Голос Вессема. Радиомолчание (СИ) [Теа Сандет] (fb2) читать онлайн

Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 1

– Хорошая новость, – сказал Ди, – заключается в том, что Галаш действительно создал оружие, с которым не смог справиться. Измененные в Караге и правда потеряли связь с операторами и остались без контроля.

Я посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове.

Мы сидели на лестнице, которая поднималась к грязному двору с обратной стороны здания, и ждали, пока Кару закончит свой допрос, потому что потом он обещал сказать мне что-то важное. Лично я уже и так услышала больше, чем хотелось бы, и мне нужно было сперва переварить всю эту историю. Про человека, который так сильно ненавидел Измененных, что превратил свое тело в транслятор, чтобы убить их создательницу. Про женщину, которая так восхищалась своими созданиями, что превратила любимого человека в одно из них. А конец истории я знала и без рассказов Джехоны: пока его боевая группа взрывала лабораторию, Амелия Лукаш пыталась его спасти. Что ж, спасибо ей за это.

Кару расспрашивал капитана основательно. Его интересовали буквально все мелочи: сколько он видел людей в лаборатории, откуда доставляли баллоны с газом, куда увозили Измененных, что за таинственный полигон, на который их время от времени отправляли, и что они там делали…

Джехона добросовестно отвечал: народу в лаборатории было много, занимались они – кроме Измененных – еще какими-то разработками для военных, в частности, он видел экзоскелеты, а Лукаш упоминала в разговорах броню и специальную пропитку для защитных костюмов, а вот импланты привозили откуда-то еще, и сам он полагал, что компания, которая их делала, об Измененных ничего не знала, просто выполняла заказ, все грузы прибывали со стороны Чарны по тоннелю, полигон тоже где-то там – сам он до него так и не дошел, а может, и дошел, но не помнит этого, но, по его сведениям, на полигоне проверяли реакции и работу имплантов, и кстати, в лаборатории были и операторы, и операторов было хорошо видно – поведением они сильно отличались от остальных, а из тоннеля есть несколько выходов на поверхность, в том числе и те, что не значатся на планах – через старые шахты, и вот именно так они в тоннель и попали – через неохраняемые выходы, а двери в основной комплекс он открыл – по крайней мере, так он считает, последнее его воспоминание – когда он пришел в лабораторию с уже вшитым в гортань передатчиком, но активировать его не успел, хотел дождаться ночи, когда в лаборатории будет поменьше людей, а Амелия Лукаш усадила его в кресло установки «Голос» и что-то вколола – он понятия не имел, что его должны отключить, но раз лаборатория уничтожена…

Я быстро устала и, поверив Нико, что Джехона ничего не поломает, забрала свой комм и позвала Ди на улицу – перекурить и проветрить голову. От рассказов Джехоны у меня внутри все сводило. Особенно когда он начал рассказывать о своей группе. Десять человек, подумала я. Четверо его бывших сослуживцев – тех, кто уцелел в войну, еще двое – тех, кто прибились позже, врач – наверное, такой же, как Ворон, двое связных. И он сам – капитан Владимир Джехона, позывной «джин-тоник», который так никогда по-настоящему и не вернулся с того боя под Карагой. Все они готовы были умереть ради того, чтобы Измененных больше не было, и все, надо думать, и умерли – кроме одной девчонки, которую он зачем-то отправил в Чарну.

– А он ведь не знает, – вдруг поняла я.

Ди повернулся ко мне.

– Джехона, – пояснила я. – Он не знает, что уничтожил не только лабораторию, но и весь город заодно. Не будем ему говорить, ладно?

– Жалеешь?

– Вот еще. Просто ему, кажется, и так хватило. Только бы Кару не проболтался.

Ди помолчал, затушил сигарету о ступеньку. В полумраке разлетелись искры.

– Ты же понимаешь, что этот Джехона в своем нынешнем состоянии не испытывает эмоций, правда?

– С чего ты взял?

– Потому что эмоции – это гормоны, биохимия, всякие процессы в мозге. А у него нет ни единого органа, который мог бы быть в этом задействован.

– А давно ты стал таким специалистом по этим скопированным личностям? – возмутилась я.

– Даже сам Джехона сказал, что это имитация мыслительной деятельности, – продолжил Ди, не замечая, что я готова взорваться. – А он точно понимает в этом больше, чем любой из нас, даже Кару.

– Ни хрена подобного, – сказала я зло. – Вообще это не похоже на имитацию.

– Ругаетесь? – перебила меня непонятно откуда появившаяся Эме.

Я отвернулась. Подруга села рядом с нами на ступеньки.

– А я там такого наслушалась! Этот хрен, которого вы притащили, он вообще больной.

– Который из них? – уточнил Ди.

– Живой, – пояснила Эме. – Он этому, дохлому, сейчас втирает, что где-то до сих пор делают этих сраных киборгов, что, мол, план его со взрывом был говно.

– Борген Кару говорит капитану Джехоне, что где-то делают Измененных? – поразилась я. – А откуда он это взял?

– Ну я же говорю – больной, – кивнула Эме.

– Не такой уж и больной, – покачала я головой.

– А ты ему говорила про наши предположения? – спросил Ди.

– Нет. Может, Теодор проболтался. А может, он и правда что-то знает.

– А может, вы и мне что-нибудь расскажете? – разозлилась Эме.

– Извини. В общем, в Вессеме кто-то побывал уже после всего и, похоже, снял оборудование, которое там было. Мы подумали, что это мог быть кто-то, кто собирается продолжить… ну, вот это все.

– А вы не предположили, что это Нико или еще кто-то пришел и все там свинтил? – насмешливо спросила Эме.

Я почувствовала себя глупо.

– Нет, – ответила я. – Этого мы, к сожалению, не предположили.

– Ну и зря. Ты думаешь, что, когда там все взорвалось, люди только к нам помаршировали стройными колоннами? Они как тараканы разбежались во все стороны. Там на северо-востоке Озерувиц, а если правее взять, будет Селиполь, дальше Нова-Ветка, потом там еще что-то есть. Думаешь, там никто ничего не знает про Вессем? Так что поверь, есть кому там полазать, бредит ваш Кару.

Я почувствовала, как внутри разжимается пружина. Даже злость на Ди – что это вообще за теория, что скопированные личности совсем даже и не личности? – поутихла.

– Может, вернемся? – предложила я, наблюдая, как Эме в две затяжки скуривает сигарету и столбик пепла рассыпается, сливаясь с бетоном. – Холодно становится.

– А может, потом накатим? – с энтузиазмом предложила Эме.

– Джин-тоник, – пробормотала я, поднимаясь со ступенек.

– Можно, – кивнула она. – Крутой у него позывной. Я бы себе тогда взяла «Кровавая Мэри».

– Я думаю, это потому, что «джин-тоник» звучит похоже на фамилию Джехона, – заметил Ди.

– И что, это должно мне помешать взять позывной «Кровавая Мэри»? – раздраженно ответила Эме и дернула дверь на себя.

Мы гуськом двинулись кабинету Ворона.

– Кровавая Эме, – усмехнулся Ди.

– Слушай, умник, ты себе-то придумай крутой позывной!

– Можно только коктейли?

– Нет, – великодушно разрешила Эме. – Любой алкоголь.

– Виски, – сказал он.

– Банально, – фыркнула Эме.

– Тогда «Стингер».

– «Стингер»? Заедать водку мятной карамелькой – это не «Стингер».

– Я буду звать тебя Кровавой Эме до конца твоих дней, – пообещал Ди. – Рета, а твой позывной?

– Джин-тоник занят, – пожала я плечами. – Так что не знаю.

Мы завалились к Ворону и уселись прежним порядком на его операционный стол.

– «Шанхай», – предложила Эме. – Георге так называет свой самогон из водорослей – помнишь, мы пили, когда ты из тюрьмы вышла?

Кару повернулся и уставился на нас, забыв, чем занимался.

– Предпочла бы не вспоминать, – ответила я.

– «Ирландская автомобильная бомба», – выдал Ди свой вариант.

– Чего во мне ирландского? – помотала я головой. – К тому же это слишком длинно. Обойдусь пока без позывного. Борген, вы тут закончили или нет?

– Да, почти, – кивнул он и снова повернулся к экрану, на котором с безумной скоростью появлялся какой-то текст.

Кару достал комм и принялся не то фотографировать, не то на видео записывать то, что показывал ему Джехона.

– Ворон, выбери себе позывной, – сказала Эме. – Условие – это должно быть название коктейля.

– «Степная устрица», – ответил Ворон, не раздумывая ни секунды.

– Чего? – опешил Ди.

– А чего? С похмелья просто из мертвых подымает, – пожал плечами доктор.

– Нет, так нельзя, – возразила Эме. – Нужен алкогольный.

– Кто это сказал? Я врач, мне все можно. Ты, – он толкнул Кару в плечо так, что тот едва удержался на ногах, – закончил или нет?

– Да.

Кару убрал свой комм в карман.

– Ну и славно, – Ворон потянулся. – Так, этому – мешок на голову и выводите. А ты, птичка, останешься, у тебя должок.

Я обреченно кивнула.

– В каком это смысле? – обеспокоенно спросил Кару, оттолкнув Ди, который уже потянулся к нему, чтобы снова завязать глаза.

– Не в том, в котором ты подумал, – рявкнул Ворон. – Давай, проваливай, пока отпускают. Рета, вперед, подключай своего дружка.

Я кивнула и достала комм. Свои требования Ворон изложил мне еще вчера. Нико должен был влезть в базу этого приложения, которое запоминало лица, и заменить там в чьем-то аккаунте одно лицо на другое. Я не спрашивала, кто эти люди и зачем Ворону это понадобилось – все равно он бы не сказал, только уточнила у Нико, сможет ли он это сделать. Когда Нико уверил, что сможет, Ворон разрешил подключать к его машине Джехону. Все просто – маленькое нарушение закона в обмен на жизни нескольких человек.

– Нико, – сказала я, – ты же помнишь, о чем мы говорили? Что я просила тебя сделать для Ворона?

– Я помню, Рета, – ответил Нико.

– Хорошо, – я откашлялась. – Тогда… Я сейчас подключу тебя обратно и… В общем, ты дальше сам разберешься, да?

– Конечно, Рета.

– Так, я что сказал? – Ворон снова грозно посмотрел на Кару, но тот, как ни странно, вообще не боялся. – Я сказал – мешок на голову и проваливай.

Кару покачал головой.

– У меня есть разговор к Рите.

– Она отсюда не уйдет, пока не закончит. Ты при этом не присутствуешь. Все.

– А может, мешок на голову и пусть сидит? – предложил Ди. – Пока скажет, что он там хотел. А то, знаешь, неохота его два часа сторожить, пока ты Рету не отпустишь.

– А может, – сказал Кару с впервые прорвавшимся раздражением, – я просто поговорю с Ритой, пока вы работаете?

– Ну да, – усмехнулся Ворон, – а потом выйдешь и помчишься в Сити писать донос. Мешок на голову.

– Мне нет дела до того, чем вы тут заняты, – сказал Кару уверенно, когда Ди протянул ему черную тряпку. – Даже если я что-то увижу – меня это не касается.

– Знаете, лучше наденьте, – сказала я, внезапно вспомнив, кто именно впервые рассказал мне о приложении для распознавания лиц.

Кару покачал головой, но мешок взял, посмотрев на меня как на предательницу.

Я подошла к компьютеру и принялась подключать свой комм. Экран мигнул, появилось лицо Нико, потом возник незнакомый мне интерфейс и побежали строчки кода. Повернувшись, я успела уловить выражение грусти на лице Ворона.

Я подошла к операционному столу и села рядом с Кару.

– Ну, выкладывайте, – сказала я ему. – Можете даже не торопиться, времени вагон.

Кару вздохнул.

– Знаете, честное слово, это лишнее, – сказал он. Голос его из-под ткани звучал глухо. – Если бы это не было действительно важно…

– Но раз это важно, может, начнешь уже? – поторопил его Ворон.

– Это насчет вашего брата, – вздохнул Кару, и мы все замерли.

Я непроизвольно схватила его за руку.

– Насчет Коди? – сдавленно переспросила я.

– Да. Я навел справки, как обещал. Мой коллега Мартин – может быть, вы его помните?.. – Я смутно вспомнила мужчину, с которым познакомилась на вечеринке в «НейроКортИнн». Этот Мартин? – Его отдел занимается кое-чем для военных… И я боюсь, что у меня… не очень хорошие новости.

– Бросьте, – перебила я. Меня накрыло эйфорией. Он что-то узнал! По-настоящему что-то узнал о том, как вытащить Коди! – Плохой новостью было, что мой брат не вернулся из Вессема. Плохая новость – что мне осталось жить полгода. Вот плохие новости. Что бы вы ни узнали, это будет… ну, средняя новость. Если только Коди не превратился в Измененного, – я рассмеялась, но Кару почему-то не засмеялся вслед за мной. Пауза затягивалась, и я, не выдержав, сдернула чертов мешок с его головы. – Вы что молчите?!

– Рита… – Лицо Кару было серьезным. Таким серьезным, что мне захотелось вернуть мешок на место. – Насколько я понял, эксперименты возобновились несколько лет назад. С этого времени группа Мартина выполняет некоторые заказы… Это секретные разработки, и полного доступа у него, конечно, нет. Но сейчас на этой военной базе находятся пять человек с разной степенью… модификаций.

Эме шепотом выругалась.

– Модификаций, – повторила я. – Мо-ди-фи-ка-ций.

Слово не имело смысла. Ничего не имело смысла.

– Ваш брат был последним. Мне удалось выяснить не очень много. Они используют какой-то нейрокорректив – видимо, аналог вещества FX-116. И работают со связками оператор-измененный. Это все, что мне известно.

Я обнаружила, что стою, вцепившись в руку Ди.

– Как мне туда попасть? – спросила я шепотом. – Узнайте еще хоть что-нибудь, ну пожалуйста! Я что угодно достану, любое оружие, проползу по этим тоннелям, я свою армию соберу! Я должна вытащить оттуда Коди, пока… пока он еще человек. Я не могу еще раз его потерять!

Я зажмурилась и почувствовала, как Эме обняла меня и принялась поглаживать мою руку. Против воли из глаз потекли слезы, и я потерлась щекой о плечо. Перед глазами пронеслись картинки – фотографии, которые я видела в кабинете Амелии Лукаш, вскрытый череп Владимира Джехоны, трупы Измененных, искаженные, обгоревшие, и у каждого было лицо Коди.

– Спросите этого своего Мартина, он же наверняка что-то знает! Что он вам еще сказал?

– Он мне ничего не говорил, – покачал головой Кару. – Я получил сведения… незаконно.

– Слушай, дядя, – вмешалась Эме, – а что ты вообще знаешь? Ты что, этих Измененных своими глазами видел? Мало ли, что они там делают! Ну вшили кому-то пару-тройку имплантов, что с того?!

– К сожалению, я видел достаточно, – сухо произнес Кару. – Даже в тех файлах, что не зашифрованы. Это, как сказал бы ваш друг, – он кивнул в сторону моего комма, – косвенные данные. Но ему косвенные данные помогли найти Вессем. А мне их хватило, чтобы понять, что именно происходит.

– Если там и правда Измененные, – сказал вдруг Ворон, – забудьте о том, чтобы туда попасть.

Он стоял возле вытяжки, под ногами его все было серым от сигаретного пепла. Я вдруг заметила, что уголок его глаза дергается.

– Этому парню, этому вашему Джехоне, пришлось трахнуть главного конструктора и самому стать Измененным, чтобы пробраться в лабораторию. И то у него была еще целая толпа, которая ему помогала. Девочка, тут без шансов. Поплачь и живи дальше.

Я помотала головой. Отчаяние уходило, уступая место решимости.

– Там мой брат. Мне есть, за что бороться.

Ди обеспокоенно посмотрел на меня.

– Рета…

– Они не собирались брать туда Коди, так? – перебила я его. – Он случайно попался, уже надышавшись этого, как вы сказали, нейро-чего-то-там, и его решили модифицировать.

Я по очереди обвела всех взглядом.

– Рета, пожалуйста, не надо, – тихо сказал Ди.

Я повернулась к Боргену.

– Скажите этому своему Мартину, что я тоже. Что я тоже уже надышалась. Пусть они возьмут меня на базу. Скажите им, – добавила я решительно, – что я тоже хочу стать Измененной.

Кару покачал головой.

– Я понимаю, о чем вы думаете, что хотите повторить, но это не одно и то же, – сказал он. – Капитан Джехона был военным. И он с самого начала не собирался возвращаться оттуда.

– Сдурела, плесень? – добавила Эме. – Тебе жить осталось – два раза поссать, а ты хочешь сдохнуть еще быстрее? Да они тебя даже слушать не станут, пристрелят к хренам собачьим, чтоб не болтала, да и все!

Ди взял меня за плечи и развернул к себе.

– Рета, не надо, – сказал он снова. – Ты не Джехона, ты не солдат. У тебя не будет взрывчатки, передатчика, группы боевиков. Не будет ничего.

– Знаю, – ответила я. – Зато у меня будет Коди.

***

Ди позвонил мне ночью, когда Эме уже спала, а я лежала и смотрела в темноту, которая осела в углах, будто пыль на полках, и чем больше я думала о словах Кару и обо всем, что произошло, тем меньше понимала. В конце концов мне начало казаться, что я плаваю в океане из информации, ничего не понимаю и только шевелю ложноножками, и тут раздался звонок. Я натянула шорты и выскочила на лестницу, чтобы ответить.

– Я знаю, что нужно сделать, – сказал Ди вместо приветствия.

Я уселась на широкий подоконник и свесила ноги на улицу. Было прохладно, по телу побежали мурашки.

– Что?

– То же, что Джехона.

– Джехона готовился к операции год. За это время он смог собрать целую команду. У меня нет столько времени.

Я, конечно, имела в виду, что у Коди нет столько времени. Я не знала, сколько от него осталось, но каждый день мог стать точкой невозврата.

– Тебе и не нужно. Тебе нужно только взять с собой того, кто сможет помочь тебе на месте. Твоего друга Нико.

– Ди, спасибо, конечно… Но мне кажется, я не смогу протащить с собой комм.

Я подозревала, что я даже запасные трусы не смогу с собой протащить – отберут на входе.

– Я тоже об этом подумал. Но Нико – это не комм. Это тонкая пластинка «Голоса», которая поместится в твое тело. А чтобы никто ничего не заподозрил, мы вставим поверх медицинский чип. На базе ты выберешь удобный момент и подключишь Нико. А он уже поможет тебе выбраться.

Я ошарашенно молчала. Это была безумная идея, совершенно невменяемая, но… она могла сработать.

– Это будет больно, – сказал Ди, не дождавшись моего ответа. – Тебе придется самой вырезать чип из руки, но, знаешь, я думаю – это единственный шанс. Я не верю, что они так просто вас выпустят. А взломать их внутреннюю сеть ты не сможешь. Не обижайся, я бы тоже не смог. Для этого надо быть гением.

– Как Нико, – прошептала я.

– Точно, – согласился Ди после паузы.

– Я не знаю, смогу ли это сделать, – призналась я.

– Сможешь. – В голосе Ди слышалась такая уверенность, такая вера в меня, что я впервые почувствовала, что, может быть, иду не просто умирать ради призрачного шанса спасти брата. Может быть, у нас получится выбраться. – Я видел, как ты умеешь переносить боль, как ты справляешься со страхом, и ты умеешь действовать. Ты сможешь вскрыть себе руку и сунуть туда провода, если от этого будет зависеть твоя жизнь.

– Насчет этого я не волнуюсь, – вздохнула я. – Разрезать руку – полбеды. Но вот подключить «Голос»… Кару и его жена не смогли, а я…

– Они не смогли перекодировать, – возразил Ди. – Не смогли сделать так, чтобы можно было общаться с Джехоной. Тебе это и не нужно, Нико сам все сделал. Поговори с ним, пусть нарисует схему. А я помогу тебе с ней разобраться.

Глава 2

Мы снова сидели в подвале у Ворона, и я перерисовывала схему подключения раз за разом. После пятого – самого точного – рисунка Ди выключил экран, на который была выведена картинка, и заставил меня рисовать по памяти. Я протестующе заворчала.

– Если ты решила влезть в это, – не допускающим возражений тоном сказал Ди, – то я должен быть уверен, что сделал все, чтобы ты смогла вернуться. Рисуй.

Я вздохнула и больше не спорила. Вчера я занималась этим весь день – сидела в подвале, в соседней с операционной комнате, в компании древнего планшета, энергетических батончиков и бутылки воды, и рисовала. Ди иногда заходил, стоял рядом и комментировал: что как называется, что зачем нужно, как все это будет работать.

Ночью мне снилась схема. Она была огромная, как лабиринт, а я была маленькая, как электрон, и в центре лабиринта меня ждал другой очень важный электрон, и я бежала и бежала, а потом вдруг очутилась в Вессеме. Земля под ногами скалилась трещинами, и из них выползал туман и закручивался вокруг моих ног. Я подняла глаза – впереди, на другом конце улицы, стоял Коди. Я позвала его и, как обычно, не услышала свой голос. А потом увидела, как он говорит мне: «Беги!» – и снова превратилась в ток, в волну, в импульс.

Я больше тебя не брошу, мысленно обратилась я к Коди и с силой провела линию, обозначающую границу платы «Голоса». Ты не один, я вернусь за тобой, только, пожалуйста, не дай им превратить себя в чудовище, дождись меня, я уже иду, Коди, я уже совсем рядом. Если они успели что-то с тобой сделать – мы это исправим, все вместе – я, Нико, Ди, Ворон, Борген, а если надо – я и Мартина заставлю… Все можно исправить, только, пожалуйста, верь, что я тебя не бросила.

– Вот, – протянула я Ди готовую схему. – Пойдет?

– Нет, – сказал Ди. – Ты перепутала коннекторы на вход и выход. Давай с начала. А я пока тебе экран поменяю.

– А ты сможешь?

– Я могу поменять тебе глаз. С экраном комма как-нибудь справлюсь, – делано обиделся он. – Работай.

Я перевернула страницу и снова принялась воспроизводить по памяти схему. Вот этот прямоугольник у нас будет золотистой пластинкой, вот так по ней идут эти прожилки, их сорок восемь, и путать их нельзя. Сюда будет подаваться питание. Вот так информация поступает, вот так – выходит. Или наоборот? Нет, вроде так. Ди, конечно же, прав. Я должна нарисовать эту схему сто пятнадцать раз подряд, я должна собирать ее в темноте, с закрытыми глазами, пьяной, обкуренной, больной, уставшей, на скорость, на счет, задом наперед и вверх ногами, потому что я не знаю, что будет на военной базе, и не знаю, что успеют сделать со мной, прежде чем подвернется случай вклиниться в их сеть и перехватить контроль, как я себя буду чувствовать и каким будет мне видеться мир. Одно неосторожное движение – я сломаю тонкую плату, на которой хранится память Нико, и он умрет – окончательно, а следом умрем мы с Коди, потому что никто, конечно же, не пойдет нас спасать. Или не умрем, но есть вещи похуже смерти, и я их видела – в Вессеме, в подвале под лабораторией. Ничего, держись, Коди, мы уже идем. Мы с Нико тебя оттуда вытащим.

Нико отнесся к предстоящей миссии спокойно. Когда я спросила его, возможно ли сделать то, что предложил Ди, он сразу же ответил:

– Да, Рета. Это возможно.

– А ты… Тебе не будет плохо? Неприятно? Я имею в виду – если эту пластинку вставить мне в руку и потом достать и еще куда-то подключить? Это… не больно? Тебе не будет больно?

– Нет, Рета. Ты можешь это сделать.

– А что, если я случайно тебя сломаю?

– Ты не сломаешь, Рета. Эта плата очень прочная. Ее даже поцарапать нелегко.

И у меня не осталось причин, чтобы отказаться.

Я закончила рисунок и подняла взгляд на Ди. Он пинцетом убирал темные осколки, новый экран лежал рядом. Я смотрела, как двигаются его пальцы – быстро и уверенно, смотрела на ссадины на костяшках, смотрела, как он сдувает прядь волос, а она все равно все время падает ему на глаза, и тень пересекает его щеку, а потом снова возвращалась взглядом к его пальцам и смотрела на ссадины, и на инструменты, и как осторожно он снимает остатки разбитого экрана. У него красивые руки, подумала я, а следом вспомнила ощущение, когда его пальцы гладили мою ладонь – в тоннеле под Вессемом, когда он лечил мою раненую руку, и потом, уже в Чарне, когда я сказала что мы не можем…

– Ты закончила? – спросил он вдруг, и я вздрогнула, поняв, что он уже какое-то время наблюдает за мной.

Я встретилась с ним глазами и тут же отвела взгляд, будто он мог прочитать по нему, о чем я сейчас думала.

– Да, – сказала я хрипло. – Вот.

Ди проверил мой рисунок.

– Правильно, – сказал он. – Ты молодец. Отдохни, если хочешь. Я закончу и принесу детали, попробуешь собрать модель.

Ди снова занялся моим коммом.

– Я тебя попрошу кое-что сделать, – сказала я, чиркая карандашом по бумаге. Я не планировала рисовать ничего конкретного, но сама собой на листе снова появлялась схема. – Дам тебе номер одной девчонки, ее зовут Илена. Вот, я здесь напишу. Расскажешь ей, что было в Вессеме, ладно? Ну, что сочтешь нужным. Я ей вроде как обещала, но мне сейчас вообще не до нее.

Ди кивнул, не поднимая головы.

– И вот еще. Надо будет ей отдать, – я выложила на стол сканер местности.

Ди снова кивнул. Некоторое время я молчала, но потом не выдержала и поделилась своим беспокойством:

– Борген Кару звонил мне. Он сказал, Мартин Винценц – ну, тот тип, в общем, он сможет протащить меня к военным.

Ди отложил в сторону инструменты и посмотрел на меня.

– Так, – сказал он.

Я вздохнула.

– Я его помню, видела, когда приезжала к Кару в лабораторию. Он… неприятный тип, вообще-то. И Кару его не очень любит, как я поняла. Я не представляю, как он на него надавил, как вообще заставил что-то делать.

– Ты ему не доверяешь?

– Кому, Боргену?

– Этому Мартину.

– Я его едва знаю. Но интуиция мне говорит, что он какой-то мутный. Я бы с ним не связывалась. Но если другого выхода нет…

– А что говорит Кару на его счет?

Я пожала плечами.

Борген позвонил с утра на комм Эме, выдернув меня из кошмара, где я была волной и частицей. Лицо у него было такое, будто он всю ночь не спал.

– Рита, – сказал он, – ответьте мне на вопрос. Ваш брат не пытался с вами связаться?

– Коди? – удивилась я. – Нет, как бы он это сделал?

Кару покачал головой.

– Все это странно. Военные знают о том, что ваш брат был там не один. Насколько мне известно, вас никто не ищет, но, как я понял, и отказываться от добровольца они не будут. Рита, это ваш последний шанс передумать. Когда я назову Мартину ваше имя, будет поздно.

– Называйте.

Борген помолчал, потом кивнул.

– Хорошо. Я свяжусь с Мартином и… будьте готовы.

– А это точно? Этот Мартин – он правда сможет меня туда отправить?

– Правда сможет, – ответил Кару и потер висок, будто у него болела голова. – У меня вчера состоялся довольно неприятный разговор с ним и некоторыми его… коллегами, но уверяю вас, – внезапно в его голосе прорезалось раздражение, – они правда отправят вас на эту чертову военную базу и превратят в модифицированного солдата, и едва ли у вас получится оттуда выбраться, потому что вы одна, а там – сотня человек и другие модификанты, которые с радостью бросятся вас ловить.

– Ерунда, – я махнула рукой. – Их всего пятеро. И один из них – мой брат. И я буду не одна, со мной Нико. Все получится.

Я говорила это в основном для себя, потому что Борген Кару озвучил то, о чем я едва ли осмеливалась думать – как мы с Коди выберемся с военной базы, если в нас будет стрелять каждый, кто нас увидит?

– Вообще-то ничего, – сказала я и посмотрела на Ди. – Он только сказал, что все устроил и меня заберут.

– Когда?

Я сглотнула. Вот то, о чем я на самом деле хотела поговорить.

– Через неделю.

– Так, – снова сказал Ди. – Будем считать, что со схемой ты разобралась. Сейчас попробуем достать пластинку «Голоса», и ты подключишь ее к моему компу.

– А ты сможешь потом подключить все обратно?

Ди покачал головой.

– Это не понадобится. Потом мы пойдем к Ворону и вставим чип тебе в руку.

– Ди, стой, послушай, я не хочу делать это сейчас, у меня еще целая неделя!

И за эту неделю я рассчитывала наговориться с Нико на несколько месяцев вперед.

– Неделя – это ни о чем, – сказал он и протянул мне комм с уже целым экраном. – Как ты думаешь, ни у кого не вызовет подозрений свежий шрам на твоем плече? Никто не захочет вскрыть тебе руку и проверить, что ты туда вшила перед самым отъездом на базу? Если они что-то заподозрят… Я не могу… Ты не можешь попасться. Вставим сейчас, у Ворона есть заживляющий гель, я видел – он стоит как крыло самолета, но немножко выпросить я смогу. Затянется все быстро, следов не останется, а через пару дней попроси Эме, пусть набьет что-нибудь поверх. Так меньше шансов, что заметят.

– Ладно, – кивнула я. – Хорошо. Как скажешь.

Меня слегка потряхивало. Я только сейчас начала осознавать, что все это взаправду, что я действительно иду за Коди на военную базу с крошечным шансом выйти обратно.

– Эй, – улыбнулся Ди, заметив мое состояние. – Не бойся. Мы все сделаем, да? Ты вернешься, вытащишь Коди, Кару с Теодором тем временем найдут для тебя лекарство. У нас все получится.

Он наклонился, заглядывая мне в лицо, и его пальцы почти коснулись моих. Мне нужно было только чуть-чуть подвинуть руку. Совсем немного. Наклониться, податься вперед, дотронуться до него, и плевать, что я говорила раньше.

Я сидела как каменная, боясь шевельнуться.

– Если мы делаем все сейчас, – сказала я наконец, – мне… надо поговорить с Нико. Спросить кое-что. – Я вскочила. – Я поговорю… на улице.

И выбежала, пока Ди не успел ничего сказать.

***

– Привет, Нико, – пробормотала я, уткнувшись в колени. – Привет, блин, Нико.

Я сидела на ступеньках у выхода из подвала, и солнце, почти скрывшееся за глухие стены без окон, грело мне спину.

– Привет, Рета, нужна помощь?

– Я не знаю, что мне нужно. Чтобы мы пошли туда вместе. Чтобы ты давал мне советы. Чтобы помог спасти Коди. Чтобы ты просто был со мной, или не со мной, плевать, но чтобы ты вообще хоть где-то был. Чтобы ты не умирал, черт возьми, Нико, как ты мог умереть?!

– Мне жаль, Рета. Хотел бы я сейчас быть рядом.

Я уже слышала это. Я уже сто раз это слышала – и все равно надеялась, что в этот раз Нико ответит иначе.

– Но ты не рядом, – вздохнула я. – Уже два года, а я все еще не понимаю, как это – когда тебя нет. Мне страшно, Нико.

– У меня недостаточно информации, чтобы помочь тебе, Рета.

– У меня тоже недостаточно информации, – я рассмеялась, и тут же мир расплылся перед глазами. – Все тут помогают мне как могут, но в конечном счете я все равно останусь одна. Я же не особенно умная, Нико, я же не ты. А мне надо будет там столько всего сделать… Найти что-то острое, обойти камеры и системы защиты, вообще оказаться в такой ситуации, чтобы у меня была свобода передвижения. Вдруг они сразу пристегнут меня к такому же креслу, как Измененных в Вессеме? И даже если нет… Даже если все получится… Я все равно буду там одна. Коди у них уже столько времени, а Кару сказал – они работают в связках с операторами. Вдруг он вообще уже… Знаешь, как те Измененные в Караге? Вдруг он самостоятельно уже ничего не способен сделать? Может, – я наконец озвучила свой главный страх, – я даже поговорить с ним не смогу. Может быть, он вообще меня не узнает. И не захочет со мной идти. А я не смогу вытащить его на себе, как Теодора. До Чарны точно не донесу, – у меня снова вырвался нервный смешок. – Скажи что-нибудь, Нико. Только по-честному – что ты об этом думаешь? Если все пойдет по самому худшему сценарию – я смогу сделать все это одна? У меня вообще есть шанс выбраться оттуда живой и в своем уме?

Нико помолчал немного.

– В этом случае твои шансы выбраться оттуда составляют около двадцати процентов. С Коди – не более пятнадцати.

– Сколько?!

Я начала смеяться как ненормальная. Пятнадцать процентов!

– Пятнадцать, – повторила я, – пятнадцать! Нико, это полный бред, мы оба понимаем, что я умру там, что у меня ничего не выйдет. Я все-таки, – я уже задыхалась от смеха и слез одновременно, – нашла способ покончить с собой так, чтобы социалка не придралась!

– Твои шансы повысит внешняя поддержка, – сказал Нико.

– Вот спасибо за совет! – У меня началась настоящая истерика. – А я-то и не подумала! Надо будет взять с собой комм – звякну оттуда Ди, чтобы приходил и забирал меня. Как я, по-твоему, должна попросить этой поддержки?

– Когда ты подключишь меня к внутренней сети военной базы, с большой долей вероятности я смогу установить связь со своим коммом.

Я прекратила смеяться – как отрезало.

– Что?!

– Когда ты подключишь меня к внутренней сети военной базы, с большой долей вероятности я смогу установить связь со своим коммом, – повторил он.

– Нет, это я слышала. Как это возможно?

– Ты нашла мой комм в Вессеме. Когда-то я довольно сильно поработал с его содержимым. Если он все еще работает – есть вероятность, что его можно использовать для установления канала связи. Канал будет не очень надежный, но другого в условиях ограниченного времени я предложить не могу.

Я потерла глаза.

– Почему ты не гово… Ах да. Я не спрашивала. Что для этого нужно?

– Просто включи его. Пароль – девять, пять, пять, семь.

– Это твой пароль на комм? – поразилась я. – Не отпечаток пальца, даже не лицо – просто цифры?

– Это довольно удачный расклад, верно?

– Да уж, – я покачала головой. Моя истерика прошла, как не было, и я снова была собрана, была готова драться, терпеть боль и умереть, если понадобится. Чего я так завелась? Пятнадцать процентов – это больше нуля, правда? Значит, все нормально. Я справлюсь, нечего рыдать. – Нико, мне надо возвращаться. Ди сказал, я должна попробовать подключить чип к компу, а потом уже сразу вшивать его в руку. Так что… вообще-то… это наш последний разговор. Может быть, вообще последний, в жизни. Понимаешь? Ты мне… ничего сказать не хочешь?

Не отрываясь я смотрела на лицо Нико на своем экране. Светлые отросшие волосы, очки, легкая улыбка. Таким я его помню. Таким я хочу его помнить – без «паутинок» на шее и руках, без широких зрачков, без кривой ухмылки и суетливых, дерганых движений.

– Удачи, Рета, – ответил с экрана Нико.

Удачи. Не совсем то, на что я надеялась. Но удача мне понадобится.

***

Эме старательно изобразила на моей руке полосы, ломаные линии, точки и прямоугольники, и, когда она закончила, я с удивлением увидела, что мое плечо превратилось в микросхему. Линии уходили назад, на спину, и заканчивались прямо на том месте, откуда мне когда-то – в прошлой жизни, не иначе – вырезали полицейский трекер.

– Красиво, – оценил Ди, когда я зашла к нему вечером, перед тем, как Борген Кару должен был забрать меня и передать военным. – Эме талантливая.

– Ворон предложил ей работать у него, – сказала я. – Не в операционной, конечно. А в тату-салоне.

– Она согласилась?

– Не знаю. Если они расстанутся, ситуация будет – хуже некуда. С другой стороны – сколько можно у Георге пиво наливать.

Вообще-то Эме была у Георге прямо сейчас. Мы попрощались пару часов назад, когда она уходила на смену. Обнялись и молча стояли в комнате.

– Жду тебя обратно вместе с Коди, плесень, – сказала она наконец. – Хотя втроем тут будет капец как тесно, конечно.

Мы обе понимали, что, если все получится, мы с Коди едва ли будем жить у нее – скорее всего, нам придется уехать подальше, и я уже спрашивала Ди, где можно быстро достать фальшивые документы. Но мне нравилось делать вид, что самая большая проблема, которая нас ждет – где положить еще один матрас.

А сейчас мне нравилось обсуждать с Ди ее работу, как будто ничего страшного не происходит. Сидеть рядом с ним на полу, потому что кровать завалена непонятно чем, показывать татуировку, болтать как приятели.

Я вздохнула. Я здесь не просто так.

– У меня не очень много времени, Кару уже едет за мной. Я хотела отдать тебе кое-что, – сказала я ему. – Вот.

– Это тот комм, что мы нашли в тоннеле? – нахмурился Ди. – Зачем?

– Пароль – девять, пять, пять, семь. Просто держи его включенным, ладно?

За неделю я успела бы изучить комм Нико вдоль и поперек – но делать этого не стала. Не смогла переступить через себя и прочитать его сообщения, письма, посмотреть его фото, послушать его музыку. Это была его жизнь, и если он не хотел пускать меня в нее – значит, так тому и быть. И теперь надо было отдать его комм Ди.

– Я не очень понимаю…

– Может быть, я смогу установить связь… Вряд ли, конечно. Не важно. В общем, не выключай и все.

– Не выключу, – улыбнулся Ди.

– Может, я попрошу помощи. Или попрощаюсь. Или вообще ничего. Это просто на всякий случай, – уточнила я. – Просто, знаешь, вдруг сложится.

– Конечно, – он снова улыбнулся.

– Мне уже надо идти, – я поднялась, посмотрев на часы. – Кару меня ждет.

Ди тоже встал, и мы замерли посреди комнаты, глядя друг на друга. Он все еще улыбался, но за улыбкой была тревога.

– Может быть, у меня не получится, – прошептала я, глядя ему в глаза.

– Получится, – сказал он тихо. – Ты сможешь. Я в тебя верю.

– Я просто хотела, – сказала я, – знаешь… На случай, если я не вернусь…

Он вопросительно поднял одну бровь, но сказать ничего не успел. Я шагнула вперед и поцеловала его.

На секунду Ди замер, когда мои руки легли ему на плечи, и я испугалась – вдруг сейчас он оттолкнет меня? Но в следующий момент он притянул меня к себе, и мне показалось, что через мое тело прошел электрический разряд. Я прижалась к нему, вцепилась в его футболку, и там, где его руки касались моего тела – спина, плечи, шея, затылок – словно пробегали искры. Я ничего не слышала, кроме стука моего сердца, отдававшегося в ушах. Время перестало иметь значение, оно вообще остановилось, пока мы не оторвались друг от друга, тяжело дыша, будто только что оба пробежали стометровку. Наши губы разделяло несколько миллиметров, и мне казалось – если сейчас мы снова коснемся друг друга, мир вокруг вспыхнет и взорвется сверхновой.

Мы молчали – слов, которые стоило бы сейчас сказать друг другу, не существовало ни в одном языке. Мы и так оба знали, что прощаемся.

Глава 3

Коридор, по которому я шла, был полностью серый – и пол, и стены, аркой сходящиеся над моей головой, и двери в обоих его концах. Наверное, мои шаги и шаги моих сопровождающих отдавались эхом от сводов, но я все еще была почти глухая после шума вертолета, и мне казалось, что я иду в полной тишине. Двое военных, совершенно одинаковых с лица, шли на два шага позади меня. Иногда я чувствовала их взгляд между лопаток и их готовность стрелять, но в основном у меня было ощущение, что я тут одна, в этом коридоре с его моргающими лампочками и желтоватым рассеянным светом.

Всю дорогу я молчала. Сначала потому, что мысленно все еще была с Ди в его квартире, потом – потому, что Борген Кару решил дать мне последние наставления (они сводились в основном к тому, что я должна прикинуться тупой и болтать как можно меньше), потом говорить стало слишком опасно – мы встретились с каким-то типом («Я от Винценца», – сказал он), и он повез нас за город на вертолетную площадку.

Там меня передали из рук в руки другому типу в военной форме без знаков различия, который завел меня в комнату без окон и принялся задавать вопросы. Сначала – обо мне («Реталин Корто, восемнадцать лет, скоро девятнадцать, живу в Гетто, ой, ну, короче, вы поняли, неа, сейчас нигде не работаю»), потом – о моем состоянии («Да вроде ничего, хотя голова иногда сильно болит и вот это, как вы сказали – повторяющиеся кошмары, ага») и наконец спросил, почему я хочу попасть в экспериментальный центр.

Я ответила так, как учил Кару:

– А чего мне в Гетто делать? Работы нет, денег нет, а там, мне этот доктор сказал, нормально будет, и у армии всегда деньги есть, я знаю.

Тип некоторое время сверлил меня взглядом.

– Мартин Винценц сказал, что вы были в заброшенном городе и испытали там приступ паники. Это так?

– А, это, – протянула я, надеясь, что моих скудных актерских данных хватит. – Ну да, мы там с братом полазали, хотели вынести чего-нибудь. А потом, короче, это… Не знаю, в общем, что там было. И брат так и не вернулся. Так а что, в этом вашем экскрементальном центре правда хорошо заплатят?

Тип снова уставился на меня, и я испугалась, что перегнула палку.

– Вы понимаете суть того, что вам предлагают? – спросил он.

– Ну да, – уверенно кивнула я. – Мне этот доктор сказал, что у меня что-то с мозгами, но если вшить пару железок, то будет нормально. А приказы я хорошо понимаю, вы не думайте, я умная. И я и сама в армию хотела.

– Ладно, посмотрим, – сказал мужчина. – Подпишите это.

Он сунул мне планшет, и я пробежала глазами текст. Там было примерно то же, что в свое время сказал мне Ворон: «Если решишь где-нибудь открыть рот не по делу…» – только сформулировано иначе.

Я приложила палец к экрану. Какая разница, что там написано – я все равно не собираюсь у них задерживаться.

Вопросы у него все не кончались, и скоро я заметила, что он повторяется, говорит одно и то же, только разными словами. Об этом Кару меня предупреждал – что меня будут пытаться поймать на лжи. Но свою легенду я выучила как следует и старалась от нее не отклоняться: я обратилась в больницу по поводу повторяющихся головных болей, а потом на меня вышел доктор Кару и предложил пойти в какую-то программу, где меня вылечат, но надо будет за это работать на армию, что меня, конечно, обрадовало – бесплатное лечение, да еще и постоянная работа, кто ж от такого откажется? На вопрос, как Кару вообще обо мне узнал, я хлопала глазами и отвечала, что не знаю. Об этой части нашего вранья он должен был позаботиться сам.

В следующей комнате у меня отобрали рюкзак и куда-то унесли. Я догадывалась, что своих вещей больше не увижу, и там лежало только то, с чем не жаль было расстаться: одежда, комм, пачка сигарет, зубная щетка, на дне, в потайном кармане – косяк травки. У тех, кто будет все это перетряхивать, должно сложиться впечатление, что я понятия не имела, что меня будут обыскивать, и немного наркоты – это все мои секреты. Эме предлагала закинуть туда флойт – так получится гораздо достовернее, а Кару говорил, что это вообще лишнее, но я настояла на своем: флойтовую могут не взять, а в чистую девочку из Гетто никто попросту не поверит.

Потом обыскали меня. Женщина в форме смерила меня недовольным взглядом и коротко бросила:

– Раздевайся.

Я послушно сняла одежду под ее пристальным взглядом. После тюрьмы меня сложно было смутить.

В руках она держала сканер, и я старалась не смотреть на него и дышать ровно.

Все будет нормально. Медицинский чип – массивный, с противозачаточными, рука после его установки два дня болела – надежно прикрывает золотистую пластину, переживать не о чем, все получится. Вообще ничего лишнего во мне нет. Мне не о чем волноваться.

Женщина молча просканировала меня с головы до ног, задержавшись на руке с татуировкой.

– Что за чип? – спросила она.

Я назвала модель, и она проверила еще раз. Я смотрела перед собой, дышала на счет – вдох на четыре, выдох на три, – сосредоточившись на том, чтобы не отковыривать куски кожи вокруг ногтей. Наконец она велела одеваться, но, стоило мне потянуться к своей одежде, кучей сваленной на стуле, онаостановила меня:

– Не это.

Она указала на запечатанный пакет, лежащий на столе, и я, поджимая босые пальцы, добежала до него и открыла.

Там было все, в том числе нижнее белье – я была права, когда думала, что мне даже трусы собственные не оставят. И все серого цвета.

– А моя одежда? – спросила я, посчитав, что будет странно никак это не прокомментировать. – И мой рюкзак?

– Привезут потом, – соврала женщина.

Я успокоено кивнула и принялась одеваться – белье, комбинезон, носки, ботинки, респиратор. Женщина не сводила с меня глаз.

Ботинки оказались великоваты, а комбинезон был вполне удобным. Справа на груди я заметила более светлый прямоугольник – то ли там должно было быть мое имя, то ли порядковый номер.

Прежде, чем мы вышли на улицу, меня просканировали еще трижды – два раза ручным сканером и один раз прогнали через рамку.

Вдох на четыре, выдох на три. Расслабить руки. Ну все, вот и прошла.

В вертолете я оказалась зажата между двумя здоровенными парнями, неопознанный тип сел напротив меня.

– Мы на вертолете полетим? – радостно спросила я в рамках концепта «прикинься тупой».

Мне никто не ответил, а потом я оглохла.

Летели долго, мне даже показалось, что мы сделали пару лишних кругов. Когда мы наконец приземлились, осмотреться мне не дали – вытащили под руки из вертолета и тут же втолкнули в лифт, который и спустил меня в этот серый коридор.

– Лицом к стене, – велел мне один из моих конвоиров и, не дожидаясь моей реакции, взял меня за плечо и развернул.

Второй тем временем открывал дверь. Я покосилась, но разобрать, что он там набирает на панели возле двери, не смогла.

Мы вошли. Мужчина так и держал руку на моем плече – боялся, что я кинусь куда-то бежать? Хватка у него была железная, и я старалась не делать лишних движений. Смотрела прямо перед собой и молчала, пока меня фотографировали и проверяли сканером, пока в лаборатории брали кровь, пока снимали отпечатки пальцев, пока снова вели по очередному коридору. Промолчала, когда завели на склад и выдали серый вещевой мешок с чем-то мягким внутри, когда мне в руки сунули коробку, втолкнули в маленькую серую комнату и захлопнули дверь. Я стояла посреди комнаты, не шевелясь и глядя перед собой, пока через минуту свет не сделался совсем тусклым. Тогда я села на прикрученную к стене койку, застеленную жестким как подметка одеялом, и открыла коробку. Там нашлись бутылка воды и сэндвич в пакете. Заглянула в мешок – там была сменная одежда, зубная щетка, тюбик пасты, упаковка прокладок и расческа. Я отложила все это в сторону и огляделась. Серые стены, в углу дверь – надо думать, в душевой отсек, напротив кровати тумбочка, на ней планшет. Я подняла глаза – камеры не видно, но, уверена, за мной наблюдают. Может, через этот самый планшет. Ладно, навык поиска слепых зон у меня со времен теплиц развит. А прямо сейчас надо… Что мне надо сделать прямо сейчас? Что бы я сделала, если бы на самом деле была той, кем прикидываюсь?

Я встала, прошлась по комнате, заглянула везде, куда могла заглянуть. Сжевала сэндвич. Подергала ручку двери – заперто, как я и думала.

– Эй, – сказала я недовольно, – чего за фигня? И где мои вещи вообще-то? Эй!

Мне никто не ответил. Часы я не носила, комм отобрали вместе с рюкзаком, окон в комнате не было (я вообще подозревала, что мы глубоко под землей), и я понятия не имела, сколько сейчас времени, но нервное напряжение понемногу отпускало, и я почувствовала, что меня клонит в сон. Стоило бы принять душ, но сама мысль о том, чтобы снять одежду и остаться совсем беззащитной, меня пугала.

Не разуваясь, я легла поверх одеяла. Завтра. Завтра они точно меня отсюда выпустят. Завтра я попробую выяснить, что случилось с Коди.

***

– Выйти из комнаты.

Я сделала два шага вперед и замерла. Неожиданно проснулись привычки, которые я приобрела в тюрьме – стоять ровно, смотреть прямо перед собой и ни в коем случае не на охранника, не вертеть головой, не задавать вопросов, ждать.

Этот парень был не из тех, вчерашних, но едва ли чем-то сильно от них отличался. Такие же очень коротко стриженные волосы, загорелая кожа и непроницаемое лицо.

– Лицом к стене.

Я повернулась. Оставалось только гадать, что он делает, пока я не смотрю.

– Повернись.

Я снова развернулась лицом к охраннику.

– Пошла, – сказал он, и мы вместе двинулись по коридору мимо ряда одинаковых дверей.

Утром я слышала какой-то шум и голоса, но моя комната оставалась заперта. И только когда все стихло, появился этот парень.

Я искоса посмотрела на него. На груди была нашивка с его именем – Р. Хольт, и группой крови – вторая положительная. Я перевела взгляд на плечо. Вроде сержант. Сержант Хольт.

– Завтрак будет? – спросила я.

Несколько шагов спустя стало ясно, что он не ответит, и я задала новый вопрос:

– Куда мы идем?

Он опять промолчал, и я сочла, что лучше и мне заткнуться.

Тем более что идти оказалось недалеко. Мы прошли еще две двери, который открывались магнитным ключом, поднялись на лифте и вышли из жилого блока. На улице никого не было, мы дошли до соседнего здания, так никого и не встретив. Это уже не было жилой зоной. Обстановка едва уловимо изменилась, стало понятно, что тут не живут, тут работают.

Сержант Хольт втолкнул меня в одну из комнат, сам вошел следом и замер у двери, перегородив проход. Рука его легла на кобуру на поясе, но – удивительно – я даже не напряглась.

Беспокоиться сейчас стоило не о нем.

За письменным столом сидела женщина с короткой мужской стрижкой. Было ей, наверное, под пятьдесят, и, несмотря на вполне обычную гражданскую одежду, я была уверена, что звание у нее тоже есть.

– Здасьте, – кивнула я ей.

– Реталин Корто, – сказала она с улыбкой и указала на свободный стул.

Я подошла ближе и села.

– Ознакомься и подпиши, – женщина протянула мне планшет.

– Я уже подписывала, – сказала я.

– Ознакомься и подпиши, – повторила она с нажимом, не переставая улыбаться.

«Информированное согласие», – сообщал заголовок. В правом углу красовался логотип – два шестиугольника и стилизованная надпись «Проект «Маджента»».

Я послушно начала читать, продираясь через непонятные слова. Наверное, на моем лице отразились все эти мысленные усилия, потому что женщина принялась пояснять:

– Ты добровольно соглашаешься на участие в медикотехническом эксперименте, даешь согласие на необходимые исследования, манипуляции, операции и вживление имплантов. В свою очередь Вооруженные силы Центральноевропейской Республики гарантируют, что все эксперименты проводятся лицами, имеющими научную квалификацию, что необходимость эксперимента продиктована общественным благом, риски не превышают ожидаемой пользы, и так далее по Нюрнбергскому кодексу, – она небрежно махнула рукой.

Я приложила палец к планшету, мысленно сделав заметку, что, если бы не Коди, ничего подобного я бы в жизни не подписала. Не знаю, что у них за кодекс, но общественное благо – слишком уж размытое понятие. И оно точно превышает необходимость моей смерти, например.

– Прекрасно, – сказала женщина и поднялась. – Теперь идем.

– А контракт с армией? – спросила я.

Я же, наверное, должна еще что-то подписать?

– Не сейчас. Сначала нам нужно кое-что узнать о тебе.

Она направилась к двери в противоположном конце кабинета, я пошла за ней, а за мной двинулся сержант Хольт.

– А завтрак будет? – спросила я, понимая, что он услышит.

Выходить из образа было нельзя.

– Позже, – бросила она.

Неожиданно для самой себя я разозлилась. Ну да, сама, наверное, уже литр кофе успела выпить, а мне – «позже».

За дверью оказался еще один кабинет, побольше. В центре его стоял сканер, наподобие того, что я видела в лаборатории Боргена Кару, рядом – медицинское кресло наподобие тех, что стоят в кабинете стоматологов, шкаф с лекарствами, вокруг которого мерцало силовое поле, столик с разложенными на нем инструментами, несколько мониторов, за стеклянной перегородкой было еще какое-то оборудование. Я старалась особенно не вертеть головой, но удержаться было сложно. Всякого добра тут было больше, чем я видела в Вессеме, лаборатории «НейроКортИнн» и подвале Ворона вместе взятых. Столик с инструментами меня особенно беспокоил. Она что, прямо сейчас меня резать начнет?

Перехватив мой взгляд, женщина улыбнулась.

– Не волнуйся, Реталин, – сказала она, и меня передернуло. Уж лучше бы она называла меня Ритой, как все. – Сегодня нам нужно всего лишь провести небольшое исследование. И, конечно, придется вживить тебе трекер.

Я кивнула, стараясь сохранять бесстрастное выражение на лице. Надеюсь, они не в спину мне его вставят, а куда-нибудь, где я смогу дотянуться.

– Мне в Чарне док сказал, что вы мне голову поправите, – заметила я. – А то башка болит, просто смерть.

– Для этого нам и нужно исследование, – кивнула женщина с той же приклеенной к лицу улыбкой. – А сейчас раздевайтесь и ложитесь вот сюда.

Она указала на открытый сканер. Я кивнула и начала расстегивать комбинезон:

– Ага. Только пусть он не смотрит.

Сержант Хольт, конечно же, не отвернулся, но хоть глаза отвел. Хотя смотреть и впрямь было особенно не на что. Нижнее белье, которое мне выдали, было унылым, как ноябрь.

– Интересная татуировка, – заметила женщина вскользь.

Я машинально посмотрела на свое плечо.

– Да, подружка набила, – сказала я и улеглась куда сказано.

Женщина подошла ко мне и принялась закреплять на моей голове какую-то сетку. Я на всякий случай старалась не двигаться, пока она не закончила. Наконец она отошла, сверху опустилась крышка, и я порадовалась, что не страдаю боязнью замкнутых пространств.

– Как ты, Реталин? – услышала я.

– Порядок.

– Тебе, наверное, интересно, что я делаю, да? – спросила она доброжелательно.

Мне стало не по себе.

– Еще как, – ответила я.

– Это устройство определит, что случилось с твоим мозгом, когда ты вдохнула яд. После этого, если все так, как я думаю, тебе нужно будет пройти еще один небольшой тест, и уже потом ты подпишешь контракт. А пока идет сканирование, мы с тобой побеседуем, ты не против?

А даже если и против?

– Нет, конечно.

– Вот и замечательно. Я задам тебе несколько вопросов. Постарайся отвечать честно.

– А разве вы не должны проверить меня на детекторе лжи? – спросила я.

– В этом нет необходимости, – ответила женщина с улыбкой, которая явно звучала в ее голосе. – К тому же его слишком легко обмануть.

Нет необходимости?

Мысли потекли со страшной скоростью.

Вряд ли они тут мне доверяют. Если она не хочет проверять меня на детекторе лжи, значит, у нее есть другой способ определить, что я говорю правду. Скорее всего, с помощью этого самого сканера – может, он заодно показывает, когда мой мозг пытается выдумать ложь.

А если она спросит, не собираюсь ли я сбежать, прихватив своего брата?!

Значит, надо говорить правду, но так, чтобы не сказать ее по-настоящему.

Нико легко бы выкрутился, подумала я с тоской.

– Волнуешься? – спросила женщина.

– Ну да, – сказала я. – Мне тут, в этом сканере, немного не по себе.

Еще как не по себе. Он же мне прямо в душу смотрит.

– У тебя есть какие-либо импланты или чипы?

– Вы же и так видите, – пожала я плечами. – Эта штуковина с контрацептивами – с полруки размером.

– У тебя имплант с контрацептивами?

– А что, у вас тут это самое запрещено? – изобразила я удивление.

Да плевать мне, даже если они все дают обет безбрачия. Лишь бы с темы соскочить.

– Нет, конечно, – рассмеялась женщина. – Хотя неуставные отношения на между членами одного отделения не поощряются, запомни это как следует. Я просто удивлена, что ты так ответственно относишься к своему здоровью, в Чарне-Технической это редкость. Итак, ты намерена подписать контракт, так?

– Да.

Ну вот, началось.

– Что именно тебя привлекает в службе?

Я задумалась. Что именно привлекает меня в постоянной работе с социальными гарантиями? Если бы я действительно пыталась подписать контракт? Служба в армии была хорошей альтернативой чему угодно, у нас это все понимали, даже Аксель. Правда, обычно первая встреча с полицией случалась еще до восемнадцати, а после этого вопрос с армией можно было считать закрытым навеки.

– Выбраться из Гетто, – ответила я честно. – У нас там ни работы, ни хрена. Мне когда этот док сказал, что я могу к вам попасть, я знаете как обрадовалась?

Чистая правда. Если не уточнять, чему именно я была так рада.

– А тебя не пугают предстоящие операции?

– Пугают, – я решила ответить честно. – Но это лучше, чем сторчаться на флойте, разве нет?

Что угодно лучше, чем умереть так, как Нико, тут мне даже врать не пришлось.

Хлопнула дверь, послышались шаги – в кабинет вошел кто-то еще.

– Ты принимаешь наркотики?

– Нет. Пробовала, конечно, но постоянно – неа.

– Это правда? – услышала я чей-то шепот.

– Да, пока все в порядке, – прошептали в ответ.

Я немного расслабилась – мой способ вранья-без-вранья работал.

– Ты нарушала закон?

А кто не нарушал? Кару говорил, есть такие специальные вопросы, которые задают только для того, чтобы проверить, врешь ли ты в принципе. И на них надо отвечать честно.

– Да.

– Ты сидела в тюрьме?

Я вздохнула. Ну вот и все. Сейчас меня поблагодарят, напомнят, чтобы держала рот закрытым, если не хочу обратно в тюрьму, и отправят домой. И придется мне штурмовать эту базу через тоннель.

– Вы же и так знаете, да? Сидела.

– За что?

Хороший вопрос.

– За нападение на гражданина Чарна-Сити.

В конце концов, посадили меня за это.

– Что именно ты сделала?

– Избила его, – я вспомнила звук, с которым мой ботинок врезался в лицо Марко, и испытала мгновенное удовольствие, – и наставила пистолет. В этот момент меня и арестовали.

Второй, неизвестный мне наблюдатель снова сказал что-то шепотом – я разобрала только слова «агрессия», «лимбическая система», «дофамин», «не так уж плохо».

– Есть ли вещи, о которых ты бы не хотела никому не рассказывать? Какие-то мысли, которыми ты предпочитаешь не делиться?

Я едва не подавилась воздухом. И что мне отвечать? Почему она вообще спрашивает – думает, я маньячка, или что? Надо ответить нет, но что, если она увидит на своем экране, что я вру? А если я отвечу да, и она спросит, о чем именно я думаю?! Впрочем, выбора у меня, кажется, нет.

– Да, бывают.

Повисла пауза, но к этой теме женщина почему-то больше не вернулась.

– Давай теперь поговорим о том, что случилось в том заброшенном городе. Расскажи, с кем ты туда ходила.

– С братом, – ответила я и вцепилась ногтями в ладони, оставляя царапины. Тоска по Коди сейчас, когда он был совсем рядом, чувствовалась острее, чем когда-либо.

– Он тоже вдохнули нейротоксин?

– А? – переспросила я.

Мне требовалось время, чтобы что-то придумать, и я решила изобразить дуру.

– Нейротоксин. Газ, после которого тебе стало страшно.

– А, это… Коди точно вдохнул. То есть, я после этого его не видела… – Я закусила губу. Не знаю, что она сейчас видела на своем мониторе, но я вдруг вспомнила боль, которую непрерывно чувствовала в тюрьме, и как спрашивала Нико, знает ли он легкий способ покончить с собой, и словно пережила все это заново. Я сделала несколько глубоких вдохов. – Извините. Я по нему очень скучаю.

Снова раздался шепот, но термины, которыми обменялись собеседники, мне ни о чем не говорили. «Гипоталамус», «премоторная кора», «индуктор», «триггер», «надо проверить на сенскане»… Черт его знает, хорошо это для меня или плохо.

– Зачем именно вы туда ходили?

– Ну, знаете, мы тогда остались без работы, – сказала я. – Вот и пошли. Мы там уже бывали раньше, там же все брошенное, можно что-то взять. Правда, потом все пошло по… Плохо, короче, пошло. Я даже толком не помню, что там дальше было. Пришла в себя – а я уже в полиции.

Ни слова лжи, поздравила я себя.

– Короче, после этого меня уже никуда на работу не брали. Хотя вот вы же видите – я не виновата. Как я могу быть виновата, если я надышалась этой штуки, да?

Я замолчала, вслушиваясь в шепот – мои собеседники опять обменивались фразами.

– …эмоциональная лабильность, – услышала я голос, но не поняла, чей именно.

– Конечно, с таким процентом поражения, – ответил второй.

Шепот стал еще тише. Я лишь понимала, что они спорят, но вот о чем?

– Реталин, расскажи о твоем первом воспоминании, – раздался вдруг мужской голос.

– Э-э, – сказала я, чтобы потянуть время, – что? Это кто?

Акцент у него был странный. Словно он не говорил, а дрова рубил.

– Меня зовут доктор Ланге. Твое первое воспоминание.

– В каком смысле – первое? Первое пришедшее в голову?

Мне в голову немедленно пришел наш поцелуй с Ди, а следом – мысль о том, что они там на экране, может, даже картинку видят, и я принялась усиленно вспоминать, как Эме однажды стошнило на нашего математика.

– Нет, первое – это самое раннее. Самое первое, что ты о себе помнишь.

– Ну… – задумалась я.

Что они хотят от меня услышать? Для чего ему вообще это нужно знать?

Внезапно мне стало все равно. Что тут вообще можно соврать, если я перед ними – как на ладони, и при этом даже не понимаю, зачем он это спрашивает.

– Когда Коди – это мой брат – вернулся из больницы. Его долго не было. Не знаю, чем он болел, воспаление чего-то там, но от лекарств, которыми его лечили, он оглох, а потом вообще перестал говорить. Когда он вернулся, бабушка сказала, что он нас больше не слышит и не понимает, что я не смогу с ним разговаривать. – Я задумалась, пытаясь подобрать слова. – Но это была неправда. Я все равно понимала, что он хочет сказать. И могла ему объяснить, что говорили остальные. И тогда я решила, что должна быть его переводчиком. Вот. Это самое раннее, что я помню. – Я помолчала. – Потом мы все, конечно, выучили жестовый язык, и стало проще, – добавила я зачем-то.

Снова повисла пауза.

Едва слышным шепотом доктор Ланге спорил о чем-то с женщиной (интересно, кто она все же такая), и они повышали и повышали голоса, пока я не услышала раздраженное:

– А у нас что, медиаторов слишком много?

– Но локус, – сказала женщина, а мужчина перебил ее:

– Тем лучше, меньше будет думать, – и они снова перешли на шепот.

Наконец они пришли к какому-то соглашению, и крышка моего саркофага поднялась.

– Выходи, Реталин, – сказала женщина. – Можешь одеться. Сейчас еще один маленький тест и все.

– Так вы меня не отправите обратно за то, что я сидела в тюрьме?

Она улыбнулась своей фирменной улыбкой и ничего не ответила. Датчики с моей головы она тоже снимать не стала – наоборот, добавила новых куда-то в район затылка.

– Садись вот сюда, – она указала на кресло, рядом с которым на стене был закреплен темный монитор. – Давай руку.

Я послушно вытянула руку, и она тут же перетянула ее жгутом выше локтя. Я вдруг заметила бейдж на ее рубашке: «Д-р Сагитта Эйсуле» и ниже буква S.

Подошел доктор Ланге – это был немолодой мужчина с прозрачными голубыми глазами и сединой в рыжеватых волосах. Пока доктор Сагитта Эйсуле втыкала иглу мне в вену, он подобрал провода, свисающие с моей головы, и подключил к чему-то за моей спиной, а потом резко, одним движением, пристегнул мои руки к креслу. Я дернулась, но вовремя остановилась, ничего не сказав – нельзя протестовать, как бы страшно мне ни было, даже если кажется, что с этого кресла я не встану уже никогда, останусь в нем, как те Измененные в подвале лаборатории Вессема. Наверное, и вопросов лучше не задавать.

Дыши, сказала я себе. Все в порядке. Это ради Коди.

Я перевела взгляд на Сагитту Эйсуле. В шприце, который она положила на стол, были остатки ярко-алой жидкости. Я смотрела, не отрываясь.

Нет смысла возмущаться. Я подписала «Информированное согласие» и разрешила им делать со мной все, что вздумается.

– Не волнуйся, Реталин, – сказал вдруг доктор Ланге. – Это просто еще один тест.

Приборы за моей спиной издавали какое-то чириканье. Кресло вдруг едва заметно качнулось.

Дыши, продолжала я уговаривать себя, дыши, вдох на четыре, выдох на три. Ты справишься, все будет хорошо.

Я представила, что держу Коди за руку.

– Выбери одну точку и смотри на нее, – сказала доктор Эйсуле.

Голос был искаженным и глухим, словно я слышала его через ватное одеяло. Я послушно уставилась на оружие в кобуре сержанта Хольта, но оно тоже как-то странно расплывалось. Что они мне вкололи? А если у меня на это аллергия?!

Дышать стало сложнее, воздух сделался густым и входил в легкие тяжело. Я попробовала запрокинуть голову, и мир вокруг заколебался, пошел волнами, а потом вдруг окрасился зеленоватым. Я заморгала, и глаза начало щипать.

Я под водой, поняла я вдруг, и мгновенно задержала дыхание. Они посадили меня в какой-то чертов аквариум. Забыв о требовании смотреть в одну точку, я теперь отчаянно вертела головой. Оба доктора – мужчина и женщина – стояли поодаль, и через зеленоватую колеблющуюся муть я даже не могла разглядеть их лиц, только белые халаты.

Помогите, хотелось мне крикнуть. Я же тону, тону, вы что, не видите?! Освободите меня, отстегните чертовы фиксаторы!

Легкие уже горели огнем, я сдерживала дыхание из последних сил. От моего рта поднимались пузырьки отработанного воздуха.

Неожиданно я встретилась глазами с сержантом Хольтом. Наверное, на моем лице была паника, потому что взгляд его вдруг смягчился. Мне показалось, что еще немного – и он мне ободряюще кивнет. Я с отчаянием уставилась на него – ну же, давай, подойди ко мне, разбей стекло! – но он все так же стоял у двери, не двигаясь.

А потом я не выдержала и сделала вдох.

Вода хлынула в легкие, и горло сжал спазм. Пытаясь откашляться, я лишь вдыхала больше и больше воды, все тело скрутила судорога, казалось, грудь сейчас разорвет.

У меня есть лишь несколько секунд, подумала я и сама удивилась, как спокойно прозвучали эти слова в моей голове. Несколько секунд и все. Но странно – я не чувствую, что умираю. Я не верю в это. Я не могу утонуть, поняла я. Я не могу утонуть. Не могу утонуть, ведь мне не надо дышать.

Потому что я и есть вода.

Я не успела уловить момент, когда мое тело исчезло. Я больше не видела ни доктора Эйсуле, ни доктора Ланге, ни сержанта Хольта. Медицинского кабинета тоже не было, осталась только я, и я была бесформенной, зеленой и спокойной, я медленно двигалась, покачивалась в аквариуме, испарялась, понималась вверх, а потом вдруг выплеснулась за пределы здания, в одно мгновение заняла огромное пространство в воздухе, а через секунду уже собралась в каплю и полетела вниз. Я ударилась о землю, но больно не было – я просто впиталась в нее, я продолжала падать, я была каждой каплей, каждой лужей, собирающейся на асфальте, подземной рекой, озером в пещере, куда никогда не заглядывало солнце, я была заливом, морем, паром, водой из крана, я набирала и набирала скорость, становилась водопадом, ревущим потоком, ливнем, штормом, и снова останавливалась, успокаивалась, становилась ручьем, фьордом в колыбели скал, озером в саванне, я распадалась и собиралась заново, приходили звери и склонялись надо мной, отражались во мне, и я становилась частью их, я испарялась и становилась частью неба, я падала дождем и становилась частью земли.

Я была всем.

***

– Как ты, Реталин?

Я провела рукой по телу – одежда была сухая. Но меня же вроде топили? Или мне это, выходит, померещилось? Я вспомнила свои видения – зеленый аквариум, медленное движение, быстрое движение, я крошечная, я огромная, я падаю с высоты, леопард пьет из озера… Ну и дрянь же она мне вколола!

– Под флойтом… было… лучше, – с трудом разлепив губы, прохрипела я.

Сфокусировав взгляд, я поняла, что все еще лежу в том же кресле, а от моей руки вверх идет тонкая прозрачная трубка. Я потянулась к ней.

– Не надо, – доктор Эйсуле перехватила мою руку. – Это ненадолго, еще минут десять. У тебя небольшое обезвоживание.

– Обезвоживание? – повторила я и начала смеяться как ненормальная. Смех перешел в кашель.

– Выпей, – доктор протянула мне стакан с густой белой жидкостью, похожей на разведенную сметану.

Пересохшее горло отказывалось глотать, но я все же залила в себя то, что она дала мне. Стало легче.

– Мне казалось, что я была водой, – сказала я. – Сначала в аквариуме, а потом...

– Содержание галлюцинаций не имеет значения, – остановила меня доктор Эйсуле. – Мы лишь проверяем активность некоторых зон мозга. Необходимую информацию мы уже получили. Просто отдыхай.

Через десять минут, когда от меня отсоединили капельницу, я смогла встать, и сержант Хольт отконвоировал меня в кабинет, где я подписывала документы. На лице его было все то же безразличие и готовность стрелять, и я решила, что его дружелюбие мне почудилось вместе со всем остальным.

Доктор Ланге куда-то исчез, вместо него компанию нам теперь составлял пожилой мужчина в военной форме. Полковник, определила я, глядя на нашивки на серой форме, под которой перекатывались мускулы. Он молча стоял, прислонившись к стене и уставившись в свой планшет, и лицо его, дочерна загорелое, не выражало ровным счетом ничего.

Я села на стул и замерла. Доктор Эйсуле устроилась напротив.

– Тебе лучше, Реталин?

На этот вопрос мог быть только один правильный ответ.

– Намного, спасибо.

– Поговорим еще немного, хорошо? Мы проверили твои социальные сети. – Я напряглась. – У тебя там указана другая фамилия.

Да, это тебе не Теодор с Марко, которые не смогли найти меня в «таккере».

– Это фамилия матери, – объяснила я. – Мне она больше нравится.

– Она живет в Чарне? Ты поддерживаешь с ней отношения?

Я пожала плечами:

– Ну так.

– А твой отец?

– Понятия не имею, где он.

– У тебя есть еще родственники?

– Да, бабушка, но она сейчас в «Доме жизни». Вряд она вообще меня помнит. Еще есть сестра, ей пять, она живет с матерью и ее парнем. Может, у меня есть еще какие-нибудь братья и сестры по отцу, но я о них не знаю.

– Ты рассказывала матери о том, что хочешь подписать военный контракт?

– Нет.

– Хорошо. Она не должна знать, где ты находишься. Ты можешь сообщать о своем местонахождении и положении очень ограниченную информацию. Все твои сообщения будут проверяться. Без специального разрешения, подписанного лично полковником Валлертом, – она покосилась на военного у стены, – ты не имеешь права покидать Центр. Ты обязана выполнять приказы любого, кто выше тебя по званию, и любого человека из группы S, – она указала на свой бейдж.

То есть вообще любого, кого встречу.

– Ты должна понимать, что все сведения, к которым ты так или иначе получишь здесь доступ, являются секретными. За их разглашение или попытку сделать это, или даже высказанное намерение ты попадешь под трибунал.

Я кивала, как болванчик, глядя на планшет в ее руках. «Контракт о прохождении специальной военной службы», – значилось в верху страницы.

– Теперь о том, что обещал тебе врач из Чарны. Ты вдохнула яд, который медленно разрушает твой мозг. Это возможно остановить, и армия окажет тебе всю необходимую медицинскую помощь – но лишь в том случае, если контракт будет подписан. Он действует пять лет, в этот период ты не имеешь права покинуть группу проекта «Маджента». Имей в виду, что все импланты, которые будут тебе внедрены за это время, являются собственностью армии и подлежат изъятию в случае, если ты решишь не продлевать контракт.

Я снова кивнула. Ну еще бы. Интересно, многие ли решают уйти на таких условиях?

– Там есть пункт, предусматривающий выплаты твоей семье в случае твоей смерти во время прохождения службы. Поскольку твои родители в разводе, ты можешь указать как получателя отца или мать.

– А можно сестру? – спросила я.

Вдруг я умру раньше, чем смогу сбежать отсюда? Будет неплохо, если Лира получит немного денег.

– Ты говорила, ей пять, – прищурилась доктор Эйсуле.

– Да, но она же когда-нибудь вырастет. Можно же сделать так, что деньги будут где-нибудь лежать, а когда ей исполнится восемнадцать, она их получит?

– Мы можем просто перечислить их твоей матери.

– Тогда их просто заберет ее парень.

Женщина покачала головой.

– Как ее зовут? Полностью?

– Лирика Немет, – я вздохнула.

С именами мама оставалась верна себе.

Доктор Эйсуле некоторое время молча смотрела на меня, поджав губы. Я выдержала этот взгляд.

– Я посмотрю, что можно сделать. Прочитай и подпиши, – сказала она наконец.

Я взяла планшет и сделала вид, что читаю. Сердце колотилось где-то в горле.

– Тебе все понятно? – спросила доктор Эйсуле.

– Да, конечно, – ответила я и с силой прижала палец к планшету.

Экран мигнул зеленым, подтверждая, что подпись принята. Одновременно полковник сделал шаг и как-то сразу оказался рядом со мной. Я невольно вскочила и вытянулась перед ним.

– Прочти это, – он протянул мне планшет. – Вслух.

Я быстро пробежала текст глазами, затем подняла правую руку и произнесла:

– Я, Реталин Корто, клянусь служить моей стране, сражаться за ее свободу и независимость, выполнять приказы командиров, хранить государственную и военную тайну. Я клянусь быть верной и храброй, достойно исполнять воинский долг и защищать свой народ ценой своей жизни. Я клянусь быть честным и достойным солдатом. Я клянусь никогда не предать свою Родину.

С последними словами я приложила ладонь к сердцу. Надеюсь, я все сделала правильно – по крайней мере, в фильмах это выглядело именно так.

Полковник вроде бы остался доволен.

– Рядовая Корто, – сказал он, – добро пожаловать в Вооруженные силы Центральноевропейской Республики.

Глава 4

Трекер был небольшим – серебристый квадрат, который помещался на запястье, в опасной близости от вен. Помимо своей основной функции – передавать мое местонахождение – он также работал ключом.

– Прикладываешь руку к сенсору, вот так, – показал мне сержант Дале. – Тебе можно перемещаться в пределах зеленой и синей зоны, ограничено – в желтой. Но если дверь не открывается, значит, у тебя нет доступа. Все просто.

Я приложила руку к сенсору возле двери в свою комнату и услышала тихий щелчок.

На вторую руку мне надели «устройство односторонней связи» – маленький экран на ремешке с надписью «лексон». Стоило мне коснуться его трекером, как на экране немедленно высветилось указание проследовать на занятия.

– Что за зеленая и синяя зоны? – спросила я.

Надо было пользоваться тем, что кто-то тут готов отвечать на мои вопросы. Сержант Дале куда охотнее разговаривал со мной, чем сержант Хольт. По крайней мере, он пояснял, куда и зачем мы идем, а не просто брал за плечо и заталкивал в очередное помещение. Я чувствовала, что после вчерашнего у меня останется синяк.

Сейчас, например, мы шли в учебку. Вчера после теста меня снова заперли в комнате, а сегодня снова выпустили позже других. Может быть, я могла выйти сама – вот только о том, что мой трекер еще и ключ, мне никто не сказал. Планшет в комнате перестал быть мертвым и черным – утром на нем появилось расписание, согласно которому с утра мне надо было быть на занятиях по радиационно-химико-биологической защите, а потом – на тренировке. И сейчас я надеялась, что где-то там будет и Коди.

– Зеленая – жилая, синяя – учебная и тренировочная. Желтая – это научный и медицинский корпус. Кабинеты, лаборатории, операционные и прочее. При необходимости, если кто-то тебя туда вызовет, временно тебе дадут допуск. Есть еще красная и черная зоны. Туда тебя не вызовут.

– А что там?

«Красная» и «черная» звучало тревожно.

– А это тебя не касается, – ответил он, и я поняла, что его разговорчивости тоже есть предел.

– Откуда ты? – спросил он тем временем.

– Гетто, – сказала я. – В смысле, Чарна-Техническая.

– Служила в армии?

– Нет.

– Образование?

– Низшее базовое. Чуть-чуть не хватило до среднего уровня.

Я с грустью подумала, что из заочной школы меня, скорее всего, уже отчислили – за последнее время я не сдала ни одной работы.

Сержант Дале посмотрел на меня с каким-то удивлением.

– И как же тебя взяли в проект?

– Не знаю, – сказала я честно.

– Ладно, надеюсь, они об этом не пожалеют. – Он помолчал немного. – Знаешь, поначалу может быть сложно. Остальные занимаются дольше, так что, если будет совсем тяжело – говори. Я не ваш командир, но я постараюсь помочь.

Я кивнула.

На лице его появилась едва заметная улыбка, и мы остановились возле двери.

– Запоминай дорогу в учебный класс, – сказал он. – И приготовься к сюрпризу. Он тебе точно понравится.

Сержант толкнул дверь, и мы вошли. Класс мало напоминал те, что были в нашей школе. Чистый, светлый, новые столы, здоровенный экран на стене. Но я едва окинула все это взглядом и уставилась на тех, кто сидел за этими новенькими столами. Четверо. Все они вскочили при появлении сержанта Дале.

– Отделение М, принимайте пополнение, – сказал сержант.

Всем им было лет девятнадцать-двадцать, все – очень коротко стриженные, так что мои волосы могли бы считаться длинными. Ближе всех ко мне оказалась высокая – даже выше меня – темноволосая девчонка, которая смерила меня недружелюбным взглядом. Рядом с ней – смуглый парень, здоровенный и накачанный, это было заметно даже под форменным комбинезоном. Плечи его были непропорционально широкими, да и вообще в его фигуре было что-то странное. Следующим был блондин с разными глазами – один светло-голубой, второй – искусственный, темный. Лицо его было немного асимметричным, и я мельком подумала, что этот глаз, наверное, не единственное, что в нем есть искусственного.

А потом я перевела взгляд на последнего человека в комнате и – хотя я была готова к этому, я ждала этого, я изо всех сил надеялась, что так и будет – я непроизвольно прижала руки к лицу. Потому что это был Коди.

– Рета!

Он широко улыбнулся мне и шагнул вперед, и я кинулась к нему и повисла у него на шее.

Я знала, что ты жив, хотела я сказать ему. И еще – я пришла сюда ради тебя. И еще – я знаю, как нам отсюда выбраться. И еще – не бойся, я здесь, все будет хорошо.

Но я не могла произнесли этого вслух и только прижималась к нему и улыбалась, улыбалась как ненормальная.

Коди был пострижен так же коротко, как остальные – гораздо короче, чем обычно. Мои пальцы нащупали на его шее что-то металлическое, и я поскорее отдернула руку.

– Я знал, что ты придешь, – сказал он с широкой улыбкой и снова прижал меня к себе. – Черт возьми, как же я по тебе соскучился.

– Корто, сесть по местам, – оборвал его резкий приказ.

– Есть, сержант, – ответил Коди и сделал шаг к своему месту. – Потом поговорим, – прошептал он мне.

Я, не переставая улыбаться, села за свободный стол. На экране появилась тема занятия, но едва ли я понимала, о чем идет речь.

Коди здесь. Я нашла его. Он не превратился в чудовище, его не держат в камере на цепи, и он узнал меня. Значит, все будет хорошо. Мы отсюда выберемся.

***

Все отделение М, все четыре человека, бежали как заведенные, и только я плелась в хвосте.

– Быстрее! – подгонял меня сержант Хольт. – Что ты еле тащишься!

Его понукания, если и помогали, то ненадолго.

Заметив, что я отстаю, Коди тоже притормозил и поравнялся со мной.

– Как ты? – спросил он.

– Нормально, – ответила я, задыхаясь. – Где мы можем поговорить?

Коди пожал плечами на бегу:

– Здесь.

Асфальтированная дорожка закончилась, грунтовка свернула в рощу. Сержант Хольт остался где-то за деревьями, и я перешла на шаг.

Я не обольщалась – наверняка за нами кто-то наблюдает, и, может, мой трекер служит не только ключом, но и жучком. Я не могла сказать Коди то, что хотела. По крайней мере, не вслух.

«Как ты?» – спросила я жестами.

«Порядок. Здесь тяжело только поначалу. Ты привыкнешь».

«Я не хочу привыкать. Я придумала, как нам отсюда выбраться. Мне нужно только немного времени. Несколько дней».

Коди остановился.

«О чем ты?» – спросил он, и на лице его было удивление.

«Я придумала, как нам сбежать, – повторила я. Может, я плохо показала? – Мне только нужно несколько дней, чтобы все устроить».

– Рета, я не понимаю, зачем, – сказал Коди.

– Тише! – шикнула я и добавила:

«Нас наверняка слушают».

«Ну ладно. Я не понимаю, зачем. Тут сначала сложно, но потом привыкаешь. Мне сейчас даже нравится».

«Коди, ты, наверное, не все знаешь. Эта программа, м-о-д-и-ф-и-к-а-ц-и-и, – произнесла я по буквам, потому что не знала подходящего жеста, – это ужасно. Они сделают из нас чудовищ. Я кучу времени потратила, чтобы тебя найти…»

– Подожди, – перебил он, – ты разве не получила мое сообщение?

– Сообщение? – переспросила я.

– Ну да. Твой комм все время был выключен, и я отправил его на наш входной терминал. С инструкцией, к кому обратиться, чтобы тоже попасть в проект.

Я покачала головой.

Мысленно я вернулась в прошлое.

Вот я поднимаюсь по лестнице. Останавливаюсь перед нашей дверью. Просматриваю информацию на терминале, вижу оповещение о том, что заходил Борген Кару. Удаляю все оставшиеся записи…

Вот же дерьмо!

– Я сидела в тюрьме, – сказала я медленно. – Когда вернулась – удалила все сообщения, не читая, и закрыла договор аренды.

– Вот блин, – расстроился Коди. – Мы могли бы встретиться гораздо раньше.

Я могла бы прыгнуть с крыши, подумала я, но вслух ничего сказать не успела. К нам подошел сержант Хольт, злой, как демон. За его спиной я заметила ту темноволосую девчонку – она стояла в отдалении и наблюдала за нами.

– Рядовой Корто, – процедил сержант, – бегом.

Коди сорвался с места.

– А ты, – Хольт посмотрел на меня. – Ты тут первый день, и уже срываешь тренировку.

– Простите, – сказала я.

Зря. Сержант Хольт разозлился еще больше.

– Дополнительные пять кругов, – сказал он. – А в следующий раз бегать будет вся ваша группа.

Я вздохнула.

– Ладно.

– Десять кругов, чтобы ты запомнила, что отвечать надо «есть, сержант» и «так точно, сержант».

Думаю, я умру на шестом круге. Запоминать не потребуется.

– Есть, сержант.

– Моя задача, как и сержанта Дале – сделать так, чтобы ты стала хорошим солдатом. Так что слушай внимательно, рядовая Корто, учись как следует, выкладывайся на тренировках, и тогда ты умрешь не сразу. Может, даже успеешь надрать кому-нибудь жопу. Ясно?

– Так точно, сержант.

– Пошла.

Я перешла на бег, стараясь не выпускать из виду темноволосую девчонку. Ясно же, что это она на меня настучала. Интересно только, чем это я ей так не понравилась.

***

Коди ждал меня на выходе из столовки. Все остальные поужинали давным давно, так что мне досталось холодное мясо с картошкой, которое пришлось есть почти в темноте – свет тоже успели погасить.

Едва я вышла, еле передвигая ноги и про себя ругая на чем свет стоит сержанта Хольта, как Коди схватил меня и притянул к себе. Я мигом забыла про усталость.

– Идем, – сказал он и потащил меня за угол.

Там он открыл неприметную панель в стене, набрал код, и сверху спустилась пожарная лестница.

– Давай, залезай, я подстрахую. Посидим немного наверху, вечерняя проверка только через полчаса.

– Откуда ты знаешь про эту лестницу? – спросила я, начиная подниматься. – Выглядит она как-то секретно, разве нет?

– Дале однажды показал. Мы тут сто раз отрабатывали захват и освобождение заложников. Но по стене ползти тяжело. По лестнице – нормально. А снизу не видно, что тут кто-то есть.

Пыхтя, я заползла наверх. Коди легко подтянулся и запрыгнул следом. Внизу уже были сумерки, но здесь солнце еще освещало широкую ровную площадку, и я с наслаждением растянулась на теплой крыше. Коди улегся рядом, и мы просто смотрели друг на друга и улыбались.

– Я все еще не могу поверить, – сказала я.

– Я тоже, – усмехнулся он. – Мне говорили про тюрьму. Но я думал, ты появишься раньше. Потом решил, что ты не хочешь в армию и вообще не придешь.

– А я думала, что ты умер, – сказала я, и Коди помрачнел.

– Прости. Мне надо было найти другой способ. Написать Эме… Просто здесь это сложно. Сто проверок.

Его голос, его обычная манера говорить – будто он экономил слова, – это было невероятно. Может, сейчас крыша пойдет трещинами, и Коди крикнет: «Беги!». Или я очнусь дома у Эме, с «паутинкой» на руке, а рядом будет лежать шприц из-под флойта.

– Как ты вообще сюда попал?

– В Вессеме меня накрыло, я побежал – ну ты помнишь, как мы побежали.

Я кивнула.

– Потом я был как под кайфом. Пытался найти тебя. Мне казалось, что я слышу твои шаги, я шел за тобой, но нет. Я шел не туда.

– Я, наверное, тоже тебя слышала, – сказала я тихо. – Но я так боялась, что спряталась.

Коди взял меня за руку.

– Что было дальше?

– Пришел в себя возле военной базы. Не представляю, как я туда дошел, потому что вот, – он задрал штанину комбинезона, и я увидела, что его правая нога искусственная. – Сам не знаю, где я так. Там было просто мясо. Кажется, я куда-то провалился, но не помню. Меня подобрали, неделю держали в камере, допрашивали. Пришлось рассказать про Вессем. Потом мне предложили пойти в этот проект, испытывать новые импланты. Нога, мышцы, еще несколько, но их пока нет. И в голову, чтобы ими управлять и для связи.

– Для связи?

– Да. Тебе покажут. А ты? Как ты оказалась здесь, если не получила сообщение?

Я открыла рот, чтобы ответить, но остановилась. Снизу нас не видно, никто не знает, что мы здесь, и жучок, даже если он и есть, ничего не передаст, если я буду говорить шепотом Коди на ухо. Но я все равно не могла сказать правду вслух.

– Я обратилась в больницу, – сказала я медленно. – Эта штука, которую мы вдохнули в Вессеме, со временем разрушает мозг. Врач сказал, что здесь мне смогут помочь, но надо подписать контракт с армией.

Коди снова улыбнулся.

«Это полная чушь, – сказала я. – Но я боюсь говорить открыто».

«Мы на крыше, – сказал Коди. – Здесь точно нет прослушки».

«Не хочу рисковать, – покачала я головой. – Послушай меня. Я была в В-е-с-с-е-м-е еще раз. Там делали И-з-м-е-н-е-н-н-ы-х. Я видела их, и это был кошмар. Они не люди. А сейчас И-з-м-е-н-е-н-н-ы-х хотят делать здесь, из вас. Мы должны бежать».

«Эй, стоп, – остановил меня Коди. – Поверь, я тут давно, и тут нетникаких И-з-м-е-н-е-н-н-ы-х. Есть мо-д-и-ф-и-к-а-н-т-ы – ну вот как я, солдаты с имплантами. Есть м-е-д-и-а-т-о-р, это Э-р-и-к-а, она помогает устанавливать связь. Но тут и близко не Карага. Тебе нечего бояться».

«Это нарушает закон. Р-а-д-о-с-т-о-к-с-к-о-е соглашение».

«Оно сильно устарело, – сказал Коди авторитетно, и я поняла, что он повторяет чужие слова. – Другие страны тоже это делают. Северный Союз. И в Сибири. Нам говорили. Ведутся работы. Нужно просто все рассчитать, чтобы было безопасно. Поэтому так медленно. Все под контролем».

Они сделают из тебя чудовище, хотела я сказать. Они не знают технологии «Голос», она умерла вместе с Амелией Лукаш, а может, это слишком дорого, поэтому в конце концов твое сознание просто отключат, а за тебя будет работать твой оператор, или медиатор, или – да какая разница, как его назвать! И остановиться они не смогут – Теодор объяснял мне, как одно изменение тянет за собой следующие. Тебе меняют руку, и оказывается, что мышцы слишком слабы, чтобы ее поднять. Усиливают мышцы, и ты начинаешь двигаться быстрее, но сетчатка твоих глаз для этого не приспособлена. Меняют сетчатку, но тут восстает иммунная система, а потом кости начинают ломаться под тяжестью тела, а потом обмен веществ ускоряется так, что температура взлетает и держится на сорока градусах, а потом оказывается, что твой мозг не может всем этим управлять... Ты исчезнешь, Коди, ты будешь просто набором имплантов без собственной воли, без памяти, тебя вообще не будет!

Но у меня не хватало слов, чтобы описать это. Я бы не смогла рассказать жестами обо всем, что видела в Вессеме и о чем говорил капитан Джехона, а без этого мои слова – просто страшилка, городская легенда.

«Здесь не так уж плохо, – сказал Коди с улыбкой. – Ребята классные. Х-о-л-ь-т – да, просто придурок. Но остальные нормальные. Иногда бывает тяжело, но интересно. Мы делаем важную работу. Защищаем страну».

– Это хорошая работа, сестренка. С хорошей зарплатой. Гораздо лучше, чем была бы у нас в Гетто. Мы будем работать вместе. Это только выглядит страшно. На самом деле даже удобно.

Я слушала его и чувствовала, как внутри все замерзает. Это было как в том моем сне – Коди был рядом, но я не могла ничего сказать ему, я не понимала его, и единственное, что я могла – это убежать.

Но я ни за что больше этого не сделаю.

Я не могу объяснить сейчас, но Коди обязательно поймет. Он увидит, как меняются другие модификанты, как в них остается все меньше человеческого, и тогда он вспомнит, о чем я ему говорила. И когда он поймет – я буду рядом.

«Я знаю, что ты пережила. Ты думала, что я умер, и теперь боишься, что еще что-то случится. Но поверь, все будет хорошо. Я здесь, с тобой», – сказал он.

Я кивнула и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, на лице его отразилось облегчение.

– Мы же вместе, правда?

– Вместе, – кивнула я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Ладно, у нас есть еще минут десять. Расскажи, как там все наши.

– Мама снова беременна, – вздохнула я. – А наши по-разному. Вот Эме, например, нашла себе парня…

Солнце скрылось за дальними холмами, и одновременно вспыхнули прожекторы по всему периметру базы. Свет был странный – синеватый.

И я вдруг вспомнила, что говорил мне Борген Кару. На базе находятся пять человек в разных стадиях модификации. Пять, а вовсе не четыре.

***

За завтраком ко мне подсел блондин с разными глазами.

– Привет, – сказал он. – Я Детлеф.

– Привет, – поздоровалась я с набитым ртом. – Я Реталин. Рета.

– Ты медиатор?

– Не знаю, – ответила я, стараясь не выдать своего удивления. – Мне тут пока никто ничего не объяснял.

– Какое у тебя образование? Средняя школа? Они и не будут тебе ничего объяснять, просто скажут, что делать. Но ты медиатор, это точно.

Я несколько раз вздохнула, чтобы подавить вспышку раздражения.

– Тогда, может, ты мне объяснишь, что это значит?

– Эрика тебя убить готова, – сказал блондин, не обратив внимания на мой вопрос. – Хотя я давно ей говорил, что единственным медиатором ей не быть.

Я спиной чувствовала прожигающий взгляд Эрики – она сидела на другом конце длинного стола, под огромным плакатом с какими-то бравыми ребятами и метровой надписью «Долг. Честь. Свобода». И теперь не спешила уходить, хотя ее тарелка была пуста.

Решится ли она напасть? Я пока не знала, насколько сильно она меня ненавидит. Даже не знала, за что.

– Чем я ей помешала? Кто такие медиаторы?

– Я мог бы, – парень снова проигнорировал мои слова, – но в меня еще до прихода сюда напихали столько железа, что теперь автоматически записали в модификанты. Нельзя быть и тем и другим одновременно, мозг не справится.

– Эй, – сказала я, – не хочешь объяснять – проваливай и дай мне поесть в тишине.

Я была уверена, что он не уйдет – как иначе я узнаю остальные подробности его биографии? И он действительно не ушел.

Демонстративно вздохнув, он начал:

– Знаешь, что такое островковая зона мозга и зеркальные нейроны?

– А что, по мне похоже, что знаю?

Детлеф постучал себе пальцем над виском.

– У некоторых людей они более активны, чем у других. В обычной жизни ты просто, ну, хорошо просчитываешь поведение людей или понимаешь, почему они сделали то и сё. Но это мелочи. А вот если вколоть тебе нейростимулятор… Тебе же кололи?

– Что-то кололи, – я пожала плечами. – И что дальше? Что он делает?

– Стимулирует, – Детлеф многозначительно поднял палец.

Я молча смотрела ему в глаза.

– Ты какая-то скучная, – сказал он, не дождавшись моей реакции. – Эрика и то веселее.

– Я заметила, – кивнула я. – Просто искрится весельем.

– В общем, следи за руками. У меня есть нейроимплант и у тебя есть нейроимплант. И ты, со своей сверхактивной эмпатией, можешь установить между ними связь. Медиатор, понимаешь? Посредник. Между модификантом и военными начальниками. Устанавливаешь связь и мгновенно передаешь информацию.

Я помолчала, переваривая эти сведения.

– Ты же знаешь о существовании раций, правда?

– Любые переговоры можно перехватить. Кроме обмена мыслями.

– Столько усилий – и все ради того, чтобы сложнее было перехватить переговоры?

– Не «сложнее», а невозможно. И ты можешь передавать большие пакеты информации. Не только слова, но и образы, и эмоции, понимаешь?

Я понимала. Передавать образы и эмоции – первая стадия. Контролировать эмоции, не дать Измененному сорваться в нечеловеческое состояние, превратиться в машину для убийства с полностью распавшейся личностью, – вторая.

– Понимаю. Не понимаю только, при каких обстоятельствах это может понадобиться. Сколько вас тут, пятеро?

– С тобой – пятеро.

– А кто был первым?

– Вот он, – Детлеф ткнул пальцем в здоровенного смуглого парня. – Самый прокачанный из нас. Потом пришел я. И Эрика, мы служили вместе, ее взяли на медиатора. И Коди примерно через неделю.

– И все? – спросила я. – Больше никого не было?

– Неа. Если все пойдет как надо, наверное, наберут еще.

– Ну и что мы должны делать таким составом?

Детлеф загадочно улыбнулся.

– Мы – экспериментальный отряд. Для особых заданий.

Настолько особых, что вам требуется специальный человек, чтобы вы не спятили.

– Это каких?

Он улыбнулся еще более многозначительно, и стало ясно – не знает.

– Для работы в условиях, – раздался вдруг сзади голос, – не предназначенных для людей.

Я обернулась – позади нас стоял Коди.

– Привет, – улыбнулась я.

– Чего ты так поздно? – спросил его Детлеф.

– Да… Хольт поймал меня с сигаретой. Заставил отжиматься.

– А откуда у тебя сигареты?

Коди ухмыльнулся:

– Сам знаешь.

– А что, здесь и курить нельзя? – спросила я рассеянно, краем глаза наблюдая за Эрикой.

Она смотрела то на меня, то на Коди.

– Нам – нет.

– Грустно, – протянула я и встала. – Увидимся на занятиях.

Я была уверена, что Эрика выйдет следом за мной, а потому остановилась прямо за дверью, прижавшись спиной к стене. Через несколько секунд дверь распахнулась и девушка выскочила, озираясь по сторонам.

– Привет, – сказала я. – Кого потеряла?

Эрика повернулась ко мне, собираясь что-то ответить, но в этот момент к столовой подошли несколько человек, и она только смерила меня взглядом и, круто развернувшись, направилась в учебку. Я пошла следом.

Я не сомневалась, что у меня еще будет возможность узнать, чем я ей так помешала. Но не думала, что случай представился так скорою

Учебные классы располагались в соседнем здании. Я видела только один из них, но уже успела услышать, что там есть много всего – разные пособия, симуляторы и прочее, а внизу, на подземном этаже – здоровенный спортзал и тир.

Приложив запястье к сканеру на проходной, я вошла, прошла короткий коридор, еще раз приложила запястье к сканеру – чертовы параноики, зачем столько замков? – и тут же оказалась прижата к стене.

Эрика предплечьем давила мне на шею, удерживая на месте, и ее лицо, искаженное от злости, было всего в нескольких сантиметрах от моего.

– Что тебе нужно? – сказала она.

– От кого? – демонстративно удивилась я.

– Не прикидывайся, – Эрика разозлилась еще больше и надавила мне на шею сильнее.

Я улыбнулась:

– Ладно, не буду.

И пнула ее под колено.

Она ослабила давление лишь на секунду, но этого мне хватило, чтобы ударить ее лбом в переносицу, поднырнуть под ее руку и перехватить запястье. Эрика зарычала сквозь зубы, но теперь уже я прижимала ее к стене – лицом, выкрутив руку назад.

– Ты идиотка, – сказала я ей. – Ладно, ты не видишь, что мы с ним похожи как две капли воды, что у нас одинаково долбанутые имена, но у нас, блин, даже фамилия одна и та же. Тебя это ни на какую мысль не навело?

Я не успела заметить, что именно она сделала – только почувствовала боль в скуле, а в следующую секунду я оказалась прижатой к полу. Во рту был железный привкус.

– Мне плевать, кто ты, – сказала она. – Я тебе не доверяю, поняла?

Послышались шаги, и Эрика отпустила меня. Мы обе вскочили, оказавшись в метре друг от друга.

– Я буду делать то, что нужно армии, – процедила я. – Я, как и ты, подписала контракт и обязана выполнять приказы.

Мы развернулись и медленно двинулись к комнате, где должны были проходить занятия.

– Я тебе не верю, – снова сказала Эрика шепотом, не глядя на меня. – Не знаю, зачем ты здесь, но точно не для того, чтобы сделать военную карьеру. Ты от кого-то прячешься, так?

– Тебе бы книжки писать, – сказала я, заходя в класс и занимая место.

Следом за мной вошли Коди и Детлеф, о чем-то негромко переговариваясь, за ними – тот здоровенный молчаливый парень, имени которого я не знала. Все в сборе.

Кроме пятого модификанта, о котором никто не слышал.

Глава 5

За драку получили мы обе. Эрика – за то, что ее начала, а я – потому что тоже в ней участвовала. Я бы решила, что не понравилась сержанту Хольту, но ему, кажется, вообще никто не нравился. Той ночью мы обе оказались на дежурстве – наматывали круги по периметру и следили за порядком, а утром Хольт погнал нас на десятикилометровый кросс вместе со всем отделением М – как он и обещал мне, наказаны были все.

После я мечтала только об одном – поспать, но меня вызвали в желтую зону вместе с Коди.

– Мне нужно волноваться? – спросила я его, пока мы в сопровождении сержанта Хольта шагали в научный корпус.

– Нет, – сказал он. – Я был там несколько раз, когда ставил импланты.

– Ну вот теперь я совсем успокоилась, – сказала я нервно.

Коди рассмеялся.

– Тебя же не обследовали, сегодня резать точно не будут.

Желтой зоной называлось здание, в котором я уже была – именно там мне кололи красную жидкость, после которой я несколько часов пробыла в отключке.

Мы с Коди разошлись по разным кабинетам. Меня ждала доктор Эйсуле.

– Здравствуй, Реталин, – сказала она с улыбкой, от которой у меня все внутренности замерзли. – Садись вот сюда.

Она указала на кресло, и я села и откинулась на спинку. Где-то в подлокотниках прятались фиксаторы, и мне казалось, что я уже чувствую их на своих руках.

– Сегодня мы попробуем кое-что сделать, – сказала она и, подтянув поближе стул, села напротив меня. – Мы подключим одно устройство… и ты попытаешься с его помощью передать информацию своему брату. Он находится в соседней комнате.

– Я медиатор? – спросила я. – Мне говорили, это называется «медиатор».

Доктор Эйсуле снова улыбнулась. Ее раскосые темные глаза оставались холодными.

– Именно.

– А вы снова будете колоть мне то лекарство?

Улыбка стала еще шире.

– Сосредоточься, Реталин. Свои вопросы ты задашь потом… Когда я скажу. Сейчас ты должна как следует уяснить свою задачу. Найти своего брата. Связаться с ним. И передать ему последовательность цифр, которые я назову. Тебе ясно?

– Так точно, – ответила я, вспомнив, о чем говорил мне Кару.

Прикинуться тупой, но исполнительной, и не задавать вопросов.

– Связаться с рядовым Корто и передать последовательность цифр.

Еще бы я понимала, что она вообще имеет в виду.

Доктор Эйсуле посмотрела куда-то в сторону и мотнула головой. Словно ниоткуда появились двое, очкастый светловолосый парень и рыжая девушка, оба лет по двадцать пять или тридцать, оба в белых халатах, и молча стали включать приборы за моей спиной.

Девушка обошла мое кресло и принялась закреплять фиксаторы. Я не сопротивлялась, только косилась на нее. Работа была для нее явно привычная – наверное, раньше она проделывала это с Эрикой. Густые рыжие волосы ее были собраны в хвост, и она то и дело дергала головой, отбрасывая назад выбившиеся пряди. Доктор Эйсуле нахмурилась, и я подумала, что эта привычка ее, наверное, изрядно раздражает.

– Я сделаю укол обезболиващюего, – сказал парень. – Не шевелитесь. Будет больно.

Металлический обруч сжал мою голову, и теперь я не смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Рыжая девушка подкрутила что-то сбоку, и моя голова наклонилась вперед. Шее стало холодно.

Я почувствовала укол где-то у основания черепа и вцепилась ногтями в подлокотники кресла. Шея начала неметь, и через несколько минут мне казалось, что мою голову держит только этот металлический обруч, убери его – и голова повиснет, как цветок на сломанном стебельке.

– Давайте, – скомандовала доктор Эйсуле.

Все они переместились мне за спину.

Я чувствовала прикосновение чего-то металлического, чувствовала боль – приглушенную, но явную, чувствовала, словно что-то ввинчивается мне прямо в голову, мне хотелось кричать, и я сжала зубы, чтобы не издать ни звука. Коди в соседней комнате, напомнила я себе, он может услышать, как я ору, и сделать какую-нибудь глупость. Молчи, повторяла я про себя, молчи, вдох на четыре, выдох на три, молчи, это все ради Коди.

Наконец болезненные ощущения стали стихать, и я расслабила руки.

– Почему нельзя было сделать это под наркозом, – сказала я шепотом.

Я не ждала ответа, но доктор Эйсуле сказала:

– Не прикидывайся, это не так уж и неприятно. Уберите фиксаторы с головы.

Я смогла немного расслабиться. На шее все еще ощущалось что-то тяжелое, какой-то посторонний предмет, и я старалась не делать лишних движений.

– Это устройство связи. Оно легкое, современное, и не требует операции на мозге. – Доктор Эйсуле изобразила одну из своих улыбочек. – Удобно, правда же?

– Так точно, – выдавила я.

Шея и затылок побаливали.

– Сейчас мы вколем тебе нейростимулятор, – сказала доктор Эйсуле, и парень в белом халате направился к шкафу в углу кабинета.

– Не торопись, – сказала ему в спину доктор. – У нас же полно времени, куда спешить?

Парень ускорился и едва ли не бегом вернулся ко мне.

– Доктор Ланге считает тебя перспективной, – сказала мне женщина. – Надеюсь, он прав.

Парень воткнул мне в руку шприц, и алая жидкость стала медленно переливаться в мои вены. Я выбрала точку – прямоугольник магнитного замка рядом с дверью – и старалась не сводить с него взгляда.

Сейчас я окажусь под водой, но это не страшно, повторяла я себе. Мне нечего бояться. Вода не настоящая. Я не могу утонуть.

Мир подернулся зеленым, меня затошнило.

– Закрой глаза, – сказала мне доктор Эйсуле, и я послушалась. – Найди своего брата и передай ему последовательность цифр.

Ее голос стал каким-то глухим. Мне хотелось течь, растворяться, двигаться, переливаться, но я попыталась сосредоточиться. Мне надо найти Коди.

– Три, – доносился до меня голос, – два, четыре, пять, два, пять. – И снова: – Три, два, четыре, пять, два, пять.

«Коди, – мысленно звала я, – Коди, Коди, Коди».

Ничего не происходило, брат не отзывался. Я с трудом удерживалась, чтобы не выплеснуться за пределы здания, не стать снова потоком, рекой, дождем, штормом, из последних сил, на одном упрямстве я держалась в пределах собственного тела.

Я должна найти Коди, я должна, но я не понимаю, как!

– Три, два, четыре, пять, два, пять.

Да чтоб тебя, как мне передать ему это?!

Мне казалось, что моя голова сейчас взорвется, что изнутри на череп давит что-то огромное и злое, и, если я не найду выхода, мне конец – бум, и моя голова разлетится, и в этот раз я стану не водой – я стану Большим взрывом.

– Три, два, четыре, пять, два, пять.

Коди, где ты?!

– Ничего не выходит, – с досадой сказала доктор Эйсуле. – Ланге ошибся.

Нет, только не это. Если я не стану медиатором – я стану модификантом, меня разберут на части и соберут заново, и я превращусь в чудовище.

От ужаса я распахнула глаза. Доктор Эйсуле все еще сидела напротив, и через толщу зеленой воды лицо ее казалось распухшим и бледным, как у утопленницы.

Мы встретились взглядами.

– Выводите ее, – сказала она, и я не смогла сдержать то, что рвалось наружу из моей головы.

В глазах потемнело, и в одну секунду я перестала быть. Воде не нужно зрение, не нужны чувства, мне достаточно было того, что я могу течь, и это делало меня счастливой. Я выплеснулась за пределы кабинета, растеклась по коридорам, по зданию, просочилась на подземный этаж, устремилась вперед, огибая препятствия, наткнулась на какую-то преграду, которая втянула меня, и я закрутилась в воронку, в тонкую нитку, не переставая вращаться вдруг зависла в пустоте, собралась в шар, а потом оказалось, что у меня есть глаза, и я открыла их и увидела доктора Ланге.

– Три, два, четыре, пять, два, пять, – сказала я ему.

У меня был мужской голос.

***

Сначала я передавала цифры и слова, пока не кончилось действие стимулятора, потом некоторое время мне пришлось проваляться в кресле с капельницей, тянущейся к руке, и я рассеянно слушала в полудреме, как доктор Ланге спорит с доктором Эйсуле, молодец я или не молодец.

– Время до контакта – восемнадцать минут, – говорила она, и я как наяву видела ее якобы располагающую улыбочку. – Не очень хороший показатель.

– Но и не плохой, – говорил доктор Ланге, и от его лающего акцента я вздрагивала. – Мы видели и хуже. Это компромисс.

– Таф-ритмы неустойчивые.

– Значит, надо еще немного подождать. Нейрогенез еще идет, компенсаторные возможности есть. Она стабилизируется.

– Пока одно стабилизируется, другое развалится. Мы неплохо подготовили…

– Мы посредственно подготовили! Посредственно!

– Не так уж посредственно, если все работает. До уровня Перович она все равно не дотянет. А неприятностей с нестабильной нейроактивностью нам хватило. Вколем ей нейропротектор и отправим обратно в Чарну.

– И надолго ей этого хватит? Она все равно…

– Я могла бы связаться с этим доктором, как его… Доктор Кару?.. Который ее сюда направил.

– И что? Передать ему формулу? – спросил доктор Ланге неожиданно мягко.

Доктор Эйсуле помолчала.

– Я рекомендую не брать ее в программу, – твердо сказала она наконец.

– Я против! – почти крикнул доктор Ланге, и я вздрогнула. – Если нужно – я обращусь лично к полковнику Валлерту! Эрика не справляется, не справляется, нам нужен другой, более сильный медиатор! А когда программа будет расширяться…

– Она не будет расширяться, пока я не скажу, – перебила его доктор Эйсуле.

– Вы забываете, что программа не ваша, а национальная, – ответил ей Ланге. Его акцент сделался сильнее. – Если полковник Валлерт решит, что вы саботируете исследования…

– А почему же он вдруг так решит? – ледяным тоном осведомилась Эйсуле.

– Не надо делать из меня… как это… доносчика, – возмутился мужчина. – Я хочу успешного завершения эксперимента не меньше, чем вы. Я предлагаю оставить девочку и понаблюдать еще немного. Проверим ее в контакте с другими. Если окажется, что она нестабильна…

– Она пришла в себя, – сказала рыжая лаборантка, и все замолчали.

Хлопнула дверь – оба спорщика вышли, и теперь я едва слышала неразборчивое бормотание. Некоторое время я лежала в тишине и почти уснула, когда на лоб мне вдруг опустилась чья-то рука. Я вздрогнула и открыла глаза.

– Как ты, Реталин? – улыбнулась мне доктор Эйсуле.

– Прекрасно.

– Готова еще немного поработать?

Что? Опять?!

– Так точно.

Рыжая лаборантка смотрела на меня с сочувствием. Я потрясла головой. Меня мутило, после бессонной ночи веки, казалось, склеились, голова кружилась, перед глазами плавали цветные круги. Но если я скажу, что мне плохо – она может отправить меня в Чарну. А Коди останется здесь.

Очкастый парень отключил капельницу и вместо нее в ту же иглу вставил шприц с красной жидкостью.

Я закусила губу, и боль немного привела меня в чувство.

Бояться нечего, напомнила я себе, глядя, как комнату заливает вода. Это неприятно, но не опасно. Я справилась в первый раз, а сейчас вообще раз плюнуть.

Когда комната стала зеленой и зыбкой, я прикрыла глаза. Мое тело уже начинало исчезать, растекаться, и я ждала, когда же мне скажут, что я должна делать.

– Новая последовательность, – услышала я искаженный голос, – пять, три, восемь, два, один, девять.

Пять, три, восемь, два, один, девять, повторила я мысленно. И вновь стала водой. Только на этот раз я не сопротивлялась.

Это было словно прыгнуть с обрыва, зная, что сделанные Нико крылья тебя точно выдержат. Ужас пополам с восторгом, а потом – потрясающее чувство свободы.

Я рванулась вперед, вверх и в стороны, волной прокатилась по коридорам, разбилась на брызги, ударившись в стену – это было не больно, а смешно, а потом почувствовала направление, закрутилась маленьким водоворотом и оказалась внутри чужой головы. Это не был Коди, это был кто-то другой, и я заставила его открыть глаза – это было странно, словно одним глазом я видела лучше, чем другим, – и произнести последовательность цифр.

– Время до контакта – двадцать шесть секунд, – сказал доктор Ланге, и на лице его расплылась улыбка. – Реталин, ты слышишь меня? Если слышишь – вытяни руку.

Мне казалось, я раздвоилась. Сидя в кресле, я дернула рукой, максимально, насколько позволяли фиксаторы, вытягивая ее вперед. Одновременно я все еще находилась в соседней комнате, в голове Детлефа – теперь я была уверена, что это он. И я мягко качнулась, подталкивая его – давай же, мы можем это сделать, это будет наше движение, наше общее, – и почувствовала, что ему приятно было ощущать мое присутствие, и ему нравилось, что я не приказываю, а еще – что воде все равно невозможно сопротивляться, даже если бы он и хотел, – и мы вместе вытянули его руку вперед.

– Прекрасно, – кивнул доктор Ланге. – Реталин, передай доктору Эйсуле следующую последовательность…

***

– Я не сразу поняла, как это делается. Они же ничего не объясняют. Говорят просто – передай информацию. А у меня ощущение, что я вода, блин.

Я говорила, не переставая жевать. Обед я пропустила, и теперь была страшно голодной, хотя что-то питательное мне через капельницу точно заливали.

– Вода? – с интересом переспросил Детлеф.

Из желтой зоны мы вышли вместе и ужинали теперь тоже вместе – я, он и Коди. Эрика и здоровенный молчаливый парень – я уже знала, что его зовут Петер – сидели хоть и рядом, но вроде как сами по себе. Петеру было все равно, что я там рассказываю, а Эрика, я видела, слушает, хоть и не подает виду. Ну-ну, пусть послушает, мне скрывать нечего.

– Ага, – кивнула я. – Это странное чувство, тяжело описать. Ты вроде как растекаешься за пределы своего тела, потом такая воронка – и тебя засасывает в чужую голову. А я же не знала, сначала старалась наоборот как-то держаться. Почти двадцать минут продержалась. Потом уже, когда чуть голова не взорвалась, сопротивляться стало невозможно. Второй раз было легче. Не знаете, двадцать шесть секунд – хороший результат?

Коди поглядел на меня с гордостью.

– Хороший. И как это? Когда ты внутри моей головы? – спросил он.

Я помедлила, потом пожала плечами. Как же это описать?

– Темно… – сказала я неуверенно.

– И пусто, – радостно добавил Детлеф и тут же получил от Коди кулаком в бок.

– Нет, – помотала я головой, изо всех сил пытаясь перевести ощущения, для которых не было названия, в какую-то привычную форму. – Это как будто руки погружаешь в очень мелкий песок. Приятно.

– А у меня? – заинтересовался Детлеф.

По правде говоря, его голова больше всего напоминала комнату, где на полу набросано много мелкого цветного мусора. Если не считать того, что я не видела ни комнаты, ни мусора, да и цвета в этом странном зыбком мире не было.

– Свет и блестки, – сказала я. – Не знаю. Это сложно объяснить. Я же это не глазами вижу.

– Класс, – обрадовался Детлеф. – Эрика никогда не рассказывала, как она это видит.

Потому что она ничего и не видит, подумала я. Может, у нее вообще другие ощущения. Может, она чувствует не теплый мелкий песок, а что ее связали и заживо запихнули в гроб. Или еще что-то такое, что не захочешь рассказывать.

Я покосилась на девушку. Она злилась – это было заметно по тому, как она не смотрит на нас, как сжимает вилку, как алые пятна горят на ее щеках.

«Посредственно», – вспомнила я слова доктора Ланге. Им не хватает способностей Эрики, им нужна я. Двадцать шесть секунд – хороший результат, и меня не отправят в Чарну. Меня сделают основным медиатором. А в Измененную превратят ее.

Я потрогала языком ссадину, которая осталась у меня на щеке изнутри. Во рту все еще был привкус крови.

– Интересно, – сказала я громко, – как будет выглядеть изнутри голова Эрики?

Она бросила вилку на поднос, встала и направилась к выходу. Поравнявшись с нами, она притормозила и наклонилась ко мне.

– Только попробуй, – прошептала она мне на ухо, – и я тебе мозги выжгу.

Я проводила ее взглядом. Детлеф поднялся.

– Я тоже пойду. До вечерней проверки надо успеть написать письмо родителям – мне дали добро на связь.

– До завтра, – кивнула я ему.

Я была уверена, что никакое письмо он писать не пойдет – побежит за Эрикой.

– Что она тебе сказала? – спросил Коди, когда мы остались одни.

– Ничего такого, – пожала я плечами. – Это между нами, девочками. Хотя, честно говоря, она меня не очень любит.

Мы поднялись и, сдав посуду, направились к выходу.

– Ты же этого и хотела, – заметил Коди.

– Ага. Но она первая начала. Сам знаешь, что бывает, если не ответить.

– Это в Гетто. Здесь – другое дело, – возразил он.

– Ну да, – не поверила я. – Дело везде одно и то же. К тому же я твоя сестра, ты должен быть на моей стороне. Она что, твоя девушка?

– Я бы это так не назвал, – ухмыльнулся Коди.

– Не понимаю, как вообще ты умудрился влезть в какие-то отношения. Ты же не любишь разговаривать.

– А мы и не разговариваем, – хмыкнул он. Потом добавил, став серьезным: – Для нее это важно – быть медиатором, понимаешь? Она здесь из-за мачехи. Чтобы доказать ей, что она чего-то стоит.

– То есть вы все-таки разговариваете? Даже душу друг другу изливаете? – притворно удивилась я.

Коди толкнул меня плечом – вроде легко, мы в детстве постоянно так делали. Но тут я едва устояла на ногах.

– Вот черт, – сказал он, поймав меня за руку. – Прости. Мне усилили мышцы. Надо рассчитывать. Но я забываю.

«Новые мышцы из углеродных нанотрубок», – сказал голос Теодора в моей голове.

На секунду мне показалось, что я в подвале, воздух стал сырым и холодным. Миг – и все прошло, я снова была на улице, в сгущающихся сумерках.

– Усилили мышцы, – повторила я.

Похоже, в конфликты с Детлефом и Петером мне лучше не вступать.

– Да, это круто, – с воодушевлением сказал Коди. – Увидишь, когда поедем на полигон. Может, попросить, чтобы и тебе сделали?

Я покачала головой:

- Вроде бы медиаторам нельзя.

Не говоря уже о том, что я не хочу.

«А потом у него пошло отторжение, и ему что-то сделали с иммунной системой», – Теодор в моей голове все не унимался.

С Коди тоже это сделали? Или еще нет? Или они придумали что-то, чтобы не было отторжения? И как мне это узнать, не вызывая подозрений?

– Поэтому вы все так легко бегаете эти чертовы кроссы у Хольта? – решила я перевести тему.

– Нет, просто мы полгода только и делаем, что бегаем. Здесь и на полигоне.

– А что за полигон?

– Да просто полоса препятствий, – отмахнулся Коди. – Бегаешь, стреляешь... Эрика тоже ездила, медиаторов туда берут. Не бегать, конечно. Только подключаться и смотреть нашими глазами.

Мы остановились. Коди повернулся и взял меня за плечи.

– Вот увидишь, – сказал он с улыбкой, – будет здорово работать вместе.

Внезапно расчувствовавшись, я обняла его и притянула к себе.

– Да, – сказала я. – Будет здорово.

Будет здорово, когда мы наконец сможем отсюда свалить.

Глава 6

Я завела привычку повторять перед сном имена тех, кто остался в Чарне. Эме. Ди. Борген. Теодор. Марко. Анне. Илена. Ворон. Тенна. Лира. Потом мысленно я рисовала схему подключения пластинки «Голоса» к компьютеру. И только после этого, как бы я ни была вымотана, разрешала себе уснуть. Иногда я позволяла себе подумать о Ди подольше, но не часто.

Понемногу я начинала разбираться в жизни на базе.

Привыкла бегать кроссы – каждый день до завтрака вместе со всеми. Училась стрелять – и на тренажерах, и из настоящего оружия, зашивать и бинтовать раны, ориентироваться по бумажной карте, драться – днем в основном с Эрикой, в свободное время по вечерам – с сержантом Дале, который, как и обещал, помогал мне нагнать остальных. Я изо всех сил показывала, что очень стараюсь. Мне верили все, кроме Эрики. Иногда я была так убедительна, что сама себе верила, но она продолжала меня в чём-то подозревать, правда, сама не понимала, в чем именно.

Один раз нас водили учиться управлять экзоскелетами – здоровенными штуковинами, похожими на автоматические погрузчики, на оператора которых я когда-то хотела поступать. Ничего мы, конечно, за один раз толком не выучили, но нескольких ребят – не из наших, из отделения сержанта Дале – записали учиться дальше. Пару раз меня вызывали к психологу – приятный дядька, который то говорил со мной о каких-то отвлеченных вещах, то вдруг начинал расспрашивать про Гетто (меня неизменно спасал совет Боргена «прикинься тупой»), про школу и про друзей («Один умер, – говорила я ему, – еще одна вот-вот… того, ну вы поняли. Вентра»; он сочувственно кивал), то о том, что я вижу под стимулятором. Но большую часть времени я проводила в кабинете у доктора Эйсуле, пристегнутая к креслу.

Я ела как не в себя. Желудок, привыкший к синтетическому протеину и энергобатончикам, бунтовал, но потом один из медиков дал мне какие-то таблетки. Первые дни меня регулярно таскали на осмотры, и каждый раз я обливалась холодным потом – вдруг они найдут Нико? Но меня просто обследовали, провели какое-то лечение и отпустили.

Я знала, что кроме нас и медиков тут еще полно народу – какие-то снабженцы, техники, инженеры, связисты, простые, не модифицированные, солдаты, которые тренировались отдельно от нас, а вот некоторые занятия у нас были общие. Я не понимала, в чем смысл их присутствия, но вопросов не задавала.

Знала, что полковник Валлерт на базе бывает редко, но когда он приезжает – это сразу заметно, воздух словно наэлектризован.

Что Хольт – настоящий садист, что ему нравится унижать нас, ловить на мелких нарушениях и заставлять отвечать за них все отделение М, а не бьет он никого, кажется, только потому, что может повредить импланты.

Что сержант Дале, наоборот, нормальный – разные мелочи он предпочитает не замечать, а иногда даже может угостить запрещенной сигаретой. Коди и Детлефу он нравился, но я не могла заставить себя доверять хоть кому-то здесь.

И я знала, что все, на чьих бейджиках есть буква S, стараются лишний раз не попадаться на глаза доктору Сагитте Эйсуле.

А доктор Эйсуле постоянно собачится с доктором Ланге. Кто из них главнее, я пока не понимала.

Но вот где пятый модификант и как мне подключить к системе Нико – это пока оставалось загадкой.

Когда в конце второй недели я выходила – точнее, выползала – из желтой зоны после работы с Петером (его сознание похоже было на едва заметно мерцающий шар, и после контакта с ним я приходила в себя дольше всего), был вечер, и я прислонилась к стене здания, вдыхая запах леса, до которого было рукой подать. Нужно было бегом бежать в жилой блок – до вечерней проверки оставалось минут пять, – но я не могла заставить себя оторваться от нагретой шершавой стены, все гладила и гладила ее рукой, потом повернулась и потерлась щекой. Это возвращало меня в реальность, заставляло почувствовать, что я – это я, а не мягкая опалесцирующая субстанция, висящая посреди пустоты, что мир не заканчивается в ощущениях, для которых нет названий ни в одном языке. Мир состоит из бетонной площадки под ногами, ветра, приносящего запах хвои, теплой шершавой стены под ладонями, из верха и низа, из чувства голода, из чьих-то всхлипываний…

Я вздрогнула и открыла глаза. Кто плачет?

Медленно двигаясь на звук, я прошла вдоль здания и заглянула за угол. На ступеньках у пожарного выхода сидела Олли – рыжая лаборантка. В руках ее была сигарета, и у меня аж рот слюной наполнился. Курила она неумело, едва затягиваясь, наверное, и сигарета не ее – попросила у кого-нибудь, вспомнив, что, когда грустно, полагается покурить. Секунду поколебавшись, я решилась.

– Привет, – сказала я и шагнула к ней.

Олли вздрогнула и вскинула голову.

– Досталось от Сагитты? – спросила я сочувственно, присаживаясь рядом.

– Все в порядке, – помотала она головой и поднялась.

Я старалась не смотреть на едва начатую сигарету, которую она выронила. Кажется, все будет еще проще.

– Что бы она ни сказала, это неправда. Ты тут единственный нормальный человек. В смысле, единственная, кто к нам относится по-человечески, – я старательно заговаривала ей зубы.

Вообще-то мне и правда было ее немного жаль. Угораздило же ее вляпаться с работой. Еще эта доктор Эйсуле ненормальная…

– Все в порядке. Тебе пора на проверку.

– Ага, – кивнула я.

Олли развернулась и направилась к двери. Моя рука сама потянулась к оставленной сигарете, но она вдруг затормозила.

– Я видела, как ты стояла там, у стены, – неуверенно сказала рыжая.

Я кивнула и изобразила на лице что-то вроде улыбки.

Давай же, давай, проваливай, сигарета сейчас сама себя скурит.

– Ты каждый раз так стоишь. Что это? Что ты делаешь?

– Трусь щекой о стену.

– Для чего?

Ладно, черт с тобой.

– Меня это возвращает в реальность, – призналась я. – Там, в чужой голове… странно. Это невозможно описать, и из этого сложно вырваться. Поэтому я всегда так стою несколько минут и глажу стену. Тогда мир становится настоящим, а все, что там – нет. Вкусы, запахи, ощущения тела… Это помогает мне вернуться. Прийти в себя. Жаль, что нам тут почти ничего нельзя. Так что – вот. Стена.

Олли кивнула и наконец ушла, а я подняла ее сигарету и затянулась, ощущая неприятное, но зато понятное жжение в горле. Прикрыв глаза, я выдыхала дым, и вместе с ним уходило все то вязкое и больное, что налипло на меня в сознании Петера. Я успела сделать две затяжки, когда прямо над ухом у меня раздался голос:

– Так-так, рядовая Корто.

Я открыла глаза и вскочила, понимая, что мне конец.

– Что сказано в правилах отделения М насчет сигарет?

– Для отделения М курение запрещено, сержант Хольт.

– Так какого хрена я вижу тебя с сигаретой, Корто? – рявкнул он.

Потому что у меня скоро чердак отъедет от ваших экспериментов, хотела я сказать, но, конечно, не сказала. Такие слова будут стоить мне не меньше десяти кругов.

– Больше не повторится, сержант Хольт.

– Сорок отжиманий, – сказал он. – Тебе и тому, кто дал тебе курево. Где ты это взяла?

Ох, надо было спросить у Коди, как отвечать на этот вопрос. Интересно, если сдать Олли, он и ее заставит отжиматься?

– Нашла.

– Пятьдесят отжиманий тебе и всему отделению М. Спрошу еще раз, – сказал он зловеще. – Кто дал тебе сигарету, рядовая Корто?

– Это я, – услышала я голос за спиной.

В дверях стояла бледная и решительная Олли.

– Ничего подобного, – возразила я. – Сигарету я тут подобрала. Уже прикуренную. Можете меня проверить на детекторе лжи, у доктора Эйсуле он есть, я точно знаю.

– Шестьдесят отжиманий, – сказал Хольт, и я мысленно застонала.

Я тут до утра буду отжиматься!

– Это я дала ей сигарету, – снова сказала Олли. – Как часть постконтактной терапии для медиаторов. Энтероцептивные ощущения снимают остаточное напряжение и позволяют справиться с дереализацией после контакта с чужим сознанием.

Вот так, видимо, на умном звучит слово «раздуплиться».

– А доктор Эйсуле про это знает? – спросил Хольт насмешливо.

Олли кивнула, не колеблясь ни секунды.

– Это всего один раз, – сказала она. – Обычно мы используем другие раздражители.

Хольт покачал головой, но больше ничего не сказал.

– Докуривай, – бросил он мне.

Я затянулась без всякого удовольствия. Олли забрала у меня окурок и исчезла за дверью, Хольт проводил ее взглядом, потом уставился на меня.

Я вздохнула и опустилась на землю. Шестьдесят отжиманий, ну да.

– Раз, – считал Хольт с садистской улыбкой на лице, – два, три…

Я пыхтела и отжималась.

– Не солдат, а тряпка, – прокомментировал сержант.

Четыре, пять, шесть… Интересно, а если попросить разрешить мне отжиматься с колен?

– Жалкое зрелище.

Спокойно, Рета. Восемь, девять, десять…

– Встать.

Что?!

Я вскочила, не веря своему счастью.

– Завтра на полигоне ты получишь все ощущения, которые тебе так нужны, – сказал Хольт. – А сейчас марш в свой блок.

***

– Падаешь, как мешок с дерьмом, – сказал Хольт, когда я барахталась в грязи, пытаясь подняться.

С ночи зарядил дождь, и полоса препятствий, о которой я до этого только слышала, превратилась в болото. Хольт погнал меня проходить ее впереди всех, и я упала с первой же стенки. За моей спиной издевательски смеялась Эрика. Сжав зубы, я поднялась и кинулась на штурм стены второй раз.

– Ты солдат или макака? – орал мне снизу Хольт.

Полигон был огромным, и препятствий на нем было понастроено просто море. Какие-то полуразрушенные здания, лестницы, конструкции из досок и арматуры, растянутые мотки колючей проволоки… Я карабкалась по стенке, в которую на разной высоте были вбиты скользкие крепления. Перевалившись наконец через край, я спрыгнула с другой стороны.

– Бегом! – заорал Хольт. – Следующее препятствие! Отделение М, бегом!

На другом конце полигона надрывался сержант Дале, он гонял свое отделение – обычных, не модифицированных солдат. Наверное, все же не совсем обычных, но что в них особенного, я не знала. С нашей группой они общались неохотно. Может, это тоже было запрещено.

За моей спиной послышался шум шагов, я ускорилась, но через секунду меня обогнали буквально все. И как они так быстро перелезли на эту сторону? Последней была Эрика. Поравнявшись со мной, она спросила на бегу:

– Что ты сделала, что меня сегодня заставили бегать вместе со всеми?

– Это не я. Олли сказала Хольту, что нам это нужно – всякие сильные ощущения.

– Ну-ну.

Оттолкнув меня, она устремилась вперед, к следующему препятствию. На вид – такая же стенка, только вот креплений маловато. Я замедлила шаг.

На этой стороне остался только Петер, все остальные уже успели перелезть, пока я болтала. Эрика внезапно ускорилась и, с разбегу сделав два шага по отвесной стене, зацепилась за скобу на высоте метров трех. Я смотрела, как ловко она лезет вверх, и тихо радовалась, что я последняя и на этот раз моего позора никто не увидит. Вот сейчас еще Петер свалит, тогда и я попробую. Но Петер никуда не спешил.

– Я тебе помогу, – сказал он, когда я подошла.

– Не надо, я сама, – отказалась я.

Он смерил меня взглядом.

– Это для модификантов стенка.

– Эрика же залезла, – сказала я с раздражением. – Что, думаешь, я настолько хуже нее?

– Просто держись за мою руку, – предложил он.

Я почти решилась, когда меня вдруг накрыло ощущением, что я вишу посреди пустоты и слегка пульсирую. Меня передернуло.

– Не хочу я держаться за твою руку, – вырвалось у меня.

– Как знаешь, – сказал он резко.

Верхняя губа его дрогнула, будто он собирался оскалиться.

Я ждала, что он возьмет разбег, как Эрика, но он просто оттолкнулся ногами от земли и без видимых усилий оказался почти на самом верху. Открыв рот я смотрела, как он за секунду преодолел препятствие, и я осталась одна. Я вздохнула. И чего я отказалась от помощи?

Я быстро оглянулась по сторонам. Может, обойти ее, пока никто не видит? Я осторожно сделала пару шагов вправо.

– Рядовая Корто, – раздался за моей спиной злой голос. – Какой был приказ?

Попалась!

– Пройти полосу препятствий, сержант Хольт.

– Так какого хрена ты тут делаешь?! Бегом!

– Есть, сержант Хольт.

Отойдя немного назад, я разбежалась и попыталась повторить номер Эрики – пробежать по отвесной стене и зацепиться за что-нибудь. Ожидаемо не получилось – на втором шаге моя нога соскользнула и я снова шлепнулась в грязь.

– Бегом! – снова рявкнул Хольт.

Не тратя время на ответ, я поднялась, снова разбежалась – и снова сорвалась. Зажившую ладонь дернуло болью. Не слушая комментариев Хольта, я вскочила и отошла на несколько шагов назад. Разбег, прыжок – и вот я уже болтаюсь, зацепившись одной рукой за выступ. Класс! Полдела сделано. Найдяопору для второй руки, я подтянулась, перебирая ногами. Вот сейчас еще упрусь во что-нибудь и руку повыше переставлю. Еще бы пальцы так не сводило.

Я успела продвинуться на пару метров вверх, когда меня отвлек какой-то звук. Стараясь не делать резких движений, я посмотрела вниз. Коммуникационный браслет на руке сержанта мигал красным. Вряд ли это означало что-то хорошее.

– Химера слушает, прием, – сказал Хольт, поднеся руку к лицу.

– Химера, говорит Кристалл, – донеслось из коммуникатора. Это был не сержант Дале, кто-то другой, кого я не знала. – Нужен медиатор. Прием.

– Корто, слезай, – сказал сержант спокойно, и от его голоса мои руки разжались сами собой.

Я приземлилась неудачно, снова извалявшись в грязи, но Хольт этого словно не заметил. В другое время он бы точно не смолчал.

– Химера – Кристаллу. Принял. Кто? Прием.

– Кристалл – Химере. Тридцать четыре – двенадцать. Уровень опасности – светло-серый. Работайте, конец связи.

– Твою мать, – шепотом пробормотал Хольт.

Я вытянулась перед ним, ожидая инструкций.

– Корто, слушай приказ, – сказал он негромко и жестко. – Ты должна подключиться как медиатор к рядовому Ленцу.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду Петера.

– Ага. В смысле, так точно, сержант. Вот, – я задрала рукав и протянула ему руку для инъекции, уверенная, что сейчас он достанет из кармана красный шприц.

– Без стимулятора, – ошарашил меня Хольт.

Я помотала головой.

– Я не знаю, как это делать без стимулятора, – сказала я неуверенно. – Я не умею…

– Я знаю, что вы это можете, – оборвал меня Хольт. – Рядовая Северин может, а ты что, настолько хуже нее? Подключись к Ленцу, и пусть он перестанет делать то, что делает.

А что же он такое делает, хотела я спросить, но не стала – сама узнаю.

– Я никогда этого не...

– Корто, я сказал, заткнись и подключайся. Это приказ! Выполняй!

– Я просто говорю, что у меня может и не получиться.

Хольт еще пару секунд смотрел на меня, потом поднес браслет к лицу.

– Химера вызывает Скифа, прием.

– Скиф – Химере. Слышу тебя, прием.

– Химера – Скифу. Подгони машину ко второй контрольной…

Я опустилась на землю и прислонилась спиной к стене, которую так и не смогла перелезть. Вот так. Предположим, я сейчас в лаборатории, в желтой зоне, сижу в кресле, и рыжая Олли вколола мне стимулятор. Я вода, я растекаюсь, я двигаюсь, я ищу Петера, ищу слабо мерцающий шар среди липкой темноты, зараза, как же мне не хочется туда возвращаться, но надо, давай, Рета, ты не человек, ты вода, вода, вода, черт возьми, как же затылок чешется…

– Химера – Скифу, ко второй контрольной, быстро!

Я вода, я вода, я вода, я сижу в кресле, мне сделали укол… Если Эрика может, то я тем более. Я подключаюсь за двадцать шесть секунд – это хороший результат.

Я приоткрыла глаза. Мир стал слегка зеленоватым, но я все еще оставалась в своем теле. Почему у меня не получается? Почему Эрика может, а я нет?

– Химера, это Кристалл. Уровень – серый. Где вы? Прием.

Я вздрогнула. Серый – это плохо? Хуже, чем светло-серый?

От затылка начала растекаться боль. Я снова закрыла глаза и сосредоточилась.

– Химера – Кристаллу. Мы работаем, держите его. Конец связи. Твою же… Скиф, сколько можно ехать, прием?!

Я не в кресле, я не в безопасной лаборатории. Я на полигоне, и у меня нет стимулятора. Я не знаю, что такое «серый» и что делает Петер. Я ненавижу подключаться к Петеру, я с ним и общаться уже не могу, каждый раз я чувствую, будто на моих руках черная тягучая масса, которая разъедает кожу. Но сейчас я должна это сделать, потому что я знаю, на что способны Измененные, и я по голосу Хольта чувствую, насколько все плохо.

Головная боль стала сильнее, я заскулила сквозь сжатые зубы и вцепилась в волосы.

– Корто, что с тобой? – донесся до меня голос Хольта.

Где ты, Петер? Где ты и твоя темнота?

Сквозь полуприкрытые веки я видела, как мир заливает зеленью. По затылку словно провели раскаленными когтями, боль захватила голову и теперь стекала вниз, по шее, по позвоночнику, и снова поднималась по рукам, которыми я дергала пряди волос. Я почувствовала, что заваливаюсь на бок, и кто-то поддержал меня.

– Корто, выходи оттуда, сейчас будет стимулятор. Корто, ты меня слышишь?

Нет. Я смогу. Эрика может, а я не хуже.

В голове носились какие-то обрывки мыслей, фраз, которые кто-то когда-то мне говорил.

Таф-ритмы неустойчивые.

Я тебе мозги выжгу.

Связка оператора и Измененного.

Нейроактивность.

Это ради Коди.

Первый, самый прокачанный из нас.

Я помогу.

Тебя можно любить.

– Ты меня слышишь? Остановись, хватит, дождись стимулятора!

Боль сделалась невыносимой, я не могла больше терпеть, не могла оставаться в своей голове, я согласна была на что угодно, темнота и мерцающий шар – пусть, плевать, я пойду туда, только хватит, хватит, хватит!

– Кристалл – Химере. Графит, повторяю – графит. Принято решение о ликвида...

Я закричала, и мир вокруг исчез, исчезла я, меня не было, только волна, которая неслась по полигону, легко обходя непреодолимые раньше препятствия.

Мимо промелькнули какие-то серые тени, потом меня втянуло в чью-то голову – мелкий песок поднимался и закручивался в вихрь, я взметнулась вместе с ним, но это было не то, и я устремилась дальше, к искрам, рассыпающимся в воздухе, обошла их и наконец нашла то, что искала.

Это больше не был мерцающий шар посреди пустоты. Это был хаос, в нем было обжигающе жарко и больно, воняло жженым сахаром, что-то с треском рвалось, что-то пыталось вышвырнуть меня прочь, что-то подхватывало меня и закручивало, что-то вспыхивало и ослепляло меня – краем сознания я понимала, что я не могу ни видеть этого, ни слышать, что происходит что-то другое, что мой мозг старается перевести происходящее в привычные или хотя бы знакомые мне образы, но я не могла думать об этом. Я вообще не могла думать, я лишь знала, что мне нужно, чтобы это прекратилось.

Стой, отдала я мысленный приказ. Я была водой, и я качнулась в нем, и сознание Петера повторило мое движение. Хаос замедлился, и я снова заставила его почувствовать мой приказ: стой, остановись. Здесь не было слов, но было мое желание, которому невозможно сопротивляться.

Стой, Петер. Мы остановимся вместе. Мы двигаемся медленнее. Мы двигаемся тише. Мы двигаемся темнее. Мы останавливаемся.

Я почувствовала, что у меня есть тело, есть легкие, и в них входит воздух, есть руки, которые что-то сжимают, и я могу разжать пальцы. Я могу слышать – голоса вокруг меня сливаются в белый шум. Я могу смотреть.

Я открыла глаза, но не поняла, что именно вижу. Какой-то человек лежал на земле передо мной, и он был неправильным. Я смотрела, и смотрела, и смотрела, пока не поняла, что именно не так.

И тогда я снова стала волной и рванулась обратно в свое тело, в свою голову, открыла собственные глаза, почувствовала собственную боль. Я лежала на земле, рядом стояли Хольт, Дале и вся наша группа.

– Корто, ты в порядке? – спросил Хольт.

– Ты его остановила, – сообщил Дале.

И это было последнее, что я слышала, прежде чем отключиться.

***

Чувства возвращались постепенно. Первыми вернулись ощущения тела. Меня кто-то обнимал, и я как-то сразу уверилась, что это Коди. Я полулежала на нем, чувствовала затихающую боль в голове, и мне было хорошо.

Потом вернулся слух, и я сразу пожалела, потому что где-то рядом была доктор Эйсуле, и она ругалась так, что хотелось заткнуть уши.

И наконец вернулось зрение. Я приподняла голову, убедилась, что меня обнимает Коди, увидела рядом Эрику и Детлефа, а еще рыжую Олли – она прижимала к моей руке инъектор. А потом нашла глазами доктора Эйсуле.

Она была в ярости. Я и не знала, что эта маленькая женщина может так орать. Перед ней стояли Хольт, Дале и еще какой-то лысый хмырь в форме.

– Это не просто ошибка! Это преступная халатность, преступная! Вы не оставили дежурного медиатора, мобильный медпункт был черт знает где, а потом, – она издала какой-то странный смешок, – вы решили выкрутиться и заставили Корто подключаться без стимулятора!

Женщина всплеснула руками, будто не могла поверить, что кто-то способен на такой поступок.

– Ваши действия поставили под угрозу эксперимент, а любое преступление против науки – это преступление против будущего человечества. Молитесь, – она ткнула пальцем в грудь Хольта, – чтобы Корто очнулась и с ней все было нормально! Иначе я вам гарантирую, что всю оставшуюся жизнь вы проведете в дисбате где-нибудь в горах!

– Доктор Эйсуле, – сказал Хольт спокойно, – мои действия были продиктованы необходимостью. И мне известно, что подключение без стимулятора возможно.

– Ах вам известно! Потрясающая осведомленность! А вам известно, что это делалось только в условиях лаборатории, под строгим контролем? А почему мы свернули эту часть эксперимента, вам известно?!

Все отделение М, все, кто еще оставались на полигоне, с живым интересом слушали. Даже Олли перестала обращать на меня внимание.

– О ваших действиях я доложу полковнику Валлерту, – закончили Сагитта и, чеканя шаг, подошла к нам.

Олли вскочила, я тоже попыталась встать. Доктор Эйсуле по очереди обвела нас гневным взглядом и в конце концов остановилась на мне.

– Рядовая Корто, – процедила она, – если еще раз ты хоть вот на столечко, – она показала пальцами что-то очень маленькое, – отойдешь от протокола эксперимента, если еще раз позволишь себе что-то подобное, клянусь, я вышвырну тебя обратно в Чарну.

Она круто развернулась и направилась к припаркованной недалеко от нас машине.

– Меня-то за что? – спросила я хрипло. – Сначала говорят – выполняй приказы, теперь говорят – не выполняй приказы…

Коди помог мне сесть прямо.

– Как ты? – спросил он обеспокоенно.

– Порядок.

Стены не было, и я принялась тереться щекой о его плечо.

– Что там произошло? Что сделал Петер?

– Понятия не имею, – с досадой сказал Детлеф. – Мы были далеко, узнали, только когда все уже случилось. Вроде он сцепился с кем-то из группы сержанта Дале, но вот из-за чего…

Олли принялась светить мне в глаза фонариком, оттягивать веки и водить пальцами перед лицом. Потом достала что-то из кармана и протянула мне.

– Съешь, – велела она.

Я сунула в рот конфету и тут же скривилась – она была кислой, как сто лимонов. Гадость страшная, но разом стало легче соображать.

– Спасибо, – сказала я, захлебываясь слюной.

– Вот, – она протянула мне сигарету. – Давай теперь это.

– Да ладно, – пробормотал Коди.

Детлеф смотрел на меня с неприкрытой завистью.

– Сейчас вернемся, и тебе надо будет пройти обследование, – сказала Олли. – Посмотрим, что еще можно сделать.

«Посмотрим, что осталось от твоих мозгов», – читалось в ее взгляде.

Она отошла, и я, затянувшись пару раз, передала сигарету Коди. Он сделал быструю затяжку и сунул сигарету Детлефу, а тот вернул мне. Эрика стояла в стороне и изображала, что ей это не интересно – она справедливо полагала, что с ней я все равно делиться не стану.

Я опустила веки, но в голове тут же закрутились остатки образов – хаос, темнота, жженый сахар, изломанный человек на земле… Я поскорее открыла глаза.

Передо мной стоял сержант Хольт.

– В машину, – велел он.

– Так точно, сержант, – ответил Детлеф.

Я поднялась. Хватит разлеживаться, боль прошла, в голове прояснилось, можно идти. Не так уж это все и страшно, как Сагитта расписывала.

Коди поддержал меня под руку.

– Это правда? Он приказал тебе это сделать? – спросил Коди, глядя вслед Хольту.

Я кивнула.

Коди зло прищурился.

– Когда-нибудь этот урод за все поплатится, – пообещал он. – Тварь. Он пожалеет, что к тебе полез. Когда нас закончат модифицировать…

Он не договорил, а я не стала переспрашивать. Мне даже думать об этом не хотелось.

– Где Петер? – спросила я.

Коди и Детлеф переглянулись и пожали плечами.

– Его увезли раньше, – ответила Эрика. – Я видела. Он был без сознания.

– Почему его просто не вырубили сразу? Почему, не знаю, не дали ему по голове, не надели наручники, не пальнули из парализатора?

– Его сложно вырубить, – сказал Детлеф. – Парализаторы на нас не действуют. Пулевых попаданий потребуется несколько десятков, наверное. В этом и смысл, понимаешь? Мы непробиваемые. Я вот думаю, я вообще бессмертный.

– Если только зарядом плазмы, – вставил Коди.

– Вроде плазменного оружия пока нет, – сказал Детлеф.

– Нет, – подтвердила Эрика. – Это фантастика. Мой отец работает с плазмой. Ее невозможно стабилизировать, чтобы ею стрелять. Мгновенно рассеивается.

– Но это все-таки можно что-то сделать, раз его увозили в отключке, да?

– Говорят, он сам отключился, – сказал Детлеф. – Когда ты вышла.

В каком это смысле – сам отключился, забеспокоилась я. Никто никогда сам не отключался от этого. Я что, сделала что-то не так? Я слишком сильно надавила на него?

Когда Эрика говорила, что она мне мозги выжжет, если я к ней полезу, – она это имела в виду?

– А кто еще пострадал? – спросил Коди.

– Да много кто. Не знаю, из-за чего он подрался с тем парнем, но досталось всем, кто полез их разнимать.

Я посмотрела на Детлефа.

– Ты считаешь, была какая-то причина? – спросила я.

– А ты думаешь, он вот так вдруг захотел его убить? – ухмыльнулся Детлеф. – Ты просто Петера не знаешь. Он же спокойный как танк. Надо постараться, чтобы его вывести из себя. Но у сержанта Дале там есть один придурок, кого хочешь достанет.

Постараться, ну да.

Я мысленно вернулась на полчаса назад. Петер ушел, Хольт пришел, я успела поваляться в грязи и залезть на стенку, и тут раздался сигнал. За эти несколько минут Петер пробежал половину полигона и сцепился с кем-то настолько, что полностью потерял ощущение реальности.

Я покачала головой. Нет, конечно. Он не хотел его убивать. Он вообще не мыслил такими категориями. Детлеф не был в его голове, а я была. Не было там ничего про желания, про ссору, про месть или еще что-нибудь такое. Только хаос.

Не знаю, что увидели бы операторы во время битвы при Караге, но наверняка что-то похожее.

Свои мысли я оставила при себе. Я все еще была уверена, что нас слушают, и, если я начну болтать, кто-то может удивиться, что я слишком много знаю.

Мы залезли на нашу платформу, и машина тронулась. Ехать было недалеко, минут десять. Иногда, Коди говорил, Хольт в качестве разминки заставлял их бежать до самого полигона. Я прислонилась к плечу брата. Хотелось спать, но я боялась закрывать глаза и просто смотрела в пространство, прокручивая в голове все, что случилось.

На базе Коди и Детлефа сразу отправили в учебку – они должны были отработать обязательную дневную программу активности, а Эрике Хольт велел проводить меня в желтую зону.

Я мало обращала внимание на происходящее вокруг. Мир снова стал каким-то искаженным, словно я смотрю на него через стеклянную стену, и я сорвала веточку полыни, размяла ее в пальцах и на ходу вдыхала горьковатый запах. Из задумчивости меня вывел голос Эрики.

– Почему лаборантка дала тебе сигарету? – спросила она резковато.

– Завидуешь? – усмехнулась я.

Эрика злилась, и я подумала, что я сейчас не в том состоянии, чтобы еще больше ее бесить. Лучше ответить правду.

– Она видела, как я делаю всякое, чтобы прийти в себя. Трусь щекой о стену, глажу асфальт, нюхаю полынь. Сигарета тоже работает. – Я помолчала и все же решилась задать вопрос: – А ты как возвращаешься в реальность? Ну, после того, как побываешь в чьей-то голове?

Эрика вскинула голову.

– Трахаюсь с твоим братом, – ответила она резко.

Ну и пожалуйста, подумала я, хотя сильно в этом сомневалась. Что-то их с Коди, конечно, связывало, но вряд ли это.

Не дождавшись от меня реакции, она снова задала вопрос:

– Ты правда подключилась без стимулятора?

– Правда. Его не успели привезти.

– Зачем? – Эрика остановилась и посмотрела на меня. – Зачем ты вообще согласилась? Ты тупая? Или ты самоубийца? Или ты не понимала, что с тобой происходит?

– Хольт приказал.

Эрика покрутила пальцем у виска.

– А ты не могла сказать, что у тебя не получается?!

– Времени было мало. А он сказал, что мы это можем. Что ты можешь. Это правда?

Эрика помолчала.

– Я смогла один раз, – сказала она наконец, и голос ее звучал без прежней неприязни. – В лаборатории. Сначала они снижают дозу стимулятора, а потом пробуешь подключаться чистой.

Она снова замолчала, и я уже думала, что на этом разговор окончен, но она вдруг призналась.

– Это было очень больно. Думала, мозг наизнанку вывернется. И я так ничего тогда и не сделала. Даже не смогла передать цифры.

– Да, мне тоже не понравилось, – кивнула я.

– Но ты же его все-таки остановила.

Из уст Эрики такие слова были равносильны признанию в любви.

Я решила, что это хороший случай узнать побольше о том, что тут творилось до меня. Если я спрошу сейчас, после того, что случилось, это не будет подозрительно, так ведь?

– А Петер… он часто так срывается на окружающих?

Эрика покачала головой.

– Нет. Детлеф прав, он очень спокойный, себе на уме.

– А вообще такие случаи бывали? Чтобы наши слетали с катушек и кого-то калечили?

Эрика остановилась и повернулась ко мне с недоброй улыбкой.

– Ты знаешь. Ты же и так знаешь, правда?

– Нет, не знаю. Иначе бы не спрашивала.

Она усмехнулась.

– Ну да, конечно! А я-то подумала, что ты решила стать нормальной, раз нам предстоит работать вместе.

– Да не знаю я ничего!

– Отлично. Не знаешь? Хорошо. Да, это был Коди, и да, я опоздала. Но я все равно буду его медиатором, поняла? Все, я доставила тебя к медикам. А теперь вали.

Она толкнула меня в плечо – не сильно, но ощутимо, – и ушла. А я осталась с полнейшей кашей в голове.

Глава 7

Остаток дня я провела в желтой зоне. Доктор Эйсуле собрала целый консилиум, меня снова запихнули в сканирующее устройство и выпустили только пару часов спустя. А крови на анализы слили не меньше полулитра. В конце концов мне дали три дня на восстановление – я получила разрешение не ходить на тренировки и на медиаторские сессии и уже предвкушала, как буду валяться на кровати целыми днями, есть и спать.

Но не успела я натянуть комбинезон, как вошел сержант Дале. Я машинально вытянулась перед ним.

– Вольно, – сказал он. – Надевай обувь и пойдем. Полковник Валлерт хочет тебя видеть.

Сагитта нехорошо улыбнулась.

Я понимала, по какому поводу он решил со мной встретиться – если доктор Эйсуле сказала, что доложит о случившемся полковнику, то ясно, что это не пустая угроза. Но неужели он примчался сюда специально ради этого?

В кабинете полковника было полным полно людей, но знала я только сержанта Хольта, который стоял у стены и делал вид, что происходящее его не касается, и доктора Ланге, притулившегося у другой стены.

Доктор улыбнулся мне, и я поскорее отвела взгляд. Потом не удержалась и посмотрела на Хольта еще раз. Он стоял, глядя перед собой, заложив руки за спину, словно охранял вход в лабораторию при нашей с ним первой встрече. Будто и не его судьба тут решалась.

– Рядовая Корто по вашему приказу прибыла, – сказала я и отдала честь.

– Вольно, – кивнул мне полковник Валлерт.

Я тоже заложила руки за спину и принялась ковырять кожу вокруг ногтя большого пальца.

– Рядовая Корто, – сказал мне мужчина, чьего имени я не знала, – вам известно, что вы можете подать жалобу на действия сержанта Хольта, которые были прямой угрозой вашей жизни?

Я вытаращила глаза.

– Никак нет.

Этого мне известно не было.

– Говорите свободно, – поморщился он. – Согласно рапорту, поданному доктором Сагиттой Эйсуле, сегодня на полигоне при возникновении нештатной ситуации с одним из членов отделения М сержант Хольт отдал вам приказ как медиатору установить контакт с рядовым Ленцем.

«Нештатной ситуации». Вот, значит, как они это называют.

– Вы подтверждаете эти сведения?

– Так точно… Э-э… Да, так и было.

– Вам было известно, чем грозит установление такого контакта без нейростимулятора?

– Нет.

Да мне и сейчас это не известно. Все же обошлось.

– Все же обошлось, – сказала я вслух.

– Этого мы пока не знаем, – заметил доктор Ланге вполголоса.

– Не отвлекаемся. Рядовая Корто, вы подтверждаете, что сержант Хольт допустил нештатную ситуацию, отправив на прохождение полосы препятствий обоих медиаторов?

Я покосилась на Хольта. Он смотрел мимо меня, лицо было непроницаемым.

Вот теперь-то я тебе припомню твои «шестьдесят отжиманий», подумала я злорадно.

– Рядовая Корто? Вопрос понятен?

– Да, я и рядовая Северин проходили полосу препятствий одновременно.

– Вы подтверждаете, что мобильный медпункт не был размещен в прямом доступе?

Я снова покосилась на Хольта. Ну а что такого, я же правду говорю! Так все и было – Эрика бегала по стенам, я валялась во всех лужах, а мобильный медпункт этот никто даже в глаза не видел.

– Да, но… Сержант Хольт сразу связался с кем-то и велел его подогнать.

Мужчина что-то пометил в своем планшете.

– Это было до или после того, как он отдал вам приказ подключаться?

– После. Когда я сказала, что, может, у меня не получится.

– Но укол стимулятора вам так и не сделали?

– Нет.

– Почему?

– Не успели. Я смогла подключиться раньше.

– Хорошие компенсаторные возможности, – задумчиво пробормотал доктор Ланге. – Как я и говорил.

– Что было потом?

– Я остановила… э-э… ликвидировала нештатную ситуацию и вернулась. Потом потеряла сознание.

– Рядовая Корто, – спросил мужчина с нажимом, – вы будете подавать жалобу?

Я снова покосилась на Хольта. Он старательно смотрел прямо перед собой.

– Вы не все знаете, – решилась я. – Когда он увидел, что мне плохо, он сказал мне остановиться. Дважды. Я ослушалась приказа и все равно подключилась, потому что считала, что это возможно и не несет… э-э… последствий. Что это просто неприятно. Я не буду подавать жалобу.

Хольт вздрогнул и посмотрел на меня, но теперь уже я старалась к нему не поворачиваться.

Полковник Валлерт сверлил меня взглядом несколько секунд, затем кивнул.

– Рядовая Корто, можете быть свободны. О вашем дисциплинарном взыскании примут решение позже.

О моем чем?! Меня что, еще и накажут за то, что я там чуть не убилась? Черт возьми, надо было подать жалобу, как они хотели, и идти отдыхать свои законные три дня.

Я снова отдала честь и вышла.

***

Вечером ко мне в комнату заявился Детлеф.

– Коди просил зайти и узнать, как ты, – сказал он, стоя на пороге и переминаясь с ноги на ногу.

– А самому тебе не интересно?

– Интересно, – Детлеф широко улыбнулся. Когда он улыбался, казалось, что ему не больше пятнадцати. – Но вдруг тебе не интересно, чтобы мне было интересно?

– Ладно, заходи, – я сделала приглашающий жест. Детлеф тут же плюхнулся на мою кровать и растянулся во весь рост. – А где сам Коди?

– Скоро будет, там психиатр приехал, его вызвали.

– Со мной он тоже разговаривал, – сказала я. – Думает, наверное, что у меня крыша поедет после Петера.

– Да нет, – сказал Детлеф беспечно. – Они обязаны все время за нами следить. Программа-то экспериментальная. Просто остальное время ему кто-то из наших отчеты пишет. Не бойся, за тобой присматривают. Если начнешь сходить с ума – сразу заметят.

Я уселась на пол напротив кровати и посмотрела на Детлефа.

– Вот спасибо, теперь мне точно спокойнее.

– Радуйся, что он тебя не вызывает. Нам он все время мозги делает, – поморщился Детлеф. – Раз в неделю приезжает и начинается – а что ты чувствуешь, а как у тебя отношения с сослуживцами?.. Сейчас вот внепланово притащился.

– А зачем ему Коди? Разве он что-то видел?

Детлеф пожал плечами.

– Или, – спросила я небрежно, – это из-за того его срыва? Боятся, чтобы теперь и он снова на кого-нибудь не кинулся?

– Ты в курсе? – помрачнел Детлеф. – Я не думал, что он тебе расскажет.

– И все же я знаю. Дерьмовая история, да?

– Слушай, – Детлеф сел на кровати и наклонился ко мне, – Коди классный, никто из нас его не осуждает, правда. Тот парень реально сам нарвался, мы все видели. Он постоянно к нему цеплялся, потому что Коди все никак не мог освоиться с имплантами. Вот он ему и вмазал на тренировке. Если б в тот момент у него не были активированы все модификации – была бы просто пара синяков и все. А так – его понесло. Зато, – Детлеф ухмыльнулся, – мы все теперь тренируемся отдельно.

– А почему Эрика его не остановила?

Детлеф снова поскучнел.

– Она тогда еще не умела подключаться сразу ко всем.

Я мысленно сделала заметку – теперь, значит, она это умеет. Значит, и я это умею.

– И она тогда была в моей голове, пока отключилась, пока нашла Коди… Может, я тоже в этом виноват, – добавил он.

– Ты-то чем провинился?

Детлеф обезоруживающе улыбнулся.

– Это приятно вообще-то – когда она здесь, – он постучал себе пальцем по виску. – Я не хотел, чтобы она уходила, и она это чувствовала. Это стоило нам всем нескольких секунд… Вот черт! Не говори Эрике, что я проболтался, ладно? Она меня убьет.

– Мы с ней не то что бы лучшие подруги, – хмыкнула я. – По душам не разговариваем. А что, это правда так приятно?

– Ага, – лицо Детлефа приобрело мечтательное выражение.

– А ей?

– Не знаю, она никогда не рассказывала. А тебе? – он снова улыбнулся, глядя мне в глаза. – Нравится быть в моей голове?

– Ты ко мне подкатываешь? – спросила я, прекрасно понимая, что он просто валяет дурака.

– Ну что ты, как можно!

Мы оба захихикали, но тут же посерьезнели.

– Я была в голове Петера, когда он дрался с тем парнем. И поверь, это было неприятно.

– Насколько?

– Настолько, что я предпочла вернуться в свою голову и потерять сознание от боли. – Мы помолчали. – С тобой таких проблем нет, если тебя это волнует. И с Коди тоже. Знаешь, что я думаю? Надо узнать, как там Петер.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы это сказать. Я совершенно не хотела видеть Петера – желательно вообще никогда, – но понимала, что придется и что чем быстрее мы выясним, что с ним, тем лучше. Не могла же я на самом деле выжечь ему мозги, правда?

– Я думаю, он еще в желтой зоне.

– Давай сходим?

– Нас не пустят, – засомневался Детлеф.

– Скажем, что мне плохо, а ты меня провожаешь. Тогда пустят. Пока я буду рассказывать, как у меня болит голова, ты как раз его найдешь.

По лицу Детлефа медленно расплылась улыбка.

– Отличный план, – он поднял руку, и я дала ему пять. – Подожди, отправлю запрос.

Он дважды быстро нажал на экран сперва своего «лексона», потом моего.

– Ну все, погнали.

– Что ты сделал?

– Предупредил желтую зону, что мы идем. Это экстренный код, он автоматически дает доступ, тебе Хольт разве не показывал?

– Неа. Мне тут вообще никто ничего не показывал, спасибо, что замок научили открывать, – бурчала я на ходу. – Расскажешь потом, как это делать.

– Ну хоть кино на планшете ты включать умеешь? – спросил он с жалостью.

Я не ответила.

Через несколько минут мы были уже у раздвижных дверей, ведущих в научное и медицинское крыло. Стемнело, мы не встретили ни души, и странный синеватый свет делал все немного нереальным. С лица Детлефа не сходила улыбка, ему явно нравилось это приключение. А у меня было тяжеловато на душе. В конце концов, сегодня утром доктор Эйсуле обещала выкинуть меня обратно в Чарну, если я еще что-нибудь отмочу.

С другой стороны, полковник Валлерт может выкинуть меня в качестве дисциплинарного взыскания. Так что мне срочно нужны сведения о том, что тут творится, а если Детлеф что-то узнает – ни за что в себе не удержит.

Остается надеяться, что нас не прослушивали в тот момент, когда мы составляли этот чудесный план. Не могут же они слушать нас постоянно. На это никаких сил не хватит.

– Ну, сейчас проверим, – сказал Детлеф шепотом, поднося запястье к магнитному замку. Раздался тихий писк. – Сработало!

Двери открылись, мы вошли и направились по коридору к знакомому мне кабинету – там я обычно встречалась с Олли, доктором Эйсуле и ее очкастым помощником. Но кабинет был закрыт.

– Олли? – позвала я на всякий случай.

Никто не отозвался.

Детлеф подергал соседнюю дверь.

– Герра доктора тоже нет, – сообщил он.

– Почему ты называешь его «герр доктор»?

Я двинулась по коридору вперед, пытаясь заглянуть во все двери подряд. Где-то же тут должен быть дежурный врач. Если мы отправили экстренный сигнал – к кому-то же он ушел.

– Он из Вестфалии, – ответил Детлеф так, будто это что-то объясняло. – Идем, я знаю, где хирургические палаты.

Он уверенно двинулся к лифту, а я пошла за ним. Хирургическое крыло располагалось на минус первом этаже – то есть примерно на том же уровне, где наши комнаты в зеленой зоне. Я подозревала, что подземная часть этой военной базы вообще существенно больше, чем надземная. Что я видела на поверхности? Столовку, ангары с надписью «Дезактивация техники», одноэтажный учебный корпус, здание без единого окна с вертолетной площадкой на крыше, прилегающее к нему здание желтой зоны – один этаж. Все. А под землей – наши комнаты, общие казармы тех, кто не подвергался модификациям, минимум пара этажей, принадлежащих ученым, огромный спортивный комплекс под учебкой – я не все видела, в некоторые его части доступ был только у Коди, Детлефа и Петера, а ведь где-то еще есть центр связи, серверная, склады, таинственные красная и черная зоны… И наверняка где-то есть выход в тоннели, ведущие к Вессему.

Двери лифта разъехались, мы вышли, и я сразу сморщила нос. Больничный запах ни с чем не спутаешь. Что в больнице нашего Гетто, что у Ворона в подвале, что здесь – везде пахнет одинаково.

Детлеф направился к стеклянным дверям, и я последовала за ним. Мы заглянули в одну из палат – она была пустая. Во второй Петера тоже не было, но на кровати кто-то спал.

– Кто это? – спросила я шепотом.

– Кто-то из отделения сержанта Дале.

Он толкнул дверь и вошел.

– Ты чего? Ты куда? – попыталась я его остановить. – Мы Петера ищем! Детлеф!

Я подошла и, схватив его за руку, потянула к выходу.

– Смотри, тут еще кто-то есть, – он махнул рукой куда-то вглубь палаты.

Я остановилась и посмотрела туда, куда он указывал. На кроватях, разделенных ширмами, лежали еще трое.

– Петер нормально так отработал, – сказал Детлеф.

– Ты совсем того? – возмутилась я. – А если он убил кого-то?

– Да не, вряд ли. И вообще, они сами напросились.

– Да чем они напросились-то?

– Они все время к нам цепляются, – Детлеф повернулся ко мне. – Ты просто не видела. Тот придурок, с которым Коди подрался, тоже сам полез, я же тебе говорил.

Я смотрела на его ясную улыбку и поверить не могла, что он считает это нормальным. Это было нормально в Гетто, это было нормально в банде Акселя, в нашей школе это было нормально – но не здесь, не среди этих людей, которые должны были заботиться друг о друге, защищать, охранять и что там еще делает армия! Они же на одной стороне!

– Пошли уже, – буркнула я. – Может, Петер в следующей палате. Проведаем его и свалим отсюда.

– Не выйдет. Надо найти врача, а то нас завтра точно спросят, какого черта мы отправили срочный запрос, а к врачу не явились.

– Ну скажем, что не нашли.

Я заглянула в соседнюю палату и остановилась. Петера там не было, но было кое-что интересное.

– Смотри, – сказала я Детлефу. – Я ее знаю. Видела, когда была в голове Петера.

Видела ее, валяющуюся на земле в такой позе, что, кажется, целых костей у нее вовсе не должно было остаться. Но она была жива – приборы, подключенные к ее телу, ясно давали это понять. Только вот тело ее уже было частично искусственным.

– О! – обрадовался Детлеф. – Скоро нас станет шестеро!

– Отлично. Петер ее чуть не убил, а теперь она будет с ним работать, так, что ли?

– Тише! – вдруг шикнул на меня Детлеф. – Кто-то идет!

Я прислушалась, но ничего не услышала. Хотя ему, с его модифицированным слухом, конечно, виднее.

– Отлично, найдем врача и уйдем наконец.

– Ты что, а Петер? Давай, прячемся.

Он потянул меня за собой, толкнул какую-то дверь, и мы оказались на пожарной лестнице.

– От кого мы, блин, прячемся? Тут же везде камеры. Давай вернемся, я расскажу про свою больную голову, и пойдем уже. Коди, наверное, меня ищет.

– Нееет, – протянул Детлеф. В глазах у него горела жажда приключений. – Спустимся и посмотрим, что там внизу.

А ведь он прав, подумала я. Мы должны спуститься и посмотреть, пока есть такая возможность. Но только так, чтобы тем, кто будет потом смотреть записи, было понятно – идея не моя, я тут ни при чем.

– Ты псих, – сказала я. – Я хотела найти Петера, а не неприятности.

– Поздно, – ухмыльнулся Детлеф. – Если ты сейчас отсюда выйдешь – у тебя точно будут неприятности. Так что постараемся не попасться.

Он пошел вниз по лестнице, я поплелась следом.

– Нас обоих вышвырнут из проекта, и мне придется вернуться в Гетто и там сторчаться, – ныла я по дороге. – Ты хоть представляешь, что это такое – жить в Чарне-Технической, когда у тебя нет работы?

– Нет, но поверь, я рискую больше, – он обернулся и посмотрел на меня. – Если меня вышвырнут из проекта, то снимут все импланты, и остаток жизни я проведу в инвалидном кресле.

Я вспомнила, что в контракте и правда есть такой пункт: все импланты – собственность армии. Но не могли же они на самом деле заменить Детлефу столько частей тела?!

– Зачем ты на это согласился? – вырвалось у меня. – Ты же не из Гетто, правда? Зачем ты в это вписался, если теперь не сможешь жить без их имплантов? Я же вижу, ты из нормального района, из нормальной семьи, тебе не настолько нужны были деньги.

– Точно, они мне не нужны, – помотал головой Детлеф. – Мне нужны были импланты. Военные разработки.

– Ты что, шпион? – ляпнула я.

Детлеф секунду смотрел на меня непонимающе, а потом начал смеяться.

– Я не могу, – простонал он, – шпион! Рета, ты вообще откуда такая взялась?

– Между прочим, Эрика подозревала меня в том же самом, – буркнула я, чувствуя себя глупо.

Вдобавок у меня и правда начала болеть голова.

– Я не шпион, клянусь, – Детлеф приложил правую руку к сердцу, будто приносил присягу, при этом продолжая спускаться по лестнице. – У нас была авария на аэродроме. Четыре трупа. А я позвоночник сломал. И получил всякие другие травмы, но это уже мелочи на фоне позвоночника. Поскольку это было во время службы, мне предложили пойти в проект. Испытать новые импланты и новый формат взаимодействия с начальством.

– Неужели не было другого выхода?

– А чем этот плох? – не понял он. – Но вообще-то гражданских аналогов нет. Может, через пять лет, когда закончится мой контракт… Знаешь, все военные разработки рано или поздно становятся доступными. Кроме оружия массового поражения. Смотри, мы пришли.

Он подергал дверь, но она была заперта.

– Взломаем? – предложил он азартно.

Зрачок его правого глаза вдруг расширился во всю радужку, потом сжался в точку. Я моргнула – зрачок вновь стал нормальным. Показалось, что ли?

– Сдурел? – спросила я. – А Эрика?

– Что – Эрика?

– Ты говорил, вы служили вместе.

– И когда это я успел?

– Она тоже получила травмы?

– А зачем тебе это знать?

Он продолжал машинально дергать дверь, словно его рука жила какой-то своей жизнью.

– Просто интересно, как люди сюда попадают. Слушай, я обещаю не использовать это знание против нее. Мне правда просто интересно. Так с ней тоже случилось что-то плохое? Вы вместе пострадали, да?

– Нет, – сказал Детлеф, внезапно погрустнев, – она сама захотела. Ее отец с кем-то договорился, и ее взяли. Я пытался ее переубедить, но…

Я проговорила все это про себя еще раз.

– То есть у нее есть такой отец, – сказала я, – который может с кем-то тут договориться – и она все равно пошла себя уродовать? Она ненормальная?

– Это из-за ее мачехи. Не важно. Пошла и пошла. Нормальная служба, не хуже, чем в десантных.

Я уже второй раз слышала про эту мачеху. Что же там за чудовище такое, интересно? Может, Эрика должна радоваться, что она ее живьем в печь не сунула? Но сейчас меня больше волновала другая внезапная догадка.

– Вы с ней встречались, точно? – спросила я.

– Откуда ты знаешь? – дернулся Детлеф.

Я прищурилась, глядя на него.

– И расстались не по твоей инициативе.

– Как расстались, так и сойдемся, – отрезал он.

Его правый глаз снова повторил этот фокус со зрачком, и на сей раз я была уверена, что мне не померещилось. Может, он под чем-то? Но загруженных я видела много, не похоже. Да и откуда? Тут и простых-то сигарет не достанешь.

– Почему тогда ты так спокойно с ней общаешься?

Детлеф улыбнулся, но как-то неискренне.

– Слушай, она хочет развлекаться – пускай. Я подожду, у меня куча времени. Рано или поздно твой брат ей надоест – извини, Рета.

Я вскинула руки.

– Да пожалуйста, это ваше дело.

– Серьезно, ты же не думаешь, что она останется с ним, да? – нервно усмехнулся Детлеф. – Эрика – и с парнем из Гетто, ну конечно.

Я напряглась. Что-то с ним было не так. Движения, мимика – все было не таким, как обычно. Детлеф был открытым, веселым, немного болтливым, но безобидным парнем. А сейчас у меня холодок пробежал по спине – чувство опасности, которое никогда меня не подводило.

Голова болела все сильнее, это мешало мне соображать. Что не так? Что случилось с Детлефом? Это разговор про Эрику и Коди так его вывел из себя? Но он видит их каждый день, и не похоже, что его это сильно задевает. Я вообще сомневалась, что между ними что-то есть, что бы там Эрика ни говорила.

Я потерла виски. Не могу больше, мне на самом деле нужна таблетка обезболивающего.

– Давай уйдем, – предложила я. Сколько можно торчать у закрытой двери. – Найдем доктора Эйсуле или еще кого-нибудь. Мне и правда плохо.

– Эй, а как же Петер? – спросил Детлеф с той же неприятной усмешкой. – Все, уже забыла про него?

Он снова рванул дверь на себя, но она не поддалась.

– Детлеф, – сказала я и попятилась, – нам действительно надо уходить.

– Иди, – он пожал плечами.– А я проверю, что случилось с Петером – после того, как ты к нему подключилась.

Он выделил интонацией последнюю часть фразы так, что я решила на всякий случай не поворачиваться к нему спиной.

– Ты все равно не откроешь эту дверь, – сказала я. – Идем. Мне нужен врач.

– А вот увидишь, – Детлеф подмигнул мне и снова дернул дверь. – Мне забыли отключить усилители на руках. Так что никакая дверь меня не остановит.

Что за бардак, подумала я в панике. Сначала нештатная ситуация на полигоне, теперь оказывается, что Детлефу что-то там не отключили. Что мне-то делать? Снова подключаться без стимулятора и пытаться его как-то стабилизировать? Или ждать и надеяться, что у него не сорвет крышу окончательно?

Перед глазами и так все плыло, и я опустилась на ступеньки.

Детлеф, больше не обращая на меня внимания, снова рванул дверь на себя, и на этот раз магнитный замок не выдержал и поддался.

– Я же сказал, – повернулся он ко мне. Улыбка на его лице была почти прежней. Зрачок правого глаза непрерывно сжимался и расширялся. – Ну что, ты идешь?

Может, там есть врач, подумала я. Пройти по коридору я смогу, а вот подняться по лестнице самостоятельно – вряд ли.

Держась за перила, я встала и сделала несколько шагов вперед. Детлеф как-то разом оказался метрах в десяти от меня. Надо мной помаргивала лампа, конец коридора тонул в густой темноте.

– Здесь тоже палаты, – сказал он. – И всякие закрытые кабинеты.

Голос его был странно глухим. Свет стал каким-то неестественным, линяя из белого в желтизну и мяту.

Я знаю, что со мной, поняла я внезапно и замерла. Я знаю, когда мир становится таким зеленоватым, а голоса словно доносятся через толщу воды. И я уже знаю эту боль, знаю эти раскаленные когти на затылке. Почему-то мой мозг решил перейти в режим медиатора. Но я же ничего не делала!

– Детлеф, – позвала я.

Он не ответил, и я его уже не видела.

Лучше мне сесть, подумала я отстраненно и сползла по стене. Какая теперь разница, что там, в этом коридоре.

Я же могу это контролировать. Я могу не выпускать это из своей головы, могу не становиться волной. Однажды я продержалась полчаса, хотя тогда был стимулятор. А сейчас – это просто какой-то случайный сбой, надо только перетерпеть это.

Зелень перед глазами стала гуще.

– Детлеф, – снова позвала я без особой надежды.

Я могу это контролировать. Могу. Но у меня не получается.

Перед глазами замерцали знакомые блестки – теперь они были более яркими, жалящими, и закручивались в спираль, устремляясь к серому туманному облаку.

Я только верну Детлефа и заставлю его забрать меня отсюда, подумала я, все еще пытаясь хоть что-то взять под контроль. И сразу выйду.

Медленно, не закрывая глаза и стараясь не терять ощущение реальности, я принялась ощупывать пространство в поисках Детлефа. Кругом клубился серый туман, золотистые искры были уже где-то далеко, и я перетекла еще немного дальше по коридору.

– Где же ты? – пробормотала я. – Где хоть кто-нибудь? Мы же отправили запрос, а никого нет…

Мигающая лампа раздражала, хотелось закрыть глаза, но я боялась, что в этом случае уже никогда не смогу их открыть, потеряюсь в сером тумане и не вернусь обратно в свою голову. Хотелось уцепиться хоть за что-то реальное, оставить хоть какой-то якорь, чтобы не пропасть в этом странном мире окончательно.

Я глубоко вдохнула, и волна сдвинулась дальше. Искры стали ближе – я их чувствовала, но словно в стекло билась. Никогда еще это не было так сложно – подключиться к кому-то, словно было что-то, что меня не пускало. Что мешало мне пройти.

– Детлеф, Детлеф, – пробормотала я. – Давай, возвращайся.

Искры закрутились вокруг меня, и мир раздвоился. Я видела мерцающую лампу, серую стену и уходящий в темноту коридор. И я видела стеклянную дверь, за которой стояла кровать. Я вытянула руку вперед, и Детлеф повторил мое движение. Его рука наткнулась на гладкий планшет, засунутый в держатель на двери, я пошевелила его пальцами, погладила гладкую поверхность, прочитала первые строчки – «Ива Перович, отделение М» и длинныйномер.

Шаг – и вот я уже могла рассмотреть, что это девушка, бледная до синевы, со свалявшимися каштановыми волосами, изо рта у нее торчит трубка, на веках – кусочки пластыря, к рукам тянутся капельницы, к голове – провода. Я не знала эту девушку, и Детлеф не знал эту девушку, никогда ее не видел, и, насколько я могла судить, она не была модификантом – не было в ней ничего искусственного.

Девушка была серым туманом.

– Детлеф, возвращайся, – прошептала я в ужасе, и мой страх передался ему.

Он вздрогнул, попятился и вышел из палаты.

Сюда, ко мне, назад, беззвучно звала я. Вытащи меня отсюда, пока еще не очень поздно. Давай уйдем туда, куда она не дотянется.

Я чувствовала золотые искры вокруг себя, и чувствовала, как они подчиняются мне, как это бывало на медиаторских сессиях, но сейчас все было иначе. Я чувствовала сопротивление, словно он двигается в воде.

Словно серый туман стал плотным, как желе, и не пускает его.

Я сжала кулаки, усилила мысленный приказ – Детлеф, вернись! – и туман отступил. Уже через пару секунд я увидела Детлефа – он быстро шел ко мне по коридору, и увидела себя его глазами – я сидела на полу, привалившись к стене, с полуоткрытым ртом, напоминая выброшенную на берег рыбину. Спасибо, хоть слюни не текут.

Детлеф легко подхватил меня на руки, и я не почувствовала своего веса, зато в руках появились странные ощущения, будто мышцы вдруг стали горячими.

Иди, иди, иди, повторяла я мысленно, и вода вокруг меня качалась в такт словам, и Детлеф шагал, повинуясь этому ритму. Вот так, за дверь и вверх по лестнице, на минус первый этаж, к хирургическим палатам.

Серый туман отступил, остался внизу, и мир вокруг разом стал светлее.

Найди врача, отдала я последний мысленный приказ, прежде чем покинуть его сознание.

Теперь, без рассыпающихся искр, без зелени и серого вязкого тумана, мне даже дышать стало легче, и головная боль начала стихать.

– Рета? – обеспокоенно спросил Детлеф, и я с облегчением узнала его прежние интонации. – Тебе очень плохо?

Я промычала что-то неразборчивое.

– Эй! – крикнул Детлеф так, что я вздрогнула. – Есть тут кто-нибудь? Нам нужна помощь!

Послышались торопливые шаги, и уже через секунду я услышала знакомый голос:

– Реталин? Детлеф? Что произошло?

– Привет, Олли, – сказала я, не открывая глаз.

– Не знаю, она жаловалась на головную боль, – сказал Детлеф, – мы пошли в желтую зону, отправили срочный запрос с «лексонов», но почему-то никого не было. Вот, спустились сюда, и ей стало хуже.

– Сагитте ни слова, – сказала я. – А то она меня выгонит в Чарну.

– Не выгонит, – твердо сказала Олли.

Я открыла глаза встретилась с ней взглядом.

– Иди за мной, – сказала она Детлефу. – Тут сегодня сумасшедший дом, все с утра в операционных, ваш запрос, похоже, просто не заметили. Вот, клади ее сюда. Реталин, посмотри на меня. Сколько пальцев я показываю?

– Два.

Веснушки на ее бледном лице казались особенно яркими, и я поразилась, насколько уставшей она выглядит. Видимо, Петер устроил им всем насыщенный день.

– Хорошо. Что именно у тебя болит?

– Голова. Затылок. Какой-то странный приступ.

– Я вызову доктора Эйсуле, – нахмурилась Олли.

Только не это!

– Не надо. Мне уже лучше, правда.

Я попыталась приподняться, но Олли придержала меня за плечо.

– Ладно, лежи спокойно. Что ты делала перед тем, как почувствовала боль?

Лазала по закрытому и наверняка запретному для меня этажу, паниковала, подключалась без стимулятора и, кажется, вступила в ментальный контакт с пропавшим модификантом.

– Ничего. Мы с Детлефом сидели у меня, разговаривали.

– Это был… эмоциональный разговор?

Я поморщилась.

– Да не в том смысле. Правда разговаривали. Про моего брата и вообще.

Боль стремительно уходила, и меня накрыло легкой эйфорией.

– Сейчас уже почти ничего не болит. Я, наверное, пойду. Извини, что отвлекла.

– Нет уж, – она снова остановила меня. – Полежи немного, я кое-что принесу. Детлеф, побудь с ней.

– Тебе правда лучше? – спросил Детлеф, едва Олли вышла за дверь.

– Да. Отпустило. А тебе?

Детлеф отвел взгляд.

– Прости, я тебе там лишнего наговорил. Сам не знаю, что…

– Я знаю, что, – перебила я его. – Там был кто-то еще, я почувствовала. Кто-то пытался связаться со мной и с тобой.

Детлеф наклонился ко мне.

– Я ее видел, – прошептал он. – Девушку внизу. Не знаю, кто она, но было написано – «отделение М», будто она из наших. Думаешь, это она? Если она из новых, из тех, кого Петер сегодня…

– Судя по ее виду, она там давно, – так же шепотом ответила я. – Прости, я к тебе подключилась. Мне пришлось, иначе ты бы не вернулся.

– Все нормально, – Детлеф сжал мою руку. – Но если она тут давно, то почему я ее не знаю? А если она медиатор – то как тебе удалось подключиться ко мне? Я думал, это невозможно – вдвоем подключиться к одному человеку.

– Значит, она не совсем медиатор, – сказала я.

– А кто тогда? И почему она вообще там лежит?

Хотела б я знать. И хотела бы я обсудить это – с Детлефом, с Коди, да даже с Эрикой или Петером. На секунду я представила, как мы все собираемся в одной из комнат, сидим на полу, обсуждаем, строим предположения, смеемся – прямо как наша школьная компания. Я так скучала по всему этому – по тому, как мы проводили время вместе, как любили и поддерживали друг друга, какими мы были, пока Нико не умер и мы не перессорились…

– Слушай, – сказала я вслух, – я не хочу в это влезать, ясно? Раз ее там положили, значит, так и надо. Нас там вообще не должно было быть. Так что давай мы просто забудем, что ее видели.

– И ты действительно вот так просто забудешь? – не поверил Детлеф.

– А какая мне разница? Мне не нужны неприятности. Я очень, очень не хочу обратно в Чарну-Техническую, – сказала я, приподнявшись на локтях. Краем глаза я заметила стоящую в дверях Олли, и поняла, что это мой шанс доказать свою лояльность. – Там у меня нет работы, нет денег, я там живу у подруги и сплю на полу на матрасе, моя семья – это моя в очередной раз беременная мать, которая даже не знает, сколько мне лет, и ее парень, который варит наркоту и хочет заставить меня ее продавать. – Мне было стыдно, что я произношу это вслух, но я сжала кулаки и продолжила. Давай, Рета, это ради Коди. – И шанс, что мне еще хоть раз в жизни выпадет возможность оттуда выбраться, стремится не то что к нулю, а к минус бесконечности. Я хочу остаться здесь, с братом, и через пять лет продлить контракт, а потом продлить его еще раз. Если для этого надо стереть себе память – я сотру себе память, мне даже напрягаться не придется. Если надо мозги свои наизнанку вывернуть – пожалуйста. Я постараюсь стать хорошим солдатом отделения «М». И тебе рекомендую сделать то же самое.

Глава 8

С Коди я увиделась лишь утром, на завтраке, и то мельком. Олли оставила меня на ночь в желтой зоне, утром освободила от обязательной часовой тренировки, но на завтрак я пришла позже всех, даже позже Петера, который сидел один, смотрел в тарелку и на попытки с ним заговорить не реагировал. Я порадовалась, что с ним все в порядке, и подсела к Коди и Детлефу, но уже через минуту они поднялись. Сегодня модификанты тренировались отдельно.

– До вечера, – кивнул мне Коди и пошел к выходу.

Детлеф двинулся было за ним, но остановился и повернулся ко мне.

– Слушай, – сказал он, – насчет того, что я тебе сказал… Про меня и Эрику…

– Я – могила, – кивнула я.

– Да нет, это, в общем, бред какой-то. Я уже ночью прокрутил в голове то, что говорил тебе тогда… Я вообще-то так не думаю. Это ее выбор, и Коди классный, и вообще, мы расстались давным-давно. Честное слово, я обычно не такой придурок.

– Просто забудь, – посоветовала я, но мысленно сделала пометку.

Всю ночь меня никто не беспокоил, и у меня было время обдумать то, что случилось. Девушка с минус второго этажа явно лежала там уже кучу времени. Заклеенные глаза, все эти трубки, которые к ней подключены – здоровые спящие люди так не выглядят. Те солдаты из отделения Дале, которых избил Петер, и то смотрелись лучше.

Но – в этом я была уверена – мозг девушки работал. Она почувствовала нас обоих, она попыталась связаться с Детлефом и заставить его что-то делать, она смогла воздействовать даже на меня, хотя я так и не поняла, чего именно она добивалась. Но она не обрывала связь, пока мы сами не ушли слишком далеко.

Девушка хотела с нами пообщаться.

И если Детлеф прав, если два медиатора не могут подключиться к одному человеку, то ее воздействие, ее серый туман – это какой-то иной тип связи. Может, она и была медиатором, раз у нее есть имплант. Но точно давно превратилась во что-то другое.

Я покосилась на Петера. Он все так же ковырял еду и на занятия не спешил. Я подхватила тарелку и пересела к нему.

– Привет.

Петер бросил на меня быстрый взгляд и снова отвел глаза.

– Расслабься, – попыталась я его успокоить. – Ты никого не убил, они все живы.

– Тебе не обязательно со мной разговаривать, – сказал он.

Я прищурилась. Так. Он не из-за драки расстроен? А из-за чего тогда?

– Когда я была в твоей голове, там был полный хаос, – медленно проговорила я, следя за его реакцией.

И заметила отклик. Ему почему-то было это важно – что я там увидела. Времени обдумывать причины не было, и я ринулась в этот разговор, как в холодную воду с моста.

– Это сложно описать. Но это как если бы тебя кинули в смерч. Обычно там не так. Обычно я чувствую себя… космическим объектом. Чем-то таким в невесомости. Это странное ощущение. Но тогда, на полигоне, это было...

Петер смотрел на меня, не отрываясь.

– Больно? – спросил он напряженно.

Я сделала глоток кофе. Этого времени мне хватило, чтобы вернуться на две недели назад. Мы сидели с Коди и Детлефом, я рассказывала им про то, как воспринимаю их сознание. Эрика молчала, и Детлеф сказал, что она никогда ничего такого не рассказывала. Петер сидел поодаль и, казалось, не слушал. Потом мы к этому не возвращались. И вряд ли тут дело лично во мне. Ему что, так важно, каким его видят медиаторы?

– Нет. Там нет боли и нет зрения или еще каких-то чувств. Но если бы были – то да, это было бы больно.

Я почувствовала, как меня снова скручивает это ощущение, всегда возникающее в присутствии Петера. Я убрала руки под стол и сжала кулаки. Только бы он не заметил.

Потому что тогда, на полигоне – он точно заметил. И, вероятно, из-за этого и сорвался.

– А ты? – спросила я. – Что ты чувствуешь, когда мы подключаемся? Это больно?

Он покачал головой.

– Тогда приятно?

– По-разному, – ответил он наконец.

– Расскажи, – попросила я. – Коди не скажет мне правду, если она неприятная. А Детлеф всегда несет какую-то чушь, не поймешь, всерьез или нет.

Я видела, как лицо Петера оттаивает, и сжимала кулаки все сильнее. Как же мне хотелось просто встать и уйти под любым предлогом! Но мне нужно разговорить Петера, мне нужно, чтобы он доверял мне.

– Иногда это как мерцание, – сказал он неуверенно. – Как будто что-то такое внутри головы. Иногда – как будто шелест. А иногда кажется, что тебе нож в голову всадили. Только это не больно. Другие ощущения.

– А от чего это зависит? От настроения, или там от времени суток? Есть разница? Когда я шелест, а когда нож? – спросила я с набитым ртом.

Петер покачал головой.

– Нет, – сказал он. – От каждого медиатора всегда одни и те же ощущения.

Я подняла на него глаза, забыв, что нужно проглотить еду. Петер тоже уставился на меня, поняв, что он проболтался.

От одного медиатор ощущения всегда одни и те же – но он перечислил три разных чувства. От трех разных медиаторов.

Мы застыли, глядя друг другу в глаза и не понимая, что сказать. Я не могла открыто признаться ему, что ночью видела девушку в подвале, а он точно ни за что не расскажет мне, что за медиатор был тут до меня и Эрики.

Затянувшееся молчание прервал сигнал «лексона». Мы с Петером синхронно посмотрели на запястья.

– Мне пора, – сказал Петер.

– А меня вызывают в желтую зону, – кивнула я и вылила в себя оставшийся кофе. – И не переживай. Ты никого не убил.

***

– Итак, – очень спокойно проговорила доктор Эйсуле, – вчера ты почувствовала головную боль настолько сильную, что рядовому Керефову пришлось нести тебя на руках, но никто не подумал сообщить об этом мне.

Олли выглядела особенно бледной. Я заметила, что руки у нее подрагивают. Очкастый парень, имя которого я никак не могла запомнить, старался держаться в стороне и не отсвечивать.

– Скажи, – улыбнулась мне Эйсуле, – ты нарочно саботируешь проект? Или у тебя просто не хватает ума понять, насколько важна эта работа?

Я больше не могла смотреть ей в лицо, поэтому уставилась на ее пальцы. Они были длинные, с коротко остриженными ногтями, и дочерна загорелые. На безымянном пальце я заметила едва различимый светлый след.

– Рядовой Керефов перестарался, – сказала я. – Все было не так плохо. Обещаю, больше этого не повторится.

– Не так плохо, – задумчиво протянула женщина. – Напомни, Реталин, когда ты успела получить специальность нейробиолога?

Я впилась ногтями в ладони. Это ради Коди, напомнила я себе. Ради Коди я могу потерпеть и не послать ее к черту прямо сейчас.

– В сканер, – скомандовала Эйсуле, не дождавшись от меня ответа.

Я полезла в сканер. Олли выдохнула и принялась крепить электроды к моей голове. Минуту спустя сверху опустилась крышка, отрезая меня от остального мира.

Некоторое время я ничего не слышала, потом раздался голос доктора Эйсуле – она негромко раздавала какие-то указания своим ассистентам. Хлопнула дверь, и я узнала шаги доктора Ланге. Снова воцарилась тишина.

– Не стойте над душой, – услышала я наконец раздраженный голос Эйсуле. – Сядьте и смотрите, если хотите.

Послышался звук отодвигаемого стула, и снова все стихло.

– Что это? – спросила вдруг Олли, когда я уже начала дремать. – Я такого еще не видела.

Сон как рукой сняло.

– А я видела, – вздохнула доктор Эйсуле. – Вылезай, Реталин.

Крышка начала подниматься, и я села в своем саркофаге, пытаясь разобрать бубнеж герра доктора.

– Хватит, – резко оборвала его Эйсуле. – Хватит ваших заигрываний с нейрогенезом. Вы видели таф-ритмы? Все, достаточно!

– Она сумела подключиться без стимулятора, мы на верном…

– Идите к черту! – рявкнула доктор Эйсуле, и я вздрогнула. – Реталин! Ты приросла к этому сканеру?

Я поспешила натянуть комбинезон и подойти к ней.

– Вы за это ответите, – зловеще пробормотал Ланге и вышел.

– Отвечу, отвечу. Ольга!

Олли вздрогнула.

– Долго ты будешь на меня смотреть?

Олли метнулась к шкафу у дальней стены, приложила запястье к считывающему устройству.

– Сядь, – раздраженно сказала мне Эйсуле, тонким пальцем указав на кресло с фиксаторами. – У тебя не мозг, а швейцарский сыр. Неудивительно, что ты не можешь запомнить и выполнить простейшие требования.

Это ради Коди, повторила я в сотый раз.

– У меня есть лекарство, но проблема в том, что оно не проходят гематоэнцефалический барьер. Хотя ты вряд ли знаешь, что это такое. Просто знай, что я введу антидот, – раскосые глаза доктора Эйсуле смотрели, казалось, прямо мне в душу, – напрямую в твой мозг. Будет немного больно.

Я сглотнула.

– А можно хотя бы под наркозом?

– Конечно, – ответила она с сарказмом. – Давай смешаем экспериментальной лекарство с наркозом, что может пойти не так? Заур, что ты стоишь как столб? Ждешь, пока явится Ланге с подкреплением?

Заур – вот, оказывается, как зовут очкарика – подошел ко мне и принялся закреплять фиксаторы. От ужаса меня почти парализовало, и я не сопротивлялась.

– Чертов придурок, – бормотала себе под нос доктор Эйсуле, – мясник, ему бы только конечности менять.

Очкастый парень положил руку на мой затылок и нагнул голову вперед. Теперь я видела только ноги: ярко-голубые кроссовки (очкарик, Заир или как его), резиновые шлепанцы с мультяшками (Олли) и тяжелые черные ботинки (доктор Сагитта Эйсуле). Я зажмурилась и вцепилась в подлокотники.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, что они возьмут огромную иглу и воткнут мне в темечко. Но я почувствовала прикосновение к шее, там, где уже была металлическая пластинка. Давление усилилось, стало и правда больно. Олли успокаивающе погладила меня по плечу.

Это ради Коди, сказала я одними губами.

Мне захотелось заплакать или даже скорее захныкать.

В затылке нарастало странное ощущение – будто через шею в голову поднимается густая холодная жидкость. Почему-то вдруг стало очень сложно сжимать кулаки и жмуриться. Мышцы расслабились, Олли поддержала меня, чтобы я не слишком заваливалась вперед. Мультяшки на ее шлепанцах расплылись.

– Готово, – произнесла доктор Эйсуле. – Положите ее куда-нибудь.

Я почувствовала, как очкастый парень (опять его имя вылетело у меня из головы) поднимает меня.

– Да не здесь! – прикрикнула доктор Эйсуле. – Возьми кресло, перевези ее в свободную палату, господи, с какими идиотами приходится работать.

Меня усадили обратно, очкастый вышел, шлепанцы Олли тоже пропали из поля зрения.

Мне было хорошо и спокойно.

– Реталин, ты меня слышишь? – спросила Эйсуле, заглядывая мне в лицо.

Я что-то промычала.

– В ближайшие два часа тебе лучше не двигаться. Лежи, можешь спать, но не вставай и не напрягайся. Это ты сможешь сделать?

– М-м-м, – согласилась я.

Доктор Эйсуле закатила глаза и вышла. Очкарик и Олли пересадили меня в кресло-каталку и куда-то повезли. Я плохо понимала, что происходит вокруг меня, все расплывалось. Вот я еду по коридору, вот я лежу, вот тень на потолке превращается в лису и начинает перебирать лапами…

Часа через два я наконец стала соображать более ясно, но, следуя полученным инструкциям, старалась не шевелиться. Во всем теле чувствовалась слабость, но странным образом это не пугало и не раздражало. Если бы еще Коди пришел меня навестить, подумала я, было бы совсем здорово.

Стоило этой мысли оформиться в моем сознании, как дверь открылась, и вошел Коди.

– Рета! – обрадовался он. – Мне сказали, что ты здесь, но не объяснили, что случилось.

– Привет, – я протянула к нему руки.

Слова давались тяжело, язык не слушался, и я как-то странно растягивала слова.

– Ты что, под кайфом? – подозрительно спросил Коди, беря меня за руки.

– Может быть, – не стала я исключать. – Мне вкололи штуку. Прямо в мозг – пщщщщ!

– А! – понял Коди. – Лекарство этой тетки-доктора для таких, как мы. Мне тоже такое дают.

Он сел на мою кровать.

– У меня минут десять, Хольт снова тащит нас на полигон. Представляешь, его отсюда не выперли.

Честное слово, я не собиралась говорить о том, что происходило в кабинете полковника Валлерта, но контролировать себя не могла.

– Это я, – сказала я с улыбкой, – я им сказала, что он хотел меня остановить, но я не послушалась.

– В каком смысле? – не понял Коди.

– Они меня спросили, и я сказала.

– Что спросили? Что сказала?

– Спросили, буду ли я подавать жалобу.

– Какому жлобу? Рета, честное слово, лучше б ты была обдолбанная.

– Да не жлобу, – видимо, я и правда говорила будто с набитым ртом. – А жа-ло-бу. А я сказала – не б-буду. Потому что он мне сказал остановиться. А я – нет.

Коди неверяще смотрел на меня.

– Черт возьми, Рета, у тебя был шанс избавить нас всех от этого кретина! – простонал он. – И ты им не воспользовалась?!

– Это нечестно.

– Да какая, на хрен, разница! – Коди вскочил. – Зачем ты его выгораживала? Ты же знаешь, как он всех тут задолбал, ты же его сама терпеть не можешь!

– Не-чест-но, – повторила я.

– К черту, – махнул рукой Коди. – Я тебя вообще не понимаю. Что с тобой случилось за эти полгода? Мы же всегда были на одной стороне! Все, я пошел, а то опоздаю, а Хольту насрать, кого я тут проведывал, заставит бежать лишние десять километров. Спасибо тебе, сестра! От всего нашего отделения огромное вот такое спасибо!

Он провел руками по лицу, будто умылся, бросил на меня еще один взгляд и вышел.

***

Следующие два дня ко мне никто не приходил, только Олли, да пару раз заходила доктор Эйсуле. Олли говорила, что ко мне просто никого не пускают, но я не была уверена, что она говорила правду. Так или иначе, у меня оказалась целая куча свободного времени, чтобы подумать.

Ссора с Коди меня угнетала. В тот момент я была уверена, что поступаю правильно – но почему тогда я ничего ему не рассказала? Надо поговорить с ним, попробовать объяснить, но для начала неплохо бы объяснить все это самой себе. Какое мне дело до сержанта Хольта, до Анне Маноа, до Владимира Джехоны, какое мне дело до всех людей, которых я едва знала и не больно-то любила?

Когда вечером второго дня доктор Эйсуле еще раз прогнала меня через сканер и сообщила, что утром я могу переселяться обратно в зеленую зону, я возликовала. Завтра утром за завтраком я постараюсь поговорить с Коди. Мы не можем поссориться на самом деле, мы же самое важное, что есть друг у друга. Я постараюсь ему объяснить, и он поймет. Он всегда понимает.

Но утром случилось событие, которое отодвинуло все мои планы.

Едва я взяла на раздаче свой поднос, дверь открылась, и в столовую, прихрамывая, вошла девчонка – половина лица ее была скрыта под повязкой, искусственную ногу поддерживала какая-то странная конструкция, закрепленная поверх штанины, одежда в нескольких местах топорщилась – под ней тоже был металл. Она быстро дохромала до нашего стола и уселась напротив Петера.

– Ну привет, – громко сказала она и, наклонившись, хлопнула его по плечу. – Без обид, дружище, да?

Это же та девчонка из группы Дале, сообразила я. Надеюсь, она на него не кинется.

Я быстро подошла и села рядом. Коди оказался по другую сторону от нее, и они с Детлефом с интересом наблюдали за происходящем, нисколько не беспокоясь. Эрика едва удостоила новенькую взглядом.

– Привет, – повернулась ко мне девчонка. – Это ты та телепатка, которая его тормознула, да?

– Это не телепатия, – пробормотала я. – Не называй это так.

Я однажды произнесла слово «телепатия» в присутствии Эрики, так она потом два дня надо мной издевалась.

– Да какая разница! – отмахнулась девчонка. – Ты скажи, это ты или не ты?

– Это я, – согласилась я обреченно.

Девчонка неожиданно подалась ко мне и обняла.

– Спасибо, – сказала она с чувством. – Век не забуду.

Я попыталась отстраниться. Девчонка отпустила меня и встала.

– Ну, до встречи, – объявила она. – Меня пока не выписали, но скоро я буду с вами!

Она вскинула кулак и, сильно хромая, двинулась к двери. Я проводила ее взглядом. К ребятам из группы Дале она так и не подошла.

Я повернулась к Коди, но он едва слышно говорил что-то Детлефу и на меня не смотрел. Сейчас они закончат, и я ему скажу.

Но я не успела ничего сказать. Мой «лексон» завибрировал, и на экране появилось требование явиться в желтую зону, в кабинет доктора Эйсуле.

Я постучала по экрану – наверняка это ошибка, я же только оттуда, – и заметила, что Коди занят тем же самым – смотрит на запястье, хмурится и стучит по стеклу.

– Меня вызывают в желтую, – сказал он Детлефу. – Пойду.

– Меня тоже, – я вскочила, но передо мной неожиданно возникла Эрика.

– Значит, ты отмазала Хольта, – сказала она с неприятной улыбкой.

И сказала достаточно громко – ближайшие к нам ребята из группы Дале повернулись и стали прислушиваться.

– Не твое дело, – сказала я сквозь зубы. – Дай пройти.

– Выбиваешься в любимчики? – усмехнулась она, не двигаясь с места. – Зря стараешься, он тут мало что решает.

Я покачала головой. Ох, Коди, и что ж ты стал таким болтливым!

– Или ты думаешь, – продолжила Эрика, и я спиной чувствовала, как все больше людей на нас смотрят, – что он сможет выкинуть кого-то из программы?

В голосе ее послышалась угроза. Она боится, поняла я. Боится, что выкинут ее. Знает, что проигрывает мне как медиатор. Вот к чему этот разговор.

Мой браслет снова завибрировал, и я подняла руку.

– Дай пройти, – сказала я. – Меня ждут в желтой зоне.

– Прошу, – насмешливо сказала Эрика и сделала шаг в сторону.

Стараясь не сутулиться и не ускорять шаг, я пошла к выходу. Неприязнь буквально висела в воздухе, даже Детлеф смотрел на меня с осуждением. Кажется, Хольта тут ненавидят вообще все. Может, я и правда зря не подала жалобу? Я ведь на базе недавно, мало ли, что он тут всем устраивал… Впрочем, жалеть поздно, сделала и сделала. Главное сейчас – догнать Коди и поговорить с ним.

Но догнать Коди не получилось, до кабинета доктора Эйсуле я дошла одна.

– Доброе утро, Реталин, – поздоровалась она, когда я вошла. – Как самочувствие? В порядке?

Не хуже, чем час назад.

– Так точно.

– Сегодняшние занятия на полигоне отменяются, надвигается ураган, – сказала она, стоя ко мне спиной и перекладывая какие-то бумаги на столе. – Поэтому мы поработаем в лаборатории с утра. Ты же не против?

А если против, меня, надо думать, отпустят кино смотреть.

– Никак нет.

– Вот и прекрасно. Садись.

Я подошла к знакомому креслу и села, ожидая, пока появится Олли или очкарик на букву З. Но закреплять фиксаторы принялась сама доктор Эйсуле.

– Сегодня у тебя новое интересное задание, – сказала она. – Тебе нужно установить связь сразу с двумя людьми. И я совершенно уверена, что ты сможешь это сделать. Может быть, на это понадобится время, поэтому я дам тебе около получаса, чтобы освоиться. Потом, на второй дозе, будем работать с информацией.

От ее улыбки меня передернуло.

– Доктор Ланге считает, что я напрасно вмешалась в те деструктивные процессы, которые происходили в твоем мозге. Но я уверена, что ты все же сможешь, – она выделила это слово интонацией, – работать в прежнем режиме.

Она ждала от меня какого-то ответа, но я уцепилась за первую часть фразы. Два дня, что я провела в желтой зоне, она почти не появлялась, и я не могла спросить ее о том, что волновало меня больше всего.

– Так вы меня вылечили? – спросила я с надеждой. – Тот доктор в Чарне сказал, что я умру через год или полтора – но этого не случится, да?

– Не случится, если ты будешь работать в нашем проекте, – сказала доктор Эйсуле, глядя мне в глаза. – Лекарство экспериментальное. Оно останавливает то, что с тобой происходит, но лишь на время. Инъекции надо будет делать регулярно. Но не волнуйся, я буду следить за твоим состоянием и делать все, что нужно. И для тебя, и для твоего брата. Очень удачно, что вы оба здесь, верно?

Я очень надеялась, что мое лицо выражает только радость, потому что внутри, вокруг сердца, казалось, завязался узел, и с каждым словом он затягивается сильнее и сильнее. Лекарство доктора Эйсуле не лечит нас. Оно только временно останавливает то, что с нами происходит. И стоит нам с Коди сбежать отсюда – все будет так, как говорил Кару. Он называл это «энцефалопатия», а я говорила – «паршивая смерть». Но это одно и то же.

Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и опустила голову, стараясь дышать на счет, но вдохи получались какие-то прерывистые, как всхлипы.

Я не смогу вытащить отсюда Коди, поняла я. Я не смогу сбежать и забрать его с собой, зная, что этим обрекаю его на смерть. Мы должны остаться здесь, всю жизнь работать на доктора Эйсуле, делать все, что она говорит, чтобы она продолжала колоть нам свое лекарство.

Я никогда не увижу Эме, не узнаю, смог ли Борген Кару вылечить Тенну и как дела у Анне Маноа, не заберу Лиру, не скажу Марко, что, может, я его и прощу, не поговорю с Нико.

Никогда больше не смогу поцеловать Ди.

Сколько времени он будет ждать меня и держать комм Нико включенным, прежде чем поймет, что я не вернусь?

– Готова, Реталин? – спросила она.

Я подняла на нее взгляд.

– Готова, – кивнула я и вытянула руку, подставляя ее под инъектор. – Я смогу установить связь с двумя людьми.

Глава 9

Едва ли я хорошо понимала, что происходит.

Доктор Эйсуле вколола мне красный препарат, и мир залило уже привычной зеленью.

– Двое в соседней комнате, – сказала она мне, и я отключилась.

Первым, кого я нашла, был Коди. Я погрузилась в его знакомое сознание – мелкий теплый песок, и ощутила отклик, когда он почувствовал мое присутствие. И тут же поняла, что он злится – на меня и на Хольта, а еще – что ему не нравится, что я об этом знаю, и он не хочет, чтобы я была здесь.

Я отскочила от его сознания, словно камушек, скользнувший по воде. Даже глаза открыла – и тут же, наткнувшись взглядом на доктора Эйсуле, закрыла их снова.

Ничего. Я пока поищу другого человека.

Он был рядом, я его уже чувствовала. Я коснулась чужого разума, готовая отступить, если что-то пойдет не так. Ощущения были новые. Это был кто-то незнакомый, и я мельком удивилась. Человек тоже удивился, ему было любопытно, но не страшно, веселое волнение, словно пузырьки в газировке. Да и в целом ощущение было похоже на то, что возникает на языке, когда пьешь алкоголь. Обжигающее и приятное.

Глаза незнакомого человека видели кабинет доктора Ланге, хотя самого доктора Ланге там не было, были двое его ассистентов. Коди был совсем рядом, я видела, как он сидит, прикрыв глаза, так близко, что можно было протянуть руку и обнять его. Делать этого, конечно, не стоило. К тому же человеку, чьими глазами я сейчас смотрела на мир, было тяжело двигаться, и еще ему было больно, но, как ни странно, его это даже не расстраивало.

Зато это расстраивало меня. Я попыталась передать свое доброжелательное отношение к нему, кем бы он ни был. Оказывается, гораздо легче работать, когда к тебе хорошо относятся.

Нужно было возвращаться к Коди.

Я снова потянулась к нему и снова почувствовала, что он меня отталкивает, но на этот раз отступать не стала. Я его сестра-близнец, черт возьми. Нам в любом случае придется помириться.

Коди, пожалуйста, попросила я мысленно. Я не знаю, что такого Хольт тебе сделал, но я совершенно точно не хотела сделать тебе плохо. Мне плевать на Хольта, на Эрику, на Сагитту, на всех здесь плевать – кроме тебя. Только ты имеешь значение…

Я не знала, как много он воспринимал – я же сама недавно говорила, что это не телепатия, так что сосредоточилась на том, чтобы передать то, что чувствую – любовь и сожаление.

Наверное, подумала я, можно просто вломиться к нему в голову и заставить делать то, что мне нужно, то, что нужно доктору Эйсуле. Но вот станет ли он после этого вообще со мной общаться?

Пожалуйста, Коди, повторила я с нажимом, мы же должны быть не одной стороне, иначе нам не выбраться из этой истории, я же просто хочу, чтобы ты был жив и при этом остался собой…

В голове всплыло непрошенное воспоминание – темный подвал, лаборатория, труп Джехоны, намертво прикрученный к креслу, нож в моих руках, который я вгоняю в плечо Измененному, страх и отчаяние…

Я начала терять контроль, мне показалось, еще немного – и я сорвусь, стану штормом, водопадом, ливнем, вода перестанет мне подчиняться, меня затянет в водоворот, и Коди затянет вместе со мной... Усилием воли я заставила себя не думать об Измененном номер сто тридцать один и сосредоточилась на Коди, и тут оказалось, что стена, которую он выстроил вокруг своего сознания, исчезла. Коди готов был со мной работать, я почувствовала отклик и обрадовалась, но тут же поняла, что в отклике преобладает недоумение и беспокойство. Коди что-то напугало.

За долю секунды я метнулась в голову второго человека, почувствовала его боль, почувствовала обжигающий вкус водки на языке, открыла глаза – в кабинете все было в порядке.

Я вернулась к Коди. Он чего-то хотел от меня, и через секунду я, облившись холодным потом, наконец догадалась – я смогла передать ему картинку. Я показала ему Измененного. Он видел его моими глазами, видел мое воспоминание, за секунду пережил это вместе со мной.

Это не телепатия – то, чем мы тут занимаемся. Но мы можем передавать информацию. Любую информацию, говорил Детлеф. Передавать ее так, чтобы ее невозможно было подслушать, перехватить, прервать передачу.

Еще не успев додумать эту мысль до конца, я улыбнулась. Не дав себе времени на сомнения, я вызвала новые воспоминания.

Смотри, подумала я, мысленно возвращаясь на пустую площадь, пробегая по улицам, прячась в брошенном доме. Смотри – мы нашли вход, прошли по темным коридорам, нашли фотографии и дневник Амелии Лукаш. Смотри – старая лестница сломалась под моим весом, и я падала вниз, в темноту и неизвестность, и каждая секунда казалось вечностью, а потом я не могла дышать, и кровь текла из моей руки, и мне было больно, больно, больно, но я должна была встать и попытаться найти выход. Потому что я должна была найти тебя, Коди. Я думала, что ты мертв, но я все равно должна была тебя найти. Но посмотри, посмотри, кого я нашла вместо этого. Смотри на его руки, и на его вторые руки, и на его обгорелую кожу, на эти разъемы, торчащие из его расползающегося тела, и смотри на его лицо, это невозможно – смотреть на его лицо, но я смотрела, и ты тоже посмотри, вот, что они сделали с его лицом. Посмотри, как мы вскрыли ему голову и вытащили чип. Смотри, как потом мы подключили плату к компьютеру. Смотри, как капитан Владимир Джехона, командир пятого воздушно-десантного взвода глубинной разведки, личный номер четыре-шесть-шесть-пять-пять-ноль, позывной «джин-тоник», уничтожил лабораторию и убил целый город, чтобы больше никогда не было ни одного Измененного.

Я почувствовала, как заканчивается действие стимулятора и меня затягивает обратно в собственную голову, и успела швырнуть в Коди последним образом – мой разбитый и разобранный комм, золотисто-прозрачная пластина, и как ее вшивают мне в руку. Вот так, Коди. На ней записано все, что осталось от личности человека, которого я любила, и я ношу ее в своем теле.

Ниточка, связывающая меня с братом, истончилась и исчезла окончательно. Я поморгала, привыкая к яркому свету.

– Как ты, Реталин? – спросила доктор Эйсуле. – Все получилось?

– Не знаю, – сказала я. – Может быть.

– Не знаешь, – повторила она. Эта ее привычка повторять слова собеседника бесила так, что передать нельзя. – Я дала тебе полчаса, чтобы ты знала, можешь ли установить связь с двумя людьми одновременно.

– Это сложно, – сказала я.

Ну да. К тому же я даже не попыталась. Потратила все время на то, чтобы показать Коди, как я провела лето.

Длинные пальцы доктора Эйсуле нервно постукивали по столу.

Я почувствовала беспокойство.

– Но я уверена, что сейчас справлюсь, – сказала я.

Я должна справиться, иначе произойдет что-то плохое. Я сама не знала, откуда появилась эта уверенность.

Но Эйсуле не успела вколоть мне следующую дозу. Даже шприц взять не успела. Дверь открылась, и вошла запыхавшаяся раскрасневшаяся Олли.

Доктор Эйсуле нахмурилась.

– Я велела тебе ехать в Чарну, – сказала она. – Что ты тут делаешь?

– Я хотела сказать, – произнесла она, запинаясь, – предупредить… Прибыл вертолет. Я видела того мужчину, который всегда сопровождает… груз.

Олли покосилась на меня. Я уставилась на свои ногти, делая вид, что мне не интересно.

– Винценца? – резко спросила Эйсуле и встала.

Я старалась дышать ровно. Мало ли людей по фамилии Винценц?

– Да, – кивнула Олли. – И коробки с метками Эн-Си. Судя по маркировке, это нейроимпланты. Много нейроимплантов.

– Много – это сколько?

– Штук пятнадцать, не меньше.

– Пятнадцать, – протянула Сагитта. – Все отделение Дале. Что еще?

– Остальное я не видела. Но были и другие.

– Значит, он убедил Валлерта, – пробормотала Эйсуле едва слышно. – И решил форсировать работу. Мясник.

Она это о докторе Ланге, поняла я.

– Но как же условие? – неуверенно спросила Олли.

– Условие? – рассеянно переспросила Эйсуле, думая о чем-то своем.

– Ну да, ваше условие. Что в проект «Маджента» должны попадать только те, кто иначе все равно умрет.

– Ах, это условие, – протянула Сагитта и вдруг рассмеялась.

От этого смеха мне стало не по себе, и я начала обдирать кожу вокруг ногтей в два раза интенсивнее.

– Да плевать всем давно на это условие, – сказала она. – Посмотри на рядовую Северин, которая въехала в проект на фамилии своего отца. Проект не мой, – добавила она, все так же усмехаясь, – Проект национальный. А это значит – лично Валлерта. Но замажемся все. Так что давай-ка ты уезжай в Чарну. Перевод я тебе потом оформлю.

Свет мигнул и разом сделался более тусклым.

– Да чтоб тебя, – Сагитта стукнула кулаком по столу. – Это что, генератор?

– Там ветер уже довольно сильный… Наверно, электричество…

– Значит, в Чарну ты уже не уедешь, – перебила ее доктор Эйсуле и покачала головой. – Глупо. Надо было ехать сразу, как Заур. Ладно, иди к себе, на сегодня работы уже не будет. Ты что, до сих пор здесь? – вдруг повернулась она ко мне.

– Так точно, – ответила я хмуро. – Не было приказа покинуть желтую зону.

– Ну, считай, что теперь у тебя есть приказ. Иди, я не знаю, в тир или на самоподготовку. Давай, проваливай отсюда.

– Есть проваливать отсюда.

Я встала и направилась к выходу.

– Отдыхай, пока есть возможность, – догнал меня голос доктора Эйсуле.

***

Стоило мне выйти, как я наткнулась на Коди.

«Что происходит?» – беззвучно спросил он.

Я не успела ответить.

Из соседней двери, хромая на обе ноги, вышла девчонка, которую я видела в столовой.

– Так и знала, что это ты! – сказала она радостно. – Нет, серьезно, когда ты мне влезла в голову – это вообще улет! Фейерверк! А чего нас так рано отпустили? Вас – в смысле, нас, в смысле, отделение М – всегда так рано отпускают, да? Круто, да?

– Не всегда, – ответила я. – Просто у них дела. Привезли груз, – я посмотрела на Коди, – нейроимпланты. Судя по количеству – для всего отделения Дале.

Мне очень надо было поговорить с Коди. Узнать, что он увидел и что понял из того, что я пыталась ему передать, и рассказать то, что узнала из разговора Олли и доктора Эйсуле. И попросить прощения.

Я сделала едва заметное движение головой, и мы пошли к выходу.

– Они что, все тоже будут работать с телепатами? – спросила девчонка.

Я обернулась и увидела, что она изо всех сил старается от нас не отстать.

– Это не телепатия, – вздохнула я, останавливаясь. – Я не телепат, ты не телепат, никто, блин, не телепат. Но, наверное, они теперь тоже будут отделением М. А тебе не надо в свою палату или где ты вообще живешь?

– Я зря это все сделала, что ли? – расстроилась девчонка.

Мы с Коди одновременно повернулись к ней.

– Ты что, специально подставилась? – не поверила я. – Специально влезла в драку с Петером? Он же мог тебя убить!

– Не мог, – она помотала головой. – Мы все знаем, что теле… что вы их контролируете.

– Это, наверное, секрет, но плевать. Знаешь, вот как раз в тот день никто никого не контролировал.

– Да не, так не бывает, – помотала головой девчонка. – Всегда кто-то дежурит. Нам сержант Дале говорил.

– Бывает, – подтвердил Коди. – Хольт отмороженный. Погнал всех проходить полосу. Дежурного медиатора не было.

– Я в последний момент успела, – кивнула я. – Еще немного, и Петер убил бы тебя.

У девчонки вытянулось лицо. Кажется, она все это время не подозревала, чем рисковала на самом деле. Но меня интересовало другое – интересовало так сильно, что я даже решила отложить ненадолго разговор с Коди.

– Зачем ты это сделала? – спросила я. – Даже если ты думала, что он тебя не убьет, все это, – я указала на железки, торчащие из ее ног, – зачем?

– А ты когда-нибудь жила в одной казарме с четырнадцатью парнями? – спросила она в ответ. – Хорошего мало, поверь. Мы все знаем, что у вас отдельные комнаты, и свои планшеты с доступом в локалку, и получаете вы больше, и страховка лучше.

– И поэтому вы все нас так ненавидите, – вполголоса заметил Коди.

– Надо было просто покалечиться как следует, чтобы мне насовали имплантов и перевели к вам. Я подписала согласие на это, когда сюда пришла. Ну, не только я, конечно. Все подписали. Но я все думала, как бы так сделать, чтобы это согласие побыстрее пригодилось, а тут как раз… Слушайте, мы ж не познакомились!

– И ты реально полезла в драку с модификантом? – снова уточнил Коди. – Сама, добровольно?

– Ну!

– Да мы даже друг с другом не деремся, когда модификации полностью активны! Только с ограниченным подключением.

– Ну так нас учили с вами драться – этот ваш блондин с искусственным глазом приходил два раза в неделю, и нам все объясняли, тренировали, как с вами драться, чтобы не сильно досталось. Надо было просто сделать все наоборот.

Она явно была довольна собой. А я смотрела и не могла поверить, что она правда пошла на это ради собственной комнаты.

– Так вот. Я – Ариадна, а вас как зовут?

В конце коридора открылись двери лифта, и я вспомнила, что меня отправили в тир или на самоподготовку, а не торчать посреди коридора. Если сейчас нас заметит кто-то из сержантов… Но я не могла уйти прямо сейчас. Имя девчонки меня зацепило.

– Откуда ты? – спросила я, прозревая.

Девчонка насупилась.

– Веста-шесть, – сказала она с вызовом.

Мы с Коди улыбнулись. Я не знала, что за место эта Веста-шесть, но если в названии города есть цифра – это всегда кое-что значит.

– А мы из Чарны-Технической, – сказала я.

Лицо Ариадны расплылось в улыбке.

– Сестра! – она со всей силы хлопнула меня по плечу.

По крайней мере, теперь я лучше понимала, зачем она пошла на это. Едва ли у нее хоть раз в жизни была своя комната. Не факт, что у нее была хотя бы своя кровать. Не говоря уже о страховке.

– А я думала, ты из какого-то модного места, – сказала девчонка. – Из-за твоих волос. Но раз так – зови меня Аре.

За спиной послышался шум. Я обернулась – к нам ехал робот-доставщик, небольшая платформа с коробками. А следом шли трое – полковник Валлерт, доктор Ланге и человек, которого я надеялась никогда в жизни больше не встретить. Мартин Винценц. Они о чем-то увлеченно болтали, но я понимала, что еще пара секунд, и нас заметят. И дальше все будет зависеть от того, насколько у Мартина Винценца хорошая память на лица.

– Надо валить, – сказала я тихо. – Давайте, идем отсюда.

– Ты че, – покачала головой Аре. – Это ж полковник Валлерт.

Коди внимательно посмотрел на меня.

«В чем дело? – спросил он. – Нехочешь встречаться с В-а-л-л-е-р-т-о-м?»

«В-а-л-л-е-р-т меня меньше всего беспокоит», – покачала я головой.

Уходить было поздно – нас заметили. Стараясь не смотреть на Винценца, я вытянулась и вскинула руку в виску. Коди сделал то же самое. Аре, глядя на полковника с обожанием, кое-как выпрямилась, рука ее почти не слушалась.

Полковник Валлерт небрежно мотнул головой, не глядя на нас. Доктор Ланге притормозил и улыбнулся.

– Как самочувствие, Реталин? Ариадна?

– Спасибо, – широко улыбнулась Аре, – все путем.

– Осваиваешься? – кивнул он ей. – Ну и прекрасно. Позже я к тебе загляну.

Идите уже, умоляла я про себя, чувствуя, как взгляд Винценца прожигает дыру в моей щеке.

Наконец доктор Ланге закончил улыбаться и присоединился к остальным. Я посмотрела им вслед, переводя дух, и поймала задумчивый взгляд Винценца. Полковник Валлерт что-то говорил ему, а он глядел на меня и хмурился. Наконец он покачал головой, и они убрались вслед за роботом-доставщиком.

Он меня не узнал, подумала я с облегчением. Да и как он мог узнать? Мы виделись один раз, мельком, он был пьян, я была накрашена как клоун и одета в модное платье. И волосы были ярче – Анне не обманула, постепенно фиолетовая краска вымывалась, и теперь у корней волосы были едва заметного лилового оттенка.

Потому что если он все же свяжет ассистентку Боргена, которую он встретил на вечеринке, и медиатора с военной базы… Если заглянет в мое личное дело… Если поймет, что Борген по какой-то причине соврал…

Я вдруг осознала, что Коди и Аре смотрят выжидающе смотрят на меня.

– Что? – спросила я.

– Ну ты идешь или нет?

Я кивнула.

– Я тоже пойду, – сказала Аре. – Увидимся.

Кивнув на прощание, она похромала к себе – странной дерганной походкой, сильно отмахивая левой рукой. Я вспомнила, что прямо сейчас ей больно – наверное, ей дают какие-то обезболивающие, иначе боль была бы куда сильнее, но все же.

– С тобой тоже так было? – спросила я Коди.

– Ну, не так, – поморщился он.

Я вспомнила все, что говорил Детлеф – про то, как Коди не мог освоиться с имплантами, и как из-за этого к нему все время цеплялся какой-то парень из отделения Дале, а потом додумала то, чего Детлеф не говорил – про боль и про страх, и как Коди скучал по мне и думал, что я никогда не приду, – и сжала его ладонь, и почувствовала ответное пожатие. Нам не нужны слова и не нужен этот красный стимулятор, мы и так знаем друг про друга все.

– Кто этот парень? – спросил Коди. – Который был с тобой в том подвале?

Ну, почти все.

– Это Ди. Ди Новак, может, ты его видел в Башне. Мы вместе работали, разбирали завалы после землетрясения, и потом… Так получилось, что он пошел со мной. Вот.

Мы обменялись взглядами. Я чувствовала, что на моем лице расплывается дурацкая улыбка, и Коди тоже улыбнулся – немного грустно.

– Жаль, что вам пришлось расстаться, – сказал он.

– Да мы не то что бы, – не то что бы расстались, подумала я, – не то что бы встречались. Просто, знаешь…

– Просто он – не Нико? – спросил Коди и покосился на мое плечо.

К счастью, он не стал говорить ничего вслух. Я даже не была уверена, понял ли он, что именно я пыталась ему показать.

– И это тоже. Не важно. Я рада, что я здесь.

– Ага, – сказал Коди с сомнением. – Если ты так рада, то идем со мной в спортзал. У меня сегодня еще обязательная нагрузка не отработана. Знаешь, усиленные мышцы – это, конечно, круто. Но надо каждый день вкалывать. Иначе начнут отторгаться.

– Серьезно? – новости меня неприятно удивили.

Если – ну вдруг – мне удастся раздобыть формулу лекарства, которое давала мне доктор Эйсуле, и сбежать, и при этом прихватить с собой Коди – что еще, интересно, мне надо будет перед этим украсть у армии?

– Так нам сказали. Пойдешь?

Я помотала головой.

– Может, позже приду. Мне бы в учебку, раз уж дали свободное время, я от вас на полгода отстаю по программе. Хольт меня с говном сожрет, если не нагоню.

Побег – это еще когда будет, и не точно. А Хольт – вот он, уже сейчас.

Я протянула руку и приложила запястье к сенсору, но входная дверь не открылась, только издала какой-то сигнал.

– Двери заблокированы, – сказал Коди. – Надо было догадаться. Ураган. В прошлый раз тоже опустили щиты.

– И что делать? – растерялась я.

– Идем, тут на подземном этаже есть переход между корпусами. Я покажу.

Все время, пока мы шли до ближайшего лифта и пока спускались, и пока шли по коридору, я молчала, прислушиваясь к своим ощущениям. Где-то там, прямо под моими ногами, лежала девчонка, которая была серым туманом, и я не знала, почувствует ли она наше присутствие, а если почувствует – дотянется до нас или нет, а если дотянется – смогу ли я в этот раз удержаться и удержать Коди от того, что она попытается заставить нас сделать. И только поняв, что мы уже под синей зоной, я наконец расслабилась.

– Если хочешь, пойдем в учебку вместе, – предложил вдруг Коди. – Я помогу. А потом вместе на тренировку. Покажу, как с нами драться. Чтобы не сильно пострадать. Как Аре сказала.

Я помотала головой.

– Иди, тренируйся. Я справлюсь.

Коди усмехнулся.

– Я просто все время боюсь. Я уйду, а ты снова исчезнешь. И я еще полгода тебя не увижу.

– Я не исчезну, обещаю, – прошептала я, чувствуя, как глаза становятся влажными.

– Мне все время снилось, что я в Вессеме, – признался Коди. – Что все еще то утро. Ты бежишь, а я пытаюсь тебя догнать. И не могу.

– И мне, – кивнула я. – Один и тот же сон, что ты мне что-то говоришь, а я не могу понять, что именно, и потом бегу, бегу – и просыпаюсь. Все время это снилось. – Я уже почти плакала. – Прости меня, я не знаю, как я могла убежать и бросить тебя там. Мне говорили, что этому невозможно сопротивляться, но я убежала, а ты остался, и… Коди, я клянусь, я ни за что больше тебя не брошу.

– Эй, не плачь, – Коди обнял меня. – Я же здесь. И прости, что я наехал на тебя из-за Хольта. Детлеф говорил, у вас, у медиаторов, голова по-другому работает. Я этого не понимаю. Но это не важно. Важно, что ты здесь.

Я кивнула, утирая нос.

– Все, иди в учебку. Встретимся позже, да?

Я кивнула и еще некоторое время смотрела, как он уходит. И когда он почти дошел до того места, где коридор раздваивался и поворачивал (налево – в тренировочный зал, направо – в тир), я его окликнула.

– Коди!

Он обернулся, и я задала вопрос, который так долго мучил меня. Конечно, тогда, в Вессеме, стоя вместе с Ди на пустой улице, я уже нашла на него ответ. Но мне надо было убедиться.

– Помнишь, тем утром, – мне не надо было уточнять, каким, у нас было только одно то утро, – ты мне что-то говорил? Я не разобрала из-за тумана. Ты говорил «надо быстро уходить, там какая-то…» – и все. Что там было, что ты на самом деле видел?

– А, это. Там была какая-то девчонка в военной форме. Я думал, если она нас заметит, нам кранты, – он улыбнулся на прощание и ушел.

А я осталась стоять.

Глава 10

«Надо быстро уходить, только тихо. Там какая-то девчонка в военной форме», – вот, что на самом деле хотел сказать мне Коди тем утром.

Я думала об этом всю дорогу до учебки; и потом, пока смотрела запись занятия по подготовке здания к бою в городских условиях, стараясь не обращать внимания на Эрику, которая тоже смотрела какие-то учебные материалы; и когда после обеда пришел злющий сержант Хольт, вытащил меня и Эрику из учебки, наорал и погнал в тир; и пока мы стреляли из положения лежа, сидя, стоя, с перекатом, из окна макета здания, из-за препятствия и при тусклом свете, имитирующем ночное время, – я тоже думала о том, что сказал Коди.

Вот в чем проблема. Эта база – ближайшая к Вессему, и, кого бы ни видел Коди, она, вероятно, была отсюда. Но словом «девчонка» тут можно было назвать только меня, Эрику и Ариадну. Остальные женщины, те, что носили форму, а не халаты и бейджики с буквой S, – их было человек восемь – под определение девчонок не подходили.

Если не считать ту девушку на минус втором этаже.

– Ты была в Вессеме? – спросила я Эрику.

Мы ползли по стометровому участку, имитирующему улицу – оружие на предохранителе, одежда и защитные маски в бетонной пыли, на спине утяжелители – вроде как мы в бронежилетах ползем. То, что здесь называлось тиром, представляло собой огромный ангар – наверное, в нем был собственный микроклимат, может, даже туман собирался, – полный препятствий, за которыми надо было прятаться, и мишеней, в которые нам предлагалось лупить. Мы уже отстреляли положенное количество патронов и пошли на последнее упражнение. К счастью, по облегченному сценарию, нас же всего двое. Сейчас займем позицию и будем отстреливаться от воображаемого противника, засевшего в здании. По одному попаданию в каждую цель при условии отсутствия критический повреждений у нас – и нам его засчитают, а потом в душ наконец. И ужин. А завтра воскресенье – подъем на час позже и занятий с утра не будет, только спарринг после обеда…

– Тебе заняться нечем? – ответила Эрика. – Заткнись и смотри по сторонам.

– Была? Это важно.

– Тебе это прямо сейчас важно?!

Эрика перекатилась на полметра вправо, уворачиваясь от вспышки, изображающей взрыв.

– В октябре прошлого года, вспомни.

– Ты заткнешься или нет?

– Ответь, и я заткнусь.

– Да я даже не знаю, о чем ты говоришь! А в октябре я была в десантных, если тебе так интересно.

Я дернулась в сторону, уходя от выстрела.

– Корто – ранена! – заорал сверху сержант Хольт.

Он шел над нами по решетчатому металлическому мосту, протянувшемуся над всем тиром на уровне второго этажа. Оттуда ему было прекрасно видно, как мы лажаем. Вернее, как я лажаю.

– Есть ранена!

Хольт ко мне придирался. Если бы я правда была ранена – я бы почувствовала. Не знаю, сидел ли кто-то в здании на самом деле – иногда противником был кто-то из отделения Дале или какой-нибудь сержант, а иногда просто робот, реагирующий на движение, но всегда вместо настоящих пуль были слабые парализаторы. От таких рука не отнималась на самом деле, просто было ощущение, будто отлежал ее.

По правде за эти три недели в меня попали один раз. Не то что бы я так хорошо пряталась и быстро бегала. Просто мне и пройти это упражнение дали всего один раз. Все последующие разы я сидела на мосту наверху и смотрела чьими-нибудь глазами, а Олли сидела со мной и следила, чтобы я не свалилась.

– Левой рукой не пользоваться!

– Есть не пользоваться!

Черта с два он мне засчитает упражнение. Коди был прав, не стоило его выгораживать. Пусть бы катился в дисбат в горах, или куда там его Эйсуле обещала сослать. Дале бы не стал орать на меня за то, что я изучаю тактику городского боя по видео, наоборот, похвалил бы. Ползай тут теперь по бетонной крошке – наверняка Хольт ее сам сюда и насыпал…

Я прижала левую руку к боку и поползла вперед, как гусеница. К счастью, оставалось недолго, пара метров – и я заняла позицию за куском пластика, изображающего дерево.

– Я ранена, – сказала я Эрике. – Давай ты наверх.

Эрика выразила лицом все, что она обо мне думала. Мы договаривались, что она будет стрелять снизу, а я полезу «на крышу» – то есть на макет, изображающий одноэтажный дом.

Так даже лучше. Я же видела, как она лазает. Разбег тут взять нельзя, но она и без этого справится в три секунды. Главное, закончить это побыстрее.

Я достала аптечку и принялась заматывать руку прямо поверх рукава. Если хоть как-то не перебинтую – Хольт еще и за это баллы снимет. Скажет, что я кровью истекла и умерла, а мертвые зачет не получают.

Тем временем Эрика заняла позицию – я увидела тень на стене и край ее ботинка. Никаких раций нам не дали, предполагалось, что мы и без них должны действовать слаженно. Я осторожно высунулась из-за своего укрытия. Хольт сказал, что меня ранили в левую руку. Рука в тот момент была впереди, и стрелять могли… вон из того окна на втором этаже. Я прищурилась, вглядываясь в темный прямоугольник. Ну да, кто-то там есть. Вроде какое-то движение. А второй стрелок, судя по траектории, точно сидит вон за теми бетонными плитами. Очень там удобный зазор между ними. Но это Эрика и сама поймет и не промахнется.

Я снова спряталась, перекатилась (бетонная крошка больно впилась в плечо) и выглянула с другой стороны.

Стоило бы уже дать Эрике наводку на стрелка на втором этаже и отвлечь его внимание, пострелять немного и дождаться, пока Эрика попадет по целям, ей с крыши это будет удобно. Но что-то меня останавливало. Я принялась вглядываться во все окна по очереди. Опыт, полученный за три недели, говорил, что больше двух противников не будет. Но я все равно продолжала смотреть – и успела заметить, как шевельнулась занавеска. Может, и от сквозняка. А может, там снайпер. Если так, то он ни разу за все время ничем себя не обнаружил, стреляли только с двух точек. Чтобы мы поверили, что их только двое.

И скорее всего, подумала я, это живой человек. На втором этаже, может, и автоматика, а туда Хольт кого-то посадил и велел ждать, чтобы нам подгадить. Ну вот уж хрен тебе.

Тем временем Эрика устала ждать сигнала – едва ли она вообще верила, что я способна дать ей какую-то полезную информацию. Я заметила, как она медленно приподнимается над краем крыши, в одной руке пистолет – стрелять в того, кто сидит на втором этаже, в другой – муляж гранаты, сейчас кинет за плиты... Занавеска качнулась второй раз.

– Стой! – заорала я и выскочила из укрытия.

Эрика мгновенно распласталась по крыше, а я почувствовала, как немеет правая нога, и одним прыжком оказалась за перевернутой машиной. Машина была из плотного картона, но наши ненастоящие пули и такая преграда остановит. Эрика подползла к краю крыши и повисла на руках так, чтобы ее видела только я.

– Ты какого хрена творишь? – спросила она одними губами и добавила еще пару эпитетов.

Едва ли она ждала, что я ее пойму, но я-то по губам читала хорошо.

– Их трое, – ответила я также беззвучно. – Один за плитами, один на втором этаже слева и снайпер на третьем справа, окно с занавеской.

По лицу Эрики было ясно, что как раз она по губам читать не умеет.

Я показала три пальца, потом изобразила выстрел, еще раз показала три пальца. Эрика нахмурилась и кивнула. Поняла меня? Или тоже пытается что-то сказать? Или поняла, но неправильно? Эх, влезть бы ей в голову и показать, что я видела.

У нас с Коди был свой язык, ему бы я объяснила все без проблем. У тех, кто постоянно ходил на эти тренировки, тоже были свои условные жесты. Наверное, и Эрика их знала. Но сейчас вся надежда была только на то, что у нас внезапно установится взаимопонимание.

Я подняла один палец и изобразила руками очертания бетонных плит, потом сделала жест, будто что-то кидаю. Эрика снова кивнула. Я показала ей два пальца, потом сделала вид, что строю руками пирамидку из двух частей, обрисовала в воздухе прямоугольник и указала налево. Второй стрелок в окне на втором этаже. Эрика снова кивнула, про него она знала.

Воодушевленная, я снова построила воображаемую пирамидку, изобразила окно и помахала в воздухе рукой – занавеска. Потом вытянула руки и прищурилась, будто держу винтовку с оптическим прицелом.

Если Хольт сейчас на нас смотрит, он мне эту пантомиму до конца жизни будет припоминать.

Эрика покачала головой:

– Там никого нет.

– Есть, – я закивала, преувеличенно артикулируя. – Давай вместе. Ты, – я ткнула в нее пальцем, – берешь первого и второго, я, – я указала на себя и подняла три пальца, – снайпера.

Эрика кивнула и, повиснув на одной руке, показала на пальцах обратный отсчет. Три. Два. Один.

Мы начали движение одновременно. Я вскочила, паля по окну с занавеской, рядом со мной взметнулась бетонная крошка – кто-то промазал, и я кинулась в сторону, упала, спряталась обратно, снова высунулась, не переставая стрелять, и только когда сверху раздался крик «Отставить!», поняла, что все закончилось.

Тяжело дыша, я подняла голову на Хольта.

– Это самая хреновая командная работа, которую я видел, – сказал он. – Корто, у тебя пуля в ноге, не думай, что я не заметил, ты уже без сознания от кровопотери. Северин, какого черта ты не ждешь сигнала от напарника? И что это нахрен за выступление было? Вы в следующий раз танцевать начнете? Вы у меня будете тут ползать и стрелять, ползать и стрелять, вместо завтрака, обеда и ужина, пока не научитесь…

– Бросьте, сержант Хольт, – раздался голос со стороны здания, по которому мы только что героически вели стрельбу. – Не так уж плохо они справились.

Я обернулась. К нам шла немолодая женщина в военной форме, в руках у нее и правда была снайперская винтовка.

– Капитан Северин, – сказал Хольт.

– Я здесь не как капитан, а как мать, – улыбнулась она.

Голос у нее был низкий, глубокий. От уголков глаз разбегались морщинки, будто она постоянно улыбается. В светлых волосах, заплетенных в небрежную короткую косу, было полно седины.

– Мачеха, – процедила Эрика зло.

Вот это и есть та самая легендарная мачеха? А с виду нормальная тетка.

– Решила навестить свою девочку и заодно посмотреть на учебный центр, – сказала она обращаясь ко мне. – Как ты меня заметила? Это ведь ты, верно? Как поняла, что есть третий противник?

– Рядовая Корто, – я вытянулась перед ней. – Интуиция, капитан Северин.

– Хорошо, – кивнула она. – Ты молодец. Эрика, – она обернулась к дочери, – тебе не стоило идти в армию.

И вот тут я наконец поняла, почему Эрика готова мне глотку перегрызть, лишь бы стать единственным и незаменимым медиатором.

***

Из-за урагана вместо ужина в столовой нам раздали сухпайки и разогнали кого по комнатам, кого по казармам. Коди пришел ужинать ко мне. Я рассказала ему, как я вычислила третьего стрелка, которым оказалась мачеха Эрики, а он мне – как вместо изматывающей тренировки Дале отправил их на тренажеры, где оказался новый сценарий – сражение с войсками Возрождения Нации.

– Под Карагой? – спросила я, вытаращив глаза.

– Нет. С чего ты взяла? – удивился Коди. – Просто бой. Сценарий назывался «Бальдр-4». Ты тоже можешь посмотреть. Дерешься за Альянс. За противника – компьютер.

– А это всегда так? – заинтересовалась я.

На тренировки в виртуалке, с костюмами, имитирующими удары и попадания, с голографическими декорациями и другими крутыми вещами, я не попадала ни разу – обычно в это время я валялась под капельницей в логове доктора Эйсуле.

– Нет, – сказал Коди. – За Возрождение сражается отделение Дале. Если это сценарий из Гражданской.

– Всегда они за Возрождение?

– Их больше, – пояснил Коди. – Нас тренируют побеждать превосходящего противника.

Это была настолько чужая фраза, что я едва не подавилась.

– И что, вы втроем уделываете пятнадцать человек?

– Обычно да.

Я собрала вместе все, что знала.

– Какие-то мальчики для битья. Играют за возрожденцев, всегда проигрывают, получают меньше. Неудивительно, что Ариадна так подставилась, чтобы от них свалить. Еще и живут все вместе.

– Это справедливо, – ухмыльнулся Коди. – Мы сильнее. И мы много перенесли, чтобы это получить.

Он постучал по своей искусственной ноге. Ну да, нога. И мышцы. И эта штука в голове. И что-то еще. У Детлефа вон глаз искусственный, в позвоночнике что-то есть и усилители какие-то в руках. Петер вообще процентов на пятьдесят состоит из имплантов.

– А я думаю, нас просто изолируют, – бросила я пробный шар. – Вдруг ты слетишь… тебе приснится кошмар и ты спросонок убьешь кого-нибудь.

Коди обиделся.

– Я что, по-твоему, чудовище какое-то?

– Ну вот Петер же…

– Никого не убил! – перебил меня Коди.

– Ну да, – я сочла за лучшее не продолжать.

– Да, у нас есть боевые импланты. Но большую часть времени усилители отключены, – добавил он.

Я кивнула. Это я уже поняла. Наверное, только поэтому никто из них еще не сошел с ума. А когда их включают на полную мощность, всегда есть я или Эрика.

– В локалке новый фильм, – сказал Коди примирительно. – Посмотрим?

Я согласно кивнула, и Коди потянулся за планшетом. Фильм оказался скучным – про Десятидневную блокаду, – но Коди смотрел с удовольствием. Я же перестала слушать вскоре после того, как мэр Ильманды сказал телохранителю: «Мне не нужно убежище, мне нужно оружие!», – и ветер красиво развевал его волосы на фоне догорающего дома. Не знаю, говорил он это на самом деле или нет, но я видела фотографии этого человека – на актера ну совсем не похож. И почти уверена, что он не был влюблен в своего телохранителя.

Фильм закончился, и одновременно на планшете и экранах наших лексонов возникло оповещение, что до отбоя пятнадцать минут. Коди встал и потянулся. Я вдруг подумала, что, не знай я наверняка, ни за что бы не догадалась, что у него нет одной ноги. И ни за что не узнала бы, какие проблемы у Детлефа, если бы он сам не рассказал мне. Что бы тут ни происходило, но с реабилитацией они справлялись хорошо.

***

В воскресенье ураган стих, а вместе с ураганом исчез и наш выходной. Сразу после завтрака мы нас поделили на группы и отправили убирать территорию. Было неожиданно холодно, я даже заметила иней на траве, там, куда солнце еще не успело дотянуться. Несколько деревьев повалило, где-то сорвало крышу, ангар дезинфекции, в котором стояли несколько машин, вообще обрушился, маленькие одноместные орникоптеры раскидало по всей территории – с одного взгляда было ясно, что если они и взлетят, то не скоро. Солнечным батареям тоже пришел конец, как и внутренней связи. Наши трекеры работали, а вот лексоны и планшеты с ночи были темные и мертвые. И вскоре мы узнали, почему.

– Сегодня никаких спаррингов, – сказал нам сержант Хольт. – Керефов, Ленц и Корто!

Детлеф, Петер и Коди сделали шаг вперед. Я тоже дернулась.

– Не ты, – отмахнулся Хольт. – Вам троим – к доктору Ланге, включить все, что есть. Ты, – он повернулся ко мне, – работаешь так. Рядовая Северин – дежурный медиатор.

Я тоже хочу быть дежурным медиатором, подумала я. У меня появилось гадостное предчувствие, что сейчас нас отправят разбирать какой-нибудь завал.

Модификанты вернулись, Детлеф шел последним и без видимых усилий нес какой-то ящик, вместе с ними пришла рыжая Олли с медицинским чемоданчиком в руках. Молча кивнув мне, она занялась Эрикой, а я потащилась вслед за отделением М и сержантом Хольтом.

– Подземные толчки в этот раз были слабые, – на ходу говорил он, – и далеко, но нам не повезло – тут есть подземные пустоты.

И я даже знала, что это за пустоты, но, конечно, промолчала.

– Разрешите спросить, сержант Хольт, – встрял Детлеф. – Этот ураган не был природным?

– Сработала одна из старых климатических ловушек, – уверенно сказал Хольт. – Их много осталось.

Я надеялась, что Детлеф спросит, откуда он это знает, но никто ничего не спросил. Все и так знали, что их полным полно в холмах, где были позиции Возрождения Нации.

Про климатические ловушки я смотрела видео уже здесь, на базе, совсем недавно. И про тектоническое оружие – наконец-то я узнала, что это такое. Возрождение Нации, поняв, что проигрывает войну, нафаршировало эту землю по полной, и никаких карт, конечно, не осталось, а очень скоро не осталось и тех, кто должен был приводить их в действие, так что теперь все эти штуки с милыми названиями типа «Фиалка» или там «Гиацинт» просто лежали где-то в земле, старели, разрушались и иногда сами собой срабатывали. Климатические ловушки, которые по замыслу должно было активировать использование рядом с ними каких-то приборов, могли вызвать резкое падение температуры и следом бурю или электрические разряды. Расположенные цепью, они срабатывали одновременно, и после этого находящиеся рядом люди – предполагалось, что это будут войска Альянса Свободы – теряли технику и правда оказывались в ловушке. А тектоническое оружие – это просто небольшой импульсный прибор, с помощью электромагнитного излучения вызывающий землетрясение в какой-то отдаленной точке. Гадкая штука – ловушки одноразовые, а эти лежат себе, ждут, когда их что-нибудь запустит, и срабатывают раз за разом, пока от старости не рассыплются. И попробуй их найди, если прибор находится в одном месте, а вызванные им толчки совсем в другом.

– Судя по таймингу, ловушка сработала еще днем к северу от нас и к ночи запустила «Незабудку». Хорошая новость – удалось вычислить район, где находится установка. Плохая – вот она, перед вами.

Похоже, мы пришли. Я выглянула из-за спин парней и уставилась на полуразрушенное, перекошенное здание. Земля рядом с ним провалилась, и часть стены осыпалась. Сверху эту композицию накрывал столб нашего ветрогенератора – он был небольшим, но раздавил наземный этаж всмятку. Одна из его лопастей воткнулась прямо перед нами, перегородив вход. Я заглянула в провал – там виднелись темные расколотые мониторы и еще какая-то техника, помаргивающая лампочками. Надо же, не все сдохло.

– Там кто-нибудь есть? – спросила я деловито.

Детлеф открыл свой ящик и принялся раздавать шлемы, перчатки и протектированные куртки. Я заглянула – на дне лежали инструменты, я узнала кусачки, резак и гидравлический цилиндр. Но ни стрэпов, ни подъемников я поблизости не видела. Как работать-то?

– Нет, персонал успел эвакуироваться, – ответил Хольт. – Ваша задача – расчистить все так, чтобы специалисты могли пройти, не покалечившись. Потом подгоним машину, надо будет загрузить обломки.

– Столб придется пилить, – заметил Детлеф. – Мы его даже втроем не поднимем.

Я мысленно прикинула, что у них там за усилители. По мне, для этого столба нужен был подъемный кран.

– Там ценная техника. Так что сначала доступ, потом столб, – сказал Хольт. – Иначе повредите что-нибудь.

– Там уже и без нас все повредилось, – пробормотала я.

– Корто, у тебя что, есть возражения?

– Никак нет, сержант Хольт.

– Тебе, может, эта работа не нравится?

– Я была рождена для нее.

– Десять отжиманий, Корто.

– Есть десять отжиманий.

Чтоб ты провалился в подземные пустоты, от души пожелала я.

– Восемь, девять десять. Все, хватит отдыхать, пошли.

– Сержант Хольт, разрешите задать вопрос, – сказала я.

– Разрешаю, Корто.

– Там есть электричество, – я покосилась на парней, но они, кажется, не видели в этом проблемы. – Если начать работать сейчас, то кого-то может ударить током. Нужно сначала все отключить.

Собственно говоря, это был не вопрос. Но не высказаться я не могла.

– Вот вы его и отключите. Там автономная система в подвале. Отсюда ее выключить нельзя.

Просто блеск.

Пока я сидела в тюрьме, технику безопасности в меня вбили намертво. Сначала обесточить дом, отключить газ и воду. Потом устранить пожар, если он есть. Проверить на все виды угроз. И только потом приступать к работе. Конечно, все это делали специалисты, настоящие спасатели, а мы подтягивались позже. Но теорию я знала.

И вот я оказалась в этой точке – стою здесь, смотрю на искрящие провода внизу, и понимаю, что сейчас кому-то придется туда лезть. Может быть, лучшим выходом было вызвать профессионалов, но почему-то мне казалось, что Валлерт не захочет пускать сюда посторонних.

Мы подошли ближе.

– Ленц, вниз, – велел Хольт. – Спускаешься, находишь и отключаешь систему, выходишь. Системы питания серверов не трогаешь. После этого расширяем вход, спускаемся все и начинаем расчищать проход и укреплять стены. Вопросы? Вопросов нет. Пошел.

Петер, уже в шлеме и броне, подошел к провалу. И тут обнаружилась новая проблема. Петер так и сяк примерялся, но в конце концов Хольт вынужден был признать очевидное. Он не пролезал. Мы не можем начать ничего пилить и резать, пока электричество не отключено, но никто в эту дыру не пролезет. Они все, со своими массивными имплантами и широкими плечами, слишком здоровенные для этого.

Кроме меня.

Да что там, в куртке с ее защитными пластинами и я не пролезу. Сюда бы доктора Эйсуле, ей бы тут было в самый раз.

Я вздохнула, стащила куртку и подошла ближе.

– Если кто-нибудь мне скажет, как выглядит эта автономная система, это очень поможет, – пробормотала я, примеряясь, как бы половчее спуститься.

– Стой, – Коди схватил меня за локоть. – Я попробую.

– Да не поместишься ты в эту нору, – покачала я головой. – Все нормально, я, когда в тюрьме сидела, знаешь сколько раз на разборе завалов работала?

По обескураженным лицам я поняла, что сболтнула лишнее – никто тут, похоже, не был в курсе моего криминального прошлого.

– А за что тебя посадили? – с живым любопытством спросил Детлеф.

Детлефу я бы, может, и рассказала. Но вполне возможно, что сейчас глазами кого-то из них смотрит Эрика, а при ней откровенничать не хотелось.

– За что надо, – ответила я с достоинством.

Петер, как обычно, невозмутимо делал вид, что его не касается. Хольт глядел на меня, прищурившись, и я подумала, что он точно залезет в мое личное дело при первой же возможности.

– Все, развлеклись, давайте за работу, – Хольт протянул мне обвязку, и я, прыгая на одной ноге, кое-как ее застегнула. – Корто, энергоячейки в подвале. Они подписаны. Отключай только те, что питают само здание, поняла? Твои ботинки – хорошая изоляция, но постарайся не схватить оборванный провод и не поджариться. Вот план, – он повернул ко мне планшет, и я мимоходом отметила, что у сержантов, оказывается, они автономные, не такие, как у нас. – Лучше запомни, потому что связи у нас нет. Если что – кричи. Все, пошла.

Он пристегнул страховку и подергал карабин. Я нахлобучила каску, присела, свесив ноги в щель. Черт, узковато. Я попыталась нащупать хоть какой-то упор, но не смогла. Ну и ладно. Прыгну, там невысоко. Тем более меня страхуют.

– Корто, – окликнул меня Хольт.

Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.

В памяти всплыл мой первый день здесь, когда доктор Эйсуле вколола мне стимулятор, и я в панике задыхалась, тонула в зеленоватой воде – и видела в лице Хольта что-то похожее на сочувствие. Теперь я готова была поверить, что мне тогда не померещилось.

– Будь осторожна, – сказал он.

Я кивнула. И прыгнула вниз.

Мгновенно оказавшись в темноте после яркого света, я растерялась и лишь пару секунд спустя вспомнила про налобный фонарь.

– Как дела? – крикнул мне сверху Детлеф.

– Порядок! – ответила я, отстегивая карабин. – Приземлилась успешно.

Луч фонаря выхватывал из темноты помаргивающее оборудование, мониторы, чьи-то рабочие места, перевернутые стулья, разбитые вдребезги планшеты, свисающие провода, комья земли, камни и двух дождевых червяков. Я подошла к ближайшему столу, подняла и покрутила в руках наушник, пошарила глазами – вдруг что-то полезное найдется. Потом сообразила, что со мной сделают за воровство, и двинулась дальше в темноту. Если я правильно запомнила план здания, сейчас мне нужно пройти прямо, там будет коридор и еще одна комната, а слева лестница вниз, и туда-то мне и надо. Я мысленно воспроизвела план, который видела на планшете у Хольта. Я успела прочитать не все подписи, но сейчас я находилась в центре видеонаблюдения. Об этом можно было догадаться и без подсказок – мониторов тут просто до задницы, наверное, всю базу видно. А вот комната напротив была обозначена как «дата-центр». Звучало солидно, и я решила заглянуть.

Пробираясь через упавшие стулья, обломки и мусор, я добралась до двери, вышла в коридор, перешагнула через трещину в полу и толкнула дверь. Она открылась, и я едва не упала – за ней начиналась лестница вниз. Неужели я ошиблась и это и есть спуск на минус второй этаж? Но то, что я увидела в скудном свете своего фонарика, не было похоже на энергоячейки. Просто для того, что разместить такое количество серверов, требовались потолки повыше.

Точно, подумала я, замерев и глядя на открывшиеся мне ряды стоек. Дата – это значит данные. Опомнившись, я спустилась на несколько ступенек, потом перемахнула через перила и подошла ближе. Местами пол треснул, и под серым покрытием обнаружились толстенные кабели, а еще лежало несколько осколков стекла, но в остальном все было в порядке, особых разрушений землетрясение тут не принесло. Все рабочее.

Я медленно поворачивалась вокруг себя.

Я в центре, где хранится вся информация, в центре, который связывает все, что есть на этой базе – видеонаблюдение, наши планшеты, оборудование доктора Эйсуле, систему отслеживания трекеров, все!

– Нико, ты это видишь? – спросила я шепотом.

Они не будут выносить отсюда сервера, все это весит тонны и прикручено к полу намертво, мы только расчистим путь для специалистов, для инженеров и системных администраторов, или еще для кого-то. Мы просто уборщики, но прямо сейчас я была здесь одна, и никто не зайдет, пока я не отключу электричество.

Когда я поднимусь наверх, я смогу сказать, что оступилась и упала в темноте, и обломок какой-нибудь железяки вскрыл мне руку. Я смогу сделать все очень быстро, я ведь тренировалась и ни разу не уснула, не повторив схему подключения «Голоса». Пластинка такая маленькая, такая незаметная, тонкая, как стрекозиное крыло – никто и никогда ее тут не найдет. А стоит мне подключить Нико к любому из этих серверов…

Стоит мне подключить его…

И я больше никогда в жизни его не увижу.

Стоит мне подключить его – и он умрет еще раз, и на этот раз – навсегда.

Я обхватила себя руками, прижав пальцами то место, где был вшит медицинский чип.

– Давай же, – сказала я себе одними губами. – Ты должна это сделать. Такой шанс выпадает раз в сто лет.

Руки отказывались повиноваться.

– Ты за этим сюда и пришла, – прошептала я зло, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Ты вообще все затеяла ради вот этого момента.

Я села на пол, прислонившись спиной к стойке. Холод металла проник сквозь футболку, и меня начал колотить озноб. Стоит мне подключить Нико, все данные исчезнут, как и не было. В том числе и те, благодаря которым Детлеф может ходить. Для него это будет означать паралич. И Аре – я не знаю, насколько у нее все плохо. Наверное, ей выплатят какие-то компенсации, но импланты снимут, они же собственность армии. А еще есть девчонка, которая лежит в коме, но ее мозг жив и пытается связаться хоть с кем-то. Будет ли кто-нибудь поддерживать в ней жизнь, если я все здесь сломаю и проект закроют?

Детлеф пострадал в аварии, Аре сама виновата в том, что с ней случилось, а что произошло с Ивой – я вообще не представлю, это, наверное, знает только Петер. Но чтобы сделать то, что я должна сделать, придется ими пожертвовать, и вот тут ответственность будет на мне.

– Сейчас ты возьмешь осколок стекла и все сделаешь. Давай. Три, два, один, пошла.

Я не двинулась с места. Лицо Нико стояло перед моими глазами, будто он тоже был здесь, со мной, в этой комнате. Улыбался, как обычно, поправлял очки. Сейчас скажет что-нибудь умное, что я все равно не пойму…

Я не могу. Одно дело – потерять Нико, потому что он сторчался из-за своего придурочного брата. Другое – взять и сделать все самой.

Ди мог сколько угодно говорить мне, что это не настоящие личности, что у них нет эмоций, что они ничего не чувствуют и вообще это не то же самое, что живой человек. Это был Нико, я знала, что он там, и что пока я не вырезала пластинку из своей руки не подключила ее здесь – у меня хотя бы есть надежда, что однажды… ну вдруг… ведь доктор Амелия Лукаш придумала какой-то способ… ведь она копировала воспоминания обратно в мозг этих своих Измененных…

Треугольный осколок удобно лег в руку. Немножко потерпеть – и все.

– Это ради Коди, – сказала я свое любимое заклинание.

Не помогло.

Размазывая слезы по лицу, я встала. Осколок звякнул, упав на пол, и я с удовольствием наступила на него. Хрустнуло стекло. Ступеньки выглядели как Эверест.

Коди все равно не хочет уходить отсюда, сказала я себе, поднимаясь обратно в коридор. А если и уйдет – мы оба умрем через год. Я убью Нико и, может, спасу этим несколько человек от превращения в Измененных, но для нас это тоже станет приговором. А может быть, тут все будет еще не так плохо. Коди же нравится.

И, подумала я с облегчением, никто тут не выглядит как Измененный. Ни Коди, ни Детлеф, ни даже Петер, хоть он и сорвался тогда. Ни у кого нет этих жутких искусственных глаз, напоминающих черные пузыри, и дополнительных конечностей, которыми так удобно рвать людей на части. И никто из них никого тут не съел. Они не Измененные. Просто модифицированные солдаты. У них просто чуть-чуть больше имплантов.

Я сбежала вниз по ступеням, остановилась перед рядами энергоячеек. Вот такие же мы собирали на нашей свалке. От ветрогенератора к ним поступала энергия, а они ее накапливали и постепенно отдавали.

Я принялась отключать их одну за другой. Откуда-то донесся радостный вопль – я готова была поспорить, что это Детлеф, радуется, что провода больше не искрят, и понятия не имеет, что я только что едва не спустила в утиль его жизнь.

Я еще могу успеть. Тут полно стекла. Если что – скажу, что заблудилась в темноте.

Я поднялась обратно в коридор и решительно повернула налево.

– Рета? – услышала я голос Коди.

Я все сделаю – потом. Просто надо сперва подготовиться, украсть формулу лекарства, продумать план побега. Узнать, что будет с Детлефом и Ивой. Вообще хорошо бы узнать побольше. Может, и не придется никуда бежать.

– Я тут! – отозвалась я. – Я возвращаюсь.

Свет падал сверху, и я шла на него, как на маяк. Одним движением я прицепила карабин, и кто-то легко вытянул меня наверх.

– Долго ты, – сказал Коди.

– Темно, – объяснила я. – Но я все обесточила, давайте за работу.

– У тебя что, кровь на лице? – спросил Детлеф.

– Что? – переспросила я.

– Ну да, вот тут, – он показал на свою скулу.

Я потерла щеку тыльной стороной ладони. Руку саднило, и я наконец заметила, что порезалась.

Глава 11

Через пару часов пришел доктор Ланге и велел нам с Эрикой поменяться местами.

Последствия срабатывания климатической ловушки уже исчезли сами собой, иней растаял, солнце снова пригревало по-летнему, и Эрика, скинув куртку, сидела на раскладном кресле в майке, подставив солнцу загорелые плечи. Веки ее были опущены – сейчас она смотрела на мир глазами Коди, Детлефа или Петера, а может, всех троих сразу. Я этому так и не научилась. И она, конечно, знала, что доктор Ланге уже сказал нам поменяться.

– Подъем, – сказала я ей.

Эрика не отреагировала, и я разозлилась.

– Стой, – сказала мне Олли. – Сперва подключим тебя. Эрика, вытяни руку, если слышишь меня.

Эрика сделала какое-то вялое движение правой рукой.

– Хорошо. Сейчас ты должна отключиться от Коди. Вытяни руку, если поняла.

Эрика повторила свой жест.

Доктор Ланге стоял рядом и прямо сиял от удовольствия.

– Прекрасно, – сказал он. – Значит, ты, э-э… Корто, да? Ты подключишься к Корто… Ха-ха, смешно, правда?

Обхохочешься.

– Потом мы выведем Северин, и ты подключишься к остальным. Доктор Эйсуле, – лицо его на миг стало менее дружелюбным, – говорила, что проведет с тобой тренировку по поликонтакту. Она ее провела?

– Так точно, – ответила я.

Провести-то она провела. Вот только я все провалила. Но доктору Ланге я об этом ни за что не скажу. Что он вообще тут делает? Почему сама доктор Эйсуле не пришла? Может, ее ранило ночью? Или, наоборот, она помогает раненым? Я же не знаю, какой она доктор – может, и такой тоже.

– Хорошо, хорошо… У нас теперь будет новый план тренировок, скоро я вас с ним познакомлю. Ольга, загружайте ее.

Я села в соседнее кресло и протянула Олли правую руку.

– Где Сагитта? – спросила я ее шепотом.

Она не ответила и прижала инъектор к предплечью. Сквозь зеленую воду я увидела, как Эрика зашевелилась – действие ее стимулятора заканчивалось. Надо побыстрее как-то освоить этот поликонтакт. А то еще сорвет кого-нибудь.

– Реталин, ты меня слышишь? – прозвучал где-то рядом голос Олли.

Я ее слышала, хотя мир уже стал зыбким, я уже растекалась и готовилась волной пронестись в поисках Коди и остальных. Я чувствовала их вдалеке – как будто три светлячка в темноте. И еще один, четвертый, совсем рядом.

Аре? Но ее не должно здесь быть, вряд ли она со своими травмами способна сейчас чем-то помочь. И ее разум я знала, это была не она.

Это Эрика, поняла я. Ее нейроимплант активен, стимулятор еще действует, я могу сейчас подключиться к ней. Заметит ли она? Аре говорила, что подключение – как фейерверк, а Петер – что это как вата или целлофан. Если к Эрике никто никогда не подключался, она вообще сможет понять, что происходит?

Искушение было так велико, что я едва удержалась. Пришлось усилием воли открыть глаза и напомнить себе, что Эрика обещала выжечь мне мозги, если я это сделаю. И я не была уверена, что она шутила.

Снова закрыв глаза, я отпустила себя, и волна прокатилась вперед, до самого центра связи. Вот и Коди – я погрузилась в его разум, будто опустила ладони в нагретый солнцем песок. Мне стало хорошо и спокойно. Может быть, мое тело сейчас улыбалось.

Коди поднял какую-то здоровенную балку, я почувствовала напряжение в руках, его усиленные мышцы жгло. Коди смотрел на Петера и немного ему завидовал – тому, что он такой здоровенный и может поднять балку больше. Коди чувствовал запах паленой проводки. Коди было жарко, пот стекал между лопаток, спина чесалась. Коди хотел пить. Коди знал, что я здесь, и был рад мне. Коди любил меня и любил свою работу.

Коди не собирался ни на кого бросаться, поняла я с облегчением. Все-таки это не совсем обычная тренировка – у парней включены все усилители. Если кого-то понесет, то от серого до черного ситуация разгонится за секунду.

Надо подключиться к Детлефу. Я хорошо его знаю, и с ним легко. Это будет проще, чем пытаться одновременно держать контакт с Коди и Петером.

Я вода, сказала я себе. Однажды я была подземной рекой, водопадом и озером, и все это одновременно. У воды нет формы, и могу разделиться на столько частей, сколько захочу. Вот сейчас я хочу на две. Пусть немножко меня перетечет в другое место. В другую голову. Я могу быть и там, и здесь.

Эрика может, а я не хуже.

Я почувствовала, как часть меня закручивается в маленькую воронку. Нитка, сплетенная из воды. Маленький водяной вихрь.

Детлеф, как обычно, состоял из блесток и света. Меня едва не затянуло в его голову полностью, и лишь в последнюю секунду я удержалась. Мне казалось, что я – вода, в которую сунули миксер. Мне даже дышать было страшно, чтобы не потерять связь с сознанием одногоиз парней.

Детлеф пытался повалить лопасть ветрогенератора, перегородившую вход. Детлеф чувствовал, что его лоб уже обгорел на солнце, и пот заливал ему глаза. Детлеф подставил лицо под порыв ветра. Детлеф скучал по Эрике. Детлеф знал, что я здесь.

– Есть контакт, – пробормотал он. Его губы, которые я чувствовала своими, растянулись в улыбке. – Привет, Рета.

Две картинки накладывались друг на друга. Темный подвал, полный мониторов, и яркое солнце, делающее лопасть нестерпимо-белой, трава и плитка под ногами, ветер и неподвижный воздух. У меня голова шла кругом, хотелось бросить их обоих и открыть глаза, но я держалась. Воображаемый миксер крутился все быстрее, брызги разлетались во все стороны, и я почувствовала, что одна капля зацепилась за кого-то еще. Темнота и опалесцирующее нечто посреди пустоты. Петер.

Меня втянуло в его голову мгновенно, и картинка снова разбилась на куски. Теперь я словно стояла перед треснувшим зеркалом, в каждом кусочке которого отражалось разное.

Петер подпрыгнул, подтянулся и легко вылез из подвала на улицу. Петер взял у Коди балку и вытащил ее, она была совсем легкая. Петер видел сержанта Хольта. Петер слышал, как Хольт говорит ему, куда отнести балку. Петер закинул ее на плечо и пошел, и земля слегка пружинила под его ногами.

Я немного отдышалась. Постепенно я привыкла к странному разбитому изображению и теперь словно сидела перед тремя мониторами сразу – один видишь хорошо, а еще два – кое-как боковым зрением, но, если понадобится, всегда можно перевести взгляд. Или как будто со мной говорили одновременно три человека. Сплошной шум, но, если сосредоточиться, можно разобрать слова.

Петер возвращался обратно, земля под ногами пружинила меньше. Детлеф раскачал, выдернул из земли и повалил лопасть ветряка. Коди с наслаждением чесал спину.

Где-то рядом разговаривали, я не могла понять, чьими ушами слышу, и это раздражало.

Детлеф позвал Петера, вдвоем они впряглись и потащили куда-то эту пятнадцатиметровую штуковину. У Коди разрядился резак.

Кто-то продолжал болтать – что-то насчет поваленных деревьев и новостей из Агневеца. Разговор заглушил голос Хольта, который выговаривал Коди за не заряженную вовремя батарею.

Лопасть была тяжелой, волочь ее по земле, усыпанной хвоей, оказалось неожиданно сложно.

Под руками Коди был нагретый металл, ботинки скользили.

Футболка промокла от пота.

На ладонях остались ссадины.

Лопасть цеплялась за все, что встречалось на пути.

Глаза слезились от солнца.

В Агневеце они на стене так и написали – возродим нацию.

А если один сзади будет идти и смотреть, чтоб не цеплялась?

Если мы ее на плечах понесем, проваливаться будем по щиколотку.

Хольт сказал снять верхнюю пластину, тогда можно будет достать механизм, если он цел.

После обеда привезут солнечные батареи и новые накопители, заряженные, эту ночь продержимся.

Лицо просто горит.

Когда я поняла, что чувствую жар солнца на своем лице, а не на чьем-то чужом, я открыла глаза. Эрика снова сидела в соседнем кресле, Олли уже сделала ей инъекцию, и она отключилась. Я потянулась. Хотелось есть, и было приятно осознавать, что это мой собственный голод. Приятно было сползти с кресла, упереться ладонями в землю и трогать сосновые иголки. Не совсем отдавая себе отчет, я сунула горсть иголок в рот, прожевала, сплюнула. Лицо перекосило от хвойной горечи.

– Стой, – сказала мне Олли. – Вот, на.

Она протянула мне уже прикуренную сигарету. Я улеглась на живот, затянулась, потерлась о землю щекой, подгребла к себе побольше хвои.

– Что с ней? – услышала я голос доктора Ланге.

– Это нормально, – ответила Олли. – После контакта у медиатора случается короткий эпизод дереализации. Корто хорошо справляется с этим, интуитивно понимает, что делать. Нужно просто не мешать.

– Это надолго?

– Минут десять-пятнадцать.

Я быстро докурила, пока не отобрали, и перевернулась на спину. Эрика полулежала в кресле, и при взгляде на нее я мгновенно вспомнила все ощущения, которые возникают при контакте с чужим сознанием, и почувствовала боль в затылке. Дважды после этой боли меня выбрасывало в режим медиатора, и я резко села. Еще чего не хватало. Надо было срочно сделать что-то, чтобы зацепиться за свое тело, свою голову.

– Есть кислые конфеты? – спросила я Олли.

Помнится, Эрика говорила, что ей помогает секс. Интересно, она это серьезно или просто хотела меня позлить?

В любом случае, способ не для меня. Вот кислые конфеты – другое дело.

Олли протянула мне пакетик – кажется, это были ее личные запасы. Я сунула в рот сразу несколько и чуть не захлебнулась слюной. Снова перевернулась на живот, отжалась десять раз, и головная боль отступила.

Но на Эрику я решила на всякий случай больше не смотреть.

Заметив, что Ланге отвлекся, я спросила Олли:

– Где доктор Эйсуле? Она в порядке?

Она снова не ответила, но посмотрела так, что я начала догадываться, что произошло. Кажется, за ночь в научном крыле случилась маленькая революция. У меня появилось плохое предчувствие. Не зря же Сагитта хотела отправить Олли в Чарну. Что-то она такое заранее поняла.

– Я похожу немного, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Если уж Олли убедила Ланге, что я интуитивно все делаю правильно, надо пользоваться моментом. Что бы я ни отколола в ближайшие десять минут, Ланге решит, что это для пользы дела.

База напоминала растревоженный муравейник. Везде сновали люди, убирали мусор, пилили упавшие деревья, загружали на роботов-доставщиков мешки, откуда-то уже подогнали эвакуатор и пытались загнать на него расплющенную машину, целая команда приводила в чувство солнечные батареи – раз уж наш ветрогенератор накрылся сам и заодно накрыл центр связи, вся надежда только на них.

Мир перед глазами расплылся, и я присела и снова набила рот хвоей, пожевала и выплюнула. Послышался звук вертолета, я задрала голову, щурясь от солнца.

– Вертолет, вертолет, ты возьми меня в полет, – пробормотала я тихо и снова сплюнула горечь.

Стало легче. Может, спеть что-нибудь, если звук собственного голоса мне помогает?

– Это ты телепатка? – спросил кто-то.

Я обернулась. Рядом со мной стояли двое парней из отделения сержанта Дале. Пение явно откладывалось.

– Не телепатка, а медиатор, – ответила я важно.

– И что, ты реально читаешь мысли? – спросил один из них, брюнет с такими ярко-синими глазами, что они казались искусственными.

Я видела его на общих лекциях, он сразу привлекал внимание, но сейчас мне стало тревожно просто от того, что он находится рядом, а своим чувствам я привыкла доверять.

– Нет. Только эмоции. И, – черт, как же там говорила Олли? – воспринимаю сигналы рецепторов.

– А иголки зачем жрешь? – спросил его друг.

– Надо мне, значит.

Голос второго парня показался мне знакомым, и я секунду спустя я поняла, где его слышала – это он рассказывал что-то про Агневец.

– А это у них вместо работы, – ухмыльнулся первый.

– Слушай, синеглазка, – я поднялась, и мы оказались почти одного роста. От выброса адреналина стало жарко, и муть перед глазами мгновенно рассеялась. – Занимайся своими делами, в наши не лезь, все равно мозгов не хватит.

– Синеглазка? – парень вдруг усмехнулся и шагнул вплотную ко мне. – А мне нравится, как ты меня называешь. Хочу услышать, как ты это говоришь в другой обстановке.

– А не боишься? – я тоже подалась вперед, и теперь мы едва не соприкасались носами. – Глупо ссориться с тем, кто может влезть в твою голову и заставить делать что угодно.

– У меня нет нейроимпланта, телепатка, – ответил он пренебрежительно. – Так что скорее это я могу заставить тебя делать что угодно. Но тебе понравится, обещаю. Ариадна Ковец ни разу не жаловалась.

– Пока нет нейроимпланта, – пожала я плечами, пропустив последнюю часть фразы. – А скоро будет. И мне не нужен стимулятор, чтобы подключаться.

– Всегда нужен, – неуверенно сказал приятель синеглазого.

– Это вы так считаете. И однажды ночью ты можешь просто проснуться и решить отрезать себе кое-что, а потом даже не сможешь доказать, что это я тебя заставила. Так что хорошо подумай, прежде чем что-то со мной сделать. Даже если ты уверен, что мне это понравится… синеглазка.

Я должна была испугаться его, за его приятной внешностью, синими глазами, правильными чертами лица прятался Аксель номер два, или мой отец, или Матей, и я хорошо знала этот тип людей. Но я до безумия устала бояться и молча терпеть, лишь бы никто не пострадал. Впервые с младшей школы, с тех пор, как я бросалась в драки за Нико, я чувствовала себя достаточно сильной – здесь, где за моей спиной все отделение М. Мне не нужно было думать о последствиях для меня или Коди. Не надо прикидывать, справлюсь ли я или мое сопротивление только разозлит и заставит бить сильнее. Мне даже кричать не обязательно, я могу просто перейти в режим медиатора и позвать их всех разом, и они не смогут отказаться. Моя собственная маленькая армия. Да от него мокрого места не останется.

Я откровенно наслаждалась этим разговором. Но парень ничего не успел сказать – его окликнул сержант Дале.

– Рейнис, Дейнак, перерыв окончен. Рядовая Корто, ты что тут делаешь?

– У меня тоже перерыв… окончен, – сказала я.

– Разошлись, – скомандовал он.

– Еще увидимся, телепатка, – подмигнул мне парень.

Мои угрозы он, кажется, не воспринял всерьез. А может, и правда на что-то рассчитывал. Есть девчонки, которым такое нравится. Есть те, кому и не такое нравится. Я знала много людей, которые принимали такое поведение за силу и мужественность.

Я вернулась к своим, и Хольт тут же отправил меня за сухими пайками для всей команды.

Я стала в короткую очередь. Прямо за мной оказался приятель синеглазого.

– Как дела, телепатка? – спросил он, копируя его интонации.

– Будешь повторять за своим другом – плохо кончишь, – пообещала я, не оборачиваясь.

– Извини, я же не знаю, как тебя зовут.

– Знаешь. Сержант Дале при тебе назвал меня «рядовая Корто».

– А имя не скажешь? Ладно. Значит, Корто. А я Коста Дейнак.

Я промолчала. Передо мной были трое, и каждый набирал пайков человек на двадцать, не меньше.

– Антону ты понравилась, – сказал Коста. Я непроизвольно обернулась. – Антон Рейнис, с которым мы…

– Я поняла, – оборвала я его. – Скажи ему, пусть отвалит, иначе оторву причиндалы без всякой телепатии.

– А может, я тебе больше нравлюсь? Скоро совместные учения с Северным Союзом. Представь: палатка, костер, я и ты…

– Учения? – я прищурилась. – Я ничего такого не слышала.

– Дале сегодня сказал. Поедем на север, – Коста улыбнулся и снова завел свою пластинку: – Подумай, Корто. Вечером сделаю тебе массаж, чтобы плечи не болели. Горы, закат…

– Какие, нахрен, горы? Где ты там горы нашел? – у меня терпение заканчивалось. – Там максимум холмы, как у нас. Может, скалы. Что ты знаешь про эти учения?

– Ну, – Коста задумался, – только то, что сказал сегодня Дале. Поедем на две недели куда-то в приграничные районы. Наши две группы и человек двадцать из Северного. Будем отрабатывать совместные действия. Спасательные операции и все такое.

Мне стало тревожно. Доктор Ланге взял под контроль наш эксперимент, пообещал нам новую систему тренировок, а теперь еще и совместные учения? Что происходит?

– А ты говоришь на норска? – спросила я, думая о своем.

– Немного, – кивнул парень. – В школе учил. Хочешь, буду твоим переводчиком?

– Обойдусь.

Ну правда, не могло же командование не подумать, что мы с северными не будем друг друга понимать. Хотя всегда есть вариант, что понимать не будем только мы с Коди, а остальные язык ближайших соседей «в школе учили».

Наконец подошла моя очередь.

– Рядовая Корто, отделение М, – сказала я парню, который выдавал коробки. – Пять человек и сержант Хольт. В смысле, шесть человек. В смысле, три модификанта и три просто человека.

Парень бросил на меня убийственный взгляд и повернулся к своим коробкам.

– Ваш Хольт точно не человек, – прошептал за моей спиной Коста.

– Завали уже, – оборвала я его.

– Вот это для модификантов, – передо мной появились три больших коробки, – а это для «просто людей».

Коди, Петер и Детлеф и правда ели как не в себя, и я каждый раз невольно вспоминала истории про Карагу. Мне объясняли, что управление имплантами и усиленными мышцами сжигает массу энергии, поэтому им надо постоянно есть, и у каждого из них всегда были с собой протеиновые батончики, но я все равно все время думала, что с ними будет, если еда закончится. Где они будут брать необходимый им белок.

Мое возвращение вызвало такую искреннюю радость, что я мигом забыла про Косту и его синеглазого приятеля. Только Хольт остался таким же мрачным, как был.

– Быстро ешь, потом сменишь Северин, – сказал он мне.

Я покосилась на Эрику. Она по-прежнему сидела в отключке – понятно, усилители на время перерыва у нашей группы остались активными.

– У нас будут учения с Северным Союзом, – сказала я, едва Хольт отошел.

– Откуда инфа? – спросил Детлеф с набитым ртом.

– Солдат из группы Дале рассказал.

– Здорово! – обрадовался Детлеф.

Коди согласно кивнул и показал на пальцах «отлично», даже Петер улыбнулся. Наверное, Эрика тоже обрадовалась. Тревожно было только мне.

– Ага, – согласилась я. – Две недели в приграничном районе. Там, говорят, скалы, красиво.

– А когда?

– Не знаю.

– Вот бы сначала в Агневец, а потом туда, – сказал Коди.

Это название я слышала третий раз за день.

– А что там, в Агневеце?

– А ты не знаешь? – удивился Детлеф. – Там ночью неовозрожденцы устроили теракт.

– Кто? – протянула я.

– Ну эти… современные сторонники Возрождения Нации. «Ин урма Эва».

У меня вытянулось лицо.

– Ты что, о них не слышала? Вам разве в школе не рассказывали?

– Я школу бросила пять лет назад.

– Потому что села в тюрьму? – живо заинтересовался Детлеф.

Я очень выразительно посмотрела на него. Коди скромно промолчал.

– А у нас даже тренировки были, – сказал Петер. – Что делать в случае теракта и захвата заложников. Это после того, как они стали вербовать подростков и отправлять их в школы с оружием.

У меня шевельнулись какие-то воспоминания с уроков безопасности. Но я готова была поклясться, что название «Ин урма Эва» слышу впервые.

– Говорят, у них там была штаб-квартира. Подожгли несколько объектов сразу, как только сработала климатическая ловушка.

– Может, это они ее и активировали. Если у них заранее были подготовлены все боеприпасы и планы, едва ли это совпадение, – сказал Коди и добавил: – Это Эрика.

– Оригинально ты принимаешь участие в разговоре, – проворчала я.

– В общем, – продолжил Детлеф, – все дороги перекрыли, им не сбежать. Но там холмы и рядом национальный парк, а за ним уже начинаются пустоши, они могли уйти туда, так что там сейчас военные прочесывают территорию. И в самом городе тоже.

– А мы тут, – вздохнул Коди. – Мусор убираем.

Детлеф тоже вздохнул, впрочем, уминая сухпаек с прежним энтузиазмом.

Я почувствовала на себе взгляд Хольта, быстро доела и пошла к Олли, чтобы получить свою дозу стимулятора и сменить Эрику. Разговор облегчения не принес, мне только стало еще тревожнее. Все это – учения, отсутствие доктора Эйсуле, сработавшая климатическая ловушка, теракт в Агневеце, про который я не знала даже, где он находится, – казалось странным образом связанным. Я понимала, что учения точно были запланированы давным давно, климатические ловушки срабатывают пару раз в год, конфликт герра доктора и Сагитты Эйсуле тянется уже не первый месяц, а теракт этих… «Ин урма Эва»… предсказать вообще невозможно. Но все равно все события последних суток смешались в один большой ком.

Я вздохнула. Надо выбросить это из головы. У меня все равно нет возможности сбежать прямо сейчас. И я ни за что не брошу тут Коди одного, ради него я буду делать то, что от меня требуется. И мы оба будем получать лекарства. В конце концов, ничего по-настоящему плохого тут пока не происходит, так?

Немного успокоив себя, я села и протянула руку Олли.

– Выводи Северин, – сказала я ей. – Моя смена.

Глава 12

С уборкой территории мы закончили к обеду понедельника. Кто-то еще продолжал приводить в чувство энергосистемы, но это нас уже не касалось.

А в понедельник днем, когда мы все сидели на занятиях по информационной безопасности, где нам рассказывали о важности нашей службы, прямо посреди фразы «Центральноевропейская Республика ждет, что все вы исполните свой долг», вошел доктор Ланге. На него уставились двадцать пар глаз – занятия по информационной безопасности были общими.

– Прошу прощения, – сказал он, – я ненадолго. Мне нужны пятеро.

Я успела подумать, что сейчас заберут нас, потому что понадобилось перенести что-то тяжелое, но потом поняла, что он называет фамилии парней из группы Дале.

– Рядовые Волчек, Дейнак, Келемен, Рейнис, Талеш.

Пятеро названных вскочили и вытянулись перед ним. Я успела увидеть, что в глазах Косты промелькнул испуг. А его синеглазый приятель стоял, всей позой выражая готовность сделать что угодно. Он явно не числил за собой никаких проступков, за которые его могли бы наказать, и того, что могли сделать с ним в желтой зоне, он не боялся.

Доктор Ланге кивнул им, и они вышли. Кажется, за дверью их кто-то ждал.

Не может быть, думала я, больше не слушая слова сержанта о медиамоделировании и когнитивном воздействии на противника. Не может быть, что им сейчас вставят нейроимпланты. Желтая зона не пострадала, но ведь с электричеством еще проблемы, и с оборудованием, и мы вместо тренировки на симуляторах сидим на унылой информационной безопасности, где я понимаю одно слово из пяти…

Но на ужине никого из этой пятерки я не увидела, а утром за завтраком все они сидели, будто проглотили лом, и старались лишний раз не поворачивать голову. На шее, у самого основания черепа, у каждого поблескивала небольшая металлическая пластинка.

Рейнис обернулся, словно почувствовав мой взгляд, широко улыбнулся и подмигнул.

– Придурок, – пробормотала я, отворачиваясь.

– Кто? – спросила Аре.

Она устроилась рядом с Эрикой и на соседний стол не смотрела. А за нашим столом были только мы трое – парней Хольт погнал на еще один круг, посчитав, что их усиленным мышцам нагрузки маловато.

– Похоже, что твой бывший парень, – ответила я.

Лицо Аре окаменело.

– Эй, телепатка, – окликнули меня.

Я резко повернулась, сделала рукой движение, будто что-то отрезаю, и снова посмотрела на Аре.

– Не связывайся с ним, – тихо сказала она.

– Я и не связывалась, – ответила я. – Нужен мне твой Рейнис.

– Он не мой, – резко ответила Аре.

– А говорил, что… – я осеклась. – Ты из-за него хотела перевестись? Он сказал, вы с ним… Вы расстались или что?

Аре замолчала и опустила взгляд, разглядывая еду в своей тарелке.

– Пожалуйся, – внезапно подала голос Эрика. Я-то думала, она вообще не слушает. – Если он тебя домогался, напиши рапорт Валлерту.

– И мне же будет хуже, – тихо сказала Аре. Я не сомневалась, чье слово посчитают более весомым. – Отношения внутри группы запрещены. А я же вроде как сама согласилась. Меня точно выгонят.

Эрика хотела еще что-то сказать, но Аре резко встала.

– Не хочу это обсуждать, – заявила она и вышла.

– Тогда ты пожалуйся, – сказала мне Эрика.

– Вот еще. Я сама разберусь, – покачала я головой. Стукачей нигде не любят. – И ты же слышала – она согласилась.

– Она вроде как согласилась, – зло ответила Эрика.

– Слушай, – я тоже начала раздражаться. – Рейнис придурок, но красивый придурок, а я знаю много девчонок, которым такие нравятся, так что не…

– Конечно, нравятся, – перебила меня Эрика. – Гораздо легче жить, если убедишь себя, что тебе именно это и нравится. Особенно, если ничего другого ты никогда не видела.

Она тоже поднялась.

– Послушай мой совет и пожалуйся на него, пока ты сама вроде как не согласилась.

– Хочешь стучать – стучи, – пожала я плечами.

Эрика покачала головой, закатила глаза и ушла вслед за Аре, а я принялась медленно жевать, чтобы потянуть время и не идти вместе с ней.

Я понимала, о чем говорит Эрика, и спорила с ней из чистого упрямства. Я не думала, что моей матери нравилось, когда отец хватал ремень и заставлял ее – или нас с Коди, смотря, кто первым попадался ему под руку – встать, вытянув руки перед собой. «Я тебя воспитываю, потому что люблю», – говорил он перед тем, как начать бить, и проще всего было поверить, что так оно и есть. Это помогало стоять прямо, не шевелясь и не опуская руки. Потому что, если опустить руки, он орал: «Я твой отец, черт, возьми, я тебя научу уважать отца!» – и принимался бить по чему попало.

Я вспомнила одну из девушек Акселя – когда он поставил ей синяк на скуле, она нарисовала поверх сердечко косметическим карандашом.

Нико никогда, никогда ничего такого не сделал бы.

Как обычно, при мысли о Нико я почувствовала жар в плече, там, где мою руку разрисовывала татуировка, и задвинула мысли о словах Эрики подальше. Если Рейнис полезет ко мне – отделаю так, что мало не покажется. И нечего о нем думать. Мне и так есть о чем беспокоиться.

Но столкнуться с Рейнисом пришлось раньше, чем я ожидала.

После завтрака меня и Эрику вызвали в желтую зону. Без доктора Эйсуле кабинет казался странно пустым, хотя там были и Олли, и герр доктор, и еще какие-то люди, и стульев откуда-то притащили.

– Новая система тренировок! – торжественно провозгласил Ланге. – Но сначала познакомьтесь с вашим, ха-ха, коллегой. Рядовой Келемен!

Из-за спин людей в белых халатах вышел смутно знакомый мне парень из группы Дале.

– Привет, – сказал он, заметно нервничая. – Я вроде как тоже теперь медиатор.

– У него прекрасные показатели, прекрасные. Никто даже не ожидал. Замечательный мозг, – довольно сообщил Ланге таким тоном, будто собирался этим мозгом позавтракать.

Эрику перекосило. Я ей даже посочувствовала – мало ей одной меня, теперь объявился новый медиатор, и тоже лучше нее. Прав был Детлеф – не стоило ей идти в «Мадженту». Если уж так хотелось насолить мачехе, можно было придумать что-то еще.

– Сегодня у нас будет вводный день, – рассказывал тем временем доктор Ланге. – У нас четверо новых людей с нейроимплантами, с которыми вам, девушки, надо познакомиться, и новый медиатор, которому нужно познакомиться со своей работой. Так что поработаем по очереди, с совсем-совсем маленькими дозами, – он показал на пальцах, насколько маленькие будут дозы. – Потом, чтобы вам было проще, у каждого будет свой куратор…

Ланге обернулся туда, где стояли его лаборанты.

Хоть бы мне досталась Олли, мысленно взмолилась я.

– Но об этом позже, – закончил он. – Прошу, прошу, присаживайтесь. Не надо стесняться!

Он сделал приглашающий жест. Я деревянной походкой направилась к стульям у стены. Уж лучше бы на меня орала доктор Эйсуле.

Эрика оказалась справа от меня, Келемен – слева.

– Привет, – сказала я ему тихо, краем глаза следя за суетой у стола с приборами. – Я Рета, это Эрика.

– Привет, – ответил он хрипло. – Я Иштан.

– Ты это уже делал?

Парень покачал головой:

– Только тест. Знаешь, этот, когда тебе вкалывают… Красное такое… Но доктор Ланге объяснял, как это происходит.

– Ты главное расслабься, – посоветовала я. – Когда скажут, что надо к кому-то подключаться – ты не сопротивляйся, твоя голова все за тебя сделает.

– И никогда не пытайся подключиться ни к кому из нас, – сказала Эрика, не глядя на него. – Если когда-нибудь нас загрузят одновременно, ты нас почувствуешь. Наши импланты – не такие, как у остальных. Другие активны постоянно, мы – нет.

– Да? – удивилась я. – Я и не знала.

– Ну еще бы, – пробормотала Эрика.

– Я тоже не знал, – поддержал меня Иштан и тем самым предотвратил ссору.

– Стимулятор активирует определенные зоны мозга, а они активируют имплант, – объяснила Эрика. – Так вот – не вздумай лезть никому из нас в голову.

– Потому что тогда ты ему мозги выжжешь? – проницательно спросила я.

Эрика не ответила.

– Ладно, я не буду, – согласился Иштан.

Сквозь загар было видно, какой он бледный. И чего он так боится? Что у них там, в группе сержанта Дале, такого про нас рассказывают?

– Давайте пропустим юношу вперед! – сказал доктор Ланге, подходя и потирая руки.

Иштан пересел на кресло. Подручные доктора защелкнули крепления. Олли поднесла инъектор со стимулятором.

– И-и-и поехали! – скомандовал доктор. – Тебе нужно будет найти человека в соседней комнате, того, кто ближе всех к нам.

Лицо Иштана исказилось. Округлив глаза, он вертел головой, потом зажмурился, его тело выгнулось, насколько позволяли фиксаторы. Смотреть на это было тяжело, и я повернулась к Эрике.

– Ты когда-нибудь видела это со стороны? – спросила я шепотом.

– Тебя позавчера видела, – сказала она. Ей, кажется, тоже стало не по себе. – Но это было не так.

– Я первый раз испугалась, – сказала я зачем-то. – Наверное, так же дергалась. Мне казалось, что я тону. Это было очень… по-настоящему.

– Больше не кажется?

– Кажется. Просто я уже привыкла. Может, и он привыкнет.

Мы одновременно посмотрели на Иштана. Его руки, вцепившиеся в подлокотники кресла, побелели, он часто и неглубоко дышал, шумно втягивая воздух сквозь сжатые зубы.

Может, конечно, и привыкнет.

– А мне кажется, что я падаю, – вдруг призналась Эрика. – Каждый раз. Как будто парашют не раскрылся. Когда я… уже падаю на землю… это контакт.

– Страшно? – спросила я почему-то шепотом.

Эрика посмотрела на меня очень долгим взглядом.

– Я тоже… привыкла.

Даже если она каждый раз умирает от ужаса, думая, что вот-вот разобьется насмерть, она не признается.

– Надо было ему рассказать, чтоб не боялся, – сказала я, помолчав.

– Обойдется, – отрезала Эрика. – Он должен суметь справиться с этим сам, иначе ему нечего делать в армии.

Иштан тем временем затих в кресле, лицо его разгладилось. Доктор Ланге, все так же потирая руки, принялся диктовать ему последовательность цифр. На мониторе перед ним появилась картинка – соседний кабинет, на стуле сидит Детлеф. Значит, систему видеонаблюдения все же починили. Схватив наушник, доктор прижал его к правому уху, выглядел он при этом вполне довольным. Губы Детлефа на экране шевелились.

Доза и правда была минимальная – Иштан пришел в себя уже через несколько минут. Один из лаборантов отстегнул его от кресла и помог пересесть на стул, другой сунул в руку стакан с густой белой жидкостью. Иштан поднес стакан ко рту и выпил все, не отрываясь. Я слышала, как его зубы стучат о стекло.

Моя очередь была следующей.

– Для девушки – три миллилитра, – радостно скомандовал доктор Ланге. – Она у нас опытный боец, пусть познакомится с новыми членами команды как следует.

– Какое задание? – решила я уточнить.

Эйсуле всегда заранее говорила мне, что надо будет делать. Передавать цифры, передавать образы, двигаться… Я уже много всего умела.

– Ничего особенного, – он похлопал меня по плечу. – Сегодня просто познакомься с четырьмя новыми, ха-ха, сознаниями. Они тут рядом, подключись ко всем по очереди, посмотри на мир их глазами – и пойдешь отдыхать. А в следующий раз, когда тебе скажут – Рета, а подключись к рядовому Волчеку – ты сразу его узнаешь! Твоя работа будет гораздо легче, если познакомиться со всеми заранее.

Его рука все еще лежала на моем плече, и я с трудом сдерживалась, чтобы ее не сбросить.

– А как я узнаю, кто из них кто, когда подключусь? – не поняла я. – Изнутри они, знаете, очень…

– Одинаковые?

– Нет, разные. Но изнутри ведь непонятно. Если там есть зеркало…

– Просто подними руку того, к кому подключилась, и тебе назовут имя.

– Так точно, – кивнула я.

– Ольга, – скомандовал доктор Ланге, и девушка кивнула и быстро вышла из кабинета.

Инъектор с красной жидкостью уже был прижат к моей руке, и я машинально задержала дыхание. Я знала, что мне ничего не грозит, что вода не настоящая, но ничего с собой поделать не могла. Сквозь накатившую зеленую муть я встретилась глазами с Эрикой, а потом мир исчез.

Я растеклась в пространстве, почувствовала, что рядом есть цели, и устремилась к ним. Пока все четверо были для меня одинаковы – как будто маленькие маячки, посылающие один и тот же сигнал: я здесь, я здесь, я здесь. Герр доктор прав, я должна хорошо познакомиться с ними, чтобы сразу отличать одного от другого.

Первый разум я выбрала наугад. Потянулась к нему, свернулась в воронку – и едва не задохнулась. Я никогда не каталась на сноуборде, айсборде и любом другом борде, но, наверное, когда летишь с горы и ледяной ветер бьет тебе в лицо – это очень похоже. Страшно, холодно и весело. Отдышавшись, я сделала мысленное движение, и парень поднял руку.

– Рядовой Волчек, – услышала я голос Олли.

Ладно, этого будет легко запомнить.

Я покинула его голову и с некоторой опаской подключилась к соседу.

Это было все равно что надеть старые разношенные ботинки. Все равно что натянуть самые удобные джинсы. Все равно что лежать, свернувшись калачиком под одеялом. Я помедлила, наслаждаясь этим уютным чувством, потом подняла руку.

Вот будет номер, если это Антон.

– Рядовой Талеш, – сказала Олли.

Прекрасно, самое интересное впереди.

Я перетекла к следующему маячку.

Никакого сопротивления, даже самого легкого, не было. Сначала я не почувствовала вообще ничего, мне даже показалось, что действие стимулятора закончилось и сейчас я открою глаза в кабинете доктора Ланге. Но мгновение спустя я ощутила, что держу мокрый картон. Мне захотелось вытереть ладони, и, повинуясь моему желанию, парень провел руками по футболке. Это не помогло – мне все равно казалось, что мои ладони полны размокшей расползающейся бумаги.

Это не на самом деле, сказала я себе и подняла руку как надо.

– Рядовой Дейнак, – сказала Олли.

Так я и думала. Оставался последний маячок.

Может быть, подключиться к нему и правда было сложнее, а может, я просто не хотела этого делать. Даже то, что я вода, слабо помогало. Наконец я оказалась внутри его головы и замерла. Это не было похоже ни на что, виденное прежде. Я словно держала за лезвие остро наточенный нож. Словно обнимала убийцу, готового вот-вот всадить этот нож в меня. Нет. Я словно обнимала убийство.

Почувствовав мое присутствие, парень поднял руку сам, не дожидаясь моей команды, и я услышала, как Олли говорит то, что я и так уже знала:

– Рядовой Рейнис.

***

В кураторы мне достался Карим Юферев, один из лаборантов герра доктора. Было ему лет тридцать, и он отнесся к своему назначению очень серьезно. В среду с самого утра он вызвал меня в желтую зону и два часа расспрашивал о моем медиаторском опыте, периодически что-то занося в свой планшет. Я рассказывала про то, как чувствую себя водой, не в силах оторвать взгляд от его левого уха – на нем крепился затейливый кафф, и я пыталась понять, это просто украшение или он еще и делает что-то полезное.

– Как ты воспринимаешь других людей, когда подключаешься к ним? Как ты видишь их, хм, ментальным зрением?

Я не сомневалась, что все, что я скажу, он передаст доктору Ланге. Едва ли стоит говорить, что один из обладателей нейроимпланта – чертов психопат. Еще неизвестно, кого сочтут более важным для проекта, меня или Рейниса. А ради Коди я могу его потерпеть.

– Это сложно описать. Это такие ощущения… Это как запах описывать. Если вы никогда в жизни ничего не нюхали, представить не получится.

– Попытайся.

Я вздохнула, размышляя, что ему сказать.

– Это как если бы цвет стал вкусом, – начала я наконец. – Или как если бы дни недели были разной высоты. Такие ощущения, понимаете? Таких в реальной жизни нет. Но если сравнивать с чем-то реальным… Иногда как будто падаешь. Или как искры, только их не видишь, а чувствуешь, вот здесь, – я прижала руку к груди. – Но на самом деле не здесь, а… ну, везде. Я ведь как будто занимаю очень большое пространство.

Карим кивал и делал какие-то пометки.

– Я плохо объясняю. Но там, в голове, – я постучала себя пальцем по виску, – все разные. Различить легко.

– Назови фамилии тех, к кому подключаться сложнее всего.

Ага, размечтался, так я тебе и сказала.

– Ко всем примерно одинаково.

Он пристально посмотрел на меня.

– Рядовая Корто, – сказал он, – ты осознаешь, что эта информация может оказаться жизненно важной в боевой обстановке?

– Так точно, – кивнула я.

– Все, что здесь происходит – один большой эксперимент, который, возможно, определит будущее вооруженных сил Церы.

– Я понимаю, – кивнула я. – Я принесла присягу и готова сделать все, что от меня зависит.

– Итак?

– Со всеми примерно одинаково. С Коди… с рядовым Корто, это мой брат – с ним легче всего. С остальными – одинаково, – сказала я уверенно.

– Хорошо, – кивнул Карим, кажется, так до конца мне и не поверив. – Теперь перейдем к постэффектам.

К чему?!

– Опиши свои ощущения после завершения медиаторской сессии.

А, вот к чему.

– Я это уже рассказывала Олли. Она знает, что надо делать.

– Ольге Гольц? Она не твой куратор.

– И психиатру тоже.

– А теперь расскажи мне, как можно подробнее.

Я принялась описывать свои ощущения и перечислять, что делала, чтобы прийти в себя.

– А еще Олли мне давала кислые конфеты. И сигареты, – добавила я в конце.

– И это помогало?

– Еще как!

Карим записал что-то в свой планшет.

– Конфеты – отлично, я узнаю, что она тебе давала. Сигареты – исключено, – сказал он. – Никаких психоактивных веществ. Мы найдем адекватную замену.

Интересно, какую адекватную замену они предложат Эрике, подумала я и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Работа теперь станет более интенсивной, и в борьбе с дереализацией нужен системный подход. Я познакомлю тебя с расписанием тренировок. На этой неделе нам надо проверить максимальное число подключений, возможное для эффективной работы. Сейчас у нас восемь человек с нейроимплантами, в идеале ты должна уметь работать со всеми одновременно. На следующей неделе будем выполнять упражнения.

– Какие?

Мне действительно было интересно, и Карим принялся объяснять.

– Реталин… Можно звать тебя по имени? Ты пробовала писать правой рукой один текст, а левой другой?

– Я вообще не умею писать левой рукой.

Я и правой-то писала так себе.

– Тогда попробуй правой отбивать ритм… Давай, пробуй. Вот так. А левой… Ну, например, рисуй круг открытой ладонью.

Я попробовала, пару раз сбилась, и мне стало смешно.

– Вот так, – заметил Карим, улыбаясь. – Ты молодец, быстро справилась. А теперь представь, что тебе надо сделать то же самое, только не с руками, а с людьми. И их будет не двое, а четверо. Или шестеро. Вот этому мы посвятим следующую неделю. Хорошо, если для начала получится справиться с двумя.

– А потом? Что еще через неделю?

– Учения, – сказал Карим. – Ты не знаешь? У нас совместные учения с Северным союзом. Они не долгие, так что потом продолжим. Будем корректировать программу в зависимости от твоих успехов. Завтра начнем.

***

И мы начали.

Карим сумел добиться, чтобы я одновременно подключалась к пяти модификантам, но и то только если один из них был Коди, и делать при этом ничего особо не могла. Успехи Эрики мало отличались, Иштан сумел подключиться к шести, и в конце концов кураторы, посовещавшись с доктором Ланге, определили пять как оптимальное число, к которому надо стремиться. Герр доктор произнес длинную речь, суть которой сводилась к тому, что мы должны больше стараться, и тогда наш мозг подстроится. Мы обещали стараться, и нам добавили вечерние занятия.

Не знаю, чем занимались остальные, но Карим мучил меня упражнениями, на мой взгляд, не имеющими отношения ни к чему вообще. Заставлял меня учиться писать левой рукой, стоять на одной ноге, положив на голову планшет, ходить по линии, делать серии сложных движений.

– Поставь ноги в линию, пятка к носку, – сказал он, когда в субботу я приползла к нему после вечернего кросса, на котором Хольт заставил меня бежать лишних три круга.

Я встала, как сказано.

– Руки на пояс. Закрой глаза.

– И что?

– И все. Стой.

Я пожала плечами, закрыла глаза и уже через несколько секунд начала заваливаться в сторону. После трех повторений я застонала и села на пол.

– Я больше не могу, – сказала я.

– Ты должна научиться это делать, – спокойно сказал Карим. – Доктор Ланге ждет этого от нас.

По его тону было понятно, что спорить бесполезно. В другой день я бы и не стала. Но я вымоталась, была зла на Хольта, а еще у меня противно тянуло низ живота, и я раздраженно сказала:

– Да на кой черт ему сдалось, чтобы я тут прыгала на одной ножке?!

Я думала, Карим рявкнет на меня, как Хольт, или пригрозит выкинуть меня из программы, как доктор Эйсуле, но он так же спокойно объяснил:

– Ты должна стать более эффективным медиатором. Для этого надо сделать некоторые зоны твоего мозга более активными. А для этого лучше всего подходят упражнения на координацию. Научившись справляться со своим телом, ты будешь лучше справляться с другими людьми. Вставай.

Я поднялась и снова попыталась сохранить равновесие с закрытыми глазами. И снова. И снова. Мне удалось продержаться секунд двадцать, когда Карим махнул рукой.

– Ладно, достаточно. Садись за стол.

Он дал мне бумагу и два карандаша. Это упражнение я знала и даже любила – надо было рисовать правой рукой круги, а левой – квадраты. Это у меня получалось – Карим говорил, потому, что я привыкла, общаясь с Коди, говорить одно, а показывать другое, и я боялась, что он заставит меня делать что-то еще.

Если у него и был такой план, осуществлять его он не спешил. Я осталась наедине с теми же корявыми квадратами и кругами, которыми я покрывала страницу, потом круги поменялись на сердечки, квадраты – на спиральки, а потом, когда я уже решила, что сейчас пойду спать, в кабинет вошли Коди и Детлеф. Я сперва обрадовалась, но тут же заподозрила неладное.

– Садитесь, – кивнул им Карим.

Они сели рядом со мной. Коди сразу начал крутить в руках карандаш, выделывая им всякие фокусы. Вот у кого точно не было проблем с координацией движений.

И Коди, и Детлеф, и Петер относились к кураторам с уважением. Меня это удивляло, пока я не увидела, как они тренируются вместе. Аре искренне любила вообще всех, кто был старше нее по званию, особенно выделяя полковника Валлерта. Насчет остальных я не была уверена.

– Реталин, ты достаточно освоилась, так что сегодня попробуем кое-что новое. Ты готова?

Смотря к чему.

– Так точно. Какое задание?

– То же, что ты только что делала. Рисовать круги и квадраты. Только круги будет рисовать Корто, а квадраты – Керефов.

Очешуеть. Это вообще реально?

– Задание понятно?

– Так точно.

– Вопросы?

– Эрика смогла это сделать? – не удержалась я.

Коди посмотрел на меня с укором – он это соперничество не одобрял.

– Она еще не пробовала.

Я довольно улыбнулась. Непременно невзначай упомяну об этом упражнении за завтраком. Правда, для этого придется постараться, чтобы оно у меня вообще получилось. Я, конечно, не в восторге от того, что здесь нахожусь, и собираюсь сбежать вместе с Коди – ну, когда-нибудь потом, но почему бы перед этим не сделать гадость Эрике, одновременно доказав, что девчонки из Гетто кое-чего стоят?

– Я заметил, что с Корто и Керефовым тебе работать проще всего, – заметил Карим, снимая своим трекером силовое поле со шкафа с препаратами и доставая заряженный инъектор.

– Правда? – неприятно удивилась я. – А как?

– Мы отслеживаем время отклика, активность мозга. Доли секунды имеют значение. Так что на первый раз я решил облегчить тебе задачу.

Карим улыбнулся. Наверное, он ждал, что я поблагодарю его, но я промолчала.

– Ты знаешь свое время подключения?

– Так точно. Двадцать шесть секунд.

– Давно уже нет, – улыбнулся он. – Ты хороший медиатор. Но можешь стать еще лучше.

Сердце екнуло. Впервые в моей жизни кто-то считал, что я в чем-то хороша.

Карим был отличным куратором. Он не орал на меня, объяснял, когда я что-то не понимала, помогал, хвалил, давал вот такие мелкие поблажки, вроде работы с теми, с кем мне хотелось работать, иногда шутил со мной и в целом был не хуже Олли. Но он работал на доктора Ланге. А значит, мы были по разные стороны. По правде, на моей стороне не было вообще никого.

– Пересядь, – напомнил мне Карим.

– Есть.

Я поднялась со стула, пересекла комнату и уселась в кресло, вытянув ноги. Фиксаторов тут не было – отделение S убедилось, что я не опасна. Но со стула я могла и свалиться.

– Твой брат рисует круги, Керефов – квадраты, – напомнил он и повернулся к ним. – Имейте в виду, ваш имплант передает информацию о мозговой активности, и я вижу, кто именно рисует. Так что, как бы вам ни хотелось ей помочь, делать этого не надо.

Он снова обернулся ко мне.

– Доза совсем небольшая. Пятнадцать-двадцать минут – и я тебя отпущу. Готова?

Иногда Карим относился ко мне как к ребенку или к младшей сестре, и я бы соврала, если бы сказала, что мне это неприятно. Именно поэтому я старалась общаться с ним как можно более формально.

– Так точно, – кивнула я.

Мир затопило зеленью, и вместо меня стала вода, которая стекла с кресла, заполнила комнату, растеклась и собралась в две воронки. Я открыла глаза и посмотрела на Детлефа, а потом снова открыла глаза и посмотрела на Коди. Я подвигала обеими парами собственных рук, сжала и разжала кулаки. Одинаковые движения у меня получались, я уже делала это раньше. Теперь надо было сделать кое-что новое.

Два карандаша оказались в двух моих правых руках. Я помедлила, потом переложила карандаш из правой руки Детлефа в левую. Может, так будет проще.

– Давай, Рета, я сейчас сам все нарисую, – Детлеф, устав ждать, начал подгонять меня.

Мир напоминал треснувшее зеркало, воздух казался горячим, когда я дышала легкими модификантов, линии, выходившие из под моих рук, были кривыми, фигуры напоминали что-то среднее между квадратом и кругом – неровные овалы с неожиданнопрорезавшимися углами. Я вымоталась и даже сквозь стимулятор ощущала, как взмокло мое лицо. Карандаш в руках Коди треснул и переломился пополам. Правой рукой Детлефа я вцепилась в бумагу так, что порвала лист. Коди переживал, что ничего не выходит. Детлеф хотел, чтобы это быстрее закончилось. Оба они чувствовали усталость. Глазами Детлефа я видела, как рисует Коди, глазами Коди я видела неровные линии, я зажмурилась и на секунду стало темно, а потом я открыла только глаза Коди, чтобы хоть немного отдохнуть. Я снова надавила на карандаш так, что сломала его.

Но, когда зеленая муть начала рассеиваться, последнее, что я увидела – кривые, но вполне узнаваемые квадраты и круги. У меня получилось.

Глава 13

Как только мы перетащили общие и личные вещи и разместились на нижней грузовой палубе, паром вздрогнул и завибрировал – рампа сложилась, мы отчалили. Карим сразу сказал, что незачем терять время, и достал стимулятор. Я закатала рукав. Напротив меня сидели Эрика и Иштан, и их кураторы готовились сделать им инъекции – видимо, сговорились заранее.

– Какое задание?

– Отрабатываем быстрое переключение и передачу бойца от одного медиатора к другому. По моей команде подключаешься к тем, кого я назову.

Паром качнуло, и меня замутило.

– Есть подключаться по команде.

Я бы с большим удовольствием вылезла с нижней палубы на верхнюю, туда, где стояли два наших вездехода и транспортная платформа. А то, пока мы разгружались, я ничего и не видела – Хольт орал, если ему казалось, что кто-то слишком медленно двигается, по сторонам не поглазеешь, а потом чуть ли не пинками погнал нас вниз. А я бы посмотрела на море – первый раз в жизни. Конечно, это не настоящее море, это пролив, из которого торчат маленькие каменистые острова, поросшие елками. Но я не привередливая, мне и такое подойдет.

Нам предстояло плыть часа два до одного из островов, находящегося прямо на границе между Церой и Северным Союзом. Это называлось «территория совместного влияния» – общий остров для наших двух стран.

От солдат из группы Дале я узнала, что некоторые из них там уже были два года назад – тоже на совместных учениях, когда еще числились в обычном, а не секретном подразделении. Они говорили, остров довольно большой, на одном его конце есть маленькая деревушка, называется Ранта – на норска это значит просто «берег», там живет человек сто, но есть бар, куда можно пойти, если разрешит командир, и церковь, если вдруг надо, а на другой половине острова такой рельеф – скалы, ущелье, обрывы, два озера – мелкое и глубокое, даже пещеры есть, самое то отрабатывать спасательные операции.

Хотя мы и продолжали держаться особняком, формально нас с группой сержанта Дале объединили, нейроимплант теперь был у каждого, и у всех на форме появилась буква М, и я хорошо знала, как выглядит каждый из них внутри своей головы.

Эта тренировка тоже была стандартная, кураторы иногда нас так гоняли. Карим сказал как-то, что эта тренировка и для них тоже. Они должны научиться координировать свои действия, чтобы вместе успешно координировать наши.

Мы должны были переключаться, не пересекаясь. Вдвоем подключиться было невозможно, кто первый успел, тот с модификантом и работает, но на этом мы теряли секунды, а в бою секунды значат очень много. За все время мы ошиблись дважды, в самый первый день, и больше такого не случалось. Может, мы чувствовали ответственность. А может, боялись Хольта. Я тогда полночи приседала с Эрикой на плечах.

Стимулятор подействовал, и я старательно удерживалась от того, чтобы не отключиться полностью, слушать, что говорит Карим.

Одно имя за другим. Разные ощущения, странные, но уже знакомые.

Муха, бьющаяся о стекло.

Запах нагретого асфальта.

Чувство, с которым бежишь со всех ног, и земля бьет тебя по пяткам.

Музыка, которая стала цветом, нота высокая и низкая одновременно.

Чувство, будто тебя замотали в полиэтилен.

Ощущение, что зубы впиваются в сырое мясо.

Руки погружаются в теплый песок – и ответное ощущение принятия.

Ветер, который несет тебя, будто ты фантик и засохший лист.

Ток, бегущий по проводам.

Ощущение, будто проводишь языком по шершавой стене, прямо по побелке.

Сумерки и низкие облака над степью.

Водка, бензин, пузырьки лопаются внутри тебя, будто в газировке.

Сержант Дале тоже решил даром времени не терять, и я слышала чужими ушами, как он рассказывает об идеологии терроризма, то и дело переключаясь на недавний теракт в Агневеце.

Наконец все закончилось, и я пришла в себя как раз на словах Дале о том, что основной источник финансирования «Ин урма Эва» – торговля наркотиками и запрещенными имплантами. Несколько секунд я сидела, не шевелясь, и думала, откуда берутся эти ощущения. Почему я уверена, что бензин на вкус именно такой. Откуда я знаю, что чувствуешь, если рвешь зубами мясо и кровь стекает по подбородку. И еще эта степь – я никогда там не была, откуда мне знать, какую тоску чувствуешь, когда низкие облака и ранние сумерки, и теплый ветер колышет траву?

Потом я тряхнула головой и полезла в рюкзак. Помимо стандартного набора – сменной одежды, гигиенических принадлежностей, спального мешка и прочего – там лежал запас кислых конфет. Я сунула в рот сразу несколько и обратилась к Кариму:

– Разрешите выйти на верхнюю палубу.

Карим замешкался.

– Голову проветрить немного, – пояснила я.

– Я поговорю с твоим сержантом.

Сержант Хольт моей просьбе ожидаемо не обрадовался. По его мнению, всем солдатам полагалось не лазать по парому туда-сюда, а сидеть внизу и слушать, как террористы забивают подросткам голову величием нации, вырасти которому мешает только отсутствие в нашем правительстве еще одного Галаша, и потом отправляют их в школы со взрывчаткой в коммах. Но Карим сказал, что это необходимо, и Хольт нехотя кивнул.

Я дождалась, пока Хольт уйдет кошмарить кого-нибудь еще, и спросила:

– А можно, Коди пойдет со мной? – я придала лицу страдальческое выражение. – Мне правда как-то не по себе. Не хотелось бы свалиться за борт. Если сержант Хольт разрешил мне…

– Да, конечно, – кивнул Карим.

Он хорошо ко мне относился и думал, что я плачу ему тем же.

– Плохо? Очень? – обеспокоенно спросил Коди, подавая мне руку и помогая встать. – Медиатор?

Каждый раз, волнуясь, он начинал пропускать слова. Его словно отбрасывало назад во времени, когда он учился говорить после операции и по привычке жестового языка изъяснялся отдельными словами, исключая все лишнее. «Тебе очень плохо? Это из-за твоей медиаторской работы?» – вот, что он собирался сказать.

«Терпимо, – показала я на жестовом языке. – Ты разве не хочешь посмотреть море?»

Коди улыбнулся и кивнул.

Мы поднялись по узкой темной лестнице – пол раскачивался под ногами, обеими руками я упиралась в стены и, если бы не ежедневные упражнения Карима на равновесие, точно свалилась бы. Я толкнула дверь, нырнула в низкий проем, и внезапно мир распахнулся, стал огромным, шумным, мокрым. Порыв ветра едва не столкнул меня обратно, но Коди поймал меня и помог выбраться. Щурясь от солнца, я пролезла между вездеходами, добралась до борта и свесилась вниз. Меня обдало брызгами, я отшатнулась назад и рассмеялась.

– Море! – широко улыбаясь, я обернулась к Коди. – Море!

– Море! – крикнул он в ответ и раскинул руки.

Мы оба видели такое впервые, и нам не надо было ничего говорить. «Море» – этого было вполне достаточно.

Это значило – смотри, это море, мы никогда в жизни не видели столько воды, и столько неба, и не дышали таким воздухом.

И еще – мы видим море, и увидим еще очень много всего, мы никогда и не думали, что с нами это случится.

И – мы здесь, мы вместе, мы встретились, и теперь точно все будет хорошо.

Коди что-то сказал, но из-за ветра и рева мотора я его не услышала.

– Не слышу, – произнесла я одними губами.

«Я говорил, – повторил он жестами, – это будет здорово – работать вместе».

«Да, – кивнула я. – Здорово».

И впервые я в самом деле так думала.

***

Лагерь мы разбивали уже в сумерках. Мы причалили в Ранте, и Хольт снова заставил нас погрузиться за рекордно короткое время, так что я опять ничего не рассмотрела, а потом мы ехали через весь остров к месту нашей стоянки, и одновременно с нами подъехали еще четыре машины – серые с синим грузовики Северного Союза.

Разгружаясь, мы то и дело посматривали друг на друга. Каждый, с кем я встречалась взглядом, улыбался мне, некоторые приветственно махали или кивали, и в конце концов я тоже сумела изобразить на лице дружелюбие, хотя чувствовала скорее настороженность. Я никогда в жизни не видела вживую кого-то из другой страны. Чего от них ждать?

Все начальство, даже кураторы, ушли на короткое совещание, потом появились наши сержанты и принялись руководить сборкой жилых куполов. Я думала, нас просто поделят поровну, но оказалось, что для девушек выделили отдельный купол, а поскольку нас было мало, то он был общим для обеих групп. Так что моими соседками, кроме Эрики и Аре, оказались две высокие светловолосые девчонки из Северного Союза – Ханнеле и Биргит. Обе они изъяснялись с чудовищным акцентом, а норска из нас троих знала только Эрика, и купол мы ставили, общаясь в основном жестами.

Когда мы почти закончили, явились Коди и Детлеф.

– Нужна помощь? – спросил Детлеф.

– Нет, – ответила Биргит.

– Да, – одновременно с ней кивнула Ханнеле.

Они переглянулись с улыбками.

– Отнести это, – Ханнеле показала на ящики, которые были сложены неподалеку. – Наши… ламмитин. Тепло.

– Они не тяжелые, – сказала Аре, – я могу сама.

Они были тяжелые, эти ламмитин – то есть обогреватели, и мы планировали перетаскать и собрать их позже. Но, конечно, не для модификантов.

– Я принесу, – вызвался Детлеф.

Подмигнув Ханнеле, он отправился за ящиками и уже через минуту вернулся.

Я могла бы понять его рвение – Ханнеле была красивой, настоящая принцесса севера из древней баллады, волосы как лен и глаза как васильки и все такое. Могла бы понять – если бы не знала, как сильно он привязан к Эрике и как ждет, когда наконец Коди ей надоест.

Детлеф никогда не показывал этого – за исключением того случая, когда его накрыло на минус втором этаже желтой зоны и он все мне выложил. Он ни за что не сделал бы ничего плохого Коди. Никогда не стал бы вмешиваться в их странные отношения. Но я все видела в его голове.

Ребята принялись открывать ящики, но почти сразу их вызвали в другой конец лагеря и мы снова остались одни.

Ханнеле проводила Детлефа взглядом. Повернувшись к Эрике, она что-то сказала. Эрика пожала плечами.

– Что она говорит? – поинтересовалась Аре.

– Спросила, как он это делает, – нехотя объяснила Эрика.

Я могла понять ее удивление. Если бы я не видела – и не чувствовала, – как они втроем растащили на запчасти ветрогенератор, тоже не поверила бы.

– У него усиленные мышцы, – радостно сообщила Аре и для верности показала на свою руку. – У-си-лен-ны-е, понимаешь?

Ханнеле кивнула.

– Мы можем много всего, – похвасталась Аре. – А Рета и Эрика… И еще у нас есть парень, Иштан, потом покажу, они вообще…

– Поменьше говори, – оборвала ее Эрика.

– В общем, увидите, – быстро закруглилась Аре. Но ее явно тянуло поболтать, и она спросила: – Как вы сюда добрались? Тоже на пароме?

– Мы приехали мост, – покачала головой Ханнеле.

– Приехали по мосту? От самого Северного Союза?

– Нет, – Ханнеле замотала головой, не переставая улыбаться. Улыбкой она, кажется, компенсировала нехватку слов. – Ехать паром от Котти до Нарга, это саари…

– Остров, – подсказала Биргит.

Голос у нее был низкий и хриплый, почти мужской. И сама она напоминала парня со своими широченными плечами и выступающей челюстью.

Да, подумала я с сочувствием, ей, наверно, так не подмигивают.

– Остров, – повторила Ханнеле, растягивая букву с. – Оттуда мост на другой остров. И еще на другой остров. И сюда. Мост вон там, – она указала куда-то на север.

– Нам повезло попасть сюда, – сказала Биргит.

– Почему? Это что, опасно, да? Мосты старые? – жадно спросила Аре.

– Нет, – Ханнеле замотала головой так, что волосы рассыпались по плечам. – Попасть сюда, – она топнула ногой и добавила что-то на норска.

– Повезло, что взяли, – пояснила Биргит.

Я повернулась к Эрике. Хоть она что-то понимает?

– Они рады, что их взяли на учения, – пояснила Эрика со вздохом. Ролью переводчика она тяготилась. – В Северном Союзе служба для женщин необязательна, но без нее на хорошую работу не возьмут. Чем больше достижений за время службы, чем больше опыта они получат, тем лучше потом устроятся.

– Да, – кивнула Ханнеле с широкой улыбкой. – Потом можно даже сделать одла.

– Фарма, – поправила Биргит. – Взять свою землю.

– Ферма, – вздохнула Эрика, распаковывая последний обогреватель. – Они получат землю в аренду на сто лет.

Я бы еще с удовольствием послушала про мосты между островами и аренду земли, но браслет на моей руке завибрировал. Эрика тоже посмотрела на свое запястье. Нас вызывали.

Когда мы дошли до купола, в котором разместился медицинский блок, Иштан был уже там. Тренировка была стандартная – никого не стали отрывать от работы ради того, чтобы мы рисовали круги и квадраты, так что кураторы заставляли нас переключаться по какой-то одной им понятной системе. Как на зло, раз за разом я оказывалась в голове Рейниса, Петера и Каукса, того парня, который был похож на сырое мясо, так что через пару часов, когда все купола были поставлены и ужин приготовлен, я вконец измоталась. С трудом запихнув в себя пару ложек (казалось, у еды был вкус крови, и меня едва не стошнило), я поднялась и вышла. Все устали, проголодались, все были взбудоражены, кто-то знакомился, кто-то обсуждал северных девчонок (особенно, как я понимала, Ханнеле).

На меня никто не обратил внимания.

До вечерней переклички оставалось еще полчаса, надо было успеть прочистить голову. Кислые конфеты лежали в рюкзаке, но я была уверена, что и у них сейчас будет мерзкий привкус. Лагерь окружали деревья, невысокие кривые сосны, растущие прямо из серой скальной породы, из трещин в камнях. Я подошли к одной из них, потерлась щекой. На секунду стало легче, но тут же мне показалось, что кора расплавилась от моего прикосновения, стала мягкой, липкой. Я шарахнулась в сторону и еще целую секунду видела, как от дерева к моему телу тянутся темные нити. Меня передернуло.

Внутри поднималась волна злости, и одновременно захотелось плакать. Я схожу с ума? Кто вообще знает, что происходит с медиаторами со временем? Что, если герр доктор проверяет не только к какому количеству людей я могу подключиться, но и сколько вообще времени выдержу?

Затылок начал болеть.

Как там говорил Карим – исследования определят будущее наших вооруженных сил? Но им же наверняка нужно знать обо всех последствиях, обо всех рисках, прежде чем расширять программу. И чем быстрее все эти последствия наступят, тем, получается, лучше.

Что, если совсем скоро я вслед за той девчонкой стану серым туманом?..

Я шагала, сама не замечая, все быстрее и быстрее, и едва не упала, неожиданно влетев в воду. Остров кончился.

Давно уже наступили светлые северные сумерки, в спокойной воде отражались редкие звезды. Вдоль горизонта словно провели маркером желто-рыжую полосу. Вдалеке я видела огоньки – то ли лодка, то ли соседний остров.

Опустивший на корточки, я погладила мокрые камни и скользкие водоросли, дотронулась до воды. Она оказалась ледяной, но неожиданно от этого мокрого холода мне стало легче.

Не успев ни о чем подумать, я скинула ботинки и носки, стянула и бросила на землю куртку, майку и штаны, сверху положила нижнее белье и вошла в воду.

Ноги тут же свело, но я не продолжила идти. Шаг, другой – и вот я уже по пояс в ледяной воде, еще шаг – от холода перехватило дыхание. Я погрузилась по плечи, и сердце едва не остановилось.

Но мне определенно становилось лучше.

– Я вода, – сказала я вслух, сжала зубы и окунулась с головой.

Плавать я не умела. Я просто зависла посреди темноты, в ушах шумело, холод постепенно уходил, и не было ни «Мадженты», ни доктора Ланге, ни Рейниса с его ментальными лезвиями, ни страха, не было ничего, только я и вода, и мне было хорошо – пока вдруг какая-то сила не рванула меня вверх.

От неожиданности я закричала и сразу наглоталась воды. Но тут сработали рефлексы, вколоченные в меня сержантом Дале на дополнительных занятиях, и, развернувшись, я резко выбросила кулак вперед и вверх.

Мой кулак врезался в чей-то нос, человек отпрянул, выпустив меня, и с некоторым удивлением я увидела перед собой полностью одетого мокрого Петера.

– Ты что творишь?! – возмутилась я, пытаясь откашляться.

– Я думал, ты тонешь, – сказал он.

– Ты ненормальный? – я вырвалась из его рук и медленно побрела к берегу.

Судя по звуку, Петер пошел следом.

– Ты долго была под водой.

– А ты что, за мной следил? Я, блин, медиатор. Мне надо всякую чушь делать. Чтобы не было дери… лизации, понял? Если увидишь, как я сосновые иголки жру, будешь их у меня изо рта доставать?!

– Прости, – сказал Петер, помолчав.

Я наконец выбралась на берег, вытерлась футболкой и принялась натягивать одежду. Меня колотила крупная дрожь. Петер стоял, отвернувшись и глядя на огоньки на горизонте. Его тоже трясло. Камни под его ногами стали темными и блестящими.

Кинулся меня спасать, надо же. Даже ботинки не снял.

– Я испугалась, – сказала я. – Думала, что схожу с ума. Мне нужны были очень сильные ощущения, чтобы это перебить. Да повернись уже, что я с твоей спиной разговариваю? Я обычно разное делаю, чтобы придти в себя. Но в этот раз ничего не помогало. И я подумала… Знаешь, я ведь ее видела, – сказала я шепотом.

– Кого? – спросил Петер.

Он так и стоял ко мне спиной.

Здесь не было камер, и даже если мой трекер передает информацию – прямо сейчас меня вряд ли кто-то слушает.

– Ту девушку. Медиатора. Которая была до меня и Эрики.

Теперь Петер резко обернулся и посмотрел на меня.

– Нет, – покачал он головой. – Зачем ты так? Я же знаю, что она… Что ее нет в живых.

– С чего ты это взял?

– Я знаю.

– Поверь, она жива. Лежит в желтой зоне, с трубкой во рту и заклеенными глазами. Но она все еще медиатор. И очень сильный. Она все время пытается связаться с кем-то.

Петер, кажется, сделал всего один шаг, но оказался очень близко ко мне.

– Откуда ты это узнала?

– Я там была. Случайно. Это было в тот день, когда... Ну, на полигоне, помнишь? Потом, вечером, мне стало плохо, я пошла за помощью в желтую зону и спустилась ниже, чем надо было. Я чувствовала, что она там. Чувствовала ее присутствие. Но, знаешь… Это было очень страшно. Она была как серый туман, который тянется к тебе, тянется… Я сбежала. Я не знаю, чего она хотела, но я уверена – она все еще пытается что-то сделать. Кого-то зовет.

Я не видела лицо Петера в темноте, но слышала его дыхание.

– А сегодня я испугалась, что еще немного – и я стану как она. Я же не знаю, что происходит с медиаторами. Может, от меня ничего не останется. Только серый туман, который растекается по коридорам желтой зоны. Я тоже буду вот так лежать и звать хоть кого-нибудь, а никто не придет. Поэтому я полезла в воду.

Петер вдруг обнял меня, притянул к себе, и я удивилась, но в следующую секунду поняла, что он обнимает не меня. Для него на моем месте сейчас Ива.

– С тобой этого не произойдет, – сказал он тихо.

– Откуда тебе знать?

– Потому что это… Это не из-за экспериментов.

– Тогда из-за чего? Слушай, расскажи мне, я тебя очень прошу! Мне страшно, понимаешь? Каждый раз, когда мне вкалывают стимулятор, я боюсь, что уже не очнусь. Если ты знаешь, почему с ней это случилось, пожалуйста, скажи мне!

Петер молчал, и я тоже. Все, что я могла сказать ему, я уже сказала. Теперь он либо расскажет мне правду про Иву, либо этот разговор продолжать бесполезно.

Моя одежда пропиталась водой. Мы оба дрожали от холода. Нужно было возвращаться в лагерь. Я готова была признать свое поражение, как вдруг Петер отстранился и спросил:

– Ты когда-нибудь слышала про заброшенный город, который называется Вессем?

Глава 14

Ни у кого из них не было семьи. Петер рос в детском доме в Озерувице, Андрюс – в Нова-Ветке, Райнгольд – в Адарме, Ива – в Тополячеке. Они познакомились уже на военной базе, уже после того, как согласились участвовать в эксперименте и подписали все необходимые бумаги, после того, как были проведены первые операции.

Райнгольд пострадал сильнее всех. Он был самым старшим, работал со взрывчаткой уже три года, и в его характеристике были слова «серьезный» и «внимательный», когда он совершил ту свою ошибку – первую и чуть не ставшую последней. Он поначалу производил на Петера жутковатое впечатление. Правая половина его лица была закрыта искусственной кожей, искусственными были его глаза, и частично руки и ноги. Искусственным был даже голос. И еще он все время путал слова, мог сказать «мороженое» вместо «хорошее» или «осколки» вместо «футболки». Когда Райнгольду предложили участие в проекте, то стандартную форму пришлось заполнять позже. А тогда в госпитале он едва смог кивнуть.

Андрюс сжег легкие, потому что при маркировке бочек кто-то перепутал коды машинного масла и отравляющего вещества. Он успел только вскрыть ту бочку и смазать несколько деталей. Андрюс подписывал согласие, задыхаясь и отплевываясь кровью. Позже оказалось, что и сетчатку тоже сожгло. Если он и переживал по этому поводу, то не слишком. Ему, казалось, вообще все было нипочем. За работой он всегда едва слышно мурлыкал что-то себе под нос. Он бы с радостью вернулся в гараж своей воинской части, ремонтировать любимые вездеходки, но раз теперь надо быть здесь – что же, он и здесь будет с радостью.

Про самого Петера можно было сказать, что он легко отделался – его глаза были при нем, из-под кожи не просвечивала сетка, но в той аварии, после которой остальные бойцы ушли на своих ногах, металлический прут воткнулся ему прямо в грудь, задев сердце и сломав позвоночник.

А еще была Ива. Когда она смотрела Петеру в глаза, ему казалось, что в его сердце снова втыкается что-то острое. Он бы умер за нее, если потребуется.

И не только он. Андрюс и Райнгольд тоже. Когда она подключалась к ним троим – легко, словно с детства этому училась, – он иногда слышал отголоски их эмоций.

Он бы никогда не смог сказать ей, что чувствует, но она, конечно, знала. Она все про них знала.

И доктор Эйсуле тоже знала. Однажды он слышал, как она говорила этому доктору-немцу, что их реакция называется «перенос». Как будто это что-то ненастоящее.

Что она вообще понимала.

А потом немец и доктор Эйсуле поссорились, как раз перед тем, как полковник Валлерт вызвал их к себе и сказал, что для них четверых есть важное задание.

Позже Андрюс припомнил, что еще в детстве слышал про Вессем – мол, там случилось что-то ужасное и таинственное, даже, пожалуй, зловещее, правда, подробностей он вспомнить не смог. А Райнгольд сказал, что это и не важно – полковник Валлерт же уже объяснил им, что там, в старых шахтах под городом, прятались остатки армии Возрождения Нации, террористы, которые сумели забаррикадироваться и подорвать себя, когда их все же обнаружили. Террористы пытались воссоздать Измененных, так что туда им и дорога. Террористов Петеру жалко не было. Плохо было то, что все это так и осталось забаррикадированным под городом. Устройство этих тоннелей таково, что тяжелую технику для разбора завалов туда спустить невозможно. А силами обычных людей эти тонны камня не сдвинуть. Поэтому им четверым предстоит сделать то, что не смог сделать никто до них – спуститься вниз, осмотреться и вынести все, что там осталось. Если там и вправду есть Измененные, их тоже нужно доставить на поверхность – разумеется, чтобы затем уничтожить. Никто, кроме них, во всем мире не сможет справиться с этой задачей.

Прежде иногда Петер спрашивал себя, в чем цель эксперимента, в котором они участвуют. Исследования ради исследований? Испытания новых имплантов на тех, кто все равно был обречен? Не то что бы его это сильно беспокоило – он был счастлив, что не умер и что не придется при этом провести годы в инвалидном кресле, пытаясь выжить на крошечное пособие. Но теперь, стоя рядом с людьми, которые стали его семьей, он слушал полковника Валлерта и все понимал.

– Мы столкнулись с угрозой, с которой, как полагали, давно покончено. Наши информаторы сообщают, что «Ин урма Эва», последователи Возрождения Нации, перешли к активным действиям. Они планируют сконструировать новых Измененных солдат и выпустить их на свободу. Нет ничего более важного сейчас, чем уничтожить их. Эту заразу мы задавим в зародыше. Но мы должны исключить саму возможность, что разработки Возрождения Нации могут попасть в руки кому-то еще. От вас сейчас зависит будущее не только Центральноевропейской Республики, но и всего цивилизованного мира.

Петер слушал его и кивал. В армейской учебке им показывали съемки, которые были сделаны в Караге и потом еще в Мышанке, вместо которой теперь пустоши. Кем нужно быть, чтобы захотеть вернуть этих тварей, зная, на что они способны? Нет. Этого не должно повториться.

Они выдвинулись затемно. Сначала ехали на внедорожнике, потом, когда проехать стало совсем невозможно, вышли и пошли пешком. Петер нес генератор и запас горючего, Райнгольд – прожектора, при свете которых они должны были работать внизу, в шахтах, Андрюс тащил на себе все их вещи, а сержант Хольт – рюкзак с какими-то медицинскими штуками. Иве они не дали ничего, и она шла легко, этой своей танцующей походкой, время от времени пиная листья так, чтобы они разлетались, и видно было, что ей нравится эта прогулка. Ива вообще любила лес, ее интернат в Тополячеке стоял посреди леса.

Однажды Петер спросил ее, как она попала в проект. Ведь она не была военной, у нее не было ни травм, ни аварий. После интерната она должна была, как и все, кто не пошел в армию, получить комнату в социальном общежитии и работу в какой-нибудь дыре, где она будет вкалывать лет пять, пока не возместит государству потраченные на нее ресурсы. Помявшись, Ива ответила, что однажды для всех старшеклассников, у которых были высокие баллы по социальной работе, провели целую кучу медицинских тестов, а после ее вызвал к себе директор интерната. В кабинете, кроме него, был мужчина в военной форме без опознавательных знаков, который предложил ей интересную и высокооплачиваемую работу.

Вообще-то она любила возиться с детьми, с удовольствием отрабатывала обязательные часы в отделении для малышей и рассчитывала после выпуска получить работу в своем же интернате. Куратор их группы пару раз намекала на это, и Ива считала вопрос почти решенным. Но вышло иначе.

– Мы все получили распределение накануне, – сказала Ива немного виновато. – Я должна была ехать в «Дом жизни» в Трепен. Это на самой границе пустошей, очень бедный поселок, и выбраться потом оттуда очень сложно. Пришлось бы годами работать за еду и комнату. Ну и… Все думают, что я туда и уехала.

Впоследствии Петер много раз думал, насколько случайным было это распределение, но так ни к чему и не пришел.

К тому же Ива и правда много времени проводила в желтой зоне. И по случайно услышанным обрывкам разговоров – «патогенез», «атрофия стриатума», «еще лет пятнадцать» – Петер понял, что те медицинские тесты в ее интернате что-то все-таки выявили.

У сержанта Хольта была карта, по которой он нашел вход в лабораторию прямо из города, и сразу же заставил их подключить прожекторы. Петер считал, что достаточно было бы и фонариков, но спорить, конечно, не стал. Хотя от синеватого света было неуютно. Хольт вдобавок раздал всем респираторы – здоровенные, ярко-желтые, и теперь они все напоминали стаю каких-то мультяшных собачек.

Лаборатория была огромная, а террористы постарались на совесть. Петер сразу понял, что торчать под землей им придется не один день, и загрустил.

Для Ивы устроили почти уютное рабочее место с матрасом из пеноблоков, на котором удобно было лежать. Улыбнувшись им всем троим, она закатала рукав и подставила руку сержанту Хольту.

Петер уже много раз видел, как это происходит. Ее тело вытянулось, будто сведенное судорогой, а потом обмякло, и тут же он почувствовал ее присутствие в своей голове. Самый лучший момент каждого дня.

Петеру было не по себе от осознания, что где-то поблизости могут быть Измененные. Конечно, они давно умерли. Это понятно. Разумеется, живых Измененных тут нет. Но вот у них в школе говорили, что в теории они могли жить лет по двести. Вдруг кого-то из них тот взрыв все же не убил?

Райнгольд не любил темноту – не боялся, нет, но после того, как несколько недель провел в темноте, пока ему не сделали новые глаза, без света ему было не по себе.

Андрюс неуютно чувствовал себя в замкнутых пространствах.

Но, как только Ива подключилась к ним, страх исчезал. Каждый раз, стоило ей попасть в его голову, не оставалось ни страха, ни злости, ни зависти. Только спокойное мерцание и запах яблок. Всегда почему-то это был запах яблок.

Оставив Иву неподвижно лежать, Хольт подошел и по очереди разблокировал им все, что военные техники встроили в их тела.

Она не должна была идти в армию, подумал Петер, сдвигая первый камень и не чувствуя его веса. Ни в армию, ни в «Дом жизни» на границе пустошей. Она не такая девушка. У нее должен быть свой дом, и свой сад, и кухня с деревянным полом, чтобы она стояла босиком, пока режет яблоки для пирога, и чтобы обязательно кто-то все время забегал и спрашивал: «Мам, ну скоро уже?»…

Генератор накрылся утром третьего дня. Хольт настаивал, чтобы они не выключали чертовы прожекторы даже на ночь, но спать так, конечно, было невозможно, и очень кстати пришлось, что у Хольта с собой был запас аналептиков. Отдых им был не нужен, работа шла быстро, правда, никаких Измененных они так и не нашли. Техника была – ни Петер, ни Райнгольд, ни даже Андрюс не смогли понять, что это, но Хольт велел упаковать все в ящики и забрать с собой. Они занимались этим, пока Ива спала, завернувшись в спальный мешок, как в кокон, и усилители были отключены. В одном из кабинетов нашлись жесткие диски – их они тоже забрали. Днем они чувствовали подземные толчки, но в лаборатории ни один камень не шевельнулся. И только под утро, когда землетрясение давно закончилось, по полу прошла дрожь, потом послышался звук падающих камней, какие-то хлопки – словно воздушные шары взорвались. А потом сверху сорвался кусок стены и прихлопнул генератор. Стало темно.

– Выходим, – тут же сказал сержант Хольт. – Все на выход, быстро.

Райнгольд подхватил Иву на руки – она даже не проснулась, так сильно устала за день. В темноте сориентироваться оказалось непросто. Подсвечивая себе фонариком, чувствуя нарастающий страх, Петер нашел один из выходов, но оказалось, что обвал заблокировал лестницу. Зато совсем рядом нашлась трещина в потолке, через которую было видно серое рассветное небо.

– Выходим здесь, – принял решение сержант Хольт. – Будите Перович. Какого хрена, где ее респиратор? Ладно, к черту.

Ива с трудом пришла в себя. Петер видел ее глаза – темные, словно радужки вообще нет. В глазах плескался страх, и ему тоже было страшно. Но они с Райнгольдом все равно подсадили ее, встав один другому на плечи, а потом вытащили ящики. Надо было теперь так же переправить наверх Андрюса и сержанта Хольта, а потом вылезать самим. Но тут стало понятно, что с Ивой что-то не в порядке. Она вдруг упала на колени, согнулась, словно от сильной боли, издав какой-то утробный вой, от которого волосы встали дыбом.

– Ива! – позвал Петер. – Тебе плохо? Подожди, я сейчас!

Он начал было вылезать, уцепившись за край трещины, как вдруг почувствовал в голове знакомое мерцание. Это была Ива, вот только запаха яблок не было. И спокойствия не было. Был только ужас, темный, липкий, который обволакивал внутренности, словно черная масляная пленка, прожигал дыру в груди. Петер чувствовал, как Ива сгорает изнутри в этом ужасе и сжигает всех, до кого может дотянуться, как рассыпаются на части Андрюс и Райнгольд, и Ива тоже, и нет больше яблочной девушки, и сам он вот-вот исчезнет. Потому что невозможно сопротивляться своему медиатору – а Ива все еще было его медиатором, пусть теперь вместо спокойного мерцания она создавала в его сознании черную воронку, пропасть, в которой не было ни дна, ни света, ни воздуха.

Он очнулся, когда уже совсем рассвело, и несколько часов просто сидел на одном месте, обхватив голову руками и не двигаясь, пока его не нашел сержант Хольт. Дорогу до военной базы он не запомнил.

Зато он помнил, как в желтой зоне, в одной из этих гигантских операционных, увидел тела Андрюса и Райнгольда. Он, правда, не сразу понял, что это тела, – перед глазами все расплывалось, и даже успел обрадоваться, но затем заметил, как фигуры в белом, почему-то светящиеся и похожие на ангелов, снимают с них импланты, и тогда-то он и понял, почему импланты им больше не понадобятся.

Слух тоже вернулся не полностью, но голоса доктора Эйсуле и доктора Ланге он узнал. Они снова ругались, правда он улавливал лишь обрывки этой ссоры.

– …говорила вам, что нельзя так интенсивно нагружать…

– …нестабильная нейроактивность…

– …я вам еще в прошлый раз говорила, но тот случай вас так ничему и не…

– …прошлая группа показала…

– …это вам не расходный материал…

– …их импланты установят следующим…

– …даже если они жить не могут без имплантов, и где вы возьмете столько добровольцев…

– …главное – подчеркнуть, насколько положение модификантов лучше, чем…

– …вы за это ответите…

– …медикаментозная кома, пока не поймем…

– …а девочку вам не жалко?!

Это они про Иву, понял Петер, но тут один из ангелов приблизился и к нему.

Стойте, я же еще жив, хотел сказать Петер, но не смог, а потом на лицо ему опустилась прозрачная маска.

Когда он пришел в себя в следующий раз, в его палате был сам полковник Валлерт.

– Ты молодец, сынок, – сказал он. – Цера никогда не забудет того, что вы для нее сделали.

– Что случилось? – едва смог спросить Петер.

Взгляд полковника стал совсем тяжелым.

– Возрождение Нации продолжает убивать наших солдат даже сто лет спустя. Сработала одна из старых ловушек террористов, наши ученые сейчас разбираются с этим. Мне жаль твоих друзей. Что ты помнишь?

– Почти ничего, – ответил Петер. – Ива, наш медиатор, она… С ней что-то произошло.

Он, как мог, описал то, что видел и чувствовал, пока Ива сходила с ума и убивала их.

– Что потом? – спросил Валлерт, кивнув. – Что еще ты помнишь после того, как ловушка сработала?

– В основном темноту. Еще помню, что было очень больно. Значит, Ива, Андрюс, Райнгольд, они?..

– Мне жаль, – повторил полковник Валлерт, положив руку ему на плечо. – Ты ни с кем не должен обсуждать то, что произошло. Эти сведения не должны попасть к нашему врагу, к террористам из «Ин урма Эва».

– Так точно.

Петер попытался сесть, но руки двигались как-то странно. В плечах что-то мешало и болело, и, извернувшись, он увидел металлические пластины и сетчатую кожу. Такие же импланты были у Райнгольда. Может быть, эти же самые.

– Ты получил ранение, – сказал полковник, заметив его взгляд. – Разумеется, ты будешь приставлен к награде. Как и твои погибшие сослуживцы.

За них некому будет получить эти награды, подумал Петер. Ни у кого из нас нет семьи. Никому и дела нет до того, как они погибли. Ива никогда не будет смеяться, резать яблоки, никогда не выйдет в сад, чтобы позвать детей ужинать…

Он прикрыл глаза, чтобы не начать плакать прямо при полковнике, а когда открыл их снова, его уже не было.

Вскоре оказалось, что в отделении появились еще двое, которые теперь тоже пытаются освоиться с имплантами, проходя через все то, через что он сам проходил несколько месяцев назад. Он мог бы помочь им, подсказать что-то, но заставить себя общаться с ними не мог. Черная маслянистая пленка, которая покрыла его изнутри в Вессеме, никуда не желала деваться. И не было Ивы, чтобы помочь ему от нее избавиться. Вместо Ивы теперь была другая девушка, и никакого запаха яблок. Ему каждый раз словно нож втыкали в голову.

Но потом он понял, что это даже к лучшему. Она не Ива, ни капельки на нее не похожа, но будь они похожи – он бы не выдержал. А так – можно тренироваться, выполнять приказы. Держать себя в руках. Получать новые и новые импланты.

Так и было, пока не появилась вторая девушка. Она тоже не была похожа на Иву. Внешне – двух менее похожих людей еще поискать. Ива – невысокая, темноволосая, улыбчивая. Гибкая, как ивовый прутик. Красивая. Нежная. И эта девушка – высокая, почти как он сам, широкоплечая, с короткими белесыми волосами, резкая в движениях, грубоватая. До первой медиаторской сессии он ничего такого и не замечал. Да и потом – не было запаха яблок, не было мерцания. Но был тихий шелест, и чувство, которое он испытывал рядом с Ивой – что рядом с тобой кто-то близкий. Что у тебя есть семья.

Глава 15

– Так что это была какая-то ловушка, одна из тех, что оставляли тут войска Возрождения Нации. Если бы не это… Тебе не о чем беспокоиться.

Я кивнула.

Мне совершенно точно было о чем беспокоиться.

По дороге в лагерь картинка в моей голове собиралась, как пазл. Полковник Валлерт точно знал, что лаборатория принадлежала Альянсу, и врал Петеру и этим его друзьям, как их там. И с их помощью получил часть оборудования и, по всей видимости, записи доктора Лукаш, те, что хранились в электронном виде. Теперь, когда доктора Эйсуле с ее правилом про безнадежных и умирающих куда-то задвинули, герр доктор сможет развернуться – вряд ли кто-то из отделения Дале откажется принимать импланты, слишком им надоело быть мальчиками для битья, слишком долго все вокруг подчеркивали, что солдаты без модификаций – это солдаты второго сорта.

Но что они собираются делать дальше? В чем я участвую?

Ведь закон, основанный на Манифесте Феникса, никуда не делся, и ограничения, налагаемые нашим собственным мозгом, тоже.

Коди уже искал меня и очень удивился, что мы с Петером вернулись все мокрые. За те полчаса, что нас не было, все перезнакомились и теперь жгли общий костер. Ханнеле оставили в покое – оказалось, что у нее в Северном Союзе остался жених. Биргит разделывала топором здоровенное сухое бревно и пела – голос у нее оказался хоть и низким, но очень приятным. Детлеф болтал о чем-то с незнакомым парнем. Раздался рев раненой гиены – это Талеш смеялся на чьей-то шуткой. Я мало знала об армии и учениях, но это уже была атмосфера какого-то летнего лагеря. Может быть, так и надо?

Следующие несколько дней я так и этак крутила в голове все, что узнала. С Петером я на эту тему больше не разговаривала, и ни с кем другим тоже.

Карим говорил, что наши тренировки по последовательному переключению между бойцами – это тренировки для всех участников. Кураторы должны действовать слаженно и эффективно, не просто не ошибаться, выполняя распоряжения начальства, а делать все наилучшим образом. Солдаты должны учиться взаимодействовать с нами, понимать нас, воспринимать информацию. И тренироваться надо каждую свободную минуту.

Так что почти все время я проводила в медицинском куполе. Нас разбили на группы, в которых мы работали постоянно – как сказал Карим, чтобы лучше адаптироваться. Мне не повезло – Коди оказался в группе Эрики, не знаю, как она сумела добиться своего. И повезло одновременно – в моей группе были Детлеф и Талеш и не было ни Рейниса, ни его приятеля, который напоминал мокрый картон, ни Каукса.

К обычным тренировкам, которыми сержант Хольт изводил нас на базе и в которых мне тоже приходилось участвовать, добавилось ориентирование на местности, маскировка и прочая беготня по лесу, за которой я наблюдала чужими глазами.

– Занять позиции! – орал Хольт. – Ползком! Ползком, я сказал, Ленц, ниже голову! Корто, ползаешь как слизняк, шевелись! За дерево! Это маленькое дерево может спасти тебе жизнь. Гальский, сколько раз говорить – при перевязке занимаешь положение за трехсотым! Сортировка раненых, вашу мать, чем вы слушали, жопой?..

В пяти километрах нашлась скала, и сержанты через день заставляли забираться на ее вершину. И тут оказалось, что Талеш из моей группы боится высоты. Он никак этого не показывал – наоборот, лез первым, чтобы никто не догадался.

Но я отчего-то сразу решила, что Карим об этом знал и хотел посмотреть, что я буду делать.

Хольт – в этом я была уверена – тоже знал.

Может, если бы я сама боялась высоты, я бы растерялась. Но я могла отделить чужой страх от своего.

Талеш был приятным парнем, и не только потому, что его голова была похожа на уютное кресло, в которое ты опускаешься после целого дня на ногах. Он легко заводил друзей, искренне смеялся над любыми, даже дурацкими шутками, никогда не раздражался и не злился. Я была рада, что с ним работаю.

И я очень хотела, чтобы он не дал повод Хольту наорать на него.

Его страх был похож на черный комок пыли. А была водой, которая может смыть любую грязь. Я вытолкнула этот страх из его головы, а потом поделилась с ним своей уверенностью, своим восторгом, когда смотришь на мир с высоты – восторгом, который я впервые испытала благодаря Нико, и с каждым шагом, с каждым движением, с каждым метром, который он преодолевал по почти отвесной стене, мы оба чувствовали себя все лучше и лучше.

Карим остался доволен. Я не читала его мысли, но вечером подслушала, как он делился этим с другими кураторами.

– Коррекция эмоционального состояния реципиента – на десять баллов, – сказал он. – Я был уверен, что получится. Давайте теперь просмотрим профайлы остальных бойцов, надо проверить другие группы.

Мы сходили в ночной поход, во время которого нельзя было пользоваться фонариками и вообще любым оборудованием. Ночью мы чуть не замерзли насмерть, один из наших ребят подвернул ногу, наступив в какую-то трещину в камне, и нам пришлось его нести, а лучше всех справились Детлеф, Петер и Аре – конечно, у них наверняка были встроенные приборы ночного видения. Но я все равно была довольна – целые сутки мне не надо было ни к кому подключаться.

После этого наши сержантыназначили в каждой группе главного. В моей группе лидером стал Детлеф, и я за него порадовалась. Это не было званием или должностью, но теперь он мог говорить о себе «рядовой Керефов, командир группы бета», и в отсутствие сержантов мы должны были выполнять его приказы. В группе альфа – то есть в группе Эрики – командовал Михаэль Курц, серьезный, но резковатый парень, и мне было интересно, станет ли Эрика его слушаться. Мне Детлеф по-настоящему не приказывал, относясь скорее как партнеру – мое положение было немножко особенным, но у Эрики с Михаэлем все могло быть и по-другому.

Командиром в группе гамма стал Антон Рейнис.

Кураторы придумали для нас новую тренировку – теперь мы должны были координировать свои действия сами, без их команды. Они придумали систему знаков, по которой мы должны были передавать модификанта от одного медиатора к другому, и вся коммуникация была только через нас. Всего несколько часов тренировок – и мы научились передавать информацию по цепочке, вообще не пользуясь голосом.

В тот день, когда мы должны были выследить и захватить группу Северного Союза, мы сразу перешли в режим радиомолчания, и это дало нам преимущество. Им пришлось пользоваться рациями, а эти переговоры Петер, Коди и Детлеф со своим усиленным слухом могли перехватывать даже без дополнительного оборудования. Мы могли слышать их переговоры, они наши – нет.

В базовый лагерь все вернулись грязные, уставшие, но радостные. Ребята из Северного Союза старательно скрывали свое разочарование. Я встретила удивленный взгляд Биргит.

– Ты не была в лесу, – сказала она. – Почему?

– У нас другое задание, – отрезала Эрика прежде, чем я успела рот открыть.

Биргит, кажется, немного обиделась, но никак этого не показала.

А я поймала себя на том, что мне здесь нравится. Может, никто и не желает нам зла, пришло мне в голову, и я зря боюсь, и полковник Валлерт действительно хотел уничтожить все, что осталось от разработок Лукаш? А что он соврал про Возрождение Нации – ну так я бы тоже вряд ли сказала такую правду. К тому же я испытывала гордость – за себя, за Коди, за всех наших. Я же видела – нас здорово подготовили, мы лучше, чем Северный Союз, наша система тренировок эффективнее, способы передачи информации – надежнее. И никто из модификантов не сходит с ума и не кидается на людей. Мы с моей группой – кроме Детлефа и Талеша, в ней были Эмиль Волчек, Алекс Унгвере и Иржи Гальский – здорово сработались. И я чувствовала себя нужной.

А что мне каждый вечер приходится лезть в ледяную воду – это вполне можно перетерпеть.

***

У нас с Эрикой было по пять модификантов, а Иштан неплохо справлялся и с семью – связь их не подводила, как медиатор он и правда был хорош, мы с Эрикой в подметки ему не годились. Поскольку одним из этих семи был Рейнис, я старалась пересекаться с их группой поменьше. Но сложно по-настоящему избегать кого-то, когда вы живете в одном лагере.

Тем утром я шаталась вокруг наших жилых куполов без особой цели. Ночью дождь лил стеной, и сержант Хольт решил, что здорово будет выгнать нас в лес. Кураторы его поддержали и первыми загнали в лес медиаторов, заставили нас залезть в какой-то бурелом и оттуда давать своим группам наводку, где нас искать. Я промокла, замерзла, устала и не выспалась, и утром еще до завтрака ускользнула подальше от пристального взора Хольта, пока он не придумал еще какое-нибудь садистское задание.

И не только я.

Голоса я услышала издалека и решила подобраться поближе – посмотреть, получится ли подойти так, чтобы не заметили.

– Потому что сейчас я твой командир, вот почему, – узнала я голос Рейниса и чуть не повернула обратно. – Тебе ясно?

Он говорил зло, сквозь зубы.

– Так точно, – глухо ответила Аре.

Я передумала уходить. Может, ей нужна помощь? Что он там заставляет ее делать?

Мне было жаль Аре – после всего, через что ей пришлось пройти, чтобы оказаться подальше от Рейниса, в итоге их снова поместили в одну группу, и теперь она изо всех сил старалась приспособиться. Она не жаловалась, не просила о переводе, не подавала рапортов, но я чувствовала, как ей тяжело.

Все так же стараясь не шуметь, я подбиралась поближе.

– Огонь, – сказал Рейнис, и я раздался выстрел.

Я на слух определила, что стреляют из нашего обычного парализатора, того, который часто использовали на тренировках. Но, в отличие от тренировок, когда мы ставили мощность на минимум, чтобы лишь обозначить попадание, сейчас ее выкрутили до максимальных значений. В таком режиме он не парализует, а оставляет ожоги – глубокие обожженные раны, которые потом долго заживают и очень болят. Я знала это в теории – на самом деле я этого не видела и стреляла на максимальной мощности только по болванчикам в тире. Они забавно рассыпались.

– Огонь, – повторил Рейнис, и снова раздался глухой звук выстрела.

– Теперь ты.

– Зачем тебе это? – спросил кто-то нервно.

Голос я не узнала, но уже через секунду увидела их. Рядом с Рейнисом и Аре был Тим Ройтблад, парень из их группы, которого я едва знала. Все трое стояли на прогалине и смотрели на что-то, скрытое от меня зарослями.

– Потому что солдат должен уметь отключать свои чувства, – так же зло ответил Рейнис, – и выполнять приказы, ясно? Я твой командир, и я приказываю тебе – стреляй!

– Слушай, Антон, ну правда, это чушь какая-то, – сказал Тим, покачав головой. – Так не делается.

Я все еще не понимала, что у них там происходит, но почувствовала тошноту. Если там Рейнис, то это точно какая-то мерзость.

– Ты солдат или баба? Ты и на войне будешь сопли на кулак наматывать? Это тренировка, понял? Для всех вас, чтобы вы научились переступать через себя, через свои эмоции, и делать то, чего от вас хочет армия. Сейчас Ковец тебе покажет, как надо, да, Ковец?

Аре посмотрела на него каким-то щенячьим взглядом.

– Давай, стреляй. Смотри, она – солдат, а солдат слушается своего командира, не рассуждает, не жалеет, не думает, потому что командир лучше знает, когда и в кого стрелять. Огонь!

Я поняла, что пора вмешаться. Понятия не имею, во что они там палят, но мне это не нравится.

Но я не успела. С другого конца поляны прозвучал выстрел – куда более громкий, чем раньше, – а потом из-за деревьев появился Петер.

– Вас ищет сержант Хольт, – сказал он.

– Мы с тобой еще поговорим о невыполнении приказов, – сказал Рейнис Тиму, развернулся и пошел прочь.

Аре и Тим потянулись следом. Я вышла из своего укрытия и подошла к Петеру, который продолжал стоять и смотреть на то, что лежало под деревом.

Это была лиса, совсем еще маленькая. Лисий подросток. Мех в нескольких местах обуглился, особенно досталось лапами хвосту – стреляли так, чтобы зверек оставался живым подольше. Но сейчас, после выстрела Петера, он уже даже не дергался.

– Она бы не выжила, – сказал он мне. – Я просто… чтобы не мучилась.

Я кивнула. И, больше не глядя ни на лису, ни на Петера, пошла в лагерь.

Может, и выжила бы. Может, мы бы ее вылечили.

А может, стоило пристрелить Рейниса, чтобы больше не пришлось никого лечить.

Мне хотелось немедленно нажаловаться на Рейниса – кому-нибудь, кому угодно, – но, дойдя до лагеря, я остыла и задумалась. Это не моя группа, меня он ничего не заставлял делать, а его подчиненные – даже Аре – не жалуются. И полковник Валлерт любит Рейниса, я сама слышала, как он несколько раз хвалил его, когда присутствовал на стрельбах. Может, ему разрешается проводить такие тренировки, может, с точки зрения армии он вообще прав, заставляя солдат переступать через себя. Мне неприятно было это признавать, но он и впрямь был лучше других – был сильнее остальных, отлично стрелял, мгновенно ориентировался в ситуации, его оценкам оставалось только завидовать, при посторонних он вел себя идеально. Рейнис был на хорошем счету. А я?

Если из-за жалобы у меня будут проблемы – то проблемы будут и у Коди.

И я промолчала. Только понадеялась, что Иштан сам с ним разберется.

***

Это случилось через две недели после истории с лисой, уже в самом конце учений.

Солдат из Северного Союза в тот день отпустили в Ранту – первый раз за месяц, а большую часть наших ребят перебросили за двадцать километров, на другой край острова, отрабатывать лечебно-эвакуационные мероприятия в области химического заражения. Свое «химическое заражение» они тащили с собой – баллоны с какой-то отравой, которую будут распылять, чтобы все было достоверно. С ними отправился Иштан, двадцать километров – это было почти предельное расстояние, на котором мы могли работать, и начальство, посовещавшись, решило не рисковать. А мы с Эрикой сидели в непривычно пустом базовом лагере в компании двух сержантов и одного капрала и ждали, когда вернутся Талеш, Волчек и Жукаускас. Талеш и Волчек были в моей группе, а Жукаускас – в группе Эрики, но их вместе отправили в Медвежье ущелье, где они должны были, устроив серию взрывов, вызвать управляемый обвал.

Я была в Медвежьем ущелье всего раз и осталась под большим впечатлением – серые скалы, поросшие разноцветным мхом, вздымались высоко вверх, между ними проложила путь речка, периодически превращавшаяся в маленькие водопады, повсюду цвели мелкие желтые цветы. Наверху росли деревья, их кроны смыкались над ущельем, и солнце туда не заглядывало – все заливал тусклый зеленый свет. Так что теперь мне было очень жаль, что они должны там все испортить.

Правда, Карим сказал, что это упражнение в ущелье отрабатывали много раз, в конце каждых учений на острове, потому что склоны там неустойчивые, и смысл управляемого обвала – обрушить те камни, которые и так скоро упали бы. Просто это произойдет раньше, и серия последовательных направленных взрывов заставит камни падать туда, куда надо. Жукаускас и сам это уже делал и теперь должен был показать остальным. Завтра утром это упражнение сделают еще две группы, а потом мы поедем в Ранту, погрузимся на паром и отчалим домой.

Я не видела, что именно произошло. Все случилось, когда была очередь Эрики смотреть за происходящим. Я только услышала далекий взрыв и звук падающих камней и успела подумать, что вот и все, конец разноцветному мху и желтым цветам, как Эрика распахнула глаза и с шумом втянула в себя воздух, словно пыталась закричать на вдохе.

Я метнулась к ней.

– Что там?

Она смотрела сквозь меня. Ясно было, что случилось что-то плохое, и мне нужно было знать масштаб катастрофы.

– Что с ними?

Там двое ребят из моей группы, я должна была узнать, что случилось!

Капрал Ильд сориентировался мгновенно.

– Баух! – крикнул он, и тут же откуда ни возьмись рядом с нами оказался куратор Эрики, а заодно и Карим. – В медблок ее.

Куратор поднял Эрику, и я с удивлением обнаружила, что мы держимся за руки. Пришлось разжать пальцы, но Эрика еще секунду или две цеплялась за меня, и я слышала, как тяжело она дышит. Наконец Баух унес ее, и я мысленно пожелала, чтобы у нее все было хорошо.

– Ты, – капрал Ильд посмотрел на меня, и я поняла, что он забыл, как меня зовут.

– Рядовая Корто, – напомнила я.

– Ага, – кивнул он и повернулся к Кариму. – Подключай ее. Посмотрим, что там.

Я с готовностью подставила руку, Карим тут же прижал к коже инъектор. Через секунду мир стал зеленым, я испытала привычный секундный страх – сейчас захлебнусь, – а потом принялась искать группу из трех человек. Но нашла только двоих.

– Жукаускаса нет, – сказала я через силу. – Волчеку больно, ноги, он… теряет кровь. Не может… двигаться. Талеш… в темноте.

– Что значит – в темноте? Его завалило?

– Нет, – я с трудом открыла глаза. Мир рассыпался на три разных картинки, все вокруг было слишком ярким, резким, и я поскорее снова зажмурилась. – Он ничего не видит. У него кровь на лице. Его глаза…

– Так, – кивнул Ильд. – Корто, где конкретно они находятся?

Я покачала головой. Капрал Ильд понял меня без слов.

– Бесполезное дерьмо, – пробормотал он едва слышно. – Никберг, поднимай дрон. Сейчас найдем их.

Я слышала, как сержант Хольт вызывает кого-то по рации.

– Все слишком далеко, – сказала я. – Не успеть. Я… их выведу.

– Каким образом, – судя по голосу, капрал Ильд едва сдерживался, – ты их выведешь? Один ослеп, второму перебило ноги!

– Да, – кивнула я. – В смысле, так точно. Но вместе, на двоих, они видят и могут ходить. У меня получится. Я выведу их к началу ущелья, отправьте мобильный медблок им навстречу.

У меня получится, повторила я еще раз для самой себя и с головой нырнула в чужую боль и чужой страх, в липкий металлический запах.

Они ждали меня, они были рады, что я с ними, и попыталась передать им немного своей уверенности, так же, как тогда, во время подъема на скалу. Я вас выведу, все будет хорошо, не бойтесь, сказала я мысленно. Я вода, я могу быть теплой, могу дарить ощущение невесомости, все эти рваные клочья, ледяной ветер – я могу это успокоить. Я уже делала это с Петером, я сделаю это снова, а потом мы пойдем.

Им стало легче просто от того, что я была рядом, даже до того, как я – так же, как с Петером – замедлила окружавшее меня жуткое хаотичное движение.

Глазами Волчека я нашла Талеша – он был метрах в пяти – и велела ему встать. Я переставляла чужие ноги вслепую, ориентируясь на мутную, дерганую картинку. Но Карим не зря заставлял меня тренироваться каждую свободную минуту, повторять одно и то же упражнение, от которого у меня болела голова – руками одного человека рисовать круги, руками другого – квадраты. Сейчас я могла – с трудом, но все же – скоординировать их действия.

Волчек уже наложил жгут сам, ярко-зеленая эластичная лента перехватывала его бедро, но я знала, что этого не хватит. И очень надеялась, что я вспомню, чему меня учили, не ошибусь и не испорчу все окончательно.

Я заставила его сесть, чтобы улучшить себе обзор. Нашла в распотрошенной аптечке зеленый запаянный пакет. Глубоко вдохнула. Давай, Рета. Ты же совсем недавно сдавала это Хольту, он на тебя орал, вспоминай, что именно.

Когда я принялась руками Талеша запихивать в рану гемостатик, Волчек взвыл, задохнувшись от боли, запрокинул голову, и я резким движением снова усадила его в прежнюю позу. Не вздумай отворачиваться, парень, это твои ноги, смотри на них внимательно. Других глаз у нас тут нет.

От того, что видел Волчек, меня затошнило – густая липкая жижа, черно-красные куски вывернутой плоти, но пришлось стиснуть зубы и смотреть, как руки Талеша заканчивают с тампонадой и накладывают давящую повязку. Это больно, противно, страшно, но это нужно сделать, иначе нам не дойти. Достав еще один зеленый пакет, я занялась его рукой. Кожу с нее будто наждачкой содрали, откуда-то толчками выплескивалась кровь, я полезла за новым перевязочным материалом.

Посыпались шприц-ампулы, но я все равно не помнила, что надо колоть в таких случаях, и оставила их валяться.

На повязке расплылось красное пятно. Я, замерев, считала секунды, и наконец облегченно выдохнула. Не слишком быстро. Я наверняка облажалась по всем фронтам, но, как бы там ни было, мы почти остановили кровотечение. Теперь можно идти.

Я протянула руки Талеша, подхватила Волчека, взяла поудобнее – так, чтобы видеть дорогу. Сделала первый шаг. Потом второй. Пошатнулась, на миг теряя равновесие. Третий шаг. Вот так. Все получается. Теперь надо двигаться немного быстрее.

Я так старалась, что мои собственные ноги начали дергаться, повторяя чужие движения.

Помощь уже идет, сказала я мысленно. Мы дойдем, и там уже не будет больно. Вам сделают новые глаза и ноги, все будет хорошо, я здесь, я рядом, нужно только идти, не останавливаться. Вы моя команда, я вас не брошу.

Ботинки Талеша скользили на влажных камнях. Глаза жгло огнем, от них по всей голове разливалась тупая боль, и лицо чесалось от стекающих по нему горячих капель.

Почти каждый вдох заканчивался приступом кашля от висящей в воздухе пыли. Жажда раздирала горло, можно было остановиться и попить из ручья, но Талеш запретил себе даже думать об этом. Лишняя задержка. Он только слизывал кровь, которая попадала на губы.

Иногда Волчек поднимал голову – она целую тонну весила – и натыкался взглядом на изуродованное лицо Талеша. А потом переводил взгляд на дорогу, на желтые цветы, на разноцветный мох, на воду, перекатывающуюся на гладких камнях, на что угодно, только бы не посмотреть случайно на свои ноги. Он часто дышал, широко открыв рот, и уговаривал себя потерпеть еще вот до того камня, а потом, так и быть, можно будет заплакать.

Беспилотник шумел где-то в стороне, на самом пределе слышимости. Не знаю, где нас искали, но точно не там, где надо.

Мне было больно, больно, больно, я не понимала, чувствую ли это сама или просто настолько погрузилась в чужое сознание, но я запретила и себе, и им сомневаться и прекращать движение.

Я приспособилась к этому странному порядку, Талеш и Волчек действовали как один человек, и мы двигались все быстрее и быстрее. Мы все трое поверили, что у нас получится, когда я заметила, что Волчеку все сложнее держать голову. Его подбородок уперся в грудь, теперь я видела лишь камни под ногами, и то нечетко, и дорожку из бурых капель, которая отмечала наш путь.

– Пожалуйста, только не теряй сознание, – прошептала я в ужасе, и тут же мой страх утроился, перерос в панику, и Талеш сбился с движения.

Я несколько раз вдохнула и выдохнула. Я не могу позволить себе бояться и паниковать, иначе завалю дело. Все хорошо. Мы выйдем.

Волчек поднял голову – я прекрасно знала, чего ему это стоило, – и наконец стало ясно, где мы. Это не основная дорога, это одна из боковых троп, ответвление, которых полно по всей длине ущелья. Шум беспилотника сместился, теперь он летал где-то левее, но все равно не рядом с нами. Наверное, его завели в ущелье – сверху ничего не разглядеть из-за деревьев, и теперь он летает туда-сюда, ищет нас.

Я уже ждала, что мы вот-вот встретимся с теми, кто вышел нам навстречу, как вдруг мир подернулся серым, затем резко стало темно.

– Нет! – не сдержалась я.

Талеш не сумел резко остановиться, налетел на какой-то камень и упал на колени. Руками он начал шарить вокруг себя, но я не понимала, что он пытается найти.

– В чем дело, Реталин? – услышала я голос Карима.

– Волчек потерял сознание, – сказала я, приоткрывая глаза.

Связь с Талешем почти разорвалась.

– Ничего, – сказал Карим. – Они уже рядом, их скоро найдут.

– Они не в основном ущелье, – покачала я головой. – В одном из ответвлений. Я почти вывела их. Я же их почти вывела!

По очереди обвела взглядом каждого, кто был сейчас рядом со мной. Карим, капрал Ильд, Эрика, у которой странно дергалась левая щека и влажно поблескивало лицо, ее куратор Баух. Против воли у меня слезы навернулись на глаза. Это же моя группа, я отвечаю за них! Я должна их спасти! Этот чертов дрон их никогда не найдет!

Если только я не помогу.

– Дрон с камерой, – сказала я, глядя Кариму в глаза, потом повернулась к капралу. – Мне нужно просто видеть камеру, мы сможем идти, если я буду видеть…

– Ты не сможешь одновременно смотреть на экран и управлять действиями другого человека, – перебил меня Карим. – Мы это уже проходили, Реталин. Тебе нельзя открывать глаза, пока ты выполняешь какие-то сложные движения.

– Да, правильно, – торопливо кивнула я. – Но я могу подключиться к тому, кто смотрит в камеру.

– В лагере нет никого с нейроимплантом, – покачал он головой.

– Есть, – сказала я и повернулась к Эрике. Мы встретились глазами, и я видела, что она понимает, о чем я подумала. – Пожалуйста… Не надо выжигать мне мозги.

***

Спор был коротким, но эмоциональным.

Закончился он, когда Эрика сказала:

– Я думаю, доктор Эйсуле ввела этот запрет просто на всякий случай. Никто на самом деле никогда этого не делал, о последствиях ничего не известно.

– Я ведь могу и без стимулятора подключиться, – добавила я. – Вот тогда последствия точно будут.

Эрика прошла курс управления беспилотниками, наверное, еще в младшей школе и в других обстоятельствах могла бы вести дрон сама. Но ее так трясло, что капрал Ильд решительно отодвинул ее от панели управления и посадил рядом с собой. Он тоже хотел спасти парней и едва ли понимал, что именно мы собираемся сделать. Он привык руководить учениями, натаскивать солдат, всех, кто попадал к нему в подчинение, считал почти семьей. А нейроимпланты он считал бесполезной тратой ресурсов.

Наши кураторы о чем-то негромко переговаривались, доставая и набирая в инъекторы стимулятор. Их тоже потряхивало.

– Минимальная концентрация, – услышала я голос Карима. – Если что-то пойдет не так.

– Под твою ответственность, да? Полковник нас не то что уволит… Это трибунал. Его жизнь точно этого стоит?

– Стоит, – вмешалась я. – Точно.

Я снова встретилась глазами с Эрикой. Ее лицо было зеленоватого оттенка, в дрожащих руках зажата кружка с водой.

– Ты как? – спросила я.

– Н-нормально, – ответила она. – Я готова.

– Мне надо их спасти, понимаешь? Я не знаю, как объяснить…

– Я знаю, – кивнула она. – Когда долго с кем-то работаешь, он становится ч-частью тебя. Настолько важной, что забываешь обо всех остальных частях.

Когда Жукаускас погиб, она была в его голове, подумала я. Она только что пережила его смерть как свою. Но сейчас она сидит здесь и готова пустить меня в свою голову, чтобы я могла спасти тех, кто остался.

– Реталин, – позвал меня Карим.

Мы с Эрикой синхронно протянули руки. Мы не знали, что будет, если один медиатор подключится к другому. Никто на свете этого не знал. Сейчас мы рисковали всем – собой, друг другом, будущим проекта и будущим Вооруженных сил Церы – чтобы спасти двух парней, которые наверняка сами же ошиблись во время работы со взрывчаткой. Но почему-то это казалось важнее всего.

– Послушай, – Карим присел передо мной на корточки и заглянул в лицо. – Если ты поймешь, что что-то идет не так… Если хоть что-то тебя насторожит – обрывай связь, открывай глаза, выходи из ее головы, хорошо? Подай хоть какой-то знак, и я введу антидот. Спасатели уже идут им навстречу, мобильный медблок подогнали ко входу в ущелье, их найдут и выведут.

Если успеют, подумала я.

– Давайте уже укол, – оборвала я его. – Разберусь.

– Валлерт меня убьет, – пробормотал Карим и прижал инъектор к моему плечу.

Я нырнула в мутную зелень и потянулась к Талешу. Он был там же, где я его оставила, – сидел на камнях рядом с Волчеком, держа руку на его шее и считая пульс. Пульс был частым, слишком частым, и кожа уже стала ледяной и липкой, и я поняла, что ждать, пока кто-то их найдет, нельзя. Теперь надо подвести дрон поближе. Звук его слышался откуда-то слева.

– Летите куда-нибудь, – сказала я, не осознавая, что отдаю указания капралу.

Через секунду звук стал удаляться.

– Нет, в другую сторону. Да, правильно. Ближе. Ближе. Стоп, вернитесь. Здесь.

– Здесь ничего нет.

– Должно быть. Я хорошо слышу дрон.

– За кустами проход, – сказала Эрика. – Я его помню, видела. Надо нырнуть в самые заросли.

Жужжание снова сдвинулось, приблизилось еще – дрон завис прямо над головой Талеша, и он повернул на звук слепое лицо.

Прямо сейчас Эрика их видит. Прямо сейчас я должна посмотреть на них ее глазами.

Я потянулась к маячку, который был совсем рядом со мной, осторожно коснулась ее разума.

Это было похоже на кристаллическую решетку. Острые углы, черно-белые грани, четкая структура. Я чувствовала, как заходится ее сердце, как ее трясет от холода, как ее тошнит и как ей хочется пить, чувствовала ее частое и неглубокое дыхание. Эрика не была в порядке, что бы она ни говорила. Но и в серьезной опасности она не была. Мы могли работать.

Все хорошо, я ненадолго, сказала я ей мысленно и посмотрела на экран.

Теперь и я это видела. Двое парней, один без сознания, второй – с залитым кровью лицом и крепко зажмуренными глазами, не разберешь, что там с ними случилось.

Я вас вижу, сказала я Талешу. Я вас выведу. Сегодня больше никто не умрет. Все будет хорошо.

Талеш поднялся на ноги, поднял Волчека и замер, ожидая моих действий.

Вода качнулась – вперед. Мы сделали шаг, и дрон сдвинулся за нами. Это было неудобно, сложно, я то и дело сбивалась с шага, а еще старательно гнала от себя мысли о том, что со мной может сделать Эрика, и мне мешал образ Детлефа, то и дело всплывающий в голове, хотя он-то был в безопасности, в двадцати километрах отсюда. Но мы продолжали двигаться, Талеш шел и шел, я чувствовала его бесконечное доверие, которое сильнее боли и страха, – сколько бы я ни ошибалась, ни спотыкалась, ни налетала на камни, делая неверное движение. И даже когда он не выдержал, когда из-под зажмуренных век потекли слезы, он все равно ни на секунду не пожелал сдаться. Только вперед. Пока наконец в камеру дрона не попали еще две человеческие фигуры, бегущие нам навстречу, а звук дрона сменился звуком приближающегося вертолета.

***

Я рвалась в медицинский вертолет вместе с ранеными, но вместо меня забрали Эрику.

– Хочешь оставить свою группу без медиатора, Корто? – мрачно спросил меня сержант Хольт.

– Никак нет, – сникла я.

Так что я осталась в лагере, некоторое время слонялась без дела и обдирала кожу на пальцах, потом это заметил Хольт и отправил меня мыть и без того чистые машины.

Когда через два часа наши наконец вернулись, я выбежала им навстречу и кинулась к Коди.

– Рета? – спросил он обеспокоено. – Что произошло? Мы видели вертолет…

Его перебил Детлеф:

– Где все?

Унгвере и Гальский мгновенно оказались рядом, оба обеспокоенно смотрели на меня.

– Несчастный случай, – выдавила я и уткнулась Коди в плечо. – Когда закладывали взрывчатку в ущелье… Эд погиб, а ребята…

У меня слов не хватало, чтобы описать то, что мы сегодня пережили.

– Ранены? – спросил Коди.

Я кивнула, не поднимая головы.

– А Эрика? – спросил Детлеф.

– Улетела с ними. Хольт сказал мне остаться здесь…

– Эй, – Коди погладил меня по спине. – Уже все закончилось. Все будет в порядке, им помогут.

Я снова кивнула. Их, конечно, вылечат, но пока я не увижу собственными глазами, что они живы – не успокоюсь.

Я не рассказывала подробностей – может, потом рассказала бы Коди, но к вечеру уже все знали о моей роли в этой истории.

Первым меня нашел Унгвере. Вместе с северными девчонками я таскала со склада коробки с ужином, когда заметила что он пришел и молча смотрит на меня.

– Алекс? – спросила я. – Что-то случилось?

Он подошел ближе и неожиданно обнял меня.

Я вырвалась и уставилась на него.

– Ты что?

– Спасибо, – сказал он. – Мы с Эмилем… В общем, мы как братья. В школе были вместе, в армии вместе… Он бы истек кровью, если бы не ты.

Я это знала. Унгвере и Волчек все время держались рядом друг с другом, даже внешне их можно было принять за родственников – оба высокие, темноволосые, резкие в движениях, да и ощущение от контакта с ними было похожим. Волчек был – будто ледяной ветер в лицо, Унгвере – будто мчишь по трассе на полной скорости.

– Он бы истек кровью, если бы не ты.

– Ерунда, – смутилась я.

Хотя, конечно, это была не ерунда. Но он смотрел на меня так, что я невольно начала спорить.

– Ты спасла ему жизнь, – покачал он головой. – Юферев сказал, его бы не успели эвакуировать.

У меня внутри все замерло, когда я представила это – Волчека, глаза которого невидяще смотрят в зеленоватое небо над ущельем.

– Я бы ни за что его там не бросила, – сказала я тихо. – Никого из вас.

Унгвере снова притянул меня к себе и ушел, пока Хольт не заметил.

За ужином ко мне подсел Детлеф.

– Ты крута, – сказал он. – Ты просто охренеть какая крутая. Слышал, Корто? Твоя сестра – вообще нереальная.

Коди улыбнулся мне и показал движение «я знаю».

– Без Эрики бы ничего не получилось, – пробормотала я.

– Но ты же это придумала, да?

– Ну…

– Вот! Серьезно, ты вообще не отдаешь себе отчет, что ли? Ты же спасла их.

На нас поглядывали с любопытством.

– Я же ваш медиатор, – сказала я смущенно. – Я вроде как и должна была.

Детлеф посмотрел на меня долгим взглядом.

– Выходи за меня, – сказал он с чувством.

Я захихикала. Те, кто его слышал, тоже засмеялись, кто-то присвистнул.

– Я напомню, что любые отношения, кроме рабочих, внутри группы запрещены, – громко сказал Карим.

Я встретилась с ним глазами – он тоже улыбался.

И в этот момент до меня и правда начало доходить. Я, кажется, действительно сделала что-то выдающееся. Я, девчонка из Гетто, не просто не растерялась, я придумала что-то такое, что спасло человеку жизнь. Волчека уже могло бы не быть – но он есть, и он будет, и это благодаря мне. Я спасла его, потому что я хороший медиатор. И потому что я хорошо училась, я запомнила, как правильно оказывать помощь. Но главное – потому что эта технология существует, и она работает. Мы не то же самое, что операторы Измененных. Мы спасаем людей.

Глава 16

Нам всем дали два дня выходных.

Вернувшись на базу, я первым делом отправилась в желтую зону. Волчек спал, и я не стала его будить – постояла в дверях палаты, посмотрела на него и пошла к Талешу.

На его глазах была повязка, и ему постоянно кололи какие-то сильные обезболивающие, и, видимо, как раз поэтому он был вполне доволен жизнью – ему пообещали, что в его новых глазах будет встроенный тепловизор и специальный модуль для вывода разной дополнительной информации, что автоматически поднимет его статус в нашей группе, так что он дождаться не мог, когда же их наконец привезут.

Оставалось самое неприятное.

Я знала, какая комната принадлежит Эрике, но внутри никогда не была. Вообще к ее двери не подходила.

Мне пришлось долго стучать, прежде чем Эрика мне открыла.

– Отвали, – сказала она вместо приветствия и попыталась закрыть дверь.

Я подставила ногу.

– Есть разговор.

Некоторое время мы играли в гляделки, потом Эрика сдалась и сделала шаг в сторону. Я вошла, плотно прикрыв за собой дверь.

Комната была такая же, как у меня, как у всех нас, хотя вещей у Эрики было побольше. На столе, кроме стандартного планшета, лежала бумажная книга, ручка, какие-то листы, карта, на спинке стула висел теплый свитер крупной вязки. Мой взгляд остановился на фотографии над кроватью: мужчина с волевым лицом, две темноволосые девочки и обнимающая их женщина. В одной из девочек я узнала Эрику – такой она была лет пять назад. А вот женщина на ее мачеху не походила ни капли.

Заметив, куда я смотрю, Эрика встала так, чтобы загородить мне обзор.

– Чего тебе?

Я вздохнула.

– Какие отношения тебя связывают с Коди на самом деле?

Эрика ожидала от меня чего угодно, но явно не этого. Ее лицо на секунду приобрело растерянное выражение, в глазах промелькнул испуг.

– Ты влюблена в Детлефа, а на Коди тебе плевать. Так чего ради ты в него так вцепилась?

– Не знаю, с чего ты взяла, но…

– Ты мне сама это показала. Постоянно представляла его на месте Волчека. И мешала мне работать.

– Тебя это не касается, – процедила Эрика.

– Это касается моего брата и модификанта из моей группы. Значит, это касается меня.

– Иди к черту. Не буду я ничего объяснять.

– Я бы подумала, что ты пытаешься заставить его ревновать, но ты сама его бросила. И ты ему все еще нравишься, это я точно знаю.

Эрика вздрогнула и изменилась в лице.

– Сама выйдешь или помочь?

– И Детлеф нормальный. Едва ли он тебя бил или преследовал, чтобы тебе нужен был подставной парень ради защиты.

– Лучше заткнись.

– Я-то заткнусь. Но если из-за твоих фальшивых отношений с Коди его сорвет, а я не смогу ничего сделать, потому что понятия не имею, что у вас произошло, это будет твоя вина.

– Просто делай свою работу. Если будешь нормальным медиатором, ничего не случится.

Я говорю не то, поняла я. Нельзя на нее давить. Я еще раз вспомнила это ощущение – симметрия, четкие линии, кристаллическая решетка, – и твердо посмотрела ей в глаза:

– Послушай. В твоей группе мой брат. Я на что угодно ради него готова. Вот буквально на что угодно. И мне сильно не по себе от того, что я не понимаю, в какую долбанутую игру ты с ним играешь. Ты знаешь, если медиатор не в себе, ничем хорошим это группе не грозит. А в моей группе – человек, который чем-то дорог тебе. Нам с тобой надо сотрудничать. Мы на одной стороне. Так что давай ты просто скажешь мне, что происходит, а я постараюсь сделать так, чтобы ничего не случилось.

– Ничего и не случится, если мы с Детлефом будем в разных группах! – не выдержала она. – Ты вообще ни хрена не понимаешь!

– Ну так объясни. Я же хороший медиатор.

– Может быть, но ты же тупая, как робот-уборщик!

– А мне и не надо быть умной, надо просто выполнять приказы.

– Ага, а потом ты в обход приказа решаешь подключиться к другому медиатору.

– Ты же не возражала! – возмутилась я.

– Да я могла тебе мозги спалить, если бы чуть хуже себя контролировала! Самоконтроль – вот, что для нас самое важное, если ты еще не поняла, мы не можем позволить себе никаких ярких эмоций, никаких сильных привязанностей внутри группы, если твои эмоции попадают в резонанс с чужими – все, цепная реакция, тебя замкнет, понимаешь ты это?

– В каком смысле – замкнет?

– В таком, что ты не сможешь вовремя переключиться с одного бойца на другого. Просто не сможешь выйти. Или не сможешь выполнить какие-то действия, потому что не будешь чувствовать себя вправе указывать близкому человеку, что ему делать. Или вообще… случайно передашь свои эмоции всей группе, а они отреагируют, а ты отреагируешь на их реакцию…

– Почему нас этому не учат? – растерянно спросила я, вспомнив, как однажды случайно показала Коди мертвых Измененных.

Черт возьми, Эрика права, и я могла бы сама догадаться. Детлеф же мне рассказывал – она не смогла вовремя переключиться на Коди, и кто-то пострадал, а вскоре они расстались.

– Доктор Эйсуле должна была тебе сказать. Я ничего тебе объяснять не обязана.

Доктор Эйсуле должна была сказать – но не сказала. Может, просто не успела. А доктор Ланге – знает он об этом или нет?

– Но ведь ты не спалила мне мозги.

– Да, а стоило бы.

– Ну… спасибо, наверное. Но почему ты просто не объяснишь это Детлефу? Зачем было спать с Коди?

– Да не спала я с Коди, – раздраженно отмахнулась Эрика. – Просто поцеловала его один раз, так, чтобы Детлеф заметил. Думала, этого он точно не простит.

Это многое объясняло. Например, почему Коди ничего не рассказывал об их отношениях – потому что отношений и не было. Если бы Эрика так сильно меня не раздражала, может, я спросила бы у Коди обо всем напрямую давным-давно. А не делала вид, что подружки моего брата не существует.

– Почему ты не сказала ему правду?

– Потому что… Он бы предложил мне стать модификантом. Если бы нас развели по разным группам, можно было бы… Или вообще уйти из проекта. Мне ведь не нужны импланты. А что я ему скажу? Что для меня быть медиатором – важнее, чем отношения с ним?

– Вообще похоже, что так и есть. Но просто для справки – он тебе что угодно простит.

Эрика замолчала и села на кровать, спрятав лицо в ладонях.

– Это странно, – подумала я вслух. – Набирать людей с высокой эмпатией, а потом требовать, чтобы они ни к кому тут не привязывались.

– Не обязательно с высокой. У меня довольно средние показатели, – сказала Эрика, не поднимая головы.

Ах да, доктор Эйсуле говорила, что она въехала в проект на фамилии своего отца.

– Все равно. Послушай… – Я присела рядом. Подумала, не обнять ли ее, но рисковать не стала. – Когда ты была в голове Эда… Когда он…

Эрика покосилась на меня.

– Что ты при этом…

Я не смогла закончить фразу. Глядя на Эрику, я вообще пожалела, что ее начала.

– Я тебе скажу так, – проговорила она, помолчав немного. – Я слышала, что ты рассказывала тогда – о том, как ты видишь людей изнутри. И я слышала разговоры кураторов. Я не дура, понимаю, в чем между нами разница. И если когда-нибудь… Мало ли, во время какой-нибудь операции… Ты поймешь, что один из твоих бойцов вот-вот умрет – лучше покидай его голову сразу. Поняла? Просто беги.

***

Церемония прощания была на следующее утро. Нас собрали в огромном зале – я и не знала, что тут такой есть. У дальней стены на возвышении стоял портрет Эда Жукаускаса, перечеркнутый черной лентой. За ним – приспущенный бело-голубой флаг Церы и еще один флаг – темно-синий с серебром, нашего подразделения.

Я смотрела на портрет Эда, которого едва знала, и иногда косилась на Эрику. Ее лицо было непроницаемым. Ее группа, оставшиеся четыре человека, стояли рядом с ней, будто живой щит. Коди стоял с ними, иногда сочувственно на меня поглядывая. Ко мне временно перекинули парня из группы Келемена – Тима Ройтблада, того, что не стал стрелять в лису, и теперь нас было четверо. Еще кого-то должны были перевести к Эрике на место Эда, но, видимо, решили дождаться, пока они все придут в себя. Потеря одного из членов группы сильно ударила по всем, я это видела.

Прямо за мной разместилась группа S, за ними стоял кто-то еще, народу набилось – полный зал.

Заиграл гимн, мы все вытянулись, глядя в одну точку. Вышел капитан Лесовец, один из тех, кого я часто видела на базе, за его спиной стояли наши сержанты и капрал Ильд.

– Эдгар Жукаускас, рядовой отделения М Шестого специального подразделения Вооруженных сил Центральноевропейской республики, – начал он, глядя поверх голов, – погиб в ходе учений на острове Свальдброк.

Валлерт прилетел еще вчера и тут же собрал комиссию, которая должна была разобраться в случившемся. Меня уже опросили, и я честно рассказала все, что знала. Теперь Валлерт стоял у стены, рядом с ним была мачеха Эрики – надо же, она все еще здесь, и люди, которых я видела во время разбирательства с Хольтом.

– Мы выбрали службу в армии, а значит, выбрали опасность, выбрали риск – и честь защищать свою страну. Рядовой Жукаускас погиб, исполняя свой долг…

Я слушала капитана и будто снова переносилась в то ущелье, даже почувствовала этот сладковатый запах – кровь и взрывчатка.

Не знаю, облажался ли Эд сам или вмешался какой-то случай, но он был хорошим парнем и точно заслуживал этого прощания.

– …И без сомнения, будь он сейчас здесь, он сказал бы, что он горд. Горд быть тем, кем он был. Горд делать то, что он делал. И горд быть частью армии Церы. Несмотря на то, что его жизнь так рано и так трагически оборвалась, она была яркой, а цель его была благородной. Он никогда не будет забыт. Чтим погибших.

Произнеся стандартную формулу прощания, капитан закончил говорить. Эрика вышла вперед. С тем же непроницаемым лицом, чеканя шаг, она подошла к фото и вскинула руку к виску. Вслед за ней подошла вся ее группа. Вновь заиграл гимн, мы отдали честь, прощаясь с Эдом, и стояли, замерев, пока музыка не стихла.

Толпа начала покидать зал, я потеряла своих из виду.

– Он погиб как герой, – услышала я голос кого-то из группы Иштана.

– Он погиб как придурок, – резко ответил другой голос.

Я обернулась. Так и есть – Рейнис.

– Сам подорвался и едва не утащил за собой еще двоих. Хотя, если они вызвались идти с ним на задание, они это заслужили.

Я ждала, что Иштан что-нибудь скажет, осадит его, но он промолчал. Неужели согласен? Да даже если и так – мы же на церемонии прощания!

Толпа отнесла меня в сторону, и больше я их не слышала.

Выйдя из зала, я не имела представления, что делать остаток дня. Когда умер Нико, после похорон мы просто надрались в кашу. Сейчас я была бы рада, если бы Хольт загрузил нас какой-нибудь работой или тренировками. Но Хольта не было видно, и Коди куда-то испарился – его подозвал капрал Ильд, а потом я потеряла их из виду. Я решила подождать его у выхода и стояла, пока все не разошлись. Коди все не было. Я заглянула в зал – пусто. Пожав плечами, я решила пойти в учебку. Всегда можно отвлечься, посмотрев одно из тысяч обучающих видео. Или пойти в тир – патронов мне, наверное, не дадут, пока психолог и куратор не выдадут заключение, что я не собираюсь пустить себе пулю в висок, но пострелять на симуляторах можно. В крайнем случае, разобрать и собрать оружие. Можно пойти к себе, переодеться в спортивную форму и намотать пару кругов по периметру.

Я забыла, что нужно делать, когда у тебя есть свободное время.

Ноги сами принесли меня в синюю зону. Она была совершенно пустая, я миновала тренировочный центр – там все равно никого не было, не с кем отрабатывать приемы, и теперь шла мимо закрытых учебных классов, мои шаги гулко отдавались в коридоре, и я старалась ступать потише. К тому же в честь выходного горела лишь каждая третья лампа. У меня появилось неприятное чувство, что я осталась одна на всей базе, и тут же я услышала голоса.

– Здесь никого нет, мы можем спокойно поговорить, – сказала мачеха Эрики.

Голос раздавался из-за приоткрытой двери одного из классов – того, в котором с нами обычно проводил занятия сержант Хольт.

– А если я не хочу с тобой разговаривать?

– Тогда бы ты со мной сюда не пошла. Поэтому просто послушай.

Я шепотом выругалась. Надо побыстрее зайти куда-нибудь – ну вот хотя бы библиотека тут рядом, надеть наушники, включить видео и сделать вид, что я ничего не слышала.

– Сейчас? – спросила Эрика, пока я кралась по коридору. – После церемонии прощания с Эдом? Ты выбрала именно этот момент, чтобы затеять очередную ссору?

– Другого момента может и не быть.

Я замерла перед дверью. Конечно, мой ключ сработает. Но стоит мне приложить руку к замку, раздастся сигнал, что дверь открыта. Эрика его точно услышит. И точно поймет, что я была здесь все это время и грела уши. Я прислонилась затылком к стене. Может, уйти? Или дождаться, пока они уйдут? Ладно, постою, послушаю. Я у себя в Гетто и не такие ссоры слышала.

– Значит, не судьба, – сказала Эрика насмешливо. – Разрешите идти, капитан Северин?

– Сядь! – рявкнула ее мачеха. – Твой затянувшийся подростковый протест нам с отцом уже поперек горла. Мы готовы были смириться со многими вещами, даже с твоим участием в этой программе, но сейчас ситуация сильно осложнилась. Я договорилась с полковником Валлертом. Твой контракт аннулируют, имплант удалят. Вернешься в десантные. Собери вещи, утром мы уезжаем.

Пауза, которая последовала за этим, была громче любого крика.

– Нет, – наконец сказала Эрика.

Услышав такое нет, я бы закончила разговор. Но мне-то до капитанаСеверин было далеко.

– Просто послушай меня и не спорь. Ты должна уехать. Это ради твоей безопасности. Ты даже не понимаешь, чем…

– И как ты планируешь меня заставить? – перебила ее Эрика. – Я не собираюсь бросать своих. Особенно сейчас.

– Можешь мне поверить, без тебя тут ничего не развалится. Я навела справки – успехи твои весьма средние. Медиатора с твоими данными можно сделать из кого угодно. Немного погодя ты мне еще спасибо скажешь.

Наверное, на месте Эрики я уже начала бы орать. Но она лишь выдержала очередную паузу и спокойно сказала:

– Я не уеду.

Самоконтроль у нее и правда был на высоте.

– Только не говори, что дело в этом мальчишке, рядовом Корто. Ваш так называемый роман – это просто смешно.

– Твой роман с моим отцом – вот, что смешно.

– Значит, так, рядовая Северин. Спорить с тобой я больше не стану. Нравится тебе или нет, но завтра твой контракт закончится. Ты можешь уехать спокойно и с достоинством, а можешь напоследок устроить сцену, и тогда к машине я тебя поволоку за шкирку. Это весь выбор, который у тебя есть.

– Ладно, – сказала Эрика, и я пораженно застыла. – Хорошо. Я уеду.

– Вот и умница. Наконец-то ты повзрослела.

– И попав обратно в десантные, я расскажу жуку и жабе о том, чем мы тут занимались. Да-да, ничего не говори, трибунал, я знаю. Но я сделаю все, чтобы и о твоей роли в этой истории стало известно. Знала ли капитан Северин, что вы собираетесь разгласить гостайну? О, конечно, она обо всем знала. И она не препятствовала? Нет, напротив, она создала все условия, чтобы у меня была такая возможность, она этому всячески способствовала!

– Никто не примет это всерьез.

– Может, нет. А может и да. Тебя в любом случае затаскают по проверкам и на всякий случай переведут на самую скучную бумажную работу, какая только есть на свете. Так что, капитан Северин, если ты решишь разрушить мою карьеру, я уничтожу твою. Поняла?

Раздались торопливые шаги, я метнулась в тень и прижалась к стене, слившись с одной из дверей. Но выскочившая в коридор Эрика в мою сторону даже не глянула.

Глава 17

В библиотеку я не пошла. Идти обратно мимо мачехи Эрики тоже не хотелось, там более что она достала переговорное устройство и начала кому-то – возможно, отцу Эрики – объяснять, что «она опять уперлась» и «придется тут задержаться, чтобы она не влипла окончательно». Так что я почти бегом дошла до конца коридора, а там остался всего один вариант времяпровождения – виртуалка. Я очень постаралась выкинуть из головы все, что невольно услышала, но, нацепив на тело считывающие движения сенсоры и запустив обучающую программу «Применение подручных предметов в бою», то и дело возвращалась мыслями к подслушанному разговору. В результате успехи мои были более чем скромными – через час компьютер выдал жалкие сорок процентов успеха.

Взмокшая и злая, я включила следующую программу, свою любимую – «Владение ножом». Нож был, конечно, не настоящий. Просто очень дорогая игрушка с датчиками положения в пространстве. Нацепив очки, я усердно копировала движения тренера, прыгая по классу и размахивая руками. Перехватить руку, движение вверх – перерезать сухожилие, движение вниз – нырнуть под руку, и снова вверх… Мой костюм старательно отображал движения противника. То и дело ткань уплотнялась, словно я и правда держу кого-то за руку, а иногда меня даже отбрасывало назад – когда я ошибалась и у «противника» появлялся шанс вырваться из моего захвата.

Выкинуть из головы мачеху Эрики получилось, но вместо нее почему-то мне вспомнилась Анне, а следом – нож, который Ди отдал Теодору, чтобы тот вскрыл голову Измененному, и как я собиралась найти тело Коди и похоронить его в лесу. Когда я наконец отработала программу («Девяносто два процента», – сообщила надпись на экране), единственное, чего мне хотелось – это увидеть Коди и убедиться, что последний месяц мне не приснился.

Но Коди в его комнате не было, и на ужин он не пришел. Детлеф припомнил, что его вызвали к медикам, но зачем – не сказал.

Я вернулась в синюю зону и наконец дошла до библиотеки. Там уже торчал Коста Дейнак, что-то смотрел, сидя за монитором у самой двери. Я кивнула ему без особой радости и устроилась в противоположном углу. Зашла в свой учебный аккаунт, посмотрела, по каким дисциплинам у меня самые низкие оценки. Вздохнула. Ну и ладно, зато я медиатор хороший.

Включив наугад лекцию из раздела «Картографирование и пространственный анализ», я погрузилась обратно в свою тревогу, почти не слушая, о чем мне говорят. Наконец на словах «преобразуем наши данные в картографируемые с помощью геокодирования» я сдалась и стянула наушники. Все равно ничего не запоминаю.

Коста уже ушел, вместо него сидел Тим, которого ко мне перевели из группы Келемена. На его экране стремительно менялись формулы, перетекали одна в другую. Интересно, он это понимает? Или как я, просто сидит?

Коди не было в его комнате, и я отправилась в желтую зону, но и там мне толком ничего не сказали – лишь сообщили, что он в порядке.

– Расслабься, – попытался успокоить меня Детлеф после вечерней проверки, пока мы шли к себе. – Может, его импланты поставили на техобслуживание. Это, знаешь, неприятное зрелище, я бы и сам предпочел, чтобы меня таким не видели.

– Все будет хорошо, – добавил Петер.

Я ждала, что он еще что-нибудь скажет и, может, выдаст побольше информации из своего прошлого, но он, как обычно, промолчал.

Коди вернулся лишь утром, уже после завтрака. Просто появился на занятиях, как обычно, сел на свое место, кивнул всем и приготовился слушать сержанта. Я смотрела на него не отрываясь, пытаясь понять, изменилось ли что-то в его внешности.

– Что? – спросил он шепотом, почувствовав мой взгляд.

– Что с тобой сделали? – спросила я.

Коди удивленно уставился на меня.

– Сделали?

– Зачем тебя вызывали в желтую зону?

– А, это. Ерунда, вводили очередную дозу нейропротектора, – отмахнулся он.

Я не знала, что такое нейропротектор, но слова Коди меня успокоили, и я наконец смогла сосредоточиться на учебе, а потом – на тренировке.

После обеда нас снова вывезли на полигон. Первой дежурила Эрика – сержант Хольт своих ошибок не повторял, – и я вместе со своей группой подошла к построенному в самом конце полигона павильону.

– Учебная задача, – орал нам сержант Хольт, одновременно выдавая респираторы. Мой он сунул мне в руки с такой силой, что я покачнулась. – Внутри – пятеро заложников и трое террористов, вы должны войти и вывести заложников живыми. В помещении было применено отравляющее вещество типа дельта. Неизвестно, есть ли у террористов респираторы, но у заложников точно нет. Обозначения стандартные. У вас четыре минуты, пошли!

Я от души надеялась, что хоть кто-то из наших знает, что делать. Обозначения стандартные – это ладно, это я знала. Значит, террористы будут в форме и бронежилетах, а заложники – в гражданском. Координировать действия моей группы будет Эрика, но ко мне она не подключится, не рискнет. Что мне-то делать?

Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда я последней вошла в задымленное помещение. Дельта – это плохо, отметила я про себя. Это значит, что через четыре минуты заложники – воображаемые, но все же – погибнут. И эту дрянь действительно распылили в воздухе – горло уже начало драть, несмотря на респиратор.

Детлеф как обычно взял на себя командование. По его сигналу мы разобрались по парам – меня он оставил рядом с собой – и рассредоточились.

Внутри павильон был разделен на комнаты и коридоры – как будто жилой дом. В полутьме я различала надписи на стенах, старую обшарпанную мебель, на полу валялся какой-то мусор. Нужно было методично проверить одну комнату за другой, внимательно прислушиваясь – иногда сержанты оставляли звуковые подсказки, – и приглядываясь, чтобы не попасться в ловушку.

Никто ничего не говорил, информацией модификанты обменивались через Эрику, а я просто держалась рядом с Детлефом и старалась прикрывать его как могла, изо всех сил сдерживая кашель. От отравы в воздухе голова шла кругом, я едва соображала. Где-то раздались один за другим два выстрела. Детлеф неожиданно метнулся в сторону и тоже выстрелил. Послышался звук, будто что-то упало.

– Террористы обезврежены, забираем заложников, – сказал он мне. – Здесь двое, я их возьму и выходим. У нас минута.

Я прошла мимо террориста – незнакомого парня, наверное, еще одного сержанта, одетого действительно в бронежилет с намалеванным на нем символом Возрождения Нации. Ну да, почему бы и нет. К его респиратору тянулась трубка от баллонов с дыхательной смесью, посреди лба на шлеме виднелась точка от попадания Детлефа – он стрелял, конечно, не боевыми патронами, а электронными метками, которые блокировали оружие противника.

Парень, устав прикидываться трупом, ухмыльнулся и показал мне большой палец, потом махнул в сторону выхода.

Детлеф уже подхватил на руки двух «заложников» – манекены в гражданской одежде, очень реалистично сделанные. Судя по всему, мы спасли двух детей, мальчика и девочку.

– Черт, тяжелые, – сказал он с удивлением. – Что они туда напихали?

Меня скрутил очередной приступ кашля, мир перед глазами поплыл, и я поковыляла следом за Детлефом, стараясь не отставать, но он все равно шел гораздо быстрее, и я уже едва видела его в темном задымленном коридоре. Секунда, другая – и я осталась одна. Я прислонилась к стене, стараясь отдышаться – дурацкий поступок, стоило бы наоборот задержать дыхание, а потом, держась за стену, я продолжила двигаться – медленно, слишком медленно, но зато в верном направлении. Это я поняла, когда из темноты вдруг снова возник Детлеф, уже без заложников, закинул мою руку себе на плечо и дотащил до двери.

Я стянула респиратор и шумно вдохнула.

– …четыре, три, две, одна. Вы уложились.

Сержант Хольт поднял взгляд от секундомера.

– Даже интересно, что бы ты делала, рядовая Корто, если бы твоего напарника подстрелили и тебе пришлось бы его вытаскивать.

Я бы не смогла ответить, даже если бы хотела. Мне казалось, я сейчас свои легкие выплюну – стоя на коленях, я согнулась к самой земле, а кашель все не прекращался.

– Может, тебе вызвать мобильный медблок? – спросил Алекс. – Подышишь кислородом.

Я подняла голову. Остальная группа уже отдышалась хотя вид у всех был бледный. Детлеф как-то незаметно переместился к Эрике и смотрел на нее, не скрываясь.

– А в настоящем бою ты тоже вызовешь ей мобильный медблок с кислородным баллоном? – рявкнул Хольт. – Ваша задача – научиться действовать в любых условиях, выполнять боевые задачи, даже если вам плохо, больно, тяжело и страшно. Корто, встань! Дыши глубже, руки над головой, прочищай легкие! Вторая группа, пошла! Келемен – дежурный медиатор, быстро! Бегом, бегом, бегом!

Вся группа Эрики, включая ее саму, натянули респираторы и скрылись внутри павильона. Иштан растянулся в раскладном кресле.

Я поднялась, но голова все еще кружилась. Остальные то ли были не так восприимчивы к яду, то ли просто меньше времени провели внутри. Мне хотелось даже не сесть – лечь, но Хольт то и дело смотрел на меня, и я не решалась даже прислониться к чему-нибудь. Продышаться не получалось.

Уже через три минуты группа Эрики вернулась вместе с заложниками, стянули респираторы и принялись за дыхательные упражнения. Коди подошел ко мне.

– Ты как? – спросил он. – Все еще плохо?

Вместо ответа я закашлялась. Брат обнял меня, поддерживая, чтобы я не упала.

– Третья группа, готовность! Дежурный медиатор – Корто!

Что?!

Мне показалось, я ослышалась. Я не могу быть дежурным медиатором! Не сейчас!

– Корто, какой был приказ?!

Он же специально это делает! Мало того, что и Эрика, и Иштан подключались на свежую голову, так мне еще придется работать Петером и Рейнисом!

– Я не смогу, – прошептала я, в отчаянии ища глазами Карима.

Пусть вмешается, он же знает, чего мне это стоит. Но Карима не было, только Олли, которая уже рассчитала микродозу – как раз чтобы хватило на четыре минуты. И доктор Ланге, который пристально на меня смотрел, словно ожидая, что я сделаю.

– Ты что-то сказала, Корто? Знаешь, что бывает за неисполнение приказа?

Знаю. Теперь у них есть Иштан, и меня могут отправить в Чарну, и ни Карим, ни кто-то еще мне не помогут. Это было в условиях моего контракта.

По крайней мере, можно сесть в кресло на законных основаниях.

Коди проводил меня и помог сесть.

– Ты как? – спросила Олли шепотом.

– Коли уже, – буркнула я.

Как будто она не видит, как я.

Окружавшая меня вода была мутной, едва прозрачной. Я с трудом двигалась, с трудом нашла маячки в этой непроглядной тьме, шарахнулась от одного из них, опознав Иштана. Едва удерживая концентрацию, подключилась к остальным. Казалось, меня сейчас на части разорвет, я исчезну, пропаду в слабом мерцании Петера, распадусь, наткнувшись на лезвия Рейниса, всех остальных я и вовсе едва чувствовала. Если что-то пойдет не так – я ничего не смогу сделать, поняла я, и тут же почувствовала, что и Рейнис тоже это понял. Он ухмыльнулся – я знала, эта ухмылка предназначалась мне, – и натянул респиратор.

– Не бойся, телепатка, – сказал он одними губами, но я поняла его. – Я буду вести себя хорошо… если ты тоже будешь.

Я окунулась в удушливый полумрак павильона – снова. Группа быстро рассредоточилась. Я должна была обеспечить связь – показывать одним то, что видели другие, передавать по цепочке приказы Рейниса, как мы это делали на Свальдброке, но сил на это не хватало. Я передавала лишь самые простые образы. Чисто. Чисто. Цель. Выстрел. Заложник. Взял. Идет к выходу. Я даже не была уверена, что могу сообщить, кто именно выполняет то или иное действие. Наконец они вышли – Рейнис стоял у двери, контролировал ситуацию, ждал, пока последний человек не окажется снаружи, – пятеро заложников улеглись в ряд на траве, и я почувствовала, как возвращаюсь в свое тело.

Коди помог мне встать. Хотелось заплакать, но я, конечно, сдержалась – понимала, как отреагирует на мои слезы Хольт.

– Тебе лучше? – спросил Коди.

– Да. Давай я сама, а то этот придурок опять привяжется, – ответила я, и он отпустил мою руку.

– Разобраться по группам! – скомандовал Хольт.

Я медленно пошла к своим. Это была худшая моя медиаторская сессия. Может быть, вообще худшая, за всю историю эксперимента. И главное – я же не виновата! Ну, не так уж сильно. Просто Хольт… Вот чего он ко мне придирается?!

Если бы я сейчас узнала, что Коди отмазал Хольта, помешав отправить его в дисбат на край света, я бы с ним неделю не разговаривала.

Хольт скомандовал бегом, и я пристроилась в хвост колонны, не очень соображая, куда и зачем мы бежим. Только когда мы остановились, когда нам раздали винтовки, когда я подняла глаза и совершенно неожиданно увидела мачеху Эрики, я поняла, что дальше в программе стрельба по мишеням.

– Сегодняшнее занятия проведет капитан Северин, – объявил Хольт, и я заметила, как окаменело лицо Эрики.

Наверное, в другое время мне бы понравилось. Она интересно рассказывала – про то, как ведут себя пули при разной температуре воздуха, про то, как делать поправку на ветер, оценивая обстановку за секунды. Но я была слишком сосредоточена на том, чтобы меня не стошнило, и стреляла отвратительно. Краем глаза я поглядывала на остальных, особенно на Эрику, но она и виду не подавала, что плохо себя чувствует. Я ей в очередной раз позавидовала – она, кажется, во всем была лучше меня. Все во всем были лучше.

Хольт объявил об окончании тренировки, мы потянулись к началу полигона, где ждал транспорт.

– Ну что, телепатка, – Рейнис как-то незаметно оказался рядом со мной. – Может, встретимся вечером?

– Да пошел ты, – ответила я хрипло.

– Ну-ну, – сказал он с улыбкой. – Смотри, доктор Ланге сказал, что я должен буду отчитаться перед ним о сегодняшнем упражнении, о том, как мы работали с медиатором. И все наши должны будут отчитаться. Я могу попросить их сказать, что ты хорошо справилась… а могу и не просить. Как думаешь, он с пониманием отнесется к твоему провалу? А что, если мы и в боевой обстановке останемся вот так… без связи? – на лице его было совершенно искреннее беспокойство. – Так что, телепатка, я повторю – может, встретимся вечером? Поболтаем о том, как нам наладить контакт?

– Я тебе тоже повторю – пошел в жопу. Нечего меня запугивать.

– Ладно, – он лениво улыбнулся. – Еще увидимся.

Я была уверена, что он обо всем доложит, и готова была встретиться с последствиями. В конце концов, объясню, что не была в равных условиях с остальными медиаторами.

Нужно было сдать оружие и респиратор. Я стала в общую очередь, стараясь держаться подальше от Рейниса, и в итоге оказалась в самом конце. Машинально проверила, что в стволе нет патрона, сняла респиратор с пояса, принялась ногтем ковырять клапан. Какое наказание Хольт для меня придумает? Заставит бегать? Отжиматься? Отправит на ночное дежурство? Нет шансов, что он просто забудет о том, как плохо я сегодня справилась.

Клапан внезапно открылся, и я очнулась. Сейчас еще респиратор сломаю, Хольт тогда, наверное, вообще рапорт подаст. Я постаралась побыстрее приладить клапан обратно – передо мной оставался всего один человек, – как вдруг поняла, что что-то не так. И за секунду до того, как Хольт буквально вырвал респиратор из моих рук, рявкнув: «Корто, не спать!», – я поняла, что именно. В нем не было фильтра. У меня все это время был респиратор как минимум без одного фильтра.

Я помотала головой. Или Хольт нарочно едва не отравил меня, заставив надышаться дельты, или мне показалось. Что вероятнее?

Аргумент за – мне явно хуже, чем остальным. Аргумент против – зачем ему это надо?

Всю дорогу я то и дело поглядывала на Хольта, стараясь понять, права я или нет. Но он на меня не смотрел, а мысли читать я не умела. А может, подумала я наконец, это вообще случайно. Тот, кто менял фильтры в респираторах, мог просто отвлечься. Всякое бывает. Детлефу вон однажды усилители в руках забыли отключить.

Может, спросить? Подойти к Хольту, сказать, что я заметила, и посмотреть на реакцию?

А может, этотоже был тест? Тест, проверю ли я свой респиратор до того, как войти в помещение? Я ведь, наверное, должна была проверить.

Если так, то лучше ничего не спрашивать.

Стоило машине остановиться, как мой лексон завибрировал – пришел вызов в желтую зону. Я вздохнула. Видимо, байки про таинственное исчезновение фильтра я буду рассказывать лично доктору Ланге. Надеюсь, он оценит.

Прижав запястье к двери, я вошла и почти сразу увидела Олли.

– Скорее, – сказала она. – Идем, надо успеть до вечерней проверки.

Я ускорила шаг, едва поспевая за ней.

– Доктор Ланге очень злится? – спросила я. – Знаешь, мне кажется, мой респиратор был не в порядке.

– Ланге еще не вернулся, – помотала головой Олли, заталкивая меня в кабинет. – Мне постоять снаружи, последить?

Последние слова были предназначены не мне. За мониторами, где я привыкла видеть Ланге и его помощников, стояла доктор Эйсуле.

– Еще глупые предложения будут? – спросила она раздраженно.

– Здравствуйте, – искренне улыбнулась я.

Я сама не ожидала, что обрадуюсь встрече. Но, оказывается, я за нее переживала.

– Иди сюда, быстро, – махнула она рукой.

Я подошла.

– Всего один вопрос. Когда последний раз ты получала нейропротектор?

– Чего? – растерялась я.

– Нейропротектор, – повторила она по слогам. – Твой брат его получает. А ты? Ланге делал тебе инъекции в основание черепа?

– Нет, – я помотала головой, окончательно перестав понимать, что происходит. – Но вы же мне тогда…

– Я так и думала, – перебила она. – Ольга, дозировка – три пятых. А ты давай в сканер.

– Что происходит? – задавая вопрос, я уже стягивала одежду.

– Ланге заигрался с нейрогенезом, – ответила доктор Эйсуле, не особенно заботясь о том, насколько я ее понимаю. – То, что ты вдохнула в Вессеме, не только разрушает твой мозг, но и делает некоторые зоны более активными. Это превращает тебя в хорошего медиатора, но это же тебя убивает. А он считает, что все компенсируется, и просто ждет, чтобы доказать, что прав, что токсин из Вессема может нам помочь. Что необязательно искать хороших медиаторов, можно просто синтезировать это вещество и начать лепить их из кого попало. Но я обещала, что ты получишь лечение. И ты его получишь.

Она с силой опустила крышку сканера. Я услышала ее удаляющиеся шаги, почувствовала слабую вибрацию и замерла.

В голове была каша – слишком уж много событий для одного дня. Доктор Ланге ставит на мне какой-то эксперимент? Хочет доказать, что хорошего медиатора можно сделать из кого угодно? Только… зачем ему много медиаторов? Импланты – удовольствие недешевое, мне даже представить страшно, сколько денег ушло на одного Детлефа. Тут всего четверо тех, кому медиатор и правда нужен – Коди, Петер, Детлеф и Аре. Ну, может, еще Талеш с его новыми глазами и Волчек, которому заменят ноги. Ладно, шестеро. А медиаторов трое. Более чем достаточно.

Насколько он собирается расширять программу? Какой у него вообще бюджет?

– Вылезай, – скомандовала доктор Эйсуле.

– Зачем ему много медиаторов? – выпалила я, едва крышка сканера поднялась.

– Сядь, – она указала своей птичьей лапой на кресло, явно не собираясь отвечать.

Я села.

– Зачем? – повторила я. – Мы нужны таким, как… как Петер. Чтобы они не сорвались. Правильно? Но их же немного.

Доктор Эйсуле и Олли обменялись взглядами. Они обе знали что-то такое, чего я не знала.

– Вы нужны, – сказала наконец Эйсуле, – таким, как доктор Ланге. Таким, как полковник Валлерт. Чтобы, когда он отдает приказ – любой приказ, – никому и в голову не пришло ослушаться. Чтобы никто не испугался, не побежал. Чтобы все отряды действовали скоординировано, чтобы никто не попал под дружественный огонь.

Я смотрела на нее и молчала. Значит, все это, все, что происходит на этой базе, все, в чем я участвую, затевалось ради медиаторов?

– О чем ты думала, когда тренировалась? – спросила доктор Эйсуле с усмешкой.

На этот раз она, кажется, ждала ответа, так что я сказала:

– Ну, что мы тестируем новые импланты. И чтобы не получилось как в Караге…

– Как в Караге… Чем, по-твоему, отличается Петер от солдата, обвешанного броней, оружием и датчиками? Может, только большей мобильностью. Да, мы тестируем, но максимальная нагрузка, которую способен выдержать мозг, давно известна. И большинству солдат не нужны импланты, чтобы эффективно убивать. Достаточно минимальных мышечных усилителей, чтобы тащить на себе гору железа. Помнишь Десятидневную блокаду?

– Да. Мы недавно как раз фильм…

– Это могла бы быть десятиминутная блокада. Всего один предатель, или один трус, или один дурак – и сотни человеческих жизней потеряны. Если эта история чему-то нас и научила, так это тому, как важно контролировать ситуацию и не дать кому-то отклониться от плана, нарушить приказ. Поэтому полковнику Валлерту нужны такие как ты и рядовой Келемен.

– И как Эрика, – добавила я шепотом просто ради справедливости.

– Северин? Да, сейчас он закончит с тобой и предложит ей вдохнуть токсин. Полагаю, она согласится. Амбициозная девочка. Нагни голову. Ольга, у тебя все готово?

Доктор Ланге предложит Эрике вдохнуть FX? Мне словно льда сыпанули за шиворот. Конечно, Эрика согласится. Она на все согласится, чтобы стать хорошим медиатором.

– Что, думаешь, солдат, лишенный свободы воли, не сможет сориентироваться в экстремальной обстановке? – сказала доктор Эйсуле, хотя я ничего такого не думала. – Полагаешь, марионетки сражаются хуже? Но им не нужно быть марионетками. Достаточно, чтобы ты передавала им приказы – быстро и точно – и не давала их нарушать. Убирала страх и неуверенность. Я видела отчеты с учений. У тебя это хорошо получается. У Северин хуже, у Келемена лучше. Но чтобы и дальше все получалось, нужно не дать Ланге все испортить.

Я почувствовала слабую боль и холод, поднимающийся по затылку вверх. Я ждала, что сейчас все расплывется перед глазами, как в прошлый раз, но все закончилось через несколько секунд.

– Я ввожу тебе минимальную дозу. Этого недостаточно, но лучше, чем ничего. И Ланге не заметит. У тебя будет кружиться голова – постарайся этого не показывать. И вообще веди себя как обычно. Если кто-то спросит, зачем вызывали – скажешь, что Ольга волновалась из-за твоей реакции на дельту. Все, иди. Ольга, проводи ее.

Олли потянула меня за руку. Мы вышли, и, обернувшись, я видела, как доктор Эйсуле тщательно убирает кабинет – чтобы никто не заметил, что мы там были.

Я пожалела, что не сказала ей спасибо. Все-таки она рисковала, чтобы помочь мне. Может, конечно, доктор Ланге и прав, и мой мозг сам компенсирует нанесенный ему ущерб, отрастит какой-нибудь новый кусок, я и не замечу. А вдруг нет? Борген Кару говорил, остальные, те, кто вдохнул FX, умерли. Знает ли об этом доктор Ланге? Или все так засекречено, что даже ему об этом не сказали? Полковник Валлерт хотя бы в курсе?

Если они предложат Эрике пойти по моему пути – станет ли доктор Эйсуле помогать и ей?

Я могла бы рассказать им то, что узнала от Боргена Кару. Могла бы предотвратить это, спасти Эрику и себя заодно, начать получать лекарство на законных основаниях. Вот только Боргену тогда конец. А он пообещал мне придумать лекарство для Тенны.

Можно рассказать только Эрике, предупредить ее, чтобы не соглашалась на предложение Ланге. Но я не уверена, что она не расскажет об этом кому-то еще.

Я прикусила губу так, что во рту появился металлический привкус. Мне снова нужно было это делать – выбирать, чья жизнь важнее, прикидывать, насколько оправдан риск.

Голова кружилась, но, по крайней мере, я могла идти. Олли довела меня до выхода и открыла дверь. Я прошла пару шагов и остановилась. Передо мной стоял сержант Хольт.

– Нет, – пробормотала я. – Только не это.

– В чем дело, Корто?

Кажется, я опять говорила словно с набитым ртом. И опять меня несло – я совершенно не контролировала слова, которые у меня вырывались.

– Только не вы, – сказала я.

– Шевелись, Корто. До вечерней проверки пять минут. По дороге как раз расскажешь, какие у тебя ко мне претензии.

Я послушно пошла вперед.

И почему доктор Эйсуле не велела Олли проводить меня до самой комнаты? Почему они вообще не оставили меня в желтой зоне до утра?

– Чего вы ко мне всегда придираетесь? – говорила я, понимая, что мне конец, но остановиться не могла. – Вы меня ненавидите. Всегда мне делаете гадости. За что?

– Ты соображаешь, с кем говоришь, Корто?

– Вы мне дали плохой респиратор!

– Что? – переспросил Хольт.

Мне вдруг стало так обидно, так жалко себя, что против воли у меня потекли слезы.

– Респиратор, – произнесла я по буквам, – без фильтров. Специально, чтобы я надышалась отравы. И плохо все сделала. Прямо на глазах у доктора Ланге. Специально!

Хольт остановился. Мы были уже у самого корпуса зеленой зоны.

– Заткнись, Корто. Закрой рот и больше ни звука.

Я послушно замолчала, но слезы все так же текли. Сейчас он заставит меня отжиматься, это точно.

Но сержант Хольт повел себя неожиданным образом. Потом я даже думала, что это была галлюцинация. До самой истории в пустошах я так думала, слишком странным это было – даже на фоне всех остальных событий того дня.

Потому что он повернулся и, глядя мне в глаза, сказал:

– Я тебе жизнь спасаю.

А потом просто развернулся и ушел.

Глава 18

Вскоре «Ин урма Эва» вновь дали о себе знать.

Наша группа как раз вернулась с вечерней пробежки, все как один взмыленные и злые – Хольт придрался к Мартину Талешу, который только-только вышел и желтой зоны и восстанавливался после травмы. Его глаза – сиреневые, переливающиеся, похожие на опалы – делали лицо слегка инопланетным, но вот чтобы приспособиться к новому зрению, требовалось время. Хольт об этом ничего знать не хотел и, следуя своему принципу за ошибку одного наказывать всех, заставил меня, Детлефа, Талеша, Алекса Унгвере, Иржи Гальского и временно переведенного к нам Тима Ройтблата, того, что здорово волок во всякой математике, бежать лишних пять километров.

Он орал на меня как обычно, вел себя как обычно, и вмазать ему хотелось тоже как обычно, и в конце концов я решила, что мне все это просто померещилось. Хольт, который относится ко мне по-человечески, был так же реален, как пятно на потолке, превратившееся в лису.

А когда мы оказались на ужине, на экране уже показывали последствия взрыва.

– В чем дело? – спросила я у Коди.

Вечерние новости, которые нам обычно крутили за ужином, прошли наполовину. Я смотрела на обгоревшее здание, перевернутый автобус с надписью «Дети», суетящихся медиков, полицейские машины…

– Теракт в школе, – сказал Коди коротко.

Детлеф произнес что-то замысловатое и прилип к экрану. Остальные тоже смотрели, отложив ложки, разве что Рейнис со своим приятелем не забывали есть.

– Я знаю, где это, – сказала Аре. – Овсяная Горка, недалеко от нашей Весты, тоже на границе с пустошами. Совсем маленький город.

Никто ей не ответил.

Снова и снова крутились одни и те же кадры. Ведущая новостей говорила о подтвержденных жертвах, и голос ее срывался.

Мы смотрели, пока выпуск новостей не закончился информацией о том, что в соседних поселках введен комендантский час, а дети переведены на удаленное обучение.

Удаленное – это значит никакое, машинально думала я, направляясь к себе. Овсяная Горка – это вроде нашего Гетто, никто там не учится, если учитель тебя указкой не бьет.

Дверь в комнату Петера была приоткрыта, и я притормозила, заглянув внутрь. Петер был не один, с ним сидели Детлеф и Эрика. Они что-то обсуждали – понятно что, сегодняшние новости. Я немного позавидовала – тому, как они сидят вместе, какие они, оказывается, друзья, но тут Детлеф заметил меня и приглашающе махнул рукой. Помедлив, я вошла, а следом за мной просочился и Коди, и в комнате стало совсем тесно.

Разговор, конечно, крутился вокруг Овсяной Горки.

– Почему именно там? – спросила я. – Почему школа?

– Это террористы, – зло сказала Эрика. Глаза ее сощурились, кулаком она саданула по стене, словно сводила с террористами личные счеты. – Фанатики, понимаешь? Их цель – запугать. Создать панику, дестабилизировать общество. Вот и все. Но черта с два мы будем их бояться.

– Но какие-то требования же у них есть? Хоть какие-то?

По всему выходило, что ни требований, ни предупреждений, ни угроз не было. Сразу – взрыв.

Петер почти все время молчал, как всегда. Уходя, я бросила на него взгляд – он сидел, уставившись в планшет, рассматривал кадр из новостей, на котором был перевернутый школьный автобус, крутил его так и сяк. Может, ему это о чем-то напоминало.

***

Общее собрание объявили на следующий день. В том же зале, где проходила церемония прощания с Эдом, появились стулья, и мы сидели, глядя на те же флаги Церы и нашего Шестого специального, а потом появился полковник Валлерт, и мы вскочили, отдавая честь – совершенно синхронно, приятно одинаковые.

Я была уверена, что он скажет что-то про теракт в школе, и не ошиблась.

– Солдаты, – начал он, и под его тяжелым суровым взглядом мы замерли. – Братья по оружию. Каждого из нас потрясла трагедия, каждый из нас ужаснулся бесчеловечной жестокости, с которой «Ин урма Эва», эти последователи Возрождения Нации, расправились с нашими детьми. Вы все слышали новости. Вы видели боль и слезы родителей, которые искали тела своих детей среди руин школы. Вы знаете, что есть вещи, прощать которые мы не имеем права. Те, кто способен такое сделать – это не люди, они не имеют права ходить с нами по одной земле.

Детлеф, стоящий рядом со мной, одобрительно кивнул. Я поймала себя на том, что тоже киваю. Полковник говорил правильные вещи – тех, кто взорвал школу, простить нельзя.

– И сегодня я обращаюсь к вам. К каждому из вас. Мы получили данные о базе террористов, которая находится в девяноста километрах от места взрыва. Именно там произвели взрывчатку, которая унесла жизни детей, именно там они составляли план, там находятся те, кто ответственен за каждую смерть. Туда, в свою нору, эти крысы убрались, когда все было сделано. И именно мы должны выкурить их оттуда.

– Да! – раздался чей-то возглас из задних рядов.

Я не поняла, кто это сказал, но почувствовала общее волнение. Нас наконец отправляют на задание? Не на учения, а на настоящую операцию? Да еще на такую?

– Я смотрю на вас и вижу будущее Церы в ваших глазах. Будущее, в котором нет места тварям, убивающим наших детей. Я вижу тех, кто не боится опасности, тех, кто готов сражаться. – Голос полковника становился все громче, казалось, он заполнил весь зал, проник в каждого из нас. – Мы начинаем крестовый поход против нашего врага. Мы исполним наш долг. Это знамя, – он указал куда-то за свою спину, – священно, и форма, что на нас, священна, и мы не снимем ее, пока каждый наш враг, каждая тварь не будет стерта с лица земли. Все вы принесли присягу и поклялись служить своей стране, сражаться за ее свободу и независимость, защищать свой народ. И я хочу спросить вас: вы готовы исполнить клятву?

В крике, который раздался за этим вопросом, можно было разобрать «да».

– Значит, мы на одной стороне, – сказал полковник, обводя взглядом каждого. – И мы готовы сражаться.

***

Карим был чем-то очень доволен.

– Доктор Ланге сомневался, но я его переубедил, – сказал он, едва я вошла в кабинет, где мы с ним обычно занимались. – Последняя тренировка была не очень, но я выложил ему остальные данные, так что он согласился, что это исключение.

– Ага, – кивнула я, холодея.

Ланге не хотел брать меня на операцию, но Карим его уговорил. Сейчас, когда голос полковника Валлерта больше не имел надо мной такой власти, меня начало трясти. Я обычно была не прочь подраться, но это… это же совсем другое! Что, если я облажаюсь? Не на тренировке, а по-настоящему? Если все сорвется, террористы смогут уйти, и все из-за меня? А если кто-то погибнет – из-за меня?!

– Так, – Карим хлопнул в ладони. – Давай, последняя тренировка перед завтрашним. Просто пробежимся по всем основным моментам, как на учениях, ага?

– Ага, – снова кивнула я.

Он подошел ближе и взял меня за плечи.

– Эй, – сказал он, заглядывая мне в лицо. Он всегда так делал, когда хотел меня успокоить, и я впервые в жизни подумала, как здорово, наверное, быть младшей сестрой. – У тебя все получится. Ты хороший медиатор, у тебя время контакта – две целых и восемь десятых секунды, ты прекрасно держишь связь, ты хороша в стабилизации и коррекции эмоционального состояния. И ты не теряешься в экстремальной ситуации. Нервничать – это нормально, но завтра ты должна быть спокойна.

– Я постараюсь.

– Просто помни, чему мы с тобой учились, и делай все как на тренировках. От тебя потребуется только обеспечить обмен информацией, а с этим вы все прекрасно справляетесь. Ты, Северин и Келемен будете в безопасности. Если кому-то из бойцов станет страшно – ты его успокоишь, передашь ему это ощущение. Ты же это умеешь, верно?

Я закивала.

– А вас там не будет? Кураторов?

– Я тебе там не нужен, – улыбнулся Карим.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Значит, не попадете под пулю.

– Ты справишься. Если совсем накроет – вот, – он протянул мне пластиковый пакетик, в котором болтались две таблетки.

– Вы же знаете, что я не буду их принимать. Не люблю, когда в голове туман.

– А еще я знаю, что ты спокойнее, когда у тебя есть запасной план. Так что вот – твой запасной план.

Карим сунул пакетик мне в руку.

– Покажите им завтра, – сказал он, глядя мне в глаза. – Сделайте все, чтобы они забыли, что это такое – нападать на наших детей.

И я пообещала, что сделаю все. И я правда собиралась сделать все.

***

Я думала, что не усну, но отключилась, едва моя голова коснулась подушки, и проснулась только от сигнала подъема.

Последний инструктаж был в четыре утра. Полковник Валлерт на нем присутствовал, но говорил в основном капитан Лесовец. Показывал снимки со спутника, раздавал задачи, обозначил места, где с большей вероятностью окажется склад оружия, а где – сами террористы.

– Там есть местное население, – сказал он наконец.

Я изумилась. В пустошах кто-то живет? Я думала пустоши – на то и пустоши, что там пусто. Словно отвечая на мой незаданный вопрос, он добавил:

– Это самодельные постройки тех, кто по разным причинам не хочет жить в других местах. Антисанитария, вши, болезни, отрава, но их оттуда не выселить. Это их выбор. Даже если эти люди не занимаются производством взрывчатки сами – они пособники, они пустили террористов к себе, обеспечили их укрытием и едой. Не забывайте об этом.

Старших в наших группах оставили тех же, что были на учениях: у меня командовал Детлеф, у Эрики – Михаэль Курц, с которым, вопреки мои опасениям, они с Эрикой прекрасно сработались еще на Свальдброке. У Иштана старшим в группе, теперь состоящей всего из пяти человек, по-прежнему был Антон Рейнис. Меня перекосило, когда сержант Хольт это сказал. Интересно, как Иштан с ним работает? Надо было спросить его, как он вообще видит людей – он бы ответил. Но сейчас, конечно, уже не до этого.

– Поддержки с воздуха у вас не будет, мы не можем рисковать, давая террористам знать, что за ними наблюдают. Вы доедете вот сюда, – капитан ткнул в какую-то точку на карте, – и дальше пойдете пешком под прикрытием холмов. Рассредоточитесь и зайдете с двух сторон, взяв поселок в кольцо.

Он принялся показывать ориентиры на карте, и мой страх сменился лихорадочным возбуждением. Когда есть четкий план, уже не страшно. Когда есть план – веришь, что победишь.

Мы с Коди старались держаться ближе друг к другу все время – пока получали оружие и боеприпасы, пока загружали в машину броню и приборы, пока залезали сами.

– Полковник Валлерт – герой, – услышала я голос Аре. – Если он командует – террористам конец, мокрого места не останется. Мы их размажем!

– Размажем! – подтвердил кто-то.

– Этим мразям конец!

В машине мы сели рядом, и одновременно потянулись друг к другу, взявшись за руки.

Машины были те же, что на учениях. Закрытый со всех сторон броней кузов, узкие смотровые окошки из пуленепробиваемого стекла, жесткие сиденья вдоль бортов. Мы и группа альфа ехали в одной, Иштан со своими ребятами – во второй, они должны были двигаться другим маршрутом и встретить нас уже на месте. Я радовалась, что хотя бы по дороге Рейнис не будет мозолить мне глаза.

Вначале мы ехали молча – никто не решался говорить, и мы просто смотрели в узкие окна, вглядывались в предрассветные сумерки, пытаясь понять, где находимся. Потом рассвело, все затянуло смогом, и Иржи вдруг встрепенулся.

– Я знаю, где мы, – заявил он. – Это Колеци. Вон их металлургический завод.

– Как ты его разглядел? – спросил Коди. – Я ни черта не вижу.

– Это офигеть какая штука! – с энтузиазмом сказал Иржи. Он тоже был родом из какого-то промышленного городка, и, сколько бы он ни говорил, как рад оказаться в армии и больше никогда там не появляться, настоящий работающий завод его восхищал. – Серьезно, его еще до Гражданской построили. Вообще Колеци – интересный город. Там есть достопримечательности…

– Магазин, где продаются дыхательные фильтры? – обрадовался Детлеф.

– Думаю, это автостанция, чтобы уехать подальше от Колеци, – сказал Алекс.

В разговор постепенно втягивались все, кто сидел рядом с нами.

– А я б посмотрел.

– Сделал бы вдох и упал замертво.

– Очнись, там люди поколениями мутировали, чтобы в этом жить.

– Да заткнитесь, дайте помолиться.

– Нет, серьезно, там рядом с заводом водопады.

– Водопады сточных вод?

– Которые красиво светятся в темноте.

– Вместе с жителями Колеци.

Городишко мы проехали за минуту, и разговор сошел на нет. Кто-то и впрямь молился, кто-то пытался спать, кто-то вполголоса переговаривался, иногда посмеиваясь, я снова уставилась в окно, не отпуская руку Коди.

Пейзаж был однообразный. Потрескавшаяся, словно обожженная оранжевая земля, камни, промелькнул дом – две с половиной стены, рядом засохшие деревья. Мы въехали на холм, вдалеке я разглядела идеально круглый след от взрыва. Машину трясло, меня начало укачивать.

– Эй, Корто, – окликнули меня.

Я обернулась и встретилась взглядом с Эрикой.

– Тебе страшно?

– Нет, – соврала я.

– Ты вообще была в настоящем бою?

Я хотела сказать, что много раз дралась в Гетто, а однажды в меня стреляли и промазали, но вместо этого спросила:

– А ты?

Она тоже не ответила.

– Мы – связисты, поняла? – сказала она вместо этого. – Обеспечиваем обмен информацией. Когда начнут стрелять – просто помни, что стреляют не в тебя.

Она что, пытается меня успокоить? Подбодрить?

– Я знаю.

– Если не будешь паниковать, все получится.

– Не буду.

Она кивнула и отвернулась.

Даже если мы просто связисты, оружие у нас все равно есть. Если понадобится, я выстрелю, подумала я. Если кто-то попытается убить Коди, навести на него пистолет, хоть что-то сделает – я выстрелю.

***

Воды у нас было мало, всего одна фляга на человека, но это мы уже проходили – Хольт часто гонял нас целый день без еды и воды, только Коди, Детлефу, Петеру и Аре разрешалось набить карманы протеиновыми батончиками. Подолгу обходиться без еды я привыкла еще в детстве, терпеть жажду тоже научилась. Идти долго, каждый лишний грамм в таких переходах превращается в пытку.

Нас высадили в безопасном месте. Машину мы замаскировали – с трех шагов не различишь, – надели броню и шлемы с респираторами, и двинулись вперед. Глушилки врубили сразу, связи не было, и мы шли по бумажной карте. Сделали привал у покосившейся облезлой стелы, на которой можно было разобрать слова «Добро пожаловать в Карагу!» на трех языках. Рядом торчал выцветший рекламный щит с фотографией озера – красивого, совсем волшебного, только танцующих в траве фей не хватало. Потом мы прошли озеро – та же каменистая земля и грязь на дне огромной ямы. Миновали указатель на Мышанку. Позади него поперек дороги были остатки сетчатого заграждения, на котором болталась облупившаяся табличка: «Опасная зона. Внимание! Проход запрещен!». Мелким шрифтом ниже было приписано:«Опустошена: полностью. Ущерб инфраструктуре: 100%. Ущерб населению: 100%. Ущерб биосфере: 100%. Очистка: невозможна. Человеческая жизнь: невозможна». Остальной текст съело время.

Я устала от оранжевого цвета, от белесого неба, от пыли, оседающей на лице, от солнца, от дорожек пота на лбу. Глядя на идущих передо мной солдат, на капрала Ильда, который тоже был с нами, на сержанта Хольта, я не могла отделаться от ощущения, что это очередной долбанутый тест. Что все не по-настоящему.

А потом мы вплотную подошли к точке назначения и остановились.

Мы разместились на холме с подветренной стороны и стали ждать заката. Поселок был отсюда едва виден. Порыв ветра принес запах горелой резины, и мы с Коди с улыбкой переглянулись – пахло домом.

Раз в час меня или Эрику загружали на несколько минут – проверить, как там группа Иштана, и обменяться информацией. Олли с нами, конечно, не взяли. Вместо нее был военный врач, которого все звали просто Док – мужчина лет сорока или около того, с целым набором шрамов и манерами робота. Движения скупые, четкие, на лице никаких эмоций. Когда я попросила дать мне лишних пару минут, он отказал так, что желания просить дальше не возникло.

Когда снова настала моя очередь, я подошла к Талешу.

– Слушай, – сказала я негромко, – сейчас, когда мне введут стимулятор, посмотри в сторону поселка, ладно? Я быстро.

Он кивнул.

И в этот раз, проверив, как там группа Иштана и где они находятся, я на последние несколько секунд подключилась к Талешу. Он не подвел – устроился на вершине холма так, чтобы поселок был прямо по курсу. С его глазами ему не нужен был бинокль, и я вместе с ним тоже это видела. Единственная улица. Одноэтажные домики, напоминающие лоскутное одеяло, построенные из разнокалиберных блоков и покрытые листами шифера. Чахлая трава, низкие кривые деревца. Колодец, рядом насос, качающий воду. Панели солнечных батарей – даже отсюда было видно, что половина из них не работает. В конце улицы припаркована пара внедорожников, побитых, без дверей. По улице прошли несколько человек, не разобрать, мужчины или женщины – все в свободных штанах и куртках, все с короткими волосами, у одного куртка топорщится – оружие. Из темного дверного проема выскочила маленькая фигурка, перебежала улицу, исчезла в другом доме…

Я вернулась в собственную голову и открыла глаза.

– У них там дети, – пробормотала я.

Даже мне, выросшей в Гетто, это было странно – как можно рожать детей, когда живешь… так. Я пошла к Эрике – поделиться наблюдениями.

– Ты слишком многого хочешь от людей, которые взрывают школы, – сказала она. – Если они готовы держать своих детей в таком месте, то, конечно, и чужих жалеть не будут.

– Когда все закончится, детей можно будет отправить в государственные интернаты, – сказал Детлеф. – Там им будет лучше.

Я впервые была согласна. В мире мало мест, которые были бы хуже, чем государственный интернат, но этот поселок точно был одним из них.

Мы немного пофантазировали о том, что еще будем делать, когда все закончится. Солнце почти скрылось и настала очередь Эрики поддерживать связь между группами, а сразу после сеанса сержант Хольт объявил общую готовность.

– Режим радиомолчания, – сказал он. – Связь только через медиаторов. Ни звука. Выступаем.

Мы с Эрикой направились к нашему врачу, а остальные, проверив оружие и броню, растянулись частой цепочкой и приготовились спускаться к поселку.

На прощание я обняла Коди

– Я скоро, – сказал он, прижав меня к себе. – Туда и назад.

Я посмотрела ему вслед и подставила руку под инъектор. Несколько секунд – зеленая вода, мгновенное удушье – и я увидела мир чужими глазами. Все они – Детлеф, Алекс, Тим, Иржи и Мартин – смотрели в одну и ту же сторону, и картинка, хоть и распадалась на части, была довольно понятная и четкая. Куда более четкая, чем я получала, находясь в своем теле. На меня обрушилась целая куча запахов и звуков, которых не было раньше, я видела цвета, которые до этого не воспринимала. Мир, который видели модификанты, был странным – но интересным.

Они двигались быстро и бесшумно. Несколько минут – и мы подошли к домам. В домах были люди – глазами Талеша я видела цветные пятна за тонкими стенами, и было оружие – его чувствовал Детлеф, странный металлический запах, и все пытался понять, есть ли в нем примесь миндаля.

Обменявшись знаками с ближайшим парнем из группы Эрики, я попросила ее освободить его голову и передала ему то, что поняли мы – про оружие и людей – и приняла информацию от него.

Слившись со стеной, Детлеф – и я вместе с ним – заглянул в окно ближайшего дома. И замер. Я знала, что он ожидал увидеть – каких-нибудь грязных обросших людей, перебирающих автоматы, или пустую комнату, где на столе разложены составные части бомбы, или самодельную лабораторию.

Там была девушка лет шестнадцати. Она стояла против света, волосы, подсвеченные заходящим солнцем, нимбом окружали ее голову, длинное платье спадало до самого пола. Не знаю, была ли она красивой, но я смотрела и не могла оторваться. В убогой комнате, в домике посреди пустошей, в этом грязном поселке, набитом оружием и взрывчаткой, в котором – никто еще этого не знал, кроме нас – вот-вот начнется бойня, она со своими светящимися волосами и вечерним платьем была совершенно неуместна. Одно ее присутствие отрицало происходящее. Словно ее вырвали и закинули сюда из какого-то другого места, из прошлого или будущего, или вовсе из параллельной реальности, и теперь она стоит здесь и не может понять, где же ее волшебный лес.

Это длилось несколько секунд, а потом девушка начала поворачиваться, и Детлеф мгновенно убрался от окна. В этот дом мы заходить не будем, считала я его намерение. Пусть себе стоит там, может, ее это и не заденет.

Через меня он подал знак остальной группе, направил ребят, и мы двинулись дальше, обходя дома так, чтобы никому не попасться на глаза. Группа Эрики уже скрылась за машинами, брала на прицел тех, кто был на улице. Мы снова обменялись информацией – машины были не на ходу, значит, никто на них не сбежит. Нужно было найти кого-то из группы Иштана и обменяться информацией с ними, но в этот момент с другого конца поселка раздались выстрелы и что-то взорвалось.

Общий эмоциональный фон резко изменился, от выброса адреналина стало жарко.

Детлеф кинулся вперед, через меня велев остальным оставаться на месте. Держась под прикрытием стен, он перемещался так быстро, что я едва успевала отслеживать его движения. На улицу высыпали люди, у многих в руках уже было оружие, но они видели лишь размытую тень. Мы наткнулись на лужу крови, затем увидели тело – какой-то оборванец, вместо лица кровавое месиво, на руках следы пороха. В нос ударил запах химии из ближайшего открытого дома. Детлеф узнал запах – какая-то самодельная наркота.

Стреляли теперь повсюду, группа Эрики вела огонь из-за машин, мои заняли удобную позицию в одном из домов, положив тех, кто там был, лицом в пол. Иржи иногда поглядывал на них – женщина и двое детей-подростков, у всех связаны руки. Правильно, если здесь «Ин урма Эва», то им и подростки могут помогать.

В одном из домов что-то взорвалось, пожар тут же перекинулся на соседние постройки.

Двое из моей группы в один момент оказались на другом конце улицы. Я мельком увидела Коди и обрадовалась, что с ним все в порядке. Сопротивления почти не было – кто-то пытался отстреливаться, но большинство тех, кто нам попадался, тут же поднимали руки, стоило дать очередь поверх голов.

От выстрелов закладывало уши. Небо осыпалось горячим пеплом.

Нужно было срочно найти хоть кого-то из группы Иштана, узнать, как они. Я, хоть и не подключалась к ним, но чувствовала маячки и подсказывала Детлефу направление, и уже совсем скоро мы наткнулись на Петера. Детлеф быстро оглядел его, будто просканировал – порядок. Петер приложил два пальца к щеке. Это был наш знак еще с учений – «я свободен, подключись».

Я не раздумывала. Да, это Петер, и я бы предпочла встретить не его, но мои чувства сейчас значения не имеют. Мне нужно было оставить кого-то из своих – я бросила Тима и нырнула в голову Петера, прямо в его темноту, в зарождающийся хаос.

Тише, передала я ему мысль, и сразу стало спокойнее и темнее. Тише, все в порядке. Я здесь, я с тобой. Что случилось?

Эмоции, которыми он был наполнен, ни о чем мне не говорили. Сплошное движение, хаос, боль, злость. Я лишь поняла, что что-то случилось, что-то вышло из-под контроля, но что?

Осознав, что я его не понимаю, Петер начал говорить. Беззвучно – двигались лишь его губы, но я чувствовала их как свои. Он произносил отдельные слова, а об остальном я догадывалась по тому, что происходило в его голове.

И я наконец поняла. Произошло что-то – Петер не знал, что именно, он не видел, – после чего их ударило волной чужих эмоций, и Иштан потерял связь со своей группой. Полностью.

Глава 19

– У Иштана нет связи с группой, – сказала я капралу Ильду, приоткрывая глаза.

Он остался тут, со мной, Эрикой и Доком, обеспечивал нашу безопасность.

Я продолжала следить за своими – все было в порядке, засев в доме, они заняли прекрасную позицию, а потом Детлеф швырнул светошумовую гранату в соседний дом, и теперь там тоже все лежали связанные лицом в пол.

– Найди их, быстро. Проверь, кому нужна помощь, – велел капрал Ильд. – Келемена найти можешь?

Я снова закрыла глаза.

– Пусть Эрика следит за моими ребятами. Хоть за кем-то, – попросила я.

Это уже было слишком сложно – поддерживать связь со своей группой и одновременно искать чужую. Я по очереди отключилась от каждого, напоследок отправив им эмоции сожаления и пообещав вернуться как можно скорее, и принялась искать.

– Иштан жив, – пробормотала я. – Ищу остальных.

Подключаться к медиатору, который, во-первых, этого не ожидает, а во-вторых, только что пережил какое-то сильное потрясение, я, конечно, не стала. Жив – отлично, с ним как минимум второй врач, не пропадет.

Одного за другим я проверяла членов его группы.

Треснувшее стекло, дрожащее от взрыва, звук, заполняющий все пространство, достающий до каждой клеточки тела – Макс Паул. Идет вдоль стены, неслышно, он видит цель, а цель его – нет. Отличная позиция, промахнуться невозможно. Сейчас… Нет, парень решил сдаться, тем лучше, все они сдаются, еще несколько минут, и все будет кончено…

Обжигающий вкус водки, запах керосина, готова взорваться, только поднеси спичку – Аре. Притаилась за машиной на другом конце поселка, выглядывает, стреляет, прячется, выглядывает с другой стороны. Попала. Как же здорово, получайте, твари, как вам, нравится?..

Мокрый картон, расползающийся в руках, скользкая гадость на ладонях – Коста Дейнак. Осматривает какое-то помещение, Антон сказал, здесь должно быть что-то, может, взрывчатка или самодельные бомбы, надо найти, она террористка, Антон позовет, когда закончит…

Оставался Рейнис. Я вдохнула поглубже, задержала дыхание. Я смогу.

Он был совсем рядом с Дейнаком и Аре, в соседнем доме. Я попыталась подключиться, и меня отшвырнуло в сторону. Я согнулась в своем кресле, жалобно заскулила, услышала, как кто-то спрашивает: «Корто, что с тобой?» – а потом вновь ринулась в его сознание.

Это был не нож, это были мелькающие лезвия, мясорубка, в которую я добровольно лезла. Мне было больно, будто меня по-настоящему рвет на части, я сжимала зубы так, что крошилась эмаль. Я смогу. Я медиатор, я пройду через это, я подключусь, я пойму, что происходит. Если он ранен – я ему помогу, я позову на помощь, я должна, должна, должна пройти.

И когда я прорвалась, от боли я не сразу поняла, что происходит. Что означают эти ритмичные движения, почему я так близко вижу лицо девчонки, которая зажмурила глаза, и слезы стекают по ее вискам, что я вообще чувствую, и почему мне так хорошо, что это за ненависть, смешанная с острым болезненным удовольствием.

– Привет, телепатка, – сказал Рейнис, заметив мое появление. – Присоединишься?

И в этот момент картина вдруг стала такой понятной, такой тошнотворно простой, что я рванулась прочь, распахнула глаза, возвращаясь в свое тело, разом бросая всех, с кем была в контакте.

– Корто? – позвал меня доктор.

Не отвечая, я перевернулась на четвереньки, и меня вырвало.

А потом я вновь закрыла глаза.

Аре, кричала я мысленно, Аре, Аре, Аре, останови его, останови, сделай что-нибудь, ты ближе всех!

Она не могла сопротивляться. Я не объясняла ей, что делать – я просто швырнула в нее, как бомбой, своим ужасом и отвращением, и еще передала – это Рейнис.

Аре возникла на пороге комнаты уже через несколько секунд. Этого времени – пока я звала ее, пока она переместилась к соседнему дому одним огромным прыжком и оказалась в комнате, отшвырнув по пути кусок стены – Рейнису хватило, чтобы закончить. Глазами Аре я видела Рейниса, обернувшегося к ней, и девчонку, свернувшуюся на полу, ее длинное платье задралось до пояса – теперь я наконец ее узнала, я уже видела ее, мы с Детлефом вместе ее видели.

Все, подумала я. Уже поздно. Надо позвать врача, Аре, помоги ей, а я скажу Доку, что...

И в этот момент Аре наконец поняла, почему я звала ее, и ее сознание взорвалось. Меня вновь отшвырнуло в сторону, так что я не видела, как она поднимает свое тяжеленное оружие и выпускает очередь Рейнису прямо в лицо.

***

Позже я столько раз прокручивала это в голове, что перестала понимать, что было на самом деле, а что я придумала, чтобы заполнить пробелы в своей памяти.

Иштан никогда не мог справиться с Рейнисом, но, как и я, боялся об этом сказать. Он пытался его остановить – достаточно долго. Но с Рейнисом, наверное, вообще никто не смог бы справиться. Он был лидером, некоторые его любили, как Коста, который перестал отличать свое мнение от его. Другие боялись, как Аре. Некоторые уважали. Он был неплохим лидером – умным, ответственным, способным, он никогда не позволял себе лишнего при посторонних, он был по-настоящему сильной личностью. Но он был чертовым психопатом. И когда он увидел тех, кого можно безнаказанно – и даже с одобрения начальства – убивать, он окончательно потерял связь с реальностью. Когда мясорубка в его сознании перемолола Иштана, остановить его не смогло бы уже ничто. Только пули Аре.

К ночи поселок был полностью под нашим контролем. В нескольких домах разместили тех, кто сдался, и приставили охрану, в остальных методично проводили обыск. Режим радиомолчания сняли, мне разрешили отдохнуть, и я отправилась искать Коди, а когда нашла – уткнулась ему в плечо и так долго плакала и терлась щекой о его бронежилет, что он испугался и позвал Эрику, а Эрика достала из кармана пластиковый пакетик с таблетками – такой же, как у меня, – и, несмотря на мое сопротивление, запихнула мне в горло обе.

Я впала в дремотное оцепенение. Слез больше не было, но едва ли мне стало легче. Я сидела, привалившись к стене, и мимо меня проплывали человеческие фигуры. Проходили ребята из моей группы, из других, прошел сержант Хольт, остановился, посмотрел на меня, спросил что-то у Коди. Издалека доносились голоса. У меня разболелась голова, но через эту боль я чувствовала, что Коди беспокоится за меня и что он рад, что все закончилось, и почувствовала рядом Детлефа – он был сосредоточен и готов стрелять, а следом почувствовала Алекса – ему хотелось напиться, а потом я оказалась в голове Аре.

Там была выжженая земля, черная от взрыва. Я словно стояла посреди пустошей, одна, ночью, без ориентиров, без направления, с легкими, забитыми сажей. Но при этом Аре не готова была сдаться, она верила – полковник Валлерт придет и вытащит ее, он спасет ее, он во всем разберется, он ее не бросит.

Я отключилась, прислонившись к Коди, а когда проснулась, его уже не было. Меня перенесли в один из домов, там же разместился доктор со своими медицинскими штуками, там же спали те, чья очередь дежурить наступит позже. Стало легче, но все еще хотелось вымыться, содрать с себя кожу, чтобы даже воспоминания о Рейнисе не осталось. К тому же все тело болело. Плохая была идея – спать в шлеме, респираторе и броне. Наверное, можно было дойти до колодца и добыть немного воды. Я поднялась и вышла, стараясь никого не разбудить. У входа наткнулась на Петера, он сочувственно кивнул мне, и я постаралась поскорее убраться подальше.

Жара спала, было темно и хорошо. Я закрыла глаза и подставила потное грязное лицо прохладному ветерку. Мир был плоским, предметы кривились и меняли форму, мысли путались, как всегда после долгого ментального контакта. Да еще Эрика со своими таблетками, и потом Аре - приснилось мне или нет?.. Ладно, надо просто пошататься тут немного, может, отжаться раз пятнадцать, и мне полегчает. Или вода. Вода тоже хорошо помогает. Сейчас бы сюда реку или озеро…

Я собиралась дойти до колодца, но вдруг поняла, что иду в другую сторону – к тем домам, где были собраны оставшиеся в живых террористы.

Охраны у них было немеряно. На входе в один из домов я наткнулась на Детлефа, и он преградил мне путь.

– Прости, велено никого не пускать, – сказал он.

– Я быстро, просто хочу посмотреть, как она.

– Кто?

– Девушка, которую мы видели. Помнишь? В длинном платье.

– Ее там нет. Может, в другом доме. А зачем она тебе?

Я не готова была об этом говорить и отправилась искать дальше, но ее нигде не было. Может, подумала я, ее забрал доктор. Должны же были ей оказать медицинскую помощь. Может, ее увезли – в Овсяную Горку или еще куда-то. Можно спросить. Вон сержант Хольт, наверное, он знает.

Но я и сама толком не понимала, зачем ее ищу, так что оставила эту затею. Дошла наконец до колодца, стянула шлем, умылась, потом накачала еще немного воды, быстро огляделась – никого, сняла броню и футболку, нагнулась и вылила воду себе на плечи и спину. Вода была холодная, и мне стало немного легче. Я снова натянула футболку, и ноги понесли меня дальше – к деревьям, к брошенным развалившимся домам, где никого не было, какому-то железному лому, сквозь который проросли колючки. Я принялась продираться сквозь них, и с каждым уколом, с каждой царапиной мне становилось легче. За зарослями я обнаружила мелкий ручеек, пробившийся сквозь камни. Хотела сунуть в него руку, но опомнилась и вместо руки сунула щуп счетчика излучения. Он зашелся треском, я отползла в сторону – и почувствовала, как в спину мне упирается что-то твердое и холодное.

– Тихо, – сказали мне.

Я с ужасом поняла, что мой бронежилет и шлем остались возле колодца. На мне только футболка, а позади меня террорист, которому удалось сбежать. Меня не учили вести переговоры с террористами – меня учили в них стрелять, но сейчас придется что-то придумать, или мне конец.

– Держи руки так, чтобы я видел.

Я послушно подняла руки.

– Сколько вас в поселке?

– Десять, – ответила я и сама не узнала свой голос.

– Врешь, – спокойно сказал парень позади меня. – Попробуй еще раз. Сколько вас?

– Двадцать три.

Эта цифра показалась ему более правдоподобной, хотя я снова соврала.

– Что там происходит?

– Контртеррористическая операция. – Я наконец взяла себя в руки, и голос ко мне вернулся. – Вам конец, лучше сдавайся сам.

Парень вдруг убрал пистолет от моей спины, и я резко повернулась, перехватывая его руку и дергая вверх и на себя. Мы оказались лицом к лицу, и я крепко держала его запястье, а другой рукой уже выхватила пистолет и прижала к его шее.

– Привет, Рета, – сказал парень с улыбкой, не пытаясь сопротивляться.

Прядь волос упала ему на глаза, и мне понадобилась еще целая секунда, что разжать руки.

– Привет, Ди, – выдавила я.

***

Некоторое время мы молчали и просто сидели на камне рядом с радиоактивным ручьем.

Я так скучала по Ди, так часто представляла, как мы встретимся, как он будет мне улыбаться – но сейчас мне хотелось оказаться как можно дальше отсюда. И чего меня понесло к этому ручью?! Почему от колодца я не вернулась обратно?

Я бы что угодно отдала, чтобы не знать этого – что парень, с которым мне было так хорошо, единственный, с кем я не думала о Нико – связан с «Ин урма Эва»!

– Почему ты здесь? – спросил он наконец. – Почему ты в этом участвуешь?

– Что? – переспросила я.

– Ладно, они все не понимают, они выполняют приказы и думают, что это правильно, но Рета, ты же жила в Гетто, ты знаешь, что это значит. Почему?

– Почему я в этом участвую?! – не поверила я. – Ты еще спрашиваешь? Какая разница, откуда я!

– Всегда считал, что разница есть.

– Ди, почему ты с ними? Я думала, вы с Вороном просто торгуете имплантами или вроде того…

– Ну да, – кивнул он. – А откуда, по-твоему, они берутся? Откуда берется обезболивающее для операций? Рета, не надо строить из себя наивную дурочку, ты прекрасно знаешь, что это такое, ты сама к нам обращалась! Черт, да ты помогла Ворону взломать полицейскую базу данных, а теперь вдруг стала такой…

– Я бы никогда к вам не обратилась, если бы знала, что вы связаны с террористами!

Ди рассмеялся.

– Слишком легко вы навешиваете ярлыки на тех, кто вам не нравится. Но от тебя я этого не ожидал. Ну и что ты теперь будешь делать? Расстреляешь меня?

Я покачала головой.

– Я же не такая, как вы. Я не убиваю безоружных.

– Благородно, – сказал он, насмешливо поклонившись.

Этот разговор причинял мне такую боль, что я начала задыхаться. Мне хотелось кричать на него, ударить, но я не могла допустить, чтобы сюда явился кто-то еще. Я хотела дать Ди шанс уйти. Даже если он с ними… он же сам не принес ту бомбу в школу, правда? Наверняка это был не он.

– Я тебя отпущу, – сказала я медленно, – если ты скажешь, где взрывчатка.

– Я не понимаю, о чем ты, Рета, – сказал Ди устало.

– Где бомбы? Их уже куда-то увезли? В следующую школу?

Мы встретились глазами, и я почувствовала – он не лжет.

– Здесь нет взрывчатки. И никогда не было. Здесь лаборатория, где мы делаем… разное. И здесь же делают импланты, перепрограммируют чипы... Кое-что привозят из Северного Союза, тут граница километрах в пятидесяти… – он замолчал. – В центре поселка дом с красной крышей. В подвале мастерская и склад. Проверь. Я не знаю, о каких бомбах ты говоришь.

– «Ин урма Эва», – произнесла я медленно, ощущая надвигающуюся катастрофу. – Те, что взорвали школу в Овсяной Горке. Здесь их склад.

– Здесь наш склад. Наш с Вороном и еще некоторых людей. А вам сказали, что тут база террористов?

Я не могла заставить себя кивнуть.

– Мы нашли это место пару лет назад. Здесь жили несколько семей, у которых не было денег на жизнь в городе. Колония бездомных, сформировавшаяся вокруг колодца с чистой водой. Поселок умирал, им предложили технику и поставки еды – в обмен на помощь. Устроили тут пару лабораторий и перевалочную базу. Далековато, зато безопасно. Нескольким людям помогли перебраться в другие места. Мы называли это нашей социальной программой. Некоторые остались – они привыкли.

Ди рассказывал, а я смотрела на воду, на колючки, на небо, куда угодно, лишь бы не на него.

– Нас предупредили, что сегодня будет рейд, но мы опоздали.

Он помолчал, потом тронул мое плечо. Я повернулась и встретилась с ним взглядом.

– Сколько из них убила лично ты? – спросил он.

Я помотала головой.

– Я медиатор, – сказала я шепотом. – Связистка. Обеспечиваю обмен информацией.

– Значит, просто помогала, – кивнул он. – Тебе это нравится? Заниматься… вот этим?

– Нет, – прошептала я, – все не так.

Я хотела объяснить ему, почему я здесь. Что я правда верила, что здесь террористы. Что мы с Коди не сможем выжить без лекарства. Что мои способности помогли спасти ребят на учениях. Но в этот момент я уловила какой-то звук.

– Рета… – начал было Ди, но я оборвала его, приложив палец к губам.

– Кто-то идет, – тихо сказала я, поднимаясь. – Я его задержу, а ты беги. Я не знаю, сколько людей сегодня погибло, но ты в их числе не будешь.

Если это кто-то из модификантов, то нас уже заметили, прятаться поздно. Я достала пистолет и задвинула Ди за спину. Детлеф учил меня, как с ними драться и куда стрелять, сейчас проверим, не соврал ли.

– Что ты здесь делаешь, рядовая Корто? – раздался из темноты голос сержанта Хольта.

Я его не видела, но повернулась на звук и вытянула вперед руку с пистолетом.

– Опусти оружие.

– Простите, не могу.

Он сделал шаг вперед. Теперь я видела не только темный силуэт, я могла различить даже прибор ночного видения. Вот как он меня узнал.

– Давай же, беги, я его задержу, – прошептала я.

Ди не сдвинулся с места.

– Корто, я сказал, опусти пистолет.

– Нет. Стойте там. Просто не подходите, и никто не пострадает.

– Хватит.

– Я не хочу в вас стрелять, сержант. Но мне придется.

Хольт сделал два шага вперед.

– Да беги уже, – прошипела я.

– Убери пистолет, – со вздохом сказал Ди. – Я его знаю.

– Правда? – не поверила я.

– Это Новак? – спросил сержант Хольт, и я наконец опустила руку.

– Привет, – поздоровался Ди.

– Какого черта ты здесь? Мы не об этом договаривались.

Мне казалось, что все вокруг какое-то нереальное. Странный, вывернутый мир.

«Нас предупредили о рейде», – вспомнила я, и все начало вставать на свои места.

Ноги меня уже не держали, и я опустилась обратно на свой камень.

– Корто, иди в лагерь, – скомандовал Хольт.

– Я не могу, – сказала я.

– Трогательно она тебя защищает.

Я не могла уйти, зная, что это, вероятно, последняя моя встреча с Ди. Едва ли мы когда-нибудь еще увидимся. Едва ли мне еще выпадет случай объяснить, что я не хотела, чтобы все вышло вот так.

А Хольт, кажется, тут же забыл обо мне.

– Почему ты здесь? Почему здесь вообще кто-то остался? – спросил он негромко.

– Мы не успели всех эвакуировать, у нас всего две машины, – ответил Ди. – Что с чипами?

Я почувствовала, как что-то дотронулось до моего плеча. Повернула голову – Ди коснулся меня кончиками пальцев, осторожно погладил кожу у самого ворота футболки. Мне так хотелось коснуться его в ответ, что стало больно.

– Пока по нулям.

– А остальное?

– Вот, – Хольт протянул какой-то небольшой предмет. – И уезжай быстрее. Ваш тайник нашли, утром начнут прочесывать территорию вокруг поселка. Если тут что-то есть…

– Понял, – Ди кивнул.

– Я дам знать, если что-то еще будет. Но вряд ли смогу выйти на связь раньше, чем через месяц. Они поняли, что кто-то слил информацию.

– Тебя подозревают?

– Нет. Тут была одна история… Скорее всего, свалят на другого.

– А… на Рету не подумают?

Я немного подалась к нему, надеясь, что он снова дотронется до моего плеча, но этого не произошло. Может, он вообще случайно меня в темноте рукой задел.

Хольт промолчал.

– Я возвращаюсь, – сказал он после паузы. – Уезжай и заляг на дно. Корто, за мной.

– Есть, сержант, – кивнула я и поднялась.

– Рета, – сказал Ди, и я остановилась. – Не надо. Ты же видишь, что тут происходит! Идем со мной.

– Я не могу, – прошептала я, чувствуя, как глаза становятся влажными. – Смотри, на мне трекер…

Я подняла руку, показывая квадрат на правом запястье.

– Я его вырежу. И следа не останется.

Я покачала головой.

– Я не могу! Ты не понимаешь, это ради Коди. Я должна быть рядом с ним!

– Хорошо, позови своего брата, я подожду. Он же здесь? Уедем вместе, у меня машина в паре километров отсюда, я достану фальшивые документы, могу даже через границу переправить…

Я покачала головой уже не скрывая слез. Коди не пойдет. А я без него не уйду.

– Почему, Рета? – спросил Ди, и в голосе его была злость. – Почему нет? Только не говори, что тебе это нравится, я же тебя знаю! Черт, да ты даже Измененных жалела! Они врут тебе, заставляют убивать невинных людей, посмотри, что они с тобой сделали!

– Ты даже приблизительно не представляешь, что именно со мной сделали.

Рука сама потянулась к шее, к тому месту, где у основания черепа была металлическая пластинка. Обычно я ее не замечала, но сейчас мне показалось, что на мне ошейник. Ди протянул руку, тоже дотронулся до нее, отдернул пальцы, словно обжегся.

– Мы все исправим. Что бы это ни было. Рета, я прошу тебя.

Я покачала головой и увидела, как надежда на его лице сменяется грустью.

– Это ради Коди, – повторила я. – Я ему обещала, что не брошу его снова.

Мы снова прощались, только теперь это было еще безнадежнее. Мне так хотелось, чтобы он поцеловал меня, чтобы было как тогда, когда мы последний раз виделись у него дома. Снова почувствовать это – электрические разряды на коже, ощущение, что вся Вселенная замерла и время остановилось. Но он лишь кивнул и сделал пару шагов в темноту. Секунда – и я уже едва его видела.

Конечно. Конечно, он не станет меня целовать. Не после того, что было сегодня. Когда-то он пошел со мной в Вессем, спустился за мной в тоннель, перевязывал мне рану, смешил меня и готов был вместе со мной штурмовать военную базу, хотя я раз за разом его отталкивала. Сейчас он дал мне шанс перейти на его сторону, попробовать что-то исправить, и я снова его оттолкнула. Есть поступки, на которых все заканчивается.

Я с силой вдавила ногти в ладони и сделала шаг вслед за сержантом. Я делаю это ради Коди, повторила я себе. Оно того стоит.

– Рета, – окликнул меня Ди.

Я обернулась на его голос.

– Я все еще держу твой комм включенным, – сказал он прежде, чем раствориться в темноте окончательно.

***

– Я сделаю вид, что ты никогда не наставляла на меня оружие, а ты сделаешь вид, что мы тут не встречались.

– Есть, сержант.

Мне было так плохо, что, реши он расстрелять меня на рассвете, моими последними словами было бы «есть, сержант».

– Что тебя связывает с Новаком? – неожиданно спросил Хольт.

– Уже ничего, – ответила я и беззвучно заплакала.

– Неправильно. Тебя никогда ничего с ним не связывало. Ты понятия не имеешь, кто такой Новак. У тебя был эпизод дереализации, ты потеряла направление и ушла в сторону от поселка. Я отследил твой трекер и пошел за тобой. Тебе ясно?

– Так точно, сержант.

– Не ной, – жестко сказал Хольт.

Мда, не так уж беззвучно, как мне казалось.

– Есть более важные вещи, чем твоя любовная драма. У нас погиб один из модификантов. Что ты об этом знаешь?

Он остановился, я тоже. До поселка оставалось метров триста – далеко же я ушла.

– Ничего?

Против воли интонация получилась вопросительная.

– Рассказывай, Корто. Быстро и четко, это приказ.

За последний месяц слова «это приказ» стали для меня своего рода заклинанием.

– Иштан… То есть рядовой Келемен потерял контроль на рядовым Рейнисом. А потом утратил связь со своей группой.

– Почему? Что не так с Рейнисом?

– Он псих, – вырвалось у меня. – Жестокий, мерзкий урод. Я его ненавижу.

– Поменьше эмоций, рядовая Корто. К делу.

– Рейнис… – я помедлила, подбирая слова. – Рядовой Рейнис себя тоже не контролировал. Он начал расстреливать людей, потом нашел в одном из домов девушку и… э-э… – я снова запнулась. – Дейнак, его дружок, был в другом доме, а Рейнис…

– Я понял. Дальше.

– В этот момент я подключилась к Рейнису. – Я обхватила себя руками. – Я, наверное, не очень хороший солдат, простите.

– Эмоции в сторону, Корто. Времени мало.

– Я хотела, чтобы Аре… то есть рядовая Ковец его остановила. Я не просила ее стрелять. Просто хотела, чтобы они отпустили девушку! Но он раньше ее тоже… И она… Это как взрыв, понимаете? Как будто сознание взрывается.

– Тихо, – оборвал меня сержант Хольт. – Теперь слушай меня. Ты не знаешь, почему Ковец выстрелила. Ты не знаешь, что было между Ковец и Рейнисом. Ты не подключалась к Рейнису, ты ничего не видела, ты никого ни о чем не просила. Когда тебе сказали, что у Келемена нет связи, ты успела подключиться только к Дейнаку, Ленцу и Паулу. Ясно?

Я смотрела на сержанта Холта расширившимися глазами и молчала.

– Ясно? – повторил он с нажимом.

– Почему?

– Соберись, Корто! А то пойдешь под трибунал вместе с Ковец! Вы с ней расстреляли своего же солдата во время боевой операции!

– Не самого лучшего, – пробормотала я.

– Ты соображаешь, чем это грозит? Хочешь стать пособницей террористов?

– Они не террористы, – прошептала я. – Просто делают нелегальные импланты.

– Еще одно слово, Корто, и это будет дело военной полиции.

Вы же сами им слили информацию, хотелось мне сказать. Но я была уверена, что никаких улик против сержанта Хольта никто никогда не найдет. А вот против меня – запросто.

– Спрошу последний раз. Тебе все ясно?

– Так точно.

– И что на самом деле произошло?

Боковым зрением я увидела, что к нам кто-то приближается, и принялась говорить уверенно и четко:

– Когда Келемен потерял связь со своей группой, капрал Ильд велел мне проверить, что случилось. Я успела найти его, убедилась, что он жив, и стала проверять членов его группы. Я уже знала, что рядовой Ленц в порядке, и стала искать остальных. Успела найти Паула и Дейнака, потом почувствовала сильный ментальный удар, но понять, что произошло, не смогла. К остальным членам группы Келемена не подключалась из-за собственного нестабильного состояния.

Я наконец увидела, кто к нам подошел – это были Коди и Детлеф. Они остановились поодаль и грели уши. Сержант Хольт тоже их заметил.

– В чем дело? – спросил он в своей обычной манере.

– Разрешите обратиться, сержант, – сказал Детлеф. – Мы заметили отсутствие рядовой Корто и пошли на поиски.

– Рядовая Корто в норме. Свободны.

«Я скоро приду», – сказала я, используя наш с Коди язык, надеясь, что он поймет меня в темноте.

Они с Детлефом развернулись и пошли обратно, Коди пару раз обернулся.

– То, что ты сказала, тебя попросят повторить еще много раз, – сказал мне Хольт тихо. – В том числе письменно. Выучи эту историю. Продумай до мелочей. От этого зависит твоя жизнь.

– Так точно, сержант. Разрешите задать вопрос?

– Не разрешаю.

– А я все равно задам, – сказала я, чувствуя какую-то идиотскую отвагу и легкость. – Почему вы пытались помешать моему участию в этой операции?

– Пятнадцать отжиманий, Корто. И в следующий раз думай, что говоришь.

– Есть пятнадцать отжиманий.

Я опустилась на землю, в ладони впились мелкие камешки. Раз, два, три… Пятнадцать. Готово.

– Разрешите идти, сержант?

Хольт помолчал.

– Я видел, как медиаторы сгорают на таких операциях, – сказал он вдруг. – Во что они превращаются. Вы хороши для мирного времени, а здесь… Нет. Не с вашей эмпатией. Доктор Ланге это понимает, но все надеется найти какой-то способ решить проблему.

– Тогда почему вы подали рапорт именно на меня? – спросила я шепотом. – Иштан и Эрика, они тоже…

– Келемен пришел в программу добровольно, у него был выбор. Северин слишком посредственный медиатор. К тому же считай, что я вернул тебе долг. За твои показания на разбирательстве после полигона.

Я кивнула.

– Спасибо. Ничего не вышло, но все равно.

– Давай руку.

Я непонимающе уставилась на него. Он раздраженно вздохнул.

– Я удалю запись этого разговора.

Я похолодела. О том, что мой трекер может быть жучком, я забыла начисто.

– И… и… – я не могла подобрать слов. – И нас постоянно слушают?

– Тебя – нет. Информация хранится сутки, потом удаляется автоматически. Шансов, что ее прослушают за это время, немного, но рисковать я не хочу.

– А если там будет просто лакуна? Это не подозрительно?

– Запись включается сама во время разговора, – ответил Хольт. – Если ты молчишь – микрофон выключен. Все, теперь заткнись и давай руку.

Он достал из внутреннего кармана свой планшет и прижал к моему запястью. На экране возник незнакомый интерфейс, сержант принялся вводить команды и коды доступа. Несколько минут мы молчали, пока он заканчивал со мной, а потом проделывал то же самое со своим трекером.

– Свободна, Корто, – сказал он наконец. – Лагерь там, больше не уходи одна. Отдыхай.

– Есть отдыхать, сержант.

Я развернулась и пошла искать Коди. Мне так хотелось поговорить с ним, рассказать ему все – про Рейниса и Аре, про Ди, про то, что все предыдущие медиаторы то ли умерли, то ли превратились в серый туман, но я знала, что буду молчать. Сегодня погибли люди – я не знала точно, сколько, но даже один – это уже слишком много. И мне придется пережить это. Один раз я сумела пережить смерть Коди, я теперь с чем угодно справлюсь, и я буду молчать. Я должна заботиться о Коди, а не подвергать его еще большей опасности. И я буду молчать о том, что Рейнис сделал с Иштаном и что мог сделать со мной. Я найду способ решить эту проблему. Буду работать с доктором Ланге, стараться как следует, и тогда мы с Коди будем получать наше лекарство. А для начала, как советовал сержант Хольт, продумаю свои показания.

Глава 20

Следующие дни большую часть времени Карим, как и остальные кураторы, проводил за просмотром отчетов. Я толком не знала, какую именно информацию он получает с наших чипов, и на всякий случай решила немного отредактировать свою версию событий, сделав ее ближе к правде. Я выучила свои слова наизусть, так, что можно было разбудить меня среди ночи – и я не задумалась бы ни на секунду.

Аре я больше не видела. Со своей группой тоже встречалась мало. Карим загружал меня упражнениями на равновесие и координацию, а когда он был занят – сержант Дале забирал меня и отправлял заниматься на тренажерах. Стрелять я не ходила, в столовую меня не отпускали, выдавая коробку сублимированной еды на день, общие тренировки я тоже не посещала, и в конце концов до меня дошло, что это не совпадение.

– В чем именно меня подозревают? – спросила я Карима на следующий день, откладывая в сторону карандаш и листы бумаги.

Один был исписан именами ребят из моей группы, на другом были названия климатических ловушек. Я гордилась тем, что научилась писать одновременно разный текст правой и левой рукой. И даже почти без ошибок.

Карим оторвался от экрана, на котором были ряды каких-то данных.

– Ни в чем. С чего ты взяла?

Он врал, это было заметно.

Я изложила ему свои соображения.

– К тому же я чувствую, когда мне врут, – закончила я.

– Да, твоя способность считывать мимику и микродвижения – это нечто, – сказал он задумчиво. – Я пытался понять, как активизировать эту зону мозга у других, но пока безуспешно.

– Это надо родиться в Гетто, – сказала я снисходительно. – Я в детстве по повороту ключа в замке могла определить, в каком настроении пришел отец. У нас без этого никак. Так что, насколько серьезные у меня проблемы?

Карим вздохнул, встал из-за своего стола и подошел ко мне, опустившись напротив.

– Пока неясно, – сказал он. – Я читал твои показания, они совпадают с данными с чипов. Конечно, чип Рейниса мы проверить не можем, от него почти ничего не осталось, но остальные подтверждают твою версию событий. Скажи, ты знала, что у него с Ковец был какой-то конфликт?

Я помотала головой, собираясь как обычно все отрицать, но потом вспомнила, что есть свидетель, способный меня выдать. Эрика была там, когда Аре об этом рассказывала, и если ее спросят – она-то врать не станет.

«Я вроде как сама согласилась», – вспомнила я слова Аре.

– Не то что бы, – протянула я. – Я не хотела говорить, потому что, знаете, неуставные отношения и все такое… Короче, у них все было вроде как по согласию, давно, еще до той истории на полигоне. Но потом Ковец старалась его избегать.

Надо было подать жалобу на Рейниса, как говорила Эрика. Но я же не знала, что так получится!

– Я так и думал, – сказал Карим мрачно. – Черт возьми, это правило ввели не просто так! Почему вы все считаете, что его можно игнорировать?

– Кто – все? – оскорбилась я.

Карим помотал головой – мол, неважно.

– Это прозвучит странно, но дело Ариадны Ковец серьезнее, чем убийство рядового Рейниса. Поэтому тех, кто может быть с ним связан – я повторяю, может быть, понятно? Тех, кто может быть с ним связан, пока держат под наблюдением. Если ты сказала правду, переживать тебе не о чем. Это лишь страховка.

Я немедленно начала переживать в два раза сильнее.

– И долго я буду под наблюдением? Я хочу встретиться с Коди… И со всеми нашими. Когда мне будет можно?

– Скоро тебя вызовут давать показания. Тебя и еще нескольких человек. Пока не вызовут, видеться или связываться ментально вам не позволят. Но мы не будем терять времени даром, так? Давай еще раз повторим ту серию упражнений, которую я показал вчера.

Карим поднялся из-за стола и улыбнулся мне, приглашая последовать его примеру. Но я осталась сидеть.

– А когда? Когда меня вызовут?

– Через несколько дней. Используй это время с толком, хорошо?

Я кивнула. С толком – значило бы поговорить с Коди и, может, попрощаться. Если, как сказал сержант Хольт, о моем участии в этой истории с Рейнисом станет известно – мне конец. Может, я еще пожалею, что не сбежала с Ди, когда он предлагал.

Главное, подумала я, вставая, главное, если меня все же обвинят вместе с Аре, – сделать все, чтобы не утащить за собой Коди. Убедить всех, что он тут ни при чем. Вот, что главное.

***

Меня вызвали уже через сутки. Я думала, что все снова будет в кабинете полковника Валлерта, где было разбирательство с Хольтом. Но мне велели привести форму в порядок, а потом проводили наверх, на вертолетную площадку.

– Не разговаривать, – сказал мой сопровождающий, и тогда я увидела в вертолете Эрику и Косту Дейнака.

Мне очень хотелось спросить, как там Коди, не видели ли они его, но я не решилась. Может, за попытку поговорить меня выкинут из проекта. Или из вертолета. Как знать.

Я избегала смотреть на Дейнака, а Эрика избегала смотреть на меня. Нам не говорили, куда именно нас везут. Может быть, Эрика знала, она все-таки из семьи военных, наверное, в курсе деталей. Но мне так никто ничего и не объяснил. Я даже не поняла, в каком городе оказалась. Одно было ясно, это точно не Чарна.

Комната, в которой мы ждали своей очереди, была отделена от основного зала стеклом, и довольно быстро выяснилось, что оно звуконепроницаемое. Там мы ждали, пока нас вызовут, все так же молча, в полной тишине, избегая смотреть друг на друга.

За стеклом я видела большой зал, стену, которую закрывал огромный флаг Церы, стол и людей за ним – человек десять, и еще несколько, которые стояли вдоль стены. У каждого в руках был планшет – наверное, с материалами дела.

А перед ними, прямо в центре зала, было место длясвидетеля, и девушку, которая занимала его сейчас, я знала.

– Это же Ханнеле, – прошептала я, и тут же услышала за спиной окрик:

– Не разговаривать!

Но это я правда была Ханнеле, я видела ее профиль, ее светлые льняные волосы, собранные в хвост на затылке, видела, как шевелятся ее губы, произнося слова на норска. Зачем ее вызвали? Ее же не было с нами в пустошах!

Ханнеле замолчала, и заговорил один из мужчин у стены. Я прищурилась, вглядываясь в его лицо.

– Меня зовут Ханнеле Канерва, я рядовая Сил обороны Северного Союза, Пехотная бригада, Второй лапландский батальон, – прочитала я по его губам.

Переводчик!

Пусть я ничего не слышу, но я все же смогу понять, что там происходит.

– Вы знакомы с Ариадной Ковец? – спросил один из мужчин за столом.

Ханнеле кивнула и произнесла длинную тираду.

– Да, – сказал переводчик. – Я принимала участие в совместных учениях Северного Союза и Центральноевропейской Республики, проходивших на острове Свальдброк этим летом. Там я познакомилась с Ариадной Ковец, с которой мы были соседями по жилому куполу.

Я там увлеклась разглядыванием лиц участников этого странного действа, что едва не подскочила, когда заговорил наш сопровождающий. Пришлось отлипнуть от стекла и повернуться к нему.

– Вас будут вызывать по очереди для дачи показаний, – сказал он. – Заседание комиссии идет уже два дня, так что не тратьте зря их время. Отвечайте четко и по существу, только на поставленный вопрос. После дачи показаний возвращаетесь в эту комнату. Это ясно?

– Так точно, – ответили мы нестройным хором.

Я снова повернулась к стеклу.

– …сказала, что у него усиленные мышцы, – говорил переводчик.

Я нахмурилась. О чем это они?

– Что еще? – спросил мужчина за столом.

Ханнеле ответила, и переводчик перевел:

– Рядовая Ковец начала говорить также о имплантах, которые есть у других рядовых ее группы, но ее прервала рядовая Северин.

– Кого она называла?

– Эрику Северин, Реталин Корто и Иштана Келемена.

– Говорил ли кто-нибудь при вас о том, как обеспечивается связь в группе из Церы?

– Нет.

– Говорили ли рядовые Северин, Корто и Келемен о том, чем они занимались во время учений?

– Нет. Один раз рядовая Лехтонен спросила, почему их не было на тренировке в лесу. Рядовая Северин ответила, что у них было другое задание.

Точно, вспомнила я и почувствовала, как по спине пополз холодок. Биргит спрашивала, почему нас не было в лесу, и Эрика ответила прежде, чем я успела хоть что-то сказать. И да, в первый день Аре правда начала хвастаться перед северными девчонками, какие мы крутые, и все бы выложила, если бы Эрика ее не заткнула. А как там говорила мне доктор Эйсуле при первой встрече, когда я подписывала контракт?

«Все сведения, к которым ты так или иначе получишь здесь доступ, являются секретными. За их разглашение или попытку сделать это, или даже высказанное намерение ты попадешь под трибунал».

Уверена, документ, где об этом сказано, подписали все, кого я хоть раз видела на нашей военной базе.

А Аре высказала очень явное намерение.

Я закрыла лицо руками, больше не пытаясь понять, о чем они говорят. Дурочка Аре! Она же не хотела выбалтывать никакие секреты, она хотела покрасоваться, и то не успела! А теперь ее будут судить не только за убийство – а еще и за разглашение государственной тайны!

Я сидела так, пока не вызвали Дейнака. Тогда я снова подняла голову и стала смотреть. Мне правда было интересно, что он скажет.

– Вы присутствуете на заседании Чрезвычайной военной комиссии по установлению и расследованию преступлений, связанных с деятельностью Ариадны Ковец, – заговорил мужчина за столом, тот же, что разговаривал с Ханнеле и ее переводчиком. – Вы допрашиваетесь по делу в качестве свидетеля. Вы несете уголовную ответственность за отказ от дачи показаний. Представьтесь комиссии.

– Рядовой Коста Дейнак, группа дельта отделения М Шестого специального подразделения Вооруженных сил Центральноевропейской Республики, – ответил он четко.

Я порадовалась, что ни у кого из присутствующих нет дефекта речи. Я видела их только в профиль, мне и так было нелегко их понимать.

Дейнаку задали еще несколько общих вопросов – давно ли он в армии, долго ли знал Рейниса и Аре – и наконец перешли к делу.

– Где вы находились в момент убийства рядового Рейниса?

Лицо Косты дрогнуло. Я запоздало вспомнила, что они с Рейнисом были друзьями.

– Мы вошли в дом, где предположительно находились боеприпасы. Там была девушка, которая могла оказаться террористкой. Она оказала сопротивление, мы ее зафиксировали. Рядовой Рейнис был командиром в нашей группе. Он отправил меня обыскивать соседнее помещение, а сам допрашивал террористку… то есть подозреваемую.

Меня обдало жаркой волной. Допрашивал? Ни черта он ее не допрашивал, и Дейнак об этом знает! Он же своей очереди ждал!

Я словно снова оказалась в голове Рейниса, снова почувствовало все то, что заставило Иштана потерять связь со своей группой, а меня – позвать на помощь Аре. Накатила тошнота, я зажала рот рукой – и почувствовала на себе взгляд Эрики. Мы встретились глазами, и я поняла – она знает. Она догадалась, почему я так пристально слежу за допросом, и она знает, что Дейнак врет, выгораживает своего дружка, хоть и не понимает, что именно он там говорит.

Я несколько раз глубоко вдохнула. Надо сосредоточиться. Аре уже не помочь, если на нее вешают нарушение секретности, что бы я ни сказала – это пожизненное. Теперь надо сделать так, чтобы не оказаться за решеткой вместе с ней и не утянуть за собой Коди.

Пока я приходила в себя, Дейнак закончил говорить и вернулся.

Вызвали Эрику, задали несколько вопросов – как она работала с Рейнисом и с Аре, что может сказать о ситуации в пустошах. Я почти не смотрела, мысленно прокручивала в голове свои слова и готовилась выходить. Наконец Эрика вернулась и вызвали меня.

На деревянных ногах я вышла, заняла свидетельское место. В зале было прохладно и сильно пахло можжевельником. Едва слышно гудел кондиционер.

Слева, у стены, которую я не видела прежде, сидели люди, и среди них – полковник Валлерт. Ну да, это же его подразделение. Конечно, он должен тут быть.

– Вы присутствуете на заседании Чрезвычайной военной комиссии по установлению и расследованию преступлений, связанных с деятельностью Ариадны Ковец, – услышала я. – Вы допрашиваетесь по делу в качестве свидетеля. Вы несете уголовную ответственность за дачу ложных показаний или за отказ от дачи показаний. Представьтесь комиссии.

Что-то меня зацепило в его словах, но времени размышлять об этом не было.

Я назвалась. Поразилась тому, как уверенно и спокойно звучит мой голос.

– Поясните, в чем состоит ваша работа в группе.

Ага, разбежался.

– Моя работа засекречена, – сказала я и снова покосилась на полковника Валлерта. Вы меня не подловите. – Я не могу о ней говорить.

– Говорите, рядовая Корто, – сказал полковник Валлерт. – Членам комиссии вы можете рассказать все.

Ну раз полковник Валлерт сказал – наверное, меня не посадят. Я вдохнула поглубже.

– Я обеспечиваю связь между бойцами моей группы посредством ментального контакта с помощью специальных имплантов. По сути я мысленно передаю информацию – в основном визуальную. Но также могу считывать и передавать эмоции.

– Вы можете управлять действиями другого человека?

– Отчасти.

Мужчина за столом нахмурился.

– Да или нет, рядовая Корто?

– Да. Я могу… выполнить действия, если они несложные. И если человек… реципиент… не сопротивляется.

Если он сопротивляется – я могу его только отключить, как было с Петером. Наверное. По-настоящему я не пробовала работать с теми, кто этого не хочет.

– Во время операции в пустошах вы занимались этим? Обеспечивали связь?

– Да. В моей группе. Для рядовых Керефова, Талеша, Унгвере, Гальского и Ройтблата. Также я обеспечивала передачу сведений другим группам.

– Поясните.

Я принялась объяснять суть того, что мы придумали на учениях:

– По специальному сигналу медиатор должен выйти из сознания члена своей группы, чтобы к нему мог подключиться другой медиатор. Боец получает важную информацию, после этого медиаторы снова меняются. Боец проговаривает то, что узнал, для своего медиатора беззвучно, одними губами. После этого медиатор передает это остальным членам своей группы. Информация должна быть короткая и действительно важная, потому что это занимает время. Так мы в начале операции обменивались сведениями с группой Северин.

– Когда вы пересеклись с группой Келемена?

Я вздохнула. Тут начиналась опасная территория, где мне придется врать. А за вранье меня ждет уголовная ответственность.

– Когда началась стрельба, рядовой Керефов нашел рядового Ленца. Я подсказывала ему направление, где искать, я чувствую, где находятся другие содаты. Ленц подал знак, что он свободен и я могу подключиться к нему. Когда я это сделала, выяснилось, что у них нет связи с медиатором, у всей группы.

– Вы доложили об этом?

– Так точно, капралу Ильду. Он приказал найти их и узнать, что случилось. Для этого мне пришлось отключиться от своей группы, и я попросила передать ее рядовой Северин.

– Что было дальше?

– Я нашла сознание Келемена, но не подключалась к нему.

– Почему?

А почему вы не вызвали сюда самого Келемена, хотелось мне спросить.

– Это запрещено. Медиаторы не должны подключаться друг к другу, это опасно. Я лишь убедилась, что он жив, и стала искать дальше. Прошлась по очереди по всей… почти по всей его группе. Петер… Рядовой Ленц был в порядке. Потом была рядовая Ковец…

– Что она делала?

– Стреляла… Точнее, отстреливалась, прячась за укрытием.

– Вы можете что-то сказать о ее эмоциональном состоянии?

– Она чувствовала… – я вспомнила ощущение от контакта с Аре. Бочка бензина, к которой вот-вот поднесут спичку. Вряд ли стоит говорить об этом вслух. – Как будто азарт. И страх. Думаю, ей скорее нравилось участвовать в бою.

– Вы можете сказать, о чем она думала в тот момент?

– Никак нет. Я не читаю мысли. Только эмоции, ожидания, информация с рецепторов, боль… Прочитать мысли я не могу.

Хотя иногда, конечно, эмоции настолько яркие, что мой мозг сам переводит их в слова. Я до сих пор не знала, сколько в этом реальных мыслей людей, с которыми я нахождусь в контакте, а сколько – моих фантазий.

– Что было дальше?

– Я проверила рядового Паула, он брал кого-то в плен. Рядовой Дейнак проводил обыск в комнате.

И ждал, пока Рейнис позовет его. Тогда я еще не знала, зачем.

– После этого я почувствовала сильный всплеск эмоций – не Дейнака, а чей-то еще. Как будто удар, только мысленный. Я не поняла, что это было, на тренировках такого никогда не происходило. Мне стало больно – физически, и я очнулась рядом с капралом Ильдом, меня стошнило. После этого я снова попыталась найти рядового Рейниса, но не смогла. Позже я узнала, что он погиб.

Вот и все. Я соврала на даче показаний. Кажется, это называет «лжесвидетельство». И до конца жизни я буду думать: а если бы я сказала правду – помогло бы это Аре?

Во всяком случае, это в конечном итоге поможет Коди.

Ладно, сейчас он спросит про конфликт между Аре и Рейнисом, и тогда я расскажу все как есть. Надеюсь, он спросит меня именно об этом. А не о том, чем я занималась, когда шарахалась по пустошам.

Но мужчина вообще ни о чем меня не спросил.

– У комиссии больше нет к вам вопросов, – сказал он. – Я напоминаю, что вам запрещено обсуждать то, что здесь происходило, с кем бы то ни было, кроме участников процесса, без специального разрешения. Разрешение могу дать я или полковник Валлерт лично. Вы можете быть свободны.

Я вскинула руку к виску и повернулась. Все было каким-то нереальным. Я была словно марионетка, словно я смотрела из своей головы, как за меня действует кто-то другой.

Смотреть на этого кого-то было неприятно.

А на следующее утро нашу изоляцию сняли. И я узнала, почему комиссия не вызвала Келемена.

– Он получил ранение, – сказал Детлеф, когда я спросила его об этом за завтраком. – Там что-то серьезное, и он же медиатор, вам не могут просто взять и вставить в тело побольше железа, чтоб все работало. Но ты не переживай, он поправится. Сержант Дале сказал, что сейчас он в желтой зоне.

На минус втором этаже, подумала я, и внутри стало пусто. Лежит, растекается серым туманом по коридору, зовет хоть кого-нибудь из своей группы. Но никто не придет.

Глава 21

И все пошло как раньше. Тренировки, медиаторские сессии, бесконечные кроссы от сержанта Хольта и вот этого его «двадцать отжиманий, Корто!» – словно не было никогда того разговора в пустошах.

Один раз нас собрал полковник Валлерт. Произнес целую речь – поблагодарил за отличную работу, сказал, как много мы сделали для будущего Церы и для борьбы за мир, и пообещал, что все виновные понесут наказание и в будущем солдат для «Мадженты» будут отбирать более строго. Я надеялась, что он имеет в виду Рейниса, а не Аре. Я торжественно пообещала себе, что в будущем не буду скрывать, если кто-то из модификантов окажется явно неадекватным. Моей вины в случившемся тоже было немало. Но теперь-то все будет в порядке.

Потом была церемония прощания с Рейнисом, на которой я стояла с перекошенным лицом.

А потом снова медиаторские сессии, которые позволяли мне отключиться и ни о чем не думать. Хорошо быть водой.

– Мы делаем успехи, – сообщил Карим радостно. – Конечно, без Келемена придется тяжело, и нам надо пересмотреть систему тренировок, – он запнулся и добавил. – Временно, пока он не вернется. Попробуем один вариант, мы тут прикинули…

Он не договорил – дверь открылась и вошли Коди и Детлеф. Карим снова делал мне поблажки – для тестирования новой схемы он вызвал тех, с кем мне легче работалось.

Мы улыбнулись друг другу, парни заняли свои места. Пора было начинать, но мне хотелось узнать еще кое-что.

– А Иштан сильно пострадал? – спросила я, не особенно рассчитывая на правдивый ответ.

Карим замялся.

– Да, довольно сильно. Его… ранили. Кому-то из террористов удалось уйти. Ладно, давай, садись за стол, – он махнул рукой и направился к шкафу, где хранился стимулятор.

Я послушно села. Ну конечно, террористы ранили. Вот прямо всех обошли, ускользнули от всех наших, нашли точку, где находился Иштан, и из всей группы подстрелили именно его.

– Откуда бы они знали, в кого стрелять, – пробормотала я.

Я думала, что сказала это тихо, но Карим услышал и обернулся ко мне.

– Ты права, – сказал он. – Это не совпадение. Их заранее предупредили.

Я облилась холодным потом.

– Кто? – прохрипела я.

Если он хоть намекнет на Хольта… Если Хольта возьмут и начнут допрашивать… Если он упомянет мое имя… Брату-близнецу пособницы террористов ни за что не разрешат остаться в проекте, а значит, он не получит лекарства!

– Ариадна Ковец, – жестко сказал Карим.

У меня приоткрылся рот.

– Нет, – пробормотала я. – Это неправда.

– К сожалению, это так. Жаль, что технология медиаторского контакта несовершенна и не позволяет читать мысли, иначе мы могли бы узнать обо всем заранее. По всей видимости, ее завербовали в «Ин урма Эва» давно, в самом начале службы, и сюда она попала уже двойным агентом. Но есть вероятность, что ее спровоцировал на предательство конфликт с Рейнисом.

Я покачала головой. Да что еще они решили свалить на бедную Аре!

– Точно, с трудом верится, – сказал Детлеф. – И главное, мы ничего не замечали, скажи? – он толкнул Коди локтем в бок.

– А откуда вы это знаете? – спросила я Карима.

Карим вздохнул.

– Ладно, идите сюда, – сказал он. – Это не то что бы секретная информация, но лучше ее ни с кем не обсуждайте, пока полковник не сделает официальное заявление. Вот, смотрите. Это данные, которые мы получили после операции, наш технический отдел только сегодня закончил расшифровку. Во-первых, вот…

Он вывел на экран первое фото.

– О, я ее знаю! – обрадовалась я.

И тут же едва не отвесила себе оплеуху.

– Вряд ли, – Карим с сомнением посмотрел на меня.

– Вылитая наша биологичка, – сказала я уверенно.

– Ага, – сказал Коди, который точно знал, что биологию в нашей школе вел мужчина. – Та еще террористка была.

Я уже вспомнила, где именно видела этот высокий лоб, длинный нос, тонкие губы, гладко зачесанные и заплетенные в косу волосы. Это была Амелия Лукаш, только моложе, чем на том снимке, который мы нашли в ее лаборатории.

– Это одна из немногих известных фотографий Эвы Катоны, – сказал Карим. – Возрождение Нации обеспечили ей почти полную анонимность, ее не фотографировали, не снимали, на публике она не появлялась. Но ее последователям удалось достать этот снимок, он был найден среди их документов.

Я знала, где взять еще одну фотографию, но делиться этим знанием не собиралась. Судя по всему, не только Возрождение Нации, но и Альянс Свободы умел обеспечивать анонимность. Могли бы и пластическую операцию ей сделать заодно.

– Этот снимок они почти не скрывают, никто ведь не знает, как на самом деле она выглядит. Для них это вроде иконы. Портрет ученой, чьи идеи они пытаются возродить. Почти священное изображение. Поэтому запомните это лицо. Если где-нибудь увидите…

Да уж. Надеюсь, Теодор ту фотографию хорошо спрятал.

– А вот это, – Карим вывел на экран, – списки членов ячейки. Конечно, они были зашифрованы, но часть удалось расшифровать. Среди них, – он ткнул пальцем в одну из строчек, – Ариадна Ковец.

В жизни не поверю, что террористы пользовались настоящими именами. Будь я террористкой, во всех документах записалась бы как Мария Ковальски. Или как Джин-тоник. Поди найди. Это не говоря уже о том, что террористов там и не было. Те, кто взорвал школу, находились сейчас в другом месте, ушли от ответственности, пока мы лазали по пустошам и занимались не пойми чем. Наверняка эти списки значат что-то другое. А Аре в них вообще вставили уже здесь. Но Коди и Детлеф, кажется, подвоха не заметили. Все-таки они доверяли тому, что им здесь говорили. И к Кариму относились с большим уважением.

Я пробежалась взглядом по остальным именам, но знакомых среди них не было. По крайней мере, на Ди они по этим документам не выйдут.

– Ладно, – сказал Карим, глянув на часы. – Приступим к тренировке. Сейчас как обычно – Рета подключается и держит контакт. Вы двое будете точкой отсчета, маячком. Рета, ты хорошо знаешь расположение объектов на территории?

– Э-э…

– Твоя задача – найти каждого из модификантов и показать на карте, – Карим положил передо мной довольно подробную карту базы, – где именно он находится. Но при этом не подключаясь к ним и не глядя их глазами. Мне пришло это в голову, когда ты сказала, что подсказывала Керефову, где находится Ленц.

– Я ему просто направление подсказывала, – пробормотала я.

– Да, я знаю. Чтобы было проще, у тебя будут контрольные точки. Твой брат останется здесь, а Керефов, – Детлеф повернулся к нему, выражая готовность выполнить приказ, – пойдет вот сюда, к южной границе. Все, кого ты ищешь, будут между ними. Постарайся оценить расстояние, посмотрим, что выйдет.

Он достал из шкафа уже заряженный инъектор, и я подставила руку. Тренировка – это хорошо. Это, по крайней мере, понятно. И задача интересная. Это как игра. Как будто я правда младшая сестра Карима, и мне лет девять. Можно просто закрыть глаза, искать маячки в зеленоватом сумраке, ставить крестики на карте и ни о чем не думать. Ни об Аре. Ни об Амелии Лукаш. Ни о Ди.

***

Когда я очнулась, Коди уже ушел. Через зеленую воду я чувствовала его прикосновение – он попрощался прежде, чем уйти. А мне нужно было еще полчаса, чтобы прийти в себя.

Интересно, как хорошо я справилась с заданием? Надо будет спросить у Карима, получилось или нет.

Я подняла голову – Карим сидел за столом в наушниках, смотрел какое-то видео. Обстановка на экране была уж больно знакомая. Я кое-как встала с кресла и приблизилась – так и есть, он смотрел запись заседания комиссии, которая решала судьбу Аре. Вот уж не думала, что у него есть доступ.

Прямо сейчас выступал какой-то незнакомый мне человек. Я согнулась как вопросительный знак, пытаясь разобрать движения губ на экране, но ничего не выходило. Тогда я похлопала Карима по плечу, и он едва не подскочил.

– Реталин!

– Это запись с заседания комиссии? Можно мне тоже посмотреть?

Карим выключил экран.

– Прости, – сказал он. – Без специального разрешения нельзя.

– С меня же сняли подозрения, – я изобразила обиду. – Я же сама на этом заседании была, почему мне нельзя посмотреть, что говорили другие?

– Это не мое решение.

– Это потому, что я из Гетто, да? Из Чарны-Технической? Ко мне всегда относились, будто я второго сорта, но я думала, что здесь, если я буду стараться, все изменится.

Карим выглядел заметно расстроенным.

– Но я никогда не буду достойна доверия, да? Я могу тут убиться, могу свои мозги наизнанку вывернуть, все делать, что мне приказывают, но меня все равно всегда будут в чем-то подозревать!

– Реталин, я не могу дать тебе запись, – мягко сказал Карим. – Пойми, у меня есть доступ лишь потому, что я составляю план тренировок, полковник Валлерт решил – вдруг там окажется что-то важное, что может повлиять на нашу работу? Но показывать запись кому угодно, даже тебе…

Я отвернулась.

– Почему для тебя это так важно?

– Потому что это касается меня! Моей работы! Я была там, когда Аре стреляла, если бы я в этот момент была в голове Рейниса – мы бы с вами вообще сейчас не разговаривали.

– Не преувеличивай.

– Я не преувеличиваю, вы это знаете. Меня эмоциональным откатом чуть не вынесло, я едва пришла в себя. Ну пожалуйста! Мне очень надо знать, почему Аре это сделала!

Карим опустил взгляд.

– Послушай, если хочешь, я спрошу полковника, когда он будет на базе. Может быть, он даст разрешение. Но это все, что я могу для тебя сделать.

Мда, не прокатило.

– Спросите капитана Северин. Может, она разрешит нам с Эрикой посмотреть. Вдруг там правда что-то важное. В конце концов, мы с ней обе просмотрели террористку в наших рядах. Такого не должно повториться.

Прости меня, Аре. Но тебе уже все равно не помочь. А у меня тут брат.

***

И этот брат поймал меня на выходе из желтой зоны.

«Что это за фигня была с фотографией?» – спросил он меня, едва увидев.

Я порадовалась, что он догадался говорить жестами, а не вслух. И что наша привычка прикрывать друг друга и сначала поддерживать любое вранье, как бы нелепо оно не звучало, а потом уже задавать вопросы, никуда не делась.

«Я видела ее снимок в лаборатории В-е-с-с-е-м-а, – произнесла я по буквам. – Только там ее звали А-м-е-л-и-я Л-у-к-а-ш».

«Ты ошиблась, – помотал головой Коди. – Это не могла быть она».

«Не ошиблась. Она после войны работала на Ф-о-г-а-р-а-ш-и. Пыталась сделать Измененных, которые бы все понимали и сами себя контролировали. Мы нашли доказательства».

Коди с сомнением покачал головой. Потом о чем-то задумался, и я готова была поклясться, что он вспоминает то, что я случайно показала ему однажды – подвал, тоннель, изуродованные, сгоревшие тела, маленькая золотистая пластинка…

«Это было сто лет назад, – сказал он наконец. – Никому не говори об этом».

Я кивнула. Конечно. Смысл теперь говорить?

– Феникс Фогараши – великий человек, – добавил Коди вслух. – Он остановил Галаша, даже несмотря на Измененных, объединил республики, создал Церу. И заставил всех подписать соглашение об ограничениях.

Я снова кивнула:

– Манифест Феникса, я помню.

– Даже если он иногда ошибался – какая разница?

Я могла бы сказать, что надеть футболку наизнанку – это ошибка. Взять случайно чужой комм – это ошибка. А протащить закон о трансгуманизме и тем временем самому втихую конструировать Измененных, создав новую личность для Эвы Катоны, – это не ошибка, это как-то иначе называется. Но, во-первых, у Фогараши все равно ничего не вышло. А во-вторых, Коди прав, это было сто лет назад, а за Возрождением Нации мы до сих пор разгребаем. Не стоит добавлять сюда еще и Фогараши. Лежат эти Измененные в Вессеме – и пусть лежат.

Может, через несколько лет, когда мы с Коди тут окончательно приживемся, получим какие-нибудь звания и авторитет, я снова вспомню про Вессем. И подниму вопрос о том, что хорошо бы его уничтожить. Может, меня послушают. Или полковник Валлерт – Петер же говорил, что он хотел уничтожить лабораторию, но не вышло – полковник Валлерт снова решит туда наведаться, и я смогу в этом поучаствовать. Не обязательно при этом всем сообщать, что лаборатория принадлежала Альянсу Свободы.

А сейчас мне стоит побыстрее переодеться в спортивную форму и бежать на тренировку к Хольту. Десять километров перед сном – то, что надо, чтобы не думать о глупостях.

***

Не знаю, о чем Карим говорил с капитаном Северин, но кто-то наверху принял решение, что нам всем не помешает посмотреть записи показаний.

Наверное, смысл в этом был – на базе только и разговоров было о том, что сделала Аре или чего не сделала. Когда на меня уже начали посматривать с подозрением – не я ли приказала ей стрелять в Рейниса, ведь все знали, что мы не ладили, – на занятие по информационной безопасности явилась капитан Северин.

– У меня есть специальное разрешение от полковника Валлерта показать вам некоторые видеозаписи, – сказала она.

Все замерли.

Она щелкнула пультом, и на большом экране, где обычно писали всякие формулы по баллистике, перед нами развернулась картинка. Все было как тогда – длинный стол, люди в военной форме – чрезвычайная комиссия, а на свидетельском месте я с неприятным чувством узнала себя.

– Рядовая Реталин Корто, группа бета отделения М Шестого специального подразделения Вооруженных сил Центральноевропейской Республики, – услышала я свой голос, и меня передернуло.

Я так разговариваю? Удивительно, что люди вообще со мной общаются. К счастью, это быстро закончилось – половину моих слов из записи вырезали. Потом показали Косту Дейнака – с экрана он говорил о том, что Рейнис допрашивал террористку, пока он обыскивал комнату. Потом Ханнеле и Биргит – они рассказали, как Аре пыталась выболтать наши секреты во время учений, и по кабинету пронесся возмущенный гул. Я покосилась на Эрику – она сидела, не поднимая глаз от стола. Пусть она не знала, в чем соврал Дейнак, но она присутствовала при разговоре Аре и северных девчонок, и понимала, что это, конечно, не ложь, нет. Это правда, просто неверно истолкованная.

Потом были отрывки показаний наших кураторов, всех троих. Они сыпали какими-то техническими терминами и цифрами, называя переменные, которых я не знала.

А потом на свидетельское место вышла девушка в яркой тюремной робе и наручниках. Она держалась скованно, двигалась неуверенно, одна сторона ее лица опухла, под глазом лиловел синяк, но ее волосы по-прежнему нимбом окружали ее лицо, и я ее узнала.

– Меня зовут Квета Хельме, – сказала она хрипло.

Так разговаривают те, кто долго кричал и сорвал голос.

Значит, они знают, подумала я, и сама не поняла, что чувствую – злость или облегчение. Они знают, почему на самом деле Аре стреляла. Сейчас все наши это узнают.

– Я живу в поселке Юстань… бывшем поселке, в пустошах.

Кадр дернулся, словно в этом месте часть записи вырезали.

– …иногда приезжали, но я об этом ничего не знала, – услышала я конец фразы.

– Дальше, – сказал кто-то из членов комиссии.

– Этот парень продолжал задавать вопросы, – сказала Квета. – Он не верил, что я в этом не замешана.

Странно, что Рейнис вообще о чем-то ее спрашивал, подумала я. То, что он ей не поверил, как раз не удивительно.

– Тогда он велел второму парню обыскать соседний дом, и он ушел. И тогда… почти сразу… – девушка запнулась.

Я знала, что она сейчас скажет, и понимала, почему она не может говорить. Рассказать о том, что она пережила, перед всеми этими людьми – словно пережить все это еще раз.

Но Квета начала говорить что-то совсем другое.

– Почти сразу – он успел только еще пару вопросов задать – часть стены обрушилась. Там были двое – девушка в военной форме, в бронежилете, и еще одно… один человек.

– Что вы имеете в виду? – спросил глава комиссии.

– У него было много имплантов, он выглядел странно… очень странно. Он выломал кусок стены и исчез, а девушка подняла автомат и выстрелила в лицо тому парню, что меня допрашивал.

Нет, хотелось мне закричать. Нет, все было не так! Там больше никого не было, и Рейнис тебя не допрашивал, и Аре – она же хотела тебя спасти, стойте, остановите видео, все было не так!

Я вцепилась в край стола так, что пальцы побелели.

Запись оборвалась, и появилась следующая картинка. Это был другой зал, в нем были другие люди, и лишь одного я узнала – полковника Валлерта.

Запись опять пошла не с начала.

– …обнаружили в результате обыска, – говорил он своим низким, хорошо поставленным голосом. – Вероятно, это была только одна из лабораторий, но все остальные будут найдены и ликвидированы в ближайшее время. И я должен заявить, что это были не только взрывчатые вещества, но и гибридные электронные компоненты. Мы нашли следы поспешных сборов – часть оборудования и имплантов успели вывезти. Но на этих снимках, – в этот момент на видео за его спиной появились действительно какие-то снимки, – мы видим, что это боевые импланты, аналоги тех, что использовались во время Гражданской войны в войсках Возрождения Нации.

Я подалась вперед, пытаясь разобрать, что там на фотографиях. Кажется, и впрямь какие-то импланты.

– В ваших планшетах есть подробное описание каждого из них. А также технические характеристики того человека, которого нам удалось захватить.

Какого еще человека, подумала я с недоумением.

На экране был лишь полковник Валлерт, но, судя по гулу голосов, он в зале был не один. Наверное, выступал перед целой кучей народу.

– Все найденное позволяет нам с уверенностью утверждать, – полковник повысил голос, перекрывая шум, – что террористической организации «Ин урма Эва» удалось воссоздать технологию производства Измененных. И прямо сейчас они собирают – в прямом смысле собирают – собственную армию.

Глава 22

Потом об этом много говорили – в новостях, в разных передачах, даже на шоу какие-то звезды высказывались, – но об этом я узнала позже.

А тогда капитан Северин объявила об окончании занятия по информационной безопасности, и все поднялись – нас ждала тренировка. Я тоже встала вместе со всеми, хотя двигалась медленно, заторможено.

Внутри меня кипела такая злость, что, казалось, она сожжет меня изнутри, если я не дам ей выхода. Мой взгляд блуждал по комнате и наконец остановился на Дейнаке. Остальные уже вышли, а он замешкался, и я в два шага оказалась возле него, схватила за плечо, разворачивая к себе лицом, и толкнула, прижав спиной к стене.

– Почему ты не сказал им правду? – прошипела я.

– О чем ты? – спросил он с улыбкой.

Он меня не боялся, и это злило еще больше.

– Ни хрена он ее не допрашивал! Ты вообще видел ее лицо? Она вся в синяках, она…

– А с каких пор это преступление – дать по морде террористу? – с той же улыбкой перебил меня Дейнак.

Я зарычала и врезала кулаком по стене рядом с его лицом – и тут же почувствовала, как кто-то схватил меня за локти и потащил назад. Вырвавшись, я обернулась и увидела Эрику.

– Что происходит? – спросила она меня.

– Эта телепатка психованная, – ответил Дейнак, одергивая форменный комбинезон.

– Тебя я не спрашивала, – отрезала Эрика, и, пробормотав под нос какое-то ругательство, парень вышел.

– В чем он соврал? – спросила она, когда дверь закрылась.

Я молчала, тяжело дыша.

– Корто, в чем он соврал? – спросила она с нажимом.

Я лихорадочно пыталась придумать что-то, чтобы врать пришлось не слишком сильно. Что-то, наверное, можно рассказать. Хольт же говорил, что постоянно меня никто не слушает.

– Он ее не допрашивал, – сказала я медленно. – Рейнис ту девушку. Видела ее лицо? Как она двигается? Он ее изнасиловал, и Дейнак об этом знает.

– И ты это определила по ее движениям? – спросила Эрика с сомнением.

– Я такое уже видела – у себя в Гетто. Я уверена. И к тому же… – я засомневалась, стоит ли говорить, потом мысленно махнула на все рукой, – к тому же ты обратила внимание, что в начале ему сказал тот мужик из комиссии?

– То же, что и всем.

– Нет. Я только сейчас поняла. Он сказал «уголовная ответственность за отказ от дачи показаний». Поняла? Не за ложные показания, а только за отказ.

Эрика несколько секунд молча смотрела на меня.

– Думаешь, они знали, что он лжет?

Я пожала плечами.

– Думаю, они хотели, чтобы мертвый Рейнис не выглядел полным отморозком. А для Аре это все равно ничего не изменило бы. Так что, думаю, да.

Не было нужды объяснять, зачем врала Квета. Очень много всего можно пообещать девушке, которую арестовали во время контртеррористической операции.

– Интересно, чего еще мы не знаем, – тихо сказала Эрика.

– Много чего, – раздался голос позади нас, и мы едва не подпрыгнули.

Как Петер умудрился так незаметно к нам подобраться? Дверь даже не скрипнула. Как он нас услышал из коридора, у меня вопросов не было – он, наверное, за километр шепот слышит.

– Что ты имеешь в виду? – первой опомнилась Эрика.

Но ответить он не успел. Дверь резко распахнулась – так, будто ее открыли пинком. На пороге стояла мачеха Эрики. Она тяжело дышала, так, словно бежала сюда на всей скорости через весь корпус.

– Вон, – сказала она резко, глядя то на меня, то на Петера. – Вон отсюда, и чтоб я ни слова не слышала, кто о чем солгал комиссии. А с тобой, – она перевела взгляд на Эрику, – нам надо серьезно поговорить.

***

Сказать, что я испугалась – не сказать ничего. И мне некого было винить, кроме самой себя.

Я прислонилась к стене, откинув голову назад и прикрыв глаза. Я расслабилась, я начала доверять кому-то, кроме своего брата – и вот результат. Все, с этого момента обо всех этих делах общаюсь только с Коди и только жестами, и изредка. Плевать, кто о чем соврал – мы с Коди должны быть вне подозрений. С собственной смертью я успела смириться до прихода сюда, но Коди – Коди должен получать лекарство, и если для этого надо воевать с воображаемыми террористами – я буду это делать, лишь бы не подставить его.

Мой лексон завибрировал – пора было двигать к Кариму на очередную тренировку. Я со вздохом отлепилась от стены и пошла к выходу. Двери послушно открылись, я оказалась на улице. В последние дни заметно похолодало – было хорошо заметно, что уже середина сентября. Мне даже не верилось, что я проторчала тут все лето и что уже пора идти на склад и получать теплую одежду. Коди был прав тогда, в самый первый день – сначала тут сложно, но потом привыкаешь и даже нравится.

Ветер с холмов просто до костей пробирал. Я поежилась и обхватила себя руками. Я шла очень быстро, почти бежала, так что полковника Валлерта заметила в самый последний момент. Я остановилась и вскинула руку к виску, а потом мой взгляд зацепился за что-то еще, и я почувствовала, как на щеках проступают алые пятна. Полковник Валлерт был не один, его сопровождали капитан Лесовец, сержант Дале и – вот черт! – Мартин Винценц. Я подождала, пока они пройдут, чувствуя, как Винценц сверлит меня взглядом. Ничего, успокоила я себя. Он меня в прошлый раз не узнал, а в этот и подавно не узнает – краска с волос давно сошла, прическа другая, а еще я очень удачно упала на тренировке, и теперь на скуле красуется ссадина.

Это потом я поняла, что эта долбаная ссадина и мои побелевшые от холода губы слишком напоминали всю ту краску, которую на меня намазала Анне перед вечеринкой в НейроКортИнн. А тогда я просто побежала на тренировку к Кариму, и он был рад мне, и мы отлично позанимались до самого вечера, и уже в самом конце его планшет мигнул, принимая какое-то сообщение.

Он прочитал его и потер висок.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Ладно, похоже, тебе надо идти.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Не знаю, – ответил он, все также глядя в планшет.

А потом дверь открылась, вошли сержант Дале и еще один сержант, тот, что изображал террориста на учениях, остановились по бокам от моего стола.

Я встала, изобразив приветствие, но они не отреагировали.

– Рядовая Корто, – сказал сержант Дале, – проследуйте с нами.

Я опустила взгляд – в его руках были наручники.

Мне стало жарко, голова сама собой повернулась к двери. Если перепрыгнуть через стол, если сбить с ног одного из них…

В дверном проеме стоял Мартин Винценц.

– Здравствуй, Рената, – сказал он мне с улыбкой.

***

Никто ничего не стал мне объяснять.

Обманчиво тонкие наручники защелкнулись на запястьях, и силовое поле стянуло мои руки так, что я даже пальцами пошевелить не могла. С двух сторон меня крепко схватили под руки. Уже у двери я обернулась, кинула на Карима последний отчаянный взгляд, и он словно отмер.

– Реталин, не волнуйся, я уверен, все выяснится, – крикнул он мне вдогонку. – Я сейчас же пойду к руководству и все узнаю!

Это было как в тягучем дурном сне. Перед глазами все плыло, взгляд цеплялся за какие-то мелочи, мозг лихорадочно искал возможность вырваться, но я понимала, что это бесполезно. Меня протащили по коридору, затолкнули в лифт, который спускался целую вечность, вывели в новый коридор с черной полосой вдоль стен. Еще десять метров – и меня втолкнули в крошечную камеру. Дверь захлопнулась, свет погас, и я осталась одна.

Некоторое время я стояла, оглушенная, тяжело дыша, и пыталась осознать масштаб катастрофы, но у меня не получалось. Казалось, я падаю в бесконечную яму, все быстрее и быстрее, и ужас мешал соображать. Я попалась, Винценц все-таки узнал меня, и значит, Коди тоже в опасности, значит, все, что я сделала и чего не сделала – все это стало огромной ловушкой для него, я все испортила, я подставила его, все, что случится с ним дальше – это все будет из-за меня!

Я подняла руки, поднесла сцепленные ладони к лицу и впилась ногтями в то место, где на скуле алела ссадина. Боль была реальная, она была здесь и сейчас, и я наконец смогла вдохнуть.

– Сосредоточься, Рета, – сказала я вслух. – У тебя мало времени. Соберись.

Они не тронут его – сразу. Будут следить за ним, смотреть на его реакции, наблюдать, чтобы понять, что именно он знает и есть ли у меня еще какие-то сообщники.

Что следующее они сделают? До утра меня оставят здесь, будут решать, что со мной делать. А утром… Утром, возможно, меня будут допрашивать. Наверное, это будет больно. Или не будут допрашивать, но больно будет в любом случае. Надо сосредоточиться и решить, что я могу сказать, чтобы они не тронули Коди. Как я могу ему помочь – отсюда?

Что еще они сделают? Что бы сделала с предателем я?

Я бы выдрала ему имплант.

Я подняла голову, опустила руки, перестав царапать лицо.

Я все еще могу предупредить Коди. Если они еще не схватили его, он успеет сбежать. Сейчас кто-то из них вспомнит, как я подключилась без стимулятора, и тогда они вызовут сюда кого-то из группы S. Неизвестно, сколько у меня времени, может пара часов, а может, пара минут. Надо действовать быстро, думать уже некогда.

В камере ничего не было, ни койки, ни хотя бы унитаза, только дыра в полу у дальней стены. С комфортом не разместишься. Я села на холодный бетонный пол у самой двери, прислонилась спиной к стене.

Я вода. Я не в камере, ничего не случилось, я в кабинете доктора Эйсуле, сижу в кресле, рядом рыжая Олли. Она берет в руки инъектор, подносит к моему плечу. Это почти не больно. Алая жидкость разливается по моим венам, мир зеленеет, выцветает, становится зыбким, мое тело растворяется. Я вода.

Я почувствовала знакомую боль в затылке. Вот так, я все делаю правильно.

Я вода, я маленькая и я огромная. Я могу просочиться куда угодно, даже в сознание к другому человеку. Мир вокруг зеленый и зыбкий. Я вода, я была в самом начале и я буду в самом конце.

Я почувствовала удушье, боль усилилась.

Мне не надо дышать. Меня не существует. Есть только вода, всегда была и всегда будет, меня нет, меня нет, нет…

Боль стала невыносимой, а потом резко кончилась, и я вырвалась из своего тела.

Маячки были высоко надо мной, но это не имело значения – я стала паром, поднялась высоко вверх, снова собралась дождевыми каплями, упала на землю, просочилась сквозь перекрытия и нашла один-единственный маячок, который был мне нужен.

Коди.

Я почувствовала его руки – он держал вилку. Открыла его глаза – напротив него сидел Детлеф. Услышала его ушами – в вечерних новостях передавали, что захвачены террористы, устроившие теракт в Овсяной Горке.

Я почувствовала его удивление – он не ожидал, что я с ним свяжусь.

– Ты чего? Ты в порядке? – спросил Детлеф.

– Это Рета, – сказал Коди прежде, чем я смогла его остановить. – Что-то произошло.

Тихо, велела я ему. Молчи. Я буду показывать, только молчи.

– Что значит – что-то произошло? Эй, ты как об этом узнал? У вас что, эта особая близнецовая связь?

Коди, меня арестовали. Вот, смотри, где я сейчас, это крошечная камера, тут даже ноги не вытянешь, я сижу на полу, скорчившись, прижав скованные руки к груди. Помнишь, как я показывала тебе Измененных? Теперь смотри, я расскажу, что было дальше. Вот этот человек помог мне найти тебя, а еще он посмотрел, что случалось с моим мозгом, но для этого мне пришлось выдать себя за другую девушку. И меня узнали, теперь они знают, что я что-то скрываю, и меня ни за что не выпустят, потому что знают, что на базе есть крот. Смотри, что тогда было в пустошах – когда я ушла, и ты меня потерял. Там не было террористов, Коди, никого там не было, кроме ребят, которые поставляют нелегальные импланты и перепрограммируют чипы.

Я вываливала на него свои воспоминания одним комом – ничего, потом разберется. Ночь в пустошах, разговор с Хольтом, сломанный респиратор, все мерзкие поступки Рейниса, вся ложь, которую мне пришлось подтвердить, и как я хотела, но не смогла уничтожить их базы данных, когда у меня была такая возможность. Мой последний разговор с Эрикой и Петером, который прервала капитан Северин, и то, что рассказал мне Петер пропредыдущего медиатора, и как Хольт обмолвился про предыдущих медиаторов и что с ними случается – я показывала все.

– Эй, ты чего завис? Эрика, что это с ним?

Я не могла остановиться. Не имела права останавливаться, хотя боль пробивалась уже и через зеленую муть, через толщу воды.

Сержант Хольт помог мне тогда, но я все равно попалась, а если попалась я – то скоро они доберутся и до тебя. Поэтому беги, Коди. Попроси помощи у кого угодно, попроси Петера – он знает, что тут что-то нечисто, пусть он поможет тебе сбежать, это твой единственный шанс, Коди, беги, пожалуйста, беги как можно дальше отсюда!

– Черт, может, ему врача позвать?

– Не надо ему врача. Тихо все.

Когда сбежишь, отправляйся в Гетто, найди Эме, пусть отведет тебя к Ди и Ворону, они помогут снять твой трекер и сделать фальшивые документы, скажи Ди, что мне очень жаль, лучше всего уезжай как можно дальше отсюда, тебя будут искать – сделай все, чтобы не нашли.

– Ты уверена? Выглядит он странно.

Коди, я пришла сюда, чтобы помочь тебе выбраться, чтобы ты не стал чудовищем, как те, что заперты в подвале Вессема. Сейчас, пока они будут искать моих сообщников, пока будут выжидать, чтобы ты чем-то себя выдал – беги. Я не смогла выяснить, чего хочет полковник Валлерт, но он лжет нам, лжет всем, они солгали про террористов в Юстани, и про Овсяную Горку нам тоже солгали, здесь происходит что-то очень плохое, и я думала, что смогу во всем этом участвовать ради нас обоих, я правда хотела, но я не смогла. Я люблю тебя. Всегда помни, что я люблю тебя.

А потом боль перешла в агонию, и я уже ничего не могла ему сказать.

***

Я пришла в себя от того, что на меня вылили ведро ледяной воды. Я закричала, не понимая, где я и что со мной, и тут же услышала окрик:

– Встать!

Мне показалось, что я все еще в тюрьме, и меня словно подбросило – вскочив, я развернулась лицом к стене, и только попытавшись заложить руки за голову, наконец осознала, где я. Я и забыла, как это, оказывается, больно – наручники.

Я ошалело вертела головой, не понимая, что делать, и наконец сфокусировала взгляд на тех, кто стоял на пороге моей камеры. Полковник Валлерт. Карим. Доктор Эйсуле. Доктор Ланге. Два незнакомых мужчины в форме без опознавательных знаков – держат в руках пистолеты, и это не парализаторы.

– Нейроимплант, – коротко сказал полковник Валлерт, обращаясь к доктору Эйсуле.

– А я вам говорю, что я отказываюсь работать в таких условиях! – сказала она раздраженно. – Пациент должен быть зафиксирован, и мне нужен ассистент, и здесь, простите, воняет…

– Работайте здесь! – повысил голос полковник Валлерт. – Юферев будет вашим ассистентом.

– Конечно. Поставьте сюда кресло, обеспечьте стерильность – и я буду работать здесь.

– Плевать на стерильность.

– А на мою безопасность? Она может вырваться, а ее несколько месяцев учили убивать, и наручники ей не помешают. Вспомните ту, вторую.

Несколько секунд полковник Валлерт и доктор Эйсуле смотрели друг на друга. Наконец полковник кивнул мужчинам с оружием, и я почувствовала, как меня хватают под руки.

Мы снова поднялись на лифте, черная полоса на стене сменилась на желтую, меня протащили по коридору, странно пустому, а потом я оказалась в комнате, половину которой занимало знакомое кресло с фиксаторами. Мне стало так жутко, что колени подогнулись. Мокрая одежда облепила тело, меня била крупная дрожь – не то от страха, не то от холода.

– Не надо, – прошептала я, глядя на доктора Эйсуле.

Пожалуйста, поспорь еще немного с полковником Валлертом, ты же его не боишься, убеди его не делать этого со мной!

Не обращая на меня внимания, она выглянула в коридор и рявкнула:

– Ольга!

Через несколько секунд появилась Олли – взъерошенная, заспанная.

– Спишь на дежурстве? – процедила доктор Эйсуле.

Олли помотала головой, потом заметила меня, и лицо ее приобрело растерянное выражение.

– Рета? – спросила она.

– Молчать! – сказал полковник Валлерт, и замолчали все. – У вас две минуты.

– Удаляем имплант, – сказала доктор Эйсуле.

– Обезболивающее… – начала было Олли, но доктор Эйсуле ее перебила.

– Ты же слышала – у нас две минуты.

Я часто дышала, открыв рот.

Фиксаторы защелкнулись, прижимая меня к креслу. Жесткий обруч сдавил голову, так что я не могла пошевелиться. На шею вылилось что-то холодное. Мышцы напряглись, стали каменными, я попыталась выгнуться, отодвинуться, хоть как-то отстраниться.

Я могла думать лишь о том, чтобы не показать, как мне страшно. Сохранить лицо. Не выглядеть жалкой и слабой. В голове звучали слова капитана Северин, которые я подслушала. Можно устроить истерику, а можно держаться с достоинством, вот и весь выбор.

Стояла ночь, и в желтой зоне Коди не было. Не могло быть.

Поэтому, когда доктор Эйсуле прикоснулась к моей шее и начала извлекать имплант, я не боялась, что мой крик его испугает.

Все закончилось быстро, осталась только головная боль, от которой я тихо поскуливала, и ощущение, что что-то течет по моей шее. Меня снова начало трясти от холода, щеки были влажными.

– Проверьте ее имплант, – сказал полковник Валлерт. – С кем она связывалась за последние три часа.

Я открыла глаза. Карим что-то делал, сидя перед монитором, по которому бежали ряды цифр.

– Ни с кем, – сказал он через минуту, повернувшись к полковнику Валлерту. – Последнее подключение – сутки назад, во время тренировки.

Взгляд, который он на меня бросил, был таким коротким, что я решила, будто мне показалось.

– Хорошо, – кивнул полковник. – В камеру ее.

***

Я лежала на полу, сжавшись, пытаясь хоть немного согреться, и вокруг моей головы было черное облако. Мне казалось, я его вижу, хотя в камере было темно – ни окон, ни щелочки, в которую мог бы пробиться свет из коридора. Но черное облако было – реальное, почти осязаемое, оно сопровождало меня с того момента, как доктор Эйсуле сняла металлическую пластинку с основания моей шеи. С тех пор я не могла сосредоточиться, не могла думать. Я даже не могла понять, почему Карим сказал, что я ни с кем не связывалась. Решил защитить меня? Или он сказал правду? Что, если разговор с Коди – плод моего воображения?

Об этом нельзя было думать. Если я допущу, что это правда, то мне конец. Я должна верить, что Коди уже далеко отсюда.

Дверь распахнулась, и я попыталась отползти в сторону, пока меня снова не окатили водой.

– Встать, – сказал мужской голос, и чей-то ботинок врезался мне под ребра.

Всегда надо вставать. Всегда надо выполнять приказы – это я усвоила. Тогда будет не очень больно. Оскальзываясь на мокром полу, я поднялась. На фоне светлого прямоугольника дверного проема выделялся черный силуэт. С его последнего визита прошел час. Или день. В темноте не было времени.

Я никогда не знала, когда именно они придут. Мне оставалось только лежать в темноте и ждать, каждую минуту ждать, что за дверью раздадутся шаги. Если меня заставали спящей, то били сильнее, поэтому я перестала спать. Через некоторое время пространство вокруг меня наполнилось звуками и образами, которых не существовало в действительности. Я понимала, что это, понимала, почему слышу, как кто-то зовет меня по имени, почему вижу вспышки в темноте, но они все равно казались пугающе реальными.

Сидя в темноте, я раз за разом повторяла себе, что это не навсегда, что выход найдется, и вспоминала однажды попавшиеся мне среди учебных документов правила поведения в плену. Быть спокойной и вежливой, не лгать – по микродвижениям враг поймет, что ты скрываешь, не говорить правды, кроме имени и звания, не смотреть в глаза. Остальных я не помнила.

Несколько раз темнота вдруг заканчивалась – под потолком вспыхивали яркие лампы, такие яркие, что я слепла. Пока они горели, я все время думала, что это значит, зачем они включили свет, кто на меня смотрит и что хочет увидеть, – а потом я снова оставалась в темноте, с зелеными пятнами перед глазами.

– Руки! – приказал сержант Дале.

Я вытянула руки вперед и зажмурилась. На запястьях темнели свежие следы от наручников и ударов.

Они никогда ничего не спрашивали, не пытались узнать, какую диверсию я планировала, зачем пришла сюда и кто мои сообщники, не говорили, что со мной будет. Просто делали то, что считали нужным.

Мой дед служил в армии, вспомнила я вдруг, и темное облако качнулось вокруг моей головы. Наверное, отец у него этому фокусу научился.

Секунды текли медленно, я стояла, тяжело дыша, ожидая, что сейчас он ударит. Может быть, один раз, может быть, два. А может, будет бить, пока я не упаду. Может быть, он выстрелит мне прямо между зажмуренных глаз. Может быть, они сделали это и с Коди.

Хуже всего, когда не знаешь. Тогда страх проникает в тебя, разъедает внутренности, как кислота, и ты живешь с дырой в груди, в которую вытекает все, что до этого составляло твою суть. Остается только черный, липкий, парализующий страх. Иногда мне казалось, что меня сейчас вырвет страхом.

Кто-то рассмеялся, а потом дверь захлопнулась. Я опустила руки и открыла глаза. Было все так же темно.

Может быть, в этот раз он просто ушел. Иногда они ничего не делали, просто смотрели, как я стою, как начинают дрожать от усталости мои вытянутые руки. Один раз я стояла так долго, что охранники трижды менялись.

А может быть, он сейчас откроет дверь снова. И снова рассмеется. Когда он учил меня драться, он тоже часто смеялся. Никогда не думала, что его смех будет звучать… так.

– Выход есть, – сказала я себе беззвучно, так же, как говорила уже много раз.

Язык был огромным и распухшим, с трудом ворочался в пересохшем рту. Я села на пол, обхватив колени руками, и принялась жевать влажный рукав. Руки мелко дрожали.

– Выход есть, просто я сейчас его не вижу. Я что-нибудь придумаю.

Но мысли путались, я не могла сосредоточиться. Слова потеряли свою силу. Правда заключалась в том, что я просто не способна была ничего сделать. От меня больше ничего не зависело. Вначале я еще думала о том, чтобы пройти через это и сохранить лицо, прикидывала, что я скажу во время допроса, как именно попытаюсь выкрутиться, но теперь… Мне просто хотелось, чтобы все это закончилось – с любым результатом.

И именно тогда дверь открылась, впуская в камеру полковника Валлерта.

Глава 23

Потом я узнала, что была глубокая ночь. Под глазами полковника залегли темные круги, подбородок покрывала щетина. Взгляд был холодным, пронизывающим. Таким взглядом смотрят через оптический прицел.

– Здравствуй, Корто, – сказал он. – Поговорим?

Какая-то сила вытолкнула меня из камеры, на запястьях снова защелкнулись наручники. Медленно переставляя ноги, я пошла вперед, за одним из безымянных охранников.

Поговорим – это хорошо. Это значит, что меня пока не собираются убивать.

Поговорим – это плохо. Они могут решить, что боль сделает меня более разговорчивой.

Идти было недалеко. Я шла, прикрывая глаза руками – свет был слишком ярким, и меня шатало из стороны в сторону.

Комната, в которую меня привели, была маленькая, с низким потолком, и в ней не было ничего, кроме серых стен, стола и двух стульев. На столе стояла бутылка воды, и, увидев ее, я уже не могла отвести взгляд.

Стул был прикручен к полу, а я через несколько секунд оказалась прикована к стулу – охранник набрал на браслетах код, разделяя их, потом с силой прижал мои руки к боковым рейкам, и они намертво зафиксировались. Я осталась сидеть – спина прямая, руки по швам, плечи вывернуты назад, дернешься – что-нибудь сломается.

Полковник встал напротив меня, протянул руку к бутылке с водой. Я следила за каждым его движением. Как он отворачивает крышку, не глядя подносит горлышко ко рту, делает пару глотков. Как снова ставит бутылку на стол. Как он сжимает пластик слишком сильно, и вода выплескивается, растекается лужицей на серой поверхности стола.

Захлопнулась дверь, мы остались вдвоем.

– Итак, Реталин Корто, – произнес полковник Валлерт. – Тебя и правда так зовут. Но вот все остальное, что ты рассказала о себе… Как тебе удалось обмануть сканер доктора Эйсуле?

– Я не обманывала, – прохрипела я. Блестящая лужица, отражающая свет единственной лампы, занимала все мое внимание. – Я говорила правду.

– И зачем ты пришла сюда?

Я попыталась вспомнить причину, которую назвала. Когда-то очень давно кто-то заставил меня выучить ее наизусть, но сейчас я ее не помнила. Не было ни воспоминаний, ни мыслей, только черное облако вокруг моей головы.

– Зачем ты пришла сюда, Реталин Корто? – повторил полковник Валлерт с нажимом, и в голосе его была угроза.

– Я просто хотела быть рядом с Коди, – сказала я еле слышно. Плевать, я больше не могу. – Можно мне воды?

– Когда ответишь на вопросы, – полковник снова взял бутылку, сделал еще несколько глотков. – Значит, ты знала, что твой брат здесь, так? Кто тебе сказал?

– Доктор… в Чарне.

– А как он об этом узнал?

– Я не знаю.

– Врешь, – улыбнулся полковник Валлерт. – Раз у тебя есть силы врать, значит, наш разговор будет очень интересным.

– Я не вру. Он не сказал, как узнал об этом. – В памяти всплыла картинка – подвал, низкий потолок, смуглый мужчина с белой татуировкой на лице говорит что-то о косвенных данных. – Он сказал, это косвенные данные. Это все.

– И эти косвенные данные он дал тебе – в обмен на что?

Если я скажу ему, он даст мне воды. Если я скажу, меня не будут бить.

– На лекарство от вируса Вентра.

Неожиданно полковник рассмеялся. С трудом я подняла голову, посмотрела на него – ему было весело, он искренне, от души смеялся. Потом смех так же резко оборвался, и он снова уставился на меня. Достав из кармана смятую пачку сигарет, он прикурил, глубоко затянулся и выпустил густой дым мне в лицо. Я закашлялась, и это словно послужило сигналом. В два шага он оказался рядом со мной и наклонился к самому лицу.

– Рассказывай, черт побери! – заорал он. Я сжалась на своем стуле. – Говори, что ты должна была тут сделать! Ты собирала тут данные – для кого?! Ты их передавала – кому?!

Его подожженная сигарета тлела рядом с моим лицом, так близко, что я чувствовала жар.

– Я ничего не собирала, – если бы я могла плакать, я бы уже плакала, но в моем теле не осталось воды. – Я сходила в Вессем и принесла ему информацию. Я не знаю, какую. Про вирус. Я в этом не разбираюсь. А он помог мне попасть в проект. Я просто хотела быть рядом с Коди, это все, правда. Пожалуйста, можно мне попить?

Не отвечая, полковник снова поднес бутылку к лицу. Я смотрела, как он пьет – воды уже осталось меньше половины.

– Что ты планировала сделать?

– Просто быть рядом с Коди. Я никому не хотела мешать, я же правда старалась, я все делала, я спасла ребят на учениях, я была хорошим медиатором…

Я бормотала, сама не понимая, что. Я просто знала, что если смогу его убедить – оставшаяся вода будет моей. После бесконечных часов, слившихся в бесконечные дни, заполненные болью и страхом, в темноте, в холоде, в мокрой вонючей камере, наедине с болью, без сна – я уже не способна была ни на ложь, ни хотя бы на чувство собственного достоинства. Все, чем я была, осталось где-то там, на холодном бетонном полу.

– Я просто хотела быть рядом с Коди. Мы всегда были вместе, я просто не хотела, чтобы он стал чудовищем…

– А почему ты решила, – очень мягко спросил полковник, – что он станет чудовищем?

– Импланты, – быстро ответила я. – Очень много имплантов, я думала, что это будет как в Гражданскую…

– Они не чудовища, – рявкнул полковник, и я зажмурилась, – они герои! Единственные, кто может бороться с «Ин урма Эва», с террористами, с новыми Измененными, единственные, кто может им противостоять!

Воспоминания были тягучие, как патока. Рыжее небо, низкие грязные домики, девушка в вечернем платье… Россыпь гильз под ногами, черный пепел поверх песка…

Мой шепот был таким тихим, что полковник Валлерт снова наклонился ко мне, и я подалась назад.

– Повтори, что ты сказала.

– Там не было террористов, – повторила я едва слышно. – Не было Измененных.

Полковник улыбнулся, и я вдруг подумала, что лучше бы он снова на меня орал. Лучше бы он даже меня ударил. Только не видеть, как он улыбается. Потому что за такими улыбками стоит правда, которую никто никогда не хочет знать.

– Там могли быть террористы, – сказал он. – И там могли быть Измененные. И если однажды они появятся, если какая-то тварь решит вспомнить прошлое, мы будем готовы. Они, – он ткнул пальцем в сторону двери, – будут готовы размазать их, они будут готовы запугать этих ублюдков так, чтобы ссались от страха при слове «модификант», чтобы ни одна тварь не смела поднять голову и вякнуть, что она недовольна, что ей недодали гражданских прав или что условия жизни не те, что они хотят каких-то реформ, потому что единственная реформа, которая их ждет – это отряды модификантов на улицах, охраняющие и защищающие свой народ! И если для их появления нужно казнить какую-то мразь в прямом эфире – я это сделаю, они это сделают, ты это сделаешь! Поняла?! – внезапно он снова повысил голос, и я снова сжалась. – Поняла или нет?! Отвечай!

Я кивнула.

– Отвечай!

Моя голова дернулась, во рту стало солоно.

– Я поняла, – сказала я.

Может, кровь, которую я проглотила, привела меня в чувство, но внезапно я и правда поняла, о чем он говорит. Он так хочет себе эти модифицированные отряды, что не остановится ни перед чем. Страх перед Измененными сидит в нас глубоко, и потребуется что-то более ужасное, чтобы мы забыли о нем – а что можно придумать страшнее, чем взрыв в школе? Люди пойдут на все, чтобы защитить своих детей, и на отмену закона о трансгуманизме тоже. Единственный способ избавиться от Манифеста Феникса – утопить его в крови.

Все это промелькнуло в моей голове за секунду, а потом снова ушло куда-то далеко, за черное облако, за тягучую патоку, осталась только серая комната и высыхающая вода на столе.

Он убьет меня, подумала я отстраненно и безразлично. Пусть убивает, только сначала даст воды. Всем положено последнее желание.

– Твой брат это тоже понимает, – сказал полковник Валлерт, и я подняла на него взгляд.

Коди?

– Он хороший солдат, и знает, что иногда нужно пожертвовать несколькими, чтобы спасти всех. Поэтому он готов участвовать в новой программе. Готов помочь мне очистить эту страну от пережитков прошлого, от ограничений, которые не дают нам идти вперед.

Я смотрела на Валлерта, не отрываясь, даже про воду забыла. Что там с Коди? Он не сбежал? Он в порядке?!

– Это ключ к нашему будущему. К великому будущему Церы. К будущему без мусора вроде тех крыс, что засели в пустошах и думают, что мы их не достанем.

Полковник отвернулся, глядя вроде бы в стену, но на самом деле – куда-то далеко-далеко, в это прекрасное будущее. Потом снова повернулся ко мне и внезапно сказал:

– Ты все еще можешь стать его частью. Можешь остаться рядом со своим братом.

Я могу остаться с Коди, повторила я про себя. Не будет камеры, не будет темноты. Я буду рядом с Коди.

Что он хочет за это?

Хотя какая разница.

– Ты не будешь медиатором, но ты сможешь работать на нашу общую цель. Мы будем изучать влияние нейротоксина на твой мозг, чтобы вырастить следующее поколение медиаторов. У тебя будет жизнь. Относительно долгая – мы же не звери, мы не хотим твоей смерти. И относительно счастливая.

Полковник снова взял воду со стола и подошел ко мне.

– Так что ты выберешь, Реталин Корто? Вернуться обратно в камеру и уже никогда не выйти из нее? Или присоединиться к нам, ко мне, к своему брату, своим друзьям и встретить будущее Церы вместе с ними? Твой брат хочет этого. Но все зависит от тебя.

Я прикрыла глаза. Я хочу остаться с Коди. Я всегда хотела только этого. Мы всегда были вместе, еще до рождения. Если я буду рядом с ним, все будет хорошо. А если я откажусь, полковник может разозлиться и сорваться на нем.

Ради Коди, сказала я себе. Я не знаю, что он собирается делать, но ради Коди – я пройду через это.

– Я не хочу обратно в камеру, – сказала я вслух. – Я хочу, чтобы мы с Коди… дальше работали вместе.

Полковник удовлетворенно кивнул.

– Тогда скажи, что же было в пустошах.

Я послушно произнесла то, чего он ждал:

– Террористы. «Ин урма Эва». Те, кто хочет создать новых Измененных. Мы не должны позволить им… запугать людей. Мы клялись защищать… свой народ…

– Ценой своей жизни, – закончил полковник и поднес горлышко бутылки к моим губам.

Это был правильный ответ, и вода полилась в мой пересохший рот. Я глотала ее – жадно, давясь, захлебываясь и чувствуя, как возвращается жизнь. Я дала правильный ответ, и он дал мне воду. Вот как это работает.

Вода закончилась, и, словно повинуясь невидимому сигналу, дверь открылась и вошел охранник, тот же, который привел меня сюда.

– Идем, – сказал полковник.

Охранник приблизился ко мне, набрал код на наручниках, которые, казалось, намертво прилипли к стулу, и браслеты раскрылись, освобождая мои руки. Я потерла запястья, пальцы едва шевелились.

Я думала, меня отправят в мою комнату или отведут в желтую зону, но мы пошли не к лифту. Я не знала, куда мы идем, и едва ли хорошо различала дорогу – глаза слезились от света. И только когда навстречу нам шагнул Мартин Винценц и мы остановились, я поняла, что это еще одна камера. Побольше, чем та, что была у меня, и к тому же разделенная на две секции и отгороженная от нас силовым полем, но точно камера. И в ней уже кто-то был.

– Во время операции в пустошах Ариадна Ковец, которая оказалась агентом противника, расстреляла собственного командира, старшего группы гамма, – произнес полковник Валлерт, и тут я наконец узнала человека в камере.

Это была Аре. Эта жалкая фигурка, съежившаяся на полу, раздетая, со снятыми имплантами, без которых ее тело – в пятнах, будто красками разрисованное – было странно несимметричным, – это была Аре. Она не подняла головы при нашем появлении и, казалось, даже не воспринимала наше присутствие.

Я сглотнула.

– За это полагается расстрел.

Полковник Валлерт во всем разберется, вспомнила я ее надежду, он во всем разберется, он меня защитит, он меня вытащит, полковник Валлерт – герой, он великий человек, он поймет, что это ошибка…

Вот он, ее герой. Стоит за моей спиной и говорит, что ее ждет расстрел. Наверное, решил еще раз напугать меня напоследок.

Странно, в камере было чисто. Словно Аре только что сюда привели и бросили. Та, в которой сидела я, наверное, пугает больше.

А в следующую секунду я поняла, почему на самом деле он привел меня сюда, и меня бросило в жар. Я едва удержалась на ногах. Нет. Не может быть. Он же не станет…

– Докажи, что ты готова снова стать рядовой Корто, – торжественно сказал мне полковник Валлерт. – Докажи, что твое место – в строю. Что ты одна из нас, а не одна из них. Приведи приговор в исполнение.

Я сжала кулаки.

Это ради Коди. Коди хочет остаться здесь, он верит в то, что делает. Я никогда не видела его таким счастливым, как здесь. Я не могу его подвести.

Полковник Валлерт и Мартин Винценц смотрели на меня.

Силовое поле исчезло, охранник подтолкнул меня вперед. Я сделала шаг.

Это ради Коди, повторила я, борясь с тошнотой.

Аре наконец подняла голову и встретилась со мной взглядом. Я не была уверена, что она меня узнаёт. Взгляд был совершенно пустым. Словно внутри уже не было человека.

Силовое поле вновь возникло за моей спиной. Охранник достал два пистолета – один отдал мне, другой приставил к моей голове.

– Только дернись, – сказал он тихо.

Я не собиралась дергаться. Руки дрожали. Пистолет весил тонну.

Аре все равно не жилец, подумала я. Ее в любом случае расстреляют, какая разница, я это буду или кто-то другой.

Я проверила оружие – заряжено. Взвела курок.

Она, конечно, ничего не сделала из того, в чем ее обвиняют. Но ведь и я тоже не сделала. У нее никого. А у меня брат.

Я подняла руку с пистолетом. Вода, которую я выпила, поднялась обратно к горлу, я с усилием сглотнула.

– Стреляй, – сказал охранник.

Стоит выстрелить, и все закончится. Одна коротенькая отвратительная секунда – и дальше все будет хорошо. Я даже могу не смотреть на нее после того, как выстрелю. Я могу прицелиться и сразу закрыть глаза. Могу вообще не смотреть на то, что сделаю. Меня отведут в желтую зону. Олли даст мне лекарство. А главное – мы с братом снова будем вместе, как раньше. Полковник Валлерт сказал, что он хочет, чтобы я согласилась. Он, может, вообще единственный человек, который любил меня за всю мою жизнь, я же ему обещала, что никуда больше не уйду, что мы всегда будем вместе, раз он согласился на предложение Валлерта – то и я должна, он моя семья, у меня никого нет ближе, чем он.

Но, наверное, есть предел тому, что я могу сделать ради Коди.

Еще секунду помедлив, я опустила руку.

– Я так и думал, – произнес за моей спиной полковник Валлерт, и в голосе его был металл. – В камеру ее. Ты знаешь, что делать.

Охранник вырвал пистолет из моей руки, сунул в кобуру на левом бедре. Я стояла, не шевелясь, потом медленно отвернулась. Винценц, вопреки ожиданиям, никуда не ушел. Стоял у пульта, с которого отключалось силовое поле, и смотрел на меня с кривоватой ухмылкой.

Миллион лет назад на вечеринке в НейроКортИнн он пытался со мной познакомиться. Наверняка на следующий день он хотел найти Ренату Гатталу – и очень удивился, когда нашел.

Он думает, что прав. Что я заслуживаю за свою ложь всего, что со мной случилось. Он стоит здесь – и поэтому я проведу остаток своей жизни в темной камере, лежа на холодном полу, и, если мне повезет, эта жизнь будет не очень долгой. А он останется, будет время от времени прилетать сюда на вертолете, а остальное время в НейроКортИнн станет конструировать новые и новые импланты, придумывать новые и новые способы сделать солдат сильнее, быстрее, смертоноснее, будет приближать то волшебное будущее, в котором все довольны и счастливы, потому что за недовольными тут же придет модификант.

– Тебе стоило выстрелить, – сказал он.

Почему он не ушел вслед за полковником Валлертом? Что он хочет здесь увидеть?

– Руки за спину, – велел мне охранник. – Одно движение – и тебе конец.

Силовое поле почему-то не появлялось. Охранник принялся набирать код на панели, хотя едва ли Аре сумела бы сбежать.

Я уже труп. Я еще хожу, говорю, думаю, но на самом деле я уже умерла и лежу в камере, голодная, в синяках и наверняка с парой сломаных костей. Мое положение не назовешь «есть, что терять», а значит, можно отвечать, что в голову придет.

Панель мигнула красным. Охранник тихо выругался и сделал новую попытку включить силовое поле, не забывая следить за мной.

– Не все такие, как вы, – сказала я. – Не все готовы убивать невиновных.

Панель снова мигнула красным. Охранник набрал на лексоне код и поднес руку к лицу.

– Пришлите техника в черную зону, сектор 2В, проблемы с оборудованием.

– Она виновна, – пожал плечами Винценц. – А у тебя был шанс принять участие в чем-то по-настоящему важном. Передать привет твоему другу доктору Кару?

– Он, по крайней мере, делает что-то действительно хорошее. Ищет лекарство от Вентра. Ему я бы стала помогать. А строить ваш дерьмовый мир с модификантами – ни за что.

Охранник продолжал воевать с панелью. Винценц негромко рассмеялся.

– И за эту наивную мысль ты готова отдать свою жизнь?

Аре зашевелилась в своем углу, и охранник повернулся к ней, вытаскивая пистолет. Он впервые не смотрел на меня, зато я его хорошо видела. Его и нож, висящий в ножнах на его боку.

– Нет, – сказала я. – За это я готова отдать вашу.

Движение было коротким, в точности как на симуляторе, в программе «Владение ножом». Перехватить руку противника, вверх – перерезать сухожилие, вниз – нырнуть под руку, и снова вверх. Он не ожидал от меня ничего подобного, они все уверились, что я сдалась, сломалась, и только поэтому у меня получилось. Его пальцы разжались, пистолет выпал, и я схватила его и выстрелила наугад в ту сторону, где стоял Винценц, а потом силы кончились, и я осела на пол, тяжело дыша.

Охранник снова выругался, я успела уловить его движение – он потянулся за вторым пистолетом, и в последнюю секунду я бросилась в сторону, перекатилась, снова выстрелила, услышала звук рикошета. Перед глазами поплыли цветные пятна, мелкие зеленые мушки. Сердце заходилось, в ушах звенело, плечах появился жар, поднялся вверх по шее – верный признак того, что я вот-вот отключусь. Мне вдруг стало обидно – последнее, что я увижу в жизни, – это камера и Винценц. Надеюсь, я его хотя бы ранила.

Я нажала на спусковой крючок еще несколько раз. Расстреляю обойму напоследок. Охранник метнулся в сторону, укрылся за выступом стены, тоже выстрелил, брызнула бетонная крошка, полетели искры, стало темно, секунду спустя включилось тусклое аварийное освещение.

За дверью послышались торопливые шаги, и я опустила пистолет. Вот и все. Техник там или кто-то еще – стрелять я больше не буду. Хватит с меня.

Я нашла глазами Винценца – он лежал на полу, не поймешь, раненый или прикидывается. Аре замерла в своем углу.

Дверь распахнулась, и я подняла руки, не пытаясь встать.

– Лежать, руки на затылок! – крикнул человек, который вошел первым, и его голос был мне знаком.

Детлеф. Вот кого они прислали. Командир моей группы. Мы были почти друзьями – может, он и сейчас отнесется ко мне нормально.

– Я здесь, – сказала я, и он повернулся ко мне. Я столько раз смотрела в его глаза – один голубой, один темный, искусственный. Странно было видеть его сейчас. Как будто мир все еще был нормальным. – Если в тебе есть хоть что-то человеческое – убей меня быстро. Я не хочу обратно в ту камеру.

Детлеф изменился в лице.

– Вот черт, – выругался он, а потом сказал кому-то: – Сюда, она здесь.

Я прикрыла глаза. Нет. Он не хочет убивать меня. Значит, все-таки камера.

Послышались шаги, вошел кто-то еще.

– У кого наручники? – спросил Детлеф.

– У меня, – ответил женский голос.

Эрика! Мне стоило догадаться. Выслуживается, хочет стать незаменимой. Вот ирония – теперь она и правда единственный медиатор. Как она и хотела.

Я вытянула руки вперед. Пусть надевает.

Секунды шли, руки начали дрожать. Что-то щелкнуло.

– Какого черта ты делаешь? – сказал кто-то. – Что за…

Голос оборвался. Я ждала.

– А с этим что? Мертв? – спросил Детлеф.

– Вам конец, – услышала я сдавленный голос Винценца. Он словно говорил сквозь зубы. – Вашим импланты снимут, а вас отправят в худшую тюрьму во всей Цере, я лично об этом позабочусь!

– Смерть мозга констатировать можно, – сказала Эрика.

Я наконец решилась открыть глаза. Охранник сидел у стены – руки закованы в наручники, рот заткнут какой-то тряпкой. Детлеф пропал из поля зрения. Эрика держала пистолет в вытянутой руке, переводя его с охранника на Винценца, но, почувствовав мой взгляд, повернулась.

– Ты чего? – спросила она, кивнув на мои руки. – Помочь тебе встать? Извини, я тут занята немного.

Я ничего не говорила, просто молча смотрела на нее.

– Ты его подстрелила?

Я кивнула. Она посмотрела на меня внимательнее. Пробежалась взглядом по моим рукам, по лицу, остановилась на синяках. Потом отвернулась и бросила куда-то в сторону:

– Пора уходить. Что с этими двумя? Оставим тут?

– Можно запереть в камере, – сказал невидимый мне Детлеф. – Петер сейчас подключит силовое поле обратно. Видеонаблюдения в этой зоне нет, найдут на сразу.

– Отлично. Давай, перекладывай их туда и бери ее. Сама она не дойдет.

– Пусть Петер возьмет, – сказал Детлеф и скомандовал охраннику: – Вставай и двигай к той стене.

Охранник поднялся, кидая на него злобные взгляды. Детлеф оттащил Винценца за светлую черту на полу. Наклонился к охраннику, делая что-то с его рукой.

В камеру вошел Петер, набрал код на панели – возникло силовое поле, отрезая нас от остальных.

– Ну все, времени мало, – сказал Детлеф, – давайте бегом отсюда.

Петер подошел, аккуратно подхватил меня на руки, и я сжала зубы, чтобы не издать ни звука.

– Больно? – спросил Петер тихо.

– Нет, – соврала я.

Врать о том, что я могу идти сама, я не стала. Просто ухватилась за его плечи.

Я все еще не могла поверить в происходящее. Может, Детлеф все-таки застрелил меня, как я просила. Может, я уже умерла. Потому что не может быть, чтобы они все явились сюда спасать меня.

Но жесткие плечи Петера под моими пальцами – это было реально, и его руки, которые давили на мои синяки – это было реально, и свет, на который мы вышли из темной камеры, очень реально бил по глазам, и только тогда я кое-что вспомнила:

– Стойте! Подождите, мы не может уйти! Там Аре!

Детлеф, шедший впереди, обернулся.

– Иди быстрее, – зашипела Эрика.

– Там Аре, мы должны ее забрать, – сказала я.

– Рета, она мертва, – сказал Детлеф. – Я видел ее, подошел проверить… У нее огнестрельное в голову.

– Но… – пробормотала я и осеклась.

Я хотела спросить – как, я же отказалась стрелять в нее, но нашла ответ, не успев закончить вопрос. В этой маленькой камере мы с охранником стреляли друг в друга, и одна из пуль срикошетила. Я никогда не узнаю, кто из нас ее выпустил, но так или иначе полковник Валлерт получил что хотел – Аре была мертва.

Глава 24

Далеко мы не ушли. Найдя первую попавшуюся открытую комнату – по странному совпадению это оказалась комната для допросов, – Детлеф махнул рукой, мы вошли, и он запер дверь.

– Петер, следи за обстановкой, – велел Детлеф.

Петер стал возле двери – глаза прикрыты, одна рука расслабленно свисает вдоль тела, другая так же расслабленно лежит на рукоятке пистолета. Это было обманчивое впечатление. Я знала, что Петер за секунду спосбен расправиться с тем, кто попытается открыть эту дверь. А услышит его приближение вообще за пару уровней.

– Рета, – обратился ко мне Детлеф, – нам надо избавиться от твоего трекера. Нельзя, чтобы нас отследили.

Тут я обратила внимание на его руку. Темного квадратика, который я привыкла видеть, не было. Вместо него была только красноватая точка. Я перевела взгляд на руку Эрики – то же самое. Они что… все собираются бежать отсюда? Почему?

– Ей бы помыться, – сказала Эрика. – А то нас по запаху отследят. Трекер не понадобится.

– Иди к черту, – ответила я.

На большее я сейчас не была способна.

Детлеф взял меня за руку и принялся колдовать над моим запястьем. Я прикрыла глаза. Было почти не больно. Так, легкий дискомфорт.

– Сколько прошло времени? – спросила я.

– В смысле? – не поняла Эрика.

– Сколько дней меня не было? Сколько я просидела в камере?

– А ты сама не знаешь? Четыре. Почти с половиной.

– Мне нельзя было спать. В голове все путается.

– Что вообще с тобой было? – спросила Эрика без своего обычного раздражения.

Я помедлила, размышляя над этим вопросом.

– Думаю, я умерла, – ответила я серьезно. – А еды у вас нет?

– С собой нет, – покачал головой Детлеф. – Но подожди, есть аптечка, можно кое-что сделать…

Он закончил с трекером и швырнул его в угол.

– Есть ксентамин. Военная фарма, психостимулятор как раз для таких случаев.

Я подставила плечо под инъектор. Через несколько секунд мне и правда стало лучше. Черное облако вокруг головы почти рассеялось, думать стало легче, воспоминания стали возвращаться. Голод и боль отступили, и теперь я действительно могла бы некотрое время идти… Самое время узнать, куда.

– Какой у вас план?

– Выбраться отсюда и по возможности не умереть, – бросила Эрика.

Посвящать меня в детали она явно не собиралась. Может, и правильно. То, чего не знаешь, не сможешь выдать на допросе.

– Я смогу попрощаться с Коди? – спросила я осторожно.

– Зачем?

– Потому что он мой брат. И потому что я буду любить его, что бы ни происходило.

– Ты что, хочешь остаться? – изумилась она. – После… вот этого?

Конечно, я не хотела. Платой за дальнейшее участие в эксперименте был выстрел в голову Аре. А я вместо этого выстрелила в Винценца. Моя смерть теперь легкой не будет. Но и не попрощаться с Коди я не могла, даже если он поддержал Валлерта.

– Нет, конечно. Но даже если получится сбежать… Раз Коди согласился пойти в следующий этап программы, стать модификантом следующего поколения, полковник вряд ли его когда-нибудь выпустит. Мы точно больше не увидимся.

Эрика уставилась на меня, потом схватилась за голову.

– Да с чего ты взяла-то?! Ты там за четыре дня совсем головой поехала? Коди с Хольтом сейчас прикрывают нас, следят, чтобы наше отсутствие не заметили.

Детлеф посмотрел на меня с сочувствием:

– Рета, не знаю, что тебе сказали, но это ложь. За Коди следили эти дни, скорее всего, и сейчас следят, поэтому ему было опасно идти. Но он нам все рассказал, Эрика была нашим связным. Понадобилось время, чтобы придумать, как тебя вытащить. И еще… вообще-то пришлось шантажировать сержанта Хольта. Он дал знать, когда тебя повели на допрос – это был единственный шанс до тебя добраться. Но Коди точно ничего не предлагали.

– Мне предлагали, – сказала Эрика. – Сказали, что есть способ повысить мои медаторские способности с помощью какого-то состава. Я сделала вид, что согласна, и моя мачеха на говно изошла…

– Потому что этот состав за пару лет разлагает мозг в белковый коктейль, – сказала я. – Я им дышала. Она наверняка в курсе.

– Она вообще много про что в курсе, – зло сказала Эрика.

– Мы договорились, что вытащим тебя, а потом заберем Коди и попытаемся бежать, – закончил Детлеф. – Он хотел пойти за тобой сам, но ему пришлось согласиться.

– Как ты вообще могла поверить в такой бред? – спросила Эрика. – После того, что ты рассказала Коди – ты думала, он маньяк какой-то или что?

Я пожала плечами. Я все еще пыталась осознать тот факт, что мне не придется прощаться с Коди. Я боялась разрешить себе радоваться. Словно стоит мне поверить во что-то хорошее, как все рухнет.

– Как ты могла поверить? – спросила Эрика еще раз, но уже с другим выражением.

Я подняла на нее взгляд. Она внимательно смотрела на меня. Смотрела в мои покрасневшие слезящиеся глаза. Потом взяла мои руки в свои, рассмотрела отметины на запястьях. Зачем-то сжала двумя пальцами кожу на тыльной стороне ладони. Потрогала одежду, которая до сих пор была влажной. Обошла меня, я почувствовала ее руку на затылке.

– И еще тебе нельзя было спать, – кивнула она каким-то своим мыслям, словно вела диалог сама с собой. Потом полезла в аптечку и достала шприц-ампулу. – Антибиотик широкого спектра. Тебе не помешает.

– Что дальше? – спросила я.

– Попытаемся прорваться за периметр, – ответил Детлеф. – Скажу сразу – шансы, что нас отловят, очень велики. Самым логичным будет разделиться и разойтись, попытаться добраться до какого-то большого города или вообще перейти границу. Но самыми опасными будут первые сутки. Коди знает, что делать, вы в любом случае пойдете вместе, так что тратить время на объяснения не буду. Просто знай, что придется идти быстро.

Я прикрыла глаза. Может, они и правы. Они знают, как уходить от преследования, как затеряться в городе, их этому учили. Но никого из них не учили тому, что я раз за разом повторяла, сидя в подвале у Ворона. Ни разу за эти месяцы я не заснула, не повторив мысленно схему подключения «Голоса».

– Если мы проберемся в дата-центр, – сказала я медленно, – я смогу уничтожить все их данные. Отключить видеонаблюдение. И смогу связаться кое с кем, попросить поддельные документы. Так нам будет легче спрятаться.

Эрика посмотрела на меня с жалостью.

– Нет, ты не сможешь, – сказала она. – Тут такие протоколы безопасности, что о них даже думать страшно. А любая попытка связаться с кем-то за пределами этой базы будет моментально пресечена. То, что ты предлагаешь – верный способ попасться, даже не выйдя за забор.

– Я смогу, – помотала я головой. – Я сюда за этим и пришла. Мы… с моим другом придумали способ это сделать.

– Ты пришла сюда – чтобы что, прости?

– Чтобы вытащить отсюда Коди и не дать появиться новым Измененным.

– А ведь я подозревала, что с тобой что-то не так! Я же так и знала!

– Но мне нужно попасть в дата-центр.

– Вот, – Эрика выложила на стол пистолет, один из тех, что забрала у охранника. – Если хочешь покончить с собой – просто застрелись.

– Без шансов, – покачал головой Детлеф. – Мы два дня пытались придумать, каким маршрутом пойдем, чтобы не светиться на камерах. И там все до сантиметра просчитано. А в центре связи система видеонаблюдения, коды доступа, наверное, только у самого Валлерта. Незаметно не подберешься.

Я помотала головой. Нет уж. Если мы бежим отсюда, надо не просто уйти и прятаться остаток жизни. Надо сделать так, чтобы это что-то значило.

– Я должна это сделать.

– Я бы тоже хотел им подгадить напоследок, – сказал Детлеф с улыбкой. – Полковник Валлерт просто ненормальный. Не знаю, что он планирует делать дальше, но я в этом не участвую.

– Он планирует устроить еще пару терактов, – сказала я, вспомнив наш с ним разговор в этой самой комнате. Лицо Эрики застыло. – Может, новую гражданскую войну – мы против террористов «Ин урма Эва». И победить их с помощью модификантов. Люди это примут, потому что лучше уж модификанты, чем взорванные школы. А потом уже будет поздно.

– Если это правда, – сказала Эрика, – то я готова рискнуть. Только не так, чтобы погибнуть на входе в дата-центр.

Психостимулятор действовал, голова была ясной. Но я все равно не понимала, что мне делать.

– Ладно, – сказала я наконец. – Надо встретиться с Коди. Вместе мы что-нибудь придумаем.

***

Никто из них, конечно, не обольщался. Процентов на девяносто они были уверены, что я сошла с ума и придумала какого-то друга, который поможет мне уничтожить данные на серверах. Остальные десять процентов закладывали на то, что какой-то секретный способ у меня и правда есть, но подобраться к хранилищу данных нам все равно не удастся. Но, поскольку я согласилась идти, куда ведут, они решили отложить решение проблемы моего душевного здоровья на потом, в идеале – переложить ее на Коди.

Так что мы прошли по коридору до самого лифта, вышли на лестницу, поднялись на несколько пролетов и оказались в коридоре желтой зоны, где при нашем появлении погас свет. Вряд ли это было совпадением – скорее всего, работа Хольта, которогошантажом и угрозами заставили нам помогать. Тусклые лампочки аварийного освещения у самого пола подсвечивали дорогу. Никого не встретив, мы почти бегом добрались до выхода. Детлеф вытащил из кармана что-то маленькое и приложил к сканеру на двери. Створки разъехались, и мы оказались на улице.

Ледяной ветер едва не сбил меня с ног.

– Стоим здесь, – сказал Детлеф. – Ждем.

Мы забились в тень, став на единственный клочок земли, которого не достигал синеватый свет. Я обхватила себя руками, и Детлеф с Петером синхронно прижались ко мне с двух сторон.

– Холодно? – спросил Петер. – Возьми мою куртку.

Я помотала головой. Я чувствовала холод, но – странное дело – он меня совсем не беспокоил.

А через несколько секунд мне стало все равно, холодно ли на улице, потому что я увидела Коди. А вместе с ним и сержанта Хольта. Они шли, стараясь держаться в тени, то замедляясь, то почти бегом преодолевая слишком светлые участки.

– Коди, – сказала я одними губами.

Они мне не соврали. Коди не остается на базе. Коди не станет новым Измененным.

И тут Петер резко шагнул назад, прижимая меня к стене – так, словно хотел, чтобы я прошла сквозь стену обратно в желтую зону.

– Что? – шепотом спросил Детлеф, заметивший этот маневр.

– Кто-то идет, – ответил Петер.

Эрика достала оружие. Губы ее превратились в нитку.

Шаги приближались, теперь и я их слышала. Два человека. Тяжелые шаги, которые получаются, когда носишь грубые армейские ботинки. Гравий хрустел под подошвами.

– Если заметят, – сказал Детлеф, – действуем по плану. Один прикрывает, остальные уходят.

Мне не хотелось знать, кого они определили на роль прикрывающего.

Из-за угла здания показалась тень, потом вторая. Патруль. Кто-то, кого отправили на ночное дежурство. Обходят территорию – когда-то мне это казалось бесполезной тратой времени, особенно, когда мерить шагами периметр нужно было мне.

Шаг, еще шаг. Сейчас они выйдут из-за угла. Посмотрят в нашу сторону? А если посмотрят – увидят нас? Если там кто-то с модифицированными глазами – может, нас уже заметили?

Мне показалось, что я задыхаюсь. Я не вернусь обратно в камеру. Только не туда!

Из-за угла показались две фигуры. Осматривают территорию, на поясе парализаторы. Черт, даже под пулю подставиться не выйдет! Я следила за ними из темноты, не отводя взгляд ни на секунду. Они смотрят прямо. Один из них поворачивает голову, как в замедленной съемке. Три… два…

– Корто! – рявкнул сержант Хольт и шагнул на освещенный участок, выволакивая следом моего брата. – Дерьма кусок, решил устроить себе перекур после отбоя?!

Как по команде патрульные повернулись в их сторону, сделали два шага вперед, одновременно вскинули руки в приветствии. Хольт повторил их жест.

– Идите дальше, – процедил он, – здесь сейчас будет лекция о вреде курения. Ну! А ты, тварь, не надейся у меня отделаться отжиманиями, ты у меня, гнида, сегодня свои легкие выплюнешь. Пошел!

Патрульные поспешили убраться, решив не испытывать судьбу. Все знали, что попадаться Хольту под горячую руку не стоит.

А несколько секунд спустя я уже обнимала Коди. Он прижимал меня к себе, и ничего не имело значения. Холодно, страшно – пусть. Мы вместе, значит, справимся.

– Корто, – с кислой физиономией поприветствовал меня Хольт. – Стоило пристрелить тебя в пустошах. Ладно, слушайте сюда. Ленц, – он ткнул пальцем в Петера, – ты идешь со мной и рядовым Корто вперед. Остальные ждут сигнала. Есть всего одно место на периметре, которое не просматривается камерами. Отклонитесь на шаг в сторону – вам конец. Керефов, ты страхуешь рядовую Корто. Это ясно?

– Нет, – сказала я. – Я не могу уйти. Мне нужно в центр связи.

– Нет, не нужно, – сказал Хольт. – Тебе нужно свалить отсюда и забыть о моем существовании.

– Я должна уничтожить данные, которые хранятся на серверах. Я знаю, что хочет сделать полковник Валлерт. То есть не знаю, но я поняла, как он думает. Если не остановить это… то, что здесь происходит… будет один теракт за другим, пока закон о трансгуманизме не отменят. Люди согласятся, если поверят, что модификанты – единственное, что можно противопоставить террористам. И у нас будут Измененные.

– Да плевать на Измененных, – сказал Коди. – Давай выбираться отсюда, просто уедем подальше, Валлерт нас не достанет.

– Ты не понимаешь, – покачала я головой. – Если у него будут модификанты, много легальных модификантов, целая армия – думаешь, он не захочет ее использовать?

– Это не от него зависит, – сказал Коди. – Ты не должна так рисковать собой.

– А я вот сомневаюсь. И в любом случае хочу рискнуть.

– Я тоже, – сказала вдруг Эрика, и на лице ее была решимость. – Ты больная, но я с тобой. Идем, потом попытаемся выбраться. После того, как мы возьмем этот долбанный центр штурмом, можно будет не бояться камер.

– Ты в этом уверена? – спросил меня сержант Хольт.

– В чем именно?

– В том, что полковник связан с «Ин урма Эва»?

– «Ин урма Эва» не существует, – покачала я головой. – Нет никаких сторонников Возрождения Нации. Только один психопат с оружием и военным бюджетом.

– И ты решила его остановить?

– Я решила попытаться.

– И как ты будешь это делать? Серверная защищена, и просто имей в виду, что куча медицинских данных хранится на компьютерах желтой зоны, даже если ты все там разберешь по винтику – на что, кстати, уйдет пара дней…

– Есть способ сделать это быстро. Но для этого мне нужно попасть в дата-центр. Именно мне.

Может, данные есть и в желтой зоне. Но я была уверена, что, стоит мне подключить Нико к центральному серверу, он сможет положить всю внутреннюю сеть. Вот если подключиться к одному из компьютеров за стенкой, которую мы сейчас подпираем – может и не выйти. Ди говорил искать самое главное, что тут есть, чтобы наверняка, и ошибиться я не имела права.

Наверное, я выглядела очень уверенной в том, что говорила. Потому что сержант Хольт вздохнул и сказал с каким-то обреченным выражением:

– Ты действительно уничтожишь все данные? Все, включая записи с камер и историю доступа по внутренним ключам? Тогда идем. Я могу провести вас туда так, чтобы не пришлось никого убивать.

***

Я не знала, чей ключ был у сержанта. Конечно, я его спросила, и, конечно, он не ответил. Я сама додумала, что если он воровал что-то у армии – чипы, препараты, то, что можно вынести незаметно, – то и ключ для доступа себе давно раздобыл. Вот только, на чье бы имя он не был, ночной визит в центр связи все равно выглядел слишком подозрительно.

Мы пошли вчетвером – я, сержант Хольт, Эрика, которая отказалась остаться, и Коди, который сказал, что больше меня из виду не выпустит. Поэтому сержант Хольт сделал вид, что поймал Коди на нарушении и теперь тащит куда-то, чтобы воздать по заслугам, а мы с Эрикой шли другим путем, изображая патрульных. Мы не были похожи на патрульных. Особенно я. Меня перестало шатать, даже холода я не чувствовала, но вид имела жалкий. Оставалось надеяться, что в темноте это не слишком заметно.

Я не могла не думать о том, скоро ли меня хватятся. Когда должна смениться охрана? Когда новый охранник явится и не найдет меня на месте? Как скоро он догадается проверить остальные камеры? Если это произойдет сейчас, если поднимут тревогу – что мне делать? Попытаться сбежать? Или закончить то, что начала? Я была уверена, что должна уничтожить информацию, даже если это будет стоить мне жизни. Но вот поручиться за себя не могла – что, если я не выдержу, если испугаюсь и побегу? В Вессеме это уже случилось…

Мы с Эрикой добрались до центра связи первыми. Его уже отремонтировали, дыру в земле залили бетоником, хотя здание все равно выглядело заметно потрепанным.

Затаившись в тени, мы стояли не двигаясь, пока из темноты не появились две фигуры, пока дверь не издала писк, подтверждая, что владелец ключа имеет право войти. Тогда мы отмерли и кинулись вперед. Дверь за нами закрылась и заблокировалась с тихим щелчком.

– Вперед, – сказал Коди шепотом. – Сержант Хольт?

– Идите, – мотнул головой Хольт. – С камер вы информацию удалите, а из памяти наблюдателей – вряд ли.

Хотя я и была здесь, маршрут казался незнакомым – в конце концов, в прошлый раз я влезла через дыру в потолке.

Никто из нас не знал, сколько людей сейчас в здании. Есть ли охрана, сколько у них оружия. У нас на троих было два пистолета и нож, те, что мы забрали у моего охранника. Пистолет Детлефа остался у Детлефа. Я очень надеялась, что они с Петером смогут спрятаться и стрелять им не придется.

Конечно, наше присутствие заметили. Очень скоро мы услышали шаги и машинально метнулись в стороны, прижались к стенкам коридора – мы с Коди с одной стороны, Эрика напротив.

Шаги приближались.

– Доктор? – спросил кто-то.

Под потолком загорелся свет.

– Доктор Эйс…

– Стоять, – сказал Коди, направляя пистолет на того, кто вышел нам навстречу.

Имени его я не знала и не стала читать фамилию на нашивке. Эрика скользнула вперед, заломила его руки, выдернула ремень и связала запястья. На все у нее ушло несколько секунд.

– Только попробуй издать хоть один звук, – сказала она. – Где остальные?

Не сводя глаз с пистолета в руках Коди, парень мотнул головой.

– Мы сейчас. Корто, найди какую-нибудь подсобку, где их можно запереть, – бросила мне Эрика.

Я послушно принялась проверять каждую дверь, прислушиваясь к тому, что делают Коди и Эрика, но подсобки не было. Да и зачем она здесь? Был дата-центр, была ниша со стоянкой роботов-уборщиков, чей-то кабинет, туалет... В конце концов за очередной дверью я обнаружила Коди, Эрику, целую кучу мониторов и двух связанных парней. Я развела руками.

– Есть туалет, – сказала я. – Но он не запирается.

– Решаемо, – сказал Коди. – Глаза бы им завязать.

Эрика кивнула и принялась срезать с одного из парней футболку. Парень сверлил ее ненавидящим взглядом, но молчал. А потом Эрика разрезала футболку на полоски и завязала глаза обоим.

Коди исчез за дверью и появился уже вместе с сержантом.

– Надо вывести их отсюда. Если у них есть тревожная кнопка, нажать ее – дело секунды.

– Может, они уже нажали, – сказала я.

– Тогда не теряй времени.

Я кивнула и вышла в коридор. Дверь в серверную – прямо напротив, а за ней лестница. Все как я помнила.

На этот раз я не стала прыгать через перила. Пол был новый, стены тоже отремонтировали. А стойки остались те же самые, и подсвечены были так же, как я запомнила. Я прошла между одинаковых рядов, пытаясь найти что-то, к чему я смогу подсоединить Нико.

В самом конце огромного зала нашелся монитор и клавиатура – может, кто-то из технической службы работал здесь сегодня. Держась за кабель, я дошла до одной из стоек. Ладно, эта выглядит на хуже других. Пусть будет она.

– Ты на месте, Корто, – сказала Эрика.

Она заметно нервничала. В конце концов, раньше ей не приходилось брать заложников. Не знаю, куда она дела пленников, но с собой не привела. Сержант Хольт остался у двери – одним глазом поглядывал в коридор, другим – на нас.

Я взяла у Эрики нож, взглядом спросив разрешение. Открутила кончиком два болта, потом посмотрела на Коди, и он, поняв меня без слов, подошел и сорвал крышку с сервера. Открылось нутро – платы, провода, множество деталей, назначения которых я не знала. Мне и не нужно было. Ди научил меня, что делать.

– Ну, – поторопила Эрика.

«Ты умеешь переносить боль, – сказал мне однажды Ди. –Ты сможешь вскрыть себе руку, если от этого будет зависеть твоя жизнь».

Я глубоко вдохнула, задержала дыхание, взяла нож покрепче. И воткнула его себе в плечо, прямо в центр татуировки.

– Рета, – пробормотал Коди, сделав движение, чтобы перехватить мою руку, но я помотала головой.

Не подходи. Я знаю, что делаю.

Повела лезвие вниз, разрушая рисунок, который Эме так тщательно вырисовывала на моей коже. Уронила нож на пол, зажмурилась, пытаясь отдышаться.

Ксентамин все еще действовал, но от боли мутилось в глазах.

Закусив губу, я полезла пальцами в рану. Вниз полетел медицинский чип. Капли крови стучали по полу.

Случайно я встретилась взглядом с сержантом Хольтом – он смотрел на меня так, словно впервые мне удалось его удивить.

Наконец я нащупала тонкую пластинку, поддела ее ногтем, следом вытянула из руки проводок. Вот так.

Сжав пластинку «Голоса» в руке, я опустилась на пол.

– Перевяжи мне руку, – сказала я, сжав зубы.

Эрика приняла это на свой счет. Взяв нож, она одним движением откромсала полоску от своей футболки и принялась бинтовать мое плечо. На лице ее было ошарашенное выражение, но работала она быстро, сосредоточенно, и руки не дрожали.

– Что это за дерьмо вообще? – сдавленно спросила она, заканчивая с перевязкой. – Что ты из себя вытащила?

– Сейчас, – пробормотала я.

Мне нужно было еще немного времени, чтобы прийти в себя, отдышаться, чтобы боль стихла. Но времени у меня не было.

Стоило Эрике затянуть узел, как раздался звук сирены.

– Что это? – вскинулась я.

– Тебя ищут, – сказала Эрика и вскочила. – Если у тебя и правда есть какой-то план, то самое время его осуществить.

– Внимание, это не учебная тревога, – разобрала я доносящиеся с улицы слова. – Зафиксирован побег заключенного.

Я встала, пошатнулась, ухватилась за стойку. Опустила глаза и разжала ладонь. Вот. Это Нико. Это парень, которого я любила, сколько себя помню, которого я защищала, с которым мечтала прожить всю жизнь, которого я ненавидела за то, что он с собой сделал.

Мне казалось, что я на части разваливаюсь.

Но звук сирены не смолкал, и я чувствовала направленный на меня взгляд Эрики – она надеялась, что я не сошла с ума и смогу сделать то, что обещала, и взгляд Коди – он чувствовал мою боль и понимал, что именно я держу сейчас в руках, а где-то там были еще Детлеф и Петер, которые всем рискнули, чтобы вытащить меня из черной зоны, а еще дальше были люди, которые уже все равно что мертвецы, будущие жертвы терактов во имя армии модификантов. Так что я подошла к стойке и принялась за работу.

Руки дрожали. Это коннектор на вход, этот – на выход. Плата не совсем знакомая. Это сюда. Здесь надо перекрыть вывод данных. Спрятать пластинку «Голоса» между деталями, так, чтобы ее не было видно. Готово.

Готово.

Я подняла голову и, всхлипнув, сказала:

– Привет, Нико.

И вздрогнула, когда монитор засветился и тихий голос откуда-то сверху, из системы оповещения, ответил:

– Привет, Рета. Нужна помощь?

Глава 25

Только Коди понял, что именно я сделала. А объяснять остальным было слишком долго.

– Кто это? – спросила Эрика. – Твой друг из Чарны? Как он сумел подключиться?

Я помотала головой. Позже. Если выберемся отсюда – я ей все расскажу.

– Нико, – сказала я, – здесь масса информации. Ее нужно уничтожить. Всю, на всех компьютерах, на всех жестких дисках. Сделай так, чтобы ничего не осталось. Если сможешь сломать что-нибудь, сжечь оборудование – давай.

– Это займет время, Рета, – ответил спокойный голос Нико.

– Много?

– По приблизительным оценкам – около четырех часов.

Я прислонилась к стойке и закрыла глаза. Вот и все. Нам не продержаться здесь четыре часа, чтобы я могла забрать Нико, когда он закончит. Нам придется бежать и бросить его здесь.

– Ты можешь отключить камеры и удалить все записи?

– Да, Рета.

– Этот парень как робот, – негромко сказала Эрика.

– Заткнись!

Я едва не плакала.

– А… можно сделать вид… создать впечатление, что мы где-то еще? Может, датчики движения или что-то такое?

– Да, Рета.

– Да кто он такой? – прошептала Эрика, повернувшись к Коди.

Коди не ответил.

Я закусила губу. Пульсирующая боль в руке мешала сосредоточиться. Что еще? Что еще нам нужно?

– Ты… ты можешь отключить свет? Сирены? Можешь разблокировать все замки?

– Да, Рета.

Будет темно, и ворота не будут заблокированы. Конечно, там охрана, но мы пройдем.

Я мысленно шла от одной точки к другой. Мы выйдем, мы выберемся отсюда. И мне надо будет встретиться с Ди.

– Ты говорил, что сможешь подключиться к своему комму. Сможешь передать сообщение, – сказала я с надеждой.

Как-то ведь Детлеф умудрялся отправлять письма родителям. Конечно, их читали – но ведь он все равно их как-то писал!

– Мне жаль, Рета. Эта сеть изолирована. Мне нужно любое дополнительное устройство связи.

Было бы у меня устройство связи, я бы и сама ему позвонила, подумала я. А может, и нет. Наверняка сообщение мгновенно перехватят, расшифруют и вычислят, где находится абонент. Я не успею нажать отбой, а Ди уже расстреляют.

За моей спиной произошло мгновенное движение, и уже через секунду на плечо мне опустилась рука. Я обернулась – сержант Хольт стоял рядом со мной, а Эрика с его пистолетом была возле двери. Опустив взгляд, я увидела, что сержант протягивает мне свой планшет.

– Полковник меняет коды доступа каждые три дня, – сказал Хольт. – Я не знаю действующих, но, может быть…

Я выхватила у него планшет.

– Кто-то знает, как подключить эту хреновину… к чему-нибудь тут? – спросила я.

Я не сомневалась, что Нико справится с системой безопасности Валлерта. В своем нынешнем состоянии – точно справится.

– Думаю, я смогу, – раздался голос от двери, и мы, подскочив, обернулись.

В дверном проеме стояла капитан Северин.

Коди вскинул пистолет, направляя на нее. Эрика, наоборот, растерянно опустила оружие. Как бы она ни ссорилась с мачехой, но убить ее она точно не хотела.

– Какого черта ты тут делаешь? – спросила она с какой-то странной болью в голосе.

– Как вы нас нашли? – гораздо более спокойно спросил Коди.

Я посмотрела на брата. Он прищурился, глядя на эту неожиданную проблему, словно прикидывал, как ее решить. Обе руки сжимают пистолет, колени чуть согнуты, корпус немного развернут. Выстрелит, поняла я. Сейчас узнает у нее, как она нас нашла – и сразу выстрелит.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– Проследила за ней, – сказала капитан Северин, выталкивая вперед еще одного человека.

Доктор Эйсуле.

– Да тут сейчас все командование соберется, – пробормотал сержант Хольт.

Его ключ, поняла я. Тот парень, что вышел нам навстречу, думал, что это доктор Эйсуле. Она услышала тревогу, поняла, кто именно использовал ее доступ, и пришла сюда.

Но почему сама? Почему не позвала с собой кого-то?

– Кто еще знает? – спросил Коди жестко.

– Думаю, никто, – сказала я. – Они никому не сказали.

Я встретилась взглядом с доктором Эйсуле. Лицо ее было как обычно отстраненно-дружелюбным, на тонких губах – едва заметная улыбка. Словно не ее держат на прицеле. Словно мы с ней разговариваем в ее лаборатории перед очередной медиаторской сессией.

– Что вам нужно? – спросила я ее.

Не отвечая, она сделала шаг вперед. Прошла мимо Коди, не удостоив его взглядом, мимо Эрики, через всю комнату. Остановилась напротив меня. Она была невысокая, но странным образом смотрела на меня сверху вниз.

– Знаешь, почему я стала заниматься этим проектом? – спросила она негромко.

– Да, Десятидневная блокада, вы говорили.

– Ну да, точно, – усмехнулась она. – Забудь про это. Есть пример получше. Почему Возрождение Нации проиграло?

– Потому что Северный союз поддержал…

– Да потому что после Караги, после Мышанки свои же повернулись против Галаша! Многие офицеры переходили на сторону Альянса, начинали открыто поддерживать Фогараши, который обещал им, что больше никаких Измененных не будет.

И обманул, подумала я. Были бы у него Измененные нового поколения. Если бы не Владимир Джехона.

– Я хотела, чтобы у нас была совершенная система связи, – сказала она с горечью. – Хотела, чтобы исход боя не зависел от эмоций одного человека. Чтобы не было ни трусов, ни предателей. Откуда мне было знать, что предатель стоит на самом верху этой цепочки. Знаешь, сколько медиаторов я видела до тебя? Сколько модификантов носили эти импланты? – не глядя, она указал на Коди, который все еще держал ее на прицеле.

Я отвернулась, бросив взгляд на монитор. Пусть раскаивается без меня.

– Я обещала тебе лекарство, – сказала доктор Эйсуле, и я замерла. – А я выполняю свои обещания.

Она сунула мне в руку что-то небольшое. Я посмотрела – это был чип, носитель информации.

– Это формула и инструкции по синтезу. Не знаю, где ты найдешь лабораторию. Но если ты сумела сбежать от Валлерта – с этим точно справишься.

Я опустила чип в карман, который застегивался на молнию. Она скопировала данные, не зная, что Нико вот-вот уничтожит всю информацию на всех компьютерах. Эта единственный в мире чип с формулой, которая может спасти нас с Коди.

– Удачи, – сказала доктор и развернулась, чтобы уйти.

Прямая спина, четкие движения, уверенный шаг.

– Да, – сказала я ей вслед. – Вам тоже.

Капитан Северин осталась стоять.

– Есть разговор, – сказала она Эрике.

– Говори.

Эрика уже справилась с собой и теперь говорила спокойно, даже с вызовом.

– Не здесь, – поморщилась капитан Северин.

– Здесь, – сказала Эрика. – Или можешь присоединиться к тем двоим в туалете.

Ее мачеха вздохнула.

– Ты можешь сказать, что они взяли тебя в заложники, – сказала она, и Эрика вздрогнула. – Я подтвержу. Я не буду мешать им уйти. Ты сможешь вернуться в десантные или поехать к отцу.

Эрика покачала головой.

– Я их медиатор, – сказала она, и это звучало так глупо – здесь и сейчас, что мне захотелось плакать. – Я за них отвечаю. Мы уходим вместе.

– Дурочка, – сказала капитан Северин обреченно. – Какая же ты дурочка. Я предлагаю тебе выход. Не прятаться по помойкам всю оставшуюся жизнь, а вернуться, дать показания и жить дальше. Я с самого начала просто пытаюсь вытащить тебя из этого… проекта.

Она точно хотела сказать что-то другое.

Эрика покачала головой.

– Нет. Не после того, что случилось с мамой и Идой. Валлерт… Если это правда, что «Ин урма Эва» не существует… Он за это ответит.

Капитан Северин прикрыла глаза, на щеках ее алели пятна.

– У него есть прототип, – сказала она тихо, сквозь зубы, так, что я едва ее услышала. – У твоего отца получилось. Он убьет вас всех, каждого, кого сможет найти.

– Значит, – сказала Эрика, вскинув голову, – надо сделать так, чтобы мы первые его нашли.

– Ты вообще понимаешь, что это будет значить для твоего отца – потерять еще одну дочь?

Эрика молчала, они с мачехой глядели друг на друга. Наконец капитан Северин отвела глаза.

– Я сделаю, что смогу, – сказала она. – Но лучше беги очень быстро. И выкинь из головы эту чушь про медиаторов и их ответственность. Ты не медиатор. Ты государственная преступница, которая подрывает обороноспособность своей страны.

Быстрым шагом она подошла ко мне, вырвала планшет из моих рук и принялась возиться с подключением. В сторону полетела задняя панель, из открытого сервера она выдернула какие-то провода.

– Готово, – сказала она наконец. – Не знаю, что вы тут делаете, но вам это не поможет. Допуск только у самого Валлерта.

– А теперь еще и у меня, – пробормотала я едва слышно. – Спасибо, капитан Северин. Но вам лучше уйти отсюда.

– Что ты делаешь, девочка? – спросила она, покачав головой. – В этот проект вложены такие силы… Ты думаешь, что быть слабым – это и есть добро? Ты ошибаешься.

– Может быть, – кивнула я. – Только вы почему-то пытались отговорить Эрику участвовать в этом очешуительном проекте. Значит, вы тоже сомневаетесь.

– Нет, – сказала она. – Это сделало бы нас не просто сильными. Цера стала бы страной, от которой зависит все. Мы смогли бы диктовать свои условия всему миру.

– Здорово, – сказала Эрика. – Я бы даже согласилась. Только, знаешь, сначала террористы взорвали школу, потом мы расстреляли террористов. А потом выяснилось, что никаких террористов нет. Есть только мы. А люди, взрывающие школы, не должны диктовать миру условия.

– Твой отец говорил, что ты похожа на свою мать, – сказала капитан Северин. – А я смотрю на тебя – и вижу его. И я не хочу, чтобы следующий Феникс Фогараши назвал чудовищем и казнил дочь человека, которого я люблю. Что бы ты об этом ни думала.

Она развернулась и вышла, а мы остались. Коди наконец опустил пистолет. Эрика выглядела растерянной.

– Нико, ты меня слышишь? – спросила я. – Теперь у тебя получится установить связь?

– Да, Рета, – ответил бестелесный голос. – Ты можешь набрать сообщение.

Я приблизилась к клавиатуре. Замерла в нерешительности.

Что я скажу Ди? Он говорил, что будет держать комм включенным – но что, если он передумал? Вернулся из пустошей, понял масштаб того, к чему я причастна?

А если я отправлю сообщение – а его перехватят? Если Нико ошибся, если канал ненадежен? Если я напишу – и подставлю его?

А если я не напишу – и подставлю всех нас, включая Коди?

Сейчас ночь. Может быть, он вообще не прочитает. Может быть, он спит. Может, даже спит не один.

– Ты там пишешь или нет? – спросила Эрика привычно раздраженным тоном, и я порадовалась, что она так быстро взяла себя в руки. – Если не пишешь, то валим отсюда.

А если он вообще не поверит, что это я?

Я положила руки на кнопки. В тот день мы развлекались, придумывая друг другу позывные. Себе я так и не придумала. Вариант, который мне нравился, уже был занят.

«Стингер, – набрала я быстро, – это Джин-тоник. Прием».

Пожалуйста, ответь, взмолилась я мысленно, скрестив пальцы. Даже если ты меня ненавидишь – ответь. Я хотя бы буду знать, что в тот день ты вернулся из пустошей.

«Привет, Джин-тоник», – появилась на экране надпись, и я выдохнула.

И остановилась, не зная, что еще сказать.

«Рад, что у тебя все получилось», – появилась следующая строчка.

Что ему сказать? Попрощаться? Попросить прощения?

«Я должна была уйти раньше, – набрала я. – Мне жаль, что я тебя не послушала. Не знаю, удастся ли мне выбраться. На всякий случай прощай».

– Ты на это тратишь время? – возмутилась Эрика, заглядывая мне через плечо.

«Стоп, Джин-тоник, не так быстро. Я тебе помогу. Что тебе нужно? Где ты?»

«Это небезопасно», – начала я писать, но тут Эрика оттолкнула меня в сторону.

«Одежда, документы на пятерых – две девушки и три парня. Еда и оружие, какое сможешь достать», – набрала она быстрее, чем я смогла оттащить ее от клавиатуры.

– Ты что делаешь? – возмутилась я. – А если его убьют?

– А если нас убьют? Тебя, меня, твоего брата? Детлефа?

«Где встретимся?» – появилась на экране следующая строчка.

– Где вы можете встретиться? Есть у вас с ним какое-то знакомое место не слишком далеко отсюда?

– Есть, – кивнула я и принялась набирать:

«В доме, где растет дерево. Если меня не будет, не жди. Оставь все там, где ты нашел пистолет».

– Что это еще за дом, где дерево?

– Если идти на запад, – сказала я, воспроизводя в голове карту, – будет старая дорога к Вессему. Нужно немного пройти по ней на север, и наткнешься на развалины дома. Однажды мы с… этим парнем там ночевали.

– Отлично, вот и договорились. Все, надо выбираться.

– Одну минуту, – кивнула я, снова повернувшись к клавиатуре.

«Если мы не увидимся, то я хочу попросить прощения», – написала я.

«Увдимся, – тут же написал Ди. – До встречи, Джин-тоник».

– Нико, отключай связь.

Сержант Хольт выдернул свой планшет. Коди принялся старательно приставлять крышку на место, завинчивая болты ножом.

– У тебя есть доступ к системам слежения? Где сейчас все?

– Судя по тому, что я вижу, основные силы находятся у главных ворот. Еще одна группа – у запасных. Часть людей за ограждением.

Кажется, Ди меня не дождется.

– Хорошо. Отключай все. Вообще все.

Через секунду шум, который мы слышали все это время, стих. Не ревела сирена, не слышался голос, сообщающий, что надо ловить сбежавшую преступницу Реталин Корто. Мы оказались в тишине. В ушах звенело.

– Нико, – сказала я, глядя в экран, – когда ты тут все уничтожишь, все сотрешь – не дай им себя обнаружить. Не дай им понять, что это за технология, хорошо?

– Тебе пора идти, Рета, – сказал Нико с экрана. – Не волнуйся. Я все сделаю.

– Нико, – всхлипнула я, глядя на него. Картинка плыла, система притормаживала, обрабатывая невероятный массив данных. – Я же тебя больше никогда не увижу, да?

– Скорее всего, – кивнул он с экрана. – Мне очень жаль, Рета.

– Тогда скажи мне хотя бы сейчас, пожалуйста, скажи мне, – я понимала, что другого шанса спросить у меня не будет, и наконец решилась, – ты настоящий или нет? Ты правда Нико или, как говорит Кару, просто слепок памяти и набор хакерских утилит с голосовым помощником? Ты хоть что-то чувствуешь?

Он улыбнулся, и я поняла – не ответит.

– Настоящее – это просто то, во что ты веришь, – сказал он.

Я видела взъерошенного светловолосого парня на экране, и мне казалось, будто ничего этого не было – аварии, флойта, крематория. Я как никогда ясно понимала, о чем он говорит.

– Я тебе еще хотела сказать, – начала я, и меня накрыло дежа-вю. Здесь не лучшее время и место – снова – но других у меня и не будет. – Я давно хотела… сказать, что…

Мои губы шевелились, беззвучно проинося то, что я никогда не решалась сказать вслух.

Он улыбался, глядя на меня. Он знал. Конечно, он всегда это знал.

– Рета, нам надо уходить, – Коди, незаметно оказавшийся за моей спиной, схватил меня за руку и потянул за собой. – У нас правда мало времени.

Я сделала несколько шагов, не отрывая взгляда от экрана.

– Прощай, Нико, – сказала я едва слышно.

Он не ответил. Наверное, не услышал.

Эрика шла первой, проверяя, свободен ли путь, Коди тащил меня за собой, а я просто переставляла ноги. Слезы текли сами. Вот и все. Теперь он умер по-настоящему, и мне нужно пережить это снова, во второй раз. Как будто одной смерти Нико мне было мало! Да, он умер не глупо, как в прошлый раз, не бесцельно, не зря, но все равно – его больше нет. Его смерть означает, что не будет ни армии модификантов, ни проекта Валлерта, ни нового теракта в школе, но еще это означает, что я никогда больше его не увижу. И я никогда никого не смогу полюбить так же сильно.

Глава 26

Детлеф и Петер появились как настоящий ночной кошмар. Сержант Хольт растворился во мраке, не прощаясь, и, пока мы всматривались в темноту, пытаясь понять, куда бежать, они спрыгнули откуда-то сверху, приземлившись прямо перед нами.

– Детлеф! – зло прошипела Эрика. – Я чуть не выстрелила!

За долю секунды она успела достать оружие, прицелиться и понять, что стрелять не надо. Я же успела только шарахнуться в сторону.

Я и так с трудом заставила себя сделать шаг на улицу. Там было темно, так темно, что мне казалось, стоит войти в эту темноту, и я снова окажусь запертой и уже никогда не выйду на свет.

– За мной, – кивнул Детлеф. – Я не знаю, где здесь камеры, но будем надеяться, что нас не отследят.

– Камеры больше не проблема, – сказала я. Глаза начали привыкать к темноте, я различала силуэты зданий и звезды, и наконец смогла выдохнуть. – Считай, ни камер, ни замков, ни освещения больше нет. Вот то, что нас ловят все, кто способен держать оружие – это проблема.

– Тем лучше, – кивнул Детлеф. – Мы немного постреляли в восточном квадрате, сейчас нас ловят там. Можем попытаться прорваться через центральные ворота или разделиться и выбираться по отдельности.

– Лучше не разделяться, – сказала я.

– Тогда идем. Нас всех тренировали одинаково, но по крышам хорошо прыгаем только мы. Ну, и еще Волчек, но, надеюсь, он сейчас вместе со всеми.

Я бы не забралась на крышу сама и уж тем более не перепрыгнула с одного здания на другое. Немного утешало, что и Эрика тоже не могла этого сделать – нас перетаскивали Петер и Детлеф, а Коди прыгал первым и проверял, насколько там безопасно, и так пока мы не оказались на крыше одного из зданий зеленой зоны. Дальше была только асфальтированная площадка и роща, которая прикрывала здания от любопытных глаз, а сразу за ней – ограждение, вышки с бесполезными слепыми прожекторами, ворота и грунтовка, уходящая куда-то на юг.

Мы лежали, пытаясь понять, что делать.

Коди пошарил по карманам, достал протеиновые батончики, один взял себе, остальные раздал Детлефу и Петеру. Я протянула руку и тоже взяла один. Действие ксентамина закончится, и голод вернется. Лучше не ждать этого момента.

Основная масса людей, видимо, и правда была на восточной стороне, но и здесь народу хватало.

– Давайте так, – сказал Детлеф, оценив обстановку, – мы с Петером идем вперед, вызываем огонь на себя. Коди, ты прикрываешь девчонок. Когда поймете, что путь свободен – спускаетесь и бежите.

Эрика злилась, это было заметно. Ей не нравилось быть тем, кого надо спасать. Она привыкла быть медиатором, привыкла, что она такой же солдат, как остальные. Но мы с ней и правда тут были единственными, чья жизнь была в реальной опасности – без имплантов, без сетчатой подкожной брони, без модифицированных болевых рецепторов. Одно попадание – и мы застрянем.

– Если вы вызовете огонь на себя, то вызовете и всю кавалерию, – заметил Коди.

– Незаметно выбраться все равно не удастся, – пожал плечами Детлеф.

– А кто-нибудь из вас умеет это пилотировать? – вдруг спросила Эрика, глядя куда-то в сторону.

Я проследила за ее взглядом. Один из ангаров был открыт – может, сложился, когда Нико отключил электричество, а может, его еще раньше открыли. Но теперь на площадке справа от нас стояли два гибридных орникоптера – маленькие, одноместные, легкие, состоящие, кажется, из одних реек и пары винтов. Едва ли такой вообще сможет взлететь с Петером, под которым земля проседает. А уж с нами всеми…

– Поднять такой смогу, посадить – вряд ли, – сказал Детлеф. – Но и не надо. Там ни брони, ни мощного мотора, подстрелят. К тому же у них удаленное управление, если перехватят – далеко не улетим.

Я хотела сказать, что не перехватят – Нико не даст. Но для этого пришлось бы объяснять, кто такой Нико и почему я так в него верю, а при мысли об этом я почувствовала знакомую боль в солнечном сплетении, которую сейчас не могла себе позволить.

– А что, если не сажать? – спросила я. – Если просто поднять – и пусть летит? Ведь нам не нужно их использовать. Нам нужно только, чтобы все поверили, что мы на них улетели. А если разобьется – еще лучше, пусть ищут тела. С какой высоты вы, ребята, можете прыгнуть так, чтобы не поломаться?

– Попробовать можно, – по лицу Детлефа расплылась знакомая улыбка. – Это отвлечет их даже лучше, чем стрельба. Один поднять, второй кинуть на контрольный пункт, пока они поймут, что к чему…

– Я пойду, – вдруг перебил его молчавший до сих пор Петер. – Отвлеку их. А вы бегите.

Детлеф несколько секунд смотрел на него, затем кивнул.

– Если не сможешь нас найти, – начала говорить я, – то на западе есть дорога, встретимся…

– Не ждите меня, – перебил меня Петер.

Мы все смотрели на него.

– Ты сказала, что замки не работают. Это правда?

– Да, но почему ты…

– Она мой медиатор, – сказал Петер, глядя куда-то в сторону, и я у меня по коже прокатилась ледяная волна.

Ива, девушка на минус втором этаже. Которая убила двоих модификантов и едва не убила Петера.

Он без нее не уйдет.

– Не надо, – сказала я тихо. – Она ведь даже не понимает…

– Она там одна, – сказал Петер, и я стало понятно, что спорить бесполезно. – Она месяцами лежит там, зовет хоть кого-нибудь. Но никто не приходит.

Петер помолчал, потом скинул куртку, отдал ее мне, кивнул каким-то своим мыслям и подобрался.

– Будьте готовы, – сказал он и исчез за краем крыши.

– О чем он вообще? – спросила Эрика.

– Я тебе потом расскажу, – соврала я.

Я не собиралась ей рассказывать. Это была тайна Петера, и теперь он ушел к своей яблочной девушке, понимая, что что сейчас, когда мы отключили все приборы, она может умереть. И теперь он собирался или спасти ее, или разделить с ней ее смерть.

Эрика говорила, что, работая вместе, медиатор и модификант так привыкают друг к другу, что ощущают себя одним целым. Меня это зацепило только краем, а вот Петер жил эти месяцы, чувствуя, что половины его личности не существует. И ни я, ни Эрика не могли по-настоящему ему помочь. Только Ива.

Коптер ожил. Заработал маленький электромотор, выдвинулись тонкие крылья по бокам, машина дернулась, зашаталась, потом неуверенно поднялась в воздух – низко, на метр, не больше. Со стороны ворот кто-то кинулся бежать, раздались выстрелы. И тут коптер рванул вперед, прямо на контрольный пункт. Темные фигуры бросились врассыпную, коптер влетел прямо в ограждение – посыпались искры, что-то рвануло, мгновенно вспыхнуло пламя. И только потому, что я знала, куда смотреть, я заметила одинокую тень, бесшумно метнувшуюся обратно к ангару. Второй коптер поднялся, закрутился на месте.

– Бежим! – скомандовал Детлеф.

Честно говоря, мы не побежали – мы поползли. Подобравшись к краю крыши, Детлеф прополз по стене, словно паук, спустился до середины и остановился, уцепившись за что-то, что я не видела в темноте. Следующей пошла Эрика – сделала какой-то сложный маневр, использовав руку Детлефа как опору, чтобы спуститься. У меня так красиво не получилось – сколько сержант Хольт ни заставлял меня лазать по стенкам на полигоне, я все равно сорвалась, и только реакция Детлефа не дала мне упасть – он подхватил меня и приземлился уже вместе со мной. Последним спрыгнул Коди.

– Иди первым, – сказал он Детлефу, – я прикрываю.

Детлеф двинулся вперед, держа пистолет в опущенной руке, за ним Эрика, тоже с оружием в руках. Я повернулась к Коди – третий пистолет был у него.

– Есть лишний? – спросила я.

– Есть нож, – сказал он.

– Пойдет, – согласилась я.

В конце концов, этим ножом я сегодня уже ранила человека.

Рукоять удобно легла в руку, тяжесть металла странно успокаивала. Я догнала Эрику, Коди шел сзади, я чувствовала его присутствие, и от этого тоже было спокойнее. Мы вместе, мы выберемся. Все будет хорошо.

Детлеф выглянул из-за угла здания, оценил обстановку. Показал жест «ждем». Я прижалась спиной к стене.

«Ждем».

«Ждем».

«Пошли».

Второй коптер уже лежал на земле, тонкие рейки беспомощно топорщились, переломанные, ободранные, контрольный пункт на въезде горел, где-то сильно искрило – забор все еще был под напряжением и, судя по тому, что Нико его не отключил, система там была автономная, может, даже дублированная. Раздались выстрелы, где-то кричали, где-то отдавали команды, а Детлеф бежал вперед, и мы бежали следом за ним, и уже в самом конце я поняла, что он бежит прямо в огонь.

Отблески пламени сделали его светлые волосы рыжими. На бегу он обернулся, подал Коди какой-то знак, а потом схватил Эрику, перекинув ее через плечо, и прыгнул.

Это был огромный, невероятно длинный прыжок. Мне казалось, что я смотрю на него в замедленной съемке – как он отталкивается от земли, как пламя расступается и смыкается за его спиной.

На самом деле это заняло секунду.

– У меня получится, – сказал Коди, глядя на огонь.

– У тебя получится, – подтвердила я.

Я должна ему доверять. Я должна верить, что Детлеф и Эрика благополучно приземлились, что огонь не причинил им вреда, что по другую сторону огненной стены их не ждал полковник Валлерт.

Коди подхватил меня на руки и побежал. Я много раз видела, как он бегает на тренировках, как его импланты, его усиленные мышцы, все, что встроили в его тело, делают его немножко сверхчеловеком. Я много раз это видела, хотя обычно старалась не смотреть. Я хотела, чтобы он был моим братом, а не чудовищем, киборгом, способным в любой момент сойти с ума. Но сейчас вся надежда была на то, что именно эта его часть спасет нас обоих.

Коди взвился в воздух, легко, словно я ничего не весила. Я зажмурилась, прижалась лицом к его плечу. Сейчас. Сейчас мы или сгорим, или вырвемся отсюда.

Жар был мгновенным. Кожу обожгло, руку под повязкой пронзило болью, одежда начала тлеть, металл под пальцами стал горячим – а потом все закончилось, и под ногами снова оказалась земля. Я открыла глаза – Коди был передо мной, а огонь был позади меня. Я подняла руку, принялась стряхивать искры с его волос и плеч, и через секунду поняла, что Коди делает то же самое.

– Больно? – спросил он.

Я помотала головой.

Будет больно, когда действие ксентамина закончится.

Мы переместились за деревья, подальше от освещенного круга. Пахло горелым пластиком, по́том, раскаленным металлом и мокрой землей.

– Идем, – сказал Детлеф. – В лесу наверняка поисковые отряды, постараюсь заметить их первым.

– К северу отсюда ручей, – вспомнила Эрика. – Если притащат собак – лучше уходить по воде.

– Принято, – кивнул Детлеф.

Подняв голову, он что-то прикинул, прислушался к чему-то, склонив голову на бок, а потом повернулся точно на север и пошел вперед. Мы двинулись следом – достаточно быстро, но не бегом.

Я ничего не слышала, но то Детлеф, то Коди останавливали нас с Эрикой, касаясь плеча или просто поднимая руку в условном жесте, и мы стояли, прижавшись к деревьям, замирали на месте, пережидая опасность.

Огонь остался далеко позади, среди деревьев было темно, и я снова начала чувствовать тревогу, но Коди был рядом, и Детлеф, и Эрика, и иногда налетал порыв ветра и сдувал память о тесной темной камере, и я шла и шла, пока наконец не появился ручей. Не разуваясь, Детлеф спрыгнул в воду и пошел вверх по течению. Мы последовали за ним.

Спустившись, я остановилась, зачерпнула воды ладонями и умылась. Хотелось залезть в воду целиком, но времени не было.

Я вспомнила, как чувствовала себя водой – много раз. Как это было сначала страшно, а потом здорово. Больше этого никогда не будет. И, если только мы не попадемся, никто из нас больше этого не почувствует.

И стоило этой мысли оформиться в моей голове, как Детлеф остановился, словно налетев на невидимую стену. Я повернулась к Коди – он тоже стоял с растерянным видом. У Эрики в глазах был страх. Только я ничего не понимала.

– Что? – спрошептала я. – В чем дело?

– Я помню это, – сказал Детлеф, с трудом ворочая языком, – помню, но откуда?

– Кто-то… – пробормотала Эрика. – Кто-то пытается подключиться к нам, но я не понимаю… Я была последним медиатором, я бы знала, если бы был кто-то еще…

– Кто-то и был, – поняла я, холодея. Я не собиралась рассказывать Эрике правду,но, кажется, придется. – Ива, девушка, за которой пошел Петер. Ее способности вышли из-под контроля, и ее держали в медикаментозной коме, она не была опасна, если близко не подходить, а теперь… наверное, приходит в себя.

– Точно, – сказал Детлеф. Я готова была поклясться, что зрачок его глаза сейчас то расширяется на всю радужку, то сжимается в точку. – Минус второй этаж желтой зоны. Но… мы ведь тогда выбрались.

– Да, потому что я заставила тебя уйти, – быстро сказала я. – Эрика, ты должна подключиться к ним. Это единственный способ.

– Нельзя подключаться сразу двоим, – сказала она.

– Сейчас можно. Сейчас она еще не настоящий медиатор. Пока она не очнулась окончательно, ты сможешь выкинуть ее из чужой головы.

– Я не могу, – в отчаянии помотала головой Эрика. – У меня нет стимулятора.

– Ты сможешь, – я прошлепала по воде и взяла ее за плечи. – Сосредоточься. Закрой глаза. Ты не в лесу, ты в кабинете доктора Эйсуле, Олли сейчас вколет тебе стимулятор.

Эрика послушно закрыла глаза. Я нажала пальцем на ее плечо.

– Он действует, ты перестаешь чувствовать свое тело, поднимаешься высоко-высоко, но это не страшно, это не на самом деле…

– Прости, не получается, – покачала она головой.

Я обернулась, посмотрела на парней. Коди отошел от ручья, спотыкаясь, словно слепой, и уткнулся в дерево. Детлеф опустился на колени, обхватил голову руками.

– Черт возьми, Эрика, ты должна это сделать, или мы все умрем! – сказала я. Не было смысла прятаться, вести себя потише. Если это происходит с нами, то и у остальных модификантов сейчас проблемы. – Сосредоточься, я смогла, а ты тем более сможешь, тебя тренировали дольше на несколько месяцев!

Я схватила ее за руку, потащила за собой – поближе к Коди. Она шла неуверенно, ее тоже коснулся серый туман Ивы.

– Вот, сядь тут. Закрывай глаза.

Эрика села. Движения были странные, дерганные. Я на всякий случай забрала у нее из рук пистолет.

– Давай, представляй себе лабораторию Эйсуле, вспоминай свои ощущения. У тебя получится, когда Ива попыталась подключиться ко мне – у меня сразу получилось.

Я снова обернулась на парней. Плохи наши дела. Тогда мы с Детлефом выбрались только потому, что она не могла подключиться по-настоящему. Если сейчас она придет в себя и начнет отдавать приказы… Как там говорил Петер – черная воронка, выжигающая разум?

– Эрика, я в тебя верю. У нас тут вся надежда только на тебя. Давай.

Она кивнула и снова закрыла глаза.

Я оставила ее и шагнула к Коди. Он по прежнему стоял, уткнувшись лицом в кору дерева.

– Коди, – потормошила я его, – посмотри на меня, посмотри! Сопротивляйся, ты можешь!

Глаза у него были совсем мутные.

– Рета, – пробормотал он. – Я попробую.

– Не поддавайся ей, чего бы она ни хотела, пожалуйста, не делай этого! Смотри на меня, смотри, я здесь, мы здесь, мы вместе, Коди, только не поддавайся!

Я бросила быстрый взгляд на Эрику, потом наклонилась к ней. Она сидела, запрокинув голову и приоткрыв рот, и я не знала, получилось ли у нее перейти в медиаторский режим или она полностью подчинилась воле Ивы. Если получилось – у нас есть шанс, если нет – нам конец.

Я взяла ее за руку. Если бы я могла передать ей свои способности!

Глаза ее были полуприкрыты, и по их выражению я пыталась угадать, что же происходит в ее голове, когда заметила, что ее взгляд сфокусировался на чем-то за моей спиной.

Я обернулась. Прямо за нами посреди ручья стоял Детлеф. Он поднялся с колен и теперь медленно тянул руку к пистолету на своем поясе. Пальцы сомкнулись на рукояти, рука начала подниматься вверх, к виску.

– Эрика, сейчас или никогда, – сказала я, не отрывая взгляда от Детлефа.

Я не успею. Даже если кинусь сейчас на него, он модификант, он легко увернется. Рука поднималась медленно, очень медленно – Детлеф сопротивлялся изо всех сил. Но это происходило, и дуло смотрела уже не на голову Детлефа – оно поворачивалось к нам.

– Детлеф, не поддавайся, – сказала я, стараясь говорить ровно и спокойно. – Она не твой медиатор. Ты можешь не подчиняться.

Эрика зажмурилась. Я переместилась так, чтобы быть между ней и пулей. Выиграть для нее несколько секунд – вот все, что я сейчас могу.

Мне тоже захотелось закрыть глаза. И в тот момент, когда я решила, что мне конец, взгляд Детлефа вдруг стал осмысленным. Он вскинул руку и выстрелил.

Я сжалась, упала, прикрыв Эрику, и только потом поняла, что пуля прошла мимо, что он стрелял во что-то позади нас.

Послышался звук падающего тела, и надо было посмотреть, кто нас выследил, кого он убил, но я так боялась увидеть там кого-то из своей группы, что не могла заставить себя подняться и пойти туда.

Детлеф, пошатываясь, подошел к нам. Коди отлип от дерева и стоял почти уверенно. Эрика все так же сидела, закрыв глаза.

– Возьмите ее на руки, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Надо уходить отсюда.

Детлеф кивнул, бережно поднял Эрику. Не открывая глаза, она закинула руку ему на шею, уткнулась носом в плечо. Коди подал мне руку, помогая встать. Мы снова дошли до ручья – молча, словно нам всем хотелось, чтобы этой сцены никогда не было, а значит, и говорить об этом не надо, и, может, тогда окажется, что это неправда.

Мы успели пройти метров десять, когда действие ксентамина наконец закончилось.

Глава 27

Даже при том, что мы шли очень медленно, все равно приходилось останавливаться и отдыхать. Эрика старалась как могла. Безвольно повиснув на руках Детлефа, она не открывала глаз, и только благодаря этому мы двигались вперед. Движения у всех нас были дерганные, неуверенные, я едва передвигала ногами, и Коди приходилось поддерживать в вертикальном положении не только самого себя, но еще и меня.

Мы останавливались трижды.

Первый раз – когда наткнулись на чье-то тело, лежащее лицом в нашем ручье, и Эрика, смотревшая на все глазами Детлефа и Коди, сбилась и утратила концентрацию. Я не поняла, кто это был и почему умер, но остальные наверняка поняли.

Второй раз мы остановились, когда от слабости и боли во всем теле я уже не могла двигаться. Я легла на землю и гладила траву, пытаясь отдышаться, а потом замерзла окончательно, и пришлось вставать, сжав зубы.

В третий раз мы остановились, когда Эрика вдруг зашевелилась и открыла глаза. Я испугалась, но Коди и Детлеф тоже словно ожили.

Эрика схватилась за голову, сдавила виски и застонала. Детлеф опустил ее на землю, зачерпнул воды и смочил ей лоб.

– Все закончилось? – спросила я и тоже опустилась на землю.

– Да, – сказал Коди. – Или мы ушли достаточно далеко, или…

Я понимающе кивнула. На базе хватала людей без нейроимплантов, которые могли подобраться достаточно близко и убить и Иву, и защищавшего ее Петера. Модификанта сложно убить – но наверняка возможно.

– Или она очнулась и прекратила делать то, что делает, – закончил фразу Детлеф и тоже понимающе кивнул.

Он возился с Эрикой – сунул ей в рот какие-то таблетки, дал запить водой из фляги.

– Нужно идти дальше, – сказал Коди, посмотрев на меня. – Ты как?

– А есть еще ксентамин?

– Не подействует, – покачал головой Детлеф. – Надо подождать хотя бы до завтра. Как думаешь, долго еще?

Я покачала головой. Я не слишком хорошо понимала, где мы находимся, хотя и была уверена, что направление мы держим правильное. В конце концов, дорога и ручей пересекались недалеко от дома Нортов.

Детлеф проверил состояние Эрики – она держалась за голову и глаза не открывала, хотя явно слышала, о чем мы говорим. Я вспомнила себя после случая на полигоне и пожалела ее. Не знаю, что Детлеф дал ей, но, надеюсь, эти таблетки хоть немного помогут.

Теперь мы шли быстрее, хотя Коди и Детлефу по-прежнему приходилось помогать мне и Эрике. Лес закончился, и погони не было.

Мы шли вдоль ручья, пробираясь через прибрежные заросли, через кусты ивы и осоку, на всякий случай используя их как прикрытие – небо светлело. Под ногами чавкала грязь. Я куталась в куртку Петера – и невольно думала, что с ним стало. Я была уверена, что ни его, ни Ивы уже нет в живых, но вот как он умер – этого мне никогда не узнать. Можно было только надеяться, что Ива его хотя бы узнала.

Я едва могла переставлять ноги, когда мы добрались до дома.

– Сидите здесь, – сказал Детлеф, который привычно принял на себя командование нашим маленьким отрядом. – Я проверю, нет ли засады.

Стоило мне остановиться, как сознание отключилось – я уснула, не успев даже опуститься на землю, просто осела на руки Коди.

Сон был странный, рваный, то и дело меня словно что-то дергало, я просыпалась каждые несколько минут, чувствовала руки Коди и отключалась снова. Потом я почувствовала, как он поднял меня и понес в дом, а потом снова провалилась в беспамятство.

Очнулась я в темноте и едва не закричала от ужаса. В панике я шарила руками вокруг себя, и мне казалось, что из темноты на меня смотрит сержант Дале или другой сержант, имени которого я не помнила, а потом я как наяву увидела Измененного, который смотрел на меня своими жуткими глазами, и я поняла, что они нашли меня, убили моих друзей, а меня вернули в камеру – полковник Валлерт же обещал, что я из нее никогда не выйду. Задыхаясь, я пыталась нашарить стены, а наткнулась на чью-то руку. Я едва не закричала, но горло сжал спазм, и получился какой-то странный сдавленный звук.

И тогда наконец вспыхнул маленький огонек зажигалки, и я увидела рядом с собой Коди, а чуть дальше – спящую Эрику.

– Что случилось? – спросил он шепотом. – Тебе плохо? Что-то болит?

У меня болело все, но проблема была не в этом.

Мое тело само само метнулось вперед, я обняла Коди, прижалась к нему, чувствуя, как щеки становятся мокрыми.

– Что с тобой? – снова спросил он с беспокойством.

– Темно, – выдавила я. – Мне показалось… что я снова там.

– Где?

– В камере, в черной зоне.

Коди обнял меня крепче.

– Ты никогда не вернешься в камеру, – пообещал он. – Я не позволю.

– Если они придут за нами, ты обещаешь меня убить? – спросила я.

– Я обещаю убить их, – сказал он.

Некоторое время я просто сидела, пытаясь отдышаться, потом попросила:

– Не выключай больше свет.

– Хорошо.

– Где мы? Это не тот дом.

– Это сарай рядом с домом. Там был подвал, мы решили спуститься, чтобы дать тебе поспать в безопасности. Детлеф наверху, замаскировал вход и следит за периметром. Я его скоро сменю.

Я наконец смогла оглядеться. Это место выглядело еще хуже, чем сам дом, и я удивилсь, поняв, что когда-то здесь была комната, а не склад. У стены остатки стола и пара стульев, в нише в стене лежал матрас – больше в тусклом свете я ничего не могла разобрать. Кому придет в голову тут жить? Может, предки Георге людьми торговали и держали тут пленников?

– А мы можем выбраться наверх? Мне тут не по себе.

– Здесь безопаснее. Меньше шансов, что нас найдут.

– Нет, – я помотала головой. – В доме больше шансов сбежать, если они появятся.

– Если у меня будет больше шансов поспать без вашей болтовни, я согласна, – раздался голос Эрики.

Наверху было пасмурно, но светло, я различала и деревья, и дом, так что страх наконец отпустил меня.

Я обошла дом, заново проверила все комнаты. Вот тут Ди нашел пистолет, на этом диване мы устроили Теодору допрос, а здесь я поняла, что из себя представляет Нико.

Я устроилась под деревом и свернулась в клубок. Куртка Петера заменяла мне одеяло. Погода совсем испортилась, тучи висели низко, над самой крышей, и из-за этого казалось, что уже вечер. Я впала в странное дремотное состояние и очнулась только когда дверь дома открылась и на пороге появился темный силуэт.

Я шарахнулась, пытаясь отползти в сторону, и остановилась, только услышав:

– Рета, тише, это же я.

Это был Ди.

Я встала, неуверенной походкой подошла к нему. Это правда был он, он пришел, чтобы помочь нам, это не тот темный силуэт в дверном проеме, которого надо бояться.

Он обнял меня, притянул к себе, и я вскрикнула – его руки легли прямо на синяки, на кровоподтеки, которыми было покрыто мое тело. Ди отстранился, посмотрел на меня внимательнее.

– Господи, да что с тобой там сделали? – произнес он тихо.

***

– Где пятый? – спросил Ди, оглядев меня, Коди, Эрику и Детлефа.

Я опустила глаза.

– Пятого не будет, – ответила Эрика.

– Ясно, – кивнул Ди и покосился на меня. – Не буду спрашивать, что произошло, расскажете позже. С документами в любом случае есть сложность – придется ехать в одно место…

– А оружие? – спросила Эрика.

Я успела вымыться в ручье за домом, натянуть чистые вещи и теперь была слишком занята едой, чтобы о чем-то спрашивать. Это были обычные энергетические батончики, какие мы обычно ели в Гетто, но мне сказалось, что ничего вкуснее не бывает. Мне было почти хорошо. Почти спокойно.

– Пистолет, две обоймы и парализатор.

– Немного.

– Времени тоже было немного. У вас есть какой-то план?

– Мы планировали разойтись и затеряться, – ответил Детлеф. – Ты должен знать, что нас будут искать… очень долго и очень тщательно.

– Так что тебе лучше вернуться в Гетто, – сказала я с набитым ртом. – Если нас поймают…

Ди улыбнулся.

– Сначала помогу вам, – сказал он, – а там решим. Если получится добраться до пустошей, там спрятана машина на ходу. И я знаю безопасный путь до границы с Северным Союзом.

– Что ты хочешь взамен? – спросил Детлеф.

– Я – ничего, – покачал головой Ди. – Я помогаю Рете и ее брату, если получится заодно помочь и вам – хорошо. Люди на границе потребуют оплату, но я попытаюсь договориться. Как много на вас имплантов, которые безопасно будет снять?

– А больше тебе ничего не надо? – оскалилась Эрика.

– Послушай, – сказал Ди с раздражением, – военные импланты или препараты – это лучшее, что можно им предложить. Взмен вас пропустят и забудут о том, что видели. Подумай, может, цена не так уж высока?

– Эти импланты – секретная разработка, и ты хочешь, чтобы я отдала ее преступникам? – сказала она тихо. – Людям, которые, вполне вероятно, потом используют все это против моей страны?

– У меня есть еще одна доза ксентамина для Реты, – сказал Детлеф, – на случай, если придется бежать. Это психостимулятор, совсем новый. Если доберемся до границы без проблем – этого хватит?

Ди пожал плечами и собрался что-то сказать, но Коди вскинул руку, и мы все замолчали.

– У нас гости, – сказал он. – Примерно в километре отсюда. Пять или шесть человек.

Эрика вскочила, словно ее подбросило. Детлеф одним плавным движением перетек в вертикальное положение, Коди протянул мне руку, помогая встать. Ди тоже поднялся.

– Собаки?

– Кажется, нет.

– Направление?

– Северо-запад.

А военная база была на востоке от нас. Километр – это совсем мало. Неизвестно, засекли ли они нас, но даже если нет – это лишь вопрос времени. Бежать через лес на север, в надежде, что этот путь приведет нас к пустошам? Как долго мы сможем двигаться, не теряя скорости, особенно со мной?

– Тебе нужно уходить, – сказала я Ди. – Даже если тебя поймают, без нас тебе ничего не грозит.

Максимум – полгода тюрьмы, как мне, но этого я говорить не стала.

– Есть предложение получше, – покачал головой Ди. – Тоннель от Вессема до Чарны.

Как по команде все повернулись к нему.

– Тоннель, – повторил Коди.

– Спуск в тоннель не так далеко отсюда.

– И ты сможешь его найти? – спросила я. – Ты помнишь, куда идти?

Если получится найти тоннель – мы придем прямиком в Чарну, минуя все блок-посты, все облавы, а там ничего не стоит угнать машину и махнуть куда угодно!

– Возможно, – пожал плечами Ди. Он выглядел слишком беспечным, расслабленным, словно не понимал, что происходит. Таким же он был в Вессеме. Таким он всегда был рядом со мной. – Попытаться стоит, как думаешь?

– Тогда не теряем время, – скомандовал Детлеф. – Рета, руку.

– Ты же хотел отдать ксентамин как плату за переход границы, – покачала я головой.

– Если его не использовать сейчас, до границы мы просто не дойдем, – сказал Детлеф, и я подставила руку.

Уже через несколько секунд боль стихла, слабость отступила.

Ди решил идти вдоль ручья, потому что помнил, что в прошлый раз из тоннеля мы вышли к нему. Начал накрапывать дождь, ветер очень удачно дул нам в спины. В тусклом свете дорогу было едва видно, и оставалось надеяться, что погода добавляет сложностей не только нам, но и нашим преследователям.

– Здесь, – сказал Ди через час пути. – Здесь мы вышли к ручью, вот возле этого сгоревшего дерева. Так что поворачиваем направо, идем цепочкой, ищем то, что выглядит как старый колодец.

– Нет, – сказал Коди. – Будет быстрее и тише, если пойдем только мы.

– Спрячьтесь там, – добавил Детлеф, пережде чем исчезнуть.

Они растворились среди деревьев, словно их и не было, и я в очередной раз подумала, как легко Коди было бы скрыться, если бы ему не приходилось возиться со мной.

– Они справятся, – сказала я Ди.

Мне так много надо было объяснить ему, чтобы он понял, что мы такое. Но я не знала, какие слова для этого нужны.

Ксентамин в моей крови требовал бежать, действовать, но усилием воли я заставила себя стоять на месте и не двигаться. Неизвестно, кто эти пятеро, которые идут за нами. Есть ли среди них Талеш с его опаловыми инопланетными глазами, которые смогут увидеть нас, как бы мы ни прятались? Есть ли те, кому установили слуховые импланты, кто способен услышать наши шаги за много сотен метров?

Сколько еще человек ходят по округе, выслеживая нас?

На всех дорогах наверняка развернули блок-посты, и, кажется, вдалеке я слышала шум беспилотника. Кого сегодня подняли по тревоге? Их много? Или Валлерт так боится, что о его секретном проекте станет известно, что нас ищут только те, кто уже был на базе?

Как скоро он решит объявить нас террористами «Ин урма Эва», чтобы открыть официальную охоту? Как скоро он скажет, что Коди и Детлеф – сконструированные ими новые Измененные?

Неслышно подошел Коди, махнул рукой, и мы пошли за ним. Не знаю, может, Коди ориентировался по звуку, как летучая мышь – он шел уверенно, а я вот то и дело налетала на ветки. Потом деревья расступились, и мы Коди подал знак остановиться.

– Что? – спросила я шепотом.

– Подожди, Детлеф говорит, надо запутать следы.

Это было похоже на какую-то игру. Мы обошли спрятавшийся между деревьями спуск в тоннель, прошли мимо, потом Детлеф по очереди огромным прыжком перенес нас ко входу, а сам после этого еще минут десять бегал по по лесу, пока наконец не вернулся обратно.

– Вот теперь спускаемся, – сказал он довольно.

Внизу было холодно и сыро, как я и помнила.

Детлеф слез последним, тщательно закрыв вход, и Ди наконец зажег фонарь.

– Нам туда, – махнула я рукой. – Выйдем в Чарне, это не слишком большой город, но зато у нас в Гетто тебя ни одна собака не сдаст, и там я знаю, у кого попросить помощи, и можно на автобусе дернуть до шахт, а оттуда…

– Не выйдет, – оборвал меня Ди.

Я попрехнулась своей речью.

– Почему это? Мы же за этим сюда и шли.

Ди покачал головой.

– Ты помнишь, как мы познакомились? – спросил он.

– Ты это к чему?

– Вспомни.

– Разбирали завалы, когда дом рухнул, и что?

– Да. А потом работы остановили – помнишь, почему?

Я медленно опустилась на корточки. Вот черт!

– Другой конец тоннеля залит бетоником, – сказала я, по очереди посмотрев на каждого. – Простите. Я забыла.

– Вы познакомились, разбирая завалы? – спросил Детлеф с любопытством.

– А ты думал где? В тюрьме? – ответила я раздраженно.

Мой план полетел ко всем чертям, и я была зла на саму себя, что не подумала об этом раньше. Мы же тогда два часа голову ломали, почему вместо того, чтобы попытаться разобрать завал, военные просто подогнали контейнеры с бетоником и все залили.

– Ничего, – оптимистично заявил Ди. – Мы пойдем в другую сторону.

– В Вессем? Что мы там будем делать?

– То же, что и Чарне. Поднимемся и пойдем дальше. Постараемся сбежать на север, через пустоши.

Я хотела было напомнить, что подняться в Вессеме будет непросто – мы ведь потому и нашли этот выход, что у нас получилось только спуститься. Потом махнула рукой и встала. Можно подумать, у нас есть какие-то другие варианты.

Мы снова почти бежали, растянувшись цепочкой, и свет фонарика прыгал по стенам, отражаясь от давно перегоревших ламп, от луж на полу, отскакивал от трещин в серых стенах. Мы не останавливались, хотя все, даже Коди и Детлеф, устали, вымотались за эти бесконечные часы, которые прошли с того момента, как меня вытащили из черной зоны.

Само собой вышло, что я шла рядом с Ди. Я и не заметила, в какой момент начала говорить. Задыхаясь, я рассказывала и рассказывала – все подряд.

– …оказалось, что я хороший медиатор, я могу связываться с сознанием других людей с помощью специального импланта…

Шаги эхом отдавались от стен.

– …понимаешь, казалось, что все нормально, мы просто тестировали новые системы связи, а этим импланты – ну подумаешь, ничего же страшного, и потом был один случай на учениях…

Свет фонарика выхватил из темноты следы от пуль.

– …сержант Хольт казался настоящим садистом до того случая в пустошах, но он не сдал меня, и он сказал одну вещь про медиаторов, которые были до…

Впереди забрезжил свет, и мы остановились.

В потолке зияла трещина, на полу тоннеля была груда влажно поблескивавших камней и обломков.

– Недавно обрушился, – сказал Ди, глядя вверх. – В прошлый раз здесь этого не было.

Мы все подошли ближе. Наверное, сначала рухнул потолок первого этажа лаборатории, а потом уже не выдержали перекрытия между ним и тоннелем. Мы дошли почти до конца, чуть дальше в тоннеле уже виднелась перевернулая платформа и раскатившиеся баллоны. Мы были в Вессеме.

– Попробуем подняться, – сказал Детлеф. – Я смогу допрыгнуть до следующего этажа, Коди поможет вам отсюда. Думаю, у нас получился.

Коди согласно кивнул.

Это случилось за секунду или две. Детлеф отвел руки назад, присел, собираясь совершить этот свой обычный прыжок, недоступный простым смертным, и одновременно откуда-то раздался крик:

– Не двигаться! Руки за голову!

Я еще крутила головой в поисках опасности, а Детлеф и Коди уже перегруппировались, прикрыв собой меня и Эрику. Опасность была всюду. В нас целились сверху, из лаборатории, и в тоннеле тоже кто-то был.

– Как на тренировке, – сказал Детлеф едва слышно. – По схеме «Уно». Ты прикрываешь девчонок, я разберусь с этими. – Он повернулся к Ди. – Постарайся не попасть под пулю.

– Принято, – Коди кивнул.

У Ди в руках уже оказался пистолет.

И в этот момент из темноты тоннеля навстречу нам шагнул полковник Валлерт.

Глава 28

Мы замерли. Бежать в тоннель не имело смысла – мы превратимся в прекрасную мишень. Значит, остается только одно.

– Я дам вам шанс сдаться, – сказал полковник, глядя на Детлефа, который шагнул вперед, прикрывая нас.

Коди продолжал держаться между мной и теми парнями, что целились в нас с другой стороны. Ди оказался в тени у самой стены и теперь пытался незаметно переместиться так, чтобы удобно было стрелять. Мы с Эрикой стояли на свету, и могли бы стать прекрасной мишенью – если бы не Коди. Я знала эту их схему «Уно», видела, как они ее отрабатывали – прикрыть гражданских, вызвать огонь на себя, поймать каждую выпущенную пулю, одновременно перебив вражеский отряд. Да, мы пытались избежать вооруженного столкновения, но я знала – у полковника Валлерта и его людей нет шансов. В конце концов, модификантов учили именно этому – побеждать превосходящего противника.

– Вам не уйти. Попробуете сопротивляться – и я убью каждого из вас. Ты готов пожертвовать жизнями остальных, рядовой Керефов?

– У меня встречное предложение, – сказал Детлеф. Его спина напряглась, он приготовился к броску. – Вы даете нам уйти, а мы даем уйти вам. Никто ни в кого не стреляет. Вы должны знать, что мы можем двигаться очень быстро. И пули не остановят ни меня, ни Корто. Я убью весь этот отряд раньше, чем кто-то из них добрется до Эрики... И Реты.

– Это твое последнее слово? – спросил полковник Валлерт, и в руке его словно из ниоткуда появился пистолет.

Я не видела подобных на нашей базе – массивный, тяжелый, с долнительным контейнером сверху – видимо, стреляет очередями, чем-то убойно-разрывным. Может, у Валлерта даже и вправду получится кого-то ранить.

– Детлеф, стой, – прошептала Эрика.

Я покосилась на нее. Она смотрела на пистолет в руках Валлерта с ужасом.

– Да, – сказал Детлеф. – У вас есть минута, чтобы убраться отсюда.

Полковник кивнул.

– Я давал тебе шанс, – сказал он ровно.

А потом поднял пистолет – Детлеф еще немного сдвинулся так, чтобы поймать пулю, не дать ранить кого-то из нас – и выстрелил.

Это была не пуля. Мне казалось, что в тоннеле на долю секунды зажглось солнце. Я упала, закрывая руками лицо. А когда я подняла голову, Детлефа уже не было. Вместо него был кто-то другой – с почерневшей, полопавшейся кожей, с оплавившимися имплантами. Он все еще был жив, пытался подняться на ноги, и по его движениям я поняла – он ничего не видит.

– Теперь я даю шанс сдаться остальным, – сказал полковник Валлерт.

Он стоял на том же месте, кажется, даже шага в сторону не сделал.

Человек, который был Детлефом, повернулся на его голос. Что-то из всей той техники, которую военные медики встроили в его тело, еще работало. Я слышала звук, с которым он двигался – словно лопаются тысячи пузырьков. Видела, как поднимается и опускается его грудная клетка – с одной стороны. Одна его нога подломилась, он начал заваливаться на бок, теряя равновесие. Мне хотелось зажмуриться, но я продолжала смотреть, как отключается один имплант за другим, как все больше становится красного цвета, как он выгибается назад – то ли от боли, то ли оттого, что происходит сейчас с искусственными частями его тела.

Три или четыре секунды растянулись до бесконечности. Боль, которую он испытывал, была бесконечной. Мне хотелось кричать от ужаса, но горло сжал спазм, и я даже дышать не могла.

Полковник Валлерт снова поднял свое оружие, его палец шевельнулся на спусковом крючке, и в этот момент Детлеф смог оттолкнуться той ногой, что еще работала, и кинуться на звук. Это единственное, что он мог сдеать – сбить Валлерта с ног, но это случилось одновременно с его выстрелом.

Заряд прошел мимо и рассеялся, мне обожгло лицо горячим воздухом, запахло палеными волосами. Сквозь жаркое марево я видела на полу тоннеля две фигуры – чудовищно обгоревшего парня, который одной еще действующей рукой сжимал горло второму человеку. И в тот момент, когда я посмотрела на них, рука Детлефа вдруг изогнулась так, как не должна сгибаться человеческая рука, он уже не контролировал то, что происходило с его телом, но пальцы, сжимавшие горло полковника Валлерта, обгоревшие, оплавившиеся, сжались еще сильнее, и полковник перестал двигаться.

Эрика закричала, и одновременно откуда-то сверху раздалась стрельба. Рефлексы, которые вколачивали в нас месяцами, заставили нас упасть, спрятавшись за груду камней на полу, Коди метнулся, прикрывая нас, Ди стрелял в ответ, а Эрика все пыталась переместиться так, чтобы видеть Детлефа, быть ближе к нему.

– Детлеф, – кричала он ему сквозь выстрелы, сквозь запах гари, сквозь летящую бетонную крошку, – не умирай, не вздумай там умереть!

А прямо за ним была платформа с раскатившимися баллонами, и я внезапно поняла, что делать.

– Прикрой меня, – сказала я Коди, поднимаясь во весь рост.

У меня был только нож, но программа боя с ножом была моей любимой все это время. Так что я замахнулась – локоть назад, рука над головой, одна нога впереди другой, тело само приняло правильную позу – и метнула нож вперед и вниз.

Нож вошел в старый металл, и баллон взорвался, а следом начали взрываться остальные, один за другим, и я снова упала вниз, прячась за камни – под этой трещиной, под падающим светом мы были как на ладони. Машинально я задержала дыхание, и тут стрельба прекратилась. Я осторожно высунулась – наверху в лаборатории происходило какое-то движение, но никого из стрелков не было видно. Я обвела взглядом своих – все они поняли, что я сделала, они знали, что это за баллоны, и задержали дыхание вслед за мной, но потом я встретилась взглядом с Ди и поняла, что этого недостаточно. Его глаза медленно наполнялись страхом, и я знала этот страх – безумный, мешающий думать, сводящий с ума. Он единственный из нас стоял в тени, когда я взорвала баллон с нейротоксином, разрушающимся на свету.

Я успела поймать его за руку в последний момент, когда страх окончательно лишил его разума и он уже готов был бежать. Поймала и притянула ближе к себе, обняла и держала все время, пока действие нейротоксина не закончилось.

Мы стояли в луче света, падающем сквозь обвалившийся потолок, а мир вокруг рушился, корчился в черном ужасе, который пришел в обличии взрывающихся баллонов с буквами FX и Т в ромбе, – но мы стояли в луче света, и смерть была не про нас. Выстрелы наверху стихли, смолкли голоса, а потом не слышалось уже вообще ничего. Я прижимала к себе Ди, которого накрыла паника, и тихо говорила: «Не бойся, я здесь, я с тобой», – хотя едва ли он меня слышал. И Коди стоял рядом со мной и обнимал нас обоих, не давая Ди убежать. И Эрика, которая вцепилась зубами в руку так, что выступила кровь, и пот стекал по ее лицу и смешивался со слезами. Мы стояли, и свет падал на нас сверху, а остальной мир тонул во тьме.

Действие ксентамина закончилось, и я обмякла в руках Коди, который теперь держал нас обоих – меня и Ди. А когда свет сменился на вечерний, Ди начал приходить в себя. Его взгляд снова стал осмысленным, и Коди разжал руки. Нас трясло.

Спотыкаясь, Эрика шагнула в темноту и медленно подошла к полковнику Валлерту и Детлефу.

– Детлеф? – позвала она шепотом.

Оба они были мертвы, в этом не было сомнений. Эрика присела рядом, попыталась коснуться Детлефа, но тут же отдернула руку. Опустившись на колени, она согнулась, закрыла лицо руками.

– Черт возьми, Детлеф, – услышала я ее голос, сдавленный, срывающийся, совсем не похожий на тот, к которому мы привыкли, – ты же не умер, правда? Нельзя умирать, когда тебя любят!

Мы втроем приблизились и встали за ее спиной. Я не могла смотреть на Детлефа, поэтому стала смотреть на Эрику, а потом присела на корточки и осторожно коснулась ее руки. Я не ожидала, что она развернется, уткнувшись мне в плечо. Несколько минут мы сидели, обнявшись – обе мы сегодня потеряли кого-то близкого, и я молча гладила ее вздрагивающие плечи, пока она сама не подняла голову и не отстранилась. Лицо ее снова было собранным, сосредоточенным, только покрасневшие глаза выдавали, что она чувствовала на самом деле. Она отошла в сторону, подняла голову, глядя в трещину в своде тоннеля.

Вечерний свет падал на камни, на серый бетонный пол, перекрашивая его в теплые цвета, бросал рыжие блики на монорельс, рассыпал золотистые искры на коротких каштановых волосах Эрики, а выше было небо – как расплавленное золото, как жидкий огонь, и я не понимала, как может быть такой свет и такое небо, когда мы стоим тут рядом с мертвым Детлефом.

– Нам надо уходить отсюда, – сказала Эрика, резко обернувшись.

– Мы же не можем бросить здесь… – начал было Коди, но Эрика его перебила:

– Я сказала, надо идти!

Никто не посмел спорить.

Ди наклонился и взял из рук полковника Валлерта его жуткое оружие.

– Что это? – спросил он.

– Прототип оружия… на других физических принципах. Низкотемпературная частично стабилизированная плазма, – по-военному четко ответила Эрика, и голос ее больше не дрожал.

– Низкотемпературная?!

– Высокотемпературная сожгла бы нас вместе с городом.

– Частично стабилизированная?

– Она рассеивается, но не сразу. Валлерт не был идиотом. Он не стал бы создавать модификантов, не разрабатывая одновременно оружие против них, – сказала она с горечью.

Я хотела спросить, откуда она столько знает об этом, но не успела.

– Этого хватит, чтобы купить нам безопасный переход границы, – сказал Ди.

– Этим нельзя платить за переход границы! – рявкнула Эрика. – Ты что, не видел, что… что это может сделать… с человеком?! Положи эту дрянь!

Она снова отвернулась, и мы замолчали.

– А без зарядов? – спросил Коди.

– Без зарядов?

– Если расстрелять всю обойму… или что у этой штуки вместо обоймы?

Мы все посмотрели на Коди. Он уже забрал у Ди пистолет и теперь смотрел на него со смесью восхищения и ненависти.

– Если расстрелять заряды прямо здесь. Сжечь этой плазмой лабораторию Вессема, – сказала я медленно, поняв, о чем он говорит. – Сжечь все – архив Амелии Лукаш, Измененных, которые здесь остались, все оборудование… И все запасы нейротоксина.

Я по очереди обвела взглядом каждого. Они внимательно слушали меня, и пока что никто не возражал.

– Это оружие – единственный шанс покончить с Вессемом, – сказала я, и Коди кивнул.

– Больше Измененных ничто не возьмет, – согласился Ди.

Мы посмотрели на Эрику, словно признавая за ней право решать. Она молчала, и взгляд ее снова был направлен вниз. На Детлефа.

– Да, – сказала она наконец. – Сожжем нахрен это место. Пусть сгорит.

***

Мы стреляли по очереди – у каждого из нас были свои счеты к Вессему.

Эрика начала первой. Она молчала – губы сжаты в нитку, глаза прищурены, – и лишь раз за разом нажимала на спусковой крючок, уничтожая все следы Измененных и – заодно – устраивая огненное погребение их создательнице. Когда находиться на нижнем этаже лаборатории стало невозможно, мы поднялись – один заряд Эрика потратила на то, чтобы выбить дверь, с которой мы не смогли справиться в прошлый раз. Пролезая в оплавленную дыру, я задела рукой металл и зашипела от боли.

Эрика молча протянула мне оружие, и я пошла вперед, к кабинетам, где оставались бумажные свидетельства того, что здесь происходило.

Мы должны сжечь все. Чтобы никакой полковник Валлерт, никакой Мартин Винценц на смогли заявиться сюда и что-то достать. Чтобы они не притащили сюда модификантов, не заставили их разбирать завалы и вытаскивать то, что здесь лежит, и чтобы не заставляли медиаторов вдыхать нейротоксин. Чтобы никто не смог воссоздать технологию копирования памяти и не попытался сделать Измененных, способных себя контролировать.

Отдачи почти не было. Бумага рассыпалась в пепел мгновенно, а следом начал плавиться металл, и я всадила еще несколько зарядов. Вот так. За Детлефа, который остался внизу. За нас с Коди. За Тенну. За всех, кто умер от Вентра за эти сто лет. За Нико. За Владимира Джехону, его жену и детей, и за всю его группу, которая погибла в этих тоннелях. За Ди. За то, чтобы мы стали последними жертвами FX-116.

– Это все? – спросила Эрика.

Я помотала головой.

– Есть еще кое-что.

– Тогда давай быстрее, пока мы сами тут не поджарились.

Пот катился градом, температура в лаборатории была градусов сорок.

Почти бегом мы выскочили в коридор, который вел к выходу, и я остановилась.

– Идите на улицу, я сама.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эрика с подозрением.

Я посмотрела на Ди.

– Выведи их отсюда, – сказала я. – И проследи, чтобы стояли на свету.

Он понимающе кивнул. Еще один спуск в тоннель, лестница, с которой я упала в прошлый раз – прекрасная точка, с которой можно попасть прямо в дверь склада с баллонами.

Я повернулась к Коди. Достав из кармана чип с формулой и инструкциями по синтезу, я сунула его ему в ладонь.

«Я пойду с тобой», – сказал он жестами.

Я помотала головой:

«Позаботиться об Эрике, – ответила я ему. – Она скажет, что ей это не надо, но ей надо».

Коди прикрыл глаза, соглашаясь.

Уже через минуту я осталась одна. Температура росла, дышать стало тяжело.

Даже если что-то пойдет не так… Если окажется, что это вещество еще и взрывоопасное… По крайней мере, остальные выживут.

Через трещины в потолке падал свет, и я пошла вперед. Один коридор ведет к кухне. Второй заканчивается лестницей. Мне сюда.

Металл успел нагреться, и я спускалась, стараясь не касаться перил. Ступени под моими ногами проседали, угрожая вот-вот развалиться. И когда одна из них не выдержала и сломалась, я вскрикнула, замахала руками, пытаясь сохранить равновесие – и почувствовала, как кто-то хватает меня за рукав и тянет обратно.

– Я держу, – сказал Ди.

– Ты должен быть на улице! – разозлилась я.

– Ты должна перестать решать за других, – улыбнулся он. – Стреляй.

– А если взорвется? – спросила я тихо.

Он помотал головой.

– Все получится.

От его уверенного тона мне стало легче. Конечно, он знал не больше меня. Но рядом с ним страх отступал. Рядом с ним я была смелее, увереннее. Я была лучше.

– Задержи дыхание, – прошептала я.

И выстрелила.

Когда снизу стали слышаться негромкие взрывы, когда наши лица обдало волной жара, когда лестница издала протяжный стон, проигрывая войну со временем и температурой, мы разом подались назад и кинулись бежать.

Где-то за нашими спинами что-то с грохотом обрушились, пол обжигал ноги даже сквозь подошвы, и я задержала дыхание, чтобы раскаленный воздух не сжег легкие, а потом я вообще потеряла направление, и меня спасло лишь то, что Ди бежал и тянул меня за собой.

Задыхающиеся, в насквозь мокрой одежде, с обожженными лицами мы вывалились наружу и кинулись бежать дальше, вместе с Коди и Эрикой, а когда остановились и обернулись назад, над Вессемом разгоралось зарево.

– Получилось? – спросил Коди.

Я кивнула.

– Кажется, да. Я слышала, как они взрываются, и…

Я замолчала и посмотрела на Ди. Как быстро плазма сжигает нейротоксин? Почему мы кинулись бежать – потому что нам правда грозила опасность остаться в той лаборатории навсегда? Или была другая причина?

– Я уже все равно вдохнул это, так? – сказал Ди, верно истолковав мой взгляд.

– У меня есть лекарство, – сказала я тихо. – То есть, у меня есть формула, нужно будет найти лабораторию, и его нужно принимать постоянно, делать уколы вот сюда, – глотая слезы, я дотронулась до своей шеи и сбилась.

Это моя вина. Это я попросила его о помощи, это из-за меня он оказался с нами в тех тоннелях, это я кинула нож и взорвала баллон. Какие мои слова теперь смогут это исправить?

– Прости, – прошептала я. – Прости, я не хотела, чтобы тебя это…

– Как долго? – перебил меня Ди.

– Что?

– Как долго надо принимать это лекарство?

– Всю жизнь, – сказала я едва слышно и опустила взгляд, не в силах смотреть ему в глаза.

Ди дотронулся пальцем до моего подбородка, заставив меня поднять голову. Странно, но он не злился. Он не начал меня ненавидеть за то, что я сделала. Он не выглядел так, словно собирается меня ударить.

– Значит, мы с тобой связаны на всю жизнь, – сказал он с улыбкой.

И когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я не стала отстраняться.

Конечно, я никогда никого не смогу полюбить так, как Нико. Но, может быть, смогу по-другому.

***

Ночь застала нас в пустошах.

Машина, о которой говорил Ди, оказалось старым внедорожником без крыши, без фар и без ремней безопасности, но на ходу. Мы ехали по бескрайней равнине, покрываясь пылью, машина подпрыгивала на камнях, и мы держались за борта, чтобы не вылететь на ходу. Каждый из нас время от времени оборачивался, когда думал, что остальные не смотрят, пытаясь разглядеть, что там, на месте Вессема, но там ничего не было.

– Мы же это сделали, да? – спросила Эрика, когда мы отъехали достаточно далеко. Обернувшись назад, она смотрела куда-то в темноту. – Мы это остановили?

Ди пожал плечами.

– Может быть, – сказал он. – А может, только отодвинули на несколько лет. Но несколько лет без Измененных – это уже много, поверь.

Я посмотрела на него. Не отрывая взгляда от дороги, он протянул руку и коснулся моей ладони.

«Мы связаны на всю жизнь», – вспомнила я.

Ди сказал несколько часов назад, но только теперь, сидя в раздолбанной машине, которая ехала куда-то на север, я поняла, насколько он был прав. Мы все были связаны. Все четверо – на всю жизнь.

Бывшая десантница, последний медиатор, которая сейчас держала в руках единственный в своем роде украденный прототип оружия.

Киборг, сбежавший и утащивший в своем теле новейшие военные разработки.

Парень, торгующий нелегальными имплантами, самый добрый человек, которого я знала.

И я – беглая преступница с пробелом вместо имени и с темным пятном вместо будущего. Девушка, которая просто очень сильно, до чертиков любит каждого из них.

______________

Спасибо всем, кто дочитал эту историю до конца! Я надеюсь, вам было интересно, и если так – я потратила время не зря :) Если у вас есть желание что-то сказать мне по этому поводу, не стесняйтесь писать мне в личку или в комментарии.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28