Время Z [Евгения Широкая-Ляшко] (fb2) читать онлайн

Евгения Широкая-Ляшко Время Z

Выездной концерт

Нарядные зрители, поглядывая на часы, ждали, когда поднимется занавес. По расписанию детский спектакль, посвящённый Дню защитника Отечества, должен был уже начаться. Многие взрослые вопросительно бросали взгляды на яркие лампы: почему-то свет в зале ещё не потушили. Детвора весело шумела, предвкушая представление. Вдруг за кулисами началась какая-то возня, а через пару секунд прогремел выстрел. Люди в панике бросились к выходу. Началась давка, послышались крики.

— Это предупредительный! Не будет вам праздника! Уходите по-хорошему! — прорычал молодой человек в камуфляже, возглавлявший пару вооружённых бритоголовых парней с наколками нацисткой свастики.

Он размахивал пистолетом перед седовласым режиссёром, за которым пряталась побелевшая, как мел, директор театра.

— А вы кто такие? — осведомился режиссёр.

Тройка молодых людей оживилась:

— Мы новая власть! Теперь всё будет по-новому! Нет русскому языку! На мове размовлять будем! Спектакли на украиньском ставить будешь!

Мужчина иронично подметил:

— Как я погляжу, вы пока сами мовой не владеете.

Парни оскалились, а директриса, моментально вцепившись стальной хваткой в руку режиссёра, зашипела:

— Владимир Константинович, не злите их.

— Слышь, что начальник говорит? Не зли нас! — хохотнул вожак, и махнул соратникам, — идёмте, актёры разбежались, зрители тоже. Задача выполнена.

Когда тройка скрылась из виду, директор отстранилась от Владимира Константиновича, оправила жакет и возмущённо заявила:

— А я предупреждала, что так будет. Надо было сразу отменить представление, когда они попросили в первый раз. Ну, поймите вы! Это же подростки. Подурачатся, перестанут. Сами знаете молодёжь, они все по духу бунтари. Скоро всё станет как прежде. Просто надо переждать. А вы их, между прочим, провоцируете! Подумайте и побыстрее, пожалуйста, как обновить репертуар театра. Не хотелось бы актёров в отпуск отправлять, разбегутся потом, не собрать будет. Проявите профессионализм, что мне вас учить?

— Сегодня они с пистолетом Макарова дурачатся, а завтра с чем придут? Кто они вообще эти «подростки заезжие»?

— Вы опять? Время сейчас такое. Потерпите. Скоро всё будет хорошо. И чего нам вообще переживать? Вы что на украинском языке пьесу не напишите? Для нас всегда работа найдётся.

— Хорошо. Я подумаю.

Директор удовлетворённо хмыкнула и отстучала каблуками со сцены, а режиссёр стоял неподвижно. Взгляд мужчины проскользил по декорациям, задержался на подъёмных устройствах. Он покачал головой и пошёл в кабинет. Отыскал мобильник, и набрал номер соседа.

— Василич, ты дома? Я зайду в гости?

— Дома, конечно, праздник же! Мясо на мангале к обеду собрался приготовить. Думал вечерком угостить, а ты сам объявился! Тебя же по праздникам не сыскать, ты же у нас заслуженный работник культуры, работаешь тогда, когда другие отдыхают. Приходи, в кои то веки с мясом возиться поможешь.

— Жди меня. Вместе попразднуем.

— Договорились.

Через час у дымящегося мангала во дворе соседа, где ещё стояли изрядно подтаявшие сугробы, и пробивалась куцая зелёная травка, состоялся мужской разговор.

— А людей? Ты да я, да мы с тобой? Потянем ли?

— Сына возьму.

— О, да-а-а. Это помощь. Сколько твоему Пашке? В девятом классе учится?

— В десятом.

— О, мужик уже большой! А вот ещё вопросик. Ну, тебе-то ладно, ты вдовец. А мне как Ольге сказать, куда я собрался? И сыновей у меня нет, дочки только.

— Василич, кто, если не мы?

Сосед почесал бороду с проседью и клацнул языком:

— Сам знаю, что некому. Это я так, по-стариковски ворчу. Когда идти предлагаешь?

— Серёга, сегодня надо. В праздничный день внимание у охранников, как ни крути, рассеянное. Проскочим.

— И чё скажем? Здравствуйте уважаемые, мы к вам с выездным концертом?

— А это мысль. Я гитару возьму.

— Тогда уж и форму давай наденем. Только светиться в ней не будем, под пальто спрячем, а то молодчики из «Правого сектора» приметят, и не дойдём куда хотим.

Скрипнула дверь в дом. Мужчины умолкли. К мангалу подошла соседка с младшей дочкой и румяная девчонка задорным голоском отчиталась:

— Стол накрыт!

— Солнышко, а мы тут к бывшим сослуживцам на шахту хотим сгонять, с праздником поздравить. Ты бери с мамкой мясо, а мы потом присоединимся.

Супруга притворно надула губы:

— Мы там с девочками старались, стол украшали, торт испекли, а ты к друзьям намылился?

— Родная, не могу отказать. И вообще сегодня ж мой праздник.

Соседка покачала головой, и нежно улыбнувшись, произнесла:

— Смотри, чтоб недолго. Детвора торт растащит, на себя пеняй.

Он расцеловал обеих:

— Вы мне фото вас с тортом сделайте и ешьте, сколько душе угодно!

Дочка тотчас побежала в дом с радостным кличем:

— Папа торт разрешил!

Мать схватила кастрюлю с шашлыком и помчалась следом.

— Собирайся и к гаражу. Я с Пашей через пять минут выйду, — отчеканил Владимир Константинович.

— Так точно! — приложил руку к козырьку кепки Сергей Васильевич.

Пашки дома не оказалось. Отец прошёлся по комнатам и, вздохнув, тихо проговорил:

— Что ж, так даже лучше.

Он достал форму из шкафа и быстро переоделся. Тридцать лет прошло после того, как отслужил срочную службу, а она села как влитая. Но этот факт не радовал. С хмурым видом Владимир Константинович прихватил гитару. Он поймал свой сосредоточенный взгляд в зеркале.

— Так не пойдёт, — Владимир Константинович осуждающе покачал головой и «надел» нарядную улыбку, — теперь другое дело.

Вбежал Паша:

— Пап, ты дома! Сколько котлет разогреть?

— Бери с собой. Сейчас выезжаем.

Сын внимательно посмотрел на отца с гитарой: тот обычно не брал его с собой на концертные мероприятия.

— Что-то случилось?

— Случилось, сынок. По дороге расскажу. Я машину прогревать, а ты одна нога здесь, другая там.

Сын набросал холодных котлет в банку, нарезал хлеб и стремглав выскочил вслед за отцом.

Рессоры «Нивы» поскрипывали по дороге, ставшей к концу зимы ухабистой. Пашка, заглатывая котлеты, сосредоточенно слушал отца.

— Ультраправые радикалы зашли слишком далеко. Сегодня Верховная рада отменила закон, по которому русский язык имел статус регионального и его можно было использовать наравне с украинским. Им не нравится, что у Донбасса тесные связи с Россией. Если мы не будет отстаивать свои интересы, то потеряем самое ценное — возможность общаться на родном языке.

— А как дать отпор? Чем? — спросил Паша.

— Толковый парень. В корень зрит, — усмехнулся Сергей Васильевич.

— Вот для этого мы на рудник и едем, — сдержанно ответил Владимир Константинович.

Сын перестал жевать:

— Мы планируем пробраться на секретный 152-й горизонт?

— Именно. Проведём отвлекающий концерт.

— Пап, но все же знают, что там хоть оружия и немерено, но оно всё разобранное. И старое оно. Зачем нам стволы фашистов времён Второй мировой войны? Ещё и ржавое, наверное.

— В смазке и в условиях соляного рудника это оружие и через сто лет стрелять будет, как новое. Сюда, кстати, и после первой Карабахской войны вооружение свозили… Но не суть. Карты составлялись. Всё расписано, где что лежит. К тому же пулемёт Дегтярёва очень даже дельная вещь.

— Ух ты! Так нам надо добыть карты и по ним собрать пулемёты! — потёр руки подросток.

— И патроны тоже нужны, — вставил Сергей Васильевич.

Владимир Константинович закивал:

— Но для начала туда надо попасть. Осторожность не помешает. Кто знает, кто за кого в это смутное время. Коли под угрозами в украинские батальоны людей будут сгонять, то по разные стороны в прицел станут смотреть те, кто сегодня один хлеб делят. Горечь именно от этого осознания… — он прокашлялся. — Подъезжаем. На КПП под гитару споём, а потом к клети. Там уж будем договариваться на каждом уровне, чтоб ниже дали спуститься.

— У нас получится? — задёргался паренёк, приметив вооружённых людей.

Отец сухим тоном изрёк:

— Иначе никак. Даже деревья выживают наперекор бурям.

Сергей Васильевич поднял сжатый кулак:

— Правый люд обязан подняться и поднимется. Вот увидишь, — и он процитировал строку из стихотворения Павла Беспощадного, — «Донбасс никто не ставил на колени».

Герой

Мирон притаился в засаде за диваном. Мальчишке невероятно хотелось услышать то, о чём родителям будет рассказывать дядя Толя, он же военкор, который будучи в отпуске собрался навестить брата. Десятилетний Мирон, случайно услышав переговоры мамы с папой, смекнул, что его могут отстранить от якобы не детского разговора, поэтому придумал обходной манёвр. Сказав маме, что пошёл делать уроки к соседу, он спрятался в гостиной. Дядя Толя должен был прийти с минуты на минуту. Мальчик вспотел от щедро дарившей тепло батареи, ноги начинали затекать. Он хотел поменять позицию, но услышал, как хлопнула входная дверь и из прихожей раздались радостные возгласы. Любое движение обозначало, что он выдаст себя колыханием шторы, и Мирон неподвижно замер, как игрушечный солдатик, которого он прихватил с собой.

На удивление мальчишки, разговор взрослых был наполнен чем угодно, но не историями о боях, которые он так надеялся подслушать. Мама спрашивала про семью дяди Толи, отец рассказывал о здоровье дедушки с бабушкой и планах на отпуск. Обливаясь по́том, Мирон сжимал солдатика и смотрел на ноги, которые ему почему-то казались ватными. Неожиданно папе позвонили с работы, и он поспешил в спальню с ноутбуком. Мама тут же объявила, что тоже собирается покинуть гостиную, и мальчишка воспрял духом.

— … Толик, жаркое уже на подходе. Я на стол буду накрывать. Ты посиди тут, телевизор посмотри. А я пока кухню проветрю.

Раздались лёгкие шаги. И как только мама прикрыла дверь, Мирон решил выползти из укрытия. Он появился перед родственником на четвереньках.

— О! А ты откуда? — рассмеялся дядя Толик.

— Вы не сердитесь? — исподлобья спросил племянник.

— Ты что? Как вымахал! Иди, обними дядьку! — воскликнул мужчина, широко раскинув руки.

Мирон, прихрамывая, рванул в объятия.

— А это у тебя кто? — полюбопытствовал дядя Толя, приметив игрушку.

— Это у меня самый лучший солдатик.

— А-а, понятно. А ты чего спрятался-то?

Мирон, понимая, что в любой момент вернуться родители, сразу перешёл к делу.

— Дядя Толя, вы героев видели?

Лицо мужчины на мгновение застыло.

— Видел. Там все герои.

— А расскажите, пожалуйста, хоть про одного? — взмолился мальчишка.

— Что рассказать?

— Герой — это как? Какой он?

Дядя Толя на какое-то время замолчал. Племянник уже хотел повторить вопрос, как тот вдруг оживился.

— Хорошо. Слушай. Сижу я, значит, в блиндаже. Это такое подземное укрытие от снарядов. Там тепло от печки, фонарь ярко светит. Приготовил блокнот, жду отличившегося солдата, чтоб интервью взять. Заходит командир. За ним парень, на вид ему чуть больше двадцати. «Вот он, наш герой» — отчеканил командир, и удалился. Начинаю выспрашивать, что да как. Без подробностей ведь статью не написать. А он мне сухо так отвечает: «Ну, командира ранило», «Ну, оттащил его в безопасное место», «Ну, вернулся в бой и БТР подбил», «Ну, медаль дали». Как тут из такого куцего наборчика данных на статью насобирать? Я и так и этак изловчался, а он мне по кругу то же самое толкует. Спрашиваю, где хоть этот БТР стоит, показать можешь? Он кивнул. Выходим из блиндажа. Ночь. В бинокль ничегошеньки не видно, как я только настройки ни крутил. А он вдруг говорит: «Эх, картину бы написать. Лесопосадка, где БТР подбитый стоит, силуэт лисы с лисёнком напоминает». Я присмотрелся и правда, что-то есть. Ещё подумал тогда, что парень-то не «одеревенел» от войны, живой сердцем. Я же ему: «Какие твои годы? Нарисуешь ещё!». Он соглашается: «Как война закончится, нарисую, а пока надо с нацистами разобраться» и постучал автоматом по левой руке. Раздался глухой звук… Спрашиваю, как же он с протезом на фронт пробился. А солдат отвечает: «Да вот так. Это моя земля». Вот и скажи мне, Мирош, какой он, герой?

Племянник изумлённо посмотрел на дядю, и крепко сжав солдатика, выдал:

— Как какой? Настоящий! Я завтра всем своим друзьям о нём расскажу!

Мужчина похлопал мальчишку по плечу:

— Вот и я думаю, что настоящий.

Они выполняют боевые задачи

Военный госпиталь работал в режиме типичного муравейника. Люди в белых халатах слажено делали свою работу. Вот и сейчас медсестра распахнула дверь в палату, въезжая с металлическими осьминогами-стойками, на которых болтались полимерные лианы-капельницы.

В стандартной палате на четыре койки шёл горячий спор. Приметив симпатичную практикантку из медколледжа, мужчины тотчас умолкли: у девушки для каждого всегда находилось ласковое слово, и они его ждали.

Практикантка, уверенно манипулируя иглами и зажимами, поприветствовав пациентов, защебетала как птичка:

— Сегодня видела первую ласточку. Скоро совсем тепло будет. Сирень уже так пахнет.

— И чем же она пахнет? — поинтересовался голубоглазый крепыш, которому она в этот момент выставляла скорость подачи раствора.

— Мёдом, — девушка одарила парня улыбкой, и заговорщицким тоном произнесла, — а сегодня двоих выписали с диагнозом, как у вас, но там случаи совсем тяжёлые были. Так что скоро сами пойдёте сиренью дышать.

Крепыш мечтательно вздохнул, а медсестра лёгкой походкой упорхнула к соседней койке, где расположился на подвесных механизмах, перебинтованный, словно мумия, пожилой десантник. Сделав ему укол, практикантка шёпотом сообщила:

— Свечки поставила. Не переживайте, — и более громко заявила, — доктор ваши снимки утром смотрел, очень радовался, восстановление идёт, как надо.

Она повернулась к третьему пациенту:

— А вас ждут приятные сюрпризы. Один большой и два поменьше.

Молодой человек с нечёсаной бородой вытянул шею. — Что-что?

— На прогулку повезу, всё сами увидите.

— Опять на рентген, а потом ещё куда-нибудь анализы сдавать? Так себе сюрпризы… — вяло отозвался бородач.

— Не угадали.

Мужчина стал интенсивно приглаживать бороду:

— Мои? Мои приехали?

— Да! Прямо в цель! Но им надо подождать. После обхода доктора я вас провожу.

Медсестра закончила процедуру, и перешла к седоватому мужчине с изрядно отросшим «ёжиком»:

— У меня для вас кое-что есть, — она протянула упаковку аскорбинки в таблетках, — доктор запретил сладкое, а это можно, только по чуть-чуть, договорились?

Мужчина помедлив, кивнул и заговорщически улыбнулся.

Практикантка, закончив визит, удалилась. С минуту пациенты молчали. А потом голубоглазый крепыш напомнил тему спора:

— Война — это всё-таки мужское дело. Там сила физическая нужна. Потому отбирать толковые кадры нужно и по мышечной массе. А женщинам там совсем не место.

Десантник издал хриплый звук и, откашлявшись, проговорил:

— Не, браток. Я теперь ещё больше убеждён в том, что в бою от любого польза будет. Пусть хоть хромой идёт в армию, лишь бы по зову сердца.

— И что же тебя доубедило? — поинтересовался крепыш.

— Меня же ефрейтор спасла. Меня и ещё одиннадцать десантников. Ползала под плотным огнём противника и неотложку всем оказывала. Потом на себе с поля боя вытащила в безопасное место. А когда стихло, нашла способ эвакуировать всю группу. Мы все ей жизнями обязаны. В тот день она ещё четырехлетнего мальчишку спасла. Машину мирян боевики из крупнокалиберного обстреляли.

Бородач, продолжая прихорашиваться, закивал:

— У нас тоже ефрейтор знатная. Сама тростинка, а шесть раненых мужиков под миномётным обстрелом собрала, загрузила в санитарный автомобиль и в полевой медотряд доставила.

Крепыш ругнулся и отчеканил:

— М-да слышал я про такое и сам видел. Брат рассказывал. Фельдшер, молодая девчонка, прапорщик. Собрала раненных. А неонацисты жахнули по санмашине. Снаряд совсем рядом взорвался. Все укрылись, а он тяжелораненый даже двинуться не может. Слышит только «Бабах!» и понимает: конец ему. А тут эта прапорщик, как кошка, прыг и накрыла собой. Спасла, а сама осколок выхватила. И так с осколочным ранением потом всех в госпиталь. Все пацаны выжили. А в нашей мотострелковой старшина два десятка раненых военнослужащих как-то за один бой вынесла. Маскировала, а потом в медотряд эвакуировала. И откуда только силы взялись?

Воцарилась тишина. Из приоткрытого окна доносился шелест листвы тополей. Каждый думал о своём. Но тут подал голос, по обыкновению, сохранявший молчание седовласый, озвучив финал спора:

— Они выполняют боевые задачи, как и все мы… Но только бьются, как матери. Через них в этот мир жизнь приходит… Все мы для них дети.

Иваныч

Пробравшись сквозь скованный снежными объятиями двор, седовласый мужчина в камуфляже с объёмным рюкзаком на спине, взялся за лопату и стал расчищать крыльцо низенького дома, спрятавшегося позади двухэтажки, в которой зияли провалы от артобстрелов.

Дверь скрипнула, показалась сгорбленная старушка в пуховом платке.

— Надежда Фёдоровна, зачем встали?

— Услыхала, что кто-то пришёл. Как гостя не встретить?

— А если б мародёры какие?

— Так летом ВСУшников как русская армия выгнала, так больше мародёров и не было. Я и не запираю с тех пор. Да и сюда, кроме тебя, никто не ходит. Сам знаешь, моя единственная сестра давно в России живёт, всё зовёт к себе, а я родину не брошу. Тут на погосте все мои дети и внуки лежат. Я и за могилками присмотрю. Ну, пойдём, пойдём, слышишь, чайник на печке зовёт. Отдохни малёк. Ещё успеешь по морозу набегаться.

Отказаться от приглашения, означало обидеть, и Дмитрию Ивановичу пришлось согласиться. Протиснувшись через заставленный баклажками с водой коридорчик, они вошли в гостиную, где на самодельной «буржуйке» у окна с одеялом вместо штор свистел чайник.

Разлив горячий чай по кружкам, Надежда Фёдоровна стала расспрашивать:

— И как оно тебе Дмитрий Иванович работается, ты же теперь начальник?

Мужчина отмахнулся:

— Да какой я начальник, одно название. Жигулёнок бы какой отыскать. «Газель» конторская то и дело барахлит, капремонта требует. Ещё нужны дрели, перфораторы, генераторы… Без всего этого кашу из топора варить приходится.

В глазах старушки заиграли лукавинки:

— А «отказачить» нельзя?

Дмитрий Иванович с лисьим прищуром осведомился:

— У кого «отказачить»? У вас что ли? — он махнул рукой, — ушлые националисты начисто подчистили, да весь жилой сектор «лепестками»* забросали.

При упоминании о минах, нижняя губа женщины затряслась:

— Что думаешь, скоро город восстановят?

Гость тяжело вздохнул:

— В центре дефектовка водопровода, энергосетей и других коммуникаций произведена. Ремонтные бригады работают не останавливаясь. Частично уже что-то удалось восстановить. И к нам на периферию однажды доберутся…

— А дома́? Людям будет куда возвращаться?

— Будет. Но честно скажу нескоро. Из восьми сотен многоквартирных зданий повреждено семь с половиной. Больше половины восстановлению не подлежат. Заново строить придётся, — он поставил кружку, — благодарствую, мне уж бежать пора, так что давайте быстро всё излагайте. Свечи есть?

— Есть, конечно. Сколько мне надо? Солнышко спать — и я за ним ложусь.

— Что ещё?

Старушка пожала плечами:

— Всё есть вроде.

— Так, дрова уже глянул. Через два дня Коля придёт, поколет. Гуманитарка прибыла, девчонки сейчас всё расфасовывают. Так что продукты и стиральный порошок на следующей неделе доставим. А пенсию завтра с бухгалтером завезём, ждите. Какие ещё требы?

— Да какие требы? Дима, когда война кончится? Мы же так хорошо жили до всех этих всех майданов… Ты такие праздники нам делал, а спектакли какие замечательные ставил… До сих пор вспоминаю.

— Скоро закончится. Наши ребята порядок наведут, даже не сомневайтесь! — Дмитрий Иванович стукнул кулаком по столу, тот зашатался.

Мужчина ловко достал гаечный ключ из рюкзака и наскоро принялся подтягивать болты на импровизированном столе, который как-то собрал из подручных материалов.

— Фёдоровна, может, ещё что подкрутить?

Та отмахнулась.

— Тогда, бывайте. Не хворать!

Он закинул рюкзак на плечи и стремительным шагом покинул жилище.

Привычный маршрут обхода жителей, которые не стали на зиму переселяться в пункты временного размещения, сегодня давался с трудом. Пенсионеры норовили пригласить в гости. Пожилые люди остались совсем одни в пустынном пригороде и соскучились по обычному человеческому общению. Как не уговаривал он их, как начальник отдела жизнеобеспечения, посещать отапливаемые комфортные пункты, где можно было и принять душ, и поесть, и зарядить фонари и телефоны, те отказывались: старики «держались» за родные стены.

В сумерках Дмитрий Иванович добрался домой. Не включая фонарь, он, засуетившись по хозяйству, завёл беседу с портретом покойной супруги:

— Сашка звонил из Ростова. Сессию сдаёт хорошо. Ещё один экзамен остался. Сын башковитый у нас, весь в тебя…

Внезапно на улице блеснули фары. Мужчина осторожно приблизился к окну. У соседского дома остановился незнакомый автомобиль.

«Тамаркина семья давно съехала. Если бы возвращались, я бы знал. Чужие!» — мгновенно проанализировал обстановку Дмитрий Иванович.

Мотор затих, но из машины никто не выходил. Завибрировал мобильник. Начальник жизнеобеспечения не мог не ответить, звонил его единственный специалист, мастер на все руки. Продолжая наблюдать, Дмитрий Иванович принял звонок:

— Да, Андрей.

— Иваныч, сегодня, когда отопление в угловом доме подключали, несколько квартир вскрывать пришлось. В одной старика обнаружили. Там всё оформили, убрали. Деда похоронили. В общем, всё как полагается, сделали. Надо гроб в запасник сколотить, а доски закончились.

— А чего сейчас звонишь?

— Да это я так, к слову пришлось… Днём кое-что сказать забыл. Пока с этим всем бегал, приметил светлую легковушку. Не наша. Вот только номер запамятовал.

— Принято. Сообщу, куда следует.

Попрощавшись с помощником, Дмитрий Иванович вызвал наряд полиции, прихватил в качестве железного соратника разводной ключ и прокрался к соседям. Он бесшумно обошёл вокруг дома, протиснулся за бревенчатый сарай и выглянул из-за угла. Тучный детина озирался по сторонам у калитки, второй, тощий, приник к входной двери.

Дмитрий Иванович слепил снежок и бросил прямо в голову здоровяку. Пока тот, сбитый с толку, отряхивался, мужчина подскочил сзади, ударил между лопаток разводным ключом и толкнул верзилу в снег. Тот повалился ничком. Дмитрий Иванович моментально схватился за ботинок верзилы, зафиксировал ему правую ногу: упёрся своим правым коленом в землю, этой же ногой вставил под колено здоровяка свой голеностопный сустав. Левой ногой он придавил согнутую правую ногу верзилы. Услышав потасовку, тощий рванул на подмогу сообщнику. Но тут детина заорал от боли: Дмитрий Иванович немного подался вперёд и сработал болевой захват. Тощий на мгновение замер. Этого времени Дмитрию Ивановичу хватило, чтобы обыскать здоровяка. Он забрал у верзилы пистолет «Макарова», снял с предохранителя и навёл на тощего:

— Руки вверх!

Тот дёрнулся к карману куртки. Прозвучал выстрел. Ругаясь, тощий схватился за плечо. А Дмитрий Иванович жёстко произнёс:

— Ещё одна попытка, ещё один выстрел. Уяснил?

Тощий не ответил, но притих. Дмитрий Иванович, не слезая с верзилы, дождался наряд полиции.

Доставка нарушителей в участок прошла быстро. После оказания первой помощи грабителей отправили в камеру. Заканчивая оформление протокола, сержант осведомился:

— Дмитрий Иванович, откуда приёмами владеете?

Рядом расхохотался капитан-напарник:

— Ты чё? Это же тот самый «Иваныч»! Он же срочную службу в спецназе проходил. С четырнадцатого года чертей-фашистов и их пособников гоняет.

— Позывной «Иваныч»? — сержант с восхищением уставился на начальника отдела жизнеобеспечения.

Тот скромно кивнул.

— Иваныч, всё так же пешочком? Подвезти? — предложил капитан.

— Не. Здоровее буду. Бывайте!

*«Лепесток» — противопехотная мина.

Отец Пётр

После прошедшего накануне боя солдаты Народной милиции ДНР занимали укрепления, брошенные сбежавшими националистами. Всюду были следы от снарядов: земля испещрена осколками, ветки деревьев обгорели, зияли воронки. В воздухе витал запах гари. Настроение бойцов было приподнятым, но про осторожность никто не забывал. Линия фронта пролегала совсем близко.

Послышался звук старенькой «Нивы», которая на огромной скорости протарахтела по разбитой дороге. В бойнице блиндажа показалось веснушчатое лицо:

— Походу «гуманитарка» прибыла. Командир сопроводил «Газель» с наклейками голубков. Я поражаюсь, и как только волонтёры не боятся так далеко забираться?

Через час на пороге бетонного блиндажа появился бородатый жилистый мужчина в камуфляже без погон, в каске и бронежилете. Он постучал по мощной железной двери, привлекая внимание тройки бойцов-новобранцев, занятых благоустройством центрального помещения.

— Бог в помощь!

— Спасибо, — отозвался парень, на руках которого виднелись синеватые узоры. — Вы кто?

— Гуманитарный груз привёз и детские письма.

Бойцы подобрели взглядами.

— Что делаете? — дружелюбно спросил мужчина.

— Хотите помочь, присоединяйтесь, а отвлекать нас не надо, — пробурчал крепыш в веснушках.

Мужчина улыбнулся:

— Я пришёл помочь.

Круглолицый парень со светло-рыжими бровями оживился:

— Надо листовки содрать. Тут националистам будто делать больше нечего было. Стены прямо как в деревенском туалете!

Крепыш невесело рассмеялся:

— А ну-ка за восемь лет такие укрепрайоны отгрохали, конечно, у ВСУшников было время всё тут облепить.

Боец с тату криво усмехнулся:

— Отгрохать-то, отгрохали, и оружие им НАТО подарило, да вот морального духу не хватило, чтобы позиции удержать.

Потирая бороду, мужчина задумчиво произнёс:

— Тут разве что закрасить…

Круглолицый замахал руками:

— Не-не! А дышать чем потом? Как вас там?

— Пётр Олегович.

— Идите Пётр Олегович, мы тут сами, нам только бомбоубежище осталось примарофетить.

Но тот уходить не собирался.

— Я с вами поговорить хотел. Воин русский он всегда духовный, милосердный. Если нет духовности, то не может человек быть истинно милосердным. На службу хочу вас пригласить, — кротко произнёс Пётр Олегович.

— Мы уже на службе! — изрёк круглолицый боец, и парни дружно расхохотались.

— Образы святые успокоение приносят. Молитва помогает очистить разум. Приходите, пообщаемся.

Парень с татуировками оголил руку:

— Смотрите, сколько я оберегов наколол, меня ни одна пуля не возьмёт. А пообщаться мы завсегда и так успеем.

Мудрый взор Петра Олеговича обратился к остальным. Крепыш потупил взгляд, шмыгнул носом и, покусывая губу, стал усерднее сбивать доски будущей скамьи. А круглолицый фыркнул:

— Я реалист. Увижу знамение, уверую. А вы там, в госпиталь сходите, или ещё куда. Тут мужики свою работу знают. Вам бы подальше отсюда надо. А то спасай вас потом, если что. Хлопот только прибавите.

Он сделал пару шагов, потянул за ручку, и хотел было открыть дверь, ведущую в бомбоубежище, но та распахнулась сама. Многие украинские блиндажи имели внушительной длины подземные ходы. Из лестничного прохода за дверью выпрыгнул с бесноватым видом боевик и открыл беспорядочный огонь.

Отец Пётр в миллисекунду осознал, что спасти бойцов, кроме него, некому: потому, как он попал в «слепую зону» за дверью, и боевик его не видел. Действия Петра Олеговича были молниеносными. В три прыжка он достиг железной двери и всем телом ударил по ней. Та сразила стрелявшего. Автоматная очередь, напоследок отстучав по потолку, прекратилась. Боевик кубарем полетел вниз и затих. Лёгкие ранения получили все новобранцы. Кто держался за плечо, кто за ногу.

Пётр Олегович достал из-под бронежилета наперсный крест и стал им крестить, остолбеневших бойцов:

— Господи помилуй! Помоги нам Господи!

Оцепенение сначала отпустило круглолицего:

— Батюшка, вы что? Мы же живые! Это самое главное!

Вторым пришёл в себя крепыш:

— Когда говорите служба?

— Ближе к вечеру.

— Придём! — ответил за всех третий.

Бабушка Оля

В украшенном флажками и шариками сельском доме всё было готово к празднику. Уже успевшие подзагореть на кубанском майском солнце близнецы Ваня и Варя ждали одноклассников к обеду. Но сейчас брат и сестра были заняты другим важным делом. Сидя в пижамах на диване, юные именинники пристально смотрели на экран мобильного телефона. Он стоял на журнальном столике под вазочкой с ландышами. Включённая громкая связь наполняла просторную комнату монотонными гудками. Ваня крутил в руках игрушечный командирский внедорожник и постукивал ногами по ковру. Варя, покусывая губы, крепко держала златовласую куклу. Бабушка, переминаясь с ноги на ногу, теребила поясок халата и поглядывала то на мобильник, то на внуков.

— Папа сейчас возьмёт трубку, не переживайте.

Ласковый тон немного успокоил, ребята переглянулись, но тут Варя засомневалась:

— А вдруг он, как мама, тоже занят?

Брат шикнул:

— Мама хирург, она сейчас чью-то жизнь в госпитале спасает!

Девочка гордо вскинула голову:

— Я знаю. Я не обижаюсь. Просто папа на фронте тоже без дела не сидит. Командовать батальоном сложно, наверное…

И тут на экране появился мужчина в папахе с блестящей кокардой.

— Папа! Папа! — радостно закричали дети и, соскользнув на ковёр, почти вплотную прильнули к экрану телефона.

— Мои родные! С днём рождения! Желаю вам каждый день смеяться и удивляться, радоваться жизни и мечтать! Вы наша ниточка! Вы наша надежда! Всё, надо бежать. Люблю, целую!

Он отключился. Улыбки потухли, но глаза светились. Бабушка, суетливо убирая телефон, затараторила:

— Ну, вот и ладненько, вот и поговорили.

Варя сморщила носик и задумчиво произнесла:

— Бабуль, а что значит — «вы наша ниточка»?

— А-а-а, так это он о преемственности поколений сказал. Нить, что в каждой семье традициями соединяет прошлое и будущее, она прочной должна быть.

— А если порвётся, то что? — озадачился Ваня.

— Падёт страна. Разрушится государство.

Близнецы скептически посмотрели на бабушку, а та, присев на диван перед внуками, продолжала:

— Вот мой дедушка, который воевал в Первую мировую, через революцию прошёл, и в Великую Отечественную войну родину защищал, поучал меня с братьями правилом табуретки. Он часто повторял: «Оля, смотри, чтоб сама знала и дитям своим наказ передала, что, коли они позабудут веру предков, откажутся от главы государства, родину любить не будут, то прахом всё посыплется и невольником бесправным народ станет».

Варя недоумённо спросила:

— И это всё из-за ниточки? Из-за того, что она порваться может?

— А как же? Кто начинает восхищаться и праздновать чуждые праздники, а свои забывать, не читая русских книг, предпочитает только заграничную литературу, тот не знает родной культуры и потенциальным предателем растёт. Пойдёт такой гражданин страну защищать, если враг подступит?

Близнецы переглянулись. Варя испуганно хлопала густыми ресницами. Ваня закрутил головой и уверенно произнёс:

— Предатель сбежит. И если некому будет пойти страну защищать, то дедушка прав, завоюют нас, рабами сделают.

— Молодец! На лету схватываешь, — похвалила бабушка.

Мальчик довольно хмыкнул, но тут в его глазах промелькнуло любопытство:

— Бабуль, только я не понял, причём табуретка?

— А вот причём. Я вам как учитель математики объясню. При наличии трёх точек через них можно провести плоскость. Три опоры дают возможность сделать табуретку. На двух ножках, и тем более на одной, она не устоит, не удержится тот, кто присядет, да и грохнется на пол. А три ножки по устойчивости не уступают четырём. Дедушка сравнивал эти три опоры с базовыми ценностями настоящего гражданина: стоять горой за веру, за правителя и за Отечество. Упустишь хоть одно, разрушится конструкция. Потому мои братья не одну табуретку на трёх ножках сколотили. Напоминалки этакие по всему дому были расставлены.

— А почему у нас ни одной нет? — спохватилась Варя.

— Те, что отец ваш сколотил, уж рассыпались…

Ваня вскочил:

— А как же мы? Мы можем сколотить!

Сестра тоже встала:

— Сделаем! Ты же нам поможешь?

Бабушка расцеловала внучат, трепетно приговаривая:

— Всё рассажу, всё покажу, вы наша ниточка, наша надежда.

Урок

Близился закат. Речная рябь окрасилась в оранжевые тона. Берег опустел. Последний денёк побывки Николай традиционно подарил сыну Алёше. Рыбалка удалась: два ведра карасей.

Как не оттягивал Николай этот момент, всё же пришло время собираться. Сворачивая снасти он, подмигнул сыну:

— Ну что боец, ещё вопросы остались о том, как рыбу удить?

— Никак нет! — отчеканил пятиклассник и озадачил, — па, а что в армии главное?

Николай на мгновение задумался. За плечами полтора десятка лет службы, есть чем поделиться… Но что ответить-то сыну, какой дать урок в соответствии с возрастом?

— А что именно тебя интересует? — уточнил Николай.

— Лучше тот, кто пистолет быстрее достанет?

— Вот ты о чём, — усмехнулся Николай, и за долю секунды вспомнил первые ученья на болотах…

Вонючая жижа хлюпала под ногами, силясь сорвать ботинки с десятка бойцов. Осенний ветер пробирал до костей. Ещё одна топкая преграда и их отделение закончит проходить полосу препятствий.

Один из бойцов недовольно прокряхтел:

— Может, ну его, а? Вон там по сухому по-бырому обойдём. Хватит уже, налазились на брюхе. Да и жрать охота. Когда надо будет по-настоящему воевать, выложимся по высшей пробе!

Молчание. Единственная мысль отпечатана на челе каждого — быстрее оказаться в тепле.

Подал голос волейболист перворазрядник:

— Нам тренер говорил, что даже если ты знаешь, что мяч не достанешь, всё равно прыгай за ним. Сделай всё, чтобы достать этот мяч. Каждый прыжок — это действие. Повтор действий — тренировка. Сотня повторов — и в нужной ситуации тело сработает автоматически.

Кто-то ворча, кто-то безропотно, но преграду преодолели, халявщиков не было. Здравый смысл победил.

Николай пристально посмотрел на сына:

— Не лениться. Как делаешь на тренировке, так и в жизни будет. Хуже может получиться, лучше нет. Это любого дела касается.

— Я запомню, — серьёзно заявил Алёша и игриво добавил, — жаль, что с поеданием жареной рыбки так не получится. Сколько не тренируйся, а не слопать больше, чем в живот поместится!

— Рыбу ещё приготовить надо, — усмехнулся Николай, и отец с сыном отправились домой.

Поезд Победы

Варя торопилась в гости к бабушке. Ей не терпелось рассказать новость. Разрумяненная девчонка скакала, словно солнечный зайчик. И вот она у заветного подъезда. Минута другая ожидания, и ласковым голосом из домофона бабушка даёт добро на вход.

Варя влетела в квартиру старушки, и едва сняв пальто, начала атаковать, бегая по гостиной и размахивая руками.

— Ба, скоро в Краснодар приезжает «Поезд Победы»! Я два билета нам с тобой заказала! Они бесплатные! Пойдём в музей! Это будет мой подарок!

— Какое интересное название — «Поезд Победы». О чём это Варенька? — Надежда Ивановна уселась в кресло с кружевной вышивкой на подголовнике, с улыбкой рассматривая беговой танец десятилетней внучки.

Варя обиженно выпятила губки:

— Бабуль, ты, что никогда про такую выставку в поезде не слышала?

Та растерянно развела руками:

— Начни рассказывать, может, я вспомню.

Внучка приободрилась, и принялась бойко излагать:

— Это несколько вагонов с выставками о Великой Отечественной войне. Как в музеях инсталляции. Они наполнены всякими спецэффектами. В общем, когда заходишь внутрь, как в кино про войну попадаешь. Тут тебе стреляют, а тут раненых везут. Штаб командования. Один вагон даже под концлагерь оформлен. Обещают нереальное шоу. Всё сделано достоверно, чтоб потомки помнили.

Улыбка Надежды Ивановны замерла. Её губы подрагивали. Перед глазами побежали воспоминания. Ей не было и трёх лет, когда началась война. Первые детские воспоминания заставили вжаться в кресло. Чужая семья стала родной. Мать, спасая кроху от душегубки*, спрятала её в глубоком сугробе. Замотанного в одеяло ребёнка подобрали беженцы, проходящие по одинокой пустой деревне с сожженными в церкви жителями и чёрными головёшками вместо домов. Маленькую девочку, не помнившую собственного имени, удочерила санитарка, ухаживающая в госпитале за обмороженным малышом, упрямо цепляющимся за жизнь.

Тем временем Варя, расхаживая по ковру, продолжала повествовать, расписывая премудрости создания уникального музея на рельсах, повторяя то, что вычитала в рекламном буклете, который получила в школе.

Закончив перечислять оригинальный поезд, внучка недовольным голосом громко спросила:

— Ба, ты меня слушаешь?

Надежда Ивановна вздрогнула:

— Да, деточка, да. Вспомнилось немного. Когда меня удочерили, у меня и старший брат появился, а не только сёстры. А я и не помню его совсем. Лёнечка юнцом желторотым на фронт сбежал. Отучился на артиллериста и пропал. Потом похоронку принесли. Только его карандашный портрет и остался, где он красивый, счастливый такой.

Внучка недоумевая, уточнила:

— Тот, что над столом в старом доме висел, а теперь у тебя в спальне на комоде стоит?

— Он самый. Это родители заказали у художника рисунок с крошечной фотокарточки. Папа так и сказал, чтобы вся семья его таким видным парнем запомнила. Тогда доходили через однополчан известия, что израненный он весь и контуженый был. Никто не хотел верить, что Лёнечка больше не вернётся. Мать так до конца жизни с этим портретом, как с живым, разговаривала, — она поднялась. — Пойдём в кухню. Попьём чай. У меня и пирог есть с малиной и творогом, как ты любишь. Знала, что придёшь.

Скривившись, Варя пробормотала:

— Сюрприз не удался.

С задумчивым видом Надежда Ивановна расставила чашки. Заварила чай с мелиссой и поставила парящий напиток перед Варей вместе с сочным куском пирога.

— Угощайся.

— Бабуль, тебе подарок не нравится?

— Варенька, стара я по поездам лазить. Ты мне рассказала и довольно будет. Сходи с кем-то ещё.

Внучка заметила слёзы бабушки и стушевалась:

— Бабулечка, прости, я не хотела тебя огорчить.

— Ну, что ты родная, ты ни при чём. Это фашисты тогда всё устроили. Они же подчистую славян уничтожать шли. Германия пакт о ненападении заключила, но обманула Советский Союз. Я всё помню… И как голодали. Вынет мать паклю, что меж брёвен в избе, и даст нам пожевать, чтоб заснуть могли. Лес рядом, а грибы да ягоды не взять, заминировано. И как после войны долго восстановление шло, помню. Как с тремя сёстрами в одном школьном платье поочерёдно на уроки ходили… Мне, чтобы вспомнить, как это было, ни в какой музей идти не надо, — Надежда Ивановна коснулась рукой груди, — сердце всё помнит. И снится многое до сих пор. Вам, солнышко, учить историю надо, чтобы знать, от какой беды нас всех русский солдат избавил. Да глядеть в оба, чтобы на Родину никто больше не напал.

*душегубка — специальный грузовой автомобиль, использовался немецко-фашистскими захватчиками во время Второй Мировой войны для убийства людей путём удушения их газом.

Хранители памяти

В крошечном помещении было душно. Катя, стоя в очереди, обмахивалась рекламным листком, пристально смотря в панорамное окно, за которым приветливый апрель позеленил деревья. Родители попросили напечатать фотографии для семейного альбома, и она после школы зашла по пути в ближайший фотосалон. Из подсобки вернулась администратор, принесла готовые фото.

— Неужели нельзя включить кондиционер? — недовольно провозгласила Катя, ожидая, что клиенты фотоателье её поддержат.

Администратор улыбнулась, и вежливо ответила:

— Пожалуйста, потерпите, у нас есть посетители, которым это вредно.

Катя гневно сверкнула очами и, желая заглянуть в глаза тому, кто испугался дуновения ветерка и разобраться с ним напрямую, ринулась «сканировать» помещение: «Молодая пара с ребёнком у входа это не они. Вон как дуют на малыша. Пацан у стойки тоже вспотел. И тётке с веером жарко. Мужчина в велосипедном шлеме и рюкзаком весь красный, и он не отказался бы от свежего воздуха. И все молчат. Как будто мне одной больше всех надо! Ну, ничего. Вы мне ещё все «спасибо» скажите. Да где же этот «тепличный субъект»?!».

И тут она заметила низенькую женскую фигурку. Катя раздула щёки и будто ледокол ломанулась вперёд, обошла, чтобы пойти в лобовую атаку и застыла: пожилая женщина держала в руках портрет, на котором улыбался седовласый мужчина в орденах и медалях. Изображение не было знакомым, но в душе Кати всё похолодело, а потом заполыхало. Только вчера на уроке истории разбирали подвиги Великой Отечественной войны, проводили параллель с тем, как куётся победа сегодня на Донбассе. Алая краска залила лицо юной особы, шея покрылась красными пятнами, уткнувшись взором в пол, она вернулась в конец очереди.

Кате вспомнились слова учителя, они жгли изнутри: «Подвиг нашего народа в годы Второй мировой войны бессмертен. Защитники Отечества боролись с врагом до победного конца и на фронте, и в тылу. Не щадя жизни, они сражались за свободу, не дали истребить и поработить свою страну. Не позволили Гитлеру осуществить блицкриг — молниеносный удар, который в несколько месяцев сломил европейские государства. Самоотверженное единение Красной армии и народа стало залогом Великой Победы. Ныне нацизм снова поднял голову. И снова наш народ восстал!».

Помните, сила защитников Отечества в единстве поколений. Мы хранители памяти. Мы должны ценить наследие, уважать старших — они наши корни, наш исток. Мы должны следить за тем, чтобы подвиги предков и сегодняшние подвиги не затерялись в веках. Мы должны помнить уроки истории и делать всё, чтобы наш мир, русский мир жил».

В ателье зашла школьница лет восьми. На ручке её портфеля свисала георгиевская ленточка.

Катя наклонилась к девочке и пояснила:

— Привет. Георгиевскую ленточку носят на груди, в области сердца. Это не украшение. Это символ памяти. Один из основных символов памяти Дня Победы. Сним надо обращаться бережно.

— А чем приколоть? — спросила девочка.

Женщина с веером протянула булавку:

— Держите.

Катя прикрепила ленточку как нужно и, довольная собой, радостно провозгласила:

— Вот. Теперь ты достойный хранитель памяти.

Три матери

В мужском купе собрались попутчики: профессорского вида дедушка с внуком, мальчуганом лет десяти, пожилой интеллигент в очках и с поседевшими висками молодой боец в военной форме, на которой блестели ордена.

Мальчик долго рассматривал награды и наконец, решился спросить:

— А это вам за что дали? За что вы воевали?

Молодой человек одарил мальца улыбкой:

— За разные ратные заслуги получил, а сражался всегда за одно и то же — за трёх матерей.

— У вас три мамы? — удивился юный попутчик.

Тот рассмеялся:

— Вроде того, — и посерьёзнев взглядом, объяснил, — русский воин всегда стоит с мечом и щитом за родину-мать, за собственную мать и мать своих детей.

Неожиданно интеллигент ехидно изрёк:

— Если, конечно, эти женщины не ссорятся между собой.

Брови дедушки от возмущения взлетели на лоб.

— Если институт семьи, как надо работает, то все матери в ладу живут.

— Умные какие все! — фыркнул тот в ответ, уткнувшись в книгу с названием на английском языке.

— Так и есть, — спокойно продолжил дедушка, и стал разъяснять озадаченному внуку, — если отобрать у человека родину, принижать её значение в сравнении с другими странами, женщинам навязать мужскую работу, а стариков загонять в дома престарелых, то ни одно государство не будет сильным. Потеряется смысл в жизни мужчины. Он превратится во флегматичного, вялого такого кролика с горой мяса, вместо мышц.

— В кролика? — переспросил мальчик.

— Именно. Вот растёт ребёнок в семье, и что видит в своём окружении, то и перенимает для будущей жизни. И что же получается. Сначала он обласкан, все проявляют заботу, пока мал. И дружочек ожидает, что такая атмосфера, где любящая его и отца мама будет всегда. Он твёрдо уверен, что в его жизни всё будет хорошо. А там, где попирают семейные ценности, что видят дети? Им талдычат «учи английский язык», якобы он главнее русского, и без него в жизни никуда не пробиться. А что он познаёт в иностранных книжках, позабыв про родных героев?

— И что же? — насмешливо поинтересовался интеллигентный попутчик, не отрывая глаз от книги.

Дед не удостоил его ответом, прокашлялся и замолчал, глядя в окно. Потом медленно произнёс, обращаясь к внуку:

— Чужую мораль! И начинает юный недоросль жить только в угоду собственным капризам. И когда, не дай Бог, приходит грозный час, что встать под ружьё надобно, он, вместо этого, собирает вещи и ищет себе другую родину.

Интеллигент пожал плечами и снова углубился в чтение, но невольно прислушивался к разговору.

— А если там тоже война? Он опять побежит? — почесал макушку внук.

— Побежит. Ему плевать, что будет с родиной, что станется с близкими и друзьями. Он думает, что живёт свободой, как шаровидный кустик перекати-поле, а на самом деле погряз в плену постоянного страха. Неуютно ведь жить среди чужих людей в чуждой культуре.

— Поодиночке не выжить. Мне бабушка про прутики в венике рассказывала, по одному их легко переломать, а целую метлу и силач не сможет одолеть, — припомнил мальчишка.

В купе на несколько секунд наступило молчание. Младенец кратко изложил неоспоримую истину.

Отложив книгу, интеллигент, снял очки и, потирая переносицу задумчиво произнёс:

— Вы правы, сохранение института семьи — это базовая обязанность любого здорового общества.

А молодой боец примирительно улыбнулся:

— Я же сказал: всё держится на трёх матерях.

Только вперёд

Густой сумрак холодной весенней ночи незаметно подкрадывался, контрастно проявляя яркие стежки автоматных очередей на одной из окраин Бахму́та — древнего русского города как куполом накрытого плотной орудийной канонадой и огненным маревом пожаров. Укрываясь между несколькими составами вагонов, стоявших на железнодорожных путях, бойцы штурмовой бригады ЧВК «Вагнер» вели перестрелку с прочно засевшим в здании противником: остатками батальона ВСУ. Продолговатая белокаменная двухэтажная постройка с парой подъездов, как сотами выстланное осиное гнездо, была утыкана огневыми точками, запрятанными в зиявших провалами окнах. Работа штурмовиков осложнялась широким открытым пространством вокруг цели. Местами разрушенный почти до основания каскад сараев примыкал к зданию слева. Бойцы понимали, что это наиболее удобный путь для прорыва, но об этом наверняка догадывался и противник.

Позади изрешечённой пулями цистерны тихо совещалась четвёрка мужчин.

Подтягивая ремень каски, плечистый боец с позывным «Буря», чётко выговаривая слова, неторопливо произнёс:

— Есть подтверждение, что последний дрон ликвидирован. Это не значит, что противник полностью ослеп, но…

— Но это определённо заявка на начало штурма, — сдержанно продолжил худощавый командир.

Вскинув угольного цвета брови, один из мужчин сжал автомат и с кавказским акцентом порывисто заговорил:

— Пора бы уже. С трёх часов прошлой ночи топчемся. Командир, позволь мне зайти слева. Я со своими бойцами пробегусь по «открытке» и…

— Эльбрус, нет. Я сам поведу, а ты пойдёшь во второй группе. Нам нужно надёжное прикрытие. Объединяйся с группой эвакуации, и обеспечьте нам проход к правому подъезду.

— Правому? — орлиным взором Эльбрус уставился на силуэт здания и, ругнувшись на потёмки, прильнул к прибору ночного видения.

В разговор вступил боец из группы закрепления. Поигрывая затёртым плюшевым космонавтом, пристёгнутым к бронежилету, он спросил:

— А нам что делать?

— Уран, ты со своими ребятами проберёшься слева. Надо совершить прорыв и разделить усилия противника. Твоя задача прочно засесть и удерживать позицию. Начинаем через десять минут с пятиминутным интервалом. Я первый, ты второй.

— Принято, — сухо отозвался Уран и скрылся во мраке.

Бесшумно проскочив через обгоревшие вагоны, вскрытые как консервные банки прямым попаданием артиллерии, Уран вернулся к своей группе и объявил:

— Небо чистое. Заход слева. Я первый. Вперёд!

Бойцы подорвались из укрытия. Короткими перебежками они последовали за лидером группы. Он повёл их к цели, делая круговой разбег сквозь апрельский ещё лысый кустарник по извилистой тропе выстланной ковром из следов боёв. Усыпанный фрагментами снарядов щебень шуршал, доски противно скрипели, металл скрежетал, осколки стекла и шифера предательски-громко хрустели… Всё это натягивало нервы Урана в тончайшие, вот-вот готовые лопнуть струны. Натренированное боями в Сирии сердце, каждый раз замирало или учащало пульс от любого звяканья или лязга. Во рту обозначился солоноватый привкус крови. Природное чутьё не раз выручало. И прямо сейчас оно яростно сигналило о том, что опасность притаилась где-то совсем рядом. Даже свежий сырой воздух стал пахнуть иначе и будто сделался вязким, липким… И вот свершилось, шестое чувство не подвело: несмотря на все старания и предосторожности, незаметно приблизиться не удалось, они наткнулись на засаду. Из подвала сарая громыхнул одиночный выстрел. Близкий свистящий звук, режущий бойцам слух, прозвучал как приговор. Группа мгновенно приникла к студёной земле. Дыхание было горячим, к счастью, подшлемник, имеющий лишь прорезь для глаз, хорошо маскировал пар изо рта.

— «Трёхсотый» есть? — прошептал Уран.

Сиплый голос пронзил темноту:

— Прошло по касательной. В строю.

Уран мысленно порадовался: «Слава Богу, без «двухсотого» обошлось!».

Целиться не представлялось возможным и, сверив часы, Уран метко забросил гранату. Оставшиеся метры до здания они преодолели как скоростные болиды. Заскочили в квартиру на первом этаже и молниеносно, заняв «свои сектора», ликвидировали не успевших сориентироваться ВСУшников. Слышался ожесточённый бой: вагнеровцы пошли на штурм с противоположной стороны здания.

— Мы тут будем сидеть? — прорычал один из бойцов, адресуя вопрос лидеру группы.

— Таков был приказ, — сухо ответил Уран. — Но обстоятельства поменялись, — и, достав рацию, он сообщил командиру, — Внутри. Идём к вам!

По приказу Урана группа пошла на штурм. Лидер продолжал идти первым. Стремительно тесня противника с тыла градом гранат и поливая огнём из стрелкового оружия, они проскочили почти целый этаж. Перед тем как войти в крайнее помещение Уран сорвал чеку, и хотел было забросить гранату, как услышал громогласное «Джамбо брат!».

— А теперь укрепляемся! — скомандовал Уран, услышав в приветствии вагнеровцев, что вход первой штурмовой группы обеспечен, комбинированная тактика скрытого проникновения и динамичной атаки успешно сработали.

Дальнейший захват здания буквально был делом техники, закреплённой на уровне автоматизма. Слаженные действия опытных бойцов. Отработанные приёмы по принципу секторов с выделением зон ответственности. Методическая групповая зачистка. Штурм закончился в считанные минуты.

К обеду следующего дня штурм был разобран в деталях и проанализирован. Составлен список ошибок противника, на которых можно было сыграть, проработаны для будущих боёв собственные недочёты. Вагнеровцы учатся каждый день, каждый бой — это новый урок.

Буря и Уран задержались во временном штабе — подвальном помещении некогда жилого здания подготовленным для обитания инженерным отрядом. Разлив травяной чай по стальным кружкам, они уселись за импровизированным столом из ящиков. Тонкий аромат мелиссы деликатно наполнял комнату, ненавязчиво протискиваясь между запахами оружейной смазки и специфического букета медикаментов. Матовые светильники, мерцая, гудели над головами. Без балаклав молодым людям можно было дать не больше двадцати пяти лет на вид, но мудрый взгляд у обоих, говорил о том, что их зрелость опережает возраст.

— Отличная импровизация получилась. Уран, ты виртуоз.

— Да ладно тебе. Типичная подстройка под созданные противником условия. В нашей работе ведь как? Движение — это жизнь. А нам двигаться надо только вперёд.

— Согласен. Останавливаться нельзя, — задумчиво протянул Буря и добавил, — знаешь, а у меня вчера пополнился перечень причин бить укронационалистов …

Уран погладил игрушечного космонавта. — Сын, когда подарил мне его, сказал, что это талисман. Говорит, я хочу, чтобы он тебя берёг так же, как ты бережёшь нас с мамой. Что ещё можно добавить к защите Отечества? Я здесь только по этой причине.

— Глобально, конечно, ничего. За Русский мир воюем. А вот в частности…

Буря надрывно вздохнул и замолчал.

— Что в частности?

— А то… Дьявола изгоняем. ВСУшники вчера прицельно расстреливали православную церквушку. Там никого. Они бегут от нас, но тратят время, тратят патроны… Так им ненавистно то, что ещё совсем недавно было священно. Это реально ещё один повод давить поражённого бесятиной врага.

Уран кивнул и уверенно произнёс:

— Наши деды победили нацистов, и мы справимся.

Мелодия свинца

Александр пристегнул последний магазин к автомату. Тридцать патронов. Тридцать шансов прицельно выстрелить по ВСУшникам, сократить численность врага. Его укрытие обнаружено, но пока имеется преимущество: к крыше пятиэтажки путь был только один — через подъезд, который он контролировал. Александр погладил автомат:

— Ну, что друг, стоим до конца.

Он перевёл флажок предохранителя в одиночный режим. Щёлкнул затвором. Прицелился. Выстрелил. Отпустил спусковой крючок. Выстрелил. Затем ещё и ещё. Обратный отчёт остановился на пяти. Александр вытер ладонью лицо и улыбнулся. Мелкий апрельский дождик, этот весенний привет природы, его развеселил. Он выстрелил.

— Четыре.

Где-то позади по жестяной вытяжной колонке прошлась автоматная очередь.

— Чем вы стреляете? Я с таким звуком «блинчики» в детстве на пруду пускал! — расхохотался Александр, — и сделал очередной выстрел, — три.

Этажом ниже взорвалась граната.

— Каши мало ели? Что за музыка? Как палкой по ведру! Так бабуля моя ворон пугала! — он усмехнулся, прицелился, выстрелил, — два.

Новая очередь автомата снесла лист жести. Тот полетел вниз и звонко ударился об тротуар.

— И всего-то! Да моя Ленка на первом свидании мне затрещину и то сильнее влепила! — крикнул Александр, и нажал на спусковой крючок, — один.

И тут руку обожгло огнём. Алое пятно медленно расползалось по плечу. Александр задорно рассмеялся:

— Комариный писк ваша музыка!

Он отстрелил последний патрон. Отсчитал десять минут, достал рацию, но не успел вызвать «огонь на себя»: прямое попадание превратило прибор в кровавые осколки. Зажав простреленную ладонь в кулак, он попытался отползти за вытяжные колонки. Внезапно по крыше ударили из крупнокалиберного пулемёта. Александр потерял сознание.

Он очнулся на носилках, и еле слышно прохрипел:

— Вызываю «огонь на себя».

Раздался хохот.

— Не дали парню героем стать!

— Ага, посмертно!

Он с усилием всматривался в улыбающиеся лица:

— Вы кто?

— «Музыканты»*.

Слабая улыбка промелькнула на спекшихся губах Александра:

— Хорошо сыграли, братья!

*«Музыканты» — одно из прозвищ ЧВК «Вагнер».

Оставаться человеком

Ожесточённые бои за Донбасс оставляли кровавый шлейф. В округе стоял запах смерти. В каждом освобождённом населённом пункте ЧВК «Вагнер» наладил транспортировку погибших бойцов противника к линии соприкосновения.

Закончив с разгрузкой очередной партии досок, Митя вернулся под незатейливый наскоро сколоченный навес, где боевой товарищ, который ему в отцы годился, мастерил длинные ящики.

Отряхиваясь от опилок, Митя спросил:

— Батя, что дальше?

— Отдохни малёк. Парни вернутся, разложим ВСУшников по гробам.

Митя, который недавно прибыл в подразделение, сплюнул и недовольно проворчал:

— Не понимаю, почему мы с ними возимся?

— Противник сражается достойно. Коли заплатил полную цену — погиб на поле боя, то он достоин уважения. Если сослуживцы не удосужились, так мы подсобим.

— Укронацики с нашими так не церемонятся, — присаживаясь на деревянную колоду, фыркнул Митя, но поймав суровый взгляд Бати, стушевался.

— В этом мы и отличаемся… Вот скажи мне, что главное на войне?

— Победить, конечно.

Не прерывая работы, Батя принялся разъяснять новичку:

— Вот как в миру бывает. Поедет какой-нибудь удалец за тридевять земель в отпуск и давай там куролесить. Думает, что раз не видят друзья да близкие прегрешений, стало быть, можно дурака валять. А на фронте как? Взял позывной, так сказать, новое имя принял… Казалось бы, теперь можно вести себя иначе? Иначе, да не совсем. Стержень внутри тот же. По каким ценностям воспитан человек, такие и дела он творит. И с теми, кто живёт в «серой зоне», таким же образом всё обставлено.

Митя осклабился.

— Мудрёно ты говоришь, перевод требуется.

— А я тебе примерчики сейчас приведу, чтобы попроще тебе было уразуметь. В Солидаре шла эвакуация мирных жителей. Укропы «спалили» на квадрокоптере и начали артобстрел. Наши парни поснимали броники, надели их на детей. Итого четверо ранены, два погибло, но из ребятишек никто не пострадал, всех вытащили, всех до единого спасли. И там же другой случай. На свой страх и риск жители спрятали нашего раненого бойца. Он заполз в их подъезд. Так они перевязали его, замыли следы крови по лестницам и прятали у себя под кроватью до подхода нашего подразделения.

На лице Мити заиграли желваки, брови сдвинулись.

— Принято. Спасибо за урок. В войне главное — оставаться человеком.

Батя усмехнулся.

— То-то же. А то зачем, да почему? Думать надо, прежде чем спрашивать. Сам-то не глупый, оказывается. Быстро дошло, что нельзя человеческим принципам изменять… Даже если в нечеловеческие условия попал.

Батя ещё что-то вещал, а Митя в мыслях уже был далеко: ему вспомнилось босоногое детство, когда он впервые от дедушки получил нагоняй за то, что с пацанами у соседа вишни воровал. Тогда ему было очень стыдно. Дедушка не ругал, нет. Он в точности как Батя «прожигал» тяжёлым взглядом и лишь сказал: «Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».

— И как я только мог это забыть? — пробормотал Митя.

— Что забыть? — переспросил Батя.

Он отмахнулся.

— Ничего. Это я так… Вдруг понял, что война пробуждает настоящее в человеке. Всё встаёт на свои места. Нет подмены понятий. Снова, как в детстве, чётко ясно, что такое хорошо, а что такое плохо.

Батя перекрестился.

— Твоя правда. Побольше бы народу сейчас пробудилось.

По доброй воле

По переполненной стоянке медленно кругами ползали автомобили: в час пик около центрального городского универсама всегда нехватка парковочных мест. Пожилая женщина с трудом протиснулась на старенькой иномарке между мощными джипами. Но едва она открыла дверь и высунула ногу, как из блестящего внедорожника рядом недовольно прорычал владелец — мужчина лет сорока:

— И куда это ты намылилась? Сейчас же убирай свою консервную банку!

Женщина, застыв, извиняющимся тоном залепетала:

— Мне только продуктов прикупить. Вы же всё равно никуда пока не едите?

— Ты чё не поняла? Ты меня подпёрла! Отъезжай давай!

Она хотела что-то сказать, но не успела: запиликал мобильник. Женщина с проворством кошки, выхватила телефон из сумочки и приникла к нему. Владелец внедорожника опешил от такой наглости и побагровел, но первые же слова чужого разговора заставили его остыть и побледнеть…

— Володя? Володя? Ты?! Живой? Не ранен?

Неизвестно, что она могла расслышать: из трубки доносился грохот орудий. Разговор не длился и минуты. По лицу женщины потекли слёзы, рука с телефоном безвольно опустилась.

— Живой? — сипло осведомился владелец внедорожника.

— Живой… — протянула женщина и судорожно вздохнула. — Вот так ждёшь, ждёшь этого звонка, а как только отключится, опять страх к горлу подступает… Как он там?

— Сын?

— Муж. Шестьдесят два года, а всё туда же — «Не могу сидеть в стороне». А что, дети выросли. Своих уже воспитывают. Сын у нас в спецназе служит, отцу сам снаряжение закупал. Нет бы, где поспокойнее, парням помогать, опытом делиться… А он возьми и в самое пекло в «серую зону» напросился…

— М-да… Моему отцу тоже седьмой десяток пошёл и уже больше года как в спецоперации на Донбассе участвует. В «Барс-7» состоит. Всё время в окопах, прямой контакт с противником. Ещё он был командиром разведывательной группы и в тыл к укронацикам наведывался… В первый раз, когда пошел, скрыл от всех. Сказал, что на вахту на Север. Мать жутко на него обиделась, когда всё вскрылось. А ну-ка больше четырёх десятков лет вместе, а тут, видите ли, секретничать надумал… Его трижды за «двухсотого» принимали. Один раз мы даже похоронку получили. Батя пять операций перенёс после миномётного обстрела, но как только реабилитация закончилась назад на фронт, фашистов давить… Эх, по контракту и я хотел пойти, а меня не взяли, сердце слабое…

Оба умолкли, каждый думал о своём.

— Вы это извините. Нервный стал, аж самому противно. Идите, я присмотрю за вашей машиной, не волнуйтесь.

Слово

Памятник архитектуры — железнодорожный вокзал видел на своём веку много встреч и много прощаний, и если бы это здание было человеком, а не каменной громадой из красного кирпича, то сегодня оно испытало бы глубокое смятение, пополнив свой старинный архив ещё одной разрывающей сердце сценой.

На прихваченном мартовским инеем перроне стояла группа людей, чем-то похожих друг на друга. Сразу можно было догадаться, что это одна семья: рослый седовласый военный с вещмешком, четверо детей, стройная молодая женщина и крепкий мужчина с армейской выправкой. Внуки и дочь еле удерживали слезы: пожилой доброволец до последнего дня скрывал от них, что отправляется на Донбасс. Сын, посвященный в планы отца немного ранее, держал взгляд ровным, хоть на душе человека, отдавшего полжизни службе в спецназе, скребли дикие кошки.

— Деда, ты, правда, уезжаешь? — жалобно пролопотал самый младший из присутствующих.

— Правда.

— На войну?

— Да.

— Боишься?

— А чего бояться? Пока мужчина в силах, он защитник. И если он не притворяется защитником, то его место сегодня там, где идёт битва за Отечество.

Мальчишка шмыгнул носом.

— А если тебя убьют?

— Я не ворон, всё равно триста лет жить не буду.

Послышались всхлипы белокурой внучки. Схватившись за косички, она горестно зачастила:

— Деда, не уезжай! Мне страшно!

К ней присоединились сёстры:

— Как нам без тебя? Что нам теперь делать?

— Учиться и беречь. Каждый день учиться чему-то новому и беречь русские традиции, — дал наказ дедушка, оглядев поочередно всех внуков и, задержав взгляд на сыне, добавил, — и пока меня нет, во всём прислушиваться к старшему мужчине, спрашивать у него совета.

Дочь покусывала губы, не решаясь высказаться. На лице мелькали обида, гнев, тревога. Едва сдерживаемые слёзы застелили глаза.

— Почему? Почему? — еле слышно выдавила она.

— Дочур, ну что ты как маленькая? Ты же меня знаешь… Помнишь как у Омара Хайяма? — и он процитировал:

«Бренность мира узрев, горевать погоди!

Верь: недаром колотится сердце в груди.

Не горюй о минувшем: что было — то сплыло.

Не горюй о грядущем: туман впереди…».

— Горевать не будем. Будем молиться, — шёпотом пообещала дочь.

У дедушки для каждого находилось слово. То самое, заветное слово, которое оттачивалось опытом, вело по жизни, помогало на перепутье. Слово, которое и на склоне лет он не предал, ибо научился ему от отца и деда.

Голос из динамиков провозгласил отправление поезда. Провожающие наперебой загалдели:

— Мы тебя любим! Береги себя! Возвращайся скорее!

Младший скривился, чтобы не расплакаться, сжал кулачки и дрожащим голоском произнёс:

— Деда, я тебя жду! Очень жду!

Перед тем как заскочить в тамбур, дедушка подарил близким скупые объятия и без тени сомнения произнёс:

— Мы победим, обязательно победим!

Укрепы

Зимний вечер вступил в свои права. Из детского сада потянулись стройные ряды: уставшие родители и подпрыгивающие задорные ребятишки. Старенький Алексей Иванович, опираясь на палочку, неспешно вёл внука. Идти до дома всего ничего: парк пересечь. Но как же обойти стороной игровую площадку? По сложившейся традиции Серёжа вихрем проносился по всем качелям и горкам, и уж потом отправлялся домой. Но в этот вечер малец только разок скатился с горки и подбежал к деду. Они медленно выдвинулись по расчищенной аллее.

— Ты сегодня быстрее. Замёрз?

Серёжа замотал головой.

— Чего тогда?

— Деда, а как «укрепы» строят?

Неприятный холодок пробежал по спине Алексея Ивановича. Сын на Донбассе около полугода. Для младшего внука он был в служебной командировке. Серёжа потянул за рукав, напомнив о себе. Алексей Иванович напряжённо улыбнулся и отстранённым тоном ответил:

— По-всякому бывает. В основном из бетона возводят различные сооружения и делают между ними переходы.

Серёжа сосредоточенно нахмурился.

— Как домик крота. А почему очень много бойцов для захвата нужно?

Алексей Иванович остановился.

— А ну-ка давай, выкладывай, что знаешь!

Брови мальчика встали холмиками. На лице смятение. Попался. Серёжа опасливо спросил:

— Ты меня не выдашь?

— Обещаю.

Внук воспрянул и на одном дыхании выпалил:

— Мой папа воин! Деда, он настоящий воин! Я им очень горжусь! Он герой!

Алексей Иванович в сотый раз упрекнул себя. В своё время он не настоял на том, чтобы открыть внуку правду, обойтись без секретов. Но таково было решение сына и невестки, и он молчал.

— Так. Продолжай.

— Мне Игорь сказал, что папа в госпитале. Не волнуйся, у него осколочные ранения. Мелкие царапины такие. Он быстро поправится.

Дедушка сглотнул. Взрослые могут тайнами обложиться сколько угодно, но детям не объяснить, что это делается из добрых побуждений. Старший брат благополучно «сливал информацию» младшему. На сердце Алексея Ивановича потеплело: «Молодцы ребятки, дружные, договорились. Но как случилось, что о ранении сына ему самому не было известно? Ох, уж эти недомолвки во благо…».

— Что ещё Игорь говорил? — осторожно поинтересовался дедушка.

Серёжа потёр кончик носа.

— Он вчера к дяде Роме заходил. Папе звонили.

Алексей Иванович смекнул, что надёжным источником выступает одноклассник и близкий друг сына. А Серёжа тем временем продолжал:

— Там такое было! Наши штурмовики захватили продвинутый «укреп» ВСУшников. Они по трубе под землёй пробрались. Ползли под минными полями! Представляешь?

— Представляю, — кивнул Алексей Иванович, вспомнив подробности из новостных сводок о феноменальной операции русских бойцов в Авдеевке и, продолжив путь, дал разъяснения, — «укреп» «укрепу» рознь. Тот, о котором ты говоришь, строился десять лет. Там не то, что бетонные блиндажи, подземные бункеры отгрохали. Минных полей и оборонительных позиций кучу расставили. Ещё видео камер понатыкали. Каждый миллиметр простреливается.

— А-а-а, — протянул Серёжа и, с взглядом хитрого лисёнка проговорил, — хорошо, что ты никому не расскажешь, что я проболтался. А то мама расстроится, Игорь обидится, бабушка переживать станет…

— Моё слово крепкое, ты же знаешь, — сказал Алексей Иванович, и внук успокоившись, принялся делиться событиями в садике.

Пока Серёжа весело щебетал, дедушка кивал, параллельно размышляя: «Как и в моём послевоенном детстве, сегодня ребятишки взрослеют быстрее. Нельзя, опасно скрывать от них правду. Сегодня же со всеми переговорю».

Пошёл в штурмовики — значит, лямку тяни»

Небо непроглядное. Идёт снег. Если с утра, выполняя авиазадачу, Иван мог сказать, что видимость сносно приемлемая, то после обеда он работал будто в облачной перине. Первый опыт боевых вылетов, полученный в Сирии, на Донбассе не особо помогал. В Западной Азии террористы в основном использовали стрелковое оружие и ПЗРК, это позволяло осуществлять энергичные пике, а тут вооружение противника существеннее: комплексы противоракетной обороны, системы радиоэлектронной борьбы, артиллерия, авиация. Всё это заставляло авиаштурмовиков проявлять изобретательность в манёврах, применять сложные фигуры пилотажа. Но от беды никто не застрахован, поэтому Иван садился в кабину СУ-25 с двумя гранатами — сдаваться в плен у русских не принято. Хладнокровия Ивану не занимать, в Донском казачьем краю воспитан.

Иван хмурился всё сильнее, метеоусловия ухудшались. Поддерживая себя в тонусе, он заворчал:

— Пошёл в штурмовики — значит, лямку тяни. Нечего на погоду пенять…

И тут самолёт сотряс ракетный удар. Вылетело стекло слева. Жалящие осколки осыпали лицо, руки, ноги. Нечто острое впились в грудь под сердцем. Оба двигателя горят. Система управления отказала. Прихватив автомат и гранаты, Иван катапультировался.

Он упал на поле около лесополосы. Шею заклинило. С трудом Иван попытался встать. Раздались выстрелы. Он огляделся и мигом прикинул: «Метров двести до посадки. До ВСУшников раза в два больше. Успею!».

Сбросив по пути снаряжение, Иван спешно добрался под защиту заснеженных деревьев. На этой подконтрольной ВСУ территории велись очаговые бои, сплошная линия фронта отсутствовала. Преследователи, опасаясь засады, не рискнули отлавливать лётчика и на полпути отказались от своей затеи. Иван глубоко выдохнул, выпустив облачко пара. Туман гарантировал, что вражеские беспилотники не прилетят, но свои тоже его искать не будут. Температура воздуха ниже нуля. Ночью ударит мороз. Чтобы не околеть, нужно двигаться. Но в какую сторону?

Кровоточащая рана в груди заныла с новой силой. Требовался осмотр, но повреждённая шея не позволяла хоть как-то это сделать. На ощупь Иван налепил широкий пластырь, развернул карту, сверился с компасом и призадумался: «До границы добрая сотня километров. Из провизии фляжка и три карамельных батончика. Что же снег и сосульки помогут сэкономить воду, а есть, пока и не хочется…».

Выход он отложил до темноты. Потом двое суток как в бреду. Ночью по дороге и через поселения, днём леском. Передышки куцие, так как ботинки промокли, чуть длиннее остановка, ноги замерзают и в темп обратно вернуться сложно. Разок прикорнул на валежнике, а большую часть пути шёл напролом, понимая, что если прятаться, то и свои, и враги за чужого примут, а с чужаком разговор короткий. Выбранная тактика сработала, лишь один раз гавкучий пёс пристал, но на его лай никто не обратил внимание.

Ранним утром Иван вышел к блокпосту. Накопившаяся усталость на долю секунду отпустила. Добрался.

Тут его ослепил луч фонаря и в стальной тональности последовал вопрос:

— Пароль?!

— Свои, — Иван выставил руки вперёд и представился, — гвардии майор Иван Павлович Редкокашин. Лётчик штурманской службы 18-го гвардейского штурмового авиационного полка 101-й смешанной авиационной дивизии 11-й армии военно-воздушных и противовоздушных сил.

— Документы?!

Ответ отрицательный. Никаких удостоверений на боевой вылет лётчики с собой не брали.

Погранцы забрали оружие, отвели к старшим. Строгого допроса не получилось. Ивану посчастливилось встретиться с земляком. Майор легко справился с географическими вопросами и был эвакуирован в госпиталь, где врачи извлекли из его груди осколок ракеты.

* * *

После восстановления Иван на некоторое время стал инструктором. Он готовился к занятию, когда зазвенел телефон.

— С вами будет говорить командующий армией, — услышал Иван из трубки и автоматически вытянулся по стойке смирно.

— Поздравляю, вам присвоено звание Герой России!

Перед глазами Ивана в мгновения ока пронеслось: он мальчишка в Никлиновской спецшколе с первоначальной лётной подготовкой, зачитывался тогда подвигами Александра Покрышкина, Алексея Маресьева, Ивана Кожедуба, Валерия Чкалова, затем Краснодарское высшее авиаучилище, потом служба… Его детская мечта осуществилась.

Майор бодро отчеканил:

— Служу России!

Герои не умирают

Алёша сладко зевнул и с надеждой посмотрел на электронное табло расписания, но в нужной строчке по-прежнему было пусто. Он украдкой взглянул на сидящую рядом маму. Её спина была ровной, пальцы сжимали ремешок сумочки. Не мигая, мама непрерывно смотрела на большие часы у выхода на перрон. Поболтав ногами, Алёша огляделся: железнодорожный вокзал просыпался, пребывали первые утренние пассажиры.

— Мам, а сурприз скоро?

— Сюрприз, — поправила мама, погладив сына. — Скоро, сынок, скоро.

— Ну, скажи, что мы ждём? Что в этом поезде такого?

— Не что, а кого.

— Хорошо. Кого мы ждём? — исправно отчеканил мальчик.

— Если я скажу, какой же это сюрприз будет?

Сын заглянул в глаза маме и растерянно спросил:

— Папа? Он домой возвращается?

Щёки мамы вспыхнули алым цветом. Она широко улыбнулась.

— Какой ты смышлёный стал! Да, твоему папе дали отпуск.

— Отпуск — это не навсегда, — понуро изрёк мальчик, но глаза засветились, как звёздочки, а сон будто рукой сняло.

— Целых две недели. Ротация батальона, а потом снова на Донбасс, — сообщила мама.

Алёша встал и принялся расхаживать.

— Не мельтеши, — попросила мама, но сын не реагировал. Тогда она поймала его и задержала в объятиях. — О чём задумался?

— А папа, как мои прадедушки, герой?

— Да. Каждый, кто идёт защищать Отечество, герой. Это самые крепкие духом смелые мужчины. Мы гордимся ими. Они самые лучшие.

Алёша насупился.

— Ты чего приуныл?

— У Петьки отец не вернулся. Твой дедушка под Берлином погиб. Почему самые лучшие умирают?

— Солнышко, они не умирают…

Непонимающе Алёша взглянул на мать.

— Как не умирают?

Та закачала головой из стороны в сторону и повторила:

— Не умирают, — и более твёрдым голосом добавила, — они всегда рядом. Они живут в нашем сердце. Их дела нас направляют, не позволяют нам отступиться. Чтобы не произошло, всегда надо помнить, кто твои предки.

— А я знаю и помню. Мы потомки победителей!

— И это не только гордость, но и ответственность, — щёлкнула мама по носу, выпятившего грудь сына, на которой красовались георгиевская лента и нашивка батальона отца.

Объявление о прибытии поезда заставило Алёшу запрыгать, а его победное «Ура!» разбудило дремавших пассажиров, но на светящегося от счастья мальчишку никто не обиделся.

Экзамен

Первые воскресные посетители кафе: четыре молодые женщины. Трое из них только что услышали, зачем их позвала бывшая сокурсница. Несколько минут неловкого молчания заполняла тихая музыка.

Яна, не скрывая удивление, уточнила:

— Ты нас всех собрала, чтобы об этом рассказать?

— Ну, да. Я думала, может быть, вы захотите ко мне присоединиться, там много вакансий открыто, — растерянно оглядев изумлённые лица, пробормотала Вета.

Дина поперхнулась:

— Ты в своём уме? Бесплатно выслушивать чужие сопли-слёзы? Чем тебе в детском саду не сидится? Остроты сюжета не хватает?

Вета ответила вопросом на вопрос:

— А разве не для того, чтобы помогать людям, мы на факультет психологии поступали?

Яна почти подпрыгнула:

— Вот насмешила! Психолог — работа не пыльная! — она повернулась к Даше, — а ты чего молчишь?

Та демонстративно поправила очки:

— А что тут скажешь? Можно поздравить. Человек нашёл, куда время убивать. Замуж ей не надо. Уже успела. Детей пока нет. Вольна делать, всё что заблагорассудиться.

Негодуя, Яна фыркнула:

— Ты ей ещё благодарность выпиши! — она обратилась к Вете, — зачем тебе всё это? Веселись, отдыхай, пока возраст ограничений не наложил…

Вета уверенно сказала:

— Думать надо глобально, а действовать локально. Могу приносить пользу и буду, а позиция, моя хата с краю, не для меня.

Дина вдруг рассмеялась:

— Ян, а чего ты так распереживалась? Пусть сходит на пару смен, «побывает в шкуре» волонтёра-психолога. Тогда ей всё дойдёт. Если её туда вообще возьмут. Я слышала, что пройти отбор в волонтёрский центр на горячую линию весьма сложно. Туда с колоссальным стажем берут и всё такое. Только представьте, какие вопросы «разруливать» надо. Звонят не обычные городские сумасшедшие с обострением в полнолуние, а члены семей участников специальной военной операции. А ещё у волонтёров командировки на Донбасс бывают, когда в особо тяжёлых случаях не получается помощь дистанционно оказать. Попадёт как-нибудь под обстрел. В бронежилете побегает. Тогда точно очнётся и образумится.

Взяв меню и не отвлекаясь от его изучения, Даша с прохладцей проговорила:

— Мы реалисты, а не ура-патриоты. Слепых добровольцев в нас не ищи. И если уж на то пошло, то каждый должен заниматься своим делом. От этого больше пользы обществу.

Вета поднялась из-за стола:

— Я и занимаюсь своим делом. Ладно, мне на экзамен пора. Держите за меня кулаки.

Она пришла ровно к назначенному времени и заглянула в аудиторию, где кандидаты проходили собеседование. Комиссия экзаменаторов выглядела сурово. Увидев Вету, председатель вскинула бровь. Ассистент указал на одинокий стул напротив комиссии. Экзамен проходил интенсивно. Ладони вспотели, но «удар она держала» достойно. Ассистент жестами намекал, что уже ждёт другой кандидат, но председатель как с цепи сорвалась и задавала вопросы один сложней другого.

И вот ассистент громко обратился к председателю:

— Маргарита Васильевна, мы выбиваемся из графика. Прошу задать последний вопрос.

— Перечислите правила заботы о других?

Вета, не моргнув глазом, твёрдо произнесла:

— Понимать разницу между заботой и контролем. Не забирать всю ответственность за благополучие на себя. Не проецировать собственные желания, а уточнять, что именно нужно человеку. Опекать из внутреннего избытка энергии, а не недостатка.

Председатель подалась вперёд:

— Не передумаешь?

— Мам… Ой, простите! Маргарита Васильевна, вы же знаете, яблоко от яблони недалеко катится, а мне с родителями повезло.

— Она ваша дочь? — прошептал ассистент.

Председатель улыбнулась.

— Она новый сотрудник.

Покрова́ Z

Протяжно завывая, ночная вьюга царапалась в окно колкими снежинками. Отложив письмо мужа на тумбочку, Ульяна случайно взглянула на рамку со свадебной фотографией. Смущённые улыбки молодожёнов. Жених в военной форме. Невеста в простеньком, но всё же в подвенечном платье. Невольно вспомнилось, как с мамой спешно его шили. Свадьба была скромной, Иван тогда пришёл в отпуск по ранению. Ульяна завернулась в одеяло, поглаживая округлившийся живот. Её мысли вертелись под стать разгулявшейся метели, супруг поделился, что на фронте недостаток маскировочных сетей.

Ульяна села на кровати.

— Надо действовать!

Она взбила подушку, взобралась повыше, схватила мобильник и обзвонила всех, кто числился в телефонной книге. На запрос поучаствовать в закупке сетей, реагировали по-разному.

— Для этого существуют благотворительные фонды. К ним обратись.

— Подруга, сама сейчас сбор объявила, наши с тактическими аптечками попросили помочь.

— Мы в школе постоянно на что-то сбрасываемся. На всех денег не напасёшься!

— Для финансирования армии правительство достаточно средств выделяет.

— Скоро Новый год. У нас были другие планы.

— Как уже достали все эти просьбы. Куда ни зайди, все на что-то собирают. И ты в попрошайки подалась?

— А кто закупать будет? С кого спросить куда потратили?

— Я в репортаже видела, что туда горы этих сетей отправляют, не переживай, всем достанется.

— Не-не. Я пас. Мошенников развелось сейчас никому верить нельзя. Закупят или себе по карманам распихают?

— Извини, от зарплаты оставила только на продукты и коммуналку, остальное уже в краевой военный госпиталь перечислила.

Так и не уснув, Ульяна поднялась по звонку будильника. Собираясь на работу, она выбирала в шкафу одеяние попросторней. Взор упёрся на бережно упакованное свадебное платье. Недолго раздумывая, она прихватила его с собой, запихав в огромный пакет. Вечером Ульяна зашла в церковь. В зале, где проходят занятия воскресной школы, было многолюдно. Читая молитвы, женщины разных возрастов, на широких деревянных каркасах плели сети. С гуманитарным грузом они передавали их на Донбасс в батальон земляков.

Матушка встретила гостью:

— В лавку зашла? Свечку поставить хочешь?

— Нет. Хочу плести помогать, пока срок позволяет. Научите?

— Заходи.

Ульяна выставила пухлый пакет.

— У меня тут это, — распахнув, она продемонстрировала содержимое, и спросила, — возьмёте на ленты?

Матушка кивнула и указала пройти с ней в комнатку по соседству. Они вошли. Старушка за столом нарезала материю, а позади неё в углу высился ворох свадебных платьев. Ульяна молча выложила своё.

Старушка одобрительно закивала и доложила Матушке:

— С этим в аккурат ещё на одну сеть хватит.

— Вот и славно, — перекрестилась Матушка, а Ульяна, смахнув украдкой слезу, твёрдой походкой отправилась в общий зал.

Феечка

В переполненном посетителями социальном центре душно, распахнутые окна не дают достаточно прохлады. С улицы доносится пение птиц, но кажется, что весне рады только пернатые, на их щебетание мало кто обращает внимание. Узкие коридоры наводнены беженцами, которые выстроились в очередь на примерку одежды и обуви. Кладовщик — молоденькая девушка выбежала в малый зал, где собраны вещи для малышей.

— Это надолго, — вздыхает хмурая златовласка, смотря как за кладовщиком, прошла стайка мамочек с грудничками.

— Потерпим, и не такое терпели. Девчонка вроде шустрая, — отзывается пожилая соседка по очереди.

— М-да шустрая. Она мне в прошлый раз пыталась впихнуть сапоги на размер больше, — златовласка скривилась и произнесла тоненьким голоском, — «Я вас понимаю, я вас понимаю», — она хмыкнула, — что эта феечка может понимать? Как будто это она без крова осталась. Как будто её спокойная жизнь закончилась. Отработает с печальной миной, а потом каблучки напялит и в какой-нибудь ночной клуб помчится хвостом вилять. А за то, что тут добровольствует, наверняка бонус какой-нибудь, где учится, получает.

— Чего придираешься? Ну не доучилась, может быть, она. Натянула маску психолога и изображает, что она типа что-то знает. Я тут брошюрку одну ненароком зацепила с собой. Подковалась, что они нам должны, а что нет. Так вот. Фраза: «Я вас понимаю», чуть ли не первой значится, которую беженцам нельзя говорить.

— А что там ещё написано?

— Ерунда по большей части.

— А в двух словах?

— Кризис переживаем. Несколько стадий. Сначала шок, типа, это всё не со мной и вообще такого со мной быть не может. Это проходит быстро. Наступает фаза «сейчас всё быстро разрулю». Но ни фига не выходит, как раньше, уже не будет, весь этот экстрим надолго. Оттого злость так и разъедает, душит… Начинается поиск виноватых за приобретённый кошмар. Понятное дело затяжная агрессия, срывы на ком попало. В итоге всех ждёт депрессия. И только когда она пройдет, примем новую реальность. В общем, остренькие мы очень. Но собачиться с нами никто не будет.

— Чепуха! Я вот лично ни на ком не срываюсь, — златовласка хотела ещё что-то добавить, но в этот момент седой мужчина протиснулся к двери склада, и беженка тут же переключилась на него, завопив, — эй, тут очередь!

Он добродушно улыбнулся:

— Мне к дочке. Она землякам помогает, кладовщиком устроилась. Порадовать хочу, — он продемонстрировал какой-то документ.

— А что это у вас? — поинтересовалась златовласка.

— Жилищный сертификат получили.

— То-то вы такой добрый…

Златовласка скомкано поздравила мужчину. В её глазах застыли слёзы. Она повернулась к соседке по очереди и ошарашенно пробормотала:

— Тоже беженка… Она меня действительно понимает, — златовласка сипло спросила, — на какой, говоришь, мы стадии?

Прозвучал бесцветный ответ:

— На самой долгой…

Тепло для Победы

В столовой многодетной семьи, на длинном столе, застеленном пёстрой клеёнкой ровными стопочками лежали одноразовые полотенца, ткань для губки, зип-пакеты разных размеров, флаконы с антимикробным лосьоном и листки с инструкциями. Сборка «армейского сухого душа» шла полным ходом.Маленькие пальчики детворы сновали туда-сюда. Два брата разрезали полотенца и смачивали их моющим средством, а две сёстры раскладывали всё в пакеты. Младший же Максик, которому недавно исполнилось три года, усердно «помогал» всем.

Старшая Соня, поправив волосы, строго сказала:

— Вчера до обеда мы пятьсот пятьдесят штук сделали. Надо и сегодня не меньше. Дядя Миша скоро приедет.

— А чего это ты так стараешься? — ухмыльнулся Коля и толкнул Петю в бок.

Тот, захихикал:

— Надеется, что ей кулон подарят, если план перевыполним. А он их, вообще-то для донбасских девчонок мастерит.

Соня и бровью не повела, за неё заступилась Света.

— Какие же вы ещё малявки! — возмутилась она. — Дядя Миша кулоны для всех делает. И, между прочим, не всем девчонкам на Донбассе они и нужны.

Коля вспыхнул как спичка:

— Докажи!

— Легко! — не отрываясь от работы, Света поделилась наблюдением, — посмотрите запись, где дядя Миша поздравляет с днём рождения дочку волонтёра из Мариуполя. Он вручает свой фирменный кулон. Она ему едва «спасибо» выдавила, взяла и всё. А он бац! И из-за спины достал тактическую аптечку. Так она, как зайка, запрыгала и даже обняла его за такой дорогой подарок.

Коля кивнул:

— М-да, аргумент.

Петя поддакнул:

— Я понял о каком видео Света говорит. Так и есть.

Но тут Петя и Света получили нагоняй от старшей:

— А чего это вы без спроса в мамин телефон лазите?

Света мгновенно переключилась на Максика, который пока все отвлеклись, усердно поливал из лейки цветы на ковре.

У Пети вытянулось лицо, он прокашлялся:

— Так это… Мама сама показывала, как она с другими волонтёрами людям помогают, грузы доставляют… Вот мы и искали, чтобы ещё такое сделать. Там же когда благодарят, бывает, что скажут, что им ещё нужно. Иногда такое самим можно смастерить. А радости будет как от окопной свечи или тепловизора.

Соня покачала головой и строго сказала:

— Смотрите у меня, «помощники»! — но тут же смягчившись, уточнила, — нашли что-нибудь?

Довольный Петя выпятил грудь:

— Ага-а-а!

Света оживлённо поведала:

— Бойцы с собой носят письма-треугольнички, маленькие мягкие игрушки, мешочки с вышитыми пожеланиями. Один солдат сказал, что всё, что детьми сделано им особенно дорого. Это их греет. Они чувствуют тепло ребячьих сердец. Прямо так и сказал. Я придумала, что из старой одежды легко мешочки сшить. Это несложно, быстро и красиво. А вот вышивку долго. Но у нас есть маркеры для ткани. Получится ничуть не хуже!

— Попробуем, — нахмурилась Соня. — Главное, чтобы основной процесс не страдал. На нас рассчитывают.

Света кивнула:

— Я подсчитала, что если перед сном по одному делать, то я сама для целого взвода за месяц приготовлю.

— Долговато, — проговорил Коля и по-деловому предложил, — надо ребят в школе и в садике подключать.

— Так и сделаем! — захлопала в ладоши Света. — Нам своего тепла не жалко!

Попасть за ленточку

Трое мальчишек весело резвятся в бассейне. Погрузившись в раздумья, Юля смотрит на сыновей с террасы. Бывший коллега Виктор, он же партнёр по бизнесу, долил в стакан лимонной воды и потряс кусочками льда в пустом графине.

— Хозяюшка, пока ты в облаках витаешь, гость всё выпил. Кажи, шо надумала или тащи ещё.

— Сейчас, — рассеяно отозвалась Юля, забрала графин и в обнимку с ним, словно остужаясь от горячих дум, отправилась на кухню.

Она вернулась с новой порцией напитка, и сама выглядела обновлённой: взор ясный, жесты чёткие.

— Бачу, шо созрела для серьёзного разговора.

— Созрела-то я давно, схему выстраивала, — созналась Юля.

— Тьфу, бисова баба, нет бы со мной, хоть трохи обмозговать! — притворно негодует Виктор и, став серьёзным, спрашивает, — Юль, до рейса меньше двух дней, успеем минивэны подготовить?

— Кто, если не мы? У волонтёров мотор в хлам разлетелся.

— Да-а, «Соболь» у них быстро износился. Пацаны делились, что там, на колдобинах и ухабах не тока покрышки рвутся, но и диски не выдерживают. Дороги тока хуже стали. Потянем?

— Мы с тобой ни разу никого не подводили. Грузы всегда вовремя доставляли.

— Так-то где было? По России!

— Донбасс — тоже Россия.

— Россия, — быстро согласился Виктор, — только немного другая. Помнишь же, как в «серой зоне» дороги разбиты? И техремонт по мобильнику не вызвать. Интернета почти нет. Связь иногда проскакивает. Навигатор куда нас поведёт? А ближе к линии соприкосновения дроны «укропов» следят, тока и жди прилёта. Ты не думай, я не ропщу. Хочу, чтоб ты себе всё реально представляла, а то сюда, как возвращаешься, то быстро к хорошему привыкаешь. А Володя, — он кивнул в сторону бассейна, — а твои мужички, опять туда мамку отпустят?

Юля хмыкнула:

— Спасибо за заботу. Володя по сослуживцам с утречка уже пробил, как быстрее «за ленточку» на сегодняшний день попасть. Итак, до передовой от нас чуть больше четырёхсот километров. Итого, на всё про всё — сутки. Места встреч для передачи адресных посылок актуальны до конца недели, успеем ко всем заглянуть.

— А если что-то пойдёт не так?

— Слышь, мы же с тобой уже стреляные воробьи, почти год прошёл, как беженцев из освобождённых городов вывозили. Импровизировать умеем. Да и ко всему ведь, всё равно, никогда не подготовиться. Как маршрут не выстраивай, жизнь непредсказуема. Атлас дорог, каски, броники у нас есть. Сухпай на дорожку собрать, и будет.

Виктор принялся загибать пальцы:

— Бензин в оба конца, запаска…

Юля перебила:

— Это само собой.

Он широко улыбнулся, расставил руки:

— Таки мы готовы! Собраться, что подпоясаться!

— Опять шуткуешь?

— А як же? Без смиху и помирать скукота!

— Но-но! У нас задача другая! Мы теперь, сердцем чувствую, не раз ещё «за ленточку» с гуманитаркой смотаемся, к тому же скоро учебный год, школьникам на новых территориях надо будет тоже подсоблять, — она взяла со стола заигравший мобильник и через полминуты разговора, сообщила, — что и требовалось доказать. Интересуются, не выделим ли ещё места и какой у нас график работы на сезон.

Виктор поднялся:

— По наличию места, как всё перегрузим, так ответим.

— Я уже сказала «да». Посылки, письма — всё это укрепляет дух наших бойцов. Так что всё впихнём!

— Даже не сомневаюсь, — хохотнул Виктор.

Рулят баранкой и словом

Микроавтобус «Газель» с гербом Подольска, объезжая колдобины, лихо мчался по пустынным мариупольским улицам. Остановки общественного транспорта на реконструкции, дорожная разметка редко попадается, светофоры работают не везде. Ранним майским утром Алексей выискивал пассажиров. Он притормаживал там, где замечал людей в рабочей спецодежде. Те без вопросов спешили в салон, зная, что автоволонтёры доставят куда нужно — весь город, как одна большая стройка, а маршрут закольцован между местами проживания строителей и объектами восстановления.

Алексей остановился около мужчины, которого возил каждый день. Сегодня он был с мальчиком. Они оба запрыгнули в салон.

— Помощник? — поинтересовался Алексей, газуя, когда пассажиры уселись.

— Сына не с кем дома оставить, — сухо отозвался мужчина.

— А что на стройке он будет делать?

— Посажу где-нибудь.

— Пусть со мной покатается. Чтоб соплей на сквозняках не прихватил, — предложил Алексей и обратился к мальчику, — хочешь?

Юный пассажир посмотрел на отца и когда тот кивнул, мальчик согласился и тут же попросился вперёд. Ближе к обеду они кружили по округе вдвоём, подвозя жителей, которые посещали медико-социальные центры. Серёжа, так звали мальчика, казался хмурым молчуном. Алексей попытался его разговорить.

— Я забыл, у вас тут Азовское или Чёрное море?

— Азовское.

— А почему Мариуполь так называется? Потому что на берегу моря?

— Все туристы так думают, — он запнулся и поправил себя, — думали.

— А на самом деле, почему такое имя город носит?

— Какая разница. Нет города.

— Как нет? А ты?

— А что я?

— Ты и есть город. Ты его лицо. Ты здесь самый главный. Раньше Мариуполь каким был? Обычным курортом. А теперь это город-герой. Присвоено звание «город воинской славы». Все, кто тут живут — герои.

Мальчик смотрел во все глаза:

— Правда?

— Даже не сомневайся, — твёрдо произнёс Алексей и, приметив знакомого строителя, пробормотал, — о, мой земляк, сейчас его подвезём, — он притормозил и прокричал, — Никитыч, давай к нам!

Никитыч притворно заворчал:

— Эх, думал прогуляться, морским воздухом подышать. Ладно. Мне тут до угла, — он забрался в салон и, улыбнувшись мальчику, сказал, — да тут компаньон. Как тебя звать?

— Сергей, — скованно представился юный пассажир, микроавтобус тронулся, и мальчик вдруг осмелел, — хотите про город расскажу?

— Давай, конечно! — в один голос попросили земляки.

— Мариуполь — это город Марии. Название от имени Мария, а не от слова «море».

— Что за Мария? Богоматерь? — спросил Алексей.

Сдвинув брови, Серёжа уверенно проговорил:

— Я не помню, версий много, но точно знаю, что не от «море». К тому времени как туристы съедутся, я подготовлюсь.

— Обязательно съедутся! Мариуполь, как картинка будет! — пообещал Никитыч.

Серёжа впервые заулыбался:

— Я буду ждать.

Патруль Чести

Пыхтя, как паровоз, Алла тащила объёмную коробку. Она вошла в гараж, который уже давно превратился в импровизированный склад станичного волонтёрского движения.

— Бабуш, ещё посылка, поместится? Дедуля говорил, что перевес уже, но я не могла соседке отказать, — сказала Алла, но увидев бабушку замерла.

Та сидела подле «Газели» и читала письма, предназначенные солдатам.

— Что ты делаешь? — недоумевая, спросила внучка.

— Врагов ищу. Давай посылку. Сейчас пристроим.

Алла поставила коробку и переспросила:

— Врагов?

— Да, солнышко.

— А откуда тут враги?

Бабушка чуть примяла углы коробки:

— Есть пустое пространство, придётся обрезать, тогда точно втиснем.

Она взялась за ножницы и клейкую ленту, внучка молча помогала, ожидая ответа. Когда «отрихтованная» посылка попала в кузов, бабушка пояснила.

— Ты же знаешь, что мы вещи всегда только у проверенных людей берём?

Алла закивала:

— И когда конвой едет, тоже только проверенные повара котлеты для бойцов жарят.

— Понимаешь почему?

— Бабуш, конечно! Есть «ждуны» и «зрители». Они пальцем о палец не ударят, чтобы фронту помочь. А есть и те, кто вредят исподтишка!

— Поэтому и перечитываю письма. Месяц назад акцию среди младших классов устраивали «Письмо солдату», так в общий мешок кто-то записок с ругательствами подсунул. Хорошо, что вовремя заметили. Представь, какого деду твоему было бы, если бы он такие слова «поддержки», рискуя жизнью, «за ленточку» привёз? А бойцам нашим? И думать не хочется.

Внучка побледнела, губы вытянулись в одну линию:

— Нашли того, кто это сделал?

— Нет. Но теперь вкруговую перечиткой занимаемся.

— Так нельзя оставлять! Надо найти и наказать!

Бабушка закрутила головой:

— Объяснять надо, что к чему, смотреть в оба и предотвращать беду. Многие ребятишки ведь по глупости, «за конфетку» зло творят. Покаются, одумаются. Не по-христиански это — к розгам сразу обращаться.

Алла скривилась:

— Кто-то светлое дело в чёрное превратить попытался. Я бы всё равно ремня дала…

— Для этого ума много не надо, — махнула рукой бабушка, — а то по твоей логике получается, что надо всыпать ремня и родителям, которые не досмотрели? А они могут оказаться вполне нормальными людьми.

— Так что же делать?!

— На опережение думать. Предугадывать, где ещё и через кого враг зубы показать может.

Алла поразмыслила:

— Завтра же в классе обсудим. Предложу в школе Патруль Чести создать. Не позволим врагам среди своих вырасти!

Перехват

Подтянутый, солидного возраста мужчина, стоял около припаркованного у обочины автомобиля неподалёку от дорожного знака с названием кубанской станицы. Пара верхних пуговиц на рубашке была расстёгнута. Одной рукой он потирал шею, вторая лохматила затылок. Мальчишеская улыбка не сходила с лица. Взгляд перемещался по окрестностям с неистовой скоростью, любовно поглаживая крыши домов, утопающих в садах, заросли камышей заполонивших берега шустрой речки и бескрайние пшеничные поля с зелёными тесёмками лесополос.

Его мысли вились путаными клубками. Прошло около полувека с тех пор, как он в последний раз видел малую родину. Родные края никогда и ни с чем не сравнить… Разве только на уровне воспоминаний из детства и сегодняшним днём. Словно во сне перед ним бежали всполохи ярких образов. Вот место, где дружной гурьбой ходили с классом в поход под тенистые ивы у реки или удили с братом рыбу под мостом и там дальше, на диком пляже, под стареньким клёном он впервые признался в любви. Школьный выпускной, проводы в армию. Потом быстрее закрутилось колесо фортуны. Служба по контракту, военная карьера с параллельной учебой. Сирия. Донбасс. Параллельно встреча Катюши. Рождение Сашули и Сончи. Как же всё это было давно…

Он почувствовал, что слёзы навернулись на глаза, но пересилил себя, шёпотом подметив:

— С возрастом становишься сентиментальнее.

Неожиданный протяжный гудок клаксона заставил обернуться. На обочину пыля колёсами, свернули два полицейских автомобиля. Через мгновение из одного выскочил молоденький паренёк, по-видимому, недавно надевший сержантские погоны.

— Нарушаете! Предъявите документы! — сбивчиво протарахтел он, даже позабыв представиться.

Вскинув бровь, мужчина подчинился блюстителю порядка и ловким движением достал из козырька водительское удостоверение и техпаспорт:

— М-да. Позабыл я о родном крае, вот он меня, видать, поэтому так ершисто и встречает.

Полицейский бегло просмотрел документы и, постукивая парой пластиковых карточек по ладони, с проблескивающей в глазах смешинкой спросил:

— Аркадий Семёнович, что будем делать?

— А вы мне предъявите сначала, что я нарушил, там разберёмся.

Вдруг полицейский расхохотался: — Деда, ты что, меня не узнаёшь?

Аркадий Семёнович пригляделся и немного замялся, а потом чуть ли не вскрикнул:

— Максим! Как же ты похож на моего брата!

Тот застенчиво расплылся в улыбке:

— Мне сказал отец, что его дядя приезжает, так я с коллегами договорился. Мы план «Перехват» устроили, чтобы вас встретить. Вы же герой для всей станицы! О вас в школе казачатам рассказывают. Так что готовьтесь программа у нас длинная. Я уже, кому надо, позвонил, нас у Вечного огня ждут.

Максим обнял двоюродного деда, заметив, как тот еле сдерживает нахлынувшее волнение.

— Ну, что вы, что вы. Родина про вас никогда не забывала.

Перемена

Небывалая для Кубани февральская распутица заставляла лишний раз носа из дома не показывать. При внезапной надобности в поездке люди предпочитали воспользоваться такси, чтобы потом не отскабливать автомобиль от липучей грязи. А тем, кто добывал свой кусок хлеба извозом, делать было нечего. Водители, как всегда, старательно чистили салоны после каждого заказа, чтобы очередной клиент остался доволен.

Сергей только привёл машину в порядок, как поступил новый заказ. В строчке пункта назначения значился «Ростов». Он рассмеялся:

— Вот так просто за двести км сгонять? Без названия улицы и номера дома? — Сергей криво усмехнулся, — детвора, что ли балует? Съездишь вхолостую, а потом ещё и отмываться…

Он взглянул на темнеющее небо. Ночь вот-вот окончательно вступит в свои права. Дождь со снегом усиливался. Сергей уже хотел отказаться, но передумал: возможно, кому-то нужна помощь. Он подтвердил, что принял заказ и поехал в соседнюю станицу.

Клиентом оказался парень в военной форме. Представился Олегом. Поскольку по возрасту они были примерно равны, то быстро нашли общий язык. И немного погодя Сергей спросил:

— Чего это ты на ночь глядя?

— Отпуск короткий. Время поджимает. Мне в район Работино вообще-то надо.

Сергей регулярно смотрел военные сводки, поэтому моментально вычислил географический регион:

— Так это же Запорожская область!

— Да. Но сначала дело в Ростове закончить надо.

— Что за дело?

Олег глубоко выдохнул.

— Расскажу по порядку. Отцу операцию делать должны были. Процент благоприятного исхода низкий. Попросил, чтоб дали с сыном перед операцией свидится. Командир вошёл в положение, отпустил ненадолго. Я за сотню прикупил «шестёрку» и ломанул домой. Но в Ростове по ночи в меня фура сзади въехала. Операция утром. Телефон разрядился. А тут ещё «гайцы» неизвестно когда приедут. В общем, отогнал «шестёрку» я за ближайший цветочный магазинчик. Продавщица мне такси вызвала. Я к отцу в больницу впритык по времени успел.

— И как сейчас здоровье бати?

— Операция прошла успешно. А вот место происшествия я покинул… Но да ладно, с ГАИ уже разобрались. Теперь забрать «шестёрку» надо. Она на ходу, только багажник всмятку. Задача перегнать домой. Там уж родня определит чинить или на металлолом сдать.

— Перегоним, — кивнул Сергей.

Олег, словно тормоша себя, усиленно потёр лицо.

— Мне в части через сутки быть надо. Примешь и второй заказ?

— Без проблем. Я со своим батей уже ездил «за ленточку». Двумя водителями проще. Так что не переживай, доставим. Ты ростовский адрес давай, мне определиться надо через какой мост въезжать.

— С этим туго. Адреса нет.

Остаток пути прошёл в определении пункта назначения по косвенным признакам. К счастью, Сергей некоторое время жил в донской столице и неплохо ориентировался по городу.

И вот они остановились около того самого цветочного магазинчика. Оказалось, что машину Олег отогнал к многоэтажке, оставил ближе к гаражам. Несколько десятков метров по хлюпающей слякоти и цель достигнута.

— Вон она! — воскликнул Олег.

«Хоть бы колёса были на месте» — не стал озвучивать мрачные мысли Сергей, припомнив, что в годы бытности в Ростове, любой автомобиль поутру мог запросто оказаться на столбиках кирпичей, вместо резиновой обувки.

Они приблизились к «шестёрке». Одинокий фонарь плохо справлялся с освещением. Но, тем не менее, Олег сразу заметил изменения. Заднее стекло обмотано плёнкой и заклеено изолентой. Багажник местами выгнут и тоже задрапирован плёнкой. Не хитрый военный скарб не тронут. Неизвестные явно постарались, чтобы дождём вещи и салон не промочило.

— Кто-то тут похозяйничал, — удивлённо пробормотал Олег.

Сергей сглотнул.

— К добру ли это?

Из темноты гаражей показалась тройка крепких мужчин кавказской внешности. У самого крупного увесистая бита.

— Чего тут забыли?! — рыкнул один из них.

Олег повернулся. Он громко отчеканил:

— Моя машина. Какие вопросы?!

Интонация полярно поменялась.

— Хозяин нашёлся! А мы тут уж две ночи сторожим. Слух пустили, что военному из нашего дома авто принадлежит.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

Всю обратную дорогу Сергей думал. Он вдруг осознал, как сильно за последние два года поменялись люди. Перемена остро обозначилась. Уже мало кто мог отрицать, что всё идёт как раньше. СВО растормошило народ, запустило процесс разморозки сознания. Наши ребята гибнут не зря. Свой мир надо охранять. И однажды все-все прозреют, что выпускать оружие из рук нельзя. Исторически доказано, что армия, флот и авиация — это единственные союзники России.

Оглавление

Выездной концерт

Герой

Они выполняют боевые задачи

Иваныч

Отец Пётр

Бабушка Оля

Урок

Поезд Победы

Хранители памяти

Три матери

Только вперёд

Мелодия свинца

Оставаться человеком

По доброй воле

Слово

Укрепы

Пошёл в штурмовики — значит, лямку тяни»

Герои не умирают

Экзамен

Покрова́ Z

Феечка

Тепло для Победы

Попасть за ленточку

Рулят баранкой и словом

Патруль Чести

Перехват

Перемена