Некромантка 2 (СИ) [Дарья Лакман] (fb2) читать онлайн

Некромантка 2

Пролог

Девочка шагала по снегу, пытаясь понять, что с ней случилось, что теперь с ней не так. Ощущения изменились, чувства обострились… Она шагала, чувствуя холод, но не испытывала боли от него и других неприятных ощущений. Она все чувствовала, но вреда ей мороз никакого не приносил. Она шла по лесу целенаправленно, хромая и придерживая раны в животе. На ней лоскутами висели остатки одежды, алые от крови, волосы поседели до цвета белого снега, а глаза светили голубым.

Она возвращалась обратно домой по следам, которые оставил Дед Моро́к. В ее голове была только одна мысль. Найти своего деда, убедиться, что с ним все хорошо. Она пережила этот кошмар, они уедут отсюда и постараются забыть.

Сначала девочка нашла ель, к которой ее привязали. Путь к деревне найти было не трудно. Она просто шла по вытоптанной широкой тропе в темноте, ориентируясь на огни, горящие в домах. Многие в эту ночь не смогли уснуть. Они сидели у своих лучин за столами, на кроватях, а кто-то и попросту в темноте, но сон не шел. В ушах до сих пор стоял этот ужасный крик…

Девочка шагала тенью по улочкам деревни, безошибочно находя путь домой. Калитка висела на одной петле жалобно поскрипывая на сквозняке. На расчищенной дорожке виднелось множество следов. У двери ничком лежал ее дедушка. Тело не трогали. Снег под ним пропитался кровью, а недалеко, из сугроба торчали окровавленные вилы.

Девочка кинулась к нему, на безэмоциональном лице проступило отчаяние. Ее руки с присущей ей отныне недетской силой легко перевернули крупного мужчину на спину. Тело уже успело окоченеть, лицо застыло. Девочка увидела раны под ребрами. Он умер не сразу, но быстро. И все же он успел помучаться, ощутить боль, страдания, чувство несправедливости и злобу на тех, кто принес в их спокойную жизнь горе и ужас.

Девочка все это чувствовала и рыдала. Она плакала, подвывая, вцепившись в застывшую окровавленную рубаху, раскачиваясь из стороны в сторону. Горе накрыло ее волной ярости и ненависти. Изнутри души стремительно поднималось желание отомстить. Жажда крови была липкой, навязчивой.

Где-то сзади раздались шаги, а потом испуганный голос. Девчонка резко развернулась, уставившись заплаканными светящимися глазами на деревенского мужика, что пришел узнать, что это за шум. Он никак не ожидал увидеть здесь ту, что недавно они всей деревней оставили в лесу у ели замерзать.

Он испуганно воскликнул, попятился, развернулся, чтобы убежать, но не успел. Девочка вскинулась, догнала. Снег не причинял боли ее ногам, холод не замедлял ее действий. Что теперь может сравниться с тем, что она уже испытала? Как может зима быть для нее губительной, когда она поглотила Морока — того, кто повелевал стужей и холодом?

В исступлении девчонка рвала плоть несчастного деревенского простака, пока тот не перестал вопить. Из ближайшей избы выглянул чей-то муж и отец. И сделал он это зря…

***

— Ну, отец, что вам стоит? — черноволосая некромантка потерла запястья, скованные небольшой цепью и браслетами с вязью рун, что блокируют всякую магию. Конь всхрапнул под молодой девушкой, косясь на нее своим темным глазом. Утренние сумерки начали окрашивать округу в серо-розовые краски.

Сидящий в седле священнослужитель ехал чуть впереди, поглядывая на дорогу, которую слегка присыпало за ночь. Казалось, он не слышал того, что говорила его спутница, но это лишь казалось. Тишина длилась не долго. Буквально через минуту молодая женщина вновь подала голос.

— Эй, отец, — некромантка поправила выбившиеся из-под меховой шапки вьющиеся прядки волос чернильного цвета. Аколит, молча, повернул голову, взглянув на девушку недовольными яркими синими глазами. Крупное лицо с крепкими чертами и узкими губами, обрамленными густой короткой русой бородой, сейчас выражало крайне недружелюбную гримасу. Но и это ее не проняло. Она беспечно язвила, пытаясь уломать будущего инквизитора на то, чтобы тот снял железки с ее рук. — Они холодные, отец, руки морозят. Уже все запястья натерли. Какой же вы, однако, равнодушный к страданиям ближнего своего… — в легкомысленном тоне девушки не было и нотки серьезности. Ситуация нисколько не трогала ее, хотя должно было быть совсем по-другому. Тимор уже и сам был не рад тому, что случайно наткнулся на некромантку и решил по долгу службы — во время своего отпуска, между прочим! — сопроводить ее для справедливого суда, потому как некромантка производила незаконную волшбу. — Я, понимаете ли, продвигаю науку, стараюсь, сил не жалею, а со мной вот так… Как с…

— Да замолчишь ты или нет?! — аколит повернулся в седле, насколько позволяла громоздкая зимняя одежда.

— Да! — счастливо заулыбалась девушка. — Снимите это, святой отец, и замолчу! — инквизитор отвернулся. — Очень рукам больно, между прочим, — сделала вид, что обиделась.

— А не надо было заниматься тем, чем не положено. Стоило оно того?

— Стоило! Там, к слову сказать, у меня почти вышел опыт! И тут вы заявляетесь. Придется начинать все заново…

— Она еще и заново хочет! Ха! — мужчина возмущенно воскликнул, активно жестикулируя. — Да тебе уже грозит потеря значка и тюрьма! Молись, чтобы справедливый суд на всю жизнь не упек, глупая!

— Ой, суд… Тоже мне справедлив… — девушка моргнула, оборвав фразу на полуслове.

— О, Праведный! Наконец-то тишина… — аколит обернулся, хотел добавить еще что-то язвительное, но заметил, что некромантка, вцепившись в поводья, остановила коня. Она всматривалась куда-то в сторону холмов, что виднелись вдали, по левую руку от их пути. Тимор притормозил и своего коня. — Мы только выехали, стоянка еще не скоро. Чего остановилась? В путь.

Но девушка не ответила.

— Что-то происходит… — она решительно повернула взгляд в сторону мужчины. — Снимай, — тронула коня, поравнялась с инквизитором и протянула тому руки в цепях. — Поживей.

— Уже спешу…

— Снимай, говорю!

— Сниму в казематах, — Тимор, стоя на своем, спокойно тронул бока своего коня ногами и поехал дальше.

— Ах, ты ж, уперты баран, — разозлилась по-настоящему девушка, вынула из-под шапки из волос заколку и в несколько мгновений лишилась цепей. Она стиснула зубы, тронув рукой в районе груди, словно кто-то ударил под дых. Защемило сердце. Она очень испугалась, вновь кинув взгляд на холмы по левую руку. Скинув цепи в снег у дороги, она резко стеганула коня. Тот заржал и ринулся вперед, на обгон впереди едущего всадника. Священнослужитель с удивлением проводил взглядом стремительно уезжающую девушку.

— Матильда! Стоять!

В догонялки они играли не долго. Некромантка вскоре уверенно свернула с главного тракта налево, на дорогу не такую хорошую. Инквизитор орал и приказывал остановиться, но Матильда не слушала. Она стремилась в деревню, что уже вскоре показалась в низине долины. Некромантка даже в цепях почуяла нечто ужасное в этих землях, но и без этого эманации Духа Смерти буквально «воняли», прошибая своим духом насквозь.

Матильда гнала коня, стоя в стременах. Ветер заставлял синие глаза слезиться, но она упорно всматривалась вперед. Будущий инквизитор не отставал, но его лошадь, почуяв близкую смерть, фыркала и нехотя вела погоню. Тимор злился, но продолжал настаивать на своем, стегая бедное животное по бокам. И чуть было не вылетел из седла, когда конь встал перед резко остановившейся некроманткой. Мужчина совладал с животиной, придержал шапку.

— Ты что творишь!?

Тимор рассмотрел, наконец, что так заинтересовало некромантку, да так и застыл, как и девушка. Перед ними открылась предельно скверная картина. В низине живописной долины белой гладью стелилось озеро, обрамленное редким леском с одной стороны и деревней — с другой. И сейчас некоторые дома в этой деревне горели, даже сюда доносился запах гари, но дым стелился по долине, не поднимаясь.

Тимор и Матильда переглянулись и единодушно послали своих коней по дороге вниз, в долину. Они влетели в деревню, готовясь встретить любое сопротивление. Спрыгнув с коня, девушка побежала по улице, высматривая того, кто учинил этот кошмар. Кинжал уже привычно лег в руку. Некромантка остановилась, уставившись на фигуру, что едва заметной тенью зависла над распростертым на земле женским телом.

— Дух Смерти, — глаза некромантки округлились. Вот так вот близко она видела его очень редко. Весь этот ужас творился сейчас, в данный момент, и Матильда успела очень вовремя. Настолько, что даже застала Духа за своей работой.

Женщина, что лежала на снегу с разорванной грудью, только-только испустила дух, уставившись испуганным мертвым взглядом в небо. Тимор подбежал к Матильде, заметил тело женщины. Ринулся было туда, но некромантка его остановила.

— Поздно. Ей уже не помочь, — она оторвала взгляд от мертвой и двинулась дальше. Тимор стискивал в руках короткий походный клинок, нервно шаря по округе взглядом. Двери в каждом доме были распахнуты. Деревня была не большой, и сейчас тишина стояла действительно мертвая.

Аколит и некромантка шли бок о бок, рассматривая кошмар, что творился вокруг. Всюду валялись тела, как тряпичные куклы. Люди были разодраны. Дети и старики, мужчины и женщины. Кто-то без разбору рвал на части всех, кто попадался на пути. Матильда присела рядом с телом мужчины, на котором был надет вывернутый тулуп. У него не было руки и вырвана гортань — обе валялись в двух шагах от него.

Тимор держался крепко, но ком тошноты то и дело подкатывал к горлу. Матильда провела рукой по следам босых ног, что красными пятнами отпечатались на снегу. След вел от трупа дальше и обрывался у другого трупа.

— Это человеческие, да? — Тимор тоже их заметил. — Одержимость?

— Вряд ли… Я не чую здесь демонов. Только обычную смерть…

— Обычную? Да здесь же кровавое месиво. Очищать ни один день будем… Представь, сколько тут гадости зародиться может…

— Отлично представляю.

— Слышишь?

Девушка поднялась и прислушалась.

— И даже вижу, — она махнула рукой куда-то в сторону. — Там есть выживший. Вижу ауру.

Нужный дом нашелся очень быстро. Тут тоже был труп, но «старый» на фоне остальных свежачков. Матильда это сразу заметила, а для инквизитора это был обычный труп, какие вокруг лежали. Завалившись на тело пожилого мужчины, над ним рыдала девочка. Но приближаться к ней Матильда не спешила и Тимора притормозила, схватив того за рукав и вернув за калитку. Она видела, что аура этой девочки очень странная, а ее вид так и вовсе заставлял остолбенеть.

Матильда так вцепилась ему в локоть, что Тимор заскрипел зубами и зашипел на нее возмущенно, но ничего не сказал, увидев, как сильно испугалась некромантка. Он всмотрелся в девочку, что сидела у трупа старика. Девчонка вся была измазана в крови, белые волосы оставались чистыми только на макушке, а так — были слипшимися красными сосульками.

Рваная одежда лишь отчасти напоминала одежду. Матильда чувствовала, что это существо, что приняло облик ребенка, нужно уничтожить от греха подальше, но, когда девчонка обернулась к ней грязным зареванным лицом, ее сердце дрогнуло.

Глава 1

Начало весны ознаменовалось крепким снегопадом. Имельда шагала по мосткам-тропинкам, за ней тянулась ватага из первогодок.

Заприметив нужное ей дерево, девушка сошла с мостика в снег. Он, подчиняясь обычному потоку энергии слетевшей с рук Маэстро, перед ней тут же аккуратно разлетелся по сторонам, образовывая тропинку.

Дети послушно шагали следом.

Девушка остановилась у высохшего высокого дерева, которое здесь стояло уже многие десятилетия, но его не спиливали, так как это было самое первое посаженное здесь дерево. И именно на нем Имельда планировала показать детям разницу между мертвым и живым, так как на людях дети пока что не могли понять.

— Смотрите, — она положила ладонь на крупный растрескавшийся ствол. — Это дерево мертво уже давно. Вы должны почуять это, только лишь коснувшись ствола. На расстоянии вам еще пока рановато это определять, раз с такой простой задачей, как определение живого человека вы не справляетесь. Значит будем упрощать еще сильнее. Деревья — самые простые для этого понимания объекты. Они очень любят жизнь и не скрывают своей энергии. Сейчас каждый из вас должен будет подойти и обнять это дерево. — Дети стали переглядываться, улыбаться. — Да, именно, обнять. Закрыв глаза, вы должны почувствовать пустоту: отсутствие энергии, эманаций зимнего сна и движений соков. Никакого тепла, никакой жизни. Начнем.

Дети потянулись один за другим, обнимая иссохший ствол умершего древа. На лицах одних проступало понимание, на лицах других нет.

— Ничего, мы сейчас еще к живому дереву подойдем, будет, с чем сравнить.

Девушка заметила, что по мосткам к ней направляется неизменный Зош. Укутанный в несколько слоев свободного гобона темно-зеленого цвета, он торопливо перебирал длинными ногами по дощатому настилу, боясь поскользнуться. Имельда наблюдала, как он неловко спустился с мостков на ту тропку, что она сотворила.

— Приветствую вас, Зош.

— Д-доброго дня, Маэстро Пешет. Для вас письмо, с п-пометкой «лич-ч-чно в руки».

— Благодарю, Зош, но право, не стоило тащиться на улицу. Вы могли бы вручить его мне в школе.

— О, н-ничего, Маэстро, мне хо-х-хотелось пройтись, о-ос-освежиться.

— Что ж, еще раз спасибо.

Зош кивнул и стал возвращаться, потешно перебирая своими длинными ногами в теплых штанах. Девушка улыбнулась, но все же переключила свое внимание на письмо. Оно было красным, с гербовой печатью мэрии.

Имельда покусала губы. С тех пор, как господин Вельт и его друг Мару посетили ее в лечебнице, она не видела ни того, ни другого, и никаких вестей тоже не получала. К ней лишь приходил юрист, который огласил ей ее права, заставил подписать кое-какие бумаги по делу Теддора Вельта и, конечно, договор о неразглашении. После того, как ее состояние нормализовалось, ее отпустили на все четыре стороны, отчего Имельде было даже слегка не по себе.

В школе ее и не собирались увольнять, но сделали дисциплинарный выговор за то, что она решала свои личные проблемы в рабочее время без уведомления администрации школы. Имельде пусть и было не приятно, но главное, что ее оставили на прежней должности, и у нее осталась возможность приглядывать за Митришем. Остальное она переживет.

И вот спустя довольно долгие пять месяцев ей пришло письмо. В алом бархатном конверте с золотым тиснением.

Она уже хотела было его открыть, но притормозила, посмотрев на детей, что уже начали беситься в снегу неподалеку. Покусав губы, девушка спрятала конверт за пазуху.

— Кто это там хочет научиться сушить одежду силой мысли!?

Едва прозвенел колокол, девушка торопливо завершила урок, проследила, что дети все добрались до школы, и ушла в свой кабинет. Скинув верхний плащ, подбитый мехом, Имельда присела за свой рабочий стол и бережно достала конверт. Вскрыв его, девушка уставилась на бежевую открытку-приглашение…

— …На благотворительный вечер в честь имени Веи Вельт.

Имельда нахмурилась, задумавшись. К карточке была приложена записка на тонкой нежной бумаге. Ровный почерк с острыми буквами девушка узнала сразу — писал Абрахан Вельт.

«Приветствую Вас, Маэстро Пешет.

Вечер пожелала организовать Вея для сбора средств в помощь жертвам насилия и детям-сиротам. Она желает видеть вас на этом мероприятии. Прошу, не отказывайтесь.

С уважением, Абрахан Вельт»

Вот так вот. «Она желает видеть». Вроде бы невинная фраза, но какие двоякие эмоции она оставила после себя. То есть, больше никто ее там видеть не желает? Хотя, было приятно, что девочка запомнила, кто оказал ей помощь, и хочет увидеться.

Вея не захотела больше обучаться некромантии, а следовательно, Имельда больше не имела возможности увидеть девочку после той злополучной встречи в комнате Теддора. Почесав задумчиво нос, девушка уставилась на дату запланированного мероприятия. Вечер должен был состояться через неделю. Вот только стоило наступить новому дню, как конверт куда-то запропастился, а зарубка в памяти о том, что нужно купить подходящий наряд, исчезла. Учебные занятия вытеснили все будничные мысли. Имельда металась по школе, загруженная делами по своей научной работе для подтверждения звания «Маэстро».

Когда через шесть дней, уже вечером девушка случайно уронила бумаги со стола, копаясь в поисках тонкого сборничка формул, она заметила красный конверт среди бумаг и жарко выругалась. Наряд готов не был, подходящей обуви тоже не было, как, собственно, и желания тратить большие деньги на покупку одежды, которую скорее всего она больше не наденет.

Напрочь забросив научные труды, девушка кинулась в свою комнату рыться в вещах в тщетных поисках подобрать что-то достойное благотворительного вечера среди знати.

Наряд не нашелся. Делать было нечего, точнее не было альтернативы. У девушки были сбережения, и часть из них пришлось потратить на платье и туфли на низком каблуке. Ее отлично подлечили в городской лечебнице, приведя в порядок ее здоровье. Осталась только хромота, и колено то и дело ныло от длительной ходьбы.

В итоге, в день светского мероприятия, Имельда облачилась в наряд светло-пшеничного пастельного оттенка, что отлично подходил к глазам. Скроенное довольно просто, небольшое декольте платья выглядело как запахнутый халат с широкими краями, вышитые атласными лентами, что образовывали воротничок-стоечку у шеи. Глазам оставалось не так уж много участков оголенной кожи, что Имельду в значительной мере устраивало. Кисти рук девушка спрятала под кружевными перчатками светло-коричневого цвета в тон широкому тканому поясу, что служил одновременно и ремнем, и мини-корсетом. После долгих размышлений, она решила все же не брать кинжал с собой.

Оправив широкие рукава и накинув теплую накидку, взяла свою новую трость в руки и направилась на выход. В главном вестибюле школы Имельда придирчиво осмотрела себя в большое зеркало, что висело в вестибюле. Ей понравилось, как она выглядела. Имельда давно не видела себя такой статной на вид. Болезненность ушла с лица, уступив место здоровому румянцу. Синяки и ссадины тоже уже давным-давно исчезли, тело не болело (за исключением, конечно, колена) и в целом она была спокойна и счастлива. На данный момент хорошо действовал настой, что блокировал ее способности видеть лишнее, ей в голову не лезли чужие мысли и воспоминания, были лишь ее.

Она улыбнулась сама себе, поправив прядь волос, выбившуюся из простой прически, которую девушка соорудила сама себе, собрав волосы на затылке в замысловатую завитушку.

— Очаровательно выглядите, Маэстро Пешет.

Девушка вздрогнула, развернувшись. С лестницы спускался Маэстро Боилд, поправляя воротник своего темного традиционного одеяния.

— Вы тоже, Маэстро Боилд.

— Тоже на благотворительный вечер собрались? — светским тоном поинтересовался он.

За эти почти полгода Боилд на редкость притих после их последней стычки. Он больше не позволял себе ни колкостей, ни язвительных замечаний, даже на «ты» ни разу не перешел. Он сохранял исключительно рабочую атмосферу и соблюдал этикет.

— Да, пригласили, — Имельда вновь вернулась к зеркалу. Окинула себя последний раз, убеждаясь, что все в порядке и направилась на выход.

— Позволите? — Боилд догнал ее и открыл двери, пропустив девушку вперед.

— Благодарю.

В молчании они добрались до ворот.

— Как вы планировали добраться до банкетного зала?

— На дилижансе.

— Тогда быть может, вы согласитесь поехать со мной? — Ремолус махнул рукой в сторону от ворот. Там стояла закрытая повозка, запряженная четырьмя рысаками.

Кем бы ни работал Маэстро Боилд, а все же семейный статус возвышал его на значительную ступень над обычными работниками школы. Имельда задумчиво постояла, раздумывая. С одной стороны, она не горела желанием находиться наедине в повозке с Ремом, а с другой стороны, не хотелось по холоду искать сейчас извозчика в легком наряде и обуви. И деньги тратить тоже не хотелось, она, итак, поиздержалась с покупкой дорогущего наряда.

— Соглашусь, — кивнула девушка, направившись в сторону повозки запряженной парой лошадей. Боилд подал руку, Имельда, задумавшись на секунду, приняла ее. Загреметь костьми при посадке в дилижанс было бы неловко.

Резиденция, в которой проводили благотворительный вечер, находилась на окраине города, и принадлежала какому-то знатному не то лорду, не то графу. В любом случае, Имельде хозяин сих земель был не знаком. И тот факт, что Абрахан проводил вечер в честь Веи не в своем доме был странным.

За такими пространными рассуждениями Имельда провела этот путь, глядя в окно на вечерний Геновер. Рем не спешил нарушить тишину, она его в этом поддерживала. По мере отдаления от центра дома становились богаче, а участки земли ухоженнее. Вместо скромных цветочных клумб — газоны с ухоженными садами. Заборы не деревянные, а кованые с ажурными узорами. Беседки из дефицитного мрамора или дорогих пород деревьев.

Устройство Геновера было таким, что только богатые люди могли позволить себе жить на окраинах, владея большими участками земли. Среднее сословие вперемешку с бедняками ютилось в центре. Без палисадников, газонов и шикарных апартаментов. Лишь каменные улочки и высокие узкие дома с тесными комнатами. Конечно, были и фонтаны, и пара парков для отдыха горожан, но вся природная красота и сочность была в пригороде, в самом богатом районе, иронично называемом простыми людьми «долиной нищих». Именно в этот район они и прибыли. Маэстро Боилд выбрался первым и снова помог Имельде, подав руку.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, осматривая лестницу с широкими низенькими ступенями, что вела на небольшое возвышение к светящемуся трехэтажному особняку. Но из-за высоких потолков с улицы этот особняк казался маленьким дворцом. Тяжко вздохнув, девушка взяла себя в руки и направилась наверх, преодолевая ступень за ступенью.

— Полагаю, помощь предлагать бессмысленно? — Рем зашагал рядом, подстроившись под скорость Имельды.

— Да, — кивнула девушка, — Спасибо, что доставили сюда. Тут я справлюсь, не беспокойтесь.

— Не за что, — кивнул и ускорился, оставляя Имельду в одиночестве. И хоть ступеньки были идеально вычищены, подниматься было более чем безопасно по широким ступеням, Имельда все же чуть не упала почти в конце своего пути, запутавшись в полах своего платья тростью. Слегка раскрасневшаяся, она достала алый конверт и подала его одному из двух лакеев, что стояли на главном входе. Высокий молодой мужчина с идеально зачесанными назад волосами без каких-либо эмоций принял пригласительный билет и принялся проверять его подлинность. Второй с разрешение самой Имельды провел досмотр. С точки зрения некромантки, довольно дилетантский. Он всего лишь попросил ее повернуться кругом, и так как у нее не было ни сумочки, ни кинжала, ни чего-либо другого подозрительно из предметов, он кивнул своему коллеге, и тот открыл перед ней дверь.

— Добро пожаловать, госпожа Имельда Пешет. Прошу, — он отошел в сторону, слегка склонившись. Девушка не знала, что им говорить, а потому просто молча кивнула и вошла. Двери закрылись, и уже другой молодой человек, удивительно похожий на тех двоих, предложил снять верхнюю одежду и сдать ее в гардероб. Имельда не была против. Она отдала свою теплую накидку, задумавшись над тем, а как будет забирать ее обратно. Неужели этот парень помнит все наряды и гостей наизусть? А может какая-то бытовая магия…?

Имельда забыла о своей накидке, когда попала из прихожего холла в главную залу. Точнее, в сам дом. Гости были везде. В главной зале была основная масса людей, как сообразила девушка. К этой, с позволения сказать, «комнате» примыкали еще два круглых помещения поменьше с куполообразными сводами, испещренными изображениями небожителей и различных сильных духов.

Из этого просторного холла можно было подняться по изящной лестнице на второй этаж, где открывался хороший вид на гостей, танцевальную площадку и вообще много чего еще.

Люди не спеша ходили, общались собравшись группками, что-то обсуждали, смеялись. Где-то в глуби зала играл небольшой оркестр ненавязчивую мелодию. Раздавался смех женщин. В общем, именно так и представляла себе такие мероприятия Имельда. Но одно дело представлять, а другое быть частью такого сборища.

Фурора Имельда не произвела. Ближайшие ко входу гости обратили на вновь прибывшую девушку мимолетное внимание. Осмотрели, кивнули, кто-то поздоровался, и на том внимание к ее персоне было исчерпано. Имельда, неуверенно озираясь, пошла в толпу людей. Справедливо рассудив, что ей необходимо найти кого-то знакомого, иначе она умрет от неловкости, девушка шарила взглядом по толпе. Но никого знакомого она не обнаружила. Даже Ремолус, который, казалось, вот только прибыл и должен был быть где-то здесь, уже испарился.

Имельда так и не нашла ни одного знакомого лица, зато нашла столики с холодными и горячими закусками и напитками. Они стояли недалеко от двустворчатых дверей, отворяющихся и в ту, и в другую сторону, сквозь которые то и дело ходили слуги с подносами.

Рассудив, что на сытый желудок искаться будет лучше, девушка приступила к дегустации тарталеток с рыбным филе и с какими-то бобовыми внутри. Найдя по запаху среди бокалов с напитками яблочный сок, девушка запила тарталетку и приступила к десерту в виде маленьких пирожных с обилием сливок и с разными ягодками как украшение.

Имельда чуть было не подавилась черникой, когда заметила, что за ней наблюдает мужчина, который тоже подошел к столикам с закусками. Закашлявшись, девушка отвернулась, чтобы вытереть рот.

— О, прошу прощения, не хотел вас смутить, — высокий брюнет, понявший, что его заметили, шагнул ближе к девушке, протягивая белоснежную салфетку.

— Благодарю, — Имельда вытерла губы.

— Я совершенно не планировал подсматривать за вами, но вы с таким очаровательным аппетитом поглощали пирожные, что я залюбовался, — он улыбнулся, глядя сверху вниз. Имельда все-таки смутилась, потому что мужчина был красив, неприлично красив. Маэстро Боилд казался деревенским простаком на фоне этого привлекательного экспоната.

— А… Э… — Имельда не нашлась, что ответить, потому что обычно мужчины не оглашали подобную информацию незамужним девушкам, да и замужним тем более. Приличия светского общества не одобряли подобных диалогов между незнакомыми мужчиной и женщиной. Но, либо Имельда уж так явно не тянула на леди, либо мужчина плевал на правила этикета и приличия в целом.

— О, я снова вас смутил. Простите, — он улыбнулся, а Имельда искренне захотела сбежать куда-нибудь. Обычно пристающих к ней мужиков в придорожных тавернах, когда она была на работе, она отшивала на раз, но что говорить сейчас она не представляла. Обидеть первого, кто с ней заговорил, она не хотела. Мало ли, что за шишка перед ней стояла.

— Меня зовут Эсмер Эстрич, — он протянул руку для того, чтобы взять ладонь девушки и поцеловать ее поверх перчаток. Имельда застыла столбом, не зная, что делать, вырвать руку или же уже не сопротивляться.

— Имельда Пешет, — кивнула в знак приветствия.

— Приятно познакомиться, Имельда, — он посмаковал, не стесняясь, новое имя, продолжая удерживать ее ладонь. Большим пальцем он едва помассировал костяшки руки. — Прекрасное имя прекрасной девушки.

— Кхм, спасибо, — она все же вывернула свою ладонь из его хватки. Эсмер Эстрич продолжал улыбаться, глядя на нее мирным, любопытным взглядом уверенного в себе мужчины.

— На удивление, я вас раньше не видел. А у меня хорошая зрительная память, поверьте. Я — художник.

— Оу, — девушка выгнула брови, оглядываясь. Может все же появится кто знакомый? — А вы всех знаете в городе?

Мужчина засмеялся бархатистым голосом. Имельда нервно поправила рукав.

— Нет, всех в городе я не знаю, Имельда, но я знаю многих друзей Фарамира. А вы откуда его знаете, если позволите спросить?

«Ты уже спросил» — подумала Имельда, а следом подумала «Что за Фарамир вообще?»

— Я не знаю, — дернула плечом девушка, возвращая свое внимание безалкогольным напиткам, здраво рассудив, что вертеть в свободной руке бокал будет правильным решением, когда как левая рука занята тростью, ей больше не станут лобзать ручку. — Меня пригласил сюда другой человек, — и, предупреждая вопрос о том, кто пригласил, Имельда сама задала вопрос:

— А кто такой Фарамир?

Художник знатно удивился.

— Как? Вы не знаете его? Я думал, это невозможно. Все знают Фарамира Вайтера.

Имельда нахмурилась. Да, фамилия действительно была знакома.

— Он же главный архитектор Геновера. Фамильное дело! Вся его семья трудилась на благо этого и многих других городов много лет, — продекламировал явно чужие слова мужчина, но гордо, немного с издевкой.

«Ага, семья трудилась не покладая рук, удачно закладывая в фундамент невинных жертв, чтобы здание сохранилось подольше».

Имельда пригубила морс.

— Не знала, что именно в его поместье устроят банкет. Меня не предупреждали. Собственно, я здесь почти никого не знаю.

— Хотите, я вас познакомлю со многими влиятельными людьми? Вы мне понравились, поэтому я был бы рад провести с вами время, если вы не против? — мужчина с поистине воодушевляющей инициативой уже хотел было предложить свою руку новой спутнице, но Имельду окликнули сзади, и из толпы к ней вышла знакомая девушка. Некромантка с трудом узнала в ней Вею Вельт. А следом за ней, догоняя, вышел и мэр. Абрахан выглядел весьма торжественно, но отказался от традиционного гобона, выбрав новомодную одежду — строгий пиджак темно-красных оттенков, облегающий фигуру и прямые брюки с наглаженными стрелкамм. Из обуви на нем были чудливые остроносые ботинки, но наверняка, очень дорогие.

— Маэстро Пэшет, рад видеть вас. Волшебно выглядите. Эстрич, — он кивнул художнику, явно его уже встречая сегодня. Поэтому повторно он не стал приветствовать его в принятой форме и даже руку не подал. И, в целом, держался весьма холодно с ним.

— Ох, теперь мне стало ясно, кто вас пригласил, — Эсмер улыбнулся, подхватив бокал искристого напитка со столика и отсалютовав юной Вее и господину Вельту. — Тогда не буду мешать вашему общению. Еще увидимся, о, очаровательная Имельда, — он слегка поклонился и неспешно направился в толпу.

— Уже заводите новые знакомства, Пешет?

— Как сказать, — скептично поджала губы девушка, отставив полный бокал на столик, и обратилась уже к девочке:

— Вея, вы выглядите просто восхитительно, милая, — Имельда тепло улыбнулась, оглядывая ее. Девочка действительно изменилась, набрав недостающий вес, сменив неестественный для нее цвет черных волос на темно-русый, и приобретя розовый здоровый румянец на округлившихся щечках с ямочками.

— Спасибо! Вы тоже прекрасно выглядите! Я вас еще не видела в платье.

— Да, я тоже, — тихо прокомментировал в бокал Абрахан, оглядывая людей рядом.

Вея просительно взглянула на Маэстро и смущенно прошептала «можно обнять?»

Имельда взглянула на мэра, снова на Вею, но отказать не решилась. Вея весьма эмоционально обхватила девушку за шею, встав на цыпочки. Некромантка, не зная, как реагировать правильно, застыла, уставившись куда-то вдаль зала. От девочки пахло нотками цветочных духов и веяло благодарностью. Для Имельды были приятные запах и эмоции, оторопело похлопала девочку по плечу, не зная, как еще можно отреагировать. Абрахан, наблюдая за этой сценой, усмехнулся и снова приложился к бокалу.

— Ну, хватит, хватит, Вея. Веди себя прилично.

Девочка отстранилась. Смущенно улыбнулась и сделала приличный книксен, присев. Имельда кивнула ей, сомневаясь, что повторит это движение с такой же грацией.

— Я рада, что вы пришли. Надеюсь, вам понравится этот бал.

— Это не бал, дорогая, — глядя в толпу, прокомментировал мэр.

— Спасибо, что пригласила, — сдержанно улыбнулась Имельда, — И я рада, что с тобой все хорошо. Чем ты сейчас занимаешься? Уже решила, на кого продолжишь учиться?

— О, да, я хочу стать швеей.

Имельда изрядно удивилась, но старательно улыбнулась.

— Швеей?

— Да! Я обожаю создавать наряды! Видите этот? — она покрутилась в своем воздушном платьишке.

— Это я сама сшила!

— Ого! Да ты хорошо постаралась. У тебя на лицо зачатки удивительных способностей. Удивлена, удивлена. Не бросай, если это доставляет тебе удовольствие. Заниматься любимым делом по жизни — очень важно.

Вея вновь оглядела себя, залившись румянцем. Помимо персикового подчеркивающего невинный возраст девушки платья, на ней был полупрозрачный легкий шарфик и туфельки в тон. А образ довершал кулон с розовым камнем. Имельда не была ювелиром или минералогом, но подозревала что перед ней не простая слюда. Камень был чист, как слеза, и мерцал радужными переливами.

— Спасибо, — Вея улыбнулась.

— Ну, я пойду, меня ждут. Доброго вам вечера, Маэстро, — она уважительно склонила голову. Имельда ответила тем же, и Вея покинула их компанию.

— Бесстрашная некромантка испугалась маленькой девочки, — проговорил мэр, когда его племянница скрылась среди гостей. Имельда не ответила на этот выпад и задала свой вопрос.

— Что вы сделали с ней? Какая-то она… Слишком беззаботная. Я, конечно, рада, что она чувствует себя так хорошо, но я не почувствовала и отголоска той дряни, что была в ней тогда.

— Свозили в столицу, поправили эмоциональный отклик.

— О… Слышала об этом методе… Говорят, это очень сложно сделать?

— Да, было не просто. Но это того стоило. Теперь она считает все произошедшее кошмаром. Словно все это случилось много лет назад. И конечно, не обошлось без работ с лекарем душ. Она до сих пор беседует с ним каждую неделю.

— Здорово, — хмыкнула девушка, пригубив сок, — Повезло ей. — Абрахан покосился на Имельду, уловив тонкие нотки не то сарказма, не то зависти. Он сдвинул брови.

— А вы предпочли, чтобы она справлялась с этими событиями сама?

— Конечно, нет, — спохватилась Имельда, поняв, что у нее не получилось вложить в ответ нужной интонации. Зависть действительно проскользнула в голос. В свое время, когда Матильда и Тимор встретили ее, им пришлось изрядно потрудиться, чтобы у нее была хотя бы надежда на жизнь и спокойное будущее. Без сомнений, Имельда не пожелала бы того, что пережила Вея, даже врагу, но это не отменяло того факта, что она завидовала, с какой легкостью ее жизнь вернулась в прежнее русло и стала даже лучше. Ее дядя с помощью своих денег и связей сделал все, что нужно. Меркантильная часть души некромантки точила изнутри. — Я действительно рада, что Вея поправилась. — Имельда нервно потерла шею, стало стыдно за свою реакцию.

Абрахан, молча, покивал, видя, что девушка смутилась. Повисла неловкая тишина и, чтобы заполнить ее хоть чем-то, Имельда решила поговорить о первом, что пришло в голову.

— Интересное у Веи украшение. Что за камень?

— Сапфир.

— Оу, — обалдело улыбнулась. — Сапфир… Кхм, красивый, — и тут же сморщилась от своей банальности. Вести светские беседы она явно не умела.

— А вы, отчего же без милых дамским сердцам безделушек?

Имельда отвела взгляд. Причин было несколько, но озвучивать материальные девушка не хотела.

— Не люблю украшений. Они аккумулируют энергию, по ним легче вас найти и считать. Они мешаются и привлекают внимание…

— Вы совершенно не умеете радоваться мелочам, Пешет.

— Умею. Только для меня это другие мелочи.

— Что, трупы? — Имельда поперхнулась соком и отставила бокал. — Шутка. Простите, не удержался.

— Вы всерьез полагаете, что кроме работы, я не имею других радостей жизни? — она взяла салфетки со стола и принялась вытирать лицо и платье, на подол которого попало несколько капель.

— Ну, — Абрахан пожал плечами, — Такое вот впечатление производите. Вы с таким серьезным лицом убеждали Вею в том, чтобы она не бросала любимое дело… Словно для вас эта тема чрезвычайно близка и важна. — Имельда с упреком взглянула на мужчину, бросив измятые салфетки на стол, но не стала комментировать, а мэр в свою очередь не счел нужным останавливаться. — Только никак понять не могу: для вас ваша работа является любимым делом или же наоборот, вы ненавидите ее и поэтому предостерегли ребенка?

Для самой Имельды этот вопрос был довольно тяжелым, ответить односложно на него она не смогла бы, а потому сменила тему:

— Что это за тип был? Эстрич. Я так поняла, вы с ним знакомы?

— К сожалению, да, знаком, — Абрахан не стал настаивать и поддержал смену темы, разве что в голосе скользнула нота неприязни по отношению к Эсмеру Эстричу. Он отставил пустой бокал на столик и взял полный.

— К сожалению?

— Угум, — промычал мэр в бокал, смакуя напиток, — Очень неприятный тип.

— А мне он показался любезным.

— Странно, — он сделал паузу, глядя, как девушка смотрит на него с интересом, ожидая объяснений. — С вашим-то талантом видеть людей насквозь…

— Я под действием… лекарств. И я не вижу всего на свете, вопреки всеобщему заблуждению.

— А… ясно. Что ж… Имейте в виду, он лживый лицемер. Служит при Ваалаярви штатным художником. Не знаю, как он туда забрался, за какие заслуги такие, и чем так привлекает всех его мазня. Как по мне, полная безвкусица. — Вспомнив картину с изображением скал и моря в кабинете мэра, Имельда сочла, что определенный вкус в искусстве у Абрахана все же есть. А потому, его мнение необычная ревностная нападка на холеного альфонса. — И женщин меняет как перчатки. — Имельда изогнула бровь. К чему это он? Неужели намекает на то, что она способна кинуться на шею к первому встречному красавцу? — Даже, скорее, как салфетки. Попользуется и выкидывает, заменяя новой. Так что будьте осторожны.

— И вы говорите некроманту про осторожность?

— О, дорогая Пешет, я в который раз убеждаюсь, что вы отличный специалист в своей области, но в житейских делах полный профан. А что касается общества, тем более. Так что да, будьте осторожны. Конкретно этот индивид запудрит вам голову, и вы даже не заметите, как окажетесь в его постели.

Абрахан странно себя вел. Он вроде и не был пьян, но в то же время, он как будто хотел быть пьяным по причине нежелания находиться здесь. Он хмурился и часто прикладывался к стакану, хоть и делал мелкие глотки.

— Кхм… Кажется, вы забываетесь, господин Вельт. Это уже мое дело, в чьей постели оказываться. — Абрахан неодобрительно покосился на нее, но промолчал. Не выходило у них беззаботной светской беседы. Снова захотелось сменить тему, и Имельда, не найдя, о чем еще говорить, задала единственный мучивший ее вопрос:

— Говоря о мужчинах, а где же ваш иностранный друг?

Абрахан расслабленно оглядел толпу.

— А, — беззаботно протянул он, — прячется от взглядов в тени какой-нибудь колонны. — Имельда вопросительно нахмурилась, и мэр соизволил пояснить, выбирая, какую тарталетку поглотить. — Не переваривает такие мероприятия. Он для здешних мест слишком своеобразный. На него пялятся, а он этого не любит.

— Зачем тогда пришел?

— А вы зачем пришли? Как я понял, вы тоже не любитель таких сборищ.

— Вы правы, я испытываю неприязнь к мероприятиям с большим количеством людей. Но вы позвали.

Абрахан кивнул.

— Я позвал и его.

— Он же мог отказаться.

— Мог, — кивнул Абрахан и замолчал.

Наступила пауза, в которой они оба не знали, что говорить дальше, но и расходиться как-то не хотелось им обоим. Пешет не хотелось потому, что она здесь никого больше не знала, а Абрахану просто стало интересно. Изначально, он не хотел ее видеть. Последний раз они не очень хорошо пообщались, да и после пришлось разгребать все то, что натворили Теддор и сама Имельда. Осадок остался не самый хороший. Но сейчас, глядя на некромантку, Абрахан менял свое мнение. Не сказать, что она вдруг его заинтересовала, но ему захотелось узнать ее получше, а потому он не стал уходить.

Они стояли, просто наблюдая за людьми. Оба потягивали напитки, каждый свой. Имельда хотела было уже что-то сказать, но Абрахан ее опередил, не желая нарушать идиллию каким-то пустым разговором.

— Танец?

— Я не умею.

— Ну, что вы. Не скромничайте.

— Правда, не умею. И нога не позволит выписывать пируэты.

Мэр тяжко вздохнул, признав правду, глядя на трость девушки.

— И что же, вы ни разу не танцевали?

— Нет. Не довелось.

— А как же школьные балы?

— Не ходила на них.

— Тогда я все же вынужден настаивать.

Он потянул ее на танцевальную площадку медленно, но настойчиво.

— Но… Я же… — Имельда только и успела, что оставить на столе бокал.

— Танцевать можно по-разному. Я не заставлю вас устать, не бойтесь.

— Ладно. Доверюсь вам.

— Ох, как лестно.

— Кстати, о доверии. Как вы познакомились с вашим другом?

— Длинная не очень приятная история. Я давно его знаю.

— Я бы хотела послушать.

— Танец не такой длинный, как история. Давайте потом как-нибудь.

— А что, это «потом» может настать?

Мэр неопределенно поджал губы, мол, все может быть. Еще несколько часов назад он бы ответил, что он не желает больше ее видеть, но сейчас он не был в этом так уверен.

— Хорошо, тогда расскажите, что за язык, на котором он говорит. Это же тарабарщина. Нет, язык, конечно, в своём роде даже приятен на звук, но я совершенно не понимаю его.

— Вы так удивляетесь, словно знаете все языки этого мира.

— Нет, я не утверждаю, что знаю все. Просто такой мне ещё не встречался. Мне интересно то, чего я еще не встречала.

— А вы спросите самого Мару, — мэр улыбнулся.

Они вышли на край танцевальной площадки. Музыка была неспешная, пары крутились в свое удовольствие, не задумываясь над синхронностью или видом танца. Абрахан подозвал лакея, забрал у девушки трость и передал ему, приказав подержать до окончания их танца. Юноша беспрекословно подчинился, кивнув, и застыл безмолвной статуей среди гостей.

Мужчина позволил Имельде опереться на себя, обхватил ее за талию, и неспешно направил в танце.

— Очень смешно. Он не говорит на нашем языке. Хотя это весьма странно! Ведь он все понимает… Да?

— Да, — мэр по-прежнему улыбался, — Прошу простить его. Мару не любит наш народ. И принципиально не желает с кем-либо разделять этот язык. Так он выражается.

— Что жеон с вами тогда общается, раз мы ему так противны?

— Долгая история.

— Ах да, я забыла уже, прошу простить, — закатила глаза.

— Ничего-ничего, — Абрахан фыркнул, и Имельда поняла, что мужчина пьян. Совсем малость, но эта малость его расслабила. — Он все понимает, но не хочет говорить на «грязном языке». Считает наш народ убийцами. Поэтому я выучил, очень давно, его язык. Мы общаемся так.

— Это… Очень странная форма общения. Как, собственно, и ваш друг.

— Все мы чем-то выделяемся. Для него вы тоже странная. Все, что нужно знать о Мару, что он верный друг, на него можно положиться. И я доверяю ему, как никому.

— Да, это я помню, вы говорили.

— Я могу доверить ему свою жизнь и жизнь своих детей. И также готов умереть за него.

— А это уже громкое заявление. Не шутите так со смертью, господин Вельт. Она этого не любит.

— А я и не шучу. Я уважаю Мару, он храбр и умён. У него доброе сердце.

— Женитесь на нем.

Мэр ошарашенно замолчал.

— Простите, эти слова были лишними.

— Да, у вас острый язык и удивительная неспособность его контролировать.

— Давно не появлялась в светском обществе, отвыкла.

— Мне кажется, вы и не привыкали, — они замолчали. Музыка все не заканчивалась, как назло. Имельда чувствовала себя неловко, стоя так близко к мужчине, ощущая жар его руки даже сквозь платье. От него веяло уверенностью и расслабленностью. Он недавно что-то писал и разговаривал со своим помощником… А ещё… — Что видите?

Имельда моргнула, вынырнула из смутного видения и поняла, что действие зелья начинает заканчиваться. Очень скоро ей придется покинуть этот вечер, а она даже не подумала о том, как будет возвращаться обратно.

— А… Я… Извините, не нарочно.

— Для сурового некроманта вы слишком скромны. Не извиняйтесь. Я знал, на что шёл. Я в курсе, что ваше снадобье вам помогает ненадолго.

— Все-то вы знаете.

— Это моя работа. Все знать.

— Все знать невозможно, господин Вельт.

— Не соглашусь, — в тоне скользнул намек, что именно она может знать все. До девушки это дошло, и она скорчила недовольную гримасу.

— Я не знаю всего на свете, — уперто повторила уже не в первый раз.

— Но можете.

— Нет, не могу.

— Можете, если захотите.

— Нет. Не захочу. Никогда. Вы понятия не имеете, каково это — знать то, чего не хочешь. Так что давайте закончим этот разговор.

— Хорошо. Тогда расскажите, как проникли в мой дом. Все не было возможности это у вас спросить.

— А… Э…

— У вас явные проблемы с выражением своих мыслей.

— Не то, чтобы… Вы застаёте меня врасплох резкими переходами.

— Извините, — не особо раскаиваясь фыркнул, легко и уверенно ведя ее по краю танцпола. Их движения с натяжкой можно было назвать танцем, но их все вполне устраивало. Абрахана так уж точно. — Так как вы взломали защиту? Меня уверяли, что это сделать невозможно.

— Может так и есть. Не спорю. Но я ее не взламывала.

— Что же вы сделали?

— Настроила на себя.

— Как это?

— Долгая история. Сложно объяснить тому, кто не имеет дел с энергией и не видит ее. Но если кратко, то это обходные манипуляции с потоками энергии. Я вплела в них себя, чтобы защита принимала меня, как свою. На самом деле, я бы не провернула этот трюк, если бы ваши исполнители на окна поставили защиту такую же, как на дверь. Но там была явная халтура и даже такой профан как я, смогла это сделать.

— Что ж… Придётся заново заказывать защиту, настраивать…

— Извините.

— Ничего. Зато нашлось слепое место в охране моей резиденции. Вы оказали мне услугу.

— Тогда платите. За мои услуги всегда платят.

Мэр рассмеялся. Громко, заливисто, привлекая внимание близ стоящих гостей. Имельда с некой удовлетворенностью отметила, что ей нравится, как мужчина смеется. Такой он ей нравился больше. Открытый и расслабленный.

— Ну, уж нет, — он улыбался. — Ваше лечение было не бесплатным. Так что считайте, я оплатил ваши услуги.

— Ах… Так, это вы оплатили мое лечение? Мне не сообщили. Тогда благодарю. Собственно, уже тогда, в вашей резиденции мне здорово помогли, а я не поблагодарила. Это недостойно. Так что, прошу за это прощения. И за то, что влезла в дом и заподозрила вас в двойной игре.

— Что ж. Извинения принимаются, — благосклонно кивнул Абрахан, — Да… Признаться, в мой дом попадало много женщин, но таким способом ещё ни одной. Вы затмили их всех.

— Сомнительное достижение. Не боитесь рассказывать такую интимную информацию?

— Нет, — уверенно и слегка беспечно ответил он. — Вы уже все равно видели и знаете обо мне и моей семье больше, чем кто бы то ни было. Поздно бояться.

Имельда зарделась… Ей было стыдно.

— Я не хотела.

— Не переживайте, дорогая. Повторюсь, я знал, на что шёл. Но Вея была дороже всех моих тайн и семейных проблем. Что бы вы ни увидели и не узнали обо мне, я уверен, вы сделаете правильные выводы. И тем более не станете шантажировать меня или использовать эту информацию против меня и моей семьи.

— Звучит, как формулировка клятвы. — Абрахан заглянул ей в глаза. Он говорил легким голосом, слегка улыбаясь, без какого-либо напряжения, но взгляд выдавал его полностью: он действительно не был уверен в Имельде. — Я не создам вам проблем, Абрахан. Вы мне нравитесь, так что мне не хочется портить вам жизнь больше, чем уже есть.

— Рад это слышать.

— На самом деле, если позволите, могу даже дать совет, как решить некоторые.

— Это какие же?

— Семейные.

— И что же это за совет?

— Уделяйте больше внимания Ренсону и Вее. Они нуждаются в вас, а не вашем положении и деньгах. И никакие безделушки с сапфирами не купят их любовь.

Музыка стихла, зазвучали аплодисменты, Имельда отстранилась, слегка поклонилась, отдавая дань уважения своему партнеру. Мэр тоже поклонился, поблагодарив сквозь шум за танец. Имельда забрала у лакея свою трость.

Не успели они выйти из толпы, как господину Вельту подошел какой-то тучный мужчина в свободных одеждах цвета мокрого камня и попросил присоединиться к их компании. Абрахан подал руку Имельде, но тут из толпы вышел Маэстро Боилд с чересчур полным бокалом в руках.

— Не уделите мне несколько минут, Маэстро Пешет? — он был откровенно пьян, но держался вежливо. Абрахан с любопытством посмотрел на девушку, взглядом интересуясь, стоит ли беспокоиться.

— Идите, господин Вельт, я вас найду.

— Мы будем там, — тучный мужчина тоже был навеселе и поэтому, забыв о манерах, даже не соизволил представиться. Он махнул куда-то в сторону соседней залы. Имельда понятливо кивнула и последовала за Ремолусом.

Тот предложил свой локоть, Имельда нехотя все же приняла его руку, решив, что с пьяным лучше не спорить. Боилд хмуро удовлетворился и пошел сквозь толпу, направляясь к выходу на широкую террасу, которая скорее напоминала балкон, потому что земля резко уходила от особняка вниз.

Абрахан шел с толстяком, то и дело, оглядываясь, высматривая фигуру девушки сквозь людей. По пути заметил Мару, который действительно прятался в тени обильной декоративной растительности от лишних взглядов. Абрахан подошел справиться, как у него дела и попутно намекнул, что неплохо было бы приглядеть за двумя некромантами, чтобы они не наломали дров. Мару кивнул, ничего не ответив, и Абрахан продолжил путь со своим знакомым.

Боилд и Пешет вышли на темную террасу, что была приглушенно освещена несколькими светильниками. Имельда отметила про себя то, что это был искусственный свет — не масляные лампы, не огнекамни — это были те самые «лампочки», про которые ей когда-то поведал Каил.

Ремолус прошел к каменным резным перилам террасы и тяжело оперся на них руками, не очень изящно вцепившись в бокал всей ладонью, грозясь сломать хрупкую ножку хрусталя. Он уставился куда-то в темноту под террасой. Имельда встала рядом и тоже положила руку на широкую подложку каменных перил.

— Вы о чем-то хотели со мной поговорить?

Парень молчал. Он пьяно смотрел в темноту, замедленно моргая тяжелыми веками. Имельда покусала губы, глянув на освещенную залу за застекленными дверьми. Здесь звуки были тише, но музыка все же долетала до них. Девушка неуверенно стянула перчатки с рук и положила ладонь на руку мужчина. Рем удивленно воззрился на нее, но промолчал.

Имельда еще не в полной мере, но почувствовала отчаяние, какое-то необычное горе. Вроде и не о гибели родного человека, но это была странная форма чувства потери… Этому человеку было сейчас тяжело.

— Рем? — Имельда заглянула ему в лицо. — Что случилось?

— Отца забрали в инквизицию, что-то там он натворил… Не знаю точно, не важно, — он отвернулся, — я не за этим тебя позвал. Хотел сказать… Я понял… то письмо… Ты его даже в глаза не видела, да? — он говорил заплетающимся языком и его волнение не придавало уверенности. Имельда даже не сразу поняла, о чем Боилд вел речь. А потом вспомнила, что он уже упоминал о каком-то письме тогда, на лестнице, полгода назад.

— Я и сейчас не понимаю, о чем ты ведешь речь.

Мужчина расстроено, с нажимом потер глаза, словно пытаясь прогнать пьяное наваждение.

— Я такой идиот, а тебя попросту подставили… Была там одна, рыжая… Она даже не доучилась… Слабая дура… Я думал, это ты, а это она. А я потом так… Я выяснил… Даже нашел ее, представляешь? Она рассказала… — он продолжал не совсем связную речь, все больше расстраиваясь.

— Рем, давай, может, потом поговорим? Я тебя плохо понимаю…

Он залпом осушил свой бокал и выкинул его за перила, в темноту. Через несколько секунд где-то внизу раздался далекий жалобный звон.

— Мне так стыдно, Имельда, — он рухнул на колени и уткнулся девушке в ноги, обхватив их руками. Она шокировано ухватилась за перила одной рукой, выронила трость и вцепилась в пьяного Рема другой.

— Рем, что ты делаешь? Поднимайся, давай. Перестань, прошу тебя…

Он стоял даже на коленях не очень устойчиво, и Имельде было неудобно в туфлях с таким «грузом» на ногах.

— Я такой дурак, я был такой… Дурак. Прости меня, Имельда, прости… — бубнил он, уткнувшись ей в платье. Девушка покраснела. Ей было неловко. За столь короткий срок к ней прикасался уже третий мужчина, а таким способом вообще никогда, и никто не прикасался. К тому же это было не совсем прилично в обществе, точнее, совсем не прилично. И Имельда радовалась, что здесь на террасе никого не было. Не то, чтобы ее очень сильно заботило чужое мнение, но лишнее внимание ей было явно не нужно.

— Ремолус, черт, поднимись и отцепись от моих ног! — почти жалобно попросила девушка, начиная злиться.

Он послушался, поднялся, шатаясь, уперся в перила, придавив девушку к ним. Он был так близко, что Имельдап смогла в потемках различить два пореза на шее от торопливого бритья.

— Прости меня, — он нахмурился и вцепился поцелуем ей в губы. Имельда шокировано уставилась на мужчину, вообще не зная, как реагировать. Она вмиг стала чувствовать все, что сейчас переживал пьяный мужчина, и эта гамма ощущений ей явно не нравилась. Привкус алкоголя появился на языке, а перед глазами начали скакать пока еще не явные образы каких-то людей. Ей даже показалось, что они здесь, на террасе. Она кое-как отцепила Рема от себя и, отведя волосы со лба, поняла, что ей не кажется, на террасе действительно появилось новое лицо. И его появления она явно не ожидала.

Мару с каменным лицом стремительно подошел к некромантам и ловко отцепил Боилда от девушки. Рем даже сопротивляться не стал, завалившись на пол под напором явно более трезвого противника. Хотя Мару был на целую голову ниже Ремолуса, этот факт никоем образом не помешал ему умело скрутить мага на полу.

Имельда, глядя на то, как Мару легко справляется с Ремом, шокированная от всей этой ситуации, стояла не шелохнувшись. Привкус горечи алкоголя все еще был на губах. Мару выпрямился, прижимая ногой к полу полупьяного Маэстро. Тот что-то бубнил и, кажется, даже плакал.

Мару посмотрел на девушку несколько долгих секунд, а потом вопросительным кивком поинтересовался, все ли в порядке. Имельда сглотнула ком тошноты, неопределенно махнув рукой. По телу прошла мерзкая волна дрожи, когда она ощутила привкус желчи во рту.

Она никогда бы не подумала, что второй в жизни поцелуй будет столь неприятным. Мару вновь склонился над Боилдом, заглядывая ему в лицо. Что-то произнес на своем языке. Не очень довольно. Скорее даже грубо.

— Пошел ты… — пробухтел Рэм, — Не желаю выслушивать непонятную тарабарщину из уст какого-то аборигена, — Мару замахнулся, собираясь его ударить.

— Стой! Он же просто пьян! — девушка схватила Мару за локоть, и тот, на ее удивление, послушался. Он грубо поднял некроманта на ноги, помогая удержаться на них. — Просто надо увести его домой… — Имельда подняла трость с пола, потерла лоб. Наружу просились недавно съеденные пирожные и тарталетка с рыбой.

Они с Мару помогли Ремолусу добраться до выхода. Точнее, Мару почти тащил некроманта на себе, потому что тот находился в бредовом состоянии. Последний бокал окончательно выбил из колеи непривыкшего к такому большому количеству алкоголя мага. Лакей помог одеть Рэма в его теплый меховой плащ и спустить по лестнице. Имельда плелась за мужчинами, стараясь не запутаться в платье и не рухнуть на ступенях.

«Зачем вообще строить дома так высоко!?»

Дождавшись повозки, лакей и Мару усадили (почти уложили) пьяного мужчину на сиденья и захлопнули дверцы.

— Я наверно тоже поеду, — устало проговорила девушка, подходя к повозке. — У меня нет своего дилижанса, я прибыла с ним. Да и надо проследить, чтобы он добрался до своей комнаты в школе… Кому еще это делать? Передашь Абрахану мои извинения? — девушка, немного нервно, даже не зная зачем, пыталась оправдаться перед глазами молчавшего Мару. Он только хмуро взирал на нее, никак не реагируя. Потом тяжело вздохнул и утвердительно кивнул. — Спасибо за помощь. Надеюсь, еще увидимся, — она улыбнулась ему. Хотя ситуация совсем не располагала для улыбок. Мару перестал хмуриться и тоже дернул губами. — Ладно, я пойду, — она открыла дверцу и, отказавшись от помощи лакея, уже хотела было неловко забраться в повозку, но вдруг передумала. Она обернулась, тревожно глядя наверх, на вход.

Имельда резко захлопнула повозку, уронила трость и встала перед Мару, вскидывая руки в тот момент, когда прогремел взрыв у входа в особняк. Резкий жаркий клубок огня вырвался из дверей, разнося их, лакеев и декоративные колонны крылечка.

Жаркая тяжелая волна ударила по людям у повозки, отбрасывая лакея, Имельду и Мару на повозку. Заржали испуганно запряженные в нее лошади. Защитный поток энергии не дал основной опасности добраться до их тел, задержав огонь и куски разлетевшихся колонн. Камни опали рядом, а жар рассеялся.

Шокированный лакей испуганно смотрел на разнесенную часть особняка и осознавал, что, если бы не пьяный гость, то он сейчас был бы мертв, так как гардероб находился аккурат рядом с главным входом.

Мару хорошо приложило о повозку, но все же он встал на ноги и, держась за затылок, помог подняться девушке. Он что-то вопросительно спросил. Полагая, что это вопрос о ее состоянии, девушка кивнула и отмахнулась, мол, «все нормально». Она почувствовала смерть. Они переглянулись.

— Abrahan, — Мару кинулся вверх по ступеням, Имельда последовала за ним, сняв туфли и взяв их в руки. Она чувствовала смерть, боль и страх.

Внутри кричали и стонали. Взрыв разнес весь вход и часть примыкающего к нему холла. Двоих лакеев, что стояли у двери, разорвало на части, от них остались лишь куски, разбросанные сейчас по округе и лестнице. Забежав в тлеющую дыру, что образовалась на месте двустворчатых дверей, Мару скрылся в задымленном помещении.

Гардероб не уцелел, несколько мертвых гостей, что были в непосредственной близости от входа (видимо, собирались уходить), лежали, убитые осколками бомбы. Имельда, забежав следом, оглядела дикую обстановку. Кровь, дым, пыль, стенания и боль, крики и стоны. Те люди, что были дальше и уцелели, начали создавать панику. Люди начали кричать.

Имельда заново обулась и стала пробиваться сквозь завал и тела, пытаясь понять, кто еще жив и кому нужна срочная помощь. Она чуть не запнулась, когда увидела полупрозрачную тень, плывущую от тела к телу… Дух Смерти явился за своим. Девушка сглотнула и коротко, но уважительно поклонилась.

Имельда пожалела, что не взяла с собой кинжал. Хоть он здесь и не был нужен, но с ним бы она чувствовала себя спокойнее. Ей пришлось экстренно оказывать помощь женщине, которая получила серьезную травму головы и ожоги. Следом был мужчина: ему посекло правую руку, шею и лицо. Имельда поместила его в сон, чтобы он не скончался от болевого шока.

Чем дальше от входа, тем легче были травмы. В большинстве, гости отделались поврежденными перепонками, отдавленными ногами, ушибами и сотрясением. У столиков с едой неожиданно нашлась Вея без сознания. Ее голод спас ее, ведь столики находились в противоположной стороне от входа. Но ее оглушила взрывная волна, как и многих. Из ушей текли тонкие дорожки крови, а лицо и наряд были в пыли.

Лишь некоторые гости остались в сознании, особо крепкие телом или совсем уж пьяные, которые даже не поняли, что произошло. Они мотали головами, пытаясь собраться, понять, что случилось, сориентироваться в пространстве, унять боль в голове.

Имельда положила руку на голову девушке, прощупала ауру, поняла, что серьезных повреждений нет, слегка успокоилась. Среди дыма увидела, как Мару выводит ошарашенного Абрахана из соседней круглой залы. Она, к сожалению, была ближе всех ко входу, но то, что это было соседнее помещение, спасло людей, находящихся внутри, от огня и смертельных осколков. Абрахан мотал головой, пытаясь прийти в себя, из ушей тоже шла кровь.

— Мару! — Имельда окликнула мужчину. Он сразу же заметил ее, взглядом дал понять, что сначала выведет Абрахана, который уже увидел бессознательную Вею и намеревался кинуться к ней. Мару остановил его, настойчиво ведя на выход. Но вернулся обратно он быстро и помог вытащить девочку из особняка, спустив ее к Абрахану, вниз, к дилижансу Боилда. Он сидел прямо на земле, уперевшись спиной в колесо повозки и держась за голову. Мару передал девочку на руки родного дяди, тот вцепился в нее мертвой хваткой, гладя по голове и что-то бубня. У него был явный шок.

Имельда стиснула зубы. Голова болела: от взрыва, от эмоций и боли, что витала вокруг. Мару, присевший рядом со своим другом, посмотрел на девушку. Имельдла хмуро стянула теплую накидку и укрыла девочку вместе с Абраханом.

Она хотела уже пойти обратно, но ее остановил Мару, схватив за руку.

— Аr’re?

Имельда не понимала того, что он говорит, но она вообще не обратила на его слова никакого внимания, сконцентрировавшись полностью на его теплой руке. Она ничего не чувствовала, хотя зелье перестало толком работать. Она уже много видела вокруг лишнего, не принадлежащего этой реальности. Но вот он касался ее, а она совершенно ничего не ощущала. Имельда удивленно взглянула на Мару, в его темные глаза. Сердце гулко забилось от волнения. И она бы в серьез занялась бы этим удивительным фактом, но там, в особняке, в ней нуждались и потому она мягко отцепила руку мужчины от себя.

— Там нужна моя помощь.

***

Дилижанс все же доставил ее и спящего Боилда до школы. Некромант был настолько пьян, что даже не проснулся от взрыва и вообще никак не пострадал. Уставшая Имельда мусолила в голове все то, что произошло ночью, слушая, как храпит Боилд на лавке повозки. За окошком небо уже начало заливаться стыдливым румянцем, когда дилижанс остановился у ворот, и кучер помог вытащить бессознательное тело Маэстро Боилда. Сжалившись над девушкой, мужчина помог дотащить Рема до входа в школу, а там Имельда его отпустила.

Собрав последние силы, она пустила легкий энергетический импульс по телу Боилда, заставив того подпрыгнуть на месте и сонно заозираться. Он едва ли что-то понимал, но зато Имельде удалось поднять его со ступеней, завести в школу и даже доставить в его комнату, где он вновь свалился на свою кровать без чувств.

Комнаты у него оказались просто роскошными по сравнению с жилищем Имельды. Если у девушки была обычная спальня с отдельной ванной, то у Боилда были целые апартаменты со всем необходимым. Отдельный кабинет, гостиная и спальня, с раздельным саузлом.

Сгрузив Рема в спальне, девушка обессилено доползла до своей комнаты на первом этаже и, напившись вдоволь зелья, не переодеваясь, прямо так, чумазая, рухнула на кровать.

Глава 2

Как оказалось, не только физическая волна взрыва принесла вред. Новость об этом событии пронеслась из уст в уста за считанные часы. Уже на следующий день жители Геновера знали, что произошло покушение на знать. На ушах стоял весь город, все мусолили этот взрыв то так, то эдак. Люди обвиняли магов, маги пытались оправдаться и обвинить бандитов, что учиняют бунты по всей стране. Детей больше не отпускали с территории школы домой по выходным.

После взрыва прошла неделя и все эти дни, что Маэстро, что ученики никак не могли отделаться от невидимого напряжения, что возникло в городе. Полиция совместно с инквизицией с ног сбились, пытаясь найти виновных, и вроде бы даже что-то у них сдвинулось с мертвой точки, когда в Геновер вновь прибыл господин главный дознаватель Васлид Милтон. Имельда узнала об этом только от Маэстро Тиша, хотя ей эта информация никак помочь не могла. Она просто старалась приглядывать за Митришем и делать хорошо свою работу.

Перед девушкой стояли третьекурсники и внимательно смотрели, как Маэстро, стоя над свежим трупом молодого мужчины, методично копалась в остатках его ауры.

— Вот здесь видите? — она держала руки над грудью умершего, скрючив пальцы в замысловатой позе, словно пыталась распутать клубок ниток. Для обычного человека эта картина была бы весьма странной, ведь на пальцах девушки человек без дара ничего бы не увидел. Но все дети, присутствовавшие здесь, были магами и потому, они отчетливо видели слабые, словно паутинки, мерцающие блеклыми радужными оттенками, нити.

Дернув указательным пальцем, девушка указала на нужную паутинку энергии.

— Этот поток отвечал за легкие. Смотрите, какой он. Провисший и едва заметный, но целый. Значит, мужчина страдал каким-то заболеванием при жизни, но причиной смерти явилось не это. Смотрим дальше. — Имельда стала аккуратно, легко, словно играет на арфе, перебирать паутинки. — А вот и причина. Подойдите ближе и присмотритесь. — Она приподняла руки и напрягла пальцы, пуская силой воли по нитям дополнительную волну энергии. Совсем легкую, почти ничтожную, но этого хватило, чтобы нити засияли ярче, и подростки заметили нужную нить. Среди целых потоков, одна ниточка висела порванная и посеревшая. — Эта нить отвечала за сердце. Сейчас уже трудно сказать точно, что именно за болезнь его убила, но явно что-то приобретенное. В его возрасте это логично. Нить серая, а значит, на нее не было никаких магических или лекарственных воздействий извне. Смерть самая обычная.

В дверь постучали. Имельда недовольно взглянула на нее и отвернулась.

— Посмотрите, кто там, — кивнула юноше, что стоял ближе всех к двери. Имельда осталась стоять на месте, удерживая нити ауры. Парень открыл дверь, и девушка увидела нервного Зоша, который топтался у двери, а за его спиной было двое инквизиторов в своих форменных рабочих рясах черного цвета. Оба бородатые и худые. Пешет недовольно уставилась на них.

«Знакомые все лица»

— М-маэстро… Э… Эт-то к в-вам, — от излишнего волнения язык у парня просто плясал, заставляя заикаться еще больше.

— Минуту, — кивнула и аккуратно скинула нити ауры со своих рук. Обратилась к ученикам, — Сейчас разбейтесь на четыре группы. Одной группе один испытуемый. К концу занятия каждый должен попробовать разобраться в ауре трупа и сказать, от чего человек умер, сколько ему было лет, чем болел при жизни. Каждому по одному вопросу. Приступайте.

Имельда вышла и прикрыла дверь в лабораторную комнату.

— Приветствую вас, братья, чем могу быть полезна?

— Вы должны пройти с нами.

Вот так вот. Без приветствий и объяснений. Просто должна и точка. Спорить с суровыми инквизиторами, которые явно выполняли чей-то приказ, и не ушли бы отсюда без девушки, Имельда не собиралась, но и настроения покорно шлепать за ними не было.

— Вы можете сказать, зачем? Потому, что под моим надзором сейчас находится двенадцать несовершеннолетних студиозов, и я не могу покинуть их и оставить наедине с трупами. Недавно было происшествие, и повторения я не могу допустить.

Инквизиторы переглянулись, посмотрели на Зоша, но все равно один из них соизволил пояснить:

— Совершено убийство. Ваше присутствие необходимо. Приказ главного дознавателя.

Имельда такой ответ более чем устроил. Она взглянула на Зоша.

— Кто может сейчас взять мою группу?

— Так… — Зош уставился на потолок, потом в пол, вспоминая что-то. — Я бы посоветовал Маэстро Боилда, но он сегодня уехал в родовое поместье, у него… — Зош покосился на инквизиторов и не стал продолжать мысль. Им было знать ни к чему о семейных проблемах штатного Маэстро.

— Да, его группу уже курирует Маэстро Тиш. Есть еще кто-то свободный?

— Да, М-маэстро Итан Кл-ле-левенски м-мог бы. Н-наверно… У него тоже сейчас группа третьего курса.

— Кто-то еще? — Зош отрицательно качнул головой. Имельда недовольно поджала губы. — Дайте мне десять минут, мне необходимо оставить группу другому Маэстро.

— Хорошо. Ждем вас у выхода.

Имельда поспешила к Итану, оставив детей под присмотром Зоша. Она нашла старого друга, обрисовала ситуацию и уговорила его взять дополнительную группу прямо сейчас. Немного озадаченно, но мужчина согласился.

И уже скоро девушка уезжала на заказном дилижансе с двумя инквизиторами. Они сидели напротив нее, на лавке, глядя в окна. Имельда же недовольно взирала на них, вертя меж ног свою трость.

Всего несколько неделю назад этих же инквизиторов она видела в поместье, где произошел взрыв. Ей повезло, что ее допрашивали именно там, а не в застенках государственного учреждения. У них просто не было времени на это. Ее быстро, но с пристрастием, допросили на месте, как и других вменяемых людей. От девушки отстали, удостоверившись в ее невиновности, и разрешили покинуть место преступления. Без угроз, конечно, не обошлось. И ей пришлось подписать кучу документов о неразглашении (снова) и подписку о невыезде из города.

Девушка, итак-то, не очень лояльно относилась к представителям этой «благородной» профессии, а после той бессонной выматывающей ночи с допросами тем паче. Единственным исключением являлся ее отец и, пожалуй, Васлид Милтон. Но отца убили, а с Васлида там не было. Да и отношения их были одними из самых неоднозначных. Не зря он занимал должность главного дознавателя инквизиции в столице их государства Вааларе. Он имел великую веру в Бога, себя и Жизнь. И этой верой он проложил себе путь на самую вершину, только вряд ли нахождение на этой вершине делало его счастливым. Скорее, он стал одним из тех мучеников, на которых верующие люди так истово молились. Его должность вытягивала из него все силы, он работал днями и ночами, не имея семьи, дома и близких друзей. И, помимо этого, на нем лежала большая ответственность за принимаемые решения. Много лет назад, он принял одно из таких решений: помог Матильде с удочерением неизвестной девчонки, что была еще и опасной носительницей дара, который автоматически возводил таких людей в ранг врага государства. Тогда он еще не имел столько власти, сколько сейчас, и скрывать их общий секрет было проще, но с годами его сила, власть и влияние на общество росли. И теперь Имельда понимала, что их «маленький секретик» мог стать для господина главного дознавателя тем самым камушком, что потянет за собой более крупные, и вся эта давнишняя история могла превратиться в камнепад, что и погреб бы их обоих под собой.

Зная его историю лишь из уст матери и по общедоступным фактам, Имельда не могла понять его полностью. Она лишь догадывалась и предполагала, что он чувствует по отношению к ней. Именно поэтому она его уважала, но все же полюбить, как друга семьи, не могла. Ведь лишь от его желания зависела ее жизнь. И если вдруг когда-нибудь он вдруг решил бы избавиться от опасности в лице Имельды, его вряд ли бы что-то остановило. Тем более сейчас, когда тех, с кем он заключал договор, уже не было в живых. Вся ее жизнь держалась исключительно на прихоти Васлида Милтона.

Благодаря всем этим обстоятельствам, господин Милтон являлся исключением, чего нельзя было сказать о других инквизиторах. Их приходилось терпеть.

В ту ночь Имельда выжала себя досуха: и физически, и морально. Ощущая на себе весь гнет страданий нескольких десятков раненых, их мысли, их боль, их мольбы, Имельда чуть не свихнулась. Их голоса словно набатом несколько часов подряд стучали наперебой в ее голове. А их боль она ощущала как свою, когда касалась или подходила близко к кому-то из раненых.

Только благодаря Мару она не сорвалась. Иногда, по случайности (а может, и нет), он ненавязчиво касался ее, и стенания прекращались, сменяясь оглушающей тишиной. Она не знала, почему это было именно так. Она всю неделю думала об этом. И задумавшись об этом снова, девушка не заметила, как дилижанс прибыл и остановился.

Инквизиторы первыми покинули повозку, Имельда выбралась следом. Руки ей никто не подал. Она осмотрелась и усмехнулась сама себе. Она слышала про это место.

Вывеска по вечерам эффектно подсвечивалась новомодными лампочками с двух сторон в темноте узенькой улочки и оттого на ее свет, как ночные мотыли, слетались мужчины Геновера. Которые, конечно, могли себе позволить досуг в этом месте. Заведение «Бархатная ночь» славился среди себе подобных качественным исполнением своих услуг. Там было чисто, девушки всегда были здоровы и чистоплотны. Да к тому же не всякую девицу взяли бы на работу сюда. Отбор был очень жесткий, что не удивительно, ведь сюда заходили «отдохнуть» не последние люди города. И официально это заведение работало как купальни.

Юные юрсэ обслуживали гостей, помогали мыться, носили еду и напитки, но выглядели именно так, как должны выглядеть продажные девушки. Каждый гость имел право выбрать ту, что ему понравится, пока он расслабляется в банных залах. А мог и сразу, минуя баню, пожелать конкретный типаж и ему приведут несколько на выбор. Власти сквозь пальцы смотрели на это заведение, ведь многие люди, стоящие у этой самой власти, приходили сюда и платили именно за те услуги, что им так нравились: женское общество, их красоту и тело.

Двое не менее суровых, чем тех, что прибыли за ней, инквизиторов стояли у входа. Здесь было несколько частных повозок как открытых, так и закрытых, два коня стояли привязаны к декоративной оградке и шарили своими шоколадными глазами по округе.

Внутри оказалось все более оживленно, чем снаружи. Инквизиторы с сосредоточенными лицами допрашивали белых, как снег, девиц-юрсе. В глазах рябило от людей, мелькавших туда-сюда. Здесь были и инквизиторы, и полиция, и некроманты, и девушки легкого поведения. Их хозяйка стояла на втором этаже, вцепившись в декоративный бордюрчик, и смотрела куда-то вниз разгневанным взглядом. С ней беседовал какой-то мужчина из полиции. Ясно, что, чтобы здесь ни произошло, пользы ее «дому удовольствий» это явно не принесет.

— Имельда!? — в раздумья девушки ворвался резкий громоподобный возглас. Имельда увидела женщину, что быком перла в ее сторону, расталкивая локтями всех подряд.

— Здравствуйте, Алира, — Имельду сгребли в охапку до того, как она успела что-либо предпринять.

— Как же давно я тебя не видела! — низкорослая женщина-некромант разжала свои крепкие объятия, но продолжила держать девушку за плечи.

— Рада видеть вас, — искренне улыбнулась Имельда. Она действительно была приятно удивлена.

— Да, жаль, что повод для встречи такой, — голос женщины был ни капли не расстроившийся. Все еще улыбаясь, она хлопнула девушку по плечу так, что Имельда пошатнулась.

Алира Брант была с плотной крепко сбитой фигурой, короткой стрижкой и цепким взглядом. Ее рост ей ни капли не мешал одолевать в поединках крепких мужчин, а уж с нежитью она справлялась на раз. Именно поэтому она считалась одной из самых лучших некромантов в Геновере и занимала пост начальника в городском управлении. Но несмотря на грозную репутацию, ее круглое лицо производило благоприятное впечатление.

— Прекрасно выглядишь! Я смотрю, подлечилась, да? — Алира бесцеремонно пощупала Имельду за плечи, после чего махнула в сторону лестницы на второй этаж.

— Да, как напоминание осталась лишь боль в колене. А так все в порядке, — Имельда шагала за своей бывшей руководительницей, которая также расталкивала всех со своего пути локтями, не церемонясь ни с кем — ни с инквизиторами, ни с полицией, ни тем более с юрсэ.

— Рада, рада. И все-таки как давно не виделись! Хоть бы зашла в контору к нам что ли.

— Да все некогда-некогда. Столько воды утекло…

— А некромантов сколько утекло! — она засмеялась звучным голосом, словно молотом по наковальне ударила. Имельда неловко поджала губы, находя это не совсем смешным аспектом. — Нет, правда, столько разбежалось кто-куда. Помер-то всего один с тех пор, как ты ушла. Они просто убегают. Бывало, по уж совсем нелепым причинам уходили из команды.

— Да, это все печально. Но… Алира, зачем здесь я?

— Понятия не имею! — воскликнула она и тут же пошла на попятную, — Нет, конечно, определенный резон есть, но будь моя воля, ни за что бы тебя сюда не допустила. Не надо это тебе, — отрезала она жестким тоном.

— А что случилось то? Кто умер?

Алира не ответила. Они как раз подошли к нужной комнате с открытой дверью, и женщина отошла с прохода, давая девушке возможность пройти и увидеть все своими глазами. Девушка помедлила и вошла.

Имельда стала рассматривать с напряженным вниманием белое тело, бельмом выделяющеся на фоне темного интерьера, который должен был при правильном подходе создавать интимную обстановку, но сейчас он был весьма неуместным.

Алира подождала, пока Имельда осмотрится и начала говорить уже совсем другим тоном: приглушенно, по делу, серьезно.

— Нашли ночью, около трех часов. Я действительно была против того, чтобы тебя сюда звать. Но я тоже человек подневольный, хоть и имею толику власти. Хоть, де-юре, ты и осталась некромантом на полной ставке, — Имельда хмыкнула, ведь никто ей ничего не платил, — … но де-факто я-то знала, что тебе уже не до этого. Списывать тебя я не стала, а надо было бы. Сейчас смогла бы хоть прикрыться бумажками, что, мол, нельзя тебе сюда, постороннему лицу. А так… Тьфу, дознавателя этого, — она сплюнула прямо на ковер. — Я, когда увидела ее, в первый момент, чуть инфаркт не схватила. Думаю, куда жизнь завела тебя…

Имельда, нахмурившись, взглянула на Алиру. А та, как ни в чем не бывало, продолжила:

— А потом пригляделась и поняла, что это не ты. Но сходство ужасное.

Имельда вновь повернулась к распростертой жертве и внимательнее вгляделась в лицо. По спине пробежались предательские мурашки.

— Ей едва исполнилось семнадцать, — покачала головой Алира, скрестив руки на груди.

Девушка была удивительно похожа на Имельду. Такая же стройная, примерно того же роста, но черты лица чуть грубее, губы более пухлые. Скорее всего, девушка была деревенской простушкой, желавшей покорить большой город, но тот ее сломал… в прямом смысле.

Несчастная юрсэ лежала на спине, на полу в центре комнаты, у кровати. Полностью обнаженная. У нее были переломаны пальцы и вывернута наружу пара нижних ребер, словно кто-то вспорол ей кожу, всунул пальцы и вынул ребра из грудной клетки. Мутными глазами на застывшем лице бедная девчонка смотрела в потолок.

Имельда сглотнула, вонзив ногти в ладони, чтобы даже сквозь перчатки стало больно. Руки затряслись. Имельда смотрела на девушку и не могла оторвать взгляд от волос девушки. Ее поразили не увечья, и даже не схожесть, а волосы, которые были белыми. И если бы не они, внешняя общность с самой Имельдой не возымела бы такой сильный эффект. Ну, похожа и ладно. В мире много похожих людей. Но цвет длинных волос умершей сыграл ключевую роль…

— Я же просил доложить, как она прибудет! — недовольно раздалось от двери. Имельда не обернулась. Голос господина Милтона она узнала бы из тысячи тысяч.

— Прощенья просим, — ни капли не раскаиваясь, бросила Алира.

— Оставьте нас. К Маэстро у меня есть несколько вопросов.

— Она подозреваемая?

— Не ваше дело, — отрезал раздраженный инквизитор.

Алира взглянула на Имельду, которая стояла, таращась на мертвую юрсэ, и, не увидев никакой реакции или намека, Алира подчинилась и ушла. Если бы Имельда попросила взглядом остаться, начальница бы ни за что не покинула знакомую девочку, с которой проработала в одной конторе бок о бок много лет.

Имельда шокировано прикрыла рот ладонью, задержав дыхание. Не мигая, она продолжала гипнотизировать умершую. Инквизитор захлопнул дверь и подошел к некромантке вплотную. Встал и уставился на нее сверху вниз так, что девушка почувствовала тяжелое дыхание на своем виске.

— Что это, мать твою? — прошипел инквизитор. Имельда оторвалась от созерцания мертвеца, повернула голову и недоуменно нахмурилась.

— И я «рада» вас видеть. С возвращением в Геновер. Почему вы лысый?

— Не твое дело, — процедил он сквозь зубы, — Я спрашиваю тебя другое. Что это за дерьмо?

— Не гоже так выражаться, ваше благородное дознавательство… — без какой-либо издевки в голосе, равнодушно проговорила девушка. Она была настолько удивлена всем этим, что издеваться над инквизитором было последним желанием.

— Прекрати ерничать и отвечай. Сейчас же, — он развернул ее за плечи к себе и пару раз встряхнул.

— Да не знаю я, — процедила Имельда, скидывая его крепкие цепкие руки.

— А кто может знать!? — повысил голос Милтон и осекся. Продолжил уже тише, разгневанным шепотом. — Кто может знать?! Это не риторический вопрос, Пешет! Кто-то знает и… И… Да это же издевательство! Нас ткнули носом в нашу жирную ложь! Вывернули наше грязное белье…

Инквизитор был как будто не в себе. Он мерил большими шагами комнату. Его вечное напускное спокойствие дало трещину. Имельда продолжала смотреть на мертвую. Все было заляпано в крови. На ее лице вокруг рта был жуткий синяк в виде ладони: зажимали рот, чтобы не кричала.

— Я не знаю, что происходит. И вообще, это я должна вас спросить, каким образом информация обо мне попадает в массы?

Инквизитор, молча, уставился на некромантку.

— Я уже объяснял, что Вельту я был должен, — отрезал он, подходя к девушке очень близко. — И больше я никому, ничего не говорил! — сорвался с шепота на рычание.

— Тогда как это может быть? Что это по-вашему? Совпадение? — девушка ткнула на тело, распростертое на полу.

— Это жирный намек, — выдохнул устало инквизитор.

— А если нет? Вдруг все же совпадение?

— Имельда, — с укором, словно разочаровываясь в умственных способностях девушки, протянул мужчина, возведя очи к потолку. — Ее волосы специально выкрашены в белую краску. Я самолично проверил, вызвали специалиста… А ее… Кхм… коллеги и хозяйка в один голос утверждают, что еще вечером она была брюнеткой.

Имельда с усилием потерла лоб.

— Имельда. Очень не многие знают, кто ты на самом деле. Этот факт, — он ткнул на выкрашенные в белый волосы юрсэ, — Вообще нет смысла кому-то рассказывать. Поэтому я не ничего не понимаю…

— Да, — кивнула, — знают не многие. Хотя благодаря вам их количество увеличилось, — Имельда не отказала себе в удовольствии поддеть инквизитора. Васлид, словно потухшая свеча, остыл — опустился на стул, что стоял у стены, и сгорбился, — но все равно вы правы. Волосы — это такая незначительная ерунда, что я не понимаю, как это вообще могло стать известным кому-то.

— Ну, кто-то узнал… — инквизитор почесал бритую голову — зудело неимоверно. — И этот кто-то наслаждается нашим неведением.

— Или просто хочет убить меня.

Инквизитор глянул на разодранное тело и отвел взгляд.

— Прости, я не знаю, где произошла утечка… Нет никаких документов, в которых могла бы храниться информация о тебе. Все знания о твоей личности исключительно передавались устно… И такому малому кругу лиц, что хватит одной руки, чтобы их перечислить, после смерти твоих родителей. Но это еще не все.

Имельда заинтересовано посмотрела на Милтона.

— Посмотри на ее глаза.

— Видела. Она слепа.

Инквизитор покачал головой. Имельда нахмурилась и подошла ближе, присела и всмотрелась в лицо убитой. Глаза были бесцветными, словно утратили все краски. Даже белок глаза был какой-то остекленевший, посеревший…

— Еще вечером она была зрячей брюнеткой. А сейчас она слепая блондинка. И если волосы просто перекрасили, то глаза… Это…

— Ритуал забвения, — отшатнулась, чуть не упав назад. Она воззрилась на Васлида Милтона круглыми глазами, встала и попыталась унять вмиг сбившееся сердцебиение и дыхание.

— Уже проверили. Это сделал один и тот же человек.

— Что? — замерла. Инквизитор не ответил. — Твою ж… — девушка присела на корточки, обхватив голову. — Это сделал тот, кто убил Матильду и Тимора? — глухо раздалось из-под ног. Инквизитор счел лишним повторять одно и то же.

— Не пойму вообще, что началось… Я подозревал, что за смертью Матильды кроется нечто странное, но вскоре решил, что это кто-то из ее прошлого или из прошлого Тимора попросту свел счеты.

— Какие-то уж слишком жесткие и сложные счеты… Зачем было лишать их души?

— Теперь я понял, что это не простая месть. Кто-то не хотел, чтобы мы узнали нечто важное. Кто-то собирает информацию. Возможно, даже о тебе…

Имельда знала, что информацию собирают не о ней. Она знала, что родителей убили, пытаясь узнать о Митрише. Но сейчас… Все снова спуталось, и от этого голова разрывалась на части.

— Если собирают информацию обо мне, то причем тут она? — Имельда махнула на труп юрсэ.

— Не знаю… Хотя эти события с натяжкой можно назвать совпадением, но не находишь странным тот факт, что все так или иначе связано с тобой? — Имельда не ответила. — Я вот нахожу… Убийство родителей, болота, дело Вельтов, взрыв, теперь вот это ужасное убийство…

— Я не причастна к ночному взрыву.

— Знаю. К этому причастны обычные люди. Заговорщики одной банды. Не важно. Но ты там была. До твоего появления там проходило множество балов и банкетов, но вот что-то ничего не взрывалось.

Имельда недовольно скосила глаза на инквизитора.

— Вот это точно совпадение.

— Быть может… — мягко пожал плечами инквизитор.

— А местных юрсэ ведь уже допросили? Девушка кого-то обслуживала? А их хозяйка что говорит?

— Все несут полный бред. Одна твердит, что это был высокий брюнет. Вторая говорит, что девушку попросил к себе полный блондин. Хозяйка этого гадюшника вообще утверждает, что это была женщина.

Имельда только покачала головой.

— Некромант, менталист… У нас завелся маньяк-универсал.

— С чего ты взяла? Может просто искусный морок накинул на себя.

— Морок? Слишком сложно. И что, он для каждого встречного натягивал новую личину? Это трудно сделать даже с одним ликом, а чтоб менять их быстро и много… Тогда он искусный иллюзионист. Что не отменяет факта, что он универсал.

— И откуда бы ему взяться? Всех магов с такими выдающимися талантами мы ставим на учет и следим за ними. Их не так уж и много. И мы уже всех проверили. Еще со смерти Матильды.

— Ну, видимо не всех вы учли. Вы тоже не всеведущи.

Инквизитор, молча, встал.

— Попрошу не высовываться некоторое время. Никуда не ходи с территории школы. Сейчас это самое безопасное место, — господин Милтон вновь принял отстраненное слегка надменное выражение лица, вроде как успокоившись. Имельда не стала ничего обещать.

***

Ее отвезли обратно в школу те же два инквизитора, что сопроводили ее в купальни. Настроение было поганое. Занятие у третьекурсников уже закончилось, когда Имельда прибыла к аудитории Итана. Когда она зашла, мужчина сидел в кабинете, заполняя журнал. Дверь в кабинет была отворена.

Он был расслаблен и задумчив, словно на автомате заполнял строчки бумаги чернилами, а мыслями витал где-то далеко…

— Маэстро, — Имельда вошла, стукнув для приличия костяшками в дверной косяк. Мужчина оторвался от бумаг и уставился на некромантку осознанным жестким взглядом человека, который привык так смотреть на врагов. Имельда заметила это, изрядно удивившись, но виду не подала.

Мужчина, поняв, кто перед ним, мгновенно переменился, слегка ссутулился и расслабил брови.

— Маэстро Пешет, — он поднялся, — У вас все в порядке?

— Да, все в нормально, — отозвалась, не желая вдаваться в подробности. В былые времена она бы все ему рассказала, но не сейчас. Сейчас она чувствовала, что это чужой человек. — Зашла узнать, как прошло занятие. Извините, что вот так пришлось нагрузить вас… Все произошло весьма неожиданно и, — она не успела договорить, мужчина поднялся и перебил, махнув рукой:

— Ничего страшного. Для меня это был полезный опыт, а эти дети вполне взрослые и культурные, вели себя хорошо.

— Отлично, — протянула девушка, — Все справились с заданием?

Имельда продолжала стоять в дверном проеме, а Маэстро не приглашал пройти и присесть.

— Да, да, все справились. Я как раз писал отчет, чтобы вы могли потом ознакомиться, — Итан дернул рукой в сторону журнала.

Имельда посмотрела на тетрадь, поняв намек о том, что расспрашивать не имеет смысла. Она постояла, всматриваясь в лицо мужчины несколько долгих секунд, он тоже смотрел на нее. Прямо и непреклонно. Имельде показалось, что ему уже много лет, а вовсе не двадцать семь. Так смотрят старики или люди, пережившие слишком отчаянные и насыщенные события. Ощущение того, что это совсем другой человек только усилилось. В голове появились шепотки. С каждой секундой этих гляделок, тихие голоса становился все отчетливее, настойчивее, и когда Имельда уже смогла различить четкое слово «полард», она все же отвела взгляд. Голоса исчезли.

— Тогда я, пожалуй, пойду. Спасибо вам еще раз.

— Всегда пожалуйста, Маэстро. Обращайтесь, — приятно улыбаясь, проговорил Итан, но взгляд его остался таким же холодным. Улыбка была не настоящая. Девушка кивнула и ушла.

Ей очень хотелось с кем-то поговорить, поделиться, просто поразмышлять. Именно сейчас она остро ощутила собственное одиночество. Не было никого рядом, кто мог бы понять, кому можно было бы доверить все ее тайны, все мысли… В школе она могла делиться с Итаном и Розой. Хотя с Итаном она была более откровенна по причине своих чувств к нему. После школы рядом были родители. Матильда всегда была готова прийти на помощь советом, а Тимор делом. Сейчас же, у нее остался лишь Каил, которого она не хотела лишний раз тревожить. Все же он был другом родителей, а не ее, и он, итак, сделал для нее уже слишком много, а она не могла отплатить тем же. Эти чувства разъедали ее спокойствие, словно соль железо. Медленно, но, верно. Поэтому она не хотела идти к нему и плакаться, как маленькая девочка.

Прикинув, что сейчас уже обед, девушка спустилась в местный обеденный зал, поела и вернулась в свою комнату. Она с тоской посмотрела на стол, заваленный бумагами и книгами. Садиться за чертову научную работу не хотелось. Она устало прошаркала к кровати, завернулась в покрывало и провалилась в тревожный сон, лишь бы не поддаться бесконечным мыслям о чудовищном происшествии. Проснулась она, когда еще было довольно светло, но сумерки уже начинали потихоньку окрашивать округу в серые тона.

Девушка села на кровати, бездумно уставилась в окно. Ни о чем думать сейчас не хотелось и делать тоже… Даже вставать с кровати. На голову давили отголоски чьих-то мыслей, что Имельда невольно улавливала сознанием. Но открутить на фляжке крышку и сделать глоток мерзкого поила она не успела. Как на зло, все шло не так, как этого желала душа. В дверь поскреблись, и девушка обернулась. Она удивилась. Кто бы это мог быть?

Имельда поднялась, пригладив топорщащиеся в разные стороны локоны, оправила смятую одежду — широкие брюки и длиннополую рубаху за правом запахе. Поправила пояс и открыла дверь.

— Митриш? — она изрядно удивилась и быстро впустила мальчишку в комнату. — Что-то случилось? — закрыв дверь, она тревожно уставилась на него, хотела было положить руку на плечо, но вспомнила последствия таких действий и одернула себя. Мальчик пожал плечами:

— Да, нет… Просто… Давно не видел вас, — мальчик был смущен. Имельда моргнула, осознавая, что услышала и улыбнулась. Ей очень захотелось обнять парнишку, но побоялась.

— Проходи, присаживайся, как у тебя дела? — она прошла к креслу, которое было всего одно в ее комнате. Мальчик воспитано присел на край кровати.

— Вроде бы хорошо.

— Почему «вроде бы»?

— Ну, хорошо, да, все хорошо, — увереннее произнес Митриш.

Имельда улыбнулась.

— Никто не задирает тебя?

— Нет. Вообще я даже вроде как негласный лидер, — скромнее, чем полагается лидеру, произнес мальчик, ковыряя ногти на руках.

— Я рада за тебя. А учеба как дается? Все понимаешь? Может, помощь нужна?

— Нет, — на этот раз Митриш заулыбался куда более открыто и радостно, взглянув на девушку. — Там нет ничего сложного, я на раз все понимаю, — его действительно распирала гордость от того, что ему давалось легко, и Митриш словно бы изнутри засветился. Имельда отвела взгляд.

— Может тогда тебе идти вперед по программе?

— Ну… Вообще… — мальчик ссутулился, — Мама же говорила не высовываться, скрывать способности.

«Еще бы знать, что у тебя за способности», — подумала, а в слух протянула:

— Да… — задумалась Имельда, подперев рукой подбородок. Она подозревала, что Митриш из тех дарований, что называют универсалами. Уникальные люди, что легко могли изучать самые разные дисциплины, не путаясь между ними ни в теории, ни в практике. Им подчинялись различные потоки энергий: традиционная, смерти, стихий… Но даже так, Митриш обладал еще и невероятно большим потенциалом собственной души. Не зря же она пылала словно солнце, и он это скрывал. — А ты не официально, — заговорщицки подмигнула.

— Ходи в библиотеку и читай. А если надо будет что-то отрабатывать, ты ко мне приходи, я тебе помогу с практикой, чтоб не заметили.

— Даже не знаю.

— Как будешь готов, сам поймешь, надо тебе это или нет. Сейчас просто учись, не торопясь.

Мальчик кивнул, снова опустил взгляд в пол.

— А что там… Ну, с мамой. Вы что-нибудь узнали?

Имельда тяжко вздохнула. Что ему сказать? О растерзанной юрсэ ему знать не следует. О взрыве тоже. А больше и сказать нечего. Имельда ни на йоту не продвинулась к разгадке тайны смерти родителей. Да и старалась не сильно… Ей стало стыдно.

— Нет, Митриш, пока ничего.

Мальчик покорно покивал. Они ненадолго замолчали, но Митриш все же нарушил тишину:

— Кхм, я еще спросить хотел кое-что…

— Спрашивай.

— А вот… Ну… — он заменжевался, — Как вот девчонку на бал позвать?

— Какой бал? — Имельда удивилась, пропустив тот момент, что вопрос был задан о другом.

— Весенний. Через две недели будет. Все к нему уже готовятся.

— Эм… — Имельда призадумалась. Действительно. Об этом мероприятии она совсем забыла, точнее она о нем вообще не думала, так как идти не собиралась. В дни своей учебы она не ходила на них, а потому и сейчас не вспомнила. Ее обычно звал Итан, но девушка отказывалась, и он ходил с Розалинд. — Так… — она припомнила, как это делал Итан, налетая со спины, как бешеный и крича что-то вроде «Эй, Пеш, пойдешь на танцы!?» или «Пойдешь веселиться?». Едва ли это можно было назвать романтическим приглашением на бал…

— Тебе кто-то нравится?

— Ага, — кивнул мальчик, зардевшись.

— А ты ей нравишься?

— М… Я полагаю, да… Не уверен…

— Тогда не выдумывай, просто подойди и прямо скажи «Хочешь пойти со мной на бал?». Просто, если она к тебе ничего не питает, что бы ты ни придумал, все твои слова потерпят поражение. А если ты ей нравишься, то опять же, как бы ты ни выразился, она согласится. Будь уверен в себе, — девушка улыбнулась.

Сосредоточенно обдумывая слова Маэстро, Митриш забавно хмурился, пожевывая губы.

— Вроде понял, — кивнул.

— Митриш, — тихо позвала Имельда, странно глядя на то, как он задумчиво жевал губы изнутри. Матильда тоже делала так, когда уходила глубоко в себя.

— М? — его взгляд сфокусировался.

— Ты похож на маму. У тебя ее глаза, — она улыбнулась. Митриш смутрился. — Ты извини, что я редко подхожу к тебе и еще реже мы говорим. Это будет странно, если я буду приходить к тебе в общагу…

— Да ничего. Я все понимаю, — мальчишка хмыкнул, — Я понятливый.

— Спасибо, что сам приходишь, только будь осторожен. Будет трудно объяснить зачем ты здесь, да еще и поздно вечером, — он только сосредоточенно кивнул. — Поэтому тебе сейчас лучше вернуться тихонько к себе, хорошо? Если что, лучше подходи ко мне днем между занятиями. Там можно будет сделать вид, что у тебя вопрос по учебе.

— Ладно, я понял, — покивал, поднимаясь.

Имельда проводила Митриша, предварительно проверив нет ли кого в коридорах. Разговоры с братом внесли некий сумбур в тот клубок змей, которые лишь отдаленно напоминали мысли здорового адекватного человека. Теперь среди них затесались воспоминания, которые лучше бы оставались там, где и были до этого — в самых потаенных уголках памяти…

***

Имельда стояла у бордюрчика беседки в темноте ночи. Только свет неполной луны разбавлял эту непроглядную завесу. Девушка мусолила длинную травинку, ощущая горечь во рту. И этот вкус отлично отражал ее душевное состояние. Было так же горько. А еще завидно. Но она с упорством не желала идти туда, где играла музыка. Из беседки открывался неплохой вид на большие окна актового зала, где сейчас проходил ежегодный праздник весны. Дети каждый год ждали его с трепетом, а Имельда с тоской.

Она боялась ходить на них, да и считала, что недостойна там находиться. Пить она все равно не может, а трезвой стоять в сторонке, глядя на толпу веселящихся — то еще испытание. А пытаться на трезвую голову понять настрой пьяных одногруппников или уж тем более их шутки…Тем более задача из разряда нерешаемых. С равноценным чувствами девушка как хотела там быть, так и не желала этого.

— Наконец-то, — раздалось в темноте и шаги по тропке зашуршали активнее. Имельда вздрогнула от неожиданности и обернулась.

— Ит? Это ты там что ли?

— Нет, маэстро выискивает парочки, что заблудились. От слова блуд…

Имельда фыркнула, глядя, как парень поднимается по крошечным ступенькам.

— Что ты тут делаешь? Праздник же в самом разгаре.

— Вообще-то это я хотел спросить, почему ты тут, а не в общаге? Вроде должна уже отдыхать была.

Он приблизился и облокотился на бортик беседки, спиной к ярким окнам.

— Сон не идет. Решила прогуляться.

— Понятно.

Они замолчали. Имельда продолжала смотреть на окна, отчаянно жуя несчастную травинку, а Итан на нее, скрестив руки на груди.

— Ты, как всегда, не ответил. Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

— Ой, будто ты не знаешь на них ответов.

— Итан, — нервно и недовольно она все же взглянула на него. — Не начинай. Я тебе это рассказала не за тем, чтобы ты теперь при каждом удобном и не удобном случае это вспоминал. Не надо.

— Извини.

— И я не знаю всего на свете, — всплеснула руками, — И не читаю все время мысли, если ты вдруг не понял. Для этого и пью настой, — она похлопала по фляжке, что привычно оттягивала пояс.

— Ладно, ладно, я понял, извинился ведь уже, — он перевернулся и уперся руками в бортик. Нервно провел рукой по волосам и взглянул из-за плеча на подругу. — Ушел оттуда потому, что…

Она заинтересованно на него посмотрела и снова отвернулась к окнам.

— Ну?

— …потому что все время о тебе думал. Мы там веселимся, а ты тут одна. Не справедливо как-то…

— Не справедливо… — эхом отозвалась. — Да, Ит, жизнь она вся такая… несправедливая.

— Вот я и решил чуть-чуть качнуть весы в твою сторону. Нашел тебя, беседой занял. Все лучше, чем тухнуть в одиночестве, верно? — Имельда улыбнулась, но не ответила. Травинка уменьшилась уже в половину, а губы чуть позеленели, но в темноте этого не было видно. — Да и, кстати, ты как всегда. Я так и знал, что ты раздетая, — он стянул с себя утепленный гобон, оставшись в рубахе. — Так что на, вот, накинь.

— Ит, да не надо…

— Надевай.

— Да мне, правда, не холодно. Я не мерзну.

Парень, молча, недовольно поджав губы, накинул куртку на плече девушке и ворча что-то о глупых девчонках стал запихивать ее руки в рукава. Имельда только сейчас, когда он подошел столь близко, поняла, что парень пил. Может не так много, чтобы заплетался язык, но точно не один бокал.

— От тебя вином пахнет, — она продолжала глядеть на него снизу вверх, пока он уперто запаковывал ее в гобон. От него приятно пахло табаком и чем-то терпким.

— Я ж не ты, моя алкогольная девственность давно погребена под литрами… — он замолчал, не договорив и перестав дергать пояс. Сердце гулко бухало. Он коснулся пальцами ее щеки, убрав локон в сторону. — Ты и сейчас ничего не чувствуешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Не притворяйся. Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, — он нахмурился.

Да, Имельда поняла, что он о ее чувствах, а не о ее даре.

— Нет, — соврала. По крайней мере, попыталась. Он поджал губы. Уже в который раз они ведут этот разговор. В который раз он слышит это «нет» и ни капли не верит ей, но раз за разом продолжает уходить. Но сегодня терпению пришел конец.

— Зачем ты врешь? Я же вижу.

— В такой темнотище, вот это талант…

— Имельда, — он взял ее за плечи. — Мне не надо видеть, чтобы понять, что ты каждый раз врешь! Зачем ты это делаешь? Почему? Это же какая-то бессмыслица. Я люблю тебя, а ты любишь меня, я же не тупой, в конце концов. По-моему, только непрошибаемый идиот в этой школе не знает этой очевидной вещи!

Имельда, молча, восприняла эту тираду, а потом мягко освободила свои плечи от его рук.

— Я тебе в прошлый раз рассказала, почему.

— Из-за того, что ты валар!?

— Тише!

— Из-за Розалинд! Она наверняка тебе что-то наговорила, а ты согласилась! — в ответ лишь молчание. — Бред! Ну, какой же это бред!

— Ты пьян, Итан. Не стоит все это обсуждать сейчас.

— Ты не видела меня пьяным. Поверь, сейчас я трезв! И обсуждать намерен именно сейчас, потому что потом уже может не получиться.

— В смысле?

Итан смерил беседку шагами, вновь рукой проведя с силой по волосам.

— Роза выбила нам места в столице.

Имельда моргнула пару раз. Смысл слов доходил медленно.

— Места в столице?

— Да.

— Для…

— Нас.

— Вас?

— Да. — Она поджала губы. Ей, конечно, лучшая подруга об этом ничего не сообщила. — Понятно… Поздравляю. Хорошее начало для новоиспеченных нек…

— Имельда, — он вновь подошел близко и крепко сжал ее плечи. — Мне надо знать.

— Что ты хочешь услышать, Итан? — тихо отозвалась.

— Если ты скажешь, я останусь с тобой. Мне плевать кто ты. — Она усмехнулась. — Черт, я имею в виду, что мне все равно, что ты там какой-то ва… Ты поняла. Вообще не важно. Я хочу остаться с тобой.

— Но я не могу, Ит. Не могу сказать то, что ты хочешь услышать, — тихо, с какой-то упертой тоской в голосе проговорила она. Парень резко сделал шаг назад, в сердцах выругался. — Прости. Ты видишь то, чего нет…

Парень разозлено на нее посмотрел. Вместе с чертово травинкой, девушка едва заметно кусала губы, лицо казалось беспристрастным с виноватым выражением в глазах.

Решив что-то у себя в голове, он кивнул и решительно подошел к ней, вырвал остатки травинки изо рта ничего не успевшей понять девушки, и поцеловал. Прижал к бортику, чтоб не сбежала и просто стоял, зажмурившись и ожидая.

Спустя пару мгновений она ответила, обняв с какой-то несвойственной ей жадностью, которая мгновенно вылезла из потаенных уголков души. Это был горький поцелуй. И от привкуса травы с вином, и от обуреваемых их обоих чувств. Несмотря ни на что, в данных момент все казалось таким правильным… И даже его мысли, которые она едва ловила сознанием, не причиняли неудобств. Он был своим, родным… Кто не хранил тайн, и от кого она ничего не скрывала. И все же она мягко отстранила его, вдыхая жадно воздух, насыщенный теперь его ароматом.

— И после этого ты будешь продолжать говорить пресловутое «нет»? — Имельда лишь кивнула. Он не мог понять ее чувств, а она не могла рассказать, что она за монстр. Она не может подвергать его такой опасности… Никогда ей не пережить, если она причинит ему вред. — Как скажешь, — парень коротко коснулся ее губ на прощанье и ушел.

Если б она знала, какую ошибку совершила, то никогда бы его не отпустила той ночью. Никогда бы не оттолкнула.

***

Имельда постояла посредине своей комнаты, и поняла, что не хочет находиться здесь ни минуты. Писать научную работу в данный момент она не собиралась. Не тот настрой. А просто сидеть в четырех стенах было сродни пытке. Мысли о том, что она ничего не делает для поимки убийцы родителей, и воспоминания терзали не хуже умелого инквизитора. И все это вместе с мыслями о убитой юрсэ только усугубляло ситуацию. Нужно было срочно что-то делать. Сознание требовало хоть каких-нибудь действий.

Она отыскала свой жетончик действующего некроманта, схватила свой плащ, кинжал и фляжку, и отправилась туда, где, по ее логике, можно было найти хоть какую-то информацию. Она помнила о «просьбе» инквизитора, но слушаться была не намерена.

У входа стояли два высоких амбала. Имельду они осмотрели, не смея прикасаться, увидев значок некроманта. Но все же предупредили, когда увидели кинжал, что в здании есть свой боевой маг и с ней не станут церемониться в случае чего. Девушка понятливо кивнула и со всей честностью соврала, что здесь она не по работе, а исключительно как гость.

Мужчины пропустили ее легко, и девушка окунулась в томную атмосферу разврата и удовольствий. Имельда знала об этом заведении исключительно по слухам, и сама здесь была один единственный раз, когда ее вызвал господин Милтон.

Здание было трехэтажным, один этаж был цокольным, и служил исключительно для купален. Первый представлял собой большой зал, где в блаженных влажных сумерках ходили танцовщицы и под расслабляющую музыку, словно змеи, соблазнительно двигались, изгибаясь и оголяя особо волнующие участки тела.

Углубляясь в залу, подальше от входа, по полу были раскиданы ковры и множество подушек. Стояло несколько диванов кругом, в центре которого стояли кальяны. В воздухе витали экзотические запахи и дым от табака. Гостей было мало. Несколько одиночек довольствовались компанией молоденьких девушек по разным углам, тиская их в потемках. И на диванах расслаблялись двое мужчин. С ними сидело несколько девушек, которые делали массаж.

Справа от входа была лестница на второй этаж, который не был разделен потолком с первым. С коридорчика второго этажа через перила можно было наблюдать за гостями внизу. Этим и занимался маг. Имельда сразу подметила его присутствие. Он был одет как гражданский, в легкую свободную одежду серого цвета, но он цепким взглядом всматривался в гостей, просто сидя в удобном кресле. Вдоль стен второго этажа шли двери в комнаты уединения.

К Имельде вальяжно подошла женщина с тонкой талией, затянутой в корсет, и пышными формами. Она напоминала песочные часы. Жгуче рыжие прямые волосы были распущены и гладким шелком спускались по спине до самой поясницы. Женщина держалась поистине с императорским видом, словно заведовала государственным музеем, а не борделем. Имельда узнала ее: хозяйка, с которой разговаривал полицейский в прошлый раз. И только помня ее суровое лицо, Имельде удалось не поддастся ее обаянию сию минуту.

— Приветствую прекрасную госпожу в нашей скромной обители, — ее голос был таким мягким и глубоким, что, казалось, тебя укутывали в бархатное покрывало. Она приблизилась, едва коснувшись локтя девушки. Ее красивые яркие почти прозрачные голубые глаза мазнули по значку некроманта, заметили кинжал. Она сразу все поняла, вспомнила девушку, но ее лицо никак не изменилось, она приветливо улыбнулась мягкими пухлыми губами, которые хотелось попробовать на вкус. Даже Имельде. Девушка поймала себя на такой мысли и отвернулась, поморгав. — Чем я могу помочь прекрасной представительнице благородной профессии? У нас уже провели все необходимые процедуры…

— Да я тут не по работе, — снова соврала девушка. Теперь она делала это куда умелее, чем в далекой юности. — Я бы хотела… Отдохнуть и расслабиться.

Женщина ростом была пониже Имельды, она прильнула грудью к ней, понятливо кивнула и мягко повела в сторону лестницы, вокруг зоны с подушками, диванами и танцовщицами. Она завела Имельду под лестницу, потянула вдоль стены к спуску, что вел к купальням. Она провела ее за дверь, в коридор, что вел непосредственно в раздевалки. Здесь, в этой кишке, освещенной искусственным светом пары лампочек, их никто не смог бы подслушать, поэтому Имельда остановила женщину.

— Что такое?

Некромантка прочистила горло, которое с непривычки першило от дыма, витавшего в воздухе.

— На самом деле, я пришла сюда не развлекаться, — хозяйка борделя оглядела ее с ног до головы так, словно не сделала этого еще в гостевом зале, хмыкнула.

— И зачем же вы пришли?

— Хочу взглянуть на комнату, где умерла девушка, — прямо ответила Имельда.

— Зачем? Там уже вдоль и поперек все излазали. Юту увезли, кровь замыли, заменили мебель и ковры. Там не на что смотреть.

— Я все же настаиваю.

— А разрешение у вас есть? — прищурилась Инда, растеряв толику соблазнительного лоска.

— Я действующий некромант. Чье еще разрешение вам нужно? — Имельда щелкнула по своему значку, что был прицеплен к плащу. Женщина молчала, буравя взглядом ее значок.

— Вы же вчера там все осмотрели, — наконец выдала она.

— А теперь хочу осмотреть повторно. Я не понимаю, что вас так смущает? Это в ваших же интересах, чтобы убийцу вашей… хм… сотрудницы нашли как можно быстрее.

— В моих интересах, чтобы в моем заведении как можно меньше мелькали служивые люди и светили своими значками, — женщина взглядом указала на ее грудь, где он и висел, — Так что не обессудьте. У меня, итак, поток клиентов упал в три раза.

Имельда тяжело вздохнула, покивала.

— Хорошо. Я вас поняла. Если я переоденусь, вы меня пустите осмотреть комнату? У меня нет планов мешать вашей работе, я просто хочу сделать свою.

Хозяйка борделя, поиграв задумчиво накрашенными губами, все же что-то решила для себя.

— Меня зовут Инда.

— Пешет.

— Интересное имя для девушки, — хмыкнула, дернув подбородком и улыбнувшись.

— Это фамилия.

— Что ж, Пешет. Хорошо, я провожу вас в ту комнату, если вы переоденетесь и не станете привлекать внимания.

— Мне это не нужно.

— Тогда идемте.

Инда отворила широкую массивную дверь, из которой дохнуло влажным паром с приятными ненавязчивыми цветочными нотками. За ней оказалась просторная комната для переодевания с лавками, ширмами и несколькими стеллажами для вещей и полотенец. Стены, пол и потолок были выложены мелкой светло-зеленой мозаикой в различных узорах. Там уже находились две юные девушки. Инда звонко щелкнула пальцами. Они мгновенно подошли к хозяйке.

— Подайте госпоже сменную одежду, а ее вещи отнесите в комнату восемь. И проводите ее туда.

Юрсэ синхронно подняли голову. На их лицах проступило изумление, но они тут же опустили взгляд обратно в пол. Они были босы, волосы замотаны в шишку на затылке, а из одежды на них был короткий топ, оголяющий живот и плечи, и юбки, что завязывались узлом на бедрах, и длинный разрез при каждом шаге оголял ногу. Нижнего белья на них не было.

Инде не требовалось ни повышать голос, ни переспрашивать, поняли ли они ее. Девушки беспрекословно повиновались. Имельда только, молча, подивилась их натасканной преданности. У них либо не было выбора, либо им очень хорошо платили. Имельда не знала, а потому постаралась выбросить эти мысли из головы. Она здесь не за тем, чтобы выяснять чужие мотивы.

— Я пойду, девочки позаботятся о вас, — Инда прошла за одну из ширм, откуда донесся звук открытой и закрытой двери. Она ушла. Одна юрсэ достала комплект светлой просторной одежды из хлопка. Брюки и рубаху с широкими длинными рукавами. Это порадовало Имельду. Она зашла за одну из ширм, что здесь стояли и переоделась. Последними она положила на стопку одежды перчатки и пояс с прицепленной к нему фляжкой. Она смотрела на нее долгие секунды, вспоминая, сколько уже не пила настой. Выходило, что с самого утра, как инквизиторы ее забрали с занятий. Просто не было удачного момента припасть к спасительной гадости. Сейчас у нее чесались руки сделать хоть глоток, чтобы прекратить ту какофонию звуков и голосов, что звенела вокруг все время и настойчиво проникала в голову, но она не могла себе этого позволить. Не сейчас.

Имельда взяла свои вещи и вышла из-за ширмы. Юрсэ забрала одежду у нее из рук и направилась вон из этой комнаты.

— Идемте, госпожа, я провожу вас в вашу комнату.

Юрсэ выскользнула в неприметную дверь, находящуюся за той самой ширмой, за которой недавно скрылась Инда. Там была винтовая лестница, что вела прямо наверх. С нее они попали на второй этаж в длинный коридор, который выходил на пролет с перилами, откуда открывался вид на зал первого этажа.

Имельда увидела впереди, где-то посередине коридора, как Инда выслушивала недовольную девицу. Дверь в покои была открыта. По мере приближения, разговор становился все отчетливее.

— …но не хочу с ним. Он изрисованный и вообще странный. По-нашему ни слова не говорит.

Инда с благородным выражением на спокойном лице, молча, выслушивала недовольства юрсэ.

— Тебе платят не за разговоры, Тария. Кермич проверил его, он безвредный. Так что хватит ныть и работай, иначе лишу сверхурочных.

Юрсэ, что вела некромантку, юркнула мимо Инды, не поднимая глаз, Имельда последовала за ней, но любопытство перевесило, и она мимолетом кинула взгляд в комнату. Дверь все равно была распахнута.

Каково же было ее удивление, когда она увидела на Мару, что сидел, привалившись к спинке кровати, засыпанной мягкими большими подушками. Он был раздет лишь на половину. На нем были брюки того же типа, в которых сейчас шла сама Имельда. Заложив руки за голову, он лениво наблюдал за разборками юрсэ и ее госпожи, которые понятия не имели, что он все понимает. Это его забавляло.

На его теле действительно были рисунки. Цветные тату делили грудь пополам. От левой груди по ключицам к плечу и дальше по всей руке вплоть до запястья шли извивающиеся, грубые узоры яркой расцветки, а на правой половине груди были такие же, но однотонные, темные, зеленоватого оттенка.

Имельда потратила на разглядывание буквально мгновение. Мару тоже невольно мазнул взглядом по проходящей мимо юрсэ и девушке, что шла следом за ней. Они пересеклись взглядами.

И если лицо Имельды утратило на несколько мгновений свое расслабленное выражение, стремительно сменяясь на удивление, то Мару лучше держал себя в руках, никак не выдавая своего замешательства. Только едва заметно дернул рукой, словно сначала хотел что-то сделать, но стремительно передумал.

Имельда отвернулась, ощущая, как щеки стремительно начинают гореть, и ускорила шаг. Инда заметила ее эмоции, но никак не отреагировала, шлепнув по заду юрсэ по имени Тария, втолкнула ее в комнату и захлопнула дверь.

— Госпожа Пешет, — она лоснящейся кошкой обернулась и последовала за некроманткой, снова переходя на «вы». — А не хотели бы вы все же совместить приятное с полезным? Есть ли у госпожи пожелания на счет рэна? — Имельда сдвинула брови — естественное их положение в последнее время — и взглянула исподлобья на хозяйку борделя. Та явно не спроста задала этот вопрос, но девушка так и не поняла, что она этим хотела добиться.

— Нет. Я здесь не за этим.

— И все же, вы ведь не бесконечно работаете, верно? Расслабляться тоже нужно.

— На оплату ваших услуг моего жалованья не хватит, — буркнула Имельда, надеясь, что хотя бы финансовая сторона вопроса отвадит Инду, которая вроде бы до этого не желала с ней говорить и ушла, но вот снова шла рядом и пыталась навязать ей одного из своих мальчиков. Хотя Имельда и до этого ее предложения ни за что бы не стала пользоваться местным сервисом, а теперь, увидев в одной из комнат Мару, желала оказаться как можно дальше отсюда. Она готова была провалиться от стыда сквозь землю. Хотя по ее хмурому лицу этого нельзя было сказать. Разве что щеки порозовели. Что он подумает о ней? Хотя она наверняка знала, что именно он подумает… Что тут можно подумать!? Простор дел, которыми тут занимаются, не такой уж и большой. Но не бежать же сейчас к нему в комнату с воплями «Я здесь не за этим!»

Благо, что идти до нужной комнаты было не далеко. И к тому моменту, как они втроем остановились у двери, посторонние мысли Имельды волей-неволей уползли в самые потаенные уголки ее разума. В конце концов, все они взрослые люди, к тому же ничем друг другу не обязанные.

Инда, не добившись от девушки нужных слов, тяжело вздохнула.

— Не знаю, что вы надеетесь там найти… — Имельда не ответила. Она, молча, забрала свои вещи из рук услужливой юрсэ, прекрасно чувствуя страх этой юной девушки. Она боялась даже стоять рядом с проклятой комнатой, не то, что находиться в ней. Инда не боялась. Волей она была куда крепче продажной девочки, а своими эмоциями отлично умела руководить. Но все же, этот кошмарный случай всколыхнул в ней застарелый страх, когда она сама еще была юной и ее тело не принадлежало ей самой. Инда не могла взять в толк, кому понадобилось столь чудовищным способом уродовать ее девочку. Да, зачастую ее гости были не чисты намерениями, поднимали руку на юрсэ, заставляли делать всякое… Но одни за такое доплачивали, с других Инда сама стрясала компенсацию, а третьих, уж совсем зарвавшихся, выставлял Кермич — тот самый маг, что сидел сейчас неподалеку. Поэтому Инда с одной стороны не хотела, чтобы некромантка бередила эту «рану», что еще даже не затянулась, а с другой стороны, она надеялась получить призрачный шанс на безопасность. Ведь покуда убийца, что с такой легкостью проник сюда под другой личиной, сотворил зверство, и так же легко ушел, ходит безнаказанным, какой шанс, что он не вернется и не повторит все это снова? — Сколько вам понадобится времени?

— Не знаю, — вздохнула Имельда. — Возможно, вся ночь.

— Хорошо. Если что, зовите Кермича или меня. Можете послать за нами любую из свободных юрсэ, — Инда взяла под локоть свою девочку, и они стремительно удалились по коридору обратно, как и пришли.

Имельда кивнула сама себе и взялась за ручку двери. Холодный металл лизнул кожу ладони, впуская через это прикосновение в ее разум воспоминания о том, кто касался этой ручки за последнее время. А таких людей было великое множество. И все эти руки, что брались за округлую дверную ручку, слились в одно сплошное размытое пятно, пока Имельда не отпустила ее и поспешно не закрыла дверь с другой стороны, привалившись к ней спиной. Виски заломило. Она была не готова к такому объему информации. Это не жалкий кусочек мела, к которому прикасалась одна лишь Вея Вельт, который она когда-то нашла в ее тумбочке. Нужно было как-то с этим всем совладать, и Имельда понятия не имела, как.

Она открыла глаза и осмотрелась. Здесь было сумрачно. Окна были завешаны тяжелыми темными портьерами, но кое-какой свет все же проникал сквозь щель между двумя кусками дорогой ткани. Полукруглая широкая кровать с резной спинкой из светлого дерева являлась главным атрибутом местного убранства, но также здесь присутствовали и софа, и два кресла с чайным столиком, ширма для переодеваний. Но, помимо этого, здесь еще была небольшая комнатка, в которой находилась вместительная красивая ванная с витыми ножками, которая занимала почти все пространство, и отдельный туалет. Всего этого она не заметила с утра. Она была вымотана после тяжелой ночи, и ее куда больше привлекло тело девушки, нежели окружающая обстановка. Сейчас же ей довелось все рассмотреть и впечатлиться. Поистине шикарное пространство для занятия обычным развратом. Но, возможно, это Имельда чего-то не понимала.

Она прошла за ширму. Там стояла высокая узкая тумба с резьбой на стенках, серебряное зеркало в полный рост в тяжелой раме и вешалка. Имельда положила свои вещи и вышла на середину комнаты. Что ей делать? Как увидеть то, что ей нужно, а не то, что она прямо сейчас могла лицезреть?

По комнате то там, то тут вспыхивали отдельные яркие куски видений. Одни силуэты были ярче, отчетливее, другие совсем слабые в виде дрожащих плавающих пятен. От кого-то она могла уловить звуки, другие плавали в пространстве безмолвно, а сами картинки заставляли Имельду лишь морщиться. Все-таки не часто ей доводилось видеть столь большую концентрацию голых людей, да еще и сношающихся между собой беспорядочно и жадно. Сомнительный опыт.

Она опустилась на кровать и сжала голову, помассировала виски. Нужно было сосредоточиться именно на той бедняжке, которой не повезло быть похожей на Имельду.

Она подняла голову и уперто подошла к двери, взялась за ее ручку. Она простояла не долго. Ее усилия оправдались. Имельда замерла, среди всех «воспоминаний» пространства этого номера она увидела знакомое лицо.

Когда девушка была живой, она менее походила на саму Имельду. Ее темные густые волосы стекали по плечам и спине прямыми прядями, щечки были округлыми, глаза карими. Она мягко улыбалась, ведя за руку высокого мужчину. Вот только как ни старалась Имельда, а лица его она так и не смогла разглядеть. Если лицо юрсэ для нее было нереально четким, то вот лик господина оставался загадкой. Оно было смазано, расплывалось на волокна и тут же собиралось в нечто неразборчивое. Словно тысячи лиц сменяли друг друга одновременно. Как только Имельда пыталась сконцентрироваться на цвете его волос, то с ними происходило то же самое. Картинка распадалась и начинала мерцать, как в калейдоскопе. От этих усилий голова Имельды готова была расколоться как пустой орех. Она отпустила попытки рассмотреть его. Все что ей удалось понять: это мужчина и он высокий. Выше Имельды почти на голову. Ни возраста, ни точных очертаний фигуры, ни цвета волос, ничего, за что можно было бы зацепиться. На нем были местные безликие одежды из хлопка светлого оттенка.

Все, что могла Имельда, это наблюдать за юной Юрсэ, как она контактирует с непонятно кем. Они переместились к кровати и видение померкло. Имельда отпустила ручку и была вынуждена сесть на кровать, дотронуться до нее руками.

Картина была довольно тривиальной. Они начали с непринужденных ласк, причем мужчина явно вел в этом деле, не желая отдавать инициативу жрице любви. Имельда устало закатила глаза: может это вообще не тот, кто ее убил, и это простой клиент, которого обслуживала в ту ночь эта девушка? Скольких в ночь она брала? Двух? Трех? Имельда не знала. Как не знала и границ своего дара. Может то, что она не могла видеть этого мужчину, «нормально»? Она ведь совершенно не умела пользоваться своими силами. Скорее они подчиняли ее, а не она их.

Предаваясь самокопанию, Имельда попутно наблюдала за любовниками. Точнее, старалась наблюдать именно за ними, пытаясь не потерять их среди кучи других видений. На этой кровати сношалось достаточно людей, чтобы их количество в этом моменте можно было назвать призрачной оргией. Нужная ей юрсэ отрабатывала свои деньги, с жаром оседлав клиента. Если бы Имельда не знала, чем все закончится, ее щеки уже давно бы обуглились от жара, что она испытывала. Стыд и смущение витали где-то на задворках сознания, и исчезли полностью, когда мужчина резко ударил девушку прямо в висок кулаком. Одного крепкого удара хватило, чтобы она свалилась без сознания на пол. Прямо туда, где и нашли потом ее распростертое тело.

Имельда невольно отшатнулась от резкого движения, испугано свалилась с кровати. Видение подернулось рябью и исчезло. Она тут же спохватилась и прижала руки к полу там, куда упала девушка. Имельда снова сконцентрировалась, стараясь не обращать внимания на стук собственного сердца и головную боль.

— Имельда, беги.

Услышав неожиданно раздавшийся взволнованный голос, Имельда даже не поняла сначала, кто его сказал, но голос был мужским. Далеким, глухим. Она заозиралась. Пятна видений не спешили возвращаться, да и концентрация была нарушена.

Она сначала подумала, что за своими манипуляциями пропустила тот момент, что кто-то вошел к ней в номер, но дверь была закрыта. Никого, кроме нее, здесь не было.

И только спустя короткое время до некромантки дошло, что она не называла здесь своего имени никому. Это произнес ни кто-то из этого заведения. Голос раздался у нее в голове. От осознания этого, по спине пробежали предательские мурашки. Она встала с пола, открыла дверь и вышла в коридор, подошла к перилам. Внизу продолжали веселиться редкие гости. Между пространством первого и второго этажей витала дымная завеса от кальянов. Имельда не стала класть руки на дерево ограждения, боясь уловить что-то, что только помешает. Она огляделась. Справа пустой коридор, слева у лестницы в кресле сидел маг в серых одеждах. Он посмотрел на нее, кивнул в знак приветствия. Имельда кивнула в ответ и развернулась обратно. Она уже открыла дверь, как в правый висок словно вонзили острую спицу. Ее голова метнулась влево, условно от физического удара. Имельда невольно вскрикнула, схватившись за голову, хотела опереться на дверь, но та лишь открылась шире от неловкой попытки взяться за ручку, и Имельда завалилась на пол, почувствовав ладонями жесткий ворс ковра.

Импульс боли был такой сильный, что из глаз потекли слезы. Но несмотря на его интенсивность, он был короткий. Имельда, моргая, пришла в себя, чтобы тут же снова застонать. Боль повторилась, только теперь в левом виске. Словно ее пронзали наживую и изнутри.

— Что с вами? — в проеме возник Кермич, он быстро оглядел комнату и стремительно опустился к девушке. Хотел было помочь ей подняться, но она отшатнулась от него.

— Нет, не трогайте, — простонала. Вмиг все обострилось. Приглушенный свет, что падал из зала в комнату, стал неимоверно ярким, дыхание мужчины стало похоже на работу кузнечных мехов, а звук биения его сердца стучал словно барабан.

Бум-Бум. Бум-Бум. Бум-Бум. Он волновался. Все перед ее глазами задвоилось, зарябило. На секунду все стихло, Имельда распахнула глаза, поняв, что сидит, но тут же боль в голове вновь повторилась, и теперь уже в затылке. Пальцы на руках заломило, спину свело судорогой, в ушах тонко засвистело, и голоса стремительно ворвались в ее голову. Отовсюду. Они затопили ее, обрушились со всех сторон, словно лавина. Судорога прошла, и Имельда выпрямилась на полу, кое-как доползла до кровати, но это все, что она смогла сделать.

«Что происходит!?» — громко раздалось в ее голове голосом Кермича.

— Я позову госпожу Инду, — мужчина не знал, что ему делать. Имельда хотела сказать «нет, не надо, пожалуйста, не зови никого!», но вместо слов изо рта вырвался лишь стон боли и хрип.

Пальцы рук уже не просто ломило, казалось, сейчас кожа натянется, и кости вспорют кожу изнутри. Она сжала уши, желая, чтобы голоса исчезли. Ведь все было хорошо; что произошло!?

Она вдруг без всякого усилия стала осязать каждой клеточкой тела, что на этом полу сношались двое мужчин и одна совсем юная юрсэ. Ей было не больше пятнадцати. Имельде стало противно до тошноты. А еще некоторое время назад на кровати были две женщины. А на софе совершили коитус старик и блондинка. Все стало таким четким, реальным, звонким.

Все эти люди двигались, издавали стоны и были почти осязаемы. Все было настолько реалистично и подробно, что девушка пыталась оттолкнуть их от себя, но руки проходили сквозь галлюцинацию.

В один миг она увидела, как кто-то склонился над распростертой на полу обнаженной девушкой. Несмотря на четкость всех видений, эта фигура все еще рябила и не раскрывала тайны лика гостя.

Имельда во все глаза уставилась на них, позабыв обо всех остальных фигурах. Она прерывисто задышала, видя, как он держит ее рот, как заносит нож, делает надрез на груди. Она видела и осязала ее боль, страх и отчаяние. Ее никто не слышал, ее никто не мог спасти. Она извивалась под ним, но мужчина умудрялся крепко держать ее придавленной к полу, на котором был начерчен обычным мелом сложный рисунок.

Миг и он влез ей под кожупальцами. Имельда это почувствовала, как на себе. Сердце сбилось с ритма и забилось еще быстрее. Из носа потекла кровь, но она не обратила на это внимания. Она вся находилась в моменте. Ее глаза расширились, зрачки сузились, она почувствовала, как ее ребер что-то коснулось. Она смотрела на них, а чувствовала на себе. Это было невозможно, но происходило.

Убийца засунул пальцы в грудину юрсэ с левой стороны, ухватился пальцами, начал читать что-то нараспев, но голос был глухим, словно звучал из-под толщи воды, а потом резко дернул. Хруст. Имельда выгнулась, рухнув на пол, и заорала во всю мощь своего голоса.

В комнату ворвался Кермич Следом за ним забежала встревоженная Инда. Их мысли были безрадостными. Оба раздумывали, что происходит, но маг пытался понять, как решить проблему, а хозяйка борделя — во что ей это выльется. Она вмиг пожалела, что допустила некромантку сюда. Но все это меркло по сравнению с тем, что переживала Имельда в данный миг.

— Что с вами? Чем помочь? — маг с очень короткими светлыми волосам приблизился и присел на корточки рядом с Имельдой. Он схватил ее за плечи, пытаясь успокоить, дозваться, или хотя бы унять ее конвульсии. Она дернулась, крик оборвался, она уставилась на Кермича своими дикими глазами. Видение исчезло.

— Не трогайте, не трогайте меня, умоляю, — из глаз текли слезы. Боль была дикая. В диафрагме словно ворочали раскаленной кочергой. Она перевернулась на живот и села на ноги, приняв позу эмбриона. Дрожа всем телом, повторяла, чтобы ее не трогали.

— Кермич, — окликнула его ошарашенная Инда, — Сделай что-нибудь!

— Да что я сделаю? Я не знаю, что с ней!

— А что было вообще?

— Она вышла из комнаты, осмотрелась, а потом свалилась с криками. Я понятия не имею, что происходит, — напряжение сквозило как в голосе, так и во взгляде боевого мага. Он не был менталистом, но и без их знаний мог понять, что девушке плохо совсем на другом уровне. Вокруг никого не было, у нее не было никаких физических травм, ее никто не трогал.

Инду резко оттеснили, и в дверном проеме показался Мару. Он был мрачнее тучи. На нем были только свободные штаны — единственное, что он успел накинуть на себя впопыхах, когда услышал крики. Их не услышал здесь только глухой. Инда это понимала и нервно глядела в зал. Людское внимание было приковано к ним.

Мару прошел мимо Инды и мага, не удостоив их и взглядом. Он присел рядом, не решаясь коснуться, осмотрел девушку. Она была плоха. Дрожала всем телом, бормотала что-то бессвязное. Он резко поднялся и вытащил из кармана два злотых. Он протянул их Инде. Его взгляд был красноречивее всех слов, и он указывал на дверь.

Инда колебалась лишь несколько мгновений, перескакивая взглядом с Имельды на Кермича, с Кермича на странного иностранного гостя и обратно по кругу. Она понимала, что девушка и странный гость были знакомы. А еще понимала, что вся эта затея вылезла ей боком. Ей нужно успокоить тех редких гостей, что решились прийти к ней, чтобы они не разнесли весть об очередном происшествии в ее заведении. Она же прогорит так!

Инда цепкой рукой схватила монеты и приказала убираться Кермичу из этой комнаты. Тот с сомнением поднялся и вышел. Как только дверь за ними захлопнулась, Мару присел рядом и заставил Имельду выпрямиться, настойчиво поднимая ее руками. Зажмурившись, она продолжала нести какую-то ерунду. Вроде похожее на заклинание, но настолько путанное, что ничего не происходило.

— Эй, — он легонько шлепнул ее по влажной щеке. Она перестала жмуриться, раскрыв глаза. Те светились голубым отсветом, и Мару, выругавшись, отшатнулся. Но поняв, что девушка не представляет угрозы, а с ней просто происходит что-то непонятное и неподконтрольное, он схватил ее руки и уверенно положил их поверх своей головы, на уровне висков. Обхватив их своими ладонями, он начал говорить что-то на своем языке, заставляя смотреть на себя. Его голос был уверенным, призванным сконцентрироваться только на нем.

Если бы она знала этот рокочущий язык, то она бы поняла, что он говорит. Примерно это можно было перевести, как «смотри в меня, только сюда, смотри только в меня, забудь обо всем».

Постепенно ее голос стих, голубое свечение из глаз пропало, на Мару смотрели пшеничные заплаканные глаза, в которых плескался океан боли, но видела она не мужчину. Она видела перед собой бесконечное поле пестрых трав. Был день, солнце вовсю пекло, заставляя зеленое полотно переливаться золотистым отблеском. Ветер колыхал травы, и казалось, что это зеленое море волнуется. Бескрайняя степь несла девушку куда-то за горизонт, нежно лаская ее руки.

Постепенно дыхание выровнялось, а боль затихла, гулким оставалось только сердце в тишине, что опустилась на всю комнату. Мару тревожно всматривался в лицо девушки, пока та не закрыла глаза и не завалилась прямо на него.

Облегченно выдохнув, мужчина поднял Имельду, сунув руки ей подмышки. Отволок к кровати и уложил. Выпрямился и оглядел бессознательную девушку. Курчавые волосы прилипли к взмокшему лбу, разметались по постели. Кровь из носа заляпала лицо и рубашку, но течь уже перестала. Мару устало потер глаза, с силой сжал переносицу и посетовал на то, как угораздило его вообще связаться с одной настолько проблемной женщиной.

Он сел рядом, сжал руку Имельды, чтобы ее повторно не накрыло таким приступом еще раз, и сосредоточился. Контролировать свое сознание он умел, но это было задачей не из легких. Еще в детстве его научили этому навыку племена, что приютили его после смерти его родителей и всего родного поселения. Если бы он был магом, то его однозначно бы записали в менталисты, но он не был магом, и не обладал ни каплей способностей управлять внешней энергией. Все, что он умел, это контролировать свою энергию, свои мысли, свое тело, и чтобы этого достичь он потратил много лет на усердные тренировки и медитации. И Мару никогда бы не подумал, что сможет своими умениями кому-то помочь. Но раз мог, то, как он мог сейчас уйти?

Глава 3

За дверью раздались голоса, и комнату огласил настойчивый стук. Имельда с трудом разлепила глаза, пытаясь понять, где она и что происходит. Сознание приходило в норму долго. Потом вспомнились события ночи. Сердце застучало сильнее, разгоняя кровь по телу. Что это было? Раньше такого никогда не происходило.

Имельда повернула голову и уставилась на Мару, что лежал на спине и спал или хорошо притворялся, что спал. Слишком крепко держал ее руку для человека, который спит.

Она высвободила ладонь из его хватки и размяла затекшие пальцы. В голову тут же стали протискиваться обрывки чьих-то фраз, смех, слова разных интонаций и тембров. Они бессвязным потоком шумели в голове, вызывая лишь одно желание — засунуть в уши спицы и хорошенько там поковырять. Вот только это бы не помогло.

Имельда села, привыкая к новой обстановке. С утра комната выглядела чуть-чуть иначе. Свет проникал сквозь плотные шторы и щель меж ними не очень уверено, но все же проникал, окрашивая пространство багровым рассеянным оттенком.

Девушка поднялась и доковыляла до двери, наблюдая как в пространстве материализуется очередное видение. Седой старик открыл дверь вместе с Имельдой и разбился о фигуру Инды.

— Вы обещали, что не привлечете внимания, — прошипела, впихивая девушку обратно и закрывая аккуратно дверь. Она вручила Имельде в руки чью-то одежду. От нее пахло обычным мылом и лавандой. Как-только ткань коснулась рук девушки, она сразу поняла, что вещи Мару. Не будь у нее в голове гудящего улья, Имельда бы с радостью извинилась бы, выслушала ее с куда более приветливым видом, но ее мрачное лицо дало понять, что давить на некромантку лучше стоит. Перепачканное в высохшей крови оно не излучало и толики от того мирного спокойствия, что было еще прошлым вечером. Теперь это был отрешенный лик, словно скульптуры, только со взглядом таким усталым и тяжелым, что вот-вот сломаются под ней доски полов, — Ко мне заявились два инквизитора и что-то мне подсказываются, что они ищут именно вас. Хотя пришли под видом обычной проверки! Мои мальчики водят их по комнатам, но вы же понимаете, что на долго они их не задержат…

Имельда хмуро молчала, никак не реагировала и даже не моргала. Инде даже показалось, что девушка выпала из этой реальности.

— Есть здесь черных ход? — все же отмерла некромантка. Ее голос был бесцветным. Инда возмущенно фыркнула.

— Конечно, есть! Но с какой стати мне вас туда вести, скажите мне на милость!? — шипела рассерженной кошкой.

— С такой, что я узнала кое-что, что поможет расследованию, — по-прежнему равнодушно отозвалась девушка. Инда озадаченно на нее воззрилась, смерила скептичным взглядом, потом посмотрела ей за спину — на кровать, в которой по-прежнему лежал Мару. Эти двое не выглядели теми, кто тут утешался в компании друг друга.

— И что? Вот идите и скажите об этом инквизиторам. Вы же с ними в одной упряжке.

— Пока мы спорим, они идут сюда. И у меня нет желания с ними видеться. Выведите или нет? Или мне все же самой к ним выйти? — Инда хлопнула пару раз ресницами, увидев что-то такое во взгляде Имельды, что сразу поняла, лучше бы инквизиторам и этой девушке не встречаться. Не здесь, не под ее крышей. Пусть устраивают свои разборки где-то в другом месте!

— У вас минута на сборы.

— Пять.

— Две! И это максимум! Они в комнатах не расслабляются!

Инда аккуратно выскользнула из номера. Имельда отвернулась от входа и взглянула на Мару. Тот, естественно, не спал. Полусидя, он расположился на подушках, сложив руки на груди. Имельда бы полюбовалась бы полуголым мужчиной в постели, но настроение было не то. Точнее, его не было вообще. Она чувствовала себя одновременно переполненной и опустошенной.

То и дело всплывающие образы перед глазами были настолько натуральными на вид, что казались материальными. Девушка проследила глазами, как перед ее носом пробежало радостное видение раздетого старика и вернула взгляд к Мару, стараясь не акцентировать внимания на этих картинках. Она ничего не сказала, положила аккуратно его вещи на кровать и отправилась за ширму переодеваться.

— У меня слетела ментальная защита, — раздалось из-за нее. Мару тоже принялся одеваться. — Я прошу прощения за то, что тебе пришлось отвлечься от… кхм… своего отдыха. И благодарю. Но можно тебя еще попросить о помощи?

Застегивая пояс на своих свободных брюках, он глядел в пространство и о чем-то сосредоточенно думал. Имельда выглянула из-за ширмы, на ее лице впервые скользнули эмоции: вина, стыд, неловкость. Она юркнула обратно, натягивая платье поверх уже одетых тонких шерстяных брюк.

— Если кто-то решит случайно или между делом посмотреть на мою ауру, то его ждет… — Мару подошел и встал у ширмы, задумчиво глядя, как Имельда надевает пояс с флягой. — …масса любопытного, — хмуро закончила она и уставилась на подошедшего мужчину.

— Что? — Он не ответил, продолжая пытливо на нее смотреть. — Ты точно не маг? — спросила с долей интереса и сомнения. Мару с укором покачал головой и прошествовал к двери, которая тут же открылась. На него тяжело воззрилась Инда, во взгляде на миг проскользнула похоть, но сейчас было не до этого.

— Идемте, пока они в другой части здания.

Инда оказала услугу и провела своих гостей через черный ход, чтобы те не столкнулись с инквизицией. Имельда про себя думала, откуда они здесь взялись спозаранку. Откуда они знали, что она здесь? Ведь не пришли же они в самом деле с простой проверкой. Делать здесь с точки зрения инквизиции было не чего. Здесь действительно все выскребли подчистую. Что здесь еще проверять? Единственным логичным ответом — за Имельдой следили с самого начала от школы и сейчас она им понадобилась весьма срочно. Если приплюсовать то, что у нее так грубо сорвало защиту… Имельда не хотела думать о том, что с Каилом, возможно, что-то случилось, но проверить было необходимо. Да и выбора у нее не было. Без должной пелены путь в школу ей был заказан, как и в любое другое место, где мог находиться самый мало-мальски захудалый маг. А восстановить ее защиту в должном виде смог бы только Каил.

Через десять минут они с Мару вместе ехали в повозке. Неловкое молчание витало в воздухе, и его можно было черпать ложками. Разве что его испытывала только сама Имельда. С независимым видом, Мару удобно расположился на сидении и держал ее за руку стальной хваткой. Она очень нервничала, пытаясь воссоздать хотя бы некое подобие завесы для своей души, чтобы та не бросалась в глаза. Но ее попытки были жалкими. Она же некромант, а не маг-ментал и их способностями владела в той же степени, что и классической магией, то есть весьма жалко и поверхностно.

Если кто-то и правда захотел бы «случайно» посмотреть на ее ауру, ей несдобровать. Защита Каила рухнула, чуть не погребя под завалами сознание самой девушки. Это приносило ей немыслимое беспокойство. С чего вдруг это произошло? Оттого, что она столкнулась с тем воспоминанием и на нее оказывалось очень сильное эмоциональное влияние? Или это случилось вовсе не из-за нее? Но что послужило причиной? Что вообще может случиться такого, чтобы рухнула такая сложная, искусная и сильная защита, как у Имельда?

Голова снова разрывалась от вопросов, на которые не было ответов. Хотя на один, скорее всего, она получит ответ уже сейчас… Имельда с тревогой и более осознанно уставилась в окно. Сердце застучало, под ложечкой засосало от плохого предчувствия. И это была не простая интуиция. Она знала. Знала, что произошло что-то очень плохое.

— Только не это, — пробормотала вслух, когда дилижанс стал замедлять свой ход, а знакомые дома заскользили мимо в окне повозки. Имельда прильнула к окну, встав с сидения. С силой она сжала руку Мару. Тот сгримасничал, зашипел недовольно. — Нет-нет, — испуганно пробормотала девушка, и, не дожидаясь, пока дилижанс окончательно остановится, выскочила наружу, чуть не упав на весенней грязи.

Большой особняк на развилке трех улиц, с тремя входами с разных сторон был ей хорошо знаком, но вид его ее не радовал. По маленькому дворику сновали ищейки и инквизиторы. Некромант был всего один. Алира Брант что-то обсуждала с отцом Милтоном.

Эту парочку Имельда заприметила еще с дороги, узнав их очень быстро. Еще бы она не узнала. Мужеподобная женщина с короткой стрижкой и лысый высокий инквизитор преклонного возраста — те еще колоритные персонажи.

— Только не это… — инквизитор даже не подозревал, что дословно повторил за Имельдой, только эмоция в его голосе была совсем иной. Он выгнул брови, увидев спешащую к ним взволнованную некромантку. Нутро Васлида словно ледяной водой окатило. Мужчина задрожал от накатившей злости. Он ведь приказал своим людям следить, чтоб не направилась сюда! Им ничего нельзя поручить!

— Что случилось? — Алира с сочувствием взглянула на девушку. Другого ответа и не требовалось. Имельда уже все поняла, по их мыслям, по их чувству вины, по их присутствию… Тут и дар был не нужен. Все ясно.

Из повозки вылез Мару. Господин Милтон недовольно воззрился на него. Имельда даже забыла о том, что хотела высказать Васлиду на счет его людей, что следили за ней. Она бросилась по ступеням крылечка в дом, дверь была распахнута. Там сновала парочка магов-следопытов из полицейского подразделения.

Перед глазами все замедлилось, стучание крови в ушах и мерзкий писк заглушили все другие звуки. Она стремительно кинулась на кухню. Имельда до последнего надеялась, что все обойдется, что все это не правда, вот только подсознательно она уже все поняла, когда взбегала по ступеням.

Каил лежал в центре кухни. Крепкий деревянный стол был разбит пополам и валялся с обугленными от разреза краями. В комнате пахло дымом и кровью. В отличие от убитой недавно юрсэ, Каил был одет, хоть и потрепан. Оторванный рукав и ворот, заплывший глаз, ссадины на кулаках, подпалины на брюках… Он дрался, он сражался за свою жизнь, он сопротивлялся тому, кто пришел к нему, но проиграл. Здесь до сих пор витали тонкие извивающиеся разноцветные кольца энергии в воздухе, словно сигаретный дым, который никак не может развеяться в воздухе.

Вот и нашелся ответ на вопрос, с чего вдруг ее защита рухнула. Потому что ее создатель умер. И перед своей смертью он сделал так, чтобы девушка смогла себя защитить. Каил всегда верил, что она напрасно заперла свой дар, что эта сила могла значительно помочь ей в жизни. Верил в это до самой смерти и сделал так, как считал нужным, чтобы помочь Имельде. Он предупредил ее и освободил.

— Господи… — она очень давно не упоминала Его имени всуе. Имельда рухнула на колени, выронив трость. Глазами, наполняющимся слезами, она смотрела на потускневшие побелевшие глаза Каила, на рукоять кухонного ножа, что был воткнут ему в сердце. Девушка подползла к нему, трогая одежду, не веря своим глазам. Забормотала нежно, уговаривая мертвеца подняться. Треклятый писк раздавался в ушах, заглушая все вокруг.

Главный дознаватель господин Милтон приказал выйти двум полицейским и с непроницаемым лицом посмотрел на ревущую девушку с другого конца коридора. Мару хотел было пройти к ней, но инквизитор вытолкнул незваного гостя вон из дома, вышел сам и захлопнул дверь. Вот только не успел он оторвать ногу от последней ступени крылечка, как неожиданный магический всплеск, выбил стекла первого этажа. Все в округе присели, уставившись испуганно на дом. Мару заново настойчиво попытался открыть дверь, что-то с нажимом проговорил инквизитору, желая непременно попасть внутрь. Васлид, конечно, его не понял, и не впустил. Как не разрешил зайти и своим людям.

— Кабы не натворила чего, — обеспокоенно произнесла Алира, глядя на инквизитора. Раздраженно дернув головой, господин главный дознаватель сам зашел внутрь, закрыв за собой дверь.

Тихонько подвывая, девушка продолжала плакать, вцепившись руками в одежду и волосы мертвеца. Обнявши своего друга, она не замечала ничего вокруг. В ящиках, вибрируя, тонко и едва слышно звенели металлические столовые приборы. У Васлида поднялись дыбом волосы на теле, но не из-за страха, а из-за энергии, что волнами исходила из девушки. Как самому обычному человеку, не способному влиять на потоки энергии в пространстве, он всегда чутко реагировал на то волшебство, что могли творить другие маги. Все-таки та работа, которой занимался он, та вера в Бога, которая и давала ему силы бороться со злом в этом мире, она была совершенно иного рода, неподвластная обычным магам, стихийникам и тем более некромантам. Их сила, шедшая от смерти, резко контрастировала с силой веры в Бога и саму Жизнь. Поэтому Васлида передернуло, словно его окунули в ледяную воду.

— Имельда. Немедленно возьми себя в руки, — строго проговорил инквизитор. — Прекрати излучать энергию.

— Он убил его… — просипела девушка, — Уничтожил…

Имельда едва качалась из стороны в сторону. Она видела, как двое сражались здесь. Она так четко видела их, что казалось, будто они сейчас вновь тут все разнесут. Но видения не могли причинить ущерба больше того, что уже был.

Она отлично различала Каила. Несмотря на свой почтенный возраст и неповоротливость, он с яростью давал отпор убийце. И его фигура была до боли в ребрах знакома Имельде. Она узнала. Это был тот же самый мужчина, что изувечил и убил несчастную юрсэ. Происходящие вещи оставили свой энергетический след в пространстве и Имельда была вынуждена смотреть на все то, что уже произошло. И вряд ли эти картины она хоть когда-нибудь забудет.

— У тебя что, слетела защита и ты притащилась сюда? Ты с ума сошла!? — он обошел ее, чтобы взглянуть в лицо. Увидел ее светлые глаза с голубыми всполохами и отшатнулся, но Имельда не реагировала на него, уставившись в пространство пустым взглядом.

В дом все-таки вошел Мару. Он, молча, прошел по коридору и присел рядом с некроманткой, повернул ее голову к себе, отпустил. Посмотрел на инквизитора. — Это что такое вообще? — трясущейся рукой Васлид провел рукой по своей лысой голове. Мару что-то прорычал отрывисто и очень эмоционально, но его, конечно, никто не понял.

— Что происходит? Имельда? — Васлид был бледен. Он окончательно растерялся. Таким он себя не чувствовал уже давно. В данную минуту он видел перед собой светящиеся нечеловеческим светом глаза чудовища — признак того, что перед ним находится одно из тех созданий, что Васлид поклялся уничтожать, чтобы спасти самых обычных людей. Но в то же время, это ведь была Имельда, самая обычная девушка, несчастная, покалеченная как внутри, так и снаружи. Она бормотала что-то невнятное и не проявляла никаких других признаков одержимости. Васлид боролся сам с собой. Много лет назад он обещал Матильде, что не тронет эту девочку и сохранит тайну ее дара вала́ра. И он честно хранил тринадцать лет, хотя это и шло вразрез с законом, ведь вала́ров причисляли к врагу всего их государства и правителя, в частности. Но он и не подозревал, что у девчонки не одна тайна в закромах души, а две! И что ему теперь делать!? И что с ней вообще такое!?

Девушка не обращала внимания на лихорадочно соображающего инквизитора, она держала Каила, и смотрела, как завершилась неравная схватка, как убийца проделал ритуал забвения и отошел в сторону, тяжело дыша. Он облокотился на разделочный стол, всего в полуметре от Васлида.

Ритуал хоть и был сложным в плане технического исполнения — движения должны быть очень точными, а пальцы крепкими, чтобы удержать острые нити запрещенного заклинания, нужен концентрирующий рисунок и даже интонации слов должны были быть особенными — но девушка не услышала голоса убийцы, как и в случае с юрсэ. А значит это не просто выверт ее дара. Это убийца нашел способ защитить свою личность.

В конце ритуала тело Каила высвободило энергию души, словно ауру вывернули наизнанку и через кожу вытянули ее наружу. Она стала видимой на несколько секунд, а потом с маленьким хлопком, как мыльный пузырь, цветными брызгами разлетелась по комнате.

— Он проделал ритуал забвения. Мужчина. Высокий, — девушка быстро заговорила, отрывисто и зло выкидывая слова. Инквизитор хмурился, слушая ее. — Крепкого телосложения. Лицо не видно. Он универсал, очень сильный.

Воспоминание о мужчине, что могла видеть только Имельда, повернуло голову в ее сторону. Девушке показалось, что он смотрит прямо на нее, хотя лицо по-прежнему было смазано. Он поднял ладонь и прижал ее к лицу там, где обычно находятся губы, но в этом мареве не было никаких губ, поэтому смотрелось это очень дико. Прижал, а потом отпустил в ее сторону, словно послал ей воздушный поцелуй.

С мрачным лицом она наблюдала, как мужчина отстранился от столешницы, стряхнул манерно кровь со своих перчаток и направился на выход. Он учтиво обошел труп Каила и саму Имельду, словно мог ее видеть, и спокойно зашагал дальше по коридору. Девушка оставила тело Каила, аккуратно уложив его обратно на пол, и быстро направилась за ним.

Видение прошло сквозь закрытую в этой реальности дверь, Имельда распахнула ее, спустилась по лестнице следом за мужчиной, который беспечным легким шагом прошел по тропке к оградке. В иллюзорной реальности появился конь, что был привязан к ней. Мужчина похлопал его по морде, вновь обернулся и помахал рукой девушке, спешащей за воспоминанием. Имельда споткнулась и упала на колени. От нее взметнулся мокрый снег по сторонам. Это он ей помахал? Ну, а кому же еще ему махать посреди ночи после того, как убил человека? Но неужели он мог знать, что она будет здесь и сейчас? Как ему это удалось? Не может же он видеть будущего, в самом деле…

— У нее шок! Чего уставились? За работу! — гневно рявкнул инквизитор, следовавший за девушкой почти по пятам. Ему срочно нужно было отвлечь своих людей. Они не должны были заметить ее странного поведения, этих голубых всполохов в глазах.

— Уезжайте, — прошипел Васлид Мару, который направлялся к девушке, шагая мимо инквизитора. Тот не ответил; молча, заставил подняться некромантку с грязной тропинки, подал трость и настойчиво повел за оградку. Инквизитор немного подумал, глядя этим двоим вслед, как они забираются в повозку. Поспешил догнать. — Только не в школу. Не смей тащить ее туда, — яростным шепотом проговорил инквизитор, держась за открытую дверцу повозки.

— Увези ее куда-нибудь… Да хоть в бордель! Я найду вас сам, — он захлопнул дверцу и развернулся к особняку на троих хозяев. Предстояло много работы, а эта девка ему никак ее не облегчала.

В душе Васлида горел огонь. Теперь, когда защита ауры некромантки пала, под угрозой оказывалась не только она, но и все, кто знал об этом, в том числе и сам господин главный дознаватель. Васлид не мог допустить, чтобы этот факт стал достоянием общественности… В крайнем случае, он должен все повернуть так, чтобы убрать себя с линии удара, который придется по всем, кто в этом замешан.

***

Имельда с жадностью голодного зверя поглощала еду, которую перед ней поставили служанки. Половина запеченной индейки с яблоками, миска бульона, ржаной хлеб с тыквенными семечками, нарезанные овощи, гречневая каша с ливерной колбасой, вареные яйца… Расправляясь с тушкой индейки, девушка о чем-то сосредоточенно думая.

— Она будто год не ела, — прошептала Алая второй служанке на ухо. Домоправительница, с немым (что было удивительно!) вопросом в глазах сидела за кухонным столом немного в стороне от госпожи некромантки и взирала, как та поглощает немыслимое количество еды.

«А она не лопнет?» — подумала Эли, что стояла рядом с Алаей.

— Не лопну, — пробормотала Имельда, не глядя на служанку. Все начали переглядываться, пытаясь понять, к чему это было сказано, а Эли стремительно стала покрываться красными пятнами.

Мару, сидя за столом рядом с некроманткой, упер локоть в стол и, тяжело опустив голову на ладонь, наблюдал, как девушка ест. Бессонная ночь сказывалась, ему хотелось спать, но в то же время он понимал, что оставить без присмотра столь опасный объект, как Имельда, было дурацкой затеей. Сейчас она напоминала взведенный неисправный арбалет, который от любого неверного движения мог выстрелить сам по себе.

Мару не знал, куда еще ее можно было привезти. Город он знал плохо, друзей, кроме Абрахана у него здесь не было, знакомых — тоже. Не везти же ее в самом деле вновь в бордель. Вряд ли теперь их там примут с распростертыми объятиями и даже за деньги.

Абрахана он еще не беспокоил этой новостью. Тот лежал в своей комнате, Вея тоже была в резиденции. Личный лекарь Орлан ухаживал за ними обоими, и их состояние уже было намного лучше, чем сутки назад. Мэр наотрез отказался поместить себя и племянницу в лечебный госпиталь.

Имельда успокоилась в какой-то степени. В ее глазах не вспыхивали голубые искры, да и сам взгляд перестал источать смертельную угрозу. Она ушла куда-то глубоко в себя, но в то же время разумом оставалась здесь. Все видела, все слышала… Даже больше, чем нужно.

Она держала себя в руках, рыдать больше не хотелось, первый шок прошел. В конце концов, самую большую потерю она уже перенесла, и сладить с такими эмоциями удалось быстро. В себя Имельда пришла уже в повозке, но она молчала вот уже несколько часов, только гримасничала иногда, кривя губы, но взгляд при этом оставался каким-то пустым.

Мару облегченно перевел дух, когда девушка произнесла непринужденное «не лопну». Ясно же было, что чьи-то мысли уловила, но такая реакция его порадовала. Иногда девушка следила глазами за чем-то, что было видимо только ей, но никто кроме Мару не придавал этому наблюдающему взгляду никакого значения.

Молча, Имельда пыталась совладать с чужими эмоциями, мыслями, воспоминаниями… В ней проснулся жуткий голод, даже можно сказать, животный. Хотелось крови. Как в прямом, так и в переносном смысле. Хотя, нельзя сказать, что это было всепоглощающим чувством. Девушка справлялась с «чужими» желаниями души Морока, но вот желание убить того мерзавца, что лишил ее семьи и друга таким ужасным способом, с каждой минутой становилось все больше.

Ритуал забвения не просто вынимал душу из тела, что в принципе шло в разрез с природными правилами. Этот ритуал уничтожал душу, стирал ее, развеивал в пространстве, и от человека оставалось только его тело. Пустая оболочка. Духу Смерти нечего было забирать и некого отправлять за грань. Этот человек не обретал покой, он просто переставал существовать.

Это было запрещенной магией. За ее использование мага убивали страшными способами, предварительно лишая возможности волшбить. Имельда задумалась, какие же должны быть причины у убийцы, раз ради поимки одного мальчишки, он продолжает совершать этот ужас. Хотя убийство юрсэ в борделе выбивалось из общей картины. Просто убить похожую на Имельду девушку, чтобы дать понять, что ждет ее? Или эта юрсэ каким-то образом была связана с ее родителями? Или с Митришем?

«Бред какой-то…»

И зачем все-таки Митриш понадобился этому человеку? Кто был его отец, если за ним ведется такая неистовая охота? Наверняка, это был не обычный человек, раз силы Митриша такие выдающиеся…

«А что, если…» — Имельде в голову пришла мысль, от которой по спине пробежали мурашки, и девушка сама в нее не поверила.

«Не может этого быть…»

В дверь громко и настойчиво постучали. Домоправительница поднялась, но Мару ее остановил и пошел открывать сам.

— Где она? — глухо раздалось из глубин коридора. Послышались шаги, и в гостиную вошел господин главный дознаватель. Домоправительница слетела со стула как ошпаренная, и поклонилась, и перекрестилась. Служанки вторили за ней, как марионетки. Милтон был при параде, в своей инквизиторской рясе, с крестом на шее. Лысина его делала еще более внушительным и пугающим. Имельда только косо глянула через плечо и отвернулась обратно к еде.

— Сидишь, ешь, — злобно произнес мужчина, — Оставьте нас, — приказным тоном кинул всем присутствующим. Домоправительница сгребла в охапку служанок, и они ретировались с кухни в два счета. Мару прошел к дивану в глубине гостиной и развалился на нем, давая понять недовольному господину Милтону, что никуда не уйдет. — Скажи этому… туземцу уйти. Нам нужно поговорить.

Имельда взглянула на Мару, отвернулась.

— Я не госпожа ему, чтоб командовать. Он здесь гость Абрахана. Хотите выгнать? Идите, пожалуйста, беспокойте господина Вельта на этот счет. Он сейчас в своих покоях, отдыхает и ничем не занят.

Инквизитор скрипнул зубами, громко отодвинул стул и уселся напротив некромантки. Обычно, Васлид Милтон был образцом сдержанности, но последнее время его хваленная выдержка дала трещину. Все чаще он ловил себя на том, что дергает ногой.

— Я жду от тебя вразумительных объяснений, — Имельда коротко взглянула на господина Милтона, продолжая медленно поедать индейку. — Я договаривался с Матильдой и Тимором, что буду хранить одну твою тайну, а не две. Что это было в доме Каила? Что с твоими глазами? Почему они ничего не сказали мне об этом? Почему ты ничего не сказала? Соврали мне. Подставили. Уже сегодня тебя могли заметить, не будь люди таки поглощены рабочими задачами и не отвлеки я их на себя. Ты представляешь, что будет, если все это всплывет наружу? — Имельда представляла и поэтому молчала. — Имельда, — требовательно зарычал, — Не зли меня. Ты сидишь здесь только потому, что я не привык рубить сгоряча.

— Не называйте меня так, пожалуйста, — наконец, ответила, совладав с криками родных в своей голове. — Я сделала то, что сказала мне делать Матильда. Когда они нашли меня в той деревне, только Матильда увидела мою душу. Как я поняла, она не доверяла еще Тимору, поэтому утаила от него факт того, что я не совсем человек. Сначала она самостоятельно замаскировала мою ауру, потом только обратилась за этим к профессионалу — Каилу. И только когда вся суета улеглась, спустя год она рассказала еще и Тимору. Мы стали семьей, лучше узнали друг друга, и поэтому Матильда открылась ему. Больше никто не знал. Да спустя столько времени поздно было уже что-то кому-то рассказывать. К тому же, если бы вы узнали, что я поглотила нежить, и сама, по сути, частично не человек, согласились бы вы оставить меня в живых?

Инквизитор молчал. Он глянул косо на молчавшего Мару и вернул хмурый взгляд к Имельде. Конечно, он бы ни за что не согласился. Он приказал бы убить опасного представителя несмотря на то, что это была четырнадцатилетняя покалеченная соплячка.

Много лет назад он согласился помочь Матильде потому, что она была не последним человеком в его жизни. Когда-то он даже питал к ней особые чувства, но с годами они развеялись, оставив лишь совместное непростое прошлое. Но этого хватило, чтобы Васлид согласился прикрыть ее. К тому же, уже тогда он думал наперед, и иметь в рукаве козырь в лице юного валара ему показалось неплохой идеей. Вот только он и подозревать не мог, что спустя годы, этот козырь станет костью в горле.

Инквизитор напряженно тарабанил пальцами по крепкой столешнице кухонного стола.

— Кого именно ты поглотила?

— Моро́ка.

Инквизитор недоверчиво усмехнулся.

— Морок? Серьезно? Эту тварь, что активизируется зимой? Как тебе удалось вообще?

— Жить хотелось.

Инквизитор измучено потер лицо и поцарапал зудящую лысину. Мару, почти не мигая, наблюдал и слушал, скрестив руки на груди. По его каменному выражению лица нельзя было понять, что он думает. Имельда неуверенно взглянула на него и отвернулась. Ей было стыдно и неприятно. Она никогда не хотела этого рассказывать вообще никому. И думала, что так и будет, но Каил на смертном одре решил иначе.

— Тебе нужно сделать хоть какую-то замену той защите, что была, — сосредоточенно начал инквизитор. Имельда подняла на него слегка удивленный взгляд. Она не особо рассчитывала на его расположение после всего произошедшего, — Надо затаиться и не высовываться наружу, пока вся эта история не уляжется. Соберешь вещи и уедешь в какую-нибудь глушь…

— Нет, — сокрушенно покачала головой Имельда, перебив.

— Что значит «нет»? Да!

— Нет. Мне нужно в школу.

— Что? — не понял инквизитор и кисло скривился, — Зачем? Что тебя туда так тянет!? Ты разве не понимаешь, что там все без исключения — маги, черт бы тебя задрал!

Имельда укоризненно посмотрела на инквизитора.

«То же мне, святый представитель Всевышнего»

— Прекрасно понимаю.

— Но все равно суешь голову в петлю!

— У меня нет выбора.

— Может, расскажешь почему? — ядовито произнес мужчина, уперев руки в стол. — Потому что без веской причины я не выпущу тебя даже из этого дома. Свяжу, приставлю охрану, закую, лишу магических сил — сделаю все, чтобы ты и шагу отсюда сделать не смела!

— Так может сразу прибьете? — индифферентно отозвалась девушка, Васлид возмущенно набрал в легкие воздуха, чтобы отчитать Имельду за ее категоричность, но так и не успел сказать ни слова.

— Что за крики? — слабо раздалось из коридора. У арочного входа в гостиную стоял Абрахан. Вид у него был болезненный, но он вполне был способен ходить и говорить.

— Господин Вельт, — инквизитор поднялся со стула и коротко кивнул в знак приветствия.

— Здравствуйте, Абрахан, вот и наступил тот момент «потом как-нибудь», а? — припомнила их разговор на балу без тени улыбки. Мэр невесело усмехнулся, давая понять, что лучше бы не видел ее при таких потом-как-нибудь причинах.

— Я услышал, как вы кричите, хотя мой слух еще даже не восстановился в полную силу. — Мэр прошел к Мару и присел на диван. — А где мои слуги? Хочется горячего чаю…

— Я отослал их. Здесь очень личный разговор, — сдержано проговорил инквизитор.

— Да? Очень личный? — мэр развернулся к своему другу и очень красноречиво посмотрел на него. — Я рад, что вы настолько сблизились с моим другом, господин Милтон, — мэр позволил себе сдержанную холодную улыбку. — Прошу продолжайте, мы вас не потревожим, — Абрахан великодушно и немного лениво взмахнул кистью руки. Васлид недовольно поджал губы.

— Мы воспользуемся вашим задним двором, — тоном, не терпящим возражений, отрезал он, беря Имельду за плечо и заставляя слезть с высокого стула.

— Только не сломайте ничего, — холодно отреагировал мэр, прекратив фальшиво улыбаться. — Там очень долго трудились садовники.

Инквизитор манерно дернул головой, сочтя, что отвечать на сарказм — это ниже его достоинства, и потащил не сопротивляющуюся некромантку вон из дома.

— Если не ошибаюсь, ты хотел «отдохнуть» перед отъездом. «Что я пропустил?» — спросил Абрахан, когда Милтон и Имельда покинули кухню. Мару тяжело вздохнул, глядя куда-то в начищенный пол глубоко задумчивым взглядом. Абрахан похлопал его по руке и поднялся. Он все еще хотел чаю. — Давай по порядку.

Господин Милтон вытащил некромантку на задний двор резиденции, что представлял из себя полноценный сад со своим стилем и декором. Узкие тропинки, отсыпанные белой каменной крошкой, декоративные колонны, увитые плющом и диким виноградом, небольшой прудик в окружении диковинной растительности, подстриженной в форме разных фигур. Все это дополняло друг друга и лаконично смотрелось на фоне фруктовых деревьев, на которых только-только начали набухать почки. Сейчас в самом начале весны здесь было немного неуютно. Истинная благодать этого места раскроется, когда наступит тепло и сад укутается в зеленую вуаль.

— Говори, зачем тебе в школу. Живо, — Васлид вцепился ей в плечи.

Имельда почувствовала горечь, которой тянуло от мужчины. Раньше, когда он касался ее, она была под воздействием своего настоя и защитой Каила, и она не чувствовала и не видела об этом человеке абсолютно ничего. Имельда сложила о нем мнение исключительно по их очень редким встречам. И сейчас Имельда поняла, что ее суждение было крайне поверхностным.

Васлид был неприятным человеком. Он был холоден к страданиям большинства людей, хоть и был тем, кто их защищал. Он был жесток к тем, кто нарушал законы Божии. Она увидела, как он допрашивает разных людей, как одним документом лишает жизни десяток смертников, и в то же время как живет в полном одиночестве. Его дом — это скромные апартаменты при монастыре Святого Иосифа в Вааларе, но в них он почти не живет. Из-за своей должности он вынужден много ездить по стране для контроля исполнительной власти и магов. У него нет семьи: ни жены, ни детей, ни других родственников, потому что он из приюта, как и мать Имельды. Там то они с Матильдой и узнали друг друга хорошо, хотя до этого жили в одной деревне. Вот только жителей той деревни и их родителей убил бес, вырвавшийся из-за грани. Тогда они спаслись лишь благодаря священнику и его непоколебимой вере, что укрыла церковь своей силой. Бес не смог ступить на благословенную землю, так они и выжили.

С тех пор Васлид и Матильда пошли разными путями, но остались теми, кто пережил одно горе. Благодаря ему в юноше пробудилась сила истинной веры, и он встал на тот путь, по которому шел по сей день. А вот в Матильде проснулся дар к некромантии. В ту ужасную ночь она увидела, как Дух Смерти собирает свою жатву, и она не испугалась, а лишь прониклась той же сильной верой, как и Васлид в Бога. Имельда помнила из рассказов своей Матери, как Дух Смерти благословил ее, коснувшись своей невесомой рукой.

И сейчас Имельда могла узнать эту историю со стороны Васлида. Он тоже был частью жизни Матильды. Он ее даже любил. Имельда почувствовала эту нежность в нем по отношению к ее матери. Он всегда вспоминал о ней только с теплой грустью по утраченной возможности, но это был его собственный выбор. Он сам пошел после школы в послушники, чтобы в будущем стать одним из самых известных и сильных инквизиторов, и встретиться с Матильдой только тогда, когда и она сама уже сложила свою карьеру и определила судьбу, найдя в мертвой деревне девочку.

Имельда вывернулась из его рук и отдышалась. Васлид понял, что только что произошло и сделал шаг назад, глядя на свои руки. Он гадал, сколько она успела узнать за это мгновение.

— Там учится сын Матильды.

Инквизитор не шелохнулся. Только брови сдвинул в самый низ, к носу.

— Когда это у тебя проявились симптомы…?

— Чего? — не поняла Имельда.

— Искренних признаний. Или психоза. Не знаю, что более верно, — мужчина помахал озадаченно рукой. — Что значит, «там учится сын Матильды»? Какой такой сын? У нее ведь не было детей… Я знаю. С ее болезнью…

— Однако, он есть. Возможно, ее болезнь начала проявляться как раз после рождения мальчика. — Васлид закрыл глаза и помассировал переносицу. Еще одной тайной больше… — Я думаю, из-за него убили родителей, — тихо проговорила девушка. — И если это так, то мальчик в опасности. И я должна его защитить. Обязана.

— Да с чего бы? — устало всплеснул руками, — Он тебе даже не родственник. Он тебе никто.

— В вас есть хоть что-то человеческое? — измученно всплеснула руками. Имельда хотела бы злиться на него, но она устала. Устала злиться, удивляться, переживать. Она перегорела, но все же подобие чувств еще теплилось в ее постепенно коченевшей душе. У нее еще оставалась соломинка, за которую она продолжала цепляться, — Отсутствие кровной связи не делает его чужим мне. Он единственный близкий мне человек. И если он погибнет, то я…

— Я понял, — грубо оборвал ее мужчина и развернулся. — Значит, так. Сейчас ты мне расскажешь все. Все! В подробностях, без утайки. Мне надоело, что моя жизнь постоянно находится на волоске из-за чужих недомолвок! А потом мы восстановим тебе защиту. Хотя бы отчасти, чтобы не усугубить ситуацию, пока я в ней не разберусь. Это ясно? — он вперил в нее злой взгляд серых глаз. Имельда тяжело вздохнула, но кивнула, соглашаясь. Что ей оставалось? Ей тоже надоело тянуть это ярмо прошлого в одиночку.

Она рассказала ему все, что могла, и все, что считала безопасным рассказывать о Митрише. В конце концов, она помнила, что еще недавно сам Милтон в угоду себе рассказал о ней Вельту. Доверия к инквизитору этот поступок не прибавлял.

Выслушав, Васлид поднялся с лавки, на которой они оба сидели последние минуты.

— Жди здесь, — бросил и оставил девушку. Правда, ненадолго. Через несколько минут он притащил какого-то грязного обросшего мужчину в лохмотьях. — Делай, на что условились, — Васлид грубо толкнул его в сторону некромантки. — А ты сиди и не сопротивляйся.

— Кто это? Что вы хотите сделать? — напряглась девушка.

— А меня точно отпустят? — с сомнением уточнил оборванец, от которого пахло помоями и застарелой грязью. На руках и лице запеклись язвы. У него отсутствовало несколько ногтей и зубов, а белки глаз были изжелта-грязными. Имельдадаже предположить не могла, сколько ему лет. На его вопрос, конечно, никто не ответил.

— Тебе нужна хоть какая-то ментальная защита взамен той, что рухнула. Я не собираюсь терять, что имею, из-за тебя.

— Так, а это кто? — девушка ткнула на мужчину, что, ссутулившись, стоял, прижимая руки к своей груди.

— Заключенный. Он нарушил Божий закон и приговорен к смертной казни, — инквизитор специально сделал драматичную паузу, делая шаг к измученному магу, — Но если этот заключенный сделает все, как надо, — господин Милтон вкрадчиво продолжил, словно забивая гвозди в его гроб, — то приговор смягчат и подарят ему такую желанную жизнь, — медленно закончил инквизитор, а заключенный сжался еще больше.

— Можно начинать?

Заключенный маг пусть и был уставшим и измученным, но свое дело, чем бы он ни занимался до тюрьмы, знал хорошо. Конечно, до умений Каила ему было еще далеко, но сотворенная им защита смогла хотя бы скрыть ауру от посторонних глаз, замаскировать под обычную. Видения никуда не делись, звуки и чужие мысли продолжали поступать нестабильным потоком какофонии.

Она знала, что этот мужчина не переживет сегодняшний день. Милтон не оставит его в живых. Это было очевидно, но Имельда молчала. Жизнь Митриша она ставила выше жизни незнакомого мага.

— Не высовывайся лишний раз, сиди тихо, Бога ради, — с умоляющим тоном процедил инквизитор, уводя уставшего заключенного с заднего дворика мэра.

Имельда осталась сидеть на витой светлой лавочке, держась за гудящую голову. После магического вмешательства, перед глазами все двоилось, а съеденный обед просился наружу.

Когда раздались тихие шаги по шуршащей гальке тропки, Имельда даже не подняла головы, продолжая упираться локтями в колени. Мару присел рядом. В поле зрения девушки появилась протянутая ладонью вверх рука. Не снимая перчатку, девушка вложила свою руку ему в ладонь, с умиротворением ощущая такую сладостную тишину. Голоса затихли, а перед глазами распростерлось море зеленой степи.

Глава 4

— Маэстро Пешет, вы понимаете, что я не могу вечно заменять вас другими преподавателями на то время, пока вы занимаетесь своими личными делами?

Имельда молчала, стоя напротив стола директора школы. Ее отчитывали, как обычного студиоза, но это было не самой главной проблемой. Тревожило ее лишь то, что директор со своими способностями мог легко посмотреть сквозь ее защитную пелену ауры, если бы счел это необходимым. Имельда сжимала перчатки, держа руки за спиной, под плащом. — Если так продолжится и дальше, то мне будет проще найти другого практикующего мага на вашу должность. — Директор не злился, не повышал тон. Он одновременно заполнял документы, ставил подписи и методично расставлял слова в своей речи, иногда отрываясь от бумажек, чтобы кинуть проникновенный взгляд поверх очков. — Вы осознаете, Маэстро Пешет, что я пытаюсь до вас донести?

— Да, директор Ренольд.

— Я прекрасно понимаю, у вас в жизни сейчас не простой период. Я счел, что работа в школе сможет вам помочь разрешить душевные проблемы. Но вы постоянно куда-то пропадаете, систематично сваливая свою работу на других. Это не допустимо. У вас есть выходные дни для решения личных дел.

— Да, директор Ренольд.

— Что ж, надеюсь, я сумел донести всю глубину мысли до вас, Маэстро.

— Да, директор Ренольд.

Мужчина с сомнением посмотрел на девушку, предполагая, что у нее не все в порядке с головой, раз она повторяет одно и то же, как заводная кукла, но оставил свои мысли при себе. Но Имельда их все равно их слышала…

— Как продвигается научная работа?

— Плодотворно, — почти соврала. Последние дни ей было вовсе не до описаний подробностей разрушающего влияния энергии некромантов на обычных людей.

— Что ж, это радует, — кивнул мужчина и обмакнул пишущее перо в чернила. — Ступайте, Маэстро Пешет.

Девушка, молча, склонила голову в знак уважения и покинула кабинет директора Ренольда.

***

Прошло около десятка дней с тех пор, как ментальная защита Имельды рухнула, и перестало помогать ее зелье. Отдыхать от голосов и чужих мыслей удавалось лишь в собственной комнате, когда девушка погружалась в ледяную ванну с головой. Под водой они затихали. Имельда предполагала, что без влияния Моро́ка здесь не обошлось. В холоде паразит ее души активизировался, пытаясь отнять у нее контроль и иногда ему удавалось… По крошечным крупицам он забирал цвет ее души, окрашивая энергетические нити в белый. И с течением времени, все чаще и чаще Имельда малодушно сбегала под ледяную воду от чужих эмоций, переживаний, мыслей и чувств, выбирая кратковременное спокойствие, давая при этом силы для Моро́ка. Она каждый раз это замечала, обдумывала, корила себя за слабость, но продолжала это делать. Она просто хотела это прекратить. У нее был еще вариант, но его она боялась еще больше и не решалась. Тогда ей бы пришлось втягивать других людей в ее проблему, а она не хотела никого напрягать и подвергать опасности. Поэтому, к сожалению, а может и к счастью, Имельда больше не видела ни Мару, ни господина Вельта. Хотя ей очень хотелось сорваться, уйти из школы, прийти в резиденцию к мэру и заставить Абрахана вытрясти объяснения из его друга. Почему Имельда ничего не видит о нем, и перестает слышать голоса, когда касается его? Почему… Ответа у нее не было. И так же, как и в вопросе смерти родителей, Имельда продолжала бездействовать, надеясь неизвестно на что.

Занятия давались очень тяжело. Имельда узнала много нового о себе как от студиозов, так и от Маэстро. И каждый раз, как она слышала о себе очередную чужую мысль, приходилось сдерживаться и не подавать виду, а то и вовсе улыбаться… Это бесконечно раздражало. Она ненавидела лицемеров. И вот, она сама стала такой. Она уговаривала сама себя, что все это было необходимо ради Митриша. Пока эта отговорка работала.

Имельда крутила перо перепачканными пальцами, сидя за столом в библиотеке и прокручивая в уме последние два события. Ее поход в родительский дом и их последний диалог с Митришем. Правильно ли она все сделала? Как оказалось, быть старшей сестрой оказалось не так уж просто. Она стала больше понимать Матильду и Тимора, и почему в прошлом они принимали определенные решения, которые самой Имельде казались неправильными.

Настроя на работу не было совершенно, мысли постоянно сбивались. Обычно, она предпочитала брать книги на руки и заниматься написанием своего научного труда, закрывшись в кабинете или у себя в комнате. Но в этот раз одну нужную ей книгу не выдали, потому что талмуд был очень редким и ценным, а в школе был всего один экземпляр. Поэтому, уставившись куда-то вглубь пожелтевших страниц, Имельда задумчиво «смотрела» на то, что эта книга ей «показывала» в зале библиотеки. Кроме информации со страниц редкой книги, девушка видела и самого автора, и его характер, даже по старчески сухой голос иногда слышала в своей голове: как он надиктовывал сам себе очередной абзац. А сама она витала в своих собственных мыслях, перескакивая с одного образа на другой.

Она отловила Митриша между занятиями на следующий же день, как вернулась в школу после происшествия в борделе. Она отвела его в свой кабинет и закрыла аудиторию, чтобы никто не нарушил их разговора.

— Что-то случилось? — Митриш выглядел обеспокоенным, вцепившись руками в пару учебников и несколько своих тетрадей. На Имельде лица не было. Опухшие веки, синяки под глазами. Митриш понял, что девушка рыдала.

— Нет… Да, — Имельда не знала, с чего и как лучше начать. Хоть она и пыталась репетировать, но все равно, когда у тебя помимо своих собственных мыслей в голове роятся тысячи беспорядочных обрывочных фраз других людей, тяжело сконцентрироваться на чем-то одном.

— Это касается мамы?

— И да, и нет. Тяжело объяснить. Я вообще не хотела тебе этого рассказывать, но в данном случае лучше тебя предупредить, — они так и стояли у двери кабинета. Имельда даже руки с дверной ручки не убрала, настолько она была рассеяна. — Случилось еще два убийства, — наконец решилась она. Митриш удивленно вскинул брови и тут же нахмурился. — Есть основания полагать, что это сделал тот же человек, что убил и нашу маму.

— Что? — Митриш даже рот приоткрыл от удивления, — Откуда вы знаете? — Имельда прикрыла глаза, потерла их с силой, пытаясь убрать эту тяжесть после бессонной ночи, что она провела в слезах.

— У меня есть один знакомый инквизитор. Он рассказал.

— Ого… А что теперь? Дело пойдет быстрее? Появились какие-то улики? — в глазах мальчика давно уснувшая надежда зажглась с новой силой.

— Да, что-то вроде того…

— А кто умер? Вы их знали? — Имельда прерывисто вздохнула, отпустив, наконец, дверную ручку.

— Знала одного из убитых, — как можно равнодушнее попыталась произнести, отвернувшись от мальчика и уставившись на окно с простецким витражом.

— Оу, — Митриш сделал шаг вперед, желая обнять или быть может взять за руку Имельду, чтобы выразить сочувствие, — Мне очень жаль… — но девушка отшатнулась, прикрыв глаза. Душу резанула исходящая от мальчика невесомая сила. Перед глазами запрыгали цветные точки, и Имельда предпочла сделать вид, что пошла к письменному столу.

— Все нормально, я тебя позвала не за этим, — как можно мягче начала Имельда, пытаясь сгладить свою резкость. — Я хочу, чтобы ты знал, что опасность никуда не делась. Я считаю, что тот, кто убил нашу мать, сделал это, чтобы добраться до тебя, и он снова это сделает. Он ходит вокруг нашей семьи… того, что от нее осталось… И он не успокоится, пока не найдет тебя. Тот человек, которого убили вчера… — она прочистила ком в горле, — Он не знал о тебе, но зато был хорошо знаком со мной. Поэтому, мы с тобой должны прекратить общаться даже в школе, понял?

— Но, постойте, это же…

— Митриш, все очень серьезно. Любой мой контакт с тобой может привести к тому, что этот человек выйдет на тебя.

— Но как!? — не выдержал Митриш и повысил голос. Он все же подошел к столу, который теперь разделял пространство между ними. — Мы же в самом охраняемом месте города? Сюда же не могут пройти те, кто хочет навредить жителям школы… — Митриш замолк, видя, как Имельда мотает головой. Он не понимал.

— Он очень силен. Этот человек маг-универсал. Он некромант, менталист и…. И это только те способности, что фактически уже доказаны. Ими он пользовался. И я понятия не имею, на что он способен еще. Да, школа защищена, но знаешь… — Имельда усмехнулась, — на каждое заклинание найдется контрзаклинание, а на каждую защиту своя лазейка. Нельзя быть уверенными в том, что безопасность школы абсолютна… Я в это не верю. Поэтому с этого дня мы с тобой не контактируем. Мы не должны вызывать никаких подозрений. Ты же ходишь в библиотеку за дополнительной литературой? Что-то изучаешь самостоятельно…

— Ага, — хмуро отозвался мальчик.

— Все, с этим покончено.

— В смысле!? Но это же может помочь! Если я узнаю побольше, то смогу…

— Что ты можешь? — сурово оборвала Имельда. — Ты еще ничего не можешь, Митриш. Тебе четырнадцать. Ты ребенок. А твои способности, какими бы они ни были, слишком заметны и непонятны, чтобы помочь. Они лишь привлекут внимание и не более того. Пойми, тот человек взрослый, опытный и опасный маг. Он намного сильнее меня и уж тем более тебя. Лучшая стратегия сейчас — затаиться и не высовываться. Больше мы с тобой сейчас ничего сделать не сможем.

— Но… Я…

— Все, Митриш. Пожалуйста, не спорь, — она подняла ладонь, — у меня сейчас нет сил на споры. Просто поверь мне, сейчас это лучшее решение.

— Мама тоже так говорила, — буркнул мальчишка, — И что, помогло ей это?

— Митриш… — Имельда раздосадовано мотнула головой.

— Ладно, понял, понял. Я пошел. У меня лекция еще, — не успела Имельда и слово сказать, как Митриш выскочил из кабинета, отомкнул аудиторию и ужом выскользнул в пустой холл.

Имельда, сдерживаясь, потерла лицо, стараясь, чтобы подбородок не дрожал. Она не знала, как успокоиться. К сожалению, никакие успокоительные настойки ей не помогали. После той отравы, что она принимала многие годы, все эти травки были для нее, что мертвому припарка.

В тот же день после всех своих занятий она покинула школу и вернулась в родительский дом, в котором не была с тех пор, как Теддор предложил ей работу… Вот только еще ни разу она не была здесь, когда ее обостренное чутье проснулось от многогодового сна. Ей вовсе не казалось, что это дар. Скорее, было похоже на то, что она достала из захламленного чулана старый отцовский меч. Он зарос паутиной, покрылся пылью и ржавчиной у основания, но несмотря на это он оставался острым, тяжелым, опасным оружием. В умелых руках он мог защитить своего хозяина, но сейчас «руки» Имельды нельзя было назвать умелыми и уж тем более крепкими… Ее сознание дрожало, как лист на холодном зимнем ветру, стараясь изо всех сил удержаться на ветке дерева подольше. Имельда не знала, насколько еще хватит ее выдержки, когда она сдастся на волю этому ледяному ветру…

Калитка скрипнула под ее рукой. Никто не ухаживал за домом. Снег сошел с небольшой ограды, каменную тропку по краям занесло прошлогодней травой и землей. На деревьях не спешили появляться почки. Имельда подозревала, что после всего, что произошло на территории этого дома, местный кустарник и несколько фруктовых деревьев уже и не покроются зеленью. Будет чудом, если даже трава решит подняться на поверхность.

Имельда прошла по тропке, поднялась по крыльцу, вставила ключ в замочную скважину, провернула его и открыла дверь в выпотрошенное нутро их некогда уютного дома.

Пусть она провела свое детство не здесь, но воспоминания своего юношества у нее навсегда будут ассоциироваться с этим местом и его хозяевами. С их смертью она потеряла не только любящих ее людей, но и дом, в который она может вернуться. Вряд ли она еще когда-нибудь сможет здесь жить. Да и вообще, хоть кто-нибудь… Дом умирал. Это чувствовалось в неживой атмосфере, в посеревших досках пола и стен, холодном камине. Здесь было чисто, но пусто, безжизненно. После того, как в этом доме провели долгие пытки и два ритуала забвения, пространство настолько пропиталось энергией Смерти, что даже обычные люди чувствовали себя здесь неуютно. Дому была уготована та же участь, что и тому с красной крышей, в котором Теддор Вельт пытался ее убить.

Имельда закрыла дверь, погрузив себя в тишину и мрак родных стен. По памяти она прошла вперед, не снимая обуви и своего старого плаща, что когда-то принадлежал Матильде. Она прошла гостиную насквозь: теперь она казалась слишком большой, порожней. Мебель пришлось выбросить, как и ковер, впитавшие в себя кровь, злость, страх и отчаяние. Имельда сменила лишь шторы, оставив пространство пустым. Когда она еще жила здесь после смерти родителей, ей уже не нужны были ни два мягких диванчика, ни низенький чайный столик меж ними, ни светлые портьеры на высоких окнах. Две статуэтки двух святых, в которых верил Тимор, что стояли на каминной полке, оказались разбиты. И только этому Имельда была рада. Она ненавидела Бога и всю его святую братию. Где были эти святые, когда ее близких терзали? Они ничем не помогают тем, кто действительно нуждается в помощи.

Имельда прошла сквозь полупрозрачные видения мебели дальше: коридор, просторная кухня слева, дальше по правую руку две спальни. Одна, дальняя, была Матильды и Тимора, а ближняя использовалась как библиотека, по большей части, хотя это скорее был склад рабочей макулатуры, материалов и книг. После происшествия инквизиция все конфисковала. Все труды Матильды, все рабочие документы Тимора, все, что хоть как-нибудь касалось их обоих. Сейчас только в их спальне стояла одинокая двуспальная кровать и две тумбочки. Имельда даже заходить туда не стала. Она сразу поднялась по лестнице в конце коридора на второй этаж, туда, где была ее комната и кабинет Матильды.

Пройдя мимо своей спальни, Имельда толкнула тяжелую широкую дверь в последнее пристанище Матильды. Именно здесь ее и настиг убийца, когда разобрался с Тимором. К сожалению, здесь тоже было пусто. Мебель не пережила их схватки, а все остальное слишком пропиталось кровью, чтобы пытаться это отмыть и отстирать. Пара кресел, ковры, шторы, небольшое трюмо и туалетный столик и, конечно, массивный дубовый стол, за которым Матильда смотрелась в последние годы своей жизни особенно немощной.

Имельда остановилась в дверном проеме, глядя на то место, где некогда ее мать проводила все свободное время. В последние дни она с трудом двигалась, но продолжала упорно отказываться от того, чтобы перенести ее кабинет на первый этаж.

Сейчас в кабинете не осталось ничего, но девушка видела как наяву массив лакированного дуба, искусную резьбу по краям, темно-красное сукно на столешнице. Слева аккуратными стопками высились книги, справа письменные принадлежности. Замусоленное, но такое верное и привычно лежащее в руке перо как-то неуместно смотрелось на фоне остальных предметов: черненной изысканной чернильницы, подставки под дорогую бумагу, пресс-папье… А вот в иссушенной болезнью руке Матильды оно было очень даже гармоничным. Правда, четырнадцать лет назад и рука была сильнее, и перо другим.

Имельда прошла к окну, у которого стоял стол, опустилась на пол, вытянув ноги, уложила рядом трость. В пустом пространстве ее тихие движения звучали оглушительно. Она окунулась с головой в воспоминание, которое почти уже стерлось из головы, оставив лишь какие-то смазанные мысле-образы, но ее дар смог восстановить все до ужаса четко, как только Имельда оказалась в этом доме. Старые стены все помнят. Видение сплелось в воздухе, и девушке оставалось порадоваться, что она сейчас вспомнила и увидела именно эту картину, а не то, как ее мать зверски убивают в паре метров от нее. Имельда настолько не хотела это переживать, что сумела удержать перед собой только приятную картину.

***

Матильда нашла на полке своего стеллажа во всю стену пыльный томик по растениям и прошла к столу, где за ним уже сидела девочка с угольными волосами. Только вчера им удалось окрасить их, и они еще выглядели неестественно при светлых глазах и коже девочки.

— Нашла, — улыбнулась Матильда и присела рядом на соседний стул. Она полистала пухлый небольшой том и открыла нужную ей страницу. — Вот, смотри. — Она показала ей цветную иллюстрацию, нарисованную чьей-то умелой рукой. Там был изображен цветок, каких девочка еще никогда не видела. А Матильда меж тем начала рассказывать. — Очень далеко на севере есть редкое растение. Мельдус три-цвет. Он может жить в вечной мерзлоте очень-очень долго, находясь в спячке. Но когда мороз немного ослабевает и приходит время цветения, то он распускается удивительными синими цветами. Но они не обычные, а состоят из трех частей. Видишь, вот здесь, — она указала на нижние мясистые лепестки, которые скорее выглядели как камень, из которого и высекли эти листья, — в первый месяц местной зимы распускается внешний бутон, потом срединный, а в конце, самая прекрасная сердцевина… Переливающаяся всеми оттенками синего цвета, — она провела пальцем по рисунку, задумчиво улыбаясь, и глянула на девочку. — Этот цветок можно назвать волшебным. Удивительное создание природы. Мне удалось увидеть его лишь однажды в коллекции одного человека, что помешан на редких растениях. Ему дорогого стоило, чтобы воссоздать нужную атмосферу для этого цветка. — она вздохнула и вынырнула из воспоминаний, — Я думаю, что если и выбирать тебе новое имя, то с интересной историей, а? Как думаешь? Это будет нашей с тобой маленькой тайной, — Матильда подмигнула девочке, что за весь ее монолог ни проронила ни слова. Она лишь смотрела и слушала. Матильда переживала, конечно, что девочка от всех потрясений, что она пережила, не сможет адаптироваться к новой жизни, но все же в ее глазах некромантка видела интерес. Девочка не была безучастной, просто ее эмоции были еще слегка «подмороженными», ей требовалось время на то, чтобы оттаять. — Как тебе имя Имельда?

Девочка приблизилась к книге, провела по ней ладонью, спрятанной в ткань перчатки. Рисунок ей нравился, как и история. Эта история лучше, чем та, что приключилась с ней. И такая ассоциация с морозом и холодом ей нравилась больше.

Имельда кивнула, взглянула на Матильду и сдержанно улыбнулась.

***

Имельда сидела так до тех пор, пока мышцы не затекли. Вынырнув из омута воспоминаний, она потерла лицо, чувствуя опустошение с новой силой. Она так хотела бы, чтобы у нее не было этого дара, чтобы не видеть, не чувствовать, не вспоминать. Но природа отняла у нее эту возможность. Она завидовала простым людям, чье горе спустя время притуплялось, эмоции утихали. От боли утраты невозможно полностью избавиться, но с ней можно жить и с годами она уходит на задний план, вытесняемая насущными проблемами. У Имельды же не было такой роскоши. Каждый раз она видела и переживала все заново, особенно когда ее называли по имени.

Она пришла сюда с надеждой, что это поможет проститься. Многие так поступали, чтобы отпустить уже наконец прошлое и это работало. Имельде это не помогло. За добрым воспоминанием пришли те, которых она видеть не хотела: мамина болезнь, ссоры с Тимором, их смерть и ничего о Митрише. Матильда о нем не говорила с Тимором и тем более не приводила его в этот дом. Имельда впустую разбередила свою душу, подняв муть жутких воспоминаний из омута памяти. Она бы и рада была их забыть, но не могла.

Кусая губы, Имельда смотрела вперед. Через несколько широких библиотечных столов от нее сидел Итан. Он что-то читал и бормотал, хмуро глядя в книгу. Еще одно живое напоминание о том, что она потеряла.

Она перевела взгляд на книгу. Дурацкая научная работа… Для кого она? Для чего? Зачем она это все делает? Ответа так и не нашлось. Вместо этого она лишь снова окунулась в одно воспоминание, когда невольно услышала разговор одногруппников. Она все чаще уплывала сознанием куда-то далеко, переставая контролировать реальность.

***

Длинный шест стучал громко и звонко, когда Имельда с силой наносила удар на укрепленный деревянный тренажер. Волосы выбились из косы, облепили взмокшее лицо, в кожаных перчатках было не очень удобно, но она привыкла.

Свободная темная рубаха с длинными рукавами выбилась из-за пояса, что держал в тон рубахи тренировочные штаны, обмотанные до колен истасканными тряпочными лотами.

Вокруг по тренировочной площадке занимались остальные, работая в парах. В их группе к последнему году обучения осталось нечетное количество учеников. И всегда на тренировках по очереди кто-то оставался работать на тренажере. Сегодня выпала очередь Имельды, и она яростно выплескивала эмоции на деревянном истукане, отрабатывая сражение шестом.

За ее спиной, на расстоянии, когда еще можно услышать слова, тренировались Итан со своим приятелем, думая, что звуки тренировки все заглушают. Вот только Имельда все же слышала этот разговор и оттого удары становились лишь яростнее. Роза то и дело кидала на нее взгляды с другого конца площадки.

— Во дает, — пыхтел Айден, уворачиваясь от крепких кулаков Итана.

— Опять с Рози поссорились, — пропыхтел он, ныряя под руку одногруппника.

— Что-то они последнее время как кошка с собакой, — ответил Айден, — Все тебя делят, — усмехнулся. Раздались звуки обидных, но легких оплеух.

— Не отвлекайся.

Раздался треск, треть сломанного шеста отскочила от тренажера и шлепнулась в песок.

***

Имельда сморгнула воспоминания, насильно вытягивая себя из задумчивости, и уставилась на внезапно приблизившегося Итана. Она упустила тот момент, когда мужчина встал из-за своего стола и пересел к девушке. Он сидел и спокойно смотрел на нее.

— Вы так сильно о чем-то задумались, глядя на меня.

— Вы что-то хотели?

Мужчина пожал плечами и поджал губы.

— Как я понял, мы дружили когда-то?

Имельда посмотрела на свои перепачканные пальцы.

— Да. Когда-то.

— Вы обрадовались в первый миг, когда увидели меня. Тогда. Еще на неделе поступлений. Не хотел вас огорчать.

— В том нет вашей вины, — натянуто дернула уголками губ. — Имельда старалась не смотреть на мужчину прямо, чтобы не улавливать так отчетливо его мысли. Но в голову то и дело проскальзывали обрывки каких-то фраз и образов. Это мешало. — Что бы нас ни связывало, все в прошлом, — произнесла она, уверенно откладывая перо в сторону.

Она видела Итана, но он то и дело перемежался с другим мужчиной. Это видение сменяло Итана в реальности, стоило чуть отвести взгляд. Прямоугольной формы лицо, остро очерченные скулы и крепкие угловатые челюсти. Мужчина был в годах: тронутые солью темные короткие волосы, глубоко посаженые очень выразительные голубые глаза. Этот взгляд накладывался на взгляд Итана, что создавало причудливый образ некой чужеродности в этом человеке.

Она увидела ночной переулок заброшенного небольшого городка. Развалины. Дождь… Этот мужчина яростно сражался, озаряя светом самые дальние углы и стены вспышками боевых заклинаний.

— Полард! — женский голос.

Имельда прижала пальцы к виску, сморщившись. Боль пронзила голову.

— Устали?

— Немного. Можно поинтересоваться, как вы потеряли память?

Мужчина усмехнулся.

— Не очень приятная история, которую я с трудом припоминаю.

— А вы вообще что-либо помните из прошлой жизни?

Мужчина задумался, помотал головой.

— До того происшествия только самые поздние события. Урывками как-то… А ранние, — он махнул рукой, — Темнота.

— Сочувствую.

— Да, — задумчиво протянул и облокотился на подлокотник стула. — Если мы с вами были друзьями, я действительно многое потерял.

— Были, Маэстро Клевенски, были.

Имельда стала натягивать перчатки.

— Зачем они вам? — он взглядом указал на предмет гардероба.

Имельда скупо улыбнулась.

— Попробуйте вспомнить, — мужчина тоже улыбнулся, принимая эту игру. Сложно сказать, настоящая ли была улыбка. — А как погибла Розалинд, вы помните?

Итан не успел ответить. В их разговор вмещалось новое действующее лицо.

— Добрый день, Маэстро. Маэстро, — пришедший мужчина склонил в приветственном кивке голову по очереди к каждому. Он был одет в сочное одеяние из зеленого сукна, расшитое яркими бутонами цветов из светло-зеленых и желтых оттенков. В правой руке он держал небольшую корзинку, накрытую белой хлопковой салфеткой и квадратный плоский сверток. Левая была на перевязи. Имельда нахмурила брови в попытках вспомнить имя этого человека.

— Господин Эстрич? — не до конца уверенная удивилась.

— О, дорогая, не стоит, — он панибратски отмахнулся от такого обращения, — Для вас просто Эсмер.

Имельда не стала никак реагировать на «дорогую» при том, что они едва были знакомы.

— Как вас пустили? — встрял Итан, поднимаясь. — Кто вы такой?

— Прошу простить, не представился, — он протянул руку. — Эсмер Эстрич. Художник, — Итан скептично оглядел протянутую руку, но все же пожал ее. Вот только художник вместо того, чтобы пожать и тут же ее отпустить, продолжил удерживать руку Итана, улыбаясь открыто и по-приятельски, — Вы позволите украсть вашу собеседницу ненадолго? Я через многое прошел, чтобы здесь оказаться.

Имельду никто не спрашивал.

— Да разве я ее удерживаю, — столь же любезно улыбнулся Итан, взгляд которого был прямо противоположно холоден.

Имельда посетовала про себя на то, что Эстрич появился весьма некстати. И вообще, это был последний в мире человек, которого она ожидала увидеть, когда услышала шаги позади себя.

Имельда распрощалась с Итаном, забрала свои наработки и сдала талмуд Зошу. В голове пролетела мысль о том, что главного библиотекаря она не видела с самого собрания в начале года… За него вечно работал Зош.

Маэстро Пешет и господин Эстрич вышли из читального зала и направились по коридору прогулочным шагом. Мимо изредка сновали студиозы.

— Так откуда вы здесь? Что же за дело привело вас в школу магии? К нам редко пускают обычных людей.

«Да…совсем не пускают». Мужчина пропустил мимо ушей это уточнение про «обычного».

— Пришёл к вам.

— Ко мне? — Имельда искренне изумилась.

— Да. Отчего это вас так удивляет? Кажется, я ясно дал понять на благотворительном вечере, что вы мне понравились. Могу прояснить это ещё раз, — он говорил легко, улыбаясь, довольствуясь своим положением, но, не кичась им. Имельда не нашлась, что сказать, засмущавшись. Еще никогда и никто ей не говорил так прямо и честно о своей симпатии. А лучше бы говорил… Имельда отогнала образ Мару и несбыточные мечтания. — Вообще-то я хотел передать вам это, — они остановились, и Эстрич протянул плоский квадратный бумажный свёрток. Имельда приняла его и тут же поняла, что это картина. Она увидела, как Эстрич рисует ее, подписывает, заворачивает… — И это, — следом он протянул корзинку, что держал все это время на сгибе локтя. От неё тянуло сладкой выпечкой.

— А… Э… Я… — Имельда растерялась. Она очень редко получала подарки. К тому же в руках у нее была стопка бумаг, и куча вещей не добавляла уверенности в себе. Художника же это, казалось, никак не трогало. — Не знаю, что сказать. Господин Эстрич, это…

— Просто Эстрич. Раз уж вы не хотите звать меня Эсмером, — девушка взяла себя в руки, глубоко вздохнула.

— Спасибо, Эстрич, — она искренне улыбнулась. — Это очень неожиданно. Вы просто выбили меня из колеи, — они продолжили свою неспешную прогулку по коридорам с высокими сводами.

— Я заметил, — он улыбнулся, сделал паузу, а потом торопливо, рассуждая, добавил:

— Но мне нравится ваша реакция. Вы изумительно искренне смущаетесь, хотелось бы мне изобразить ваш портрет… — мужчина все более задумчиво произносил слова, в конце концов, и вовсе замолчал, внимательно разглядывая девушку.

Имельда, чтобы заполнить тишину, перевела тему:

— Вы тоже, я смотрю, пострадали при взрыве. Очень странно. Я думала, вы покинули вечер гораздо раньше. Я вас не видела после нашего разговора.

— О, нет, нет, я был там все время. Да, вот зацепило. Был слишком близко к эпицентру взрыва.

— Не повезло… Сочувствую.

— О, ничего страшного. Напротив, я везунчик. Не повезло тем, кто лишился конечности или жизни. А я отделался довольно легко. Сотрясение, оглох на время, сломал запястье и сменил прическу, — он растрепал свои короткие волосы, — И руку сломал даже не рабочую! Отлежался недельку и снова в строю! — он счастливо с облегчением улыбнулся, говоря и дернул перевязанной рукой. Правая сторона головы и ухо были в свежих шрамах, но со временем они станут не такими заметными. Имельда поняла, что над ним хорошо поработали врачи. Быть придворным художником не так уж и плохо… Открываются многие двери. Как, например, в школу….

— Странно, что я вас не увидела после… Я была там. Помогала пострадавшим.

— Я знаю. Но мне помог ваш друг. Интересная личность. Такой странный и немного нелюдимый.

— Мы не друзья, — с толикой тоски проговорила Имельда.

— Вот как? Мне показалось, наоборот… В общем, он пришел мне на помощь. Вытащил из-под обломков, помог дойти до подвозки. Меня очень быстро доставили в больницу благодаря ему.

— Да… Мару молодец.

— Так его зовут Мару? Теперь я знаю имя своего спасителя. Кажется, ватонец? Или сканди? Не было возможности получше разглядеть. Я все же склоняюсь, что он сканди.

— Я не знаю, — разочарованно проговорила девушка. Она действительно почти ничего не знала о том, кто ей так много помогал. И выходило так, что первый встречный оказался более осведомленным о Мару, чем она сама — та, что знала его уже без малого полгода. Стало стыдно, хотя, по сути, было и не за что. Он ведь не стремился познакомиться ближе…

— Похож, похож. Я думал, сначала, ватонец, но уж слишком темный он. У тамошних представителей светлее волосы и глаза уже. Все-таки, полагаю, сканди. А ведь я думал, что их перебили.

— Что? — Имельда так резко обернула голову, что волосы взметнулись. Мужчина глазами отметил это, любуясь.

— Перебили, — спокойно повторил он, продолжая удерживать на лице полуулыбку. Менторским тоном он продолжил. — Лет двадцать пять назад… или… Нет, еще раньше, кажется. Не берусь утверждать, подзабыл даты. В общем, у нас с Чаткой был короткий военный конфликт из-за добычи драгоценных камней, а племена сканди были на пути. Жили в горах той местности, не подозревая, что сидят на кладези. В общем, непредвиденные жертвы. И вот я встречаю воина сканди прямо здесь. Не думал, что кто-то выжил. И что я встречусь с их представителем лично…

— Ужасно… — девушка сглотнула вязкую слюну. Сама Имельда была слишком маленькой, чтобы знать подробности, но в целом с историей она дружила и помнила о той кампании по рассказам родителей и урокам в школе.

— Да. Неприятная ситуация. Я хотел вас пригласить на свою выставку.

— Что?

Разговор так резко перешёл на другую тему, что Имельда не сразу сообразила, о чем он говорит.

— На выставку. Пригласить вас хотел, — он улыбнулся и протянул конверт из крепкой плотной бумаги темно-синего цвета. — Но не в Геновере. Здесь моя выставка завершилась несколько раньше, чем я планировал, — он указал на свою руку и лицо. — Сегодня я уезжаю. У меня смешались все планы. Я задумывал посетить ещё несколько крупных городов, но в конце концов, отбываю в столицу. И хотел бы увидеть вас там.

— Меня в столице?!

— Да.

— Но у меня же работа. Я не могу.

— О, дорогая Имельда, я уверен, что грядущие праздники дадут вам возможность отдохнуть и уехать из города.

— Но…

— Как раз моя выставка продлится без малого месяц. Вы точно успеете добраться до Ваалара и увидеть мои работы.

— Я подумаю над вашим предложением. Не могу что-то обещать, извините.

— Ничего. Я все равно буду надеяться на ваше появление. Я был бы счастлив увидеть вас там. Смог бы познакомить вас со многими влиятельными людьми. В том числе и с очень толковыми некромантами, — он гордо поднял указательный палец, акцентируя внимание на этом факте.

Имельда покусала губы, размышляя. Предложение было действительно заманчивое. В столице она была всего один раз проездом и то давно, и познакомиться с другими влиятельными и талантливыми некромантами была бы не против. Но пока не решится ее очевидная проблема, она не сдвинется за ворота школы и на метр.

Кстати, о проблеме… Удивительно, но от господина Эстрича не тянуло ничем, кроме парфюма. Это было странно. Обычно она всегда улавливала хоть что-то от любого из людей неважно, будь то маг или обычный человек. И вот она встречает второго мужчину, от которого не веет ничем, словно он крепко запертая дверь. Это было очень любопытно. Девушка попыталась вспомнить бал. А там она ощутила что-нибудь, когда он трогал ее за руку? Вроде нет… Тогда еще действовало зелье.

— Ваше предложение очень заманчивое. Если сумею закончить свои дела, непременно постараюсь приехать. Спасибо, что зашли.

— Не за что. Быть может, вы оставите свои вещи в кабинете, и мы прогуляемся? У вашей школы чудесный сад.

— Он же еще даже не распустился.

— И что? Неужели природа прекрасна только когда на дворе лето? Зимние пейзажи тоже очень живописны. Главное уметь замечать эту красоту, — мужчина с видом знатока продолжал разглагольствовать на тему красоты зимы и зимнего леса. У Имельды же неприятно сводило зубы, когда у нее перед глазами вставал вид заснеженных холмов и деревьев.

За светской беседой они добрались до аудитории, девушка сгрузила документы и свои подарки на стол, и они отправились на улицу. Был чудесный солнечный день. Снег мокрым покровом блестел от полуденного света, заставляя щуриться. Было прохладно и свежо. Снег на лужайках еще не сошел до конца, зеленая трава еще не начала расти, виднелась лишь мокрая прошлогодняя серо-коричневая щетина некогда изумрудного газона. Зима передавала бразды правления своей сестре, отправляясь на покой.

Эстрич пестрым цветным пятном выделялся на фоне довольно скудной на краски обстановки. Вообще его гардероб и на балу отличался по цветовому тону. Видимо в столице сейчас был в моде именно зеленый и его оттенки, которые разбавлялись отлично оттеняющими его цветами. Вот в Геновере нынче в моде был коричневый и оранжевый с переливами от светлого до темного. А в прошлом году был синий… Каждый год модники ставили свои только им понятные цветовые табу и законы. Сливки общества с удовольствием принимались менять свой гардероб, а зажиточный народ подхватывал, стараясь не отставать. Совсем простому люду — беднякам и работягам — в принципе, было все равно. Носили, что имели, или донашивали из того, что удавалось раздобыть в комиссионных лавочках и на свалках.

Имельда теребила свои рукава, размышляя о такой нетривиальной теме, как одежда. Она никогда особо не следила за модой, но обновляя гардероб после рабочих вылазок, невольно получалось подстраиваться под ритм города. Девушка привычно щеголяла в своих свободных брюках, накинутой длиннополой рубахе со свободными рукавами, подпоясанной широким тканевым поясом и в плаще без рукавов. Холодно ей никогда не было.

Собеседники неспешно прогуливались. Эстрич рассказывал истории из своей дворцовой жизни. Имельда лишь удивлялась, довольно искренне смеялась и где надо вставляла свое короткое слово для поддержания беседы. Она в основном слушала, ведь ей рассказать особо было нечего. Пожалуй, история о похищении Веи была в какой-то мере интересной, но рассказывать ее девушка точно не собиралась. В основном, все ее истории были либо рабочими, либо плохо заканчивались. Это она и поведала Эстричу на вопрос о том, что интересного происходило в ее жизни.

— Ни за что не поверю, что у некромантки с вашим опытом нечего рассказать.

Имельда, извиняясь, улыбнулась, пожав плечом.

— Мне кажется, вам будет это не интересно. Что может быть привлекательного в том, что ты верхом на коне добираешься до места вызова, потом пытаешься выклянчить у местных жителей крупицы информации, потом еще столько же времени пытаешь вычленить нужную из той лавины, которая обрушивается на тебя, когда они разговорятся? Все это нудно.

— Но потом-то начинается дело, — с воодушевлением произнес художник, видимо начитавшись романов о приключениях некромантов. Или наслушавшись легенд.

— Увы, Эстрич. Интересная работа попадается редко. В основном это упыри, мелкая нежить, которые появляются из-за того, что кто-то кого-то пришиб по недомыслию или нарочно, но захотел спрятать свое преступление. Никто не знает, как правильно хоронить трупы. Вот и получается, что они прячут тела по околицам, в подвалах, отвозят в леса да в болота. А там уже темная природа берет свое и получается то, что получается. Уверяю, нет ничего романтического в упокоении заложного покойника или в ловле упыря. Особенно на болотах. Когда тебе приходится в потемках прыгать и скакать по кочкам в попытках либо убежать от упыря, либо догнать его. Или того хуже, по пояс в трясине тащить на себе убитого, чтобы достойно предать земле. Бросать тела нам запрещено.

— Почему?

— Спросите инквизицию, — пожала плечами девушка. — С научной стороны, после обезвреживания нежить становится не совсем обычным, но разлагающимся трупом. И оставить его там, где ты его упокоил, можно. Просто закопай и дело с концом. Но церковь стоит на своем, что каждая душа имеет право на то, чтобы плоть ее была достойно передана родственникам и земле, дабы с чистой совестью попасть на небеса. — Эстрич скептично глядел на некромантку. — Вот и я о том же. Духовный бред, но так повелось и кто я такая, чтобы идти против церкви.

— Вы удивительная девушка, Имельда.

— Прошу, называйте меня Пешет. Не люблю, когда зовут меня Имельдой.

— Отчего? Прекрасное имя.

Девушка поморщилась и тоскливо вздохнула. Хоть общество художника и не тяготило, с ним было легко и просто вести разговор, но разум пересиливал, и Имельда держала язык за зубами, не вдаваясь в личные переживания очень глубоко.

Она задумалась, отчего Абрахан так невзлюбил этого мужчину, почему так отзывался? Что он знает о нем такого? И почему «интуиция» Имельды молчит?

— Неприятные воспоминания.

— Ох, прошу простить, — Эстрич даже склонил голову в знак извинений.

— Ничего. Вы ведь не знали.

— Пешет… Пешет… — мужчина вдруг стал очень задумчив, перекатывая ее фамилию на языке. — Знакомая фамилия.

— Знакомая? — Имельда недоверчиво улыбнулась.

— Да, где-то уже встречал. Не ваша ли мать Матильда Пешет? — лицо Имельды вытянулось. Откуда столичный художник может знать некромантку из Генновера? — Помните, я вам говорил, что знаю толковых некромантов? — Девушка кивнула. — Так вот, они не очень часто, но положительно отзывались о ней. Говорили, что она своего рода гений для женщины в такой трудной профессии. — Имельда поджала губы. «Для женщины». Видимо, стереотипы выветрятся еще не скоро из голов особо высшей категории людей. — Да, очень интересное стечение жизненных рек. Не думал, что когда-либо встречу родственницу той, о ком столько рассказов слышал. Хотя, я полагал, что у нее сын, а не дочь.

Девушка нахмурилась. Как он мог такое полагать? С чего вообще он мог такое думать? Она сдержала себя от секундного порыва прижать этого художника.

— Почему? — непринужденно продолжила шагать девушка.

Эстрич пожал плечами.

— Знакомые так рьяно отзывались о ее способном отпрыске, что мне и мысли не пришло в голову, что это девушка. А пол не называли. Да и имен тоже. Простые слухи в сплетнях… Что может дойти до столицы из уст в уста?

Девушка хмыкнула, но все равно прежняя расслабленность улетучилась. Кто-то ищет сына Матильды Пешет. Именно сына. Ведь при живой-то дочери за столько лет слухи могли сформироваться и более правдоподобные. Но настолько ошибиться… Это очень нехарактерно для слухов.

Сославшись на большое количество дел, Имельда постаралась как можно теплее расстаться с художником, чтобы не обидеть и, не дай Бог, чтобы он ничего не заподозрил. Поблагодарив за подарок и угощение, девушка вернулась в школу, а Эстрич покинул территорию школы.

Глава 5

После незапланированного общения с двумя такими разными людьми, в душе Имельды царил раздрай. Концентрироваться на преподавании было весьма трудно. Мысли скакали туда-сюда. Она пыталась сконцентрироваться на теме поглощения энергии смерти, но то и дело задумывалась,останавливалась, мысли съезжали на обдумывание проблем. К концу последнего учебного часа голова напоминала кочан капусты, который с аппетитом пожирали упитанные мысли-гусеницы.

Девушка решила отвлечься работой, сидя в кабинете. Она засела за анализ информации из одного из многих старых учебников, уминая попутно пышную сдобу, добро усыпанную сахарной пудрой. Отвлечься удалось настолько, что, когда Имельда со стоном выпрямилась, чтобы размять затекшую спину и шею, поняла, что за окном уже ночь. Изрядно утомившись от чтения зубодробительной научной литературы и писанины, она решила, что на сегодня с нее хватит и надо дать себе наконец-то отдохнуть. Погасив огне-камни, закрыла кабинет и аудиторию. Она спокойно направилась к себе, вновь вернувшись мыслями к дневным диалогам.

Луна только начала свой новый вечный цикл перерождения. Света месяца не хватало, чтобы осветить ночной город, и в здании было темно. Но девушку это не беспокоило: темнота все равно была не кромешная, а местность ей была знакома достаточно, чтобы не натыкаться на стены и косяки. В тишине были слышны только мягкие шаги ног в лотах и глухой деревянный стук трости о каменный пол. Таиться было не от кого, но Имельда остановилась, прислушиваясь. Казалось, что рядом кто-то есть. Странное ощущение, учитывая, что на данный момент она могла ощущать в общем всех обитателей школы разом и привыкла к ним. А здесь было нечто чужеродное, новое… Острое и опасное.

Сердце забилось.

«Митриш».

Имельда заторопилась, стук трости о камень стал громче. Она подкинула ее в воздух и перехватила по середине. Идти стало немного сложнее, но зато стало тише. Она торопилась. Тревога усиливалась. Имельда побежала, хромая, выхватив кинжал из ножен.

Неожиданно воздух задрожал и стекла затрепетали тихим звоном. Где-то далеко раздался взрыв. На территории школы, но не рядом с корпусами. Имельда сначала остановилась, затаившись, чуть ли не принюхиваясь, а потом рванула что есть мочи и чуть не собрала кости на главной лестнице, когда в нее со всего размаху врезался какой-то мужчина. Молча, он наставил на неожиданно появившуюся фигуру руку, собираясь метнуть быстрое заклинание в противника.

— Это я! — Имельда неловко поднялась на ноги.

— Пешет? — недоверчиво произнес Боилд. В темноте он не разглядел черт лица. — Какого черта ты здесь делаешь!?

— Работала! Не все ли равно!? Бежим, — она ринулась вниз по лестнице. Вылетела на улицу, за ней по пятам следовал Боилд. Они осмотрелись. Горел склад в южном углу территории. Там хранилась различная провизия и утварь. Что-то хлопнуло в горящем здании. Там было много горючих веществ, недаром так полыхало. Зарево освещало всю округу, отражаясь в обеспокоенных глазах девушки. Казалось, сами глаза горели нездоровым огнем. В зрачках появился отблеск, какой бывает у зверей, когда глазами они ловят неожиданный свет.

— Вот это да… Дерьмо! — выругался Маэстро, почесав макушку. Из общежитий вывалили ученики, к Пешет и Боилду присоединились менее резвые Маэстро. Заспанные и в своих ночных сорочках они выглядели совсем по-домашнему. Боилд тоже был только в длинной свободной тунике и штанах.

— Что случилось?

— Как такое произошло?

— Какого хрена?

Даже Маэстро не знали, за что хвататься и что делать. Они ошарашено пялились на горящее вдалеке длинное здание. На крыльце появился директор. В отличие от всех, он был одет в парадную одежду. Разве что без верхнего покрова.

Перед ним, сетуя на ужасное событие, расступались Маэстро. Он же, молча, прошествовал вперед, спустился по главному крыльцу, все всматриваясь в горящий вдалеке склад. Спасать содержимое было поздно… Он обернулся к коллегам.

— Верните учеников в их комнаты. Арлон… Где Арлон!? И Санти? — директор пробежался по толпе взглядом. Из нее стал пробираться Маэстро, смутно знакомый Имельде. Кажется, он присутствовал на ее допросе после происшествия с упырями. Некромантом он не был. Насколько поняла Имельда впоследствии, Арлон заведовал корпусом ведьмачества. — Где Санти? Велекий, найди мне его! Нужно потушить пожар! Мне понадобится его помощь.

Вечный помощник директора, высокий как жердь, торопливо убежал внутрь школы в поисках некоего Санти. Имельда не знала, кто это, но по мыслям директора быстро выяснила, что этот мужчина заведовал корпусом стихийной магии. Да, логично было, позвать его.

Имельда, молча, никого не спрашивая, направилась в сторону общежитий под предлогом того, чтобы вернуть учеников в комнаты. Ей нужно было убедиться, что с Митришем все в порядке. За ней увязался Боилд и еще несколько Маэстро. Студиозы переживали, любопытно глазели, переговаривались. Волнение витало в воздухе, его концентрация была такой большой, что можно было схватить рукой.

Направляя детей обратно в общежития, девушка выглядывала в толпе брата. Митриш по особому «пах», источал уникальный магический фон. Имельде не составило труда найти его. В серо-пестром мареве толпившихся студиозов, Митриш светился яркой звездочкой. Она добралась до мальчишки, который стоял с краю. Он тоже ждал Имельду.

— Как ты? Все в порядке? — она встала рядом, указывая детям направление, поторапливая.

— Да, напугался немного, но все нормально.

— Ты ничего не слышал? В общежитии все было тихо? Спокойно? Никого постороннего не видел? — мальчик качнул отрицательно головой. Имельда не ответила, продолжая следить за тем, чтобы дети заходили, не толпились и не толкались. Если все в порядке с Митришем, он цел и невредим, то почему чувство тревоги не уходило? — Иди к себе, — коротко сказала девушка, все-таки решившись коснуться парня рукой. Она почувствовала, как ее душу опалило жаром. Словно прыгнул над костром. Но она не подала виду, проводила взглядом мальчишку, и уставилась на темный корпус школы. Все Маэстро разделились: одни ушли к горящему складу, тушить и разбираться в причинах взрыва, вторые ушли успокаивать и проверять студиозов. Школа пустовала. Темнота накрыла главный корпус…

Девушка всматривалась в темные провалы окон, переходя взглядом от одного к другому, механически подталкивая руками детей. Остановила взгляд на одном из этажей. Провал стрельчатого окна был таким же черным, как и все остальные. Вот только Имельда нутром чуяла — там кто-то был. Стоял и смотрел на толпу. Это был чужак. Того, кого она почувствовала еще когда шла по коридорам школы. Она, не отрывая взгляд от окна, направилась мимо учеников.

— Закончите тут без меня? — задумчиво обратилась она к Ремолусу, не глядя на того. Она продолжала смотреть на окно. Чужак скрылся в глубине третьего этажа. Имельда сжала недовольно зубы и поспешила вернуться в школу.

— Эй, а ты куда? Что случилось? — Боилд проследил за девушкой, крутясь на месте. Он нахмурился, заподозрив что-то, но бросать студиозов все же не стал, только недовольно поджал губы.

Имельда почти бежала. Она влетела, запыхавшись, в холл, тут же почуяла неладное. Присутствие чужих людей ощущалось уже куда более явно, чем раньше. Она видела, как совсем недавно они прошли по коридорам смазанными тенями.

— Третий, да, точно, — прошептала сама себе, убирая с взмокшего лба пряди прилипших волос и кинулась наверх. С каждым этажом она все больше чувствовала запах вспотевших мужчин, их волнение было профессиональным. Сердца гоняли порцию адреналина по венам, но они делали то, зачем пришли, слаженно, по четкому плану.

«Их трое. Нет, четверо. Или трое? Все же четверо. Маг один? Или… Черт! Все-таки двое. Два мага. Два человека».

Имельда чуяла кровь. Они хотели убить? Или уже убили? Может она чует кровь потому, что они убийцы? Проклятые видения и ощущения были такими не точными! Она ужасно волновалась!

Имельда достигла третьего этажа и замерла рядом с лестницей. Дыхание стало тяжелым, руки вспотели, но хорошо, что она была в перчатках — гладкое дерево трости не скользило во влажной руке. Девушка сглотнула и выровняла дыхание парой тройкой глубоких вздохов. Прислушалась, прикрыла глаза, почувствовала, услышала на грани…

Имельда рванула вперед по коридору. Мимо аудиторий и чужих комнат, мимо лабораторий и апартаментов. Здесь жили большинство Маэстро, комнаты здесь были хорошими. Примерно такие же, как у Боилда, только чуть скромнее обставлены. Имельда рывком открыла дверь, ведущую в спальное крыло, и тут же завалилась назад, проехавшись ногой по разлитой жидкости на полу и потерявши равновесие. Над головой просвистел тонкий небольшой обоюдоострый метательный кинжал, врезался в стену и зазвенел по полу. Как она его не почувствовала? Слишком торопилась?

В уши ворвались звуки боя и вспышки заклинаний. Девушка поскользнулась на чем-то жидком и свалилась в эту лужу. Через мгновенье стало ясно, что это кровь, натекшая из перерезанного горла. Мужчина валялся прямо у двери. Это был чужак. Он был одет в темные узкие одежды, что не стесняли бы движений. В другом конце спального крыла шла настоящая бойня. Двое магов (все-таки двое!) наступали на Итана и его невесту. В потемках было трудно разглядеть двигающихся людей. Итан что-то раненым зверем рычал и ругался, но отбивался от нападок профи.

Третий — обычный человек — уже бежал в сторону Имельды. Это он заметил ее появление и метнул кинжал, чтобы устранить свидетеля, и он решительно был настроен закончить начатое.

Имельда рывком поднялась. В нее полетел еще один узкий метательный кинжал. Она взмахнула руками, словно смахивая огромную паутину со своего пути, но тут же удивленно вскинула брови, когда оружие почти не поменяло свою траекторию, хотя по всем правилам должен был. Ведь она потоком сырой энергии сместила часть пространства. Ничто не смогло бы сопротивляться…. Но, увы, кинжал сместился лишь на крошечное расстояние и вонзился в плечо, заново опрокидывая девушку на спину в лужу крови. Когда падала, краем глаза заметила, что от драки между магами занялась пламенем штора в зале. На фоне всего происходящего возникла мысль, почему не сработала ее манипуляция с пространством… Но хорошенько обдумать ее не было возможности. К ней подскочил мужчина, замахиваясь укороченным легким клинком. Имельда оттолкнулась от трупа, отъезжая по скользкому от крови полу назад в коридор. Клинок высек искры из камня, но мужчина не растерялся и кинулся за Имельдой.

Четверо магов продолжали сражаться в дальней части крыла, не обращая внимания на потасовку у входа. Имельда кувыркнулась назад и, не успев вытащить лезвие из плеча, отбила очередной выпад противника своим кинжалом в руке. Надо сказать, ритуальное оружие против клинка — не самое действенное средство. Но и то было лучше, ведь против этого противника чары девушки не действовали. Имельда поняла это сразу, как только попыталась швырнуть в нападающего мужчину сгустком плотной энергии. На выходе должна была получиться дыра в груди убийцы, но в итоге энергия упруго отскочила от мужчины, как камень от стенки, и вылетела через окно, разбив его.

С кинжалом в плече сражаться было очень неудобно, мужчина превосходил девушку в весе и росте. И хоть ей и удалось выбить клинок из его крепкой хватки, юрко поднырнув под руку в очередном его выпаде, уже через минуту она валялась в каком-то хитром захвате. Мужчина выламывал ей раненую руку, обхватив ногами плечо и придавив ее к полу. Имельда рычала и дергалась, но скинуть с себя этого противника никак не получалось. Будь у нее в руках сила ее чар, она бы отшвырнула его от себя на раз, но клятый убийца был чем-то защищен.

Он душил ее, продолжая выламывать всю левую конечность. Девушка чувствовала, как мужчина ясно осознает то, что убивает мага. Он, человек, чувствовал свое превосходство над ней, от него веяло ненавистью, хотя он и пришел с двумя магами, но они не были ему друзьями. Они были лишь коллегами, наемниками. И они пришли за Полардом и Тавией. За теми двумя, что сейчас сражались в спальном крыле.

Имельда увидела все это за секунду. Осознание того, что за личиной ее старого друга кроется какой-то чужак и лжец, яростью вскипело в груди. Она зарычала, заорала и выдернула свободной рукой из своего плеча кинжал. С силой, жестко она быстро несколько раз воткнула острый нож мужчине в бедро туда, где проходила крупная артерия. Он вскрикнул, хватка ослабла. Имельда вывернулась, отскочила в сторону, чуть не завалившись. Горло саднило, разрывалось от боли поврежденное плечо. Еще бы чуть-чуть и он бы вывихнул его полностью.

Мужчина тоже попытался встать, выпрямиться, но не сделал и пары шагов, рухнул без сил, схватившись за ногу в месте ранения. Кровь била упругими толчками, утекая сквозь пальцы и забирая с собой жизнь. Имельда смотрела на это, приходя в себя. Она не стремилась ему помогать. А когда мужчина избавился от первого шока и попытался ремнем перетянуть несколько колотых ран, подошла и врезала ему ногой по голове. Он рухнул на пол и замер без сознания, в которое, скорее всего, уже и не вернется. Без помощи от своих коллег, мужчина умрет быстрее, чем придет в себя.

Сзади раздались быстрые шаги. Имельда развернулась, направляя на новое лицо кинжал. Она готова была пропустить сквозь него столько энергии, что кончик ритуального оружия засветился оранжевым огоньком. Теперь была очередь Ремолуса орать на девушку в попытке остановить. Имельда опустила кинжал, держа раненую руку согнутой в локте и прижатой к плечу.

— Что происходит!?

— Не знаю, — она развернулась и быстро вошла в спальное крыло. Боилд кинулся за ней, обойдя стороной мужчину без сознания. Маги все еще сражались, и пришлые давили тех, кто спрятался за ликом Итана и его невесты. Они явно устали, на одежде виднелись подпалины, на плоти — ожоги и синяки.

Не давая возможности чужакам заметить себя, Имельда, молча, прочертила в воздухе руны своим кинжалом. Светящийся в потемках раскаленный кончик оружия ловко оставлял в пространстве светящиеся узоры рун, словно в мягком сливочном масле. Начертив пару рисунков, девушка оттолкнула их от себя раскрытой ладонью в сторону противников. Заклинание призванное парализовать врагов пролетело через комнату, и было рассечено надвое острым клинком, оставившим за собой шлейф голубоватой энергии. Маги не были так просты. Застать врасплох не вышло. Имельда хотела взять их живыми, чтобы было кого допрашивать, но видимо у них на это было свое мнение.

Пришлые маги увидели, что численное превосходство теперь не на их стороне и стали отступать к окнам в дальней стене корпуса. Теперь уже трое Маэстро и невеста Лжеитана наступали на магов-наемников. В какой-то миг девушка пропустила короткий юркий светящийся шарик, что выпустил один из магов. Ее отшвырнуло и протащило по всей длине коридора спального корпуса. Она уже не поднялась, оставшись лежать без сознания, раскинув руки.

— Тавия! — Лжеитан отвлекся буквально на секунду. Но этого хватило двум профессионалам, знающим, что делать в безвыходном положении. Один из мужчин швырнул в двух Маэстро, что не стали отвлекаться на раненую, яркий шар синего света. Тот полетел в самого слабого — Имельду. Боилд оттолкнул девушку в сторону и двумя руками увел взрывное заклинание в стену. Рассеивать или поглощать такое было невероятно тяжело, скорее даже бессмысленно тому, кто не был боевым магом. Грохнуло, разлетелось пламя, вылетела дверь чьих-то апартаментов и следом эти двое сделали то, что повергло в ступор всех некромантов. Они швырнули в них не заклинание, а какую-то механическую коробку. Совсем небольшую.

— Аргус желает тебе долгих лет жизни, Пол, — произнес один из нападавших саркастичным, хриплым и прокуренным голосом. Издевательски хохотнув, они выпрыгнули в окно с третьего этажа. Имельда только и успела, что проследить за ними взглядом. Боилд сумел швырнуть сгусток темной силы, но та вылетела в окно так никого и не задев.

Пока Рем швырялся заклинанием в чужаков, Итан уже подхватил бесчувственное тело девушки и кинулся вон из спального крыла. Все происходило стремительно и быстро. Мужчина не остановился. Он понимал, что раскрыт. Свидетели ему были не нужны. В голове роились мысли, что Имельда сдала его, а значит, пусть лучше умрет.

— Полард, стой! — рявкнула раздосадованная Имельда, но даже не попыталась кинуться вслед за ним. Она почувствовала опасность, что шла от коробки двух убийц. Ей почудился жар. Она испуганно вдохнула, быстро вскочила, догадавшись, что это. Счет шел на секунды, на мгновения.

— Уходим! Она взорвется! — она схватила руку товарища и дернула на выход, но до двери были далеко. Боилд оказался резвее. Раздался щелчок. Рем рывком прижал Имельду к себе, закрывая собой, они почувствовали, как их нечто крепко и мягко обволокло поперек живота, но понять, что за ерунда происходит, они не смогли. В тот же миг раздался грохот. Их дернуло в разбитое окно. Вырвавшееся пламя разрушительной волной вдогонку помогло вышвырнуть их наружу, придав скорости. Несмотря на третий этаж, лететь было не близко. Потолки в школе делались высокие.

В голове мысленно Имельда приготовилась к удару и сжалась, но вместо боли она почувствовала, как мягко касается холодной земли и снега, как ее окутывает теплый ласкающий воздух. Имельда раскрыла глаза, осматриваясь. Боилд, постанывая, лежал на земле всего в шаге от нее, недалеко стоял Митриш. Имельда уставилась на него во все глаза.

— Нет, нет, нет, уходи… — пробормотала. В ушах мерзко звенело. Мальчик не слышал ее, он был сосредоточен. Он смотрел на них, не поднимая рук, не произнося слов. На одном лишь желании он смог защитить их обоих от падения. Он перевел взгляд наверх, к горящим окнам. Имельда тоже туда посмотрела, продолжая лежать на снегу.

Боилд немного пришел в себя и осмотрелся, заметил Митриша и лежащую рядом Имельду. Она была невредима (почти), как и он сам. Они остались целы, выпав из окна на такой высоте. Он шокировано смотрел, как под взглядом мальчика тухнет пламя, как стихия слушается и подчиняется ему, а потом он заметил Имельду. Она смотрела на Рема таким живым и испуганным взглядом. Он давно не видел у нее таких эмоций. Она переживала за мальчика. Но почему?

— Ты ничего никому не скажешь… — проговорила она уверенно, тяжело дыша. Мальчик их не замечал. Он был полностью поглощен тушением пожара.

— Что это было? Ты знаешь его? — собственный голос звучал далеко, словно из-под водной толщи.

— Не скажешь…

— Кто он такой?

— Поклянись, что будешь молчать! — она приблизилась так быстро, прижав его к земле грязными, запачканными в крови руками. Боль билась в голове и плече. Сейчас ее интересовало лишь то, что Боилд стал свидетелем истиной сущности Митриша. Она взглянула на него. Мальчик заморгал, перестав волшбить, покачнулся и свалился на землю.

— Митриш? — Имельда отвлеклась, дернувшись к брату, и Боилд воспользовался ситуацией, перевернувшись, подмял под себя некромантку.

— Первогодка не может обладать такими способностями, — он крепко держал, прижимая предплечьем к земле. — Некромант не может обладать такими способностями! Слышишь? — их лица были так близко, что можно было ощутить дыхание Рема. От него пахло коньяком. Имельда почувствовала сломленный дух этого человека так же осознанно, как рану в своем плече. Он потерял отца. Нет, тот не умер, но у него отобрали чин и титул. У него забрали дом и земли. Он провинился в чем-то… Убил? Украл… Нет. Кажется, предал корону… Трусливо прогнулся под заграничными влиятельными людьми. — Такими способностями обладает лишь императорская чета… Ты это понимаешь!? — рявкнул Боилд, — Ты хочешь себе неприятностей!? Нельзя такое скрывать! Как такое вообще можно скрыть!?

— Да не будь же ты трусом как твой отец! — рявкнула девушка и оттолкнула от себя Маэстро. — Митриш мой брат! — мужчина ошарашенный, не сопротивляясь, свалился с нее. Имельда, неловко поднявшись, быстро подбежала к мальчику. Она была грязная, в саже, в грязи начавшейся весны, в чужой и своей крови.

— Как мой отец? — пробормотал, не веря, Боилд, — Как ты это… Стой. Брат? Но как… — он ничего не понимал. Издалека к ним уже бежали Маэстро и директор. Студиозы вновь стали вылезать из своих общежитий.

— Поклянись, что промолчишь. Умоляю!

— Да как ты это скроешь!? — бессильно возвел руки к обгорелому, но больше не пылающему третьему этажу. Он тоже был весь грязный и в чужой крови. Имельда, не зная, что делать, что говорить, держала бессознательного мальчика на руках, гладя по голове, пытаясь дозваться. Зачем он вышел?! Как вообще узнал, что происходит? Неужели почувствовал опасность? Его силы настолько велики?

До них добрались, наконец, остальные Маэстро.

— Что случилось!? Что произошло!? — к девушке подлетел спокойный как скала директор. Лишь по сдвинутым бровям можно было сделать вывод, что он переживает. — Маэстро Пешет, что здесь было? Что с мальчиком?

Имельда не знала, что говорить. Она лишь крепко держала Митриша. Голова гудела. Она не знала, говорить правду или врать, а если врать, то как? Что придумать!? Если бы у нее только была лишняя пара минут…

— Имельда! — директор встрянул некромантку, и она поморщилась, отвела взгляд. Среди фигур обеспокоенных Маэстро она нашла Боилда. Тот посмотрел на нее и с сожалением отвернулся. Он говорил. Она не слышала слов, но знала, что он все выкладывает. Его больше не прикрывал статус отца и его деньги, у него не было уверенности за спиной и смелости. Он не знал, как защититься… Имельда прикрыла глаза, прижимая мальчика на своих руках к себе еще крепче.

— Схватите ее! — раздался полный боли и гнева голос. Все обернулись на него. Со стороны главного входа в школу к ним хромал Итан. Или лучше назвать его настоящее имя, Полард — лжец и вор. Его волосы были опалены, одежды черные от копоти и в подпалинах. Выглядел мужчина неважно. — Она пустила в школу убийц!

Народ загудел.

— Что? — Имельда, не веря в такой поворот судьбы ошарашенно хлопнула глазами. Сердце пропустило удар.

— Заберите мальчика, — крикнул директору Велекий с другой стороны. — Он королевский отпрыск!

Гул толпы усилился в разы, словно кто-то плеснул кипятка на осиный улей. Глаза директора округлились от удивления, он уставился на мальчика, будто видит впервые. Имельда еще крепче вжалась в теплое тело Митриша. Она смотрела на директора Ренольда и мотала головой.

— Нет, нет. Все не так, не так…

— Пешет? — настороженно произнес мужчина, протягивая ей руку, — Отдай мне мальчика.

— Нет, — твердо стояла на своем.

— Пешет…

— Это не правда.

— Схватите ее. Она враг ваалаярви, — устало прошелестел Итан, добравшийся до толпы под окнами третьего этажа. Он без сил рухнул коленями в грязь, но не выпустил из рук бессознательное тело девушки. К ним тут же подскочила госпожа лекарь. Все это время она носилась от одного пострадавшего к другому.

— Это ложь! Я никого не приводила! Он не императорский сын! Я все объясню!

К ней подскочили два некроманта, схватили под руки. Директор тут же вцепился в бессознательного Митриша и аккуратно отобрал его у девушки. Имельда стала брыкаться.

— Вы ошибаетесь! Оставьте меня! Нет! Митриш!

Директор взмахнул рукой и Имельда ощутила, как тело впадает в оцепенение. Веки закрылись сами собой без на то ее желания. Имельда лишь успела подумать о Мороке и испугаться, а дальше мрак поглотил ее.

Глава 6

В помещении горело множество огне-камней и обычных факелов. Зал заседаний был освещен словно днем. За длинным овальным столом собрался почти тот же состав, что и прежде. Даже вызвали господина главного дознавателя так вовремя приехавшего в город. Два инквизитора стояли у входа в зал, охраняя его и всматриваясь в лицо каждого, кто заходил. Какие-то Маэстро уже успели переодеться, а кто-то наплевал и по-прежнему находился в халатах или пижамной домашней робе.

Здесь был директор, два тех же знакомых инквизитора, что и в прошлый раз, и заведующие корпусами школы. Санти, что был измазан в саже, выглядел весьма недружелюбно. Ему не доставляло удовольствие по холоду тушить пожары, а потом участвовать в ночных разбирательствах.

Перед всем собранием сидел Итан-Полард и Ремолус. Имельда дожидалась своей очереди выступления, как опасная особа, в подвалах за решеткой. Госпожа лекарь настаивала, чтобы всех раненых поместили в ее крыло, но никого не волновало ее мнение. Ей осталось лишь поправить состояние покалеченных и отправиться восвояси. На ее плечах еще была забота в лице пострадавшей невесты Итана-Поларда.

— Итак, вы утверждаете, что проснулись от грохота и поспешили выяснить, что произошло? Так? — слово держал директор, как и всегда.

— Да, — вздохнул Боилд.

— А вы, Маэстро Клевенски?

— Я спал.

— Вы разве не слышали первого взрыва?

— Нет, господин директор.

— Но как же так, — встрял толстый инквизитор. Его имени так никто и не знал, хотя он заведовал отделом инквизиции в этом городе. — Все слышали взрыв, а вы, получается, нет? Так крепко спали? — невинным тоном уточнил он.

— Нет. Я пью сонный отвар, чтобы заснуть. Меня растолкала Олерия.

Боилд покосился на мужчину. Он самолично слышал, как этот индивид называл ту девушку Тавией, но Боилд промолчал. Инквизитор записал несколько строк в свой журнал.

— Продолжайте, господин Боилд. Вы поспешили на улицу…

— И столкнулся с Имельдой на центральной лестнице.

— Вот как? И она уже была там? — полный инквизитор довольно занес и эту информацию в свой журнал. Господин главный дознаватель с каменным лицом, молча, слушал, скрестив руки на груди.

— Да.

— Вы знаете, почему она так поздно могла оказаться на лестнице раньше вас?

— Я ведь уже сказал, почему, — недовольно влез Итан-Полард. — Она впустила в школу убийц, вот что она там делала, — повторил в который раз.

— Да, да. Это мы уже слышали, — пробубнил инквизитор себе в подбородки, никак не отреагировав на выпад свидетеля. Боилд, недовольно зыркнув в сторону «коллеги», продолжил:

— Она шла со стороны плавого крыла, там аудитории. Наверно задержалась в кабинете, она часто так делала, занималась научной работой.

— Ясно. Дальше.

— А что дальше… Мы вышли. Там горел склад. Директор Ренольд присоединился к нам буквально через минуту, как и остальные Маэстро. Мы разделились. Часть преподавателей пошли успокаивать студиозов, а часть — тушить склад, и разбираться в чем там дело было. Что там произошло, я не знаю.

— Маэстро Санти? — обратился к нему директор Ренольд.

— Поджог, — недовольно произнес Санти, разглядывая свои ногти с пресным скорбным лицом. У него под ногтями скопилась грязь, а ведь он только вчера сделал маникюр… — Очаг возгорания очень похож на тот, что и на третьем этаже в спальном крыле.

— Это была бомба, — вновь встрял Итан.

— Бомба?

— Да, я видел ее. Маэстро Боилд тоже.

— Да, а еще ты бросил нас там, — недовольно протянул Ремолус, искоса глядя на мужчину, что сидел рядом.

— Маэстро Клевенски, это правда? — по тону директора стало ясно, что он разочарован.

— Конечно, правда! — недовольно повысил голос Итан-Полард. — Я спасал свою невесту и свою жизнь. Мне что, нужно было еще и их двоих на себе тащить?

— Мог хотя бы сказать, что это такое, — начал препираться Боилд, — Я до этого в глаза не видел таких вещей!

— Я, по-твоему, знаю, что ты видел, а что нет!? Некогда там было думать!

— Да мы же спасли твою задницу! А ты просто хотел…

— Хватит! — Ренольд хлопнул ладонью по столу и тот завибрировал. Маэстро замолчали, отвернувшись друг от друга.

— Кстати, — поднял пухлый палец инквизитор как ни в чем не бывало. — Что там произошло? Господин Клевенски? Расскажете?

— Меня кое-как растолкала Олерия. Мы задержались и не вышли со всеми. Мы пошли позже, уже никого не было в комнатах… И когда мы вышли из своей, то наткнулись на четверых мужчин. Они все были в черном. Я не знаю, кто это. Они хотели убить нас.

— Как интересно, — прокомментировал инквизитор. Остальные Маэстро внимательно слушали. — Продолжайте, господин Клевенски.

— Одного я сразу убил. Просто неожиданно вышло, чистое везение…

— А что они забыли там? — неожиданно встрял господин Милтон. Он нехорошо щурился, откинувшись прямой спиной на спинку стула.

— А?

— Что эти убийцы делали в спальном крыле школы магических искусств? — вкрадчиво произнес инквизитор, отрываясь от спинки и упираясь ладонями в столешницу.

Боилд уже хотел открыть рот, чтобы ткнуть на Лже-Итана и сказать: «Да за ним, за ним они пришли!», но тот перебил его.

— Я-то откуда знаю? Спросите их, когда найдете. Или допросите тех, кто умер.

— Следите за тоном, Маэстро, — тучный безымянный инквизитор взглянул на господина Клевенски своими маленькими поросячьими глазками, и этого хватило, чтобы его пыл угас. Итан-Полард спрятал взгляд под стол.

— Маэстро, Гранж, — директор обратился к заведующему корпуса некромантии. Тот покачал головой.

— Тела разорваны и сильно обгорели из-за взрыва.

Директор недовольно поджал губы.

— Удобное совпадение… — протянула Божена, молчавшая все это время.

— Вряд ли это совпадение, — пробормотал Боилд.

— А вы что-то знаете? — зацепился господин Милтон. Боилд пожал плечами и начал рассуждать.

— Они кинули эту бомбу специально, это был их запасной план. Двое из четверых нападавших были убиты. Нас было больше, и они просто решили отступить, замели таким образом следы. А еще они хотели убить какого-то Пола. Они искали его.

Ни один мускул не дрогнул на лице Лже-Итана.

— Пол? — скривился инквизитор, — Что за Пол?

Боилд вновь пожал плечами.

— Маэстро Клевенски, вы что-то знаете об этом?

Тот качнул головой.

— Нет.

— Вы знаете, о ком говорили пришедшие?

— Нет.

— Вы врете, Маэстро, — произнес директор.

— Конечно, врет! — вспылил Рем. В его груди горело пламя обиды. — Они пришли за ним!

— С чего вы так решили? — в изогнутых губах толстого иквизитора залег скепсис.

— Они хотели убить его.

— Бред, — фыркнул Итан, — Я наткнулся на них, когда шел на выход. Мы с Олерией просто стали свидетелями, и они решили нас убить. Вот и все. Я их не знаю. Да и кого, позвольте, я должен знать? Я даже не видел их лиц! Они были все в масках!

— Тогда почему он обращался к тебе, как к Полу?

— Да откуда мне знать!? — вспылил Итан. — Может, ошибся в потемках…

— Ну, да, как же. Имельда тоже ошиблась?

Итан сжал зубы.

— Кстати, о ней, — инквизитор вновь поднял свой палец-сосиску, удерживая всеобщее внимание на себе. — Я не совсем понимаю ее роль во всем этом. И еще мальчик…

— Она вала́р, — гневно выплюнул Лже-Итан, упершись ладонями в стол, он привстал. Наступила пауза.

— Это очень серьезное обвинение, — осторожно проговорил господин главный дознаватель.

— Она читала мои мысли. Я давно подозревал, но не был уверен! А сегодня все подтвердилось! Я точно говорю, она валар.

— Доказательства, — произнес господин Милтон, дернув бровью.

— Доказательства? — дал петуха желейный инквизитор, взглянув на своего непрямого начальника. От него тянуло кислым потом, но сидящий рядом Васлид терпел. — Да какие тут доказательства. В таких случаях они не требуются. Хватит и обвинения.

— Но это же неправильно! — воскликнул Арлон.

— Вы защищаете врага государства!? — взвизгнул инквизитор. Он очень бурно отреагировал на новость о том, что у него под носом, возможно, сидел враг короны, а он и не знал…

— Успокойтесь, успокойтесь… — встрял было директор, но его не слушали. Спор разгорался.

— Повесить!

— Сначала надо доказать!

— Этот враг, по вашим словам, жила среди нас и честно работала, защищая народ!

— Она скрывала свою демонскую суть! Предательница!

Боилд молчал, тяжело уставившись в стол.

«Валар? Неужели… Да ну, это сказки… Хотя, это объяснило бы, откуда она знает об отце…»

«Да не будь же ты трусом как твой отец!»

Он прикрыл глаза, сжал пальцами переносицу. От него зависела жизнь человека, к которому он не был равнодушен. Он хотел бы ничего к ней не испытывать, но, к сожалению, это было не так. Когда-то еще в юности он в нее влюбился с детской горячностью и тем сильнее была его ненависть, когда его чувствами подтерлись и публично их растоптали. Потом спустя годы их пути разошлись, он даже успел позабыть все, что он творил в школе, а потом она снова вернулась. Застарелые чувства уже перегорели. Осталось лишь что-то тлеющее глубоко в душе. Потом было признание своей огромной ошибки, страх, чувство вины… Все это не могло сделать их друзьями, но и чужими они друг другу не были. Рем не мог перешагнуть через Имельду, словно она ничего для него не значила. Он вдруг едва улыбнулся: «Так вот для чего нужны были перчатки». Покачал головой.

— Она все время таскала перчатки. А на прямой вопрос о них, уклонялась от ответа, — задумчиво произнес Маэстро Гранж, не обвиняя и не защищая, он просто рассуждал вслух.

— Ага! — воскликнул инквизитор, как будто наличие этого предмета гардероба могло послужить главным свидетельством ее вины.

— Хватит! — рявкнул вдруг господин Милтон, встав со стула рывком. Тот с противным скрежетом отъехал назад. Над столом повисла тишина. — Виновна она или нет, она останется под стражей до окончания расследования. В конце концов, это факт можно протестировать. И это еще не главная проблема, — он обвел всех тяжелым взглядом и остановился на Ремолусе.

— Действительно, — кивнул директор, — Маэстро Боилд, расскажите про мальчика.

— Маэстро Клевенски, вы можете быть свободны. Территории школы не покидать, — произнес тучный инквизитор.

Мужчина встал, отдал в честь уважения поклон и удалился. По его губам скользнула едва заметная улыбка.

***

Подвалы были сухими и темными. Окон здесь, конечно, не было. Только отдушины для вентиляции да стоки для нечистот. Крыс здесь не водилось, никаких насекомых тоже, только пыль — пользовались подвалами крайне редко. Маги отлично защищали помещения и содержали их в чистоте и сухости, не позволяя разным паразитам наводить здесь беспорядок.

Но какими бы опрятными ни были комнаты с решетками в подвалах, они по-прежнему оставались комнатами с решетками в подвалах. И света здесь не было: ни огне-камней, ни масляных ламп. Даже жалкий факел и то не оставили. Решетки были покрыты рунами, блокирующими любые энергетические всплески, поэтому не было смысла ее охранять. Имельда быстро заметила ореол теплого света, приближающийся к ее камере. Пришедший мужчина, прислушиваясь, поставил факел в карман, висящий на стене. Имельда усмехнулась.

— Кто пожаловал… — Лже-Итан не видел ее. Свет мешал разглядеть фигуру за решеткой, в глубине мрачного каменного кармана. Но он все равно всматривался, напрягая глаза. Он мог различить лишь очертания девушки, сидящей на полу и привалившейся спиной в угол. — Извините, посещения в строго отведённые часы. Вы опоздали, — усталым тоном съязвила некромантка.

— Как ты узнала, кто я? Что меня выдало? Что пообещал тебе Аргус за меня? — из тьмы ответом был лишь усталый вздох. — Отвечай, — он шагнул ближе, схватился за прутья решетки.

— Да я понятия не имею, кто такой этот Аргус. И, если честно, мне насрать, лживый ты кусок…

— Легче.

Имельда тяжело поднялась и приблизилась к решетке вплотную. Ее зрачки хищно блеснули в свете факела. Итак вздрогнул, но не отошел и не отвел взгляд.

— А иначе что? — они играли в гляделки, разделяемые лишь клетью, но находясь очень близко. — Что ты мне сделашь, Итан? Я, итак, уже в дерьме, благодаря тебе. Или мне лучше называть тебя Полард? Подскажи, кто ты? Я запуталась, — в ее голосе не было ни ярости, ни злобы. Она смертельно устала чтобы пытаться показывать свои чувства каким-то жуликам и пытаться задеть чужие. Душевную пустоту не могла заполнить даже физическая боль. Раньше это помогало. Сейчас — нет. Директор позволил госпоже лекарю обработать ее рану в плече… Сейчас она безвольным кулем, опухшая, словно батон, висела в треугольной повязке, завязанной на шее.

Мужчина молчал, Имельда усмехнулась и направилась обратно во тьму камеры.

— Все было хорошо, пока ты не появилась. Я здесь прожил целый год. А после твоего появления все пошло под откос.

У Имельды появилось стойкое чувство дежавю. Она покачала головой.

— Это какой-то бред. Все пошло под откос только три часа назад. Когда пришли… Ой, да! За тобой пришли, — язвительные нотки все же пронзили ее спокойный тон. Она отошла в тень, не решаясь садиться обратно в угол. Ей показалось, что сядь она на пол снова, и обратно уже не поднимется. Она вернулась к решетке, — и я как идиотка бросилась спасать тебя. И Рем тоже. Мы пришли тебе на помощь, а ты бросил нас. Оставил там. И если бы не Митриш! — она осеклась… Мысли о брате заставляли ее нервничать. Где он? Куда его дели? Что с ним сделают?

Мужчина сжал губы. В его голову закрались сомнения.

— Откуда ты узнала мое имя? — спокойно, но настойчиво задал вопрос. — Как тебе удалось связаться с Аргусом? Он и его люди же…

— Проклятье! Да не знала я, что это твое имя! — она налетела на решетку, схватила здоровой рукой его пальцы, что вцепились в прутья. — Я не знала, кто ты… И сейчас не знаю, черт… Я просто увидела то, чего не должна была видеть, а потом эти убийцы подтвердили мои подозрения… — она уперлась лбом в решетку, опустила взгляд.

Мужчина уставился на ее бледную руку, что мертвой хваткой сжимала его собственную.

— Так это правда? — Полард сглотнул. Он соврал, ткнул пальцем в небо и… угадал? — Ты вала́р?

Помолчав, девушка, продолжая упираться лбом в решетку и не глядя на гостя, с тоской проговорила.

— Кем бы ты ни был, ты не Итан… У тебя его тело, его лицо, его голос… даже манеры, — Имельда усмехнулась, подняла взгляд. — Но ты не он. Он мертв ведь, так? Как и Розалинд?

— Да, — отрывисто бросил мужчина, продолжая хмурить брови. Имельда поджала губы, сложив брови домиком. В носу защипало, но слезы не пролились.

— Он знал мою тайну. Знал и унес ее с собой в могилу. А ты растрепал, как только чуть хвост прищемили, — Имельда посмотрела ему в глаза исподлобья.

— Я думал… Думал, это ты прислала людей Аргуса, что это ты вычислила меня, и я испугался, что все вскроется, — мужчина был растерян и удивлен до глубины души.

Имельда до сих пор до конца не понимала, кто этот человек, что за тайну он скрывает и как так вышло, что он оказался с личиной Итана. Его мысли и воспоминания были спутанными, перемешанными с событиями, память о которых хранило тело самого Итана. Имельде было тяжело отделять их друг от друга.

— Убирайся.

Девушка отпустила его руку и ушла вглубь комнаты, подальше от света и от этого человека. В полном смятении мужчина забрал с собой факел и ушел. Правда Имельда не долго оставалась одна в темноте. Уже вскоре за ней пришли два инквизитора. Они заковали ей руки и отконвоировали в зал, усадили на место, где до этого сидели двое мужчин, а сами вернулись к дверям.

Имельда почуяла эманации Боилда, веющие от стула, на котором он сидел буквально несколько минут назад. Где он сейчас? Что с ним сделали?

На нее смотрели внимательно и любопытно. Взгляды этих людей были почти одинаковыми. Они разглядывали ее заново, примеряя новый облик. Имельда выпрямилась, гордо дернув подбородком. Она больше не станет молить о пощаде. Никогда.

— Итак, госпожа Пешет, — слово взял все же тучный инквизитор. Милтон молчал. Он скрестил руки на груди, чуть отодвинулся вместе со стулом от стола так, чтобы быть позади своего коллеги. Он сверлил ее взглядом. Он давал понять, что, если она проболтается, ей несдобровать. Но Имельда и не собиралась трепаться. Ее интересовала далеко не своя безопасность. Ей нужно было, чтобы Митриша не тронули, а если она промолчит, то, возможно, Милтон сможет помочь. Хотя бы ему, — мы хотим выслушать вашу версию событий, — инквизитор слишком уж радушно улыбался. Он рукой дал призывный знак, мол, «начинайте, пожалуйста».

Имельда молчала. Она не знала, что говорить. Она пыталась уловить сейчас то, что говорили двое мужчин до нее. Но воспоминания, словно липкий ком склизкой каши, смешивались с мыслями присутствующих людей, порождая какофонию звуков. Ничего толкового.

— Маэстро, вам дают шанс реабилитироваться, — неожиданно на сторону девушки встала та самая женщина, которая в прошлый раз так рьяно высказывалась против некромантки. Божена вроде даже сочувствовала… Имельда не могла с уверенностью это утверждать, но взгляд был мягок.

— Реабилитироваться? То есть меня уже в чем-то обвинили?

— Разумеется, — как само собой разумеющееся произнес тучный инквизитор, пожав плечами. — Измена.

— О, — Имельда усмехнулась, покачала головой. — В таком случае, мне бессмысленно оправдываться, ведь…

— Она даже не пытается отнекиваться! Она признает свою вину! — вспылил инквизитор, перебивая.

— … ведь меня все равно вздернут за такое обвинение, — Имельда все же закончила, мрачно взирая на Милтона. Остальные ее не интересовали. — Что с мальчиком? — она спрашивала только его. Но ее вопрос был проигнорирован.

— Имельда, тебе бы побеспокоиться о себе, а не о студиозе. Что произошло в школе? Это ты провела наемников на территорию школы? — Директор с какой-то настойчивой мольбой в глазах начал сыпать вопросы. Он и сам не верил в то, что Имельда могла это сделать, но он хотел, чтобы в это поверили остальные.

— Вы с ума сошли, раз так думаете. Это была не я. Эти люди сами смогли обойти магические печати.

— Но как такое возможно!

— Не знаю, спросите, когда поймаете. Мне и самой любопытно, как обычным людям удалось то, что они там вытворяли.

— Что? — инквизитор и директор Ренольд синхронно произнесли.

— Что? — скептично выгнула брови Имельда, — Предыдущие ораторы не поведали вам, что двое из четверых наемников были обычными людьми?

— Вы бредите? — директор внимательнее всмотрелся в лицо девушки, выискивая признаки сумасшествия.

— Наглая ложь! — возмутился толстяк в рясе инквизитора, — Хватит этого цирка!

— Цирка!? — взвилась девушка. — Это я-то лгу!? У вас под носом целый год живет неизвестная личность, которая выдавала себя за Маэстро, а вы все и ухом не повели! И это я еще лгунья!? И это я-то устраиваю цирк? Это вы здесь! Все! Циркачи и лицемеры! Только и делаете вид, что все нормально!

— Пешет, успокойся, — директор Ренольд поднял ладони к верху, но девушку это не остановило. Эмоции захлестнули ее. Милтонподнялся.

— Не смейте меня успокаивать, Ренольд, — отчеканила девушка, — хватит с меня, — она тоже поднялась и стукнула цепью о стол. Два инквизитора у входа подобрались. — Вы идиот, если считаете врагом меня! Вы все, — она подняла руки и обвела пальцем людей, что сидели за столом и слушали ее, — вы сами себе враги! Хуже падальщиков. Жрете друг друга, кусаете за хвост и лаете на тех, кто вокруг. Да оглянитесь, кем вы стали!

— Имельда! — предостерегающе произнес директор. Но остальные молчали. Даже инквизиторы. Толстый с нахальным видом ждал, пока некромантка выговорится на свой приговор. Господин главный дознаватель стоял и взирал на нее с каменным выражением лица, почти не мигая. Он слушал.

— Жалкие трусы! Почему, думаете, люди напали на нас? Да, это были люди! Они были под защитой механизмов, перед которым наша магия спасовала! — она дернула раненой рукой. Господин Милтон приостановил двух инквизиторов, что хотели уже подойти к некромантке и увести ее. — И вы думаете, они из-за меня пробрались в обитель магии!? Из-за меня? Думаете, это я заставила их? Да это все из-за вас! Это вы виноваты! Сраные маги, кичащиеся своей особенностью. Задолбали! В жопу такую особенность. Люди не знают нас. А то, что они не понимают — они боятся. Боятся и стремятся уничтожить. Что? Не так!? Всегда так было! Даже меня вам проще казнить, чем принять! Что я вам сделала? Что я сделала!? Я верно служила и защищала вас и людей от тварей. И вот чем отплатили вы мне! Жалкими обвинениями? Суки паршивые… — Милтон дал отмашку двум инквизиторам у входа легким взмахом руки. — Мерзкие трусы! Падальщики! Пока вы сидите за своими магическими стенами, они учатся. Скоро у них будет, что противопоставить всем нам. И если вы с ними не договоритесь, они уничтожат вас! — она орала, пиная воздух ногами, пока два крепких мужчины утаскивали ее из зала.

— Вот и поговорили, — подытожил Санти, сморщив губы. — Довольно информативно, эмоционально и… поэтично, — он манерно дернул плечом.

— Санти! — прорычал директор. Ему хватило одной гневливой отповеди, но слушать язвительные замечания еще одного подчиненного он не желал.

— А что? — Санти поднялся, ни капли не страшась и не напрягаясь тона директора. Голос его был легким, а настроение не ухудшилось. Словно его это вообще никак не колыхало. Он счел, что его присутствия на сегодня было достаточно в этом представлении, и собирался уйти. — Как будто она не права, — он задвинул стул и поправил рукав своего дорогого наряда. Директор Ренольд, мрачнее тучи смотрел на молодого стихийника, которому все было ни по чем. Для него внешность стояла на первом месте. — Дыру не проделайте, — и бровью не повел Санти, шагая спокойно на выход. — А я, да и не только я, давно уже вам, многоуважаемый директор, — уважаемости в тоне Санти слышно не было ни капли, — …талдычим, что нельзя так долго отгораживаться от людей. Рано или поздно у детеныша любой твари появляются зубки. Вы дождались того момента, когда тварь выросла и отрастила клыки. И хотите сейчас с этой тварью хлебать из одной тарелки, — Санти скорчил скептичную рожу. — Ну, ну. Доброй ночи, господа, — он фривольно кивком головы откланялся и покинул зал. Ему было все равно и на инквизиторов, и на директора и тем более на других Маэстро. Санти был самым лучшим стихийником этого века. Его зазывали отделения школы из самой столицы. Но ему больше нравится городок на берегу моря, а не вонючий Ваалар. Санти знал себе цену, но не позволял вольностей, а в остальном делал все, что хотел, и вел себя как хотел. Ибо знал, что его не станут трогать. И сейчас манерного себялюбца не стали задерживать. Все молчали. Все знали, что девушка права, но поддерживать открыто так никто и не отважился.

— Что ж, — тучный инквизитор поднялся и захлопнул журнальчик. — Инквизиция забирает госпожу Имельду Пешет на допрос. В целом, с ситуацией вы ознакомились, как и просили, директор, — инквизитор явно был недоволен тем, что его среди ночи заставили терпеть это представление. Когда можно было сразу забрать всех в казематы и подержать их там эту ночь. А с утра уже начать работенку. Самую приятную ее часть. Но нет же. Вздумалось им, захотелось, понимаете ли, узнать, что да к чему! — А так же мальчика и того типа, как его… — он щелкнул пальцами в сторону мрачного Маэстро Арлона. Тот не собирался помогать вспомнить. Да он и не знал всех некромантов по именам. — Итана Клевенски и его даму. Всех забираем. Боилд может остаться.

Господин Милтон только кивнул в знак одобрения и направился на выход. Он не хотел, чтобы кто-то видел его лицо. Директор, молча, поднялся. Он отпустил всех Маэстро, а сам остался на несколько минут обговорить детали с тучным инквизитором.

Глава 7

Пешет и Клевенски посадили в укрепленную повозку без каких-либо украшений, и в сопровождении двух инквизиторов отправили туда, куда каждый боялся попасть меньше всего на свете. Несмотря на то, что инквизиция была оплотом справедливости, контроля и дознания, простой народ боялся служивых людей в своих простых черных одеждах.

Все молчали, каждый из пленников думал о своем, переживая за своих близких. Имельда лихорадочно соображала, что могут сделать с Митришем, а Полард о том, что сделают с его спутницей.

Лже-Итану повезло больше, он узнал ответ на свой вопрос быстро. Когда они добрались до местных казематов, стало ясно, что Олерию (или Тавию) привезли другим дилижансом. Ее сопровождал один инквизитор, и шла она уже своими силами. Она была бледной, с перевязанной грудью под теплой накидкой, но все же она уже могла двигаться самостоятельно. Госпожа лекарь потрудилась на славу.

Митриша же видно не было. Его не повезли в казематы. Имельда вообще не знала, куда его дели. Она не видела его после происшествия, но знала, что в школе его больше нет. Их посадили в одиночные камеры на первом этаже укрепленной, но простецкой с виду тюрьмы. Обычное здание снаружи, укрепленный лабиринт внутри. Здесь в камерах были небольшие окошки под потолком, забранные мелкой сеткой. Хотя в ней смысла особого не было: окошки были не больше локтя в ширину и ладони в высоту. Пролезть в такое человек бы не смог. По крайней мере, взрослый.

В длинном коридоре по левую руку располагались узкие двери в камеры. Они шли одна за другой через довольно короткий промежуток расстояния, что давало понять — камеры тесные. В этом Имельда убедилась довольно быстро. Церемониться не стали. Их впихнули каждого в свою камеру и заперли. Свет опять же не оставили, а двери по ту сторону были исписаны выжжеными прямо в досках рунами. И в этот раз они ничего не блокировали, а только забирали. И если бы кто-то начал волшбить, то тут же бы вся энергия любых магических действий «впиталась» бы с виду в обычную дверь.

Имельда постояла в темноте недолго, вслушиваясь, как в соседней камере ходит Итан. Он волновался. Некромантка присела на жесткую кровать, та нещадно заскрипела под весом девушки. Она скривилась, но не встала потому, что устала, а сидеть на холодном полу ей не хотелось.

— Эй, — раздалось снаружи. Имельда обернулась ко входу, прислушиваясь. В дверях были крошечные смотровые окошечки, забранные решеткой. И благодаря им было слышно все, что происходило за дверью. Судя по всему, сейчас Итан стоял у двери, прильнув к этому самому окошку. — Тави? Слышишь меня? — он пытался дозваться свою… Имельда не знала, кем она ему приходится. Вряд ли она и вправду его невеста. Хотя все было возможно…

Девушка что-то тихо ответила, Имельда не разобрала. Поджав ноги, она пыталась унять лихорадочный стук собственного сердца. Все, казалось, успокоилось… Но вновь установившееся шаткое равновесие рухнуло. Это была лишь иллюзия. Затишье перед бурей.

Пленники переговаривались между собой. Имельда невольно вслушалась и поняла, что не понимает ни слова. Это был непонятный ей язык. Тягучий и мягкий, как мед. Где-то такой она уже слышала, но не знала даже его названия. Девушка уловила какой-то непонятный звук и в коридоре раздались шаги. Имельда удивленно и более обдуманно стала вслушиваться, не двигаясь. Зная, как скрипит кровать, она замерла, боясь потерять ту единственную картину, которые рисовали ей звуки. Непонятный звук повторился, но теперь Имельда поняла, что это был звук отпираемой двери.

Отпираемой!?

Имельда моментально слезла с кровати и приблизилась к двери. В кромешной тьме она ничего не могла разобрать. Девушка только почувствовала, что перед ее дверью стоит мужчина. Он раздумывал. И уже через минуту Имельда услышала, как он копается в замке двери. Когда он открыл ее, та даже не скрипнула.

— Пешет?

Девушка, молча, протянула руку, нащупывая некроманта. Или он не некромант? Мужчина вздрогнул, но тут же уверенно схватил ее за руку и потянул вон из камеры.

Они все молчали. Сейчас было не до разговоров. Хотя хотелось так много спросить… Троица добралась до двери в конце коридора и остановилась. Полард начал шептать:

— Не смейте пользоваться магией. Тут кругом охранки стоят. Почуют волшбу и такой вой поднимут, что весь город будет знать, что мы сбежали. Девушки не ответили. Приняв их молчание за понимание, мужчина аккуратно приоткрыл дверь. Ее как раз не запирали. Она вела в небольшую комнатушку для дежурного, где стоял стол и стул, уже из этой комнатки вела запертая на засов и ключ дверь.

На столе стояла масляная лампа. После кромешной тьмы ее тягучий свет казался ослепительным. Сам дежурный благополучно спал. Откинув голову назад, он похрапывал, подергивая кадыком. Полард в полной тишине усмехнулся и покачал головой. Он аккуратно открыл дверь и скользнул в комнату ужом. Имельда невольно отметила, как изменили движения этого человека. Раньше она еще угадывала поступь Итана, походку, движения рук… А сейчас, особенно со спины, не видя лица, было видно, что это совершенно другой человек. В груди свернулся тугой комок тоски. Девушки смогли из темноты коридора увидеть, как точным движением Полард ударил в висок молодого инквизитора, скорее еще даже послушника, не принявшего окончательный пост и клятвы. Парень в рясе так и не проснулся, завалившись кулем на пол.

Некромант уже схватил парня за голову, и хотел было свернуть тому шею, но Имельда стремительно протиснулась в комнатушку и, схватив Поларда ворот рубахи, впечатала в стену одной лишь рукой. Мужчина на секунду ошарашенно уставился на нее.

— Никаких убийств, — тяжелым шепотом припечатала девушка, глядя в глаза Поларду и держа его за рубаху у шеи. Швы ткани заскрипели. Имельда почувствовала, как к шее тянется нечто холодное, острое и опасное… Она повернулась в тот миг, когда спутница Поларда уже протягивала к ней небольшой узкий кинжал. Хотя эту острую иглу тяжело было назвать кинжалом. Имельда посмотрела на застигнутую врасплох девушку. Та не ожидала, что некромантка так резко обернется и уставится прямо на нож.

Полард спокойно и даже примирительно коснулся руки Имельды. Она разжала кулак, в котором держала ворот.

— Тавия, убери нож.

Она что-то пропела на своем языке. Да, этот язык действительно был их родным, Имельда чувствовала ту уверенность, с которой они изъяснялись на нем. В ней разбуженной кошкой поднялось недовольство. Хватит с нее и одного инакоговорящего.

— Прекращайте изъясняться на вашей тарабарщине. Это как минимум не вежливо, — она опустилась рядом с бесчувственным телом инквизитора. С ним было все в порядке. Отделается головной болью и только. Девушка стащила ключи с его пояса и пошла к двери. Чутье подсказало, что за дверью больше никого нет.

Они выбрались в широкий коридор с окнами, в которые было видно внутренний дворик тюрьмы, где проводили казни. От него даже сквозь толстые каменные стены и стекла тянуло холодом, кровью и страхом.

Имельда ускорила шаг, чтобы как можно быстрее миновать этот отрезок пути. Благодаря чутью Имельды и ключам молодого инквизитора из тюрьмы им удалось выбраться так никем и незамеченными. Они выскользнули в неприметную дверь с другой стороны каменного здания, миновали крошечный двор, обезоружили двух стражников, что клевали носом под светом двух чадащих факелов у железных ворот, сложенных из листов железа, и стремительным шагом направились прочь. Полард помогал своей спутнице. Та была бледная и начинала тяжело дышать уже сейчас, хотя ходили они не так уж и долго, но, видимо, досталось Тавии здорово. Правда, Имельда не испытывала по отношению к ней ни единой нотки жалости. Не уменьшая скорости, выкинула связку ключей в канализационный сток.

— И куда теперь? — со свистом протянула Тавия, когда они свернули на очередную узкую улочку, уходившую куда-то вниз меж литых стен высоких зданий, и остановились перевести дух. — Мы беглецы… Опять, — она тяжело откинула голову, ткнув затылок в шершавую каменную кладку. Имельда отметила это ее обреченное «опять», но промолчала.

— Нужно убираться из города. У нас крайне мало времени, примерно до рассвета, пока тех послушников на постах не нашли, — произнес Полард.

Имельда молчала. Она находилась с ними только потому, что сейчас была в одной с ними лодке. Пока держаться лучше было вместе, но это не значило, что она горела желанием сбежать из города. По крайней мере, не без брата. Она не могла бросить Митриша.

— Кто вы такие? Почему ты выглядишь, как Итан? — тяжело спросила она, глядя на них исподлобья. Света звезд и тонкого месяца было достаточно, чтобы видеть пятно лица.

— Ты хочешь это обсудить сейчас? — недовольно произнес мужчина, поудобнее перехватывая руку своей спутницы.

— Если хотите помощи, да.

— Если ты готова ее оказать, то тогда расскажу по пути к ней.

Он смело торговался, находясь не в очень выгодном положении, и не чувствовал себя ущемленным. Имельде стало ясно, что ему не впервые находиться в такой ситуации… В целом, складывалось ощущение, что это привычная атмосфера для его жизни, а тон голоса это подтверждал.

Перед глазами начали мелькать видения, как Тавия и другой мужчина — настоящий Полард — бегут сквозь рыночные палатки, дилижансы с товаром и повозки торговцев с разной снедью, товаром и продуктами. Они спасались бегством, а за ними по пятам бежали стражники в тюрбанах вместо шлемов…

Имельда отвернулась, с силой моргнув, и направилась вниз по улочке. Полард и Тавия, с трудом протискиваясь в узком проходе вдвоем, старались не отставать.

— Куда мы?

В редких домах горел свет. Уже давно миновала полночь, а до рассвета было как минимум часа четыре. Обычный люд спал. Работяги всегда вставали спозаранку, чтобы отправиться на работу, и ложились рано. Поэтому на улицах прохожих не было. Район был бедным, но не теми трущобами, где обитала вся разбойничья шпана.

— К единственному человеку, который может помочь. Надеюсь, что он не выдворит меня ко всем чертям, — мрачно проговорила девушка.

— Не понял, так он друг или кто?

— Не могу назвать его другом.

— Я имею в виду, он не кинется нас сдавать местным властям обратно?

— Не знаю, — хмыкнула Имельда, обдумывая то, что Вельт и сам считался властью.

— Не могу, не знаю, — возмутился Полард, — Зачем тогда вообще к нему тащимся!?

— Потому что он единственный, кто может помочь, я же сказала. У меня больше нет друзей в городе. И знакомых тоже.

Девушка не стала вдаваться в подробности, что быть может Боилд и помог бы ей. Хотя бы вещи ее принес из школы… Но рисковать и возвращаться она не хотела. Да и такой уж сильной веры в Ремолуса она больше не испытывала. Он не стал прикрывать ее, фактически сдал. Но в то же время, он закрыл ее собой от взрыва. Знал, что толку от этого будет мало, но все равно закрыл. Боилд не был безнадежным, но и доверия не вызывал.

Пешет испытывала странную смесь чувств, думая об этом человеке. Жизнь его тоже потрепала, хоть и не так сильно как ее саму, но за ним больше не было силы его отца, а без его авторитета и сам Ремолус Боилд становился незначительным в своих глазах. А как можно довериться тому, кто сам в себя не верит?

Полард понял ее слова по-своему.

— Я не знал, кто был Итан, и не виноват, что он оказался твоим другом. Я не хотел забирать его у тебя.

Имельда повернула голову в сторону этой парочки. Вот уже несколько минут мужчина нес Тавию на руках. Та была плоха.

— Я и не виню тебя. Мне только нужно знать, как так вышло, — устало произнесла она.

— Я думал, что вала́ры все знают.

Имельда скривилась, как от лимона. Она ненавидела это слово, а эта фраза успела набить оскомину. Те люди, что еще каким-то чудом несли в себе хоть какие-то знания о вала́рах, размышляли узко, стереотипами. А новые поколения так и вообще могли не знать о них. Правящая династия отлично постаралась, чтобы искоренить любое упоминание о таких, как она. Любые россказни пресекались, стараясь убить на корню желание передать сплетни из уст в уста. Правящие в прошлом Ваалаярви так боялись, что остались те, кто мог посягнуть на их власть, что использовали все силы и ресурсы, чтобы уничтожить вала́ров. До сих пор это происходило, хотя те, кто это все начал уже как пару веков сгинули. Только закон остался, и продолжал жить своей жизнью в руках таких фанатиков, как тот жирдяй-инквизитор. Даже сама Имельда осталась бы в неведении о своих способностях, если бы не Матильда. Эта женщина знала удивительно много и была достаточно смелой, чтобы поведать об этом даре своей названой дочери.

Имельда вспомнила, как мама в своем кабинете при свете теплой свечи рассказала ей печальную историю о таких удивительных магах, которых истребили, боясь их способностей. Ведь именно валары когда-то занимали трон… Не по наследству, а выбираемые другими людьми и советом. Но все когда-то кончается. Кончился и тот век. Кроваво и грязно.

— Не все так просто. Я не знаю всего на свете, как может показаться.

Полард помолчал, тяжело дыша. Он приостановился, встряхнул аккуратно девушку на руках, перехватывая удобнее и ускорился, догоняя Имельду.

Наконец, он заговорил:

— Меня зовут Полард. Это ты уже и сама знаешь. А эта девушка — моя сестра. Тавия. Мы арми́йцы. Знаешь, где находится А́рмия?

Имельда задумалась, припоминая географию близлежащих государств и стран.

— М… Да, где-то на на юге, кажется. Небольшая сухая страна.

— На юго-востоке, если быть точным. Там много пустынь и мало леса. Наши земли очень сухие и суровые. Постоянно идет бой за ресурсы.

— И как это все связано с моими друзьями?

— Да никак, собственно. Я лишь родился там, еще детьми мы с сестрой лишились родителей, стали рабами. Потом бежали, изучали много разных техник магии. Чтобы выжить, нам пришлось попотеть.

— Я считала, что разные виды магии могут использовать лишь правящие семьи или крайне редкие одаренные гении? Вы универсалы?

— Ну, — мужчина вновь встряхнул сползающую с рук девушку, задумавшись, как ответить точнее, — Так вам это преподносят. Хотя, отпрыски ваалаярви действительно обладают потенциалом значительно более высоким, нежели наши. Там другой уровень… А мы так, обычные смертные практикующие маги. Там поскребли, сям поскребли. Сейчас не об этом. Так вот, в одном из путешествий, я заразился очень неприятной болезнью. Какая-то ерунда, которая не лечится никак. Она отравляет постепенно твой организм, превращая тебя в растение. — Имельда косо глянула на него. — Серьезно! Сначала все вроде бы нормально, но постепенно отказывают органы, пропадает обоняние и ты перестаешь чувствовать вкус, потом пропадает зрение, потом начинает меняться кожа, а кровь темнеет. Люди покрываются чем-то, что напоминает мох и в одно прекрасное утро просто не просыпаются… Ваши местные лекари, к которым мы могли позволить себе обратиться все как один шарахались от меня, а я очень хотел жить. И всеми способами мы вместе с Тавией искали способ излечить меня.

— И что, тебя Итан излечил?

— Что? Нет, — скорчил гримасу мужчина, — Хочешь узнать, не перебивай. Твои друзья, чтоб ты знала, вообще умерли не по моей вине. Я даже не знаю, отчего они умерли. Я просто занял тело некроманта и все.

— В смысле, занял? — Имельда озадаченно притормозила, но не остановилась.

— Да в прямом. Слушай. Меня нашли люди, которые наживают состояние на таких, как я. Безнадежных, но очень хотящих жить. Слышала что-нибудь про игры Асанти?

— Нет, ничего.

— Ну, не удивлен. Это очень секретная организация. Их секретность граничит с паранойей. О них знают о-очень узкие круги. Ну, и, конечно же, полиция и инквизиция. Как же без них.

С каждым часом, мужчина становился все менее похожим на некогда бывшего друга. От Итана осталось только лицо. Все остальное было чуждым. Интонации, манера речи, мимика, походка. Даже осанка! Итан никогда не сутулился…

— Но о них никогда ничего не говорят потому, что не могут поймать! Да, и если уж совсем по-честному, то и не сильно хотят, как я думаю. Мне кажется, полиция сама имеет неплохую долю с этих так называемых игр, поставляя тела Аргусу.

— Пока я ничего не могу понять…

— А ты слушай, некромантка, и не перебивай, — мужчина нервно облизал пересохшие губы. Он тяжело дышал, говоря. Воздух со свистом выходил из легких. — Аргус нашел меня и предложил сыграть в его игры. Участников пятьдесят. Проигравших — сорок пять. А оставшаяся пятерка счастливчиков гарантировано получают приз… — Полард выдержал драматичную паузу. — Новое тело!

— Бред какой-то.

— Вот и я не поверил! Сначала. А потом, когда я перестал различать цвета из-за болезни, я уже был готов на что угодно, лишь бы чертова болезнь прекратила жрать меня изнутри огнем. — Он кашлянул, прочистив горло. — Не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что эти игры только на словах игры, а на деле это кровавая бойня ради развлечений высших мира сего, ну и чтоб денег заработать, естественно. Так же не буду уточнять, что я успел пожалеть о своем решении «играть» множество раз. Хотя бы потому, что Тавия была со мной. Она не играла на место победителя, но каждый игрок мог взять в игру с собой помощника или какую-то вещь.

— И ты взял сестру? В эту авантюру?

— Ну… — он попытался найти какое-нибудь оправдание, чтобы хоть как-то обелить себя, но не нашел и коротко буркнул «да». Видимо, объяснять все подробности и нюансы он не горел желанием, и оправдываться тем более.

— И что же было дальше?

— Я победил. И это все что меня волнует. Я остался живым, получил новую жизнь и сумел защитить сестру.

— Ты занял первое место?

— А? Нет, конечно, — фыркнул мужчина и не собираясь смеяться. — Я, без сомнений, не плохой воин и маг, — он гордо выпятил грудь, насколько это позволяло безвольное тело сестры на руках. — Но куда уж мне тягаться с теми монстрами, что желали любыми путями заполучить самое желанное тело.

— Самое желанное? Это как?

— А, там довольно сложная система «награждения».

— Расскажи, если не трудно. Мне очень интересно.

— Ладно. Хуже уже вряд ли будет. Как я говорил ранее, игроков пятьдесят. Только пятеро могут обзавестись новым телом и новой жизнью.

— А остальные? Те, что проигрывают?

— Умирают, — дернул плечами мужчина, мол, это само собой разумеющееся дело.

— Что?

— Что «что»? Да. Иначе не было б смысла, мотивации, интриги и банального интереса.

— Кошмар…

— Да. Правильное слово, — Полард видимо вспоминал те моменты, потому что лицо было мрачным, губы сжаты в нитку, в глазах плескалась молчаливая ярость.

— Так вот, — он, собравшись, все же продолжил, — Тем, кому повезет, и он окажется среди пяти «победителей», достаются тела. По мере выбывания из игры увеличивается ценность этого самого тела. То есть, тот, кто останется последним в игре, самый сильный, кто сумеет продержаться дольше всех, тот получается самое ценное тело и его прошлую жизнь, а кто выбывает самым первым из пяти оставшихся, тот получает самое простецкое тело.

— И чем же измеряется ценность тел? — голос Имельды был холоден, но на самом деле в душе бушевала жгучая буря. Сердце колотилось как бешеное. Как можно оценивать чью-то жизнь!? Жизнь сама по себе являлась драгоценностью… Она, как некромант, не могла понять, как можно придать материальную значимость чьей либо жизни… Как можно оценить жизнь ее друга? Для нее он был бесценным.

— Да всем. Происхождение, социальный статус, банковский счет, образование, магический потенциал и еще целый список пунктов.

Имельда сглотнула и остановилась. Мужчина прошел немного вперед, прежде чем понял, что он идет один. Обернулся. Девушка стояла, пытаясь унять тяжелое дыхание и гул в голове. В груди что-то сжимало диафрагму в тугой пучок, стягивало и тянуло вниз. Девушка сжимала и разжимала кулаки, пытаясь отвлечься от ярости, что вскипала в душе ледяным вихрем…

— И насколько же ценной оказалась жизнь моего друга? — она произнесла это тихим свистящим шепотом, старательно контролируя дрожащий голос. Смотреть на Поларда, чье лицо было таким родным и одновременно чужим, она не могла.

Мужчина отчасти понимал девушку. Точнее, он понимал, что ей тяжело, но не мог почувствовать, что переживала она в данный момент. Но даже так, он не стал язвить, шутить или как-то острить. Он спокойно озвучил факт.

— Я выбрался оттуда вторым из пятерки.

Имельда закрыла глаза, стиснула кулаки до боли в костяшках. Жизнь его друга была оценена чуть ниже среднего. А для нее когда-то он был всем, он был утренним лучом, что осветил мрак ночи, он был путеводной звездой…

Она прошла мимо Поларда, так ничего и не сказав, даже не посмотрела на него. Мужчина поплелся следом. До самых ворот резиденции мэра они шли молча.

Имельда смотрела на темные окна особняка и размышляла, как лучше проникнуть внутрь? Наделав шум или тихо? Открыто или тайно?

— Чего мы ждем? — Полард уже устал держать свою сестру, но молчал по этому поводу. Девушка не ответила. Она подошла к воротам и застучала кулаком по металлической витой калитке. Тут же залаяли псы где-то на заднем дворе, стремительно приближаясь. Через несколько секунд в нескольких окнах зажегся свет, а к калитке уже стремилась охрана. Надо отдать им должное, они были отнюдь не сонными.

— Кто такие? Проваливайте, это частные владения.

— Маэстро Пешет и Маэстро Клевенски. У нас к господину Вельту срочное дело, не требующее отлагательств.

Стражник смерил их холодным взглядом, пытаясь разглядеть их вид в потемках. К сожалению, было довольно хорошо видно весьма потрепанный вид ночных гостей. Стражник размышлял, как поступить. С одной стороны, у него приказ — посторонних на территорию не пускать, а с другой стороны — одну из пришедших он как минимум знал в лицо и знал, что эта некромантка довольно близко знакома с его господином. Но беспокоить его ночью?

— Кто там, Кан? — издалека от дверей раздался хриплый со сна и как будто усталый голос, но даже так, он был властным и твердым. Стражник обернулся и быстрым шагом добрался до крыльца особняка. Он быстро доложил, кто нарушил покой резиденции в столь поздний час. Господин Вельт весьма сильно удивился, но все же разрешил пустить гостей в дом. Они прошли в гостиную. Вельт разбудил прислугу и уже минуту как помешивал сахар в своем горячем кофе, хмуро спросонья рассматривая грязную одежду девушки, ее рану, а также и ее не менее грязных и раненных спутников.

Сам хозяин дома выглядел здоровым и крепким, сидя за кухонным столом, разве что помятым со сна и оттого не очень довольным. Все раны после прошедшей на благотворительном приеме бойни давно вылечил семейный лекарь, за что ему платили не малые деньги.

Все молчали. Тишину нарушал только тихий звон ложки о дно фарфоровой чашечки. Даже служанка, сонно моргая заспанными глазами, неловко переминалась с ноги на ногу в углу, но не смела проронить и звука. Бесчувственную Тавию уложили на диван в гостиной, а Полард и Имельда уселись на стулья за продолговатым обеденным столом с закругленными краями. Гудели уставшие ноги и голова одной не менее уставшей некромантки.

— Простите, что потревожила, — наконец отмерла девушка, прекратив буравить взглядом чайную ложку в руках мэра.

— Прощаю, — со всей серьезностью кивнул мужчина, откладывая столовый прибор в блюдце. — Но я хочу услышать все-таки причину столь позднего… — он прошелся взглядом по Поларду, — Визита. Хотя, смею предположить, вы снова влезли в какую-то переделку?

— Ну, вообще, в этом косвенно виноват я, — протянул Полард, косясь на Имельду. — Но да, влипли мы по самые…

— А вы кто, собственно? Не припомню вашего лица, — Абрахан немного надменно взглянул на некроманта, подпуская в облик своей властной манеры говорить.

— Полард. А там моя сестра Тавия, — довольно буднично произнес мужчина, ткнув на девушку за спиной большим пальцем.

— Ага, угум… — Абрахан отпил кофе и, казалось, потерял всякий интерес к гостю, повернувшись к девушке.

— Абрахан, я хочу попросить у вас помощи, — она хмуро смотрела в глаза мэру, устало сжимая свой плащ.

— Просите, — пожал плечами Абрахан. Имельда сжала зубы.

— Вы можете вывезти их из города?

Мужчина выгнул брови. Полард тоже.

— Чего? — не совсем культурно произнес Вельт. Ему вторил некромат. — Вывезти из города? Зачем? Точнее, зачем вам для это я? У нас что, закрыли городские ворота?

Маэстро переглянулись.

— А ты как же…? — не понимал некромант. Имельда вздохнула и, прикрыв глаза, произнесла, отвечая Абрахану, игнорируя Поларда:

— Они знают, кто я.

Абрахан, молча, отпил сладкий кофе с обескураженно пресным лицом. На язык просились лишь ругательства. Со стороны коридора раздались тихие шаги и все переключили свое внимание на вход в гостиную. Немного щурясь от света ламп, к ним присоединился Мару. Он был сонный и слегка помятый, с растрепанными распущенными волосами.

Весьма удивленный озвученной информации, Абрахан даже никак не отреагировал на появление друга. А вот Имельда удивилась. Она полагала, что он уже покинул город.

— Мару? — она чуть не подорвалась с места, дернувшись, но в последний момент заставила свою пятую точку остаться прижатой к стулу. Мужчина с любопытством смотрел на гостей. Сквозь сонный туман, до него доходил довольно медленно тот факт, что вид у гостей крайне помятый. — Я думала, вы уехали, — Имельда сконфуженно перешла на «вы». Мару никак не прокомментировал это и прошел к столу, за которым сидел его друг, оглядывая по пути недовольным темным взглядом Поларда.

— Задержался, — ответил за него Абрахан, чтобы хоть что-то сказать. Имельда покивала, чтобы хоть как-то отреагировать, а не сидеть, словно рыба, выброшенная на берег, с открытым ртом. Полард же просто сидел и хлопал глазами. В данную минуту он вообще мало что мог делать или решать. Все же, Имельда собрала остатки самообладания и снова обратилась к Вельту, унимая зачастившее сердце, которое возбужденно затрепетало, как только Имельда увидела Мару.

— Так вы можете вывезти их? Хотя бы за пределы городской стены. Там они уже сами. Просто это надо сделать так, чтобы их не заметили… Я бы не стала вас беспокоить, но у меня больше никого нет в городе, к кому бы я могла обратиться.

— А с чего это вы говорите о «них»? Я так понимаю, что случилось, вы рассказывать не будете, но это касается вас всех.

— Вам лучше не знать подробности, поверьте, — протянул Полард. Имельда не успела остановить его и напомнить, чтобы держал язык за зубами.

— Поверить? — Абрахан вздернул надменно бровь. Даже в своем домашнем ночном наряде, похожем на свободный халат, он выглядел статно и благородно. И сонное лицо не было помехой. Имельда прикрыла рукой глаза, понимая, что лучше бы Полард молчал. — А кто вы такой, чтобы вам верить? Кто, я спрашиваю? Заявляетесь ко мне среди ночи, явно после битвы, явно скрытно. Подставляете меня перед инквизицией! Перед законом! И просите о помощи! И с чего бы мне ее вам давать!? — Абрахан с силой поставил чашку на стол, расплескав остатки кофе. Служанка засуетилась, чтобы все убрать.

— Уйди, — рыкнул на нее хозяин дома. Девушку словно ветром сдуло. — С чего бы мне подставляться за вас? Ладно, за нее, — мужчина взмахнул рукой в сторону некромантки, — но вам я ничем не обязан.

Имельда сжала губы и красноречиво посмотрела на Поларда. И кто его за язык тянул? Абрахан действительно ничего ей не был должен. И этим двоим тем более. За помощь в поисках племянницы Имельде он отплатил сполна, не сдав инквизиции, вылечив ее раны и вернув в школу на должность Маэстро. И сейчас она явно испытывала их отношения, не так уж сильно похожие на дружбу. Продолжать она не планировала. И унижаться в мольбах тоже. Гордость брала свое, усталость брала свое, злость брала свое.

Она встала.

— Вы правы, мы зря пришли. Простите, что потревожили, — сухо произнесла она, обращаясь к Абрахану. Взглянула на Мару. Видеть его было приятный сюрприз, который согревал уставшую душу. Она и не могла надеяться, что увидит его еще хоть раз.

— Идем, — бросила Поларду и направилась на выход.

— С-стоять, — властно прошипел Абрахан. Имельда замерла у выхода из гостиной. — Не стоит играть на моей совести, Маэстро, — сердито проговорил мэр. Девушка развернулась, уголки губ ее дрогнули.

— А она у вас есть?

Она ходила по тонкому льду, но знала, куда ступать. Чувствовала. И не ошиблась. Усмешка на губах Абрахана Вельта была тому доказательством.

***

Небольшая открытая повозка, запряженная двойкой лошадей, ожидала своих хозяев, пока слуги загружали в нее мешки с различной снедью.

Имельда, устало привалившись к колесу, сидела прямо на земле и жевала сладкую подсохшую булку, которую сама лично взяла с кухонного стола. Поларда и пришедшую в себя Тавию пытались замаскировать мешками и каким-то тряпьем в тюках. По легенде, эта повозка принадлежала мелкому торговцу, что ранним утром отправился в дорогу в соседний город, чтобы заработать звонких монет на местном рынке. Полард со своей сестрой должны были сидеть очень тихо в повозке, укрытые вещами, пока извозчик вывозил их из города.

— Пешет, — раздалось сверху. Голос был приглушен вещами, — Эй, Пешет.

— М? — лениво отозвалась, — Ну, что?

— Ты уверена, что не хочешь с нами? Потом будет очень тяжело покинуть город. Возможно, нашу пропажу уже заметили, — Полард не видел ее, его закладывали вещами, пока он лежал на дне повозки. Он так же не видел, как девушка тяжело вздохнула и пожевала губу.

— Уверена. У меня еще есть дело в городе. Я не могу уехать.

— И что же это за дело? — Имельда повернула голову в сторону голоса. Господин Вельт переоделся из халата в домашний наряд и уже успел умыться и привести себя в более солидный вид. Мару стоял рядом. Он тоже за последние полчаса сумел привести себя в порядок, убрать свои распущенные волосы в сложную косу и умыться.

Имельда поджала губы, понимая, что на их фоне опять выглядит бродяжкой. Ее мама, увидев эту картинку, в очередной раз посетовала бы на то, что ей не дождаться ни свадьбы, ни тем более внуков.

— Инквизиция забрала моего брата. Мне нужно вернуть его и увезти как можно дальше отсюда.

— Брата? — господин Вельт изрядно удивился, подходя ближе. Имельда продолжила жевать сухую булку. — Не знал, что у вас есть брат.

Имельда усмехнулась. Конечно, наверняка, мэр постарался узнать все о той, у кого просил помощи. Но вот чего он никак не мог знать, так это то, что у Имельды — единственного ребенка в семье по официальной версии — имелся брат. Хотя бы потому, что и сама Имельда узнала о нем не так уж и давно. И тем более Милтон о нем ничего не ведал, а потому и Вельту рассказать никак не мог.

— Да… Ситуация не простая… — протянула девушка задумчиво, уставившись куда-то в ей одной известную точку. Абрахан присел рядом на корточки. Ему было плевать, что полы его свободного дорогого наряда запачкаются пылью дороги. Имельде пришлось сфокусировать взгляд на лице мужчины. Он странно смотрел на нее. — Что?

— Я думал, вы приемная.

Имельда напряженно выпрямилась, брови удивленно взлетели наверх. Она подавила в себе желание моментально вцепиться мужчине в шею, чтобы он больше никому не смог рассказать. Она осадила себя как можно скорее, допустив мысль, что если Абрахан это знал давно и до сих пор никому не рассказал, то и дальше не станет, но все же под ложечкой неприятно засосало.

— Не беспокойтесь, ваша тайна не будет раскрыта.

— Только если вас не начнут допрашивать, — с полной серьезностью произнесла девушка. — Откуда вы узнали? Когда?

— Оттуда же, откуда и о вашем даре, — он, поджав губы, словно бы смущенно и извиняясь, улыбнулся. Имельда тихо выругалась, отворачиваясь. Чертов главный дознаватель! Он выложил этому человеку о ней буквально все! Захотелось найти Милтона и разодрать ему лицо ногтями за это. — Поэтому я очень удивлен узнать, что у вас есть брат. Он ваш родной? Или…

— Или, — резко отрезала, но все же соизволила пояснить дальше, — Нет, не родной, — ей очень не нравилось, что кто-то настолько осведомлен о ее жизни, и что все больше и больше людей становятся информированными о ее тайнах.

— Так он сын… — протянул мужчина, ожидая продолжения.

— Вы слишком много хотите знать. Не боитесь подавиться вашей жадностью до информации? — Имельда отвернулась. В горле пересохло, хотелось промочить его хоть чем-нибудь. Желательно, конечно, чем-то покрепче. Уже давно ей хотелось познать алкогольное забытье, чтобы, наконец, не думать и не чувствовать. Отдохнуть, черт всех задери!

— Должен же я знать, ради кого или чего рискую.

— Это сын моей матери, — она развернулась лицом к мужчине. В зрачках мелькнул свет досады и ярости. — Да, приемной матери. Но это не умаляет того факта, что он мне брат. Я считаю его своим братом так же, как считаю Матильду своей матерью, — ее тон набирал обороты, но почувствовав тепло руки на запястье, все ее раздражение затухло также стремительно, как и появилось. Абрахан крепко сжимал ее запястье, но даже ткань рубашки не могла препятствовать теплу его тела и эмоций. Это подействовало нужным образом. Девушка почувствовала какое-то незримое чувство заботы, которым мужчина одаривал своих детей — сына и племянницу. Он мог ее понять, хотя бы отчасти. И совсем не собирался никак ни обвинять, ни лезть в душу. И он, конечно же, понимал, что отговаривать девушку от возвращения в город тоже бессмысленная затея.

Она, пристыдившись своих излишних эмоций, высвободила руку из объятий чужой ладони. Переваривать чужие эмоции ей по-прежнему было также тяжело, как жевать стекло, приправленное перцем. Не вкусно, гадко, больно. Хотя, признаться, Имельде было приятно осознать наличие некой привязанности мужчины к ней. Это вряд ли можно было назвать любовью или влечением, нет. Скорее, это была симпатия, завязанная на чувстве начинающейся дружбы. Этот факт безумно воодушевлял, ведь у девушки редко появлялись друзья.

Сбоку что-то произнес Мару. Девушка посмотрела на него, вспомнив, что он стоял все это время тут. Абрахан тоже взглянул на своего друга, потом вновь повернулся к девушке.

— Мы можем как-то еще помочь … тебе?

Имельда улыбнулась. В горле встал ком, и она попросту помотала головой, не в силах выдавить и слово. Она не собиралась подставлять их. Итак, все близкие ей люди все время страдали, она не хотела брать на себя ответственность еще и за жизни этих двух мужчин, которые без сомнений стали ей близки. Они хотели помочь, искренне, без каких-либо сделок и принуждений. И это было слишком большой драгоценностью. Имельда более уверенно мотанула головой, беря себя в руки:

— Хватит с вас опасностей, Абрахан. Вам не за чем лезть в это дело. Совсем не нужно. У вас есть семья, о которой надо заботиться. И я совсем не тот человек, ради кого можно рискнуть детьми. Нет, дальше я сама как-нибудь.

Абрахан помолчал, глянул на Мару, потом снова на девушку.

— Господин, все готово, — раздалось сбоку.

— Хорошо, — Вельт поднялся и помог встать Имельде. Вместе они проверили повозку, проследили, как на козлы забирается мужичок средних лет, что должен был сыграть торговца. Отдав последние приказы, господин Вельт разрешил ехать, и они все вместе проследили, как повозка покинула задний двор резиденции мэра в предрассветных сумерках.

Как только за ней закрылись непримечательные ворота, Имельда развернулась и пошла в другую сторону к центральному выходу.

— Куда вы сейчас? — мужчина догнал ее. Мару задумчиво шел позади.

— При все уважении, вам лучше не знать.

Мужчина поджал губы. Действительно, в самом худшем случае, при допросе он бы не смог соврать или выдать ее планов.

— Я не могу отпустить вас вот так.

— Можете.

— Мне не по себе от осознания того, что вы идете в никуда.

— Почему же? Я вовсе не иду в никуда. Я иду в четко определенном направлении, за братом. А когда я заберу Митриша, то уже смогу выбраться из города и спрятать мальчика ото всех. И никто не будет знать, где он.

— А почему, кстати, его забрала инквизиция? Он в чем-то виновен?

— Абрахан, — покачала головой Имельда, сетуя на его любопытство, — этого вам тоже лучше не знать. Возможно, тот, кто рассказал вам обо мне, сможет и на этот раз просветить вас. А если нет, то вам же лучше.

Господин Вельт недовольно поджал губы. Ему тоже не нравилось, когда в его городе происходило нечто, чего он не знал или не понимал. Они дошли до калитки и остановились.

— Спасибо вам за все, — Имельда неловко улыбнулась, протягивая руку. Абрахан весьма удивился этому жесту, зная, как она не любит рукопожатий. И сам факт того, что девушка по своей собственной инициативе решила дотронуться до него, ошеломлял.

Мужчина принял рукопожатие, хоть это и было не принято в культурном обществе. По этикету мужчина должен был поцеловать руку женщины, но никак не жать ее. Но вряд ли Имельда оценила бы это в данную минуту. Она взглянула на Мару из-за плеча господина Вельта.

— И вам спасибо, за всю помощь, что вы оказывали мне.

Мужчина лишь фыркнул, проходя мимо них обоих в сторону калитки. У него через плечо была перекинута лямка дорожной сумы. Он бросил фразу на ходу, а Абрахан довольно обескураженно перевел ее:

— Он хочет проводить тебя.

— А?

— Он выйдет с тобой из города.

— Но я же не…

— После того, как заберете мальчика.

— Что? — она обернулась к Мару, — Нет. Исключено!

Мару ответил ей. Абрахан перевел:

— Он все равно собирался уезжать сегодня. Поедете вместе, он может тебя подстраховать.

Девушка вышла из-за калитки, на ее лице было прямым текстом написано, что она думаетобо всем этом.

— Нет, я не согласна.

Мару скептично пробурчал нечто в духе «как будто мне нужно разрешение», но Абрахан переводить это не стал. Он прекрасно понимал истинные причины своего друга и переубеждать его не спешил. Он был взрослым мужчиной и прекрасно мог принимать решения сам.

— Не отказывайся, Пешет. Мару может постоять за себя, его помощь не будет лишней.

— Я не хочу втягивать вас в свои проблемы.

Мару закатил глаза, ничего не ответив. Он совершил странный жест в сторону Абрахана, не собираясь как-то еще с ним прощаться. Он отнял от своего лба пальцы в сторону друга, а потом вернул их к своему сердцу. И на этом все. Они никогда не прощались, потому что прощание означало бы, что они расстаются навсегда или надолго. А если сказать «до встречи, мой старый друг», махнуть рукой или вовсе не попрощаться, то тогда складывалось впечатление, что уже к вечеру они снова увидятся. И время ожидания не будет столь долгим.

Имельда тяжело вздохнула, тайно внутри себя все же радуясь, что будет не одна.

— Прощайте, Абрахан.

— До свидания, Имельда.

Девушка улыбнулась и вышла на проспект, догоняя Мару.

Глава 8

Вдвоем они стояли у непримечательного двухэтажного дома на несколько хозяев с крошечным палисадиком перед высоко расположенными от фундамента окнами. Господин главный дознаватель жил в очень простых отдельных комнатах, которые ему выделили городской канцелярией на время, что он будет присутствовать в городе. Жить в одной из келий послушников он отказался, хотя по правилам должен был жить именно там. Но наблюдать за юнцами, что еще не видели настоящей жизни, а потому с благоговением и неистово отдавались вере, он не желал. Вся их назойливая набожность только раздражала. К тому же там было неуютно и холодно, а в его возрасте со здоровьем уже приходилось считаться. Кости ныли каждый раз, когда он промерзал. Милтон ждал весеннего тепла как никогда…

Девушка смотрела на окно, в котором можно было разглядеть тусклый свет свечи. Дознаватель уже не спал или еще даже не ложился. Имельда, облизнув пересохшие губы, вошла в парадную дома. Поднявшись по узкой крутой лестнице, она постучала тихо в дверь. Мару был рядом. Через несколько мгновений дверь приотворилась. Из темного нутра на пришлых гостей смотрел господин Милтон. Он изрядно удивился, увидев перед собой некромантку.

— Пешет? — дверь отворилась шире, — Что ты здесь дел…

Девушка не дала договорить, она распахнула дверь и вошла во временный дом инквизитора без тени сомнений. Мару проследовал за ней тенью. Поспешно закрыв двери на ключ, Милтон поспешил за незваными гостями. — Ты сбежала! — он говорил шипящим шепотом. Впрочем, тихим его нельзя было назвать. — С ума сошла? Что ты творишь!?

— Где Митриш? Куда его увели? — девушка осмотрелась, сделав круг по просторной, скромно обставленной комнате. Здесь не было отдельного кабинета или библиотеки. В одном пространстве умещались и узкая кровать, и рабочий стол с застекленным книжным шкафом, и старое трюмо, и нечто, что заменяло кухню. Без очага, без воды. Просто стол и пара стульев. Видимо, в этом доме была отдельная, но общая кухня на всех хозяев.

Милтон словно хлебнул кипятка, скривился.

— Ты явилась сюда из-за мальчишки!? Глупая дура! Ты понимаешь, что наделала? Я бы сумел защитить тебя, сиди ты в камере! Зачем ты вылезла… Как ты вообще это сделала…

— Защитить меня? — Имельда подошла ближе, на ее лице не было никаких эмоций, — Это больше не в ваших силах, господин Милтон. Просто скажите, где мальчик. Куда его дели?

— Делай ты, что я тебе говорил, ничего бы этого не было… — мужчина устало плюхнулся в кресло. В свете всего пары свечей синяки под глазами стали еще темнее, а морщины глубже. Мужчина разом постарел лет на десять.

— Отвечайте, где Митриш!

Она налетела на него, словно голодная волчица, вцепилась здоровой рукой в ворот рубахи, легко приподняв крупного мужчину над креслом. Ткань несчастно затрещала. Ярость, что вскипала в ней бурным потоком ледяной горной реки, придавала сил, а может это сам Моро́к влиял на нее. Оказавшись вплотную к Васлиду, она почувствовала ладан, перебивающий тонкий запах пота. Мужчина давно не мылся. От него веяло не только грязной одеждой, но и пыльной усталостью. За свою жизнь он пережил даже больше, чем Имельда. И у него не было тех сил, с которыми всю жизнь шла она. Он не был магом, не был валаром, у него в душе не было запасной батарейки в виде чудовища. С ним была лишь его Вера.

Имельда видела, как наяву, осколки его одинокой жизни, утоптанную дорожку его извилистого пути. Он посвятил себя Богу, отдавшись ему во служение, когда в детстве на его глазах нечисть прорвалась в наш мир и истребила почти всю его деревню. В живых остались лишь те немногие, кто успел спрятаться в небольшой церкви под защитой святых стен и старого священника.

Имельда окунулась в этой воспоминание. Для Васлида самым отчетливым в нем были несколько моментов. То, как священник неистово молился перед старой иконой Святого Иосифа, держа в руках обычные деревянные четки. У него не было денег на красивые камни лазурита. Но именно эти четки с обычным деревянным крестом стали для Васлида точкой внимания. Он смотрел, как они трясутся в морщинистых руках священнослужителя, пока за дверьми раздаются предсмертные крики боли и ужаса, и адский вой той мерзкой твари, что рвала его родных на куски.

Другой момент, что Васлид пронес сквозь время в своей памяти и сумел сохранить до мелочей, это поступь девочки с черными кудрями. В тишине ее шаги были оглушающими. На рассвете, когда уже давным-давно все стихло, она решилась выйти из церкви, желая узнать, что случилось с ее родными. Она была младше Васлида на пять лет, но оказалась куда храбрее юнца, у которого только-только пробился мягкий пушок под носом. Он отчетливо помнил, как она вышла на деревянное крыльцо, ее силуэт осветился оранжевым светом восходящего солнца, а потом она неуверенно ступила на снег, усыпанный рубинами застывшей крови. Она плакала, зовя мать и отца. И Васлид дрогнул. Он тоже поднялся и вышел на крыльцо, жмурясь от утренней зари. Та картина, что предстала перед ним, навсегда отпечаталась в его памяти. А вот то, как он нашел истерзанных родителей — нет.

Вокруг церкви, на расстоянии в пару метров снег был не тронут нечеловеческими следами, только брызги крови долетели до него, когда нечисть разорвала не успевшего добраться до спасительного оплота церкви. Тварь не смела подойти к священной земле. Все вокруг было разрушено, но не святые стены. Васлид дрожал от горя и восторженной благодарности. Та ночь навсегда определила его путь.

Имельду рывком перенесло в другое воспоминание, где Васлид уже повзрослел, отпустил волосы и бороду. Его худому лицу она добавляла некой живости и человечности, а взгляд тогда еще не был таким ледяным.

Он с Матильдой сидели в тесной келье монастырской крепости при Вааларе. В ней было светло из-за выбеленных стен и большого окна, но места все равно было крайне мало, поэтому они то и дело касались друг друга коленками. Вот только внимание на это обращал лишь сам Милтон. Каждый раз его сердце замирало на миг, а грудь сдавливало, когда в пылу монолога Матильда задевала его ноги своими. Он сидел на низкой для его роста кровати, колени выдавались вверх. Он чувствовал себя неловко в такой позе, и постоянно одергивал себя за нелепые греховные мысли. Он принял сан инквизитора три года назад, уже успел укрепиться в этой роли, и не должен был даже помышлять о женщинах. Однако женская коленка то и дело касалась его ног, шуршала ткань тяжелых юбок, когда Матильда эмоционально описывала свою историю. Он честно старался слушать о какой-то там девчонке и что с ней произошло, и как она, Матильда, не смогла уничтожить ребенка. Она просила его о помощи, взывая к их старой дружбе и общему пережитому горю, что определил их судьбы. Ведь это она тогда была с ним в церкви. Она вышла первая под лучи солнца, она первая ступила на окровавленный снег, и она увидела тогда Духа Смерти, что благословил ее своим касанием. Только Васлид этого не видел, ведь Духа Смерти могли видеть лишь некроманты. Матильда рассказала это сама, когда они все отошли от шока и горя.

Их жизненные пути тесно сплелись, но… В дверь постучали. Матильда замолчала и поднялась. Она открыла дверь. За ней стоял Тимор. Васлид знал его, прекрасный священнослужитель, готовящийся принять звание инквизитора вслед за Милтоном, являющийся сейчас его подручным. Он держал за руку тощую девчонку со светлыми глазами, не карими и не зелеными, какого-то теплого древесного оттенка, что зажглись теплым золотом, когда на ее лицо упал свет из окна. Ее седые волосы были уложены в простую косу.

Эта встреча стала для него одним из самых важных моментов в жизни. Во-первых, он принял судьбоносное решение помочь, во-вторых, эти двое, стоящие сейчас в дверном проеме, навсегда разделили их с Матильдой пути… Он увидел во взгляде Тимора на Матильду нечто, что так перекликалось с его собственной душой. Васлид сразу понял этот взгляд. У него самого был такой же. Вот только сама Матильда никогда не смотрела на Васлида так, как отвечала его подчиненному…

Скрипя сердцем, Васлид всмотрелся в девчонку, что привели к нему, лишь бы не смотреть на этих двоих. Он решил отвлечься от своих душевных терзаний, хотя уже заранее знал, что не сможет отказать Матильде. Она предлагала дать друг другу магические клятвы, заверяя, что никогда не принесет ему проблем.

Когда в этой тесной келье их тихий разговор завершился, и Тимор увел Имельду, Васлид отошел к окну и с тоской уставился во дворик. Спустя несколько минут по нему прошел Тимор, ведя за руку девочку. Матильда встала рядом, провожая их тревожным взглядом. Васлид не отвечал долго, она нервничала.

— Тебе придется обвенчаться… — он не смог закончить и проглотил колючее «с ним». Он не смотрел на девушку. Матильда моргнула и перевела взгляд с окна на инквизитора. Он хмурился, поджав губы.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— Но зачем? Я не понимаю… — она нахмурилась. Было видно, что она не хочет, сомневается.

— Хочешь защитить девчонку? Это решение. К семье будет меньше вопросов, чем к матери-одиночке, что вдруг резко обзаводится взрослым ребенком, — Васлид почувствовал низменное удовлетворение от того, что Матильда не согласилась тут же, но радость тут же разбилась в дребезги от следующего вопроса:

— Но ты же уже принял сан, дал клятвы, ты не можешь взять жену после этого… — Васлид похолодел, поняв, что она подумала не о Тиморе, а о нем. И это о связи именно с ним она не была в восторге. Сердце предательски защемило. Он отвернулся, делая вид, что его никак это не задело, и чтобы не выдать себя, он сухо обронил:

— Я имел в виду Пешет. Он еще не принял сан, так что может связать себя узами священного брака, одобренного церковью. Потом, через пару лет, сможет принять звание, когда ваша легенда укоренится. Такое возможно, когда вступаешь в брак до принятия сана. Но, конечно, не в Вааларе. Про столицу можете забыть. Лучше бы вам с этим отродьем уехать как можно дальше отсюда…

«И от меня»

— … И забыть дорогу в столицу. Вы должны пообещать, что сделаете все возможное, чтобы ее проклятые способности не вылезли наружу. Мне плевать, как, лишь бы не пострадали люди. В свою очередь, я помогу подчистить за ней и вами, и унесу эту тайну в могилу, да смилуется надо мной Святой Дух… — он осенил себя священным знаком и только после этого решил посмотреть на старую подругу, которую, конечно, никогда подругой не считал, это она считала его другом, но не он…

Матильда смотрела на него широко распахнутыми синими глазами, наполненными слезами. Этот взгляд опалил его сердце и так же, как и кровавые рубины на снегу вокруг церкви, отпечатался в его памяти и душе.

Девушка кинулась к нему на шею, обнимая и благодаря сквозь слезы. Васлид зажмурился, крепко сжав ее в ответных объятиях. Он знал, что они прощальные. Он сжал зубы, вдыхая ее аромат. Он хотел запомнить этот момент, сохранить, пронести сквозь время, и он пронес, тайно храня и лелея, как люди хранят свои любовные письма.

— Спасибо, спасибо, спасибо! Конечно, мы все сделаем, не беспокойся. Я принесу клятву на крови, ты не будешь замаран, я никогда не…

— Ну что ты, — он отстранился, тепло улыбнувшись и удерживая руки на ее плечах. Он надеялся, что она не чувствует дрожь ни в них, ни в его голосе. Слава Богу, что она не вала́р, как та деревенская девчонка, — какие клятвы между старыми друзьями. Не нужно этого. Я верю тебе, и ты тоже можешь мне верить. Ты же это помнишь, верно? Я сохраню эту тайну, ради тебя, — он снова тепло улыбнулся и отошел к двери. — Идем, нужно подготовить бумаги о вашем браке. Извини, но пышной свадьбы не обещаю… — он улыбался, а душа обливалась кровью. На саму деревенскую замарашку ему было плевать, он хотел лишь показать, что готов ради Матильды на все. Надеясь, что она оценит…

«Это только ради тебя»

Имельда заморгала, отшатнулась. Горло саднило, от подступивших слез. Она словно была на месте молодого Васлида в его воспоминании. Она прочувствовала то, что чувствовал он тогда… Она удивленно разжала руки, и мужчина плюхнулся обратно в кресло. Она никогда бы не подумала, что вот этот вот черствый духовник мог когда-то чувствовать нечто подобное. Ей казалось, что таким, каким знала она его, он был всегда. Холодным, расчетливым, жестоким… Но нет. Таким он был лишь по отношению к ней, считая монстром с самого начала. Помеха на пути. Любил он лишь только Матильду. И потерял он ее задолго до ее смерти. И на примирение с этой мыслью у него было куда больше времени, чем у Имельды. Годы он носил в себе безответную любовь, что со временем заиндевела, превратившись в непробиваемый панцирь.

— Его нет в городе, — наконец, ответил дознаватель, поправив воротник своей рясы.

— Как нет? — прочистила горло.

— Все твои действия бессмысленны… Мальчика сразу же отправили с эскортом из двух магов в столицу для разбирательств. Будет открыто расследование. — Имельда ошарашенно взглянула на Мару, а потом присела на первый попавшийся стул. Она тяжело опустила голову на руки, уперев те в колени. В абсолютной тишине голос уставшего инквизитора звучал шуршанием старых сапог по дороге. — Я хотел помочь Матильде. Всегда помогал. Когда-то я любил ее. А потом наши пути разошлись. Я и тебе помогал. Всегда старался делать, как лучше. Прикрывал, отводил беды… Но ты с упорством самоубийцы лезешь все в большие проблемы…

Имельда отняла голову от рук, подняв тяжелый взгляд на мужчину.

— Твои слова… Они ничего не значат. Хотел помочь мне? Три раза ха. Забыл кто я? — отец Милтон поджал тонкие губы. — Если действительно хочешь помочь мне, исправь, что сделал.

— Я ничего не делал.

— А кто тогда отправил Митриша в столицу!? Зачем! Зачем ты это сделал! — девушка слетела со стула и вновь зависла над мужчиной.

— Таков приказ. Мой долг.

— Приказ!? Ты понимаешь, что ты наделал!? Ты подписал ему смертный приговор! Зачем ты отправил его сразу туда? Зачем, я тебя спрашиваю!? — Васлид смотрел на нее из-под бровей, не реагируя. Ее запал иссяк так же быстро, как и возник. Мару тревожно всматривался на улицу через окно, кидая хмурые взгляды на разборки старых неприятелей. — Я бы успела забрать его и увезти отсюда… — Имельда беспомощно опустилась на колени перед инквизитором. — А теперь… Они убьют его.

Милтон молчал. Он не знал, что здесь говорить. Все, что он мог ей сейчас сказать, выглядело бы как жалкое оправдание, а оправдываться перед ней он не собирался. Он уже очень давно ни перед кем не оправдывал своих действий. Только перед Богом. Имельда, не дождавшись от него никаких слов и реакции, поднялась. Собрав свои мысли и эмоции в некое подобие порядка, она серьезно посмотрела на инквизитора:

— Каким путем его повезли?

— Основным трактом. Он в сопровождении двух служивых магов.

— Ох, как быстро, — тяжело усмехнулась девушка, — Какая честь…

— Дело серьезное, поэтому действовали все очень оперативно.

— Да. И в обход мэра. Господин Вельт не будет рад, что вы хозяйничаете в его городе.

— Мне плевать на административную шавку этой дыры. У Вельта здесь столько власти, сколько ему дают. В остальном он такая же беспомощная пешка, как и ты.

Девушка сжала зубы и схватила мужчину за горло. Разгневанная, она подняла его в воздух одной рукой. Зрачки в ее глазах, ловя отсвет свеч, мерцали, словно у хищника. Она смотрела ему прямо в глаза.

— Я слишком долго была послушной зверушкой на коротком поводке. Если вы не в состоянии помочь Митришу, я сама это сделаю, — ее холодный тон не предвещал ничего хорошего. И сейчас Васлид Милтон, прославленный инквизитор, что изгнал не одну нечестивую тварь, глядя в ее глаза, пасовал. Шокированный, он застыл. — Где дневник Матильды?

Мужчина, не ответил, но ответ сам собой вспыхнул в голове девушки, когда дознаватель подумал о дневнике. Она отпустила его и пока он хватал ртом воздух, вытащил записную рабочую книжку Матильды Пешет из внутреннего кармана его рясы. Книжка была в хорошем состоянии. Васлид позаботился о единственной вещи, что досталась ему от любимой женщины. Для него она тоже была памятной, но Имельда не собиралась нежничать с ним и делиться своей матерью с этим черствым служивым псом. Может когда-то он и был человеком, но не после стольких лет службы.

— Имельда, — девушка обернулась. Не часто ее звали по имени, а из уст Мару ее имя звучало вдвойне непривычно. Мужчина стоял рядом с застекленным шкафом, на полках которого лежали различные вещи и книги. Мару держал кинжал и небольшую сумку, которую взял с одной из полок. Девушка удивилась тому, что Милтон забрал ее вещи себе, а не сдал своим подчиненным. Перед тем, как уйти, Имельда обернулась:

— Я благодарна за все, что вы сделали для меня, но больше не помогайте мне для вашего же блага, — с некой тоской произнесла девушка. И не дожидаясь ответа, ночные гости покинули дом господина главного дознавателя.

— И не собирался, — прохрипел сам себе мужчина, потирая горло. Он поднялся, стремительно накидывая на себя верхний теплый гобон. Он покинул свой дом следом за парой гостей, но отправился в другую сторону.

— Пока все спокойно, но у нас не очень много времени, — они шли по улице стремительным шагом. Имельда вернула кинжал на свое место — на пояс — а сумку перекинула через плечо. Девушка лишилась своей трости еще где-то во время нападения убийц в школе, и сейчас колено вновь разболелось. — Если повезет, можно выйти через восточные ворота, дорога ведет в лес и там обычно не так много стражи и… — Мару остановил ее. — Что? — Он задумчиво смотрел в другую сторону. Объяснять что-либо он, конечно, не собирался. Толку-то, если она все равно ничего не поймет. Сейчас это немного мешало, но не настолько, чтобы Мару заволновался. Он попросту взял девушку за руку и потянул в другую сторону. — Ты знаешь путь лучше? — предположила она. Мару только кивнул.

Солнце уже начиналось подниматься из-за горизонта. На улицах то и дело встречались горожане, что шли на работу, на рынок или к врачам, а может в администрацию города. Девушка и мужчина никого не интересовали. Для всех остальных они были такими же горожанами, что спешили куда-то по своим делам, минуя улицу за улицей. И в конце концов, Имельда поняла, в какую сторону они направляются. К западным воротам.

Они шли по торговому проспекту, под завязку забитой различными маленькими лавками и повозками с натянутым от солнца тряпьем. Уже сейчас в такую рань здесь было не протолкнуться. Мару вдруг резко свернул вправо, утягивая за собой некромантку. Они спрятались в тени между двух домов соседней улицы. Здесь было довольно тесно и темно. Крыши этих зданий почти соприкасались, а водоотвод и вовсе был один на двоих. Под ногами валялось грязное тряпье, щепки от разбитых ящиков и пожухлая прошлогодняя листва. Дальше в тупике, где солнце не добиралось до угла, еще лежал снег.

Места там и для одного было мало. Пропихнув девушку между двумя стенами, Мару юркнул в нишу сам. Как только он это сделал, мимо них, расталкивая народ, по торговому ряду прошествовал отряд стражников. Их грозный вид внушал страх, а большего и не требовалось. Народ разбегался, словно пушинки под напором ветра, лишь бы только не навлечь на себя гнев сильных мира сего.

Мару из тени их укрытия смотрел, как стражи шарят по улице, стремительно шагая дальше.

— Это уже за мной, — прошептала девушка, глядя из-за плеча Мару на светлую улочку. Она недолго наблюдала за людьми снаружи, очень быстро ее взгляд переместился на Мару, что отгораживал ее от выхода. Она, наконец, могла рассмотреть его вблизи, во всех подробностях, не скрываясь, ведь он смотрел в другую сторону.

Он был не очень высокого роста, лишь слегка выше самой Имельды. Среди мужчин он был ниже среднего. Черные смольные волосы на вид были густыми и мягкими. Выбритые виски были покрыты множеством мелких тонких шрамов. Раньше она их не замечала, но сейчас, стоя совсем рядом, их было хорошо видно. Только не понятно, от чего: от бритья, от битв, от животных?

Мужчина стоял неподвижно, сжимая в руке лямку от своей дорожной сумки. На руках от напряжения вены проступили четче, костяшки побелели. Его обычная свободная куртка скрывала сильные руки вплоть до запястий, но девушка помнила его фигуру и рисунки на теле. Ей было очень интересно, что они значили.

Стражники скрылись. Мару повернул голову к девушке. Он смотрел на нее долгие пару секунд.

— Чисто? — зрительный контакт не хотелось разрывать. Сердце билось где-то в районе желудка и вовсе не от страха перед стражей и инквизицией.

Мару кивнул, первым выходя из укрытия бочком. Он осмотрелся и дал знак Имельде. Через минуту они уже бегом преодолели всю торговую ветвь и влились в реку людей, что ходили по улице, что вела к разным узким улочкам города. Эта улица вела к западным воротам, через которые проходил самый большой поток людей. Слиться с народом здесь было лучше всего. Вот только пара слегка затормозила, шагая в толпе. У ворот были городские стражники, и полицейские, и инквизиция и даже…

— Там маг… — девушка вцепилась в руку Мару, — они проверяют ауру всех выходящих. Черт… И повозки тоже.

Девушка закусила от досады губу, зашарила по толпе взглядом, пытаясь придумать, как им выйти. Мару оттащил ее к краю улицы, к местной булочной. Он стал на пальцах объяснять ей что-то. Ткнул немного в сторону на повозку с бочками. Имельда узнала в них бочки для алкоголя. Какого именно — да кто ж знает. Мару сжал кулак, а потом резко разжал пальцы.

— Взорвать повозку? — мужчина кивнул. — Но это ведь чей-то доход… Мы же лишим человека… — она натолкнулась на скептичный взгляд. Да, с такой логикой ей можно сразу сдаться властям, чтобы никто не пострадал. — Все равно может не сработать. Мы же не знаем, что там. Если вино, то черта с два они взорвутся…

Мару что-то обдумал, ткнул на нее, а потом им под ноги, мол, стой тут. Не успела Имельда опомниться, как он скрылся в толпе, а уже через несколько томительных минут, за которые некромантка успела вся известись, вернулся, таща какое-то цветастое тряпье, не то платки, не то тонкие покрывала. Имельда не успела толком рассмотреть, когда Мару накидывал это на нее, чтобы скрыть руку, волосы и частично лицо.

Среди гула толпы вдруг послышался вскрик.

— Огонь!

Этого было достаточно, чтобы по очереди народа тут же прошлась волна голосов.

— Горим!

— На помощь!

— Дайте воды!

— Скорее тушите!

Люди зашевелились, загудели, кто-то закричал. Хозяин повозки обеспокоено забегал вокруг пламени, которое заметил не сразу. И откуда оно появилось!?

Хоть в бочках и было обычное вино, да и то не под давлением, торговец все равно распространил вокруг себя панику, мечась от одного человека к другому. Кто-то шарахался, кто-то все же помог и протянул тряпье, чтобы забить пламя. Но этого было достаточно, чтобы люди взволновались и повалили прочь от повозки. Они не знали, что внутри, они боялись самого худшего — взрыва.

Мару крепко схватил Имельду за плечо и потащил сквозь беснующихся людей прямо к выходу. Полиции было не до них, стражникам тоже. Они пытались навести порядок. Маг уже протиснулся к полыхающей телеге и пытался потушить пламя, которое стремительно увеличивалось, поедая сухую солому, что постелили вокруг бочек.

Незамеченными в суете, Имельда и Мару легко преодолели проем в городской стене, скрывшись в толпе по ту сторону. Спустившись с холма, уже через полчаса они находились вблизи станции, через которую проходили редкие поезда. Мару и Имельда уже слышали гудок предвещавший отправление, когда они стремительно бежали по грязи полей наперерез поезду. К станции они бы не успели при любом раскладе, да и взять билеты у них вряд ли получилось бы.

Разбрызгивая грязь вокруг себя, они практически летели с уклона вниз. Тяжело набирая скорость, поезд двигался прочь от станции полной людей. Кто-то только приехал, кто-то кого-то провожал, а кто-то уже спокойно восседал внутри пассажирских вагонов.

Беглецы успели почти вовремя. Они сблизились с медленно набирающим обороты массивным поездом. На ходу, Мару вцепился в запертые двери грузового вагона и запрыгнул наверх, повиснув на дверях. Ногами он удерживался лишь на небольшом уступе. Имельда на бегу что-то выкрикнула, вскинув руку в сторону цепей и замка, запирающих двери. Цепи негромко шваркнули, зазвенели и упали на землю, чуть не пришибив при этом саму некромантку. Мару ногой отодвинул дверь в сторону и, забравшись внутрь, помог и девушке залезть в вагон. Они свалились на пол, молча пытаясь отдышаться. Имельда, морщась, держалась за раненое плечо. Сквозь бинты и рубаху проступило алое пятно.

Через десяток минут поезд набрал довольно приличную скорость, сравнимую со скоростью, которую могла бы развить молодая кобыла. Мару поднялся с пола и задвинул обратно дверь грузового вагона. Внутри были сухие потемки, свет попадал только в небольшие окошечки круглого размера под самым потолком, высвечивая летающую по вагону пыль. Для чего они были нужны в грузовом вагоне? Кто их знает… Но сейчас они разгоняли мрак запертого помещения и этому Имельда была рада. Она поднялась и осмотрелась.

Вагон был загружен больше, чем наполовину. Среди кучи ящиков с различными вещами и снедью были небольшие проходы, и только у дверей было довольно просторно. Пол был не слишком пыльным, но и идеальной чистотой не блистал. Идя мимо ящиков, девушка проводила пальцами по ним, ощущая то, что было внутри. В этом вагоне в основном везли ткани. Попалось несколько ящиков с какими-то отделочными материалами для внутреннего убранства домов, а больше ничего интересного не было. Ни еды, ни алкоголя, ни дорогих вещей. Имельда вернулась на тот пятачок у двери, в которую они залезли. Мару сидел на полу, упершись спиной в ящик. Девушка опустилась напротив. Свободное место позволяло лишь сидеть друг напротив друга или лечь вдоль ящиков вплотную.

— Я даже не подумала о таком способе сбежать. Вышло как-то слишком просто, — девушка поморщилась. Такой расклад ситуации ей не то, чтобы не нравился, но навевал не самые радужные мысли о том, что где-то в чем-то другом будет гораздо сложнее.

Мару произнес фразу на своем рокочущем языке тихо и спокойно. Имельда как обычно его не поняла. Сейчас, когда весь этот бег закончился, и наступило временное спокойствие, появилась некая неловкость от молчания. У девушки было много вопросов к этому человеку, но именно в данную минуту, она не знала, что спросить и с чего начать.

— Я не понимаю. Откуда вы? Что это за язык?

— Skandi, — спустя короткий миг раздумий произнес мужчина. Девушка тут же вспомнила, как господин Эстрич в их последнюю встречу предполагал, к какому народу относится Мару. И надо же… угадал.

Имельда пару раз хлопнула глазами. Как общаться с человеком, который в принципе дал понять, что разговаривать не намерен, хотя сам все понимает. И что ей делать? Настойчиво задавать вопросы? Так он либо не ответит, либо ответит и она не поймет, либо будет отвечать односложно, а такое общение с очень большой натяжкой можно будет назвать полноценным диалогом.

— И куда вы теперь? Домой?

Мару лишь пожал плечами. Поняв, что толку от такого разговора не выйдет, девушка, поморщившись от боли в плече, улеглась прямо на пол, использовав свою собственную сумку, как подушку. Перебинтовывать плечо было нечем. Может, конечно, у Мару и были свои запасы, но спрашивать она не собиралась. Если бы были и он захотел ими поделиться, уже поделился бы.

— Если что, будите.

Она моментально провалилась в сон. Казалось, что все последние события растянулись на несколько дней, а на самом деле всего лишь несколько часов назад, буквально прошлым вечером она еще сидела и разбирала научные труды для своей работы. И вот, наступило утро, а она уже на пути в столицу и ее ищут полиция и инквизиция. Ей нужно найти своего брата, узнать, что случилось с родителями и при этом не попасться властям. А что дальше… Там жизнь покажет.

Мару, по-прежнему сидя у ящиков, смотрел на девушку. Бледная и уставшая она все равно оставалась красивой. Он не показывал этого, но наблюдать за этой девушкой ему было приятно. Особенно за ее светлыми глазами. А еще его восхищал тот факт, что даже со всеми ее трудностями, она стойко терпела, не раскисая. Молча, принимала все, что с ней происходило, и шла дальше. Другой человек на ее месте уже давно сломался бы, но не она. Да, стержень в ней определенно имелся. Но Мару чувствовал, что еще немного и в нем пойдут такие трещины, которые не залечить уже никакими снадобьями. Ей бы побывать на его родине, залечить душевные раны, но Мару понимал, что даже если предложит девушке поехать с ним, она откажется. Как отказался бы и он сам, если бы ему нужно было помочь своему близкому человеку.

Наклонив голову, Мару продолжил разглядывать девушку и сам не заметил, как его сморил сон.

Глава 9

Имельда стояла в сенцах. Было холодно и тревожно. Она не видела сквозь дверь, но она знала, что там. Она не слышала криков, она слышала лишь завывания метели, но она все равно помнила, что именно случилось на том дворе. На ней была шаль, а ноги были босы. Сухой холод заставлял поджимать пальцы.

В дверь раздался стук. Странный. Не ровный, не четкий. А какой-то глухой. Словно кто-то неуверенно пытался забраться к ней в сенцы… Стук становился то громче, то стихал. Имельда нахмурилась и открыла глаза.

В грузовом вагоне было все так же темно и сухо. Только из окошек под самой крышей пробивался дневной свет. Кое-как поняв, что она уже не во сне, девушка сообразила, что стук доносится сверху. И это вовсе не иллюзия сна. Звук действительно был. С крыши посыпалась пыль. Имельда зажмурилась и с трудом села. Тело затекло лежать на твердой поверхности, а раненое плечо и рука так и вовсе почти не чувствовались. Она стряхнула с лица пыль, что нападала с крыши, и посмотрела на Мару. Тот не спал, но выглядел, как разбуженный. Он тоже смотрел на крышу. Они оба нахмурились. Не узнать этот звук было невозможно. Шаги.

— Воры? — только и произнесла девушка, поднимаясь на ноги вслед за Мару. Он выглядел более спокойным, чем Имельда. На нее начала накатывать какая-то не ясная паника, сердце заколотилось, как бешенное, разгоняемое адреналином.

Забравшись на ящики, девушка выглянула в круглое окошечко под крышей. День был пасмурный. В лесах еще лежал снег, голые деревья вокруг стояли серой неприглядной стеной. Как только девушка осмотрелась и привыкла к яркой серости дня, поняла, что поезд начал входить в поворот, и ей удалось увидеть то, что она только что слышала.

Пятеро, пригнувшись, торопливо передвигались по крышам поезда в конец состава. Как сейчас могла понять девушка, они с Мару находились где-то по середке всего поезда. Сразу за ведущим локомотивом всегда ставили все грузовые вагоны, а потом уже самыми последними были пассажирские — в количестве двух или трех.

Воры двигались к пассажирским вагонам. Имельда выругалась. Что бы ни задумали эти люди, ни к чему хорошему лично для нее это не привело бы. Она слезла с ящиков и вернулась на тот пятачок свободного пространства у двери. Имельда переглянулась с Мару. В их взгляде застыл немой вопрос «что делать?» и вообще стоило ли им что-то делать…

Вагон ощутимо тряхнуло. Из-под ног пол ушел в прямом смысле, и Имельда свалилась назад, стукнувшись головой о ящик. Перед глазами заплясали звезды в темных пятнах, брызнули слезы. Где-то рядом завозился такой же выбитый из колеи Мару, но в отличие от девушки он упал куда более умело, чем она, и поднялся сравнительно быстрее, ругаясь и поминая чертей и богов на своем языке. Он помог подняться на ноги Имельде, отошел и рывком отодвинул дверь вагона в сторону. Высунувшись, Мару всмотрелся в конец состава. Постояв так недолко он вернулся и произнес только одно слово:

— Khayak, — по интонации Имельда поняла, что он выругался. Она подошла и, держась за стену вагона, тоже выглянула. Из предпоследнего вагона валил дым и то и дело загорались яркие вспышки. Даже днем их свет был ослепляюще пестрым. На крыше сражались двое магов. Судя по всему — один был захватчиком, а второй — охраной или может не равнодушным попутчиком, вставшим на пути воров. В обозримом пространстве Имельда заметила еще двоих. Один находился прямо на крыше: распластавшись на ней, он свисал туловищем между вагонов, явно кому-то помогая. А второй стоял, пытаясь то ли помочь магу, то ли защитить от битвы того, что лежал…

Мару снова высунулся, но с другой стороны дверного проема, и взглянул вперед их движения. Впереди маячил низенький мост, что шел прямо над озером. Оно было не маленьким, поэтому, когда строили пути, не стали его огибать, а попросту сотворили переправу. Он шел всего в полутора метрах от водной глади водоема, который никогда не замерзал в свете аномальных температур глубоководных ключей. От озера всегда шел пар, а с невысокого моста свисали белые кустистые наледи.

В какой-то момент из яростной перестрелки практикующих вырвался яркий снаряд заклинания и угодил прямо в голову мужику, что стоял на крыше. Тот сразу же свалился с вагона. Мару и Имельда проводили его падение задумчивым взглядом, глядя, как тело на обочине железной дороги становится маленькой черной точкой.

Они вернулись оба в вагон, переглянулись. Мару пожал плечами, не зная, что здесь можно предпринять. Что им до ворья? Не их дело. Главное, чтобы к ним не пристали. Имельда явно была не в своей тарелке. Ее потряхивало, она, будто смотрела куда-то сквозь пол, хотя ничего серьезного не…

По крыше раздался звук бегущего человека, а следом за ним поезд вновь тряхнуло, но уже куда сильнее, чем в первый раз. Ящики снялись со своих мест, вагон резко рвануло в сторону. Мару подбросило и выкинуло прямо из вагона в открытую дверь. Имельда же чудом не раздавленная громоздким грузом, оказалась внутри сошедшего с рельс поезда.

Мару вынырнул из-под толщи озера и шокировано стал осматриваться, отфыркиваясь от воды. Сердце отбивало чудовищный набат внутри груди. Такого испуга он давно не испытывал. Хотя бы потому, что он вовсе не ожидал этого. Да еще к тому же не ожидал, что попадет в воду. Он не думал, что поезд так быстро доберется до озера. Ему буквально повезло. Мару выкинуло совсем не далеко от берега по правую сторону от моста.

Поезд же оказался разорванным на две части. Три пассажирских вагона уже стремительно тонули с левой стороны от моста. Грузовая часть оказалась более тяжелой, к тому же ведомая локомотивом вперед. Поэтому лишь последний из грузовых вагонов слетел с рельс. Точнее то, что от него осталось. Судя по всему, внутри этого вагона было нечто горючее, иначе как объяснить тот факт, что взрыв оказался в несколько раз мощнее, чем запланировали воры. От пассажирского и грузового вагона, между которыми и возились пришлые бандиты, остались лишь ошметки. Вагоны с людьми тут же оказались в воде, а грузовой горящий хвост, сойдя с рельс только заваливался, ведомый вперед локомотивом.

— Imel’da, — пробормотал мужчина и стремительно поплыл вперед, за поездом.

Девушка, разозлившись, отшвырнула от себя в последний момент энергетическим импульсом ящик, что упорно полз на нее и метил ей своим острым углом прямо в голову. Раскидав вокруг себя груз, девушка поняла, что вагон кренится, ее и саму вело куда-то в сторону, под уклон. Заглянув в распахнутую дверь, девушка поняла, что видит железнодорожный путь на мосту и тот стремительно движется от нее вверх! А ведь он должен быть под вагоном, и она не должна его видеть!

В следующую секунду вагон едва завибрировал и, как будто, стал плавнее двигаться. А еще через несколько мгновений в круглые окошки в стене противоположной двери стала заливаться вода.

— Да вы издеваетесь, — прошелестела ошарашенная Имельда. Она стремительно стала карабкаться вон из вагона, царапая пальцы о грубые доски сколоченных ящиков. К тому моменту, как она добралась до выхода, вагон уже наполовину заполнился водой. Картина, открывшаяся девушке, очень ей не понравилась. Выбивая щепки и искры из моста, вагоны неумолимо заваливались в воду. И даже тяжелый, идущий на полном ходу локомотив не мог остановить этого процесса. Осознав то, что этот самый локомотив вот-вот рухнет в воду вслед за десятком тяжелых вагонов, Имельда прыгнула. Темная, но кристально чистая вода захлестнула ее со всех сторон.

С самого детства у Имельды не заладились отношения с этой стихией. Хоть она и научилась кое-как плавать, хоть она и умела держаться на воде, но все же жизнь подводила ее неисчислимое количество раз к порогу. Тому самому порогу, где тебя встречают с почестями твои почившие родные. Но всякий раз ей удавалось выжить. Удача ли это была или же кто-то приглядывает за ней, а может, наоборот, насмехается так… Но каждый раз она оставалась живой.

И сейчас, если бы не серьезность ситуации, Имельда бы рассмеялась от всей ироничности момента. В очередной раз опасность была сопряжена с водой… Она была повсюду.

Вынырнув на поверхность, девушка огляделась. Мост был поврежден. А сошедший с рельс поезд уходил на дно озера. Точнее его грузовые вагоны уходили на дно, утягивая весь состав во тьму водной стихии. Локомотив же, зацепившись металлической обшивкой за мост, лишь чудом держался на поверхности, неистово крутя колесными парами в воздухе, не в силах больше двигаться вперед, и не давая вагонам затонуть полностью. Чего не скажешь о пассажирских вагонах, которые слетели самыми первыми… Имельда заозиралась. Она нигде не видела Мару. Сердце бешено заколотилось. Страх подкатил к горлу неприятным комом и железными тисками сдавил грудину.

— Мару! — но ответа не последовало. Зато она услышала, как бьются сердца нескольких десятков тонущих людей. Вода недостаточно скоро заполняла вагоны, заполненные пассажирами, чтобы они моментально умерли, но конструкция состава была достаточно тяжёлой, чтобы идти ко дну решительно быстро. Некромантка слышала, как разгоняемые страхом и адреналином сердца людей колотятся там, внизу. Под гнётом водяной толщи, в деревянных со сталью коробках.

Разумом Имельда понимала, что спасти всех она физически не успеет и не сможет, но в тот момент, когда она улавливала всю предсмертную агонию и страх множества людей у себя под ногами, разум был далеко не ведущим звеном в этой цепи.

Казалось, что ее собственное сердце настроилось на ритм людей, что вот-вот расстанутся с жизнями. Как на картинке в книге она видела, как люди в панике разбивали стекла, пытались выбраться, но их отбрасывал назад водный напор. Все превратилось в мешанину из людских тел. Мужчины, женщины, старики, дети…

Имельда чувствовала, как нескольких малышей уже задавили взрослые, которые от страха за свою жизнь, не разбирали, кто рядом. И в свою очередь гибли матери, что пытались защитить и спасти своих детей…

Имельда не могла это вынести. Мысли о Мару отошли на задний план. Она не знала, как помочь всем. Она не думала о том, как она сможет спасти этих людей. Она не думала о том, что, скорее всего, сама погибнет под натиском тех, кого попытается вытащить. Но она набрала побольше воздуха в легкие и нырнула.

Имельда много лет защищала людей от нежити, спасала их покой и сейчас не смогла остаться в стороне. Она гребла все глубже и глубже. Давление сжимало голову стальными тисками.

В какой-то момент она поняла, что догнать несколько тяжелых вагонов не в состоянии. Она остановилась, зависла в воде и потянулась к энергии, что пропитывала все сущее. Своей волей, подпитываемой энергией мира, она ухватилась за вагоны, словно руками, и представила, как вытаскивает вагоны из воды.

Подумать легко, сделать невозможно. Даже не трогая напрямую стены вагонов, но сведя руки в таком виде, словно держит их, мышцы напряглись. Сухожилия заскрипели, руки натянулись, подушечки пальцев закололо, открылась рана в плече и по воде поплыли темные разводы крови. Вагоны перестали идти ко дну. Замерли. Застыли под давлением, скрипя и деформируясь под силой некромантки.

Управление материей при помощи обычной сырой энергии не было специальностью Имельды. Это было не доступно ей в полной мере тех способностей, которыми обладали другие маги. Из-за того монстра, что был внутри неё, она не могла полностью раскрыть потенциал обычной практикующей волшебницы. Нормально она могла повелевать и использовать лишь одну силу — мертвецов. И сейчас девушка могла лишь облегчить смерть людей внизу, только это было в ее силах, но она не хотела убивать, она хотела их спасти.

Сжав зубы до боли в челюсти, она тянула. Пускала энергию и волю сквозь руки и тянула. Хотя сама не понимала, что уходит все глубже и глубже под воду, без должной опоры.

Она продолжала чувствовать, как люди захлёбываются, как вода заполняет их легкие, как давление выжимает из них воздух и жизнь. Их страх пропитывал воду, пропитывал сознание Имельды. Надежда угасала в их сознании.

Не понимая, что не в силах их спасти, она топила саму себя и продолжала бессмысленно удерживать вагоны. Руки начали белеть. И не просто бледнеть кожей, а в прямом смысле терять краски жизни. Кровь стремительно отступала от конечностей, становилась густой, а плоть холодной, словно у мертвеца. Боль была такой, словно пальцы замерзали в ледяной воде.

В какой-то момент Имельда заметила темное облако на фоне непроглядной толщи. Озеро было глубоким. Очень глубоким. Настолько, чтоневозможно было разглядеть дно. Но это пятно отлично выделялось на фоне тёмной воды, куда не попадало солнце. Словно в синюю краску капнули чернил. И это пятно было исключительно чёрным, оно пожирало те крупицы света, что добирались сюда с поверхности.

Имельда без труда догадалась, кто это.

— Нет! — она замотала головой, закричала, теряя остатки воздуха и осмысленности. Легкие горели. Так хотелось вдохнуть, но она чувствовала, как под крышами вагонов одна за другой гаснут ауры людей. Словно кто-то тушит свечки. Одна, вторая, третья…

— Отпусти, — раздался безэмоциональный голос в ее голове. Он был спокойным и легким. Словно шелест в кроне в безветренную погоду, словно шуршание насекомых под корой дерева, словно голос матери убаюкивающей ребёнка, но в голосе любой матери присутствуют яркие эмоции по отношению к своему дитя, а в этом голосе не было ничего. Сухой совет, не более.

Имельда на грани сознания сдалась. Расслабились руки, мышцы заломило от резкой свободы, закрылись глаза. В последний момент перед тем, как сердце перестало бы биться, тело девушки дрогнуло, глаза открылись, сверкнув в воде ледяным светом. Оттолкнувшись ногами и руками, она направилась вверх, не подозревая, что фигура в черном наблюдает за ней.

Спокойно и мерно девушка выплыла из-под воды и даже глаза от теплой с привкусом серы воды не вытерла. По лицу с волос стекала вода чёрного цвета. Девушка провела по голове и посмотрела на свою руку, на которой остались разводы краски. Она, хищно и довольно улыбнувшись, направилась к берегу. Не заботясь о тех, кто утонул, не заботясь о Мару. В данный момент она думала лишь о сохранении жизни. И то, это была не совсем она….

— Imel’da! — Мару окликнул ее один раз, второй, но девушка не реагировала. Он был на приличном от неё расстоянии, когда заметил ее. Плюнув на попытки дозваться ее, он направился к берегу, на котором уже были те, кто был виноват во взрыве. Они уже успели доплыть. Трое незнакомцев, кто сумел выжить в крушении.

Имельда выбралась на берег легко, даже не запыхалась. Оглядевшись ясными голубыми, словно лёд, глазами, сморщилась.

— Тепло… — голос был как будто не ее. Сухой, равнодушный. Она постояла, сжимая и разжимая руки. К кистям не спешил возвращаться телесный цвет. Отогнув ворот плаща и рубахи, девушка осмотрела кровоточащую рану с почти равнодушием. Кровь шла, но не сильно, рана была небольшой, но глубокой.

— Imel’da, — ее вновь окликнул Мару. Он почти доплыл. Уже ногами касался дна, когда девушка обернулась. Он вздрогнул и замер.

Она смотрела прямо ему в глаза ледяным взглядом. Смотрела и не предпринимала никаких попыток сделать что-либо. С ее волос капала вода, смывая черную краску. Волосы не совсем равномерно белели.

Собрав волю в кулак, Мару сделал ещё пару гребков и, крепко встав ногами на дно, стал выбираться пешком на сушу. Берег был каменным. Круглые крупные камни тянулись тонкой полоской пляжа вокруг всего озёра. И они тоже были тёплыми, а еще сухими. Аномальное место…

Мару, не разрывая зрительного контакта, вышел из воды в нескольких шагах от девушки. Медленно поворачиваясь, она наблюдала за ним. Он уже знал, что значат эти глаза. Также, как и знал, что нужно, чтобы избавиться от этих глаз… Точнее, избавиться от сущности, что заняла сознание девушки. Но вот как подобраться к ней… К нему… Когда оно так внимательно следит за тобой? В прошлые разы ему просто повезло. А сейчас… Все было по-другому.

— Сильный… — Имельда уверенно улыбнулась, смотря на Мару цепким взглядом хищника. — Будет интересно…

Мужчина молчал. Он не знал, что делать. Навредить девушке больше, чем требовалось, он не хотел, но понимал, что сущность, кем бы она ни была, очень сильна и в лобовую атаку ее не одолеть… Ситуация была патовой.

— Все из-за этого поганого выродка, — послышался голос. Он ещё был слаб и доносился из-за поворота и деревьев, которые природной стеной укрывали Мару и Имельду от глаз в естественном кармане.

— Эй, уродец, а ну выходи! Мы знаем, что ты прячешься где-то здесь! — раздался уже другой голос. Чуть тоньше и выше, более неприятный по тону. Мару кинул взгляд за спину девушке туда, откуда доносился голос.

— Когда найду, выпотрошу его и скормлю его кишки дворовым псинам. Надо ж было так опростоволоситься… — из-за поворота прямо к ним вышли двое мужчин. Один крупный и крепкий. Он был повыше Мару на полголовы, а второй тощий как жердь был примерно одного роста с Имельдой. ч— Опа, — произнёс тот, что крупнее. У него была опалена голова и в щеке и шее застряли мелкие щепки, но в целом он был невредимый. Жердь был и вовсе здоровым, лишь мокрым. Из-за этого он напоминал замусоленную крысу с тонким хвостиком серых волос на затылке. Увидеть на берегу озера парочку выживших эти ребята никак не ожидали. — Не думал, что кто-то уцелел. Что за подарок. Какая киса, — улыбнулся все тот же крупный мужик, разглядев среди незнакомцев девушку весьма приятной наружности. У него были мясистые черты лица и нос картошкой. Массивные челюсти играли желваками. Он был коротко стрижен и больше смахивал на наемника, чем на ворье.

Мару что-то произнёс. Его, конечно же, никто не понял.

— Иноземная погань… — неприязненно пробормотал крысовидный тип и сплюнул. Мару тут же кинул на него жесткий взгляд. На несколько секунд над клочком каменистого пляжа повисла мертвая тишина. Они играли в гляделки. Выжившим бандитам было не с руки оставлять каких-либо свидетелей, Мару просто хотел удушить тех, кто попортил все их планы, а Имельда…

— Еда, — улыбнулась она и ринулась вперёд.

— Узкоглазый твой, — рыкнул их явный предводитель, кидаясь на девушку, к которой он был ближе всего. Вот только жертва, как он полагал, оказалась вовсе не жертвой. С невероятной прытью для нежной девицы в мокрых громоздких вещах, которые, по сути, должны были замедлить ее движения, она увернулась от пары грубых ударов. Надеясь, на лёгкий исход, наёмник даже не попытался работать в полную силу. Он думал, ему удастся ловко вырубить неопытную нежную девчонку, а затем он придёт на помощь своему подельнику, и вместе они добьют иноземного чужака. Но его надежды разбились о сравнительно небольшой кулак с виду хрупкой девушки. С немыслимой для неё силой она впечатала его прямо в растянутый в ухмылке поганый рот убийцы и вора. Брызнула кровь, хрустнули зубы.

Мужчина, не ожидавший такого напора, потерял равновесие и свалился на спину, схватившись за разбитые губы. Рот наполнился кровью. Вся его былая удаль улетучилась, словно пар из горячего рта по зиме. Девушка запрыгнула на него, хищно скалясь прекрасной улыбкой на не менее прекрасном лице. Вот только именно сейчас, вблизи, он сумел разглядеть ее неестественно ясные глаза и хищный отблеск в зрачках, и эту чёрную краску, что разводами покрывала лицо.

Он не успел сказать ни слова. Успел лишь отнять руку ото рта, замахнуться, вцепиться в хищницу, чтобы скинуть с себя, но так и не скинул. Изящная рука совсем без загара быстрее схватила округлый камень и впечатала его прямо в висок неудавшемуся грабителю поезда.

Той сущности, что засела в Имельде и дарила ей свою силу, хватило всего одного движения, чтобы отправить здорового мужчину на тот свет, проломив тонкую височную кость черепа и обнажив желейную массу черепной коробки. Девушка счастливо слизала кровь с камня, буднично отбросила его в сторону. Она хотела было впиться зубами в его шею, но услышав приближающиеся шаги, обернулась. К ней стремительно приближался Мару с камнем в руке, оставив позади себя убитого вора. Его шея была сломана.

Моро́к не стал отказываться от еще одной добычи. Девушка поднялась и легко перешагнула через мертвеца. Она, не останавливаясь, стремительно кинулась на Мару, а тот довольно ловко ушел от неумелых, но яростных атак нежити. Мару не бил ее сильно, лишь уходил в сторону, сбивая ладонями спесь с Моро́ка. Это раздражало тварь, но отступать она была не намерена. Мару все пытался дотянуться до головы девушки камнем, но она не пускала его настолько близко, и мужчина уже начал уставать, когда как противница даже не запыхалась. Силы заведомо были неравными. В какой-то момент она выбила камень из руки мужчины, и уже ему пришлось начать защищаться. Вот только удары кулаков совершенно никак не беспокоили девушку. Ни крови, ни синяков, Мару даже из равновесия ее не смог выбить.

Он ловко увернулся от руки нежити в облике девушки, попытался зайти за спину, но неожиданно Имельда развернулась на пятках и оказалась лицом к лицу к мужчине так близко, как этого никто не ожидал. Она схватила его за горло и, сдавив, повалила на камни. Мару растерялся. Еще никогда он не проигрывал в рукопашных схватках… Но, стоит признать, с нечистью внутри мага он тоже сражался не часто… Вообще ни разу.

Он хотел было уже начать отчаянно бороться за свою жизнь, как Имельда вздрогнула, схватившись за голову, и зажмурилась. Она отпустила шею мужчины и завалилась в сторону. Мару перевернулся и кое-кое как поднялся, откашливаясь.

— Пошел прочь из моей головы, — рыча не хуже дикого зверя, Имельда каталась по камням, пытаясь перебороть того, кто засел в ее теле. С каждым разом выдворять его из своего сознания становилось все сложнее, а теперь, когда пала пелена Каила, Моро́к почувствовал больше свободы. Ведь эта многогранная защита выполняла много функций. И в том числе — удержание чужой сущности в ограниченных пределах, сдерживание кровожадных желаний…

Сейчас сдерживать было нечему, и Имельда единолично сражалась со своим внутренним демоном. В какой-то миг она замерла и расслабилась, устало лежа на камнях в мокрой холодной одежде. В этот раз она победила. Морок ушел, но все же навязчивое желание крови осталось.

***

— Тi app, makhi Imel’da.

Голова взорвалась криками и голосами из прошлого, и девушка сморщилась. Мару протягивал ей простую деревянную пиалу в виде полусферы.

— Не надо… — кое-как выдавила девушка, — Не зови так… — и она приложилась рукой к голове, зажмурившись.

Мару никак не отреагировал на эту ее просьбу, почти насильно он заставил ее выпить тёплый настой и отошёл. И что удивительно, девушке стало лучше буквально через несколько минут. Стало спокойнее.

Они были в лесу, вокруг была ночь, которую яркой звездой разрезал пылающий огонь костра. Им пришлось уйти от озера, ведь туда могли нагрянуть поисковые отряды и полиция. Рано или поздно пропавший поезд начали бы искать. По пути, ближе к вечеру, они наткнулись на небольшую речушку, которая тоже не замерзала. Они прошли прямо по воде, сбивая след, сколько могли. Точнее, сколько смог вытерпеть Мару. Они, итак, были в мокрой одежде, что за их дневной переход по еще заснеженному лесу заиндевела на них. Имельде холод не причинял никакого вреда, но все же было неприятно. Мару же мог заболеть, имея самое обычное человеческое здоровье. В итоге они выбрались на другом берегу и, здраво рассудив, что на ночь глядя в мокрой одежде лучше никуда не ходить, устроили привал недалеко от реки. Они соорудили пару лежанок из еловых ветвей. Вокруг был хвойный лес, лишь изредка попадались стволы лиственных растений. Идти по нему было не особо сложно, так как Имельда энергетическими импульсами расчищала дорогу, из-за чего под вечер она чувствовала себя словно выжатый лимон.

Побелевшие руки и потемневшие ногти она скрывала от Мару рукавами. Хотя после отвара и отдыха рядом с жаром живого пламени ей стало значительно лучше, и краска вновь вернулась в кисти рук.

Вокруг было холодно. В городах уже началась весна, все таяло, отдавая власть грязи и слякоти, но в лесах еще по-прежнему лежал чистый снег, слегка покрытый настом. Здесь все ещё царствовал холод. Даже безветренная ночь не спасала. Да, умереть от переохлаждения ей не грозило также, как не грозило и заболеть, но все же это было дико неприятно.

Не имея возможности разжечь огонь еще в начале пути, им пришлось скоро уходить от озера прямо так, мокрыми, зато, когда пламя на их стоянке наконец упрочилось на сырых ветках, она высушила их вещи и сумки, которые чудом остались при них. Мару тогда забавно вздрогнул, когда ощутил жаркий воздух между телом и одеждой. Он посмотрел на Имельду… Нет, не испугано, но взглядом полным неожиданного удивления и понимания, что это всего лишь она.

Они в основном молчали, каждый думая о своем. Да и особо не поболтаешь, когда идешь по лесу сквозь сугробы. Пусть даже и расчищаемые магом, но раньше Имельде удавалось делать это в значительной мере легче, чем сейчас. Шагая впереди, девушка прокладывала путь, а сама мыслями была там, в озере, вспоминая то, как пыталась спасти тонущих людей, но не смогла… Потом ее воспоминания резко обрывались. Она вновь потеряла контроль.

Сейчас, сидя у костра, наблюдая за Мару, она рассматривала его разбитые руки и синяк на шее, который из-за одежды был почти не виден. Имельда не показывала, но ее из-за этого терзало не самое приятное чувство вины. Мару закутал голову в меховой капюшон от холода. Имельде это было ни к чему.

Заметив, что за ним наблюдают, он коснулся своих волос, а потом ткнул в девушку. Имельда вытянула прядь из-под капюшона и скорбно поджала губы. Краска, что до крушения поезда покрывала волосы девушки, смылась не до конца. От корней голова была белой, а кончики волос оставались черными, но уже не так равномерно. Некоторые пряди были грязно-серого цвета. Имельда, посокрушавшись пару минут над аномалией озера, замолкла. Она и думать не могла, что вода в нем настолько необычная. Может, там, в воде, какие-то особые минералы имелись? Привкус и запах у нее были действительно странными.

Девушка покопалась в своей сумке, вынула сначала одну маленькую баночку. Она была лопнувшей. Имельда тихо выругалась и кинула ее в костер. Снова сунувшись в свою сумку, она вытащила две небольшие емкости, в третьей смешала их содержимое и разбавила водой из фляги. До Мару донесся не очень приятный запах. Девушка, молча, отошла в сторону от костра, завозилась со своими волосами. Уже через полчаса он черных разводов ничего не осталось.

Мужчина задумался. Сейчас было легче сказать, что ей действительно было ближе к тридцати, чем к двадцати годам. Что могло произойти такого с человеком, чтобы в молодых годах он полностью поседел? Не удивительно, что она красилась. И не потому, что сильно беспокоилась о своей внешности, просто такая примета в глаза сразу бросается. Вряд ли конкретно эта девушка волновалась именно о красоте, скорее боялась, что привлечет лишнее внимание. Хотя для самого Мару именно она сразу привлекла его внимание, пусть он это и скрывал.

Он с теплотой в душе и смехом в голове вспомнил, как Абрахан, немного напившись, сокрушался по поводу фигуры одной их общей знакомой некромантки. Его рассуждения сводились к тому, что вот если бы она была чуть посправнее, пофигуристее и мягче (как телом, так и душой), то возможно он даже приударил за ней. А так… при всей ее некой дикой красоте, она оставалась довольно резкой и опасной личностью, а тело было хоть и стройное с нежными изгибами, как у лозы винограда, но все же довольно жестким и слишком уж сильным. Эти качества больше присущи были мужчинам. И оттого Абрахан совершенно не мог воспринимать ее как женщину.

Мару же… Сложно было сказать, что чувствует Мару, он и сам сейчас не мог облечь пока свои чувства в нечто вразумительное. Но он точно знал, что ему нравится наблюдать за девушкой. Как она мимикой и жестами реагирует на слова и действия, как хмурит свой лоб и, бывает, шепчет что-то себе почти не слышно одними губами. Ее стройность ему нравилась. Да, Абрахан был прав, это делало ее хищной и острой, опасной, словно сталь или дикая кошка. Но именно эти черты он находил в ней привлекательными. Сказывалось его детство и воспитание в тех землях, откуда он пришёл.

А ещё… Он был рад, что она избавилась от перчаток. Правда он проморгал тот момент, когда это случилось. Потеряла ли, забрали ли их у неё или же она сама их выбросила, но лицезреть ее тонкие пальцы было приятно. Хотя шрамы, виднеющиеся на запястье, уходящие под рукава, его заставляли подолгу размышлять о том, что с ней все-таки произошло.

Он тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, что были сейчас не к месту, вопросительно что-то произнёс, привлекая ее внимание, указывая на белые волосы, которые девушка собрала в пучок на затылке. Помахал рукой, призывая пояснить это непонятное событие.

Имельда его поняла. Скорее ментально, нежели физически. Она думала несколько секунд, как это объяснить.

— Сильно в детстве напугалась, — скомкано проговорила она, не желая вдаваться в подробности и вновь окунаться в воспоминания. Она и так почти каждую ночь оказывалась в них, переживала все вновь и вновь… Передавать все это словесно ещё раз не хотелось. К тому же она пока не была готова разделить эту тяжесть с кем-то. Она уже разделила. Со своими родителями. И они погибли. Имельда тяжело вздохнула.

— Вот и пришлось последствия скрывать. А то вопросов было слишком много. Отвечать на них не хотелось, да и нельзя было.

— Morok? — с акцентом произнес он. Девушка посмотрела на него, смутилась под его немигающим темным взглядом и кивнула.

— Да. Из-за него.

Мару тоже кивнул, не став больше ничего спрашивать. Она все равно не поняла бы вопросов. Имельда, сидя на своей лежанке, делая вид, что ее сильно занимает содержимое ее сумки, искоса наблюдала как он своими разбитыми руками бездумно копается в костре веткой, выбивая искры к безучастному небу.

Ей он приготовил отвар от боли, хотя у неё все незначительные раны всегда заживали быстро, а себе не стал, при том, что у него разбитые костяшки кулаков будут заживать не меньше полумесяца.

— Я могу с этим помочь, — предложила Имельда, продолжая смотреть на его руки. Они были жилистыми, с широкими ладонями. Ей они нравились. Мару, конечно, не ответил ничего понятного, лишь махнул рукой, мол, не зацикливайся на этом. — Я не лекарь, но тоже кое-что умею.

Он посмотрел на неё, потом на свой кулаки. Недолго подумал, а потом равнодушно пожал плечами. Скорее всего, ему было не впервой разбивать руки таким образом. Девушка поднялась и присела рядом с мужчиной на его настил из веток. Их лежанки были сложены рядом, вокруг костра.

Мару проворчал себе под нос что-то на тему некоторых неугомонных некромантов. Имельда, конечно, не поняла, да и не пыталась. Она лишь взглядом спросила, можно ли ей коснуться его рук. Мару кивнул, продолжив удерживать ветку и смотреть в костёр.

Девушка самостоятельно вытащила веточку из его хватки, отложила ее и обхватила его руки своими. Ее ладони, в отличие от рук Мару, были сухими и прохладными, когда как у мужчины они были даже горячими. Имельда забеспокоилась, не начался ли у него жар. Положила руку на лоб, отчего Мару вздрогнул, но не отшатнулся.

Прикрыв глаза, Имельда сосредоточилась на ауре мужчины. Обычно для этого ей не нужно было прилагать почти никаких усилий. Даже касаться человека было не обязательно, но так было с обычными людьми. Мару к таким не относился, и, чтобы пробиться к его энергетическим нитям, Имельде пришлось довольно сильно напрячься.

Мару сидел неподвижно, наблюдая как хмурится сосредоточенная девушка. На самом деле ему было плевать на разбитые руки. Сколько раз в жизни он их разбивал? Не сосчитать. Для него это было так же обыденно, как завтрак для людей. Его это нисколько не заботило, ведь все заживет рано или поздно. А жар был вовсе не от начавшейся лихорадки…

Останавливать ее он не стал. Не хотел. Но и пускать себе в душу тоже не торопился… Попросту было боязно. И все же он сидел, не двигаясь, и любовался светлым лицом девушки. Своим разумом она словно через мерзлое желе пыталась дотянуться до его ауры. Нечто такое же она чувствовала, когда пыталась посмотреть на ауру Митриша, только в несколько раз мощнее. И природная защита мальчика чуть не вышибла из нее свой собственный дух. У Мару было нечто такое же, природное, не созданное искусственно каким-то мастером, но значительно слабее, чем у ее брата.

Сейчас она пыталась пересечь эту защитную пелену, пока она мягко сама не поддалась девушке. Имельду это удивило. Было такое чувство, будто ее допустили к самому сокровенному, словно дали разрешение и приоткрыли дверь. С облегчением выдохнув, девушка рассмотрела самую обычну. человеческую ауру, убедилась, что лихорадка не началась и нашла нити, что отвечали за руки. Она добралась сознанием до нужных совсем тоненьких каналов, которые по своей величине не были толще кровеносного капилляра. Они были помяты под неестественными для них углами, как сухие травинки.

Девушка волей направила в эти маленькие каналы энергию из более широких, и они плавно выпрямились, налились силой и стали мерцать чуть ярче, чем до этого. Таким же образом не составило труда избавиться и от синяка.

Вынырнув из глубин чужого организма, Имельда проморгалась и приподняла свои руки от кулаков мужчины. Сбитые костяшки затянулись и от ссадин остались лишь следы бледно розовой кожи. Она улыбнулась.

— При моей работе полезно знать пару хитростей…

— Rezze, — он благодарно кивнул и сделал тот самый странный жест, которым попрощался с Абраханом. Приложив два пальца — средний и безымянный — ко лбу, он отнял их в сторону девушки, а потом вернул обратно к своей груди.

— Это значит «спасибо»? — Мару несколько неопределенно, но уверенно кивнул. — Пожалуйста, — Имельда мягко улыбнулась впервые за долгое время и уже хотела было отойти, как почувствовала что-то. Обычно, когда она прикасалась к Мару, она не чувствовала ничего или видела летние степи. Возможно, это была его родина — она не знала. Но в основном, все было без эмоций, пусто и тихо. Словно кто-то включал саму суть тишины. А тут вдруг она поняла, что чувствует нечто мягкое и тёплое. Как если бы это было чувствами…

Все это пронеслось лишь за пару секунд, они смотрели друг на друга не дольше, чем падает на ночном небе звезда, но вся прелесть молчаливого обмена взглядами быстро развеялась, когда Имельда нахмурилась и почувствовала нечто чужеродное.

Сейчас ее обостренные чувства улавливали мельчайшие эмоции, нити чужих аур и воспоминания. И такая вот чужая энергия вдруг замаячила где-то рядом. Девушка, не отпуская рук Мару, выглянула из-за его спины и всмотрелась в темный лес.

— Там кто-то есть. Мужчина… — глядя, будто не в лес, а словно сквозь него, произнесла девушка. Момент был упущен. Тепло исчезло. Она резко отпустила вылеченные руки и вытянула свою в сторону леса, совсем рядом с Мару.

Ее губы сжались в нитку, брови нахмурились. Вся та легкость и кажущаяся нежность моментально улетучились, сменившись на жёсткую сосредоточенную гримасу. Имельда была рассержена тем, что эту тяжело доставшуюся им обоим идиллию кто-то нарушил. Мару развернулся на своей лежанке и тоже попытался вглядеться в темный провал зимнего леса, но так ничего и не смог разглядеть в кромешной тьме. Что она там могла учуять? Но девушка не только чувствовала, она видела… Здоровой рукой она словно схватила что-то в воздухе и резко рванула к себе. Несколько долгих секунд ничего не происходило, а потом и Мару уловил стремительно приближающийся звук. Кто-то испуганно мычал, ломая собой ветки голого кустарника.

Ещё мгновение и вот, перед ними в воздухе, всего в полуметре над снегом, предстал некто мужского пола. Имельда была из без того не очень румяной, а, удерживая в воздухе взрослого человека, стала постепенно бледнеть. Хотя никто этого не заметил. Внимание Мару было приковано к их гостю, если таковым можно было назвать безвольную фигуру мужчины в воздухе.

Девушка шевельнула пальцем, и мужчина жадно задышал, обретя способность крутить головой и дышать, и говорить.

— Мир именам вашим, путники! Мамой молю, не убивайте, Бога ради, прошу, умоляю, помилуйте, господа милостивые. Все что угодно просите… — мужчина вновь потерял способность говорить, только мычал.

— И твоему мир, — ровно произнесла девушка, разумом витая где-то не здесь…

Мару посмотрел на неё. Бледная, она сидела на своих ногах, глядя в никуда; в ее зрачках мерцали хищные блики от огня, а руки вновь стали терять краску.

— Imel’da?

— Его зовут… Арцел? Турцел? Таруел. Нет, все же Турцел. Он грабитель. Столичный…? Вроде бы… да. Город красивый. Дома нет, живёт везде и всюду… мама скучает.

Девушка разговаривала, словно сама с собой, рассуждая о каких-то своих мыслях. Мужчина в воздухе жутко вертел глазами, не понимая, что происходит.

— Imel’da, — более настойчиво произнёс Мару, повысив голос. Кисти рук полностью побледнели, а ногти стали, наоборот, темнеть. Не слыша, девушка продолжала говорить, а перед ее взором плыли картинки, словно на гладкой поверхности воды.

— Он один из пяти грабителей. Они пришли за яростным небом… небом? Или взором. Взрывом… Им нужен был огонь и… Нет, они хотели украсть его, а не уничтожить. Все пошло не так…

Она видела, как мужчина бежит испуганный по вагонам, дальше от опасности и своих подельников, а потом взрыв… Вода. Он плывёт, прячется, боится… А потом он видит своих приятелей — Арш и Ком — они хотят убить его, думают, что он виновен. Это почти так и есть. Но ему не дали бы объяснить… Он следит, затем видит, как их убивают двое путников, что выжили…

Страшные картинки вонзаются в память девушки, как острые иглы. Она снова убила… Хотя и Мару тоже отнял жизнь, чтобы выжить. Он так странно дрался… Он сражался с ней и почти проиграл. Она чуть не убила его… Почти.

— Imel’da! — рявкнул, схватив ее за ледяные руки.

Наваждение тут же спало, мужчина шлепнулся в снег и задышал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Под ним захрустел тонкий слой наста. Мару уложил невменяемую некромантку на свою лежанку и обернулся к нежданному гостю.

— Как? Как? Как… — он все хватал ртом холодный воздух, пока не понял, что замёрз. — Не убивайте меня… — сдавшись, в конце концов, он, ослабев от последних насыщенных событий, ссутулился.

Мару поджал губы и выругался.

***

— А я откуда знал, шо они в последний вагон их сгрузят? Кто вообще в здравом уме такой груз рядом с людьми-то размещает? Вот и наделали делов… Еще маг там оказался! И себя погубил и всех остальных. Дурак! А девчонка, надеюсь, в сознании столь же мила, как и без него? Что-то не заладилось у нас знакомство.

Имельда медленно приходила в себя, слушая чужой голос. Она приоткрыла глаза. Все ещё горел костёр, вокруг была ночь. Сколько прошло времени? Вроде не много? По ощущениям — не больше десяти минут. Она была укутана в тёплую стеганую куртку, подбитую мехом, и придвинута к костру настолько, что кожа, казалось, горит. Однако же, она была целой и невредимой…

Она почувствовала свою руку в крепкой хватке чужой ладони. Мару сидел рядом, прислонившись к ней спиной, удерживая за руку. В данном случае, вытягивая из омута того припадка, что случился так неожиданно. С падением блока все слишком обострилось. Мару, почувствовав малейшие движения очнувшейся девушки, обернулся.

— Fer’rert koonp, mlahi? — мягко спросил.

Гость замолк, его глаза влажно заблестели любопытством.

— Ты ведь в курсе, что я не понимаю ни слова, — без особых эмоций Имельда попыталась съязвить, но вышло не очень убедительно, что заставило Мару заулыбаться едва ли не впервые за все их знакомство. Она скосила взгляд на новое лицо, которое сидело в данный момент на ее лежанке и так же любопытно взирало на неё саму.

Ему можно было дать в равной степени как тридцать лет, так и сорок. Не понятной возрастной категории, он создавал неясное первое впечатление. Точнее, вообще никакого. Встреть она его в толпе в городе и прошла бы мимо, не заметив. Даже если подошёл бы вплотную и что-то ей сказал.

Самой обычной внешности, не урод и не красавец, не старый и не молодой… Из всех отличительных черт был лишь шрам на виске, из-за которого бровь расплавленным воском «сползала» на веко. Сами глаза в темноте казались темно-серыми. Днем, скорее всего, будут синими.

На шее и подбородке виднелось раздражение от торопливого бритья и небольшая щетина, но под носом были медные усы, что напоминали щетку, а из-под шапки выглядывали темно-рыжие курчавые патлы.

Имельда припомнила все, что наговорила о нем… Все, что смогла увидеть, даже не коснувшись его.

— Как там тебя… Турцел? — мужик кивнул болванчиком, не сводя глаз с девушки, хотя так пялиться в приличном обществе было не особо прилично. — И натворили же вы дел… — протянула скупо девушка. Хоть она уже и отошла от последствий аварии на мосту, а моральный осадок все же остался. И этот человек был косвенно виновен в смерти, по меньшей мере, пятидесяти человек. В том числе и детей. — Гореть тебе в вечной пустоте, Турцел, — равнодушно отрезала девушка и отвернулась, обратившись взглядом к небу.

— Дык, а я шо, я ж, это ж не я виноват! Маги разбушевались! Я ж кричал им, шоб не плевались огнём, а они ток и знай, шо шарами своими пламенными…

Мужчина все говорил и говорил, пытаясь оправдаться, но Имельда знала, видела, как его душа уже запятнана плохими делами. Он не был убийцей, но и без убийств есть, в чем быть виновным. И лишь Смерть рассудит справедливо: будет ли душа достойна переродиться когда-нибудь или же пропадёт в забвенье.

— Как вы попали на поезд?

— Ась? — мужчина захлебнулся своими оправданиями, зажевав широкую нижнюю губу. Имельда не смотрела на него, чтобы снова не потонуть в омуте чужих мыслей. — Так… Это… По тропке лесной, — он вертел в руках влажную вязаную шапочку у огня, грея руки и пытаясь высушить хоть часть своего гардероба.

— На конях?

— Да помилуй, госпожа! — воскликнул мужик, — Какие уж тут кони в лесной чаще, снег кругом… Куда б мы их потом дели-то?

— Так как же вы попали к дорожным путям?

— Так по старой дороге, на снегоступах. Тут, когда пути-то прокладывали, дороги же прорубали. Сейчас-то уже они не нужны особо, но можно найти, когда надобность такова имеется.

— Ясно… Ты, значит, местность хорошо знаешь?

— А как же! Чай родина моя!

Имельда на это лишь фыркнула.

— К столице путь короткий есть?

— К столице… — Турцел задумался. — Давненько там не бывал. Все катаюсь по окрестностям, работенку пыльную выполняю, шобы, так сказать, телеса мои в праздности не прибывали, а шобы в делах богоугодных ху…

— Ага, — девушка крякнула, услышав забористую ругань. Не то чтобы она стеснялась такой речи, но уж больно давно слух не резало обычное простонародное словцо. Так же она промолчала и не стала комментировать «богоугодные дела». Она то видела, какими именно делами промышлял бандит. Добыча взрывоопасных веществ для протестантов была самой невинной его делягой. То, что она увидела, ей не нравилось ни в какой мере, но кто она такая, чтобы осуждать этого человека. Он жил так, как мог. И если жизнь привела его к такой работе, значит, так тому и быть. Не ей что-то менять в судьбе этого вора. Ему ещё воздастся. — Так знаешь дорогу до столицы?

— Так этось… Центральный тракт в дне ходьбы отседова.

— Центральный тракт нам не подходит… Мне надо как можно скорее добраться до столицы. За неделю.

У Турцела глаза на лоб полезли, а шрам неприятно натянулся.

— За неделю!? По зимним-то чащам! Помилуй, госпожа!

— Зови меня Пешет. Я не госпожа.

Мужик хлопнул глазами и расплылся в простодушной щербатой улыбке.

— Эт другое дело, эт запросто. А меня, позвольте представиться, зовут Турцел Гудрич. Для друзей просто Тур.

— Не друзья мы тебе, Тур.

— А и ладно, время покажет, — мужчина не поддался на холодный тон девушки и даже не думал перестать улыбаться. — А этот, твой, я смотрю, не из говорливых, да? — Турцел прицокнул языком, подмигнув Мару.

— Ага, — девушка скосила взгляд на своего спутника, — он такой.

— Как звать-то тебя?

Мару не очень был рад такой компании. Их стало всего на одного человека больше, а, казалось, на десятерых. За полчаса Турцел произнёс больше слов, чем они с Имельдой за все их знакомство.

— Его зовут Мару, — ответила за него девушка, а сам мужчина даже не повернулся в сторону Турцела.

— Интересное имечко. Будем знакомы, Мару!

— Ты так и не ответил, Турцел. Знаешь путь? Сюда вы как-то добрались, но ведь обратного пути у вас уже не было, а значит должен быть другой.

— Эх, сообразительная вы, Пешет, барышня. Да, путь имеется. И прямиком до столицы. Вот только мы планировали с поезда-то слезть не раньше, чем проедем долину Пагибинья. А сейчас, получается, мы аккурат в ней.

— Угу, — задумалась девушка.

Долина Пагибинья славилась своими аномальными зонами и явлениями. Она не была такой уж смертоносной и страшной, люди в ней жили. Люди, вообще странные существа. Заполняют все, куда дотянутся и никакие аномалии им не страшны. Но все же в этой долине поселений было мало и только в тех островках спокойствия, что оазисами из восточных сказок расположились в некоторых местах.

— Провести сможешь?

— По долине?!

— Да.

— Хорошо ваш друг вас по голове то отметелил, ничего не скажешь. В это гиблое место я ни в жизь не сунусь.

— Тогда шагай обратно. Один по зимнему лесу. В мокрой одежде без оружия и снегоступов. Прямо отсюда и-и-и до первых волков.

Мужчина уже хотел было что-то воодушевленно на это ответить, но захлопнул рот, пристукнув зубами. Он задумался на долгую минуту. И на это время их небольшая стоянка погрузилась в тишину, которую вновь нарушила Имельда, задумчиво начав рассуждать:

— Или можешь вернуться к мосту. Рано или поздно поисковики тебя отыщут, — Имельда вложила в эту фразу столько значимости, сколько могло потребоваться, чтобы до мужчины дошло то, что ничего хорошего для него встреча с государственными магами не принесла бы.

Мару тоже о чем-то думал. Он настолько глубоко погрузился в себя, что даже не заметил, как стал машинально поглаживать костяшки на левой руке Имельды. Ей было приятно, поэтому она не стала как-либо акцентировать на этом его внимания, просто наслаждаясь моментом.

— Можно пройти через деревни, — наконец выдал Турцел, — Знаю, есть там дорога. Слышал, местные ее проложили, чтоб самим же до столицы добираться. И не очень далеко так-то если задуматься… Только вот за безопасность не отвечаю… Без местного проводника там и помереть можно, — в его глазах был страх перед неизвестностью. На эту его фразу девушка лишь кровожадно улыбнулась.

— Об этом не переживай, Турцел.

Имельда вытащила из-под одежд руку, в которой был зажат значок некроманта. Глаза мужчины расширились в немом диком удивлении, и он шумно сглотнул.

Но, вообще она его не винила, она тоже в душе боялась. Все живые существа боятся. Вот только кто-то может обуздать свой страх и использовать себе во благо, а кто-то ему подчиняется и гибнет.

У Имельды не было выбора. Ей нужно было попасть в столицу раньше, чем конвой доставит Митриша по центральному тракту к Ваалаярви. Даже если бы они путешествовали без остановок, путь занял бы у них не меньше восьми дней. Но сейчас только-только начиналась весна. Ночи холодные, а днём дорога превращается в размыленную грязь. Главный тракт тоже не идеальный. Лошади не смогут идти по такому пути без остановок. И даже если не брать в расчёт людской фактор, то на дорогу у них уйдёт не меньше десяти дней, а то и все две недели. И один день уже прошёл. Имельда должна их догнать, а лучше опередить.

— Значит, идём так. Если не хочешь идти этим путём, то доведи до ближайшего поселения и там расстанемся. Заплачу за твой труд тем, что не стану тебя тут же казнить за твоё преступление, — мужчина икнул. В целом, она имела право осудить его в том, что он был повинен в событиях, которые привели к гибели многого количества людей, но она не имела права приводить наказание в исполнение. По закону она должна была доставить подозреваемого в полицейскую гвардию или же в инквизицию, так как в деле были замешаны маги, но судя по довольно спокойному лицу мужчины, он знал эти тонкости. И шантажировать его было бы глупо. А с другой стороны, они уже убили двоих грабителей, и вряд ли их кто-то за это осудит здесь. Только если поймают и докажут, что это они. Но и то, если их поймают, то убийство нескольких воров — меньшее, о чем им нужно будет беспокоиться. Особенно Имельде. — …и тем, что безопасно дойдёшь в нашем сопровождении до людей. Дальше будешь волен идти, куда душа позовёт.

— Премного обязан, — мужчина, сидя, поклонился. Он не был глуп, если работал на тех, кого увидела Имельда в своих обрывочных видениях. А значит, понимал, что сейчас он зависит от этих двоих. Каким бы ни был опытным человек, а в одиночку в зимнем лесу выжить будет не просто. А все его снаряжение покоится сейчас на дне чертового озера. У него из вещей осталось лишь то, что было на нем.

Этот временный союз всем был выгоден. Пока что.

— Ты занял мой лежак. Сам себе новый сооружай.

— Так ночь же! Там ни черта не видно! А вы разве не вместе спите? — Мару что-то нечленораздельно пробурчал, подкидывая в костёр хворост, зыркнул на бандита хмурым взглядом.

— Ась?

— Не твоё дело, говорит, — в тон Мару проговорила девушка.

— Так я ж одубею, пока наломаю веток… Я, итак, сколько времени в мокрой одежке! Я ведь уже и сам шёл к вам, когда схватили вы меня! Я ж до костей продрог! И до сих пор не отмерз, между прочим… Бубенцы до сих пор звенят!

Имельда только, молча, закатила глаза. Сушить она его не собиралась, да и в целом нянькаться тоже. Пальцы до сих пор покалывало от последнего использования обычной энергии.

В конце концов, расширив одну из лежанок ветвями из второго лежака, Мару и Имельда улеглись на нее вместе, прижавшись спиной друг к другу и укрывшись его тёплой курткой. Девушка легла с дальней от костра стороны, аргументировав это тем, что замёрзнуть или заболеть ей не грозит, а вот Мару запросто мог застудиться. Спорить он не стал, что Имельду порадовало.

На второй лежак улегся довольный собой Турцел, на возможный максимум придвинувшись к огню. От его одежды и вправду шёл едва заметный пар. Каково ему было находиться в мокрых вещах, Имельду мало волновало. Куда больше ее заботило то, что совсем рядом лежал мужчина, который ей нравился все больше и больше. Она чувствовала лопатками его теплую спину даже сквозь одежду. И сон все не шёл.

Она просто лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к своим ощущениям и слушая, как собственное сердце бухает где-то в висках, а щеки горят как в первый день обучения в школе. Имельда боялась лишний раз пошевелиться, дав тем самым знать, что не спит. Она не знала, что точно в таких же чувствах рядом лежал и Мару, разве что глаза он не закрывал и глядел в огонь.

***

Было позднее утро. Солнце встало из-за горизонта, но из-за деревьев еще не успело выглянуть, робко окрашивая небо в теплые краски смущения.

Имельда уже давно не просыпалась с тем застарелым страхом под коркой истерзанной груди и звуком ее собственного затихающего крика в ушах. Руке было как-то непривычно некомфортно. По пальцам и всей кисти бегали неприятные мурашки, как если бы она отлежала руку. Разлепив глаза, девушка осмотрелась. Она посмотрела на свою руку и вздрогнула. Она была зарыта в снег, полностью белая, почти сливалась с ним, а погрубевшие ногти стали какого-то каменного серого оттенка. Пальцы покалывало изнутри.

Имельда испуганно быстро стряхнула налипший снег и засунула руку под одежду, желая как можно быстрее ее отогреть. За спиной заворочался Мару. Девушка глянула аккуратно через плечо, но мужчина еще спал. Сейчас он действительно спал, а не претворялся, поджав ноги и засунув руки подмышки. Имельда облегченно выдохнула, после чего стащила с себя часть его куртки и укрыла Мару получше.

Имельда посмотрела на их невольного спутника. Скукожившись на настиле, он прижался почти вплотную к потухшему костру. На его рукавах грязный мех скукожился от жара, который шел от костра еще ночью. Но сейчас костер почти потух. Внутри еще тлело несколько углей, но никакого тепла они не давали. Имельда подкинула несколько веток, что они вчера не успели сжечь, разбудила костер и с тяжелым вздохом опять обратилась к обычным поток энергии вокруг. Ими она заставила теплый воздух от огня окутать и Мару, и Турцела, сжалившись в конечном итоге и над бандитом. Увидев, как расслабляется, согреваясь, Мару Имельда улыбнулась. Бандит тоже перестал хмурить лоб сквозь сон.

Она взглянула на свою руку, что до этого прижимала к шее. Неестественная белизна отступала, но неохотно. Упрямо сжав губы, она отправилась в лес. Стоило добыть какую-то еду и согреться у костра перед тяжелым путешествием.

— Честное слово, если я сделаю еще пару шагов, то умру!

— Ты умрешь, если произнесешь еще пару слов.

Имельда шагала впереди их миниатюрного отряда, проделывая узенькую тропку в снегу для более быстрого продвижения по лесу. Хромая, она старалась акцентировать все свое внимание на боли в колене, а не ловить мыслей и чувств Турцела, который шел вторым. Он вел девушку, двигаясь только по каким-то своим ориентирам в этой долине. Мару замыкал их процессию, слушал перебранку этих двоих и не мог удержаться от того, чтобы не кидаться ехидными улыбочками. Предупреждений Имельды хватало ненадолго.

— Я никогда еще не ходил так далеко! Я не готов к таким нагрузкам. Я думал, вы в значительной мере преувеличили, когда сказали, что вам нужно за неделю добраться до столицы! Сколько ты планируешь еще идти?

Имельда сделала вид, что размышляет, а сама обдумывала, как быстро этот наглый пройдоха переключился от «госпожи» на «ты»:

— Хм… Дай-ка подумать. Отсюда и… до привала.

— А когда привал?

— Когда придем.

— А когда мы придем?

— Когда придем, тогда и придем, — раздражено бросила, чуть обернувшись, — Вечером.

— Вечером? Ты рехнулась! Идти весь день!? Без привалов!? Без отдыха!? Без… Без… Без обеда?

— Да, я тороплюсь.

— Хоспаде, помилуй, Хоспаде, помилуй. И чего там такого важного в этой червоточине мира… Я вам говорю, если вдруг случится так, что Ваалар развалится на мелкие кирпичики, всем только …

— Клянусь, если ты скажешь еще только слово, твой язык станет короче!

Турцел что-то пробубнил себе под нос и угомонился. Ненадолго и только для того, чтобы начать болтать с новыми силами.

К вечеру они добрались до какой-то условной точки рядом с высокой сосной, что широко раскинула свои пушистые лапы. Мару, сидя у костра, стругал из ветки сосны, под которой они сидели, что-то на подобие опорного шеста для Имельды. Она попросила его об этом, так как его изогнутый тесак больше подходил для этой работы, чемее ритуальный кинжал. Турцел жарил крупную тушку, иногда переворачивая вертел. Он не прекращал удивлялся, какие в этом лесу большие зайцы.

— Это не нормально. Он какой-то слишком здоровый! Нет, ну, вы посмотрите, посмотрите! Два с половиной локтя! Два! И это без ушей. Да он же сам загрызть сумеет такими-то зубищами. Видала, да? А лапы задние какие? Зашибет и не заметит. Это, какие ж тут волки водятся на таких-то зайцев! Это хорошо, что я с вам пошел. Да, хорошо.

Имельда, сложив руки на груди, сидела на крепких корнях, выступающих из-под земли, очищенных от снега — все лучше, чем на голой земле. Она вымоталась за этот день сильнее, чем когда-либо. Она отдыхала и слушала, старалась не утонуть в той эмоциональной волне, что испускал их невольный попутчик.

Хотя отчасти она все же была рада тому, что есть хоть кто-то, кто говорит на одном с ней языке. Находиться наедине с Мару и не иметь возможности нормально с ним поговорить тоже не приносило душевного спокойствия, а так хоть какая-то отдушина, но озвучивать сей факт она, конечно же, не собиралась.

— …но выглядит неплохо, — продолжал Турцел, не обращая ни на кого внимания. Он говорил одновременно со всеми и ни с кем.

— На вкус еще лучше, — не открывая глаз, отозвалась девушка.

— Пробовала зайца?

— Доводилось.

— Irrealle batche, — утвердительно кивнул Мару, не останавливаясь от стругания ветки.

— Шо он сказал? — Имельда приоткрыла глаза и посмотрела на невозмутимого сканди. Что он сказал? Хотелось бы знать. Она лишь пожала плечами. — Как это ты не знаешь? Вы разве не знакомы?

— Знакомы.

— Но ты не знаешь языка, на котором этот узкоглазый изъясняется? Кстати, как вы вообще познакомились? А он как тут оказался?

Имельда улыбнулась, когда Мару совершенно «случайно» выбил из костра мелкий уголек, глядя на Турцела исподлобья. И, конечно, тот совершенно случайно угодил прямо в болтливого провожатого. Мужчина подскочил со своего елового лежака и запрыгал вокруг, отряхиваясь.

— Ай, ой, ты! Аккуратнее! — Мару довольно осклабился и продолжил стругать. — Нет, ну, ты видела? Видела?!

— Меньше оскорбляй его, тогда, может, дойдешь до деревни в целых штанах.

— Так он понимает каждое мое слово!?

Имельда взглянула на Мару и иронично выгнула губы, вновь прикрыв глаза.

— Ну… На счет каждого не уверена, но понимает.

— Ах, полюби меня кабан! Хитрый… — мужчина замялся, неистово помахивая руками, не в силах подобрать сходу нужного слова, — Иностранец! — Мару усмехнулся, глядя в костер. На их стоянку опустилась тишина, что было весьма удивительно, но продлилось это все равно не долго. — Дык, это, может, познакомимся, а, ребят? Чего молчать? Неуютно как-то…

Имельда уже начавшая было проваливаться в дрему, плотно граничившую с реальностью и различными видениями, вновь очнулась, захлопав глазами.

— Познакомиться? Зачем? Знакомы уже вроде.

— Да не, — протянул, — Какое уж это знакомство. Имена, да и только. Эт не по-людски как-то. Я про это, ну… Откуда родом, да куда путь держите. Что в жизни дорого, что достичь хотите… Вот о чем, — он мягко протягивал слова, словно вел сказ, а не беседу у костра в лесу. Имельда уставилась в костер, слегка нахмурившись.

— Я, итак, знаю, кто ты, Турцел Гудрич. Вор и мошенник, поставщик тел для Игр Асанти. Урожденный вааларец, отец погиб, мать жива, но вы не общаетесь. Любитель женщин и карточных игрищ, нелюбитель оставаться в должниках. — По мере того, как Имельда говорила, взгляд ее становился все туманнее, а челюсть Турцела отвисала все ниже. — В тринадцать… Нет, в пятнадцать попал в передрягу, после которой остался шрам на всю жизнь и уважение самого Аргуса. Но это не помогло пробиться к лучшей жизни…

— Откуда ты все это знаешь? — немного затравленно, ошарашенно пролепетал мужчина. — Ты шпион!? Как это возможно!?

Он подскочил. Имельда моргнула и покачнулась, но удержалась в сидячем положении, потерла вымученно лоб. Мару подошел к девушке и взял за руку. Против она не была. Сейчас это было единственное ее спасение. Турцел продолжал стоять, ожидая пояснений, переводя взгляд то на некромантку, то на Мару. Ему так никто ничего и не пояснил.

— Вы самые странные люди, которых я когда-либо встречал… — тихо проговорил мужчина, поправляя на вихрастой голове вязаную шапку. — А я встречал много опасных личностей! И откуда ты знаешь Аргуса?

И в этот раз ему не ответили. Вскоре Мару отпустил девушку и снял мясо с вертела. Имельда голодным волком вцепилась в свой кусок. Последнее время утолить охоту до еды почти не получалось, а голод все усиливался и усиливался. И был он не простым, а каким-то животным. Имельда пыталась засунуть мысли о нем куда подальше, но выходило не всегда. Она так никому и не сказала, что поймала тогда двух зайцев, а не одного… Из второго, вспоров тому горло, она выпила всю кровь. Правда после этого ее почти тут же вывернуло, но дикое желание крови и парного мяса ушло.

Ели они в молчании. Все думали о своём. Когда Имельда расправилась с едой, то пододвинула свой лежак как можно ближе к огню. Ей не хотелось проснуться с утра и обнаружить снова побелевшую руку.

Поутру они отправились в путь и вновь Турцел говорил без умолку. Вечером, казалось, он напугался или осознал что-то, но в новый день он вступил с новыми силами. И ему было почти все равно, что кто-то знает его как облупленного. Но все же он не был глуп — намотал на ус, что лучше ни о чем личном не справляться у этих двоих. Поэтому он рассказывал байки и небылицы, которые гордо именовал «историями из жизни». Правда, почти каждая такая история начиналась со слов подобных фразам из небылиц «поймал я как-то дохлого воробья» или «в одиноком пруду я сумел раздобыть утонувшую рыбу».

Имельда на этот раз шла почти на десять шагов впереди, хромая, но уперто двигаясь вперёд, поэтому основным слушателем был Мару. И, надо отдать Турцелу должное, эти истории, были ли они правдой или выдумкой, вызывали улыбку у Мару, а иногда и смех. Несмотря на происшествие, что связало их пути на какое-то время в единый узел, мужчины вполне комфортно сосуществовали вместе. Мару был крайне молчалив, Турцел слишком уж болтлив — они дополняли друг друга. Имельда же где-то посередине, витая в своих мыслях, иногда возвращаясь в действительность.

За день они прошли огромное расстояние. Лес стелился вокруг по земле, что изгибалась волнами небольших пригорков и холмов, не поднимаясь при этом на приличную высоту. На то она и была долиной, что ни одной горы не было видно на ближайшем глазу расстоянии.

Ближе к вечеру с одного из холмов на горизонте уже можно было различить дымку деревни, а когда стало смеркаться, тройка путешественников переступила условную границу в виде узкой полоски земли свободной от деревьев и других насаждений, отделяющую крайние дома и огороды от леса.

Деревня была настолько удалена от какой-либо цивилизации и крупных трактов, что ни о какой таверне и речи ни шло. Путники постучали в первую же избу, хозяева которой с осторожностью и недоверием поведали, что на постой можно обратиться к Ивасье, что живет дальше по улице в большом жёлтом доме.

Дом действительно нашёлся чуть дальше, почти в самой середине этой небольшой деревни. Найти избу было не сложно, в последних лучах сонного солнца добротная хата словно светилась. И не удивительно: бревна, из которого был сложен дом, были выкрашены в веселенький жёлтый цвет. Когда Имельда и ее спутники подошли к крепкой калитке с колокольчиком, во дворе уже суетились люди, и не пришлось звать хозяйку и звонить в колокольчик. На них обернулась добротная женщина с широкими бёдрами, на которых теплая в пол юбка чуть ли не трещала. Сверху накинут был тёплый тулуп, а голова обвязана шерстяной шалью.

Лицом круглая, румяная, не сказать, что писаная красавица, как из книжки, но весьма приятной наружности. Турцел тут же зарделся, заулыбался, грудь колесом выпятил, шапку со лба на затылок сместил.

— Мир имени и дому вашему, хозяйка, — Имельда взяла слово, как самая толковая единица из их отряда. Мару не говорил по понятным причинам, а Турцел не связал бы и двух слов сейчас, улыбаясь во все свои зубы, которые у него сохранились. Вот сейчас бы ему проявить своё словолюбие им в помощь, так нет же, встал истуканом и лишь скалился.

— И вашим именам и пути добра, путники, — женщина оставила явно чужую суму на крыльце и стала спускаться по ступеням. На заднем дворе из стоила вышел высокий худой мужчина, одетый в тёплую фуфайку и шерстяные штаны. С мечом и кинжалом у пояса, с меховой шапкой на голове и укутанный в широкий истасканный шарф. Под уздцы он вёл нервную кобылу, что явно не хотела слушать своего хозяина. Пока женщина шла к ним, Имельда завела за спину руку и, нашарив Мару, вцепилась ему в ладонь мертвой хваткой. Мысли успокоились.

— Это вы Ивасья?

— От рождения так кличут, а вы кто?

Женщина не дышала радушием, но и злобной не была. Просто к новым лицам относилась с опаской.

— Мое имя Мальта, — Имельда чуть поклонилась, соблюдая законы вежливости, — А моих спутников зовут Арш и Ком, — она указала поочередно на Мару и Турцела. — Мы направляемся в столицу и заплутали немного в ваших землях. Нам бы ночь переночевать. На окраине деревни сказали, что к вам с этим вопросом можно обратиться, и вы не откажете в помощи, — Имельда говорила мягко и сладко, пытаясь завоевать доверие. Если сейчас эта Ивасья не пожелала бы пускать их, то пришлось бы вновь довольствоваться жёсткой сосновой подстилкой и таким же зайцем.

— Иш, какие. И кто ж это вам такое насоветовал-то?

— Да на окраине. Спросили в первом доме, что попался, там нам и сказали, Ивасья радушная хозяйка, в крепких руках дом содержит и места хватит.

Женщина заулыбалась, понимая лесть Имельды. Глупой Ивасья не была, поняла, что и имена не настоящие и легенда тоже придуманная, но все же позволила принять эту лесть. Ей чужие тайны были ни к чему. А вот Турцел изрядно удивился названным именам. Хотя бы потому, что это были имена его подельников.

— Что ж, на ночь пущу, но не за даром. Чай не богаты мы нахлебников на постой определять задаром.

— Не беспокойся, хозяйка. Отплатим медью или серебром. Или шкурой заячьей. На что согласишься?

Женщина задумалась, держа гостей по-прежнему за калиткой. За это время солнце уже успело сесть за деревья, а худой мужчина справился-таки с кобылой и вывел ее через другие более широкие ворота за ограду. Троица и старый гость Ивасьи обменялись изучающими взглядами. Имельда хоть и держала Мару за руку, все равно почувствовала нечто родственное по отношению к мужчине и отталкивающее.

— Много вас, путешественники. Три серебряных давайте.

Женщине не нравился стоящий позади юной девицы индивид. Лицо у него было такое, что сразу видно, не местный и даже не вааларец. Выходец из далеких стран. Видала она подобных на своем жизненном пути: опасные и хитрые, молчаливые и расчетливые. Таких не то, что в дом, в деревню пускать не хотелось, а второй так и вовсе на дурочка был похож. Ивасья, глядя на эту юную особу, невольно подумала сначала, что этих троих связывают особые, так сказать, отношения. Раз путешествуют по таким заброшенным местностям, значит, в нормальном обществе им места нет. Но сейчас, разглядев получше, Ивасья уже не была так уверена. Тот, что выглядел простодушным забулдыгой, имел какую-то хитрую искру во взгляде, но все же был слишком прост, как тот пень. С таким бы эта девушка ни за что не стала делить одну кровать. Да к тому же, когда за спиной стоит такой мужчина, как этот чужак, не нужны такие, как этот простак. При всем своём не большом для мужчины росте, казалось, что он завис над девушкой и защищает ее от… непонятно от чего. И стоял ближе, чем этот рыжий… Ком.

— Дорого, уважаемая хозяйка. Давай один серебряный и десяток медных монет.

— Тю, за такую благодать я вас только накормлю, а ночевать можете на сеновале.

— Два серебряных?

Ивасья задумалась и все же что-то решила.

— И шкурку. Вы там что-то про шкурку говорили?

— И шкурку.

— Хорошечно, проходите, путники, гостями будете. Сейчас только некромантера провожу и накормлю вас.

— О! А, Мальта тоже некромант! Вот и свиделись! Коллеги, — довольно забалагурил Турцел, найдя такое стечение обстоятельств весьма забавным. Что не скажешь о самой некромантке. Имельда чуть дыру не проделала в мужике, желая надавать ему знатных пенделей. Он отмер весьма не к месту.

— Вы некромант? — впервые подал голос сухой мужчина. Из-под шарфа торчал острый нос и блеклые глаза. По самые брови он натянул шапку.

— Да, некромант, — недовольно подтвердила девушка.

— Тоже за вурдалаком пришли? Так я за помощью не посылал.

— Вурдалаком? Нет, я здесь случайно, проездом.

— О, ошибся, значит. Вот ведь какие совпадения бывают в жизни.

Мужчина забрался на лошадь.

— А что там, на счёт вурдалака?

— Ой, да завелась нечисть у нас тут. Вернулась к родным, семейку то и того… Но Гумар вовремя их всех! — в разговор влезла Ивасья, подтаскивая тяжёлую походную суму некроманта.

— Все уже в порядке. Я всех уничтожил, все очистил, здесь безопасно, можете не беспокоиться, — мужчина был хмур и не очень хотел продолжать разговор.

— А вы, извините за бестактность вопроса, местный мастер? Или из города вызвали?

— Местный. Городские сюда не ходют, городских волки задирают, — вновь решила ответить Ивасья. Некромант не очень довольно на неё взглянул, но промолчал. Имельда со скептичным лицом посмотрела на Ивасью. Это, каких же таких некромантов могут обычные волки задрать? Ерунда какая-то.

— Поболтал бы ещё, коллега, но мне в соседнюю деревню пора. Засиделся я тут.

— А там что, тоже нечисть?

— Нет. Дом там. Нно, пшла! — он стеганул кобылу и отправился лёгкой рысцой по утоптанной дороге дальше.

Имельда подавила в себе зарождающуюся неприязнь и тревогу, утягивая Мару за калитку. Она не хотела видеть сейчас всех, кто когда-либо здесь останавливался на постой.

***

Ивасья определила Имельду и Мару на разные кровати в одной комнате (видимо, хозяйка и жила тем, что занималась сдачей койко-мест в аренду), а Турцелу досталась широкая лавка у печи, так как места не хватило на него, а в хозяйскую спальню его не пустили (Турцел до сих пор потирал красное ухо). Но, благо, хоть для него нашёлся и тюфяк, набитый овечьей шерстью, и подушка на пуху, и даже одеяло. Хотя в последнем надобности особой не было. У печи было очень тепло и комфортно.

Отмывшись в бане, путники были накормлены простым, но сытным ужином из картофельной похлебки, пышными пшеничными лепёшками с хрустящей корочкой и жареным луком. Под холодное молоко такая обыденная деревенская еда казалась просто деликатесом. Особенно после лесных жилистых зайцев.

У Ивасьи лишь глаза на лоб от удивления лезли, когда она увидела, сколько съела с виду маленькая и тощенькая девушка. А ведь даже мужчины съели меньше…

Поблагодарив хозяйку за горячую баню и вкусный ужин, путники разбрелись по своим местам. Ивасья хитрым опытным взглядом отметила, что девчонка то не отлипала от чужеземца. Все за руку держала! Так и увела его в комнату.

— Ох, молодость-любовь… — пробормотала сама себе под нос и поймала взгляд их разбойничьего дружка. Тот поиграл бровками, на что Ивасья лишь замахнулась на него ложкой.

— Понял, понял, хозяйка, — примирительно выставил ладони и улёгся удобнее на своём месте.

Как только дверь во временную комнату закрылась, девушка тут же отпустила Мару и стала быстро доставать из своей сумки разные кульки с заготовками. Она выбрала по веточке разных сушёных трав, сложила вместе и зажгла свечу из пчелиного воска. То был не обычный воск, а сделанный пчелами, которые питались медом, созданным ими из пыльцы цветов с могил.

Девушка запалила пучок трав и прошла по комнате, произнося заклинание. Уже через пару минут из комнаты стёрлись все лишние эманации и чужие воспоминания, оставив после себя лишь некоторое эмоциональное послевкусие и запах жженых трав.

Мару все это время сидел на своей кровати, наблюдал, как девушка суетливо ходит по комнате. Света было мало, горела лишь одна лучина да свеча некромантки. Да и то, после завершения этого не хитрого ритуала, свеча была погашена. Стало совсем темно.

— Теперь удастся нормально поспать. Наконец-то… — вздохнула Имельда. Мару хотел спросить, а почему нельзя было сделать такого на их стоянках, но по понятным причинам не стал этого делать. Но если бы они все же могли понимать друг друга, то Имельда бы пояснила, что данный ритуал имеет толк исключительно в закрытых помещениях и на улице бессмысленно его выполнять, только ингредиенты тратить зря.

Имельда выпросила у хозяйки ночнушку, так как сменной одежды у неё все равно не было. В ее путевой сумке, которую она забрала у господина главного дознавателя, были только рабочие снасти да небольшой запас денег. Имельда не рассчитывала тогда, что отправится в длительную дорогу. Свою одежду она постирала, ведь после купания в вонючем озере и тяжёлого пути, запашок от одежды шёл тот ещё, и сейчас вещи сушились у печки. У Мару, к счастью, был более укомплектованный скарб. И комплект сменной одежды нашёлся. Сейчас на нем были свободные штаны и рубаха светлого оттенка. Пока они ели за столом после бани, Имельда то и дело кидала взгляд на треугольный вырез со шнуровкой, из-под которого то и дело можно было увидеть цветные рисунки на загорелой коже мужчины. Мару пару раз замечал, как она смотрит, но виду не подавал, пряча улыбку за глиняной кружкой с молоком.

Имельда досталась с хозяйской руки длиной в пол ночнушка с небольшим вырезом, но без рукавов. Она прятала руки под платком, так же услужливо предоставленной Ивасьей.

Сейчас уже смысла не было прятаться, было слишком мало света, чтобы что-то разглядеть, но все же Имельда, стыдясь своих уродливых рубцов, быстро сложила платок на вещевой сундук у стены и юркнула пол одеяло.

Мару посидел ещё немного на кровати, глядя куда-то на постель девушки, а потом и сам лёг. Он вытянулся поверх одеяла, прямо так, не укрываясь; закинул руки за голову, прикрыв глаза. Влажные темные волосы разметались по подушке.

Несмотря на последние утомительные дни, сон не шел. Ему хотелось увидеть ее ноги, а никак не ночнушку в весёленький желтенький цветочек.

— Мару, — тихонько позвала.

— М? — также тихо отозвался.

— Научи своему языку?

Мужчина повернул удивлённо голову в ее сторону. Девушка лежала под одеялом, укутавшись в него по самый подбородок и поджав ноги. Холодно не было, но все же постель ещё не нагрелась и холодила кожу.

Влажно блестели глаза в свете лучины. Сейчас они были совершенно обычные, не блестели и не светились. Имельда никогда бы не призналась, но сейчас в этой ночнушке, в деревенской избе она снова чувствовала себя маленькой девочкой, как когда-то очень давно…

— Хорошо.

Имельда дернулась и удивлённо привстала, чуть приоткрыв рот.

— Так ты все же говоришь на моем языке.

Мару лишь тихо засмеялся и отрицательно пробормотал что-то непереводимое.

Наутро они так же дружно позавтракали вареными яйцами и оставшимися лепёшками, запивая это травяным отваром. Путники расплатились с радушной хозяйкой, как и договаривались: двумя серебряными и шкуркой зайца. Они взяли с собой немного еды и воды и отправились дальше, предусмотрительно выяснив, что их местная дорога ведёт в соседнюю деревню, а там до столицы через костяной лес «рукой подать».

Ивасья поспешила успокоить путников: лес так называется не из-за костей или скелетов, а из-за местных деревьев. И ещё добавила, что там тепло в любое время года. Всегда одна погода, но люди там не живут.

— От деревни дня за три-четыре доберётесь, — крикнула им вслед после того, как уже попрощались. — Если выживете, — добавила не очень радостно, осенила крестом им путь и пошла управляться по дому дальше.

Деревню миновали быстро, по утоптанной дороге идти было в разы легче. Где-то после полудня им навстречу попалась лошадь, она прогулочным шагом шла по дороге к деревне. Это была та самая кобыла, что только вчера увезла наездника из дома Ивасьи. Мару первым подошёл к ней и ему не составило труда поймать животное. Да и ловлей это было трудно назвать. Бедняга, увидев людей, сама пошла к ним, словно обрадовалась.

— А где ж хозяин-то? — озвучил всех мучавший вопрос Турцел. Он заглядывал вперёд, по дороге, но никого рядом с кобылой не было. Вещей на ней, кроме седла, тоже не нашлось.

Все это очень не понравилось Имельде. Мару, поглаживая кобылу по морде, вопросительно посмотрел на некромантку, мол, что думаешь. Девушка кусала губы. Конь без седока — не очень добрый знак.

Девушка попыталась подойти к лошади, но та попятилась и даже не дала до себя дотронуться. Имельда удрученно поджала губы: чего-то такого она и ожидала. Животные реагировали на неё всегда по-разному, но в основном шарахались и недолюбливали: чувствовали в ней Моро́ка. И каждый раз ей приходилось путешествовать пешком или ожидать дилижансов, потому что искать лошадь, что не скидывала бы ее с себя было слишком уж затруднительной задачей.

Кобылу пришлось взять с собой, но сесть на нее никому не удалось. Отказывалась брать на свою спину хоть кого-нибудь из чужаков. Повязав на неё сумки, Мару взял кобылу под уздцы, и они все дружно пошли новым составом дальше. Через пару часов удалось найти и вещь-мешок того некроманта. Он валялся на обочине, по снегу были раскиданы кое-какие вещи, меч валялся в стороне, а на дороге был начертан незаконченный защитный круг. Кинжал был воткнут в притоптанный снег на границе, так и не дочерченной окружности. Имельда узнала сумку, которую тягала Ивасья, да и кинжал оказался знакомым.

Она присела и коснулась темных пятен в границах круга, отдернула пальцы, нахмурившись, перевела взгляд на кинжал и уверенным рывком выдернула его из снега. Перед глазами пронеслась агония и страх худого мужчины, а потом все стихло, но только лишь для того, чтобы заново взорвать свой мир желанием крови и одиночества.

Имельда тихо выругалась. Круг был знаком ей, и она уже догадалась, в целом, что произошло.

— Дурак, — пробормотала она, глядя на кинжал и не дочерченный рисунок.

— Кто?

— Тот, кого мы вчера застали у Ивасьи.

— А что такое? Что случилось-то? Что это вообще такое на снегу-то?

— Его покусали, — она оторвала взгляд от кинжала, засунула его за пояс и повернулась к Турцелу, договаривая, — Вурдалаки. — Мужчина сглотнул. — А это один из ритуальных кругов. Таким обычно защищают окружающих от того, что внутри. «Обратной печать», — соизволила пояснить, высматривая опасность вокруг и что-то обдумывая, — Турцел, тащи сюда его суму. — Имельда принялась стирать с дороги бесполезный круг и пятна грязной крови. Мужчина приволок с обочины вещь-мешок. Имельда покопалась в нем. В основном одежда, тряпочные кульки с травами, ритуальная атрибутика, косточки животных, свечи с мелом… Стандартный, в общем-то, набор некроманта. Даже, можно сказать, деревенский. А вот один из мешочков — кожаный — ее заинтересовал.

Она отдала вещи Турцелу, который больше всех нуждался в них, так как своего ничего у него не осталось после крушения. И даже этому скарбу, можно сказать, с мертвеца, с нечисти, он был рад.

Имельда развязала крепкую тесьму и развернула кусок дубленой кожи. С хмурым удивлением она уставилась на горсть зубов. Они были разных размеров, но все коренные. Скривив губы, она поковырялась в них, едва касаясь, указательным пальцем. Зубы были по большей части детские, что еще больше делало находку мерзкой. И, что удивительно, все целые, не тронутые болезнями или чернью. Было ясно, что зубы выпадали не сами, их выдирали у детей специально…

Имельда закрыла глаза, переводя дух. Сжала мешочек в руке. Чем бы ни занимался этот некромант, с очень большой натяжкой его можно было назвать официальным работником. Он занимался чем-то запрещенным, потому что детские коренные зубы не фигурировали ни в одном разрешенном официальными органами ритуале. Девушка стянула мешочек обратно тесемкой, но выкидывать не стала. Какой бы мерзкой эта находка ни была, ее ценность было сложно описать. Такие ингредиенты добывались лишь на черных рынках.

Его и остальную атрибутику она переложила к себе, так как мужчинам и уж тем более обратившемуся некроманту, она была ни к чему, а ей как раз могла пригодиться. Они отправились в путь, значительно ускорив темп. До деревни было не так уж далеко. Имельде не приходилось тратить силы на расчистку дороги, и, когда до заката оставалось не больше пары часов, а деревня вот-вот должна была показаться, Имельда вдруг почувствовала эту ни с чем не сравнимую вонь и веяние знакомой мертвой силы. Она ускорила шаг, а вскоре и вовсе перешла на бег. Деревня показалась из-за поворота, девушка чуть не споткнулась, остановившись как вкопанная.

— О, хоспаде… — запыхавшись, выпалил Турцел, остановившись рядом с некроманткой. С другой стороны встал Мару. Все втроём они смотрели на то, что некогда было небольшой деревенькой, а сейчас стало тем, что только отдаленно ее напоминало.

Разваленные заборы, украшенные разводами крови и чьими-то внутренностями, чьи-то избы горели до сих пор, чьи-то успели прогореть и сейчас только тоскливо тлели, исторгая дым к темнеющему небу. Тут и там валялись изодранные псы и домашний скот.

Деревня была не больше двадцати домов, и все они были пусты, темны и хранили гробовое молчание. Ни крика, ни слова, ни стона, ни звука. Ничего. Только треск горящих домов и тлеющих построек. На улице было не очень морозно и поэтому дым стелился над деревней и лесом, ее окружавшим. Снег был окрашен в алое, в воздухе стоял отчетливый запах металла и гари.

Троица в нерешительности ступила на оскверненную территорию. Мару и Турцел видели только то, что могли поведать им их глаза, но и этой картины хватало с излишком. Имельда плелась где-то за ними, чувствуя каждой клеточкой тела ту агонию, что разверзлась здесь прошлой ночью. Люди бегали, суетились, падали и топтали друг друга. Женские визги, мужские крики, детский плач…

Имельда не выдержала и опустилась на грязный снег, упираясь в него шестом и почти повисла на нем. Мощное чувство дежавю захлестнуло ее. Воспоминания о далеком прошлом смешивались с картинами прошедшей ночи и настоящим мгновением, накладываясь друг на друга, перемешиваясь и соединяясь в какого-то чудовищного мысленно-эмоционального выродка.

Она видела, как от одного к другому кидается один и тот же монстр, который то представлялся беловолосой девочкой, то сутулым мертвецом с длинными ручищами увенчанными крепкими когтями. Его кожа отливала зеленым, и Имельда почти ощущала ту вонь, что шла от него. Его целью было убить родных, сделать их себе подобными, не просто насладиться плотью и кровью, а создать стаю, обеспечить себя силой, обезопасить от тех, кто может его уничтожить.

Очень часто вурдалаков путали и даже намеренно объединяли с упырями, но это было ошибкой. Упыри заведомо не обладали разумом. Упыри не являлись инициированной нечистью. Они не кусали специально живых, чтобы создать себе подобных. Нет, упыри питались кровью и плотью, и появлялись, только если сошлись определенные обстоятельства в жизни и послесмертии. И убиенный мог стать упырем лишь в том случае, если нечисть выпила кровь жертвы и не стала по какой-то причине питаться плотью. Тогда труп, укушенный или оцарапанный этой тварью, и сам становился нежитью.

А вот вурдалак обладал неким подобием животного разума, если таковым вообще можно было его обозвать. И он не пожирает свою жертву, лишь выпивает ее досуха, заражая своей отравленной слюной. Вурдалаки стремятся создать конклав, поэтому новообращенный вурдалак всегда возвращается в свой дом, и в первую очередь обращает своих близких. А те, превращаясь в нежить, идут уже к своим родным отцам, матерям, сестрам и братьям… И так до тех пор, пока не останется никого из живых или не встанет солнце.

Именно поэтому из-за появления вурдалаков очень часто вымирали целые деревни, если вовремя не истребляли опасность. И эта деревня пала именно по глупости некроманта, переоценившего свои силы. Он думал, что сумеет победить недуг, от которого не существует лекарств. Он думал, что успеет защитить родных, заключив себя в «обратную печать», но не успел. Яд быстрее убил его. И, восстав тварью, он обратился туда, куда звала его злая природа.

Что могли обычные деревенские люди противопоставить нежити? Ничего. Вилы и ножи пробивали плоть, но не убивали. Нельзя убить мертвого обычным железом… У них не хватало сил отнять голову или конечность. Здесь не росла осина… У них не хватило сил и знаний…

— Imel’da? — Мару обернулся и тут же вернулся на несколько шагов назад, опускаясь перед девушкой.

— Им было так больно… так страшно. Это ужасно. Они все погибли… — своим взором девушка была не здесь. Она была там, в прошлой ночи, когда переродившийся, а точнее сказать, умертвившийся маг-некромант пришёл сюда и принёс с собой смерть.

— Peschet! — он тряхнул ее за плечи, обхватил лицо и заставил посмотреть на себя.

— Часовня, — она тяжело поднялась и спешно направилась вдоль изуродованных домов к концу деревни. Домики здесь стояли без какой-либо системы. Они теснились к дороге, сбиваясь в какую-то кучу. Здесь не было даже толковых заборов, так, столбики, да рейки меж соседскими огородами.

Маленькая часовенка, сбитая из потемневших от времени брёвен, стояла слегка на отшибе в окружении небольшой полянки, которая летом наверняка радовала прихожан луговой пестротой. Сейчас чистота снега была вытоптана, вокруг было множество кроваво-грязных следов, но на расстоянии в несколько шагов от церкви снег был чистым и ровным, словно опасность миновала часовню, как вода огибает неприступную скалу.

Имельда хотела войти, но так и не решилась. Почти так же, как когда-то она не смогла пройти в ворота школы, она не могла переступить порог обычной деревенской церкви. Она давно не ощущала уже той силы, что обычно веет в церквях… Очень давно. Этой силы становилось с каждым годом все меньше и меньше, особенно в городах. Как бы это и ни было парадоксально, но именно в городах веры было меньше всего. А здесь сила, что витала вокруг часовни, являлась именно верой и ничем иным. Имельда никогда толком не верила ни в Бога, в которого верят в Вааларе, ни в каких других богов из других стран, что всего лишь являлись олицетворением сильного единого Божества. Она знала, что взывать к его помощи бессмысленно, он не придет и не поможет. Если он где-то и существует, то ему плевать на смертных, что гибнуть тысячами каждый день. Имельда верила только в себя и в то, что рано или поздно Смерть придет за каждым. Даже за Богом. Она верила в Смерть, потому что видела ее, потому что она действительно существовала. И еще верила, что каждому дается ровно столько, сколько он может сам вынести испытаний за эту жизнь.

Но, все же, встречая иногда эту необъяснимую ей силу в таких вот местах, как эта маленькая церквушка, она проникалась и задумывалась, а может все же она не права, и Бог есть? Какой-нибудь… Или какая-нибудь. Может все же существует нечто из существ, чья сила настолько велика, что может охватить целый мир и всех, кто в нем живет? Может он все же слышит свою паству? Просто на нее его благодать не успела упасть в ту ночь, а теперь уже поздно.

Она не знала. Не видела. Лишь могла почувствовать то, что не пускало ее сейчас в часовню. Точнее то, что шло в разрез с ее истиной верой и скептицизмом по отношению к Богу. Имельда чувствовала, что в церкви есть человек. Женщина.

— Живые? — сверху донесся недоверчивый голос, — Откуда? — В деревянной постройке притворилось окно, и из него высунулась голова, покрытая светло-бежевым однотонным платком.

— Живые, — уверенно произнесла Имельда, запрокидывая голову, — Мир имени твоему, сестра.

— Ох, благослови вас Господь, и вам мир! — она поспешно скрылась, захлопнув окошко, и уже через минуту боязно отворила дверь в церковь, осматриваясь по сторонам. — Как же я рада видеть вас! — она бросилась к ним, чуть ли ни всех по очереди схватила за руки. Хоть и не положено было монахиням так смело кого-то касаться, особенно мужчин, но, видимо, она, пережив ужасную ночь, забыла о приличиях. Монахиня была уже немолода. Паутинка морщин у глаз указывала на то, что рассвет сил уже давно покинул женщину. — Заходите, заходите! В божий дом они не суются. Здесь безопасно, — она потянула единственную женщину за собой, но Имельда уперлась.

— Постойте, сестра…

— Марфа, меня зовут Марфа, но давайте уйдем отсюда…

— Еще день, вурдалаки не причинят вреда до захода солнца. Нужно отыскать их всех до одного, сестра Марфа, и уничтожить, — девушка была непреклонна. Ее губы были сжаты в скорбную нить, брови напряжены, а выражение лица говорило о серьезности намерений. Монахиня что-то поняла, отпустила ее руки, почти бросив их.

— Вы владеете темными силами? Вы с ними …

Имельда сдержалась, чтобы не закатить глаза.

— Да, я некромант. И я могу решить эту проблему.

— Проблему?! — казалось, женщина не в себе, но оно и понятно… пережить такое. — Это катастрофа! Ужас! Господь проклял эту деревню за ужасные деяния человека подобного вам! Здесь такое творилось! Такое… Отец Иосиф, он, он… пытался, но не смог удержать натиск толпы! Его слово было слабее их жажды зла… — женщина осела на колени, зарыдав, прикрыв лицо руками. Имельде хотелось сделать так же. Сесть на землю, свернуться калачиком и закрыть лицо, оказавшись в темноте, чтобы никто ее не видел, и чтобы она никого не видела… Но жизнь вряд ли бы позволила ей так расслабиться. Некромантка опустилась и взяла за плечи бьющуюся в истерике монахиню. Насильно она подняла ее лицо, чувствуя и страх, и эмоции, что накрывали волнами, и видя всю ее жизнь… Имельда старалась отводить все это на задний план. Она взглянула ей в глаза.

— Успокойся. Ты еще жива. Твоя вера сильна, сестра. Посмотри, — она ткнула на чистый снег вокруг церкви на расстоянии пяти шагов. Именно столько сумела защитить своей верой женщина. — Хватит рыдать. Слезами делу не поможешь. Возвращайся в церковь, мне нужна святая вода и свечи. Много свеч. А еще ответь, видела ли ты, куда попрятались твари?

Сестра Марфа смотрела на некромантку красными от слез и бессонной ночи глазами. Мужчины стояли рядом, по бокам от девушки. Тоже смотрели выжидающе на монашку, то и дело, поглядывая по сторонам и на небо. Солнце неумолимо ползло к горизонту, словно спеша. И сейчас, когда опасность была под боком, казалось, что время только ускорило свой бег.

— Я точно не знаю…

— Вспоминай, — спокойно, но настойчиво произнесла Имельда, по-прежнему удерживая монахиню за плечи. Мару знал, что это значит для девушки… И вместе с тем, как воспоминая о действиях мертвецов этой ночью вливались бессвязным потоком в голову девушки, монахиня произнесла:

— Кажется, разбрелись по домам…

Этого хватило. Имельда поднялась, отпустив и оставив сестру Марфу на крыльце церквушки. Ей помог подняться Турцел. И даже его — мужскую — руку она приняла куда как радушнее, чем прикосновение некромантки.

— Ясно, — пробормотала Имельда, оглядывая темные тихие дома, — По подвалам попрятались, твари. Надо… — она что-то забормотала себе под нос, размышляя, оглядываясь, высматривая нужные ей детали. — Итак, мне нужны свечи. Вурдалаков необходимо задержать здесь, чтобы не разбрелись. Перебить всех в подвалах, пока они спят, не успею, — она обернулась, кинув фразу в почти приказном тоне, и тут же пошла куда-то только ей ведомую сторону.

— Бог в помощь. Я участвовать в вашем колдовстве не собираюсь, — монахиня стояла, сомкнув руки у живота в крепкий замок, уперто поджав губы и прямо держа осанку. Имельда на нее удивленно обернулась. Ее всегда поражало эта глупое стремление людей к собственному умерщвлению, когда свое очевидное спасение они с уверенностью утопающего топили вместе с собой.

— Бог велел, чтоб вы мне помогли, — девушка, сомкнув брови на носу, все же развернулась и пошла туда, куда изначально собиралась. Времени оставалось все меньше. Монахиня, возмущенно поиграв губами и подбородком, так ничего и не сказала, направившись в церковь. Турцел растерянно стоял на крыльце, смотря то на монашку, то на некромантку.

— А что делать нам?

У них было мало времени. В конце концов, сестра Марфа под натиском страха перед смертью, приготовила все, что просила девушка. И всеми их совокупными силами, они создали защитную оборону, ту самую, которую стремился создать умерший некромант — «обратную печать». Только размером со всю деревню. Это было непросто. Им пришлось делать ее почти наобум, в вечерних сумерках, постоянно оглядываясь. Уверенно себя вела лишь Имельда. В ее движениях и действиях чувствовался опыт отработанных лет, руки не тряслись, глаза не бегали. Что нельзя было сказать о Турцеле и сестре Марфе. Мару справлялся лучше их, но тоже нервничал. Имельда видела это по нахмуренному лбу, по цепкому взгляду, которым он постоянно окидывал все дома и окружающее их пространство. И ещё по тому, как сжимал рукоять меча, что принадлежал погибшему некроманту: с излишней силой, словно готовый выхватить клинок из ножен в любой миг.

Девушка узнала от сестры Марфы, что в деревне обитало около пяти десятков людей, не больше. В последнее время на их земли пришли темные времена, и многие дети стали гибнуть или пропадать вообще без следа. При мирных условиях, деревня из пятидесяти человек казалась сущей ерундой, не стоящей внимания городских жителей. Но если посмотреть на это количество, зная, что это не люди, а монстры, становилось ясно, что ночь они могут и не пережить.

Перебарывая свой страх, который то и дело заставлял цепенеть, когда воображение рисовало в любой тени сутулого вурдалака, они упорно расставляли церковные свечи вокруг деревни, лазая по снегу среди безучастных деревьев и кустарника. На вопрос к Имельде, а надо ли их зажигать, девушка лишь отмахивалась и говорила, что это не требуется. Они ничего не чертили, это было слишком долго, не успели бы. Провели только лучи от пяти свечей внутрь их импровизированного круга. И там, где они пересекались, сейчас, на карачках стояла девушка, исписывая уменьшенную копию обратной печати десятками рун на стылой земле, очищенной от грязного снега.

Как только она закончила чертить на этом пятачке последнюю руну, те вспыхнули на мгновение, передавая волну импульса и яркого пучка света по пяти лучам к свечкам, что одиноко торчали в снегу. И как только импульс дошёл до свечей, те сами по себе вспыхнули горячими огоньками звёзд посреди лесного мрака. И уже от тех пяти свечей, по кругу, зажглись все остальные.

Как только фитиль последней вспыхнул яркой точкой, и круг замкнулся, от всей окружности волна энергии стремительно поплыла обратно в центр, прямо к Имельде. Она поднялась на ноги и встретила эту волну уверенным рывком, словно схватив воздух за шкирку, после чего плавно и быстро подкинула все полотно «обратной печати» над головой. С виду лёгкий чуть мерцающий розоватым светом воздух невесомой подушкой взмыл вверх и завис там, вспыхнув сложным узором рун, а затем исчез.

Имельда оглянулась на запад. Солнце коснулось своим круглым боком острой кромки холодного горизонта. У них оставалось не больше пяти минут. Девушка посмотрела на тех, кто стоял рядом с одной из разгромленных избушек. К сожалению, в будущей битве, толку от них никакого. Разве что Мару способен биться с мечом в руках, да только он этого никогда не делал, да и рисковать им она не собиралась. Она ведь и от себя она не ожидала большего. Когда-то она не справилась и с двенадцатью упырями.

Вот если бы вурдалаков было штук десять… Или хотя бы двадцать. С таким количеством она ещё бы попыталась разделаться, но с целой деревней… Ей не справиться в одиночку.

Не теряя времени, девушка подошла к своим… Она не знала, как назвать этих людей, с которыми ее связала нить судьбы на какое-то время. Подойдя к ним, она забрала две фляжки со святой водой у сестры Марфы и повесила их на пояс. После чего стала стаскивать сумку и плащ с плеч. Ничто не должно было ей мешать.

— Идите в церковь, забаррикадируйте двери и окна. Ваша Вера, сестра, сильна, но все же не бесконечна.

— Господь защитит нас. Всех нас, — уперто произнесла женщина. Имельда с неприкрытым скепсисом посмотрела на неё, покачав головой. Глупо было переубеждать ее в том, что сейчас именно «злая» некромантка спасала их, а не ее Господь. Люди всегда отчего-то верили в нечто неосязаемое и метафорично недосягаемое. Даже когда весьма ощутимое и видимое дерьмо прямо стучалось в двери, выламывало и разносило их дома. Даже тогда они верили в высшее существо…

— Пусть Ваш Господь защищает вас, но все равно закройте двери изнутри, — Имельда не хотела говорить им подробности того, что именно задумала. Мару прищурился. Он что-то заподозрил. — Досидите до восхода солнца. Если я не справлюсь, то уходите. Защита обратной печати останется здесь, если, конечно, какой-нибудь некромант не снимет ее. Хотя вряд ли такое будет.

— Постой, ты что же, хочешь одна всех того… — Турцел с опаской дотронулся до шеи. Ему было не по себе.

— У тебя есть какой-то другой вариант?

— Ну, я… Может… — Турцел замялся.

— Успокойся. Мне будет не с руки защищать ещё и всех вас. Так что будет лучше, если вы не станете мешать и спрячетесь в церкви. Вурдалаки не переносят креста и всей этой… — она кашлянула, — Атрибутики.

Сестра Марфа оскорбленно вздернула подбородок и, ничего не сказав, направилась в божий дом. Турцел, неловко помялся:

— Вообще-то я хотел предложить свалить побыстрее отсюда, раз эту твою печать никто не тронет…

— Возможно, не тронет, — нахмурилась Имельда, — Но я не могу дать такой гарантии. Мы не знаем, один ли этот неркомант был на этой земле или их тут несколько бродит… К тому же, оставлять за спиной прорву нежити, пусть и в ловушке, — Имельда передернула плечами, — Откровенно хреновая идея, Турцел. Я не собираюсь этого делать. И это моя работа. Раз уж я прозевала этого недоучку покусанного, надо подчистить за собой.

Турцел не нашел, что возразить, он подошёл к Имельде и хлопнул ее по плечу.

— Удачи. Я помолюсь за тебя.

— Как тебе будет угодно, — Имельда не подала виду, что удивилась набожности этого типа. Он направился следом за сестрой Марфой, а вот Мару явно не собирался сходить со своего места. Солнце зашло уже натреть, пока они трепали языками.

Имельда подошла к нему. Она мягко накрыла его руки, на мгновенье ощутив тепло бескрайних бархатных степей, но предаваться спокойствию сейчас было не время.

— Так красиво… Когда-нибудь, — она аккуратно вытащила рукоять меча из его ладоней, — Я выясню, где находятся эти места, — она говорила мягко и тихо, глядя не ему в глаза, а на руки, — но, если я не справлюсь, — она заменила меч на кинжал некроманта и взглянула ему в глаза. Подняв руку, она положила ее ему на грудь, надавила пальцами под ключицы, — бей сюда. Это место — средоточие жизненной энергии нежити. У людей чуть ниже, в солнечном сплетении. Нарушишь ее и сможешь уничтожить. Это универсальный способ, если нет вдруг кола и…

Мару притянул ее голову к себе и коснулся лба своим лбом. Он что-то проговорил своим журчащим языком. Сердце девушки екнуло, хотелось верить, что это слова поддержки. Он отстранился и попытался забрать меч, указывая на крышу одной добротной избы. Она не отдала.

— Нет, уходи. Это моя работа. Я справлюсь. — Мару вознес взгляд к темнеющему небу, вздохнув. — Да пойми же ты! У тебя нет необходимых навыков. А я… Нет времени объяснять! — разозлилась — Мару, вали в церковь!

Мару покачал головой, что-то раздраженно пробурчав, и все же направился к избе.

— Да что ж ты… — Имельда воткнула меч в снег. Она не хотела подвергать кого-либо опасности. Особенно его… Она так привыкла работать одна и нести ответственность только за себя, что даже мысль о том, что ей хотят помочь в ее работе, раздражала и выбивала из колеи. Его присутствие будет только отвлекать!

Она снова взглянула на солнце. Время ещё было. Совсем не много, но должно было хватить для осуществления небольшого трюка. Она вытащила из сумки блокнот Матильды и стала шарить в нем в поисках нужного заклинания. Он просто обязан был быть там. Она была уверена…

«Дорогая Имельда…» — голос ее матери так резко раздался у неё в голове, что девушка выронила книжку. Этого никто не увидел. Мару был занят тем, что карабкался на покатую крышу избы, раскидывая с неё снег. Турцел и Марфа уже скрылись в церкви.

Девушка в нерешительности подобрала кожаный блокнот. Ей не показалось. Она действительно услышала голос ее матери из воспоминаний… но… как?

Имельда тряхнула хорошо головой. Не сейчас!

Нужное заклинание действительно нашлось. Ухватив жилы мертвой силы пальцами, она начала буквально вязать нужный энергетический узор в воздухе своими тонкими пальцами, пока кожаная книженция парила рядом с ней в воздухе.

Это было истинное волшебство. Имельда никогда не видела ничего подобного. Она делала это заклинание «колодца», но оно выглядело не так… точнее, не совсем так. Когда-то она использовала его для защиты путника, с которым ее свёл случай в дороге. Тогда она сплетала «колодец» из нитей мертвой энергии и части внешней, вытаскивая их из пространства вокруг. А сейчас оно буквально было визуально видимым, светящимся и каким-то более целостным… Она вила узор, сплетая со своими словами, сплетая с тесьмой рун, что светом вились прямо из книги. Имельда ощущала его по-другому, чем прежде. Связано ли это было с тем, что у неё слетел блок защиты, или же с тем, что ее мать все время что-то изобретала и совершенствовала, но это было неважно в данную минуту. Закончив плести пальцами мерцающий узор, она швырнула его в сторону Мару, приговаривая шепотом нужные слова. Энергетическая невесомая салфетка, пролетев расстояние до избы, замерла прямо под ногами мужчины. Колодец защищал того, кто в него попадал.

— Не покидай круга! Будь в нем!

Мару с любопытством рассматривал уплотнившийся воздух под своими ногами. Крыша была покатой, под углом к земле, но он стоял словно на горизонтальной поверхности. Круг был всего полтора шага в диаметре, но даже это пространство значительно упрощало задачу. Мужчина вновь сделал тот странный жест, отняв что-то от своего лба пальцами и отдав это Имельде, вернул себе. — Потом поблагодаришь, упертый баран, — пробурчала себе под нос. Она пощелкала пальцами для концентрации, после чего стала читать нужные ей слова, ведя ладонями над землей. Воздух вокруг неё уплотнился, нагрелся по периметру и стал напоминать петлю или узкое горлышко винной бутылки. Над грязной землей воздух стал видимым, словно, туман, и вспыхнул пламенем, когда Имельда выбила искру кинжалом о меч. Сама земля запылала, создавая тонкий канат неживого огня. Яркой петлей он обвил маленькую фигуру девушки с мечом и кинжалом в руках.

Имельда воспроизвела часть своей задумки и стала погружаться в себя. Она уже слышала, как начинают скрести когти по доскам полов; как шуршит рваное тряпье на мертвецах о мерзлую землю в подвалах. Но она все глубже и глубже уходила в себя. Туда, где в зимней ночи она слышала хруст свежего снега и шуршание ног о зимний покров, где чувствовала ледяной взгляд. Он навсегда прожег в ее душе рану.

«Я знаю, ты здесь и слышишь меня»

Имельда говорила только внутри себя. Ей не нужно было озвучивать это вслух, она знала, что Моро́к ее слышит.

«Я чувствую, ты жаждешь крови и битвы»

Она стояла с закрытыми глазами и опущенным оружием в руках. Их острия были обращены к земле.

«Если сейчас ты не выйдешь во свет этой ночи, то никогда уже не почувствуешь сладость человечьей плоти. Мне нужна твоя сила»

Имельда терпеливо продолжала обращаться к своему внутреннему монстру, когда вокруг начали шевелиться тени в избах. Шорох был уже не просто едва уловимым, он стал частью местной атмосферы и шлейфом страха укутывал пространство.

«Не просто так же ты меня защищал все эти годы. Я знаю, ты тоже хочешь жить… Так давай… вылезай и сразимся вместе хоть раз. И я обещаю, что ты насладишься кровью и плотью»

— Imel’da! — Мару закричал, когда из дверного проема ближайшего дома вылетела первая тварь и кинулась прямо к такой близкой и желанной еде. С другого дома тоже высунулась морда и длинные ручищи, увенчанные кривыми обломанными когтями.

Первая тварь юркнула между линиями пламенной петли, между двух тонких стен пылающего воздуха, который пылал исключительно за счёт мертвой силы. Она устремилась в яростном прыжке, ее склизкая плоть отражала языки магического пламени, пузырилась от него, но тварь не замедлила рывка. И, несмотря на скорость вурдалака и спокойствие, с которым некромантка встречала смерть, грязные клыки не вонзились в мягкую плоть. Взметнулся меч, описывая дугу в воздухе.

Две половинки тела разлетелись по две стороны от девушки. Прозрачными, словно лёд, голубыми глазами, она проследила за тем, как верхняя часть туловища твари падает на снег, но не став дожидаться, пока половинка тела коснется земной тверди, девушка добила несчастного, воткнув кинжал под ключицы и пригвоздив тем самым вурдалака к земле. Тварь больше не дернулась, оставшись внутри огненной петли.

Имельда обвела пространство своим ледяным взглядом. Она чувствовала их. Всех их. Своим и одновременно не своим обострившимся чутьем. Она ощущала мертвецов за стенами деревенских домов, а они чувствовали ее.

С первой гнилой кровью окру́га зашевелилась с куда большим рвением. Тишина развеялась, наполнившись рычанием и скрипучим воем. Скользкие тени устремились к ней со всех сторон, взрывая рыхлую снежную грязь и смешивая ее когтями с мерзлой почвой.

В сгущающихся сумерках свистел меч и плёл свой смертоносный оранжевый узор кончик серебряного кинжала. Через него проходило столько мёртвой энергии, что острие лезвия мерцало раскалённым угольком.

Если бы не сила Морока, то Имельда давно бы осталась погребена под натиском вурдалаков. Даже сквозь тот коридор огня, что она создала, они прибывали очень быстро. Они не смели переступить через магический огонь и быстрым, тонким и стремительным, словно горная река, ручьём они вливались в это искусственное горлышко.

Сутулые, мерзкого серо-зелёного оттенка и клыкастой пастью — они мало чем походили на бывших людей. Волосы выпали, когти заострились, а кожа стала склизкой и вонючей. Девушка отрубала голову за головой. Действуя впервые в жизни вместе с Мороком, ей хватало одного меткого удара по шее, чтобы голова с влажным чавканьем отлетала в сторону.

Конечно, не всегда удавалось попасть именно по шее. Зачастую удар приходился в плечо или отсекал верх головы, вонзался в руку или живот, выпуская слипшиеся гниющие кишки. Твари визжали, кидались на своих же, не разбирая, пытались добраться до живой плоти, но в пуще битвы вонзали клыки в мертвых собратьев.

Не прошло и десяти минут, а вокруг девушки уже сложился небольшой круг из отрубленных конечностей и покалеченных тел. Касаясь магического огня, кожа монстров плавилась, пузырилась, истлевала за считаные секунды. Но тел было слишком много. Пламя, с каждым новым трупом, что падал на него, горело все тише.

Воздух стал вонью. Ноги скользили по влажной земле, руки — по поверхности рукоятей. Тварей пока не становилось меньше, но Имельда все рубила и рубила, рыча не хуже самих вурдалаков. Светились в темноте ее голубые глаза.

Глядя в окно церкви, Турцел и сестра Марфа невольно задумались, а жива ли ещё Имельда? Или, может, она уже тоже обратилась? Но некромантка продолжала сечь головы и вонзать свой кинжал под ключицы тварям, отрубая возможность их дальнейшего существования.

Она чувствовала каждой клеткой своего тела, всеми фибрами души как Морок внутри неё ликует от удовольствия. Ещё ни разу в жизни он не убивал мертвых, но ему нравилось. И хоть он был отчасти разочарован, что в эту плоть нельзя будет вонзить зубы и что этими убитыми нельзя будет насытиться, он стремился в бой, крепче сжимая рукоять рукой девушки, сильнее рыча ее голосом, скаля довольную улыбку ее губами. Он давал ей нечеловеческие силы, а она направляла эту силу в умелые удары и движения.

Мару на крыше, когда удавалось в промежутках времени, когда твари пытались добраться до него, видел, что творит эта женщина. Он видел, что это не Имельда. Голубые глаза светились неестественным огнём раздора. Мурашки бегали по его коже, когда он смотрел на неё. Смесь страха, восхищения, адреналина битвы и вожделения дарила незабываемую гамму чувств и ощущений. И все это от одной единственной женщины…

Она била ногой в хрустящие грудные клетки, ломая ребра, но вурдалакам это не доставляло неудобств, они лишь отлетали назад и вновь поднимались. Она отрубала руку, а к ней тянулось несколько новых. Она отрубала голову, заливая себя гнилой кровью, а к ней уже тянулись клыкастые пасти других монстров. Она вонзала кинжал под ключицы, а вурдалаки вонзали клыки и когти в ее плоть, но она почти не чувствовала боли из-за адреналина и силы Морока. Он глушил все лишние чувства.

Да, вурдалаки дотягивались до неё, когда она промахивалась. Их было слишком много… Мару сбился со счёта на втором десятке. И это только те, что лезли к нему. Он специально порезал ладонь, чтобы сбить тварей с толку и перевести внимание на себя. Но помогало это не очень сильно.

Вурдалаки чувствовали что-то родственно-жуткое в той живой плоти, что так манила своей кровью, но в то же время, боялись ее, а потому хотели скорее уничтожить.

Когда мертвых тел и их частей было уже по пояс, а огонь давно погас, Имельда дала импульс силы и разметала тварей по сторонам от себя. Куски гнилой плоти разлетелись на несколько метров, вурдалаки попадали, но тут же поднялись и снова кинулись на девушку.

Она побежала. Пуская в ход все знакомые ей заклинания и святую воду, она замедляла их ход, не давала кидаться всем скопом на ее одну; уничтожала по одному с упоительным остервенением.

Она высвобождала ту звериную ярость, что испытывала, ту бессильную злобу, которую уже давно хотела выместить, но не могла сорваться на ближних. Если бы она была сильнее, она бы смогла спасти брата и найти убийцу родных. Если бы она была сильнее, она бы смогла в одиночку уничтожить тех упырей на болотах прошлой осенью. Они бы не смогли покалечить ее, если бы она была сильнее. И не погибли бы пассажиры затонувшего поезда, будь у неё больше сил. Не будь она такой слабой, то сумела бы вытянуть эти жизни из пучины озера. И если бы она не струсила тогда у дома Ивасьи и не вцепилась бы в руку Мару, она бы увидела, что некромант заражён. Она бы сумела предотвратить этот кошмар. Но она отказывалась принять свою суть, она обрекла целую деревню на участь хуже Смерти… Имельда не справлялась, и каждый раз кто-то разменивал слабость ее духа. Кто-то становился жертвой ее ошибок.

Имельда рычала, с каждым взмахом уничтожая тварей. Она кричала, вымещая бессилие в драке. Ярость Морока и ее собственная разжигали ее кровь; казалось, что по венам течёт огонь и вот-вот ее тело вспыхнет. А на самом деле ее кожа стремительно теряла тёплый тон, краски жизни покидали ее тело. Белели руки, темнели ногти, а Имельда этого не замечала. Она была поглощена битвой настолько, что даже перестала чувствовать случайных царапин, что наносили ей особо резвые монстры.

Турцел и сестра Марфа могли лишь наблюдать, молча, и молиться. С губ монахини срывался шёпот молитвы, и сила укрывала их от грязи монстров. Вурдалаки огибали святую землю, как вода масло. Они неслись в центр деревни, чтобы найти свой покой. Сколько времени прошло — никто не знал, но, в конце концов, их осталось считаные единицы.

Имельда с удивлением отметила, что с уменьшением количества вурдалаков, уменьшалось и влияние Морока. Истощались его силы, он уходил на задний фон куда легче, чем когда она его заставляла раньше.

Неужели он устал?

Задумываться об этом не было ни времени, ни сил. Они покидали девушку стремительнее, чем вода сквозь пальцы. Меч становился все тяжелее. Раньше он все-таки принадлежал мужчине, а не женщине. Боль становилась отчетливее, холод сковывал все сильнее, она не чувствовала рукояти меча. Попросту не ощущала пальцев рук. Как в детстве в лесу. Она постепенно коченела. Слабел Морок, слабела и Имельда.

Она вдруг поняла, что зависит от Морока так же, как и он зависит от неё. Умрет она, не жить и нечисти внутри неё. Но если вдруг умрет Морок в ее душе, то и Имельде не прожить дольше, чем живет бабочка-однодневка.

Тогда в пещере она слила их воедино, создав нечто, что сложно было назвать единым целым, но именно их соседство давало им возможность жизнь. Как с этим осознанием жить дальше, Имельда не знала. Все эти мысли пронеслись буквально за краткие доли секунды, когда тяжелым взмахом от себя, слева направо, она снесла уродливую голову с разинутой пастью с плеч последнего вурдалака.

По инерции протащив меч в сторону, она крутанула им и вонзила лезвием в землю. Тяжело она рухнула в грязь на колени и вокруг неё разошлась скорбная волна энергии, разметав по сторонам грязь, кровь, внутренности и слизь.

Опершись на меч руками, она сгорбилась, опустив голову. Волосы грязными сосульками свисали вниз, закрывая лицо от посторонних глаз. С прядей капало что-то вязкое и серо-бордовое. Трудно было с точностью сказать, что именно это: кровь девушки, кровь вурдалаков или же простая грязь. Девушка тяжело дышала, вдыхая зловонный воздух полной грудью, старалась восстановить дыхание.

Мару, Турцел и сестра Марфа с затаенным дыханием наблюдали, как в тишине раздаётся ее хриплое дыхание со свистом. Его было слышно очень хорошо в мертвой во всех смыслах тишине. Они не знали, кто это… Глаз не было видно. Это ещё Имельда? Или уже Морок?

Она с трудом контролировала своё сознание, перед глазами все двоилось и кружилось. Со рта капала вязкая слюна и кровь. Она не могла понять, есть ли у нее внутренние раны, она ничего не чувствовала. Имельда отпустила рукоять меча заиндевелыми пальцами, и ее стошнило прямо на чьи-то останки. Вытерев рот остатками рукава, она поднялась, сделала пару вялых шагов и рухнула в грязь с другой стороны от блевотины полностью обессилевшая. Сквозь порванную одежду были видны следы от когтей и укусы.

Мару отмер, зашевелился, слезая по скользкой крыше. Он спрыгнул в грязь и подбежал к девушке. Исчез рисунок «колодца». Мужчина коснулся ее лица, все повторяя и повторяя ее имя, пытаясь дозваться, но девушка не отвечала, пребывая в беспамятстве. Он поднял ее веко: радужка была самой обычной, цвета пшеницы, но кожа стала мертвенно-бледного цвета, словно из неё выкачали все краски жизни, губы стали синюшными, а потемневшие ногти выглядели каменными. И если бы не слабый пульс и дыхание, Мару бы не на шутку испугался.

Он подхватил тело бесчувственной некромантки и потащил в ближайшую уцелевшую избу. Необходимо было срочно ее согреть. Как только скрылся Мару, отмер Турцел и рванул на выход из церкви. Сестра Марфа резко схватила его за рукав.

— Она тоже отродье зла, — проникновенно, полностью уверовав в свои слова, произнесла женщина. Турцел молчал, нервно пожевывая свою широкую губу. Он не знал, что ответить на это. Впервые в жизни не знал. — Ее нужно уничтожить.

Турцел забрал свой рукав из хватки монахини.

— Она спасла нас. Если у тебя рука поднимется, сестра, — он выделил последнее слово, — Бог в помощь.

Марфа осталась в комнатке одна, глядя сквозь стекло, как Турцел бежит сквозь поле мертвых вурдалаков и как заскакивает в избу, в которой скрылся Мару с Имельдой на руках. Монахиня стояла, не шелохнувшись, кусая губы и нервно дергая подбородком. Ей до сих пор было страшно, но теперь она боялась не вурдалаков.

Турцел зашёл в избу в тот момент, когда Мару пытался добыть искру и затопить печь. Получалось плохо, руки не слушались, хотя у себя на родине он умудрялся и в дождь, и в снег разжечь огонь даже без кремния. Имельда лежала на самой печке в том же состоянии. Ничего не изменилось.

— Что надо делать? — Турцел не знал, за что схватиться, прошелся взглядом по избе. Мару молчал, не тратя слов на объяснения. — Давай я, — Турцел уверенно забрал у нервничающего мужчины огниво и парой ловких движений высек искры. Сухая береста тут же занялась, раздуваемая Туром.

Хлопнула дверь. В проеме встала сестра Марфа, она оценила взглядом обстановку и двинулась вглубь избы.

— Стоит затопить и баню тоже. Нам всем надо смыть с себя грязь и грех, — проговорила сухо, смирившись с чем-то только ей ведомым. — Снимайте с неё эти мокрые грязные тряпки. Я принесу одеяла.

Монахиня отправилась вглубь избы с упрямо поджатыми губами. Мару поднялся и подошёл к девушке, что безвольным грязным кулём лежала на печи.

Приговаривая что-то ласковое едва различимым шепотом, он принялся стаскивать с неё рубаху, пояс, изодранные брюки… Плащ так и остался где-то там, на улице, но его можно забрать и позже. В конце концов, она осталась лишь в нижней рубахе длиной до середины бедра.

Пришла Марфа, и они застелили печь двумя одеялами, а третьим укрыли саму девушку, но этого явно было недостаточно. Чтобы согреться в одеяле, нужно, чтобы от тебя шло тепло, а от Имельды не исходило ничего. Если б не дыхание, сошла б за мертвеца.

Тур возился у печи, постепенно подкидывая сухие поленья. Мару стал стаскивать с себя зимний утепленный гобон, затем пошли и шерстяная кофта с рубахой. Оставшись лишь в брюках и носках, он залез к девушке на печь под одеяло и прижал ее к своему тёплому телу. Сейчас ему было все равно, что она грязная, в останках нежити и крови. Отмоются позже.

Марфа посмотрела неодобрительно, но промолчала и вышла вон из дому, направляясь к бане. Вскоре печь стала нагреваться, а Имельда перестала напоминать глыбу льда. Мару даже успел задремать, когда почувствовал движение и прикосновение прохладных пальцев. Они лежали так, что Мару обнимал девушку сзади, закинув на неё свою ногу и прижав к себе как можно теснее.

Имельда на ощупь пыталась понять, где она и что происходит. Она коснулась его руки, провела от кисти все выше и выше. Мару вздрогнул и заворочался, ослабляя хватку. Решив, что самое худшее позади, выполз из-под одеяла и слез с печки. На ней было уже так жарко, что он успел вспотеть и раскраснеться. Он оделся и вышел из дома. Лицезрение побоища поутру привело его в чувства, и только после этого он вернулся обратно.

Имельда уже сидела на печи, укутавшись в одеяло, пытаясь собрать кипу мыслей в кучу. Тут были и переживания Турцела, и Марфы, и воспоминания жизни людей, что жили в этом доме. И это все не считая того, что было ее собственными волнениями. Имельда старалась абстрагироваться от них, хоть и выходило плохо. Жутко болело колено.

К тому времени, как очнулась некромантка и Турцел, и Марфа успели смыть с себя ту несуществующую грязь и кровь, которые им чудились на их теле. Имельда с каким-то отстранённым и вялым удивлением смотрела на свои руки. Они все ещё были бледнее обычного, как, собственно, и она вся, но все же уже не мертвецки. А вот ногти не спешили возвращаться в свой привычный вид.

Мару помог девушке слезть с печи прямо в одеяле, после чего отвёл в баню. Оставив ее там одну и закрыв дверь, он мотнул головой и что-то проговорил сам себе успокаивающим тоном. Он старался не смотреть по сторонам, чтобы не опустошить и без того пустой желудок.

Имельда, оставив одеяло в предбаннике, уселась на самый верхний полок. Нагретые доски жгли, так же, как и тело мужчины, что еще совсем недавно согревал ее. Об этом приятном аспекте девушка думала с лёгкой улыбкой в душе.

Она с неистовым упорством почти обессилевшими руками терла свою кожу, соскабливая с нее всю грязь и разгоняя кровь по венам. Из прибавившихся ран текла красная кровь, смешиваясь с водой и мылом. Девушка не жалела себя, с остервенением деря своё тело. Боль привносила в то буйство эмоций, воспоминаний и мыслей некий порядок и трезвость.

Сил Морока хватило, чтоб защитить ее тело от заражения, но, чтобы быстрее зажили новые повреждения… На это уже его сил не набралось. Мороку нужно было питаться, чтобы восполнять силы, а Имельда в данную минуту не могла предоставить ему ни парного мяса, ни крови. К старым шрамам и колотой ране в плече добавились рассеченная кожа от когтей и укусы. Не много, но достаточно, чтобы было неприятно и больно.

Сколько бы девушка ни подкидывала дров, сколько бы ни поддавала пару, сколько бы ни просиживала в максимально горячей воде, что могла вытерпеть ее истерзанная плоть, ее ногти так и не вернулись в прежнее состояние. Нежно-розовые ногтевые пластины сменились каменными грязновато-серыми не слишком длинными когтями. И хоть краски жизни и румянец вновь вернулись к ней, но эти когти резко контрастировали с ее бледной не загорелой кожей.

Кем она была? Чем становилась? Она без сил упёрла затылок в дерево бани. С соленым потом на лице смешались усталые слёзы. Не было истерик, прошли все давно. Просто напряжение выходило из практикующей волшебницы молчаливыми слезами.

Вернувшись в более-менее приличную форму, девушка вышла из бани. Уже давно поднялось солнце. Завернувшись обратно в одеяло, она вернулась в избу. Смотреть на дело рук своих она не хотела, поэтому не глядела за забор ограды дома, что приютил их.

Внутри было тихо. Все сидели по разным углам. Разговоров не заводили. Все дружно они обернулись на вошедшую некромантку. В молчании они рассматривали ее, каждый со своими мыслями. Не заметить голубых проблесков в светло-коричневой радужке было трудно, они рассекали родной цвет ее глаз, давая понять, что что-то изменилось. Это лучше всех понимал лишь Мару, но и остальным было не по себе. Не зря ведь глаза называли зеркалом души… Имельда соединила в себе целых две и прошлой ночью добровольно сотрудничала со своей второй тёмной половиной. Кем бы она ни была до этого, сейчас это уже была не та девушка, что уходила из Геновера. Но все же она была больше человеком, чем нечистью. Именно ее сознание осталось, а Морок «ушёл в тень».

Имельда осмотрела кухню. На удивление, в этом доме не было погрома, крови или других признаков борьбы… Какие-то образы плавали то там, то сям, но разбираться в них желания не было.

Все уже поели то, что Марфа нашла в этом доме: на столе стояла простокваша и засохший хлеб, вареный картофель и остатки печеной курицы в горшочках. Рот наполнился слюной, но не такой, когда видишь что-то аппетитное, а такой, когда понимаешь, что тебя сейчас стошнит, кислой, едкой, сводящей скулы. Сморщившись, Имельда отвернулась и прошла, хромая, в соседнюю комнату. Мару поднялся и пошёл в баню, не желая ещё дольше сидеть грязным. Проходя мимо Марфы, Имельда слегка замедлилась.

— Мне нужна перевязка.

— Бог в помощь, — с холодным, можно сказать, надменным лицом произнесла она.

— Бог сказал вам помочь мне, — парировала девушка. Монахиня вздёрнула подбородок и чуть ли не соскочила с лавки, на которой сидела. Девушка уже дважды поймала монахиню на этот крючок, который оскорблял сестру Марфу до глубины души. Как можно так богохульствовать?!

Имельда хмыкнула и прошла в комнату. Монахиня все же поплелась за ней. В полном молчании они нашли в этом доме кое-какую женскую одежду, и мужские брюки, которые на истощенной Имельде смотрелись шароварами.

Сестра Марфа, впрочем, несмотря на своё недовольство, весьма сносно справилась с перевязкой всех кровоточащих укусов и рассечений. И даже старую рану в плече она тоже смогла прикрыть, стянув ее через чур резко, чем требовалось. Имельда, стиснув зубы, молча, глянула на женщину укоризненным взглядом. Монахиня никак не отреагировала. Она старалась не смотреть на все эти рубцы и свежие кровавые отметины на женском теле, которое в свою очередь было ни податливым на вид, ни нежным, ни тем более соблазнительным. Тело воина, прошедшего многие схватки. Вот что это было. Сухое, без привычных женских округлостей; при любом движении можно было видеть, как мышцы натягиваются, словно струны под тонкой кожей.

«Бедная девочка» — думала монахиня, но вслух никогда бы этого не произнесла. Она видела, на что была способна эта девушка, и обманываться Марфа не собиралась. Перед ней на кровати кого-то, кого Имельда недавно уничтожила, сидело нечто, что нельзя было назвать юной прелестницей. Она была воительницей, некроманткой, убийцей, монстром… Кем угодно, но не обычной девушкой. И внутренний голос монахини подсказывал, что стоит направить всю ее веру и силу в, безусловно, греховное деяние и убить это существо, что только прикидывается девушкой, но Марфа не могла. Турцел был прав. Кем бы ни была эта странница, она спасла их. Да и не смогла бы Марфа решиться на такое. Кто-то с рождения был способен принести вред живому существу. А кто-то… Марфа стянула узел на плече и отвернулась.

— Я благодарна, что ты спасла мою жизнь и облегчила страдания всех этих душ. Я буду молиться о твоём спасении, но лучше тебе уйти из этих земель. Уходи и больше никогда не возвращайся.

Имельда не ответила, сидя на кровати в одних штанах. Она была перевязана лоскутами некогда бывшей простыни настолько, что верхней одежды сейчас ей не требовалось, чтобы скрыть аккуратную небольшую грудь.

Так и не обернувшись, сестра Марфа ушла. Имельда никак не отреагировала на ее слова. Она слишком устала, чтобы хоть как-то откликаться на недовольства окружающих ее людей. Но все же, когда хлопнула дверь — Марфа вышла — девушка отмерла и оделась, морщась от боли в теле.

Вскоре дверь вновь разнесла по дому стук. Из бани вернулся Мару. Раскрасневшийся и мокрый, обнаженный по пояс, он складывал на лавку у двери плащ девушки и ее сумку рядом со своей, когда Имельда вышла из комнаты. Она на мгновение застыла, упершись взглядом в его тело. Мару выпрямился и перехватил ее взгляд. Девушка сморгнула наваждение и смущенно посмотрела куда-то в сторону, собирая мысли в кучу. То, что происходило в их душах, было куда ярче любых эмоций и слов. Они старались не выдавать себя мимикой, но все же, по взгляду можно было понять, что равнодушием там и не пахло.

— Собирайтесь. Возьмите еды и воды. Мы уходим, — после всего случившегося говорить ровным тоном было затруднительно. Зато Турцел жевал картошку, как будто ровным счетом ничего не произошло.

— Как? Уже?

— Хочешь погостить у бабушки? — Имельда махнула в сторону мутного оконного стекла. И без особой чёткости картинки было ясно, что творится на улице.

Турцел кое-как пропихнул в горло кусок не дожёванной картошки. Увиденное, но больше — вспомненное, его не радовало. И конечно, он тут же подорвался и стал собирать тот скарб, что достался ему от погибшего некроманта и что-то новое из этого дома. И, конечно же, еду.

Мару вытер чужой чистой простынью волосы и прошёл в комнату, в которой недавно была сама девушка, чтобы переодеться. Имельда накинула свой плащ и, взяв сумку, вышла. Монахиня ходила меж останками вконец дохлой нечисти и проговаривала слова молитвы. Некромантка закатила глаза.

— Это бесполезное занятие. Их нужно сжечь.

— Несчастных нужно отпеть, как подобает!

— Это ничем им не поможет. Они уже мертвы. Неотвратимо. Их душа отправилась в бездну. За гранью им не суждено побывать. Дам вам тот же совет, что и вы мне. Уезжайте. На этой мертвой земле ещё очень нескоро можно будет жить. — Имельда подошла к монахине. Та уперто смотрела на неё с неприязнью. — Поверьте, после произошедшего, это место почти проклято. Здесь теперь обитель смерти, а не жизни.

— Все ваше колдовство!

— Это началось ещё задолго до моего… приезда, — словно между делом произнесла девушка, глядя в глаза монахине. — И вы должны были чувствовать это, уважаемая Марфа.

Имельда вытащила из сумки мешочек с зубами. Монашка нахмурилась. Девушка раскрыла его и протянула женщине. Когда та разглядела, чем являлось содержимое, она отшатнулась и чуть не упала, запнувшись за отрубленную ногу, которая уже почернела под дневным солнцем.

— О, господи! — придушенно воскликнула женщина, открещиваясь.

— Это я нашла у некроманта, что жил в этой деревне.

— Не жило здесь никогда некромантов! — словно от беса, отшатнулась монахиня, сплюнув в сторону Имельды.

— Его имя Гумар. Так сказала Ивасья, из соседней деревни.

Монашка сложила брови домиком, накрыв рот рукой. В ее глазах было неверие. Она знала человека с таким именем.

— Нет, не может быть…

— Он навлёк на вас эту беду, сестра Марфа. Случайно, конечно. Но действовал он очень неосмотрительно и непрофессионально. И занимался чем-то запрещённым, — она потрясла мешочком и убрала его обратно. Монахиня проводила это движение взглядом.

— Гумар был доброжелательным человеком! Никогда никому ничего плохого даже словом не желал!

— Чем же он жил тогда? Если не некромантским делом?

— Он лечил наших деревенских. И в соседних деревнях тоже лечил… Он лечил. Только лечил… — монахиня забормотала.

— Ага, — Имельда покивала. Яснее ситуация не становилась, но было понятно хоть то, что некромант, прикидываясь лекарем, делал какие-то свои делишки. Может даже и зубы у детей выдирал, не убивая тех, но… Имельда отмахнулась. Она пыталась оправдать этого человека. Она же прекрасно чувствовала смерть и боль, которыми тянуло от мешочка.

Из избы вышли мужчины, полностью собранные. Имельда посмотрела на них, потом снова обратилась к монахине, которая что-то бормотала себе под нос. Держа руки у груди, она крепко сжимала нательный крест.

— Уходите отсюда, сестра Марфа. Деревню следует сжечь, чтобы полностью избавиться от яда этих тварей.

— Не говорите так! Они были живыми людьми!

— Были! — повысила голос некромантка. — А сейчас это нежить. Мертвецы и то более чистые, чем то, что вы видите перед собой. И даже тот факт, что у них отрублены головы, не даёт точной уверенности, что здесь не заведётся что-то ещё. Деревню необходимо сжечь!

Монахиня не выдержала и заплакала. Здесь был ее дом, здесь были ее друзья, здесь был отец Йосеф, что заменил ей родителя. И все они погибли страшной смертью.

Имельда осмотрелась и припомнила, что, когда по сумеркам расставляла свечи, то не увидела продолжения дороги: деревня заканчивалась тупиком. Девушка обернулась к Турцелу.

— Ты говорил, что через деревни дорога идет прямо до столицы.

— А я и не отказываюсь от своих слов. Дорога есть, через лес, как бишь там его… Костлявый…

— Костяной, — молвила хриплым голосом монахиня. — Была дорога да не стало. Не ходит там уже никто больше десяти лет. А кто рискует пойти по сокращённому пути, более не возвращается домой. Так что туда вам и дорога.

Сидя в грязи, монахиня смотрела куда-то пустым взглядом. Имельде были знакомы те чувства, что сейчас исходили от женщины: она потеряла все, что было дорого ей на этом свете. Ее душа истекала кровью, иссыхала и черствела. Она теряла ту веру и силу, что наполняла ее всего несколько часов назад. Девушка не винила монахиню за эти нечистые и даже злые слова. Не многие могут справиться с тем, что им уготовано.

— Уходите, — в который раз произнесла девушка. Уговаривать ей надоело, — Я сожгу деревню с вами или без.

Она направилась в начало поселения. У неё ушёл час, чтобы обойти его все вдоль и поперёк. Там, где она проходила, читая шепотом слова, воздух укрывался полотном белесой дымки.

Монахиня, собрав силы, молча и не прощаясь, уже давно ушла в сторону деревни Ивасьи, унося свой скромный скарб, нажитый за годы жизни в церкви. Мару и Турцел стояли на окраине деревни в подлеске у покосившихся домишек. Проводник вертел в руках старую трость с затертой ручкой. И где успел найти?

Под слоем снега не было видно дороги. Ее наличие можно было обнаружить лишь по петляющему свободному пространству меж деревьев. Там когда-то был лес, но его вырубили, чтобы проложить путь. И вот, сейчас, спустя столько лет, время и лес брали свое: сквозь снег можно было различить макушки маленьких сосенок.

Имельда подошла к мужчинам и обернулась на деревню. Высекла искру кинжалом о меч, и, заискрившись, воздух вспыхнул такой плотной стеной пламени, что путники невольно сделали несколько шагов назад.

Огонь очистит это место, и когда-нибудь здесь вновь прорастет лес и появится жизнь.

***

Привал устроили только к вечеру. Каждому хотелось уйти от этого злосчастного места как можно дальше. Лишь изредка делали остановки буквально на несколько минут, когда боль в ногах становилась невыносимой.

Все молчали. Даже Турцел. Он был погружён в себя и очень редко когда заговаривал и исключительно для того, чтобы обсудить путь и то, как этот самый путь стремительно менялся на глазах. Они прошли всего ничего, но окружающая местность стала настолько разительно отличаться от той, в которой жили люди, что, казалось, они попали на другой конец материка. Начать хоть с того, что снег остался далеко позади почти сразу. Мужчины стянули тёплые кофты, убрав их в сумки. Привычные березы и сосны постепенно, но стремительно вытеснялись удивительными деревьями. Их стволы были изогнутыми, словно в течение своей жизни растения не могли определиться, куда расти. Примерно на высоту человеческого роста они были покрыты мелким мхом, кончики которого к вечеру начали светиться мерным светло-зелёным светом. А когда его касались, мох стремительно гас в этом месте, чтобы потом вспыхнуть от касания с удвоенным веселым мерцанием. Эти деревья были с длинными узкими листьями на плакучих ветвях. Они чем-то напоминали девушке ивы, за тем исключением, что цвели деревья совсем неожиданными большими и нежными ярко-розовыми бутонами. Их едва не идеально круглые лепестки были столь нежными, что почти прозрачными. На земле почти лишенной травы и другой растительности лежал покров из этих самых лепестков. Вот только они были уже молочно-розового цвета, бархатными и шершавыми на ощупь и были столь крепкими и острыми по краям, что ими можно было рассечь даже дерево.

Турцел сказал, что слышал об этом лесе, и что за унцию таких лепестков платят золотом и драгоценными камнями — такие ценные эти лепестки. А если кто-то умудрился бы привезти цветок, что ещё не закостенел, то за него могли бы даже убить. Из нежных бутонов, как поведал отошедший от потрясений Турцел, создавали какие-то очень ценные ингредиенты для алхимических средств. А уж для чего те использовали, бандит не знал. Попросту было не интересно и не было денег, чтобы узнавать, для чего те снадобья.

Послушав рассказов мужчины, Имельда достала несколько склянок и, зачаровав их, наполнила аккуратно пятью бутонами, за которыми сама лично залезла на эти деревья. Твёрдых лепестков тоже набрала, как и Турцел. Только Мару остался равнодушным к этой диковинке. Взял лишь один лепесток с земли и спрятал в сумке. Для чего ему лишь один небольшой лепесток, Турцел не понимал, набивая острыми бляшками какую-то деревянную бадейку.

Разглядывая этот лепесток, что больше всего походил по своей структуре на кость, или на чешую змеи или рыбы, только в несколько раз прочнее, Имельда поняла, почему лес назывался Костяным.

Они развели костёр, когда на землю опустились сухие тёплые сумерки. В костре, собственно, не было особой необходимости. Еду они взяли с деревни, вокруг было тепло и сухо, как летом, и не было нужды отпугивать зверьё просто потому, что здесь оно отсутствовало. Ни птиц, ни травоядных, ни хищников. Только странные насекомые, что светящимися точками летали меж стволов деревьев, заставляя мох мерцать, словно звезды. Здесь было красиво, но как-то пусто и мёртво. Поэтому они все же зажгли огонь, чтобы добавить атмосфере хоть какой-нибудь привычной живости и уюта.

Имельда не могла понять, что не так было с этим лесом, да и не сильно старалась. Куда больше ее волновал дневник матери и ее собственное тело, которое, несомненно, поменялось после добровольного слияния с монстром внутри неё. Чем больше времени проходило с падения защиты Каила, тем больше изменений происходило в ней самой. Она стала чувствовать все вокруг себя настолько остро, что вообще не нужно было напрягаться. Например, она знала, что на многие мили вокруг нет ни единого живого существа. Есть только одно, и не совсем живое. Не так далеко от них, но благо не на их пути. Имельда даже подозревала, что это из-за него лес стал таким странным, а может нежить поселилась здесь как раз потому, что лес был необычным… Она не хотела знать наверняка, но все равно ощущала его силу даже на большом расстоянии.

Еще, она чувствовала, что Мару намеренно контролирует свой разум и дух, закрываясь ото всех. Раньше она этого не понимала, а теперь явно осознавала. Он научился контролировать свое сознание. Такие навыки очень редки, к тому же среди обычных людей.

А Турцел был открытой книгой: он вообще не таил ни эмоций, ни мыслей. Все говорил и показывал своей мимикой. Даже читать его не было необходимости. Голова разрывалась от всего этого. Так и хотелось всадить нож в висок, чтобы уже оборвался этот нескончаемый фоновый шум и гвалт.

Энергетическая структура ее ауры тоже поменялась. Если раньше легко было увидеть четкую грань между ее человеческой яркой и разноцветной душой и холодной бело-голубой Морока, то сейчас это уже было нечто слипшееся посередине и вгрызающееся друг в друга. Но все равно еще можно было понять, что все же это две разные души.

Имельда потёрла лицо. Как все было сложно.

Она сидела чуть в стороне от мужчин, отказываясь от помощи Мару. Только помогла ему залечить порез на ладони, а потом держалась от него подальше, чтоб не искушать саму себя. Она не хотела повторения истории с деревней. Уж лучше она будет терпеть боль, чем наблюдать за гибелью очередных невинных душ.

Она достала из сумки блокнот матери и ласково провела по выгравированным буквам ее имени. Матильда Пешет… Она спасла маленькую девочку, вытащила из кровавого забытья, дала ей новое имя, новую жизнь, помогла справиться с той болью… а Имельда не смогла ответить ей тем же.

Она раскрыла записную книжку и пролистала нежные странички. Ритуалы: сложные и простые, старые и новые — те, которые она сама создала или привела к улучшенной версии. Ее почерком было выведено множество строчек и рисунков, а заветной фразы она так и не нашла…

Но Имельда абсолютно четко слышала ее голос: это не могло быть каким-то совпадением. Ей не могло показаться. Меж страниц ничего не было, только к заднему форзацу уголком был приклеен пустой лист бумаги, сложенный вдвое. Имельда нахмурилась и легко отклеила его от книжки. Лист был девственно чист. Никаких скрытых знаков и рун, никаких бесцветных чернил.

— Дорогая Имельда… — раздалось внутри головы. Девушка вздрогнула и выронила лист бумаги. Это было послание для неё. Только для неё. И она нерешительно коснулась поверхности листа.

«Дорогая Имельда,

моя девочка, я надеюсь, что Теддор выполнил мою просьбу, и ты получила это письмо вскоре после моей кончины. Это очень важно. Я знаю, что верить нельзя никому и ничему. Я могу оставить это послание только здесь. Знаю, что ты справишься и увидишь то, что я хочу тебе рассказать…»

Имельда судорожно вдохнула. Она действительно видела и слышала. Ее мать сидела в инвалидном кресле за дубовым столом. Он был всегда очень большим и массивным. И в последние дни ее жизни, когда болезнь почти уничтожила ее, исхудавшая и бледная она совсем терялась за этим исполином мебели. Но она сидела и писала чистым пером по пустому листу. Она знала, что только Имельда смогла бы прочесть это послание.

«… У меня есть сын. Его зовут Митриш. И он живёт недалеко от Ваалара, в одной из многочисленных деревень. Прости, что не сказала лично и раньше. Я не могла дать тебе ни одной весточки, ни одного намёка. Я не могла подвергать тебя опасности. Так же, как и Тимора.

Надеюсь, вы сумеете меня простить.

Я хочу, чтобы ты и Тимор позаботились о моем сыне. Дело в том, что его отец — это наследный принц, а не Тим. Я заплатила за эту ложь очень большую цену, но ни о чем не жалею. Разве что о том, что вам придется продолжить мое дело дальше.

Это произошло незадолго до того, как я встретила Тимора и тебя, и повернуть время вспять и все исправить было нельзя. Взять на душу грех и убить ребёнка тоже не смогла.

У меня было задание по молодости, я работала тогда в столице. Судьба свела меня с охотниками в лесу. И так уж случилось, что это были не простые охотники. Это были сыновья правящего Ваалаярви. Я была на задании, а они просто очутились не в том месте и не в то время. Бив был тяжело ранен и скончался в последствии. И если бы не я, то и наследный принц Хаат тоже не добрался бы до дома. Мы были молоды и не сдержаны… Между нами вспыхнул роман, но я не могла надеяться ни на какое продолжение. Из всей этой истории мне, как утешение, остался лишь Митриш.

Хаат не знал о сыне. И я сделала так, чтобы никто не узнал о нем. Митриш рос у Пеми. Это моя молочная мать, когда-то она выкормила меня и не отказала в помощи с Митришем.

Всебыло хорошо, но любая ложь рано или поздно выплывает наружу. Я не знаю, как они обнаружили, что у Хаата есть сын, но они знают. Я точно уверена, что они ищут его. Возможно, там задействована магия крови. Нынешний Ваалаярви ни за что не оставит в живых того, кто может посягнуть на его власть. Он уничтожил своего собственного сына, а значит не пощадит и Митриша.

Я больше не могу его защищать. Чувствую, что мой срок подходит к концу. Прошу вас, дорогие мои Имельда и Тимор, и умоляю защитите моего сына. Я пойму, если вы разочаруетесь во мне, но Митриш хороший и талантливый мальчик, он ни в чем не виноват. Если направить его силы в нужное русло, он станет великим магом, и никто не сможет добраться до него, но сейчас он всего лишь ребенок и ему нужна ваша защита.

Я люблю вас.

Навечно ваша, Матильда Пешет»

Задрожал подборок, засвербело в носу, а к горлу подтупил болючий ком. Она не могла раскрыть глаз, чтобы слёзы не потекли по ее лицу. Она сидела и боялась сделать вздох, чтобы не разреветься. Как долго она не видела ее лица, не слышала ее мягкого голоса, не видела нежной и доброй улыбки, которая была способна растопить любой лёд…

Ответ был таким простым и очевидным, и был всегда у неё под носом. А она даже не догадывалась.

Теддор ещё тогда должен был отдать ей дневник ее матери, но оставил его себе. Из-за ее гениальных опытов он не захотел отдавать такой ценный ресурс! Жадная сволочь! Если бы ей представилась такая возможность, девушка бы убила его ещё раз, но уже осознанно, а не руками Моро́ка. В ней поднялась такая буря эмоций, что казалось, солнечное сплетение вот-вот лопнет.

— Пешет?

Девушка резко открыла глаза, метнув в Турцела взгляд. Синие искры вспыхнули в ее глазах, зрачок мерцнул алым, отражая свет костра. Набравшиеся слёзы покатились по щекам, и девушка их зло вытерла. Турцел проглотил свой вопрос, все ли в порядке. Имельда, тяжело дыша, убрала драгоценный дневник обратно в сумку.

— Мне надо прогуляться, — только и сказала некромантка, поднимаясь на ноги. Она вышла из круга света и направилась в полумрак дивного леса. Чем дальше было от костра, тем смелее светились моховые накидки на стволах. Имельда шла, не разбирая, куда направляется. Под ногами хрустел закостенелый покров. В голове был сумбур, а руки снова тряслись. Она получила ответы на некоторые вопросы, но все равно легче от этого не стало.

Морок хотел крови и плоти, которую ему обещала Имельда за помощь. А самой девушке хотелось разложить по полкам всю ту информацию, что она получила. Она шла все дальше и дальше, чтобы не ощущать ни Турцела, ни Мару. Она остановилась и оперлась рукой о мягкий ствол, мох погас и тут же радостно засветился вокруг ладони девушки.

Значит, все же Митриш и вправду королевский отпрыск… Имельда до последнего не хотела в это верить. Но ее хотя бы успокаивал тот факт, что Матильда не изменяла Тимору. Просто так сложилось. Значит, ей нужно ускориться, чтобы перехватить Митриша по дороге… чтобы не пропустить, чтобы не опоздать…

Но Имельда все равно не понимала, зачем правящему Ваалаярви убивать наследников? В данный момент он находился почти при смерти. Он, итак, уже правил почти два века… Дольше ещё никто не жил из правящей семьи. Зачем лишать государство правящей ветки? Тогда ведь начнётся настоящая бойня за власть. Имельда не понимала. Голова раскалывалась. Она услышала хруст шагов впереди и подняла взгляд.

Недалеко от неё, прячась за деревом, стояла молоденькая девушка удивительно похожая на саму Имельду, только волосы русые. Девчонка смотрела куда-то в сторону, нахмурившись, с ссадиной на лице.

Она не видела некромантку. Имельда нахмурилась и аккуратно спряталась за стволом дерева. Как она могла не почувствовать живых людей в этом месте?

Девчонка юркнула за кривые извивающиеся стволы и побежала, а вскоре, за ней выбежал из-за деревьев мужчина. Он, не таясь и не скрываясь, хрустел ветками и застывшими лепестками по земле, ступая тяжёлыми сапогами. Они были странно одеты, не как местные жители. Облегающая одежда чудливого покроя. Подробности она не успела рассмотреть.

Это явно была погоня. Крупный мужчина с короткой стрижкой, гнался за молоденькой девчонкой. Ей от силы было лет восемнадцать. Маленькая, верткая и худенькая. Она ловко перепрыгивала через ветви и в петли стволов, когда как мужчине приходилось либо их огибать, либо разрубать мечом. Он был силён. Он был магом. И намерения у него были явно не самыми радушными по отношению к девчонке.

Имельда устремилась за ними, не особо таясь. Но, казалось, эти двое вообще ее не замечали. Они бежали и бежали, маг то и дело метал в девчонку странные заклинания, которыми мало кто пользовался. Они были очень изматывающими и мало действенными. Да к тому же ничего серьёзного противнику они не делали, максимум — могли обездвижить на несколько секунд. Так оно и произошло. Странная парочка выбежала на поляну, с которой открывался вид на дивное и чистое озеро, деревянный настил к нему ведущий, и покосившийся обветшалый домик на самом берегу на деревянных подпорках.

Заклинание подкосило ноги юной особы, и та свалилась подрубленным деревом на землю, покрывая руки крепкими порезами о костяные бляшки. Она взвыла, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. И когда мужчина почти ее настиг, она успела перевернуться на спину и быстро сплести какое-то заклинание. Имельда едва не рухнула, засмотревшись на движения рук и пальцев, запнулась об извилистый корень. Этот пасс ей был знаком! Девчонка была некромантом!

Заклинание врезалось в корпус мужчины и отбросило его на несколько шагов назад. Но он очень резво поднялся, словно и не почувствовав никакой боли. А она должна была быть очень большой. Это заклинание ломало кости! Да кто ко всем чертям они такие?!

Имельда выбежала на поляну вслед за ними, вытащив оба кинжала из-за пояса. Она встала между ними, заслоняя девочку от мужчины в форме. Да, сейчас она понимала, что это была именно форма. Чёрная, выделяющаяся своей грубостью и видимыми швами. Шили не очень умело. Скорее, это была скорая работа штампованной формы для кучи народу.

Имельда не помнила ни одной организации, в которой бы носили такие вещи. Мужчина не остановился даже тогда, когда некромантка направила на него оба своих кинжала, встав в боевую стоку. Он, казалось, смотрел только на девчонку, сквозь Имельду, не замечая ее вовсе. А девочка, глядя широкими от ужаса и удивления глазами, переводила взгляд то на Импельду, то на мужчину, и все ползла назад, ещё не в силах подняться.

— Остановись, — последний раз произнесла Имельда ровным, но напряжённым голосом. Таким тоном она приказывала духам умерших, когда призывала их в этот мир. И только после этого слова мужчина заметил ее. Действительно заметил ее присутствие. Его шаг сбился, глаза расширились от дикого удивления. Он испугано поднял меч и замахнулся. Девчонка за спиной девушки вскрикнула, но мужчина не остановился. Он взмахнул мечом, целясь ей в голову. Имельда без страха блокировала удар одним кинжалом, а второй нацелила ему в сердце. Серебро встретило сталь.

Картинка перед глазами дрогнула, смазалась, а когда восстановилась, Имельда увидела темные глаза Мару. Шёл дождь…

Дождь? Как она могла пропустить дождь? Вся мокрая, Имельда держала скрещенный с мечом свой кинжал правой рукой, а второй, зажатый в левой, у его сердца. Кончик упирался в плоть. Ещё немного, и она бы точно вонзила его. Мару, молча, терпел и удерживал блок тем самым мечом, что достался ему от почившего некроманта. Имельда заморгала, сбрасывая наваждение.

— Прости, — забормотала она, — Мару, прости, я… — она сделала шаг назад, опуская руки. Кинжалы выпали из рук. Она оглянулась. Она действительно стояла на поляне. Только домик был почти новым, не таким ветхим на вид, и вокруг шел дождь. Что это было? Что она видела? Ведь это было по-настоящему… Эти люди были такими… материальными. И они видели ее!

В полном замешательстве Имельда продолжала шагать назад, бормоча извинения и смотря на свои руки. Мару опустил свой меч.

— Прости, я уже не знаю, что реально, а что нет. Я не хотела. Извини, я не… прости меня…

Она отшатнулась, когда мужчина хотел сделать шаг к ней. Развернувшись, быстрым шагом спустилась к берегу, к тому мостку, что тянулся над водной гладью и заканчивался где-то там почти на середине. У берега мостик был приделан к широкому деревянному настилу перед домиком. Над ним была плоская крыша, у входа стояла маленькая лавочка.

Присев рядом с ней, прямо на пол, Имельда обхватила свои ноги и стала нервно качаться, стучась затылком о деревянную стену дома. Через боль попыталась найти связь с реальностью и заглушить чувство вины.

Это был рыбацкий домик, к которому раньше ходили мужики с деревни. Но сейчас он был заброшен, так же, как и лес, как и дорога сюда. Имельда все это чувствовала; видела, как раньше здесь ходили мужчины, как сидели и рыбачили. Они были прямо перед ней — лишь руку протяни и ухватишься за штанину. Кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то был более прозрачным, а кто-то настолько ощутимым, что даже запах пота и табака Имельда чувствовала.

Мару положил меч к кинжалам, что валялись на костяном ковре, и пошёл вниз, к ней. Он опустился на корточки перед девушкой, но она его не видела, глядя куда-то на кромку настила, где под ним плескалось озеро, сливаясь с каплями дождя. Мару вытер мокрое лицо Пешет своими тёплыми руками и развернул к себе.

— Я не знаю… Не знаю, что реально. Они были тут. Он хотел ее забрать, или убить. Не знаю… Я их видела. Думала, что они… они здесь. Я так больше не могу… Не могу.

Она надломлено бормотала сбивчивые слова, но Мару понимал. Все так же, молча, он заставил ее подняться на ноги и взяв ее руки, положил себе на голову, там, где волосы его были выбриты.

— Покажи, — произнес он. Имельда не понимая, нахмурилась. Потом замотала головой. Но он настойчиво закивал головой:

— Поделись. — Молчание. — Давай, — раздраженно произнёс он. Таким Имельда его ещё не видела, но она не знала, как ему показать то, что он хочет увидеть и узнать. Он тоже положил свои руки ей на голову, накрывая уши. Он прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза. — Тогда смотри.

Имельда вздрогнула, когда почувствовала, как мужчина вцепился в ее голову своими пальцами. Не больно, но крепко. Она увидела перед глазами горы и воинов. Много людей. Одни невысокие и сильные сражались почти без оружия против тех, кто пришёл к ним на их земли со смертельной магией и мечами.

Воины были сильными, ловкими и быстрыми, но смертными. Простыми людьми. И против магии и меча они не могли устоять. Их шатры погорели, их дома, сложенные из камня, были разрушены, их животные забиты, так же, как и семьи. Взрослые и дети, не щадили никого. И не потому, что это был злобный враг, а потому, что они просто не хотели уходить из своего дома.

Имельда увидела маленького мальчика, лет семи, не больше. Он сидел за разваленным каменным домом, замёрзший и зареванный. Одна нога была не обута. В суматохе сражения к нему подбежала женщина. Она схватила его и подняла на руки. Имельда почувствовала ее тепло и любовь. Даже через чужое воспоминание сила ее любви смогла добраться до девушки.

Женщина бежала. Сквозь дым и гарь, сквозь летящие стрелы, сквозь крики боли и стоны умирающих соплеменников, сквозь собственный страх. Ее муж и отец Мару уже погиб к тому времени; и она желала лишь одного: убежать и спрятать, спасти сына.

Она бежала из своего поселения по горной тропке, сквозь редкие почти голые сосенки, что умудрялись расти на этой каменистой почве. Впереди показался обрыв, горная речка падала с уступа, шумя и возмущаясь где-то там внизу.

Женщина почувствовала опасность и развернулась в тот момент, когда стрела уже летела к ней. Единственное, что она успела, это повернуться обратно, чтобы встретить стрелу спиной, чтобы закрыть своё дитя.

Имельда почувствовала эту боль, вонзила свои когти в кожу головы мужчины, не в силах держаться.

Зачем, зачем он ей это показывает?!

Девушка попыталась отпустить его, отстраниться, но Мару лишь уперто и резко шагнул вперед, впечатывая и прижимая девушку к стене своим телом, он накрыл ее руки своими, буквально заставляя удерживать их на его голове.

— Смотри! — прорычал сквозь стиснутые зубы. Имельда видела, как женщина падает с уступа в водопад, спиной вниз, удерживая своего ребёнка, защищая от гибели.

Стрелок, проводив взглядом пронзённую женщину, исчез. Но девушка и так прекрасно знала, чья на воинах форма, чьи доспехи. Герб Ваалара красовался на этих багровых одеждах стальным росчерком. После этого картинка воспоминаний сменилась. Перед взором Имельды распростерлись бескрайние степи. И их пеструю гладь нарушали лишь палатки и шатры: тоже чьё-то поселение. Она увидела странных людей. В шкурах зверей, с рисунками на теле, имитирующими шерсть и морды животных. У некоторых людей встречались желтые глаза, или когти, или клыки. Но они не имели ничего общего с оборотнями. Имельда слышала, что этот народ уже давно вымер, но видимо это было не так. Очень далекие потомки существ, что соединили в себе зверя и человека, остались ходить по этой земле. Их предков когда-то очень давно истребляли также рьяно, как и ва́ларов.

Мару показал как они спасли его тело и душу. Река принесла его к ним, и они приняли его как своего. И пусть он и не имел клыков, когтей и говорил на другом языке, но они все равно сделали его частью своего племени…

Воспоминания прервались так же резко, как и начались. Имельда осталась почти без сил, рассматрев чужую жизнь за столь короткий срок. Хотелось сесть.

— Теперь ты.

— Не могу… Я не знаю как.

— Знаешь. Пожелай и я тоже увижу.

— А если я не хочу?

— Давай!

Он впился ей в губы. И это не было поцелуем нежным или грубым, вообще поцелуем не было. Это было чем-то животным, что помогло бы лучше чувствовать другого человека.

Стиснув зубы, Имельда зажмурилась, окунаясь куда-то внутрь себя, внутрь своей души и воспоминаний. Она помнила, как ее, маленькой девочкой, бросили родители. Они привели ее к добротному дому и так и оставили, сказав подождать их здесь, у своего дедушки. А сами вышли за калитку и больше не вернулись.

Имельда помнила, как ждала их весь день и вечер. Как ее нашёл ее же дед на своём пороге и с тех пор она жила с ним. Она помнила, как ей было больно от осознания, что ее бросили потому, что она другая. С самого детства она была иной, и родители видели и чувствовали это. Они боялись, и их единственным решением было сбежать, оставив проблему другим.

С каждым годом было тяжелее скрывать свои способности видеть больше, чем остальные, знать больше, чем другие. В какую бы деревню она и ее дедушка не прибывали, вскоре все вокруг начинали шушукаться, обращать внимание на странную девчушку. Они боялись ее сил знать все и обо всех. И, в конце концов, это закончилось трагедией. Ее дедушка умер, а она стала тем, кем являлась сейчас.

Мару чувствовал всю ту боль, что когда-то вытерпела маленькая девочка в кромешной тьме от когтей невиданной твари; он видел тот кошмар, что она сотворила собственным руками, ведомая жаждой мести и крови. Ему было больно. Он жмурился, стискивая зубы, но не сделал ни шага назад. Он сможет разделить ту боль, которую смогла вытерпеть маленькая девочка. Он сможет также пережить душевные страдания от утраты тех близких, что стали ей родными. Он знает, каково это.

Он видел, как она, сражаясь с упырями на болоте, слышала крики и зов своей матери. Они преследовали ее все время. Именно из-за этого зова она оставила упырей, сбежав к своим родным, и попросту подожгла болота, надеясь, что оставшиеся в живых упыри сгорят. Но они не сгорели, и она не успела к родным. Ее родители погибли. И умерла мать Ренсона Вельта. Своим решением Имельда обрекла на смерть куда больше людей, и так и не смогла помочь родным. И жить ей с этим решением всю оставшуюся жизнь. Так же, как и с виной за погибшую деревню.

Мару резко отстранился, вдыхая жадно воздух, он неловко шагнул назад и рухнул на спину, жадно дыша. Перед глазами прыгали черные пятна. Имельда сползла по стенке на пол. На губах блестела смазанная кровь от прокушенной губы.

— Теперь ты знаешь, кто я, — тяжело произнесла она, совсем не радуясь этому аспекту, было стыдно, она словно оказалась голой перед ним, но на душе действительно стало немного легче. На лицо мужчине падали капли дождя, остужая пылающее лицо.

— А ты — кто я, — произнёс он таким же тяжелым тоном.

Через какое-то время он поднялся и присел рядом с девушкой, уперевшись спиной в бревенчатую стену дома. Так они сидели некоторое время в тишине, слушая шум дождя, каждый думая о своем, пока на границе леса среди деревьев не показался Турцел.

Имельда перевела взгляд на него, повернув чуть-чуть голову, и слегка нахмурилась. Отпечаток непонимания отразился гримасой на лице.

— Это что, курица там у него?

Мару повторил ее движение головы, и на лице появилось идентичное выражение. Турцел радостно махал им, его счастливая улыбка полностью открывала щербатые желтоватые зубы как верхние, так и нижние. Это была странная улыбка настолько счастливого и довольного собой человека, что подбородок почти касался груди, а брови — его шапки.

Вот только радости на лице ни у Мару, ни у Имельды не было. Если Мару просто не обладал такой же способностью открыто демонстрировать радость, то Имельда чувствовала одним местом близко приближающийся жирный подвох. Это было ясно по ее гримасе скептицизма, смешанного с брезгливым недоверием.

Скривив губы, она несколько секунд смотрела на счастливого Турцела. Причина его радости — курица — уже не могла разделить с ним его отраду. Белой безвольной тушкой она висела в его руках.

— Где ты ее достал!? — спросила она, перекрикивая шум дождя и шелест капель о костяные застывшие лепестки странных деревьев. Она поднялась, на миг отвлекалась, глянув, как поднимается на ноги Мару, а когда вновь посмотрела на деревья, среди которых стоял Турцел, то уже не увидела его там. — Турцел? — позвала, начиная подозревать что-то. Они переглянулись с Мару и мгновенно сорвались с места.

— Турцел!? — они звали его, кричали, но мужчина словно испарился. Побегав так пару минут, добравшись до своего места ночлега, они остановились. Немного запыхавшись, Мару вытер влагу с лица.

Переглянувшись с ним, Имельда закрыла глаза и втянула носом воздух, сложив руки у груди в замысловатую фигуру. Время словно застыло для нее, замерли капли дождя, перестали дрожать листья деревьев, Мару оцепенел, так и не вдохнув до конца полную грудь воздуха.

На миг все замедлилось, движение остановилось на краткую долю секунды, чтобы тут же вновь продолжить свой ход. За такой краткий срок она сумела моментально успокоить быстрое сердцебиение и бег мыслей.

Девушка сосредоточилась и успокоилась, перед глазами привычно замерцали цветные потоки. Ей ничего не стоило отринуть кривые беспокойные узоры аур местной флоры и увидеть еще свежие следы человека. Она увидела давнишние отпечатки их троих, что вели сюда. Потом совсем свежие, более яркие и четкие, следы ее самой и Мару — это они ушли к домику. А вот след Турцела уходил совершенно в другую сторону. И Имельде совершенно не понравилось, в какую сторону вели его следы.

— А шальным все нет покоя… — вздохнула Имельда, потирая глаза.

***

Они шли по лесу, на который уже давно опустилась вечерняя тьма. Ночь еще не полностью вступила в свои законные права, но кроны деревьев сделали свою работу, и в лесу уже было темно, влажно и прохладно.

Они могли бы бросить бандита, не ходить никуда на ночь глядя, но у них обоих была как минимум одна причина, чтобы найти и вытащить Турцела оттуда, куда он по собственной глупости залез. Имельда также как и Мару понятия не имела в какой стороне находится столица. Чутье девушки в таком деле пасовало, и она даже приблизительно не могла сказать, куда им двигаться. Попросту не получалось почувствовать столицу на таком большом от себя расстоянии. Так же, как Турцела и несчастных куриц, хотя они были значительно ближе. Но причина, по которой она не видела их, была другого рода…

След Турцела вывел их к небольшой опушке, скрытой от любого взора случайно забредшего путника естественной преградой из засохшего кустарника и таких же мертвых деревьев. Как именно Турцел сумел сюда забраться — загадка. Сейчас путники могли наблюдать в потемках ночи среди густого кустарника очертания приземистого домика и сарая, что стоял рядом. И Имельду беспокоила вовсе не тьма, а то, что было внутри этой тьмы.

Неожиданно для самой себя, Имельда поняла, что улыбается. Кровь ускоряла свой темп, сердце отбивало все ускоряющийся ритм, а в груди зарождалось какое-то неясное чувство радости и предвкушения. Она вдруг почувствовала себя настолько живой, что все прошлые беды показались сущим пустяком. А то, что ждало ее впереди, было полной противоположностью. Имельда поднялась, выпрямилась, покопалась в сумке, подготавливая какие-то пузырьки и блокнот; она знала, что там, в отличие от Мару. Он непонимающе схватил ее за руку, предостерегающе заозирался, но девушка спокойно отцепила его от себя.

— Идем, — продраться сквозь кустарник было не просто, но, оставив пару клочков волос и одежды, тем самым заплатив за «вход», они сумели-таки пройти. — И все же… как он сюда забрался? Вот же неуемный. Ума как у ракушки…

Удивительно, но вместе со страхом у Имельды на лице было неотъемлемое выражение детского любопытства. Видимо, так маскировался тот самый животный ужас, который испытываются все люди при виде древних монстров. Мару затравленно молчал, потому что у него не было никакого опыта в некромантии. И за Имельдой он шел исключительно потому, что она ему так сказала. Хотя, лучше сказать, приказала, когда пояснила, что если у нее ничего не выйдет, то ему все равно не жить. А так, хоть вместе помрут.

Вблизи избушка оказалась чуть больше, но все равно она была старой, сырой даже на вид и явно не жилой… Ни света, ни дыма из печной трубы, никакого намека на тепло. Тот сарай, что стоял рядом с избушкой был ничем иным, как курятником. И он выглядел более обжитым и уютным, чем сам домик. В полной тишине отворилась дверь. Мару сделал шаг назад, и вместе с ним сухо захрустели кусты и деревья вокруг поляны. Из них безмолвно шагнули темные невысокие фигурки.

Волосы встали дыбом на телах обоих путешественников. Это были детские фигуры, но это уже давно были не дети. Покров ночи не дал рассмотреть все неприятные детали, но и без них было предельно ясно, что вокруг не было ни одного живого.

— Как мы их не заметили? For’regs integgre yahte, — с сильным от волнения акцентом произнес Мару, невольно перейдя вновь на свой язык.

— Мы? — сглотнула девушка. — Как я их не заметила… — напряженно пробормотала девушка, схватила Мару за руку и потянула к избе.

Внутри воздух был затхлым и спертым, но не пахло ни плесенью, ни гнилью. Здесь все было настолько мертвым, что ни один грибок не рос в темных влажных углах. Здесь было одно небольшое окно с треснувшим стеклом и печь, но она уже слишком давно не топилась и служила полкой для каких-то книг и толстых сборников. В темноте трудно было понять обстановку, но Имельда по смутным очертаниям догадалась, что изба завалена разными свитками и писаниями. Турцел лежал безвольным мешком у печи. Курицы рядом не было.

Имельда стремительно приблизилась, села и положила руку мужчине на лоб, быстро просмотрев его ауру.

— Он просто без сознания, — донесла она до Мару, который то и дело осматривался. Ему здесь очень не нравилось. Имельда достала одну склянку из сумки и сунула ее под нос Турцелу, но тот не отреагировал. — Ну, же, давай. Вставай, — она шлепнула его по щеке, но действие все равно не возымело эффекта.

— Он не восстанет, пока я не дам разрешения.

Путники замерли. Голос, раздавшийся из угла, из-за входной двери, был сухой и как будто натянутый, похожий на шуршание тех самых костяных лепестков. Входная покосившаяся дверь с сухим шелестом закрылась обратно, ведомая костлявой рукой. Во тьме угла горели двумя зелеными точками нечеловеческие глаза. Комната на мгновение погрузилась во тьму, а потом небольшим зеленым огоньком вспыхнуло пламя над костлявой рукой хозяина этого дома. Зеленые волокна света были столь же похожи на привычное пламя костра, как бабочка на орла. Этот источник света скорее напоминал пучок извивающихся полупрозрачных змей, что решили вдруг светиться, но никак не привычный огонь. Этот неестественный свет вырвал из тьмы сухую костлявую фигуру. Называть тощим это существо было бессмысленно: от мышц у него осталось лишь напоминание под пергаментной почти прозрачной кожей. Они покрывали кости, стягивая их воедино и не давая распасться. Со сморщенного черепа свисали пряди серо-коричневых волос, которые в свете зеленого пламени казались иссушенными водорослями. Тонкие губы едва могли прикрыть неровный строй белоснежных зубов, которые, казалось, вовсе не пострадали от времени.

Имельда, уставившись на невольный оскал этого существа, вмиг поняла, для чего были собраны те зубы из ее мешочка. Причина оказалась весьма тривиальной и простой, но в той же степени отвратительной и мерзкой. Это была обычная «вставная челюсть» для лича.

Мысли стадом баранов пронеслись в голове девушки за считанные секунды, а в подтверждение им лич растянул свои почти несуществующие губы в некоем подобии на улыбку. Мару в немой нерешительности мял рукоять меча, не зная, что предпринять. Кинуться на чудовище в попытке пустого героизма или все же засунуть свою мужскую гордость подальше и спрятаться за спиной более-менее опытного некроманта? Пусть даже и женщины.

Имельда словно почувствовала эти метания Мару и встала чуть перед ним, заслонив руку, в которой он держал меч. Ладони вспотели, голова загудела от обилия тех воспоминаний, что хаотичным калейдоскопом начали бить по девушке. Пауза затягивалась, но лич решил, что негоже так встречать «гостей» и первым взял слово.

— Быстро добрались, — степенно прошелестел он, встав перед дверью. На нем были какие-то обноски, висевшие на костлявом теле грязными полуистлевшими тряпками. Они едва скрывали ноги и пах, обнажая при этом выступающие ребра при каждом лишнем движении.

— Вы знали, что мы идем сюда.

— Разумеется, — надменно дернул головой лич, — Заявились, нашумели мне здесь, растревожили моих друзей, — недовольство так и сквозило меж его зубами, но говорил он медленно, неторопливо.

Имельда нутром почуяла, что под «друзьями» это чудовище имеет в виду вовсе не тех мертвых детей, что стояли сейчас в округе, а куриц, что жили в местном сарае. Разговор выходил какой-то сюрреалистичный, но Имельда решила подыграть и идти до конца. Пока что она не чуяла в этой твари тех самых ноток желания расправиться с ними…

— Мы не знали, что это ваши владения, уважаемый э… — осторожно начала девушка.

— Ауш Тулгур, — дергано произнес хозяин дома. Для лича он говорил просто идеально… Сколько же ему было лет?

— Мы просто идем мимо, уважаемый Ауш Тулгур. Сокращаем путь, — лич, молча, слушал объяснения, которых не просил. Он смотрел своими неживыми мутными глазами, в центре которых пылал зеленый равнодушный огонь…

— Мы не хотели тревожить ваш покой…

— Но потревожили.

— Приношу свои извинения, — она поклонилась, — Позвольте нам уйти и…

— Уходите.

Имельда не поверила своим ушам. Вот так просто?

— Спасибо вам, уважаемый Ауш Тул… — она уже потянулась к Турцелу, как…

— Без этого мешка мяса. Он останется здесь.

— Но, уваж… — вновь лич ее перебил, стремительно приблизившись. Казалось, с его комплекцией, это невозможно, но вот он стоял у двери, а через секунду, сжимал лицо девушки за щеки своими костлявыми пальцами, увенчанными не самыми человеческими на вид когтями. Лич навис над девушкой сухим деревом. Зеленый пучок света завис прямо над ними. Мару попытался выхватить меч, но тут же замер, охваченный невидимой силой — ни пальцем шевельнуть, ни глазами. Осталась лишь возможность дышать, и то через раз.

— Я чую в тебе семя Смерти… Ты выбрала ту же стезю, что и я когда-то… Когда был еще таким же мягким, упитанным и сочным, — его голос был жестким и шелестящим, пробирающимся под кожу в самое твое нутро. — Из уважения к этим знаниям я отпущу тебя и твоего самца. Слишком мало настоящих некромантов осталось в этом мире… — Имельда хотела было спросить, откуда он может знать это, если вокруг него даже обычных людей очень мало, но холодные пальцы оставляли мало простора для высказываний. Перед ней тлели его неживые глаза с потусторонним светом. Они затягивали Имельду в воспоминания, заставляя ее терять нить контроля. Этот Ауш был древним, мудрым и уставшим. Перед ней мелькали недавние события из «жизни» этого существа. Имельда видела, как к нему приходил тот самый некромант, приводил детей, приносил зубы, оплачивая ими самые разные знания, которыми лич обладал в избытке.

За все свое существование в смертном виде бывший человек Ауш Тулгур все никак не мог насытиться информацией. Ему не хватало времени, чтобы постичь все, что он хотел, о чем мечтал и планировал. И он сделал «это» с собой — заключил свою душу в филактерию и стал бессмертным, уплатив свою цену за то, чтобы обмануть Смерть. Отдал душу за душу.

Имельда чувствовала, что это существо интересовали лишь знания и умения, но никак не смертная плоть. И Турцел ему, по сути, был не нужен.

— Не подглядывай, — лич вытянул указательный палец и отрицательно им покачал в воздухе. Поток мыслей и образов оборвался так резко, что в глазах потемнело, а из легких словно весь воздух выбили жестким ударом под дых. Имельда еще не встречала таких умений. Если Мару закрывался в себе от внешнего мира за иллюзорной дверью, то лич попросту вышиб девушку пинком ноги из своего сознания. Он приблизил пальцы свободной руки к груди девушки и словно что-то потянул из нее. Через мгновение в воздухе можно было различить едва заметное радужное мерцание тончайшей нити, не толще паутинки молодого паука.

Имельда задергалась в стальной хватке, ей было больно от манипуляций лича. И она даже не знала, что конкретно он делает, но приятным это дело нельзя было назвать.

— Обретшая знание… — как-то завистливо и витиевато пробормотал Ауш Тулгур, выдернув нить доконца. Он поразглядывал ее, держа двумя костлявыми пальцами в воздухе перед глазами, а потом пренебрежительно выбросил, словно это был волос в его еде, а не жизненная энергия человека. — Валар.

— Кто это… — едва удалось прошамкать своими онемевшими губами. В стальной хватке живого мертвеца челюсти постепенно немели.

— А может и не обретшая, — разочарованно прошелестел лич. — Тебе стоило бы узнать получше прошлое своих предков, маленький цветочек, и своей сути. Молодые, — он уязвленно фыркнул, — Меня оскорбляет ваша неосведомленность, нежелание обладать хоть малой толикой действительно полезных сведений! — он раздраженно отвернул свою голову в сторону, и Имельда побоялась, что голова развернется на сто восемьдесят градусов от нее или вовсе слетит с плеч. — К тому же… — лич медленно вернул голову на место и вгляделся в ее глаза. Он вновь стал вытягивать из нее нить, но на этот раз она ярко светилась нежно-голубым светом и тянулась с куда большим трудом. Имельда почувствовала, как внутри нее зашевелилось нечто темное и холодное…

— Нет! — она собрала свои силы, схватила костлявые пальцы лича и постаралась изо всех сил разжать их. Оцарапав щеку, она вырвалась из цепкой хватки Ауша Тулгура, но не удержалась на ногах и свалилась рядом с Турцелом.

— А… Я не ошибса, — хмыкнул и склонился над тяжело дышащей девушкой. В его руке мерцала синяя нить. — Какой необычный цветок… — он разглядывал ее с тем любопытством, с которым коллекционеры рассматривают редких бабочек, пригвожденных к бархату иголкой.

У Имельды мелькнула бредовая идея, но она все же рискнула открыть рот.

— Расскажите, о, мудрейший Ауш Тулгур. — Лич заинтересованно метнул зеленый взгляд в ее сторону, а потом резко наклонился, сложившись почти пополам. В его спине что-то хрустнуло. Он всмотрелся в нее своим внимательным немигающим взглядом.

— Разве твоя мать тебе ничего об этом не рассказывала? — ехидно сощурил сухие веки. Кожа лба опасно натянулась. Имельда сглотнула, но не стала ничего говорить. Лич хмыкнул. — Любая информация несет в себе ценность времен и жизней…

— Я оплачу, — девушка достала из сумки тот самый мешочек и развязала. Лич поиграл своими сухими губами, поелозил по разнокалиберным зубам в своих челюстях. Но все же сделал вид, что такая оплата ему не интересна.

— Тот человек — некромант — у которого я их нашла, мертв.

— А… Бестолковый фаршированный бурдюк… — разочарованно протянул лич, — И черт с ним. Другого найду.

— Это будет тяжело сделать. Деревня, в которой он жил сгорела до тла, а его жители сгинули в очищающем пламени. И то, что там произошло, еще долго будет отпугивать любого путешественника. А долина Пагибинья и без того считалась малообитаемой…

Монстр прервал поток, который должен был в своем итоге донести до нежити простой факт, что сюда еще не скоро затесается судьбой какой-нибудь некромантишка. Он выхватил подношение из ее ладони и выпрямился с гордым видом, поковырялся тонкими пальцами в зубах и довольно припрятал их где-то на печи.

Имельда, наблюдая за личем, аккуратно села, не делая резких движений. Сам же хозяин подошел к оцепеневшему Мару и замер, разглядывая того, в задумчивой позе. В конце концов, размышляя о чем-то, постучав зубами в челюстях, он обернул свой взгляд к девушке.

— Раньше, таких, как ты боготворили. Еще бы… Знать все и обо всех — такое никому не было подвластно. В мое время обретшие знание стояли во главе государства вне зависимости от происхождения. Для них специально существовали лагеря, где всех детей с твоими способностями обучали, как ими пользоваться, рассказывали, как не потерять себя… И, конечно же, обучали всему тому, что может пригодиться в случае, если одного из детей выберут на должность Ваалаярви.

— Правителя нашей страны выбирали из валаров?! — удивленно прошептала девушка. Такое Матильда ей точно не рассказывала. Она пыталась объяснить когда-то давно, что правящая семья боится силы таких людей, как Имельда, но почему их истребляют и признают врагами народа, так и не пояснила. Просто сама не знала. Имельда жила на простом принятии факта, что в этом мире таким как она места нет и что лучше спрятать свои способности от греха подальше.

— Не перебивай и узнаешь! — Лич оскорбленно поправил свое тряпье на плече.

— Да. Существовало специальное народное собрание, которое устраивало конкурс среди этих детей. Тот, кто побеждал, еще дополнительно проверялся этим народным собранием. Если достоин — становишься во главе, а если нет — возвращается в тот лагерь или домой. В общем-то, домой никто никогда не возвращался…

— Почему? — робко встряла.

— Потому что, какими бы они особенными ни были, простой народ никогда не принимал обретших знание за своих, — отрезал лич, продолжая разглядывать Мару. — В общем-то, я считаю, что это был самый лучший исторический период нашей страны… Такой одаренный ребенок из числа обретших знание, что получал статус Ваалаярви, мог править честно и рассудительно, мог принимать правильные решения. Почему? Да, потому что знал, что стоит за душами людей. Такой Ваалаярви видел людей насквозь. Он видел убийц и лжецов, он видел добродетелей и честных. Народ жил по совести, потому что знал, если произойдет плохое — Ваалаярви сможет добиться справедливости. — Лич вновь замолчал, отвернувшись от мужчины. Теперь он уже прошелся к лежащему на полу Турцелу и Имельде, что так и не решилась подняться на ноги. — Народ обращался к Ваалаярви за помощью в разных делах. Например, родители приводили своего дитя и задавали вопрос, чему обучать их чадо или к чему тяготеет их ребенок. Обретший знание легко мог ответить, в каком деле человек реализует себя лучше всего, в какой профессии его душа раскроется полностью, в чем человек сможет стать успешным, а значит, и счастливым. Некоторые особенно одаренные даже умели видеть будущее. Народу такое нравилось…

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Лич взрыкнул, одобряя эту мысль.

— Это был хороший период, но он быстро закончился. Все хорошее всегда недолговечно. Вскоре появились те, кто решил, что настолько могущественные существа не могут стоять во главе обычных людей. Начались восстания, бунты. Простые и пустые мешки мяса возомнили, что такие знания и возможности не могут быть у кого-то, кого можно увидеть и пощупать. Слишком много чести для смертного. Условно — такие способности от Диавола и все обретшие знания просто манипулируют массами, наживаются на незнании обычных людей. И, конечно же, в такое поверили. В государстве Ваалар произошел переворот, к власти пришел чванливый жадный ублюдок и обретших знания повсеместно начали истреблять. На них навесили ярлык врага народа и Ваалаярви в частности. Люди всегда стараются уничтожить то, что не понимают, — Ауш дотронулся своей груди. Под костлявыми пальцами на пергаментной коже можно было различить пятно, которое скорее всего являлось шрамом, но полученным не при жизни. Имельда взглянула на это существо по-другому. Его пытались убить? Он жил в уединении много лет, может даже десятилетий. И что-то девушка не слышала среди некромантов историй о личе, проживающем в долине Пагибинья. Если о самой долине ходило много слухов и сказок, то вот о таком колоритном персонаже — ни единого слова. Значит, он никак не влиял на внешний мир. Ему было плевать на живых. Единственные, с кем он контактировал и за счет чего продолжал существовать — жители местных деревень. Да и то… что-то подсказывало Имельде, что они знали о хозяине этих мест. Иначе, давно бы уже покинули долину. Но деревни жили даже в относительном спокойствии. Им не докучали ни нежить, ни нечисть. Возможно, именно этот старый лич стал своеобразным учителем для того некроманта, что погиб по не счастливому стечению обстоятельств.

Имельду озарила неожиданная мысль. Скорее всего, некромант утаил свое заражение именно потому, что торопился к своему, как он думал, спасителю. Некромант думал, что лич сумеет избавить от заразы своего протеже, но не успел совсем немного… Понимая, что не успевает добраться до своего единственного шанса, некромант пытался заточить себя в обратную печать, тем самым защитив свою деревню, но, опять же, опоздал лишь на чуть-чуть…

Эти догадки озарили девушку, и она окончательно перестала рассматривать стоящего перед ней, возможно, самого опасного представителя нежити, как страшного монстра. Он всего лишь хотел постигать новые знания и хотел покоя для себя, но заявился Турцел.

— Я вас понимаю, — произнесла девушка тихо. Лич не отреагировал, продолжив свой рассказ. Имельда, несмотря на то, что Ауш Тулгур грубо отрезал ее от своего сознания, все же уловила нотки довольствия. Полуистлевшему мертвецу было в радость иметь диалог, ведь здесь возможность поговорить случалась очень редко.

— Понимает она… — вроде как хмыкнул, — Что ты можешь понимать, маленькая сочная курочка? Барахтаешься в том потоке Знания, как неопытный головастик. Нырнула и пытаешься плыть против течения бурной горной реки. Тебя швыряет о камни, топит, захлестывает, а ты все прешь и прешь против течения, против природы, пытаешься бороться. Все равно, что разбить соломкой камень, — ворчал Ауш Тулгур и его глаза недовольно мерцали во мраке избушки. — Думаешь, жизнь кидает тебя в свои смертельные жернова, чтобы испытать? Идиотка. Ты сама туда лезешь, не желая принимать свои способности! Прекрати плыть против реки, развернись уже и поймай течение. Пойми, наконец, что от себя невозможно уйти. Ты — часть этого мира, прими это, или жернова Судьбы сотрут тебя в порошок. Чем больше ты противишься, тем сильнее швыряет. Неужели не заметила, что чем дальше, тем сильнее травмы? Чем дольше ты сопротивляешься зову природы, тем яростнее она пытается избавиться от такой вредной песчинки? Прекращай страдать попусту и прими себя уже, наконец. Даже мне тошно находиться рядом с тобой, а каково Сути? Глупая, глупая курочка… Твой второй бутон уже распустился, и время его цветения подходит к концу. Вскоре зацветет третий бутон… Помнишь, что становится с Мельдусом, когда его цветение завершается? — странно проговаривая слоги, лич вроде даже улыбался. Сложно было не уловить ту метафоричную аллегорию, что пытался донести до нее вековой пережиток истории. — Цветочек погибает.

— Это мы еще посмотрим, — хмуро пробурчала некромантка. Она поднялась на ноги, поняв, что больше лич ничего ей не поведает. Но и того, что он рассказал, было более, чем достаточно. — Как бы вы ни были обижены на Турцела, но он мне нужен.

Лич недовольно задергался, заходил вокруг бессознательного мужичка.

— Не обсуждается! Убирайся ты и твой войн! — Мару отмер и свалился на колени, жадно задышав, — А этот ходячий отстойник останется со мной! — гневно щелкали челюсти.

— Он убил мою курочку! У него не было на это прав! Жалкий смертный мешок с костями!

— Вы запросто могли остановить его, но не сделали этого. Смерть вашей курицы — ваша собственная вина, — Имельда вытащила оба кинжала из-за пояса.

— Смеешь в моем доме обнажать против меня это гадкое подобие ритуального инструмента!? — взревел лич, преображаясь. Подавшись вперед он широко разинул свою пасть, взревел на грани ультразвука. Зеленый клубок света вспыхнул с утроенной силой, а мрак вокруг, наоборот, сгустился до состояния шевелящегося тумана. Глаза Ауша Тулгура пылали праведным гневом и яростью, но как же он удивился, когда глаза девушки тоже вспыхнули яростным синим светом, и она кинулась прямо на него, не используя ничего из обширного арсенала некроманта.

Еще никто так не делал. Никто из тех глупцов, что пытались уничтожить его за всю его долгую жизнь. В него летало множество самых разных заклинаний, мистерий, сил и оружия. Он повидал столько разных склянок с разными жидкостями, которые выпивали его противники перед нападением, что впору было купаться в этих склянках. Он собрал уже обширную коллекцию самого разного оружия и даже отдельную коллекцию некромантских кинжалов, но никогда на него не кидались в обычном физическом рывке, чтобы сбить с ног. Имельда придавила опешившую нежить к полу и занесла кинжал. Зеленным бликомсверкнуло лезвие чужого ритуального оружия, и Имельда вогнала его по самую рукоять в прогнившие доски, пригвоздив лохмотья лича к полу. С другой стороны к полу девушка придавила дневник в зеленой обложке, с золотым корешком…

— Простите за курицу. В оплату за жизнь смертного примите это. Моя мать была талантливой некроманткой, здесь вся ее жизнь, — ее глаза продолжали светиться во мраке, а голос неестественно звенел. Сердце девушки обливалось кровью. Этот дневник был очень ценным для нее, но выбирая между воспоминаниями о мервой матери и живым Митришем, Имельда поняла, что, наконец, созрела для того, чтобы отпустить мать.

Имельда нечеловеческой силой прижимала невероятно сильное создание мрака к полу всего пару секунд, после чего сорвалась, поднялась на ноги. Мару в этот момент уже открывал дверь, держа на плече тело Турцела. Им ничто не помешало уйти.

Глава 10

Они двигались всю ночь в бешеном темпе. Уже буквально через полчаса Турцел пришел в себя с визгом и криками — ушло влияние лича.

— Хоспаде! Приснится ж такое!

— Ты! — шипела на него Имельда рассерженной кошкой, — Прощелыга горбатый! Ты куда залез, чтоб тебя черти драли!

— Не чертыхайся, беду накличешь…

— Беду!? Это я-то беду накличу? Ты хоть знаешь, чью курицу стащил? Да еще и прибил ее!

— Ну… — он поцарапал затылок, сдвинув шапку на лоб и пытаясь спрятать свой взгляд под ней, уже догадавшись, что влез куда-то не туда. — Их там много было. Я и подумал, что с одной не убудет…

— Не убудет? Да я тебе сейчас сама шею сверну, чтобы начал думать уже своей сраной башкой!

— Сраная башка — это сильно… — затравленно пробормотал мужчина, уже более-менее придя в себя как морально, так и физически. После этого разговора они незамедлительно продолжили путь вон из Костяного леса, вон из долины Пагибинья, подальше отсюда. Никому не хотелось испытывать гостеприимство местных обитателей и дальше.

По указке Турцела, который и сам желал быстрее всего покинуть гиблые места, уже на рассвете они вышли из волшебного леса; закончилось прохладное вечное лето. Путников вновь охватил холод зимы, которая вот-вот должна была отступить. Пришлось снова одеваться, укутываться в теплые вещи и заматывать все выступающие части тела, чтобы ненароком не отморозить. Лишь Имельда осталась, как и была, в своем привычном виде — слоистые свободные одежды, хоть теперь и с чужого деревенского плеча, и старый кожаный плащ до голени без рукавов. От мороза кожа дубела и плохо согревала, но девушку это нисколько не беспокоило.

Они не стали разбивать лагерь на границе леса. И не только потому, что рядом с ним находиться было опасно, а еще и потому, что Турцел заявил, что недалеко есть относительно сносный тракт, по которому они смогут выйти к центральному, а там и до столицы недалеко. Обзаведутся каким-нибудь транспортом и с лихвой сократят время пути.

На том и порешили. Они не останавливались весь день. Девушка с тяжелым пыхтением опиралась на старенькую трость, что ей нашел еще в деревне Турцел. Колено доводило девушку до иступленной ярости своей ноющей болью. И когда Имельда уже была готова плюнуть на все и сделать долгожданный привал, впереди показалось долгожданное селение. Турцел, почувствовав скорую цивилизацию, облегченно завздыхал, запричитал, и у него даже открылось второе дыхание.

— Ох, как отогреюсь в баньке, как наемся от пуза. Захаваю целую курицу! — он красноречиво захохотал, глядя на девушку. — Слышал, что в местных деревнях отменно умеют ставить брагу! И сливовую наливку! Ее я точно пробовал. Ах, эти тонкие кисленькие нотки… Хоспаде, спасибо, шо оставил мне жизнь, залью глаза так, чтобы забыть весь этот кошмар…

— Мы не станем останавливаться на ночь.

— Ась? — Турцел встал, как вкопанный. Мару тоже остановился, обернувшись. Последние часы он шел впереди, думая о чем-то своем и сжимая рукоять меча. Наверно восстанавливал пошатнувшееся душевное спокойствие. Не каждый мог пережить встречу с личем, да еще и побывав в его тисках. Находиться в обездвиженном состоянии, когда даже моргнуть не имеешь возможности — испытание не для слабых духом.

— Мы не будем останавливаться здесь на ночь. Возьмем еды, отдохнем пару часов и найдем лошадей. Нужно идти вперед…

— Ну, знаете ли! — уперся возмущенно, — Это уже перебор, барыня!

— Usch yak reaarly Turcel, — Мару махнул в сторону их провожатого, по тону было ясно, что мужчина солидарен с бандитом. Им необходим был отдых.

— Опять ты за свое, — Имельда скривилась, обращаясь исключительно к Мару.

— Не знаю, как там у вас, у некромансеров, но я простой обыватель, — Имельда с усмешкой восприняла данное уточнение, — не привык к таким нагрузкам! Это за гранью моих возможностей. Может там у тебя, Пешет, где-то внутри неиссякаемый источник жизненных сил, но я нуждаюсь во сне, в еде, в тепле. В конце концов, я хочу сходить в нужник, не боясь при этом быть кем-то сожранным или не отморозив при этом свои яйца.

Имельда вздохнула, опустив взгляд. Под ногами чавкала грязь. Днем температура продолжала повышаться. Весна постепенно входила в свои владения. Они уже давно выбрались из дикого леса, где снег, бывает, лежит вплоть до последнего месяца весны. Без сна они уже были две ночи, а без отдыха и того больше. Девушка собрала мысли в кучу и припомнила, сколько времени они уже в пути. По всем прикидкам, с момента их с Мару побега из Геновера прошло уже не меньше шести ночей, и полноценно спать удавалось довольно редко.

— Что бы вы там ни задумали делать, силы вам еще понадобятся, — озвучил общие мысли Турцел.

— Хорошо. Но при условии, что завтра мы уже будем на центральном тракте.

Турцел расплылся в своей щербатой чересчур открытой улыбке, обнажая и верхние и нижние зубы.

— Заметано, — подмигнул.

Незадолго до заката, добрались до этого поселения, которое и деревней нельзя было назвать, слишком уж большое, но и на город не тянуло. И все же здесь обнаружился ко всеобщему счастью видавший виды гостевой дом. Хозяйка сего заведения уже отжила свои самые сочные годы, набрав вес в бедрах и потеряв упругость в лице. Но, по-прежнему, она оставалась миловидной и приятной наружности с тугим пучком волос на затылке и румянцем на щеках.

— Нам бы, о, прекрасная дева, три комнаты для отдыху наших уставших тел, а еще помыться и поесть было бы не плохо. Я просто уверен, что у такой честной и образцовой хозяйки с нежными руками найдется, чем накормить утомившихся путешественников, — казалось, что даже в усмерть уставший, Турцел никогда не упустит возможности позаигрывать с противоположным полом. Язык у него был без костей. Зардевшаяся, но не потерявшая головы от парочки приятных слов, женщина улыбалась.

— Комнат свободных всего две, достопочтенные путники. Сожалею, но остальные не освободятся еще несколько дней, — ее говор для здешних мест был довольно чист и правильно поставлен. Деревенские так не разговаривали. Возможно, когда-то она жила в большом городе, а потом перебралась сюда.

— Сойдет, — равнодушно бросила Имельда. Они с Мару сидели за стойкой на высоких крепких стульях, пока Турцел отдувался за них всех, планируя выбить скидку. Щербатый бандит, услышав вердикт девушки, что-то обдумал и кивнул сам себе.

— Да, обворожительная хозяйка, нам подходит, — он залихватски махнул рукой. В конце концов, они уже как-то раз разместились в доме Ивасьи, и ничего, пережили ночку. — А на счет еды что?

— Остатки сегодняшнего дня, — не очень утешительно протараторила женщина, — Куриные ножки жареные, да несколько булок.

— Ну… Это как-то не серьезно, хозяюшка… Маловато. Может, найдется еще чего?

— Кухонная печь уже прогорела, до завтра уж не будут ее топить.

— Но все же может можно шо-нибудь придумать? Ведь наверняка у вас есть в кладовой какие-то запасы, прекрасная моя, — Турцел извивался, словно уж на сковородке. — Мы так устали, шли без продыху, без малого, целую седмицу! Неужто не найдется мясца копчененького, да браги крепкой?

— Увы, достопочтенный, запасы к концу зимы совсем стали никчемными…

— Давайте так, — на столешницу некоего подобия барной стойки опустилась с хлопком ладонь некромантки. Девушка приподняла ладонь и тяжело глянула на хозяйку. Она устала, и ее стратегия была далеко не так мягка, как у Турцела, зато эффективна. Под ладонью был ни много, ни мало, а пять серебряных. У хозяйки заблестели глаза.

— Вы нам две комнаты, три ванны и нормальную еду. Мяса, булочки, миску жареного лука, картошки вареной, молока и что-нибудь горячительного для нашего самого горячего товарища, — девушка раскрытой ладонью указала на внимательно слушающего Турцела. — А мы вас хорошо отблагодарим, — подытожила девушка.

— Ванн нет, но есть баня, будет готова через час. Из мяса только курица, а из горячительного медовуха. Пойдет? — хозяйка не могла не торговаться. Путники переглянулись. Мару выглядел так, будто ему все равно, Турцел, казалось, вообще никогда не унывал, улыбаясь щербатой улыбкой. Он уже хотел было ляпнуть заправское «сойдет», как Имельда передвинула ладонью монету ближе к хозяйке.

— И завтрак, — она не дала забрать монету, закрыв ее ладонью.

Хозяйка пожевала задумчиво пухлую губу. С одной стороны, все, что требовали путники, тянуло на сумму чуть большую, чем пять серебряных монет, но с другой стороны, заупрямься она и могла лишиться и этого.

— Но без булок, — рука уже сама тянулась к монете, чуть ли не залезая под пальцы к некромантке.

— С булками.

— Понимаете, их нужно испечь еще…

— Тогда их на завтрак.

— Но это все равно…

По барной стойке прозвенели две брошенные медные монеты. Мару не выдержал, хмуро взирая на алчную женщину. Та ловко шлепнула по монетам рукой, прибивая их к стойке.

— Будут вам булки, — кивнула хозяйка. Турцел фыркнул. — Но с утра!

На том и порешили. Гвелка — так звали женщину, что владела этим гостевым домом — провела путников на второй этаж. Весь дом был не маленький, но все равно комнат оказалось не так уж и много, а их просторность могла посоперничать лишь с размером собачьей конуры. Зато было чисто, тепло и пахло приятно — еловыми ветками. В комнате помещалась кровать, узкий шкафчик и тумба у окна, что заменяла столик. Ни стульев, ни нормального стола. Из декора — занавески скупой на краски расцветки да вязаный ковричек у кровати (чтоб ноги не студить).

— Комнаты у нас не большие, зато уютные и теплые. Стены толстые, соседей не слыхать. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, да, господа путешественники? — Хозяйка отворила самую дальнюю комнату, и троица сунула в нее свои головы с любопытством разглядывая новую обстановку. — Комната хоть и угловая, но не продувается ветром, тут тепло.

— Значица, это моя, — утвердил Турцел.

— Обойдешься, — Имельда, ухмыляясь, впихнула его обратно в коридор.

— Но я в прошлый раз спал на скамье! А вы в кроватях!

— Мы платим, а, значит, и решать нам…

— Ну, так же не честно!

— Тоже мне, — улыбнулась девушка, — ворье рассуждает о честности.

Мару поддержал девушку улыбочкой.

— Вы сговорились! Ну, Пешет! Ну, родненькая, ну, пожалуйста! Он ведь меня не пустит в кровать с собой спать! И что мне делать?! На полу тогда что ли?

— Могу предоставить тюфяк, как небольшой бонус за вашу щедрость, встряла хозяйка, отпирая комнату напротив.

— Ну, уж нет! Требую кровать!

— Мы тебе в прошлый раз настил уступили, чтобы ты по лесу себе ветки не искал…

— Это другое!

— Как же, — улыбнулась Имельда.

— В принципе, — встряла Гвелка снова, — Кровать в первой комнате широкая, — она замедлилась, активно пытаясь намекнуть, зыркая в сторону Мару и Имельды. Девушка вмиг смутилась, щеки заалели, улыбка с лица пропала, и она нахмурилась, заметавшись взглядом по людям.

— Ну, уж нет! Серебряники, а значит и решать мне. Кто платит, того и оркестр… или… как там… музыку… комната моя! У нас тут не демократия! — девушка торопливо и смущенно едва ли ни бегом скрылась за дверью первой комнаты, малодушно сбежав с поля «битвы».

Мужчины переглянулись.

— Кровать моя, — Турцел робко попытался настоять на своем, подняв палец к потолку.

— Ага, — хмыкнул Мару, заходя в комнату. Хозяйка проводила его заинтересованным взглядом, но все же вернула внимание Турцелу.

— Несу тюфяк?

***

Хозяйка не обманула и постаралась. Через час уже была готова и баня, и ужин, а на дворе уже начинали сгущаться сумерки. Отмывшись, путники засели за круглым столиком недалеко от барной стойки, чтобы, наконец, поесть нормально.

Имельда, укутанная в некое подобие халата на косом запахе и в шаль, сидела в шерстяных носках. Они, пожалуй, налезли бы ей и на голову — такими большими они были. Кто их носил — хороший вопрос, который никто не спешил выяснять. У мужчин со сменной одеждой дело обстояло куда лучше.

На столе стояла половинка слегка подсохшей курицы, жареный лук, лепешки и свежесваренный картофель. Утопая в ароматном сливочном масле, он красовался и манил своим запахом не хуже жареной курицы. Турцел, чавкая, не переставал болтать. Из его рта то и дело что-то вылетало, а он только хохотал, забирал вылетевшую крошку со стола и отправлял ее обратно в рот. Гвелка косилась на него, но молчала, и не таких принимать приходилось. Что взять с заезжих? Большинство из них были вовсе не манерными аристократами.

Имельда же, напротив, смотрела на Турцела и не чувствовала никакой неприязни. Она была привычна к таким вот людям «с дороги», которые не обременяли себя правилами этикета. Будучи сама из деревенских, она даже чувствовала некое родство с этим радушным щербатым бандитом. У него были те качества, которых ей так недоставало. Радости новому дню, легкости общения с людьми, открытости… Он жил одним днем, жил наполную.

— … А бывало, бабы знаешь чего напридумывают, чтоб мене, так сказать, насолить? — Турцел рассказывал очередную историю из жизни. — Сами, понимаешь ли, в постель ко мне сначала залезут, я им сразу: «Без обязательств», а они потом все из себя оскорбленные давай налево направо рассказывать, шо вот мол, теперь он мой. И замуж позвал, и дитятю просит… А мне потом мои соратники рассказывают все эти сраные слухи переиначенные. Что вот, мол, я уже и женат, и ребенок у меня, а то и три! И все, как один, вылитый я! А я им: «Чего-то скучно налепили, братцы, было бы веселее, если б ни один на меня похож не был»! — Турцел с набитым ртом усмехнулся и приложился к кувшину. Прямо так, не наливая в кружку. Мару с Имельдой заулыбались. Мужчина тоже запивал еду медовухой, но не в таких количествах, а Имельда предпочитала алкоголю молоко. Смачно отрыгнув, Турцел поднялся из-за стола, с громким скрежетом отодвинув стул. Он с гордым видом пригладил свою вихрастую копну и вгляделся в отражение окна. — Ну-с, теперь и не вернуться можно.

Он, для причины, взял свое блюдо и кружку и направился к барной стойке, где хозяйка делала вид, что протирает посуду, хотя сама, на самом деле, просто наблюдала за посетителями.

Пристроившись на высоком табурете, Турцел принялся обхаживать единственную доступную ему даму на данный момент. Имельда же, проводив Турцела и пожелав тому удачи в мыслях, вернула свое внимание к Мару. Тот тоже проводил бандита движением глаз. Ясно было, на какой вечер сегодня надеется мужичок.

— Ну, что? Дашь пару уроков? — мужчина подавился, закашлялся и чуть не вернул обратно на тарелку кусок не дожеванной курицы. Имельда заулыбалась в стакан. — Я про язык. — Мару застучал кулаком по груди, чуть отодвинувшись, и даже покраснел от натуги. Сжалившись, девушка соизволила уточнить. — Ты обещал тогда, у Ивасьи, что научишь меня своему языку. Не забыл?

Покашливая лишь слегка, почти успокоившись, Мару закивал. Имельда хихикнула. Когда с основной едой было покончено, а нужды сидеть за столом уже, вроде, как и не было, они попросили кувшин какого-нибудь травного настоя, и все же остались посидеть здесь. Турцел все не оставлял попыток забраться туда, куда не пускали никого уже вот несколько лет. Только Турцел этого не знал.

— Urr, — Мару положил руку себе на грудь. Имельда прищурилась.

— Я? Это значит «я»?

Мужчина кивнул.

— Arr, — он отнял руку от своей груди и указал уже на девушку.

— М… Я? Ой, то есть «ты»?

Мару вновь кивнул, улыбнувшись.

— Слушай, а ты не мог бы нормально переводить сам? Так было бы значительно… — Мару перебил ее, спокойно отрицательно покачав головой. Пешет разочарованно поджала губы.

— Но ты же уже говорил со мной на вааларском, в чем проблема? — без объяснений он все равно отрицательно покачал головой. Имельда тяжело вздохнула, но все же с энтузиазмом помахала рукой. — Давай, тогда, скажи мне, как будет «меня зовут Мару».

— Urr hara se’Maru.

— Урра хара се Имельда… Так? — девушка попыталась повторить рычащий, но довольно певучий говор Мару. Мужчина сдержал смешок, замахал головой.

— Nia, nia, nia.

Он вновь проговорил фразу «urr hara se’Maru», только уже более отчетливо проговаривая правильное произношение. Имельда, не обращая внимания на участившийся пульс и горящие щеки, смиренно стала слушать и повторять. Получалось не сразу, но довольно сносно для первого опыта.

— А как будет «твоя родина очень красивая»?

Мару, до этого сидевший на лице со своей довольно скупой улыбкой, перестал улыбаться.

— Oriorir arr’sy zuaj’gi.

— И все? Так коротко?

Мужчина лишь кивнул.

— Орьёрир — это родина?

Он положил руку себе на грудь и произнес: «Дом».

Имельда сощурилась, не до конца понимая. Мужчина, не совсем довольный, что приходится все же пользоваться «грязным» языком, принялся строить из стакана, блюда и нескольких вилок подобие какой-то избушки. Так поняла девушка. Мару ткнул пальцем на свое творение и произнес, пытаясь донести суть:

— Kurdj.

После чего вновь положил руку на грудь: «Oriorir».

— Поняла. Это дом. То, что просто строят на земле и где живут. А это место для души, то, что родное? Так? — Мару неопределенно помахал рукой, но все равно утвердительно кивнул. — И что ты считаешь своей родиной?

Мару, не ответил, глядя ей в глаза. На этот вопрос он не мог дать ответа; пока не мог. Возможно потому, что и сам не знал. К несчастью для него самого, он помнил и свою деревню в горах, и родителей, и свое раннее детство, и как его нашли те из странного племени. И сейчас он не мог четко разделить, что для него дороже.

— Скучаешь?

Мару так и не произнес ни слова. К ним подошел Турцел с очередным полупустым кувшином и разочарованием на лице.

— Не перепало счастья, — грустно вздохнул, прижимая к груди посудину.

Девушка, как бы ей сейчас хорошо ни было, подумала, что стоит закругляться с поздними посиделками. К тому же, остатки травного настоя уже остыли, а мысли хозяйки уже давно были не благодушными. Ей хотелось отдохнуть, но она не могла оставить гостей одних. Вдруг что украдут? Или разобьют? Вдруг еще захотят выпить? Да и вообще, не красиво.

Мару забрал кувшин у Тура и оставил его на столе, обхватил его за плечи и направил к лестнице, ведущей на второй этаж. Девушка последовала за ними. Они все разбрелись по комнатам.

Имельда переоделась в рубаху, что ей благодушно предоставила Гвелка, так как свою одежду она постирала. Лежа в кровати под теплым пуховым одеялом, она пыталась сосредоточиться на своих чувствах и ощущениях.

Лич был прав… Девушка боролась с тем, чего даже поверхностно не понимала, но все равно продолжала идти напролом. Если бы у нее только был наставник. Или хотя бы какая-то книга… Хоть что-то, что могло бы ее направить на путь истинный. Но, кажется, ей придется все постигать самостоятельно. Как всегда, ей в жизни всегда доставался длинный путь.

— И ладно, — пробурчала девушка сама себе, — И так справлюсь.

Она прикрыла глаза. Глубоко вздохнув, она представила, как плывет по «течению», а «вода», то есть вся окружающая действительность медленно обволакивает ее. Получалось тяжело. Внимание то и дело цеплялось за приглушенную болтовню Турцела в комнате напротив и на ауре соседа по комнате, которого девушка так и не встретила. Он все время находился у себя.

На лбу выступили крошечные капельки пота. Теперь, когда она пыталась уловить это самое «течение», она видела не только мысли, чувства, эмоции окружающих, но еще и воспоминания, и ауры всех тех, кто находился сейчас в доме, да еще и старые энергетические следы тех, кто жил до нее в этой самой комнате.

Психанув, девушка села в кровати, откинув одеяло. Она взмокла, сердце гулко билось в груди из-за чего руки слегка дрожали. Она вновь не могла осознать чего-то очень важного, не могла разобраться самостоятельно… Учеба всегда давалась ей легче, когда кто-то объяснял даже простые вещи. Что уж говорить о сложных…

Имельда схватилась за голову и ссутулилась. К ней вновь вернулось то давно позабытое чувство бессилия, которое ощущалось на физическом уровне. Сердце словно пыталось работать в плотной кожаной обертке, что была мала на пару размеров, ему было тесно. Руки опускались сами собой.

— Черт… Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо собачье, — бормотала себе под нос, раскачиваясь вперед назад.

«Сосредоточься, размазня» — дала сама себе крепку оплеуху.

Она вновь легла и попробовала еще раз. Она вспомнила, как учила своих учеников в школе видеть ауру. Ведь что есть, по сути, то Знание, которым она может обладать? Информация. И аура — это тоже пучок информации сконцентрированный в виде энергии… И чтобы заметить и рассмотреть ауру определенного человека, надо лишь сосредоточиться на ней, отринув все остальные потоки внешней энергии и чужие ауры.

Так же и со Знанием. Необходимо лишь сосредоточиться и отпустить свое сознание. Если она плывет во всеобщем едином потоке информации, состоящем из отдельных капелек — людей, их мыслей и воспоминаний, их эмоций… То тогда стоит просто абстрагироваться от всего и сосредотачиваться на чем-то одном…

Имельда словно погрузилась в какое-то желе, перестав ощущать свое тело. Звуки вокруг превратились в смазанное мягкое нечто, напоминающее по своим ощущениям вату. Представлять окружавшее ее все сущее в виде потока реки, про который говорил лич, было весьма удобно. Имельда представила, как погрузилась в воду и плывет под ней, рассматривая дно и блики света, что пробивался сквозь толщу. Кожу покалывало, так же как и легкие. Удивительные ощущения. Она вынырнула и попыталась разобраться в том, что было рядом. Хоть ее глаза и были закрыты, но девушка увидела, как раскинув ноги на кровати в точно такой же комнате, только без окна, спит какой-то тучный мужчина. Он храпел. Имельде подумалось, что хозяйка не соврала. Стены действительно толстые и не пропускают звуков…

Не зацикливаясь сильно на этом мужчине, она «осмотрела» свою комнату. До нее, еще днем, здесь жила пожилая пара, что проезжали мимо этого поселка. Они двигались куда-то на юг, вроде в столицу, а вроде и нет…

Девушка стиснула зубы. Вот же противоречие: когда она не хотела получать знания о людях и «плыла против течения», то информация сама заливалась ей в голову, и она могла говорить хоть до хрипоты. И то, все равно бы не рассказала всего. А сейчас, она развернулась и пытается плыть по течению и познать его, но теперь информацию приходится с тяжким трудом впитывать.

Смяв в руках одеяло, она лежала, не желая останавливаться. У нее было мало времени, чтобы познать себя. Ей необходимо было сделать рывок перед тем, как браться за спасение Митриша. Иначе, если она сама себя не может вытащить из омута проблем, как она собиралась помочь брату?

В соседней комнате были Мару и Турцел. К удивлению Имельды, Мару валялся на тюфяке, что лежал рядом с кроватью. Когда же Турцел с видом нагулявшегося мартовского кота возлежал на кровати.

— Нет, друг, я все равно вас не понимаю. Даже такому прожжённому холостяку как я, все предельно ясно, а вы топчитесь на месте, словно монашки в борделе. — Мару приподнялся, глянув на Турцела вполне дружелюбным взглядом, пожал плечами, а потом потыкал в дверь большим пальцем, мол, это все не по моей вине. — Долго ты будешь стоять мнущейся стеснительной девкой, как перед первой брачной ночью, чтобы сделать шаг самому? Кто из вас мужик с яйцами? Она может и некромансер, вся из себя такая холодная и крепкая, как сталь, а внутри все одно, как любая деваха, — махнул, рассуждая под градусом, Тур. — Все им романтику подавай, ждут первого шага от мужика, шоб мы корячились, показывали, как они нам нужны. Эх… И все-таки какие они прекрасные. И шоб я делал, родись бабой… Сплошные страдания и сложности. Вот у нас, у мужиков все просто! Все ясно! Понравилась баба и сразу можешь сказать, любишь или не любишь! Вот ты ее любишь!? — Турцел свесился с кровати, вперив мутный взгляд в Мару. В свете пары свеч было достаточно видно пространство и лицо собеседника. Мару задумался, лежа пожал плечами, а потом поднял руку и сделал неопределенный жест рукой. Турцел крякнул.

— Как это не знаешь? — Мужчина вновь дернул плечами. — Однако…

Имельда рывком вынырнула из своего мягкого состояния, резко сев и задышав полной грудью. Щеки пылали, сердце возмущенно стучало где-то у пупка.

— Не знает он, — проворчала девушка, выбираясь из-под одеяла. Походив по комнате туда-сюда пару раз, она уже уверенно подошла к двери, чтоб закрыться изнутри. Но задумалась и остановилась, вцепившись в ручку.

Чего это она вспылила? Сама ведь не лучше. Если бы ее напрямую спросили, любит ли она Мару, вот что бы она сказала? Ударила кулаком в грудь и заявила «да»? Бред. Скорее, попыталась бы избежать ответа.

Она потерла переносицу. Все-таки мечом махать и нежить истреблять куда проще. Все кристально чисто и ясно. Вот враг, вот меч. Берешь меч в руки и бьешь врага. А когда враг — это ты сам? Что брать в руки?

Девушка уперлась лбом в дверь. Куда сложнее взять в руки себя, а не оружие. Первый порыв возмущения улегся. Имельда задумчиво выдохнула. В себе разобраться толком не могла, проявить своих чувств тоже. Да и проявлять она их не умела. Никогда этим не занималась и сейчас столкнулась с полным незнанием, в котором ее способности всезнайки вообще никак помочь были не в состоянии.

«Ну, и зачем они тогда нужны, если я сама себе помочь не могу, в себе разобраться не могу. И не знаю, что для меня лучше… Другим, значит, валар вынь да положь, что-то там помоги-выполни, а себе?»

Имельда еще долго бы истязала себя дурным самоанализом и лишним самопознанием, но ее отвлекло движение за дверью.

— Нарисовался… Хрен сотрешь.

Прежде, чем кулак ночного гостя коснулся досок, Имельда приоткрыла дверь, спрятавшись за ней. Она ведь была в одной лишь рубахе, едва скрывающей ягодицы.

— У нас вопрос, — с важным видом продекламировал Турцел, возведя палец к потолку. Он был изрядно пьян, но на ногах стоял. Имельда немного удивилась тому, что увидела обоих своих спутников, ведь почувствовался ей только проводник.

— Не самое удачное время для вопросов, Тур.

— Мы хотели бы… Оу, ты назвала меня Тур? Как неожиданно, — он заулыбался, зашатался, развернувшись к Мару. — Ты слышал? Она назвала меня своим другом…

— Я вовсе не…

— Bierre iyashte? — Мару указал подбородком на Имельду, возвращая пьяное внимание Тура к насущному вопросу.

— Ах, да-да-да-да-да, — протараторил бандит, — Мы там… На счет времени… Уточнить… Хотелось бы… Когда эт самое, подъем? Во сколько выдвигаемс…

— С рассветом, — Имельда одним глазом выглядывала из-за двери, стараясь спрятаться во мраке своей комнаты.

— Так рано… — разочарованно выдохнул Турцел и стал разворачиваться, но пошатнулся. Мару помог ему удержаться на ногах и добраться до своей двери. Имельда не спешила запираться, наблюдая за двумя такими разными мужчинами.

Один ей нравился, как человек, которого она могла назвать как минимум хорошим приятелем. Прошедшая неделя была весьма щедра на удивительные происшествия, чтобы сблизить двух совершенно разных людей. А второй… Со вторым было сложнее.

Мару обернулся перед тем, как закрыть дверь. Сердце застучало активнее. Казалось, в насыщенной пустоте коридора можно было отчетливо расслышать этот гулкий перестук живых барабанов. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Каждый хотел что-то сказать.

— Доброй ночи?

Пауза.

— Gurd arreld, — и дверь закрылась.

Имельда постояла так, в одиночестве, взирая на закрытую дверь, шумно вдыхая и выдыхая носом воздух. Какая-то детская обида зарождалась где-то внутри живота медленно, но неотвратимо.

Закрыв свою комнату, Имельда уперлась спиной в свою закрытую дверь и сползла на пол. Подбородок дрожал, но слезы удержались. Она подняла руку и провернула ключ в замочной скважине. В конце концов, ей ничего никто не обещал и не давал никаких надежд. Все ее иллюзии — исключительно ее забота.

Стукнувшись затылком о доски входной двери, девушка все же поднялась и вернулась в кровать. Следующий день предстоял не легче, чем предыдущие, а может и вовсе именно завтрашний день стал бы решающим в этой странной погоне. Стоило отдохнуть, как следует.

***

Как и обещала Имельда, только забрезжил новый день, окрашивая холодное морозное небо в стыдливый румянец, троица путешественников снялась с места. Они покинули в меру гостеприимный дом, забив сумки снедью и наполнив фляжки водой. Хотя, Имельда была уверена, что во фляге Турцела плескалась отнюдь не колодезная вода.

На вопрос встречным селянам о том, у кого можно приобрести парочку лошадей, все, как один отвечали: «Никто вам тут не продаст лошадь». Для местных любая скотина была самым драгоценным добром и даже золото не прельщало работящий люд. Поэтому, найдя местного торговца, который каждую неделю возил молочную продукцию, они отправились с ним до ближайшего небольшого города. Это было первое большое поселение, которое было на пути центрального тракта.

Заплатив за три места в крытой телеге торговца, путники отправились в путь. Турцел даже не пытался сделать вид, что его как-то интересуют местные виды. Примостившись щекой на тюк с творогом, он заснул, а уже через полчаса пускал слюни на жесткую ткань.

Мару с Имельдой молчали, переглядывались иногда, но к середине пути и это перестали делать. Мужчина задремал под мерное покачивание повозки, а Имельда вновь принялась копаться в себе, пытаясь тренироваться. Получалось с большим трудом. Мысли продолжали путаться и накладываться друг на друга. Девушка улавливала сон Турцела, сбивчивые мечты извозчика, воспоминания тех людей, что когда-то касались тюков, сундуков и ящиков со снедью, а еще откуда-то появлялись обрывки совсем уже непонятных фраз.

«…колодезную надо было, ведром да руками…»

«…а они все шибают да шибают, места…»

«…тридцать пять к концу месяца…»

«…что-то вода какая-то грязная бежит…»

«…да, сильнее!»

«…кривой пальчик оторвать следовало…»

В конце концов, когда девушку неожиданно окликнул проснувшийся Турцел и просил, все ли хорошо и не нужна ли ей остановка, Имельда прекратила мучить свое сознание. Попытки за раз в быстром темпе познать то, чему раньше посвящали года, ни к чему не приводили. Только к бледности и излишней потливости.

— Все нормально, — заверила девушка, слегка улыбнувшись и вытерев украдкой лоб. Мару приоткрыл глаза. Он, молча, вопросительно дернул головой, мол, что такое? Имельда так же, не произнеся ни слова, отрицательно покачала головой: «Ничего».

И все. Больше ничего не происходило. Ну, кроме разве что попыток Турцела спереть целую головку сыра, которую он втихушку пытался засунуть к себе в суму. Имельда сквозь дрему пихнула его в бок, а Мару только улыбнулся, даже глаз не открыв.

Когда солнце поднялось над горизонтом полностью и даже уже начало нагревать их телегу, повозка замедлилась, свернула на обочину и остановилась. Торговец слез с козел и, откинув полог с телеги, гордо сообщил, что благородные путешественники прибыли в пункт назначения.

Имельда высунула голову из повозки и огляделась. Местность ей была не знакома. Они стояли справа от дороги, съехав на относительно сухой участок земли. Торговец проехал немного дальше крупной развилки, чтобы не преграждать путь другим путешественникам и обозам. Они прибыли с северо-запада, проехав по разбитой дороге сквозь поля и грязь. Эта колея грязной скупой речушкой «вливалась» в более широкий путь, что вел к городу, чье название даже запоминать было ни к чему. А направо, на юг, вела дорога в объезд этого самого безымянного городишки к центральному тракту, который уже полноценной чистейшей «рекой» стремился к сердцу этого государства — Ваалару.

— Вот, господари, туда вам надо, если не хотите прибарахлиться на базаре, — тучный торговец махнул в сторону объездной дороги. Турцел, ворча что-то себе под нос, выбрался из телеги сам и подал руку помощи девушке. Имельда с благодарностью приняла ладонь мужчины, не боясь трогать его. Не было уже ничего такого, чтобы она боялась узнать о нем. Не ожидая чего-то кардинально нового от своего проводника, девушка неожиданно для себя уловила нотки вины где-то очень глубоко в душе мужчины.

Спустившись, девушка одернула одежду и обернулась. Торговец забирался на козлы, натужно пыхтя и отдуваясь. Мару продолжал сидеть, глядя на Турцела и Имельду.

— Ты чего там застыл? Сейчас с ним уедешь, — улыбнулась девушка, поставив руку козырьком ко лбу, чтобы солнце не светило прямо в глаза. День обещал разыграться к обеду. За время пути все облака разбежались по небу, спрятавшись за горизонт. Торговец, наконец, забрался и взялся за вожжи. Мару даже не думал двигаться с места, глядя на девушку каким-то не передаваемым взглядом. Турцел молчал сзади. — Мару? — Имельда растеряно забегала взглядом от лошадей к мужчине.

— Ну, бывайте, — торгаш замахнулся и хлестнул лошадей. Телега, скрипя колесами, разрезая слой грязи, медленно двинулась вперед.

— Стойте, подождите! Да постойте же!

Торговец недовольно отдал команду лошадям и те непонимающе заржали, но остановились.

— Ну, чево еще!? — он недовольно обернулся. Раскрасневшиеся щеки гневно затряслись, но Имельда не обратила на это ни малейшего внимания.

— Мару, что происходит? Ты не идешь с нами? — Мужчина будто смущенно и даже виновато мотнул головой, но взгляд не спрятал. — Но как… Как же… Куда? Почему? — полная растерянность отразилась на лице.

Он протянул руку с довольно высокой повозки, глядя на Имельду сверху вниз. Посмотрев на протянутую руку, девушка пару раз хлопнула глазами, но вцепилась в нее, словно утопающий в спасательный канат.

— Это твой путь, — намеренно произнес он на вааларском, — Не моя битва.

— Да я же не… Но… Как же, — Имельда стала чаще моргать, не улавливая сути. Она совсем не хотела принимать очередной выверт реальности. — Я думала, что мы… Там, между нами… — она одернула сама себя. Мысли путались, а дыхание стало тяжелеть. Ее карточный домик, который она пыталась собрать, рухнул, так и не достроенный. В очередной раз ситуация выходила за грань ее контроля и это выбивало из колеи. Руки затряслись. Разум понимал, о чем говорит Мару, что на самом деле все было именно так: это был не его путь. Он лишь вызвался ее проводить, но не сопровождать всю жизнь. Это разное. Но сердцем то она чувствовала совершенно иное и осознать такое его решение она совершенно не могла. Не хотела. — Мог сказать раньше, — она отпустила его руку резче, чем было необходимо, — Просто сказать.

— Ну?! Долго мне еще ждать!? Время — деньги! У меня товар простаивает!

— Езжай, — Имельда метнула в сторону мясистого торгаша не самый добрый взгляд. Мужик поерзал на козлах, стеганул излишне скоро лошадей, и повозка дернулась в путь. — Удачи, — произнесла девушка, глядя уже на Мару. Во взгляде плескалась целая смесь из обиды, разочарования и растерянности. Мужчина приложил пальцы ко лбу, отнял их в сторону девушки и вернул к себе.

Имельда пыталась понять суть этого жеста. По туманным попыткам Мару объясняться без слов, она примерно уяснила, что этот жест значит. Он был относительно универсален и применялся тем племенем, что спасло маленького мальчика в далеком прошлом, когда нужно было поблагодарить, поприветствовать или попрощаться. Человек отнимал часть себя, связывал с другим человеком и возвращал это единство себе. Словно говоря: я буду помнить тебя в душе. Вот что это означало. Хотелось повторить, но представив, как со стороны это будет выглядеть неестественно и глупо в ее исполнении, она отвернулась и прошла мимо Турцела, глядя под ноги, куда-то в грязь. Тур пару раз махнул Мару на прощание, улыбнувшись немного грустно, и отправился вслед за девушкой по слякоти дороги, ведущей к центральному тракту.

Он был уже близко…

Глава 11

Удивительно, но вот уже час их пути, Турцел пристыженно молчал, шагая рядом с девушкой, но все время либо немного впереди, либо немного позади, чтобы не пересекаться взглядом.

— Ты знал, да?

— Ась? Шо знал? Нет, нет, я ничегошеньки…

— Не заливай, Тур. Врешь ведь, сразу видно, — мужчина звучно засопел, разбрызгивая грязь впереди, — И это при том, что я даже лица твоего не вижу.

Он затормозил, так что Имельде пришлось его обогнуть, перешагнув через небольшую лужу.

— Ну, да, да, знал… Мы еще ночью попрощались, так сказать. Я ему рассказал, где меня найти, если вдруг его занесет в Ваалар.

— Быстро вы нашли общий язык.

— Так мужик мужика всегда понять сумеет! Также, как и баба… э, ну, то есть, женщина женщину! — он поравнялся с девушкой, — Даже если на разных языках будут изъясняться.

— Да уж… А я даже не заподозрила. Конспираторы хреновы.

Турцел глянул на девушку. Она не была злой или раздраженной. За час тяжелой ходьбы по грязи вся бравада и злость улетучились, словно капля воды на раскаленной сковородке. Остались лишь тоска, неприятный осадок из неясных чувств и вполне осязаемая боль в колене, которая стала лишь отчетливее. Расшифровать свои переживания она еще не могла, даже не бралась. Бередить этот тугой клубок гремучих змей сейчас — не самое лучшее время.

— Ну, понимаешь, его наверно можно понять. Он, понимаешь ли…

— Турцел.

— Ась?

— Не оправдывай его. Это вообще ни к чему.

— Ну, как же… Вы ведь… Ты же… А он…

— Я его ни в чем не обвиняю. Мне никто ничего не обещал. Он мне ничего не должен. Вообще наше с ним совместное путешествие несколько затянулось. Наши пути должны были разойтись уже давно. И помогал он мне слишком долго и много. Пора и честь знать. Я ему, итак, уже по гроб жизни должна. — Турцел с лицом-тяпкой слушал монолог девушки, который больше походил на уговоры самой себя, но решил придержать этот вывод при себе. — Да… так будет лучше. Пусть будет подальше от меня.

— Не знаю, почему тебе так не терпится попасть в столицу, но видимо это очень веская причина, раз ты даже от своего человека отказалась.

— Что значит своег… Он не мой! — фыркнула Имельда, скривившись.

— Ну, да, ну, да, я что, слепой што ль, — он заулыбался, снова обнажив все свои широкие зубы.

— Какая разница, что я чувствую к нему, если он решил сам уйти. Мне его к себе веревкой привязать что ли? И вообще… Ты бандит или сваха!?

Турцел засмеялся звонко и громко, разнося свой яркий голос по полям, которые пятнистыми шкурами раскинулись по обе стороны от дороги. Снег постепенно сходил, обнажая жирный густой чернозем плодородных почв.

— Странные вы, люди… — протянул он, вытирая с загорелого лица выступившие слезы. — Тяните все чего-то, ищите, ходите за тридевять земель… А счастье-то вот оно, под носом.

— Кто тебе сказал, что счастье обязательно завязано на другом человеке?

— Никто не сказал, сам осознал.

— И что же ты понял? Давай, поделись, о Турцел Гудрич, великий мыслитель, — ехидно заулыбалась девушка.

— Ну… — мужчина сгрузил свои густые брови цвета меди на переносицу, задумавшись.

— Чего стоят все эти деньги, большие дорогие дома и палаты, ящики и сундуки, набитые разным скарбом, знания и истины, если всем этим нельзя поделиться с кем-то? Если ты возвращаешься в пустой дом после работы, зачем этот дом тебе?

— Чтобы не жить на улице, Тур. Иначе ты будешь бездомным.

— Да, это ясно. Я не о том.

— А о чем?

— О том, что, если есть к кому возвращаться, то жизнь становится слаще, — он протянул эти слова с какой-то мягкой теплотой. И Имельда поняла, она еще очень много не ведает о Турцеле. Почему она решила, что знает его вдоль и поперек, увидев некоторые части его жизни? Стало немного стыдно. — А когда есть ради кого стараться, ради кого жить, то и жизнь становится намного более насыщенной и осмысленной.

— Мне есть ради кого жить, — глядя под ноги, произнесла Имельда. Турцел взглянул на нее, понимая, что девушка сейчас вовсе не о Мару.

— Ты поэтому так стремишься в столицу?

Девушка кивнула, заметив, как порывается Турцел завалить девушку вопросами, но меньжуется, в нерешительности кусая губы. Не то чтобы Турцел обладал неким тактом, просто он немного побаивался девушку, хоть и тщательно скрывал это.

Впервые Имельда захотела сама что-то рассказать о своей жизни совершенно постороннему человеку, чувствуя в этом острую необходимость. Ей давно уже следовало поделиться тем огромным багажом, что висел на ее душе тяжелым булыжником.

— Я иду за своим братом. И не совсем в столицу. Его зовут Митриш и его конвоируют два мага в Ваалар. Я даже не знаю, в какой части тракта они сейчас. Быть может, уже доехали, и я опоздала. Если так, то он потерян для меня навсегда.

Турцел крякнул, машинально потрогав свои усы в виде щетки под носом.

— А я-то думал, ты все знаешь…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, как… Тогда в лесу, ты очень ловко провернула этот трюк. Много обо мне рассказала. И потом нашли вы меня в том проклятом доме в Костяном лесу, чтоб он трижды пропал. Прямо-таки очень ловко и быстро нашли…

— Откуда тебе знать, что быстро, ты же был в отключке.

— Звезды на небе сдвинулись не шибко круто. Был в отключке я не долго, — Имельда тяжко вздохнула… Как-то об этом она даже не задумывалась. Он ведь их проводник — конечно, он по звездам их вел, а может и не только по ним, но без них точно никуда. — Я не задавал лишних вопросов. Знаю, когда надо болтать, а когда держать язык за зубами.

— За это тебя Аргус и уважает, да?

Мужчина вновь удивленно крякнул, поцарапав затылок.

— Вот об этом я иговорю…

— Я не знаю всего, Тур. Может показаться так, но это заблуждение.

Мужчина какое-то время молчал, то и дело исподлобья поглядывая на девушку. Имельда из какого-то уважения к этому человеку старалась не улавливать его мыслей. Пусть скажет сам. Ведь он определенно пытался что-то сформулировать.

— В той деревне, что обернулась-то…

— Ага.

— …Монашка говорила, что ты отродье зла. — Имельда не стала уточнять, насколько близка к правде была сестра Марфа; девушка лишь усмехнулась этим выводам. — Кто-то может сказать, что я общался с тобой всего ничего. Несколько дней. Что можно узнать о человеке за несколько дней? Мало…

— Турцел, если ты не хочешь идти со мной, то…

— Я не закончил, — метнул в нее не обычно серьезный взгляд. — Мне хватило того времени, чтобы быть уверенным, что ты не зло. Я достаточно повидал на своем веку самых разных людей в самых разных местах. Поверь, я могу отличить злых от добрых.

— В этом мире нет добрых и злых людей, Тур. Вообще нет как такового добра и зла. Это не вода и масло, чтобы их четко разграничивать.

— Возможно, ты и права. Наша жизнь — это месиво красок, чтобы все делить на белое и черное, но ты определенно не плохой человек. Вот так я думаю. Да.

Имельда снисходительно заулыбалась.

— Ты определенно знаешь меня недостаточно.

— Увиденного мне хватило.

— Многие люди, что окружают меня, страдают, Турцел. Большинство из них уже топчут пространство «за гранью». А кто-то уже и вовсе переродился, наверно… Я несу сплошное несчастье окружающим меня людям. Так что хорошо, что Мару сам ушел. Целее будет…

— Ой, ну ты чего разнылась? Давай, хватает. Не пытайся переубедить меня. Думаешь, злые люди кидаются спасать три жизни, когда вокруг них кишмя кишит нечисть? Или вдруг, на минуточку, ты думаешь, что какой-то чинуша кинулся бы спасать души погибших в той несчастной деревне? — Имельда молчала. — Ты пыталась спасти тонущих в озере. Я видел. И еще вернулась за мной. Кем бы ты ни была, но не пытайся убедить меня в том, что ты хуже, чем есть. Может ты и не идеальна, но и я не агнец Божий. Ты вообще знаешь, что я творил? Чем на жизнь… Ах, да… Скорее всего знаешь. Так что давай, заканчивай эту тягомотину. Гибнут вокруг нее, видите ли… А вокруг меня не гибнут? По моей вине три вагона затонуло с людьми!

— Не по твоей.

— Ну, это уже мелочи, — отмахнулся он, сурово глядя куда-то вперед.

— Ничего себе мелочи, — хохотнула слегка возмущенно девушка.

— Я не хочу думать об этом, — отрезал мужчина, — Сколько в мире погибает каждую минуту? Ты, некромант, скажи мне.

Имельда внимательно посмотрела на мужчину, с которого почти слезла маска балагура и весельчака, и пожала плечами.

— Много. Сотни тычач… Возможно. Я не веду счет.

— Вот! Если переживать о каждом погибшем, если переживать обо всем на свете, переживалка сломается.

— Но, если гибнут близкие? А если погибнет тот, кто ближе всех? Ты сам мне говорил о том, ради кого стоит жить. Если погибнет он?

— Ты некромант, в конце концов, или кто?

— Воскресить не так уж и просто.

— Тогда зачем вообще было становиться некромантом?

— Я… — Имельда запнулась, заморгала. Как донести до него, что каждая жизнь — это ценность? Как дать понять, что она чувствует, когда кто-то из близких ей людей гибнет? Как избавиться от чувства вины? Она не могла переспорить простого бандита без образования. И не могла донести своих мыслей. Оказалось, вести осмысленный диалог весьма трудная задача. Она разучилась это делать, никогда особо и не заморачиваясь над владением этим навыком. Она потерла с силой лоб. — Сколько тебе лет?

— Сорок два.

Девушка, молча, уставилась на него, взметнув в удивлении брови.

— По тебе не скажешь… — пробормотала.

— Только не начни выкать мне тут, — ехидно заулыбался, шмыгнув носом, — Хорош, да? Прекрасно сохранился, — он продолжал улыбаться, гордо вышагивая по грязи. Его эмоциональный диапазон был настолько широким и гибким, что Имельда не поспевала за бандитом. Вот он только был серьезным и хмурым и уже мгновение спустя он широко улыбался и радовался неизвестно чему.

— Да, весьма не плохо, — Имелььда тоже невольно заулыбалась.

— А тебе то сколько?

— Да скоро двадцать семь будет.

— Сколько-сколько?!

— Ты тоже выглядишь несколько моложе, чем есть на самом деле.

— Да уж… А мы полны сюрпризов, да?! — Турцел хохотнул.

— Точно.

— Так, вернемся, к нашим баранам. Точнее, к твоему брату и двум баранам.

— Не любишь магов?

— Я же пытался достать взрывчатку для противостояния. Отсюда вытекает, что — нет.

— Но я тоже маг. И все равно не чувствую в тебе ненависти к себе.

— Не, ты это другое… Вообще, сложно это, — он сморщился, пожал плечами.

— Не вижу сложности. Ты либо любишь их, либо нет.

— Я что, по-твоему, извращенец?

— Да я не в том смысле…

— А, все с тобой ясно, — отмахнулся, улыбаясь.

— Не переводи в шутку. Мне важно знать, испытываешь ли ты ненависть к таким как я, или нет.

— Да ничего я не испытываю. Я просто работаю на тех, кто больше платит. А так уж вышло, что в нынешнее время работать на сопротивление выгоднее, чем на магов. Так, что, извиняй, сестренка, если обидел.

— Да нет, не обидел. Но разве тебя не волнует, что ты помогаешь в развязывании гражданской войны?

Турцел задумался, но ненадолго.

— Нет, — выгнул губы и пожал плечами, — Я уже говорил, если сильно волноваться обо всем, что происходит вокруг, то волновалка сломается. Помрешь раньше, чем что-то изменится.

— Но ведь это…

— Что? Неправильно? — Имелььда промолчала. — А что правильно? Ты, может, знаешь? Я вот нет. Да мне и все равно. Я просто живу и подстраиваюсь под те обстоятельства, что появляются вокруг меня.

Имельлда не ответила. Она впитывала и обдумывала. За долгое время это было, можно сказать, первое полноценное общение. Нормальный диалог с человеком, без негативных эмоций, без фальши. Простой обмен, но для девушки он нес большую ценность. Нет, она не принимала тот вид жизни, о котором говорил Турцел, как истину или как шаблон, на который стоит равняться, но все равно в этом образе жизни было что-то такое…, о чем стоило задуматься.

— Так вот, ты опять меня спутала, — он улыбался, — я, что сказать то все хочу.

— Что?

— Хочешь, помогу?

— А? В чем?

— Ну, с брательником твоим. Вижу, что для тебя это очень важно. Не знаю, что он натворил, раз его аж два мага конвоируют в столицу, но насолить законникам — эт дельце по мне.

— Ничего он не творил. Он родился. Вот и все.

— Э… Не понял. Тебе что, младенца надо вызволить? Два мага младенца везут?

Имельда тяжело вздохнула, не зная, доверять ли этому человеку или нет. Все же это дело было не таким уж и простым.

— Митришу четырнадцать. Он всего лишь подросток.

— Так, и?

— И еще он сын погибшего наследного принца Ваалара.

Глаза Турцела округлились и чуть из орбит не вывалились. Он начал открывать и закрывать рот в безмолвной попытке что-то произнести. Наконец его хватило на:

— Так ты что, принцесса!?

— Что? — Имельда, чуть хмурясь, заулыбалась, — Нет, что ты.

— Так… Я ничего не понял, но все жутко интересно, ты меня запутала. Ты спасаешь своего брата, который королевский отпрыск и, по сути, теперь наследник, то есть, принц. Но ты не принцесса…

— Я ему не родная сестра.

— А какая?

— Все сложно, Турцел. Объяснять долго.

— Так и до столицы путь не близкий.

Девушка тяжело вздохнула.

— Ты уверен, что хочешь влезать в это…? — ей так и хотелось продолжить и назвать все это «дерьмом», но она сдержалась.

— Как максимум, я должен тебе за то, что вытащила меня из той ситуации с курицей… А как минимум, могу помочь потому, что хочется мне. Я живу авантюрами, глядишь, и в этой ситуации найду для себя какую-то выгоду. Ишь, ты, спасти королевского отпрыска не каждый день возможность выдается.

Имельда засмеялась.

— Ты не подражаем.

— А ты еще сомневалась?

***

Центральный тракт был весьма оживленным местом, по сравнению с теми дорогами, по которым шли путники все это время. Буквально каждый десяток минут им навстречу или по пути попадались и повозки, и караваны большие и маленькие, и одинокие всадники с полными седельными сумками, и пешие путники.

— Да, центральный тракт это тебе не детская песочница. Особенно, чем ближе к столице, — Турцел был по обыкновению болтлив и в хорошем расположении духа. История некромантки вовсе не выбила из него боевого настроя. Наоборот, он ценил сложные судьбы и был рад помочь в предстоящей затее, план которой еще даже не был готов.

Как только они выбрались из грязи проселочной дороги на основной путь, девушка припала к серым камням. Главная дорога страны не имела названий, потому как не нуждалась в чьих-то представлениях. Все знали, что такое Центральный тракт, все знали, как он выглядит и какую роль играет для государства. Это была главная артерия Ваалара, которая снабжала всю страну. Этот путь пронзал извивающимся змием все официальные карты яркой алой лентой, но в жизни он был не таким ярким.

Дорога в целом была ухоженной, с разноцветными указателями, но камень, которым этот самый путь был выложен, был серым и плоским. У него была одна функция — облегчить путь всем по нему идущим. Именно поэтому белокурая шевелюра некромантки так резко контрастировала с серыми камнями тракта. Девушка припала лбом к ним, упершись ладонями в дорогу. Турцел волчком крутился туда-сюда, стоя на стреме и выглядывая случайных свидетелей этой странной сцены. Через минут пять Имельда поднялась с красным лицом и грязью на лбу.

— Ну? Чего там? Как? Что нового?

— Я не увидела, как они проезжают здесь.

— Так. И?

— Что и? Вряд ли бы они успели проехать здесь так давно, что воспоминание об этом стерлось с самого бытия этой дороги? Если бы они здесь проезжали, я обязательно бы это увидела.

— Слушай, но здесь так много путешественников проходит за сутки… Ты уверена в том, что не спутала их ни с кем?

— Уверена. Поверь, два мага уже весьма заметные личности. Даже если они маскируют свой след и глушат ауры, что вряд ли, то аура Митриша уникальна. Ее я узнаю, даже если ее тщательно будут стараться скрыть. Они будут скрывать ее от некроманта или любого другого мага, но я ва́лар, а они об этом не знают. А даже если и знают, то понятия не имеют, как защищаться.

— Да… Вот уж дела… Ни за что бы не подумал, что все эти сказки, про всезнающих ведунов правда… А как можно защищаться? Ну, от взора ва́лара.

— Да никак, — пожала плечами девушка, глядя куда-то вдаль тракта, в ту сторону, с которой должны были привезти Митриша.

— Э…

— А даже если способ есть, то нет больше этих знаний. Люди сами себе подложили свинью, уничтожив все в далеком прошлом.

Имельда, задумчиво развернулась и пошла вперед. Она не стала уточнять, что все же есть способ скрыться от взора валара. Знания не полностью утрачены, но воспользоваться ими может не каждый. Мог только тот, кто убил всех ее близких. И шанс, что именно он везет Митриша — крайне мал. Она чувствовала это. Как и то, что они еще встретятся, и уже не в воспоминании.

— Что делать будем? — Турцел быстро поравнялся с девушкой.

— Пока не знаю… Было бы не плохо устроить засаду… Или… Вообще было бы здорово узнать, что за маги сопровождают Митриша. Я даже не знаю, на что они способны, как вооружены, что умеют…

— Начнем с того, что умеем и имеем мы. Идем пешком. Некромант и человек, из оружия ритуальная зубочистка да пара склянок с травками… Эх, Меч остался у Мару, надо было себе взять, — Турцел досадливо поморщился. — Знал бы, обязательно забрал.

— Все равно ты не особый мастак с ним обращаться.

— Откуда ты можешь знать? Ты еще не видела меня в деле!

— Видела, — хмыкнула девушка.

Турцел пробурчал что-то там себе под нос, сморщившись.

— Ну и что! Лучше иметь его и не нуждаться, чем нуждаться, но не иметь.

Девушка хмыкнула, и они замолчали, думая каждый о сложившейся ситуации. Вокруг стоял голый лес, снег по обочинам дороги уже подтаял, а сама дорога была чистой и сухой, так как камень нагревался за день, и оттого снег таял быстрее.

— Смотри, — Турцел ткнул пальцем вперед, привлекая внимание девушки, — Там развилка впереди и указатель. — Они переглянулись и ускорили шаг. — Впереди у нас город Телань, я там бывал несколько раз проездом, — Тур задумчиво глядел на запыленный, заляпанный синенький указатель в виде деревянных стрелок на столбе. Эта стрелка вела вперед по тракту, на право уходила хорошо проезженная колея. Где-то там было большое село Зимние вешни.

— А в этой Телани есть место, где бы наши путники захотели остановиться и переночевать? Как думаешь?

— Конечно есть, и не одно. А еще знаю, что оттуда до Ваалара два дня пути на лошадях, так что они обязательно остановятся где-нибудь…

— Но вот где?

— А ты не видишь будущего?

— Нет, Турцел, будущее я не вижу.

Они помолчали.

— Жаль… Было бы здорово. Подглядела бы одним глазком…

— Ага. Нет. Хорошо, что оно закрыто для меня. Я бы свихнулась, если бы видела еще и то, что только произойдет. Хватит с меня и прошлого с настоящим и еще кучи сопутствующих мыслей и эмоций людей.

— Ох, до сих пор поверить не могу! Как это все необычно! Ох, если б у меня такие способности были, я б раскрутился на славу!

— Идем, надо придумать, как узнать, где они остановятся на ночевку.

Они продолжили путь по тракту. Их периодически нагоняли какие-нибудь кареты разной степени вычурности и с разным количеством запряженных в них лошадей, а также несколько одиноких всадников прошествовали мимо в обратную от столицы сторону. Но никто так и не обратил особого внимания на двух путешественников, что двигались на своих двоих, а один из них еще и хромал.

Имельда спрятала белые курчавые волосы под косынкой и сняла свой довольно приметный кожаный плащ, спрятав его в сумку. Турцел поделился с ней теплым гобоном на левом запахе, который был взят из домика в сгоревшей деревне. К сожалению, ничего теплее у него не нашлось. Последняя более-менее теплая фуфайка была с плеча почившего некроманта из его же сумки, и Турцел уже давно сам носил ее, да Имельде и не требовалось ничего более. И последней довольно приметной особенностью была хромота, которая от продолжительного пути не стала незаметнее. Некромантка пыталась унять боль отдыхом и даже кое-какими снадобьями из своей сумки, но боль не уходила и не давала ей сильно расслабиться. Она то и дело внимательно вглядывалась в каждого путника, что появлялся на горизонте, и провожала его таким же напряженным сосредоточенным взглядом из-под капюшона.

— Можем остановиться и дождаться, пока они проедут по тракту, и потом проследим за ними до их гостиного дома или таверны. Где они там соберутся отдыхать, — задумчиво произнес Турцел, когда молчаливое движение по дороге затянулось.

— Трудно осуществимо.

— Чёй-то?

— Хотя бы потому, что они на лошадях, а мы пешком. Нам удалось опередить их только потому, что мы сократили путь черед долину, и шли почти без отдыха. Мы просто не сумеем их сопровождать по дороге, они догонят нас и обгонят запросто. Доберутся быстрее нас до ночлега, и мы так и не узнаем, какого именно. И вообще, кто сказал, что они сегодня доберутся до Телани? Может это будет завтра или послезавтра. Все это время ждать на обочине дороги? Слишком заметно.

— Ну, тогда предлагай шо то свое, раз отвергаешь мой план.

— Не знаю. Надо подумать…

В итоге, спустя час обдумываний и размышлений, которые так ни к чему и не привели, судьба решила распорядиться по-своему. Мимо Имельды и задумчивого Турцела неспешной рысцой пробежали трое лошадей со своими всадниками, выбивая звонкое «цок-цок-цок» из каменной кладки дороги. Имельда остановилась, сердце екнуло и ускорило свой темп.

— Ты чего? — Турцел завертел головой.

— Это они.

Мужчина удивленно уставился вслед всадникам. Двое были одеты в одинаковые теплые на меховой подстежке плащи, меховые же серенькие шапки. Третьим был подросток, одетый в какой-то теплый, но не очень-то добротный гобон на левом запахе. Он был без шапки, укутанный лишь в шерстяную шаль и прикрытый высоким воротом. На всех были теплые сапоги и штаны, а к седлам были приторочены дорожные седельные сумки. У поясов магов висели мечи и короткие кинжалы, у одного из них за спиной болтался небольшой арбалет.

Имельду окутали взаимные воспоминания разных людей, мысли, переживания. Все они устали, замерзли и были голодны. И, если у двух взрослых мужчин эти мысли были жестко эмоционально окрашены, то мальчишка словно читал о них. Совсем не переживал, что у него онемел нос и пальцы на руках, что его везут куда-то два неизвестных воина. Как будто его не особо волновало, что с ним происходит, что с ним сделают в будущем; словно был во сне…

— Митриш, — прошептала, сорвавшись с места в неловком беге. Турцел поспешил за ней. Но куда хромому пешеходу соперничать с лошадью, пусть и неспешно бегущей. Девушка уже через минуту такого жалкого бега остановилась, нагнулась, тяжело дыша сквозь сжатые зубы, схватилась рукой за колено. Всадники так и не заметили этого странного эмоционального порыва обычных странников. Не обернувшись, они продолжили свой путь вперед, постепенно удаляясь вперед по каменной дороге.

— Куда ты за ними рванула? — сквозь одышку проговорил мужчина. — Сама ж говорила, они на лошадях.

— Да знаю, — раздраженно отозвалась девушка, стиснула зубы, выпрямилась и упрямо продолжила путь. — Просто он там… Сколько еще до города? К вечеру успеем?

— Ну, вроде да…

— Вроде?

— Я откуда знаю? Пешком впервые тут хожу. Были б мы на лошадях, сказал бы с уверенностью, что да, задолго до вечера добрались бы. А так… Ну, — он глянул на хромую ногу девушки, поморщился, — Если без остановок, то да, успеем.

— Отлично.

— Да ты же выдохнешься! Как ты планируешь в таком уставшем состоянии отбивать мальчишку у двух магов!?

— Одного.

— Ась?

— Отбиваться будет один. Он обычный, боевой практикующий, что-то горячее и пламенное в его душе. А второй менталист, он контролирует Митриша, как магический боец — слабый.

— Ага, и у обоих по мечу. А еще арбалет у второго.

— Арбалет у менталиста.

— Ну. И куда нам с ним тягаться после дороги? — с вызовом произнес мужчина. Девушка упрямо стиснула зубы. — Как ты вообще думаешь забрать его у них?

— Да не знаю я! Дай подумать! — чуть ли не рыча воскликнула Имельда, не останавливаясь.

Через пару часов, когда трое всадников уже давным-давно исчезли из поля зрения, Турцелу удалось остановить обычный почтовый дилижанс. И хоть брать пассажиров таким извозчикам было нельзя, за звонкую монету местный молодой возничий согласился подкинуть до города двух уставших путников. К тому же среди них была молоденькая симпатичная девчонка. Парень попросту не смог упустить такой шанс судьбы, чтобы не познакомиться с очередной красоткой. Правда все его надежды разбивались о непреступное молчание самой девушки и болтовню ее спутника. Поэтому, когда дилижанс остановился у самого начала поселения, почтовый извозчик с большим удовольствием избавился от странной парочки и укатил по своим делам дальше по улице.

Центральный тракт серой стрелой пронзал этот городишко, разделяя его на две половины. А прямо поперек ему текла тягучая на вид с темными водами река Апут. И выходило так, что город невольно был поделен на четыре района, которые со временем стали очень различаться по характеру их обитателей. В одном жили сплошные богачи, в другом — бедняки, в третьем — торговцы, а четвертый был оплотом для крупных хозяйств по производству ткани и оружия. В каждом районе были свои устои и свои законы, городишко был не очень приветлив и здесь нужно было держать ухо востро, чтобы не потерять последнее.

Девушка стояла на обочине дороги, чтобы не мешать проезду повозок и всадников. В голове стоял настоящий гвалт из тысячи смешавшихся голосов, даже эмоции уже отошли на второй план. Девушка с трудом сосредотачивалась на себе, пытаясь не потерять нить мысли о том, что она ищет конкретных трех людей. Голова уже давно болела. На окраинах Имельда пыталась идти по следу трех аур, но уже скоро они смешались с множеством энергетических следов других людей. Вычленить нужные цветные следы было очень сложно, особенно, когда на тебя давит все звуковое и эмоциональное наполнение города.

Турцел беспомощно маялся рядом, поглядывая на толпу народа. Они уже давно миновали окраины, оказавшись не в центре, но где-то около того. Время подбиралось к восемнадцати часам и солнце уже клонилось к горизонту, расплескивая по крышам городишки теплые краски.

Девушка с силой потерла лоб. Она потеряла их след в этом самом месте — на неприметной улочке, что сворачивала от центрального тракта влево, в торговый район. И здесь было столько всего, что Имельда растерялась и сбилась с той косички аур трех всадников, что плелась их совместным путешествием.

Здесь были эмоции торговцев, что зазывно причитали у своих лавок, их жажда заработать и продать как можно больше. Их голоса навязчиво врывались стрелами в голову девушки. Здесь было множество покупателей, что пытались найти нужные продукты, одежду, вещи для дома. Все, как один, пытались сэкономить, найти дешевле и самое лучшее. Пестрые наряды, звонкие голоса, назойливые мысли, крики, смех, плач, шепот… Они словно волны холодного моря грубо обволакивали, таская по берегу сознания туда-сюда, туда-сюда…

Имельда ощущала себя то полностью погруженной в какофонию из голосов, эмоций и мыслей, то вновь выброшенной в тишину, где в ушах слышался лишь писк. Такая быстрая смена окружающей обстановки угнетала, сбивала с толку и с ног. Не удержавшись, Имельда присела на первый попавшийся ящик из-под овощей, что обыденно валялись тут без присмотра между торговыми рядами и улочками.

— Эй, ты как? — перед ней присел Турцел, участливо заглядывая в лицо.

Крепко держась за лоб, Имельда помотала неопределенно рукой.

— Потеряла след. Сейчас, сейчас, мне надо просто чуть-чуть отдохнуть…

Она попыталась представить реку. Спокойное течение, прозрачные воды без подводных камней, как эти воды ласкают и успокаивают, даря благодать и знание. Сердце слегка успокоилось и стало чуть свободнее в голове.

— Слушай, раз они здесь были, значит надо просто проверить ближайшие таверны.

— А если они не в них? Вдруг они просто остановились у кого-нибудь в доме на постой, на ночь…

— Давай все же проверим ближайшую гостинку. А по пути, может, и след найдется, а? — Имельда устало кивнула. Они зашагали по улицам, выспрашивая у прохожих дорогу до ближайшей таверны. И уже через полчаса оказались у входа в добротную двухэтажную гостиницу с гордым названием «Мягкая перина». — Ну, как? Чувствуешь что-нибудь?

Имельда прикоснулась к перилам покосившегося крылечка. Сглаженное от частых прикосновений дерево было холодным и засаленным и хранило множество воспоминаний о разных руках. Но все же, через пару минут девушка мотнула головой и даже не стала заходить в это заведение. Они потратили еще около часа, шастая по этому району, выискивая в разных тавернах нужную им троицу. Отчаяние все ощутимее нарастало в груди и соображать становилось все тяжелее.

— Слушай, может они вовсе к местным служивым поехали? Ну, официально решили все сделать. Все-таки опасного преступника везут…

— Да какой он опасный!

— Ну, эт они так думают.

— Я не знаю! — девушка схватилась за голову, рывком стянула косынку с головы и швырнула бедную ткань на землю, — Я уже ничего не знаю, б…

— Ну, ну, буде, — Тур похлопал некромантку по плечу, выдавив поддерживающую улыбочку.

— Ладно, идем, — устало выдавила девушка, — Отдохнем в первой попавшейся таверне и за час до рассвета выйдем в путь. Может, удастся перехватить их на выезде. Вряд ли они ночью поедут дальше.

— Будем надеяться.

Имельда подняла косынку с земли, отряхнула ее от грязи и повязала обратно на голову. Найдя абсолютно ничем не выдающуюся ночлежку, каких было натыкано по городу приличное количество и одинакового качества, они решили остаться на ночь. Все равно денег у них оставалось не так много, чтобы рассчитывать на роскошные апартаменты для богатеев.

Без какой-либо барной стойки, на первом этаже в небольшом зале стояли несколько столиков для обедов, и был огорожен угол невысокой стенкой. За ней пряталась крошечная тумба с письменными принадлежностями, стульчик и дверь на кухню. В противоположном углу был виден проем без дверей, ведущий к спальным комнатушкам. Из украшений — засаленные занавески на окнах да несчастный засохший цветок в кадке третьего угла.

Несмотря на скудность обстановки, народу здесь было битком. За хлипкой стеночкой, огораживающей углом тумбу и вход на кухню, стояла девчушка, что принимала заказы на ужин и вела какую-то там регистрацию гостей. Раскрасневшаяся, вспотевшая в духоте стесненной обстановки, она все же справно вела свое дело, одновременно отбрыкиваясь от жадных до девичей чести рук, сальных взглядов и сладких речей, ругаясь со скупыми гостями и поторапливая повара на кухне.

По залу с подносами в руках туда-сюда бегали тощий парнишка с кудрявой головой и грязным фартуком на поясе и рыжая дородная женщина. Она каким-то чудесным образом умудрялась ловко протискивать свои широкие бедра сквозь плотно установленные столики с их посетителями.

Бегло осмотревшись, Имельда уже хотела было направиться к девушке, что отвечает за размещение гостей, но дернулась словно от хлыста и уставилась на троицу, что скромно восседала за одним из дальних от входа столиков. Митриша она узнала не сразу, но узнала. Он сидел у стены, без особого энтузиазма поглощая какое-то пестрое месиво из овощей. Осунувшееся лицо, четкие круги под глазами, весьма заметный застарелый синяк на скуле и абсолютно равнодушный к окружающей обстановке взгляд. Да овощи в его тарелке были куда более выдающимися, чем то, что из себя представлял парнишка.

К злорадному удовлетворению некромантки, маг-менталист, что контролировал мальчугана, выглядел не лучше. Видимо, управление сознанием хоть и не обученного, но такого сильного мага, как Митриш, сказывалось на них обоих не лучшим образом. И без того не толстый мужчина с узким лицом выглядел сейчас совсем истощенным: заостренные скулы, впалые глаза. Он поглощал жареную утку с таким рвением, будто не ел год. А второй, боевой маг, степенно, с простой усталостью любого путешественника, наслаждался горячим шашлыком и вареным картофелем. Он был высоким и плечистым. Даже сидя за столом, он не мог скрыть своих габаритов. Слегка сутулый от бугристых мышц на спине, с мешками под глазами от недосыпа, но вполне здоровый на вид.

Турцел торопливо схватил девушку под локоть и потащил в угол к девчонке, когда заметил остолбеневший вид девушки. Она и так пялилась на этих троих немигающим взглядом слишком долго. Простояв так дольше на несколько мгновений, и их точно заметили бы.

— Веди себя естественно. Вот повезло, так повезло, — бормотал на ухо Тур, по-прежнему ведя девушку под ручку, — Чего они тут обосновались, хоспаде, ну и выбор. Лучше уж к своим отправились бы. Или в какое-нибудь заведение получше… Нет же, выбрали клоповник. Денег нет что ли? Или жмутся? Как думаешь? — Турцел продолжал ворчать, пока некромантка, косясь на дальний столик, пыталась в быстром темпе перекроить план действий в голове. — Здравствуй, красавица! — улыбаясь, поприветствовал бандит девушку за стеночкой, когда очередь дошла до них, и облокотился на ту самую стеночку.

— Добрый вечер, — заезжено проговорила та в ответ, не удостоив мужчину даже натянутой улыбки. Она аккуратно, привычным жестом спихнула его локоть с шатающейся разделительной стенки, не прекращая говорить, — комната осталась одна одноместная, ванн нет, бани нет, не будим, не пляшем, не поем, из еды индейка, кролик, курица, свинина, тушеные овощи и картоха.

— А из выпивки, родная?

— Брага, — безэмоционально бросила девчонка. Она была довольно молоденькой, но нависшие веки делали ее взгляд как у побитой жизнью собаки — равнодушным и скучающим. Казалось, она может прочитать любого человека и предугадать следующий вопрос. Турцел уже открыл рот, чтобы заказать себе кувшинчик горячительного, но Имельда его опередила.

— Берем комнату.

— Серебрушка, — девушка завозилась с бумажками, вытащила откуда-то из недр тумбы ключ, но передавать его в руки свеженьким гостям не спешила.

— И овощей тарелку.

— Две медяшки.

— А я как же?

— Нам одной тарелки хватит.

— Да я не про овощи, — с наигранной грустью протянул мужчина, проводя взглядом тощего парня и кувшин браги на его подносе, — В моих жилах уже давно не гулял огонь, я так захирею и стану не таким красивым, какой я сейчас.

— Обойдешься, — хмыкнула девушка, копаясь в сумке. Она выудила нужную сумму и расплатилась. Девушка про себя отметила, что следовало бы экономнее тратить деньги. Ее запас подходил к концу.

— Эх, ну, спасибо тебе. Вот как ты благодаришь своего братишку. Вот она забота о ближнем… — Имельда косо глянула на Тура, и он ей, довольный собой, заговорщицки подмигнул. Осознав, что он всего лишь балагурит на публику, создавая некий образ путешествующих брата и сестры, она закатила глаза.

Ключ от комнаты перекочевал в руку некромантки, и они отошли в сторону дожидаться своего честно оплаченного ужина. Правда, у них еще оставалась еда, взятая с последней ночлежки у Гвелки, но хотелось чего-то горячего, сочного и свежего.

Подперев стеночку недалеко от масляной лампы, что висели тут на стенах в некотором порядке, Турцел и Имельда принялись делать вид, что мило обсуждают предстоящий путь, еду, лошадей и прочие сопутствующие дела. Свободных мест за столиками не было от слова совсем и не предвиделось в ближайшее время. Да и не они одни ели стоя. Рядом с окнами и стенками, рядом со столами было куча народу, кто ел, пил и общался, не восседая гордо на стуле. Это было привычным делом.

Девушка встала спиной к магам, чтобы исключить случайное узнавание ее персоны. Она понятия не имела, насколько они информированы. Турцел же, упершись плечом в стенку, встал к ним лицом, и наметанным ненавязчивым взглядом рассматривал нужных ему путников, иногда шаря глазами по всему залу и его обитателям.

— Ну, что думаешь?

— Здоровый.

— Это боевой.

— Да догадался уже.

— Второй Митриша контролирует.

— Ага, вижу. То-то он как рыба оглушенная. Я сначала подумал, шо это от ошейника такой эффект.

— Что? Какой ош…? — Турцел резко оборвал порыв девушки развернуться и начать разглядывать мальчишку.

— Ну, ты, по спокойнее, — он сделал вид, что поправляет ей косынку, — Не привлекай внимания. Давай, без резких движений.

— Да, да, — пробурчала девушка, отпихивая его руку, — Ошейник такой с рунами, да?

— Да-да, обычный, который на пленных магов навешивают.

— Черт. Хреново.

— Да уж… Не представляю, чем он таким владеет, что его так боятся.

— Он еще ничем таким не владеет. Мы с ним не так уж и много сумели выучить… У нас было мало времени на это. Он способный, сильный, намного сильнее меня. Многое ему дается очень легко, но он всего лишь ребенок, ему еще учиться и учиться… — тощий парнишка поднес им тарелку овощей и тут же ужом скользнул в толпу.

— Много сильнее тебя? Ты его еще и учила?

— Ага. Так, немножко. Помогала, чем могла, в перерывах между занятиями и писаниной всякой.

— Стой, так ты не… А ты кем была?

— Работала в школе Маэстро.

— О-о-о, — он удивленно вытянул лицо, — Никогда бы не… Стой, я думал, ты некромантом работаешь.

— Когда-то я им и была. Не об этом сейчас. Ошейник надо будет снять.

— Да эт понятно. Снимется. Не это главное…

— Да уж… Явно не это, — она довольно спокойно поглощала рагу, иногда поглядывая исподлобья на копошащийся народ. В потемках у стены зрачки ее глаз то и дело мерцали, отражая рассеянный свет масляных ламп.

— Твой кровожадный взгляд мне не очень нравится, — заявил Турцел, прижимая к себе ложку.

— Не выдумывай.

— Если бы… — дернул губами мужчина совсем не радостно, — Мне вот кажется, что если бы ты так смотрела на наших баранов, то они давно бы уже отдали душу Богу, лишь бы с тобой не связываться.

— Уж кто бы говорил. Кто из нас бандит и разбойник?

— Не-не-не-не-не, я бандит и разбойник, но я никого не убивал, — чуть выпятил грудь.

— А кто сказал, что я убиваю? Я — некромант, а не наемник. Работаю с мертвецами, но умертвляю их не я, если ты не знал. Для меня, между прочим, человеческая жизнь, да и вообще, любая жизнь — большая ценность. И я не хочу никого убивать.

— Мда… тяжело тебе будет.

— В смысле?

— Ты хочешь и пацана вытащить и этих в живых оставить. Так не получится, сестренка, — Имельда опустила глаза и стала яростнее жевать. — Ты шо, думаешь, они увидят, шо ты такая красивая воинственная пришла за братом, и подадут тебе его на блюдечке? — Имельда молчала. — Вот то-то же. Они еще вдогонку и тебя уконтромить попытаются.

— А я все же попробую без жертв, — как-то слишком легко и уверенно произнесла девушка, — И ты не лезь на рожон. Ладно? Убивать только в самом крайнем случае.

— Ну, тогда здоровяк на тебе, а тощий задохлик на мне.

Имельда скептично глянула на мужчину.

— Ага. Если этот задохлик достаточно силен, то он тебя, как Митриша, в овощ превратит. Мы не знаем, на что они способны. И вообще, у него меч и арбалет. Ты от него отбиваться чем, языком своим болтливым, будешь? — Турцел сгримасничал, высунув язык, и поболтал им в воздухе. Имельда с лицом-тяпкой пронаблюдала за этим. — Вот и я о том же… — многозначительно заключила девушка, глядя в полупустую тарелку.

— Ну… — Турцел многозначительно надул щеки, выгнул брови и выдохнул, — Тогда пальцы ломиком и ага, — улыбнулся.

— Чего?

— Чево-чево, руками отбиваться, говорю, тогда. Отбиваться и бежать. А лучше сразу бежать. О, зашевелились черти.

Имельда обернулась, продолжая дожевывать. Мужчины поднялись со своих мест, высокий сухопарый маг взял уверенной хваткой за локоть Митриша и направил того в проем без двери. Здоровяк, не очень внимательно шаря по толпе, следовал за ними. Как только они скрылись в коридоре, Имельда стремительно приблизилась к их столику, чтобы кто-нибудь ретивый не успел занять. Но интересовало ее вовсе не свободное место, а пустая посуда. Девушка схватила все ложки, сунула их в сумку, пока местные служки не заметили, и так же уверенно направилась в тот самый коридор. Служивых магов уже не было: они быстро скрылись за дверьми комнаты.

Коридорчик был настолько узким, что здесь едва можно было протиснуться вдвоем. Ширина коридора была рассчитана ровно для открытия дверей в комнаты. Они шли через каждые три метра, что красноречиво говорило о размерах местных апартаментов.

Имельда шла, тихо постукивая тростью, торопливо касаясь пальцами дверных ручек. Трогала их, едва задерживаясь, и шла дальше. Турцел шагал следом, предусмотрительно оглядываясь и высматривая лишние «глаза». В какой-то момент девушка остановилась, даже не тронув округлую ручку двери. Ее пальцы подрагивали. Она, замерев, смотрела сквозь дверь. Предательские мурашки пробежались по спине Турцела, когда он увидел, что его спутница медленно и уверенно обхватила дверную ручку.

— Што ты делаешь! — яростно зашипел на нее Тур, схватил за плечи и потащил дальше по коридору к комнате, что стала их на эту ночь. Имельда поспешно отворила хорошо смазанную дверь, и они оба скрылись за ней прежде, чем в коридор выглянул плечистый здоровяк. Он, подозрительно щурясь, осмотрел пустой коридор и, нагнувшись, чтобы не задеть головой дверной косяк, вернулся обратно. — Какого черта ты творишь! — завозмущался бандит, чуть слюной не подавившись. — Еще бы постучала для приличий. А еще лучше, повязала бы бант на себя и вошла!

— Да, это было несколько не осмотрительно, — сморщилась и потерла лоб девушка.

— Да уж! Рад, что осознала.

— Я просто… Увидела его там и… — она потерла с силой глаза, открыла их широко, поморгала, — Меня немного заклинило. Он там на полу, как какой-то бродяга… И он… — она закрыла-открыла рот, не зная, как описать. — Видел бы ты его ауру, Тур, — она зашептала, глаза заблестели в темноте. В имеющееся маленькое окошко попадал свет полной луны, поэтому Тур вполне смог разглядеть набирающиеся слезы. — Да раньше от его ауры я слепла. Приходилось держаться с ним настороже, его душа пылала и была яркой даже за защитой. А сейчас… Черт, да свет грязной масляной лампы ярче будет. Они его…

Слезы так и не пролились, хотя ком встал поперек горла, но девушка все же сдержалась. В душе поднималась злость. Та голодная и звериная ярость, что давненько не проявляла себя. Имельда насторожилась и взяла себя в руки. Она почувствовала, как внутри груди начинает шевелиться недовольство, а полный желудок вдруг просит утолить голод… И выполнить обещание, которое она дала в обмен на силу.

— Пешет, — подозрительно нахмурился Тур и сделал шаг назад, — У тебя глаза светятся.

— Извини, — девушка отошла к окну и оперлась на раму, задышав глубоко и ровно. Турцел тяжело вздохнул и возвел очи к потолку, безмолвно прошептав что-то вроде «с кем ты меня свел». После случая в деревне, когда он своими собственными глазами увидел, на что была способна сила веры монахини, Турцел вдруг и сам уверовал. Не полностью, но что-то в его душе зашевелилось.

Обстановка в комнате была скудной: кровать, тумба с тазом для умываний, одна потухшая масляная лампа и сундук для вещей в углу. Мужчина подошел к единственной кровати здесь и провел рукой.

— Знаешь, может и к лучшему, что пацана на полу расположили, — Турцел не рискнул садиться на имеющуюся перину и присел на пол, вытянув ноги. Как ни странно, пол оказался чистым — даже мусора не было. Возможно, после каждых гостей полы здесь мыли, а вот постельное белье менять не удосуживались. Через пару минут к разбойнику присоединилась и девушка, так же вытянув ноги. Они недолго молчали. Турцел не мог долго держать рот на замке, поэтому первым тишину нарушил именно он.

— Предположим, что мы вот такие молодцы завтра успешно и без потерь вызволим твоего брательника из лап поганых магов… Ну, э… Не в смысле, шо ты тоже поганая. Я не имел в виду, что все маги, а то есть… Ну, я имел конкретно этих… Ну, ты поняла, короче. Так вот.

Пауза.

— Куда ты потом?

— Не знаю, Тур, — устало и тихо ответила девушка, — Есть одна мысль, но так далеко я не заходила. Сначала бы Митриша вернуть.

— И все же? Я просто покумекал так, в принципе я могу найти тебе место, где можно залечь на дно. Там не ахти какой курорт, но жить можно.

Имельда сидела с закрытыми глазами, представляя себе все тот же поток чистой реки, и она почувствовала нечто новое по отношению к Турцелу. Он говорил, и от него исходили мягкие волны тепла. Он вспоминал кого-то важного для него. Женщину. Перед глазами мелькнули мягкие руки, присыпанные мукой. Уверенными движениями они мяли тесто. Постепенно перед взором вырисовывался образ в меру пухлой молодой женщины. Русые волосы собраны в тугой пучок, но несколько прядей выбились и щекотят щеки. Она мягкая и домашняя, как та сдоба, что она печет…

— Нет, — девушка вынырнула из своего видения и потерла лоб. Она прервала Турцела, который все это время что-то рассказывал об этом месте. Он и словом не обмолвился ни о какой женщине. — Ты помоги мне с братом и на этом все. Хватит с тебя риска. Ты, итак, засветишься перед служивыми магами, и тебе так, итак, придется затаиться на время. И это еще одна причина разойтись нам с тобой. Нас будут искать. Если поисковики выйдут на тебя, то найдут меня и Митриша. А если нас поймают первыми, то есть шанс, что тебя это все дерьмо обойдет стороной. Ты им не нужен.

Имельда замолчала, облизнув губы; в горле пересохло. Турцел протянул, молча, флягу.

— Ой, нет, спасибо, — сморщилась Имельда, заулыбалась, — Знаю я, что у тебя там плескается.

— А шо у меня там плескается?

— Точно — не вода.

Разбойник загоготал.

— Отчего не выпить? Почему ты не пьешь?

Имельда вздохнула.

— Если выпью, теряю контроль над собой, — она поводила ладонью с растопыренными пальцами над головой.

— А… Это из-за этого самого… Ну, таво, — он поцарапал макушку под своей шапкой.

— И это тоже. Ой, Тур, причин много почему мне лучше быть трезвой.

— А если все же выпьешь? Что тогда?

— Ну-у… Тогда будет беда, — не желала вдаваться в подробности.

— А ты стоишь Мару. Из тебя хрен вытянишь всякие интересные подробности, — Тур заворчал, а Имельда грустно улыбнулась, — Ты так и не сказала, куда потом подашься? Пацану же нужна будет помощь. И лекарская в том числе.

— У меня есть знакомый в столице. Думаю, он окажет поддержку, если я попрошу.

— О, как. Ты в нем так уверена?

— Я ему вроде как нравлюсь, — смущенно пожала плечами.

— А кто он хоть?

— Да художник местный.

— Ни-хо-хо! А если все же не выгорит? Вдруг он пошлет тебя?

— Он сам меня приглашал к нему на выставку, намекал там всяко.

— Фу. Давай без мерзких подробностей.

— Да в смысле, что будет рад видеть меня.

— Да-да, видеть. Рад. Ага. Видеть будет рад, а как же без этого, — Турцел красноречиво скривился, показывая, что он обо всем этом думает.

— Знаешь, Тур, он хотя бы ждет меня. Позвал к себе, а не кинул.

— Это пока.

— Да что это с тобой? Почему тебе кажется, что он мне откажется помочь? Ты ведь его даже не знаешь!

— Достаточно того, что он художник, а ты будешь не одна. А он будет ждать тебя одну. Вряд ли ему понравится довесок в лице заморенного мальчишки. Мужики такого не любят. Ответственность и все такое.

— Я его и не прошу замуж меня брать, и усыновлять Митриша. Только помочь перекантоваться пару ночей. Все равно потом уедем оттуда. Я не напрягу его сильно. Я что, дура, по-твоему, находиться прямо в центре осиного гнезда?

— А куда поедешь?

— Не знаю. Подальше от Ваалара. Может, даже за границу махну, за море… всегда мечтала пересечь его.

— Шо ж… Не плохая идея. Но, все же, если он вдруг пойдет на попятную, ты меня найди. Я точно помогу, зуб даю! Я обычно ошиваюсь в Янтарном районе, там естьклассное местечко — бар, бордель, клуб, все вместе. Ниче не подумай — приличное заведение! Называется «Черная мама».

Имельда заулыбалась тепло и несколько смущенно.

— Спасибо. Большое.

— Да не за шо пока. Мы еще даже пацаненка не освободили. Шо, как, кстати, вызволять будем? Придумала шо нить?

— Да. Придумала.

Глава 12

Утро завывало мерзким хиусом. Промозглый ветер забирался под одежду и норовил забрать последнее тепло. Турцел моментально продрог, как только вышел на улицу. Имельде на вид, казалось, вообще погода не доставляет никаких неудобств, но все же она чувствовала, как от очередного порыва ветра кожа под одеждой покрывалась мерзкими пупырышками.

Еще затемно путники выбрались из города. Их никто не остановил, никто не поинтересовался, куда направляются. Беспрепятственно они миновали черту города по единственной дороге. Они прошли не очень далеко. Если обернуться, то были видны редкие огни в домах, слышен шум в тех районах, которые никогда не спят. Имельда спустилась в дорожную канаву, нашла место поровнее, где снег уже сошел и оголил мерзлую землю с клочками пожухлой травы. Турцел неловко помялся на камнях дороги, но все же спустился — не хотелось торчать на открытом пространстве, которое отлично просматривалось с обеих сторон.

Девушка вытащила три ложки, что украла из их прошлой ночлежки. Постояла в тишине, перебирая их в руках. В голове тут же вспыхнули яркими бутонами воспоминания, что отпечатались на этих ложках.

Маг-менталист был на грани истощения, как морального, так и физического. Контролировать Митриша оказалось сложнее, чем все предполагали. И когда он ел вчера вечером в этой старой, замызганной забегаловке для всякого отребья, он желал лишь одного — скорее добраться до столицы, и чтобы мальчик стал уже чьей-то чужой головной болью, а не его. Он меланхолично и отстраненно размышлял о том, что разумнее всего было отправить двух менталистов и целый боевой отряд, полноценный конвой, а не эту конспиративную чету. Менталист был очень недоволен своим спутником. Девушка почувствовала горечь, что тянулась сквозь все их путешествие, и связывала эти две ложки единой нитью идентичных чувств.

Второй маг-здоровяк тоже отчего-то проникся неприязнью к своему коллеге. И хоть чувствовал он себя более-менее сносно, делал свою работу на отлично, вокруг него все равно витала какая-то неясная дымка недовольства. Более четкой информации девушка не смогла почувствовать. Слишком мало времени они держали эти ложки, слишком много побочных воспоминаний других людей.

Имельда отделила две ложки, которыми пользовались два служивых мага, и покрутила в руках оставшийся прибор. С усилием поглаживая ее большим пальцем, девушка сосредоточилась, прикрыв глаза. Воля мальчика была не сломлена, но близился тот момент, когда уже нельзя будет повернуть все вспять. Менталист не был профессионалом своего дела и работал весьма грубо. Сознание брата плавало в сонных потемках. Все чувства были притуплены, подавлены любые желания. Мальчишка ходил под себя прямо на лошади, потому что ему было «запрещено» хотеть в туалет. Это отвлекало магов от пути, от их миссии…

Имельда смяла ложку, сжав кулак.

— Ну как? — с сомнением спросил Тур, увидев реакицию девушки. Имельда проигнорировала вопрос, пряча несчастный изуродованный прибор в карман деревенского гобона, а другие две ложки наоборот вытащила, бросила их на мерзлую землю. На ее лице было решительное спокойствие.

— Сейчас помолчи.

Кинжал со звонким лязгом покинул ножны, холодное серебро лизнуло нежную кожу правого запястья. Турцел хотел воскликнуть, ругательства уже почти слетели с его губ, но он вовремя себя поймал за язык. Девушка опустила рассеченную руку вдоль тела, горячая кровь алыми змейками заструилась по ладони и пальцам, устремляясь к мерзлой земле. Прикрыв глаза, девушка вытянула здоровую руку в сторону редкого леска, что рос недалеко от дороги. Она нахмурилась, присела на корточки и прижала руку к земле. Морщинка на лбу стала отчетливее, брови и лоб напряглись, губы сжались. Стиснув зубы, она, с трудом преодолевая какое-то жесткое невидимое сопротивление, отняла руку от земли на высоту ладони и с силой опустила ее обратно, словно прихлопнув насекомое. Для Турцела ничего не было видно. Никаких вспышек или ярких волн энергии, но некромантка четко ощущала на многие десятки метров вокруг себя в недрах земли тех, кто ей был нужен.

— Я взываю к вам, придите мне во служение. Ваша воля — моя воля, ваша сила — моя сила, вы управляемы единожды, а после — свободны на вечно. Придите и исполните мой приказ, — шепот слетал с ее губ в предрассветную тишину. И по всем законам и логике вещей, как казалось Турцелу, этот шепот должен был исчезать, но неведомым образом он словно растворялся в пространстве и звучал еще несколько мгновений вокруг.

С округленными от страха глазами, Турцел пялился на некромантку, пока та исполняла свою волшбу. От нее волосы у бандита вздыбились под одеждой, а руки похолодели. От этой женщины хотелось бежать без оглядки.

Произнеся последнее слово, Имельда поднялась, спрятала кинжал в ножны и достала из сумки какую-то тряпку — то ли старая рубаха, то ли юбка — и оторвала от нее длинный лоскут. Она стала перетягивать запястье, которое не переставало кровить, и обернулась к замершему разбойнику, игнорируя неестественную бледность пальцев. Тот стоял не шелохнувшись.

— И что теперь?

— Ничего. Ждем.

— То есть как это?

— Вот так. А ты чего ожидал?

— Ну э… Я… А что ты сделала?

— Призвала на помощь.

— Но кого?

— Единственных, кому могу приказывать. Мертвых.

Турцел сглотнул.

— Мертвых кого?

Девушка пожала плечами.

— Всех, кто умер тут, неподалеку. В основном животные. Но если тут ненароком прикопали чью-то бабулю, то и она придет на мой зов.

Турцел скривился, как от гнилой морковки. Он чуть-чуть помолчал, глядя как девушка заканчивает крутить лоскут тряпья вокруг руки.

— Я думал у вас там круги, свечи, жертвоприношение и все такое…

— Иногда… — она зубами затянула узел, — …Турцел, церемония нужна только ради церемонии.

— То есть…? Не понял.

— То есть, иногда можно и без этого обойтись.

— Но…

— Но, конечно, если случай сложный, или, если у тебя уйма времени, или нужно подстраховаться, или, если маг — не уверенный в себе имбецил, то — свечи, круг, жертва и все такое, — она покивала, передразнивая разбойника. Турцел не ответил, задумчиво причмокнул пухлыми губами и посмотрел на руку девушки. Тряпка постепенно напитывалась алым багрянцем.

— Не обращай внимания. Это норма. Пока не завершу дело, так и будет течь.

— Почему?

— Жертва, Тур. Жертва всегда нужна. Трупов вокруг довольно много. Даже не подумала бы, что их тут наберется такое количество… — девушка говорила об этом всем так спокойно, что разбойнику стало не по себе. Хотя ему и до этого было неспокойно, а после таких слов и подавно. Он вновь тяжело сглотнул. Во рту было сухо, и мужчина жадно приложился к фляжке.

Они опустились на холодную землю в ожидании. Небо постепенно становилось все светлее, на востоке горизонт неотвратимо окрашивался в нежные оттенки, отдавая по краям теплого ореола зеленью. В тишине и холоде они ждали. Турцел ежась, плотнее кутался в свой стеганый гобон. Долго сидеть на ледяной почве он не смог, встал и стал ходить туда-сюда, приплясывая и что-то тихонько напевая. Имельда же сидела, не особо заботясь о холоде и своем теле, прямо на земле, и разглядывала свои руки, что постепенно теряли теплые краски. Темные ногти на тонких пальцах смотрелись несколько чужеродно, но одновременно с этим складывалось ощущение, что так и надо, словно она была такой всю свою жизнь.

В какой-то момент девушка оторвалась от созерцания своих рук и устремила внимательный взгляд в подлесок. Турцел прекратил свои пляски и замер. Он услышал и почувствовал, хотя в окружающей обстановке словно бы ничего не изменилось. Разбойник развернулся в ту сторону, куда смотрела таким спокойным и внимательным взглядом девушка. Там, среди утренних сумерек и серых редких голых стволов, мелькали фигуры.

Имельда поднялась и отряхнулась от крошек земли и вялой раскисшей за зиму растительности.

— Господи Боже… — пробормотал Турцел, высмотрев, наконец, кто бродит среди деревьев и не решается показаться «на свет». Эти мертвые тени слонялись там, получая мысленный приказ от некромантки; они ждали.

Со стороны дороги, издалека послышалось слабое цоканье копыт о камень и лошадиное ржание. Животные уже почуяли потустороннюю волшбу и взволновались. Имельда посмотрела туда, вдаль.

— Весьма вовремя, — она развернулась и поднялась из канавы, вышла на дорогу и остановилась прямо посередине пути, бесстрашно встречая трех всадников.

— Тур, — она смотрела только на магов, что приближались по дороге.

— А? — он тоже смотрел на них, стоя на обочине.

— Маги на мне, а мальчик полностью твоя задача. Действуй по своему усмотрению. Здесь будет довольно оживленно, поэтому старайся не лезть под руку. Мертвецы не тронут тебя и Митриша, так что не волнуйся.

— Ага, — только и буркнул разбойник, сжимая и разжимая кулаки от волнения.

Двое мужчин и мальчишка остановились в нескольких метрах от двух путников, что преградили им дорогу. Лошади, чуя в девушке некроманта, взволновано били копытами о дорогу, мотали головой и норовили повернуть назад. Маги жестко осаживали бедную скотину, но лошади все равно не слушались.

— Убирайтесь с дороги, — недовольно выкрикнул худощавый менталист. В утренних сумерках он выглядел еще более изможденным, усталым и злым. Набухшие ото сна веки нависали над глазами, а тяжелые мешки от недосыпа, наоборот, оттягивали кожу к щекам. Узкие губы были расположены как-то непропорционально низко к подбородку, отчего лицо казалось слишком вытянутым и оттого отталкивающим.

Девушка не шелохнулась, мужчина тоже.

— Эй, я знаю их, — не громко окликнул маг-здоровяк своего коллегу, пытаясь усмирить кобылу. — Они были в таверне, я видел их там.

— Молодец. Приз тебе за наблюдательность, — каким-то не своим голосом проговорила девушка, стоя смирно и даже как-то расслаблено. Ее разум частично был не здесь. Она смотрела на магов не только своими глазами. Несколько десятков пар чужих, мутных и таких разных глаз смотрели со всех сторон сейчас на тех, кто стоял между ней и Митришем.

— Слушайте, ребята, нам бы только пацана забрать, — заговорил добродушно Турцел, поднимая ладони вверх и пытаясь развеять обстановку. — Мы не хотим кровопролития.

— Если вам нужен этот шкет, то тогда вы знаете, кто мы, и знаете, что отдать мы его не можем, — нахмурив кустистые брови, проговорил напряженно маг-здоровяк. Лошадь гарцевала под ним и крутилась. И ему тоже приходилось крутить своей головой туда-сюда, чтобы не упустить из виду двоих странников.

— Знаем, — кивнула Имельда.

— Тогда вы в курсе, что без кровопролития не обойтись, — с ненавистью проговорил менталист. В его глазах была жгучая смесь ярости, недовольства, злобы на весь этот проклятый мир, на своего коллегу и этого мелкого парня. Он так устал… И он всем своим духом заранее ненавидел ту, что пришла за мальчишкой. Он своим чутьем ощущал силу этой девушки, ее способности и некую чужеродность.

Маг-здоровяк, напротив, не пылал жгучей ненавистью, его взор был чист, а дух готов к бою. Он просто хотел выполнять свою работу честно и добросовестно.

— Вот дерьмо! — нервно лязгнул меч, выдернутый из ножен. Здоровяк наконец-то заметил то, что приближалось к ним со всех сторон.

Туши восставшие из-под мерзлой земли были разных видов и имели разную степень разложения. Обглоданные олени, полуразложившиеся трупы бродячих псов, довольно свежая туша здоровенного лося и несколько крупных волков с обломками стрел, торчащих из облезлых ребер. Здесь, среди этих лесных мертвецов, был даже чей-то человеческий труп, разложившийся до того, что нельзя было сказать с первого взгляда, мужчина это или женщина.

У кого-то отсутствовали глаза, у кого-то челюсть; у кого-то в боках были дыры, из которых свисали гниющие внутренности, у кого-то слезающая с костей плоть была сплошь в мерзких мелких личинках. Но всех их объединяло то, что они непоколебимо стояли на своих ногах и лапах, ожидая приказа. Без страха, без чувств, готовые в любой момент сорваться в прыжке, исполняя волю их Хозяйки.

Митриш безучастной куклой восседал на лошади, которая стояла рядом с менталистом. Маг пытался успокоить одновременно своего рысака и кобылу мальчишки, но удавалось с трудом.

— Просто отпустите мальчика, и разойдемся с миром, — проговорила девушка.

— Тупая девка, — прошипел менталист, доставая из-за спины арбалет.

Имельда никак не отреагировала на оскорбление, а вот один из мертвых волков клацнул челюстями в опасной близости от ноги менталиста. Это стало неслышной командой. Твари сорвались с места.

Один из псов ринулся в стремительном прыжке на мага-здоровяка, но тот взмахнул мечом и тварь разлетелась двумя половинами по сторонам от него. Лошади испуганно заржали, когда им в бока и ноги стали вонзаться острые клыки лесных мертвецов. Турцел побежал в сторону Митриша, оббегая всю эту кашу из мертвечины стороной по обочине.

Туша умерщвленного лося, ринулась прямо на менталиста, восседающего на своем рысаке. И мертвяк обязательно бы пронзил и коня, и мага своими рогами и раздавил бы своими массивными копытами, но в него вдруг врезался здоровый огненный шар и отбросил его на несколько шагов в сторону. Раздался холодящий душу вой мертвой твари.

Маг-здоровяк принялся раскидываться огненными шарами по нечисти, орудуя при этом весьма неплохо своим мечом. Количество недееспособных мертвецов постепенно росло. Но все же их много, а достойный маг — один. Арбалетные болты менталиста не причиняли никакого вреда бесчувственным восставшим останкам, в отличие от огня мага. И все же, он был не всесильным. В какой-то момент верткая шавка добралась до ноги в сапоге, и маг, отвлекшийся на очередную тушу, свалился на камень дороги. Его тут же поглотила стая мертвых собак.

Увидев такую картину, менталист с диким воплем стал крутить мечом туда-сюда, отбрасывая кидающихся на него тварей. В этот момент где-то позади Турцел подхватил мальчишку с беснующейся лошади, которая от страха не могла устоять на месте и все пыталась убежать, но не могла, так как седла мага и мальчика были связаны между собой.

Несчастное животное под менталистом обезумело от страха и било копытами, пытаясь встать на дыбы. К такому маг был не готов. В его руках был меч и уже бесполезный арбалет. Его нужно было перезаряжать, а сделать это, когда вокруг творится такое безумие было невозможно. Он оказался на земле, как и его коллега, весьма скоро после его падения. Предрассветное небо скрылось за беснующимися гнилыми тушами.

Турцел оттащил вяло стонущего Митриша подальше. Больше не было связи межу ним и магом. В безумном ржании умчались куда-то лошади. Девушка приблизилась к двум копошащимся кучам мертвечины. Как только она остановилась рядом, мертвецы покорно расползлись в стороны, давая разглядеть тех, кто не захотел идти навстречу их Хозяйке. Склонив голову на бок, девушка оглядела изодранных магов. Они были в крови, стонали от боли, но были живыми.

Вся эта волокита не заняла по времени и минуты. Девушка, оставив двоих мужчин лежать на голых камнях дороги, бросилась к брату. Митриш, что только-только осознал себя впервые за долгое время, не совсем понимал, что происходит. Но когда Имельда стиснула подростка в объятиях, все же обнял в ответ. Она почувствовала его истощенное тело, сознание и ауру. Мальчишка не смог бы сейчас причинить вреда и мухе. Обнимать его было значительно проще, чем раньше.

— Пешет!

Девушка обернулась на возглас, увидела, как Турцел ринулся в сторону израненных магов. Здоровяк перезаряжал арбалет, направляя его на некромантку. Мертвые твари сорвались в прыжке, грязный палец в разорванной перчатке нажал на спусковой крючок. Стрела просвистела и вонзилась в гнилой бок одной из множества убитых уже когда-то собак. Какая-то пара секунд и Турцел ворвался в строй спокойных мертвецов, выбил ногой арбалет из рук мага и принялся избивать его. Удар и еще удар…

— Нет! Тур! Стой! Оставь его! — Имельда отстранилась от Митриша. Разбойник отпустил шиворот мага, которого даже не смог толком приподнять над землей. Чистое удивление изобразилось на лице Тура.

— Но он бы убил тебя!

— Да, — согласилась девушка, — И я оставляю ему шанс в следующий раз поступить иначе.

Турцел скривился и врезал кулаком по подбородку в недельной щетине. Маг отключился и замер. Рядом остался скулить лишь менталист. Он зажимал руками рану в боку, считая, что она больше всех достойна его внимания. На остальные укусы и раны на его руках и ногах он не обращал внимания.

— Как ты вообще дожила до своих лет с такими гуманными посылами?

Имельда не ответила. Митриш подошел и вяло пнул мага, что пленил его все это время.

— Нужно поймать лошадей. Пешком далеко мы не уйдем, — сказала девушка, задумчиво глядя на мага. Турцел вздохнул и развернулся. Проходя мимо мертвых животных, он старался не смотреть на них, но запах гнилой плоти шибал в нос не хуже кулака.

— Я помогу, — Митриш развернулся и поплелся за Турцелом.

— Нет, тебе надо отдохнуть.

— Я в норме, — махнул мальчик, тоже косясь на восставших животных. Сейчас его не заботила та мысль, что он учился именно на некроманта и когда-нибудь работал бы именно с таким материалом, а может даже и похуже. Сейчас ему было противно. Имельда почувствовала это и не стала спорить. Она вновь обернулась к менталисту. Он надрывно, напряженно дышал, пытаясь остаться в сознании и перебороть боль.

— Я ведь хотела без кровопролития, — с какой-то тоской произнесла она. — Но всегда нужна жертва. Как же без нее… — поджала губы и схватила мужчину за запястье. Тот задергался, попытался вывернуться из стальной хватки белых рук. Но это было бесполезно. Он почувствовал холодное дуновение Смерти затылком и замер.

— Кто ты? — с ужасом в глазах прошептал мужчина. На его губах подсыхала кровь.

— Некромант, — спокойно проговорила девушка, доставая кинжал из ножен, — Лежи и не дергайся. Тогда останешься жить.

Она старалась не задерживаться в его мыслях, в его страхе, в его боли. Ей нужно было сделать то, что она обещала Мороку, чтобы заглушить всепоглощающее чувство голода и злобы на весь мир. Мужчина закатил глаза и упал в беспамятство, когда Имельда рассекла ему запястье и с жадностью припала к нему губами. Она зажмурилась, глотая мерзкую, горячую кровь живого человека.

Внутри все заклекотало, сердце забилось чаще, грудь сдавило от всепоглощающей радости того, кто засел в ее душе. И его нельзя было выковырять оттуда никаким способом… только сдержать. К рукам стремительно возвращались краски человеческого тела.

Имельда оторвалась от мужчины и едва успела отползти к обочине, как ее желудок вернул все то, что она поглотила за последнюю минуту. Отдышавшись, некромантка утерла лицо от чужой крови и слез, что навернулись на глаза. Она подползла обратно к магу и затянула его рассеченное запястье. И весьма вовремя. Через несколько секунд верхом на двух кобылах вернулись Митриш и Турцел.

Лошади были искусаны и исцарапаны, взволнованы, но все же слушались обычных людей. Мальчик выглядел бледным и измотанным, но теперь в его глазах виднелся свет жизни и разума, и держался он весьма крепко для своего возраста. Другой ребенок на его месте уже давно впал в истерику. Отметив это, девушка поднялась им навстречу.

— Конь удрал куда-то в лес, — крикнул мужчина издалека, не приближаясь слишком близко потому, что толпа мертвых животных все еще стояла здесь безмолвными изваяниями по обочине и в канаве. Имельжа развернулась к ним, окинула взглядом.

— Будьте покойны. Вы свободны в своем посмертии.

Истлевающие мертвецы развернулись и побрели в разные стороны, откуда пришли. На дороге остались лежать лишь те, кто сильно пострадал от огня. Все же большинство нежити боятся его не зря. Он уничтожал их, без возможности вернуться.

Девушка аккуратно приблизилась к лошади, на которой восседал Митриш. Животное недовольно заворчало, замотало длинной мордой. В глазах все еще был страх.

— Ну, ну, красавица, я не причиню тебе вреда, — она аккуратно похлопала ее по морде. Они убили еще несколько минут на то, чтобы девушка смогла без угрозы для своего здоровья вскарабкаться на круп несчастной животинки. Они с Митришем кое-как влезли в одно седло, и они все вместе отправились в путь, оставив двух магов лежать прямо на дороге в надежде, что вскоре здесь будет проезжать кто-нибудь, и они окажут помощь пострадавшим.

***

По мере движения по тракту встречалось все больше самых разных мостиков — от развалившихся деревянных до крепких каменных. Все чаще путь пересекали реки и ручьи, а лес сменился на редкий кустарник, что утопал в болотистых равнинах.

Куда ни глянь — вокруг была живописная пустая даль. Насколько хватало глаз распростерлась речная долина Ваалара, и только далеко на Севере была едва различима нитка горного хребта под названием Зубы Земли. Они были естественным препятствием между двумя некогда враждующими государствами. Сейчас же соблюдался официальный и гордый нейтралитет, который всем казался шатким и не очень крепким.

Ваалар располагался там, где, казалось, глупо было основывать поселение. Огромная речная долина была сплошь испещрена реками и речушками, мелкими ручьями и озерами. Здесь всегда было влажно. Но все же город был основан на каменистом плато, не боясь уйти под рыхлую землю спустя годы.

Реки пересекали равнину и город нежными лазурными нитями, окрашиваясь лишь в городе в серый налет нечистот. За городом на пути нескольких самых крупных и полноводных рек были построены каскады плотин. На чистых реках — с целью создания искусственных водных пространств для различных хозяйств, а на загрязненных реках — для очистки рек.

В основном здесь были рисовые поля и рыбные фермы, хотя находились небольшие фермерские хозяйства, которые приспособились выращивать клюкву и разные цветы в этих водах.

Сам город представлял собой довольно обыденное место. От других городов он отличался, разве что, множеством домов, что были соединены между собой подвесными и деревянными мостками, парапетами и висячими лестницами. Много домов находилось на берегах рек. И эти помещения строились исключительно на сваях из особой древесины, которая не боялась влаги и никогда не гнила. К тому же, ее укрепляли особыми заклинаниями и такой «фундамент» не требовал ремонта десятилетиями.

Сам император жил жуть отдаленно, в пригороде, прямо над рекой. Его дворец был не очень большим, но он был просторный, украшенный так, что было сразу ясно — особняк принадлежит не простому рыбаку, и даже не дворянину. Множество построек, соединенных между собой подвесными мостками и многоярусные покои рождали совершенно непривычный вид пышного дома больших габаритов. И хоть бесконечно распростертая речная долина без густых лесов и холмов вокруг делала любую постройку мелкой и незначительной на своем фоне, «дворец» императора был по истине роскошным. Каменным мостиком он был перекинут через реку Илаант и полумесяцем по обоим берегам стремился к городу на восточной его стороне.

Имельда, Турцел и Митриш добрались до столицы за два с лишним дня, остановившись лишь раз для отдыха и восстановления сил в неплохой, но скромной таверне. Там Имельда провела легкий осмотр мальчика, насколько позволила ей это сделать стремительно восстанавливающаяся аура подростка. Душа парня вновь набирала силу, возвращая себе то самое нестерпимое сияние, от которого у Имельды ломило в висках и сознание грозило ускользнуть в любой момент.

— Я плавал где-то… — Митриш с упорством жевал вторую порцию жареных ребрышек, — вроде все видел, но почти ничего не осознавал. Как будто моя душа была вне тела. Дурацкое чувство.

Имельда сидела рядом с ним за столом, наблюдая, как он ест, обгладывая кости начисто, высасывая из них все соки. Сама она отказалась от своей порции, хоть в животе и сосало уже несколько часов. Ей хотелось, чтобы Митриш скорее восстановился и был сытым. К тому же после последней «порции» крови она не могла адекватно воспринимать еду. И даже запах ее вызывал легкую тошноту. Так было каждый раз, когда она как-либо взаимодействовала с Мороком. Тело начинало вести себя не как человеческое: отторгать пищу, ее запах, появлялось желание кого-нибудь прибить, вцепившись зубами в глотку. Имельда старалась заталкивать все эти порывы как можно дальше в душу.

— Мне как-то раз удалось вернуться, — довольный собой рассказывал мальчишка. — Ох и перепугались они, — он заулыбался с полным ртом. Турцел сидел рядом необычайно тихий и внимательно слушал. — Правда, меня быстро скрутили, надавали по лицу, — он коснулся застарелого синяка на скуле. Он уже смирился с тем, что «отсутствовал» в жизни больше недели. Когда Имельда ему об этом только рассказала, он рвался вернуться и воздать тому магу-менталисту за все «украденные» дни. К счастью, его было легко образумить, что и сделала его сестра.

Турцел подозрительно молчал вот уже несколько часов к ряду, лишь иногда красноречиво переглядываясь с девушкой и метая странные взгляды к мальчишке. Митриш не придавал такому поведению особого значения. Он не знал Турцела так хорошо, как Имельда, он еще отходил от всего того, что с ним приключилось, но рано или поздно, Митриш бы заметил.

Именно поэтому, когда мальчишка уснул своим собственным обычным сном на кровати в таверне, Имельда выволокла Турцела в коридор.

— Прекращай, Тур, — она прижала его к стене.

— Прости, все никак не могу взять себя в руки.

Девушка разозлено нахмурилась и сквозь зубы заговорила:

— Не ты ли говорил, что не суешь нос в чужие дела, а? Не за это ли тебя уважает сам Аргус? М? Перестань уже, Турцел! Ты выглядишь так, словно вот-вот все выложишь ему.

— Прости, прости, Пеш, — разбойник поднял ладони в примиряющем жесте. — Не пойму, что со мной. Такое чувство, что хочется все рассказать… Не могу с собой ничего поделать.

Имельда отпустила его, задумчиво кусая губы. На скулах ходуном ходили желваки.

— Я сама ему все расскажу, понял? Он должен все узнать от меня, а не от чужого человека. Но еще рано, ясно? Я его сестра, а больше ему не нужно знать. Ему сейчас нужен близкий человек, а не очередные семейные секретики-скелетики. Ты понял? Держи язык за зубами. Я поделилась с тобой своей жизнью не для того, чтобы ты ее растрепал.

Турцел закивал. На этом и решили. Больше проводник не вел себя, словно вот-вот с глупым выражением вывалит на своих собеседников тайну века. Они продолжили путь тем же составом и добрались до города уже ближе к вечеру. За ними не было погони, их не ждали у въезда в город. Все было тихо и спокойно. Турцел горячо попрощался с Митришем и Имельдой, не преминув еще с десяток раз упомянуть, что его можно найти у «Черной мамы». И все-таки покинул новоявленную подругу с ее братом, забрав себе обоих лошадей. Все равно несчастные животные нуждались в лекаре, еде, отдыхе, а Имельде было не до этого. К тому же лошадь стойко не желала принимать тот факт, что у нее на спине едет некромант. Лишь только наличие мальчишки как-то успокаивало бедную кобылу.

— И куда мы? — спросил Митриш, когда Турцел с лошадьми скрылся за поворотом узкой улочки.

— Надо отдохнуть хорошо, сделать кое-какие запасы и поменять одежду. В таком виде нам не уйти далеко. Мы слишком заметны.

Митриш внимательно оглядел девушку и себя. Понюхал подмышку, скривился.

— Да уж. Нас и без собак найдут.

— Я о том же. Надо залечь на дно и привести себя в порядок.

Митриш взволновано кусал губы, растеряно глядя по сторонам. Имельда чувствовала и без своего дара, что мальчишка боится неизвестности. Каждая тень по углам заставляла его незаметно вздрагивать.

— Не бойся, есть у меня одна идейка, — девушка ободряюще заулыбалась. Впервые за долгое время ее лицо украшала искренняя улыбка. Переборов темноту перед глазами, она обняла брата, чмокнула в макушку и потянула вниз по улице.

— Идем, надо найти какую-нибудь ночлежку.

— Ох, — ворчливо вздохнул мальчишка, — Опять…

Они нашли комнату в местной забегаловке, отдав за нее последние сбережения Имельды. Это был не постоялый двор и не гостиница. Комнату удалось найти на втором этаже местной аптеки. Хозяин искал новых постояльцев и согласился принять у себя временных жителей за небольшую плату.

Немного стесняясь, пришлось мыться прямо в комнате, отгораживаясь лишь ширмой. Зато был прямой водопровод с холодной водой, а нагреть ее на печке было не сложно. В Вааларе здесь с этим не было проблем. Вокруг были реки и водоемы. Провести от них трубы не составило трудности уже давно.

Митриш отмывался первым, так как грязи на нем было значительно больше и пах он намного хуже девушки. После чего, завалившись на кровать под крышей, тотчас уснул. Имельда даже не потрудилась озаботиться стиркой и очисткой его вещей. Она попросту спалила их в хозяйской печи, спустившись в подвал. А парню отдала вещи, которые когда-то заимствовала в деревне. Пусть старые, штопанные, зато чистые и теплые. Самой пришлось довольствоваться тем, что было на ней. За исключением теплого стеганого гобона, что ей одолжил Турцел; его она отдала брату. В конце концов, у нее был еще кожаный плащ, а вещи можно было постирать.

Так она и сделала, после чего залезла в ванну прямо в тех импровизированных повязках, что были на ней с тех самых пор, как она сожгла деревню. Не было времени и места, чтобы их заменить или хотя бы снять. Ткань пропиталась гноем и кровью, и эти пятна давно уже засохли на ней неприятными разводами. Повязки прилипли к ранам и коже и отказывались сниматься, так что пришлось лезть в воду прямо так, замотанной в тряпье, и ждать, пока ткань отмокнет и сама отстанет.

От укусов и ран от когтей остались лишь зарубцевавшиеся корки и даже от глубокой раны в плечо, полученной еще тогда, в школе, остался лишь розовый небольшой шрам. Еще один к тому количеству, что наличествовали на теле.

С усталым разочарованием Имельда собрала мокрое тряпье из воды, чуть отжала и выкинула из ванной. Тряпки грустно шлепнулись на деревянный пол. Помывшись в горячей воде, девушка высушила свою одежду, накинула только рубашку и штаны и юркнула под одеяло в свою кровать на другой стороне комнаты под острой крышей.

Глава 13

Впервые за долгое время девушка спала в нормальной постели, в тепле и с чистым телом. Сон долго не хотел отпускать ее, да Имельда и сама не желала выходить из такого блаженного забытья. Все чаще ей не хотелось просыпаться; хотелось провалиться в одну из ночных иллюзий. Особенно в последнюю, где к ней пришел Мару. Он был рядом, они о чем-то разговаривали, о чем-то очень важном… Его прикосновения были такими теплыми, нежными и родными, что казалось, что все происходит в реальности. Но пришло утро, а с ним и осознание, что есть еще дела, ради которых есть смысл открывать глаза.

С трудом разлепив тяжелые веки, девушка осмотрелась, не шевелясь. Растрепавшиеся волосы застили лицо, но все же Имельда смогла рассмотреть мальчишку, что сидел у своей кровати на полу и смотрел на нее. В его глазах читалось любопытство и смешанные эмоции, но в данную минуту она уже не могла понять, какие именно. Он восстановил свою ментальную защиту. Его аура ярко светилась маленьким солнышком, излучая только ей заметную теплую энергию. Ей оставалось рассчитывать лишь на свои навыки обычного невербального общения.

— Разбудил, да? Извините, — мальчишка заметил, что Имельда проснулась. Он собрал ноги перед собой, обняв коленки.

— Нет, — сонно протянула она, лениво отведя волосы с лица. Имельда лежала на животе, постель была похожа на поле битвы. Одеяло почти полностью валялось на полу.

— Доброе утро, — неловко улыбнулся Митриш. Имельда помолчала, неловко перевернувшись на спину. Как давно ей желали доброго утра? Когда это было?

— Доброе, — она тоже улыбнулась, — Давно проснулся?

Митриш отрицательно покачал головой. Имельда потянулась. Сесть в кровати не представлялось возможным из-за косой крыши, поэтому она тоже сползла на пол. Они молчали, в комнате повисла немного неловкая пауза. Пока была вокруг опасность, не было времени задумываться, о чем говорить или как вести себя. А сейчас, в теплой спокойной обстановке, когда за ними никто не гнался, и из-под кровати не грозился выскочить служивый маг, атмосфера стала несколько смущенной.

— Выспались? — все же начал разговор Митриш, ведь у него накопилось много вопросов, и молчание не дало бы на них ответы.

— Вроде да. И прекращай мне выкать, — хмыкнула девушка, — Мы уже не в школе и я уже не Маэстро. В этом нет нужды.

— Ладно. Расскажите… Расскажешь, что там было? В школе. Что произошло? Я ничего не могу вспомнить. А спрашивать при том дядьке как-то было… Не очень хотелось.

— При Турцеле? — девушка хмыкнула, — Да, понимаю… Но зря. Он нормальный. Хороший человек. Я ему верю.

— А мне показался каким-то бандитом. Такому и чаю сделать не доверишь.

Имельда заулыбалась еще шире.

— Это он на вид такой, — она помолчала, — Тем вечером ты спас жизнь мне и своему куратору.

— Маэсто Боилд жив? С ним все в порядке, да?

— Ага, в порядке. Не беспокойся о нем. Он, кажется, единственный, кто вышел сухим из воды.

— А что было дальше? Последнее, что помню, это огонь. Много огня. Я тогда жутко испугался.

— Ну, тебе это, кажется, пошло на пользу, — она вновь улыбнулась, хоть и не шибко открыто.

— Если честно… Я испугался не только за вас… тебя. Больше за себя. На мгновение представил, что со мной будет, если я останусь совсем один. Без родителей, без родни, без друзей…

Имельда нахмурилась. Откуда у парня столько уверенности, что его родители оба мертвы, если он не знает, кто его отец? Она ступала на тонкий лёд, начав этот разговор. Стоило хотя бы умыться и привести себя в порядок, но она чувствовала, что лучше поговорить здесь и сейчас. Пока они такие сонные, растерянные, уязвимые. Оба. Мальчик не убежит лишь в одних штанах.

— Ты бы не остался совсем один. И друзья бы твои никуда не делись. А как же тетя Пеми, о которой ты говорил? И мы ведь не знаем, кто твой отец. Быть может, он жив… — Митриш опустил глаза в пол, заковырял заусенец на большом пальце. — Ох, — она догадалась, — Ты знаешь, кто твой отец.

Мальчишка встрепенулся, услышав уверенный тон.

— А вы откуда узнали!?

— Мне рассказала твоя мать. Я получила ее письмо не так давно.

Она покивала сама себе, устремив взгляд в небольшое круглое окошко в этой комнате. Митриш вновь опустил взгляд, сгорбившись.

— Простите, я не хотел врать. Но я не мог рассказать все. Я ведь вас совсем не знал. А вдруг вы бы оказались какой-нибудь шпионкой? Их много. Я знаю. Они все время искали меня. А я ускользал в последнюю минуту. И я не мог никому доверять, простите.

— Не надо, не оправдывайся, — девушка дернула уголком губ. Она очень хорошо понимала мальчишку. Она ведь, и сама была не без греха, но язык все не поворачивался рассказать правду. Никак. Ей никак не удавалось переступить ту невидимую черту и открыть рот, произнести первый слог. Нужно было лишь начать, а она все никак не могла. Имельда глубоко вздохнула.

— Раз уж этот разговор все-таки начался, то я тоже должна тебе рассказать кое-что. — Митриш заинтересованно нахмурился, подняв взгляд. — Я думаю, ты уже понял, куда тебя везли и кто. После того, как ты потерял сознание, тебя передали служивым магам, чтобы они доставили тебя в столицу. Ты наследник, Митриш. Надеюсь, ты осознаешь, что это значит, — по лицу мальчика было ясно, что нет, ничего он не осознает. Или не хочет осознавать. — Твой отец, наследный принц Ваалара Хаат Рат. Он умер не сам по себе, понимаешь? Я не знаю, кто его убрал, но подозреваю, что это не те люди, которые будут считаться с тобой. Тебя отправили тайком, чтобы не привлекать внимания. Эту информацию не обнародовали, не провели находку наследника, как следует. У них есть на тебя какие-то свои планы… Иначе бы они не стали просто «накидывать мешок» и волочь туда, где разберутся с тобой. Точнее, разобрались бы. Но они не знали, что мы с тобой близкие друг другу люди. Это единственное, что сыграло нам с тобой на руку. Эффект неожиданности, так сказать. Но и он скоро потеряет свой эффект. Если уже не потерял.

Митриш хмурился. До него много чего не доходило: мелочи, которые знала только Имельда. Например, что она рассказала господину главному дознавателю о том, что Митриш — сын Матильды. А для всех, Имельда — ее дочь. А значит, они брат и сестра. Официально… но это было не так. А еще, например, что она теперь тоже в розыске благодаря одному идиоту…

— Не понимаю.

— Я рассказала одному инквизитору о том, что ты сын Матильды. И даже не знаю, станет ли он молчать. Скорее всего, нет.

— Но… зачем?

— Так получилось. Я думала, что он поможет, что он друг семьи. Я ошиблась. Взрослая жизнь не очень простая, Митриш.

— Это я знаю, — довольно безрадостно проговорил мальчик, скривившись.

— А еще я в розыске. И, возможно, что и до Ваалара уже дошла информация обо мне. Так что… Это тоже своего рода проблема. А еще…

— То есть, и это еще не все? Почему вы в розыске? Из-за меня? Из-за того, что помогли? Из-за меня, да? — заволновался мальчик. Имельда хмыкнула.

— Нет, как раз-таки тут ты не при чем, — она отвернулась к окну, раздумывая.

— Извините, я приношу только проблемы.

Имельда резко повернулась к брату и рассмеялась. Ведь именно так, совершенно аналогично она думала и о себе. Ровно то же самое.

— Нет, нет, Митриш, это не из-за тебя. В том, что меня записали во враги государства нет твоей вины.

— Тогда что же? Как? Я запутался…

— Погоди. Это не так просто сказать.

Имельда стала кусать губы. Сердце заволновалось.

— Просто скажи, — пожал плечами мальчик. — Хуже уже все равно некуда. Я императорский отпрыск, предки мертвые, меня не ищет разве что ленивый, а ты в розыске, как враг народа. Что может быть поганее всего этого?

Она хотела сказать «я не твоя сестра». Хотела рассказать правду об убийстве его мамы, но язык повернулся не много не так. Точнее, совсем не так.

— Я вала́р.

Наступила пауза. Девушка ожидала любой самой разной реакции, но ее не поступало. Мальчишка озадаченно скривил губы и нахмурил брови, раздумывая. Возможно, что поколение Митриша было тем самым, кто вообще мог не помнить о таких, как она. Скорее всего, на нем история вала́ров прекратила бы свое существование, канув в лету.

— Вы тоже управляете страной? — сконфуженно предположил мальчик.

Девушка вздохнула.

— Нет. К счастью. Своей бы жизнью научиться с толком распоряжаться.

— Тогда я опять ничего не понял.

— Вала́р это тот, кто… — Имельда задумалась. Кто такие вала́ры или, как выражался лич, «Обретшие знание»? Сказать однобокое «те, кто все знают» — солгать. Имельда не знала всего. Но как еще объяснить ему, чтоб он понял? — …это люди со способностями, которые… позволяют знать о других людях различную информацию… — тяжело подбирая слова, произнесла девушка, но мальчик по-прежнему был не впечатлен. — Тяжело объяснить, — скисла Имельда.

— И из-за этого вас объявили в розыск?

— Да.

— Но почему? — возмутился подросток.

Имельдав пожала плечами.

— Вала́ры вне закона, уже очень давно.

— Хм… — задумался Митриш, — это из-за этого вы стали полностью седой? — Имельда улыбнулась. — Вы… ты раньше вроде была брюнеткой…

— Это, — она накрутила прядь на палец, дернула и отпустила, — Нет, это не из-за моих способностей. Просто так получилось. Когда-нибудь расскажу, в другой раз.

— Ни за что не стану некромантом, — с преувеличенной серьезностью ляпнул Митриш, который связал белизну волос с единственной причиной по которой можно так быстро поседеть — работой девушки. И он до сих пор был не в силах определиться с тем, как ему обращаться к своей сестре, которая совсем недавно была одной из Маэстро. Девушка развеселилась, услышав такой вердикт, и поднялась. Все же у нее осталось дело, которое нужно было скорее решить.

Завязывая за ширмой тесемки от деревенских шаровар, которые были на несколько размеров больше, девушка давала последние инструкции брату:

— Если не вернусь через два часа, уходи.

— Куда?

— Не важно. Куда угодно, только подальше отсюда. Потому что причиной не вернуться сюда через два часа может быть только то, что меня поймали. И схватить тебя я не дам. Если уж меня схватят, то станут допрашивать. И рано или поздно я сдамся. Не сама, так пытками, не пытками, так зельями правды доканают. Императорские ищейки знают свою работу и делают ее хорошо. Так что следи за временем, и уходи, если не вернусь через два часа. Все понял? — Мальчик, не очень довольный тем, что ему придется остаться одному в этом месте в ожидании чуда, кивнул. Так как одежды у девушки было не особо много, закутавшись в единственную деревенскую рубаху, девушка обвязала икры своими потрепанными лотами и вышла из-за ширмы. — Отлично. Ну, все, — она коротко чмокнула мальчишку в макушку, взъерошив отросшие волосы, и, накинув свой плащ, ушла. Митриш тяжело вздохнул и подошел к круглому небольшому окошку. В тишине было слышно, как девушка спустилась по лестнице, прошла по первому этажу лавки и вышла на улицу, звякнув дверным колокольчиком. Митриш проводил ее, внимательно разглядывая хромую фигуру, подавил в себе желание броситься следом и покорно опустился на пол под окном в том самом ожидании чуда.

***

Имельда, внимательно оглядывая каждого встречного, шагала по чистым узким улочкам города, выложенным округлым речным камнем. Спрятав свою белокурую голову под глубоким капюшоном, девушка целенаправленно двигалась по первому из четырех указанных на приглашении адресов. Хоть бумага самого приглашения была дорогой и плотной, но она ни была зачарованной, а потому выглядела слегка потрепанно. Почти все декоративное золото облетело с картона, цвет поблек, а сама бумага была помятой и вздувшейся. Девушка, за время ее путешествия, совсем забыла о несчастном клочкебумаги, но возносила всю дорогу сама себе благодарности за дальновидность и за то, что не выкинула ненужное ей приглашение, а засунула подальше в рабочую сумку. Ведь изначально она совсем не планировала отлучаться из Геновера, а вышло совсем все по-другому. И сейчас Имельда этому была только рада. Правда, отыскать художника, как оказалось, делом было не простым, а у нее было всего два часа до того срока, как Митриш скроется в неизвестном ей направлении. И, как следствие, пришлось возвращаться к лекарской лавке, чтобы предупредить Митриша и обновить новый временной отрезок.

Обойдя все указанные адреса, указанные на несчастном прямоугольнике плотной бумаги, девушка уже почти отчаялась. В двух галереях, где проводилась выставка известного художника Эсмера Эстрича, девушку «обрадовали» тем, что художник не обязан присутствовать каждый день в галереи и в данный момент, его, конечно же, нет. Имельда, не смотря на брезгливый и высокомерный тон сотрудниц галереи, верила женщинам. Потому, что в их словах не было лжи, и сама она не видела «следов» мужчины в их свежих воспоминаниях.

В третьем филиале выставки девушку даже не впустили на порог, не смотря на наличие потрепанного приглашения. Приятной наружности охрана вежливо объяснила, что в таком виде, в котором находилась некромантка, даже с приглашением ей в галерею вход заказан. Но, сжалившись, один из высоких и широкоплечих парней, подобранных, словно по шаблону, все же сказал, что и здесь автор выставляемых работ не появлялся уже давно.

Оставался еще один адрес, но Имельда уже подозревала, что и там ее ждет разочарование и недовольные физиономии. И, как на зло, от самой бумажки-приглашения толку было мало потому, что она пробыла слишком долго у некромантки. Плотный картон значительно пропитался аурой самой девушки, и любые следы художника уже растворились со временем. Единственное, что могла почуять Имельда — это творческий налет, который оставался в сознании легким послевкусием.

В итоге, Имельда все же попытала счастья и добралась до последнего филиала, где проходила выставка Эсмера Эстрича. Надо ли говорить, в каком расположении духа находилась голодная девушка с разболевшимся коленом от продолжительных мытарств по городу пешком? Настроение было прескверным. Может именно поэтому, завидев довольно мрачный настрой заявившейся на порог галереи девушки, охрана все же допустила ее к управляющей выставки, в обход самой выставки с ее картинами. В общем-то, Имельде было глубоко плевать на мазню, подсвеченную огнекамнями со всех сторон. Ее интересовало лишь то, как можно найти автора сих бесценных работ, что выставлялись в данном заведении.

Этот вопрос девушка и озвучила, подкрепив его заявлением, что сам господин Эстрич приглашал ее к себе, и самим пригласительным билетом. С глубоким сомнением управляющая этой выставкой женщина в строгом светло-зеленом гобоне до пят осмотрела потрепанное приглашение и саму визитершу, выглядящую столь же потрепано, но оставила свои комментарии по ее внешнему виду при себе. За что Имельда ее очень зауважала, ведь увидеть ее мысли не составило труда даже сквозь большой поток информации, что поступал к девушке отовсюду.

Женщина в возрасте, но выглядящая при этом весьма ухожено и свежо, вернула приглашение девушке, после чего сообщила, что господин художник показывается на своих выставках исключительно в день их открытия, а потом вообще не удосуживается сюда заглянуть. Завидев весьма бурную эмоциональную реакцию на лице молоденькой девушки, что так рьяно интересовалась господином Эстричем, управляющая дополнила, что с художником можно связаться через его агента и попросить официальную встречу.

— И когда эта встреча состоится? — с подозрением спросила Имельда, на что женщина с бесстрастным округлым лицом дернула аккуратной узкой бровью и задумалась.

— Возможно, через пару месяцев, а может через три.

Имельда выгнула брови в немом удивлении. «Издеваетесь?» — читалось на ее лице.

— Дорогуша, а вы что хотели? Толпа поклонников выстаивается в очередь, чтобы получить разрешение на аудиенцию с его агентом, а уж про самого господина Эстрича и говорить не стоит. Он человек творческий, занятой.

— Но… — Пешет так и не закончила фразу, начатую своим растерянным «но». Получив адрес этого самого агента, она скомкано попросила разрешения все же посмотреть картины в галереи. Ей хотелось отдохнуть и подумать.

Не совсем довольная, управляющая метнула свой взгляд на приглашение, что взволнованно мяла в руках девушка, и все же благосклонно кивнула. Имельда, не задумываясь о том, чем руководствовалась эта женщина, вышла из ее кабинета и направилась по длинному лабиринтоподобному зданию. Взглядом она лениво елозила по разнокалиберным холстам, на которых были изображены в основном пейзажи и какие-то абстракции приятных, в общем-то, цветовых гамм и палитр. Хотя Имельда и не находила их какими-то шедевральными или цепляющими, нервозность все же отошла на второй план, а тело согрелось, пока девушка тут ходила.

В конце концов, отдохнув на одной из скамеек, что стояли скромными рядочками напротив картин, девушка поднялась и развернулась, чтобы уйти, но нос к носу столкнулась с мужчиной, чуть не врезав при этом ему в пах своей тростью.

— Ох! Простите, пожалуйста! — залепетала она, выставив руки вперед. Еще не хватало покалечить какого-нибудь знатного вельможу и нарваться на встречу с служителями закона. Какими-нибудь стражниками городского порядка или полисменами. Зачем вообще было создавать настолько много похожих друг на друга структур по поддержанию порядка, если достаточно было бы и одной? Все эти нелепости пронеслись в голове девушки, пока она поднимала взгляд к лицу мужчины. — Еще раз простите, я сего… господин Эстрич?

Мужчина, сделав шаг назад, удивленно вскинул брови.

— Пешет? — художник не стал в очередной раз обременять себя обращением по этикету.

— Вот черт, — удивленно выругалась девушка и радостно начала улыбаться. — Не верю своим глазам, — пролепетала. — Откуда вы здесь!?

— Я? Откуда я? Это я хотел спросить, — растерянно пробормотал мужчина, но тоже заулыбался, поцарапав при этом коротко стриженный затылок в перчатке.

— Совершенно не надеялся вас здесь увидеть, Пешет. Откуда вы? И… Что с вашими волосами? А одеждой? Господи, что с вами случилось? — по мере того, как мужчина вглядывался в мелочи внешнего вида девушки, его приятное удивление сменялось ошарашенным выражением лица, а брови поднимались все выше и выше.

— Я… Это… Эм… Э… — девушка открывала и закрывала рот в попытках сказать хоть что-то, но вмиг сбившиеся мысли отказывались складываться во что-то осмысленное. Словно от столкновения с этим человеком внутри ее головы с мест вспорхнули все мысли и стали в панике носиться по ее сознанию. — Так сложно все объяснить, — наконец выдала она на выдохе и ссутулилась. То ли от усталости, то ли от облегчения.

Эстрич обернулся по сторонам, его вид стал более уверенный и, протянув руку, он предложил уйти отсюда и поговорить за чашечкой чая в спокойной обстановке. Имельда, глянув на настенные часы у выхода, согласилась. У нее еще оставалось немного времени до «крайнего срока».

***

— Я уже и не надеялась вас найти, господин Эстрич. Во всех галереях мне сказали, что вы не появляетесь на своих выставках. Я уже почти отчаялась, — Имельда с наслаждением уплетала булочки местного кафе, что находилось совсем рядом с галереей. Будучи совсем без денег, Имельда не только позволила мужчине угостить ее и оплатить этот ужин, но и сама лично выпросила у него заказать что-то более существенное. Улыбаясь мягко и с небольшой толикой снисхождения, господин художник без колебаний выполнил просьбу дамы и заказал себе чашку черного кофе.

— Мы же с вами уже договаривались, дорогая, что вы будете звать меня Эстрич, а я не стану называть вас Имельдой, как вы и просили.

— Ох, — убрала с губ прилипшую крошку, — знаете, столько всего произошло, что мне сейчас неловко обращаться с вами так панибратски.

— А выпрашивать еду, значит, ловко? — он открыто улыбался, чуть прищурившись и развалившись в удобном кресле.

— Ну… Нет. И это неловко, но я такая голодная.

— По вам видно, — улыбка угасла, — Что же с вами случилось, Пешет? И почему вас объявили в розыск? — Девушка поперхнулась. — Тише, тише, — он вновь вернул свою мягкую уверенную улыбку, — я не стану вас сдавать властям, не переживайте.

Раскрасневшаяся девушка отложила остатки булочки на блюдце и утерла рот.

— Почему? — настороженно и хрипло спросила первым делом, когда вновь могла нормально дышать и говорить. Мужчина выгнул губы и властно махнул рукой, мол, душа так соизволила решить.

— Вы мне нравитесь, а власти — нет.

— М, — кивнула коротко девушка. Ей вдруг очень расхотелось просить у этого человека что-то, потому что неожиданно активизировалась совесть.

— Ну?

— Что?

— Так вы мне расскажете, что с вами случилось? И почему вы вдруг стали блондинкой? Не скажу, что вам не идет, но это весьма необычное решение. Неужели вы думаете, что это толковая маскировка? Как по мне, так не очень. По крайней мере, здесь не сработало.

Имельда нахмурилась.

— В смысле?

— Неужели вы думаете, что счастливый случай свел нас здесь? — его легкий тон и ироничный взгляд заставили задуматься. А ведь и правда, Имельда в первые мгновения их встречи действительно все свалила на госпожу удачу и случайное стечение обстоятельств. — Вовсе нет, — между тем продолжил художник, глотнув кофе, — Мне в срочном порядке доложили, что мной интересуется весьма подозрительная личность. И я бы махнул рукой, потому как разные подозрительные личности интересуются мной почти каждый день. Но! — он поднял палец для акцентирования внимания, — не с таким упорством, — улыбнулся. — Право, дорогая Пешет, что случилось с вами такого, что толкнуло вас на столь опрометчивый поступок? Я бы на вашем месте, в розыске, засел бы в какой-нибудь дыре пока все не уляжется.

Все время, пока Эстрич говорил, девушка с непроницаемым лицом смотрела на него, сложив аккуратно руки на краю столешницы. А как закончил, положила эти самые руки на горящее лицо, чтобы хоть как-то усмирить стыд, страх и пылающие щеки. Сейчас она чувствовала себя одной из тех вертихвосток, которые вспоминают о мужчинах только тогда, когда им нужно что-то от них, а не просто так.

— Рассказывайте, дорогая, раз уж я нашелся, — легко произнес мужчина. В этот момент подошел официант и расставил на столе блюда. Потянуло жареной рыбой с пряностями. Имельда отняла руки от лица и осмотрела содержимое тарелки.

— Простите, — сказала она с полной серьезностью. — Не хотела, чтобы наша встреча произошла именно потому, что мне нужна ваша помощь, а не просто так. Мне ужасно стыдно, Эстрич, но мне больше не к кому обратиться. Точнее… — она замялась. Девушка, не глядя на мужчину, потянулась к нему сознанием, пытаясь прощупать «почву». Эстрич действительно питал к ней симпатию, от него шло странное тепло, как от старого доброго знакомого.

— Не стесняйтесь, Пешет, — мужчина, взяв приборы, стал разделывать стейк из речной форели. — Вы ведь уже здесь. Чем смогу, помогу. Стал бы я оставлять приглашение, не тая надежды вас увидеть? И раз уж вам нужна помощь, так и быть, как истинный джентльмен, я окажу ее даме, попавшей в беду, — он снова улыбнулся, отправив кусочек алой рыбы, нанизанной на двузубую вилку, в рот.

— Спасибо, — Имельда, искоса глянув на часы, которые нашлись в кафе, решила, что успеет поесть, и начала свой рассказ. Утаив, конечно же, большую часть истории, она вкратце объяснила ситуацию, почти все приукрасив. Короче, говоря, наврала. Что обманным путем попала под взор инквизиции и что сейчас ей необходимо уехать как можно дальше, но, вот незадача, она за время путешествия до столицы истратила весь свой и без того скромный бюджет, что у нее был. Эстрич, поглощая алую запеченную рыбу, внимательно и спокойно выслушал весь рассказ, то и дело кивая. — Я бы хотела взять у вас денег. Под расписку, конечно же, заверенную магически, что обязуюсь уплатить долг в ближайший год.

— Хм, — художник отложил приборы, оставив рыбу наполовину недоеденной. Он сложил пальцы рук домиком и приложил их к губам, задумавшись. Имельда поглядывала на часы. Оставалось минут двадцать, а ей еще необходимо было добраться до Митриша.

— Хорошо, Пешет, — довольно серьезно произнес мужчина, — Это не такая уж и сложная просьба. Я-то думал, вдруг вам надо выбить освобождение или что-то вроде того, — он легкомысленно взмахнул рукой. — Давайте так, вы остаетесь у меня на ночь, приведете как раз себя в порядок, без страха быть найденной. А завтра…

— Нет, простите, на это я не могу согласиться.

— Почему? — искренне удивился художник, — Поверьте, я не стану докучать вам, — он двусмысленно улыбнулся, скрыв улыбку за чашкой с кофе. Запивать рыбу кофе? Имельда затолкала свое гастрономическое мнение подальше. — Понимаю, что вы устали.

Имельда смутилась, но все же соизволила ответить.

— Я не одна в Вааларе и не могу просить вас о такой услуге.

— Оу, — мужчина изрядно удивился, выгнув брови, — вот как. Простите, и подумать не мог, что вы уже заняты и…

— Нет, нет, вы неправильно поняли, — вконец смущенная некромантка поспешила перебить мужчину. — Я с братом.

Художник замер, пару раз хлопнув глазами.

— Оу, — только и выдал он, прочистил горло и вновь заулыбался, тоже вроде как смутившись. — Тогда в чем проблема? Я в состоянии приютить вас обоих. У меня большой дом.

Имельда сжала губы, готовая и вовсе их проглотить, глаза забегали по интерьеру уютного кафе.

— Эм… Он тоже в розыске.

Мужчина выдавил сдавленное «кхе» и поцарапал бровь.

— Вот уж не думал, что у вас столь разыскиваемая семья, Пешет.

— Да, поэтому я и не могу настолько подставлять вас, Эстрич. Я буду очень счастлива и благодарна, если вы просто одолжите мне денег, чтобы я смогла нанять экипаж и покинуть страну. Вы просто напишите мне номер своего счета, и я в течение года верну вам долг.

— Пешет, — он накрыл ее руку своей и проникновенно взглянул в глаза, — Успокойтесь. — Перед глазами невольно замелькали картины, стены какого-то дома, задрапированные в дорогую темно-зеленую ткань бархата. Девушка увидела, как Эстрич занят какой-то картиной, сосредоточенно выписывая очередной узор кистью с длинной ручкой. Его пальцы в краске, а под нос он мурлычет себе что-то мягкое, словно кот, своим бархатистым голосом. Эта умиротворенная обстановка подействовала на девушку так, что сердце екнуло. Ей так хотелось побыть в месте, которое бы действительно напоминало дом. Мысли о доме с горечью резанули по сердцу. Туда она вряд ли сможет когда-нибудь вернуться… — Я в состоянии позаботиться о вас и о вашем брате, пусть вы хоть трижды враги народа. Посмотрите на себя. Вы нуждаетесь в отдыхе. Хотя бы в одной спокойной ночи и полноценном ужине и завтраке. Я уж и боюсь спрашивать, когда вы последний раз нормально спали и ели. — Имельда тяжело вздохнула. Он был прав. Она очень устала. — Никто не найдет вас у меня, поверьте. На самый крайний случай, у меня есть пара знакомых людей, которые смогут вытянуть меня из любой передряги, — довольно легкомысленно обронил он, вновь взмахнув рукой. — Девушка, нахмурившись, думала и кусала и без того истерзанные губы. — Соглашайтесь, Пешет.

В последний раз она взглянула на часы и согласилась.

***

После недолгих уговоров, девушка так же согласилась и на то, чтобы Эстрич в его собственном экипаже подвез девушку до той самой лекарской лавки, чтобы забрать Митриша. Художник аргументировал это тем, что ее удача может закончиться, и девушку попросту сцапают на одной из улиц стражники. Вечером их становится больше, а обычных людей — меньше. И если днем ей просто везло, и она затерялась в толпе, то вечером удача может повернуться той самой нелицеприятной стороной, и она наткнется на кого-нибудь из служивых. А если не на них, то на каких-нибудь бандитов, которых в последнее время развелось слишком уж много в столице.

Имельда успела как раз вовремя, потому как Митриш, завидев приближающийся экипаж, уже готов был скрыться через черный ход лавки. Но, все же, девушка его успела перехватить. И, познакомившись внутри экипажа с художником, они втроем направились домой к нему.

Митриш отнесся к новому лицу хоть и вежливо, но весьма настороженно. И даже еще более внимательно, чем к Турцелу. Его недоверие и напряжение легко читалось на подростковом лице, что вызывало у господина Эстрича лишь снисходительную улыбку. Митриш сжал руки в кулаки, упершись ими в сиденье, и сидел так ровно, как будто проглотил кол. Взглядом он то и дело метался от местных улиц за окном экипажа к новому знакомому. Но все же, в конце пути, когда увидел, что повозка остановилась у небольшого особнячка, а не у местной тюрьмы, мальчик слегка расслабился. Но только слегка. Руки его по-прежнему были сжаты в кулаки затем, чтобы сдерживать готовый вот-вот сорваться с ладоней шквал энергии. Ладони горели изнутри.

Особнячок господина Эстрича находился на берегу той самой реки Илаант. Она была одной из самых полноводных рек долины Ваалара и жить на ее берегу считалось особой привилегией. Особняк одной своей половиной располагался на берегу, на укрепленном камнями фундаменте, а вторая половина дома поднималась двумя крупными «ступенями» над водной гладью, поддерживаемая сложной архитектурной конструкцией из крепких стволов той самой необычной древесины, что не гнила от влаги. Таким образом, особняк, словно парил над Илаантом, освещая густые черничные воды реки светом из окон.

Вид всего жилища был довольно интересным, состоящим как будто бы из отдельных блоков, которые соединялись между собой узкими крытыми коридорчиками и лестницами, застекленными и утепленными от непогоды. Дом художника навевал мысли о конструкторе, который здесь раскидал нерадивый ребенок. Очень большой ребенок.

Пока Митриш разглядывал с улицы дом, Эстрич вылез из экипажа и помог выбраться девушке. Она, не задумываясь, вложила свою ладонь в теплую мужскую руку. Машинально где-то на заднем дворе своего сознания отметила, что уже не боится кого-то касаться, не боится увидеть что-то или узнать чью-то тайну. Это был небольшой шаг для нее, но все же прогресс. Такими темпами она могла вскоре уже и совсем перестать замечать весь этот «шум», который создается окружающими людьми и вещами.

— Прошу, — Эстрич махнул рукой на кружевное крыльцо, которое было на вид таким легким и воздушным, словно было выковано не из металла, а было связано нитками.

Внутри было тепло и уютно. Как оказалось, дом был выполнен в максимально теплых и светлых оттенках. Художник, побывав за границей, был настолько восхищен тамошними интерьерами и устройством дома, что, когда прибыл обратно домой, приказал полностью переделать свой дом. Точнее, внутреннее убранство. Теперь внутри не было вычурной и громоздкой мебели, а несущие стены были отделаны тонким слоем дерева. Межкомнатные стены и двери и вовсе были бумажными, укрепленными лишь тонкими деревянными прутьями. В доме не было лишних вещей и мебели, всюду царил минимализм, но чувствовалось, что это не вынужденное отсутствие вещей из-за нищенства. Наоборот, такой образ жизни мог позволить себе очень состоятельный, собранный и уверенный в себе человек. Таким, собственно, Эстрич и был.

Убежденный в своем превосходстве, но не кичащейся этим мужчина; без сомнений, сердцеед и ловелас, но настолько тонко чувствовавший женщин, что ему не нужно было задабривать кого-то подарками и цветами. Достаточно было провести с ним наедине несколько минут, и дама полностью и безоговорочно доверяла ему. И ему не нужно было кому-то что-то доказывать. Он находился на том уровне социальной лестницы, на котором уже перестаешь вообще смотреть по сторонам, потому что ты добрался до того места, где тебе хорошо, пусть это и не самая вершина. Эстрич был доволен своей жизнью и это сразу чувствовалось.

Имельда даже немного позавидовала. Вот он, обычный человек, не обремененный магическим даром, который всего добился сам и никому ничего не должен был доказывать. Странно, что Абрахан отзывался о нем столь нелестным образом. Только эта мысль не давала девушке стопроцентного покоя. Почему? Почему Абрахан так говорил? Почему…

— Митриш, хочешь есть?

— Да.

Мужчины уже избавились от своей верхней одежды, сгрузив ее услужливому дворецкому.

— Йотан, скажи там, чтобы приготовили ужин и подали в столовую, — хозяйским тоном произнес Эстрич, задумчиво пригладив топорщащиеся волосы на макушке. Девушка заметила шрамы на виске и обратила на них внимание только сейчас. Все его раны уже зажили после того злополучного взрыва на приеме. Имельда была этому только рада. — Идемте, я покажу ваши комнаты, они на третьем этаже. — Эстрич проводил своих гостей через весь дом, попутно рассказывая, где и что находится. На самом верхнем этаже были только спальни. Наверх вела лесенка спиралью, которая выводила на небольшую овальную залу. Из нее вели четыре раздвижные двери по разным сторонам.

— Выбирайте любую. Все они гостевые. Я живу на втором этаже, там у меня и мастерская, и кабинет, и библиотека.

Мальчишка с видом эстета прошелся по всем четырем и выбрал комнату с видом на реку. Высунувшись из окна, можно было разглядывать темное течение Илаанта и светящийся другой берег. Девушка и художник остановились у дверного проема.

— Мне здесь нравится, — брат даже не поскупился и улыбнулся щедрому дяде-художнику.

— Отличный выбор, — кивнул Эстрич и вопросительно взглянул на девушку.

— Мне без разницы, устроюсь в соседней, — пожала плечами.

— Хорошо. Я тогда распоряжусь, чтобы вам доставили одежду с утра. К сожалению, мой размер вряд ли подойдет мальчику, да и вам тоже. Хотя, халатами обеспечить я вас сумею. Все же после ванны лучше одеться в чистое.

— Ничего, мы потерпим, спасибо большое Эстрич. Митриш?

— Да, спасибо большое, — крикнул мальчишка из комнаты, разглядывая особняк из окна.

— Что ж, располагайтесь, — художник по мальчишески перекатился с пятки на носок, — Ужин подадут где-то через час.

Имельда кивнула, благодарно улыбнувшись. Эстрич подмигнул ей, развернулся на пятках и удалился, что-то тихонько насвистывая себе под нос. Он был счастлив. Эстрич и помыслить не мог, что встретит девушку так быстро и открыто радовался, не стесняясь демонстрировать это. Имельда чувствовала эту радость, замешанную на чисто мужской уверенности. Щеки полыхали. Девушка, проводив взглядом широкоплечую фигуру художника, слегка улыбаясь, повернулась в сторону Митриша и мгновенно спрятала улыбку. Митриш с кислой физиономией скривился, собрав под подбородком кучу недовольных складок.

— Что? — чуть возмутилась девушка, расширив глаза. — Он хороший.

— Тот рыжий бандит тоже был хороший, но ему глазки ты так не строила, — хмыкнул по-ребячески парень.

— Ой, — фыркнула некромантка, выходя, — Кому хочу, тому и строю, — пробубнила из-за двери, удаляясь в свою комнату.

— Ага, ага, — протянул Митриш, возвращаясь к окну с задумчивым видом. Митриш никак не мог найти причину неприятно гложущего чувства, но оно было и никакие улыбки, и горячие ванны с ужинами, и одеждами не могли загасить его.

***

Ужин приготовили даже раньше, чем через час. Имельда только и успела, что умыться и привести свои волосы в порядок. Из-за того, что она в силу обстоятельств не могла долгое время воспользоваться расческой, на голове у нее был, мягко сказать, не порядок. Концы вьющейся шевелюры спутались настолько, что единственным способом их распутать были ножницы. Так что к ужину девушка спускалась с пунцовыми щеками и укороченными локонами. До этого некромантка могла похвастаться длинными волосами — ниже лопаток были — а сейчас едва доставали до плеч.

— С каждой нашей встречей вы меняете свой имидж? Мне нравится, — довольно проговорил Эстрич, указывая на место рядом с собой за столиком.

Девушка немного удивилась, но все же прошла к столику и присела прямо на пол. Здесь не было стульев, или кресел, или диванов. Здесь были только мягкие прямоугольные подушки, рассыпанные по полу и приземистый низкий длинный столик кипенно-белого цвета. Митриш уже сидел за столом и с жадностью дикого кота уплетал печеную курицу.

Но и это было далеко не все, что удивило Имельду. Подняв взгляд к потолку, она зажмурилась, хотя хотелось, наоборот, открыть глаза от удивления по шире.

— Что это? Не похоже на огнекамень… — она прикрыла глаза рукой, заслонив свет, исходящий из округлой сферы, подвешенной в переплетении металлической проволоки.

— Это лампочка, Пешет, — улыбаясь, как и всегда, произнес Эстрич. Он тоже уже ел, как и Митриш, не став дожидаться последнюю гостью. Они оба наплевали вообще на всякие правила этикета.

— Лампочка?

— Да, и скажу я вам электричество весьма дорогостоящее удовольствие, но все же я позволил себе провести к себе в мастерскую и столовую нормальное освещение, — он продолжал есть, благосклонно удовлетворяя любопытство своей гостьи.

— Удивительно, — девушка поерзала, устраиваясь удобнее на подушке.

— Да, мы, люди, на многое способны, — он ел прямо руками, не стесняясь их облизывать. Ничего не ответив, девушка занялась своей порцией. — Позволите мне бестактный вопрос? — спросил с заинтересованным лицом Эстрич, вытирая руки о салфетку. Он потянулся к салату в хрустальной чаше.

— Задавайте.

— За что же Митриш угодил в розыск? — мужчина с хитрым добродушным прищуром посмотрел на мальчика. Имельда замерла. Пояснить брату, что она там наплела художнику, было как-то не досуг. Тот же, нисколько не смутившись такого вопроса, жуя, выгнул губы.

— Воровал много.

Имельда было взяла стакан с морсом, чтобы запить немного суховатую птицу, но поперхнулась, услышав такой ответ.

— Как же так… — задумчиво проговорил художник, покачав головой, — Как же так… Не думал, что Матильда так плохо воспитывала своих детей.

У Имельды застрял кусок в горле, и она закашлялась. Она руками начала жестикулировать, мол, все в порядке, а сама смотрела на Митриша, пытаясь взглядом внушить ему мысль, чтоб прекратил нести ахинею и дал ей все сказать. Увы, мысли она передавать не умела.

— А она выкинула меня еще младенцем, я на улице жил. А там знаете ли ребенку не так-то и просто прожить. Кренделей бесплатно не раздают, — беспечно нес ерунду парень с таким видом, будто это чистейшая правда и его она нисколько не трогает. Эстрич округлил глаза, чуть не выронив салат изо рта.

— Митриш, — хриплым голосом пробормотала девушка, — Перестань.

— Ну, а что? Бестактно спросили, бестактно ответил, — пожал плечами парень.

Кашлянув еще раз, Имельда вытерла рот салфеткой. У нее уже это начинало происходить с заядлым постоянством: давиться едой при художнике.

— Ты наелся? — мрачно спросила она у брата. Парень по-хозяйски, задумчиво оглядел накрытый стол и утвердительно кивнул:

— Да, вполне себе наелся.

— Отлично. Иди наверх. Позже поговорим.

— Спасибо за ужин, господин Эстрич, — чопорно кивнул подросток и, встав, удалился из столовой. Когда стихли по коридору его шаги, девушка взглянула на Эстрича. Тот на нее. Секундное молчание, и мужчина засмеялся. Чисто так, залихвастки, даже слезы выступили на глазах.

— Простите его, пожалуйста. Он хороший парень… Не знаю, что на него нашло. Никто, конечно, его не выкидывал на улицу…

— Я не нравлюсь ему, — продолжал хохотать Эстрич.

— Извините, — понуро опустила голову на ладони девушка, уперев локти в стол. Она уже замучилась краснеть от стыда, а еда вновь не лезла в глотку.

Эстрич еще попытался выпросить у девушки соглашение на беседу после ужина, якобы показать мастерскую и картины, которых она ни на одной из выставок не увидит. Имельда скомкано согласилась, но, быстренько закончив ужинать, стараясь как можно реже смотреть в глаза хозяину дома, стремительно вернулась на третий этаж. Но не к себе в комнату, а к брату. Закрыв за собой дверь, она зашипела на него рассерженной кошкой, но при этом, не повышая сильно голос, ведь двери здесь, как и стены, были тончайшие:

— Что на тебя нашло, черт тебя задери!? Нельзя так делать! Мать тебя так не воспитывала! Хотя может и воспитывала… — задумала на мгновение Имельда, но тут же встряхнулась, — но все равно нельзя! — Митриш пробурчал что-то себе под нос, сидя на узкой кровати, которая, к слову, тоже была очень низкой. Мягкий матрас на подставке и только. — Зачем ты так сказал? Вообще мог ничего не говорить, я бы ответила…

— А пусть не лезет, куда не просят, — недовольно буркнул парень, с вызовом взглянув на девушку.

— Но он хозяин этого дома. Он приютил нас и помог нам.

— И что? Раз он хозяин этого дома, то и жизней наших тоже хозяин? И лезть можно куда захочет? И к нам в головы и под юбку к тебе?

Имельда уже набрала воздух в легкие, открыла рот, чтобы выдать какую-нибудь воспитательную тираду, но сдулась, вернув челюсть на место. Она опустилась к нему на кровать. Сидя так, рядом, но, не всматриваясь в его ауру, было терпимо. Мальчишка грел своей чистой энергией.

— Он не лез мне под юбку. И юбки-то у меня нет.

— Это пока не лез. Видел я, как он смотрит. Знаю, что ему надо. Думаешь, я маленький что ли и не понимаю таких «взрослых» вещей? Я два месяца на улице жил. И я воровал. Выживать то надо было как-то. Так что я почти не соврал. Не горжусь, но и не стыжусь. Посмотрел бы я на этого хмыря лощеного, как он бы выжил без своих денег и своей лампочки на улице.

У Имельды сжалось сердце. Она вдруг подумала, что действительно, мальчишке же надо было добраться от той самой тетушки Пеми до Геновера, и еще жить как-то до начала поступлений… При том скрываясь, подозревая все и всех.

— Я не считаю тебя маленьким, — тихо сказала девушка.

— Раз так, то прошу тебя, давай уйдем, — он сел вполоборота к сестре, пытаясь в потемках всмотреться в ее глаза. Его голос был почти не слышим, словно он боялся, что их подслушивают. — Он не нравится мне.

Имельда задумчиво пожевала несчастные губы, тяжело вздохнула, глянув на мальчика.

— Давай не сейчас. У меня нет денег, Митриш. Я не смогу обеспечить нас не то, что лошадью и крышей над головой, а даже едой. И заработать не смогу, потому что я официально разыскиваюсь инквизицией. Не забывай об этом. Мне нужны его деньги.

— Да плевать на деньги. Ну, хочешь, я украду их? Да хоть и у него. Пошарюсь, пока все спят…

— Нет! Митриш, не надо ничего тут воровать! Хочешь, чтобы нас потом еще и за воровство искали? Кстати, по украденным деньгам и найдут. Не стоит перебегать этому человеку дорогу. У него связи там какие-то…

— Тем более, давай уйдем, а?

Мальчик схватил девушку за руку, и перед глазами заплясали белоснежные зайчики, как от долго взгляда на солнце. Девушку потянуло в сторону. Дезориентированная, она вытянула свою руку из его хватки, сползя на пол.

Мальчишка волновался. Его защитная пелена дрожала, как осенний лист на ветру, а энергия его души пульсировала и сияла нестерпимым светом.

— Что с тобой? — перепугался мальчик.

— Ничего, — она сжала с силой глаза, пытаясь проморгаться, — Устала. Я просто устала.

Митриш удрученно поджал губы, о чем-то раздумывая.

— Ладно, поспим тут, а утром свалим.

— Ага.

Имельда покинула комнату брата в подавленных и смешанных чувствах. С одной стороны, ей было приятно, что за ней, наконец, как за нормальной женщиной, присматривает такой эффектный мужчина и пытается помочь, не выпрашивая платы через постель. Имельда усмехнулась про себя: да, даже если бы до нее дошло, вряд ли бы все пошло дальше раздеваний. Увидь он ее голой, пропало бы всякое желание у любого. Один вон уже видел. Пусть и через воспоминания, а не в живую. И где он? Правильно. Сбежал. А даже если бы Эстрич не побрезговал, и у него все равно осталось бы желание, почему бы и нет? Почему не отблагодарить адекватного мужчину за помощь? В конце концов, она взрослая женщина, пусть и не опытная. Кого это волнует. Кому ее судить? Некому.

А с другой стороны, Митриш вроде бы принял ее, стал чуть ближе и искренне заботится о своей сестре — не хотелось его разочаровывать. Все же между братом и мужиком, Имельда никогда бы не выбрала второго. Митриш — единственный близкий человек, кто остался у нее от всей ее прошлой жизни. И рисковать им она не хотела. Но и бежать, сломя голову, без какой-либо опоры — тоже. Куда они сунутся без денег, без защиты? Даже, банально, без нормальной одежды?

— Черт, надо было у Турцела занять, — пробормотала девушка, стаскивая с себя одежду. От глубокой позолоченной ванны в комнате шел пар, круглое зеркало над мраморной раковиной запотело. Ванная комната была не очень просторной, но пустой, а от того казалась большой. В комнате была лишь ванная, корзина для белья и раковина. Туалет находился в отдельном закутке. В небольшое запотевшее окошко попадал свет с того берега и от луны.

Девушка потушила масляную лампу и в темноте забралась в горячую воду. Она нырнула под воду, закрыла глаза и прислушалась к себе.

Удивительно, но она не слышала ничьих ни мыслей, ни воспоминаний. В ушах не шуршал шепоток множества спутанных голосов. Под водой была абсолютная тишина. Только она. И Морок. Он ворочался где-то там, внутри, скобля ее душу невидимыми коготками. Он пробирался все дальше и дальше по нитям ее ауры, заполняя цветное пространство ее души бело-голубыми оттенками. Но девушке, на удивление, не доставляло это никаких неудобств. Имельда чувствовала это, но не могла никак остановить. Она просто знала, что никогда уже не сможет избавиться от того, кого сама когда-то и поглотила. И стоило ли вообще?

Она вынырнула. На маленькой полочке у раковины стояли два флакона и мыло. Флаконы ей были не интересны, а вот мыло да. Спустя десять минут к ней в комнату постучалась служанка: принесла халат и белый домашний гобон хозяина. И если гостевой халат, в принципе, был девушке в пору, то гобон на правом запахе с хозяйского плеча, мягко говоря, большеват. Плечи оказались большими, так что пришлось запахиваться куда сильнее, чтобы полностью скрыть грудь до самой шеи, и обвязываться поясом дважды. Широкие рукава скрыли руки, а длинный подол скрыл ноги, и еще даже осталось, так что ткань волочилась следом за девушкой, когда она спускалась на второй этаж.

Она ведь обещала, что почтит хозяина своим присутствием; слово нужно было держать.

***

Эстрич встретил девушку в одном из коридоров, когда она немного заплутала, и зашла не в мастерскую, а в подобие спальни. Подобие потому, что там вместе с низенькой, но широкой постелью так же находились картины, банки с краской, какие-то холсты, полки были забиты книгами и стопками бумаг и вообще, порядка там не наблюдалось. По крайней мере, для гостьи.

Эстрич, галантно провел девушку двумя коридорами и впустил в просторную залу, обитую тем самым зеленым бархатом цвета мяты, которую она видела в его воспоминаниях. Вот только…

— Ванна? — девушка остановилась и удивленно уставилась на глубокую позолоченную ванну, которая в данный момент была накрыта двумя холстами черного цвета. Здесь был и кран, и трубопровод. Она вроде не видела ничего такого в его воспоминаниях…

— Да, — немного смутился мужчина, но лишь немного, и пожал плечами. — Бывает, так изгваздаюсь в работе, что идти мыться через весь дом чревато последствиями. Все вымажу.

— Интересное… Кхм, решение, — дернула губами Имельда, разглядывая все это художественное «великолепие». Ванная быстро стала ей не интересна. Ей, в принципе, было не интересно и все остальное. Девушка чисто из вежливости пришла сюда и слушала, как мужчина рассказывает об одной, о второй, третьей картине… Она никогда не тяготела к искусству. У нее и возможности то не было распробовать это самое искусство, или вообще любое творчество. Сначала была учеба, потом работа. А между делом жизнь с родителями, которые тоже не особо любили живопись. У них в доме висела лишь одна картина и то, старый портрет какого-то там ученого…

Делая вид, что разглядывает висящие на трех стенах картины, девушка лениво возила взглядом, думая совершенно о других нелепых вещах. В свободном зале пахло красками. Стены были вполне себе такими крепкими, не бумажными, а каменными, тепло отделанные и украшенные, как надо. Действительно, мужчина постарался сделать свою мастерскую максимально ему комфортной. Здесь было два довольно узких, но зато высотой во всю стену окна. Света они давали не очень много, но это компенсировалось множеством искусственных лампочек с теплым желтым светом. Странное решение, конечно. Девушке казалось, что рисовать, да и вообще заниматься любой работой приятнее при дневном свете. Свой бы кабинет она сделала в комнате с большим окном, прямо во всю стену. Эстрич продолжал рассказывать о картинах. Их было много. Навскидку около тридцати. Разных размеров, но в одинаковых рамах.

— Ох, эти картины — вот что самое главное для меня. Вся та ерунда, что вы видели в галерее — это так… наброски, развлечение, разработка руки, чтобы не потерять навык. А это, — он немного пафосно развел руки в стороны. Широкие рукава его светло-зеленого гобона, словно крылья, дрогнули с двух сторон. — Это моя личная симфония… — его глаза горели каким-то странным огнем. Он действительно считал все эти работы чем-то очень значимым для себя, он гордился этими картинами и дорожил ими. Он протянул руку и указал на пустое пространство среди картин.

— Здесь будете вы, — он взглянул на девушку и мягко улыбнулся.

— Я? — значительно удивилась Имельда и даже ткнула в себя пальцем.

— Да. Вы вдохновили меня, Пешет. Я уже подготовил холст, — он махнул на те прямоугольники, что лежали на ванне. Видимо, сохли… Фон был черным. Вообще, почти на всех картинах фон был черным, чтобы подчеркнуть цвета других красок.

— Эм… — она не знала, как реагировать. Удивляться, радоваться или охать от восторга. В общем-то, ей это не приносило никакой отрады. — Но я не умею позировать.

— О, это не понадобится, — он вновь улыбнулся. Пешет это начинало понемногу напрягать. Он все время улыбался. Вспомнился Мару с его спокойным лицом и такими красноречивыми взглядами. Он много молчал, но говорил этим куда больше. Мужчина вдруг встрепенулся.

— Ой, простите, Пешет, я совсем забыл об одном важном деле. Вы не будете против, если я вас покину? Буквально на десять минут. Вы можете пока остаться здесь. Рассмотрите картины. Господи, как я мог забыть об этом… — он заторопился, но весьма уверенно.

— Ладно, — кивнула девушка. Ей, в общем-то, было не трудно.

— Еще раз простите. Я постараюсь быстро.

— Ага.

Он вышел из мастерской, задвинув быстро двери. Имельда осталась одна, и сразу стало как-то не очень комфортно. Пропала атмосфера уютности. Поежившись, она все же приблизилась к одной из стен, пытаясь рассмотреть все же картины получше. Эстрич наверняка спросит, что она думает обо всей этой мазне. Надо было надумать хоть какой-то внятный ответ…

Почти у всех картин был черный фон, на котором художник исполнял какой-то узор. Узоры были все разные, Имельда это проверила. И цвета тоже разные. На каких-то картинах была только палитра со всеми оттенками синего, на каких-то только красная, или только розовая. Где-то встречались разные цвета. Но неизменно ничего определенного он не рисовал. Узоры и только. Некоторые из них напоминали цветы или какие-то смутные образы животных. Абстракции чтоб их…

Вот только чем дольше девушка всматривалась в эти самые абстракции, тем сильнее становилось это гнетущее чувство беспокойства и тревоги. Какая-то всепоглощающая тоска и паника зарождались где-то в районе солнечного сплетения и давили на желудок. Хмуро оглянувшись на входную дверь и прислушавшись, девушка убедилась, что художник еще не возвращается, и нерешительно поднесла руку к одной из картин. К удивлению девушки, она была свежей. Настолько, что пальцы заскользили по краске, смешивая ее и портя узор. Но Имельду это не обеспокоило. Едва коснувшись картины, она вздрогнула, окунувшись в омут страха, боли и смерти.

Сверху донеслись шаги. И не одного человека, а нескольких. Содрогнувшись от нахлынувших чувств и видений, Имельда одернула руку и уставилась в потолок, прислушиваясь к стремительным шагам. Это был третий гостевой этаж, там, где их расположил Эстрич.

— Митриш… — Имельда испуганно рванула на выход.

Сердце металось в груди, словно пойманная канарейка. А в голове была единственная мысль: «Только бы успеть». По пути она скинула мешающий гобон, задавшись вопросом, как она вообще не почувствовала всего этого раньше? Как!?

Оставшись лишь в одном халате на голое тело, девушка неслась по коридорам. Поворот, еще поворот, лестница, ступеньки, дверь… И она чуть не столкнулась с Эстричем, держащим небольшие кандалы. Они замерли друг напротив друга на мгновение. Перед глазами пронеслись все его слова, которые были ложью. Все его вранье. На его ироничном лице больше не было той напускной насмешливости и холености. Только расчет.

Короткая усмешка Эстрича, злой замах женской руки. Не известно, чем бы закончилась их возможная драка у лестницы, но они не успели даже начать. Девушка только и успела что подумать о том, что жаждет остановить его сердце. Оставалось лишь коснуться. Но дом содрогнулся, раздался звук бушующего пламени, мужской крик и следом звук разбитого окна. Из-под двери комнаты Митриша повалил скупой струйкой дым, запахло жаренным мясом. Но все же оттуда все еще были слышны возня и ругань.

Эстрич, воспользовавшийся секундной заминкой, плюнул на свои планы и защелкнул на правом запястье девушки холодный метал с руническими завитушками. Руку свело, пальцы закололо.

Раздался новый хлопо́к, крик и сквозь бумажную дверь в овальную залу вылетел какой-то мужчина неизвестной наружности. Его темно-серый короткий гобон тлел и дымился. Обожженная кожа вздулась волдырями и к ней прилипла оплавленная ткань. Он не шевелился. Митриш стоял в комнате, запыхавшийся, с рассеченной бровью и губой, но целый. В его глазах горел адреналин и злость. Он смотрел прямо на Эстрича и Имельду.

Секунда. И все начало двигаться, как в замедленном действии. Имельда почувствовала, как в груди Эстрича зарождается нечто нестерпимо жаркое и яркое, почти как у Митриша. Пока еще слабое, ностремительное. Энергия живо растекалась по его телу, формируя какое-то заклинание. Мужчина поднял руку и направил ее в сторону брата.

Сердце пропустило удар.

— Беги, — рявкнула Имельда и, схватив вторую сторону кандалов, защелкнула наруч на запястье Эстрича. Его пальцы скрючило, руку свело. Он стиснул челюсти и развернул голову к девушке, гневно сверкнув глазами. Прерванное заклинание — не самая приятная из вещей.

Раздались быстрые шаги, всплеск — Митриш выпрыгнул прямо в разбитое окно. Эстрич метнул взгляд туда, увидел пустую комнату и всецело обернул свое внимание некромантке.

— Весьма опрометчиво, — прошипел он и со всей силы резко шарахнул девушку головой о перила лестницы.

***

Холодная вода здорово сыграла свою роль. Пышущая жаром ярость в душе Митриша мгновенно испарилась, как только он вынырнул из-под толщи широкой реки. Спокойное полотно Илаанта было тягучим и ровным на вид, но быстрое течение стремительно уносило мальчишку от злополучного особняка. В голове только и крутилось, что «черт, черт, черт… Черт!».

Митриш не рискнул переплывать на другой берег. Он знал, что собой представляла одна из полноводных рек, что пересекала столицу. Неместный обыватель решивший по наивности освежиться в водах Илаанта рисковал пойти на дно камнем. Ведь эти воды были столь же опасны, как и лавины в великих Зубах Земли. С виду они — хребты гор и воды Илаанта — спокойны, а коль не повезет, так смерть тебя и настигнет в ту же минуту.

Митриш, старательно загребая и пыхтя, выбрался на чистый каменный бережок и юркнул прочь в ближайшую узкую улочку. Хоть ноги его заплетались, а руки были ватными, он не останавливался и не отдыхал. Он знал, что если замрет хоть на секунду — то уже не сможет продолжить путь. Его либо поймают, либо он замерзнет.

К тому времени, как он добрался до светящегося заведения, что расположилось над другой полноводной рекой, руки уже полностью озябли, а штаны на ногах хрустели от застывшей корки. Заведение под названием «Черная мама» славилось особой репутацией. И никто точно не знал, что именно это за заведение: кабак, бар, ресторан или же кабаре, а, может, оно и вовсе было борделем, замаскированным под все вышеперечисленное. Однако, всем было плевать. Здесь можно было встретить, как пропитого насквозь пьянчугу, так и знатного лорда, хоть последний и скрывался б под видом обычного торговца. Местный хозяин привечал всех, отсюда и его особое положение, и связи, и статус.

Само здание находилось прямо по центру реки, упершись в берега шестью мостками. Их и само круглое заведение удерживали над водой деревянные подпорки и сваи, отчего «Черная мама» походила на какого-то паука-мутанта. Так же от здания в стороны вдоль реки уходили прямые длинные корпуса, где располагались жилые и складские помещения.

В центральном зале, где по обыкновению собирались гости сего заведения, было весьма атмосферно. На полукруглой сцене бесновались развратного вида красавицы, соблазняя и дразня мужскую половину посетителей. В воздухе витала дымная вуаль, едва застилая глаза и скрашивая все несовершенства гостей и тех, кто их обслуживает. Хотя у последних, казалось, вообще не было недостатков. Милые юрсэ все были как на подбор, но в то же время все они были разными; на любой вкус и выбор.

По залу гулял шум и музыка от крошечного местного оркестра, что расположился рядом со сценой. Музыканты мастерски поддавали жару в местную атмосферу, одновременно расслабляющую и заводящую, своими инструментами.

За барной стойкой, что располагалась вдоль стены и занимала четверть от зала, крутились и вертелись несколько барменов. Тоже все как на подбор, но — в противоположность юрсэ — невзрачные, чтобы не привлекать внимания гостей. Их интерес должен был быть полностью у ног выступающих бесовок, и так оно и было. До определенного момента.

Из неприметного коридора, отодвинув тяжелую плотную бархатистую штору, вышел мужчина и заглянул в бар, присоединившись к снующим туда-сюда барменам. Широкоплечий, в багряной атласной рубахе, он притягивал взгляды любого, кто был с ним не знаком. Таких, впрочем, было крайне мало. В основном, хозяина «Черной мамы» знали все.

Аргус, расслабленно поглядывая в зал своими темными глазами из-под полуопущенных век, достал бокал и самостоятельно наполнил его, воспользовавшись особой бутылкой из-под барной стойки. Бармены даже не обратили на него внимания, уже привыкли.

Уверенным движением он закупорил темно-зеленую бутыль, убрал ее подальше на свое место и поднял бокал в воздух легким уверенным движением. Но хрусталь замер рядом с губами, густой алый напиток так и не коснулся светлых узких губ. Мужчина кинул стремительный взгляд на вход, отвлекаясь и от напитка, и от гостей. Его лоб напрягся и тут же двери парадного входа распахнулись, нарушая местную расслабленность.

В зал завалился какой-то оборванец, едва передвигая ногами. Мальчишка был побитый и усталый, но взгляд его пылал какой-то жесткой решимостью. Его изначально заметили далеко не все. И музыка играла, как и до этого. Его заметили лишь те, кто находился рядом с входом, и сам Аргус. Его чутье заранее встрепенулось и ткнуло пальцем в приближающиеся неприятности.

Пока мальчишка растерянно осматривался, растирая озябшие руки, к нему уже подошел охранник-вышибала. Обычно, в «Черную маму» пускают всех, но, опять же, обычно, все знают, что вести себя здесь нужно вежливо, спокойно и, желательно, щедро, хоть и не обязательно. Иначе, тебя вышвырнут за порог, и булькай отсюда, куда душа пожелает. А так как местный порог заканчивается водой, желающих нарушить местное спокойствие было очень мало. Конечно, находились индивидуумы, но они были очень редки.

И, все же данное заведение было для взрослых, детям до определенного возраста здесь было не место. Поэтому, Аргус не нашел ничего противоестественного, что здоровяк Барг попытался выставить забредшего «не туда» подростка. Хозяин уже не так спокойно сделал глоток и чуть не поперхнулся, когда с виду хилый и уставший подросток дыхнул жаром и свалил почти квадратного от мышц Барга на пол. Здоровый вышибала больше двух метров в росте, что славился своим умением гнуть подковы и ломать деревья голыми руками, рухнул, как подкошенный. Аргус даже не понял, что пацан сотворил, но полыхнуло знатно, хоть огня и не было.

Музыка захлебнулась, танцовщицы неловко сбились с ритма танца и застыли на сцене. Внимание всех гостей метнулось тотчас к входу, к мальчишке и бессознательному вышибале. Воцарилась тишина, в которой тяжелое дыхание мальчишки звучало пыхтением дырявого кузнечного горна.

— Мне нужен Турцел, — просипел он, стоя над Баргом, сжав кулаки. Его взгляд метался по застывшим гостям. И не то, чтобы они его боялись. Просто уже слишком давно здесь не вели себя «так». Аргус, к слову, тоже был шокирован не меньше, чем все остальные, но так как он был трезв, он первым повернул голову в сторону сцены, продолжая удерживать у рта стакан. Там уже послышалось шевеление. Мужчина внимательно посмотрел на поднимающегося рыжего бандита.

Взъерошенная макушка Турцела выглянула поверх голов других людей, словно свечка. На его дико удивленном лице сквозь алкогольный дурман проступало некое осознание и узнавание. За ним с мягкого диванчика поднялся еще один человек. Аргус припомнил его имя. Мару. Так его представил его давний товарищ Турцел. Он тяжело выдохнул, раздувая щеки, покачал головой, залпом осушил-таки свой бокал и пошел разбираться в этом бедламе и наводить порядок.

***

Ей снился кошмар. Такой тягучий, приторный и почти реальный.

Темная улочка города. Хрупкая с виду девушка идет чуть позади своих друзей. Они пьяны и потому даже не обратили внимания на то, что подруга неожиданно исчезла.

Она очнулась в комнате, обитой зеленым бархатом. Вокруг висели картины. Раздетая, замерзшая. Из-за кляпа во рту пересохло. Ее тело было связано тонкой, но крепкой веревкой так, что она не могла согнуть ни рук, ни ног. Она просто лежала, прижав руки к бокам. Вокруг был начерчен круг на полу и более ничего.

Отворилась дверь. Появился он. Человек не прятался и не скрывался. Он был в своем доме, он здесь хозяин. Рядом стояла высохшая заготовка под картину с черным фоном, и лежал нож.

Все что сделал мужчина, это погладил по голове плачущую девушку и, перекинув через нее одну ногу, опустился над ней на колени. Девушке было дико страшно. Сквозь тряпку она умоляла отпустить ее, но он не слушал, погруженный глубоко в себя. Он поднял обычный кухонный нож с пола и поднес его к солнечному сплетению девушки. Кончик лезвия ткнулся прямо в мягкий живот. Девушка забилась в истерике, пытаясь из последних сил сделать хоть что-нибудь. Но все было предрешено.

Сжав ногами свою добычу, чтобы дергалась не так сильно, мужчина обхватил рукоять ножа обеими руками и стал с уверенной методичностью погружать нож в живую плоть.

Кожа легко поддалась под острым краем инструмента. По нежному рыхлому боку девушки потекла алая дорожка. Даже сквозь тряпку кляпа ее крик, переходящий в визг, раздавался почти по всему дому. Но ее никто не слышал. В этот день никого не было в доме, кроме жертвы и убийцы.

Мужчина остановился на секунду и отошел в сторону за пределы круга. Нож, удерживаемый лишь силой мысли, продолжал проникать внутрь жертвы. Медленно и неотвратимо. Он разрезал кожу, мягкие волокна мышц и податливые пучки нервов. Под телом уже набралась приличная лужица вязкого багрянца.

Глаза мужчины нервно мерцали, так же, как и замкнутый вокруг девушки круг. Вместо агонии он видел прекрасные струйки узора, что выходили из тела, словно акварельные краски, растворенные в воде.

Чистейший страх, агония, боль и искусственная помощь убийцы вытесняли из тела душу, формируя неповторимый узор. Душевные струи тянулись до тех пор, пока в теле не осталось ни капли душевной энергии. Прожитые девушкой года и ее память сотворили из душевной энергии непревзойденный орнамент похожий на нежную алую ветвь виноградной лозы. А ритуал помог полностью вытеснить душу из тела, не оставив никаких следов. Глаза помутнели. Кончик ножа вонзился в пол.

Веки поднимались тяжело. Левый глаз так и вовсе не мог открыться — залитый кровью, которая уже запеклась и склеила ресницы. Имельда хотела потереть глаз, но поняла, что не может. Руки затекли и лишь несчастно дернулись в оковах. Сквозь приоткрытый правый глаз девушка огляделась и попыталась понять, где она и что с ней. Голова трещала. Лоб ныл и зудел. Она припомнила, что ее, кажется, приложили головой о перила лестницы, и понятливо скривилась, простонав нечто вроде «ублбдок». Задранные к верху ноги тоже затекли, но в отличие от рук, могли почти свободно двигаться. Связанные на щиколотках они попросту не влезали в ванну.

— Какого хрена? — простонала девушка ошарашено, приподняв многострадальную голову. Точнее попыталась приподнять, так как ей это помешало сделать что-то плоское и твердое. Предположительно ошейник. — Чертов ублюдок.

Судя по неудобству в шее и невозможности поднять голову, ошейник крепился где-то снизу к самой ванне. Имельда лежала на ее дне, прикованная руками к бортикам этого позолоченного гроба. Не было цепей. Просто не очень широкие крепкие браслеты предположительно из кожи, что замысловато крепились какими-то большими гвоздями с широкой шляпкой к бортикам почти у самой кромки ванны.

Руки в таком положении ужасно затекли и онемели. Браслеты крепко пережимали запястья, поэтому кисти и пальцы не слушались и побледнели. Имельда дернула раз, дернула два, три — безуспешно. На браслетах были выплавлены руны и довольно знакомые. Именно таким пользовался Каил, когда приковывал девушку у себя в подвале ремнями к столу. Это не давало Мороку вырваться на свободу. Да и, судя по всему, они блокировали не только его, но и вообще любую возможность пользоваться внешним источником энергии. Все, что она могла — беспомощно дергаться.

— Чертов ублюдок, — заплетающимся языком повторила девушка, осознав, наконец, в какой ситуации оказалась. Не самым приятным, но и далеко не самым плохим аспектом во всем этом было то, что она по-прежнему была лишь в халате. Ткань задралась на руках и ногах, открыв почти все те шрамы, что Имельда скрывала всю свою жизнь. Над головой наличествовал кран. Мощный, но довольно короткий, не больше ладони в длину. Он был отлит из меди А вокруг была та самая комната с чертовыми стенами в мятном бархате.

— Наконец-то. Устал ждать уже, — раздалось сбоку. Прошуршала закрывающаяся дверь, и, судя по звуку, рядом с ванной поставили стул.

— Не думала, что здесь имеются стулья. Что же ты не умостишь свою задницу на одной из чертовых подушек?

— А я не думал, что мы перешли на «ты». Но раз дама настаивает, — в поле зрения появилось лицо Эстрича. Имельда, увидев его, злорадно улыбнулась. По душе, словно медом мазнули — все лицо мужчины было в ссадинах, а под глазом красовался синяк. И девушка что-то не помнила, чтобы это она так постаралась. А значит…

— Понравился сюрприз? — с трудом хмыкнула.

Мужчина аккуратно коснулся кожи под глазом, едва скривившись, но тоже улыбнулся. Так же тепло и ласково, как улыбался все время.

— Был приятно удивлен. Тебе идут голубые глаза. Ты вообще само очарование, прекрасная как утренний рассвет, — он прошелся по ней взглядом. Имельда, находясь в оковах на дне ванны с раскроенным лбом, имела свое мнение на сей счет, но благоразумно промолчала. — Я, конечно, ожидал выхода этой твоей демонской сути, но недооценил твоих сил. За что поплатился, — в его голосе не было и доли сожаления или злости, словно он считал все произошедшее хорошим жизненным уроком.

Эстрич удобно устроился на стуле, улегшись на бортик головой и подложив под нее свою руку. Он ласково провел пальцем по запястью девушки, продолжая разглядывать ее, как будто не нагляделся до этого, пока она была без сознания.

— Не трогай меня.

— Почему? — наиграно расстроился художник. — У тебя нежная прохладная кожа. Как дорогой шелк…

— Мне противно. Убери руки.

Мужчина коротко вздохнул:

— Какая ты жесткая. Совсем в тебе нет этой женской мягкости… Хотя, именно это мне в тебе и понравилось. Неприступная, стойкая, сильная… но в то же время такая наивная, невинная… — он мечтательно смотрел на нее, продолжая ласково поглаживать запястье левой руки, совсем рядом с удерживающим ее браслетом. Девушка не ответила. — Зря ты стесняешься своего тела. Оно прекрасно, — довольно серьезно и даже от души продолжил Эстрич. — И Мару его даже принял бы. — Имельда дернулась, услышав это имя. На скулах напряглись желваки. — Тебе стоило лишь самой принять себя. Хочешь, скажу, почему он ушел?

— Да пошел ты, — прошипела Имельда, глядя на него одним глазом. Левый по-прежнему была не в силах раскрыть. Запекшаяся кровь не давала. Эстрич выпрямился.

— Ладно, надо заканчивать все это, — он хлопнул ладонями по ванне и по ней прошла неприятная вибрация и звон, хотя на пальцах не было никаких перстней или колец. Он потянулся к крану и стал отвинчивать вентиль. На лицо девушке хлынула прохладная вода. Кожа мгновенно покрылась острыми мурашками, волосы на теле встали дыбом.

— Стой! Давай поговорим! Пожалуйста! — зажмурившись и пытаясь отвернуться от потока воды, закричала девушка. Жить очень хотелось, но выход пока не находился из этой ситуации. Ей нужно было время, чтобы подумать…

— Хочешь поговорить? Время тянешь? — он опустился на колени, закрутил вентиль и аккуратно, словно нежные лепестки цветов, стал вытирать глаза девушки от излишков воды и запекшейся крови. — Понимаю. Никому умирать не хочется. Ну, что ж. Последнее желание — это закон. Давай поговорим. — Он вновь сел на стул. То небольшое количество воды, что попало в ванную, намочило лицо и голову и теперь холодило затылок. В целом состояние было далеко от идеала, но, когда на кону стоит жизнь, шестеренки в голове начинают крутиться куда как резвее. — Ну, о чем хочешь поговорить? Что хочешь узнать?

Имельда молчала. Вопросов было слишком много, чтобы быстро решиться, какой именно задать сначала.

— Кто ты?

Мужчина слегка беспечно поджал подбородок и выпятил нижнюю губу.

— Художник. Эсмер Эстрич.

Имельда кашлянула, пытаясь избавиться от неприятного ощущения воды в носоглотке.

— Это мне известно. Я думала, ты человек… Обычный. Без дара. Но… вчера… Что это было? Я видела твою энергию.

— А я думал, что ты намного смышлёнее. Неужели ничего не напоминает? — он выпустил на волю свою ауру. Имельда зажмурилась и застонала от резкой боли, пронзившей виски. Казалось, что ей в глаза засунули факелы, и даже сквозь сомкнутые веки энергия души Эстрича слепила ее. Да, она действительно уже видела подобную ауру. Только у Митриша она была слегка прикрыта его собственной ментальной защитой, сквозь которую обычные маги бы не пробились, а Имельда все равно видела пламя и силу его души. Лишь только благодаря дару валара. У Эстрича же это был шквальный огонь, который он умудрялся полностью тушить и прятать. Каким образом? Да кто его знает…

— Доступ к императорским архивам и многолетние тренировки, Имельда. Только и всего. — Пламя стихло и, приоткрыв глаза, девушка подозрительно покосилась на мужчину. Он двоился. — Глупая ты, — с налетом разочарования в голосе произнес мужчина, сидя на своем стуле. Он слегка ссутулился, расслабившись. Действительно, чего ему было бояться в своем собственном доме? — У тебя такой дар… Даже два, а ты пыталась спрятать их от самой себя, убежать куда-то. Дура. Дар валара не засунешь в дальний ящик просто так.

— Откуда ты все это знаешь? — хрипло спросила.

— Потому что я тоже обретший знание, — спокойно ответил Эстрич. Он вообще был довольно уравновешен несмотря на то, что наверху у него были разгромлены комнаты, а Митриш сбежал. Труп мужчины, который пытался схватить ночью мальчишку, Эстрич уже давно успел ликвидировать. Но Имельда помнила ту звериную и необузданную ярость в его глазах, когда он понял, что мальчишка вновь ускользнул. Она помнила и не верила в эту его напускную смирность. Ведь именно с таким спокойным лицом он и убил ту девушку из ее кошмара… — Вот только в отличие от тебя, я развивал свой дар, а не бежал от него. И сейчас я очень многое могу, а ты нет, — легко завершил он, развернув ладони к потолку.

— Что, например?

— Хм… — он наклонился, приблизившись, и оперся подбородком о бортик ванны. Он внимательно стал рассматривать лицо девушки и перебирать ее белоснежные волосы. — Например, то, что я знаю о тебе все. Любые подробности. И мне даже касаться тебя не требуется. Хотя через прикосновение, конечно, приятнее считывать информацию и эмоции. Тактильный контакт всегда был наилучшим проводником энергии. — Он задумчиво помолчал. — Еще могу создавать ложные образы о себе, путать мысли других людей и так, по мелочи, другие разные приятности. О, еще, например, я легко перекрывал тебе доступ к своим мыслям. Да, было весьма забавно наблюдать за твоей реакцией и подсовывать тебе всякую ерунду. А ты как послушная рыбка все глубже и глубже заглатывала наживку.

Имельда не ответила на такую прямую издевку.

— Ты обретший знание, и ты императорский наследничек? — риторически пробормотала девушка. — Вот так подфартило…

— Да уж, — скривил губы. — Подфартило. Нет, Пешет, я не наследник. Я бастард ее величества императрицы, которая изволила сдохнуть уже давным-давно.

Имельда недоверчиво уставилась на мужчину.

— Твоя мать императрица?

Мужчина угукнул. Помолчал. И вновь продолжил, не дожидаясь вопроса.

— Как известно, браки у императорской четы все сплошь по расчету. Моя мать, родив двух отпрысков и решив, что ее долг перед Ваалаярви на этом исчерпан, принялась трахаться направо и налево с кем ее душа пожелала, полностью игнорируя своего мужа. Да, ему, собственно, тоже было все равно. Сам не лучше. У него тоже бастардов вагон и маленькая тележка… Потом моя мать родила меня, еще одну девочку… Правда, мертвую. После этого она перестала уже вести себя как блудная кошка и принялась растить свое потомство. То бишь, меня. Ведь к двум наследникам ее не подпускал сам Ваалаярви. Он решил, что нечего ей совать свой нос в их воспитание. А она, в отместку ему, обнародовала мое существование и открыто заявила, что будет меня воспитывать в их доме, не скрываясь. Ваалаярви такое не очень понравилось, но никто меня и пальцем тронуть не смел. Она хоть и была шлюхой, но шлюхой-императрицей с деньгами, силой и связями. С такой стервой хочешь-не-хочешь, а будешь считаться.

— Не очень-то ты ее любишь…

— А с чего бы мне ее любить? Благодаря ей мое детство превратилось в кошмар под названием выживи или сдохни. Благо, что прежде, чем она сама умерла, я сумел прочно обосноваться в этом змеевнике. Да и император счел меня полезным. Куда полезнее своих родных кровиночек, — он скривился, вспомнив своих сводных братьев.

— Заплачь еще, — буркнула девушка, лихорадочно соображая, что ей делать. Руки слушались плохо. Ноги были связаны, но в целом двигались свободно. По крайней мере, не были привязаны к самой ванне.

— Да… — задумчиво протянул мужчина. — Твое «счастливое» детство тоже очень интересное… Может быть кое в чем ты меня даже переплюнула. Дважды, — Эстрич сильно задумался, и Имельда вдруг замерла, остановив взгляд где-то на золотистом покрытии ванны. Она уловила брешь, почувствовала что-то мягкое в его «броне» и сосредоточилась, представив, как уходит на дно лично его реки воспоминаний.

Двустворчатые двери, украшенные искусной резьбой и покрытые декоративной позолотой. Он ненавидел их. Каждый раз, когда его вызывал Ваалаярви, Эсмер останавливался перед ними в надежде, что за эти секунды император наконец сдохнет. Но раз за разом этого не происходило, и ему приходилось браться за витую ручку и проходить внутрь.

Залитая светом комната была скудно обставлена, ведь больному старику здесь ничего не нужно было делать, кроме как лежать в постели. Тяжелые шторы были всегда распахнуты, ведь тяжелые веки все равно не давали проникать в глаза лишнему свету.

Некогда пышущий здоровьем сейчас Ваалаярви был жалок. Трясущиеся тощие руки, ослабшие мышцы. Обвислые щеки тянулись к полу, отчего его рот всегда казался недовольно искривленным. Пигментные пятна на пергаментной коже лишь добавляла болезненности.

Старик лежал под теплым пуховым одеялом с книгой в руках. На самом деле он уже давно ничего не читал, лишь делал вид, ведь зрение его уже два года как подвело, а очки он носить отказывался, ведь они старили его еще больше, а он не желал представать перед поддаными в еще более немощном свете.

Эсмер прошел к кровати и встал у ее изножья, сложив руки за спиной.

— А, явился, — недовольно протянул мужчина, отложив книгу. — Почему я должен ждать тебя так долго, щенок? — без особого энтузиазма проворчал, пытаясь убрать книгу на рядом стоящую тумбу, как и все здесь украшенную резьбой и позолотой.

— Был занят. Как только вернулся, так сразу и пришел.

— Не груби, щенок. Ты нашел его?

— Нашел, — кивнул маг. Ваалаярви тут же взглянул на своего подопечного с хищной жадностью во взгляде.

— И где же он? Почему мне не доложили?

— Появились осложнения, но это не страшно. Его уже конвоируют к нам, — без каких-либо эмоций произнес Эсмер, глядя куда-то поверх головы правителя.

— Готовь ритуал. И смотри, чтобы на этот раз все прошло гладко, — сухой голос оборвался, и старик закашлялся. Вместе со слюной на покрывало брызнули мелкие капельки крови. Эсмер посмотрел на них и обогнул кровать, подошел к Ваалаярви сбоку. Достав платок из внутреннего кармана своего наряда, он склонился и с равнодушной тщательностью вытер рот и подбородок старика, едва сдерживаясь, чтобы не запихать этот платок ему в глотку. — Да хватит, — старик отмахнулся. — Мне не нужна твоя показная забота. Сделай уже свою работу, пока мое терпение не лопнуло окончательно и я не сломал твою так тщательно собранную репутацию и жизнь. Сделаешь дело и свалишь на все четыре стороны.

Эсмер выпрямился, и, наконец, на его лице отобразились истинные эмоции. Презрение, скрытая ярость… Он ничего больше не сказал. Оставил платок на тумбе и вышел вон, чтобы не чуять тонкий запах гниения. Иногда Эсмер не понимал, что именно он чует — гниение его тела или все же души…

Имельда заморгала и перевела взгляд на художника. Он внимательно смотрел на нее.

— Зачем вам Митриш? — Эсмер хмыкнул, но пояснить все же решил. — Он нужен Вааллаярви, и ты хочешь убить его, чтобы он не достался правителю?

— С чего ты решила, что я хочу его убить? Если б я этого хотел, то давно бы сделал. Возможностей было много. Взять хотя бы тех олухов, что пришли за… М… Как его там? Полард? — Имельда нахмурилась. — Да, да, это я помог им пройти. Мне нужна была диверсия, неразбериха и я ее получил. Хаос порождает возможности. И смотри, как все хорошо сложилось. Вы сами пришли ко мне в руки. Мне даже делать ничего не пришлось… Правда, эта твоя жажда спасти всех и каждого подпортила мне нервишки. А тот взрыв на банкете несколько спутал мне все планы… Пришлось переигрывать. Чертовы идиоты. Всего один недочет! Сраный взрыв. Нашли, когда его устраивать. Нет, чтоб потом как-нибудь! Вечно мне не везет с огнем, чтоб его! — Эстрич несколько вышел из себя, слегка окунувшись в воспоминания. Девушка почувствовала яркую злость и обиду. Ощущение неточности, словно его карточный домик рушили чьи-то чужие руки. Ей были знакомы эти ощущения, когда ты не в силах контролировать ситуацию… Имельда увидела в Эстриче себя. Как не прискорбно было ей это осознавать, но они действительно были похожи. Он не терпел неизвестности, когда ситуация была не в его руках, когда нужных элементов не хватало, чтобы создать идеальную мозаику. — Вот у тебя вечные проблемы с водой! — он эмоционально щелкнул по вентилю крана, и капля упала на лоб некромантке. — А у меня с огнем! И так всю жизнь! Думаешь у тебя одной шрамов много? Пфф! — он развязал свой гобон и отвернул ворот. Под ключицей начинался застарелый грубый шрам от ожога и уходил дальше под ткань на плечо. Эстрич вышел из себя, и смешанный эмоциональный коктейль дополнился образом юной девушки, которой он осторожно и ласково красил волосы в белый цвет. Сердце Имельды пропустило удар.

— Это ты, — она моргнула, пытаясь более осмысленно взглянуть на него, на его душу. Он встрепенулся. Все, что вдруг почувствовала Имельда, резко оборвалось. Пробиться к его мыслям вновь оказалось ей не под силу.

— Что я?

— Ты убил их… Убил их всех, — она нервно облизала искусанные потрескавшиеся губы. — Ту несчастную юрсэ… Это сделал ты… Ты?

Он стремительно приблизился к ванне, вцепившись руками в бортик. Сосредоточенно всмотрелся в ее лицо.

— А. Та шлюха… Ты о ней. Да. Это я. У нее был очаровательный душевный рисунок, но довольно тривиальный. А вот внешность… Она была так похожа на тебя. Я не удержался. Пойми. После этого чертова взрыва мне нужно было выплеснуть куда-то свои эмоции, — он говорил таким легким тоном, словно это все было само собой разумеющееся. У нее в горле словно застряло бревно; Имельда зажмурилась. В душе разгорался огонь от боли. — Да и ты… Ты же буквально пленила меня. Твоя душа… Неповторимый узор. Ты станешь венцом моей коллекции. Я вообще не понимаю, как тебе это удалось? Слить воедино человека и нечисть. Две души… Поистине шедеврально и неповторимо. Ты гений… Такой, как ты, больше не будет. И ты вся моя…

— Ты убил их! — она резко дернулась. Эстрич отшатнулся, немного удивившись такой реакции. Затрещали кожаные браслеты, бряцнул ошейник заклепками о металл ванны. Из глаз брызнули слезы и потекли по вискам. — Ты! Убил! Их! Это ты! Все ты! — Имельда орала, брыкаясь и дергаясь, сдирая кожу на шее и запястьях, пытаясь освободиться. Но ее сил было недостаточно. Она рыдала, не сдерживаясь. Билась головой о дно ванны, лишь бы заглушить ту боль осознания, что всех ее близких убил человек, который находился на расстоянии вытянутой руки, а она была не в силах даже коснуться его. Ей понравился убийца ее родных, она флиртовала с ним, доверилась ему, а это был он… Все это время он был рядом. — За что? — простонала она сквозь слезы, которые душили не хуже ошейника. Эстрич вновь осторожно приблизился и положил голову на бортик.

— Матильду и Тимора? Ну… Через Матильду мне нужно было найти пацана. Это, знаешь ли, было не так просто, как мне показалось сначала. Кретин Хаат даже был не в курсе того, что у него по земле ходит малолетний сын. Зато отыскать всех его пассий не составило труда. Хотя до Матильды я добрался в последнюю очередь. Все же прошло целых четырнадцать лет… А того забавного старичка… Каил, кажется? — он говорил мягко и нежно. — Его из-за тебя. Мне нужно было узнать о тебе все-все, ведь ты мне понравилась. И я не должен был допустить ошибок…

— Сукин сын! — рявкнула она, вновь дернувшись в его сторону, пытаясь достать его. — Зачем тебе Митриш!? Отпусти ты его! Ему даром не сдался этот трон и эта сраная власть! Он бы и дальше жил, никого не трогая! Зачем он тебе нужен! Он необычный! Не будет он бороться за право наследования! Ему это не надо, — застонала бессильно девушка. — Убей ты меня, но не трогай мальчика. Что вам от него надо… Оставьте его… Ты уже получил меня. Убей, наконец, и закончи все это. Я, итак, прожила дольше, чем мне было отведено… — обреченно девушка уставилась куда-то в потолок. — Но его оставь… Не трогай.

— Дурочка ты моя, — ласково пробормотал Эстрич, снисходительно погладив ее по голове. Имельда дернулась, но простора для движений у нее было мало, поэтому ей пришлось вытерпеть его прикосновение. — Необычным его называть несколько неуместно, — хмыкнул Эстрич. — Напрасно ты думаешь, что главная роль в этой истории у тебя. Это не так, — он продолжал гладить. — Главная роль здесь у Митриша. И я не собираюсь его трогать. И мне все равно, что он не хочет наследовать власть. Мне нужна лишь его кровь, молодое тело и сила. И то, нужна она даже не мне. Так, что, успокойся, никто и пальцем не тронет твоего дорогого братца. Я уже послал людей, чтобы его нашли. Скоро его вернут в целости и сохранности. Но ты этого уже не увидишь.

Имельда молчала. Она только судорожно дышала из-за рыданий. Она смотрела на его красивое лицо, на серые проникновенные глаза, на чувственные губы и видела лишь уродство. Он был настолько ей противен, что выносить эту легкую уверенную полуулыбку была не в силах.

Сокрушенно и безэмоционально она уставилась в потолок; она хотела в последний раз насолить ему хоть как-то, чтобы стереть эту проклятую улыбочку с его мерзкого ухоженного лица.

— Он был прав.

— М?

— Абрахан. Он был прав. Ты скользкий, лживый лицемер. И мазня твоя — полная безвкусица.

Улыбка и правда пропала с его лица.

— Сердобольный авантюрист… Вельтом я чуть позже займусь.

Эстрич уверенно шагнул к ванной и одним стремительным движением открыл вентиль. Имельда покорно зажмурилась. Струя воды ударила в лицо. Она отвернулась, пытаясь хоть как-нибудь отодвинуться от воды, хлеставшей в глаза и нос.

«Вот и пришел нам конец» — тоскливо, но без особой жалости, промелькнуло где-то на задворках сознания, когда тело еще продолжало цепляться за любую возможность жить.

Пока девушка, зажмурившись, пыталась сопротивляться льющемуся на нее потоку прохладной воды, Эстрич в нарочито спокойном расположении духа присел на табурет рядом с ванной и принялся ждать того момента, как вода скроет его самую яркую, но не последнюю, жертву.

Не мигая, со скучающим выражением лица, он уставился куда-то в район груди девушки, мечтательно задумавшись о том, в какой же рисунок обернется ее сдвоенная душа, когда под натиском колдовства и страха, выйдет из тела. Каким будет палитра? Радужной? Или нежно-голубых оттенков? Или всех вместе? А сам рисунок… Интересно, что будет напоминать он? Морозный узор, как на стеклах? Или нечто мрачное? А может нежный цветок?

Предаваясь таким вот нетривиальным рассуждениям, отодвинув пока мысли о мальчишке на задний план, господин художник сидел в покорном ожидании. Пока в ванную набиралась вода, из нее гулко доносились отфыркивания девушки, всеми силами пытающейся бороться за жизнь.

Имельда подняла связанные ноги и закинула их наверх, пытаясь дотянуться до крана. Она неловко коснулась, нащупала кран пальцами ног и уперлась в него, пытаясь понять можно ли его как-то сдвинуть в бок. Но кран не двигался. По крайней мере, не двигался от тех неловких попыток девушки. Все же, когда в лицо бьет струя воды, сориентироваться в пространстве не очень легко.

Художник отмер и оглядел эти акробатические попытки выжить. Он хмыкнул, встал со своего места, взял ноги девушки за веревку, которой они были связаны, и ловко вернул ее конечности обратно, прижав рукой их к дальнему бортику ванны.

Имельда задергалась, пытаясь высвободиться. Она сумела отвернуть голову только в бок, чтобы вода не лилась прямо в глаза, нос и рот. Набрав в лёгкие побольше воздуху, пока еще была такая возможность — вода доставала лишь до ушей — и закричала, что есть сил.

— Без толку так вопить, — сморщился художник, — здесь тебя никто не услышит.

Только он закончил фразу, а Имельда оборвала свой крик, чтобы вновь забрать побольше воздуха, Эстрич насторожился и заинтересованно обернулся на двери. Вроде никаких звуков не было, но он как будто что-то уловил. Недовольно нахмурившись, он отпустил девичьи ноги и обошел ванну, чтобы закрутить вентиль.

— Подожди меня здесь, дорогая, — он похлопал ее по безвольной руке, которая почти не слушалась, и направился к двери. Имельда, уже знатно нахлебавшись воды, откашливалась, радуясь этой неожиданной паузе в ее экзекуции. Воды набралось уже порядком, но лицо пока еще было на поверхности. И, если поднапрячься, можно было еще немного приподнять голову, чтобы дышать, но вот слышать толком она уже не могла — вода набралась в уши и уже скрыла их.

Открыв дверь, Эстрич вслушался в тишину дома. Звенящая, она разбавлялась лишь отзвуками жизни с улицы. Но он точно что-то почувствовал… Закрыв дверь, художник направился обследовать свой дом, чтобы точно убедиться: показалось ему или нет. Обычно для того, чтобы «поймать вдохновение» с одной из очередных жертв, он отсылал всю свою прислугу на оплачиваемый выходной. Сейчас в его доме не было абсолютно никого. Точнее, должно было быть именно так.

Настроение художника стремительно портилось. Он не любил отвлекаться. К тому же, процесс умерщвления девушки приостановился, и ему это не нравилось. Ему не нравилось останавливаться! Придется начинать заново! Иначе все бессмысленно. Девушка умрет, а душа так и не покинет тело так, как надо было ему. К тому же и рисунок души мог испортиться, а этого Эстрич не мог допустить.

Легкий халат уже полностью намок и нелепо облепил тело, плавая в воде, словно медуза. Ослабить непослушными руками крепкие путы было невозможно, поэтому Имельда, не теряя времени, снова попробовала поднять ноги и дотянуться до крана. Но теперь она действовала уже куда как увереннее, чем в первый раз. Она с удовольствием саданула ступнями по массивному крану. Тот дрогнул, повернувшись в сторону вместе с трубой лишь немного.

— Давай, — фыркнула девушка, отплевываясь от брызг воды, которые сама же и создала своими движениями. Пока Имельда старательно, хоть и не очень ловко, пыталась отвернуть кран в сторону, Эстрич дошел до конца коридора, с которого вела лестница на первый этаж. Он резко остановился, уставившись на незваного гостя. Мужчина также вперил свой взгляд в Эстрича, замерев на первых ступеньках. Его лицо исказила нелепая улыбка.

— Не подскажите, где здесь библ… — договорить он не успел. Эстрич вскинул руку и швырнул в вора с рыжими патлами сгусток алой энергии. Турцел зажмурился и весь съежился, понимая, что не успеет убежать от мощного магического удара. Но, вопреки всему, алая энергия, не долетев до бандита, развеялась, отскочив в разные стороны, и вонзилась в перила и бумажные стены. Светлое дерево стремительно начало сереть, а бумага тлеть. Спустя несколько мгновений верхняя поверхность резных перильцев и стен осыпалась безжизненной пылью, оставив лишь обглоданные изуродованные деревяшки.

Турцел разжал глаза и огляделся.

— Ух ё, — чуть расслабился. — Работает! — радостно растянул свою щербатую улыбку. Эстрич, так и не поняв, что именно там работает у этого наглого вора, швырнул в Тура еще одно заклинание, но уже другое, но эффект был тот же. Энергия разлетелась по сторонам, выбивая из лестницы щепки, а из бумажных стен делая решето. Эстрич сделал шаг назад. Тур встрепенулся:

— Он здесь! Второй этаж! — заревел белугой рыжий наглый мужчина и ринулся за опешившим художником. Эстрич метнув заклинание, которое, впрочем, предоставлялось не для вора, а для окружающей обстановки, проворно побежал обратно к своей комнате.

Турцел, едва успел подняться по стремительно чернеющей лестнице, как та осыпалась черной золой вместе с частью пола и стен второго этажа. Турцел чуть не свалился вниз, успев схватиться за неповрежденную твердую поверхность пола.

С другой стороны коридора послышались стремительные шаги. Эстрич, услышав их, захлопнул двери в свою комнату с картинами и наложил быстрое заклинание, которое запечатало вход. В этот момент с другой стороны коридора, поднявшись по другой лестнице, появились двое.

— Мару! — крикнул Турцел, пытаясь забраться внутрь второго этажа, но руки в одежде скользили по гладкому полу. Двое переглянулись. Они оба видели, куда юркнул Эстрич. Женщина метнулась к запертым дверям, а Мару к Турцелу на выручку.

Имельда, не понимая, что происходит, увидев в своем поле зрения взволнованного художника, и сама заволновалась. Он смотрел на вход, постепенно отступая к ванной, и нервно сдавливал правой рукой голову. На его скулах ходили желваки. Больше девушке ничего не было доступно, но она поняла, что Эстрич в растерянной ярости. Сквозь воду она услышала приглушенный звук взрыва, но не было ни бушующего пламени, ни больших клубов дыма. Лишь ленивые серые струйки от вышибленных бумажных створок.

Эстрич даже не стал прикрываться от бумажных ошметков. Он остановился у ванны, вцепившись побелевшими пальцами в вентиль. Он даже не обратил внимания на то, что кран частично отвернут в сторону. Но, к сожалению, не до конца. Господин художник уставился на женщину в узких брюках и утепленном темно-зеленом гобоне. Ее копна каштановых кудрявых волос разметалась по плечам, а в глазах плескалась решимость.

Вытянув руки, она сложила их в замок и, вывернув обратно, метнула в мужчину сгусток темной энергии: все, что мог противопоставить некромант своему противнику. Имельда нутром почуяла родную силу и волшбу, что творилась у нее над головой. Эстрич выставил энергетический блок, темный пучок сменил траекторию и, лишь мазнув по блоку, улетел в окно, оплавив стекло. Сзади подоспели Мару и Турцел.

Все завертелось так стремительно, что Имельда не могла ничего разобрать за этими вспышками и приглушенными звуками. Все что ей было доступно — это взволнованный маньяк, потолок и некоторые картины, на ближних стенах обитых пресловутым мятным бархатом. Но и это стало недоступно, когда над ней пронесся очередной сгусток концентрированной энергии, не доставивший мужчине никаких неудобств. Зато раздосадованный художник зло усмехнулся и открыл вентиль.

На Мару и Турцела не действовали никакие заклинания. Они отскакивали от них, наоборот, громя все вокруг. Глядя, как страдают картины, Эстрич бешено ревел подстреленным зверем, но продолжал схватку. Турцел было сунулся к Имельде, которая опять оказалась под напором воды, но Эстрич, решив, что если она не достанется ему, то, значит, никому, сумел нейтрализовать бандита, ловко вышвырнув его из комнаты парой стремительных ударов ногами под дых и в голову. Хотя, отвлекшись на него, и сам получил энергетическим шаром по спине.

Пока женщина занимала внимание Эстрича заклинаниями, Мару подбежал к Имельде, которая уже почти скрылась под водой — торчали только нос и губы, судорожно хватающей воздух девушки. Он закрутил вентиль и попытался с силой выдернуть кожаные ремни из бортиков ванны, но тотчас понял, что это бессмысленное занятие. Все было сделано намертво.

Неожиданно раздался отличный от прежних хлопков звук. Глухой и гулкий, словно ударили по плохо натянутому барабану. Маг вылетела из зала с картинами и, проделав дыру в бумажной стене, замерла где-то в соседней комнате, пропустив мощный удар от разозленного хозяина дома. Мару, чуть не просмотрев летящую в его сторону ногу, оттолкнулся от ванной и отъехал по скользкому полу на пару шагов.

Чуть запыхавшийся с подпалённой одеждой Эстрич пронес по инерции ногу, не попав по мишени, и уверенно поставил ее на пол. Он оперся руками на ванну и исподлобья взглянул на представителя народа сканди.

— Ну, вот и чего ты приперс-ся сюда? — он тяжело дышал, оценивая противника. Мару, молча, поднялся на ноги и коротко взглянул на замершую в воде девушку. — Оу, — Эсмер состроил наигранную умильную гримасу, сложив брови домиком. Глубоко дыша, он вновь открыл вентиль.

Мару ринулся на Эстрича. Завязалась драка. И если в технике опытного мага и бойца Эстрича наблюдалась жестко дисциплинированная императорская школа, то вот техника Мару значительно отличалась. Ловкие и быстрые удары, не имеющие лишних движений, словно мужчина просчитывал их заранее, предугадывая следующее действие противника. Его удары больше походили на щелчки плетью, на удары шестом, когда же у Эстрича это были чисто удары молота о наковальню. И хоть Эстрич был почти на голову выше Мару, он едва заметно уступал.

Ступил ногой не туда — Мару воспользовался; пока Эстрич делал замах, Мару его успевал опередить и нанести два своих. Но, благодаря разнице в росте и весе, удары Эстрича все же довольно тяжело сказывались на воине сканди. Пропустив удар ногой в грудь, Мару отлетел к стене, сорвав своим телом несколько картин. Из груди разъяренного художника вырвался короткий, но яростный вскрик боли. Эти картины — они были его жизнью, его смыслом, его сокровищем. Они были для него всем.

Тяжело поднявшись, Мару с покрасневшим лицом, потер грудь и рвано вздохнул. Эстрич метко попал ему прямо в солнечное сплетение. Мару взглянул на ванну, которая уже наполовину заполнилась. Вода скрыла девушку, но она все пыталась ногами отодвинуть кран, хоть сил и оставалось совсем чуть-чуть. Еелегкие уже горели, кровь не хотела замедлять свой темп, как бы ни старалась девушка, а страх и адреналин делали свое дело — сердце стучало как бешенное.

Где-то в коридоре завозился очнувшийся Турцел, и Мару ринулся на художника с новыми силами. Он не стал ждать, когда разъяренный убийца достигнет его, кинулся ему навстречу, ловко и бешено отбивая удар левой, летящий прямо в голову. Блок, удар по ребрам. Эстрич словно и не почувствовал, нанося еще удар и еще. Ловко двигая кистями рук, Мару начал новую стратегию: он сноровисто перехватывал каждый удар, уводя его в сторону от себя в каких-то считаных сантиметрах от своего тела.

Имельда чувствовала вибрации боя, хоть уже и было ясно, что это не магическая схватка. Она не знала, кто явился к Эстричу. Сквозь воду было не разобрать лиц. Но это ее мало волновало. Куда сильнее ее заботило то, что тело пыталось получить кислород, но вокруг была вода. Кран больше не отворачивался в сторону, не понятно, почему. Ей удавалось лишь оттягивать его от ванны вместе с трубой, но сил не хватило долго держать его так. Ее охватила паника, как тогда, в той комнате, когда вокруг была сплошная темнота, и вода и, казалось, не было ни одного выхода.

Сквозь муть перед глазами, она видела темные пятна. В последней попытке, она дернулась и замерла, не в силах больше оставаться без воздуха. В легкие стала поступать вода, но глаза открылись, замерцав двумя голубыми льдинками. И хоть Морок не был в силах преодолеть барьер рун на их оковах, нечисть обладала тем самым хладнокровием, которого девушке так недоставало. Ритм сердца замедлился до возможного минимума, а Морок с силой дернул руками в попытке сломать сковывающие его браслеты. Если умрет Имельда, то умрет и он. Ему не удастся занять ее тело, если душа девушки покинет его после смерти. Нет, так не получится, ведь их души уже пусть не полностью, но слились.

Он все дергал и дергал их, срывая кожу на запястьях, неистово и бешено. Морок почувствовал, как его время подходит к концу. Он вдруг вспомнил, как эта живая девчонка поймала его в свои сети, как она заточила его много лет назад. Те эмоции… Они были новыми. И вот он вновь их чувствует. Это был страх и трепет. Боязнь за свое существование. Вопреки всему он тоже хотел жить. Но чертова магия блокировала его силу, и он был не в состоянии разорвать даже эти кожаные браслеты. Если бы не вода, он смог бы вечность лежать здесь, сохраняя тело Имельды в отличном состоянии. Он погрузил бы ее в спячку, пока кто-нибудь бы их не освободил. Но вокруг была вода, которая лишала девушку возможности дышать и жить, а значит, лишала этого и Морока.

Нечисть в теле девушки яростно заворочалась. Ведомое не прерванным ритуалом тело начало отторгать душу, источая радужные струйки ауры. Морок этого не желал и с ненавистью пытался бороться с мощной магией смерти. По ванне прошла вибрация ненависти, которая стала почти материальной. По металлу ванны начал струиться морозный узор, поверхность воды стала постепенно покрываться тонким льдом, рисуя на воде красивые вензеля. Заискрился начерченный круг на полу. Эстрич это заметил. Только он мог видеть, как душа покидает тело несчастной некромантки.

— Нет! — яростно пихнув локтем Мару, он отвлекся. Ему необходимо было четко контролировать ритуал, потоки внешней энергии должны были строго определенным образом взаимодействовать с энергией души. Он не хотел, чтобы ее душа вот так бесполезно покинула ее тело. Он должен был это запечатлеть, проконтролировать…

Мару воспользовался замешательством художника. Проведя изворотливую связку, он ударил Эстрича в колено. Тот упал на второе, потеряв равновесие, и тут же получил удар в кадык. Дезориентированный, мужчина захрипел, не в силах вдохнуть. Мару ловко забрался по художнику, проведя замысловатый захват ногами, и свалил противника на спину, шарахнув его со всей силы на пол.

Пока Мару был занял этим, Турцел пошатываясь, но все же быстро, подбежал к ванной и, закрутив вентиль, выругался. Девушка не шевелилась. Ноги и руки безвольно лежали на бортиках, а халат нежно и отстраненно шевелился на дне, словно поглаживая бессознательное тело, под слоем льда.

Турцел ошалел, но быстро взял себя в руки и разбил лед. Мару отпустил Эстрича и повредил ритуальный круг, начерченный на полу, соскоблив неизвестную темную краску ногой. По комнате взметнулась волна энергии, похожая на резкий поток ветра. Находящиеся на полу холсты и банки с краской в дикой круговерти разметались по комнате, окончательно превратив обстановку в бардак. Но мужчинам было не до этого, они лихорадочно соображали, как вытащить девушку из воды. Ведь если это не сделать сейчас же, все что они тут натворили, выходит, было зря.

На полу, закашлявшись, завозился Эстрич и неловко поднялся на колени, упираясь в пол. Он поднял трясущуюся окровавленную руку и протянул ее в сторону ванны, но сорваться с его пальцев потоку убийственной черной энергии было не суждено. Через комнату пролетел маленький сгусток и ударил в левый бок мага. Эстрича отбросило прямо в окно и, выбив остатки рамы и кусок стены, тот вылетел наружу. Раздался всплеск, а следом настала тишина, которую нарушило только вялое «я в порядке», раздавшееся из соседней комнаты женским голосом.

Турцел на все это отвлекся буквально на секунду, а вот Мару нет. Он уже сообразил, что нужно делать, и дернул компаньона за рукав, привлекая внимание. Он схватился за бортик и ножки ванной и стал ее поднимать. Без лишних слов Тур схватился так же с другой стороны и, скрипя зубами и мышцами от натуги, они перевернули ванну, выдирая кран вместе с водопроводной трубой из пола.

Вода хлынула, заливая весь пол и все, что находилось на нем. Намокли холсты, бумаги и книги, размылись красочные пятна из открывшихся банок. Ноги девушки свалились на пол.

Мару обежал ванну, поскользнулся, упал, но, не обращая внимания на это, все равно стремительно пытался дотянуться до девушки, до ее лица. Она не дышала, глаза были закрыты. Мару, не дожидаясь, пока Турцел сообразит найти что-нибудь острое, вытащил из-за голени сапога свой нож. Кожа поддалась нелегко, но браслеты все же были разрезаны. Тяжелее всего было срезать ошейник, так как нож был довольно большой, и нужно было подлезть к оковам так, чтобы не задеть шею.

Но, как только кожа ошейника, испещренная рунами, лопнула под натиском холодной стали, девушка соскользнула с бортика ванной прямо в руки Мару. Из соседней комнаты, прихрамывая и чуть согнувшись, вышла их компаньонка. Она придерживала рукой свой кровоточащий бок. И только Турцел отделался сравнительно легко. Ушибом скулы, которая уже стремительно заливалась синим.

— Захлебнулась, — неутешительно подвел итог Тур, утирая лицо мокрой рукой. Он задержал руку на губах, словно сам себя заткнул, и обреченным взглядом стал наблюдать, как Мару быстро укладывает девушку на спину и пытается делать ей массаж сердца и искусственное дыхание.

— Дай сюда, — женщина отпихнула Мару в сторону и со стоном опустилась на колени рядом с Имельдой. Она быстро и ловко опустила указательный палец на грудь в районе сердца, как будто примеряясь, прицеливаясь, и несильно, но резко ударила туда кулаком. От ее руки разошлась небольшая почти невидимая волна, которая напоминала горячий воздух.

Имельда дернулась, изо рта брызнула вода. Турцел произвел непонятный победных звук, подскочив на ноги. Некромантка закашлялась, силясь избавиться от той воды, что успела попасть ей в легкие. Она судорожно вздохнула, приоткрыв глаза и радостный Мару, который уже было подался к ней навстречу, шарахнулся в сторону.

Имельда перевернулась на живот, тяжело поднялась на карачки, продолжая жадно дышать и шарить по окружающему пространству мерно светящимися голубым светом глазами. Турцел выругался и тоже отступил.

— Какого…? — не поняла женщина-маг, но благоразумно не спешила приближаться к ожившей девушке. Уперевшись в бортик перевернутой ванны, Имельда, чуть не упав, попыталась подняться на связанные ноги. Перед глазами стояла муть, картинка двоилась. Силы Морока возвращались медленно, поэтому тело, умерев ненадолго, все же было «растеряно».

С жаркой ненавистью девушка вцепилась в путы на ногах и разорвала их, словно это паутина, а не веревка. Белоснежные руки с нечеловеческими когтями слегка тряслись. Мокрые волосы облепили шею и лоб; мокрая ткань несчастного сбившегося халата не прикрывала и половины того, что нужно. Но, не обращая внимания на все это и на замершую троицу спасителей, девушка с голубыми глазами, пошатываясь, огляделась и, держась за стенку, приблизилась к раскуроченному окну. Внизу мерно текли темные воды Илаанта. Никакого художника не было и в помине.

Девушка обернулась на людей, замерших и настороженно наблюдающих за ней. Мару, шагнул чуть назад и расставил руки, огораживая Турцела и мага. Не понятно было только, кого от кого он таким образом пытался защитить. Своих компаньонов от девушки? Или девушку от возможных посягательств со стороны спасителей?

Несколько секунд она их внимательно разглядывала, пока все же ледяной взгляд не дошел до Мару. Он был здесь. Стоял и настороженно смотрел.

— Какого хрена тут творится? — все же поинтересовалась женщина, что пришла с ними. Ей было тяжко стоять прямо. Имельда даже не обратила на нее внимания. Она тяжело зажмурилась, а когда снова открыла глаза, они были привычного светлого оттенка зрелой пшеницы.

Глава 14

От постели ненавязчиво тянуло свежим запахом мелиссы и мылом. Плоская подушка была настолько удобной, что шея даже не затекла от долгого пребывания в одной позе. Имельда вот уже несколько минут лежала в потемках просторной комнаты, прислушиваясь к себе и к окружающей обстановке и пытаясь понять, где она, кто она и что произошло.

Она была голой, но кто-то заботливо укрыл ее мягким шерстяным пледом, что слегка покалывал кожу. Запястья и шею холодили влажные повязки, пропитанные каким-то раствором. От них приятно тянуло шалфеем и нотками хвоща. На лбу тоже лежала повязка, но уже сухая. Она прикрывала зудящую ранку. Имельда терпела и не трогала ее, так как не хотелось шевелиться.

Единственное, что сделала девушка, это повернула голову, чтобы осмотреться. Комната была квадратной, но поделенной условной чертой на две части: нижний и верхний уровни. Вход в комнату был выше, чем место для сна. От входа направо шла небольшая площадка, отделенная от двери небольшой условной перегородкой-ширмой. Там в углу стоял низенький столик и вокруг него лежали подушки.

С этого «пьедестала» вела крошечная лесенка у самой стены всего в две ступеньки. Внизу была зона для сна и отдыха. Кровати здесь не было. Прямо на полу лежал мягкий матрас, застеленный несколькими слоями простыней. Под потолком вдоль всей стены располагалось длинное окно, а в углу на тумбе стоял таз с водой и полотенце. Здесь не было ни ванны, ни туалета, ни бадьи для мытья, ни ширмы. Ничего, что напоминало бы жилой дом. Странная планировка навевала мысль о таверне или быть может дорогом постоялом дворе, но уж больно здесь было все аккуратно. Обычно, на постоялых дворах не бывало такой чистоты.

Но все же, несмотря на отсутствие домашней атмосферы, здесь было уютно. Эта утопленная в пол ниша создавала иллюзию защищенности, словно ты, как маленький ребенок, засыпал в люльке. Когда утром поднималось солнце, свет озарял столик и вход, а зона отдыха оставалась в тени. Очень комфортно.

Из-под полуприкрытых глаз девушка следила за видением пожилой женщины, что несколько часов назад возилась с ней. Она накладывала ей на руки и шею пропитанные травной мазью бинты. Только из-за этих видений Имельда, как только пришла в себя, не соскочила с места и не ринулась отсюда вон. Здесь явно не желали ей зла. Стали бы местные хозяева лечить ее, выделять такую комнату, если б хотели убить?

Хотя… Именно так и сделал Эстрич.

Решив, наконец, что лежать дальше нет смысла, она села на своей постели и аккуратно сняла чуть подсохшие бинты. О былых ссадинах и стертой коже напоминали лишь покраснения. За счет восстановившихся сил Морока ее состояние улучшилось, но голод ощущался уже привычным желанием крови и плоти.

Девушка чувствовала рядом людей, еду, алкоголь и похоть. Это было странное место… Хотя оно по атмосфере чем-то напоминало купальни госпожи Инды. Имельда нашла рядом со столиком на полу стопку вещей. В темноте было не ясно, какого они цвета, но на ощупь были мягкими, плотными и слегка шершавыми.

Свободные шаровары, больше похожие на длинную юбку и такая же свободная рубаха: они оказались на размер больше, чем нужно. Вещи издавали слабый знакомый аромат, который что-то вызывал в памяти, но девушка никак не могла сконцентрироваться и понять, что именно этот запах ей напоминает. К тому же он изрядно перебивался душком от мыла.

Дверь была полностью сделана из древесины, хотя оказалась очень легкой, и девушка чуть не упала, пытаясь сдвинуть ее в сторону, и немного переусердствовав. По изогнутому коридору, освещенному только парочкой приглушенных огнекамней, раздался гулкий деревянный скрежет. Имельда замерла, но через полминуты ожидания никто так и не появился: ни стража, ни ожидаемый Эстрич, ни кто бы то ни был еще.

Она прикрыла дверь и двинулась вперед. Коридор слегка поворачивал влево, и в нем было довольно много дверей, ведущих куда-то. За ними Имельда чувствовала людей. Пьяных, спящих, разговаривающих и предающихся разврату. Опасливо ступая босыми ступнями, она миновала все эти двери и уткнулась в проем, не плотно занавешенной крепкой тяжелой портьерой. Из-за нее раздавался гомон гулящей толпы и музыка. Девушка, осторожничая, отодвинула ее, пуская в коридор рассеянный оранжевый свет множества свечей.

На сцене под одобрительные выкрики и улюлюканья мужчин бесновались в страстном танце молодые девушки. Огромный зал был полон народу. Полукруглый не очень высокий свод подпирали резные деревянные балки, которые сплетали определенную сеть там, наверху, и поддерживали потолок. На всех этих балках горели свечи. Весьма непрактично, как подумалось девушке, но кто она такая, чтобы акцентировать на этом внимание местных обитателей. Девушку не особо впечатлили убранство и декор этого места. Диваны; низенькие столики; подушек много; сцена… Все это она уже когда-то видела в разных интерпретациях в самых разных заведениях этой страны. Не особо впечатляло, особенно на фоне предшествующих ее появлению здесь событий.

Меж плотно стоящих столиков сновали туда-сюда тощенькие, юркие служки, в которых сложно было опознать девушку или парня. Лишенные опознавательных признаков, чтобы не отвлекать народ от выступлений артистов на сцене. За барной стойкой трудились почти такие же молодые люди. Только, смотря на них, уже можно было сказать с уверенностью, что это молодые парни. Крепкие, стройные, как на подбор, но с невыразительными чертами лица. Вроде бы разные, а вроде все едины, словно братья.

Именно поэтому на их фоне особо выделялся один мужчина. Имельда отчего-то сразу поняла, что мужчина, стоящий за полукруглой вогнутой в обратную сторону барной стойкой — это и есть хозяин местного обиталища. Высокий, стройный и статный. Он выглядел ухожено и опрятно, а еще он никого не обслуживал и спокойно занимался своим делом. Холеное, но не слишком, лицо, уверенный хищный взгляд темных, как столетнее вино, глаз. Из-за шоколадного дерева стойки было не видно, что он делал. Девушке довелось лицезреть лишь лицо, шею и частично корпус. Кажется, он что-то резал.

Она так и стояла, придерживая портьеру и глядя из полумрака коридора в зал, разглядывая все и всех, пытаясь понять, где она, есть ли среди этих людей неприятели, и является ли этот конкретный мужчина врагом. В какой-то момент он легко поднял голову, и взгляд его темных глаз уверенно устремился в темноту коридора, за портьеру — туда, где стояла девушка. Он легко улыбнулся, и девушка отпустила портьеру, отрезав себя от гудящего шума, желтого света и темного взгляда.

В отличие от Эстрича, улыбка этого мужчины была коротенькой, не обременительной и тут же исчезла, когда портьера, едва колыхнувшись, вернулась на место, спрятав гостью ото всех. Мужчина щелчком пальцев подозвал одного из тех юрких бесполых созданий, что сосредоточенными тенями ходили между гостей. Он быстро отдал приказ разыскать Тура среди многочисленных пьянчуг зала и позвать его к нему.

Имельда тихо шла по коридору обратно к «своей» комнате, пытаясь лихорадочно сообразить, что ей делать. Она понятия не имела, где ее вещи, где кинжал, где она вообще находится, где Митриш и где вообще здесь выход. Как покинуть это место и не привлечь при этом внимания хоть кого-то? В комнате вроде было окно…

Имельда остановилась за пару шагов от своей комнаты и обернулась к соседней. Оттуда веяло знакомой силой.

«Митриш?» — она уже было потянулась к ручке, чтобы открыть дверь и проверить, как в полумраке сбоку раздалось вкрадчиво и спокойно, но весьма четко:

— Он спит, — голос был приятный и низкий, явно мужской.

Имельда шарахнулась в сторону, одновременно вскидывая руку для удара. Рефлексы у испуганной девушки сработали сами по себе, но она так и не смогла навредить неожиданно подкравшемуся ночному гостю. Ее руку ловко перехватили и крепко сжали. И если бы Имельда в этот момент была более внимательной, она бы заметила, как нахмурился мужчина. При всей своей не дюжей силе, ему пришлось изрядно напрячься, чтобы скрыть тот факт, что ему было тяжело остановить руку обычной девушки. Обычной ли?

— Тише, тише. Не буянь. Не стоит его беспокоить. Малец напереживался и устал, пусть отдыхает, — Имельда пару раз хлопнула глазами, унимая сердце, и пытаясь в вялом свете огнекамней разглядеть мужчину. Это был тот самый, из-за барной стойки. Они пару секунд разглядывали друг друга, оценивая силы. — Ну, как? Не будешь буянить?

По коридору раздались шаги и уже через мгновение появился запыхавшийся Турцел собственной персоной. Он остановился рядом как вкопанный, когда и мужчина, и девушка синхронно повернулись на шаги и уставились на него немигающими взглядами, в глубине которых зрачки мерцали хищным отблеском, ловя свет огнекамней. Турцел неловко крякнул, но промолчал. Это был совершенно не тот момент, когда в его комментариях кто-то нуждался. Да и как вообще можно прокомментировать тот факт, что его друзья — нечисть?

— Пеш, ну, ты это, здоров что ли, — заулыбался Турцел.

От неловкости ситуации никто не знал, что делать. По ту сторону двери раздались шаги, которые, впрочем, услышать смог только мужчина, который до сих пор не представился. Так они и стояли: Имельда держалась за ручку двери, незнакомец держал ее за запястье, а Турцел нелепо пялился на них, пока дверь, наконец, не открылась. Имельда от неожиданности чуть не завались вперед, но вовремя отпустила ручку и шагнула назад. Мужчина хотел уже было отпустить ее руку, но передумал.

— Ты!? — прошипела она, желая, как минимум, дотянуться до Мару. К счастью, незнакомец быстро среагировал, дернул девушку на себя и прижал к своей груди спиной, обхватив ее руками. Имельда яростно забрыкалась, пытаясь скинуть со своих рук, прижатых к груди, чужие конечности.

— Пусти! Я пущу кишки этого говнюка на кершнеш*! (*традиционное мясное блюдо, готовится запеканием мяса в кишках животных)

Мару, слегка помятый со сна, запоздало удивился, разглядывая полуночных гостей.

— Почему я один успокаиваю эту бешеную!? — раздраженно прошипел мужчина, удерживая брыкающуюся ношу. Турцел сделал крошечный шаг назад, пожав плечами и улыбнувшись:

— Потому что ты сильнее нас?

— Тьфу! — мужчина сплюнул волосы, попавшие ему в рот. — Да успокойся ты!

— Отпусти! Я оторву голову этому наглому оборотню!

— А?

— Пеш, Пеш, это Мару! Ты чего? — попытался вставить Турцел.

Обсуждаемый индивид, к счастью, пришел в себя со сна, прикрыл дверь в комнату и как-то ловко умудрился перехватить босые ноги девушки. Имельда дернулась и замерла, недоверчиво сверля взглядом спокойного сканди. Спустя пару секунд недоверчивая хмурость сменилась удивлением. Мару отпустил ее ноги. Имельда подняла взгляд на того, кто ее держал. Тот, собственно, тоже косился на нее, продолжая удерживать в стальной хватке вроде бы не таких уж сильных с виду рук.

— Пусти. Те.

— А буянить не будешь?

Ответа не последовало, но хватка рук ослабла, и девушка тут же отпрянула ото всех к противоположной стене коридора. Она растерла плечи, хмуро разглядывая всю троицу.

— Ну. Кто-нибудь возьмется объяснять?

— Ты ж вроде всезнающая? — выгнул бровь безымянный. Имельда прожгла его взглядом. Ей уже начинало надоедать это предположение. Почему все думают именно так?

— Пеш, — взял слово мнущийся рядом Турцел. — Это Мару. Настоящий, правда.

— Угм, — буркнула девушка, продолжая держать себя за плечи.

— А это Аргус, — представил незнакомца.

— Тот самый?

Представленный Аргус оскорбленно уставился на рыжего пройдоху.

— Ты что рассказывал ей обо мне?

— Ничего я не рассказывал! Она сама… Узнала.

Аргус вернул взгляд к девушке. Не очень довольный, но любопытный.

— Я не всезнающая! — предупреждая очередное предположение, которое на лбу у него читалось, буркнула девушка.

— Ага.

Все вновь замолчали. Никто не спешил нарушать неловкую тишину. Даже Турцел.

— Давайте поговорим с утра? — наконец отмер Аргус, направляясь мимо девушки дальше по коридору.

— Нет, стойте. Где мы? Как я тут очутилась? Что здесь делаешь ты? — она ткнула на Турцела. — И ты? — кивок на Мару. — Что с Митришем? Это ведь он там в комнате? Я правильно поняла?

Аргус развернулся, глянул на Турцела и пошел дальше, бросив на ходу:

— В моем доме никаких драк и магии.

Турцел кивнул сам себе, обращаясь вновь к девушке.

— Пеш, может это, правда, утром все обсудим? Ты не переживай, все хорошо. Митриш в порядке, он спит вон в комнате. Мару за ним приглядывает, верно, Мар? — Мужчина кивнул, совершенно не обратив внимание на то, что его и без того короткое имя сократили еще больше. Имельда хмуро взглянула на него мельком, и снова обратила свое внимание к двери, за которой спал ее брат. Очень хотелось самой убедиться, что с ним все хорошо, но неожиданное присутствие одного индивида рушило все логичные родственные треволнения. Сердце довольно ухало где-то под желудком, даже не собираясь возвращаться к спокойному ритму. — Сейчас просто середина ночи, ну, не в коридоре же нам общаться, верно?

— Верно, — буркнула Имельда, но все равно шагнула к двери, рядом с которой стоял Мару, — но я хочу увидеть его.

Мужчина не спорил, только приложил палец к губам. Имельда тихо вошла, оставив дверь приоткрытой. Турцел потоптался на месте. Мару кивнул ему и махнул рукой, давая понять, что тот может идти и не беспокоиться.

— Ладно, завтра увидимся, — Тур хлопнул мужчину по плечу и побрел в сторону гудящего зала. В комнате было так же темно, как и в той, в которой очнулась она сама. Тусклый свет луны проникал в окошко, очерчивая вещи и мебель блеклым серо-голубым контуром.

Имельда тихонько прошла по деревянному полу, спустилась вдоль стенки по ступенькам и присела рядом с постелью. На ней нечетко угадывалось тело мальчишки, но Имельда все равно хорошо видела, что это Митриш. Он лежал на спине, раскинув ноги и руки в стороны, а одеяло, скомканное, было откинуто куда-то к стенке. В тишине можно было расслышать, как он сопит, дыша глубоко и спокойно.

Она протянула руку и коснулась мягких волос. Да, это был он. Живой, невредимый. Его сила слепила. Имельда убрала руку, облегченно вздохнув. Рядом опустился Мару. Его лежанка была тут же, рядом с Митришем.

Девушка взглянула на мужчину. В темноте его лицо казалось каким-то мраморным и не настоящим. Все еще сомневаясь и не до конца веря, она протянула руку и коснулась большим пальцем его скулы. За привычной пустотой и тишиной в эфире она уловила нечто теплое, солнечное и сухое. Словно цветочное поле… Да, это действительно он. Только, что он здесь делает? Как тут очутился? Ведь он ушел и дал ясно понять, что не вернется, и их пути не пересекутся больше. И вот он здесь, перед ней. Тоскливое ожидание невозможного закончилось! Но почему же было так… Тяжело? Он молчал, не двигался, кажется, даже не дышал.

Так ничего и не сказав, она опустила руку и поднялась. Выйдя, прикрыла дверь и на ватных ногах вернулась в свою комнату и стала ждать. Проигнорировав ступеньки, села прямо на выступ пола, свесив ноги в спальную нишу. Она подцепила рубаху и понюхала ее: стало ясно, чья это рубаха и откуда ей знаком этот запах. Просто вещи с плеча Мару. Других что ли не нашлось?

Она уперла локти в колени и спрятала лицо в ладонях. И даже когда услышала легкое шуршание отодвигаемой двери, не шелохнулась. Дверь вернули на место, и снова стало темно и тихо. Только свет луны стеснительно проникал в окно и давал хоть какое-то освещение. В этой тишине мягкие едва уловимые шаги были особенно громкими. Мару сел рядом, так же спустив ноги вниз.

— Ты вроде за Митришем присматриваешь? — раздалось из ладоней глухо.

— С ним все будет в порядке. Здесь безопасно, — его голос с приятным рычащим акцентом был напряжен. Отлично: она не одна нервничала.

— Последнее время я сомневаюсь во всякого рода безопасных местах… и неужто ты говоришь на вааларском? С какой это радости такой подвиг? — Мару не ответил, и девушка все же выпрямилась, повернувшись к нему. — И что ты здесь делаешь? — В темной комнате было плохо видно, но глаза уже адаптировались, поэтому девушка различила, как Мару пожал плечами. Его скрытность и нежелание что-либо пояснять начинали раздражать. Вот же уже, они рядом, он сам пришел к ней и все равно продолжает молчать. — Я про столицу. Что ты здесь забыл?

Несмотря на то, что в глубине души девушка была счастлива видеть и слышать его, прошлая обида настойчиво вылезала наружу в виде ядовитых ноток в речи. Она ничего не могла с собой поделать. Голос сам собой стал недовольным и резким. Мару молчал. Просто сидел и молчал, глядя на темный силуэт девушки.

— Ты ясно дал понять, что нам не по пути. Так какого ты здесь?

— Надо было подумать.

Девушка хлопнула глазами от таких слов и бессильно фыркнула.

— Чего? Подумать? — Они снова замолчали. Имельда в ожидании, Мару в том состоянии, когда тяжело выдавить и слово. Он и раньше был не особо разговорчив, а сейчас и вовсе не мог заставить себя произнести хоть звук. — Подумал? — Мару утвердительно угукнул, но продолжать, опять же, не торопился. — Ладно, — девушка тяжело вздохнула и поднялась, — можешь ложиться спать здесь. Я посижу с Митришем. Все равно я выспалась на несколько дней вперед, — она уже закинула ногу, чтобы выбраться из ниши, когда Мару тоже поднялся.

Он встал близко-близко, так, что можно было почувствовать тепло его тела. Он обнял Имельду, прижал к себе, уткнувшись носом ей в висок, и зажмурился. Хотя и без того было темно, но видеть что-либо вообще не хотелось. Было чудовищно неловко, совестно и вообще странно… Никто из них прежде не испытывал тех чувств и эмоций, что бурлили сейчас внутри. Казалось, приложи ухо к груди и услышишь ворчащий клекот за ребрами.

Мару так и вовсе переживал такое впервые. Как вообще можно было облечь подобные чувства в слова, когда не знаешь, как это все называется, когда не можешь сам с собой определиться. Да к тому же от волнения все слова этого проклятого вааларского путались в голове, а его родного языка она не понимала. Как тут можно донести все то, что обуревает его самого?

Единственным решением он видел только то, что уже делал однажды. Открыться и показать ей все, как видит и чувствует сам. Благо это они уже проходили.

Имельда почувствовала, как когда-то в лесу, как упругий и крепкий невидимый барьер поддался и ослаб. Ее тут же окутали чужие эмоции, но на этот раз они удивительно гармонично совпали с ее собственными, отчего внутри словно разлилось мягкое утреннее тепло.

Мару вздрогнул, когда почувствовал ответное движение. Девичьи руки обхватили его и замерли где-то на лопатках. После этого словно что-то щелкнуло, Мару чуть отстранился и заговорил. Тихо, уверенно, не отпуская. Слова сами стали выливаться из него одним бесконечным потоком. О чувствах, о эмоциях, о жизни, о том, что он делал раньше, и что хотел бы делать в будущем, но уже только с ней… Правда, говорил он не на вааларском…

— Мару, стой. Мару, я не понимаю, — она замотала головой, вывернулась из объятий и, подняв руки, обхватила ладонями его лицо. Для нее это была сплошь тарабарщина, среди которой, бывало, вспыхнет какое-то знакомое словечко — из тех, которым он успел ее обучить, но смысла от них больше не становилось. — Я сейчас начну сомневаться в том, что ты это ты, если не замолчишь, — она слегка отстранилась, улдыбнувшись. Имельда вообще улыбалась едва ли не первый раз за последнее время открыто и искренне. Такого Мару она еще не знала. Волнение отчетливо слышалось в потоке его слов и в его дрожащем голосе. Он послушно замолк, только дышал неровно, накрыв своими ладонями ее руки. Имельда не стала ждать еще каких-то слов или действий с его стороны. То, что он здесь, пришел сам — уже многое говорило. Она сама потянулась к нему и легко прикоснулась к его губам. Целоваться ей доводилось все один раз и то, вспоминать это не хотелось. Хотелось, чтобы то воспоминание о поцелуе на балконе с Боилдом, вытиснилось новым.

Легкое касание женских губ вывело из ступора Мару; он резко втянул носом воздух, обхватил ее лицо и поцеловал уже сам, настойчиво, жадно, уверенно, восполняя все упущенные возможности.

Целоваться оказалось очень приятно, несмотря на все прежние опасения и негативный опыт. Все-таки от человека, который тебя целует, тоже многое зависело… И хоть щеки горели, а сердце грозило вот-вот выпрыгнуть из груди, Имельде нравились эти новые ощущения. Нравилось касаться человека и не бояться увидеть что-то лишнее, что не предназначалось для нее. Это было поистине упоительно.

Трогать того, кто тебе не безразличен тоже было приятно и ощущать в ответ те же чувства — тоже. Особенно, когда от ее прикосновений мужчина вздрагивал и сжимал пальцы на ее теле сильнее. От этих прикосновений мозг плавился, а внизу живота разливалось сладкое напряжение. В какой-то момент Имельда обнаружила себя прижатой к стенке разгоряченным мужским телом не двойственно намекающим, что одних поцелуев Мару мало. Но он оторвался от ее губ, остановился, упершись руками в стену по обе стороны от Имельды.

— Не хочу торопить…

Они оба замолчали, заполняя паузу только тяжелым дыханием. Мару хмурился, а Имельда удивленно вскинула брови. На них обоих из окна падал серый свет, поэтому мимику отлично можно было разглядеть.

— Чего? Торопить? — рассеяно пробормотала, задумчиво проведя пальцами по своим губам. — По-моему мы изначально тормозили…

Мару тихо рассмеялся и выпрямился, чтобы стянуть с себя рубашку. У него было жилистое тело, не очень широкие, но крепкие плечи, плоская грудь с твердыми мышцами, исчерченные темными узорами. От этого простого движения мозг словно переключился и начал работать как-то по-другому. Вдруг стало неловко, ужасно жарко, стыд затопил лицо краской, а собственная «безграмотность» стала причиной малодушного желания остановиться и сбежать.

— Прости, ты наверно прав… Я не умею хорошо целовать… И вообще… ничего не умею…

Короткая пауза, хриплый смешок:

— Ничего. Я научу.

***

Митриш с трудом разлепил опухшие со сна веки. Во рту пересохло, а голова гудела. Сейчас отчего-то мысль Турцела выпить сладкого грога, чтобы не заболеть, казалась не очень удачной… Мальчик кое-как поднялся с постели и хмуро уставился на мятую соседскую лежанку.

Странный он, этот тип — Мару. Странный, но внушительный. Он сразу понравился Митришу. Обычно в школе такой типаж девчонки очень обожали романтизировать. Хотя Митриш с трудом представлял, кого там они описывали в своих мечтах, но, когда он увидел за столом рядом с Турцелом этого парня, сразу понял — вот он, тот самый герой из грез. И, пожалуй, он и сам был рад такому знакомству. Отчего-то Мару сразу расположил к себе. Ни разговорчивый Турцел, ни строгий господин Аргус, ни тем более мерзкий Эстрич (вот уж от кого, а от душонки этого тянуло гнилью за версту), а именно Мару. Спокойный и рассудительный. Казалось, его вообще ничем нельзя было вывести из себя. Даже болтовня Турцела его нисколько не задевала. Возможно, даже нравилась. Хотя и сам Митриш со временем привык и находил в этом весельчаке нечто родное и теплое. Не смотри, что бандит, а добрый. И именно эти двое кинулись на подмогу совершенно незнакомому мальчишке, именно Турцел заручился поддержкой таинственного господина Аргуса, и именно Мару бросился первым выручать его сестру. Тогда Митриш не понял даже, отчего какой-то незнакомый дядька сразу и без разговоров согласился помочь, даже не попросив ничего взамен. Сейчас уже стало немного яснее…

Вообще, Митришу нравились окружавшие его люди. И сейчас он это понимал лучше всего, когда уже было с чем сравнивать. В школе тоже были ребята, с которыми он общался, но друзей так и не завел. Его больше возводили в какой-то недосягаемый статус того-самого-парня, который и учится хорошо, и красив, и получается у него все на раз. Это было преувеличением: как со стороны одногруппников, так и со стороны Маэстро. Лишнее внимание и общественный ярлычок, так успешно всеми созданный, тяготили. Митриш не мог «ударить в грязь лицом» и опозориться. Изгоем ведь тоже быть не хотелось… Хотя именно им он, кажется, и являлся сейчас. Вот к чему и привело излишнее внимание. Он не смог скрыться. Но и не сильно жалел об этом. Хоть нынешняя ситуация была не очень приятной, все-таки смертельная опасность грозила всем им, а не только мальчишке, но именно сейчас Митриш чувствовал себя хорошо и спокойно. В этом месте, с этими людьми.

Парень поднялся со своей постели, умылся холодной водой из таза и напился оттуда же, не утерпев от жажды. Вроде стало легче. Митриш посмотрел на себя в зеркало. Синяк под глазом вылез хороший. Хотя знахарка, что была на службе у господина Аргуса, знатно помогла, убрав отек, но темные кровяные разводы под кожей все равно продолжали красоваться на лице.

Мальчик вновь перевел взгляд на пустую лежанку, посмотрев на ту через зеркало. И где же Мару? На улице еще только-то начинало светать, а его уже не было. Митриш накинул на себя рубашку и штаны и вышел в коридор. Тишина стояла оглушающая. Даже никакого храпа слышно не было. То ли звукоизоляция такая хорошая, то ли просто нет храпящих…

Шмыгнув ногом, Митриш побрел на разведку. В главном зале было почти пусто. Пара стойких пьянчуг о чем-то тихо и вяло вели беседу за угловым столиком, еще парочка спали прямо здесь. Один на полу у диванчика, второй за столом. Их никто не трогал — такое было в порядке вещей. За барной стойкой был один служка, что расставлял чистые бокалы, а с дальнего края стоял господин Аргус и что-то записывал в большую и толстую книгу. Здесь было сумрачно. Окон в помещении не было, а свечи горели не все. За стойкой перед Аргусом сидел рыжий бандит и что-то тихо рассказывал. Было не ясно, слушает его господин или нет.

Когда мальчик вошел, Аргус повернулся к нему и коротенько улыбнулся, махнув тому рукой. Турцел обернулся и тоже заулыбался своей широкой щербатой улыбкой и стал подзывать того куда активнее.

— А, Митриш-друг, утро доброе, ну как? Живой? Выспался?

— Доброе утро, молодой человек, — степенно проговорил господин Аргус, что-то высчитывая на листе в книге и тут же записывая в нужный столбец.

— Нормально, — сонно отозвался мальчик. — Доброе утро.

— Видок у тебя помятый. Голова, поди, болит, а?

— Грог был лишним…

— Э, не, малой, грог лишним не бывает никогда! Господин Аргус, пожалуйте пинту вашего лучшего вина, на лечебный апохмел ребенку.

— Ой, нет, давайте без вина, дядя Тур.

Аргус, в прочем, не стал слушать ни того, ни другого. Он достал бутыль, но не вина, и налил вопреки кислому выражению лица мальчишки. Молча, пододвинул маленькую стопочку по стойке.

— Пей, станет легче.

Митриш понюхал с подозрением, но все же пригубил. Сморщился, но под пристальным взглядом господина Аргуса, храбро выпил залпом.

— Спасибо, — скривился, показав темный от жидкости язык и зеленые зубы. Турцел захохотал.

— Пожалуйста, — кивнул Аргус, убирая бутыль куда-то под стойку.

— Вы вообще не спите никогда? — спросил Митриш обоих, когда вязкость во рту прошла.

— Если все время спать, жизнь мимо пройдет, — наставительным тоном продекламировал Турцел. Митриш хмуро удивился.

— Шутит он, — соизволил вставить господин Аргус, не поднимая взгляда от книги. — Спим мы, спим.

Еще не до конца проснувшийся Митриш не заметил, как весело подмигнул Турцел господину Аргусу и как тот, молча, «шикнул» на него одним лишь взглядом.

— Тогда я не понимаю, чего вы все такую рань встали?

— Кто все? И вообще-то, кто рано встает, тому Бог подает! — хохотнул Турцел, находя в этой фразе только ему смешной смысл. Аргус неодобрительно помотал головой, но промолчал. У него на все было свое особое мнение, но его, в отличие от Турцела, он не считал нужным кому-то рассказывать. — Да шучу я, шучу. Какой Бог. Чем раньше сам подымишься, тем больше сделаешь, вот и все.

— В твоем случае — больше выпьешь, — поддел его Аргус.

— А ты сам чего так рано встал?

— Пить захотелось. А Мару чем занят?

— Так спит еще, — Митриш удивился.

— Его нет в комнате. Я думал, он с вами…

Аргус с Турцелом переглянулись и, молча, уставились на проем коридора, завешанный плотной портьерой. После недолгого молчания, господин Аргус дернул губами, удержав улыбочку, и продолжил свою писанину.

— Спит он, не переживай, все нормально.

Митриш уже хотел было спросить, откуда это ему стало известно, как Турцел перебил:

— Да он наверно у Пешет.

— Пешет? Она очнулась? — удивлению Митриша не было предела. — Что ж вы сразу не сказали?!

— Да тише, тише, ночью она пришла в себя… Стой, ты куда? — Турцел соскочил со стула следом за мальчишкой.

— Надо было сразу мне сказать.

— А что бы это тебе дало? Она отдыхает. С ней все нормально, вчера даже побуянить успела. Так что с ней точно все хорошо, — хохотнул мужичок, поспевая за Митришем. Мальчик уперся в дверь и, тихо ее отодвинув в сторону, сунулся в комнату, да только застыл на месте, удивленно поджав губы и выпучив глаза. Сверху над ним в проем сунул голову любопытный Турцел и довольно крякнул.

Их взору предстала довольно уютная картина с раскиданными вокруг постели вещами и спящими в этой самой постели Мару и Имельдой. Мальчик, стремительно краснея, задвинул дверь обратно и порадовался, что Имельда спала на животе, уткнувшись в подушку, а одеяло скрывало все остальные пикантные подробности обоих взрослых. Все же голая сестра — это не та картина, которую хотел бы вспоминать Митриш, общаясь с ней каждый раз. Турцел же жалел прямо об обратном. Они переглянулись.

— Вот это я понимаю, награда за спасение… — хмыкнул Тур. Митриш только глаза на это возвел к потолку и стремительно направился прочь, пытаясь спрятать алеющие щеки и уши. — Эх, меня б так кто наградил… — вздохнул бандит и направился догонять мальца.

Мару, услышав голоса и шуршание двери, приоткрыл один глаз, но, поняв, что это свои, даже не стал шевелиться. Делать что-либо совершенно не хотелось. В окно бил слабый утренний свет. На улице было пасмурно.

В поле зрения попали белые волосы. Уже более осмысленно Мару потер лицо руками и приподнял голову. Вокруг постели были раскиданы вещи, рядом, зарывшись в подушку лицом, спала Имельда. Одеяло доставало только до поясницы, оставляя бледную спину оголенной.

Мужчина снова расслабился, вернув голову на подушку, но устроился уже удобнее. Он аккуратно подхватил складку одеяла и потянул, обнажая спину девушки полностью. Сейчас, при утреннем свете он мог хорошо разглядеть то, что отлично чувствовал ночью пальцами. Грубые шрамы складывались в подобие каких-то не то букв, не то символов и шли двумя неровными дорожками вдоль позвоночника. На ее спине присутствовали и другие следы от старых ран, разной длины и ширины, но было ясно, что наносились они чем-то не очень острым. В общем-то, Мару знал, чем. Он нежно коснулся пальцами этих рубцов на бледной незагорелой коже.

— Осторожно, — глухо раздалось из недр подушки и девушка сонно заворочалась, повернув голову к Мару. Не открывая глаз, пробормотала:

— Все кто видел меня такую, уже мертвы. Как бы и ты не пропал… — в сонном голосе трудно было не заметить ленивых ноток иронии. Мару оценил плохую шутку улыбкой.

— Поздно. Пропал.

Он помолчал и добавил:

— Да и развидеть тебя у меня уже не выйдет.

ИМельда фыркнула и лениво убрала непослушные пряди волос с лица. Сквозь сонный прищур она стала рассматривать мужчину, что лежал рядом. Постепенно вспоминались события прошедшей ночи, и щеки стали гореть. Первым нарушил тишину он.

— Как чувствуешь себя?

Девушка чуть-чуть подумала, прислушиваясь к себе.

— Хорошо. А ты?

Мару не ответил, лишь улыбнулся, скрывая лукавую хитринку в уголках губ. Они помолчали, наслаждаясь тихим спокойствием утра, но Мару, все время глядя на шрамы, все же не удержался.

— Расскажи о Мороке?

— Что? Сейчас?

— Угм.

Имельда слегка растерялась от вопроса и не сразу сообразила, с чего начать.

— Я вроде уже показывала тебе, что было…

— Хочу послушать.

— Ну… — не особо горя желанием, начала девушка, — в детстве родители от меня отказались. Их пугали мои способности. Они оставили меня деду, а сами ушли. Мы с дедом часто переезжали, так как скрывать свои способности у меня получалось плохо. Что можно взять с необразованной сельской девчонки? — она усмехнулась. Мару заворочался, лег удобнее на бок, поближе к девушке. Она поджала губы, задумавшись, чем продолжить рассказ. — Собственно, в одной из таких деревень жители подкармливали местную нечисть ежегодными жертвами, — девушка старалась рассказывать как можно равнодушнее, просто повествуя будто бы чужую историю. По прошествии стольких лет бурные эмоции уже давно исчерпали себя, но вспоминать это все равно было неприятно. — Мороку требовались молодые девушки, но люди и всякое барахло тащили, заодно пытаясь его задобрить. Идиоты полагали, что так он будет щедрее, не понимая, что ему больше интересно живоеподношение, а не вещи. Хотя их он тоже забирал. В обмен на это зима в тех местах была мягкой, снежной, без суровых морозов и метелей, и всякие пьяницы не боялись замерзнуть в сугробе, не добравшись до дома. Ну и, в общем, я стала идеально кандидаткой на роль ежегодной жертвы. Юная, не местная, не жалко. Точнее, жалко, но не так как своих знакомых и родных односельчан… Так что отволокли меня в лес и оставили там морозиться. А деда закололи, когда он пытался их остановить. — Девушка облизала пересохшие губы. Давно она так много не говорила. Хотелось закончить этот монолог как можно скорее. — Меня нашли Тимор и Матильда. Как оказалось, я поглотила душу Морока, когда уже почти умерла. Такие прецеденты уже были в истории, хотя точного объяснения этому так и не было обнаружено… Не хочу вдаваться в подробности. Это нудно. В шоковом состоянии под эффектом от слияния с его душой я попросту вырезала всю деревню, никого не оставила. Это и почувствовала Матильда, когда Тимор ее конвоировал в Геновер. Что-то она там натворила… Не помню уже. Они еще тогда не были женаты, но чтобы оставить мне жизнь, повенчались. Это было условием Васлида. Они усыновляют меня и следят за мной, а он оставляет меня в живых и не сдает властям. Как то так… Потом школа, обучение, следом работа… Мать слегла четыре года назад и оставила работу. Мне пришлось прекратить мотаться по стране и перевестись в городскую контору. Работы здесь было меньше, но зато я смогла присматривать за мамой, когда отец этого делать не мог. А потом произошло то, что произошло. Я облажалась, родителей убили. Да не просто убили… Их души развеяли, оставив одно тело, пустую оболочку, — голос подвел и сорвался. Если рассказывать события тринадцатилетней давности еще можно было спокойно, то вот недавние смерти вызывали в голове жгучую боль. Мару обнял ее, ласково погладив по голове. — Он искал информацию о Митрише. Этот ублюдок убил их только чтобы добраться до парня… Не оставил ничего, уничтожил все, что было мне дорого. Я сама его найду и развею в прах..

— Air, аir, Imel’da, хватит… Спокойно. Все хорошо, — он прижался губами к макушке, сжав в объятиях покрепче.

— Да чего хорошего… Находимся неизвестно где, ни вещей, ни денег, убить нас хочет психопат, а Митриша доставить к Ваалаярви… Что я забыла? А. Помогает нам бедный бандит и старый вампир. Чудесная компания подобралась.

Мару замер, остановил руку на плече девушки, поглаживая ее до этого.

— Вампир?

— А ты не знал? — девушка подняла голову и посмотрела на Мару. В его глазах читалось беспокойство и неверие. Он медленно мотнул головой, насколько позволяло горизонтальное положение. — Аргус точно не человек. Справился бы он со мной… Еак же. Древняя развалина, а силы как у китобоя.

— По нему не скажешь…

— Да по вампирам вообще трудно определить, что они вампиры. Пока в глотку тебе не вгрызутся.

— Ты уже встречала их?

— Один раз, случайно в деревне одной наткнулась, когда зачищала от мавок. Но тот, кажется, прятался, поэтому вообще не высовывался и старался не привлекать внимания кого-либо. Я вампира в нем опознала, только когда случайно коснулась его. Он мне помог вытащить из озера труп одного из убитых мавками.

— И ты не тронула его?

Имельда помолчала.

— Нет.

— Почему?

Снова помолчала. Тяжело вздохнула.

— Не знаю. Может, почуяла родную кровь. А может потому, что он никого не убивал. Просто жил в тишине и не хотел, чтобы его трогали. Я ведь туда приехала потому, что люди допустили создание мавки, а не потому, что там вампир драл людей.

Комната вновь погрузилась в тишину, пока Имельда решалась на то, чтобы задать свой вопрос.

— А как ты познакомился с Абраханом?

Мужчина ответил не сразу.

— Когда мое племя истребили, я спасся ценой жизни моей матери. Течение реки отнесло меня далеко от места бойни, а дальше я скитался, пока меня не нашли тиберийцы.

— Тиберийцы? Это… — она напрягла память, но нужная информация никак не хотела всплывать в голове. Возможно, это от горячей руки, что легко поглаживала лопатки.

— Это немногочисленный народ на юге Гишара. Живут в степях, как раз за Zominge Danno — Зубы Земли — так вы их называете. Это довольно дикое племя, если сравнивать их с вааларцами. Они не едят из серебра и фарфора. У них нет железных ванн и каменных домов. Они живут в единении с природой, почитая своих предков. Но как по мне, сами вааларцы не далеко ушли от диких псов. — Он помолчал. Имельда больше не перебивала. — Они нашли меня, приютили в своем племени и вырастили. Они стали моей семьей. А с Ханом я познакомился, когда был подростком. Мы с valrush — другими молодыми войнами этого племени — ушли на охоту и встретили караван людей в степи. Они направлялись в горы, возвращались по сокращенному пути в Ваалар. Точнее, это они думали, что это сокращенный путь. На самом деле проводник, которого они наняли, вел их в нужное ему место, в тупик, где их бы истребили и забрали их вещи и деньги. Мы не стали вмешиваться, просто следили, чтобы они не пришли на наши территории и не принесли вреда. — Мару снова замолчал, переводя дух. Он тоже очень давно не говорил так много слов. А на вааларском и подавно. Подбирать нужные было не просто. — В конце концов, на них напали, как мы и предполагали. Сначала мы не хотели вмешиваться. Но у людей, которые шли через степи был порох и огонь. Там взорвалась лишь одна бочка. Занялись края степей. И они так яростно сражались… Мы… Нам пришлось вмешаться. Хотя я и сам того желал. Лишь позже я понял, что тамошние торговцы это вааларцы. Было поздно начинать их ненавидеть. В той битве я защитил отца Хана, а Хан сражался за меня и моих собратьев, наплевав на то, что видит нас впервые. Мы преследовали разные цели, но объединил нас общий враг. Общими усилиями нам удалось отпугнуть мародеров и даже потушить занявшийся пожар. Они заплатили нам за то, чтобы мы показали им путь и провели через горы. Так и познакомились. Долго притирались друг к другу, но общий путь сделал свое дело. Позже Хан вернулся снова. Так и повелось, он приезжал ко мне в племя, учил язык, на котором мы общались. А потом он и меня к себе привез. Я очень не хотел, но он настоял. Вот такая история. Если очень сократить.

Имельда ничего не сказала, только легко чмокнула в щеку и погладила жесткие волосы. Чтобы сменить грустную тему, ляпнула, что пришло в голову первым.

— А ты когда-нибудь влюблялся? У тебя была пара?

— Опыта в жизни у меня много. Я много чего делал. Но нет. Не влюблялся. Раньше.

Девушка смущенно уткнулась куда-то ему в шею.

— А ты?

Она чуть отстранилась.

— Да, был один человек. Но я его не подпускала к себе, как никого другого. Сам понимаешь из-за чего. И он ушел с моей лучшей подругой. Теперь их нет.

— Умерли?

— В каком-то смысле. Нет, Роза то умерла, а Итан… Долго объяснять… Там мутная история, с которой как раз все и началось… За ним в школу пришли наемники и… — Имельда замолчала, нахмурилась, а потом и вовсе резко села.

В голове вдруг всплыла фраза «Аргус желает тебе долгих лет жизни, Пол». Щелчок. Мысли заработали. Картинка сложилась.

— Что такое?

— Как же я раньше-то не вспомнила?! — она стала выбираться из постели, собирать вещи и натягивать их на себя. — Аргус желает тебе долгих лет жизни… Вот же гад. Почему я сразу об этом не подумала?

Мару тоже сел и стал озадаченно наблюдать за разволновавшейся девушкой. Ее щеки заалели от переполняемых ею эмоций.

— Что случилось?

Она остановилась, накинув на себя рубашку с плеча Мару.

— Аргус! — взмахнула руками, хмурясь. — С него все началось! Черт бы его задрал! — Мару изогнул бровь, по-прежнему ничего не понимая. — Это он послал людей за Полардом!

— За кем?

— Ну, за Итаном, точнее… Черт, как сложно объяснить! Не важно. За ним пришли люди Аргуса в школу, в той суматохе вскрылось все, мы бежали, Митриша забрали! Твою мать… К этому приложил руку Эстрич, — она резко замолчала, думая о своем. Шестеренки в голове крутились с немыслимой скоростью. — Мне нужно срочно поговорить с Аргусом, — она выскочила из комнаты, даже дверь до конца не закрыв. Мару, ругаясь вполголоса и на ходу одеваясь, поспешил за ней.

Девушка вылетела из коридора, откинув полог со своего пути. В зале по-прежнему было сумрачно, за стойкой работал один служка. Аргус восседал на одном из диванов, потягивая тягучий напиток из узкого бокала. Имельда даже не сомневалась, что именно за «напиток» был в бокале. Напротив вампира на диване, спиной к Имельде, почти лежа, сидел Тур, Митриш и какая-то девушка. Они о чем-то мирно беседовали.

Аргус посмотрел на Имельду и сразу понял что-то такое. С него сползла благодушная улыбочка, что скрывала его клыки. Митриш развернулся и высунул нос из-за спинки дивана. Уже хотел что-то сказать, но девушка опередила его, обратилась к вампиру.

— Надо поговорить, — с ходу начала Имельда, приближаясь к их столику и диванам. Она даже не посмотрела на остальных. Она знала, что с ними все в порядке и сейчас ее интересовал лишь Аргус. Ей нужно было выяснить, что стало с ее друзьями. Ей нужно было выяснить, каким образом он связан с Эстричем.

Сзади подошел Мару. тАргус ничего не ответил. Зато в разговор вступила девушка, что сидела на краю дивана. Ее ребра были перетянуты бинтами, а сверху была накинута рубаха.

— Здравствуй, Имельда.

Некроматка хлопнула глазами пару раз и повернула голову к источнику такого знакомого голоса. Уже очень давно она его не слышала, да и не надеялась вообще когда-либо услышать. Она совсем не изменилась. Те же каштановые кудри, те же веснушки на носу и щеках, зеленые глаза… Имельда замерла, словно истукан, и молча сверлила девушку взглядом, пытаясь понять, где ее снова обманывают. Это галлюцинация? Все молчали.

— Кто ты? — все же отмерла некромантка.

— Что, за столько лет уже успела позабыть старую подругу?

Имельда нахмурилась еще сильнее и перевела взгляд на Аргуса, взглядом пытаясь спросить, что происходит и кто это сидит перед ней в теле Розалинд.

— Предлагаю поговорить в другом месте, — поднялся Аргус, красноречиво взглянув на служек у барной стойки и спящих гостей.

Он, словно воспитатель в детском саду, провел всю эту компанию в свои апартаменты, что занимали немало места в этом заведении. Спальня, отдельная ванная комната, кабинет… Не утерпев, не дожидаясь пока все разместятся, кто где, она сходу начала выяснять все, ей было интересно узнать у этих людей.  Кн и го ед . нет

— Ну, так и кто же ты? — вопрос к девушке. — А ты, какого черта охотился за Полардом? Что вообще произошло с моими друзьями? И как ты связан с Эстричем? Лучше бы тебе не врать, я ведь все равно почую, — глаза сверкнули голубым. Пока она задавала эти вопросы, все разместились кто-где в разных углах. Мару и Тур упали рядом на один диван, приготовившись наблюдать нечто интересное, а Аргус, как хозяин сей комнаты чинно уселся за рабочий стол, на котором не было ничего кроме письменных принадлежностей и стопки бумаги. Митриш помялся у входа и втиснулся между Туром и Мару. Только девушки остались стоять.

— Имельда, это я, Роза. Мое тело никто не занимал. Чем доказать? Спроси что угодно… — у нее был усталый хриплый голос, но выглядела она хорошо. Идеальный вид портили лишь небольшие синяки под глазами. Имельда покусала губы и решительно подошла к девушке. Она схватила ее за запястье и тут же отпустила, словно тронула раскаленный чайник.

— Твою мать, — ошарашено пробормотала, сделав пару шагов назад и положив руку на лоб. Роза понятливо поджала губы. Она уже знала, каким даром обладает Имельда. Ей рассказали. В ее голове многое стало понятнее из их общего прошлого.

— Не ругайся… — чинно прокомментировал Аргус.

— Твою мать! — более уверенно проговорила Имельда и уверено подошла обратно к Розе, обняв ее крепко. Она старалась не вглядываться в воспоминания, что замелькали туда-сюда перед глазами. Они слились в единый поток, и разобрать что-то было трудно. Но она и не хотела так. Она хотела услышать все от них лично. Розалинд обняла ее в ответ, тепло улыбнувшись. — Мне сказали, что ты мертва, — пробормотала Имельда.

— Так и было запланировано. Я умерла для всех, с кем была знакома. Даже для родителей.

Имельда отстранилась и сделала пару шагов назад, чтобы не касаться ее и чтобы видеть всех сразу.

— Но как же Итан? Что произошло? — Имельда переводила взгляд с Розы на Аргуса и обратно. В ее взгляде была мольба. Мару сидел не очень довольный, но молчал. Понимал, что для девушки это важно. Роза развернулась, переглянувшись с вампиром, и присела, поморщившись, на стул рядом со столом Аргуса. От удара Эстрича в ребрах были трещины, и двигаться девушка могла с трудом.

— Я полагала, что ты все узнаешь, если коснешься меня.

Имельда издала недовольный звук и закатила глаза:

— Это не так работает. Что вы вечно одно и то же думаете?! Я не всевидящая! И я хочу узнать это от вас лично, а не выведывать, словно… Словно… — подходящее слово не находилось.

— Ладно. Я поняла, — Роза поджала губы, уставившись куда-то в пол. Потерла лоб, раздумывая с чего начать и как все преподнести. Она заранее предполагала, что это все Имельде не понравится. — Мы сразу уехали в столицу. Ты это знаешь. — Имельда угукнула, присев на подлокотник дивана, рядом с Мару. Турцел хитро глянул на них двоих, а Митриш, наоборот, отвел взгляд, густо покраснев, но слушать не перестал. Даже, наоборот, будто уши навострил. Ему тоже было интересно узнать что-то о своей сестре. — Сначала работа была не в тягость. Состояли на службе у одного министра. Утвержденная ставка, плата более, чем щедрая, работенка не пыльная. Мы больше отдыхали, чем работали. — Имельда усмехнулась. Пока она лазала по самым разным углам своей страны, они расслаблялись у богатеньких пижонов за пазухой. Роза по-прежнему не смотрела ей в глаза. — Однажды к нам обратился один человек с просьбой отыскать пару преступников. Мы очень удивились, ведь мы некроманты, а не ищейки. Но нам сулили большую награду за этих людей, и мы согласились. Нам было скучно, отлучаться с рабочего «места» нам было нельзя, и поэтому эта работа стала глотком свежего воздуха. Шанс развеяться. К тому же нас заверили, что те люди шпионы, но их казнь нельзя предавать огласке. В общем, мы, сломя голову, кинулись выполнять это дело. И в принципе справились на отлично. А когда мы привезли их к этому человеку, нам приказали провести… — она запнулась, — ритуал. — Она подняла взгляд. — Мы вляпались. — Проговорила она и снова опустила взгляд, уставившись куда-то в пространство меж ногами, сидящих на диване людей. — Эти люди… Это оказались никакие не шпионы, а двоюродные сестра и брат Ваалаярви. Только это мы узнали значительно позже того, как привезли их во дворец. И вообще случайно. И нам пригрозили, что если мы не выполним ритуал, то нас сдадут полиции, как похитителей представителей императорского рода. Конечно, мы испугались. Я побоялась обратиться к отцу. Да и не помог бы он нам. И его бы повязали, как свидетеля. В общем, мы выполнили ритуал… — она почти шепотом закончила эту фразу и замолчала.

— Что за ритуал? — спросила Имельда, уже подозревая кое-что. Ей нужно было лишь подтверждение.

— Кропвеля, — прошептала, но голос подвел, она съела половину слова, и пришлось заново произносить. — Ритуал Кропвеля.

Имельда закрыла глаза, помотав головой обреченно. На язык просились ругательства, но из-за Митриша она сдержалась.

— Не понял. Можно для непросвещенных пояснить? — влез Турцел. Митриш тоже не понимал. В учебе он еще не слышал ничего такого…

— Этот ритуал относится к запрещенным. За исполнение таких магов казнят без возможности помиловать. Жизненные силы, что имеются у человека, можно отдать своему кровному родственнику. Это делается с помощью ритуала Кропвеля. Он когда-то его создал, и он же был подвижником того, чтобы этот ритуал запретить, — голос Имельды был более чем холодным.

— Оу… — только и произнес Тур, крепко задумавшись, а Имельда сердито взглянула на Розу, сложив руки на груди. Она взглядом дала понять, что ждет продолжения.

— Да, мы его выполнили, — уперто продолжила девушка, хоть и не была рада всему этому, — а потом еще и еще. Сколько просили, столько и делали. Мы хотели жить, поэтому выполняли то, что на нас взвалили. Мы продляли жизнь больному ублюдку каждый раз. Примерно раз в год приходилось приносить в жертву какого-то дальнего родственника, который не сумел должным образом спрятаться от своего крутого родственничка. Ваалаярви был жаден и неумолим. И то, что все это не приносило должного результата, его не интересовало. Болезнь его убивает, и без разницы, сколько родственников он сожрал бы. Вот только он хочет жить вечно. Мне уже тогда казалось, что у него крыша поехала. Но когда он через своего человека приказал провести этот ритуал над своим собственным сыном, я в этом убедилась.

— Этот человек… Это был Эстрич?

Розалинд только молча кивнула, а Имельда сжала челюсти в попытках сдержать гнев. Мару видел, как хотят ходуном желваки на лице, как она хмурит лоб, а пальцы вжимаются в обивку несчастного диванчика. Но девушка продолжала сидеть и слушать.

— Итан был против, я колебалась. Мне было страшно. Очень страшно. Мы зашли так далеко, что вернуться к прежней жизни уже было невозможно, и мы решили бежать. Мы не хотели участвовать в этом бреде и даже предприняли попытку предупредить принца. В итоге, это не помогло. Его все равно убили, но не в ритуале — не получилось — а просто так. Вы бы видели бешеное выражение лица нашего императора, когда тот понял, что все годы жизни своего сына исчезли зазря… — она усмехнулась. — А как радовался, когда выяснилось, что принц не последний близкий родственник? — она взглянула на Митриша. — Он так брызжал слюной, желая, чтобы ему нашли этого человека, кем и где бы он ни был, и подали на блюде. Захотел переселиться в молодое тело, ведь родственников больше не осталось. Больной ублюдок. Такой же, как и Эстрич. Они все там психи поголовно. Когда мы поняли, что искомый родственник всего лишь ребенок, мы бежали. Нас настигли в горах. Была потасовка, меня ранили. Когда Итан пытался меня перетащить через переправу над горной рекой, под нами разрушили мост, и мы попали в реку. В потоке Итан ударился головой о камни и … — было видно, то ей тяжело все это говорить, — он утонул. Я не смогла нас вытащить…

Она замолчала. Имельда тяжело дышала, в упор глядя на свою подругу. В ее глазах то и дело проявлялись голубые прожилки и снова гасли. Девушка боролась с яростью. Даже то, что ее за руку взял Мару, не помогало.

— Я нашел их, — продолжил Аргус, поняв, что Розалинд больше не будет говорить. — Я вылечил девушку и за это забрал тело парня.

Имельда не выдержала и вскочила на ноги, стремительно подошла к столу. Ее глаза полыхали ледяной яростью. Аргус нахмурился, но уверенно встретил этот нечеловеческий взгляд.

— Он не разменная монета, — прошипела она поменявшимся голосом. Розалинд со смесью страха и непонимания подняла взгляд на свою подругу. — Вы должны были предать его земле или огню, но никак не отдавать какому-то проходимцу! — она шарахнула рукой о стол. Аргус поднялся, но сосредоточенное лицо его было спокойным.

— Имельда, — одновременно произнесли Мару и Роза, но некромантка отреагировала только на голос подруги. Она схватила ее за шею и подняла в воздух. Все тут же повскакивали со своих мест.

— Ну, как!? Помогли тебе твои тупые богатые кошельки жить спокойно!? — она успела прорычать это в лицо испуганной Розе, которая вцепилась руками в холодное запястье Имельды. Аргус уже пытался отцепить ее от задыхающейся девушки, но разозленная Имельда словно и не замечала сильных рук вампира. Она вопила хрипящей Розалинд прямо в лицо. — Если бы Итан остался со мной, он был бы жив!

— Имельда! — ее друзья в четыре пары рук пытались растащить двух девушек, но только голос Митриша заставил Имельду разжать пальцы. Мару, что пытался освободить Розу, свалился вместе с ней на пол, задев стул, на котором сидела девушка. А остальные оттащили разъярившуюся некромантку подальше, к ванной. Аргус впихнул ее в комнату и вошел следом, захлопнул дверь, оставив всех остальных в кабинете.

— Успокойся, — зашипел он на нее, обнажив свой оскал. Острыми, как оказалось, были не только клыки, но и боковые резцы и даже первые премоляры.

Девушка скинула его руки со своих плеч и отошла к раковине. Открыла кран, умылась ледяной водой и уставилась в зеркало, что висело прямо над умывальником. Она замерла. Голубыми глазами на нее смотрел Морок, но это был не он. Или не совсем он. Ведь она была в сознании. Она слабо понимала, что с ней происходит. Она столь легко впала в состояние ярости, но в то же время все осознавала. Кем она стала? Монстром? Она посмотрела через ровную поверхность зеркала на вампира. Он был серьезен.

— Твоего друга нельзя было спасти, было слишком поздно. Но его тело позволило выжить другому человеку. Это моя работа. И если бы мне выдалась возможность вновь все пережить, я поступил бы так же.

Имельда продолжала стоять, упершись ладонями в бортики раковины и глядя на него через отражение. Глаза тускнели, меняя цвет на родной теплый цвет спелой пшеницы. Выступили слезы, и девушка опустила голову.

— Но ты ведь прислал убийц к нему… Эстрич тебе кинул кость и ты послушным псом побежал, — глухим шепотом произнесла она. Аргус сощурился, но не стал поддаваться на провокацию.

— Это уже результат его поступков в новой жизни. Его выбор. Любые поступки имеют последствия.

Девушка выпрямилась и развернулась. На ее лице проступила недовольная решимость.

— Что ж. Тогда вот твои последствия: ты прислал за ним убийц; они не смогли его убить, но из-за этого схватили Митриша и меня. Нас обоих чуть не приговорили к смерти. Наша жизнь пошла под откос. Разгребай теперь вместе с нами, — она пошла на выход, уже успокоившаяся. Теперь ее ярость тихо тлела, оставляя после себя лишь выжженную пустыню. Прежде, чем выйти, она остановилась, вцепившись в ручку. — Кстати, он живой и невредимый вместе со своей сестрой уехал куда подальше.

Аргус не ответил, и девушка вышла. Розалинд сидела на диване, потирая шею, вокруг нее расположились ребята. Больше всех говорил Турцел, пытаясь успокоить истерику у некромантки. Все уставились на замершую Имельду. Она ничего не сказала и вышла из кабинета, у двери которого отирался какой-то замызганный пацаненок. Имельда даже не обратила на него внимания, прошла дальше, в зал, села к барной стойке и крепко задумалась, утопив лицо в ладонях.

Аргус встретил мальца и впустил в свой кабинет, попросив остальных удалиться. Турцел увел Розалинд в ее комнату, а Митриш и Мару уселись по обе стороны от девушки. Чувствуя некоторое опустошение, девушка взглянула на брата.

— Я тебе не сестра, Митриш, — его лицо слегка вытянулось. Она отвернулась, готовая принять любые слова, но решила закончить все здесь и сейчас. — Матильда и Тимор удочерили меня. Ты единственный сын у своей матери.

Спустя долгую минуту, не дождавшись никакой реакции, Имельда вновь решилась взглянуть на мальчишку. Его лицо было спокойным и даже как будто благодушным. Очередь Имельды была озадачиться.

— Я предполагал. Не очень-то ты похожа на маму, — он ободряюще улыбнулся, — но ты все равно мне сестра. Я уже привык к этой мысли, не переучиваться же, — пожал плечами, переводя все в шутку, но девушка не поддалась на это и ее подбородок задрожал. Слезы потекли по щекам, и она заплакала. Не в силах сдержаться, она обняла парнишку, наплевав, что от этих объятий мутит, и перед глазами скачут белые круги. Все равно она уже более-менее лучше стала переносить его силу, без обмороков, а значит можно и потерпеть. Она так давно хотела его обнять. От переизбытка эмоций чмокнула его в макушку, заулыбавшись сквозь эти слезы облегчения.

Не так давно она потеряла всех своих близких людей, оставшись совершенно одна. Она так думала, но, как всегда, ошиблась. У нее еще есть люди, которых она любит и кто любит в ответ ее. Без причин, а просто потому, что она — это она. Со всеми ее проблемами и крупными тараканами в голове.

Девушка отстранилась от парнишки и повернулась к Мару. Расчувствовавшись, она притянула и его к себе за шею, обняв двух людей, которые в одночасье стали самыми дорогими. И она сама себе пообещала, что их то уж точно сможет защитить. Она сумеет.

— Не хочется нарушать семейной идиллии, но рано расслабились, — влез со своей иронией Аргус. Неведомым способом он очутился за стойкой и спокойно что-то там протирал. — Вас ищут по всему городу.

Глава 15

Сборы не заняли много времени. В основном пожитки были только у Мару. А у Имельды осталось только то, что было при ней, когда она была у Эстрича. Эти вещи Тур, Мару и Роза забрали из злополучного дома. Правда из всего этого девушка одела лишь свой неизменный плащ и ножны с кинжалом. Она вновь потеряла трость, а остальные вещи были чужие. Аргус сумел достать ей и Митришу по два новых комплекта чистой одежды, сумку, в которую они сложили еду и все остальное, и лошадей. А также те загадочные устройства, с помощью которых люди защищались от любых энергетических воздействий со стороны практикующих. Имельда долго сокрушалась над тем, как их провели. Это было вовсе не устройство, которое создали люди без дара, как она предполагала, а это был небольшой артефакт со сложной системой защиты, заключенной в маленьком камешке обычной гальки. Каждый такой камушек изготавливался чуть ли ни индивидуально и стоил не малых денег. Имельда долго сокрушалась по поводу того, что маги помогают вести войну против магов.

Как бы Розалинд не желала отправиться с Имельдой в этот путь, они обе понимали, что сейчас с девушки толку будет мало. С ее травмами она не уедет далеко. И тем более, если случится погоня, она и вовсе станет балластом. К тому же, не очень охотно, Роза признавалась сама себе, что она уже привыкла и к столице, и к Аргусу, и к его заведению. Она устала бегать и прятаться, поэтому тайно желала остаться. И даже испытала облегчение, когда Имельда сама отказалась от помощи старой подруги. Когда некромантка успокоилась, они вновь поговорили, но уже наедине. После того, как злость улеглась, Имельда признала, что она все же рада, что Розалинд жива.

Справедливо решив, что искать будут их всех вместе, Аргус предложил разделиться, чтобы попробовать покинуть город спокойно. Он хотел сопроводить Митриша, но Турцел вызвался сам, сказав, что самый неприметный и заболтает кого угодно, а остальные только и делают, что своим видом бросаются в глаза.

— А за Аргусом и вовсе следят прихвостни, сами знаете кого, — он поднял указательный палец к небу.

Сочтя его логику справедливой, всех постарались замаскировать гримом танцовщиц, напялили на Митриша и Имельду парики. Мару своим грозным видом дал понять, что не потерпит на себе париков и ограничился лишь капюшоном, скрывая свою необычную прическу.

В итоге, Имельда все же не захотела разделяться. Надоело ей переживать, что может случиться, пока ее нет рядом. Уж лучше они будут встречать опасность все вместе. От сопровождения людьми Аргуса девушка отказалась, справедливо рассудив, что толпа как раз привлечет внимание.

Они решили ехать на восток, к океану, подальше от столицы, а там перемахнуть через границу и оставить навсегда это чертово государство. Их здесь ничего не держало более.

Отправив своих маленьких соглядатаев разведать обстановку вокруг «Черной мамы», Аргус выяснил, что рядом еще нет никого подозрительного и до места, где ждут их лошади, они смогут добраться легко.

Утро было ранним, но столицу это никак не трогало. Город все время бодрствовал: одни люди сменяли других. Имельда, Мару, Турцел и Митриш вышли из «Черной мамы», по парапетам спустились к берегу, по узким улочкам, ведомые все тем же замызганным парнишкой, добрались до таверны, где их ждали четыре оседланных коня. Имельде все время казалось, что каждый прохожий смотрит на них не просто так, что это соглядатай Эстрича, что вот-вот на них кто-нибудь кинется или в свисток засвистит полиция, но ничего такого не происходило. Прохожие шествовали мимо, полиции на горизонте не было видно, но напряжение одинаковой гримасой отпечаталось на лицах всех путешественников.

Небольшой колонной, возглавляемой Турцелом, они прошли сквозь город по улицам, которые выбирал бандит. Он знал столицу лучше всех и выбирал наиболее безопасный путь. Они так и не поняли, их действия пошли им в плюс или же они зря старались, ведь никакой опасности на пути так и не встретили. Их никто не остановил ни в городе, ни на выходе из него. Только отойдя на приличное расстояние, они остановились и обернулись. За ними не было погони. Тракт наполняла обычная ежедневная возня путешественников, караванов, повозок и торговцев.

— Слишком просто, — сплюнул Тур пыль дороги, что скрипела на зубах.

— Я думал, мне одному это показалось… — поддержал его Митриш, нервно вцепившись в поводья.

Имельда ничего не ответила и тронула бока своего коня, животное послушно зашагало вслед за какой-то повозкой.

Девушка не стала озвучивать мысли о том, что она сомневалась в смерти Эстрича, а, значит, он от своего не отступится. Она также не стала пугать друзей тем, что, возможно, Эстрич умеет предсказывать будущее. Ведь каким-то же образом он сумел увидеть ее в доме Каила, когда она нашла его труп. Это не могло быть совпадением. Да и мало ли какими знаниями он обладал. Маг универсал, валар, бастард ее величества императрицы и приближенный к императору. И это только то, что она знала об этом человеке, а что еще осталось скрытым от нее? Да и не стоило им сбрасывать со счетов умирающего Ваалаярви. Человек на смертном одре готов на все, чтобы остаться в живых, это она знала как никто другой.

К полудню они съехали с главного тракта на дорогу, уходящую направо, на восток. Их путь шел мимо тянущихся вдоль горизонта Зубов Земли. Впереди пара рек долины образовывали искусственный широкий водоем, который образовался из-за плотины, которую возвели уже очень давно. Сама плотина была не то, чтобы очень большой, метров тридцать в высоту и деревянная. То там, то тут из нее били тонкие струйки воды. Внизу тек небольшой ручей по пересохшему илистому дну некогда бывшей реки.

Вообще пейзаж навевал мысли о том, что на месте плотины был когда-то каскад природных водопадов. Хотя, рассуждать сейчас было бесполезно, плотина была слишком старой, а скалы уже были настолько занесены почвой и поросли деревьями, лопухами и травой, что определить, искусственно создан этот каньон или это природное творенье, было нельзя.

Путники дошли до плотины к ближе к вечеру, но солнце было еще довольно высоко. Они остановились на дороге, по обе стороны которой раскинулась долина. Солнце припекало, было жутко влажно и душно. Все вспотели и желали скорее выбраться из долины, чтобы обсохнуть. По левую руку среди скал была зажата плотина, дорога чуть изгибалась вправо и впереди медленно и плавно уходила вниз извилистым серпантином спуска.

Все смотрели вперед. Каньон начинался здесь, у плотины, ущельем и дальше скалы становились меньше и постепенно сменялись лесом и обычными холмами, среди которых и терялся ручей.

— Надо аккуратно спуститься и преодолеть каньон до наступления ночи. Не хочу оставаться слишком близко к плотине. Мы тут будем как на ладони, а в лесу хотя бы можно скрыться от глаз, — проговорил Мару.

— Согласен, приятель. Мне тоже не по душе торчать тут прямо у этой вот оглобли. Кабы не рухнула эта махина на наши головы. А то пикнуть не успеешь, как тебя как мошку смоет.

— Ну, спасибо, успокоил, — буркнул Митриш, глянув на улыбающегося Турцела. Тот был расслаблен и как будто спокоен даже. Казалось, его вообще ничем пронять нельзя.

— Да не ссы, Митриш-друг. Не утопнешь. Стояла эта развалюха тыщу лет и еще столько же простоит. Зачарованная же, — Тур пожал плечами и направил своего коня дальше по дороге.

Митриш поехал за ним, что-то еще недовольно бурча ему вслед, но не слишком громко, и не отвлекаясь от дороги. Имельда не сводила взгляда со дна каньона, вид на который открывался с высоты скал.

— Чувствуешь что-нибудь? — с ней поравнялся Мару. Она посмотрела на него и отрицательно мотнула головой, но мужчина понял, что как раз это ее и беспокоит. Мнимая безмятежность ее не устраивала.

— Будь на стороже, — предупредила и начала спуск за братом и Туром.

Дорога прошла в относительном спокойствии, если не обращать внимания на то, что Митриш все время нервно ерзал в седле, от чего его конь тоже шел по тропе не очень уверенно. Как оказалось, Митриш не очень любит высоту, и этот спуск дался ему ой, как не просто. Хотя высоты здесь было не так уж и много, но сама тропа была крутой, каменистой и не очень ухоженной. Зазевавшиеся спутники не редко оказывались на дне уже не в силах далее продолжать свой путь… Эту дорогу проще было преодолеть пешком, но коней то никуда не денешь.

Когда спустились в низину, стало прохладнее, дорога из каменной превратилась в песочно-иловую и лошадям стало проще идти. Все выдохнули от облегчения. Все, кроме Имельды. Как только они оказались на дне каньона в его тени, а плотина возвысилась над ними, закрывая горизонт и полнеба, ее беспокойство стало еще больше. По пути вниз на опасной каменной тропе она чувствовала себя намного увереннее и спокойнее, чем сейчас в этой, казалось бы, тишине и безопасности.

— Давайте быстрее убираться отсюда, — она нахмурилась, оглядывая склоны, валуны и густой кустарник, которым порос бывший берег, а заодно и скалы.

— Да кто спорит, сестренка, быстрее так быст… — Турцел не договорил. Конец слова заглушил свист, и бандит сверзился с коня, повиснув в стременах. Конь заржал и ринулся вперед. Имельда смогла понять, что Тур не умер от ранения только по тому, что с его стороны полетели жуткие ругательства.

Она не смогла понять, откуда выстрелили, но тут со всех сторон посыпались стрелы и арбалетные болты. Имельда вскинула руки, и стрелы посыпались вниз, сбитые энергетической стеной. Опешивший Митриш только пригнулся в седле, не зная, как действовать. Зато сообразил Мару. Он со всего маха заехал ладонью по крупу коня парня и сиганул следом за ним, пока их не изрешетили. Девушка поскакала за ними. Обернулась. За ними гнались. Откуда появились эти люди? Где прятались? Их было не меньше двадцати. В голове забилась одна единственная мысль: что делать!?

Впереди услышала ругань, повернулась обратно, и сама выругалась. Им навстречу шел отряд примерно с таким же количеством людей. Сорок против четверых? Имельда увидела, как конь Тура остановился в кустах, и бандит выбрался-таки из седла, прижимая ладонь к плечу, в который угодил арбалетный болт. Ну… Сорок против троих с половиной.

Лошади под ними встали на дыбы, отказываясь двигаться дальше, сквозь неровный строй людей, шедших им наперерез. Отступать некуда. Именно этого и боялась Имельда. В них продолжали стрелять на ходу, но целились только во взрослых. Митриша обходили стороной. Имельда без труда останавливала стрелы.

— Спешиваемся! — скомандовал Мару и первым спрыгнул на землю. Имельда непонимающе на него уставилась.

— Как мы убежим от них на своих двоих!?

— Шанс мал, но если тебя придавит вдруг подстреленный конь, то шансов не останется совсем. Слезайте, говорю!

Спорить не было времени, и Митриш с Имельдой слезли на землю. Мару, хлопнув животных по крупу, отправил их к кустам. Судя по его лицу, он планировал драться до последнего и не хотел, чтобы ему что-то мешало. Имельда чувствовала в нем уверенность, которой ей самой сейчас не доставало, ведь она всю жизнь сражалась с мертвецами и разными тварями, а не живыми людьми. Они стали спиной друг к другу, разместив меж собой парнишку, который что-то бубнил себе под нос. Имельде было не досуг прислушиваться к его испуганной болтовне.

Преследователи окружили их быстро и перестали стрелять, чтобы не тратить зазря запасы. Турцел еще успел добраться до них и встать рядом. В руке он сжимал арбалет, но понимал, что сейчас он будет совершенно бесполезен. Один выстрел и все. Раненый мужчина не сумеет его ловко и быстро перезаряжать. На поясе еще висел легкий походный меч, но, как на зло, Турцел был правшой, и в эту руку он и был сейчас ранен. Мару обнажил свой клинок и сжал рукоять покрепче.

— Откуда они знали, что мы направимся именно этой дорогой? Кто нас выдал? — морщась от боли, тараторил Турцел, — Как сумели опередить без лошадей Я не увидел ни одной гребаной кобылы…

— Это уже не важно.

— Как скажу, присядьте, — тихо проговорил Митриш. Его голос был таким, словно сознание парня сейчас было где-то в другом месте.

— Чего? — не поняла Имельда, но не рискнула обернуться, чтобы не выпустить из поля зрения тех, кто к ним приблизился и взял в круг. Мужчины и женщины — все в одинаковой безликой серой-коричневой одежде, с масками на лицах. Только глаза видны.

«Отлично, — подумала Имельда, перехватывая кинжал удобнее, — Не придется переживать о вашей смерти». Безликих всегда убивать легче, примерно, как нежить. Если забыть, что за мертвой тварью когда-то был человек, личность, живая душа, то убивать становится легче. Имельда старалась не вглядываться в их глаза, но она нашла знакомые, и внутри заворочалась ледяная ярость…

Эстрич понял, что его узнали даже за маской и стянул ее, удерживая в руках клинок. Короткий ежик волос вздыбился из-за ткани, на скуле был виден ожог. Видимо, это от удара Розалинд, которым она вышибла его из его же дома. Он не улыбался, был хмур, и просто смотрел прямо на Имельду. Она не могла понять его настроения и мыслей.

Все молчали, даже Митриш перестал бубнить. В тишине они переглядывались несколько секунд. Да и о чем говорить? Абсолютно каждый осознавал, зачем он здесь. Никаких переговоров. Забрать мальчика, остальных в расход. Такой должен быть исход и нечего больше обсуждать.

Имельда потянулась к Мороку осознанно, и он с радостью откликнулся на зов. Эстрич увидел ледяной взгляд, направленный на него, и едва дернул уголком губ.

— Ну, давай, — шепнула она одними губами. Эстрич лишь кивнул, оставшись на месте, а его людистремительно двинулись вперед. Турцел вскинул арбалет. Болт попал в живот и отбросил одного назад.

— Вниз, — только и шепнул Митриш, глядя куда-то в пространство пустым взглядом. Мару и Имельда услышали его даже сквозь шорох множества ног о землю. Мару едва успел дернуть Турцела за собой, и над их головами разнеслась ярко-розовая волна. Имельда хоть и присела, но ее все равно накрыло ореолом силы. Сознание поплыло от яркой вспышки, закричали люди, которых разбросало по сторонам.

— Что это было!? — с ужасом рявкнул Турцел, который в шоке мотал головой. Видимо не только ей досталось. Вокруг висела пыльная взвесь, кто-то в стороне подвывал. Имельда не успела проморгаться, как поняла, что Митриш упал без сознания, и его едва успел поймать Мару. Девушка чихнула, пытаясь сориентироваться в той мути, что теперь была вокруг. Земля задрожала. Где-то со стороны плотины раздался стон и скрип…

Она понятия не имела, что сделал Митриш. Она с ним такого не учила, а в практике некромантов и подавно не было ничего подобного. Некроманты попросту не могут сотворить нечто такое же. Недалеко от себя она сумела рассмотреть разрезанного надвое человека…

— Что с ним? Что, Имельда!? Что он сделал? Что это гудит!? Вы слышите?! — Турцел, кажется, был в шоке. Разбираться было некогда. Мару не пытался привести мальчика в чувства, он осматривался вокруг и хотел свалить с этого места подальше, или хотя бы спрятаться за ближайшим валуном. В то, что Митриш сумел убить всех, он не надеялся ни на миг, но, кажется, так оно и было…

— Не знаю, — Имельда сунула руку мальчишке на лоб и не почуяла той обжигающей силы, что обычно шла от парня. — но он переборщил. — Бросила не своим почти равнодушным голосом. — Живой.

Она поднялась и едва успела поднять руки, чтобы выставить щит. Шедший на нее мужчина с окровавленным лицом и бешеным взглядом что-то рявкнул и вскинул руки. Вспышка. Имельду отбросило в сторону, и она рухнула на чье-то тело, замерев. Эстрич приблизился, и запела сталь — Мару пустил в ход клинок. Турцел тоже не остался в стороне. Раздался вскрик, хруст, звон. В воздухе по-прежнему висела иловая взвесь, напоминая собой зелено-серый туман, который мешал дышать и видеть.

Имельда открыла глаза и тряхнула головой, которая гудела как котелок. Чем это ее так приложили, что даже сил Морока не хватило, чтобы остаться в чувствах? Руки горели. Имельда поняла, что они обожжены. Она поднялась и огляделась. Ее кинжала не было поблизости. Выронила. Она заметила лежащего навзничь Тура, рядом пытался дотянуться до своего клинка Мару. Его лицо было в крови. Имельда, пошатываясь, ринулась вперед, но ее повело, и она смогла лишь рухнуть на землю, подняв еще немного пыли вверх. Ноги подвели, голова закружилась. Земля тряслась все сильнее.

Над Мару стоял неподвижно Эстрич. Он холодным взглядом смотрел, как мужчина ползет от него к своему оружию, до последнего не желая сдаваться. Он уже почти коснулся пальцами рукоятки, но Эстрич этого и ждал, словно играл с добычей, словно понимал, что ему уже никуда не деться, и наслаждался страданием своей жертвы до последнего. Клинок под воздействием желания Эстрича взлетел с земли и оказался в его ладони.

— Нет! — рявкнула Имельда, кидаясь вперед. Не успела. С таким знакомым хрустом лезвие вошло в тело, а художник сделал шаг назад с равнодушным лицом. Эстрич даже не пытался попасть в сердце. Имельда при ближайшем рассмотрении поняла, что и Эстрич на самом деле не такой уж неуязвимый и он тоже сейчас ранен куда серьезнее, чем показалось сначала. У него не было левой кисти руки, а из рассечения на голове текла кровь, заливая лицо. Что же, черт возьми, сделал Митриш!?

С плотины вновь донесся стон, скрип, шелест, перекрывая последние хрипы умирающего. Где-то там, позади, что-то рухнуло. Девушка с отчаянным криком, полным боли, ринулась на Эстрича. Он попытался поднять руку в попытке что-то сотворить, но у него словно вытянули стержень. Он не боролся с той жадной яростью, с которой делал это в своем доме. Он тоже устал. Он, может, и не хотел выходить из этого каньона. Конечно, он никогда бы не признался в этом саму себе. И он все выполнял и выполнял эти осточертевшие ему приказы старого больного императора… Он его ненавидел. Кто бы знал, как он его ненавидел…

Имельда рухнула на Эстрича, сбив его сног, замахнулась. Удар, еще удар. В ней клекотала такая нечеловеческая ярость, что она даже забыла, что она некромант, который способен убить человека лишь касанием.

Пропустила ответный в челюсть, отлетела. С рычанием вновь подскочила, только чтобы налететь на ногу мужчины. Он пнул ее в голову, и Имельда свалилась на землю, закашлялась, пытаясь вдохнуть. Она потеряла ориентацию, все кружилось, перед глазами плавали черные круги. Уставший Эстрич поднялся на карачки, подполз на коленях к ней, схватил девушку за волосы оставшейся рукой и откинул от себя с воем раненого шакала, когда она попыталась его снова ударить.

— Да сдохнешь ты или нет! — Эстрич был в усталом бешенстве. Он выпустил по ней одно из смертельных заклинаний, которые знал наизусть. Оно обычно срывало плоть с костей, а у нее только руки обгорели. Это жутко бесило его.

Девушка лежала на спине, неловко подогнув ногу, Эстрич приблизился все так же, не поднимаясь. Сил на это не было. То, что сделал Митриш очень сильно ударило по Эстричу. Он едва сумел выстоять под напором шквала этой силы. Откуда ребенок знал это заклинание, Эстрич понятия не имел. Сам он его изучил во взрослом возрасте, но никогда не применял, потому что это было опасно для собственной жизни. Никто не выстоял. Лишь Эстрич, и то с трудом.

Мужчина склонился, протянул руку к шее девушки, чтобы переломить хребет, пока она без сознания, но вздрогнул и замер, когда изящный рабочий кинжал вонзился под ключицы. На автомате она воткнула его туда, куда обычно била нечисть. Голубые глаза светились холодным удовлетворением. Она с удовольствием провернула кинжал, слушая, как хрустит плоть, чувствуя, как льется по обожженным рукам горячая кровь. Эстрич издал удивленный хрип, и только после этого Имельда положила руку ему на сердце, и мужчина обмяк. Жизнь покинула его.

Она скинула его с себя, поднялась, шатаясь, и кинулась к Мару. Там сидел Турцел и держал мужчину у себя на коленях. Имельда удивилась, но совсем мимолетно. Раненая рука Тура была неестественно вывернута в локте, а голова залита кровью, но бандит был живой. Рядом лежал все такой же бессознательный Митриш. Девушка чувствовала, что он живой, поэтому она кинулась со всем своим вниманием к Мару.

В глазах Тура стояли слезы. От пыли, от боли или от того, что на его руках умер друг, Имельда не знала, да ей и было все равно. Сзади грохотали бревна, что постепенно вываливались из древней постройки. Пыль уже почти осела, открыв не очень утешительную картину. Вокруг разорванные люди, рушится плотина…

Имельда стянула с рук Турцела Мару и уложила его на землю, вытащив клинок из спины. В пшеничных глазах стояли слезы. Она вглянула на Тура, на Митриша. Нужно было что-то делать. Спасать их. Но она никак не могла оторваться от тела. Она уткнулась в его грудь, закричала, что есть мочи и выпрямилась. По пыльным щекам текли слезы, но она перегнулась через Мару и вцепилась в Тура.

— Бери Митриша и вали отсюда, — Турцел, казалось, не понял. — Слышал!? Тур, беги отсюда! Спасай пацана!

— А… Ты..? — он дрожал.

— Я за вами, — Имельда психанула, чувствуя ногами вибрацию земли. Вскочила, заставила Турцела подняться, касанием к груди передала ему толику энергии, но для него этого было достаточно, чтобы взбодриться. Она подтащила к бандиту Митриша, помогла взвалить его на плечи Тура под аккомпанемент его стенаний, и пихнула в сторону склона, где виднелась дорога. Оставалось надеяться лишь на свои собственные ноги и силы. А сама кинулась обратно к Мару. Времени совсем не оставалось.

Она только один раз оглянулась, убеждаясь в том, что Тур поднимается наверх, превозмогая боль в сломанной и продырявленной руке. Она убедилась, что Тур не тащится, а почти бежит наверх, и устремила все свое внимание человеку, что стал ей дорог.

Она резанула по обугленному запястью, зашептала слова, чертя большой круг вокруг лежащего навзничь мужчины. Имельда закончила рисовать, то и дело оборачиваясь на плотину. Еще немного и она полностью рухнет, но на ее зов никто не спешил приходить.

— Прошу, умоляю, откликнись, — бормотала она, вцепившись в рубаху Мару, а сама то и дело оглядывалась. Он должен быть здесь. Ведь тут так много народу погибло! Он обязан тут быть! Почему не выходит!?

Имельда истерично повторила призыв Духа Смерти и, как мантру стала тараторить «умоляю, умоляю, умоляю», пока, наконец, не замерла, уставившись на темную фигуру без лица.

— Верни его! Прошу! Пожалуйста! — она потянулась к фигуре, но рука прошла сквозь темную дымку. Смерть была равнодушна к страданиям живых людей. Ей были безразличны раны и слезы девушки. Это существо стояло рядом, безмолвно колыхаясь. — Забирай все, что пожелаешь, — она протянула руку вновь. — Даже жизнь. Я готова расстаться с ней в обмен на его возвращение в этот мир, — ее голос не дрогнул.

Это было эгоистично с ее стороны, но в данный момент девушка соображала плохо. Она потеряла так много дорогих ей людей, что сейчас ее разум вряд ли можно было назвать трезвым. Потянулись долгие секунды. Имельда слышала сзади как из плотины вырываются куски древесины из трещин в бревнах под напором воды. Грохот, шипение струй, дрожание земли — на все это никто — ни Имельда, ни Дух Смерти — не обратили никакого внимания.

Некромантке показалось, будто Смерть только этого и ждала — обрушения плотины. По земле прошлась дрожь, а фигура пришла в движение. Она опустилась над Мару, схватив при этом руку девушки. Ладонь, до этого горевшая от ожога нестерпимой болью, заледенела от ласкового прикосновения Смерти. Имельда почувствовала, как в груди что-то сжалось, она с надеждой стала смотреть на лицо Мару. Дрогнут ли веки? Но Смерть исчезла, пройдя сквозь мужчину в землю.

— Стой! — она хотела остановить темную дымку, но схватила лишь рубашку, пропитавшуюся кровью. Сердце колотилось как бешеное, будто сейчас разорвется. Мару не подавал признаков жизни, и Имельда, обессилев, упала на него, сверху, обнимая в самый последний раз. Губами прижалась к еще теплым губам. Зажмурилась, пытаясь представить, что он живой, но оттолкнулась, вставая, кинулась назад к дороге, но навстречу ей шел водяной вал, торопясь стереть с лица земли те уродливые шрамы, что оставили после себя люди и маги.

Имельда бежала изо всех сил, глядя на дорогу, в голове билась мысль, что она в очередной раз не справилась, но бросить Митриша означало бы, что она еще и сдалась. А ведь так хотелось остаться там, рядом с Мару, лежать рядом с ним до последнего их мига.

Турцел вздрогнул, когда по земле прошла дрожь такой силы, что он едва не упал с тяжелой ношей. Ему пришлось все же припасть на колено и свалить Митриша в траву. Он почти добрался до вершины, когда плотина рухнула. Он обернулся, ища дикими глазами фигуру Имельды. Он надеялся увидеть, как она взбирается следом за ними, как и сказала. Он до последнего лелеял надежду на то, что она действительно успеет… Не успела. Внизу никого не было. Лишь бурный поток грязной воды утекал все дальше и дальше по каньону, поглощая все на своем пути.

Глава 16

Глаза не открывались. Она не могла понять причину. Веки просто отказывались подниматься. Она попыталась руками их поднять, но поняла, что руки тоже слушаются с трудом. Кое-как вытащив одну руку из плена чего-то вязкого и тяжелого, девушка соскребла с лица иловую корку и все же сумела приоткрыть глаза. Она лежала по пояс зарытая в грязи, которая уже подсохла сверху. Совсем рядом торчало грязное бревно. Как оно не прижало ее, стоило только гадать.

Имельда закашлялась, пытаясь дышать забитым грязью носом. Ее стошнило все тем же илом. Утопая ладонями в иле, девушка кое-как дотянулась до бревна и вытащила свои ноги из илового плена. Обувь осталась в нем. На большее ее не хватило, поэтому она рухнула на бревно, да так и осталась лежать.

Почему она выжила? За что ей это? До слуха донесся какой-то шум. Не то лай, не то вой. Вопреки своим самоуничижительным мыслям, осознав себя живой, девушка поняла, что умирать еще не готова. Она собрала волю в кулак и… замерла, прислушиваясь к себе. От удивления она даже села, хрустя засохшей грязью на одежде.

Она взглянула на свои руки и с удивлением поняла, что не чувствует ничего кроме физической боли. Она не ощущала смерть, она не ощущала жизнь. Она не чувствовала потоки энергии вокруг себя. Ничего! Только ветер, боль, голод… обычные человеческие ощущения.

«Я больше не маг?» — отстраненно как-то подумала, не веря. Шок был настолько сильным, что даже адекватной реакции не последовало. Лай приближался.

— Вижу! Вижу выжившего!

Имельда развернулась. Из леса к ней шли люди. И теперь она не могла понять, маги это или нет. Она хлопнула глазами. Она не слышит мыслей! Не чувствует чужих эмоций!

Она так и застыла, глядя, как к ней приближаются неизвестные. Из леса они вышли на берег с переломанным кустарником, заляпанным илом и разбитыми бревнами. Кое-как они добрались до девушки и помогли выбраться на твердую землю. Ее все пытались расспросить, как она себя чувствует, где ей больно, что помнит, но она молчала.

Она пыталась осознать, что она не обладает теперь ничем. Она обычная. Ее трогали по меньшей мере десяток людей, а она не почувствовала ни единой эманации, ни одной чужой мысли не отразилось в голове, ни одного лишнего ощущения и звука. Только ее личная всепоглощающая пустота в груди… Один на один со своей скорбью.

На ее лице застыла маска спокойного безразличия к собственной судьбе. Она не ответила ни на один вопрос, не среагировала ни на одно слово. Люди плюнули на это и решили, что девушка в шоке. Ей помогли на скорую руку умыть лицо и руки, чтобы перебинтовать раны и отправили на повозке в город.

О том, что ее в столице могут искать как преступницу, девушка даже не подумала. Возможно, она действительно впала в шок. И только мысль о Митрише не давала ускользнуть в забытье. Поэтому она смогла понять, что ее везут не в какие-то казематы, а в обычную больницу.

Ее отмыли, обработали все раны, промыли нос и желудок, глаза и уши. У нее было столько грязи на теле, что юные помощницы лекарей только успевали менять воду в ванне и тряпки. Когда все раны были обработаны, ее облачили в легкую пижаму и оставили в палате на четверых, но соседние койки были пустые.

Потянулось время… Она не могла уснуть, но и находиться в сознании тоже. Когда она отошла от шока, вполне осознав, что она теперь обычный человек, мысли стали в тягость. Воспоминания так и лезли в голову, спеша напомнить, что Мару мертв, а Митриш и Турцел неизвестно где. Все их надежды жить долго и счастливо вдали от этой страны и этого города разбились в прах, потонув в том бушующем потоке.

Радовало только то, что Эстрич наконец-то умер. Она сама лично убила его, отправив за грань. Она с радостью вспоминала хруст его грудной клетки и расширенные от удивления глаза. Он был красив даже в тот момент, но это не помешало ей остановить его сердце. Вот только должного облегчения его смерть все равно не принесла. Равно как и осознание того, что она осталась живая.

Она провела в больнице сутки и поняла, что ее охраняют. Она этому удивилась. С чего бы такая радость? А когда она попыталась выйти, ее мягко попросили вернуться обратно и даже не думать покинуть палату. Вот так спасение…

Хотя все встало на свои места буквально к вечеру следующего дня, когда к ней в палату заявился ни больше, ни меньше, а сам господин главный дознаватель инквизиции. Вот уж кто всегда останется на плаву. Он вошел без стука, как и всегда.

— Поговорим?

— И вам мир имени вашему. Очень рада видеть, — равнодушно пробормотала, оставшись лежать на боку, лицом к двери, и даже не шевельнулась. Ее нисколько не тронуло то, что сам инквизитор был похож на мертвеца. Залегшие круги под глазами, впалые щеки, серая кожа. Он словно бы неделю не ел и не спал. Но, удивительно, Имельде было абсолютно безразлично, почему Васлид Милтон выглядел столь ужасно.

Он прошел к ее кровати и сел на соседнюю, ссутулившись. От его былой холености не осталось и следа.

— Ты знаешь, где мальчик? Он жив? — Имельда промолчала, глядя куда-то перед собой, в подушку соседней кровати. — Что случилось в каньоне?

— Я убила его.

— Кого? Эстрича? Он мертв, да? — Имельда утвердительно угукнула. Милтон сжал переносицу, закрыв глаза. Девушка даже не поинтересовалась, откуда господин главный дознаватель знает о художнике. — Прости, скрыть то, что ты валар я не смог. Завернуть всю эту кашу обратно уже не вышло, новости дошли до столицы. И про мальчика тоже. И про Эстрича. Но это я уже здесь выяснил. Просто ужас… Как мы это все просмотрели… Он оказался магом, да еще и универсалом. Ваалаярви рвет и мечет…

Имельда молчала. Она подозревала, что Ваалаярви рвал и метал вовсе не потому, что у него под боком был убийца. Скорее потому, что его больше не было, как и возможности дотянуться до Митриша. Милтон, увидев, что реакции от девушки не дождешься, поджал губы, но не ушел и продолжил.

— Мы нашли много тел, но не все, к сожалению. Среди них не нашлось ни мальчика, ни Эстрича. Ты единственная выжившая пока что.

Имельда сглотнула ком в горле и все-таки посмотрела на мужчину.

— Я больше не маг, — прошептала она, — и… и не валар. — Милтон выгнул брови в молчаливом удивлении. — Это так. Я чувствую, — прошептала она и вытянула руку. Сквозь боль обожженной руки она попробовала скрестить пальцы в нужную позицию, чтобы собрать хоть немного энергии вокруг себя, но добилась лишь того, что лопнула корка на ладони и потекла сукровица. Милтон вытащил из тумбочки, что стояла рядом с кроватью, ватный тампон и аккуратно вытер выступившую жидкость. Он не знал, что сказать в утешение и поэтому остался профессионально сух.

— Если это так, я попробую выбить для тебя освобождение. Тебя проверят официальные службы и подтвердят, что обвинение было ошибочным. Тебе это на руку. Имельда безразлично дернула плечом.

— Делайте, что хотите.

Милтон склонился к девушке и взял за руку, где ожога не было.

— Я сожалею.

Так и не дождавшись реакции, он выпрямился и ушел, тихо прикрыв дверь. Девушка села, хмуро взирая на дверь. Если Митриша и Турцела не нашли, значит они точно живы. Она выглянула: стража все еще стояла у ее дверей. Она вернулась и снова легла.

Как и обещал Милтон, к ней уже спустя несколько часов, несмотря на позднюю ночь, заявилось несколько служителей закона, среди которых были и полицейские, и маги, и инквизиторы. Ее пристально осмотрели, проверили на ложь, на магический потенциал и разве что не порезали на лоскутки для опытов. Как же. Был маг и не стало.

Но, посокрушавшись, они-таки пришли к выводу, что обвинения в государственной измене были ложными, принесли извинения и сказали, что бумагу о признании ее полностью невиновной в измене ей принесут позже, а пока она свободна, но под подписку о невыезде, так как дело еще не закрыто.

Девушка сухо поблагодарила и столь же сухо попрощалась со служителями закона, а на следующее утро покинула лекарей. Она не знала, с чего начать и что делать, а потому пошла в единственное место, которое она знала и где знали ее.

«Черная мама» была все там же, и ничего не поменялось за несколько дней. Все так же спокойно днем и разгульно ночью. Она прошла в зал, где за столиками сидели люди. Они ели, пили, разговаривали и общались. Здесь были как путешественники, так и завсегдатаи этого места, как богатые, так и бедные, как старые, так и молодые, а вечный хозяин сего заведения неизменно стоял за стойкой и что-то записывал.

Увидев среди столиков девушку, приближающуюся к барной стойке, Аргус замер. Его глаза округлились от неподдельного удивления. Она села на высокий стульчик и просто стала смотреть, как вампир таращится на нее дико изумленный.

— Нальешь или так и будешь смотреть, как баран на новые ворота? — но вместо ответа он пулей вышел из-за стойки и подскочил к девушке, ощупал, осмотрел ее лицо, шею. — Ну, чего делаешь? Как будто первый раз видишь, — она отмахнулась и осмотрела стойку на наличие каких-нибудь полных стаканов… Теперь, когда ей не было нужды себя ограничивать и стремиться к трезвости рассудка, ей жутко хотелось познать, что же такое алкогольное забытье, к которому все так стремятся.

— Имельда, я думал, ты погибла! — рявкнул вдруг Аргус, что девушка аж вздрогнула.

— Да, у меня тоже такие мыслишки были. В принципе, ты не так уж сильно ошибся, — она все же нашарила за стойкой какую-то бутыль и вытащила ее к себе. Осмотрела. Какое-то бренди. — Сойдет, — хмуро пробормотала. Аргус все это время шокировано на нее смотрел, пытаясь понять, что с ней стало не так.

— Имельда, ты понимаешь, как мы пере… — он замолчал, когда девушка, не обращая на него внимания, откупорила зубами бутылку и прямо так из горла стала заливать в себя содержимое. — Что ты делаешь!? — он вырвал у нее бутылку, облив при этом ей шею и грудь.

— Пытаюсь забыться в данный момент. А вообще, пришла спросить, Митриша с Турцелом не видел? Может, заходили? Или заплывали… — в ее беспечном и каком-то равнодушном тоне не было и толики интереса, будто спрашивала она от балды, а не потому, что ей действительно интересно. Она, почему-то была уверена в том, что они живы, но вот то, что они будут преспокойно ждать ее именно здесь — сомневалась.

— Ты сбрендила что ли? — Аргус попытался заглянуть ей в глаза, рассмотреть в них хоть что-то осмысленное.

— Хм, — она глянула на бутылку. — Да, действительно, сбрендила. Буквально на треть бутылки…

Она хихикнула. Раздалась пощечина, а следом Аргус схватил ее за лицо и поднял к себе, чтобы она тоже взглянула ему в глаза.

— Они живые и здоровые, Пешет, — с расстановкой проговорил он. Она сложила брови домиком и коротко вздохнула.

— Хорошо. Это хорошо, — пробормотала она. — Ладно, я поняла. Скажи, где, пойду туда.

— Пешет, — она встряхнул ее. — Они все живы!

— Да, поняла я! — раздраженно дернула плечом, а потом чуть более осмысленно взглянула на него, поняв, что физический контакт он держит не просто так. Он так смотрел в ее глаза и так вжимал ладони в ее щеки, что казалось, у нее сейчас череп лопнет. — Если ты пытаешься донести до меня свои мысли, то перестань, — пробормотала она сжатыми губами меж ладоней мужчины. Он нахмурился и ослабил напор, не понимая. Девушка потерла раскрасневшиеся щеки. — Я больше ничего не вижу, Аргус. И больше не некромант. Так что скажи словами, где они. Я поняла, что они живые, и я рада, поверь. Очень рада, — правда, в ровном голосе радости было не очень густо.

— Твою мать, Пешет, Мару тоже жив! — резанул Аргус. — Хватит страдать, — он схватил ее за руку и кинулся с неимоверной скоростью и напором вон из своего заведения.

Имельда только и успела, что клацнуть зубами, как уже перебирала ногами, едва поспевая за мужчиной. В голове медленно разворачивалась его фраза, словно цветок сухого чая под действием кипятка. До нее постепенно доходил смысл.

— Он жив?

— Жив! Дуреха, — Аргус несся по улицам, лавируя между пешеходами.

Внутри у девушки словно растрескалась сухая иловая корка, в которой все это время сидела душа. Будто тело ее было отмыто, а душа так и осталось засохшей. А эти слова, будто молоток, стукнули и по оболочке пошли трещины…

Аргус остановился напротив приличной гостиницы и взлетел по ступеням, все также на буксире таща за собой девушку за плечо, предусмотрительно не трогая обожженные руки. Они влетели в здание, которое было похоже на тысячу других таких же. Первый этаж столовая — столики, барная стойка, кухня, еда, люди… Все смешалось. Этих двоих было трудно не заметить. На ворвавшихся в двери мужчину и девушку уставилось пол таверны. Разбился стакан, который Турцел так и не донес до рта.

— Митриш, — девушка улыбнулась, увидев живого и невредимого брата. Турцел с гипсом на руке и открытым ртом забыл, как дышать. Аргус подтолкнул девушку в спину в нужную сторону. Митриш, молча, сорвался со своего места и просто влетел в объятия девушки. Они оба рухнули на колени, не в состоянии стоять.

— Живая, живая, — повторял мальчишка, рыдая ей в плечо. Имельда и сама плакала, только тихо глотая слезы. Вот сейчас ей стало намного лучше. Только вот еще бы одного человека увидеть. Ей дали надежду, но где же он?

— Митриш, где Мару? Аргус сказал, что он живой? — девушка заглянула в заплаканные глаза мальчишке.

— Он там, там, наверху, — он ткнул на лестницу, что вела наверх. Турцел по-прежнему сидел с открытым ртом, облитый пивом. Прежде, чем кинуться на лестницу, девушка подошла к бандиту и хлопнула того по плечу, коротко улыбнувшись.

— Не зря я была некромантом, а? — Турцел лишь моргнул. — Какая у него комната?

— Шестая, — одновременно сказали все трое. Имельда кинулась наверх, не разбирая боли в руках, которыми хватала перила, не обращая внимания на вечно ноющее колено, забыв обо всем. Она схватилась за ручку, пытаясь открыть дверь по шире, ворваться, увидеть, но дверь оказалась закрыта.

— Мар, — запыхавшись, она заколотила в дверь, задергала ручку. — Мару!

Раздались шаги по ту сторону. Щелкнул замок. Она сама распахнула дверь и замерла. Он стоял перед ней живой и целый, но немного помятый со сна. Удивлению на лице не было предела.

— Имельда? — шепот.

— Живой! — она кинулась к нему, чуть не сбив с ног, обвила руками, чтобы точно убедиться, что вот он материальный, настоящий.

— Mlahi, Imel’da, mlahi… — зашептал мужчина, трогая лицо, губы, пытаясь осознать, что она стоит перед ним тоже живая. Хотелось рассказать, как ему свет стал не мил, когда он так и не сумел найти ее тело своими силами в том аду, в котором он очнулся у скал каньона. И в последующие дни тоже. Им нельзя было высовываться, а поэтому, когда там оцепили территорию службы поисковой полиции и маги-ищейки стали обшаривать район, им тем более стало ясно, что никаких выживших быть не может. Он уцелел лишь чудом.

И поэтому, не имея смысла больше оставаться в столице, они решили уехать, пока их не начал искать еще кто-нибудь похуже Эстрича. Только поддержка новых друзей помогла не утонуть в горе, а каждый день подниматься с постели, чтобы идти дальше.

Он целовал ее так жадно, словно ему ее не хватало, как воздуха. А она все пыталась сказать, что ей удалось, у нее получилось вернуть его к жизни. Смерть забрала в уплату ее способности, но Морок внутри остался и поэтому она выжила. У нее получилось, и теперь она была уверена в том, что никто не сможет забрать его у нее. Они все уедут отсюда, чтобы начать новую жизнь. Вместе.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16