Госпожа Гидра (СИ) [Astrum] (fb2) читать постранично, страница - 2

избавлении пустить себе пулю.

В итоге она не делает ни первого, ни второго. Преодолевая оцепенение холода, встает и, переступая через горы сваленных вещей и снаряжение, идет на когда-то давно существующую в этой хибаре кухню, где порядка ничуть не больше, в темноте, на ощупь открывает чудом работающий холодильник и не глядя достает оттуда бутылку. Она греет металлическую кружку, которая, как и она сама, родом из советских времен, на остывших углях камина, в котором давным-давно погас огонь. Она вслепую ищет в сумке с медикаментами баночку от аспирина, в которой, кажется, оставалось немного сахара, и ссыпает измельченный рафинад в едва подогретое молоко.

Она возвращается в комнату, где застает солдата все таким же неподвижно сидящим, как будто насильно фиксированным в одной позе.

«Баки, - ей хочется звать. – Баки, где болит? Баки, они тебя не найдут. Баки, пожалуйста… Я так виновата… Я не хотела, Баки… - она упала бы перед ним на колени и умоляла о прощении или подставилась бы добровольно под карающую мощь его бионической руки, если только это изменило бы хоть что-нибудь в текущем положении вещей. Для него, для нее, для всех, кто страдал и умер по их вине. – Баки-Баки-Баки…»

В несвойственной для армейской выучки манере она намеренно громко шлепает босыми ногами по скрипучим половицам и пальцами стучит по кружке, предупреждая его о своем приближении.

- Джеймс… - она зовет чуть более настойчиво, но он ничем не выдает, что слышит, и ей ничего не остается, кроме как приготовиться к удару. Он не нападает. Она обходит его и опасливо опускается на корточки точно напротив темной завесы волос, впутанных в немилосердно вжимающиеся в голову пальцы. Бионика угрожающе гудит в тишине, наталкивая на неутешительную мысль, что еще чуть-чуть – и он собственной рукой снимет себе скальп. – Джеймс, пожалуйста…

Она не ждет, что он отреагирует, но в этот раз он именно это и делает – механически-медленно отнимает лицо от ладоней. В темноте выражение не читаемо, но его выдает дыхание – хриплое с присвистом, влажное. Когда-то давно, когда ему было плохо также, как сейчас, она обнимала его, прижимала к себе и долго-долго гладила по спине, по волосам… Когда-то давно он давался, он шел к ласке, он ей доверял. Знать, чем окупилось его доверие, было для нее невыносимо. Молоко плескалось о стенки кружки в немилосердно трясущейся руке, грозя пролиться.

- Выпей, - просит она, и голос дрожит от эмоций. – Тебе нужно.

Баки, словно в ответ на дрожь ее голоса, громко клацает зубами. Раз, другой, а затем он перестает сдерживаться и крупно вздрагивает всем телом, руша стылую неподвижность.

Последние пару дней единственным, что он ел, не считая горстей таблеток, была глюкоза. И вода. Не то, чтобы скрываясь с едва живым солдатом в глуши цивилизации от всех и вся, у нее было так уж много возможностей подумать о съестных запасах, но факт оставался фактом – мужчина весом под сотню, с ускоренным метаболизмом и регенерацией, голодал. И это было нехорошо. Если в их вынужденном положении вообще имелось хоть что-то хорошее.

Баки не взял кружку. Только посмотрел, и ей не нужно было видеть, чтобы знать, куда именно.

У нее задрожали губы и по щекам покатились совершенно бесполезные слезы.

- Мне было плохо. Я не мог уснуть, и ты приносила мне теплое молоко, - Баки озвучил так, словно процитировал по памяти заученный наизусть, кем-то написанный текст. – Не знаю, вели ли об этом записи и читал ли их Пирс, но он, сука, основал на этом свой собственный блядский ритуал… - ровный голос дрогнул, в одно мгновение переполненный ненавистью и злобой. – Солдат плевать хотел на все это, у него не было моей памяти, а у меня его есть, и я…

Откровение оборвалось на середине. Снова повисла тишина, в которой обостренному слуху вполне могло быть доступно, как безудержные слезы, срываясь с ее подбородка, мелкими каплями падали на пыльный стылый пол.

Она колола его, и он молчал о том, что помнит, она промывала его раны и поила с руки, и он ничего не сказал. Не видя и не пробуя содержимого кружки, он вспомнил молоко. Спустя бесконечные семьдесят лет.

- Я не мог заснуть. Охрану жутко донимала собственная невозможность поспать, и тогда они звали тебя. Ты приносила молоко и… и книжку. Какую-то русскую-народную нелепицу.

Она слышала все, о чем он говорил, не могла не слышать, хотя уже давно стекла по сырой стене на пол, ослепнув от слез и задыхаясь в беззвучных рыданиях.

- Меня от еды выворачивало. Особенно поначалу. И ты примешивала к молоку мед, а чтобы я зубами не колотился о край, ты кусок капельной трубки приноровилась опускать в кружку вместо соломинки. Не знаю, что они с тобой делали, и как работает эта чудовищная штука в твоей голове, но…Ты это помнишь?

- Джеймс, я сделала это с тобой, - слезы кончились, оставив