Дрок [Николай Фридрихович Олигер] (fb2) читать постранично

Олигер Николай Фридрихович
Дрок

Николай Олигер

Дрок

В первых числах мая зацветает дрок.

Большую часть года он покрывает однообразной синевато-серой щеткой розовые скалы острова. Он сух и безлистен, и похож на жалких пасынков проклятой Богом пустыни. И в его зарослях любят ютиться серые ящерицы, ленивые, накаленные солнцем и, как будто, пыльные. Кроме этих ящериц, он никому не нужен. Турист, в поисках красот природы, небрежно ломает тонкие серые веточки своими тяжелыми английскими башмаками. А когда ослам приходится жевать его побеги, за неимением другой, более подходящей пищи, -- ослы кричат чаще, чем обычно, и на их кротких физиономиях явно отражается чувство горькой обиды.

Южная весна приходит медленно, почти незаметно. Последний лепесток последнего осеннего цветка опадает рядом с лопающимся весенним бутоном. Зимние бури иногда обрывают уже распустившийся миндаль, -- а над еще голыми виноградниками уже волнуется и дрожит воздух от летнего зноя. Лимонное дерево несет одновременно цветок, завязь и зрелый плод.

Но в первых числах мая расцветает дрок, -- и тогда только наступает настоящее весеннее чудо, чудо жизни. На пыльной серой щетине вдруг вспыхивают здесь и там золотые искры. Они множатся, как звезды после заката, их золото становится все тяжелее и воздух все гуще пропитывается сладким медвяным запахом. И к четырнадцатому числу, к веселому празднику Сан-Констанцо, старого патрона лазурного острова, сверкающее золото дрока покрывает все скалы И долины, отражается в прозрачных прибережных водах, заглядывает в окна чопорных отелей и роняет душистые чешуйки на каждую каменистую тропинку. Как переливчатые драгоценные камни, сидят в цветущем золоте пестрые весенние бабочки. Весь остров становится похожим на бесценный самородок, выдвинувшийся из глубины синих вод. Это значит, что чудо совершилось -- и в мир пришла любовь.

Но золото коварно, даже когда оно расцветает на пыльных тонких прутиках и потом, потускневшее, падает на камни, горячие от лучей.

Кое-что опасное таится также и в сладком медвяном запахе, -- по крайней мере, этому учит местная история.

Неподалеку от корсо Тимберио, в тесном переулке, приютился отель, -- из третьеразрядных, с запахом подгоревшего оливкового масла и с заштопанными одеялами на скрипучих деревянных кроватях. В кухне хозяйничает сама владелица отеля. Ее супруг, в фуражке с вышитой надписью, встречает на Марина Гранде пароходы с иностранцами. Две прислуги, девушки, получают по десять лир в месяц на всем готовом. Вознаграждение -- не очень крупное, но предполагается, кроме того, что постояльцы дают девушкам на макароны. Так именно и случается, если только пустуют не все комнаты.

Хозяйкин муж обладает недостаточно представительной наружностью. Для посетителей он щедро разбавляет густое каприйское вино водой из дождевой цистерны, но сам пьет его -- и очень охотно -- только в чистом виде. Поэтому нос у хозяйкина мужа похож на зреющую фигу, а слишком размашистая походка, нередко, внушает иностранцам основательные подозрения. Сама хозяйка любит соблюдать в кухонных расходах разумную экономию, -- но иностранцы терпеть не могут оливкового масла и в ужасе отворачиваются от поджаренного с луком осьминога. В самом деле, не кормить же их каждый день телятиной, которая стоит три франка за кило, считая тут же и кости.

А в конце концов, переулок, в котором поместился отель, -- слишком тесен и навевает на иностранцев жуткие мысли о каморре и о таинственных ночных убийствах. Десяток, другой чентезимов на макароны перепадает двум девушкам не каждый день...

Но, ведь, жить нужно, а денег на свете совсем не так много, чтобы пренебрегать даже и десятью лирами в месяц. Девушки нередко сменяются, потому что у хозяйки тяжелая рука и неровный характер. Посетителям прислуживают то быстроглазые неаполитанки, то сонные уроженки Массы и Позитано, то худощавые обитательницы гордого и нищего Амальфи. Каждая из них говорит на своем собственном диалекте. Для иностранцев, впрочем, это не представляет никакой разницы: всех этих девушек они не понимают одинаково. А смелые любовные атаки в темном коридоре одинаково кончаются пощечиной.

Мариетта была родом из Сицилии, из маленькой горной деревушки близ Палермо. Два ее брата с детства работали на серных копях. Ядовитое дыхание адского зелья отравило их обоих и сделало калеками. Отец занимался земледелием и работал, не покладая рук, но его виноградник был слишком мал, а оливковые деревья слишком стары, чтобы приносить какой-нибудь доход. Пятьдесят два года отец Мариетты безропотно терпел самую жестокую нужду, но на пятьдесят третьем глубокая чаша его терпения, должно быть, переполнилась. Он обошел кругом свой виноградник, поковырял ногтем сухую кору оливки и сказал Мариетте:

-- Говорят, что там, на севере, можно найти недурной заработок, -- если только поискать хорошенько! Это не то, что Америка,