моё, — сняв шапку выдаёт генерал. — Дочка, ты как так?

— Разобралась, — зачем-то фыркаю. — Виновата, не по уставу.

— А ну-ка подождите… — идёт ко мне Маришка.

Присаживается около моей левой руки, пальцем проводит по ладони…

— Щекотно! Хватит.

— Тебе больно?

— Ни капельки. Немного неприятно, холодно. А так…

— А так? — ущипнув меня за зад, спрашивает Маришка.

— Так больно. А…

— Соберись, — кивает Маришка.

— Легко сказать. А как?

— Представь.

Представляю себя целой. И чувствую то, чего раньше не было. Поднимаю голову, смотрю как из меня к моим же частям тела тянутся кровавые нити. Соединяются с частями и тянут их обратно. Так очень быстро ко мне возвращаются руки. Возвращаются, прирастают. С хрустом на место встают суставы. Нижняя часть тела притягивается, подтягивается и также прирастает. Раны на ногах заживают…

— Ни крови, ни чего-то ещё, — заключает Маришка. — Очень интересно.

— Чего тут интересного, — с трудом встаю, отряхиваю превратившиеся в лохмотья штаны, шагаю…

Шагаю и падаю, потому как колени гнутся назад.

— Ошибочка. Не той стороной. Сейчас.

Нижняя часть тела с хрустом поворачивается по часовой, натягивая кожу отодвигается и со щелчком встаёт на место.

— Вот, — вставая улыбаюсь. — Так лучше. Это что получается, я теперь как вы? А чем мне разбор на запчасти поможет. А… А… Апчхи…

Картина меняется, я становлюсь как будто ниже. Савин глядя на меня садится, Никифоров закатив глаза падает. Генерал крестится.

— Что опять?

— Ничего, — пожимает плечами Маришка. — Всё хорошо, лечить тебя не надо. Только это, голову на место приладь. У нас бойцы в обморок падают.

— Голову?

— Ну да, ты её в руках держишь.

— Стой, а как я тогда говорю?

— Да чёрт тебя знает, — отмахивается от меня Маришка. — Ну всё. Я дальше пойду. У меня много раненых. А ты, безголовая… Иди полежи. Потом с тобой отдельный разговор будет.

Прилаживаю голову на место. Почему-то, то есть откуда-то знаю как надо. Ставлю голову на место, прижимаю, чувствую как срастаются мышцы, кожа, артерии. Поворачиваю до щелчка и… И всё. Никаких последствий. Шея немного чешется. С Ваней неудобно получилось. Лежит, язык вывалил.

Шагаю к нему, теряю равновесие и падаю.

****

Сон… Приятный, яркий, но почему-то вспомнить что именно видела не получается. А где вообще я? Вроде на койке, пахнет лекарствами. Значит… Открываю глаза, поднимаю голову и вижу что всё тело перебинтовано.

Значит, меня слишком сильно приложило и все эти фокусы с разбором на запчасти мне привиделись? Приснились… Однако… Мне больно. Вообще не больно. И тело хорошо слушается.

Поднимаю руку, шевелю пальцами, сажусь и встречаюсь взглядом с сидящей на табуретке Серафиной. Которая…

— Ну ты как?

— Я такой сон видела. Ты не поверишь. Налёт авиации, с неба бомбы, горящие самолёты, а потом я разобралась…

— Это не сон, — улыбается Серафина. — Всё так и было. А здесь ты потому что во сне разбиралась, а конечности твои по блиндажу расползались. Пришлось тебя, как бы это сказать, фиксировать бинтами.

— Ух ты. Это же здорово. Я такая же как и вы!

— Ну да, Рита, ты такая же как доктор Лазарев. Хвала Тёмным Силам, такой как мы ты не стала. А теперь слушай. Твоя способность — управление собственным телом. Разбор, спонтанные мутации на твой выбор. Когти, зубы, щупальца, броня, обращение в чудовище если захочешь. Практически бессмертие, пулей и взрывам тебя не убить. Бешеная регенерация клеток и тканей, сверхбыстрое восстановление. Сверхчеловеческая сила, скорость, выносливость. Ты можешь изменять тело как захочешь. Наращивать мышцы, кости, ты сможешь менять даже внешность. Теперь ты обладаешь редким даром, имеешь силу. И я научу тебя ей пользоваться. Влад, он же Кастиан, с такими как ты сталкивался и многое знает. Но сначала… Рита, нам надо поговорить. Очень серьёзно и основательно.

— Ну да, я всё понимаю. Но я люблю его. Ты ведь знаешь…

— Знаю, — кивает Серафина, и взмахом руки превращает мои бинты в одежду. — Пойдём, пройдёмся.

Выходим из госпиталя, пока идём в сторону их каменного домика стреляю у Савина сигарету, закуриваю и перебираю варианты как и что говорить чтобы убедить Преображенскую.

— Слушай меня внимательно, — прислонившись спиной к стене домика строго говорит Серафина. — Влад не твой.

— Я другого от тебя не ожидала. Кому я нужна…

— Нет, ты не понимаешь. Тут всё сложно, но и ты теперь не простая. То что ты искренне и всей душой влюбилась, никакому сомнению не подлежит. Но Влад, не твоя судьба.

— Почему?

— Что такое любовь? — вздохнув спрашивает Серафина. — Для нас, это нечто большее чем чувства. Для нас любовь, это совпадение вибраций души. Да, души вибрируют и только когда эти вибрации совпадают, двое, трое, четверо, шестеро, могут быть вместе. Тогда происходит такое явление как запечатление или любовь с первого взгляда и до последнего вздоха. Так вот, вибрации души Влада, в какой-то степени подходят тебе. Твои же, увы нет. Запечатления не будет, никогда. Твои попытки быть с ним вместе, измучают вас.

— Ты так говоришь потому что не хочешь чтобы я…

— Глупая, — улыбается Преображенская. — Если бы ты подходила, если бы вибрации ваших душ совпали и произошло запечатление, я бы сама привела тебя к Владу. Есть обстоятельства из-за которых я бы плюнула на всё. Но увы. Однако нет повода расстраиваться. Не завтра, не через год и даже не через десять лет, ты встретишь того с кем обретёшь своё огромное счастье. Ты найдёшь настоящую любовь. Нет, не загоняйся, мимо она не пройдёт.

— А как я… Как я узнаю?

— Ты сразу поймёшь, — улыбается Серафина. — Тебе будет знак. Ты просто не сможешь упустить его, даже если захочешь.

— А… Так ты видишь будущее? А я…

— Нет, будущее я не вижу. Я вижу мир по-другому. Мой разум позволяет мне видеть истинную суть мироздания. Представь себе большую паутину. Представь, ты гуляешь по лесу и видишь огромную паутину с капельками росы. Наложи на неё такую же, и так миллион раз. Вот так я вижу мир. И честно скажу, он куда сложнее чем тебе кажется.

— А каким будет знак?

Серафина улыбается, пожимает плечами, хихикая отворачивается и пальцем стучит в ставни окна. Окно тут же открывается…

— Хорошо мне с тобою кошка, — слышится пение Влада. — Хоть боюсь я тебя немножко…

— Вот так, — запоминая слова и мотив вздыхаю. — А это… Ты не шутишь?

— Нет, Рита, не шучу. Я вижу суть. Вижу линию твоей судьбы и вижу что она переплетается с другой. Она связывается с ней неразрывными узлами. И когда свяжется, вместе они уходят в бесконечность. Хорошо подумай над моими словами. У тебя сейчас два пути. Подождать и получить всё о чём мечтаешь или продолжить и сжечь себя. Ты…

— Спасибо, — улыбаясь киваю. — Большое спасибо. А долго ждать?

— Долго, но поверь, оно того стоит. А сейчас…

Серафина касается пальцами моего лба и буквально вливает в память знания о такой расе как оборотни или по другому морфы. Кто такие, что могли. Как превращались, жили. В добавок идёт целый фильм, жуткий, по большей части отвратительный, но полезный.

— Нечто, — отходя улыбаюсь. — Мне нравится. Я монстр…

— Миленькое, очень симпатичное чудовище, — поправляет меня Серафина. — Но запомни, чем больше сила, тем больше ответственность. Ты принесёшь много пользы, приблизишь победу и найдёшь своё счастье. Зазнаешься, поддашься гордыне, тебя ждёт только смерть. Иди, Рита, иди и помни что сколько бы сил у тебя не было, внутри ты милая, добрая, любящая и хрупкая девочка.

— Спасибо…

Обняв меня, Серафина исчезает. Я же… Ну да, не получилось. Но, какие наши годы. Подожду, тем более сейчас совсем не до романтики. А интересно, каким он будет? Встречу — увижу. Пока же… Пока война.

Глава 6

Ближе к вечеру. Влад.

Экстренное совещание в блиндаже генерала. Присутствуют… За каким-то интересом молчаливые особисты. Все. Весёлая обладательница потрясающей груди теперь не четвёртого, а целого шестого размера, милая, улыбчивая и позитивная девушка — Катя Морозова. Мрачный после ночного налёта, немного помолодевший Быстрицкий, наконец-то отставшая от меня Нестерова, задумчивый Лазарев, и стоящая на столе, то есть на карте Лариска. Серафина сидит на стуле, пьёт чай и не отсвечивает.

— Ну что, товарищи, — вздохнув начинает генерал. — Ваши предложения.

— Разнести аэродром! — пищит Лариска. — Эти налёты задолбали. Живую силу в пыль превратить, а самолёты экспроприировать. Нам нужнее.

— Полностью поддерживаю, вас… — наклоняется к ней генерал. — Товарищ Лазарева… Кхем… Вот только аэродромов много. Самолётов соответственно тоже. Потеря одного никакой роли не сыграет. Время потратим.

— Тогда, нужно ударить вот сюда, — указываю на дополненную Серафиной карту. — В тыл. Триста километров отсюда. Но место тут очень важное. Огромный транспортный узел питающий весь фронт. Как только Уничтожим его, фронт упадёт окончательно. Серёга, сможешь собрать что-нибудь настолько мощное, чтобы в радиусе десяти километров всё зачистить?

— Гы… — потирая руки кивает Лазарев.

— Это значит да, — фыркает Лариска. — Он псих. Не обращайте внимания. На чем мы остановились?

— Опасно это, — барабаня пальцами по столу косится на крысу Быстрицкий. — Триста километров. В том что вы соберёте нечто убойное, я не сомневаюсь. Как доставлять будем? Самолётом?

— Могу не потянуть, — поднимает руку Серафина. — Высоко, вниз где много-много народа не дотянусь. Если на малой высоте пойдём, глаза я конечно отведу, но радары никто не отменял. Телепортироваться на такое расстояние, да ещё с бомбой… Увы, не мой уровень. Есть вариант отправить поездом. Но это до первого агента Аненербе. А в таком скоплении войск, он просто обязан быть. В таком случае, бомба будет изъята, изучена и, возможно, отправлена обратно к нам, а нам оно не надо.

— Хм… Взять самолёт… Взять… Нам надо брать не самолёт, а аэродром. Максим Иваныч, у меня есть план. Как всегда коварный. И если он выгорит, то немцы сами привезут к себе бомбу.

— Точнее можно? — смотрит на меня Быстрицкий.

— Конечно. Мы без шума и пыли берём аэродром. Два ментала в этом помогут. Далее, берём четыре самолёта. Грузим их арданиумом и отправляем. Пятый, с настоящей бомбой, идёт за ними. Всё внимание сосредотачивается на четвёрке. Если там есть экстрасенсы, а они там есть, то четыре светящихся «бобра» они не заметить просто не смогут. Пока воюют с этими, пятый просто шваркнется на цель, надо просто провести пилотам нужное внушение. Всё.

— Ты сказал два ментала, — смотрит на меня генерал. — Одна Серафина. Кто вторая…

— Я, — кивает Морозова. — Когда выдвигаемся?

— Екатерина Константиновна…

— Всё нормально я готова. Помочь в таком важном деле моя обязанность.

— Тогда пойду я, Серафина, Морозова и Маришка.

— Можно Риту взять, — кивает Преображенская. — Она внешность менять умеет. Вложу ей нужные воспоминания, есть у меня и такие. Знания языка. Ну и заодно это будет хорошей тренировкой, для обеих. Так что, когда выходим?

— Утром, — киваю генералу. — Сера, проводи инструктаж. Серёга, за мной. Пригоню раскуроченный танк, соберу корпус бомбы. С тебя кристаллы. Пока нас нет, собери ещё две бомбы, поменьше, поможем нашим на других фронтах. Вообще собирай сколько можешь чем больше тем лучше.

— Есть! — вытягивается Серёга, разворачивается и издавая зловещие смешки уходит.

— Пойду за ним, — вздыхает Лариска. — А то убьётся ещё. Эй, придурок, меня подожди.

— Не могу поверить, — закурив садится генерал. — У меня тут сверхлюди, безумный учёный и человекообразная крыска собираются весь фронт уронить. Сказал бы кто раньше, я бы этого шутника в дурдом определил. Теперь же… Владислав. А как до аэродрома доберётесь?

— На санях, — пожимая плечами киваю. — На тех что приехали. Тащ генерал, всё будет.

— Неспокойно мне как-то. И Горчаков где-то запропастился. Вы давайте, аккуратнее там. А мы…

— Белка, Роза и близняшки, прикроют вас от авиации, — кивает Серафина. — Осип затрофеит похороненные и утопленные танки. Распорядитесь чтобы бойцы их в порядок привели. Ну и может наши соизволят птичек прислать. А то мы одни тут сражаемся.

— Я свяжусь — хмурится генерал. — И всё же, ребята, давайте осторожнее.

Начинается работа. Пока Лазарев выращивает кристаллы и собирает бомбу, мы с Осипом притаскиваем танк. Серафина тренирует «новобранцев» путём отправления им в основном моих воспоминаний. Генерал и особисты крутятся рядом и с интересом наблюдают за процессом.

На создание очередной, более мощной ядрён бабахи по заключениям Лазарева кислородные баллоны не пойдут. Конечно можно «запрячь» в одну упряжку сразу четыре, но этот способ сомнителен.

Поэтому зовём инженерную службу. Описываем суть проблемы, на что сразу же получаем ворох полезной информации и бежим за укрепления где выкапываем водопроводную трубу сечением тысяча или что не так серьёзно звучит — метр. Приволакиваем, обрезаем, очищаем от земли и ржавчины, Лазарев набивает её разнообразными кристаллами. Из металла танка создаю заглушку и сращиваю её с трубой. Дальше делаю поршень, полуметровую болванку и проталкиваю её в трубу. Далее Лазарев путём выращивания внутри кристаллов фиксирует болванку, закладывает взрывчатку, двойной часовой механизм из старых будильников, запасной детонатор и бикфордов шнур на всякий случай. Выращивает ещё какие-то кристаллы и отходит. Не забыв про отверстие для шнура, ставлю ещё одну заглушку и усиливаю трубу. Превращаю её в конус, чтобы взрывчатка не взорвала всю конструкцию, а именно толкнула болванку и два куска кристаллов вступили в реакцию, ну и высвободили дохрена энергии.

Лазарев гладит бомбу, улыбается… Далее переходим к корпусу. Четырёхметровую трубу, помещаем в ящик с толщиной стен пятьдесят миллиметров. Тут же присобачиваю к нему полозья, делаю прицепное и отойдя отряхиваю руки.

— Ну вот. Готово.

— А у меня вопрос, товарищи, — пыхтя папиросой спрашивает один из инженеров. — А вы будильники как заводить будете?

— Глупый вопрос, — кривится Лазарев. — Неужели вы думаете, что я, отец ядрён бабахи, не подумал об этом. Я всё устроил.

— Стесняюсь спросить как? — предчувствуя неладное повожу плечами.

— Владислав, ну вы же меня знаете. Я же не дурак. Я их завёл. В смысле будильники.

— На сколько?

— На одиннадцать часов, — счастливо улыбается Серёга.

— Долбоёб, — указывая на него лапками вздыхает Лариска. — И что теперь делать, придурок? А если они не успеют?

— Эм… Поспешил. Нет, разбирать нельзя. Тут я тоже обезопасился. Там мелкие кристаллы, если их сломать, то бомба взорвётся. И… В общем. Я вырастил их на будильниках. Надо увозить её. Нда… А что вы хотели? Я же искушённый. Я…

— Ты у меня сейчас искусанным будешь, олух, — закатывая рукава шипит Лариска. — Надо же быть таким утырком! Идиот!

— В машину быстро! — командую своим. — Лазарев, кристаллы в кузов. Сера, контейнер с ураном. Поехали. Может успеем. Серёга, ты их точно завёл?

— Точно, — подавая мне контейнер кивает Серафина. — Проверила. Через корпус, манипулируя кристаллами. Сука… Лазарев, если мы не сдохнем, я тебя урою. Чо встал? Бомбы собирай иди. Лариска, смотри за этим хреночучелом. Если что вырубай молотком по затылку

Прыгаем в машину, Маришка забирается мне на колени, Морозова и Нестерова на пассажирское, Серафина садится на крышу. Усилием мысли прицепляю бабаху и мчу в сторону аэродрома. До которого шестьдесят километров на северо-запад. А оттуда, как раз таки триста до транспортного узла где огромное скопление всякой всячины, живой силы и техники.

А вообще, план более чем хороший. Фашисты, конечно, повёрнутые, но получив такой удар, таким оружием… Я думаю побегут. А если не побегут, то охренеют. Тут главное успеть.

У нас на сцепке, подпрыгивает на кочках хренотень со слов Лазарева способная превратить в пар всё в радиусе десяти километров. Это называется доверили дуракам серьёзное оружие. Хотя… Не мы такие, жизнь такая. А победителей не судят. Невинных жалко. Наверняка там есть те, кто ни в чём не виноват. Но тут…

— Странные у тебя мысли, — смотрит на меня Морозова. — Ты готов… Готов применить самое страшное оружие в мире, но при этом сомневаешься и жалеешь невинных.

— А что, не должен? — фыркает сидящая у меня на коленях Маришка.

— Да, — выдыхает Морозова. — Да, там есть невинные, но…

— Но по-другому никак. Пытаясь освободить их, мы потеряем солдат, которых у нас и так кот наплакал. А они… Давайте помолчим.

Вот ведь как… Император в прошлом, ныне Тёмный Дух, а совесть кусается. Кошками скребётся в самых тёмных уголках души. Это плохо, мои поступки настоящее зло. Но сейчас война, я не побоюсь этого слова — на уничтожение советского народа. В ресурсах и силах я ограничен, поэтому… Нда… Действительно, Тёмный Император. Может быть Светлые правильно считали меня злом Вселенского масштаба? Да вот нихрена. Пока они от грязи, вшей и дизентерии подыхали, моя империя процветала. Пока они молились, мы двигали прогресс. Пока они просили милости у богов, мы создавали. Надеюсь тот осколок что попал туда устроит этим светложопым фашистам геноцид. А я устрою его здесь. Ух, сука, всех порву.

Если вернусь, попробую прочитать информацию с кристаллов добытых у тех отмороженных из Аненербе.

****

Два часа спустя. Маришка.

То что всё происходящее обернётся провалом, стало ясно ещё на подъезде к аэродрому. Клубы дыма, приглушённые взрывы.

Улетевшая на разведку Серафина, так и не вернулась. Передавала мысли о том что нам надо увидеть это самим и всхлипывала. Что настроения нисколько не добавляло. А вот как только мы доехали, настроение, особенно у Влада, упало до нуля или даже ниже. Потому как приехали мы на пепелище. Аэродром банально разбомбили. Взлётная полоса покрыта воронками. Местами вверх торчат куски бетона. Самолёты и ангары догорают. Из выживших два оборванца которые явно не в себе. Сидят у оторванного крыла самолёта, вздыхают и смотрят в пустоту.

— А… Ну… Ага! — крутясь на месте издаёт непонятные звуки Влад. — А кто это сделал?

— Наши, — пожимает плечами Серафина. — Видимо нам помочь хотели. Накрыли аэродром. Что делать будем? Лететь теперь не на чем. В смысле бомбу доставлять. Оставим здесь?

— Жалко, — морщится Влад. — Бессмысленно. Такая бабаха зря пропадёт.

— Мы её туда повезём? — спрашивает Нестерова.

— А это мысль. Ага! Так, у нас восемь часов. Если разгоню салазки до ста пятидесяти, мне надо будет два часа туда, два обратно, четыре в запасе на непредвиденные обстоятельства. Тут есть дорога. Ведёт она куда нам надо. Так что можно…

— С ума сошёл? — качает головой Серафина. — Перегрелся?

— А как ещё? — разводит руками Влад. — Ваши предложения, о умнейшая? Нет, ну тогда я пошёл. То есть поехал. А вы поищите что-нибудь полезное, вон в той половине продсклада, пока сильнее не разгорелось. Там вон грузовики стоят, вроде целые. Кишки из кабины убрать и можно ехать. И это, Лазарева там пните, за будильники. Пока…

— Вы что, останавливать его не будете? — глядя круглыми глазами спрашивает Рита. — Он же и правда попрётся.

— Бесполезно, — машет рукой Серафина. — Наш Тёмный Император, настолько упёртый, что сил нет. Если что-то решит, то всё. Из головы не выбьешь.

— Тёмный Император, — бормочет Рита. — Это прозвище?

— Ага, кличка, ещё со школы, — отцепляя бомбу улыбается Влад.

Отцепляет, оттаскивает, садится на неё, приложив палец к подбородку думает. Притягивает к себе обломки самолёта, убирает всё лишнее и присобачивает на бомбу листы металла, фонарь кабины… Внутрь ставит кресло.

Притягивает искорёженный бронетранспортёр, срывает с него броню и обшивает свою кабину. Полозья делает шире, стойки ниже. Присобачивает собственноручно изготовленные антикрылья. Поворачивается и улыбается…

— Ты что? — бледнея спрашивает Морозова. — На бомбе ехать собрался? А если взорвётся?

— В машине мне легче не будет, — снимая со спины контейнер и открывая ворчит Влад. — Так, вот эти сани я вам оставляю. Найдёте что полезное, грузите в них… Сами разберётесь. Я пошёл.

— Может не надо? Страшно мне. Влад…

— Я вернусь, — подходя улыбается Влад. — Обязательно. Верьте в меня.

Он подходит, гладит меня по щеке, обнимает и подняв целует. Отходит, целует Серафину, съедает кусочек урана, закусывает извлечённым из кармана арданиумом, прыгает в своё нечто, разворачивает его и поднимая облака снега уносится вперёд.

— Странные вы, — качает головой Морозова. — А это, не поделитесь, где мне взять такого же?

— Извини, но нет, — осматриваясь ворчит Серафина. — Ну что, собираем пожитки.

Собираем. Водой тушу разгорающийся склад. Заходим, гребём консервные банки, мешки с крупами, и всё что пригодится. Всё грузим в нашу машину на полозьях. Забиваем под завязку.

Потом, Серафина приводит в себя выживших. Заставляет их завести грузовики, зацепить прицепы и подогнать их к складу. От её вмешательства, солдаты больше напоминают зомби. Стонут, передвигаются как сломанные куклы. Пускают слюни, но то что она говорит выполняют.

Погрузка продолжается. Выбрав всё самое вкусное, переключаемся на руины госпиталя где кроме бинтов ничего не находим. Казармы сгорели полностью, в стороне всё ещё горят цистерны с топливом. А вот почти целый штаб приносит кое-что интересное. Если точнее то в портфеле одного из убитых офицеров, мы находим карты и документы. По которым, в ближайшее время, по дороге, на фронт прибудет танковая дивизия СС. Состав которой мягко сказать впечатляет.

Состав значительно отличается от того что мы с Владом знаем. По документам, в этой дивизии должно быть пятнадцать тысяч человек, четыреста танков, сто бронеавтомобилей, триста ручных и сто станковых пулемётов, пятьдесят 70-мм и пятьдесят 100-мм миномётов, двадцать 75-мм пехотных орудий, пятьдесят 152-мм гаубицы, пятьдесят 100-мм противотанковых орудий, шестьдесят 20-мм скорострельных зенитных орудий, три тысячи автомобилей. Плюсом, с ними будет батальон спецназа. Две тысячи сборщиков или как их называют наши - зверей, и несколько агентов Аненербе.

Местному филиалу Люфтваффе, предстояло прикрыть передвижение этой пакости. Но наши прикрыли летунов раньше.

— Что делать будем? — смотрю на девушек.

— А что мы против дивизии сделаем? — разводит руками Морозова. — Да и судя по карте, сюда им соваться не за чем. Уйдём, предупредим наших.

— А у меня план есть, — часто кивая улыбается Серафина. — Влад съел уран и кристаллами закусил, сил у нас навалом.

— Ну нет…

— Маришка, спокойно, — обнимает меня Преображенская. — Я знаю что делаю.

— Влад нас выпорет.

— Так это хорошо.

— Ну да, — пожимаю плечами. — Что за план?

— О-о-о-о-о. Это нечто…

План Преображенской заключается в том, чтобы вот прям сейчас ломануться вперёд и в лесу накрыть дивизию. Они с Морозовой сведут с ума солдат. Рита превратился во что-нибудь жуткое и добавит панику. Я буду поднята повыше и устрою ливень. Далее подключится Роза, и устроит ураган. Закончит всё Морозова.

— У меня два вопроса, — глядя не сестру выдыхаю. — Как здесь появится Роза? И как всё закончит Морозова? Сиськи им покажет и они окончательно от счастья двинутся?

— Розу я позвала, она уже летит сюда, — улыбается Серафина. — А Катюшка… Она всё проморозит.

— Я не умею! — восклицает Морозова. — Как…

— Умеешь. Я давно заметила. Просто пока не понимаешь. Ты у нас вообще уникум. У тебя мои способности, но послабее, и холод. И вот холод… Я не вру. Если бы не это, я бы не предложила нападать. Вообще, считайте это тренировкой.

— А если убьют? — пищит Нестерова.

— Тебя? Да тебя даже сжечь не поможет. Так, время есть. Пока ждём Розу, можно потренироваться. Катюха, вытяни руки, почувствуй силу и выдавай холод. Рита, представь что-нибудь страшное, сильное, но в тоже время юркое и ловкое. Я тебе много чего показывала.

— Подойдёт? — превращаясь в ксеноморфа спрашивает Нестерова. — Ох ё… Самой страшно.

— Замечательно. Морозова, у тебя получается? Да не так. Сила у тебя вот здесь, в районе солнечного сплетения. Почувствуй её, сформируй. Вот… А теперь выпускай!

Никаких спецэффектов, просто стена перед Катей белеет, покрывается инеем, трескается и обваливается.

— Ого, — глядя на свои руки округляет глаза Морозова.

— Это только начало, — кивает Преображенская. — Давай ещё, но сильнее.

Серафина, ещё психованнее чем Влад. Чем мы все… Но, уничтожить столько фашистов. Хм-м-м… Такого я не упущу.

Глава 7

Два часа спустя. Влад.

Чем дальше, тем страшнее. Войск больше, минные поля, танки, за мной увязались самолёты. Шесть сразу. Штурмовики, летят, стреляют, сволочи. Истратив боезапас, улетают, на их место прибывают другие.

Броня пока держится, да и восстанавливаю, но от множества попаданий «санки» начинают напоминать нечто изжёванное. Особенно проблем доставляют авиационные пушки калибром двадцать и более миллиметров. Бомбами в меня попасть не могут, даже когда я замедляя ход двигаюсь по бездорожью. А дальше будет страшнее. Впереди открытая местность. Это пока я по лесу мчусь, в меня попасть сложно. А вот дальше… А дальше мне надо будет куда-то пристроить бомбу, дабы ушлые фашисты её в сторону не отвезли, ну и как-то выбираться. Пока не знаю как, но… Плюсом, а точнее жирным минусом идёт то, что девушки с какими-то интересом тянут из меня силы. Понять с каким именно невозможно, из-за расстояния не получается, но силы уходят и приходится жрать уран, а он не бесконечен. Если хватит на эту миссию, то потом я останусь без подзарядки. Надо озадачить генерала, пусть как говорят в союзе — достаёт. И, думаю, если у меня сейчас получится, то он достанет. Ещё одна удачная операция просто не сможет остаться незамеченной. Ладно, всё внимание на дорогу.

Ускоряю «санки» прижимаю руки к металлу смотрю и вижу неприглядную картину. За мной уже восемь штурмовиков. А впереди много металла.

Спасибо Серафине, с её помощью карта и приметные места для ориентирования так и висят перед глазами.

Время есть, сворачиваю на юг, замедляюсь, подпускаю самолёты и резко торможу. Пропускаю их и в момент когда самолёты проносятся надо мной, вырываю из них двигатели. Возвращаюсь на курс, до предела ускоряюсь и вскоре замечаю железную дорогу. Сворачиваю и двигаюсь вдоль неё.

Я близко… Впереди составы, танки, множество строений. Судя по всему склады забитые боеприпасами. От количества металла кружится голова.

Так, куда спрятать бомбу? Так чтобы её не разобрали. Мне же ещё уйти надо. А если полезут… Вот ведь.

Минут через десять прибываю на место. Снося заборы, ограждения и солдат проезжаю, едва не попадаю под выстрел танка, резко сворачиваю, за одно тянусь к танку и подрываю в нём снаряды. Проехав дальше подрываю склад с боезапасом. Получается слишком сильно. Бабахает так, что грузовики раскидывает.

Пока все в панике, останавливаюсь на танковом полигоне, создаю на себе плёнку металла, выпрыгиваю из кабины и тут же стягиваю танки кольцом вокруг бомбы. Сращиваю их, напрягаюсь и стягиваю металл к себе. Весь до которого дотягиваюсь и строю из него купол над бомбой. Получается коряво, но пофиг. Бегу к БТРу, и тут… Услышав самолёты поднимаю голову и улыбаюсь.

— Кажется, сейчас я отсюда улечу.

Отталкиваюсь от купола, тянусь к самолёту, но вместо того чтобы притянуть его вспыхиваю и падаю. Выбираюсь из воронки, смотрю и вижу двух женщин. Худые, бледные, светловолосые, в красных церковных одеяниях. Увешанные амулетами и крестами. Аненербе…

Одна из них смотрит на купол, вторая на меня. Плохо дело. Могу по соплям получить и, скорее всего, таки получу.

— Таки здгавствуйте, милые дамы, — притягивая металл поднимаю руки. — Имею вам кое-что сказать…

— Жид, — брезгливо кривится смотрящая на меня. — Мерзость.

— Таки очень обидно. Ну да, ми из кучегявых будем. Обгез потгогаешь?

— Р-р-р!

И тут начинается, раскинув руки смотрящая на меня женщина взлетает. Глаза её вспыхивают, волосы встают дыбом. Воздух густеет, маревом вьётся вокруг неё. Вторая вытягивает руки и глядя на купол шепчет какую-то белиберду. От чего мою конструкцию обволакивает прозрачной плёнкой.

— Стащить решили? Ну нет…

Концентрация, сразу четыре танка поворачивают башни и стреляют. Со всех сторон ко мне летит стрелковое оружие, в основном автоматы и тут же стреляют в женщин.

— Глупо, — закрываясь энергетической сферой кивает женщина. — Против меня это не поможет. Ты проиграл, признай это. На колени, руки за голову и без фокусов.

— Ладно, — видя что никакого эффекта на парочку не произвёл, встаю на колени и закладываю руки за голову. — Но вы наверное не знаете кто я такой. Вы же избранные, наверняка информацию с особенных кристаллов приняли. Ага, а вот и кристаллы, в ожерелье.

— Кастиан. Тёмный Император. Еретик, скотоложец, ксенофил, трус, предатель.

— Еретик? А ты что, инквизиция? Женщина, вы бы успокоились. Гоните какую-то пургу. Совсем, шарики за ролики заехали. Или… У тебя ПМС? А у твоей подруги? Эй ты, проститутка? Ты чо там у моего купола шоркаешься? Возвращайся обратно и занимайся тем что умеешь лучше всего — отсоси у Гитлера. Тьфу, мразь.

— Уничтожу! — кричат обе.

Взлетая выше, одна светится. Вторая вспыхивая зелёным идёт ко мне. Вытягиваю руку, концентрируюсь. Из купола выстреливает острый шип. Пробивает женщину, конец разделяется и разрывает жертву на две части. Верхняя часть падает, собирая вываливающиеся кишки кричит.

— Шлюха, — превращая пальцы в когти плюю на землю.

Ты же прыгаю в сторону. Летающая запускает в меня облака тьмы. Которые попадая в землю превращают её в маслянистую жижу. Уворачиваясь кувыркаюсь вперёд, подпрыгиваю, отталкиваюсь от купола и взлетаю вверх. Хватаю женщину за ногу, тяну на себя. Полосую её когтями по лицу, хватаю ожерелье и срываю. Вырвав женщине глотку, отталкиваю и падаю.

— Какой печальный конец, — подходя к всё ещё живой половине женщины качаю головой. — Значит вы, сучки, решили что можете что-то противопоставить мне, Кастиану? Тёмному Императору?

— Мы… Ах…

Не дожидаясь ответа наступаю ей на грудь, срываю ожерелье и надавливаю.

— Перед смертью знай, — улыбаюсь скребущей мою ногу пальцами женщине. — Я уничтожу весь твой народ. Вся раса выродков считающих себя арийцами, скоро перестанет существовать. Прощай.

Раздавив её, отпинываю останки, надеваю на себя ожерелья и оцениваю обстановку. Которая… Я окружён. Солдат уйма и все целятся в меня. Множество сборщиков или как их называют наши — зверей. Однако нападать твари не решаются.

Вскидываю руки, тянусь к их оружию и заставляю стрелять друг в друга. Подрываю десяток танков. Пока суматоха создаю в куполе вход и забираюсь. Вытягиваю бикфордов шнур, измерив длину вздыхаю и поджигаю.

Ух, а времени будет мало. Настолько мало, что съеб… Бегом!

Поджигаю, выскакиваю наружу, убираю вход, отталкиваюсь от конструкции и влетаю. Отлетев метров на пятьсот, отталкиваюсь от проезжающего танка и пролетаю ещё столько же. Падаю, резко встаю и бегу к железнойдороге. Там усиливаю броню рельсами, на всякий случай создаю массивный щит, встаю на рельсу и толкаю сам себя. Паря в нескольких сантиметрах над рельсом разгоняюсь…

— А прикольно, — скользя таким образом улыбаюсь. — Размажет блядь… Не успею. А-а-а-а-а! Страшно как!

Ускоряюсь до предела. Пролетаю мимо пыхтящего идущего мне навстречу паровоза, как вдруг…

— Мало-мало-мало… — понимая что всё тараторю.

Разогнаться быстрее не получается. Предел есть даже у меня и если верить ощущениям, то выдать большего я просто не могу. Иду, конечно, хорошо. Даже по самым скромным прикидкам под двести, но…

Замечаю впереди мост, быстро разрабатываю план, и как только залетаю на него прыгаю вниз. Бьюсь и каменный овраг, падаю вниз, проламываю лёд и тут…

— Да блядь, — видя что воды в реке где-то по пояс машу рукой.

Подняв руки разламываю мост и обрушиваю его. У берега строю их железа нечто похожее. Не успеваю. Земля содрогается, меня слепит вспышка. Упавшая часть моста, некоторые камни и я сам взлетаем вверх. Беспорядочно кружимся… Созерцая огромный светящийся шар в который стягивает всё, закрываюсь щитом, притягивая железо облепляю им себя. Снова не успеваю, вцеплюсь в щит… Смотрю на опоры моста, прилагая все силы тянусь вниз… И тут всё падает, хвала Тёмным Силам не на меня. На четвереньках прыгаю к берегу, сажусь и…

И как раз вовремя… Грохочет взрыв, такой силы что барабанные перепонки лопаются. Из носа хлещет кровь, кровавые слёзы заволакивают взор. А вокруг… Ослепительно яркий фиолетовый свет. Вода в реке бурлит, уровень её поднимается. С обрыва вниз текут реки лавы, падают раскалённые докрасна камни. Противоположный берег просто сдувает. Я вижу как камень сгорает в пепел и улетает. Мост испаряется. Вверху начинается ад. Там не просто огненный ветер, там плазма. И это красиво, но…

Стихать всё это безобразие даже не думает, наоборот, стихия только расходится. Броня и плёнка металла обжигая меня раскаляются. Уровень воды в реке то падает, то резко повышается.

Понимая что так не выдержу, притягиваю металл и укрепляя броню по раскалённым камням и потокам лавы ползу к реке, забираюсь в кипящую воду, герметезирую «скафандр» и превратив руки во что-то напоминающее когти начинаю закапываться. Где-то на глубине трёх метров, становится прохладно. Замираю, превращаю броню в сферу, снимаю со спины контейнер и уже почти открываю, как вдруг… Срывая с шеи ожерелье, разглядываю красивый разноцветный кристалл и выдохнув откусываю. Разжёвываю… Вместе со странным лимонно-ананасовым вкусом, по телу пробегают волны силы. Мне становится лучше. Уши восстанавливаются, кровь останавливается. И тут… Нет, ничего не происходит. Считать информацию не получается. Да, кристалл отдал мне силу, восстановил повреждения, но, видимо, я не настолько избранный чтобы усваивать записанную на нём информацию. Что очень печально. Но! Есть и хорошие новости. Второй кристалл болтающийся у меня на шее, работает как батарейка. Он придаёт сил. Нда…

Волна фиолетовой энергии проходит через меня и чуть не размазывает по сфере. Металл от этого начинает светиться. Лежу, пытаюсь прийти в себя и на грани слышимости различаю журчание. Не кипение, а именно журчание.

Жду минут двадцать, и выталкиваю сферу на поверхность, что совсем не просто выходит. Раскрываю сферу, морщась от жара осматриваюсь, отталкиваюсь от укрытия, взлетаю вверх…

— Нда, — глядя на огромнейшее, закрывающее небо, светящееся грибовидное облако киваю. — Взрыв получился куда мощнее.

Поднимаюсь выше, качаю головой… От облака, по самым скромным прикидкам километров на двадцать, нет ничего. Огромная светящаяся от жара, идеально круглая равнина. Там… Там испарилось всё, даже горы на глубину около пятидесяти метров. А низменности залило лавой. Далее идёт просто выжженная земля. Ещё примерно на пятнадцать километров, всё просто сгорело, остались только оплавленные горы. Дальше не видно. Вроде лес горит.

Напрягаюсь, поднимаюсь выше, насколько могу, благо сил после употребления кристалла хватает. Смотрю вниз и да… Разрушения чудовищные. Радиус поражения, километров если не ошибаюсь… По самым скромным прикидкам, где-то пятьдесят. Плюс ударная волна прошла дальше. Но самое главное — мне повезло. Спрячься я на километр ближе к эпицентру, меня бы никакие овраги не спасли. Я буквально на границе двух зон.

— Фух, я чуть не сдох. Видимо быстро бежал, раз так далеко убежал. И теперь. Ага, для увеличения мощности бомбы, нужно сжатие. Надо сказать Лазареву. Ну и. Миссия выполнена, пора возвращаться.

Некоторое время до взрыва. Маришка.

Сидим в снегу, с вершины холма смотрим как по дороге движется охренеть какая колонна. Танки, самоходки, броневики. Огромные грузовики с солдатами. Тягачи тащат орудия. Машины снабжения, снова танки, замыкают.

Что мы сможем им сделать? Они банально разбегутся и… И пусть бегут. Машины всё равно на дороге останутся. А солдаты… Мороз и зверьё закончат за нас.

— Ну, готовы? — улыбается Серафина.

Роза кивает, улетает вперёд и зависнув над дорогой поднимает ветер. Быстро превращает его в ураган. Который поднимая снег заносит дорогу. На колонну валятся деревья.

— Маришка, пошла! — машет рукой Серафина.

Меня тут же поднимет вверх и уносит к Розе. Зависаю перед ней, вытягиваю руки и выдаю два мощных потока воды. Которую подхватывает ветер Розы и уносит в сторону колонны.

— Отлично, — звучит в голове голос Серафины. — Ещё… Морозова, Рита, не спать. Как скажу начинайте. Ждём… Морозова. Давай!

Температура резко падает. Растерявшиеся от такой перемены погоды солдаты, останавливаются. Капли воды летят вперёд, но не замерзают в полёте, а только когда разбиваются. От этого всего, танки и машины превращаются в огромные куски льда. Солдаты, те у кого хватило ума выбраться, обрастая льдом падают.

— Минус сорок пять! — кричит Серафина. — Начинаю!

Два первых танка… Лёд с них отваливается, они кое-как но разворачиваются назад и стреляют в своих же. Перезаряжаются и стреляют снова. Те что за ними, по причине обледенения ответить не могут. Они банально ничего не видят.

— И с другого конца! — кричит Преображенская.

В конце колонны начинают стрелять танки. Разносят несколько машин, едут вперёд и давят грузовики.

— Морозова! Морозь сильнее. Выдай сотню.

— Не могу. Я только научилась.

— Шевелитесь, — шипит Роза. — Такой ураган долго держать не смогу.

Пожав плечами, чувствуя нарастающую усталость, выдаю больше воды. В колонне случается паника. Танки расстреливают своих же. На месте, скинув лёд крутятся самоходки. Разворачиваются и стреляют в машины, в основном в большие бензовозы. Солдаты схватив пулемёты выскакивают и с криками о подлых партизанах расстреливают грузовики. И тут… Яркая вспышка. Земля дрожит, слышится отдалённый грохот. На западе поднимается грибовидное облако.

— Влад! — орёт Преображенская. — Владик!

Падаю в снег, поднимаюсь и тут же оказываюсь на холме со всеми. Серафина сидит, плачет и раскачиваясь причитает о том что взорвалось слишком рано. Что Влад, скорее всего, взорвался по дороге.

— Заткнись! — схватив её и отвесив пощёчину кричит Роза. — Не смей даже думать о таком. Ещё раз такое вякнешь, я тебе голову оторву. А вы чего раскисли? Что замолчали? Он же Влад, Тёмный Император. Да он не убился, он специально так устроил.

— Вот и я говорю. А ты с чего вообще взяла что он убился?

— Слишком далеко, не слышу его. По времени слишком рано. Взорваться через пять-шесть часов должно было. А прошло… Совсем мало.

— Соберись! — трясёт её Роза. — У нас дело не закончено. У нас.

Договорить Ветрова не успевает, нас валит в снег волной энергии. От чего все искримся молниями, вздрагивая поднимаемся и тут…

— В бой! — кричит Морозова. — Ёб вашу мать отпустите меня.

Пытаемся остановить, хватаем её, но все вместе разлетаемся в стороны. Что-нибудь сделать не может даже Серафина. Екатерина же… Поднимая клубы снега она уносится вниз. Рита в образе ксеноморфа на четвереньках скачет за ней. Роза и Серафина улетают. Я…

— Новое ощущение, — разглядывая искрящиеся фиолетовыми разрядами руки киваю. — Влад жив. Он что-то принял. Это не уран, это…

Смотрю вниз, и вижу нечто совсем странное. Морозова бежит одна. Роза и Серафина, поймали Риту и теперь улетают подальше. Морозова же… Она вспыхивает. При каждой вспышке энергия на несколько сотен метров куполом расходится от неё и промораживает всё… Рыхлый снег от вспышек превращается во что-то очень прочное. Деревья мгновенно белеют, с грохотом трескаются и со звоном рассыпаются мелкими кусками. Первые танки обрастая инеем замерзают и глохнут. И так со всем. Солдаты на ходу превращаются в ледяные скульптуры. Расходятся трещинами и падают.

В себя приходит Серафина, смеясь летит к колонне, зависает и переносит в сторону целые грузовики, легковые машины и отдельно взятых людей которые видя паращую в воздухе Розу и шипящую Риту, осторожно бросают оружие и поднимают руки. А дальше…

Серафина успевает выдернуть десять грузовиков и около двадцати судя по всему офицеров. Потом, взбесившаяся Морозова останавливается, вытягивает руки и вспышкой промораживает всё что осталось. То есть дохрена и больше и ещё метров на двести.

— Эй, — машу им рукой. — Меня забыли.

Меня переносят к ним. Хожу вокруг сбившихся в кучу офицеров, улыбаясь смотрю на них.

— Бу! — крикнув прыгаю вперёд, на что двое из них закатив глаза падают. — Слабаки. То ли дело наши. Хоть и боялись, но сознание не теряли. А вы… Глаза б мои не смотрели. Сера, что с этой бешеной?

— В себя приходит, — волоча пускающую слюни Катю за ногу кивает Преображенская. — Пришлось вырубить. Ух и здоровая. Так что у нас получается? Волна пробуждает способности, вторая их усиливает. Третья… Наверное не все могут усвоить. Вот Ритка не спятила. А Катюха с катушек слетела. Но у нас получилось! Мы! Мы. Мы ушатали целую дивизию. А это знаете ли не мало.

— Ой, не умничай, — качает головой Роза. — Дальше что? Обратно или Влада искать?

— Вы ждите здесь. А я взлечу повыше и посмотрю. Хотя… Незачем. Он хвала Тёмным Силам жив. Попадёт в пределы видимости, перенесу его к нам. А пока пойдёмте посмотрим что Морозова натворила.

— Сама сказала — морозь, — с трудом садясь ворчит Катя. — Вот я и заморозила.

Бросаемся к ней, садимся, пристально разглядываем и даже трогаем. Потому как поверить не можем.

— Вы чего? Со мной что-то не так?

— Рога выросли, — фыркает Роза. — Тебе лет сколько, Королева Снежная?

— Тридцать семь. А что?

— А выглядишь едва на двадцать, — улыбаюсь ей. — Ну что СМЕРШ, готовься к допросам. Уверена, руководство очень сильно заинтересуется твоим омоложением. А теперь… За то что много чудит, чуть не убилась, называла нас с Белкой шлюхами, а близняшек предателями, предлагаю её выпороть. Ремень сейчас сделаю. Сера, Роза, держите её. Ритка, штаны с неё сними.

— Да я же не знала! — стучит себя в грудь Морозова. — Ну в самом деле. Я же…

— Штаны снимай, — создав в руке солдатский ремень улыбаюсь. — Не будешь сопротивляться, всё закончится быстро. Отхлещем, потом посидишь в снегу и инцидент исчерпан. Нет, в добавок побьём.

Морозова сглатывает, с ужасом смотрит на нас, как вдруг бьёт себя по лбу и начинает смеяться.

— Разыграли. Блин, я и забыла что мысли читать умею. Фух… А-ха-ха!

Ну да, весело. А как иначе. Понимаю что война, но глядя вон на то всё ещё поднимающееся облако, кажется, она скоро закончится. Нашей победой.

Глава 8

Ночь. Позиции советских войск. Генерал Быстрицкий.

— Что за чёрт возьми? — глядя в бинокль на колонну машин спрашиваю. — Наши, не наши?

— Быстро идут, — шепчет стоящий рядом Никифоров. — Точно наши. Наверное Влад…

— Не Влад, красноармеец, а лейтенант Константинов. Будешь так пренебрегать субординацией, наряд влеплю.

— О! Фарами мигают! — кричит Ваня. — Тащ комфронт. Вроде морзянка.

— Ми фашистен, едем захватить ваш позиция. Правда-правда. Чесслово, — смотря на мигающие фары говорю. — Константинов, гадёныш. Живой. Так, Ваня, передавай чтоб не стреляли. И майора этого, который подкрепление привёл найди. Пусть послушает.

Нда… Похоже ещё одна успешная операция. Это хорошо. Фиолетовое облако даже отсюда видно было. Интересно как всё прошло.

Колонна прибывает через десять минут. Грузовики, на полозьях, останавливаются, Влад выскакивает из кабины, докладывает что задание выполнено и слегка перевыполнено. А так же жалуется что наши летуны свинью подложили. Разбомбили аэродром, вместе с самолётами, поэтому добираться пришлось своим ходом. Пока добирался, пока туда-сюда, пока подорвал… В это время девушки, разнесли целую танковую дивизию. Полезные вещи затрофеили, высших офицеров взяли в плен.

— Орлы, — хлопаю Влада по плечу и стараясь не морщиться из-за отбитой руки улыбаюсь. — Лейтенант Константинов, объявляю вам благодарность.

— Служу советскому союзу! — вытягивается Влад. — Тащ генерал. Разговор есть.

— Пошли в блиндаж.

В блиндаже собираемся все. Семья Влада, Лазарев с Лариской, Осип/Ломакин, особисты, Морозова, Нестерова. Никифоров приводит майора. Стоим у стола, ждём откровений.

— Итак, товарищи, — взяв карандаш улыбается Влад и рисует на карте большой такой круг. — Вот здесь, теперь только оплавленная земля. Всё остальное, даже железо — испарилось. Узел уничтожен. Фронт остался без снабжения. Предлагаю не тянуть кота за причиндалы и нанести удары сюда и сюда. То есть южнее и севернее. Наши в наступление не пойдут, на этих участках наступать некому. А пока суматоха, фашистов надо добить. Одобряете?

— Хм… Окончательно деморализовать врага?

— Враг и так деморализован, — хмурится Влад. — Там в радиусе пятидесяти километров не осталось ничего живого. Ещё как минимум на столько же, всё подверглось жёсткому излучению. Передышку давать нельзя. Пока мы тут думаем, в окопах наши гибнут. Нужно бить. Товарищ генерал, к утру надо выдвигаться и помочь нашим южнее. Потом получить пополнение и гнать эту сволочь обратно, откуда пришли.

— Боюсь на такое у меня полномочий не хватит, — глядя на Влада качаю головой. — Помочь нашим — это обязательно. Но наступление… Мне надо будет доложить. Дождаться ответа.

— Виноват, — мрачнеет Влад. — Тороплюсь.

— Не расстраивайся. Всё как ты говоришь будет. Что у вас ещё?

— Десять гружёных под завязку продовольствием грузовиков, — жмурясь улыбается Серафина. — Немного выпивки, целая машина сигарет. Для поднятия настроения. Не смогла упустить такого.

— Молодец, — слыша приятные новости улыбаюсь. — Все молодцы. Даже не знаю, чтобы без вас делал.

— Вы бы победили, — кивает Влад. — Вы за родину сражаетесь, а значит просто не можете проиграть.

— Хорошие слова, — улыбается Морозова. — Правильные. Но… К сожалению, я должна уехать. Мне надо в Свердловск, попытаться объяснить всё это. Думаю это будет сложно. Всё таки не каждый день такие чудеса видишь.

— Хорошо, — закуривая кивает Константинов. — Серёга, отдай Екатерине свои записи, чертежи бомбы, подробные инструкции и образцы арданиума. В общем всё. Профессор Ломакин, все ваши записи и наработки. Лариска…

— Лариску не отдам, — пряча крысы за спину мотает головой Лазарев. — Нет-нет-нет.

— Лариска, — морщится Влад. — Проследи чтобы ничего не упустил. Ты справишься. В общем… Миссия выдалась непростой. Давайте напьёмся уже, а? Максим Иваныч…

— Сегодня можно, — глядя на смертельно усталого Влада киваю.

Серафина исчезает, тут же появляется и выкладывает из коробки угощения. Три бутылки шнапса, консервы, колбаса, хлеб, сигареты. Лазарев из кристаллов создаёт стаканы. Наливаем, чокаемся, пьём…

И всё же, чтобы Влад не говорил, а без них нас бы уже не было. Так что… Не знаю кто к нам его направил, черти это были или ангелы, но спасибо.

Серьёзный разговор превращается в нечто похожее на встречу старых друзей. Шутки, смех, забавные случаи из жизни. Невероятные истории Влада и Осипа о жизни и диверсиях в Идельштайне.

После третьей бутылки, перемещаемся на позиции. Раздаю указы нормировать угощение и разделить на всех. Остальные продукты отнести на полевую кухню. После чего наступает допрос пленных. Хотя… Допросом это назвать сложно. Видя Маришку, Серафину, Розу, Екатерину и Нестерову, особенно Нестерову, офицеры выдают всё. И это всё хоть и пугает, но всё же немного радует. Потому как немцы, к обороне вообще не готовились. У них даже укреплений никаких нет. А всё потому, что когда нас накрыло метеоритным дождём и Германия начала своё победоносное шествие, никто и не думал что Союз так огрызнётся. Второй блицкриг. Однако нет. Да Япония и Англия атакуют Приморье. Да, США пытается прорваться с юга. Но теперь… Теперь с такой помощью, мы порвём их всех.

Пока что, пленных уводят, Влад зовёт меня в сторону на покурить. Встаёт, закуривает и глядя в небо выдыхает. Улыбаясь вытягивает руку, тут же появляется Серафина и отдаёт ему бутылку коньяка и плитку шоколада. Хихикая целует его и исчезает. Влад жадно пьёт коньяк, пытаясь отдышаться протягивает бутылку мне, затягивается…

— Что-то случилось?

— Я сегодня чуть не сдох. А ещё я испугался.

— Все боятся.

— Но не так как я. Я впервые испугался не за себя, и не за семью. Я испугался за всех. Для меня это впервые, здесь. Понимаете, Максим Иваныч, я до сего дня, не считал вас своими. Не мог это принять. Это чужой для меня мир. Чужие люди. Но, пережив взрыв бомбы, добираясь до аэродрома, я вдруг задумался. Спросил сам себя что было бы с вами, если бы меня не стало? Ответ один, я поступил как свинья. Жестокий, самовлюблённый, Император. Мне стало стыдно. Перед вами, Нестеровой, Ваней Никифоровым, всеми кто здесь, на фронте. Всеми кто там, вкалывает у станков. Перед детьми у которых, возможно, не было бы будущего. Я изменился. Этот проклятый мир изменил меня. Я другой. Я хочу победить. Не потому что так надо, не для того чтобы что-то кому-то доказать, а потому хочу. Я смотрю на них, на бойцов, вижу их глаза и понимаю какой мразью был раньше. Мои солдаты, мои подданные, их глаза были такими же. А я… Я уничтожил их. Но сейчас, я понял!

— Разве это плохо?

— Скорее непривычно, — вздыхает Влад. — Вы извините, что я тут вот так. Просто… Ай…

— Всё нормально, выговориться всем надо. Легче?

— Да, спасибо. Ух… Вы пейте, коньяк отменный. Французский.

— Хм, спасибо. Ты иди, отдыхай. Всё таки событий за событием. А я тут за бойцами присмотрю. Не хочешь? Ну тогда рассказывай. Не важно что, только не молчи.

Влад предлагает кое-что получше, а именно идти к бойцам и посидеть с ними. Недолго, дабы глаза не мозолить и не смущать их своим присутствием. Но и не мало, чтобы ненужными себя не посчитали. И это оказывается правильным решением. Бойцы, от такого приходят в восторг. Наливают нам выпить, предлагают закусить и видя что мы не против заметно смелеют, но не наглеют. Правила приличия соблюдают. И это хорошо.

Ближе к утру. Влад.

В нашем подземном убежище, творилось нечто. Если точнее то близняшки, открыли в затрофеенных грузовиках порножурнал и теперь с круглыми глазами читали его. Роза и Серафина отдыхали, Маришка и Белка что-то обсуждая пили вино.

Пройдя к кровати, падаю, подкладываю руки под голову и только закрываю глаза…

— Влад, — садится на меня Фаина, открывает журнал и указывает на изображение. — По твоему это красиво?

— Именно это, — разглядывая сцену анального секса кривлюсь. — Нет.

— Значит и со мной…

— А вот с тобой красиво. Вы у меня самые-самые. А это просто картинки.

— Может быть тогда мы… — кусая губы стонет Фая.

— Он устал, — укладываясь рядом подпирает рукой голову Рая. — Всё воюет. На нас времени нет.

— Ага, — подтверждает Маришка. — Он генералу Быстрицкому больше времени чем нам уделяет. Я скоро ревновать начну. А там ещё эта со своими огромными натуральными сиськами крутится. И маленькая миленькая Ритка.

На такие заявления девочки бросают дела и перемещаются на кровать. Внимательно смотрят и ждут.

— Значит так, — вызвав стон Фаины сжимаю её грудь. — Генерал человек хороший, умный и понимающий. Попади мы не к нему, а к кому-то другому, возможно, арданиумные бомбы взрывались по обе стороны фронта. Если кто и победит в этой войне, то это будем не мы, а Максим Иваныч. Едем дальше и подъезжаем к Морозовой. Да, красивая, но у меня к ней ничего. Мы просто друзья. Маленькая миленькая Ритка, несмотря на её опыт, заслуги, способности и внешний вид, для меня ребёнок. Потому что ей пятнадцать. А поскольку у меня к ней кроме заботы ничего, то вам опасаться не стоит. Теперь вы. Идёт война и война страшная. Сами видите, затишья хоть и бывают, но не надолго. Напряжение…

— Напряжение с каждым днём нарастает, — стягивая с себя топ улыбается Роза. — Его надо снимать, чтобы не сгореть. Ты как, не против?

Фаина, видя что Роза уже голая, задирает свой топ. Маришка взмахом руки убирает с себя одежду. Купальник Белки рассыпается искрами. Серафина создаёт на себе безразмерную белую рубаху и штаны. Рая матерясь и путаясь раздевается обычным способом.

— Знаете, а вы правы. Да… Только не…

Хочу сказать что не все сразу, но глядя на девушек прикусываю язык. Они же… Они начинают. Сидящая на мне Фаина целует меня в губы. Белка и Серафина ложатся мне на руки и целуют в щёки. Роза, Маришка и Рая, срывают с меня штаны, двигают Фаину выше и…

— Ох, — от их прикосновений вздыхаю.

Поцелуи, поглаживания, быстро приводят всё что надо даже не в полную, а в полнейшую боевую готовность. От чего крышу срывает… Чувствуя этот Роза отталкивает девушек, обхватывает головку губами и заглатывает до основания. Замирает, несколько секунд выжидает и начинает двигать головой. Быстрее и быстрее, и когда я уже почти сдаюсь, останавливается…

— Не так быстро, — шепчет Ветрова. — Нас у тебя шестеро. Рая…

— Сейчас…

Ласки Раиски значительно отличаются. Они конечно очень нежные и учитывая её способности очень горячие, её губы буквально обжигают. Но вместе с этим они неуклюжие и неумелые. Однако очень и очень приятные.

Вскоре, инициативу перехватывает Белка. Её ласки грубые, требовательные и с разрядами молний от которых все мы вздрагиваем. Но от них, подхожу к пределу быстрее чем от игр Розы. Однако меня снова обламывают. Белка ехидно улыбаясь отстраняется и кивает Фаине. Которая срывает с себя шорты, плюёт на пальцы…

— Серафина, — стонет Спичкина. — Покажи как я выгляжу. О… Спасибо. Теперь страшно немного. Даже не верится что он весь в меня войдёт. Подожди, не надо, я хочу видеть. Ух…

Серафина, хихикая транслирует изображение всем, даже мне. Я же… Ну, зрелище и правда интересное. То как Фая, насаживается своей попой на моё достоинство… Делает это медленно, аккуратно, останавливаясь и совершая тазом круговые движения. А не резко, как тогда, в убежище. И вот это…

Как только головка входит внутрь, Фая вздрагивая падает на меня, тяжело дыша сжимается внутри, разогревается. Вскрикнув резко садится и начинает двигаться. Что я прекрасно вижу глазами Серафины. И, учитывая потрясающую фигуру Спичкиной, её движения, то что она ритмично сжимается внутри, понимаю что долго так не протяну.

— А долго и не надо, — шелестит в голове голос Серафины. — Фая на пределе. Ещё немного и приплывёт. А потом ты переключился на Раиску.

— Почему на неё…

Не отвечая Серафина поворачивает голову и показывает мне Раю. Которая стоя на коленях смотрит на нас светящимися глазами и тяжело дышит. Соски её светятся от жара, шорты между ног тлеют.

— Ого…

— Если не успокоишь, она нам всё сожжёт, — смеётся Преображенская. — Так что долго не раздумывай. Мы за ней. И вот сейчас…

— Да! — выгибаясь кричит Фаина. — Да-да-да! Ух!

— Слазь, — сталкивая сестру шипит Рая. — Слазь пока я кровать не сожгла. Хочу…

Фая отлетает в сторону, Рая садится на меня, скалится…

Интересно, если бы я был человеком, сколько секунд я бы с ними протянул? Нда…

****

Утро. Позиции. Особисты таскают в грузовик документацию, ящики с кристаллами и прочее. Лазарев с Лариской что-то объясняют Морозовой. Генерал, Нестерова и майор чьё имя я ещё не знаю, чуть в стороне — курят. Мы же с семьёй подходим, смотрим.

— Екатерина Константиновна…

— Просто Катя, — улыбается мне Морозова.

— Хорошо, просто Катя. В общем тут такое дело. Мне бы уран. Ты в штаб едешь, может поговоришь насчёт меня. А то без подзарядки… Мало ли, вдруг я ещё какую авантюру затею. А у меня почти закончился.

— Будет, — уверенно кивает Морозова. — Как ты говоришь — всё будет. Ну и… Да, наше знакомство не заладилось. Но потом… Друзья?

Смотрю на протянутую Морозовой руку, хватаю её, притягиваю женщину и обнимаю.

— Береги себя, СМЕРШ, — оттолкнув её улыбаюсь.

— Вы тоже, — всхлипывает Морозова. — Девочки, Влад, спасибо вам. Мы обязательно ещё увидимся. Я…

— Ехай уже, — ворчит Белка. — Снежная Королева. Не забывай о нас. Пиши нам, на фронт, долбанутой семейке. Ну или приезжай, с очередным допросом. Мы будем скучать.

Девушки, сбиваются в кучу и плача обнимаются. Потом отталкивают Морозову, помогают ей забраться в кузов…

— На память, — улыбается Маришка и отвешивает Морозовой смачный шлепок по заднице.

— Вас я точно никогда не забуду, — вытирая слёзы кивает Морозова. — Всё, поехали. Пока я совсем не сорвалась.

Грузовик уезжает, генерал подходит ближе…

— Лейтенант Константинов, а... Она тоже?

— Нет, просто друзья.

— Точно?

— Максим Иваныч, ну хоть вы не подкалывайте. Я же не какой-то там легкомысленный, я человек серьёзный. Просто так у меня… Не верите?

— Не-а, — улыбается генерал. — Да не нервничай ты. Мы люди советские, обычаи всех и каждого уважаем. Если за рамки не выходят. Ну принято у вас там многожёнство, ну это ваше дело. У нас вот тоже случаи бывают. Эхе-хе…

— Зря смеётесь, — ехидно тянет Серафина. — Товарищ генерал. В будущем, возможно и у вас много жён будет. Вы же у нас холостой, после облучения ещё и помолодевший. Молодой, бравый генерал, победитель, как думайте, сколько девушек при виде вас захотят замуж?

— Я на это не пойду, — мотает головой Быстрицкий. — Это невозможно.

— Ну, как вам сказать, — пожимает плечами Серафина. — Случится запечатление и не пойдёте, а побежите. От этого, к счастью, не избавиться. И это будет. На свадьбу боевых товарищей пригласить не забудьте.

— Ой, я старый, мне не до этого, — неуверенно улыбаясь машет рукой генерал. — Да и потом…

— Нет, не вру, — продолжает Серафина. — Эти способности, не с потолка взялись. Они наши и мы с вами поделились. Так что вы, теперь такие же как мы. В меньшей степени, потому как людьми вы остались. Но, пройдёт время, вы встретите тех чьи души совпадают с вашей, случится запечатление и всё, свадьба. Хы…

— У меня дела, — поправляя шинель ворчит генерал. — Я пойду. Влад, ты собирался нашим помочь. Ну так за дело. А я… Хм. Мне теперь подумать надо.

— Мы изменили мир, — глядя вслед убегающему генералу вздыхаю. — Имели ли мы право? Может, примерять на себя роль богов, это неправильно?

— Никаких ролей мы не примеряли, — качает головой Серафина. — Это сложное время. Не только советский народ, весь мир стоит на краю пропасти. Другого выхода не было и не будет. И сейчас нам надо только одно — победить.

— Да, ты права. Впрочем как всегда. Ладно… Серёга, пошли. Мне нужны ядрён бабахи, но поменьше.

И всё-таки, имели ли мы право? Да я понимаю, экстренная ситуация, экстренные меры. И вот в бой идёт убойное и неизученное оружие. Которое превращает врагов в пар, а остальных изменяет. Но ведь изменяет в лучшую сторону. В лучшую?

Глава 9

Ближе к вечеру. Южнее. Влад.

На помощь попёрлись почти все, наверное, чтобы вызвать у подопечных генерала Новикова, да и его самого настоящий переполох. Поехали… Я, Серафина, Спичкины, Белка, Осип и Лазарев с Лариской. А поскольку поехали на грузовике переделанном мной в автобус, то первыми охренели часовые. Которые проверив документы, взяли нас на прицел и приказали не дёргаться. Сами ходили, рассматривали неизвестную науке технику и не понимали как машина вообще может ехать. Также вопросы вызывала моя внешность, Лариска и внешний вид то есть одежда девушек.

Уговоры на часовых не действовали, рассказы о том что мы прибыли помочь, у нас пакет для генерала и всё прочее нужного эффекта не возымели. Поэтому сидели, курили, ждали.

Ждали два часа, Новиков удостаивать нас своим присутствием не торопился. Да и когда всё-таки пришёл, долго смотрел в документы, переспрашивал, подозрительно косился. После вскрытия пакета, долго фыркал, смотрел на нас как на дебилов, что подтверждала Серафина и даже арестовать собирался, но глядя мне в глаза, не решился и пригласил в штаб. Пешком и без оружия которого у нас не было.

Пока шли, успел посмотреть на контингент. Солдатики, всё те же малолетки, в основном девчонки. Однако выглядят… Почти у всех руки и лица покрыты заживающими ожогами и незаживающими язвами. Многие тяжело кашляют и выглядят крайне болезненно. У самого генерала, перебинтована шея. На щеках язвы. Ну и настроение… Глубокое уныние. Они, что совсем плохо, уже сдались. Даже новости о том что на центральный участок фронта одна за другой посыпались победы их уже не радуют.

— Мамочки, их же лечить надо, — стонет Серафина.

— Чем? — резко разворачивается Новиков. — У нас из лекарств: йод, спирт, бинты и пенициллин. Весь антидот извели, а он не помогает.

— Я могу сделать лекарство, — возникает Лазарев. — Это просто.

Генерал на это нехорошо щурится, хмыкает и жестом зовёт нас в штаб, он же блиндаж. Где садится за стол, закручивает самокрутку, прикуривает и вдруг… Громко кашляя закрывает рот тряпкой, валится на пол…

— Извините, — пряча окровавленную тряпку в карман кивает генерал. — Лёгкие газом сжёг. Так кто вы такие и чем нам поможете?

— Мы вас вылечим, — выращивая на ладони кристаллы кивает Лазарев. — Мне нужен спирт, шприцы и хоть какое-нибудь оборудование. К вечеру всем станет легче.

— Ну да, вот прям взял и подпустил хрен пойми кого к бойцам. Издеваетесь? Вы сами себя видели?

— Пусть наш внешний вид вас не смущает. Перейдём к делу. Мы здесь для того чтобы помочь. Мы привезли оружие, доктор Лазарев изготовит лекарство. А вы. Товарищ генерал?

Генерал меня не слышит. Сидит и как заворожённый смотрит на кристалл. Который…

— Очень интересно, — щурится Лазарев. — Невероятно.

— Вы думаете, коллега? — подключается Ломакин.

— Нет, я уверен, — качает головой Лазарев. — Да! Сами смотрите, Михаил Андреевич. Все показатели на лицо. Тут же всё очевидно.

— Если вы сейчас не переведёте, я вас покусаю, — качает головой Лариска. — Быстро на русский перешли!

— Кхем… В общем. С ними всё в порядке. То есть не всё, но скоро будет. Газ практически убил их, они держались обкалываясь антидотом, и скорее всего загнулись бы. Но тут бабахнул Идельштайн. Первопричина в их телах трансформировалась в арданиум. Потом ещё два взрыва. Понимаете? Да им сейчас плохо, но все кто сейчас живы, они выживут. Мы можем значительно ускорить процесс. Видите как генерал реагирует на кристалл арданиума? Ему лучше, язвы заживают.

— Стесняюсь спросить как ты это понял. Как по мне так всё без изменений.

— Я вижу по-другому. То есть вижу арданиум, — разводит руками Серёга. — И чувствую. Вот сейчас я вижу не человека, а прозрачный силуэт в котором энергия кристалла, запускает процесс регенерации клеток. В клетках этого арданиума… Тащ генерал!

— А?

— Вам лучше?

— Да… Но…

Генерал затягивается, потирает горло и смотрит на нас. Выкатывает глаза. Встаёт…

— А…

— Так, Серёга, беги к солдатам, лечи их как хочешь. Бать, создавай стену. Генерал, где немцы?

— В двух километрах, — указывая на карту кивает Новиков. — Окопались и сидят сволочи, а у нас артиллерии нет. Снаряды у танков закончились. У них кажется тоже, бои были тяжёлыми, но численный перевес на их стороне.

— Близняшки, летите порезвитесь. Продсклады не трогать. Серафина, офицеров сюда, допросим. Серёга, врывать будем близко, надо мощности убавить. Товарищ генерал, через час немцев здесь не будет.

— А зачем взрывать? Мы и своими силами их размотаем, — смотрит на меня Осип.

— Для эффекта. Сейчас уроды драпанут, а мы им в след бомбочку кинем. Новость так сказать запустим. А преследовать и добивать не станем. У страха глаза велики, плюс Серафиночка им всяких ужасов навнушает. Работаем?

— Весь в меня, — вытирая слёзы стонет Осип. — Работаем.

Выходим наружу, близняшки тут же вспыхивают и двумя огненными кометами улетают. Зависают в воздухе и обрушивают вниз столбы пламени. Насколько могу разглядеть, живую силу просто испепеляет. Однако строения огонь не трогает. Почти все, кроме казарм.

Глаза генерала от такого заметно округляются. Он облизывая пересохшие губы не моргая смотрит и шепчет что-то непонятное.

Ну да, зрелище на самом деле завораживающее. Мои красотки, выкладываются на полную. И в момент когда генерал начинает покачиваться, в дело вступает Белка. В небе сверкают молнии, гремят раскаты грома. Искрясь и гудя Белка опускается, зависает над позициями врага и бьёт их молниями.

— Это… Это… Лейтенант Константинов, кто они?

— Мои жёны, — закуривая улыбаюсь. — Правда здорово?

— Не то слово. Вы извините… Просто я подумал… Я не то подумал.

— Понимаю, поверить в это очень сложно. Но это есть. И теперь…

— Влад, — смотрит на меня Серафина. — Работает. Шухер такой, что враги придерживая штаны драпают. Командующий застрелился.

— Так испугался? — смотрит на неё генерал.

— Ну, там сестрёнки гимн поют. А Белка… Матерится как сапожник и говорит что они от товарища Сталина и им теперь всем кабзда. Белка у нас злая.

— Я заметил. А дальше.

Киваю Серафине, подаю генералу сигарету и сажусь. Скрестив ноги смотрю на происходящее и за Лазаревым, который осмотрев пару солдат, принялся раздавать им кристаллы. В чём помогала Лариска, однако брать не пойми что у не пойми чего бойцы опасались. Те же кто брал, начинали чувствовать себя лучше. Ожоги и язвы уже не выглядели так страшно, кашель хоть и не прекращался, но кровью харкать бойцы переставали.

— Был фронт и нет его, — затягиваясь улыбаюсь. Ну что, генерал, готов увидеть нечто особенное?

— Если честно, то не очень, — затягиваясь и явно опасаясь приступов кашля хрипит Новиков. - Мне…

С хлопком рядом с нами падает грузовик. Вслед за ним валятся мешки, пакеты, коробки, контейнеры, бутылки.

— Серафина затрофеила, — видя растерянный взгляд генерала развожу руками. — Крупы, консервы, макароны. Прочие продукты, сигареты. Врагам уже не надо, а нам пригодится. Так, девочки, заканчивайте. Серафина…

— Подарок доставлю. Начали.

Девушки возвращаются, Серафина уносит самую маленькую бомбу на позиции врага, поджигает шнур и возвращается. Осип на всякий случай создаёт стену…

— Не перестаю удивляться, — глядя на вспыхнувшее фиолетовое солнце качаю головой. — Какая красота.

— Мощная штука, — прикрывая глаза рукой кивает генерал. — Если это самая маленькая, то как взрывается большая?

— Ладно… Товарищ генерал. Здесь, всё. Враги бегут. Нам надо двигаться дальше. Пойдём на север. Разрешите идти?

— Эм… Лейтенант Константинов. Спасибо. Вот просто спасибо. Я…

Договорить генерал не успевает. Волна фиолетовой энергии проходит сквозь него и заставляет упасть на колени и заискриться.

— Это нормально, не пугайтесь. Понимаю, страшно. Но сами посмотрите, язвы исчезли. Боль ушла, сейчас настроение поднимется. Мы пойдём. Генералу Быстрицкому что-нибудь передать?

— С меня простава, — поднимаясь и осматривая себя улыбается Новиков.

Поворачивается к скромных размеров облаку и с восхищением смотрит на него. Снимает шапку, подкидывает…

— Мы победим!

Нда… А он прав. Обязательно победим.

Неделю спустя. Свердловск. Морозова.

Отчёты сданы, доклады выслушаны, допросы меня произведены. Теперь сижу в коридоре, жду пока пригласят. И, конечно… Да что там конечно. Я и не думала что буду пить чай с вареньем, с самим товарищем Сталиным. Пить и отвечать на его вопросы. Вежливые, деликатные… В отличии от сотрудников безопасности, Иосиф Виссарионович отличается манерами, немногословен и по виду до предела измотан. Но… Самое удивительное, он говорил то, что думает. А ещё он откуда-то знал про Влада, о том что он придёт и в мыслях хвалил какого-то Вольфа, который ему это и рассказал.

Но если так, то это объясняет более чем странный приказ касательно Константинова.

Странные дела здесь творятся. Непонятные, хотя…

— Екатерина Константиновна, — выглядывает в коридор целый полковник. — Проходите.

Встав поправляю волосы, разглаживаю складки на кителе и зачем-то виляя бёдрами захожу. Полковник открывает мне дверь, жестом просит пройти в кабинет. В котором…

За столом… Во главе, с трубкой в зубах, сидит Сталин. За его спиной поправляя очки и пытаясь сдержать улыбку переминается с ноги на ногу низенький тощий мужичок. Слева улыбается Лаврентий Палыч. За столом… С одной стороны трое маршалов. Жуков, Рокоссовский и Конев. С другой неизвестные мне люди.

Все смотрят на меня…

— Товарищ…

— Тс, — приложив палец к губам улыбается Сталин. — Товарищ Морозова, подождите. Лаврентий, сделай погромче.

Берия улыбаясь крутит ручку радио, все замирают, слушают шипение и тут…

— От советского информбюро, — вещает из приёмника пробирающий до костей голос Левитана. — Героическими усилиями, бойцы западного фронта, разбили врага и готовятся к наступлению. Ура! Ура товарищи!

— Думал что никогда этого не услышу, — пыхнув трубкой улыбается Сталин. — Катюша, не стесняйтесь, проходите. Сейчас чай подадут.

Как же он рад… Не могу поверить, что наш суровый лидер, может испытывать такие эмоции. Там, у него в мыслях, ну просто детский восторг. У остальных тоже, но…

— Спасибо, я… Спасибо.

Подхожу, присаживаюсь, чувствую себя крайне смущённо, но понимая что все они рады меня видеть, успокаиваюсь. Для них я как гонец, принесший хорошую весть. А новость действительнохорошая…

— Итак, Катюша, — улыбается Сталин. — Как там наши герои?

— Лейтенант Константинов и генерал Быстрицкий…

— Немного не так, — качает головой Иосиф Виссарионович. — Капитан Константинов и Маршал Быстрицкий.

— Оу… Хорошо. По крайней мере, когда я уезжала, всё было… Это всё в моих отчётах.

— Катюша, ну какие отчёты. От тебя отчёты, от Быстрицкого отчёты, от капитана Горчакова отчёты. Они приходят и приходят. Мы их изучаем, сравниваем, анализируем. Это сложно… Информация в них выглядит неправдоподобной, фантастической. Особенно про жизни товарища Константинова, о том что он в прошлом Тёмный Император. Да, рассказал, не удивляйтесь. Он, как я понимаю хочет чтобы наше сотрудничество основывалось на доверии. Хотя, вываливать всё это на нас. Если бы не было подтверждений, не поверил бы. Но они у нас есть и я лучше понимаю товарища Константинова. Шаг, конечно, опрометчивый, но безусловно правильный. Теперь же…

Ты же видишь, обстановка более чем неформальная. Рассказывай своими словами. А вот и чай.

Это не опрометчиво, это глупо. Взять и выложить о себе всё. Но чёрт возьми, это работает.

Вместо чая, приносят коньяк. Выпиваем, закусываем и всё же начинаем. Пересказываю им мои похождения, выходки Влада и вообще всё что видела. Особенно всех интересуют бомбы. Особенно маршалов.

— Хорошо получилось, — качает головой Жуков. — Пока отдыхал в госпитале, мой фронт здорово так наладился.

— А мой не очень, — поводит плечами Рокоссовский. — На востоке всё неважно. Японцы с британцами совсем озверели. Их флот высунуться не даёт, бьют без передышки. Наземные войска вообще обезумели. Мне бы пару таких бомб…

— Будет, товарищ маршал, всё будет. Влад и Лазарев наделают их столько, сколько нужно. Это времени почти не занимает. Тут вопрос в доставке.

— Да я и на себе их носить готов. Но никак. Катя, вы уж посодействуйте. Понимаю, Константинов Лазарева не отпустит, но нам бы хоть парочку.

— И нам, у нас на юге тоже не всё гладко, — кривится Конев. — Ты уж как-нибудь договорись с ними.

— Я? Но как…

— Ну, скажем, — хитро щурится Сталин. — Ты поговоришь с ними. Нет, не прибедняйся. После такого прощания, я не поверю что между вами ничего нет.

— Вы знаете…

— Ну конечно! — восклицает Берия. — Конечно мы всё знаем. Не подумайте, ваши друзья не под слежкой. Но мы же не можем оставить капитана Константинова без присмотра. Там есть наши люди. Его намерения и методы работы мы знаем и одобряем. Особенно я одобряю вклад Серафины Яровны. Поэтому, Катенька, помочь нам сможете только вы. Отправляйтесь обратно, поговорите с Владом и попросите его сделать нам эти замечательные бомбы.

— А сами…

— Увы но нет, — качает головой Берия. — Наши учёные, не могут и ещё долго не смогут синтезировать даже слабую пародию на это оружие. А закидывать врагов хлопушками… Сами понимаете, такое себе занятие. Вы поможете нам?

Не врёт. Опасается Влада и того что он выйдет из-под контроля. Но говорит честно, искренне. Он не меньше товарища Сталина ждёт победы.

— По десять самых мощных, каждому, — улыбаясь смотрю на маршалов.

— Не спешите, Катя, — едва не давится дымом Сталин. — А вы уверены…

— Понимаете, есть то, что я не указала в отчётах, потому что это показалось бы совсем бредом. Виновата, но…

— Продолжай.

— Иосиф Виссарионович, это прозвучит… Это покажется очень странным, но Владислав во время своей первой жизни в мире очень похожем на наш, только в будущем… В общем он считал всех вас героями. Он вырос на фильмах про войну, его родители были ярыми коммунистами, а дед даже воевал. Понимаете, он рос на истории советского союза, рассказах о подвигах. Именно поэтому, во второй жизни, когда попал в другой мир он и строил государство по примеру советского союза, хоть и называл его Империей. И, именно поэтому он и принял нашу сторону. Вам, чтобы всё вообще гладко прошло… Извините, но вам надо встретиться с ним и поговорить лично. Вот только он… Сам он ничего не говорил, мне показала его жена, Серафина Преображенская и я точно могу сказать, если вы попросите его, Влад всё сделает. Конечно он и так не откажется, нам он полностью лоялен, но после личной встречи, он утроит усилия. Вот только… Повторюсь, вы для него герои, соответственно и вести себя вам надо как героям.

В кабинете наступает тишина. Сталин хмыкает, поворачивается к Вольфу, смотрит… Вольф уверенно кивает и улыбается.

— Это не сложно. Все, конечно, на фронт не поедем. Но… Георгий Константинович, ты же не откажешься посетить своего преемника, сопроводить Екатерину и пригласить Владислава сюда?

— Вольф? — концентрируясь на мужичке за спиной Сталина спрашиваю. — Слышишь меня?

— Слышу, — мысленно отвечая улыбается он. — Да, я такой же как вы. В меньшей степени. Нет, будущее не вижу. Просто ко мне в руки попал осколок особенного кристалла и я смог считать с него информацию. Ну и способности получил. А недавно ещё и усилил. Волна и до сюда дошла. Слабенькая телепатия, лёгкое внушение. В основном же я вижу когда люди врут или говорят правду. Мне с вами не сравниться.

— Почему тогда я тебя прочитать не могу. Твои мысли…

— Просто я засёк ваши способности и ни о чём не думаю. Тут всё просто. Зато вы, думаете слишком громко. Дабы успокоить скажу сразу. О том что Влад Тёмный Император, мы давно ещё до его появления и докладов Быстрицкого знаем. Мы знаем и относимся к этому с пониманием. Модель общества и внутренняя политика пришлись нам по вкусу. О том что он примет нашу сторону, мы тоже знали, но сами понимаете, такая информация без подтверждений… Не волнуйтесь, всё нормально.

— Так просто. Вольф…

— Мессинг, — улыбается он и мысленно продолжает. — Да, просто. Мы стоим на краю гибели, идёт война на уничтожение. Наше уничтожение. И надо быть полным идиотом, чтобы упустить такой шанс как Владислав. Заверю вас, за столом идиотов нет.

— Фух, спасибо. Ты не представляешь как успокоил меня.

— Я могу и обрадовать, — улыбается Вольф. — А обрадую тем, что товарища Константинова, после его действий, здесь не только опасаются, но ценят и уважают. Возможно, в другое время, при других обстоятельствах, всё было бы по-другому. Но именно сейчас, в такое тяжёлое время. Помните пословицу? Утопающий за соломинку хватается. И эта соломинка, которая теперь превратилась в крепкую жердь, не кто иной, а Владислав. Жизнь всего советского народа, всего мира, сейчас в его и ваших руках. Но и мы в стороне не останемся. Товарищ Сталин, Лаврентий Палыч, все остальные, они впервые за долгое время улыбаются. Вы дали нам надежду. Пожалуйста, не навязчиво, но поторопите Владислава с бомбами. Мы всё ещё в опасности и по-прежнему стоим одной ногой в могиле. Фронты трещат по швам, внутренние враги свирепствуют. Нам нужна ваша помощь. Я же, обеспечу вам и Владиславу поддержку. Хотя, вы знаете, не стану. Тут и без меня всё хорошо, а с вашим визитом даже сомнений никаких не осталось.

— А изучать его не будут? Влад против…

— Катенька, — поправляя очки качает головой Вольф. — Помните те вспышки энергии? Так вот, благодаря им мы все теперь немного Владислав. Своими действиями он подтвердил что наш. А своих мы не только не бросаем, но и ценим. Успокойте Владислава, передайте ему что дальше разговоров изучение не пойдёт. Но вы сами понимаете, без этого никак, Влад много знает. Мы будем просить его поделиться с нами. Именно просить, а не требовать.

— Я всё сделаю. Всё что смогу и даже больше.

— Ну как? — глядя на меня спрашивает Сталин. — Всё обсудили? Вообще, скрывать что-то в компании неприлично, но раз вы два телепата встретились, то вам можно. Не поделитесь что конкретно товарищ Константинов думает о сложившейся ситуации.

— Со мной они этим не делились. К сожалению. В общих же чертах… Влад хочет уничтожить фашизм. Весь, без остатка. Его и всех ему сочувствующих. Жалости не будет, никому. Он рвётся в наступление.

— Жестоко, — кивает Сталин. — Но не могу спорить. Он прав. Наступление будет, в ближайшее время. Теперь же… А давайте выпьем. За победу.

На такое предложение встают все. Все чокаются, поднимают стаканы…

Это сложно. Мои силы, они несут не только пользу. Все они, можно сказать верхушка агонизирующих останков Советского Союза, сейчас поверили. В них вспыхнула надежда. И если Влад откажется… Такого удара они не переживут, сломаются. Они… Как и все мы, в моральном плане они давно уже умерли. Но вот сейчас, они ожили. И я… Я вместе с ними.

Мне надо ехать, надо действовать. Я должна… Да!

Глава 10

Несколько дней спустя. Фронт. Влад.

На фронте, теперь откровенная скука. Немцы, даже диверсанты, после разгрома войск стартанули на запад. Стартанули так, что побросав всё засели в пятиста километрах от нас. Где судя по разведданным Серафины, начинают окапываться.

Конечно, Серафина туда не летала, но редкие пролетающие самолёты разведчики, а точнее их пилоты, до того как головы их взорвутся, дают ценную и полезную информацию. Из которой следует, что враг всё-таки соизволил дрогнуть и начал переосмысливать происходящее. Но этого пока мало. Силы, даже с нами всё ещё не равны. А с учётом того, что самолёты теперь реактивные, думаю у фашистов есть ещё козыри.

Пока же нечем заняться, с Лазаревым и Ломакиным штампуем бомбы потому как пригодятся и материала для их изготовления в избытке. Пытаемся не теряя мощности уменьшить размер, что в теории получается. Серёга дорабатывает детонаторы, создаёт из кристаллов таймеры. Ломакин и Маришка исследуют влияние излучения на людей и не только. От чего приходят к очень интересным результатам. Если точнее, то существа рядом с нами, уже не люди. Они даже не маги коих легко можно было отнести к другой расе, отличий от обычного человека там великое множество. Они… Являясь гибридом человека, полуэлементаля и Тёмного Духа, ни к кому из них никакого отношения не имеют. Они, благодаря нашей разрушительной деятельности нечто новое, доселе неведомое и пока почти неизученное.

Сочетая в себе качества всех трёх видов, местные обитатели могут называться людьми только из-за внешнего сходства. Да, тот же набор органов выполняющий те же функции, с виду те же ткани. Но состав. Вплавившийся на атомном уровне в белки арданиум, превращает их в совершенно другую расу. Жаль что превращает всех, но по-другому опять же никак.

Война идёт, хватать только наших и превращая их в сверхлюдей облучать, увы не выйдет. Поэтому пока делаем что можем и будь что будет.

А так же мы безуспешно пытаемся изготовить бомбочки поменьше и впихнуть всё это дело в артиллерийский снаряд. И вот тут уже проблемы. Их много, не все они понятны, а некоторые вообще никакой логике не поддаются.

Главная проблема в том, что много арданиума в ста пятидесяти миллиметровый снаряд «Зверобоя» не запихаешь. А для реакции его, арданиума, надо много. Не сто килограмм, как «Первопричины» но чем больше тем лучше. Так что, этот вариант отметается и превращает в усиление боеприпасов арданиумом. Что получается куда как лучше. Взрываются они как минимум в пять раз сильнее.

Неподдающиеся объяснению проблемы… Арданиум не взрывается. Он не может этого сделать. Пытаться взорвать кристалл арданиума, всё равно что поджигать спичками осколок стекла и ждать что получится большой взрыв. Однако, в бомбе он бабахает и не слабо так. Но вопрос в том как именно? Мы знаем, что при столкновении два куска арданиума вступают в какую-то реакцию, в ходе этой какой-то реакции высвобождается колоссальный объём тепла. Такой мощный выброс тепла, что арданиумные бомбы превосходят по силе ядерные… Но тем не мене тут всё не так.

Та же энергия в виде фиолетовой волны должна выбрасываться в момент взрыва, как это делает ЭМИ в случае взрыва атомной бомбы. У нас же потом, когда вверх поднимется грибовидное облако. Там оно повисит, подумает, а потом волна. Или я смотрю не так?

Арданиум вещество магическое, прибывшие из другого мира и доработанное или испорченное нами. Если принять факт, что неизвестная субстанция все законы физики, магии и алхимии нарушает, то получается… Получается что бомба бабахает, потому что мы в это верим. Бред какой-то.

Лазарев говорит что ключевую роль играет именно количество, то есть масса кристаллов. И он наверное прав, потому как нужно изучение. А ещё арданиум это: катализатор почти всего, полупроводник, универсальное лекарство, аккумулятор-генератор и при определённых условиях, зависит от разновидности кристаллов — сверхпроводник. Катализатор для топлива, взрывчатки, пороха, металлов — наследство «Первопричины.» Ну и самое главное, если не стоять близко его излучение несёт положительные последствия. Если бомба без радия, то есть не грязная.

Невероятное вещество, сулит невиданные перспективы для развития науки и техники. Лазарев прям грезит электростанциями на арданиуме, идеальном топливе и после моих рассказов о том как я видел аномалии, такой фантастической вещью как управление самой гравитацией.

Не взорвал бы, планету. За ним станется. Хотя, Серёга под присмотром Лариски, штампуя бомбы, не только мечтает, но и исследования проводит. Проводит, жрёт кристаллы, сидит с задумчивым видом, выращивает новый кристалл, пробует и, или матерясь плюётся, или гаденько хихикая потирает руки.

Таким не особо красивым способом, Лазарев открыл резонирующие кристаллы. То есть передающие информацию, голос например, на целые двадцать метров. Что вроде бы немного, но это начало. Потому как такая технология была в моей Империи, но вспомнил я о ней, только когда Лазарев переоткрыл. Что обидно и заставляет чувствовать себя бесполезным огрызком.

Ещё из разведки вернулся Горчаков. Вернулся странным и каким-то задумчивым. Доложился Бистрицкому, разогнал своих подчинённых, потом закрылся у себя и нажрался. Что с ним случилось, сам он не рассказывал. Серафина прочитать не могла, так как мысли свои он блокировал.

Наверное какие-то способности приобрёл, не только блокировку сознания. Но если посмотреть на Горчакова, по его виду можно точно сказать — отхватил нечто такое, во что сам не может поверить. Другие же…

Одарённых оказалось много. Почти восемьдесят процентов личного состава, а это дохрена. Некоторые пробудили силы сразу. Обрели физическую силу, выносливость, регенерацию. Другие начали манипулировать стихиями, в меньшей чем мои девушки степени. У третьих открылись парапсихические и телепатические способности. Четвёртые изменили способ мышления, стали быстрее думать, считать в уме и умножать астрономические суммы. Ну и последние, те кто вроде бы не изменился. Но это только кажется, потому что по каким-то причинам их силы не полностью проснулись.

Мы изменили мир… Возможно это к лучшему. А может и нет, будущее покажет. Пока же, я жду… Когда командование объявит наступление. Потому что… Очень жаль, но построить свою Империю будучи урезанной и ущербной версией себя прежнего я не смогу. Не потому что не хочу, а потому что действительно не смогу, не потяну. У меня, как показывает практика, ни знаний, ни сил. Огромный объём информации о достижениях, технологиях, магии и алхимии, увы недоступен.

Подрастерялся пока подыхал и между мирами шарился. Но тем не менее, я не просто боевая единица. Способности, например основная, находить нужных людей, всё ещё при мне и исправно работает. Ведь я встретил их. Своих жён, Ломакина, Лазарева. Горчаков и Нестерова пошли в нужное время и пришли в нужное место, генерал Быстрицкий, Морозова. Все они собираются. Мне бы ещё до верхушки СССР добраться, но боюсь к ним меня просто не пустят. Нда…

****

Следующее утро начинается с переполоха. На позиции прибывает машина, с сопровождением. Вместе с генералом и другими офицерами прусь встречать. Встаём, смотрим, ожидаем. Вижу в окне довольную мордочку Морозовой, улыбаюсь и тут… С другой стороны, из машины выбирается он… Выпрямляется, вздыхает и прихрамывая идёт к нам…

— Я вижу то что вижу? — шепчет Быстрицкий.

— Д-да, — неуверенно киваю. — А ну подтянулись все. К нам…

— Товарищ маршал светского союза! — шагнув вперёд кричит Быстрицкий.

— Вольно, — морщится Георгий Константинович, обводит нас взглядом и вдруг улыбается. — Ну орлы. И позиции наладили, и врагов хорошо так откинули.

— Сера? — мысленно обращаюсь к жене. — Почему молчала?

— Сюрприз! Не волнуйся любимый, всё хорошо. Он на самом деле рад вас видеть. Если что сразу скажу, но подарки на этом не заканчиваются. Скоро увидишь, нет не скажу какие.

После представления уходим в новый, отстроенный Осипом блиндаж. Где садимся за стол и первым делом получаем приказы. Мне влепляют капитана, Быстрицкому маршала. Нестерова и Горчаков прибавляют на одно звание. Далее идёт письмо от товарища Сталина, в котором нас с Максим Иванычем приглашают в Свердловск на военный совет. Приглашает лично товарищ Сталин, который нашими действиями более чем доволен и хочет пообщаться с глазу на глаз.

— Товарищ маршал, — глядя на легенду встаю. — Вынужден отказаться. Враг сейчас перегруппируется, соберётся с силами и возможно контратакует. Нам нужно дожимать.

— Пока нечем, — качает головой Жуков. — На переброску войск уйдёт время. Наступать имеющимися силами — самоубийство. Нас слишком мало. Или предлагаешь одного тебя отправить?

— Я не против.

— А если что-нибудь случится? Что тогда с нами будет? Нет, рисковать вами я не могу. Я сам хочу этих мразей с нашей земли выгнать. Хочу не меньше тебя, капитан. Но тут по-другому никак.

— Понятно… Тогда… Есть ждать.

— Молодец, — улыбается Жуков.

— Его смущает твой внешний вид, — шелестит в голове голос Серафины. — Всё таки слышать одно, а увидеть совсем другое. Но он доволен. И не врёт. Он на самом деле так думает. Сильно не выделывайся. Человек он хороший.

— Сам знаю. Кхем, виноват, жена. Итак…

Вкратце маршал рассказывает что и как. Об обстановке, делах, творящихся в стране и на фронтах. И это не радует. Хуже всего приходится маршалу Рокоссовскому на восточном фронте. Где японцы и англичане, усиленно сравнивают огнём флота береговые укрепления. Нашего флота давно уже нет, только подлодки да и тех восемь штук. Авиация тоже почти закончилась. Солдаты…

— Надо рвать их…

— Нечем, Влад, нечем, — разводит руками Морозова. — И не кем.

— Это вам кажется, — жутко, судя по лицу Морозовой улыбаюсь. — Серёга, за мной. У нас работа.

Интересно получается. Благодаря Серафине, я знаю всё. Что думают, что хотят, даже то что они чувствуют. И я знаю… Нет, это не попытка обмануть или использовать. Это… Видя во мне последний шанс, они пытаются расположить меня. Маршал уже знает что врать мне бесполезно и даже не пытается хоть как-то обманывать. Но… За такое благоразумие им всем маленький плюсик. А я… А я буду подыгрывать.

Уходим к складу, где начинаем творить авиабомбу. Благо материала теперь навалом. Серёга создаёт кристаллы и закладывает их в трубы. Делаю заглушки, болванки, разъёмы и всё заращиваю. После того как Серёга заканчивает, укрепляю корпус металлами покрепче, создаю на бомбе оперение, дабы падало нужным концом. После…

— Товарищ маршал, — кивает Лазарев и указывает на бомбу. — Представляю вашему вниманию — Ядрён бабаха, вторая серия. Тут всё просто. Вот с этого конца прикрутите контактный взрыватель. Упадёт, сработает, но вместо взрыва запалит замедлитель. Замедлитель будет гореть шестьдесят минут, это чтобы самолёт убраться успел. С того конца, можно поставить «хвостик» как на обычных бомбах, остановится и всё, так же через шестьдесят минут бомбочка взорвётся. Также здесь есть часовой механизм на одиннадцать часов максимум. Это для засады, если с самолёта сбросить не получится. Пока время было создал аналог из кристаллов. Заложили, повернули ключ, их я позже выдам, и бегите без остановки и не оглядываясь. Ну и напоследок, дабы наше детище не попало в руки врага или на самый крайний случай. Если по-другому совсем никак. Откручиваете заглушку, вытягиваете шнур, поджигаете и через двадцать секунд… Бабах. Убежать нереально. Радиус поражения…

— Радиус поражения? — разглядывая устройство спрашивает маршал.

— Эта штука… Несмотря на скромный, всего в три метра размер и диаметр в пятьсот миллиметров, она очень мощная. В радиусе тридцати километров, всё, даже металл и камни превратятся в пар. Земля выгорит на пятьдесят метров в глубину. Далее, ещё на тридцать километров всё сгорит в чудовищном по силе тепловом ударе. Ещё на двадцать всё уничтожит ударная волна. Если с самолёта, то скидывать надо будет с большой, предельной высоты, и как можно дальше от наших позиций. Минимум километров за сто — сто пятьдесят. Потому что есть ещё один поражающий фактор — излучение. Оно быстро исчезает, но если попасть под него там где эффект больше… Последствия непредсказуемы. Однако если дальше, то эффект положительный.

— Сколько сможете сделать таких?

— А сколько надо? — включив дурачка спрашиваю. — У нас тоже предел есть. Это только с виду просто, на самом деле процесс создания очень энергозатратен.

— Хоть сколько-нибудь, — кивает Жуков. — Южный и восточный фронт…

— Тогда по пять, прям сегодня. Прям сейчас. У нас уже несколько есть, целых двенадцать, без дела мы не сидели. Доработаем их, остальные потом, мне доктора Лазарева жалко. Перенапрягать его явно не стоит.

— Думаю, пока и этого хватит, — улыбается маршал и протягивает мне руку. — Спасибо.

Смотрю на него и чувствую себя как ребёнок который встретил супергероя. Ощущения непонятные. Странные… Да и внешний вид маршала вводит в заблуждение. Да, он такой каким должен быть. Но, в памяти он немного другой. Потому как в моих любимых фильмах, маршала Жукова играл Ульянов. Хотя…

— Служу Советскому Союзу, — пожимая его руку улыбаюсь.

— И хорошо служишь. Ну что, раз мы всё решили…

— По рюмке чая, — улыбается теперь уже маршал Быстрицкий.

— За такое можно.

Рюмка чая немного затягивается, аж до самого вечера. Сидим, курим, выпиваем. Делимся с маршалом, которого внешний вид моих женщин смущает, а Лариска вообще пугает, нашими похождениями. Ну и решаем как быть дальше. И тут…

Со слов Георгия Константиновича, у нас с Быстрицким карт-бланш. Как только мы получим подкрепление, как он обещает серьёзное, мы сможем идти в наступление и действовать по обстоятельствам. И, нам как бы ненавязчиво намекают, что захватчиков можно стирать в пыль. Совсем стирать. Их и им сочувствующих. Но, при этом, не превращать европейскую часть страны в выжженную пустошь. Потому что людей надо спасать. На захваченных территориях, в концлагерях очень много наших и их надо освободить. Что правильно, но сложновыполнимо.

Города, как бы тоже уничтожать не стоит. Только в крайних случаях. Совсем крайних случаях.

— А как вы, товарищ маршал, смотрите на прихватизацию? — невинно улыбаясь спрашиваю.

— Хех… Ну, учитывая то сколько бронетехники и провизии вы прихватизировали, и как всё это к делу приспособили, то положительно. Кроме формы. Чтобы никого в немецкой шинели не видел.

— Насчёт этой погани не беспокойтесь. Только необходимое. Так что, завтра отбываем?

— Желательно.

— Тогда… Батя, близнецы, Лазаревы, Маришка, остаётесь здесь. Остальные с нами.

— Зачем? — удивляется маршал.

— По многим причинам, — кивает Серафина. — У нас есть план. Сейчас расскажу какой. Сейчас, бомбы поедут в Свердловск. Оттуда по фронтам. Оружие надо будет сопроводить. Нет я нисколько не сомневаюсь в спецслужбах, но диверсантов, предателей и просто поехавших никто не отменял. Утечка информации, и какой нибудь фанатик пустит состав под откос или чего хуже подорвёт бомбу на нашей территории. Да и на фронтах наша помощь не повредит. На восточный, самый сложный, поедем мы с Белкой. На юг отправятся Роза Ветрова и Катя Морозова. Ментал плюс мощный боевик равно убойный тандем. Безопасность превыше всего.

— Хорошо, но от охраны всё же отказываться не станем.

— Я готова, — кивает Морозова.

— Ну вот и отлично, тогда…

— Ещё по сто грамм и начинаем погрузку. До Свердловска доберёмся с ветерком, транспорт у нас есть, а дальше…

— А дальше мы сами, — поднимает стакан Жуков. — Ну, ещё раз спасибо и за победу.

Выпиваем, закуриваем… И всё-таки я удивлён. Так просто не могло случиться. Ну не могли они меня так просто принять. Я хрен пойми что и с боку бантик, а тут… Раз и всё.

— Тут очень интересно, — звучит в голове голос Морозовой. — В ставке у нас есть союзник.

— Да иди ты. Кто? Товарищ Сталин? Он экстрасенс? Он осколок? Он…

— Хи-хи, начнём с того что товарищ Сталин не дурак и идиотов вокруг себя не держит. А экстрасенс и правда есть. Вольф Мессинг. Удивительный человек, умный и адекватный. А ещё он может считывать информацию с кристаллов. Так что о тебе и о том кто ты, они знали ещё до твоего прихода.

— Вот так… СМЕРШ, а ты меня радуешь. Вот ведь… Надо взять кристалл, попросить. Может быть… Постой, ты сказала у нас?

— А что не у нас? — обняв Маришку улыбается Морозова. — Нет, ты не думай, мы друзья. После того что было близкие, хорошие, но друзья. Но тем не менее, я с вами.

— Приятно это слышать. А уран ты мне привезла?

— В багажнике. Потом возьмёшь.

Приятно, но кое-что всё же беспокоит. У меня их шесть. Все они были в лагере, а больше таких нет. И тут у меня два варианта. Или пока я шаркался в другом мире Марта всех извела или встреча только предстоит. Надеюсь что нет. Очень надеюсь. Но точно сказать не могу, поэтому немного страшно потому как они мне нужны. Проклятие проснётся и тогда всё…

****

Начинается погрузка. Если точнее, то из разбитых танков делаю контейнеры на четыре бомбы каждый, решаем выдать не по пять, а всё же по шесть. Получается внушительно. Ставлю контейнеры на полозья и сцепляю с нашим созданным мной автобусом.

Отхожу, осматриваю поезд, качаю головой. Получается слишком. Немаленький автобус, за ним три контейнера по четыре бомбы в каждом. Тяжеленных. Потому что контейнеры бронированные, во избежании так сказать. Да и сами бомбы внутри них совсем нелёгкие. И если арданиум, все «часовые механизмы» с детонаторами и взрывчатка почти ничего не весят, то сами корпуса… Три метра каждый. Толщина корпуса для увеличения давления пятьдесят миллиметров хорошего, качественного, многослойного сплава. Вес… Тяжеловато, но по-другому никак. Потом, когда прибудем в Свердловск, вскрою контейнеры, разделю между маршалами и для каждой сделаю свой контейнер. Пока же пусть едут так. Не хочу слишком длинный состав мастырить.

Ладно, всё готово, если самолётом не получится, девочки что-нибудь придумают. Они у меня умные, да и Морозова не дура.

Глава 11

Поездка до Свердловска, запомнилась не только спящим всю дорогу Быстрицким, удивлёнными глазами маршала Жукова, но и общей обстановкой. В пятидесяти километрах от фронта, мы увидели вторую линию обороны, где всё было ещё хуже чем на фронте. Голодные замёрзшие солдаты, противотанковые ежи бесконечной полосой. Окопы, рвы, ДОТы, колючая проволока, местное едва стоящее на ногах население. В основном женщины и совсем маленькие дети, которые вместе с солдатами копали траншеи, таскали мешки с песком, что-то строили.

Атмосфера… Нет, не уныние и апатии. Я очень удивлён, но все они несмотря на плачевное состояние работали с энтузиазмом. При виде нас останавливались, видя странную конструкцию на полозьях — обсуждали. Некоторые, глядя нам вслед крестили. Солдаты, в основном девушки улыбались и даже шапки в воздух бросали. Те же кто был ближе и видел на шинели Жукова огромные маршальские звёзды, вытягивались по стойке смирно.

— Потрясающие люди, — глядя на стайку машущих нам руками детей улыбаюсь.

— Соглашусь, — кивает маршал. — Другие давно бы сдались. А они… Они верят в победу. Особенно сейчас.

— Они не просто верят, — дополняет Серафина. — Они просто пылают энтузиазмом.

Нда… А ведь всё это, я уже видел. Нет, не в фильмах и не на фотографиях, а там. Там тоже гражданское население, старики женщины и дети строили укрепления, рвались в бой и верили в меня. А что я? Я всех их подвёл. Мне надо было действовать по-другому. Я должен был идти и стирать города Светлых с лица земли, вместе с жителями. Я должен был защищать мой народ. А я?

— Влад, — шелестит в голове голос Серафины. — Ты не виноват, это проклятие.

— Нет, милая, виноват только я. Я один и больше никто. Я настолько охренел от своего могущества и настолько сильно ударился в поиск знаний…

— Ты вёл войска в атаку.

— Да, но я уже не видел солдат. Перед гибелью Империи, мой народ, мои войска, каждый житель превратился для меня в единицы. Простые цифры. Я перестал видеть за ними живых и разумных. Я вёл войска, побеждал и равнодушно выслушивал доклады о потерях. Я видел, двигаясь на битву я видел страшное. Как на деревьях висит семья орков. Я слышал от выживших как целую деревню эльфов согнали в овраг расстреляли и засыпали землёй. Как гоблинов сгоняли в амбары и поджигали их. Как людей, моих людей, живьём насаживали на колья, сжигали, насиловали, издевались. Я слышал от свидетелей, как кентавров и ламий рубили на мясо, а гарпий определяли в походные бордели где они в мучениях и унижениях умирали. Я всё это знал. И испытывал только злость за то что меня отвлекают.

— Влад…

— Не надо. Я виноват. Наказание я получил, и второй раз когда вы остановили шар и не дали мне вернуться. Поделом… Такому уроду как я, не место в том мире. Я буду здесь. И здесь подобного я не допущу.

— Тяжёлая у тебя судьба, — смотрит на меня Жуков.

— Виноват, расчувствовался, на обычную речь перешёл.

— Значит у тебя там было так же. Теперь понятно почему ты так фашистов ненавидишь. Держись, Владислав, сейчас ну никак нельзя впадать в уныние.

— Георгий Константинович, — подключается Морозова. — Он не впадает. Просто у него память так работает. Он помнит всё, каждую секунду своей жизни. Но подробности раскрываются после триггера.

— Молодец, Катюша, — кивает Серафина. — Растёшь.

— А это как вообще? — интересуется Жуков.

— Товарищ маршал, — улыбается Преображенская. — Вот представьте — танк. Представьте что для вас это единичная боевая техника Он где-то там ездит, в кого-то стреляет. Его заправляют, в него грузят боеприпасы. И тут вы подходите ближе и понимаете что танк не просто боевая машина. Вы понимаете что в танке много чего интересного. Пушка, снаряды, радиостанция, экипаж где каждый отдельная личность, двигатель, баки. Вот так сейчас с Владом, у него есть воспоминание, но оно в общих чертах. А вот когда попадается ассоциация, воспоминание полностью раскрывается. Понимаете?

— Теперь да. А это…

— Надеюсь со временем это пройдёт, но гарантий дать не могу. А теперь давайте помолчим, Владу подумать надо.

Да вроде и не надо. Степень своей ничтожности я уже понял. А ещё я понял, что повторения допускать нельзя. Каким-нибудь образом, любым, я не должен допускать усиления проклятия. Иначе… Если я стану чудовищем, этот мир такого не переживёт. Он и так измучен войной…

****

Едем дальше, картины меняются. Начинают напоминать лунный пейзаж. Повсюду воронки, разбитая техника и фрагменты сбитых самолётов. Как немецких, так американских и наших если верить флагам на фюзеляже. От посёлков и мелких городов здесь остались руины.

Дальше больше, нас через каждый километр начинают тормозить патрули. Судя по тому что проверяют в первую очередь Жукова, патрули с большими полномочиями. Потому как дотошно проверяют документы, осматривают, задают вопросы, сообщают начальству, ждут и только потом пропускают.

От второй линии, до города, добираемся почти десять часов. Успеваем сто раз задолбаться, но не возникаем, хоть и очень хочется

Доезжаем, и видим что Свердловск представляет из себя крепость. И тут… Как по мне, вот это как правильно, так и не очень. Здесь много войск, укрепления, техники, а на фронте нет. То есть не было. Хотя, фронт стоило бы держать крепче. Ну это я так думаю.

С трудом, но всё же добираемся. Едем по городу, в котором практически во всех домах нет стёкол, а улицы местами перепаханы взрывами, доезжаем до окружённого зенитками большого здания, останавливаемся и выбираемся.

Видимо солдаты охраняющие это всё великолепие предупреждены. Документы не спрашивают, на девушек смотрят круглыми глазами, на меня испуганными. И молчат… Мы тоже молчим. Серафина молча поправляет на мне шапку, воротник шинели…

— А тебе очень идёт форма.

— Спасибо. Китель в спине немного жмёт и рукава, кажется, короткие.

— Я всё подогнала под размер. Ты просто нервничаешь. Выдохни, вдохни. Во-о-от. Картинка.

— А эти сексуальные голифе, — закатывает глаза Роза. — Они меня с ума сводят.

— Да хватит уже.

— Соберитесь, — грозит нам пальцем Быстрицкий который всю дорогу проспал. — Всё таки не в цирк идём. И это, девушки, вы бы оделись.

— Я не могу, — разводит руками Роза. — Мне дышать надо. Одежда мне мешает.

— А я не хочу, — кивает Серафина. — Мне и так нравится.

— А мне пофиг, — кривится Белка. — Да и вообще, Максим Иваныч, чем вам мой купальник не нравится? Красиво же.

— Ладно, это бесполезно, — качает головой Жуков. — Морозова, ты хоть не чуди. А вы… Ох, постарайтесь хотя бы не наклоняться. За мной.

Через посты охраны заходим в здание. Долго петляем по коридорам, поднимаемся на третий этаж. Сдаём шинели и шапки, проходим в большую приёмную…

Серафина снова смеётся и что-то скрывает. Вот по глазам вижу, но спрашивать не спешу. Не скажет. Поэтому…

Открывается дверь, выглядывает не кто-нибудь а сам Рокоссовский, кивает и жестом приглашает нас войти. Входим…

— Здравствуйте товарищи, — не спеша идёт к нам Сталин. — Капитан Константинов, маршал Быстрицкий, девушки… Как добрались?

— Здравия желаю… Иосиф Виссарионович…

Почему-то мямлю и машинально протягиваю руку. Понимаю что не стоило, но получаю рукопожатие. Сталин даже позволяет себе засмеяться, после чего подмигивает девушкам и приглашает всех за стол. Садится сам, раскуривает трубку… А за столом, кроме нас ещё маршал Конев и, что не удивительно, какой-то подозрительно весёлый Лаврентий Палыч.

— Влад, соберись, — хихикает Серафина. — Всё хорошо.

— Действительно, хорошо, — смотрит на меня Сталин. — Владислав, мы не кусаемся. Не надо так нервничать. Пока ждём чай, поговорим о делах. Очень хочется знать какие у вас дальнейшие планы. Владислав?

Встаю, хоть меня и не просил подхожу к висящим на стене картам, беру указку и видя что взгляды всех сосредотачиваются на мне сглатываю. Вздыхаю…

— Успокойтесь, — шелестит в голове незнакомый голос. — Нет, не ищите меня взглядом, меня как будто нет здесь. А вы… Посмотрите как они смотрят на вас. Вы наша последняя надежда. Не разочаруйте первых людей государства. Они надеются на вас. Да, я всё вам расскажу. Считал с кристалла я очень многое и с радостью поделюсь с вами. Но после совещания. Приступайте.

— Если позволите начну с самого тяжёлого фронта или же с восточного. Насколько я знаю, там всё построено на взаимодействии вражеских пехоты и флота. Поэтому предлагаю первым ударом обезвредить флот. Для начала провести разведку на месте, этим займутся Белка и Серафина. Они, внесут сумятицу в ряды наземных войск, прихватизируют несколько кораблей, врагам они уже не нужны, нам же пригодятся. А дальше, надо будет подорвать бомбы. Нанести удар в скопление кораблей. Вызванное цунами, смоет врагов с побережья. Далее, на восточный фронт мы создали восемь бомб. Первой и второй мы уничтожим корабли. Оставшиеся шесть, необходимо обрушить на Японию. Острова в геологически активном месте. Взрывы пробудят вулканы, землетрясения и цунами завершат начатое.

Переходим к западному фронту. Там враг отошёл на пятьсот километров и строит оборонительные рубежи. Необходимо ударить именно туда. Массированный удар нашими бомбами. Четырёх хватит для того чтобы превратить в пустошь участок земли в четыреста километров. А дальше наземная операция. Мы нанося удары по укреплениям и превращая их в пар будем идти и уничтожать.

За столом устанавливается тишина. Все смотрят на меня…

— А что на южном? — нарушает молчание Конев.

— На южном, товарищ маршал. После того как флоты будут уничтожены, Япония перестанет существовать, а мы расщепим на атомы западную оборонительную линию и множество войск, вы увидите массовое бегство демократов.

— Звучит хорошо, — сняв очки надавливает пальцами на глаза Берия. — Но уничтожать целую страну. Стесняюсь спросить какие у вас планы на счёт Европы.

— Не поймите меня неправильно, но по отношению к врагам планы у меня самые жёсткие. Вы все, всё про меня знаете. И вы знаете что я два раза был в будущем и сам сталкивался с проявлениями нацизма, расизма и фашизма. Если интересно… Итак, советский союз, тысяча девятьсот семьдесят шестой. Год моего рождения. СССР сверхдержава. Вооружение, экономика, производства, всё на высшем уровне. Война закончена в сорок пятом. СССР, Британия и США, заключив союз победили. Казалось бы, что может пойти не так? А то что кто-то, не может терпеть огромной коммунистической страны. Начинаются действия, тихие, аккуратные, но эффективные. В восемьдесят седьмом, случается госпереворот, к власти приходит урод и мою родину рвут на части. Республики отделяются и получают независимость. Россия встаёт на колени. Голод, бандитизм, беззаконие, приватизация. Президент Селезнёв, пляшет под дудку Запада и распродаёт всё. Заводы, в том числе оборонные, градообразующие предприятия, всё разворовывается и продаётся. Что не продаётся распиливается на металлолом. У нас наступает демократия. Свобода. Мы можем покупать джинсы, можем есть гамбургеры и пить Кока-Колу. К две тысячи десятому, население России сокращается до шестидесяти миллионов. Потом я, с куском города попадаю в другой мир. Много тысяч лет живу там, умираю и возвращаюсь обратно, но не в тот же самый, а в похожий где всё идёт практически так же. Тот же развал союза, только уже в девяностые. Но живу я дольше и вижу… Я вижу стоящую на коленях с протянутой рукой страну, которую раскупают по частям буржуи. Парады нацистов и гомосеков по городам Европы. Нищета, разруха, попытки правительства России, оппозиционных партий хоть как-то восстановить умирающую страну. Почти безуспешные, потому что

меняющиеся президенты и их прихвостни, пользуясь властью распродают родину. Делают это успешно и даже грамотно. Россия будущего, представляет из себя жалкое зрелище. Своего вообще ничего. Любое производство, неважное какое, будь то машиностроительный завод или забегаловка у дороги, всё под

иностранным знаменем. Своё только загибающаяся оборонка, которую хоть как-то пытаются удержать. Но, в основном, даже оппозиция, занимается заглядыванием в рот Западу.

Вы поймите, наши настоящие враги, не в Германии, не в Японии, а там, в штатах и на острове. Просто в этом мире, они показали себя раньше. И поэтому, действовать надо радикально. Я хоть и в хрониках, но видел, как в сорок пятом жители европейских городов наши танки встречали с цветами, а в двухтысячных своими глазами как по этим городам зигуя шли недобитые фашисты и педерасты. Я видел как вся эта мерзость, постепенно уродовала мою родину. Повторения этого я не хочу. Поэтому у нас с вами есть три пути. Сдаться и погибнуть. Повторить историю СССР и в итоге уничтожить союз. Или действовать радикально, жёстко и уверенно. Чем привести страну к процветанию и лидирующему положению. Здесь всё зависит от вашей решимости. И если вашей решимости хватит, мы победим и построим идеальное общество. Если нет, тоувы…

— Страшно, — пыхнув трубкой хмурится Сталин. — Ты был в будущем, что случится с нами?

— Ничего хорошего. Вы, Иосиф Виссарионович, умрёте при загадочных обстоятельствах в пятьдесят третьем. К власти придёт Хрущёв и очернит ваше имя. Лаврентия Палыча объявят шпионом и расстреляют. Всех ваших сторонников уберут. Ваш сын, Василий, умрёт в ссылке.

— Василий… — мрачнеет Сталин. — А потом?

— Понимаете, Иосиф Виссарионович, как бы вас не ругали, как бы не очерняли, народ по прежнему вас любит. И в первом мире, и в третьем вас помнят. У старшего поколения, есть даже поговорка. Когда старики видели беззаконие, несправедливость или откровенную глупость, они говорили… Сталина на них нет. Поэтому…

— Что скажете, товарищи? — поворачивается к маршалам Сталин.

— Капитан Константинов прав, — встаёт Жуков. — Мы можем освободить Европу, мы сделаем это. Но они… Нам этого не простят. Сейчас, мы сражаемся не с Германией, Японией, Америкой и Англией, мы сражаемся со всем миром. И победить в этой страшной войне, мы можем только жёсткими методами.

— Нас травят газами, бомбят города, уничтожают население в лагерях смерти, — поднимается Рокоссовский. — Как бы тяжело мне не было, победить в войне на уничтожение мы сможем только такими же методами. Я согласен с товарищем Константиновым.

— Говорить мне не о чем, — встаёт Конев. — От этих ужасов… Я поддерживаю капитана Константинова.

— Категорически за, — встаёт Быстрицкий. — Это война давно уже идёт не по правилам. Пора её заканчивать на наших условиях.

— Да, — нацепив очки кивает Берия. — Товарищи, вы правы. Хоть это и жестоко, рассусоливать здесь нет смысла. Давать врагам передышку тоже

— Действуйте, — мрачно произносит Сталин. — Товарищ Константинов. Враги долго убеждали нас в том что Советский Союз, он же Красный Медведь, загнан в угол, унижен и его смерть всего лишь вопрос времени. Покажем им что с медведями шутки плохи.

— Начинаем операцию — Возмездие Красного Медведя, — киваю присутствующим. — Свой план я уже озвучил. Давайте внесём корректировки и приступим к выполнению.

Корректировки много времени не занимают. Все быстро приходят к согласию и получается следующее. Восточный фронт, наносит удар по анимешникам и их союзникам — любителям в пять часов попить чай. Как только Рокоссовский стирает эту мерзость с лица земли, вход вступают Быстрицкий и Конев. Иван Степаныч бьёт по тем до кого дотянется, мы разносим строящуюся оборонительную линию и переходим в наступление. Всё просто, чётко и понятно. Главным над нами назначается естественно Георгий Константинович. В остальном полная свобода действий. Почти полная, потому что уничтожать гражданское население никто не хочет.

Что с одной стороны правильно, с другой… Несмотря на мой дар убеждения и схожие с моими способности Быстрицкого, попытки убедить руководство в том что врагов за спиной оставлять нельзя, натыкаются на яростное сопротивление. Маршалы, Сталин, Берия плюнув на наши фокусы остаются непреклонны. Доказывают мне что мы не фашисты и их методами полностью действовать не можем. Да и…

Да, что-то я разошёлся. Хотя, я тоже прав и продолжу настаивать на своём, но делать это буду аккуратно. Потому как торопиться, наглеть и слишком верить в себя, занятие такое себе. Но главное не это, а то что мне верят.

****

После совещания, точнее уже утром, когда все планы по несколько раз перетрясли и дополнили, начинается работа. Не знаю как так, но мы удивительно быстро перемещаемся на вокзал. Где сгружаю бомбы в вагоны бронепоездов.

Восемь штук, маршал Рокоссовский, Серафина и Белка, после прощания и напутствий отправляются на восток. Морозова и Роза, вместе с Коневым на юг. Мы… Мы едем обратно. Мне предстоит разговор с товарищем Мессингом, о котором мне рассказала Морозова. И, как говорит Серафина, увлекательная беседа со Сталиным и Берией по вопросам будущего, которое до предела их заинтересовало. Ну и, Преображенская намекает на то, что скоро свершится нечто. Не опасное, но судьбоносное. Поэтому мне, не стоит рваться на фронт, а сидеть и ждать здесь.

Глава 12

В штабе задерживаемся на три дня. Время проходит очень плодотворно, но обо всём по порядку, то есть с первого дня или же с разговора с подручным экстрасенсом товарища Сталина, или по простому Вольфом.

От него я узнаю что творится в ставке, а творится мало чего хорошего, и в моём мире. То есть теперь уже не моём, потому как там пытается свести концы с концами ещё один осколок. Тёмный Император Константин Первый. Который…

Дела у Костяна куда как лучше, а процессы идут значительно быстрее. Как оказалось, Сердца вернули его в Лэртон. Сохранившийся торговый пост, который и городом назвать язык не поворачивался. Раньше. Теперь это столица Тёмной Империи. Костя присоединил к себе почти все Сердца, завоевал королевства, коих после уничтожения Империи образовалось слишком уж много. Нашёл жён. Арата, Любица, Аби, все кто выжил. Набрал внушительную по составу и разнообразию семью. Включая двух каким-то чудом выживших дракониц, одна из которых древняя. В семье элементали, Тёмные Духи, зверолюдка. Обманутая мной Ариана нашла своё счастье. И вроде бы всё хорошо. Настолько хорошо что даже демоны вернулись. Но там снова война и снова со Светлыми. Первопричина же… Это всё-таки оружие. Разработанное лавовым элементалем Адель и древним драконом Груан’Ди как мера противодействия опасному для магических существ лунному серебру. Первопричина, должна была втягивать в себя всю эту дрянь, расти и становиться полноценным излучателем магии. Менять живущих в Светлой Империи людей, то есть пробуждать их магические способности, выдавать информацию о сути вещей и кого-то отпугивать. Кого именно непонятно, информации об этом нет. Но у меня есть предположения. Так же я начинаю понимать принцип действия розеток «Первопричины.» И то что люди умирали потому что настроена эта хрень на других людей, более расположенных к магии.

Ещё к плохим новостям можно отнести то, что меня предал не только сын, но и приближённые. Синеусый, Мерзкий, Тилиан. А вот Тари, к моей радости выжил. Ушёл на север и правил там. Сейчас Костя и Эрик, потомок Тари, хорошо ладят и это плюс.

Очень надеюсь что они там справятся. Надеюсь, но боюсь что осколок просто не потянет. У него ни магии, ни сил. Конечно это компенсируют семья и доспехи, но… Я верю что всё у них будет. И понимаю, что шар прибыл не для того чтобы забрать меня, а чтобы открыть мне память. Что почти получилось, но…

Мне туда не вернуться, моё место здесь и мне надо сделать всё для того чтобы не накосячить и в этом мире. Потому что сейчас, ну вот никак нельзя. А тот мир… Как бы больно мне не было, я должен быть спокоен потому что Костя и я, мы даже не части одного целого, мы копии друг друга. Да, с отличиями, но… Он справится.

Второй день уходит на общую информацию и более детальное описание моих похождений, намерений и целей. И вот сегодня, сидя за столом, мы переходим к обстановке в Союзе и тут мне хочется схватиться за голову. За пять лет, война унесла десятки миллионов жизней. Многие страны, народы, были просто уничтожены фашистами и их союзниками. Голод, болезни, эпидемии, бомбёжки, бои всё это забирало и продолжает забирать жизни. Так что… Рождаемость практически на нуле, те дети что всё-таки появляются на свет, в большинстве случаев умирают от голода и болезней, старики гибнут по тем же причинам. Взрослое население гибнет на войне. Основная часть армии это подростки от тринадцати до пятнадцати лет и молодые люди от семнадцати до двадцати пяти. И это при том, что мужское и женское население в таком ужасном численном неравенстве, что на одного парня приходится пятнадцать девушек. А поскольку война не заканчивается, по прогнозам, если ничего не изменится, то через год, перевес будет двадцать к одному.

Ужас… Тут даже не волосы на голове рвать, тут в петлю лезть надо. Потому что даже после победы, союзу не выкарабкаться из той демографической ямы в которую его загнали. Размножаться и восстанавливать численность просто некому. Население мужского пола практически уничтожено и продолжает уничтожаться. Крах…

Сижу, перевариваю услышанное. Что для главы государства не остаётся незамеченным. Ну ещё бы, когда человек сидящий перед тобой, со стоном начинает биться головой об стол, поневоле поймёшь что с ним что-то не так.

— Вот видишь, Лаврентий, — кивая на меня вздыхает Сталин. — Товарищ Константинов сразу понял в какой безвыходной ситуации мы находимся. Смотри как расстроился.

— Силы Тёмные, да как так?

— Я думаю это план, — кивает Берия. — План по уничтожению. На нас даже ресурсы тратить не надо, мы сами вымрем. Даже если победим, то всё равно вымрем. Потери чудовищные. Только на восточном фронте, мы теряем в сутки до трёх тысяч человек. Лагеря смерти, голод, болезни… Получается…

— Не получается, Лаврентий Палыч. И прекратите нагнетать пораженческие настроения.

— Я констатирую, — разводит руками Берия. — А что вы скажете? У вас, Владислав, есть выход из данной, катастрофической ситуации?

— У меня есть, как минимум два. Первый сложный и с моральной точки зрения неприемлемый. Второй покажется вам неправильным.

— Я заинтригован, — щурится Сталин.

— Гаремы.

— Что? — встают они.

— Владислав, — поправляет очки Вольф. — Вы не…

— Подожди. Что нам надо? Восстановить население. Как это сделать? Двумя способами. Согнать молодых здоровых женщин репродуктивного возраста, проводить раз в год искусственное оплодотворение…

— Сразу нет! — бьёт по столу Сталин. — Думай что говоришь, капитан. Это люди, а не скот. Наши люди. А мы не фашисты чтобы человеческие фермы устраивать.

— Тогда гаремы. Иосиф Виссарионович, выслушайте. Стариков, хранителей семейных ценностей к сожалению почти не осталось. Имеем мы в основном молодняк и небольшой процент взрослого населения. Так?

— Продолжай, — смерив меня взглядом кивает Сталин.

— Гаремы, то есть не совсем гаремы, это название неприемлемо, а большие семьи. Если возьмём в пример орков, то получим главу семьи и две-три, а иногда и четыре жены. Совместная работа, семейный бюджет, совместное воспитание детей. И тут…

— Не согласятся, — хмурится Сталин. — Неправильно это, не по-советски.

— Вымирать тоже не по-советски. Однако выхода нет и если не будем действовать то потеряем как минимум половину от того что останется. Многие никогда не найдут себе пару. Вероятно начнётся беспредел. Потому что сложнее всего будет не завтра, а после победы. Когда эйфория пройдёт и народ осознает в какой яме с дерьмом находится. Нам надо действовать.

— Как?

— Откроем окно Овертона. Психологический приём по работе с массами. Рабочий приём, протолкнуть можно всё что угодно. Даже педерастов, сам видел. Нда… Понимаю, это мерзко, неправильно, не по совести, но сейчас попробую объяснить. Чем мы будем заниматься после войны? Правильно, восстановлением государства. А это много тяжёлой работы и ресурсов. Голод, болезни, смертность, как итог апатия и уныние, что усугубит ситуацию. Нам этого не надо. Поэтому в ближайшее время, начнём приоткрывать форточку. Лучше начинать уже сейчас, но пару тройку дней подождать можно. С моего примера. Капитан Константинов, далее идут мои достижения, и его шесть жён, помогли откинуть врагов, нагнули врагов и тому подобное. Акцент на то что жён у меня много. Первоначально, реакция в мою сторону будет смешанной, как негативной, так и положительной. Меня объявят моральным уродом, многожёнцем и назовут другими нехорошими словами. Это будет, даю стопроцентную гарантию. Но, мы тоже не пальцем деланные, поэтому начнём подключением к процессу самого страшного оружия или человека, речи которого народ каждый вечер затаив дыхание ожидает у радиоприёмников. То есть Левитана. Он, своим пробирающим до глубины души голосом, сообщит хорошую новость, о том что Сера и Белка натянули англо-японский флот. Скажет ура и выделит нас. Мол капитан красной армии Константинов, с группой товарищей создал оружие победы, а его жёны применили. Применили так, что у японцев Базедова болезнь началась и они путаясь в кимоно драпанули сдаваться. Далее, несколько радиопередач, в которых Сера, язык у неё подвешен, расскажет о нашей семье. О любви и том что нашей любви никакие войны, концлагеря и поехавшие фашисты не страшны. Фотографии в газетах с передовой, статьи где умеющие держать карандаш люди в красках опишут нашу семью. Но ни слова о том что так надо всем. Лучше наоборот, после похвалы написать осуждение меня, можно жёсткое, запретный плод сладок. А потом… После войны, мы удвоим усилия. Население будет уже готово и с большей вероятностью, возможно процентов в девяносто, примет новые правила. Потом, мы полностью перепишем институт семьи и как только дело пойдёт, начнём возводить новые семьи в абсолют. Не только словами, но и поступками. Семьям можно будет выделять довольствие, пособия, назначать выплаты за рождённых детей, что послужит мотивирующим фактором.

— А если не получится? — смотрит на меня Сталин. — Не забывай, граждане советские. Что если ты так и останешься для них моральным уродом?

— Я готов к этому. Мне слава не нужна. Объявят уродом — уйду в тень, но руки опускать не буду. Признают — буду раскручивать тему. Но я думаю, что всё выгорит, то есть получится. На это указывает то, что волны энергии меняют людей, делая их похожими на меня. Да, не сразу, будет много возмущений, недовольства, но потом…

— Знаете, товарищи, — качает головой Берия. — Этот вариант более безумен чем человеческие фермы.

— Фермы — это жизнеспособный вариант, но минусов больше чем в плане с гаремами. Заключаются они в следующем. Человеку нужны родители, мама с папой, а не воспитатели. Им нужна любовь и забота, а не правила. Пусть необычная, но семья человеку необходима. Если получится, а у нас должно получиться создать полигамную семью, то через двадцать лет моногамную семью никто не вспомнит с учётом того что они никуда не денутся. Также сыграет роль запечатление, то есть семьи будут идеально совместимыми. Собираться будут не из абы кого, а только из подходящих. Этим шагом, мы преодолеем ужаснейший перевес в женскую сторону и построим новое общество. Имперская модель должна сработать, потому что она работала. Да даже если перевес останется, то правила всё равно изменятся.

— В твоих словах есть смысл. Но, Владислав, я продолжу считать это аморальным.

— Увы, мир меняется. И нам всем надо меняться вместе с ним. Иначе… У меня есть предположение, что это всё равно случится. Люди, сами будут создавать большие семьи. Позднее, но учитывая обстоятельства будут. И вам, Иосиф Виссарионович, как мудрому лидеру, заботящемуся о своём народе, надо работать на опережение. Если просто, то народу должно понравится. А когда понравится, то кому они спасибо скажут?

— Хм-м-м, — глядя на кивающего Берию тянет Сталин. — Знаешь, Владислав, глядя на тебя, у меня тоже два варианта. Или ты на самом деле приведёшь Советский Союз к процветанию, или уничтожишь нас всех вместе с Союзом. Напиши подробнее об этом окне Овертона и твоих планах. Рассмотрим, подумаем, попробуем начать. Добивать меня будешь или у тебя на сегодня всё?

— Пока повременю. Вопрос у меня. Разрешите? Спасибо. А где все? Почему вас всего двое? Вы и Лаврентий Палыч.

— А нет больше никого, — вставая и подходя к окну мрачно произносит Сталин. — Ещё три года назад, во время бомбардировки удачное попадание оставило меня в одиночестве. Как выжил сам не понимаю. А дальше… Со временем назначать стало некого. Некого назначать, некому воевать, некому лечить раненых, некому работать. Остались только мы с Лаврентием, да трое маршалов. Мы почти смирились с тем что наша агония скоро закончится. Мы почти умерли. И тут новости. Идельштайн уничтожен, фронт генерала Быстрицкого с лёгкостью и без потерь останавливает наступление. Я знал о тебе, Вольф давно уже говорил о том что ты придёшь. Но я не верил, сомневался. А ты пришёл. И мы надеемся на тебя. Да, в прошлом ты серьёзно ошибся, но и мы не белые и пушистые. А ошибки, они делают нас умнее. Сейчас же у тебя шанс, у нас шанс. И мы… Как говорили у тебя? Мы пойдём рядом? Так вот мы действительно пойдём. До конца. Не потому что терять нам уже нечего, а потому что мы тебе верим. На тебя смотрим не только мы, но и миллионы советских граждан. Поэтому… Действуй.

— Я не подведу.

— Уж постарайся. Так, с этим ладно. Пошли, покажу кое-кого интересного.

Идём по коридорам, спускаемся на этаж ниже и останавливаемся у стеклянной стены. За которой, в комнате очень похожей на допросную, сидят три прилично одетых хмыря. Один, судя по всему главный, курит сигару, фыркая пьёт чай и с отвращением смотрит на обстановку.

— Это кто?

— Послы Великобритании. Прибыли с целью рассказать нам суть и направить на путь истинный. Точнее, хотят чтобы мы сдали позиции и ушли за Урал, прекратили использовать уже запрещённое Лигой Наций оружие, отдали Дальний Восток и спокойно себе жили в Сибири. Желательно поближе к полярному кругу в идеале за ним. Взамен обещают прекращение огня, торговые преференции и даже, ты не поверишь компенсацию. Вот он, сидит, целый лорд, премьер министр, он же сэр Томас Фишер. Фашист поганый. Поговоришь? Третий день их тут маринуем.

— С радостью. Думаю мы сразу найдём общий язык.

— Это не обязательно. Переговоров с ними не будет, никогда. Сделай так чтобы они от страха тряслись, ты умеешь.

Там же. Взгляд ст стороны.

Начинается действо. Сталин и Берия подходят ближе к стеклу, Мессинг, поскольку телепат, начинает транслировать им то что они говорят. Но тут…

В комнату врывается Влад, выращивает на двери засов, демонстративно медленно его закрывает, резко разворачивается и скалясь показывает удлинённые клыки. Вытянув руку притягивает к себе стул, садится, принимает самую вальяжную позу и смотрит на послов как на навоз.

Вздохнув качает головой, создаёт в правой руке напильник, пальцы левой превращает в мощные когти и поглядывая на послов начинает точить их. Что работает, англичане от каждого движения напильника вздрагивают…

— Господин капитан, — поправив галстук начинает Фишер на русском. — Как я понимаю переговоры будете вести вы.

— Ага, начинай. Только сразу говорю, зря время потратишь. Основные вопросы которые ты хочешь обсудить, я уже знаю. Урал мы не сдадим, Приморье тоже. Запрещённое вами оружие, продолжим использовать.

— Это против правил…

— Хм, — взглядом заставив Фишера замолчать, хмыкает Влад. — Против правил, значит. А по каким правилам вы издеваетесь над военнопленными? По каким правилам вы используете отравляющие газы? Где это прописано? В Женевской конвенции? Или к нам это не относится потому что мы её не подписывали?

— Я предлагаю мир, — как будто не услышав слова Влада улыбается Фишер. — Мир, понимаете? Небольшие уступки. Взамен торговые преференции, гуманитарную помощь, компенсацию. Понимаете, наша политика рационального использования ресурсов…

— Геноцид, если без увиливаний.

— Нет, именно политика. Поймите, господин капитан. Вы получите большее. Зачем вам, теряя жителей цепляться за Уральские горы? Отходите в Сибирь, и живите спокойно. А мы… Что это значит?

Влад вытягивает руку. Палец его превращается в иглу, удлиняется и обвивает запястье посла. Слышится хруст, Фишер падает на колени и шипя от боли морщится.

— Вы ответите за это. Я доложу лично королю.

— Слушай меня ты, — улыбается Влад. — Слушай и запоминай. Мне насрать на твоего короля, Гитлера, президента пока ещё соединённых штатов, императора Японии и всех остальных. И на тебя, урод, мне тоже насрать. Своим хозяевам, шавка, передай что война теперь идёт по нашим правилам. Мы придём за вами, за всеми. Придём и уничтожим вас, всех до единого. Вы, мрази, мне за каждого погибшего мирного жителя в тройне ответите. За каждого замученного в лагерях, я спрошу в пятикратном размере. А за каждого солдата отравленного газом, я буду уничтожать ваши, мелкобританские города. Мне плевать на совесть, невинных, мораль, человеческие принципы, даже на законы. Теперь я здесь, и я вас всех уничтожу. Короля, и всю его поганую семью, я лично посажу на колья. Жди, тварь, скоро над руинами Лондона, будет развиваться наш флаг. А теперь вон отсюда, мерзость. Ну, а чтобы ты не забыл…

Металл обволакивает всю кисть посла, сжимает. Слышится хруст костей, плач Фишера и вздохи его сопровождающих.

Влад же отряхивает руки, встаёт и выходит.

— Хм-м-м, — хмурится Сталин и поворачивается к Вольфу. — Сделает?

— Сделает, Иосиф Виссарионович, обязательно сделает, — часто кивает Мессинг. — Его мысли и чувства я вам передал. Лжи и обмана там нет.

— Хорошо что он на нашей стороне, — вытирая вспотевший лоб шепчет Берия. — Боюсь предположить…

— Как я и говорил, — поправляет очки Вольф. — Совсем недавно, Владислав собирался воевать со всем миром и с нами в том числе. И как я говорил, письмо всё исправило.

— Молодец Вольф. А теперь идёмте, думаю на сегодня хватит.

Как только все трое идут, на встречу им выходит довольный Влад, который предлагает завершить на сегодня дела и покурить. И только Вольф, едва заметно улыбаясь поправляет очки и понимает что не зря старался. Все его действия, не более чем инструкции которые ему нашептал голос из тени. Но голос не врал, всё сбывается, дела налаживаются.

Глава 13

Некоторое время спустя. Влад.

Пребывание в новой или же временной столице заканчивается. Вместе с Быстрицким возвращаемся на фронт. Но не одни, за нами армия. Двадцать тысяч человек, три сотни танков и две сотни самоходок, четыреста орудий и столько же миномётов. Жемчужиной нашей недавно сформированной сто двадцатой ударной армии или негласно «Красные Медведи» — двести реактивных миномётов или по простому «Катюши.» Также, нам выделяют лучшее снабжение. Обещают прикрытие авиации, как штурмовой, так и истребительной. С бомбардировщиками не очень, но в случае чего «бобры» вылетят. Но это в самый крайний случай, потому как бомбовозы будем беречь и держать для нанесения удара арданиумными бомбами по строящейся оборонительной линии. В остальном же…

Поездка выдалась очень удачной. С нужными людьми познакомился и даже отношения наладил. На посла посмотрел. Конечно, за его сломанную, то есть раздробленную кисть небольшой нагоняй всё же выхватил. Но… Это так, смех. Сталин, конечно, личность легендарная, но если выключу дурака и начну разговаривать серьёзно, мне не ровня. И тут странность. Я просто не хочу выключать дурака. Совсем… Мне на самом деле не хочется править. Вообще не хочется, совсем. Но хочется помогать, советовать, спорить, проталкивать идеи и воевать. А правит… Сталин пусть и правит, он умный, у него Вольф с Лаврентием, трубка и стильные усы.

Нда… Кажется, я просто сдулся. Потому что раньше, как только я попал в тот мир, я сразу решил что стану… Пусть Костян за меня отдувается. Он теперь Тёмный Император, с ним Эрик, жёны, амбиции у него заоблачные, мировое господство это не это… А я? А я в тени. Стану этаким серым кардиналом, невидимым советником.

А почему? То что я просрал Империю сказывается или из меня это убрали? Или… Вернётся Серафина, попрошу разобраться с тем что в моей черепушке творится. Потому что раньше я за собой такого не замечал. Никогда не искал себе оправдания, вины не чувствовал и уж тем более не метался как девка мужа себе выбирающая.

Поживём увидим как говорится. Пока ждём когда Серафина с Белкой размотают флот и идём в наступление.

Вечер. Кабинет. Сталин.

Заперев двери, Иосиф Виссарионович садится за стол, вытаскивает из ящика свечу, поджигает фитиль и сосредоточенно смотрит на тень от висящего на стуле кителя. Тень быстро меняется, превращается в сотканный из тьмы человеческий, явно женский силуэт. На лице силуэта вспыхивают круглые белые глаза, полный белых острых зубов рот открывается и растягивается в улыбке. Силуэт садится на стул, закидывает ногу на ногу и сложив руки на груди внимательно смотрит на Сталина. Смотрит прямо в душу, от чего Иосиф Виссарионович непроизвольно поводит плечами, качает головой и тянется к трубке. Хмыкает и просто притягивает её. На столе рвётся сигарета, табак взлетает и сам набивается в трубку. Силуэт встаёт, подносит к пламени свечи палец и как только он загорается улыбаясь ещё шире тянет его Сталину.

— Благодарю, — раскурив трубку кивает он на что силуэт неуклюже кланяется, садится и приняв ту же позу продолжает смотреть.

— Мрак, тьма, прохлада, — раскинув руки шелестит существо или скорее сущность и чисто по женский вздыхает. — Хорошо.

— Может когда нибудь я научусь лучше понимать тебя, — пыхтя трубкой щурится Сталин.

— Понимание… — шелестит сущность и как будто совсем не имея веса взлетает вверх. Перелетает за спину, опускает руки на плечи Сталина и в самое ухо шепчет. — Наши разумы, слишком разные, но если тебе легче, я могу говорить на твоём языке. Что ты хочешь узнать? Знаю, тебя беспокоит кто я, откуда взялась и зачем пришла. Но самый главный вопрос — кто ты. Таких как ты, называли — говорящие с темяни. Из всех людей в этом мире, лишь единицы способны видеть меня, ещё меньше слышать и только двое говорить. Ты один из них.

— Мне повезло?

— Несказанно, — крепче сжимая его плечи шелестит тень. — Это редкий дар. Который можно утратить, но нельзя приобрести. Ты таким родился, волны энергии пробудили дар. Мы можем разговаривать и это прекрасно.

— Почему?

— Ты не поймёшь. То есть поймёшь, но не всё. Если просто, то я существо социальное, мне необходимо общение. К сожалению, я здесь одна. Представителей моего вида нет, Каменных Сердец тоже нет. Кастиан, без Сердец, увы не может говорить с нами и даже видеть. То есть может, но при определённых условиях, которые специально создать практически невозможно. Поэтому ты.

— Говорящий с тенями. Не буду спрашивать о рисках…

— Их нет. Понимаю, поверить в это сложно. К тебе является нечто, пугает, начинает советовать. Но разве я насоветовала что-то плохое? Я говорила слушать Вольфа и это принесло пользу. Я говорила принять Кастиана и ты сам видишь чем это оборачивается.

— Гаремами.

— Разве это плохо? — усаживаясь на стол складывает руки на груди тень. — В истории человечества гаремы встречались и до сих пор встречаются. Мужчины вашего вида по природе полигамны. А если это запрещено, на сцену выходят любовницы. Ведь так? Да и потом, мир, люди, всё уже изменилось и продолжает меняться.

— Это не по правилам.

— Так напиши новые. В чём проблема? Ты лидер, ты можешь. На твоей стороне самые великие в истории воины, которые не просто выполняют приказы, а уважают тебя. Особенно сейчас, после того как следуя моим подсказкам ты проявил благоразумие.

— Всё равно…

— Слушай меня, — приближаясь к Сталину улыбается Тень. — Было время, когда мой вид не скитался по мирам, а жил. За обладание такой как я, величайшие короли, правители звёздных систем и секторов галактики, генералы способные эту галактику уничтожить, готовы были отдать всё. Остаться в одном исподнем и даже без оного, но с нами. Потому что мы могли дать большее. Настолько большее, что нет во вселенной богатств для сравнения.

— А если вы такие ценные, то почему скитаться начали?

— Всему приходит конец, — вздыхает Тень. — И нашему благополучию тоже. Живые существа нашего мира достигли такого величия, что зазнались и превратили нас в ресурс. Да, не удивляйся, для них это труда не составило. Мы покинули их, ушли, нашли тех кто отличается.

— Каменные Сердца?

— Именно. Мы проделали долгий путь. Понимаешь, у каждой и каждого из нас, есть свой путь. Есть начало и конечная цель. Мой путь привёл меня сюда, к тебе.

— А почему не к Кастиану? Он же здесь.

— В каждом мире свой по-настоящему великий лидер. Здесь это ты, а не Кастиан. Я пришла сюда с осколком его души.

— Так это вы? Вы…

— Нет. Мы никого не используем и Кастиана в чудовище не превращали. Он невзирая на наши попытки остановить его, сам неплохо справился. Да, если посмотреть с вашей точки зрения, то судьба его незавидна. Но если с нашей. Кастиан сделал шаг назад, чтобы сделать два шага вперёд. Он сам творец своей судьбы, как и все вы. Поверь мне, слушай он нас, то и в войне бы победил и Империю не потерял. Но увы, он сдался проклятию. Хотя, честно скажу, по сути нет никакого проклятия. Есть чувства и желания разумных существ. То что они возводят в абсолют только плохое, не наша прихоть или желания. Они, разумные существа, как будто стараются вытащить из себя не самые лучшие качества. Но всё меняется. Вот и Влад, он же осколок Кастиана, сменил наконец-таки приоритеты. Теперь он лучше, на мой взгляд. Стремление единолично править миром сменилось на любовь к собравшейся вокруг него семье. Желание завоёвывать и подчинять на защищать своих и уничтожать других. Жаль что всё это произошло только после того как душу Кастиана разорвали, но… В нашей жизни всё имеет начало и конец, каждый наш шаг, слово, действие, мысль, меняет судьбу. Судьба Влада, стать защитником семьи, народа и тебя. Твоя судьба — править.

— И… Ты меня пугаешь.

— Меня не надо бояться, — снова перелетая ему за спину, но теперь обнимая шелестит тень. — Я за любовь и мир, это роднит меня с Каменными Сердцами. Любовь, мир, процветание, дружба, вот чего я хочу. Но не думай, пацифизмом я не страдаю и врагов жалеть не собираюсь. Наоборот, я мечтаю их уничтожить. Я твой друг и хочу я для тебя только хорошего. Теперь вернёмся к насущным вопросам. Гаремы или правильнее большие семьи. Понимаю, для тебя это неприятно, но сейчас Влад прав, другого выхода нет.

— Не поймут, — качает головой Сталин.

— Не сделаешь будет хуже, — массируя его плечи, тоном учителя выдаёт тень. — Я видела войны. Разные, в том числе и похожую на вашу. Ничего не предпримешь, станет хуже. Толпы изнывающих без мужского внимания женщин, поднимут тебя на вилы. Будут убийства, похищения, целые войны. Я тебя понимаю, мне и самой всё это не особо нравится, но другого выхода нет. Фермы даже не рассматривай, потому что разразится гражданская война. Война сверхлюдей. Просто следуй советам Влада, он ерунды не посоветует.

— А ты?

— Врать я не могу. Мои цели ты знаешь. Пойми, теперь это другой мир. Человечество эволюционирует. А в эволюции главное что?

— Выживает сильнейший.

— Хи-хи-хи, приспособленный. Эволюции плевать на твои зубы, когти, силу укуса, панцирь, и даже разум. Она ведёт к процветанию тех, кто умеет приспосабливаться и умеет делать это быстро. И вот сейчас, человек как вид, может или приспособиться к новым условиям, или зацепиться за стереотипы и в итоге вымереть. И он, человек, что-нибудь из этого непременно сделает, со временем. Пройдёт через войны, междоусобицы, но сделает. Однако войны человеку не нужны. А нужен ему… Воодушевляющий пинок от лидера. И если он его получит, если мудрый руководитель направит…

— Подхалимка. Ладно… Всё будет. А что потом? Когда победим…

— Тогда и скажу. Пока же, иди рядом с Владом. Всё внимание на победу. Задуй свечу и отпусти меня. Такие долгие разговоры на столь сложном для меня языке очень выматывают.

— Нда… А я точно не спятил?

— Если бы ты спятил, то никогда бы в этом не признался. Я буду рядом. Всегда.

— Звучит как угроза, но… Спасибо.

Тень смеётся и пальцем указывает на свечу. Сталин задувает пламя, оставшись в темноте выдыхает. Мысленно тянется к выключателю и поворачивает его. Щурится от света и улыбаясь пододвигает к себе листок бумаги и карандаш. Отложив трубку быстро пишет, смотрит на текст, хмыкает… Сминает бумагу и пишет на следующем листе.

Несколько дней спустя. Восточный фронт. Серафина.

Обстановка здесь, даже не плачевная, а удручающая. Бесконечные прилёты со стороны моря, измотанные и доведённые до предела бойцы пребывающие в высшей степени отчаяния.

Вернее пребывавшие. Весть о том, что Рокоссовский прибыл на фронт и привёз с собой супероружие, хоть и медленно, настроение поднимает. Ещё поднимает мой внешний вид, но опять же похотливых и грязных мыслей практически ни у кого не возникает. Удивляются, жалеют что замёрзну, не понимают. На Белку рвущуюся нагибать союзников фашистов, стараются даже не смотреть. Вокруг неё настоящая аура ужаса, которую даже обычные люди чувствуют. А обычные здесь все, потому как сюда волны не дошли.

А ещё среди бойцов много японцев, китайцев и корейцев. Японцы… Судя по их воспоминаниям они настолько охренели от происходящего, что сделали ноги и теперь воюют против своих. Особенно один, на Шан Сунга из старого по мнению Влада фильма похожий. Так охренел от зверств императорской армии и отряда семьсот тридцать один, что прихватив пленных сбежал и теперь полевым медиком служит. Называется Колей Тихоновым. Хороший человек, что удивительно. Для бойцов свой в доску, правда не разговорчивый. Но сейчас не об этом.

В штабе, стоим над картой и смотрим на вгоняющие в уныние пометки. Пока маршал отсутствовал, враг отутюжил береговую линию, высадился и окопался.

— Серафина, вам что-то непонятно? — смотрит на меня Рокоссовский.

— Да. Много чего. Но особенно… Я не могу понять как они держатся? Сколько бы я не сканировала их разумы, я не могу найти ответа. Может быть вы скажете что заставляет их идти в бой?

— Они родину защищают. Это не в голове надо искать, а в сердце.

— В сердце значит. Спасибо за совет.

— Когда…

— Завтра, — киваю ему. — Сегодня разминка. Надо дать солдатам передышку. Белка, вперёд.

— Ух, сейчас я им… — сжав кулак рычит Катя. — Пошли!

Телепорт высоко в небо, оттуда прыжками на десять километров в сторону моря. Зависаем, смотрим.

— А здесь такая же тактика. Они просто уничтожают наших. Если бы хотели, то давно бы фронт прорвали. Они играют. Ну что же, смело могу сказать — доигрались. Катя, самолёты и корабли. Я займусь высадившимися на берег.

— А сил нам хватит?

— Влад потпитает. Это мысли на такие расстояния не передаются, сила идёт так как надо. Заметит, скушает уран, и тогда точно всё.

— Жаль что этого никто не увидит.

— Не звезди, электробелка. Работаем.

Работаем. Белка поднимается выше и вспыхнув уносится вперёд. Со щелчком исчезает от чего начинают громыхать раскаты грома, появляется и зависнув искрится. Увеличивается в размерах и падает вниз. Исчезает и появляется на палубе авианосца. Обводит охреневших матросов злым взглядом, вытягивает руку и зажаривает стоящих перед ней людей. Самолёты разрезает и поджигает. Влетает выше, переворачивается, вытягивает руки и мощным разрядом пробивает палубы от чего авианосец загорается, из пробоины реактивной струёй вылетает огонь. Огромный корабль вспыхивает, подпрыгивает и разламывается на две части.

— Молодец, но не перенапрягайся. Экономь силы.

— Да знаю я. Ты тоже работай. Я шороху наведу, а ты корабли отгоняй. И с этими на берегу разберись.

Пока белка крушит эсминец, телепортом ухожу обратно, маскируюсь, зависаю над позициями и сканирую разумы солдат. Вскрываю их и начинаю действовать, тонко, не спеша, но эффективно. Вытаскиваю самые яркие воспоминания, искажаю и довожу до абсурда. Что работает, спокойно сидящие солдаты замолкают, подозрительно смотрят друг на друга. Как вдруг вскакивают и начинают драться. Расширяю зону воздействия, внушаю остальным что к ним проникли диверсанты, нагоняю страха и последний штрих — ненависть. Лица сослуживцев теперь вызывают ненависть, рожи англичан вообще лютую злобу. Что работает в обе стороны. И вот, англичанин называет японца косоглазой обезьяной и бьёт в челюсть. На огромном участке вспыхивает королевская битва где все бьются против всех.

Усиливаю воздействия, нашёптываю всякие гадости и вот сержант королевских войск всаживает нож в живот солдату императорской армии. Японцы в долгу не остаются, офицер выхватывает катану и срубает голову потерявшему страх гайджину. Кричит, получает очередь в спину, падает… В ход идут огнестрел и гранаты. Ловлю одного метающего гранаты в своих же гренадёра и заставляю его бежать к танкам, что он тут же и делает. Добегает, забирается на машину и выдернув шнур бросает гранату в люк.

Взрыв не сильный, но тяжёлый Британский «Фишер» то есть из-за местных отличий названный так «Черчиль» загорается внутри. Обезумевший же из-за моего влияния солдат прыгает с танка, валит офицера и зубами рвёт ему шею.

Потери растут, численность сокращается. Вакханалия даже не думает стихать. С ума сходят даже те кого я не трогала. Злополучный танк раскидывая солдат взрывается. Кто-то истошно кричит. Разорванный на пополам офицер пытается уползти, но его штыками закалывают солдаты.

— Кругом враги, — глядя на японский танк улыбаюсь.

Башня тут же поворачивается, танк вздрагивает, стоящий рядом с ним получив снаряд в борт загорается. Танк же поливая огнём из пулемёта сражающихся друг с другом солдат стреляет по ним же из пушки. Второй, заводится, разворачивается на месте и давит увлечённых бойней солдат. Стреляя проезжает по ним, поворачивает и накручивая кишки на гусеницы шустро ползёт к артиллерии. Где продолжая стрелять по живой силе, давит орудия.

— Владик, держись, — понимая что вдвоём с Белкой буквально выжимаем Влада шепчу. — Недолго осталось. Сильнее! Кругом враги!

Градус безумия возрастает, солдаты рвут друг друга голыми руками. Бронетехника вкатывает их в землю. Артиллерия бьёт по ним, то есть прямо под себя.

Не забываю про наших, поджариваю снабженцам мозги и заставляю их грузить машины продовольствием и медикаментами и гнать к нам. Что они, дёргаясь и пуская слюни делают. Напоследок, связываюсь с Рокоссовским и прошу не трогать колонну.

Дожидаюсь пока они уедут и приступаю к самой страшной части плана. Солдаты хватают канистры, открывают и льют горючее на себя и на всё вокруг. Стаскивают в кучу всё что горит и взрывается… Приказа поджигать не отдаю, кто-то подрывает гранату и всё вспыхивает. Горящие и кричащие солдаты разбегаются. Танки и снаряды взрываются.

Те кто находился дальше и каким-то чудом сохранил рассудок, бросают оружие и крича что-то о пришествии дьявола бегут. Некоторые японские офицеры, встают на колени и вспарывают себе животы.

— Ух, всё. Белка?

— У меня всё зашибись. Третий авианосец на дно пошёл.

— Слабовато. Всего три.

— Три авианосца, — злится Катя. — Вместе с ними четыре эсминца, три крейсера и дохрена поднятой в воздух авиации, но это только начало. Иди сюда, у меня тут весело.

— Сейчас.

Поднимаюсь выше, смотрю на место бойни и уныло вздыхаю. Слишком жестоко. Слишком жестоко, сказала бы я раньше. До того как с меня кожу содрали. Теперь же…

— Легко отделались, сволочи. Слишком легко.

Глава 14

Всё там же. Серафина.

Возвращаюсь к Белке и вижу что дела у неё идут в гору. Катя зависнув над авианосцем, не замечая огня самолётов и зениток, методично бьёт молниями в палубу от чего выбегающие матросы вытягиваются, падают и в итоге обугливаются. Самолёты на палубе уже догорают. Белка наносит ещё пару ударов и переключается на поднятые истребители.

Помогаю ей, свожу с ума пилотов и заставляю их сталкиваться. Концентрируюсь на рулевом авианосца, поджариваю ему мозги и приказываю поворачивать. На что корабль врубает полный вперёд и рулит на соседний эсминец.

Перемещаюсь в сторону, зависаю над крейсером и выдаю импульс от которого матросы с криками прыгают за борт. Рулевой крутит штурвал и ведёт корабль к берегу. Повторяю так десять раз, нахожу Белку…

— Кать, хорошо работаем. Но мы слишком много сил из Влада вытягиваем. Не так сильно, аккуратнее.

Белка кивает, снижает обороты и переключается на оставшиеся авианосцы. Я же, чувствую что сил ко мне идёт больше, лечу к линкорам. Беру экипаж одного под контроль и заставляю стрелять по своим. Орудийные башни поворачиваются грохочут залпы. Мелкие корабли тонут. Более крупные получая попадания разворачиваются и стреляют в взбесившегося собрата. Ещё пара импульсов и флот начинает сражаться друг с другом. В это время Белка, молниями крушит самолёты. Те до которых не дотягивается, беру под контроль и заставляю нападать на свои корабли.

Что получается. Истребители обстреливают свои корабли, сбрасывают на них торпеды и бомбы. Плюс моё воздействие, от чего матросы устраивают мордобой на палубах и расстреливают друг друга. Самые слабые и безвольные превращаются в зверей и рвут своих же зубами. Подбитые самолёты, идут на таран кораблей.

Сила, мощь, могущество. Месть. Месть фашисткой мерзости и их прихвостням.

— За нас, и за них ни в чём неповинных замученных в лагерях. За каждую детскую слезинку. Прости Влад… Белка! Сильнеее!

Два раза повторять не приходится, Катя бесится и устраивает кровавую вакханалию. Самолёты ничего сделать не могут, корабли тонут один за другим. Матросы в попытках спастись спускают шлюпки и удирают, но это только заводит Белку и в итоге все шлюпки превращаются в братские могилы. Кораблям ещё хуже. Молнии Кати как нож масло вспарывают обшивку, срезают рубки и пробивают палубы воспламеняя боезапас от чего некоторые корабли взрываются, разламываются и увлекая за собой спрыгнувших матросов тонут. Те же кто плавает в стороне, всё равно обречены. В ледяной воде долго не наплаваешься.

— Это ад, — глядя на разрушения, горящие и тонущие корабли улыбаюсь.

Передаю Белке сигнал, нахожу флагман и спускаюсь на палубу. Тут же закрываюсь щитом и видя как пули вязнут в защите смеюсь. Выпускаю импульс от которого глаза стреляющих в нас матросов лопаются.

Рядом падает Белка и сжигает матросов молниями. Запускает в капитанский мостик шаровую молнию, светится ярче и пробивается палубу поджигает корабль.

Осматриваюсь, нахожу командующих объединённым флотом, концентрируюсь на них и проникаю в разумы. Подавляю волю, внушаю, а заодно считываю информацию.

— Сейчас, все вы соберётесь как можно ближе, в сорока милях отсюда, у острова. Флот нуждается в ремонте и перегруппировке. Вы, ценой огромных потерь победили. Вражеские войска разбиты. Приказ всем. И спокойно, у вас есть время отпраздновать.

— А ты коварная, — улыбается Белка. — Знаешь, мы бы и без бомбы всех здесь размотали бы.

— И Влада тоже. Не забывай, свою энергию, огромную её часть мы черпаем из него. Всё уходим. Дальше Рокоссовский.

Сопроводив отправленные к нам корабли, провожу экипажу ещё одно внушение, чтобы сдались сразу. Потом уходим на позиции, прыжками перемещаемся в штаб. Там, не тратя время показываю всё маршалу. На что он тут же связывается с летунами и приказывает начинать бомбардировку. Ну и вместе с этим, маршал искренне удивляется тому что увидел.

— Товарищ Преображенская, это… Это потрясающе. Как вы…

— Нами движет месть, — кивает ему Белка. — Мы, совсем недавно прошли через такое. Не буду вдаваться в подробности, но смерть казалась мне избавлением. Даже сейчас, я хочу умереть. Однако, ненависть, лютая и всепоглощающая жажда мести, толкает меня вперёд.

— Видимо, вы, Катя, испытали нечто ужасное.

— Я не скажу что именно. Оставим это. Но моя злость… Моя злость и жажда мести не имеют ни границ, ни преград.

— Не только злость Кать, — заставив Белку замолчать сажусь за стол. — Товарищ Маршал, Катюша нагнетает. Её после массовых убийств не отпустило. Конечно, зло и ненависть в ней есть. Но направлены они только на врагов. Нас она любит, а своих никогда не тронет.

— Ну да, извините, — смущённо улыбается Белка. — Это всё стресс. Перенервничала.

— И тем не менее, спасибо вам, — кивает маршал. — Без вас… Прям не знаю что делали бы. А так…

— Скоро начнётся самое интересное. Если хотите, могу поднять вас и показать взрыв с высоты. Из первого ряда. Это совершенно безопасно.

— Не откажусь.

— Вот и замечательно, — улыбаюсь ему. — А пока… Если можно, нам бы чаю и перекусить. Сил мы потратили очень много, нужно восстановиться. Буду вам очень благодарна.

Чай и поесть организовывается сразу же. Находится даже водка, небольшая горсть конфет и половина шоколадки. Пока едим общаемся, разум маршала проходит глубокое сканирование. От чего прихожу к выводу, что перед нами ещё один герой, не хуже Жукова или Быстрицкого. Да, строгий, но его можно понять, война всё-таки.

Через два часа прибывает колонна машин, которую пропускают. Водители останавливают грузовики выходят и замертво падают. Бойцы получают угощение, без шума и криков делятся, от чего растёт настроение.

Ещё через два часа, летуны или целый бомбардировщик и четыре истребителя для прикрытия, пользуясь тем что на флоте глубочайший шок, уже сбросили бомбу, в пяти километрах от цели. Причём остались незамеченными и уже возвращаются.

Выжидаю какое-то время, киваю маршалу, говорю что пора и телепортирую его в небо. Окружаю щитом, дабы на высоте трёх километров не замёрз. Придерживаю рядом телекинезом, присматриваюсь и найдя стоянку флота, который после внушения стоит кучно, транслирую то что вижу маршалу.

— Ух ты, какое увеличение. Это ваше зрение?

— Оно, звук передать не могу, далековато они. Но, готовьтесь товарищ маршал, сейчас вы увидите самое страшное оружие в истории человечества. Флот просто испарится. А то что останется…

— Извините, Серафина, но вы говорили про корабли. Не подумайте что требую, скорее просто интересуюсь. Ах чёрт, вы же мне показали. Виноват. Непривычно для меня вот это.

— Не извиняйтесь. Сейчас я немного уменьшу изображение. Взрыв такой силы надо наблюдать чуть из дали. Да, опережая ваш вопрос, я и за угол заглянуть могу, и в темноте вижу, и через стены тоже. Нет, законы физики не нарушаю. Свет он и есть свет, им и останется. А вот излучение арданиума, как и «Первопричины» распространяется по другим правилам. Кажется что хаотично, постоянно и беспорядочно меняя углы и направления. Но порядок найти можно.

— Интересно…

Хм… А всё-таки интересные здесь люди. Целый маршал, а с каким-то трепет желает увидеть взрыв. Ну и… Нет, идеальным во всех смыслах, назвать его невозможно. Есть у него и страх, и зависть, и злость. Но всё в пределах нормы. Удивляет же его воля и вера в победу. Ну и манеры. Глядя на меня, он считает меня красивой даже слишком красивой. На ноги и грудь старается не смотреть, потому как считает это неприличным и постыдным. Ну и, сейчас он радуется тому что избежал потерь, а угрозы в виде объединённого флота скоро не станет. Ошибочно считает нас всемогущими. Ошибочно, потому что это совсем не так. Даже с подзарядкой от Влада, нас с Белкой хватило бы ещё на два часа. То есть в общем четыре и это если экономить. Своих не то чтобы великих сил, нам даже если не выпендриваться, жёстко экономить и исключить энергозатратные удары по площадям, хватит на жалкие два с половиной — три часа. Что будет потом, даже думать не хочу. Но… Увы, до демонов или даже сильных ведьм нам не дотянуться. Здесь очень мало магии, то есть её аналога — излучения арданиума.

Конечно, в будущем его станет больше, как и пользователей, что улучшит наше положение и положение тех кого мы превратили в сверхлюдей. Пока же, создаём мы более урезанные во всех смыслах версии самих себя. Вот, например, Морозова. Сейчас она в десять раз слабее меня. Да, после волны энергии, она по полной использовала свой холод или основную способность. Но без волны, она невероятно слаба. Однако, у неё есть потенциал к развитию. Конечно, у нас он тоже есть. Но увы развиваться бесконечно мы не сможем, потому что представляем адскую мешанину из тёмных духов, элементалей и людей. Уверена что в будущем появятся великие люди, такие что даже мы обзавидуемся. Но вот мы…

— Начинается, — зависает рядом Белка.

Рядом с кораблями, вспыхивает фиолетовое солнце. Вода в этом месте закручивается в гигантскую воронку, настолько огромную что даже линкоры и авианосцы ничего не могут сделать. Свечение нарастает, как вдруг… Вода на огромной площади вздымается на сотни метров вверх. Нас слепит яркая вспышка и тут же глушит невыносимо громким грохотом. Гигантским куполом разгоняя облака расходится ударная волна. Чудовищная температура превращает воду в плазму от чего площадь поражения в разы увеличивается. Верх поднимается огромное, светящееся фиолетовым грибовидное облако. Которое светится всё ярче и ярче, вокруг него сверкают многокилометровые молнии. И тут… Вспышка и волна энергии которая едва не сбивает нас.

— Ну вот и всё. Как вам?

— Охренеть… — глядя на свои искрящиеся руки выдыхает Рокоссовский. — Кхем, виноват. Поразительно. А флот точно уничтожен?

Присматриваюсь и показываю место где стояли корабли. То есть… Дно на месте взрыва, не смотря на воду всё ещё светится от жара, вода над ним кипит, закручивается в водовороты, и ведёт себя странно. Огромными с авианосец размером каплями летает в воздухе. Капли кружатся, сталкиваются. Сливаются или отталкиваются. Одни поднимаются выше, другие медленно опускаются. И все они кружатся, вокруг трещины в самой реальности. Глядя на которую по телу пробегают волны дрожи. Потому как за ней, за трещиной, нечто невероятное. Там другой мир. Я знаю это, то есть понимаю. Однако… Трещина быстро зарастает, капли падают в море.

— Что-то не так, — всматриваясь в даль говорю. — Взрыв… Вы видели как бомба втягивала воду? Взрыв получился мощнее. А сейчас, гравитационная аномалия. Хм… Надо сказать Лазареву. Ну да, Влад когда прятался под берегом, видел нечто подобное. Я понятия не имею как это работает, но… Кажется, мы только что нашли способ усилить бомбу. Я поражена…

— Хватит восхищаться, — ворчит Белка. — Полетели цунами смотреть. Я никогда не видела.

Летим, смотрим. Зрелище впечатляет. На горизонте возникает высоченная волна. Вода как при отливе, утаскивая льдины отходит от берега. Мелкие камни на берегу начинают подпрыгивать. Слышится гул. Волна растёт, доходит до берега и… И чудовищная масса воды высотой где-то под тридцать метров, обрушивается на берег, сносит всё и уносится дальше.

— Запоминайте, товарищ маршал. Скоро мы уничтожим Японию. А после того как мы зачистим острова, Влад и маршал Быстрицкий начнут действовать.

Сегодня мы уничтожили флот. Основную боевую силу. Завтра нам надо вылетать, и заканчивать на этом фронте.

— Надо, значит вылетим. А теперь давайте возвращаться. В первую очередь надо сообщить о нашем успехе ставке.

Завтра, всё решится. Мы сделаем это. Мы победим.

****

В ставке наши успехи оценили и, возможно, переоценили. Уже ночью из Свердловска полетели телеграммы. За уничтожение флота всем влепили по медали. Мне и Белке присвоили лейтенантов. Приказали действовать, выполнять план и не затягивать с этим.

Однако с утра, вместо вылета, мы садимся на совещание и доработку плана. Потому как возникли кое какие проблемы. Бомб у нас семь, а бомбовозов пять. Тащить кому-то две сразу очень рискованно. К тому же, наши Ер-4 самой последней модификации могут стать жертвами зениток и перехватчиков, и банально не долететь. Конечно сбросить можно и раньше, цунами выйдет огромное и от такого японцы не оправятся, но хотя бы одну, а лучше две надо сбросить им на головы.

— Влада не хватает, он бы нашёл способ, — ворчит Белка.

— Конечно, он просто пошёл бы сам. Ага…

— Сера, с ума сошла.

— Почему? Мы с тобой пойдём. Вылетим, расхреначим всё и улетим обратно.

— Больше семи тонн груза? — скептически смотрит на нас Рокоссовский.

— Ер-4 и много букв с цифрами. Скорость пятьсот пятьдесят — шестьсот. Как я понимаю в топливе «Первопричина.» Потолок восемь тысяч метров. Максимальная нагрузка шесть тысяч килограмм.

— А у нас семь. Не поднимется.

— А если подтолкнуть? — улыбаюсь маршалу. — Теоретически… Машина хорошая, четыре двигателя и шустрая, что немаловажно. От нас до Японии полторы тысячи, то есть для нашей птички три часа, если что чуть больше. Три-четыре часа, я смогу подгонять его и даже высоту удерживать. Потом, я выдохнусь, но бомбы будут сброшены. Пилоты приведут птичку домой.

— А если не справитесь? С ПВО и перехватчиками что делать будете?

— ПВО и истребители возьмёт на себя Белка. Я же самолёт буду держать. Ну и, коварным образом отведу пилотам глаза. Те кто подлетят близко, нас банально не увидят. Да и потом, я могу свести их с ума, заставить ошибаться, а Белка собьёт их. Как вам план?

— Влад плохо на тебя влияет, — ворчит Белка. — Ты становишься похожей на него. Я в деле. Когда выдвигаемся?

— Подождите, — останавливает нас Рокоссовский. — Рисковать вами и отпускать на самоубийственную миссию я не имею права. Других вариантов нет?

— Есть, — смотрю на него. — Ждать, например. А что? Давайте сядем, успокоимся, праздник устроим. Дадим им время собраться. Англо-японский флот мы уничтожили, давайте дождёмся американский. А потом возьмём и простим врагов своих. Мы же люди, честные и справедливые. Погрозим японцам пальчиком, англичан в угол поставим. А знаете что будет потом, Константин Константинович? А я вам скажу. Для немцев, японцев, англичан, и их союзников на западном фронте то есть жителей стран Европы, мы не люди. Нацистская идеология, которую они приняли, останется с ними навсегда. Мы, простив их и сохранив им жизни, пригреем на груди змею. И вот увидите, пройдут годы, десять, тридцать, пятьдесят, но это змея вцепится нам в горло. Вы, маршал Рокоссовский, лет через пятьдесят, готовы увидеть парады престарелых нацистов в городах Европы? Готовы понять, что все ваши труды, весь ваш вклад в победу банально перечеркнули? Готовы стать военным преступником, оккупантом, а не освободителем? А как вы будете смотреть в глаза им, сегодняшним мальчишкам и девчонкам которые не жалея себя сражаются за родину когда весь мир будет считать их мразями за то что они победили? Что вы, Константин Константинович скажете пожилому ветерану, когда поддавшийся западной пропаганде сопляк, начнёт упрекать его за победу? Что вы скажете одному из своих солдат, когда лет через пятьдесят увидите как от нужды и голода он на рынке продаёт кровью заработанные медали? Что оставались человеком? Что действовали по правилам? А они? Они как?

— Я не… Это…

— Возможно, — улыбаюсь ему. — Именно возможно. Наш Владислав, два раза видел это. Повторюсь, для них мы не люди и по их мнению человеческого отношения не заслужили. И не заслужим. Никогда. Тот факт, что с нами Влад, который не даст Советскому Союзу развалится в будущем, только усугубит ситуацию. А теперь представьте, что такие бомбы появятся у врагов. Как думаете, будут ли они опираться на моральные нормы или сразу уничтожат нас. Да, я с вами полностью согласна. Уничтожение целой страны, ужаснейшее военное преступление. Но тут или мы их, или они нас. Не забывайте, война идёт на уничтожение. Наше полное уничтожение. Они строят новый мир, в котором для нас места не будет. Вот только хрен им всем. Да, будет новый мир, но он будет нашим. Будут новые порядки, но они тоже будут нашими. Мы будем жить, но только без них.

Действует, Рокоссовский кивает, связывается с летунами и приказывает готовить бомбардировщик. На что в четыре прыжка телепортирую нас на аэродром, где мы начинаем думать как прилепить к самолёту бомбы. Что не так-то просто. Однако, на помощь приходят техники. Которые сначала не верят, но когда маршал шикает на них сразу приступают к делу. И первым делом, оснащают бомбы парашютами, дабы они упав с такой высоты не разбились и не поломались, что реально. Далее, с помощью подручных инструментов, лома, мата и чьей-то матери, бомбы всё же прикрепляют. Четыре. Две под крылья между двигателями, две на фюзеляж. Три внутрь выбросив из самолёта всё ненужное. Благо что размер самолёта позволяет, а ТТХ более чем радует. Но с таким перевесом, техники сомневаются что он вообще взлетит. Пилоты чешут головы и разводят руками. Сомневаются. Брать приходится добровольцев, которых из шести нужных, набирается аж… Лететь и уничтожать хотят все. Даже не хотят, а чуть ли не в драку рвутся.

— Мы можем не вернуться, — подняв руки пытаюсь успокоить пилотов.

— Ну и что? — кричит молодой лейтенант. — Зато какое дело сделаем. Я готов.

— И я готов, — отталкивает его второй. — У меня лётных часов больше.

— А у меня боевых вылетов! — кричит третий от чего начинается балаган.

— Отставить! — рявкает Рокоссовский. — Офицеры, лётчики герои, ведёте себя как базарные бабы. Построились! Смирно! Итак, товарищи. Задание предстоит сложным. Надо будет долететь, сбросить бомбы в указанные точки и улететь. Обратно и как можно быстрее, времени будет около часа. Добровольцы?

Шагают вперёд все. Смотрят друг на друга и переводят умоляющие взгляды на меня.

Смотрю на них, сканирую разумы, выбираю и останавливаюсь на одном, особенном. Пока не знаю какие именно, но способности у него уже просыпаются. А воля к победе такая, что сам маршал в сторонке курит. Кроме того, он как и весь его экипаж, не имеют ни жён, ни детей, ни даже близких родственников.

— Лейтенант Макаров, вы с нами. Готовьтесь, мы вылетаем.

— Молодой совсем, четыре вылета, — глядя на убегающего пилота качает головой Рокоссовский.

— Зато талантливый. Ну что, Константин Константинович, не прощаюсь.

— Осторожнее там и обязательно возвращайтесь.

Куда я лезу? Я ведь действительно не всемогущая. Да и не такая бессмертная. Убить можно и меня. Но… Надеюсь Влад выдержит. У него уран, Лазарев кристаллы сделает, народ в него верит. Не много, но… Ух!

Вылет, то есть неуклюжая попытка перегруженного самолёта взлететь, едва не заканчивается катастрофой. Полосы для разгона не хватает, приходится поднимать птичку вручную, что совсем не просто. Однако, хоть с трудом но получается. Взлетаем, набираем высоту. Дальше просто подгоняю бомбардировщик. И понимаю что это предел. Своих сил не хватает, приходится тянуть из Влада. И самое страшное, я не знаю как он от этого себя чувствует. Может он вообще при смерти. Дурацкая авантюра и я дура. Но что бы сделал сам Влад? Тоже самое. Или вообще, соорудил бы корабль и поплыл на нём.

Сканирую разум пилота, показываю ему карту и указываю на ней точки куда будем сбрасывать бомбы. Пилот же удивляет, мало того что он сразу понимает что я проникла ему в голову, так он даже не боится этого. Сосредоточенно управляет машиной и мечтает как война закончится.

Никто из них не боится. Второй пилот собран и серьёзен. Радист вообще спокоен как стадо удавов. Стрелки в турелях ожидают боя и решают что собьют всех кто приблизится. Белка полыхая злобой, мечтает размотать всех в ручную.

Стараясь хоть как-то сэкономить силы, сажусь на пол, отрешаюсь от всего и сосредотачиваюсь на нашем самолёте. Погружаюсь в нечто похожее на медитацию. Понимаю что легче, самолёт не кажется таким тяжёлым. Правда вижу я только его и то что внутри. Ну и бомбы в которых даже через оболочку светится арданиум. Светится тёплым фиолетовым, даже убаюкивающим светом. Таким приятным что…

Грохочут очереди пулемётов и близкие взрывы.

— Да очнись ты! — кричит мне в ухо Белка. — Бой!

— Дима, — напрямую связываюсь с пилотом. — Что у нас?

— Корабли, из зениток стреляют. Истребители подняли. Прорываемся, на помощь не помешает.

— Сколько до места?

— Двадцать минут и начнём скидывать. Я сообщу.

— Катя, вперёд.

Телепортирую Белку наружу, расширяю обзор и понимаю что дело плохо. Белка, тут же вспыхивает и перемещаясь в пространстве сбивает преследующие нас истребители.

Тянусь к пилотам, свожу их с ума и заставляю атаковать корабли.

— Десять минут, — слышу голос Димы Макарова.

— Держи курс.

В небе стараниями Белки случается вакханалия. Истребители на такой высоте чувствуют себя неважно, зато Белка более чем хорошо. Попасть в неё они не могут, но и защититься им нечем. Поэтому, один за другим, они взрываются от попаданий молний и падают. Тех же что свела с ума и они атаковали корабли, сбивают свои зенитки.

— Мы на месте, — сообщает пилот. — Под нами Япония. Первая пошла.

Громко щёлкают замки, бомба отцепляется от самолёта и падает. Срабатывает парашют, тормозит её. Пилот выжидает и меняет курс. Летит так десять минут и снова поворачивает. Выжимает из самолёта всё что можно и с интервалом в двадцать минут сбрасывает бомбы. Как только сходит последняя, с таким же интервалом телепортирую наружу три оставшихся. Облегчённо выдыхаю, ложусь и вытирая идущую из носа кровь вытягиваю ноги. Из последних сил успокаиваю Белку и перемещаю её к себе.

— Ты как? — садится рядом Катя.

— Хочу сдохнуть. Добей меня, а… Голова трещит, кровь не останавливается. Болит всё даже волосы. Но мы это сделали.

— Пока не знаю, — пожимает плечами Белка. — Хотя… Думаю да.

— К Владу хочу, — поймав сестру за руку улыбаюсь.

Целую её пальцы и пытаюсь отрешиться от боли. Заодно представляю как плохо сейчас Владу.

****

Через час, когда бомбардировщик удаляется на приличное расстояние, начинает твориться нечто. Сброшенная на один из крупнейших городов, казалось бы не сработавшая спустившаяся на парашюте и упавшая посредине улицы бомба, вдруг щёлкает. Распугивая собравшихся вокруг неё с целью изучить специалистов выпуская клубы фиолетового дыма шипит… Испепеляя город вспыхивает огромный фиолетовый шар. Уплотняется, темнеет и вращаясь втягивает в себя всё в радиусе двадцати километров. Втягивает, увеличивается и взрывается. Световое излучение и ударная волна, сдирая почву и превращая в пыль всё что попадётся куполом расходятся во все стороны. Сверхгорячая плазма, плавя и тут же испаряя землю и камень стерилизует всё в радиусе тридцати километров. Всё что дальше или сгорает в пепел, или плавится. Ещё дальше чудовищные пожары уничтожают близлежащие поселения и города в которых от ударной волны не осталось никого живого.

Над местом взрыва, быстро поднимается светящееся фиолетовым грибовидное облако. Состоящее из пепла, дыма и кристаллизующихся паров арданиума.

Облако вспыхивает, во все стороны расходится волна энергии. От страшного взрыва, земля начинает дрожать, расходится глубокими трещинами, но вдруг успокаивается. Однако с высоты можно увидеть что это затишье перед бурей. В нескольких десятков километрах от берега, в воде, одна за другой вспыхивают фиолетовые звёзды. Втягивая в себя воду создают огромные воронки, одновременно светятся ярче и почему-то все вместе взрываются. Ударная волна разносит прибрежные города. Расширяющиеся купола плазмы испепеляющие всю материю, накрывают огромную площадь, до дна испаряют воду, плавят дно и задевают сушу сжигая побережье и превращая его в стекло. И тут же всё накрывает огромное цунами буквально смывая с большей части островов всё до скального основания. Чудовищное по силе землетрясение разрушает всё что осталось. Суша трескается, на поверхность вытекают реки лавы. Оживают вулканы многие из которых взрываются. Часть самого большого острова и множество маленьких уходят под воду.

Так, прекращает своё существование государство всецело поддерживающее фашистскую Германию. А вместе с ним, прекращает своё существование мощная группировка вражеских войск. Конечно, цунами дойдут и до союза, но в этом случае они помогут и уничтожат захваченные города…

Глава 15

Сутки спустя. Западный фронт. Маршал Быстрицкий.

Ситуация на фронте, снова скатилась в уныние. Виной тому, что неудивительно стал Владислав. Ни с того ни с сего он начал нервничать, прислушиваться. После взял контейнер, позвал с собой Лазарева, ушёл подальше от позиций и сев на холмик начал есть уран и кристаллы. Повешал на шею странные ожерелья и каждые полчаса просил принести ему еду, металлы и спирт. При этом начал меняться, как будто высыхал. Несмотря на то что ел как не в себя, с каждым часом становился всё тоньше и тоньше.

Глаза погасли и ввалились. Волосы выпали, руки ещё сильнее удлинились, спина сгорбилась. Закончилось всё сутки назад глубокой комой.

Как помочь, даже Лазарев с Ломакиным и Маришка не понимали. Уран хоть и оставался, Влад не мог съесть ни кусочка. Фиолетовые кристаллы, которыми Лазарев и Лариска обкладывали Влада, быстро прекращали светиться, теряли цвет и рассыпались.

Начмед разводил руками, бойцы лезли узнать что с их командиром и хотели хоть как-нибудь помочь. И наконец, когда профессор Ломакин собрался поставить укол, Влад взял и оброс металлической оболочкой. Чем-то вроде кокона, который Ломакин и Маришка запретили вскрывать.

Теперь вот сидим, ждём новостей. Ломакин и Лазарев дежурят у кокона и допрашивают заплаканных Спичкиных. Солдаты мрачно бродят по позициям и достают меня вопросами.

Я же, сижу в блиндаже, смотрю на мрачного Горчакова и понимаю что если Влад не оправится, никакого наступления может не быть. Без Константинова, ничего не выйдет. Спичкины как они сами говорят потеряли семьдесят процентов сил. Осип/Ломакин жалуется на плохое самочувствие. Маришка с постоянством растекается лужей. Бодрячком держатся только Лазарев, который сей процесс изучает и Лариска, которая ему в этом активно помогает.

— Ну и что, Максим Иваныч, — закуривая уже седьмую по счёту сигарету начинает Горчаков. — Что делать будем?

— Влад выживет.

— Я не об этом, — морщится Горчаков. — Что начальству докладывать будем? Вернее как будем оправдываться? В ставку уже доложили. Пока Влад болеет, приедут люди с большими как у тебя звёздами на погонах и десять шкур с нас спустят.

— Не спустят. А пока едут Константинов в себя придёт и…

— Товарищ маршал! — залетает в блиндаж Савин. — Товарищ маршал, включайте радио. Обещают хорошие новости!

— Вася, блядь! Хоть каплю уважения имей. Перед тобой два офицера, а ты вваливаешься как лошадь. Языка постучать нет?

— Виноват, — широко улыбается Савин.

— Иди отсюда, — включая радио вздыхаю.

Сидим, слушаем шипение. Савин никуда не уходит, топчется у дверей и явно хочет спросить про Влада, но не решается. Знает, что я его матом пошлю, потому как довели уже.

Радио трещит, пикает. Все тут же замираем, пододвигаемся ближе, и тут…

— От Советского информбюро. Сутки назад, усилиями бойцов восточного фронта, объединённый англо-японский флот был уничтожен. Японские острова, также подверглись уничтожению. Войска под руководством маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского, переходят к добиванию разрозненных групп вражеских солдат. Отличившиеся, блестяще выполнившие приказ лейтенанты: Преображенская, Белкина и Макаров, приставлены к наградам. Товарищи… Товарищи! Восточного фронта больше нет! Ура!

На улице слышны радостные крики и визг девушек. Савин прыгая на месте машет руками. Горчаков, даже не пытаясь сдерживаться смеётся. Крик на улице повторятся, но звучит теперь громче. В блиндаж едва переставляя ноги заходит Влад, заволакивает за собой часть коленвала. Садится и начинает есть. Пачкает лицо мазутом, чешет лысую голову где быстро отрастают волосы, полнеет… Самое главное — его глаза снова начинают светиться.

— Фух, молодцы девчонки.

— Ага, чуть не убили меня, — качает головой Влад. Встаёт, с хрустом выпрямляет спину, укорачивает руки, потягивается и садится: — Вы чего?

— Мы уже думали что потеряли тебя. Слишком плохо выглядел.

— А вам Лазарев не сказал? — удивляется Влад. — Вот распиздяй. Опять забыл. Короче… Пожалуйста, извините. Суть вот в чём. Я глава семьи. Большую часть энергии девчонки получают от меня. Я не знаю как это происходит, но это происходит. Ну и, Серафина с Белкой разошлись. Вот и вытянули из меня почти всё. Благо вовремя остановились. А где все?

— Ох и напугал ты нас.

— Не время бояться, товарищ маршал. Нам наступать нужно. В этом году, хочу закончить войну. Закончить установкой флага на руинах Вашингтона.

— А Берлин? — спрашивает Горчаков.

— А Берлина не будет, — злобно улыбается Влад. — Вообще.

Глядя на него, иногда кажется, что он настоящее зло. И, возможно, он таковым и является. Но зло он наше.

То же время. Южный фронт. Роза.

— Х-х-хы! — потирая руки выдаю. — Ну что, товарищи. Дела идут в гору.

Дела и правда идут в гору. Вот только Морозова, Конев, несколько офицеров и сидящий на стуле с кляпом во рту американский полковник, от новостей по радио немножко так охренели и выпали в осадок.

Совсем чуть-чуть. Так что глаза стали как у анимешек.

— Понимаю, я тоже удивлена. Но мои сёстры по другому сработать не могли. Теперь ты, демократ. Сейчас я вытащу кляп и ты нам на русском всё расскажешь. Моя подруга, вот эта милая девушка, подтвердит врёшь ты или нет. А если соврёшь, я разрешу ей выпотрошить твой разум. Мы в любом случае всё узнаем. Вопрос лишь в том, останешься ли ты в живых. Говорить будем?

Выдёргиваю кляп, для большей надёжности отвешиваю полковнику подзатыльник, обхожу, наклоняюсь, заглядываю в глаза…

— Слушай сюда, сука. Если надеешься на снисхождение или жалость, то зря. Меня твои немецкие друзья в барокамере запытали. У меня нет принципов. А чтобы тебе было легче…

Усилием воли создаю в штанах американца две небольшие области высокого давления которые тисками сжимают самое для него дорогое.

— Ещё чуть-чуть, — шелестит в голове голос Морозовой. — Я почти вскрыла его.

Нда, а Морозова ни в какое сравнение с Серой не идёт. Не может это чучело взломать. Или оно слишком крепкое, или его сила воли такая сильная, или Кате тренироваться надо.

— Говори!

— Всё скажу, — шипит от боли полковник. — У нас нет приказа уничтожать вас. Мы здесь чтобы закрепиться, устроить базы. А потом…

— Ваша цель «Первопричина» — улыбается Морозова. — Вам не нужна война, вы не поддерживаете идеологию нацистов, ненавидите японцев и презираете англичан. Вам нужна только прибыль, и за неё, за «Первопричину» ваши лидеры, президент, конгресс и прочие, легли под Гитлера. А как же демократия? Ты, урод, зная что идёшь воевать за деньги, которые даже не тебе достанутся, тешишь себя мыслями что несёшь людям демократию и спасаешь их от коммунистов. Ты совсем поехавший?

— Я солдат. Муж, отец, патриот страны, я…

— Ты не солдат — ты проститутка, — закуривая кривится Морозова. — Солдаты в мирных не стреляют и страны, которые вообще никак к конфликту не относятся, не уничтожают. Ты муж, но не отец, твой сын с которым ты по выходным играешь в бейсбол, от соседа, что тебе прекрасно известно. Но ты ничего не делаешь и не сделаешь, потому что считая ребёнка выродком, боишься огласки и потери репутации. И ты не патриот, потому что воевать пойдёшь за тех кто больше заплатит. Ваши цели?

— Говори, иначе так больно сделаю…

— Наша задача, — сглотнув говорит полковник. — Пока ждать и перемалывать войска. По приказу, наступать. Удар по Омску. Западный фронт отрезается от снабжения, рушится и уничтожается, восточный двигается в глубь материка. Война заканчивается.

— Не в этом случае, — скалясь киваю. — Хочешь знать что будет дальше? О, по глазам вижу что хочешь. Я скажу. Красный медведь, загнанный в угол и униженный, только что восстал. И теперь он смерчем прокатиться по Европе и Северной Америке. И если Европа перестанет существовать, то Америка кровью умоется. А ты, мразь, ты будешь смотреть, ты будешь знать как города твоей страны под ударами бомб превращаются в пепел. Все! Все кто лёг под фашизм, будут уничтожены. Иван Степаныч. Пора.

— Третья эскадрилья, — взяв трубку тут же командует маршал Конев. — Приступить к выполнению операции Возмездие Красного Медведя.

Охреневшего полковника уводят, Конев закуривает, смотрит на меня.

— Иван Степаныч, — улыбаюсь ему. — Не смотрите на меня так. Я понимаю, вам кажется это жестоким…

— Я как никто понимаю что по-другому никак, — затягиваясь кивает Конев. — Я сам всё видел и знаю что американцы ничем не лучше немцев и японцев. Да, концлагеря они не создавали. Но их тактика «Выжженной земли.» В концлагерях, у людей был хоть призрачный шанс выжить. Тактика демократов, шансов никому не оставляла. Я человек взрослый, видел многое и я с вами. Смотрю же я на вас…

— Из-за одежды?

— Нет, Роза Яковлевна, не по этому, — улыбается Конев. — Меня интересует ваша причёска. У вас две косы. Одна сзади, как положено, вторая спереди. Она вам обзор не закрывает?

— Я вижу по-другому, — развожу руками. — Всей поверхностью тела. Поэтому минимум одежды. В основном моё зрение. Оно как у летучей мыши. Я создаю, несколько сотен волн воздуха в секунду и вижу отражение. Плюс я вижу движение. Ну и, поскольку я воздух, мне опять же мешает одежда. Вообще, у каждого и каждой из нас есть своё особенное зрение. Близняшки видят тепло, Маришка воду, даже ту что в людях. Белка электричество, включая то что порождает нервная система человека. Серафина видит мысли, доктор Лазарев — арданиум. Осип/Ломакин чувствуют вибрацию почвы.

— Понятно, — поправляя воротник кителя бормочет Конев. — Звание хотите? У меня есть полномочия присвоить вам лейтенанта. Не откажетесь?

— Благодарю. Конечно, я с радостью. Почему нет? Сёстры и муж при званиях, я тоже хочу. Обмоем позже. Сейчас, мне надо помочь летунам. А то ещё собьют. Морозова, за мной.

— Но я.

Не слушая хватаю Екатерину и вытаскиваю из штаба. Обнимаю, взлетаю вверх и лечу к позициям врага.

— Нас же убьют! — вцепляясь в меня стонет Катюха. — Спятила. Мы не справимся.

— Справимся. Да и не собираюсь я геройствовать. Мне до Серафины и Белки не дотянуться. Так, небольшую диверсию устрою. Смотри!

— Нахрена? Роза…

Превращаюсь в ветер. Поднимаюсь выше и быстро преодолеваю два десятка километров. Зависаю над первыми линиями противника, концентрируюсь… Поднимается ветер. В трёх метрах над землёй, воздушные массы приходят в движение, поднимая снег пыль и песчинки закручиваются в вихри. Кружатся, увеличиваются…

Получаются аналоги пылесосов. Вихри втягивают в себя всё что могут и поднимают это вверх. Вверху, направленный в одну сторону ветер гонит облако на врага лишая его обзора. Пылевая буря, нарастает. Силы быстро уходят, но тут… Влад всё правильно понимает и начинает подпитывать меня. От такой мощи кружится голова, хочется рвать врагов. Но перегружать Влада не хочется. Конечно, точно я не знаю но после приключений Серафины и Белки, кажется, ему было плохо. Поэтому…

— Как дома, да? — криво улыбаясь спрашиваю. — Наслаждайтесь.

Ветер закручивается в четыре торнадо, которые быстро увеличиваясь снося позиции врагов, по замысловатым траекториям уходят вперёд где повинуясь моей воле начинают бесчистнва. Солдат, всё относительно лёгкое и постройки поднимает вверх, крутит и бросает вниз с огромной высоты. Машины переворачивает. Видимость внизу нулевая и если верить моим очень слабым парапсихическим способностям, там нарастает паника.

— Роза! — пищит Морозова. — Надо уходить. Летуны… Летуны сбросят бомбы. Нас распылит.

— Это будет в ста километрах отсюда. В глубоком тылу. Наша цель не войска, а тылы. Снабжение накроем, сами разбегутся. Чего пищишь, СМЕРШ, помогай.

— Как? Далеко, я ни своих, ни чужих не вижу.

— Читай меня, идиотина. Смотри моими глазами. Учись, у меня в голове очень много полезной информации. Мы не всегда с тобой будем, тебе нужно расти.

Морозова успокаивается. Замечаю её проникновение в разум от чего… От чего качаю головой, потому что Катюха, вместо полезной информации, рассматривает образы голого Влада, наши с ним забавы… Хихикает над моими выходками. Особенно её впечатляет моё выражение. Когда я поднимая одеяло, словами «иди к мамочке» приглашай Влада.

— Морозова…

— Извини, просто это так красиво. А Влад здесь один такой? Просто я…

— Хочешь такого же? Придётся подождать. Гарантий не даю, но… Короче жди. Хватит уже порнуху смотреть. Учись!

Учится Катя ровно час. Пока усиливаю бурю, пока создаю ещё несколько торнадо. В небе показываются бомбардировщики которых из-за шума двигателей быстро засекаю. Два «бобра» плюс восемь истребителей для прикрытия.

— Долго они собирались.

— Ну да, — подтверждает Морозова. — Хотя. Пока взлетели, пока высоту набрали, пока разогнались.

— Прикрываем?

— Нет! Как? Спятила!

Смеясь усиливаю ветер, снижаюсь и прямо над завесой пыли мчусь вперёд. Поднимаюсь, заключая Морозову в пузырь догоняю бомбардировщики и лечу рядом. Вижу охреневшего пилота в кабине.

— Свои, не бойся, — принимая вальяжную позу машет ему рукой Морозова. — Проводить полетели. Вы там не тормозите. Сбросите и сразу домой.

Пилот кивает, передаёт остальным. Резко снижаемся, до предела усиливаем бурю и возвращаемся.

— Получится? — спрашивает Катюха.

— Обязательно. Наши лётчики, самые лучшие. Большего я сделать не могу, увы. Ещё полчаса подержу бурю и всё.

Уходим в штаб, вместе с маршалом слушаем переговоры летунов и ждём когда начнётся.

Начинается всё вовремя. Летуны не встретив сопротивления заходят на цель и сбрасывают бомбы. Разворачиваются и уходят на аэродром. Маршал засекает время, командует солдатам залечь в укрытия и готовиться к атаке.

Минуты тянутся несказанно долго. Иван Степаныч нервно курит. Особисты, офицеры и прочие поглядывая на часы ожидают.

— Это самый долгий час в моей жизни, — прикуривая сигарету от окурка ворчит Конев.

— Не нервничайте, Иван Степанович. Предлагаю выйти на улицу и посмотреть на взрывы. Зрелище скажу я вам…

Выходим, встаём на холм смотрим в даль. Пылевая буря улеглась. А вокруг… Звенящая тишина. Ни привычного шума солдат, ни даже порывов ветра. Кажется, в преддверии небольшого апокалипсиса, замерла сама природа.

— Это место, — сглотнув шепчет Морозова. — Здесь столько крови. Всё, абсолютно всё до последнего кустика пропитано смертью. Роза, мне страшно.

— Всем страшно. И мне тоже. Война это дело такое.

— Война, а не уничтожение.

— Промедлим, уничтожат нас, — отодвинув косу смотрю ей в глаза. — Или мы их, или они нас. Третьего, к сожалению, не дано.

Морозова судорожно вздыхает, широко распахивает глаза и смотрит вдаль. А там, на горизонте, одно за другим вспыхивают четыре фиолетовых солнца. Редкие облака рассеиваются. Слышится чудовищный грохот. Земля дрожит, ходит ходуном. Вверх на десятки километров поднимаются огромные светящиеся грибовидные облака.

— Держитесь, — видя как на нас летят волны энергии раскидываю руки.

Морозова повторяет действия. От первой волны искрясь фиолетовыми молниями падает. От второй смеясь взлетает. От третьей злобно улыбаясь понижает вокруг себя температуру. От четвёртой взлетает вверх и безумно смеётся.

— В атаку, — кивает Конев. — В атаку! За родину!

****

Атака, заканчивается едва начавшись. Демократы, от такого удара, подняв белые флаги, бросают оружие и бегут сдаваться. На Конева сыплются доклады о том, что по всему участку фронта, враги поднимают лапки и просят пощадить их. На что маршал, достаёт из шинели флягу, открывает ивыдохнув пьёт. Закуривает, смотрит на меня…

— Неужели всё?

— Товарищ маршал, это только начало, — нагло улыбаюсь ему.

Это начало… Вы все ответите. За всех. За Влада, за истерзанных Белку и Маришку, за заживо сожжённых близняшек. За Серафину. За меня. За каждого замученного. Вы ответите за них в десятикратном размере. Плевать на совесть, жалость, мораль. Плевать на всё. Мы заставим вас страдать. Всех вас.

Глава 16

Сутки спустя. Западный фронт. Влад.

С утра, сразу после того как по радио сообщили более чем хорошие новости о южном фронте… Нет, не радуюсь вместе со всеми. И прыгать от хороших новостей мне тоже совсем не хочется. Ничего не хочется. Вообще.

Смотрю на Маришку, на близняшек, вспоминаю остальных и понимаю что чувства к ним как будто притупились. Я не переживаю за них, не беспокоюсь. Меня не возбуждают сёстры Спичкины которые старательно крутят передо мной попами, и Маришка которая от них не отстаёт тоже не возбуждает. Да, мне приятно их видеть, приятно трогать, но на этом всё.

Тело так же как и разум выкидывает непонятные фокусы. Руки то удлиняются, то становятся нормальными. Глаза то человеческие и голубые, то светятся ярче. Волосы, ночью были обычные, металлические. Как проснулся приняли русый цвет и тут же снова заблестели металлом. Кожа… Кожа ведёт себя как волосы. Рожа… Табло меняется с завидным постоянством. То я Влад, то есть существо похожее на Влада, то черты немного изменяются и я вижу в зеркале самодовольную рожу Кастиана или себя прежнего.

Самое удивительное, что никто этих изменений не замечает. Маршал Быстрицкий, теперь уже майор Горчаков, старший лейтенант Нестерова мои девушки, Лазарев, Лариска и Осип с Ломакиным, если их спросить, то никаких изменений они не заметили. Кроме Лариски, крыска явно что-то не договаривает. Врёт, по глазам вижу. Хотя… Как по мне, она чего-то боится. Или кого-то? Но факт в том…

Лариска сама меняется. Растёт, с каждым днём всё больше становится похожей на человека. Хотя, звериные черты в виде ушей, хвоста, носа и длинных резцов никуда не пропадают. Зато теперь, она… Маленькая, полметра если мерить без хвоста — девушка. Лариска или Лазарева Лариса Сергеевна. Нда…

А я сижу в нашей подземной норе, жду приказа наступать и пытаюсь понять что за очередная хренотень со мной происходит. И понять не могу, но…

— Влад! — вламывается в комнату довольный Лазарев, ссаживает с плеча недовольную Лариску и раскинув руки возвещает. — Это случилось!

— На нас напали инопланетяне?

— Да хоть бы, — сложив руки на груди ворчит Лариска.

— Нет… — качает головой Лазарев.

— Ну тогда иди в жопу, Серёжа, и не мешай. Акела думает… Лариску можешь оставить, она умная и не шумит.

— Ты же знаешь что я не уйду, — лыбится доктор. — Так вот. Сегодня, буквально несколько часов назад, я стал свидетелем запечатления. А поскольку вижу арданиум в телах людей, то я смог не только разглядеть, но и понять процесс. Смотри. Представь что люди, как части пазла. А работает это следующим образом. Есть например парень. У него есть душа. Но! С одной стороны, эта душа не цельная, а как будто с оторванными кусками. А есть девушки. У которых…

— Нет, не так, — кривясь высказывает Лариска. — Вот! Графин с водой. Объясни на нём, так понятнее будет.

— Вы меня дауном считаете?

— Нет, мой Император, — присев в книксене выдыхает Лариса. — Просто эта дубина сейчас такого наплетёт. Смотрите, это интересно.

Убежав к столу, Серёга хватает графин, наливает воду в три стакана, немного доливает в графин из ведра и широко улыбаясь указывает на это.

— Да, так действительно будет понятнее. Представь что вода в графине это парень, а в стаканах девушки. Если вибрации души, а соответственно и вибрации арданиума совпадают, то жидкость объединится. Если нет, то… Увы.

С этими словами Лазарев выливает два стакана в графин, берёт третий и медленно льёт в уже полную ёмкость.

— А это что значит?

— Это значит, — продолжает Лариска. — Что у всего есть предел. У каждой семьи тоже. Как видите, два стакана вошли легко, третий сколько не пытайся, уже не залить. Конечно у всех будет по разному. Кому-то две, а кому-то сорок пять

Но тут… Тут много факторов. Схожесть вибраций, души… Ключевую роль играет даже не схожесть, а почти полное совпадения вибраций.

— А если слишком сильно совпадают?

— Такое можно увидеть у родственников, — разводит руками Лазарев. — Мать и сын, тётя и племянник. Родные, двоюродные и даже троюродные брат с сестрой. В таком случае запечатление просто не произойдёт. Они как одинаковые заряды, в какой-то степени будут отталкиваться. Ты понимаешь? Понимаешь какую удивительную вещь сотворила природа?

— Ну да, инцест физически невозможен. Не будет вырождения. Габсбурги обзавидовались бы. Или им нравилось? Не помню. Слушай, а как…

— Я вижу и понимаю. Сегодня видел как трое, парень и две девушки, целовались за танком. Гы… Ну я и… Нет, это чисто научный интерес. Я не подсматривал, я наблюдал.

— Серёга, со мной что-то странное…

— Ты меняешься. Первопричина в тебе трансформируется в арданиум. Ты, совсем скоро, станешь кем-то совсем другим. С тобой всё в порядке, не загоняйся.

— А сразу нельзя было сказать?! Я же тут…

— Так я говорил! Влад, я три раза к тебе подходил. А ты или не слушал, или не слышал. Про бомбы ты тоже не слышал?

— Нет. А что с бомбами?

С бомбами всё оказалось интересно. Лазареву, прилетела телеграмма. От Серафины. В которой говорилось что бомба плюс вода равно большой бабах и грави аномалии. Что Лазарев тут же и решил проверить. То есть в заготовку, залил пятьдесят литров воды. Правда проверять не стал. Но вроде как уверен, что бабахнуть должно серьёзно. А ещё он уменьшил бомбы. То есть как уменьшил, так и снизил мощность, потому как такие ядрён бабахи, не всегда хорошо. Мелкие же бомбы, он поместил в обычные трубы. Длинной полтора метра, диаметром сто двадцать пять миллиметров. Получившаяся хлопушка, выдаст облако плазмы и испепелит всё в радиусе ста пятидесяти метров. Что плюс, потому как не пятьдесят километров. А то от бомбы, ещё и убежать надо.

Над повышением мощности, Серёга также работает и уже собрал опытный образец, который в теории, оставит кратер глубиной от трёхсот до пятисот метров и диаметром сто двадцать километров оплавленной земли. Но даже наш маньяк, считает это страшным и использовать не рекомендует. Потому как взрыв ну очень мощный в теории получится. Этими бомбами, даже не города, а страны сносить можно.

— Ну, что я скажу, порадовал. Пойдём корпуса выращивать?

— Ага! Пошли. Там как раз недоеденный немецкий танк есть…

— Стоп! — поднимает руки Лариска и теребя кончик хвоста продолжает. — Подождите. У меня тут такая проблема. Не знаю как сказать… Там девочки… Они кошку драную притащили! Теперь тискают её постоянно! Про меня забыли совсем. А эта зверюга… Бело-черно-рыжая кобыла! На меня как на еду смотрит. Надо её выгнать! А лучше отравить!

— Не жалко котейку? Не знал что ты Лариса, такая кровожадная и готова просто так несчастную животинку отравить.

— Я тоже животинка! Я крыса!

Поднимаю Лариску, подхожу к зеркалу и показываю на её отражение. На что Лариска всхлипывает, мотает головой…

— Милая, маленькая, очень-очень умная девушка зверолюдка. Значит так, в нашей семье, куда вы с Серёгой тоже ходите. Серёга на правах уродливого младшего брата. Так вот, убийства кошек в нашей семье не приняты. Попробуй подружиться. Покорми чем-нибудь, погладь. Если не получится тапком по морде вреж. Но только без смертей. Хорошо?

— Ну ла-а-а-адно. Я попробую. А я и правда такая милая?

— Более чем. А теперь идёмте.

По выходу на поверхность, нас сразу же ловит Быстрицкий и сообщает что к наступлению всё готово. Вот только наступление не сегодня и даже не завтра, а после переговоров. Завтра в Свердловск прибывают важные гости, которые со слов Быстрицкого будут уговаривать товарища Сталина как минимум не претендовать на европейскую часть территорий советского союза. Как максимум, повторят свои требования. Ну и, Иосиф Виссарионович, ожидает на переговоры меня, потому как опасается какой-нибудь подляны.

— Эх, а я так хотел в наступление идти. Ладно, мы будем.

— Мы? — щурится Быстрицкий.

— Да, именно мы. Фая, Рая, Мариша, Батя. Остаётесь здесь. А я… Ух, есть у меня один план.

Следующий день. Ближе к вечеру. Свердловск.

В большом зале. Нервно поглядывая на странного человека с длинными руками и светящимися глазами, переминалась группа послов. Человек же, ехидно улыбался, кивал сидящему за столом Сталину и смотрел на гостей как на дерьмо. Сам же Иосиф Виссарионович, пыхтел трубкой, презрительно щурился, и всем своим видом показывал что переговоров не будет. То есть они будут, но добиться хоть каких-нибудь уступков послы не смогут.

— Начнём, — кивает Иосиф Виссарионович. — За меня будет говорить товарищ Константинов.

— Это неприемлемо, — возникает японец в адмиральской форме. — Мы будем разговаривать с главой государства.

— Да? А вы кто такие? — смотрит на него Сталин. — Что-то среди вас я ни одного главы государства не вижу. Поэтому или так, или вообще никак. Капитан Константинов, начинайте.

— Представьтесь, — глядя на гостей рычит Влад.

— Посол Соединённых Штатов — сенатор Мили, — кивает пузатый мужик в костюме тройке.

— Посол Соединённого Королевства — лорд Мейс.

— Посол Третьего Рейха — Райнхард Мюллер.

— Адмирал Танагара, — кривится японец.

— Капитан Константинов, — улыбается Влад. — Ваш ночной кошмар. Итак, с чем пожаловали?

— Мы прибыли провести переговоры, — начинает американец. — Советский Союз в бедственном положении и против нас, вам не выстоять. Мы в последний раз предлагаем вам отойти за Урал. В противном случае, четыре страны…

— Две, — улыбается Влад. — Японию и Германию не считайте. Японии уже нет, а Германии скоро не станет. А потом не станет мелкобритании, и соответственно… Соединённые Штаты, скоро станут разъединёнными. Думаю к концу года.

— Блеф? — удивляется американец.

— Отнюдь, — кивает Константинов. — У нас есть оружие.

— Запрещённое оружие, — поправляет его Мили.

— Я ничего не запрещал, — удивляется Влад. — Всё законно. Товарищ Сталин, вы что-нибудь запрещали? Нет? Ну вот видите.

— Тем не менее, — продолжает американец. — На заседании, Лига Наций всё это запретила. Вы обязаны…

— Кому? Тебе? А харя не треснет, Я обязан только себе и своему народу. Ваши интересы, это ваши интересы. Ко мне они никакого отношения не имеют. Вы вот тоже, газ использовали. А он запрещён Женевской конвенцией. Вас это остановило.

— Советский Союз не подписывал конвенцию! — кричит немец.

— Ну тогда какие ко мне вопросы? — улыбается Константинов. — Женевскую не подписывали, какое-то постановление какой-то там Лиги тоже. Вот и я говорю никаких обязательств. Поэтому, вы сейчас собираетесь, уходите и ждёте когда я приду за вами. А я приду. За каждым. Все кто связался с вами, сгорят в фиолетовом пламени. Это будет. Война уже проиграна, для вас. Сами посмотрите. Китай восстал, по всей стране наши товарищи беспощадно выжигают японских оккупантов. Индия полыхнула, там режут британских уродов. А бравые американские войска, бродят в степях и выпрашивают у местных милостыню. Получают в рыло, но… А скоро, я стерилизую Европу. Да, всю, вместе с вашими погаными прихвостнями. Вы, господа, не в том положении чтобы что-то требовать.

— И всё-таки это блеф, — широко улыбается американец. — Сколько таких бомб вы можете произвести в кратчайшие сроки? Учитывая то, что Красный Медведь, в данный момент напоминает побитого помоечного пса, а экономика и производственные мощности бьются в агонии. То сколько вы, товарищи, сможете сделать таких бомб?

— Да, вы правы, сенатор Мили, — качает головой Влад от чего американец нагло улыбается. — Наши мощности оставляют желать лучшего. Но по одной бабахе, на каждый город Европы, я вам обещаю. Плюс ещё на каждое скопление войск, где больше тысячи единиц.

— Это преступление, — сглотнув шепчет Мили.

— Тогда я преступник, — смотрит на него Влад.

Смотрит так, что посол бледнеет и отшатывается назад, но сдаваться не собирается.

— Мы всё ещё можем договориться. Это война никому не нужна. Просто отойдите за Урал и живите спокойно. Места вам хватит. Мы гарантируем вам: безопасность, торговые преференции, гуманитарную и экономическую помощь.

— А если нет? — язвительным тоном спрашивает Влад. — Суд, а потом полное уничтожение? Мне больше импонирует второй вариант. Мы сами проведём суд, над вами. А потом полностью вас уничтожим. Всех. Переговоры окончены.

— Это ваше последнее слово?

— Да, — кивает Сталин и трубкой указывает на дверь. — Убирайтесь, шакалы.

Послы переглядываются, кивают друг друг другу и тут… Немец с хрустом изгибается, вытягивает руки. Из его предплечий разрывая кожу и одежду выскакивают лезвия. Кисти японца с треском отрываются и падают на пол. Из обрубков рук выдвигаются стволы, звучат выстрелы. Сидящий за столом Сталин получает четыре выстрела в грудь и падает лицом на стол.

Влад отступает к окну…

— Глупый сопляк, — похлопав себя по животу улыбается Мили. — Ты на самом деле подумал что мы будем договариваться с вами? Вы, отбросы, много о себе возомнили. Вы никто, толпа аборигенов.

— Вас всё равно убьют, — кивает Влад.

— Да мы и так не жильцы, — улыбается американец. — Для нас это билет в один конец. Во мне бомба. В остальных встроенно оружие. Мы знали на что шли. И мы это сделали. Теперь Советский Союз ещё и обезглавлен. Но ты… Как ты мог так повестись? Слухи о тебе преувеличены. Жаль… Мюллер!

Немец прыгает на стол, поднимает Сталина за волосы и лезвием отрезает его голову. Смеясь поднимает и бросает её в угол. Выпрямляется…

— А если бы мы согласились? — вздрагивая спрашивает Влад.

— Вы бы всё равно вымерли, только медленнее, — скалится Мили. — Наша политика рационального распределения ресурсов, ваше дальнейшее существование не предусматривает. Вы язва, нарыв на теле Земли. Всё ваше коммунистическое отродье, нужно уничтожать. Нет, это не расовая идеология, нам это не нравится. Это бизнес. Это прибыль. Это власть. Пора заканчивать. Ты…

— А как ты доложишь хозяевам? — интересуется Константинов.

— Они тебя видят, — неестественно широко улыбается Мили. — Можешь посмотреть мне или кому-то из нас в глаза и…

— Я приду за вами, — глядя американцу в глаза жутко скалится Влад. — Скоро…

Глаза Влада вспыхивают синим. Пол под ногами плывёт, опутывает американца толстыми полосами металла и сжимает в шар. Остальные послы они же диверсанты, застывают на месте. Выпрямляются и с треском растягиваются. Кричат от боли…

— Какой потрясающий в своей глупости спектакль, — закуривая качает головой Влад.

Уходит в угол, подбирает голову Сталина, относит к телу и вдруг бросает. На что тело резко встаёт, ловит голову и прилаживает на место. Поворачивает до щелчка, поводит плечами, выходит из-за стола и вдруг меняется. Как свеча оплывает, становится меньше, теряет форму превращается в молодую рыжую девушку. Которая подходит к послам и злобно смотрит на них.

— Ну как? — улыбается Влад. — Обезглавили Медведя? Не получилось, нда. А ведь мы сразу поняли что вы подляну приготовили.

— Зачем тогда этот спектакль? — морщась от боли стонет немец. — Ты мог промолчать, ввёсти наших лидеров в заблуждение. Выиграть время. Зачем ты раскрыл себя? Президент США, король и премьер министр Великобритании, фюрер, они видят тебя и знают…

— Этот спектакль, не для них и не для вас, — качает головой Влад, глубоко затягивается и выдохнув продолжает. — Это для наших. Понимаете, я хочу стереть всех вас с лица Земли. У меня нет совести, жалости, морали. Я хочу убивать. А вот товарищ Сталин, в отличии от вас сайгаков, человеческие качества не потерял и не разрешал мне устраивать геноцид. Но теперь…

— Теперь всё изменится, — заходя в зал кивает настоящий Сталин. — Молодец, Владислав.

— Товарищ Сталин, разрешите приступать к ликвидации…

— Разрешаю, — кивает Сталин. — Разрешаю. Если тебя не затруднит, принеси мне головы всех перечисленных послом личностей. Живыми они мне не нужны, а вот головы…

Сталин пыхтит трубкой, подходит ближе к послам и щурясь смотрит им в глаза. Усмехается, отходит обнимает Влада и девушку ведёт их к выходу…

— А-ха-ха! Ну молодцы, — смеётся Сталин. — Рита, ты так натурально меня изобразила. Даже натуральнее чем Влад испуг. Талант.

— Товарищ Сталин, а можно я Гитлера на кол перед смертью посажу.

— Можно, Владислав, можно. И президента США, его обязательно.

Послов сжимает поднявшимися с пола полосами металла и разрывает на части. Где-то за много тысяч километров от Свердловска, в большом зале что в здании Рейхстага, наступает гробовая тишина. Огромное зеркало передающее изображение мутнеет и трескается.

Президент США, Гарольд Стивенсон, вздрагивает и раскусывает закуренную по случаю удачной операции сигару. Король Великобритании Леонард Первый резко бледнеет и смотрит на своего однорукого премьер министра. Гитлер трясущимися руками снимает очки, медленно поворачивается к ним и замирает.

— Вы видели его глаза? — шепчет король Леонард. — Он придёт за нами.

— И города уничтожит, — кивает Стивенсон.

— У них нет столько оружия! — кричит Гитлер. — Я в это не поверю. Не может быть! Союз колосс на глиняных ногах…

— И очень скоро, он сможет их об нас вытереть, — качает головой премьер министр Великобритании. — Ваше величество, теперь нам необходимо вести переговоры на условиях Союза. Нет, не волнуйтесь, Сталин очень мудрый человек и мы обязательно сможем договориться.

— Жалкие трусы! — кричит на них Гитлер. — Мы…

— Вы, Адольф, теперь только вы, — прикуривая от свечи сигару кивает президент Стивенсон. — Никаких нас больше нет. Всего доброго. Мне пора, у меня срочное выступление перед конгрессом.

Оставляя Гитлера, лидеры теперь уже совсем не союзных стран уходят из зала.

— Уничтожить фронт! — глядя на своих генералов и маршалов кричит Гитлер. — Раздавить, стереть в порошок. Использовать все силы и ресурсы, но чтобы к весне союз перестал существовать. Выполнять!

Глава 17

Три дня спустя. Свердловск. Сталин.

Как уже повелось, Иосиф Виссарионович закрывает шторы, выключает свет, достаёт из ящика стола свечу, поджигает фитиль, раскуривает трубку…

— Приветствую Повелителя, — выпрыгивает из-под стола Тень. Садится на столешницу, закидывает ногу на ногу и широко, но всё же жутковато улыбаясь смотрит на Сталина большими круглыми светящимися белыми глазами.

— Это громко сказано.

— Зато правдиво, — ложится на стол Тень, переворачивается на бок и подпирает рукой голову.

— Но всё равно громко.

— Ой, не скромничай. Быть Повелителем — твоё призвание. Призвание очень сложное, и как видишь очень опасное. Но, твои союзники…

— А что будет если союзники станут врагами?

— А это уже от тебя зависит, — становится серьёзной Тень. — Только от тебя. Пока ты думаешь головой, пока идёшь в нужном направлении, пока слушаешь меня и пока готов проявлять гибкость, я сделаю всё чтобы помочь. Я не сомневаюсь в твоём уме, мудрости и адекватности, но обязательств у меня никаких и как только ты решишь что я тебе не нужна, с союзниками можно не договариваться, а приказывать им… Я уйду, потому что ты мне только нравишься. А уйду я, Константиновы сразу же отвернутся от тебя. Война быстро закончится полным поражением твоей страны и твоей гибелью. А потом, через годы, все существующие государства исчезнут. В мире поднимется Тёмная Империя. Хотя, она поднимется в любом случае. С тобой во главе или с Владом, решать тебе. Пока он тебя ценит и безмерно уважает. Но ты же знаешь, от любви до ненависти один шаг. Один неосторожный шаг и всё. Но ты же его не сделаешь? Да и потом, семья Константиновых, выбрала ипостась оружия. Оружия твоей победы. Как ты знаешь оружие шуток не любит, а ошибок не прощает. Будь осторожнее. Именно тебе, они не служат. Советскому народу — да, тебе нет. Ты им не хозяин и никогда не станешь. Пока ты друг, умный способный думать лидер, за которого они мир перевернут. Но если оступишься, если станешь твердолобым… Тебя никто и ничто не спасёт. Сегодня ты друг, герой, пример для подражания, завтра труп на руинах Советского Союза. Не упускай возможности.

— Советский Союз — Тёмная Империя, — хмурится Сталин. — Я Повелитель, у нас гаремы… Знаешь, мне начинает нравится. Как говорит Влад, не можешь предотвратить - возглавь.

— Именно! — облетая его и зависая за спиной восклицает Тень. Обнимает и шепчет на ухо. — Вот видишь, это не сложно. Сейчас ты не просто говоришь, ты озвучиваешь свои мысли. Смотришь на ситуацию, делаешь выводы, принимаешь решение. Не руководствуясь правилами, а чувствуя, интуитивно. Ты как Повелитель это можешь и это меня радует. А скоро, ты станешь ещё умнее и сильнее.

— Почему?

— Народ, — шепчет Тень. — Миллионы людей, слушая по радио об успехах, верят в тебя. И эта вера, делает тебя сильнее. По поводу остальных можешь не волноваться, Повелитель здесь ты, и верить в основном будут в тебя. Какие бы подвиги не совершали твои союзники, ты главный и большая часть веры уйдёт к тебе. А теперь, пока не загордился, давай сменим тему и спустимся с небес на землю. Надо кое-что решить.

— Весь внимание, — взяв блокнот и карандаш кивает Сталин.

— Первым пунктом, у нас идёт наступление. Западный фронт активно движется вперёд и скоро нанесёт удар по оборонительной линии. Надо освещать каждый их шаг. Далее, страна нуждается в отдыхе. Устрой праздник, распорядись чтобы рабочим выдали усиленный паёк, особенно семьям с детьми. Дети наше будущее. Выступи по радио, поблагодари тружеников тыла за хорошую работу, текст я тебе подготовлю. Вызывай репортёров и Лаврентия. В формате большой статьи, красиво напишите о Константинове, о подвигах его и его жён. Пусть Лаврентий расскажет о нём как можно больше и в конце заявит что многожёнство в Советском Союзе неприемлемо. Через какое-то время, я скажу когда, уже ты в формате радиопередачи, выступай с опровержением. Ты знаешь что говорить.

— Думаю да. Что ещё?

— Отправляй сообщение на фронт, нашим наступающим войскам, — улыбается Тень. — Скажи, что Тёмные Силы нашептали тебе о том, что готовится массированный авианалёт. Этим, ты ещё сильнее поднимешь в глазах Влада свой авторитет.

— А ревновать не будет? Всё таки Тёмный Император.

— Будет! И сильно! Так сильно, что даже до истерики. Но, поскольку Влад знает о нас, таких как я, то знает что мы с кем попало не общаемся. И если Тёмные Силы в лице меня, выбрали тебя, то так надо. Влад это примет как аксиому. Отправляй сообщение, потом мы поговорим о государственном строе твоей Тёмной Империи, то есть Советском Союзе, и набросаем план послевоенного развития.

— Это хорошо. Это я с радостью. А война скоро закончится?

— Когда закончится война, — подняв руку и шевеля пальцами скалится Тень. — С каким результатом, на чьей территории, опять же зависит от тебя. Поддашься гордыне, зависти, злобе, то… Не будем о грустном. У нас впереди будущее. Большое. Долгое и счастливое. Не кривись, ты как обладатель редкого дара Говорящего с Тенями, проживёшь как минимум тысячу лет. Но это не означает что надо расслабляться. Соберись, пора начинать работу. Пока пишешь указы, я расскажу тебе о будущем. О двух его похожих вариантах в которых был Влад. Далее мы будем думать как такие варианты избежать. Пиши, слушай меня, а я пока время есть, сделаю так чтобы Влад перестал комплексовать.

— Он комплексует? — удивляется Сталин.

— Ага, по поводу внешности. Он почему-то не может сменить свою форму. Застрял между человеческой и Тёмного Духа

В результате он ни тот, ни другой, что плохо. Надо помочь ему.

— Как?

— Пока не скажу, — улыбается Тень. — Ты пиши. Пиши и слушай. Про сообщение не забудь.

Несколько часов спустя. Влад.

К моей большой радости, вся семья наконец-то собирается вместе. И как только мы собираемся, радисты приволакивают телеграмму для меня лично. От товарища Сталина, в которой говорится, что Тёмные Силы, нашептали ему о том, что в ближайшее время, фашисты собираются устроить авианалёт и уничтожить нас.

— Тёмные Силы, нашептали, — сминая бумагу рычу. — А с какого хера ему, а не мне? Я Тёмный Император! Я, а не он! Какого хера, блядь! Какого я вас спрашиваю? Сера?

— Влад, ты бы успокоился, — подняв руки подходит Быстрицкий. — Я не особо понимаю о чём вы, но…

— Я спокоен! Да! Я пиздец как спокоен! Посмотри на меня, Максим Иваныч, я само спокойствие! Серёга, дай мне бомбу. Я пойду и разъебу их со всей дури.

— С ума сошёл? — округляет глаза Быстрицкий. — За что? Товарищ Сталин…

— Да не его! Блядь! А фашистов. Да ну вас всех. Хотя… Ах вот оно что. Это получается, Тёмные Силы всё-таки есть! А раз они выбрали Сталина. Значит… Вот так…

— Если честно, нихрена не понятно, — вытирая платком лысину бормочет Горчаков. — Можно на человеческом?

— Тёмные Силы, кого попало не выбирают, — улыбается Серафина. — И если они предупреждают Сталина, значит они его выбрали. Значит он не только настоящий правитель, но и говорящий с тенями. И это очень хорошо.

— Плохо то что Влад так психует, — смотрит на меня Быстрицкий.

— Это не злость, — продолжает Серафина. — Скорее ревность. Не обращайте внимания, это уже прошло. Да, Владик?

— Виноват, вспылил. Всё хорошо, да. Но теперь, у нас авианалёт. Сера, в разведку. Остальным готовиться. Серёга…

— Две сотни, — закрыв глаза говорит Серафина. — Реактивные… Тяжёлые бомбардировщики. Высоко, не достанем. Везут… Бомбы с газом. Влад, что делать. Меня на всех не хватит. Роза помочь не сможет. Белка…

— Хм-м-м… А что если бомбой?

— Не вариант. На высоту почти пятнадцати километров не забросим. Мне не поднять, а наши только на десять километров забраться смогут.

— Нужен металл. Откуда пойдут?

— С запада, — пожимает плечами Серафина. — А…

— Серёга, мне нужно три больших. Поехали!

Начинаются сборы. Три бомбы, новые, с водой внутри, укладываются в контейнеры, ставятся на полозья и цепляются к автобусу. После чего жру уран, закусываю горстью кристаллов и уезжаю вперёд. Серафина обеспечивает связь, направляет и…

— А как ты так далеко их засекла? — ведя машину спрашиваю. — Сильнее стала?

— Ну да, волны от взрывов, усилили меня, — шелестит в голове голос Серафины. — Но не сильно. Тут дело в другом. Из-за появления магии, у Земли появляется слабенькая инфосфера. Если знать что и где искать, то можно подключиться и найти. Правда это очень сложно и сил вытягивает. Если просто, это как находиться в тёмной комнате, когда замечаешь что-либо только боковым зрением. Инфополе очень и очень слабое.

— Думаешь усилится?

— Нет, — вздыхает Серафина. — К сожалению нет. Сердец нет, магия отличается, Тёмные Силы… Тут ещё сложнее. Там их было много, а здесь… Я не уверена, но мне кажется что она здесь одна. И, думаю, это не я такая глазастая, а она подсказывает куда смотреть. Потому что даже моих способностей на это не хватит.

— Уверена?

— Процентов на семьдесят, — вздыхает Серафина. — Кстати, Влад. Нам надо серьёзно поговорить. Ты остыл к нам.

— Я меняюсь.

— Нет! — повышает голос Серафина. — Не по этому. Ты не меняешься, а загоняешься. И нам это не нравится. Ты нас любишь, но с чего-то вдруг снова шарахаешься. Так нельзя!

— Извини. Сам не знаю что со мной происходит.

— Чуть левее возьми. У тебя полчаса. Придумай уже как будешь бомбы в воздухе взрывать и сам не взорвись.

— Хорошо.

А ведь я и правда не знаю как взрывать бомбы. Если обычными способами, то час это долго. Остаётся только шнур и у меня будет сорок секунд.

Сорок секунд на что? Взрывать на земле? Слишком просто. В воздухе? Ну, я такого ещё не делал. Как забросить вверх, километров на десять, хлопушку весом чуть больше тонны? При этом подгадать так, чтобы взорвалась она. Что-то я поторопился. Хотя…

Следуя подсказкам Серафины мчу вперёд. В нужном месте, а оно находится, это несколько разбитых танков стоящих рядами останавливаюсь, сдвигаю танки в кучу и заставляю их срастись. Из разбитого БТР, создаю себе броню помощнее. Ещё раз перекусываю ураном, пододвигаю бомбы, вытаскиваю их из контейнеров, вытягиваю шнуры и…

— Скоро, шелестит в голове голос Серафины. — Не убейся, пожалуйста.

— Скажи когда, — создавая из металла большой прямоугольный щит киваю. — Эм… До наших не дойдёт?

— Нет, ты на сто семьдесят километров убежал. Ловкач.

Так, все мне наверное не взорвать. Хотя бы… Две? Нет, хотя бы одну. Эх, сам не знал что я такой псих.

Дорабатываю щит. Усиливаю его. Теперь железяка толщиной семьдесят миллиметров. Однако после употребления урана, вес почти не чувствуется. Так… Сейчас мне нужно сорвать со шнура колпачок, шнур загорится и через сорок секунд…

— Пора, — шелестит голос Серафины. — Да помогут тебе Тёмные Силы. Хотя, они и так помогают.

— Что-то я не вижу.

— Нас разделяют почти двести километров, — вздыхает Серафина. — Обычно, мой предел тридцать. Да, взрывы усилили меня, но не настолько. Нам дают связь. И я очень надеюсь, что тебя, безумца, ещё и прикрывают.

— Хм…

— Вверх смотри, Тёмный.

Подняв голову, вижу множество инверсионных следов в небе. Улыбаюсь, киваю. Дёргаю шнур и как только он загорается, притягиваю бомбу, запрыгиваю на танки и отталкиваясь от них лечу вверх.

— Тридцать пять, тридцать четыре, тридцать три… — считает Серафина.

Скорость подъёма потрясающая. Несмотря на мой вес, вес бомбы и то что танки от которых я отталкиваюсь ушли на несколько метров в землю, я ракетой иду вверх. Иду и…

— Десять километров! — кричит Сера. — Двадцать секунд. Девятнадцать! Восемнадцать. Двенадцать километров! Владик!

Прекращаю подъём, со всей силы отталкиваю бомбу вверх, переворачиваюсь и тяну себя вниз. Пока падаю щит превращается в огромную похожую на иглу капсулу. Доспехи фиксируя меня срастаются с внутренней поверхностью. Снаружи, на одном конце, дабы придать мне вращения и стабилизировать, чтобы плашмя не упал, вырастают крылья.

Страшный удар, ускорение и ещё один удар. Стены капсулы мнутся и сжимаются. Крепления рвутся, меня буквально размазывает по полу, однако доспехи помогают от чего обходится без переломов. Оглушило, конечно, сильно, но…

Уши режет нарастающий гул. Верхняя часть капсулы раскаляется. Металл краснеет и вот вот поплывёт. Что плохо. Я бы даже сказал очень плохо.

Своими же доспехами укрепляю потолок, превращаю пальцы в когти, заставляю пол разъехаться и копаю вниз. Как могу быстро, но…

Ослепительно яркая вспышка перед глазами, острая боль во всём теле, особенно в голове и темнота. А сзади… Сзади жар. Ноги уже подгорают. И гул почему-то не прекращается.

— Странно, но похоже на водопад. Бля… А если две оставшиеся бомбы сдетонируют… Копать!

Рою землю, натыкаюсь на камень, скребу его когтями, как вдруг… Когти отваливаются.

— Да ну нет, же! Блин! Как?

Концентрируюсь, снова превращаю пальцы в когти, с удвоенной энергией рою, как вдруг… Как вдруг понимаю что уже не под землёй. Сквозь пелену перед глазами пытаюсь хоть что-то разглядеть и понимаю что вместе с огромными пластами и глыбами земли парю в воздухе. Но это не самое удивительное. Надо мной, висит огромный разрыв реальности. Многокилометровая трещина, в которую образуя титанических размеров водопад льётся вода. Падает вниз, на раскалённые глыбы земли, собираясь в огромные шары поднимается вверх. А вокруг трещины, беспорядочно движутся такие же, но скромных размеров разрывы.

— Нихрена не понимаю. Я… Надо как-то валить отсюда.

Свалить не получается. Нужного количества металла чтобы оттолкнуться не наблюдается. Подлететь к глыбе и оттолкнуться от неё тоже не выходит. Гравитация ведёт себя странно. Самочувствие ещё страннее. Чувствую себя… Чувствую себя так, как будто меня разжевали и выплюнули. После отходили дубиной по голове, навбивали туда же гвоздей и сейчас гвоздодёром пытаются вырвать их. Но при этом эйфория… Вся происходящая вокруг чертовщина, несмотря на абсурд и боль, вызывает улыбку. Происходящее кажется нереальным. Особенно то что происходит за летающими рядом со мной порталами.

За одним стоят грёбаные мать их хищные динозавры. Стоят, крутят головами, топорщат разноцветные перья и смотрят на меня. В портал не суются.

Показываю им средний палец, лечу дальше и вижу более интересную картину. За другим порталом подняв копья, стоят явно древние люди. Что-то кричат, но как и птички в портал не суются.

Помахав им рукой, пролетаю дальше и вот там уже серьёзно так напрягаюсь. За одним из множества порталов современный мир. Я вижу машины, людей которые снимают происходящее на телефоны. Полицейских которые пытаются сдержать народ.

Не придумав ничего умнее киваю им, закидываю руки за голову, плыву дальше и тут же чертыхаюсь от ужаса. Потому как сам двигаюсь, портал перемещается, и если кто-нибудь из нас не изменит направление, то мы встретимся.

— Я не хочу! — загребая руками кричу. — Нет, не хочу обратно. Не надо!

Помогает это равно никак. Попытки улететь размахивая руками имеют ноль эффекта. Народ прорывается ближе к порталу…

— Закрывайся сука! — кричу и…

И оказываюсь высоко в небе. Вцепляюсь в появившуюся Серафину, обнимаю… Вспышка перед глазами, ещё одна и ещё… Падаем в снег, катимся, останавливаемся.

— Там был твой дом, — подползая стонет Серафина. — Ты мог уйти. А ты…

— Мой дом не там, — протирая снегом глаза выдыхаю. — Мой дом там, где вы. Те кого я люблю. Тёмная Империя, тот мир где я жил. Плевать на всё, я хочу быть с вами. И я буду. Чтобы не случилось… Я люблю вас!

Всхлипывая, Серафина заползает на меня, целует и ложится. Тут же прибегают остальные, ложатся рядом.

Как понимаю, Сера превзошла саму себя и в несколько прыжков переместила меня на позиции. Но…

— Ну ты и псих, командир, — нависает надо мной Никифоров. — Как же ты ядрён бабаху в небо запустил?

— Подбросил. Правда здорово? Я всех сбил?

— Нет, — усмехается Быстрицкий. — несколько прорвались. А ты… Ты должен это видеть.

Договорить маршал не успевает. Всех слепит яркая фиолетовая вспышка и через несколько секунд глушит страшным грохотом.

С трудом встаю и вижу на горизонте огромное грибовидное облако.

— Нда… Бомбы жалко.

— Ещё сделаем, — слышится голос Лазарева. — Делов-то. Зато какой эффект.

— Эффект откровенно пугающий, — подключается Ломакин. — Как только придёте в себя, покажу нечто очень интересное. Теорий у меня масса. Все они как всегда неправдоподобные, но…

И тут волна энергии. От которой вскакиваю. Отряхиваюсь и вижу… Вижу что лица солдат вытянулись. Девушки мои, да и не только мои, улыбаются и начинают визжать.

— Пошли, красавчик, — качает головой Быстрицкий.

— У меня что-то с лицом? Максим Иваныч?

— Пошли говорю.

Нда…

Глава 18

То что мне хотят показать, и естественно показывают, вызывает замешательство. Даже у меня, видавшего виды химеролога. Но обо всём по порядку.

После взрыва арданиумной бомбы, как рассказывают очевидцы и показывает Серафина, в небе вспыхнуло второе солнце. Огромный шар фиолетовой плазмы. Самолёты испарились, те что были дальше разорвались. Каким-то чудом сохранились два бомбардировщика и несколько истребителей. Правда потом они потеряли управление и начали падать. Но, Серафина и Роза несколько приземлили. С целью исследовать, как бомбы с газом на борту, так и сами борты поскольку они реактивные. Но когда заглянули внутрь, немного охренели.

Пилоты и экипаж мутировали. Если в одном бомбардировщике люди просто превратились в комки вздрагивающей плоти и щупалец. То во втором… Два пилота и радист, срослись в одну кучу. Получившееся многорукое и трёхголовое нечто, сохранив рассудок, теперь ругается матом, обзывает нас фашистами и требует вернуть всё назад.

Стрелки в турелях, приросли как к самим турелям, так и пулемётам. Рассудок потеряли.

— Это… Это же нихрена себе.

— Ну это мягко сказано, молодой человек, — хмурясь выдаёт Ломакин. — Здесь мы имеем честь наблюдать, последствия облучения. Сверхдоза и как следствие спонтанное и неконтролируемое деление клеток.

— То есть, взорвись бомба чуть ближе к нам…

— Нет, — качает головой Лазарев. — У нас иммунитет. По крайней мере мне так кажется. У нас, арданиума больше. Таких последствий не будет. Мы, полагаю что из-за множества взрывов, лучше усвоили арданиум.

— Но тем не менее, — сложив руки на груди выдаёт Маришка. — Близко к бомбам лучше не стоять. Это мы Тёмные Духи. А они нет. Пока на безопасном расстоянии, излучение помогает. Но тут как и с каждым лекарством, всё хорошо в меру.

— Именно, Марина Павловна, — кивает Лазарев. — Но повода для паники не вижу. Арданиум теперь неотъемлемая часть всего, даже самой жизни. Он теперь часть аминокислот. Так что… Поздравляю товарищи безумные учёные, мы изменили мир и продолжаем менять. Мне нужны образцы вот этих мутантов. Хочу исследовать. Мариша, вы мне поможете?

— А что если арданиум возьмёт и исчезнет?

— Боюсь что тогда всё, — разводит руками Ломакин. — Белки развалятся, всё живое даже бактери и вирусы перестанут существовать.

— То есть, мы создали не только новые формы жизни, но и заложили под них бомбу?

— Совсем нет, — улыбается Лазарев. — Весь арданиум убрать теперь не получится он везде и продолжает распространяться. А если получится… Хм… Ну, с таким же успехом можно убрать весь азот, тогда белки тоже посыпятся. Углерод, водород, кислород. Любой элемент из периодической таблицы. Теперь это невозможно.

— И невыполнимо, — забираясь мне на плечо пищит Лариска. — Уничтожить всю жизнь на Земле, да и саму, навряд ли кто-то сможет. Мне больше интересно как мы вот с этим разбираться будем? Вон, он конечно, закрывается, но…

Смотрю на едва различимый портал, из которого всё ещё льётся вода, думаю…

— А я кажется знаю, — ехидно улыбается Лазарев. — Мариша, проф, разбирайтесь здесь. Владислав, нам надо на место взрыва. Скорее!

Понимая что с Серёгой спорить бессмысленно и бесполезно, из трофейного грузовика делаю сани, на которых мчим на место взрыва.

И если честно, понятия не имею что затеял Лазарев, но мне немножко страшно.

****

Сразу добраться до места не получается. Огромный кратер от взрыва превратился в настоящее море. Потому что вода солёная, ну и горячая.

Превращая сани в лодку, плывём и…

— Странные рыбы, — глядя на всплывшую живность заключает Лариска. — В панцирях.

— Ага, это панцирные рыбы.

— Вообще-то я серьёзно, — обижается Лариска.

— Так и я не шучу. Это действительно панцирные рыбы. Жили на Земле много миллионов лет назад. В разрыв вывалились. И сдохли.

— А эти петухи зубастые тоже оттуда? — указывая на плавающие трупы динозавров спрашивает Лариска.

— Нет, это динозавры, они жили позже.

— Хех, вот дела, — усмехается Лазарев. — Недавно сдохшие динозавры. Не окаменелости, а целые. Надо бы их исследовать. Не думаю что у нас ещё когда-нибудь

будет возможность получить такие хорошие образцы доисторических ящеров. А почему они в перьях?

— Предки птиц. Не удивляйся, Серёга, но воробьи чирикающие по утрам на ветке, потомки вот этих товарищей. Поплывём обратно, соберём сколько сможем. Теперь… А что мы вообще ищем?

— Я точно сам не знаю. Но! Я уверен что нужное нам, в самом эпицентре. Мне так кажется.

— И это мой отец, — качает головой Лариска. — Доктор наук. А ему кажется. Придурок.

— Не надо так, — погладив зверолюдку улыбаюсь. — Нас ведут Тёмные Силы. И если нам кажется, то это или они…

— Или шиза, — кривится Лариска. — Ладно, не мешаю. Вам виднее.

Плывём дальше. Я веду лодку, Лариска разглядывает плавающую вокруг дохлятину и смотрит на уменьшающиеся порталы, большой хвала Тёмным Силам схлопнулся. Серёга сидит на носу лодки, водит над водой светящейся фиолетовым ладонью и смотрит светящимися глазами. При этом подсказывает куда плыть, а иногда переваливается через борт и едва не падает в воду.

— Лазарев, осторожнее.

— Спокойно, я знаю что делаю. Стоп машина! Бросаем якорь.

— Тогда прыгай, балласт, — шипит Лариска и тут же подскакивает. — Эй, я пошутила! Куда, кретин? Влад, он на самом деле спрыгнул. Тут глубоко? Он утонет?

— Не думаю. Метров пять, не более. Да не волнуйся ты.

Теперь мне самому интересно что этот чудик задумал.

Ожидание затягивается на полчаса, всё это время слушаю рассказы Лариски и понимаю что она ничем от нас не отличается. А в чём-то даже превосходит. От крысы-мутанта, коей когда-то была, Лариска унаследовала: живучесть, сопротивление ядам и отравляющим веществам, мощный иммунитет, улучшенные органы чувств. От Лазарева, которые несмотря на все обзывательства в его адрес считает отцом: интеллект, образ мышления, управление кристаллами пока в меньшей форме и память. Потому как вместе с кровью получила знания. И Лариска его любит, как дочь отца, но за то что ставил над ней опыты, простить не может. Точнее даже не за опыты, там ничего серьёзного и болезненного кроме уколов не было, а за то что долгое время считал и называл её животным.

Нас же… Нас Лариска считает своей семьёй. Не говорит кем именно по её мнению мы ей приходимся, но считает и больше всех выделяет Маришку с Серафиной. Маришка кормила её всякими вкусностями, Серафина понимала.

А ещё Лариска продолжает расти и всё больше походить на человеческую девушку. Мечтает стать врачом и помогать людям, потому как по её мнению война это плохо.

За бортом слышится всплеск. Поднимаются пузыри, в глубине вспыхивают фиолетовые глаза, на поверхность всплывает Лазарев. Фыркая как обожравшийся бегемот и улыбаясь как крокодил, доктор подплывает ближе, поднимается вверх, отряхивается, опускается в лодку и улыбаясь смотрит на меня. Вытягивает руку, светится, как вдруг из воды поднимаются крупные где-то с футбольный мяч осколки арданиума и опускаются у его ног.

— Гы…

— Давай без этого. Что нашёл?

— Начну по порядку. Под нами, внизу, на глубине десяти метров, то есть на пять метров ниже дна, пришлось покопаться, образуется огромное месторождение арданиума. Кристаллы растут, срастаются и излучают магию. Но сотни тонн арданиума, это не главное. Главное — вот это.

С этими словами Серёга поднимает кристалл, проводит по нему рукой и хихикает.

— Серёга. Моя твоя не понимать.

— Эх, хорошо. Вот это образовалось в эпицентре взрыва. И знаешь что это? Нет? Это ножовка. Эм… Это то, что при правильной подаче энергии, пропилит портал в другую реальность. То есть, в параллельный мир. Теперь понимаешь? Все эти порталы, которые мы видели, они не в прошлое, а в другие миры где…

— Где время идёт по разному. Ага…

— Да! — вскочив и едва не выпав за борт кричит Серёга. — Параллельные миры. Будущее!

— Точно! Мы сможем открыть портал в будущее, смотаться туда и притащить технологии, учёных, всё.

— Именно! — взлетает вверх Лазарев. — Мы не только победим, но и обгоним время. Надо только полностью понять как это работает. А ещё, мы сможем создавать порталы-тоннели в нашем мире. От одного взрыва, к другому. Это передвижение войск, снабжение и прочие полезности.

— Ага!

— Теперь у нас два психа, — качает головой Лариска. — Обратно едем или как?

Хм-м-м, очень интересно. Не зря рисковал, не зря. Вот только теперь над этим миром нависают две угрозы. Первая — через порталы, в случае их удачного открытия, я могу сбежать за новыми знаниями и это всё. Вторая… Неизвестно куда откроет портал Лазарев. Ладно если в похожий на наш мир, ладно если в прошлое. А что если в далёкое будущее, ну скажем в сорок первое тысячелетие. Да не куда-нибудь, а в варп. Да и фиолетовый цвет арданиума на одного не самого приятного бога намекает. Или оно богиня?

Нет, ну это уже бред. А если нет? Надо поосторожней. Крамольные мысли о том что портал откроется домой, отметаем, мне там делать нечего. Или… Нет.

****

По возвращении, а это спустя несколько часов, Лазарев приступает к исследованию. Я же… Нет, не иду к своим. К маршалу тоже не тороплюсь. Меня интересует обстановка в наших войсках. К нам прибыло подкрепление. Днём мы пешим шагом идём к оборонительной линии, ночью встаём на привал, потому как пока не торопимся. И вроде бы всё хорошо. Но… Те кто был с нами, ведут себя нормально. Пополнение пока охреневает. А вот два офицера из всех прибывших, меня и мою семью, явно невзлюбили. Полковник Березин, с виду нормальный мужик, уже потихоньку качает права и требует от нас беспрекословно следовать уставу. В чём переходит границы и вот вот получит в рыло от кого-нибудь из моей семьи, Нестеровой, Вани Никифорова или Сидора. Последние двое, полковника на дух не переносят.

Но есть тело и по хуже. Не старый генерал, командующий танкистами. Как-то посчастливилось ему побывать в Свердловске и пожать руку самому Сталину. От чего генерал Потапов Лев Юрьевич, возомнил себя хрен пойми кем. Поднял нос на полярную звезду. Быстрицкий, от такого, уже перешёл к рукоприкладству. И повешал генералу, темно-синий фонарь под левый глаз. На что генерал, настрочил кляузу о том что в войсках по нашей вине разброд и шатание.

Нда, нет противника страшнее, чем союзник долбоёб. А когда этот долбоёб с большими звёздами… Посмотрим. Будет чудить, на одного генерала станет меньше.

Три дня спустя. Рая Спичкина.

Наше победоносное наступление, обретает более приемлемые очертания. Из тыла пришли колонны грузовиков. Снабжение наладилось, продукты и курево, теперь не дефицит. Доукомплектовали медсанчасть. Отпала проблема с топливом, подвозят его регулярно. Плюс наши инженерные войска налаживают железную дорогу, что только поможет нам. Ожила и осмелела наша авиация. Звенья истребителей и штурмовиков с завидной регулярностью проносятся над нами.

А вот враги совсем скисли. Нацисты, те кто ещё сидят в попадающихся на нашем пути деревнях, просто драпают. Или, что как по мне подло прячутся по погребам, косят под местных… Помогает это мало. Серафина и всё же вернувшаяся к нам Морозова, создали целый отряд таких как они менталов. Которые, мгновенно раскусывают замаскированных нацистов, предателей, пособников и полицаев. С ними разговор короткий, всё заканчивается пулей в затылок.

Также, к нам тянутся бегающие по лесам партизаны и подпольщики. Делятся информацией, разведданными и слухами. Из которых становится понятно, что сейчас нацисты в панике. В отличии от нас, у наших настроение настолько боевое, насколько это вообще возможно. А как только железную дорогу восстановят и начнётся переброска войск…

Пока же, очередная ночная стоянка. Влад, Роза, Белка и Серафина в разведку ушли. Смотрят как лучше уничтожить оборонительную линию. Солдаты обеспечивают быт. Полевые кухни готовят поздний ужин, санинструкторы расспрашивают бойцов о самочувствии. Политработники с Горчаковым во главе, поднимают и так высокий боевой дух. Мы же… Мы просто сидим. Смотрим, слушаем, общаемся. Нестерова, с горящими глазами рассказывает как совсем уже скоро встретит свою любовь. Ваня и Сидор, снова меряются кто из них сильнее. Лазарев с Ломакиным несут какую-то заумную ахинею. Лариска после драки с нашей кошкой, в которой одержала уверенную победу сидит и смотрит на перевязанную кошатину с полным презрением. Фыркает, скалится… Кошка которую окрестили Маруськой, подняв шерсть дыбом злобно урчит и с удвоенной энергией ластится к бойцам.

Кажется что здесь идиллия. Но это только кажется. Все бойцы поделены на группы которые мягко сказать друг друга недолюбливают. И всё из-за нас. Одни считают Влада и нас выскочками, другие моральными уродами. Масла в огонь подлила почта. Нам самолётом доставили письма и свежие газеты в которых все в захлёб читали статью о Владе и его семье. Не кто-нибудь, а сам Берия, невероятно красочно, но в то же время правдоподобно описал нас, наши подвиги, значимость, ценность. Даже повосхищался. А в конце статьи, назвал нас вредителями, разлагателями дисциплины и пообещал принять меры. Потому как семья из семи человек, по мнению Лаврентия Палыча — нонсенс. Это неприемлемо, и с этим надо разобраться.

От таких новостей, бойцы разделились на два лагеря. Одни выступали в поддержку Берии и называли Влада моральным уродом. Другие, за такие слова несчадно били говорунов в лицо. Особенно Сидор и Никифоров. Эти амбалы шестерых особо разговорчивых в госпиталь отправили. Всё тут же стихло, но как мне кажется ненадолго.

— Товарищ Спичкина, — вырывая меня из раздумий возникает рядом генерал Потапов. — Встать!

Встаю, смотрю на него равнодушным взглядом. Улыбаюсь…

— Что с вашим внешним видом? Что за разврат? Бегом на склад! Получите форму и оденьтесь как подобает советскому солдату.

— Я не солдат. Я гражданская. Вот ими иди командуй. А ко мне лезь. Плохо будет.

— И что ты сделаешь? — краснеет генерал.

— Мужу расскажу. Он расстроится, вырвет тебе гланды.

— Да как ты...

— Чо пристал? — толкает его в грудь Фаина. — По зубам получить хочешь? Так я организую.

— Угрожать генералу?! Да вы знаете…

— Шёл бы ты отсюда, тащ генерал, — встав перед нами складывает руки на груди Никифоров. — А то мало ли…

Генерал принимает бордовый оттенок, тянется к пистолету, как вдруг рядом с Ваней возникает десяток бойцов. Остальные встают вокруг них кругом. От их взглядов, Потапов понимает что дело несмотря на его звание закончится мордобоем и отступает.

— Я этого так не оставлю, — грозит кулаком генерал. — Вы у меня все под трибунал пойдёте. Все… Я вас! Я…

Из толпы вылетает валенок, попадает генералу в затылок. Тут же со всех сторон летят котелки, валенки, снежки и всё что под руку подвернулось от чего генерал матерясь и угрожая расправой убегает.

— Беги-беги, — улыбается Сидор. — И помни, сука, наших мы в обиду не дадим.

— Ты кого сукой назвал, красноармеец? — толкнув Громова кричит не пойми откуда взявшийся полковник Березин. — Совсем охренел. Ты за эту девку заступиться решил? Да ты у меня…

Слушать Сидор не хочет. Прямым в челюсть отправляет полковника в нокаут. Бросив шапку распахивает телогрейку…

— Ну что, какая паскуда вякнуть на наших хочет? Ну? Тогда я сам… Кто не спрятался, я не виноват. А вы…

Договорить Сидор не успевает, встаёт по стойке смирно. На сцене появляются Горчаков, Быстрицкий и заикающийся Потапов. Перешагивают через отдыхающего полковника, встают перед улыбающимся Громовым…

— Красноармеец Громов, что здесь происходит?

— Да вот, товарищ маршал, — улыбаясь выдаёт Сидор. — Это мурло, Раиску нашу дешёвкой обозвало.

— Сколько раз ударил? — спрашивает Быстрицкий.

— Один…

— Плохо, красноармеец, — кивает маршал. — Плохо. В таких случаях надо не сразу вырубать, а давать почувствовать всю степень неправоты и совершённой ошибки. В следующий раз по почкам бей. Нестерова, полковника под арест. Генерал Потапов… Ещё одна, хоть одна подобная выходка. Расстреляю, лично. Ушёл с глаз моих! Рая, всё хорошо?

— Более чем. Спасибо, Максим Иваныч.

— Отдыхайте, — улыбается маршал.

Нда… Влад узнает, как минимум ноги им сломает. Однако пока Влада нет, эти идиоты могут и напакостить. Надо присмотреть за ними.

Нахожу Фаю, вместе находим Потапова, на всякий случай запоминаем его тепловую картину и следим. И генерал, после выволочки устроенной Быстрицким, сразу приступает к тому, чем заниматься умеет лучше всего. Докапывается до танкистов, строит их и кричит как ненормальный. Ну и заодно показывает свою истинную суть. Или же суть полного труса.

Во время его крика, спящая в танке девушка мехвод, выбирается из люка, с спросонья не понимает что происходит. Потягиваясь зевает и не подумав говорит что сейчас крикуна на ствол своего ИС-3 натянет. От такого заявления, ну и оценив внешние данные мехвода, генерал замолкает, икает и отступает в сторону медсанчасти.

— А говорили что товарищ Сталин дураков рядом с собой не держит, — на ходу ворчит Фаина. — Вот оно, исключение. Дуб дубом. Ростом с ноготок, а гонору как у жирафа.

— Увы, сестра, с кадрами у нас туго. Пошли быстрее, в госпитале Маришка. Как бы беды не было. Боюсь что этот идиот… Пошли.

Этот идиот не подводит. Не успев дойти до госпиталя. Сразу цепляет поддатого начмеда. Заявляет полковнику что у него разброд, шатания и беспредел. Отчитывает за халатность самого начмеда, трёх вышедших покурить санитарок и даже часового который вообще не при делах. Кричит, ругается. Умудряется перейти все границы, за что употребивший спирта Васген Геннадьевич Агаларян звереет и несмотря на то что генерал на две головы выше, идёт в наступление. Усы начмеда встают дыбом, матерясь на смеси армянского и русского, он заряжает генералу в живот и пытается завалить на землю. Но тут вмешиваются санитарки хватают полковника и тащат в сторону.

— Да я его маму делал! — вырываясь кричит начмед. — Сука тыловая. Отпустите меня, я ему гланды через задницу вырежу.

— За такое, ты мне ответишь, полковник, — видя что девушки начмеда не отпустят улыбается генерал. — Под трибунал пойдёшь.

— А ты в хуй пойдёшь! — не прекращая попыток вырваться кричит начмед.

Полковника всё же утаскивают. Генерал улыбаясь выпрямляется, вздыхает. Осматривается, как будто в поисках новой жертвы. Закуривает…

— Надо же быть таким мудилой, — шепчет Фая. — А по началу адекватным казался.

— Натура вылезла. Надо попросить Морозову, а лучше Серафину проверить его. Не нравится мне его поведение. Может его того… Пока никто не видит.

— Подожди…

Из палатки госпиталя, выходит Маришка, потягивается, вздыхает…

— Ща нарвётся, — ехидно улыбается Фая. — Смотри.

Появление Маришки, генерал пропустить не может. Поправляет шинель, подходит и кивает. Что-то шёпотом говорит, вздыхает и…

— Мариша, красавица. Добрый вечер. Как ваши дела?

— Спасибо, нормально. А…

— А как ваш капитан? Ходят слухи совсем забыл о вас.

— Не твоё дело, - хмурится Маришка.

— Ты как с генералом разговариваешь? Ты знаешь кто я?

— Удиви меня, — складывает руки на груди Маришка.

— Хороша, — раздевая её взглядом улыбается генерал. — Красивая. Повезло капитану. Жаль что это скоро закончится.

— Ты о чём? — злится Маришка.

— Я о том что вы, семья Константиновых, попали в опалу. Статью в газете читала? Так вот, Лаврентий Берия, человек очень суровый. Те на кого он обратил внимание, заканчивают в лучшем случае в лагерях. Влад сам туда уедет, и вас за собой утащит. А знаешь что в лагере сделают с такой красоткой? Я могу помочь. Пошли в палатку и обещаю тебе, что прикрою и обеспечу защитой.

Глаза Маришки лезут на лоб. Она не в силах что-нибудь сказать стоит, беззвучно открывает и закрывает рот.

— Файка, за Быстрицким, бегом, — шикаю на сестру. И как только она убегает продолжаю наблюдение.

И не понимаю, почему она до сих пор не размазала урода.

— Это, как я понимаю — да, — кивает генерал.

Подходит ближе, вытягивает руки и тянется к её груди.

— Нет…

— Не ломайся, — кривится генерал. — Я всё про тебя знаю. Знаю как ты долгое время была нацистской подстилкой. Не строй из себя невинность. Всего час, тебе не привыкать. А с утра, для тебя начнётся новая жизнь. Я уберу Быстрицкого, материалов у меня хватит на расстрел его отправить. Я стану командующим, увезу тебя в тыл. А здесь…

— А здесь? — улыбаясь выходит из-за палатки Горчаков. — Ну, продолжай. Что здесь?

— Я бы тоже очень хотела послушать, — проявляется рядом с генералом Морозова.

— Подлец, — подходя качает головой Быстрицкий. — Они, за нас всю работу делают. Рискуя жизнью врага уничтожают, защищают, лечат. А ты… Ну и тварь.

— Товарищ маршал, — вытягивается генерал и невозмутимо выдаёт. — Это была проверка.

— Врёшь, — качает головой Морозова. — Ну, я думаю, разговаривать дальше бесполезно. Наговорил он достаточно.

— Савин, Нестерова, — взводя пистолет хмурится Быстрицкий. — Взять его.

Кричащего и требующего пощады генерала утаскивают за палатку. Где Быстрицкий зачитывает приговор, прерывая крики звучит выстрел. Возвращается Маршал один. Подходит к нам, садится и закуривает.

— Ну, чего замолчали? Бывает и такое. Мариша, спасибо что подыграла. Понимаю, сдержаться было очень сложно, но за благоразумие и понимание, благодарю.

— Да пожалуйста, — пожимает плечами Маришка. — Всегда рада помочь. Правда мне теперь с сёстрами объясняться придётся. Раиска, ты же ничего лишнего не придумала?

— Я просто не понимала почему ты его сразу не размазала. Нет, ничего такого.

— Молодец… Как перед Владом за сей инцидент оправдываться будем?

— А не было никакого инцидента, — разводит руками Маришка. — Ты видела хорошо спланированную операцию. Морозова сразу поняла кто он и оценила сколько проблем принесёт. Поэтому, мы все и разыгрывали этот спектакль. Простите что вас не предупредили. Но вы и сами молодцы, в бой не полезли, побежали за Максим Иванычем. Ну вроде всё.

— Мне бы такую семью как у вас, — широко улыбается Морозова. — Эх, мечты. Ладно, всем спасибо, все свободны. А я пойду отчёты писать. Это до утра.

Нда… Везде творятся какие-то интриги, крутятся дела, проводятся секретные операции. Обидно от того, что даже среди наших, находятся свои и чужие. Ну и идиотов полно. А ещё скоро штурм оборонительной линии. Мы близко…

Глава 19

День спустя. Маршал Быстрицкий.

Вернувшиеся из разведки Константиновы, без лишних слов переходят к делу. Уходим в отстроенный Осипом блиндаж, раскатываем на столе карты. Влад закуривает, хмурясь смотрит и… Человеческое обличие, которое он может применять после очередной самоубийственной вылазки, идёт ему больше. Страх не вызывает, однако подозреваю что будут проблемы. Влад, в своей человеческой форме, имея привлекательное лицо и даже немного слишком развитую мускулатуру вызывает среди девушек бойцов коих здесь большинство томные вздохи, перешёптывания и иногда даже восторженный визг. Хотя, если присмотреться и прислушаться, точно такие же перешёптывания и вздохи вызываю и я. Что удивительно, мне это приятно. Особенно видя улыбки девушек и то как они на меня смотрят. На душе как-то светлее становится. А что? Почему нет? Я в свои шестьдесят два, выгляжу на сорок. Сила вернулась, ловкость. Старые раны не беспокоят, ровно как больная спина и суставы. Так что, вполне себе. Может после войны возьму и женюсь. А ещё у меня проснулось странное любопытство. Меня буквально тянет к новым знаниям. К любым. Даже заумная и несвязная болтовня Лазарева воспринимается по другому. Не как тарабарщина, а как важная и полезная информация. Но…

— Хм, и тут у нас проблема, — выкурив сигарету и прикурив вторую начинает Влад. — Небольшая, но всё же…

— В чём именно она заключается? — спрашивает Горчаков.

— В том что мир отличается от того что я знаю, Денис Матвеевич. Города, их названия, место расположения, области и края, а также рельеф местности включая реки, горы, озёра сильно отличается, но это не так важно. Вот здесь. В двухстах километрах от нас. Линия обороны и четыре крупных узла. Город Александровск — центр всего этого вертепа. Мощный транспортный распределитель. Туда со всей Европы стягиваются нацистские войска и техника. Авиация, как реактивная и обычная, так и ракетные перехватчики. Средства ПВО, не только зенитные пушки, но лучевые и ракетные. Про поддержку нашей авиации можно забыть, банально не долетят. На подступах всё изрыто рвами, стоят противотанковые ежи, минные поля. Александровск — грёбаная крепость, куда уже стянули около шести девизий. Плюс гарнизон самого города примерно семьдесят тысяч военных. Плюс отряды спецназа СС, Аненербе, много сборщиков и другой непонятной хрени. Этот город нужно уничтожать. Полностью. Штурмовать его — колоссальная потеря в живой силе, технике и времени.

— А мы торопимся? — смотрит на Влада Нестерова.

— Да и сильно, — затягиваясь выдаёт Влад. — У нас вообще нет времени. Знаешь почему? Потому что такие как ты — одарённые, появляются не только у нас, но и у них. И если будем ждать, то в скором времени столкнёмся или с армией суперсолдат, или уже на нас посыпятся арданиумные бомбы. Немцы не дураки, у них тоже есть учёные. Процесс создания бомбы — вопрос времени. Действовать надо быстро и решительно. Так…

Договорить Влад не может, от взгляда Риты Нестеровой икает. Принимает свою не самую привлекательной форму, то есть длиннорукого с металлическими волосами человека. Сверкает глазами, даже клыки удлиняет. Но, никакого эффекта это не производит.

— Будем действовать, — стараясь отвлечь их киваю Владу. — Как?

— Мы пророём под город тоннели, — указывает на карту Влад. — Это займёт время, но потом… Александровск вместе с врагами испарится. Серёга, только на этот город нужно три бомбы, а лучше четыре. Далее, на юге фашисты зарылись в землю у села Пшеничное. Место хорошее, в ста семидесяти километрах от Александровска. Сволочи сидят на высоте. Много жителей, огромный концлагерь в пяти километрах, месторождение уже не «Первопричины» арданиума. Тут взрывать нельзя, наших жалко. Придётся штурмовать.

Севернее, сто пятьдесят от Александровска. Небольшой городок Филины. Там одни фашисты. Ещё севернее, крупная база. Две дивизии, бронетехника, ж/д станция. Тоже ничего особенного. Эти две точки можно разбомбить, ПВО там слабое. С уничтожением ничего не потеряем. Главное взять Пшеничное и взять без потерь среди нас и гражданского населения. Это не так сложно как кажется. Уничтожим Александровск и всё что севернее, уверен, фашисты драпанут.

— На сколько уверен? — спрашивает Горчаков.

— Денис Матвеевич, мы туда не картошку на углях запекать ходили, — скалится Серафина. — Мы там работали. Смотрели, проверяли, считали, рассчитывали. Я к тому же вела подрывную деятельность. Находила особо испуганных солдат и офицеров и внушала им что им конец. Там и так боевой дух на нуле, а после моих внушений паника нарастает. Все смотрят на горизонт и с содроганием ждут когда покажутся русские. Как только в небе поднимутся грибовидные облака, так все кто не сдох бросят оружие и стартанут. Проблемы нам доставят сборщики, спецназ СС и Аненербе. С ними придётся повозиться.

— Молодцы, ничего не скажешь. Когда планируете начинать?

— Сейчас, — злобно скалится Влад. — Я, батя и Серафина, отбываем через два часа. Вам товарищ маршал, предстоит договориться с летунами. Когда Александровск испарится, что будет условным сигналом, пусть сбросят по две бомбы на два узла севернее. Войска выходят к Пшеничному. Есть там ещё несколько сёл и небольшое скопление войск, но проблем это не доставит. Смотрите за флангами. Всё, начинаем операцию — Дрожь земли. Поехали!

— Подожди, — останавливаю его, беру красный карандаш и раздавая офицерам указания рисую на карте план наступления. Кто куда пойдёт, кто что будет делать.

Глядя на меня, Константинов злорадно улыбается. И тут я понимаю, что эта сволочь, специально не стал раздавать указания, оставил для меня. Снова авторитет поддерживает.

Ну, мне приятно что такие бойцы признают меня как командира.

Трое суток спустя. Где-то под землёй. Влад.

Впервые вижу как батя копает тоннели. Хотя копает тут совсем неприменимо, он просто идёт а грунт расступается перед ним. Тоннель нормальных таких размеров. Два в высоту и два в ширину.

Первым идёт Осип, за ним сканирующая пространство Серафина. Я замыкаю и волочу за собой четыре бомбы. Четыре контейнера нехилых размеров, на колёсиках, полозья тут не проканают, снега нет. А сами контейнеры…

Шестиметровые в длину, полтора в ширину, и полтора в высоту. Там в каждом, залитые водой, для усиления взрыва, самые мощные бомбы. Серёга постарался и усовершенствовал их. Замедлители на четыре часа. Арданиума больше. Ебабахнуть должно сильнее.

— Хех, — бодро шагая вперёд усмехается Осип.

— Что?

— Сына, как в старые добрые времена. Мы снова в тоннеле, снова идём пакостить фашистам. Ностальгия.

— Есть такое, — закидывая в рот кусочек урана улыбаюсь. — Только теперь…

— А что будет после войны? — останавливается Осип. — Ну, когда мы победим. Что будет…

— Да ничего не будет, — ворчит Серафина. — Сыграем свадьбу, нарожаем детей. Потом будем сваливать их на деда, а сами сбегать из дома на прогулки, или в театр.

— На меня? — едва не падает Осип.

— Ну, а на кого ещё? Бать, ты других видишь.

— Нет, но… — вытирает слёзы Осип. — Но я же… Сына, я же не родной папка тебе. Да я вообще глюк в башке Михала. Я же знаю.

— Забудь об этом. Ты батя, даже ближе чем родной. Ты принял нас, мы все приняли тебя. Давай чтобы больше такого не было. Договорились?

— А Михал? — подпрыгивает Осип. — С ним как? Он же…

— Значит у нас будет два деда, — разводит руками Серафина. — Дедушка Осип будет нянчиться, а дедушка Михаил поскольку профессор научит внуков всему что знает.

— Весьма тронут, — взяв управление над телом шепчет Ломакин. — Я очень тронут. Но… Спасибо, родные.

— Проф, давай хоть ты без слёз. У нас вообще-то дело. Между прочим важное. Нет, не шучу, не вру, не пытаюсь тебя успокоить. Я серьёзен как никогда. Пошли, времени не так чтобы много.

После разговора, копает Осип с утроенной энергией. Правда все мы немного выдохлись. Потому что копать пришлось о-го-го. Шестьдесят километров, на глубине десяти метров. А впереди ещё как минимум тридцать.

Через час, Серафина сообщает что над нами позиции. Осип тут же останавливается, создаёт комнату, уплотняет грунт, укрепляет стены камнем, и по подсказкам Серафины шустрее идёт дальше. Я же загоняю бомбу в комнату. Превращаю колёса в лапы и заставляю их вцепиться в пол. Пойдём обратно, через корпус шибану по взрывателям. А потом ходу.

Теперь же, идём дальше, к вечеру всё будет готово. Интересно как там наши?

Несколько часов спустя. Где-то в поле. Сидор Громов.

Поставили батарею где-то в ебунях. Подготовили позиции, ждём сигнала. Нет, не к наступлению. Наша задача прикрыть фланг. Разведка говорит что здесь гансы и фрицы шастают. Ну моё дело, как водителя тягача, подогнать нашу красавицу калибром в 122–мм в нужное место, отцепить, отогнать тягач и на этом всё. Однако, не могу сидеть на месте. Помогаю разворачивать орудие, таскаю боеприпасы, обеспечиваю быт. Слежу за своим другом, командиром орудия. Который, несмотря на то что воюет со мной все пять лет, старше меня на семь лет, но иногда ведёт себя как ребёнок и наровит убиться.

Вытаскиваю из кабины свёрток, закуриваю и топаю к орудию, нахожу друга у пушки. Крайне задумчивым. Сидит, держит в руках горсть спичек, хмыкает.

— Самуил, ты чего так спички разглядываешь?

— Сколько их здесь? — поднимает голову Самуил.

— Я что, считал? — присаживаюсь рядом. — Ты лучше посмотри что я принёс. Сало, хлеб, махорка. В той деревне, бабулька угостила.

Будешь? Да хватит спички считать.

— Да не считаю я их. Ты не поверишь, Сидор, но я… Хотел я значит прикурить. Закрутил самокрутку, открыл коробок и запнулся. Спички высыпались и я… Я просто посмотрел и понял что их выпало сорок шесть штук. Очень удивился. Пересчитал и таки да. Сорок шесть. Я могу их считать в полёте. Мало того, видя как они падают, я знаю куда именно упадёт каждая. Куда и как.

Пока Самуил рассказывает, открываю свёрток и протягиваю ему. Друг благодарит, отстёгивает с пояса флягу, открывает, отпивает и морщась протягивает мне. Берёт кусочек сала, закусывает…

— Что?

— Я думал тебе сало нельзя.

— Сидор, сколько можно повторять. Православный я. Я, мои родители царство им небесное. У меня даже фамилия русская — Иванов.

— Иванов Самуил Моисеевич, — глядя на друга улыбаюсь и отпиваю из фляги. — Да не нервничай ты. Шучу я.

— Когда шутят смешно всем, а не только одному, — ворчит Самуил. — Хотя да, ты прав. В такое время, шутить можно как угодно. Но дружище, я уверен, война скоро закончится. Посмотри вокруг. Запах победы в воздухе. И…

— Немцы! — кричат часовые.

— Да чтоб вас.

Самуил хватает бинокль, забирается на ящики и смотрит в даль. Качает головой.

— Твою жеж матушку, — выдаёт Самуил. — На прорыв идут. Полк как минимум, самоходки, танки. А у нас четыре орудия и две роты стрелков.

— Испугался что ли?

— Я? Испугался? — рычит на меня Иванов. — Да хрен ты угадал. Бойцы! Заряжай осколочный.

— По врагу огонь! — кричит командир батареи. — Стрелять по готовности.

Пушки дают залп, бойцы перезаряжают. Наступающие нацисты ложатся. В ответ на наш залп стреляют танки и первым же выстрелом уничтожают одну из пушек.

— Огонь-огонь-огонь! — кричит командир.

Позиции накрывает взрывами. Расчёты сносит. Нас засыпает землёй. В ушах свистит…

— Ребята, — вставая осматриваюсь и тут…

Ещё один вражеский залп. Вверх летит земля. Меня откидывает и переворачивает в воздухе. Свист в ушах громче, боль во всём теле. Пытаясь прийти в себя лежу…

— Сидор! — тормоша меня кричит Иванов. — Очнись, друг. Мы одни остались.

— Как одни? А…

— Орудия уничтожены, нашей красавице прицел оторвало. Командира убило. Пехоту накрыло. Сидор вставай. Я один не справлюсь. Давай дружище, будешь заряжать, ты это умеешь. А я…

— Я думал мы отступаем…

— Слушай ты, — схватив меня за шею рычит Самуил. — Мне твои шуточки, вот здесь уже. И отступать мы не будем. Уйдём, немец во фланг ударит. А теперь встал, схватил снаряд… Давай!

Мотая головой поднимаюсь, вытаскиваю снаряд из ящика, заряжаю…

— Огонь! — смотря в бинокль командует Самуил.

Дёргаю верёвку, орудие грохочет, и выбрасывает дымящуюся гильзу.

— Осколочный, — подбежав к орудию и крутя ручки шипит Самуил. — Давай.

Ещё выстрел. Гильза вылетает, по приказу друга заряжаю бронебойный, жду и как только он машет рукой стреляю.

— Есть! — орёт Самуил, доворачивает орудие и снова встаёт на ящики. — Самоходка улетела. Ещё!

Как могу быстро перезаряжаю, стреляю и по радостным крикам Самуила понимаю что он стреляет без промаха. Враги же, хоть и стреляют, теперь у них сплошные недолёты.

— Друг, они там ослепли? Что-то мажут.

— У них самоходки особые были, — доворачивая орудие кивает Самуил. — Были, больше нет. Давай осколочный.

— Даваю.

Хватаю снаряд, бегу к пушке, заряжаю и оборачиваюсь. Снарядов всего два. Не страшно. В тягаче есть ещё. На позициях должно остаться.

— Самуил, снарядов нет. Перекур, я сбегаю.

Несусь к тягачу, запрыгиваю в кузов, хватаю ящик. Ничего не понимая ставлю, открываю и разглядываю пять снарядов.

— Нихрена себе. А показалось что пустой. Так это же…

Бой продолжается ещё час. За это время, к нам сползается пехота. Одни подключаются к процессу и подают снаряды. Другие стаскивают раненых и убитых. Впереди же… Получив небольшую передышку, успеваю посмотреть как работает Самуил. И работает он мастерски. Ни одного выстрела мимо. Не знаю как у него получается высчитывать куда попадёт снаряд, но…

— Выстрел! — глядя в бинокль командует Иванов.

Солдатик дёргает верёвку, орудие стреляет и через мгновение, последняя оставшаяся самоходка взрывается.

Самуил приказывает зарядить осколочный. Внимательно смотрит вперёд.

— Ничего не понимаю. Они разбиты, осталось два танка и горстка солдат, но они идут. Идут даже раненые. Выстрел!

И тут начинается. Два последних танка разгоняются и на полной скорости прут на нас. Солдаты кричат и бегут за ними.

— Заряжай! — командует Иванов.

Спрыгиваю с ящиков, сбрасываю телогрейку и гимнастёрку и сам начинаю заряжать, так быстрее. Стреляем теперь уже прямой наводкой.

Пехота врага разлетается ошмётками. Один танк врывается. Второй прорывается ближе, но получив осколочным в башню крутится на месте и замирает. Корма загорается…

— Теперь в рукопашную, — взяв автомат улыбаюсь. — Самуил…

Наша пехота стреляет, фашисты дохнут пачками, но не останавливаясь прут на позиции.

— Да они же пьяные, — кричит один боец.

Стреляет, но тут же оказывается сваленным с ног прыгнувшим немцем. Начинается реальная рукопашная схватка. Стрелять или использовать ножи немцы даже не думают. Прыгают на наших и вцепляются в них зубами. Позиции превращаются в побоище. Ножами и прикладами убиваем прорвавшихся. Тех что на подступах закидываем гранатами. Самуил, что на него совсем не похоже, звереет и стоя на ящиках ножом кромсает врагов.

Но сильнее всего, я удивляюсь сам себе. Потому что хватаю взрослых мужиков, с лёгкостью поднимаю и откидываю назад. Удар в лицо, ломает лицевые кости. Сила такая, что врагов практически не замечаю. Зверею сам и и схватив одного за ноги, как дубиной добиваю подбегающих.

— Сидор! — вонзив нож в глаз солдату и отпинывая труп кричит Самуил. — Что на плече? Красная звезда, а внутри… Мне из-за крови не видно.

— Красная звезда, внутри медвежья морда скалится. Маришка сделала. Одно прикосновение и рисунок проявился. Эти, кто они… Пигментные пятна. Красиво, да?

— Хочу себе такую же. Да откуда вы лезете, черти? Всех порвём!

Всех порвать не позволяет неожиданно прибывшее к немцам подкрепление. От вида которого, даже нам дурно становится. Это добираются раненые, каким-то чудом пережившие арт удары.

Измочаленные, разорванные осколками. Они завывая идут или ползут к нам. Одни придерживают вываливающиеся кишки. Другие… Один волоча за собой кишки вообще на руках ползёт. Нижней половины нет, что страшно.

— Чего встали сукины дети! — стреляя живым трупам в головы орёт Самуил. — Бейте их! Они уже дохлые. Нет здесь никакой мистики, просто накачали какой-то дрянью.

— Товарищ старший сержант, — воет одна из бойцов. — Страшно же.

— Отставить страх! За победу. За родину!

— За мной! — сдёрнув с орудия лом и круша врагам головы кричу.

Помогает, ребятишки приходят в себя и с удвоенной энергией ломают врагов. Страх сменяет злоба, бойцы звереют от чего дохляки быстро заканчиваются. Но тут, объятый пламенем танк, поворачивает башню и…

Срываюсь с места, кричу Самуилу чтобы ложился. Танк стреляет и взрывается. Самуил кувыркаясь летит вверх. Башня танка подпрыгивает.

Почему-то становится холодно. И в тоже время по груди и шее бежит кипяток. Поворачиваю голову, замечаю что к голове прилипла какая-то тряпка. Пытаюсь оторвать и с ужасом понимаю что это почти половина моего же лица.

Руки начинают дрожать, воздуха не хватает… А впереди в воронке хватая ртом воздух, глядя стеклянными глазами в небо, лежит Иванов. Выплёвывает кровь…

— Ну нет, — левой рукой прижимая кожу к лицу говорю. — Нет!

Подбегаю к другу, падаю рядом, ощупываю, зову. Самуил не отвечает, смотрит в пустоту, тяжело и судорожно вдыхает. Вокруг него собираются наши, с сочувствием смотрят…

Хватаю его, забрасываю на плечо.

— Держать оборону, я быстро, — киваю бойцам и собираюсь уже бежать, как вдруг…

— Ещё немцы, — глядя в бинокль шепчет девушка. — Сидор Макарович, что делать? Мы…

— Прости друг, — укладывая Самуила киваю. — Придётся подождать. Не могу я детей оставить. А ты держись. Немного. Мы их сейчас разнесём и я тебя мигом в госпиталь доставлю.

Выхожу вперёд, смотрю… Танки, самоходки, много пехоты. Это…

А нас всего около сотни осталось. Много раненых которые на ногах стоят только потому что способности получили. Но этого…

— Собрались! — кричу на них. — Все на позиции. Все… Самолёты?

За спиной слышится нарастающий гул. Звучат залпы пушек. Над позициями проносятся красавцы «Илы» и забрасывают наступающих бомбами. Второе и третье звенья поливает их огнём пушек, пулемётов, и ракетами.

Лязгая гусеницами рядом с нами останавливается «тридцать четвёрка» и стреляет в наступающих. А за ней ещё три таких же. Улетевшие «Илы» делают круг и обрушивают на врага всю свою ярость. Прибывают ещё танки, с брони спрыгивает пехота.

— Сидор, — выплюнув кровь стонет Самуил. — Мы победили.

— Конечно, друг. Ты как…

— Дышать больно…

— Держись, я сейчас. Медик!

Медикам явно не до нас, их хоть и не мало, но раненых слишком много. Да и враг начинает огрызаться. То что к нам подходят тяжёлы «Исы» обезумевших фашистов не трогает. Они стреляют, бегут, падают от пуль, но поднимаются и снова бегут…

Разорвав майку приматываю своё лицо к голове, завязываю узел и подхватив умирающегодруга бегу назад. До ближайшего госпиталя восемь километров. А там Маришка, она поможет. Главное только — добежать. Только добежать…

Не знаю с какой скоростью бегу, но кажется слишком быстро. Потому что страшно. Друг едва дышит. На себя плевать, пусть я после такого забега не выживу, но Самуил…

— Я должен добежать. Я…

Прибавляю скорости. Сердце бешено стучит в висках, воздуха не хватает. Хочется уже остановиться, но…

Заметив колонну машин, сворачиваю и бегу к ним. Останавливаюсь на дороге. Машу рукой…

— Маришка где? — глядя на охреневшего водителя спрашиваю.

— Что у вас? — выпрыгивает из кузова она.

Дальнейшие объяснения не нужны. Девушка забирает Самуила, срывает с него одежду, проводит пальцем по груди, превращает руку в синеватую густую жидкость. Раздвигает разрез на груди и запускает туда жидкость. Вверх по столбу жидкости поднимаются осколки, сгустки свернувшейся крови, лохмотья. Вторую руку, Маришка укладывает на лоб Самуила. Хмурится, слабо светится сине-фиолетовым. Заращивает рану на груди, встаёт и идёт ко мне.

— На колено встань.

— А с ним? А что с ним, он ведь не умер? Не умер же.

— Да жив он, жив, — качает головой Маришка. — А теперь на колено встань, мне до твоего лица не дотянуться.

— Да со мной всё хорошо…

— Быстро блядь!

Встаю, Маришка снимает повязку, морщась ощупывает лицо. Вздыхает…

— Глаза целы. А вот то что лицо криво приложил... Позже подойди, срежем по новой и приладим как надо. Нос и уши тоже поправлю. Пока же неси своего товарища в госпиталь. Больше воды давай, и вставать неско дней не разрешай. Контузию полностью убрать не получилось. В остальном… Вовремя принёс, ещё бы пять минут…

— Мариночка, — обнимая девушку всхлипываю. — Спасибо. Ты… Ты не представляешь как… Да я. Да я теперь за вас. Я…

— Не надо, — дёрнув меня за ухо улыбается она. — Мы свои. Между нами никаких расчётов. А теперь кыш отсюда. Нам ехать надо.

Оттаскиваю Самуила, сажусь и взглядом провожаю колонну машин.

— Сидор, я умер? — не открывая глаз шепчет Самуил.

— Нет, друг, — закуривая улыбаюсь.

— А почему мне тогда так хорошо?

— Не знаю. Курить будешь?

— Буду…

В голове приятная пустота, перед глазами образ зеленоглазой девушки с красными волосами. И понимание, что с такими нашими, мы просто не имеем права проиграть.

— Сидор?

— Да?

— Хы, на тебе лица нет. Аха-ха-ха!

— Идиот! Ненавижу тебя! А-ха-ха-ха! Самуил! Ты…

Договорить не успеваю, нас слепит фиолетовая вспышка. На севере, в небо поднимается огромное грибовидное облако.

— Так их, командир! — улыбается Самуил. — Так и сволочей!

Да, только так. И никак иначе.

Глава 20

Некоторое время спустя. На подступах к селу. Гельмут Кляйн.

Сидя в окопе, сжимая пулемёт смотрю в даль и понимаю что это война нами уже проиграна. Сколько бы нас не убеждали в том что это всё слухи и никакого супероружия у русских нет, это правда.

Александровск, неприступная по заверениям генерала Гольдштейна крепость, расположенный севернее, просто перестал существовать. Разведка доложила что вместо города, укреплений, техники, авиации, солдат, теперь огромный на шестьдесят километров и глубиной двадцать метров, обугленный, покрытый коркой стекла кратер. Всё остальное банально испарилось.

Испарился Александровск с огромным гарнизоном и дивизиями, испарились Филины и даже никому не нужная база на севере, тоже превратилась в фиолетовый пар и поднялась вверх грибовидным облаком. Остались только мы и нам предстоит держаться против взбесившегося красного медведя. Держаться столько, сколько можно, а потом уходить.

Но позволят ли нам уйти? Кто знает, может нас также испепелят? Почувствую ли я что-нибудь при этом? Разведка… Те кто видел взрывы с высоты, не сошёл с ума и не мутировал, говорят что всё происходит мгновенно. Взрыв, грибовидное облако, волна фиолетовой энергии. От неё я научился видеть в темноте, но чем мне это поможет? У меня, после изменения глаз, после того как они стали светиться в темноте как у кошки, начались проблемы. Меня объявили мутантом. Начали шарахаться, и если нас не убьют русские, то в последствии меня убьют свои. Потому как уже идут разговоры о том, что меня и таких же бедолаг как я надо изучать.

То как наши изучают нечто необычное, вызывает у меня дрожь. Но думаю, меня убьют раньше.

А сейчас я на самом краю, в окопе с такими же как я трясущимися от страха солдатами, смотрю в темноту которая для меня не проблема и жду когда русские придут… Вместе с этим понимаю что они нихрена не низшая раса. Существа, по уровню интеллекта ниже домашней скота, просто не способны так драться. Не способны создавать такие бомбы. Не способны так легко расправляться с нами. А я? За что я сражаюсь? За превосходство арийской расы? Я простой столяр! Какое превосходство? Какая высшая раса? Мы же… Мы одинаковые. Мы и они, одинаковые люди. Откуда в нас столько злости и ненависти? Откуда в нас…

Не могу поверить, что совсем недавно, я рвался в бой. Хотел очистить эту землю от мерзости её населяющей. Я убивал, я поджигал дома, казнил партизан, насиловал девушек солдат. Я стоял и смеялся, когда русских скидывали в траншеи и дабы их туда побольше влезло прикатывали танками. Я был уверен, я был смел, храбр. Теперь я боюсь. Страх, холодными липкими щупальцами опутывает нас. И с каждым часом становится всё сильнее.

В селе перед которым мы зарылись в землю творятся страшные дела. Местные жители пропадают. Дети, женщины, они проваливаются в землю или просто исчезают. Офицеры сходят с ума и, или пускают себе пулю в висок или бросаются на других. По вечерам, по улицам бродят мрачные тени, наблюдают за нами из тёмных уголков или оконных проёмов пустых домов. Я сам видел. Человеческий силуэт, с круглыми светящимися белым глазами, демонстрируя острые зубы улыбаясь смотрел на меня. Смотрел в душу, так пристально и с такой ненавистью, что впервые в жизни, я обмочил штаны. Но и тени не самое страшное, ужаснее то, что нам не дают даже минуты отдыха.

Стоит расслабиться, подумать, как перед глазами возникают страшные видения чудовищ, людей без кожи, монстров. Сны, если заснуть получается, превращаются в долгие кошмары из которых с трудом получается вырваться. И то, только когда кто-нибудь разбудит пощёчинами или вылив на лицо стакан ледяной воды. В противном случае, сон заканчивается смертью.

Крысы, бродячие собаки, вся эта живность воюет на стороне русских. Собаки неожиданно выскакивая из кустов и подворотен, нападают на солдат и загрызают или искусывают так, что ни о какой службе не может быть и речи. Крысы устраивают набеги, проникают в казармы и зубами кромсают лица спящих, измученных жуткими видениями и страшными снами солдат. Портят амуницию, снаряжение. Волнами устраивают набеги на колодцы в которых тонут. Забираются в котлы чем портят еду. И смотрят, с ненавистью.

Единственные кто могли разогнать наваждение и внушали уверенность, агенты Аненербе. Три девушки… Они своими силами отгоняли поселившееся здесь зло. Их больше нет. Одну нашли растерзанной, висящей на столбе в удавке из собственных кишок. Вторую… Крысы сожрали ей глаза, язык и выгрызли уши. Третью… Третью, самую сильную и жестокую, после того как она развесила на яблоне троих детей по подозрению в помощи партизанам… Никто не может объяснить что тогда случилось. Просто, один из бойцов обозвал её русской свиньёй. Вся рота накинулась на неё… Изнасилование ротой солдат, она не пережила.

Всё в этом проклятом месте против нас. Зачем мы пришли сюда?

— Правильные мысли, Гельмут, — заставляет меня подпрыгнуть красивый женский голос звучащий прямо в голове. — Правильные, но увы не своевременные.

Оборачиваюсь, вижу полупрозрачный силуэт. молодой женщины в накидке и капюшоне сидящей на краю окопа. Понимая что всё, конец, выдыхаю и поднимаю руки.

— Сдаёшься, — кивает она.

— Фрау, можете мне не верить, но я здесь…

— Случайно. Я знаю. Ты не солдат. Ты обычный работяга. Ты сам не понимаешь смысла этой войны, не понимаешь зачем ты здесь. Ты даже стрелять толком не умеешь. Да и не хочешь. Но ты стрелял. Из пулемёта, по детям. Ты поджигал амбары в которых загоняли ни в чём неповинных. Ты насиловал. Ты смеялся.

— Я мирный человек. Я…

— Не хотел, — улыбается женщина которую судя по всему вижу только я. — Не хотел сжигать, не хотел насиловать. Все делали и ты делал. А знаешь, я тоже когда-то была обычным рабочим. И знаешь что со мной сделали? Кожу содрали. Матку вырезали. И размахивали ей у меня перед лицом. Страшно, да? Осуждаешь?

— Да…

— Врёшь. Скажи ты хочешь жить?

— Это ведь невозможно…

— Увы, но тебя ждёт смерть. Я вижу твой разум, планы, мечты. Что ты там хочешь? Открыть мастерскую, завести семью. Жить и работать? Не получится. Ты останешься здесь.

— Нет… Я… Почему?

— Потому что ты, такой же как и все. Обычно вы начинаете думать только перед лицом смерти. И мысли ваши настолько фальшивы… А ты… Нет, не рассчитывай на снисхождение. Скажу сразу, вас я ненавижу и жалости не испытываю. Но, твои помыслы… Ты тварь. Неужели ты думаешь, что после того что ты сделал, тебе удастся выжить? Не-е-ет… Но, если хочешь получить шанс сдохнуть быстро — не стреляй. Увидишь наших поднимай руки. Пленных брать мы не будем, поднимешь лапки — тебя убьют быстро. Пока, Гельмут.

Женщина исчезает. Мотаю головой, как вдруг… Впереди, в трёхстах метрах. Проявляется гигантский силуэт. Огромный рыцарь, метров под пять ростом, снимает с плеча такого же как он сам размера меч, вонзает его в землю и светясь зелёным встаёт на одно колено. Склоняет украшенную короной голову.

Солдаты напрягаются, все целятся в него но стрелять не решаются. Рыцарь же…

— Sanctus Christi animo, — заставляя сжиматься от страха громом грохочет проникающий в саму душу жуткий голос рыцаря.

— Haleluja amen… — со всех сторон отвечают ему человеческие голоса.

Рядом с ним проявляются советские солдаты. Встают, разворачивают знамёна, поднимают оружие.

— Corpus sado mudu so, — ещё громче продолжает петь рыцарь и от голоса его дрожит земля.

— Haleluja amen, — отвечает многотысячный хор солдат заставляя мои колени дрожать и подгибаться.

— Solutido! — встав кричит рыцарь, выдёргивает меч и сотрясая шагами землю идёт на наши позиции.

Рядом с ним, справа поднимается земля, на поверхность выбирается огромное, метров под двадцать каменное чудовище и топая идёт к нам. Слева от рыцаря, вверх бьёт фонтан, вода поднимается, принимает образ размытой девушки и плывёт.

— Ура-а-а! — переходя на бег кричат солдаты.

В ужасе хватаю пулемёт, пытаюсь взвести и понимаю что затвор заклинило. Откидываю бесполезное оружие, хватаю гранату, выдёргиваю шнур… Гранаты летят вперёд, проваливаются в землю и всё… Сажусь, приваливаюсь спиной к стене окопа и поднимаю руки.

И тут начинается. Поднимается ветер, в небе сверкают молнии. Надо мной, где-то высоко вспыхивают два огромных факела и пылая кружатся. Русские солдаты приближаются, наши выскакивают и просто перепрыгивая через окоп не обращая на меня внимания убегают. На позициях слышны истеричные вопли о том что мы сдаёмся и мольбы не убивать. Выстрелов нет, взрывов тоже. Держа руки вверх выбираюсь из окопа, вижу русские танки. Как вдруг…

— На колени сука! — тыча в меня автоматом кричит молодой, очень высокий и крепкий парень.

— Я сдаюсь, не стреляйте, — вставая на колени киваю.

— Молодец. Мордой на землю.

— Да…

Тварь. Недочеловек. Смеешь приказывать мне. Мало я вас поубивал. Ну…

Выхватываю нож, по ушам бьёт звук выстрела. В глазах медленно темнеет, каждый вдох вызывает боль в груди. Теряю равновесие, падаю вперёд и вижу…

Солдат сдвинув шапку назад плюёт на землю, перехватывает автомат и убегает. За ним бегут остальные. Лязгая гусеницами проезжают танки.

Скоро всё скоро закончится. Я уже не слышу, но всё ещё вижу. Наши войска, всех солдат кто не сбежал, но от страха не в силах защищаться, просто сносят. Их расстреливают, закалывают штыками и ножами. Окопы забрасывают гранатами. Танки поливают огнём пулемётов.

Бесславный конец.

Там же. Влад.

Позиции берём почти без боя. Давление Серафины и их с Морозовой фокусы, по натравливанию на фашистов местной живности, видений и воровства местных свою роль сыграли.

Белка, Роза и Фая улетают преследовать сбежавших. Мы идём по селу… Село большое, вытянутое. Народу… Нацисты, на что и был расчёт, бросая оружие идут сдаваться. Серафина говорит что мои фокусы и выпендривания поставили точку. Нервы не выдержали. Предпочли плен смерти. Однако выживут не все.

Вместе с Быстрицким, Горчаковым, Савиным и прибежавшим Никифоровым идём по улице, созерцаем ужаснейшие картины.

— Ну? — останавливаясь у яблони и смотря на висящие на ветвях тела детей с табличками «партизан» спрашиваю. — У кого-нибудь ещё есть сомнения с кем мы воюем?

— Давно уже нет, — сняв шапку шепчет Быстрицкий. — Вася, детей снять и похоронить. Влад…

— Я в порядке, — стараясь не смотреть на жуткую яблоню киваю. — Идём. Дальше…

А дальше начинается самое страшное. Серафина и Морозова со своим отрядом мозголомов, то есть небольшой группой бойцов аж в целых пять человек, среди местных отыскивают пособников, предателей, карателей и полицаев, коих к сожалению находится немало. Староста, кое-какое руководство, ну и всякие отбросы с радостью приняли местные порядки и с особым рвением служили нацистам.

Служили… Сейчас все они, кричат и пытаются доказать что невиноваты. Их заставили, другого выбора не было. Однако девушек не обмануть. Они проверяют всех, всё видят и виновных отводят в сторону, невиновных отпускают по домам.

— Их надо было бомбой, — мотает головой Никифоров. — Товарищ капитан.

— Конечно, Вань, можно было. Всех. Вот только эта наша земля. Предлагаешь превратить её в обугленную пустошь?

— Нет но…

— А тут никаких но, — закуривая улыбаюсь. — Дойдём до Европы, там разгуляемся. А здесь только в крайнем случае.

— Товарищ маршал! — волоча за руку пацана лет десяти кричит Нестерова. — Посмотрите.

Пацан вырывает руку, показывает Рите язык, вытирает рукавом чумазый нос, вытягивается и неуклюже прикладывает руку к лохматой, явно не своей если судить по размеру шапке.

— Разрешите доложиться? — глядя на нас огромными глазами спрашивает мелкий.

— Докладывай, боец, — встав перед ним кивает Быстрицкий. — Только представься.

— Захарка… Ой… Руденко Захар. Мы сопротивление, подпольщики.

— Тебе лет сколько, подпольщик? — скалясь спрашивает нарисовавшийся рядом с нами Сидор.

— Девять, — бледнея от жуткой улыбки Громова отвечает мелкий. — Я большой.

— Боец, не отвлекайся, — качает головой Быстрицкий.

— Нас двенадцать! — вытягиваясь кричит Захар. — Все и дядька Еремей в лесу. Я и Алёнка ведём разведку.

— Алёнка?

— Сестра! — кричит Мелкий. — Ходим по посёлку, смотрим, запоминаем. Бегаю в лес, рассказываю. Потом дядька пакостит фашистам. Патрули режут, машины взрывает, яд в еду сыплет.

— А родители твои где?

На такой вопрос Захар мрачнеет, опускает голову и шмыгает носом.

— Убили… Последнее время совсем взбесились. Папку с мамкой расстреляли. Алёнку… Мы не сдавались! Нам сообщили что маршал Быстрицкий и семья Константиновых фашистов бить начали. Нам партизаны весточку передавали. Наши наступают… А вы маршала Быстрицкого и капитана Константинова не видели? Я им доложиться хочу. Полицаи когда о них говорили, говорили шёпотом. Они хорошие люди, раз так предателей пугали.

— Так вот они, — указывая на нас улыбается Сидор. — Знакомься.

Глядя на нас мелкий совсем теряется, говорит что-то неразборчивое, в итоге начинает плакать и вцепляется в ногу Сидора.

— Товарищ маршал, — растерянно глядя на Быстрицкого начинает Сидор. — Как бы… Жалко мальца. Может…

— Можно, — кивает Быстрицкий, присаживается и улыбаясь подзывает мелкого к себе. — Ну что, красноармеец, теперь ты с нами. Вот это, дядя Сидор. Слушайся его. Ну, а теперь рассказывай всё что знаешь.

Знал мелкий много, и всё это… Звучало неправдоподобно, но учитывая обстоятельства и то что парнишка адекватный, воспринимали мы это серьёзно.

По обстановке. Фашисты, большая их часть отступили в сторону лагеря смерти. Трое, в штатском, странного вида ушли к церкви, но нам туда ходить не стоит она страшная. Кривая и рядом с ней даже птицы не летают. Со слов мелкого, местный батюшка, нормальный, куда-то исчез. Тут же появился новый и начал обещать людям спасение, лучшую жизнь и райские кущи. Если конечно местные отринут предрассудки и примут новую веру. Местные, хоть и соглашались, но молиться о спасение, бегали к бабке Ефросинье, которая, каким-то чудом сохранила нормальную икону. Нормальную, потому что изображён на ней настоящий святой, а не как у тех, то есть крылатая смесь козла с волком. Да и, с недавних пор, всем становилось плохо от этих новых икон. Со слов Захара, люди на них смотреть не могли, глаза резало.

— А с каких таких пор?

— Когда первые вспышки прошли, — глядя на меня говорит мелкий. — Фиолетовые. Тогда, говорят, даже церковь загорелась.

— Хм… Покажешь где эта церковь?

— Так точно!

— Сидор, Ваня, за мной. Захар, веди. Максим Иваныч?

— Я тоже пойду. Хочу посмотреть что там за мракобесы.

— Если думаете что это пустые предрассудки замешанные на религиозной истерии, то глубоко ошибаетесь.

— Думаешь?

— Уверен, Максим Иваныч, уверен. Образ описанный Захаром, крылатая смесь козла и волка… Я видел его там. И теперь понимаю что именно там случилось.

— Просвещай.

— «Первопричина» я знаю, что осколок живущий там, делал её как оружие и с целью отпугнуть кое-кого. И вот именно этих жутких тварей, он и собирался отпугивать. С учётом того, что им уже церкви строят… Или одно из них здесь, что для нас плохо. Или это просто информация из кристаллов, но нам от этого не легче. Потому что если в них здесь верят, то они сюда явятся. Или воплотятся. И то, и другое вполне может произойти. Или не может. Арданиум, завершённая форма «Первопричины.» Если церковь горит от волн после взрывов, значит этим тварям они не нравятся.

— Что это за демоны такие, — бормочет Сидор.

— А вот демоны, в том мире, ребята как раз таки и адекватные. В основном представлены красивыми, почти голыми, крылатыми девушками с хвостами и рожками. Души не жрут, питаются магией, любят работать. Мужики всё время в учёные пробиваются, мозг у них быстрее работает. Единственный минус от демониц, это чрезмерная любвеобильность. Настолько чрезмерная… А вот эти твари, называются ангелы. Не повезло Костяну. И я теперь понимаю, то есть подозреваю кто у нас там...

— Нам то что делать?

— Идём и сожжём, — развожу руками. — Заодно кое-что проверим.

Идём, через час, выходим к странному строению от которого все начинаем плеваться. Церковь, если это строение можно так назвать, вызывает резь в глазах, тошноту и желание помыться спиртом. Это вообще непонятно что. Сложенное из камней, брёвен, разного размера и диаметра чурок, веток, тряпок. Всё это замазано тёмной, буроватой глиной.

— Кровь, — втянув носом воздух сообщаю. — Раствор замешан на крови. Однако, никакой силы в этом уродстве я не чувствую.

— Мракобесы, — ворчит Быстрицкий. — Что эти, что наши…

— Не скажи, Максим Иваныч, — извлекая из кармана крупный осколок арданиума смотрю на то как он мерцает. — Если бы наши не верили, то их бы быстро в это уродство обратили. Всех. А так… Это польза. Это надо запомнить и наверх сообщить.

— Не думал что ты верующий, — качает головой Быстрицкий.

— Ты не поверишь, но да. Я, верующий. Высшие силы есть. По крайней мере Тёмные в нашем мире. Значит и здесь.

— Тёмные силы, — ворчит Ваня.

— Что не тебе не нравится? Тьма не есть зло. Ровно как и свет не есть добро. Обе эти силы, оружие и всё зависит от того, в чьи руки оно попадёт. Взять например нас, мы красные. Красный цвет, цвет войны, цвет крови, убийств, мяса. Но когда ты, смотришь на красные яблоки, цветы, ты же не думаешь о плохом? Так же и тьма, люди боятся, видят в ней чудовищ. Но тьма есть отдых, мы появляемся из тьмы, и во тьму уходим. Свет несёт жизнь, согревает, лучи лазера оставляют ужасные плохо заживающие ожоги. Извините, это философия Тёмных.

— А что твоя философия говорит о коммунизме? — интересуется Сидор. — Вот например о народах?

— То что все равны. Подожди…

Кристалл в руке начинает мигать. Светится, от чего стены строения вздрагивают. Дверь, такая же ассиметричная как всё здание слетает с петель. Изнутри слышится рассерженное шипение.

— Все назад, — превращая пальцы в когти, а левую кисть в лезвие командую. — Назад, живо!

Глава 21

Там же. Сидор Громов.

— Все назад, — превращая пальцы правой руки в острые кривые

когти, а левую кисть в длинное метра полтора лезвие рычит командир. — Назад, живо!

Шипение из жутковатого здания нарастает и когда начинает резать уши, вдруг стихает. Из темноты доносятся шаркающие шаги, бессвязное бормотание. На свет показывается старик, глядя на нас охает, качает головой, двигается вперёд…

— Свят-свят-свят, — увидев то что вышло крестится Влад.

А вышло нечто по-настоящему страшное. Человеческая голова, на непропорционально длинной и подвижной шее. Шея на большом и раздутом теле покрытом шипастым панцирем. Длинные мускулистые руки с неестественно длинными пальцами. Мощный покрытый чешуёй хвост.

— Приветствую вас, души заблудшие, — нараспев басом произносит нечто. — Никак помолиться ко мне пожаловали. Правильно…

— На хер иди, чудище, — закрывая собой маршала мотает головой Ваня. — Чудище.

— Благославлённый, — поправляет его нечто. — Посмотрите на меня, разве я не прекрасен? Силён, быстр, практически бессмертен. Новые хозяева сделали меня лучше, приблизили к себе. Дали настоящую веру. Кем я был раньше и кто я сейчас…

— Урод, — глядя на светящийся в руке кристалл улыбается командир. — Смотреть противно.

— Ну-ну, это лишнее. Да и оскорбления на меня не подействуют. Р-р-рах!

Чудище с хрустом выпрямляется, пластины панциря расходятся, из плеч выдвигается вверх огромная зубастая пасть, проглатывает человеческую голову, рыча скалится…

— Вот именно поэтому я и тороплюсь, — глянув на маршала кивает Влад. — А вы…

Договорить командир не успевает. На сцене появляется новое действующее лицо, то есть морда. Огромное, отдалённо похожее на лысую гориллу, оно влетает на поляну, подпрыгивает, и обрушивает удар двух рук на голову чудища. Тут же хватает, перебрасывает через себя, подпрыгивает и выставив локоть падает им на пузо чудища. Откатывается, заревев бьёт ручищами по земле, и рвётся в бой.

Вставшее чудище, получая сокрушительные удары от гориллы, пытается отмахиваться. И даже попадает, но натиск так силён, что помогает это слабо. Горилла оглушительно рыча, просто крушит монстра. Ломает ему лапы, отрывает пластины панциря. Наконец валит чудовище, хватается за челюсти и с треском разрывает ему пасть. Но на этом не останавливается, запускает руку внутрь, выдёргивает изуродованное человеческое тело. Хватает его за ногу, и встав трясёт и мотает как тряпку.

— Хм, что-то вроде пилота, — хмурясь выдаёт командир. — Биоскафандр. А тело изменено. Подозреваю, что это новая модель сборщика. Судя потому что тощий и длинный — да. Но мозги имеются. Скафандр… Наверное может наращивать на себе биомассу. Как? Очень интересно.

Наступает гробовая тишина, нарушаемая только какими-то щелчками. Смотря на гориллу и понимая что к нам она никакой агрессии не проявляет. Да и командир спокоен. Пытаясь понять откуда щелчки, опускаю голову и вижу что это я. Я стою, и машинально нажимаю на спусковой крючок ППШ. Ваня делает точно также, маршал жмёт на крючок пистолета.

— Нда, — качает головой командир. — Да не жмите, вы. Не сработает. Я всм механизмы заклинил.

— Нахрена?! — кричит Быстрицкий.

— Чтоб в меня не стреляли, — знакомым голосом говорит горилла и тут же…

Она начинает разваливаться. Куски мяса, кожа, костяные пластины, всё это отваливается и растекается лужами сукровицы. Нам же является голая, но очень довольная испачканная кровью Ритка. Которая сначала прикрывается руками, потом… Форма на ней просто вырастает.

— Молодец, — кивает командир.

— Нестерова, ты меня до инфаркта доведёшь, — пытаясь убрать пистолет в кобуру, что получается не с первого раза ворчит Быстрицкий. — Предупредить нельзя?

— Некогда, товарищ маршал, — улыбается комроты. — Я за вами пошла, мы там кое-что интересное нашли. А вы тут… Ну вот, я и решила помочь. И силы свои испытать. Взяла образ Конга, добавила Библиотекаря. Получилось же. Вань, рот закрой, ворона залетит.

— Молодец, — счастливо улыбается командир. — А что интересного?

— Вам самим лучше посмотреть, — хмурится Ритка.

Пока командир, явившаяся с Лазаревым и Лариской Серафина, осматривают жуткое здание, возвращаемся назад. В штаб, где уже почти всё командование и бледный Савин трясёт стопкой документов и силится что-то сказать. Но не может, пока на него Быстрицкий не рявкает. И тут…

Из найденных документов, которые по причине паники не уничтожили, становится понятно, что нацистские подонки, совсем озверели. По их планам, нас надо уничтожать. Всех. Подчистую. У руководства сидевших здесь войск, прямой и чёткий приказ за номером триста семьдесят два — при невозможности дальнейшего удержания позиций, отступающие нацисты должны зачистить гражданское население. Всех, даже полицаев. Потому что они всё равно биологический мусор и тратить на них время нецелесообразно. Население же, дети и женщины… Одни вырастут и пойдут воевать, другие нарожают новых недолюдей.

— Твари, — кривится Маршал. — Ну и твари. Так! Вася, собирай документы, в Свердловск отправим. Пусть в ставке оценят. Громов, раз уж ты сегодня в пехоте, собери мне три роты. Пойдём в лагерь. Нестерова, найди Горчакова, остаётся за меня и беги за Константиновым.

— Я выше по званию, — возмущается полковник Березин. — Я могу остаться.

— А ты, щенок, сиди и не отсвечивай, — рычит маршал. — Выше он, по званию. Доверие к тебе нет, заслужить его надо. Горчакову не только я, но и солдаты доверяют. А тебе? Они же тебя порвут. Сиди ровно, узнаю что вякал, пропадёшь. Чего сидим? Вперёд, выполнять.

Только выхожу из штаба и подзываю к себе знакомых солдат, так замечаю кое-кого интересного. То есть одного хмыря, который наплевал на всё, сбежал из санчасти и теперь трётся здесь.

Хмырь, видя мой взгляд, изображает что очень занят, разворачивается на месте и пытается сбежать.

— Сержант Иванов, а ну стой!

— Стою, — подняв руки кивает он.

— Ты что творишь, придурок? — подойдя и схватив друга за шиворот поднимаю его над землёй. — Тебе ещё сутки лежать надо. Мариша же приказала.

— Не могу, дружище, — даже не пытаясь оправдаться вздыхает Самуил. — Вот знаю что мне с тобой надо. Не знаю зачем, но надо. Извёлся весь, места себе не находил. И таки сбежал. Не мог я иначе.

— Уверен?

— Да друг. Ты извини, но я с тобой.

— Вперёд не лезь. Болеешь ещё. Пошли, собирать будем. Три роты. Идём.

Народ собираем быстро. Грузимся в прихватизированные здесь же немецкие грузовики, хватаем побольше медиков и отбываем.

Маршал, Нестерова, командир с жёнами, как всегда впереди, на санях. Самуил нервничает и действительно места себе не находит. Вздыхает, дёргается. Чешет руки, надавливает пальцами на глаза. Всё время спрашивает скоро ли приедем.

Доезжаем быстро. Выгружаемся и первое что видим — колючая проволока. У входа валяются брошенные вещи, каски, автоматы. Скулят привязанные к столбам собаки. За забором из колючки, стоят обтянутые кожей скелеты. Измученные голодом и тяжёлой работой, трясясь от холода, на нас опасливо смотрят узники.

Константинов сразу ломает ворота, заходит…

— Товарищ капитан, — еле ворочая языком и пошатываясь от порывов ветра говорит один из узников. — Сержант Романов… Я… Дождались…

Вздохнув, командир обнимает несчастного, уносит к машине, укрывает своей шинелью…

— Чаю бойцу, быстро. Родной, держись, всё закончилось. Ты…

— Немцы ушли. Сбежали. Третий барак изрешетили пулемётами. Кричали что Константинов и Быстрицкий идут. Они… Прихвостней и предателей расстреляли. Бежали так, сапоги теряли. А мы… Там раненых много.

С этим, Романов выдыхает и отключается. Командир отдаёт его медикам, встаёт и махнув рукой идёт на территорию лагеря. Бойцы рассредоточиваются, стаскивают узников в одно место. Самуил, как бешеный олень несётся к одному из бараков. Расталкивая медиков выбивает дверь и скрывается внутрь. Бегу за ним, с другом явно что-то не так. Опасаясь того что после контузии крыша поехала, пробегаю по бараку и нахожу его стоящим между нарами.

— С тобой что?

— Тс-с-с, тихо, — прижав палец к губам крутит головой Самуил.

Шагает вперёд, поскальзывается… Только сейчас замечаю что стены светятся. Отверстий от пуль столько, что барак напоминает решето. Все узники, то есть узницы, лежат и не подают признаков жизни. Смотрят в пустоту стеклянными глазами.

— Неужели не успел? — всхлипывает Иванов. — Нет, я не мог. Где ты?! Отзовись, я рядом!

В ответ едва различимый стон, Самуил пробуксовывая срывается с места, бежит к нарам и…

— Нашёл, — схватив и подняв на руки похожее на скелет тело стонет он. — Нашёл. Мариша!

От вида этого, снимаю шапку и круглыми глазами смотрю на друга и женщину у него на руках. Которая… Мало того что она заморена почти до до смерти, так в неё ещё и попали два раза. В плечо и живот. При этом она… Она улыбается, гладит Самуила по щеке, беззвучно всхлипывает и пытается что-то сказать. Иванов же, аккуратно несёт её, смотрит как на величайшую драгоценность и словами пытается успокоить. Что творится вокруг, Иванов не замечает. Медиков спешащих на помощь отгоняет и зовёт Маришку.

Вскоре Волкова является. Укладывает несчастную на Нары и приступает к лечению. Нарисовываются Лазарев и Лариска, говоря о том что случай интересный подключаются к процессу и обкладывают женщину кристаллами.

Самуил в это время заламывая руки ходит рядом. Смотрит дикими глазами и пытается доказать проходящим мимо медикам, что это она. Его единственная. Он нашёл её и теперь не отпустит.

Кроме этой единственной, выживших к сожалению нет. Нацисты убили всех, некоторых, то есть многих в упор расстреляли. Потом изрешетили барак из пулемёта. Твари…

Дабы не мешать, выхожу, закуриваю…

— Не ревнуй, — заставляя меня подпрыгнуть улыбается появившаяся рядом со мной Преображенская.

— Да я и…

— Мне не ври, — улыбается она. — Я мысли слышу. Сейчас ты думаешь, что вашей дружбе конец. Но ты ошибаешься. Ваши узы, крепче чем братские. Вы, несмотря на то что заведёте семьи, всегда будете вместе.

— Спасибо… А… Серафина Яровна, вы видите будущее?

— Будущее увидеть нельзя, — хитро щурится Преображенская. — Оно ещё не произошло. Но я вижу варианты. И в одном из них, я вижу вас. Тихое место, дачный посёлок, который ещё не скоро построят рядом с городом которого ещё нет. Большой дом на два хозяина с общей затянутой вьюнком верандой. А там, в беседке вы. В этом варианте… Прозвучит дико, но в этом варианте, вы будете сватать дочек соседу.

— Дочек? Соседу? Мы?

— Соседу, Сидор, соседу. А теперь соберись и слушай. Ваш сосед. Ты будешь знать о нём, знать много, но появится он там где ты меньше всего ожидаешь. Ваша встреча будет случайна и поначалу введёт вас в смущение и удивление. Ты будешь потрясён в той же степени что и он. Но… Не вздумай вмешиваться. Твоя дочь сама всё решит, с помощью подруг.

— Моя дочь… Так я тоже женюсь? На ком? Когда?

— Долму любишь? — ещё хитрее щурится Серафина.

— Я даже не знаю что это…

— Хи-хи… Узнаешь. Потом…

Помрачнев и всхлипнув, Серафина исчезает. Оставляет меня в глубокой задумчивости.

— Долма… Что такое долма? Сладости наверное. Вот ведь ведьма. Столько наговорила и никакой конкретики. А я…

— Жива! — вылетает из барака Самуил. — Она жива! Она будет жить. Братцы… А чёрт. Девчонки, она будет жить.

Смеясь Самуил кружится на месте, падает на колени и крича как ненормальный, бросает вверх снег.

— Совсем того, — глядя на друга затягиваюсь. — Наверно контузия.

— Контузия тут не причём, — выйдя качает головой Мариша. — Он нашёл её.

— А по-моему он просто двинулся.

— Нет, Сидор, он более чем нормальный. Радуется просто. Запечатление случилось, вот он и рвался сюда. К ней.

— Это что получается, когда у меня случится, я тоже себя как полудурок вести начну? Буду кричать, бегать…

— Может быть, — пожимает плечами Мариша. — А может ещё хуже.

— Нет, Лариска, нет и ещё раз нет, — выходит из барака Лазарев.

— Как нет, когда да, — возмущается сидящая на его плече Лариска. — Ты сам всё видел. В итоге мы имеем то, что запечатление может произойти без зрительного и тактильного контакта. Это судьба.

— И всё же… О, Сидор Макарович. Он Иванова лучше всех знает. Давай его спросим. Сидор Макарович, у нас тут…

— Сидор беги, — встав передо мной раскидывает руки Мариша. — Беги, я их задержу.

— Стой…

— Да ну вас, — следуя совету Волковой убегаю.

Убегаю и… И видя Серафину останавливаюсь. Серафина же сидит на корточках и задумчиво смотрит на нашу кошку Маруську, которая непонятно как здесь появилась. Смотрит и как будто мысленно разговаривает с ней.

Сзади бегут Лазаревы и на ходу засыпают меня вопросами. Но тут…

— Серёжа, Лариса, мне нужны капли вашей крови, — спасая меня от двух безумцев говорит Серафина.

Пока они заняты, отступаю. Возвращаюсь к лежащему на снегу Самуилу, хватаю его и ставлю на ноги.

— Вставай, паразит, застудишься.

— Не страшно. Я… Мне надо к ней. Надо узнать как она.

— Чудны дела твои Господи, — глядя вслед убегающему другу говорю. — Ладно. Пойду посмотрю что происходит.

Некоторое время спустя. Влад.

Задерживаемся на целых три дня. Приводим в порядок узников, дожидаемся блукающих по лесу партизан и ставим их в строй. Разбираемся с найденными документами, пленными немцами, и предателями.

Хотя с предателями никто церемониться не хочет. Их, несмотря на крики о раскаянии, просьбах простить и желании искупить вину, жалеть никто не собирается. По законам военного времени… Они даже этого не заслужили. Их после допроса и сканирования разумов, сгоняют в кучу, Осип выращивает вокруг них каменные стены, Спичкины выдают огонь, Роза кислород. Сгорают быстро, не остаётся даже пепла. К старосте, который активно сотрудничал с фашистами, паре особо повёрнутых полицаев и одному четырнадцатилетнему идиоту который за конфеты сдавал всех кого мог, применяется другое наказание. За деревней, Осип создаёт канал, шириной два и длиной сто метров. Маришка заполняет его водой. Предателям предлагается проплыть по каналу, с условием, проплывёте — пойдёте на все четыре стороны. Нет — ваши проблемы.

Плыть в минус двадцать, в ледяной воде, особо никто не собирается. Все давят на жалость и просят судить их по советским законам и по ним же наказывать. Наказываем по законам Тёмной Империи то есть живьём рассаживаем на колья.

И вроде бы слишком жестоко, но… Староста сам не прочь был пострелять в своих односельчан. Похаживал в лагерь, забавляться с пленными советскими девушками. Полицаи вообще никого не жалели. А пиздюк, четырнадцатилетний, за конфеты и сигареты, сдал больше сотни односельчан. Половина из которых младше его по возрасту. Так что… Нда…

Операция выдалась успешной. Захватили много оружия. Сотню танков, тридцать разномастных самоходок. Четыре десятка орудий, грузовики, но самое главное — склады. Продовольствие, медикаменты, горючее, боеприпасы. Всё что нужно и необходимо. Конечно, некоторым стрёмно жрать немецкую тушёнку, но тут никто не заставляет. Хочешь ешь, хочешь нет. Не нравится, совесть не позволяет, жуй консервированную кашу советского производства. Хочешь сил, употребляй немецкую тушёнку. Нда…

Сейчас вот сижу на ящике, курю и смотрю как наши танкисты перекрашивают «Пантеру» в зелёный и заодно красные звёзды на ней рисуют. Ну и на некоторых надписи. На русском, но крупно… В таких, лозунгах, ненавязчиво указывается что немцам пора идти подмываться, раздвигать булки и готовиться к анальным утехам…

А я… Со мной по прежнему всякая хрень. Я научился менять внешность. У меня теперь два обличия. Получеловеческое и, что не удивительно человеческое. В первом нагоняю на всех страх, во втором вызываю томные вздохи жён и визг девушек бойцов. Второе, человеческое, стараюсь использовать как можно меньше. Но! Я возвращаюсь. К моей огромной радости, мои жёны, снова начинают вызывать у меня приступы похоти. Пока не сильные, но с каждым разом всё сильнее. И тут…

— Тащ командир! — вытягивается передо мной и широко улыбается Сидор.

— Да?

— Тебя маршал Быстрицкий в штаб зовёт. Говорит срочно. Телеграмма пришла, сейчас радиопередача будет. Связисты оборудование настраивают, на столбы говорильники вешают. Походу что-то важное.

— Спасибо. Пойдём. Курить будешь?

— Не, я только что, — улыбается Сидор. — А ты никак расстроен?

— Да так, мелочи. А вы... Самуил, как я слышал, уже жениться собрался?

— Да, — почёсывая шрамы лыбится Громов. — Чертяка, собрался. Жену свою в медсанчасть определил. Маришка говорит способности у неё. Вот только имя… Рахиль зовут. Фамилия Коромысло. Хех… С Кубани. Говорит что потомственная ведьма. Ага, как же. До твоих красавиц ей явно не дотянуться. Заболтал я тебя, идём.

— Идём.

И это, я всё уже прекрасно знаю. Всё. Но не скажу же я бойцу, что в курсе и не попрошу его заткнуться. Меня тут командиром признали. Можно сказать третье лицо после Быстрицкого и Горчакова. Авторитет Быстрицкого сомнению не подлежит, Горчакова по прежнему боятся. Меня… Ну, несмотря на звание, полученное можно сказать на халяву, обращаются ко мне — командир. Приятно… Конечно, обращение Император и преклонение мне более привычно, но и так неплохо. Ладно, надо послушать что вещать будут. Наверное и правда что-то интересное.

Глава 22

Только доходим до штаба, только заваливаемся внутрь, начинается радиопередача. Радиостанция передаёт сигналы точного времени, все обращаются в слух и тут…

— От советского информбюро, — разносится по помещению довольный голос диктора. — Несколько дней назад, подразделения сто двадцатой ударной армии, уничтожили ста пятидесяти тысячную группировку немецко-фашистских захватчиков. Наши уничтожили их и готовятся к более активному наступлению. Ура товарищи, победа будет за нами. Ура!

— Какой у него голос, — качает головой Нестерова.

— Тс-с-с… — шикает Быстрицкий. — Слушай.

Далее диктор перечисляет особо отличившихся, среди которых конечно же я, мои жёны, Громов и Иванов, многие другие. Ну и, Левитан сообщает что через несколько минут, к народу обратится сам Иосиф Виссарионович. Состоится беседа с военным репортёром полковником Бровкиным Александром Васильевичем.

Сидим ждём, слушаем помехи, курим. И тут начинается…

— Иосиф Виссарионович, — слышится из радиостанции приятный голос. — Благодарю за то что приняли.

— Не мог иначе. Лидер должен быть ближе к народу. Не стесняйтесь, спрашивайте.

— Начну по порядку, — заявляет репортёр. — С наиболее интересующего всех нас вопроса. Капитан Константинов. Кто он, как действует?

— Капитан Константинов, — вздыхает Сталин. — Потрясающий человек с тяжёлой судьбой. В бою был ранен, попал в плен. Там подвергся бесчеловечным пыткам. Но выжил и не сломался, не опустил руки, не впал в отчаяние. Наоборот, он и горстка людей, смогли сбежать. Спрятались на нижних этажах, и как и положено советским солдатам, начали вести подрывную деятельность в тылу врага. Они уничтожали надзирателей и солдат, сжигали ж/д станции, пускали под откос поезда чем нарушали снабжение. А когда узнали о том, что фашисты собираются применить ядовитый газ, устроили немыслимую по масштабам диверсию. Пригнали состав на фронт, выпустили газ и отравили самих фашистов. Тысячи фашистов. Капитан Константинов и его семья, вот пример мужества, самоотверженности, чести. Пример для подражания. Потому что не только он, но и его жёны, не жалея себя и страшно рискуя, приближают победу. Так, его жёны, Серафина Преображенская и Екатерина Белкина, уничтожили англо-японский флот, а в последствии и Японию чем обрушили фронт и дали нам вздохнуть. Ещё одна его жена, Роза Ветрова, с близкой подругой семьи, обрушили южный фронт. Его брат, доктор Лазарев, дал нам самое разрушительное оружие. Его отец, профессор Ломакин, остальные жёны, на передовой сражаются и каждый раз своими действиями спасают не только положение, но своих боевых товарищей. Потрясающие люди.

— Кхем… Товарищ Сталин, вот вы говорите жёны. То есть у капитана Константинова их больше чем одна?

— Их у него шесть.

— Шесть? Но товарищ Сталин. Это же не по советски.

— Очень даже по советски, — неожиданно выдаёт Иосиф Виссарионович. — На примере семьи Константиновых, мы можем видеть очень интересное явление. То есть коммунизм в отдельно взятой семье. Да семья необычная, у некоторых она вызывает чувства отвращения. Но тут надо смотреть на результат. С ними, почти со всеми я знаком лично. И я точно могу сказать, что их сила в единстве. И это тоже пример для нас. Пример для всех. Потому что пока мы едины, мы непобедимы. Да, кому-то может показаться, что Константиновы развратники. Но повторюсь, я знаком с ними, и я своими глазами видел насколько сильно они любят друг друга. Так что, ответственно говорю, никакого преследования к ним не будет.

Их семья, эта необычная ячейка общества, не заслуживает наказания.

— Интересно, — выдаёт репортёр. — Так значит на него мы теперь будем равняться?

— Именно на него, именно равняться. Капитан Константинов и его жёны, маршал Быстрицкий и его окружение — настоящие герои. Они те, кто не приближают, а с бешеной скоростью толкают победу нам в руки.

— Да, действительно, великий человек. Переходим к следующему вопросу.

Что они говорят, уже не слышно. На улице разносятся радостные вопли бойцов. Поздравления и восхваления меня любимого. И в это же время…

— Влад, Максим, — слышится из динамика строгий голос Сталина. — Да вы, я знаю, вы слушаете. Действуйте. Бейте гадов. Освобождай родину. Удачи вам, на вас вся страна смотрит. Влад, жёнам привет и пусть не рискуют.

— Охренеть, — выдыхает Нестерова. — Эм… Извините.

— Ну что, — встав обвожу собравшихся взглядом. — Вы всё слышали. Вперёд!

****

Уже на следующий день, наша сто двадцатая ударная армия или неофициально «Красные Медведи» снимается с места и идёт вперёд. А дальше… Дальше… С восточного и южного фронтов прибывает подкрепление, закалённые в боях солдаты. По мере нашего движения, численность войск растёт. Присоединяются мощные танковые корпуса, дивизии, отряды, целые армии снабжения и инженеров. Поступает новая авиация. Тактика войны меняется. Закрепиться где-нибудь фашисты просто не успевают. Любое скопление их войск сразу же вызывает авианалёт. Арданиумные бомбы превращают вражеские силы в пар, а укрепления в огромные кратеры.

Пятнадцатого марта, наступает переломный момент. Враг бросая оружие бежит от как окрестили нас немцы «Безумцев.» Взрывы грохочут по несколько раз каждый день. Волны энергии усиливают наших жаждущих мести солдат, превращая их в по-настоящему сверхлюдей. Многокилометровые иногда по сотне километров забеги, атаки, схватки, всё это их не пугает. Они, потихоньку начиная использовать свои суперсилы движутся вперёд.

Но, к сожалению, просто так враг уходить не хочет. Захваченные города, сёла, концлагери, перед уходом враги пытаются полностью зачистить их. Местное население, ожидающее нас, сгоняется в одно место и или травится газом, или банально расстреливается. В некоторых случаях, не успевающие отступить уроды, берут местных в заложники, с целью выторговать себе жизнь. Помогает плохо. Наши соглашаются, фашисты устраивают отход, но оказываются перебиты.

Наших такие действия повергают в шок. Однако должного эффекта не приносят. Попытка запугать советских солдат, приводит к тому что они звереют и с утроенной энергией рвутся вперёд. Чем приводят врагов в ужас.

Первого апреля, колоссальная по силам и оснащённости советская армия, выбивает жалкие силы фашистов из руин Москвы. На развалинах Кремля ставится красный флаг. Дальше… Первым делом начинает работать авиация. После детальной и тщательной разведки, звенья бомбардировщиков улетают и засыпают города арданиумными бомбами.

Фашисты, видя и понимая что советские войска уже не остановить, совсем скисают и драпают. Страны Европы, одна за другой заявляют о нейтралитете. Просят помилования, пытаются договориться. Но, поскольку в этом мире, почти вся Европа на добровольной основе работала с фашистами, помилования почти никто не получает. Исключения составляют только: Франция, Бельгия и Испания. С них в Европе начинаются восстания, вспыхивают искры перерастающие в настоящий пожар. Постепенно образуется второй фронт. Подполье, партизаны, ненавистники фашизма, просто недовольные, поднимают головы и вступают в войну с цивилизованным миром.

Цивилизованный мир, в лице фюрера, короля Англии и президента США, взывают к перемирию и просят Сталина обратить внимание на голос разума. Который наш вождь, слушать не собирается. Вместо этого он слушает Тёмные Силы и приказывает уничтожать. Потому как понимает, что малейшее промедление приведёт к совсем печальным последствиям. Передышка, даст врагу собраться, а этого допускать нельзя. Поэтому, города и даже страны, исчезают в огне. Особенно достаётся месту где фашизм и появился. Полуостров, изначально планируется зачистить, взять особо упоротых лидеров и казнить. Но, в дело вмешивается пожалуй самый главный фашист этого мира. Глава всей этой церкви… И первым делом, он отлучает нас от церкви. Нас, по большей части православных и атеистов, отлучает от зверски изуродованной католической. Потом нарекает еретиками и призывает всех верующих объединяться. И поначалу, на них даже плюнуть хотели. Однако, полученные Серафиной разведданные шокировали. Кровавые культы, жертвоприношения, жуткие ритуалы… За это на полуостров скидывают сотню бомб и он, полуостров, прекращает своё существование.

К первому мая, разошедшаяся и озверевшая в край от действия нацистов военная машина Советского Союза, катком проезжает по Германии. С Берлином никто особо не заморачивается. Город засыпают бомбами, от чего на месте Берлина появляется озеро Нежное. Другие города, ждёт такая же участь. Горы Австрии и Швейцария ровняются с землёй. Все кто мог сбежать давно уже сбежали. Но успокаиваться никто не думает. Америка принявшая почти всех беглецов, видя что переговоров не будет и осознавая свою участь, готовится к войне на своей территории. Советский флот, в основном из прихватизированных кораблей, идёт к побережью соединённых штатов.

Вместе с этим раскрываются планы главного врага. Разведка приносит новость, что Британия собирается уничтожить нас и наши войска. На полном серьёзе, подчистую. Путём распыления над землями СССР спор Сибирской язвы.

После таких новостей, наспех построенные и доработанные из трофейных тяжёлые бомбардировщики направляются на Великобританию. Первый удар уничтожает жалкие остатки флота и крупные города. Второй обрушивается на море. Повторяется тактика уничтожения Японии. Сотня бомб, самых мощных, взрывается у берега острова. После чего чудовищные цунами смывают всё до скального основания.

Остаётся только Америка. Но, с ней всё не так просто. Там внушительные силы. Как свои, так и сбежавших фашистов. Элитные отряды мутантов, практически всё СС и Аненербе.

Первого июля, сто десятая армия «Красные дьяволы» берёт Аляску. Разбивает плацдарм, авиация зачищает Канаду. Наземные войска продвигаются вглубь материка и наносят удар с севера. Двенадцатого июля, флот высаживает на побережье Флориды части сто тридцатой армии «Красные Волки.» Наша доблестная сто двадцатая ударная, нанося удары арданиумными бомбами по городам и скоплениям войск, начинает шествие к столице.

Встречая яростное сопротивление, так как пиндосы свой жалкий аналог арданиумной бомбы замутили, войска ценой немыслимых усилий и колоссальных потерь уничтожают вражеские войска.

Последствия ужасны… Америка в руинах, но продолжает сопротивляться. Нам воевать тоже нечем и некем. «Красные Медведи» теряют четверть. «Красные Волки» половину. «Красные Дьволы» нанесшие первый удар и стянувшие на себя основную массу войск, гибнут почти все.

У врага всё ещё хуже. Население делится на два лагеря. Вспыхивает гражданская война. Правительство Юга и Севера, на которые разделилась страна, сражаясь друг с другом и с нами, требуют переговоров.

Первого августа, над Капитолием поднимается красный флаг. Второго августа, война заканчивается пока ещё неофициальной капитуляцией Разъединённых теперь уже Штатов.

Второе августа. Тысяча девятьсот сорок пятого. Северная Америка. Где-то рядом с Вашингтоном.

В самом центре огромного кратера, сидим и ожидаем делегацию, которая уже явилась, но выходить из машин никто не торопится. От нас: я, вся семья, бойцы, четверо маршалов. Горчаков с Морозовой. Политработники. От них два полупрезидента, с минимумом охраны.

— Идут сволочи, — видя как из машин выбираются люди кривится Горчаков. — Твари…

— Ну, пусть попробуют что-нибудь выкинуть, — кивает Быстрицкий.

— Не выкинут, — качает головой Серафина. — Их страх настолько велик, что они едва на ногах держатся. Стоит кому-нибудь кашлянуть, как они упадут и головы руками прикроют.

— Апчхи! — громко чихает Сидор.

На это, два мужика подпрыгивают, садятся и подняв руки озираются по сторонам.

— Не бойтесь, шутим мы. Итак… Мистер Коллинз, глава Юга. И мистер Бёрнс, глава северных штатов. Чо дрожите, суки? Сюда подошли!

— Майор Константинов, — переглянувшись начинает Колинс. — Напоминаю, мы мирная делегация.

— Тогда шустрее ползите. Документы принесли?

Садимся за импровизированный стол. Получаю в руки бумагу, читаю текст, сразу же передаю Быстрицкому. Закуриваю…

— Что вас не устраивает?

— Да практически всё, — кривится маршал. — Вот это что за пункты? Какие к чёрту компенсации?

— Вы превратили нашу страну в руины, — краснеет от злости Бёрнс. — Вы убили миллионы ни в чём не повинных граждан. Вы…

— А вы? — глядя на него спрашиваю. — Скольких убили вы? Сколько советских детей вы и ваши союзники угробили? Сколько женщин вы убили и изнасиловали? Можешь дать ответ? Скольких мирных жителей вы уничтожили во Вьетнаме, Китае, Индии, Корее? Сколько?! И за что? За обладание месторождениями «Первопричины?» У фашистов хоть какая-то цель была, а у вас?

— А у вас? — морщится Бёрнс.

— У нас месть, — отбрасывая документ морщится Быстрицкий. — Вы пришли к нам, начали убивать. Вот это предсказуемый финал. Расплата за преступления. От себя добавлю, вы не фашисты, вы ещё хуже.

— Это вы хуже! Дикари. Варвары. Наша страна…

— Вертел я вашу страну на одном месте! — срывается Максим Иваныч. — Вертел и буду вертеть.

— Да вы… — рычит Бёрнс.

— Господа… — поднимает руки Коллинз. — Товарищи, прошу вас, не надо. Всё закончилось. Вы победили, мы признаём это. Вот, ознакомьтесь с моим вариантом акта капитуляции.

Читаем, вместе с Быстрицким находим документ очень даже подходящим и отдаём Жукову. По документу… Никто ни от кого ничего не требует. Мы получаем контрибуцию, собираемся и уходим. На этом всё.

— Нда, — качает головой Быстрицкий. — Даже среди вас есть хоть немного адекватные люди. Я удивлён.

— Нацистская идеологи, — кривится Бёрнс.

На такое заявление, срывается Рокоссовский. Подходит и заряжает Бёрнсу в челюсть. Наши бойцы и охрана этих уродов выхватывают оружие.

— Не смей, — искрясь фиолетовыми молниями рычит Рокоссовский. — Никогда не смей сравнивать нас с нацистами. А знаешь почему…

— Потому что я ещё хуже, — поднимаясь из-за стола киваю. — Они хотя бы рабов оставить могут. Я — нет. У меня нет принципов, нет жалости. Это я превратил в пар сотни ваших городов со всем населением и превратил бы в пар все остальные. Но начальство настаивает на временном перемирии. Временном, это подразумевает что когда-нибудь оно закончится. И тогда я приду сюда. Знаешь что ждёт твою страну в таком случае? Я никого не пожалею! Никого! Я уничтожу всех, включая континент. Я сотру из истории любое упоминание о твоей поганой стране. Это будет. Я тебе обещаю. Пока же у тебя есть шанс прожить ещё хоть немного, ставь свою закорючку в документе и проваливай. Иначе…

— У нас хватит сил завершить начатое, — кивает Жуков. — Мы солдаты, мы знаем и понимаем на что шли. Мы с радостью расстанемся с жизнями, но и вы своё существование прекратите. Пиши!

Лидеры, судорожно ставят свои подписи. Вслед за ними подписи ставят маршалы. Делегаты убегают, прыгают в машины и уезжают.

— Ты сейчас серьёзно? — подходит ко мне Быстрицкий.

— Да, Максим Иваныч, — закуривая киваю. — Как никогда. Мы победили. Раскатали их. Унизили. Нам этого не простят, никогда. Какие бы отношения не складывались между нашими странами, мы будем врагами. Даже если мы, продолжим воевать, загоним их в каменный век, то это ничего не изменит. А знаете что самое страшное? Они найдут последователей. Везде, по всему миру, через годы, найдутся те кто нас осудит и побежит к ним. Как бы люди не жили, недовольные, слабовольные идиоты, легковнушаемые кретины, жадные и им подобные будут всегда и везде.

— Влад, война закончилась…

— Нет, Максим Иваныч, она сегодня, только началась. И идти она будет, опять на нашей территории. В тёмных подворотнях, тайных кружках, собраниях, группах, враг, наш внутренний, под руководством вот этих вот, будет думать как уничтожить нас. Каждый бандит, сектант, вор, ущемлённый, не такой как все… Каждый взяточник, каждый зажравшийся чиновник… Все они, с сегодняшнего дня, сражаются против нас. Тихо, незаметно, из тени. Но… Нам надо действовать.

— Как? — смотрит на меня Быстрицкий.

— Быстро и решительно. Я знаю из-за чего погиб Союз, и я знаю как предотвратить это. Нам надо домой, надо отпраздновать победу и начинать уже действовать. Пошли! Вперёд, в бой!

Глава 23

Свердловск. Кабинет Сталина.

В тёмном кабинете, глядя на пламя свечи, Иосиф Виссарионович пыхтит трубкой и улыбаясь смотрит на сидящую на столе Тень. Которая, почему-то кажется расстроенной, нервной и обеспокоенной. Каким-то странным образом, Сталин чувствует что Тень боится. Но чего именно понять не может.

— Что случилось? Что тебя так пугает?

— Много чего, товарищ Сталин, — поджав ноги вздыхает Тень. — И не всё из этого хорошее.

— Но мы победили.

— Не-е-ет, — встав на четвереньки тянется к нему Тень. — Да, мы уничтожили видимых врагов. Но вместе с этим ввели в игру невидимых, а они намного опаснее. С этого дня, вся притаившаяся мерзость, заражая других начнёт расползаться по стране. Уже скоро: банды, секты, недовольные, обделённые и просто дураки начнут поднимать головы.

— Всех переловим.

— Ещё скажи что перевоспитаем, — кривится Тень. — Увы, это не работает. Проверено, неоднократно. Второй шанс, даёт таким людям уверенность в своей безнаказанности. Действовать надо жёстко! Решительно и радикально. Особенно с сектантами. Их, нужно уничтожать, выжигать, а гнёзда их выкорчёвывать.

— Сделаем…

— А что ты будешь делать с народом? — двигаясь ещё ближе улыбается Тень. — Скоро эйфория от победы пройдёт. Уже к концу года на страну обрушится голод. С ним придут болезни, за ними смерть. В завершении, нас посетит война.

— Четыре всадника апокалипсиса, — выдыхает Сталин.

— Именно! — едва не укусив вождя за нос восклицает Тень. — Это не миф, не преувеличение. Они уже идут и скоро будут здесь.

— И что мне делать?

— Работать, — усмехается Тень. — В три раза больше работать. Только совместными усилиями… Нет, остановить их нам не получится. Но получится минимизировать потери.

— Как?

— Твоя команда. Величайшие воины Советского Союза. Они помогут нам.

— Да я как бы… Но Константиновы воевали. Они можно сказать зубами вырвали победу. Я не могу заставлять их…

— Не забывай что все они не люди, а Тёмные Духи. Их не надо заставлять, они сами не смогут сидеть на месте. Влад — осколок Тёмного Императора. Он считает Союз своей Империей. Но, считает по-другому. Он не хочет править, хочет помогать потому как признал лидером тебя. Будь лидером. Прояви гибкость. Вызови Влада, скажи что ему пора на покой. Результат будет обратным. Он вместе со своими рванёт в бой.

— Жестоко по отношению к нему. Они хотят жить, как нормальные люди.

— К сожалению они не смогут. У них не получится осесть, спокойно жить, завести детей. Они не смогут потому что пока они оружие. Да, в том мире, Тёмные Духи могли забыть о том что они не такие и изображать из себя живых. Но здесь… Пока семья Константиновых, это именно оружие. Пока.

— То есть всё может измениться?

— Обязательно! — укладываясь на стол улыбается Тень. — Всё всегда меняется, изменяется, плывёт, скручивается. Стояние на месте есть прекращение бытия. Позволь мне рассказать тебе кое-что интересное и необычное. Итак, всё имеет своё начало. Всё, абсолютно. Каждая бактерия, вирус, любое животное, человек, планета, звезда, галактика, сама Вселенная. Начало, отправная точка всего. Всё начинается, двигается и по мере движения идёт к своему завершению. Конец — финальная точка. Всё живое рождается и умирает, движется от одной точки к другой. Всё что между этими точками и есть жизнь. А есть ещё и судьба, и есть она у всего. Каждый, каждое, каждая, все мы вносим в эту жизнь, а соответственно и в судьбу изменения. Твоя судьба, Иосиф, твоя жизнь, должна была достигнуть финальной точки через год. В окопе, с автоматом в руках. Но, по стечению обстоятельств, твоя судьба переплелась с другими. Пришли Константиновы и отодвинули твою финальную точку на несколько столетий. В результате их вмешательства СССР не будет уничтожен. Третий Рейх не захватит мир, не уничтожит своих союзников и в последствии не распадётся дав начало новым государствам. Тут всё как в природе и конец, на самом деле не конец, а начало чего-то нового. Дерево растёт, берёт из земли пищу, разбрасывает семена, но когда оно умирает и падает, вместо того чтобы прекратить существование, оно даёт старт новой жизни. Тёмный Император Кастиан, его смерть, финальная точка, поставила крест на Тёмной Империи и множестве народов. Но если посмотреть, разбитая на тысячу осколков душа Императора, принесла в сотни миров мир и порядок. Но что-то я отвлеклась. Вернёмся к точкам. Если просто, то мы, мы все, сейчас изменили историю. А история таких шуток не любит. Она будет пытаться вернуться на круги своя. Будет сопротивляться, искажаться и сама будет пытаться повторить то, что ей предначертано.

— Мы этого не допустим?

— Увы, это работает не всегда, — вздыхает Тень. — Мы можем изменить историю, перенаправить, развернуть, разорвать на тысячи осколков, но иногда, лучше не лезть потому как может стать хуже. В редких случаях, нам надо будет просто встать за угол и наблюдать как история идёт своим путём. Или, если представить что история это река, обогнать её, подготовить условия, поставить преграды, прокопать новое русло. Скоро, мы подойдём к тому моменту, когда нам на несколько десятилетий, придётся встать за угол и из творцов превратиться в наблюдателей.

— Будет что-то плохое?

— Нет, Иосиф, будет что-то ужасное, — подняв вверх руки шепчет Тень. — По крайней мере, нам так покажется. Для примера, представь себе густой лес. Могучие деревья, буйство жизни. И тут пожар. Стихия уничтожает всё, оставляя за собой лишь пепел. Всё, кажется, конец. Экосистема уничтожена. Но стоит пройти дождю, как пепелище исчезнет. Из пепла появится новая жизнь, более крепкая. Всего лишь дождь. Дождь, который прольётся с неба и, или возродит жизнь из пепла, или потушит разгорающийся пожар. Искры грядущего пожара уже тлеют в глубинах душь слабовольных, предателей и недовольных. Пожар вспыхнет, мир который мы построим начнёт полыхать. Многие сгорят в огне, многие исчезнут. А через пятьдесят с небольшим лет на пепелище, или полыхающий лес - прольётся дождь. И, или возродит жизнь сделав её сильнее, или потушит разгорающийся пожар. И нет, останавливать именно эти страшные события я не собираюсь и тебе не позволю. Это нужно для истории. Наше вмешательство! В этом случае мы сделаем только хуже.

— Как я понимаю опасность грозит Владу. Если мы…

— Кроме начальной и финальной точек есть ещё множество других, — улыбается Тень. — Поворотные, коих великое множество, ключевые коих всего несколько штук. И вот как раз ключевые нас и интересуют. Они, ключевые точки, очень хитры. Маскируются под начальные и финальные. Разобраться в этом сложно даже мне, но я видела как ключевая точка изображает из себя финальную. Вернёмся к Тёмному Императору. Его гибель кажется финальной точкой, но на самом деле это точка ключевая. Он погиб не столько потому что был дураком и не слушал нас, а потому что должен был. Кастиан, по сути исчерпал себя. Стал ненужным. Мироздание, которое стоит на несколько порядков выше судьбы и истории, такое не терпит. Кастиан погиб, потому что должен был погибнуть. Взамен ему пришёл Константин, который несмотря на то что слабее физически, в плане поступков в разы лучше. Также смерть Кастиана, породила Владислава, который здесь с нами.

— Когда-нибудь, — вздыхает Сталин. — Я научусь понимать тебя.

— Лет через двести, — улыбается Тень. — Пока же вот тебе мои советы. Держи Влада близко к себе, показывай его ценность, ему это понравится. Но не слишком близко, ему это не понравится, начнёт беситься. Готовься к потрясениям, открытиям, неожиданным поворотам, радости и горю, дружбе и предательству. Начинай реформы, нам надо взять за основу Имперские Кодексы и применить на местности. Переписать многие законы. Нам надо работать на благо страны и народа.

— Я не против. Но где я возьму эти ваши кодексы?

— Значит бери карандаш и записывай. Социальный Кодекс Тёмной Империи. Ты пишешь? Пиши-пиши. Статья пятьдесят, пункт два. Граждане Тёмной Империи, независимо от пола, возраста и расы, имеют право на бесплатную медицинскую помощь. Та же статья пункт тринадцать. Каждый гражданин Тёмной Империи, имеет право на бесплатное образование в школах по месту жительства. Дальнейшее обучение также бесплатно. Растим своё будущее. Не отвлекаюсь. Статья пятьдесят, пункт восемнадцать. Каждый гражданин, независимо от возраста, пола и расы, находится под защитой Империи, как от внешних, так и от внутренних врагов. Записал?

— Ага.

— Едем дальше. Статья пятьдесят три, пункт первый. Граждане Тёмной Империи…

— А сколько всего статей?.

— Всего сто пятьдесят, — кивает Тень. — Сто пятьдесят статей, в каждом от двух до пятнадцати пунктов. В некоторых немного больше.

— Вроде не много.

— Сущие мелочи. Сейчас разберём социальный кодекс. Потом начнём разбирать: военный, экономический, семейный, кодекс по экстренным ситуациям и общегосударственный. Через пару месяцев, все эти кодексы, будешь наизусть знать. Я об этом позабочусь.

— Ох…

— А как ты хотел? Экстренные ситуации нуждаются в экстренных методах решения. Продолжаем, пиши дальше. Социальный Кодекс. Статья пятьдесят восьмая. Помощь государства гражданам. Выплаты, пособия. Статья большая, пунктов сто семьдесят восемь, плюс двести четырнадцать поправок. Начали. Пункт первый…

Две недели спустя. Свердловск. Влад.

Сидим в приёмной. Девушки заняты обсуждением чего-то невероятно важного. Осип спорит с Ломакиным. Лазарев держит за руку хорошо так подросшую и изменившуюся Лариску. О том что она когда-то была крысой, напоминают только слегка выдающиеся резцы, большие круглые уши на голове и хвост. В остальном, обычная, молодая и довольно красивая девушка. Которая считает Лазарева отцом, с трудом, но всё же нашли общий язык, меня же Лариса величает дедом. Потому как по её мнению я сотворил Серёгу, а он в последствии её саму. В остальном же…

— Папа! — подойдя ко мне протягивает ручонки человекоподобная чёрно-рыже-белая кошка.

Глажу её по голове, сажу себе на колено и нажимаю пальцем на нос. Смотрю на мурлыкающее и жмущееся ко мне творение Серафины и не понимаю зачем она её сотворила.

Размытые объяснения Серафины мягко говоря не устраивают. С её слов, некогда прибившаяся к нам кошка, была смертельно больной и вскоре должна была погибнуть. Но… Для лечения обычной кошки, Серафина использовала свою кровь, кровь Лазарева и Морозовой. Что привело не к выздоровлению, а к очеловечиванию. Кошка, быстро повторила судьбу Лариски. Превратила лапки в ручки. Встала на ноги, начала носить одежду и называть Серафину мамой. Серафина не спорила, теперь обращается с Маруськой как с родной дочерью. Учит, порциями передаёт наши знания. По способностям… У Маруськи способности Серафины и почему-то медицина. В меньшей степени степени медицина, в большей способности Серафины.

На мои вопросы зачем Преображенская говорит что так надо. Надо и всё. Так будет лучше. Всем.

Сама же Маруська представляет из себя антропоморфную кошку. Шерсть как у Лариски не выпала, волосы на голове не выросли. Красиво, не спорю. Но… Читал я про одного Преображенского, который собак очеловечивал. Ничего хорошего из этого не вышло. А тут… Серафина что-то знает, но говорить не собирается. Хотя…

— Иди поиграй, дочка, — целую Маруську в лоб и ссаживаю на пол.

— Сходство просто фамильное, — натирая рукавом звезду героя улыбается Громов.

— Цыц. Не при ребёнке.

— Так я что? — жутко из-за шрама улыбаясь разводит руками Сидор. — Командир, не нервничай. Шучу я.

— Дурацкие у тебя шутки, — погладив свои две звезды героя, кивает Иванов. — Прекращай.

— Да вы бы оба замолчали, — встав качает головой Нестерова. — Ваня, Вася, а ну прекратили хихикать. Там за дверью, товарищ Сталин. А вы ведёте себя как дети.

— Между прочим я флаг на развалины Капитолия ставил, — обижается Савин.

— Ты не поверишь, я тоже, — встаёт Никифоров. — Самуил Моисеевич и Сидор Макарович тоже с нами были. А командир…

Дверь открывается, в приёмную выглядывает Быстрицкий, показывает нам кулак, просит не шуметь и скрывается обратно.

— Вредным стал, — качает головой Сидор. — Нервный весь.

— Ему можно. Маршал победы. Ему ещё парад принимать. Ну а вы что? Война закончилась. Кто что делать будет?

— В спорт вернусь, — как-то мрачно говорит Сидор. — Съезжу на родину, туда где родился, постою у могил родных…

— А я учится пойду, — вздыхает Савин. — На юридический. Всегда хотел.

— Я тоже в спорт, — поднимает руку Никифоров. — Сил теперь навалом. Учиться поступлю, стану учителем. Буду учить детей, чтобы они людьми выросли.

— А я в армии останусь, — вздыхает Нестерова. — Возвращаться мне некуда. Пока послужу, потом видно будет.

— Вернусь к работе, — опустив голову бормочет Иванов.

— Продолжу службу, — шепчет Морозова.

— Я тоже, — кивает мрачный Горчаков.

— А я построю город, — пылая энтузиазмом заявляет Лазарев. — Там где мы все встретились, где стоял наш фронт, появилось место силы. Идеальное место для города. Жить будет легко. Назову Константиновск. Настрою институтов, организую научную столицу Союза.

— Ты ещё Константинополем обзови. Нет, не пойдёт. Если и будет город, то назови в честь себя — Лазаревск. Звучит красиво. Да и ко мне лишнего внимания не привлечёт.

— Интересная мысль, — улыбается Иванов. — Кажется я знаю где осяду.

— Где мы осядем, — поправляет его Сидор. — Спортшколы будут?

— Обижаешь, — лыбится Лазарев. — Спорт это здоровье, будут обязательно. А через город река, та которая из озёр бежит. Маришкой можно назвать.

— И улицы, — смеётся Сидор. — Центральная имени маршала Быстрицкого. Площадь Ленина, это обязательно. Ну и все в честь нас. Например улица сто двадцатой ударной армии. Проспект трижды героя Советского Союза Владислава Константинова. Переулок Савина.

— А почему мне переулок? — возмущается Всся. — Я тоже улицу хочу.

— А в центре города, — вздыхает Лариска. — Монумент всем нам. Чтобы помнили. Эх, всё закончилось. Скоро мы все разбежимся, разъедемся.

— Наши судьбы тесно переплетены, — улыбается Серафина. — Куда бы мы не разъехались, со временем мы все соберёмся в одном месте. Это будет, не сомневайтесь.

— Так! — вылетает из кабинета Быстрицкий. — А ну встаём. Форму поправить. Медали… Громов, ты чем звезду натирал? Светится аж глаза режет. Владислав, готов? Ну-ка дайте я посмотрю на вас.

Ну да, посмотреть есть на что. Все в форме. На груди у каждого медали и ордена. Ну и погоны на плечах. Девушки мои… Спичкины старлеи. Маришка капитан медицинских войск. Розу записали в авиацию, ей за успехи майора прилепили. Белка за проявленную доблесть, америкосы от её появления на поле боя штаны марали, целый подпол. Серафина капитан СМЕРШ. Морозова полковник СМЕРШ. Горчаков генерал НКВД. Сидор сержант. Никифоров, Савин и Иванов лейтенанты.

Я, с погонами полковника сухопутных войск. И нет, звания не на халяву получены. Я и так много чего знал. Но у нас есть Серафина, которая копировала знания и передавала их нам. Мы их усваивали и вот… Гражданские у нас только Лазарев и батя. Лариска и та старшина медицинских войск, Муруське пока не до званий, мелкая ещё.

— Ух, орлы! — улыбается Быстрицкий. — Красавцы и красавицы. Заходим.

Заходим, в большом кабинете видим маршалов. Довольных Сталина и Берию. Светящегося от радости Вольфа. Слегка смущённого Левитана, диктора который голосом своим воодушевлял народ на подвиги. Накрытый стол, ломящийся от закусок и алкоголя. Для меня, несколько блюд с кусочками металла. Вольфрам как основное блюдо, титан и алюминий на закуску, серебро и бронза на сладкое.

Закуски для остальных представлены консервами, свежей выпечкой и горячими блюдами.

Не богато, но приятно.

— Товарищ Сталин!

— Влад, перестань, — морщится Иосиф Виссарионович. — Не сегодня. Проходите, присаживайтесь. Посидим тихо, можно сказать в семейном кругу.

— Виноват. То есть извините. Привык. Ну, Серёга, наливай.

— Вот это по нашему, — потирает руки Быстрицкий. — Вот это я понимаю.

Первый стакан не чокаясь, за павших. Второй уже за нас. Третий за светлое будущее которое мы построим. Четвёртый пролетает без тоста. Пятый и шестой также.

Народ разбивается на группы по интересам. Пока Берия развлекает девушек забавными историями. Мне выпадает честь прибиться к группе в которой: Нестерова, Сталин, Серафина, Быстрицкий и Сидор. Пока все разговаривают, ем с тарелки серебряные проволочки. Слушаю, но тут…

— Владислав, — смотрит на меня Сталин. — А у тебя какие планы на будущее? Может отпуск? Длительный. С семьёй побудешь, отдохнёшь.

— Нельзя мне отпуск. Мне работать надо! Война ещё не закончилась. Враги кругом. В Европе вообще не пойми что происходит. Порталы открываются, аномалии возникают. Странные существа приходят. Надо со всем этим разбираться. Нам надо работать. Писать новые законы и…

— Подожди, Влад, — жестом останавливает меня Сталин. — Не торопись. Я ценю твоё рвение, но всё же, на две недели ты поедешь в отпуск.

— Нет. Категорически нет. Родина в опасности! А я… Товарищ Сталин… Иосиф Виссарионович. Не останавливайте меня.

— Такого остановишь, — усмехается Сталин. — Серафина, смотри за ним, чтобы не перенапрягся. Тебя в отличии от меня он слушается.

— Всё будет в лучшем виде, — обнимая меня улыбается Преображенская. — Но Владик прав. Отдыхать рано. Пока не разберёмся с проблемами, светлого будущего не построим.

— Светлое будущее… Прекрасное далёко. Хм… Mirabile futurum, ne esto mihi durum…

— Это песня такая? — оживляется Нестерова. — А на каком языке?

— Латынь, — подваливает Ломакин. — Молодой человек, не знал что вы и её знаете.

— Профессор, я не знаю. Просто слышал когда-то. В память врезалась.

— Исполняй, — создавая в руках гитару улыбается Серафина.

— Нет. У меня ни слуха не голоса. Не хочу позориться.

— А ты стаканчик для храбрости, — тянет мне налитый до краёв гранёный Берия.

— Я стесняюсь.

— Просим! — орёт Сидор. — Командир, давай!

— Ладно. На каком языке? На русском или на латыни?

— Сначала на латыни, — кивает Сталин. — Красиво звучит. Ну а потом на нашем, чтобы мы смысл поняли.

— Хорошо. Только не смейтесь. И никому не рассказывайте. Мне стыдно.

— Начинай уже, командир, — качает головой Нестерова.

Кхекаю, выдыхаю, отворачиваясь начинаю. Вроде слушают, никто не ржёт. Нестерова вообще рот открыла. Серафина наклоняется к ней, что-то шепчет на ухо. Рита от этого краснеет и улыбается. Я же… Скоро парад. Будем жечь вражеские знамёна. А потом за работу.

Глава 24

Некоторое время спустя. Влад.

После более чем скромного парада победы, начинается работа. Вместе с первыми лицами государства, составляем план развития. По ходу приходим к выводам… Приходим к очень неутешительным выводам. Есть практически нечего. Двухмиллионная армия, если считать всех, сожрала все припасы. Экономика в руинах, лежит и агонизирует. Промышленность с протянутой рукой стоит на коленях. Всё что было, всё что можно было, поставлено на производство снарядов, оружия, техники.

Помочь некому и нечем. Крах…

Собранный урожай почти съеден, а ещё на посевную надо. Животноводство на грани исчезновения. Пятидесятимиллионная страна, стоит на краю голода. Даже не голода, а голодной смерти.

Что делать в данной ситуации решительно непонятно даже мне. И если сельские жители прокормятся, то городские и армия…

Руководство пытается найти решения. Например Рокоссовский, предлагает отправить весь боевой флот на вылов рыбы. Берия предлагает весной сеять больше картофеля. Конев говорит что сибирские леса и реки прокормят всех, надо только охотников подключить. Сталин внимательно слушает, хмыкает и в итоге соглашается со всеми. Понимает, что сейчас все средства хороши. Также, все понимают что идея выгрести все припасы у сельских, совсем не выход. Озвереют. Поэтому решено не выгрести, а провести агитацию и получить хоть что-нибудь на добровольной основе. Ну и, взгляд руководящего состава состоящего из: Сталина, Берии и четырёх маршалов, обращается на север. Там много рыбы, огромные стада оленей и лежбища тюленей которые жир и мясо. А ещё вспоминают про китов.

Далее вопрос стоит в стройке. То что предложение Лазарева построить город правильное никто не сомневался. Остальное же пока не восстановить. А если и восстановить, то нескоро, потому как некому. Однако, и здесь руководители рассмотрели кое-какую пользу.

В основном, люди унаследовали наши способности. Кроме моих и Лазарева. Поэтому… Такие как Осип, вполне могут рыть котлованы, создавать из камня блоки, кирпичи и транспортировать их. Конечно, до уровня Осипа пока никто не дойдёт, но группами вполне получится. Что польза!

Далее, огненный пойдут на производства, такие источники тепла, конечно металл в промышленных масштабах выплавлять не смогут, но опять же везде пригодятся. А если с ними будут воздушные как Роза… Водяные пойдут добывать рыбу. А вот психов, таких как Серафина, рассовали по НКВД, разведкам, СМЕРШ и прочим службам. Выцеплять и нахлобучивать воров, предателей, шпионов и вредителей.

— Товарищи, — раскуривая трубку вздыхает Сталин. — Вы же понимаете что этого мало. Катастрофически мало. Звучит, конечно, красиво. Но на практике всё будет не так. И нет, вы правильно говорите. Абсолютно правильно, использовать нужно каждую возможность, чем мы и займёмся, незамедлительно. Но давайте будем реалистами и посмотрим правде в глаза. Чтобы мы не делали, весной на нас обрушится голод. Нам никто не поможет, мы одни. С приходом голода начнутся эпидемии. А с ними, вполне возможно, что вспыхнет гражданская война. Голодные и озлобленные люди, начнут драться за кусок хлеба.

— Совершенно верно, товарищ Сталин, — часто киваю. — Так и будет. От голода люди забудут обо всём. Потеряют совесть, стыд и другие человеческие качества. Многие, переключатся на человеческое мясо. Мы это остановим. По всей стране, нужно открыть заготконторы. Скупать у населения всё что можно. Каждый гриб, съедобный корешок, каждую горстку ягод.

— Денег уйдёт… — качает головой Берия.

— Деньги нельзя есть, Лаврентий Палыч. Можно конечно попытаться, но вряд ли получится. А за копеечку, люди пойдут работать. Пойдут все. Включая едва ходячих стариков и маленьких детей. Это работает, я знаю. Проходил. Не всегда в моей Империи всё шло гладко, были и суровые времена. Далее, бесплатная заготовка дров, никаких ограничений на вылов рыбы и зверя. Встанем на ноги введём ограничения. Пока же вообще ничего. Мука, хлеб, сейчас наше главное богатство. Всё что есть надо десять раз пересчитать и нормировать. Потом…

— Понизить цену и продавать населению, — заканчивает за меня Сталин. — За чисто символические суммы. Этим подстегнём народ к собирательству и сдаче ресурсов в заготконторы. Семьям с детьми назначить помощь. Дети наше будущее, допускать их смерть нельзя. Ворьё расстреливать на месте. А нужно будет, то показательно вешать. Работаем, товарищи. От нас сейчас зависит выживание нашего народа. Указы я подготовлю. Владислав, задержись. Закуривай.

— Тёмные Силы? — взяв папиросуспрашиваю.

— Они, родные, — улыбается Сталин. — Значит так, Владислав. Разведка докладывает об аномалиях. Их много, они на всей территории Европы. Отдыхать иы не хочешь, поэтому дело как раз для тебя. Хоть аномалий и много, Тёмные Силы настаивают на том, чтобы ты отправился на южное побережье озера Нежное. А ты знаешь, если Тёмные Силы говорят, то их нельзя не слушать. Поедешь?

— Спрашиваете. Конечно.

— Самолёт через три часа. Собирай группу и на аэродром. Осторожнее там и удачи.

— Тёмным Силам привет, — вставая поправляю китель.

— Она тебя слышит. Всё, за работу.

— Разрешите идти?

— Идите, товарищ полковник.

Ну вот, настоящее дело. И наверняка очень интересное. Но всё-таки, почему он, а не я? Ладно. Пусть правит.

Следующий день. Озеро Нежное. Влад.

Со мной выдвинулись близняшки, Осип с Ломакиным и Серёга с Лариской с целью изучить. Прилетев на место общаемся с местным начальником, генералом Звягиным и с ходу узнаём странные вещи. Болотистое побережье озера изменилось за одну ночь. Весь день было ровное болото, а ночью вырос лес. Но лес не из деревьев, а из грибов.

Разведка докладывает что грибы, подосиновик под пять метров ростом и толщиной в пять обхватов, такие же подберёзовик и боровики, вымахали как по волшебству. Аномалия, она же грибной лес, теперь занимает почти триста квадратных километров. Рассмотреть что там происходит невозможно, шляпки грибов огромные и обзор с воздуха закрывают. Иногда там, в центре виден дым.

Вызвали же нас потому что разведгруппа из восьми человек пропала. Ушла в лес, там кто-то кричал, и на этом всё. Дальнейшая информация у капитана Зубарева, который с группой дежурит у входа в лес где разведчики пропали.

— Ясно, разберёмся. Семья, за работу…

— Товарищ полковник, — улыбается герал. — А вы на самом деле Железный Влад или слухи?

— Я, — превращая пальцы в металлические когти киваю. — А в чём дело?

— Я видел вас, мы вместе Вашингтон штурмовали. Спасибо вам. Если бы не вы. Мы шли за вами, вы в образе рыцаря огонь на себя принимали. Если бы не вы…

— Я помню тебя, Виктор Палыч. Тебе спасибо. Сражались как звери. Как-нибудь встретимся, посидим, повспоминаем. Сейчас извини, дела.

— Рад был увидеть. Машина сейчас будет. Доставят прям до стоянки Зубарева. Удачи вам.

Грузимся в кузов машины, едем…

— Молодой человек, — кивает Ломакин. — Есть предположения что там может быть?

— Ни малейшего, профессор. Там может быть всё что угодно. Разберёмся, не нервничай.

Обнимаю близняшек, целую обеих. Внутри же уже ликую. Лес съедобных грибов, это не хухры-мухры, это помощь которая нам сейчас так нужна. Хвала Тёмным Силам. Правда что нас там ждёт… Это уже другой вопрос.

Несколько часов спустя, добираемся до места назначения или же до небольшого лагеря. Нас встречают, отводят к костру. Капитан представляется и за чаем рассказывает всё более детально. Особых странностей в лесу не обнаружили. Кроме огромной блохи, ростом с лошадь, никакой живности не наблюдалось. Зато между грибов, на сухих участках земли где есть едва заметные тропы, разведчики находят ловушки. Под шляпами исполинских подосиновиков висят сети, в некоторых местах выкопаны ямы, без кольев. На тропах стоят петли сплетённые из хрен пойми чего. Ножом перерезать не получается, узел настолько хитрый, что если петля затянется, то освободиться не выйдет.

— А ещё мы нашли вот это, — показывая стрелу кивает Капитан. — Стрелы. Оружие и ловушки, создают разумные существа. С самолёта видели дым. Можете считать меня идиотом, но там кто-то есть.

— Не сомневаюсь. И идиотом не считаю. То что вызвали нас, более чем правильно. Скольких потеряли?

— Восьмерых. Вон там, прямо за нами. Только зашли в лес, как Тарасов закричал. Кинулись искать, нашли только стрелу. Никаких следов. Рисковать не стали.

— Молодцы. Ну, мы пошли. Через двое суток не будет, вызывайте подмогу.

— Влад, а может не пойдём? — спрашивает Серёга. — Может бомбочкой для начала?

— Пап, не трусь, — толкает его Лариска. — Дедушка знает что делает.

— Дедушка, — качаю головой. — Пошли уже, внученька.

— Может вам оружия? — спрашивает капитан.

— Мы, молодой человек, сами оружие, — улыбается Ломакин. — Идёмте. Не терпится узнать кто там поселился.

— А если мутанты? Какие-нибудь кровожадные?

— Серёга, заткнись. Идём.

Начинается движение. Ломакин как сенсор прислушиваясь к вибрациям почвы впереди. Близняшки прикрывают фланги. Лариска рядом со мной, Лазарев замыкает.

Что я знаю про это место? Раньше здесь был Берлин. До того как на превращённый в крепость город сбросили пятёрку самых мощных бомб. Сбросили пять, а детонаций произошло целых одиннадцать. Лазарев объяснил это тем, что под городом находились хранилища арданиума. От взрывов на поверхности грунт раскалился, уплотнился от ударных волн и запустил цепную реакцию. Арданиум раскалялся, уплотнялся и бабах. В результате вместо Берлина образовалась впадина. Глубиной в центре два километра, и почти двести в диаметре. Как оно заполнилась водой точно не ясно. Портал не наблюдался. Но оно за ночь заполнилось и теперь просто фонит магией. Здесь её столько что хоть на хлеб маж.

— Впереди, — шепчет Ломакин. — Двести метров на север. Ребёнок. Килограмм сорок весом. Стопа совсем маленькая.

— А может не ребёнок? — сглотнув спрашивает Лазарев.

— Точно ребёнок, — улыбается Ломакин. — Ходит на двух ногах. Палка в руке. Вот… Сейчас на четвереньки встала и замерла.

— Встала?

— Именно встала. Вибрации из-за груди отличаются. Хм-м-м… А если по весу и размеру стопы ребёнок, то откуда грудь? Странно.

— Эй, мы с миром! — подняв голову кричу.

— Убежала, — заключает Ломакин. — Туда.

— Вот туда и пойдём.

Идём, напряжение нарастает. За нами наблюдают. Ломакин говорит что нас как минимум сорок существ ведут. Не нападают и ближе не подходят. Странно.

С каждым шагом грибы становятся всё больше и выше. На земле сплошной ковёр из маленьких. Живности нет. Никакой, даже насекомых. Огромных блох тоже не видно. Но близко к цели, я чувствую дым.

— Впереди! — кричит Осип.

Слышится топот множества ног, писк, грозный окрик. На небольшую поляну выезжают они. Огромные блохи, на спинах которых…

— Да ну, — улыбаясь часто киваю. — Да быть не может. Да вы мои хорошие.

— Вы кто такие? — сидя в седле и угрожая нам копьём спрашивает гоблинша. Причём спрашивает, что невероятно, на хорошо знакомом мне языке.

— Приветствую вас, о смелая охотница, — переходя на старогоблинский знакомый мне с доимперских времён язык склоняюсь в поклоне. — Мы ваши друзья. Мы пришли с миром.

— Люди с миром не приходят, — скалится гоблинша. — Люди злые.

— Мы не совсем люди…

— О я знаю этот язык, — улыбается Серёга. Выходит чуть вперёд, откашливается и на старогоблинском выдаёт. — Я бобёр. Моя мама осьминог. Прощай чернильница. Вчера ночью я совокуплялся с дохлой жабой. Дохлая жаба хорошо.

— Идиот… — синхронно выдают близняшки.

— Что не так? — удивляется Серёга. — Я поздоровался. Представился. Спросил как дела. Что тебе не нравится?

— А он смешной, — хихикает гоблинша. — В селение все. Пусть великий вождь решает что с вами будет. И без глупостей, большой человек. Пятьдесят охотников следят за вами. Дёрнетесь, каждый по стреле получит. Тебя большой человек, как вождя этих вот — сожгут. Шагайте.

— За ней и не дёргаемся, — киваю своим. — Без резких движений. Серёга, молчи. Не надо. Ни слова.

— Да что я сказал?

— Ты сказал девушке что трахал дохлую жабу.

— Он может, — хихикает Лариска.

— Молчим, тихо, ни звука пока не спросят. Идём говорить с вождём, так что не вздумайте. Говорить буду я.

Идём, шлёпаем по болоту. Гоблинши верхом на блохах переростках внимательно следят за нами. Я же оцениваю гоблинов и нахожу кое-какие отличия от знакомых мне. Уши слишком длинные. Телосложение слишком хрупкое и миниатюрное. Глаза не гоблинские. Большие, цветом или синие, или голубые когда у чистокровных гоблинов они в основном жёлтовато-зелёные с вертикальным зрачком.

Полукровки? Если так, то явно не с людьми смешивались. И конечно они не из моего мира. Но уже и не дикие. Гоблины, которых я присоединял к Империи, совсем не такие. Да и то что все здесь молодые и даже слишком молодые девушки, немного смущает. Матриархат у гоблинов не в почёте. Женщины обычно травы собирают и дома уют создают. А тут… К тому же блохи. Никогда такого не видел.

Через несколько часов приходим в селение. Архитектура также смущает. Селение обнесено забором из вбитых в землю палок. Всё это связано верёвками и вымазано грязью. Хижины… Одни из веток и палок, похожие на купола. Круглые, роль двери выполняет кусок ткани. Другие… Другие сделаны в ножках грибов и представляют из себя многоэтажки. Между грибами верёвочные мостки…

— Почти две тысячи, — шепчет мне Ломакин. — Ни одного взрослого мужчины. Только женщины и совсем маленькие дети.

— А ещё много беременных, — улыбается идущая рядом Лариска. — Интересно.

Доходим до площади, где находим самое большое строение. Нагромождение палок обросшее мелкими грибами. Рядом горит костёр, у которого возвышается выполненная из грязи и травы скульптура хрен пойми кому.

— Ожидайте, — спрыгнув с блохи кивает провожатая. — Великий вождь сейчас решит вашу судьбу.

С этими словами гоблинша идёт к строению, кланяется грязевой скульптуре. У костра падает на колени, шепчет молитвы духам огня, поднимает перевязанные лентой палочки и бросает в костёр. Остальные гоблины… Молодняк лезет посмотреть. Охотницы держат копья и целятся в нас из луков.

— А почему я? — доносится из строения писклявый мужской голос на старогоблинском.

— А кто? — спрашивает недовольный женский. — Кто мужик в племени? Я и или ты? Или ты жён с чужаками разбираться отправишь?

— Таира, я не…

— Иди и разнеси их.

— Я боюсь!

— Эларис. Я мать твоих детей. Когда ты женился на мне, ты обещал защищать нас.

— А я что делаю? Но к людям… Они тупые, по нашему не понимают.

— Иди…

— Нет!

— Ладно.

В строении слышится многоголосый женский визг. Металлический звон. Оханье… Шлепки… Едва не сорвав кусок ткани, на улицу вылетает эльф. Падает перед нами…

— Можно подумать я жениться хотел, — вставая и отряхиваясь на староэльфийском ворчит эльф. — У меня выхода не было. Теперь у меня тридцать жён, куча детей. А я между прочим учёный. Мне надоело что меня каждую ночь. Кхем…

Поправив красный балахон состоящий на пятьдесят процентов из зелёных заплаток, эльф принимает строгий вид. Приглаживает взлохмаченные светлые волосы и идёт к нам.

— Великий вождь племени Грязевиков приветствует вас. Ну да, вы же не понимаете. Короче… Моя здесь главный. Вождь я. Я вождь. Эх, тупое существо. Ну что ты на меня так смотришь? Духи Огня, какой же ты урод. А внешность… Тьфу. Как тебе объяснить что здесь происходит? Может нарисовать

— Ну попробуй, — на его же языке отвечаю. — Хотя можешь словами. Тебя как сюда занесло, бедолага?

Бедолага бледнеет, зависает, улыбается. Шагает ко мне и вдруг хватает за руку.

— Уважаемый человек. Заберите меня отсюда. Пожалуйста. Не могу больше. Тридцать жён, двадцать невест. Я скоро до ушей сотрусь. А я для вас всё сделаю. Я учёный, маг, алхимик. Я отплачу своими знаниями. Пожалуйста, спасите меня. Я не могу больше так. Сотрусь весь!

— Эларис, — выйдя всхлипывает беременная гоблинша. — Как ты… Как ты можешь так. Мы же… Ты же сам говорил что любишь нас. Что счастлив с нами. А как же наши дети? Как?

— Таира, — сглатывает эльф. — Ты всё не так поняла. Я говорю…

— Схватить чужаков, — плачет Таира. — Принести их в жертву духам Огня. Элариса… Убирайся отсюда. Ненавижу тебя. Выполнять!

— Драться будем? — смотрит на меня Лариска.

— Нет. Будем разруливать ситуацию. Жалко их. Вон как рыдают. Да и этот балбес… Фая, Рая, начинаем спектакль. Играйте!

Фаина и Раиса берутся за руки, вспыхивают и поднимаются вверх. Гоблины прекращают плакать, падают на колени и бьются головами об землю.

Ну, теперь дар убеждения. Врать придётся, но дурака спасать надо.

— Итак, — сменив облик шагаю вперёд. — Я вам сейчас всё объясню. Слушайте…

Глава 25

Объяснения начинаются с того, что нагло вру о том что с Эларисом мы разговаривали о другом. Не о том что он хотел их бросить и свалить, а о том что он уговаривал меня не трогать племя и даже угрожал. Просто разговор шёл на одном хитром диалекте и гоблины всё не так поняли. Помогло, Элариса не только простили, но и уважать сильнее стали. Так же, узнав что духи Огня, они же Фая и Рая не кто-нибудь, а мои жёны, уважать стали и нас. Лазарев был представлен моим младшим братом, Лариска соответственно племянницей. Осип/Ломакин батей. Нас возвели в ранг дорогих гостей, близняшек на уровень божеств.

По такому случаю даже праздник закатили. Нарезали грибов, из них начали готовить блюда. Жарили, варили, запекали, отдельные, похожие на дождевики имели клубничный вкус и шли как сладости. Что всем понравилось. Вкус все оценили.

И это конечно хорошо, но дело тут в другом иди же в самих гоблинах и том мире откуда они пришли. А там у них, шла война. Эльфы, гоблины и орки, устроили битву с людьми и гномами. Воевали долго, без особых успехов. Причины столь грандиозного конфликта никто не знает.

Незадолго до сегодняшних событий, если по нашему то за четыре года, люди и гномы начали побеждать. Эльфийский князь, приехал в селение Грязевиков, описал ситуацию и рекрутировал всё население мужского пола, включая стариков и подростков. Две армии сошлись недалеко от селения и уничтожили друг друга. Чуть живого всего израненного Элариса, гоблинши нашли на горе трупов. Решили что эльф великий воин, унесли к себе и выходили.

Воином Эларис не был, и с его слов выжил потому что вовремя сбежал и получив несколько ранений прикинулся мёртвым. Но учёный он гениальный. Поэтому, как только пришёл в себя и женился несколько десятков раз, сразу приступил к работе. Племя голодало и Эларис радикально решил эту проблему. Взял грибы и доработал их. Немного перестарался, грибы получились слишком большими, но проблему голода решил. Потом понял что уйти не может, потому как жёны и дети, да и бросать их некрасиво и в итоге остался. Руководил, готовил лекарства и учил гоблинш обращаться с грибами, то есть правильно их использовать.

Но тут война разразилась с новой силой. Разведка доложила что вражеские войска снова наступают. Эларис даже ноги сделать хотел. Но, не смог и решил переместить всех в глубь эльфийских территорий. Насобирал в окрестностях магических кристаллов, прицелился на поближе к столице эльфийского государства и перенёс. Вот только перестарался и перенёс всю деревню. Попав сюда, модифицированные грибы почуяв избыток магии начали дурить. А потом, через несколько дней пришли странные люди. Не в латах и с мечами, а в зелёной тканевой одежде и не такие агрессивные. Их повязали, определили в клетки и тут мы… О том что они в другом мире, Эларис понял сразу. Магия отличается, состав воздуха не тот, климат тёплый. Люди на неизвестном языке разговаривают. Но порталы…

— Так значит ты знаток портальной магии?

— Есть такое, господин Влад, — кивает Эларис. — Правда я не думал что способен на межмировые путешествия. Но, видимо, наши миры близко, а такой мощный источник магии как здесь сбил мне координаты. Но… Скажите, а с нами точно не будет ничего плохого?

— Даю слово. Вы, если согласитесь, станете частью огромной страны. Получите защиту, все наши блага и уважение. Станете равноправными членами общества.

— Хорошо. Нам нужна свежая кровь. Одного меня мало, а без мужчин народ гоблинов выродится.

— Не волнуйся…

— Как неудобно получилось, — подливая мне грибного супа виновато улыбается Таира. — Мы ведь не воинственные. Просто людей испугались. А чем мы будем заниматься в вашем государстве?

— Понимаете, госпожа Таира. У нас только-только закончилась страшная война которая шла много лет. Мой народ победил, но цена победы была ужасной. Мы стоим на грани гибели.

— Бедненькие, — прижав руки к лицу всхлипывает гоблинша.

— Мы держимся. И, как представитель нашего вождя, я прошу вас о помощи. Мы обеспечим вам защиту и всяческую помощь, вы поможете нам не умереть от голода. Сейчас дело к осени. Боюсь что уже весной нам нечего будет есть. А у нас дети.

— Что ты сидишь? — толкает она Элариса. — Видишь наши друзья в беде. Помогай, вождь.

— Голод можно решить путём выращивания грибов, — задумчиво бормочет эльф. — Магии тут много, расти они будут быстро. А если кое-что поправить. Нужны рабочие руки. Грибы у нас как деревья, просто так в корзину не насобираешь. Лесорубы, повозки, мануфактуры для обработки.

— Всё это будет. Рабочие руки найдутся. Всё остальное тоже. Так вы поможете?

— Если духи Огня разрешат, — кивает Таира.

— Мы разрешаем, — глядя на гоблиншу светящимися глазами синхронно говорят близняшки. — Более того, мы обещаем вам покровительство и нашу защиту. Любой кто посмеет вас обидеть, будет испепелён.

— Тогда мы согласны, господин Влад, — улыбается Эларис.

— Господин. У нас такое обращение не принято. Мы теперь равны и обращение господин неуместно. У нас обращаются друг к другу — товарищ.

— Товарищ, но достаточно ли уважительно это обращение.

— Товарищ для нас, это не просто звук. Это слово вмещает в себя такие понятия как: друг и брат, или сестра. Для нас это не безликое слово, а признак равенства и уважения.

— Товарищ Влад, — улыбается Эларис. — А мне нравится. Давайте за это выпьем. Грибное пиво, это нечто. Пробуйте.

— А вы всё из грибов делаете? — интересуется Лариска.

— Ну да. Еда, грибами можно заменить мясо. Их можно сушить, солить. Старые высохшие горят не хуже древесины. Кожица со шляпок идёт на одежду. Если выделать, то обычной коже ничем не уступает. Из нитей грибницы, можно ткать одежду, плести верёвки.

— А блохи? — косясь на тусующихся рядом с нами насекомых спрашивает Лазарев.

— Илоходы? Они безобидны. Пока маленькие живут как домашние питомцы. Когда вырастают используются как ездовые и вьючные. Добрейшей души животинки.

— А чем питаются? — не успокаивается всё-таки разобравлийся в языке Лазарев.

— Грибами, конечно же, — разводит руками Эларис. — Они раньше мелкими были. С ноготь. Прыгали по цветам, сок и нектар пили. А как грибы распробовали, так расти начали. Ну да, у нас всё грибы. Хотя. Настоящего мяса, хлеба и вина всё же хочется. Ломтик сыра на горячем пшеничном хлебе. Бокал вина… Нет, я не жалуюсь. У нас есть всё. Нам всего хватает. И хлеб мы из грибной муки печём, и аналог сыра делаем. Не обращайте внимания, это так, ностальгия.

— Поразительно, — строча в блокнот записи восхищается Ломакин. — Это всё надо изучить.

— Эм, товарищи. А можно как нибудь наших разведчиков отпустить.

— С этим будут сложности, — виновато улыбается Эларис. — Вам лучше самим с ними поговорить. Таира, любимая, мы быстро.

Кивнув Эларис ведёт меня в глубь селения. На ходу вздыхает… Бросает на меня странные взгляды.

— Что у тебя?

— Товарищ Влад, простите меня. Я поступил как подлец. Собрался бросить их.

— Ты бы не бросил. По глазам вижу.

— Да… Сколько раз я уходил, но каждый раз возвращался. Решал что всё, никогда. Но ноги сами вели меня обратно к селению. Они необыкновенные.

— А как получилось что все они полукровки? Насколько я знаю чистокровные эльфы и гоблины несовместимы.

— Тогда, много лет назад, у гоблинов случился мор. Племена гибли одно за другим. Вожди племён пришли к нашему королю и попросили помочь. В обмен на дружбу и взаимопомощь, король вылечил их. Наши маги изменили их. Они только выглядят как гоблины, на самом деле они смесь людей и эльфов.

Человеческая кровь даёт возможность скрещиваться с другими расами, а эльфийская делает крепче, продлевает жизнь и избавляет от болезней. Пришли… Теперь тихо.

Подойдя поближе к хижине, Эларис выглядывает и машет мне рукой. Подхожу, выглядываю и от увиденного усмехаюсь. Впереди четыре дома, три побольше чем остальные, четвёртый представляет из себя незаконченный сруб. На срубе человек, ловко орудует топором и подрубает сухие ножки грибов, вырубает пазы и укладывает. Рядом четыре гоблинши, строят ему глазки.

У других домов тоже люди. Один затаскивает в жилище нарезанные пластинами грибы, второй носит корзины. Третий глупо улыбаясь сидит, держит в руках моток нитей и смотрит на гоблиншу которая сматывает нити в клубок.

— А где ещё четверо?

— Чуть дальше, товарищ Влад. С ними всё так же.

— Товарищ, хочешь посмеяться?

— Хочу. Но над чем?

— До смерти испуганных людей видел? Вот сейчас и увидишь. Только держись и не смейся. Ну, разведчики хреновы, держитесь.

Поправляю фуражку, одёргиваю китель, кивнув эльфу выскакиваю из-за хижины…

— Подлецы! Негодяи! Уроды мамины! Их весь Советский Союз ищет, а они прохлаждаются. А ну сюда все!

Четверо бросают дела и строятся. Из кустов вылетают ещё четверо. Падая и спотыкаясь бегут, встают в строй…

— Товарищ полковник, — начинает один из них. — Разведгруппа лейтенанта Токарева. Задание выполняем. Больных и раненых нет.

— Что за вид? — ходя перед ними и стараясь не заржать от их испуганных физиономий нарочно громко спрашиваю. — Солдат, почему без штанов? Воины, победители, советские солдаты. Что за безобразие вы здесь устроили.

— Виноваты! — хором кричат они и опускают головы.

— Виноваты? — глядя на ржущего Элариса спрашиваю. — Да вы хоть понимаете что вам за это будет? Да я вас…

— Нет! — встают перед ними два десятка гоблинш. — Наши. Не отдадим. Большой человек пришёл забрать наших мужей. Драться будем. Вождь, прогони большого человека. Он наших любимых забрать хочет.

— Уже любимых? — на их языке спрашиваю.

— Уже, — выходит вперёд гоблинша. — Любим мы. Не отдадим.

— Да это я так, ради шутки. Подыграйте. Поплачьте, истерику устройте. Просто ваши мужья нас понервничать заставили. Пусть теперь сами понервничают. Потом я им всё скажу. Ну, давайте.

Гоблинши начинают плакать. Падают на колени, вцепляются мне в штаны. Лица солдат вытягиваются, слов они конечно не понимают, но от завываний гоблинш догадываются что дело пахнет керосином.

— Т-товарищ полковник, — мямлит Токарев. — Расстреляют?

— Нет, хуже. Признавайтесь, паразиты. Любите?

— Так точно, любим, — кричат все. — Запечатлились.

— Запечатлились они. Значит слушаем меня. Приказываю. Приказываю! Отношения узаконить согласно местным обычаям. И чтобы всё серьёзно. Раз выбрали их, значит живите. Приказ понятен?

От выражения лиц солдат, Эларис смеясь падает на колени и просит прекратить. Гоблинши смеются, и лезут обниматься к мужьям.

— Так вы пошутили? — смотрит на меня Токарев.

— Не мог сдержаться, — киваю ему и на гоблинском говорю женщинам. — Всё в порядке. Спасибо за помощь. Берегите их.

— Они для нас всё, — кивает гоблинша.

— Вот и держитесь за них. Солдаты… Короче подходите, покурим. Зовут меня Константинов Владислав. Прибыл по поручению товарища Сталина, разобраться с аномалией. Вот, разобрался. Не нервничайте, вам ничего не будет. За вас поговорю, надо будет с Иосифом Виссарионовичем лично. Курите и рассказывайте как жизнь.

Жизнь у солдатиков шла хорошо. Многие запечатлились ещё во время поимки. Остальные уже в посёлке. Для порядка разведчики несколько часов посидели в клетке, чисто символической. А потом, за ними пришли и растащили по домам. Отходить или сбегать солдаты даже не собирались. Подумали что попали в другой мир, успокоились и занялись семьями. И тут мы. На очередную панику в селении они внимания не обратили, такое здесь по сто раз за день случается. Но когда увидели живого и злого полковника, заметно струхнули. Благо что обошлось. Теперь сидят, курят мои папиросы, и на перебой рассказывают как им тут хорошо. Ну и интересуются что будет дальше. Узнав о том что именно будет приходят в восторг и благодарят.

— Ну вот и хорошо. Живите. А нам, пожалуй пора.

— Товарищ полковник, — подходит Токарев. — Вы их язык знаете. Нам бы хоть несколько слов. А то…

— Иш мари т’ра, — улыбаюсь им. — Значит — я люблю тебя. Вам хватит. Потом пришлю сюда Серафину Преображенскую, она вам знания языка в головы вложит. И им тоже. Ну всё, пора мне.

Оставив солдат, помогаю Эларису встать, закуриваю и иду к хижине вождя.

Какова вероятность того, что просто так к нам явится целая деревня гоблинов язык которых я знаю? С ними эльфийский маг-учёный и грибы которые решат проблему голода? Ноль процентов. Нет таких вероятностей. Не может такого быть. Это не случайность, не стечение обстоятельств. Это работа Тёмных Сил. Я уверен. Уверен на сто процентов. Надеюсь они продолжат помогать нам. И надеюсь что Сталин не повторит моих ошибок и не прекратит слушать. Очень надеюсь.

Несколько часов спустя. Неизвестно где.

Летая над грибным лесом, Тень широко улыбается и потирает руки. Всё идёт так, как она задумала. Маленькая афера выставлена счастливой случайностью. Проблему голода скоро решат. Не полностью, не через секунду. Но через пару лет точно.

— А теперь, — потирая руки улыбается Тень. — Начинаем мутить будущее. Аха-ха-ха!

Тень падает вниз, проваливается глубоко в землю. Находит большой, самый яркий кристалл, прикасается к нему и исчезает.

Появляется уже в другом мире, паря над лесом меняет форму кристалла, уплотняет его, создаёт вокруг него золотую оправу и цепочку. Разглядывает в любой момент готовый взорваться кристалл. Хихикает, летит вниз, проваливается в землю, попадает внутрь кургана и укладывает кристалл на гробницу.

— Вот так. А теперь лежи и не двигайся. Как только нужный человек найдёт тебя, ты бабахнешь. Жестоко, понимаю. Но эта девушка нужна мне. Она будет ключом к нашему спасению. Взамен я дам ей счастье. Пока она ещё не родилась, но…

Тень вздыхает, исчезает и появляется внутри квартиры. Подлетает к спящему в кресле человеку. Наклоняется и шепчет ему на ухо.

— Через много лет, ты найдёшь сокровища. Невзначай, сам не зная откуда, ты поймёшь где нужно искать. Этим ты поделишься со своим сыном и его подругой. Особое внимание на подругу, девушку с прямоугольными очками, ты узнаешь. Когда придёт время, ты отправишь их за сокровищами. Спи, человек, и прости меня за это. Спи…

Вздохнув, тень собирает остатки сил. Возвращается в свой мир, в хорошо знакомый ей кабинет. От потери сил с трудом сохраняя форму, она подлетает к столу, садится на край и смотрит на сидящего за ним человека.

— Иосиф…

Человек тут же достаёт из ящика свечу, усилием мысли выключает свет, зажигает фитиль и смотрит на Тень.

— Неважно выглядишь. Что-то случилось?

— Да. У Влада всё получилось. Две из надвигающихся проблем почти решены. Болезни и голод не принесут столько вреда как я ожидала.

— Хорошо. Я рад. А что с тобой? Сама на себя не похожа. Почти прозрачная.

— Устала. Такое бывает. А вообще, не стоит за меня переживать. Я энергетическая сущность, со мной мало что может случиться. Не переживай.

— Не могу, Тень. Ты работаешь с нами, заботишься, советуешь. Может чаю? Прости, глупость сказал.

— Но мне приятно. Люди иногда такие милые. Ты пей, я посижу с тобой. Выпить я не смогу, но запах учую. Давай тот, самый крепкий, с малиновым вареньем.

— Сейчас…

Вздохнув и продолжая улыбаться, Тень вспоминает далёкие времена, когда она сама была живой и позволяла себе вот такие же маленькие радости. Но, от тела пришлось отказаться. От жизни отвернуться. Но тем не менее, Тень и в таком странном образе существования находит свои плюсы. Помощь другим, советы, налаживание жизни…

От всего этого Тень поводит плечами и опускает голову.

— Очень жаль, но иногда, для чего-то хорошего и светлого в будущем, надо совершить нечто страшное и злое в настоящем.

— О чём ты? — не понимает Сталин.

— Скажи, Иосиф… Представь, тебе чтобы спасти сотни миллионов, надо убить несколько невинных. Ты сделаешь это? Десять человек, молодых, здоровых, с интересом смотрящих в будущее на одной чаше весов. На другой триста миллионов. Ты бы сделал это?

— В смысле убил бы десяток? Да.

— А совесть?

— А когда умрут триста миллионов? Тень, послушай и поверь мне. За убийство десяти невинных, я до конца жизни буду грызть себя. Но за смерть трёхсот миллионов, я себя не прощу.

— Правильно. Но тем не менее, это противно. Жестоко… Я пойду, спасибо за чай. Ты тоже долго не сиди. Отдыхать и тебе нужно. Задуй свечу и отпусти меня. Хотя нет, подожди. Давай просто помолчим. Спасибо.

Сидя рядом с тем, кто своей верой наполняет силой, Тень быстро приходит в норму. Начинает широко улыбаться. Омерзение к себе притупляется. Тень убеждает себя в том, что обманывает и убивает во благо. Что помогает откровенно плохо.

Глава 26

Следующий день. Где-то в европейской части советского союза. Серафина Преображенская.

Срочный вызов и вот мы прибываем на место и крадёмся по лесу. Хотя, мне это не нужно и аномалию я могу засечь издалека. Но Машеньке, которую все так и называют Маруськой, надо учиться. Её способности только просыпаются и их необходимо оттачивать потому что сбросить ей все наши знания, просто слишком. Слишком опасно, разум просто не выдержит, а она для меня…

Чувствую себя мерзко. Сомнения, варианты будущего, понимание того что поступаю неправильно. Я знаю будущее, я его вижу. Но взять и предотвратить не могу. В таком случае линии наших судеб оборвутся. Всё закончится. Победа, усилия, миллионы жизней, всё это будет перечёркнуто. Всё… Но просто так ждать… Единственное что я сейчас могу, как можно лучше подготовить Машеньку. Её не должно было существовать в этом мире, её судьба не зависит от наших и ещё долго не будет подчиняться этому миру. Кошка Маруська, уже давно должна была умереть. К тому что она изменится и станет кошкодевочкой мир ещё долго не будет готов. А потом…

Как последняя тварь, я свалю всё на неё… Но что мне делать?

Знание, видение будущего, это не столько дар, сколько проклятие. От этого приходится идти по лезвию бритвы, обдумывать каждый свой шаг, поступок, слово. Каждый вздох…

Делаю что могу. А могу я, как бы глупо это не звучало, очень мало. Подойти и рассказать совсем не выход. Даже если я попрошу ничего не делать они всё равно будут действовать. И тогда конец. Но потом, не если, а когда всё сработает и закончится, мне придётся с ними объясниться. Как я буду смотреть им в глаза? Как я скажу что всё знала и ничего не смогла сделать? Как скажу Машеньке, существу кто любит меня как мать, что по большей части просто использовала её? Но как по-другому? Сейчас, я самая сильная в семье и эту семью я не могу защитить. Не могу предотвратить. Но я смогу хоть как-то подготовиться.

— Мам, тебе плохо? — оглядывается Маша. — Я чувствую, тебе грустно. Это…

— Не из-за тебя, радость моя. Просто старое вспомнилось. Не отвлекайся, мы на охоте. Сканируй местность.

— Я сканирую, — смешно морщится кошечка. — Но вижу всего на десять метров. Этого мало.

— Не психуй. Не всё сразу.

— А я хочу как ты.

— К счастью не получится. Ты у меня живая, а мы в привычном понимании нет. Соберись, выдохни. Собери своё зрение, представь луч. Должен получиться прожектор. Получается?

— Ага, вижу на сто метров. Но… Это как светить фонариком в темноту. То есть если бы я не видела в темноте и мне нужен был бы фонарик, то вот так. А ещё…

— У тебя зрение острее, а слух в разы тоньше. Комбинируй особенное зрение, обычное и слух.

— Ох ты! Получается.

— Молодец. Теперь веди.

Встав на четвереньки, Маша муркает, поднимает хвост и распушив его бесшумной тенью скачет вперёд. Останавливается, водит ушками, забавно шевелит усами, собирается.

— Мам, — звучит в голове голос Маши. — Может намекнёшь на кого мы охотится.

— Не-а. Смотри внимательнее, дочка.

— Эх…

Охота, вот уже несколько минут, идёт на нас. Просто для этого хищника, мы настолько необычные, что он пока нападать не решается. Пока. Значит надо ему помочь.

Лёгкое усилие воли и наблюдающее за нами существо начинает сходить с ума от голода. Издаёт тихое рычание собирается…

Маша поворачивается к опасности. Выгибает спину, злобно урчит. Подпрыгнув встаёт на ноги, вытягивает руки. Обнажая клыки улыбается, зрачки её сужаются. Из головы выходит импульс.

Бегущий к ней огромный динозавр, широко открыв пасть рычит. Пошатывается, теряет равновесие и падает. Проезжает по траве и останавливается в десяти сантиметрах от поставленного мной для защиты Маши щита. Лежит, тяжело дышит.

— Получилось, — вытирая лапкой пошедшую из носа кровь шепчет Маша. — Мама, я смогла.

— Молодец. А теперь добей.

— Зачем? — отшатывается она. — Он же…

— Он хотел съесть тебя. Маша, соберись и поджарь ему мозги.

— Я не буду.

— Почему? Объясни мне.

— Мам, он охотник. Он умный, свирепый, но всё же неразумный. Он охотится чтобы выжить, а не потому что ему хочется убивать. Ему страшно. Я не могу убить беззащитного.

— Молодец, — подойдя ближе наклоняюсь и касаюсь головы поверженного аллозавра. — Ты права. Убивать легко, понять и пощадить сложно. А он умнее чем мы думали. Интеллект на уровне собаки, даже чуть больше. Вставай. Тебе пора обратно, портал скоро закроется.

Динозавр встаёт, мотает головой, наклоняется к Маше, шумно втягивает носом воздух, разворачивается и уходит.

— Большой Ал, — глядя на него выдыхает Маша и берёт меня за руку. — Почти как в том фильме который папа в одной из своих жизней смотрел. Проводим?

— Хочешь посмотреть на других? А покататься?

— Хочу!

Поднимаю нас в воздух, усаживаясь на спину динозавра, сажу дочь перед собой и направляю зверя к порталу. Который рядом и который открывает потрясающие виды. Именно сейчас, портал открытый в том мире на холме, показывает как к водопою идёт стадо травоядных гигантов.

— Жаль что они вымрут, — вздыхает Маша.

— Такова жизнь, дочка. Одни рождаются, живут, процветают. Потом уходят освобождая дорогу другим. Но ты не расстраивайся. Вымрут не все, многие доживут до наших дней.

— Птицы? Ну это уже не то. А может оставим его? Я буду кормить, ухаживать, убирать за ним. Играть с ним буду. Можно?

Маша поворачивается, строит огромные глаза, расширяет зрачки…

— Можно но не этого. Скоро дядя Серёжа научится открывать порталы и мы возьмём тебе маленького. Красивого, с перьями. Такого какой не будет вызывать инфаркт у обычных людей.

— Спасибо, мама, — закрыв глаза жмурится Маша и начинает мурлыкать.

Глажу её по голове, замечаю кое-что странное и невольно улыбаюсь. У неё наконец-то начали расти волосы. Белые, но… Что я к ней чувствую? Привязанность.

Да, своих детей у меня не будет. Увы и ах, но в состоянии винегрета из человека, тёмного духа и элементаля, зачать в себе новую жизнь я не смогу. Маша же…

Гордость. Сегодня новое ощущение. Она смогла, сделала это хорошо. Несмотря на то что в плане способностей она невероятна слаба, её потенциал… Не то чтобы колоссальный, но всё же неплохой.

Любовь… И тут двояко. С одной стороны да. С другой… Кого я обманываю? Как только она научилась говорить и нарекла меня мамой, она для меня всё. И она… Она справится, я верю. Верю… Потом, когда всё получится, когда всё изменится, когда я снова стану живой, я попрошу у неё прощения. А вот поймёт ли она меня… В одних вариантах — да. В других увы нет. Более детально смотреть не стану, страшно… Сейчас же работа. Над нами сгущаются тучи. Грядёт буря способная от нашего вмешательства перерасти в катастрофу. Надо стиснуть зубы, сжать кулаки и ничего не делать.

Несколько дней спустя. Свердловск. Влад.

Доклад Сталину про аномалию. На что вождь несколько минут думает, берёт со стола трубку, раскуривает и хлопает в ладоши. Тут же, сразу после того как присутствующая в кабинете Серафина вкладывает в головы прибывших со мной Элариса и Таиры знания русского языка, начинается полемика.

Эларис остаётся вождём теперь гоблинской автономии. Получает гарантии защиты, им выделяется помощь, в виде продуктов. Принимается решение построить завод предварительной обработки грибов и протянуть к грибному лесу железнодорожную ветку. Рабочие бригады из солдат сформировать и отправить на заготовку. Данные о гоблинах засекретить.

Пока Таира рассказывая о жизни и о том какой Сталин мудрый, а его представитель то есть я благоразумный, уплетает варенье. Докладываются остальные. И тут всё не особо гладко.

Маришка требует в помощь Серафину. Команды медиков, с её способностями Маришка собрала, но на обучение уйдут месяцы или даже годы. По её мнению знания надо вложить в их головы, а потом уже оттачивать. Поэтому Маришка просит снять Серафину с заданий и на время оставить в Свердловске.

На это руководство соглашается. Далее Сталин зачитывает нам доклады Морозовой и Горчакова. От которых настроение падает ещё ниже.

Всё дело в бандах, сектах и прочих нехороших личностях. Банды, не обращая внимания на бедственное положение страны, творят бесчинства. Вырезаются целые деревни. Склады опустошаются или вообще сжигаются. Беззаконие выходит на новый доселе невиданный уровень.

Не отстают и сектанты, которые ещё хуже. Если жестокость бандитов можно объяснить жаждой наживы, то действия сектантов никакой логике не поддаются. Они просто режут гражданское население, попадаются, уничтожаются на месте, но тут же снова появляются. Проповедники, не обращая внимания на массовые казни себе подобных, ведут агитацию, толкают слабовольных на преступления. Набирая последователей устраивают кровавые жертвоприношения. Строят церкви из частей тел жертв и обещают принявшим их веру спасение. Но спасение через смерть и отречение от материальных благ. Что к сожалению работает. Говорят красиво. Люди несут последнее и добровольно ложатся на алтари.

Самое же неприятное в том, что все кто может воруют. Воруют все и всё. Понемногу, осторожно, до смешного. Начальники складов выносят горсточки мукив носках. Зашивают мясо в пояса, под подклады, в воротники. Попадаются, встают к стенке, умирают. И ладно бы, если бы они на самом деле голодали. Пока продукты есть и хоть по карточкам но выдаются. Дело тут в жадности. Горсть муки, с учётом того что слухи о надвигающемся голоде разгоняются бандосами и проповедниками, можно выгодно продать. Люди небезосновательно опасающиеся грядущей катастрофы — купят. А раз есть спрос, значит будет и предложение.

— Ну и что скажешь? — смотрит на меня Сталин.

— Нда… Тяжёлая ситуация. Но решаемая. Ужесточить меры наказания.

— Как Владислав? Расстреливать два раза? Садить на кол? Топить? Заживо сжигать? Мы ходим по тонкой грани и легко можем превратиться из защитников в кровавых тиранов.

— Если не ужесточим, то в них и превратимся. Понимаю, Иосиф Виссарионович, это жестоко. Это очень жестоко. Но если бездействовать, станет хуже.

— Куда уж хуже? — поводит плечами Берия.

— Ну например… Вот взять вас, Лаврентий Палыч. В других мирах, которые очень похожи друг на друга, после смерти Сталина, вы объявили амнистию и выпустили на свободу тысячи уголовников.

— Мне не нравятся такие мои аналоги, — ворчит Берия. — Я так никогда не поступлю. К чему ты вообще ведёшь?

— К тому что народу нужно жёсткое управление. Товарищ Сталин, не курите здесь. У нас женщина в интересном положении, а вы пыхтите как паровоз.

— Ох, извините, товарищ Таира, — улыбаясь перемазанной вареньем гоблинше убирает трубку Сталин. — Владислав, продолжай.

— На самом деле тут всё просто. То есть как просто так и сложно. Действовать надо по методу кнута и пряника. Виновных наказывать, жестоко и беспощадно. Лидеров, передовиков, просто хороших людей награждать. Допустим, работает на заводе токарь. Работает хорошо, старается заработать копеечку. По норме у него двадцать деталей в смену. Он делает сто. Что с ним надо делать?

— Доплачивать, — щурится Сталин.

— Ну конечно! За каждую деталь. А что делали в знакомом мне советском союзе?

— Извини, не знаю, — разводит руками Сталин.

— Поднимали норму остальным. В итоге передовика начинали ненавидеть. На него не равнялись, не старались превзойти, а ненавидели. В итоге, мастер работающий за пятерых, начинал извините ебланить. Делал он столько же. Но делал это хитро. Он откладывал детали, а свободное время занимался хрен знает чем. А всё потому что коллектив побьёт, долбанутый начальник цеха поднимет норму всем, мастера вечером за проходной подождут. Теперь меняем картину. Токарь делает норму, за то что выше нормы, ему банально платят, а остальных не трогают. Хотите заработать, пожалуйста. Работайте, мы заплатим. Вон условный Иванов старался и в конце месяца получил две зарплаты. Его фото на доске почёта, а за то что так старался, ему путёвка на море. Понимаете?

— Это пряник, — смотрит на меня Сталин. — А кнут?

— Воров, вредителей и иже с ними. Не казнить на месте, а освещать в прессе и по радио. Украл — отправился за полярный круг уголь киркой из вечной мерзлоты ковырять. А вместе с ним все кто был в курсе. Украл больше — встал к стенке, не один, а с подельниками. Начнутся доносы, их будет много, но теперь это можно будет проверить. Проверить красиво, с помпой так сказать. Чтобы все знали, что власть никогда не обидит честного человека. Для вида взяли нескольких невиновных, аккуратно допросили, и выпустили. Народ это видит и понимает что властям можно верить.

— На словах красиво. Ещё мысли,

— Надо постараться быть первыми во всём. Иметь всё самое лучшее. Одна из причин развала советского союза, грёбаный дефицит и твердолобость властей. У наших граждан, всё должно быть лучшим. Чтобы на другие страны не смотрели. А если и смотрели, то с сочувствием. Ну и… У нас есть план.

— Стесняюсь спросить какой, — тянется к трубке Сталин, смотрит на Таиру и вздохнув складывает на груди руки.

— Открыть портал в другой мир. Похожий на наш, но где дело идёт в будущем. Где-то к середине девяностых началу двухтысячных.

— Во времена разгула преступности и беззакония? Зачем?

— За тем что только там мы сможем приобрести то, что даст хорошего пенделя нашей науке и технике. Электроника, вычислительная техника, военная техника. Нам нужно время, а его у нас не так много. А теперь представьте. Новые танки на сорок-пятьдесят лет обгоняющие наши. Компьютеры, средства связи, наука, учёные. Всё это у нас будет. Таким образом, лет через пятьдесят СССР станет не только сверхдержавой, но настоящей страной будущего.

— Как?

— Двумя способами. Военное вторжение или обычная скупка всего и всех. Мне нужно золото. Оно у нас есть, но девать его некуда. А там, можно будет купить всё что угодно, без последствий. Понимаете? Придём, подкупим, скупим, организуем сеть агентов. Нужно будет и на местные власти выйдем. Согласны?

— Подожди, Влад. Просто так, такие решения не принимаются. Слишком многого ты хочешь. Я подумаю, посоветуюсь с Тёмными Силами. Позже сообщу. Пока займись более насущными делами.

— Какими?

— С сектами разберись. Замучили уже.

— Ладно…

— Ладно? — хмурится Сталин.

— Есть заняться сектами! — вытягиваясь кричу. — Разрешите приступать?

— Приступайте, полковник.

И вроде мне стоит обидеться на него. Какой-то человек, который не в состоянии оценить великие замыслы Тёмного Императора, смеет приказывать мне ставить своё жалкое мнение выше моего. Но тут он прав. Тороплюсь. У нас всё идёт по матушке вагине, а я уже о других мирах мечтаю. К тому же лидер он, с ним общаются Тёмные Силы и я сам решил не лезть в высшие эшелоны руководства.

Эх, займусь работой. Безделие есть путь к саморазрушению. А так, хоть отвлекусь и девочек своих отвлеку. Итак! На первом месте у нас: секты, банды, ворьё, гоблины, проблема с продовольствием, основание города Лазаревск. Изучение порталов, арданиума, всё же разведка в другие миры. Постройка дома и некоторое время ухаживание за семьёй, потому что я о них совсем забыл, а это непорядок. Ну и так, по мелочи. Работы лет на двадцать. Тяжёлой и упорной работы. Надо… Надо работать, это я умею. Что там было первым? Секты? Да хрен с ним, Ордо Еретикус в бой. Надо КГБ основать. А то Советский Союз без такой структуры, как-то не то. Ну и… Эх…

Глава 27

С памятного разговора в кабинете, время бежит вприпрыжку. Страна, разбитая и обескровленная постепенно приходит в себя. Ну как приходит, стоит на краю пропасти и балансирует с целью не свалится. Но, уже собирается сделать шаг подальше от могилы. Но обо всём по порядку.

Гоблины и Эларис. Племя Грязевиков, полноправные члены нашего социалистического общества. Только их появление спасло страну от города. Грибной лес, с огромными грибами, разросся вокруг озера Нежное. Грибы оттуда вывозили составами и караванами грузовиков. Вывозили, но меньше их от этого не становилось. Грибы, от заготовки в промышленных масштабах, росли ещё быстрее. Но росли только вокруг озера Нежное. В других местах, несмотря на все старания Элариса, расти они не хотели, а если и росли, то как обычные.

Однако и этого более чем хватало. Население хоть и не начало резко жить в достатке, но и от голода не вымрет. Из грибов теперь делают всё, от хлеба и консервов, до заменителя мяса и сладостей. Стоят они копейки, эффект от них более чем положительный. Многодетным, ветеранам войны и передовикам, этими же грибами выделяется помощь.

Не все довольны, но большинство понимает и принимает.

Порталы.

Изучение порталов с участием: Лазарева, Серафины, Элариса, Ломакина и целого созданного НИИ, давало интересные и даже неожиданные результаты. Порталы, их целых три вида. Стабильные-межмировые, их можно открыть в ручную с чем Лазарев легко справляется. Но тут есть заморочки. Для открытия портала, нужны кристаллы появившиеся на месте взрыва бомб. Эти кристаллы, а для стабильной работы их нужно пять штук встраивают в каменное, созданное Осипом или теми кто обладает похожими силами кольцо. Потом создаётся такое же кольцо. Находится тоннель где-нибудь в скале. Почему именно в скале непонятно, но портал в других местах не работает. Так вот, два кольца и тоннель не менее ста метров. Дальше энергия, Лазарева, Элариса или от кристаллов-аккумуляторов. И портал работает. Стабильно, долго, вот только ведёт в неизвестно куда, но почему-то в основном в прошлое.

То есть не совсем в прошлое, а в миры где время идёт не так. Там или динозавры ходят, или деметродоны ползают. В некоторых вообще период карбон и кроме земноводных и стрекоз нет ничего. А есть миры абсолютно пустые, холодные и безатмосферные.

Таскать оттуда что-нибудь пока не решаемся. Смотрим, наблюдаем, думаем.

Следующий вид порталов. Стабильные-местные. Они открываются более простым способом, никаких тоннелей для них не надо, но открываются только в пределах нашего мира. Что при развитии имеет огромный плюсы. Логистика выйдет на новый уровень.

Последний вид порталов — спонтанные-блуждающие. Ведут себя как шаровые молнии. В местах где взрывались бомбы, появляется хрень размером с дверь. Появляется, беспорядочно летает в метре над землёй и, или со временем уменьшается и схлопывается, или сталкивается с чем-нибудь и взрывается.

Природа этих явлений непонятно. Наблюдая такую гадость, Лазарев не смог понять куда они ведут. Из них никто и ничто не выходит, не выделяется, не вываливается и не выливается. В них ничего пройти не может, но это порталы. Лазарев и Эларис в этом уверены.

Радует только то, что их становится всё меньше и меньше.

Секты.

Секты как злили, так и вводили в заблуждение. Были среди них как плохие, так и относительно нормальные. Одни творили бесчинства и устраивали кровавые вакханалии, другие несли добро и мир, третьи воевали с первыми и активно поддерживали политику государства.

Среди доставляющих неприятности выделялись: Хранители, Белое Братство, Защитники, Свидетели Апокалипсиса.

Хранители, самые жестокие, устраивали кровавые оргии, массовые жертвоприношения и ждали спасителей. Опухолями расползаясь и захватывая целые районы, эта мерзость уничтожалась с помощью ковровых бомбардировок. В открытом бою, с ними никто тягаться не хотел. Фанатики шли в бой обвязываясь взрывчаткой. Ничего не боялись и не знали что такое осторожность и самосохранение. Пытаться помочь попавшим туда людям, не представлялось возможным. Даже Серафина не могла вправить им мозги. Попав же в плен, Хранители или разными способами убивались, или несмотря ни на что молчали.

Белое Братство. Состоящее из одних лишь одарённых скопление людей, считало других одарённых предвестниками конца света. Работали осторожно, в ебенях строили церкви, вели ненавязчивую агитацию. Втихаря устраивали диверсии на опасных производствах и важных для страны заводах и предприятиях. Считались самыми опасными и непредсказуемыми.

Защитники. Простые жулики прикрывающиеся великими целями. Обманывали население, в основном на деньги и сваливали.

Свидетели Апокалипсиса. По мнению этих ребят, все мы уже умерли и находимся в аду. Чтобы выбраться, надо просто сесть и ничего не делать. Потом, когда человек умирал от голода, по их мнению он очищался и улетал в рай.

Самое смешное, что руководители этих обезьян, истощёнными не выглядели. Принятого под белы рученьки отца Павла, лидера засевшей в Красноярском крае секты, в легковушку затолкать не смогли. Везли в кузове, куда кое-как построив аппарель затолкали.

Объяснение простое. Батюшка, брал грехи прихожан на себя. От этого и жирел. То что он глядя на прихожан жрал как не в себя и жил с тремя женщинами сразу, миряне воспринимали как само собой разумеющееся.

Казнили отца Павла, путём заливания в глотку расплавленного свинца. Кое-как, но всё же добился.

Остальные, некоторые даже не имеющие названия секты, играли нам на руку. Говорили о мире, дружбе, взаимовыручке терпимости к невзгодам. Все, кроме Медвежат. Медвежата, в которую вступали в основном ветераны, не только полностью поддерживали власть, но и в случае засвета какого-либо проповедника, брали палки, нещадно колотили поехавшего и ему сочувствующих и сдавали НКВД.

Период расцвета сект, пришёлся на сорок седьмой, в пятьдесят первом, после массового расстрела Стражей и Белого братства всё стихло. Дальше…

Лазарев.

Сергей Андреевич Лазарев, получил звание академика. Мотался с нами по Союзу, исследовал, проектировал город в честь себя. Совершал открытия, как полезные так и не очень. Выращивал кристаллы, составлял каталоги взаимодействия арданиума с химическими элементами, писал диссертации о влиянии кристаллов на живые организмы. При помощи Лариски добился звания светило науки. Не просто так, за бомбы, а многое за что. Полупроводники, сверхпроводники, прототипы процессоров, лекарства. Проблема была в том, что все эти открытия сильно опережали своё время и с учётом только оправляющейся после войны страны, должного внимания не получали.

Да исследовались, да внедрялись. Но особого рвения проявить было банально некому. На что Лазарев нисколько не унывал и продолжая открывать изучал порталы в которых видел ключ к нашему процветанию.

Аномалии.

Аномалий было великое множество. Самых разных, от мутаций растений и животных, до совсем непонятной хрени не поддающейся здравому смыслу.

Большинство этого безобразия творилось на территории Европы и зависело от того сколько бомб было взорвано в том или ином месте. Где-то учёные находили новые виды берёзы, а где-то появлялись новые формы жизни. Так, например, на руинах одного небольшого города на берегу Балтийского моря, появилось государство разумных крыс.

Не таких как Лариска, да и государством их общество трудно назвать. Но тем не менее признаки разума они проявляли. У них была власть, разделение на касты, свой язык, письменность и календарь.

Или у нас, природа изменялась. Виды живых существ мутировали. То что обитало раньше, изменялось.

Внешне не менялись только люди. Хотя, со слов Ломакина, Маришки, Лазарева и Лариски. Люди в этом мире, давно уже не люди. Исследования только подтверждают это. На пятьдесят первый год, в мире ни одного человека, в привычном понимании, не осталось.

Арданиум.

Давая нам всё, арданиум отнимал самое ценное. Продлевая жизни, избавляя от болезней, наделяя суперсилами, арданиум препятствовал размножению. Зачать стало значительно сложнее. Рождались в основном девочки. Единственный плюс в этой истории, что детской смертности теперь не было. Люди, которые не люди, стали крепче и сами того не замечая, сильнее.

Для них, для практически всех, изменения проходили незаметно. Их как-будто бы не видели, а то что видели, воспринимали как должное. Но, из-за увеличивающейся разницы количества мужчин и женщин, руководство вдруг вспомнило о моих предложениях. Из-за поножовщины, когда две женщины запечатлились на одного бедолагу и следуя правилам не смогли договориться. В результате три трупа. И такое сплошь и рядом. Одни, после того как зепечатлятся начинают тихо жить вместе. Другие опираясь на правила и то что многожёнство это плохо, противятся и устраивают скандалы приводящие в основном к убийству или в лучшем случае мордобою.

Сейчас, уже написанный указ получает последние правки и готовиться быть озвученным. Вместе с этим, активно разгоняется моя история. Умные люди с красивыми голосами, намеренно устраивают дискуссии в студиях. По сценарию кричат друг на друга, ругаются, даже матерятся. Одни которые как-будто за нас, выставляют меня героем и говорят что на меня надо равняться. Перечисляют мои заслуги, подвиги моих жён и утверждают что большие семьи неплохо.

Другие, якобы оппоненты, на счёт подвигов и героизма согласны. Равняться на меня готовы, но большие семьи считают плохим.

Считают до тех пор, пока ведущий не даст слово какому-нибудь учёному. Который раскидав всё по полочкам, убедит всех и, возможно, самого себя в том, что это всё же хорошо.

Такие передачи население слушает открыв рты. Те кто запечатлился, знает нас или просто разделяет взгляды — согласны. Другие плюются. Но это до указа. Там, всё изменится.

Друзья, семья, знакомые.

В семье всё не особо гладко. Девушки хотят детей, хотят спокойной жизни. Но увы не могут от чего всем не до радости. Горе от такого, все топят в работе. Маришка возглавляет медиков. Белка с особой жестокостью уничтожает криминальные элементы. Фая и Рая покровительствуют гоблинам. Роза бездельничает. Серафина учит Маруську.

Осип/Ломакин таскается со мной. Пока Осип пытается наверстать упущенное и иногда воюет, Ломакин пишет диссертации и научные работы. Не с таким энтузиазмом как Лазарев, но тоже неплохо получается.

Горчаков и Морозова бегают за преступниками. Нестерова пропала с радаров. Сидор и Самуил изредка пишут, но где они непонятно. Зато Вася Савин и Ваня Никифоров здесь. Вася учится в Свердловске и приезжает строить Лазаревск. Ваня женился, вроде как без запечатления, а как он сам говорит по настоящей любви. Работает на стройке и о чудо, ненавидит меня.

После всех этих радиопередач, со мной не разговаривает. При встрече здоровается и ссылаясь на занятость быстро уходит.

Быстрицкий работает, поднимает страну. Наш начмед, Агаларян, возглавляет госпиталь в Свердловске. Остальные… Остальные кто где. И пусть так будет. Сейчас не до них, работы по-прежнему много. А ещё впереди ожидаются потрясения. Грандиозные, как я думаю.

Год спустя. Лазаревск. Ваня Никифоров.

Иду по улице, пинаю камушек, своим ростом, размером и выражением лица распугиваю прохожих. Думаю о жизни. И тут есть над чем поразмыслить.

В стране катастрофа. Мы ещё не оправились. Все кто воевал от каждого хлопка вздрагивают. У нас полно работы, выходной раз в две недели выпадает. А эти, мать их руководители, вместо того чтобы жизнь наладить, многожёнство вводят. Три месяца назад, Левитан чтоб ему поплохело по радио указы зачитывал. Так мол и так, Сталин и маршалы, приняли решение…

Тьфу! Это надо ещё узнать чего именно они приняли что на такое решились. Командира в пример приводят. Совсем спятили. Увижу этого командира, мимо пройду, не поздороваюсь.

А потому что заели уже. Бригадиры лекции читают. Женятся по несколько раз. Узаконили они отношения, видите ли. До этого по углам обжимались, а теперь ходят носы задрали. А руководство им за это паёк усиленный. Землю, доплаты, премии на свадьбы. Нам жрать нечего, а они как мухи женятся. Противно. И нас таких нормальных всё меньше и меньше. Но мы держимся. Пусть на нас косо смотрят, никаких вторых жён мы не возьмём. Мы…

Созерцая спешащую по делам троицу, парня и двух липнущих к нему девушек, сдвигаю на затылок кепку и плюю на тротуар. Закуриваю…

Выходной уничтожен. У жены он только через неделю, меня же с утра буквально растоптали. Вызвали на работу и пропесочили. Как мол и так, Ваня, как ты можешь от коллектива отбиваться? Все уже по второй жене взяли, а ты… Не по советски это. Иди говорят, подумай над своим поведением, запечатляйся и женись.

А как я потом жене своей в глаза смотреть буду? Что я моей Верочке скажу когда в дом кого-то приведу? Здравствуй Вера, это Люба она теперь с нами жить будет?

— Да чтоб вас всех! Совсем озверели!

— Сержант Никифоров! — слышится за спиной знакомый голос. — Почему ругаетесь?

— Вася… Савин.

— Он самый, единственный и неповторимый, — подходя тенет руку товарищ. — А ты чего бледный такой? Не на работе. Приболел?

— Да где там, не болею я, вообще. А злюсь… Несправедливо это. Неправильно.

— Конкретнее, — смотрит на меня Вася.

— Закон этот, о многожёнстве.

— Так, Ваня. За мной. В порядок тебя приводить буду. Вон, пивнуха. Пошли, по кружечке бахнем. Я угощаю.

Заходим, садимся. Вася притаскивает четыре кружки, садится и подперев руками голову смотрит в глаза.

— Чего?

— Рассказывай.

— Да что тут рассказывать. Бесит всё. На работе ругают, начальство грозится премии решить. Жениться заставляют.

— Так чего не женишься?

— Я что дурак?

— А я по твоему дурак, — хмурится Вася. — Быстрицкий дурак, Рокоссовский дурак. Командир по твоему вообще придурок получается.

— А по твоему нет?

— Ты командира не трожь, мы ему жизнью обязаны. Сколько раз он твою тушу из-под обстрела вытаскивал. Перечислить? Сколько раз они всех нас спасали? Забыл? Так я тебе напомню. Нет, я не буду перечислять. Я проще скажу. Если бы не они, нас бы не было. Ни тебя, ни меня, ни Ритки, никого. И Союза тоже. И вообще всего. А ты что сейчас несёшь? На командира озлобился, на семью его, на руководство. А они в отличии от тебя, как лучше делают.

— Кому лучше? Себе? Командиру хорошо…

— Совсем спятил, — шипит Савин. — Что с тобой стало? Ты же с ним в атаку ходил. Тебя Маришка, жена его по кусочкам собирала. Ты скотина, плакал и говорил что умирать не хочешь. А потом когда она тебя собрала, руки ей целовал. Забыл?! Или ты забыл как после того как командир тебя с поля боя вынес, у танка братом его называл. Лучше бы он тебя там оставил.

— Ты что говоришь…

— А ты? — звереет Савин. — Ты сам себя слышишь? Ты знаешь что в стране творится? Знаешь что женщины уже делёжку устроили? Знаешь что без этого указа не могли договориться и шли убивать? Знаешь что после указа всё это прекратилось?! Ты знаешь? Нет? Тогда рот закрой и слушай. Не было у них другого выхода. Не было! Я знаю, я в прокуратуре и вижу какой звездец они свои указом предотвратили. А ты… Нюни распустил. Сидишь как девка.

— За языком следи.

— Сам следи! Болван. Командир для нас победу зубами вырвал. Спас всех нас, весь Союз, а ты его грязью поливаешь. Слушай меня. Ещё раз, нечто подобное в адрес командира услышу, забуду через что мы прошли и зубы тебе выхлестну. А теперь начнём сначала. Женат говоришь? Ну и как?

— Обычно, без всяких ваших запечатлений.

— Уверен? — отпивая пиво щурится Савин. — Дай угадаю. Жена у тебя, самая красивая. Вы без слов друг друга понимаете. Не ругаетесь, поддерживаете друг друга. Смотришь на неё, не нарадуешься. Светится она и пахнет вкусно, ты её по запаху в толпе найти можешь. А когда тебе плохо, ты вспоминаешь её образ, запах и тебе жить снова хочется. Угадал?

— Д-да. А как…

— Это и есть запечатление. По себе знаю. И знаю, что если встретишь вторую и запечатлишься, отказаться от неё не сможешь. Я не смог и ты не сможешь.

— А моя Вера что скажет? Вася, я же…

— Ничего, — разводит руками Савин. — Она и ты, сейчас одно целое. Если ты запечатлишься, то и она тоже. А если выёбываться не станете, то вообще всё гладко пройдёт. Ты пиво пей. А красивый город получается. Улицы широченные, ровные как зеркало. Дома большие. Вот наша трёшка в Свердловске, меньше двушки здесь. Оно и понятно, у нас столько места. Какой смысл микрожильё строить?

— Тут просто детская сразу идёт, она за комнату не считается.

— Вон как, — допивая кружку и закуривая качает головой Вася. — Ты мне вот что скажи, Иван. До всего этого ты сам додумался или подсказал кто? Чего молчишь, красноармеец? Подсказали. Мозги запудрили, начесали. А ты повёлся. Эх, Ваня…

— Командиру не говори, отводя взгляд ворчу. — Не надо.

— Своей головой думай, — поднимая вторую кружку улыбается Савин. — А если не можешь, то к друзьям обращайся. У тебя мы есть. Мог мне позвонить, Ритке написать, Громову, Иванову, Быстрицкому, Горчакову, а ты слушаешь не пойми кого.

— Они как лучше хотели.

— Для кого, Ваня? Для тебя или для себя? Вот ты послушал, а они… Вот увидишь Вань, пока ты волосы на башке рвёшь, они сами по три раза женятся и потом на тебя как на дерьмо смотреть будут. Вот и думай. Ух хорошее пиво. Ладно, пойду я. Дела. Увидимся ещё. Ты кстати где живёшь?

— Быстрицкого тридцать два, квартира сорок шесть.

— Увидимся, друг, — хлопнув меня по плечу улыбается Вася и уходит.

Сижу, пью пиво. Думаю и не понимаю что со мной произошло. Как я мог отвернуться от них? От друзей. От тех с кем столько прошёл. Я же…

— Извините, — отвлекает меня тихий голос. — Вы как закончите, кружки пустые принесите.

— Да, конечно…

Оборачиваюсь, вижу маленькое и худенькое чудо в синем переднике. Куколка… Глаза большие, серые. Фарфоровая кожа… Волосы светлые, вьющиеся… Она светится.

Икнув резко отворачиваюсь, поднимаю кружку и пью.

— Хи-хи, — подходит ближе девушка.

Забирает у меня пустую кружку из которой я пытался пить. Подаёт полную и смеясь похожим на перезвон колокольчиков смехом уходит за прилавок.

Стараясь не оглядываться, вдыхаю кружащий голову запах. Давлюсь, кашляя хватаю кружки, бегу к прилавку с целью поскорее сбежать. Но как будто прилипаю к полу. А эта ведьма… Вздохнув она берёт платочек, подходит и вытирает мне лицо. Отходит…

— Ваш друг всё оплатил. Вам ещё?

Не выдержав убегаю. Не оглядываясь бегу по улице, прячусь за угол.

Нет, это бред. Этого не может быть. Это… Это… Неужели? И что теперь делать? А как? Ой-ёй-ёй…

Глава 28

Несколько лет спустя. Где-то в лесу недалеко от Лазаревска. Влад.

Одна тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Время развития, потрясающих научных открытий, грандиозных строек, восстановления. Многие города уже отстроены или почти восстановлены. Многие, те которые отстраивать смысла нет, стали памятниками и рядом с ними выросли новые. Например красавец Лазаревск.

Это время расцвета прогресса и пока ещё скромных космических путешествий на орбиту земли. Время борьбы за выживание, наконец-то единства и первого после войны демографического взрыва.

Как бы трудно не было, мы выкарабкались. Ценой невероятных усилий мы смогли. Правда цена… По подсчётам, стасорокамиллионный СССР в войне потерял восемьдесят миллионов. Ещё сто миллионов, по всему миру уничтожили фашисты. Без нашего участия, до взрывов арданиумных бомб.

Конечно, мы уничтожили больше. И нам за это нет оправдания. Но был ли у нас выбор? И есть ли он сейчас? Увы нет. Война всё ещё продолжается. И будет продолжаться. Даже если на Земле останется один только СССР, война не закончится. Никогда… Что печально. Но сейчас, посмотрев на эту войну трезвым, не затуманенным проклятием взглядом, я лучше понимаю почему проиграл.

Причин падения Тёмной Империи на самом деле множество. Моя казалось бы идеальная система прогнила и даже без войны рухнула бы. Светлые, всего лишь ускорили этот процесс. Они выждали и нанесли удар не по сверхдержаве, а по загибающемуся, утопающему в коррупции, предательстве, высокомерии и вседозволенности трещащему по швам государству.

Рыба гниёт с головы. И головой этой был я. Здесь этого не будет, я приложу все усилия, но не допущу повторения. Я уничтожу всех врагов, пусть даже самым безжалостным образом. Я сотру в порошок заокеанских друзей и всех им сочувствующих. А надо будет, я уберу с карты целые континенты. Скоро, как только посерьёзнее восстановимся и разовьёмся, я пойду на запад. И горе тому кто встанет у меня на пути. Я Тёмный Император, пора оправдывать свой титул. Хватит злобы, скоро я перейду к насилию. Я…

— Серёга! — кричит Эларис. — Давай!

— Даю, — кивает Лазарев.

Вытягивает руки, на ладонях выращивает кристаллы. Заставляет их взлететь и увеличиться. Кристаллы, пять штук, быстро разрастаются, светятся, между ними вспыхивают разряды. Кристаллы вращаясь формируют кольцо. Кольцо вращается, пространство в центре как поверхность воды идёт рябью, прогибается и рвётся открывая нам вид на тёмную улицу хорошо знакомого мне города.

— Портал открыт, — улыбается Лазарев. — Влад, можно идти. Это тот мир откуда ты пришёл. Ты…

— Мой дом здесь, не бойся не останусь. Товарищ Сталин, не передумал идти?

— Нет, — поправив шинель кивает Иосиф. — Идём.

— Серафина?

— Я тебя одного не отпущу. Лариса. Вперёд.

Ещё один разведвыход в другой мир. Лазарев и Эларис будут ждать здесь. Лариска идёт с нами, она если что-то пойдёт не так откроет портал и вернёт нас назад. Сталин прётся посмотреть на будущее, хочет увидеть его своими глазами.

Его конечно убеждали что это опасно, но со мной, Серафиной и Лариской, ему боятся нечего. Я боец ближнего боя, силовик. Сейчас, меня даже пули из стрелкового оружия не берут. Серафина не сильно, но прокачалась. Тем не менее она в разы сильнее всех нас вместе взятых. Лариска в полной мере освоила способности Лазарева.

Да и Сталин… Конечно, о своих способностях он не распространяется, но он далеко не простой человек. Серафина говорит что у него телекинез, физическая сила и возможность к телепортации. А ещё у него за спиной всегда Тень.

Проходим в портал, Сера тут же накладывает иллюзию и маскирует его.

— Товарищи, — начинает Сталин. — А вам не кажется что нам надо было переодеться? Сталин, полуголая Серафина, Лариса с её хвостом и ушами. Ты, Влад, в форме советского офицера. Мы внимания не привлечём?

— Привлечём и много. Но нам этого и надо. Пошли, покажу как я тут жил.

Идём по тёмной подворотне, сворачиваем и попадаем на освещённую вывесками и фонарями улицу.

Тут же попадаемся на глаза представителям местной молодёжи. Которые бросают пиво и топают к нам.

— Вы откуда такие? — разглядывая нас спрашивает пьяный парень лет пятнадцати.

— С косплей вечеринки. Пошли пройтись, немного заблудились, — улыбаясь киваю.

— Сталин прям как настоящий, — часто кивает один из них. — А ты сына его изображаешь? А девушки из какого аниме? А костюмы сами шили?

— Конечно, — улыбается Серафина. — У нас тематика на фэнтези. А тут вот с парнями встретились.

— Крутяк, — синхронно выдыхают парни.

Серафина смотрит на них, парни мотают головами и делая вид что нас нет, уходят по своим делам.

— Почему они пьяные? — спрашивает Сталин. — Им по сколько? По шестнадцать?

— Старшему четырнадцать, — улыбается Серафина. — А пьяные… Ну…

— Куда их родители смотрят.

— Иосиф, это другой мир. Другие порядки. В отличии от нашего, здесь свобода, равенство, толерантность. Здесь родители ничего не запрещают. Вообще ничего, даже если чадо будучи мальчиком, решит что оно девочка. А дети, они не спрашивают. Разницу между тут и там видишь?

— Вижу, — ворчит Сталин. — Безобразие. Зачем мы здесь?

— Хочу показать зачем именно меня так тянет в будущее. Пошли, если не ошибаюсь ломбард где-то рядом.

Находим ломбард, сдаю несколько слитков прихваченного червлёного золота. Серафина внушает владельцу что нас обманывать не стоит. В итоге, уложив в карманы несколько пухлых пачек денег, идём дальше, в магазин электроники. Там покупаю несколько ноутов, телефоны. Серафина копирует знания консультанта и передаёт их Сталину и Лариске. Дальше, уходим в ближайший ресторан, садимся за столик.

Сталин внимательно смотрит по сторонам. Оценивает контингент и судя по выражению лица приходит в ужас.

За стойкой шумят и вот-вот перейдут к мордобою. Кричат, матерятся. Рядом с нами, раздражая Сталина сидят непойми кто. Определить половую принадлежность получилось только у Серафины. Волосы длинные, макияж, ногти накрашены. Одеты в хрен пойми что, украшены цепями.

— Что, не по себе? — глядя на Сталина спрашиваю.

— Не то слово. А ты…

— Теперь ты понимаешь что я хочу остановить?

— Да… — вздыхает Сталин. — Понимаю. Но неужели…

— Всё хуже чем кажется, — взмахом руки подозвав одного из посетителей и взяв у него телефон кивает Серафина. — Вот, смотри.

— Что это за ужас! — округляет глаза Сталин.

— Гей парад в Берлине. Смотри сколько уродов. Обрати внимание на полицию, она их охраняет.

— Там же дети… — морщится Сталин. — Они же это видят!

— Набирай, — киваю ему. — Уроки полового воспитания в Европе. — Только не матерись.

От увиденного, усы Иосифа встают дыбом. Целый час читая статьи и смотря ролики он бледнеет, шипит от злости. Тихо матерится… В итоге откладывает телефон и трёт пальцами глаза.

— Влад как это называется?

— Свобода, равенство, толерантность, — перечисляю и развожу руками. — Или, что более правильно — деградация. Здесь мужик на мужике легко может жениться. На кошке, собаке, дереве, пылесосе. Здесь паре педерастов органы опеки с радостью ребёнка на усыновление отдадут. Догадываешься что из него вырастет при таких родителях? Это во всём мире, и скоро будет здесь. Так что…

— Я понял… — выдыхает Сталин. — Официант! Двести грамм водки.

— Тут и литра мало будет, — круглыми глазами глядя в телефон шепчет Лариска. — Дедушка, что делать будем?

— Работать. Что мы ещё сделаем? Работать на благо родины и народа. Институт семьи мы перекроили, получилось удачно. Почти все довольно, почти всех всё устраивает. Сейчас же нам надо сделать так, чтобы у советского человека было всё и самое лучшее. Но начать стоит с воспитания.

— Ваша водка, — улыбаясь ставит стакан и тарелку с закуской официантка. — Иосиф Виссарионович, закуска за счёт заведения. Приятного вечера.

— Спасибо…

— Хе-хе, — развожу руками. — Видишь?

— Влад, вот сейчас вообще не смешно. Тут у нас катастрофа назревает…

— А мы её остановим. Не будет никакой катастрофы. Мы прибыли сюда исключительно за этим. Чтобы ты увидел. Теперь нам надо действовать. С удвоенным рвением. Понимаешь? Я не хочу чтобы мои сыновья в один прекрасный момент привели знакомиться своих парней. Ты тоже, я вижу. Поэтому…

— Действуй, — махнув стакан кивает Сталин. — Фу… Что за гадость? Это водка?

— Не пошло? Может смузи хочешь попробовать? Или ликёрчика?

— Да ну тебя! Тут такое, а он издевается. Пошли. Работать надо.

— Сейчас, рассчитаюсь.

Помогло. Несколько минут и вождь в шоке. Конечно, он и так это знал, но теперь когда увидел своими глазами… Теперь процесс пойдёт быстрее.

После возвращения, отбываем в Свердловск, где в кабинете сразу же начинается работа. Слушая Тень, меня и Серафину Сталин один за другим строчит приказы.

Первым идёт строжайший запрет даже упоминания суровой мужской любви. Статья за мужеложество ужесточается и в особо запущенных случаях будет караться смертной казнью.

Дополняется семейный и социальный кодексы. Уголовный… С одной стороны вождь вводит драконовские законы за нарушение которых смертная казнь. С другой, для обычных людей которые спокойно живут, работают и ничего не нарушают гайки не то что ослабляют, их практически полностью откручивают.

Работает это по следующему принципу. Живёшь, работаешь, никуда не лезешь, у тебя будет всё. Если пошёл на преступление… Земля тебе пухом. Особое внимание уделяется кумовству и блату, за такое теперь спрашивать будут. По полной. Также спрос повышается с руководящего состава, который в основном и ворует. Если обычному работяге за кражу, на первый раз дадут по рукам, поставят на вид и возьмут под особый контроль. То начальник или бригадир, за такое же преступление поедет валить лес. Взяточничество — смерть, убийство — смерть или пожизненное, изнасилование — смерть, воровство… Если в крупных масштабах то виселица. Если не в особых — то человек поедет в места не столь отдалённые отрабатывать. И работать будет пока не возместит украденное плюс штраф. То есть в некоторых случаях работать он уедет навсегда.

Следующие указы формируют такие структуры как КГБ и ГРУ. КГБ будет заниматься Берия. ГРУ — возьмёт на себя Быстрицкий. Но оба будут подчиняться Сталину. НКВД превращается в МВД.

Ну и вишенкой на торте, я наконец-то получаю свободу действий и могу начинать взаимодействие с другими мирами. То есть тащить оттуда всё что можно, за золото или, что совсем хорошо бесплатно. Для этого я могу использовать всё что захочу, когда захочу и как захочу.

Серафина получает особое задание. Мотаться со мной, собирать знания, искать учёных и тащить всё это сюда. Знаниями делиться с нашими учёными, чем повышать уже их знания. Учёным внушать что у нас лучше и им надо работать именно с нами.

Закончив писать приказы, Сталин откидывает ручку, берёт трубку и внимательно смотрит на меня. Подпирает руками голову…

— Что не так?

— Тебе не кажется что мы перегибаем?

— Не кажется, — встав опираюсь руками на стол. — Не кажется, Иосиф. Ты видишь в наших действиях жестокость, я вижу железную руку которая сохранит и разовьёт государство. Мы уже сделали столько…

— Например, Владислав, например. Что мы сделали введя многожёнство?

— Убили проституцию. На корню срезали. Мы навернули целый сектор теневого предприятия. Её нет. И не будет. Любой мужик запечатлённый на трёх-пятерых своих жён даже не посмотрит в сторону ночных бабочек. Да, сходит в стриптиз-бар, да поглядит. Но на на этом всё. В том мире, проституция настоящее зло. Не потому что женщины торгуют своим телом, нет, это меньшее из зол. Вся проблема в том, что на этом пытаются заработать. Девушек похищают, продают, перепродают, ломают, подсаживают на наркотики, заставляют работать. Выхода тут два. Узаконивать или бороться. Бороться бессмысленно, пока это приносит деньги, никому не победить. Узаконивать мерзко. Представь публичные дома на улицах Свердловска. Вот и не представляю. Запечатлением и указом мы победили. Далее. Вернёмся к запечатлению. Да, не всё гладко, не всё правильно, но это работает. И даёт нам плюсы. Запечатление навсегда и между идеально подходящими друг другу людьми. Оно не возникает между близкими родственниками и это плюс. Оно не возникает между мужчинами, никогда. Любой кто захочет познать запретное, смело отправится под статью. Плохо? Мы остановили гражданскую войну среди женского населения, искры которой уже разгорались. Вспомни тот значимый случай. Три трупа из-за того что женщины одного бедолагу поделить не смогли. Поножовщина. То что женщина, с ножом в голове, будучи уже мёртвой искромсала кухонным топориком объект вожделения и конкурентку ни о чём тебе не говорит? А есть и другие, более сильные. Представь что с ума сойдёт огненная? Или водяная? Представил? Ну и как?

— Страшно…

— Это хорошо. Отсутствие страха есть признак слабоумия. И это, на будущее. Я знаю, твоя Тень меня слышит. Но всё же скажи ей что со мной хватит играть и устраивать дурацкие проверки. Задолбало уже.

— Догадался? Молодец. Тень передаёт тебе привет и просит простить. Работай, Владислав. Извини за глупые шутки.

— Проехали. Ну, пойду начинать. Хе-хе…

****

Начинаем на следующий же день. Снова открываем временный портал и уходим через него. Не в тот мир из которого я пришёл, там пока делать не делать, а уже в другие. Ищем Россию образца девяностых, семь раз попадаем в один и тот же вроде бы ничем не примечательный, обратив на это внимание, в совпадения никто не верит, запоминаем координаты мира и несколько попыток спустя, всё-таки находим подходящий. Выходим недалеко от Екатеринбурга. С Серафиной проводим разведку на местности и узнав что на дворе тысяча девятьсот девяносто седьмой, и по стечению обстоятельств этот мир через четыре года сгорит в огне астероидного удара влекущего за собой апокалипсис планетарного масштаба, начинаем действовать.

Первым делом строим постоянный стабильный портал. Притаскиваем Осипа который создаёт у портала подземные склады, хранилища и дороги ко всему этому. А уже потом, Серафина и вызванная на помощь Морозова начинают творить. Городская администрация, силовые структуры, военные части и криминалитет берутся под полный контроль. Город готовится, собираются местные деньги, почти мгновенно вырастает сеть агентов и расползается по всей стране. С помощью внушения и воздействия на разумы скупается, приватизируется и воруется всё что можно. По всей странеприобретаются ещё живые заводы, фабрики, производственные комплексы. В промышленных масштабах скупается и разворовывается техника и электроника. Военная техника, оружие и самое главное, человеческие ресурсы.

Всё это свозится в Екатеринбург, а оттуда через портал к нам. Колонны грузовиков, автобусов с людьми и через год целые ж/д составы проходят через порталы, разгружаются и отправляются обратно за новым грузом. Целые НИИ, заводы и воинские части весь следующий год уходят через портал.

Когда сеть агентов расползается по всей Европе. Караваны украденного приобретают поистине умопомрачительные размеры. Екатеринбург превращается в перевалочную базу. Товары, ресурсы, техника, специалисты, всё это непрерывным потоком убывает в наш мир.

Особую гордость доставляют угнанные ракетные комплексы. Ракеты, в том числе баллистические и межконтинентальные. Новые танки Т-80 в количествах все до каких дотянемся и вся военная техника включая прототипы. Авиация, умудряемся стянуть даже атомные подводные лодки, корабли и несколько авианосцев. В порталы уходят ледоколы, рыболовецкие суда, гражданские самолёты. Потрошится золотой запас этой версии России, стран Европы и в меньшей степени даже Америки.

От такого размаха, у Иосифа Виссарионовича шевелятся усы. Он даже требует помочь несчастным собратьям из другого мира. На что получает ответ, что всех не спасём не успеем. А так делаем то что можем. Выбираем достойных, спасаем. А технику и ресурсы не воруем, а тоже спасаем. В этом мире скоро армагеддон, оно тут уже не надо, а нам пригодится.

На это Сталин машет рукой и говорит чтобы я делал как знаю. Что я и делаю. Но… Я не всемогущий.

Ещё за два года, уже перед самым концом света, эвакуируем семьи с детьми и детей. Тут совесть начинает кусаться, поэтому отбираем не так жёстко. В мире же паника. Народ наконец-то поверил астрономам, от чего началась вакханалия. Такая, что пришлось сворачивать лавочку, спешно вывозить последнее и последних и уничтожать порталы. Ну и приступать к подсчёту добычи, которая даже по самым скромным прикидкам колоссальна и подсчёту поддаётся плохо. Одних только людей, вывезли под пятьдесят миллионов. А техники от зерноуборочных комбайнов до новейших вертолётов, электроники и оружия получилось столько…

Но это не конец, у меня есть порталы. Я продолжу искать и собирать. Пусть не в таком масштабе, но продолжу. Теперь мне надо посетить мир будущего, хотя бы не особо далёкого и узнать почему нас аж целых семь раз притягивало в тот вроде бы обычный мир.

Глава 29

Новый мир… Открывая порталы занимаемся поисками этого нового мира. Но попадаем в тот же в который попадали. Правда не семь раз как тогда, а теперь двадцать семь.

Лазарев плюётся, Эларис психует и не может понять почему так. Серафина и Маруська стоят и задумчиво смотрят то на порталы, то на меня.

— Я ща психану! — искрясь фиолетовыми разрядами рычит Лазарев. — Ещё раз!

На ладонях его вырастают кристаллы. Отлетают, искрясь крутятся, формируют кольцо. Кольцо вращается, пространство внутри выгибается, рвётся…

— Тот же самый мир, — посмотрев в портал светящимися глазами заключает Серафина. — В двадцать восьмой раз. Вам это странным не кажется?

— Ещё как кажется, — закрывая портал ворчит Серёга. — Четыре года назад, я мог бы всё списать на свою неопытность. Но сейчас, когда я работаю по координатам, знаю как и что делать и намеренно пытаюсь открыть проход в другой мир…

— Это знак! — поднимает руку Маруська. Машинально облизывает лапку и трёт ей щёчку: — Мур-р-р… Это определённо знак.

— Какой? — садясь на землю устало спрашивает Эларис.

— Пока не знаю, — приглаживая волосы жмурится Маруська. — Но сами смотрите. Дядя Серёжа работает на арданиуме. Открывает порталы с помощью кристаллов. А лучше всего он открывает порталы от одного месторождения арданиума до другого. Вывод: там есть арбаниум. Необычный, а тот который на месте взрыва образуется. Вот нас туда и притягивает.

— Или там мощный источник магии, — машет рукой Эларис. — Короче там то, что сильно сбивает нам навигацию.

— Но магии там нет, — хмурится Серафина. — Исследуем?

— Позже. Нам всё же нужно попасть в две тысячи двадцатые годы. Там технологии. Работать будем по другому. Явимся, выгребем то что надо, нахватаем спецов и валим. Потом повторяем набеги. В другую страну. Серёга, открывай. Эларис, хорош отдыхать. Работаем.

Интересно, что же там такое? Ладно, пока не до этого. У нас тут план, надёжный как швейцарские часы. Идём я, Серафина, Маруська, Морозова, Лазарев и Лариска. Как выйдем на цель, скомуниздим то что нам надо и переправим сюда. Эларис работает якорем. Лариска и Лазарев будут не просто открывать порталы, а переносить сюда целые куски мира. Что очень энергозатратно, сложно, но как всем кажется эффективно. Пока не до долгой работы. Хочу быстрее, потому как скоро… Что именно скоро пока не знаю, но почему-то… Почему-то мне кажется, что я не успею.

Пока думаю, Лазарев открывает ещё один портал, Серафина наконец-то заявляет что мы на месте, после чего все убываем туда. Туда, это что неудивительно в Екатеринбург. На дворе две тысячи двадцать третий. Отличия… Их не много.

— Ну, начинаем, — хлопаю в ладоши. — Давайте!

Даём. И первой жертвой становится магазин электроники. Двухэтажное заваленное компьютерами здание, вспыхивает фиолетовым и исчезает. Через два дня, рядом с Екатеринбургом исчезает колонна танков идущая на учения. Через неделю с карты Тайваня исчезают все заводы по производству процессоров вместе с персоналом и оборудованием. Далее по нарастающей. Заводы: Мерседес, Рено, БМВ, Тесла, Джон Дир — испаряются. Ещё через месяц, Форт Нокс оставляя после себя воронку уходит. Потом американцы теряют один из флотов. Интел, АМД, Сони, Филипс, Самсунг, исчезают вместе с сотрудниками, а потом исчезают и их склады. Потом снова Америка, там загадочным образом исчезают танки и самолёты. Израиль и Великобритания не засчитываются всех своих самых новых танков. По всему миру пропадают учёные. Потом…

Потом: Серёга, Лариска и Эларис шлют меня на хер и говорят что больше не смогут открывать в этот мир порталы. Потому как они задолбались. Открывать и переносить огромные здания, куски городов и военные базы им всё труднее и труднее. Они выдохлись, им нужен отдых.

А мне по всеобщему мнению надо успокоиться и дать нашим учёным разобраться вот с этим. В противном случае они обещают задушить меня, а потом пустить в переплавку. Но, при этом все хотят исследовать тот мир, куда нас так тянет.

Спорить не решаюсь. Ребята молодцы, хорошо поработали. А отдохнуть и правда не помешает. Возьму семью, увезу на море. На месяц.

Неделю спустя. В пятидесяти километрах от Лазаревска. Ночь. Лес.

Молодой человек, с виду лет двадцати, стоит на холме и сжимая в руке амулет смотрит на то как длинные, тощие существа, таскают тела в кучу. Там они разрывают тела ещё живых людей, ждут когда из них в специальные поддоны вытечет кровь и утаскивают части тел к каменной кладке. Где такие же существа, составляют друг на друга камни, ржавые швеллера, куски арматуры и трубы. Всё это перекладывается частями тел. Ещё одна группа существ, мешает глину с человеческой кровью. Полученный раствор относится к строению и намазывается на стены.

— Ох, эта церковь, — взъерошив рыжие волосы улыбается человек. — Она прекрасна. Сестра Антония?

— Рано радуешься, — кривится худая беловолосая женщина. — Церковь только начало. До того момента, когда я смогу отомстить этим тварям за Селестию, пройдут годы.

— Но начало положено, — улыбается рыжий.

— Начало конца, — криво улыбается Антония. — Нам нужна жертва. Большая. Скоро твои уроды закончат? Ладно, они мне не мешают. Пошли…

Кивнув, Антония суёт руку в карман, извлекает клубок фиолетовых щупалец и держит на ладони.

— Это что?

— Ключ к нашей победе, — скалится Антония. — Величайшее творение Аненербе. Такое никому не повторить. Над его созданием трудились лучшие умы Третьего Рейха. У наших врагов уйдут десятилетия, но даже тогда они не смогут повторить это. Неважно.

Взлетев над землёй, Антония плывёт к церкви. Залетает в незавершённое здание. Встаёт на колени, прямо на пропитанную кровью землю. Усилием воли делает углубление и бросает туда клубок щупалец. Упав на землю клубок начинает жалобно пищать. Пытается выбраться, мерцает. Антония поднимается и взглядом вжимает его в землю. Несмотря на попытки сбежать и противный писк, клубок обнажая кристалл арданиума выпрямляет щупальца и запускает их в землю. Успокаивается и мерцая закапывается.

— Семя брошено, — кивает Антония. — В нужном месте, в нужное время. Теперь дело за тобой. Как минимум двести человек, должны сдохнуть здесь, пропитать землю своей кровью и отдать свои тела этому семени. Приноси жертвы порциями, по двадцать максимум пятьдесят особей. Если попадутся старые-выбрасывай. Нужны молодые самки. В город не суйся, найдут раньше времени. Приведём своих. Верующие прибудут завтра. И всё это только здесь. Под церковью.

— Здесь был… — сглатывает рыжий.

— Да, когда-то здесь был Идельштайн. Лагерь смерти где мы уничтожали отбросы и добывали «Первопричину.» Мы были близки к победе. Мы… Эти твари отняли у нас всё. Но пусть не радуются. Мы рассчитаемся. Потом, через годы, все они пожалеют что отняли у меня Селестию и уничтожили всё то что мне было дорого. Моя месть свершится.

— Вы меня пугаете… Сестра Антония…

— Боишься? Правильно делаешь. Я опасна и беспощадна. Теперь слушай внимательно. В ближайшее

время с целью стянуть на себя внимание, в городе сработает Белое Братство. Пока враги суетятся устрой ритуал. Как только последние жертвы будут принесены, а все службы проведены, уходи подальше и жди. Здесь всё само разовьётся, а ты замаскируйся среди местных и наблюдай. Пока всё тихо и есть время, мы начнём строить здесь подземный бункер. Начнём. Потом когда придёт время, я свяжусь с тобой. Надо будет слить информацию и показать этим отбросам что здесь происходит. Они сами зевершат начатое. Сделают всё за нас. Действуй.

— Я всё сделаю…

— Сделаешь, — шагает к нему Антония и глядя в глаза жутко скалится. — Иначе… Ты будешь умолять меня о смерти. Пошёл!

Глядя в след убегающему рыжему, Антония обводит строение взглядом, усмехается и растекается чёрным дымом. Существа, продолжают рвать тела, собирать кровь и строить здание.

Неделю спустя. Лазаревск. Лаборатория. Сергей Андреевич Лазарев.

— Что это? — глядя на плавающую в стеклянном баке странную медузу спрашивает Ломакин.

— Я не знаю, — качая головой развожу руками.

— Что значит вы не знаете? — смотрит на меня Ломакин. — Коллега, так не бывает. Вы позвали меня посмотреть на открытие, а теперь говорите что не знаете?

— Я действительно не знаю. Поэтому и позвал вас, профессор. Давайте вместе посмотрим на медузу, я расскажу вам что заметил, а вы… Кхем… Раньше, вот это было обычным кристаллом. Я разработал такие для записи информации. Я изменил структуру, усилил… Кристалл на это повёл себя необычно, вырастил щупальца и теперь изображает из себя медузу. Плавает… Но это просто кристалл и щупальца внизу. Ничего живого в нём нет.

— Про Владислава и его жён ты говорил также, — наклоняясь к аквариуму ворчит Ломакин. — Что он вообще делает?

— Просто плавает, — садясь в кресло развожу руками. — Беспорядочно. Иногда просто висит на одном месте без движений. Несколько минут или десятков минут. Но это тоже невозможно, арданиум тяжелее воды. А тут…

Пододвигаю к себе тарелку, беру бутерброд, откусываю…

— Сколько он у тебя так плавает?

— Трое суток. А что?

Ломакин подбегает, отбирает у меня бутерброд, вытаскивает из него колбасу и бросает в воду. Висящая неподвижно медуза, сразу же приходит в движение. Подплывает к ломтику и обволакивает его своими щупальцами. Тут же начинает растворять и поглощать. Как только управляется с ломтиком, подплывает к стеклу и зависает.

Ломакин прижимает к стеклу палец, медуза протягивает щупальце и прижимает со своей стороны.

— Просто кристалл, говорите? — усмехается Ломакин. — Мне так не кажется. Тут на лицо признаки разума. Давайте кое-что проверим.

Проверка начинается с игры в нравится не нравится. Профессор приволакивает подборку газет и прижимая фотографии к стеклу наблюдает за реакцией. Медуза, что не удивительно, реагирует. От фотографий советских солдат, весело машет щупальцами. От фотографий немецких — забивается в угол аквариума. Мерцает фиолетовым видя фотографию Влада и становится чёрной от фотографии Гитлера. Но тут не только чернеет, но и бьётся в стекло, как будто пытаясь напасть.

— Интересно, — взяв лист бумаги и разрывая его на две половины ворчит профессор. На одной стороне пишет да, на другой нет, укладывает листки перед аквариумом, вздыхает и указывая на них пальцем говорит: — Вот это — да. Если ты согласен, если тебе нравится, укажи на это слово. А вот это — нет. Если ты против, или не согласен, подплывы к этому слову. Начнём. Итак, ты нас понимаешь?

— Да! — видя как медуза подплыват к правому листку кричу.

— Не шумите, коллега, — ворчит Ломакин. — Вы его пугаете. Продолжаем эксперимент. Дружок, мы тебе нравимся? Да! Очень хорошо, ты нам тоже. Ты боишься? Нет. Отлично. Ты знаешь кто ты? Нет… Неудивительно. Ты живой? Нет? Ты разумный? Тоже нет? Ты не хочешь общаться? Нет? Что такое?

— Профессор, тут что-то другое, — глядя на медузу говорю и немного подумав спрашиваю. — Ты мальчик? Нет. Понял, ты девочка. Да! Извини, пожалуйста просто сразу не определить. Ты не обижаешься? Нет! Продолжим общение? Да! Профессор, это чудо какое-то.

— Я уже заметил, — разрывая листки бормочет Ломакин. — Я уже заметил. Хорошая моя… Не так. Надо дать тебе имя. Раз ты у нас девочка.

— Света? — почему-то предлагаю. — А что? Ломакина Светлана Михайловна. Звучит…

Медуза зависает у слова да и размахивает щупальцами. Так её и записываем. Эксперимент продолжается. Первым делом, рассказываем ей алфавит, учим слоги, после переходим к словам. Светлана, она же медуза состоящая из кристалла и десяти коротких щупалец показывает потрясающие результаты. Отвечает, машет щупальцами, через час зависает, висит так минуту и выбирается из аквариума. Машет нам, подпрыгивает, явно пытается что-то сказать. Видя что мы не понимаем изображает вздох и щупальцем выводит на столе слово карандаш. Тут же получает изжёванный мной огрызок, располагается на листке и печатными корявыми буквами пишет.

— Не хочу в воду там дышать сложно, — зачитывает Ломакин. — Ох, извини. А ты… Я трое суток слушала разговоры Ларисы и Сергея Лазарева. Я умная. Хм…

— Зачем ты? — спрашиваю и тут же зачитываю ответ. — Запоминать. Обрабатывать информацию. Ты создал меня такой. Вот так…

— Есть хочу. Сладкого, — зачитывает следующую строчку Ломакин. — Сейчас. Серёжа, я в буфет. Светланку не трогай.

— Да я и не собирался. Сами разбирайтесь. Я кажется здесь лишний. Чего ты там пишешь? Создатель. Умный. Папа добрый. Это Михал Андреич? Глупый вопрос. А ты… Я арданиум. Ты арданиум. Все арданиум. Читаю мысли. Вот как? Как Серафина. Кхем… Что с тобой дальше делать?

Медуза ползая по листу бумаги, теперь уже красивым почерком выводит целую поэму. Отползает в сторону. Двигает листик мне.

— Я буду полезной. Я запоминаю и храню информацию. Я вижу даже когда не вижу. Слышу мысли. Я — компьютер. Могу помогать. Хочу есть и спать. Пока тяжело. Маленькая ещё. Буду расти.

Существо, явно ожидая ответа, убирает назад щупальца. Перед глазами появляется образ маленькой лет шести девочки, которая шаркая ножкой стоит и смотрит на меня светящимися синими глазами.

— Ой, не смотри так. Ладно, ты полезная, с этим не поспоришь. Но…

— Хочу учиться, — звучит в голове писклявый как у Маришки голос.

В лабораторию врывается Ломакин. Судорожно открывает шоколадку укладывает её перед медузой, подлетает ко мне и хватает за шиворот.

— Что?

— Серёжа, бежим. Взрыв на заводе. Много пострадавших. Там дети. Скорее!

— Ё-моё! Бежим.

— Деточка, — наклоняется к медузе профессор. — Сиди здесь. Мы скоро вернёмся. Серёжа. Быстрее!

Два часа спустя. Лазаревск. Влад.

Отпуск прерывает известие о том что рванул завод расположенный на территории НИИ. За нами через портал прибыл Эларис и прямо с пляжа перенёс в Лазаревск, к заводу. Где вовсю кипела работа. Бригады пожарных, боролись с огнём и вытаскивали из здания людей. Врачи принимали их, одним оказывали помощь, других увозили в больницы

— Что же здесь случилось? Серафина, Маруся, ищите следы. Маришка, помогай раненым. Роза, Белка… Осмотритесь сверху. О, Горчаков. Денис, что за хрень здесь творится?

— Похоже теракт, — вытирая платком покрытую сажей лысину бормочет Горчаков. — По свидетельствам выживших в восточном крыле произошла серия взрывов. Фасовочные и упаковочные цеха уничтожены. Две лаборатории из шести разрушенны.

— Так там же больше нет нихрена. Персонала минимум…

— Персонала минимум, — перебивает меня Горчаков. — С этим не спорю. Цеха и лаборатории особой ценности не представляют. Но цель… Боюсь что уничтожить хотели не завод, а…

— Кого?

— Наших детей, — глядя мне в глаза бледнеет Горчаков. — Сегодня, именно в этом крыле, четыре класса находились на экскурсии. Два шестых, два пятых.

— Погибших много? — осознавая весь ужас ситуации спрашиваю.

— К счастью нет. Дети хоть и ранены, но относительно легко. Учительница пятого «А» сильнее всех пострадала. Закрыла детей от взрыва. Её нашпиговало осколками арданиума. Перебило позвоночник, посекло ноги. Она на руках ползла, детей выводила. Без неё сгорели бы… Влад, когда я эти сволочей найду, я с них сто шкур спущу. Я закон нарушу, но за это я их уничтожу. Влад…

— Работаем.

Маришка уходит помогать раненым. Горчаков гоняет своих. Однако всё там же и заканчивается. Маруська и Серафина притаскивают четверых. Двоих рабочих, милиционера и обычного гражданского.

— Ну и что за черти?

— Агенты Белого Братства, — кивает Серафина. — Решили уничтожить выродков. Твари…

Четвёрка, пребывающая явно не в себе, резко встают на колени, закладывают руки за головы и поднимают головы.

— Кто главный? — выращивая на пальцах когти спрашиваю. — Говорите!

— Они не скажут, — качает головой Серафина. — Они из разных ячеек. Друг друга до сегодняшнего дня не знали. Кто главный им не известно. Всё просто. Водитель получил инструкции, милиционер помог проникнуть на территорию. Рабочие установили бомбы. После взрывов побежали в точку сбору. Они сами не знают что ожидало их.

— Что вами движет? — подходя к пленным спрашиваю. — За что сражаетесь?

— За идею, — с ненавистью глядя на меня говорит первый. — Вы уродуете наш народ, извращаете. Вы превратили людей в чудовищ. Развратили их вводом указа о многожёнстве. Теперь вы плодите выродков.

— Фашист…

— Вы хуже! Мы хотя бы люди. А вы, твари…

— Горчаков, — подзываю к себе Дениса. — Этих мразей под арест. Их семьи, друзей, знакомых, всех в КГБ и допросить с пристрастием. А вы… За такое, я объявляю вам войну. Жалеть не буду. Хотел убить наших детей, скоро вы будете смотреть как я убиваю ваших.

Лица террористов вытягиваются. Все они наконец-то осознают во что вляпались и начинают кричать.

— Вам это не поможет, — улыбаясь киваю. — Не кричите так. И к жалости моей не взывайте. По отношению к вам, её у меня нет. Аха-ха-ха! За работу.

Глава 30

Следующий день. Лазаревск. Больница. Отделение реанимации. Влад.

— Странная история получается, — ворчит Маришка. — Совсем непонятная.

— Любимая, можно больше конкретики?

— Да сколько угодно, Владик. Только… Вот смотри. Пациент. Кошка Татьяна Ивановна. Двадцать два года. Учительница. Никаких отклонений в плане здоровья. Способности — сирена. Внушает голосом. Многие учителя так могут. Не суть… Так вот. Никаких особенных мутаций не было. А сейчас есть. То есть совсем недавно начали появляться.

— Это как?

— А вот так, — разводит руками Маришка. — Осколки превратили спинной мозг и позвоночник Татьяны в кашу. Два пробили левое лёгкое, один разделил на пополам левую почку. Шестьдесят восемь застряли в рёбрах, мышцах спины, ягодицах, бёдрах. Она должна была умереть, такие раны несовместимы с жизнью, даже для современных людей. Да она от болевого шока могла погибнуть. Но это не всё… Два осколка попали в голову. Пока что, пока она выводила детей, осколки срослись с ней, так же как у Лазарева. Но эффект другой. Она не сможет управлять арданиумом. Она вообще ничего нового не сможет.

— Она хотя бы жить сможет?

— Да, повреждения я устранила, позвоночник восстановила, спинной мозг, тут сложнее. Её спинной мозг это смесь нейронов и арданиумных нитей, которые неизвестно как и почему вдруг выросли. Как будто арданиум решил помочь, а потом взял и заменил собой отсутствующее, усилил имеющееся и… Подвижность вернётся. Но… Осколки превратились в нити срослись с нервами, те что попали в голову разрослись и слились с головным мозгом. Удалить их даже я не смогу. Это невозможно, они теперь часть её. И тут… Начнём с её глаз. Радужки, они содержат столько арданиума, что на десятерых хватит. Что это даёт не ясно. Кроме того что глаза в произвольном порядке меняют цвет, никаких эффектов это не производит. А вот те что в позвоночнике… Они неизвестным нам образом вырабатывают странное излучение. Из-за них, этих нитей, девушка создаёт вокруг себя энергетическое поле. Отталкивающее. Находится рядом с ней невозможно. Люди, приближающиеся ближе чем на пять сантиметров сознание теряют. Те кто посильнее с криками убегают, потом рассказывают что им вдруг стало очень страшно. А прикосновение… Оно вызывает отвращение. Я не могу понять зачем и как это получилось. У меня нет объяснений. Никакой логики я не вижу.

— У всего есть предназначение, — вещает Серафина. — Ничего просто так не происходит. У всего есть какой-то смысл.

— Это понятно, — почесав нос вздыхает Маришка. — Но не будем о сложных материях, я в этом не сильно. Что дальше? Девушке двадцать два. Она молодая, красивая. Как она будет жить? К ней же не то что прикоснуться, к ней подойти невозможно. Даже мне сложно, а я совсем не человек.

— Я помогу, — кивает Серафина. — Всё будет хорошо. Я о ней позабочусь.

Снова что-то знает, но по глазам вижу — не скажет. Ладно… Она у нас самая умная, ей виднее.

— Ну так и что делаем?

— Исследуем, — разводит руками Маришка. — Больше нечего. Но случай всё же интересный. Пока она здесь я займусь ей. О результатах доложу.

Оставив Маришку, переносимся в лабораторию Лазарева. Где безумные учёные хватают меня и уводят к столу. Представляют комок щупальцев Светланкой. Знакомят нас… Комок щупалец размером с теннисный мяч, машет мне отростками, берёт карандаш и пишет.

По мнению Светланки, я являюсь её братом, потому как Ломакин её отец. Она предлагает дружить, говорит что в будущем поможет и поскольку я её старший брат, клянчит шоколадку. Что почему-то слишком легко получается.

Наверное потому, что существо хоть и странное, но милое. А ещё ей симпатизируют Серафина и Маруська. Серафина пророчит ей большое будущее и просит меня не мешать.

Какое будущее может быть у маленького обросшего щупальцами кристаллика узнать даже не пытаюсь. Не хочу сойти с ума ещё сильнее. Мне работать надо. У меня дела. Мне скоро в Америку надо. Нести демократам, настоящую демократию. А чтобы дошло, понесу я её в виде текста написанного на арданиумных бомбах. Так легче усвоить. Как сказал кто-то из великих — добрым словом и пистолетом, можно добиться большего чем одним только словом. В моём случае вместо пистолета, будут бомбы.

****

Уже на следующий день, в работу уходим с головой. Первым делом: КГБ, ГРУ и МВД переворачивают Лазаревск вверх дном. Трясут всех и таки находят аж полторы сотни агентов Белого Братства. Находят везде. В силовых структурах, на руководящих должностях, на самых обычных местах, везде. Эти твари проникли везде и всюду.

Всех найденных допрашивают, сотрудники обладающие способностями Серафины или же чтецы вытряхивают из них всё что можно. После чего начинаются аресты. К полутора сотням добавляются ещё триста человек. Все они получают высшую меру.

Такие же рейды проходят во всех городах Союза. И тут масштаб поражает. Везде, в каждом городе, селе, посёлке, находятся от нескольких десятков, до тысячи агентов. Многие из них сами не знают куда и зачем вступили. Другие понимают и уже успели натворить дел. В общей сложности, трёхмесячные рейды, результатом своим повергают в шок. Почти сто тысяч агентов, тех кто помогал, тех кто просто знал и все они получают высшую меру.

Церемониться с ними никто не собирается. Потому что пока их выцепляли, уроды смогли совершить нечто ужасное. Такое, что люди выходили на улицы, устраивали митинги и требовали казнить уродов. И было за что…

После теракта в Лазаревске, когда уродов начали прижимать, они… Первым рванул детский сад в Свердловске. За ним химзавод в Ленинграде. В Москве на воздух влетел специализированный детский дом и две школы. Чудовищное событие случилось в Максимовске, таком же как и Лазаревск новом городе. Там сразу три детских сада взлетели.

Население союза начало звереть. Нескольких уродов, дабы успокоить взбесившийся народ пришлось отдать на растерзание толпе. Остальных, с трудом, но сохранили.

На допросах все они говорили что убивают не детей, а выродков. Чудовищ рождённых другими чудовищами. Убеждали что хотят как лучше, что мы не понимаем.

Мы на самом деле не понимали почему сверхлюди, считают себе подобных монстрами. Следов вмешательства, внушения или хоть какого-то вторжения в их разумы чтецы так и не нашли. После суда и освящения всего этого в прессе и по телевидению. Всех их вывозят на полигон, оставляют и запускают часовой механизм арданиумной бомбы. Через час, почти сто тысяч человек превращаются в пар. Население ликует и поддерживает столь радикальный способ наказания. Мы же понимаем что это не конец и спустя годы численность Белого Братства восстановится. Снова начнутся взрывы, теракты, диверсии. Как это остановить, не знает даже Серафина. На все мои вопросы она говорит что надо бороться. На этом всё.

Некоторое время спустя. Лазаревск. Серафина.

Пролетев над городом замечаю цель, телепортируюсь на лестничную клетку четвёртого этажа, морщась от убойного запаха перегара встаю у приоткрытой двери. Снимаю капюшон, захожу в квартиру. На кухне нахожу едва живое спящее на полу тело. Пол завален пустыми бутылками, объедками, окурками и мусором.

— Нда, — качаю головой. — Здравствуй.

— Вон пошла, — пытаясь поднять голову с трудом ворочает языком тело.

— Как грубо.

— А ты не лезь. У меня всё хорошо. А не уйдёшь, я подойду и схвачу тебя за руку. Посмотрим как ты будешь…

— Протрезвей! — ударив по столу кулаком кричу.

Девушка вздрагивает, поднимает голову и смотрит на меня огромными жёлтого цвета глазами.

— Вот так, — усилием воли пододвигая стул улыбаюсь. — Поговорим?

— Вы… — вскакивает девушка. — Я вас знаю. Вы…

— Преображенская Серафина Яровна, — присаживаясь и закидывая ногу на ногу киваюсь. — А ты у нас Кошка Татьяна Ивановна. Ну и, как дожила до такого?

— Муж бросил, — всхлипывает Кошка. — Ушёл… Даже на развод в суд не явился. А я…

— А что ты? Любишь его? Ты уверена? Жить без него не можешь?

— Мне больно!

— Ты не знаешь что такое боль! — пресекая начинающуюся истерику повышаю голос. — Не знаешь.

— Но я…

— Какие же вы все, странные. Так любите жалеть себя, думать что именно вам плохо как никому. А ты представь, что кому-то было хуже.

— Например вам, — язвит Кошка. — Вы, семья Константиновых, герои войны. Победители. О вас в учебниках пишут. А я…

— А я такой же была. Простой женщиной. До войны, на войне, в концлагере. И тогда когда с меня начальница лагеря кожу срезала, я тоже простой была. Обычной. И даже когда эта тварь вырвала из меня матку, а потом трясла ей перед моим лицом, я всё равно оставалась простой. И мои сёстры, и муж они до определённого момента тоже все простыми были. Просто… Маришку утопили, Владислава до смерти затыкали иглами, Белку забили током, Розу замучили в барокамере. Раиску и Фаинку заживо сожгли. Просто. А тут избавилась от какого-то вонючего козла и решила спиться. Руки покажи! Вены резала? Ну и дурында.

— Поцарапалась, — отводя взгляд и пряча руки под стол мямлит Кошка. — Извините. Может чаю?. Я…

— Сиди, чая у тебя всё равно нет. Можешь не стараться. Значит так, слушай меня. Жизнь твоя с уходом этого хмыря не закончилась, а только начинается.

— Да как начинается?! Я же пугаю всех! Меня боятся. Я…

— Ещё раз перебьёшь, выпорю на столе так, что месяц по стойке смирно стоять будешь. Поняла? Теперь рот закрой, смотри на меня и слушай. Всё что с нами происходит, это не случайности, несовпадения и не стечение обстоятельств. Если это чмо ушло от тебя, то значит так нужно было.

Взмахом руки телепортирую Кошку к зеркалу, встаю у неё за спиной и опускаю руки на её плечи.

— Посмотри на себя, Таня. Красавица, умница, добрая, а самое главное ты умеешь любить.

— Но я.

— Спи, — касаясь её затылка шепчу.

Телепортирую девушку обратно за стол, сажусь на стул и смотрю в её стеклянные глаза.

— Это гипноз, внушение. Извини за это, но по-другому с тобой никак. Сейчас ты спишь, когда проснёшься ты забудешь о том что я была у тебя. Забудешь о разговоре, но смысл сказанного останется с тобой навсегда. Ты лучшая, ты достойна большего. Сейчас тебе кажется что всё закончилось, но это не так. Сегодня ты вступаешь в новую жизнь. Пока трудную, но дальше… Дальше твоя жизнь станет другой. Пройдут годы и однажды ты встретишь того кого по-настоящему полюбишь. Ты отдашь ему всю себя и любовь твоя вернётся к тебе в троекратном размере. Встретишь ты его неожиданно, а когда встретишь сразу поймёшь что именно он твоё счастье. Будет много трудностей, горя, страха. Но в конце, тебя будет ждать настоящая награда. Живи. Понимаю, это сложно. Даже когда будет совсем невмоготу, когда ты пытаясь свести счёты с жизнью приставишь к виску пистолет, помни что счастье близко. Сейчас я положу на стол деньги, они твои, не спрашивай откуда они. Наведи чистоту в доме, приведи себя в порядок и живи. Тебя любят ученики, начальство ценит. Живи и жди. Я пойду, а ты как проснёшься забудешь обо мне. Но не о смысле нашего разговора. Таня, ты лучшая. А твой бывший… Он козёл и недостоин тебя. Не вспоминай о нём. Спи…

Телепортируюсь на крышу. Подхожу к краю и смотрю вниз.

— Разве это правильно? — сама себя спрашиваю. — Разве с людьми так можно? Нельзя… Но Кошка нужна мне. Она нужна для… Время почти вышло. Скоро всё закончится. Мне ещё многое надо сделать.

Телепорт в лабораторию. Становясь невидимой прохожу мимо Лазарева и Ломакина, подхожу к клубку щупалец и касаюсь его пальцами.

— На два года раньше, — улыбаясь киваю. — Ты поймёшь, потом.

Телепорт в другую лабораторию. Подхожу к сидящим за столом Ларисе и Машеньке. Опускаю руки им на головы.

— Вы опоздаете, на два часа. Ответы и помощь находятся в другом мире. В том куда нас так старательно притягивало. Когда нас не станет, отправляйтесь туда и ищите. Во всём слушайтесь Сталина, он знает что делать. Дочка, Лариса, не подведите. Вы наша последняя надежда. Меня здесь не было, мои слова которые покажутся вам вашими мыслями, откроются когда случится страшное.

Несколько прыжков и вот я стою в кабинете. Сталин не замечая моего присутствия пишет указы.

Закрываю глаза, глубоко вдыхаю…

— Покажись, — буквально командую. — Покажись, я знаю что ты можешь.

— Могу, — встаёт с пола сотканный из тьмы силуэт. — Но это сложно. Здравствуй, Серафина.

— Здравствуй, Тень. Итак, у меня всё готово…

— Как нехорошо получается, — заложив руки за спину бегает вперёд назад Тень. — Как же нехорошо. Серафина! Может быть я не вижу, такое бывает. Ты внимательно смотрела? Ты все варианты разобрала?

— Все… Увы, но рабочий только один.

— Эх, как же нехорошо. Может быть…

— Нет, — мотаю головой. — Ты не хуже меня знаешь, что вмешательство в эту линию приведёт к концу света.

— Ждём когда история достигнет ключевой точки. Но надеюсь что-нибудь изменится. А ты? Ты готова ждать? Готова спать тридцать лет?

— Готова. Но и ты…

— Обещаю тебе, — кивает Тень. Обещаю что всё будет в лучшем виде. Прогресс не остановится, а только разовьётся. Я буду направлять, советовать. Присмотрю за Ларисой и Машей. Но ты…

— Спать я не буду. Мой разум слишком сложен для этого. Пусть не напрямую, но я смогу влиять на побочные линии истории и судьбы других, до определённого момента не относящихся к этому делу людей. А ещё… Мне предстоит убрать с дороги Морозову и Горчакова. Они помешают.

— Согласна, кивает Тень. Но убирай аккуратно. Они наши друзья, я не хочу чтобы они пострадали. Сделай это красиво. Удачи.

— И тебе, Тень. Мы всё сваливаем на вас. Я пойду.

— Серафина, я буду скучать.

— Я тоже.

Собрав все силы, из Свердловска телепортируюсь в Лазаревск. Первым делом нахожу Горчакова, делаю ему установку. Перемещаюсь к Морозовой и делаю ей точно такую же. Нахожу Никифорова, вкладываю в его разум пока закрытый пакет информации. Точно такой же получает Савин.

Перемещаюсь на почту. Создаю в руках десять писем, с почти одинаковым содержанием, но разными адресами и закидываю их в почтовый ящик. Вздыхаю, концентрируюсь на Владе и перемещаюсь к нему.

Влад дома, лежит на диване и читает газету. Как будто чувствует. Обычно его не уложишь…

Подхожу к нему, забираю газету, ложусь рядом и обнимаю.

— Так, что случилось? — обнимая меня спрашивает Влад.

— Просто вспоминаю как мы в первый раз встретились. На помойке. Я умирая тянула к тебе руки, а ты неуклюже пытался меня успокоить. А потом…

— А теперь мы вместе. И этим всё сказано. Мы прошли концлагерь, войну, много бед. У нас впереди великое будущее. Свой дом где-нибудь в лесу на берегу озера, много детей, счастье. Всё это будет. Серафина?

— Да… Я знаю… Послушай, Влад… Я хочу сказать. Я люблю тебя… Да, ты знаешь. Но я люблю. Нет в мире таких величин чтобы даже приблизительно сравнить. Я…

— И я тебя, — ничего не подозревая улыбается Влад. — А что ты…

— А у меня дела. Я ненадолго. К вечеру вернусь. Обещаю что надену твою любимую безразмерную пижаму.

— Кхем… Ну тогда я жду. Не задерживайся.

Улыбаясь шагаю назад и перемещаюсь куда-то в горы. Ложусь на камни, сворачиваюсь, от отвращения к себе и безысходности начинаю выть. Вскакиваю, от злости крушу камни и обрушиваю несколько вершин. Сравниваю участок километр на километр с землёй. Падаю на щебень…

— Почему? Почему всё так? Зачем? Неужели люди просто не могут жить в мире? Зачем они всё время пытаются уничтожить себя? Зачем?

Ответа нет. Поэтому встаю и покачиваясь иду вперёд.

— Ну нет, — мотая головой криво улыбаюсь. — Ничего не закончится. Скоро, всё только начнётся. Да, я себя уже ненавижу. Да мне невероятно больно от того что я сама скоро сделаю. Но нет, я не остановлюсь. И надеяться что пока есть время появятся новые варианты будущего не перестану. Хоть и знаю что их не будет.

Глава 31

Некоторое время спустя. Лазаревск. Влад.

Только всё успокаивается после чисток, как гром среди ясного неба звучит новость о том, что у нас под боком, творятся странные дела.

Один из захваченных Белых Братьев, вычисленных совершенно случайно, под пытками колется и рассказывает что в месте где не так давно был Идельштайн происходят странные события. Если точнее, то там стоит церковь, проводятся кровавые ритуалы, приносятся жертвы каким-то мрачным богам.

Ситуация вызывает вопросы. Со слов захваченного, уже как минимум двести человек жестоким образом зарезаны в стенах церкви. Под землёй идёт строительство бункера. Жертвы, материалы и рабочие, прибывают по средствам передвижных порталов. Порталы описываются как сросшиеся в кольцо люди. Их в кольце два десятка, тела срослись, головы… Белый Хренобрат описывает порталы как нечто настолько жуткое, что потом спать страшно.

Так же он выдаёт руководство. Главная там худая женщина в странных церковных одеяниях. Зовут её Антония и она из Аненербе. С ней тощий рыжий немец, если судить по акценту. Остальные руководители люди из Лазаревска. Ну и, завтра, в полнолуние, в церкви намечается шабаш. Массовое жертвоприношение с оргией.

На разведку тут же отправляется Серафина. Возвращается через час и рассказывает что там на самом деле нечто ужасное и не поддающееся описанию. Со слов Серафины, этого места просто не существует. В её особенном зрении там нет ничего. В обычном же, церковь на самом деле стоит. Большая, собранная из камней, металлолома и человеческих тел. Имеются два входа в подземные катакомбы. Что там ещё, Серафина рассмотреть не смогла. Но, заметила чудовищные залежи арданиума под церковью. Засекла под землёй как минимум несколько десятков тысяч живых людей. Не в одном месте, они передвигаются

Что напоминает Серафине подземный город. И раскинулся этот город на несколько десятков километров во все стороны.

— Ну и что это может быть? — первым спрашивает Ломакин.

— Наверное, готовят крупную диверсию, — хмурится Морозова. — Несколько десятков тысяч людей. Если нападут на Лазаревск, последствия будут катастрофическими. Или…

— Они фанатики, — кривится Горчаков. — Они там и бомбы разрабатывать могут. Надо идти и зачищать это место.

— С войсками? — в один голос спрашивают Спичкины.

— С войсками нельзя. Можем засветиться, что будет тогда неизвестно. Пойдём только мы.

— Влад, подожди, — поднимает руки Серафина. — Это не всё. Это место, настолько странное, что… Это дыра в ткани мироздания.

— Шарахнем бомбой и все дела, — начинает злиться Белка.

— Нельзя, — мотает головой Серафина. — Там арданиума слишком много. Если вдруг сдетонирует как было в Берлине, то Лазаревск просто сдует. Да и потом, бить бабахой по неизученной аномалии, такое себе занятие. А там именно аномалия. Для начала надо понять с чем мы столкнулись.

— Ну так посмотри получше, — разводит руками Роза.

— Не выходит, — вздыхает Серафина. — Я вижу как через мутное стекло.

— Тогда остаётся разведка боем. Итак, со мной пойдут…

— С тобой пойдут все, — улыбается Маришка. — Коме Ларисы и Маруси.

— Точно, — подпрыгивает Лазарев. — Мелкие ещё. А я изучу арданиум, наверняка там навалом интересных образцов.

— Да, устроим вылазку, как в старые не совсем добрые времена размотаем там всех, — почему-то натянуто улыбается Преображенская. — Страшные были времена. Надо взять Горчакова и Морозову. Они помогут.

Что не так? Чего боится Серафина? Почему Лариска и Маруська не спорят? Что они не договаривают? Или… Да нет. Серафина просто не может скрывать опасности. Это… Это глупости. Да…

Идти решаем завтра ночью. Соберёмся, подъедем как можно ближе, потом телепортируется и уже на месте посмотрим что за хрень там происходит. Хотя… Чего я нервничаю? Нет в этом мире гадости, способной остановить семью Константиновых. Надо уран с собой взять. И всё же, что не так?

На следующий день, ближе к вечеру выезжаем. В десяти километрах останавливаемся, ждём когда стемнеет, готовимся и телепортируется в лес.

— Ой, — прижимая руки к голове стонет Морозова. — Как же… Больно. Что это за хрень? Я слышу голоса.

— Я тоже, — окружая Морозову щитом шепчет Серафина. — Осторожнее, не расходимся. Держимся вместе. За мной.

Место и правда странное. Вроде бы обычный лес, но такое ощущение что сами деревья наблюдают за нами. По земле стелиться туман и тишина. Ни звука. Даже ветер листвой не шелестит.

Начинается движение. Серафина и Ломакин впереди. Сера сканирует пространство, Ломакин прислушивается к вибрациям земли. С его слов, под нами много грунтовых вод. Он чувствует движение воды. Маришка, это подтверждает. Белка говорит что под нами люди. Немного, все движутся в одну сторону. Спичкины держась за руки молча вглядываются в темноту и заявляют что деревья теплее чем обычные. Но кроме этого, в лесу никаких тепловых следов. Нет ни крупной, ни мелкой живности.

Вопросы вызывает поведение Лазарева. Нервничают все, даже Горчаков, а Лазарев спокоен, что невозможно. Если вспомнить как он вёл себя в грибном лесу, то сейчас он демонстрирует железное спокойствие. И это настораживает. Наталкивает на нехорошие мысли. Мысли на которых я не могу сосредоточиться. Они путаются, ускользают. Меняются. И, как будто, пытаются успокоить? И я…

— За холмом, — останавливается Серафина.

— Многолюдно, — присев на корточки и приложив ладони к земле шепчет Ломакин. — Человек сто. Топчутся на месте. Большего сказать не могу, проклятый шум мешает.

— Какой шум?

— Так я же говорил. Движется что-то под землёй, шевелится. Молодой человек, вы что забыли?

— Я? — пытаясь вспомнить спрашиваю и таки да, вспоминаю как Ломакин говорил мне об этом. — Ну да. С шумом потом разберёмся. Там Луна поднимается. Надо спешить.

Там же. Взгляд со стороны.

Группа снова начинает движение. Идёт к холму, но вместо того чтобы идти по прямой наворачивает у подножия холма круги. Возвращается обратно, зигзами движется в совсем другую сторону. И так бы они и блуждали, не замечая того что ни на шаг не приближаются, но…

Гробовую тишину нарушает пронзительный женский крик. Влад ориентируясь на звук бежит вперёд и ведёт группу за собой. Останавливается у кустов, присаживается и морщась смотрит вперёд.

— Не успели, — видя как окровавленные детские тела скидывают в яму шепчет Влад. — Как так? Неужели мы так долго шли? Тут же всего сто метров? Как?

— Возможно искажение времени, — потирая виски стонет Серафина. — Или пространства. Я не знаю. Надо…

— Ждём, — кивает Влад. — Не дёргаемся.

Все садятся за кусты и наблюдают. У церкви, жуткого, безобразного и асимметричного здания, идёт движение. Жертв скидывают в яму. Люди, точнее нелюди, совещаются, заходят в здание. В окнах вспыхивает свет, начинает играть музыка. Из церкви доносятся жуткие песнопения и молитвы на неизвестном языке от которого Влад звереет, меняет облик и отрастив на пальцах когти убегает. Попытки остановить его ни к чему не приводят.

Влад добегает до церкви, вонзает в дверь когти и вырывает её. Отбрасывает в сторону и зарычав заходит внутрь.

— Так-так, — шагая между рядами скамеек кивает Влад. — Знакомые все лица. Врачи, рабочие, офицеры, члены горисполкома. Милиция, КГБ, солдаты. Восемьдесят рыл. И ты!

— Я, — кивает стоящая за кафедрой худая женщина в красных одеяниях. — Давно не виделись, Железный Влад. Убирайся отсюда и останешься в живых.

— Выгоняешь меня? Жаль. А я ведь хочу принять участие. И приму.

Схватив ближайшего сектанта, Влад отрывает ему голову. Создаёт в руках меч и начинает кромсать людей. Стреляет в них металлическими иглами из рук. Вырывает из стен ржавые швеллера и балки и ими давит собравшихся.

От такого, стоящая за кафедрой Антония бледнеет, пятится назад и прижимается спиной к стене.

— Сука, — разрывая последнего живого сектанта рычит Влад. — В прошлый раз ты сбежала. Сейчас я тебя выпотрошу. Иди сюда!

— Пощади, — падает на колени Антония. — Прошу тебя.

— Не-е-ет, — притягивая к себе металл и увеличивая меч рычит Влад. — Никогда!

Влад подходит, поднимает меч, выдыхает и опускает. В последний момент Антония откатывается в сторону и прыгает в окно.

— Стой, сука! — кричит Влад.

Бежит за ней, проламывает стену и с ужасом видит бойню. Его семья сошлась в бою с ордами самых немыслимых и ужасных чудовищ. Со всех сторон к церкви бегут сотни людей, монстров и знакомых Владу сборщиков.

— Где ты был? — сжигая наступающих разрядами спрашивает Белка. — Мы два часа тебя искали.

— А чего не зашли? — притягивая металл из стен церкви спрашивает Влад.

— Эта хрень пропала, — отвечает Белка.

На улице творится ужас. Жёны Влада, Осип, Морозова и Лазарев крушат врагов, но меньше их не становится.

— Серафина! — кричит Влад. — Вытаскивай нас. Здесь что-то не так.

Грохочет Выстрел. Влада разворачивает. Упав на землю он смотрит на отвалившуюся руку, пытается встать…

Жёны от такого звереют и удваивают усилия. Спичкины и Роза создают огромный огненный смерч который зигзагами уходит вперёд и превращает врагов в пепел. Маришка заливает низину у холма водой, Белка устраивает шквал молний чем убивает чудовищ. Осип создаёт провалы которые быстро схлопываются и давят врагов. Морозова замораживает монстров превращая их в ледяные статуи. Лазарев раскидывает взрывающиеся кристаллы, второй рукой безуспешно пытается открыть портал.

— Влад, — кричит Серафина. — Держись!

— Я… — зажимая обрубок руки встаёт Константинов. — Я…

Снова грохочет выстрел. Влад опускает голову, смотрит на огромную дыру в животе. Падает на колени и кашляет кровью.

Третий выстрел лишает его второй руки. Четвёртый отрывает ногу.

— Ловушка, — падая на землю выдыхает Влад. — Как…

Лёжа Влад с ужасом видит как его жёны теряют силы. Первыми гаснут Спичкины и падают. Следом за ними падает Роза. Белка прекращает искриться. Серафина выдохнув валится на спину. Осип со стоном садится на землю. Маришка становится прозрачной, теряет форму, падает и ползёт к Владу.

— Горчаков! — продолжая замораживать оставшихся врагов кричит Морозова. — Контейнер, дай Владу уран. Ему…

Договорить Морозова не успевает. Над холмом распыляя жёлтый газ взрываются гранаты, падают и вращаясь катятся.

От газа Морозова замирает валится на землю и вытягивается. Ещё сражающийся Лазарев, выдохнув опускает руки и пошатываясь пытается убежать. Но тут…

— Какое жалкое зрелище, — повалив Сергея и встав ему на грудь качает головой Антония.

— Тварь… Кха. — выплёвывая кровь хрипит Влад.

— Ага, — улыбается Антония. — Ещё какая. Но сейчас не об этом. Пока ты не сдох, а ты сдохнешь, я об этом позабочусь, я хочу поговорить. Или ты думаешь я не нашла способа убить Тёмного Духа? О, ты ошибаешься. Итак, Железный Влад…

— На хер иди, шлюха нацистская.

— Как грубо, — кривится Антония. — И за такое, мне бы стоило тебя убить. Но без прощальной речи, я тебя не отпущу. Ты, твои шлюхи и старый хрен мне не нужны. Вы никакой ценности не представляете. Вы попали в ловушку и скоро сдохнете. А вот ваш друг, Лазарев, он нам пригодится. Эй вы, проводите доктора.

— Нет! Серёга…

Двое мутантов поднимают Лазарева. Человек в маске вкалывает в его шею какую-то дрянь. Лазарева бросают в контейнер закрывают замки, опечатывают.

Из земли выбирается жуткое, состоящее из кровоточащей плоти существо. Представляет из себя множество сросшихся между собой людей. Оно истекая кровью и завывая множеством ртов ковыляет ближе. Останавливается и с треском растягивается в кольцо. Глаза на головах начинают светить, в кольце рвётся пространство, провал медленно расширяется. Прибежавшие солдаты поднимают контейнер и уносят к порталу. Люди и мутанты следуют за ними.

— Ну вот и всё, — улыбается Антония. — Лазарев у нас, скоро твоей поганой стране придёт конец. Над руинами союза поднимется Четвёртый Рейх! А ты… Наверняка ты задаёшься вопросом почему всё так.

— Я… Ненавижу…

— Я знаю, — вытащив из-под полы небольшой цилиндр и открывая его улыбается Антония.

Вытаскивает из контейнера небольшой кинжал жёлтого цвета. Смотрит на лезвие и проводит им по щеке Влада. Кожа в этих местах пузырится и обнажая плоть стекает.

— Больно? А знаешь почему? Это антипод арданиума. Годы работы, колоссальное количество ресурсов. Но в итоге… Этот материал, очень и очень нестабильный, дорогой и опасный. Но он… Как видишь он разрушает тебя. Его прикосновение уничтожает всё в чём есть арданиум. Белки, металлы, энергию. От него сдохнут не только люди, но и Тёмные Духи. И ты… О нет, сразу я не убью тебя. Я хочу чтобы ты страдал, как я когда ты убил Селестию. Кто же будет первой? Ну, скажи мне кого из них ты любишь сильнее?

— Сестра Антония, — подходит один из солдат. — Заканчивайте, пора уходить.

— Не смей отвлекать меня, ничтожество! — схватив солдата за шею и подняв над землёй рычит Антония. — Встань и жди.

Рыча от боли и стараясь не потерять сознание Влад притягивает контейнер с ураном, с трудом но открывает крышку…

— Не-не-не, — откинув контейнер в сторону мотает головой Антония. — Не надо. Так на чём мы остановились? Ах да, сейчас я перережу твоих шлюх. И начну с самой опасной, с Серафины. Хотя, её опасность по сравнению с силами моей зверушки. Ты только представь Влад. Существо которое я вырастила, в десятки раз превосходит по силам Серафину. Едва попав сюда вы под его влиянием резко отупели. Начнём…

Антония подходит к Серафини, хватает за волосы и тащит к Владу. Ставит на колени, рассматривая кинжал облизывается.

— Скажешь что-нибудь на прощание? Наверняка она тебя слышит.

— Скажу тебе… Ты… А-а-а-а-а!

Влад кричит. Его оторванная рука взлетает вверх и хватает Антонию за шею. С хрустом сжимается, когти входят в плоть. Антония пытаясь освободиться падает. Тут же подбегают двое солдат и утыкают стволы противотанковых винтовок ему в грудь.

Грохочут два выстрела, винтовки разрывая солдат взрываются. Влад выплёвывает кровь, закрывает глаза и сворачивается в позу эмбриона. Стены церкви взрываются, всё металлическое вылетает, облепляет жён Влада и Осипа и притягивает их. Контейнер с Лазаревым раскидывая солдат поворачивается и летит к Владу.

— Урод, — избавившись от взбесившейся конечности хрипит Антония. — Как?

Металл разжижается, обволакивает женщин и уносит их к Владу. Все они прижимаются к нему, металлические оболочки срастаются. Последним прилипает контейнер с Лазаревым.

Металл усиливая оболочку продолжает притягиваться. Антония встаёт на колени, пытается найти кинжал…

— Нет! — кричит она. — Нет! Я слишком долго к этому шла. Нет!

Мелькает тень, Антонию что-то сшибает и откидывает в сторону. Тут же с неба начинают падать кристаллы. Солдаты поворачиваются к порталу, поднимают оружие и расстреливают существо. Как только провал схлопывается, наводят оружие друг на друга и стреляют.

— Получи, сука! — полосуя когтями лицо Антонии шипит Маруська. — Нравится?

Вскочив, кошка урчит и ногой принимается втаптывать голову Антонии в землю. Отлетает, кувыркается в воздухе, падает на четвереньки и подняв хвост злобно урчит.

— Мой глаз, — проводя пальцами по растерзаному лицу шепчет Антония. — Ты… Отродье… Ты изуродовала меня. Да как ты…

Договорить Антония не успевает. Из кустов вылетает кристалл, попадает ей в грудь и откидывает. На Антонию тут же садится Лариска и прижимает ладони к её лицу. Раздаётся полный боли крик. Лариска отлетает и встаёт рядом с Маруськой.

— Что вы сделали? — встав и рассматривая покрытые морщинами руки спрашивает Антония. — Я…

— Теперь старуха, — шипит Лариска. — Ещё бы чуть чуть и я убила тебя. Твой арданиум изменился, но ты…

— Взять их! — трогая лицо кричит сгорбленная одноглазая старуха в которую превратилась Антони. — Уничтожить.

— Маруська!

Земля ходит ходуном. Вверх поднимаются огромные щупальца и пытаются прихлопнуть девушек.

— Лариска, спасай наших. Я уберу подальше Морозу с Горчаковым и добью эту тварь.

Маруська телепортирует парочку подальше в лес и рвётся в бой. Прыгает на Антонию и вступает с ней в рукопашную. Лариска создаёт вокруг себя рой бритвенно острых осколков и этим отгоняя вылезшие из земли щупальца прорывается вперёд. Но тут… Бесформенный кокон превращается в шипастую металлическую сферу. Церковь взрывается, всё металлическое летит к сфере, прилипает к поверхности и растекается по ней. Сфера растёт. Шипы искрятся и вдруг сфера обрастает кристаллами арданиума. Над кристаллами вспыхивает плёнка пси щита. Всё заволакивает толстым слоем воды. По воде пробегают электрические разряды, вверх взлетают камни и облепляют сферу. Металлические шипы удлиняются, искрятся. Сфера низко гудя поднимается в воздух. Вращается…

Щупальца пытавшиеся прихлопнуть Лариску атакуют сферу. Бьются о поверхность, разрывают себя о шипы, получают от них же чудовищные разряды. Сфера нагревается, начинает светиться зелёным светом…

Самое толстое щупальце не обращая внимания на шипы обвивает сферу и начинает бить её об землю. Гул нарастает, свечение становится ярче…

— Нет, папа, — с ужасом глядя на сферу шепчет Лариска.

Мгновенно обрастает кристаллами и улетает от страшного взрыва. Придя в себя Лариска выбирается из кристального кокона, от увиденного закрывает рот руками.

На месте боя не осталось ничего. Ни сферы, ни щупалец. Небольшой кратер, кусок дымящейся и вздрагивающей плоти на краю.

— Нет… Только не это… Папа! Маруська! Дедушка Влад!

— Их здесь нет, — прижимая к себе обугленную руку Влада появляется рядом Маруська. — Я их не чувствую.

— Что ты несёшь, кошка драная? Они не могли погибнуть!

— А я и не говорю что они погибли, крыса. Я говорю что здесь их нет. А где они? Если я даже маму не чувствую, то… Хм… С этим надо разобраться.

— А…

— Рот закрой, еда, — хмурится Маруська.

— Зубы выбью. Почему ты так со мной разговариваешь. Я…

— Паникёрша, истеричка, крыса трусливая, — садясь на землю мурлыкает Маруська. — Пока будешь такой, я буду относиться к тебе, как к еде. Вот вернётся Лариса Сергеевна, тогда нормально поговорю. А так…

— Тебе не кажется что сейчас не время? Маш, ну серьёзно.

— Уже лучше, — жмурится кошка. — Итак, Лариса, мы в дерьме. Нас поимели. Наши родители пропали.

— И что нам делать? — присаживается рядом с ней Лариса.

— Выбираться из дерьма, найти того кто нас поимел и искать родителей. Всё просто. Пошли. Надо этих бессознательных в больницу доставить. И руководству доложиться. Хвостом чую, не всё так просто как кажется. Идём…

Глава 32

Некоторое время спустя. Лазаревск. Лариска.

Ситуация совсем не радует. Родители пропали, совсем. Ни чтецы, ни психи, ни даже примчавшийся Мессинг ничего конкретного о их месте нахождения сказать не смогли. Также все они не смогли сказать что происходит в этом месте. Вроде бы под землёй живёт какая-то неподдающаяся описанию тварь, а вроде там нет никого. Одни смотрят и видят клубки щупалец, пульсирующих и проникающих в толщу земли. Другие видят людей идущих по коридорам.

Непонятно от слова нихрена. Ни нам, ни кому-то ещё. Однако все сходятся на том что это место страшное и его надо исследовать. Для этих целей бульдозеры ровняют местность экскаваторы копают котлованы, строй материал подвозится. Учёные уже оккупировали бункер и пытаются что-то изучить.

С Морозовой и Горчаковым вообще непонятно. В себя они пришли через несколько часов. Однако узнавать нас и друг друга перестали. Причём они всё помнили. Войну, победу, всё… Но нас, Влада, отца и всех остальных забыли. От такого Маша сунулась в их разумы и нашла там то, от чего мы обе несколько минут молча сидели. Огромный пласт информации, просто вырвали из их памяти. Слегка грубовато, но всё подчистую. Самое страшное здесь то, что сделала это Серафина, причём сделала давно. Она, как будто заложила в их разумы бомбы, которые в нужный момент сработали и, или уничтожили, что вряд ли, или вышибли всё что с нами свяно.

Высшее руководство КГБ, среагировало мгновенно. Горчаков был разжалован до полковника и переведён на разбор бумаг. Морозову наоборот повысили и отправили а Москву. На этом всё.

Попытка сунуться к ним и поговорить, привела к тому что пришли люди с большими звёздами на погонах и порекомендовали нам Горчакова и Морозову не трогать. Далее, в отдел КГБ были вызваны такие люди как Никифоров и Савин, сотрудники НИИ где работали отец и Ломакин и многие другие.

Делу о том что наши пропали огласку не дали. По официальной версии все они отбыли за границу. На месте Идельштайна произошла авария, разбился военный самолёт с опасными веществами. И всё, и тишина. Кроме того что столицу снова переносят в Москву — ничего.

Однако, с нами никто беседы не проводил. Нам ничего не запрещали и никаких указов не поступало. Правда что делать непонятно. Хотя тут не всё так просто. И я, и Маша, мы обе сходимся на мыслях что все ответы ждут нас в другом мире. В том куда нас столько раз притягивало. Более того, нас туда тянет. Но вместе с этим мы знаем что пока соваться туда рано. Другой вопрос откуда мы это знаем.

Следующим пунктом у нас идёт Светланка. Она же большой, теперь размером с футбольный мяч кристалл и раскинувшаяся по всей лаборатории сеть щупалец. Занимается Светланка тем, что учится. Смотрит телевизор, читает по восемь книг в день и достаёт всех вопросами потому как говорить научилась. Или просто стала?

Говорит же Светланка следующее… Всё будет хорошо, всё наладится, все мы будем в шоколаде. Когда именно она не уточняет и похоже что просто успокаивает. Но раз никто больше успокоить даже не пытается, слушаем её и киваем. Ну и ждём, чего-то. Чего именно сами не знаем, но по нашим ощущениям это что-то вот-вот случится.

Тысяча девятьсот семьдесят первый. Константинова Мария Владиславовна.

— Столько лет прошло, а никаких новостей, — стоя перед огромным кристаллом вздыхаю.

— Ну как никаких? — мерцает Светланка. — Посмотри вокруг. Всё изменилось. Ты получила докторскую степень. Лариса защитила кандидатскую. Я, главный компьютер Лазаревкого Техномагического института. А посмотри на нашу страну. Мы же на двадцать лет развитие опережаем. И это за три года.

— Да, но…

— Не волнуйся, подруга, — протянув щупальце и толкув меня в лоб ласково говорит Светланка.

— Да как мне не волноваться? Я смотрю на варианты будущего и вижу дьявольскую мешанину. Я просто не могу вычленить что-то нужное. Всё меняется, плывёт, искажается. Я даже не могу понять что будет завтра. Хаос…

— Хаос приводит к порядку. Одно вытекает из другого. Шторм стихнет, ты увидишь ясное небо. Только прошу тебя — успокойся. И подожди.

— Я три года это слышу. Все только и делают что просят меня: успокоиться, перестать нервничать, подождать. Мои родители пропали. А мы вместо того чтобы искать их…

— Мои тоже, представь себе. Я тоже беспокоюсь. И все остальные тоже. Но ты представь, если мы все начнём бегать и кричать, то что из этого получится? Ты вообще можешь представить меня носящейся по коридорам и размахивающей щупальцами?

— Ты в коридор не влезешь.

— Это ты меня толстой назвала? Ну спасибо, родственница. А ну иди сюда! Пороть тебя буду!

— Я пошутила, — отходя поднимаю руки. — Пошутила. Ты лучше скажи…

— Пять, — начинает отсчёт Светланка. — Четыре…

— Ты чо, взорваться хочешь?

— Три, два, один!

— Свет?

В коридоре слышится топот, едва не выбив дверь в помещение врывается бледная Лариска. Заикаясь указывает пальцами в коридор. Машет руками…

— Там! Там… Там он!

— Кто?

Деликатно постучав в косяк, в комнату входит Сталин. Улыбаясь обводит нас взглядом, проходит к столу…

— Здравствуйте, девушки.

— Здравствуйте Иосиф Виссарионович, — машет щупальцем Светланка. — Проходите, присаживайтесь. Чаю?

— Нет, спасибо. Я закурю, вы не против?

Сталин присаживается на стул, набивает трубку, взглядом закрывает дверь и поворачивает замок. Вздохнув смотрит на нас, достаёт из кармана свечу. Ставит на стол и поджигает фитиль.

— Времени будет немного, — кивает Сталин. — Слушайте внимательно. Света, будь добра, убавь свечение.

Света прекращает светиться. Щёлкает выключатель. Тень отбрасываемая Сталиным движется, выползает на середину комнаты и поднимается. Смотрит на нас белыми круглыми глазами и улыбается демонстрируя острые зубы.

— Всем привет, — машет рукой Тень.

— Тёмные Силы, — синхронно выдыхаем.

— Да, — заложив руки за спину начинает ходить вперёд назад Тень. — Вижу, уговоры и просьбы подождать на вас не действуют. Тогда, раз уж вам так не терпится и вы не только завалили нас письмами и задёргали звонками, но и умудрились задолбать всех остальных включая невозмутимого после войны Рокоссовского… Время пришло.

— Для чего?

— Для действия, девочки, для действия, — жутко скалясь выдаёт тень. — Сейчас, наступает особо важный период. Именно сейчас мы сможем сделать то, что в будущем повернёт историю в нужную нам сторону. Всё в ваших руках. Действуйте.

— Как?

— Вы знаете, — широко улыбается Тень. — Вы всё знаете.

— А вы? — подрывается Лариска. — Вы знаете где искать наших родителей?

— Всё в ваших руках, — проигнорировав вопрос улыбается Тень. — Всё, включая судьбу этого мира. Надеюсь на вас.

Кивнув, Тень исчезает и возвращается к Сталину. Иосиф Виссарионович задувает свечу, включает свет и мотая головой тянется к трубке. Затягивается, покачиваясь встаёт…

— Значит так, девушки. Вы трое, наша последняя надежда. Поэтому я наделяю вас особыми полномочиями. Лариса Сергеевна, сегодня к вам на помощь прилетит Эларис. Мария Владиславовна, вы назначаетесь руководителем проекта. Светлана Михайловна, вы координатор. Завтра жду действий, о результатах доложитесь Светлане Михайловне, она передаст. Всё, работайте.

Достав из кармана три комплекта удостоверений, Сталин укладывает их на край стола. Прощается и уходит.

— Я что-то не поняла, — морщит нос Лариса от чего становится похожей на крысу. — О чём это он?

— Не тупи, — подходя к столу беру документы и открываю. — Тут всё понятно. Ох ты… Мы теперь в ГРУ. Шестнадцатый отдел. Внешняя разведка. Элита элит… Да мы с такими корочками… Свет? А ты нам ничего рассказать не хочешь?

— Не-а. А что тебе не нравится?

— Ну например то, что тут удостоверение на твоё имя. Мне не нравится твоя фотография на которой ты не кристалл, а…

Щупальца идущие от кристалла сплетаются в клубок. Отделяются, ползут к столу и пока ползут принимают вид девушки. Молодой, миниатюрной беловолосой девушки с синими светящимися глазами и приятными чертами лица.

— Ну да, не очень получилась, — голосом Светланки говорит эта появившаяся девушка. — Фотограф идиот.

— Ты как внешность сменила, кикимора?

— Сами вы, кикиморы, — ворчит девушка. — А я Светик. Меня так папа называл. И вообще заткнитесь. Я между прочим ваша тётя.

— Чмотя! — кричит Лариска. — А ну рассказывай. Всё и немедленно.

— Потом. Сейчас у нас много дел. Идём?

— Куда?

— В другой мир, родителей искать. Чего так смотрите? Вас не просто так в тот мир притягивало. Там или ответы на все вопросы, или что-то очень важное. Сейчас встретим Элариса, он откроет нам портал и мы помчим за ответами. По пути хочу мороженого, булочки с кремом, пару шоколадок. О, чай. Обожаю чай. Мне чёрный индийский, шесть ложек сахара и три сгущёнки.

— Жопа вырастет, — ворчит Лариска. — В дверь пройти не сможешь.

— Так это хорошо, — не обижается Светик. — Мужа себе найду. А что? Я же девушка. Мне тоже хочется. Грудь у меня маленькая, буду компенсировать большой попой. Пошли.

Что творится в этом мире? Прав был папа когда говорил что с его появлением этот мир сошёл с ума.

Следующий день. Другой мир. Россия. Маруська.

Открыв портал, проходим через него и как обычно попадаем в лес. На этот раз внимательно прислушиваемся, и даже принюхиваемся. В нескольких километрах впереди засекаю людей. Небольшую группу, где-то человек десять. Почему-то понимаю что нам надо именно туда.

Проверяем снаряжение, на всякий случай накладываю на себя и Лариску иллюзию. Это там к нам все привыкли, здесь в антропоморфную чёрно-рыже-белую кошку с белыми волосами, и девушку с крысиными ушами и выступающими резцами и выстрелить могут. От испуга. Лес всё-таки, да и местные учитывая девяностые наверняка не самых добрых правил.

— Так что мы ищем? — спрашивает Лариска.

— Впереди арданиум, — кивает Светик. — Не много. Но он из нашего мира. Наверное причина в этом. Интересно как он сюда попал?

— Когда бомбы взрывали, — начинает умничать Лариска. — Тогда даже пространство рвалось. Может кусок и затянуло. Оттуда же всегда что-нибудь вываливалось. То панцирные рыбы, то динозавры. Грибной лес с гоблинами вывалился. Хотя это тут лишнее там по-другому было. Но может и туда что-то попало. А есть ещё блуждающие порталы, о которых мы так ничего и не узнали.

— Нас притянуло в другой мир, чтобы мы забрали отсюда арданиум? — не скрывая скепсиса спрашиваю. — А чести не слишком много? Нет, как-то не сходится. Как-то всё неправильно. Идём, на месте разберёмся.

Идти пешком никто не хочет. Светик подхватывает Лариску и не спеша летит. Следую их примеру, благо что могу. Взлетаю и ориентируясь на сигналы людей лечу.

Пролетев по лесу, маскирую всех иллюзией, прикинувшись кустами стоим и наблюдаем за происходящим.

Впереди стоят палатки. На костре гремит крышкой котелок. Вокруг костра молодые люди, парни и девушки передают друг другу вставленный в золотую оправу крупный тёмно-фиолетовый кристалл арданиума.

В эмофоне… Все рады что нашли столь необычное украшение. Но все они не знают что с ним делать. Минерал им незнаком, от чего версии сыпятся самые разные. От инопланетян, до древней цивилизации.

Однако ребятам повезло. Они раскопал курган, добыли много украшений в том числе и из золота. Множество наконечников для стрел и копий. Ножей, мечей, кинжалов доспехов и глиняной посуды.

Настроение у всех приподнятое. Ребята выпивают и мечтают как продадут всё это и разбогатеют. Среди всех выделяется одна. Черноволосая девушка в прямоугольных очках, фельдшер в команде. Её мечты отличаются. Она не хочет удариться во все тяжкие и сразу просадить все деньги в барах и клубах, а хочет устроиться на работу по специальности и слезть с шеи отца. У которого она сейчас вместе с младшей сестрой живёт.

Что меня в ней так привлекает? Чем она меня так зацепила? Я… Я не могу понять. Но кажется…

— У нас гости, — шепчет Светик. — Идут с севера. Вмешиваться не стоит. Тут что-то странное. Сидим не дёргаемся. Ждём.

— Светик, сюда крадутся бандиты. Они же их убьют.

— Доверьтесь, мне. Особенно ты, кошка. Я лучше знаю.

Знает она. А я не знаю. Попытки посмотреть варианты не работают. Перед глазами по-прежнему мешанина линий и образов. Но, Светик права. Мы здесь не просто так.

Сидим ждём, темнеет. Ребята уже порядочно набрались и поют песни. Некоторые парочки уходят в палатки. И тут… Шорох в кустах и сразу выстрелы. Сидящие у костра парни падают. Черноволосая с визгом вскакивает, бежит в лес. Падет. Парень помогает ей встать, суёт в руки кристалл, не успевает отдать и сжав в кулаке украшение загораживает девушку.

Троица на ходу добивая раненых подходит к парочке.

— Какая штучка, — закуривая говорит главный. — Сами отдадите или перед смертью помучаться желаете?

— Ленка беги! — кричит парень, шагает навстречу бандитам и получает несколько пуль.

Кристалл с какого-то фига взрывается как граната… Поляну освещает яркая вспышка. Парня разрывает на части. Девушка получает осколки в спину и судорожно вздыхая пытается уползти.

— Пора! — командует Светик встаёт и взглядом ломает бандитам шеи.

Перемещается к раненой, присаживается перед ней и осматривает.

— Не шевелись. Ты в безопасности. Тебя как зовут?

— Лена, — с трудом оставаясь в сознании шепчет девушка. — Лена Некрасова. А эти ушли… А что с ребятами. Я…

— Аптечку мне, — шипит Светик. — Так Лена. Сейчас я сделаю тебе укол, станет легче. Вы как сюда попали?

— Отец Олега рассказал про сокровища. Мы пошли… Нашли… А тут эти… А что… Ой!

Получив укол в шею, Лена закатывает глаза и затихает. Светик проводит над ней рукой, качает головой…

— Совсем всё плохо? — интересуется Лариска.

— Осколки арданиума в спине. Повреждения позвоночника. Внутренних органов. Всё как тогда у Кошки. Блин. Давайте её к порталу. Здесь ей помочь не смогут. Или умрёт или навсегда парализованной останется.

— Нахрена она нам? — возмущается Лариска. — Делать больше нечего, вот только разных девок в наш мир таскать.

— Лариса, — увидев наконец чёткую картину и упорядоченные варианты мотаю головой. — Язык прикуси. Светик, я понесу. А ты…

Светик закрывает глаза, прикладывает руку к голове Лены, хмурится. Выпрямляется и молча смотрит в одну точку синими ярко светящимися глазами. Икает…

— Алло, пап, привет, — голосом Лены говорит Светик. — Нет всё хорошо. Короче мы поссорились с Олегом. Он придурок. Я не поехала с ними. Нет, не домой. Пап, тут такое дело… Я работу нашла. Ага. В другой стране. Пап… Ну я же всегда мечтала. Я помогу вам. Буду звонить. Не часто но буду. Да, я буду передавать вам с Ольгой деньги. Обязательно. Всё пап, люблю тебя. Олю поцелуй. Пока…

— Ну вот это уже мерзко, — кривится Лариса. — Разве так можно? Вы, курицы, судьбой человека играете. Вы…

— Рот свой замолчи, — поднимая Лену в воздух выдыхаю. — Не знаешь, не вякай. Тут дело серьёзное.

— Ну так расскажите мне неразумной какое это дело.

— Лена, очень важный для нас человек, — начинает Светик. — Настолько важный, что она ключ ко всему. Возможно к судьбе нашего мира. Она свяжет наши миры, а в будущем поможет. Маша, слепи ей воспоминания. Всё тоже что и было, но без нас. Она придёт в себя в больнице, ей будет плохо. Врачи не смогут помочь. Потом мы придём и спасём её. Она с радостью примет наше приглашение и легко примет то что будет жить в другом мире. Сделаешь?

— Сделаю. А вообще, правильное решение. Здесь ей ничего хорошего не светит. А у нас…

— А что у нас? — продолжает возмущаться Лариса.

— Она выживет и будет счастлива, — улыбается Светик. — Лариса, я всё понимаю. Мне самой это не нравится, но тут по другому никак. Мы без неё не справимся, а здесь она или сопьётся, или погибнет.

— Причём очень страшной смертью, — добавляет Светик. — Пошли, доставим её в больницу, потом обратно. Надо будет лучше разобраться.

Разбираться тут не в чем. Всем кроме Лариски уже всё понятно. Линии выстроились, хаос мешанины из образов и вариантов превратился в порядок. Да, всё что нам нужно находится в этом мире. И теперь, когда понятно что именно делать, нам надо работать.

Глава 33

Некоторое время спустя. Лазаревск. Больница. Некрасова Елена.

Просыпаюсь в палате. Зевая сажусь, потягиваюсь. Понимая что всё не так спрыгиваю на пол и бегаю по палате. Подскочив к окну вижу улицу, ретро автомобили советской эпохи… Странных прохожих. А ещё на улице не осень, а весна. Как?

— Где я? Что за фокусы? Как такое может быть?

Скрипнув открывается дверь. В палату кто-то входит. Оборачиваюсь и от испуга запрыгиваю на подоконник. Передо мной человекоподобная чёрно-рыже-белая кошка. В белом халате, с папкой в руках. Рядом с ней весело улыбается девушка блондинка. С неестественно большими голубыми глазами круглыми покрытыми шерстью машинными ушами, длинным хвостом за спиной и большими передними резцами.

— Мур-р-р, — подтащив стул к кровати кивает кошка. Садится и хмурясь указывает рукой на койку.

Понимая что спорить с наверняка инопланетянами не стоит, осторожно спускаюсь на пол, подхожу, ложусь и укрываюсь одеялом. Круглыми глазами смотрю на странную парочку и вдруг понимаю что откуда-то знаю их. Да и опасности от них не чувствую. Странно… Но они, как будто…

— Ну, как самочувствие? — открыв папку приятным и очень знакомым голосом спрашивает кошка. — Что-нибудь беспокоит?

— Многое… А вы…

— Константинова Мария Владиславовна, — кивает кошка и указывает на вторую. — Лазарева Лариса Сергеевна.

— Простите, а мы знакомы?

— Да, мы нашли тебя в лесу. После нападения на вас. Доставили в больницу. Там, в твоём мире тебе помочь не смогли, поэтому мы забрали тебя сюда. Здесь прооперировали, привели в порядок. Ты должна помнить.

— Кажется… Кажется, да. Я помню. Вы были там. Спрашивали как меня зовут. Темнота… И снова вы, предложили и я согласилась. Да… Но вы выглядели по-другому. Как люди. Я помню.

— Отлично. Как мы выглядели совершенно неважно. Внешность мы менять умеем, это не сложно. Значит с этим разобрались. Теперь следующее и наверное самое главное. Слушай внимательно. Ты теперь здесь, с нами. Вернуться домой ты к сожалению не сможешь. На совсем не сможешь. Отпуска и выходные ты сможешь проводить дома с отцом и сестрой. Естественно не разглашая подлинной информации о нас, себе и этом мире. Здесь тебе предоставят место в институте. Будешь учиться. Потом государство подберёт тебе работу. Жильём и всем необходимым тебя обеспечат.

— А за что? — не понимая с чего такая щедрость спрашиваю.

— У нас Советский Союз, — разводит руками Лариса Сергеевна. — Для государства важен каждый. И ты теперь тоже. Да ты не бойся, у нас тебе понравится. Будешь учиться, работать. Родственникам поможешь.

— Спасибо… А позвонить домой можно? Чтобы не волновались.

— Так ты уже звонила. Не помнишь?

В голове всплывает воспоминание, как я в полубессознательном состоянии по телефону разговариваю с папой. Видимо из-за лекарств, всё как в тумане. А…

— Вот твои документы, — выкладывая из папки бумаги и корочки улыбается Мария Владиславовна. — На дом. У тебя теперь есть домик в пригороде. На учёбу, второй курс медицинского института. На пособие, государство будет платить тебе. Свидетельство о рождении, паспорт.

— А страховка?

— Страховок у нас нет, — улыбается Мария. — Медицина и образование бесплатные. На чём я остановилась? Паспорт. Подъёмные. Четыре тысячи. Понимаю, сумма покажется смешной, у вас там сейчас миллионы, но здесь это более чем прилично. За подъёмные вот тут надо расписаться. Ну и всё. Сейчас одевайся, вещи твои в шкафу, и выходи в коридор. Куратор ожидает тебя.

— Куратор? У меня будет куратор?

— Ну да, — отвечает Лариса. — Ты же здесь ничего не знаешь. Поэтому государство выделяет тебе куратора. Он проведёт твою социализацию. Всё покажет, всё объяснит. Не волнуйся, человек он хороший. Немного со странностями, но они у всех есть. Все мы не без греха. Мария Владиславовна например, за лазерной точкой бегает и голубей в парке ловит. Хи-хи… Одевайся и выходи.

— Эм…

— И да. Извини, но после нападения… Это трудно понять, но теперь ты особенная. Помнишь то украшение, фиолетовое? Так вот, оно взорвалось, осколки попали тебе в спину и повредили позвоночник. Вытащить их мы не смогли. Они спаслись с тобой. Ты теперь сильнее, не будешь стареть, болеть, но побочный эффект. К тебе будет сложно прикоснуться. Прикосновение к тебе вызовет страх.

— А как я тогда работать буду?

— Врачей все боятся, — улыбается Лариса. — Это не смертельно, потерпят. Если захочешь пообниматься, звони нам, мы почти не чувствуем. Всё, одевайся. И так три недели пролежала. А мы работать пойдём, наши телефоны я запишу, мобильник купишь себе по пути домой.

Девушки… Странные девушки, кивнув выходят. Пытаясь переварить информацию одеваюсь, собираю документы, зачем-то заправляю койку. Выхожу в коридор.

— Елена Николаевна, — сняв шляпу улыбается лысый мужчина в плаще. — Позвольте представиться. Горчаков Денис Матвеевич. Можно просто — товарищ полковник. Я ваш куратор. Наставник, нянька и лучший друг на несколько ближайших лет. Прошу за мной машина ждёт внизу. Устроим экскурсию по городу, пообедаем потом я отвезу вас домой. Не стесняйтесь, я не кусаюсь. Спрашивать не бойтесь.

— Спасибо.

На внешность не очень, выражение лица глуповатое, но дядька явно весёлый, доброжелательный и на позитиве. Но вопрос в другом. Почему меня всё это не пугает и не расстраивает? Я, непонятно каким образом, понимаю что сейчас дома. Мне… Уютно? Но разве так бывает? Очень интересно. Ладно, я просто жажду изучать другой мир.

Год спустя. Другой мир. Маруська.

Я, Лариса и Светик, сидим не где-нибудь, а в кремле. Сидим и ждём приглашения от президента Российской федерации или же от Говоркова Юрия Борисовича.

На эту личность выходили целый год. Лёгкими внушениями нужным людям, обманом, подкупами. Тактику подчинения всего и всех как мама делала решили не использовать. Уничтожение этому миру не грозит, воровать всё подряд Иосиф Виссарионович запретил. Да и мы здесь не за этим. Конечно, мы сами толком не знаем зачем, но все ответы здесь, я уверена.

Но этот мир… Этим миром правят деньги. И у кого их больше, тот и главный. И этот президент, в прошлом бандит и рэкетир, наворовав состояние в начале девяностых, позже подался в политику. Подался так удачно, что теперь со своей шайкой таких же как он отбросов, возглавляет государство. Он жаден, завистлив, труслив. Но при всём при этом голова у него работает. Не всё в карман, о населении всё же думает. И правопорядок поддерживает, и соседей межконтинентальными ракетами с ядерными боеголовками пугает. Но всё-таки, на роль главы государства он не подходит. Жадность и страх иногда побеждают. От чего бесследно пропадают лидеры оппозиционных партий, олигархи, криминальные авторитеты. Все, кто хоть как-то может навредить Говоркову.

С одной стороны радикальные методы не так уж и плохо.Папа часто к ним прибегал. Но тут они вызваны желанием набить карманы и не сдохнуть. Хотя такая жадность нам на руку. Поначалу к нам отнеслись с настороженностью, но узнав что мы будем платить золотом, резко изменили к нам отношение. Из условно опасных пришельцев, мы резко стали друзьями. А когда они узнали, что мы прибыли с целью скупать электронику, оружие и технологии, глаза всей этой банды уголовников буквально заблестели.

— Дамы, — выходит из кабинета телохранитель. — Господин президент ожидает вас.

Господин! Тьфу! Падаль. Сама бы эту гниль раздавила. А увидел бы его папа, сразу бы голову от тела отделил. Ненавижу…

Заходим в кабинет, здороваемся, проходим к накрытому столу, присаживаемся. И тут же переходим к делу. За золото нам готовы продать всё что угодно включая образцы нового секретного оружия. В продовольствии и электронике вопросов тоже нет. А вот за технологии, президент пытается забрать цену.

Но меня же не обманешь. Он всё продаст, даже учёных. Даже всё своё окружение. И нас, если ему заплатят больше.

— Дамы, — подняв рюмку улыбается Говорков. — Очень рад что мы начали сотрудничество.

— Взаимовыгодное, — строит ему глазки Светик.

— Это точно. А теперь давайте выпьем и обсудим детали. Что конкретно вас интересует?

— Компьютеры, — махнув стопочку и закусывая сыром хихикает Лариса. — Самые новые и чем больше тем лучше. Сотовые телефоны, планшеты.

— Хм… Зачем людям способным перемещаться между мирами наши компьютеры? Да ещё в таком количестве?

— Очень просто, господин президент. Между мирами, мы путешествуем с помощью магии. А нам нужно развивать технологию. Мы купим компьютеры, изучим, пристроим к делу. Нам польза, вам выгода.

И конечно, устаревшие компьютеры нам нахрен не упали. Но дело в том, что здесь другой мир и они немного отличаются от тех что мы украли. Поэтому, упускать такое нельзя. Пригодится.

— Тут я с вами согласен, дамы. Теперь…

— Теперь если позволите, поговорим про оружие. Самое лучшее, ваше. Много нам не надо. Стрелковое вооружение, тяжёлое. Например такое как миномёты «Тюльпан.»

— Так они же устарели?

— Так это же ещё лучше. Утилизировать не надо будет. А купим мы их по цене новых. Ну и так, по мелочи. Танки, несколько десятков. Вертолёты, Ка-50. Самолётики. Пару авиалайнеров. Кораблики. С радостью возьмём титан и вольфрам. Зерно, мясо, картофель, сахар. Это в любых количествах. Чай, кофе.

В глазах президента начинают мелькать цифры. На лицо выползает улыбка. Сдерживая гнев улыбаюсь ему, поднимаю рюмку и киваю.

— А что ещё?

— Горьковский автомобильный завод, — сверкнув глазами и явно используя внушение улыбается Светик. — Вам он уже не нужен, а нам пригодится. Будем производить крутые тачки.

— Хорошо, — кивает призединт. — Нам нравится. Теперь давайте выпьем и оформим сделки. Василий Геннадьевич, вы всё слышали?

Василий Геннадьевич Рыбаков, глава местного МИД. Урод каких свет не видывал. В прошлом олигарх, ныне честный политик. Худой как палка, взгляд злой. Что творится в мыслях… Подсчитывает прибыль, сука.

— Нет-нет, — мотаю головой. — Извините, но господин Рыбаков нам не подходит.

— Почему? — удивляется президент. — Он хороший специалист.

— Нисколько не сомневаюсь в компетенции господина Рыбакова. Но к сожалению… Понимаете, мы доверяем своим инстинктам. Так вот инстинкты говорят мне что господин Рыбаков не потянет. Извините, ничего личного. Но будет лучше, если дела с нами будет вести вон тот, светленький мужчина.

— Коля? Так он же… Хорошо, Мария Владиславовна. А что ещё говорят ваши инстинкты?

— Много чего, Юрий Борисович. Например они твердят что с вами можно иметь дело. Только благодаря моим инстинктам мы сейчас здесь, а не в Америке, Китае, Японии.

— Тогда им можно верить, — улыбается президент. — Коля, ты всё слышал. За работу. А мы пока пообщаемся.

Коля… Как и все здесь бандит. Но моральные качества не растерял. Воровать будет сильнее чем Рыбаков. Построит своё дело, на наворованное. И нафиг бы он мне такой нужен. Но, он ещё одна часть головоломки. Поэтому улыбаемся и машем. Делаем вид что очарованы радушием президента.

Некоторое время спустя. Лазаревск. Маруська.

— Цыпа — я дома! — заваливаясь в прихожую кричу.

Цыпа, с грохотом слетает по лестнице, увидев меня замирает, наклоняет голову на бок и топорща перья разевает пасть. Вереща бежит ко мне, запинается и кубарем подкатывается к ногам. Встаёт и недовольно размахивая хвостом, стрекоча что-то обидное на велоцирапторском уходит.

— Ну и тупица же ты, приятель. Неудивительно что вы вымерли. Надо было аллозавра заводить, у него интеллект повыше будет. И пользы больше, хотя бы дом охранял. А ты что? Глупый пучок когтей, зубов и перьев. Только и можешь что свои игрушки разрывать, да двери царапать.

Цыпа все оскорбления игнорирует. Головой приталкивает свою миску, вывалив язык смотрит на меня как на божество и виляет хвостом.

— Грёбаный ты гусь. Когда голодный, даже признаки разума показываешь. Ладно, иди сюда. Накормлю.

Цыпа получает кусок мяса и забывает обо мне. Падаю на диван, вытягиваю ноги…

Мне плохо. Мне тоскливо. Мне обидно! Время идёт, а результатов никаких. На дворе семьдесят второй. А к ответу где наши родители я не приблизилась. Верчусь как белка в колесе, работаю, ищу. И нахожу, но мало…

А если подумать? Мешанина из вариантов будущего, образов и линий истории, как только мы встретили Лену, выстроилась и упорядочилась. Лена на самом деле ключ. То есть не ключ, а деталь пазла взяв которую я нашла ещё одну. И это Коля из другого мира. С кем он связан и что откроет пока решительно непонятно. Мамиными способностями я не обладаю, так далеко заглянуть не смогу. Но он важен, я уверена. А ещё важна Кошка, та учительница. После того как Лена переехала в наш мир, Кошка замаячила перед глазами.

Причём тут она? Какую роль она сыграет? Но дальше больше. Из Владивостока в Лазаревск, спонтанно перебирается учёный с двумя своими жёнами и новорождённым сыном. Перебирается и с ходу устраивается в наш НИИ. Зачем? С какого перепуга? Чего забыл обрусевший японец в нашем уральском городе? С чего вдруг Громов бросает спорт и перебирается сюда?

Или я в упор не вижу очевидного или паранойя разыгралась. И тут… Как сказал бы папа — Тёмные Силы шалят. А чего им шалить? Какие у них цели? Папа говорил что цели у них всегда хорошие. А если не всегда? Если Тень знала о том, что случится с родителями, почему не предупредила их? Папа стал ненужным? Тогда почему Тень ведёт нас? Ведёт, мы находим части пазла. Если бы это был ложный след то мы оставались бы ни с чем. Здесь же…

Как же всё запутано. Как же всё непонятно. Странно. Всё вокруг странно. Учёные роются в том месте уже несколько лет, но вся информация засекречена. Единственное что я знаю, так это то, что в бункере ведутся исследования а над бункером стоит воинская часть. Да не простая, а шестнадцатого отдела ГРУ. Зачем им целая воинская часть? Они там что-то охраняют? Или нас от чего-то? Или… Одни вопросы. А если подумать?

Подумать не даёт Цыпа. Самым наглым образом запрыгивает на диван, крутится, ложится и укладывает голову мне на колени.

— Гусь… Не урчи так, сейчас поглажу. Ты хоть и тупенький, но мой. Вернётся дядя Серёжа, попрошу открыть портал и привести тебе подружку. Извини, но Эларис и Лариска в твой мир порталы открывать не могут.

А я? У меня когда нибудь будет семья? Когда нибудь у меня случится запечатление? Интересно как это будет? Как у всех, раз и всё или как-то по другому. А дети? Я ведь не совсем человек. Смогу ли я… Пока не знаю. Проверять не хочу, потому как не хочу расстраиваться. Я ведь как мама. Она состоит из множества частей. Тёмный Дух, элементаль, человек. И я… Сначала была кошкой, потом стала такой вот. И нет, я не жалею. До исчезновения родителей меня всё устраивало. Сейчас же… В голове глупые вопросы. На свою судьбу смотреть страшно. Пока буду ждать, а там… А там выходные. Погуляю по городу, пообщаюсь с Леной, загляну к Кошке. И может быть… Я всё равно верну их. Чего бы мне это не стоило. Я переверну все известные миры вверх дном, но спасу родителей. Они…

Ципа поднимает голову, стрекоча топорщит перья и вдруг прыгает за диван. Выглядывая оттуда смотрит на меня.

— Тоже мне, охранник. Трусливая курица.

Встаю и шагаю к двери. Открываю и вижу двух военных которые только собираются постучать.

— Мария Владиславовна, — вытягиваются военные. — Мы за вами. По приказу маршала Быстрицкого, велено доставить вас на объект «И.»

— Одну минуту.

Объект «И.» Кодовое название Идельштайна. Или они нашли родителей, или случилось нечто страшное.

Обуваюсь, наказываю балбесу Цепи охранять дом, выхожу и вижу машущую из военной машины Лариску. С ней Светик. Наверняка случилось нечто из ряда вон.

Глава 34

Несколько часов спустя. Вечер. Объект «И.» Лариска.

Едва прибыв на место, сразу замечаем кучу странностей. Толпы спецназа, множество техники и солдат. Кипит работа. В землю вбиваются длинные, сверкающие золотыми, серебряными и фиолетовыми линиями столбы, между ними натягивается сетка-рабица. Сверху лепится колючка системы «егоза.»

Множество офицеров не ниже генерала по званию. Много людей в штатском. Все нервные, злые. Отдельно стоят Быстрицкий, бледный Эларис и дёрганый Мессинг.

В небе кругами летают вертолёты и светят на лес прожекторами.

— Ой как здесь нехорошо, — прижимая руки к голове стонет Маша.

— Соглашусь, — морщится Светик. — Пошли узнаем что случилось…

Только подходим к Быстрицкому, в лесу слышится треск деревьев, грохот орудийных залпов и пулемётов. Звук несущего к нам танка нарастает. Впереди валятся деревья. Резко наступает тишина. Тут же душераздирающий крик и рычание.

— Не успели, — бросив на землю сигарету кривится Быстрицкий и берёт рацию. — Птички, что видите?

— Товарищ маршал! — кричат из рации. — Здесь дети. Наши запрашивают эвакуацию. Товарищ маршал…

— Отставить! Капитан Прибытков я говорю отставить. Возвращайся. Капитан!

Рация трещит и выдаёт не человеческий многоголосый вой. Вертолёт разворачивается, прожектор беспорядочно вращается. Машина закладывает вираж снижается…

— Всё, — глядя на поднимающийся над лесом столб дыма снимает фуражку Быстрицкий. — Да как же вы так?

— Максим Иваныч, что случилось?

— Прорыв. Какая-то нечисть из-под земли вырвалась. Учёные взбесились. Бойцы с ума сошли. Началась бойня всех против всех. Выжившие, те кто смог сбежать рассказывают о жутких привидениях, монстрах ворвавшихся в бункер, разных аномалиях.

— А защититься вы от них рабицей хотите?

— Это не простая проволока, нервно улыбается Мессинг. — Сплав титана, серебра и арданиума. Столбы по той же системе, но с добавлением золота. Это создаст барьер и не выпустит то что там вылезло. Тёмные Силы говорят что поможет. В теории это не даст заразе расползтись.

— В теории, — прижав ушки шипит Маша. — Сколько? Максим Иваныч, вы меня слышите?

— Мало, — морщится Быстрицкий. — Двести учёных, три сотни солдат. Больше никого не осталось. Эвакуировать невозможно, ждём здесь.

— Правильное решение — кивает Светик. — Маш… Куда? Тупица…

— Они там, — стоя за забором кивает кошка. — Мама и папа, я их слышу. Я быстро…

— Константинова стоять! — раненым медведем ревёт Быстрицкий. — Это приказ. Стой дура! Остановись!

Маруська не слушает. Дёргаясь как сломанная кукла бежит в лес и прыгнув в кусты исчезает.

— За ней! — схватив меня взлетает Светик. — Вернём кошатину!

— Да что с вами не так?! Убьётесь же. Да чтоб вас… Под трибунал отправлю! Ремня дам! Да как…

Угрозы Быстрицкого не слушаем, летим над лесом. Летим недолго. Светик ойкает, быстро снижается. Зацепившись за ветку падаем. Катимся по траве, останавливаемся…

— Плохие новости, — мотая головой ворчит Ломакина. — Летать и телепортироваться, я здесь не могу. Но есть и хорошие.

— Это какие? — выплёвывая сухие листья спрашиваю.

— Мы рядом. Я чувствую. А вот и следы. Наша полоумная кошка только что прошла здесь. Идём?

— А есть выбор? Может обратно?

— Ой, не будь как дядя Серёжа. Короче не сцы. Что в переводе с древнекитайского — будь спокойна как цветок лотоса плывущий…

— Я тебя сейчас ударю. Мудрец ты, древнекитайский. Как заряжу между глаз! Показывай куда идти!

— Туда. За мной.

Идём… С виду всё нормально. Обычный лес, деревья, кусты. Но здесь нет ничего живого. Вообще, даже насекомых. Концентрация арданиума в десять раз выше чем в прошлый раз от чего даже дышать сложно. Ломакина еле держится, ей плохо. По коже её идут трещины. Кажется, она скоро развалится на щупальца. А я…

А мне из-за арданиума… Я как будто пьянею. Сил столько, что девать некуда. Но сконцентрироваться сложно. Откуда здесь столько?

— Ой…

— Светик, ты как?

— Держусь. Но если что, особой помощи от меня не жди. Я только к Машке привести смогу. Потом… Ух… Потом видно будет. Темно. Слушай, ты заметила? Как-то слишком быстро стемнело. Наверное время здесь идёт по-другому, быстрее. Или нас дурят. Или… Подсвети, нихрена не вижу.

Выращиваю на ладонях два кристалла, увеличиваю и заставляю лететь над нами и светиться. Ещё десяток, летят чуть впереди и повыше.

— Эй! — доносится из леса. — Эй, мы здесь. Помогите.

— Наши? — пытаясь определить направление спрашиваю.

— Не уверена, — мотает головой Светик. — Лариса, не стоит. Мне страшно.

— Эй! Эй, мы здесь. Помогите, — повторяется крик.

— Тот же голос, те же слова, в той же тональности. Кто-то или что-то заманивает нас. Лариса, что бы ты не увидела, чтобы не услышала, десять раз подумай прежде чем идти.

— Нашла кого учить. Ты это кошатине объясни. Это она в лес убежала. А я…

Рядом с нами истерично хохоча пробегает голый человек. Возвращается, размахивая руками забегает в круг света, падает на колени.

— Они… Они ненавидят нас, — цепившись в волосы плачет человек. — Мы не успели. Мы не спасли…

— Успокойся. Мы поможем…

Человек хватается за голову, закричав резко поворачивает её и ломает шею. Хрипя падает и дёргается. От него отделяется жуткая прозрачная фигура, смотрит на нас чёрными провалами пустых глазниц и завывая улетает.

— Приведения, — глядя на него вздыхает Ломакина. — Они существуют. Точно. Без сомнения.

— Я очень рада. А теперь пошли. Надо найти Машку пока она такое же не выкинула.

Дальше всё идёт хуже. Спасение кошки превращается в аттракцион ужаса. Со всех сторон слышится детский плач. Среди деревьев мелькают фигуры. И вдруг, в темноте как из ниоткуда появляется танк. Как будто увидев нас машина запускает двигатель, поворачивает башню, опускает ствол. Из люка высовывается нечто уродливое и окровавленное, наводит на нас пулемёт и рыча пытается взвести. Слышится щелчок.

— Нет! — встав передо мной кричит Светик.

Танк подпрыгивает. Ствол пушки загибается. Внутри грохочет взрыв. Люки вышибает, из каждого вылетают струи пламени и ошмётки плоти.

— Охренеть, — глядя на свою распавшуюся щупальцами руку шепчет Ломакина. — Лариса, я такое больше не повторю. Давай осторожнее. Это место… Оно… Я не могу объяснить. Но всё же давай поосторожней.

Осторожнее, слушая плачь, крики, мольбы о помощи и угрозы, двигаемся вперёд. Выходим к упавшему вертолёту и видим вокруг растерзанные тела солдат.

Вертолёт смят, как будто согнут посередине. С лопасти капает кровь. Внизу всё ещё хуже. Солдат заживо разрывали на две части. Заживо, потому что верхние половины пытались уползти. Это видно по кровавым следам, положению тел и застывшим на их лицам гримасам ужаса.

— Что их так испугало? Опытные бойцы ГРУ. Они почти все из ветеранов, видели всякое. Что могло их так испугать?

— Приведения, — пожимает плечами Светик и показывает состоящую из извивающихся щупалец левую руку. — Лариса, мне хуже. Уже до плеча доходит. Скоро не смогу удерживать форму и развалюсь. Надо спешить. Нам туда.

Дальше картина снова меняется. Вывернутые из земли бетонные плиты с торчащими из них кусками арматуры. Кучи вздрагивающей плоти с торчащими из них человеческими вздрагивающими конечностями. Кости, оторванные головы. На ветвях висят срезанные лица, и глаза. Повсюду искорёженная техника. Тела людей, сборщиков и совсем странных неклассифицируемых тварей. Плюс под землёй постоянно что-то движется. В лесу раздаются сотрясающие землю шаги чего-то огромного. И тут…

— Слышишь? — напрягая слух повожу ушами. — Машка. Там.

— Она, — кивает Светик. — Разговаривает… Нет, спорит сама с собой. Или… Осторожнее. Мало ли…

Уши режет полный злобы крик Маши. Земля под нами содрогается. Слышится странный гул. Впереди невидимая сила скручивает и ломает деревья. Вырывает их с корнями и зашвыривает далеко в лес. Бетонные блоки с торчащей из них арматурой взлетают и круша деревья улетают.

Бежим на крик, прячемся за искорёженный танк, выглядываем и видим Машу. Раскинув руки она парит над землёй, выпускает чудовищные по силе волны пси энергии и швыряется чем попало в поднявшиеся из земли огромные щупальца. Как у Светика, только кровоточащие и как будто без кожи. Повреждённые щупальца судорожно сокращаясь заливают всё вокруг кровью. По воле Маши растягиваются и рвутся.

Над Машей и вокруг неё летают полупрозрачные бледные силуэты. Нападают, бьются об выставленный ей щит и взрываются облаками тьмы.

— Верни моих родителей! — широко распахнув светящиеся белым глаза кричит Маша. — Немедленно! Нет? Уничтожу…

Маша влетает выше, начинает светиться. Земля под ней с хлопком оседает, уплотняется и трескается. Из трещин хлещет кровь. Приведения уже не нападаю, а завывая пытаются сбежать.

— Ничтожная тварь, — вытянув руку не свом голосом рычит Маша. — Я сильнее!

Танк за которым мы прячемся поднимается и улетает. В полёте сминается, вытягивается, поднимается вверх и падает уходя глубоко в землю.

Маша смеётся, вытягивает руки. Вокруг неё вспыхивают разряды белых молний. Сами её глаза начинают искриться.

— Выходи, ничтожество. Я уничтожу тебя.

— Ой-ой, — качает головой Светик. — Плохо дело… Машка! Уходи оттуда. Маша!

Кошатина не слышит, смеясь выворачивает огромные глыбы земли. Как вдруг… Мощнейший выброс пси энергии, только не от кошки, а снизу. Маша выгибается и кричит. Хватается за голову. Беспорядочно летает.

Ещё выброс, Маша истекая кровью из глаз и ушей замирает и с хлопком исчезает.

— Лариска, за мной! — бежит вперёд Светик. — Быстрее! Её надо найти.

Машка находится у стен проклятой, кем-то восстановленной церкви. Она стоит на коленях у входа среди разорванных и скрученных тел сборщиков и прося прощения плачет.

— Маш, — осторожно зову её. — Маш, это мы.

— Мама, папа, — стонет кошка. — Простите. Я хотела помочь. Я шла к вам. Не ругайтесь на меня. Я не виновата! Я люблю вас! Я…

— Маш, с кем ты разговариваешь? Там нет никого.

— Крыса! — рычит Константинова. — Это всё ты! Ты завидовала мне. Ты!

— Ой-ой, — округляет глаза Светик. — Кажется кукуха поплыла.

Кошка встаёт, поворачивается к нам и скалится. От её вида Светик взвизгнув прячется за меня. Лица у Маши больше нет, голая плоть без кожи. Глазницы пустые. На голом черепе трещина из которой толчками вытекает кровь. Из груди торчит кусок арматуры. Ноги гнутся так, как будто все кости там сломаны.

— Это не она, это не правда. Я не верю. Светик, пожалуйста, скажи что это сон! Скажи что это иллюзия.

— Увы…

Машка поднимает руки, выпускает когти и согнувшись поднимает сломанный посередине хвост.

— Крыса. Убью!

— Как она говорит без губ? — смотрит на меня Ломакина.

— Тебя только это беспокоит? Машка! Очнись! Тебя Цыпа дома ждёт.

— Ар-р-р-р! Мясо!

— Мария Владиславовна, — грозит ей щупальцем Светик. — Не надо. Больно сделаю.

Машка разбегается, прыгает и отскакивает от поставленного Светиком щита. Падает, мотает головой. Подбегает и начинает биться головой о щит. Трещина в черепе расходится, с каждым ударом от головы отваливаются осколки кости.

— Маш, — понимая что мы потеряли её всхлипываю. — Маша, остановись.

— Твари! Вы отняли у меня всё.

— Убьётся, — невозмутимо заявляет Ломакина. — Нет… Она уже умерла, просто не понимает этого.

— Нет!

На одной руке создаю горсть осколков кристаллов, на другой пять больших. Светик всё правильно понимает, убирает щит и ловит щупальцами взбесившуюся Машку. Заставляю кристаллы облепить кошку, концентрируюсь и открываю портал. Киваю Ломакиной и как только она затаскивает грызущую её щупальца кошку, прыгаю сама.

Вываливаемся в институте. Светик тут же собирает руку. Машка мешком валится на пол.

— Пульса нет. Дыхания нет, — выдаёт Светик. — Скорее в операционную. Я подниму всех. Лариса не стой. Работаем.

Работаем. Телепортируемся в операционную, Светик быстро вкалывает Машке лекарства, вводит в горло трубку и подключает кислород. Пытаясь запустить сердце давит на грудь и в ужасе отскакивает.

— Ребра. Там одни осколки. Вскрываем.

В операционную врываются врачи, наспех натягивают перчатки и приступают. Грудь кошки вскрывают, все как один морщатся и начинают убирать осколки костей. Светик телекинезом сжимает и разжимает сердце Маши.

— Есть пульсь, — заявляет один из врачей. — Срочно кровь. Ай чёрт. Она как решето. Сделайте что-нибудь с ногами.

— Николай Андреевич, — мотает головой женщина. — Тут только ампутация. Кости раздроблены, суставы буквально размолоты. Мышцы как кисель. Обширный некроз.

— Ампутируйте, — глядя на меня кивает хирург. — Где кровь? Она сейчас умрёт. Где?

Искусственную кровь или голубую слабо светящуюся жидкость всё-таки приносят. Подключают к вене Маши…

— Лёгкоё, — пытаясь рукой зажать лопнувшую артерию шипит хирург. — Удаляйте лёгкое.

— Внутреннее кровотечение, вскрывайте брюшную полость.

— Займитесь кто-нибудь головой. Там фонтан крови.

Наконец-то осознавая что случилось с Маруськой и что теперь от неё осталось, медленно отхожу от стола. Приваливаюсь спиной к стене и съезжаю на пол. Врачи… Хирурги кромсают Машку. Удаляют органы, конечности, пластами срезают разлагающуюся плоть.

— Лариса! — телекинезом притягивая меня к столу кричит Светик. — Облучай её, мы не вытянем.

Создаю над столом большой кристалл, пропускаю через него энергию и как бы свечу на Машу.

Приборы сходят с ума. Маша дёргается. Машет рукой, вырывает из горла трубку, выплёвывая кровь кричит. Выдаёт пси импульс от которого половина врачей падет.

— Пульс четыреста, — покачиваясь стонет Николай Андреевич. — Успокоительное! Быстро!

— Р-р-р-ра! — оглушительно рычит Маша.

Выдаёт целую серию импульсов, чем валит с ног оставшихся. Светика поднимает в воздух и швыряет в стену чем проламывает её.

— Встать! — командует с трудом встающий Николай. — Встать мать вашу. Мы её теряем. Да вырубите её уже!

Вырубают Машу тремя уколами в шею. Врачи кое-как встают, две женщины сняв перчатки берут Машу за руки и передают энергию. Остальные пытаясь остановить расползающийся по телу некроз продолжают срезать кожу и ткани.

Когда дело доходит до ампутации обеих рук, не выдерживаю и выбегаю из операционной. Сажусь на пол…

— Это всё неправда. Нет, этого просто не может быть. Мы в иллюзии. Мы… Мы спим, а это всё кошмар…

****

За жизнь Маши борятся ещё восемь часов. Только потом, из операционной начинают выползать едва живые врачи. Некоторые идут сами, другие держатся за товарищей.

— Лариса Сергеевна, — стянув окровавленную маску говорит Николай Андреевич. — Мария Владиславовна… Она жива. Я пойду, извините.

— Ух спасли, — улыбаясь присаживается рядом со мной Ломакина. — Кое-как, но мы справились. Она будет жить.

— Ты можешь назвать это жизнью? Светка, ты ёбнутая? Она же…

— Сейчас Маша представляет из себя голову и грудь. Верхние конечности пришлось удалить. Ноги, всё что до груди и нижнюю челюсть. Гортань, половину черепа. Но она жива. Это хорошо.

— Какая же ты циничная. Наша родственница превратилась в обрубок, а ты…

— Если я отращу на заднице густые кучерявые волосы и бегая по коридору начну вырывать их, тебе хуже станет. Я конечно, могу это сделать. Но смысла в этом не вижу. Маша жива, я не вижу повода расстраиваться.

— А её тело?

— Сделаем новое, — разводит руками Светик. — Я пока не знаю как. Но раз я могу сделать себе, то смогу и Маше. Хм-м-м… От неё ничего не осталось. Сильно повреждённый головной мозг и половина спинного. Можно удалить всё лишнее, и вырастить тело вокруг нервной системы. Усилить, улучшить. Правда боюсь что кошкой она уже не будет. ДНК у неё слишком сложное. Дяди Серёжи пока с нами нет. Твоя не подойдёт. У меня ДНК вообще нет. Завтра займусь этим. Ну или мы можем просто добить её.

— Нахрена?

— Есть очень маленькая вероятность, что они воплотится как Тёмный Дух. Ноль целых, одна миллионная процента. Старшего брата тоже пока нет. Так что… Ну или мы можем просто ждать. Какое-то время Маша на приборах протянет. Потом…

— Сделай ей тело. Пожалуйста. Светик, я не хочу потерять и её.

— Я тоже, Лариса. — Но ты должна понять что это будет уже другая Маша. Она не вспомнит тебя, не будет прежней. Её мозг несколько раз умирал, он почти уничтожен пси импульсами. Если она и вспомнит тебя, то только на подсознательном уровне. Она…

— Пусть так. Она должна жить. Я люблю её. Она моя родня. Светик, пожалуйста.

— Завтра, — кивает Ломакина. — Завтра приходи сюда. Теперь иди отдыхай. Мне подумать надо. Наработок у меня много, но все они сложные и пока не выполнимые. Я найду выход.

— Надеюсь на тебя…

Глава 35

Год спустя. Лазарев. Лариска.

— Ещё шаг, — стоя впереди машет руками Светик. — Ну. Давай, ты можешь. Не бойся.

— Да не боюсь я, — стоя на месте и стараясь не упасть возмущается девушка блондинка. — Просто заново учиться ходить тяжело. Вот, кажется получается. А что со мной случилось? Если я попала в аварию, то почему нет шрамов?

— Потому что пока ты лежала в коме, я их убрала, — качает головой Светик. — Ты девушка, шрамы тебе не нужны. Они мужиков украшают, а нас нет. Ты должна быть красивой. Чего стоим? Иди ко мне.

Девушка вздыхает, мотает головой. Раскидывает руки и идёт. Неуклюже доходит до Светика, смеясь падает на неё.

Наблюдая за ними, не могу сдержать слёз. Маша, на самом деле не Маша. Она другая.

Блондинка, смазливая, фигуристая. Глаза большие, зелёные.

Светик хоть и не с первого раза, но вырастила ей тело и смогла пересадить в него нервную систему кошки. И вроде бы всё хорошо, но Маша помнит только своё имя. Остальные воспоминания просто стёрлись. Способности кроме медицинских пропали. Её личность тоже сильно пострадала.

Вместо серьёзной и даже жестокой Марии Владиславовны, с нами теперь весёла, немного придурковатая и крайне взбалмошная Маха как она сама себя называет. Отсутствие воспоминаний…

Во время операции, когда врачи боролись за её жизнь, Маша выпуская импульсы не только отправляла всех в обморок, но и сканировала память врачей. Видимо от шока, чудовищная компиляция чужих воспоминаний, теперь воспринимается ей как её жизнь. Она взяла часть одних воспоминаний у женщины хирурга, смешала их с воспоминаниями другой женщины, прихватила память медсестёр, смешала, взболтала, выстроила и пока лежала в искусственной коме прожила новую жизнь. Ненастоящую, но со слов Светика очень яркую. Теперь же…

Да, Маша и так была отличным и талантливым врачом, доктором биологии. Теперь, с усвоением чужой памяти и знаний, она стала ещё лучше. По знаниям она переплюнет профессора Ломакина. А по силам где-то близка к Маришке. Но… Это не наша Маша. Она не помнит ни себя, ни нас… Не похожа на себя как внешне, так и в поведении. Единственные вещи оставшиеся неизменными… Она рисует Цыпу. Объясняет нам что это динозавр и она видит его во сне. Она рисует размытый образ Серафины. Её можно узнать по накидке с капюшоном и синим глазам. Рисует жутковатого рыцаря, то есть Владислава. Но разглядывая фотографии, никого не узнаёт. Даже Серафину, свою маму. Не находит ничего общего со своими рисунками. Она живёт чужими воспоминаниями, чужой жизнью и от этого мне больно.

— На сегодня хватит, — усаживая Машу в инвалидное кресло улыбается Ломакина. — Сейчас обед, лекарства, потом массаж. Через неделю, если будешь так стараться, я тебя выпишу.

— Хорошо! — укатывая к выходу кричит Маша. — Светлана Михайловна, спасибо.

— Эх… — вздыхает Светик. — Ну, чего плачешь? Живая она. Мышцы в тонус приведём, документы сделаем и…

— Можешь передать ей мою память?

— Могу, но не буду. Даже не проси. Объясняю. Нужны именно её воспоминания, а не твои. Потому что получится совсем не пойми что. Она и так — мозаика из разных личностей. Только-только собралась, только пришла в себя, я не стану делать ей хуже.

— Тогда…

— Просто жди, — хмурится Светик. — Не спрашивай сколько. Жди и всё. Прояви терпение. Бери пример с Маргариты. Она с сорок пятого своего принца ждёт. И будет ждать. И ты жди.

Выхода нет.

****

Ожидание затягивается на годы за которые происходит очень много всего.

Начинается всё с объекта «И.» После нескольких неудачных попыток сунуться туда и гибели нескольких групп, власти усиливают забор особой сеткой и объявляю территорию опасной зоной. После чего все данные отправляют в архив где их засекречивают. Остаются только слухи на уровне городских легенд. О осквернённой сектантами церкви куда лучше не соваться. На этом про опасную зону забывают.

Далее Союз. Получая технологии, знания и ресурсы, из других миров СССР поднимается, расправляет плечи и уже сам начинает помогать союзникам. Китай, Вьетнам, Корея, Индия, Куба, с помощью братского народа встают на ноги. Южная Америка, пребывает в раздрае и гражданских войнах. Кроме коммунистических стран. В Северной Америке обороты набирает коммунистическая Мексика. В Африке… Именно на неё Союз и обращает пристальное внимание. Туда сбежали фашистские и прочие недобитки. Поэтому СССР этот континент без внимания оставить не может.

Сначала прибывают послы, проводятся переговоры, если правительство и народ согласны, в страну прибывают войска, уничтожают недобитков, повстанцев и прочих идиотов. В стране строятся школы, больницы, заводы, институты. Жизнь налаживается. Так, полноправной республикой Союза становится Кения. Другие страны Африки, в шаге от вступления.

Гоблины. Гоблины хорошо и дружно влились в наше государство. Снабжают Союз разнообразными грибами в промышленных масштабах, особенными лекарствами и милыми зелёными девушками. По всей территории союза распространяться не хотят, говорят что холодновато. Держатся поближе к своей автономии. Но автономия эта растёт. Желающих переселиться туда очень и очень много. Не обходится и без эксцессов. Злые языки распускают слухи, что там не гоблинская автономия, а концлагерь, где злые русские держат и разводят мутантов. Бред…

Лазаревск. Город растёт. Население множится. Со временем стягиваются значимые личности. Лазаревск, несмотря на скромный размер и население в едва ли сто тысяч, становится крупнейшим научным и производственным центром. Особенно выделяется Лазаревский Техномагический институт или ЛТМ выпускники которого показывают потрясающие результаты.

И вроде бы есть повод радоваться, но… Маша. Проработав в больнице совсем недолго, она записывается в армию и после проверки укатывает в Африку в горячую точку, в должности военврача. Мои попытки воспрепятствовать столь опрометчивому поступку пресекает Светик. Как всегда ничего не объясняя отпускает её и просит меня ждать.

Сама Светик, она же Ломакина Светлана Михайловна теперь возглавляет институт. То есть не совсем возглавляет, она и есть институт. Некогда маленький кристалл арданиума с щупальцами разросся так, что теперь занимает целое крыло здания. Щупальца её раскинулись на километры под землёй.

Руководство страны, конечно же бросилось изучать данный феномен. Ещё на ранних стадиях, когда Светик занимала только комнату. Однако, ничего подозрительного особая комиссия, лидеры и Тень не нашли. Наоборот, увидели только пользу. Теперь такие как Светик, а она может создавать такие же как она сама кристаллы, есть в каждом городе, то есть в каждом институте. И это плюс. Институты сами выбирают кто и на кого будет учиться. Людей они видят по-другому, поэтому лучше понимают кому лучше стать врачом, физиком, химиком, биологом или военным. Может показаться что мы лишили людей свободы выбора. Но тут всё не так однозначно. Если человек всей душой мечтает стать художником и писать картины, то лучше всего ему им и стать. Пользы больше будет. С остальными специальностями также. Такие как Светик, только помогают людям идти к мечте. Ну и обламывают особо упёртых товарищей, которые по необъяснимым причинам лучше знают кем в будущем лучше стать их ребёнку. С такими Светик проводит долгие беседы и поскольку умная, давит родителей аргументами и примерами.

Я… Я занимаюсь тем чем занималась. С того происшествия с Машей, на меня свалилась работа с другим миром, в котором я нашла… Ничего. Вообще. Абсолютно. Конечно многое нашла Светик, но она не говорит. А если и говорит, то всё сводится к тому, что мне лезть не следует. Успокаивает тем что всё будет хорошо и просит ждать. Чего именно опять же не объясняет.

В свободное время пишу книги, изучаю новые знания и нянчусь с придурочным велоцираптором по кличке Цыпа. Пришлось забрать его к себе и в первый же день убедиться что этот гусь на самом деле настоящий козёл. Всё ломает, ночью с дикими криками носится по дому. Строит себе гнёзда из моей одежды. Постоянно требует жрать. Угрозы сварить из него суп игнорирует.

Но когда вечером, приходит ко мне и уложив пернатую башку ко мне на колени начинает вздыхать, смотреть на дверь и жалобно урчать… Он как и я, ждёт нашу кошку. Это нас и роднит… И нам остаётся только ждать. Потому что другого выхода нет.

Много лет спустя. Лазаревск. Светик.

Сидим с Ларисой в моём кабинете, пьём чай с конфетами и болтаем о всяком разном. Обсуждаем новости, сотрудников, друг друга. Настроение на высоте. Сегодня, через несколько минут, мы с разгону вляпаемся в ключевую точку. Но я об этом не скажу. Не стоит портить сюрприз Ларисе. А вот поругаться с ней… Это я не против.

Допиваю чай, зажёвываю сразу две шоколадные конфеты, подняв руки потягиваюсь встаю и кручусь на месте.

— Ну тебя и разнесло, — язвит Лариса. — Грудь, бёдра, задница. Архитектурные излишества.

— Красиво, правда? Особенно вот в этом белом комбинезончике. Иду по коридору, мужики челюсти теряют. А когда трусики надеть забуду, так ваще. За мной целая дорожка голодными слюнями залитая.

— Корова, — качет головой Лариска.

— Доска два соска и хвост крысиный.

— Зачем тебе это? — смотрит на меня Лариса. — Ты кристалл с щупальцами. Для чего ты так выпендриваешься?

— Просто. А почему нет? Я живу полной жизнью. Я красивая. Запечатлюсь с кем нибудь, замуж выйду. Детей нарожаю.

— В своём настоящем облике? Ха! Я даже знаю как помочь. Откроем портал в мир девочек-волшебниц, они от тентаклевого монстра с ума сойдут.

— А тебя куда отправим? В мир Том и Джерри? Или к Пинки и Брейну, где ты будешь третьей?

— Каменюка!

— Крыса, — улыбаясь киваю.

— А ты… — краснеет Лариса. — Ты… Да как тебя швабру обозвать? Ты… Ты жирная! Вот, точно. Толстая корова.

— Извинись, — сжав кулаки иду на Лариску. — Считаю до трёх. Не извинишься побью, возможно даже ногами. Раз…

— Бе-бе-бе.

— Два.

— Свет… — сглатывает Лариска.

— Один. Сама виновата.

— Только не по лицу. Может договоримся? Это же не наш метод. Где… И вообще, у меня травма. Цыпа ночью себя Магомаевым почувствовал. Петь песни о любви решил в вентиляцию. Ко мне всю ночь соседи стучали, средства от желудка предлагали и спрашивали что случилось. Свет, не надо, а? Не бей.

— Я не собираюсь. Скажешь тоже, бить. Пф-ф… Я тебя высеку.

Лариска замирает, поднимается вверх и ворча плывёт ко мне. Пододвигаю стул, сажусь. Укладываю Лариску к себе на колени.

— Это за то что назвала меня жирной.

Шлёпаю её по заднице и смеясь от обиженного визга поднимаю руку.

— Хватит!

— Будешь знать как обзываться. На.

— Да ты совсем охренела! Я же освобожусь и кабздец тебе устрою. Ты у меня…

— Еще!

— Уй! Ты чего так лупишь? Больно же. Я…

— Ещё…

— Светлана Михайловна! — залетает в кабинет Некрасова. — Ой… Я кажется не вовремя… Я…

— Пшла, — скидывая Ларису, телепортируюсь на стол и смотрю на Лену глаза которой жёлтые и шире очков. — Итак. Прежде чем врываться в кабинет главы института и своей непосредственной начальнице, надо постучать в дверь. Дождаться приглашения и только получив его входить.

— Извините, Светлана Михайловна. Но дело очень срочное.

— Слушаю.

— Моя младшая сестра Оля. Она серьёзно больна. А ещё…

— Мы не сможем передать ей лекарство. Это запрещено.

— Она умирает, — шмыгает носом Лена. — Она на пятом месяце беременности. У неё двойня. А врачи в том мире ничем помочь не могут. Она уже…

— Выйди.

— Светлана Михайловна! Я…

— Выйди и подожди в коридоре. Нам посоветоваться надо. Ну, Лариса Сергеевна Лузерова. Что скажете?

— Скажу что за такое коверканье моей фамилии выдеру тебе все космы. А Лене… Я бы ей помогла. Хорошая она.

— Это потому что она с Машей сдружилась? Я ведь права?

— И по этому тоже, — фыркает Лариса.

— Иди, обрадуй Лену и готовь палату. Я доложусь наверх. Что стоим, кого ждём? Ай, да ну тебя.

Телепортирую Ларису в коридор. Беру телефон, набираю номер. Дожидаюсь ответа…

— Иосиф Виссарионович, началось. Мы наконец-то дошли до ключевой точки.

— Наконец-то, — ворчит Сталин. — Я уже переживать начал. Светлана Михайловна, действуйте по плану. Спасибо и удачи.

— Служу Советскому Союзу.

Хи-хи! Ну вот. Ну вот! Ещё немного и всёрешится! Ура!

Москва. Кремль. Сталин.

— Ихи-хи! Я же говорила? — летая по кабинету хихикает Тень. — А ты сомневался.

— Просто в это трудно поверить. Но да, признаю, ты как всегда права.

— Не всегда, — садясь на стол вздыхает Тень. — Я тоже могу ошибаться. Могу не видеть очевидного. Вглядываясь в линии истории, переплетения судеб и множество вариантов могу неправильно истолковать. Я вижу мир по-другому.

— Как именно?

— Ну… Я попробую объяснить. Представь себе аквариум. Такой серьёзный, два на два метра и два глубиной. А в нём красивая паутина из разноцветных нитей. Теперь на эту паутину наложи тысячу таких же, но отличающихся цветом, размером и узором. Представил? Теперь возьми тысячу разноцветных красок и залей их в аквариум. Представь что снизу загорается огонь. Краски, постоянно перемешиваясь, но не смешиваясь приходят в движение. Они кипят! Нити паутины движутся, меняют цвет, одни рвутся и связываются с другими. Другие вовсе исчезают. Третьи появляются. А теперь представь что ты видишь аквариум со всех сторон сразу. Сложно?

— Очень, — мотает головой Сталин. — Невероятно…

— И вот так, я вижу не мир, не планету, не страну и даже не взрослого человека. Так я вижу новорождённого. Людей миллиарды, в галактике сотни тысяч обитаемых миров. Во Вселенной живых существ неисчислимое множество. И всё это я вижу. Конечно, я могу сфокусироваться на планете, стране, группе людей или даже на отдельном человеке. Но, как думаешь, насколько сильно мне приходится напрягаться, чтобы в такой дьявольской мешанине рассмотреть судьбу даже одного человека? Вы, существа удивительные, вы постоянно движетесь. Одни вперёд, другие назад. Вы всё меняете. Постоянно. Поступок, действие, слово и даже мысль меняют историю. Думая с чем будешь пить чай, с мёдом или вареньем, ты шатаешь и баламутишь историю. Свою и окружающих. Представь какие последствия вызовет настоящий, требующий ответственности поступок. Но я не жалуюсь и не жалею. Разве птица может жалеть о том что у неё есть крылья. К тому же, я всегда могу закрыть глаза и расслабиться. Правда расслабляться не время.

— Грядёт нечто страшное?

— И да, и нет. Теперь всё зависит не от нас с тобой. Не от маршалов. Не от Ларисы, не от Светика, а от других людей.

— Маша…

— Аха-ха! Маша… Маша! Машенька. Маруська. Да. От неё, во многом. Останься она за забором и не сунься в лес, вся история перевернулась бы. Мы с тобой, увидели бы счастливый финал этой истории, за которым последовал бы апокалипсис. Маша повторила судьбу Кастиана, она сделала шаг назад, чтобы сделать два шага вперёд. Не случись этого, она, одержимая целью вернуть родителей, жестоко играла бы судьбами. Люди превратились бы для неё в безликих марионеток, инструменты. Она бы просто играла и получала результат. Да, результат был бы положительным, позитивным, поначалу. Но потом, когда всё вскрылось бы… Один осколок Кастиана — хорошо. Два — ещё лучше. Но если два осколка, по глупости одной особы начнут войну друг с другом. Спасения не будет никому.

— Это ты сделала?

— Ни в коем случае, — возмущается Тень. — Ты меня знаешь. Я искала бы выход, говорила тебе, советовалась. Но так издеваться над живым существом. Нет. Это один из вариантов будущего который мог произойти, но к счастью не произойдёт.

— Фух… Да, Маше здорово досталось. Она…

— Я не скажу, — улыбается Тень. — Нет, это не из вредности, просто нельзя. Потом, когда придёт время я всё объясню. Всё разжую и разложу по полочкам. Сейчас же, раз это дело пока не в нашей компетенции, предлагаю заняться другими не менее важными делами. Если точнее то развитием. Пока у нас всё хорошо. В нашем восемьдесят первом, мы уже обогнали многие живущие в двухтысячных миры. Но сбавлять обороты нельзя. Обстоятельства не те. А теперь слушай.

Перелетев за спину вождя, Тень опускает руки на его плечи, наклоняется и шепчет на ухо. Шепчет о чудесах которых если работать то можно достичь. О величии, других планетах и мирах. И самое главное — о мире. Который несмотря на все трудности, можно установить.

Глава 36

Некоторое время спустя. Лазаревск. Светик.

Лена, после того как получила моё согласие на помощь сестре. С помощью Ларисы переместилась в другой мир и притащила оттуда двоих. Нашего сотрудника Николая и худую бледную женщину у него на руках. Теперь стоят в коридоре и ждут. Для вида молчу…

— Светлана Михайловна, — глядя на меня умоляющим взглядом рычит Николай. — Прошу вас… Помогите ей.

— Что с ней?

— Какая-то странная пневмония. Врачи разводят руками. Светлана Михайловна, она умирает.

— Успокойтесь, Николай. Мы поможем. В смотровой несчастную. Лариса Сергеевна, за мной. Лена, останься с Николаем.

— Но я… Могу я… Могу я с вами?

— Исключено. Это не поликлиника, а НИИ. Вам Николай, здесь даже находится нельзя. Но ради Лены и из-за того что мы сотрудничаем, я готова закрыть на это глаза. По голове меня не погладят, выходка очень серьёзная. Скажите спасибо товарищу Сталину и нашему социалистическому строю. Для нас жизнь важнее предрассудков. А теперь отойдите к стене, сядьте на диванчик и не мешайте мне работать. Мы договорились?

— Да, извините.

Ух, как же мне не нравится строить из себя злую стервозную начальницу. Но так надо. Даже не так, в данном случае это необходимо.

Оставив Николая под присмотром Лены, ухожу в смотровой и сразу приступаю к осмотру. Провожу над больной девушкой рукой, заглядываю в глаза.

— Как самочувствие? — улыбаюсь ей.

— Нормально, — хрипит она и пытается улыбнуться. — Мы карточку забыли… То есть потеряли. В Швейцарии…

— Там вам тоже не помогли?

— Диагноз не смогли поставить. Я всё расскажу… Я…

— Скворцова Ольга Николаевна. Двадцать четыре года. Рост сто семьдесят. Вес сорок семь… Маловато. Температура тридцать девять и два. Давление сто на шестьдесят. Пульс шестьдесят. Дыхание затруднено. Давно у вас это?

— Два месяца, — закрыв глаза шепчет Ольга. — Два месяца мотаемся по миру. Были в Израиле, Америке, Германии, Швейцарии… Вы поможете?

— Обязательно.

— А мои малыши? Они…

— Спи, — касаясь её лба вырубаю. — Лариса. Что скажешь?

— Это не пневмония, — морщит нос Лазарева. — Она…

— Близнецы убивают её.

— Это как?

— Это так. В нутри неё, осколок Кастиана. И вроде всё хорошо, но в один не особо прекрасный момент, всё пошло по тому месту, на котором гинекологи специализируются. А скоро…

— Давай ближе к делу?

— Можно и ближе. В их мир попал слабый осколок и слился с душой нерождённого. Чем спас, только зарождающийся плод должен был погибнуть. Там всё сложно, потом объясню. А потом, по каким-то причинам, плод разделился. Один носитель осколка, второй… Не могу сказать точно, но в нём тоже есть какая-то часть Кастиана. И вот они… Они банально тянут энергию из матери. Особенно один.

— И что делать?

— Спасать. Чем мы с тобой и занимаемся. Работаем, Лазарева. Десять кубиков ард-икса мамаше.

— Это же для омоложения используется?

— Лузерова, рот свой замолчи и делай как я сказала. Я лучше знаю.

— Каменюка, — отходя к шкафу с лекарствами ворчит Лариса.

Берёт инъектор, вставляет ампулу с лекарствами. Подходит к спящей девушке, протирает её шею спиртовой салфеткой, прижимает пистолет и вводит лекарство.

Девушка глубоко вздыхает, морщась поворачивает голову, дёргает ногой. Мгновенно розовеет, ровнее дышит.

— Энергия в норме, — кивает Лариса. — Что дальше?

— Лечим.

— Нет, ты не поняла. Что дальше с детьми?

— У меня два варианта, — смотрю на неё. — Первый. Проводим операцию, забираем близнецов, выхаживаем их в инкубаторе, потом сами воспитываем. Ольге говорим что они умерли.

— Спятила? — округляет глаза Лариса.

— Второй. Лечим и отпускаем домой. Потом, когда способности начнут просыпаться, а после ард-икса они проснуться, забираем сюда и обучаем.

— Мне второй вариант больше нравится. А родители? Они отпустят?

— Отпустят, предоставь это мне. Работаем. Энергия быстро закончится. Через неделю близнецы снова начнут убивать свою маму.

— Что делать?

— Есть у меня одна мысль. Сейчас, хирургов позову. А ты пока Ольгу в шестую операционную отвези. Надо ещё Николая успокоить.

Успокоить Николая не получается. Как только он видит свою жену которую увозят, начинает страшно нервничать. Приходится вырубить его и уложить на диван в коридоре. Лена нервничает не меньше, но ей хватает погрозить кулаком.

В операционной собираются лучшие хирурги, описываю им ситуацию, устраиваем совещание. По итогу которого операцию вызывается вести лучший, Тихонов Николай Андреевич.

Приступаем… Лариса создаёт четыре маленьких кристалла, два генератора и два аккумулятора. Из себя выращиваю для них капсулы. Операция начинается. В позвоночники близнецов, имплантируем по две такие капсулы. Они обеспечат их энергией и помогут выжить. Лет на десять хватит. Потом капсулы растворятся оставив после себя только уплотнения в ткани.

Тихонов мастерски проводит операцию, убираю все повреждения, рубцы и шрамы. Ольгу подключаю к капельнице. Благодарю врачей, беру инъектор и выхожу в коридор. Ещё раз посмотрев на варианты будущего, качаю головой, подхожу к спящему Скворцову, протираю шею салфеткой и ввожу лекарство.

— А что это? — смотрит на меня Лена.

— Нитрат стрихнина. Он слишком много узнал. Придётся устранить его.

— Светлана Михайловна! — вскакивает Лена. — Ваши шутки… Они за гранью!

— Витаминный коктейль. Перенервничал ваш родственник. Это поможет.

— А Оля? С ней все будет хорошо?

— Обижаешь, Некрасова. Когда у меня что-то плохо получалось? Хорошо все с твоей сестрой. Пару-тройку дней понаблюдаем и домой отпустим.

— Спасибо, — хватает меня за руку Лена. — Светлана Михайловна, вы… Вы просто чудо. Я так вам благодарна. Я…

— Да отпусти ты меня, — пытаясь выдернуть руку говорю.

Говорю, но меня никто не слушает. Лена вскакивает и стискивает меня. Обнимая плачет…

Какие же они странные существа, эти люди. Способны на такую сильную любовь, но вместе с этим умудряются творить такое зло, что страшно становится. Почему? Боюсь мне этого никогда не понять. Я же не человек. Формально я даже не живая. Формально. Но вот с точки зрения любого представителя Тёмной Империи, я живее всех живых. Поэтому…

Обнимаю Лену, глажу по волосам и пытаюсь успокоить, что не получается.

— Светлана Михайловна, — подходит к нам Тихонов. — Можно на пару слов?

— Да отцепись ты. Всё хватит. О-о-ой. Некрасова! Собралась! Слёзы-сопли вытерла! Что у вас?

— Сегодня произошёл очень интересный случай, — хмурясь говорит Тихонов. — Эм… Если позволите, я бы хотел получить доступ к архивам и изучить истории Некрасовой Елены и Кошки Татьяны. И про сегодняшний случай.

— Да без проблем. Идите в архив, я уже распорядилась, пропуск вам выпишут.

— Спасибо… — кивает Тихонов и убегает.

В такие моменты, начинаю себя ненавидеть. У человека горе его дочь парализована. А я, вместо того чтобы помочь, ничего не делаю. Да там работы на десять минут. Восстановить спинной мозг, для меня как раз плюнуть. Но если я помогу, если сделаю всё сама Тихонов не ударится в изучение данной проблемы. Не совершит прорыв в науке, не поможет тысячам людей. Ему придётся пройти через невыносимую боль, ужасы, несчастья, но он всё сделает. Он добьётся…

И тут дилемма. С одной стороны он из-за воспитания, своих японских заморочек и чести, не может попросить у меня помощи. Я не могу предложить ему помощь, потому что это изменит будущее. Знать, видеть варианты — тяжкий и порой невыносимый груз. Чувствую себя падалью. Но если влезу, сделаю хуже. Я помогу, но по-другому. Я дам ему знания. Подскажу, направлю, посоветую.

Пока же… Нужно закончить начатое.

Телепортируюсь в операционную. Прижимаю руки к животу Ольги закрываю глаза.

— Так-так, судя по ментальным блокам, осколок Тёмного Императора у нас… Вы оба. Один больше, другой меньше. Один слаб, но свободен от ограничителей, второй чуть сильнее, но до не могу скован. Поэтому…

Вздохнув и посмотрев на линии судьбы усиливаю блоки-ограничители. Понимаю что мерзко, но понимаю что так нужно. Усиливаю до предела и превращаю разум ещё нерождённого в маяк. Это привлечёт тех кого надо.

Закончив с усилением ограничителей, записываю в подсознание послание. То есть не послание, а скорее инструкцию. Когда она будет рядом, а она в нужный момент окажется рядом маяк привлечёт, она не сдержится и откроет инструкцию. Будет считать это проявлением слабости глупостью, но как только она сунется в его разум, инструкция развернётся и всё что там есть будет выполнено.

Сглаживаю углы, маскирую вмешательства, делаю так что даже Серафина посмотрев решит что все блоки ребёнок усилил сам. Заметаю следы вмешательства, поправляю на Ольге одеяло, улыбаясь отхожу к двери…

— Думаешь что поступаешь правильно? — шелестит за спиной женский голос.

Выдохнув оборачиваюсь и вижу стоящую у кровати тень с белыми круглыми глазами.

— Не думаю, — мотаю головой. — Уверена. А ты…

— Допустим, — кивает тень. — Но ты обрекаешь его на страдания.

— Увы, но по-другому никак. Мне самой противно.

— Я хранитель осколка, — жутко улыбается тень. — Я слаба. Вижу только его и его пока туманное будущее. Но я тебя предупреждаю, корявая пародия Каменного Сердца, если ты перегнула палку и страдания его станут невыносимыми ты ответишь в десятикратном размере. Поверь мне, я смогу превратить твоё существование в настоящий кошмар. Запомни мои слова, Светик. Хорошо запомни.

— Обойдёмся без угроз. Я как лучше хочу.

— Я тоже. Поэтому предупреждаю.

— Но я…

Тень исчезает. Вздохнув качаю головой, телепортируюсь в коридор. Сажусь рядом со спящим Николаем.

— Товарищ Скворцов! Просыпайтесь!

— А? Что? Светлана Николаевна…

— Михайловна. Всё прошло хорошо. Ваша жена в полном порядке. Ей и детям ничего не угрожает.

— Спасибо… — спрыгнув с дивана и упав на колени стонет Николай. — Я…

— Подождите. Сейчас соберитесь и послушайте. Я пока не могу точно сказать. Но, не всё прошло гладко. Болезнь была слишком сложной, нам пришлось применять особые методы и препараты. Не надо плакать, все будет хорошо. Но, после лечения… Есть небольшая вероятность того, что у кого-то из близнецов проснуться схожие с нашими способности. Увы, но в таком случае нам придётся забрать ребёнка сюда.

— Придётся… — мрачнеет Николай.

— Послушайте, Николай, это не точно. Этого может не произойти. Но если произойдёт, ребёнку будет лучше здесь, среди таких же как он сам. Вы называете нас магами, в том мире магов нет. Ваш сын без должного обучения легко сможет устроить там локальный апокалипсис и закончить в лаборатории. Вы знаете. Знаете что для вас мы инопланетяне.

— А мы…

— А ваш сын? Чего вы хотите для своего ребёнка. Дать ему хорошее образование, работу, безопасность? Или в один прекрасный день наблюдать как он обезумев крушит город и убивает тысячи?

— О-о-ой, — закрывает рот руками подошедшая Лена.

— Это можно исправить? — сглотнув спрашивает Николай.

— Если ничего не проявится, то ничего исправлять не нужно. А если проявится… Способности начнут просыпаться к шестнадцати-семнадцати годам. В основном происходит так. Мы будем наблюдать и сообщим. Повторюсь, это не точно. Но всё же, настоятельно рекомендую вам проявить благоразумие и подумать о сыне. Сегодня мы спасли его, постарайтесь не допустить его гибели.

Николай кивает, ещё раз благодарит и просит разрешения увидеть жену. Указываю рукой на дверь операционной, вздыхаю…

— Лена, хватит реветь. Ты у нас медик или кто? Соберись. Николая определи в гостиницу, на пару-тройку дней ему придётся задержаться. Работай, Некрасова.

— Он может пожить у меня.

— Ему надо побыть одному. Да и долго с тобой он не выдержит. Всё, иди.

Какая же я мерзость. Так противно что плюнуть хочется. Теперь ещё и вру. Ладно, важен конечный результат. Остальное можно пережить.

Шесть лет спустя. Другой мир. Лена.

Стою у ворот коттеджа, сжимаю в руке перевязанную лентой коробку и не знаю что делать. Рука тянется к звонку, понимание того что мне сейчас никто не обрадуется — останавливает.

Почему-то весть о том что одного из близнецов через десять лет заберут, нести предоставили мне. Мои попытки отговориться, отказаться, Светлана Михайловна проигнорировала. И отправила, чуть ли не силой. И как назло, сегодня день рождения Ольги.

— Интересно получается. Приходить и брать анализы могут обычные врачи. А приносить плохие новости я? Подстава…

Может быть Ломакина думает что меня из-за способностей бить не будут? Как бы стрелять не начали. Николай человек серьёзный всегда при оружии. Взбесится и застрелит… Ну хоть племянников увижу. Может даже познакомиться успею. Издалека, не стоит мне их пугать. Особенно прикасаться. Тут взрослые с визгом разбегаются, а дети…

Выдохнув нажимаю на звонок. Дверь щёлкает, открывается. На улицу выходит бритый наголо мордоворот и вопросительно смотрит.

— Я к сестре. Некрасова Елена. Скворцова Ольга моя младшая сестра. Я к ней…

— Центр, — подняв руку и приложив к уху говорит охранник. — Госпожа Некрасова пожаловала. Понял вас. Ожидайте, Елена Николаевна.

Что-то мне кажется, что меня сейчас не пустят. Ладно если просто выгонят… Нет, Николай не дурак. Он будет делать глупости. Он…

Ожидание затягивается на целый час. Целый час стою и смотрю как из открывшихся ворот выезжают даже не машины, а предметы роскоши. По местным меркам. У нас и машины другие и меряются не ими, а…

— Прошу за мной, — кивает охранник.

Заходи на территорию. Проходим через огромную парковку, потом по дорожке через парк украшенный фигурками зверей из кустов. Добираемся до дома, меня заводят внутрь…

— Здравствуй, Елена, — кивает мне сидящий в кресле Николай и залпом выпивает стакан. — Как я понимаю это всё же случилось. Ну и кого вы хотите отобрать?

— Николай, извини…

Николай смотрит на меня так, что хочется сбежать. В его взгляде всё. Ненависть, злость, ярость, сожаление и слёзы.

— Елена, — стиснув зубы рычит он. — Ты не виновата. Только благодаря тебе, Институт помог нам. Коньяк?

— Нет, спасибо.

— Почему так рано? Вы же говорили что к шестнадцати? Вы обманули? Или передумали?

— Коль, прости. Ты не нервничай. Это по-прежнему не ясно. Твой сын, он только предрасположен. Это ничего не значит. Предрасположенность не значит что способности проснуться.

— То есть… Ещё есть шансы? Лен, прости. Оля! Выходи.

Шансов нет. Его заберут. Всё это для подготовки. Чтобы потом легче было. Глупо… Но Николай. Он всё понимает. Он знает, чувствует. Но продолжает надеяться.

В гостиную выходит белая как стена Ольга. С плохо скрываемой ненавистью смотрит на меня и кажется что готова оторвать мне голову и закопать на заднем дворе.

— Спокойно, — кивает Николай. — Лена просто в гости. Зови мальчиков, пусть познакомятся с тётей.

— Фух… — облегчённо выдыхает Ольга. — Я уже… Игорь, Стёпа, выходите.

Слышится топот, в гостиную залетают два маленьких светленьких мальчика. Увидев меня прячутся за Ольгу. И выглядывая смотрят огромными серыми глазами.

С виду как две капли, даже одежда одинаковая. Но если присмотреться, один чуточку крупнее. В глазах его не страх, а жгучее любопытство. Второй чуть меньше и явно боится.

— Игорь, Стёпа, — улыбается Ольга. — Знакомьтесь, ваша тётя, Лена…

— Тётя Лена! — взжит тот что покрупнее и бежит ко мне.

— Игорь! — кричит Ольга. — Нет!

Машинально отшагиваю назад, выставляю руку. Мелкий ловко проскальзывает между ними обнимает и прижимается ко мне. Поднимает голову, хмурясь смотрит на меня своими глазищами и…

— Тёть Лен, а почему ты раньше не приходила?

— Подожди. Тебе что, не страшно?

— Не-а, — ещё сильнее прижимаясь ко мне улыбается мелкий. — Ты красивая, как мама. От тебя вкусно пахнет. Не боюсь. Пошли я покажу тебе свои игрушки. Мне такую пожарную машину подарили…

Что происходит? Почему? Как? Он же должен в ужасе бежать. А он… А он берёт меня за руку и ведёт на второй этаж. Заводит в комнату, усаживает на диван и приступает к демонстрации своих машин, фигурок рыцарей, комиксов про фэнтези. И старается быть ближе…

— Ты умеешь читать? — разглядывая журналы спрашиваю.

— Меня дядя Саша научил, — гордо поднимает голову Игорь. — Уже два года читаю. Но мне не нравится.

— Почему?

— Орки злые, гоблины противные, эльфы вредные. Драконы вообще… Это не так.

— Откуда ты знаешь?

— Во сне видел. Драконов не существует. А во сне они есть. Тёть Лен а тебе драконы нравятся?

— Очень…

— Когда я вырасту, я стану рыцарем, — отбежав к стене и схватив пластиковый меч выдаёт ребёнок. — Буду защищать…

— Маму?

— И… И тебя. И папу. И Стёпку. И всех. А потом я стану королём. И вот… А ты будешь королевой?

— Буду… Что?

— Тогда я буду побюждать… Попеждать! Победять? Как правильно?

Такой смешной. Маленький рыцарь. А я? А что со мной? Что-то странное. Мне воздуха не хватает.

Вечер продолжается. Перебираемся в столовую, где Стёпа продолжает прятаться за маму, а Игорь… Он сидит рядом. Рассказывает отцу о своих планах. То есть о том, что когда вырастет станет королём, а меня назначит королевой. Что вызывает смех, у всех, кроме меня. Я ему верю… Это не лопотание ребёнка, не детские фантазии… Мне кажется что это правда. И от этого мне весело. Это заставляет меня смеяться, шутить и со страшной силой тискать мелкого.

Но почему? Как? Я же от него отлипнуть не могу. И он от меня… И тут… Не-е-ет… Этого быть не может. Нет!

Уже ночью, прощаюсь с родственниками, обнимаю мелкого и целую его в лоб, выхожу…

— Ты куда собрался? — слышу голос Николая.

— За ней. Сейчас вещи соберу и пойду.

— По кроватям, бегом! — командует Оля.

— Не хочу! — пищит Игорь. — Хочу с ней! От неё пахнет вкусно! Мама! Отпустите…

— Ого…

— Я провожу, — выходит Николай. — Лена, я… Зачем ты соврала? Ты ведь пришла сказать что Игоря заберут.

— Не смогла. Прости…

— Ты, — мрачно глядя на меня качает головой Николай. — Я не могу тебе приказывать. Могу попросить… Лен, пожалуйста, когда… Если время придёт, позаботься о нём. Я понимаю он тебе никто…

— Ты всё знаешь?

— В том что вы с Олей сводные, тесть перед смертью признался. Но дело не в этом. То есть то что вы сводные совершенно не важно. Ты любишь Ольгу, ты ей мать заменяла. Позаботься о нашем сыне.

— Николай…

— Я знаю что всё уже решено и он уедет. Но всё же я надеюсь что всё изменится и он останется с нами. Прости Лена, я больше не могу. Иди. Машина у ворот. Александр отвезёт тебя к порталу. А я… Напиться хочу.

Да… Как же ему сейчас тяжело. Он их любит. Невероятно сильно. Но по-другому никак…

Десять лет спустя. Лазаревск. Светик.

Сидя за столом, предаюсь воспоминаниям и размышлениям. И подумать есть над чем.

С того визита Лены, пролетело десять насыщенных и полных событиями лет. Союз изменился до неузнаваемости и занял лидирующее место в мире. Прогресс, наука, техника, всё это развелось десятикилометровыми шагами и продолжает развиваться. Образование, медицина, социалка по Имперской программе. Всё это достигло таких высот, что…

Но не обошлось и без происшествий. Скворцов Николай все эти годы крутит серьёзные махинации и буквально изводит всех до кого донятся. То что образование у нас бесплатное, а государство берёт его сына на полное обеспечение, заботливого папашу не трогает. Через портал в Лазервск тянутся грузы золота, секретные технологии и не особо важная, но информация.

Николай занимается самоуспокоением. Создаёт для сына нехилый счёт в банке, налаживает контакты с преподавателями и местными властями. Убеждает себя в том что это он оплатил сыну учёбу.

Не лезем в это, для вида возмущаемся, вяло пытаемся отговорить. Короче пусть занимается. Там и так проблем хватает. Наши иномировые друзья-партнёры, в край оборзели и начали качать права. Повышали цены, на уже не особо значимые для нас товары. Требовали оружие, технологии. Не обещая что-то взамен, а потому что они такие все из себя уникальные.

А недавно, началось совсем нехорошее. Они пытались завербовать наших, на что руководство расторгло половину контрактов.

Вчера, невзирая на риски потерять последнее, эти товарищи предприняли попытку захватить наших. На что, как и было ожидаемо, руководство запретило торговлю. И тут началось… Нас объявили захватчиками, жадными уродами и потребовали вернуть всё как было, но по другой цене. В результате чего, десять из двенадцати порталов соединяющих наши миры закрылись. У оставшихся поставили усиленную охрану.

Скоро, мы закроем их всех и оборвём связи с тем миром. Вот только Серафина ошиблась. Не на два года раньше, а на год. Мы хоть особо не вмешивались, но изменили будущее.

Зевнув хватаю телефон, набираю Ларису и как только она отвечает.

— Лариса, время пришло. Ты переезжаешь в Москву и не показываешься в Лазаревске до тех пор, пока я не скажу. Поняла меня? Умница. О Цыпе позабочусь.

Сбрасываю вызов, пододвигаю компьютер, набираю несколько паролей и как только экран мигает…

— Здравствуйте Николай Иванович. Время пришло. Позовите жену, через двадцать минут перезвоню.

Началось…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36