Искорка 1969 №01 [Журнал «Искорка»] (pdf) читать онлайн

1

И

с к о р к а

ЯНВАРЬ

•

ЕЖЕМЕСЯЧНИК

№1

газеты
«Ленинские
искры»орган
Ленинградского
Обкома и
Горкома

ВЛКСМ,
Ленинградского
Совета.
пионерской

организации

имени

В.И. Ленина

1969

г о д и з д а н и я XIII

Семён КОГАН

УТРО

Утро нынче
Выдалось отличное,
Не роса на листьях—
Майский мёд.
Опершись
О крыши
черепичные,
Солнышко
Над городом
Встаёт.

Не спеша
Всё выше
подымается,
Повязав
Платочек голубой,
День ещё ведь
Только начинается
И у солнца,
И у нас с тобой.
Всё, что мы
Желаем сделать,
Сделаем,
Трудно будет —
Это ничего.
Новый день —
Ещё страничка
белая:

Ручки в руки-И пиши его.
Он пока что
Только обозначился.
Первый луч едва
Проникнул в дом.
Но писать его
Нам надо начисто,
Чтоб
не переписывать
Потом.
Сколько дел
Хороших намечается
В это утро
Нами в тишине!
Так пускай же
Нынче не скупается
Ни тебе,
Ни солнышку,
Ни мне.
Рис. Ю. Бочкарёва

А л е кса нд р

Рисунки Г. Ясинского

КР Е С Т И Н С КИ Й

Туся
о чём рассказано в этой повести, происходило давно —
примерно тридцать лет тому назад.
До Великой Отечественной войны ещё оставалось лет пять.
До запуска первого искусственного спутника — целых два­
дцать!
Я родился и вырос в доме, очень похожем на тот, в котором
живут герои этой книги.
Я знал и любил людей , очень похожих на тех, о ком вы сей­
час прочтёте.
И если я так мало рассказываю о самом себе, то это только
потому, что моя собственная жизнь была гораздо меньше напол­
нена весёлыми и печальными, забавными и серьёзными, а так­
же не поддающимися определению событиями, чем жизнь друга
моего детства Т уси Пряникова.
ТО,

АВТОР

НИ НАРОЧНО,
НИ НЕЧАЯННО

Тусин дом на краю рынка.
Рынок кипит и волнуется, как
море. А дом врезался в него
острым углом, точно корабль.
Повесть печатается с сокращениями.

2

Рынок обтекает дом со всех
сторон и шумит-бурлит с ран­
него утра до позднего вечера.
И балкон — это уже не
балкон, а капитанский мостик!
И сам Туся — капитан.
Синяя матроска на нём —
красные полосы по воротнику,
красные якоря на рукавах.
И ружьё у него на верё­
вочке.
Стоит Туся на балконе, ози­
рает море вблизи и вдали. Не
появились ли пираты? Не вид­
но ли китов? Не показалась
ли земля?
Но даже если посмотреть
на рынок просто как на ры­
нок — всё равно он необыкно­
венный, Здесь можно купить

всё, что угодно: картошку, ча­
сы, подсолнечное масло, само­
вары, бананы, незапирающие­
ся замки,
неоткрывающие
ключи,
книжки,
картинки,
птиц, собак, черепах, белых
мышей, мышеловки, порошок
от клопов, вино в розлив...
Справа слышно: «Га-га-га!»
Там в зелёном балаганчике
выступает Петрушка. Это кук­
ла такая — Петрушка. Вот он
барина подстерёг на дороге:
как даст дубиной' по голове!
У барина из головы дым! Все:
«Га-га-га!»
По тротуару напротив бал­
кона люди ходят. На вытяну­
тых руках, точно на вешалках,
брюки носят, платья, юбки.
Точильщик крутит своё ко­
лесо и тонким голосом кри­
чит:
— Та-ачить на-ажы! Таачить на-ажы! Но-ожницы!..
А слева слышно: «Пи-пипи! Чок-чок-чок!»
Там птицами торгуют. Пти­
цы скачут по клеткам, нервни­
чают, верещат.
Время от времени над рын­
ком свисток: тр-р-р! тр-p-pl
Это милиция. И все, забыв про
свои дела, бегут куда-то...
Под Тусиным балконом бу­
лочная Филиппова. Это рань­
ше, до революции, был такой
булочник — Филиппов. Когда
началась революция, он, гово­
рят, за границу убежал, а бу­
лочные— их было у Филиппо­
ва около десятка, — булочные
по-прежнему называют «филипповскими». «Какая у вас
булка вкусная», — говорят
гости. «У Филиппова взя­
ла», — отвечает мама.
1*

Тут же на дворе и пекарня,
и когда рано утром из печей
вынут свежий хлеб — по дво­
ру, по дому, по улочкам-пере­
улочкам запахнет вдруг под­
жаристой горбушкой. Замеча­
тельная минута!
Из пекарни вверх, с этажа
на этаж, взбегают лоснящиеся
сигарообразные крысы. По
воскресеньям мужчины с ко­
чергами в руках устраивают на
них облаву.
Если посмотреть с балкона
прямо вниз, увидишь будочку
Ибрагима. И самого Ибраги­
ма увидишь, как он сидит на
пороге своей будочки и чистит
кому-нибудь сапоги, ботинки
или туфли.
...Итак, стоит Туся на бал­
коне, озирает море вблизи и
вдали.
Ни пиратов, ни китов, ни
земли не увидел Туся, и тогда
он перевёл взгляд вниз, туда,
где сидел около своей будочки
Ибрагим. Туся замер. Его
взгляд застыл, приклеился,
приковался к предмету, кото­
рый был на одной линии с его
глазом.
Если бы опустить грузик
на нитке, он пришёлся бы точ­
но на этот предмет!
Туся прищурился. Под его
глазом сверкала, блестела,
прозрачно желтела, как моло­
дая яичница, обширная, пра­
вильной формы — лысина! Её
хозяин мирно сидел на кожа­
ном стуле, а Ибрагим, ловко
согнувшись, как бы склонив­
шись к шее коня в бешеном га­
лопе, надраивал двумя щётка­
ми сизые полуботинки.
3

И вот тут-то произошла с
Тусей странная вещь. Он ис­
пытал непреодолимое желание
плюнуть на лысину.
Желание было так велико,
что Туся зажмурил глаза и
крепко закрыл рот.
Надо уйти с балкона!
Туся приоткрыл глаз.
...Есть такие поступки, про
которые никак нельзя сказать:
«Это нечаянно». Но и «Нароч­
но» тоже сказать нельзя.
Туся прищурился... Тут бы
ему и убежать. Нет, стоит и
смотрит, не отрываясь, вниз.
А внизу уже произошли зна­
чительные перемены. Лысины
не видно, зато на Туею смот­
рит огромный разинутый рот,
широкий нос и два глаза, ко­
торые все вместе кричат что-то
ужасное.

4

И видны руки, которые
сжимаются в кулаки.
И виден Ибрагим, который
соскочил со своего бешеного
коня и теперь как бы разми­
нается перед новым галопом, и
прыгает, и крутит головой, и
цокает языком, и кричит:
— Михайлов! Михайлов!
И виден милиционер в бе­
лой гимнастёрке, белой фу­
ражке, белых перчатках —
сам оперуполномоченный то­
варищ Михайлов, который
протягивает свою белую руку
по
направлению
Тусиного
балкона.
И много других рук, протя­
нутых в том же направлении.
Поздно бежать. Туся снял
ружьё с плеча, лёг на балкон
и прицелился в товарища Ми­
хайлова.

ЯБЛОЧКО ОТ ЯБЛОНИ

За спиной раздался длин­
ный нетерпеливый звонок.
Словно
невидимая
рука
смахнула Туею с балкона,
бросила под кровать и при­
тиснула к стене пыльным че­
моданом.
Хлопнула входная дверь.
В ответ ей заскрипела й при­
открылась дверь в Тусину ком­
нату. И послышались голоса...
Товарищ Михайлов. Кто у
вас в комнате с балконом про­
живает?
Сосед Градобоев. Пряниковы, муж с женой и сын ихний,
Туся...
Бабушка Градобоева. Самих-то дома нет, на службе.
Наверно, лысый. Надо про­
верить, кто такие! Мальчишку
на балконе оставляют, он лю­
дям на голову плюёт...
Бабушка Градобоева. Да
неужто Туся? Золото ведь, не
ребёнок!
Соседка Маргарита. Про­
верьте, проверьте, они за ком­
нату в срок не вносят!..
Товарищ Михайлов. А, гра­
жданка Галкина! Почему ко­
вёр на улицу трясёте?

Соседка Маргарита. Я, ко­
вёр?!
Несомненно лысый. Хватит
языком молоть! Подайте сюда
этого щенка!
Товарищ Михайлов. Минут­
ку, гражданин... Гражданка
Галкина, у меня свидетели...
Соседка Маргарита. Я, ко­
вёр? Где у меня ковёр? Я бед­
ная женщина!
Ибрагим. Э, клиент... Кли­
ент... Двугривенный, а?..,
Лысый. Успеешь. Где этот
шкет?
Соседка Маргарита. Вот их­
няя дверь, вот!
Бабушка Градобоева. Бога­
то побойся!
Голоса
приближаются.
Вступает ещё один.
Дядя Вова. Я слышу, здесь
племянника моего обвиняют...
Соседка Маргарита. Яблоч­
ко от яблони...
Дядя Вова. А, товарищ Ми­
хайлов!.. Между прочим, эта
дама не подчиняется общему
собранию жильцов, не выво­
дит своих тараканов...
Соседка Маргарита. Клевет­
ник! Пьяница!
Лысый. Хватит воду мутить!
Давай сюда племянника!
Дверь скрипит,
хлопает,
приоткрывается, опять хло­
пает...
Голоса. Не давите, не дави­
те... Надо составить акт... Кто
видел? Кто? Спокойно, не на­
пирайте!.. Не
превышайте,
гражданин! Здесь разбойникто, где ему ещё быть!.. Не пре­
вышайте!.. Вы в суд подайте,
в суд!.. Я покажу, как на лю­
дей плевать!.. Акт составим и
5

дело в шляпе... Товарищ Ми­
хайлов, держите их, я сейчас...
Дверь распахивается. Туся
видит дяди Вовины ноги в до­
машних туфлях на толстой по­
дошве. Ноги шаркают по полу,
подходят к шкафу, дверца
шкафа поёт.
— Туся, где же ты, негод­
ный мальчишка?
Ноги шаркают по направле­
нию к балкону.
— Никого, — говорит дядя
Вова.
Он подходит к самой крова­
ти, наклоняется. Туся слышит
его дыхание, видит его лицо,
глаза...
Дядя Вова выпрямляется и
говорит:
— Вот что, товарищи. Про­
изошла явная ошибка. Вы пе­
репутали балкон. Это сделал
не Туся. Мой племянник не
стал бы прятаться, он храб­
рый мальчик. Он не стал бы
залезать под кровать или в
шкаф. Это ошибка. Ищите
этажом выше Вы от волнения
перепутали. Если бы со мной
такое произошло, я бы тоже
перепутал.,.
Говоря всё это, дядя Вова
постепенно удаляется, закры­
вает за собой дверь. И голоса
удаляются, удаляются...
«...Анекдот какой-то!.. Я буду
жаловаться. Управу найду!
Откройте, гражданка Галки­
на! Видал! Что-о? Товарищ
Пряников, вы свидетель... Ко­
вёр.
Тараканы... Суд... Э,
клиент, а двугривенный? Д а­
вай, давай!..»
Туся лежит под кроватью, и
сердце у него постепенно отка­
тывается на место. Он думает
6

о себе с радостью и тоской, ду­
мает, что ещё не всё потеряно,
что он ещё будет храбрым и
не станет прятаться,
надо
только заставить себя вылезти
из-под кровати...
ДЯДЯ ВОВА

У Туей три дяди.
Один дядя дипломат. Его
Туся никогда не видел. Впро­
чем, один раз видел, когда
стал уже большим: на старой
фотографии, в пожелтевшей
хрупкой газете. Дядя — седой
и в очках — подписывал до­
говор о дружбе с одной ино­
странной державой.
Другой дядя — профессор.
Он изучает лес. Из чего дере­
вья состоят и что можно из
этих деревьев сделать.
Дядя строгий, молчаливый,
с большим животом. На живо­
т е — цепь от часов.
В отличие от дяди-диплома­
та и дяди-профессора, дядя
Вова — дилетант.
Так о нём говорят многие.
А Тусин папа добавляет: бле­
стящий дилетант!
Прежде всего я должен
объяснить, что такое диле­
тант. Так взрослые говорят о
человеке, который знает обо

всём понемногу и ничего не
знает в совершенстве. Им,
взрослым, больше по душе та­
кие люди, которые знают чтонибудь одно, но зато основа­
тельно. Например, дядя-про­
фессор. Уж он-то всё знает про
свою древесину. Вдоль и по­
перёк!
Или дядя-дипломат. Уж он­
то знает, как подписывать до­
говор с дружественной держа­
вой! Где печать ставить и про­
чее.
Или взять Тусиного папу.
Он работает в банке, где день­
ги хранят, и на счётах щёл­
кает, как из пулемёта строчит:
тра-та-та-та...
Никого из них, по-моему,
нельзя сравнить с дядей Во­
вой. И Туся с этим совершен­
но согласен.
Разве у кого-нибудь из них
есть двустволка с блестящими
холодными дулами?
Разве у кого-нибудь из них
лежит перед кроватью шкура
убитого ими волка?
А жёлтый человеческий че­
реп, найденный в настоящей
пустыне! Своими руками под­
нял его дядя Вова с земли и
положил в рюкзак. Да у них
смелости не хватило бы...
Кто из них умеет рисовать?
А дядя Вова нарисовал Тусйн портрет. Он и сейчас висит
в круглой раме у Туей в ком­
нате.
А как он играл на рояле!
Он никогда не играл громко,
хотя Туся просил его: «Гром­
че! Громче!»
И Туся постепенно понял: '
чем тише — тем лучше.
Кто из вас согласится ноче­

вать на кладбище, в склепе?
Дядя Вова ночевал. Хоть бы
что!
Приезжает он летом в
Крым — гостиницы заняты,
комнаты сданы, 1углы забиты.
Словом, ночевать негде. Дядя
Вова узнаёт, где находится
местное кладбище, отправ­
ляется туда, выбирает себе
самый красивый склеп и но­
чует в нём.
Весной дядя Вова был чер­
тёжником.
Летом — археологом.
Осенью — художником
в
жилконторе*
Зимой —1 учителем музыки.
На новую весну — агент ка­
кого-то издательства, пропа­
дает всё лето, осенью его
видят с фотоаппаратом через
плечо — Телеграфное Агент­
ство Советского Союза, не
шути! Зимой — здравствуйте^
пожалуйста, — механик авто­
парка I
А весной...
Но я должен остановиться и
передохнуть.
ТУСЯ

По-настоящему, по-челове­
чески Туею звали Сашей, Шу­
рой, Александром. Так и в ме7

трике было записано. Но папа
и мама, а за ними соседи по
квартире, а за ними родствен­
ники, сначала ближние, потом
дальние, а за ними друзья,
знакомые, приятели папы и
мамы — все звали его Тусей.
Когда Туся подрос настоль­
ко, что мог уже задавать слож­
ные вопросы, он спросил сво­
их родителей:
— Почему вы зовёте меня
Туся, когда я вовсе не Туся?
Вопрос этот застал родите­
лей врасплох. Папа подумал
и ответил:
— Мм-м... Видишь ли, ты
сам себя так назвал. Да, да!
Как только ты научился гово­
рить, мы спросили: мальчик,
тебя как зовут? И ты ответил:
Туся!
— Мне не нравится это
имя, — сказал Туся.
Он не понимал, что почти у
каждого человека есть какоенибудь прозвище и он, Туся,
ещё легко отделался. Его про­
звище звучит совсем не обид­
но. Туся и Туся. Гораздо хуже
Баран, Крокодил, Крыса или,
к примеру, Бензин-Керосин.
' — Хорошо, — сказал па­
па, — мы будем теперь звать
тебя Сашей или Шурой, а
лучше вот как: Сашурой!
И папа засмеялся, доволь­
ный своим изобретением.
Слово дать легко — попро­
буй выполни!
Если ты привык ходить без
галош и тебе неожиданно ку­
пят галоши, ты их в первый
же день где-нибудь оставишь.
Привычка!
8

Так и с Тусиными родителя­
ми. Они понимали: не надо
больше называть сына Тусей,
Тусенькой и тому подобное.
Но остановиться не могли.
Стоит Тусе задержаться во
дворе, перегулять минут де­
сять, открывается форточка
и — на весь двор:
— Туся! Туся!
Тотчас двор
оглашается
криками. Сколько бы ни было
там ребят — все кричат, как
сумасшедшие:
— Туся! Туся! '
И Туся сквозь эти крики
идёт домой.
У каждого человека есть
терпение. И это терпение ко­
гда-нибудь кончается.
Однажды стала мама кри­
чать в форточку:
— Туся! Тусенька!
А Туся взял и спрятался.
В сарай. На заднем дворе.
Сидит в темноте и слушает:
«...уся! уся!..» Это ребята бе­
гают по двору, ищут его.
Наконец угомонились, на­
доело.
Ещё раз-другбй прятался
Туся в сарай, пока мама не
разгадала его хитрость.
— Шурик, домой! — закри­
чала она тогда.
И все ребята, сколько их
было во дворе, а было их не
меньше трёх десятков, продол­
жали играть в свои игры —
фантики, попа-загонялу, клас­
сы, штандарт...
Туся оставил свою игру и
спокойно пошёл домой.

ТЕЛО И ДУША

— Чтобы тело и душа были
молоды!.. — поёт
Тусина
мама.
— Чтобы тело и душа были,
как лапша! — кричит Венька
Американец.
Мама наверху, на окне сто­
ит, а Венька внизу, на дворе
кривляется. Маме не слышно
его, но Туся всё равно злится
и грозит Веньке кулаком. Не
видит Венька кулака...
Венька приехал из Америки,
где его папа инженер был в
длительной
командировке,
приехал с родителями, с де­
душкой врачом и холодильни­
ком. Единственным на весь
дом, а может быть, и на всю
улицу холодильником!
Ну и что? Значит, все дол­
жны его, Веньку, слушать?
Мама стоит на подоконнике
и моет окно. Сегодня все моют
окна. Будто сговорились. Но
никто не сговаривался. Просто
скоро Первое мая. Самое вре­
мя мыть окна.

Женщины стоят на своих
подоконниках в синих хала­
тах, в разноцветных передни­
ках, на головах красные ко­
сынки. Женщины моют рамы,
моют стёкла, на стёклах пла­
вится солнце, и солнечные зай­
цы бегут по стенам.
Мама моет стекло. Стекло
скрипит. И весело гудит на
кухне примус.
; ;.
Мама поёт.
Многие женщины поют, ко­
гда моют окна, потому что
идёт весёлая весенняя уборка,
потому что скоро Первомай и
вообще с песней, как известно,
легче.
Но другие женщины поют
тихонечко, себе под нос, а ма­
ма поёт громко, во весь голос.
Голос у мамы замечатель­
ный. Туся забыл, как он назы­
вается. Сам профессор кон­
серватории сказал, что голос
у
мамы
замечательный.
«Учиться, учиться, голубуш­
ка!..» А мама вместо «учить­
ся» Туею родила. Некогда ей
учиться.
Туся чувствует себя винова­
тым. В чём? Он и сам не отве­
тит, если вы его спросите. Мо­
жет быть, ему неловко оттого,
что он не вовремя родился...
...Мама моет стекло и поёт:
Можно галстук носить
очень яркий
И быть в шахте героем труда!..

Туся видит, как женщины
оборачиваются, как они за­
стывают в своих окнах с тряп­
ками в руках, точно портреты
в рамах, как они вытирают
пот со лба и улыбаются...
9

Как же так — резеда
И героем труда,
Почему, растолкуйте вы мне?..

Мама выжимает тряпку,
примус гудит упруго, горелка
его светится малиново, а за­
копчённые стены кухни и чёр­
ный её потолок белеют от
солнца.
...Потому что у нас
Каждый молод сейчас
В нашей юной, прекрасной
стране!..

Туся подаёт маме воду, мы­
ло, старые газеты. Хорошо,
когда распахиваются зимние
окна! Хорошо, когда в комна­
ту входит солнце! Хорошо, ко­
гда выметаются пыль и грязь!
Ура!
Мама трёт щёткой раму и
поёт.
Веселей, дружней заработа­
ли женщины на своих окнах.
Громче заскрипели, звонче
зазвенели стёкла. Выгляды­
вают из-за широких женских
спин ребята: Наточка, Петя,
Серёжа, Дина, близнецы Ка­
раваевы...
Родители
Лёвы
10

Тройкина свесились со своего
окна. Строгим шагом вошёл
во двор оперуполномоченный
товарищ Михайлбв. Что, бро­
дячие певцы? Шарманщик?
Или, не дай бог, цыгане?..
A-а... Товарищ Михайлов ко­
зырнул Тусиной маме и вынул
из кармана именной портси­
гар.
Венька Американец куда-то
смылся. На ступеньках под
окном сидит Аркашина компа­
ния и сам Аркаша-хулиган си­
дит. Компания курит папиро­
сы «Люкс» и пускает колечки.
...Вот и стёкла сухие. И пес­
не конец.
И тогда-то раздались апло­
дисменты. Как по радио гово­
рят: бурные и несмолкающие.
В окнах гроздьями висели
женщины с детьми и, протянув
вперёд руки, хлопали в ла­
доши.
Хлопал товарищ Михайлов,
глядя в упор на Аркашу и
Аркашину компанию.
Хлопал Аркаша и хлопала
его компания, в упор глядя на
товарища Михайлова.

— Почему отыгрываться? —
спрашивает Туся.
— Потому что тьг проиг­
рал, — невозмутимо отвечает
Венька Американец.
— Это ты проиграл, — го­
ворит Туся.
— Я выиграл, — холодно
улыбаясь, говорит Венька.
— Ты
что! — горячится
Туся. — Я тебе мат сделал!
Вот — ферзём и турой!
— Мат?
—
удивляется
Венька и смешивает фигу­
ры. — Я тебе мат сделал.
— Ну, сыграем ещё раз, я
тебе докажу, — говорит Туся
вместо того, чтобы стукнуть
Веньку по его толстомясой
башке.
— Давай, — пожимает пле­
чами Венька, — всё равно
проиграешь.
Венька ещё ни разу не вы­
игрывал. Ни .разу.
— Будем играть при свиде­
ВЕНЬКА АМЕРИКАНЕЦ
телях.
— Это ещё зачем? — спра^
шивает Венька.
— Чтобы ты не врал.
— Ах, чтобы ты не врал!)
Пожалуйста, зови...
Туся сжимает кулаки и идёт
звать свидетелей.
Всех привёл, кто был во
дворе. Даже тех, кто шахмат
в глаза не видел. Пусть смот­
рят на всемирный Венькин по­
зор!
Начали. На двенадцатом
ходу Туся объявил Веньке
Этот Венька Американец шах. На шестнадцатом съел
такой человек: играет, напри­ ферзя. На двадцатом... Ну,
мер, с Тусей в шахматы. Про­ как? Все видят? Мат!
играл и говорит:
— Когда отыгрываться бу­
— Ну, когда отыгрываться дешь? — спрашивает Венька
будешь?
негромко.

Мама смутилась, покрасне­
ла, оглянулась на Туею и ста­
ла закрывать окно. Отовсюду
закричали:
— Погодите!
— Не запирайте!
— Спойте ещё!
— «Мой костёр»!
— «Ой ты, сердце»! Ну, по­
жалуйста...
— «Катюшу»!..
Мама стоит в нерешительно­
сти у полузакрытого окна. Туся теребит её за рукав:
— Ну, спой... Спой ещё...
Входит папа с книгой в ру­
ках.
— Деточка, — говорит он
вкрадчиво, — не обижай пуб­
лику, спой ещё одну...
Мама распахивает окно.
Опершись на чистый подокон­
ник, окружённая синими, свер­
кающими стёклами, она поёт.

11

— Что-о?!
Венька протягивает руку,
чтобы смешать фигуры, Туся
тащит доску к себе, фигуры
разлетаются по земле, свиде­
тели орут:
— Бей его!
— Кто выиграл? — кричит
Туся не своим голосом.
— Я, — тихо отвечает Вень­
ка. И бледнеет.
— Ты? — кричит Туся и по­
дымает над головой шахмат­
ную доску.
— Я! — говорит Венька и
встаёт на карачки. Он пря­
чет голову и выставляет квер­
ху ягодицы, обтянутые пре­
красными американскими шта­
нами.
— Кто выиграл? — кричит
Туся, и шахматная доска от­
скакивает от Венькиных яго­
диц, словно те резиновые.
— Я! — глухо отвечает спря­
танная Венькина голова.
— Бей! — орут свидетели.
— Кто выиграл? — кричит
Туся отчаянно.
Плюх... Плюх...

12

— Я! — упорствует Венька.
— Бей!
— Кто?..
— Я!..
— Бей!..
— Кто?..
— Я!..
Туся бросает доску и идёт
прочь. Венька осторожно вы­
глядывает из-под руки, кри­
чит: «Я! Я!» — и снова прячет
голову.
Туся не оборачивается. Он
уходит на лестницу, забирает­
ся на самый верхний этаж, са­
дится на подоконник и при­
слушивается к жужжанию
пыльных мух.
Что за человек этот Венька?
Надавал ему, и никакой радо­
сти... Его бьют, а: он кричит:
«Я, я!» Штаны, как масляные,
и это — плюх, плюх...
А может быть... Может быть,
Веньке надо выиграть хоть раз
по правде и он успокоится?
Наверно, он ни разу ни у кого
не выигрывал?.. Неужели ему
так хочется выиграть?
Туся смотрит сквозь пыль­
ное стекло и видит, как через
двор, оглядываясь, идёт Вень­
ка, держа под мышкой шахма­
ты. Он идёт поспешно, быст­
рее, чем нужно идти человеку.

Туся отворачивается.
Всё уходит: злость, досада,
отвращение.
А удивление остаётся. Уди­
вление перед несокрушимым
Венькиным упрямством.
ЛЕВА ТРОЙКИН

Лёва Тройкин, Лёва Тройкин... Красная футболка с чёр­
ным воротом, белый шнурок,
голова давно не стрижена...
Наклонит голову к плечу —
сейчас боднёт...
И почему он не оставит
Туею в покое?
И почему Туею так тянет к
нему?
И почему Лёва делает с
ним, что хочет?
И почему Туся всё это тер­
пит?
Как это получается: в пят­
нашки — Тусе водить, в прят­
ки — Тусе водить, в двена­
дцать палочек — тоже...
Хуже всего двенадцать па­
лочек. Ударит Лёва по до­

ске — палочки как ветром сду­
ет! Бегай, собирай! За это
время спрятаться можно!..
Нет, хуже всего держаться
за электричество. Лёва Трой­
кин выдумал эту игру сам.
Нашёл он на лестнице такое
место: возьмёшься одной ру­
кой за перила, другой — за
стенку, и через тебя ток идёт.
По правде сказать, ток этот
совсем слабый. Гораздо силь­
нее страх. А ещё сильнее стыд.
Если все мальчишки и дев­
чонки берутся за руки, а край­
ние— за стенку и перила, как
же Тусе остаться в стороне?
— Есть контакт! — кричит
Лёва, и все чувствуют, что
контакт есть.
И Туся чувствует, что кон­
такт есть.. Он чувствует, как
сквозь него бежит электриче­
ство. Туся прыгает, хохочет,
извивается... У-у-у, как он тер­
пит!
Почему он сдаётся первым?
Ну, третьим, вторым хотя бы.
Нет, первым!..
Вечером, в постели, Туся
мечтает, каким сильным и сме­
лым он вдруг станет. И тогда
Лёва Тройкин возьмёт его в
друзья.
Ничего ему больше не надо.
Ради этого всё можно вытер­
петь. Ради того, чтобы идти
рядом с Лёвой Тройкиным и
ловить взгляды
прохожих.
«Да-да, это мой друг... Вы бы
тоже хотели иметь такого?
Понимаю... Но не каждому тац
везёт...»
Прошлой зимой Лёва Трой­
кин свинтил с кроватей все
13

шарики. У себя дома свинтил,
к Тусе пришёл — свинтил и,
забравшись с Тусиной по­
мощью к дяде Вове, там тоже
свинтил.
Эти шарики служили для
красоты и для дела. В то да­
лёкое время каждая металли­
ческая кровать была увенчана
такими шариками. Стоило их
свинтить — кровать начинала
дребезжать, звенеть, покачи­
ваться, скрипеть, не говоря
уже о том, что внешний вид её
не вызывал никакой радости.
Лёва Тройкин и Туся сидели
на полу и считали шарики.
Рядом потрескивала сосновы­
ми дровами кафельная печь,
украшенная толстыми крыла­
тыми мальчишками.
— Тридцать пять, тридцать
шесть, — считал Лёва. — Д а­
вай катать!..
Катали-катали... Надоело.
Стали вверх кидать и ло­
вить. Тоже надоело.
Стали в цель бросать. Чуть
стекло не выбили.
Разделили шарики пополам
и гадали по очереди: в какой
руке? Угадаешь — твой.
Никто не выигрывал.
— Ага, придумал, — сказал
Лёва Тройкин и открыл печ­
ную дверцу. Он стал швырять
шарики в печку один за дру­
гим.
— Прячься! — крикнул он
Тусе. — Сейчас будет взрыв!
Туся спрятался за буфет.
Взрыва не последовало.
— А я нарочно. Вылезай, —
сказал Лёва Тройкин,
14

Они сели около печки и ста­
ли смотреть в огонь.
Даже такие озорные люди,
как Лёва Тройкин, стоит им
сесть у огня, становятся на не­
которое время как бы други­
ми. Потом они снова будут
шалить, но некоторое время
сидят тихо и остолбенело гля­
дят в огонь.
...Словно солдатики в алых
мундирах, стреляя на бегу,
взбираются вверх по поленьям
упругие и гибкие языки огня.
Крепость не сдаётся, но малопомалу они окружают её. Сте­
ны крепости чернеют, обвали­
ваются с треском, и обнажает­
ся ярко-оранжевый город...
Враг забросал его ядрами. Вон
они валяются там и сям, туск­
ло-багровые ядра.
— Золото... — говорит Лё­
ва Тройкин, — золотой век...
Хочешь золота?
Туся кивает.
— Гляди, вон золото, — го­
ворит Лёва и показывает ко­
чергой на россыпь шариков.
Он подвигает их ближе к печ­
ной дверце.
— Бери, — шепчет Л ёва,—
оно твоё, твоё!..
— Как? — шепчет Туся.
— Рукой, вот как!
Туся потянулся и схватил
ближайший шарик...
— Ты что, дурак? — про­
шипел Лёва. Он смотрел на
Туею удивлённо и с опаской.
Собственно говоря, он впер­
вые смотрел на него: что за че­
ловек такой?..
Вряд ли надо описывать, как
люди плачут, обжёгшись. Как
им оказывают первую помощь.

Впрочем, запомните: постное
масло. Лейте на ожог постное
масло!,
ОБЕЩАЛ — ВЕЗИ

Розалия Степанова, или по­
просту Роза, переехала в Тусин
дом сразу после Нового года.
И ца следующее утро вышла
гулять.
Её сразу окружили ребята:
шумят, дёргают за пальто,
спрашивают, кто о чём.
— Тебя как зовут, а? Как
зовут?
— Ты откуда?
— Ты чья?
— У тебя санки есть? А иг­
рушки — есть? А лопатка?..
— Я видел, ты вчера в окно
смотрела. Нос прижала и смо­
трела. Зачем смотрела?
— А меня Шурик зовут, —
сказал Туся.
Роза Степанова в башлык
закутана, только нос и щёки
торчат, а глаза так и зыркают
по сторонам, как бы чего не
прозевать., Смелая девчонка,
думает Туся, приехала в чу­
жой двор и ничего не боится...
— Ты, Шурик-дурик, меня
за пуговицу не дёргай, отве­

чать будешь, если оторвёшь,
понял... — говорит Роза Сте­
панова.
— Шурик-дурик, ха-ха, Шу­
рик-дурик! — закричали ре­
бята и оставили Розу в покое,
— А я могу на санках по­
катать, — сказал Туся как ни
в чём не бывало. — Кто хочет?
— Я хочу!.. Я!.. Я!..
— Я хочу! — громче всех
закричала Роза Степанова.
— Садись, — сказал Туся.
Роза вытянула вперед длин­
ные ноги — они не помеща­
лись на санках — и Туся по­
катил её по двору: мимо гор­
ки, мимо помойки, мимо сарая,
мимо дров... Остальные бежа­
ли сзади и кричали:
— Меня! Меня!..
Туся остановился передох­
нуть.
— Я могу и двое санок вез­
ти, — сказал он. — Привязы­
вайте.
Привязали. На вторые сан­
ки сели двое, а на первых —
всё та же Роза. Не слезает,
кричит:
— Быстрей, быстрей!..
Покатил Туся двое санок по
двору. Мимо горки, мимо по­
мойки, мимо сарая... Тяжело.
А Роза кричит сзади:
— Давай! Давай!..
Остановился Туся дух пере­
вести и говорит:
— Я могу целый поезд ка­
тать. Хотите — привязывайте.
Привязали ещё санки —
поездом. Все за санки цеп­
ляются, падают, каждый хочет
кататься.
Туся улыбается:
«Пожалуйста, садитесь, всех
прокачу...» А Роза с передних
санок кричит:
15

— Давай вези! Чего сто­
ишь? Обещался — вези!
А сама нарочно ногами в
снег упирается.
Другие на неё смотрят и то­
же в снег упираются. «Да­
вай, — кричат, — вези! Обе­
щал — вези!»
Туся — верёвку через плечо,
поднатужился... Ни с места.
Обернулся, видит: Роза изо
всех сил ногами в снег упёр­
лась. И другие, на неё глядя,
тоже упёрлись.
— Вы ногами держите, —
сказал Туся, — я вижу.
— Врёшь, врёшь! Не дер­
жим! — кричит Роза и ногами
болтает. Другие, на неё гля­
дя, — тоже.
Туся снова верёвку на пле­
чо. Раз-два-три! Ни с места.
Повернулся, а Роза скорей
16

ноги убирает, чтоб он не за­
метил.
— Так нечестно, — сказал
Туся, — вы держите.
— Честно, честно! — кричит
Роза. — А ты, Шурила-дурила, обещался — вези!
Туся третий раз верёвку на
плечо и такой вдруг сердитый
стал — сам испугался. На­
брал побольше воздуху, щёки
надул, ногами в снег втоптался и — рраз! И — два! И три!..
А в голове у него: тук-тук, туктук, тук-тук...
Жарко Тусе. Чуть не бросил
он верёвку, да кричит сзади
Роза:
— Шурила-дурила,
быст­
рей!
И вдруг — сдвинулись сан­
ки. Медленно-медленно поеха­
ли по двору.
Обернулся Туся: с послед­
них санок двое мальчишек

слезли и ему помогают — впе­
Помчался поезд мимо гор­
рёд толкают санки. Роза ру­ ки, мимо помойки, мимо сарая,
гается, грозит им, а они не мимо дров. Роза не удержа­
слушают, делают своё.
— Поехали! — кричит Туся, лась на повороте — бах! — и
— Поехали! — кричат те в сугроб.
двое.
Приехала,
(Продолжение следует)'

Мих. САДОВСКИЙ

У каждого лентяя
У каждого лентяя,
У всякого бездельника
Есть присказка такая:
— Начну-ка с понедельника:..
«Начну-ка с понедельника
Вставать пораньше, сам.
Начну-ка с понедельника
Зарядку по утрам!
Начну-ка с понедельника
Уроки я учить!
Начну-ка с понедельника...»
Да что там говорить!
Приходит
Тяжёлый,
И думает
«Сегодня

понедельник, —
значит, день,
бездельник:
что-то лень!..

Не в этот понедельник
Мне надо начинать.
Мне надо понедельник
Полегче подобрать!»

Потом уже во вторник,
Вздохнув, решит опять:
«Начну-ка с понедельника
Задачки я решать!»
Но что-то с понедельником
Пока что нелады.
Эй, лодыри! Бездельники/
Л может, со среды!!
Рис. Г. Ясинского

2

«Искорка» мь 1

Эд. АРЕНИН

ПРЕКРАСЕН
Ж^АЖДЫЙ РАЗ, когда я переступаю порог Эрмитажа, брожу по его
* * залам, любуюсь изумительными картинами, каждый раз как-то
невольно думается: а ведь всё это было намечено Гитлером к уничто­
жению...
Готовясь к войне с нашей страной, гитлеровские вояки разработали
план полного уничтожения Ленинграда. Главарь фашистов приказал
стереть Ленинград с лица земли. Для него он был самым ненавистным
изо всех городов. Еще бы: город трёх революций! Город, носящий имя
великого Ленина! Ну, а то, что Ленинград — красивейший город мира,
«музей под открытым небом»,— до этого Гитлеру не было никакого
дела.
Чем закончилась война — об этом знают все. Планы бесноватого
фюрера провалились. Фашистским войскам не удалось войти в наш
город. Ленинградцы не только отстояли его, выдержали все испытания
и победили — они сумели ещё и сохранить всё самое дорогое, заветное,
любимое и ценимое народом, его славу и гордость: произведения ис­
кусства, документы науки, коллекции музеев. И это был тоже подвиг.
...Огненным валом катилась к нашему городу война. Всё ближе к
линии фронта оказывались Гатчина, Павловск, город Пушкин, Петер­
гоф. Здесь царские дворцы, ставшие после Великого Октября музеями,
тоже хранили ценнейшие произведения народного творчества, искусст­
ва: замечательные картины, скульптуры, старинную мебель, ковры, из­
делия из золота и хрусталя. Всё это необходимо было спасти.
Шёл лишь двадцатый день войны, а уже 162 ящика с сокровищами
Гатчинского дворца были погружены в вагоны. ИЗ Пушкина и Павлов­
ска спешили в Ленинград грузовики с музейным имуществом. Но во
дворцах ещё оставалось много дорогих вещей.
В Павловском дворце стояли античные скульптуры, украшавшие
залы. Высеченные из мрамора, они были очень тяжёлыми. Увезти их
было не так-то просто. А бомбы уже сыпались на чудесный парк. Что
было делать?
В подвале нашли пустующий отсек и стали сносить скульптуры
туда. Здесь было безопаснее на тот случай, если в здание попадёт бом-

18

их п о д в и г
ба. А как быть, если придётся уйти из Павловска? Неужели всё это
редчайшее богатство достанется захватчикам?
И тогда решено было замуровать подвальный отсек. Быстро сло­
жили кирпичную стену. Но уж больно свежей выглядела она среди дру­
гих, почерневших от времени и сырости подвальных стен. Фашисты
сразу догадаются: здесь что-то спрятано. Пришлось облить стену водой
и сырую поверхность закидать песком и землёй. И стена стала похожей
на старую.
Дворцовые скульптуры убрали. А парк? В нём ещё оставались сре­
ди буйной зелени фигуры Аполлона и его муз, Меркурия, Трёх граций...
Их решили «похоронить». На газоне выкопали ямы и спрятали парко­
вые скульптуры, засыпали землёй, поверхность покрыли зелёным
дёрном.
В городе Пушкине знаменитую бронзовую скульптуру Пушкиналицеиста тоже закопали неподалёку от пьедестала. Когда наши войска
освободили город поэта, они увидели: этот пьедестал весь искромсан
пулемётными очередями. Сколько ни искали бронзового Пушкина гит­
леровцы, так и не* нашли. Вот и вылили они свою злость на пьедестал
и на статую поэта у Египетских ворот: более ста пробоин насчитали в
ней после освобождения города.
Готовился к спасению своих сокровищ и Эрмитаж. Готовился Рус­
ский музей. Мне довелось побывать в те дни в Эрмитаже и в Русском
музее. Кто из вас не ходил по залам Русского музея? И, очевидно, мно­
гие подолгу стояли у таких огромных полотен, как «Последний день
Помпеи» Брюллова, «Медный змий» Бруни. В те дни в этом зале тоже
было людно. Сотни людей вынимали из гигантских золочёных рам жи­
вописные полотна. Но ведь огромные холсты, на которых написаны кар­
тины, прикреплены ещё и к подрамникам!.. Как упаковать холсты в
шестьдесят и более квадратных метров? А если и упакуешь, какой же
потребуется транспорт, чтобы перевезти такие картины?
Надо было снять холсты с подрамников, снять осторожно, чтобы
не повредить творения русских гениев. На помощь музейным работни­
кам пришли ленинградские художники, студенты, школьники старших

2*

19

классов. Ведь готовить-то к дальней дороге нужно было не десятокдругой, а более семи тысяч картин. Д а каких!..
Плотники и столяры изготовили огромные деревянные валы. На
торцы к ним прикрепили колёса. Получилось что-то вроде гигантских
катушек. На них-то с чрезвычайной осторожностью, чтобы не было ни
единой складочки, ни морщинки, иначе осыплется слой краски, и на­
чали накатывать картины. На один вал наматывали сразу несколько
громадных картин. Кроме того, все катушки запеленали в чистые хол­
сты и лишь после этого заколотили в огромные ящики. В таком виде
их погрузили в эшелон и отправили сначала в город Горький/а позднее
в Пермь, где сокровища Русского музея и хранились в годы войны.
Но особенно много работы было в Эрмитаже. Ведь этот один из
самых больших музеев мира насчитывает сотни тысяч различных про­
изведений искусства. На помощь коллективу Эрмитажа для упаковки
и отправки сокровищ было прислано около двух тысяч солдат и матро­
сов. Д аж е ночью здесь ни на минуту не прекращались работы.
Многие из вас видели в Эрмитаже статую французского философа
Вольтера, изваянную скульптором Гудоном. Мраморному Вольтеру не
раз приходилось менять своё местожительство. При жизни старый фи­
лософ всячески высмеивал царей и церковников. Сменялись поколения,
но злобу к язвительному Вольтеру цари хранили крепко. Однажды ста­
туя попалась на глаза Николаю I. Увидел он ироническую улыбку
француза, круто повернулся и приказал выбросить «эту старую обезья­
ну». Скульптуру убрали из Эрмитажа. И начала она кочевать с места
на место. Адреса «квартир» мраморного философа менялись много раз,
пока не поместили Вольтера в одном из закрытых помещений Публич­
ной библиотеки, спрятали в таком месте, чтобы никак уж он не попался
на глаза российским самодержцам!..
И вот старому философу снова предстояло отправиться в путь. За­
ботливые руки матросов подняли статую и бережно понесли её вниз
для упаковки. Вот она уже в ящике. Один из матросов шутит:
— Надеемся, что вам здесь будет удобно, мосье Вольтер?
Матросы засмеялись, и заодно с ними улыбалось морщинистое
лицо старого француза.
Кроме музейных в нашем городе находились тогда и другие на­
циональные сокровища. Надо было спасти от гибели драгоценные ар­
хивы русской культуры.
В Пушкинском доме хранились не только рукописи великого поэта,
но и страницы, исписанные Лермонтовым, Гоголем, Тургеневым, Гонча­
ровым, Салтыковым-Щедриным... В архиве Академии наук сберегались
рукописи первого нашего академика Михаила Васильевича Ломоносо­
ва. Там же хранились протоколы всех заседаний Академии наук со
дня её основания. А ведь это более чем за двести лет! Разве можно
было оставить эти величайшие ценности на произвол судьбы?
Директором архива русской науки был тогда учёный Георгий Алек­
сеевич Князев. Ещё в молодости тяжёлая болезнь приковала его к по­
стели: у него отнялись ноги. Но его воля, упорство остались неслом­
ленными.
В первые же дни войны папки и рукописи вынули из стальных
шкафов и сейфов, перенесли их в нижние этажи и подвалы. Старый
архивариус доложил президенту Академии наук Владимиру Леонтье­
вичу Комарову:
— Рукописи готовы к отправке в тыл. Но как? Куда? С кем их
отправлять?
— Сегодня же поговорю с Иосифом Абгаровичем Орбели, — отве­
тил президент. — Сделаем всё возможное.

20

Академик Орбели был директором Эрмитажа. Это он возглавлял
отправку сокровищ мирового музея. Конечно, Орбели неотлучно на­
ходился в музее, но найти его было не так-то просто. С воспалёнными
от бессонных ночей глазами, с большой взъерошенной бородой, он но­
сился из зала в зал, решал, что выносить в первую очередь, что во вто­
рую, в третью. Каждый сантиметр площади в специальном эшелоне
был на строжайшем учёте. Ведь чтобы эвакуировать все сокровища Эр­
митажа, требовались не два-три эшелона, а десятки составов, сотни
вагонов. Но старый академик понимал, что нельзя думать только о
своём.
— Шестьдесят ящиков, и ни одним более! — ответил он Князеву. —
Только самое ценное из ценного. Я принимаю ещё и рукописи Пушкин­
ского дома.
По железной дороге богатства Эрмитажа везли с чрезвычайными
предосторожностями. Их нельзя было транспортировать в обычных ва­
гонах. Эшелон состоял из пульмановских четырёхосных вагонов, кото­
рые при движении почти не испытывали тряски. Это был необыкновен­
ный железнодорожный состав. В середине и в конце эшелона двига­
лись платформы, с которых грозно смотрели в небо стволы зениток.
Рядом стояли зенитные пулемёты. Кроме двадцати двух товарных ваго­
нов в поезде были и два пассажирских: один для работников музея,
другой для военной охраны. Был и ещё один вагон, отличавшийся от
всех своих собратьев. Сплошь бронированный. В пути этот железно­
дорожный состав специального назначения мог подвергнуться нападе­
нию фашистских бомбардировщиков, и чтобы обезопасить от гибели
самые дорогие экспонаты, их везли под защитой брони.
Спустя двадцать дней за первым эшелоном ушёл на восток второй.
В глубокий тыл отправили ленинградцы всё, что составляло гордость
нашего города, наших музеев. Отправили в дальнюю дорогу то, что
можно было упаковать, уместить в железнодорожные вагоны. Но ведь
кроме музейных сокровищ на городских площадях, улицах, набережных,
в садах и парках Ленинграда высились памятники, статуи. Изумитель­
ная красота многих из них неповторима. Как быть с ними?
Исполком Ленинградского Совета депутатов трудящихся создал
специальную комиссию. Задача её одна — сберечь памятники. Руково­
дить работами по укрытию памятников Исполком поручил известному
скульптору, профессору Игорю Всеволодовичу Крестовскому.
Игорь Всеволодович и рассказал мне, как это удалось сделать.
'
Памятник Ленину у Финляндского вокзала вначале предполага-,
лось вывезти из города на барже вверх по Неве, через Ладогу и далее.
Но потом от этого плана отказались. Решили, что знаменитый мону­
мент, являющийся символом нашего города, должен остаться на месте,

21

со всеми ленинградцами в трудные для них дни. Но вот укрыть его
от бомб, осколков следовало непременно.
Памятник засыпали двойным количеством песка и земли, обшили
каркасом из досок. Многие рабочие Выборгской стороны после напря­
жённого рабочего дня приходили сюда помогать укрыть памятник. Всем
он был бесконечно дорог. Старый ваятель Сергей Александрович Ев­
сеев, тот самый, который создал этот памятник, также приходил сюда
работать. В жестокую стужу первой блокадной зимы вконец ослабев­
ший скульптор шёл за несколько километров от своего дома до земля­
ного холма, возвышавшегося перед вокзалом, чтобы убедиться, успо­
коиться: памятник Ильичу невредим.
Кроме памятника Ленину надо защитить от возможного разруше­
ния Медный всадник, памятник Петру I у Инженерного замка, памят­
ники Кутузову и Барклаю де Толли, Николаю I и другие. Надо
было обезопасить бронзовых коней, украшавших Аничков мост на Нев­
ском проспекте, укрыть десятки мраморных скульптур Летнего сада.
Для каждого отдельного памятника были созданы специальные
бригады рабочих. В них также входили скульптор, архитектор, техникстроитель. Военные специалисты подсчитали, каким количеством земли
и песка следует засыпать тот или иной монумент, чтобы попавшая бом­
ба не смогла повредить его.
На берегу Невы, на скале Гром, высился знаменитый Медныйвсад­
ник. Как сберечь такой огромный памятник? Хотели было снять статую
царя на вздыбленном коне со скалы и опустить на дно Невы. Потом
решили укрыть памятник землёй и песком.
Мне довелось видеть, как проводилась эта работа. В основном ра­
ботали девушки из местной противовоздушной обороны. Вначале засы­
пали скалу Гром. Теперь казалось, что Медный всадник скачет прямо
по земле, среди нас, жителей города на Неве. Необыкновеннейшая кар­
тина!
Потребовались тысячи тонн, буквально горы песка, для засыпки
монументов. Работали часто» под огнём дальнобойных батарей против­
ника. Но надо было спешить: неровен час —^угодит шальной снаряд
или бомба в памятник.
Вспоминается ноябрь 1941 года. Наступила очень суровая зима.
Встали на улицах трамваи и троллейбусы. Из редакции военной газеты
я ранним сумеречным утром направился на один из участков фронта.
Иду по Невскому, подхожу к Аничкову мосту и останавливаюсь в изум­
лении: с пьедесталов исчезли знаменитые бронзовые кони! Куда?..
А были они совсем рядом: в саду Дворца пионеров. Ленинградский
инженер-мостостроитель Всеволод Всеволодович Макаров рассказывал
мне впоследствии:
— Ровно век простояли кони на Аничковом мосту. И вот нам при­
шлось снять их и «захоронить». Тяжело было, силы у наших рабочих
были уже на исходе, люди быстро уставали, а тут ещё обстрелы...
Сняли мы коней. Каждого установили на специальные катки.
Тракторы-тягачи отбуксировали их в сад. Лютые морозы сковали зем­
лю, стала она крепче брони. А нам четыре траншеи рыть! Упадёшь на
землю, переведёшь дух и снова копаешь. Вгрызались в неё ломами, кир­
ками, лопатами. Наконец докопали почти до уровня грунтовых вод.
Коней густо смазали тавотом, обернули бумагой, специально промас­
ленными лентами руберойда. Вызвали передвижной подъемный кран.
Статуи поместили ещё в специальные ящики, пустоты в них засыпали
песком. Подцепил кран ящики, опустил их в ямы. И оказалось, что
целиком-то статуи в землю не вошли: головы коней возвышаются над
нею. А рыть глубже тоже нельзя — там грунтовые воды. Так и появи-

22

лись в саду четыре холмика. Весной они превратились в газоны, и
мало кто знал, что под ними — гордые головы знаменитых коней.
Три с половиной года спустя, когда советские воины брали штур­
мом Берлин, в Ленинграде на Невском проспекте происходило волную- ч
щее событие. Широко раскрылись массивные ворота. Мощные тягачи
вывозили на проспект бронзовых коней. А потом тысячи ленинградцев
часами стояли у Аничкова моста, любуясь прекрасными скульптурами,
снова вставшими на свои пьедесталы.
А вот что произошло с памятником Суворову. Этот монумент по
сравнению с другими не столь велик, и его поначалу решили спрятать
в подвале близлежащего дома. Но потом передумали. И решили Суво­
рова с пьедестала не снимать. Д аж е не засыпать его ни песком, ни
землёй. Пусть прославленный полководец стоит во весь рост перед про­
ходящими отрядами воинов.
И ни один осколок не попал в памятник. А вот в подвал, куда его
собирались укрыть, попала бомба и разворотила всё вокруг.
Рядом с памятником Суворову шумит могучими кронами деревьев
Летний сад. На его аллеях много ценнейших скульптур. Их тоже нужно
было укрыть. И снова встал вопрос — как? Времени копать ямы для
каждой скульптуры не было. Начали рыть глубокие траншеи. Руково­
дил этими работами молодой скульптор Григорий Симонсон. Он забыл
обо всём на свете, спал урывками по два-три часа. Все его мысли были
устремлены к тому, чтобы успеть «захоронить» сокровища Летнего сада.
Вскоре последняя статуя исчезла под землей. Над траншеями не
было никаких холмов или бугров. Наоборот, землю утоптали, чтобы
места, где были зарыты мраморные изваяния, ничем не выделялись.
В начале осени над «захоронениями» зазеленела трава, окончательно
скрывшая последние следы работы по спасению сокровищ Летнего сада.
Зимой скульптор Симонсон умер от голода. А ведь он был един­
ственным человеком, который знал места «захоронений». Но перерывать
весь сад в поисках скульптур не пришлось. Умирающий Симонсон со­
ставил точный план «кладов» Летнего сада. Скромный хранитель бес­
ценных народных богатств ушёл из жизни, выполнив свой долг до
конца.
Но можно вывезти из города ценнейшие картины и рукописи, мож­
но засыпать памятники песком или закопать их в землю... А как же быть
с памятниками архитектуры? Ведь многие дворцы, здания нашего го­
рода стоят по двести лет и более и красота их не померкла! Как же
защитить их от бомб врага?
Высота Исаакиевского собора превышает 100 метров. В солнечную
погоду его сверкающий купол виден за 30 километров! А фашистские
батареи были ближе. Получалось, что собор — отличная мишень и
ориентир.
Как запрятать сооружение, равное по высоте 35-этажному дому?
Хорошо бы, конечно, снять его богатый купол... Но для этого нужно
время, много рабочих. Ни того, ни другого в осаждённом городе не
хватало. И тогда решили надеть на золотую «лысину» Исаакия шап­
ку: покрыть купол серой краской. Краска требовалась стойкая, чтобы
никакие дожди не смыли. Учёные разработали специальный состав,
купол закрасили. Д а так прочно, что, когда пришла пора (после того,
как прогнали фашистов) снимать краску, учёным снова пришлось ло­
мать голову над задачей: как же это сделать? Была составлена специ­
альная эмульсия. Серый купол собора не просто поливали этой эмуль­
сией, а направляли её под большим давлением из пожарных брандспой­
тов. Вот был водопад!
Покрыли краской и другие «вершины» Ленинграда — шпиль собора

23

Петропавловской крепости, шпиль Инженерного замка. А адмиралтей­
скую иглу с её знаменитым корабликом одели в «маскировочный халат»,
сшитый матросами.
Много думали художники и архитекторы над тем, как скрыть от
воздушных фашистских пиратов здание Смольного. Ведь Смольный —
это не только прекрасное произведение архитектуры, созданное про­
славленным зодчим Джакомо Кваренги. Смольный дорог нам как штаб
революции, Ленинский штаб Великого Октября. Нет, нельзя допустить,
чтобы падали бомбы на Смольный! Надо сделать так, чтобы Смольный
«исчез» и никакие, самые зоркие глаза не смогли бы его обнаружить
с воздуха. Замаскировать только само здание было недостаточно. Ведь
по близлежащим улицам, площадям, по соседним домам гитлеровские
лётчики сразу бы догадались: хотя самого Смольного и не видно, но
по всем признакам он должен быть где-то здесь, вот в этом квадрате.
Значит, маскировка должна изменить весь облик прилегающей терри­
тории.
И тогда решили натянуть над всей территорией Смольного гигант­
скую сеть. И прикрепить к ней всевозможные макеты, большие щиты
и ткани, на которых нарисовать деревья, кустарники, пустыри. Под
этой сетью должен был «исчезнуть»» не только Смольный, но и вся
территория от Невы до площади Диктатуры.
Легко решить, а где найти гакую колоссальную сеть! И всё-таки
нашли! Прежде всего это были гамаки, обнаруженные на складе Дома
ленинградской торговли. Быстро освободили сетки от деревяшек и на­
чали соединять друг с другом. Но гамаков оказалось мало. За плетение
сети взялись женщины, оставшиеся в городе инвалиды.
Не легко было натянуть такую громадину, но выполнили и эту ра­
боту. Летчики-наблюдатели проверили вид с воздуха: «исчез» Смоль­
ный! Вместо него зеленел какой-то большой парк. Все было сделано
хорошо.
Но сменила лето осень. За нею пришла зима. Что же, оставлять
среди зимы зеленеющие на сетке деревья? Конечно, нет! Приходилось
огромную сеть опускать. И художники снова брались за кисти. «Д е­
ревья», «парки» желтели, потом покрывались снегом. Всё было так,
как и вокруг. Много труда было затрачено на маскировку Смольного.
Зато сколько ни старались гитлеровские пираты, обнаружить его так
и не смогли. Смольный остался невредимым.
Четверть века назад завершилась легендарная битва за Ленинград.
Не удалось гитлеровцам стереть наш город с лица земли. Где они,
эти вояки? Уцелели ли сами? А город наш стоит над Невой и вновь
по праву считается одним из красивейших городов мира! Город — па­
мятник своим легендарным защитникам: воинам, рабочим, ополченцам^
и тем, кто сберёг в труднейшие годы его гордость, его красоту. Прекра­
сен их подвиг!

В. НИКОЛАЕВ

Баллада
о
Любке
Любе Минаевой и ещё
тысячам моих сверстников,
сметённых войной .
Любка, знаешь, тебе ведь
памятник
В Ленинграде сейчас открыт.
Он,
Цветком распустившись
каменным,
В голубое небо глядит...
И кругом цветы...
Кто ответит:
Ты любила их или нет?
...Где-то в августе, в сорок
третьем
Затерялся ответа след.
Было нам тогда по двенадцать,
И букетов мы не дарили.
Помню — ели цветы акаций.
Грядки, помню, на клумбах
рыли.
Помню, ночью,
от взрывов звонкой,
Ты на крышу ко мне залезла.
Вот уж влип я! Стоять
с девчонкой!
Гнать назад тебя? Бесполезно.

Вот к зиме привыкать— похуже.
Под окошками вьюга бродит.
По квартирам гуляет стужа.
Возле булочной — спины,
спины...
Вдоль по стенке. Возле сугроба.
Мы за хлебом в хвостище
длинном,
Помню, сутками мёрзли оба.
Ну, была ж ты тогда одета!
Шуба! Валенки! Ватник старый!
Ком!!!
И ты в нём, в серёдке где-то
Выбивается струйка пара.
Еле-еле ползла-ходила.
Но держалась — держалась
смело.
Разве школу вот разбомбило —
Слабину ты дала: ревела.
В мае птицы вернулись:
— Живы? —
Не спеша возвращалась сила.
...Помнишь, мама нам из
крапивы
Удивительный борщ сварила?

Ладно.
Крыши мне, что ли, жалко?
Примирился, что ты тут рядом.
И тушили мы «зажигалки».
И чихали на все снаряды.

Промелькнули зима и лето.
Сорок третий шумел листвою.
И казалось, уж е,
победа
Ждёт приветливо нас с тобою.

К ним привыкли мы как-то
вроде.

Но свистели ещё снаряды,
Разлетались куски металла.

25

И однажды с тобою рядом...
Ну зачем ты в кино бежала?..
Четверть века осталось сзади.
Только всё это не забыто.
И сейчас тебе в Ленинграде
Вырос памятник из гранита.
Встал,
как будто всегда был
с нами.
Распустился цветком,
как память.
Пусть проносятся дни за
днями —
Никогда ему не завянуть.
Рис. В. Адаева

«ЦВЕТОК ЖИЗ НИ»
(К фотографиям на 2— 3-й страницах обложки)
распустился в пору, когда первый снежок уже покрывал поле, — в са­
ЦВЕТОК
мом конце осени, в преддверии зимы. Вырос он на «Дороге жизни», что ве­

дёт от Ленинграда к Ладоге, между вторым и третьим километрами. Необычный цве­
ток! Каменный!
В Ленинграде много памятников. Один из них стоит в Таврическом саду. На
светлом камне чётко высечены строки:

Мужеству, воле отважных,
Подвигам их беззаветным,
Всем пионерам-героям
Памятник этот воздвигнут
Ленинцев юных руками...
Десять лет назад в газете «Ленинские искры» часто появлялась строка: «На
текущий счёт N° 114245 Ленинградской конторы Госбанка...» На этот счёт ленин­
градская пионерия перечисляла деньги на строительство памятника. Ребята рабо­
тали на заводах и в колхозах, собирали металлолом и макулатуру и зсе заработанные
деньги — на памятник. Так и вырос он в 1962 году, созданный ребячьим трудом и
пионерским поиском. Ведь и тех героев, которым поставлен памятник, тоже многих
кашли ребята, красные следопыты:
Сашу Кондратьева, Маркса Кротова,
Колю
Леонтьева, Олега Ольховского...
Минуло ещё шесть лет, и новое поколение пионеров воздвигло новый памятник
своим сверстникам: ребятам, погибшим в годы блокады Ленинграда.
Началось всё в тот день, когда к ребятам-пионерстроевцам пришли ленинград­
ские архитекторы Павел Иванович
Мельников и Александр Данилович Левенков.

26

Пришли просто посоветоваться и предложить ребятам создать в нашем городе новый
памятник.
Предложение ребятам понравилось.
— Назовём памятник «Цветком жизни»! — решили тут же. — И будейг
строить его своими руками.
Трудно теперь найти в Ленинграде школу, пионеры которой не побывали в по­
сёлке Ковалёве. Там, на высоком берегу реки Луппы, возводился памятник. Строго
по графику прибывали сюда строительные отряды (снимок 2). В подсобном домике,
на стене которого большими буквами было написано «Пионерстрой», они брали ло­
паты, носилки и отправлялись на место работы.
В книге почётных строителей памятника есть такая запись: «8 августа 1968
года. Мы, пионеры и октябрята городского пионерского лагеря «Орлёнок» при 147-й
школе Калининского района, пришли сегодня на то место, где будет сооружён памят­
ник детям войны. Перед нами была задача — отрыть котлован под фундамент. Кот­
лован вырыли наполовину...»
И это за один только день!
Скоро ребята назвали свою стройку «Пионерской ударной». Они выкапывали
бетонные столбы (снимок 3), срывали старые овощехранилища, расположенные на
месте будущего памятника, укладывали дёрн по бокам сорокаметровой дорожки, ве­
дущей к памятнику (снимок 4).
Рабочие Экспериментального завода железобетонных изделий тоже решили не
отставать от ударной стройки. «Цветок» был готов досрочно. Огромные краны уста­
новили его на место (снимок 5).
К сожалению, бетон не так красив, как природный камень. Архитекторы по­
просили пионеров отбучарить его. Работа эта трудная: каждый миллиметр поверхжь
сти бетона надо было простучать специальным молоточком.
Но раз надо — значит надо! И молотки застучали. Некоторые ребята приезжали
на строительство вместе с мамами и папами. Нет, совсем не потому, что родители
не отпускали их одних в неблизкую поездку по городу. Была тут другая причина:
в годы войны многие папы и мамы сами носили пионерские галстуки, сами плечом к
плечу со взрослыми отстаивали Ленинград. Многие из них потеряли друзей — тех
ребят, которым воздвигался памятник. Так и получилось, что на строительстве
Эдгар Рихардович Прокофьев трудился вместе с дочкой (снимок 6).
Александре Николаевне Коновой (снимок 7) было чуть больше десяти лет,
когда её наградили медалью «За оборону Ленинграда». Разве могла она не прийти
на строительство памятника?
5
октября в Ковалёво пришли бывшие воспитанники детских домов военных
лет. 12 октября здесь встретились пионеры 1941— 1945 годов. Был среди них и
Виктор Леонидович Киселёв (снимок 8). В 1941 году в канун праздника Великого
Октября лётчик А. Т. Севастьянов протаранил фашистский самолёт. Гитлеровский ас
выпрыгнул с парашютом и приземлился как раз на крышу дома, где жил пионер
Виктор Киселёв, попал прямо в руки мальчишек. Ну, а они уж его не выпустили!
Отвели куда следует.
И вот уже встал во весь свой 15-метровый рост цветок (снимок 9>. Развернул
лепестки. И все прочитали на них такие знакомые, добрые слова: «Пусть всегда бу­
дет солнце!»
1
Около пяти тысяч школьников Ленинграда и области работали над созданием
памятника. В канун юбилея Ленинского комсомола он был готов.
Конечно, на дорожке, ведущей к памятнику, будут розы. За цветком протянет­
ся аллея: дубы, ольха, берёза... Так мечтают пионеры.
А пока пионерский штаб Калининского района объявил операцию «Поиск». Ре­
шили ребята построить возле «Цветка жизни» павильон и поместить туда найден­
ные материалы о детях, погибших в блокаду. Включайся в поиск и ты, юный ле­
нинградец!

В. ГААЗЕ

Q

ВОЛОДЕЙ ШАЛЫТОМ
мы
знакомы уже
шесть лет. Я помню его ещё пятиклассни­
ком, когда он впервые пришёл в наш литера­
турный клуб со своими стихами. Обыкновенно,
первый раз в жизни переступая порог редак­
ции, юные поэты ведут себя очень робко, я бы
даже сказал, чересчур стеснительно. Но пяти­
классник Шалыт был не робкого десятка.
— Я пишу стихи, я должен у вас зани­
маться, — сказал он тоном, не терпящим воз­
ражения.
И хотя был уже декабрь месяц, а занятия
в клубе начинаются с сентября, мы попросили
Володю почитать стихи.
Стихи
нам понрави­
лись, и мы сказали:
— Ну что ж... в добрый путь, Володя!
Три года назад написал Шалыт «Балладу о монументах». А в сентябре
этого года из Германской Демократической Республики на имя В. Шалыта при­
шло очень интересное письмо.
«Мы получили твоё стихотворение через нашего друга Ф. Штуде, Гене­
рального консула ГДР в Ленинграде. От имени председателя секретариата Об­
щества германо-советской дружбы передаём тебе сердечную
благодарность.
Символы, которые ты положил в основу своего стихотворения, выражают
нашу неколебимую дружбу. Мы позаботимся, чтобы в период подготовки празд­
нования 20-летия ГДР через прессу и радио сообщить стихотворение миллио­
нам людей...»
В день, когда пришло это письмо, Володи в Ленинграде не было. С 1 сен­
тября он стал студентом Литературного института имени А. М. Горького.
В добрый путь, Володя!

В. ВЕРХОВСКИЙ,
руководитель клуба юных поэтов при газете «Ленинские искры»

В. ШАЛЫТ

„

Баллада о монументах
У ворот Бранденбургских
Тишина, тишина.
Многих юношей русских
Не дождалась весна.
Н ад деревьями галки,
Н ад Берлином покой,
И стоит в Трептов-парке
Всем известный герой.
И суровость во взгляде,
И заботы печать.
Сильно ждёт в Ленинграде
Парня этого мать.
Сердцем ждёт его добрым,
Но в величье молчит.
Мать на кладбище скорбном
Монументом стоит, ^
Против страха и смерти
На бессонном посту...
Пусть берлинские дети,
Пусть все дети растут.
Пусть сменяют закаты
З а восходом восход,
Мать всё смотрит на запад,
Сын глядит на восток.

28

Ш

експир

Золотая корона увенчана камнем бесценным,
Золотою короной увенчан английский король...
Он посажен на трон,
Трон приподнят над зрительной сценой.
Исполняется роль!
Исполняется роль!
Исполняется роль!
Т ри горниста выходят, и звуки мелодии древней,
Д ревних пиршеств, турниров, застольных речей
Заполняют наш разум, бегут по сплетениям
нервов,
Будто в Лондоне песню поёт легион палачей!
...И величье такое, и жестокость ушедшего века,
И событъя далёких столетий и дней
Восхищают сидящего в зале, пленят человека...
Нету выше теперь этой сцены и трона над ней!
Пусть на сцене король развлекается
Варварским пиром...
Кубок держит в руках,
Словно схваченный ужасом мир!
Но над сценой,
Над троном могучим,
Над миром —
Существует сейчас
Только Вильям Ш ЕК С П И Р!

П

у

г

Его везут... Его встречает
Москва, как знатного посла.
Колокола рукоплескают,
Н е люди — а колокола.
Толпа шумит, как дуб листами,
О самозванце говорит.
Прямолинейными рядами
Конвой торжественный стоит.
Москва глядит глазами окон —
Венецианских и простых.
Коней гусарских слышит топот
На деревянных мостовых.

а

ч

ё

в

Но вот глашатай влез на плаху
И слово царское сказал,
И с бунтаря срывать рубаху
Палач широкоплечий стал.
И всё на площади смешалось,
Толпа колышется травой,
И Пугачёву показалось,
Что снова он в степи родной.
Но степь казацкая далече,
В згляд палача неотразим...
Всё было так. Но был он вечен
Д у х правдолюбцев на Руси.

29

П

р е д к и

Горит звезда на небе синем.
Рукой натянут повод сильно.
Кричат кусты:
— Тебя мы скинем,
И з ночи скачущий посыльный! —
Посыльный конь —
и век двадцатый...
Здесь нету общего ни доли.
Вот всадник поднял флаг
крылатый,
Вот он галопом скачет в поле...
Когда заря придёт и светом
Коснётся берега речного,
Увижу, что не витязь это,
А просто мальчик из ночного.

О

ружейная

...Слева рыцари,
Справа витязи,
Злые лица их,
Как на привязи.
Н о палата спит оружейная,
Всё давно стоит без движения.
...Слева недруги.
Справа Родина.
Шлемы медные
Тонут в золоте!
Но застыли на месте рыцари,
Д а и витязи что-то вспомнили..

Он привязал на шест рубашку.
В нём новь и быль живут
друг с другом.
Его прапрадед шёл на вспашку,
Широкий меч держа за плугом.
И в сердце искры не потухли,
Пройдя сквозь кровь
и испытанья,
Передаётся сила духа
Через века и расстоянья.
На кромке берега речного,
В большой костёр бросая ветки,
Сидят ребята из ночного —
Мои ровесники и предки.

палата
Участь витязя незавидная,
Положенье его обидное:
З а стеклом стоять в крепком
панцире,
Н е вступая в бой
с иностранцами!
...Слева рыцари,
Справа витязи...
Латы прошлого...
шлемы прошлого...
Злы е лица их, как на привязи.
Отвяжи — и начнётся крошево!

Рис. П. Вискова

КАЖДОЙ книжке есть свои герои. В три­
дцать одной книжке Николая Ивановича
В
Сладкова героев тоже полным-полно: жуков,

пауков, бабочек, гусениц, птиц, рыб, зайцев,
лисиц, волков — всех и не перечислишь!..
Главный герой этих книжек — природа. Шумят
на страницах книжек леса, перешёптываются
степные травы, раскрывают тайны скалистые
горы, полны своей особой жизни реки, озёра,
моря.
Конечно, чтобы обо всём этом написать,
нужно прежде самому всё узнать, увидеть, са­
мому побродить, поплавать, поездить. Если бы
взять карту нашей Родины и прочертить на ней маршруты путешествий писа­
теля, как бы переплелись, перепутались линии, протянулись на север, на за­
пад, на юг и восток! Только представьте себе: Кавказ, Урал, Прииртышье, Обь,
Енисей, Ладога, Балхаш, Байкал, Азовское, Чёрное, Белое, Каспийское, Араль­
ское, Баренцево моря, Новая Земля, Тянь-Шань, Памир, Муганские степи...
Из каждой поездки привозит он материалы для новых и новых книг. И они
спешат к юным читателям одна за другой: «Подводная газета», «Вести из ле­
са», «Смелый фотоохотник», «Планета чудес», «Под шапкой-невидимкой».
Все книги о природе. И дело тут не только в том, что писатель крепко,
по-настоящему любит её. Подумайте сами: а разве человек не обязан своим су­
ществованием той же природе? Разве для того, чтобы разобраться в самом се­
бе, не следует побольше узнать о жизни других живых существ? Изучая при­
роду, человек познаёт и самого себя. И если он по-настоящему Человек, он
никому не даст в обиду обитателей лесов и полей, озёр и рек, деревья и тра­
вы — смело встанет на их защиту.
За это-то доброе, честное отношение к природе и любят ребята книги
Н. И. Сладкова. На многих языках читают их: на болгарском, польском, чеш­
ском, венгерском, румынском, финском, французском, немецком, английском.
Трудно рассказать обо всём в маленькой заметке. Тлавное, не забыть бы
о самом главном: в прошлом году Николай Иванович побывал в пустынях. В
сыпучих, выжженных солнцем песках, о которых обычно говорят, что там нет
ничего живого. Но это не так. Прочитайте рассказы Николая Ивановича Слад­
кова — сами убедитесь.
Н. СЛАДКОВ

Рисунки А. Курушина

Жёл тый океан
Г§ УСТЫНЯ — как океан: та же необъятность и гранди®■ озность. Синяя необъятность океана и жёлтая без­
граничность пустыни. Те же гигантские волны-барханы.
Та же на них ветровая рябь. Такие же страшные дви­
жутся смерчи..
Ветры хлещут песчинками-брызгами. Птицы торопят­
ся пересечь это жёлтое море, как торопятся они пере­
сечь и море синее. И, бывает, так же гибнут в жёлтых
волнах, как гибнут и в голубых. Только в волнах пусты­
ни они не тонут, а засыхают...
f
Мой рассказ о встречах с жителями этого песчаного
океана — птицами, зверьками, насекомыми. С живу­
щими на песке...

ТАИНСТВЕННЫЕ БУГОРКИ
ТРАННЫЕ бугорки попадаются под ноги в сыпучих
песках. Будто кто-то разложил на барханах кури­
ные яйца и присыпал сверху песком.
Я пнул ногой такой бугорок, а под ним не яйцо,
а гриб! Растёт и круглой шляпкой вспучивает песок.
Всех в заблуждение вводит.

С

БЬЮТ ЧЕЛОМ
АГАДОЧНАЯ у жуков-чернотелок повадка: каждо­
му встречному отвешивают глубокий поклон. Как
увидят кого, так сейчас же в песок лбом, толстый зад
вверх. По получасу, бывает, не поднимаются — даже
не шевельнутся!
Птицы-майны недолюбливают чернотелок: то ли они
невкусные, то ли уж очень жёсткие. И, когда охотятся
в песках на жуков, непременно встречную чернотелку
из озорства то ущипнут, то пихнут, то тюкнут. А та сей­
час же и майне земной поклон.
И вот тянется майнин след, а на нём, словно чёрные
бусы на нитке, чернотелки стоят, сами себя поставили
на «попа». Майны давно из песков улетели в посёлок,
а чернотелки всё стоят, всё кланяются и кланяются.

З

ЧЁРНАЯ БАБОЧКА
МАЛЕНЬКАЯ бархатно-чёрная бабочка порхает над
жёлтым барханом. Я слежу за ней и всё время пу­
таюсь, где сама бабочка, а где её чёрная тень. Так и ка­
жется, что две одинаковых бабочки, как привязанные,
носятся над песком. Не потому ли эти тёмные бабочки
так смело залетают в барханы: там у одних их врагов
глаза разбегаются, а у других в глазах двоится!
СЧАСТЛИВАЯ ПАЛКА
1/ТО-ТО воткнул в песок палку — осчастливил каменку-плясуна! До этой палки была ему жизнь не
в жизнь. Всё вокруг плоско — ни камешка, ни бугорка,
ни кустика. Ни себя показать, ни на других с высоты
посмотреть. Да и песня с земли всего на три шага
слышна.
И вдруг привалило счастье: палку в землю воткну­
ли! Всё теперь совсем по-другому, жизнь теперь ве­
селей.
И солнце плясун встречает на палке чуть раньше,
чем на земле, а провожает — чуть позже. Поёт
и приплясывает от зари до зари. Даже в огненный пол­
день поёт: ведь наверху, на ветерке не так жарко. Из­
дали замечает нахального суслика, который так и норо­
вит в его норку забраться. С лёту повисает над сусли­
чьей головой, жужжа крылышками, как оса. А если это
не помогает, садится на сусличий горб и мчится верхом,
долбя носом в затылок и теребя нахала за уши. Надрав
суслику уши, он снова усаживается на палку, поёт по­
бедную песню и отплясывает победный танец.
И все любуются победителем издалека.

32

КУМУШКИ
|/АЖДЫЙ вечер семейка майн рассаживается над
нашей палаткой и начинает громко разбирать нас
по косточкам. Они ехидно хихикают, когда кто-нибудь
вскрикивает, обжёгшись чаем, довольно повизгивают,
когда со звоном роняем нож или ложку, шепчутся и
шушукаются, когда мы начинаем снимать рубахи, изум­
лённо свистят, когда мы умываемся. А когда, к их огор­
чению, мы, наконец, залезаем в спальные мешки и
умолкаем, майны со скуки начинают передразнивать
нашу собачонку, крики соседского петуха и блеяние ба­
рашка.

НЕПЬЮЩИЕ
САМОЕ пекло дежурили у единственного родничка — составляли список «непьющих». За два меся­
ца жары ни разу не видели у воды саксаульную сойку,
дятла, синицу, вертлявую славку. Ни разу не прибегал
к роднику заяц, песчанка, ёжик и тонкопалый суслик.
Не приползали эфа, варан, агама и круглоголовка. Мо­
жет, они и всю жизнь не пьют? Может, и пить-то совсем
не умеют? Может, и воды не видели?
О

ЗАЙЦЫ-САДОВНИКИ
АЙЦЫ-ПЕСЧАНИКИ работают не покладая лап. На
З
барханах копают лунки. Сотни лунок — вдоль и
поперёк склона. Задумали зайцы пустыню озеленить,
готовят копанки для саженцев и цветов.
Я уж было и впрямь поверил в удивительных зайцевсадовников, но вдруг увидел в каждой лунке огрызки.
Оказалось, зайцы выкапывали из песка себе на обед
сочные луковички тюльпанов! Не цветоводы они, а
цветоеды.

ЯЩЕРИЧНЫЙ ГРАД
О МРАЧНОМУ синему горизонту, задрав голову в
П
облака, медленно полз, покачиваясь и изгибаясь,
чёрный змей-смерч”. Вот он просунул голову в щель ме­
жду синими тучами, не спеша втянулся в облачную
щель, как в нору, виляя над пустыней повисшим хво­
стом.
А через час с неба дождём посыпался песок, и, как
градины, стали шлёпаться маленькие ящерицы-кругло­
головки. Задремавшего было пастуха кто-то неожидан­
но вытянул кнутом по спине. Он спросонок вскочил, за­
ругался — думал, друзья дурачатся, а это песчаный
удав ему с неба на спину свалился!
3

«Искорка» № 1

ХОМЯК РАБОТАЕТ ГОЛОВОЙ
ОВЕЗЛО хомяку — нашёл гнездо дрофы-красотки!
П
Лежат два большущих яйца, как два бочонка с мё­
дом. Только вот лапами не обхватить — выскальзывают.
И за щеку не затолкать — рот разорвёшь. А бросать
нельзя — жалко.
Возился хомяк, возился, сопел, пыхтел. А потом
упёрся лбом в яйцо — и покатил! Раз дело не по зу­
бам — головой надо работать. Так и укатил оба яйца
в нору.
В СТЕПЬ ПО... ГРИБЫ!
ВЕЗДЕ по грибы в лес ходят, тут — в степь голую.
® У нас к грибам ведут тихие лесные тропинки, а
тут — широкие степные дороги. Тропинки наши натоп­
таны, дороги степные — накатаны. Наш грибник в оди­
ночку пешком шагает, степной грибник — компанией
на машине едет.
Пахнет в степи не листьями вялыми — горькой по­
лынью. Вспугиваешь не рябчиков, а бульдуруков. Не
заяц за кустами проскачет, а проползёт в камнях чере­
паха. А с дороги свернёшь — не в болотце оступишься,
а в прорытую песчанками нору.
Идёшь — не под ноги смотришь, а по сторонам. И
не осенний дятел над тобою стучит, а жаворонки весен­
ние заливаются. Потому что грибы в степи — степные
грузди — не осенью собирают, как у нас, а... весной.
ЗМЕИ НА РЕЛЬСАХ
(Рассказ обходчика)
И ДЁШЬ ночью в обход и побаиваешься. Пески ночью
остывают, и змеи сползаются из пустыни к насы­
пи, греются на тёплых рельсах. Хожу с сильным фона­
рём, чтоб не наступить на какую-нибудь.
Больше всего они любят класть на тёплые рельсы
свои головы. Понятное дело, если я пройду — только
всех распугаю, а вот если впереди меня поезд пройдёт
или дрезина пробежит — тут уж змеям достанется.
Сколько потом приходится мёртвых с насыпи сбрасы­
вать!
УТКА В ПЕЧКЕ
ТКА-ПЕГАНКА, обитательница солёных озёр, любит гнездиться в обрывистых берегах. А где в пу­
стыне найдёшь обрывы и норы? Вот ещё забота на её
утиную голову! Облюбовала пеганка брошенное зимо­
вье — старые сарайчики из сухой глины. Долго броди­
ла вразвалку из сарая в сарай, тихо покрякивала — по­
ругивалась, совала свой красный нос во все щели. И,
наконец, поселилась в.., печке!
\/
*

34

ЗЕМЛЯНОЙ СЫЧ
ПАСКАПЫВАЛИ ребята нору песчанки. Хотели раз■ узнать: куда песчанки прячут сено? Какой такой у
них сеновал? Разрыли до тупичка-сеновала, а там сыч!
Вжался в угол, клювом кривым щёлкает и таращит свои
круглые, как два жёлтых лимона, глаза. Пугает, хоть и
всего-то *одна голова да лапы! Странный какой-то: на
спине и голове вместо перьев колючки, словно у дико­
браза.
Пока все ахали, разглядывая сыча, он опомнился,
косолапо побежал, и нырк в соседнюю нору! Подзем­
ный какой-то... Гнездо под землёй, охотится под зем ­
лёй. Потому на спине и иглы. Перья до белых стержней
о стенки потёрлись.
Вот никогда наперёд не знаешь, что может слу­
читься: искали песчанкин сеновал, нашли сыча-дикобраза!
ГЕККОН СТРОИТ БАНЮ
ЦУТЬ ПРИПЕЧЁТ весеннее солнце — все торопятся
■ согреть окоченевшее тело. Вылезают из щелей
насекомыши, выползают из норок ящерицы. Кто рас­
саживается, кто распластывается на песке — и все дре­
млют.
Сцинковый геккон тоже окоченел, ему тоже хочется
на солнце погреться, да никак нельзя: кожа у него
очень уж нежная, сейчас же от солнца пересохнет и
сморщится. Из-за своей нежной кожи он летом и дня
не видит: по ночам только из норки выходит. А на день
зарывается глубоко в приятный мокрый песок.
Сейчас весь песок мокрый, но совсем не прият­
ный — холодный. И получается для геккона безвыход­
ное положение: вылезешь на солнце — засохнешь, не
вылезешь — закоченеешь.
Безвыходное так безвыходное! И роет геккон осо­
бую норку — без выхода. Под тоненьким песчаным по­
толком устраивает лежанку. Сверху сквозь тонкий по­
толок солнце уже не жжёт, а приятно греет, снизу из
норы не холодом тянет, а приятной сыростью. Прямо,
как в бане на третьей полке: жарко, и парком поддаёт!
РОТ С УШАМИ
ГРЕБНЕ бархана, вытянувшись на кривых ножках,
НАстоит
головатая ящерица. Хвост скручен кренде­

лем, как у дворняжки. Вот она увидела меня и завиляла
хвостом по-собачьи. Я подумал, что она мне обрадова­
лась, подошёл поближе, но она снова стала сердито
хвост скручивать и раскручивать. Но я не испугался, и
тогда она вдруг прыгнула мне навстречу, фыркнула и
так разинула рот — того и гляди сейчас зальётся сер­
дитым собачьим лаем и тявканьем! Ну и рот — не до
ушей, а... с ушами! В углах красной пасти растопырен­
ные красные уши! Я так и попятился: рот с ушами —
кому жутко не станет!
3*

35

ЖИВОЙ ФОНТАН
ЩЕЛИ дряхлого домика вдруг забил тёмный фон■■ тан! Мириады летучих термитов ринулись вверх и
затолклись столбом выше крыши и дерева. Шорох и
блеск их слюдяных крылышек словно плеск и сверка­
ние струй.
Первыми опомнились о+ удивления майны: они ныр­
нули в живой фонтан, трепеща пёстрыми крылышками
и щёлкая клювами. За майнами слетелись воробьи,
сбежались куры и даже вкрадчиво пришла кошка.
113

МУСОРЩИЦЫ
АЙНЫ в кишлаке собирают утиль. Настоящие му­
сорщицы — только мешка не хватает! Тащат в
гнёзда клоки войлока, пучки ниток, лоскуты тряпок. Ва­
ту, сено, окурки. Обрывки газет, ленточки целлофана,
папиросные пачки, выброшенные конверты. На овцах и
верблюдах щиплют линючую шерсть. Даже набрасыва­
ются на кур и вырывают у них перья!

М

БЛАГОРОДНАЯ ЗМЕЯ
ОБРА не укусит исподтишка. Если идёшь и не ви­
дишь её, она сама о себе предупредит: вскинет
чёрную голову над землёй, «встанет на хвост», как го­
ворят змееловы. Засверкает круглыми птичьими глаза­
ми, развернёт чешуйчатый капюшон, зашипит и зафыр­
кает, как сердитая кошка. «Видишь — я зздессь! Лучшше ужж ухходи!»
За такое предупреждение ловцы змей называют ко­
бру благородной змеёй.

К

СВИРЕПАЯ ЖУЖЕЛИЦА
УЖЕЛИЦА гналась за чернотелкой. Неуклюжая чер­
нотелка ковыляла во всю свою прыть. А жужели­
ца, как привязанная, ни на^ шаг не отставая, бежала за
ней, выставив хищную челюсть, словно крабью зазуб­
ренную клешню. Чуя смерть за спиной, чернотелка в
страхе скрипела: «джии», «джии»! Страшно и жутко
было слышать «крики» жука.
Жужелица-скарида никого не боится. Тронь паль­
цем — щипнёт, посади в банку с другими жуками —
оставит от них ножки да рожки. Брось на песок — она
не кинется удирать, а бросится прямо в ноги! И будет
гнаться, куда бы ты от неё ни попятился.
Но это уже не от свирепости, это... от страха. Жу­
желица боится солнца. Жужелица ищет тень. Ночной
хищник спешит спрятаться в темноту. А самая ближняя
тень для неё — твоя.

Ж

ГЛОТОК ТУМАНА
С ЫРОЙ ТУМАН наплыл на саксаулы. Сучки и ветки
** покрылись сизым налётом — как холодное стекло
от дыхания. Потом налёт обособился бисеринками. Би­
серинки взбухают, коснувшись друг друга, сливаются,
как капельки ртути, и вот уже скользят по сучкам сере­
бристые змейки, глотая на ходу новые капли и разду­
ваясь.

На всех сучках висят блистающие созвездия. У носа
агамы повисла звезда с горошину. В ней мир вверх но­
гами: небо внизу, пески сверху. Агама долго смотрела
на дрожащую от страха каплю, потом раскрыла сухие
губы, и проглотила перевёрнутый мир.

ЯЩУРКИН

нос

ЦУТЬИСТАЯ сотчатая ящурка не по ветру нос дер* жит, а то и дело суёт в песок. Ползает не спеша и
всё время тычется в песок носом. Два-три шажка, и
уткнётся, ещё пять-шесть шажков, и опять носом в пе­
сок. И вдруг начинает копать. Зароется по самые пле­
чи и вытащит из песка гусеницу. Встряхнет её хорошень­
ко, проглотит, оближется — и опять ползёт и вынюхи­
вает. Прямо как охотничья собака!
Ни разу не видел, чтобы она напрасно копала. Вот
нос так нос—сквозь землю чует!

В ДЕРЕВНЕ

ПЕСЧАНОК

D ДЕРЕВНЕ песчанок переполох: человек идёт! На меня глазеют со всех сторон. Из тёмных норок-око­
шек, из тёмных норок-дверей. Иные вытянулись на цы­
почках, в отчаянье сцепили в кулачки розовые пальчики
и прижали кулачки к груди. А кто просто с любопыт­
ством целит блестящие глаза, поворачивая за мной уса­
тую мордочку и старательно почёсывая пятернёй под
мышкой. Даже рот открыт от страха и удивления. И все
пересвистываются, словно переговариваются. И у каж­
дой хвостик торчком — как акварельная кисточка.
Один суслик — их сосед —- невозмутим и равноду­
шен. Он возвышается на бугорке посредине деревни
как монумент. Толстые щёки его самодовольно лежат
на круглых плечах, жирные лапки благочестиво сложе­
ны на животе. И косые глаза его смотрят куда-то вдаль.

СЪЕДЕННЫЙ СТОЛБ
ТЕРМИТЫ съели телеграфный столб! Обмазали его
■ снизу доверху глиной, словно куриную ножку гор­
чицей, и, укрывшись в любимой своей темноте под гли­
няной коркой, принялись за еду. И остались от столба
рожки — белые косточки-изоляторы, да ножки — под­
порки просмолённые.
А по соседству другие термиты съели... узкоколей­
ку! Как и столб, залепили все шпалы глиной и источили
их в порошок. Рельсы осели на землю, костыли повы« валились. Хорошо ещё, что поезда по ней уже не хо­
дили.

37

ПРОКЛИНАЮЩАЯ СОЛНЦЕ
САМОЕ ЗЛОЕ ПЕКЛО вползает агама на вершину
сухого куста и задирает голову в небо. Из-под тя­
жёлых чешуйчатых век недобро поблёскивают глаза:
они смотрят прямо на солнце.
«Беспощадный огонь — ты губишь в пустыне жизнь.
Ты сжигаешь зелёный росток и обращаешь в прах цве­
ты. Ты от кустов и деревьев оставляешь одни скелеты.
Последние капли воды ты превращаешь в пар. Коробит­
ся и стонет опалённая жаром земля. С криком отчаяния
раскалываются камни».
Так думают про агаму туркмены — жители жаркой
пустыни. И называют её — проклинающая солнце.

В

ЖАРЕНАЯ САРАНЧА
ЕТЕЛА туча голодной саранчи — даже солнце по­
Л
меркло. И по жёлтым пескам ползла зловещая
тень. Но не долетела прожорливая саранча до зелёных
полей и садов: опустилась в голой жаркой пустыне. Ни
прутика, ни стебелька: один бурый горячий щебень, пы­
шущий жаром, словно плита. Чугунная плита, раскалён­
ная докрасна.
Саранчуки запрыгали, засуетились. Попытались взле­
теть, но крылья у них от жары завяли, лапки скрючи­
лись и усы обвисли. Распластались саранчуки на камнях
и... спеклись! Целое поле жареной саранчи! На пир со
всех сторон слетаются птицы и сбегаются звери.
ВСЕМ ПО КАПЕЛЬКЕ
8/ТО САМ ПЬЁТ — знает, где воду искать. А авдоткины малыши пока не знают. Ждут, когда родите­
ли им воды принесут. А солнце не ждёт: и печёт, и
жжёт, и накаляет. Вот увидели малыши меня и... со всех
ног навстречу! В тени у ног встали, задрали головы и
разинули розовые ротики — дайте скорее пить! При­
шлось достать флягу, намочить палец и капнуть всем
в рот по капельке.
САЙГАЧЬИ ДОЖДИ
ТОЛЬКО
С ТОИТ
космам дождя

повиснуть над краем степи седым
и обрушиться на иссохшую землю
ливню — откуда ни возьмись, появятся и сайгаки! Слов­
но они вместе с дождём с неба падают. Охотники назы­
вают такие дожди «сайгачьими дождями». Говорят, что
будто бы сайгаки специально выслеживают дожди: в
степи им далеко видно. Как увидят космы над горизон­
том — так бегом к горизонту на водопой. Что для их
ураганных ног какая-то сотня километров? Только ли­
вень на землю, и они уже тут как тут! Бегают от лужи
к луже, опустив горбоносые головы, жадно сосут мут­
ную воду. Чмокают мягкие губы, вода булькает в вы­
сохших глотках. А чёрные выпуклые глаза снова высма­
тривают, не тянутся ли где по горизонту новые космы,
не идут ли ещё где сайгачьи дожди?
Волков ноги кормят, а сайгаков — поят5

ПОД ВОРОНЬИМ

зонтом

1/ОГДА ВОРОНЫ гнездо строили, воробьи сидели,
■*сложа крылышки. Вороны строить кончили — воро­
бьи за дело взялись. Под самым гнездом, как под ог­
ромным зонтом, строили свои гнёздышки. Пусть жара,
пусть пекло, пусть буйствует солнце: под вороньим
зонтом у Тних тень и прохлада.
И ЖУК — МЯСО!
запасать. Сорокопут летом вялил
В СЕна ТОРОПЯТСЯ
солнце жуков и ящериц, натыкая их на колючки.

Большая песчанка запасла в норе сено, а краснохво­
стая — зерно. Корсак ещё весной зарыл в песок пти­
чьи яйца. Ёж жирку на боках запас, толстохвостый туш­
канчик жирок отложил... в хвосте. У верблюда на спине
два горба — словно два рюкзака с салом. Сыч в дупло,
как в холодильник, уложил дюжину воробьёв, полдю­
жины мышей, пяток скворцов, парочку жаворонков и
кузнечика. А саксаульная сойка насовала в ямки и щели
жуков и зёрен: зимой и зёрнышку будешь рад, зимой
и жук — мясо!
ВЕСНА НА ПОРОГЕ
ОЧЬЮ лил тёплый дождь, утром жаркое солнце.
Н
Я дверь распахнул, шагнул за порог, а на порогето весна! Весь глинобитный порожек заворсился зелё­
ной травой!
Сколько прошлой осенью приходило людей сюда,
сколько нанесли они на сапогах и втоптали в порожек
разных семян! И вот солнце пригрело и семена про­
росли. На пороге — весна.

Рисунки Ю. Шабанова

Н. СЛЕПАКОВА

Мыпохожиналюдей
*

(П
ом
ти
в
ам
р
уы
н
ск
ой
ск
ази
С
ол
н
ы
ш
к
о"
и
сн
еж
ы
еч
л
ов
еч
к
и
"
)

П ЕРВА я хотел сделать
С
одного снеговика, а по­
том решил: лучше сде­
лаю их сразу пять! Ведь
пятерым снеговикам бу­
дет впятеро веселее, чем одному!
Снеговики обязательно должны
быть красноносыми и черноглазы­
ми. Поэтому рядом, на скамейке,
лежали пять красных морковок и
десять чёрных угольков — буду­
щие носы и глаза моих будущих
снеговиков.
Я работал и пел такую песенку:

Достал я пять морковок
И десять угольков
И сделал пять толковых,
Больших снеговиков...
Дальше песенка не получалась.
И, если честно, не все снеговики
вышли большими. Один был со­
всем малыш, снежный мальчиш­
ка. Самому большому снеговику я
дал в руки метлу на длинной пал-

40

ке и назначил его дворником. Ну,
а остальные? Кем они будут?
Но тут на крыльцо вышла ба:
бушка Флора и сказала:
— Довольно, внучек. Иди уж и­
нать. Всё равно — припечёт Солн­
це и растают твои снеговики!
Я пошёл домой. А тем временем
на дворе стемнело и меня (вот все­
гда так!) уложили спать. И только
пёс Криш, который ночует в ко­
нуре, да ворона Сорина, которая
спит когда хочет и летает куда
хочет, видели, что было с снего­
виками ночью.
В эту ночь было очень холодно.
Криш забрался в конуру и по­
глубже зарылся в сено. Ворона на
своей берёзе прятала голову то
под левое крыло, то под правое и
никак не могла решить, которое
из них теплее. А снеговики... Ну
конечно — они взяли да и ожили,
потому что даж е им стало холод­
но и захотелось немного пораз­
мяться...

Ровно в полночь во дворе вдруг
раздались голоса:

Такой мороз, такой мороз
Сегодня во дворе ,
Что даже закалённый пёс
Трясётся в конуре!
— Это про меня! — удивлённо
сказал Криш и высунул голову из
конуры. Снеговики сошли со сво­
их мест.
—Слушайте, а ведь это не­
справедливо, — сказал вдруг один
снеговик. — Мы все похожи на
людей. А работа есть только у од­
ного Дворника!
Действительно, метла в руках
у Дворника (самого большого сне­
говика) так и ходила туда-сюда.
— Не успел ожить, — ворчал
он, — а уж е работы невпроворот!
Снегу-то сколько!
— Еще жалуется! — сказал са­
мый маленький снеговик. — Знае­
те что? Давайте тоже поищем се­
бе какое-нибудь занятие! А то од­
ной метлы на всех — маловато!
— Верно! — закричали снего­
вики. — Маленький, а сообразил!
Молодец!
И снеговики разбрелись по дво­
ру. Один из них подобрал старую
кастрюлю, примерил и очень об­
радовался:

Из кастрюли суповой
Получилась каска!
Я — Пожарник боевой!
Ведь на то и сказка ...

Другой нашёл где-то клочок пак­
ли и сделал из неё себе бороду.
«Да я — настоящий
Дед-Мо­
роз», — подумал он, важно огла­
дил бороду и пробасил:

Вы подумайте серьёзно
И ответьте на вопрос:
Почему мне дед-морозно,
Если сам я — Дед-Мороз?!

Но ему никто не ответил. Двор­
ник подметал. Пожарник любо­
вался своей каской, а снежный
мальчишка нашёл на крыльце
мой сачок и теперь вприпрыжку
бегал по двору и ловил сачком
снежинки.
И только одйн снеговик непо­
движно стоял в сторонке. Он на­
дел старую оправу от дедушки­
ных очков и помалкивал — серь­
ёзный, озабоченный, мудрец, да и
только!
— Мудрец, а Мудрец! Ты о чём
задумался? — весело
крикнул
ему Малыш.

*— Задумаешься тут, —■
' сказал
Мудрец, поправив очки. — Ба­
бушка того мальчика, который
нас вылепил, сказала, что нам не­
долго жить. Припечёт Солнце —
и мы растаем, превратимся в воДУ!

— Ещё чего! — вмешался Двор­
ник. — Как ж е я тогда подметать
буду?
— А что такое Солнце? — спро­
сил Малыш.
— Если мы от него растаем, —
сказал Пожарник, — значит, это
что-то вроде огня...
— Ну, тогда ты его потушишь.
Ведь ты — Пожарник!
— Я ещё неопытный. Только
сегодня стал Пожарником...
Все приуныли.
— Неохота таять-то, — протя­
нул Дед-Мороз. — Пожить хочет­
ся...
— Вот что, ребята! — сказал
вдруг Пожарник решительно. —
Давайте сходим к этому, как его,
Солнцу, и попросим, чтобы оно
сюда не приходило.
— Правильно! — крикнул Двор­
ник. — Только где оно прожи­
вает?
— Поищем