Измена. Я больше не буду тряпкой (СИ) [Александра Багирова] (fb2) читать онлайн

Багирова Александра Измена. Я больше не буду тряпкой

Глава 1

— Доча, ты чего такая бледная? — мама проводит рукой по моей щеке.

— Я… как раз хотела тебе сказать, — мечтательно улыбаюсь.

Сегодня тест показал две долгожданные полоски.

— У меня для тебя такая новость! — мама перебивает меня.

— Какая? — вздыхаю немного разочарованно. Так хотелось поделиться своей радостью.

— Я беременна! — выдает мама.

— Снова? — не получается скрыть удивления. — Вы же с Максимом знакомы…

— Два месяца! — снова перебивает меня. — Но я чувствую — это мой рыцарь! Я нашла своего единственного!

Именно так она отзывалась о каждом своем мужчине. И от каждого спешила родить ребенка.

— Девятый… — я все еще сбита с толку.

У нас большая семья четыре сестры и четыре брата. Я старшая. У нас с Людмилой один отец, а дальше родители развелись, и каждому своему новому рыцарю мама рожала по ребенку. Бывало так, что «герои» сбегали еще до рождения малыша. Иногда задерживались на год-два не больше.

Младшему братику полтора года. Мама снова беременна.

— Максимка так обрадовался! Уверена, ребенок нас сблизит еще больше, — мама с любовью смотрит в сторону спальни, где, судя по богатырскому храпу, спит ее новый рыцарь. — А мне врач столько лекарств выписала. Возраст-то, — разводит руки в сторону. — Не девочка уже, — достает из кармана халата сложенный вчетверо листок.

— Я не знаю, или у меня наличных хватит. Я много с собой не брала…

У меня оживает телефон в сумочке. Прерываю разговор с матерью. Отхожу к окну.

— Приветик, заюшка! — едва принимаю вызов, тут же раздается веселый голос мужа.

— Привет, Глебушка.

— Ты когда сегодня домой? Задержишься?

— Я у мамы с Сережей. Автобус рейсовый в шесть. Значит, часам к восьми или немного раньше буду дома.

— Отлично! Я немного задержусь на работе. Небольшой завал. Как раз соберемся и отпразднуем! — издает чмокающий звук в трубку. — Целую мою прелестную супругу.

— У меня дома все готово. Только разогреть и накрыть на стол, — говорю улыбаясь. — И я тебя целую, дорогой супруг.

— Серега как?

— Хорошо. Доволен, что сегодня в честь праздника в школу разрешили не пойти. Сейчас во дворе играет с детьми мамы.

— Такой день, пусть пацан балдеет, — смеется супруг.

Сыну сегодня исполняется одиннадцать. В будний день мы решили отметить все скромно по-семейному. А уже на выходные забронировали место в детском развлекательном центре. Пригласили друзей Сережи, наших родных.

— Скажи ему про деньги! — дергает меня мама за руку сзади.

— Маме, привет, — видимо, услышав ее голос, говорит супруг.

— Она это… снова в положении, — не удается подавить растерянного вздоха. — Надо лекарств купить…

— Купи. Деньги на карту скину. Нет проблем, — не меняя веселого тона, говорит муж.

— Спасибо, ты у меня лучший!

— А ты у меня!

— И еще! Сегодня вас с Сережей ждет невероятный сюрприз! — говорю и кладу руку на свой плоский живот. Там уже теплится жизнь. Пока еще сама до конца не верю в это счастье.

— Оу, заинтриговала! Жду с нетерпением вечера!

— А как я жду!

— Зацелую, ненаглядную!

Закончив говорить, со счастливой улыбкой поворачиваюсь к матери.

— Ты купи все в городе. И мне завезешь. А то мне мотаться проблематично не на кого оболтусов оставить.

— Хорошо, мам, — прячу листок в сумочку.

— А сейчас все к столу. Я пирогов напекла. Будем поздравлять изменника!

Мама так настаивала, чтобы я к ней сегодня приехала. Очень хотела внука поздравить.

Сережа возвращается со двора вместе с детьми мамы. С Иваном он особенно сдружился. Мой брат всего на два года старше сына.

— Нас звали? — улыбается Сережа.

— Конечно!

— А вот и подарочек любимому внуку! — мама на минуту уходит в другую комнату, возвращается с пакетом.

Сережа с горящими глазами открывает пакет, а там…

Стыдливо отвожу взгляд в сторону… два года назад именно этот конструктор мы подарили семилетнему Адаму. Коробка, заклеенная скотчем, протертая, но это именно тот конструктор. Я очень долго его выбирала, точно не спутаю.

— Спасибо, — растерянно говорит Сережа.

Думаю, сын тоже его узнал. Мы вместе тогда бродили по магазинам. Но виду не показал.

У мамы с деньгами тяжело. Всегда так было. Я с четырнадцати лет подрабатывала, где только могла, чтобы помочь семье. Папа исправно платил алименты. Но у нас была слишком большая семья, денег всегда не хватало. Братья и сестры часто болели. Я привыкла заботиться о них. И даже сейчас, делаю все, что в моих силах.

Мы проходим к столу. Общаюсь с братьями и сестрами, узнаю их новости. Безумно их всех люблю. Некоторых я нянчила, не спала ночами, помогая измотанной матери.

— Не знаешь, папа дома? Хотела к нему тоже забежать, — спрашиваю маму.

— Неа, на работе, смена у него. Его оболтусы в школе.

Отец и мать давно развелись. Но живут через три дома. Они смогли сохранить более-менее нормальные отношения. У папы своя семья, двое сыновей, молодая жена, с которой я очень сдружилась. Анжела стала мне настоящей подругой.

— Жаль… хотела с ним тоже повидаться.

— Успеешь еще, — безразлично машет рукой мама. — Ты про лекарство не забудь! Врач говорила, мне обязательно надо принимать!

— Не забуду.

Про беременность решаю сообщить в следующий раз. Так даже правильнее. Лучше пусть Глеб и Сережа первыми узнают.

— Я тебе с собой закруток дам, картошечки домашней.

— Спасибо, только как я это все дотащу, — развожу руками. — Лучше уже, когда с Глебом вместе приедем.

Я теперь в положении и тяжести могут навредить крохе.

— Тьху, так Семка в город собрался. Сейчас ему скажу, он вас с Сережкой прихватит. Проблем-то! — мама поднимается из-за стола.

Семен — это наш сосед. Очень отзывчивый мужчина. Даже моего младшего брата мама назвала в его честь.

— Отлично! Значит, еще раньше домой доберусь!

Мама уходит договариваться. А на кухню входит Максим. Его я плохо знаю. Видела всего раз.

— У нас гости. Не знал, — бубнит хрипло, вместо приветствия.

— Мы уже уезжаем, — зачем-то оправдываюсь. Мгновенно чувствую себя лишней, под взглядом серых маленьких бегающих глаз.

Не нравится он мне. Но мама свой выбор сдала. Не мне ей указывать.

— Угу, — идет к крану. Набирает стакан воды и залпом выпивает.

— Поздравляю вас. Мне мама сообщила о вашей радости.

— Угу, — берет со стола кусок селедки и отправляет его в рот. Облизывает жирные пальцы.

— Пойдем, Сережа. Надо собираться, — встаю из-за стола и забираю сына.

Не хочется находиться рядом с Максимом.

Вскоре возвращаемся мама.

— Можете ехать. Сема вас ждет. Вовремя я спохватилась, еще несколько минут и укатил бы.

Прощаюсь с мамой, братьями и сестрами. Беру пакеты с гостинцами. Максим даже и не думает помочь дотащить мне их до машины. Впрочем, именно этого я от него и ожидала. И маме, скорее всего, не помогает…

В дороге Семен весели нас сыном, рассказывает деревенские байки, забавные случай про соседей. Не замечаю, как мы оказываемся в городе.

Благодарю соседа, даже пытаюсь предложить ему деньги. Но он наотрез отказывается даже слышать о подобном.

— Папа дома? — спрашивает сын уже в подъезде.

— Нет. Он сегодня задержится. А у меня будет больше времени накрыть на стол. Праздник только начинается!

— Ты готовишь лучше всех! Бабушке до тебя далеко! — с гордостью говорит сын.

— Ой, льстец, — смеюсь.

Окрыленная, в приподнятом настроении открываю дверь квартиры. Играет музыка. Странно. Неужели Глеб смог раньше вырваться?

Сын быстро разувается, снимает курточку и бежит к себе в комнату.

Застывает на пороге.

— Мамочка, папа душит тетю! — в ужасе восклицает Сережа.

За одну секунду преодолеваю расстояние и оказываюсь рядом с сыном. Первая мысль — у меня галлюцинации. Этого просто не может быть! Только не мой Глеб! Он бы никогда!

— Он ее… Не душит, — отвечаю, сдерживая крик отчаяния.

Муж лежит сверху на какой-то дамочке, на кровати нашего сына. Супруг медленно поворачивается к нам и фокусирует заплывший взгляд.

— Серег, пошел вон, — рычит на сына. — А ты чего так рано приперлась? — шипит уже на меня.

— Ты… с ней… — и только сейчас я узнаю эту женщину. Шок. Не верю своим глазам.

Внутренности стягивает в тугой комок. Как же больно. Будто меня живьем режут.

— Машка, не мозоль глаза! На стол накрывай. У сына днюха! — говорит муж, целуя мою мачеху в шею.

— Хватит подглядывать, дорогая, — она заливается издевательским смехом.

В кармане сжимаю положительный тест на беременность. Он обжигает ладонь. Этот день должен был стать особенным, он таким и стал. Я увидела настоящее лицо своего мужа.

Глава 2

— Сереженька, иди на кухню, — говорю не своим голосом.

Сын не задает лишних вопросов. Только бросает на отца полный злости взгляд.

— Анжела, подруга… у тебя нет никого ближе меня, — шепчу, цепляясь руками за дверной косяк. — Так ты мне говорила на прошлой неделе…

Я делилась с предательницей своими переживаниями, советовалась с ней. Я очень тяжело схожусь с людьми, мало кому доверяю, а у нее как-то получилось змеей проползти мне в душу.

— Не завидуй! Спасибо скажи! После меня у тебя мужик довольный и щедрый, — заявляет с довольной ухмылкой.

Встает с постели моего сына, одергивает на себе юбку. Глеб тоже поднимается, поправляет штаны. Хорошо хоть они не обнаженные были… и сын всего не увидел… Впрочем, он у меня умный мальчик и все понял… Пусть и не с первых секунд.

А вот я не могу понять. Хочется себя ущипнуть. Проснуться.

До сих пор не верю, что Глеб мог сделать подобное! Не могу двигаться. Если перестану держаться за дверной косяк, тут же рухну.

— Ух, какой довольный, — хлопает Анжелу по пятой точке.

Они даже сейчас ведут себя естественно, как не в чем ни бывало.

— Глеб! Ты даже не попытаешься мне ничего объяснить?

Обычно ведь мужья, застигнутые врасплох, стараются выгородить себя, придумывают нелепые отмазки… Зачем мне слушать его бред? Хочется хотя бы понимать, что я не совсем ему безразлична! Что он дорожит семьей, переживает!

Я снова чувствую себя тряпкой…

Давняя боль возвращается с новой силой. Снова предательство. Я ведь верила, что смогла начать жизнь заново. Стать счастливой, похоронить прошлое.

— Зачем? Ты все видела. А почему ты не шевелишься? Не накрываешь на стол? Мне непонятно, — бросает на меня гневный взгляд. — Еще и прервала в самый ответственный момент.

— Что? — от его наглости дар речи пропадает.

— Знаешь, как после этих всех занятий безумно есть хочется, — подгавкивает ему Анжелка.

— А как тебе есть захочется, если я отцу все расскажу?! — на смену растерянности приходит злость.

Безумно хочется им причинить боль. Дикую, адскую, чтобы на своих предательских шкурах ощутили все.

— Ты? Не смеши меня, — задирает голову вверх и хохочет. — Ты же не хочешь, чтобы у папаши твоего сердечко прихватило. А оно у него шалит.

У отца действительно слабое сердце. Но заслуживает ли он жить с предательницей? Но она права, решиться рассказать ему все, я сразу не смогу.

— У вас двое сыновей. Отличная семья. Зачем ты полезла в нашу? — спрашиваю, чувствуя, как внутри сгораю заживо.

Не знаю почему, мне так важно понять их мотивы.

— И вечно воняющий рыбок престарелый муж, — морщит нос.

Отец работает на рыбном заводе начальником смены. Трудится и сверхурочно, чтобы у нее с сыновьями все было. Покупает постоянно ей обновки, дарит подарки, каждую неделю цветы.

— Ты сама рыбой торговала, жила с алкоголиком, который тебя избивал. Отец тебя из такого болота вытащил! Вот твоя благодарность!

— Выискалась мне тут проповедница, — демонстративно отворачивается и обнимает моего мужа.

— Как ты мог в кровати сына?! В нашей квартире?! И сейчас продолжаешь! — делаю несколько судорожных вздохов, а ощущение, что яд в легкие поступает.

Боль идет по нарастающей, бьет сильнее, жестче. Перед глазами наша жизнь с Глебом… Неужели все двенадцать лет он меня обманывал? Была ли искренность?

— Вот тут признаю косяк. В комнате Сереги не надо было. Но мы зашли подарок положить, — кивает на новенький ноутбук на столе. — И приперло, накрыло… В общем, уплыли от страсти. Анжелка-то деваха сочная.

Он даже сейчас говорит иначе, развязно, нагло. А обычно ласковый, вежливый. Такое ощущение, что мужа мне подменили.

— Я не узнаю тебя… — губы едва шевелятся.

— Расслабься, Машка. Даже лучше, что ты правду знаешь. Теперь по углам прятаться нам с Анжелкой не придется, — заявляет самодовольно.

— А ты… — в мозгу не укладывается то, что я сейчас слышу, — Считаешь… что я спокойно буду на все это смотреть и дальше с тобой жить?

— Уверен. Чем тебе плохо? Я что обижал тебя? Бабла не давал?

— Глебушка, не оправдывайся перед ней! — фыркает Анжела. — Пусть спасибо скажет, что пригрел. Кем ты была? Манька-тряпка! Об тебя только ленивый ноги не вытирал…

Ее слова огнем прожигают кожу, в душу пролезают, выворачивают наизнанку.

А ведь я ей ничего подобного не рассказывала! Я ни с кем не говорю про прошлое. Оно оставило слишком много шрамов.

— Ты… ты ей рассказал! — издаю судорожный вопль.

— А чего скрывать? Пойми это же не просто кличка, это твоя суть. Ты такой родилась. А мне огонь нужен, искрометная женщина. Так что, скажи спасибо за мое благородство, что пригрел, оберегаю, ни в чем не ограничиваю, — смотрит на меня так, будто он реально супергерой, спасающий жизни. — Жалел, правду скрывал. Но пора тебе прозреть и узнать свое место.

— Так зачем ты со мной жил, Глеб? Почему не нашел искрометную женщину? Зачем столько лет притворялся?

Глава 3

— Благотворительность, Машка. Жалость. Привычка. Мое хорошее к тебе отношение. Я же заботился о тебе, о твоей семейке эти годы. В ответ хотел уюта и спокойствия в доме. Угомонись и иди на кухню, — муж всем своим видом показывает, как устал от разборок.

— Не ценишь ты, что Глебушка для тебя делает, — притворно вздыхает Анжела.

— Не ценит, лап, — качает головой изменщик. — Ее семейка только за мой счет и живет. Твоя многоуважаемая и плодовитая мамочка девятого носит. За чей счет? Ее очередной хахаль обеспечит? — издает смешок. — Нет, на меня все надежды. И заметь, я не отказываюсь.

— И потому я должна терпеть твои выходки?

— Терпеть — слишком пафосно. Ты как сыр в масле катаешься. И права у тебя нет меня упрекать. В отличие от своей мамочки ты за столько лет не смогла мне ребенка родить. А как я просил! — на лице вселенская обида.

— Как же ты все перекручиваешь! Еще и меня виноватой делаешь! Ты со мной ходил к врачам! И все прекрасно знаешь!

Второго ребенка мы хотели давно. И у меня и мужа проблем на первый взгляд со здоровьем не было. Но все никак не получалось. Я посетила множество клиник, и никто никаких патологий не нашел ни у меня, ни у мужа.

И вот чудо случилось… в такой момент.

— Ты не хотела подсознательно. Вот и не получалось. А вот Анжелочка… — он осекается и оборачивается.

Мачеха бледнеет.

— Ладно, хватит языки чесать, — торопливо машет рукой.

— Анжела! Младший твой сын от Глеба? — именно эта мысль, как молния вонзается в сознание.

Братья совсем не похожи. Еще удивлялась, как они такие разные уродились. И по характеру, и по внешности. Конечно, так бывает, но…

— Не говори ерунды! — фыркает мачеха.

— А если и мой, то что? — с вызовом спрашивает Глеб. — Мне жаль, что за столько лет ты меня так и не поняла.

— Замолчи! — выкрикиваю злобно.

— Ты ее разбаловал просто. Тряпка возомнила себя невесть кем, — с ядовитой ухмылкой шипит Анжелка.

Разворачиваюсь и иду на кухню. Разговоры бессмысленны. Надо собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Ильдару сейчас семь. Значит, с Анжелой они почти восемь лет… Или больше. Что еще скрывает мой муж? Человек, которого я оказывается, совсем не знала.

Еще и это прозвище мне вспомнил. Манька-тряпка… закусываю губу до боли. Так меня прозвали еще в школе, за то, что убиралась в домах и за это получала деньги. После учебы все шли гулять, веселиться, а я с тряпками по домам. Маме надо было помогать. У нас большая семья, надо было за что-то жить. Алименты платил только мой папа, а мама не могла пойти на работу, потому как смотрела за детьми. Даже овощи с огорода на рынок продавать, и то ездила я. Сестра наотрез отказывалась составить мне компанию. Ей было стыдно.

Я мечтала стать врачом и помогать людям. Правдами и неправдами я добилась своей цели — поступила в медицинский. Искренне надеясь, что обидная кличка останется в прошлом. Зря надеялась… в институте люди оказались еще злее. Однокурсник, на родителей которого я работала, сделал фотографии меня с тряпкой в руках, и разнес это все по институту. Дальше начался ад…

Только хватит! Я не позволю им сделать то же самое сейчас! Спустя столько лет!

— Мамочка, — Сережа побегает и обнимает меня. — Все будет хорошо.

— Будет, милый, — глотаю подступившие слезы и глажу сына по голове.

Сережа поднимает на меня темно-карие глаза с золотыми прожилками… К горлу подступает ком. Как же я люблю своего мальчика. Он не должен проходить через этот кошмар. Никогда им этого не прощу.

— Мы справимся, — и улыбается мне. — Я буду рядом.

— Спасибо, я бы без тебя не справилась! — целую сына. — А сейчас иди к себе в комнату, я разогрею ужин.

— Ты будешь им готовить? — удивленно спрашивает.

— Это будет особенная еда, — подмигиваю.

— Я останусь с тобой, — говорит твердо.

Как же он у меня вырос. Такой день… и во что он превратился. Стараюсь взять эмоции под контроль. Открываю холодильник. Достаю заранее приготовленные блюда, включаю плиту. Лезу в шкафчик, где у нас находится аптечка. Несколько секунд роюсь во всевозможных препаратах. Есть! Так и знала! Сжимаю в руке пузырек слабительного. Оно у нас от свекра осталось, который постоянно с желудком мучается.

На особенный ужин у меня уходит двадцать минут. Любовнички на кухне не появляются, ведут себя тихо.

Сереже накладываю еду отдельно. Предупреждаю, чтобы ничего кроме еды в своей тарелке не ел. Он понимающе кивает и ободряюще мне улыбается.

— Прошу к столу, — выхожу в коридор и зову их.

— Вот это уже лучше! — довольно кряхтит муж.

— Одумалась! — выплывает за ним из комнаты Анжелка. — А готовишь ты Машка действительно обалденно.

Они усаживаются за стол. Муж произносит речь, поздравляет сына с праздником. Какой фарс, какое лицемерие. Сдерживаюсь, чтобы не сказать что-то язвительнее при сыне.

— Ты уже поздравил, пап, — тихо отвечает Сережа, опускает взгляд в тарелку и ковыряется в еде вилкой.

— Прости за маленькое недоразумение. Мы уже все уладили, — корчит виноватую рожу.

— Приятного аппетита, — отвечает сын.

Предатели набрасываются на еду, будто неделю голодали. Сметают все со стола. От отвращения меня мутит. Они ведут себя так, будто реально ничего не произошло. Пытаются меня вовлечь в свои разговоры. Молчу. Сдерживаюсь. И пытаюсь понять, почему все и всегда меня предают. Ведь Глеб не первый…

— Ой…

— Ой…

Вскрикнуть у них получается удивительно синхронно. Так же дружно они вскакивают из-за стола и бегут к туалету.

— Я первый!

— Нет, я!

— Нееет! Потерпишь, Анжелка!

— Не смогу! Ааа пусти, Глеб!

— Не пущу!

Глава 4

Мы с сыном наблюдаем за битвой около туалета. Сережа улыбается, а мне как бальзам на душу, что в такой момент не вижу вселенской грусти в родных глазах.

Глеб первый прорывается к заветному белому другу. Очень грубо отталкивает Анжелу.

— Скотина! Пусти! Ты не понимаешь! Мне плохо, — скулит.

В последний момент ей удается схватиться за дверь, дернуть на себя и пробраться внутрь.

Далее следуют нелицеприятные звуки. Оханья мужа. К ним присоединяется и скулеж предательницы.

— В ванную. Фу! Анжела! Где твой стыд! — орет Глеб.

У нас совмещенный санузел. И могу представить, какая там сейчас разворачивается картина.

— Не до стыда, когда тут такое! — огрызается.

— А вонь… Анжела!

— Думаешь, ты меньше воняешь! — не остается в долгу изменщица.

— Тебя никто сюда не звал!

Снова жуткие звуки.

— Со своей ненормальной разберись! Это все она! Нечего на мне злость срывать! — орет и тут же стонет. — У меня сейчас живот разорвется! Ааа…

— Они заслужили, — важно изрекает Сережа.

— Прости, что ты стал свидетелем этого, — вздыхаю.

— Мама, ты ни в чем не виновата. Откуда тебе было знать.

— Собирайся. Нам тут делать больше нечего. Возьми самое необходимое, а остальными вещами приедем, когда папы дома не будет.

Сын ободряюще сжимает мою руку. Встает из-за стола и бежит к себе в комнату. Я иду к нам в спальню.

Интересно, в нашей спальне они тоже кувыркались? Ответ очевиден. Закусываю губу. Все равно больно… И непонятно… За что? Почему?

Ведь мог нормально разойтись. Но он все эти годы уверял меня в своей любви. Рассказывал, как ему со мной хорошо. И я верила. Думала, Глеб — это моя опора.

А теперь работы нет. Денег своих тоже. Я от него полностью зависела.

Учебу пришлось бросить. Сначала взяла академку по причине беременности и не только… А потом Глеб меня так упрашивал забрать документы, уверял, что мечтает о тихом семейном гнездышке, что ребенку нужна мать. Я послушала его. Тем более, муж всегда был внимателен, делал многое, чтобы я забыла прошлое.

На работу он меня тоже все эти годы не пускал. Хоть я много раз его просила, несколько раз даже находила неплохие варианты. Все же хотелось чем-то заниматься, помимо дома. Но муж был непреклонен.

Беру сумку, бросаю туда вещи. Взгляд падает на картину. За ней сейф, где у мужа лежат деньги. На карты он мне много никогда не скидывает. Только чтобы хватало на все необходимое, или если прошу определенную сумму на что-то. К деньгам в сейфе я никогда не притрагиваюсь. Глеб как-то сказал мне пароль, чтобы показать насколько доверяет. И я всячески оправдывала его доверие.

Но… мне надо за что-то жить первое время, пока найду работу, обустроюсь.

Тем более, это же не его последние деньги. Времени на раздумья не так много, ругань в туалете может прекратиться в любой момент.

Открываю сейф, там практически пусто, нет бумаг, ничего ценного, пачка банкнот лежит с краю. Не так много. Но мне на первое время хватит.

Значит, не очень-то и доверял, если дома оставил такую маленькую сумму. У Глеба своя частная клиника, и заработки у мужа очень хорошие. Тем не менее, живем мы очень скромно, в трехкомнатной квартире, подаренной ему еще его родителями.

Муж говорит, что все деньги уходят на развитие бизнеса. А мне много и не надо было. Главное, чтобы в доме был уют и гармония. Нам на все хватало, так чего мне было жаловаться?

Собрав еще кое-какие вещи, выхожу из комнаты, иду к Сереже. Помогаю ему упаковать все. Мы делаем все быстро, без лишних разговоров, действуем синхронно.

К счастью, муж и его мадам, так и не вылезают из туалета. Нам удается улизнуть, без лишних препирательств.

Вызываю такси. За город очень дорого. Но в такое время иначе не добраться. Первые дни побуду у мамы, а дальше определюсь.

Подруг кроме Анжелы у меня нет. Глеб говорил, что они все завистницы и только будут портить наше счастье. После школы и института, когда казалось бы подруги, мешали меня с грязью и смеялись надо мной, я ему охотно верила.

— Я тебе и подруга, и друг, и любящий муж, — всегда говорил Глеб.

Я с ним соглашалась. Верила безоговорочно. Ведь если бы не он, не знаю, как бы выжила тогда. Одним этим своим поступком он заслужил мое доверие.

Такси приезжает быстро. Всю дорогу сидим в обнимку с Сережей. Хочется разрыдаться, но сдерживаю слезы. Вроде бы действую, что-то делаю, а боль только усиливается, вместе с осознанием реальности.

Но почему-то больше болит прошлое, чем настоящее. Словно Глеб своим поступком воскресил то, после чего, я думала, что не выживу. То, что не в состоянии вылечить время. Я научилась жить, дышать, но каждую ночь вижу один и тот же сон… Свою сказку, которая на деле оказалась кошмаром. Предательство, после которого я так и не смогла полностью оправиться. Никогда не смогу.

А сейчас все объединилось в один ядовитый комок, он душит, давит, мешает дышать. А сердце… от него уже ничего не осталось. Только из-за любви к сыну, из-за новой жизни во мне оно продолжает биться.

— Тебе чего? — такими словами встречает меня Максим у калитки.

— Я пройду, — говорю твердо. Еще не хватало мне оправдываться перед ним.

— Тю… — издает непонятное.

Мама встречает меня в дверях.

— Машунь, что случилось?

— Сереж иди в дом, — говорю сыну. Когда он скрывается в дверях, выдаю, — Застала Глеба и Анжелу в кровати сына. Догадайся, чем они занимались?

— Глеб и эта вертихвостка? Неее, — морщит нос. — Ты что-то не так поняла, — машет рукой, словно отмахивается. — А ты лекарства мне привезла?

— Мам, когда я могла успеть?! У меня такое дома! — едва держу себя в руках.

— Ничего, завтра поедешь и купишь. У нас тут Люда приехала, — сообщает, косясь в сторону дома.

Люда — моя сестра по отцу. Она давно уехала из дома и с мамой они не в лучших отношениях.

— Что-то случилось?

— Помощь ей твоя нужна. Потому не вовремя ты затеяла ссору с Глебом. Лучше помириться.

Глава 5

— Это не ссора, мама! Ты вообще меня слышала?! — устало опускаюсь на лавочку у входа. Ноги совсем не держат.

— Я тебе давно говорила, ни к чему хорошему твоя дружба с Анжелкой не доведет, — гладит меня по голове. — Девица без роду и племени, хваткая, хитрющая, твоего отца умело к рукам прибрала, хочет и на Глебушку замахнуться! Только ты ей спуску не давай! Фиг, мы такого мужика отдадим! Я с тобой доченька, мы справимся!

— Он мне даром не нужен! Он с ней восемь лет или больше! Возможно, папин младший сын от Глеба! Ты хоть понимаешь, с кем я жила! Видеть его не могу! — больше нет сил. Из глаз льются слезы. Задыхаюсь в рыданиях.

— Ты не горячись. Это все домыслы. Что, такому как Глеб, делать рядом с вертихвосткой столько лет? Накрутила себя. Поговорить вам надо нормально.

— Ты не слышала, как они издевались! Что мне говорили! — продолжаю заливаться обжигающими слезами.

— На эмоциях, Маш. Прекращай мокроту разводить. Поверь моему жизненному опыту, такие как Глеб, на дороге не валяются. За него бороться надо, а не так просто отдавать! — берет меня за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.

— Ты папе пока не говори. Я не знаю, как ему сообщить, — закусываю губу.

Очень переживаю за отца. Сердце у него очень слабое, а он еще так тяжело работает. Если из-за этих новостей с ним что-то случится, не переживу.

— Я дура, по-твоему? — мама хмурится. — Если расскажу, на всю деревню скандал будет. Анжелке тогда руки развяжу. Эн, нет. Нам Глеб самим нужен! — довольно улыбается. — А папаша твой, раз выбрал себе ношу, так пусть и дальше тянет свою гулящую бабень.

— Не нужен, Глеб! Я его не прощу. Никогда к нему не вернусь, — перестаю плакать и говорю твердым голосом. — Уясни это, мама!

— Ты про нас подумала? Знаешь, сколько всего твоим братьям и сестрам надо! В школу, в детский садик. А мой ребеночек! — с любовью гладит свой живот. Мы с Максимкой его так ждем.

— Так пусть Максимка, — едва не выплевываю это имя, — Сам и заботится о своем будущем ребенке!

— Я спишу все на твои нервы и твое состояние, — качает головой мама. — Ты прекрасно знаешь, что у нас тут в округе особо работы нет. Максимка бы рад, и он обязательно найдет работу. Но нужно время.

— Работа есть даже на том же рыбзаводе. Было бы желание, мам.

— Ага, ты знаешь, там рабский труд! Я запретила Максимке гробить себя.

— Папа же работает!

— Ой, нашла с кого пример брать, — машет рукой. — Жаль, ты во многом в него пошла. Но ничего, успокоишься и поймешь, что мать плохого не посоветует. И хватит быть эгоисткой!

— Эгоисткой? Это когда я после школы вместо игр полы мыла? Чтобы тебе помочь. Забыла? — я никогда ранее так с матерью не говорила. Но тут не могу сдержаться. Слишком нервы расшатаны после всего случившегося.

— Труд еще никому не повредил. Меньше времени на глупости было. А вот сейчас не работаешь, расслабилась, дурь в голову и ударила.

И ни слова благодарности, будто все так и должно быть. Сильно зажмуриваюсь, чтобы прогнать слезы. При матери плакать больше не хочу.

— Я в шоке с тебя, мам…

— Ты лучше вспомни, из какого болота тебя Глебуша вытянул. Я говорила, нечего тебе в медицинском делать. Сразу работать иди. Столько лет впустую тратить! Но нет, ты рогом уперлась! Поступила. К чему это привело! Ты молиться на такого мужа должна, который не отвернулся, все понял, принял, еще и как принцесса все эти годы жила! Или память короткая а, Маш! — щелкает меня по носу.

Ответить не успеваю. Внутри все кипит от возмущения. Во двор выходит Люда.

— Привет, сестренка, — здоровается, вымученно улыбается.

— Привет, Людочка, — обнимаю ее.

Сестра устало садится рядом со мной на лавку.

— Ты как? — спрашиваю, замечая, что с сестрой явно что-то происходит. Она жутко похудела, черные круги под глазами, их видно даже при слабом освещении.

У нас хорошие отношения, но мы не сильно близки, слишком мы с ней разные. Люда всегда была своенравной и во всем перечила матери, я же старалась сгладить конфликт, все делала, лишь бы дома не разгорелся очередной скандал.

Когда сестре исполнилось шестнадцать, она, не окончив школу, уехала в другой город. Выбрала место обитания подальше от родных краев. Работала в кондитерской, потом в кафе, сейчас занимает должность администратора в ночном клубе.

Сестра очень скрытная, живем мы далеко друг от друга, и информация о ее жизни у меня минимальная. Хоть мы каждую неделю созваниваемся. Но Люда всегда ограничивается общими фразами.

— Помирать собралась. И тут про семью вспомнила. А когда здорова была, то мы ей не нужны были, — недовольно ворчит мама.

— Мам! Прекрати! — одергиваю родительницу. — Люд, — поворачиваюсь к сестре, — Выкладывай! Что случилось?

— Отсчет пошел, — обреченно говорит, смотрит в одну точку. — Если сейчас операцию не сделать… потом… потом…уже не будет.

— Людочка! — теряю дар речи… новость просто вышибает почву из-под ног.

— Машуль, мне так страшно, — обнимает меня и рыдает на моем плече. Чувствую, как дрожит ее худенькое тельце.

Глава 6

— Не стыдно? — мать смотрит на меня уничижительным взглядом. — Вот где реальная беда, а не то, что ты там лопочешь.

— Я документы привезла, — всхлипывает сестра. — Они… они так много денег хотят. Все что заработала, отложила, все отдала… И все равно мало!

— Мы что-то обязательно придумаем! — глажу ее по плечу.

— Семья на то и семья, чтобы выручать. Делай выводы, Людка! И больше от нас нос не вороти! — укоризненно шипит мама.

— Машуль, прошу, попроси у Глеба! — понимает на меня заплаканный взгляд. — Я отдам! Только бы выкарабкаться! А потом на две, три работы устроюсь! Я заработаю!

Ее отчаяние передается мне. Молодая девушка, такие испытания на ее голову свалились.

— Без Глеба справимся, — глотаю горький комок.

Пытаюсь лихорадочно придумать, где взять деньги.

— Как? Ты уже придумала? — фыркает мать. — Поделись гениальным планом! Или пусть сестра прощается с жизнью, а ты будешь лелеять свои дурацкие обиды?

— Придумаю! — встаю со скамьи, беру Люду под руку и иду в дом.

Дальше разговаривать с матерью не имеет смысла. Она все равно не изменит своего мнения. Мне ее не переубедить. Так зачем трепать себе нервы?

Заглядываю к Сереже, он увлеченно играет с Иваном.

— Мамочка, я тебе нужен? Все хорошо? — спрашивает обеспокоенно и внимательно разглядывает мое лицо.

— Да… играй! Не переживай, — стараюсь говорить непринужденно.

Люда всхлипывает и держится за мою руку. Веду ее в комнату. Делаю чай. Пытаюсь, как-то успокоить. Только какие тут слова утешения найдешь?

— Ты папе говорила? — спрашиваю.

— У него же сердце. Еще не говорила, я была уверена, что Глеб поможет, — опускает взгляд.

— Мы с ним расстаемся.

— Почему? — в голосе тревога. — Я думала, вы счастливы.

— Он был так счастлив, что путался с Анжелой минимум лет восемь. Это я о ней только знаю. А сколько подобных дамочек прошло через его постель? Ай, прости, что вываливаю на тебя. Не до моих проблем тебе сейчас.

— Мне так жаль, — вижу, как в ее глазах тает надежда. На куски мне душу ее взгляд разрывает. Я люблю сестру, на многое для нее готова.

Но приползти к Глебу, унижаться, просить денег, смотреть в лицо предателя — это за гранью. Не могу перетупить через себя.

Около двух часов провожу с сестрой. Укладываю сына спать и сама располагаюсь на диване в гостиной.

На удивление, сон приходит быстро. Тяжелое забытье окутывает меня туманом.

Просыпаюсь от тяжелого дыхания, в нос ударяет знакомый запах.

Не сразу удается осознать происходящее спросонья.

— Маша, Маша, что ты устроила! — голос Глеба затягивается на горле подобно удавке.

— Убирайся! — открываю глаза.

Так и есть, он стоит около дивана, навис надо мной как коршун.

— Только вместе с тобой, дорогая женушка, — подхватывает меня под мышки, одним резким движением усаживает.

— Мы разводимся, Глеб, — отползаю от него дальше.

— Образумь ее, Глебушка. Сильно что-то Машу по голове шибануло, — в гостиную вплывает мама. — Видишь, муж не стал ждать утра. Сразу примчал, как я ему позвонила! — поднимает вверх указательный палец.

— Вера Аркадьевна, это у нее гормоны. Не обращайте внимания. Вам тоже нервничать нельзя, — поет соловьем мой муженек.

— Какие такие гормоны? — мама хмурит брови.

— Беременна наша Маша, — Глеб извлекает из кармана тест.

— Откуда он у тебя, — спрашиваю вмиг охрипшим голосом.

— Так на полу в нашей спальне валялся.

Видимо, когда я переодевалась, он выпал из кармана, а я и не заметила. Как можно было допустить такую оплошность?! Мысленно отвешиваю себе несколько оплеух. И что теперь делать?

— Ох, счастье-то какое. Долгожданного внучка мне подарите! — всплескивает руками мама. — Это же детки практически в одно время родятся. Как замечательно!

— Это ничего не меняет, мы разводимся! — страх опутывает вязкой паутиной.

Глеб сейчас напоминает мне кровожадного паука, который уже начал загонять меня в свои сети.

— Ты слышишь, что ты несешь! — мама аж ногой топает. — Пузатая, без работы, куда ты денешься? Такого мужа ни за что, ни про что обижаешь.

— Оу, Вера Аркадьевна, наша Машуля еще меня и ограбила. Все деньги из сейфа умыкнула, — с улыбкой палача изрекает Глеб.

— Паршивка! Не так я тебя воспитывала! Какой же позор! — хватается за голову мама.

— Оставьте меня в покое! — не срываюсь на крик, только потому, что в доме дети.

— Мы сейчас едем домой, там спокойно все обсудим, — говорит Глеб.

— Нет!

Вместо ответа он хватает меня, перекидывает через плечо как мешок.

— Вера Аркадьевна, за Сережей присмотрите? Сами понимаете, нам с женой одним надо побыть.

— Конечно, Глебушка, не переживай. Вправь ей мозги, — щебечет мама.

Я пытаюсь вырываться, бью мужа по спине, даже умудрилась его укусить. Только все без толку. Я как муравей против паука. Глеб несет меня через весь дом к машине.

Во дворе резкая боль пронзает низ живота. Из горла вырывается надсадный вопль.

— Машка, у тебя кровь, — озадаченный голос моего мучителя.

— Надо в больницу! Надо спасти ребенка! — боль усиливается, паника нарастает.

Глава 7

Веки будто свинцом налились. С огромным трудом разлепляю их. Странное состояние, не чувствую своего тела, в голове туман.

Зрение не сразу фокусируется на лице, склоненном надо мной. Седовласый мужчина в белом халате, смотрит на меня, сдвинув на переносице кустистые брови.

— Ребенок… мой… малыш… — шепчу заплетающимся языком.

— Отдыхайте, Галина. Для вас сейчас самое главное — это отдых, — говорит мужчина.

— А ребенок? — смотрю на него с надеждой.

Тогда на руках у Глеба я потеряла сознание. Я чувствую беду, слишком хорошо улавливаю ее запах, но не хватает мужества себе в этом признаться.

— Мне жаль, Галина, — разводит руками мужчина.

— Нет! — вопль отчаяния срывается с губ.

И только потом до сознания доходит… это все ошибка! Он называет меня Галиной! Это не со мной. Этот кошмар ко мне не имеет никакого отношения.

— Вы ошиблись! Я не Галина. Мой ребенок жив, — слова на языке отдают горечью. Я вру сама себе, цепляюсь за иллюзию.

Я так обрадовалась известию о беременности, так хотела малыша, мечтала о нем. И даже не важно, что его отец предатель. В первую очередь это мой ребеночек! Он со мной!

В ответ на мои мысленные крики, низ живота отдает болезненной пустотой.

Далее в палату входит медсестра. Укол. Снова забытье.

Следующий раз прихожу в себя с четким осознанием потери. Во мне что-то умерло, часть души. Глеб уничтожил не только наш брак, но и дитя. Внутри все горит, сгорает моя вера, надежда. Все то, чем жила…

— С пробуждением, — приторно сладкий голос мужа доносится сбоку.

Вздрагиваю всем телом, хочется исчезнуть, спрятаться, раствориться.

— Убирайся!

— Видишь, что ты наделала, — подходит ближе, укоризненно качает головой. — Ты нашего ребеночка загубила. И к чему эти истерики? Ты ведь знала, что в положении. От меня скрыла, себя довела, Маша, Маша, — поджимает губы.

— У тебя еще язык поворачивается, — хочется вцепиться в его рожу ногтями и разодрать до мяса. — Из-за тебя я потеряла ребенка!

— Угомонись. Уже сыт по горло твоими спектаклями, — морщит нос. — Я поместил тебя в клинику под вымышленным именем. Я человек известный, мне не надо, чтобы в сеть просочилась информация, что моя жена… сгубила ребенка. Не вздумай, признаваться кто ты!

— Так переживаешь за свою репутацию! — смотрю на него с презрением.

— Машуль, — наклоняется к моему лицу, берет меня за подбородок, сильно сдавливает. — Попробуешь что-то выкинуть — сильно пожалеешь. Не забывай, семья у тебя большая… мало ли что может случиться, — ухмыляется.

Быстро целует меня в губы. Тут же плюю ему в лицо. Глеб начинает приглушенно хохотать.

— Я предупредил, женушка. Выздоравливай, — и покидает палату.

Бессилие наваливается тяжким грузом. Ненавижу! Как же я его ненавижу! Хочу, чтобы за все заплатил!

Ребенок… он жил во мне, маленький крохотный беззащитный… Он стал жертвой жестокости и предательств, еще даже не появившись на свет.

Слезы катятся по щекам. Боль скручивает тело. Хочется орать в голос, выть как побитая собака. Заходит врач с медсестрой. Даже не помню, что они мне говорят. Потом снова темнота.

На следующий день приезжает мать привозит Сережу. Она всхлипывает и причитает.

— Как же можно быть такой неосмотрительной. Эх, доча…

Молчу. Не хочу ни о чем и ни с кем говорить кроме сына. Мой мальчик гладит мою руку.

— Мамочка, я с тобой! Всегда. Помни это! — говорит с запалом.

— Ты как? Тебя никто не обижает?

— Мам, не волнуйся. Со мной все хорошо. Думай, о своем здоровье, — голос серьезный.

Слезы наворачиваются на глаза. У Сережи мог быть братик… мог…

Сложно пережить. Не могу смириться. Кажется, что боль становится только сильнее. Она никогда не уйдет. Сложно даже говорить с кем-то. Хочется закутаться в свое горе и оплакать малыша.

А когда медсестра с милой улыбочкой выдает:

— Вы еще молодая. Еще будут дети. Выкидыши случаются. Там срок маленький, не переживайте вы так.

— Уйдите! Исчезнете с глаз моих. Замолчите!

Всю ночь не смыкаю глаз. Плачу не переставая. Подушка насквозь мокрая, а слезы все льются непрерывным потоком. Хочется выплакать свое горе, чтобы хоть немного стало легче.

Утром мир видится размытым пятном. Выхожу из палаты. Хочу немного пройтись, стены начинают душить.

Около окна стоит незнакомый мне врач и общается с мужчиной. Сердце замирает. Перестает биться. Я еще не понимаю. Не осознаю. А сердце уже узнало, уже заходится в агонии.

Мужчина оборачивается. Золото карих глаз, мгновенно окунает меня в адский котел. Словно и не было стольких лет. Он реальный. Стоит так близко. Не может быть.

Лихорадочно вглядываюсь в его черты лица. Не могу отвести взгляд. Прошлое, которое я так тщательно закапывала все эти годы, оживает. Оно никуда не делось, всегда было… ничего не забыто…

Он смотрит на меня, ошарашено, с долей непонимания, неверия.

Есть только каре-золотые глаза, пронизывающий взгляд, мир замер. Не могу пошевелиться, я падаю с ним в пропасть прошлого. Переживаю все снова.

Он делает шаг ко мне. Протягивает руку. Тихий шепот одними губами:

— Манюня…

Так называл меня только он… Николай…

Когда-то он был смыслом моей жизни.

— Вы ошиблись, — резко отвечаю. Нахожу в себе силы захлопнуть дверь палаты.

Если бы так же можно было выкинуть предателя из своих мыслей.

Глава 8

Почему именно сейчас? За что? Когда душа и так вывернута наизнанку, появляется он и одним взглядом вскрывает старые раны. Мы столько лет жили в одном городе, и никогда не пересекались. Но судьба решила бить меня по всем фронтам сразу.

Падаю на постель лицом в подушку. А так хочется выбежать снова в коридор, подойти к нему и просто вдохнуть запах. Сделать глубокий глоток пропитанного им воздуха. На одну жалкую секунду ощутить облегчение.

Думала, я избавилась от этой губительной потребности. Смогла научиться жить. А один взгляд и все мои барьеры рушатся.

Боль прошлого становится еще сильнее. Его предательство, я так до конца и не смогла оправиться. Теперь еще Глеб. Они все… все до одного продолжают вытирать об меня ноги.

Почему я так остро чувствую его присутствие? О чем я? Всегда так было, я ощущала его всегда. Улавливала энергетику. Слишком остро, дико запредельно, всегда на грани реальности, и дикого беспамятства от оглушающих чувств.

Коля в больнице. Знаю это. И никому неизвестно скольких мне сил стоит оставаться на месте и не побежать на его поиски.

Почему он тут? К кому пришел? К своей жене? Возлюбленной? Любовнице?

Мне ненужно знать ответы на эти вопросы.

Он оставил со мной то, ради чего я живу, ради чего смогла собрать себя по кусочкам. Большего мне жизнь не принесет.

— Что с вами? — в плату входит медсестра. Пугается моего вида. А я даже ничего не могу ей ответить.

Меня бросает то в жар, то в холод, тело сотрясается от болезненных конвульсий. Далее снова укол. Забытье. Но и оно не приносит облегчения. Там я вижу его… человека, которому я верила безоговорочно. Снова падаю в яму прошлого, во сне переживаю все заново, снова и снова. Адский нескончаемый круг.

Открываю глаза, и почему-то хочется назад в сон. Ведь там, мой мучитель, мой предатель…

Надо отвлечься. Прийти в себя. Выхожу в коридор. Уже ночь. Брожу по больнице. Пытаюсь в который раз собрать остатки себя.

Подхожу к окну, у которого он стоял. Повожу пальцами по подоконнику. Стыдно себе признаться, но я ищу остатки его запаха. Не нахожу, стискиваю зубы.

Может быть, он еще появится? Я так хочу увидеть его снова. Нет. Я не должна даже думать о подобном. Он для меня опасен, Коля — это яд.

Не о нем мне надо думать, а о своей жизни. Что дальше делать? Как сбежать от Глеба?

Очередной предатель моей жизни. А ведь ему я смогла поверить после всего. Злость бежит по крови, и я ей благодарна. Она хоть немного приводит в чувства.

Возвращаюсь в палату. Достаю телефон. Долго выискиваю нужные контакты. Наконец-то нахожу известную медиа персону, которая очень любит скандалы, знаменита своими расследованиями в сети.

Невзирая на поздний час, пишу ей.

«Доброго времени суток, Паулина. Пишет вам Жена Глеба Сикорского. У меня есть любопытная информация о его личной жизни, о его клинике, готова с вами поделиться».

Без раздумий отправляю.

Глеб так боится опорочить свою репутацию. Не просто так он положил меня в больницу под чужим именем. Выкидыш, далеко не все, чего он боится. Я прожила с ним очень много лет, конечно, в дела его не лезла. Но я не слепая и не глухая, многие его грязные манипуляции мне известны. Да, доказательств нет, но если возьмется толковый человек, и будет искать в нужном направлении, он все найдет.

«Доброго! Его персона давно мне интересна. Если не шутите, это не розыгрыш, то готова вас выслушать в любое время».

Ответ приходит спустя пятнадцать минут.

«Если вы сможете помочь мне обезопасить себя от мужа, то я выложу все, что мне о нем известно».

«Давайте все обсудим с глазу на глаз. Если информация стоящая, то я готова посодействовать».

Договариваюсь встретиться с женщиной в сквере больницы. Не хочу терять время. Надо уже сейчас сражаться за свою свободу. Иначе до выписки, Глеб снова что-то придумает. Он так просто от меня не отцепится. После потери ребенка слишком хорошо это понимаю.

Время до встречи с Паулиной, тянется как резина. Утром обход врачей. Потом звонок от мамы, снова ее жестокие слова.

— Ты себя не жалела, ребеночка не уберегла, и мне такой же участи хочешь! Угомонись, дочь!

— Всего хорошего, — отключаю вызов.

Слушать по десятому кругу, какая я плохая нет сил.

Решаю выйти в сквер немного раньше. Подожду Паулину на свежем воздухе.

Преодолеваю один пролет, и вижу… Не знаю, каким чудом удается устоять на ногах.

Коля стоит спиной ко мне, в конце коридора. Но я безошибочно его узнаю. Я его учую даже с закрытыми глазами. Он нежно обнимает черноволосою женщину за талию, что ей увлеченно рассказывает.

Сжимаю руки в кулаки, впиваюсь ногтями в ладони. Жадно пожираю глазами его спину.

Коля оборачивается, будто чувствует мой взгляд.

Резко разворачиваюсь и бегу по ступеням вниз. Опасно смотреть ему в глаза. Каре-золотые омуты снова лишат воли и затянут в манящую и ядовитую бездну.

На улице делаю несколько судорожных глотков воздуха. Болезненные иглы вонзаются в сознание… он так нежен с той женщиной… Он счастлив, у него все прекрасно…

Иду вглубь сквера. Нельзя чтобы он меня увидел. Встреча с ним слишком опасна для меня.

Пытаюсь сосредоточиться на предстоящем разговоре с Паулиной… а так тянет вернуться и все же посмотреть в смертоносную каре-золотую бездну.

Глава 9

Иду по скверу. Делаю глубокие вдохи, с шумом выдыхаю воздух. С каждый вздохом все больше меня заполняет горечь.

Тем не менее, Паулину замечаю сразу. Очень высокая худая женщина, с короткой стрижкой, блондинка, немного раскосые глаза, приподнятый верх нос, большие губы и пытливый взгляд.

— Добрый день, — иду ей навстречу. — Это я вам писала.

— Добрый. Я поняла, — ее глаза блестят, предвкушая материал. — Пройдемте, — показывает на лавочку в конце сквера.

Мы идем молча. Я пытаюсь собраться с мыслями и выстроить правильный диалог.

— Почему вы лежите не в его клинике? — Паулина задает вопрос, как только мы присаживаемся. — Насколько мне известно, его учреждение имеет куда большей рейтинг, чем это.

— Я тут под другим именем и фамилией. Все очень сложно, — сцепляю руки в замок, во рту пересыхает.

— Ммм… любопытно. Вы хотите сдать своего мужа. Что же послужило триггером?

— Сюрприз! — как черт из пекла, появляется Глеб.

Как он подошел, что мы его даже не заметили?

— Как… ты… — его появление обескураживает. Язык едва шевелится.

— Знаю, ты не ожидала меня увидеть. Я так соскучился, что бросил все дела, чтобы увидеть свою принцессу. — Поворачивается к Паулине. — Глеб, — галантно целует ей руку. — Рад, что моя супруга нашла себе собеседницу.

— Паулина, — на лице женщины никаких эмоций. Она беспристрастно изучает мужа своими пытливыми, раскосыми глазами. — Мы тут обсуждали, почему вы поместили жену под другой фамилией.

— В целях безопасности, — не моргнув и бровью, отвечает. — Я переживаю за ее состояние. В моей клинике не все гладко, — разводит руки в стороны. — Есть много завистников, недобросовестных коллег. Сейчас я провожу чистку. А безопасность и спокойствие супруги превыше всего.

— Зачем ты врешь? — выпаливаю. Я не намерена играть в его игры.

— Я просто не говорил тебе о проблемах, дорогая, — ласково улыбается, а глаза излучают обжигающий холод. Достает из кармана мобильный. — Хотел тебе показать. Я позаботился о твоей сестре. Сейчас проводят все необходимые обследования перед операцией. Нашел лучших специалистов, — подносит телефон к моему лицу. Там Люда в больничной палате. Бледная, но в ее глазах надежда. — Но ситуация сложная… сама понимаешь.

Понимаю. Слишком хорошо читаю его угрозы между строк. Если сейчас открою рот… не знаю, что еще от него ожидать…

— А не пытаетесь ли вы шантажом, заставить замолчать супругу? — спрашивает женщина.

— Моя принцесса сейчас в очень сложном эмоциональном состоянии. На этой почве мы немного повздорили. Но уверяю вас, я никоим образом никогда не причиню вред самому дорогому человеку в своей жизни, — столько трепета, нежности в его словах.

Что я бы поверила… не знай я правды.

— Это так? — Паулина обращается ко мне.

— Надо написать врачам, — Глеб утыкается в телефон. — Если хотим спасти Людочку, то отсчет времени идет на дни.

— Да… все верно, — отворачиваюсь, чтобы спрятать отчаяние на лице.

Жизнь сестры дороже. А с Глебом… с ним я найду способ разобраться. И все же надеюсь, что Паулина не поверила ему. Она начнет копать, а когда сестра будет в безопасности, я смогу ей рассказать все.

Это не проигрыш. Всего лишь отсрочка. Шаг назад, чтобы потом с новыми силами бороться за свою свободу. Убеждаю себя.

— Ясно, — Паулина резко поднимается со скамьи. Прощается с нами.

Глеб, бросает на меня злобный взгляд, тут же исчезают его нежность и забота.

— Сиди тут, — рычит. И ускоряя шаг, идет за женщиной. Догоняет ее, они о чем-то беседуют минуты три.

Возвращается ко мне Глеб с жесткой и при этом весьма довольной улыбкой.

— Курица будет молчать. Я договорился. Но твои проделки! — садится рядом.

— Как ты узнал про… — находится с ним рядом физически больно.

— Что ты хочешь открыть свой прекрасный ротик и облить меня грязью перед какой-то курицей? — скалится и смотрит на меня злобно, но с какой-то непонятной примесью грусти.

— Лишь сказать правду про тебя. Но ты прав, твоя правда пропитана смрадом.

— Я знаю про каждый твой шаг. Только гнусная мысль зародиться в твоей головушке, — тыкает меня пальцем в районе виска, — Я уже буду в курсе.

— Я уйду от тебя! Или ты думаешь, после всего у нас еще что-то может получиться? — говорю тихо, но вкладываю в каждое слово все свое презрение.

— Это не тебе решать, — хватает меня за подбородок, разворачивает к себе. — Я хотел этого ребенка! — морщится.

— Ты виноват! Не смей перекладывать вину на меня!

— Я? Серьезно? — отталкивает меня, запрокидывает голову. Долго смотрит на небо. — Святая невинность, Маша… Ну-ну…

— У тебя ребенок от Анжелы. Ты с ней путался сколько лет. А сколько еще таких «Анжел» было? И как после этого мне на все реагировать?

— А ты задавала себе вопрос, почему Анжела появилась? — спрашивает на удивление спокойно.

— Это ты мне расскажи!

— Ты никогда не была моей, — резко разворачивается, прижимает меня к себе, так крепко, что не могу дышать. Шепчет как в бреду, — Машуня… Машенька… рыбка… сонышко… я так хотел… так мечтал…

Пытаюсь вырваться из захвата. Но он еще сильнее прижимает меня.

— Я тебя не отпущу. Ты станешь моей. У нас еще будут дети… ты родишь мне… Ты искупишь свою вину за этот выкидыш. Ты поймешь, что я лучшее, что было в твоей жизни.

— Никогда! — рычу, впиваясь ногтями в его шею. Оставляя кровавые борозды.

Глеб внезапно меня отпускает. Отстраняется. Дышит тяжело.

— Я в любой момент могу прекратить лечение Людмилы. Ее выкинут из больницы. Переведу туда, где она… не получит должного лечения, — говорит все еще тяжело дыша.

— Какая же ты скотина!

— Все зависит от твоей благоразумности. Ситуация с твоей сестрой реально критическая. Это я тебе как врач говорю. Но спасти можно. Я нашел лучшего специалиста в этой области. Но многое зависит от тебя, — поднимается со скамьи. Проводит пальцем по следам на своей шее, потом дотрагивается им до своих губ. — Выздоравливай, дорогая супруга.

Он уходит. Сразу становится легче дышать. Злость еще клокочет внутри. Если Глеб думает, что так меня удержит. Он глубоко заблуждается.

К вечеру у меня поднимается температура. От стресса начинаются осложнения. Хоть врач и уверяет меня, что все не так страшно.

Весь следующий день, я то проваливаюсь в сон, то ненадолго прихожу в себя. Там в тревожном забытье спокойней, я вижу Колю… он успокаивает меня, гладит по голове. Как давно это было наяву, но ощущения во сне такие яркие, что хочется раствориться в них, забыв про кошмары реальности.

Когда через день я немного прихожу в себя. Даже съедаю весь завтрак. Телефон оживает. Морщусь, видя на экране имя мужа.

— Чего тебе? — зло шиплю, принимая вызов.

— Доигралась?

— Что ты еще задумал? — устало вздыхаю.

— У твоего отца инфаркт. По твоей милости, — злобно рычит в трубку.

— Папа! Как же так! — внутренности скручиваются в тугой узел.

— Меньше языком надо было трепаться. Папаша твой бы ничего не узнал.

— Как он?

— Можно вытянуть. Дорогие препараты надо, уход… или можно, его перевести в обычную больницу. Там, скорее всего, если и вытянут он так и проваляется, коротая остатки своего века, — спокойный циничный ответ.

— Глеб… — рыдания сдавливают горло.

— Проси, Маш. Моя помощь напрямую зависит от твоего раскаяния. Проси так, чтобы я поверил в твою искренность.

Глава 10

Николай

Он смотрел свадебные фотографии, медленно их перелистывал, тщательно вглядывался в лица, подмечал малейшие детали. За созерцанием торжества Николай провел всю ночь. Опомнился, когда лучи солнца ударили в лицо.

Зачем он снова издевался над собой? Он клюнул, повелся на ее удочку. Посмотрел на счастливое лицо невесты, как она прижимается к его брату, как смотрит на него своими ведьминскими глазами. Именно на эти изумрудные глаза, когда-то Николай повелся.

Его жена недавно вышла замуж за его брата. Она сама выслала Николаю фото с припиской: «Полюбуйся на мое счастье! Правда я красива?».

Ядовитая красота… и эти глаза, слишком он хотел в них забыться. Утонуть и никогда больше не вспоминать о прошлом…

Он поверил этой женщине. Подумал, что обрел свой островок спокойствия и семейного уюта. Семь лет он обманывался и верил своей супруге. Старался быть заботливым мужем. Он так отчаянно жаждал забвения, и она его ему давала. Он держался за нее, как за единственную нить, которая отделяла его от падения в пропасть.

А потом… тот день слишком хорошо отпечатался в сознании.

Все до оскомины банально, но от этого не менее больно.

Муж возвращается из командировки… и застает картину, как его жена извивается в объятиях его брата.

Николай должен был приехать через три дня. Дела удалось решить раньше, желая удивить жену, он купил ей дорогой комплект украшений и поехал домой.

Открыл дверь. Замер от вздохов, доносящихся с кухни. Осторожно ступая, пошел на звуки. Она сидела на их обеденном столе, напротив висела счастливая фотография Николая и Маргариты. Супруга с запрокинутой головой судорожно впивалась в ногтями в спину его брата.

— Марго, ты совершенство! — поглощенный страстью, шептал Максим.

— Дааа, ты лучший! Я так тебя люблю! — она исступленно кричала.

— А муж так, для мебели? — Николай задал вопрос спокойным голосом.

— Колюня… упс, — она посмотрела на него затуманенным взглядом. Прикрыла ладошкой рот. — А ты чего так рано?

— Мда… Братан, предупреждать не учили? — даже не разжимая объятий, говорит его брат.

— Простите, что нарушил идиллию, — с сарказмом выдает Николай.

— Мне подарочек? — Марго замечает в его руке пакет известного ювелирного бренда.

— Конечно, тебе, — с улыбкой подходит к любовникам.

В свой удар вкладывает весь накопившийся гнев. Так что брат отлетает к окну.

— Колюня! Ты чего творишь?! — только сейчас на лице Марго появляется страх.

— Показываю гостеприимство, — отвечает спокойно.

Хватает Марго за волосы и тащит в коридор.

— Отпусти, сумасшедший! Ты что не понял! Я люблю Макса! Я беременна от него! Не трогай нас! — орет, и смотрит на меня полными ужаса изумрудными глазами.

— Беременна… — Николай на секунду замирает.

И кухни шатаясь, выползает его брат.

— Да, у нас будет бэбик! — ухмыляется, вытирая кровь с лица.

— Сколько это продолжается? — Николай продолжает держать обнаженную жену за волосы.

— Два года, как я познала настоящую страсть! Два года как я стала ощущать себя женщиной! — шипит ему в лицо.

— Мы это… хотели те иначе сказать. Не серчай! — пожимает плечами Максим. — Ты сам виноват, что приехал без предупреждения. Теперь вот, неловко как-то получилось…

Николай ничего не отвечает, выталкивает обнаженную жену на лестничную клетку. Захлопывает дверь.

— Коля?! Ты сдурел! Я же голая! Немедленно открой! — бьет по двери и вопит супруга.

— Слушай, так не делается. Имей уважение к женщине. К своей жене! Твои нервы не повод вести себя как последний хам, — Максим хмурится. — Кошечка, не переживай. Сейчас я все улажу.

— Уладишь, — Николай наносит ему еще один удар. Потом еще.

Сколько их всего было, он не помнит. Максим в одних джинсах, тоже отправляется в коридор к своей любовнице.

Парочка долго оббивала порог его двери. Николай сидел в комнате, пытался переварить увиденное.

Его предали снова. Все повторялось, словно некое проклятье. Снова изумрудные глаза, снова они несут ему погибель.

Глава 11

— Сыночек, так нельзя! Ты же не зверь, ты человек разумный! — поджимая губы, вздыхала его мать.

— Два года за моей спиной они водили шашни! — фыркал раздраженно Николай.

— Они полюбили друг друга. Ты должен быть мудрым и отпустить жену.

— Как ты поступил с братом и своей женой недопустимо. Немедленно извинись, — бил кулаком по столу отец.

— А меня можно обманывать, предавать, это норма! — такого холода от родителей он не ожидал.

— Это жизнь и в ней не все бывает гладко. А за твое поведение нам стыдно. Родных людей голыми за двери! Маргариточка беременна, ни стыда ни совести! — причитала его мать.

— Лучше подумай о разводе, и как сделать так, что бы Максим и Маргарита ни в чем не нуждались. Это твоя прямая обязанность! — бил кулаком по столу отец.

Родители уже были в почетном возрасте, со множеством проблем со здоровьем. Николай не стал продолжать разговор и просто ушел.

Но боль от непонимания близких. От того, что так открыто встали на сторону брата его ранила.

Он всегда был на вторых ролях. Как только Максим появился, сразу он занял все внимание родителей. А Коля, его никто не обижал, его по-своему любили, но как-то между делом, в перерывах между хлопотами и восхищенными возгласами, какой Максимка уникальный ребенок. Николая учили во всем помогать брату, отдавать ему свои игрушки, выполнять его просьбы.

Это порождало отторжение. Чем старше становился Николай, тем старался держаться дальше от брата. Хоть никогда не отказывал Максу в помощи и все же любил его. Максим же никогда не давал о себе забыть и очень часто появлялся на пороге Николая с различными просьбами.

Институт брат забросил на третьем курсе. Сказав, что это все ерунда, он и так найдет способ заработать деньги. И даже это его решение, нашло поддержку у его родителей. Светила медицины, профессора, они поддержали, что сын останется без образования.

Потом были многочисленные скитания, поиски работы. Но нигде Макс долго не задерживался. Аналогичная ситуация была и с женщинами.

И вот теперь Николая просят отдать квартиру, часть сбережений, чтобы молодая семья и их ребенок жили в достатке.

Из дома родителей, Николай направился в детский сад. Надо было забрать дочь. Он так хотел увидеть свою малышку.

Эльза — лучшее, что подарила ему Маргарита. В дочери он души не чаял. Когда жена ходила беременная, он носил ее на руках, с радостью выполнял любой каприз. Именно известие, что он станет отцом, вернуло его к жизни. Позволило загнать демонов прошлого как можно дальше.

Когда впервые взял на руки, ощутил, как сквозь ураган в душе, пробиваются солнечные лучи. Доченька смотрела открыто, своими изумрудными глазами, она меняла его мир. Хоть в тот момент в сознании проскользнуло горькое сожаление… Сколько он бы отдал, чтобы такая кроха родилась у него стой… другой… О которой Николай запрещал себе думать.

— Хочу дочь. Нашу с тобой малышку, — собственные слова шепотом прошлого пронеслись в голове.

— Все мужчины хотят сына, а ты дочь, — щекочет носом его шею.

— Именно дочь. И чтобы как две капли воды была похожа на тебя, — он нежно поднял ее голову за подбородок, вглядывался в черты лица, тонул в изумрудной бездне глаз, и не мог насмотреться. Всегда было мало, казалось ее красотой можно было наслаждаться бесконечно…

— Значит, у нас будет дочь, — сказала тогда очень серьезно.

Врала. Уже тогда врала. Но столько искренности было в ее голосе, что он верил.

Ничего и никогда у нас не будет с тобой… Манюня.

Кадры рождения дочери, бередящие душу воспоминания, все слилось в один коктейль, пока ехал забирать Эльзу.

Николай входит в здание детского сада, проходит в раздевалку. Дочь стоит у зеркала с еще одной девочкой. Замечает отца, оборачивается.

— Плохой папа! — выкрикивает, насупив бровки.

— Эль, что случилось? — Николай подхватывает ее на руки.

— Отпусти! — бьет его маленькими кулачками по груди.

— Ты чего, радость моя? — он опешил. Ранее дочь никогда себя так не вела.

У них всегда были очень теплые и доверительные взаимоотношения.

— Ты обидел маму! Она из-за тебя плачет! Никогда тебя не прощу! — и заливается горькими слезами, вздрагивает.

— Эль, я не обижал маму. Ты что! Успокойся, родная! — шепчет растерянно.

— Не хорошо, Николай Владимирович. Дети в таком возрасте все понимают, — в дверях раздевалки стоит воспитательница.

Чего он натерпелся, пока забрал дочь из сада. Осуждающие взгляды, не только воспитательниц но и мамочек. Крики дочери.

Когда с трудом удалось уговорить Элю пойти с ним. Уже у ворот Николай сталкивается с Маргаритой.

— Сегодня я забираю дочь. Ты чего… — хотел сказать какого она приперлась. Сдержался.

— Эльза не хочет идти с тобой, — чеканит, поджав губы.

— Не хочу! Папа плохой! — всхлипывает малышка.

— Можно тебя на пару слов, — едва сдерживая гнев, цедит сквозь зубы Николай.

— Так уж и быть, — пожимает плечами Марго.

Берет дочь за руку. Усаживает в машину.

— Красавица, побудь тут пару минуток. А потом поедем в магазин, и мамочка тебе что-то купит, — сладко поет дочери. Захлопывает дверцу автомобиля. Подходит к нему, — Чего тебе?

— Что ты дочери наплела?

— Правду, Колюня, правду, — на лице появляется довольная улыбка.

— Какую еще правду?

— Слушай меня, муженек. Если ты не примешь мои условия, то еще немного и дочь тебя на пушечный выстрел к себе не подпустит.

Глава 12

— Коля, вопрос вообще плевый, — Артем закидывает ногу на ногу в своем кресле. — Твоя благоверная ничего не получит. Гарантия.

Он сидел в кабинете своего друга адвоката. Они многое вместе прошли, и Николай доверял ему как самому себе.

— Они с Максом хотят выехать за мой счет.

Сколько трудов было положено, чтобы запустить сеть стоматологических клиник. Это дело всей его жизни. После того, как он потерял самое главное в жизни, только работа дала силы и то не сразу. Вначале Николай провел несколько лет в горячих точках, как простой солдат. Было время, он искал смерть, без страха кидался на врага. Но судьба берегла его. Не позволяла сгинуть. Он вернулся в мирную жизнь. Завел семью, занялся работой. Он так хотел обычного счастья, так жаждал забыть ту, которая его этого лишила. Не вышло…

И теперь Марго хочет половину. Николай не готов дать предательнице и лишнего гроша. В идеале он бы вообще забрал дочь себе. Но тут, увы, вариантов нет, суд будет на стороне матери. Марго все еще надеется получить максимум от развода. Она какое-то время продолжала настраивать Эльзу против него.

Дико больно. Невыносимо. Но Николай не имел права идти на попятную. Максим, не ударивший и палец о палец в своей жизни, теперь хочет нажиться с дела всей его жизни, вместе с неверной супругой. Не бывать этому. А дочь, он обеспечит. Его крошка ни в чем не будет нуждаться, но так, чтобы мать к этому не приложила руку.

Артем профессионал своего дела. Николай был уверен, что его друг сделает невозможное.

Сейчас, когда судебный процесс остался позади. А Марго все же вышла замуж за его брата, Николай понимает, что не ошибся. Друг не подвел.

Марго перестала настраивать Эльзу против него, сменила тактику. И пусть у него сейчас с дочерью натянутые отношения. Но мостик налажен, и ощущается заметное потепление.

Он не пошел на поводу у бывшей. И пусть это было больно, нестерпимо тяжело, зная, какую чушь лили в уши его пятилетней дочери. Но он поступил правильно. Нельзя идти на поводу у предателей. Бизнес остался при нем. Сейчас пересматривая свадебные фотографии Марго, Николай в этом убедился еще раз.

Маргарита не получила ни копейки, кроме алиментов. Дочь осталась с ней, но Николай видит Эльзу когда хочет. Это победа. Хоть супруга не оставляет попыток выклянчить лишнюю копейку у него. Свадьбу они сыграли в кредит, надеяться рассчитаться наследством, полученным от матери и отца Николая и Максима.

К сожалению родителей не стало. Все свое имущество они записали на Максима. Во время судебного процесса его мать слегла. Перед смертью, пребывая на грани сознания и забытья, она поведала ему, что Максим не ее ребенок. Он сын его отца и любовницы. О том, что отец хочет зачать ребенка на стороне, родители договорились заранее. Мать знала про любовницу, молчаливо соглашалась со всем. Максим появился в их семье, когда ему было шесть лет, на полгода больше чем самому Николаю.

Любовница отца отказалась от мальчика. Мать Николая не только приняла Максима, но и полюбила всем сердцем.

Он бы лицемерил, если бы сказал, что его такая любовь к младшему брату не трогала. Всю жизнь он был на вторых ролях. Отчаянно хотел доказать, что он лучше. Учился на отлично, побеждал в олимпиадах. А Максим ничего не делая, все равно купался в родительской любви. Николай же всегда чувствовал себя лишним. Хоть родители по-своему и любили его. И сейчас он искренне скорбит, что их больше нет. Отец пережил мать ровно на месяц. Они отправились на небеса. Боль от потери до сих пор не утихла. Невзирая ни на что Николай их сильно любил.

Превозмогая боль, отгоняя нахлынувшие воспоминания, Николай встает с постели. Ему надо в больницу к Лере. Женщина, которая как-то странно на него влияет. Она пришла к нему на прием в клинику, как обычная пациентка. Но она не обычная. Нечто его к ней тянет. Нет, не как к женщине. Но что-то теплое, нечто, что меняет его самого, в ней есть.

У Валерии очень непростая жизненная ситуация. Муж предал, дочь тоже, и Николай, руководствуясь неведомым порывам хочет ей помочь. Он думает о ней, переживает, испытывает нежность. И не может объяснить странных порывов.

Валерия сейчас стала жертвой подлого предательства дочери и свекрови. Он не успел вовремя и теперь она в больнице. Ему необходимо ехать к ней.

Заскочив по дороге в клинику, решив текущие вопросы, Николай отправляется в клинику. Первым делом находит врача, своего хорошего товарища, они отходят к окну, чтобы обговорить состояние Валерии. В какой-то момент его пронзает жар. Словно кто-то воткнул меж ребер раскаленный нож.

Николай оборачивается. Не верит глазам. Хочется их протереть, промыть, что угодно. Это же обман зрения? Это не может быть она?!

— Манюня! — он тянет к ней руку.

Сейчас ничего не имеет значения, только эти манящие изумрудные глаза, подернутые пеленой испуга. Его тянет немедленно прижать ее к себе, да так чтобы кости затрещали. Столько лет, его Манюня… как это возможно…

— Вы ошиблись! — хлопок двери немного приводит его в чувства.

— Это кто? — спрашивает у врача Валерии.

— Галина Новоходцева, потеряла ребенка. Жаль женщину…

Галина?! Нет! Что за бред! Это же его Манюня… Он никогда ее не спутает! Не может ошибиться!

Женщина, которую он должен ненавидеть. Та, что растоптала его сердце, предала и уничтожила все светлое, что было. Из-за нее он блуждает во мраке, и каждую ночь просыпается в поту. Манюня… любимая… ненавистная… та, без которой он так и не научился полноценно жить…

Глава 13

Маша

Я сбрасываю вызов и откидываю телефон в сторону. Он хочет моих унижений. Растоптать меня окончательно. Только зачем? Меня трясет, не могу совладать с собой. На помощь приходят врачи. Снова тьма и забытье, но нет успокоения.

Наяву меня преследует Глеб, а во снах приходит Коля. После того как увидела его, образ обрел еще больше красок. И мучает меня с еще большей жестокостью, чем обычно. Он манит и зовет к себе, но я никогда не могу добежать… а ведь бегу к тому, кто растоптал грязными ботинками мое сердце, уничтожил доверие и насмехался над моей любовью.

Я ненавижу себя даже за эти сны, в которых проявляю слабость. И все же я зависима от этих кошмаров, они мне необходимы как воздух, ведь в них я могу видеть его. Только там любоваться, страдать и утолять свою больную потребность в нем.

Сейчас стало труднее, его образ не отпускает и наяву. Они как сговорились с Глебом терзать меня со всех сторон.

Что мне делать? Папа и Люда в больнице. Шантаж. Кто вообще рассказал отцу?

Мой добрый и отзывчивый папочка, ты не заслужил такого! Твое больное сердечко не выдержало такого удара.

Звоню матери, хочу хотя бы у нее узнать подробности.

— О, королевна, соизволила вспомнить о матери! — вместо приветствия фыркает.

— Что с папой?! — обрываю ее язвительную речь.

— В больничке прохлаждается папаня твой, — отвечает безразлично. — Если бы Иваныч в гости к нему не зашел, и в окно бы не углядел, то и… — издает противный звук, — Все… Везучий он.

— Везучий? Мам, очнись! Где твое сострадание!

— Очухается. Благодаря Глебушке так точно, — когда начинает говорить о моем муже, голос теплеет. — Он и о Людочке позаботился. Хоть эта паршивка и не заслуживает.

Мать не может простить сестре, что она рано уехала и практически отгородилась от семьи. Ничего не просила, но и сама не помогала.

— С меня хватило нашего детства, Маш, — сказала мне как-то. — Больше не могу. У меня и так травмы на всю жизнь. Не хочу ни семьи, ни детей. Меня пугают даже эти слова. Я сама проживу, выкарабкаюсь.

Люда так и делала. Свела контакты к минимуму. Практически ничего о себе не рассказывала. Но беда заставила переступить ее через свои же обещания.

— Кто сказал отцу? — мне нужна информация. Спорить с матерью бесполезно.

— Вродь Анжелка и сказала. Так люди судачат… а я свечку в их хате не держала.

— Ясно, — закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов. — Дай мне Сережу.

Мне надо услышать сына. Самой убедиться, что с ним все в порядке.

— Привет, мам! Как ты? Очень за тебя волнуюсь! — он говорит спокойно, только едва различимые нотки тревоги в голосе выдают его.

— Выздоравливаю. Ты лучше расскажи как у вас там, — сжимаю телефон. Как же я соскучилась, как мне не хватает моего ребенка.

— Папа приезжал, хотел меня домой забрать. Я не поехал с ним. Он предатель, — заявляет очень взрослым голосом. — У меня все хорошо, справлюсь. Не переживай, — после небольшой паузы добавляет мягко, — Очень тебя прошу.

Как защитить Сереженьку от этого кошмара?! Его помимо воли втянули в грязные игры взрослых. И без меня невесть что могут навешать ему на уши.

Надо скорее выбираться из больницы. Я должна быть рядом с сыном.

Как справиться с Глебом? Я не могу вестись на его шантаж. Если сейчас прогнусь, он меня добьет.

С сыном мы говорим долго. Так не хватает наших душевных бесед, прогулок. А сейчас особенно тяжело дается разлука.

Стараюсь взять себя в руки. Выполнять все предписания врачей. Надо выздоравливать. Хоть с другой стороны и страшно выйти за ворота клиники. Ведь там ад. Но ради сына я выстою. Обязана. Другого варианта нет.

Мне названивают и Анжела и Глеб. Сбрасываю вызовы. Иначе снова может быть срыв.

Как она смеет мне звонить после всего? Ладно я… но так поступить с отцом!

Она заплатит за все. Такие поступки не могут остаться безнаказанными.

Через два дня врач сообщает мне, что меня завтра выписывают. Теперь становится действительно страшно. Особенно после сообщения, которое приходит от мужа:

«Солнышко, мы так ждем твоего возвращения».

Адский холод пронзает все тело, кажется, даже кровь замедляет свой бег. И я ведь даже до конца не знаю, насколько чудовищные вещи скрыты в этой фразе.

Забываюсь тревожным сном. Вижу своего нерожденного сына, который тонет в вязком темно-зеленом болоте. Я бегу к нему, так хочу спасти. Он тянет ко мне свои ручки, задыхается от плача. А я вязну в гнилой жиже, она опутывает все тело, и я не могу сделать и шага.

А на вершине горы, в обрамлении лучей солнца стоит Коля. Он улыбается мне. И я понимаю, что никогда мне не забраться на ту гору к нему, а он не спустится вниз, чтобы меня спасти.

Просыпаюсь в холодном поту. За окном темнота. В больничных стенах тишина.

Шатаясь, держась за стену, выхожу в коридор. Подхожу к окну. Смотрю невидящими глазами вдаль, там только тьма. Ни одного просвета.

Дышу на стекло. Так хочется прогнать мрак. А палец сам пишет букву «К». Судорожно стираю свой позор. Но проходит несколько секунд и все повторяется вновь.

Где-то на подкорке сознания понимаю, насколько глупо все это. Но не могу остановиться, неведомая сила заставляет меня повторять это снова и снова.

Слышу сзади осторожные шаги. Испуганно оборачиваюсь. Еще пребываю где-то на грани реальности и того страшного сна… Еще пытаюсь спасти своего ребеночка… которого больше нет.

Но ее узнаю сразу. Слишком хорошо запомнила эту женщину, только потому что она была с Колей.

— Просите, — она говорит очень тихо, голос нежный, очень приятный. — Я могу вам чем-то помочь?

Она очень красивая, утонченная, лицо приятно рассматривать, глаза искрятся карим, теплым светом. Странно… но замечаю некую схожесть с Колей. Понимаю, почему он ее выбрал.

Вопреки всему у меня нет к ней негатива. Не ощущаю его и в свою сторону. Есть в ней нечто такое, необъяснимое, что очень располагает.

— Меня завтра выписывают, — зачем-то говорю.

Едва удается закрыть рот, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Так это же хорошо, домой поедете, — отвечает с очень мягкой и нежной улыбкой.

Вздрагиваю, словно по мне разряды тока пустили.

Дом… теперь это слово означает ад.

— Счастливая ты, — в глаза ей смотрю.

Хочу найти там отражение этого самого счастья.

Я ведь один раз познала лживую любовь Коли. Представляю, какой невероятной она может быть, если настоящая.

А эту женщину он не обманет. Он не растопчет ее. Боль скручивает сознание. Ощущение, что в голове вспыхивает пожар, адское пламя пожирает меня, но не дает забвения. Оно будет мучить меня столько, сколько буду дышать.

Так многое хочется сказать этой женщине. Странный и необъяснимый порыв становится еще сильнее. Киваю ей и ухожу. Пока еще есть силы.

Он нашел свое счастье… Он там… на высокой горе, купается в лучах солнца. Все верно.

А я осталась в своем болоте и мне необходимо из него выбираться самой.

Утром на телефон приходит новое сообщение от Глеба:

«Если ты не поняла, я не шутил. Смерть отца и сестры будет полностью на твоей совести».

Его разозлило мое молчание. В каждой написанной букве чую дикую ярость. Глеб в таком состоянии способен на все.

Глава 14

Вместе со страхом во мне просыпается и злость. Он хочет перекрыть мне кислород, все пути к выходу. Жажда поиздеваться, поставить меня на колени, у него слишком сильна, нутром ее чую.

Надо скорее заканчивать дела в больнице и уходить, пока Глеб не явился собственной персоной. Думаю об этом, направляясь в кабинет врача. А открыв дверь, первое что вижу — его довольную рожу.

— Здравствуй, солнце! Готова к выписке? — мурлычет слащаво. — Я уже все формальности уладил. И далее ты будешь в моих надежных и заботливых руках. Обещаю, беречь тебя как зеницу своего ока.

Первое желание — плюнуть ему в лицо, второе — расцарапать физиономию до крови… потом мысли становятся еще более кровожадными, ненависть к мужу поднимается на несколько градусов.

— Где врач? — спрашиваю, рассматривая кабинет в надежде увидеть еще кого-то кроме этого гада.

— Зачем он нам дорогая? Я твой доктор, твой друг, твой возлюбленный, — молниеносно вскакивает с кресла и оказывается около меня за долю секунды. — Я твой мир.

— Чушь! — отталкиваю его руку, которой он хочет дотронуться до меня. — Довольно комедий, Глеб. Я с тобой не поеду. Мы разводимся. Нам с тобой не о чем говорить.

Разворачиваюсь, хочу покинуть кабинет. Глеб хватает меня сзади, прижимает спиной к своей груди.

— Не отпущу! Никогда! Даже не мечтай! — шепчет, словно в бреду.

— Я закричу. Тут люди. Нас услышат! — вырываюсь, царапаю его.

— Скажу, что у моей горячо любимо супруги нервный срыв, на почве потери ребенка, — продолжает опалять мое ухо ненавистным дыханием. — Как ты могла, Машка! Это был наш ребенок! Я так его хотел!

— Его нет, только из-за тебя! — ухитряюсь провести ногтями по его щеке, чувствую, как разрывается кожа.

— Ты не сказала мне! Утаила! Не уберегла! — прижимает меня сильнее.

— Отпусти! Не смей меня обвинять!

— У нас будет еще малыш! Не один! — проходится руками по моему телу.

Омерзение душит, волны отвращения подкатывают к горлу.

— Никогда! — со всей силы кусаю его за руку и вырываюсь.

Он настигает меня у двери. Вдавливает в твердую поверхность.

— Не зарекайся, солнце мое. Твоя строптивость даже распаляет, — горячие губы касаются шеи.

— Вали к Анжеле! Оставь меня! Я закричу!

— А родные? Ты о них подумала? Людмиле назавтра назначена операция. Я думаю, давать отбой или… — руки сжимаются на моей талии.

Перестаю вырываться. Делаю глубокий вдох, позволяю ненависти и злости затопить сознание, они дают мне силы, не позволяют сделать шаг в бездну отчаяния, откуда нет и не может быть возврата.

Разворачиваюсь в его руках. Вглядываюсь в ненавистные голубые глаза. Он смотрит на меня странно, словно под каким-то дурманом. На щеке кровавые следы, губы приоткрыты, каштановые волосы растрепаны.

— В эту игру можно играть вдвоем, муженек, — говорю на удивление спокойно.

— Да?! — выгибает бровь.

— Конечно, — облизываю пересохшие губы. — Паулина не единственная. Я могу на каждом углу рассказывать о твоих «подвигах», о том, как шантажируешь жену, о том, какую жизнь вел, это не говоря уже о твоих делишках. Я думаю, многим будет интересно, покопаться в грязном белье владельца одной из самых успешных клиник города.

Его глаза вспыхивают так ярко, что на какой-то момент даже ослепляют. Вижу в них странное восхищение, которого не видела за всю нашу жизнь.

— Ммм… интересно, — проводит рукой по моим волосам, зажмуривается. — И твоя откровенность она стоит жизни папули и сестрицы?

— Проверим, — пожимаю плечами.

— Ааа… ты надеешься, что узнав, какой я монстр, тебе ринуться помогать все врачи города. Спасать бедную несчастную женщину? Ты реально в это веришь? — ухмыляется.

— Ты лучше подумай, какие для тебя будут последствия моей откровенности? — фыркаю.

— Поехали к Людмиле, — говорит, изображая лживое смирение.

— С тобой я никуда не поеду. Сестру навещу сама.

— Без меня тебя не пустят, — наигранно-виновато улыбается.

— Подонок! — выплевываю ему в лицо.

— Серьезно? — отпускает меня. Запрокидывает голову и хохочет. — Я?! Ничего не путаешь, прелестная моя?!

— Это еще мягко сказано. Я ненавижу тебя, Глеб. Презираю. И лучшее что ты можешь сделать, убраться с моей дороги, — вкладываю все эмоции в эти слова, мысленно избиваю его ими.

И он реально вздрагивает, словно ощущает эти удары. Распахивает глаза. Они темнеют, в них полыхает темно-синее пламя, дьявольское, ядовитое, жалящее.

— Я вознес тебя на пьедестал, — хватает меня рукой за подбородок, приближается к моему лицу. — Сделал из тряпки королеву. Я преклонялся пред тобою. Ты была моей богиней, — ощущаю его дрожь. Его трясет так сильно, что даже слышу скрип его зубов. — Я положил в твои руки свое сердце. Любой каприз, любое желание, я все исполнял, и готов был сделать еще больше, — прижимает меня к двери, его колотит, как в агонии. — Что же я получил в ответ? — облизывает мою щеку. — Холодное танго иллюзорной любви.

— Я была верной женой, — пытаюсь его оттолкнуть. Меня пугает его дикое состояние.

— Верной… — протягивает это слово, смакует его на языке как конфету. — Уверена? Лучше бы изменяла, Маш… физически… — сокрушенно качает головой. — Но… ты изменяла… душой… — его глаза странно блестят, словно в них застыли капли непролитых слез.

Глеб и слезы? Бред…

— Ты все знал. Мы обо всем договорились в самом начале. Так что сейчас твои обвинения неуместны, — не оставляю попыток оттолкнуть его.

Он тяжело дышит. Долго смотрит на меня, молчит. Потом произносит очень медленно.

— Или ты моя… или тебя вообще… не… будет… — голос пропитан отчаянием, болью и жуткой пугающей одержимостью.

Глеб делает резкий выпад рукой. Чувствую острую боль в районе шеи, ноги подкашиваются, перед глазами все плывет, черный туман обволакивает сознание.

Глава 15

Николай

Утренний звонок телефона ударил по вискам и вытянул из тревожного сна. Он тихо выругался, потянулся к мобильному, принял вызов.

— Чего тебе не спится, шесть утра? — бурчит вместо приветствия.

— Николай, кто рано встает, тот все двери первым открывает, — на том конце звенит веселый голос.

— Предпочту выспаться, — вздыхает.

Глаза закрываются. Только к пяти удалось заснуть. Ему необходимо еще несколько часов сна. Последние дни выдались очень напряженными. А сегодня ни дел, ни работы с утра.

— Вряд ли, — он даже представляет, как она хитро ухмыляется.

— Что случилось? — спрашивает уже более миролюбиво.

— Случилась моя щека, которая опухла так, что я стала на хомяка похожа, — по ее голосу не скажешь, что у нее что-то болит.

Хотя она всегда такой была, сколько Николай ее помнит. Никогда не сдается, не останавливается, любые испытания с улыбкой встречает.

— Я скину тебе номер хорошего спеца, — Николай уже понимает, к чему она клонит. Но подушка так манит, что он делает жалкую попытку вернуться к ней.

— Коооль, ты же знаешь, я доверяю только твоим рукам, — в голосе ни капли лести.

— Знаю, Паулин, — признает обреченно.

— Тогда просыпайся, собирайся. Ты же не оставишь слабую женщину наедине с болью!

— Слабая?! — Николай смеется. — Не льсти себе.

Он не раз видел, через что проходила, с виду хрупкая и слабая женщина, сколько терпела и при этом упорно шла к своим целям.

Он договорился встретиться с ней в стоматологической клинике через два часа. Уже много лет свои зубы Паулина доверяет только ему. А в прошлом доверила ему и свою жизнь.

Николай уже давно полноценно не ведет прием клиентов. Управление сетью стоматологических клиник занимает слишком много времени. А ведь стать стоматологом — это была его мечта. Он горел профессией, как губка впитывал знания. Каждый день на работу как на праздник ходил.

И во время службы ему так не хватало работы. Его ломало и тянуло к привычным запахам, инструментам. Потому вернувшись в мирную жизнь, он с головой нырнул в работу. Это помогало забыться, не думать о… ней…

Он создал свою сеть клиник. Работал сутками, продумывал каждую деталь, реализовал свои мечты и идеи. Все получилось даже лучше, чем он предполагал. Только вот времени на любимую работу теперь почти не было. Николай с головой увяз в бумажной рутине.

Лишь изредка в виде исключения он возвращается к инструментам, отводит душу. Или когдаслучаются вот такие ситуации. Паулине он отказать не может, слишком многое их связывает в прошлом.

Приняв холодный душ, выпив кофе, прогнав остатки сна, Николай едет на работу. Подруга его уже ждет, сидит рядом с администратором.

— Николай, что за вид? У меня хоть оправдание — зуб. А ты? Бледный, круги под глазами. Чем ты ночью занимался?

Боролся с призраками прошлого, как и все предыдущие ночи, вертится ответ у него в голове.

— Не спал, — подходит и обнимает подругу. — Рад тебя видеть, Паулин.

Николай не привык делиться болью. Все свои переживания он несет в себе. После некоторых событий никому не доверяет, даже подруге, с которой не один пуд соли хлебнули.

С зубом у Паулины оказывается все далеко не так печально.

— Волшебные руки, — она довольно потягивается в кресле.

От ее слов Николая в жар бросает. Сколько раз он слышал от клиентов именно эту фразу, и всегда вспоминает ту, которая произнесла ее первой.

На несколько секунд он падает в черную пропасть прошлого.

«— Волшебные руки, — она целует каждый его палец. — Одно твое прикосновение и я улетаю. Коль, я стала зависима от твоих прикосновений.

Трется щекой о его ладонь. И он в тот миг улетает вместе с ней, ему также необходимо к ней прикасаться, ласкать, целовать».

— Коооль! Чего завис? — голос Паулины, как ушат холодной воды.

— Да так… дела текущие… задумался, — отвечает хрипло.

В ноздрях еще стоит запах Манюни. А пальцы дрожат от воспоминаний о ее коже.

Неужели это наваждение никогда не пройдет?

Увы, оно только усилилось, с тех пор как увидел ее в больнице.

Тогда усилием воли он заставил себя ничего дальше не выяснять. У нее своя жизнь. Их дороги разошлись. Нельзя воскрешать призраков прошлого. Ему ли не знать, как лживые зеленые глаза могут резать.

— В кафешке посидим? — не унимается Паулина. — Два месяца тебя не видела!

— Угу, — растерянно кивает. — Сейчас… переоденусь.

Быстро выходит из кабинета. Сердце бьется о ребра, каждый вздох пропитан горечью, да такой что скулы сводит. Умывается холодной водой. Прислоняется лбом к холодному зеркалу.

— Оставь меня… уйди… не терзай… — шепчет в пустоту.

Через несколько минут становится легче. Николай выходит к подруге, и они направляются в кафе неподалеку.

Паулина не унимается, ее рот не закрывается. У непоседы каждый день — это новое приключение. А за два месяца их накопилось слишком много, и она пытается скороговоркой вылить на Николая весь поток информации.

— Эт еще ничего. А вот что на днях было, вот тут даже я малость обалдела, — Николай отстраненно кивает. Паулинка изменилась, раньше такой разговорчивой она не была, а сейчас у него от ее болтовни начинают пульсировать виски. — Знаешь, кто мне написал?

Щурится, молчит, смотрит на Николая. Он запоздало понимает, что от него требуется ответ.

— Кто? — спрашивает лениво.

— Жена Глеба Сикорского! — выдает с запалом.

Как удар раскаленной плетью четко в сердце. Николай вздрагивает, перед глазами пляшут языки черного испепеляющего пламени. Хватает стакан с соком, выпивает его до дна.

— З…з…з…ачем? — спрашивает заикаясь.

Эмоции настолько сильные, что ему не удается совладать с ними.

Глеб… еще одно имя, которое отравленным тавром, незаживающей раной осталось у него в душе.

Глава 16

— Хотела мужа сдать, интересные факты о его жизни и бизнесе поведать, — Паулина барабанит длинными пальцами по столу.

Одно упоминание этого имени и Николай снова падает в прошлое. Сколько лет он даже мысленно запрещал себе произносить это имя. Глеб был для него ближе чем друг, роднее чем брат. Он доверял ему как самому себе.

Они познакомились в первом классе на первом уроке. Когда учительница рассаживала детей по партам, с Глебом никто не хотел садиться. Дети тыкали на него пальцем, демонстративно закрывали нос и кричали, что от него очень сильно воняет. Коля же гордо сел рядом, по-деловому протянул ему руку и представился.

Так началась их дружба. Они делились друг с другом всем, были неразлучны. Глеб жил с отцом алкоголиком и мачехой. Никто ребенком не занимался, Глеб был предоставлен сам себе. Порой приходил в школу в синяках, вечно голодный в грязных рваных вещах. Он был настолько запуган, что дрожал от любого шороха.

Николай привел друга домой. Рассказал все родителям, они тоже прониклись состраданием к бедному мальчику. Часто Глеб жил у них неделями, мать Николая отмывала, одевала и кормила парня. Они вместе делали уроки, играли во дворе, доверяли друг другу тайны.

Благодаря Николаю, травля Глеба прекратилась, не успев и начаться. Именно Глеб помог пережить Николаю появление Максима, с которым им было очень трудно найти общий язык.

Благодаря протекции отца Николая друзья поступили вместе в мединститут. Это была их общая мечта. Они были очень схожи во взглядах, вкусах…

Николай сжимает под столом руку в кулак, так что слышит хруст костей. Слишком схожи… так что из всех женщин мира им нужна была только одна.

Манюня… зеленоглазая ведьма… на всю жизнь опутала колдовскими чарами их сердца.

Ведь долгое время Глеб уверял Николая, что безумно счастлив за них. Часто говорил, как будет свидетелем на их свадьбе и крестным их первенца.

А потом двойное предательство едва не лишило Николая рассудка. Он все не мог поверить, задавал себе один и тот же вопрос: «Как они могли?!».

Самые близкие и родные люди… и вот так…

Можно ведь было признаться, поговорить открыто. Но нет, они предпочли подлое предательство, воткнули ему нож в спину и прокрутили несколько раз.

С тех пор он больше никому не доверяет, ни с кем не делится душевными тайнами. Предают все, если того требуют обстоятельства. Верности не существует.

— Коль, ты позеленел весь! — Паулина обеспокоенно дотрагивается до его руки.

— Доводилось ранее с Сикорским пересекаться, знаю, что за фрукт, — Николай морщит нос.

— Так это многие в курсе. Только он следы заметает хорошо. И дружбу с верхушкой водит. Потому и творит что хочет, уверовал в свою неуязвимость, — Паулина поджимает губы, прикрывает веки. В щелочках глаз сверкает такая ненависть, которой ранее Николай у нее никогда не наблюдал.

— У тебя что-то личное к нему? — спрашивает прямо.

Подруга взмахивает рукой, стакан с водой летит на пол. Вены на шее вздуваются, ноздри раздуваются.

— Нет… просто не люблю таких типчиков… — отворачивается к окну. — Пора его на чистую воду вывести, — последние слова звучат очень глухо, словно она изо всех сил пытается погасить вспыхнувшую ярость.

— Так что тебе его жена рассказала? — Николай решает не лезть к ней в душу.

Он сам не готов рассказать Паулине всю правду и не вправе требовать подобного от нее.

— В том и дело, что ничего, — разводит руками, пальцы немного подрагивают. — Мы договорились встретиться в больничном сквере. Она потеряла ребенка и находилась там под вымышленным именем.

Даже сейчас, после всей боли и предательств, Николаю безумно хочется утешить Манюню. Он представляет, как она страдает, как оплакивает нерожденное дитя. Он ощущает всю ее боль и до сих пор… хочет разделить страдания с ней…

Чудовищное чувство, неправильное… Ему должно быть все равно, плевать… Следовало забыть даже имена предателей.

Только есть вещи, над которыми мы не властны.

— И? — поторапливает подругу.

Паулина на время тоже, будто выпадает из реальности. Молчит, смотрит вдаль, а взгляд блуждает где-то вне времени и пространства.

— Встретились. Тут же приперся Глеб. Разговора не вышло. А потом его жену выписали, и они вместе отправились домой. Как я понимаю, поссорились, она на эмоциях хотела напакостить мужу. Потом помирились, желание ее испарилось, — Паулина раздраженно ведет плечом. — Очень непростая дамочка эта его Мария, мутная. Не удивлюсь если под маской ангелочка, змеиное жало прячется.

Глава 17

— Чем же тебе так не понравилась его жена? — Николай выгибает дугой бровь, старается спрятать за маской безразличия истинные эмоции.

— Мужик ее любит, на задних лапках как пес прыгает. А она неприступность разыгрывает, гордо, надменно себя с ним ведет. Понимаю, ребенка потеряла, нервы, ссора… Но он и сестре ее лучшее лечение обеспечил, и ни слова благодарности. Сикорский тот еще жук, но для жены, готов с неба звезду достать. Это видно. А она привыкла и воспринимает все как должное, — Паулина сильно закусывает губу, глаза странно блестят.

— Не обижайся, но твои суждения слишком поверхностные. Ты ведь не знаешь всей их ситуации целиком, — ему стыдно, но даже сейчас он защищает Манюню.

Рефлекс, выработанный много лет назад, намертво прирос к его нутру. Иначе он не может, не умеет.

— Я многое читаю между строк. Конечно, если бы она все же раскрыла рот, я была бы ей благодарна. Многое бы отдала за компромат на Сикорского, — сжимает пальцами угол стола, тяжело дышит.

— Сестра Ман… Марии болеет? Какая из них? — интересуется Николай.

Он так долго запрещал себе интересоваться их жизнью, что сейчас испытывает дикий голод, хочет знать малейшие детали.

Сложно было научиться существовать в одном городе, и при этом никак не пересекаться. Делать вид, что их не существует. Хоть имя Сикорского в их кругах очень часто всплывало. Но Николаю все же удавалось обходить бывшего друга стороной. Отучить себя интересоваться их жизнью. И ежедневно испытывать физическую, изматывающую потребность просто узнать как она.

Нельзя. Запрет. Табу.

А сейчас, когда информация сама плыла в руки, он сорвался. Небольшая доза, и Николай снова отгородится, выстроит новый забор и останется наедине со своей болью.

— О… а откуда инфа, что их у нее несколько сестер? — Паулина прищуривается. — Неужели лично знаком с ней?

— Давно в прошлом знал их, — Николай пытается ответить отстраненно.

— Людмила в больнице. А в скором времени туда загремел и ее отец с инфарктом. Сикорский и тут все разрулил.

— Смотрю, ты плотно взялась за их семью, — протягивает задумчиво. — А с Людой что?

В памяти всплывает хрупкая девушка с робкой улыбкой. О Людочке у Николая остались самые теплые воспоминания. Если бы не она… он бы не пережил ту страшную ночь. Девушка держала его за руку, не позволяла наделать глупостей и успокаивала, говорила без остановки… Ее голос держал, не давал сорваться в пропасть безумия.

— Там плохи дела. Не знаю или вытащат, — Паулина безразлично пожимает плечами.

Зря Николай прервал общение с Людой. Она уже тогда жила в другом городе. Он отправился на службу, Людмила вернулась к себе. Вначале они еще созванивались. Но после Николай решил оборвать все контакты, которые вели к предателям.

Но сейчас он корит себя за это. Когда ему было плохо, она от него не отходила. А сейчас Людмила болеет, а он даже об этом не знает. Надо будет выяснить все подробности и если сможет, то он обязательно ей поможет.

— В какой она больнице? Сбрось мне всю информацию.

— О, ты и ее знаешь? — глаза подруги загораются профессиональным блеском.

— Она мне помогла в прошлом. Сейчас человек в беде, если смогу отплачу тем же.

— Сколько всего я о тебя не знаю, Коля! — качает головой.

— Кто бы говорил, Паулинка, — отвечает ей в тон.

— А я думала, у нас друг от друга нет секретов, — высовывает кончик языка.

— Они есть у всех, — подмигивает.

Еще немного посидев в кафе, поболтав на отвлеченные темы, обсудив общих знакомых, они попрощались.

Встреча подняла в душе такую бурю, что Николай теперь не знает, как ее успокоить. Жуткие монстры прошлого проснулись и с новой силой терзали его.

В таком состоянии он не мог работать. Ему необходимо уединение. Дом, родные стены, холодный душ. Николай паркуется около своего подъезда. Выходит из автомобиля.

— Коля! — в спину ударяет знакомый голос.

Он медленно оборачивается. На высоченных каблуках, в короткой юбке, плавно покачивая бедрами, к нему идет Марго.

Николай оглядывается по сторонам, дочери с бывшей не наблюдается. А Марго в чистом виде, еще в такой момент — это явный перебор для него.

— Где Эльза? — спрашивает вместо приветствия.

— Занимается английским с репетитором, — отвечает с соблазнительной улыбкой.

— Я помню. Потому и странно… что ты тут забыла?

— Поговорить надо, — она вздыхает и расстегивает пуговицу на блузке.

— Все уже сказано, Марго. Нас связывает только Эльза, больше нам не о чем говорить, — отвечает раздраженно.

— Пригласишь к себе на чашечку кофе? — словно не замечая его состояния, продолжает заигрывать, — И я все тебе расскажу.

— Ноги твоей не будет в моем доме, — отвечает грубо, разворачивается и идет по направлению к подъезду. — Всего хорошего. Не скажу, что был рад встрече.

— Стой, Коля! — отчаянно кричит и хватает его за локоть.

— Что еще? — оборачивается.

— Я совершила ошибку! — теперь ее губы дрожат, по щеке катится одинокая слеза.

— Ты о чем? — еще только истерики бывшей ему не хватало.

— Зря я вышла за Макса, — всхлипывает. — Я хочу вернуться к тебе.

Глава 18

— Чего? — хмурит брови.

Ему послышалось?

— Максим не тот человек. Только сейчас я раскусила его подлую душонку! — сильнее сжимает его руку. — Коленька, он хотел нас разлучить! Он нам завидовал!

— Серьезно? — Николай с трудом прячет ухмылку. Смотрит на бывшую со смесью отвращения и презрения.

— Да! — она не замечает его реакции. — А сейчас он показал мне свое истинное лицо! Ты бы знал, как он надо мной издевается! — на огромных накладных ресницах замирают капли слез. Марго продолжает нести бред.

— Хочешь сочувствия? — Николай смотрит на женщину, с которой прожил довольно долгий отрезок своей жизни, красивая, ухоженная и абсолютно чужая.

— К тебе хочу! Я поняла, что именно ты мой идеал! Любовь всей моей жизни! — отвечает с запалом.

— Марго, ты в принципе не знаешь значения этого слова.

— Коль, зачем ты так! — надувает пухлые губы.

— Каждый может ошибиться. И ты не идеален. Я может от твоего холода бежала! Но сейчас я знаю, мы все сможем преодолеть!

— Возвращайся к мужу и не задерживай меня своими бреднями, — резко дергает рукой, вырывая ее из лап бывшей.

— Ты не понял! Я реально хочу к тебе вернуться! — кричит ему в спину.

— А я не хочу тебя видеть.

— В тебе кричит обида! Но если ты меня выслушаешь…

— Стоп, Марго. Лучше замолчи. Ищи себе другого идиота. Я сыт по горло тобой, — резко перебивает ее, ускоряет шаг.

Она бежит следом, что-то выкрикивает. Николай уже не слышит. Вопли бывшей превращаются в фоновый шум. Когда дверь подъезда отделяет его от Маргариты, Николай вздыхает с облегчением.

Он слишком долго обманывал себя, пытался быть хорошим мужем. Действительно нежность и некая симпатия к супруге у него присутствовали. И это предел для его израненного сердца.

Но она оказалась недостойна даже этих эмоции. Или хотела большего, потому появился Макс. Уже не важно… Марго подарила ему дочь, он не жалеет об этом браке. Но больше никого и никогда, никаких отношений.

Теперь Марго предает и Макса. Вскоре появится любовник, возможно, не один. Только что она в очередной раз продемонстрировала свое гнилое нутро.

Первым делом Николай забегает в душ. Хочет смыть запах бывшей, что забился в ноздри и раздражает своей кислотой.

Устроившись на кухне, сварив кофе, он делает несколько звонков. Выясняет где и в каком состоянии находится Людмила.

Сегодня у нее операция, значит, тревожить девушку не стоит. А вот когда она немного придет в себя, он непременно ее навестит.

Надо отдать должное Глебу, он действительно хорошо позаботился о Людмиле. Она получила лучшее лечение и условия, которые возможны в городе.

На пороге палаты девушки Николай оказывается через три дня. За это время Марго успела окончательно достать его звонками, стихами, песнями и слезливыми посланиями. По ночам его терзала бессонница и нескончаемые мысли о той, о ком думать категорически запрещено. А днем была работа — его спасение.

— Привет, Люд, — в руках у Николая огромный букет ромашек.

Именно эти цветы всегда обожала сестра Манюни.

— Коля! — глаза девушки округляются. — Вот это… ааа… не ожидала…

Людмила очень бледная, с искусанными в кровь губами. Но насколько он знает, операция прошла даже лучше, чем прогнозировали врачи. Пока рано говорить, но шансы девушки на выздоровление определенно увеличились.

— Почему не позвонила? Я бы гораздо раньше пришел. А так пришлось окольными путями узнавать, где ты и что с тобой, — он наклоняется и целует ее в щеку.

— Я не думала, — опускает взгляд, мнет в руках одеяло, — Что ты захочешь меня видеть…

— Людмила! Что за ересь!

— Как там говорят… гонца принесшего дурную весть… — закусывает губу, — В общем… в него летят все камни.

— Ты ни в чем не виновата. Наоборот, я благодарен тебе. И никогда ни в чем не винил, — Николай ставит букет в вазу, которая стоит на столе около телевизора. — Это тебе.

— Запомнил… мои любимые, — девушка шмыгает носом.

— На склероз не жалуюсь, — улыбается Николай. — И я действительно рад тебя видеть, — добавляет искренне.

— А я-то как рада, — вздыхает Людмила. — Тяжело тут одной…

— Почему одной? А родня? — спрашивает, старательно пряча дрожь в голосе. Даже намек на Манюню и его прошибает озноб.

— Мама беременна… снова. У нее новый мужик… Братья, сестры или слишком малы, или у них своя жизнь. Машка вот вчера звонила… Все, — разводит руками. — Я благодарна, что Глеб не отказал и помог… Хоть Маша и была против…

Глава 19

— Как против? — Николай хмурится. — Ты ничего не путаешь?

— Я у мамы была, — вытирает нос салфеткой. — Сестра к ней с сыном приехала. Славный у них малыш с мужем получился, воспитанный, не по годам умный, на Глеба так похож, — когда говорит о ребенке, слабая улыбка касается ее губ. — Мама рассказала ей о моем диагнозе. Я просила в долг, говорила, что мне не нужна благотворительность. Я все отдам, — руки дрожат, девушка смотрит в потолок, часто-часто дышит. — Я могла пойти к Глебу в обход ее, но не сделала этого.

— А Маша что?

— Мне кажется, она даже меня не слушала. Мама сообщила ей о своей беременности, сыну одиннадцать исполнилось, сестра была в своих хлопотах. Сказала, чтобы я не смела к ее мужу обращаться. Пробормотала какие-то слова утешения и уехала с соседом домой.

— Совсем не похоже на нее… — задумчиво протягивает Николай.

— Она очень изменилась. У нее счастье, полная чаша, матери еще деньги подкидывает, а с нами уже и не общается. Я и не навязывалась. Ты знаешь, я давно в другой город переехала. Но я была в отчаянии, — мотает головой из стороны в сторону. — Глеб сам меня нашел. Без лишних слов помог. А Маша… ей все равно…

— Она счастлива в браке? — Николай прикусывает язык. Поздно, предательский вопрос уже сорвался с губ.

— Очень, — Людмила отвечает мгновенно, без малейших колебаний. — Она моя сестра, я люблю ее и очень рада, что семейная жизнь у Маши сложилась. Они с Глебом души друг в друге не чают. Потому я не сильно на нее обижаюсь. Понимаю, что когда счастье до краев, то ничего вокруг не замечаешь, — слабо улыбается.

Николай физически ощущает, как каждое слово, подобно ржавому гвоздю пронзает сердце. Нет, время не излечило, раны даже не затянулись и боль все еще идет по нарастающей.

— Ой, — девушка прикрывает рот ладошкой, — Прости, Коль. Но столько времени прошло… ты знаешь, я всегда тебе правду говорила, по сути, против сестры шла… Мне кажется, все же лучше так… чем ложь…

— Все нормально, Люд. Спасибо за честность, — ему удается ответить спокойно. — Почему ты мне не позвонила? Ты ведь знаешь, я бы никогда тебе в помощи не отказал.

— Ты отгородился, пошел служить, я не хотела навязываться. Прекрасно понимаю, что я ассоциируюсь у тебя с теми событиями. Я знала, что у тебя семья, дочь. Зачем напоминать тебе прошлое? — пожимает плечами. — Я пришла к своей семье. Думала, так справимся. Все же я была уверена, что сестра не оставит меня в трудную минуту. Хоть после всего мы и с Машей отдалились… Я же тогда ее осудила, высказала все. Понимаю, могла любовь накрыть, но и с тобой по-человечески она могла поступить… а не так, — Люда тяжело вздыхает. — А Глеб… он просто пошел у нее на поводу. Влюбленный мужчина, она ему вскружила голову… Он потом не раз говорил, что сожалеет. Он раскаивается, Коль, поверь мне.

— Люд, я никогда не винил тебя. Наоборот, благодарен, что ты тогда была со мной и помогла справиться. Ты помнишь, в каком я был состоянии, — слова девушки уносят его в ту роковую ночь, когда мир утратил свои краски и превратился в черный, горящий ад. Когда безжалостный огонь предательства сжигал все, что было ему дорого.

— Мне было нелегко решиться рассказать тебе все… Я предавала сестру, которая предавала тебя… — Людмила отворачивается, слезы бегут по ее щекам.

— Не стоит ворошить прошлое, — глухо отвечает Николай.

— Маше сейчас сложно, они с Глебом ребенка потеряли, которого так ждали. Наш отец в больнице. А мне так хочется, чтобы прошлое больше не давило. Хочется для всех счастья. И самой встать на ноги, — смотрит на него с теплотой. — А ты сам как?

— Развелся. Работаю. Живу. Нормально все.

— Развелся? Я думала, у вас с женой все отлично…

— Это к лучшему, — выдавливает из себя улыбку Николай. — Люд, если что нужно, ты только скажи.

— Поддержка твоя нужна. Дружба. Положительные эмоции — они же усиливают действие любого лекарства, — протягивает руку.

Николай берет Людмилу за руку, целует ее.

— Договорились, — подмигивает.

Он проводит в палате еще часа два. Больше болезненных тем они не затрагивают. Говорят о прожитых годах, работе, его дочери.

Только дело сделано, Люда вспорола ножом незажившие раны, боль выжигает нутро. Перед глазами картина той убийственной ночи, когда он своими глазами увидел женщину, без которой не мыслил жизни и лучшего друга в обнимку на красных шелковых простынях.

Обнимая Глеба за шею, глядя на Николая колдовскими зелеными глазами, она сказала четко, отстраненно и холодно:

— Уходи, Коля. Между нами все кончено.

Эти слова до сих пор звучат у него в голове, каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду…

Глава 20

Маша

Дикий ор ударяет по вискам. Не сразу соображаю, где нахожусь и что случилось.

— Зачем, Глеб? Вот скажи зачем?! — визгливый голос Анжелы врезается в мозг.

Как же больно. Сдавливаю виски. Я дома, если квартиру где прожила столько лет с Глебом, можно так назвать. Муж меня вырубил и привез сюда. Тут я солидарна с предательницей: зачем?

— Не верещи, — недовольный ответ Глеба.

Любовники на кухне. Я в нашей спальне. Во всем теле тяжесть, сложно даже пошевелиться. Что он со мной сделал? Глеб опасен.

— Я уже все сказала мужу. Нам больше ничего не мешает быть вместе. А ты ее притащил! Глеб, зачем?! Я не понимаю, — продолжает орать Анжела.

— Тебя кто-то просил признаваться? Сколько раз тебе говорил, без моего ведома ни шага. Что за самодеятельность, Анж? — раздраженный голос мужа.

— Сколько это еще могло продолжаться! Мы любим друг друга, эта наконец-то все знает. Я больше не хочу скрываться. А старик меня достал. Его нежность, его руки, он меня лапал! Бррр, — даже представляю, как она морщится.

Так обидно за папу становится. Ведь он для семьи все делал. Несмотря на предупреждение врачей, брал дополнительные смены, все в дом, все для детей. В том, что папа любил предательницу у меня ни малейшего сомнения.

Он и нас с Людой очень любил. Пока не выросли, давал матери гораздо больше, чем алименты, да и покупал нам многое, потому как его деньги шли на младших братьев и сестер, на новых ухажеров матери.

Она почему-то всегда связывалась с мужчинами, которые были не в состоянии обеспечить даже самих себя. Едва я научилась ходить, мать уже прививала мне чувство долга, что я должна помогать…

Мне было шесть, когда она стала брать меня с собой на рынок торговать зеленью, которую она выращивала на огороде. Чем старше я становилась, тем больше работы по дому, огороду, заботе о младших братья и сестрах, сваливалось на меня. Потом я начала подрабатывать, убираться в квартирах, лишь бы маме было легче.

Людмила мне не помогала и говорила, что мама мной пользуется. Она жила мечтой как можно скорее уехать из дома.

Папа, видя всю эту картину, не раз предлагал мне переехать к нему. Но как я могла бросить мать? Своих сестре и братьев? Чувство ответственности, привитое с детства, приковало меня к семье железными цепями. Да и для папы я обузой быть не хотела.

Маму я очень любила, и долгое время слушала беспрекословно. Впервые пошла наперекор, когда решила поступать в медицинский. Мать считала, что это глупо потраченные годы, я могу работать на заводе, огороде.

— Все равно врачом не станешь. Мозгов не хватит. Недалекая ты у меня, глупая. Я мать, лучше знаю своего ребенка. О тебе забочусь. Чтобы потом сопли на кулак не наматывала, лучше сразу брось эту затею. Убираешься, люди деньги платят, еще на завод тебя устрою, плюс огород, вот мы заживем, — потирала сухие ладони.

А я грезила о медицинском. Ночами не спала, училась, укачивая новорожденного брата. К маленьким детям мама давно ночами не вставала, все на мне было. И мне казалось тогда это правильным, ведь мамочка моя так устает.

Когда она расставалась с очередным мужем, то впадала в депрессию, тогда работы становилось еще больше. Я другой жизни не знала, я была уверена, что так и должно быть.

Но вот насчет учебы я стояла на своем. Но клятвенно пообещала маме, что буду подрабатывать и не оставлю семью без помощи.

Воспоминания проносятся у меня в голове, пока слушаю ругань любовников. Эх, повернуть бы время вспять, я бы все сделала иначе…

Страшно смотреть по сторонам и осознавать, во что превратилась моя жизнь…

Все что у меня есть — это Сереженька. Ради него и живу, ради него буду бороться.

— Если мой муженек помрет, будет шикарно! — выдает Анжела. — Тогда дом мне достанется! Стану вдовой! Ммм… Может, ты его переведешь в другую больничку? Где за ним не будет такого высококлассного ухода?

— Ты себя слышишь, идиотка? Заткни свой рот, пока не поздно! — Глеб хлопает дверью на кухне.

В висках пульсируют ее слова… Мой бедный папочка, с каким монстром ты жил все эти годы…

Муж появляется на пороге спальни.

— Проснулась, солнышко, — улыбается, словно ничего не случилось.

— Глеб, зачем ты меня притащил в дом? Нежели ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься. Я все равно уйду, — стараюсь говорить спокойно, хоть в душе расползается тревога.

— Ты моя жена. Это твой дом. Тебе пора уже осознать, что я никогда, — подходит к кровати, наклоняется, — Никогда, ты меня слышишь, никогда тебя не отпущу. Ты моя, Маш. Моя, — глаза при этом горят нездоровым блеском. — А вот какой будет твоя жизнь, зависит от тебя и твоего отношения ко мне.

— Какое отношение, Глеб? Очнись! После всего, что ты сделал, в лучшем случае со временем мы наладим нормальное общение. И то сейчас даже в этом сомневаюсь. Просто отпусти меня. Насильно мил не будешь, пойми ты это! — пытаюсь до него достучаться, но у меня ощущение, что говорю с каменной стеной.

— Понял, — кивает головой. — Еще в себя не пришла. Ничего время есть.

— Для чего время?! Глеб, ничего не изменится! Я только могу тебя еще больше возненавидеть! — теряю остатки самообладания.

— Сына не увидишь, пока не одумаешься, — заявляет с гадкой ухмылкой. — Анжела будет тут с тобой. Проследит, чтобы ты глупостей не наделала, пока мня нет дома.

Глава 21

Его слова подобно отраве, медленно затапливают сознание.

— Глеб, ты решил удерживать меня силой в доме и надзирателем поставить свою любовницу? — абсурдность моего вопроса добивает. Я не могу осознать, это слишком нелепо и подло. — Решил не пускать ко мне моего же сына?

— Ты не оставляешь мне выбора, солнышко, — улыбается виновато и лицемерно.

— Чего этим добьешься?

— Ты успокоишься и поймешь, что мы созданы друг для друга, — невозмутимый ответ.

Он не пробиваем. Что-либо доказать нереально.

— Ты действительно собираешься держать меня под замком? — все еще не до конца верю.

— Это временная мера, солнышко.

— Привези Сергея. Мне нужен мой сын!

— Он побудет с твоей мамой. Денег я дам, они ни в чем не будут нуждаться. Можешь не переживать и спокойно выздоравливать, — столько заботы в голосе, аж тошно.

— Мне будет лучше… выздоравливать, — говорить спокойно удается с большим трудом, на языке вертятся всевозможные ругательства, а руки ломит от желания залепить ему несколько пощечин. Только агрессией ничего не изменить. Я только раздразню зверя и сделаю хуже. — Когда сын будет рядом. А так материнское сердце все равно не спокойно.

— Об этом не может быть и речи, — качает головой. — Но если тебе станет лучше, когда Людмила придет в себя после операции, ты сможешь ей позвонить.

Он не отменил операцию, становится немного легче. Очень переживаю за сестру.

— А папа?

— Если ты будешь умничкой, с ним тоже все будет хорошо, — расплывается в довольной улыбке.

Нет смысла с ним спорить, что-то спрашивать. Мне надо действовать хитрее.

— Твой папаша даже слишком живучий, — в дверях возникает Анжела.

— Заткнись! — на нее моего терпения не хватает.

Как подумаю, что она чуть отца в могилу не отправила!

— Обрати внимание на манеры своей жены, Глебушка. Воспитание ниже плинтуса, — притворно вздыхает. — Ей добра желают, а она зубы показывает.

— Анж, тебе тоже не мешает быть сдержанней, — муж бросает на нее недовольный взгляд.

— А жить в твоем представлении мы как будем втроем? — едкий вопрос все же срывается с моих губ.

Глеб от этого вопроса вздрагивает, странно косится на любовницу.

— Поправляйся, а мне пора, — суетливо направляется к выходу. — Все препараты я оставил на тумбочке, если какие-то проблемы со здоровьем, почувствуешь сильное недомогание, боли, скажи Анж, она мне позвонит.

— Я сама в состоянии тебе позвонить, — недовольно кошусь в сторону своей надзирательницы.

— На данный момент нет, — отвечает, не глядя на меня. — Твой телефон на время я заберу. Чтобы ничего не мешало твоему выздоровлению.

Пока я задыхаюсь от гнева, он быстро выбегает из комнаты, минуты две и слышится щелчок входной двери.

— Анжела, отпусти меня. Тебе же не нравится, что Глеб снова привез меня в квартиру. Я уйду, и не буду стоять на пути вашего счастья, — говорю ей спустя несколько часов нашего нахождения на одной территории.

— С радостью бы открыла дверь и вали на все четыре стороны, — она нажарила картошки, сидит и уплетает ее, противно причмокивая. — Только Глебушка мне подобного не простит. Я слушаю своего мужчину. Он скоро наиграется.

— А если не наиграется? Так и будешь на вторых ролях? — спрашиваю с усмешкой.

Она морщится как от зубной боли.

— Сейчас все изменится. У нас сын. Я рожу Глебушке еще деток. Осталось немного и он все поймет. Я его женщина, — с хрустом откусывает соленый огурец. — Но предавать, идти наперекор его желаниям я не буду. Не на ту напала. Я стану ему союзницей во всем.

— Ладно, — машу рукой и включаю чайник. — Раз мы заперты тут вдвоем, не вижу смысла и дальше ругаться, — стараюсь говорить непринужденно.

— Сиди в своей комнате. Не мозоль глаза, — запихивает пережаренную картошку в рот.

— Чаю выпью и уйду. Будешь?

— Нет, — мотает головой. — Еще чего подсыплешь, — гадина разгадывает мой план.

Я так и хотела поступить, усыпить ее бдительность, а затем и саму Анжелу. Муж врач и всевозможные препараты на все случаи жизни в доме имеются.

Но я не теряю надежды. Она все равно утратит бдительность, я воспользуюсь. Надо лишь набраться терпения.

Легко сказать, да трудно осуществить. Вечером возвращается муж. Притворяюсь, что сплю. Ни видеть его, ни говорить не хочется.

Приходится слушать их с Анжелой разговоры на кухне, как она ластится к нему, подлизывается. Глеб отвечает ей грубо и с неохотой.

Через час он и вовсе приходит в нашу спальню и заваливается на постель.

— Иди к Анжеле своей, — не выдерживаю.

Делить с ним постель, оказывается выше моих сил.

— Я сплю с женой, — пытается меня обнять.

— Не трогай меня! — отталкиваю Глеба. — Ты ничего этим не добьешься! Я хочу поговорить с сыном! Ты не имеешь права лишать меня общения с Сережей! — материнское сердце разрывается, и вся выдержка лопается как мыльный пузырь.

— Поговоришь. Увидишь. Когда придет время, — гладит меня по голове. — А если не угомонишься, приготовься жить без сына. Мое терпение тоже не безгранично. Я начинаю уставать от твоих капризов. Сколько можно отталкивать родного мужа!

— Это не твой сын! Ты не имеешь права! — выкрикиваю в бешенстве.

— Не мой! — рычит и хватает меня за горло. — Ошибаешься, солнышко, по документам он мой. Я его воспитал. Я принял тебя пузатую, сломленную и преданную. Я обеспечил всем, полюбил ребенка как своего. Тебе напомнить наши клятвы? — сдавливает руку на горле сильнее. — Никто и никогда не узнает, кто его зачал. Ты обещала, ты молила о помощи! А я в свою очередь дал тебе слово, что никогда не упрекну, воспитаю и дам все самое лучшее. Я сдержал клятву. А ты, лицемерка?

Глава 22

Должна признать, что к Сереже муж действительно хорошо относится. С этой стороны мне не в чем его упрекнуть. Он знал с самого начала про мою беременность. Я ничего не скрывала и была честна.

Врала я только об одном и себе и ему, что чувства в прошлом, что Коля погребен под завалами его предательства и его чудовищного поступка.

Я так пыталась полюбить Глеба, старалась быть идеальной женой. И я научилась жить с благодарностью, симпатией и привязанностью к мужу.

Так ведь живут многие семьи, утешала себя. А любовь… ее больше не будет в моей жизни. Так отчаянно и всепоглощающе, можно любить лишь раз. Свой шанс я истратила на человека, который не заслуживает даже воспоминаний.

Глеб знал на что шел. Он видел всю ситуацию, я рассказывала ему все. Если его не устраивало, он мог мне сказать, развестись, уйти к другой женщине. Я бы все поняла. Но он подло вел двойную жизнь. И с кем?

— Отпусти меня! — хриплю.

Глеб замирает. Долго смотрит мне в глаза. Убирает руку.

— Прости, солнышко. Сорвался. Не провоцируй меня и все будет хорошо, — старается говорить ласково.

Ничего не отвечаю. Отворачиваюсь к стене, буквально вжимаюсь в нее, чтобы занимать как можно меньше места. Хочется стать невидимой для него, раствориться.

К счастью, муж не продолжает диалог. По звукам понимаю, что он достает телефон и с кем-то переписывается.

Сон приходит только под утро. Мне снова снится Коля на вершине горы, обласканный лучами солнца. А я задыхаюсь в вязком вонючем болоте.

Просыпаюсь в поту, сажусь на постели, протираю глаза.

— Доброе утро, солнышко, — вздрагиваю от ненавистного голоса. — Проснулась, прелестная моя. Я тебе завтрак приготовил, — Глеб выходит, и через минуту появляется с подносом в руках.

— Ты или Анжела? — ухмыляюсь.

— Ее нет дома. Она к сыновьям поехала. Они сейчас у соседкой живут. Так что мы одни, — подмигивает мне.

Меня передергивает. Неужели, он считает, что это соблазнительно и еще на что-то надеется?

Но ведь если захочет, кто ему помешает?

От этих мыслей во рту пересыхает.

— Так что сей кулинарный шедевр — полностью моя заслуга, — выдает томно.

— Спасибо. Я очень проголодалась, — выдавливаю из себя улыбку.

Злить Глеба, когда мы дома одни — не лучшая идея. Лучше впихнуть в себя омлет с сосисками, который он именует «кулинарным шедевром».

Кусок в горло не лезет. Но я упорно продолжаю ковыряться вилкой, глотаю куски, как самое горькое лекарство. Глеб не спускает с меня глаз.

— Какая же ты у меня красавица, — мурлычет. — Смотрю и насмотреться не могу, — во взгляде действительно скользит теплота, и нечто такое, о чем даже думать не хочу.

— Спасибо, очень вкусно, — отставляю тарелку, подавляю желание побежать в туалет и избавиться от содержимого желудка.

— Я рад, что тебе сегодня лучше. Теперь, как и обещал, можешь позвонить сестре, — говорит голосом доброго волшебника.

— Буду очень признательна, — киваю.

Главное не сорваться. Надо держаться. Ненависть контролировать все труднее, но я не могу провоцировать монстра. Страшно признать, но я сожалею, что Анжелы нет дома. При ней Глеб не решится на гнусности.

Муж набирает на своем мобильном номер и дает мне телефон.

— Да, — на том конце раздается слабый голос сестры.

— Людочка, я так рада тебя слышать! Знаю, что у тебя операция была. Очень за тебя переживаю. Прости, что пока приехать не могу… я ребенка потеряла… тоже только из больницы, — сложно даются слова.

Из-за Глеба приходится ей врать. Ведь если бы он только меня выпустил, я бы в любом состоянии побежала к сестре, не было бы сил, то поползла бы.

— Врачи дают хорошие прогнозы. Так рада, что ты мне позвонила, — сестра всхлипывает. — Машенька, у меня же никого ближе нет. Ты знаешь, как ты мне дорога!

— Знаю, моя хорошая! И я всегда с тобой! — по щекам катятся слезы.

Я должна быть рядом с Людой и папой, а не сидеть под замком.

Сестра долго говорить не может. Еще очень слаба. Я прощаюсь и обещаю, приехать к ней в ближайшее время. Только не от меня зависит, смогу ли я выполнить обещание.

Я стала пленницей. В это сложно поверить. В современных реалиях, вообще дико. Но это именно так.

— Я бы очень хотела увидеть папу и Люду, — говорю, отдавая телефон мужу.

— Все от тебя зависит, — медленно подходит к постели, садится и придвигается ко мне ближе. — Покажи, как ты меня любишь… — тяжело дышит.

— Глеб… не время еще… я слаба… — облизываю пересохшие губы, пытаюсь отползти.

Я не вынесу его прикосновений! Не смогу!

В свое время три года ушло, прежде чем я смогла подпустить его к себе. Глеб все это время терпеливо ждал… Сейчас подозреваю. Что ожидание ему помогали скрасить девицы по типу Анжелы.

Но он не торопил меня, ничего не требовал. И со временем я смогла не содрогаться от его прикосновений, не бежать в ванную и там рыдать, кусая губы в кровь. Я привыкла к его прикосновениям, поцелуи в некоторые моменты даже были приятны. Помогало чувство благодарности. Понимаю, что если бы не Глеб, я бы тогда не справилась.

Но сейчас все иначе… не могу… сломаюсь… потом не соберу себя… А у меня сын, я должна жить ради него.

— Я буду очень нежен, — целует меня в шею.

— Пожалуйста, нет! — выкрикиваю в отчаянии.

А его руки уже блуждают по моему телу. От омерзения внутренности скручивает, по спине катится ледяной пот. Как мне спастись?!

— Да! Солнышко, я так истосковался, — его глаза подернуты пеленой, он впадает в состоянии какого-то дикого транса, ничего не слышит, не реагирует, и продолжает пожирать меня глазами, лапать руками.

— Глеб, не сейчас! Позже! — теряю остатки самообладания. По щекам катятся слезы, — Умоляю тебя!

Пробую уговорить. Ведь если начну вырываться, то будет только хуже, он озвереет.

— Да, моли меня! Да! — шепчет как в бреду.

— Я сейчас кому-то так помолюсь! — раздается визгливый голос Анжелы.

— Ты чего так рано? — Глеб мотает головой, и смотрит на любовницу осоловевшим взглядом.

А я смотрю на нее, едва ли не как на спасительницу. Как же вовремя она пришла!

— Дернуло меня что-то вернуться. И как вижу, чуйка сработала, — сдвигает брови на переносице. — Любимая за дверь, а ты, Глебушка, — бьет кулаком по стене. — И на кого полез?!

— Анж, прекрати. Она моя жена. Это вполне закономерно, — Глеб начинает закипать.

— Знаешь, что закономерно, Глебушка, — подходит к нам ближе, — Если еще раз подобное повторится, я заговорю. Вот тогда ты получишь закономерный исход. Я не она, — презрительно машет рукой в мою сторону, — Изменять не позволю. Попробуй только чихнуть в сторону другой бабы, ответка прилетит быстро.

Глава 23

Два месяца спустя…

— Есть какие-то идеи, что приготовить Глебушке? Такой праздник, — Анжела мечтательно закатывает глаза.

— Что хочешь, то и готовь, — пожимаю плечами.

— Как он тебя еще терпит! — презрительно фыркает.

— Не поверишь, задаюсь тем же вопросом, — беру бутылку минеральной воды, за которой и приходила на кухню.

— Сколько я еще прислугой буду?! — заводится Анжела.

Оставляю ее слова без ответа, закрываю дверь и иду к себе в комнату.

Почти два месяца я взаперти. Стала пленницей собственного мужа. Каждый день моя ненависть нарастает как снежный ком, а внешне я становлюсь все спокойней. Для осуществления моих замыслов нужна холодная голова.

За это время Глеб обнажил свою гнилую натуру. Я узнала его с такой стороны, что знай, я это в прошлом, не подошла бы к нему на пушечный выстрел. Нашла бы другой способ решить проблемы, но только не он.

— Ты можешь попробовать сбежать, — сказал мне еще в начале моего заточения, после того, как всю ночь выяснял отношения с Анжелой.

Тогда когда он на меня набросился, у них разгорелся нешуточный скандал, с битьем посуды, ором, словами, от которых уши вянут и всем вытекающим.

— Но? — устало спрашиваю.

Из-за их криков так и не удалось поспать, голова раскалывалась.

— Я заберу у тебя Сергея, — говорит с садистской улыбочкой.

— Не посмеешь!

— Солнышко, пора понять, чтобы ты осталась со мной и образумилась я готов на все. Если же ты будешь и дальше упрямиться, бегать, искать журналюг и сливать им информацию, мне не составит труда, представить тебя психованной алкоголичкой. Будут подлинные справки, свидетели, все, что потребуется, плюс лучший адвокат. Я в суде тебя так размажу, что никто тебе котенка не доверит, не то, что ребенка, — нежно гладит меня по волосам, — Я надеюсь, мы поняли друг друга.

Я тогда знала, он не блефует и поступит именно так. Это не любовь… это ад…

Почему он в меня вцепился? На этот вопрос я так и не нашла ответ.

Тогда я высказала ему многое, обзывала, плакала, истерила.

Потом постаралась взять себя в руки. Выход должен быть. И я его найду. А пока нет смыслазлить своего палача и его помощницу.

Наоборот, надо стараться усыпить бдительность Глеба. Пусть думает, что я смирилась.

За это время Люду и папу выписали. Сестра чувствует себя лучше с каждым днем. Иногда муж позволяет мне с ней общаться.

С папой дела обстоят хуже, потому как Анжела никуда не делась, и треплет ему нервы. По моей просьбе, муж отправил папу с реабилитационный санаторий в другой город. Чтобы отец был как можно дальше от исчадия ада, которую он продолжает любить.

Глеб перед папиным отъездом разрешил нам увидится. Я едва сдерживала слезы, за короткий промежуток времени, из довольно крепкого и статного мужчины, папа превратился в старика. Руки дрожат, говорит с трудом, и взгляд… там столько боли, что я задыхаюсь.

Хочу помочь, успокоить, но понимаю, что от предательства нет лекарства. Слова утешения не помогут.

Во мне закипает еще больше ненависти. Они должны ответить за все! Анжела, к ней в этот момент испытываю больше злости, чем к мужу. Из-за нее папа в таком состоянии. А ведь он души не чаял в ядовитом адском существе.

Ничего, всему свое время. Я терпелива. Вы еще за все ответите.

Обняла папу, сказала, что все будет хорошо, что я безумно его люблю. Не позволила себе заплакать.

Встреча добавила еще больше решительности.

Я даже нашла в себе силы поблагодарить Глеба.

— Если хочешь, чтобы я поверил в твою искренность. Ты знаешь, какой должна быть благодарность, — медленно облизывает губы.

— Я еще не готова, — отвечаю и быстро прячусь в ванной комнате.

Я могу заставить себя улыбаться, мило с ним общаться, но близость — это табу. Никогда с ним не лягу. А без нее он не верит мне, всегда настороже. Но я не теряю надежды, знаю, у меня непременно все получится.

Анжела все это время живет с нами. И я даже рада этому, потому как она очень ревностно следит за Глебом. Притыкает ему, даже если уловит не тот взгляд в мою сторону. Это помогает мне, иначе, боюсь, он бы уже осуществил задуманное и вряд ли бы спрашивал моего согласия.

Она готовит, убирает, взяла на себя всю домашнюю работу. С Глебом у них натянутые отношения, они часто ругаются. Постоянно друг другу угрожают. Страсти с боку мужа к ней я не вижу.

Под напором Анжелы, муж съехал из нашей спальни. Теперь спит в комнате Сергея. Анжела спит в гостиной. Сколько еще он думает продолжать этот цирк, не имею понятия. Неужели реально верит, что я приму его правила, покорюсь и мы заживем счастливо втроем?

Я практически не выхожу из комнаты. Закипаю от ненависти к своим мучителям.

За это время всего пять раз Глеб разрешил мне поговорить с сыном. Это очень больно, невыносимо тяжело, когда мать разлучают с ребенком.

Не позволяю себе отчаиваться. Даже не плачу больше. Стараюсь быть максимально собранной. Жду подходящего момента, чтобы осуществить задуманное.

Хлопок входной двери. Глеб появляется на пороге.

— Ой, кто пришел! — Анжела тут же выбегает и виснет у него на шее. — Завтра такой день! — расцеловывает его в обе щеки.

— Задушишь, — морщится и освобождается из ее хватки. — А любимая жена не хочет поздороваться с мужем? — косится в мою сторону.

— Привет, — выдавливаю из себя улыбку.

— Ты уже решила, в каком платье пойдешь на вечеринку? — спрашивает, подмигивая мне.

— На какую вечеринку? — Анжела упирает руки в бока.

— Сотрудники устраивают в клинике. Типа сюрприз для руководителя. Подлизаться хотят, — гадко смеется.

— А я? — Анжела хмурится.

— Ты дома, Анж. Я иду с женой, — смотрит на меня как голодный зверь.

— Она тебя опозорит! Ей веры нет! — выкрикивает Анжела.

Глава 24

— Она будет ангелом, — подходит вплотную, хватает меня за подбородок, поднимает мою голову. — Она же хочет увидеть сына. А если мне что-то не понравится, — ухмыляется. — В общем, ты знаешь, солнышко.

Как же хочется высказать ему все, что накопилось в душе, причинить боль и душевную и физическую. Только нельзя. Пусть думает, что я покорилась.

— Ты ей веришь? — фыркает Анжела.

— Я верю, что моя жена благоразумна и не станет рисковать сыном.

— Я тоже хочу пойти! Глеб, я устала быть на вторых ролях! Сколько лет прячемся по углам, я всегда в тени! Достало! — топает ногой, переходит на крик.

— Мария — моя жена официально. В каком качестве пойдешь ты? А? Хочешь испортить мне репутацию?

— Сколько это будет продолжаться?! — она отталкивает меня, становится между мной и Глебом, упирает руки в бока.

— Что тебя не устраивает? От мужика ушла, живем вместе, все твои хотелки оплачиваю, — морщит нос.

— Она! — тыкает в меня пальцем. — Она мешает нашему счастью! Глеб! Мое терпение не безгранично! Если я открою рот, то твоя репутация… ммм… от нее ничего не останется.

— И от своего комфорта ничего не останется, — ухмыляется Глеб.

Я ухожу, достали их перепалки. Перегрызли бы друг другу глотки уже, воздух сразу бы чище стал.

Сколько еще этот ад будет продолжаться?

Муж появляется в комнате спустя тридцать минут. Все это время они с Анжелой бурно выясняли отношения.

— Я заказал тебе платье. Ты у меня будешь самой обворожительной, — заявляет как ни в чем не бывало.

— Я хочу поговорить с сыном, — скрещиваю руки на груди.

— Хм, вообще-то ты не заслужила, — достает мобильный из кармана. — Но чего не сделаешь для любимой женщины. Будем считать этот разговор авансом.

Стискиваю зубы, так что челюсти сводит. Главное — ничего сейчас не сказать. Надо держаться. Придет время и Глеб за все получит.

Беру его телефон, рука дрожит.

— Сереженька! Привет!

— Мамочка! — радостный голос сына. — Я так соскучился! Папа говорит, что ты болеешь, мне пока к тебе нельзя, — тяжело вздыхает.

— Я скоро поправлюсь, сыночка! И мы всегда будем вместе! — чувствую, как сердце разрывается. Я никогда так надолго не расставалась со своим мальчиком.

Он так похож на своего отца. Он взял от Коли все самое лучшее, но не перенял его подлости. Ребенок от любимого человека. От того, кто украл мое сердце, предал, растоптал доверие, но при этом навсегда оставил частичку себя.

— Сейчас каникулы, но я все равно учусь, много читаю. У бабушки хорошо, погода теплая, гуляю, с Семеном за грибами ходили. Папа проведывает меня часто. Все классно только тебя не хватает очень сильно.

— И мне тебя не хватает, родной мой, — сдерживаю слезы, закусываю губу.

Глеб дергает меня за плечо, намекает, что пора прощаться.

Если бы взглядом можно было убить, я бы это сейчас сделала, настолько его ненавижу. Я живу ради Сережи, дышу ради сына, а он разлучил меня с ним. Никогда не прощу.

Стараюсь бодро попрощаться. Глеб перехватывает у меня трубку и еще минут пять говорит с сыном. У них неплохие отношения, муж много времени проводит с сыном, и на рыбалку с ним ходит, дома они конструкторы собирают, обсуждают книги.

Но сейчас их общение воспринимается очень болезненно.

— Цени мою доброту! И я надеюсь на соответствующий подарочек, — облизывает губы и подмигивает мне.

Едва сдерживаю приступ тошноты. Отхожу к окну, тем самым показываю, что разговор закончен.

Вечером доставляют платье. Темно-зеленое до колен, закрытое спереди и с открытой спиной. На правой ноге разрез. С одной стороны простое, но оно так облегает фигуру, так подчеркивает все ее достоинства, что создается впечатление, что платье создано именно для меня.

В отсутствии вкуса мужа нельзя упрекнуть.

Глеб заходит в спальню. Присвистывает.

— Ты неотразима! — глаза алчно блестят.

— Спасибо, — киваю.

— Полагаю, это тебе подойдет, — протягивает мне довольно большую бархатную коробочку.

Открываю ее, там лежит изумительной красоты изумрудный комплект. Утонченные серьги, с зелеными сверкающими камнями, кулон в форме капли и нежное кольцо.

— Красиво… — протягиваю задумчиво.

Подарок не радует. Каким бы красивым он ни был, от Глеба мне ничего не надо. Но не взять — значит, разозлить его.

— Ты затмишь всех! — обнимает меня за талию. Скольких усилии мне стоит не скинуть его руки. — А принадлежишь только мне, — шепчет мне в шею. — Запомни, Маш, ты только моя.

Ничего ему не отвечаю. Ссылаюсь на то, что завтра тяжелый день, надо выспаться, чтобы хорошо выглядеть и убегаю в ванную комнату. Уже там, открыв воду, даю волю слезам.

На следующий день собираюсь с особой тщательностью. Зачем? Сама не знаю ответа на этот вопрос. Когда Анжела меня видит, то лишь недовольно кривится, потом подходит к Глебу и шипит:

— Смотри мне!

Он и смотрит, только на меня, взгляд ошалелый, бешеный.

Но при Анжеле молчит. Когда же мы оказываемся в лифе изрекает:

— Украшения тебе так идут, а платье, как вторая кожа. Ты у меня самая красивая! Обожаю тебя, — и пробегается взглядом по телу так, что я словно его прикосновения ощущаю.

В машине, к счастью, Глеб сидит за рулем. Я устраиваюсь на заднем сиденье, и сохраняю молчание всю дорогу.

Мы подъезжаем к одному из самых дорогих и лучших ресторанов города. Глеб помогает мне выйти, я беру его под руку и мы заходим внутрь. Тут же нас окружают люди, здороваются, поздравляют Глеба. Я натягиваю на лицо улыбку.

Как это все выдержать?

А потом в один миг, пропадают люди, их гомон, я ничего не слышу, ничего не вижу, только ощущаю дикое жжение на спине в районе лопаток, а сердце уже бьется где-то в горле.

Очень медленно поворачиваюсь. До того как это делаю, я уже знаю, кого там увижу. Чувствую сердцем, израненной душой, которая вопреки всему, все равно тянется к предателю.

Коля стоит в трех метрах от меня, и неотрывно смотрит мне в глаза. На руке у него повисла Паулина, она смотрит на Глеба.

Приоткрываю рот в немом крике, что идет из глубины. Истошный вопль застревает в горле.

Чудовищно и несправедливо, я так и не смогла забыть, так и не смогла похоронить чувства к убийце моего брата. Коля — предатель и убийца, отец моего ребенка, человек, которого я продолжаю любить невзирая ни на что.

Глава 25

Славик… сколько лет прошло, а мне до сих пор не хватает брата. Он появился на свет, через год после рождения Люды. Невероятно талантливый ребенок, гений, он опережал развитие на несколько лет. Отзывчивый, добрый, в нем не было ни капли негатива, хоть родная мать его ненавидела.

Брат появился в результате измены моей мамы папе. К нашей соседке приехал двоюродный брат из города, он помогал ей по строительству, и у них с мамой завязался роман. Мама думала, что кормит грудью и не сможет забеременеть. А получился Славик.

Отец узнал об измене, он застал мать в объятиях любовника. Он не ушел сразу, пытался сохранить брак. Даже принял Славика, как своего ребенка. Но мама решила, что брат виновен во всех ее бедах. Особенно, когда отец все же не смог простить и ушел от матери. Тогда на Славика обрушилось все недовольство матери.

В отличие от нас с сестрой, брат учился в интернате и лишь изредка появлялся у нас дома. Никогда и ни к кому мать не относилась так плохо, как к Славику. Ни одного ласкового слова в его адрес я от нее за всю жизнь не слышала.

Мы же с Людой наоборот очень любили брата. Часто бегали к нему в интернат, приносили угощения. И он безумно нас любил, так радовался, когда мы приходили. Именно ему мы доверяли все секреты. Он выслушивал и всегда давал советы.

Из-за меня он не раз получал, ходил побитый и в синяках. Он лез меня защищать, даже понимая, что силы явно не на его стороне. Отчаянный, смелый, уверенный в себе, лучший брат, о котором только можно мечтать.

Но став взрослее, я перестала ему жаловаться, потому что знала, он непременно полезет в бой. Снова получит. Потому я улыбалась и говорила, что меня никто не обижает.

Брат и Люда — были для меня самыми дорогими и родными людьми. Потом появился еще и Коля, я считала, себя самой счастливой. Пока Николай не показал свое истинное лицо, пока он не лишил жизни Славика…

Страшные кадры проносятся у меня в голове, пока я смотрю в карие глаза с золотыми вкраплениями. Я ведь должна его ненавидеть! Не могу…

Часть меня безумно рада его видеть. Но почему с Паулиной? А как же та красивая женщина к которой он приходил в больницу?

Или ничего не меняется и Коля продолжает спать с каждой юбкой?

— Здравствуй, Машенька, — его хриплый голос окутывает в теплый кокон.

Возвращает в те времена, когда я готова была все отдать, лишь бы не покидать его объятий. Его нежные руки, его прикосновения, волшебные, сказочные… они уносили меня в иной мир, где был только Коля, не было боли и предательств, где царило безграничное счастье.

Только все это была ложь. Любила я, а он играл, а после и вовсе перешел допустимую грань…

Я так и не знаю, за что он лишил жизни Славика? Что сделал ему брат, что заслужи подобную участь?

— Мария, рада вас снова видеть, — улыбается Паулина.

— Добрый день, — говорю не своим голосом.

— О, какие люди! — Глеб замечает их. — Вот уж кого не ожидал увидеть на своем празднике!

Муж скалится словно хищник.

— Решил поздравить старого друга. Давно мы с тобой не пересекались, Глебка, — в тон ему отвечает Коля.

— Кто ж в этом виноват, — муж издает противный смешок.

Когда мы познакомились с Колей, они с Глебом были неразлучны, лучшие друзья. Мне тоже сразу Глеб понравился, он был всегда рядом, всегда выручал.

А сейчас мужчины смотрят друг на друга так, что искры ненависти отравляют воздух.

— Подарок для именинника, — Паулина протягивает мужу маленькую коробочку, тем самым разряжает обстановку.

Мне кажется, еще немного и они бы накинулись друг на друга с кулаками. Такое уже было, и я помню последствия их драки.

— О… спасибо, Паулина, — Глеб делает шаг к девушке. Берет подарок, она его не выпускает из рук. Они так и замирают, замечаю, что их пальцы немного соприкасаются. Глаз мужа мне не видно, а вот взгляд журналистки очень странный, болезненный какой-то, что ли.

Возможно, я просто накручиваю себя на пустом месте.

Перевожу взгляд на Колю, он тоже смотрит на меня. Неотрывно, жарко, физически ощущаю, как его глаза медленно скользят по моему телу.

— Годы любят тебя, сделали еще краше, — говорит тихо.

— Не годы, а любящий муж! — Глеб реагирует мгновенно. — Любовь преображает, — и прежде чем успеваю среагировать, Глеб впивается мне в губы поцелуем.

— Как трогательно, — с сарказмом комментирует Паулина.

Краска приливает к щекам, тошнота подступает к горлу. Мне стыдно и тошно от его поведения.

— Простите, не могу держать эмоций к любимой супруге, — слащаво говорит Глеб, обнимая меня за талию.

— А можно на пару минут украсть влюбленного мужа? — Паулина подходит к нам и берет Глеба за руку, соблазнительно улыбаясь.

— Не думаю, что сейчас подходящий момент… праздник только начинается, гости ждут… — Глебу явно эта идея не нравится, и он с опаской поглядывает, то на Колю, то на нее.

— Я думаю, это в ваших же интересах, — в ее словах улавливаю едва прикрытую угрозу.

Тянет мужа за руку.

— Если только недолго… — нехотя соглашается. — Солнышко, будь тут, никуда не уходи, — обеспокоенно говорит мне.

Я лишь киваю.

Когда Глеб и Паулина скрываются из виду, Коля мгновенно нависает надо мной.

— Пора и нам с тобой прогуляться и поговорить, Манюня….

Глава 26

— Не называй меня так!

От этого прозвища веет теплотой, всем тем светлым, что пришло на смену моему кошмару. Лживым счастьем, в которое я закутывалась и верила, что это навсегда.

— Пошли, — мягкий голос, полуулыбка на губах и я послушно иду на его зов.

Спустя столько лет я сама этого хочу. Ужасно истосковалась, даже не представляла насколько. Как вообще прожила все эти годы без него?

Меня накрывает лавиной нежности. На несколько секунд меркнет все, что предатель сотворил, есть только его искрящиеся глаза, теплая аура, нечто родное, что принадлежит только мне.

Очередная иллюзия. Ничего этого нет. И Коля никогда мне не принадлежал.

Мы выходим на задний двор ресторана, проходим вглубь, тут никого нет.

— Зачем ты пришел? — не выдерживаю молчания, он слишком сильно играет на расшатанных нервах.

— Тебя увидеть, — и смотрит на меня, с каким-то нечеловеческим голодом.

Словно он забыл, когда ел, а тут перед ним поставили его любимое блюдо. От этого взгляда меня в жар бросает, во рту пересыхает.

Мне нельзя тут быть с ним. Это опасно. Но как же хочется.

— Для чего, Коля? — голос дрожит.

— Ты счастлива? — он стоит непозволительно близко, ловлю его горячее дыхание, хочется стать еще ближе, ощутить его руки на своей талии, уткнуться носом ему в грудь.

Непозволительные, губительные желания.

— Это тебя уже давно не касается, — отвечаю, а сама исследую его лицо.

Он изменился, повзрослел, ушла юношеская угловатость, черты приобрели резкость, мужской шарм. Он стал еще красивее, еще более соблазнительный. На подбородке шрам, раньше его не было. Интересно где он его получил? Ему идет даже этот шрам. Пальцы колет от желания прикоснуться.

— Манюня, не закрывайся, поговори со мной, — шепчет так тихо, что скорее по губам читаю.

— Нам не о чем говорить, — отвечаю так же тихо.

— Ты счастлива? — повторяет свой вопрос. — Довольна, как сложилась твоя жизнь?

— Да, — вру.

Но он не заслуживает правды. В свое время я была слишком с ним откровенна, а он этим воспользовался.

— Врешь, — берет меня за руку, проводит подушечками пальцев по моей ладони. Ноги подкашиваются.

Эти прикосновения. Наши прикосновения. Наши жесты, которыми мы могли общаться без слов. Тогда я понимала, что он хочет мне сказать, считывала их безошибочно. Сейчас не могу. Лишь растворяюсь в невероятных ощущениях, незабытых таких родных, но уже чужих.

— Как ты можешь быть счастлива, Манюня, если живешь в одной квартире с любовницей мужа? — словесная пощечина. Хлесткая и болезненная.

— Какое тебе дело? Ты давно утратил право вмешиваться в мою жизнь! — пытаюсь вырвать руку, но он не отпускает. Держит крепко и при этом безумно нежно. — Займись своими женщинами!

— Глеб оказался не тем принцем, которым ты его считала? — в словах горечь, такая явная, что она шипит у меня на кончике языка.

— А где этот принц, а, Коль? — нервно смеюсь. — Может быть ты? Жизнь не сказка, и ты первый, показал мне это.

— Что же я тебе показал? — наклоняется ко мне, так близко, что наши губы едва не соприкасаются.

Продолжает держать меня за руку, второй рукой проводит по щеке. Инстинктивно закрываю веки, подаюсь вперед к ласке, снова попадаю под власть воспоминаний. Голод по его прикосновениям слишком сильный.

Пару секунд… запретного наслаждения. Его руки… его невероятные, волшебные руки, они мне сейчас необходимы… Воздух не нужен, только его руки… Еще немного, я приду в себя… Я смогу…

Его пальцы блуждают по моему лицу. Усилием воли пытаюсь не замурлыкать, не тереться о его пальцы, как делала всегда. Я снова там, в прошлом, во власти единственного и любимого… мне так хорошо…

— Ты снова играешь, — говорю, продолжая наслаждаться его лаской.

Он вроде бы ничего такого не делает, просто водит подушечками пальцев по моему лицу, другой рукой нежно гладит мою ладонь, но это настоящее волшебство. Когда-то я думала, что это его любовь касается меня, дарит незабываемые ощущения. Сейчас понимаю — это просто ловкость рук, фокус и ничего больше.

— Я никогда с тобой не играл… Манюня… — и это прозвище, как он его произносит с придыханием, словно в мире ничего нет важнее. Только я…

Как отчаянно хочется верить… еще больнее осознавать, что это снова ложь. Что тогда, что сейчас.

— Предавал, Коль, врал… можно очень долго перечислять список твоих «подвигов», — вздрагиваю, по щеке катится слеза. Коля ловит ее губами.

— Вкус твоих слез, Манюня… — закатывает глаза. — Плачешь и снова лжешь… Это Глеб тебя научил что лучшая защита — это нападение?

Глава 27

— Глеб не позволил мне сойти с ума. А против тебя лучшая защита — это вычеркнуть тебя из жизни. Забыть и никогда не вспоминать, — закусываю губу.

Забыть… я так и не смогла этого сделать, и сейчас глядя на него, слишком хорошо это понимаю. Ничего не умерло, ничего не осталось в прошлом. Мне надо уйти, сбежать, пока я снова не растворилась в нем. Пока еще есть силы противостоять.

— Странная у тебя оценка, я, по-твоему, предатель, а Глеб, который приволок любовницу в ваш дом у тебя герой, — горькая усмешка касается его губ.

— Глеб не убивал моего брата! — выкрикиваю ему в лицо. Хочу увидеть реакцию, хочу посмотреть, как будет оправдываться.

Коля замирает, часто моргает и смотрит на меня, словно я с ума сошла.

— Что? — лишь короткое слово срывается с его губ.

— Я все знаю. Коль. Ты убил Славика, можешь не отпираться, — меня трясет, прошлое ни капли не забыто, я снова там, снова переживаю все заново.

— Я его не убивал, — медленно мотает головой.

— Ты утешал меня, играл в любовь, а сам тщательно заметал следы. Думаешь, я сразу в это поверила? — обнимаю себя руками. Как же холодно. — Нет, Коль, я долго закрывала глаза на правду. Слишком долго не видела, кто скрывается за маской заботливого и любящего мужчины.

— Ты себя слышишь? — у него такой вид, словно его чем-то тяжелым по голове ударили. — Зачем мне было убивать твоего брата?

— Славик знал про твоих любовниц и собирался мне рассказать. Думаю, брат докопался еще и до серьезных махинаций, которыми ты промышлял в свое время. Так ты заработал свой капитал на открытие стоматологических клиник, — он слушает меня со странной гримасой боли на лице. — Не переживай, Коль. Я никуда не пойду, тогда не сдала, сейчас тем более. Просто исчезни из моей жизни.

— Сдай, раз ты так уверена, — подходит ко мне вплотную. Его горячее дыхание обжигает. — Как удобно, Манюнь, — вдруг резко запрокидывает голову и безумно хохочет.

— Что удобно? — смотрю на него с опаской. Он сейчас реально сумасшедшего напоминает.

— Нести весь этот бред. Сделать из меня монстра с одной только целью, отбелить себя в своих же глазах, и оправдать свою измену с Глебом, — резко перестает смеяться, одной рукой обвивает меня за талию, вторую руку запускает в мои волосы. — Я и забыл, какие они у тебя шелковистые, — шепчет словно в бреду. — Что духу не хватило, глядя в глаза сказать мне, что полюбила другого?

— Да, полюбила меня. Так случается. И чего ты на моем празднике решил ворошить прошлое, не могу взять в толк? — от голоса Глеба мы вздрагиваем.

Мы не слышали, как он подошел.

Коля, не выпуская меня из объятий, поворачивается к Глебу:

— Это ты ей в уши влил весь этот бред про меня? Лишь бы в постель затащить? — рычит.

— У нас с Машей все по любви случилось. Ты проиграл. Что до сих пор не смирился? Задевает, что она просто выбрала меня? — Глеб подходит, дергает меня за руку, вырывает из рук Коли. — Идем дорогая. Прости, что тебе довелось это пережить. Кто-то так и не научился себя вести подобающим образом.

— А что ж ты трусливо сбегаешь, Глебка, а? Давай выясним все, поговорим, — Коля смотрит на мужа с вызовом.

— Мы все выяснили много лет назад. Больше говорить не о чем. Я думал, ты пришел, с миром. А ты снова пытаешься сеять смуту. Убирайся, Коля, — муж сжимает мою руку до боли, стоит так, чтобы закрыть меня от Коли.

Замечаю, как с черного входа к нам приближаются четверо охранников.

— О, у самого кишка тонка. Решил охрану на меня натравить? — Коля хохочет.

— Если надо и милицию подключу. Так что угомонись, Колюня и забудь про наше существование, — тащит меня к ресторану. — Ребята разберитесь с незваным гостем.

— Не надо разбираться! — из-за угла выбегает Паулина. — Глеб, угомонись и ты. Мы уйдем. Не надо этого всего!

— Остуди пыл своего быка, — зло рычит муж.

Я оборачиваюсь и смотрю на Колю, он смотрит на меня с разочарованием и неприкрытой болью.

Неведомая, жуткая сила тянет меня к нему, физически больно отдаляться. Страшно осознавать, но даже сейчас ругаясь, глядя в его предательские глаза — я была счастлива. Извращенно, дико, но была счастлива. Рядом с ним все иначе, рядом с ним любая боль сладкая на вкус.

— Что он тебе говорил? — в мысли врывается голос Глеба.

— Что ни в чем не виноват…

— Другого я от него и не ожидал, — Глеб пожимает плечами. — Приперся, праздник испортил. А ведь, сколько лет сидел тихо в своей норе, и жить нам не мешал.

А если он действительно не убивал? Задаю себе мысленно вопрос.

Но ведь я слышала его признание… Я видела его измены…

А сейчас я снова пытаюсь обманываться, лишь бы оправдать нездоровое притяжение к предателю.

— Напугал тебя, Колька, да? — Глеб нежно проводит рукой по моей щеке. — Бледная такая.

— Нормально все, — выдавливаю улыбку.

— Точно?

— Глебушка, — пытаюсь придать голосу соблазнительности, — Я кажется готова тебя поздравить, так как ты того желаешь.

— Оу! Вау! — его глаза загораются. — Неожиданно, Машунь…

— Но не дома… Там эта, — хмурюсь…

— Манюнь, если все получится. Обещаю, больше никогда к ней не притронусь, — прижимает меня к себе, страстно целует в шею, — мой взгляд падает за окно, там стоит Коля и сжимая руки в кулаки, смотрит на нас.

— Поедем в гостиницу? — шепчу мужу на ухо.

— Конечно, богиня моя! — тяжело дышит мне в шею.

— Тогда не будем терять время зря, — триумфальная улыбка играет на моих губах.

Страха больше нет. Есть только уверенность в своих силах.

Глава 28

— Для приличия надо немного задержаться, — Глеб вздыхает и разводит руками.

— Надо так надо, — соблазнительно улыбаюсь. — У нас еще вся ночь впереди.

У мужа выступает пот на висках, губы подрагивают. Он уже в предвкушении.

— Ты поняла, от кого я тебя спас? — пожирает меня глазами.

— Ага, — киваю.

— Колька не меняется. С годами только хуже стал. А я как полюбил тебя с первого взгляда, так до конца жизни и буду любить, — целует в губы.

С трудом удается не показать отвращения и не оттолкнуть его. Я обязана выстоять. Другого шанса может и не быть.

Я вежливо общаюсь с гостями, строю глазки Глебу, веду себя как влюбленная и прилежная жена. Муж же как на иголках. Не ест, говорит с людьми, постоянно речь сбивается, забывает, что хотел сказать, взгляд устремлен на меня. Давно он так на меня не смотрел.

Выдерживает в ресторане Глеб около тридцати минут. Потом хватает меня за руку, извиняется перед гостями, вызывает такси.

— Я думаю, эта ночь станет началом наших новых отношений. Наш шанс забыть все плохое, — мурлычет мне на ухо в машине.

— Да, эта ночь будет особенной, — соглашаюсь с ним.

Такси привозит нас к небольшому отелю на окраине города.

— Хочу уединения, — объясняет свой выбор муж.

Вежливая девушка администратор проводит нас на второй этаж. Номер довольно просторный, уютный, с большой кроватью, в светло-коричневых тонах.

— Ты сегодня сногсшибательная, — Глеб набрасывается на меня, едва за девушкой закрывается дверь. — Я так рад, что ты все поняла!

— Не все, Глеб… — упираюсь руками ему в грудь. — Нам надо прояснить некоторые моменты.

— Какие еще моменты! — пыхтит муж.

— Глеб, ты же сам сказал, что хочешь новый виток отношений, — говорю с упреком.

— Ладно, — нехотя соглашается, — О чем ты там хотела поговорить?

— Давай что-то выпьем, в горле пересохло, — присаживаюсь на край постели.

— Я мигом.

Он делает заказ. Сам не сводит с меня голодного взгляда.

— Мне не нравится, что Анжела живет с нами, — хмурюсь.

— Я избавлюсь от нее, обещаю! Просто есть некоторые сложности. Но я разберусь! — даже руку на сердце кладет.

— Какие сложности?

— Она кое-что знает. Может навредить. Надо вначале обезопасить нашу семью, — отвечает нехотя.

Раздается стук в двери. Девушка приносит заказ. Кофе, сок, шампанское, фрукты, бутерброды.

Беру стакан с соком, придаю лицу соблазнительное выражение.

— Я верю в тебя, Глеб, — облизываю губы, медленно иду к мужу, который занят тем, что разливает шампанское по бокалам.

Нога в каблуке подворачивается, спотыкаюсь, и содержимое моего стакана выливается прямо на мужа.

— Ой, какая я неловкая! Перенервничала… Глеб, прости, пожалуйста, — начинаю суетиться, беру салфетки и пытаюсь вытереть белую рубашку в желтых разводах от апельсинового сока.

— Ерунда, Машунь, — отмахивается. — Блин, теперь все липкое… — снимает испорченную рубашку и проводит рукой по торсу.

— Я подожду. Прими душ, — пересиливая себя, целую его в щеку.

— А ты не хочешь составить мне компанию? — соблазнительно подмигивает.

— Позже… ммм… все, что захочешь. Но мне надо немного времени. Ты ведь понимаешь?

— Да… да…

Глеб скрывается в ванной комнате. Не теряя времени даром достаю из сумочки то, что припасла для супруга. Я не знала, будет ли шанс воспользоваться этим. До сих пор не знаю все ли получится. Но я должна попытаться.

Глеб возвращается через минут пять. Завернутый в полотенце, одежду оставил в ванной комнате.

— Я весь твой!

— Вижу, — беру бокалы. — Давай на брудершафт до дна за новую жизнь!

Принимает у меня бокал, тяжело дышит, глаза горят.

— Я только за!

Наши руки переплетаются, Глеб опорожняет свой бокал, я делаю то же самое. Он лезет ко мне с поцелуем. Отстраняюсь.

— А теперь мой черед в ванночку!

— Зачем! Ты великолепна! — пытается меня удержать.

— Глеб… у нас вся жизнь впереди, — томно улыбаюсь и выскальзываю из его захвата.

Забегаю в ванную комнату. Включаю душ. Вот сейчас страшно. А если не получится? Я же живой из этого номера не выйду…

Мысленно отсчитываю время. Минуты тянутся как вечность. Сердце норовит выпрыгнуть из груди.

Примерно через минут пятнадцать осторожно заглядываю в комнату. Глеб, раскинув руки в разные стоны, лежит поперек кровати.

Подействовало! Это очень сильное снотворное. Его и без рецепта не продают. У Глеба оно тоже спрятано было, и я не сразу его отыскала дома.

Осторожно выхожу из ванной комнаты.

— Глеб! — зову.

Тишина.

Дергаю его за руку. Не реагирует. Щипаю. Ноль реакции. Отлично.

Достаю его бумажник, выгребаю всю наличку. Беру карту, от которой знаю пин код. Не раз видела, как он его вводил, когда расплачивался в магазинах.

Достаю из сумочки фломастер и аккуратно вывожу на его лбу три слова.

Из второго кармана извлекаю его телефон, разблокирую его пальцем мужа.

От его имени пишу журналистам и приглашаю их утром для сенсационного интервью в этот отель. Пишу всем подряд, кто-то обязательно клюнет и приедет.

Потом вбиваю в поиск девушек древнейшей профессии.

«У меня особые потребности. Но я готов оплатить тариф в пятикратном размере» — пишу от имени Глеба. Перечисляю все, что требуется от девушки.

Конечно, есть вариант, что она не приедет. Но мне почему-то кажется, что сейчас удача будет на моей стороне.

Направляюсь к выходу. Даже не оборачиваюсь. Захлопываю дверь.

Подхожу к стойке администратора.

— Девушка, к моему спутнику приедет гостья. Передайте ей, пожалуйста, ключи, — протягиваю крупную купюру. — А утром приедут журналисты, я бы вас тоже просила проводить и в наш номер. А перед этим передайте им вот этот конверт, — кладу ей в руку еще дну купюру.

По глазам вижу — она не подведет. Запах удачи слишком отчетливо ощущается в воздухе.

Выхожу на улицу. В ближайшем банкомате снимаю все деньги с карты мужа. Разламываю и выкидываю ее.

Ты прав, Глеб. Новая жизнь начинается.

Глава 29

В такси позволяю себе немного выдохнуть, адреналин бушует в крови, страха по-прежнему нет. Я так долго к этому шла, но до сих пор не знаю, что в итоге получится. Но как прежде уже точно не будет. Кориться мужу, быть его безвольной куклой я больше не намерена.

Надеюсь, у меня будет фора, пока Глеб будет разбирать свои «подарки» утром. Хоть бы все получилось и девушка, которую я наняла, не подвела. В конверте у администратора письмо, в котором я перечислила все делишки мужа, о которых мне известно. Пусть без доказательств, но думаю, журналистам нужны ниточки, за которые они потянут и откопают еще больше. Очень хочу, чтобы Глеб за все заплатил.

Таксист привозит меня в деревню к матери. Прошу остановиться за два дома. Ночь, тишина, свежий воздух, ветер гуляет в волосах, ласкает раскрасневшиеся щеки.

Матери показываться на глаза не стоит. Иначе она может все испортить.

Захожу к дому с заднего двора. Я тут выросла, знаю каждый уголок. Останавливаюсь около окна детской.

В детстве когда я задерживалась до ночи убираясь у соседей, чтобы не будить родных я добиралась до кровати подобным способом, потому я знаю, как открыть окно с внешней стороны. Залезаю в комнату, с окна льется слабый свет, безошибочно определяю кровать сына.

— Мама… — раздается тихое.

Сережа садится на постели.

— Тшшш, — подхожу и прикладываю палец к его губам.

Прижимаю сына к себе.

Как я выдержала столько времени без него, без родного запаха?! Вдыхаю аромат его волос, прогоняю непрошенные слезы. Не время сейчас…

— Одевайся, мы уходим, — шепчу Сереже на ухо.

Сын кивает. Вскакивает с постели. На ощупь находит свои вещи.

— Что происходит? — Иван на соседней кровати, трет кулачками глаза. — Маша?

— Вань, тише. Все хорошо, спи, — подбегаю к брату и глажу его по голове.

— Вы убегаете? Я с вами хочу! — говорит капризно, предательски повышает голос.

— Нельзя, братик. Не говори громко, маму разбудишь, — пытаюсь его угомонить, пока сын одевается.

— А я буду кричать, если вы меня не возьмете! — начинает капризничать.

— Нельзя кричать, иначе проснется мама и будет очень недовольна.

— Я не хочу тут оставаться! — слабый свет луны через окно освящает надутые губы брата.

— Пожалуйста, Вань… это очень важно… — сжимаю маленькую ручку.

— Ладно, — нехотя соглашается. — Я буду скучать. Приезжайте чаще…

— Спасибо, — обнимаю Ваню.

Пообещать приезжать, увы, не могу. А врать не хочется.

Сережа подходит к нам.

— Я готов.

Едва мы доходим до окна, как в коридоре слышаться шаркающие звуки.

Мой мальчик не дожидаясь указаний быстро бежит к своей кровати и накрывается одеялом с головой. Я же замираю в углу.

Открывается дверь, появляется взъерошенная голова отчима.

— Кто тут не спит? — недовольно ворчит.

— Мне страшный сон приснился. Уже сплю, — говорит брат.

Я мысленно благодарю его за помощь.

— Смотри мне! Получишь! Спать не даешь, — кряхтит Максим и закрывает двери.

Мы выжидаем с Сережей минут пятнадцать, чтобы отчим наверняка дошел до спальни и заснул.

Помогаю сыну вылезти в окно. Сама поступаю аналогичным образом. В безмолвии минуем огород и выходим с другой стороны.

Проходим два дома. Таксист стоит там, где я его оставила. Переживала, что он уедет, не станет дожидаться, хоть я и оставила ему задаток. Но мужик совестливый попался.

— Вы что ребенка украли?! — выкрикивает испуганно. — Я не буду в этом участвовать, дамочка!

— Как украли? Это моя мама! — возмущенно отвечает ему Сережа.

— Да, это мой сын, — киваю спокойно.

— Странно как-то… ночью…

— У нас автобус рано утром. Едем в райцентр, — называю адрес городка, который расположен в тридцати километрах от нашего села, и дальше от города.

Таксист нехотя заводит машину. Сын прижимается ко мне.

— Я верил, что ты придешь! — Сережа доволен.

Его не волнует, куда мы едем, он верит мне.

А я надеюсь, что поступаю правильно, и все у меня получится. Не может не получиться, слишком долго я терпела. Хватит. Пора выстраивать свою жизнь, так как считаю нужным.

Без приключений нас довозят до райцентра, расплачиваюсь с таксистом. На дворе еще ночь, но уже замечаю первые проблески рассвета.

Мы с сыном налегке. Вещей нет. Но в сумочке лежат деньги. На первое время более чем достаточно, а дальше найду работу.

— Как хорошо! — Сережа шумно вдыхает воздух. — Мы снова вместе! И папа предатель нам не нужен! Он тебя сильно обидел, — Сережа берет мою руку.

— Главное — мы вместе. А в остальном справимся, — отвечаю бодро.

— Я буду всегда с тобой, мама, — Сережа смотрит на меня, и говорит… точно таким же голосом, интонацией, как и его настоящий отец.

А глаза… как же они похожи на Колины. Золотые переливы во мраке, искрят как путеводные звезды, указывая дорогу, вселяя веру в лучшее…

Когда-то я верила Коле… больше чем самой себе. Не жалею, ведь самое лучшее, чтобы было в нем навсегда осталось со мной, оно возродилось в нашем сыне.

В пять утра на первом рейсовом автобусе мы уезжаем. Впереди долгая дорога, но с каждым километром, я ощущаю себя свободней.

Скоро проснется Глеб. Надеюсь, ему будет, чем заняться, кроме того, чтобы искать нас. А когда он придет в себя, мы с Сереженькой будем очень далеко.

Смотрю, как утреннее солнце играет с проплывающими облаками и вижу кадры прошлого… Молодого, нежного, заботливого Колю…

Хорошо, что я его вчера увидела… смогла мысленно попрощаться…

А еще поблагодарить, за испытанное тогда чувство, за самый ценный подарок в жизни… за сына…

Глава 30

Глеб

Дикая боль в руках — первое что он чувствует. Их будто кто выкручивает.

— Маш… ты что творишь… — шепчет заплетающимся языком.

Во рту пустыня. Тело как не его. Что вообще происходило вчера?

Глеб пытается вспомнить, но боль в руках мешает мыслительному процессу.

С трудом разлепляет веки. В глаза бросается короткое черное платье.

— Фух, я думала, вы не проснетесь, — незнакомый женский голос.

Часто моргает. Видение не исчезает.

Около постели стоит девушка маленького роста с вульгарным макияжем и смотрит на Глеба.

— Где, Маша? — он пытается пошевелить руками. Не получается. Только новый приступ боли.

— Я буду для тебя кем угодно, красавчик, — в голосе девушки проскальзывают томные нотки, она забирается на постель и нависает над ним.

— Ты кто такая? — что у него с головой?

Или он еще не проснулся?

— Твоя самая смелая фантазия, — девушка проводит пером по его груди.

Только сейчас Глеб осознает, что он прикован наручниками к спинке кровати. Он полностью обнажен.

— Где Маша, — повторяет свой вопрос.

Последнее что он помнит — свое жгучее желание, соблазнительно улыбающуюся Машу. А потом чернота… А сейчас боль в руках и вот эта непонятная девица.

— Я твоя Маша. Я готова исполнить все твои желания, — продолжает нести бред девица.

— Отпусти меня, — говорит хрипло.

— Неа, — она мотает головой. — Я помню инструкции.

— Какие еще инструкции?! — Глеб начинает закипать.

Хочется оторвать бестолковую голову девушки.

— Которые ты для меня оставил, красавчик! Сейчас мы развлечемся.

— Отпусти меня, идиотка! Что ты несешь! — он начинает вырываться, но наручники лишь болезненно впиваются в запястья.

— Все как ты предупреждал, — девушка продолжает нависать над ним.

— Я тебя вообще впервые вижу! Позови Машу! — нехорошая догадка зарождается в голове.

Нет, она не могла! Он только поверил, что в очередной раз победил сопротивление.

Настойчивый стук в двери.

— Я открою, — говорит девица и ловко спрыгивает с постели.

— Нет! Не смей! — в отчаянии кричит Глеб.

Он еще не отдает отчета своему крику. Чуйка срабатывает.

А в следующую минуту в номер вваливаются незнакомые люди. Их много. Они восторженно присвистывают, что-то обсуждают.

Фотографируют его! Снимают!

А он перед ними… беззащитный… прикованный… обнаженный…

Это сон! Кошмар! Это не может быть явью! Нет!

— Убирайтесь вон! — орет не своим голосом.

— Глеб, и часто вы подобным образом проводите время?

— А ваша жена в курсе?

— Ваши пристрастия не мешают управлять клиникой?

— Кто ваша спутница?

— Она постоянная любовница?

Вопросы сыплются на него как из помойной ямы. Эти люди бесцеремонно его разглядывают.

— Вам нравится, когда вас унижают?

— Вы сами попросили сделать надпись на лбу?

— Когда вы ощутили такую потребность?

— Это связано с психологической травмой в прошлом?

Люди не замолкают.

— Идиотка, освободи меня! — шипит он на девицу.

Она же не растерялась и во всю улыбается людям. Принимает соблазнительные позы.

— Мы весело проводим время, — выдает и треплет его по голове, как пса безродного.

— А правда, что депутат Железнов отмывает в вашей клинике деньги? — прилетает очередной вопрос. Его задает мужчина в сером костюме, который держит в руках бумажку исписанную мелким почерком.

— Вы по головам шли? Неужели смерть банкира Навроцкого на вашей совести? — спрашивает рыжая женщина, которая тоже засовывает нос в исписанный лист бумаги.

Все происходит так быстро, вопросы только множатся. А Глеб все никак не может прийти в себя и сообразить, что происходит. Мозг оказывается работать.

— Ты же мне заплатишь, как договаривались, по пятикратному тарифу? — немного понизив голос, интересуется девица.

— Больше. Только развяжи! — рычит Глеб.

— Он вам платит? Как давно? И что входит в ваши обязанности? Я тоже вам заплачу за эксклюзив! — подлетает к девице один из журналюг.

— Ой, я вам такое расскажу, — идиотка кокетливо выгибается и облизывает ярко-розовые губы.

— Освободи меня! И не смей ничего говорить! А то… — Глеб окончательно звереет.

— Вы угрожаете своей любовнице? — тут же прилетает очередной вопрос.

— Вы рассказывали супруге о своих пристрастиях?

— Почему на лбу именно эта надпись?

Ему хочется провалиться сквозь землю. Это невозможно выдержать.

— Развяжи! — он уже орет не своим голосом.

— Нет. Я боюсь, — мотает головой девица. — Вы меня пугаете.

— Что ты за идиотка такая! Откуда взялась на мою голову! — стонет Глеб.

— Обычно у вас другая любовница? Как часто вы их меняете?

Любое его слово они выворачивают, как им нравится.

И он обнаженный, беззащитный лежит перед ними.

Машка… это все она… Она все утроила… Только сейчас до него доходит очевидный факт.

И вместе с неконтролируемой злостью, Глеба охватывает восхищение. Ее огонь, который в свое время так его восхищал, он давно потух… И вот сейчас он возродился…

Эх, Машка… мысли о супруге тут же отражаются нижепояса… Даже в такой ситуации кровь приливает, адреналин бушует. Она ему нужна! Необходима, как воздух.

— Вам нравится, когда смотрят?

Вы специально это устроили, чтобы добавить перчика?

Вопросы от журналюг снова отрезвляют. Ему надо выбраться. И найти строптивую жену. Его огненную бестию!

— Глебка, Глебка, — до чего же ты докатился, — он вздрагивает от знакомого голоса.

На фоне всех стервятников он выигрышно выделяется.

— И ты тут, — скрипит зубами.

— Как я могла пройти мимо, — сверкая глазами, покачивая бедрами к постели подходит Паулина. — Прекрасно выглядишь, Глебушка!

Глава 31

— Только тебя не хватало! — Глеба передергивает.

Он уже и забыл про нее. Думал, навсегда осталась в прошлом. Так нет же вылезла на его голову дрянная бабень.

— Вот меня, Глебушка, как раз и не хватало, — одаривает его белозубой улыбкой. — Любо-дорого посмотреть, какой ты сейчас красавчик!

— Развяжи меня, Паулина!

— Ммм… нет, — мотает головой и в глазах испепеляющая ненависть. — Я больше не боюсь тебя, Глебушка.

— А зря, — он пытается взглядом ей передать все, что может с ней сделать.

Раз получилось запугать, и Паулина надолго замолкла. Получится и сейчас.

Она действительно отходит в сторону, по лицу пробегает тень.

Все еще боится, самодовольно ухмыляется Глеб.

Ничего он всех их еще на колени поставит. Хоть и понимает, такой яркий эпизод будет непросто стереть из памяти людишек.

Журналисты еще долго продолжают глумиться. Расспрашивают продажную девку. А та, вместо того чтобы замолкнуть, наоборот, начинает нести несусветную чушь, еще больше его позорить.

Паулина молчит, смотрит на него с чувством превосходства, делает фотки. Молчит она до поры до времени, он знает, что она готовит эксклюзивный материал. И в отличие от написанной от руки Машиной бумажки, у Паулины есть доказательства. Она их слишком долго собирала, в желании отомстить Глебу.

— Слышь, ты, — обращается к продажной девке. — Я еще больше заплачу. Только развяжи, — называет сумму, от которой у девахи челюсть отвисает.

— А не обманешь? — спрашивает с недоверием.

— В моем состоянии, — хмурится.

— Ладно, — кивает и снимает с Глеба наручники.

Он быстро вскакивает, прикрывается простыней.

Вопросы от журналюг продолжаю сыпаться, как из выгребной ямы.

— Покиньте немедленно мой номер! — рычит на них. Когда ничего не помогает, Глеб забегает в ванную комнату.

Смотрит на себя в зеркало. Скалится.

На лбу красуется надпись: «Я — редкая гнида».

Эх, Маша… Машунька… ответишь ты за это. Ох, как ответишь. На коленях будешь годами ползать, вымаливая свое прощение.

Думаешь, смогла от меня сбежать?

Эээ… нет. Мы на всю жизнь с тобой повязаны. Ты моя! Иного не будет.

Из ванной комнаты, Глеб вызванивает охрану, чтобы очистили его номер.

Жаль так нельзя замять инцидент. Позора не избежать. Ему нужен пиарщик, который поможет уладить конфликт. Это он уже не говорит про верха, где будут явно недовольны сегодняшним происшествием. Депутатам не нужны скандалы. И до сегодняшнего дня у его клиники была идеальная репутация. Что обеспечивало нескончаемый поток денег.

Когда Глеб высовывает нос в номер. Там осталась только охрана, продажная девица и Паулина.

Надпись на лбу так и не удалось смыть. Что за маркер Машка использовала? За это она тоже ответит!

— Где мои деньги! — накидывается на него ночная бабочка.

— Сейчас. Угомонись, — тянется к своим штанам.

А там пусто. Налички вообще нет. Пропала одна из карт. О… жена его еще и обворовала…

Значит, к этому времени Машка сто процентов дала деру из города. На автобусе. Будет добираться с пересадками. Он слишком хорошо изучил свою жену. Ей не уйти. Он найдет ее, из-под земли достанет.

— Нет денег. С карты надо снять, — говорит раздраженно.

— Как это нет?! Ты решил меня кинуть! — не унимается продажная бабень.

— О, кидать, эт у Глебушки в крови, — смеется Паулина.

— А ты чего тут? Уже Колюне успела настучать?

— Я уже знакомым в налоговую позвонила, кое-каким депутатам, конкурентам твоих друзей. Начинаются веселые деньки, Глебушка, — говорит с довольной лыбой.

— С огнем играешь, Паулина, — скалится.

— Ты больше меня не запугаешь!

— Да ну! — Глеб запрокидывает голову и хохочет. Так он скрывает страх. Паулина слишком долго вынашивала свою месть, этим она опасна. С ней придется разобраться самыми радикальными способами. Пока она действительно не потопила его. Именно она может.

— Отдай мои деньги! Я не позволю меня кинуть! — не замолкает ночная бабочка.

— Ты уничтожил мою семью. Сжил со света отца, и думаешь, я забуду! — Паулина сжимает руки в кулаки. — А меня продал…

— Не продал, а свел с человеком, который тебя обеспечивал долгие годы, — Глеб продолжает смеяться. Вспоминает, как орала Паулина, когда ее восемнадцатилетнюю девчонку заталкивали в машину и везли к местному авторитету.

Долго Паулина не могла вырваться из лап того бугая. Пока тот не помер от инфаркта. А дальше девка подалась в журналистки, в горячие точки поехала. Он так надеялся, что там она и сгинет. Так нет же, выжила. И все это время выжидала, когда нанести ему удар.

Именно бабки отца Паулины в свое время позволили Глебу подняться с низов. И навсегда забыть свое позорное рождение и существование. Избавиться от подачек Колькиных родителей. Унижения тех лет он до сих пор не забыл. Кем его считали, как к нему относились. И это он еще мягко с ними поступил. Можно сказать просто отпустил…

Но так нет же, никак не угомонятся. Паулинка сейчас Кольку натравит, а тот вообще без царя в голове, бешеный, еще больше проблем Глебу подкинет. Нет, надо с ними всеми разобраться. Раз и навсегда, чтобы больше не смели портить его жизнь.

А главное вернуть Машу в свое единоличное пользование.

— Ты реально редкая гнида, — Паулина плюет ему в лицо и уходит.

Глеб перевязывает лоб, выходит вместе с ночной бабочкой из номера. Узнает у администратора, когда она последний раз видела его жену.

Звонит теще. Та ни жива, ни мертва, причитает, что Машка ночью ребенка выкрала. Сын рассказал, что сестра приходила и через окно с Сережей бежала.

Ожидаемо. Машка в сыне души не чает. Слишком он похож на Кольку. Но самое странное, что и Глеб проникся к пацану. Реально чуть ли не своим сыном его считает. Дается любить парень, или сам Глеб научился видеть в Сергее только гены Маши, а на все другое глаза закрывать.

Как бы там ни было — они его семья. И он их вернет.

Подходит к банкомату. Снимает с карты деньги и рассчитывается с ночной бабочкой. Лишние проблемы ему сейчас ни к чему. Даже доплачивает, чтобы рот на замке держала, и больше не болтала. Для убедительности еще запугивает. Это он хорошо умеет.

Едет домой. Ему надо прийти в себя и разработать план действий.

Едва открывает дверь, как ему в челюсть летит кулак.

— Ах, ты ж гад! Глеб, я тебя уничтожу! — беснуется Анжелка.

Только съехавшей с катушек любовницы ему сейчас и не хватает!

Глава 32

Николай

Зачем он пошел туда? Зачем ворошил прошлое? Теперь ее запах забился в ноздри, под кожу проник, в кровь. Всю ночь Николай не может себе найти места.

Паулина потащила. У нее навязчивая идея отомстить Глебу. За что, так и не признается, говорит, придет время и все расскажет. А Николай пошел, повинуясь адскому желанию увидеть Манюню воочию. Спустя столько лет желание было непреодолимым, таким сильным, что он не стал ему сопротивляться.

Надеялся, увидит и его попустит. Посмотрит на счастливую семью… поймет, что все давно в прошлом. А вышло все еще хуже, чем думал.

Манюня стала сыпать оскорблениями. Несла несусветную чушь. Обвиняла в смерти своего брата.

Сто процентов Глеб ей в уши этот бред вылил. Только что это меняет? Она не пришла к нему, не попыталась все выяснить. Она прыгнула в койку к его другу. Она предала.

Легче это осознавать?

Нисколько.

Как же он тосковал по ней все эти годы. Николай впитывал в себя каждую секунду их встречи, любовался ее чертами лица. Осознавал, что она стала еще прекрасней. Невероятно красивая женщина, с манящим взглядом, идеальной фигурой.

Счастлива ли она? Скорее нет. Вряд ли Глеб сделал ее счастливой. Таковой она не выглядела. Но это ее выбор. Она сама променяла Николая, предала… родила от другого…

Но сколько бы Коля не старался убедить себя, что эту женщину надо забыть, ничего не выходило.

У него ведь своя жизнь. И только все начинает налаживаться после развода. Зачем ему Манюня и проблемы?

Совсем недавно Коля нашел свою сестру. Валерия, женщина с которой он случайно познакомился в своей клинике и помогал, оказалась его родной сестрой.

Чудеса случаются! Где-то теряем, а где-то судьба подбрасывает поистине царские подарки.

Выплыли подробности его рождения, как и объяснение, почему Николай всегда чувствовал себя чужим в родном доме.

Его усыновили, едва он только появился на свет. Родная мать, еще будучи беременной изжила со свету его отца. Ее любовник убил его… Профессора, гениального врача… отца Леры, биологического отца Николая.

Родная мать, если ту женщину можно так назвать, продала новорожденного ребенка бездетной профессорской семье, которая жила в том же доме. Как раз в это время, приемный отец обхаживал свою любовницу и делал ей ребенка — его брата Макса. Самое странное, что приемная мать об этом знала, смирилась и благословила мужа на адюльтер, сгорая от чувства вины за свою бесплодность.

Правда расставила все по места. Приемных родителей уже нет на этом свете. Николай не испытывает к ним негатива. Он благодарен, что они дали ему кров и образование, по своему любили.

Родная же мать жива… но видеть ее у Николая нет никакого желания. А вот то, что у него появилась сестра — это чудо. С Лерой у них сразу возникли доверительные отношения. Сестра сейчас переживает непростой период в жизни. Муж ей изменил, она осталась на руках с новорожденной дочерью. Старшая дочь поддержала отца. Да и в принципе измена вскрыла столько шакалов вокруг его сестры, что Николая пообещал себе сделать все, чтобы защитить Леру.

Вот об этом ему сейчас надо думать. А он продолжает смаковать вчерашнюю встречу с Манюней. И ведь это прошлое, в которое назад возврата нет. Он это понимает, но не может перестать ощущать ее запах и видеть перед лазами совершенное лицо с зелеными колдовскими глазами.

— Привет, дружище! Что голос такой измученный? — Артем звонит утром, бодрый и веселый.

— Привет, — бубнит себе под нос Николай.

— Смотрю, ты совсем захандрил. Надо тебя немного взбодрить. Давай сегодня пересечемся в центре. Я как раз с Лерой договорился встретиться, обсудить кое-какие моменты.

— Давай, — оглашается Николай. — К скольки мне подъехать?

— Давай к трем… ммм… мы немного с глазу на глаз еще побеседуем.

— Понял, — Коля улыбается.

Артем его лучший друг и высококлассный адвокат. Не так давно он познакомил их с Лерой. Правда оказалось, что судьба их уже сталкивала при очень трагических обстоятельствах. С тех пор у Леры и Артема странная связь, которая ощущается на расстоянии… Это не любовь… не страсть… нечто глубже, словно сама судьба их связала. Но они пока этого не замечают в полной мере.

Лера еще не отошла от предательства мужа. Она все еще любит супруга. А Артем, никогда не станет давить. Друг будет выжидать. И Николай уверен, Артем дождется своего звездного часа.

Сейчас же они с другом делают все, чтобы распутать клубок жизненных проблем Валерии. Вот о чем ему стоит думать… и выкинуть наконец Манюню из головы…

Только он это думает, как ему присылают видео… голого Глеба в гостиничном номере…

Это еще что за новости?

А новости действительно странные… весь интернет кишит кадрами Глеба, подробностями схем отмывания денег, его воровства…

Очень много информации, и если даже часть из нее правда, Глебу будет очень не сладко. За него так возьмутся, что мало не покажется.

А Манюня? Ведь на ней это тоже отразится? Она жена этого придурка… А их сын…

До сих пор невыносимо больно думать, что она родила Глебу! Практически сразу, как наставила Коле рога…

Он мотает головой. Отгоняя гнусные мысли. На видео еще девушка сомнительной профессии. Глебку, что застукали с продажной профурсеткой?

Он изменяет…

Ну что Манюнька, такого ты брака хотела?

Николай набирает Паулину. Уж его подруга так точно будет в курсе всех событий.

— Да, Коль, многое расскажу. Но не сейчас. Давай вечером пересечемся. Я сейчас очень занята. Надо по горячим следам его топить, — говорит звенящим от азарта голосом.

— Окей. Договорились, — легко соглашается Николай.

От Паулины он сейчас ничего не добьется. А дождаться вечера у него терпения хватит. Может что-то получится пробить и по своим каналам.

Нет! Тут же сам себя одергивает. Он не будет в это лезть. По крайней мере, сейчас.

Много лет назад он пообещал себе, что оставит их в покое, не будет вмешиваться, всячески избегать и это у него получалось.

Николай не спеша собирается. Запрещает себе смотреть видео в социальных сетях. Заезжает на работу, а там все гудят… все обсуждают Глебку…

Быстро разбирается с текущими вопросами и едет на встречу с Лерой и Артемом. Припарковывается в тихом переулке, недалеко от ресторанчика, где обедают сестра с другом.

— Глебушка, мы справимся! Ты меня слышишь! — доносится до него взволнованный голос, едва он открывает двери машины.

В метрах пяти от него стоит Глеб собственной персоной, за лицо его держит какая-то тетка в красном плаще.

Глава 33

— Анж, в такой момент, ты должна быть мне опорой! — серьезно вещает Глеб. — Ты видишь, что шакалы устроили!

— Но ты повез ее в гостиницу. Думаешь, я дура не понимаю для чего! — надувает губы.

— Дура! Не понимаешь! — Глеб поворачивает голову и замечает Николая. — А вот и один из шакалов! Вспомнишь… вот и оно, — морщится.

— А ты оказывается еще та мразь. Жене практически в открытую изменяешь. И любовнице тоже, твои похождения стали достоянием общественности, — ему бы пройти мимо и не трогать кусок коричневого нечто.

Но даже сейчас в нем играет обида за Манюню, как можно изменять такой женщине? Но она же терпит? Так есть ли Николаю дело? Почему-то есть… до сих пор есть…

— А ты все угомониться не можешь, что она меня выбрала? — Глеб запрокидывает голову и хохочет. — Что так и не нашел жены, Колька? А свою неудовлетворенность в личной жизни решил на меня свалить? Иди куда шел, не мозоль глаза, — отмахивается рукой, как от назойливой мухи. И при этом у него такое надменное выражение лица, что Николай не выдерживает.

Подлетает к Глебу и делает то, что мечтал сделать еще тогда, когда застал Манюню в его объятиях. Тогда он сдержался, сейчас не может, руки так и чешутся начистить самодовольную рожу бывшего друга.

Кулак смачно прилетает в нос Глебу. Не останавливаясь на достигнутом, Коля бьет еще два раза. Бывший друг падает на асфальт.

— Колюня, ты совсем рехнулся, — хрипит, сплевывая кровь и пытаясь подняться. — Неужель из-за Маньки-тряпки озверел? — в глазах появляется безумие.

— Не смей так ее называть! — стоп кран окончательно срывает. Коля жаждет крови, раздавить, прибить, уничтожить, особенно после того, как он Манюню, тем мерзким, ненавистным прозвищем называет.

Снова лицо Глеба встречается с его кулаком.

— Мужчина, что вы творите! Отпустите Глебушку! — орет женщина. — Пупсичек мой, как же так… снова Маняша! Сколько она нам кровь будет пить! Еще и психа подослала! — продолжает причитать. Пытается встать между Николаем и Глебом.

— Рот закрыла! — Коля рычит на нее.

Невероятна раздражительная особь. И что только Глеб в ней нашел? Она же в подметки Манюне не годится.

Он продолжает методично избивать бывшего друга. Ярость смешивается с каким-то черным удовольствием. Как долго Николай мечтал о его крови. Дорвался.

— Коль, успокойся! Что ты творишь, дружище! — сзади раздается голос друга.

Он так увлечен избиением гниды, что даже не заметил, как появился Артем.

— Я его прибью! — скалится.

И это не угроза, а вполне реальное желание, которое в данные момент затмевает все доводы логики.

Артему удается оттащить Николая. Он тяжело дышит. Пробует успокоиться. Но тут прилетает то, что действует, словно мощнейший удар кувалдой по голове.

— Так ты сам об тряпку ноги вытер и свалил. А я подобрал, обогрел пузатую! — сплевывая кровь, вопит Глебка.

— Чего? Что ты сказал? — демоническая чернота застилает глаза, Коля сатанеет, вырывается из рук друга, подлетает к предателю. — Повтори? Она была беременна?! Врешь, гаденыш!

Манюня была беременна? От него? Или от Глеба? Она изменяла и носила под сердцем его ребенка? Или выбрала Глеба, потому, что согрешила с ним и не могла посмотреть Николаю в глаза?

Все эти вопросы вихрем проносятся в голове. Ему нужны ответы! Сейчас! Немедленно! И он хочет вытрясти их из гниды!

— Была да сплыла, — ухмыляется предатель. Он словесно нанес куда более болезненный удар, чем Николай своими кулаками, и сейчас Глебка наслаждается плодами своих мерзостей.

— Я полицию вызвала! Сейчас ты за все ответишь, псих! — не унимается одетая как чучело женщина.

Коля и ей не прочь зарядить. Заткнуть как-то ее поганый рот. Женщин бить нельзя, но это существо у него с женщиной и не ассоциируется.

— Выкладывай все, гнида! — Николай берет предателя за грудки. — Я от тебя места мокрого не оставлю.

Он не шутит. Сейчас он в таком состоянии, что готов размазать бывшего друга, превратить в кровавое пятно на асфальте.

— Она моя со всеми потрохами. Моя персональная тряпка, — самодовольно хрюкает Глеб, вытирая тыльной стороной ладони кровь из носа.

Он говорит это так уверенно, словно Манюня по собственной воле подписалась на ведь этот кошмар, будто она согласна и терпит все.

Зачем? Неужели так сильно любит Глеба?

Или есть другие причины?

Если бы Артем не вмешался, он бы реально не остановился. Контроль над эмоциями в этом момент Николай потерял окончательно. Но друг уберегает от ошибок. Оттягивает его и волоком тянет к машине.

— Она нам с Глебушкой еще прислуживать будет, — кричит противная тетка им в спину. — В хозяйстве сгодится.

Как у Артема только сил хватает. После этих слов, Николай еще с большим остервенением рвется назад. И на этот раз его бы уже не остановило, что перед ним женское подобие, он бы выбил ей все зубы, чтобы она пожалела о каждом своем гнилом слове.

— Лер, держись рядом со мной, — кричит Артем.

Еще и его сестра все это видела! Это осознание немного приводит Николая в себя. Меньше всего он хотел, чтобы Валерия созерцала эту гнусную картину. У нее своих проблем хватает… А то, как это выглядит со стороны…

— Вам это так с рук не сойдет! — недо-женщина продолжает сыпать угрозами.

Николай делает пометку в своем воспаленном сознании — узнать, кто она такая и разобраться. Он не забудет.

— Дружище, успокойся! Нельзя так. Ты совсем с катушек слетел, — Артем заводит машину, кидает на него встревоженный взгляд через плечо.

Николай не отвечает, он пытается выровнять дыхание, взять разбушевавшиеся мысли под контроль. Вопросы… их стало очень много и он не успокоится, пока не найдет на них ответы. Но для этого ему нужна ясная голова. Ярость — плохая союзница.

Немного проехав в полной тишине, Коля дотрагивается до плеча сестры и смущенно говорит:

— Лерочка, прости, что тебе пришлось это увидеть. Артем сказал, где он, я ехал к нему. А тут эти, — скрипит зубами. — Не сдержался. Извини…

Ему действительно стыдно перед сестрой. У них только начинаются отношения, и она уже увидела его в таком состоянии…

— Я все понимаю, Коль. Не сдержался. Но я так испугалась… Ты мог его убить!

Мог. Еще как мог, и черная часть души Николая очень сожалеет, что он этого не сделал.

Глава 34

— Коль, ты вроде взрослый парень и уже должен понимать, что кулаками делу не поможешь! — Артем трет виски, сидя в кресле у него дома.

— А ты должен понимать, что иногда невозможно сдержаться, — отвечает раздраженно Николай. — И нет, я не сожалею. Понимаю, что не следовало, но я рад, что начистил ему рожу. Надо было сильнее его приложить.

— Он на тебя может заявление накатать, — друг делает глоток горячего кофе.

— Пусть, — Коля безразлично пожимает плечами.

— Конечно, друг же отмажет. Почему не создать новую головную боль всем, — Артем усмехается.

— Спасибо, — голос дрогнул.

Коля смотрит на друга с благодарностью, одним словом и взглядом пытается передать то, что у него в душе.

После предательства Глеба, он перестал верить людям. В каждом собеседнике сразу искал гниль, и в итоге находил ее. Он долго жил с ощущением, что мир — это огромное болото и все его обитатели — насквозь прогнившие существа. Доверие — это невиданная роскошь.

В данный момент Николай думает практически также, но уже знает, что есть очень редкие исключения. Как Артем или его сестра. Они привлекают своим искренним светом, в куче прогнивших душ очень выделяются.

С Артемом судьба их свела уже после возвращения Николая со службы. Он вернулся к любимой работе, и Артем пришел к нему на прием. Как-то так получалось, что все судьбоносные знакомства происходили в его стоматологическом кресле.

Потом друг не раз доказывал свою человечность. Помогал Николаю со многими юридическими вопросами по бизнесу. Как грамотно ставить на место не чистых на руку чиновников, конкурентов, которые так и мечтали потопить его бизнес и для этого не гнушались применять самые грязные методы.

Артем не раз своими поступками доказал, что он человек с большой буквы и Николай искренне дорожит их дружбой, потому как понимает — больше на его пути такой человек не встретится.

— Коль, я все понимаю, он в прошлом тебе насолил. Но надо действовать хитрее, а не переть как танк напролом.

— Не просто насолил. Он был мне роднее брата, он фактически был членом семьи. Родители порой к нему лучше чем ко мне относились, ему обновки покупали, а я старые шмотки донашивал. И думаешь, я ревновал? Нет, еще свое отдавал. Ведь у Глебки такая ситуация, он почти сирота, я так хотел ему помочь, — говорит, выплескивая свою боль. — А он оказался обычным завистливым предателем. Он и в институте мне во многом палки в колеса вставлял, грязные слухи про меня распространял, очернял перед преподавателями. А я придурок не замечал, слепо верил Глебке. Он же не может предать, кто угодно, только не он, — Николай скрипит зубами, мысленно еще несколько раз чешет кулак о мерзкую рожу гниды.

— Я все понимаю, только это прошлое. Ты его не изменишь. С Марией они в браке много лет, она сделала выбор. Тебе пора жить дальше. Если хочешь отомстить, я помогу, но надо быть хитрее, усыплять бдительность врага, ай, — машет рукой, — да что я тебе прописные истины рассказываю!

— Если бы я мог, — тяжелый вздох вырывается из груди Николая. Одно упоминание о Манюне и он уже уплывает. Когда эта женщина перестанет держать его сердце в железных клещах!? — Еще и слова Глеба! А вдруг ребенок Манюни реально мой?

— А ты видел пацана?

— Нет, — мотает головой. — Слишком тяжело. Я отстранился, был как можно дальше от их «счастливой» семейки. Конечно, слышал, что она родила… — стискивает руки в кулаки. — Пережил…

— Видно, как пережил, — во взгляде друга понимание. — Я пробью, все что смогу. Но сам не лезь. Тут надо к делу с холодной головой подходить, а у тебя это не выйдет. Пообещай!

— Я с Паулиной перетру. Она что-то по любому знает. Постараюсь больше без тебя не лезть, — уклончиво отвечает Николай. Понимает, что вряд ли после того, как он воочию увидел Манюню, он сможет остаться в стороне.

— Другого ответа я и не ожидал, — смеется Артем.

Друг вскоре уходит, еще несколько раз повторив, чтобы Николай был осторожнее.

— Да, что ты прям как с маленьким, — без злобы огрызается Николай на пороге.

— Чуйка нехорошая, — Артем морщит нос. — А она обычно не подводит…

— А вот сейчас, ты, не забивай себе голову, — отмахивается Николай.

После разговора направляется в душ и пытается смыть с себя кровь и запах предателя. Ему кажется, что смрад Глеба просочился в кровь.

Он очень много лет оставался в стороне, но надо признать факт — теперь Николай не успокоится, пока не узнает всей правды.

После душа старается занять себя работой, текущей документацией, звонками. Ближе к вечеру набирает Паулину.

— Через часик приезжай, — бодро говорит подруга. — У меня есть, что тебе поведать.

— Интригуешь?

— Не без этого, — смеется.

— Тогда жди! Суши твои любимые захвачу.

— Отлично! — на том конце слышен звонок. — Все давай, кто-то в дверь звонит, — спешно говорит Паулина и прерывает связь.

Именно в этот момент Николай ощущает, будто огромная ржавая игла протыкает сердце.

Бред! Отмахивается!

Делает заказ суши и идет собираться.

К подруге он добирается через пятьдесят пять минут. Заходит в лифт, нажимает семнадцатый этаж. Во рту привкус горечи. Что с ним сегодня?!

Звонит в дверь. Тишина. Замечает, что она приоткрыта. Заходит внутрь.

— Паулина! — зовет подругу.

В ответ снова давящая тишина.

Проходит на кухню. Там пусто. В гостинную, тоже самое. Еще не переступив порог спальни, улавливает странный запах… гонит от себя мысли… Слишком этот запах ему часто встречался во время службы.

Не может быть!

Николай на секунду застывает на пороге. Не верит глазам.

После подлетает к Паулине. Осматривает ее.

— Не смей умирать! — орет не своим голосом.

Она лежит в луже крови. Нож воткнут в грудь.

Николай набирает номер скорой. И именно в этот момент раздается истошный женский вопль.

Он оборачивается.

В коридоре, прижав руки к лицу не своим голосом вопит то существо в красном плаще, что было с Глебом накануне.

— Ты ее убил! Я все видела! Полиция! Тут убийца!

Глава 35

Маша

Поправляю одеяльце на Сереже, он свернулся калачиком и спит в автобусе. Одеяло я купила на одном из рынков возле автовокзала. Это уже наш пятый автобус. Хочется уехать как можно дальше от города, где я впервые была счастлива, где вышла замуж, родила сына и не раз познала горечь предательства.

За окном ночь. Мне бы тоже поспать, а сон не идет. Оживают монстры прошлого, никак не прогнать воспоминания.

В институт я поступила с самыми радужными надеждами. Всей душой надеялась, что школа и насмешки одноклассников остались в прошлом. А тут город, тут все иначе, и мы выросли.

Но людей я все же сторонилась, сложно сходилась, не умела толком общаться. Мне было сложно поддерживать беседу, я терялась, стеснялась, все казалось, что скажу нечто глупое, и меня поднимут на смех. А ведь так хотелось влиться в коллектив, найти друзей, которых у меня никогда не было.

Подливала масла в огонь неуверенности и моя мать, с которой я общалась каждый вечер. Она просила меня бросить «этот идиотизм», как она называла учебу, и вернуться домой.

— Все равно никакого врача из тебя не выйдет, там деньги надо сумасшедшие и связи. Там отпрыски профессуры только учатся, куда ты глупышка прешь. Потом вышвырнут тебя, будет обидней, и все равно прибежишь к мамке плакать. Так что лучше сама под мое крыло возвращайся. Я ж тебя люблю дурочка моя. Уже мне все доказала, поступила, молодчинка, пора и честь знать, — увещевала родительница.

Я всегда покладистая, тихая, послушная, в данном случае стояла на своем. Я верила, что смогу осуществить свою мечту и стать врачом.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мне очень горестно и стыдно, что не хватило сил осуществить мечту, что сдалась и все же поддалась уговорам, тогда уже мужа.

Подкосило меня предательство Коли, выбило остатки почвы из-под ног. Тогда в памяти отчетливо всплыли все увещевания матери, и я окончательно перестала верить в себя. Свыклась с ролью примерной жены и матери.

А тогда в начале учебы, во мне еще жила уверенность в своих силах, вера, что все обязательно получится.

Мне дали комнату в общежитии. Моими соседками оказалась две шумные девчонки одна с четвертого, вторая с третьего курса. Они каждый день пропадали на вечеринках, приходили под утро, а через пару часов с трудом ползли на пары.

Меня они игнорировали, чему я была даже рада. Вечеринки и образ жизни соседок меня мало привлекал. Не было оскорблений, травли и это вполне меня устраивало.

Группа у меня была шумная. Мама была права, очень много детей из обеспеченных профессорских семей. Они ходили одетые с иголочки, сорили деньгами направо и налево, но в целом, были дружелюбными по началу.

Я даже полагала, что обзавелась подругами. Три девочки приняли меня в свой круг. Мы вместе ходили обедать, обсуждали преподавателей, готовились к парам. Мои новые подружки жили с родителями, были из обеспеченных семей, но никогда мне не ставили в упрек мое тяжелое материальное положение. В некоторые моменты я действительно верила, что вписалась в коллектив и стала своей.

А вот их родители были иного мнения. Когда меня пригласила домой Светлана, то ее мать, не стесняясь, сказала прямо с порога:

— Светуль, ты зачем ободранную лимиту в дом притащила!? — фыркнула, окидывая меня презрительным взглядом.

— Мам! Маша моя подруга! Она очень хорошая!

— Смотри, чтобы эта «подруга» у нас чего с собой не прихватила! — женщина показала мне кулак.

— Маша не такая!

— Ждет трамвая! — скривилась ее мать.

Но все же сделала нам чай, угостила невероятно вкусными пирожными. У них дом напоминал музей, я дышать боялась, все казалось, одно неловкое движение и что-то разобьется, повредится или на меня навесят все смертные грехи.

Света же, наоборот, меня подбадривала и успокаивала.

— Не обращай внимания, Машка, у моей маман очень скверный характер, ей никто и никогда не нравится.

Похожая картина повторилась и когда я приходила домой к двум другим своим подружкам Вере и Оле. К ним, памятуя прошлый опыт, вообще не хотела идти. Но как отказать, если приглашают на день рождения?! Неудобно! А ведь мы только начали дружить!

На подарок Оле я потратила добрую часть своей стипендии, чтобы купить подруге красивый серебряный кулон.

— Не смей носить эту дешевку! — сказала тогда мать Оли. — Эту гадость стыдно и на ошейник нашей собаке вешать!

Я тогда не выдержала и расплакалась. Подруги долго меня утешали, Оля демонстративно надела кулон и сказала, что он невероятно красив. Тогда я поверила, что я действительно нашла подруг, девочки меня принимают такой, какая я есть.

Несколько месяцев все было хорошо. Учеба давалась мне легко, я с азартом поглощала новые знания, просиживала вечера в библиотеке. Искала дополнительные материалы. И это часто было куда интересней, чем прогулки с подругами. Хоть за это время мы еще больше сдружились.

Но уроки я усвоила и домой к ним больше не ходила.

А потом позвонила моя мама и сказала, что сильно заболел мой брат, четвертый по счету, а она ждет ребенка, ее очередной муж не выдержав «радости» сбежал в неизвестном направлении.

Глава 36

На тот момент все, что я видела в жизни — это деревня, мать, братья и сестры. У меня в мозгу была заложена помощь родным. Иного я тогда не видела, не понимала. А в городе я провела еще слишком мало времени, да и мать постоянными звонками не давала ничего забыть.

Я отдавала почти всю свою маленькую стипендию. Во всем себе отказывала. Маме ведь нужнее. А теперь и этого мало. Мама настаивала, чтобы я немедленно бросала учебу и возвращалась.

Я не хотела отказываться от мечты, но и мать бросить не могла.

В таком состоянии, в слезах отчаяния меня нашла Света, за общежитием на отдаленной лавочке, где я любила вечерами проводить время. Читала, думала о будущем, вспоминала все произошедшее за день. Лавочка была закрыта кустами от посторонних глаз, очень уютное место. Именно тут я выплакивала свою печаль и не знала, как дальше быть.

На полноценную работу устроиться не могу. У меня пары. Надо искать подработку. Но где ее найти? Как это все совместить с учебой?

— Машуль, что с тобой? Красный нос? Вместо глаз щелочки! Губы дрожат! — подруга присела на корточки, взяла мои руки в свои. — Пальчики ледяные! Красотулька, что стряслось?

И я не выдержала, рассказала все. Не потому, что мы со Светой были настолько уж близки, просто мне необходимо было выговориться. Да и тогда я еще верила, что мир полон добрых людей. Невзирая на школьный опыт. Мне казалось, это только одноклассники были злые, а тут все иначе, новая жизнь, другие люди. Я верила в лучшее. И мне очень сложно было быть одной, так хотелось поддержки, дружеского плеча, на которое могу опереться.

— А что без твоей помощи никак? — спросила Светлана, выслушав мою исповедь.

До этого я сильно о себе не распространялась. Говорила только, из какого родом села, немного про братьев и сестер рассказывала.

За Славика я тоже очень переживала. Его в интернате постоянно избивали, и я просила маму забрать брата. Но она ни в какую не соглашалась. А я не знала, как помочь любимым братьям. Один в невыносимых условиях, второй в больнице. Еще и мама… снова беременна… груз ответственности давил, не позволяя расправить плечи.

— Никак… мамин мужчина ушел. Ей одной не справиться, — всхлипывала я, вытирая глаза платочком Светланы.

— Слушай, если брат в больнице и срочно нужны деньги, мы с девочками скинемся. Не переживай только. Справимся, — гладила она меня по голове и обнимала.

— Мне не с чего отдать… я не знаю, где брать деньги… — я продолжала рыдать.

— Не надо отдавать. Мы не нуждаемся, на доброе дело не жалко!

Светлана тогда долго меня успокаивала. Проводила меня в комнату, уложила в постель. Сама на такси уехала домой.

Уже к концу пар на следующий день подруга вручила мне крупную сумму. Девочки подошли вместе с ней, подбадривали меня.

— Ты прости, я им рассказала. Иначе бы они не поняли, на что скидываться, — сказала Света.

— Все хорошо, спасибо вам от всей души! — растроганно прохрипела я.

Это была пятница, я побежала в общежитие собираться, подруги проводили меня на автобус, и я поехала к маме.

Субботу и воскресенье я провела в больнице у брата. Ему вырезали желчный. После операции были осложнения, персонала в больнице не хватало, и я ухаживала за братиком. Не смогла я его оставить и в понедельник. Пришлось пропустить неделю занятий.

Только я отлучалась, даже на полчасика, как сразу что-то случалось. Медицина в нашей сельской больнице была, мягко говоря, не очень. Персонала не хватало. Никто не хотел работать за копеечные зарплаты. Все хорошие специалисты давно перебрались в город на более хлебные места.

Мне до сих пор кажется, что брата изначально неправильно лечили. Но сейчас уже ничего не изменить.

Брату стало легче. Его выписали. Но еще нужно было очень много недешевых препаратов. Мать тоже чувствовала себя неважно. Сестре нужна была новая обувь, старые ботиночки совсем прохудились. Семье нужно было питаться. Папиных алиментов на все не хватало. Хоть даже соседи нам подкидывали то вещи, то еду.

Мать устроила скандал, что я бросаю их на произвол судьбы. Я вырвалась с трудом, клятвенно пообещав увеличить свою материальную помощь.

Девочки в тот момент очень помогли, но мне нужны были еще деньги. Не будут же одногрупницы содержать мою семью. Мне надо было срочно искать подработку, наверстывать пропущенные пары… голова пухла.

Этими мыслями я поделилась со Светланой, когда вернулась. После произошедшего я стала еще больше ей доверять и считала своей настоящей подругой.

— У мамы знакомая есть. Ее сын с нами на курсе учится. Так насколько я знаю, они ищут домработницу… — Светлана опустила голову, мяла край своей дорогущей кофты. — Я бы тебе такое не предлагала… Но ты говорила в школе уже так работала. А тут очень хорошая семья, квартира у них не такая большая, работы не очень много. Платят хорошо и можно об удобном графике договориться. А если им все понравится, так они тебя еще своим знакомым порекомендуют.

— Серьезно?! — я аж подпрыгнула от радости.

Тогда это казалось мне идеальным вариантом. Не нужно бросать учебу, еще и семье помогу. Смогу заработать брату на те дорогущие витамины и маме тоже. А если все пойдет хорошо, то смогу забрать Славика из того страшного интерната и определить его тут в городе…

Это была моя мечта, заработать столько, чтобы хватило Славику на приличное место учебы. Соответствующую школу я уже и нашла, только это столько стоило…

Но я верила, что если буду очень стараться. То все у меня получится. Тогда еще даже мои самые мрачные мысли освящало яркое солнце теплых надежд.

Глава 37

Работодательница мне не понравилась сразу. Она еще ничего не сказала, а у меня словно ударило волнами ее неприязни. Смотрела она на меня как на безродную шавку.

— Я бы не согласилась на, — короткий презрительно оценивающий взгляд, — Лимиту деревенскую… Но за тебя поручились хорошие люди. Дам шанс, — сказала таким тоном, будто меня озолотить собирается. — Смотри, не потеряй моего доверия. Иначе тебя и сортиры не возьмут драить в городе.

Так хотелось ей ответить в ее же тоне. Что-то колкое сказануть. Я даже прикусила язык, чтобы этого не сделать. Очень уж деньги были нужны. А перспектива получить еще клиентов, дарила надежду на исполнение моих желаний.

Потому я лишь коротко кивнула, разулась и прошла за женщиной в квартиру. Молча слушала ее требования. Ее хоромы состояли из пяти комнат. Глаза слепило от безвкусной позолоты, различных статуэток и ваз. Все безумно дорогое, коллекционное, по ее словам. А на мой взгляд, жутко страшное.

Но мое дело, смахивать пыль со всего этого «великолепия». Остальное не имеет значения.

На удивление, хоть и с выражением высшего превосходства, но все же работодательница согласилась на уступки по графику.

— Ой, какая учеба? Упаси Боже, к такому врачу безродному попасть. Бросай ты это дело! — машет рукой. — Швабра твой удел. Смирись.

Как же хотелось плюнуть ей в рожу. Ответить, пару ласковых. Но я снова прикусила язык. Нельзя. Слишком хорошую зарплату стерва предлагает.

Первую неделю моей работы, женщина ходила за мной по пятам. Контролировала каждое движение, при этом едко комментировала, придиралась к любой мелочи. Я терпела, стиснув зубы. Потом научилась абстрагироваться и просто выполняла свою работу.

Ко второй неделе, ей это надоело, и я уже работала спокойней. Муж у нее был нормальным мужчиной, даже несколько раз одергивал жену и говорил, чтобы она угомонилась. Я любила, когда глава семейства был дома, значит, уборка пройдет гораздо легче.

С их сыном я познакомилась только на третью неделю своей работы. Я видела парня на фотографиях, издали наблюдала в институте, но лично мы не были знакомы. Да и не хотелось. У меня была слишком нагруженная жизнь, чтобы думать о парнях.

А отпрыск моих работодателей вечно где-то пропадал. И по обрывкам разговоров, которые я слышала, они называли его несносным и неуправляемым. Сокрушались, что придется договариваться за экзамены, ведь он совсем не учится. Отец был более строг, мать же говорила, что это у него возрастное, все пройдет и очень скоро Сереженька возьмется за ум.

В тот день стервы не было дома. Отец семейства работал в своем кабинете. А я спокойно убиралась. Хлопок входной дери услышала, но не отреагировала, желая скорее закончить работу.

— Ого, — раздался свист в гостиной, в которой я убиралась. — Какие формы! Что у нас за прелестница дома.

Обернулась. Сергей стоит, опершись спиной о дверной косяк, в правом уголке губ травинка.

— Добрый вечер. Я у вас тут убираюсь. Скоро закончу, — сказала вежливо и продолжила.

— Не спеши, крошка. Ничего себе глазищи! — снова присвистнул. — Помочь надо?

— Спасибо. Нет, — вежливо улыбнулась.

Его общество раздражало даже больше, чем его мамаша.

— Давай помогу. Быстренько закончим и пойдем гулять, — подмигнул мне.

— Извините. У меня еще дела. Не смогу, — краска залила щеки. Я стала усиленно протирать вазу.

— Я Серега. И как звать тебя, крошка? — подошел ближе.

— Мария, — как же хотелось сбежать. Спрятаться от его настойчивого взгляда.

— Зачетная у тебя фигурка, Мария. Не на то ты свою молодость тратишь, — вырывает у меня из рук тряпку.

— Это моя работа.

— Знал бы, какая у нас уборщица, — причмокивает. — Заглянул бы раньше.

Я не знала, что на это ответить. Неловкость, отторжение, желание больше никогда его не видеть — это все бушевало во мне.

— Еще и скромница, — смеется. — Машуля, если мы подружимся, то работать тебе вообще не надо будет, — говорит тоном, так похожим на его мать.

— Спасибо, но меня устраивает моя работа.

Беру новую тряпку и тяну руку к вазе, но он перехватывает мое запястье. Его ладони липкие от пота, вызывают дикое чувство омерзения. Дергаю руку, неловкое движение и ваза летит на пол.

В ужасе смотрю на осколки… В голове набатом звучае слова матери Сергея:

«— Эту вазу мы с мужем приобрели на аукционе в Милане. Невероятно дорогая, уникальная, единственная в своем роде».

Далее была длинная и скучная история безвкусной и жутко дорогой вещицы.

А теперь я наблюдала ее осколки на полу…

Страх сковывает. Не знаю, что делать… как себя вести…

Кадр за кадром перед моими глазами проплывают все возможные ужасы, которые посыплются на мою голову из-за этой вазы.

— Упс, — говорит Сергей и начинает заливисто смеяться. — Неужели эта дрянь разбилась. Как же она меня бесила.

— Что тут происходит?

В гостиной появляется отец.

— Петр Степанович… я… это… — слов у меня нет.

Как объяснить произошедшее? И как расплатиться? Что будет с мамой, братьями? Мне дико страшно…

— Я разбил ее, бать, — Сергей загораживает меня от родителя.

— Неужели? — мужчина выгибает бровь и косится в мою строну.

— Ага. Специально разбил. Она меня давно раздражала, — кивает Сергей.

— Эта ваза была дорога твоей матери!

— Пофиг! — пожимает плечами. — Убери тут все, — оборачивается ко мне, тон приказной, а сам мне подмигивает.

— Да, конечно! —тут же принимаюсь за дело.

Через пятнадцать минут появляется мать. От ее визгов закладывает уши. Достается и мне.

Но Сергею каким-то чудом удается убедить женщину, что именно он разбил вазу.

— Послезавтра, как обычно, — говорит мне работодательница на прощание.

И выдыхаю с облегчением. Неужели реально не придется расплачиваться и я не потеряла работу! Вот так удача!

— Будешь должна, — шепчет мне на ухо Сергей, когда я стою уже на пороге.

Рано я радовалась благополучному исходу. Ох, рано…

Глава 38

Когда в следующий раз я пришла на работу, Сергей был дома. Я мысленно выругалась, вежливо поздоровалась и принялась за уборку. Парень был вежлив, предлагал мне чай, печенье, пытался вести дружескую беседу.

Его, казалось бы, безобидные разговоры напрягали. Но он не делал ничего плохого, наоборот, даже подрывался помочь мне с уборкой. Но в тот день я вышла из дома работодателей, такой уставшей, будто вагоны разгружала.

Нашел меня Сергей и в институте. Пришел прямо перед парой, сел напротив меня.

— Привет, — подмигнул. — Ты сегодня великолепно выглядишь.

— Спасибо, — пробормотала я.

Его навязчивое внимание раздражало. И как от него отвязаться, чтобы не обидеть и не потерять работы, я не знала. Он приходил в столовую, бесцеремонно садился за наш столик, покупал мне сладости. Подходил в коридоре. Норовил проводить до общежития. А уж когда я приходила на работу, то он неизменно оказывался дома.

— Он на тебя определенно запал! — изрекла Света.

— Ох, этого мне только не хватало, — вздохнула я.

— Не глупи! Серей отличный шанс! Считай твой билет в лучшую жизнь! — не унималась Светлана.

— И семье помочь сможешь! — увещевала Ольга.

Подруги явно симпатизировали моему ухажеру.

— Я сама заработаю. А начинать отношения из-за выгоды не смогу. Это низко и гадко, — мотала я головой.

— Кто тебе эти постулаты в голову вбил! Сейчас другие реалии! — возмущалась Светлана.

— А в твоем положении так вообще, непростительная глупость такого парня отшивать! — поддакивала Ольга.

— Да и Серега, откровенно говоря, красавчик! Ммм… — закатывала глаза Света.

— Аппетитный экземплярчик! — подруги понимающе переглядывались.

— Так забирайте себе. Я не против, — равнодушно пожимала плечами. — У меня другие заботы, как еще работу найти. Брату снова нужны лекарства, мамина беременность тоже протекает плохо.

Моя голова была забита учебой и извечным желанием, как заработать больше для семьи. А Сергей все сильнее вызывал у меня отторжение. И даже в страшном сне я не могла представить, чтобы быть с ним, преследуя корыстные мотивы.

— Мы бы забрали. Только он на тебя запал. А ты счастья своего не видишь! — в один голос твердили подруги.

Подобные разговоры повторялись иногда по несколько раз за день. Даже в мои отношения с подругами и то он пролез. А уж когда я приходила к нему домой убираться, тут Сергей и вовсе не отходил от меня ни на шаг.

За исключение случаев, когда его мамаша была дома. А она как назло все больше отсутствовала. Никогда бы не подумала, но я уже была рада присутствию склочной дамы, даже ее придирки воспринимались куда лучше, чем навязчивое внимание Сергея.

Вечером, возвращаясь с работы с сопровождении Сергея. Да, он увязался за мной, ссылаясь на то, что очень поздно и он боится за мою безопасность, под общежитием я увидела свою сестру с чемоданом.

— Люд, неожиданно… — пробормотала растерянно.

— Привет, я Серега! — парень тут же представился.

— Сюрприз! — развела руки в стороны сестра. — Людмила, — подала руку моему ухажеру.

— Я, конечно, рада… — обняла родную. — Только что-то мне кажется, ты неспроста тут с чемоданом.

— В точку, — кивнула сестрица.

— Я помогу донести. С комендантшей добазарюсь, — деловито сказал Сергей, и не дожидаясь согласия, подхватил чемодан и потащил ко входу.

Нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

Я решила подождать с расспросами, пока Сергей не уйдет. Не хотелось при нем что-то обсуждать. Но Людмила начала еще в коридоре.

— Решила уйти из дома. Достало это все. Там нет жизни. Мамаша наша с катушек слетела. Моя молодость проходит в глухой дыре, — вещала возмущенно.

— Правильно, Людок. Нечего в деревухе прозябать, — поддержал ее Сергей.

— А как же школа? — спросила я.

Сестре оставался последний год обучения.

— Пустое это все. Работать надо!

— Поступила бы на следующий год, стипендию получишь, подработку найдешь. Люд, не руби все с плеча, — пытаюсь вразумить ее.

— Я ни дня больше там не проведу! — яростно замотала головой. — Хватит, — проводит пальцем по горлу. — Наелась так, что долго отплевываться придется.

— Жить в кайф надо. Людок, верно мыслит, — Сергей сверкает белозубой улыбкой.

— Не вмешивайся в наши семейные дела! — впервые позволила себе гаркнуть на парня.

— Оу, зубки показываем, — показательно облизался.

— Он все верно понял, Маш, — сестра посмотрела на меня с укором. — И тебе пора глаза раскрыть и перестать батрачить на них. Там черная дыра пойми, сколько не дашь, все мало!

— О себе думай, Машуль! — снова вставил свои пять копеек Сергей.

— Не могу, — я упрямо поджала губы.

Тогда в моей голове не укладывалось, как можно не думать о семье. С молоком матери я впитала главный постулат — я должна помогать. Первые детские воспоминания, как я укачиваю маленькую сестренку, помогаю маме. Вместо игр — помощь. Так было всю мою жизнь. Мы ведь только и есть друг у друга, если не родные помогут, то кто. Понятия семья было для меня незыблемым.

— Смотри, потом еще не раз локти будешь кусать! — изрекла сестра и плюхнулась на мою кровать.

Моих соседок по комнате не было дома. Они как всегда пропадали на нескончаемых вечеринках.

— Девчонки, я мигом могу стол накрыть, — потирал руки Сергей.

— Сергей, извини, но нам с сестрой надо поговорить наедине, — мягко указала ему на дверь.

К счастью на этот раз Сергей все же послушался и отбыл.

— Зря ты его прогнала, — надула губы Людмила.

— Зачем он тут, — фыркнула я.

— С такой поддержкой намного легче будет, — Людмила задумчиво смотрела на дверь, за которой скрылся парень.

Глава 39

Сестра осталась у меня в комнате, Сергей помог договориться. От мамы на меня посыпались обвинения и оскорбления, что я приютила Иуду. Они вовлекали меня в свою ругань, поливали грязью друг друга. А я пыталась как-то их помирить. Хотя и без видимых результатов.

Тем временем отец Сергея посоветовал меня своим знакомым, и у меня появилось еще две квартиры. Работы прибавилось, надо было все успевать, еще и не отставать в учебе. Сестра постоянно где-то пропадала, со мной работать отказывалась, но и денег у меня не просила. Наоборот, часто приносила еду, напоминала, что мне надо поесть.

С моим загруженным графиком мы пересекались не так часто, хоть и жили в одной комнате.

А потом приехала беременная мама, устроила скандал в общежитии. Я едва не сгорела от стыда. Она кричала, что они не имеют права давать жилье ее дочери, что Людмила сбежала из дома. Оттягала при всех Людмилу за уши. Требовала, чтобы она немедленно вернулась домой.

— Старшая оборванка свалила, учебу, видите ли, ей подавай, а теперь и ты туда же! — орала не своим голосом. — Нет уж! Будешь как миленькая помогать! Как мне с хозяйством управляться! Кто мне с детьми поможет! Скоро маленький родится!

— Я тебе не рабыня! Ненавижу тебя! Оставь меня! Дай мне жить! — задыхаясь от слез, кричала сестра.

После этого скандала, Людмилу выставили из общежития. Сергей помочь не смог, а в его взгляде было нечто такое, от чего хотелось провалиться сквозь землю. Впрочем, не только у него, после приезда мамы многие на меня смотрели именно так.

Сестра собрала вещи, обняла меня и прошептала:

— Она мне тут жизни не даст. Слишком близко этот город к ее логову.

— Куда ж ты поедешь? — обеспокоенно спросила.

— Дальше… как можно дальше. Где-то окопаюсь, найду работу, не пропаду. Я не хочу ее видеть и знать, — замотала головой, закусывая губу так, что выступила капелька крови.

— Ты звони. Рассказывай, как у тебя и что. Если помощь нужна, то обращайся. Ты знаешь, я всегда помогу, — хрипела, вытирая слезы.

— Ты сама будь осторожней. Она же клещ, так просто от тебя не отцепится, — гладила меня по голове.

— Разберусь, — заверила сестру я.

— Добрая ты слишком. Нельзя такой быть. Мир больно бьет, и надо уметь ответить на удары, — как-то совсем по-взрослому изрекла Людмила.

Сестра переехала в другой город. Очень просила меня не говорить матери, где она. Я и не собиралась, проблем с родительницей итак хватало. Всю свою злость и агрессию за поступок Людмилы она обрушила на меня. От нервов ее состояние еще ухудшилось, была угроза потери ребенка и мать легка в больницу в городе. И все траты легли на мои плечи.

Пришлось взять еще две квартиры для уборки. Огромные хоромы, которые надо было тщательно вылизывать. Я старалась, как могла, спала по два часа в сутки, и то было за счастье. На парах глаза закрывались, я очень похудела, появились черные круги под глазами.

Подруги говорили мне, чтобы я прекращала, что я так долго не вытяну. И я даже соглашалась. Но получая очередную зарплату, понимала, что обязана выдержать. И все же я не забывала про учебу, во мне по-прежнему горела мечта стать врачом.

— Машуль, — Сергей подошел ко мне, когда я убиралась в их квартире, — Сколько ты будешь как лошадь пахать?

— Сколько понадобится.

— Эти руки, — выхватил у меня тряпку, поцеловал каждый палец, — Не созданы для грязной работы.

— Прекрати, — забрала у него руку. — Не начинай этот бессмысленный разговор. На данный момент мне необходимо работать в этом режиме.

— Зачем? Если есть другой вариант, — он подошел ближе.

— Другая работа?

— Машуль, я улажу все твои финансовые вопросы, — сделал еще шаг ко мне. Я отступила на шаг.

— Мне не нужны подачки. Я в состоянии заработать.

— Я мужчина и позабочусь о своей девушке, — намотал прядь моих волос на палец.

— Сергей, я не твоя девушка, — в комнате стало душно.

Хотелось сбежать как можно быстрее. Но Сергей преградил мне путь.

— Так давай это исправим. Маш, ты мне давно так нравишься! — говорил с запалом. — Нет, не то! Я как увидел тебя впервые, ошалел! Забыл про все! Ты все мои мысли заняла!

Хватает меня за руку, притягивает к себе и покрывает мое лицо лихорадочными поцелуями. Волны омерзения проходятся по телу и подкатывают к горлу.

— Отпусти! Немедленно! — кричу не своим голосом.

Не столько от страха, сколько от липкого отвращения. Его руки и губы напоминают щупальца осьминога. Хочется сбежать в душ и смыть с себя даже воспоминания о его прикосновениях.

— Я для тебя все сделаю! Любой вопрос решу! Не отталкивай! Тебе понравится! Обещаю! — он стискивает меня еще сильнее, говорит словно в бреду, глаза шальные, страшные.

— Сергей, успокойся, — пытаюсь его вразумить и выскользнуть из липких рук.

— Не могу! Маша! Я так давно об этом мечтал! Я дам денег много! Я куплю тебе новые шмотки! — тащит меня к дивану.

Я пытаюсь кричать, но он закрывает мой рот ладонью.

— Ты боишься. Первый раз. Не бойся. Все будет хорошо. Я знаю, что и как делать, — наваливается сверху на меня.

— Я не хочу! Услышь меня! — выкрикиваю ему в рот, когда он пытается меня поцеловать.

— Хочу тебя, — его руки уже забираются под одежду.

Дома никого кроме нас нет. Помощи ждать неоткуда. Стараюсь не паниковать, надо сообразить, как выбраться.

Пока он охваченный чем-то демоническим, облапывает мое тело, я кусаю его за шею, так что ощущаю во рту тошнотворный вкус его крови.

— Ааа! Идиотка! Ты чего! — Сергей зажимает укушенное место и ослабляет хватку.

Вскакиваю с дивана, бегу к двери. Он догоняет меня в коридоре.

— Дикарка! Если не хочешь по-хорошему. Давай иначе. Кто будет рассчитываться за вазу? Или мне мамке сказать, кто на самом деле ее разбил?

— И ты опустишься до такой низости? — спрашиваю хрипло.

— Ради тебя я на все готов, как на звезду с неба, так и в ад спустить, — и в тот момент мне показалось, что и вправду в его глазах блеснуло адское пламя.

Глава 40

На следующий день Сергей вел себя словно ничего не произошло. Много шутил, улыбался, всячески делал вид, что вчерашнего вечера не было. Я не стала поднимать тему, очень надеялась, что он все понял.

Зря, надеялась. Через два дня Сергей пригласил меня на свидание. Я отказалась.

— Мы можем быть друзьями, не более, — сказала тихо.

— Ты понимаешь, от чего отказываешься? — спросил, глядя мне в глаза.

Взгляд при этом сосредоточенный, хмурый.

— Сергей, это будет не правильно по отношению к тебе, если я буду с тобой ради выгоды. И я так не смогу.

— Ясно… — бросил коротко, развернулся и ушел.

Позже он делал еще две попытки у себя дома. Больше так нагло не приставал, но пробовал обнять. Я тут же мгновенно освобождалась.

— Мы все обсудили, — осаждала ухажера.

Я продолжала работать в изматывающем графике. Понимала, что мать моя не подарок, что она во многом меня использует. Мне было больно смотреть, как родители моих подруг помогают своим детям. У меня же в семье все наоборот. Мне и помощь-то не нужна, я сама справлялась. Но только немного больше времени.

В душе зрел протест, но какая-то неведомая сила, заставляла и дальше работать на семью не жалея себя. Слишком глубоко в голову проросли детские установки, и я не могла от них избавиться.

Сергей вел себя вежливо и отстраненно, я выдохнула. Наконец-то понял! Его назойливое внимание вечно добавляло проблем.

Когда парень пригласил меня на свой день рождения, я пыталась отказаться.

— Маш, мы ведь друзья. Я организовываю грандиозный праздник, снял целый клуб, хочу видеть всех! Не откажи! Да и тебе не помешает развеяться! — говорил с милой улыбкой.

Идти не хотелось жутко. И я долго отказывалась. О том чтобы повеселиться я не думала. В то время мне хотелось только выспаться. Но тут подключились еще и подруги, приехала Людмила.

Именно сестра стала тем последним рычагом, заставившим меня изменить решение.

Сергей пригласил и ее, но Людмила боялась идти без меня. А я не могла отпустить сестру одну. Мало ли кто к ней может приставать! А она так хотела пойти. У себя в городе Людмила тоже очень много работала и нигде практически не бывала. А тут вырвалась. Не могла я ей отказать.

Перед праздником сестра потащила меня по магазинам.

— Не переживай, Маш, все за мой счет. Я ж знаю, куда у тебя деньги уходят, — скривилась.

— А у тебя откуда деньги?

— Тю, так я ж сама на себя работаю. Комнатку оплачиваю маленькую, еды мне много не надо, а остальное откладываю, — обняла меня, поцеловала в щеку.

— И не жалко вот так спускать? — спросила, глядя как Людмила сосредоточенно рассматривает вещи в магазине.

— Раз живем, чего жалеть! — пожала плечами. — Погнали, тебе платье выбирать!

— Нет, родная, не надо! У меня есть в чем идти! — стала сопротивляться.

— В твоих обносках! Не смеши меня! — сестра нахмурилась. — Ты у меня должна быть самой красивой!

— Мне неудобно! Ты столько работала и теперь тратишь на меня! — я продолжала сопротивляться.

— А ты сколько пашешь! И ничего себе. Все им! Ты моя семья, дай хоть я тебя побалую! — говорила, заталкивая меня в примерочную и ворохом платьев.

И дремавшая во мне девушка в этот момент просыпалась. Надевая красивые вещи, даже чувствовала себя иначе.

Людмила выбрала для меня изумрудное платье, с довольно глубоким вырезом, приталенное и расклешенное к низу. Оно удивительным образом сочеталось с моими глазами, заставляло их искриться по-иному.

Наверное, именно в тот момент я впервые по-настоящему посмотрела на себя в зеркало. До этого как-то не задумывалась о внешности.

— Еще туфельки подберем, украшения, и будешь красоткой! — всплескивала руками сестра.

Когда я надела туфли лодочки на маленьком каблуке, то у меня будто даже плечи расправились, осанка изменилась.

— Спасибо, — обняла сестру, глотая слезы умиления. — За эти моменты… они незабываемые…

Даже слов не могла найти, чтобы описать свое состояние.

— Маш, давно пора вспомнить, что ты молодая и красивая девушка!

Для себя Людмила выбрала черное скромное платье. Она в принципе больше тратила на меня, чем на себя. На мои замечания по этому поводу лишь отмахивалась:

— Я себе еще заработаю. А вот ты ничего себе не купишь. Из тебя все соки вытянут. Хорошо если на еду останется, — сжала челюсти так, что зубы скрипнули.

Понимала — она права. Но отказать матери не позволяло что-то засевшее глубоко внутри.

На вечеринку сестра тоже помогала мне собираться, сделала красивую прическу, нанесла макияж.

— Ты всех затмишь! — порхала бабочкой вокруг меня.

— Мне не надо никого затмевать… наоборот, чем меньше внимания, тем лучше.

— А поздно, Маш! Ты невероятна! — Людмила склонила голову, любуясь плодами своей работы.

Когда мы подошли к месту проведения праздника, Сергей вышел встретить нас. Он присвистнул, его глаза алчно заблестели.

— Так можно и голову потерять, — сказал, продолжая пожирать меня взглядом.

— У меня сестра красавица, — улыбнулась Людмила.

— С днем рождения, Сергей, — я протянула парню подарок. Красивый кожаный ремень, его мы с сестрой тоже вместе выбирали.

Сергей развел руки в стороны:

— А поцелуй для именинника?

Я неловко ткнулась ему в щеку, парень резко повернул голову и впился мне в губы. Тут же отвращение подкатило к горлу, и я резче, чем хотела, оттолкнула его.

— Не трогай! — шикнула. Потом добавила более мягко, — Мы же обо всем договорились.

— Да… да… — он выставил руки ладонями вперед. — Прости, не сдержался. Слишком ты сегодня обворожительная.

— Все нормально, — выдавила из себя улыбку.

— Все просто замечательно, — глаза Сергея странно сверкнули. — Обещаю, этот праздник ты никогда не забудешь.

Глава 41

Народу на вечеринке было столько, что не протолкнуться. Сергей выделил нам место за столиком, где уже сидели мои подруги и какими-то неизвестными мне парнями.

На себе я ощутила маслянистые, изучающие взгляд новых знакомых.

— Сейчас Пашка на тебя все внимание переключит! — шикнула Светлана.

— Глупости! Он же с тобой пришел, — неуверенно ответила.

Потому как взгляд молодого человека становился все более навязчивым, как и его расспросы.

Музыка играла так громко, что едва не лопались барабанные перепонки. Начинала болеть голова. Не привыкла я к таким мероприятиям и не хотела привыкать. Мне тут не нравилось, так хотелось уйти. Сестра же наоборот, чувствовала себя как рыба в воде. Танцевала, смеялась, без труда знакомилась с новыми людьми.

Многих я визуально знала, встречала в институте, только все равно ощущала себя чужой на этом празднике жизни. Несколько раз подрывалась уйти, останавливали только уговоры сестры, побыть еще немного. Не хотелось ей отказывать, расстраивать. Да и страшно было ее тут оставлять, она молодая девушка, мало ли кто к ней пристанет и что может произойти без меня.

Эх, если бы я заранее знала, что произойдет, то бежала бы, сверкая пятками.

Праздник набирал обороты. Становилось все громче, народ вел себя развязней. Мои подруги буквально вешались на своих парней. Павел, вновь переключился на Светлану, получив в очередной раз мой сухой ответ. Ольга зажималась со своим ухажером на танцплощадке. Людмила тоже танцевала в поле моего зрения. А я сидела за столиком и отсчитывала минуты до момента, когда смогу уйти.

— Прошу минутку тишины! — музыка резко смолкла, на сцену вышел Сергей. — Позвольте имениннику сказать несколько слов.

Со всех углов раздался одобряющий гул.

— Я благодарен всем, кто пришел, поздравил, за вашу искренность и настроение. Именно вы сделали этот праздник незабываемым! — он слегка поклонился, и снова получил порцию одобрительных возгласов.

— Но я бы хотел вас познакомить с одной прелестной особой! Многие из вас видели ее в коридорах, некоторые учатся с ней на одном курсе, сидят рядом на парах… — холодный пот пробегает по позвоночнику. Взгляд Сергея устремлен на меня, странный, шальной, дикий.

Встаю со своего места и направляюсь к двери. Надо ускользнуть пока он не назвал мое имя.

— Мария! К чему эта скромность! — Сергей ловко спрыгивает со сцены и оказывается около меня. Хватает за руку, до боли ее сжимает. — Я хочу, чтобы все о тебе знали!

— Не надо… — шепчу онемевшими губами.

— Еще как надо, — вроде бы улыбается, но это скорее походит на оскал.

Пытаюсь вырваться. Но где там, Сергей держит слишком крепко. Тащит меня к сцене. Я упираюсь. Тихо прошу его отпустить меня.

— Может показаться, что Мария у нас кроткая лань, — с этими словами он подхватывает меня на руки и несет к сцене. — И я признаться, тоже так думал определенный период времени.

— Что ты творишь?

— Только то, что ты сама выбрала, — отвечает шепотом. И уже громче добавляет, — А как оказалось, я совсем не знал о ее талантах!

Ставит меня на сцену рядом с собой. Держит за талию, не ласково, скорее как зверь, поймавший свою добычу.

— Посмотрите на нее! Глаз радует, красавица! — снова в зале одобрительный гул. — Хочу рассказать вам немного, откуда появилось сие создание в наших стенах.

Снова пытаюсь вырваться. Меня трясет, понимаю, что ничего хорошего Сергей не задумал. Любопытные взгляды публики прожигают.

— Она родом из всеми забытой деревни на окраине нашей области. И даже там ее семья имеет не самую лучшую репутацию, мать гулящая женщина, живет за счет нескончаемого потока мужчин в своей постели. Поскольку больше ничего женщина не умеет, то дочь она обучала своим нехитрым умениям. Пока Мария была маленькой девчушкой, она приходила в дома к односельчанам с предложением убрать у них за небольшую плату. Вначале именно так и поступала, а когда втиралась в доверие, то воровала все, что плохо лежало.

— Это не правда! Что ты несешь! — выкрикиваю в ужасе.

Но Сергей словно меня не слышит, продолжает нести ахинею, под одобрительный рокот публики.

— Но люди там жалостливые были, и хоть дурная слава распространилась на всю деревню, Марию жалели, списывали все на то, что ребенок голодный и еще не знает что творит. Хоть двери в свои дома навсегда для нее закрывали. Наша красавица подросла, окончила школу. Училась она плохо, но за какие-то заслуги директор школы нарисовал ей прекрасный аттестат. А уж как Мария смогла поступить в медицинский… тут я полагаю, все догадаются сами. На память о деревушке, в которой она выросла у нее осталась лишь прозвище, которым ее наградили одноклассники. Красноречивое такое прозвище, которое о многом может рассказать, — делает паузу, еще сильнее меня сжимает и с каким-то дьявольским наслаждением выкрикивает, — Манька-тряпка.

— Я никогда не воровала! Сергей прекрати! — слезы обжигают глаза, от стыда щеки пылают.

— А в городе Мария продолжила карьеру. Она пошла по изведанному ею пути — устроилась убирать. Одним из объектов стала и моя квартира. Мои родаки прониклись симпатией к бедной сиротке, чего греха таить, я и сам запал… Она умеет быть обворожительной, — Сергей гадко облизывается. — Я даже хотел с ней встречаться но… — снова пауза, — Мария очень четко дала понять, что ее ласки стоят денег. Предложила мне оплачивать ее хотелки взамен на… нууу… вы поняли, — свист осуждения проходится по залу.

— Я тебе отказала! А сейчас ты мстишь! — хочу его ударить, но он крепко сжимает мои руки.

— Да, Мария, правда не всегда приятна. Но я как порядочный человек должен предупредить друзей. А ведь она убирается не только у меня. Знаю, уже где-то что-то стянула по мелочи. Но это так, — усмехается, — Ерунда. Главное — Мария и дальше в поиске молодых людей, готовых оплатить ее содержание. И поверьте убирается она… ммм… очень соблазнительно… Так что я предупредил, и кто заинтересован, можете договориться с Марией, она открыта к любым предложениям. Кому нужна уборка квартир и не только обращайтесь.

И смотрит мне в глаза, там плещется такой триумф.

— Не благодари за рекламу, Мария. Я безвозмездно помог. Только прошу, отстань от меня. Ты для меня слишком грязная и я не заинтересован в твоих услугах.

Глава 42

Сергей столкнул меня со сцены, я упала под всеобщий хохот и осуждающие свисты. Поднялась, нашла в толпе Людмилу, которая стояла, прижав руки к щекам. Схватила сестру за руку и побежала к выходу.

В мою сторону летели такие слова, что уши вяли. Я сгорала от стыда и обиды.

— Машунь, успокойся. Они вскоре это все забудут, — уже дома пыталась меня утешить Люда. — Сергей обиделся на тебя за отказ. Может, попробуешь с ним помириться? Уверена он сможет уладить ситуацию.

— Нет! — замотала головой. — Никогда!

Я возненавидела Сергея лютой ненавистью. Что бы ни случилось, я не унижусь до того, чтобы приползти к нему.

При сестре еще старалась держаться. Когда же она заснула, я дала волю слезам. Рыдала, выплакивая свои обиды.

А ведь ему поверили! Никто даже не усомнился! А моя правда… Кому теперь она нужна…

За что так? Потому что сказала: «нет»?!

Как это несправедливо! И ведь ничего нельзя сделать…

Я так надеялась, что сестра права, и народ вскоре забудет это происшествие.

Зря.

С того злосчастного вечера начался мой персональный ад.

На следующий день весь институт был расклеен моими фотографиями. С гадким текстом:

«Нужна уборка? Могу предложить гораздо больше. Проживаю, далее следовал номер моей комнаты, забегай, договоримся».

Сергей подготовился. Он давно это планирован. Фото были сделаны у него дома, подловил именно те моменты, когда я мыла полы.

— Что вы себе позволяете. Какой срам! — говорили мне даже преподаватели.

На все мои заверения, что я к этому не имею никакого отношения, они лишь скептически фыркали.

Я не могла спокойно пройти по коридору. На парах постоянно слышала шушуканье за своей спиной. Подходили ко мне и с гадкими предложениями. Некоторые «умники» чтобы выделиться перед друзьями даже демонстративно плевали на меня.

Это была дикая травля, которая не прекращалась ни днем, ни ночью. Ко мне приходили под комнату. Разукрашивали дверь нецензурными надписями.

— Давайка, ты проваливай! — сказали мне мои соседки по комнате. — Нам дурная слава не нужна. Если не смогла по уму все сделать, раз уж выбрала такую профессию, то теперь сама разгребай. А нас марать не вздумай.

Я пыталась им все объяснить. Рассказать правду. Только никто меня не слушал. Даже комендантша стала на их сторону и мои вещи попросту выкинули в коридор.

Меня пересилили в комнату, в которой уже давно никто не жил. Она находилась в самом отдаленном закутке, около подвала, с грибком на стенах и стойким запахом плесени. Там стояла поломанная тумбочка и треногая кровать.

Сестра уехала к себе, ей надо было возвращаться на работу. Напоследок засыпала меня словами поддержки, расцеловала.

Дошли слухи о моем падении и до матери.

— А чего ты хотела, все правильно. Нечего свинье лезть, куда не следует. Знай свое место, дочь. Таких как мы всегда сжирают. Я тебя предупреждала, но ты меня не слушала. Собирай манатки и быстро домой.

— Нет, мам, я станусь, — сказала с твердостью в голосе.

— Идиотка! Мало тебя унизили!

Во мне проснулось упрямство. Хотелось доказать всем, что я смогу, выстою, обязательно доучусь. Моя мечта горела во мне еще ярче, она поддерживала меня, давая силы проходить через все испытания.

Работы свои я потеряла.

— В тихом омуте порок водится. А я сразу знала, что ты с гнильцой! Ишь чего надумала, к моему сыну присосаться! — сказала мне мать Сергея.

— Ваш сын — разбалованная сволочь! Он оговорил меня, потому что я ему отказала.

За это я получила пощечину, от уже бывшей работодательницы. И еще куча оскорблений в спину.

На других работах тоже не подбирали выражений, обвинили во всех смертных грехах. И воровство приписали. Пытались навесить сумасшедшие суммы долга. И если не оплачу, грозились написать заявление в полицию.

Я жила в адском огненном кольце, и оно все сжималось, сдавливало меня в тиски, не давая возможности дышать. Но я упорно продолжала учиться. Выдерживала насмешки, издевательства. Училась не реагировать на них.

— Маша! Не подходи к нам! — так в один голос завопили мои так называемые подруги, когда попыталась с ними заговорить.

— И вы туда же? — спросила обреченно.

— Пойми, не важно, делала ты эти вещи или нет. Просто сейчас, ты как прокаженная, и кто с тобой общается сразу законтачится и его тоже будут таким считать. Так что… — Ольга не договорила, взяла Светлану за руку и они развернулись и ушли.

Я осталась одна в окружении монстров, которых победить не представлялось возможным.

Так прошел месяц. Мои мучители не забывали обо мне. Они изощрялись, придумывали новые издевательства.

— Ты получила по заслугам. Теперь не скули, — сказал как-то Сергей, проходя мимо и любуясь, как я оттираю сумку, в очередной раз облитую какой-то гадостью.

Я даже не посмотрела в его сторону. И лишь мысленно подумала, что придет день и он непременно за все заплатит.

Даже преподаватели сторонились меня. Я ощущала себя действительно заразным изгоем.

Устроилась работать в кафе уборщицей. Больше нигде не брали. А мне нужны были деньги. И вопреки всему, я продолжала учиться. Я не могла сдаться. Не сейчас! Не вот так! Они не могут меня сломать! Если сейчас отступлю, то больше никогда не буду себя уважать.

В тот день, на моих мучителей напал какой-то озверин. С самого утра они не давали мне проходу. Цеплялись на каждом шагу, насмешки и гнусные предложения, сыпались со всех сторон, меня щипали, снова плевали.

А после четвертой пары, когда я вышла на крыльцо и отправилась в сторону общежития, группка студентов меня уже поджидали. Они по команде начали закидывать меня помидорами и яйцами, выкрикивая непристойности.

Я побежала, не разбирая дороги. Яйца и помидоры летели мне вслед, преследовали не отставали. Слезы застилали глаза, унижения и обида достигли предела. Мне хотелось провалиться сквозь землю, не чувствовать, не слышать.

Я бежала из последних сил, ничего не видя, перед глазами черная воронка безысходности. С разбегу налетела на что, упала бы, но чьи-то руки меня удержали. Обжигающие руки, такое ощущение, что они оставляли ожоги.

Подняла голову. Ничего не вижу, ядовитые слезы застилают глаза, и сквозь мою черноту безысходности пробивается золотой свет. Он окутывал меня, таким плотным кольцом, что я мгновенно забыла про своих преследователей.

Глава 43

— Тшшш, Манюня, не дрожи, — его голос походил на тихий шепот моря.

И это его «Манюня»… никто никогда меня так не называл. Нежно, проникновенно, сердце приятно кололо.

— Я грязная, — всхлипывала. — Не трогай меня!

Он крепче прижимал меня к себе, а я вопреки своим же словам, сама обнимала незнакомца.

Мне столько раз твердили — грязная, что я поверила. Уже самой казалось, что даже душа пропиталась грязью и смрадом. Я не такая, я низший сорт, я та, которую все презирают.

— Какие глупости, Манюнька… — и снова шепот моря, теплый, согревающий, такой родной.

Почему Манюня? Он же не знает моего имени. Мы прежде никогда не встречались. Я хоть и не вижу его лица, но точно знаю, встречу с незнакомцем я бы никогда не забыла.

Подняла голову, хочу его рассмотреть, а слезы мешают. Мир видится расплывчатым черным пятном, и только его глаза переливаются золотом, несут мне спокойствие и защиту. Я продолжаю дрожать, но уже не от страха. Его близость будоражит, дарит новые, неизведанные ощущения. Такое чувство, если он меня сейчас отпустит, я умру, не выдержу, не смогу без него.

— Пошли вон, шакалы, — он обращается к моим преследователям. Не кричит, не повышает голос, но четко улавливаю угрозу, и интонации совсем иные, чем когда он со мной говорит.

— Нашел кого защищать! — кричит кто-то из толпы.

— Брысь, — так же спокойно и в то же время угрожающе.

Они уходят, кожей чувствую, как угроза отдаляется. Продолжаю дрожать. Мне страшно, что сейчас незнакомец меня отпустит. Мне так тепло и хорошо в его объятиях.

Он же, наоборот, подхватывает меня на руки.

— Где ты живешь? — прижимает меня сильнее к себе. Вдыхаю его запах, он и пахнет морем, чистым, лазурным, теплым.

— Я тебя испачкаю, — всхлипываю.

— Ерунда, Манюня, — гладит меня по голове. — Все хорошо, обещаю, они больше тебя нетронут, — и я верю его словам. Вот так просто и сразу, ни капли не сомневаюсь, что именно так и будет.

— Они так просто не отцепятся, — вопреки своей вере, говорю совсем другие слова.

— Тогда пожалеют, что хоть пальцем посмели тебя тронуть. Так где ты живешь?

— Там, — киваю головой в сторону общежития.

Безумно хочу рассмотреть его лицо, но все еще мешают слезы, они продолжают литься из глаз, непрерывным потоком и их никак не остановить.

— Сейчас придем к тебе в комнату, и ты мне все расскажешь, — от его слов щеки начинают пылать.

Мне стыдно рассказывать, но понимаю, что выложу ему все. Просто не смогу иначе. Незнакомец очень странно на меня действует.

— Как тебя зовут, зеленоглазая колдунья? — он говорит очень тихо и так проникновенно, что слова кажутся нежнее бархата, окутывают сердце, проникают в душу.

— Маша, — бурчу, уткнувшись ему в плечо.

Я дышу, кажется, впервые по настоящему. Не могу надышаться им, хочется чтобы его запах заполнил легкие до отказа.

— Манюня, — выдыхает мне в макушку. — Николай, — представляется.

— Коля, — так же выдыхаю. Почему-то это имя кажется мне таким сладким, оно словно конфета тает у меня на языке.

Он проносит меня через комендантшу. К счастью не вижу ее презрительного взгляда, но ощущаю. Тут уже иначе на меня и не смотрят.

Рукой показываю направление, называю номер комнаты, достаю из кармана ключи и передаю Коле. Наши руки соприкасаются, обжигающие волны пробегают по телу, меня подбрасывает.

С огромным трудом заставляю себя отпустить его руку. Какие же у него невероятные пальцы… хочется чувствовать их, гладить, целовать…

Он открывает двери, замирает на пороге. С его губ срывается нецензурное витиеватое выражение, и даже ругань у него получается будоражащее.

— Ты тут живешь? Реально? — в голосе нотки гнева.

— Да, — прячу лицо.

— Ты тут больше жить не будешь. Это же не человеческие условия. Манюня, что с тобой происходит? Я хочу знать все!

— Я грязная, — снова повторяю то, с чем жила последнее время.

Они словно поставили на мне клеймо, от которого не могу избавиться.

— Ты самая чистая, самая красивая, — осторожно поднимает мою голову за подбородок. — Кто втемяшил тебе в голову подобную ересь?

По-прежнему не вижу его лица. А так хочу рассмотреть, мне это жизненно необходимо. Рядом с ним я забываю обо всем. И моя убогая комната, не кажется мне жуткой, и мои проблемы не бередят душу. Все уходит на десятый план. Рядом со мной Коля и только это имеет значение. Я словно под каким-то гипнозом, в какой-то иной реальности. И я не хочу обратно, не хочу в тот жестокий мир. Хочу навсегда остаться в его объятиях.

— Длинная история, — всхлипываю.

Его руки собирают мои слезы с лица. И я окончательно улетаю. Тону в морских волнах, наслаждаюсь их касаниями, голова кругом, в теле небывалая легкость.

— Я хочу знать все до мельчайших подробностей, — он осторожно ставит меня на землю.

Сразу становится неуютно, хочется снова прижаться к нему, ощущать тепло, вдыхать невероятный запах.

— Умоюсь, — говорю смущенно, — Переоденусь…

Я же в помидорах и яйцах, представляю, как выгляжу. Не хочу так выглядеть перед ним.

— Хорошо, — гладит меня рукой по голове. Я едва не мурлычу как кошка. — А я отлучусь на минут пятнадцать. Улажу некоторые моменты.

— Ты вернешься? — ненавижу себя за этот вопрос. Но мне действительно страшно, что Коля лишь видение, он уйдет и исчезнет. А я не смогу без него… уже не могу…

Ошеломительные, сносящие голову, напрочь выбивающие разум чувства, нахлынули огненным штормом. Но я не боялась, не удивлялась, лишь хотела оказаться в эпицентре этого шторма и чтобы он никогда не заканчивался.

— Я больше тебя не оставлю, — сказал уверено, словно высек эти слова у меня на сердце.

И я ведь поверила. Ни капли не сомневалась в его словах. Каким-то непостижимым образом я верила Николаю с первых секунд, доверяла больше чем себе. За что в итоге жестоко поплатилась.

Глава 44

В душ мне была дорога закрыта. Меня не пускали ни в один, находящийся в общежитии. Я несколько раз пыталась, и как только меня замечали, начиналась такая травля, что я едва ноги уносила. Потому я набирала холодной воды в тазик, на кухню, чтоб подогреть воду, тоже нельзя было заходить, и таким образом мылась. К этому я тоже привыкла.

Сейчас постаралась снять с себя испорченные вещи и как можно быстрее отмыться. Николай скоро вернется, и мне хотелось быть чистой, насколько возможно в этих условиях.

Он пришел через минут двадцать, предварительно постучав в дверь. Я успела даже помыть голову, переодеться. Волосы свисали мокрыми прядями, слезы больше не лились из глаз, и я замерла, едва открыв дверь.

Только сейчас смогла рассмотреть Колю. У меня никогда не было мужского идеала. Я не фантазировала, каким должен быть мой избранник. Но взглянув на него, осознала — это он. Огромные золотисто-карие глаза, высокие скулы, губы… ах эти губы… немного полноватые, упругие, сочные, сглатываю слюну, от безумного желание поцеловать его. Прямой, немного широкий нос, на щеках пробивается щетина. Он очень гармонично сложен, довольно высокий, рельеф мышц отлично виден через черную ткань его рубашки. Он невероятный! Я смотрю, и не могу насмотреть, кажется, никогда не смогу. А эта его улыбка… таю, падаю в пропасть, и понимаю — мне нет спасения.

— Ты невероятна, — он тоже пристально меня рассматривает, словно с какой-то жадностью.

— Волосы еще не высохли… фена нет, — зачем-то говорю чепуху.

— Почему ты в душ не сходила? В тазике моешься, — смотрит мне за спину.

— Мне нельзя в душ… на кухню тоже, — краснею. — Я грязная…говорила же, — слезы снова подступают, ком в горле мешает дышать.

— Манюнь, — переступает порог, закрывает за собой дверь, берет меня за подбородок, ловит в капкан своих глаз. — Никогда больше, ты слышишь, никогда не говори подобного про себя!

— Но… — пытаюсь возразить, хотя на самом деле даже не знаю что сказать. Когда его руки касаются меня, мир замирает, все кажется таким незначительным, есть только Коля.

— Собирай вещи, — эта его теплота в голосе, никогда мне не было так уютно.

Даже не верится, что такое бывает.

— З…з…зачем? — начинаю заикаться.

Эти эмоции, они сносят крышу, я не могу с ними справиться.

— Ты переезжаешь. Я обо всем договорился.

— Что? — моргаю. Ничего не понимаю. Он прикасается ко мне, и мыслить я не способна.

— В другое общежитие. Там никто тебя не тронет, — он отпускает меня, входит в комнату. — Ты даже на одну ночь тут не задержишься. Я помогу собраться.

— Я… что… как… — смотрю растерянно на свою комнату и не знаю за что браться.

Коля быстро находит сумку и по-хозяйски начинает собирать мои вещи. Я пытаюсь ему помочь, но на самом деле, лишь бесполезно кручусь рядом.

— Это все вещи? — смотрит на полупустую сумку.

У меня действительно очень мало одежды, одни штаны, одни джинсы, два свитера, две футболки, одна юбка, пижама. Все видавшее виды. Эти вещи уже попали ко мне не новыми, соседи дали. И у меня они несколько лет. Я считала, что главное — ходить в чистом, иметь опрятный вид. О красоте я не задумывалась, не до того было. Учеба, работа, переживания за близких, этим была занята моя голова.

Единственная красивая вещь, которая у меня была — это платье подаренное сестрой. Но я его выкинула сразу же, не могла даже смотреть, слишком болезненные воспоминания с ним связаны.

— Да…

Он тяжело вздыхает, еще раз осматривает комнату.

— Вроде все забрали, — подхватывает сумку, берет меня за руку и ведет по коридору. Молча следую за Колей. Я в таком состоянии, что готова была с ним и в ад идти.

— С вами еще разберутся! — грозно кидает комендантше и мы покидаем общежитие, сопровождаемые любопытными и злыми взглядами студентов.

— Они никогда не отстанут, — говорю, когда мы оказываемся за пределами удушающих стен.

— Еще как отстанут. Поверь, — Николай хмурится.

Он приводит меня в другое общежитие, расположенное на той же территории, но гораздо дальше. Оно считается у нас самым лучшим, и насколько я знаю, многие студенты приплачивали, чтобы получить тут местечко.

Мы поднимаемся на третий этаж, Коля открывает вторую дверь справа. Очень уютная комнатка, две кровати, красивые обои, добротная мебель.

— Пока поживешь одна. Но могут к тебе девушку подселить… позже…

— Я тут буду жить? — мне не верится. Это какой-то сон. — Как ты так быстро договорился?

— У меня свои рычаги, — одаривает меня ослепительной улыбкой.

Вновь смотрю на его губы и снова полон рот слюны. Как же хочу ощутить их прикосновение.

— Я не знаю, что сказать… Спасибо… Ты даже не представляешь, что сделал, — всхлипываю, прижимаю руки к пылающим щекам.

— Зато знаю я, — прижимает меня к себе, гладит по голове. — Обживайся. Скоро вернусь, — наклоняется, шумно вдыхает запах моих волос и быстро скрывается за дверью.

Сажусь на кровать. Ноги не держат. Неужели я реально буду жить в человеческих условиях? Мне все кажется, что сейчас в дверь забегут мои мучители и, закидав меня камнями, заставят покинуть свое новое жилище.

Мне последнее время они мерещатся на каждом шагу. Даже будучи в магазине я постоянно оглядывалась, высматривая своих преследователей. И иногда таки натыкалась на них, получала щелбан, оскорбления, пинки… Но на людях они еще вели себя сдержанней, на территории института было гораздо хуже.

Но вместо моих мучителей в дверях появляется Коля с пакетом в руке. Смотрит на меня, качает головой, нахмурив брови. Потом проходит к столу и начинает выставлять на него всевозможные угощения, фрукты, которых я сроду не ела, сладости, их названия даже не знала, колбасу, сыр, столько всего, что глаза разбегаются.

Наливает сок в два стакана, садится рядом со мной, протягивает напиток.

— Слушаю.

— Что? — непонимающе смотрю на него.

Мы не прикасаемся друг к другу, но исходящее тепло от парня окутывает меня невесомым, уютным покрывалом. Словно я сижу на теплом облаке и смотрю на все свои проблемы с высоты птичьего полета.

— Все. От начала и до конца. Кто ты? Откуда? Как оказалась в такой ситуации, — переплетает наши пальцы.

— Зачем тебе это? — смотрю в его невероятно красивое лицо, любуюсь, впервые в жизни живу. Именно рядом с ним понимаю, насколько прекрасной может быть жизнь.

— Мне необходимо знать о тебе все, — в глазах вспыхивают золотые искры. Его взгляд как он на меня смотрит… даже спустя много лет, я буду вспоминать его ежесекундно.

— Ты разочаруешься… — мне страшно, что узнав все, он решит точно так же как мои мучители.

Знаю, Николай меня не обидит, но он уйдет, не захочет общаться, а тогда мне казалось, что этого я не смогу пережить… Не смогу дышать без его запаха, никогда не смогу согреться без его тепла…

В чем-то я была права, с тех пор мне всегда холодно, даже если на дворе лютая жара.

— Никогда, — говорит очень тихо. Одно слово, которое мгновенно прорастает в меня. Я верю, хочу рассказать, ощущаю потребность вывернуть перед ним душу.

Когда я заканчиваю рассказ за окном глубокая ночь, моя голова у Коли на коленях, его невероятные пальцы гладят меня по голове и мне больше не больно… все страхи растворяются. Если он рядом, я совсем ничего не боюсь, я смогу выдержать все… лишь бы он был рядом.

— Теперь все будет иначе, — в голосе сталь и огонь, а еще щемящая нежность.

Да, если он со мной, все действительно будет иначе. Я узнаю, что такое счастье, что значит жить, а не существовать.

— Даже не сомневаюсь, — отвечаю и обнимаю его. Пусть почувствует, насколько он мне необходим.

Глава 45

Я так и заснула у него на коленях. Сквозь сон почувствовала, как он укладывает меня на кровать, как укрывает одеялом. Хотелось поднять голову и сказать: «Не уходи», но сил не было.

Он словно все понял, остался. Последнее что помню, руки Коли продолжают гладить меня по голове. Так хорошо я еще никогда в жизни не спала. Мне снились радужные сны, я их не помню, но проснулась с ощущением нереального счастья.

— Ты всю ночь не спал? — спрашиваю хрипло.

Николай склонился надо мной.

— Не мог тобой налюбоваться, — отвечает с диким отчаянием в голосе.

— Так темно же было…

— Твоей красоте темнота не помеха. Ты сверкаешь, озаряя собой все вокруг, — серьезно смотрит на меня, а в золотисто-карих глазах пляшет восхищение.

Он реально любуется мной? Не может быть. Это мне кажется…

Но нечто в нем было такое, что заставляло верить ему безоговорочно.

— Откуда ты взялся… такой, — облизываю пересохшие губы.

— Почему я не встретил тебя раньше, — резко прижимает меня к себе.

Утыкаюсь носом ему в шею, вдыхаю запах. Мы знакомы меньше суток, а я уже не представляю своей жизни без этого парня.

Коля приносит мне завтрак в постель. Таю от его заботы. Я привыкла сама про всех думать, обо мне никогда никто не заботился. Мать была слишком занята детьми, личной жизнью, отец, он по натуре добрый, но сухой человек. А братья и сестры сами нуждались в моей заботе.

Люда тогда меня удивила, проявив заботу. Это было впервые. А теперь Коля… но это совсем иной уровень… это за гранью. Это то, о чем я и мечтать не могла.

А вдруг все исчезнет? От этой мысли перед глазами прыгают черные точки и руки немеют.

После завтрака мы с Николаем по очереди принимаем душ. Он берет меня за руку и ведет в институт.

И только сейчас до меня доходит, что я абсолютно ничего о нем не знаю.

— Ты тоже тут учишься?

— Пятый курс, кафедра стоматологии, — переплетает наши пальцы и нежно гладит мою ладонь.

— Ааа… — я с ним теряюсь. Все боюсь что-то не так сказать. Опозорится. Травля напрочь убила во мне всю уверенность. Я стала замкнутой и нелюдимой.

Когда мы походим к зданию, меня начинает трясти.

— Сейчас начнется, — шепчу одними губами.

Коля все понимает.

— Не переживай, — останавливается, бережно поворачивает меня к себе и целует. На глазах у собравшихся у входа студентов.

Но я мгновенно забываю обо всем. Наш первый поцелуй, его вкус мне никогда не забыть. Он всегда будет ощущаться у меня на языке. Его упругие и шелковистые губы, напор и нежность страсть и ласка.

Коля не целовал, он признавался губами в тех вещах, для которых еще не придумали слов. Их можно только прочувствовать, пережить, пропитаться ими.

Он открывал врата рая, вел меня туда за руку и обрушивал все удовольствия мира. Это все заключалось в его губах, в его прикосновениях. Неземные, ошеломляющие чувства. С ним я теряла ощущение реальности. Вновь верила в себя, и мне казалось, что моя жизнь изменится. Он менял меня поступками, ласками, взглядом, словами.

Он прерывает поцелуй, а я уже мечтаю о следующем. Ощущаю себя путником в пустыне, и только Николай способен напитать меня живительной влагой. В его руках уже бьется мое сердце, я отдала его не задумываясь.

Коля вновь берет меня за руку и ведет к группке студентов.

— Оскар, подойди, — подзывает кивком головы нашего старосту. В голосе приказные, волевые нотки.

Самоуверенный, наглый и хамовитый парень, как-то сразу тушуется. Подходит.

— Привет, — глаза в пол опущены, руки в замок сцепил.

Не похоже поведение нашего старосты.

— Если Машеньку кто-то пальцем тронет, обидит кривым словом, будешь отвечать лично, — говорит спокойно, но ощущаю металл и угрозу.

— Понял, — Оскар отвечает смиренно.

— Она теперь под моей защитой.

— Я прослежу, Николай, — глаза не поднимает.

— Свободен, — Коля взмахивает рукой, словно отмахиваясь от парня.

— После пар я тебя встречу, — шепчет мне, когда мы остаемся одни, но под пристальным вниманием студентов.

— Буду ждать, — сама прижимаюсь к нему, целую в шею.

Он снова меня целует в губы. Снова мир замирает. Есть только мы и его волшебные губы. Я справлюсь, я выстою, ничего не страшно. Ведь у меня есть Коля!

Он проводит меня до дверей. Захожу внутрь здания. Оглядываюсь. Николай смотрит на меня, посылает мне воздушный поцелуй.

Сколько сил мне стоит просто пойти дальше. Хочется плюнуть на все, вновь оказаться в его объятиях. Уже скучаю. Не представляю, как досижу до конца пар.

Я думала, меня будут подкалывать, издеваться. Но ничего этого нет. Косые взгляды никуда не делись. Преподаватели и студенты продолжают колоть меня взглядами ненависти. Но этим все и ограничивается.

Я ни с кем не общаюсь. Меня никто не трогает. Ни одного кривого слова за весь учебный день! Для меня это сродни магии.

Лишь Оскар несколько раз ко мне подходит и интересуется, все ли у меня в порядке. Предупреждает, что если будут проблемы, сразу к нему обращаться. А еще вчера он был в первых рядах тех, кто закидывал меня помидорами.

После окончания пар, бегу к выходу. У меня нет сомнений — Коля уже ждет. Я его чувствую душой, меня как сильнейшим магнитом тянет к нему. Я так истосковалась.

Он стоит на первом этаже. Улыбается. Обнимает меня, поднимает и кружит.

— Я соскучился! — говорит, покрывая мое лицо поцелуями.

— Я тоже, — плачу, смеюсь. Растворяюсь в нем.

— Пошли скорее! — выносит меня на руках из здания.

И лишь преодолев ступеньки, ставит на землю.

— Колюнь, а что это за нимфа с тобой? — слышу незнакомый, мужской хриплый голос.

— Моя Манюня, — отвечает Николай и снова подхватывает меня на руки.

Поворачиваю голову, вижу высоко статного парня, который впился в меня внимательным взглядом.

— Когда только успел! — незнакомец присвистывает.

— Счастье на голову свалилось, — смеется Коля. — Знакомьтесь, мой лучший друг Глеб, моя любимая Машенька, — представляет нас друг другу.

Тогда я мгновенно забыла про все на свете. Николай назвал меня любимой. Это слово отдавало у меня в ушах, окутывало сердце шелковистым коконом. Мне хотелось вопить от счастья. Ведь я ни на грамм не усомнилась в его словах.

— Еще какое счастье, — донесся до меня, как сквозь толщу ваты хриплый голос Глеба. Он не сводил с меня пытливого взгляда. Губы улыбались, а глаза… в них полыхало нечто странное. — Рад за вас, ребята, — добавил с теплотой.

Глава 46

В тот день мы не расставались. Мы не моли даже разжать руки, дикая потребность друг в друге росла с каждой секундой. Наши отношения были подобны огромной лавине, чувства накрыли сразу. И все казалась на удивление правильным. Даже то, что мы стали по-настоящему близки уже во вторую ночь.

Я отдала ему свою невинность, даже не задумываясь. Только так было правильно, только так можно утолить растущий и ошеломляющий голод. Я купалась в его ласках, растворялась в Коле, и мне всего было мало.

Каких трудов мне стоило на парах думать о чем-то кроме него. Меня разрывало от того, что он так далеко, аж в соседнем корпусе!

А еще Коля работал. Уже на пятом курсе он подрабатывал в одной из клиник помощником врача. Он был одержим своей профессией, мечтал стать лучшим стоматологом. Постоянно искал дополнительную информацию. Но в первое время, забыл даже об этом. Взял неделю отгулов, потому что мы сходили с ума, мы в прямом смысле не могли расстаться ни на миг.

Тогда казалось, что мы созданы друг для друга, и уже не понимали, как могли жить иначе. Слишком все было гармонично, волшебно, нереально.

Николай жил с родителями. Он был из семьи очень уважаемых врачей. Уже на третий день, он привел меня знакомиться с ними.

Его мать накрыла стол. Была очень вежливой, улыбалась, много меня расспрашивала про родных, мою жизнь. Я отвечала честно, ничего не скрывала. Его отец в основном молчал и смотрел на меня через толстые стекла очков. В такие моменты я себя букашкой под микроскопом ощущала.

К концу ужина пришел брат Коли.

— Что у нас тут за деваха, — не разуваясь вошел в гостиную, схватил соленый огурец со стола, смачно его откусил и наклонился очень близко к моему лицу. Хрустел огурцом и ухмылялся, — Ммм… не дурно брат…

— Отойди от нее, — спокойно, но с явной угрозой в голосе казал Николай.

— Боишься, что отобью?

— Нет. Ты пугаешь, Манюню.

— Че? Серьезно?

— Краля, я тебя пугаю? — еще ближе наклоняется.

Я отодвигаюсь.

— Немного, да, — киваю.

— Манюня… хм, аппетитно, — обдает меня неприятным запахом изо рта.

Николай молниеносно встает, делает рывок и оттаскивает брата.

— Ой, Коль, перестань, Максик просто шутит, — всплескивала руками их мама. — Он за тебя очень рад!

— Еще как рад, — неприятно засмеялся Максим.

Вроде бы братья, но совсем не похожи, подумала я тогда. Ни по характеру, ни по внешности, две абсолютные противоположности.

Тогда его брат уселся за стол. Он вел себя хамовито и развязно. За столом появилось напряжение, от былого радушия не осталось и следа. Николай мгновенно уловил перемены, взял меня за руку, попрощался с родителями и мы ушли.

Ужин оставил у меня не самые приятные воспоминания, и мне больше не хотелось бывать в том доме. Хоть я себя за это и корила, ведь это семья Коли! Но заноза в душе засела, и я ничего не могла с ней сделать.

Моя комната утопала в цветах. Николай дарил мне их, бывало и по три раза на день. Мог выбежать утром, пока я сплю, вернуться с букетом и ароматными булочками. Бывало, забегал в перерывах между пар с цветами и страстными поцелуями. Конечно же вечер непременно заканчивался букетом. Но главное — это его ласки, его забота, нежность, я купалась в них, дышала им, и ни на грамм не сомневалась, что мы будем вместе всегда. Иначе невозможно, у него мое сердце, без него я просто умру.

В институте травля прекратилась. Со мной стали разговаривать, хоть и было видно, что людям не комфортно. Преподаватели тоже стали вести себя сдержанней.

Я познакомилась с компанией Коли. Там были старшие ребята и девушки, которые относились ко мне с уважением. В их обществе я действительно чувствовала себя человеком.

На их фоне выделялся Глеб. В отличие от семьи Николая, он мне понравился. Заводной парень, очень внимательный, дружелюбный, он располагал к себе. Да и Коля очень много теплых слов говорил про друга, он ему доверял и считал братом.

Глеб присматривал за мной, следил, чтобы меня никто не обижал, когда Коли не было рядом. С ним было интересно общаться. Мы часто гуляли вчетвером, я и Коля, Глеб и его спутница. Постоянной девушки у парня не было, он часто их менял. Говорил, что еще не нашел свою единственную.

С работы я уволилась. Точнее уволил меня Коля, просто пришел и сказал это моему начальству. Мне было жутко неудобно, но он ничего слушать не хотел.

— Моя любимая работать не будет! Гробить себя не позволю! — сказал твердо.

— Любимая…

— Ты еще сомневаешься? — посмотрел на меня так, что кровь мгновенно в кипяток превратилась. — Люблю тебя, Манюнь, с первого взгляда и на всю жизнь.

Не слова это были. Нечто гораздо большее. Энергия его любви пропитывала меня, ощущалась в воздухе.

— А я тебя! Так сильно, что не могу жить без тебя!

— Без меня и не надо! Не отпущу. Ты моя! — крепко-крепко к себе прижал. — Только моя.

Николай заботился не только обо мне, но и интересовался делами у меня дома. Передавал им деньги, иногда еду. Все что касалось меня, он держал под неусыпным контролем.

В то время я жила как в сказке. Очень короткой и незабываемой.

— Манюнь, сегодня уже увидимся на празднике, — сказал утром Коля, когда мы собирались на пары.

— Так это аж в пять! — я нахмурилась.

Мне очень непросто давались наши разлуки. Эти часы без него казались вечностью.

— Да и этот праздник… зачем он нам… — продолжала бурчать.

— Надо! — обнял меня и покрыл поцелуями лицо. — Я буду очень скучать, но сегодня первая половина дня вся забита.

— Ладно, — вздохнула.

По случаю юбилея нашего института устраивали праздник. Я не любитель подобных сборищ. Особенно после того случая с Сергеем. Страхи все еще жили во мне, хоть Коля день за днем старался их уничтожить.

В зал я вошла одна. Бывшие подруги пытались наладить со мной общение, но я не смогла забыть и простить, как они кинули меня в болезненный момент. Потому общалась только с друзьями Николая.

Сразу стала лихорадочно искать глазами любимого. Его не было.

— Маш! — махнул рукой Глеб, показывая на место рядом с собой.

Я подошла к нему. Остановилась в нерешительности:

— А где Коля?

— Он задержится. Просил проследить за тобой, — улыбнулся парень.

Я подавила вздох разочарования и присела.

Народу набралось очень много. После официальной части планировался банкет.

На трибуну вышел ректор, всех поздравил, долго говорил, не знаю о чем, я постоянно высматривала любимого. Неспокойно было, что его до сих пор нет. Потом слово брали преподаватели, деканы… все было, как в тумане, я ждала Колю.

Потом слово стали давать лучшим студентам. А его все не было. Он появился неожиданно, когда закончил говорить невысокий паренек в очках. Николай взошел на трибуну и не один… с Сергеем…

— Что происходит? — спросила шепотом Глеба.

Парень лишь загадочно пожал плечами.

Коля стал говорить благодарственную речь. Сергей стоял рядом, опустив голову.

— И в завершение я хотел бы сказать, что даже в стенах нашего прекрасного заведения случается несправедливость. И я бы очень хотел ее исправить, — с этими словами он сжимает плечо Сергея, а тот…

Странно дергается, и … опускается на колени…

По залу проходится гул.

— У Сергея тоже есть несколько слов, — Николай встает позади парня, скрещивает руки на груди.

— Я… мне очень жаль, — Сергей начинает говорить тихо, опустив голову.

— Смелее, Сергей, — Коля тут же придвигает к нему микрофон ближе.

— Я совершил непростительную ошибку, оговорил ни в чем неповинную девушку. Мария — прилежная студентка, убиралась, зарабатывала деньги, чтобы помочь семье. А я… я обвинил ее в том, чего она никогда не делала. Она не воровка, не предлагала себя за деньги… это все… это я придумал… потому что влюбился, а она мне отказала… Я так ей мстил, — его щеки становятся пунцовыми. Он складывает руки как в молитве, — Мария, — поднимает глаза на меня, — Молю, прости меня… хоть я и не заслужил твоего прощения. Я заслуживаю, пройти через тот ад, в который попала Маша из-за моих действий. Мне ужасно стыдно… Я виноват и перед вами, я обманул вас, ваше доверие… Но и мы все виноваты перед Машей, пережившей из-за нас столько…

Глава 47

После того праздника я долго не могла прийти в себя. Даже не от слов Сергея. Они прошли, не затронув меня. А от поступка Николая. Я понимала, что заставить Сергея сделать такое признание на глазах у всех дорого ему стоило.

На мои расспросы он спокойно отвечал:

— Он при всех тебя унизил, при всех должен был просить прощения. И то это капля в море, своей вины ему никогда не загладить.

— Но как тебе удалось? Я знаю Сергея, он бы на такое никогда не согласился. Даже не представляю, что ты сделал, чтобы его заставить…

— Если ты со мной, я мир готов вверх ногами перевернуть для твоего счастья. А этот козлина, такая мелочь. Больше он тебе не навредит, — Коля обнимал меня, шумно вдыхал запах моих волос.

И я ни на грамм не сомневалась в его чувствах. Каждый его взгляд, жест, слово, все было пропитано чем-то гораздо большим, чем любовь.

В институте после признания Сергея студенты разделились на два лагеря, отношение одной группы заметно потеплело ко мне, а другие наоборот, считали, что Сергея вынудили. В любом случае разговоры про нас не умолкали. Но никто открыто меня не донимал.

Хотя если честно, мне уже было все равно, отношения с Колей развивались молниеносно, а счастье создавало вокруг меня настолько плотный защитный барьер, что весь негатив отлетал, не успев нанести вреда. Я теперь всегда ходила с улыбкой. Нет, не ходила, летала.

Когда я собралась проведать маму, приближался день родов, и она чувствовала себя все хуже, любимый решил ехать со мной.

— Коль, там деревня… ты к такому не привык, — говорила я, опустив голову.

— Я хочу познакомиться с твоими родными. А то, знаю только твою сестру Люду. Я хочу знать о тебе все, моя зеленоглазая колдунья.

Сестра несколько раз приезжала, и я познакомила ее с Колей и его друзьями. Она одобрила мой выбор.

— Я же говорила тебе, что все наладится! А теперь у тебя есть человек, с котором не страшны любые беды! — восторженно хлопнула в ладоши.

Люда была очень рада за нас. И с Колей они очень быстро нашли общий язык.

Но я знала, насколько мама сложный человек. И скорее всего у Николая останется неприятный осадок, после знакомства с ней.

Но Коля стоял на своем. И мне ничего не оставалось, как согласиться. Мы поехали втроем. Глеб расстался с очередной своей девушкой, пребывал в мрачном расположении духа и хотел развеяться. Ни я, ни Коля не смогли ему отказать.

Мама встретила нас довольно приветливо, суетилась на кухне, накрывала стол. Я знакомила парней с братьями и сестрами, рассказывала, что и как у нас тут. В целом, я ожидала гораздо худшего. Но парни ни словом, ни взглядом не показали хоть капли пренебрежения. Наоборот, на второй день сами вызвались идти гулять в лес, восхищались природой, расспрашивали мою маму про роды, давали советы.

Я даже поверила, что все меняется, что мама смягчилась, и у нас начнется новый этап в отношениях. Пока перед нашим отъездом она не позвала меня на разговор во двор.

— Дочь, ты знаешь, я желаю тебе только добра. Понимаю, что ты достигла возраста, когда начала интересоваться мужчинами. Не осуждаю, это все предсказуемо. Но, — сделала длинную паузу, задрала голову вверх, посмотрела на небо, тяжело вздохнула.

— Но? — не выдержала, поторопила ее.

— Николай очень скользкий тип. Он умеет красиво говорить. Без мыла в одно место пролезает. Только уж поверь мне, я знаю таких личностей, они втираются в доверие, а потом такое творят. Мой тебе совет, Маш, пока не зашло все слишком далеко, бросай его.

— У нас с Колей любовь! — я аж подскочила с лавочки.

Слышать подобнее из уст матери, я ко многому привыкла, а вот такого все равно не ожидала.

— Мужик впервые в жизни внимание обратил, вот ты и поплыла. А свои розовые сказки оставь при себе. Жизни не видела, много ли ты понимаешь. Слушай мать и избежишь многих ошибок.

— И это говоришь мне ты? Которая не знает, где отец твоего очередного ребенка?! — не выдержала, вспылила.

Мои отношения с Колей для меня были чем-то неприкасаемым. И когда мама грязными ногами ступила в мою святая-святых, я озверела.

— Ты матери в нос не тыкай! Я живой человек и совершала ошибки. А сейчас хочу тебя от них уберечь! — мать поджимает губы и смотрит на меня с вселенской обидой.

— Коля тебе деньги передает! Меня с работы забрал, не хочет, чтобы я надрывалась. А ты так про него!

— Правильно, чтобы полностью взять тебя под контроль. Я мать и со стороны все вижу.

— Смотри за своими детьми и мужиками! А в мои отношения больше не лезь, — сказала злобно.

— Вот Глеб другое дело. Открытый. Добрый парень, — продолжала гнуть свою линию.

— А мне что до этого? Он наш друг. Да, хороший парень.

— А Николай вам всем еще покажет, — так гадко звучали ее слова, словно над моей головой образовалась черная вонючая туча.

И как я ни старалась, не могла избавиться от этого гнетущего ощущения даже по возвращении в город.

Но у меня был Коля, он умел прогонять тревоги. Хоть последний месяц мы виделись реже. Он заканчивал пятый курс, много работал, впереди была ординатура, он выбивал себе хорошее место. Еще он стал брать разные подработки, чтобы по словам любимого: «Его девочка ни в чем не нуждалась». А мне нужен был только мой Коля! Он был смыслом жизни, центром вселенной.

А как-то вечером Коля мне сообщил, что его куратор берет его с собой на конференцию в другом городе. Нам предстояло пять дней разлуки! Тогда мне казалось это катастрофой. Так надолго мы никогда не расставались.

Я понимала, что это очень важно для Коли, но не могла сдержать слез, провожая его на вокзале. Словно мое сердце садилось вместе с ним на поезд, а я оставалась опустошенной стоять на перроне.

Всю ночь я проплакала. Та черная туча, которая появилась во время разговора с мамой, сгущалась над моей головой. А я не могла понять причину. Ведь Коля скоро вернется. Мы будем счастливы. У нас впереди вся жизнь!

А утром я ощутила странное тепло в животе, небольшое покалывание. И сразу в голове только одно слово: «Ребеночек». Не знаю, как я почувствовала, как поняла мгновенно.

Побежала в аптеку. Купила тест. Хоть задержка у меня была всего два дня, и это было нормой для моего организма. Но я не сомневалась, не волновалась, просто чувствовала — будут две полоски. Так и произошло, именно их я и увидела на тесте.

Именно в тот момент, когда я в слезах счастья сжимала тест. Когда в голове уже проносились картинки, как я скажу Коле, как он будет рад. В его реакции я тоже не сомневалась. Никаких волнений. Только счастье, которое разливалось во мне обжигающими волнами. Раздался стук в дверь. Я вздрогнула, словно почувствовала, что меня в середине ужалила змея.

На пороге Глеб. Странно выглядит, серый, глаза опущены.

— Привет, что-то случилось?

— Да… мне очень нелегко. Но нам надо поговорить, Маш, — поджал губы, зажмурился, как от сильной боли.

— Не сейчас, потом, — подсознательно я уже не хотела ничего слушать, моя черная туча над головой стала опускаться, лишая меня кислорода.

— Нет, больше тянуть нельзя. Ты должна все знать…

Глава 48

— Что знать, Глеб? — махнула рукой и сделала попытку закрыть дверь. Не вежливо, но именно это мне хотелось сделать. У меня было ощущение, что у меня хотят забрать мою радость, мою жизнь.

— Маш, прости, — парень проскользнул ко мне в комнату. — Ты мне дорога. Ты очень хороший человек, и я не могу поступить иначе. Хоть Коля тоже мой друг, мы многое с ним прошли. Я оказался меж двух огней, и поверь, мне нелегко было сделать выбор.

— У меня нет времени, Глеб. Давай потом, — сделала очередную попытку.

Вместо ответа он протягивает мне стопку фотографий. Я их не беру. Отпрыгиваю, словно он дает мне в руки токсичный предмет.

Фото хаотично рассыпаются по полу. Валяются у моих ног… не хотела смотреть, но взгляд цепляет один кар, и дальше все внутри замирает, коченеет, и только глаза лихорадочно бегают, рассматривают то, во что я отказываюсь верить.

Мой Коля в бассейне обнимает девушку… кажется, я даже ее видела у нас в институте… лицо отдаленно знакомое. Они зажимаются, целуются в воде, около нее. Очень откровенные снимки, я в них не верю.

Даже приходит в голову безумная мысль — это не мой Коля! Вдруг у него есть брат… Бред, сумасшествие. Но я была готова поверить в самое безумное оправдание… Только не правда…

— Это не правда, — мой голос звучит как погребальный колокол.

— Увы, — вздыхает Глеб. — Есть еще видео.

Он ловко достает телефон и включает запись. Они смеются, дурачатся, целуются… Коля ее обнимает… руки любимого обнимают другую… Его голос… мне кажется меня даже обдает отравленной водой из того бассейна, и кожа начинает покрываться волдырями. Душа рвется на части, истекает кровью… А сердце, оно по прежнему с Колей, оно отрицает, продолжает не верить.

Он же не мог! Просто не мог! Его руки, его взгляд, слова, он не мог лгать! Так не лгут!

Тогда что это? Тоненьким голосом спрашивает мой здравый рассудок.

— Нет! — крик отчаяния, жалобный, глухой, наполненный невообразимой болью.

— Маш, она не одна. Их много. Коля… он мой друг, очень хороший человек, только слабость у него к женскому полу… Ни одну юбку не пропустит мимо…

— Это старые снимки! Сейчас он со мной! — поднимаю одну из фотографий и сжимаю ее в кулаке.

— Там дата… когда все снималось, — глухо отвечает Глеб. — Сама видишь, он уже был с тобой, когда… развлекался с…

— Нет! — у меня нет аргументов. Нет хоть каких-то объяснений. Но я просто не верю. Вопреки всему отказываюсь верить.

— Ее зовут Наталья. Она живет рядом, — показывает рукой куда-то в сторону. Мы можем с ней поговорить…

— Нет! — истерично кричу. — Мне не о чем с ней говорить!

— Маш, я все понимаю… — Глеб делает ко мне шаг.

— Не подходи! Убирайся! — я в таком состоянии, что готова его разорвать.

Как он смеет рушить мой мир! Отбирать мое счастье! Коля ведь моя жизнь! Я не смогу без него!

Парень быстро что-то набирает в телефоне, прячет его в карман.

— Я не оставлю тебя в таком состоянии. Знаю, ты сейчас меня ненавидишь, я и сам себя презираю, — опускает голову. — Только я не позволю Коле портить тебе жизнь! Ты подобного не заслуживаешь! Ты же к нему со всей душой, а он…

— Он любит меня! Слышишь! Любит! Я знаю! — не Глебу это говорю. Пытаюсь себя успокоить. Вспомнить Колю, его слова, прикосновения, поступки. И не верить глазам.

— Он к тебе хорошо относится. Очень. И действительно помогал. Он пытался завязать. Но понимаешь, кобелиная натура, она берет верх. Он же будет с тобой и дальше, но продолжит изменять. Будет говорить, что эти женщины для него ничего не значат. Он и мне так говорил… Но ты сможешь жить в постоянных изменах?

— Он не изменяет мне! — уперто мотаю головой.

— Изменяет, — на пороге раздается женский голос.

Вздрагиваю, как от удара плетью.

— Две недели назад, мы были в бассейне, — продолжает избивать меня ненавистный голос.

— Убирайся! — поднимаю голову, там стоит та девушка с фотографий.

Она не реагирует на мои слова. Закрывает за собой дверь и продолжает.

— Он говорил мне, что я особенная, что он влюбился. Он так ухаживал, заботился. Помог мне решить проблемы. Я была уверена, что он влюбился. Я это читала в его глазах, — она шмыгает носом. — А потом я узнала, что не одна… что есть ты… не только ты… Коля он очень любвеобилен… Он любит всех женщин… ему нравится чувствовать себя героем, помогать им. Но он не способен быть с одной… это он мне сам сказал, когда я застала его в комнате со своей подругой…

Девушка закрывает лицо руками и плачет, плечи вздрагивают.

— Это так больно… Я тебя понимаю, мы с тобой подруги по несчастью, — продолжает причитать сквозь рыдания.

— Пошла вон! — подхожу и толкаю ее в плечо. Замахиваюсь, чтобы ударить, но Глеб перехватывает мою руку.

— Все правильно… я понимаю, это защитная реакция на правду, — Наталья смотрит на меня с жалостью. — Тебе надо время. А потом приходи, мы все обсудим, я помогу тебе пережить…

— Исчезни! Или еще секунда и даже Глеб тебе не поможет, — в тот момент я действительно могла ее разорвать, адреналин, боль, удары судьбы, я была способна на все.

Девушка уходит, парень остается.

— И ты убирайся! — рычу на Глеба.

— Я не оставлю тебя, — упрямо качает головой. — Можешь хоть прибить меня, но я с места не сдвинусь.

— Мне надо поговорить с Колей! Посмотреть ему в глаза! Тога я пойму все! А пока… я не верю! И не поверю! — упрямо поджимаю губы.

— Понимаю. Он умеет быть убедительным, — снова вздыхает, так словно у него за плечами огромный груз.

— Коля приедет, я с ним поговорю. А сейчас я не хочу никого видеть. Уходи! — хочу прогнать его. Присутствие Глеба душит меня, лишает остатков кислорода.

— А зачем ждать? Поехали к нему. Я знаю, где он остановился, — ошарашивает меня предложением.

— Я тоже знаю. Коля мне все рассказывает, — говорю, проливая обезболивающее на израненную душу. Если я просто очередное приключение в его жизни, зачем бы он делился со мной всем?

— Вот сделаешь ему сюрприз. Пять часов на машине, и мы к вечеру там.

— Я на поезде поеду, — не хотелось мне ехать с Глебом. После случившегося его присутствие слишком давило.

— Прости, Маш. Можешь обзываться, ругать меня, что хочешь делай, но одну тебя я не отпущу. Не в данной ситуации. Обещаю, в дороге я и слова не скажу, если сама не спросишь. Буду просто водителем. Не хочешь верить, не верь. Сама с ним поговоришь, и выясните все.

— Друга не боишься потерять? — прищуриваюсь злобно.

— Боюсь… он мне дорог… Но еще больнее, что он может сломать тебе жизнь… уже начал… — отворачивается. — А этого я себе не прощу.

Я поехала с Глебом. Хоть и сопротивлялась, пыталась придумать другой способ. На ближайший поезд билетов не было, а ждать я не могла. Мне надо было как можно скорее увидеть Колю. Все выяснить. Понять, что это недоразумение и счастливо жить с ним дальше. Другие варианты я не рассматривала. Я слишком ему верила, слишком любила, он был всем для меня. А теперь нас будет трое, мы будем семьей… Про плохое всю дорогу не думала. Отгоняла то, что видели мои глаза, верила, что всему есть объяснение.

Глеб сдержал слово, и всю дорогу молчал. А я успокаивала себя, убеждала, что все уладится. Я не могу потерять Колю. Он моя жизнь, моя судьба…

В гостиницу вошла именно с таким мыслями, потому была относительно спокойна. Глеб подбежал к стойке администратора. Я видела, как он дал девушке несколько купюр. Потом они о чем-то поговорили, и парень махнул мне рукой.

— Ты дал ей взятку? — спросила в коридоре.

— Надо было узнать в каком Коля номере.

Мы поднялись на третий этаж. Коля открыл дверь, которая оказалась незапертой, пропустил меня вперед.

Громкий женский стон резанул по барабанным перепонкам. Я заглянула в комнату и… увидела, как обнаженная девушка с длиннющими смоляными волосами лежит сверху на моем Коле.

— Да, да, да, мой жеребец! — кричала она.

Глава 49

Коля застонал. Я Больше не смогла этого выдержать. Мое сердце у него в руках разрывалось, измазанное в грязи, истекающее кровью, оно продолжало любить.

Я побежала прочь, не в силах выдержать эту пытку.

— Моя… м… — донесся его хриплый голос.

Не стала слушать. Я не могла смотреть ему в глаза. Не могла видеть его лицо, наполненное страстью к другой.

Бежала, долго или нет. Куда? Не знаю. Не помню дороги. Просто неслась. Ничего не видела. Не слезы застилали глаза, а черная пелена обид и горечи.

Больно было так, что казалось, я вот сейчас умру. Даже хотела смерти, лишь бы прекратить эту боль. Она разрывала меня на части, без наркоза когтистыми лапами вырывала куски плоти, отравляла кровь.

— Я не могууу! Нет! Пожалуйста! — я упала на асфальт. Ударилась головой, рукой. Физической боли не было.

Сломай я тогда руку или ногу, я бы не почувствовала. Агония поглотила меня. Я кричала, орала не своим голосом. Понятия не имела, как хоть немного унять нечеловеческую боль.

Мои мир рассыпался, горел в адском пламени его предательства. И даже не измена так сильно жгла, как осознание его вранье. Все его слова, все обещания, прикосновения, взгляды… вся любовь была ложью. Он лгал мне… я была одной из многих.

Я верила Коле больше чем себе. Не сомневалась в наших чувствах. Для меня мы были одним целым. А он… он просто играл… я для него одна из…

Вот эта ложь нещадно хлестала меня. Выбивала остатки надежд и светлых чувств. Выжигала меня.

— Машенька! Солнце! Ты что! — сквозь толщу боли доносится голос.

Чужой. Ненужный. Неродной.

Отталкиваю. Луплю кулаками.

— Убирайся!

А в мозгу бьется раненой птицей осознание: «Коля не побежал за мной. Глеб побежал. Но не Коля… мой Коля… Больше не мой».

— Нет! Никогда! Я тебя не оставлю! — Глеб обнимает меня, пытается гладить по голове.

Вырываюсь. Бью его кулаками. Со всей силы, с неконтролируемой яростью. Мне хочется сделать ему больно. Хочется сломать себе кости. Физическая боль… она мне нужна. Мне надо заглушить сгорающую в черном пламени душу.

Ничего не помогает. Меня трясет, я ору, дерусь, кусаюсь, задыхаюсь… Больше не могу дышать… Мой воздух — это Коля, а теперь у меня нет источника кислорода.

— Ненавижу! Пошел вон! — я ненавижу всех. Хочу, чтобы все меня оставили, даже мое собственное сознание. Хочу забыться, упасть в черную яму и остаться там.

Только я продолжаю чувствовать адскую боль, больше ничего. Остальное утратило смысл.

— Подумай про ребенка, — вот эти слова, очень медленно, но все же проникают в измученное сознание.

Я не могу в черноту. Мне нельзя… Мой малыш. Плод моей любви. Частичка Коли. Самое хорошее, что есть в предателе, сейчас живет во мне.

Глеб дает мне в руки тонкую нить. Вначале едва ощутимую, невесомую, но секунда за секундой она растет, превращается в стальной канат, который тянет меня из трясины. У меня есть смысл, есть ради кого жить, у меня будет свой маленький Коля, который меня никогда не предаст. У малыша будут его глаза, только в них не будет предательства, его улыбка и очарование… Сын… наш сын… Только мой сын…

Открываю глаза, впервые после увиденного смотрю осмысленно. Я лежу на тротуаре, рядом со мной сидит Глеб. А вокруг нас уже начинают собираться люди.

Парень пытается им объяснить, что все нормально. Хочет, чтобы они разошлись. Кто-то достает телефон, чтобы вызвать полицию.

— Не надо полиции… все нормально, — говорю, и не узнаю свой голос. Часть меня умерла, я ощущаю ее омертвевшую во мне, груз который навсегда камнем осядет во мне… мертвое счастье.

С помощью Глеба поднимаюсь на ноги. Позволяю ему взять меня за талию и вести. Идти удается с трудом. Сил совсем нет.

— Сейчас сниму гостиницу. Сможешь отдохнуть. Или в больницу лучше? — смотрит на меня с тревогой.

— Едем. Не хочу лишней минуты находиться в этом городе, — боль вновь меня бьет кулаком в солнечное сплетение. Задыхаюсь. Судорожно глотаю воздух, — Тут все пропитано изменой… не могу…

— Понял, — Глеб помогает мне сесть в машину.

— Откуда ты знаешь… про малыша? — спрашиваю, когда мы уже выехали из города, и перед глазами проносятся пустынные поля, на которые опускается тьма. Ночь вступает в свои права. Точно так же мой свет поглотила чернота. Только завтра будет день, а для меня больше никогда не наступит рассвет.

— Тест… я увидел его в туалете… — Глебу неловко. Он боится и слова лишнего сказать, чтобы не спровоцировать меня.

Он прав я могу сорваться в любой момент. Держусь только благодаря малышу, он не дает мне снова упасть в пропасть. Но если сорвусь, то дороги назад не будет.

Понимаю, что я на грани сумасшествия. Так больно, что хочется сойти с ума. Потерять рассудок, забыть, не помнить, не вспоминать.

— Я его увидел после того, как сказал тебе все. Если бы знал… — парень замолкает, сильно сжимает руль.

— И все же повез меня в этот город…

— Маш, я не предполагал, чем все обернется. Думал, вы поговорите, все выясните… Прости… я облажался… я не хотел этого… мне так жаль, — он говорит сбивчиво. Бледный, губы посиневшие, пальцы дрожат…

— Не ты же его к той девке подложил, — впиваюсь ногтями себе в ногу… неужели эта боль теперь будет со мной всегда?

— Мне надо было тебя уберечь! — восклицает с запалом.

Я лишь машу рукой. Мне нечего ответить. И говорить не хочу. Отворачиваюсь. Смотрю в окно, ничего не вижу… только Коля и та девка на нем…

Сколько их было? Какая разница… важно то, что не было любви… с его стороны была только ложь… За эту ложь ненавижу… и продолжаю любить отравленной, жгучей любовью.

Остаток дороги проходит практически в тишине. На рассвете мы приезжаем к общежитию.

Глеб помогает мне выйти из машины. Меня шатает. Я плохо соображаю. Больно, как же больно… Сколько я так выдержу?

— Тебе поесть надо!

Понимаю, что ради ребенка надо. Глеб предлагал остановиться в придорожных кафе. Я наотрез отказывалась.

— Кусок в горло не лезет, — с трудом выдавливаю из себя несколько слов.

— Ты знаешь, почему надо!

Качаю головой. Делаю неуверенный шаг в сторону общежития. Голова ходуном. Я бы упала, если бы парень не подхватил меня на руки.

Глеб несет меня в комнату. Сам достает ключ у меня из сумочки. Не могу двигаться.

— Сестренка, сюрприз! — под моей дверью стоит Люда. — Я приехала час назад. Тебя нет. Дозвониться не могу, — продолжает тараторить.

Не могу даже поздороваться. Мычу что-то невразумительное.

— Ой, что случилось! Глеб! Что с Машенькой? — ее взволнованный голос раздается над ухом.

— Потом, Люд, — парень открывает дверь и укладывает меня на постель.

— В коридоре темно, я сразу и не сообразила… не разглядела… Маша, на тебе лица нет! — сестра осторожно присаживается на край кровати.

Раздается стук в дверь. Вздрагиваю. Зажмуриваюсь.

Людмила бежит открывать. Хочется ее остановить. Никого не хочу видеть. Не успеваю.

— Маш! — в комнату входит моя соседка из комнаты напротив.

С трудом поднимаю голову. Поздороваться сил уже не хватает.

— Тут твой Коля мне телефон обрывает. Говорит, что дозвониться не может. С ума сходит, — подходит к кровати. — Коль, она кажется, заболела, — говорит по мобильному. Потом протягивает телефон мне, — Поговори с ним, он очень волнуется.

Глава 50

Глеб и Люда синхронно машут головами, показывая, чтобы и не думала. А я наоборот, рефлекторно протягиваю руку к телефону. Не могу иначе, я по-прежнему готова бежать на его зов.

Мозг отказывается принимать действительность. Отторгает правду. Мне необходимо его услышать.

— Манюничка, привет! Я с ума схожу, с тобой связи нет! — голос Коли взволнованный. — У тебя все хорошо?

— А у тебя? — выдавливаю из себя.

— Конечно, нет! Ведь я вдали от тебя! — выпаливает так искренне, что хочется верить.

Забыть все, что узнала и просто раствориться в нем, в нашей любви.

— Чем занимаешься?

— Сейчас иду к куратору. У нас еще одна встреча сегодня, он потом останется, а я домой! Не могу без тебя! Крышу совсем сносит, — столько страсти в его словах.

Закусываю губу, во рту появляется солоноватый привкус. Точно так же он страстно развлекался с той девицей… Настолько страстно, что даже не заметил… меня…

Коля ведет себя так, словно меня не было в номере, будто я ничего не видела…

Вывод только один — он был слишком занят…

Такой как со мной, он с каждой. Заставляет поверить, что девушка единственная…

Все обман… все ложь…

Открываю рот в беззвучном мучительном крике… Ни звука из горла не вылетает, а внутри все разрывается… Мой личный апокалипсис… В эти моменты я умираю… душа корчится в агонии… А сердце, глупое сердце, продолжает выстукивать имя предателя.

— Манюнь! Что с тобой? — обеспокоенный голос Коли в телефоне.

— Все нормально… приболела… — даже сейчас мне кажется, он волнуется искреннее.

— Что-то серьезное? У тебя есть лекарства? Позвони Глебу, он купит что надо. Я могу плюнуть на все и выехать…

— Нет… это просто легкое недомогание…

Как можно так врать! Как?!

— По голосу не скажешь! Чую, нечто произошло!

— Ты себя накручиваешь, — снова из груди вырывается безмолвный крик боли.

— Манюнь, ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Ты самый дорогой человек для меня, — и снова его слова долетают прямо в сердце, окутывают его сладкой ложью.

Так хочется верить…

А потом перед глазами сцена в номере, фото, видео… Он такой со всеми…

И я ведь готова даже простить ему измену. Мимолетное желание. Случайность… Я бы простила, просто потому, что без него нет меня. Не представляю, как существовать дальше…

Но это больше чем измена, он предал душой, его любовь — фальшивка…

— Не переживай. Все хорошо, — повторяю как робот…

Отключаю вызов. Отдаю телефон соседке.

— Ты ужасно выглядишь, реально. Может, помощь какая нужна? — интересуется она.

Не успеваю ответить, меня обступают Глеб и Люда.

— Немного приболела. Но мы тут и позаботимся, — говорят одновременно.

— Точно? А то у меня в аптечке есть все необходимое. Недавно скупилась… — с сомнением протягивает девушка.

— Да!

— Все же пусть лучше Коля раньше приедет, — говорит, перед тем как закрыть за собой дверь. — Выздоравливай, Маш.

— Она права, он скоро приедет, — изрекает Глеб, когда мы остаемся в комнате втроем.

— Сто пудов! — вздыхает сестра.

— Ты всего не знаешь! — Глеб обхватывает голову руками. — Маш, ты прости, я кое-что рассказал Люде. Она тут же все бросила и приехала.

Не реагирую на его слова. Мне все равно. Они продолжают обсуждать поступок Коли. Сестра сыплетоскорблениями, бегает взад вперед по комнате. Не слушаю их разговор, тону в своем горе.

У меня ни малейшего понимания, как жить дальше.

В тот момент казалось, что все рухнуло… и даже ребенок держал меня все слабее и слабее. Слишком сильно было предательство, она избивало меня, жизнь уходила…

— А Глеб прав! Маш, слышишь? — из пучины меня выдергивает голос сестры.

— Что? Нет…

— Ты уже несколько часов в потолок смотришь! Нет времени! Пора действовать!

— Что? — повторяю бессмысленно.

— Мы тут с Глебом кое-что придумали. Ты слышала?

— Нет…

— Ох, Машуня, — парень гладит меня по голове. — Как же больно тебе… Не могу смотреть…

— Он предал меня, — скрюченными руками цепляюсь за одеяло… Вою…

— Потому надо ответить ему той же монетой. Надо рубить все. Ты понимаешь, что он не отступится! Он навешает тебе лапши, и будет продолжать.

— Оставьте меня, — хочу, чтобы они ушли, дали мне утонуть в своем горе.

Их голоса раздражают.

— Надо сделать так, чтобы Коля застал тебя со мной в постели, — выдает Глеб. — Тихо! Выслушай! — кладет мне палец на губы, прерывая поток возмущений. — Пусть почувствует себя в твоей шкуре. Пусть знает, что ты не будешь молча это все терпеть. Мы ударим его по самолюбию. Он же думает, что ты в сети попала. А ты ему покажешь!

— Бред, — мотаю головой.

— Вовсе не бред, Маш! — подключается сестра! — Подумай о ребенке!

— Глеб уже рассказал, — смотрю с осуждением на парня.

— Она твой близкий человек! Она как и я хочет помочь! — Глеб смотрит на меня с беспокойством и жалостью в глазах.

— Отстаньте! — вновь отмахиваюсь.

— О ребенке ты подумала? Коля ведь может тебя и на аборт загнать. Или таблетку какую подсыпать. Срок-то маленький!

— Коля бы никогда…

— Да? Про измену еще недавно ты бы сказала то же самое! Я его всю жизнь знаю! Он на такое способен! Увы, поверь мне, — Глеб зажмуривается. — Уже раз было такое…

— Мы с ним говорили о детях…

— И что? Он и о любви тебе говорил! А итог?

— Даже ели он и согласится оставить ребенка, — подает голос сестра. — Ты будешь беременная, а он будет по бабам шататься? Ты с грудничком дома, а Коля очередную красотку охмурять? Такой ты жизни хочешь?

Они насели на меня. Не отпускали. Терзали измученное сознание.

— Это же твой друг? И ты с ним так поступишь?

— Мне больно, Маш. Больше, чем ты можешь себе представить. Но я… я обязан тебя защитить. Я готов пойти на этот шаг ради тебя…

Я хотела, чтобы все вернулось назад. Чтобы не было этих изматывающих суток. Чтобы вернулся мой Коля. Только реальность продолжала кромсать на куски. Я не могла думать, соображать… Осталась боль и страх за ребенка…

О малыше надо думать…

— У нас мало времени, он может приехать в любую минуту!

— Я буду снаружи. Если Коля появится, дам знать, — сказала Люда, выбегая из комнаты.

— Не надо… — стонала я.

— Это единственный выход, Маш, — Глеб суетился, организовывая все для своей задумки.

У меня не было сил, мысли путались… а перед глазами его измены и предательства…

Отплатить… защитить ребенка…

Разве мне станет легче?

Никогда…

Без Коли никогда не будет счастья…

Но у меня есть его ребенок…

Я пережила в жизни многое. Терпела издевательства, выживала… Но у меня всегда были силы, а сейчас я сломалась… Стала той тряпкой, которой меня так упорно называли… Выброшенной, ненужной, преданной…

То, что Коля рядом, я почувствовала, еще до звонка сестры. Сердце радостно пустилось в галоп, в груди дико жгло, меня тянуло к нему как магнитом…

Глеб разделся и прыгнул ко мне в постель. Я инстинктивно вжалась в стену.

— Маш, так не пойдет. Он не поверит. Ты должна быть убедительной!

— Угу…

В комнате пахло цветами, на столе много угощений…

И Глеб обнимающий меня… тошно, противно…

Дверь не заперта специально.

Коля стучит один раз, второй.

— Манюня! Ты в поря… — слова обрываются. Букет падает на пол, туда же летит его сумка и какой-то пакет. Там что-то со звоном разбивается.

Точно так сейчас окончательно разбился на осколки мой счастливый мир. На невероятно острые осколки, которые не жалея кромсают меня изнутри.

А я давясь от слез… улыбаюсь и жмусь к Глебу…

В этот момент передо мной тот Коля из номера, на котором прыгала чужая девка.

Я не смотрю ему в глаза… Больно… Знаю, если загляну в каре-золотой омут, пропаду, сдамся, сознаюсь… Прощу все, лишь бы еще раз почувствовать его объятия.

— Вы… — Коля заикается. — Глеб… Манюня…

— Сориии, дружище, — это говорит Глеб.

А я продолжаю смеяться как ненормальная, прячу голову на шее у парня. Задыхаюсь от чужого запаха, агонизирую от приступов боли.

Взгляд Коли прожигает меня. Эти ожоги останутся со мной на всю жизнь. Ему тогда было больно. Я точно знаю.

Но как сказал Глеб, мы просто ударили по мужскому самолюбию.

Любви у Коли не было… я была одной из многих, а он так и остался для меня целой жизнью.

Глава 51

— Маш, хватит! — Люда обхватывала мое лицо ладонями. — Уже неделя прошла, ты забила на учебу, лежишь и смотришь в потолок. Посмотри, какую вкуснятину я приготовила! — сестра указывает на тарелку с чем-то на столе.

— Спасибо… — хотела отказаться, но потом вспомнила, что ребеночку нужны силы, — Я поем…

Сестра помогает мне спустить ноги с кровати, подносит тарелку, кормит с ложечки.

— Вкусно?

— Угу, — киваю, давясь едой.

Я не чувствую ни вкуса ни запаха. Проталкиваю еду с большим трудом. Даже жевать тяжело.

— Хоть не отказываешься от еды. Это уже победа!

— Ради малыша, — на глазах вновь слезы.

— Не только, Маш! Жизнь продолжается! На одном козле свет клином не сошелся!

Еще как сошелся. Я все еще не понимала, как мне жить. У меня настоящая ломка, без Колиных звонков, его запаха, взглядов, ласк, я увядаю. Меня больше нет. Осталась лишь пустая оболочка, которая продолжает функционировать ради ребенка.

Я сто раз хотела с ним встретиться, поговорить. Коля и сам мне звонил. Писал…

Но я даже не читала его сообщений.

Мне не давали.

Меня вообще не оставляли одну. Со мной всегда находилась или сестра или Глеб. Они очень боялись, чтобы я не сорвалась.

— В твоем состоянии, ты за чистую монету примешь все, что он тебе наплетет. Нельзя тебе с ним общаться и пересекаться! — твердили они в один голос.

— Я просто поговорю… выясню… — отвечала и ползла к выходу из комнаты.

Ходить я не могла. Предательство лишило меня сил, иссушило физически и морально.

— Нет! Надо сейчас пережить… иначе никогда не выпутаешься!

Я никогда и не выпутаюсь. Коля — это навсегда.

Уже тогда отчетливо понимала, что такие чувства бывают раз в жизни.

И если бы не они, я бы пошла к Коле, действительно поверила в любые его отговорки. Все что угодно, лишь бы быть с ним вместе.

Несколько раз я ночью пыталась сбежать от своих надзирателей. Но они неизменно меня ловили у порога и возвращали в постель.

— Пока ты тут страдаешь, посмотри! — спустя две недели Глеб кинул на постель очередные гадкие фото.

— Что это? — зачем я спрашивала, ведь прекрасно видела Колю, зажимающего девушку на вечеринке.

— Вот так он переживает ваше расставание. Каждый день новая девка, тусы, гулянки. Он ни в чем себе не отказывает. А ты убиваешься! По кому?

А я как идиотка смотрела на фото, вглядывалась в любимые черты лица и хотела лишь увидеть его. Но Глеб прав… я всего лишь приключение для Коли… мне надо справиться… пережить.

Только как?

— Оставьте меня! — в тысячу первый раз простонала.

Мне хотелось остаться одной, оплакать свое горе. Но я была лишена даже этого.

— Маш, прекрати! Наоборот! Выходи за меня!

— Чего? — даже перестала плакать, с удивлением уставившись на парня.

— А как ты скроешь беременность? Кто будет о тебе заботиться? Колька не дурак, каким бы гадом ни был. Он сможет сопоставить факты, когда живот будет виден. Начнутся подозрения. Он жизни тебе не даст.

— Бред. Ни я, ни малыш ему не нужны…

— Я прекрасно знаю, чего от другана ожидать. Не спорь!

— Зачем тебе это? — спросила, продолжая рассматривать фото Коли и блондинки.

— Чтобы сделать тебя и нашего сына счастливыми, — он осторожно присел на край кровати.

— Это не твой сын!

— Мой! — горячо воскликнул парень. — И никогда ни словом, ни действием я не покажу обратного. Приму, выращу как своего! Дам все самое лучшее! Клянусь! — он положил руку себе на сердце. — Я уже его люблю! Маш, я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалела о своем выборе!

— Уходи, — все, что я тогда смогла сказать.

Он ушел, не стал меня донимать. Место сторожа заняла сестра. Она молчала, лишь изредка тяжело вздыхала.

Чем дольше я была без Коли, тем мне становилось хуже. Меня так ломало, что я царапала стены и выла… Выла так, что эти звуки вряд ли можно было назвать человеческими…

Тоска… дикая потребность в нем… Я сходила с ума и отчетливо это понимала…

А Коля… он продолжал жить, словно ничего и не было. Менял девушек, ни в чем себе не отказывал…

Мне все рассказывали… Добивали. Убивали меня, мою волю, лишали сил…

Я даже не помню, когда согласилась выйти за Глеба… Все смешалось в один болезненный комок агонии. Приехала мама, меня нарядили в белое платье, делали макияж…

А я… я не могла даже сопротивляться…

То состояние было пропитано ядовитым туманом.

Все вокруг твердили мне, что так правильно. Глеб обещал заботиться и любить…

И он заботился… он был другом…

У него на плече я плакала ночами, он успокаивал, он решал вопросы в институте с моими прогулами. Он повел меня к врачу, был на УЗИ, дотошно расспрашивал врачей о здоровье ребеночка… Он так ждал малыша… Словно действительно это был его сын…

А Коля просто забыл и вычеркнул меня из жизни. Он больше даже не писал. Не искал встреч. Не пытался все объяснить, навешать мне лапши на уши, которую я бы с радостью проглотила.

Он просто окунулся в разврат.

И в один момент меня накрыла волна злости и ядовитой обиды. Как он посмел! Выйду за Глеба! Вот так назло ему! Пусть не думает, что оплакиваю!

Наверное, в порыве этих приступов злости я и согласилась. А заднюю дать мне никто не позволил.

Очень быстро организовали свадьбу… которой я практически не помню.

Моя семья веселилась. Мама познакомилась с официантом, танцевала с ним и флиртовала. Впоследствии, она родит от него дочь, а он укатит на заработки еще до рождения малышки и так больше и не вернется.

Папа желал мне счастья, обнимал и смотрел немного странно и грустно… Весь вечер он будто пытался мне что-то сказать, но так и не решился…

Люда говорила, что я вытянула свой счастливый билет, и вскоре пойму это…

С помощью Глеба я закончила первый курс. Мой малыш пинался в животике, и для него я жила, продолжая передвигаться как тень… Я потеряла себя, и уже не надеялась найти… Но я знала, для кого буду продолжать существовать…

Роды были очень тяжелыми. Я потеряла очень много крови. Впала в кому.

По рассказам сестры и мамы, Коля поднял на уши всю больницу, лишь бы меня спасти.

Пришла в себя только спустя неделю. Сыночек родился здоровой, и уже был дома с сестрой и Глебом. А я узнала, что малыша назвали Сергеем!

— Как? Почему? Я же хотела иначе! Говорила это тебе! Это же имя… того… т же все знаешь! Глеб, как ты мог! — орала в бешенстве.

— Терапия, Маш! Наш сын затмит все плохое в прошлом. И больше имя Сергей не будет у тебя ассоциироваться с тем придурком!

— Я его сменю! — не унималась я.

— Ой! Ты что! Крохе беды желаешь? — вступила в разговор Люда. — Это самая страшна примета, менять имя ребенку! Он может заболеть… или еще хуже… Знаешь сколько таких случаев было! — сестра начала рассказывать истории одна хуже другой.

— Замолчи! — крикнула я, прижимая ребенка к себе.

На меня смотрели золотисто-карие глаза моего сыночка. Копия папа… Мой Коля… Мой малыш вернул меня в реальность. Помог начать жить, учил делать шаги, заново дышать…

Глава 52

Пока автобус уносит нас с сыном в неизвестность, я проживаю все вновь. А ведь в браке с Глебом я убедила себя, что перевернула страницу с Колей. Оставила раздавленное, разорванное сердце, пусть в прошлом кровоточит, а в настоящем я смогу жить и без любви.

Одно время у меня получалось. Глеб был неплохим мужем, заботливым. Он сдержал обещание и стал для Сергея отцом. Он помогал менять памперсы, выбирал вместе со мной сад, ходил по магазинам за детскими вещами. Ни один эпизод в жизни сына не обходился без Глеба.

Со мной он тоже был терпелив и очень заботлив. Говорил что любит, и для него уже счастье, если я просто нахожусь рядом. И с годами я поверила… прониклась симпатией, привязанностью, доверием к мужу. Мне казалось, что мы можем жить вполне неплохо, без безумной любви с моей стороны. Сколько семей именно так и живут?

А Глеб был мне другом, ему я доверяла и он никогда не подводил. Мы смогли создать вполне дружную семью. Я даже была готова родить ему ребенка! Именно в детях я видела свое призвание, меня как женщину уничтожил Коля, вся страсть, чувства, желания, все осталось там с ним в прошлом.

Но и мои надежды насчет Глеба рухнули в тот день, когда я застала его с Анжелкой. Все повторилось, тоже же предательство… и я поступила иначе.

С Колей я долго сожалела о побеге. Надо было остаться и посмотреть ему в глаза. Выяснить все… С Глебом я так и поступила. Хотелось все выяснить понять. В тот момент две ситуации наложились, я была на грани настоящего и прошлого… боль снова ожила и стала бить меня с удвоенной силой.

Что ж так тому и быть. Жизнь дает мне шанс начать все с чистого листа. У меня есть ребенок. Есть для кого жить. А прошлое… больше не буду огладываться. Похороню…

Улыбаюсь, глядя в небо. Уже утро. Автобус привозит нас на автовокзал незнакомого города.

— Мам, ты устала. Тебе надо выпить кофе, — говорит Сергей, протирая глаза после сна.

— Нет, все чудесно! — говорю и верю, что именно так и будет. — А ты выспался? Голодный?

— Отлично поспал! Автобус удобный! — сын потягивается. — Мы останемся в этом городе? — поворачивается, чтобы рассмотреть местность.

— Ммм… нет… не думаю…

Хоть сын и храбрится, но я знаю, что дорога изрядно его вымотала. Только я все не могу избавиться от ощущения преследования. Кажется, вот-вот нас найдут… и тогда… даже страшно подумать, что меня ждет. И я не смогу защитить своего ребенка, Глеб сможет сделать все что угодно!

Как оказалось, я ведь совсем не знала своего мужа. Он показывал мне ту сторону, которую я хотела видеть, и подобно монстру умело прятал свое лицо. Впрочем, как и Коля.

— Правильно, мам, — с легкостью соглашается сын. — Мне тут тоже, как-то не очень. Выберем город, который нам понравится сразу!

— Так ты и этого города толком не видел.

— И мне уже… бррррр, — он смешно машет головой и передергивает плечами.

Смеясь мы выходим с автовокзала, находим уютную кафешку, завтракаем. И снова прыгаем в автобус. Где остановиться? Где найти место, в котором мы с сыном сможем чувствовать себя максимально комфортно в сложившейся ситуации? У меня нет ответов, потому следующие сутки мы снова проводим в дороге.

Сергей переносит путешествие стойко, еще умудряется меня подбадривать.

К следующему утру, мы в очередной раз выходим из автобуса. В глаза ударяет солнце, и город словно светится. И воздух тут невероятно свежий…

— Запах свободы! — озвучивает мои мысли сын.

— О да!!! — обнимаю Сергея.

— Остаемся?

— Попробуем! — беру его за руку.

После завтрака, захожу в магазин сотовой связи и покупаю дешевый телефон иновый номер. Свой телефон я давно выкинула.

Просматриваю объявление о съеме жилья.

Или судьба решает наконец быть благосклонной, или… не знаю. Только квартиру мы находим уже к обеду. Цена вполне приемлемая. Уютная однушка не так далеко от центра. Сам город небольшой, очень уютный, тихий. Тут даже люди другие, улыбчивые, отзывчивые. Размеренная атмосфера, нет ощущения извечной спешки и шума мегаполисов.

Тревога все равно не отпускает. Мне кажется, что нас обманет хозяин, и вскоре появятся настоящие жильцы.

Но спустя неделю, никто не заявился, никто нас с Сергеем не тревожил. Мы спокойно обживались на новом месте. Работу я нашла довольно быстро. В супермаркете рядом с домом набирали сотрудников на раскладку товара. Я согласилась на ночные смены, чтобы дни проводить с сыном. Меня взяли на испытательный срок.

Вначале было страшно оставлять ребенка. Но Сергей соблюдал все меры предосторожности. Ни разу не поддел. Он за это время словно повзрослел на пару лет.

— Я мужчина. Я твой защитник. Твоя опора, — сын не раз повторял мне это.

Слова окрыляли, я готова была землю рыть, лишь бы не подвести сыночка. Сделать так, чтобы он гордился матерью.

Школа для Сергея тоже нашлась около дома. И там с радостью нас приняли. Так что к осени мой сыночек готовился идти на занятия.

Только я понимала, что нас при желании не так трудно найти. Продолжала вздрагивать от любого подозрительного шороха.

Как ни пыталась убежать, но Глеб продолжал оставаться для меня живым кошмаром. Я не представляла, что сделаю, если он вдруг возникнет на пороге.

Глава 53

Николай

— А ты тут уже неплохо обжился, дружище, — изрекает с ухмылкой Артем.

— Издеваешься? — выгибает бровь Николай.

— Совсем немного, — друг пожимает плечами.

— Новости есть? — Коля сжимает кулаки.

Не решетка страшна, а незнание, бездействие. Он обездвижен, заперт в клетке и ничего не может сделать, это доводит до безумия. Он забыл, когда спал, ел, тревожные мысли разрывают черепную коробку.

— В ближайшее время ты не выйдешь, — ровным голосом заявляет Артем.

— Очень обнадеживающе, — бурчит Коля.

— А кто сопротивление при задержании оказывал? — ухмылка играет на губах друга.

— В тот момент мне было плевать на все и всех. Лишь бы ее спасти… секунда промедления стоила слишком дорого, — Николай вздыхает.

Увидев Паулину с воткнутым ножом, он снова попал в зону боевых действий. Снова видел своих товарищей, которых надо было спасти любой ценой. Все другие эмоции разом отключились. Даже сейчас Николай не помнил, что происходило в квартире. Синяки на теле свидетельствовали, что и ему прилично досталось. Но это не имело значения. Он сделал все, что был в его силах до приезда скорой.

— Как она? — голос предательски дрожит.

— В коме. Так что пока она ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не может. Чую, выкарабкается Паулинка.

— Выкарабкается, — кивает Николай.

В скольких передрягах она побывала, столько раз смерть дышала ей в спину, и она вопреки всему выбиралась из любой западни. И чтобы вот так вот, от подлого удара недо-женщины отправиться на тот свет! Не бывать этому!

— А эта… на свободе гуляет?

— Допрашивали ее. Складно поет. Но да, пока на воле, — Артем внимательно смотрит на друга.

— Так значит, Паулинка в опасности. Им не с руки, чтобы она заговорила.

— Верно, — Артем барабанит пальцами по столу. — Там уже и твою бывшую женушку подключили, она против тебя соловьем поет. Такие вещи рассказывает, — Артем свистит, — Что не знай я тебя, подумал бы, что имею дело с напрочь поехавшим психо-маньяком.

— Представляю, — рычит Коля.

Его супруга за деньги все что угодно сотворить может, а уж ему напакостить, так это двойная радость.

— Поэтому пока тебе лучше не высовываться, отсидеться тут. По многим причинам.

— А… Маша? — больше всего Колю тревожит только этот вопрос. Но даже другу он решается его задать не сразу.

— Уехала. Далеко. Пока Глеб за ней точно не поедет. У него проверки, разборки с депутатами. В общем, со всех сторон обложили.

— И ты, конечно, постарался, — легкая улыбка касается губ Николая.

— Совсем немного, — смеется Артем.

— Ты только сестре моей не говори, что со мной. Скажи, что я по делам уехал, или еще что придумай. Ей хватает и своих переживаний, — при упоминании Валерии, друг мгновенно меняется в лице, едва заметно вздрагивает.

Николай даже не сомневается, что за его сестру Артем и в ад отправиться, с самим нечистым договариваться. Впрочем, друг землю и для него роет, и если все получится как надо, Николай навечно будет у Артема в долгу.

— Естественно.

— Лерка еще сама не знает, как ей с тобой повезло!

— Это мне с ней… только не моя она, — Артем отводит взгляд. — Но ты не думай, я никогда ее не оставлю. Всегда буду рядом.

— Будешь. И замуж возьмешь. Все впереди, дружище, — Николай это чует. Созданы они друг для друга. Судьба их давно соединила, и скоро они окончательно это поймут.

А вот он с Манюней…

Стискивает зубы. Сердце снова кровоточит.

Разве бывает любовь невзаимной? Почему столько лет прошло, а чувства только острее?

Тяжело осознавать, что все в прошлом. Паршиво жить одними воспоминаниями, и понимать, что счастье осталось в ее хрупких руках, а Манюня не моргнув глазом его раздавила.

Вопреки всему Николай готов жизнь отдать за нее и ребенка от бывшего друга… плод измены… или…

— Жизнь покажет, — после долгой паузы изрекает Артем.

— Ты про ребенка Маши пробивал?

— Я не всесилен, в сутках двадцать четыре часа всего, Коль. Но… — Артем достает из папки снимок, кладет на стол. — Рассмотри на досуге.

— И все же, я хочу быстрее выйти! Не могу тут сидеть со связными руками! Еще и пока тебя с новостями дождешься! — Николай гипнотизирует фотографию на столе, но не подходит. Сцепил руки в замок.

— Придет время. Выйдешь. Пока сиди, — друг забирает папку со стола и направляется к выходу.

— Хоть в неведении не держи, — бурчит Николай.

— Угу, — Артем кивает не оборачиваясь.

Когда за другом закрывается дверь, Николай хватает фотографию и поспешно кладет в карман. Через минуту за ним приходят и отводят в камеру.

Неделя взаперти. Время тут тянется как резина. Заняться нечем, кроме как по кругу гонять мысли, одну тревожней другой. И вспоминать… о любви… обмане… предательстве…

Она ведь была такой искренней, наивной, доверчивой, он верил ей безгранично. Когда все обрушилось? Когда Коля допустил ошибку?

А Глеб? Ведь они дружили с первого класса, и он так и не рассмотрел гнили в друге. Видимо, жизнь так и не научила его разбираться в людях.

— Расслабься, Колька, хватит тараканов в башке гонять! — бьет его по плечу сокамерник.

На что Николай лишь отмахивается рукой. То, что в камере не обычные уголовники, а вполне адекватные люди, сто процентов заслуга Артема. Но клетка, остается клеткой в любом случае.

Он отворачивается к стенке, дрожащей рукой достает из кармана снимок. Манюня в обнимку с сыном. Делает несколько жадных глотков воздуха… не помогает… Задыхается…

Парень… копия детских снимков Николая. И глаза… Его глаза.

Или он просто хочет в это верить?

А если все же Манюня была беременна от Коли?

Тогда зачем она путалась с Глебом? Вышла за него?

Он рассматривал фотографию, пока совсем не стемнело. Вглядывался в черты любимых… Манюни и парня… Николай до жути хотел с ним познакомиться. Увидеть воочию и почувствовать, что это действительно его сын… Его тянуло к ним с такой непреодолимой силой, что хотелось зубами разгрызть клетку и мчаться к Манюне и ее сыну… он их надет, где бы они ни прятались.

Только нужен ли он им?

То что, Глеб оказался козлом по отношению к Маше, вовсе не означает, что она хочет видеть Николая.

А он? Что готов простить измену? Готов забыть столько лет страданий?

Да… глупо продолжат врать себе. Николай как и прежде готов бежать на ее зов. Пусть только позовет… Забыть не получилось, никогда не получится…

К обеду следующего дня, из самобичевания и невеселых размышлений Николая вырывает сообщение надзирателя. К нему пришли.

Это точно не Артем.

Тогда кто?

К нему не так просто попасть. Артем об этом позаботился.

Лязг двери. И с детства знакомый голос:

— Привет, дорогой друг!

— Какого ты приполз, шакал шелудивый? — Коля игнорирует протянутую Глебом руку.

Глава 54

Глеб

Он застыл с протянутой рукой, внимательно разглядывая Николая. Его некогда друг, стоял перед ним; подтянутое тело, смуглое лицо, здоровый и бодрый, в глазах ни капли страха. Тюремные стены не успели оставить отпечаток на Кольке, дух не сломлен. Он здоров как бык, все ему ни по чем.

В то время как у Глеба постоянные проблемы со здоровьем. Приходиться вечно сидеть на диетах. Тренироваться в поте лица, а результат далек до Кольки.

И так во всем…

Глеб стискивает зубы…

«Шакал шелудивый»… повторяет про себя…

Ненависть переполняет до краев. С нею он живет так долго, что и не помнит, как это без нее…

А ведь всю жизнь он хотел быть лучше. Доказать в первую очередь себе, что обскакал Кольку по всем фронтам. Ничего не получалось. Даже в мелочах этот везунчик всегда выигрывал.

— Как не вежливо, дружище, — Глеб пытается говорить дружелюбно.

Мастерство притворства он отточил неплохо. Но сейчас ненависть просачивается. Когда Колька рядом, контролировать эмоции слишком сложно.

— Говори, зачем пожаловал и сгинь, — бывший друг пренебрежительно морщит нос.

Даже сейчас, будучи за решеткой, он выглядит королем, а Глеб так… пыль под его ногами.

Как же это бесит! И так всю жизнь!

«Увидеть тебя униженным и растоптанным! Ползающим под моими ногами!» — это одна из главных целей всей его жизни. Но Глеб не озвучит подобного. Это сейчас унизит именно его.

— Помочь тебе хочу, — он разводит руки в стороны, показывает, что безоружен и открыт к общению.

— Ты уже помог, шелудивый. И твоя подстилка тоже. Думаешь, я не знаю, что она по твоей указке на Паулину напала.

— Понятия не имею! — Глеб пожимает плечами. — Это так сказать, инициатива Анжелы. А что там на самом деле было… — делает паузу, заглядывает ненавистному «другу» в глаза, — Мы, к сожалению, уже не узнаем. Паулина отправилась в лучший мир. Мои соболезнования.

Жадно впитывает реакцию Кольки. Его боль — это изысканное блюдо для Глеба. Он хочет для него как можно больше страданий, самых изощренных и убийственных.

Безусловно, он опережает события. Паулинка пока еще коптит этот мир. Но он надеется, что уже сегодня все решится. Глеб уверен, черная полоса закончится, ему повезет, и эта кость в горле, жаждущая мести, наконец отправится, куда ей и дорога.

— Нет, — Колька мотает головой.

Даже не пытается скрыть переживаний. Такой правильный во всем, играющий на публику, благодетель… бесячий и до жути ненавистный.

Даже не удивительно, что из всех возможных врагов Глебки, он снюхался именно с Паулинкой, той которую так и не получилось раздавить до конца. Но сегодня его люди это исправят.

Закончатся проверки и наезды. От Глеба отстанут и он сможет все время посвятить поискам Маши. На этот раз он уже не будет с ней так добр. Сразу обозначит ее место. Будет воспитывать, пока не превратит в идеальную, послушную жену.

Если она не оценила его как мужчину, того, что он делал для нее, как носился с ней, боготворил. Что ж теперь он учтет ошибки. Маша все равно будет ему принадлежать. Он вытравит из нее Кольку, любыми, самыми жестокими методами.

— Да… я сам только узнал…

— Приперся позлорадствовать? — Коля продолжает смотреть на него свысока, будто он до сих пор хозяин положения.

Так было всегда. С самого первого дня их знакомства. Он заступился за Глеба, показал всем, кто главный. Сделал его своим псом, который вынужден принимать подачки.

И Глеб принимал. Он хотел есть. Хотел спать в нормальных условиях, хотел хороших родителей, любви и заботы. Он был лишен всего. Жизнь его била с самого рождения. И вместо благ, он получил подачку в виде благодетеля Кольки.

Друг его таскал везде, защищал, привел в свой дом. К нему относились как к Колькиному придатку, к сироте, которого жалели.

А ведь он мог за себя постоять. Хотел. Но ему не дали шанса. Сразу записали в слабаки. Ставили оценки не за знания, а из жалости. Учителя приносили из дома еду, какую-то одежду. Он ощущал себя отбросом, и Колька этому способствовал. Он всегда и во всем был первым, а Глеб лишь бледная тень на его фоне.

Номер два… метка, которая, как казалось Глебу, и сейчас красуется на его лбу.

— Договориться. Я не забыл нашу дружбу в отличие от тебя, — тут Колька начинает громко и мерзко смеяться.

— Мда, Глебушка, наглости и лицемерия у тебя на роту солдат хватит.

— Зря ты так считаешь, — он из последних сил старается быть вежливым. Глебу необходимо выбить согласие. — Мы можем быть друг другу полезны.

Поспешил он прийти. Ему надо немного больше времени, чтобы окончательно Кольку к стенке прижать. Но этого времени у него нет. Наседают со всех сторон.

— Чем же? — Колька презрительно выгибает бровь.

— Я могу вытащить тебя отсюда… — врет, конечно, он врет. Глеб сделает все, чтобы засадить его до конца жизни. — А ты отзовешь своего бульдога Артема. Разойдемся мирно…

Адвокатишка — это бомба, тикающая над его головой. Слишком пронырливый, обросший всевозможными связями, Артем направил все усилия, чтобы уничтожить Глеба.

— С шелудивыми не договариваются, — и снова этот его надменный взгляд.

— Ты сядешь. Паулинка мертва. Все доказательства против тебя. Тут даже твой хваленый Артем не поможет, — цедит сквозь зубы. Последние капли терпения вытекают из него.

— Катись, — Колька презрительно фыркает. И начинает барабанить в дверь, требовать, чтобы его вывели.

— А как же Мария? — язвительно выплевывает Глеб. — Пока ты тут сидишь, с ней может случиться что угодно…

Глава 55

— Скотина! Ты мне всю жизнь сломал! — обрушивается на Глеба ор, едва он переступает порог дома.

Далее следует удар кулаком по лицу. Рука у Анжелы тяжелая. Глеб пошатывается.

— Идиотка! Ты что творишь?! — шипит.

Он итак не в духе. Все пошло не по плану. Так еще и эта беснуется.

Колька даже ничего не ответил, не взглянул на него. Даже имя Машки на него не подействовало. А ведь это был его козырь. Глеб был уверен, что он до сих пор по ней сохнет, и ради Машки на все пойдет.

Ошибся…

Но ничего, Колька все равно заплатит. Глеб его сделает. В этой борьбе он не имеет права проиграть.

— Я не сяду! Ты понял, гаденыш!

Глеб захлопывает дверь. Смотрит на любовницу сквозь полуопущенные веки. Как же она его достала…

Столько лет не дает продохнуть. Из-за нее Машка с цепи сорвалась.

— Угомонись, — бормочет устало и направляется на кухню.

— Твои люди в очередной раз накосячили! Паулины нет в больнице! Ее спрятали! И сейчас вопрос дней, если не часов когда она заговорит, — голос Анжелки дрогнул.

Боится зараза. Уж больно жареным запахло.

Даже гарью. И Глеб еще отчетливей этот смрад ощущает.

— Я разберусь, — отмахивается.

Он действительно пытается придумать выход, опираясь на доклад своих людей. И пока у него в голове крутится только один вариант…

Давно надо было так поступить. Но он все откладывал, медлил. И вот теперь его доброта, играет против него.

— Разберешься? — Анжела брызжет ядом. — Я пошла у тебя на поводу, согласилась прибить эту! Не моя вина, что твой дружок заявился раньше! А Паулина меня видела, она запоет! А потом, Глеб, — смотрит на него с вызовом, — Запою я, можешь даже не сомневаться! Меня будут тащить на дно, а я тебя следом! Одна отдуваться я не буду!

— Любимка моя боевая, — он притягивает упирающуюся Анжелу к себе и целует.

Женщина вырывается, хмурится.

— Ты это брось! Надо проблему решать, отвечает мягче. У меня дети! Ты не забыл, что один твой!

Забудет он как же, когда она изо дня в день талдычит.

Парадокс, что Сергей… сын ненавистного Кольки ему ближе. Глеб сам не ожидал, что к пацану так проникнется. Он рос на его глазах, он часть Маши.

А его плоть и кровь от Анжелки не вызывает ни капли чувств. Он как был расстроен ее беременностью, так ничего не изменилось и после. Ее детей он воспринимал не иначе как обузу. Впрочем, саму любовницу тоже.

— Конечно, не забыл, Анж! — Глеб расплывается в наигранной улыбке. — Давай, кофейку попьем и все обсудим. Выход есть, я все продумал.

— Ты сделаешь? — недовольно на него косится.

— Я! Я! — кивает.

— Ну-ну, — Анжела садится за стол, подбирает рукой подбородок.

— Я тебя не оставлю. Ты ж моя семья! — Глеб принимается делать напиток, гремит шкафчиками, руки немного подрагивают.

— О как запел! Че это на тебя нашло? — любовница продолжает смотреть на него с недоверием. — А как же твоя Манька? Забыл? Уже не сохнешь?

— Дурак был. Только теперь понял, что только с тобой могу быть счастлив, — лживые слова царапают небо.

— Хорошо придание, да верится с трудом, — фыркает Анжела.

— А я докажу! — горячо заявляет Глеб.

Хорошо, что он стоит к ней спиной, и она не видит его искривленного лица.

Интрижка с Анжелкой произошла случайно. Если бы Глеб тогда знал, чем закончится его сиюминутное желание, он бы обошел эту бабень десятой дорогой.

Но в тот период, Маша рыдала ночами, была похожа на призрак и не подпускала Глеба к себе. Он из кожи вон вылезал, чтобы заслужить ее расположение. А она вообще его не замечала. Это дико бесило.

Глеб изнывал от желания. Он мужчина, ему надо было… Ему казалось, что он сгорает живьем от нереализованной страсти, к единственной женщине, которая заняла все его мысли.

А тут они поехали на день рождения к папаше Маши. Народу набралось много, с окрестных деревень даже приехали гости, гулянка была знатная. А Глеб хотел забыться. Этим воспользовалась Анжелка и затащила его на сеновал за свинарником. Там они предавались страсти под вой свиней.

Она оказалась женщиной опытной, раскрепощенной. С ней было отлично сбрасывать напряжение. И первые несколько месяцев Глеб прибегал к ее услугам. Это помогало не сорваться, быть заботливыми спокойным с Машей.

А Анжелка зря времени не теряла, она пронюхала про некоторые его делишки. Да такие, что сообщи любовница куда следует, то закрыли бы Глеба на долгие годы.

Так и прилипла она к нему, шантажом, да неуемной страстью. Позже в некоторых делах, Анжела принимала непосредственное участие. Она помогла избавиться от несговорчивого банкира, устранить одного не в меру любопытного чиновника, тоже помогла она.

Со временем грязные секреты связали любовников крепче любых брачных уз. Ну и меж делом, Анжелка еще и родила от Глеба. Врала, что на таблетках…

Внебрачного сына он никогда не любил. Радовался, что видит пацана редко. Пусть папаша Маши занимается его воспитанием. А Глеб своей крови не чувствовал. Парень рос вредным и пакостливым.

А вот внешностью весь в отца удался. Глебу даже порой стыдно было, что этот несносный ребенок на него похож, что в нем его кровь течет.

Не то что Серега! Тот был его гордостью. Приемный сын был не по годам умным, схватывал все налету, слушался, не создавал лишних проблем. Глеб обожал проводить с ним время. Как и продолжал безумно любить его мать, и так же сильно презирать.

Маша… Любимая и ненавистная… Она всегда вызывала в нем волну противоречивых чувств. Влюбился он в нее с первого взгляда. Увидел и сразу осознал — именно такая жена ему нужна.

Но Машка была девушкой ненавистного Кольки. Снова все ему. И самая красивая девушка в нем души не чает.

А Глеб не мог спать, все грезил о ней. Любовь к Марии его уничтожала. Она должна была стать его. Любой ценой.

Он боготворил в ней все. И сам себя ненавидел за подобную слабость.

Намного позже Глеб задумывался, любил бы он ее так же сильно, не будь она девушкой Николая?

У него не было ответа на этот вопрос.

Но все эти годы он пытался ей доказать, что он лучше Кольки. Именно он сможет обеспечить ей счастливую жизнь. Даже уговорил ее на совместного ребенка. Как он хотел этого малыша! Но и тут все оборвалось… А Маша… она так и не полюбила… С годами потеплела. Но Глеб понимал, что она воспринимает его как друга, но не как мужа.

Призрак Кольки всегда стоял между ними. Невидимый, но ощутимый. И за это Глеб ее ненавидел. Хотел наказать, принести как можно больше страданий, и любить, безгранично любить вопреки всему.

Маша ему нужна! Он ее вернет. Потому что даже сейчас не мыслит жизни без нее. Она ему необходима, ему надо видеть ее, целовать, любоваться, дышать ею.

Глеб ставит перед Анжелой чашку с кофе и кусок торта на тарелке. Перед собой точно такое же угощение.

— Ммм… а тортик ты испекла невероятный, — облизывает ложку.

— Раньше ты никогда меня так не хвалил, — надувает щеки и делает глоток кофе.

— Анж, я много ошибок допустил. Сейчас буду все исправлять, — это он говорит искренне, потому получается почти ласково.

— Я посмотрю! — глаза любовницы теплеют. — Разведусь с мужем. Сыграем свадьбу. А там может еще и дочурку родим.

— Обязательно! — Глеб накрывает своей ладонью ее руку.

— Только сначала надо разобра… ой, — Анжела отшатывается. Хватается за горло.

— Анж? — улыбка на губах Глеба становится шире.

Любовница не отвечает. Машет рукой, глаза округляются, судорожно хватает ртом воздух.

— Ты мне что-то хочешь сказать? — спрашивает участливо.

Анжела падает со стула. Корчится на полу в конвульсиях. Протягивает к нему руки. Молит глазами о помощи. Ползет к нему.

Глеб стоит и с наслаждением любуется. Он воплотил одно из своих сокровенных желаний в жизнь. А реальность оказалось куда лучше его ожиданий.

Любовница поднимает на него гаснущий взгляд. В глазах вспыхивает понимание. Только слишком поздно. Ее жизнь обрывается в ногах хохочущего любовника.

Глава 56

Николай

— Привет, боец! — Коля заходит в палату, сжимая в руках букет белых роз.

— Здарова! — Паулина слабо улыбается.

Она еще слаба, лицо бледное, сильно осунулась. Главное — жива.

— С возвращением на грешную землю!

— Пасиб, — пытается сесть, Коля ей помогает. — Я уже думала все и та курица меня прибьет. Глупая получилась бы смерть, — хмыкает.

— Очень, — он кивает, берет стул, садится рядом.

— Рыла мне яму, сама и напоролась. Жаль. Я хотела ее засадить.

— Глебка постарался.

— Думаешь это он?

— Уверен, — Коля кивает. — Только доказательств против него нет. Остановка сердца. Он вызвал скорую, пытался ее спасти. Артем говорит, что и следствие на его стороне. У него там шишка прикормленная имеется.

— Это я поняла, — Паулина стискивает зубы.

Когда подруга пришла в себя, она дала показания. Николая отпустили. Но Анжела забрала с собой на тот свет много тайн. Доказать, что Глеб причастен к покушению на Паулину очень сложно. Активизировались прикормленные чиновники, которые его покрывают. А на Колю, наоборот, началась охота. Проверки за проверками, к любой мелочи цепляются.

— Война в самом разгаре. Тут или он нас или мы его, — он сжимает кулаки, вспоминая наглую рожу заклятого друга.

— Мы выстоим. Мы выиграем. За нами правда, — Паулина говорит уверенно. Девушка полна решительности, и ненависть в ее глазах пылает адским огнем.

— Пришло время рассказать все. Достаточно тайн, Паулина. Иначе его не победить.

— Верно, — она поджимает губы, долго смотрит, не моргая, перед собой.

Коля ощущает, как ей нелегко дается собраться с мыслями и начать рассказ.

— Я бы не лез в душу… если бы не ситуация…

— Как Маша? — она все же пытается перевести разговор. Выигрывает еще время для себя.

— Она далеко. С ней все хорошо. Насколько мне доложили. Глеб сейчас занят нами. Потому к ней не дотянется. А если попробует, я смогу ее защитить, — Николай закрывает глаза, прячет свою боль и неизменную любовь.

Как ему хочется бросить все и помчаться к ней. Увидеть снова. Просто ощутить, что она рядом. Нельзя. Не сейчас. Возможно… никогда… И он должен это принять. И в свою очередь позаботиться о ее безопасности. Чтобы больше никогда Манюня не оглядывалась в страхе, жила своей жизнью и ни в чем не нуждалась.

— К ним, — тихо поправляет его.

— Что? — на время Коля погрузился в свои мысли и утратил нить разговора.

— Сергей твой сын. Это я раскопала до больницы. Тысяча процентов твой…

— Знаю… — он делает судорожный глоток воздуха.

Он всегда это знал… Без подтверждений, анализов, фактов. Но позволил злости и обидам взять верх. Цепляться за ложь…

Каким же он был идиотом… так просто отпустил любовь…

Утратил ту, что до сих пор является смыслом его существования. Манюня и их общий сын… Он пропустил все, и за это нет ему оправдания. Как нет прощения и за его веру в ложь.

Он не имел права сомневаться в любимой. Должен был бороться… Ведь такое чувство — это раз и на всю жизнь.

— Много дров наломал, — Паулина читает все в его взгляде. — И я ведь поначалу тоже недолюбливала ее. Была уверена, что она предательница раз столько лет жила с Глебом. Все мы ошибаемся, Коль, — Паулина сжимает его ледяную ладонь.

— Не все ошибки можно исправить.

— В твоем случае далеко не все потеряно.

— Угу, — Коля отворачивается.

Паулина хочет приободрить, вернуть ему веру. Только поезд ушел, Коля слишком многое упустил. Ему сейчас даже стыдно смотреть любимой женщине в глаза. Нет ему оправданий. Козни Глеба не обеляют его.

— Глеб может быть очень убедительным. Мне ли не знать, — Паулина снова угадывает направление его мыслей.

— Что он с тобой сделал? — Коля спрашивает тихо.

Подруга еще ничего не сказала, а ее боль уже плотной завесой ощущается в воздухе.

— Я была его невестой, — ловит удивленный взгляд Коли. — Да, да сейчас сложно поверить, но я была настолько молода и глупа, что влюбилась в него… А Глеб запал на деньги моей семьи. Мама с папой владели сетью супермаркетов. Я родилась в очень обеспеченной семье. Но деньги не испортили родителей, они были открытыми и добрыми людьми. За что в итоге и поплатились, — Паулина прерывается, берет стакан с полочки, делает судорожный глоток воды. Рука дрожит. — Они приняли мой выбор. Их не смутило, что парень за душой не имеет ни копейки. Папа обещал, что нам поможет, главное — это мое счастье. А я дурочка наивная верила, что мое счастье рядом с Глебом. Он былвхож в наш дом. Отец устроил его к себе в офис. Там Глеб собирал компромат. А потом натравил местных авторитетов на отца. А меня… меня, — она закусывает губу. Так что выступают капли крови. — Я пришла домой и нашла трупы своих родителей. Их застрелили… кто это сделал, следствие до сих пор не установило… Даже если не Глеб собственноручно, то точно он к этому причастен. А меня в тот же день затолкали в машину и отвезли к тому, на кого работал Глеб. Он меня продал… как вещь… ненужную и использованную… Несколько лет я была во власти страшного человека. Что только он со мной не делал… Когда надоела не отпустил… делился с друзьями… — она хватает ртом воздух, задыхается. — Я освободилась только когда он умер. Сбежала. Стала военным корреспондентом. Думала там, где свистят пули, смерть подстерегает на каждом шагу, я найду свой конец. Но выжила, — горько усмехается. — Наверное, пока не время. Я обязана отомстить. Так что, Коль, начал свой бизнес Глеб на деньги, полученные за мою семью. А дальше он пошел по той же кровавой дороге. Странно… он лечит людей в своих клиниках… а создавал их на предательствах и крови… Жестокий парадокс жизни…

— Он за все ответит, Паулинка… обещаю… — откровения подруги выбивают почву из-под ног. Ему хочется ее утешить, но Николай, прекрасно понимает, что словами тут не поможешь. Боль Паулины не унять.

— Для этого и живу, — она подмигивает. Старательно прячет внутри себя эмоции, которым ненадолго позволила просочиться наружу.

Даже тогда ни Николай, ни Паулина не подозревали насколько кровавой и долгой будет эта битва. Их враг слишком коварен, и за годы безнаказанной жестокости оброс опасными связями. Только отступать и сдаваться нельзя. И вопреки всему, они боролись, одержимые желанием уничтожить зло.

Николай делал все, чтобы его Манюня оставалась в безопасности. Пока ведется беспощадная война.

И когда казалось, через год бессонных ночей и хождению над пропастью, подлостей и обмана, наметился прогресс. Они практически загнали Глеба в угол… Он ударил в спину.

Нож вошел между лопаток Николая.

Тьма засасывала, забирала к себе. Боли не было. Только дикий страх, за ту, ради которой он жил, боролся, существовал.

— Манюня… — хрипел он посиневшими губами.

Пока тьма окончательно не забрала его к себе.

Глава 57

Маша

Два года спустя…

— Мария Михайловна, мы поймали ворюгу! — предварительно постучав, охранник с довольной улыбкой входит в мой кабинет.

— Отлично! Это не тот ли, которого вы в прошлый раз упустили?

— Да! Он! Сто пудов! — улыбка парня становится еще шире. — Снова горячительными хотел поживиться.

Два дня назад у нас украли дорогой коньяк. Вор на камерах засветился вскользь. Опознать и найти было нереально.

— Милицию вызвали?

— Игнат звонит. А я сразу к вам докладывать!

— Рада, что вы исправили упущение.

— А мы-то как рады!

В нашем магазине кражи происходят не так часто. Чем я очень горжусь. Поэтому особенно приятно, что охрана смогла быстро найти злодея. Не хочу, чтобы кто-то портил репутацию доверенного мне магазина.

Уже год как я стала управляющей одного из супермаркетов. Начинала с выкладки товаров, много работала, порой спала час-два не более. Но оно того стоило. Меня заметили. Я шла по карьерной лестнице вверх очень быстро. Добивалась всего сама и мне это безумно нравилось. Каждое новое повышение, давало стимул стараться еще больше.

Так что на данный момент я могу обеспечить все, что нам с сынулей нужно и даже задумываюсь об ипотеке. Хочется собственное жилье.

Я полюбила этот город, людей, воздух. Мне все тут мило и я чувствую — тут мой дом. Сергей тоже делает успехи в учебе, очень увлекается иностранными языками, сейчас изучает три, но планирует начать и четвертый. Так же ходит на спорт, много читает, помогает мне по дому, даже если я об этом не прошу. Очень он вырос и повзрослел за эти годы. Настоящим мужчиной стал. У него даже появилась подруга, они вместе с ней в кино частенько ходят.

Для меня как для матери самым приятным было, что Сережа мне все рассказал, поделился мыслями, эмоциями. Доверительные отношения и взаимопонимание с сыном — это ли не счастье!

Сережа очень радовался моим успехам, подбадривал меня, когда я в чем-то сомневалась.

— Мам, нет вещей, которые тебе не подвластны! Ты со всем справишься!

И я справлялась, наверное, в первую очередь, чтобы не разочаровать сына.

Отцу я помогла. Оплатила ему лечение и дальнейшее пребывание в санатории. Анжела умерла, как мне он сказал. Сердце остановилось.

Эта новость не вызвала во мне никаких эмоций. Я не желала ей подобной участи, но и оплакивать мне некого. Ее сыновья, пока папа был на лечении, были у моей матери, после он забрал их домой. Глеб не появился, не затребовал права на сына. А папа любит парней, для него они его дети, и не важно, что там показывают тесты.

Отец переехал из нашей деревни, продал дом и поселился около моря. Ловит рыбу и продает ее. На жизнь хватает. Но если надо я всегда помогу, только отец у меня помощи больше не принимает, говорит, что сам справится. Морской воздух, жизнь вдали от козней и склок действительно пошла ему на пользу, вижу, как он молодеет, когда говорю с ним по видеосвязи.

А вот насчет матери у нас уговор — не признаваться где я.

Отец меня не подвел. Сохранил тайну.

— Раз, дочурка, я не уберег тебя. Не сказал на свадьбе что видел, как твой Глеб зажимал другу. Всю жизнь себя за это корил… Теперь я больше тебя не подведу!

На отца я зла не держу, такой у него характер. Лишь бы был здоров.

А матери я больше помогать не намерена. Пусть живет как знает.

По слухам, с Максимом она разошлась и снова беременна от нового «рыцаря». Мать уже не изменится, и пока позволяют ее биологические часы, она будет рожать. Но я больше не хочу в этом участвовать. С меня хватит. Я вычеркнула ее и жизни.

С Людой я тоже не поддерживаю связи. Очень хотелось, но сестра может проболтаться о моем местонахождении, а это для меня слишком опасно.

Возможно, пройдет еще немного времени, и с некоторыми братьями и сестрами я налажу контакт.

Но пока я живу отдельно. Впервые жизни забочусь только о себе и сыне, и мне это безумно нравится.

Выхожу вместе с охранником, хочу лично встретить полицию. Захожу в кабинет, где держат мужчину. В нос ударяет смрад немытого тела и запах многолетнего перегара.

Вор оборачивается на звук открываемых дверей. Длинные засаленные, седые волосы, черное от грязи лицо, порванная, жуткая одежда и трясет его как в лихорадке.

— Вы не понимаете… пожалуйста… мне надо… это лекарство… хоть стопочку налейте! Будьте людьми! — говорит он, плюхаясь передо мной на колени.

Его голос… этот взгляд…

Меня словно кто по голове ударяет. Очень медленно приходит узнавание. И следом неверие.

Быть этого не может!

— Сергей… — озвучиваю свою безумную догадку.

— Да я Серега, — кивает радостно. Потом замирает. Долг на меня смотрит. Сморкается в рукав грязной куртки. — Манька чтоль? — падает с колен на пол. Протирает глаза. — Или не? Мож нальешь по старой дружбе, а? — улыбается, показывая ряд черных, гнилых зубов.

Глава 58

Узнать самоуверенного холеного Сергея из прошлого в этом спившемся мужчине очень сложно. Далеко не сразу до меня доходит истина. Вначале я стою и моргаю, растерянная, обескураженная.

— А вот и полиция, — сзади раздается голос охранника. — Пойду встречу.

Парень выходит, второй охранник остается со мной.

— Вы и без меня справитесь. Пусть забирают, — резко поворачиваюсь и направляюсь к двери.

Мне нечего тут делать.

— Стой! — для своего состояния Сергей очень проворно хватает меня за руку.

— Отпусти! — брезгливо морщусь.

— Жизнь тебя не изменила, все так же кривишь рожу от меня, — едкий смешок обдает смрадом.

— Полиция с тобой разберется, — выдергиваю руку.

— А я ведь могу быть тебе полезен, — облизывает потрескавшиеся, пересохшие губы.

— Ты? Не смеши, — презрительно одергиваю плечом.

— Неужели не хочешь узнать, как стала участницей одного большого розыгрыша? А подробности про Кольку, за которым ты как мартовская кошка бегала? А про братца своего? Ох, Манька, я столько всего знаю… — мутные глаза, алчно блестят.

Мне бы развернуться и уйти. Но некая неведомая сила заставляет остановиться. Что-то в его пропитом взгляде не дает покоя.

— Думаешь, я тебе поверю? — в своих же словах улавливаю сомнение.

— Ага, — громко икает. — Уверен.

— Оставьте нас. Звук выключите, — говорю охраннику.

— Мария Михайловна, может, не надо, — парень сомневается. Топчется неуверенно на месте.

— Будь по близости. Все будет хорошо, — киваю. — И задержи полицию. После моей беседы, пусть заходят.

— С полицией ты решишь, — едко шипит Сергей, после того, как мы остаемся одни. — И бабла мне подкинешь.

— Посмотрим, насколько твоя информация ценна, — сейчас с ним торговаться не вижу смысла. Пусть говорит.

— Мне нужны гарантии! — скрещивает руки на груди.

— Выкладывай, Сергей. Без препирательств. Иначе я повернусь и уйду. Сейчас ты от меня зависишь, — говорю безучастным тоном и сажусь на маленький угловой диван.

— Ох, ты посмотри, какая деловая стала. Мань, ты так тряпкой и осталась, не корчь из себя не пойми кого, — мерзко хохочет.

— Я ухожу, — поднимаюсь и направляюсь к двери.

— Стой! Я это… пошутил… — испуганно вопит. — Во рту со вчерашнего вечера ни капли. Вот и несу чушь… я это… рад встрече…

— Угу… выкладывай, свою ценную информацию, — останавливаюсь.

— Зря ты со мной не осталась. Как мы могли сейчас жить, — Сергей вздыхает, и смотрит на меня тем взглядом из прошлого.

— Ты сам выбрал этот путь. И нечего меня приплетать.

— Бабки голову вскружили. Матушка отправилась к праотцам. За ней батя. Я унаследовал их капиталы, ну и крышу снесло. Гулянки, девки, дружбаны, опомнился, когда на какого-то прохвоста хату переписал, а сам очутился в ночлежке с бомжами, — он садится на пол, хватается пятерней за засаленные волосы. — Вот если бы была ты, то у меня был бы стимул. Ты бы меня сдерживала…

— Легче всего винить кого-то в своих неудачах, — пожимаю плечами. — А по факту, это ты сам пришел к такой жизни. У тебя было все, но ты выбрал дурман.

— Я любил тебя! Реально запал! А после я заглушал утрату! А Людка даже на бледную твою копию не тянула, потом зараза еще и предала… Это она подослала того хмыря, который у меня хату отжал, — он брызжет слюной, говорит невнятно, его начинает трясти.

— Какая Люда? — хмурюсь.

Догадка мне совсем не нравится.

— Сеструха твоя. Кто ж еще…

— А она каким боком?

— Манька, скок время пролетело, а ты ни сном, ни духом, как тебя вокруг пальца обвели, — лыбится. Чувствует свое превосходство.

— Конкретней, — даже делаю шаг в его сторону.

— Людка тебя ненавидела. Всегда. Уж не знаю, чем ты заслужила такую ее «любовь» она в подробности не вдавалась. Но во многом она была генератором идей. Опозорить тебя на моей днюхе, полностью ее задумка. А я и не спорил. Уж слишком ты тогда мне в душу наплевала. Я для тебя все, а ты меня оттолкнула. Как же пить хочется, — он издает противный звук, и дергает себя за нижнюю губу.

Подхожу к столу, наливаю воду из графина. Протягиваю ему стакан.

— Продолжай!

— Ты когда нас познакомила, я и не запомнил малолетку. Она нашла меня сама. Стала лить в уши, какая ты стерва. Говорила, что ты мужиками вертишь, разводишь их на бабки и бросаешь. Что проучить тебя надо. Я тогда на ее лепет не обратил внимания, выгнал, наорал. Но она периодически названивала, порой и сама появлялась и все капала на мозги.

— Почему ты мне не рассказал, когда мы еще дружили?

— Ой, а зачем мне в ваши бабские разборки было лезть? — машет рукой. Ставит пустой стакан на пол. — А вот когда ты стала меня отшивать регулярно, Людкины байки мне стали в мозгу заседать. Она плела, что мол, ты так меня измором берешь. Ждешь, пока на все буду готов, лишь бы к себе подпустила, а у тебя в разработке еще парочка пацаков. И что я как лох уже выгляжу. А потом, ты тогда унизила меня дома. Я тебе про любовь, ласки просил, а ты меня… — вздыхает. — Вот я и озверел. Людку вызвал. Слушал ее россказни, сатанел. Даже не заметил, как на ее план мести согласился. Манька-тряпка, кстати прозвище тоже она придумала. Она мечтала, чтобы ты стала изгоем. Так и вышло. Но тут появился Колька…

— И ваш план дал трещину.

— Ты была счастлива с другим! Думаешь, мне легко было на это смотреть?! — скалится.

— Поэтому ты решил все разрушить? — говорю глухо.

— Не я, вот реально, я б сам на такое не решился. Я уже понял, что тебя потерял. Но Людка, она реально как фурия вездесущая. Она с Глебкой снюхалась. Тот по тебе сох, как и я, попал в твои сети. А я уже присоединился к ним, когда твой Колька меня унизил. Когда перед всем институтом на коленях ползать заставил. Он меня сломил! Понимаешь! — кричит, брызгая слюной.

— Он заставил тебя извиниться за содеянное. Также публично, как ты меня унизил, — ноль эмоций в голосе, и лишь нарастающая боль в груди.

— Для пацана моего статуса — это крах! Баба ты, не понимаешь! И я хотел мести! Понимал, что со мной не будешь, но и чтобы ты счастлива была, не мог допустить!

— Мужской поступок, Сергей. Ничего не скажешь.

— Фотки Кольки с бабами я замутил. Нашел парня, который в этой теме шарил, он из старых кадров конфетку слепил. А видео он тоже отредачил. Девку, которая тебе про и роман докладывала, тоже я нашел!

— Ты наверно так собой гордишься, — смотрю на него, не скрывая отвращения.

— Я мстил. И было за что. А вот сцену в том номере, уже Людка придумала. Так что когда ты Кольку застала, он видел десятый сон. Лошок храпел, а в это время в его номере такое представление разворачивалось, — смеется. — Но согласись, мы хорошо все провернули. Четенько! Не прикопаться!

— Это же не все, — с виду я превратилась в камень, в то время как ужасающая правда, подобно раскаленной лаве доходит до воспаленного мозга.

— Ты права, не все, — на губах Сергея блаженная улыбка.

Он ни сколько не раскаивается. Ему доставляют удовольствие эти грязные воспоминания.

Глава 59

— Продолжай, — я не чувствую под собой ног. Стараюсь внешне выглядеть невозмутимой.

Пусть выложит все, а дальше я буду впитывать и осознавать… Но перед Сергеем я не покажу свою боль и слабость, достаточно. Он не увидит моих страданий.

— Тебе понравилось имя сына? — спрашивает с такой же едкой ухмылкой.

— Имя как имя, — пожимаю плечами. — Или ты думаешь, из-за одной гниды я теперь всех Сергеев должна ненавидеть?

Мой ответ явно ему не нравится. Не такого ожидал.

— Но я, согласись, особенный! И ты, называя ребенка моим именем, всегда меня вспоминала. Все что между нами было!

— А между нами ничего не было. Я забыла тебя и не вспоминала, — смеюсь.

Он будто меньше становится, сжимается весь.

— Но как… я ведь… такое не забывают…

— Это тебе Людмила в уши наплела? — высказываю свою догадку.

— Мы с ней вместе придумали. Она когда узнала о твоей беременности, мне сообщила. И тогда я условие Глебу поставил, что если все заканает и он на тебе женится, то пацана вы Сергеем назовете. Чтобы ты ни на секунду меня не забывала. Глебу же ухватился за эту идею, потому как думал, что ты до конца не сможешь полюбить сына и быстрее Кольку из головы выкинешь.

— Посмотри на себя, — окидываю его уничижительным взглядом. — У тебя с моим сыном ничего общего нет и быть не может. Наоборот, когда появился мой Сергей, он излечил меня от воспоминаний прошлого. Я полюбила его всем сердцем, и на негатив не осталось места.

— Глеб тоже к пацану проникся, — чешет небритую щеку. — Базарил мне, мол теперь это его пацан и пофиг, что кровь не его течет. Тогда еще над ним дураком ржал. Подкалывал, что подгузники сыну врага меняет. Ты Глеба изменила, подкаблучником сделала, он помешался на тебе. Аж бесил, — вытирает губы от брызжущей слюны. Долго на меня смотрит, — Я бы тоже мог как он.

— Тебе ничего не мешало завести семью, а не прожигать жизнь.

— Мешало! — вскакивает с пола. — Ты и воспоминания. Ты мне всю жизнь поломала! Я вначале за вами следил. Видел, как вы закупаетесь продуктами, сидите в ресторанах, гуляете с сыном в парке. Много раз хотел подойти и открыть тебе глаза, чтоб ты поняла, за кого вышла! — скалится.

— Так почему не подошел?

— Глеб мне платил. Исправно. Каждый месяц. Потом приказал уехать из города, чтобы я глаза не мозолил. Когда я все потерял, он остался единственным источником моего дохода. Но сейчас он пропал. Уже несколько месяцев не платит! И я больше молчать не буду!

— Не молчи, — стискиваю руки в кулаки. Сдерживаю нахлынувшие эмоции.

— Бабло не капает, так что Глеб пусть теперь офигевает от последствий. Вряд ли ты с ним останешься после всего, — нервно смеется. — Брата твоего ведь он тоже того…

Замолкает и смотрит на мою реакцию. А у меня челюсть медленно ползет вниз.

— Славика… — во рту мгновенно пересыхает. Больше ничего сказать не могу…

Я винила Колю… винила себя, что спуталась с убийцей…

— Твой братец нам как кость в горле был. Все вынюхивал. Нас спасло, что он к тебе бежать не спешил с рассказами, хотел больше инфы собрать.

— И вы его… — ком в горле становится больше.

— Не я. Глебка с Людкой так решили. Но если что, прибил его именно твой муженек, — Сергей хохочет.

— Вы просто приговорили молодого парня к смерти, потому что он вам мешал? — не удается скрыть эмоций.

— Ты же поверила, что это сделал Колян, так мы чем хуже! — сморкается в рукав своей грязной куртки.

Я действительно поверила… потому как Коля его нашел. Он был около трупа… Глеб привел мне очень много доказательств его вины. Он буквально засыпал меня ими.

Это все случилось в тот момент, когда еще не вышла за Глеба. Меня снова начали одолевать сомнения. Я хотела поговорить с Колей. Посмотреть ему в глаза, даже допускала мысль рассказать о ребенке.

Тогда мне позвонил Славик, сказал, что должен рассказать важную информацию. Так и не рассказал, его путь прервался… а ведь он только начинал жить…

Не знаю, как у меня получается не завыть в голос перед Сергеем.

— Мань, этот пацан засунул свой нос слишком глубоко. Он один мог все разрушить. Людка кстати не сомневалась ни минуты. Сказала если надо, значит действовать следует быстро и решительно.

В этот момент, я ненавижу себя, гораздо больше, чем Сергея. Я позволяла столько лет водить себя за нос. Верила монстрам, и очерняла человека, которого безжалостно подставляли.

Только не могу я вернуть время вспять. Не могу ничего изменить в прошлом.

Под маской сестры, скрывалась дьяволица. Почему? Откуда столько злости, подлости? Что я ей сделала?

— Гордишься делами прошлых лет? — скрещиваю руки на груди и смотрю на него как мешок с фекалиями, кем он и является.

— Есть, что вспомнить. Жизнь била ключом не то, что сейчас, — грустно вздыхает.

Он сожалеет, что все в прошлом. И ни в чем не раскаивается.

— Воспоминания — единственное, что у тебя останется, — поворачиваюсь и направляюсь к выходу.

— Эээ… стопэ… А мы ж это договаривались! Ты говорила, нальешь, все уладишь! — на лице растерянность и страх.

— Конечно, улажу, Сергей. Можешь не сомневаться.

— Кинуть меня решила! — он брызжет слюной.

Я не отвечаю. Покидаю кабинет. Направляюсь к начальнику охраны. Он мужик из органов. Практически всю жизнь там проработал. Закрыть Сергея надолго много не будет стоить. Он уже стал отбросом общества.

Потом заканчиваю дела магазина. Все делаю на автомате, а в голове раз за разом прокручиваю разговор. Осознание… оно очень тяжело дается…

И лишь одна мысль пульсирует в голове — я обязана поговорить с Колей.

Мне необходимо его увидеть.

Ищу в интернете новости о нем. Кроме того, что он продал сеть своих стоматологических кабинетов, больше толком ничего нет.

Паулина! Они же с ней общались, или были вместе. Сейчас это не имеет значения. Надо с ней связаться.

Звоню. Номер ее телефона я почему-то сохранила. Только он отключен.

Вбиваю в поиск ее имя фамилию. То, что выскакивает в заголовках, заставляет мои глаза вылезти из орбит.

Я стала вдовой… и ею меня сделала именно Паулина.

Глава 60

— Пришла поблагодарить? — взгляд Паулины пустой, безразличный. — Не стоит. Живи и радуйся.

— Я пришла за правдой, — в комнате пахнет отчаянием, горем, плесенью.

Мне пришлось постараться, чтобы к ней попасть. Но деньги в нашем мире многое решают.

Возращение в город, в котором я познала счастье, предательство и горе далось тяжело. Но после открывшихся новостей, я не могла сидеть на месте.

Хотела позвонить сестре, узнать, за что она так. Но остановила себя. Такой разговор нужен с глазу на глаз. Мне надо смотреть на нее, увидеть ненависть, которую я не замечала. Придет время, и я припру ее к стенке. Она во всем сознается. Но вначале у меня есть куда более важные дела. А разборки с Людмилой могут подождать.

Сестра сейчас чувствует себя неплохо. Насколько знаю от отца, лечение ей помогло. Как сейчас складывается ее жизнь, не знаю. Высшие силы уберегли меня от контактов с ней эти годы. Видимо, подсознательно я что-то чувствовала.

Правда про Колю, придавила меня к земле. До сих пор капля за каплей приходит осознание, чего меня лишили, во что я верила и как глупа была. Почему я не поговорила с ним?! Почему доверилась Глебу?! В этом я буду винить себя всю жизнь, но назад ничего не вернуть.

Дико понимать, что у меня в руках было все, что надо женщине. А в итоге всю молодость я провела с убийцей и лжецом… Я называла его мужем… уважала…

Ощущаю себя такой грязной. От этого уже не отмыться…

Коля… я понимаю, что все уже потеряно. Ничего не вернуть. Но я безумно хочу его увидеть. Попросить прощения. Познакомить с сыном, если он этого захочет.

Я лишила его ребенка! Сколько всего содеяно…

— Слушай правду… с кем жила, — у Паулины на лице появляется хищное выражение.

Она рассказывает, что с ней сотворил Глеб, как уничтожил ее родителей…

Правда продолжает нещадно избивать острыми отравленными иглами.

Жизнь красивой молодой девушки, закрытой за решеткой, лишенной всего — это хождение от одного испытания к другому.

И началось все с Глеба… с его смертельных сетей.

Если я считала свою жизнь адом, то я глубоко ошибалась. У Паулины вообще беспросветная чернота. И в будущем ей не светит ничего хорошего. Я говорила со следователем.

Она хладнокровно убила Глеба. Нанесла семнадцать ножевых ранений. Сама пришла в полицию и созналась.

Когда сбежала, я читала в новостях про скандал, который разразился вокруг него. Радовалась, что на какое-то время могу выдохнуть. Ему сейчас не до меня. Но потом все затихло. Бизнес Глеба продолжал работать. И я поняла, что с его связями до него не доберутся. И молила небеса, чтобы он не стал меня искать. Шли дни, недели, месяцы, муж не появлялся. И я решила, что ему не до нас. Окунулась в новую жизнь, старалась вычеркнуть из нее прошлое, Глеба и Колю…

Я читала в новостях, что Колю арестовали… Первой мыслью было сорваться и приехать. Но я себя остановила. Я бы примчалась прямо к мужу в руки… И тогда бы уже не вырвалась. Останавливало меня и осознание его предательства… Я ведь не нужна ему… За эти годы эта мысль плотно проросла во мне и соседствовала с извечной любовью.

Потом из новостей я узнала, что его отпустили. Мысленно пожелала ему всего хорошего. Закрыла свою любовь на тысячи замков и, сцепив зубы, окунулась в свою реальность. Запретила себе интересоваться новостями из родного города. Мне надо думать о сыне, о его будущем… Мне надо начать жить и прогнать призраков прошлого.

Но я ведь не знала правды…

Если бы не Сергей, пребывала бы и дальше в неведении…

— Мы боролись и долго… Не всегда успешно. Казалось, вот она победа, уже практически у нас в руках, — Паулина смотрит невидящим взглядом перед собой, — А потом бац, и он снова нас обставлял. В очередном таком столкновении, он сбежал за бугор. Мы его искали… но были и другие сложности, — она отворачивается. Долго молчит, словно подбирает слова. — В общем, не совсем до него было. А потом он появился внезапно, и сделал то… после чего я поняла, вся эта война — сплошная бессмыслица. Его надо остановить другим путем. Он снова был на коне, снова под прикрытием своих чиновников, и ничего не боялся, он считал нас сломленными и не опасными. Расслабился. Я пришла к нему в дом. Сыграла раскаявшуюся и до сих пор влюбленную идиотку. Он повелся. Ну а дальше в ход пошел кухонный нож. Не жалею. Не раскаиваюсь. Мне стало легче… — на губах играет полубезумная улыбка. На меня она по-прежнему не смотрит.

— А Коля? Где он? Что с ним? Почему не могу его найти? Он словно пропал.

— А ты не ищи, — фыркает. — Живи своей жизнью. Теперь тебе ничего не угрожает. Еще и как вдова наследство Геба получишь. Не жизнь, а сказка, да, Машка?

Глава 61

Николай

— А картина не меняется, — голос Артема раздается над ухом. Он и не слышал, как друг вошел. — Ты еще долго собираешься себя хоронить заживо?

— Отвали, — Николай демонстративно отворачивается.

Нет желания видеть, тем более, его слушать.

Почему друг не может оставить его в покое? Зачем его держат тут? Уединение — это все чего он сейчас хочет. Снять где-то домик на отшибе и влачить свое существование. Все! Неужели это так много?! Но даже этого его лишают!

Потому приезд друга поднимает в душе лишь волну раздражения.

— И не подумаю! Коль, жизнь не закончилась. Врачи говорят, и я точно так же считаю, чтобы выкарабкаться, тебе надо этого захотеть! Без желания все усилия будут напрасны!

— А я вот не хочу! Сколько еще раз тебе повторять! — у него нет желания даже повышать голос.

Апатия и боль… не физическая, а куда хуже, та, что разъедает душу, заставляет его каждую секунду погибать, но не добивает до конца, заставляет раз за разом переживать все снова, осознавать свою беспомощность.

— Дурак ты, Коль. Жизнь не для того дана, чтобы от нее отказываться. В твоей ситуации нет ничего невозможного. Все еще у тебя будет, только очнись и возьми это!

— Отвали! Сколько тебе еще это повторять?! — Николай зажмуривается.

Невыносимо слушать проповеди Артема. Сколько можно?!

— Я тебе сказал, что не успокоюсь, пока тебя в чувства не приведу! И я пойду на все! — обходит кровать с другой стороны и заглядывает ему в глаза.

— Что Лере расскажешь? Притащишь ее ко мне?

При воспоминаниях о сестре, нечто теплое и болезненное зажигается внутри. Он любит сестру и скучает. Но это был сознательный выбор, уйти в закат. Придумать легенду, чтобы Лера не волновалась. Ей нельзя. Она сейчас на последних месяцах беременности. У них с Артемом будет малыш. Друг заслужил свое счастье. И Коля за них рад. Спокоен. Теперь он имеет право остаться один на один со своей болью и… воспоминаниями. Только они его и держат на этой грешной земле.

А потом раскаленной, черной лавой приходит осознание — все потеряно. Ничего уже не будет. И если он любит Манюню… а она, как и прежде является для него всем, то он обязан исчезнуть и не портить ей жизнь. Смириться с тем, что никогда не увидит сына, не посмотрит в ее колдовские глаза. Она не заслуживает тащить на себе такой крест. Да и забыла она его давно, что правильно. Она должна жить дальше, найти достойного мужчину. Он хочет, чтобы Манюня улыбалась, пусть не ему, но была счастлива.

Николай продал бизнес. То, что начинал с нуля, чем жил долгие годы. Любимое дело, его детище. Теперь толку от всего нет. Еще один удар. Любимая профессия навсегда осталась в прошлом. Как и вся его жизнь.

Большую часть денег он отдал Артему, чтобы друг нашел способ, как передать деньги Манюне. Любимая не должна ни в чем нуждаться. Пройдет время и Артем придумает как сделать это так, чтобы имя Николая никак в этом не фигурировало.

А больше он ничего не может. Он ни на что не способен… Овощ… гниющий в заточении…

— Я тебе дал слово. Его сдержу. Хоть и не одобряю, — друг тяжело вздыхает. — Мне приходится врать жене. Рассказывать сказки, как ты отлично устроился на новом месте.

— Я и сам звоню, Лере. Ее спокойствие для меня очень важно.

— Неужели? — Артем заводится. — А я думал, тебе уже на всех и на все плевать! Ты ж все решил, похорони себя. Так чего о ком-то переживать?

— Ты меня утомил. Мне нужен покой, — отмахивается.

— А вот этого ты не получишь! Даже не надейся, что я от тебя отстану! — Артем не унимается.

— Не знаю, за что мне еще и это… Вцепился как клещ, — Коля фыркает. — Лучше займись Паулиной. Ее надо вытащить! Это неправильно! Там должен был быть я! — еще одна его боль.

Он никогда себе не простит трагедии, приключившейся с Паулиной. Подруга взяла на себя роль палача, слетела с катушек. А все из-за Коли.

Она убила Глеба, а триггером был Николай. И как с этим жить? Осознавать, что ничего не сможешь сделать? Такова реальность — последующие годы она проведет за решеткой. Ее жизнь будет проходить мимо, и нет никакой надежды на счастье.

— Коль, я не всесилен, — голос Артема звучит глухо.

При всем их общем желании, Паулину вытащить не получится. Это осознание всегда будет отравленной петлей сдавливать их шеи.

— Так сделай, что можешь. Придумай! — пустые слова, он это прекрасно знает.

Только все равно до вынесения приговора отказывается верить. Надеется на чудо.

Ему ли не знать, что чудес не бывает…

— Работаю над этим, — друг опускает взгляд.

Все ясно, не хочет его расстраивать и озвучивать то, что черным маркером написано у него в глазах.

— Зачем она угробила свою жизнь! Кто ее просил? — не вопросы… возглас отчаяния…

— Он в очередной раз перешел черту, — Артем трет виски. Дышит тяжело, словно в палате не хватает кислорода. — Она видела, в каком ты состоянии! Ради нее, ради ее жертвы, ты должен жить! — друг заходит с другой стороны. Вот неугомонный, не сдается.

— У тебя со зрением все хорошо? Ты меня видишь? Убирайся, Артем, — разговор вскрывает свежие раны. Слишком много боли… невыносимо…

— Нет ничего непоправимого, — заявляет уверенно друг.

— Я превратился в немощного уродливого старика! Довольно отрицать очевидное! Лучше бы Глеб два года назад бил прицельнее. Или в этот раз уже довел дело до конца. Но меня же спасали! Для чего?! Я просил?! — терпение его лопается, сознание затапливает агония.

— Не смей такое говорить, идиот! — Артем берет его за грудки и встряхивает несколько раз. — За жизнь надо бороться! И мы все боролись за тебя! Ты не имеешь права от нее отказываться!

— У меня нет жизни! Как ты не понимаешь! — Николай отталкивает друга.

Два года назад нож Глеба едва не задел сердце. Врачи долго вытаскивали его с того света. Николай остался жить, только последствия удара сделали его немощным. Глеб задел нервные окончания и руки Николая плохо слушались, тряслись, как у древнего старика. Он даже не мог держать кружку в руках. Его кормили с ложечки! Как взрослый, молодой мужик мог это выдержать?

Потом стало немного лучше. Артем отправлял его на реабилитацию, выискивал новых специалистов. Лере он бессовестно врал, что идет на поправку и все в норме. Просто дела не дают приехать в город. Сестра знала про нападение, но Коля сделал все, чтобы она поверила в его выздоровление. Они часто общались по телефону. Лера была его лучиком света, всегда поднимала настроение. Николай не мог омрачить ее жизнь своей правдой. Сестра после долго пути наконец-то обрела свое счастье.

Но это были далеко не все злоключения, выпавшие на долю Николая. Глеб появился в жизни Николая внезапно. Он думал, что немощный он больше не интересен бывшему другу. Ошибся.

Глеб поджег палату, в которой Николай лежал, проходя очередную реабилитацию. Его зачем-то спасли. Вытянули из огня… Зачем?! То, что от него осталось, человеком назвать можно с огромной натяжкой.

Паулина тогда не выдержала и разобралась с Глебом. Так, как она считала правильным. Результат — полностью перечеркнутая жизнь. Она этого не заслужила!

А вот Николай заслужил. Это ему расплата, что не уберег Манюню, что не остановил Глеба вовремя. Николай принял свою ношу. Сейчас он лишь хочет, чтобы ему дали доползти до конца своего существования. Оставили в покое. Он ведь просит так мало! Но даже этого не получает.

— У тебя есть жизнь, Коль! — от звука любимого голоса он вздрагивает.

Вначале не верит. Галлюцинации. Слишком долго думал, мечтал.

Медленно поворачивает голову… она стоит в дверях… совершенная, невероятная, любимая…

И тут же бьет осознание… Она его видит! Таким!

— Артем, твоя работа?! — рычит на друга.

— Моя, — тот довольно кивает. — Я же сказал, что пойду на все, чтобы вернуть тебя.

— Пошли вон! Оба! — срывая голос, кричит Николай.

Глава 62

Маша

Я охвачена такой радостью, мир замирает. Есть только Коля, больше нет преград. Правда расставила все по местам. Подбегаю к его постели и расцеловываю. Он крутит головой, отталкивает меня. Все равно… мне необходимо его ощутить, почувствовать, вдохнуть запах, которого я была лишена так много лет.

— Ты что ослепла? Не видишь в кого я превратился?! — только сейчас удается разобрать его крики. До этого я была оглушена радостью встречи.

Когда выходила от Паулины, не добившись от нее ответов, где мне искать Колю, я раздумывала с чего начать поиски. Знала — не сдамся. Из-под земли достану.

Дорогу мне преградил его адвокат. Очень собранный и спокойный мужчина, а глаза сканируют, в душу заглядывают.

— Давно пора вам встретиться. Хорошо, что приехала. Я уже думал за тобой отправляться, — изрек невозмутимо.

У меня в голове ни единого протеста. Пошла за ним, не сомневаясь. Он вызвал мгновенное доверие. Это друг, почувствовала на глубинном, подсознательном уровне.

По дороге Артем рассказал, что с Колей. Поведал обо всех событиях, которых я еще не знала. Как Николай провел прошедшие три года. Почему не захотел видеть ни меня, ни сына.

— К жизни его можете вернуть только вы, — этими словами закончил рассказ.

— Я его не отпущу, — сказала твердо.

И вот я тут, в живописном месте, в горах, вдали от цивилизации. Именно тут расположена клиника. Николая тут удерживают против воли. С ним работают лучшие психологи, только ничего не помогает. Он отказывается от лечения. Считает, что жизнь уже прошла.

Глупый!

— Вижу, Коль, — отвечаю с улыбкой и слезами счастья в глазах. — Совершенный. Мой. Идеальный.

— Не неси чушь! — он груб. Плотно сжимает губы. Держит меня крепко, невзирая на сильную дрожь в руках.

— Я сердцем смотрю. Вижу любимого, — наклоняюсь, хочу поцеловать. Он уворачивается.

Действительно не вижу ничего, кроме родных глаз. Тону в ощущениях, не забытых и таких желанных. Насколько истосковалась, чувствую только сейчас. Все, что было без него — это существование.

Я жила ожиданием встречи, боролась, благодаря осознанию, что он есть в этом мире. Смотрела на нашего сына, и хотела, чтобы когда-то мы стали семьей. Даже себе в этом не признавалась, но именно это глубинное осознание и держало меня на плаву.

— Мне не надо жалости!

— Ты не можешь спутать жалость с любовью, Коль, — вытираю градом льющиеся слезы.

— Это он тебя выдрессировал? — кивок в сторону Артема. — Научил, какой сорт лапши мне на уши вешать?!

— Угомонись и раскрой глаза, — Артем стоит поодаль, скрестив руки на груди. Он слегка улыбается, выглядит очень довольным.

— Коль, я тут и теперь все будет иначе! — говорю, расцеловывая его лицо, игнорируя сопротивление.

— Я не хочу, чтобы ты была тут! Живи своей жизнью! У нас давно все кончено! Я не люблю тебя!

— Врешь, — его слова не отталкивают. — Твое сердце кричит о другом.

Я вижу боль и неверие в его глазах. Но есть то, что ему не удается скрыть, то, что дарит уверенность — мы преодолеем абсолютно все.

— Манюня… — столько нежности в его голосе. В одном лишь слове, заключен целый мир. Наше будущее. — Маш, — тут же исправляется. — Хватит делать вид, что ничего не происходит. Считай, что меня больше нет. Так по факту и есть. Иди своей дорогой и забудь меня, — он старается нагнать холода в голос. Выглядит безучастным. Не получается у него ничего.

— Я так скучала, — беру его правую руку и целую каждый дрожащий палец.

— Уходи, — отворачивается.

Артем говорит, у него пострадало тело. Очень много ожогов. Этого мне пока не видно, только это совсем не пугает. То, что я могу разглядеть — это с одной стороны обгорело лицо, опущен угол губ с левой стороны, виднеются шрамы от ожогов, но он по-прежнему прекрасен. Я не вижу никаких уродств, наоборот, я готова днями и ночами расцеловывать поврежденные участки кожи. Это ведь мой Коля! Мой! Иначе уже не будет!

И руки — его еще одна боль. Он лишен любимого дела, чувствует себя беспомощным. Но ведь это не так.

— Неужели ты не понимаешь, сила в нас, в том, что мы теперь вместе!

— Мы никогда не будем вместе! Уходи! — он отворачивается, нажимает кнопку вызова врача. — Мне нужен отдых, — сообщает пришедшему мужчине в белом халате. — И не пускайте больше этих! — дрожащей рукой показывает на нас с Артемом. — Прощай. Больше не желаю тебя видеть. Ничего больше не осталось, — зло говорит мне.

— Ошибаешься. И я это тебе докажу.

Я прихожу каждый день. Меня никто не остановит. Я рассказываю ему о своих чувствах. Как думала о нем. О своей работе. Говорю обо всем и игнорирую злые слова в ответ. Я знаю, что смогу разбить кирпичную стену, которую он так тщательно возвел вокруг себя. Я слышу его сердце — это главное.

Коля сначала меня прогоняет. Через несколько дней, осознав, что его попытки безуспешны, он избирает тактику игнора. Молчит, словно я пустое место. И это для меня не проблема. Я приношу ему еду. Укрываю одеялом и любуюсь, бесконечно смотрю на родного человека. Он прекрасен, для меня он идеал, и всегда им останется.

— Чего ты добиваешься? — как-то раз он не выдерживает молчания. — Ничего не изменится. Я не буду с тобой! Нет больше чувств! Меня нет! Нас нет! Ничего нет! Пойми ты это!

— Мы есть, пап! — услышав девичий голосок, Николай вздрагивает. Смотрит не моргая на порог. Мотает головой. — Ты нам нужен! — девочка делает несколько несмелых шагов к его постели.

— Неужели не хочешь познакомиться со своим сыном? — Сергей держит малышку за руку и идет вместе с ней к отцу.

— Ты совсем спятила! Притащить сюда детей! Пугать их! — шипит на меня.

— Ты забыл, что ты отец. Ты нужен своим детям! — говорю, ничуть не смутившись.

— Очень нужен! — подтверждают Эльза и Сергей.

— Уходите! — его излюбленное слово уже звучит не так уверенно и гораздо тише, чем обычно.

— Неа! — хором отвечают и запрыгивают к нему на постель.

— Это еще не все новости, — ловлю его взгляд.

— Не все? — шепчет растерянно.

— Коль, — кладу свою руку, поверх его и Сергея. — Ты станешь моим мужем, немедленно.

— Что? — он часто-часто моргает. Не верит, что все происходит в реальности.

— Я не спрашиваю. Ставлю перед фактом, — ловко одеваю ему на безымянный палец кольцо.

— Отмазаться не выйдет! — в палату заходит Артем в сопровождении мужчины в строгом костюме. — Пришло время прощаться с холостяцкой жизнью, дружище!

— Сумасшедшие… вы все… — бурчит Коля, а глаза бегают, от меня к кольцу и останавливаются на счастливых лицах детей.

— Мы с тобой, папа! — радостно вскрикивает Эльза и обнимает Колю за шею.

Сергей смотрит на меня, подмигивает. Именно сын придумал этот план, когда я ему рассказала все.

— Отказываться не вариант, отец, — Сергей поворачивается к отцу, одаривая того волевым, упрямым взглядом.

Глава 63

Два месяца спустя…

— Я не отпущу тебя одну! — Коля зарывается носом в мои волосы. Прижимает меня к себе так крепко, что кости хрустят. И при этом все равно нежно.

Целует шею, таю, тихо мурлычу.

Прошло два месяца, а мне еще не верится, что мы вместе.

Далеко не все идет гладко. У Коли бывают срывы, возвращается его состояние: «Все пропало». Он вновь пытается меня выгнать. Но с каждым разом эти приступы длятся все меньше. А потом он, раскаявшись, прижимает меня к себе и не отходит ни на секунду, и бесконечно просит прощения.

Коля проходит реабилитацию. На ближайшее время назначены операции, которые частично уберут следы ожогов.

С сыном их отношения крепнут день ото дня. Сергей очень по-взрослому воспринял правду. Стремиться узнать отца ближе.

— Столько лет потеряно, я хочу знать о нем все! — не раз повторяет мне. — Мама, мы так ему нужны!

Про Глеба сын не вспоминает. Словно и не было этого человека в нашей жизни.

Но он был… увы. Глеба уже нет на этом свете, а последствия его поступков мы до сих пор ощущаем. Словно его пропитанный смрадом дух, все еще витает над нами.

Еще до того как приехать первый раз к Коле, я встретилась с его женой. Поговорила с ней по душам. Объяснила, что нельзя манипулировать ребенком и лишать девочку отца. Марго узнав про случившееся с Колей изменилась в лице. Во многом признала свою вину.

— Я чувствовала его нелюбовь… тебя, ты всегда стояла между нами… — сказала устало.

Она развелась со своим новым мужем. Максим, брат Коли залез в очередные долги, спутался с опасными людьми и в итоге загремел под следствие. Марго пошла работать. Не препятствует встречам Коли и Эльзы. Думаю, в данной ситуации это лучший исход. Коле нужны его дети. И я приняла малышку, полюбила всем сердцем. Ведь она частичка Коли!

Мы с ним пытались научиться жить друг без друга.

Ничего не получилось. Сейчас как никогда осознаю, что не можем мы существовать вдали. Мы одно целое, этого не изменить. Теперь я готова сражаться за свою любовь и никакие трудности меня не остановят. Я знаю, пусть эта дорога тернистая, но она выведет нас к счастью.

Сейчас я собираюсь расчистить еще один тернистый куст на пути к иной жизни.

— Я должна это сделать одна, — провожу рукой по его обожженной щеке.

Разряды тока пробегают по пальцам. Мне постоянно мало его прикосновений, поцелуев, не хочется терять ни секунды.

Хоть Колявсе же не принял моего предложения. Заупрямился. Не захотел жениться в плате.

— Я сам понесу тебя к алтарю. Будет только так и никак иначе, — сказал тогда.

И я поняла — это уже победа. Он будет лечиться. Я уничтожу все его сомнения. Пусть не сразу, но мы справимся с ними.

Кольцо мое он не снял. Периодически говорит, что он мне такой не нужен. Но это все мелочи. Я вижу, как Коля стремиться вылечиться, сам ищет врачей, постоянно занимается, интересуется новыми методиками. Он оживает.

— Я теперь всегда буду рядом, — переплетает наши пальцы.

— Ты и будешь, я ведь чувствую твою поддержку. Но этот шаг я обязана сделать сама. Мне надо, — взглядом пытаюсь передать то, что словами сложно объяснить.

Он вздыхает. Кивает. Снова обнимает, целует, долго, нежно, страстно, так что на время забываю, почему мы стоим на окраине незнакомого города у обшарпанного подъезда.

— Если что, только позови. Мигом примчусь! — открывает передо мной расписанную неприличными словами дверь.

— Знаю, — делаю шаг, в нос ударяет смрад нечистот.

На лифте ехать не решаюсь. Поднимаюсь пешком на последний девятый этаж.

Звонок не работает. Стучу в дверь. Тишина. Еще раз. Ответа нет. Толкаю дверь. Она не заперта.

На полу валяются разорванные коробки, пустые пластиковые бутылки, еще какой-то мусор. Создается впечатление, что я попала на свалку.

Прохожу по коридору. В комнате дверей нет. На разваленном, старом диване сидит моя сестра. Она обхватила голову двумя руками и раскачивается из стороны в сторону.

— Люд… — горло сдавливает.

Я сто раз репетировала, как начну разговор.

Артем помогал нам собирать информацию про мою сестру. Рассказывал, что с ней приключилось за это время. Но я все равно к подобному не готова.

Она замирает. Очень медленно поднимает глаза.

Людмила сильно изменилась. Даже не постарела, а скорее высохла. Кости обтянутые серой сморщенной кожей. Она младше меня, а выглядит как старуха.

— Машенька, ты приехала! А я так тебя искала! Ты мне так нужна! Сестренка, — по щекам катятся огромные слезы, — Помоги мне!

— Что случилось? — ответ я знаю. Спрашиваю, чтобы услышать ее версию. Хочу знать, какую ложь она мне скормит.

— Мама, отец, наши сестры и братья… Они все от меня отказались… Я никому не нужна… меня так предали… Сестренка, если бы ты знала, сколько всего со мной приключилось…

Она встает, нетвердой походкой идет ко мне, тянет руки. Хочет обнять.

Отскакиваю в сторону. Не смогу вынести ее прикосновений.

— Ты чего? — смотрит на меня удивленно. Даже плакать перестает.

— Все это, — обвожу рукой убогую комнату, — Результат твоих обманов и предательств.

— Что? — повторяет, хмурится.

— Люд, хватит играть в заботливую сестру. Пришло время сбросить маску.

— Маш, кто тебе наговорил этих глупостей! А ты тоже хороша! Нашла время! Видишь, как мне плохо! — заламывает руки, кусает губы, закатывает глаза. — Неужели тебе меня не жалко?! Кто как не ты протянет мне руку помощи!

— Не жалко, Люд. Ни капли, — отвечаю без раздумий. — Расскажи лучше, за что ты так меня ненавидишь?

Глава 64

— Я ненавижу?! — делает огромные глаза, складывает руки как в молитве. — Я люблю тебя, Маш! Ты ведь моя сестра, — голос плаксивый, такой искренний.

Раньше я бы не задумываясь поверила. А теперь… теперь я стала другой. Нет у меня к ней сострадания.

— Плохо играешь. Я знаю, что именно ты автор клички манька-тряпка, и всего, что за этим следовало, — смотрю на нее без эмоций.

Боль осталась и она будет со мной. Но я не хочу от нее избавляться, это мой урок, моя наука, чтобы больше никогда не доверяла. Родные предают, и порой гораздо чаще, чем чужие люди — теперь я это на всю жизнь запомню.

— Нет! Нет! И еще раз нет! — она активно трясет головой. — Меня оговорили!

— Ты даже родного брата не пожалела…

— Я любила Славика! — истерично вопит.

— Он раскрыл твои замыслы и стал опасен. Ты не задумываясь подписала ему приговор, — закусываю внутреннюю сторону щеки.

Я справлюсь, у меня все будет отлично, а вот брат… он ушел так и не пожив. И за это никогда не будет ей прощения, и даже капли сострадания она никогда не заслужит.

— Он сам виноват! — лицо сестры преображается за долю секунды. Из страдалицы и кроткой лани, она превращается в искаженное ненавистью чудовище. Вот истинное лицо той, которую я всю свою жизнь называла сестрой.

— Что не стал покрывать твою мерзость?

— Что не стал на мою сторону! Что не понял меня! А я, между прочим, ему первому душу излила! А он хотел мои же откровения против меня запустить! — Людмила пинает ногой валяющуюся посреди комнаты коробку. — Он втерся в доверие, уверял, что на моей стороне, все пронюхал, а потом приказал! Ты слышишь меня ПРИКАЗАЛ все оставить! Он мне надумал указывать! Управлять мной! Не на ту напал!

— А что он должен был понимать? Твою ненависть? Твои козни? — пожимаю плечами.

Такой сестру я еще не видела. Внимательно ее изучаю, чтобы запомнить, высечь в подсознании, и никогда и никому больше не позволить себя одурачить.

— Он тоже страдал! Я думала мы близки по духу! А он… он просто тебя любил… — в последнюю фразу она вкладывает столько ненависти, что я физически ее ощущаю. — Как и все…

— Меня нельзя любить? — выгибаю бровь.

— А за что тебя любить? Какого с тобой все носились еще с детства? — сжимает руки в кулаки, в уголках рта слюна.

— Продолжай, Людмила. Кто это интересно со мной носился? Что-то я подобного не припомню…

— Потому что идиотка! Всегда ею была! Ею и останешься! Знаешь какие первые слова матери я помню? — ее трясет, она неотрывно смотрит на меня, словно хочет взглядом разрезать на мелкие куски.

— Какие?

— «Что ж ты бездарь такая! Посмотри на Машу, она в твоем возрасте уже по огороду мне помогала и посуду мыла, а ты, только и можешь, что сопли на кулак наматывать и в игрушки играться!» А я тогда едва ходить научилась! Я была совсем крошкой! А она уже… вот так… я такой уродкой неполноценной себя ощущала…

— И? Ты прекрасно знаешь нашу мать. Мы жили в абсолютно идентичных условиях.

— Серьезно? — начинает истерически смеяться. — Ты себя слышишь? Да тебя все обожали, соседи, родственники, наш папаша и мамаша, ее новые мужья! Мне тебя ставили в пример. А я всегда была не такая. Ленивая, бездарная, страшная. Да, да, мать не раз говорила мне, что я рожей не вышла, не то, что Маша, вот ее замуж можно будет выгодно отдать. А я никому не нужна, толку с меня нет! В школе все учителя тобой восхищались, скольких усилий мне стоило переломить ситуацию, и сделать тебя посмешищем!

— Так это ты… — протягиваю задумчиво. Вот к школьным годам я как-то Людмилу не приписывала.

— А кто же еще! Я хотела им всем показать, что не хуже! Только все было без толку! Я вначале пробовала помогать матери, но раз за разом слышала, что ты все делаешь лучше. Что ж тогда я стала паршивой овцой в семье, отказывалась делать что либо. И мечтала, что смогу вырваться из этого ада! — она садится на пол, зажмуривается. Бьет ногами по старому паркету. — Но всегда и везде была только ты! Мать тебя хаила, за желание поступить, а всем соседкам рассказывала, какая у нее умная дочь! А про меня только гадкие слова! Ни одного доброго слова за всю жизнь! И эти сравнения! Постоянные! Везде! Куда бы я ни пошла! В магазине продавщицы про тебя спрашивают, все соседи, их дети! Только ты, везде ты! Тебе все давалось легко! Улыбнешься, все тают! А я… всегда в тени, всегда ненужная… Никто, никто меня не замечал! Даже наш всепрощающий папаша, и тот, неустанно повторял, что Машенька его гордость. А я?! Я кто?! Пустое место?! Но ведь и на этом ничего не закончилось! — поднимает на меня заплаканные, полные ненависти глаза. — Ты поступила, а разговоры о тебе не стихали. Тогда я бежала. Пыталась начать жизнь вдали от вас всех. Забыть свое детство, как страшный сон.

— Что ж ты первым делом ко мне приехала?

— А куда мне было ехать? Хотела обжиться, немного встать на ноги, и потом уже уехать в свою жизнь! Тогда я еще верила, что смогу отделаться от тебя, что твоя тень не будет меня преследовать на каждом шагу. Размечталась! — фыркает, хватает себя за давно не мытые, спутанные волосы. — Я увидела, как ты уже намотала себе Сергея. Как парень бегает за тобой хвостом и решает все твои проблемы. Как ты завела дружбу с девками. Ты снова была звездой, хоть и с половой тряпкой в руках! Всегда в шоколаде! Первая во всем!

— И ты решила показать мне мое место? — морщусь. Ощущаю, как потоки грязи Людмилы обступают меня со всех сторон.

— Восстановить справедливость! Я открывала Сергею глаза! И конечно, думала, что после этого всего, смогу занять твое место. Если не Сергея, то найду себе достойного мужчину, который обеспечит все мои потребности. Но он был помешан на тебе. Видел в тебе свою богиню. Скольких усилий мне стоило разрушить этот образ! — вот эти воспоминания приносят ей наслаждение, сестра мечтательно закатывает глаза. — Я посоветовала ему увеличить напор, взять, что ему полагается. Знала, что ты его пошлешь, королевна недоделанная. Ты ж у нас правильная. Мужиков близко не подпускала! Все сработало! Потом по горячим следам, я его добила, уломала на месть. И вроде бы все пошло как надо, справедливость восторжествовала! Но тут появился Колька! — при упоминании имени любимого, у нее по лицу пробегает новая гримаса ненависти. — И это в то время, когда Сергей меня бортанул! Посоветовал уехать как можно дальше. Кинул несколько купюр, и даже не посмотрел в мою сторону, не видел во мне женщину. Я для него была напоминанием о тебе! Снова ты! Везде ты! Я жила в гнилом городе, в бомжатнике, считала копейки, не могла устроиться на нормальную работу, а у тебя снова все налаживалось! Да еще так, что дело шло к свадьбе! Разве могла я это допустить?!

Глава 65

— Конечно, нет, — горько усмехаюсь. — Тебе необходимо было разрушить всю мою жизнь.

— Восстановить справедливость! — истерично выкрикивает. — Ты непотопляема, даже если тебя в кипящее масло кинуть! Я познакомилась с Глебом, который как и они все был влюблен в тебя! Но я тогда не понимала, насколько он болен! — никогда не видела такой концентрации ненависти, как у сестры в глазах. — У нас все вышло! Мы уничтожили вашу сладкую парочку! Ты была в слезах и соплях, Глеб пообещал назвать ребенка Сергеем. Я была уверена, что он тебя загнобит! — закидывает голову назад, предаваясь сладким для нее воспоминаниям. — Только все снова пошло наперекосяк. Глеб озверел в отношении меня. Сказал, если что-то посмею учинить в твою сторону, он меня уничтожит. А он мог… я знала, что к своим целям он идет по трупам. Глеб был безжалостным меркантильным человеком, но это не касалось тебя. Тут ты, идиотка, сама профукала свое счастье. Дай ты ем хоть каплю твоей любви, он бы мир вверх ногами перевернул. Но ты страдала по своему Кольке. А я в то время пыталась его утешить. Стала ему другом. Надеялась, что потом, когда залижет свои раны, он на меня переключится. Только и тут мне не повезло, — вытирает рукавом нос. — После возвращения из армии, он нашел какую-то клушу и женился. Снова я не удел. Серей ушел в глубокий запой, скатывался все ниже. Я выживала как могла. Зависела от подачек Глеба. А ты жила как королева. Снова тебе все нипочем. Здоровый сын, муж, который считает богиней.

Людмила замолкает, ползет по грязному полу в дальний угол. Выдвигает ящик старого комода и достает оттуда мужской потертый пояс. Долго смотрит на него, нежно гладит.

— А потом… — всхлипывает. — Потом ко мне пришла любовь. Я не верила, что это чувство существует. Всегда думала, что главное — это выгодно выйти замуж. Исходя их этих убеждений, и искала себе мужа. Но я встретила Ивана, — прижимает мужской ремень к груди. — Я пропала. Я полюбила так, что свет без него не мил.

Сестра уже не замечает меня. Она всецело поглощена ремнем и своими воспоминаниями. Мне нечего сказать, горло сдавило. Могу лишь стоять и слушать.

— Только и тут судьба не смилостивилась надо мной. Видно ты себе забрала всю удачу. А мы, последующие дети нашей невменяемой мамаши, должны преодолевать сплошные полосы неудач. А Славик… тот вообще не выжил…

Словно плетью бьет своими словами.

— Людмила, ты же сама и подписала приговор своему брату…

Она отмахивается от моих слов. У нее своя правда. Я столько лет была во всем виновата, что иного она уже не воспримет.

— Мой возлюбленный не был богатым человеком. Он жил скромно, работал на стройке. У нас была разница в десять лет. И мне довелось приложить немало усилий, чтобы он оказался в моей постели. На меня мужчины с неба не падали… Они меня вообще не замечали… — снова гладит мужской ремень. — В нашей судьбе с Иваном изначально все складывалось тяжело. У нас на пути стояла его семья! Пятеро детей и клуша жена! — сестра скалится.

— Ты добивалась мужчину, зная, что у него пятеро детей? Сознательно разрушала семью? — спрашиваю. И сама себе же отвечаю, что Людмилу такое бы не остановило. Она способна на любую гнусность.

— У нас была любовь! Он был несчастен со своей клушей! Мне ли не знать, какая атмосфера царит в многодетных семьях! А его женушка, спокойно могла найти себе другого придурка, точно так же как наша мамаша! Все они одинаковые! — плюется словами словно ядом. — Иван был со мной, говорил что любит, но от жены уходить не спешил. Все боялся, как его спиногрызы без отца будут. И бабок на алименты и новую семью не было. А я не могла без него жить, он был мне необходим! Мне нужны были деньги и много, чтобы откупиться от его клуши, чтобы забрать Ивана к себе! Глеб мне столько не дал. Сказал, что если буду наглеть, то он разберется со мной другими способами. А он мог, — ее передергивает. Вижу дикий страх перед Глебом. — Тогда я отправилась к Сергею. Тот уже спустил практически все наследство родителей. Но осталась квартира. И я помогла ему с ней расстаться. А что, — пожимает плечами, — Он бы все равно ее пропил. А мне было нужнее…

Ни капли раскаяния. Скорее, сожаление, что большим не поживилась.

— Как помогло? Отвоевала свое счастье?

— Издеваешься, да? — с силой сжимает в руках ремень. — Ты же всю удачу украла! А мне только горести оставила! Иван послушал меня, обрадовался деньгам, взял часть из них и пошел бросать жену… а она его сковородкой по голове, так приложилась, что он… он… умер на месте… — черные слезы катятся по ее щекам. — Нет больше Ивана! И все из-за тебя! — поднимается с пола. — Потом еще и болезнь на меня навалилась! Глеб помогать не спешил… к тебе лезть запрещал… Потом помог… только толку… болезнь отступила, а Ивана нет, есть долги, которые я наделала… Глеба нет, оплатить их некому. Меня терроризируют и родственники клуши Ивана… У нее оказалась огромная семья неандертальцев в пригороде. Моя жизнь превратилась в ад… Я пробовала пойти по пути Сергея… но не помогает… Кошмары тогда становятся еще сильнее… И это все ты… Ты! Из-за тебя я превратилась в ходячий труп!

В этот момент вижу, как глаза сестры буквально наливаются кровью. Она с несвойственной силой кидается на меня, целится к горлу.

— Сейчас я восстановлю справедливость! Надо было задушить тебя еще в детстве! — шипит.

Я не успеваю испугаться. Людмила отлетает в другой конец комнаты. Сильные руки обнимают меня, вдыхаю родной запах.

— Коля… — шепчу, прижимаясь к нему крепче.

— Я тут был, в коридоре. Все слышал. Не мог тебя оставить. Чувствовал, что может быть опасно.

— Я вас уничтожу! Ненавижу! Вы не будете гореть в аду! — истерически вопит сестра.

— Людмила, ты сама это сделала со своей жизнью. Но ты никогда этого не поймешь! — смотрю на корчащуюся в углу сестру и понимаю, что нет у меня к ней ни капли сострадания. Таких людей нельзя жалеть, ведь они всегда используют наши эмоции против нас.

— Сейчас за тобой приедут, — бросает Коля, подхватывает меня на руки и уносит прочь из этого дома.

— Кто за ней приедет? — спрашиваю тихо.

— Полиция. Она многое наговорила, там есть за что зацепиться.

И только тут до меня доходит, что сейчас происходит невероятное.

— Коля! Ты меня несешь! Твои руки! Поставь меня! — его руки больше не трясутся. Он меня держит сильно и очень крепко, уверенно спускается по ступеням.

— Привыкай, я тебя больше никогда не отпущу!

Эпилог. Маша

Прошло три месяца…

— Манюня! Это что такое?! — Коля стоит в дверях кухни, хмурится, руки упер в бока.

— Да, мама, что это такое? — из-за его спины просовывается голова сына.

— Доброе утро! — счастливая улыбка расползается до ушей. — Уже вернулись. Так бегом в ванную и завтракать.

— Мы о чем договаривались? — не унимается любимый.

— Ой, подумаешь, — машу рукой, и в этот момент ощущаю, что ноги не достают до пола, слишком много счастья…

Вот просто видеть, как мои любимые мужчины стоят утром на пороге кухни. Они вернулись после утренней пробежки.

— Папа же тебе говорил! — Сережа встает на сторону Коли.

— Я хочу сделать вам приятное!

— Сделаешь, если перестанешь вскакивать с утра, чтобы приготовить нам завтрак, — Коля подходит и отбирает у меня нож. — Отдыхай! Ты итак слишком много работаешь! А завтраки на мне. Мы договаривались!

— Не бережешь ты себя, мама, — ворчит сын.

— Это в радость, родные, — горячие слезы текут по щекам. Коля мгновенно собирает их губами.

— И я хочу тебя радовать. Всегда, — горячее дыхание ласкает кожу.

Уже три месяца, как я купаюсь в забое любимого. Парю в небесах и не желаю спускаться на землю. Коля мне этого и не позволяет. Старается угадать любое мое желание.

Мы остались в городе, в который я сбежала ранее. Я продолжаю работать в супермаркете, хоть Коля не раз предлагал мне открыть собственный магазин. Но мне нравится моя работа. Коллектив и те успехи, которых я там достигаю. Своими силами. Без чьей-либо помощи.

Что касается здоровья любимого, прогнозы врачей более чем обнадеживающие. Но Коля уверен, что мы с Сергеем его единственное лекарство. Именно благодаря нам он снова чувствует себя целостным. Коля в скором времени планирует тут открыть небольшую стоматологическую клинику, он грезит работой и хочет постепенно вернуться к практике. И я его во всем поддерживаю. Но пока работаю я, а муж занимается бытовыми вопросами. Пытается оградить меня от любых проблем. Коля научился предугадывать мои желания, даже те, о которых я еще и сама не знаю.

Так и с завтраком. Для Коли своеобразный ритуал, готовить для нас с сыном. Но и мне ведь хочется для них что-то делать. Тем более, когда задерживаюсь на работе, и мне дико их не хватает. Но и сидеть дома я не могу. Насиделась в свое время. Теперь я жадными глотками пью жизнь, и никак не могу утолить эту жажду.

С сыном у любимого отношения становятся лучше день ото дня. Они вместе занимаются спортом, смотрят фильмы, ходят за грибами.

— Мама, у меня лучший отец. О таком и мечтать не мог! — как-то восторженно сказал сын.

— Знаю, — больше я тогда ничего не смогла сказать. Есть вещи, для которых невозможно подобрать слов их можно только прочувствовать.

И я чувствую, благодарю судьбу, что подарила нам еще один шанс на счастье. Ведь тогда мы так и не успели познать, что есть любовь, что в действительности означает семья.

— Мам, я уезжаю, — с серьезным видом заявляет сын, когда мы расположились за кухонным столом.

— Не спрашиваешь? Ставишь перед фактом? — отпиваю глоток ароматного кофе.

Никто не готовит этот напиток лучше Коли.

— Мы с отцом все обсудили, — Сергей взрослый не по годам.

События прошлого все равно отложили свой отпечаток. Он очень отличается от сверстников, ветер в его голове не гуляет, Сергей думает о будущем, хорошо учится, занимается спортом и не тратит время на развлечения. Хоть мне порой и кажется, что Глеб украл часть детства у сына, лишил чего-то важного. Но после я заглядываю в счастливые глаза Сергея и понимаю, что он не желает иного. И наша с Колей задача сделать все, чтобы сын и дальше шел своей дорогой, поддержать, помочь советом, но не указывать, не навязывать своего мнения. А мы всегда будем рядом, он всегда будет чувствовать нашу любовь.

— Куда же ты собрался?

— К однокласснику Теме на дачу поеду. У него днюха, родители организовывает ему что-то грандиозное. Повеселимся на славу, — говорит, вставая из-за стола.

Относит посуду в раковину и принимается ее мыть.

— Как-то не похоже на тебя, — протягиваю с сомнением. — Обычно такие мероприятия тебя не интересуют.

— Надо же что-то новое попробовать, — пожимает плечами.

— Пусть едет, развеется, — тут же поддакивает Коля.

А меня не покидает ощущение, что мне чего-то недоговаривают. Чем-то определенно пахнет. Разобраться бы чем?

— Мы будем скучать, — говорю сыну, усердно занятому посудой.

— Думаю, скучать вам не придется, — поворачивается и подмигивает мне.

— Да?!

— Папка что-то обязательно придумает, — Сергей выключает воду и направляется к себе в комнату.

— И что ты придумаешь? — перевожу взгляд на Колю.

— Посмотрим, — прячет взгляд. Подходит ко мне и зарывается в волосы.

— Сегодня к врачу. Я поеду с тобой.

— Не. Я отменил запись.

— Как?! Почему?! Нельзя! — едва не вскакиваю со стула.

— Успокойся. Все хорошо, — целует меня в шею. — Более чем…

Операция немного изменила внешность мужа. Шрамы забрали. Хоть на теле они еще и остались. Но со временем мы избавимся и от них. Коля был всегда красивым мужчиной, сейчас в его внешности появилось нечто хищное, что сводит с ума. Женщины оборачиваются ему в след, не раз даже медсестры оставляли свои телефончики. Не ревную. Я просто уверена в нем. Знаю, он только мой. И эта уверенность бесценна.

А я любила бы его с любой внешностью. Я чувствую его сердце, мы принадлежим друг другу. Это уже пытались изменить наши «друзья» и родственники, но наша любовь выстояла, победила и стала еще крепче.

— Что ты задумал? — поворачиваюсь, пытаясь поймать взгляд Коли.

Он не отвечает, накрывает мои губы поцелуем. Заставляет забыть все. Останавливает время. Остается только чистое наслаждение, неуемный ток, что струится по нашим венам.

За сыном приезжает его друг с родителями. Он уезжает. У меня выходные. Коля, провожая сына, о чем-то с ним перешептывается. А я не могу понять, что от меня скрывают.

— Собирайся. Прокатимся, — заявляет мне с невозмутимым видом.

— Что ты задумал?

— Ничего, — а в карих глазах пляшут золотые озорные искорки.

Не спорю. Все равно раньше времени не признается.

В машине мы болтаем обо всем подряд. Уже столько месяцев мы вместе, а наговориться не получается.

— А теперь, Манюня, — любимый останавливается на заправке, — Вынужден попросить прощения, но…

— Но? — не выдерживаю, любопытство поедом есть.

— Мне надо завязать тебе глаза.

— Зачем это?! — хмурюсь.

— Доверься мне.

И я доверяюсь. Полностью и безоговорочно. Что-то подсказывает мне, что сегодня будет особенный день…

Мы еще некоторое время едем. Потом Коля останавливается, берет меня на руки и куда-то несет.

— Я тяжелая! Ты несешь слишком долго! — пытаюсь сопротивляться.

— Ты не представляешь, какое это счастье нести тебя на руках! Я так долго об этом мечтал! — любимый покрывает мое лицо поцелуями и продолжает путь.

— Неужели я в твоих руках и… — всхлипываю.

— Вечность бы не отпускал!

Наслаждаюсь каждой секундой. Хочу запомнить, закутаться в эти мгновения, как в пушистое покрывало.

Слышу плеск воды, покачивание. Уже ни о чем не спрашиваю. Я доверилась. Я в облаках.

Теплый ветер играет в волосах, рев мотора, горячие губы любимого на моей шее, его руки крепко держат. Он присаживается, не отпуская меня. Теряю счет времени.

— Неужели так хорошо будет всегда? — тихо спрашиваю.

— Лучше… только лучше, Манюня…

Потом снова покачивание. Коля снова меня несет.

— Готова?

— Не знаю, к чему, но да…

Любимый снимает с меня шелковый шарф, которым были завязаны глаза. И меня тут же ослепляет блеск огромного бриллианта.

— Выходи за меня, Манюня! — Коля опускается на одно колено.

Смотрю по сторонам. Все утопает в зелени и белых лилиях. А вокруг нас плещется вода.

Мы на маленьком острове посреди озера. Вдали виднеется маленький белый домик, к нему ведет дорога из лепестков лилий.

— Наш рай, Манюня…

— Коля… — падаю рядом с ним и задыхаюсь от нахлынувших чувств.

— Хочу, чтобы в этот день мы были одни… чтобы насладились им…

— Ты залез ко мне в голову и увидел там мечту о моей идеальной свадьбе?

— Мы одно целое, не забывай. Я обязан знать все, — смеется. — Там, — показывает рукой вдаль, есть гардеробная и много разнообразных нарядов. Выбери что-то на свой вкус.

— Коля… — ничего больше сказать не получается… Плачу… рыдаю от непомерного счастья.

Выбирать платья Коля тоже несет меня на руках. Останавливаю свой выбор на простом белом платье, с глубоким декольте и разрезом сбоку, которое идеально ложится по фигуре. Невесть откуда появившаяся девушка помогает сделать мне макияж и прическу.

К алтарю Коля несет меня на руках.

— Я же говорил, что буду носить тебя всегда, — отвечает на мои сопротивления.

У алтаря нас ждет седовласый мужчина в черном смокинге. Он произносит речь, но мы ее не слышим. В этот миг никого не существует кроме нас. Мир исчез. Есть только наша любовь, которая ощущается физически.

— Да! Навеки твоя жена! — отвечаю, глядя в каре-золотистые глаза.

Коля одевает кольцо мне на палец, а такое чувство, будто сердца наши переплетаются. Судьбы сливаются в одну.

— Неразделимо вместе. Одно целое. Душа моя! — говорит, впервые целуя меня в качестве его законной супруги.

После церемонии, мы остаемся одни на нашем райском острове. В маленьком белом домике, который возносит нас к другим галактикам. Мы открываемся друг другу всецело, испиваем нашу любовь и теперь точно знаем, что с годами она еще сильнее расцветет. И больше никто и никогда не сможет нам навредить. Сила любви — это то, что способно свернуть горы.

Потом была еще одна свадьба. Я была в роскошном платье, кружила в лучах нашего триумфа над злом. Собрались наши близкие. Приехала и Марго с Эльзой. Я была не против. Наоборот, всецело поддерживаю общение Коли с дочерью. И за нормальные отношения с его бывшей женой.

Марго еще раз извинилась. Пожелала нам счастья. И не было негатива с ее стороны. По крайней мере, я его не чувствовала.

Эльза же обнимала отца и была в восторге от происходящего. Больше никто не ругается, ее не настраивают против отца, у нее появился братик. У Коли прекрасная дочь, унаследовавшая от отца многое.

На второй свадьбе я впервые познакомилась с сестрой мужа и женой его лучшего друга Артема. Лера потрясающе красивая женщина, приветливая и открытая. Мы с ней моментально нашли общий язык и проболтали часа два.

С Артемом они очень гармонично смотрятся, невооруженным глазом видно, что у них полное взаимопонимание в отношениях. Ей тоже довелось пройти многое, но испытания только научили ценить подаренное судьбой счастье.

Мои родители тоже приехали. Папа с сыновьями. Он помолодел, чувствует себя замечательно. Работает, заботится о парнях. О том, что один сын не его, отец не вспоминает. Они для него родные и любит он их всей душой. Папа несколько раз просил прощения, что был слаб, когда я так нуждалась в его помощи, что сошелся с Анжелой, закрывал глаза на многие проделки жены. Он раскаивается, чувство вины его гложет. Я же просила его переступить через прошлое. У меня нет обиды, и я всегда и во всем помогу ему и своим братьям.

Что касается Людмилы — она для меня больше не сестра. Она выбрала свой путь, и не свернет с него. Она никогда не признает своей вины, я так и останусь ее врагом. Сестра получила пять лет. Это то, что смогло доказать следствие. Хотя конечно, она натворила делов куда на больший срок. Но для себя я закрыла свою страницу с ней. В моей жизни отныне нет места для подобных персон.

Мама тоже приехала с детьми. Братья и сестры наперебой поздравляли нас. Они мои родные, я их безумно люблю. Они не просились на свет. Но если мама их привела, то мы с Колей поможем им стать на ноги. Сделаем все, что в наших силах.

С мамой все сложнее. Кардинально она не изменится. Да я этого и не жду. Просто хочу свести наше общение к минимуму. Так будет правильней.

Коля оплатил ей психолога. Возможно, эти встречи помогут ей найти себя и перестать всю жизнь искать рыцарей.

— Дочь, ты моя старшенькая. Я люблю тебя. Всегда любила! — говорит мать, опустив взгляд. — И гордилась тобой!

— Мам, береги себя! Тебе есть ради кого жить.

Понимаю, что теплоты у нас как не было, так никогда и не будет. Только больше не больно. Я приняла ситуацию. У меня есть родные люди, настоящая семья и я счастлива.

А мама… все в ее руках. Возможно, и она когда-то найдет своего человека.

— Мам, ты самая красивая у меня! — восторженно восклицает сын.

— Потому что вы есть у меня с папой! — прижимаю Сергея к себе.

Свадьба это только начало, я знаю. И впереди у нас еще столько незабываемых моментов. Любовь только начинает прорастать в нас, а собирать ее плоды мы будем вечность.

Эпилог. Николай

— Как ты мог, паршивец! — Лера машет кулаком перед носом у брата. — Еще и Артема подговорил. Заставил мне врать!

Николай с другом сидят на диване. Сестра же мечется по комнате. Коля не может стереть счастливую улыбку с лица.

Вчера была их вторая с Манюней свадьба. Эмоций столько, что непрерывно хочется их смаковать. А еще он безумно скучает по жене. Хоть и знает, что она с детьми во дворе.

— Лер, ты была беременна. У тебя своих переживаний выше крыши. Не хотел тебя грузить, — оправдывается без раскаяния.

Он уверен, что поступил правильно, оградил сестру. А они с Манюней справились сами!

Именно благодаря ее упорству и заботе, он вылез из кокона отчаяния. Он поставил крест на своей жизни, смирился, что уже, по сути, не человек. Глебу удалось его сломить, он признает этот факт. И никакие заверения Артема не действовали. Николай лишь хотел оградить родных от себя, чтобы не переживали, не тратили время попусту.

Он распрощался со своей любовью, а вместе с ней и утратил смысл существования. У Манюни все было хорошо, он не хотел мешать, не хотел висеть обузой на ее шее. Жалости не желал. Не верил, что может выздороветь. О сам врач, но доводы специалистов не возымели никакого эффекта. Он ощущал себя развалюхой. И только появление Манюни иего детей, раскрыло глаза. Показало, что если он дышит, то далеко не все потеряно. Что любовь настолько сильна, что поможет преодолеть все. Сдаваться рано. Он увидел в ее глазах не жалость, которой так опасался, а любовь. Чувство, которое прошло через все преграды, выжило, стало сильней. И Николай стал сильным. Он понял, что болезнь отступит. Именно потому, что он не имеет права быть немощным перед любимой женщиной. Он хочет счастливую семью и сделает все для этого.

И он планомерно идет к цели. Манюня стала его законной женой. Они живут вместе, и каждый день, кажется лучше предыдущего. Еще немного и Николай вернется в стоматологию. Он будет заниматься любимым делом, больше нет сомнений, ведь спустя столько времени теперь он целостный. У него есть семья… Как много смысла в этом коротком слове.

— Мы семья, Коля! — сестра словно слышит его мысли. — И мы всегда придем на помощь! Никогда не оставим в беде! А ты оставил меня в неведении! Вчера я молчала, не хотела портить праздник. И Машенька твоя замечательная, — одаривает меня нежной улыбкой. — Но я все равно выскажу! Чтобы больше не смел так поступать!

— Дорогая, — Артем подходит и обнимает жену, — Ты бы ничего не изменила. Только любовь могла его вытянуть с того света. Я это понял, когда сотню раз ударился о глухую стену и привез Машу.

— Чтоб мы без тебя делали, — кладет голову на плечо мужа. — Но все равно, Коля! — гневный взгляд в его сторону. — Ты не прав! Так поступать нельзя!

— Каюсь, Лер, — склоняет голову. — Теперь я знаю, что у меня настоящая семья. Все будет иначе. Обещаю!

— Смотри мне! — шутливо показывает кулак брату.

Спустя некоторое время Лера уходит. Артем остается с Николаем. Есть нечто, что их тревожит, и то, на что они повлиять не могут.

— Я скоро планирую ее навестить, — Коля делает глоток сока.

— Я все организую, — Артем поджимает губы.

— Чего еще я не знаю?

Два месяца назад Николай навещал Паулину в колонии. Она показалась ему очень странной и еще больше скрытной. Он нюхом чуял, что-то происходит.

Невзирая на все старания Артема, девушка получила семь лет. Они конечно будут пытаться вытянуть ее раньше, но… ситуация очень сложная.

— Мне не дают ее перевести в другую колонию. Умело палки в колеса вставляют, — хмурится Артем.

— Ей там нельзя оставаться, там Людмила!

— Знаю, — разводит руки в стороны.

То, что сестра Манюни оказалась в одной колонии с Паулиной, стало неприятным сюрпризом. Людмила с головой не дружит, мало ли что может натворить. Хоть Паулина не робкого десятка и умеет за себя постоять, но подлость Людмилы границ не знает. Потому друзья переживают, тщетно пытаются перевести девушку.

— В чем загвоздка? — Николай отходит к окну.

Наблюдает как жена и сестра играют с детьми во дворе. Картина проливает сладкий бальзам на сердце.

— Следак к ней повадился захаживать. Думаю, все неприятности от него растут.

— Ее следак?

— Нет. Вообще, левый. Не пойму откуда взялся, — протягивает задумчиво адвокат. — Но его там все побаиваются. Мутный он. Темная лошадка. Но ты не переживай, не таких обламывали, я разберусь, — одобряюще хлопает Николая по плечу.

— Не сомневаюсь! Паулинку мы не оставим. И она об этом должна знать!

— Она сама нечто странное мне сказала в последнюю встречу…

— Что?

— Типа мол, правильно ее посадили. Именно тут она и должна быть. И нет это не раскаяние, не муки совести, что-то личное… В общем дело темное, запутанное, мне есть над чем помозговать.

— Я к ней в скором времени поеду. Ну и ты держи меня в курсе любой новой инфы!

— Ясно дело! Иди к ним, — друг понимающе кивает во двор. — Молодая жена заждалась!

Николая дважды просить не надо. Тем более, сегодня у него припасен сюрприз для семьи.

Он быстро спускается во двор. На миг замирает, любуясь Манюней, как солнечные лучи ласкают ее. Она светится изнутри… Невероятно красивая… Его Манюня… Единственная… Жизнь его…

— Поехали! — голос дрожит от эмоций.

— Что ты опят задумал? — щурится.

— Увидишь!

— Снова сюрприз? — подходит и нежно гладит его по щеке.

— Ага.

— Не много ли? Разбалуешь!

— Родная моя, я еще и не начинал! — Николай подхватывает жену на руки и несет к машине. — Сереж, погнали! — зовет сына.

Они останавливаются выпить кофе в кафе. Дурачатся, веселятся, но Николай то и дело ловит вопросительные взгляды жены. Любопытная она у него… Тем интересней выдумывать для нее новые сюрпризы.

— Нам долго ехать? — нетерпеливо елозит на переднем сиденье.

— Почти приехали, — Николай сворачивает на узкую дорогу.

Еще две минуты и автомобиль останавливается.

— Приехали.

— Что это? — Манюня выходит из машины и осматривается по сторонам.

— А я, кажется, знаю! — восклицает сын.

— Место невероятное, — жена запрокидывает голову навстречу солнцу. — Мы на пикник приехали?

— Неа, Манюнь, — Николай подходит сзади, обнимает жену за талию.

— А что тогда?

Они стоят на огромной поляне. Недалеко озеро, лес, город тоже рядом. Он очень долго и тщательно искал место, учитывая все нюансы.

— Наш дом, — шепчет ей в ухо.

— Но тут ничего нет… — Манюня поворачивается, заглядывает мужу в глаза.

— Мы его построим с нуля. Именно такой, о котором мечтали еще тогда… Я не хотел покупать готовый, хотел, чтобы каждый кирпичик был выбран нами лично… Это наша жизнь и отныне мы будем строить ее в соответствии с нашими желаниями…

— Коль… ты… ты… За что мне такое счастье! — Манюня заливается слезами счастья.

— Потому что ты у нас самая лучшая, мам! — Сергей подходит к родителям и обнимает их.

— Готовьтесь, родные, — глаза Николая искрятся счастьем. — Мне еще столько всего надо вам показать, сделать, подарить.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Эпилог. Маша

Эпилог. Николай