Наречённый для ворожеи (СИ) [Лариса Тихонова] (fb2) читать онлайн

Лариса Тихонова Наречённый для ворожеи

Пролог

Рута уже лет с пяти знала, кто её мать и чем занимается. Некрасивая, рано поблёкшая и болезненная на вид женщина была ведьмой-стригой или пережинщицей. Когда поспевала рожь, мать пробиралась в полночь к чужому полю, раздевалась на меже до рубахи, распускала жидкие серые волосы, и ездила по житу верхом на ухвате, срезая колосья единственной узкой полоской. И этого было достаточно, чтобы при обмолоте бо́льшая часть урожая сама собой оказывалась в амбаре ведьмы. Вместительные деревянные сусеки заполнялись зерном полностью, ведь пережинщица одним полем не ограничивалась. Обворованные же трудяги-селяне, радовавшиеся всё лето полновесному колосу, получали в основном солому да мякину.

Присвоив чужой урожай, мать Руты срочно и тайно его продавала. Давнему знакомцу, лихому купцу, который приезжал за товаром ночью и всегда давал лишь половину ярмарочной цены. Ведь не всякий рискнёт купить пусть и отборное, но подозрительное зерно, которому почему-то спокойно не лежится. Каждое вытянутое зёрнышко ржи, и в куче, и поодиночке, стояло торчком, балансируя на самом кончике и выдавая пережинщицу с головой. Правда, стоило купцу отъехать от амбара ведьмы за версту, зачарованное зерно переставало топорщиться и падало на бочок. Становилось обычным, и купец наваривал на его продаже звонкую деньгу.

Матери Руты тоже хватало средств не бедовать до следующего урожая. Мало того — часть денег ведьма откладывала на очередной переезд. Не могла себе позволить жить на одном месте больше трёх-четырёх лет, и по истечении этого срока непременно продавала, часто за бесценок, избу и убиралась с дочкой куда подальше. Ведь рано или поздно селяне свяжут странные неурожаи с появлением в их деревне пришлой вдовы. И однажды ведьма действительно попалась, а поспособствовала этому, пусть и невольно, собственная дочь.

Руте шёл тогда восьмой год, обликом смуглая, темноглазая и темноволосая девочка пошла не в мать, и была большой лентяйкой и самовольницей. Всё бы ей носиться без дела с утра до ночи, как говорится — собакам хвосты крутить. Ведьме даже приходилось дочку поколачивать. Надоело хлопотать по хозяйству одной, пусть это всего лишь небольшой огород и с десяток куриц. И всё равно трудолюбие и послушание в Руту никак не вбивались. После очередной трёпки надаёт обещаний с три короба, и вскоре опять сбегает от работы на улицу, в компанию таких же бездельников. Сарафанчик у девчонки постоянно в пыли и репьях, смоляная косичка растрёпанна, зато личико сияет от полноты жизни, а яркий рот вечно до ушей.

Ещё больше чем домашнюю работу, дочка ведьмы не любила вникать в тонкости кормившего их чародейства. Мать уже начала её понемногу обучать волшбе и у Руты даже обнаружились немалые способности, хотя ведьмой от рождения она не была. Матушка заимела дочку от обычного человека, похоже, с востока страны, судя по чернявости получившегося младенца. Возможно, от никогда не виденного отца Рута унаследовала и склонность к безделью.

В тот роковой для их маленькой семьи день ведьма велела дочери следить, как наполняются сусеки. Заканчивался щедрый месяц жнивень, поля свои труженики убрали и занимались молотьбой, и в амбаре пережинщицы, прямо в воздухе, возникла золотистая струйка зерна.

С приятным шуршанием она ссыпалась в один из больших деревянных ларей, и Руте следовало не прокараулить момент, когда тот заполнится полностью. После чего изменить направление струи, перетянуть её к новому сусеку, что девочка уже прекрасно умела. Сама же ведьма — для всех соседей скромная отзывчивая вдова, — согласилась посидеть с чужими маленькими детьми, родители которых поехали на мельницу. Вообще-то ведьме на сопляков было наплевать, но ради поддержания доброй молвы приходилось время от времени идти на жертвы.

Оставшись дома на хозяйстве, со строгим наказом из амбара ни ногой, Рута некоторое время околачивалась рядом с сусеком и добросовестно на него таращилась.

Однако вскоре непоседе это наскучило. Струйка зерна была тонкой, иногда вообще прерывалась, и ларь наполнялся медленно. Поэтому, не замкнув амбар, Рута решила ненадолго сбегать на улицу и даже успела подраться с одним из мальчишек. Своим вечным врагом — белобрысый и бледный, словно присыпанный мукой, тот упорно обзывал смуглую девочку то замарашкой, то немытой чернавкой. За что в очередной раз и поплатился метко подбитым глазом.

Но вражина, как оказалось, не успокоился. Другим, не заплывшим глазом, прекрасно разглядел, что чернавка разрывается между улицей и приоткрытым амбаром. И отправился втихомолку выяснять, от какого занятия Рута по своему обыкновению отлынивает.

Уже из амбара перепуганный, но и торжествующий мальчишка рванул прямиком к старосте. В качестве доказательства на его ладони топорщились, как щетина ежа, зачарованные зёрнышки ворованной ржи. Рядившаяся под скромную вдову ведьма попалась и её участь была предрешена!

Побросав все дела, быстро собравшиеся односельчане пережинщицу схватили и связали, предварительно оглушив чуть не сразу до смерти. Потом, бесчувственную, поволокли в поле, на стерню. Многие мужчины тащили с собой цепы, которыми выбивали из снопов зерно. Этими крепкими длинными палками с молотилом на конце разъярённые труженики переломали ведьме все кости и выбили из тела чёрную душу. После чего вернулись и сожгли дом пережинщицы, благо тот стоял на отшибе.

Утолив первую, лютую злобу, селяне слегка охолонули и принялись спорить о судьбе дочки ведьмы. Связать-то они её связали ещё вместе с матерью, но смотреть на казнь не повели. Всё-таки дитя, возможно даже невинное, если ведьма не успела ничему обучить. Поэтому мнение толпы сразу разделилось. Одни предлагали девчонку отпустить и пусть, дескать, уходит прочь на все четыре стороны. Выживает, как умеет. Другие же принялись яростно доказывать, что это опасно. Молодая ведьма может когда-нибудь вернуться и отомстить за мать.

Пока хмурые взрослые судили да рядили, белобрысый мальчишка с подбитым глазом подкрался к связанной Руте и стукнул её, что есть силы, сучковатым поленом по голове. Коротко вскрикнув, дочь ведьмы упала на землю лицом вниз и осталась лежать неподвижно рядом с догорающим домом.

Глава 1. Без матери

Сознание вернулось вместе с сильной болью в голове. Некоторое время Рута не могла понять, где находится и почему тело не слушается, но вскоре боль утянула её обратно. В темноту и бесчувственность.

Когда девочка очнулась снова, голова болела меньше и начала, хоть и туго, соображать.

Рута поняла, что лежит на земле, почему-то заваленная сверху ветками деревьев, а, подёргавшись, убедилась, что по-прежнему крепко связана. В этом беспомощном состоянии получалось только дышать и смотреть на далёкое небо через просветы в ворохе ветвей, а надо было не разлёживаться и как-то выбираться. Но, ни встать, ни толком повернуться она не могла, и не только из-за пут — первый осенний месяц хмурень остудил землю и тело замёрзло и одеревенело. Зато выколоть себе глаз получилось бы легко, острый сучок одной из веток опасно целился прямо в глазницу на расстоянии всего в полпальца!

«И как только уже не проткнул, пока ворочалась?», — испуганно подумала Рута и осторожно повернула голову набок. Теперь сучок целился лишь в щёку, опять же не приходилось касаться земли разбитым затылком.

Потом дочь ведьмы лежала и внимательно прислушивалась, надеясь сообразить, куда именно её отволокли односельчане. Кажется, к большой дороге для путников. Неподалёку вдруг послышался приближающийся стук копыт и тарахтение тяжёлой повозки. Которую явно влекли сразу несколько лошадей, пущенных галопом, и они пронеслись мимо так быстро, что Рута даже не сообразила закричать.

Потом целую вечность по дороге никто не проезжал, и Рута, чтобы не паниковать, бормотала себе под нос срамные частушки, вставляя туда имена хитромудрых односельчан. Пожалели, называется, не добили. Зато так упрятали, что, возможно, спастись вообще не удастся.

«Если выживу, никому не откроюсь, что мать была ведьмой, — исчерпав запас частушек, пообещала сама себе Рута. — Трудится буду, как все. Уйду в другие края и попрошусь к добрым людям в батрачки. Жаль почти ничего не умею… Эх, матушка, мало ты меня лупила!».

Жалея погибшую мать, Рута погрузилась было в воспоминания, но её собственное незавидное положение надолго отвлечься не давало. К болям в затылке, в затёкшей спине и к давно мучившему ознобу присоединилась и принялась терзать острая жажда.

Дочь ведьмы уже согласна была нырнуть опять в беспамятство и больше оттуда не возвращаться, как вдруг всем телом почувствовала вибрацию земли. В её сторону приближалось что-то многочисленное и многоногое, а когда оно потекло мимо, девочка опознала на слух большое овечье стадо. Однако докричаться до пастухов не получилось! Её собственный голос оказался слишком слабым, ещё и дурные овцы блеяли на все лады.

Зато Рутой заинтересовались собаки пастухов. Принялись крутиться вокруг кучи веток, совать в просветы возбуждённо принюхивающиеся носы, а ещё рычать и лаять.

— Собачки, лайте громче! — принялась подначивать их Рута. — Да где же эти дуралеи пастухи? Тогда, собачки, тяните меня наружу сами! Ату! Взять за ноги, взять!

Растравленные, не понимающие странную команду псы взвыли громче, а один принялся царапать лапами холмик из веток, как раз напротив лица Руты. Мигом расширил просвет в приличную прореху, но кто-то из пастухов, уже издали, призывно свистнул, и обученные собаки бросились вслед за стадом. Вернее две убежали, а одна задержалась и вдруг принялась шумно лакать. Буквально в нескольких шагах от Руты оказалась вода! Неважно даже какая, пусть бы и грязная лужа!

— Эй, оставь и мне! — умоляюще прохрипела девочка. Но пёс продолжал лакать и дочь ведьмы рассердилась: — Такой же дуралей, как и хозяева! А ну пошёл прочь!

Животное повернуло в её сторону морду, на миг ощерилось, но всё же подчинилось. Исчезло из поля зрения, лишь зашуршала под лапами полузасохшая трава. А Рута, поскуливая от нетерпения, опять принялась ворочаться и попыталась перевернуться на живот. В таком положении, извиваясь и отталкиваясь от земли ступнями, можно будет попробовать ползти, но наваленные сверху ветки перевернуться не позволили. Ещё и коварный сучок воткнулся-таки в щёку, которая принялась кровить. Но Рута только зло засмеялась — лежать и помирать от жажды рядом с водой она не будет! Добьётся своего не мытьём, так катаньем.

И решение пришло почти сразу — а что если притянуть воду прямо к себе? Струйка воды не тяжелей, а то и легче струйки зерна, только бы суметь живительную влагу «подцепить». Поднять в воздух.

«А уж мимо собственного рта не промахнусь», — подбадривала себя дочь ведьмы, разминая пальцы на прикрученных к бокам руках. Жаль, что нельзя было вращать кистью целиком, зато, благодаря собаке, Рута знала расстояние до воды. Опять же большая прореха в ворохе веток, словно нарочно, смотрела в ту сторону.

Потом дочь ведьмы сосредоточилась и принялась нашёптывать слова волшбы, с помощью которых когда-то управлялась с зерном в амбаре (в том числе просыпанном мимо сусеков по недогляду). Одновременно она мелко перебирала пальцами, словно пряха, вытягивающая нить из кудели.

С земли немедленно воспарили и поплыли друг да другом сухие травинки и листики. В крошечный поисковый поток затянуло даже неосторожного жука, и Рута брезгливо тряхнула пальцами, сбрасывая весь этот мусор обратно на землю. Она поторопилась и промахнулась, не дотянулась до места, в котором рассчитывала найти воду.

Создав другой поисковый поток — по сути, невидимое продолжение руки, — Рута опять пошарила по земле, и, наконец, «нащупала», что искала. Источник желанной влаги, вот только не вытянула из него ни капли — тыкающийся в воду маленький поисковый поток лишь её раскачивал. Пришлось поискать на земле камешек, поднять повыше и кинуть в воду. И когда тот плюхнулся, создав небольшой фонтан брызг, вот его-то Рута и подхватила. Зашевелила пальцами быстрее, плавно потянула добычу на себя, и в воздухе, наконец-то, повисла струя воды.

Она вытягивалась и вытягивалась, вскоре достигла кучи веток и дочь ведьмы, жадно и нетерпеливо, поймала струю ртом. Принялась пить, немного захлёбываясь и постанывая от наслаждения, и за этим восхитительным занятием не услышала осторожные, словно подкрадывающиеся шаги.

В прореху между ветками вдруг заглянул белобрысый мальчишка, и в первую секунду Рута вообразила, что видит своего деревенского врага. Который заявился вдоволь поиздеваться, раз спорая на расправу чернавка крепко связана. Дочка ведьмы угрожающе нахмурилась, невольно сжала кулаки, и струя воды моментально опала и расплескалась по земле.

Но уже в следующее мгновенье Рута поняла, что ошиблась, незнакомец на её врага походил разве что цветом волос. Брови и ресницы у мальчишки были чёрные, глаза синие и живые, а не оловянные бездушные плошки под соломенными ресницами. Правда, повёл себя незнакомец в точности как старый враг — синие глаза опасно сузились, а лицо сморщилось от отвращения:

— Ох, гадина! — пробормотал он, отшатнувшись.

— Сам такой! Ужо освобожусь, и получишь в ухо! — не осталась в долгу Рута.

— Молчи, девочка! И не шевелись, рядом с тобой змея!

Сказав это, мальчишка моментально пропал. По шуршанию травы Рута поняла — побежал в сторону дороги. Сама же дочь ведьмы в змею почему-то не поверила. Неужели судьба так к ней несправедлива, что притянула разом столько бед? И как не шевелиться, если острый сучок опять воткнулся в щёку, и пришлось покрутить головой, чтобы хоть немного отодвинуться.

«И всё-таки я полоумная! — опомнилась вдруг дочь ведьмы. — Пообещала сходу дать в ухо, вместо того чтобы умолить развязать! Кто же захочет помогать грубиянке?».

— Эй, не серчай! — принялась она звать по-прежнему слишком слабым, срывающимся голосом. — Выручи меня! Сделай доброе дело!

Но незнакомец не вернулся, а чуть позже Рута не услышала, а скорей почувствовала какое-то движение рядом с собой.

Уже догадываясь, она скосила глаза и уставилась на плоскую змеиную голову прямо у своего виска. Вертикальные зрачки в глазах гадюки словно источали ненависть. Возможно, змея забралась под ветки, привлечённая теплом человеческого тела, но оно оказалось чересчур беспокойным. И раздражённая гадюка сделала бросок и вонзила свои ядовитые зубы Руте в шею.

Когда дочь ведьмы пришла в себя в очередной раз, она ехала верхом на бредущей шагом лошади, привалившись спиной к сидевшему позади ездоку. Рука доброхота ещё и обвивала Руту за талию, удерживая от падения, вот только оглянуться на спутника не получилось. И разбитая голова — теперь, кстати, забинтованная, — а главное — сильно распухшая и горевшая огнём шея не желали, чтобы ими крутили и тревожили.

Зато коситься по сторонам было не больно, и Рута увидела рядом, вернее чуть впереди, ещё одну лошадь с могучим всадником. Одетым не по-сельски: не в бесформенные порты из домотканого полотна и не в лапти, а в плотные штаны, заправленные в сапоги. И не в длинную, почти до колен рубаху, а кожаный короткий доспех, открывающий мощные ручищи до локтя. Словно почувствовав на себе взгляд, могучий муж повернул к девочке волевое, уже не молодое лицо.

— Здрав будь, господарь! — слабо пискнула Рута.

— Очнулась? И ты будь здрава, чадушко, — добродушно прогудел в ответ всадник и девочка облегчённо вздохнула.

— Ой, по-нашему говоришь! А я смотрю платье иноземное, подумала что басурманин. Что в полон меня везёшь.

— Отчего же басурманин, славич. Зовут Бер, — усмехнулся в ответ здоровяк, — И не в полон, а сам пока не знаю куда. Если по дороге, могу подвезти.

— Отвезём куда надо, если даже не по дороге, — поправил мужчину мягкий женский голос позади Руты, и девочка только теперь сообразила, что голова её упирается затылком словно в мягкие упругие подушечки. Да и обнимающая за талию рука явно была женской.

— Здрава будь, господарыня! — поспешно поздоровалась Рута и всё-таки попыталась повернуть назад голову. Боль в шее сразу усилилась, а ещё накатило страшное головокружение, но участливая рука упасть с лошади не позволила.

— Бер, давай-ка передохнём, — по-прежнему мягко распорядилась женщина за спиной Руты. — Малышке надо дать питьё.

Остановив лошадь, женщина осторожно передала девочку спешившемуся здоровяку, и тот бережно пристроил больную на травке. А уже в следующее мгновение над Рутой склонилась средних лет женщина с распущенными по плечам русыми волосами. Поддерживало волосы красиво вышитое очелье.

Женщина ласково улыбнулась, а её спутник счёл нужным сообщить:

— Жена моя, Дайва. Вот она не славична, свебка с запада.

Рута улыбнуться в ответ не успела, удивлённо округлила глаза. Мягкая и женственная Дайва вырядилась в плотные штаны, в точности как у мужа. Правда вместо доспеха на женщине была нарядная душегрея: узорчатая, сильно расклешённая под грудью и с присобранными на плечах рукавами. И, как всякая душегрея, короткая. Чуть ниже талии, поэтому пышные бёдра женщины, обтянутые штанами, были словно выставлены напоказ.

— Дозволь узнать, тётенька, пошто позавидовала на мужние порты? Вдруг хозяин осерчает и поколотит? — ляпнула Рута, хотя в другое бы время промолчала. Видно виной её неуместному любопытству было болезненное, лихорадочное состояние.

— Не поколотит, он добрый, — подмигнула ей бесстрашная Дайва. — И это не его, а мои штаны, в дороге в них сподручней. Выпей, чадушко, настой из травки. Немного полегче станет.

— Что за зелье?

— Змеиный корень, удаляет из организма яд.

Она поднесла к губам Руты небольшую склянку синего заморского стекла и девочка, приподнявшись на локте, послушно глотнула. Голова после этого меньше кружиться не стала, да ещё накатила липкая слабость. Рута поспешно легла и в изнеможении прикрыла глаза.

— Бедная девчушка что-то совсем позеленела, — озабоченно прогудел над ней здоровяк Бер.

— Сам видишь — нехорошая рана на голове, ещё лихорадка с ознобом. И не только от укуса гадюки, — произнесла со вздохом Дайва. — Видать добрые люди её умирать рядом с дорогой оставили. Интересно за что?

— Сама потом расскажет, если захочет. Главное чтобы поправилась.

— Это верно, но малышка удивительно живучая! Быстро очнулась и даже разговаривает.

— Потому что ведьма! — твёрдо произнёс над Рутой кто-то третий, и девочка с усилием подняла веки.

Рядом с взрослыми застыл неизвестно откуда появившийся мальчишка. Белобрысый и синеглазый.

«Болтливый проныра видел, как я сумела напиться с помощью волшбы…», — успела подумать девочка, прежде чем жестокая рвота вывернула её наизнанку. Водой как раз и рвало, пополам с горькой желчью.

Вяло обтерев рот ладонью, Рута опять подняла глаза на мальчишку, перевела взгляд на Бера и Дайву и равнодушно произнесла:

— Ладно, я дочь ведьмы. Спасать меня больше не надо, можете опять связать и где-нибудь бросить…

— У малявки жар или она полоумная? — насмешливо фыркнул белобрысый. — Дайва, это лечится?

Здоровяк сурово кашлянул и отвесил мальчишке лёгкий подзатыльник. Женщина же, в своей манере, мягко улыбнулась.

— Тавр нам рассказал, что ты умеешь ворожить, — заговорила она. — Завидую, я, например, просто травница. Волшба мне никогда не давалась.

— Ты не боишься ведьм? — не могла не спросить Рута, хотя выталкивать слова ей стало сложнее. Язык почему-то стал плохо слушаться. — Их же… нена…видят…

— Заметили, она стала говорить невнятно? — всполошилась Дайва. — Забираем малышку с собой в Орден! В лечебницу!

— Вот и славно, тоже хотел это предложить, — согласился с женой Бер и осторожно подхватил девочку с земли.

«Большой добрый медведь», — подумала дочь ведьмы, почему-то полностью доверяя незнакомцам. При этом девочка уже не чувствовала ни рук ни ног.

Глава 2. Орден Всезаступников

Всё утро Рута смирно пролежала в кровати, Дайва взяла с неё слово не вставать, как и положено недужной на излечении. Меж тем в комнате имелось заманчивое окно, за которым всегда происходило что-нибудь интересное. Да и самим окном — узким, очень высоким, состоящим из цветных стёклышек, можно было любоваться не уставая.

Не менее роскошно выглядела покрытая деревянными узорами и тоже высоченная входная дверь. В деревеньке, где Рута жила с матерью, окна в домах были крохотные, и даже через дверь взрослому человеку просто так не пройти. Приходилось сгибаться в три погибели. Тут же, в обители Ордена, всё было необычным и причудливым, правда целиком каменную громаду девочка ещё не исследовала. Только часть лечебницы, в которой сейчас находилась.

За заманчивым окном опять раздался боевой клич, его проорал срывающийся мальчишеский голос. Затем послышались топот, звуки ударов и шумная возня, и Рута всё-таки не выдержала. Рванула с кровати к окну, распахнула створку и свесилась через узкий каменный подоконник.

Довольно далеко внизу — обитель была повыше иных теремов и палат богатеев, — на покрытой ямами и рукотворными препятствиями небольшом поле дрались короткими жердями мальчишки. Рута уже знала, что воюют они меж собой понарошку, проходят обучение как будущие воины, но всё равно это была драка, которая мгновенно привела дочку ведьмы в состояние азарта. Рута ещё больше свесилась из окна и насмешливо завопила:

— Эй, Тавр, лупи Ильку крепче! Не жалей, или мало каши ел?!

Однако Тавр (тот самый белобрысый, что нашёл Руту у дороги) на ехидное подуськивание отвлекаться не стал. Зато наблюдающий за боем наставник мальчиков Бер поднял голову и погрозил безобразнице пальцем. Пришлось Руте захлопнуть окно и плюхнуться обратно в кровать. При этом дочка ведьмы кипела от возмущения — судя по солнцу, скоро перевалит за полдень, а главной ворожеи лечебницы Альдоны всё нет. Эта строгая сухонькая особа навещала Руту каждый день, но лишь на минуту-другую. Зато ждать главную ворожею, ещё и непременно в кровати, приходилось часами. Особенно когда в обитель привозили новых больных.

Злясь на Альдону и завидуя носившимся по двору мальчишкам — впрочем, некоторые из них по возрасту были скорее парням, тому же Тавру почти четырнадцать, — Рута принялась мрачно сверлить глазами дверь, и, наконец, была вознаграждена. В маленькую комнатку проскользнула насупленная Дайва.

— Опять куролесила? Высовывалась из окна и отвлекала отроков от занятий? — сходу попрекнула она своим мягким, совсем не страшным голосом.

— Больно они мне нужны, — пристыжено буркнула Рута.

— Да ведь я слышала! И сколько можно называть благородного Ильриха каким-то Илькой!

— То есть если сынок чужеземного барона, то благородный? А я, значит, навоз под лаптями?! — взметнулась с кровати Рута и с видом базарной скандалистки упёрлась руками в свои тощие бока. Выданная в лечебнице широкая нижняя рубаха моментально свалилась с одного плеча аж до локтя.

— Не навоз, конечно, просто невоспитанная девчонка, — неодобрительно прошелестел ещё один голос, и в комнату вошла главная ворожея лечебницы. — Нравится тебе или нет, Ильрих будет называться благородным по праву рождения. А вот какой из него получится воин, ещё надо будет доказать. Не справится, так вернётся в отцовский замок.

Альдона замолчала, приблизилась и уставилась на дочку ведьмы, не дотрагиваясь ни пальцем. Зрачки ворожеи при этом сузились в крохотную точку. Потом Альдона мигнула, развернулась и, прежде чем выйти, бросила через плечо:

— Здорова. Может теперь носиться и приставать к мальчишкам, сколько захочется.

— Не приставала я, беспременно надо возвести напраслину, — неубедительно соврала уже пустому дверному проёму Рута. — Дайва, мне-то теперь куда? За ворота и на все четыре стороны?

— А что, хотела бы остаться? — покосилась на неё травница и принялась поправлять сбитый тюфячок на кровати. Вот теперь Рута смотрела на свою бывшую, казалось бы страшно надоевшую постель с грустью. Возможно, следующую ночь придётся провести в поле под кустом.

— Так ведь идти некуда. Родни нет, — понурила голову дочь ведьмы. — Ещё я к тебе и Беру очень привязалась… даже немного к белобрысому…

— Не переживай, тебя не выгонят. Я нарочно не говорила, чтобы ты сама попросилась, — неожиданно обрадовала Дайва, подавая Руте её собственную рубаху и сарафанчик. Теперь чистые и с заштопанными прорехами. — Переодевайся. Сейчас пойдём к Магистру, он желает с тобой побеседовать.

— Ой, я и в лечебнице помогать могу! — радостно зачастила Рута. — И на кухне, и в саду! Отлынивать не собираюсь!

— Какая глупенькая, зачем же на кухне? — удивилась Дайва. — За книжки сядешь, на ворожею будешь учиться, раз имеются способности. Ведь воинов в обители хватает, а ворожей всегда мало. Помнишь, я тебе говорила о предназначении Ордена?

Рута кивнула. Как ни помнить, если сама умолила травницу рассказать об этом таинственном месте, едва начала выздоравливать. Ведь слухи об обители с непривычным для славичей названием Орден Всезаступников ходили самые разные.

К примеру, волхвы с Идоловой пустоши и других, более мелких капищ, разбросанных по всей стране, Орден и не хвалили, и не порицали. Сохраняли беспристрастие, ведь удел волхвов служить в первую очередь богам, а не докучливым людям с их многочисленными бедами. И уж если боги до какого-нибудь просителя не снизошли, тот вправе поискать помощи где угодно.

Зато яростные шаманы с севера, тесно связанные с миром духов и демонов, считали почитателей Ордена заклятыми врагами. Притом, что Всезаступники в религиозные воззрения вообще не вмешивались, их служение заключалось в борьбе с силами тьмы. Многолетней и успешной, у горстки основателей Ордена впоследствии появилось много последователей.

Не удовлетворившись одним кивком, Рута принялась пересказывать Дайве историю появления Ордена, которую от неё же и узнала:

— Жил да был когда-то благородный иноземный рыцарь по имени Леон! — возбуждённо тараторила девочка, пока Дайва вела её по длинным незнакомым коридорам к покоям Магистра. — И дал рыцарь обет, служить не какой-нибудь прекрасной даме, а людям. Защищать их от всякой поганой нечисти, несущей несчастье, болезни и смерть.

Как-то раз во время своих странствий Леон встретил славичну Улиту, белую ведьму и травницу. Она помогла рыцарю победить в неравном бою, а после залечила Леону смертельную рану. После той счастливой встречи ведьма и воин больше не расставались. Стали жить-поживать и народились у них детки!

— Не просто жить-поживать, — усмехнулась Дайва. — Детки это тоже хорошо, но Леон и Улита продолжали бороться со злом, и к ним примкнули такие же бесстрашные последователи. Тогда рыцарь вложил всё своё состояние в строительство нашей обители, и когда почтенная пара, достигнув глубокой старости, почила, их друзья основали Орден Всезаступников Леона и Улиты. С тех пор попавшим в беду людям всегда помогают воин и ворожея, такой боевой союз считается наилучшим. И почему, кстати, ты упорно называешь ворожей белыми ведьмами?

— Моя мать их так всегда называла. Сама-то она была чёрной, только вредила, — задумчиво произнесла Рута. И вздохнула: — Бедная мама.

Дайва тактично промолчала, и вскоре остановилась перед традиционно высокой резной дверью, но не квадратной, а полуаркой.

— Пришли, войди и не забудь поздороваться. Я тебя оставлю, увидимся потом.

Травница развернулась и пошла прочь, а Рута от волнения даже не постучалась. Просто толкнула неожиданно легко поддавшуюся дверь, решительно шагнула вперёд и оторопела. Застыла с открытым ртом.

Через тёмное, ночное окно в большую комнату вливались потоки призрачного лунного света. Углы и дальняя от окна стена из-за этого оставались в полутьме, хорошо был освещён только просторный стол, стоявшее рядом высокое кресло, и сидевший в нём мужчина.

— Но ведь сейчас день и светит солнышко? — пробормотала вслух, не поверив своим глазам Рута. И вдруг опомнилась: — Ой! Здрав будь, господарь Магистр!

— Здравствуй, деточка. Проходи поближе и садись. — Мужчина повёл ладонью в сторону стула напротив стола. — Только не зови меня господарь, просто Магистр.

— Угу… То есть хорошо, — Рута маленькими шажками стала пробираться к столу, косясь на поблёскивающую металлом чёрную фигуру, мимо которой следовало пройти. Фигура опиралась на обнажённый высокий меч, а когда Рута с ней поравнялась, шевельнулась и приветственно подняла руку.

Ещё больше чем таинственная фигура Руту взволновала уродливая голова неизвестного зверя в полутёмном углу. Голова торчала прямо из стены, словно тварь протаранила шипами на морде каменную кладку и пыталась влезть в комнату из соседнего помещения. Но когда зоркая Рута пригляделась, оказалась что башка прибита к подвешенному щиту. При этом в мёртвых глазах горели красные искорки, а из приоткрытой пасти вдруг выдвинулись клыки.

А вот сам Магистр загадочным или каким-то особенным не выглядел. Был чем-то похож на Бера — пожилой, с сединой на висках, но могучий мужчина с двумя приметными, крест-накрест, шрамами на одной щеке. Одет глава Ордена был в иноземный, но весьма простой, без украшательств тёмный камзол, и уже в следующую секунду Рута сочувственно вздохнула и стеснительно отвела глаза. Один рукав камзола плоско обвисал, руки под ним не было.

— А-а, ты об этом? — спокойно произнёс Магистр и повёл широким плечом с пустым рукавом. — Было дело. Альдона меня тогда спасла и выходила, но вырастить новую руку не сумеет никто.

— Главная ворожея госпиталя? — зачем-то переспросила Рута.

— Это теперь она в госпитале, а раньше была моей спутницей по борьбе с нечистью. Ты ведь уже знаешь, какой важной цели мы все служим?

Рута торопливо кивнула, и так как Магистр замолчал, опять уставилась

на тёмное окно с льющимся оттуда лунным светом.

— Нравится? Или смущает? — заговорил Магистр.

Вместо ответа девочка покосилась через плечо на голову уродливого зверя. Голова заметила её внимание и явственно щёлкнула клыками. Но Рута уже догадалась, не зря она была дочкой ведьмы. Тем более что через страшную морду слегка просвечивала каменная стена.

— Это просто морок? Ты колдун?

— Сообразила, молодец. Да, это наваждение. Только я не колдун, а бывший воин Ордена, удостоившийся чести его возглавить. Наваждение по моей просьбе создала Позёмка, одна из девочек, которая у нас обучается. Очень талантливая, потом познакомитесь, если тоже решишь остаться.

— Знамо дело останусь! — горячо пообещала Рута и Магистр в ответ улыбнулся. — Я тоже потом смогу создавать мороки?

— Сказать по правде — чаще всего тебе придётся их развеивать, уж больно силы зла любят принимать чужие личины. Так что давай-ка приведём комнату в порядок и поговорим не отвлекаясь.

Магистр протянул единственную руку к столу, взял какую-то тонкую загогулину и небрежно её переломил.

Комната моментально изменилась. Окно оказалось задёрнуто плотными шторами, живая чёрная фигура превратилась в неподвижные рыцарские доспехи, голова же чудовища вообще со стены исчезла. Вместо неё появился причудливый светильник рядом с большим книжным шкафом. Ещё в комнате были полки с ворохами свитков, пучками перьев и пузатыми чернильницами, а в специальной подставке у двери застыли пара мечей и боевой топор на длинном древке.

Пока девочка заново всё рассматривала, Магистр встал и отдёрнул шторы, пустив внутрь лучи пусть и осеннего, но всё ещё яркого солнышка. Светильник после этого сам собой погас, а мужчина вернулся в кресло и заговорил опять.

— Тебя ведь Рута зовут? Хорошее имя для травницы. Чудодейственная рута, одновременно и яд, и противоядие. Опять же мощный оберег от вредоносного колдовства.

— Стать просто травницей? Можно я буду ворожеёй? — горячо попросила дочка ведьмы. — Хочу путешествовать, драться и побеждать! Уже и напарника себе подобрала!

— Ну-ка, ну-ка? — живо заинтересовался Магистр.

— Тавр вроде ничего. Жалко белобрысый.

— То есть блондинов ты не жалуешь? Тогда, может, обратишь внимание на благородного Ильриха? Прекрасный жгучий брюнет! — участливо подсказал Магистр.

— Это Илька-то прекрасный? — возмущённо фыркнула и скривилась Рута. — Да у него нос крючком и глаза, как у филина!

— Об этом я как-то не подумал, — сокрушённо покачал головой Магистр. — Просто Ильрих ещё и ближе тебе по возрасту. Рассуди сама — Тавру скоро четырнадцать, а тебе нет и восьми, верно? К тому времени как выучишься и подрастёшь, у Тавра уже будет спутница-ворожея. Такие вот дела, смириться-то с этим сможешь?

— Да уж убиваться по белобрысому не собираюсь. Может, мне потом ещё кто глянется, — решительно пообещала Рута, а Магистр доброжелательно кивал и смеялся одними глазами. — А когда начнёшь меня учить? Прямо сейчас?

— Не угадала, для этого есть учителя. Я просто хотел с тобой познакомиться, а за дверью уже дожидается Позёмка, она и покажет школу и познакомит с другими девочками. Старайся, буду следить за твоими успехами.

— Небось сдюжу! — уверенно пообещала Рута и поклонилась главе Ордена в пояс.

Глава 3. Школа

Позёмка, высокая девочка лет двенадцати, не понравилась дочке ведьмы с первого взгляда. И хороша-то собой удивительной, снежной красотой под стать имени, и Магистр-то её чересчур хвалит. Поэтому Рута зыркнула на живую снегурочку неприветливо, но тоненькая, очень белокожая, с льдистыми бледно-голубыми глазами Позёмка на явную неприязнь не отреагировала. Хлопнула пушистыми белыми ресницами, слегка улыбнулась одними уголками рта и просто поманила за собой. Махнула ладошкой и пошла прочь.

— Я тоже завсегда рада знакомству, — буркнула ей в спину Рута, невольно любуясь на длинную белую косу.

Так и не произнеся ни слова, новая знакомая привела дочку ведьмы к каменной лестнице. Они спустились ниже, пересекли ещё один коридор и попали в другой. Наконец Позёмка толкнула одну из дверей и отступила в сторону, давая Руте пройти первой.

В комнате не меньшей, чем покои Магистра, находилось несколько девочек разных возрастов и Дайва.

Засучив пышные рукава полосатого трёхцветного платья, какие любили носить большинство свебок, и обвязав талию фартуком, травница толкла что-то пестиком в ступке, которая стояла на массивном столе. С одной стороны от ступки находился глиняный горшок, с другой решето с какими-то корешками.

Девочки, рассевшиеся на лавках возле стола, внимательно за Дайвой наблюдали. Всего учениц в комнате, не считая прислонившуюся к косяку Позёмку, было четыре. Причём две из них, ещё младше Руты, оказались близнецами. Рыженькие неотличимые толстушки, которые уставились на новенькую во все глаза.

Зато две другие ученицы, русые и довольно взрослые, на Руту едва покосились. Возможно им всем не разрешалось отвлекаться во время занятий, впрочем урок Дайва тут же прервала.

— Вот вам ещё одна подружка. Знакомьтесь, а после закончим готовить настой, — сказала травница, откладывая пестик и накрывая ступку тряпицей.

— Липа, — первой представилась самая взрослая, лет шестнадцати, русая девочка, снисходительно изучая дочку ведьмы.

— Морошка. Лушка, — по очереди сказали-хихикнули рыжие близняшки. — Ты куколки красивые делать умеешь?

— Вам бы только в куклы играть, — строго укорила близняшек ещё одна русоволосая девочка с вздёрнутым курносым носиком. — Я Заряна. А ты?

— Рута, — назвалась дочь ведьмы. И не утерпела, ткнула пальцем в Позёмку и словно выплюнула: — А эта ваша ледышка небось сызмальства лучше всех себя считает?

— Это ещё что такое? — всплеснула руками Дайва. — Никак сходу ссору затеваешь?

— Потому что я ей не пустое место! Ишь какая, словечко из себя за-ради знакомства не выжмет! — ещё больше взъерошилась Рута.

— Так она не может! — засмеялась то ли Лушка, то ли Морошка, а её сестра смех подхватила.

— Вот именно. Не разобралась, а сразу судить, — сурово покачала головой и Заряна, а лицо Руты залилось горячей краской стыда.

— Ой, прости-прости! — умоляюще забормотала дочь ведьмы, обращаясь к по-прежнему молчавшей, застывшей с отстранённым видом Позёмке. — Выходит, ты, горемычная, немая?

— Вовсе нет! — опять всплеснула руками Дайва. — Тут дело в другом. Сплоховала на этот раз наша лучшая ученица, когда собирала ночью в лесу особенную травку. Траву ту следует рвать в полном молчании, а тут сова поблизости возьми и крикни! Видать Позёмка то ли ойкнула, то ли на птицу нечаянно шикнула, но что случилось доподлинно пока неизвестно. В лесу девонька была одна.

— А причём тут сова? — ничего не поняла Рута. — И почему молчит сама ледышка, не признаётся, как дело было?

То ли Позёмка на «ледышку» на этот раз обиделась, то ли решила дать подсказку, но девочка открыла рот и вдруг издала тоскливый, пронзительный совиный крик! Смешливые Лушка и Морошка так и покатились.

— Поняла, наконец, причём сова? — тоже усмехнувшись, продолжила объяснять травница. — Завыл бы поблизости в тот момент волк, Позёмка тоже бы теперь завывала. Потому что не смогла соблюсти ритуал во время сбора чародейской травки. Ну ничего, к ночи заговорит по-человечески. А вам, девочки, наглядный урок.

— Всегда думала — рви себе траву горстями да набивай корзины! — никак не успокаивалась дочь ведьмы.

— Это только козе так собирают, — возмущённо фыркнула Дайва. — На иную чародейскую травку при сборе даже тень не должна упасть, другая дастся в руки в определённый день и час, третью сможешь сорвать только через серебро или злато…

— Это как? — с жадным интересом перебила Рута.

— Всему обучу, всё в своё время узнаешь. А если будет трудно, девочки всегда помогут. И ссориться у нас не принято.

Весь остаток своего первого школьного дня Рута провела с девочками. Сначала в травницкой, где досмотрела до конца, как Дайва готовит настой. Правда тот оказался не чародейским, просто от кашля для одного из больных лечебницы.

Потом был урок по рунам. Вслед за остальными Рута покинула травницкую и перешла в странную комнату без окон. Её освещали свечи и пара факелов, а вместо лавок стояли в круг жёсткие стулья, на которых девочки и устроились. И тут же в комнату вошла ещё одна учительница — живая маленькая старушка, на груди и запястьях которой висела россыпь причудливых амулетов. Но поразили дочь ведьмы не они, а мужская стрижка учительницы "под горшок". При этом, несмотря на седину, короткие волосы старушку молодили.

Увидев новую ученицу, она назвалась Кипреей и принялась объяснять, для чего стоит изучать руны. Оказывается, чтобы совершить волшбу не обязательно читать заговоры, как делала всегда мать Руты. Достаточно начертить несколько символов, а ещё руны-символы можно изготовить заранее. Вырезать магические знаки на кусочках дерева, нацарапать на камушках или кусочках кожи и носить при себе, пока не возникнет необходимость воспользоваться. В этом случае руны ещё послужат как обереги.

Закончив поучать, Кипрея достала из мешочка на поясе гладкий камушек размером с куриное яйцо и дала его подержать Руте. И обычный с виду серый голыш вдруг налился мерцающим молочным светом. Довольная Кипрея объявила, что у новой ученицы прекрасные способности к волшбе, и больше всего этому обрадовалась почему-то Позёмка. Заулыбалась и даже захлопала в ладоши, а засмущавшаяся Рута дала себе слово больше не вредничать. Видно ссориться в этой школе действительно не принято.

Затем наступил вечер, и учениц накормили ячневой кашей с маслом, запивать которую следовало молоком. Горшок каши и кринка молока ждали девочек на большом столе в травницкой, ещё в этой комнате имелась печь и много разной посуды — от обычных горшков, глиняных мисок и ковшиков, до иноземных цветных склянок, причудливых сосудов и чаш. И если простая посуда теснилась на широком шестке печи, иноземная заполонила резные поставцы вдоль стен. И кругом подвешенные пучки трав, а на полках ряды берестяных туесков с корешками, почками, семенами и соцветиями растений. Любопытная и деятельная Рута, быстро поев, обследовала все углы и сунула нос в большинство туесков.

— Печь ведь нужна не только кашу разогревать? — догадалась дочка ведьмы.

Спрашивала она у Заряны, а ответила вдруг Позёмка, нежным звенящим голоском:

— Угадала, всегда надо что-то вскипятить или подогреть, а некоторые зелья томятся в печи целую ночь.

— Ой, ты заговорила! — обрадовалась Липа, а Лушка с Морошкой бросились с Позёмкой обниматься.

— Малы́е, кыш доедать кашу! Скоро вам спать, — попеняла близняшкам Заряна, которая, видно, обожала всех отчитывать. К Позёмке она тоже обратилась с укоризной: — Ну, что же ты? Неужто обычной совы испугалась?

— Не совы, маленькая лесавка с дерева прыгнула. Прямо мне на плечи, — принялась оправдываться белоснежная девочка, щёки у которой слабо порозовели. — И как крикнет совой в ухо, да ещё на шее повисла — не отцепить. Пришлось отогнать бранными словами, которых нежить всегда боится. По-моему, из меня не только спутница воину, обычная травница не получится…

— Брось убиваться, я бы на твоём месте тоже растерялась, — принялась утешать Липа расстроенную Позёмку.

— Почему же лесавку не отпугнул твой оберег? — вдруг раздался женский голос от двери. Оказалось, в комнату незаметно вошла Альдона, и все девочки поспешно встали её приветствуя. Рута слегка замешкалась, но сделала, как все. — Это точно была лесная нежить? Может, проклятое дитя, которого утащил леший?

— Не распознала, — совсем поникла Позёмка. — Лесавка была голая, шалила с удовольствием, правда волосы, кажется, не зелёные.

— Кажется? — довольно сухо спросила Альдона.

— Луна за облачко зашла…

— Ладно, всё поправимо. Завтра поедем с тобой по соседним деревням, постараемся разузнать, пропадал ли у кого ребёнок. Кстати о малых ребятах — не пора ли кому-то спать? — насмешливо, и вместе с тем ласково поинтересовалась Альдона, поглядывая на Лушку и Морошку.

Вместе с близняшками в постель отослали и возмущённую Руту, которая и не подозревала, что в свои почти восемь лет должна будет делить спальню с шестилетками. Ужасно хотелось остаться со старшими девочками и расспросить их о проклятых детях. Но и разговор в спальне оказался внезапноинтересным, ведь сразу не уснули.

Прежде всего сестрёнки зажгли свечу и принялись перебирать кукол, рассевшихся в ряд на лавке под окном. Выбрали по одной тряпичной подружке и утащили к себе в кровати, на лавке же осталось ещё с пяток.

— Выбирай любую, если тоже любишь куколок, — великодушно предложила Руте одна из близняшек.

— Не-а, — поморщилась в ответ дочка ведьмы, которая, сколько себя помнила, предпочитала свистульки да рогатки.

— Зря. Куколки нам даже сказки сказывают.

— Ну-ну, — усмехнулась Рута, но, как старшая, спорить с малышнёй не стала.

— Интересные сказки, мы такие сроду не слыхивали, — продолжала соблазнять одна из сестрёнок.

— Расскажите мне лучше, как в эту обитель попадают? Чтобы выучиться на ворожею.

— Очень просто — надо чтобы тебя нашли и сюда привезли. Кто-то из спутников, воин с ворожеёй, ведь они постоянно путешествуют. Вот и нас нашли, когда мы без родителей остались, и тебя. Ты ведь тоже сиротка? — спросила одна из девочек.

— Ага, — нехотя отозвалась дочка ведьмы, которая не любила об этом говорить.

— А в школу тебя позвали, потому что есть способности, — с умным видом подняла вверх палец говорившая близняшка. — Иначе просто бы отмыли, подлечили и пристроили в приют к волхвам. Или в добрую семью.

— Ну а если сиротка достаточно взрослый, в обители могут обучить какому-нибудь мастерству, — подхватила нить разговора другая сестра, одновременно баюкая куклу. — Воином опять же можно стать, если есть желание. Только не всякий захочет, храбрыми рождаются не все.

— А ворожеями девочки быть хотят? Вы хотите? — спросила Рута.

— Хотим! — сёстры переглянулись и произнесли это одновременно. Но заговорила потом одна, которая баюкала куклу. — Чего уж теперь, ежели чужая страшная бабушка нам колдовскую силу передала. Обычными девочками больше не станем.

— Как передала? — ещё больше заинтересовалась Рута. — А родители куда смотрели? Или они уже…

— Уже, — жалостливо покривила губы одна из близняшек, а вторая ещё и всхлипнула. — Мы тогда совсем маленькие были, ехали куда-то с батюшкой и матушкой в санях, да чуть не пропали. Морозы, говорят, жуткие стояли, так родителей Дед Карачун прибрал. Нас же нашла и притащила к себе в избу страшная бабушка…

— …в тёмный лес, в самую чащу, — опять перебила и стала сама рассказывать другая сестра. — Внутри печки нас выпарила, к жизни вернула, потом каждую за руку подержала и сразу ушла, как будто в сени. А оказывается на мороз, босиком и в одной только нижней рубахе! Мы тогда без сил были, сразу уснули. Потом несколько дней бабушку ждали, пока Лушка её в окошечко не увидела.

Близняшка ткнула пальцем в сестру, и Рута, в свете свечи, вдруг впервые заметила, в чём отличие девочек. У Морошки под ухом сидела крупная, горошинкой, родинка.

— И чего потом? — поторопила рассказчицу дочка ведьмы.

— Сестра реветь начала и даже описалась. Дескать, стоит страшная бабушка под окошечком и просвечивает вместе с рубахой! А рядом с ней такие же батька с мамкой!

— Уж так-то врать и пугать друг друга негоже, — пожурила Лушку Рута.

— Она не врала, — перешла вдруг на шёпот Морошка. — Потом и я за окошечком страшную бабушку видела. И родителей. Пришли и долго стояли. Даже улыбались.

— Может вам всё поблазнилось с голода? Или лихоманка ещё мучила, после того как чуть насмерть не замёрзли? — от души пожалела сестрёнок Рута.

— А вот и нет, мы не голодали. Куколка страшной бабушки рассказала про репу в подполе. А ещё как снег топить, и какую травку в кипяток заваривать, чтобы совсем выздороветь.

— Кто-кто? — не поверила своим ушам Рута.

— Куколка, — спокойно и уверенно отчеканила Морошка, а Лушка твёрдо кивнула. — Очень старая и страшная, как сама бабушка. Она на окошке сидела, головой вертела, всё видела и нам объясняла. Про Навь, которая обступает нашу Явь кругом, и иногда в неё проникает. Ещё куколка объясняла, что бояться мёртвых не надо. В Нави всем хорошо, кроме самых больших грешников, которые сразу попадают в Пекло…

— Батюшки, это вы ещё не спите? — вдруг заглянула в их спаленку Липа. — А я слышу — шу-шу-шу. Неужто нельзя наговориться завтра?

Липа погрозила пальцем, задула свечу и вышла, а близняшки тут же раззевались.

Но Рута после услышанного просто так уснуть не могла. Сказала, что выйдет по нужде и скользнула в коридор вслед за Липой. Та стояла у окна, словно поджидала и заговорила первой:

— Наши девчушки уже всё рассказали? Что видят мёртвых? — понизив голос, спросила она Руту.

— Угу. Маленькие, а врать горазды, — кивнула дочка ведьмы. — Ещё, дескать, куколки им сказки рассказывают.

— Так вот знай — всё правда, ведь Лушка и Морошка будущие ягини. Баба-Яга, умирая, передала им свой пост на границе Яви и Нави. Знамо дело ещё лет десять их никто на границу не поставит, пока что идёт обучение. Через куколок, уж больно ягини малы. Потом, как говорит Альдона, кукол заменят животные: змеи, вороны и непременно коты. Кошачье племя тоже видит Навь, и кто из неё в наш мир проникает.

— Надо же, ягини, — пробормотала Рута, у которой голова шла кругом. А она-то ещё волновалась, что дочь пережинщицы! — То есть Лушка с Морошкой спутницами воинов не будут?

— Правильно, их ждёт свой пост. А теперь спать, — отмахнулась от следующих вопросов Липа и скользнула в спальню старших девочек, плотно прикрыв за собой дверь.

Когда Рута вернулась в собственную спальню, будущие грозные ягини, пока что ещё по-детски милые и розовощёкие, крепко спали в обнимку с самодельными, довольно страшненькими куколками.

Глава 4. Гадание на рунах

На следующее утро большие девочки, Липа и Заряна, появились в травницкой без Позёмки и словно ряженые. Нацепили на себя короткие рубашонки и мужские штаны, так что Рута поперхнулась куском ржаного пирога с морковью. Но раскашлялась она больше от неожиданности, сразу вспомнила такой же наряд Дайвы при их первой встрече. Да и близняшки к штанам вместо юбок отнеслись спокойно, продолжали невозмутимо поедать творог.

— Небось, будете кататься на лошадках? А я? — моментально загорелась Рута, откладывая недоеденный кусок пирога.

— И всё-то ты знаешь, — усмехнулась Липа. — Да, мы с Бером и двумя его учениками едем на дальний хутор за лесом. Сказывают там завёлся злыдень, если это не выдумки хуторян.

— Кому надо про злыдня выдумывать? — удивилась дочка ведьмы, которая не раз слышала разговоры о кознях этого демона. Дескать, стоит поганой нечисти завестись, вполне зажиточные хозяйства разваливаются, семьи нищают, и как бы люди не старались выкарабкаться, беды продолжают их преследовать. Не зря злыдня ещё называют Недолей.

— Всякое бывает, — пожала плечами Липа. — Начал прежде работящий хозяин лениться или попивать, а признаться в собственной нерадивости духу не хватает. Виноватого на стороне ищет.

— Позёмку тоже не ждите, чуть свет уехала с Альдоной по деревням, — вступила в разговор и Заряна. Потом покосилась на близняшек: — Малы́е, подкрепляйтесь про запас. Вместе с Дайвой отправляетесь на старый жальник.

— Нетушки! Можно мне тоже поехать искать злыдня? — сначала возмутилась, а после принялась канючить Рута. — Что интересного среди могил?

— С нами нельзя, — строго отрезала Заряна. — Кстати и на жальник тебя не звали. Только сестёр.

— Лепо придумано — вы все при деле, а я сбоку припёка?! — так и взвилась дочка ведьмы. — Может, пойти хоть пугалом в огороде постоять? Или и там не нужна, урожай весь собрали?

— Не вопи, — поморщившись, окоротила её Липа, — ступай к Кипрее, она ждёт. Ты руны должна учить, если не передумала быть ворожеёй.

— Ой! — опомнилась и застыдилась Рута. — Опять я ссору затеяла, уж не серчайте… Потом про злыдня хоть расскажете?

— Иди давай. Поторапливайся, — развернула дочь ведьмы за плечи и вытолкнула в коридор Заряна.

Старушка Кипрея ученицу действительно уже ждала, но и времени даром не теряла. Жевала свежеиспечённый калач, держа его за румяную ручку, и в сумрачной комнате без окон стало уютней от одного только тёплого хлебного духа.

— Чадушко, у вас в травницкой квас или взвар есть? — сходу спросила Кипрея, продолжая с удовольствием жевать.

— Только молоко, — почтительно отозвалась Рута.

— Поберегусь, меня с него пучит, — грустно объявила старушка. — Тогда не в службу, а в дружбу — сбегай, чадушко, в общую едальню. Принеси кружечку ягодного или грушевого взвару. Не заплутаешь?

— Не-а, — уверенно пообещала дочка ведьмы и ринулась за дверь, а потом по коридору в сторону каменной лестницы.

Общая едальня, в которой кормили проезжих, наёмных работников и будущих воинов, учеников Бера, находилась в полуподвале каменных палат обители.

Радуясь возможности лишний раз пробежаться, Рута весело заскакала вниз по ступенькам, пока не врезалась на повороте в поднимающегося навстречу человека. Вышло очень неловко — чтобы удержаться и не упасть, дочка ведьмы пылко обхватила его руками, а губы сами собой ткнулись в чужую щеку.

Получивший невольный поцелуй издал изумлённый возглас, а ещё больше опешившая Рута уставилась в лицо с большим крючковатым носом и совершенно круглыми совиными глазами. То был Илька. Вернее благородный Ильрих, десятилетний сын чужеземного барона, с которым дочь ведьмы даже не была знакома. Лишь видела несколько раз из окна, когда лежала в лечебнице.

— Щто такой быль? — немного испуганно спросил Ильрих, в то время как Рута продолжала сжимать его в объятьях.

Покрасневшая и сильно смущенная дочка ведьмы поспешно разжала руки и даже не стала скандалить. Мигом сбежала. И уже не видела как Ильрих, глядя ей вслед, вдруг растроганно заулыбался. Он вспомнил эту юную отроковицу со смоляными волосами, которая всякий раз чуть не вываливалась из окна, когда видела его на малом ратном поле.

Отроковица даже что-то приветственно кричала (немного перевирая при этом семейное имя, передающееся в роду баронов через поколение), и вот теперь подкараулила и поцеловала! Что ж, он не будет мешать бедняжке собой восхищаться. Если захочет, пусть поцелует ещё. Пожалуй, он даже будет этого ждать…

Рута же после случившегося спускалась по лестнице уже чинно. Тем более что вскоре получила полную кружку взвара на меду, которую и донесла Кипрее, удачно не расплескав. Ну, почти. Разок всё-таки дёрнулась и немного пролила, когда опять увидела на лестнице Ильку. Сынок барона продолжал торчать на прежнем месте и глупо улыбаться, а Рута вновь почувствовала, как вспыхнули её щёки.

— Ты что-то раскраснелась, ягодка. И смущена, словно невеста на смотринах, — сразу заметила и проворковала с явным любопытством Кипрея, принимая кружку. Отпила сразу половину сладкого напитка, удовлетворённо вздохнула и продолжила. — Может, расскажешь?

Рута потупилась и отрицательно качнула головой, но старушка-учительница не унималась:

— А и не надо, сама всё узнаю. Руны расскажут, смотри.

Кипрея отцепила от пояса один из вышитых мешочков и высыпала его содержимое, синие полупрозрачные камешки, на маленький круглый стол, стоявший в центре круга из стульев.

На каждом гладком камешке была вырезана одна руна, и в первую очередь старая ворожея осторожно их перетрогала. Потом склонилась и подула на синюю россыпь, после чего уже небрежно сгребла её в сторону, в одну поблёскивающую кучку. Но странным образом несколько рун остались лежать в центре стола, вытянувшись в строгую линию.

— Великая Мокошь! — вдруг захихикала старушка, поднимая на Руту лукавые глаза. — Ягодка, тебе не рано ли кружить мальчишкам головы? Гляжу, один уже готов! Враз присушила, не хуже приворота.

— Неужто видно по камушкам? — невольно заинтересовалась дочка ведьмы.

— Руны разве что имя не скажут, зато раскроют многое другое. Мастью присушенный в тебя, годами чуточку постарше и даже знатного роду. Значит, не увалень деревенский, а любезный кавалер! — продолжала веселиться старая ворожея.

— Никого я не присушивала! — горячо возмутилась Рута. — Пусть только сунется со своими любезностями, филин пучеглазый!

— Вот же злюка, — насмешливо прищурилась Кипрея. — А сунется или нет, сейчас посмотрим.

Старушка опять склонилась к столу, и добавила к ровному ряду камешков ещё один, из общей кучки. Но тот спокойно лежать не пожелал — крутанулся, и руна перевернулась с ног на голову.

— Вот и ответ — этот не отстанет. Прилип, как банный лист к сдобному месту!

Кипрея ещё похихикала, потом посмотрела на надувшуюся, мрачную девочку и сжалилась:

— Не серчай, тот бедолага тебе вовсе не суженный. Хочешь, погадаю ещё? На этот раз на наречённого.

Рута задумалась. По правде сказать, мальчишки пока её не интересовали. Но девочка вдруг вспомнила одно признание Дайвы — мол, по примеру Леона и Улиты, самыми надёжными спутниками считаются поженившиеся воин и ворожея. Тогда почему бы не узнать всё о наречённом, чтобы выбрать потом подходящего спутника! И Рута просияла и утвердительно кивнула.

Старая ворожея опять сгребла синие камешки в кучку, перемешала, разровняла, но в этот раз дуть на них не стала. Поводила над рунами горящей свечой. А когда, сдвинув в сторону лишние, вгляделась в новый расклад, больше не веселилась. С виноватым видом собрала со стола камешки и ссыпала обратно в мешочек.

— Видать зря я это всё затеяла… Чадушко, давай так — подрастёшь хотя бы годков на пять, тогда и поговорим, — отводя глаза, пообещала Кипрея.

— Настоящий наречённый ещё хуже пучеглазого филина? — приуныла девочка, и старушка опять смешливо фыркнула. Видно такой у неё был характер.

— Или меня никто замуж не возьмёт? — продолжала допытываться Рута, — А, может, мало проживу? Помру невестой? Вот я горемычная, тогда и впрямь лучше не знать!

— Угомонись, наплела уже с три короба, — остановила её Кипрея. — Давай-ка я всё-таки расскажу, а то дурными думами себя изведёшь. Руны поведали, что твой наречённый будет особенным. С двумя личинами — одновременно и человек, и какое-то существо.

— Оборотень что ли? — сразу заинтересовалась Рута.

— То есть оборотней ты не боишься? Матушка тоже умела в кого-то превращаться?

— Она нет. А дяденька Силыч, который наладился было к ней ходить, слыл деревенским оборотнем. Всем рассказывал, что стал таким, потому что его собственную матушку в лесу медведь напугал. Когда та была на сносях.

— Враль какой, берендеем так не становятся! — возмутилась Кипрея. — Если оборотень не врождённый, в медведя может оборотить только колдун.

— Ага, Силыч и правда был враль и охальник, — призналась Рута. — Думал запугать матушку и бегать к ней по ночам без сватовства. Он и к другим тётенькам бегал, если безмужние.

— И чем же отплатила бесстыжему твоя матушка?

— Дала испить зелена вина, и показалось дурню, будто не зима стоит, а лето красное. Так и сидел в сугробе, словно на травке, пока ерунду в штанах не отморозил. Пришлось нам с матушкой из той деревни срочно уезжать.

— Смотрю, калач ты тёртый и необычного суженного не напугаешься, — когда отсмеялась, похвалила Кипрея. — Ну и правильно — коли это любовь, какая разница в кого муженёк изредка перекидывается? Соколом ли летает, волком ли рыщет. Больше тебе скажу — любого мужика следует иногда отпускать побегать.

— Наверное, — не слишком уверенно согласилась Рута. — Только я ещё подумаю. Может, всё-таки замуж вообще не пойду.

— Дело хозяйское, — спокойно кивнула Кипрея. — Ну а теперь за работу. Будешь заучивать и пробовать рисовать руны.

— Я уже вчера некоторые запомнила, — похвалилась дочь ведьмы.

— Ну-ка?

— Радуга, Леля и Сила.

— Верно, есть такие. Начнём с самой простой, Лели. Чудесный оберег, как раз для девочек и молоденьких девушек. Но тут дело такое — скривишь хоть одну линию, это уже не руна. Бесполезная закорючка. Давай покажу.

Кипрея встала с жёсткого стула, подошла к стене комнаты и взяла какой-то чёрный комок с полочки. Комок оказался куском угля, и старая ворожея принялась чертить большую, размером с локоть, руну на досках, которыми видно специально обшили стены поверх каменной кладки. На высоту, куда могла дотянуться рука.

Через мгновение Рута поняла, для чего в комнате нужен был полусумрак. Едва учительница закончила рисовать руну, угольный чёрный контур позеленел и стал светиться.

— Это означает, что нарисовано правильно, — повернув голову, пояснила через плечо учительница и продолжила урок.

Вторую, точно такую же руну Кипрея намеренно начертила небрежно. Перекосила, и чёрный угольный контур светиться не пожелал.

— Поняла подсказку? Теперь давай ты, — подозвала девочку учительница и вручила кусок угля. — Не спеши, старайся, — подбадривала Кипрея, внимательно наблюдая. — Ага, руна не засветилась! Потому что вышла уродиной, ты зачем ей этот хвост пририсовала?

— Сама не ведаю, — пригорюнилась Рута. — Видно рука сорвалась…

— Пробуй опять, пока не получится.

Почти весь день дочка ведьмы занималась рунами, правда два раза Кипрея занятия прерывала. В полдень отпустила Руту поесть, а ближе к вечеру ещё и побегать во дворе обители.

— Смотри, недолго, — напутствовала учительница. — Проветри голову и обратно.

Рута нетерпеливо кивнула и понеслась на малое ратное поле, где всякий день занимались мальчишки, будущие воины. Чаще всего до полудня, поэтому сейчас на поле никого не было, и дочка ведьмы, схватив жердину, принялась скакать вокруг деревянного болвана и тыкать в него палкой. Давно хотела это попробовать, ещё с тех пор, как наблюдала за мальчишками из окна лечебницы. Ведь болван был не простой — насаженный на толстый кол, под ударами он принимался сам собой крутиться и уворачиваться.

Очень скоро Рута почувствовала на себе чей-то взгляд, резко оглянулась и увидела неподалёку Тавра и Ильку. Крючконосый тянулся на цыпочках к уху высокого Тавра и что-то горячо нашёптывал. Белобрысый в ответ широко улыбался, видно наслаждался подробным пересказом про нечаянный поцелуй.

Моментально взбеленившись, Рута выместила злобу на безответном болване — стукнула его так, что загудевшая упругая жердина вырвалась из рук. После чего, нарочно неторопливо, девочка проплыла мимо сплетников к дверям обители. Пора было вернуться на урок.

Уже вечером, поедая за столом травницкой жирную уху, немножко очумевшая после долгих занятий дочка ведьмы принялась с удовольствием болтать. Правда собеседниц оказалось всего две, Лушка и Морошка. Старшие девочки так и не появились.

— А я уже немного с рунами управляюсь, — похвалилась дочь ведьмы для начала. Про гадание на наречённого она решила пока не рассказывать, тем более таким малявкам. — Ну а вы чего на старом жальнике делали? Кстати он где?

— Далеко, — явно уставшей Морошке видно говорить не хотелось. Уху она тоже хлебала вяло, и вскоре миску отодвинула. Её сестра выглядела такой же замученной и просто болтала в вареве ложкой.

— А чего вы такие смурные?

— Разбранили нас сегодня. Обманщицами назвали, — вздохнула Морошка, в то время как её сестра почти задремала сидя. — Давай мы поспим, а расскажем всё завтра.

Когда в травницкую заглянула Дайва, сестрёнки уже убрели в спальню, а озадаченная Рута мыла за всеми миски.

— Девчушки, небось, в кроватях? — спросила травница.

— Ага, словно на них дрова возили, — с беспокойством сказала Рута. — А уж убиваются! Что-то вышло неладно?

— Верно, поспешили мы просить помощи у ягинь. Малы ещё. Хотя и могут видеть мёртвых, видно не всегда нужных. Никак же не проверишь.

— Дайвочка, расскажи! Ты же знаешь, как я люблю тебя слушать! — моментально принялась канючить любопытная дочка ведьмы.

— Так и быть, только коротко. Приехали в Обитель важные люди, упросили отыскать на старом жальнике могилу их прародителя. Даже место той могилы примерно указали. Дескать, его, место, один сильный колдун за хорошую плату отыскал, а наши ягини упёрлись — не та и всё! Могила действительно есть, но показавшийся из Нави её хозяин не князь, а жалкий нищий пьяница.

— А вдруг колдун обманул? — бросилась заступаться за близняшек Рута.

— Колдуну те люди как раз верят, а таким малышкам нет. Тогда ягини весь жальник обыскали, страшно устали, и всё же могилу князя не нашли. Важные люди из-за этого осерчали и принялись на Обитель и Лушку с Морошкой наветы наводить. Поэтому Магистр повелел и разыскать того колдуна, и зазвать к нам взрослую ягиню. Из самых Муромских лесов, поэтому, коли и согласится, явится не скоро.

— Дайва! — обняла вдруг травницу Рута. — Я так рада, что вы меня с Бером нашли и сюда привезли!

— То есть тебе у нас хорошо? Тогда я тоже рада, — мягко улыбнулась Дайва и поцеловала девочку в лоб.

Глава 5. Ведьмин камень и перунова стрела

На следующее утро в травницкой собрались уже все ученицы, видно старшие вернулись ночью.

— Поймали злыдня? — тут же пристала Рута к Липе, которая ей нравилась больше ворчливой Заряны. — Иль не вышло?

— Целых трёх поймали, и как только домовой их в избу допустил, — принялась рассказывать Липа, одновременно накладывая на ломоть хлеба мазуню. Толстым слоем, видать любила кро́шеную редьку, смешанную со сладкой па́токой. — Злыдни окаянные на обитателях хутора верхом уже ездили, а домовой дедушка почти зачах от переживаний.

— Спросить хочу — домового не раз видела, банника тоже, а какой из себя злыдень? — Рута даже отодвинула от Липы горшочек с мазуней, чтобы девушка не ела, а рассказывала.

— Похож на злобного нищего в лохмотьях, только увидеть его просто так нельзя. Потому что злой дух. Теперь дай мне спокойно поесть, — потянулась Липа за горшочком, но дочь ведьмы только вцепилась в него крепче.

— И как вы тогда злыдней разглядели?

— Вестимо как, через ведьмин камень, — не выдержала Заряна. Сначала встала и отняла у Руты мазуню, потом ненадолго вышла из травницкой. Когда вернулась, держала на ладони плоский и узорчатый зелёный камень с довольно большой дырой в середине.

— Куриный бог? Какой красивый! — восхитилась Рута. — Матушка тоже всегда вешала в курятник, от лис, правда наш был обычный голыш с дыркой.

— Это не куриный бог, — принялась поучать Заряна. — Рукотворный амулет. Такие Кипрея из камня-змеевика делает, тот хорошо впитывает и хранит волшбу. Кипрея амулет заговаривает, после чего любой может видеть сквозь отверстие духов и нежить в истинном обличье. Уже трухлявым пеньком или кочкой болотной не прикинутся!

— Ловко! — завистливо пробормотала дочка ведьмы. — Я бы тоже от такого камушка не отказалась.

— У нас у всех есть, и у тебя будет. Когда начнёшь выезжать на задания, — успокоила Позёмка, красиво взмахнув белыми пушистыми ресницами.

— Быстрей бы. Вот уж повеселюсь вволю! — обрадовалась Рута, и Заряна опять взялась её воспитывать:

— Не ради веселья ворожейской премудрости учишься! И с кровожадными тварями лучше не шутить, хорошенько это запомни!

Но беспечная ещё по малолетству Рута пропустила предостережение мимо ушей. Нетерпеливо повернулась опять к Позёмке.

— Расскажи теперь ты! Как съездила с Альдоной?

— Если переживаешь за проклятое дитя, в трёх окрестных деревнях ребятишки не пропадали, — произнесла живая снегурочка своим нежным, звенящим голоском. — То ли я встретилась с обычной маленькой лесавкой, то ли девочка была не из этих мест. Ведь по кромке леса идёт большая дорога, а по ней ездят и семьями.

— Одного не пойму — это зачем же родичам собственное чадо проклинать? — задумчиво произнесла дочка ведьмы.

И опять вмешалась Заряна, конечно же сделав строгое лицо:

— Чаще всего по дурости. Бывает, кричит младенец день и ночь без умолку, либо шалит не в меру, если уже бо́льшенький, вот замученная баба и брякнет в сердцах — чтоб тебя леший взял! Тот и забирает обещанное ему дитя в лесавки или лешачки.

— Зато если лесавка не истинная, не от блуда лешего и кикиморы, стать обратно человеком такой ребёнок сможет, — подхватила вошедшая Дайва, видно услышавшая часть разговора. — Надо над проклятым либо провести обряд, либо заставить выпить особое зелье. Пожалуй, такое зелье мы с вами сегодня и сварим. Ночью Бер мальчишек в лес ведёт, будет учить не плутать в чаще. Вдруг им попадётся и та странная лесавка, которую не испугал оберег от нечисти на Позёмке.

И день пошёл своим чередом. Сварив все вместе зелье, девочки отправились заниматься рунами, но тут уже у каждой было собственное задание. Рута, например, пока продолжала запоминать и рисовать магические символы.

Затем наступил полдень и перерыв, после которого дочька ведьмы наконец-то познакомилась с третьей своей учительницей.

Моревна, мускулистая великанша ростом с Бера и Магистра, была родом с острова Буяна, на котором испокон веков хранился священный для каждого славича Алатырь, камень мудрости и справедливости. Из-за этого островитяне беспрестанно отражали как открытые, так и тайные нападки недругов, мечтающие тот камень захватить.

Порой к острову причаливали целые армии, поэтому каждый рождённый на Буяне учился давать отпор врагу с раннего детства. Любой мальчик желал быть только богатырём, девочка богатыршей, и, подрастая, они посвящали ратным подвигам целую жизнь, даже если потом с острова уезжали. Вот и Моревна, прибившаяся, в конце концов, к Ордену Всезаступников и согласившаяся обучать девочек основам боевой защиты, большую часть времени была в разъездах. Богатыршу вечно тянуло туда, где назревала хорошая драка, поэтому будущие ворожеи надеялись больше на обереги, спутников и собственные защитные заклинания.

Потом Моревна возвращалась, и уроки возобновлялись. Выглядела же учительница, на взгляд Руты, так что дух захватывало! Медная её коса, накрученная на голову, была упрятана внутрь высокого причудливого венца. Не столько украшенного, сколько вооружённого острыми зубцами и частыми высокими шипами, торчавшими из в общем-то нарядного цветочного узора. И, конечно, на богатырше была не юбка, а штаны и простёганный камзол-доспех. Тоже щетинившийся на этот раз короткими шипами, защищающими горло и руки воительницы до локтя. Шипастыми же оказались носки и задники кожаных сапожек Моревны, а в целом мужская одёжа мускулистую и длинноногую богатыршу даже украшала. Сидела не в пример лучше, чем на полнобёдрой пухленькой Дайве. И Рута, пленившись, решила непременно добыть себе такие же штаны, когда подрастёт и начнёт выезжать на задания.

Меж тем Моревна, поприветствовав учениц и зыркнув исподлобья на новенькую, дочку ведьмы, велела всем отправляться на малое ратное поле.

Пока ученицы гурьбой спустились по лестнице, пока обогнули кругом обитель, Моревна каким-то образом оказалась рядом с полем первой. Сидела со скучающим видом на пожухлой травке и заостряла ножом конец не слишком длинной, с локоть, палочки, превращая её в лёгкую стрелу. Рядом на траве лежала ещё целая охапка палочек и три маленьких лука.

— Просила же на мои занятья портки надевать, — проворчала богатырша. — Самим теперь будет неспродручно.

— А у меня штанов ещё нет, — решила на всякий случай оправдаться Рута.

— На нет и суда нет, — буркнула в ответ неулыбчивая Моревна, и опять обратилась ко всем: — Побегайте пока вокруг поля, покуда я занята. Кругов пять, не меньше!

Любившая беготню Рута обрадовалась и немедленно сорвалась вперёд, но успела услышать, как кто-то из старших девочек недовольно вздохнул. Зато Лушка с Морошкой принялись носиться друг за другом с не меньшим удовольствием, да ещё с радостным визгом. Не по кругу, а просто в догонялки, из-за чего учительница на них покосилась, но ничего не сказала.

Закончив нарезать круги, Рута уже по собственному желанию полезла на врытый в землю и гладко обструганный столб, но ей помешал моментально сбившийся между ног сарафан. Пришлось съехать вниз, и сарафан при этом, вместе с нижней рубахой, задрались до пояса.

— Потому про портки и напомнила, чтобы голым задом не сверкать, — раздался рядом уже не ворчливый, но насмешливый голос Моревны и её рука быстро обдёрнула подол сарафана Руты. Та страшно смутилась и начала озираться по сторонам, но учительница успокоила: — Никто из мальчишек не видел, сорванцы с Бером на реке. А ты, шустренькая, возьми-ка теперь лук. Попробуй попасть стрелой в ту колобашку.

Моревна показала рукой на треснувшую деревянную посудинку, подвешенную на верёвочке к высокой перекладине, и Рута, тщательно прицелившись, с первого раза тюкнула по колобашке стрелой.

— А ты боевая. Не то что некоторые, — совсем оттаяла Моревна и неодобрительно качнула шипами венца в сторону красной замученной Заряны. Та ещё только закончила бежать и никак не могла отдышаться. — Обычно те, кто умеет колдовать, думают, будто всё решает волшба. Но иногда вражину следует просто хорошенько отдубасить!

— Почему бы нет, коли заслужил. Я с удовольствием! — нашла родственную душу Рута и, прицелившись, загнала стрелу прямо в выдолбленное нутро колобашки. — Эх, жалко нет наконечника. Не втыкается.

— Возьми вот этот. От меня на память, — сказала вдруг богатырша и, покопавшись в кармане штанов, протянула девочке странный с виду наконечник. Непривычно длинный, с кисть руки, узкий и слегка прозрачный.

— Он не из железа? Это камень или кость?

— Никогда не видела перунову громовую стрелу? — удивилась Моревна.

— Только про них слышала. От матушки.

— Эту я самолично после удара молнии добыла, да не где-нибудь, а в священной дубовой роще. Значит так, попадёшь перуновой стрелой в нежить из лука — разорвёшь её на части. Просто кольнёшь легонько кончиком — не убьёшь нежить, но обездвижишь. Думаю, пригодится тебе стрелка в будущих странствиях.

— Благодарствую! — низко поклонилась восхищённая подарком Рута.

— И не забудь приготовить к следующему занятию штаны, — велела богатырша и, хлопнув тяжёлой ручищей ученицу по плечу, отошла и занялась другими девочками. Больше внимание дочке ведьмы она в тот день не уделяла, что показалось Руте даже обидным.

— Очень много о себе эта Моревна воображает, — принялась недобро бубнить Заряна за ужином. Липа в ответ лишь пожала плечами, Позёмка примиряюще улыбнулась, но Заряна никак не успокаивалась. — Какая же это учительница, если ей, как и Липе, всего шестнадцать! Старше меня всего на один год!

— Да? — изумилась Рута, прекратив хрустеть солёным огурцом. — Тогда она мне ещё больше нравится!

— А почему бы не учительница, коли заслужила? Воюет с малых лет, а война делает взрослым быстро. Сколько Моревна сама разных чудищ уничтожила, нам с вами и не снилось, — с укором прозвенел голосок Позёмки, после чего Заряна нехотя кивнула и замолчала.

— Я слыхала, сегодняшней ночью богатырша отправляется в лес с Бером и его учениками, — тоже вдруг решила пожаловаться обычно сдержанная Липа. — Небось меня не позвали, хотя опыт тоже имеется. Весной, когда исполнится семнадцать, заканчиваю обучение и начинаю странствовать во славу Ордена с собственным спутником.

— Счастливая, — вздохнула Морошка. — А нам с сестрёнкой до самостоятельной жизни страсть как далеко!

— Липочка, когда уедешь, я буду скучать! — вскочила и бросилась обнимать девушку Лушка, словно они уже прощалась. Липа в ответ тоже принялась тискать, а потом и щекотать маленькую ягиню. Чуть помедлив, к ним полезла и Морошка.

Но Рута их весёлой вознёй не заинтересовалась. Уставилась на тёмное окно, за которым хлестал пусть невидимый в сгустившихся сумерках, но шумный, а значит сильный дождь. Ещё с утра осенний день только хмурился, а к вечеру непогода разыгралась, грозя затяжными дождями, после которых придёт полузимник с первыми заморозками. Как же теперь темно и страшно в залитом дождём лесу, тем более что Бер собирается нарочно завести учеников в непролазные буреломы!

О мраке и холодном дожде Рута думала и когда пригрелась в постели. Невольно сочувствуя всем, кого позвали в дорогу нужда или долг.

Глава 6. Скучать не приходится

Промозглым и скучным дождливым утром, когда хотелось не учиться, а дремать рядом с тёплой печкой под шуршание струй за окном, в травницкую, где уже собрались все ученицы, бодро впорхнула Липа. С мокрым лицом и с перекинутым через руку потемневшим от влаги дорожным плащом. С плаща потихоньку капало.

— Девоньки, чего расскажу — Илька, барончик заморский, всё-таки этой ночью в лесу заплутал! А я мальчишку нашла, выходит не зря упросила Бера взять с собой вместо Моревны! — победно объявила Липа.

— Поди в лес взяли всех, кто попросился? И я бы могла? — сразу прекратила зевать и обиженно заканючила Рута, которая уже позабыла, что накануне ночь и дождь её пугали. — А почему Моревна не захотела? Передумала?

— Да нет, за ней гонца прислали. Опасный разбойник из темницы восточного мурзы убёг, так ищут всем миром, — взялась объяснять Заряна, потому что Липа уже схватила со стола и сунула в рот пирожок. Позёмка тем временем молча забрала у подруги мокрый плащ и повесила рядом с тёплой печкой.

— Я, кстати, Ильриха не осуждаю, а жалею, — прожевав румяный пирожок с калиной, опять заговорила Липа. — Мальчишке всего десять, и Тавр, как его пестун, должен был лучше приглядывать.

— Уже десять и до сих пор собственный пестун? Так и проживёт всю жизнь занянченный, — недобро усмехнулась Рута. После случая с нечаянным поцелуем на лестнице, она старалась высмеять Ильку по любому поводу. Мстила, правда сама не знала за что.

— Ты сегодня что-то особенно вредная. Не с той ноги встала? — покосилась на дочку ведьмы Липа. И опять продолжила рассказывать. — Между прочим, бедолагу позвал и увёл от остальных якобы голос Тавра. Ильрих в этом клянётся!

— Местный леший балует? Альдона же с ним договаривалась, чтобы учеников из обители не морочил, — изумилась Позёмка, которая, усевшись от всех в отдалении у печи, взялась переплетать свою белоснежную косу. Да так и застыла с распущенными по плечам волосами, на которые Рута сначала ревниво уставилась. Но быстро успокоилась — её собственная смоляная блестящая грива была не менее густа, а к Позёмкиным годам подрастёт на ту же длину.

— Вот и Бер сперва подумал на лешего… — Липа нарочно замолчала и сделала таинственное лицо. — Пока я не нашла на земле несколько зелёных листиков!

— Тогда понятно, — кивнула Заряна, ничего не объяснив. Позёмка тоже задумчиво кивнула и спокойно занялась своей косой.

— Ничего и не понятно! — возмутилась Рута. — Ну, листочки. Чай лес кругом!

— Так ведь осень, — возмущённо пискнула Морошка. — Подумай сама — откуда теперь в лесу зелёные?

— И откуда? — исподлобья уставилась на малявку Рута, которой было обидно оставаться в неведенье.

— Давай я подскажу — листочки те нападали с ауки. Он один круглый год ходит заросший зелёной травкой и листиками, — охотно объяснила вторая ягиня.

— Даже зимой, — подтвердила Липа, закончив жевать третий пирожок. — Вспомнила ауку? Он ещё любит притворяться эхом.

— Коли вы сами позабыли — я дочь пережинщицы и рядом с лесом никогда не жила. Матушка любила в степных деревнях селиться, где люди пашни засевают.

— Так бы и сказала, — поколебавшись, вернула на место четвёртый пирожок Липа. — Тогда сейчас растолкую. Аука маленький лесной дух. Не злой, специально в топь или другое опасное место не заведёт, просто большой шалун. Это он позвал Ильку голосом Тавра и потаскал, как следует, по ночному лесу. И сам же к рассвету на опушку вывел, от которой рукой подать до дороги. Там же, на опушке, я Ильку и нашла, а Бер сейчас повёл барончика в баню.

— Небось этот шибко благородный обгадился со страху? — предположила из вредности Рута, и всё девочки невольно так и прыснули. Даже Заряна не утерпела, хотя и успела погрозить пальцем.

— Да нет, сильно ноги промочил. Надо мальчишку попарить, чтобы потом не лечить, — пояснила Липа, когда отсмеялась. И неожиданно добавила, пристально уставившись на Руту: — Пошли со мной.

— Куда? — удивилась дочка ведьмы.

— На Кудыкину гору.

— Не пойду! Уж и пошутить нельзя? — не понравилась девочке такая таинственность.

— Просто в коридор выйдем, дело к тебе есть.

В коридоре Липа завела Руту в небольшую стенную нишу возле окна и вдруг вынула из-за пазухи тёплый и немного мятый кустик… руты. Всё ещё украшенный мелкими жёлтыми цветочками, ведь упрямое растение цветёт долго и упорно. До поздней осени, словно бросая вызов наступающему предзимью.

— Держи! — Вручила Липа кустик Руте, согнувшись при этом в глубоком шутливом поклоне. — Со всем почтением от одного отрока.

— Кто такой? — опешила девочка.

— Местный, из обители, — подмигнула Липа, и Рута почему-то подумала о Тавре. Приёмный сын Бера и Дайвы, он мог хоть немного разбираться в травах и знать их названия.

— Может тот отрок Дайве хотел руту передать? На зелья и снадобья, а ты поняла, будто Руте? — продолжала недоумевать дочка ведьмы.

— Вот же поперечница! И поняла я верно, и передала, кому следует.

— Да зачем мне это?

— Прямо таки не ведаешь, зачем дарят цветы? — усмехнулась Липа. — Или благородный заморский ухажёр не по сердцу?

— Веник от пучеглазого филина?! — страшно возмутилась и, одновременно, почему-то вспыхнула, как маков цвет, Рута.

— Бедный барончик, уже и прозвище ему придумала зазорное, — вздохнула Липа. — Чем он тебе плох? Я когда нашла Ильриха под утро на опушке, тот совсем замученный был. Промокший, бледный, но едва разглядел в свете моего фонаря цветы, тут же бросился их собирать. Для тебя.

— За что ужо по сусалам и получит! Не желаю, чтобы обо мне судачили! — совсем разъярилась Рута.

— Скорая же ты на расправу, — ещё тяжелей вздохнула Липа, старательно пряча улыбку. — Лучше бы горемычный барончик, как все остальные, влюбился в Позёмку. Та хоть с мальчишками не дерётся.

— Потому что ледышка, а что уж у тихони внутри — никому не ведомо! Может целый чёрт! — опять огрызнулась дочка ведьмы, не замечая, что ведёт себя словно собака на сене — ни себе, ни людям.

— Ну-ну, — тонко усмехнулась Липа и вернулась в травницкую, оставив Руту злиться в одиночестве.

Впрочем, та тоже вернулась почти следом. Сразу после того, как выкинула бедный кустик за окно под дождь.

И дни пошли своим чередом, заполненные в основном учёбой и вечерней болтовнёй за рукодельем возле печки всё в той же уютной травницкой.

Девочки, школьные подруги, добровольно взялись готовить Руту к холодам, ведь запаса тёплой одежды у неё не было. Заряна и Позёмка вязали по паре тёплых чулок, Липа небольшую шаль, а малышки ягини, пусть и не слишком умело, каждая по варежке. Дайва же скроила и сшила Руте длинный жупанчик из толстого сукна, какие носят свебы. На самые холода поверх жупанчика следовало надевать меховую безрукавку, и тут уж постарался Бер. Принёс выделанные заячьи шкурки, из которых всё та же Дайва скроила и сшила безрукавку. Сама дочка ведьмы пока ни вязать, ни шить не умела, но старательно всему училась. Вспоминая всякий раз свою матушку, память о которой сейчас позорила.

Меж тем осень перешла в предзимье и печку стали топить не только в травницкой, но и в спаленках девочек. А когда на мёрзлую землю лёг снег, который уже не растаял, в обитель Ордена, из Муромских лесов, соизволила прикатить на высоких саночках тамошняя ягиня. Пожилая, хромая, но вовсе не древняя старуха. Статная, с низким звучным голосом и жуткая щеголиха! В крытой богатой парчой соболиной шубке, узорчатых красных сапожках и круглой шапочке, расшитой речным жемчугом. Рута всё это хорошенько разглядела, потому что гостья, прямо с дороги, появилась с утра пораньше в их спальне.

Не обращая внимания на дочь ведьмы, ягиня перецеловала Лушку и Морошку и передала близняшкам поклон от покойных родителей. Вошедший вслед за ягиней в спальню Магистр прижимал к себе единственной рукой двух толстеньких и спокойных котят. Чёрного и серого, пушистых и с кисточками на ушах. Морошка и Лушка, пища от восторга, котят мигом расхватали.

— Баюны. От меня в подарок, — звучно произнесла ягиня из Муромских лесов, кивая на котишек. — Пока малы просто спутники, а как подрастут, ещё и хорошие защитники.

— А мне котёночка? — заикнулась было из своей кровати Рута, но ягиня лишь равнодушно покосилась, а Магистр прижал к губам палец, призывая благоразумно помолчать.

Потом важная гостья велела Лушка с Морошкой одеваться, сама же пожелала подкрепиться с дороги. Магистр учтивым жестом пригласил ягиню следовать за собой, и едва они вышли, в спальню торопливо вошла Альдона.

— Чадушки, одевайтесь, быстренько закусите, и все вместе отправляемся на старый жальник. Ягиня прибыла поискать могилу князя, из-за которой в прошлый раз разгорелся сыр-бор.

— А я? Можно с вами? — опять влезла чересчур любопытная дочка ведьмы.

— А ты в телеге пятое колесо, — сурово отрезала Альдона.

Потом она так же решительно отобрала у Лушки с Морошкой котят, потому что девчонки, вместо того чтобы одеваться, продолжали их тискать.

Котят главная ворожея переложила в кровать к Руте, но спокойные до этого пушистики дочку ведьмы вдруг обшипели и сбежали обратно к хозяйкам. Тем не менее, под надзором неумолимой Альдоны, ягини всё-таки оделись, и ворожея увела малышек с собой.

Вернулись Лушка с Морошкой довольно быстро, уже к обеду. Вошли в травницкую с гордым видом и важно поведали остальным девочкам, что и взрослая ягиня не сумела отыскать на старом жальнике могилу давно покойного князя. А значит — обманщиком оказался колдун, но с ним пусть разбираются потомки того князя.

— Магистр уже пишет им письмо, что я и Лушка в прошлый раз были не виноваты, — с довольным видом подытожила Морошка.

— Ага, — поддакнула её сестра, — Не понимают люди, что об умерших нам обманывать нельзя. Как и говорить плохое — мёртвые обидятся и будут стараться прорваться в Явь.

— Зачем? — моментально заинтересовалась Рута.

— Станут ходить за нами по пятам и плакать, знаешь как их жалко! Как брошенных котяточек, — серьёзно объяснила Лушка.

— А где теперь приезжая ягиня? — спросила у близняшек Липа. — Хотелось бы на её соболью шубку посмотреть, уж больно Рута нахвалила.

— Может тётенька у Магистра? — предположила Морошка. — Только она надолго не останется, с нами уже попрощалась.Собирается проверить границу между Явью и Навью, которая возле избушки страшной бабушки.

— Той, что нам свою силу передала, — добавила от себя и Лушка, сестрёнки часто отвечали вместе.

Гостья из Муромских лесов действительно отбыла в тот же день, и жизнь в обители продолжила идти по накатанной колее. Вернее, раз наступила зима, как по накатанному ледку. Воспитанники Бера всё так же обучались, воевали понарошку то на большом, то на малом ратном поле, а ещё ездили в лес за дровами и прочищали вокруг стен обители дорожки в снегу.

Девочки усердно постигали искусство волшбы, практиковались в лечении разных недугов, а старшие ученицы ещё и выезжали на задания, когда в окрестных деревнях начинала баловать нежить. В основном домашние духи: игошка ли подерётся с кикиморой из-за хлебного мякиша и всех ночью перебудит, банник ли зад кому кипятком ошпарит, за то, что глупый человек помылся и не поблагодарил за добрый пар. Молоденькие ворожеи отыскивали виновных и, как правило, за мелкие провинности просто их журили. А вот за крупные, с членовредительством, нежить изгонялась из деревни на веки вечные, смертей же рядом с обителью Ордена не случалось десятилетиями. Упыри и другая кровожадная нечисть обходила округу за семь вёрст.

На борьбу с более серьёзным противником и на дальние расстояния, в том числе чужие страны, ездили уже боевые пары Ордена. Спутники, взрослые воин и ворожея. Их жизнь протекала в лабиринтах дорог, но время от времени спутники в обитель ненадолго возвращались и привозили рассказы о своих удивительных подвигах. Восхищённая Дайва всё крепко-накрепко запоминала и пересказывала потом ученицам или больным из лечебницы.

Но вот отпела метелями и подошла к концу и длинная зима.

Пролетел и первый весенний, ещё холодный месяц березень, когда постепенно сходит снег, а почки на деревьях только набухают. Но едва дороги подсохли, Рута принялась обучаться езде на смирной пожилой лошадке. Сначала с Липой или Заряной, а потом и одна, на приволье в окрестностях обители.

В придачу к лошадке у девочки появилась и желанная обнова, штаны. Которые хоть и скроила Дайва, но сшила их Рута самолично. Как и короткую рубаху, и мужская одежда для поездок верхом оказалась не в пример удобней сарафана.

Как-то раз, понукая и понукая недовольную лошадку, дочка ведьмы доехала до самого леса, возле которого торопливо спешилась, испытав острый позыв уединиться по нужде. Кустики с края леса листвой ещё как следует не опушились, поэтому Рута надумала пройти немного вглубь. И когда уже возвращалась обратно, вдруг увидела рядом со своей лошадью девочку лет четырёх. Совершенно голую, чумазую и в венке из лесных первоцветов. Второй венок красовался на голове пожилой лошадки.

— Ты кто? — замерла на месте и шёпотом спросила Рута, уже догадываясь, что встретила лесавку.

Та попятилась, но не убежала. Только открыла рот и издала тревожный крик совы. Потом вдруг сжалась в комок, резко распрямилась и прыгнула, словно нападающая рысь, легко преодолев разделяющее девочек расстояние.

От сильного толчка дочка ведьмы не устояла и упала спиной на землю. Хорошо хоть не приложилась головой о стоявший рядом пенёк, лесавка же, оказавшись у Руты на груди, принялась яростно терзать новую рубашку. Выдрала заодно и клок волос, но это возмутило дочку ведьмы меньше, чем порча обновы.

— Ты рехнулась, дрянь такая! — истошно завопила Рута, извиваясь под лесавкой и пытаясь её столкнуть. А когда рубашка серьёзно затрещала и расползлась, дочка ведьмы нащупала в кармане штанов подарок Моревны, перунову стрелу. — Н-н-на!

Рута ткнула стрелой лесавку не примериваясь, куда попало, но лесная нечисть немедленно обмякла и больше не могла пошевелиться. Только хлопала глазами до самой обители, куда дочка ведьмы её и привезла, с большим трудом забросив поперёк седла.

Глава 7. Взросление, реальность и мечты

— Отличилась! Кого в следующий раз в обитель приволочешь? Лешего за бороду? — веселилась в неописуемом восторге именно Заряна, самая серьёзная из всех учениц.

Рута в ответ хмурилась и косилась в угол. Ну да, она погорячилась. Забирать с собой лесавку не следовало. Небось отлежалась бы и пришла в себя, чего живучей нежити сделается…

— Подумаешь. Могу отвезти обратно, — независимо пробормотала дочка ведьмы, думая о том, что Липа бы теперь не заливалась, а подсказала как промах исправить. Но Липе исполнилось семнадцать, совершеннолетие для ворожеи, и девушка уже три дня как уехала на задание вместе с опытным спутником. Далеко и надолго.

— Ступай, сними свою дранную рубашку, — наконец успокоившись, скомандовала Заряна, явно наслаждаясь, что теперь старшая среди девочек она. И вдруг опять остановила Руту. — Погоди, а где твой оберег от нежити? Мой тебе совет — носи на шее, не снимая. Как мы все.

— Я тоже никогда не снимаю. Амулет лесавка сорвала, когда напала, и ничуть он не защитил! Вот почему?

Но Заряна не ответила и уставилась почему-то на Позёмку. Та кивнула и выскользнула из травницкой.

Вернулась Позёмка мгновенно и уже с Альдоной, с которой, видимо, встретилась прямо за дверью. Главная ворожея лечебницы стремительно подошла к Руте и вдруг её обняла.

— Спасибо, девочка, ты очень удачливая! — не сухо, как обычно, а тепло произнесла Альдона, когда отстранилась. — Ведь эта лесавка — тот самый проклятый ребёнок, которого мы искали ещё по осени. И как грамотно ты применила заклятье обездвиживания! Просто умница!

— Да нет, — решила быть честной Рута, — ни единого заклятья я не припомнила. Просто осерчала на нежить и кольнула перуновой стрелой.

— Как бы там ни было, всё равно молодец, — сказала Альдона, по бледным губам которой скользнула мимолётная улыбка. — Только лесная малышка больше не нежить. Человек, я и Кипрея провели нужный обряд.

— Вот это да! — восхитилась Рута, и остальные девочки тоже радостно загомонили. Потом дочь ведьмы великодушно предложила: — Пусть уж живёт в нашей с близняшками спальне.

— Нет, это дитя побудет пока под особым присмотром, — покачала головой Альдона. — Не умеет разговаривать, и совсем дикое. Когда отмывали и состригали с головы колтуны, всех перекусала и перецарапала.

Так в обители появилась маленькая спасённая девочка, а Рута на какое-то время прославилась. Взрослые её хвалили, воспитанники Бера шушукались и провожали уважительными взглядами, а Тавр, очень возмужавший за прошедшую зиму — ему шёл пятнадцатый год, — вообще удивил. Неожиданно подкараулил Руту возле конюшни и сунул в руку сложенную в несколько раз голубую тряпицу. После чего исчез, успев перед этим белозубо и многозначительно ухмыльнуться.

Тряпица оказалась новым шелковистым платочком, как раз на весну. Явно подарок, знак внимания, и даже с пояснением от кого — в платок была завёрнута осьмушке листа плотной иноземной бумаги. Записка, прочитав которую сгорающая от любопытства дочь ведьмы испытала острое разочарование. Записка гласила: «Ти есть карошеньки светощек!». Внизу стояла неразборчивая и очень хвостатая закорючка, но кто именно пытался заигрывать, и так было понятно. Илька, который успокаиваться не собирался! К тому же барончик вдруг стал называть Руту исключительно «светощек», видно кто-то объяснил значение её имени.

— От горшка два вершка, а туда же, женихается! — прошипела себе под нос Рута, перед тем как рванула обыскивать обширном подворье обители в поисках барончика. Следовало наконец-то проучить бестолочь, чтобы впредь было неповадно.

Но первым мстительнице попался опять же Тавр, и разгневанная Рута решила — так тому и быть. Потому как нечего потакать Илькиным глупостям!

Без лишних объяснений она подошла к приёмному сыну Дайвы вплотную и заехала кулаком по носу. Тавр дёрнул назад головой и уставился на девочку с изумлением.

— Это чтобы не лез в непрошенные гонцы! — бесстрашно пояснила дочка ведьмы, яростно таращась на парня снизу вверх. — А Илька твой огребёт ещё больше! Кстати — не видал, куда утёк барончик?

По-прежнему ошарашенный Тавр отрицательно качнул головой. Его нос, хоть и не сильно, начал кровоточить.

— На вот, утрись! — состроив презрительную мину, Рута сунула парню в руку нарядный голубой платочек. — И начинай готовить своему Ильке костыли!

— Драчунья какая, просто стыд и срам! — донеслось вдруг из окна над головой, и оттуда свесилась рассерженная Дайва. — Немедленно вернись в класс!

Пришлось послушаться, и расправа над благородным Ильрихом в тот день не состоялась. Провинившуюся загрузили всякими делами, а спать отправили ещё раньше близняшек.

Конечно, Рута сразу не уснула. Пристроив под спину подушку, она долго сидела в постели и слушала в ещё прозрачных сумерках весенние трели скворцов.

Из приоткрытого окна в комнату проникал душистый ветерок, навевая какие-то смутные мечты, и когда девочку, наконец, сморило, приснился ей опять же Тавр. В образе столь любимого девушками Леля, то есть с красивым веночком на золотистых своих кудрях. Во сне Тавр-Лель пристально смотрел на Руту своими синими глазами и ласково улыбался, отчего дочь ведьмы вдруг ощутила непонятное волнение.

Сон запомнился настолько, что когда Рута проснулась, сразу подумала — лучше ей с Тавром больше не драться. Тем более именно он когда-то её спас, нашёл умирающую рядом с проезжей дорогой.

— Так и быть, сегодня же попрошу прощение за разбитый нос, — великодушно решила дочь ведьмы. — Пускай Дайва порадуется.

Но ничего из благих намерений не вышло. Когда девочка, завидев Тавра издали, бросилась его догонять, парень вздрогнул и кинулся прочь, волоча за собой ещё и Ильку. И так как Рута, вспыльчивая, но отходчивая, о своём обещании наградить барончика костылями благополучно позабыла, на Тавра она обиделась. Дальше не погналась и просить прощение передумала.

Зато вскоре пришлось извиняться уже перед Илькой. Ещё и принародно: при хмуром Магистре, расстроенной Дайве и возмущённой Альдоне. Сочувствовал Руте, кажется, один Бер, в глазах которого прыгали весёлые смешинки. Пожилой воин пытался их замаскировать и свирепо шевелил лохматыми бровями.

— Я больше не бу-у-ду! — тоскливо тянула Рута, не глядя благородному Ильриху в глаза. — И в колодец нарочно не толкала, по своей воле сиганул…

— О та, я хотить в колотес сам! По фашному затанию, Светощек мне помогаль бить храбурым! — горячо подтвердил сынок иноземного барона, совершенно мокрый, но с виду вполне счастливый. Ведь Рута, вытянув его из колодца вместе с подоспевшим Тавром, очень при этом радовалась. И дочка ведьмы действительно радовалась — что дуралей не утоп и ничего себе не сломал!

— То есть Светощек, вернее Рута, решила испытать Вашу храбрость? — продолжая негодовать, фыркнула Альдона, не забывая обращаться к десятилетнему мальчишке словно к взрослому, чего требовал иноземный этикет. Который соблюдали разве что она и Дайва. Все остальные, включая Магистра, обращались с Ильрихом проще — на «ты» и без почтительной приставки «благородный» к имени. — А Вы не подумали, что такая…гм… живая девочка могла пошутить?

— Та? Я буту привыкайт к пошютить! — осклабился необидчивый барончик и вдруг игриво подмигнул дочке ведьмы. Та в ответ нахмурилась и грозно сверкнула глазами.

Бер не сдержался и всё-таки хихикнул, но тут же нарочно раскашлялся. Впрочем, короткое разбирательство было закончено. Ильриху следовало поскорее переодеться, чтобы не простыть после купания в колодце. Руту же, виноватую если не в членовредительстве, но определённо в подстрекательстве, отправили вслед за Магистром в его покои.

Предполагалось, что тот проведёт нравоучительную беседу как следует вести себя приличной девице, на деле же разговор свернул в другое русло. Магистр, никого не обвиняя, заговорил о Ильрихе, и начал с того, что барончику, как все привыкли его называть, на память о семье остался лишь голый титул. Дающий право когда-нибудь стать благородным рыцарем, жаль только бездомным. Как самый младший среди восьми братьев, ни замок, ни родовые земли он вряд ли когда-нибудь унаследует. На попечение же Ордена мальчик был отправлен сразу после смерти матери. Заниматься его воспитанием ни престарелый отец, ни взрослые братья не пожелали.

— Так что делай выводы, — закончил Магистр свой короткий рассказ, и Рута рывком вытерла набежавшие на глаза слёзы.

— Сирота при живой родне? Слово худого больше Ильке не скажу! — клятвенно пообещала она.

— Тем более мальчишку явно к тебе тянет, — позволил себе улыбнуться Магистр. — Видно не хватает такой вот шустрой сестрёнки.

— Да не сестрёнки, я его поцеловала! — ляпнула Рута. И увидев изумлённо округлившиеся глаза Магистра, поспешно добавила: — Не в губы! В щёчку… нечаянно…

— Завлекла, значит? Напомни, чадушко, сколько тебе годков?

— Девятый пошёл, ухажёры пока без надобности, — доверительно сообщила девочка. — Потому и воюю, но в колодец барончик больше не сиганёт.

— Вот и славно, — полностью одобрил Магистр.

После того разговора Рута очень к Ильриху переменилась. Перестала избегать, пару раз сама ему улыбнулась, правда и стукнуть разок-другой всё же пришлось. Чтобы вновь воодушевившийся Илька прекратил разводить телячьи нежности, но барончик дулся всегда не долго. Если представлялся случай, опять принимался таскаться следом, а когда мальчишка слишком забывался — пытался взять за руку, или поправлял развязавшуюся ленту в косе, — Рута молча показывала ему кулак.

С другой стороны, даже в столь нежном возрасте, дочь ведьмы уже понимала, что настойчивое внимание мальчика — это лестно. Заряна, к примеру, не имела пока ни одного поклонника и открыто об этом печалилась. В Позёмку же по-прежнему были влюблены большинство воспитанников Бера, но пока что тихая девочка никого не выделяла.

Однако время шло и сердце «снегурочки» однажды дрогнуло.

Руте в ту пору исполнилось уже одиннадцать, а Позёмке пятнадцать, когда взбудораженные Лушка и Морошка, прибежав вечером с улицы, принесли в травницкую важную новость. Ледышка целовалась с Тавром за конюшней!

— Думаю, они прощались! — восторженно верещала Морошка. За прошедшие годы маленькая ягиня вытянулась и потеряла детскую пухлость. — Ведь Тавра определили в спутники к нашей Заряне, и завтра они отправляются за Идоловы пустоши.

— В тех краях хмельные шишы дюже расплодились, пострадали целые деревни. Народ трудиться бросил, через одного до белой горячки спиваются, — сочла нужным пояснить Лушка. Вторая ягиня тоже подросла, но в отличие от сестры осталась толстушкой.

— Про шишей не интересно! — перебила Морошка. — В общем, Тавр говорил Позёмке, что хочет в спутницы только её. Готов, дескать, потерпеть до окончания школы, но уж потом они будут вместе навсегда! Как Леон и Улита!

Две новые ученицы, обе ровесницы Руты, восторженно разахались.

— Это так мило! — всплеснула руками одна.

— Такая красивая будет пара, — поддакнула другая.

Но Руте почему-то новость не понравилась, возникло странное ощущение, словно её пытаются обворовать. В последнее время дочка ведьмы тоже стала заглядываться на красавчика Тавра, невольно сравнивая его с Илькой. По-прежнему ей преданного, но в свои тринадцать лет обидно невысокого, в то время как семнадцатилетний Тавр был рослый широкоплечий богатырь. А уж если вспомнить Илькин нос-крючок и жёлтые совиные глазищи…

— Выходит, я намного дурнее ледышки, — прошипела себе под нос Рута.

— Ты что-то сказала? — переспросила Морошка.

— Ага. Что бедная Зарянка через два года будет брошена своим спутником. Обидно.

— Почему сразу брошена, выберет себе другого. Воинов всегда больше, чем ворожей, — пожала плечами ягиня.

— И всё-таки так поступать с Зарянкой негоже! — хмурясь, продолжала настаивать Рута. К неинтересной, да ещё довольно занудной девушке она Тавра не ревновала.

— Послушай, у тебя и Ильриха может получиться также, — задумчиво сказала Лушка. — Он старше тебя, придётся барончику дожидаться, когда ты закончишь школу.

— А кто это сказал, что захочу в спутники Ильку? — огрызнулась дочь ведьмы. — Ишь, привыкли, что таскается за мной хвостом! Нарочно откажусь, ему есть из кого выбирать!

Рута ткнула пальцем в сторону новеньких девчонок и бросилась вон из травницкой. Надумала оседлать лошадь и устроить в поле скачки, попробовать расплескать горькие терзания на ходу.

Глава 8. Кто кого любит

Что бы человек себе не прочил в будущем, судьба всё равно решит по-своему.

Тавр со своей первой спутницей, ворожеёй Заряной, где только не побывали и совершили немало славных дел. А когда, почти через два года, парень дождался в спутницы Позёмку, та оказалась к кочевой жизни не приспособлена. Поскитавшись по дорогам неполный год, запросилась обратно в обитель и стала первой помощницей Альдоны при лечебнице. Существенно облегчив жизнь Дайвы, которая теперь не разрывалась между больными и школой. И, конечно, Позёмка преданно ждала своего Тавра из дальних походов и звалась его невестой.

Но если в сердечных делах влюблённым покровительствовала сама богиня любви Лада, постоянную спутницу Тавр из-за своих метаний утратил. Строгая Заряна сопровождать его впредь напрочь отказалась, Рута и другие ученицы ещё не подросли, и парень стал одним из воинов дружины Ордена. Те выезжали на задания, только если следовало дать бой многочисленному противнику, то есть достаточно редко. Из-за этого в дружину охотно переходили пожилые да семейные, ну а Тавр по молодости лет страстно желал побродить по свету. Людей, как говорится, посмотреть, и себя показать. Потому и не торопился жениться, впрочем, тихая Позёмка не настаивала.

А время продолжало свой бег, без устали раскручивая священное колесо-коловрат, символ перемен для всего сущего.

Рута, в свои почти полные семнадцать, стала девицей-красой, а явно южная кровь неизвестного отца выделяла её среди остальных девушек. В первую очередь длинным разрезом тёмных горячих глаз под идеальными дугами соболиных бровей. И тёмной же гривой волос, настолько густых, что если распустить косу, можно было укрыться волосами, как плащом. Настоящая пери из страны шахринабов, разве что носик, доставшийся Руте от матери, был слегка курнос, да кожа стала менее смуглой, чем в детстве. Не сама по себе, из-за притираний Дайвы, хотя полной белолицести, как у славичей или свебов, травница добиться не смогла.

Возмужал и Ильрих. В день, когда сыну иноземного барона исполнилось девятнадцать, он вдруг получил привет от собственной семьи, которая не вспоминала о младшеньком годами. В обитель прибыл маленький отряд с подарками от отца и братьев. Гонцы привезли Ильриху дорогой кожаный доспех с гибкими металлическими вставками и великолепный одноручный меч с семейным гербом на рукоятке. Третьим подарком был молодой жеребец в узде и под седлом. Чёрный, словно ворон, точь-в-точь мастью в хозяина, как пошутил Магистр, восхищённо оглаживая красавца коня.

Ильрих, счастливый и гордый, облачившись в новенький доспех, лихо вскочил в седло, чтобы покрасоваться перед небольшой толпой, которая собралась во дворе обители. Особенно парню хотелось блеснуть перед Рутой, сын барона был по-прежнему ей предан, но девушка стояла в задних рядах, не делая попытку приблизиться. Зато сквозь толпу стала решительно пробираться Заряна.

Замерев рядом с всадником, она испытующе уставилась Ильриху в глаза, и вдруг предложила стать его спутницей. Стоявший рядом Магистр горячо Заряну поддержал, ведь из вновь образующейся пары воин-ворожея кто-то обязательно должен быть опытней.

Ильрих, не ожидавший такого поворота, очень смутился. Его бы вполне устроила эта разумная до дотошности девушка, но ведь ненаглядный Светощек почти закончила школу. А всем в обители давно известно, что его спутницей станет только она!

— Я буту тумайт. Щють-щють, — выкрутился сын барона, дав общий расплывчатый ответ Заряне и Магистру. — Сейщас хотель кататься мой лошать!

Он потихоньку тронул жеребца, и толпа поспешно расступилась. Подъехав к Руте, Ильрих протянул девушке руку и та, немного поколебавшись, вскочила в широкое седло впереди приятеля. Ей тоже захотелось проехаться на красивом коне.

Направил скакуна за ворота, в поле, Ильрих действительно собирался проверить подарок отца на рысь и галоп. Но очень быстро отвлёкся на другое.

Сначала сын барона понял, что им вдвоём в седле всё-таки тесно. Поэтому, неосознанно, ещё шире расставил ноги и вдруг сообразил, к чему, собственно, прижимается. К упругому и волнительному девичьему заду, пусть и упрятанному под широкую юбку.

Опять же руки, удерживающие поводья, буквально обнимали сидевшую впереди подружку, а до нежной шейки легко было дотянуться губами.

И всё же в первую минуту сынок барона оробел, его колючий Светощек держала оборону девичьей чести очень усердно. Ни обниматься, ни распускать руки не давала. Совсем! Лишь иногда и довольно снисходительно чмокала преданного поклонника в щёчку, как когда-то в детстве. А ведь мужчины в знатном роду Ильриха женились рано именно из-за горячности крови. Уже в четырнадцать-пятнадцать лет, поэтому девятнадцатилетний сын барона вспыхнул, как подожжённая солома.

— Я есть ощень тебя любить! Сейщас, — томно выдохнул парень в маленькое ушко подруги. При этом одна рука влюблённого самостоятельно бросила повод и скользнула на девичью грудь.

Но безжалостная Рута вдруг гибко вывернулась и вмиг очутилась на земле. Конь, до этого бредущий шагом, сразу остановился.

— Ишь, сквернавец, чего удумал! — гневно сверкнув глазами, выкрикнула дочь ведьмы, — К Зарянке своей приставай!

— Защем? — горестно возопил Ильрих, в глазах которого, вместе со страстью, читалась обида на свою мучительницу. — Я её не любить! Отну тебя!

— Так я и поверила, Зарянка при всех на тебя права предъявила! — продолжала изображать негодование Рута. Именно изображать, ради собственной выгоды. Если приставучий Илька получит другую спутницу, ей самой может достаться Тавр! — Видать обхаживал её за моей спиной!

— Какта? — изумлённо выдохнул сын барона.

От любовного пыла он ещё не остыл, но вместе с тем начал гневаться. Прозорливостью всех влюблённых почуял, что своенравная девица ведёт какую-то игру. И вдруг Ильрих просиял:

— Я знайт, ха-ха! Ти опяйть пошютиль!

— Вовсе нет! Прощай, видеть тебя не могу! — отрезала коварная Рута и, развернувшись, решительно зашагала к обители.

— Глюпый дефка! — дав волю гневу, выкрикнул ей вслед сын барона. — Я тебя бросайт! Уезжайт с Зарян!

— Скатертью дорожка, — пробормотала себе под нос страшно довольная Рута. И просияла ещё больше, услышав стук быстро удаляющихся копыт.

Конечно дочь ведьмы понимала, что Илька ещё сто раз опомнится и попросит прощение. Но за одну только «глупую девку» можно будет поизображать великую обиду на всю оставшуюся жизнь!

В обители Руту сразу разыскала Заряна и заговорила очень сухо, строго поджав губы:

— Не серчай, если хочешь знать, мне Ильрих без надобности. Так велели руны. На время вас разлучить.

— Так я и не серчаю, — лукаво улыбнулась дочка ведьмы. — Радуюсь! Может, ещё приворожишь барончика для верности? Чтобы уж точно с тобой уехал?

— Тавр? — сразу поняла Заряна. — Вот ты ушлая проныра, у него же невеста!

— Небось пока не жена! — огрызнулась дочка ведьмы.

— Тогда я лучше Тавру наворожу. Чтобы не обращал на тебя внимания, — ледяным тоном пообещала Заряна и пошла прочь.

— Позёмке пошла докладывать? — спохватившись, крикнула ей вслед Рута.

— Угадала! — повернув голову через плечо, неумолимо процедила Заряна.

До самого вечера дочка ведьмы отсиживалась в подвале обители, пропустив и праздничный обед в честь совершеннолетия Ильриха. Не потому что боялась расправы, ледышка скандал не устроит, и драть волосы разлучнице не кинется. Просто как Рута себя не оправдывала — дескать, у неё тоже любовь, а сердцу не прикажешь! — перед Позёмкой всё-таки было стыдно.

Уже при свете луны Рута своё убежище покинула и тихо прокралась в спальню. Которую по-прежнему делила с сестрёнками ягинями и их давно подросшими котами баюнами. Каждый стал размером с хорошую цепную собаку.

— Ты где была? — сонно пробормотала Морошка. — Тебя Магистр спрашивал, теперь уже утром к нему ступай.

— Илька тоже тебя искал, — как всегда дополнила сестру Лушка. — Всё расстраивался. Вы поругались?

— Спи, давай, — буркнула Рута, уныло гадая, о чём желает говорить Магистр. Впрочем, ясно о чём. Зря она пооткровенничала с Заряной, выдала сердечную тайну про Тавра.

Но Магистр, к которому Рута заявилась с утра пораньше с самым независимым видом, сердитым или просто строгим не выглядел.

— В общем так, — сказал он, — приходила тут ко мне вчера Позёмка. И знаешь о чём попросила?

— Знаю, — буркнула Рута, которая даже не надеялась вымолить прощение. — Отправить меня из обители куда подальше. К чёрту на кулички.

— Ты что-то слишком мрачно шутишь. И друга своего вчера зачем-то обидела, не явилась на праздничный обед, — Укоризненно покачал головой Магистр. — А коли просьбу Позёмки знаешь, так тому и быть. Пойдёшь в спутницы к Тавру. Он воин опытный, если что, за тобой приглядит.

— Так Позёмка Тавра со мной отпускает? — до того растерялась, что даже не поверила Рута.

— Говорит, её милый без странствий совсем закис. Вот невеста так невеста, за жениха горой!

— А Заряна, случаем, этому не препятствовала?

— С чего бы? — удивился Магистр. — Заряна, умница, будет оберегать ещё неопытного Ильриха. Они, кстати, уже уехали на задание сегодня утром. Довольно редкий случай — в одной из деревень на севере сразу две гулящие бабы родили псоглавцев. Думаю, следует поискать любвеобильного папашу и пристроить ему помёт. Пусть сам и воспитывает, пока односельчане несчастных детишек не перетопили.

— А я когда? То есть мы с Тавром когда на задание? — скромно пролепетала Рута, которой на самом деле хотелось пройтись по полу колесом. Такая в её душе бушевала радость.

— Ты разве не должна ещё доучиться? Так что беги на урок.

Последние дни занятий воодушевлённая Рута провела в похвальном усердии, и Дайва с Кипрей были ею довольны. Вскоре объявили, что обучение полностью закончено и теперь лишь требуется побольше практики.

Тавр тоже ходил счастливый. Он усиленно тренировался, давно собрал дорожные мешки и нетерпеливо дожидался вестей о забаловавшей в каких-нибудь краях нечисти.

Но сначала его и Руту попросили сопроводить Лушку и Морошку, пятнадцатилетние ягини покидали обитель навсегда. Отправлялись вместе с котами в пустую лесную избушку, вблизи которой которой проходила граница между Явью и Навью. Границу следовало хорошенько охранять, и теперь ягиням это было вполне по силам.

Снаряжая близняшек всем необходимым для самостоятельного ведения хозяйства, Дайва приготовила столько разного добра, что пришлось загрузить на телегу. Притом, что избушка находилась не просто в лесу, а в глухой чащобе. Но Дайва не сдавалась:

— Ничего-ничего, где телега не проедет, на горбу добро перетаскаете! Неужто отправлю девонек с пустыми руками? — гневалась она, отстаивая каждый горшок и другую утварь, а уж припасы крупы, муки и масла особенно.

В общем, ни Тавр с Рутой, ни даже Магистр так Дайву и не переубедили. Хорошо хоть в обитель вернулась из очередного похода Моревна. Она тоже согласилась помочь ягиням с переездом, и вот у кого силушки оказалось немерено! Ведь содержимое телеги в самом деле пришлось перетаскивать к избушке на руках, в несколько заходов. Через буреломы, лесные овраги и сплошной частокол деревьев.

Потом Тавр и Моревна, нисколько не отдохнув, принялись поправлять вокруг избушки ограду, которая местами сгнила и обрушилась, а Рута и сёстры занялись наведением порядка в самом доме. Натаскали из ручья воды, отмыли застарелую грязь, прочистили у печи дымоход и повесили на крошечные окошки свежие занавесочки, которые, конечно же, сунула Дайва вместе с толстым отрезом полотна и запасом иголок и ниток.

— А где тут граница с Навью? Далеко? — надумала спросить Рута между делом.

— Да вон она! — небрежно ткнула пальцем Морошка в одно из окошечек, не желая отвлекаться.

— Прям совсем рядом? — округлила глаза дочь ведьмы.

— Пойдём, покажу, — отозвалась более доброжелательная Лушка и вывела Руту на высоко задранный над землёй порог. — Вон там, видишь? Меж тех двух сосен колышется паутинка!

— Точно, колышется, — присмотрелась Рута. — А ежели, к примеру, я или кто другой меж тех сосен пройдёт? Очутится на том свете?

— Нет, конечно, — звонко засмеялась Лушка. — Живой просто порвёт паутинку, и пойдёт себе дальше, а сигнальная нить тут же опять появиться. Мёртвому же со стороны Нави порвать паутинку не просто.

— А вам не грустно будет куковать в глуши? — продолжала выспрашивать Рута, поглядывая на баюна, который как раз драл когтями сосну рядом с необычной паутинкой. Второй кот сидел неподалёку и с интересом следил за белкой.

— Не грустно, но приезжайте когда-нибудь в гости! — опять засмеялась Лушка.

— Только не часто, — буркнула подошедшая Морошка, которая с каждым годом становилась всё язвительней. — Хватит попусту болтать, мне нужны дрова. Кашу на всех стану варить, небось ведь ночевать останетесь?

— Непременно пусть остаются, — заступилась Лушка за обомлевшую от такого «гостеприимства» Руту. Потом ягиня покосилась в сторону Тавра с Моревной, которые всё ещё возились с оградой и невозмутимо добавила: — Баньку же надо ещё поправить, а то набок скособочилась. За сегодня точно не успеют.

— Раскомандовались, — пробормотала себе под нос замученная работой Рута, отправляясь собирать дрова. — Раньше были нормальные подружки, а теперь… две Бабы-Яги!

Глава 9. Икотка, прахи и не только

С банькой провозились ровно два дня, старую пришлось сломать и ставить заново. Дальновидная Дайва конечно же позаботилась и о плотницких инструментах, которые нашлись среди вороха вещей, которыми снабдили ягинь.

Наконец основные хлопоты по обустройству были закончены, дальше девчонкам предстояло разбираться самим. Да и ночевать впятером в небольшой лесной избушке было негде, Тавр и богатырша Моревна все эти дни спали наружи. На нарубленных еловых лапах, покрытых лошадиными попонами. Зато во время обратного пути до обители Моревна проявила смекалку и устроила себе заслуженный отдых. Накидала на порожнюю теперь телегу сена, усадила в качестве возницы Руту и всю дорогу безмятежно проспала. Умный конь Моревны спокойно труси́л вслед за телегой, а если и отставал попастись, впоследствии догонял.

Едва троица вернулась в обитель Ордена, как Руту и Тавра вызвал в свои покои Магистр.

— Выезжаете на задание. Вроде бы простое, всего лишь икотка, но чует моё сердце, гладко не пройдёт. В одной деревеньке разом заболели большинство баб и пятилетний мальчик Тёша. И если бабы завывают на все лады по-звериному, с Тёшей особенно нехорошо. Грубый мужской голос охотно сообщает, что живёт теперь в мальце покойный колдун, которому пришла охота погулять на этом свете. Ещё и имя своё не скрывает, Хорт.

— Хорт? — задумчиво пробормотала Рута. — Лютый волк?

— Когда выезжаем? — деловито вмешался Тавр, которому было всё равно, как нежить себя величает. — Деревня далеко?

— Если не устали, то хоть сегодня. Поедете с гонцом, третий день вас в обители дожидается. Просто так до их Усмановки не доберёшься, потребуется проводник. Уж больно местные не любят чужаков.

— Лошадки наши пусть отдохнут, попасутся, и поедем, — решил Тавр. — А пока хорошо бы с тем гонцом поговорить.

— Непременно, — кивнул Магистр. — И когда изловите покойного колдуна, везите прямиком к ягиням. Пусть отправят обратно в Навь.

Тавр и Рута почтительно поклонились и отправились разыскивать гонца в небольшой пристрой для приезжих.

Разговаривать устроились в общей едальне, перед дорогой следовало подкрепиться не только лошадкам. Поэтому стол заставили основательно, когда ещё удастся поесть печёной поросятины и жаренных, с хрустящей корочкой, линей. Опять же пышных пирогов, на которые особенно налегала Рута. А вот гонец из Усмановки, крупный бородатый мужик с настороженными глазами, только прихлёбывал квас. И одновременно рассказывал, а начал издалека:

— Деревня наша находится в центре огромного леса, а где именно — дано знать не каждому. Незваным гостям никто не рад, — с вызовом в голосе произнёс бородач, затем замолчал и бросил на Руту угрюмый взгляд. Чем-то она ему не понравилась. Видимо казалась слишком юной, а значит неопытной.

Рута и сама немного переживала — всё-таки первое самостоятельное задание! — но сомневаться в себе другим не позволила. Уставилась на гонца с вызовом, а когда тот отвёл взгляд первым, удовлетворённо улыбнулась и опять впилась зубами в пирог.

Тавр от спутницы не отставал. Быстро покончив с куском поросятины, нагрёб себе на тарелку рыбы, а после счёл нужным прервать затянувшуюся паузу:

— Излагай, мил-человек, не сомневайся. За подмогой ведь явился, а не чтобы поломаться и уйти обратно.

И бородач сдался. Откинулся на спинку стула свободней и заговорил вполне мирно:

— Деревней Усмановка стала потом, сначала в лесу прятался зажиточный хутор, хозяином которого был мой отец Усман. Вернее наш общий отец, ведь Усман породил внушительное потомство — четырнадцать сыновей и восемь дочек от первой жены, да семеро ребятишек от второй. Те уже сплошь мальчишки.

— То есть двадцать девять детишек? Силён! — чуть не подавился жареным линём Тавр. — Если каждый из отпрысков поставит отдельный дом, действительно получится целая деревня!

— Так и случилось. И если бы у отца не померла и вторая жена, моя мамка, деревня стала бы ещё больше, — вдруг невесело усмехнулся бородач. — Сам-то я не помню, маленький был, только сказывают, мамка проявила непокорность. Принялась после заката убегать от Усмана и прятаться в лесу. Вот медведь и задрал…

— Повезло несчастной с мужем, — произнесла Рута очень сухо.

Бородач, уловив в её голосе осуждение, сделал неуклюжую попытку оправдать родителя:

— Отцу тогда пошёл всего лишь пятый десяток… Сил ещё ого-го и без жены никак… Но в третий раз отец жениться не стал, поэтому остальные его дети байстрюки. Мы с ними не знаемся.

Тавр всё-таки подавился и раскашлялся. Потом решительно отодвинул от себя миску с рыбой, которая стараниями рассказчика вставала поперёк горла.

— И от кого же чадолюбивый батюшка прижил незаконнорожденных? — прохрипел Тавр, постучав перед этим себя кулаком по груди.

— От наёмных работниц, которых специально иногда привозили в Усмановку. А когда пузо у баб начинало лезть на нос, их отправляли восвояси. С небольшим вспоможением.

— И никто из родни тех женщин сластолюбца оглоблей не усовестил? Или нарочно сирот безответных подбирали?! — опять не стерпела Рута и на этот раз так гневно сверкнула глазами, что бородач шарахнулся и уронил стул. Теперь он оправдывался стоя:

— Я отцу не судья, хотя, конечно, блуд есть блуд… И байстрюков опять же жалко, мало ли как у кого сложилась жизнь… Правда, о законных своих детях наш отец всегда заботился хорошо. Поэтому никто сроду из родной деревеньки не уезжал, и она стала потихоньку разрастаться, когда все принялись жениться и выходить замуж. Будущих снох сватали по всей округе и те, как положено, приходили жить к мужьям, ну а дочкам отец нарочно отыскивал примаков. Пусть некрасив или беден, лишь бы согласен навсегда поселиться в Усмановке. А примакам разве плохо? Как и всякой отделившейся семье, ему с женой всем миром строили дом и скидывались на обзаведение хозяйством.

— Деревня родственников, значит, — пробормотала Рута. И добавила немного насмешливо: — Ты садись, гонец, садись. Вижу, рассказ твой ещё долгий.

Бородач кивнул, но на этот раз устроился поближе к Тавру. Потом опять монотонно загудел в бороду:

— Когда отец немного сдал по возрасту, теперь ему уже семьдесят пять годков, снохи затеяли раздор. Дескать, им скучно! Ни к родне собственной в гости съездить, ни к себе её пригласить, не говоря уж о поездках на ярмарки и других развлечениях. Даже торговцы с товаром приезжают в Усмановку лишь три или четыре раза за год и только по разрешению нашего отца. Который по-прежнему безраздельно правит деревней и не желает перемен.

— И чего? Снохи победили? — заинтересовался Тавр, в то время как Рута принялась потихоньку злиться. Бородач много откровенничал, но всё никак не переходил к сути дела, ради которой явился в обитель.

Вот и теперь взялся отвечать на вопрос Тавра не коротко, а пространно:

— К этому я и веду. Не добившись послаблений от непреклонного свёкра, снохи принялись интриговать меж собой, и довольно дружная прежде деревня погрузилась в склоки. Мужья же перевоспитать скандалисток не сдюжили. Особливо те, что сластолюбием удались в батюшку. Были от своих жён сильно зависимы.

— Тогда как к вам попала икотка, если никто из деревни не выезжал, и к себе вы тоже не пускаете? — вмешалась Рута, чтобы направить, наконец, разговор в нужное русло.

— Господарыня ворожея, сейчас вам всё станет понятно, — с достоинством прогудел в бороду гонец. — Конечно, то была присказка. Скандалы скандалами, но настоящие несчастья навалились, когда отец всё-таки дал одной из снох послабление. Как оказалось самой озлобившейся на весь свет бабе, которая выпросила-таки разрешение, чтобы её навестила любимая бабушка. На деле же ненавистница зазвала чёрную шептунью, которую кто-то из родни присоветовал в письме. И заявилась в Усмановку бабуся-одуванчик, благостная и улыбчивая! Старая ведьма научила глупую сноху парочке проклятий, а заодно напустила на работящих жителей деревни прахов. И убралась с чувством выполненного долга!

— У вас появились ещё и прахи? Но обычные люди их видеть не могут! — напряглась Рута, а вместе с ней и Тавр.

Бороться с этими крохотными бесовскими сущностями было нелегко. Слабенькие сами по себе, они сбивались в плотный рой и тогда нечестивое влияние на человека усиливалось. Портили же прахи людям жизнь по-своему, напускали непреодолимую лень и отвращение к самой необходимой работе. У трудолюбивых прежде хозяев чистенький дом зарастал грязью, огороды и пашни сорняками, но люди продолжали лениться и едва ворочались, будто сонные мухи. Часто ещё и голодные, потому что мужику не хотелось лезть в погреб за картошкой, а бабе её варить.

— Так откуда вы узнали, что у вас прахи? — спросил Тавр вслед за Рутой, и бородач принялся объяснять:

— Как не узнать, когда некоторые сразу бросили работать, а ещё принялись морить голодом-холодом собственных детей. Один младенец чуть не погиб, матери было лень встать и дать ребятёнку грудь. Хорошо в нашей деревне все на виду, теперь помогаем всем миром. Да и нечисть завелась только в пяти домах.

— Сильно не радуйтесь, прахи быстро размножаются, — предупредила Рута. — Или вы уже деревню от них почистили?

— Какое там! — грустно отмахнулся бородач. — Следом за прахами сразу пришла икотка. Видно её напустила всё та же бабуся-одуванчик. Это уже потом глупая сноха перед всеми повинилась, кого именно она пригласила. Когда сама заржала по-лошадиному и закричала по-петушиному, сводя с ума домочадцев и соседей. А когда не вопила, лежала пластом в изнеможении и каялась, да только поздно! Чёрная шептунья поработала на славу, икотка уже захватила большинство наших баб. Вот отец меня в Орден и послал. Поможете?

— Не сомневайся, — спокойно пообещал Тавр, и Рута посмотрела на него с гордостью. Именно о таком спутнике она и мечтала, мужественном и уверенном в себе. И дело даже не в том, что Тавр ей очень по сердцу.

Усмановка оказалась от обители Ордена не так уж и далеко, шестьдесят с гаком вёрст. Поэтому во время пути сделали всего одну остановку, провели полночи на постоялом дворе, а ближе к утру снова выехали. По летней поре небо светлело рано, достаточно чтобы не заплутать даже в густом лесу. Тем более что пробирались не по дебрям, а, как оказалось, по специально прорубленным к лесной деревне просекам.

— Как думаешь, до восхода солнца доехать успеем? — озабоченно спросила Рута у проводника, разглядев над лесом розовую полоску разливающейся зари.

— Осталось недолго, — уверенно отозвался бородач. — Дозвольте узнать — почему надо именно до восхода?

— Ранним утром можно видеть прахов над домами, в которых те поселились. Но первые же лучи солнышка загонят рой опять в избу.

И они успели. Когда выехали на обширную опушку расступившегося леса, плавно переходящую в низинку с поселением, всё ещё играла заря. Но хлопотливые хозяйки уже пробудились. Из печных труб поднимался дымок, а скот по дворам мычал и блеял, предвкушая тёплую болтушку, прежде чем их выведут пастись на траву.

— Кажется, можно особо не высматривать. Лентяи там, где дым из трубы не поднимается, — подметил Тавр. С высоты опушки деревушка была, как на ладони. Ближе спутники пока нарочно не приближались.

— Всё равно следует проверить, — пробормотала ворожея и достала из мешочка, прикреплённого к поясу, зеленоватый кругляш с дырой посредине. Ведьмин камень, который Рута прижала к глазу и тут же сдавленно охнула, показав пальцем на один из домов.

— Что там? Большой рой? — спросил Тавр, поспешно доставая из мешочка на поясе собственный камень. — Тю-ю, ещё краше. Вовремя же он вылез проветриться!

— Копит силу, тянет из зарождающегося дня, — догадалась Рута. И обратилась к проводнику, опять показав рукой на дом. — Не тут ли живёт маленький Тёша?

Бородач, став свидетелем пока непонятного, но явного колдовства, вдруг до того испугался, что еле просипел что-то утвердительное. А Рута и Тавр продолжали стоять и смотреть через ведьмины камни на призрачную фигуру взрослого мужчины. Висевшую над трубой вниз головой.

Глава 10. Беда

— Тот самый колдун? — больше утвердительно, чем вопросительно произнёс Тавр, — А уж скукожился!

Призрачная фигура действительно висела, сжавшись в комок и подтянув согнутые ноги к подбородку. И пока спутники его разглядывали, колдун вдруг шевельнулся, прокрутился разок вокруг себя, и опять застыл.

— Тьфу,нечисть! — сплюнул Тавр. — А почему он называет себя покойником? Действительно мертвец?

— Погоди, дай подумать, — всполошилась Рута, перебирая в уме сущностей, способных подселиться в тело человека. Их было немало, десятка с два, и у каждой свои отличительные признаки, которые вот так сходу и не вспомнишь! Как же были правы Кипрея и Дайвы, говоря, что нужно больше практики. И вдруг Рута сообразила: — А ведь верно, мертвец! Приглядись, внутри тела шевелящийся сгусток. Словно свившиеся в клубок серые черви…

И тут бородатый проводник не выдержал. Позеленел, словно его затошнило, ударил свою лошадь и ускакал вниз, к деревне, галопом. Напарники проводили его взглядами — Тавр снисходительным, а ворожея непонимающим, — и продолжили совещаться.

— Хорошо бы прямо сейчас колдуна и прихлопнуть, — предложил Тавр. — Только, небось, когда нас заметит, успеет сбежать?

— Пока всходит солнце, он будет в оцепенении. Плохо, что высоко висит, придётся стрелять. Моей перуновой стрелой.

— Тогда вперёд! Пока народ не весь проснулся и не путается под ногами. Тем более здешние не любят чужаков.

Тронув лошадей, спутники понеслись к дому с висящим над трубой колдуном, который шевельнулся и опять прокрутился вокруг себя. И опять. Видно учуял для себя опасность, но ничего поделать не мог. Солнце только вставало, и колдун продолжал пребывать в оцепенении.

Тем временем спутники подъехали к нужному дому и быстро спешились. Рута даже успела достать из седельного мешка перунову стрелу, а Тавр приготовил лук, как вдруг сразу из нескольких соседних домов раздались заполошные крики и грубая брань. Бдительные хозяйки, услышавшие стук копыт, высмотрели по утреннему безлюдью подозрительных чужаков — молодую чернявую девку в мужском одеянии, и здоровенного верзилу с оружием. И подняли страшный шум, дабы предотвратить возможное злодеяние.

Одна из глазастых хозяек воплями не ограничилась. Растолкала и подняла с постели мужа и отправила разбираться с незнакомцами. Накрученный визгливыми жалобами жены и ещё дурной после внезапной побудки мужик вылетел со двора босиком, зато с длинной сучковатой дубиной наперевес. И мощно припечатал ею Тавра по затылку, прежде чем тот успел обернуться.

Рута, ожидавшая возможного нападения со стороны колдуна, но никак не мирных жителей, только всплеснула руками и бросилась перед напарником на колени. Осмотреть рану. Тем временем поднялось солнце, и невидимая для всех призрачная фигура над крышей ожила. Медленно распрямилась, нахально потянулась, словно разминая затёкшие суставы, и щучкой нырнула в трубу.

Всё это Рута не видела, хлопотала над распростёртым телом Тавра, не обращая внимания на никак не успокаивающихся баб. Перевернула напарника со спины на бок и осмотрела рану на затылке, насколько позволили мигом слипшиеся от крови волосы. Потом быстро достала из сумки с зельями два флакона, тёмного и жёлтого стекла.

Жидкостью из тёмного обильно смочила чистую тряпицу и осторожно приложила её к разбитому затылку спутника, ощутив кончиками чутких пальцев вмятину под волосами. Второй флакон просто открыла и поднесла к носу раненного. Но обмякший Тавр не шевельнулся.

Тогда Рута сорвала с себя и поднесла к голове спутника один из своих амулетов. Полосатый, золотисто-коричневый камушек в оправе тут же треснул пополам, и ворожея разъярилась. Подняла голову от раненного и обожгла пронзительным взглядом мужика с дубинкой в руках. Тот, начиная понимать что сотворил, с виноватым видом топтался рядом, но от взгляда Руты шарахнулся и припустился бежать. Подстрекательница, его визгливая жена, завыла вслед мужу, как по покойнику.

— Ну что, зачинщица, окоротить тебя, чтоб впредь было неповадно? — встав с колен, медленно заговорила ворожея, обращаясь и к дурной бабе, и к небольшой толпе, собравшейся вокруг. — Разве вы все не ведали, что приедем к вам икотку лечить? На собственных защитников с дубьём кидаетесь!

Притихшая толпа начала быстро рассасываться. Жители Усмановки бросились прятаться по домам, и вскоре осталась одна лишь зачинщица. Которая вдруг закатила глаза и разразилась собачьим лаем вперемешку с виноватым поскуливанием.

— И эта икотница. Оттого такая взбалмошная, — уже не грозно, но устало произнесла Рута. — Зови, дура, мужиков, надо перенести раненого в дом. Только не к тебе, а где поспокойней. А вот лошадок наших доверю, но если ты и муж будете плохо их холить, строго потом спрошу.

Напарника Рута устроила у пятидесятилетней вдовы, дети которой уже жили отдельно. Велев тётке вскипятить воды, ворожея опять занялась Тавром и прежде всего осторожно состригла его золотистые кудри. Потом умыла, второй раз обработала рану жидкостью из тёмного пузырька, и подложила под голову скрученное толстым бубликом полотно, чтобы затылок был на весу и не касался постели страшной раной. И только закончив самое насущное, ворожея решила посоветоваться с рунами. Достала из особого мешочка кусочки дерева с вырезанными на них символами и активировала руны каплей крови Тавра. Потом быстро раскинула, получила ответ и побелела. Руны сложились плохо, на скорую смерть напарника!

Трясущимися руками Рута перемешала магические символы и задала новый вопрос — как смерти избежать? Ответ пришёл весьма странный — проклятие.

— Что за проклятие, которое может помочь? Разве мы такие проходили? — тоскливо прошептала Рута, вглядываясь с мучительной болью в сердце в застывшее, безучастное лицо умирающего. — Безмозглая я недоучка! Была бы рядом Альдона или хотя бы Позёмка… А если за ними послать?! Хоть того же бородатого!

Бросившись к хозяйке дома, Рута потребовала немедленно привести к ней бородатого гонца, имя которого девушка к своему стыду не вспомнила. Но пожилая тётка видно поняла о ком речь, потому что спросила о другом. Для какой, мол, надобности срочно требуется гонец?

— В Орден назад сейчас поскачет! Помощь привезёт! — нетерпеливо рявкнула ворожея.

— Не-а, — неторопливо и тягуче затянула хозяйка дома. Словно корова, медленно пережёвывающая жвачку. — Савва никуда не пое-е-едет. Да погоди-и, не лютуй. Не пое-е-едет, если не будет на то разрешение батюшки. Так что ступай к нему-у!

— Где дом Усмана? Только быстро! — невольно сжав кулаки, поторопила Рута.

— Недале-е-ече, — медлительную тётку легче было пристукнуть, чем убедить. — Крыша с красным петушко-ом.

Прежде чем бежать к Усману, Рута метнулась опять к Тавру и вложила ему в вялую ладонь две руны. Берегиню, на защиту, и Радугу, на благоприятный исход. Потом ворожея бросилась разыскивая дом с красным петушком на крыше.

Усман оказался довольно благообразным старцем, но в свои семьдесят пять лет выглядел соответственно. Седой, с поникшими плечами и дребезжащим голосом, при этом большой любитель поважничать и поговорить. Вернее прочитать пространную нотацию и нравоучительно погрозить при этом перстом — дай-кось, мол, поучу уму-разуму. Не вникая в суть беды, случившейся по вине одного из его сыновей, Усман моментально прицепился к штанам Руты, пока ворожея не догадалась — дед заговаривает ей зубы. Не может сообразить, как оправдаться и что предпринять.

— Уважаемый! — резко перебила Усмана ворожея и заметила, как старик кисло поморщился. Видно ждал обращения «господарь». — Поговорим о стыдливости и юбках в следующий раз. Внемлите, наконец — если мой напарник не выживет, вашему сынку тоже несдобровать! Как и остальным.

— Всех поизведёшь, окаянная?! — вытаращил глаза старик.

— Зачем же, деревню прикончат прахи и икотница. Просто я и пальцем не пошевелю, чтобы вас от них избавить!

— Чего желаешь? — сразу одумался тянуть время Усман.

— Пусть гонец летит что есть мочи опять в Орден. Передаст Магистру записочку, есть на чём её написать?

— Только ты, голуба, останешься с нами, — прищурился старец.

— Вестимо. Мне напарника надо выхаживать, совсем плох.

— Договорились. Тёша, подай господарыне ворожее бумагу и колобашку с чернилами. Видала, внучок меня навестить пришёл, ин вся душа за него изболелась, — продолжал дребезжать Усман, пока маленький, лет пяти мальчик неловко рылся на полке. — То всё с ним хорошо, то вещает изнутри мальца какой-то проклятый колдун Хорт. Вина зелёного сегодня, прямо с утра пораньше, у меня потребовал, а мальчонке разве можно пить вино? Сгубит, нечисть, невинного бедняжечку, ты уж, ворожея, Тёшей первым займись. Бабы подождут, они и без икотки целыми днями орут. Со свету меня сжить желают.

— Обещаю. Будет Тавру полегче, непременно займусь Тёшей, — согласилась Рута, быстро водя пером по бумаге. А когда закончила и подняла глаза, невольно вздрогнула.

Малыш взглядом ощупывал её грудь с видом опытного распутника. Перехватив ошеломлённый взгляд девушки, ещё и подмигнул, сумев изобразить на детском розовощёком личике на редкость пахабную ухмылку. Надо сказать дед, старый Усман, тоже охотно таращился на обтянутые штанами ноги и бёдра девушки. «Видно правду сказывают, что чёрного кобеля не отмоешь добела», — поморщившись, подумала Рута и поспешно покинула дом Усмана. Следовало срочно разыскать гонца и отправить с запиской к Магистру.

Бородач Савва спорить и отнекиваться не стал. Снова оседлал коня и немедленно отправился в путь, несмотря на протесты своей хмурой жены. Рута же сломя голову помчалась к Тавру. Молясь про себя всем богам славичей, чтобы дорогой ей человек был по-прежнему жив.

— А не-ету тваво парнишечки. Ушё-о-ол, — меланхолично доложила пожилая тётка, кормившая во дворе кур.

— Как ушёл?! — не поверила Рута и бросилась в дом.

Но постель действительно оказалась пуста, а на полу валялся маленький кусочек дерева с руной Берегиня. Ворожея машинально её подобрала и опять вылетела во двор.

— Не мог он сам уйти! Был без сознания! — накинулась она на тётку, всё ещё кормившую птицу. Кинет горсть зерна, и стоит, любуется, как куры жадно клюют.

— Ушё-о-ол, — равнодушно повторила тётка. — Тёша его увё-ол, за ручку.

— Тёша? Маленький мальчик?

— Ага. Чай недалече ещё отошли-и…

— А куда отошли-то? В какую сторону? — напряглась Рута. Теперь она поверила, колдун есть колдун. Некоторые способны и мертвеца поднять.

На этот раз тётка ответила жестом. Неопределённо ткнула пальцем в сторону леса, и Рута кинулась догонять. Вернее бестолково метаться за околицей, пытаясь высмотреть напарника, уводимого куда то колдуном в теле мальчика.

Добежала Рута и до леса, который окружал Усмановку со всех сторон. И застыла на опушке, не зная где искать дальше. И вдруг испытала жгучее презрение к самой себе. Ворожея, называется! Носится, как заполошная курица, когда сразу следовало применить волшбу!

Не теряя больше времени, она вернулась к дому медлительной хозяйки и, бормоча поисковый заговор, прошлась по двору, а потом вокруг избы.

Ещё не сделала и полный круг, как потянуло за сарай, а потом не к лесу, а в небольшой овраг за огородами. То ли хозяйка соврала, то ли колдун, подселившийся в Тёшу, отвёл тётке глаза.

В овраге протекал слабенький ручей: собаке полакать, птицам напиться, а человеку просто переступить. Не раздеваясь, как сделал это Тавр, разбросав по траве одежду вплоть до исподнего.

Потом Рута обнаружила особенно страшное — единственный отпечаток человеческой ноги, оставленный в сыром месте, сменился звериным следом. Волчьим. Волка же выдал и клочок шерсти, а там где началась трава, в которой следы терялись, путь волка отметили яркие капли крови. Блестевшие в зелени спелыми ягодами: Тавр, превращённый в волка, при трансформации разбередил свою страшную рану.

Напряжённая, ожидающая в любую минуту нападения, Рута дошла по следам крови опять же до леса. Преследовать дальше не было смысла, за волком в его стихии было не угнаться. Поэтому ворожея снова вернулась к ручью, чтобы ещё раз всё осмотреть.

Уныло собрала одежду Тавра, подняла и выпавшую из неё руну Радуга и опять уставилась на отпечаток волчьей лапы. Слишком крупный и не совсем правильный, но ответ Рута уже знала. Колдун проклятием на кровь превратил Тавра в оборотня, в волколака. Возможно безумного, с такой-то раной на голове. А значит и она сама, и Усмановка теперь в опасности!

Глава 11. Колдун с того света

Опустошённая, горюющая, а ещё сильно уставшая Рута с узлом одежды Тавра побрела обратно в деревню. Следовало обойти все дворы и предупредить жителей о появлении волколака.

Что будет дальше, ворожея хорошо понимала — мужики вооружатся и устроят облаву на оборотня сами. Так привычней и правильней, чем дожидаться внезапного нападения один на один, потому что отсидеться по домам не получится. Летняя страда: покосы, обширные огороды и выпас скотины. Это не зима, когда каждой семье можно запереться и держать оборону внутри избы. Хотя бы некоторое время…

«Бедная Усмановка. Называется, спрятались от всего мира в глухомани, а судьба и на печке найдёт…», — подумала Рута, старательно переставляя гудевшие ноги.

Больше всего ей хотелось лечь прямо на землю и погрузиться в оцепенение. Дать усталому телу немного отдохнуть, а голове поразмыслить, ни на что не отвлекаясь. Но Рута уже вошла в деревню, и ещё издали, за несколько домов, услышала, как беснуется икотница. Ворожея вздохнула и направилась в тот двор.

Баба, молодая и крупная, неловко ползала на карачках, выставив вверх обширный зад, и яростно рычала.

Вторая баба, похожая на первую лицом и крупной фигурой, видно сестра, следовала за больной неотступно. Без конца обдёргивала у той задирающийся сарафан и монотонно бормотала что-то себе под нос. Видимо просила у богов заступничества.

Увидев ворожею, баба прекратила бормотать и пожаловалась с тяжёлым вздохом:

— Опять ичёт. Муж ейный плюнул и ушёл огород полоть, хоть не его это дело. Детки малые сейчас у свекровки, а у меня самой ить тоже дел немерено…

— Только рычит или ещё ичёт словами? — перебила ворожея.

— И словами, да чудно так. Про волка, который будто бы сейчас родился и станет теперь служить колдуну. Страсти-то какие!

Рута мрачно кивнула, икотницы, впадая в раж, частенько делают правильные предсказания. Если понимать, о чём идёт речь.

— Значит так, положи болезной в рот щепоть соли, сразу утихнет, — заговорила опять Рута. — Хоть и ненадолго. И скажи мне — есть ли на отшибе деревни крепкий большой амбар?

— Как не быть, да хоть наш. Тебе почто? — принялась любопытничать баба.

— Запрём в нём порченных женщин и буду выгонять икотку изо всех разом. Только амбар после ворожбы придётся сжечь.

— Это уже как мужик решит, — заюлила молодуха.

— Ну, ежели желаете лаять и кукарекать впредь…

— Спалим, чего уж! — тут же одумалась баба. — Долго ли всем миром построить новый амбар!

— Вот и хорошо. За дело примусь завтра, сегодня же непременно обмажьте наружные стены амбара глиной. Да чтобы ни одной щёлочки не осталось.

— Как скажешь, — снова согласилась покладистая баба, поклонилась на прощанье и побежала в дом за солью.

Рута же отправилась прямиком к Усману. Чем ходить по дворам и объясняться с каждым, лучше рассказать о волке-оборотне сразу патриарху деревни. Всеобщему отцу, деду и свёкру, в руках которого, как ни крути, вся власть.

Уже перед самым домом Усмана навстречу Руте попался Тёша. Колдун, сидевший внутри, опять куда-то потащил мальчонку, впрочем, выглядел Тёша вполне весёлым. Двигался вприпрыжку и даже скорчил девушке потешную рожицу — оттопырил пальцами себе уши и высунул до отказа язык.

— Умаял ты меня, нечисть. Только недолго дурачиться осталось! — грозно пообещала Рута, и мальчишка вдруг растерянно захлопал глазами. Потом дунул прочь вдоль улицы, ворожея же свернула во двор дома, на крыше которого красовался красный петушок.

На этот раз Усман принял гостью наедине и вёл себя в отсутствии внука свободнее. Ещё для чего-то принарядился, словно деревенский жених: в тонкого полотна рубаху с узором на плечах, и в новые штаны в полоску. Бороду, прикрывающую грудь, дед тщательно расчесал, жидкие волосёнки распределил на голове пошире, и явно сам собой гордился. Рута, чтобы сделать старичку приятное, изобразила одобрительную улыбку (которая была вначале невольной усмешкой).

А вот изменившееся поведение Усмана ворожею действительно поразило. Ещё утром это был не столько умный, сколько нудный и хитроватый деревенский старец, умудрённый разве что жизненным опытом. Небогатым — сиднем провёл жизнь не просто на одном месте, а нарочно в глуши. Где трудился ради хлеба насущного, старательно плодился и желал собственным детям такой же судьбы. Незатейливой, но удобной. Когда не надо добиваться даже собственной жены или мужа. Сосватают и привезут под бочок, а там стерпится-слюбится.

Теперь дед вдруг превратился в заправского любезника и краснобая. Разливался перед Рутой соловьём да ещё владел церемонными ужимками, достойными сына барона Ильриха. Ворожея здорово опешила, когда патриарх для начала изобразил поклон не славича, но иноземца. Точь-в-точь атакующий гусь — руки резко распахиваются вверх и в стороны, а шея тянется вперёд, и при этом склоняется.

Затем так разительно переменившийся Усман торжественно усадил Руту на скамью и разразился целой речью. О невосполнимой утрате, которую понёс славный Орден с потерей храбрейшего воина Тавра. При этом он, Усман, верит и уповает, что сей прискорбный случай не ожесточит сердце главы Ордена, его приверженцев и самой Руты, которая теперь просто обязана остаться в Усмановке. И продолжить борьбу со зверем рыкающим, порождением самого Чернобога.

— То есть что Тавр стал волком-оборотнем вам уже известно? И откуда? — изумилась Рута, которую вдруг охватило странное беспокойство.

Старик опять заговорил, легко слагая напыщенные фразы и с самым любезным выражением лица, при этом напрямую на вопрос ворожеи так и не ответил. Ходил вокруг да около, а ещё вдруг принялся хватать девушку за руку и зачем-то вкрадчиво её поглаживать.

Рута всякий раз руку мягко отнимала, но Усман всё не успокаивался. Забормотал почти бессвязно, но ещё более пылко, напомнив Руте опять же Ильку. Иногда барончик принимался особенно блажить из-за неразделённой любви, поэтому Рута хорошо знала этот просительный и, одновременно, требовательный взгляд и горячечное бормотание. Когда самый обычный разговор вдруг скатывался в намёки, чего именно Илька от Руты бы хотел. Хотелки становились всё более смелыми, и приходилось остужать кавалера хорошей оплеухой.

Старец тем временем продолжал пылко разглагольствовать и вдруг выдал следующее:

— Не убоялась же такая краса портить себе жизнь из-за никчёмных людишек!

— Вы о чём? — совсем запуталась Рута, отметив про себя, что голос старца больше не дребезжал. Словно Усман помолодел лет этак до сорока и продолжал страстно вещать:

— Истинно говорю неземная краса! Ибо волосы твои словно ночь, накрывшая влюблённых, уста вызывают жажду, стан и бёдра радуют глаз, а груди притягивает мои руки, хоть руби их прочь!

Пунцовая, не верящая своим ушам Рута вскочила с лавки, но старик ловко сцапал её за талию и жарко зашептал, брызгая при этом в лицо слюной:

— Не отвращайся, глупышка, от слов мужа смиренного, ибо я есть для тебя благо, а не простой блуд! Чую — грешная плоть моя трепещет и желает восстать, и то есть чудо, ибо велики года мои! И вот что, краса моя, тебе поведаю…

Но Рута выслушивать пахабные нашёптывания больше не пожелала. Зло сощурившись, сорвала с себя один из амулетов и прижала его ко лбу старика.

Усман сильно вздрогнул и чуть не упал, но ворожея успела его толкнуть на сидение лавки. Где старик расслабленно развалился, опасно накренившись набок и уронив голову на грудь, словно тряпичная куколка.

Некоторое время ничего не происходило, потом фигура на лавке медленно зашевелилась, подтянула расслабленные члены и села прямо.

— Подловила-таки, зараза! Хвалю! — совершенно другим голосом с цедящей, угрожающей интонацией проговорил лжепатриарх.

— Кто ты? Ну! — потребовала ответа ворожея.

— Усман, кто же ещё? — обиделась фигура. И вдруг глумливо подмигнула, переходя на игривый тон. — Ну как, пойдёшь к деду в полюбовницы?

— Кто ты!? — возвысила голос Рута, бросив опасливый взгляд на начавшийся нагреваться амулет. Долго не выдержит, существо в теле старика подчиняться не собирается.

— Конечно колдун Хорт, глупышка! А ты кого ждала?

Старческое лицо растянулось в приветливой улыбке, и старческая же рука, ставшая вдруг железной, выхватила из рук девушки амулет и легко его переломила.

— Пошалила, девка, и будет, — с угрозой процедил вселившийся в тело Усмана колдун. — Давай договариваться.

— С тобой? С нечистью? — огрызнулась Рута, ещё не понимая, что ей предпринять дальше. Радовало одно — если придётся биться жёстко, тело, которое присвоил Хорт, хотя бы не принадлежит маленькому мальчику.

— Ну, нечисть, — легко согласился колдун. — Ты тоже не святая, по сути своей ведьма. Ладно хоть не старая, хе-хе, чертовка, а вся такая сладенькая. Дозволь уста облобызать, ох и охочь я до баб, как и этот старый пень! А давай прямо сейчас побалуемся, а? — понесло колдуна, который явно возбудился и заёрзал на лавке, в то время как негодующая Рута испепеляла сластолюбца мрачным взглядом. — Только не польстишься ведь на дедову кочерыжку… иль польстишься? Ну чего вызверилась, думаешь, мне самому нравится иметь развалину вместо здорового крепкого тела? Просто дедок здесь власть, вся семейка в его руках. Поэтому в нём побуду, пока свои порядки не установлю. Так разделишь постель со мной и Усманом?

— Слюни подбери! — гневно фыркнула Рута. — Скажи лучше, зачем тебе понадобился оборотень?

— Скажу. Только сначала уважь, принеси дедушке водички, — смиренно попросил Хорт. Но как только девушка повернулась к нему спиной, мигом подскочил и смачно шлёпнул по заду. Затрещина, которую Рута отвесила паскуднику, бросила его обратно на лавку.

— Ох и тяжела рученька! Только больно ведь не мне, а дедусе, — ничуть не раскаиваясь, хихикнул колдун. — А за напарника своего могла бы и поблагодарить, теперь хоть не окочурится. Сама знаешь — оборотень способен вырастить даже оторванную лапу.

— То есть ты совершил доброе дело? — конечно не поверила Рута.

— Вот уж нет, мне здешний народ надо в страхе держать. Этот, с разбитой башкой, под руку вовремя попался. Кровь уже была отворена, а помирать парень не желал, поэтому проклятье на оборотничество подействовало сразу. Теперь борец с нечистью волколаком мне послужит. Уже служит. Позвать?

— Тавр здесь? — Рута радостно вспыхнула и невольно провела рукой по растрёпанным волосам, после чего Усман-Хорт уставился на девушку подозрительно. Потом развеселился:

— Так вот почему деду и мне отставка, полюбовник уже имеется! Ах, как для меня это сподручно! Думал волчару на людишек науськивать, для острастки, а теперь ещё стану пользоваться его телом и для наших любовных утех. Верно?

— Может быть. Если Тавр не стал облезлым блохастым доходягой, — вдруг сообразила, как ей себя вести Рута. При этом она игриво хохотнула и сама же мысленно поморщилась. Получилось чересчур развязно, но Хорт пришёл в неописуемый восторг.

— Вот что значит ведьма, а не пресная деревенщина! Не бойся, волчара получился красавец. Эй, серый! Поди-ка сюда!

Из соседней комнаты бесшумно выскользнул очень крупный волк, раза в полтора больше обычного. И хотя глаза оборотня были мутные и явно страдающие, шерсть на загривке угрожающе дыбилась. Волколак был готов исполнить любой приказ хозяина, а на бывшую свою напарницу отреагировал ощеренными клыками. На узнавание и особое к себе отношение Руте надеяться не стоило. Зато страшная рана на голове оборотня почти затянулась!

А ещё, пусть и не вовремя, девушка вдруг вспомнила гадание Кипреи на наречённого.

Было это давно, Кипрея гадала для маленькой восьмилетней девочки, которая, тем не менее, запомнила предсказание на всю жизнь. Мудрые руны поведали, что её наречённый будет особенным. Одновременно и человек, и какая-то вторая ипостась.

«Вот и сбылось! — поняла Рута, улыбаясь под ненавидящим взглядом готового броситься оборотня. — Так и знала, что мой суженный именно Тавр!».

Глава 12. Славная победа

Ночь уставшая ворожея провела в доме медлительной тётки, к которой попросилась на постой ещё с умирающим Тавром. Оставаться у Хорта-Усмана не собиралась, как колдун ни уговаривал. Впрочем, семидесятипятилетний дед, в теле которого пребывал подселенец, видно тоже замучился и просто-напросто уснул. Прилёг на лавку, где сидел, глаза его закрылись, и похабные завлекания, вылетающие изо рта, перешли в сочный храп.

— Ладно, голуба, — сдался, наконец, Хорт. Теперь голос старика звучал невнятно и отстранённо, как у говорящего во сне. — Но чтобы утром прямиком ко мне… И думать не думай за ночь сбежать…

— Оборотня вдогонку пошлёшь?

— Лучше. Прикажу мужикам поднять твоего разлюбезного на вилы… Конечно с десяток людишек при этом погибнет…

— Не сбегу, — твёрдо пообещала Рута.

Когда ворожея вернулась к себе, хозяйка дома, уже тоже собравшаяся спать, молча достала из печи и бухнула перед гостьей ещё тёплый горшочек с кашей. Который Рута неожиданно для себя ополовинила, оказывается, ей давно хотелось есть. Да и спала она крепко, ведь Тавр был жив и выздоравливал.

Проснулась ворожея на разгорающейся заре, надумала пробраться к дому Усмана и ещё раз посмотреть на колдуна через ведьмин камень.

Призрачное тело Хорта, как и в первый раз, висело вверх ногами над трубой. Колдун копил силу, вытягивал толику из зарождающегося дня, хотя любая нечисть предпочитает для этого кровь.

«Тогда он просто лапушка, хоть прямиком в Ирий, — смотрела через отверстие в камне и размышляла Рута. — И всё равно мертвяка на кровь скоро потянет. А чтоб люди не сбежали, когда начнут один за другим умирать, деревню будет охранять волколак».

Она вернулась к себе и принялась собираться на встречу с колдуном. Расчесала свои длинные и блестящие тёмные волосы и заплела в косу. Повесила на шею два амулета и укрыла их под мужской рубахой со стоячим воротом. Амулеты нарочно выбрала слабенькие, не столько защитные, сколько отвлекающие от главного оружия, перуновой стрелы. Её пришлось сунуть просто в карман штанов, оттуда удобней всего быстро выхватить.

Потом Рута занялась ворожбой. Попросила у хозяйки дома иголку с длинной ниткой, унесла к себе в комнату и довольно долго шептала над иглой заклятия. После этого спрятала ещё одно оружие на себе, воткнула в изнанку подола рубахи. Колдун не должен иглу ни увидеть, ни наткнуться, если вдруг потянет блудливые ручонки.

— Иди же ко мне, мой сушёный сморчок! — призывно произнесла Рута, заглянув перед уходом в маленькое зеркальце. Потом сама себе подмигнула и добавила, ощерившись не хуже волколака. — Загрызу!

Подбодрив себя таким образом, девушка направилась к дому патриарха деревни и оказалось, что Хорт-Усман готовился к их встрече не менее старательно. Не только снова тщательно принарядился, к насмешливому удивлению Руты, с помощью бабьих притирок, навёл на морщинистых щеках румянец.

Шагнул дедуля навстречу гостье споро, словно собирался сходу девушку обнять, но тут вдруг случился старческий конфуз. Дед громко испортил воздух, а Рута, не сдержавшись, отшатнулась и прикрыла носик рукавом.

— Кажись, наш дедуля зело разволновался, — немедленно захихикал колдун, кукловод в захваченном им теле. — Так рад тебя, привереду, видеть! Откушать с ним, кстати, не желаешь? Нет? Тогда к делу.

И всё-таки о своём деле Хорт сразу не заговорил. Замолчал, словно собирался с мыслями. В это же время старый Усман принялся вышагивать перед Рутой взад-вперёд. Старческой шаркающей походкой, подгибая трясущиеся колени, зато горделиво выпячивая грудь, потряхивая остатками волос, причмокивая и подмигивая.

Потом дед словно опомнился, хлопнул себя руками по бокам и захихикал, обнажая жёлтые стёртые зубы. По первым же словам Рута поняла, что говорит опять Хорт:

— Видала, что вытворяет старый греховодник?! Стоило мне чуток задуматься, как он уж гоголем вышагивает, завлекает! Как, голуба, хоть чуток проняло? Не-е-ет? Эх, а дед так старался! Он ведь чего нервничает — я желаю тебя замуж позвать. В таком случае выходит, Усман счастливый новобрачный! Вот старый хрен и разлакомился, хотя по-своему он прав. Супружеские обязанности — пусть силком да колдовством, — ему, счастливчику, исполнять!

— За меня, вестимо, вы уже всё решили? Оба? — усмехнулась в ответ ворожея.

— И чего тут решать? — зачастил колдун. — Ворожее, не сумевшей защитить спутника, нового или вовсе не дадут, или дадут не скоро. В мир, опять же, из Ордена не отпустят, разве что к старости.

— Сама не уйду, — поглядывая исподлобья, призналась Рута, — куда идти, коли одна на целом свете… В лечебнице, небось, пригожусь.

— Горшки за недужными таскать? Скучно!

— Привыкну… — как Рута не крепилась, выглядела она расстроенной. — Но в чём-то ты прав, всегда желала жизнь прожить поинтересней. Опять же расставания с Тавром я не перенесу! Вот не будет у него другой спутницы, всё для этого сделаю!

— Какой ещё другой спутницы? Надумаешь отсюда уйти, я твоего зазнобу убью, как и обещал! А вот если останешься, заимеешь сразу двух справных мужиков — великого колдуна и красавчика-оборотня. Правда в одном теле, но ничего, поладим.

— А этот сморчок? — подозрительно прищурилась Рута, ткнув пальцем в Усмана.

— Старикашку, ясно дело, побоку, чтобы тот себе не навоображал! Приберегу временно, пока от его имени управляю деревушкой. Эх и заживём! Все на нас работают, а чужаков, жрецов или другой власти нет!

— Всё равно не понимаю, зачем тебе я, — задумчиво сказала Рута, — в деревне женщин на любой вкус.

— Во-первых, наш союз предпочтительней — я колдун, ты ведьма, да ещё дивная красавица! Во-вторых — ну не смогу я пользоваться местными бабами. Начнут ведь рожать.

— Совсем не чадолюбив?

— Не в этом дело. Поедать потом собственных детей чересчур даже для меня.

— То есть как поедать?! — ошеломлённо выдохнула ворожея. Даже подумала, что ослышалась.

— Очень просто — обожаю полакомиться человечинкой. Ой, да не делай такое лицо, не каждый день, изредка! Понимаю, что на каждый день не напасёшься. Но если наши селяне будут хорошенько размножаться, проживу тут долгие годы. А ты, как жена, будешь на особом положении! Станешь вертеть мной. За свои ласки обновки и серёжки с колечками требовать, хе-хе. Вся деревня в ножки тебе станет кланяться, опять же детки наши совместные целы останутся. Любить их стану и лелеять.

— Согласна! — неожиданно решилась Рута. И, сделав стремительный шаг к отшатнувшемуся от неожиданности Хорту-Усману, влепила поцелуй в синеватые, сухие губы старика. — Хочу колечки-серёжки! Желаю, чтобы все мне в ноги кланялись, уговорил! Когда свадьба?

И Рута опять прильнула к губам жалко задрожавшего старика. Щёки девушки пылали, а руки нежно оплели Усмана и принялись ласкать его спину и сгорбленные плечи. Потом одна рука стала поглаживать седой затылок.

— Оженимся сегодня же… — срывающимся голосом пробормотал то ли сам Усман, то ли колдун. — Прижмись сильнее…

— Как скажешь, зазнобушка! — вкрадчиво прошептала ему в ухо Рута, одновременно уколов дедусю перуновой стрелой. В плечо и легонько, но Усман немедленно обмяк.

Рута успела его подхватить и потихоньку довела старика до лавки. Как только дед чуть опомнился, он с озабоченным лицом принялся ощупывать шею, словно ему давил воротник рубахи. Даже рванул ворот и оттянул, но видно помогло мало.

Усман, конечно, не представлял, что его шею сейчас захлёстывает и слегка тревожит тонкая верёвка призрачного аркана. На другом конце которого мечется тоже призрачный, перекошенный от злобы колдун. Рута это видела через ведьмин камень и была страшно горда, что всё у неё получилось. Перунова стрела вышибла мертвеца-подселенца из чужого тела, а заговорённая иголка с ниткой, воткнутая в рубаху Усмана во время поцелуя, поймали колдуна тем самым призрачным арканом.

Тем временем недоумевающий Усман всё продолжал потирать себе шею и откашливаться, поэтому Рута вынула из его рубахи иглу и нашла ей новое место. Отнесла к окну и воткнула в занавеску, теперь колдун болтался на своём аркане там. И как ни был слаб, занавеска заколыхалась, словно от лёгкого ветерка. Дед немедленно этим заинтересовался. Отправился проверять откуда дует и принялся дёргать ситец на окне туда-сюда.

— Вот что ты будешь делать! — возмутилась Рута, которой надоело возиться с дедом, а хотелось срочно поискать в доме Тавра. — Уважаемый, пошли бы вы лучше прогуляться. Хоть в гости к внуку Тёше, мальчонка небось соскучился.

— Нешто у меня есть внук? — уставился Усман на Руту младенчески наивным взглядом. Ворожея в ответ грустно улыбнулась — пребывание колдуна в теле патриарха сильно того подкосила. Скоро сыновья и снохи начнут делить в деревне власть. Тем временем Усман вдруг закряхтел и выдал: — Дочка, оправиться желаю. Просто нет терпенья…

Такая просьба Руту вовсе не смутила, ещё во время учёбы любая ворожея Ордена непременно ухаживает за немощными в лечебнице.

— До отхожего места добежать успеем? — заторопилась Рута. — Или мне поискать какую посудину?

— Кажись не добегу… — задумчиво произнёс дед и был срочно усажен на небольшую кадушку. Потом выкинет или как пожелает.

Чтобы старик не стеснялся, девушка вышла в соседнюю комнату и была встречена тихим паническим скулежом. Огромный, свирепый с виду волк пополз на пузе к её ногам, и Рута поспешно присела на корточки и обняла его за шею. По сути — впервые приласкала любимого парня.

— Опомнился, чудище? Брехни, если меня понимаешь, — от затопившей её радости Рута принялась зубоскалить, и скулёж напарника из панического перешёл в возмущенный. — Не серчай, я пошутила. Слушай, а ведь головушка твоя полностью зажила! Пора вытряхиваться из волчьей шкуры, вот только как?

Волколак, нетерпеливо переступая, умильно заглядывал ей в глаза, и некоторое время Рута честно раздумывала, машинально почёсывая оборотня за ушами. Так ничего и не надумала, вздохнула и поднялась с пола:

— Ладно, потом соображу. Знаю одно — если у меня расколдовать не получится, Альдона займётся, когда вернёмся. Ты и сам, кстати, попробуй перекинуться. Через пень или ещё как, — принялась перебирать Рута, но тут же опомнилась. — Ой, что я несу! Ты же не врождённый оборотень, колдун постарался. А вдруг и освободить может только он?

Услышав это, волколак сразу загрустил. Поднял вверх морду и испустил горестный вой, прежде чем Рута на него шикнула. Немногочисленные собаки по дворам — почему-то в деревне их было очень мало, — немедленно зашлись лаем.

Почти одновременно поблизости от дома Усмана послышались людские крики, а в соседней комнате что-то упало, и принялся ругаться дед.

— Всё-таки дедуля с кадушки свалился! — ахнула Рута и скомандовала Тавру: — Сигай в окно и беги в лес. Правда уже светло, но, может, сойдёшь за крупного волка. Встретимся в овраге с ручьём, когда взойдёт луна!

Но в небольшое окошко Тавр протиснуться не смог, пришлось волколаку бежать через проломленную крышу. В дверь было поздно, туда уже ломилось несколько встревоженных мужиков. Сыновей и внуков Усмана с топорами и вилами.

Глава 13. Заботы и помощники

Прибежавшим на волчий вой мужикам Рута правду об оборотне не открыла. Скормила выдумку — дескать, колдун Хорт, оставив в покое Тёшу, рыскал повсюду волком и забрался с утра в дом к Усману. Между прочим, сильно его напугал. Поэтому уважаемый старец не в себе, одного теперь оставлять не следует.

— Дочек его приведите, перво-наперво вашего батюшку хорошо бы помыть, — деловито втолковывала Рута, в то время как мужики смущенно пялились на сидевшего на полу Усмана и содержимое перевернувшейся кадушки. — Насчёт волка не переживайте, нет ему больше хода в деревню! Ну а я пока примусь за икотницу.

Мужики, зажимая носы, почтительно кивали, а Усман, спокойно посиживая на полу, с детским любопытством разглядывал всё ещё колыхавшуюся саму по себе занавеску. Рута, проследив его взгляд, поспешила забрать свою иглу.

Уже выйдя из дома Усмана, ворожея спохватилась, что куда-то подевала узел с одеждой Тавра. И тут же вспомнила, где узел оставила — во дворе икотницы, с чьей сестрой она договаривалась об амбаре.

И хлопотливый день покатился дальше. В первую очередь Рута разыскала крупную молодуху, свою добровольную помощницу, которую просила непременно обмазать амбар глиной снаружи.

Баба оказалась не пустомелей, что пообещала, честно выполнила. Ворожея её поблагодарила и дала следующее задание — собрать всех больных икоткой возле амбара незадолго до заката. Сама же Рута отправилась готовить зелье. Но перед этим пристроила в новое место зачарованную иглу с ниткой, чтобы ненароком её не потерять. Дошла до оврага, в котором собиралась встретиться ночью с Тавром, и воткнула иголку в кору росшей поблизости осинки. Трепещущие листья на этом дереве уж точно никого не удивят.

Вечеров возле амбара, конечно же, собралась всё деревня, за исключением Усмана и совсем неразумных детишек. Видно родственники решили, что старых да малых волновать не следует.

Заболевшие икоткой, было их десятка с два, предстоящего лечения видно боялись. Поэтому одни бабы на ворожею злобились и, закатив глаза, грязно бранились грубыми мужскими голосами. Другие, застыв истуканами, непрерывно и бесстрастно вещали. Давали предсказания, при этом раскрывая ненароком деревенские тайны — кто к кому бегает на сеновал, распускает на соседей клевету или тихонько поймал и съел чужую курицу.

К этим откровениям односельчане напряжённо прислушивались, мрачнея на глазах, но Рута успела общую драку предотвратить. Вместе с добровольной помощницей быстро посовала в рот больным бабам по щепотке соли, и те вскоре прекратили блажить. После этого ворожея обратилась к жителям Усмановки:

— Значит так — остаться и поглазеть может любой, мне не жалко. Вестимо кто не боится, что во время ворожбы икотка перейдёт на него. И ещё — женщины останутся в амбаре на всю ночь, отпущу утром и не больно рано. Всё, люди добрые, начинаю!

Рута ещё только полезла черпачком в большой туесок с зельем, как все любопытные разбежались и, кажется, даже попрятались по домам. Такая вдруг наступила в деревне тишина.

— Уважаемые, подходим друг за дружкой и каждая делает по три глотка. Не меньше, — заговорила Рута с икотницами, когда избавилась от зевак. — После начнёт тошнить, прямо выворачивать, но это хорошо. Кого не будет тошнить, подходим и пьём зелье снова, а когда стемнеет — все заходите в амбар. На полу сено, можно и нужно спать. На ночь дверь я запру и никого не выпущу, но бояться не надо. Буду охранять снаружи до утра.

— От кого охранять? — тут же раздался испуганный, дрожащий голос.

— Лиса может прибежать, облезлая и страшная, словно бешенная. Станет стены грызть, подкоп делать, лишь бы пробраться внутрь. Небось всем понятно, что это не лиса? — сурово нахмурившись, напустила туману Рута.

На самом деле про лису она придумала. Никто снаружи в амбар не полезет, главное не выпустить то, кто скоро появится внутри. В течении ночи икотка будет выходить из ртов спящих баб в виде скользких мелких сущностей. Они полезут прятаться во все щели, в том числе в бревенчатых стенах, именно поэтому те были тщательно обмазаны снаружи глиной. Чтобы мелкая нечисть не разбежалась до того как строение сожгут.

Выпитое зелье подействовало на больных одинаково хорошо. Всех икотниц вывернуло чёрной тягучей дрянью, и не по одному разу. Рута, разведя костёр, собирала дрянь на лопату и без устали жгла. Потом измученные, сильно ослабевшие бабы повалились в изнеможении на сено и крепко уснули ещё до наступления полной темноты. Рута их всех обошла, помазала остатками зелья вокруг губ, и, покинув амбар, заперла его снаружи.

Пора было бежать к Тавру, который должен уже дожидаться её в овраге, ведь луна сияла вовсю. Но отвлёк шорох в высоких кустах, которые примыкали к недалёкому отсюда лесу.

Всадник, появившийся из зарослей, словно бы оседлал сгусток тьмы. Настолько черна оказалась его лошадь. Самого человека, в тёмном дорожном плаще с накинутым капюшоном, было не узнать, разве что по ширине плеч угадывался мужчина. И тот, не колеблясь, направил лошадь к костру.

— Батюшки, Илька! — радостно просияла Рута, как только всадник приблизился и сбросил капюшон. — Ты-то откуда? Слушай, не виделись будто целый век!

— Знащит Светощек скучайт? Я ощень-ощень рат! — осклабился в ответ сын иноземного барона, соскакивая с коня и привычно пытаясь обнять и поцеловать Руту. Та также привычно уклонилась, но затем смилостивилась и сама мазнула губами по щеке вечного кавалера. Очень небрежно, как всегда.

— Так что ты здесь делаешь? — повторила она вопрос. — Если приехал на выручку, то почему один? Вообще-то я за ворожеёй посылала.

— Не отин, с Зарян и Посьёмка. Они скоро догоняйт, — Ильрих мотнул головой в сторону леса, и Рута кое-что заметила.

— Эй, да ты стал отращивать волосы? Хочешь чёрную гриву, как у своего коня? — пошутила Рута. — Кстати, как ты его назвал?

— Пата́рак.

— Потому что подарок твоего батюшки?

— Та. Но защем мы каварим про конь, а не про бетный Тавр?

— Тавр выжил! Но помощь ему всё равно требуется, здешний колдун знатно покуролесил. Мой напарник теперь оборотень волколак.

— Он тепя кушаль?! — Ахнул Ильрих.

— Не кушаль, — передразнила Рута, — эх ты, чудо-юдо заморское. Когда научишься верно говорить?

— Отротя-а-ась наущусь, — старательно произнёс сын барона и посмотрел на Руту победно. Но та небрежно отмахнулась:

— Да не отродясь, а скоро. Опять слово перепутал. Так где же Заряна с Позёмкой? И ваш проводник?

— Ещё ехайт, я имейт люшщий конь!

— И как ты узнал дорогу? Как не заплутал в лесу?

— Щеловек с тлинный барата наущиль смотреть метка.

— Благодарствую, что примчался на помощь, — тепло улыбнулась Рута. — Слушай, мне как раз надо повидать Тавра. Пойдёшь со мной или отдохнёшь у костра?

Конечно Ильрих пожелал её сопровождать, а рядом с амбаром остался отдыхать и пастись чёрный конь. Пугать егоогромным волком было ни к чему. Тем более что оборотень дожидался не у ручья, а вылез наверх оврага и сидел на краю.

Ильриху волколак обрадовался: подошёл, дружелюбно боднул здоровенной башкой в грудь и удовлетворённо вздохнул. Сын барона отплатил тем же — вдруг склонился и боднул оборотня в ответ, в мохнатую щёку. Словно баловались мальчишки, и Рута припомнила, что Тавр долгое время был у Ильки пестуном. Потихоньку обучал и вечно заступался за маленького чужестранца, оказавшегося в Ордене по воле собственной семьи. Но при разнице в годах всего-то в пять лет, и при добродушном характере Тавра, пестун вскоре стал для опекаемого другом. Или даже снисходительным старшим братом — самое первое свидание Ильриха и Руты попытался устроить именно Тавр.

«Но судьба уже давно решила иначе. Что я должна быть не с Илькой, а только с тобой, мой ладушка», — подумала девушка, обласкав взглядом оборотня.

Как нарочно, поймал этот взгляд Илька и радостно вспыхнул. Волколак в это время отвлёкся: скосил глаза и принялся вдруг чесать себе бок задней ногой. Руте стало и смешно, и немного обидно.

— Значит так, — решила она, — я ушла опять к амбару, а вы тут уж сами. Соберёмся опять, когда появятся Заряна и Позёмка…

Договорить ей оборотень не дал. При одном только упоминании невесты принялся скакать резвым щеночком и нетерпеливо поскуливать. Рута окончательно обиделась и пошла прочь. Ильрих же уселся на траву рядом с волколаком и принялся рассказывать другу, где успел побывать с Заряной.

После полуночи, когда Рута полулёжа дремала у костра, Подарок, конь Ильриха, коротко заржал. Из недалёкого от амбара леса послышалось ответное ржание, и вскоре на опушку выехали три всадника, которые тоже направили лошадей к костру. Вскоре Рута уже обнималась с серьёзной Заряной и очень бледной Позёмкой. Гонец, бородатый Савва, донельзя уставший свалился к костру, как мешок.

— Тавр жив! — поспешила успокоить всех Рута, и Позёмка повела себя по мнению дочери ведьмы странно. Закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. — Чего ты? Живой, говорю!

— А нас уверили, что в любую минуту умрёт от страшной раны, — с укоризной произнесла Заряна и покосилась на гонца. Тот утвердительно кивнул и показал пальцем на Руту. — То есть ты всё-таки сумела его исцелить?

— Да где там! — призналась девушка. И принялась рассказывать про колдуна, порчу и новоявленного волколака. Под конец добавила: — Пробитая голова на оборотне мигом заросла, а вот что теперь делать с проклятьем не ведаю… Может, снять его должен сам колдун?

— Так и есть, — подтвердила Заряна, а вслед за ней кивнула и Позёмка. Которая уже не плакала, а тихо, светло улыбалась. — Надеюсь, ты нечисть не упустила?

— Конечно, нет! — обиженно фыркнула девушка.

— Руточка, мой Тавр сейчас где-то неподалёку? — заговорила, наконец, своим звенящим голоском Позёмка и пылкую Руту вдруг затопила горячая ненависть к сопернице. Но ледяной, пристальный взгляд Заряны так же быстро остудил.

— Угу, и с ним Илька. Проводить?

— Да нет, я и так найду. Ведь туда? — Позёмка повернулась и указала в сторону оврага. Рута в ответ мрачно кивнула, удивляясь прозорливости ледышки.

В это время Заряна обратилась к замученному проводнику:

— Уважаемый, вы можете идти домой отдыхать. Только поостерегитесь рассказывать в деревне про волколака, зачем пугать народ, если мы скоро всё поправим.

Савва торопливо закивал и, кряхтя, поднялся с травы. В деревню он отправился пешком, ведя свою лошадь на поводу. Видно отсидел, бедняга, за время длинного пути, что только можно.

Позёмка тоже уже растворилась в темноте, отправилась к жениху поддержать и утешить. Заряна же, присев у костра, продолжала расспрашивать Руту.

— Там у тебя икотницы? — кивнула Заряна на обмазанные глиной стены амбара. — А от прахов деревню уже чистила?

— Где там, колдун покоя не давал… Я вот что хотела спросить — мертвец сейчас опять призрак, безмолвный и слабый. Лишённый захваченного тела, посаженный на аркан, разве станет обозлённая нечисть помогать расколдовывать Тавра?

— Ещё как станет, — Заряна зевнула и устало прикрыла глаза, но Рута молчать просто не могла.

— Заставим?

— Обманем, — не открывая глаз, прошелестела Заряна. — Пообещаем новое тело, которое я буду контролировать.

— Это какое же?

— Моё собственное. Дай вздремнуть чуток, после всё расскажу. Поболтай пока, если самой не спиться, с Илькой. Сейчас заявиться, постесняется мешать жениху и невесте…

Заряна замолчала и ровно задышала, ухитрившись крепко уснуть прямо сидя. А к Руте действительно скоро присоединился сын барона, с которым она и скоротала ночь за тихими разговорами. Подумав при этом ни один раз — не набивался бы Илька много лет в кавалеры, лучшего друга ещё поискать.

Когда, наконец, просветлело, и в амбаре застонали-закопошились запертые там бабы, посеревший от усталости Ильрих с готовностью сообщил, что станет помогать Руте с икотницами. Но его остановила и заставила улечься у костра освежённая сном Заряна. Парня мгновенно сморило, а Рута с Заряной открыли дверь амбара.

Проснувшиеся тётки и молодухи с удивлением таращились на неизвестно откуда взявшуюся вторую ворожею, которую выдавал особый знак отличия. Подвеска на очелье, кружок-коловрат, свисающий между бровей. Знак бога-творца Сварога и символ торжества Прави. Однако долго себя рассматривать новая, ещё более строгая девушка не дала. Взялась живо всех выпроваживать из амбара наружу.

Выкатившись за дверь горохом, тётки и молодухи удивились ещё больше. На траве у костра спал незнакомый парень в богатом кожаном доспехе, а неподалёку паслись две чужие лошадки и великолепный чёрный конь.

В третий раз бабоньки удивились, когда к амбару прибежала ещё одна молодая ворожея. Редкая красавица — вся беленькая, будто сахар или снег, и почему-то с очень счастливыми, лучистыми голубыми глазами.

Красавица, на минутку сунувшись в амбар, видно получила какое-то указание, и опять вышла. Принялась тщательно осматривать сбившихся вместе женщин — щупала им шеи и заглядывала каждой в рот через дыру в круглом зелёненьком камушке. После чего удовлетворённо кивала и отпускала очередную излечённую домой.

Тем временем Рута и Заряна, вооружившись зажжёнными факелами, внимательно разглядывали бревенчатые стены внутри амбара. Искали чёрные, словно дегтярные следы, оставленные покинувшей тела людей икоткой.

Следов на стенах было множество, но Рута решилась лишний раз убедиться. Поковырялась в щели между брёвен узкой щепочкой, и наружу выползло довольно медлительное и вовсе не призрачное существо. Больше всего напоминающее чёрного, безглазого и скользкого головастика. Рута торопливо сожгла его пламенем факела, однако уничтожать икотку поодиночке ворожеи не собирались.

Девушки вышли наружу, закрыли за собой дверь и подпалили амбар со всех сторон. Проснувшийся от жара и треска Ильрих помогал следить, чтобы огонь не пошёл по траве во все стороны. Затаптывал разлетающиеся головни или засыпал их с помощью лопаты землёй. Амбар действительно удачно стоял на отшибе, а вскоре из деревни прибежали на помощь и мужики. На всякий случай, всё-таки неподалёку лес и жильё.

Потом своих избавителей жители Усмановки долго благодарили и усердно кормили. Стол в доме хозяйки Руты заставили домашними припасами горой.

Хорошенько подкрепившись и чуток передохнув, три ворожеи опять занялись делом. Разделились и отправились обходить дом за домом, выискивая заражённые прахами. Читали заговоры, окуривали изнутри смесями магических трав, и развешивали изгоняющие амулеты. При этом девушки честно предупреждали хозяев, что с одного-единственного раза от вездесущих прахов не избавиться. Кто-то из Ордена время от времени будет Усмановку навещать.

Ильрих тоже не бездельничал: отогнал к лесному озерцу и искупал всех коней, после чего вычистил их скребницей и отвёл опять пастись. И за всеми этими делами Ильрих, Рута и Позёмка с особым нетерпением дожидались ночи. Заряна пообещала попробовать снять проклятье с Тавра.

Глава 14. Пропавший

Уже потом, когда всё закончилось более-менее благополучно, Рута часто вспоминала события той ночи, получив важный урок на будущее — ворожее не следует тешить своё честолюбие.

Заряна, чересчур уверенная в своих силах, не справилась! Самонадеянно пустила колдуна в собственное тело, не сомневаясь, что сможет его подчинить и заставить расколдовал Тавра. С Рутой Заряна договорилась, что та будет наготове и по знаку опять вышибет подселенца своей перуновой стрелой!

Но окаянный колдун оказался непрост и захватил власть над новым телом в два счёта! Едва Заряна, отпуская колдуна на волю, выдернула нитку из заговорённой иглы, вечно строгая девица принялась вытворять неописуемое. И для начала, с дурным смехом, сорвала с себя очелье с подвеской-коловратом. Символом торжества Прави над силами зла.

Затем Заряна рухнула на землю как подкошенная, и принялась хрипеть, рычать и извиваться. Склонившуюся над ней Позёмку сильно ударила рукой по лицу, одновременно выгнулась дугой и, наконец, утихла и обмякла. А когда поднялась с земли с помощью всё той же терпеливой Позёмки (с кровоподтёком на скуле), Заряна уже выглядела как бесноватая. Обвела всех тяжёлым ненавидящим взглядом и вдруг обратилась к Руте.

— Итак, голуба, это опять я, — произнесла она до боли знакомым, цедящим слова голосом Хорта. — На сей раз, предательница, замуж не предлагаю. Волк, ату её!

И волколак, снова попавший в зависимость к колдуну, не колеблясь кинулся на Руту. Хорошо ещё она успела выхватить из кармана штанов перунову стрелу и выставить перед собой. Собиралась испугать оборотня или отогнать, как получится, но тот вдруг перекусил стрелу мощными челюстями, как сосульку. И тут же отчаянно завизжал. Видно сильно обжёг себе пасть, из которой так и повалил дым.

К Руте после этого волколак приблизиться побоялся — хотя та, растерявшаяся и безоружная, была теперь лёгкой добычей, — и вдруг кинулся, видно обезумев от боли, на Позёмку. Почти откусил ей руку, которую его невеста выкинула вперёд, собираясь произнести какое-то заклинание.

Спас всех Ильрих. По-простому, без всякой волшбы, ударил Заряну сзади по голове рукояткой меча, и девушка опять обрушилась на землю. Теперь уже без сознания. Потерявший над ней контроль колдун попытался было поднять неловкое, непослушное тело, в это же время помертвевшая от боли Позёмка опять отвлекала оборотня, чтобы Рута успела схватить с земли осколок перуновой стрелы. Который сработал, как и целая, а остальное закончила ещё одна заранее заговорённая игла с длинной ниткой.

Колдун, вышибленный из бессознательного тела Заряны, опять воспарил призраком, пойманным на такой же невидимый аркан. Ну а оборотень в ту же секунду отскочил от своей бедной, истекающей кровью невесты, к шее которой уже примеривался. Овраг с ручьём, где всё происходило, огласился жутким воем раскаяния и скорби. Вой наверняка донёсся до Усмановки и вряд ли её жители провели остаток ночи безмятежно.

Рута тем временем кое-как остановила кровь и замотала наполовину отгрызенную кисть руки Позёмки оторванным подолом рубахи. Получив ещё один важный урок — дорожную сумку с лечебными составами и чистыми лоскутами надо повсюду таскать с собой. Сейчас все эти нужные вещи лежали в доме хозяйки, пустившей на постой.

Невеста Тавра, несомненно испытывающая жуткую боль, продолжала оставаться в сознании и затуманенным, всепрощающим взглядом следила за безутешным оборотнем. Который распластался подле неё на животе, закрыл морду обеими лапами и глухо подвывал.

Заряна же, когда очнулась, ничего не помнила. Вообще ничего, даже собственное имя и что она ворожея. Неуверенно всем улыбалась, и всё время морщила лоб, стараясь понять — кто такие эти две девушки и парень, и почему за ними неотступно следует огромный жуткий волк.

А Тавр действительно словно сошёл с ума, перестал понимать, что в шкуре волколака надо пробираться за спутниками тайно. Опять же оборотень очень тревожил лошадей, одну из которых пришлось запрячь в телегу, взятую в Усмановке. На телегу, на мягкий тюфяк, Ильрих и Рута уложили Позёмку, баюкающую свою красную до локтя и горячую руку, а рядом усадили Заряну, которая теперь боялась ехать верхом на лошади. Оставалось как можно быстрее добраться до обители Ордена, однако именно из-за Тавра пришлось ехать не по укатанным, но оживлённым дорогам, а по малолюдному трудному бездорожью.

Когда скорбная телега — с пылающей от жара Позёмкой и не узнающей никого Заряной, — а также два всадника и их чересчур крупная собачка достигли обители, в покоях Магистра, комнатах учительниц, Альдоны и в караульной дружины сработали сразу все охранные заклятья. На оборотня и колдуна-мертвеца. Зато потом Тавром, запертом в одной их комор подвала, несколько дней никто не интересовался. Перепуганная Альдона занималась только своей любимицей и её бедной рукой.

Главная ворожея лечебницы пожелала взглянуть на оборотня, когда угроза отрезать Позёмке кисть миновала. Зашла к нему в каморку с ледяным, обвиняющим лицом, правда оно вскоре смягчилось. Тавр, пребывающий все эти дни в неведении, собрался с горя помирать. Не ел, ни пил, и уже успел заметно исхудать. На Альдону он посмотрел с таким отчаянием и тоской, что та сжалилась — этот горемыка наказал себя больше, чем смогли бы другие.

— Теперь всё хорошо. Поправляется, — едва заметно, но всё-таки улыбнулась главная ворожея, и оборотень пополз к ней на пузе и почтительно облизал очень сухим языком руку. Но вместо того чтобы растрогаться, Альдона привычно насторожилась: — А чего такой язык? Рута сказывала, ты пытался сожрать перунову стрелу и получил сильный ожог? Давай показывай пасть!

Тавр послушно распахнул мощные челюсти, но пятнистые нёбо и язык уже полностью зажили. Оборотню просто следовало утолить жажду.

— На Позёмке бы так зарубцовывалось! — опять невольно попрекнула Альдона, и Тавр грустно повесил свою буйную, виноватую головушку. — Ладно уж, больше вспоминать не стану. Не по своей воле невесту погрыз, хочешь ли её навестить?

Оборотень в качестве ответа разодрал когтями собственную шкуру на боку. Из узкой раны закапала на пол кровь.

— Ах, да, вернуть тебе прежний вид. Крепись, скоро всё разрешиться, — загадочно пообещала Альдона. — Продолжай отдыхать, поешь, наконец, а я зайду попозже.

Когда главная ворожея ушла, осчастливленный Тавр некоторое время думал о своей Позёмке. О том, как сильно её любит, и что скоро — слава богам! — увидит живую и невредимую.

Потом оборотень задумчиво покосился в угол у двери, в котором стояло ведро с водой и уже пованивающие объедки с кухни. Неизменно нетронутые, их регулярно выкидывали и приносили новые, но сейчас Тавр понял, что, пожалуй, чего-нибудь бы пожевал. А уж напиться стоило непременно, и оборотень с облегчением сунул морду в ведро. Собирался опустошить его полностью, но почему-то не осилил и треть, к тому же приключилась странная напасть — вдруг замёрзли и заломили колени на задних лапах.

А ещё через мгновение поражённый Тавр сообразил, что он больше не волк! Сидит голый над ведром с водой, упираясь в ледяной каменный пол вполне человеческими коленками.

Поражённый парень поспешно себя ощупал, побрызгал в лицо водой их того же ведра, и, убедившись что не спит, подскочил с пола и бросился к двери коморки. Принялся нетерпеливо дубасить по ней кулаками, заявляя о своём праве немедленно видеть невесту.

Открыл каморку что-то делавший в подвале знакомый мужик из дружины. Радостно заржал, дружески похлопал Тавра по плечу, но без штанов к невесте не пустил. Зато одолжил свой плащ — без него в подвале было холодно, — и повёл в караулку переодеваться.

Туда же прибежала и вызванная Альдона и объяснила, наконец, Тавру его загадочное самостоятельное перевоплощение.

— В тот момент, когда ты перекинулся опять в человека, ягини отправили призрак колдуна в Навь. Поэтому его проклятие рассеялось, да и само по себе было не слишком сильным. Не на всю жизнь.

— И кто же повёз колдуна к ягиням? — заинтересовался Тавр. — Знаю, Рута! Кстати, боевая бесстрашная девчонка!

— Не Рута, поехали Ильрих и Заряна, — невозмутимо поправила Альдона. — Как только пришла в себя. Тоже достойная ворожея, а всё случившееся пойдёт вам всем на пользу. А теперь отправляйся в лечебницу, Позёмка очень ждёт.

Жених и невеста разговаривали не слишком долго и наедине. Никто не собирался им мешать, но кое-кто потом видел с каким странным лицом вылетел из комнаты Позёмки Тавр.

Другие видели, как Тавр быстро собрал дорожную сумку, вывел из конюшни коня и, без всяких объяснений, куда-то отправился. Позёмка в это время плакала, а ещё, кажется впервые в жизни, горячилась, доказывая Альдоне, что ничем жениха не обидела. Тавр, якобы, сначала каялся, как она ни уговаривала, что давно, буквально сразу его простила. Потом вдруг жених заявил, что вообще такой невесты не достоин, и лучше им никогда не видеться.

— Даже не поцеловал ни разу. Ушёл и всё, — обливалась обильными слезами девушка-снегурочка, словно начала таять.

— Ничего, моя хорошая. У мужиков чего только не бывает, возможно после оборотничества голова ещё не совсем в порядке, — уверенно отметала все сомнения своей любимицы Альдона. — Скоро явиться.

Но Тавр не явился ни через день, ни через три.

Уже вернулись от ягинь Ильрих с Заряной и опять уехали на новое задание. Приезжали и уезжали и другие пары спутников, а Рута и Позёмка всё ещё дожидались. Одна законного жениха, другая напарника и свою тайную любовь. А чтобы не киснуть без дела, Рута ездила с ученицами из школы по окрестным деревням. Летом нечисть шалит больше — то русалка усиленно завлекает деревенского парня, мечтая заиметь кавалера-утопленника, то бабайка, вредный подкроватный дух, принимался чересчур пугать малых деток и многое, многое другое.

Когда со времени пропажи Тавра минула пара дюжин дней, к Магистру прибежала взволнованная Позёмка и твёрдо заявила, что её жених в опасности. А срочно призванная Кипрея, раскинув руны, это подтвердила.

Теперь всем отправляющимся на задания спутникам было поручено искать следы Тавра по всей стране. Бросать своих в беде в Ордене было не принято.

Позёмку с её покалеченной, пока слабой рукой Магистр на поиски не отпустил, а вот Руты выпросилась.

— А езжай! — немного подумав, кивнул Магистр. — Не пропадёшь, ты у нас удачливая!

Как в воду глядел, повеличав Руту удачливой. Всего-то на второй день пути ворожея встретила в придорожной корчме Моревну. Которая опять долго отсутствовала и о пропаже Тавра ещё не знала. Зато видела его самого, и не так давно, в жаркой, южной стране шахринабов. Выглядел Тавр при этом странно, и повёл себя загадочно — на вопросы Моревны толком не отвечал и очень куда-то торопился.

Не привыкшая лезть в чужие дела богатырша тогда спокойно попрощалась. Зато теперь, сидя с Рутой за столом корчмы и уминая жаренного гуся с капустой, решила поделиться впечатлением от той встречи.

— Куда-то мужик вляпался! По всему видать.

— Почему так думаешь? — потребовала разъяснений Рута.

— Просто нутром чую. Лицом, кстати, подурнел. а уж как странно был одет! Одни серёжки чего стоят.

— Серёжки? — ахнула Рута. — Тогда точно вляпался! Вот и Позёмка почуяла что-то нехорошее.

— А дозволь спросить между нами, девицами — какого это любить чужого жениха? — усмехнулась вдруг Моревна. — Ладно, не красней. Видать всё в жизни бывает. Сейчас я карту нарисую, где именно твоего Тавра у шахринабов видела.

Глава 15. В стране шахринабов

Развалины освещала полная и очень яркая луна. Она лила свой свет на обломки древних строений и россыпи камней, и те отбрасывали причудливые и почему-то движущиеся тени.

Для кого-то эта чуть душная южная ночь с великолепным звёздным небом наверняка была хороша, только Руте ничего не нравилось. И слишком крупная, словно чужая луна, и руины бывшего человеческого жилья, напоминающие своей заброшенностью, что всё в этом мире когда-нибудь станет прахом и тленом.

Ещё больше ворожее не нравились странные тени, но для этого и существуют охранные амулеты. Поэтому когда особо настырная тень зловеще дотягивалась до ног Руты, кусочек мглы тут же съёживался и отползал обратно. А ворожея продолжала сидеть в засаде меж пыльных и жёстких камней, терпя неудобства, в то время как тот, за кем она следила, собирался устроиться неплохо.

Тавр выбрал себе тоже несколько пыльное, зато свободное от обломков пространство возле хорошо сохранившегося фрагмента стены. Случайно или нет, такое место в руинах оказалось единственным. Да ещё хорошо освещённым, потому что луна, словно специально, зависла поближе.

Продолжая свои таинственные приготовления, Тавр принялся доставать из пёстрых шахринабских хурджинов разные вещи. Сначала пусть и тонкий, но довольно большой красивый ковёр, который расстелил прямо на земле. Затем пристроил сверху пару пышных подушек, и на этом приготовления не закончились. Поверх ковра легла шёлковая скатерть, вскоре превращённая в щедрый стол. Какой пошёл запах! Глотая голодную слюну, Рута учуяла ещё тёплый шашлык, недавно испечённые лепёшки и аромат спелых персиков. Даже тени оставили прятавшуюся ворожею в покое и уползли к ковру, словно надеялись на угощение.

— Ты глянь какой хозяйственный да заботливый, — прошипела ворожея себе под нос с немалым удивлением. — А прежде только и мог канючить: "Рута, ты не забыла взять в дорогу поесть? Рута, я опять голодный, дай хоть горбушечку!". И как только такую тяжесть на себе доволок?

Где-то в отдалении, за разрушенными воротами перед развалинами, вдруг раздался крик осла. Но дав подсказку, серенький труженик быстро успокоился.

"Так вот кто за тебя всё тащил-надрывался… — беззвучно усмехнулась Рута, продолжая следить и размышлять. — И что теперь? Стол накрыт, шашлык остывает, и где же та таинственная особа, для которой человек так старается? Впрочем, бедный Тавр не совсем уже и человек… В который раз, словно нарочно!".

Сидевший на ковре её напарник со спины выглядел прежним: плечистый высокий славич, настоящий богатырь. Одетый, правда, не в штаны и рубаху, и не в доспех, а в роскошный переливчатый халат, но в этой южной стране мужчины так и одеваются. Конечно те, которые не бедствуют. Вот только местные предпочитают обривать себе голову под чалму или тюбетейку, у Тавра же на голове успели отрасти его густые золотистые кудри. Которые Рута самолично обрезала, когда её спутнику пробили на прошлом задании голову.

«Быстро же у тебя растут кудри, эх, надеть бы на них веночек из васильков, — умилилась Рута, лаская взглядом обтянутые шёлком могучие плечи. — Точь-в-точь походил бы на нашего Леля… если бы не нынешнее рыло, прости уж за грубые слова…».

Сразу по приезду в этот южный городок, который отметила на самодельной карте Моревна, Рута успела насладиться новой внешностью Тавра, выследив его с помощью поискового амулета в одном из узких переулков. И едва узнала, в основном по росту и редкому даже для славичей размаху плеч. А ещё по синим глазам, которые смотрели теперь словно через прорезь. Остальные части лица и голова напарника были скрыты под причудливо намотанным шарфом из шёлка.

На внезапное появление спутницы прежде добродушный и довольно покладистый парень отреагировал тоже странно. Явно был не рад: отмалчивался или отвечал почему-то скупыми жестами, и всё порывался уйти. Но Рута всякий раз ловила его за широкий рукав халата.

Не спросил Тавр и про свою невесту, впрочем, это как раз влюблённую Руту порадовало. Видно он и Позёмка серьёзно рассорились и красавица ледышка теперь ей не соперница.

А вот нежелание напарника объяснить свой побег из Ордена девушку весьма злило. Последней каплей стал отказ Тавра снять с лица дурацкую тряпку, пришлось содрать её самой. Тогда-то Рута и поняла, как права была Моревна. Напарник действительно во что-то крепко вляпался!

На неё хмурилось Нечто с серой пятнистой кожей и красными глазами, хотя основные черты, присущие человеку, более-менее сохранились. Вот только нос укрупнился и вытянулся вперёд, нависая над теперь плоскими и широко растянутыми губами, да щёки сильно ввалились.

Брови Тавра, напротив, сильно разрослись и свешивались на глаза чёрной пушистой чёлкой. Уши тоже пустились в рост и по краям также опушились. Они упорно лезли на видное место, не желая прозябать прикрытые кудрями, и такой "красотой" ушастый хозяин явно гордился! Потому что украсил теперешние лопушки целой гирляндой серёжек в форме колец с нарядными подвесками.

— Ого, какие серёжечки! Дашь когда-нибудь поносить? — несколько ошалела, поэтому принялась тараторить глупости Рута. — А под халатиком ты какой? Ничего не отвалилось или лишнего не выросло? Вот же одёжа, ничего не разберёшь. Мешок мешком!

Тавр в ответ оскалил зубы и что-то прорычал. Достаточно грозно, но, к сожалению, неразборчиво.

— Эй, ты чего? Уже утратил человеческую речь? Или дурачишься? — сразу прекратила зубоскалить ворожея и озабоченно нахмурилась. — Тавр, ты сведёшь меня с ума! Чую какое-то не наше, враждебное колдовство, ты с кем это на чужбине связался? А ещё клятву давал, бороться с силами зла!

Тавр, нетерпеливо переступая, еле дослушал и опять попытался сбежать, но Рута успела произнести заклинание «ватных ног».

— Пссс! Псссти! — яростно обшипел Руту напарник.

— Погоди, не серчай. Дай сперва наглядеться и сообразить — это кто же из такого лопоухого и пятнистого получится? Впрочем, тебе не впервой, верно? Кто у нас недавно разгуливал в шкуре волколака? — бормотала ворожея, нарезая круги возле Тавра и собираясь изловчиться и заглянуть под широкий халат.

Напарник не сдавался и по-прежнему пытался безуспешно от неё сбежать. Впрочем, потихоньку идти он всё-таки мог. Семенить маленькими шажками, настолько ноги стали слабыми и подгибались.

— Я вот что подумала, — продолжала тем временем Рута, забежав вперёд и сверля напарника испытующим взглядом. — Моревна видела тебя несколько дней назад и ещё узнала. Выходит, тогда ты изменился не сильно и рожу не прикрывал. Признайся прямо или кивни головой — ты не можешь отвязаться от прицепившейся к тебе нечисти? Или не хочешь?

И тут Тавр вдруг размахнулся и её ударил.

Ворожея, не ожидавшая такого низкого коварства от собственного спутника, и что ещё важней — от наречённого, в чём девушка была совершенно уверена! — взмахнула руками и рухнула навзничь в дорожную пыль. И тут же напарник над Рутой склонился, но вовсе не для того, чтобы помочь подняться. Рывком содрал с её шеи поисковый амулет.

— Псссти! — опять потребовал больше не родной Тавр, превращённый какой-то злой силой в чудище.

Конечно, Рута могла бы скрутить его волшбой, но не стала. Посмотрела в теперь чужие, равнодушные синие глаза и шевельнула пальцами, снимая заклинание «ватных ног».

— Думаешь, я от тебя отстану? Не найду без поискового амулета? Как бы ни так, — пробормотала ворожея вслед удаляющемуся чудищу, которое уже успело замотать лицо и голову шёлковым шарфом.

Она поднялась с земли, отряхнулась, немного подумала и отправилась искать местный базар. В конце концов, как и в любой стране, все вести и людские пересуды стекаются именно на рынки, базары и ярмарки. И людское любопытство не хуже амулета-поисковика, броская фигура обязательно привлечёт чьё-нибудь внимание.

Пёстрое, весело бурлящее торжище Руте понравилось, а уж какие на южном базаре стояли запахи!

Моментально соблазнившись, девушка купила какой-то местный треугольный пирожок с мясом, который мигом проглотила, и решила ещё попробовать южную сладость. Светлый рыхловатый брусочек прилипал к рукам, рассыпался во рту и был идеален к чаю, но доесть Руте не пришлось. Выронила, когда заметила удаляющуюся спину высокого человека в знакомом переливчатом халате.

— Я же говорила, что найду, — торжествующе пробормотала ворожея и поспешила за халатом, пока тот не затерялся в толпе.

И вдруг выхватила взглядом точно такую же фигуру — в богатом халате и с замотанным шарфом лицом и головой. Фигура никуда не спешила и стояла рядом с горой дынь, а Рута, невольно притормозив, озадаченно на неё уставилась.

Вторая фигура Тавром быть не могла, чересчур щуплая и низенькая. Но и этот человек, кичась богатой одеждой, при этом старательно прятал лицо.

«Интересно почему?» — подумала ворожея. Потом опомнилась, принялась искать в толпе Тавра, но она его уже упустила. Пришлось прогуляться к горе дынь, туда подталкивало и любопытство, и смутное ощущение тревоги.

За жёлтой благоухающей кучей южных плодов пряталась ещё одна, третья фигура в богатом халате и с замотанной шарфом головой и лицом. И прямо на глазах Руты фигура вторая набросилась на фигуру третью. Разгорелась драка, при этом прятавшийся человек отбивался слабо, и низенький быстро его свалил. Потом принялся яростно топтать ногами, но ни продавцы, ни посетители базара не вмешивались. Даже когда побеждённый принялся громко рыдать и стонать.

Этого Рута стерпеть не смогла, подскочила к низенькому и дала ему хорошего пинка под зад! Щуплый мужичонка пролетел несколько шагов, естественно взбеленился, и попёр было на ворожею, вякая при этом что-то грозное, но неразборчивое.

Пришлось Руте охолони́ть его заклинанием забвения, словив которое низенький застыл и надолго задумался. В это время девушка участливо помогла подняться поверженному, с которого вдруг слетел замотанный вокруг головы и лица шарф.

Как ни страшен был изменившийся Тавр, человек, которому ворожея помогла, оказался ещё отвратительней. Редкий урод: плешивый, с влажной серой кожей, очень пучеглазый и безносый! Вернее нос когда-то имелся, но провалился и из ямки на лице торчали одни только ноздри. Но для сгрудившихся поблизости зевак это неожиданностью не стало. Постояли для порядка и спокойно разбрелись, когда несчастный урод, замотав опять шарфом голову, побрёл прочь.

После этого появился, наконец, хозяин горы дынь и рассказал Руте удивительную историю. Про старинные развалины вблизи их городка, которые всегда считались прибежищем нечисти, про светящийся клад и про удивительную плясунью. Красавицу, готовую наградить любого смельчака, если тот согласится прийти во время полнолуния на развалины и посмотреть её танец.

Глава 16. Плясунья

Рассказ свой торговец дынями начал так:

— Однажды некий бедняк, спавший во время жары на крыше своего нищего дома, заметил поднимающееся над развалинами золотистое сияние и утром рассказал об этом жене. Жена немедленно поделилась со своей матерью, и старуха принялась радоваться. «Нам суждено разбогатеть, в развалинах лежит клад из редких самоцветов, — заявила она. — Это они сияют под лучами полной луны». А надо сказать в это время действительно наступило полнолуние. И женщины принялись уговаривать бедняка сходить за кладом этой же ночью, пока не пронюхал кто-то другой.

— Но ведь люди говорят, что в развалинах водятся ужасные гули, — испугался и попытался отказаться бедняк. — Которые пожирают людей!

И тогда мать жены посмотрела на труса и бездельника такими глазами, что бедняк сразу понял — терять ему нечего.

Не возвращался он с развалин целых три дня, жена уже принялась мужа оплакивать и много раз пожалела, что послушалась мать. А муж вдруг вернулся, как ни в чём ни бывало! Правда, без рубахи и даже без штанов, прикрывая срам обрывком тряпицы. В штаны и рубаху он завернул полновесные золотые слитки, которые, кряхтя, еле тащил на спине! Храбрец и счастливец не стал ничего скрывать и поведал всем желающим о необыкновенно прекрасной плясунье, вознаградившей лишь за то, что он три ночи подряд любовался на её танец. А ещё, помимо золота, щедрая красавица не скупилась на любовь — похвалился бывший бедняк и тут же дал своей жене развод.

— То есть мать жадной женщины ошиблась, когда возжаждала другой судьбы и богатства, — глубокомысленно пояснил хозяин дынь, прервав свой рассказ. — И от горя вскоре стала бесноватая.

— Как интересно, настоящая шахринабская сказка! Уважаемый, что было дальше? — польстила рассказчику Рута, и тот удовлетворённо кивнул, хотя и улыбнулся при этом грустно.

— Конечно, после этого за золотом ринулись и стар и млад. Но вскоре оказалось — перед каждым красавица не показывается. Выбирает не юнцов и стариков, а зрелых мужчин. Опять же полнолуние длится недолго, следующего надо дожидаться много дней, из-за этого желающие разбогатеть принялись друг друга калечить, чтобы избавиться от соперников. Пока не вмешался правитель нашего города, который мудро повелел всякий раз бросать жребий и положиться на судьбу. С тех пор так и поступали, а тем временем первый разбогатевший счастливчик сильно подурнел лицом. Стал походить на самого шайтана!

— И наконец-то люди поняли, что с подозрительными девицами связываться не следует! — возрадовалась Рута, но хозяин дынь огорчённо покачал головой.

— Воистину это правильно, но ради богатства большинство людей готовы терпеть, что угодно. Похожий на шайтана бывший бедняк по-прежнему хорошо кушал, богато одевался, полюбил благовония и похвалялся драгоценностями. Тратил всё на себя, к заботам и нуждам родни оставался глух, а у нас так не принято. И всё равно многие не осуждали, а завидовали. Поэтому каждое полнолуние плясунья танцует перед новым любителем золота.

В это время к хозяину дынь подошли сразу несколько покупателей и тот прервал рассказ и занялся ими. Когда же освободился, мимо него и Руты прошёл ещё один местный богатей: в роскошном халате, с унизанными перстнями пальцами, но с обмотанным шарфом лицом и головой.

— И всё-таки люди своего безобразия стесняются, — показала на него ворожея.

— Когда глупцы, ходившие на развалины, принялись превращаться в шайтанов один за другим, правитель города издал указ закрывать лица под страхом изгнания. Так и живут — народ их сторонится словно прокажённых, но богатеев это не тревожит. Зато друг друга уродцы почему-то ненавидят! Без конца враждуют и дерутся, из-за проклятого золота город стал обителью слуг Иблиса, — хмуро жаловался ворожее тоговец, рассказ которого перестал походить на занятную сказку. — Тогда правитель города решился пригласить храбрецов, которые бы изгнали плясунью из развалин.

— И правильно! В ваших краях слышали про Орден Всезаступников? — горячо поддержала Рута.

— Как раз оттуда один воин-храбрец и приехал. Других пока не нашлось.

— Помог?

— Клянусь, что нет! — вскричал продавец. — Теперь сам ходит с замотанным лицом. Покупает колечки-серёжки и всё что вздумается. Одна польза от проклятого золота — торговля идёт хорошо.

— Не подскажете, уважаемый, где тот храбрец остановился? Возможно, снимает дом? Хочу повидаться, думаю это мой старый знакомый.

— Ну так знай — несчастный живёт прямо в развалинах и никого больше туда не пускает! То ли в жертву себя принёс, пытается уберечь глупцов, то ли сам оказался чересчур жадным. Другие охотники за золотом уже убить его пробовали, да слишком славич осторожен и силён.

— Убить? — разволновалась Рута. — Ишь, чего удумали!

— Думаешь, жаждущие богатств обладают милосердием? Если твой знакомый послушается, уведи его с развалин и увози вообще. Вдруг спасёшь если не лицо, то жизнь, — посоветовал торговец на прощанье и принялся грузить остатки непроданных дынь в стоявшую неподалёку арбу. Базарный день подошёл к концу.

Рута поблагодарила этого словоохотливого человека и немедленно отправилась на развалины, пока ещё светло. Быстро их облазила, самого Тавра не нашла и уселась в засаду дожидаться. Рассудила так — проводить с напарником душеспасительные беседы поздно, на кулак уже нарвалась. Лучше потихоньку проследить, что за нечисть приворожила её добра молодца. И действовать по обстоятельствам.

Тем временем Тавр закончил приготовления к свиданию с таинственной плясуньей и стал ждать. С томным вздохом развалился на подушках и принялся неотрывно таращиться на большой обломок стены, рядом с которым находился.

Плясунья заставила себя дожидаться довольно долго. Рута уже принялась клевать носом, так усыпляюще действовала тишина и завораживающий свет луны. На Тавра, кажется, свет луны действовал ещё больше. В какой-то момент напарник резко вскочил, вытянулся в струнку и задрав вверх уродливую голову.

— Решил повыть? — усмехнувшись, прошептала себе под нос ворожея. — Вспомнил, как побывал волколаком?

Но не луна, оказывается, привлекла внимание Тавра. На стене что-то теперь происходило.

Заиграли-засверкали в воздухе алые и багровые всполохи! Притянулись друг к другу, слились, и возникло что-то яркое и округлое, словно большой приплюснутый шар или плод, размером с хорошую тыкву. Который вдруг раскрылся с хрустом спелого граната и оказался заполнен крупными гладкими шариками. Каждый величиной с кулак и пронзительно-жёлтого цвета. И тут же вверх ударили лучи, создавшие над развалинами золотистое сияние.

А потом рядом с "плодом" появилась обнажённая женщина. Уродливый Тавр весь затрясся, и с мольбой потянув к ней руки, словно кающийся грешник. Вот тогда-то Рута поняла, что не только у неё, но и у Позёмки нет никаких шансов.

Обнажённая прелестница на стене была ослепительно хороша! Очень женственные формы имели чуть преувеличенные пышности, и всё же выглядели безупречно, а шелковистая кожа восхищала волшебным оттенком. Что-то абрикосово-золотистое.

А ещё эта зараза не знала стыда. Стоя на кромке стены на четвереньках, соблазнительно выгнула в пояснице спину и нежила свой идеальный зад в свете луны. Тавр восхищённо на это пялился, а Рута принялась жутко злиться. Давно следовало приворожить напарника, небось теперь бы не облизывался! Что же будет, когда красавица покажется в полный рост?

Словно подслушав её мысли, золотистая женщина грациозно потянулась и распрямилась, и Рута чуть не завыла в голос, увидев, куда заворожено уставился её Тавр. Соблазнительница оказалась золотой везде… впрочем, не совсем. При полной обнажённости тела волосы на голове были скрыты под жёстким, высоким и довольно неуместным колпаком.

— Надеюсь, она лысая! — ревниво и язвительно прошипела Рута. — Или, ещё лучше, лысая и в коросте чесотки!

Тем временем красавица, нежно улыбнувшись Тавру, вдруг безо всякого предупреждения сиганула со стены вниз. Конечно, заботливый кавалер успел любушку подхватить, к сердцу прижать и осторожно на ковёр поставить. А сам, паразит такой, из кольца рук не отпускает и по гибкой спинке поглаживает.

Хорошо хоть телесными забавами не занялись, Рута от одних только их обжиманий успела прокусить себе до крови губу.

Наконец Тавр, словно спохватившись, усадил прелестницу на ковёр подкрепиться. Одеться ей, естественно, не предложил, и сам при этом, вместо шашлыка и персиков, пожирал взглядом столь близкую наготу.

Красотка тоже поела самую малость. Поднялась с ковра и… вдруг заскочила одним прыжком обратно на стену! Вовремя показала свою нечеловеческую сущность, а то Рута, от сильного расстройства, почти потеряла бдительность!

Оказавшись опять наверху, существо, притворяющееся женщиной, взялось расчищать место видимо для танца. Столкнуло необыкновенный "плод" на землю, на противоположную сторону стены, но видимо тот не пострадал. Золотистое сияние не исчезло.

Затем плясунья встала в соблазнительную позу — золотистая фигурка на подсвеченной луной сцене, — щёлкнула пальцами и полилась прекрасная, чуть заунывная, будто стонущая музыка. И ворожею, а уж тем более Тавра, опять потащило в тщательно наведённый морок.

Неизвестный инструмент то горько плакал, явственно выговаривая слова о разлуке с любимыми, которую так тяжело и просто невозможно пережить. То начинал нашёптывать нежные утешения, обещая радость встречи. Вытягивающей душу музыке помогали и чёрный купол неба с бриллиантами звёзд, и запахи цветов, приносимые дуновением лёгкого ветерка. Теперь и Рута, отбросив разум и опыт ворожеи, с нетерпением ждала танца.

И танец начался. Странный, не совпадающий с плавным ритмом поработившей слушателей мелодии. Может быть корчи красивого — где надо крепкого, где надо подрагивающего тела, — ещё могли привести в восторг влюблённого мужчину, Руту же смутил факт, что у людей руки-ноги так не выворачиваются. Такие пляски хорошо показывать грешникам в царстве тьмы Чернобога, беднягам всё равно не отвертеться.

Напарник продолжал пялиться, как зачарованный, и существо на стене продолжало представление. А вот Рута крепко задумалась. Вряд ли теперешний облик плясуньи является истинным, а под странный колпак на её голове ворожея заглянула бы с особым удовольствием! Видимо там находился настолько важный орган, что подделка под женщину не решилась заменить его более уместными волосами.

«Кто же это может быть? И зачем всё-таки нужен колпак? Чтобы никто не посмел дотронуться до головы? — стараясь не паниковать, принялась перебирать варианты ворожея. — Нутром чую, что разгадка в колпаке!».

Плясунья продолжала танцевать, Тавр ею любоваться, а ворожея мучительно размышлять, потому что прежде чем напасть на нечисть, следовало знать, с кем имеешь дело. Применишь не то заклятье — в лучшем случае существо сбежит или посмеётся. В худшем — попытается уничтожить или подчинить! Опять же на помощь прекрасной плясунье может броситься замороченный Тавр.

В это время музыка вдруг смолкла, а золотистая красавица заинтересованно свесилась по другую сторону стены, куда до этого сбросила набитый светящимися кругляшами плод.

В полнейшей тишине прошло мгновение-другое, потом Рута услышала осторожные шорохи.

Плясунья, продолжая висеть вниз головой, не меняя позы канула за стену, после чего шорохи усилились, а чуть позже раздались блаженные вздохи. Заслышав которые, Тавр принялся почему-то злобно скалиться и разодрал в клочья одну из подушек.

«Ладно, — решилась Рута, — пора полюбопытничать и мне!».

Она выскочила из своего укрытия и понеслась к стене, в которой виднелись несколько сквозных дыр и широких трещин. И пробегая мимо ковра с беснующимся Тавром, с удовольствием вырубила его простеньким заклинанием «младенчик». Теперь, правда ненадолго,мешать не полезет. Будет спокойно лежать и таращиться.

Когда торжествующая Рута, испытывая и азарт, и любопытство, добежала до стены, заглянула в широкую трещину и увидела что происходит на той стороне, её девичей стыдливости был нанесён особенно тяжёлый удар.

Плясунья оказалась не просто соблазнительницей, а страшной развратницей! В общем — то был свальный грех! Под покровом ночи в развалины пробрались с десяток уродцев, бывших когда-то людьми, и золотистая женщина с прекрасным телом была для них общей утехой. Распалённые её наготой уродцы, облепив со всех сторон, тёрлись о красавицу, почему-то напомнив Руте весенних жаб. Собирающихся в такие же комки вокруг самки для важного дела, продолжения рода.

Вот и страшные кавалеры плясуньи трудились вовсю — распалившись, быстро от неё отскакивали и изливали своё семя… на светящиеся шарики внутри необыкновенного плода! Если бы Рута вовремя не вспомнила весенних жаб, про необыкновенную икру она бы тоже не догадалась. Кем бы ни было завлекающее мужчин существо, оно желало размножаться!

"Очевидно, в этой местности нет ни одного самца её вида, — начала прозревать Рута. — А коли нет настоящих самцов, сойдут и переделанные. Озабоченная мамаша ловит их на золото и мо́рок, а затем пользуется».

По-прежнему не представляя с какой бестией имеет дело, Рута подняла с земли камень размером с крупное яблоко, заранее поморщившись опять заглянула в дыру в стене, прикинула примерное расстояние и перекинула камень через стену. Томные вздохи и напряжённое сопение сменились негодующими воплями. Тем более что камней вокруг было много и Рута как-то удачно, с первого раза, пристрелялась.

Через самое малое время из-за стены вылетели с десяток страхолюдных мужиков в бесстыдно распахнутых халатиках, но применять волшбу Руте не пришлось. Очень вовремя очнулся Тавр, ревниво взревел и принялся гонять по развалинам соперников. Ворожея же сосредоточилась на существе, которое опять заскочило на стену.

Обиженная красавица, которую разом бросили все кавалеры, раскорячилась там в позе лягушки, а Рута, наконец, сообразила посмотреть на неё через ведьмин камень. И негодующе фыркнула — на стене умостился здоровенный бородавчатый бурдюк, на голове которого торчала верша. Высокий жёсткий конус из ивовых прутьев, какие плетут рыбаки, под красотку подделывалась Жаболачка или Водяница Гребенчатая, относящаяся ко второстепенным водяным демонам. Жаболачка обживает только тёплые, никогда не замерзающие водоёмы, потому ворожея так долго раздумывала, с кем имеет дело. В её стране из-за суровых зим подобные существа просто не водились. Водяницу Гребенчатую Рута могла видеть только на картинке, которую показывала Дайва.

Обладая хорошей памятью, Рута даже припомнила надпись под картинкой: "Днём Водяница отсыпается в омуте, ночью любит прогуляться по берегу, хотя имеет тяжёлое массивное тело. Выручают мощные ноги в форме лягушачьих лап. На голове у Жаболачки очень чувствительный, налитый кровью гребень, простое прикосновение к которому уже болезненно. А его повреждение ведёт к тяжелому ранению и даже смерти, поэтому водяной демон вынужден всегда закрывать голову".

— Эй, жабка, а ну давай слезай! — позвала ворожея, быстро-быстро рисуя куском угля на стене руны. — Поговорим, как вести себя не следует.

Но сидевшее на стене существо бой не приняло. Торопливо сигануло опять за стену к своим икринкам, и мгновенно убралось вместе с кладкой. Только алые всполохи пыхнули!

«Не хочет, и не надо, — думала ворожея, добавляя к прежней надписи ещё один ряд изгоняющих рун. — Всё равно больше в развалины не сунется. Теперь с обнаглевшей Водяницей пусть разбираются шахринабские маги. И с её страхолюдными кавалерами тоже, может ещё расколдуют».

А вот вернуть человеческий облик Тавру (и, желательно, прежний добродушный характер) предстояло ей самой. Кстати, у зачарованного напарника совершенно другая внешность, не как у скользких и безносых шайтан-мужиков. В основном Тавр отрастил вытянутый вперёд нос и опушённые шерстью уши, неужели после обращения в волколака тяготеет к образу волка?

«Ну а если расколдовать самостоятельно не получится, повезу его в Орден, к Альдоне и Позёмке, — размышляла Рута, прислушиваясь к далёким воплям несчастных, которых Тавр гонял уже где-то за развалинами. — И, так и быть, не стану сказывать невесте, чем её ладушка на чужбине занимался. Ты глянь какой проныра — объявил хорошей девушке что её недостоин, и отправился искать плохих!».

Глава 17. Чумной Приют

Сквозь небольшое окошко в комнату смотрела ночь.

В ночи, ничуть не скрываясь, колыхался белый призрак и без устали махал просвечивающей ладошкой. Рута, задумчиво расхаживая по комнате, уже в который раз натыкалась на него взглядом и невольно вздрагивала — призрак распахивал перекошенный угрозой рот и растягивал его до жутких размеров. Руту это нервировало, хотя опыт и нюх ворожеи говорил — под окном вовсе не беспокойный дух. Просто пугает здешнее болото, обильные испарения которого весьма причудливы.

Спутник ворожеи Тавр, сидевший на лавке в той же комнате, в какой-то момент встал и захлопнул ставни. Затем опять уселся и о чём-то задумался. А Рута всё продолжала мерить шагами комнату в доме на болоте.

Ш-ш-шшшшш — шипел за стенами ночной ветер, холодные порывы которого выстуживали приютившее их, довольно ветхое жильё.

А, может, то был вовсе не ветер. Не потому ли в однообразном угрожающем звуке порой слышался шёпот и тихие смешки?

— Рута, вокруг кто-то бродит? — всё же рискнул отвлечь напарницу Тавр. — Или мнится от этого мерзкого шипения?

— А? Да, бродит. Разная мелкая шушера страху нагоняет… — рассеянно отозвалась ворожея. — Ничего пока не спрашивай, ладно? Хочу ещё подумать…

Это было самое странное место, в котором спутникам, воину и ворожее Ордена Всезаступников, пришлось побывать. На картах, первых помощниках в длительных путешествиях, поселение не значилось. Было просто частью огромного болота, на краю которого расположилась уже не призрачная, старинная деревушка Болотня. И однажды оттуда в Орден пришёл человек.

Он притопал усталый и пропылённый дальней дорогой, назвался Азеем и поведал историю о странной пропаже, случившейся в одну ночь. По словам гонца, мужское население родной деревни исчезло почти полностью, включая дряхлого старика Шума и шестилетнего Гридю. Остались лишь он, Азей, да два младенца, нагулянных неизвестно от кого раньше вполне скромной вдовой.

— Пожалуйте, заступнички, к нам в Болотню мужиков выручать! — взывал Азей, не сводя умоляющих глаз с Магистра и Альдоны. — В ту самую ночь я у свата на хуторе гостил, явился наутро домой — а по всем дворам бабы голосят! Помощи просят-требуют, а как мне одному соседей и товарищей сыскать? И за что такое наказание, всегда у нас было тихо, спокойно!

— Думаешь, пропавшие люди ещё живы? — задал Азею вопрос Магистр.

— Так ни косточки обглоданной, ни кровиночки, ни следов борьбы!

— Не могли они сговориться и просто уйти? — взялась расспрашивать и Альдона.

— Без меня сговориться? — обиделся гонец из Болотни. — А ещё бросив хозяйство, без припасов и в одном исподнем?

— А раньше в вашей округе люди пропадали? — продолжала допытываться главная ворожея.

— Чтоб уж до смерти пропасть бывает редко, однако при болоте и при лесе живём. Кикимора, чтоб ей пусто было, может в трясину подтолкнуть. Или лесавка, ежели кого невзлюбит, куда-нибудь завести. Очнёшься — а до Болотни о-го-го сколько шагать. Зато уж и задобрить лесавку проще простого. Принеси ей, вишь, варёное облупленное яйцо и положи с поклоном на пенёк. Яйца она, лешачья дочь, как и батя, пуще всего уважает…

— Да-да, понятно, — прервал Магистр ненужное пустословие, — до смерти, как ты выразился, люди у вас редко пропадают. А не до смерти пропадали?

— Каких сами не хоронили, пока в живых числим, — поник головой Азей. — Племяш мой единственный, Март, две зимы как пропал, и было парню всего-то семнадцать. С приятелем своим, вишь, сгинули, с Яськой, они и одногодки, и вообще не разлей вода. Вечно этой парочке, куда люди не суются, словно мёдом было мазано, так вместе и… Но мы всё ещё надеемся!

— И правильно, — кивнул Магистр. — Кроме них пропавшие были? Раньше, не сейчас.

— Из народу больше никого, вот скотина да, так при болоте и при лесе живём, — повторил Азей видно любимую присказку. — Ещё собаки в последнее время куда-то всё деваются, замучились новых заводить. Может их какая тварюга из болота распробовала и теперь потребляет… да тьфу на собак! Мужиков-то наших и сынов с внуками отыщите? Помогайте, заступники, пропадаем!

— Тавр и Рута с другого задания вернулись? — повернулся Магистр к Альдоне, и та утвердительно кивнула. — Тогда их и пошлём.

В Болотню напарники прибыли вместе с гонцом ближе к вечеру. Азей устроил их в собственном доме и приказал жене накрывать на стол и готовить постели для отдыха. Но Тавр и Рута терять время отказались и сразу пошли по дворам. Раз за разом опрашивали до сих пор воющих баб, но те ничего путного не рассказали. После этого дознание зашло в тупик.

В любой из семей, откуда исчезли отец, брат или сын, никто ничего не видел и не слышал. Здоровый деревенский люд, наработавшийся за длинный, полный забот день всегда-то укладывался рано, а в ту ночь не гуляла даже немногочисленная молодёжь. К вечеру с болота налетел сырой промозглый ветер, пробирающий до костей, быстро разогнавший всех по домам. Зато так уютно было слушать его завывания за крепкими стенами на гусиной перине да под пышным одеялом, из-под которого разноголосый свист казался баюканьем. В общем, проснулись домочадцы — а мужиков больше нет.

Тогда Тавр и Рута отправились по домам, которых общее горе не коснулось. Не потому, что их обитатели особенно счастливые, а из-за отсутствия собственных мужчин.

Прячущая глаза не слишком молодая, но приятная вдова, заимевшая от какого-то доброхота двух горластых близнецов (как соседки потом не пытали, чей муж подсобил, она так и не призналась), мучилась той ночью с детьми. У малышей от перемены погоды болели животики, но вдова хоть и не спала, подозрительных звуков с улицы тоже не слышала. Один только вой ветра, да и то в перерывах между криками малышей.

Зато шустрая бабуся, которой тоже не спалось, оттого что ломило кости, поведала дознавателям нечто немыслимое. Дескать, она совершенно точно углядела в ночи покойника, тащившего мимо её окна на горбу сразу двух бабкиных соседей.

— Не иначе выкрал бедолаг, чтоб, как водится, потом их пожрать! — частила бабка, обретшая внимательных слушателей. — В могилу свою поволок…то есть не в могилу, а где он там, неупокоенный, обретается. И меня бы мертвяк сцапал, учуял, видать, и уставился прямо на окно! Так я прям в щёлку занавески именем Рода нежить отпугнула! И ведь не верит никто, ещё разными словами обзываются!

— Как вы, бабуля, сами-то не испугались? — тоже не слишком веря, хмыкнула Рута. — И как сумели прохожего от…кхм… покойника в темноте отличить?

— Так ведь не зима, не полная темнотища! Ночь за вторую дольку уже перевалила, птички вовсю шебуршали и серенько так снаружи было. Ветер опять же стих, вот я и сунулась глянуть скрозь занавеску, что там наружи делается. Хорошо хоть вовсе её не откинула, покойник за подглядывание бы не простил! А тут только зыркнул своими жёлтыми глазищами и потащил горемык дальше.

— Жёлтыми? — опять засомневалась ворожея. — У упырей красные.

— Нет жёлтые! — упёрлась бабка. — Они у Яськи и при жизни такие были!

— Людей тащил Яська? Давно пропавший парнишка из вашей деревни? — оживился Тавр, но Рута старушке опять не поверила:

— Прям взяли и его узнали?

— Прям узнала! — насупилась бабуся, подозревая, что и эти слушатели сейчас усомнятся, разбранят и уйдут. — И ничего особенного, он один на всю округу был рыжий и желтоглазый, будто мой кошак. Да ещё ростом Яська приметный, от горшка два вершка, мордень опять же вечно красная, как начищенная. Кабы не помер, ни одну бы девку не сосватал.

— И теперь этот мелкий смог поднять и унести на себе сразу двух мужчин? — засомневался уже и Тавр.

— Потому как нежить, живой мертвец! — воскликнула тонким срывающимся голоском ещё больше распалившаяся свидетельница. — Такой весь антиресный из себя парнишечка: жёлтые глазищи горят, одёжа вся лоскутами — черви могильные поглодали! На руках — когти железные, на ногах — лапы звериные, слюни ручьём текут, видать дюже изголодалси! Я так рассуждаю: какой-нибудь нечистый дух неотмоленного Яську из топи поднял, но тот сперва посовестился родню и знакомых жрать, собачками пробавлялся. Только, вот беда, мы новых не успели завести! Потому он на народ перекинулся и мужиков наших всех разом порешил, чтобы потом они ему не препятствовали! Сообразил, нелюдь, что не будет мужиков — некому будет деревню охранять, а уж баб то, как опять оголодает, не таясь перетаскает! Спасите, люди добрые!

Успокоив настоем из походной сумки распереживавшуюся бабусю — та сразу раззевалась и собралась спать, — Тавр и Рута вернулись в дом к Азею. И тот, вместе с женой, опять принялись усиленно усаживать напарников за стол. Мол, с дальней дороги даже не перекусили.

Болтая ложкой в грибной лапше, Рута так и эдак перебирала в уме слова единственной свидетельницы. Ладно бы "глазища горят и когти железные" — тогда, возможно, действительно откопавшийся упырь. Ногти, конечно, не железные, просто длинные и чёрные от земли. Неприятное соседство для живых, но не такая уж большая редкость. Но почему "на ногах — лапы звериные"? И такое странное для упыря поведение: не таскаться к живым изредка, подкарауливая добычу по одиночке, а нагло умыкнуть разом около трёх десятков человек? Из собственных домов, где крепкие засовы и довольно большое количество домочадцев? Почему парнишка вообще стал упырём? Или старушка, якобы узнав "покойника", всё-таки ошиблась?

— Хозяин, помнится вы говорили, что Март и Ясь вечно куда-то лезли. А колдуны у вас в округе не помирали?

— Нет, господарыня! Узнай мы о колдуне, мигом бы в Орден донесли!

— Ну а живые мертвецы не откапывались? — продолжала выспрашивать ворожея.

— Этих бы и сами за милую душу укокошили. Всего и делов — башку отрубить и сухожилия под коленками подрезать, — горячо уверил Азей.

— Тогда хорошенько подумайте и скажите — нет ли в округе чего-нибудь необычного? Или было когда-то раньше, а люди помнят до сих пор? О чём рассказывают детям страшные сказки?

— Мы при лесе да при болоте, у нас кикиморы и лесавки… — завёл знакомую песню Азей.

— Чумной Приют! — решительно перебила мужа до сих пор молчавшая жена.

— А ведь точно! — хлопнул себя по лбу мужик и принялся рассказывать:

— Давным-давно, более сотни лет назад, а кто-то говорит, что и раньше, посередь нашего огромного болота люди обнаружили настоящий, не травяной, пусть и не очень большой остров. К которому можно было подобраться на лодке-плоскодонке, если только знать, куда плыть, но имелись некие вешки. Правда сначала люди обнаружили в глубине болота пару дюжин невиданных для этих краёв деревьев — они возвышались над болотной жижей на толстых корнях, торчавших наружу. У деревьев была чёрная кора, голые ветви, а за толстенными стволами притаился тот самый остров, весь застроенный странными домами. Я, конечно, сам не видал, старые люди так рассказывали, — надумал пояснить Азей.

— Да поняли мы. Продолжай, — поторопил рассказчика Тавр и тот опять заговорил:

— Выглядели дома как островерхие узкие башенки, по одной комнатёнки одна над другой. Видимо им там негде было строиться, даже расстояние между домами малюсенькое, а огородов, хлевов и курятников вовсе нет. Чем обитатели острова жили неизвестно, разве что питались с болота птицей и мелкой рыбёшкой. Но никого из тамошних жителей приплывшие к островку не встретили. Те куда-то разом подевались, причём домики-башни заброшенными не выглядели. Лично я бы в те дома ни в жизнь не полез! Развернул бы лодку и уплыл прочь, — опять решил высказаться Азей.

— А те люди, бедняги, полезли, — вздохнула и пригорюнилась вдруг его жена. Но муж строго на неё посмотрел и опять стал рассказывать сам:

— Те, которые нашли остров, просидели на болоте два дня. Пошарили по брошенным домам, подъели взятые в дорогу припасы и, так и не дождавшись хозяев и вернулись домой. Не в Болотню, в другую деревню, которую через самое малое время посетила тяжёлая болезнь. Потом она расползлась по всей округе и была названа болотной чумой. Притащившие чуму люди заболели и умерли первыми, испытав жестокие муки и претерпев ужасающие перемены в обличии.

— Кто-нибудь помнит какие? — заинтересовалась ворожея.

— Ещё как, настолько народ был перепуган! Якобы в первую очередь зачумлённым стал ненавистен дневной свет, и они полезли прятаться по погребам. Там лежали пластом, испытывая страшную слабость и всё равно отказывались от воды и пищи. Потом впадали в беспамятство и начинали сильно распухать, превращаясь во что-то бесовское. Раздувшаяся багровая туша уже не походила на человека, а ступни и кисти рук отчего-то становились угольно-черными. И, под самый конец, туша трескалась и просто растекалась зловонным студнем!

— Да уж! — содрогнулся даже много чего повидавший Тавр, поездивший по свету больше, чем его напарница. А Азей тем временем продолжал рассказывать:

— От первых заболевших немедленно заразились их родичи, друзья и просто любопытные, которым захотелось когда-то послушать рассказ об острове на болоте. Кто-то попытался от болезни сбежать, но она настигла и на новом месте. Вскоре копали могилы уже в пяти зачумлённых деревнях, а их угрюмые жители прикидывали, не приготовить ли могилку и себе. Загодя, всё равно конец один. Но милостивый Род вдруг дал отчаявшимся надежду! Совершенно неожиданно среди заболевших оказались выжившие! У некоторых раздувшихся туш через кожу пошёл удивительно обильный пот, в котором тела лежали, как в луже. Вскорости к таким возвращался прежний вид, могли опять пить и есть, а почерневшая кожа обратно светлела. Вот только башка после перенесённой болезни уже была набекрень. Полоумные не захотели больше работать и опять полезли по погребам. Отсиживались там целыми днями, а по ночам шарили по соседям и тащили всё, что плохо лежит. В основном съестные припасы. При этом переболевшие не чурались заразных, даже добровольно взялись за ними ухаживать. И тогда народ решил — раз зараза явилась из болота, следует туда же её и отправить! Собрали больных по всей округе, сгрузили в большие лодки, за вёсла которых посадили выживших. Оттолкнули страшный груз шестами подальше от берега и принялись в панике ждать — а ну как безумные повернут обратно? Но обошлось. Гребцы налегли на вёсла и погребли куда-то вглубь болота.

— После этого чума прошла, — впервые улыбнулась жена Азея, но муж опять ревниво вмешался:

— Вестимо не сразу! Люди всё заражались и заражались, но некоторые счастливчики выздоравливали. Их всех усаживали в лодки и опять отправляли вглубь болота. И как-то само собой появилось предание, что несчастные плывут не абы куда, а к загадочному острову, на котором обретут приют.

Глава 18. Крысолюды

— Необычное предание, — немного помолчав, сказал Тавр. — Рута, оно нам чем-то поможет?

— Пока не знаю… Мне другое интересно, сохранилось ли то место в глубине болота?

— Мне никогда не было интересно, — удивлённо посмотрел Азей на ещё такую юную, но видно храбрую девицу. — Другим после великого мора видно тоже, а кто себя не жалеет — бери лодку и плыви! Вешки куда грести имеются, мало того — вымахали так, что всей округе уже видны.

— Какие вешки всей округе видны? — напрягся Тавр.

— Так те чёрные страшенные деревья, по которым когда-то заразу нашли, по сию пору не погнили. Напротив, ещё выше вымахали. Даже от нас теперь видны, хотя мы с другого края болота! — принялся объяснять Азей. — Только плыть всё равно не отсюдова, а от Лешаковки, у них уже чистая вода, а у нас кругом кочки да чарусы.

С наступлением темноты Рута и Тавр спать не легли, опять собрались уйти из дому. Хозяевам же велели хорошенько запереться.

— Лошадок наших тоже в сарай заприте, как не вовремя у вас все собаки пропали, — попросила ещё Рута, забирая с собой небольшую дорожную сумку с настоями и зельями. — До рассвета не вернёмся, Тавр этой ночью вашу деревню посторожит, а я поищу следы пропавших мужчин. Или что попадётся.

В первую очередь ворожее попалась вдова, имевшая незаконных младенцев.

Рута как раз возвращалась с местного кладбища, куда Тавра не взяла, зато сама проторчала треть ночи, тщательно разглядывая могилы и отыскивая упыриные следы. Подозрительных захоронений не нашла и сделала неутешительный вывод — если живой мертвец всё же существует, место его неупокоения будет отыскать тяжелей.

Бредя от кладбища в сторону деревни, в какой-то момент Рута вдруг поняла, что уже идёт не одна. В том же направлении пробиралась вынырнувшая из леса тёмная фигура, а когда заметила вовсе не таившуюся Руту, попыталась спрятаться в первые попавшиеся кусты.

Девушка заинтересованно приблизилась, осторожно раздвинула ветки и вежливо поздоровалась с вдовой. Та ойкнула и потупилась. Потом вдруг принялась обдирать с куста листья.

— Не боишься разгуливать по ночам? — приветливо улыбнулась ей Рута, подмечая и растерянность и бледность. — Остальные бабы после случившегося даже днём со двора ни ногой. А листья зачем? Не козу же кормить?

— Не козу… — медленно подбирая слова, с неохотой отозвалась вдова. — Эта… у ребятишек опять животики болят. Дай, думаю, соберу листочки и запарю…

— Опять животики! — озабоченно всплеснула руками ворожея. — Тогда, милая, тебе не в эти кустики. Это как раз крутибрюх.

— Да неужто в темноте перепутала! — неубедительно изумилась вдова, поспешно выкидывая собранное.

— Бывает, — тоже с преувеличенной доброжелательностью покивала Рута, — Пойдём к твоим детишкам, осмотрю. И правильную травку присоветую, опять же настои с собой.

Ворожея позвенела склянками в сумке, но вдова её участливости не обрадовалась.

— Да не стоит… Поболит и перестанет.

— Хороша же мать, — насупилась ворожея. — А ну пошли!

Детишки вовсе не мучились животами, а безмятежно спали в одной колыбельке. И когда Рута, почувствовав смутное желание хорошенько рассмотреть младенцев, взяла одного ребятёнка на руки, тот захныкал и распахнул очень недовольные сонные глазки. Пронзительного жёлтого цвета. Рута вернула малыша в колыбель и вынула второго.

Этот младенчик, по сравнению с братцем, оказался шустрей. Взятый чужой тёткой на руки, гибко извернулся и вдруг цапнул Руту длинным острым зубом за руку. Ворожея ойкнула, поскорее сунула удивительное дитя назад в колыбельку, и строго воззрилась на его мать.

— Уже зубы и такие острые? У грудничка?

Вдова не ответила и стояла, ни жива, ни мертва. Тогда Рута опять потянулась к спокойненькому — тот уже снова спал, — и развернула пелёнку. Ножки, вернее ступни младенца, были лапками зверя: вытянутыми, костистыми и поросшими бурыми волосками. В это же время необычный младенец зевнул, и его розовый ротик оказался полон желтоватых, похожих на иголки зубов. Вдова шумно и покаянно вздохнула и бухнулась перед ворожеёй на колени.

— Поклянись, что не убьёшь моих детей и разрешишь с ними уйти!

— Детей мы не убиваем, — дала матери надежду Рута, — но ты должна обо всём рассказать. Только после этого мы с напарником решим, сможете ли вы уйти. Будет ли это справедливо.

Вдова, видно, в справедливость не верила. Залилась слезами и принялась пылко целовать младенцев по очереди, словно с ними прощалась. Те проснулись, открыли жёлтые глазки и тоже дружно разревелись.

"На ногах — лапы звериные, жёлтые глазища горят!", — вдруг вспомнила Рута, уже понимая от кого у вдовы детишки.

Всего лишь очередной оборотень, которым, видно, стал желтоглазый Яська. Получше чем упырь, но куда и зачем он утаскивал людей?

Тем временем безутешная мать сделала ещё одну попытку спасти своих детей:

— Они ТАКИЕ не всегда! Пройдет день-другой и опять станут обычными! — прорыдала вдова, умоляюще складывая перед собой руки. — Ну да, грех на мне! Не сохранила верность покойному мужу… давно вдовствую, а тело слабо… но за что такая беда моим деточкам! Господарыня ворожея, нельзя ли как-нибудь их вылечить?!

— Врождённых оборотней? Этих точно нет, — задумчиво пробормотала Рута, поглядывая на пока ещё невинных младенцев. — Зато можно загодя поить особым настоем и никаких превращений не будет. А значит скрывать их сущность хоть всю жизнь, особенно если действительно поселитесь от людей подальше. Эй, уважаемая, не надо мне руки целовать! Лучше скажи кто отец детей?

— Так оборотень! Только я сперва об этом не знала.

— Ты нарочно что ль имя не называешь? Ладно, сама скажу — Яська их отец! Только о другом спрашиваю — как твой полюбовник выглядит во время полной луны? Зубки у деток странные, никак не соображу что за зверь.

— Он в такие дни ко мне не ходит. А зачем нужно знать как выглядит?

— Чтоб понять в каких местах этот рыжий гадёныш привык охотиться. И главное — на кого!

— Никакой он не гадёныш! — вдруг огрызнулась только что растекающаяся киселём вдова. — Да, Ясечек ловил себе на пропитание собак, ну так зато не трогал у людей домашнюю скотину, уж об этом я его упросила. А если кто и гадёныш, так это Март! Он подлый и очень безжалостный! Он вообще чудовище, двух наших мужиков уже самолично сожрал и остальных собирается! А Ясь от этого убийцы маленького Гридю спас! Тайком увёл и спрятал, а Марту сказал… что сам съел. Ясь Гридю вообще красть не собирался, только Март малыша всё равно утащил, у этого подлюги своих детишек нет, вот и не жалко… Ой, да что ж это я! Раз теперь всё знаешь, побежим Гридю спасать, я покажу место! Каждую ночь к дитю бегаю, подкармливаю, а он плачет всё и просит к мамке отвести. А я, проклятая, не веду, потому что ребятёнок меня с Ясем и Мартом видел!

Хорошо замаскированная маленькая землянка в лесу, вход в которую частично прикрывало упавшее дерево, оказалась пустой. Но ребёнок нашёлся неподалёку. Лежал вниз лицом в густой лопушистой траве, и его очень белокожее, по-детски пухлое тельце казалось неживым каменным изваянием. Рута метнулась и быстро ощупала — весь холодный, ослабевший, но, к счастью, живой.

— Почему лежит на земле? И почему голый!

— Видать от слёз прямо тут сморило. В землянке у него постелька, я тёплое одеяльце даже принесла, спи себе да спи, а Гридя, как ухожу, вслед выбегает и ревёт, ревёт… — принялась оправдываться вдова, — А голый — так я его штанишки выкинула. Мальчишка постоянно обделывается, а стирать в лесу где?

Руту обуяло невыносимое желание накостылять по шее "заботливой" дуре, которая шестилетнего Гридю прямо тут бы и уморила. Но ворожея ограничилась выразительным взглядом (от которого вдова отшатнулась), подхватила с земли немедленно проснувшегося и разрыдавшегося мальчика, и быстрым шагом пошла прочь, уговаривая мальца на ходу, что несёт его к матери.

Вдова тащилась следом и всё бормотала оправдания. Что её полюбовник Яська всё-таки хороший. Любит её и детей, а чужого малыша спрятал в лесу, чтобы Март не увёз того на чёртов остров вместе с остальными. И только услышав про увезённых людей, Рута пересилила свою злость и принялась выспрашивать вдову дальше.

— То есть всех мужчин увезли в Чумной Приют? Зачем?

— Март совсем полоумный, ему хочется без конца убивать и сжирать! Только Яська мой не убивал! Помогать помогал, переловить мужиков и увезти. Потому как деваться Ясю некуда, больно уж бывшего дружка теперь боится. Больше ничего не знаю, но всё крутится вокруг проклятого острова. Зачем только парни когда-то отправились его искать!

— Приключений, видать, на свою голову захотелось, — пробурчала Рута, потому что сама была точно такая. — А это что опять стряслось?

От недалёкой уже деревни послышались заполошные крики и жуткий женский визг, приглушённый расстоянием.

Рута, перекинув Гридю через плечо, перешла на бег, но вдова, будучи и полней и старше, легко её обогнала и летела теперь как на крыльях. Видимо подумала, что беда с её близнецами. Поэтому Рута бежала на крики, а мамаша к себе домой.

Вокруг дома Азея сгрудились полуодетые женщины, которые, впрочем, почти успокоились. Но снова принялись голосить, когда разглядели на руках ворожеи её драгоценную ношу.

Одна из женщин, с совершенно безумными глазами, принялась выдирать из рук ребёнка, которого Рута поспешно отдала. Гридя, очутившись у матери, разрыдался, а входная дверь дома распахнулась и на крыльцо вылетели Тавр с мечом и Азей с топором.

— Ох ты! — радостно заорал Азей. — Гридя нашёлся! А я подумал ещё одно нападение!

— Какое нападение? — отцепляя от себя целующую её платье мать, встревожилась Рута. — Было нападение? Тавр, ты смог кого-нибудь поймать?

Напарник раздражённо фыркнул, отметая её унизительные сомнения, и указал мечом на дверь.

В избе Азея извивалось на полу кошмарное создание! Крепкие ремни опутывали тело оборотня, а надетый на мощную шею лошадиный хомут не давал пока очень зубастой челюсти дотянуться до ремней и перегрызть.

Но больше всего Руту поразил хвост чудища, заодно девушка поняла, как мало ещё на свете повидала. Хвост — толстый, голый, серо-розовый, принадлежащий огромной, в рост человека, полукрысе. Со злобными глазами, внушительным набором острейших зубов и мускулистым, совершенно человеческим торсом, шерсть на котором росла лишь полоской на хребте.

— Крысолюд! — сказал, будто выплюнул Тавр. — Та ещё тварюга! В зубах образуется лёгкий яд, и если нет желания сразу пожрать жертву, может её просто обездвижить. Вот по зубам гад в первую очередь и получил!

— Есть за что?

— Ага, он сегодняшней ночью трёх женщин успел укусить, пока я его прямо на крыше не приметил! Ставни и двери заперты, так этот урод в дома через трубы лез! И ведь протискивался, бугай здоровый, видать помогает крысиная способность вытягиваться и ужиматься!

— Кажется, я поняла, вот почему мужчины пропали незаметно! Крыс кусал, обездвиживал, затем спокойно открывал дверь изнутри и передавал тело помощнику, который всех куда-то утаскивал. Помнишь бабуля рассказывала, будто узнала местного паренька? Правда записала его в покойники, а это был…

— Второй оборотень, — подтвердил напарник.

— И он сбежал?

— Вот ещё! — опять обиженно фыркнул Тавр. — Обоих отловил, вон скулит под столом. Главное сам туда залез, видать тот ещё храбрец. А уж красавец писанный, даже не знаю кто из двоих противней!

Под столом, сжавшись в комок, тихо подвывал невысокий и щуплый паренёк. Рыжий, с пронзительными жёлтыми глазами и безобразно распяленным, не закрывающимся ртом, из которого вкривь и вкось торчали длинные жёлтые иглы. Заинтересованная ворожея поманила рыжего пальцем, и тот, сразу послушавшись, вылез на всеобщее обозрение.

Яське от крысиного облика достались только передние и задние конечности, вернее — кисти и ступни. Зубы не умещались во рту, потому что не поменялась форма черепа, а уж хвост, по крысиным меркам, был и вовсе позорищем — на заду что-то оттопыривало драные штаны, но было не длиннее поросячьего хвостишки.

— Гляди-ка, неполный оборотень! — с изумлением разглядывая рыжего, пробормотала Рута, ни к кому особо не обращаясь, — Перекинуться полностью не может! Я слыхала о таких — те или сходят с ума, потому что начинают себя ненавидеть, или стараются приспособиться. Прислуживают более сильному, который недоделка прокормит и защитит. Ой, Тавр, теперь понятно, почему в Чумном Приюте не нашли ни огородов ни курятников!

— Почему? — воззрился на неё напарник, удивившись резкому переходу к курятникам.

— Видно крысолюды, как и обычные крысы, всеядны. Могут корешки болотные жрать, лягушек и даже змей.

— Только не забывай, что большую часть времени это обычные люди. А чего ты про остров вдруг вспомнила? Думаешь оборотни оттуда?

— Там они совершенно точно побывали, у меня есть свидетель. А вообще-то это те самые парни, пропавшие два года назад из деревни.

— Как?! — вдруг простонал, отлепившийся от входной двери Азей, про которого Рута совершенно забыла, — не может быть!

Теперь он таращился на чудищ с ещё большим ужасом, но всё равно подошёл ближе, подволакивая подкашивающиеся ноги. — Значит рыжий это Яська, а второй…

— Да. Связанный ваш племянник, Март, — грустно кивнула Рута. — Истинный крысолюд, Ясь же недоделок, поэтому человеческую сущность почти не поменял. Вот этого следует допросить, и я уверенна, что выйдя из-под гнёта своего бывшего дружка, Ясь многое сможет разъяснить… Ах!

Спутанный ремнями Март, издав низкий утробный рык, вдруг ловко покатился по полу в сторону рыжего и свалил того, подбив собственным телом.

Потом, рывком навалившись, ухитрился выдрать кусок мяса из плеча неполного оборотня. Яська ещё не успел обморочно закатить глаза, а крысолюд уже жадно лакал хлынувшую из раны кровь. И тогда именно Азей, испустив гневный крик, засадил лезвие топора бывшему племяннику в затылок!

Глава 19. Противоядие

После бессонной ночи дел было опять невпроворот. Напарники решили переправляться на остров и попытаться спасти, если ещё не поздно, увезённых Мартом мужиков. Азей поехал с Рутой и Тавром, но только чтобы проводить до деревни Лешаковки, от которой и начинался путь по мелкой воде. После этого Азей помчится с сообщением в обитель, так решил Тавр.

— Потому что крысолюдов на острове много и мы можем погибнуть и не спасти людей? — покачиваясь в седле, не выдержала и спросила Рута. Насмотревшись на Марта она упорно об этом думала. Потом добавила, как можно небрежней: — Худо коли так. Странствовать с тобой мне всегда нравилось…

Будь они одни, Рута, возможно, сама бы заговорила с напарником о своей любви. С другой стороны — какая теперь разница, а неразделённая, говорят, даже слаще. Женатые и замужние вечно вспоминают о той, что не сбылась.

— Ты чего? — девушка очнулась, когда Тавр вдруг тронул её за рукав. Оказалось, она так задумалась, что не ответила на вопрос.

— Я спросил, почему ты заговорила о смерти сейчас? Мало ли у нас было серьёзных заданий? — повторил Тавр, а Азей, ехавший на лошади позади напарников, вдруг горестно вздохнул.

— Просто ненавижу крыс, и вовсе не желаю быть сожранной. Но ведь Орден за нас отомстит?

Тавр бросил в её сторону странно заблестевший взгляд, но ничего не ответил.

— Ну а если крысюков немного, попробуем отбиться, — с надеждой в голосе продолжила рассуждать Рута, — Интересно, почему они не заполонили ещё всю округу? Крысы же плодовиты?

— Чтобы на них охотились и уничтожали? — продолжая весело блестеть глазами, не согласился напарник. — Первое правило крысиных поселений — спрятаться ото всех в гиблые труднопроходимые места.

— Но ведь они сами могут напасть и хоть кого уничтожить! Вспомни хоть Марта!

— Господарыня ворожея, что-то ты в своей школе не доучила, — уже откровенно смеялся Тавр. — Надо будет нажаловаться Дайве! Злобятся и убивают крысолюды четыре дня, когда перекидываются. Так велят им инстинкты. Кстати в это же время уменьшают и свою численность. В людском же обличии это смирные и боязливые люди. Очень боязливые! Вспомни, как недоделок Яська прятался под столом. Вспомни рассказ о Чумном Приюте — первые обнаружившие остров не нашли ни одного жителя, хотя дома брошенными не выглядели. Оборотни крысолюды в мирном состоянии просто ушли на болото и там отсиделись до ухода непрошеных гостей. Представляешь — хозяева целого острова попрятались при виде пары-тройки чужаков!

— Выходит — опасности нет никакой? Даже если этих трусов полный-полно, нам ещё придётся побегать за ними, чтобы кого-нибудь изловить и расспросить? Вместо того чтобы насмешничать, не мог сразу по-хорошему объяснить!

— Почему сразу насмешничать. Сегодня последняя ночь, когда крысолюды весьма опасны, если судить по поведению Марта. Это завтра они уже будут тихи и пугливы, но раз на острове украденные люди, которым будет непросто пережить эту ночь, мы с тобой идём на выручку! — грозно произнёс напарник. Но под конец не выдержал и принялся хихикать: — Но если что, Орден за нас отомстит! Рута, я тебе говорил, что ты шипишь в точности как кошка? Самый страшный для крысы зверь!

Возле деревни Лешаковка болото переменилось. Теперь это была водная поверхность, покрытая обильной ряской и гниющими растениями. Вдали темнели те самые высоченные деревья, казавшиеся отсюда толстыми камышинками, пронзающими небо.

— Однако, плыть туда долго, — озабоченно поглядывая на солнышко, забеспокоился Азей. — Едва успеете к самой ночи, вишь как неладно получилось! Может вам в Лешаковке ночевать, а отправиться на заре когда будет не опасно?

— Нет уж, я и Рута от опасностей не бегаем, — подмигнул девушке Тавр.

— Ну, раз уж собрались… Свидимся ли, — вдруг зашмыгал носом Азей и отвернулся, чтобы немного успокоиться. Потом заговорил опять. — Лодку у местных самую лёгкую отыскал, полетит, как лебедушка. А я пока быстренько в ваш Орден и обратно! Так что продержитесь!

Тавр уселся за вёсла, а не спавшую предыдущую ночь Руту вдруг сморило, едва она устроилась в лодке поудобней. Поэтому большую часть пути девушка проспала, а когда проснулась так и ахнула, увидев невероятные чёрные колонны, подпирающие облака. Но им пришлось плыть ещё довольно долго, пока лодка не достигла первого ствола.

Болото в этом месте значительно изменилось. Теперь это были стылые мёртвые воды, да ещё появилось неприятное ощущение, что под ними бездонная бездна, тогда как глубина была лишь в половину весла.

Тавру ещё мерещилось какое-то движение под лодкой, а вот Рута ничего такого не чувствовала. В конце концов, напарник вдруг резко долбанул веслом по воде, и со дна всплыл… огромный пузырь. Который тут же лопнул, распространяя смрад.

— Фу-у! — зажимая нос, покривилась ворожея. — Хоть бы ветерок подул, мы тут задохнёмся. Слушай, тишина в этом месте густая, словно кисель. И как быстро темнеет, успеем ли найти остров?

Напарник пожал плечами, и они продолжали скользить мимо траурных стволов, пока ещё видимых в тёмно-сером свете сумерек. И вдруг, почти одновременно, разглядели подвешенные к стволам странные предметы. Довольно крупные, продолговатые и не меньше чем в рост человека.

— Не крысолюды ли притаились, уцепившись за стволы? — прошептал Тавр, хватаясь за меч на поясе. — Мне кажется, я различаю поблёскивающий мех.

— А я заметила край светлого плаща, — еле слышно шепнула ворожея.

— Да нет же! Там точно сразу пара здоровенных крыс, — не успокаивался Тавр, — ещё не слишком темно и зрение у меня острое!

— Значит, мы глядим на разные деревья. Потому что во-о-он на том женщина в плаще и у неё длинные, тоже светлые волосы. Только она не шевелится. И не понятно на чём держится, привязали, наверное, за ствол. Поплывём к ней?

— Давай попробуем, лишь бы крысюки разом не кинулись. Стой, а откуда взяться женщине, если из Болотни уволокли одних мужиков? — удивился и возвысил голос Тавр.

— Тс-с-с. Значит, бедняжку притащили из другой деревни. Теперь лишь бы крик не подняла.

Тавр плавно приткнул лодку к стволу и полез по странным, повылезавшим из воды корням к висевшей над водой женщине. Кажется, заметив спасителя, она слабо пошевелилась. Или то был порыв вдруг налетевшего ветра, раздувший свисающую ткань ветхого плаща.

Добравшийся до висящей фигуры Тавр, бормоча слова ободрения, тронул несчастную за плечо, но та по-прежнему безмолвствовала. Видно была без сознания.

Тогда Тавр тихонько отвёл от лица женщины свесившиеся вперёд светлые пряди и… уставился в заполненные паутиной впадины глаз.

— Труп, — грустно сказал напарник, соскользнув обратно в лодку. — Давно высохший. Руки-ноги целы, голова не пробита, а от человека остались лишь кожа да кости. Давай теперь сплаваем к крысюкам на другом стволе. Тоже что-то подозрительно спокойные.

Подвешенные к стволу крысолюды оказалось тоже высохшими трупами. И опять целая, без разрывов и повреждений шкура, плотно облепившая одни лишь кости. Мяса на них словно никогда и не было.

— Видать, прежде чем помереть долго голодали, — решила Рута. — Это у крысолюдов такая казнь?

Но хмурый и настороженный Тавр лишь пожал плечами и теперь сам прижал палец к губам, призывая молчать. И опять принялся грести — следовало как можно быстрей отыскать остров, кружиться ночью средь чёрных стволов, по чёрной же воде, можно было долго и безуспешно.

Внезапно спутникам помогла луна, выглянувшая, наконец, из разрыва облаков. Она протянула свой бледный луч и пристроила его на шпиле высокой круглой башенки, стоявшей совсем близко, у самой воды. Шпиль стал похож на теплящуюся свечу, а у острова не оказалось высокого берега. Он лежал на болоте плоским блюдом.

К указанной луной башенке пробирались осторожно, в любой момент ожидая нападения. Но необычное жильё оказалось совершенно пустым — Рута проверила его поисковым амулетом, а Тавр поднялся по неудобной вертикальной лесенке до самой крыши. Над нижней комнаткой оказалось ещё три, одна над другой.

— Возможно, нам просто повезло, этот дом у воды необитаем. Но почему так тихо? — нетерпеливым шёпотом принялся рассуждать Тавр, которому легче было принять бой, чем таиться. — Может, оборотни всей стаей отправились на ночную охоту? Давай ты посиди, а я сбегаю, потихоньку проверю хоть несколько других домов. Рута? Ты чего молчишь?

— Никуда не ходи, глянь в окно. Смотри, какие наползли с болота испарения. Всё ворочается, не поймёшь, кто есть кто.

— Мы с тобой не отсиживаться сюда торопились! — раздражённо фыркнул Тавр.

— Неужто не слышишь — поднимается ветер, — опять не уступила Рута. — Он скоро разгонит испарения, и пойдём вместе. Разделяться нельзя. А пока я немного подумаю, хорошо?

Ворожея принялась ходить из угла в угол, а Тавр смотрел на неё и удивлялся, как не заметил это раньше.

Его красавица-спутница видно очень устала: румянец куда-то пропал начисто, а смуглая гладкая кожа стала землистого оттенка. Когда вернутся в обитель Ордена, надо будет упросить Альдонудать им обоим хороший отдых. Тогда и свадьбу с Позёмкой, любимой ладушкой, можно будет успеть сыграть! Сколько можно откладывать, и станет его ждать из походов не просто невеста, а молодая жена!

Тавр довольно вздохнул, устало потянулся — не уже спал вторую ночь, — и опять стал наблюдать за вышагивающей из угла в угол напарницей. Потом встал и закрыл ставни. Несмотря на разгулявшийся ветер, испарения с болота прочь не улетали, а стали выглядеть ещё более устрашающе.

— О чём ты всё думаешь? — опять не вытерпел Тавр.

— О всяком! — словно только и ждала вопроса Рута. — Например о том, что сроду не чаяла побывать в норке наизнанку!

— Это как? — поразился парень.

— Разве непонятно? Домишко круглый и длинный, только уходит не под землю, а поднимается вверх. Получается норка наизнанку! — Рута чересчур громко расхохоталась, а потом схватилась за горло, и голос её упал до свистящего шёпота. — Здорово я придумала? Одно не соображу — почему трупы на деревьях в этой мокроте не сгнили, а взяли и высохли? Ну-ка рассуди?

— Мне гораздо важнее, кто их туда всех подвесил, — пробормотал Тавр. — Эй, может уже присядешь? Тебя шатает!

— Я тебе не "эй", поди с приличной девицей разговариваешь… А хочешь поцелую? Разочек, потому что, похоже, прямо сейчас помру…

Рута вдруг медленно осела прямо на холодный земляной пол и осталась лежать неподвижно с открытыми глазами и удивлённым лицом.

Тавр собирался кинуться к ней, но почему-то не смог подняться на ноги.

Тогда он свалил себя с лавки и пополз к Руте на руках. Лёг рядом и осторожно потряс девушку за плечо. Та продолжала молча лежать, но если Тавру было очень холодно, колотил крупный озноб, от Руты веяло сильнейшим жаром. Так что находиться рядом было даже приятно, поэтому парень придвинулся ближе и обнял свою спутницу, шепча слова прощания и сожаления. Что с ними обоими сейчас происходит Тавр понял, болезнь.

Вскоре его мысли стали путаться, глаза закрылись, а в голове возник унесший сознание чёрный вихрь. Сознание, кажется, потом несколько раз возвращалось, но лишь для того чтобы показать морок, навеянный чумой.

То Тавру показалось, что в башенку на болоте заявился торжествующий рыжий Яська. Которого оставили в Болотне связанным и под охраной родственника Азея, срочно вызванного с хутора. Крысолюдом, кстати, Яська уже не выглядел — невысокий и очень конопатый паренёк.

Потом Тавр увидел себя висящим на стволе болотного дерева с чёрной корой, а неподалёку, на соседнем дереве, стонала в голос распухшая чёрно-багровая туша, в которой парень с содроганием признал бедняжку Руту. Исключительно по очелью на голове с подвеской-коловратом, знаком ворожеи Ордена.

В следующий раз бедняжка уже не стонала и значительно убавилась в размерах, также как и он сам. Рута висела и сладко спала, улыбаясь и тихо похрапывая, что умилило вдруг Тавра до слёз. Таким он стал слабым и чувствительным.

И опять вдруг явился улыбающийся во весь рот Яська, а рядом с ним, в лодке, сидели Магистр и заливающиеся слезами Позёмка и Альдона. Тогда Тавр подумал, что он всё-таки умер от чумы и невеста его оплакивает.

И вдруг оказалось — что вовсе не умер, вот только спасла его не многомудрая Альдона, а рыжий Яська. Лечение от крысиной чумы, которой болели все, кто посетил хотя бы один домик на острове, существовало издавна, но знали его лишь крысолюды. Чумкой часто болел молодняк и лекарство было единственным — те самые необычные деревья.

Как только зараженного привязывали к стволу, дерево немедленно выпускало из-под коры тонкий побег, который проникал в тело зачумлённого словно пуповина. Она и высасывала гной и слизь, пока не наступало выздоровление. Существовала лишь одна опасность — если пропустить момент и не снять тело со ствола в определённый срок, лечащий побег превращался в убийцу! Прорастал глубже, начинал гнать собственные побеги, которые щупальцами захватывали все части тела и всё! Дерево добычу уже не отдавало, высасывало целиком.

— Дерево? — засомневался Тавр, когда услышал этот рассказ от Яськи.

— Видишь ли, оно что-то вроде здоровенной росянки, — ничуть не смутился рыжик. — Знаешь такую болотную травку? Которая лопает мух и комаров.

— Погоди! — перепугался вдруг Тавр. — Моя невеста приехала, она теперь не заболеет?

— Да нет же, крысиная чума прячется не на болоте, а только в домиках крысолюдов, не следовало вам туда заходить. Но тебя уже завтра будем с дерева снимать.

— А мою спутницу? Вон ту, чернявую, — показал пальцем Тавр.

— И её завтра, вы заболели одновременно. К ней, кстати, тоже приезжал гость. Желтоглазый, как и я, только нос крючком. Больно уж убивался!

— Потому что давно любит. Ничего, когда-нибудь дождётся! — уверенно решил Тавр.

Оглавление

Пролог

Глава 1. Без матери

Глава 2. Орден Всезаступников

Глава 3. Школа

Глава 4. Гадание на рунах

Глава 5. Ведьмин камень и перунова стрела

Глава 6. Скучать не приходится

Глава 7. Взросление, реальность и мечты

Глава 8. Кто кого любит

Глава 9. Икотка, прахи и не только

Глава 10. Беда

Глава 11. Колдун с того света

Глава 12. Славная победа

Глава 13. Заботы и помощники

Глава 14. Пропавший

Глава 15. В стране шахринабов

Глава 16. Плясунья

Глава 17. Чумной Приют

Глава 18. Крысолюды

Глава 19. Противоядие