О том мальчике (СИ) [Кай Вайленгил] (fb2) читать онлайн

О том мальчике, которого никто не знал.

День стоял душный.

Лето осталось позади, махнув на прощание золотыми снопами пшеницы и зелеными кудрями берез. На смену ему, точь-в-точь сверившись с часами, в сопровождении ливней явилась осень. Сразу пахнуло прохладой. Двор, ничуть не потревоженный переменой погоды, сменил наряды из воздушных тканей на элегантные камзолы и расшитые узорами платья с мягкими накидками. Чаепития перекочевали из беседок в залы с каминами, а на заливаемую дождями улицу милорды и леди смотрели исключительно через окно. Не хватало подцепить простуду накануне Кастрыченьского фестиваля! И без того придворные погодники болтали, будто ненастье не спадет вплоть до заморозков, что означало одно: празднование перенесут в тесные стены дворца. Перспектива радовала лишь заросших пылью снобов старой аристократии: от свежего ветерка снаружи, видите ли, ломило кости.

Опасениям молодежи, впрочем, не дано было сбыться. Солнце, отлежавшееся за тучами, поднабралось сил и в последнем рывке перед настоящими холодами потеснило разбушевавшуюся осень. Подсохли лужи; дамы достали из ящиков зонтики и вновь стали чинно прогуливаться по саду под ручку с кавалерами. Девушки помладше принялись играть в «жмурки» или прятки с юношами – то там, то здесь разносился заливистый разноголосый хохот. В свои игры они умудрялись втянуть всякого, кто бы ни попался им на пути: слуг, офицеров, престарелых герцогов и даже министров.

В полдень двенадцатого вересня компания собралась в тени дуба неподалеку от арки лабиринта. Сонный эльф, обосновавшийся там лет пятьдесят назад, вылез из-под корня, оглядел молодых людей с ног до головы, после чего звонко запищал, выражая недовольство.

— Небесный круг стоит в выси – скорее сладость сна вкуси! – изрек он. Тоненький, как спичка, пальчик тыкал в солнце.

Кей, рыжеволосый юнец с вечно озорным выражением лица, показал ему язык и передразнил в тон:

— Ты бред, малявка, не неси, и нас пищаньем не беси!

В кружке раздалось хихиканье фрейлин. Эльф клацнул острыми зубами перед носком его ботинка, но получил легкий пинок и укатился обратно в нору. Другой юноша похлопал Кея по плечу, едва не опрокинув на землю. Из-под корня им грозили крохотным кулачком. Девушки засмеялись открыто.

— Мог бы привыкнуть к шуму. Кто же спит в такое время! – заметила Лесси́я, самая старшая.

Ей приближался восемнадцатый год, поэтому семья уже вовсю занималась подбором жениха. К метелям она успеет облачиться в венчальное платье и навсегда покинет их веселое сборище: превратится в жену, потом в мать… Думать об этом никто не хотел, особенно – Кей, хотя он бы никогда не признался в своей влюбленности. Только слепцов среди них не водилось. Чувствами веяло от каждого его движения в сторону Лессии.

— Чэстно говора, а бы вздрэмнул, – потянулся худощавый Гуинн, сын посла из Нефета. – Духота-а-а.

— В вашей столице же холодина круглый год? – оживился Морт, который обычно предпочитал держаться подальше от разговоров.

Губы Гуинна растянулись в блаженной улыбке человека, внезапно погрузившегося в теплые воспоминания.

— Да-а, полно снэга, горы вокруг. Красыво.

— Вот бы отец взял меня в Нефет… – мечтательно произнес Морт. Взгляд мальчишки обратился к Эйвилин. – Ваше Высочество, упросите императора отправить отца на север вместе с делегацией! Он Вас любит, он Вас послушает.

Принцесса дрогнула, точно друг вывел ее из ледяного оцепенения, но от занятия своего не оторвалась. В альбоме штрих за штрихом выводился эскиз.

— Попросить… да. Зачем? – голос звучал рассеянно.

— Ну как же! – начал было Морт, однако быстро понял, что его не слушают.

Красавица Лессия склонилась над Эйвилин, уперев руки в бока. Из замысловатой прически выбился локон, который девушка тут же заправила за ухо.

Рисовать принцесса обожала, потому бумагу с прикреплённым к ней графитным стержнем часто носила с собой. В основном ее привлекала природа: сахарные бутоны витмортумов, покачивающиеся от ветра, переплетения плюща на арке лабиринта, кусты суренги у фонтана. Пару лет назад Гуинн повадился заказывать открытки-проекции с родины. Полагали поначалу, будто скучает – не хватает частички дома в чуждой ему Сорнии. Только вот, поднабрав коллекцию, юноша вручил ее Эйвилин. В свойственной для его народа манере, без лишних объяснений и заигрываний, вывалил все добро на столик в Фиолетовой комнате, когда Её Высочество с томными вздохами смотрела в окно. На удивленное «ах!» ответил категоричное: «От одынакового выда усталы. Дворэц да дворэц. Порысуйтэ мой Нэфэт», – после чего принялся приносить «обновки» раз в месяц. Кей взялся подтрунивать над ним: влюбился, наш северный брат, к царственной особе в женихи набивается. На шутки Гуинн не велся: подарки он делал вовсе не из любви – им двигала бескорыстная привязанность к подруге, отчего-то грустневшей порой. Причина обнажилась немногим погодя, стоило наблюдательной фрейлине по имени Флос случайно обмолвиться сыну нефетского посла: печалится, мол, госпожа без «Призраков». Их на задание – принцесса за альбомы не берется, тяжко на сердце. Тогда-то он и придумал открытки. Спас, можно сказать, творчество из бездны хандры.

В ясные дни Эйвилин возвращалась к пейзажам Парящего Двора. Лессия без труда определила очертания беседки и порхающих у фонтанчиков бабочек-водянок. Один момент не укладывался в привычную схему: на бумаге читался силуэт человека.

— Вы увлеклись портретами, Ваше Высочество?

Густо покраснев, Эйвилин прижала альбом к груди.

— Нет. Конечно, нет. Он читает… я решила… с ним выйдет лучше.

Она пролепетала свою речь столь быстро, что Лессия не удержалась от смеха. Стараясь не последовать её примеру, фрейлины прикрыли рты ладошками.

— Кто он, Ваше Высочество? Я его знаю?

Девушка припала к стволу дуба и обвела сад внимательным взглядом. Почти не различимый в тени виноградных лоз мужчина действительно читал книгу. Догадаться о его личности было несложно: кому во дворце не доводилось повстречаться с капитаном Элертом Катлером, ближайшим из доверенных слуг императора? В начале лета ему исполнился двадцать один год. Он везде имел при себе клинок из метеорной руды и бесконечное остроумие, злившее министров, но приходившееся по душе юным аристократам. В отличие от подчиненных, «Призраков», капитан не носил маску – точнее, никто не заставал его в ней. Она ему и не требовалась. Заклинание «Тумана» надёжнейшим образом скрывало внешность от любого, кроме него. Так думала Лессия.

— На Вашем рисунке… – смогла пробормотать она, прежде чем плотно сжать губы.

Глаза Эйвилин напоминали омуты. Сквозь смущение, сквозь стыд пробивалось совсем иное – мольба: «Не рассказывай! Молчи!». Убедившись, что подруга поняла, она бросила альбом на колени и заштриховала лицо изображенного на листе Элерта. Кей в недоумении свел брови на переносице. Между фрейлинами пробежал шепот:

— Взгляните! Взгляните! Капитан Тайного Кабинета!

Их оживление не осталось незамеченным. Катлер поднял голову, откинул со лба волосы, после чего прокричал:

— Вас тревожит человек с книгой или тот факт, что я – человек?

Щеки принцессы запылали вдвое сильнее. Гуинн прыснул в кулак. Морт пробубнил под нос: «Ни от кого из «Призраков» с их страшными масками жутью не веет столько, сколько от него», – чем вызвал одобрительное кивание многих девушек. Капитан в открытую наслаждался вызванным возбуждением.

— Прекратите на него пялиться! – потребовал Кей, переключая внимание компании на себя. – Вернемся к выбору игры. Нечего уклоняться! Гуинн, поднимайся! Лессия, ты с нами?

Красавица оттолкнулась от дерева, снова оказавшись в центре кружка. Остановились на «салочках». Водить выпало Морту. Она веселилась вместе с остальными, пока вечер не опустился сумерками, пока не потянуло прохладой. То и дело, невольно, она оборачивалась к винограднику: Элерт ушел давным-давно, она же все высматривала его под гибкими лозами.

Лик, спрятанный Эйвилин под толстыми росчерками графита, успел отпечататься в памяти.

Он не принадлежал чудовищу.

«Вас тревожит человек с книгой или тот факт, что я – человек?» – спрашивал капитан с иронией. Да уж. Будь он чудовищем, Лессия бы не переживала.

========== Музыка плачет, рыцарь смеется ==========

Комментарий к Музыка плачет, рыцарь смеется

О том мальчике, который умел грустить.

У Эйвилин сон крепкий: ни шаги не разбудят, ни разговоры за дверью, ни щебетание птах на подоконнике. Гуинн всё руками разводил: как так, во дворце – и спать спокойно? Королям надлежит в кровати с ножнами обниматься, сквозь грёзы к миру прислушиваться – издревле корона убийц притягивала. От его аргументов принцесса отмахивалась со свойственной людям её воспитания беспечностью. В Нефете, может быть, под подушками ножи хранили даже принцы-малыши, но в Сорнии порядки отличались. Объяснение находилось простое: между наследниками не велось борьбы за трон – детей, кроме Эйвилин, император в силу болезни не имел; дворянство, приласканное привилегиями, поживало всласть и не помышляло о заговорах; с соседями поддерживались дружественные отношения – не сам ли Гуинн тому пример. Сыщись во всем государстве убийца, она бы и тогда не тревожилась. Парящий двор охраняли сотни солдат, покой семьи императора берегли «Призраки». Не ей лезвие держать и не ей проявлять чуткость в отдыхе – защитников хватало с избытком.

Западное крыло, где располагались покои Эйвилин, по праву носило звание «Самой оживлённой части дворца». Комнаты в нём не пустовали круглый год: придворным нравилось удачное месторасположение, послов и высокородных посетителей привлекал вид на бухту. Тут же находились гостиные, игровые, музыкальная зала – шум не затихал вплоть до полуночи. В поздние часы, справедливо заметить, активность не прекращалась – она из уважения перетекала в укромные местечки, чтобы не беспокоить других обитателей. Особые умельцы накладывали на комнаты «купол» – чары, не позволявшие звуку просачиваться за пределы установленных границ. Действовали они, правда, с известной оговоркой: на слух стражи ограничение не влияло.

Личное личным, но пренебрегать безопасностью ради удовлетворения аристократов никто бы не стал. От восхваления самодержца до ненависти к нему вело одно ошибочное свершение.

На принцессу установление «купола» тоже эффекта не оказывало. От первых царей Сорнии повелось: к магии кровные потомки невосприимчивы. Ходила легенда, будто Виктур Собиратель, правивший землями вдоль Лазуритового моря шестьсот лет назад, получил этот дар от Богини Перемен в награду за строительство величайшего храма в её честь. Свидетелей давно не осталось, храма ни учёные, ни путешественники не обнаружили, поэтому историю воспринимали скептически. По иной версии Виктур пошёл на сделку с бестиями: в обмен на «Соглашение о неприкосновенности владений» Королева фейри наделила его и «детей по крови от начального колена до последнего» магической сопротивляемостью – никто не сумел бы обратить энергию элементов или заклинания против них.

На притянутую за уши правду сказка о великодушии бестий походила больше, чем байка о щедрой Богине.

С виду полезная способность порой оборачивалась наказанием. Эйвилин, как сказано, проблем со сном почти не знала. День выматывал, помогая грёзам с наступлением темноты обволакивать ум мягким туманом. Однако от бессонницы, если уж она намерилась прилечь на перину рядом, спасения не было. В такое время принцессе приходилось подолгу лежать с закрытыми глазами и злиться на неугомонных жителей Западного крыла.

Раздражение глодало её и сейчас. Она перевернулась на спину, сжала в кулаках одеяло и, откинув его, выбралась из кровати. У послов из Холь-Болана, обосновавшихся в покоях под ней, веселье не думало идти на спад. За четверть часа до её подъема к хохоту присоединилась музыка. Настроению гуляк она вовсе не соответствовала – точнее, представляла собой полную противоположность.

Накинув на плечи вуаль, Эйвилин вышла в коридор. Стражи у дверей синхронно стукнули древками алебард по полу.

— Ваше Высочество? – проскрипел тот, что стоял справа.

— Я прогуляюсь. Не надо меня сопровождать, – приказала девушка.

— Позволите настоять, госпожа?

У неё вмиг пересохло в горле. Капитан «Призраков» обладал непревзойдённым талантом появляться из ниоткуда в неожиданные моменты. Словно не из теней выныривал, а составлял с ними единое целое.

— Не смогу отказать моему рыцарю, – благодушно отозвалась она. Голос предательски дрогнул в конце.

Элерт прошел мимо стражей и предложил ей руку. В фантомном свете луны его черты делались мягче, что ни на толику не убавляло опасной привлекательности. Смотрел капитан по-прежнему остро. Игнорируя правила этикета, Эйвилин не положила ладонь на сгиб его локтя; вместо этого с детской беззаботностью переплела свои пальцы с его. Ребёнком она не смущалась этого жеста – повзрослев, с трудом справлялась с волнением и тщательно следила за дыханием.

К её радости, Элерт не высвободился, прикрывшись стеной статусов. Напротив – с нежностью накрыл ладонь второй рукой. В груди трепетало застигнутое врасплох сердце.

— Моё маленькое Высочество намерено увидеться с таинственным пианистом?

Она кивнула, снова вспыхнув от обращения. Сколько она себя помнила, без свидетелей Элерт называл её именно так: сначала из дружеской дозволенности, потом из привычки и малость из вредности – к двенадцати годам она принялась оспаривать титул «маленького Высочества». Война велась три года – до сих пор Эйвилин с позором проигрывала.

— У тебя не увольнительная?

Вопрос, в самом деле, ответа не требовал. Со встречи в саду он собрал волосы в хвост, сменил камзол на мундир, прикрепил ножны к поясу – образцовый капитан на службе императора. О юноше в полурасстёгнутой рубашке, которого она застала за чтением днём, напоминал лишь хитрый прищур.

Догадавшись, должно быть, о поводе для её вопроса, он улыбнулся.

— Ваш отец увольнительными не разбрасывается. Боюсь, Вы застали меня отлынивающим от работы. Каюсь, каюсь. На следующей неделе включу этот пункт в исповедь для отца Церкви.

— Почему на следующей?

— На этой я планирую напиться. Непростительный грех – соваться на богослужение нетрезвым.

Эйвилин засмеялась и легонько ткнула его в бок. Робость от компании по щелчку развеялась шутливым тоном беседы.

— Слышал бы тебя отец!

— Ответственному слуге положен отдых.

— «Ответственный слуга» сегодня прохлаждался под виноградником вместо выполнения поручений, – напомнила девушка.

— Вздумали обратить моё же признание против меня? Жестоко.

В его словах не было ни намёка на укор. Искры веселья плясали в инеевых глазах. Передавшийся Эйвилин азарт играл с ней злую шутку: она рискнула ступить на тонкий лёд.

— Готова продать молчание.

Элерт бросил на неё быстрый нечитаемый взгляд. Хмыкнул.

— Почему-то Ваша решимость пугает меня больше, чем должна. Вряд ли Вы попросите денег. Цена вопроса будет такова, что при худшем исходе мне оторвут голову, верно?

— Угадал, – прошептала принцесса и прикусила язык.

От смеха капитана в груди вновь поднялось пьянящее воодушевление. На секунды мысли затопило желание попросить поцелуй. Оно растеклось по рассудку масляной пеленой, вынуждая украдкой рассматривать профиль молодого человека, очерченный голубым сиянием луны: от жёстких линий скул до улыбающихся губ. На секунды – обманчивые и будоражащие – ей почудилось, что он не отвернётся.

— Отведи меня в город на фестиваль, – наконец произнесла она.

Внутри неприятно заскреблось разочарование. Она мечтала выбраться из дворца без стражи, без фрейлин, оставить корону в ящике стола и надеть простое платье. Мечтала много лет, воображала приключения – куда без памятных происшествий! Однако горечь упущенного варианта мешала насладиться смелостью поступка.

— Неравнозначный обмен, – качнул головой Элерт. – Не обещаю.

— Мой рыцарь струсил? – с вызовом бросила принцесса. Ощутимо кольнул страх: оснований для отказа капитан имел предостаточно.

— Взвешиваю «за» и «против».

За разговорами они незаметно добрались до музыкальной залы. Капитан слегка надавил на дверь: заходить он не торопился. Теперь в его выражении явственно различалась издёвка.

— Моё маленькое Высочество дало мне компромат и даже не заметило. За чтение на службе в башне не запрут.

От возмущения у Эйвилин перехватило дыхание. Император самовольных отлучек из дворца не терпел: пожалуй, это – исключительная вещь в мире, за которую она попадала под гнев венценосного родителя.

— Ты не выдашь!

— Запретите мне, – по-мальчишечьи озорно подмигнул ей Элерт.

— Запрещаю!

Бесшумно распахнулись створки, и молодой человек втянул принцессу в залу. Мелодия дрогнула. Оборвалась.

— Ваше Высочество.

Из-за рояля поднялась Лессия. Лента не стягивала её волосы, поэтому золотые кудри свободно струились по спине и плечам. Юбка не прикрывала босых стоп.

— Я разбудила Вас? Извините: совсем забыла, что чары не действуют.

Эйвилин и прежде заставала подругу в поникшем настроении. Грусти она предавалась нечасто, и, случись ей справляться со слезами, причина за тем лежала весомая.

Гонимая дурным предчувствуем принцесса приблизилась к ней. Элерт в круг света не последовал – для Лессии его присутствие не обратилось тайной; уголки губ дрогнули то ли в подавляемой улыбке, то ли в тщательно скрытой гримасе боли.

— Лессия…

Она опустилась на стул, пробежала пальцами по клавишам.

— Завтра я еду знакомиться с семьёй будущего мужа.

Музыка – скорбная, тягучая – снова закружилась по сонным комнатам.

— Так скоро?

Звучание незнакомой мелодии вытягивало из легких воздух. По телу пробежали мурашки.

— Он знатен, богат. Ему пророчат карьеру генерала. Мне незачем переживать.

Ни слезинки. Вместо неё плакала музыка.

Эйвилин присела рядом и обняла. Не утешала – бесполезно, никчёмно говорить о поддержке, когда они обе – заложницы положения. Их жизнь определял статус. И любить им полагалось по договору.

Капитан молчал. Ничто не выдавало его смятения, кроме вертикальных морщин между бровей.