Собрание сочинений. Том 3 [Павел Петрович Бажов] (pdf) читать онлайн

MH
fjl|ô4ïîMî|”sSïsîîaai
5«х-Ля₽И*

НА
■’’■’■i'kiiS»« -

:£■

?£«»

««UMiiaWss’safrêjis

«»&

fs-|||;ïfrtigSg?Sg||S

Œ|tj^rh-i^ÂiAïïrt**s
yv.^.*.rîi’.rîsys3pSj^
•VWlfiW•• •■х •■Sï5——

БИБЛИОТЕКА «ОГОНЕК

Н.1ХБАЖОВ
Сочинения
в трех томах

ТОМ

ш

МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА:
1986

Собрание сочинений печатается по изданию:
П. П. Б а ж о в. Сочинения в трех томах.
Изд-во «Правда». 1976*

Иллюстрации художника
И. И. П 4 е л к °

© Издательство «Правда». 1986.
(Иллюстрации.)

УРАЛЬСКИЕ
выли

В ДЕТСКИЕ ГОДЫ
— Ты что не собираешься? Ревело ведь!
— Ладно, без сборов. Отдохнем.
— Что ты! Отказали?
— Объявил вчера надзиратель — к расчету!
Мать готова заплакать. Отец утешает.
— Найдем что-нибудь. Не клином свет сошелся. На
Абаканские 1 вон которые едут.
Перед этими неведомыми Абаканскими мать оконча­
тельно теряется. Краснеет нос, морщатся щеки, и вы­
ступают крупные градины — слезы. Старается сдер­
жаться, но не может. Отец вскакивает с табурета и бы­
стро подходит к «опечку», где у него всегда стояла
корневая чашечка с махоркой. Торопливо набивая труб­
ку, сдержанно бросает:
— Не реви — не умерли!
Мать, отвернувшись к залавку, начинает всхлипы­
вать. Я реву. Отец раздраженно машет рукой и с кри­
ком: «Взяло! Поживи вот с такими!»—захлопывает за
собою дверь.
Вмешивается бабушка. Она ворчит на мать, на отца,
на заводское начальство и тоже усиленно трет глаза,
когда доходит до Абаканских.
Днем приходят соседки «посудачить». Винят больше
отца.
— И когда угомонится человек?
— Мне Михайло когда еще говорил — непременно
откажут твоему-то.
— Вон в кричном он Балаболку-то осадил: хоть
стой, хоть падай!
1 Железоделательные заводы в Минусинском округе, бывшие
Кольчугинские. (Прим, автора.)
5

Начинают припоминать отцовские остроты, но они
так круто посолены, что передают их женщины только
«на ушко». Мать обыкновенно заступается за отца и, ка­
жется, делает это не только «от людей», но вполне ис­
кренно. Она даже горячится, что так редко бывает при
ее ровном, спокойном характере.
Вечером приходит отец. Красные воспаленные глаза
показывают, что выпито немало. Однако на ногах дер­
жится твердо, говорит громко, уверенно. Удивляется
«тем дуракам, которые сидят в Сысерти, как пришитые».
— Уедем, и дело с концом! На Абакане, небось, не
по-нашему. Чуть кто зазнался, сейчас приструнят. А у
нас что? Попетан изъезжается, Балаболка крутит, и
Царь ехидствует. А ты не моги слова сказать. Терпи —
потому у тебя тут пуп резан. Найдем место. Вон там
как живут!
Отцу не противоречат, по опыту знают, что хороше­
го ничего из этого не выйдет. Мне — малышу — отцов­
ские планы кажутся заманчивыми, и я засыпаю с думой
о далеком крае, где все не по-нашему.
Утром тяжелое раздумье—«как быть? Оставить до­
мишко, покос, огород! Кому продать? А вдруг на Аба­
кане не лучше Сысерти?
Бабушка и мать, конечно, против Абакана. Отец
сдает: «Надо поискать где поближе».
«Поближе» — значит к Белоносихе, на спичечный
завод. Но туда редко удавалось поступить. Обыкновен­
но там было переполнено рабочими, и работали они за­
даром. На мельницах тоже ничего не было.
Оставалось «пытать счастья» в «городе». (Так безы­
менно звался Екатеринбург.)
Отец недели на две, на три исчезает из дому. Мать
усиленно работает днем и ночью, вконец изводит гла­
за: плетет широкие .кружева или «вяжет узорные чулки
для заводских барынь. Не столько заработок, сколько
взятка по женской линии.
Отец приходит угрюмый — нет работы. Ехать в Си­
бирь после неудачных поисков уже не собирается.
— Сходи к управителю-то,— говорит бабушка.
Отец хмурится и бормочет:
— Да уж, видно, придется, мать. В «поторжную» —
и то не попасть без этого.
6

Начинается «выдержка»: «На той неделе побывай»,
«после Успенья зайди».
Съедено уже все. На поденные работы в заводе
отец, однако, не выходит. Знает, что все равно не при­
мут, да и позором это считается для фабричного рабо­
чего. Промышляет, чем придется: рыбалкой, старатель­
ством, сенокошением и т. д. Мать слепнет над ажурны­
ми чулками уже из самого тонкого шелка.
— Рассылка приходил. К управителю звали,— ра­
достно сообщает она возвратившемуся с рыбалки отцу.
Это значит — конец измывательству.
Отец поспешно одевается «по-праздничному» и ухо­
дит. Возвращается веселый, «Посылает в Полевской».
Начинаются сборы. Отец обычно уезжает на сле­
дующий день «с попутными». А мы с матерью и бабуш­
кой перебираемся потом, когда уже он получит «за по­
ловину».

Случай вроде описанного мне пришлось переживать
в детстве не один раз. Разница была лишь в подробно­
стях. Вместо Абаканских заводов иногда выплывали
более близкие: Невьянский, Нязе-Петровский, прииск
Кочкарь. Иногда отцу удавалось устроиться на время
в Екатеринбурге или на спичечном заводе в условиях,
еще более тяжелых, чем в Сысерти.
Кончалось все-таки возвращением «к своему месту»,
которое, как тяжелая гиря, тянуло в кабалу к тем же
владельцам Сысертских заводов, на которых работали
и в крепостную пору.
Отцом, видимо, дорожили за его работоспособность
и ряд ценных навыков по пудлингово-сварочному цеху.
Его лишь «выдерживали» и «проветривали», но совсем
с заводов не «прогоняли».
Может быть, помогала здесь редкая специальность
матери: заводские барыни находили, что машинные кру­
жева и чулки слишком грубы против Сверлихиной 1 ра­
боты.
«Проветривание» отца продолжалось обыкновенно
год — полтора, редко меньше, и мы снова переселялись
1 Уличное прозвище отца •— Сверло. (Прим, автора.)
7

в свой сысертский домишко до той поры, пока отец
опять не «забунтит».
«Бунченье» отца было самого невинного свойства.
Было у человека в запасе жесткое словцо и уменье
«оконфузить на людях». А этого заводское начальство,
от самого маленького до самого большого, никак не пе­
реваривало. Начинались придирки, доносы... Кончалось
обыкновенно «скандалом», после которого неизменное:
«К расчету!»
В силу этих постоянных «проветриваний» отца мне
в детские годы пришлось пожить — и не по одному ра­
зу — во всех заводах Сысертского округа. Не порывал
связи с заводами и потом, хотя надо сказать, что эта
связь была случайной. Знал лишь о выдающихся фак­
тах заводской жизни: о смене начальства, о крупном
недоразумении с рабочими, о каком-нибудь заводском
«казусе».
С такой внешней стороны жизнь Сысертского
округа была мне известна приблизительно на протя­
жении тридцати лет — до начала войны четырнадцатого
года.
Многое из этой жизни, как я потом убедился, было
типичным для всего горнозаводского Урала, поэтому
я и решаюсь воспроизвести сохранившиеся в памяти об­
рывки картин заводского быта за последние три десят­
ка лет перед революцией.
Должен оговориться, что постоянного касательства
•к заводскому делу я никогда не имел, поэтому многое,
может быть, очень важное, ускользнуло от моего вни­
мания.
Я просто жил жизнью рабочих, слышал их жалобы,
разговоры, хлесткую насмешку над «начальством», ви­
дел жизнь и работу этого «начальства» и хочу, как
умею, рассказать об этом, охватывая главным образом
восьмидесятые и девяностые годы.

СЫСЕРТСКИЕ ЗАВОДЫ
— Здравствуй, матушка Сысерть, с крутыми гора­
ми! Здравствуй, быстрая река, с темными борами!
Так пела «мастеровщина» о своем заводе и речке.
8

Гор, правда, там нет, но небольшие увалы, отроги
Уральского хребта, густо покрытые сосновым лесом, со
всех сторон окружили завод и так «ловко стали» около
речки, что дали возможность легко ее запрудить.
Четыре заводских пруда имеются на этой маленькой
речке: Верхнезаводский — самый большой, Сысертский,
на котором стоит главный завод округа, Механический
и Ильинский.
По числу прудов было и число фабричных зданий.
Верхний завод готовил, главным образом, шинное, уз­
кополосное и круглое железо. Ильинский «гнал кров­
лю». В Сысертском наряду с прокаткой сортового желе­
за работали и доменные печи. Механическая обслужива­
ла потребности завода в токарных и слесарных изде­
лиях.
Возле верхнезаводских фабрик был маленький посе­
лок, домов около семидесяти, из которых значительную
часть составляли заводские дома: для управителя, над­
зирателя и т. д. Вблизи Ильинского частных домов со­
всем не было. Механическая вплотную примыкала к ок­
раине Сысертского завода — «Рыму». Все занятое в про­
изводстве население жило в Сысертском заводе, кото­
рый широко раскинулся в северной части заводского
пруда, а дальше тянулся по берегу Механического и
в заречной части. Считалось в Сысерти в пору моего
детства около двенадцати тысяч населения.
Кроме группы фабрик, расположенных по реке Сы­
серти, в состав округа входили Полевской медеплавиль­
ный и железоделательный завод — в сорока пяти вер­
стах от Сысерти, и Северский чугуноплавильный и же­
лезоделательный — в сорока верстах. В Полевском счи­
талось свыше семи тысяч населения, в Северском —
около четырех тысяч.
Все заводы были окружены густым хвойным, пре­
имущественно сосновым, лесом.
Были в этих лесах и совсем глухие углы. Например,
верстах в двадцати от Верхнего завода участок «Хра­
пы» представлял собой непроходимую трущобу, где во­
дился медведь, волк, дикий козел и лось. Козлов и ло­
сей было так много, что их иногда забивали на Верхне­
заводском пруду во время их перехода из «Храпов»
к «Карасьему». Из «Храпов» лес обыкновенно брали
только для каких-нибудь фундаментальных сооружений:
9

на «мертвые брусья» к плотине, на матицы, на ледоре­
зы. Брусники в борах за Сысертью было так много,
что осенью за ней шли длинные обозы из «крестьян»
В заводской конторе за полтинник брали билет на пра­
во вывозки одной телеги брусники.
Около Полевского завода сосновый лес начинал сме­
шиваться с ельником, пихтой, лиственницей. Особенно
густы были ельники в «Саженском углу», верстах в три­
дцати от Полевского. Около Полевского встречались
и колки липняков. Место было настолько глухое, что
еще в девяностых годах здесь велось бортевое пчело­
водство самым древним образом. Хозяин ставил на
«своих деревах меты» и осенью лез за медом. Были та­
кие пчеловоды, которые исчисляли свои борти сотнями
я не всегда их находили.
Кроме за-водских селений, в черте Сысертского окру*
га было несколько рудников и приисков, с возникшими
около них поселками. Жители этих поселков в пору кре­
постничества звались «горнозаводскими крестьянами»,
«непременными рабочими заводов Сысертских». Такими
же «непременными» они остались и потом, так как не­
значительные наделы и «неродимые» земли не давали
им возможности кормиться только крестьянским хозяй­
ством, заставляли работать на заводы: по добыче и до­
ставке руды, возке угля, железа, чугуна и т. д.
Земли Сысертского горного округа были расположе­
ны в пяти волостях: Сысертской, Полевской, Север­
ской, Полдневской и, частично, Щелкунской и представ­
ляли собой полосу верст в сорок шириной (с севера на
юг) и верст семьдесят длиной (с востока на запад).
Границы Сысертской заводской дачи имели непра­
вильную форму. Особенно изломанной была северная
граница, которая узким выступом подходила чуть не
к самому Ревдинскому заводу, захватывая полностью
обе речки Вязовки и озеро Ижбулат, где возник первый
поселок при разработке Дегтярского месторождения.
По документам, в Сысертской заводской даче считалось
239 707 десятин 426 квадратных сажен, то есть около
2 500 квадратных километров.
1 Рабочие заводов сами поголовно значились крестьянами
Сысертской, Полевской и Северской волостей, но называли себя
«заводскими», а «крестьянами» звали жителей сел и деревень, где
занимались хлебопашеством. (Прим, автора.)
10

Из этой полосы часть была выделена для «непре­
менных крестьян», которые имели покосы и кой-какую
пашню, и для заводских обществ, которые имели лишь
усадебную землю и покосы. Остальное принадлежало
заводам «на посессионном праве». За какие-то смешные
гроши, по устаревшей расценке XVIII века, владельцы
пользовались лесами, рудниками, россыпями и — самое
главное — имели возможность самым беспощадным об­
разом выжимать пот из рабочего и крестьянина, кото­
рые своими крохотными участками были накрепко при­
вязаны к округу и вынуждены были работать на усло­
виях— «сколько пожалуют».
В заводских селениях считалось свыше двадцати
тысяч населения да столько же было «сельских работ­
ников» в ближайших селениях: Авериной, Абрамовой,
Косом Броде, Кунгуров-ке, Макаровой, Полдневой, Новоипатовой, Щелкуне и других. Огромное количество
постоянных дешевых рабочих, великолепные леса и бо­
гатые руды давали заводским владельцам возможность
получать большие доходы даже при самом первобыт­
ном способе оборудования завода.
Помню, мальчуганом я удивлялся оборудованию Полевского завода. Здесь медь плавилась в каком-то ста­
ринном котле, в который со всех сторон были проведе­
ны трубки-поддувалы. Чтобы очистить медь от приме­
сей, расплавленную массу «дразнили», опуская в нее
березовую палку, чуть подсушенную. Древесный сок
вызывал бурление, и на крышу летела «медная пе­
на» — мелкие шарики, которые мы, ребятишки, охотно
собирали для игрушек. Взрослые, кстати сказать, тоже
иногда собирали «медную пену», но уже по другим со­
ображениям. Они приписывали ей лекарственное значе­
ние — сращивает переломленную руку или ногу, помо­
гает от грыжи, желудочных болей и так далее.
Низенькое здание медеплавильной с толстыми за­
копченными стенами, котел и почерневшие от времени
трубки напоминали о глубокой старине. Казалось, вотвот покажется думный дьяк Виниус, с приказом кото­
рого связано начало заводского дела в этом месте. Этот
думный дьяк, по тогдашнему моему пониманию, пред­
ставлялся в виде заводского дьячка Петровича, с лох­
матой головой, вышибленными в пьяной драке зубами
и покривившимся носом.
11

Капиталистического предприятия, которое из конку­
ренции стремится к новой машине и техническому улуч­
шению, в Сысертских заводах совсем не было видно.
Здесь просто велось огромное помещичье хозяйство с са­
мым упрощенным выматыванием жил рабочего и кре­
стьянина.
Зачем было тратиться на новые машины да еще дер­
жать специалистов-инженеров, когда свои «доморощен­
ные» правители умели без новых машин выколачивать
достаточно?
Было все так ясно, понятно.
Потребует владелец внеочередной куш — правители
пошлют. Пошлют сразу без разговоров. И даже боль­
ше: как-нибудь этот неожиданный расход сумеют по­
крыть. Сведут ближайший лесной участок, начнут брать
руды только с ближних рудников, заложат, что мож­
но — но деньги в срок доставят и перерасход замажут.
Какое значение эти неожиданные барские требования
имели для производства — об этом мало кто тревожил­
ся: была бы выполнена «барская воля».

БАРЫ
«ИСКОННЫЕ»

«Коренные, родовые, исконные» бары для Сысерт­
ского округа были Турчаниновы, которые владели заво­
дами с 1759 года. Их фамилией часто назывался весь
округ и его фабрикаты: турчаниновские заводы, турчаниновское железо, турчаниновская пристань.
В пору крепостничества Турчаниновы по своему ус­
мотрению выселяли, вселяли и переселяли «своих горно­
заводских». Известно, например, что Полдневая, быв­
шая когда-то крепостцой против башкирских набегов,
была населена «мастеровыми Турчанинова». Село Кун­
гурское «заселено» в 1826 году крепостными, «перегнан­
ными» из Полевского завода. Были случаи переселений
чуть не накануне падения крепостничества. Так, в де­
ревню Щербаковку Марк Турчанинов переселил своих
12

крепостных из деревни Салтыковой, Пензенской губер­
нии, в 1846 году.
Это переселение из центральной России в половине
пятидесятых годов, между прочим, показывает, что на
Урале Турчаниновы чувствовали себя более уверенно.
Если в средней России уже заколебались устои крепо­
стничества, то на далеком Урале они еще казались,
видимо, крепкими. Здесь даже официально крепост­
ничество держалось много дольше, чем в средней Рос­
сии. Бывшим своим крепостным верхбоевцам и новоипатовцам Турчаниновы удосужились выделить землю по
уставным грамотам только 1 сентября 1879 года.
В конце прошлого столетия Турчаниновы представ­
ляли не более как старое имя. Фамилия Турчаниновых
давно уж разбилась на ряд ветвей. Приплелись сюда
люди с другими именами, они приспособились к владельчеству «с бочку»: получили какую-нибудь долю
в приданое за дочерью или «владельческой племянни­
цей». Эту владельческую мелочь старые заводские слу­
жаки, гордившиеся былым могуществом Турчаниновых,
презрительно называли «заводскими пьявками».
Дробность владения позволила более ловкой и близ­
кой к верхам семейке Соломирских скупить боль­
шую часть владения и стать тем заводским барином,
прихотью которого определялось заводское производ­
ство.
Во времена моего детства как раз заканчивалась
борьба Соломирских за владение с последней Турчани­
новой. Так и говорилось: на половине Турчаниновой,
на половине Соломирского, но больше «половины» зва­
лись по управляющим, которых тоже было двое: Тру­
бин и Черкасов.
Нужно сказать, что рабочие и служащие, кроме
«прихвостней», относились к этой борьбе с насмешкой.
Борьба, однако, была слишком неравна. У Соломир­
ского было девяносто частей владения, а у Турчанино­
вой таял последний десяток, переходя через вторые
и третьи руки к ее противнику. К концу восьмидесятых
годов Турчанинова была сведена на положение «прихлебательницы», с которой перестали считаться. Ее де­
ти уже вовсе не имели никакого значения.
Единственным владельцем заводов остался Соломирский.
13

ТУРЧАНИНИХА

«Марья Антоновна — ангел небесный»,— говорили
о ней заводские «присудари» и их жены. Слово «небес­
ный» обязательно прибавлялось. Думали, видно, что
одного слова «ангел» мало.
«Марейка-сука»,— коротко определяла мастеров­
щина.
Одни в своем определении налегали на внешность,
другие — на внутренние качества.
Даже в пору увядания Турчаниниха была красивая,
хорошо одетая женщина. Немудрено, что в годы моло­
дости она закружила, завертела последнего Турчанино­
ва и разорила его дотла. Мотать она умела мастерски.
В последние годы своего владельчества, не выезжая из
Сысерти дальше Екатеринбурга, она ухитрялась спу­
скать такие суммы, которые по тому времени были ог­
ромными.
Иногда, впрочем, на нее находила полоса экономии
и хозяйственности. Что это была за хозяйственность,
лучше всего показывает «индюшачий завод».
Турчаниниха как-то узнала, что в Екатеринбурге на
базаре индюшки дороги, и решила устроить специаль­
ный «индюшачий завод». Для начала под индюшек был
отведен нижний этаж бывшего турчаниновского дома
в Екатеринбурге. Потом одного этажа оказалось мало,
пришлось переселиться в верхний.
Увлечение продолжалось несколько лет. К столу по­
давались «свои» индюшки, но когда Турчаниниха спро­
сила, можно ли часть индюшек пустить в продажу, то
приставленный к этому делу «счетный человек» объяснил,
что продавать-то нечего, да и «своя» индюшка не может
пойти по рыночной цене: она раз в десять дороже.
На этом «индюшачья затея» и кончилась. В резуль­
тате пришлось вывозить из дома целые горы птичьего
помета, заново отделывать дом, перестилать паркетные
полы, перекрашивать стены и т. д.
Около Турчаниновой — пышной вдовы — постоянно
вертелась целая стая фаворитов, которых мастеровщина
звала «ейные кобели». Выезд этой группы куда-нибудь
на прогулку с барыней назывался «собачьей свадьбой».
Нам, ребятишкам, было всегда очень интересно
Бзглянуть на эту кавалькаду. Очень уж тут необыкно14

венные люди бывали. Тут и гусар в ярком костюме,
вроде петуха, тут же какой-то необыкновенно зертлявый
человек со стеклышком в глазу и огромным пестрым
платком на шее. На тяжелой вороной лошади выезжал
огромный толстый детина с красной грудью, в удиви­
тельной шапке, на которой развевался конский хвост;
рядом гарцевал на поджарой лошадке ловкий берейторполяк, он нравился нам своим удальством, веселой ре­
чью и какими-то необыкновенными усами с распущен­
ными кончиками. Иногда в своре «ейных кобелей» тор­
жественно ехал сам заводский «отец дьякон», красивый
рослый мужчина с мягкой бородой, румяным лицом
и пышными кудрями. Его присутствие нам казалось
всего занятнее, так как было известно, что дьякон ездит
не совсем по своей воле и что после каждой такой по­
ездки ему приходится переживать трудные минуты, ког­
да «мать-дьяконица» начинает «при людях» читать ему
на всю улицу - наставления о правилах супружеской
жизни.
Раньше Турчаниниха, говорят, любила ездить вер­
хом, но я видел ее только в коляске рядом с каким-то
чучелом в чепчике, которое она возила с собой «для от­
воду глаз».
Из свиты Турчанинихи я назвал только наиболее
заметных. Их было много не только при выездах, но
и в остальное время. Веселые люди, балагуры, краси­
вые самцы с пустым кошельком постоянно толклись
в турчаниновском доме. На еду и попойки уходили те
средства, которые получала Турчаниниха от Сысертских
заводов. У барыни была одна печаль — денег ей недо­
ставало. Вот и воевала с своим совладельцем, чтобы по­
лучить побольше. Помогали ей и ее «кавалеры». Один
даже, как говорили, пытался выступить в роли управ­
ляющего «турчаниновской половины», но оказался шу­
лером, которого побили в день назначения.
Раньше труд рабочих Турчаниновы разматывали по
заграницам, потом перенесли мотовство в столицы, что­
бы кончить эту свистопляску в Сысерти, где куча пья­
ных негодяев с «Марейкой-сукой» во главе как будто
специально старалась показать рабочему, куда и на что
уходят его пот, силы, здоровье.
Рабочий, износившийся окончательно за двадцать
лет «огневой» работы, видел, что от его труда не толь15

ко в его жизни, но и на предприятии ничего не прибав­
лялось, ничего не улучшалось.
Развалины огромных оранжерей, где выращивались
фрукты юга, были, пожалуй, самым подходящим памят­
ником семейке Турчаниновых...
ПУЧЕГЛАЗИК

Первого из владельцев Соломирских я не помню.
Слыхал лишь, что он был из офицеров какого-то кава­
лерийского полка. Мастеровые звали его даже гене­
ралом.
Как кавалерист он больше всего возился с лошадь­
ми, устроил даже конский завод, который после его
смерти весьма быстро растаял. Дебош и пьянство были
ему не чужды, но, видимо, была и «прижимистость»,
если он сумел прибрать к рукам все крошки, которые
сыпались с пьяного турчаниновского стола, и передал
своему наследнику свыше восьмидесяти частей владения.
Этому наследнику пришлось лишь закончить борьбу
с последней Турчаниновой. Борьба была не особенно
трудной, и Дмитрий Павлович Соломирский стал един­
ственным владельцем заводов. Про него мастеровые го­
ворили: «Митрий Павлыч у нас—душа-человек, только
в заводском деле «тютя». Добродушно-пренебрежитель­
ное отношение к нему сквозило и в заводской, клич­
ке — «наш Пучеглазик».
Этого дельца я стал знать, когда он уже был пожи­
лым человеком с седыми, коротко подстриженными уса­
ми. Самым заметным в его наружности были обвислые
щеки и вытаращенные глаза.
По одежде он ничем не отличался от служащего
средней руки. Только фуражка с «дворянским (крас­
ным) околышем», которую он носил зимой и летом, бы­
ла необычной в заводском быту.
Смолоду Соломирский жил вне заводов, но в пору мо­
его детства он уже почти безвыездно сидел в Сысерти.
Летом разъезжал по своему обширному поместью
с фотографическим аппаратом, ружьями и рыболовными
принадлежностями. В наиболее красивых уголках Сы­
сертской лесной дачи у него были «понатыканы» охот­
ничьи и рыбацкие домики, и старик здесь жил созерца­
16

тельной жизнью любителя природы, которому нет дела
до рабочих, задыхавшихся в «огневой» и надрывавших­
ся в рудниках.
В зимнее время Соломирский редко выходил из
своего довольно обширного дома, обращенного им в му­
зей. Только доступа в этот музей не было. Потом ока­
залось, что он работал в области изучения пернатых
Урала, а также как коллекционер.
Занимался Соломирский, как и полагается «доброде­
тельному барину», благотворительностью, хотя справед­
ливость требует отметить, что эта благотворительность
была неприлично грошовой.
Строил хибарки старухам (старикам не полагалось)
и усиленно возился с детским приютом, куда принима­
лись только девочки — круглые сироты.
Этих сирот «воспитывали»: учили грамоте, руко­
дельям, пению, чистенько одевали и готовили... в гор­
ничные для «хорошего дома». Шли, конечно, приютки
и дальше по той дорожке, по которой обыкновенно на­
правляли из «хорошего дома» молодых девушек.
Об этом знали все. Даже в заводских песнях собо­
лезновали «милке-сироте с черными бровями», у кото­
рой «от Сысертских крутых гор путь на «Водочну» 1
пошел».
Всего этого владелец заводов как будто не слышал
и не знал, оставляя «сироток» в прежних условиях.
Но это не все. Было еще одно, что делало этого
внешне «благодушного» старика вреднейшим человеком
для заводского предприятия и связанного с этим пред­
приятием населения.
У «благодетельного барина» была барыня и дети.
Какими «добродетелями» отличалась барыня — не знаю,
слыхал лишь от заводских служащих, что она «где-то
там вращалась и блистала». Как и где она «вращалась»,
об этом в заводе знали смутно. Одно было хорошо из­
вестно, что свыше двухсот тысяч рублей, получаемых
Соломирским от заводов, уходило без остатка на это
«блистание и вращение». Иногда этой суммы даже недо­
ставало, и старик требовал «дополнительных».
В заводах эта «блистательная» барыня была, на­
сколько помню, один раз. Слух о приезде пришел с вес1 Улица притонов в Екатеринбурге в дореволюционное время.
(Прим, автора.)
17

ны. Но дело затянулось до середины лета. Приехала
жена владельца как-то неожиданно, поздним вечером,
и немногие видели ее «поезд».
В ближайший летний праздник,— какой-то пустяко­
вый, когда не ожидалось даже порядочной драки молодяжника,— народу в церкви и около набралось полнымполно. Необыкновенным казалось, что мужчин было не
меньше, чем женщин: рабочие пришли посмотреть на
дорогую игрушку старого барина. В толпе сновали по­
лицейские, которых по стародавней привычке звали в за­
воде «казаками». Становой в новеньком мундире, разма­
хивая кулачищем, «честно просил держать строгий по­
рядок». От заводского дома до церкви, через площадь,
образовалась широкая живая улица. Ребятишки взобра­
лись куда повыше, или шмыгали под руками старших
вдоль живой дорожки.
Открылась парадная дверь владельческого дома, и
показалась барыня — некрасивая и уже немолодая жен­
щина, разодетая в какое-то необыкновенное платье с
турнюром, по тогдашней моде. Рядом с ней шла девоч­
ка, дочь. Сам Пучеглазик был одет тоже по-особому:
в невиданной шляпе с белыми мягкими перьями (плю­
маж), в белых штанах, в расшитом золотом спереди
и сзади мундире (он имел какой-то придворный чин:
гофмейстера или егермейстера). Дальше шли какие-то
приезжие гости. Прошли в церковную гущу, где только
усиленным мордобойством полиции удавалось сохранить
дорожку и место впереди.
В толпе, оставшейся на улице, идут разговоры. Жен­
щины судят о наследнице и пышном турнюре барыни.
Этот «барынин зад» заметили и рабочие.
— Видел зад-от?
— Подушка ведь. Известно.
— В подушку-ту эту и робим!
— Так видно. У Пучеглазика-то ведь тоже позоло­
чено.
— Старайся, ребята, может, еще кому вызолотим.
Тогда и помирать можно,— шутит старый заводский
балагур — Стаканчик.
Это уже похоже на «бунченье». Раздаются предуп­
реждающие голоса:
— Ладно. Ему все смехи! Домой не оставишь — ба­
бам рассказать.
18

Толпа начинает редеть.
Уехала барыня, а на заводах продолжалась работа
«в подушку» и на «золоченый зад». Старик Соломир­
ский благодушествовал, наслаждался созерцанием и...
посылал деньги своей барыне.
Управление округом было полностью в руках управ­
ляющих. Владелец подбирал их так, что только руками
разведешь, когда вспомнишь.
Когда Соломирский был помоложе и вел борьбу
с последней Турчаниновой, на заводах в заглавных ро­
лях бывали инженеры.
Тибо-Бриньоль, Карпинский, Гайль, Пономарев пы­
тались работать в Сысертских заводах, но «не ужились»
из-за того, что настаивали на целом ряде нововведений
и частичном переоборудовании. Эти расходы на улучше­
ние предприятия, видимо, не сходились с интересами
«барыниной подушки», и инженеры ушли. Их сменили
свои, взращенные барами «самородки», которые не мель­
кали так быстро, как инженеры, а сидели на местах креп­
ко, подолгу,— владельцу на усладу, рабочим и пред­
приятию на разор.
Эти умели угодить «барину»: деньги доставляли,
новшеств не заводили и без наук обходились.
«Доморощенных» управляющих на протяжении по­
следних тридцати лет до революции было только трое.
Каждый из них был, как говорится, молодец на свой
образец. Поэтому стоит о каждом сказать особо.

ЗАПРАВИЛЫ
ПАЛКИН

Управитель, у которого не было обычного в заво­
дах прозвища. Видимо, фамилия казалась подходящей
кличкой.
Детина саженного роста с зычным голосом. Раньше
он был «караванным».
«Караванный» — это сплав барок с железом по бы­
стрине Чусовой, гоньба на косных, наскок, матерщина
и водка. «Смачивание боков» при выходе на широкую
19

воду и «помин убитым баркам». Дальше нижегородская
ярмарка и Лаишев, куда сплавлялись тогда изделия
Сысертских заводов. Пьяные купцы и пьяные продав­
цы, которые, однако, не должны терять в пьяном угаре
расчета. Уметь всех перепить — главное достоинство «ка­
раванного». Требовалось и другое деликатное искусст­
во — «смазки». Оно нужно было во многих местах: при
подходе барок к разгрузочному месту, при отводе запас­
ных барок, при разных «недоразумениях с артелями
грузчиков» и т. д. На этот случай, правда, держались
«особые специалисты», которые в искусстве смазки до­
шли до того, что могли проигрывать в карты «нужно­
му человеку» ровно столько, сколько было назначено.
Но руководителем этого тонкого дела все-таки был «ка­
раванный».
И вот этот «караванный», прошедший высшую шко­
лу пьяного дела и изучивший потаенные ходы взятки,
вдруг назначается управляющим округа. Прельстился,
должно быть, владелец крупной фигурой Палкина, или,
может быть, рассчитывал, что человек, умевший орудо­
вать около воды и водки, сумеет работать и среди ог­
ня и железа.
Назначение Палкина было так неожиданно, что да­
же осторожный заводской служака — главный бухгал­
тер не удержался и недоумевающе спросил:
— Неужели, Николай Порфирьевич, вас управляю­
щим назначили?
— Говорят, что так,— угрюмо буркнул свежеиспе­
ченный заводской властитель.
Правил Палкин, как и следовало ожидать, по-особо­
му. Преобладала быстрота наездов, мгновенная реви­
зия, «цветок» (так назывался букет похабнейших руга­
тельств) и водка.
Кончилось дело тем, что этот управляющий устано­
вил необыкновенно быструю связь с заводами. Рас­
стояние в восемь верст до Верхнего завода покрывалось
его тройками в очень незначительный срок. Но это­
го казалось мало неутомимому заводскому «деятелю»,
и он загонял одну тройку за другой. Это продолжалось
до тех пор, пока окончательно не убедились, что чело­
век просто в длительном припадке белой горячки.
Тогда только решили «сдать» спившегося Палкина
в «архив».
20

ВОРОБУШЕК

После Палкина управляющим был назначен верхне­
заводский управитель Иван Чиканцев, по заводскому
прозвищу «Воробушек».
Этот был полной противоположностью своему пред­
шественнику.
Очень маленький ростом, который Воробушек ста­
рался увеличить каблуками чуть не в четверть аршина,
мягкая речь, веселые вороватые глаза, балагурство и
вообще признаки «демократического обращения с под­
чиненными».
Было у Воробушка и образование, хотя не «ахтительное»: учился не то во втором, не то в третьем клас­
се классической гимназии. А это среди тогдашних за­
водских служащих ставилось высоко,— Иван, умевший
написать свое имя латинскими буквами, казался уже не
простым Иваном, а «человеком с образованием».
В производстве Воробушек, как говорили, «ни шиша
не понимал». Но по фабрикам бегал усердно и свою
беспомощность умел ловко маскировать. Еще более лов­
ко умел пользоваться всяким случаем, чтобы показать
владельцу и рабочим, что заводское дело при нем —
Воробушке — процветает.
Помню, раз к осени, вследствие дождливого лета,
вода в Верхнезаводском пруду оказалась на самом вы­
соком уровне, какой даже не каждую весну бывал. Сей­
час же по этому случаю торжество. Угощение рабочим
(водка, конечно), песенники, балалаечники, фейерверки,
катанье на лодках и речи: «Вот-де, в первый раз, как
стоят заводы,— удалось...», и т. д.
Рабочие, разумеется, ухмыляются и, расходясь до­
мой, говорят:
— Ишь, втирает очки Пучеглазику!
— А тот, поди, думает: молодчага Чиканцев — к осе­
ни полный пруд скопил.
— Как не скопишь, ежели этакой сеногной ныне
стоял.
Иногда случаи для торжества специально выискива­
лись.
Каждую зиму из Оренбурга на верблюдах привози­
ли баранину для продажи заводскому населению, а об­
ратно верблюды грузились поделочным железом. Явле21

ние самое обыкновенное, но Воробушек и тут отметил
торжеством «рост» торговли, когда однажды верблюдов
пришло больше, чем в предыдущем году.
Выставочные награды за изделия заводов сопровож­
дались общезаводскими торжествами.
Всякого рода юбилеи, в том числе и его собствен­
ный — десятилетие управления,— проводились так, что­
бы лишний раз нашуметь о процветании Сысертских за­
водов.
К десятилетнему юбилею Воробушка ловкому кон­
торскому человеку поручили даже составить книгу, где,
по документам архива, была рассказана история заво­
дов с неизбежным направлением «на процветание» в
пору Воробушка. С документами, впрочем, не особенно
церемонились. Один печатный лист, не понравившийся
почему-то владельцу, «изъяли» во время печатания.
Так, Сысертские заводы под управлением Воробуш­
ка — а оно продолжалось свыше десятка лет — все вре­
мя, без перерыва, «цвели и цвели», пока вдруг не «от­
цвели». Но к этому времени Чиканцев уже сколотил
себе домишко в Екатеринбурге, купил паровую мельни­
цу в Камышловском уезде, своих дружков Иванушек
протащил в дипломированные Иваны Иванычи за за­
водский счет. Для них даже вносились специальные
стипендии в высшие учебные заведения, и это давало
им возможность поступать без конкурса.
По отношению к техническому образованию детей ра­
бочих и мелких служащих Воробушек вел другую линию.
Совсем отказывать по тому времени уже было нель­
зя, так как в Уральском горном училище и в Кунгур­
ском техническом имелось несколько заводских стипен­
дий. Из-за них шла борьба, и ловкий управляющий
пользовался ею в своих целях. Стипендии в его руках
часто служили приманкой, на которую он ловил нужно­
го ему служащего или рабочего. Но технически грамот­
ных людей Воробушку все-таки было не нужно в заво­
дах. И когда молодые техники и горняки, закончив об­
разование, являлись на заводы, их ставили в такие
условия, что большинство уходило. Оставались на служ­
бе лишь дети особо приближенных, но и те держались
в черном теле.
Не любил Воробушек чужой грамоты, да и было по­
чему. Ведь его управление представляло собой сплош22

ное втирание очков, и технически грамотный человек
был ему помехой. В управители отдельных заводов Во­
робушек подбирал «своих» людей, которые бы не «ум­
ствовали». Один из них — верхнезаводский управитель,
не только не имел наклонности к «умствованию», но да­
же кое-как подписывал свою фамилию. Зато малогра­
мотный управитель мастерски играл на гитаре и лихо
плясал на торжествах. А это в пору Воробушка было
чуть не самым главным. Процветают заводы — ну, и ра­
дуйся, пой, пляши! Чем круче коленце, тем приветли­
вее улыбка ласкового управляющего, который, выставив
свое внушительное брюшко, благодушно смотрит на ве­
селье своих подчиненных.
Когда затихла торговля железом, оживление кото­
рой наблюдалось во время постройки Сибирской желез­
ной дороги, всем стало ясно, что оборудование заводов
никуда не годится и никакой конкуренции с южными
заводами они выдержать не могут.
Рабочие оказались без куска хлеба и вынуждены
были куда-нибудь уходить или уезжать в поисках ра­
боты. Приток денег в карман владельца прекратился.
Таков был конец «славного правления» Воробушка.
Старик владелец, обеспокоенный исчезновением до­
хода, решил спасти дело выбором нового управляющего.
КУЗЬКИНО ОТРОДЬЕ

«Героем» оказался северский управитель Мокроносов, по заводскому прозвищу «Кузькино отродье».
Это был, не в пример своим предшественникам, на­
стоящий заводский человек, который побывал чуть не
на всех заводах в разных мелких должностях: надзира­
теля, смотрителя и т. д. Не шутя он считал себя спе­
циалистом. Был у него, как говорили, даже какой-то
«диплом», который он получил на военной службе в са­
перных частях. Претензии он во всяком случае имел
большие и усиленно строительствовал в Северском заво­
де и на так называемом Крылатовском прииске еще
в пору управления Воробушка. Злые языки, впрочем,
говорили, что это строительство было похоже на воробушковы торжества — то же втирание очков, только
другим способом. Так ли это — не могу уверять. Знаю
23

лишь одно, что он «сооружал» драгу для прииска чуть
ли не по своим чертежам. По крайней мере мне при­
шлось случайно на станции Мрамор слышать, как
Мокроносов уверял, что его драга будет лучше тех, кото­
рые он только что осматривал в Невьянском заводе.
Действительность, однако, не оправдала смелых на­
дежд строителя — драга оказалась негодной. Она, при
первой же пробе, не просто затонула, а даже переверну­
лась. Словом, получился «конфуз», и часто эта мокроносовская драга упоминалась в речи, заменяя собой
слово «головотяпство».
За управление Сысертским округом Мокроносов
взялся решительно и сразу повел такую жестокую по­
литику снижения «жалованья» и введения черных спи­
сков, что рабочие взвыли, вспомнив известного при
крепостной зависимости Кузьку, которому новый управ­
ляющий приходился внуком. Только внук употреблял
другие приемы. Вместо решительного приказа он «дей­
ствовал убеждением и примером».
«Я вот сам, как управляющий, должен получать во­
семнадцать тысяч рублей в год, а буду получать толь­
ко шесть».
Чувствуйте, понимайте и берите пример!
По этому примеру получилось что-то совсем дикое
для рабочего: вместо рубля стали платить тридцать
пять — сорок копеек в день. Даже грошовые пенсии,
которые давались инвалидам и сиротам, были в боль­
шинстве сняты.
Словом, установилась безудержная экономия во всем,
кроме доходов владельца.
— Ему-то не резон терять, когда мастеровые не мо­
гут себя обработать! — говорил управляющий.
— Пусть побольше вырабатывают, тогда и зарабо­
ток увеличится. Потерпеть придется.
Рабочему стало нечем жить, и новоявленный эконо­
мист был взят за жабры, да так, что едва успел увер­
нуться. Прихвостни ухитрились-таки вытащить его из
разбушевавшейся толпы рабочих и сумели устроить ему
побег.
Вместо управляющего в Сысерть прибыли ингуши
и драгуны, началась расправа и вылавливание.
Сам управляющий с той поры в Сысерти не пока­
зывался. Нельзя было ездить и на другие заводы окру24

га. Так он и правил издали. Жил в Екатеринбурге,
в том самом турчаниновском доме, где когда-то был
«индюшачий завод», и отсюда правил неспокойными за­
водами. «Правление» было такое же, как сначала: сни­
жать заработок и освобождаться от бунтарей. Тех, ко­
го подозревали в «наклонности к бунту» (так и говори­
лось), выкуривали из заводов, отказывая им, а иногда
и их родственникам, от работ на заводах.
Это продолжалось вплоть до того момента, когда
пролетарская революция произнесла свой справедливый
приговор над последним управляющим Сысертских за­
водов. В первом же списке расстрелянных на одном из
первых мест рабочие увидели ненавистное имя:
Мокроносов Александр Михайлович — бывший уп­
равляющий заводами Сысертского горного округа.

РАБОЧИЕ И СЛУЖАЩИЕ
«МАСТЕРКО»

Между пятью и шестью часами утра и вечера на
улицах завода движение. В это время происходила сме­
на. Везде можно было видеть основного заводского ра­
ботника — «мастерка», как его звали.
В рубахе и в штанах из синего в полоску домотка­
ного холста, в войлочной шляпенке без полей, в пимах
с подвязанными к ним деревянными колодками, в заса­
ленном коротком фартуке, быстро шел «мастерко» по
заводским улицам. Обменивались друг с другом корот­
кими приветствиями, шуткой, летучим матерком — иной
раз угрожающим, иной раз безобидным.
Зимой к летнему одеянию прибавлялся какой-ни­
будь полушубчишко или пальтишко из таких, которые
не жаль было потерять из общей кучи, куда свалива­
лась верхняя одежда на фабрике. Колодки, похожие на
деревянные коньки, прикреплялись к пимам обычно на­
глухо и уже с них не снимались. Некогда было после
двенадцати часов работы у огня возиться со сниманием
колодок. Так и шли по улицам, как по фабричному по25

лу, поднимая пыль летом, скользя по утоптанным до­
рожкам зимой и трамбуя грязь весной и осенью.
Это, впрочем, было обычно только для тех, кто
работал в Сысертском заводе. Не у всех было такое
удобство. Некоторым, в виде дополнения к рабочему
дню, приходилось еще ежедневно «бегать» по несколь­
ку верст.
Из Сысерти рабочие ходили на Ильинский листо­
прокатный завод и на Верхний — железоделательный.
Ильинский был недалеко от Сысерти — верстах в двух
от центра завода, до Верхнего же по тракту былово­
семь верст. Прямой дорогой через пруд было ближе —
верст пять. Рабочие обыкновенно пользовались этой до­
рогой; летом их подвозили версты две по заводскому
пруду на пароходе и грузовой барже. Пять верст еже­
дневной пробежки с неизбежными задержками летом
при посадке на пароход прибавляли к рабочему дню
лишних три-четыре часа, и положение верхнезаводских
рабочих было самым невыгодным.
Этим заводское начальство пользовалось в своих це­
лях. Перевод на Верхний был чем-то вроде «первого
предупреждения» для тех, кого заводское начальство
считало нужным «образумить». Так и говорилось: «На
Верхний побегать захотел?» «Хотенья», конечно, не бы­
ло, и многие «смирялись».
Попавшие на Верхний завод принимали все меры,
чтобы выбраться в Сысерть. Иной раз это толкало не­
которых слабодушных в разряд «наушников» и подха­
лимов, которых остальным приходилось «учить». «Учь»
производилась под покровом «заводских» драк, когда
не только «мяли бока и считали ребра», но и били стек­
ла и «высаживали рамы» в домах «исправляемых». По­
путно иногда доставалось и жене, особенно в тех слу­
чаях, когда было известно, что «у него баба зудит».
Такой «зудящей бабе» и влетало, хотя это было редко­
стью: считалось неудобно «счунуться с чужой бабой».
Нужно отметить, что и сами верхнезаводские участ­
вовали в этих драках вместе с остальными рабочими,
так как «наушничество» им, пожалуй, было даже страш­
нее: грозило увольнением с заводов.
«Людей строгого нейтралитета», забитых и смир­
ных, в этих свалках частенько тоже встряхивали. Тем
более, что «учь» производилась всегда в пьяном виде,
26

а пьяному где разбирать разные тонкости: подхалим
али божья коровка. Один другого лучше!
Положение ильинских рабочих было много лучше.
У них была своя специальность — кровельный лист.
Требовала она особых навыков, поэтому оценивалась
выше. Этим, вероятно, и объясняется, что попавшие на
Ильинский завод не стремились уходить оттуда, счи­
тая, что некоторое повышение заработка вполне возна­
граждает их за ежедневную прогулку. К тому же и рас­
стояние было пустяковое.
Среди шмыгающих колодками рабочих немало бы­
ло и подростков, порой совсем еще малышей. Это «ша­
ровка».
В «шаровку» принимались дети в возрасте от две­
надцати лет. Заводскому начальству не было дела, под
силу ли детям этого возраста кочегарные работы. Было
бы дешево!
«Шаровка» по своему костюму старалась не отли­
чаться от взрослых. Тот же домотканый синий холст,
шляпенка, валенки и колодки. Последние делались даже
толще обыкновенных—по ребячьему делу, «шаровка»
гордилась своей «огневой» работой и старалась это под­
черкнуть.
В глазах заводских малышей «шаровка» казалась
чем-то заманчивым, героическим: «Легко ли? Работают
«по огневой», ходят на колодках, дерутся в заводских
драках!»
Матери тоже относились к ребятам, работавшим на
фабрике, по-особому. Смотрели на них, как на взрос­
лых, и исполняли некоторые ребячьи капризы.
Одним из самых распространенных капризов было
требование шаровщиков заменить «аржанину — крупчатошным».
— Отягу нет с нее — с аржанины-то твоей.
Мать пытается разубедить, указывает на «кресть­
ян»: «Аржаной едят, а поздоровее наших заводских».
Малыш-рабочий, однако, стоит на своем:
— Работа у них не та. Не у огня стоят. А ты вот
попробуй сама — побросать «паленьговски»-то дрова. Не
квартирник ведь! Какой отяг будет с аржанины? Жи­
во прогонят!
Мать, конечно, и сама понимает, что возиться с полусаженными плахами около жерла пудлинговой печи
27

вовсе не под силу подростку, и идет на уступки. Ржа­
ной хлеб заменяется самым низким сортом крупчатки.
В «крупчатошном» было своего рода щегольство
«шаровки».
Не чужды были этому щегольству и заводские жен­
щины. Многие из них старались показать, что они жи­
вут хорошо — «крупчатошный едят». Желание щеголь­
нуть друг перед другом особенно было видно в обеден­
ную пору, когда со всех концов завода женщины с узел­
ками шли на фабрику — несли обед мужу, сыну, брату,
отцу.
Время обеденного перерыва, между одиннадцатью и
двенадцатью, так и звалось «бабьим часом».
Около фабричных зданий везде были видны пестрые
группы женщин. Старух мало. Одеты почище, но не
по-праздничному. Шутки, смех, «загогулины с крутым
поворотом» со стороны рабочих. Взвизгивание, хихи­
канье и взаимная слежка у женщин.
— Смотри, Елесиха-то третий пирог в половину при­
несла.
— Она — старуха заботливая. Сама не съест, а ре­
бятам притащит.
— А вон видишь, Степанька чем мужа кормит? На
черном куске держит.
— Покушай, значит, милый муженек, мою неудачу
да фартук с кружевами мне купи.
Молодая красивая женщина в фартуке с кружевны­
ми концами слышит эти пересуды. Краснеет, готова за­
плакать. Муж что-то говорит ей, видимо, успокаивает,
но и сам смущен.
В «огневой» не заработать белого куска считалось
зазорным. И многие дома голодали, чтобы только «на
людях» показать кусок получше. Верхом женской забот­
ливости считался рыбный пирог.
Эта «бабья слава», в которую, кроме показного обе­
да, входили и занавески на окнах хибарки, и платье погородски, иной раз дорого стоила рабочему. В лучшем
случае она толкала его на поиски дополнительного зара­
ботка в часы отдыха, что, конечно, преждевременно де­
лало рабочего инвалидом. В худшем — начиналась по­
гоня за местечком «потеплее», наушничество, подха­
лимство, чтобы пробраться в ряды заводских слу­
жащих.
28

Питанию детей «бабья слава» тоже вредила. Зарабо­
ток рабочего был таков, что его еле хватало на прожи­
тье, и всякая даже самая скромная потребность одеться
почище или украсить свою избушку «немудрящей зана­
веской» была уже не по карману.
ПРИКАЗНЫЕ

Всех служащих, начиная с управляющего и кончая
самым маленьким канцеляристом, фабричные называли
общим именем приказные или «приказея». Эта приказея делилась на несколько групп: судари или начальст­
во, присудари, шоша, кричные жомы. Отдельно стояли
расходчики, которых на всех пяти заводах округа неиз­
менно звали собаками.
Судари — это управляющий, управители отдельных
заводов, караванный, плотинный, надзиратели заводов,
смотрители приисков — словом, все те, кто имел право
увольнения и приема рабочих.
Присудари — это люди конторского труда. Их рабо­
ту мастеровые плохо знали и определяли по-своему:
«Сидит в конторе, присудыркивает. На счетах щелкает
да бумажки пишет».
В действительности этих присударей: конторщиков,
счетоводов, чертежников, вплоть до главного бухгалте­
ра, заводское начальство выматывало порой не хуже,
чем мастеровых. Большинство из них за четвертную
в месяц вынуждено было проворотить столько работы,
что приходилось корпеть над ней целые ночи напролет,
гремя костяшками или поскрипывая пером.
К присударям близко подходила так называемая
«шоша» — мелкое заводское начальство: «уставщики»,
надсмотрщики, надзиратели цехов... «Шошу» заводское
начальство также держало в черном теле: плохо оплачи­
вало и часто смещало. Положение этих служащих, меж­
ду тем было, пожалуй, самое трудное: слишком усерд­
ствовать — рабочие изуродуют, не усердствовать — на­
чальство сместит и с заводов «прогонит». Сами недав­
ние рабочие, отличавшиеся от остальных только высокой
квалификацией и кой-какой грамотностью, они в боль­
шинстве своем старались не разойтись с рабочими. Но
тогда начальство находило их «неспособными к делу»
29

и заменяло другими до тех пор, пока не находило «под­
ходящего человека». Такой «подходящий человек» ока­
зывался совсем «неподходящим» для рабочих, и они
старались его убрать. Обыкновенно в этом случае при­
менялся «служебный подвох»: уничтожение записей,
порча материалов... Если этим путем не могли добиться
результата, то пытались «выучить». Выучка нередко
кончалась инвалидностью для выученика. Но не всегда
так бывало. Некоторым прихвостням начальства удава­
лось крепко стоять на месте и держаться целыми десят­
ками лет, а иногда даже проходить в «настоящее на­
чальство».
В силу двойственного положения «шоши» отношение
к ней мастеровых было разное: одних считали за своих
лучших товарищей, на других смотрели, как на злейших
врагов.
«Кричными жомами» в заводах называли разных
приемщиков: угля, руды, дров, железа. К выбору «жо­
мов» заводское начальство относилось внимательно и
подбирало вполне «надежных» людей, главным образом
из лиц конторского труда, которые с голодного куска
охотно шли в группу «жомов». Жалованье там было
меньше, чем в конторе, но зато выдавались наградные
за «пример» и «привес» иногда в размере годового за­
работка, и представлялась возможность «темного» до­
хода.
Приемка производилась так, что на ней заводоуправ­
ление получало не менее четверти ежегодного дохода.
Кроме «узаконенного» грабежа крестьянского и ра­
бочего труда, производилась специальная надбавка, оп­
ределявшаяся ловкостью «жома» и его аппетитом.
Легче всего, конечно, было орудовать с рудой и уг­
лем. Здесь помогал и способ укладки, и малограмот­
ность, и разрозненность крестьянства, которое по пре­
имуществу занималось доставкой этих материалов.
С дровами тоже было просто. Тут и усушка, и не­
плотность кладки, и трухлявое полено — все шло в дело.
За все нужна была скидка. И набегало!
Даже с медью и железом ухитрялись «зарабаты­
вать». Прежде всего здесь практиковался узаконенный
«поход» на развеску — по десять фунтов с каждого «ве­
су» («вес»—около сорока пудов). Этот «поход», выка­
чиваемый в количестве десятка тысяч пудов из кармана
30

рабочего, не оставался в пользу завода — он шел в ви­
де взятки екатеринбургским продавцам сысертского же­
леза и вокзальным служащим, у которых в конце года
получался тоже «привес».
Узаконенным «походом» дело, однако, не ограничи­
валось.
После двенадцати часов «огневой» работы сдатчики
от смены, конечно, не имели большого желания задер­
живаться еще на час—на два, и вот начиналась «махо­
вая работа». Железо проходило по весам, но точно не
взвешивалось. Только и слышались короткие выкрики:
«С весу! Пишу сорок один.— С весу! Пишу тридцать
восемь». Опытный взгляд весовщика работал в пользу
заводоуправления. Получался «поход» сверх «похода» —
за быстроту записи и наметанность глаза. Такого до­
полнительного «похода» набиралось по всем заводам то­
же свыше десяти тысяч пудов в год.
Если прибавить к этому, что часть «темного» железа
непосредственно сбывалась «жомами» на сторону, то ста­
нет ясным, что «обмишуливание» рабочих в Сысертских заводах было поставлено основательно и совершен­
но откровенно.
Нужно сказать, что отношение рабочих к «жомам»
было все-таки терпимое. Все знали, что заводоуправле­
ние держит их чуть ли не исключительно на «наград­
ных», которые определялись количеством «привеса».
Окажется в конце года «экономия» тысячи три-четыре
пудов — дадут «награду» рублей полтораста — двести.
Это, конечно, немного при пятнадцати — двадцатируб­
левом жалованье, и рабочие мирились с неизбежностью
«жертвовать» не только тысячи пудов владельцу, но
и сотни весовщикам.
Недовольство было лишь в тех случаях, когда ктонибудь зарывался свыше всякой меры, когда все виде­
ли, что за счет «привеса» и «примера» начиналась по­
стройка домов, покупка выездных лошадей и так да­
лее. Тогда применялась «учь». На дровяных площадях
и в угольных сарадх чаще обыкновенного начинались
пожары, в магазинах перепутывались сорта железа, про­
изводилась повторная сдача, железо попадало «случай­
ному возчику», не доходя до магазинов. И в результате
замена зарвавшегося другим приемщиком была обеспе­
чена.
31

ЗАВОДСКИЕ

Заводскими назывались не просто жители заводских
селений, а те, кто имел какое-нибудь касательство к про­
изводству заводов. Сюда входили и крестьяне, занятые
на заводских работах.
Наиболее многочисленные группы составляли «руднишные» и «куренные».
Разработка руд в конце прошлого столетия велась
в основном на Боевском руднике, где работали крестья­
не ближайших к руднику сел и деревень. В заводах
«руднишные» показывались главным образом зимой,
когда производился прием выработки.
Бесконечные вереницы саней с коричневыми от ру­
ды палубками тянулись ежедневно в Сысерть со сторо­
ны Боевки. Выбитая ступеньками дорога была тоже ко­
ричневой. Около возов шагали коричневые люди.
Хотя они и звались заводскими, но в действительно­
сти жили все-таки своей особой жизнью. Для них ра­
бота на рудниках и возка руды были подсобными за­
нятиями к основному — крестьянскому.
«Мастерко» смотрел на них сверху вниз, как на
«крестьянчиков», хотя иногда завидовал им. Ему, де­
скать, ловко работать из-за земли-то. Никому не кла­
няйся!
В действительности было не совсем «ловко». Этих
угрюмых коричневых людей загонял на рудники недо­
статок земли. Из-за земельной тесноты и шли они, от
мала до велика, за заработком на рудничные работы
и как раз к посеву изматывали своих лошаденок на за­
водской работе.
Их обмеривали самым наглым образом и во время
приемки руды из забоя, и при доставке на заводы. Расходчики, иногда стеснявшиеся своих фабричных, по от­
ношению к рудничным «орудовали» без всякого стесне­
ния и даже щеголяли своим бесстыдством: «Что он, сипак, понимает? Его на трех копейках обставить можно».
Чтобы превратить два миллиона пудов руды в чу­
гун и железо, заводам, работавшим исключительно на
древесном топливе, приходилось вести довольно обшир­
ные заготовки дров и древесного угля.
При каждом заводе, иногда не в одном месте, были
просторные дровяные площади, где ежегодно ставились
32

«к сушке» длинные поленницы дров, пней и хворо­
ста взамен исчезающих запасов прошлого года. Около
угольных сараев тоже постоянно толклись люди с ог­
ромными угольными коробами: подвозили и отвозили.
Дроворубы и углежоги назывались куренными рабо­
чими. Большинство из них тоже были крестьяне бли­
жайших сел и деревень, но часть работ, особенно в Полевском заводе, выполнялась коренным заводским насе­
лением. В Полевском не редкость было встретить «лошадного мужика», который кормился исключительно
куренными работами, прерывая их на время покоса.
Углежжение производилось по старинке, в кучах. Ра­
бота эта требовала известных навыков, и те семейства,
которые имели в своем составе опытного углежога, за­
рабатывали лучше других, жили «справно» и держали
по десятку лошадей.
«Куренное» ремесло так и передавалось из поколе­
ния в поколение. В Полевском заводе можно было най­
ти такие семейства, у которых деды и прадеды робили
в курене. Иной раз эти заводские углежоги не прочь
были использовать свои навыки для эксплоатации слу­
чайных углежогов-крестьян: выряжали, например, не­
сколько коробов угля «за досмотр». Подрядчиками,
впрочем, им стать не удавалось. На своей каторжной
работе куренные заматывали всех членов семьи. Во
время главных работ при запалке куч в лес увозили
и всех женщин, которых можно было взять из дома.
Недаром про полевчан говорилось: «Чесноковик (про­
звище жителей Полевского завода) к куреню женится.
Работница прибудет».
Кроме «руднишных» и «куренных», в заводах было
много так называемых возчиков.
Число грузов было довольно значительно. Возили не
только готовые изделия в Екатеринбург, но и между от­
дельными заводами перебрасывалось много полуфабри­
катов. Чугун возили из Сысерти на Верхний и Ильин­
ский, из Северского завода — в Сысерть и Полевской.
В общей сложности количество грузов, кроме руды и
древесины, было не менее пяти миллионов пудов в год.
Зимой обыкновенно выезжало много крестьян, иног­
да из сравнительно удаленных селений, чтобы «по до­
роге» заработать кое-что к весне или по крайней мере
«оправдать корма».
2. П. П. Бажов, т. 3.

33

Эти случайные возчики были очень выгодны заводо­
управлению, но для кормившихся извозом заводских
жителей зимний выезд крестьянства был бедствием.
— Кадниковцы выехали — четверть копейки слетела.
— А вот скоро леший принесет дальних: Шабуро­
ву, Петухову, Белопашину.
— Тут уж опять впроголодь насидишься.
— Им ведь что! Овес свой, лошади кормные, на
хлебе.
— Известно, из-за естя робят. Не нам чета.
— За обновами бабам в город-то едут!
— Потянись за ними! У него четыре, как чугун,
а у меня одна — шлаковка. Много на ей увезешь?
Такими разговорами встречался каждой зимой вы­
езд крестьян на заработки.
Тревога была вполне законна. Заводоуправление по
части выжимания копейки было мастеровато. «Жомам»
было предписано снижать попудную плату в зависимо­
сти от числа приехавших. Бывало, плата с пуда за со­
рок семь верст от Сысерти до Екатеринбурга доходила
до двух с четвертью копеек.
Понижение цен на возку от Сысерти до города не­
избежно отражалось и на провозной плате между отдель­
ными заводами, хотя крестьяне обыкновенно за перевоз­
ку этого вида не брались — она им была «не по пути».
Обдирая возчиков, кроме конкуренции крестьян в
зимнюю пору, заводское начальство использовало еще
один прием — фальшивые версты.
От Сысерти до Екатеринбурга по Челябинскому
тракту сорок семь верст. Версты обыкновенные, «казен­
ные». Они и служили основой для расчета за возку.
Но между отдельными заводами версты были или «не
меряные», или фальшивые. Особенно нагло это было
сделано между Сысертью и Верхним заводом.
Там имеется превосходное шоссе, утрамбованное подрудком. На этом шоссе красиво сделанные столбики от­
четливо показывали восемь верст от плотины до плоти­
ны, а между тем заводское население не без оснований
считало здесь десять верст. Помню, живя на Верхнем,
я пытался проверить расстояние, и на первой версте, по
которой тянулась линия Верхнезаводского поселка, на­
считал свыше двухсот сажен лишку. Таким образом,
треть стоимости провоза по Верхнезаводской дороге за­
34

водоуправление крало. Если считать, что с Верхнего
ежегодно вывозилось до четырехсот тысяч пудов сорто­
вого железа и столько же привозилось туда болванки,
то кража получалась довольно чувствительная — три
миллиона двести тысяч пудо-верст.
Конкуренция крестьянства и приемы вроде фальши­
вых верст делали занятие перевозками очень невыгод­
ным, и из заводского населения шли в возчики только
те, кому податься было некуда: инвалиды фабрики, вдо­
вы и «прогнанные» с фабричной работы. Заводили они
каким-нибудь способом лошаденку и «брякали» на ней
зимой и летом, зарабатывая свой голодный кусок и про­
клиная крестьян, которые «из-за естя» выезжали зимой
на эту же работу. Число таких заводских «возчиков»
было значительно, и я не помню случая, чтобы хоть
раз заводоуправление было стеснено в перевозках.
Правда, самое большое количество грузов передвига­
лось зимой, но и в остальное время года — по весенней
и осенней распутице — необходимое передвижение гру­
зов не прекращалось.
За возчиками, не уступая им в числе, шла группа
«поторжных» рабочих, но о них будет особо.
ПРИИСКОВЫЕ

В Сысертском округе годовая добыча золота дости­
гала в описываемое мною время в среднем двадцати пу­
дов. Кроме того, имелись россыпи хризолитов около
Полдневой.
На приисках и россыпях было занято немало посто­
янных рабочих из заводского населения.
Работы велись преимущественно самим заводоуправ­
лением, но часть золота и камней добывалась старате­
лями, которые занимались главным образом разведкой.
Особенно много таких старателей было в Полевском
и Северском заводах. Там по Чусовой и ее мелким при­
токам отдельным счастливцам удавалось не раз напа­
дать на «верховую жилу». Одно время золотая зараза
захватила чуть не поголовно население Полевского заво­
да. Даже «исконвешные углежоги», и те бросили курень
и занялись «богатым делом». Рыли где попало. Проеда­
ли последнее, а все не хотели «попуститься счастью».
35

При удаче картина была однообразная: пьянство и ди­
кая трата денег вроде засыпания пряниками и орехами уха­
бов на выбитой дороге во время масленичного катания.
Помню, один из таких приисковых людей — Стакан­
чик — любил подробно рассказывать, как ему удалось
найти на казенных (заводских) приисках самородок
невиданного размера. Сдать заводоуправлению было
нельзя — боялся, что просто отберут, объявят находку
казенной. Пошел к местному торговцу Барышеву, кото­
рый, между прочим, промышлял скупкой и сбытом «мел­
кого товару». Взвесили. Оказалось восемнадцать фун­
тов. У торговца не хватило денег. Тогда разрубили са­
мородок и «честно» — рука об руку — произвели сделку.
О дальнейшей судьбе своего счастья Стаканчик го­
ворил коротко: «Два года из кабака не выходил».
И только... Остальное золото перешло к тому же Бары­
шеву, который предусмотрительно держал лучший в Полевском заводе кабак. Больше Стаканчику в жизни не
«пофартило», и два года безвыходного кабацкого гу­
лянья оказались единственным «светлым пятном»