С чистого листа [Анатолий Бурак] (fb2) читать онлайн

СССР. Книга 1. С чистого листа.

Глава 1

Поезд сошёл с рельсов очень удачно. Если, конечно, в данной конкретной ситуации применимо именно это слово. Но, по крайней мере, особых, как пишут вездесущие представители прессы, «жертв и разрушений» не было.

Состав не отправился под откос, а попросту, выскочив на встречную колею, пропахал, сминая в древесное крошево пропитанные креозотом, шпалы и остановился.

Никто даже особо не пострадал. Разумеется, пара десятков человек попадало с верхних полок, было немало сломанных рук и ног. А о такой мелочи, как расквашенные носы и выбитые зубы, даже упоминать не приходится.

Но, как все понимали, это были сущие пустяки, по сравнению с теми последствиями, которых, не иначе, как благодаря заступничеству Высших сил, удалось избежать огромной массе народа.

Чертыхаясь и, покрывая матом неумелого машиниста и всю невезучую команду, вплоть до несуществующего в природе кочегара, люди поспешно натягивали тёплые вещи и, стараясь прихватить скарб, под неумелым но, в общем и целом, довольно-таки вменяемым руководством проводниц, выпрыгивали из вагонов.

Бледный как смерть начльник поезда, бегал вдоль состава и, внимательно оглядывая недовольно и хмуро взиравших на него людей, с облегчением понимал, что, кажется, смертельных случаев избежать удалось.

Свою роль в благополучном и, даже можно сказать, несостоявшемся крушении, сыграло то, что как раз на этом участке состав шёл вверх. И машинист дизель-электровоза, который, натужно ревя двигателями, тянул громаду, состоящую из пятнадцати переполненных пассажирами вагонов, закономерно снизил скорость.

Вот, если бы всё случилось, когда весящая сотни тысяч тонн махина двигалась в обратную сторону, тогда последствия были бы намного хуже. А число жертв, из такой прекрасной во всех отношениях цифры «ноль», вполне могло бы превратиться в число, равное количеству проданных билетов.

Ну и, плюс усилия работников железной дороги. Включающих бригаду проводниц, начальника поезда и, собственно машинистов. Тех скромных труженников, в чью задачу входило управлять этой, такой привычной но, при определённых, неблагоприятных обстоятельствах, могущую превратиться в разрушающую всё на своём пути и бескомпромиссно сеющего смерть монстра, многотонной махины.

- Граждане, отходим от вагонов! — Командовал начальник поезда, проносясь мимо угрюмо гудящих кучек людей. При этом пытаясь объяснить серьёзность ситуации, и не позволяя желающим, коих нашлось очень много, вернуться за оставленными впопыхах вещами. — И, очень всех прошу! Не нужно пытаться залезть обратно! Все ваши чемоданы, а так же баулы с сумками, будут в полной ценности и сохранности.

- А у меня там две бутылки водки остались! — То и дело раздавались, словно написанные под копирку, реплики недовольной части вынужденно покинувших временное пристанище мужчин.

- И сала два шмата! И колбаса! — Вразнобой вторил, теперь уже смешанный хор, к которому несмело присоединилась представители прекрасной половины человечества.

- Уважаемые, не стоит так волноваться! — Пытался урезонить озабоченную сохранностью столь ценного и незаменимого в любую эпоху «стратегического» товара, как закусь и выпивон, запыхавшийся начальник поезда. — Всё будет в целости и сохранности! А сейчас, прошу вас, отойти от состава как можно дальше, так как мы находимся на встречной колее и, — тут железнодорожник повысил голос и, напрягая связки, как можно более убедительнее, закончил, — возможно столкновение с идущим с той стороны поездом!

В вероятность такого печального исхода, не иначе, как по Воле Провидения, закончившейся довольно-таки удачно и, что немаловажно, совершенно бескровно катастрофы, старший очень сильно сомневался. И, в общем и целом, это его неверие было основано на убеждённости в профессионализме коллег и понимании того, что переданное по рации сообщение об аварии дошло куда нужно. Все соответствующие службы уже оповещены, и движение приостановлено в обоих направлениях.

Так что, оставалось дождаться пожарных и, скорей всего, бравых солдатиков из близлежащих воинских частей, которых, начальник поезда очень на это надеялся, уже подняли по тревоге и направили к ним на помощь.

Имелись, правда, смутные сомнения, основанные на понимании и трезвой оценке ситуации. Так как ни автомобильных дорог, ни удачно и «кстати» расположенных поблизости аэродромов, в наличии не имелось. Из всех коммуникаций, двухколейное железнодорожное полотно было единственным средством сообщения с, так сказать, внешним миром.

А удалившиеся от состава люди, волею случая оказавшиеся в доброй сотне километров от ближайшего населённого пункта, на какое-то время, были отрезаны от внешнего мира и благ цивилизации.

Но старший гнал прочь пораженческие мысли, не давая им завладеть его разумом. Помощь придёт — и точка!

Пассажиры, в основной своей массе, пусть впопыхах и кое-кто «криво-косо», но успели напялить на себя верхнюю одежду. Да и, к счастью, всё произошло в начале апреля. Который, хоть и был непредсказуемым и богатым на метеорологические сюрпризы, но всё-же, не таким суровым и лютым как, скажем, зимние месяцы, вроде января и февраля.

Из-за особенностей Южного Урала, славящегося резко континентальным климатом, ночи были довольно холодные. Но зато с наступлением утра температура воздуха неуклонно повышалась, порой доходя до отметки в восемнадцать градусов.

В общем, замёрзнуть до смерти никто не мог. Ну а, ежели какой-нибудь бедолага и схватит насморк или, не дай Бог, пневмонию, то тут уж ничего не поделаешь. Значит, судьба у человека такая. И пусть благодарит Всевышнего, что отделался, можно сказать, лёгким испугом. Ведь, как ни крути, а всем, в том числе и ему, очень, очень крупно повезло.

Начальник поезда снял фуражку и, уже было облегчённо вздохнул, вытирая тыльной стороной ладони обильно выступивший на лбу пот. Как вдруг чуткое ухо уловило, пока ещё далёкое но, уже вполне ощутимое для привычного человека, подрагивание рельс.

«Вот и помощь». — Облегчённо улыбнулся мужчина. И, мысленно хваля расторопных спасателей, направился к пассажирам.

Но, когда вдалеке показалась, мчащаяся на всех парах небольшая сцепка, он вдруг засомневался в том, что это именно те, кого все так ждали.

Проведя четверть века на железной дороге и будучи человеком бывалым, железнодорожник с лёгкостью определил, что машинист нёсшегося на довольно-таки приличной скорости по встречной колее поезда, и не думает сбавлять обороты.

«Не может быть»! — Заполошно заметались мысли испуганного до смерти мужчины. — «Всех же должны были предупредить»!

Однако, всё больше и больше ощущающаяся вибрация недвусмысленно давала понять, что слабенькие надежды на благополучный исход неумолимо и безоговорочно идут прахом.

-… ть! Состав на встречной! — Перемежая предупреждение благим матом, заорал железнодорожник. И, словно ветряная мельница, замахав руками, скомандовал. — Все отходим! Быстро!

Начавшие понимать, что к чему, пассажиры, на этот раз не вступали в бессмысленные пререкания. И, больше не сожалея об забытых в вагонах спиртном и снеди, начали поспешно удаляться от, ещё недавно такого уютного и вполне себе обжитого, и вдруг, в одночасье превратившегося в смертельную ловушку, поезда.

«Господи, спаси и сохрани»! — Перекрестился, всё ещё надеющийся на чудо и благоприятное разрешение ситуации, начальник поезда. И, желая, чтобы всё закончилось хорошо, дал самый страшный зарок, который пришёл ему в голову. — «Год пить не буду»!

Надо сказать, что, в общем и целом, этот невыдающихся статей и средних лет мужчина, не особо-то и злоупотреблял. Так, отметить успешное окончание очередного рейса. Ну и, в пути, принять перед сном рюмку-другую. Когда неделями, складывающимися в месяцы и годы, пропадаешь в дороге, тут любой от тоски завоет. А известное средство, которым испокон века лечат хандру большинство русских мужиков, оно такое… Общепринятое, так сказать.

Несущаяся по встречной колее сцепка вылетела, если можно так выразится, на «финишную прямую». И, осветив, пока ещё далёким прожектором перекрывший движение поезд, начала торможение. Машинист дал протяжный гудок и, выжал рычаг до конца. Но, уже понимая, что столкновения избежать не удастся, вместе с двум помощниками, побежал в заднюю часть тепловоза и, перекрестившись, выпрыгнул практически на полном ходу.

Коллеги последовали за ним и, положа руку на сердце, думаю, что никто не вправе осуждать из за вот такой вот, «неблаговидный» поступок. Жить всех хотят. А, если понимаешь, что твоя смерть будет совершенно напрасной и никому не принесёт никакой пользы, то незачем совершать абсолютно ненужные «подвиги».

Замерев, словно кролики перед удавом, люди с напряжением смотрели на приближающуюся смерть и беззвучно шептали молитвы. Безусловно, в данный момент непосредственной опасности ни для кого не было. Но, всё-таки не каждый день ты становишься свидетелем ужасной катастрофы.

И тут тишину прорезал истошны женский рёв. Звучащий на высокой, пронзительной ноте, он ударил по ушам вздрогнувших от неожиданности людей. А, когда до сознания всех дошёл смысл сказанного, у всех без исключения пробежал мороз по коже, а лица покрылись испариной.

- Танечка-а! — Белугой выла полная тётка лет шестидесяти, судорожно тыкая толстым, как сосиска пальцем в сторону состава.

- Какая, нах… б…дь, Танечка? — Побледнел начальник поезда. — Всех же эвакуировали!

- Не-е-ту-у! — Истерично голосила женщина.

А, когда взгляды обратились в указанном направлении, все поняли, что истерика запаниковавшей бабы была не безосновательной.

Девчушка лет пяти, мелкая и никем не замеченная, ухитрилась уйти из под опеки и, мышкой прошмыгнув к покинутому всеми составу, уже забиралась в первый вагон, находящийся сразу за дизель-электровозом.

- Какого чёрта её туда понесло? — Понимая, что это полный… если не сказать хуже, застонал железнодорожник.

- Ку-у-колка! — Всхлипывала тем временем баба, направляясь за своим непутёвым дитятем.

- Стой дура, куда прёшь! — Осадил её отвечающий за безопасность пассажиров железнодорожник. И, неуверенно оглянувшись на притихшую толпу, перекрестился и взял низкий старт.

- Постойте! — Раздался вдруг юношеский голос. — Полагаю, у меня лучше получится!

Взоры всех присутствующих тут же обратились на смельчака. А парень, тем временем, быстро скинул с себя пальто и, долю секунды посомневавшись, сбросив и пиджак, остался в светлой сорочке. И, положив вещи на стоящий у ног чемодан, бегом направился за уже скрывшейся в вагоне девочкой.

«Храни тебя Бог»! — Одновременно пробормотали сотни губ. И, хотя, это и шло в разрез с линией Коммунистической Партии, почти все сотворили крестное знамение.

- Какое купе? — Повернув голову, спросил он на ходу, пытаясь облегчить себе задачу и поскорее найти непутёвого ребёнка.

- Восьмое! — Тут же отреагировала женщина. И, молитвенно сложив руки, запричитала. — Миленький, вытащи её! Век не забуду!

Юноша, тем временем, скрылся в вагоне. Ориентируясь по номерам, имевшимся на каждой двери, он распахнул нужную и, схватив под мышки девочку, выскочил в коридор. Но тут, нёсшийся по встречной полосе мини-состав, хоть и заметно снизив скорость, врезался в перекрывший движение дизель-электровоз.

От столкновения, молодой мужчина потерял равновесие и, уронив малышку, сильно ударился головой. А цистерна с бензином, единственная, имеющаяся в так не вовремя появившемся грузовом составе и располагавшаяся сразу за тепловозом, не выдержала и, лопнув, окатила легковоспламеняющейся жидкостью преградивший дорогу дизель-электровоз и первые несколько вагонов.

Искр при любой техногенной катастрофе случается предостаточно. Так что, не стоит удивляться, что пары бензина тут же воспламенились, превращая всё вокруг в преддверие ада. И, как подумали все присутствующие, служа крематорием для излишне импульсивного ребёнка и отважного юноши.

Но тут, рядом с двумя неподвижными телами, прямо из воздуха материализовался молодой человек, по виду чуть младше отчаянного героя. И, окинув быстрым взглядам и, по каким-то, одному ему ведомым приметам, определив, что лежащий на полу парень мёртв, быстро схватил потерявшую сознание девочку на руки и, выбив ногой окно, выпрыгнул из объятого пламенем вагона.

Десятки тонн легковоспламеняющейся жидкости, разлившейся вокруг, мгновенно пропитали одежду смельчака. Но, вспыхнув, словно факел, он продолжал сжимать в объятиях потерявшую сознание девочку и упорно мчался прочь от этого ада.

И, почти уже спасся, когда вдруг, в полыхающем вагоне взорвался пятилитровый баллон с бытовым газом. Который кто-то из проводников, возил с собой для собственного удобства. Просто так, на всякий случай.

Бесспорно, в каждом вагоне имелся титан, для кипячения воды. Но, супчика на нём не сваришь. И яичницу с салом не пожаришь. Естественно, для этих целей можно использовать электроплитку. Но за неё проверяющие гоняли начальника поезда, грозя всевозможными карами и перманентно лишая премий.

Мотивируя непреклонность тем, что можно перегрузить проводку и, тем самым, создать угрозу возгорания в вагоне.

А на наличие газового баллона с прикрученной сверху конфоркой, почему-то закрывали глаза. Ну да, в общем и целом, все всё понимали. Просторы нашей необъятной Родины поистине огромны. И, пока доедешь, к примеру, из Белгорода в Иркутск или из Вологды в Ташкент, без привычного бытового комфорта белугой взвоешь.

Да, в идеале, в каждом поезде должен наличествовать вагон-ресторан. Но это же в идеале. Так что, ушлые и опытные проводники, зачастую имели в запасе вот такой вот, немудрящий бытовой прибор, позволяющий сделать существование в пути чуточку более приемлемым.

В общем, баллон с газом «имел место быть» и, когда температура достигла критической точки, предсказуемо взорвался. И, превратившись в неуправляемый снаряд, вылетел через разбитое окно и угодил точно в голову так вовремя появившемуся из ниоткуда юноше.

Толпа выдала единодушное «Ах»!. И, так как парень лежал без движения, сразу десяток мужчин бросились к упавшему молодому человеку, на ходу срывая верхнюю одежду.

Сбить пламя удалось через несколько секунд. Правда, смельчаку изрядно досталось. Чего нельзя было сказать о девчушке. Которую тот изо всех сил прижимал к груди и, по всей видимости, сумел сберечь от жарких языков пламени.

Сам же юноша пострадал очень сильно. Волосы сгорели почти полностью, лицо тоже было обожжено. А кровоточащая рана на затылке, явно давала понять, что ближайшие пару месяцев герою предстоит провести в больничной палате.

Тут, сверху послышался шум винтов и в зареве, охватившем железнодорожные составы, появился и начал медленно опускаться вертолёт с спасателями… Хотя, никаких действий, по тушению очага возгорания экипаж так и не предпринял. Не было в этой винтокрылой машине необходимого оборудования.

Да и, сведения, переданные по рации, вполне конкретно указывали на минимальные повреждения по неизвестной причине сошедшего с рельсов состава и стопроцентном отсутствии жертв.

Обнаружив вместо нестандартной но, по имеющимся сведениям, вполне безопасной картины этот пылающий ад, командир экипажа в первую очередь связался с диспетчером. И, обрисовав ситуацию, вместе со всеми побежал к столпившимся возле двух лежащих на земле тел.

Капитан не был медиком. Но, по одному взгляду на кровавое месиво, в которое превратилась голова спасшего девочку героя, сразу понял, что своими силами здесь не справиться. Да и простая перевязка и даже использование имеющей поистине волшебные заживляющие свойства зелёнки, в этом случае не помогут.

Мгновенно оценив ситуацию и, поняв, что больше никто не пострадал, он с товарищами подняли пострадавшего и, захватив с собой девочку, а так же чемодан парня и его одежду, в которой находились все документы, побежали обратно к вертолёту.

- Я борт семнадцать. — Докладывал он в переговорное устройство, когда машина оторвалась от земли и направилась в сторону Свердловска. — У нас два трёхсотых. Молодой мужчина и девочка. У ребёнка шоковое состояние, но видимых повреждений нет. А у парня же, сильные ожоги лица, спины и проломлен затылок.

Путь до ближайшего военного госпиталя занял пятьдесят минут. Пятнадцать из которых понадобилось машине скорой помощи, чтобы добраться от посадочной площадки к месту назначения. Всё это время пострадавшие провели без сознания. И, если у девочки было просто нервное перенапряжение, то состояние, тяжело дышащего и испускающего хрипы парня, внушало всем довольно-таки сильные опасения.

Но, слава Богу, всё обошлось. И, как уже говорилось выше, спустя неполный час, юноша лежал на операционном столе. Где ему окончательно удалили остатки сгоревших волос, промыли рану и, лучший из нейрохирургов города, по таком экстренному случаю спешно поднятый с постели, приступил к операции.

Колдовали эскулапы более двух часов. Но, сильный организм юноши, а так же искусство медиков, в конечном итоге, склонили чашу весов в сторону жизни.

Так что, эта ужасная катастрофа, по официальной статистике, стопроцентно обошлась без жертв. Так как, тело парня, отважно бросившегося на помощь так не вовремя помчавшемуся за любимой куклой ребёнком, сгорело дотла. Что, в общем-то неудивительно, учитывая количество бензина, выплеснувшегося из расколотой в результате столкновения поездов цистерны.

А человек, невесть как ранним апрельским утром прямо из воздуха материализовавшийся в объятом пламене вагоне, начал свой замысловатый и полный разных событий путь. В государстве, носящим городе название Союз Советских Социалистических Республик.

Шёл 1972-й год.

Глава 2

— Морфий! — Голос раздался откуда-то сверху, и явно принадлежал мужчине. — А теперь укол адреналина.

Доносящиеся извне звуки вернули меня в сознание и я моментально почувствовал ноющую боль. Она была не то, чтобы непереносимой. Но, с каждой миллисекундой становилась сильнее и доставляла всё больший и весьма ощутимый дискомфорт.

Я попытался раскрыть глаза но, увы, ничего не получилось. Веки были словно приклеенные а, когда я, признаться, с очень большим трудом поднёс руку лицу, оказалось, что оно плотно замотано марлевой повязкой. То есть, бинтами.

Именно это архаичное слово всплыло в памяти. Почему архаичное? Потому, что ни разу в жизни не приходилось пользоваться такой древней штукой. И, никому из моих знакомых тоже. Так как заживляющие гели, вкупе с…

Тут я со страхом обнаружил, что не помню, какая именно процедура следовала после обработки раны распространённой в моей реальности субстанцией, давно заменившей ушедшие в небытие бинты. И, так как лёгкое беспокойство, тут же сменившееся страхом, с огромной скоростью начало трансформироваться в панический ужас, глухо застонал и… отрубился. То есть, провалился в небытие.

— Яков Моисеевич, он потерял сознание. — Доложила медсестра, держа на весу шприцы с обезболивающим и стимулятором. И, неуверенно глядя на старшего коллегу, робко поинтересовалась. — Так, что мне делать?

— Вы знаете… — Вышеупомянутый Яков Моисеевич в задумчивости потеребил подбородок. Затем пощупал пульс и, убедившись, что он более-менее ровный, наконец, принял решение. — Давайте, пока отложим… Организм молодой, здоровый. А отравить это юное сильное тело всякой гадостью, негативные последствия от применения которой зачастую превышают положительный эффект, мы всегда успеем.

— А он не?.. — Девушка робко подняла глаза к потолку, намекая на вполне возможную вероятность того, что пациент отдаст Богу душу.

— Не думаю. — Пожевав губами, всё же не отменил своего решения доктор. — Раз уж пережил сложнейшую хирургическую операцию, и до сих пор не умер от болевого шока, то шансы на благоприятный исход весьма и весьма велики.

— Как скажете. — Медсестра послушно положила оба шприца в эмалированную металлическую кювету и накрыла её крышкой. И тут же спохватилась. — А, с лекарством что делать?

— Мда-а, вопрос вопросов. — В растерянности пробормотал врач. И, хотя был прекрасно осведомлён, что в его отделении больше всего больных, нуждающихся в конкретно этих препаратах, почесал кончик носа, на всякий случай спросил. — Обезболивающее больше никому не нужно.

— Вы же знаете, что нет. — Недовольно пробубнила медсестра, которая не одобряла вот такое бездумное растранжиривание средств. И, со свойственной большинству людей практичностью, предложила. — Так, может давайте, я уколю, да и дело с концом? — И, опять подняв глаза вверх, снова намекнула на высшие силы. Правда, находящиеся чуточку пониже, чем те, о которых упоминала недавно. Но, зато в отличие от первых, могущих доставить неприятности гораздо быстрее. И вполне себе ощутимее. — Вы же знаете, что дело этого парня контролируют на самом верху. А тут вы вдруг меняете собственное предписание и сами себя ставите в двусмысленное положение. — И, пытаясь поскорее разобраться с этой, спонтанно возникшей и могущей доставить вполне конкретные проблемы ситуацией, подлила масла в огонь. — А то ведь знаете, Лев Абрамович бдит. И, сегодня же доложит, куда следует.

— Дилемма, однако… — Нахмурился Яков Моисеевич, так как сознавал, что его верная помощница во всех отношениях права.

Старинный «лучший враг», окончивший медицинский институт в тот же год, что и он, так же метил на место главного врача военного госпиталя. Которое должно было освободиться со дня на день, в связи с уходом занимающего эту должность Ицхака Наумовича на заслуженный отдых.

Ещё несколько секунд врачебный долг и простая человеческая порядочность боролись в нём с такими понятными и вполне объяснимым карьерными устремлениями. Но, так как, желание во чтобы то ни стало продвинуться по служебной лестнице, в конечном итоге победило, он мысленно махнул рукой и скомандовал.

— Колите! Авось, с одной дозы наркоманом не станет. — И, успокаивая самого себя, пробормотал. — После отхода от анестезии, всегда требуются стимуляторы и опиаты. А то, что у этого странного юноши реакции отличаются от остальных пациентов, ещё ничего не значит.

Облегчённо вздохнув, женщина в белом халате сделала обе инъекции и, положив шприцы обратно в металлическую ёмкость, преданно взглянула на доктора.

— Что ж, теперь остаётся только ждать. — Пожал плечами тот. — Как говорится, мы сделали, что могли. А остальное в руках… — Здесь Яков Моисеевич чуть запнулся и, поняв, что только что чуть не сморозил глупость, поспешно закончил. —… матери природы.

С этими словами доктор и медсестра покинули палату, в которой, в отличии от всех других, больной находился в полном одиночестве, и продолжили обход.

А в теле юноши начали пробуждаться вполне закономерные для существа его расы, но необъяснимые для всех остальных, ныне живущих людей, таинственные процессы.

Квазиживой организм, подселённый в тело юноши на стадии эмбриона и, вследствие травмы, на непродолжительное время вышедший из строя, под действием введённого в кровь носителя адского коктейля, встряхнулся и, пока ещё вяло и, если можно так выразиться, «через пень-колоду» начал свою работу.

Первым делом он запустил химические процессы, разложившие вколотую гадость на безвредные составляющие и дал команду вывести шлаки из организма. Юноша тут же покрылся мелкой испариной, а по трубке введённого в урину катетера заструилась вполне определённая жидкость.

А симбиот, многократно усиливающий возможности головного мозга и служивший почти бездонным хранилищем всевозможной информации, впал во временную спячку. Чтобы, когда хозяин как следует отдохнёт и наберётся достаточно сил, начать попытки установить связь с носителем.

В бессознательном состоянии пациент находился около шести часов, так что, следующее пробуждение пришлось на пол одиннадцатого вечера. Безусловно, этого времени было недостаточно, чтобы полностью завершить обновление организма. Но, так как первым делом квазиживой организм блокировал болевые рецепторы, то больной а, вернее, теперь уже семимильным шагами выздоравливающий, зашевелился и сел. А, так как избавление тела от токсинов сопровождалось обильным выделением мочи и пота, вполне закономерно, почувствовал жажду.

И, пошарив руками по стоящей рядом с кроватью тумбочке и не обнаружив искомого, глухо застонал. Не от боли, так как её он совсем не чувствовал. А от жгучего и вызвавшего какую-то детскую обиду, разочарования.

Симбиот тут же отметил дискомфортное состояние носителя и, ожидая вполне естественных реакций, с удивлением ну или, весьма отдалённо похожим на эту эмоцию чувством, отметил, что хозяин не предпринимает никаких конструктивных действий.

Ну а, так как целостность и здоровье этого тела напрямую была связана с возможностью существования квазиживого организма, то тот попросту взял бразды правления в собственные, если можно так сказать, «руки» и заставил носителя выпустить ультразвуковую волну.

Сканируя пока недоступное органам зрения помещение и анализируя информацию. Через долю секунды искомый предмет, который симбиот классифицировал как чайник, был обнаружен. И, вследствие того, что мозг их общего тела по-прежнему не реагировал на попытки связаться, биопроцессор отдал команду на телепортацию столь нужного предмета, содержащую жизненно необходимую воду, прям в руки хозяина.

Тело которого, подталкиваемое нужными и весьма энергичными электрическими импульсами, отреагировало должным образом. Содержащий живительную влагу эмалированный сосуд был крепко охвачен перебинтованным ладонями, а носик поднесён к губам. И вскоре, опустошив наполненный почти доверху чайник насухо, юноша удовлетворённо рыгнул. А затем, поставив использованную ёмкость на прикроватную тумбочку, откинулся на подушку. Чтобы, тут же продолжить прерванное жаждой занятие. То есть, погрузится в объятия Морфея.

Всё время, пока носитель находился в сознании, квазиживой организм пытался вступить с ним в контакт и наладить взаимодействие. Но увы… Все попытки оказались тщетными, а сознание хозяина оказалось наглухо заблокированными. Ни один нейроимпульс не проходил, и всё было «глухо, как в танке».

Испытав нечто, вроде растерянности или, скорее, лёгкого недоумения, симбиот проанализировал ситуацию и пришёл к выводу, что не всё так плохо. Благодаря вовремя запущенным процессам регенерации, гибель телу хозяина не угрожала. Да и, недавнее сканирование с помощью ультразвука и успешно проведённая телепортация однозначно давали понять, что какая-то связь с мозгом реципиента всё-таки есть.

Просто, контакт осуществлялся на подсознательном, так сказать, уровне. Что, в свою очередь, давало надежду на быстрое восстановление нейронных связей и возвращению обоих к полноценной жизни. Так как, тело человека было домом, биоскафандром и, можно сказать, всей Вселенной для квазиживого организма. И, с гибелью носителя симбиот так же прекращал своё существование.

Сделав подобное заключение, биологический процессор снова включил режим гибернации. Так как обстановка для сбора данных была не очень благоприятной. Ни всепланетной сети, позволяющей связаться с любым обитателем Мира, ни каких-нибудь других источников информации поблизости не находилось.

Из чего симбиот… не сделал пока никакого вывода. Так как эмоциям, в прямом смысле этого слова, он был не подвержен. Ну а, ждать было совсем не в тягость.

И только подглядывающая в щёлку приоткрытой двери дежурная медсестра, стояла с широко распахнутыми глазами и изо всех сил зажимала руками рот. Так как то, что она только что увидела, выходило за все известные рамки и вообще, категорически противоречило научному материализму. Если коротко, то «этого не могло быть, потому что, не могло быть никогда».

Вернувшись на место, Верочка Иванова, именно так звали нёсшую в коридоре вахту девушку, долго пыталась понять, привиделось ей произошедшее, или нет. Она даже несколько раз хваталась за телефонную трубку. Но, каждый раз снова бросала её на место. Ведь, кроме неё, свидетелей странного случаю не было. А заслужить репутацию подверженной галлюцинациям дурочки ей не хотелось ни в коем случае.

«Ещё сочтут сумасшедшей». — Тревожно размышляла она. — «А там, глядишь, в институт сообщат. Да и, с работы поперерь могут»…

В общем, как всякое умственно полноценное и психически здоровое существо, руководствующееся в первую очередь инстинктами самосохранения, девушка благополучно выбросила из головы странный, совершенно не вписывающийся в обыденные и привычные рамки случай. И, к утру, практически забыла о нём.

Чего нельзя было сказать о самом, с ног до головы замотанном бинтами и скорее напоминающего древнеегипетскую мумию, чем живого человека, парне. Чем-то он неуловимо, но очень сильно, привлекало юную особь противоположного пола.

Казалось бы, что в нём такого особенного? Девушка на видела его лица. Да и о укрытой простынё фигуре, тоже не составила какого-либо определённого впечатления. Но что-то странное и необычайно притягательное, имевшееся в этом загадочном герое, снова и снова заставляло мысли юной девушки возвращаться к лежащему за закрытыми дверями молодому мужчине.

И, несмотря на, вполне надо сказать, успешно получаемое высшее медицинское образование, юной прелестнице было невдомёк, что всё дело в древнем, как сама жизнь, и основополагающем законе природы.

Ведь каждая женщина репродуктивного возраста, помимо воли рассматривает представителя противоположного пола как потенциального партнёра, для воспроизводства здорового и жизнеспособного потомства.

А, как известно, самые сильные и красивые дети рождаются от представителей наиболее удалённых генетических линий. Метисы, полукровки… Они всегда были проворнее и сообразительнее, чем существа, чей генофонд варился, так сказать, «в собственном соку». Не говоря уже о такой неблагоприятной для здоровья детей вещи, как близко родственные связи.

А что может быть дальше в плане евгеники, чем прибывший невесть откуда и самым загадочным образом так вовремя появившийся в этом мире парень? Вот, девушка и запала. Помимо воли угодив в расставленную матерью-природой ловушку.

Впрочем, сама ещё не разобравшись в собственных чувствах. Но, подсознательно решив, что нужно будет обязательно познакомиться с выздоравливающим пациентом поближе.

И, может быть, даже согласится на его предложение сходить в кино…

А, ни сном, ни духом, не ведавший о, пока ещё смутных и не оформившихся в что-то конкретное, но вполне уверенно зарождающихся матримониальных планах заботливой сиделки, юноша тихо посапывал, набираясь сил и семимильными шагами двигаясь по тяжкому пути к выздоровлению.

Находящийся в состоянии гибернации биопроцессор, всё так же терпеливо дожидался наступления дня. В это время суток начиналась жизненная активность большинства мыслящих существ, доминирующих в этой Локации. Проснётся носитель и можно будет, наконец, приступить к сбору информации и заняться попыткой адаптации в этом странном Мире.

Хотя, несмотря на все попытки, так и не обнаружив Всемировой Коммуникационной Сети, и явному отсутствию у населявших здешние места людей способностей к магии, биопроцессор пришёл к печальному выводу. И уже можно было предположить, что находятся они всё в том же Мире, в который они вместе с хозяином попали чуть больше восьми месяцев назад. Населённом немного отстающими в развитии, и потому представляющими тупиковую ветвь эволюции, существами

Правда, некая архаичность обстановки и несовременный вид окружающих предметов немного не укладывался в ставшую уже привычной за последнее время картину мира. Но, вполне может быть, что их с носителем просто занесло куда-нибудь в глубинку.

Где уровень жизни в экономических центрах и обделённой финансовыми средствами периферии, отличаются даже не в разы а, порою, даже на целые порядки.

Но это, в общем и целом, очень мало заботило квазиживой организм. В конце-концов, для него было главным было хорошее или, в крайнем случае, хотя бы удовлетворительное, психофизическое состояние носителя. А уж социальная среда обитания и, зачастую надуманный, внешний комфорт, сами-собой отодвигались на второй план.

Плохо, конечно, что пока не удалось установить прямую связь с хозяином. Но, по крайней мере, способности к магии он сохранил. Регенерация их общего тела идёт полным ходом. Ну а, занять достойное или, по крайней мере, позволяющее обеспечить пропитание и безопасность, место под здешним светилом, вопрос даже не денег, а попросту времени.

Ведь в долговременной памяти биопроцессора хранились многие терабайты всевозможной информации. Которая даже не то, чтобы недоступна обитателям этого Мира. О некоторых вещах, населяющие здешние места люди попросту не задумывались. Ведь, по причине в своей ущербности, они даже не могли помыслить и нарисовать в собственном воображении, захватывающие дух перспективы.

Разумеется, определённую проблему составляло то, что мозг реципиента временно заблокирован. Но, так как моторика худо-бедно подвластна озабоченному собственным выживанием и, как следствие, благополучием хозяина, биопроцессору, всё было, можно сказать, в пределах нормы. А перенос информации на любой внешний носитель, будь то писчая бумага или запись простого голосового сообщение, не представлялась ему чем-то невозможным.

Знания и умения — они всегда в цене. Нужно просто разобраться, что можно обнародовать, а какие вещи не стоит затрагивать ни в коем случае. Судя по тому, чему он был свидетелем, о некоторых аспектах генной инженерии заикаться вовсе не стоит. Да и попытка внедрить социальную модель, принятую в Мирах Содружества, тоже вряд ли увенчается успехом.

Не тот генетический материал. Со всеми сопутствующими для представителей данного вида психическими отклонениями и базовыми инстинктами. Ну и, некоторыми другими особенностями, вроде иррациональности и патологической жадности. Зачастую приводящих отдельных обитателей этой Локации к весьма и весьма печальным последствиям.

Но, квазиживой организм не видел в этом какой-то особой проблемы. В конце-концов, после предыдущего попадания, хозяин довольно-таки быстро сумел влиться в общество. И даже, благодаря чудовищному стечению обстоятельств, занять довольно высокое положение в местном иерархическом обществе.

Правда, судя по всему, всё это навсегда осталось в прошлом. Так как, вряд ли попавшая в беду особа такого ранга, какой совсем недавно имел носитель, осталась бы незамеченной средствами массовой информации.

Во всяком случае, их личность бы установили обязательно. Но, судя по всему, последняя операция, а скорее даже авантюра, в которой принял участие хозяин, снова забросила их общее и, порою очень невезучее тело, куда-то не туда.

Во всяком случае, несмотря на весьма скудные данные, биопроцессор уже пришёл к выводу, что это совсем не тот мир, где они с хозяином провели предыдущие восемь месяцев.

Ну, или тот, но какой-то слишком уж… отсталый, что ли.

Глава 3

Следующее пробуждение было гораздо более приятным. Ну, не то, чтобы душа переполнялась восторгом и я, как ребёнок, радовался «первому солнечному лучу». Которого, кстати, про причине всё той же марлевой повязки, я попросту не мог наблюдать. Но, всё-таки, ноющей и с каждой секундой усиливающейся боли, терзавшей меня в прошлый раз, я не ощущал.

Что неимоверно радовало, так как забинтованная морда, а так же кисти рук и, подозреваю, большая часть тела, ясно давали понять, что я попал в какую-то серьёзную передрягу. Правда, к моему великому счастью, она оказалась совместимой с жизнью. Ну и, слава Создателю!

При упоминании Всевышнего я машинально сотворил Святой Круг и опять обнаружил, что толком не помню, что собой представляет это Всемогущее Существо. И, желая удостовериться, начал инспектировать собственный разум. С каждой секундой всё больше и больше впадая в панику и испытывая чувство глубочайшего ужаса.

Потому, что в сознании не всплыло ничего! Ни собственного имени, ни рода занятий. Образы близких, которые обязательно есть у любого живого существа в этой Вселенной, так же не замелькали на краю сознания. И это заставило душу с быстротой молнии провалиться в пятки, а тело покрыться холодной испариной.

Я глухо застонал и, уже через пару секунд возле моей койки появилась особа женского пола, ласковым и, журчащим словно ручеёк голоском, заворковавшая.

— Потерпи, миленький. Потерпи, родной. Сейчас я доктор позову, и он тебе обезболивающий укольчик назначит. — Увещевала невидимая пока собеседница. И, почему-то начала приписывать мне те ощущения, которых я не испытывал. — Знаю, что тебе сейчас нелегко. После таких ожогов и тяжелейшей травмы многие вообще умирают от болевого шока. А ты у нас молодец! Живучий! — И, зачем-то приплетя сюда танцы и обряд бракосочетания, пообещала. — Мы ещё на твоей свадьбе спляшем!

— Снимите бинты. — Невежливо перебивая, еле слышно прошептал я. Но, кажется, до заботливой сиделки не дошёл мой отчаянный призыв. И, как только с бурном словоизлиянии образовалась пауза, которая, судя по глубокому вдоху, обещала быть очень короткой и незначительной, я тут же снова разлепил запёкшиеся губы, и прохрипел. — Пи-ить!

— Ох, извини, мой хороший! — Всполошилась заботливая девчуля. — Я сейчас.

Затем она схватила стоявший на находящейся рядом с кроватью тумбочке чайник и стремительно бросилась в угол. Где, судя по звукам льющейся воды, поспешно наполняла ёмкость. Потом последовало несколько почти неслышных шагов и, наконец, дарящий живительную влагу носик дотронулся до моих губ.

— Угу-ум-м-м. — Только и смог поблагодарить я, хватая обеими руками металлический сосуд и, принялся жадно хлебать, не заботясь о производимом впечатлении. И только после того, как последняя капля покинула ёмкость, я, ориентируясь на запах молодого женского тела и, отчего-то участившееся, дыхания, протянул посуду сестричке. Одновременно задав первый но, далеко не самый важный из насущного перечня вопросов, что будоражили моё мятущееся сознание. — Я в больнице?

— Да, дорогой. В военном госпитале города Свердловска. — Тут же отрапортовала девушка. И, проясняя ситуацию, осторожно добавила. — В ожоговом центре.

— Я был на пожаре? — Продолжил я интересоваться перипетиями собственной судьбы, так как, ну ровным счётом ничегошеньки не всплывало в памяти.

— Ты спас ребёнка из горящего поезда. — Затараторила моя, пока невидимая, собеседница. — Все остальные словно впали в ступор, а ты один не побоялся и вытащил девочку из объятого пламенем вагона. — И, словно оправдываясь, правда, не понимаю, за что, тише добавила. — Но, сам при этом сильно обгорел и ещё…

— Что? — Совершенно безразлично выдохнул я, так как, не обнаружив никаких воспоминаний, понимал, что не всё так просто.

От обычных, пусть даже и сильных и, даже покрывающих очень большую часть тела, ожогов, память не теряют. Ну а, судя по явно загипсованной задней части головы, то досталось, при невыясненных пока мной обстоятельствах, именно ей.

— Тебе баллон в голову прилетел. — Страшным шёпотом и, с каким-то заговорщицким придыханием, продолжила она. И, совсем уже тихо, добавила. — Газовый.

Что такое этот самый «газовый баллон» я не знал. Но память, дейсвуя каким-то, совершенно непонятным пока что образом, тут же подсунула изображение довольно-таки большого цилиндра, диаметром сантиметров сорок и высотой около метра. Навскидку, вместиться в него могло литров пятьдесят и, учитывая предполагаемую толщину металла, весу в нём было больше сорока килограмм.

Представив, как такая дура соприкасается с костями моего черепа, я моментально, как показалось, сбледнул с лица и начал понимать, откуда появились проблемы с памятью. И тут же, следом за первой картинкой, последовала вторая. На которой был, если можно так выразиться, младший собрат этого чудовищного монстра.

Маленький, литров на пять, выкрашенный в красный цвет газовый баллончик, с большими белыми буквами, украшавшие крутые бока. «Пропан».

«Наверное, всё-таки мелкий с моей бестолковкой встретился». — Отстранённо подумал я. Так как, просто не представлял, как можно поймать головой его старшего брата и, при этом, остаться в более-менее неразрушенном состоянии.

— Маленький. — Находясь под впечатлением только что всплывшего образа, зачем-то переспросил я.

— Что? — Не поняла девушка. И, с появившимися в голосе подозрительными нотками, удивилась. — Ты про что?

— Снаряд, говорю, был маленький? — Не желая с первых секунд знакомства прослыть чудаком, пояснил я.

— А-а, ты об этом. — В голосе сиделки послышалось облегчение. И она поделилась очередной порцией, «архиважной», в кавычках, конечно, информации. — Не знаю. — И, оправдываясь, еле слышно прошептала. — В твоей медкарте об этом ничего не написано.

— А, что написано? — Тут же взял быка за рога я, пытаясь выудить хоть какие-нибудь дополнительные сведения.

— Черепно-мозговая травма открытого типа. — Тут же отрапортовала медсестра. — Ожоги третьей степени и, — тут слышимость её голоса почти полностью сошла на нет, — особенно пострадали лицевые ткани и кожный покров головы.

— Зенки-то хоть целы? — На всякий случай спросил я.

Хотя, повращав под повязкой глазными яблоками и, попытавшись разлепить веки, по ощущениям понял, что, вроде как, всё нормально. Ну, по крайней мере, боли я не испытывал. Да и интуиция, которая, как известно, имеется у любого живого организма, ни о чём слишком уж страшном не говорила.

— К-к-кажется, да. — С дрожью в голосе пролепетала девушка. — Вроде бы, всё в порядке.

— Мне бы повязку снять… — Полувопросительно и с немного заискивающей интонацией пробормотал я. — И, поясняя вполне естественное желание, шмыгнул носом. — Очень обидно, с такой красавицей общаться,а личика её не видеть.

— Скажешь тоже. — Деланно засмущалась девчёнка. Но, по ставшему слегка игривым тону, было понятно, что комплимент попал прямо в точку. — Тоже мне, ухажёр. — Но, так как я уже тянул грабки к своему лицу, строго урезонила. — Но-но, больной! Без осмотра доктора и его указаний, ни о каком самовольном снятии бинтов не может быть и речи!

— А где он, ваш доктор? — Безнадёжно поинтересовался я, так как лежать в потёмках было обидно и тоскливо. И, играя на публику, немного плаксиво добавил. — Я, может быть, солнышко увидеть хочу.

— Сначала завтрак, потом, где-то через часик, обход. Вот там на тебя врач и посмотрит. — Менторским тоном заявила медсестра. — А пока, просто лежи тихонько и постарайся думать о хорошем.

— Тогда, буду мечтать о тебе. — Рассудив, что в общении с прекрасным полом лести много не бывает, я пёр напролом. И тут же, с места в карьер, начал закидывать удочки. — Когда выпишусь, куда-нибудь сходим?

Информацию, куда водят молодых девушек, я имел довольно-таки смутную. Но, не сложно было предположить, что, сначала подругу нужно угостить чем-нибудь вкусненьким, а затем посетить какое-нибудь из театрализованных зрелищ. Ну, или в просто в парке прогуляться, попутно покатавшись на лодке или каруселях.

— Приглашаешь? — Кокетливо уточнила красотка.

И, по её, как-то по другому зазвучавшему голосу, я догадался, что она улыбается.

— А ты согласна? — Тут же переспросил я. И, не давая прелестнице вставить хоть слово, тут же резюмировал, ставя жирную точку. — Тогда замётано! Как только покину стены этого гостеприимного заведения, сразу же назначаю тебе свидание.

— Балабол! — Хохотнула девчёнка и, судя по удаляющимся в сторону двери шагами, собралась покинуть палату. Но, уже у двери, на секунду задержалась и, как предполагаю, обернувшись, сообщила. — Меня Вера зовут. Вера Иванова.

Затем дверь за сиделкой тихо закрылась, а по коридору еле слышно застучали каблучки её туфелек.

«Надо же! Верочка Иванова»! — Довольно и радостно хмыкнул я.

И, хотя информативность нашего, весьма эмоционального диалога была равно нулю, на душе стало спокойней и веселей. Ну, подумаешь, ничего не помню! Счастьем нужно считать, что после такой травмы вообще жив остался! А память… Ну, вернётся, когда-нибудь. Или, в крайнем случае, расскажут.

Раз, по словам девушки, всё происходило на глазах многочисленных свидетелей, наверняка найдутся те, кто со мной знаком. Хотя, разговор, вроде бы шёл о поезде… Ну, тогда не знаю… Но, крайней мере, сознаваться в том, что лежу здесь, дурак дураком, и ничегошеньки про прошлую жизнь не помню, пока рано.

Не совсем уверен, но интуитивно чувствую, что отношение к скорбным на голову, скажет так… не однозначное. И поспешное обнародование этих, архиважных для меня сведений, вряд ли будет способствовать быстрой социальной адаптации и успешному вливанию в общество.

Биопроцессор, с интересом прислушивавшийся к разговору, не вмешиваться не торопился. Данных, пока что, было не очень много. А, так как, напрямую достучаться до сознания хозяина было практически невозможно, то квазиживой организм просто ждал.

Безусловно, можно было начать работу, действуя через подсознание и подспудно внедряя в мозг носителя сведения о нём самом и его прошлой жизни.

Но, так как информацию тот воспринимал крайне плохо, и проходили лишь самые элементарные зрительные и, возможно, слуховые сигналы, действовать не спешил. В его архивах был полный видеоряд, предшествовавших появлению перемещения в горящий поезд носителя, но загружать его в мозг их общего тела он собирался в самую последнюю очередь.

События… Скажем так, были не очень благоприятные. И практически не совместимые с жизнью. К тому же пока неизвестно, как сложилась судьба тех двоих, что сопровождали хозяина в его последний день. А, травмировать психику, и без того, едва вырвавшегося из лап костлявой носителя, симбиот посчитал нецелесообразным.

Ведь подвергая угрозе его психическое здоровье, он тем самым рисковал пошатнуть состояние физическое. Что, в свою очередь, никак не способствовало целостности его самого и, маловероятно, конечно, но всё-таки могло привести к полному уничтожению их обоих.

В общем, симбиот ждал. А, так как ждать и догонять все, без исключения носители считали самым тягостным из всех возможных занятий, произвёл небольшую манипуляцию, И, отдав организму хозяина необходимые команды, погрузил его в сон. Который, как известно, лучшее лекарство.

Когда, где-то через час а, точнее, через шестьдесят пять минут и сорок три секунды, принесли завтрак, биопроцессор осторожно разбудил носителя и, снова впал в режим ожидания. Пока получать информацию с помощью органов зрения не представлялось возможным, он просто слушал. Ну и, коллекционировал и классифицировал распространяющиеся вокруг запахи.

Которые, как известно, тоже необъятный кладезь всевозможных данных.

К примеру, принёсшая на, судя по издаваемым посудой звукам, пластиковом поддоне, еду, состоящую из овсяной каши, сваренного вкрутую и уже очищенного яйца и кусочка белого хлеба с маслом, Верочка Иванова, явно заинтересовалась её хозяином.

Об этом говорили многие факторы, начиная с окутывавшего её облака феромонов, и заканчивая усилившимся ароматом духов и свежим запахом лака для ногтей.

Одним словом, девчуля прихорошилась, а её, каждый раз учащавшееся дыхание, давало понять, что у носителя появилась очередная поклонница.

Ещё одной особенностью было то, что место, куда в этот раз забросила судьба её непоседливого хозяина, называлось Свердловск. Распаковав соответствующий архив и проштудировав имеющуюся в нём, надо сказать, относительно скудную информацию, биопроцессор понял, что ничего не понял.

В Локации, где они с хозяином провели последние восемь месяцев, конгломерата с таким названием не имелось. Вернее, был когда-то. Но, уже лет тридцать, как ему вернули изначальное имя «Екатеринбург».

Что было довольно-таки странно и навевало очень плохие мысли. Так как, краткая история всех Миров находилась в его памяти. И, по наличествующим данным, город Свердловск во всей известной Вселенной, был только один. И, что самое странное, в весьма конкретный, и довольно ограниченный, промежуток времени.

Исчислявшимся семьюдесятью годами, с тысяча девятьсот двадцать второго по тысяча девятьсот девяносто второй годы, по летоисчислению этой Локации. И это значило, что он, вместе с носителем, каким-то загадочным образом переместился в прошлое, как минимум на тридцать лет.

Именно столько нужно было отсчитать от даты их последнего места или, скорее «времянахождения». Что противоречило всем заложенным в память биопроцессора постулатам. Так как, во всех известных ему Мирах, темп оральные путешествия считались абсолютно невозможными.

— Помочь? — Заботливо поинтересовалась Вера, осторожно подкладывая под мой затылок тонкую но, судя по напрягшимся мышцам, довольно-таки сильную руку.

«Сам справлюсь»! — Чуть было не ляпнул я.

Но, вовремя спохватившись, удержал язык за зубами и благодарно кивнул.

— Спасибо, не откажусь.

Судя по усилившемуся запаху духов и тому неуловимому аромату, что окутывает каждую, вышедшую на охоту за самцом особь женского пола, девушка явно набрала лишнего в голову. Ну а, всем известно, что нет хуже существа, чем обиженная, и заподозрившая, что её отвергли, самка.

Так что пусть. От меня не убудет. К тому же, должен сказать, что мне весьма льстило девичье внимание. И, при этом я прекрасно понимал, что как объект сексуальных домоганий, представляю из себя весьма жалкое, если не сказать, плачевное, зрелище.

Забинтованный, словно мумия древнеегипетского фараона, с ног до головы перемазанный, имеющей довольно-таки специфический запах мазью. Да, плюс ещё, как оказалось, с проломленной головой. От таких, в кавычках, «красавцев» даже верные жёны зачастую сбегали. А тут, толком правда, не понимаю, почему, на меня вдруг положили глаз.

«А, может, она страшная, как сама смерть»? — Опасливо заподозрил я. — «Вот и, надеясь на будущую слепоту, таким хитрым способом ищет себе мужа»?

Но тут же отверг эти, ни чем не обоснованные предположения. Не так ведут себя некрасивые девушки. Не знаю, правда, откуда появилась такая уверенность, но с вероятностью в девяносто девять и девять девятых процента, предполагал, что моя опекунша, как минимум, не дурна собой.

— Ну, давай… За папу-у, за маму-у. — Весело напела девушка, поднося к моему рту ложку с не очень горячей кашей.

— Может, я сам? — Робко поинтересовался я, не желая выглядеть совсем уж немощной развалиной.

— Но-но, больной. — Притворно строго заявила моя заботливая сиделка. — Медицина лучше знает!

И, при этом, мне почему-то представилось, что её бровки грозно нахмурились, а в, неизвестно пока цвета и формы глазах, заплясали весёлые бесенята.

Я сдался на милость победительницы а чертовка, поправляя якобы покосившуюся подушку, наклонилась ещё ниже и, как бы невзначай, провела грудью по моей забинтованной щеке.

И, как и следовало ожидать, выздоравливающий организм отреагировал должным образом. Всё моё естество вздыбилось, а руки, так как всё равно били свободны, сами-собой обхватили тонкий девичий стан.

— Экий ты прыткий! — Звонким весенним ручейком зажурчал девичий смех. Она легонько стукнула меня ложкой по лбу, и урезонила. — Не сейчас!

Талии, правда, из моих объятий не высвободила, из чего тут сделал вывод, что действую я в верном направлении. И продолжение будет обязательно.

Глава 4

— Вижу, у нашего пациента дела идут на поправку. — Раздался ехидный голос, по которому я опознал осматривающего меня накануне мужчину.

— Ой, Яков Моисеевич! — Ойкнула моя прелестная кормилица. И, неуловимым движением выскользнув из объятий, принялась смущённо оправдываться. — А я тут… за больным ухаживаю!

— Кхм-кхм-кхм… — Стараясь сдержать смех, закашлялся доктор. И, констатируя очевидный факт, резюмировал. — Вижу. И, должен сказать, что такая забота явно идёт пациенту на пользу!

Смущённо пискнув, Верочка поправила халатик, при этом не преминув эротично выгнув спинку и выпятив грудки, весело стрельнуть в меня глазками. И, процокав каблучками туфелек, скрылась за дверью.

— Ну-с-с, как наши дела? — Бодрым тоном поинтересовался Яков Моисеевич.

— Да, вроде нормально. — Я молодцевато выпрямился и, ориентируясь на звкук его голоса, повернул голову в предполагаемом направлении. И, стараясь, чтбы мой голос не звучал просительно, заявил. — Мне бы повязку с глаз снять. Да и спина чешется.

— Чешется, говорите? — Пробормотал доктор. И в его голосе появились задумчивые нотки. — А голова как? Боли не донимают?

— Никак нет. — Задорно отчеканил я, сам не зная почему начал выражаться штампованным армейскими фразами. — Здоров как бык и готов к дальнейшим свершениям!

— Удивительно. — На грани слышимости пробубнил доктор. — Это просто, ни в какие ворота не лезет!

Причём здесь ворота, я так и не понял. Но по контексту и тону фразы догадался, что это какая-то идиома. Обозначающая неформатное событие, не укладывающееся в общепринятые рамки.

— Вы не будете возражать, если я вас осмотрю? — Врач, тем временем, приступил к своим непосредственным обязанностям. И, словно извиняясь, поспешно добавил. — Это может сопровождаться некоторыми… скажем так, дискомфортными ощущениями.

— Доктор, не бойтесь сделать мне больно. — Усмехнулся я и, почувствовав, что повязка натянулась на лице, досадливо поморщился. — Просто, выполняйте свою работу и, в предела ах разумного, разумеется, поспособствуйте скорейшему снятию с меня бинтов.

— Ну, перевязка вам, в любом случае положена. — Заверил меня Яков Моисеевич. — Так что, давайте приступим к, собственно, самой процедуре.

Ну, а потом, она начал меня «осматривать». Почему беру слово в кавычки? Да, всё потому, что он меня, в прямом смысле слова… ощупывал.

Тыкал пальцами в грудь, мял руки и ноги, заставляя переворачиваться с живота на спину, массировал лицевые мышцы. И, всё время пыхтел, бухтя что-то так тихо, что приходилось напрягать слух, чтобы уловить, важную для меня, суть. Наконец, по положил подушечки больших пальцев мне на глазные яблоки и легонечко надавил. И, видимо не услышав ожидаемого вскрика, закончил это импровизированное исследование и отступил на шаг.

— Поразительно! — Выдохнул эскулап и, зачем-то попросив, — вы, пока полежите, — пообещал. — Я скоро!

А затем быстрыми шагами скрылся за дверью, оставив меня в гордом одиночестве, в компании с тарелкой с недоеденным завтраком.

А я чё? Я ничё! Ну, не пропадать же добру, по такому пустяшному поводу, как удивление ни с того ни с сего и вообще невесть зачем всполошившегося, труженика клистирной трубки. Так что, аккуратно нашарив рукой казённую посуду, я примостил её на одеяле и споро заработал ложкой.

Жрать хотелось неимоверно, так что смёл я всё за считанные секунды. Ну, во всяком случае, гораздо быстрее, чем это случилось бы, ежели бы меня кормили как маленького. При этом весьма эротично водя перед самым носом крепкими упругими грудками.

О! А вот, кстати, и сама обладательница только что упомянутых прелестей объявилась!

Дверь тихонько скрипнула, и к моей кровати несмело просеменили лёгкие девичьи шаги.

— Ну, что сказал? — Шёпотом полюбопытствовала Верочка.

— Сказал, что дело явно идёт на поправку. — Не стал скрывать правду я. И, желая немножко потроллить коварную соблазнительницу, с самым серьёзным видом произнёс. — А ещё, рекомендовал продолжить как можно более тесное общение с представителями младшего медперсонала. Говорит, будут ставить исследования на научную основу и, в качестве испытуемых, уже одобрены наши с тобой кандидатуры!

— Дура-а-ак! — Изображая обиду, томно протянула Верочка. А затем присела на край кровати и осторожно погладив меня узкой ладошкой по бедру, поинтересовалась. — А тебе правда понравилось?

— Ну, не знаю, не знаю. — Изображая задумчивость, протянул я. — В общем и целом, тенденция, должен сказать, положительная. Но, для за закрепления результата, считаю, что необходимо повторить.

— Я тебе счас как-ак дам! — Рассердилась моя прелестная сиделка. И, в подтверждение своих слов, ткнула меня острым кулачком в бок. И тут же, спохватившись, быстро убрала руки и, как показалось, даже спрятала их за спину. — Ой, извини! Я забыла!

— А вот и нет! — Наигранно-злобно зашипел я. — Вина твоя велика, и нету тебе прощения!

При этом я быстро обхватил её тонкую талию и, повалив на постель, склонился над попавшей в капкан птичкой. Девчёнка, тут же учащённо задышала, а меня снова окутала волна, заполнивших всё близлежащее пространство, феромонов.

Но, вопреки всем канонам жанра, продолжения не последовало. Так как я, если помните, был завёрнут в бинты, словно мумия. Так что, даже поцеловаться толком не получилось. А, представив, как выглядят мои спонтанные и скоропалительные ухаживания со стороны, я вообще чуть не засмеялся.

«Фильм ужасов, какой-то»! — Мысленно похихикивал я. — «Юная дева в объятиях монстра»!

В общем, ситуация сама-собой зашла в тупик и, не зная, что делать дальше, я передвинул ладонь чуть ниже и ухватился за мягкое полушарие упругой попки.

— Пусти! — Слабо пискнула Верочка.

Но, так как никаких попыток вырваться при этом не делала, то прислушиваться к её просьбе а, тем более, выполнять её я, естественно, не спешил.

— Признаться, я сильно сомневался в ваших словах, коллега. — Послышался из дверей ещё один мужской голос. — И, обращаясь к затрепыхавшейся в моих руках Верочке, скомандовал. — Иванова! Я, конечно, понимаю, что героический поступок нашего добра молодца, заставил чаше биться ваше юное сердечко. Но, давайте пока отложим это увлекательное занятие и, будьте добры, приготовьте пациента к транспортировке в процедурный кабинет.

— Я и сам могу дойти! — Отважно начал перечить я, при этом, приподнимая Верочку и, под удивлённые ахи всех присутствующих, ставя её на пол.

А затем, быстро вскочил на ноги и, почувствовав, как из мочеполового канала выскочил катетер, доставив при этом не очень благоприятные ощущения, понял, что только что совершил глупость.

— Не положено! — В один голос заявили мой новый собеседник и, как понимаю, стоявший за его спиной Яков Моисеевич.

А первый, при этом, ещё и принялся объяснять.

— В моей практике это единственный случай, когда человек, со столь многочисленными ожогами и, практически несовместимой с жизнью травмой черепа, так быстро встаёт на ноги! — И, резюмируя сказанное, закончил. — Вы, без всякого сомнения, умница и молодец! Но, давайте, пока обойдёмся без самодеятельности. Верочка сейчас привезёт каталку и, после снятия бинтов и визуального осмотра, а так же обязательной сдачи анализов, соберём консилиум и примем окончательное решение!

На этом визит высокого начальства закончился, а я снова улёгся на кровать и, чувствуя, что лицо наливается краской, натянул на голову одеяло.

Забавно тарахтящее, судя по издаваемым звуками, обтянутыми резиной колёсиками, средство передвижения, подали минут через семь. При этом, судя по запаху табака и чуть более застарелого, чем это принято в нормальном обществе, пота, в этот раз Верочке помогал какой-то мужик.

И, так как, во время моего, самостоятельного между прочим, перемещения на этот архаичный транспорт, он ухитрился ткнуть меня кулаком под рёбра, я понял, что уже успел нажить себе первого врага.

Делить нам было нечего, денег без отдачи я у него не занимал, а как объект грабежа, в своём нынешнем состоянии не представлял ну совсем никакой ценности. Гол как сокол и, кроме анализов, взять с меня нечего.

Так что, помимо воли, напрашивался немудрящий вывод, что этот, на свою голову начавших распускать руки «Отелло», попросту приревновал ко мне Верочку. И, таким вот, немудрящим и незатейливым способом, давал понять, чьи в лесу шишки. Ну и, красивые девушки, заодно.

«Надо же»! — Про себя ухмыльнулся я. — «Какие тут шекспировские страсти намечаются»!

Правда, я совсем запамятовал, кто такой этот самый «Шекспир». Но вот про непростые взаимоотношения, между конкурирующими за самку особями мужского рода, почему-то вспомнилось.

Тут я ещё немножко порылся в памяти и, поняв, что по-прежнему ничего о себе не знаю, загрустил. И даже звонкий голосок ничего не заметившей Верочки, не вывел меня из этого сомнамбулического состояния.

— Аккуратней, Петя! — Тем временем командовала она. — Больной нуждается в бережном отношении!

«Да уж, дождёшься тут»! — Криво усмехнулся я.

А, когда, ориентируясь на звуки Верочкиного дыхания, понял, что она отвернулась, легонько ударил моего нежданного визави под-дых. При этом, даже не поняв, что сделал это не рукой или ногой а… какой-то третьей конечностью. Которой у меня, вроде как не имелось. Но, в нужный момент, появившейся, словно из ниоткуда. И, выполнив свою миссию по наказанию супостата и восстановлению справедливости, тут же пропавшей, словно её и не было.

Симбиот, терпеливо дожидавшийся вполне логической развязки, спокойно наблюдал и ни на что не реагировал. Хозяин, как и положено молодым существам его возраста, заигрывал с сексапильной медсестричкой, поглощал пищу и готовился к процедуре осмотра и избавления от, ставших уже ненужными, бинтов.

Но, когда появившийся в помещении, и явно агрессивно настроенный индивидуум мужского пола попытался причинить носителю вред, вынужден был принять меры. В конце-концов, целостность, бывшего его домом тела, являлось основой его существования. И, если какой-то, не слишком предусмотрительный и дальновидный персонаж, с места в карьер принялся распускать руки, оставлять обиду безнаказанной и пускать дело на самотёк, было ни в коем случае нельзя.

Плохо, конечно, что утрачена практически всякая связь с получившим повреждения мозгом хозяина. Но, работая на пределе сил и, действуя на грани своих возможностей, биопроцессор, всё-таки смог заставить старшего партнёра, пусть неосознанно, но всё же воспользоваться своими, казалось, навсегда скрывшимися в глубине сознания способностями.

Так как в этом их желания целиком и полностью совпадали то, коротким, но очень мощным импульсом, сумев достучаться до области мозга, отвечающей за применение магических способностей, симбиот вынудил хозяина сформировать энергетический щуп и, когда невольная свидетельница отвернулась, они ударил этого тупого недоумка в солнечное сплетение.

«Конкурент», хотя, положа руку на сердце, какой из этого, злоупотребляющего алкоголем и табаком отморозка, соперник хозяину, моментально сложился в три погибели и, выблевав недавно съеденный завтрак, глухо и сдавленно застонал.

— Петя! Что с тобой? — Тут же кинулась к нему сердобольная Верочка.

А симбиотн, поняв, что носителю ничего не угрожает и его непосредственного участия, пока что не требуется, снова впал в подобие спячки. Из усвоенного за неполные сутки, прошедшие с попадания в эту нестандартную ситуацию, он сумел сделать вывод, что лучше всего контакт с хозяином получается во время сна. Ну, или когда внимание его рассредоточено, а тело полностью расслаблено.

Привыкший, к молниеносному взаимодействию, вживлённый в тело разумного на стадии эмбриона и бывший с ним одним целым, биологический процессор находился, если можно так выразиться, в состоянии растерянности. Но, обстоятельствами была поставлена задача. А так же имелись — пусть и небольшие, но они всё-таки были, — возможности её решения. Так что, остальное лишь дело времени.

Сначала нужно определиться, куда же, в этот раз его шебутного носителя забросила судьба. Составить примерный план, отработав все возможные варианты. А уж потом, действуя во сне, постепенно внедрять в мозг старшего партнёра наиболее оптимальную для реализации программу.

Ну и, надо как-то внушить хозяину необходимость научиться впадать в медитативный транс. Раз уж, с связи с повреждением головного мозга, он лишён возможности пользоваться магией, в критические моменты придётся подключать рычаги управления к нейронам собственной сети.

В общем и целом, технически сделать это будет не сложно. Правда, потребуется некоторое время. Ну, так и выгонять их из больницы, вроде пока никто не собирается. А привыкнуть и приноровиться к новым условиям сосуществования они обязательно смогут.

Взять, к примеру, только что произошедший случай. В отношении носителя был произведён акт агрессии. И, уловив желание хозяина рассчитаться за обиду, квазиживой организм заставил его выпустить ультразвуковую волну, определяя местоположение всех находящихся в помещении. И мощным толчком активировав, силовой щуп, помог нанести точный удар.

Правда, тот был слишком слаб. Да и реципиент так и не осознал, как и с помощью каких, имеющихся в его теле «инструментов» он сумел осуществить задуманное. Но, пусть пока так… Хочется носителю верить, что он сориентировался по звукам и запахам — ладно.

Главное, взаимодействие постепенно налаживается и получается приемлемый результат. Ну а, остальное, как говорится, дело времени. Ну и отлаженной техники взаимодействия, куда ж без этого!

— Петя, что случилось? — Тем временем переключила своё внимание на нового страждущего Верочка. — Ты отравился во время завтрака?

— Я-а, — забулькал блевотиной получивший по заслугам ревнивый Петя. — Я-а-а!

При этом, боль не давала разогнуться, а лицо молодого мужчины побледнело и покрылось лёгкой испариной.

«Как бы не случилось разрыва внутренних органов». — Вяло и, безо всякого сострадания к понёсшему заслуженную кару и окончательно поверженному врагу, подумал я.

Но, при этом, совершенно не испытывал никакой жалости. Я ж ему, козлу вонючему, ничего не сделал! Более того, всего каких-то пару-тройку минут назад, даже не подозревал о его существовании!

А этот… безрогий, мля! Ни с того ни с сего, давай лупить. И это при том, что официально я всё-ещё не признан выздоровевшим! А, так как ни для кого не было секретом, что при аварии я изрядно обгорел, то поступок этого… недоделанного, можно смело рассматривать, как акт самой настоящей агрессии. Направленный на причинение вреда моему драгоценному здоровью.

В общем, какой мерой меряете, такой и вам отмеряют. Ведь, не стал же я размахивать кулаками, отбивая разные части тела и другие жизненно важные органы, тому же Якову Моисеевичу! Милейший старик ну, или дядечка пожилого возраста. Ничего мне плохого не сделал, и, как следствие, не был за это бит!

— Пойдём, я тебя до туалета провожу. — Хлопотала над наказанным мною Петей, заботливая Верочка. И, оглянувшись на меня и, на судя по резкому неприятному запаху, заблёванный ревнивым «Отеллой» пол, обратилась ко мне, называя, почему-то, во множественном числе. — А вы полежите пока, больной. Я сейчас нашему сотруднику помогу привести себя в порядок, и вернусь за вами.

Подставив глухо стонущему Пете хрупкое плечико, девушка заковыляла рядом, а я снова остался в гордом одиночестве. Правда, ненадолго. Видимо, по пути юная красавица встретила санитарку и, то ли отдала соответствующее распоряжение, то ли, попросила об услуге. Я не вдавался в такие животрепещущие подробности.

Но, во всяком случае, результат был налицо. В палате, шаркая и что-то непрестанно бубня себе под нос, появилась женская особь гораздо старшего возраста и принялась возить по полу шваброй. Ну, во всяком случае, именно так интерпретировал я услышанные звуки и достигший ноздрей сильный запах хлорки.

Глава 5

Препровождение получившего по заслугам Пети к дверям туалета заняло не более дух минут, так что, вскоре Верочка вернулась и, подождав, пока «баба Катя» закончит возить мокрой тряпкой по полу, выкатила меня из палаты.

Так как видеть я ничего не мог то, ориентируясь исключительно на звуки, представлял себе наш маршрут весьма приблизительно. Но, количество шагов, сделанных моей заботливой сиделкой и число поворотов, запомнил. Просто так, на всякий случай.

Правда, толком не понимал, что мне может дать эта, в кавычках «стратегическо-тактическая» информация но вот… Считал на автопилоте, и всё тут. Хотя, глупо было бы думать, что те, кто взял на себя заботу о моём, так не кстати пошатнувшемся здоровье, вдруг, ни с того, ни с сего, решат причинить пациенту вред.

Хотели бы, так давно бы на тот свет отправили. Ну, или «залечили» до смерти. Так что, мимолётно усмехнувшись по поводу на мгновенье охватившей меня паранойи, в процедурную я въехал безо всякого душевного трепета и тревожащего душу смятения чувств.

— Ну-с-с, больной. Как настроение? — Раздался голос, который я слышал недавно. — Жалуйтесь, где что не так.

— Всё так… уважаемый. — Слегка запнувшись, моментально же ответил я.

А небольшая запинка произошла оттого, что на ум пришло почему-то словосочетание «господин доктор». Но, что-то заставило придержать язык и подобрать другой эпитет. Нейтральный, так сказать, и ни к чему не обязывающий.

— Что ж, тогда приступим к более детальному осмотру. — Судя по донёсшимся до моих ушей звукам, врач довольно потёр руки. И, обращаясь к стоявшей чуть в стороне женщине, скомандовал. — Елизавета Семёновна, снимите, пожалуйста, с нашего пациента бинты.

Взявшаяся освобождать мою тушку от повязок медсестра действовала быстро и аккуратно. Она срезала хирургическим ножницами заскорузлые от ссохшейся мази узкие марлевые полоски и точными и резкими движениями отрывала ошмётки, бросая их куда-то вниз.

Прикосновения металла холодили кожу, и постоянные дёрганье и рывки заставляли морщиться при каждом движении Елизаветы Семёновны. Но, понимая что, в любом случае эту, хоть и не очень приятную, но и не слишком болезненную процедуру рано или поздно всё равно пришлось бы пережить, я мужественно терпел. И даже ни разу не ойкнул.

Когда моё тело было освобождено от, так сказать, «пут», настала очередь головы. Вернее, только лицевой её части, так как трогать загипсованный затылок, врач запретил категорически.

— Посмотрим, что покажет рентгеновский снимок. — Не терпящим возражения голосом, заявил он.

И, так как спорить с эскулапом никто не решился, заслоняющую обзор тканевую маску срезали только с многострадальной моськи. И, наконец-то, я широко распахнул глаза, чтобы тут же с громким и выразительным — «Блядь»! — захлопнуть их обратно.

— Попрошу не выражаться, больной! — Недовольным тоном сделала мне строгое замечание Елизавета Семёновна. И, как будто я этого не знал, на всякий случай, напомнила. — Вы находитесь в медицинском учреждении!

— Извините. — Смущённо пробормотал я, чувствуя, как щёки наливаются краской. — Просто, не ожидал, что это будет так…

— Неожиданно. — Закончил за меня голос, принадлежащий Яков Моисеевичу.

Мой, если можно так выразится, «первый доктор», до этого момента тихонько стоял в сторонке. Так же, как и ещё человек пять в белых халатах, видимо, и составлявших собранный для решения моей дальнейшей судьбы, консилиум.

— Лев Абрамович, я закончила. — Тем временем доложила Елизавета Семёновна, чинно отойдя в сторону.

Что натолкнуло меня на мысль, кто именно главная лягушка в этом болоте. А в памяти смутно всплыл разговор, состоявшийся над моим, лежащем в бессознательном состоянии, телом. В процессе которого, коллегиально, так сказать, было принято решение сделать мне инъекции морфия и адреналина.

Хотя, проанализировав собственные ощущения, понял что, никаких побочных эффектов или, тем более, дискомфорта, неизбежно сопутствующим применению такого рода препаратов, не последовало. Из чего сделал вывод, что местные эскулапы, всё-же не зря едят свой хлеб. А все предпринятые ими действия пошли мне только на пользу.

Тут неприятные ощущения в моих глазных яблоках поутихли, и ваш покорный слуга предпринял вторую попытку. Правда, на этот раз я не торопился и, прикрывшись ладонью, осторожно разлепил левое веко, взглянув на вновь отрывшийся для меня мир через узкую щёлочку.

К счастью, никакого дискомфорта в этот раз не последовало и я, теперь уже смелее, но по-прежнему заслоняясь рукой, распахнул и второе око.

И обнаружил, что лежу, причём абсолютно голый, в плотном кольце обступивших меня деятелей медицины. Безусловно, по достаточно громкому дыханию и звукам приближающихся шагов, я понимал, что хирургический стол окружили люди. Но, так как был занят адаптацией, поначалу не обратил на свою наготу и смотрящих на меня эскулапов никакого внимания.

Ну, а теперь вдруг стало неуютно и даже немножко стыдно. Но, выдавать смущение или прикрываться руками я не стал. Зачем смешить достопочтенную публику? Тем более, что женщин, если не считать ассистентки хирурга, среди присутствующих не было. Ну а, Елизавету Семёновну, даму внушительных статей и постбальзаковского возраста, вряд ли интересовал мой сморщенный стручёк и, надо сказать, довольно-таки заморенное и сухощавое тело.

— Поразительно! — Началось обсуждение моего, так сказать, феноменального случая. — Этого не может быть!

Но, Лев Абрамович, взяв бразды правления в свои руки, быстро навёл порядок и пресёк, по его мнению, совершенно неуместные дебаты.

— Отставить разговоры! — Твёрдым, хорошо поставленным голосом, приказал он. — Перед нами свершившийся факт, больной довольно-таки хорошими темпами идёт на поправку. И! — Тут он поднял указательный палец к потолку и зачем-то посмотрел туда же. — Там! Ждали от нас только положительного результата!

Тут до моих ушей донеслись какие-то невнятные шепотки, в которых, не совсем отчётливо звучали имена Борис Николаевич и Танечка.

Я же не имел ни малейшего представления, кто эти, новые для меня люди. Но, судя по благоговейному придыханию, с которым произносились оба имени, гражданами или господами они были далеко не простыми. Хотя, по контексту можно было понять, что эти два персонажа, скорее дружественны вашему покорному слуге, чем, так сказать, враждебны.

Тут я снова осознал, что ровным счётом ничегошеньки не помню, и мне почему-то взгрустнулось. Но, так как обнародовать собственную амнезию, да ещё в присутствии столь многочисленной аудитории было последнее, что могло прийти в мою, как выяснилось, довольно сильно пострадавшую голову, то я постарался ничем не выдать охватившего меня смятения и просто лупал зеньками, стараясь изобразить, прилёгшую отдохнуть, статую Будды.

Кстати, кто такой или что такое этот самый Будда я тоже не помнил. Что он есть — знал. И, что это самое изваяние, ставшее именем нарицательным, и обозначавшим невозмутимое спокойствие, догадывался. А вот конкретики почему-то не было.

Но, так как грустью делу не поможешь, а излишняя печаль, и совершенно здорового человека раньше времени в гроб загонит, я тут же выбросил пораженческие мысли из головы и постарался взглянуть на ситуацию со всем, возможным в моём, надо сказать, не таком уж и плохом положении, оптимизмом.

Из минусов были недавно перенесённые травмы, ожоги по всему телу и проломленная в затылочной части бестолковка. Ну, и полная потеря памяти. Вишенкой, так сказать, на торте.

Ну а, к плюсам смело можно было отнести, в общем и целом, почти полностью восстановившееся здоровье. Как понял из, по-прежнему раздававшихся вокруг охов и ахов, невероятная регенерация и, на сто процентов восстановившаяся, целостность моей шкурки.

Ну, и молодость уцелевшего в катастрофе организма, тоже смело можно записать в актив.

Отчего решил, что я юн и хорош собой? Так, из-за недавнего и, надо сказать, довольно-таки тесному общению с моей хорошенькой сиделкой. Девушки в подобных ситуациях, не мозгом думают. А, руководствуясь древними, как сама Вселенная, инстинктами, подсознательно выбирают партнёра, адекватного с ними возраста.

Ну а, так как юное и тонкое, к тому же, так приятно пахнущее, тело никак не могло принадлежать кому-то вроде очень мною глубокоуважаемой Елизаветы Семёновны, то вывод о числе прожитых мною лет, напрашивался сам-собой.

Ведшиеся в полный голос дебаты, тем временем, продолжались. Мнения, как всегда, разделились. Кто-то был «за», некоторые — ну, куда ж без этого! — «против». Ну и, естественно, нашлись такие, что «требовали дальнейшего всестороннего изучения феномена». Правда я так и не понял, какой конструктивный посыл для меня лично имеют все эти, на мой взгляд, пустопорожние разговоры.

Ну, выздоровел человек немного раньше предполагаемого времени, так что его, теперь из больницы не отпускать? Правда, тут же пришло на ум, что идти-то мне, собственно, пока что некуда. Так что я благоразумно молчал, так сказать, «в тряпочку», и старался не сильно отсвечивать.

Выпишут ещё, и что дальше? Если я про себя ничегошеньки не помню. Блядь! Я даже имени своего не знаю. А эти… «трубки клистирные», и «господа Пилюлькины» всё как-то обезличенно именуют. «Он», «пациент» да «выздоравливающий». Ну, и ещё «феноменом» обзывались и, порою, требовали чуть ли не препарировать меня, на предмет «всестороннего изучения».

К счастью для меня, «пустить на органы» вашего покорного слугу не дал всё тот же Лев Абрамович. Твёрдо напомнив, что моё дело на контроле «на самом верху» и он вынужден будет доложить об улучшившемся самочувствии поднадзорного уже сегодня.

— Так что, ещё денёк другой понаблюдаем. И будем готовить нашего героя к выписке. — Резюмировал он, подводя черту, под, неизвестно за каким хреном, устроенными дебатами. — Как раз к заседанию горкома партии, приуроченному ко дню космонавтики, и выпустим.

При упоминании магических слов «заседание» и «горком партии» все как-то сразу приутихли. И, по многозначительному переглядыванию, я догадался, что это и есть самый главный орган в тутошнем социуме. Где, вне всякого сомнения, сидят и руководят процессами наиболее значительные лягушки.

Тут, молча и бесстрастно внимавшая всей этой какофонии Елизавета Семёновна набросила на меня пахнущую хлоркой простыню и, дождавшись, пока члены высокой комиссии покинут процедурную, покатила к выходу.

Правда, Яков Моисеевич, который как я понял, был чуть пониже рангом, чем Лев Абрамович, задержался на секунду, чтобы отдать указание.

— Пять кубиков глюкозы внутривенно. — Распорядился он, перед тем, как закрыть за собой дверь. — И курс витаминов «Бэ-четыре».

Что такое глюкоза я знал. А вот про таинственный «Бэ-четыре» не имел ни малейшего представления. Но, спорить, разумеется, не стал и, под неодобрительным взглядом Елизаветы Семёновны, крутя во все стороны головой, выехал из процедурной.

Где каталку с моей, вроде как признанной здоровой, но всё-ещё не опущенной в свободный полёт, тушкой всучили дожидавшейся в коридоре Верочке. Которая, взглянув на моё индифферентное лицо, почему-то вдруг покрылась краской и, прижав руки в запунцовевшим щекам, тихо ойкнула.

— Этого на рентген. — Равнодушно распорядилась Елизавета Семёновна. — А потом пять глюкозы и курс «Бэ-четыре».

— Сделаю, Елизавета Семёновна. — Тут же подтвердила указание Верочка.

И, приняв у старшей коллеги эстафетную палочку, в роли которой выступал развалившийся на, по прежнему смешно тарахтящей колёсиками каталке, я, споро потолкала меня, как понимаю, в рентген кабинет.

— Вер, мне б планшет на время. — Решив воспользоваться подвернувшейся возможностью, осторожно попросил я. — И, если можно, данные для доступа к местному Вай-фаю.

— Чего-о? — Пришедшая в изумление от моих слов девушка запнулась и сбилась с шага. Отчего тележка свернула немного в сторону и, закономерно, врезалась в одну из стен. — Какой тебё хай-фай?

— Извини. — Сразу же пошёл на попятую я. — Наверное, просить столь дорогой гаджет было бестактностью с моей стороны.

— Ну да, добиваться от меня гадостей, было не самой лучшей твоей идеей. — Грозно нахмурив бровки, подтвердила какую-то собственную догадку, вмиг посуровевшая Верочка. И, наклонившись к моему уху, она недовольно прошипела. — Ты что думаешь, раз позволила тебе распускать руки в палате, так уже и непотребства от меня требовать можно?

Её красивые глаза, при этом грозно метали молнии. Но, так как нас обоих моментально окружила плотное облако обильно источаемых юным девичьим телом феромонов, я ни на секунду не поверил в её деланную обиду. И, вместо того, чтобы проникнуться и испугаться, приподнялся на локте и легонько поцеловал Верочку в губы.

— Дура-ак! — Заалев, как спелый помидор, выдохнула она. И, должно быть, от избытка чувств, засветила мне острым кулачком в глаз.

Но, по вполне понятной причине, не попала. Я что, дурак, позволять себе болючие фингалы ставить? Чуть-чуть отклонив голову, я избежал, с моей точки зрения, совсем не заслуженного и, наверное по этому, так и не состоявшегося наказания. А девушка, потеряв равновесие, навалилась на меня своими аппетитными грудками и окончательно смутилась.

— Убью гада. — Прошипела она мне на ухо. Но, вместо того, чтобы осуществить озвученную «страшную угрозу», вдруг быстро чмокнула меня в уголок рта и отпрянула, подозрительно оглядываясь вокруг.

К счастью, никого из медперсонала поблизости в этот момент не было. А медленно шаркающий ногами дедуля, с торчащей из кармана больничной пижамы газетой, и вовсе был занят собственными переживаниями.

«Газета»! — Осенило меня. «Ну, конечно же, газета»!

Раз уж планшета или смартфона допросится на удалось, то, по крайней мере, смогу хоть что-то узнать обо окружающей меня действительности из этого древнего и архаичного печатного органа.

Хотя, по правде сказать, так и не доставшиеся мне во временное пользование девайсы, тоже представлялись предметами, давно отставшими от благ цивилизации. Но, как именно должны выглядеть привычные для меня средства коммуникации, почему-то так и не вспомнил. То есть, где-то, на самом краю сознания, вертелась мысль, что «что-то здесь не так». Но вот поймать кончик её хвоста так и не получилось.

Поняв, что не стоит разбрасываться и требовать от окружающей меня, довольно странной и пока остающейся загадочной, действительности, чего-то запредельного, я улыбнулся Верочке и, сделав губами «чмок», попросил ещё раз.

— Верунь, мне бы пару тройку газет. — Я изобразил на лице смущение, беззвучно извиняясь за допущенный и неправильно понятый девушкой косяк. — А то, пока морда была бинтами замотана, совсем одичал тут.

— Не так уж ты долго и болел. — Легонько пожав хрупкими плечиками, моментально возразила Верочка. — А Яков Моисеевич, так вообще сказал, что ты, своего рода уникум. И, с таким поразительным случаем, он столкнулся впервые за более чем тридцать лет.

— Что, слишком быстро поправился? — Криво усмехнувшись, поинтересовался я. И, отводя от себя «подозрения», угрюмо заметил. — Так, я не нарочно!

— Да, успокойся ты. — Поняв, что я начинаю злиться, поспешала разрядить ситуацию Верочка. — Никто ж тебя и не обвиняет. К тому же, сама не раз читала, что в медицинской практике, и не такие загадочные случаи бывают.

Тема, бесспорно, была захватывающей и интересной. Но, поскольку разговор явно сворачивал куда-то не туда, я поспешил вернуть его обратно в интересующее меня русло.

— Так, что насчёт газет, Вер? — Елейным голосом проворковал я. И, так как отблагодарить её за услугу, по крайней мере, материально, мне пока было нечем, необдуманно пообещал. — А я тебе вечером стихи почитаю.

И тут же понял, что явно сморозил глупость, так как с рифмованным строчками, в моей, пустой словно туго натянутый барабан, было негусто. Ну, то есть, абсолютно никак. И, кроме невесть откуда всплывшего на краю сознания — «Я Вас любил, а хули толку. Ебаться хочется, как волку»! — больше ничего в памяти не всплыло, слегка опечалился.

Ибо такое вот, немудрёное и, бившее наповал своей откровенностью, двустишие — совсем не то, чем можно поразить воображение восторженной и романтической натуры, какой представлялась мне Верочка.

«Да-а, засада»… — Почесав в затылке, пристыженно приуныл я.

И немного задумался.

Глава 6

— Скажешь тоже, стихи! — Фыркнула девушка. И, хотя было заметно, что ей оченьприятно, всё-таки не удержалась, и подначила. — Может ещё и собственного сочинения? Или, даже под гитару исполнишь?

Стихов я, как уже сказал, помнил ровно две похабные строчки. Да и о только что упомянутом инструменте тоже имел весьма смутное представление. Но тут, словно далёкая галлюцинация, на краю сознания сами-собой отпечатались слова и, сначала смутно, а потом всё отчётливей и явственней стала формироваться мелодия.

Да и что-то кольнуло в левой руке, помимо воли заставив ощутить отполированный гриф и шероховатые струны. А правая легонько дёрнулась, словно вспоминая переборы и бой.

Так что решив, что хуже всё-равно не будет, я отчаянно мотнул головой, подтверждая Верочкину догадку.

— Можно и на гитаре. — Небрежно, словно давно сроднился с этим инструментом, нагло заявил я. И, оставляя пути к отступлению, немножко схохмил. — Правда, я ещё ни разу не пробовал. Но, наверное умею.

— Балбес! — Влажно блеснула глазами Верочка. — И, уже окончательно вернувшись в хорошее расположение духа, припечатала. — Балабол!

Тут мы, наконец, в кои-то веки добрались до моей привилегированной палаты и, едва за толкаемой девушкой каталкой захлопнулась дверь, я вскочил на ноги и заключил Верочку в объятия. А затем, легонько пересиливая показавшееся мне деланным и нарочитым сопротивление, нежно поцеловал её в губы.

— Отпусти-и! — Слабо пискнула красавица и замолотила кулачками по моей спине.

Но, вскоре попытки отбиться прекратились и она стала отвечать на мои ласки. Да так страстно, что я даже забеспокоился немного.

Безусловно, налаживание хороших отношений с противоположным полом является первой и, возможно, даже наиглавнейшей задачей всех особей юного возраста. Но, двигаясь такими темпами, боюсь, что минут через пять, а то и раньше, мы оба окажемся в моей постели.

А, учитывая то, что дверь в палату не запиралась, и в любой момент мог войти кто угодно, вряд ли это привело бы к чему-нибудь хорошему. В репутационном плане, разумеется. Так как, с точки зрения голой физиологии, всё было бы вполне логичным и очень даже естественным.

— От тебя пахнет. — Вдруг напомнила Верочка, отрезвив тем самым мою буйную и слишком озабоченную голову. — Да и вообще, вымыться бы надо. А потом полежать под капельницей.

Понимая, что девушка кругом права, а моё, прямо скажем, безответственное и безалаберное поведение не вписывается ни в какие рамки, я неохотно отпрянул. Заметив при этом, что засохшие и, как верно заметила девушка, источавшие довольно-таки ощутимое амбре, кусочки заскорузлой мази прилипли к её белоснежному халатику.

Член же мой встопорщился. Что, в общем-то, было вполне предсказуемым в созданной моим бурным порывом ситуации. Верочка, с интересом стрельнув туда озорными глазками, всё-таки не стала заострять внимания на этом пикантном моменте, а принялась отряхивать свою рабочую одежду.

— Форму испачкал. — Не очень довольно буркнула она. И, с небольшим укором, попеняла. — Где я сегодня новую возьму?

— Прости, не удержался. — Повинился ваш покорный слуга. И, дабы перевести мысли озабоченной собственным внешним видом Верочки в другое русло, сказал то, что по моему мнению, должно было подействовать безотказно. — Ты такая красивая!

— Правда? — Притворно-кокетливо удивилась Верочка. И, явно желая услышать ещё парочку комплиментов, подначила. — Издеваешься?

— Клянусь Создателем! — Непроизвольно вырвалось у меня. А правая рука помимо воли поднялась ко лбу и описала полный круг. — С тех пор, как очнулся, лучшей девушки не встречал.

— А раньше, значит, они у тебя были? — Бросила взгляд исподлобья Верочка. И, в явно прорезавшимися ревнивыми нотками, приступила к допросу с пристрастием. — И, многих ты охмурить успел, Казанова недоделанный?

Кто такой этот самый «Казанова» я был не в курсе. Но, по контексту было понятно, что явно какой-то герой-любовник из народного эпоса. Ну, или литературного. В данной конкретной ситуации это было без разницы. И, судя по несколько похолодевшему тону, персонаж был явно отрицательный, и сравнение с ним не сулило в будущем ничего хорошего.

Я слегка завис, не желая признаваться, что совсем ничегошеньки не помню. И эта заминка, конечно же, была истолкована совсем не в мою пользу.

— Значит, я угадала? — Ноздри прелестницы начали раздуваться от внезапно накатившей обиды, а в глазах появилась нехорошая темнота. — Где-то у тебя есть подруга! А я, значит, только для того, чтобы развеяться!

— Вер, погоди ты! — Смущённо забормотал я. И, так как стоять обнажённым, со всё ещё торчащим словно боевое копьё членом стало вдруг неудобно, поднял с пола прикрывавшую меня простынь и закутался, словно римлянин в тогу. — С чего ты решила, что у меня кто-то есть?

— Ну, ты же сам только что сказал, что я лучшая только с тех пор, как очнулся.

— Ну да. — Не стал отказываться я. — А, разве ж это плохо?

— Дурак! — Совершенно нелогично но, зато очень и очень эмоционально, выкрикнула юная нимфа и, хлопнув дверью, выскочила из палаты.

А я, так как одеть было совершенно нечего, улёгся на кровать и натянул до самого подбородка одеяло.

С памятью нужно было что-то решать. Причём, как можно скорее. А я, вместо того, чтобы тихо-мирно дождаться выпрашиваемых газет, полез на девушку и, похоже, окончательно испортил намечающиеся отношения. Правда, размолвка отменяла неизбежный позор, так как ни строчки из обещанных сгоряча стихов я так и не вспомнил. Не говоря уже, об их мелодичном исполнении под аккомпанемент не имевшейся у меня гитары.

На рентген меня отвез, видимо оклемавшийся и как следует проблевавшишйся, Петюня. При этом он тщательно избегал смотреть в мою сторону и совсем никак не прокомментировал утренний инцидент. Просто молча доставил до нужного кабинета и, подождав, пока закончатся процедуры, отбарабанил обратно в палату. Где я снова завалился на кровать и опять предался невесёлым мыслям.

Самобичевание прервало появление женщины средних лет, так же облачённой в белоснежный халат. Она без стука вошла в палату и, безмолвно положив на постель стопку застиранной фланелевой одежды неопределённой расцветки, выразительно пощёлкав ножницами, поинтересовалась.

— Ну что, готовы гипс снимать?

— Конечно! — Обрадованно приподнялся на постели я. И, так как, вроде бы, для подобного действия меня должны были сопроводить в соответствующий кабинет, полюбопытствовал. — Что, прямо здесь?

— Процедурная сейчас занята. — Равнодушно пожала плечами медсестра. — Впрочем, если хотите, можете подождать пару часиков.

Ждать я, как вы понимаете, ни в коем случае не желал, и отчаянно замотав головой, восторженным мычанием выразил полное согласие на снятие осточертевшего гипса с моего, как я понял, окончательно зажившего черепа.

Женщина споро защёлкала своим хирургическим инструментом и, уже через несколько минут, я с наслаждением чесал ногтями обеих рук свой многострадальный затылок.

«Ка-айф»!

— До душевой сами дойдёте, или вас отвезти? — Прервав моё упоённое занятие, полюбопытствовала избавительница.

При этом так брезгливо повела носом, что я понял, что, хоть сам и не чувствую исходящих от меня неприятных запахов, раздражать обоняние окружающих они от этого не перестали. И, надевать на грязное тело свежую пижаму, просто-напросто глупо.

— Пожалуй, воспользуюсь вашим предложением. — Смущённо пробормотал я.

И, откинув одеяло и прикрывая наготу простыней, взгромоздился на каталку.

— Ты нам Верочку не обижай. — Неожиданно наклонилась к моему уху медсестра. — Она девушка хорошая, правильная. — И, выпрямляясь и начиная движение, пригрозила. — А то не посмотрим, что герой. И, невзначай так, что-нибудь отчекрыжим.

— Я и не собирался. — Прекрасно понимая, что угроза «что-нибудь мне отрезать», скорей всего никогда не будет осуществлена, отчего-то начал оправдываться я. — Она ж, сама вдруг невесть к кому приревновала.

— Хочешь сказать, красавчик, что у тебя никого нет? — Неверяще и, наверное оттого криво, усмехнулась женщина.

— Я не… — Чуть не спалился в очередной раз я. Но, тут же заткнулся, изо всех сил стараясь не наговорить лишнего.

— Не уверен, значит. — Закончила за меня так и не высказанную мысль дознавательница. И, выражая своё неодобрительное отношение, букнула. — Все вы, мужики, такие. Вам лишь бы засунуть, да и бежать сломя голову за следующей юбкой.

— Я не… — Начал было оправдываться я. Но тут же, почувствовав, что начинаю краснеть, заткнулся.

Ведь и, в самом деле, затащить девчёнку в постель я был не прочь. И, даже предпринял для этого некоторые, прямо скажем, весьма скоропалительные действия. Приведшие к вот такому, совершенно неожиданному и непредсказуемому результату.

Мало того, что по-прежнему, совсем ничего не помню, так ещё и ухитрился младший медперсонал против себя настроить. А теперь, после моей глупой выходки и неосмотрительного поведения, даже не знаю, к кому обратиться с такой пустяковой, на первый взгляд, просьбой.

Меня довезли до душа и, подождав, пока я слезу с транспортного средства, оставили в гордом одиночестве. Не особо церемонясь и, на мой взгляд, очень даже невежливо и неодобрительно, информировав, — «Обратно сам дойдёшь»!

Оставшаяся безымянной медсестра, неторопливо удалилась. При этом всем своим видом давая понять, какого именно мнения она обо всех ловеласах вообще, и конкретно об одном недалёком индивидууме, в частности.

Ну, да ладно! Пусть думает что угодно. В конце-концов, я же не насиловать девчёнку собрался. Ну, поцеловались пару раз. Так, — клянусь, чем угодно! — Верочке и самой это очень даже нравилось. Не то, чтобы девушка специально провоцировала. Но и некоторая доля кокетства, с непременно сопровождающим лёгкий флирт выделением феромонов, присутствовала.

Утешив себя подобным образом, я бросил простыню на выкрашенную светло синей масляной краской лавку и, зайдя в одну из кабинок, включил воду. Немного подрегулировав температуру, доведя до приемлемой, но не слишком горячей, я с наслаждением намылил остриженную наголо голову, а затем и всё тело.

И, стоя под ласково массирующими плечи тёплыми струями, постепенно выбрасывал из головы мелкие неурядицы, произошедшие за сегодняшнее утро. Ну, подумаешь… С девчёнкой поссорился! Помиримся, так и или иначе. Тем более, виноватым себя я, ну вот нисколечки, не чувствовал.

А то, что где-то у меня может кто-то быть… Ну, вполне возможно. Но, так как доступа к личным вещам, среди которых, помимо документов, наверняка имелись и какие-то письма, фотографии или другие документальные подтверждения моей личной жизни, мне пока что не предоставили, будем исходить из того, что есть.

Ну, то есть, нету. А нет у меня ровным счётом ничего. Ни одежды, если конечно не считать за таковую дожидавшуюся меня в предбаннике пижамы. Ни денег. Поймав себя на мысли, что я даже не знаю, как выглядят эквиваленты обмена в моей новой и, вследствии потери памяти, совершенно неведомой для меня жизни, я тихонько засмеялся.

Ну а что? Плакать мне по этому поводу было, что ли? На нет, как говориться, и суда нет. Но, вроде как, пару-тройку раз мелькали фразы о моём, так называемом «героизме». Да и Верочка рассказывала, что я, вроде как спас из горящего поезда дочку какого-то Бориса Николаевича.

Ну, спас и спас. Не оставлять же было девчушку в пылающем пламени. Правда, при этом изрядно досталось моей бестолковке. Ну так, за всё в этой Вселенной нужно платить. И ни одно доброе дело, как представляется, не остаётся безнаказанным.

Тут мои «размышлизмы» прервали три небритых типа, одетых в рабочие робы. От них изрядно попахивало смесью застарелого перегара, только что подновлённого новой порцией горячительного. Ну и, вызывающий блевотину запах табака, тоже присутствовал.

Один из них остался сторожить дверь, выглядывая в оставленную для наблюдения еле заметную щёлочку. А двое, расхристанной и, я бы даже сказал, какой-то «блатной», походочкой подошли ко мне.

— Слыш ты, фраер! — Сверкая золотым зубом, дохнул мне в лицо незванный гость. — Мы пока тебе трогать не будем. — При этом он упёр мне палец, с грязным ногтем в грудь и смачно плюнул, попав на ногу. — Но, если ещё раз кто-нибудь увидит тебя рядом с этой тёлкой, то сам можешь девочкой стать!

Бля-а! Ну, это же ни в какие ворота!

Мало того, что оплевали ни за что, ни про что. Так ещё и актом мужеложства зачем-то угрожают! В общем, происходящее мне нравилось всё меньше и меньше, и поэтому я, не долго думая, просто сломал не вызывающий ничего, кроме закономерной брезгливости, явно лишний отросток.

— Су-ука-а! — Белугой завыл недоумок. И, побледнев от болевого шока, опустился на корточки и захрипел. — Мочи его, пацаны!

— Пиздец тебе, козлина! — Второй нападавший выхватил из кармана разводной газовый ключ и, замахнувшись, сделал шаг вперёд.

И вот тут начались небольшие странности. Железяка сама-собой изменила направление и, продолжая траекторию движения, с силой опустилась на голову пострадавшего от меня первого агрессора.

Раздался глухой удар, сопровождаемый отчётливым треском черепной коробки а тот, что стоял на шухере, громко зашипел.

— Атас, пацаны, уходим!

Вняв предостережению, уродец с импровизированной дубинкой попытался спрятать её за пазуху, но почему-то не преуспел. Его кисть вдруг вывернулась под неестественным углом и, мужик, резким взмахом отбросив орудие преступления куда-то в угол, ошалело уставился на меня.

— Ты это чего-о? — Недоумевающе и, с явной дрожью в голосе, осведомился он. И, зачем-то добавив, уже успевшее набить оскомину, — су-ука-а! — дёрнулся было в мою сторону. Но, словно наткнувшись на невидимую стену, внезапно сбледнул с лица и поспешно скрылся за дверью.

В коридоре послышался топот быстро удаляющихся шагов, а я, словно соляной столб, стоял над лежащим у моих ног телом.

Голова индивидуума была явно проломлена, и довольно таки обильная струйка крови растекалась по, выложенному коричневой кафельной плиткой, полу.

— Что здесь происхо… — Недоумённо спросил появившийся в дверном проёме высокий мужчина, с явно офицерской выправкой. Вернее начал спрашивать, так как покрывшаяся взору картина говорила сама за себя.

— Я принимал душ. — Стараясь говорить как можно спокойнее, начал рапортовать я. — Как вдруг в раздевалку ввалились трое неизвестных мне забулдыг. Они спорили о какой-то бабе. — Вдохновенно врал я, так как впутываться в эту, очень мутную и совсем не нравящуюся мне историю не хотелось ни каким боком. — Потом началась драка и, когда вот этому досталось гаечным ключём по голове, двое убежали. — В подтверждение своих слов, я кивком указал в каким-то чудом оставшийся сухим, угол душевой, где валялась так удачно обронённая незадачливым убийцей железяка.

— Да, двое рабочих вышли из предбанника за пару секунд до моего появления. — Согласно кивнул мужчина. И тут же, видимо, желая в чём-то убедиться или, наоборот, отвергнуть какие-то собственные подозрения, уставился на вашего покорного слугу. — А, вы кто такой? — До конца не веря в озвученную мною версию происшедшего, дядька требовательно начал сверлить меня глазами.

Мдя-а! Ответить необходимо. Причём делать это надо быстро и, по возможности, твёрдым и уверенным голосом. А, так как имени своего я по-прежнему не знаю, пришлось выдать те данные, которые можно было проверить, так сказать, не отходя от кассы.

— Я из четырнадцатой палаты. — Бойко начал я озвучивать общеизвестную информацию. — Пострадал во время крушения поезда. Сегодня утром, после проведения консилиума и рентгена, признан полностью здоровым и был привезён сюда медбратом, по имени Пётр, для принятия душа. — Я на мгновенье остановился, переводя дыхание, и закончил. — А тут ввалились эти трое и устроили собственные разборки.

— А-а, младший лейтенант! — В голосе мужика появилось узнавание. — Так это ты дочку Бориса Николаевича спас?

— Ну да. — Скромно потупив глаза, «признался» я. И, изображая смущение, развёл руками. — Так получилось.

— Что-то ты молодо выглядишь… — Вскользь заметил случайный дознаватель. Впрочем, тут же отодвинув проблему моего, отчего-то вызвавшего непонятные подозрения, слишком юного внешнего вида на задний план. — Ну, да ладно! Ты пока оденься и никого сюда не пускай. А я пойду, позову дежурного и сообщу начальству.

Глава 7

Как ни странно, но вид мёртвого тела не вызывал у меня совершенно никаких отрицательных эмоций. Не было брезгливости и отторжения, которые, по вполне понятным причинам, должны были появиться у молодого и непривычного к такому зрелищу молодого парня.

Но, сильно заморачиваться этим я не стал. А, просто переступив через труп, вышел в раздевалку и принялся натягивать на себя больничные шмотки. А, когда закончил облачение, спокойно уселся на скамейку и принялся ждать.

О причине наезда гадать не приходилось. Явно, Петенька постарался. Этот, теперь уже мёртвый урод, русским языком выразился, чтобы я отстал от какой-то девахи. Ну а, так как в моём окружении никого, кроме Верочки, пока что не наблюдалось, то и гадать было особо не о чем.

Но, каков нодоносок, а? Надо же было додуматься, нанять трёх дурачков, согласившихся за денежку малую а, скорее всего, просто за поллитру медицинского спирта, припугнуть соперника.

Тут мои мысли вернулись к странному происшествию, и я начал деятельно и в подробностях вспоминать всё, что случилось в эти, в общем-то, короткие и пролетевшие в мгновенье ока, секунды.

Вот в душевую вваливаются два долбоёба, то есть, простите, уверенных в своей силе и неотъемлемом праве отдавать подобного рода приказы, мужчины. Потом краткий но, в общем и целом, очень информативный диалог, в ходе которого мне было нанесено оскорбление, за которое, впрочем, высказавший столь нелестные для меня мысли мудак тут же поплатился.

А затем… Затем началось странное. Подельник, что, собственно, и отправил на тот свет своего незадачливого кореша, бросился на меня с гаечным ключём. Причём, довольно-таки увесистым, надо сказать. Вон, как кости черепа у потерпевшего громко хрустнули! Но что-то или, вернее, кто-то, помешал нанести удар по моей бедной головушке а, изменив траекторию, направил оружие в темечко лежащего в душевой тела.

Ну а, так как кроме вашего покорного слуги заинтересованных лиц в помещении больше не было, приходилось признать, что этот фокус, каким-то, должен признаться, совершенно загадочным для меня образом, ухитрился поделать я. И эту бредовую но, всё-таки возникшую, надо сказать не на ровном месте, теорию, следовало незамедлительно проверить.

Однако, пристально осмотрев помещение душевой, ничего кроме сиротливо лежащей на лавке простыни я не обнаружил. Ну да, хрен с ним. На безрыбье, как говорится, и рак рыба. Не увесистая железяка, разумеется, но для первого а, вернее, теперь уже второго раза, сойдёт.

Я уставился на кусок скомканной ткани и, изо всех сил напрягши мозг и как следует настроившись, попытался сдвинуть белую материю с места. Но наглая тряпка совершенно наглым образом не отреагировала на мои потуги, индифферентно продолжая оставаться на прежнем месте.

Я пробовал так и сяк. Пытался «воздействовать силой мысли», потом представлял «поток энергии, идущий из живота» а, под конец, почти впав в отчаяние, начал воображать, что имею дополнительную пару невидимых но, вполне себе осязаемых и служащих хорошим подспорьем, мощных и длинных рук.

Но, увы… Ни один из этих, «замечательных» в кавычках методов почему-то, не сработал. Немного расстроившись, я почухал в затылке и, на всякий случай и, в целях сохранения рассудка решив, что мне попросту привиделось, постарался выкинуть эти, как оказалось, абсолютно бредовые идеи из своей, совсем недавно сильно пострадавшей, головы.

Самое главное, никому об этом не проболтаться. Ведь, перенесённая травма, да вкупе с потерей памяти, и без того могут осложнить моё дальнейшее существование. Ну а, ежели озвучу всю эту галиматью, то, скорей всего, продолжительное лечение в сумасшедшем доме мне обеспечено.

В дурку, сами понимаете, совсем не хотелось. Так что я, благополучно, если и не забыл о всех сегодняшних странностях то, по крайней мере, запрятал их так глубоко, что даже самому стало не видно.

Тут, в раздевалку вошли а, вернее будет сказать, ворвались приведённые ушедшим за начальством мужчиной люди, и мне сразу стало не до опытов и изысканий.

Какой-то человек в сидящем на нём мешком костюме, заглянул в душевую и, одним взглядом оценив обстановку, распорядился ничего здесь не трогать, до приезда следственной группы. Как будто, без этого ценного указания не было ясно.

Потом он обратил свой взор на меня и, требовательно уставившись в глаза, начал:

— Младший лейтенант Петров, доложите, что здесь произошло.

«Ага, значит, я таки Петров»! — Стараясь не выдать охватившей меня радости и спрятать возникшую по этому поводу удовлетворённую улыбку, отметил про себя я.

Что ж, с плохой овцы, как говориться, хоть какая-то польза. По крайней мере, собственную фамилию теперь знаю. Эх-х! Мне б ещё имя с отчеством раздобыть и, глядишь, проканаю за нормального!

— Мылся в душе. — Стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, начал рассказывать я. — Потом из раздевалки донеслись громкие голоса. Этот. — Я кивнул в сторону душевой, где лежало мёртвое тело. — Что-то не поделил с другим. Затем один влетел в помещение душа, в другой ударил его по голове.

— А вы? — Недоверчиво уставился на меня дознаватель.

— Я что я? — Пожал плечами ваш покорный слуга. — Стоял, если честно, разинув рот, и готовился к тому, что замочат, как свидетеля.

— Почему же, как вы выразились, вас не замочили? — Вкрадчиво поинтересовался мой мучитель.

— Так, третий зашипел, что-то вроде «атас», вот они и свалили.

— Да ладно тебе, Иннокентий Павлович. — Подал голос ещё один персонаж, чем-то неуловимо похожий на своего, как понимаю, коллегу. — Ясно же, растерялся пацан. Да и, вон, в углу газовый ключ валяется. Снимем отпечатки пальцев и всё сразу станет встанет на свои места!

— И, всё-таки, странно всё это… — По-прежнему недоверчиво глядя на меня, пробормотал Иннокентий Павлович. — Зачем этой троице нужно было подниматься в отделение. Ведь, счёт свести они могли в любой из своих подсобок.

— Скорее всего, за спиртом приходили. — Ответил ему голос из душевой. — От трупа разит, как от винной бочки.

— А-а, ну тогда понятно. — Покивал каким-то собственным мыслям Иннокентий Павлович. — Раздобыли горячительного и, так сказать, не отходя от кассы, забежали в раздевалку, чтобы опохмелиться. А там, приняв на грудь и, дождавшись, когда хорошо лёгшее на старые дрожжи «лекарство», ударит в голову, начали дурацкие разборки.

— Ладно, Павлович, отпускай мальчишку, а то ему ещё со следователем беседу вести. — Посоветовал более сердобольный коллега.

Но, видимо, спинным мозгом чувствовавший, что здесь что-то не так, Иннокентий Павлович предпринял ещё одну, правда, я так и не понял, к чему долженствовавшую привести, попытку.

— И, всё же, Петров. — Снова обратил он подозрительный взор на меня. — Может, что-то ещё вспомните?

Очень хотелось приплести сюда Петечку. Сдав его, как стеклотару и, тем самым, сделав его жизнь весёлой и нескучной. Но, здраво рассудив, что он не Марат Казей и молчать не будет, всё-же решил, что не стоит.

В только что озвученной версии всё, тьфу-тьфу-тьфу, складывалось более, чем удачно. Моё, участие в этом дурацком убийстве, вроде как сведено к рангу случайного свидетеля. Так что, не стоит дразнить гусей и сверх меры городить совершенно никому не нужные сущности.

А, что касается Пети… Ну, Земля круглая. Встретимся, как-нибудь. В более интимной, так сказать, обстановке. И толковать долго не будем. Просто, как следует начищу его жирную репу. Ага, чтоб впредь не повадно было пьяных козлов на разборки присылать.

Имеешь желание подраться, так не сцы, а брось сопернику вызов. И получи сам в честном бою, или отоварь недруга так, чтобы тот понял, что к чему и «чьи в лесу шишки».

— Николай Викторович. — Тем временем обратился ко мне всё тот же непоседливый Иннокентий Павлович. — Попрошу вас вернуться в свою палату и, вплоть до приезда следственной группы, не отлучаться оттуда без крайней необходимости.

«Что, даже в туалет нельзя»? — Хотел было подпустить шпильку я.

Но, понимая всю серьёзность создавшейся, в том числе и моими стараниями, ситуации, решил что не стоит играть на нервах ответственного товарища. Они у него и без моих, прямо скажем, дурацких хохм, по «самое нимагу» натянуты.

Ещё бы! Ведь, не каждый день в больнице кочегары или сантехники друг дружку на тот свет отправляют.

Волоча по полу бывшие слегка великоватыми и оттого постоянно норовившие потеряться, выданные мне больничные тапки, я прошлёпал к месту своего нынешнего обитания и завалился на кровать. В моё отсутствие кто-то заботливо поменял бельё, и открыл фрамугу. Так что, запах той, довольно-таки вонючей мази, на который намедни пеняла Верочка, выветрился окончательно.

Хотя, неприятное амбре, было меньшим из всех зол, что свалились в последнее время на мою многострадальную голову. Но, если смотреть на вещи с точки зрения оптимиста, то всё, в общем и целом, было не так уж и плохо.

Какая-то, более-менее понятная картина, всё-таки вырисовывается. Я — Николай Викторович Петров. Младший лейтенант. Правда, неизвестно каких войск ну да, с этим позже разберёмся. Пострадал при крушении поезда, при этом ухитрившись спасти мелкое чадо женского пола, какого-то «Бориса Николаевича».

По всей видимости, этот самый «Николаевич» — если и не самая большая лягушка в здешнем болоте то, как минимум, «одна из…».

Что, в общем и целом, как бы и не плохо.

Судя по тому, что никаких упоминаний о страждущих навесить мою, стремительными темпами выздоравливающую тушку, родственниках никто даже не заикнулся, я, скорее всего не местный. Так как, в противном случае, обязательно нашлись бы хоть какие-то близкие или друзья.

Что, с одной стороны было хреново, ведь без поддержки, как моральной, так и материальной, всегда хуже, чем с ней. Но, с другой, никто не заметит странностей в моём теперешнем поведение. Что было бы неизбежно, когда вот так, в одночасье теряешь память и, скорее всего, забываешь все свои прежние привычки.

В общем, как — почему-то я свято в этом уверен! — всё в этой жизни, в моём нынешнем положении были две стороны. И, честно слово, сам не знаю, какая из них белая, а которая относится, так сказать, к «тёмной стороне силы».

Хм, интересно, откуда это?

Размышляя подобным образом я, незаметно для себя задремал. И проснулся только после того, как растормошили, сообщив, сто прибыла милиция и меня вызывают в, специально для этих целей, временно освобождённый кабинет, для снятия показаний.

Воспользовавшись расслабленным состояние хозяина, биопроцессор, как мог воздействовал на его организм, погрузив носителя в состояние дрёмы. Происшедшее выбивалось из привычной колеи и усложнялось тем, что его связь с реципиентом по-прежнему не желала восстанавливаться. Впрочем, так же, как и память хозяина.

Самое смешное, что все, абсолютно все события, случавшиеся с носителем за всю его пятидесятиоднолетнюю жизнь, были записаны, даже, можно сказать, задокументированы, в хранилищах квази-живого организма. Но вот воспользоваться ими пострадавшее тело почему-то не могло.

Видимо, несмотря на отличные показатели и не единожды проведённую диагностику, нейронный связи так и не восстановились полностью. Что, в общем и целом, значительно осложняло их совместное существование.

К примеру, в прежние времена, в сложившейся ситуации хозяин действовал бы быстро и бескомпромиссно. Уничтожив угрозу жизни, и без промедления спрятав тела и любые другие улики в свой пространственный карман. Но — увы…

Доступ к замечательному хранилищу, которое, как совсем недавно выяснилось, оказалось чем-то гораздо большим, была утрачена вместе со способностями к магии.

Правда, прилагая неимоверные усилия и, можно сказать, действуя на грани выгорания, симбиоту иногда удавалось ненадолго перехватывать управление телом и, действуя через подсознание, кое-как заставлять хозяина выдавать короткие магические импульсы.

К великому сожалению биопроцессора, эти совершенно незначительные проявления сверх-способностей были очень слабы и весьма кратковременны. Но, даже в таком, донельзя урезанно виде, следы былого таланта смогли спасти жизнь носителя и, как следствие, продолжить его собственное существование.

Со всем этим нужно было что-то делать. Так как, окружающая среда, была если и не явно враждебной, но и не стопроцентно благоприятной. Взять хотя бы, эти, как снег на голову свалившиеся, разборки. Впрочем, благодаря его своевременному вмешательству, завершившиеся более-менее благополучно.

Вернее, пока не совсем окончившиеся. Так как, биопроцессор бы уверен, что, попавшие по собственной глупости в довольно-таки сложную ситуацию отморозки, непременно обвинят во всём хозяина. И, как следствие, конечно же, попытаются вымесить на нём свою злость.

Ведь, для существ подобного сорта, «семь бед — один ответ». А, пусть и по неосторожности, убивший однажды, на второе преступление идёт гораздо легче и с минимальными муками совести.

В общем, как ни крути, нужно было срочно восстанавливать былую связь, возвращать хозяину, если не естественную память то, хотя бы доступ к многочисленным заархивированным данным и, само-собой, его врождённые способности к магии.

В том, что попали они явно куда-то не туда и, возможно даже, совсем не в то время, биопроцессор понял уже давно. Да и то, что нынешнее место пребывания не входило ни в один из Миров Содружества, было ясно, как День Создателя.

Всё это время и всеми возможными способами он пытался нащупать Всемирную Телепатическую Сеть и, несмотря на отчаянные усилия, ни на йоту в этом не преуспел. Да и язык, на котором разговаривали окружающие, яснее ясного давал понять, что находятся они всё в той же Локации, куда при чудовищном стечении обстоятельств и благодаря мужеству и воле к жизни хозяина, они оба прибыли девять месяцев назад.

Но вот сама обстановка, одежда окружающих их условно-разумных, и полное отсутствие коммуникационных гаджетов, ясно свидетельствовали, что их явно отбросило куда-то назад. Ведь, в той реальности, где они провели последний год, никто не мог обойтись без, так называемого «смартфона». Не говоря уже о всеобщей компьютеризации, которая, без сомнений, не миновала бы лечебное учреждение такого масштаба.

К сожалению, информации всё ещё было недостаточно. Но, как следует рассмотрев рентгеновский аппарат и, сравнив его с имеющимися в архиве данными, он всего-лишь узнал, что выпущена, именно эта модель, была в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. И, если можно так выразиться, «находилась на вооружении» вплоть до двухтысячного года.

То есть, смело можно предположить, что они застряли во временном промежутке, длиной чуть более тридцати лет. Хотя, по довольно-таки новому внешнему виду, блеску и неистёртости хромированных деталей, а так же какому-то благоговейному отношению медтехника к новенькой аппаратуре, биопроцессор склонялся к выводу, что, скорее всего, они всё-же в самом начале этого темпорального отрезка, чем ближе к его концу.

Ибо со старыми, давно морально устаревшими и дожидавшимися своего списания механизмами, так бережно не обращаются. И это уже было кое-что. Не то, чтобы маленькое знание разом решило все их проблемы но, по крайней мере, помогало выработать хоть какую-то, более-менее приемлемую линию поведения.

Естественно, лучшим решением была бы возможность хоть одним глазком взглянуть в любую из столь распространённых сейчас газет. Но — увы! — с ближайшие пару часов это сделать это не получалось. Хозяин ведь уже попросил свою, скоропалительно появившуюся пассию, принести парочку. Однако, из-за непредсказуемости девичьей натуры, в тот раз ничего не получилось.

Но, квази-живое образование и не думало впадать в отчаяние. Тело носителя почти в прежней, очень хорошей, по сравнению с здесь живущими существами, физической форме. Базовые инстинкты, как выяснилось, тоже в абсолютном прядке.

В любую минуту хозяин готов, как продолжить род, так и дать отпор любому агрессору. Обвинение в этом дурацком убийстве тоже, вроде бы не грозит. Так что, нужно просто продолжать попытки достучаться до их общего мозга.

Помнится, кто-то обещал Верочке усладить её слух стихами. И даже преподнести их в мелодичной форме, и в сопровождении музыкального аккомпанемента.

Что ж, этого добра в архивах многие миллиарды терабайт. Тело хозяин имел совершенное. Голосовые связки так же были в норме. Да и слухом существ его расы, Создатель не обидел.

Остаётся только мягко и ненавязчив внедрить в память несколько подходящих случаю музыкальных хитов. Кстати, любой разумный легче всего воспринимает приятную и хорошо ложащуюся на душу мелодию. Так что, помимо облегчения адаптации в местном социуме, это можно рассматривать как усилия по восстановлению былой целостности их организмов.

Ведь, если носитель, путь кое-как, по сравнению с прошлой жизнью конечно, худо и бедно, но всё-таки сможет продолжить, надо сказать, довольно-таки жалкое существование, то биопроцессору без, бывшего его единственным обиталищем тела хозяина, выжить попросту невозможно.

И, следовательно их, один на двоих организм, нужно беречь и лелеять. А так же всеми легальными способами обеспечивать различного ништяками и разного рода плюшками. Ведь, как все знают, в сытом и, от этого добродушном, теле — неизменно присутствует здоровый дух.

Глава 8

Поэтому симбиот распаковал один из архивов и начал, если можно так выразиться, «подбирать хозяину репертуар».

В общем и целом, по вокальным данным никаких ограничений не имелось. Издавать мелодичные звуки тело носителя умело. Даже больше, распараллеливая сознание он мог заставить гортань работать особым образом. Во-первых, извлекая ноты в таких регистрах, что ни одной ныне живущей оперной звезде просто не снилось. Ну и, до кучи, он мог петь сразу на два а, если было хорошее настроение, то и на три голоса. Сам. В одиночку.

Так что, с «технической», так сказать стороны, абсолютно никаких сложностей не предвиделось. Да и языковой барьер тоже не представлял какой-либо проблемы. Помимо родного, общеупотребляемого в Мирах Содружества, реципиент владел пятью наречиями этого Мира. Выученных относительно недавно.

Кто знает, возможно, с потерей памяти и магических навыков он позабыл так же и знания языков но, проверить было всё-равно не на ком. И, к слову, не на чем. Так как ни одного печатного слова они так и не прочли.

Ну, да ладно. Русский знает, да и достаточно. Проштудировав краткий курс новейшей истории, биопроцессор выяснил, что шпиономания, хоть и сошла на нет но, всё-таки, так называемая «холодная», которую чуть позже назовут «гибридной», война была в самом разгаре.

И, покажи носитель способности полиглота, кто знает, чем этом может грозить в ближайшем будущем? А, учитывая, что к нему пару уже раз обратились по званию, что явно значило, что хозяина, как и в прошлый раз, снова принимают за кого-то другого, причём состоящего на государственной службе, эти его умения могли быть даже лишними. И сыграть с их общим и, столь необходимым для выживания биопроцессора, телом, очень нехорошую и злую шутку.

И вместо комфортного, и по возможности, лишённого стрессов существования, носителя будет ждать атмосфера подозрительности, череда допросов и, очень может быть, даже заключение под стражу на весьма и весьма неопределённый срок.

В общем, к выбору репертуара нужно было подойти самым тщательным образом. И, для начала, внедрить в сознание хозяина десяток-другой незамысловатых, но общеизвестных в народе русскоязычных песенок. Вероятно, одну-две англоязычных композиции, скорее всего из очень популярного британского квартета «Битлз». Ну и, для начала, а за затем последующего становления музыкальной карьеры, десятка три-четыре, чтобы в будущем хватило на несколько полноценных пластинок, любимых в будущем шлягеров.

Ведь, судя по тому, что никто из родных героя так и не навестил, его семейное положение оставляло желать лучшего. То есть, после выписки из медучреждения, будущее носителя а, значит и его собственное, было туманным, неопределённым и непредсказуемым.

Нет, пропасть телу, разумеется, не дадут. Хозяин не умрёт от голода. Да и, ночевать в подворотнях им тоже не придётся. Ведь, зная теперешние реалии, квазиживой организм не без основания полагал что, скорее всего, Коле Петрову, дадут койко-место в общежитии.

То есть, внеслужебное время он будет окружён кучей народа. И, как следствие, ни о каком одиночестве, которое просто необходимо для процедур по восстановлению памяти и возвращению магических способностей, речи не шло.

А без повторного обретения дара это, на вид юное тело, которому на самом деле уже исполнилось пятьдесят один год, быстро начнёт дряхлеть и вскоре придёт в упадок. И, лет через тридцать они оба благополучно отправятся в мир иной. Чего лишённый эмоций но, как всякое мыслящее, пусть и не по настоящему живое существо, симбиот не хотел ни в коем случае.

К тому же, перестав быть одарённым, хозяин утратил возможность переходить в подпространство. Через которое, как недавно выяснилось, можно было попадать, если не куда угодно то, в Миры Содружества точно. Правда, сам открывать проходы носитель не умел. Но зато это прекрасно делала его приёмная дочь Алеся.

Местонахождение которой тоже нужно было выяснить как можно скорее. Очень может быть, что девочке и её матери так же требуется помощь. Причём, как моральная так и материальная.

Так что, намеченный им курс, безо всяких сомнений был правильным. Ведь, в любом обществе, состоящим из разумных, для того чтобы жить нужны деньги. А, фермерством, ну, по крайней мере, при сегодняшнем положении дел, их точно не заработаешь.

Бесспорно, квазиживой организм несколько коробила моральная составляющая. Ведь, по всем писанным и неписаным законам, присваивать чужую, как материальную, так и интеллектуальную собственность было нехорошо. Но, зная будущую историю именно этого Региона, биопроцессор прекрасно понимал, что уворованный им десяток-другой незамысловатых песенок — сущие пустяки по сравнению с тем хаосом, и сопутствующим ему всеобщим разграблением, что наступят через двадцать лет.

Золото, алмазы, лес, нефть и газ будут изыматься в невообразимых количествах. Так что, та жалкая сотня тысяч советских рублей, что квазиживой организм планировал заработать на хищении придуманных не им мелодий, просто пыль. Дуновение ветерка и, если можно так выразиться, «прошлогодний снег».

Придя к такому заключению, симбиот настроился на носителя и, в очередной раз, начал осторожные попытки достучаться до наглухо закрытого для общения мозга. Ведь лучше всего это удавалось, когда хозяин находился именно в таком, расслабленно-дремотном состоянии.

И, с трудом подсоединившись к слуховому нерву, квазиживой организм начал транслировать первый из шлягеров, которому вскоре предстояло, если можно так выразиться, «потрясти мир». Ну или, в крайнем случае, одну шестую его часть.

Сладкие грёзы, в которых звучали приятные и таких до боли знакомые мелодии были нарушены самым варварским способом. И, не желая расставаться с волшебным звуками, звучащими в моём сонном мозгу, я повернулся к источнику беспокойства спиной и натянул одеяло на голову. Но, не тут-то было.

— Коля, проснись! Там следователь пришёл! — Страшным шёпотом уведомил меня девичий голосок. — Да, вставай же, говорю!

— С вами поспишь! — Зевая, буркнул я и, крутанувшись обратно, обнаружил сидящую на моей постели Верочку.

Грудки её при этом находились в опасной близости от моего лица, а тонкая осиная талия так и просилась, чтобы её заключили в объятия.

Но, вспомнив, что мы, как бы «в размолвке», давать волю рукам я не стал. А, вместо этого, прикрыл рот ладонью и, широко и смачно зевнув, хмуро уведомил.

— Всё, встал уже! И начал приподниматься, отчего Верочка сначала подалась мне навстречу а затем, тоже видимо освежив в памяти недавние обстоятельства, резко отпрянула.

Вставать, правда, не спешила. А, словно ожидая и, явно провоцирую, скромно потупила глазки и — ну, куда ж без этого! — снова выпустила в пространство сонм феромонов.

«Ага, ага»! — Иронично подумал я. — «Я не такая, я жду трамвая»!

И, разгадав её нехитрую игру, сделал вид, что мне абсолютно всё пофигу. Правда, для этого потребовалось совершить над собой некоторые усилия. Да и вздыбившееся в районе промежности одеяло, что, кстати, не осталось незамеченным коварной соблазнительницей, очень мало этому способствовали.

Но, как уже сказал, играть в эти игры я не собирался. Ну, по крайней мере, не по написанным не мною самим правилам. А то иш ты! Конфронтацию, причём на ровном месте и из высосанного из пальца повода, сама начала. Так что, будь добра, первая и мирись!

Приняв такое решение, я улёгся обратно на кровать и закрыл глаза. И, как-то вдруг, сам-собой передо мной появился образ совсем другой женщины. И, хоть на вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, я совершенно точно знал, что в реальности ей уже тридцать. И ещё у неё есть дочь.

Мелкое, пронырливое и вездесущее существо, обладающее каким-то особенным, уникальным даром, который мне жизненно необходим. Наваждение было таким сильным, что невольно протянул руку и погладил девушку по берду.

— Марина… — Имя само сорвалось с губ и…

В мою многострадальную морду изо всех сил впечаталась узкая но, как оказалось, очень крепенькая ладошка.

— Козёл! — Рыдая выпалила Верочка и, подхватившись, со всех ног бросилась прочь из палаты.

— И долбоёб, к тому же. — Потирая пострадавшую щёку, уныло пробормотал я. — Это ж надо, так опростоволоситься! Лёжа рядом с сидящей на твоей постели девушкой, произнести вслух не её имя.

Виденье тут же начало тускнеть и,так как в скором времени предстояла встреча с органами правопорядка, почти полностью выветрилось из сознания. Покряхтывая, словно старый дед, я сполз с кровати и, нашарив босыми ногами казённые тапочки, уныло зашоркал к выходу.

А квазиживой организм довольно потирал несуществующие в природе воображаемые руки. В этот раз почти получилось. Близость возбуждённой и, несомненно, за столь короткий промежуток времени, успевшей по уши влюбиться в реципиента девочки, как нельзя кстати способствовала попытке встряхнуть память хозяина.

В общем и целом, для биопроцессора было совершенно всё-равно, какая именно особь женского пола будет находится рядом с хозяином. Но та, прошлая, была ключём, отмыкавшим двери в настоящую жизнь. Где носитель обладал сверхспособностями, с помощью доставшихся ему медицинских капсул с лёгкостью (относительной, конечно) излечивал практически от любого заболевания, включая такое неумолимое, как старость и, правда не без активного участия приёмно дочери, но всё-таки путешествовать между мирами.

Пожалуй самое главное, о чём жалел биопроцессор, это было отсутствие информации. Ведь в Мирах Содружества, буквально пронизанном потоками всевозможных данных, он мог подключиться к любому, подобному ему, но гораздо более мощному, квазиживому серверу. Архивировать новые данные, структурировать уже имеющиеся. И, само-собой, иметь постоянную, можно сказать, телепатическую связь, в буквальном смысле слова, со всей локацией.

В общем, симбиот совсем ничего не имел против данной конкретной особи противоположного пола. И, на данном этапе, даже признавал её в некотором роде полезной. Но, ключевой фигурой, всё-таки считал именно бывшую пассию хозяина. Женщину-девочку, так же обладающую магическими способностями и — главное! — её дочь. Чудо-Ребёнка, как с любовью называл малышку носитель. Маленькую волшебницу Алесю.

Правда, местонахождение этих двух юных особ так же было скрыто за семью печатями. И, как раз внедрение в стёртую в результате травмы память хозяина популярных песен из будущего, могло способствовать, так сказать, скорейшему воссоединению семьи. Ведь в момент атомного взрыва, все трое как раз собирались укрыться в стазисе. И, возможно, даже успели. Но видимо, ядерная волна что-то нарушила в момент перехода.

Хозяин, полностью утративший связь с прошлой реальностью, и пока что толком не занявший никакого нормального положения в этой, лежит без памяти в далёком от места катастрофы городе на Урале. А обе девочки, находятся вообще неизвестно где. И, очень даже может быть, что просто застыли в пространственном кармане, не зная не ведая, что их гражданский муж и приёмный отец представляет из себе, если не овощ, в прямом смысле слова, то, по меркам квазиживого организма, что-то очень близкое к этому.

А, может быть, Марина и Леся, так же, как и носитель, имеющие способности к телепортации, просто прыгнули в другую область пространства. Атомный взрыв — это такая штука, которая подстегнёт любые инстинкты, взвинтив умения до невообразимых высот. Так что, биопроцессор совсем не испытывал, если можно так выразиться, «мук совести».

Во-первых, потому что, такого понятия не имелось в его мировоззрении. Ну а, во-вторых, искренне считал, что действует только и исключительно во благо носителя. Ну и, приятным бонусом, была такая мелочь, как обеспечение собственного, предсказуемого и прогнозируемого будущего.

Да и девочки, ведь не круглые дуры. И, услышав по радио или с катушек магнитофонов песни из будущего, сразу же смекнут, что к чему. И постараются выйти на связь.

Потирая ушибленную щёку, я почти вышел в коридор но, оставшиеся после сна неприятный привкус во рту, заставил поморщиться. Я повернул назад и, подойдя к расположенному в выложенном кафельной плиткой углу, умывальнику, наклонился и прополоскал рот. А потом сделал несколько глотков и поплескал водой в лицо.

Вытерев моську полой пижамы я, наконец, выполз в коридор, где тут же попался на глаза Льву Абрамовичу.

— А, Петров! — Задумчиво кивнул он мне, проходя мимо. — Вас кажется искали. — Уведомил он и поспешно направился дальше по каким-то, одному ему ведомым, медцинским делам.

— Знаю. — Прогундосил я вслед.

И, так как в очередной раз смертельно обидевшаяся Верочка куда-то слиняла, покрутил головой, пытаясь определить дальнейшее направление движения. И, рассудив, что вряд ли Лев Абрамович мог встретить пришедших по мою душу следователей там, куда он шёл, направился в противоположную сторону.

Как говориться главное — не найти. Просто нужно шкандывбать по приблизительному азимуту и те, кому я потребен, сами-собой нарисуются в поле зрения. Ну, или вернее, я в их.

Кстати сказать, моё незамысловатое предположение оправдалось на все сто процентов. И не успел я миновать пару-тройку дверей, как одна из них открылась и, выглянувший оттуда мужчина лет сорока в штатском, окликнул.

— Промахнулись, Петров!

— Извините, задумался. — Пожал плечами я. И, следуя приглашающему жесту, вошёл в кабинет и тихонько и аккуратно закрыл за собой дверь. — Здравствуйте. — Вежливо приветствовал я троих присутствующих, и представился. — Николай Петров по вашему выову прибыл.

— Проходи, младший лейтенант. — Кивнул тот, что тормознул меня в коридоре. — Садись и рассказывай.

Уже после, более-менее сориентировавшись в местных реалиях, понял, что упустил прекрасную возможность схохмить, заявив что «лучше присяду, а сесть мол, всегда успею». Но, так как в тот момент, такие милые сердцу поъёбочки были напрочь вычеркнуты из моей травмированной головы, затасканная до громадных дыр хохма так и осталась не озвученной.

Правда, до сих пор затрудняюсь сказать, к худшему это было или к лучшему… Так как во все времена и во всех мирах таких, не к месту острящих в присутствии начальства шутников, не особо и любят.

В общем, я примости задницу на жёстком, оббитом потрескавшемся коричневым дермантином больничном стуле, и всем своим видом изобразил готовность ответить на любые, интересующие серьёзных и суровых дознавателей, вопросы.

Очень при этом надеясь, что удастся скрыть тот печальный факт, что сам ничегошеньки про себя не помню. Но, так как вызвали меня не в связи с моими неизвестными широкой, и не очень, общественности прегрешениями, а по поводу недавно произошедшего на моих глазах убийства, очень надеялся, что копания в моём, абсолютно тёмном для меня самого прошлом, всё-таки удасться избежать.

— Николай Викторович. — Ничего не выражающим голосом начал допрос ещё один мужчина. — Постарайтесь, как можно подробнее вспомнить все обстоятельства произошедшего сегодня утром.

— После осмотра, снятия повязки и проведения рентгена, я мылся в душе. — Коротко и, как показалось, по существу, начал отвечать я. — Затем из раздевалки донеслись чьи-то голоса. Потом в саму помывочную ввалился тот, кого убили, а второй, сзади огрел его гаечным ключём по затылку. — Я набрал в лёгкие новую порцию воздуха, переводя дыхание и поспешно закончил. — Тут ещё один начал шипеть, что мол, надо сваливать. Ну, они и убежали.

— Может, что-то ещё? — Вкрадчиво осведомился до сих пор молчавший милиционер. — Упоминали какие-то особы обстоятельства, имена? Или, возможно, фамилии?

— Имён и фамилий не было. — Твёрдо глядя ему в глаза ответил я. — Смутно слышал, что ругались из-за какой-то бабы. Но, о ком конкретно шла речь сказать не могу.

Тут я слегка призадумался, правильно ли делаю, что, возможно, косвенно припутываю сюда Верочку. Но, так как сразу после убийства сглупил и приплёл сюда женский пол, отступать было некуда. Да и, разве ж мало женщин в мире? И, естественно, на моей, слишком обидчивой и немножко ревнивой Верочке, свет клином не сошёлся.

— Что ж, младлей. Посиди пока в коридоре. — Внимательно выслушав, отпустили меня. Впрочем, тут же предупредив. — Но, далеко не отлучайся. Минут через пять-десять позовём обратно.

Глава 9

Следуя указанию, я вышел за дверь и, поискав глазами точку опоры для моей задницы, прошествовал к оббитому всё тем же дермантином, креслу. Стоявшее под развесистым фикусом, оно находилось не то, чтобы рядом с кабинетом. Но видеть двери я мог. Так же, как обнаружить вашего покорного слугу могли те, кто вскоре обещал выйти оттуда по мою душу.

— Как ты думаешь, это точно не он? — На всякий случай переспросил коллегу один из следователей.

— Сто процентов. — Уверенно отмахнулся собеседник. — Удар был нанесён сзади. И, по заключению криминалиста, человеком явно более низкого роста. К тому же, у нашего парня первый взрослый разряд по боксу. И, вместо того, чтобы отоваривать фигуранта по темечку он, скорее всего просто встретил бы его прямым в челюсть.

— И, всё-таки, юноша кажется странным. — Задумчиво потёр подбородок первый. Что-то меня в этом парнишке настораживает.

— Ну да, не от мира сего немного. — Подтвердил следователь. Но тут же, отводя ненужные подозрения от, по его глубокому убеждению, ни в чём не повинного мальчишки, нашёл этому объяснение. — Он ведь из Прибалтики. А там, сам знаешь, люди немножко другие. Менталитет, манера общения и вообще. — Он потянулся и, зевнув, прикрыв рот ладонью, закончил. — К тому же, хлопец только что оправился от последствий катастрофы. В которой, между прочим. — Тут он поднял указательный палец к потолку и устремил взгляд туда же. — Единственный из всех присутствующих смог спасти от неминуемой гибели дочку Самого.

— Ладно, убедил. — Согласился более подозрительный товарищ. — Дело, можно сказать, раскрыто. Так что, зови нашего героя. Прощупаем не предмет вербовки. К нам в отдел такие перспективные кадры очень нужны. К тому же, Он. — Снова последовал многозначительный взгляд куда-то в находящееся над головами пространство. — Не оставит своего протеже без внимания. А там, глядишь, и нашему начальству кое-чего перепадёт. Ну а они, в свою очередь, тоже от щедрот малость отсыплют.

— Думаешь, его районные с земли отпустят? — Засомневался коллега. — В направлении ясно сказано: «по прибытии занять место уходящего на пенсию участкового, и отслужить в этой должности, полjженные после окончания школы милиции, два года».

— Ну, наше дело предложить. — Не стал сдаваться более хитрый и пытающийся просчитать на несколько ходов вперёд, индивидуум. — А там уж, как карта ляжет. И, пригладив встопорщившиеся волосы, резюмировал. — В общем, зови. Будем, как говориться, посмотреть.

Кресло было не то, чтоб уж совсем удобным. Но, достаточно комфортным для того, чтобы я всё-таки задремал. И снова мне снились разные мелодии, намертво отпечатывавшиеся в моей пострадавшей в аварии голове. Причём, одновременно со звучанием, откуда-то всплывала нотная запись с партитурой различных инструментов. И даже, насколько понял, в отличающихся друг от друга вариантах.

Но, пока что не зная, как это поможет в дальнейшей жизни, и поэтому не придавая особого значения странным видения, я сладко посапывал и, возможно, даже причмокивал во время этого приятного процесса губами.

— Петров! Ты что, дрыхнуть сюда пришёл? — Нарочито громко и с преувеличенно грозными интонациями, окликнул меня мужской голос.

— Моментально вывалившись из объятий Морфея, я раскрыл глаза и, подавив желание вскочить и вытянуться по стойке смирно, зевнул, заслонил раззявленный рот ладонью. И спокойно ответил. — Солдат спит, служба идёт, товарищ полковник.

Звания одетого «по гражданке» милиционера я, конечно же не знал. Но, рассудив, что генералов на оперативные мероприятия не посылают, а из лейтенантского возраста он давно вышел, решил чуток польстить. Даже, если и ошибся, то самую малость.

— Я майор. — Поправил меня следователь. И, призывно мотнув головой, пригласил. — Двигай обратно… думать будем.

— Иду. — Покладисто согласился я.

И, всё ещё позёвывая и подтягивания на ходу сползающие пижамные брюки, пошлёпал за дознавателем.

— Заходи, садись. — Предложили мне. И, едва я, испытывая закономерное чувство дежа-вю, снова уместил задницу на всё том же, оббитом дермантином стуле, начали «танцы с бубном», задав ни понятно зачем, уточняющий вопрос. — Петров, Николай Викторович?

— Ну да. — Пожал плечами я. — Вы ж сами знаете.

— Не перебивай. — Строго попенял мне снашивающий и, пробарабанив пальцами по столу, в задумчивости закусил губу. — Окончил Пярнусскую школу милиции. — Тут он слегка уничижительно усмехнулся. — С, надо сказать, весьма средними результатами.

«Однако, информативный сегодня денёк»! — Внутренне ликуя, так же мысленно захлопал в ладоши я. — «Так, потиху-помалу, всё про себя и выясню».

Но, выдавать свою радость благоразумно не стал. А, вместо этого, по мальчишески шмыгнул носом и, скромно потупившись, угрюмо пробубнил.

— Ну, не всем же отличниками быть.

— Да ладно, не куксись. — Ободрили меня. — Нам, главное, чтобы человек был правильный.

Тут все трое скрестили на мне взгляды и, не зная, как себя вести, я почувствовал себя неуютно. А, так как никакого внятного ответа на эту многозначительную тираду не требовалось, настырный дядька продолжил тянуть кота за яйца.

— Имеешь первый разряд по боксу, однако до кандидатов в мастера не дотянул. Проиграв Вяйке Каавале на республиканских соревнованиях.

Кто такой этот «Вяйке Каавале» я не помнил но, так как отвечать что-то было надо, изображая запальчивость и обиду, прогундосил.

— Ему лабус подсуживал.

Я понятия не имел, кто выполнял роль рефери в том, безо всякого сомнения, эпохальном боксёрском поединке. Но, не расписываться же было в собственной несостоятельности? Тем более, в таком мужском занятии, как битие ближнего по лицу и другим частям тела. Так что, просто перевёл стрелки, заодно пытаясь обелить себя в глазах страших и, как понимаю, пытавшихся порешать мою судьбу, товарищей.

— Так уж и судья? — Хитро усмехнулся сидящий сбоку мужчина с чуть одутловатым лицом. И, подозрительно прищурившись, подначил. — А, может, противник просто оказался сильнее?

«Блядь, да чё ты доколупался, ёлупень»! — Потихоньку начал закипать я. — «Дался тебе этот поединок! Ну, проиграл и проиграл. Свет клином на боксе не сошёлся. Да и, вряд ли я посвящу остаток жизни этому, с моей нынешней точки зрения, совершенно бесполезному занятию».

Но, психа отыгрывать не стал. А, отведя взгляд в сторону, пренебрежительно бросил.

— Да не-е. Бились почти на равных. Просто, так фишка легла.

— Ты не прав, Дмитрий Иванович. — Неожиданно встал на мою сторону до этого хранивший молчание третий. — Прибалты — те ещё субчики. И неудивительно, что при прочих равных, отдали победу своему.

«Ну, хоть один нормальный мужик нашёлся». — Благодарно взглянул я на неожиданного помощника. — «Надо будет, при случае, пузырь ему поставить».

И, поддавшись мальчишескому порыву, вскочил со стула и, положив ладони на спинку, сделал стойку на руках. Не предназначенная для таких нагрузок казённая мебель обиженно скрипнула. Но, к её чести, не развалилась прямо подо мной. И, убедившись что позорно свалиться под ноги ошеломлённых зрителей мне не грозит, я вытянулся к потолку и отжался десяток раз.

— Лихо. — Практически синхронно присвистнули сразу все трое.

А тот, что сомневался в случайности моего поражения, моментально сменил точку зрения.

— Ну, по очкам, так по очкам. — Впечатлённый демонстрацией моих спортивных возможностей, неожиданно легко согласился недоверчивый. И, резко перескочив на другую тему, подался ко мне. — Лейтенант! — Как и я недавно, немножко повысив меня в звании, впился он глазами в моё лицо. — А к нам не хочешь?

«Во попал, так попал». — Слегка испугался я такого неожиданного перехода.

Но, тушеваться было нельзя и я робко поинтересовался.

— К кому это, «к вам»?

— В убойный отдел Свердловского Уголовного Розыска. — Тут же информировал меня хваткий милиционер. И, как-то сразу забыв о моих, якобы «средних показателях» полученных в неведомом и, как понимаю, очень далёком отсюда городе Пярну, расположенном в столь же неизвестно где находящейся Прибалтике, принялся льстить. — По криминалистике у тебя твёрдое «четыре». Да вообще… — Тут он повращал в воздухе раскрытой кистью руки. — Юноша ты, смотрю, перспективный.

Предложение было неожиданным. Причём, весьма и весьма. Я и так не отошёл от известия что, оказывается являюсь «слугой закона». А тут ещё приглашение в убойный отдел…

Но, вспомнив распластанное на полу в душевой мёртвое тело и, заjдно прислушавшись к себе, понял, что никакого отторжения вид трупа у меня не вызывал. Что было неплохо, особенно учитывая тот факт, что отправился на тот свет он при моём косвенном участии.

Другое дело, что я ни бельмеса не смыслил в этой самой «криминалистике». По которой у меня, оказывается было «твёрдое четыре». Бля-а! Да тут не то, что на четыре. Я даже на единицу этот предмет не помню! Но палиться, как вы понимаете, не стал. А, вместо того, чтобы позорно расписаться в собственной несостоятельности, решил слегка понаглеть.

— Квартиру дадите? — На голубом глазу поинтересовался я.

Чем вызвал дружный смех всей, как только что выяснилось, вербующей меня троицы.

— Иш, какой прыткий! — Вытирая обильно выступившие от хохота слёзы, прямо таки застонал главный. — Люди годами в очереди стоят, а ему сразу — бах! — и отдельное жильё!

Из случайно подслушанных обрывков разговоров, я уже понимал, что с местами обитания для каждого конкретного индивидуума, имелись некоторые проблемы. И, выдав сей, «замечательный», в кавычках перл, я совсем не надеялся с кондрачка въехать в собственную, принадлежащую только мне, берлогу.

Но, переведя разговор в другое русло, я несомненно, выиграл немножко времени. И появилась возможность взять небольшую паузу.

— Мне нужно подумать. — Твёрдо произнёс я, обведя глазами всю троицу. И, оглашая очевидные факты, сказал. — Да и закончить лечение надобно.

— Ну, положим, с этим мы тебя не торопим. — Пожал плечами мой потенциальный начальник. — Но и затягивать с ответом не рекомендую. Всё-таки, в структуры, подобные нашей, кого попало не зовут.

«Ну да… Ловить душегубов, это вам не семечками на базаре торговать». — Криво усмехнулся я. — «Тут, особый склад характера нужен».

Но, так как альтернативного предложения пока что всё-равно не было, то всё больше и больше склонялся к мысли, пойти работать в этот самый «убойный отдел».

«Эх, ещё бы узнать, куда вообще меня, после окончания этой самой „школы милиции“ распределили». — Тоскливо подумал я.

И, словно по заказу, кто-то, сидящий там, наверху, услышал мои мысли мужчина, которого мысленно я окрестил «вторым», выдал наиважнейшую информацию.

— Бесспорно, у участкового в одном из городов-спутников дел поменьше будет. — Он пригладил широкой ладонью редеющие волосы и, крякнув, сообщил. — Да и с квартирой, полагаю, проблем не предвидится. Проще на периферии с этим вопросом.

«Ну вот! А ты боялся»! — Про себя возликовал я. — «Как и предполагал, всё постепенно само-собой устаканивается».

Правда, я по-прежнему не знаю, кокой сейчас год, не говоря уже числе и месяце. Но, полагаю, уж эту-то, в кавычках «стратегическую» информацию, скоро и очень легко, выясню.

Во всяком случае, картина, находящаяся за окном, ясно давала понять, что сейчас не зима и не лето. А, так как пожухлой желтеющей листвы, свойственной осени, тоже не наблюдалось, не трудно было догадаться, что сейчас ранняя весна. Приблизительно конец марта — начало апреля.

В общем, живём братцы!

Я — Николай Викторович Петров. Младший лейтенант, как выяснилось, советской милиции. Окончил соответствующее учебное заведение в славном, но пока ещё неизвестно где расположенном городе, Пярну. И по пути к месту службы, каким-то непостижимым для меня образом ухитрившись совершить подвиг, нахожусь в одной из больниц а, вернее, военном госпитале, славного города Свердловска.

Предложение о работе поступило, опять же! И потребовалось для этого лишь вызвать приступ ревности у дурачка Петечки. Ну и, сломать палец одному пьяному уроду. Которого тут же приласкал гаечным ключём по голове его незадачливый и неловкий собутыльник.

Правда, тут я понял, что немного темню и играю с самим собой в поддавки. Так как, хоть и не дотронулся пальцем до отправившего на тот свет орудия убийства, в глубине души чувствовал, что не всё в этом деле так просто.

Что-то такое я учудил… Совершив абсолютно непостижимое и пока непонятное самому странное действие. Немного пугающее и, как магнит манящее и притягивающее тайной.

Захваченный исследовательским пылом, я тут же уставился на лежащую на столе пачку сигарет но, к счастью для всех присутствующих, вытворить что-нибудь «эдакое» мне не дали.

— К тому же, у нас ты сможешь не прерывать спортивную карьеру. — Возобновил увещевания главный. — Динамо — одно из сильнейших и богатейших обществ в Советском Союзе! И, продолжив заниматься боксом, ты сумеешь достичь гораздо больших результатов, чем просто работая «на земле».

— От бокса я, неверное, пока воздержусь. — Аккуратно дотронувшись до затылка, смущённо пробормотал я. — Всё-таки, вот так сразу, после выписки…

— А, ну да… — Вспомнив, по какому поводу я оказался в лечебном учреждении, стушевался соблазнитель. И тут же попытался отыграть позиции. — Ну, не сразу, не сразу… Но, зарывать спортивный талант в землю, на твоём месте я бы не стал!

— А можно, я подумаю? — Осторожно промямлил я, так как от всей обрушившихся на меня сведений голова шла кругом. И, намекая на то, что я все ещё пациент лечебницы, проблеял. — Время же ещё есть?

— Конечно-конечно. — Обрадованно закивал главный. — И, заканчивая разговор, резюмировал. — Ты пока поразмысли. А мы с товарищами займёмся оформлением протокола.

— Ну, так я пойду? — Робко пролепетал я, вставая со стула.

— Иди. — Кивком отпустил меня мой, почти что уже начальник. И, вырвав из вытащенного из кармана блокнота листок, что-то накарябал на нём авторучкой. — Ты вот, телефоньчик мой возьми. И, как выпишешься, сразу звони. — И, чтобы убедиться, что я плотно сижу на крючке, пообещал. — О месте в общежитии я похлопочу. Так что, считай, одно и! — Тут он многозначительно поднял указательный палец кверху. — Самой важной для тебя на сегодняшний момент проблемой, меньше!

«Ну да, ну да…» — Грустно вздохнул я. — «Без крыши над головой в этом суровом климате не выжить».

Причём, почему-то мне казалось, что совсем недавно это не представляло для меня абсолютно никакой проблемы. Я был убеждён, что при любых обстоятельствах и в любой точке пространства, с лёгкостью мог чувствовать себя более чем комфортно.

Правда, на чём основывалась эта моя уверенность, я по-прежнему, не понимал. Просто, был убеждён, что в прошлом мне не грозило замёрзнуть во время сна, и не приходилось ломать голову, где хранить собственные вещи.

Слегка ошарашенный свалившимися на меня новостями, я аккуратно прикрыл за собой дверь и пошлёпал по коридору к своему временному обиталищу. И, только обогнув третьего или четвёртого, целеустремлённо идущего мне навстречу больного, понял, что шкандыбаю куда-то не туда.

Иначе, с чего бы это вся выздоравливающая братия шествует в совершенно противоположном направлении?

— Извините, а куда это все идут? — Вежливо поинтересовался я у очередного, вставшего на моём пути пациента.

— Ты что, браток? — Вылупился на меня он с не наигранным удивлением. — Обед же!

А, ну да… Будучи, так сказать новичком, которому до сих пор еду приносили прямо в палату, я совсем упустил из виду, что «спасение голодающих — дело самих голодающих». И, решив, что уже достаточно выздоровел, чтобы со мной не возились, словно с младенцем и не кормили с ложечки, моментально развернулся на сто восемьдесят градусов и бодренько засеменил в ногу со всеми.

Война войной, как говориться. А, раз обед по расписанию, то пропускать это, во всех отношениях значимое для любого выздоравливающего организма мероприятие, я не намерен.

В столовой было достаточно многолюдно. Но, всё-таки, нашлась парочка свободных мест. Молоденькая девчёнка заинтересованно стрельнула в меня глазками и, озорно захихикав, поставила на раздаточную стойку фарфоровую тарелку с вкусно пахнущим супом.

— На гарнир картошку или макароны? — Весело похихикивая, поинтересовалась она.

— А можно, и то и другое? — Прислушавшись к своему телу, принялся наглеть я.

— Не положено. — Строго нахмурила бровки девушка. Но, всё-таки жадничать не стала и щедро навалила выбранных мной рожков довольно обильную порцию. — Приятного аппетита. — Мило улыбнувшись, напоследок пожелала она.

— Спаси… — Почти ответил я на её любезность.

Но тут в спину впился острый кулачёк и раздалось гневное шипение.

— Убью!

Недоумевать и теряться в догадках, по поводу того, кто это, ничтоже сумяшеся зачислил меня в личную и, ни при каких обстоятельствах неотчуждаемую собственность, не приходилось. И, обернувшись я, вполне ожидаемо и, потому безо всякого удивления, обнаружил стоящую сзади Верочку.

Глава 10

— О, Верусик! — Как можно невиннее улыбнулся я. И сладким голосом поинтересовался. — Тоже пообедать решила?

— Зачем тебя следователь вызывал? — Бросив хмурый взгляд на нисколько не смутившуюся девушку за стойкой, в свою очередь полюбопытствовала она.

Но, поскольку хорошенькая работница столовой явно пыталась погреть свои аккуратненькие розовые ушки, я слегка нахмурился, и тихонько предложил.

— Давай, позже поговорим.

Я подождал, пока Вера возьмёт обед, состоящий из молочного супа, пюре с котлетой и стакана компота из сухофруктов, попутно выискивая столик, с двумя свободными местами.

Так-то, «по раздельности», тут и там имелись незанятые стулья. Но, рассудив, что не стоит бесить и так невесть что навоображавшую себе красавицу, я внимательно следил за опустошаемостью посуды с разной степени скоростью и аппетитом уничтожающих снедь посетителей.

Тренировал наблюдательность, так сказать. Что, вполне возможно, пригодится в моей дальнейшей работе. Хотя, сам ещё не знал, как сделать правильный выбор.

С одной стороны недавно прозвучавшее предложение весьма заманчивое. И, если можно так выразиться, «на перспективу». Всё-таки, убойный отдел — это вам не хухры мухры. Но работа предстоит если не адова то, в любом случае очень хлопотная.

С постоянными вызовами посреди ночи, втыками от начальства и прочими, в кавычках, «радостями» жизни. Которые, почему-то свято в этом уверен, неизменно будут сопровождать мой карьерный рост на протяжении всего периода службы.

Кстати, с чего это вдруг мне выпала такая честь? Ничем себя, вроде бы, не проявил. Никаких выдающихся заслуг не имею и особой проницательности не выказал. А тут сразу — бах! И взгляд матёрых волкодавов пал на вчерашнего слушателя Школы Милиции. Зелёного, неоперившегося юнца. Да, что греха таить, по сути ещё мальчишку.

Вспомнив своё отражение в зеркале, с которого на меня смотрела совсем молоденькая и, на мой взгляд, совершенно не обременённая интеллектом пацанская моська, я криво ухмыльнулся. Но, поймав удивлённый взгляд подошедшей Верочки, тут же виновато пожал плечами и кивком указал нужное направление.

Там, как раз закончила трапезу парочка индивидуумов. И, поев, они уже встали из-за стола, беря в руки подносы с грязной посудой.

— Пойдём, вон два места освободились. — Негромко сказал я и, под еле слышный бубнёж Верочки, подал пример и двинулся вперёд.

Ворчала же девушка потому, что, как ей казалось, я всеми правдами и неправдами ухожу от ответа на её, в общем и целом, незамысловатый но, для неё такой животрепещущий вопрос. И, понимая, что в присутствии соседей откровенничать я не стану, по всей видимости, жутко страдала от любопытства.

Но, так как ничего с этим поделать я не мог, то попросту поставил поднос на стол и, расположившись на стуле, споро заработал ложкой. Девушка, чьё место оказалось напротив, недовольно зыркала глазами. Но, Слава Создателю, у неё хватило ума сдерживать свои порывы и не педалировать тему.

Так что, обед проходил в спокойной но, совсем не дружественной и, по-моему, начинавшей постепенно накаляться, обстановке. Вскоре сидящие рядом закончили но, вполне предсказуемо, на их место тут же нашлись другие желающие. Так что, благодаря обстоятельствам, главный принцип любого приёма пищи, гласящий «когда ем — глух и нем» был соблюдён.

Ну, и ладненько. Верочку, безусловно, было немножко жаль. Но, хотя ничегошеньки и не помню, вполне резонно предполагаю, что от этого ещё никто не умирал.

Закончили мы обед посыпанными орехами и политыми застывшим сахарным сиропом булочками. И, запив эту вкуснотищу компотом, дружно поднялись из-за стола, освобождая место деликатно топтавшимся и ожидающим своей очереди больными.

— Ну? — Требовательно схватила меня за отворот пижамы Вера, едва мы покинули столовую.

— Что ну? — В лучших традициях, не помню, правда какого народа, позёвывая ответил я. И, отвернувшись, чтобы смачно рыгнуть, смущённо прикрыл рот ладошкой. — Извини.

— Я тебя убить готова! — Вдруг, ни к селу ни ко городу, заявила красавица.

«Ага, заебать до смерти»! — Так и вертелось на языке. Но, так как, хоть мы явно испытывали обоюдную симпатию, но до «самого главного» дело ещё не дошло, благоразумно удержал свой дурной язык за зубами. А, вместо этого, состроил как можно более невинную мордашку и робко полюбопытствовал. — За что?

— Какой же ты, всё-таки… — Тряхнула меня девушка. Но, так как я, по-прежнему не реагировал, отпустила многострадальную пижаму и начала допрос по новой.

— Зачем тебя следователи вызвали?

— Так, чтобы расспросить, как оно всё было. — Не стал запираться и скрывать правду я. И, дабы не мучить, и без того исходящую на говно… то есть, простите, снедаемую любопытством девчёку, честно пояснил. — Я ж, можно сказать, единственный свидетель.

Но, вместо того, чтобы правильно оценить мою открытость и готовность к сотрудничеству, Верочка снова начала наливаться краской, а наманикюреннй алые коготочки непроизвольно потянулись к моему лицу.

— Убью. — Завела свою заезженную пластинку она.

— Да, за что? — Я слегка отстранился, так как близость сразу десяти миниатюрных кинжальчиков внушала некоторое опасение. Но, так как сзади находилась выкрашенная светло-зелёной краской стенка, поспешно поднял руки перед собой. — Хватит, хватит. — Испуганно проблеял я. — И, как можно жалостливее хлюпнув носом, попросил. — Тётенька, не надо меня зацарапывать. Я вам ещё пригожусь.

Охваченная неистовым порывом девушка всё-же продолжила движение и, закономерно, обе её, аппетитно натягивающие белый халатик грудки, упёрлись в мои ладони. Чем я, скорее поддавшись инстинкту, нежели руководствуюсь голосом разума, не преминул воспользоваться.

Сомкнув пальцы вокруг волшебных полушарий, я почувствовал, как губы мои растягивает глупая и счастливая улыбка, а в паху встопорщились пижамные брюки. Верочка же, выпустив в пространство очередное облако феромонов, запунцовела, как спелый помидор. И, совершенно нелогично, отвела правую руку назад и влепила мне звонкую пощёчину.

— Нахал! — Сверкая глазками, гневно выдохнула она. И, мгновенно отпрянув, резко скомандовала. — Пошли в палату!

«Ну, пошли, так пошли». — Мысленно пожал плечами я.

И, так как моего согласия никто не спрашивал, поплёлся следом за этой излишне деловитой валькирией. Так как, хоть и потерял память но, слепо доверяя древним как мир инстинктам, здраво предположил, что из двух зол нужно выбирать меньшее.

То есть, я мог бы спокойно нахамить, заявив что-то вроде, «не твоё» ну, или в крайнем случае, «не ваше» дело". Вот только ссориться с понравившейся девушкой по такому нелепому пустяку, как её нетерпение, считал откровенной глупостью.

До места моего обитания мы добрались без каких-то особых приключений. Занятые собственными заботами и переживаниями и, соответственно, практически полностью индифферентные ко всему окружающему больные, если и обращали на нас внимание то так, мельком и без особого интереса. Тут же возвращаясь к своим, иногда невесёлым а, в ином случае, наоборот, радостным и позитивным мыслям.

Едва за нами захлопнулась дверь, Верочка, наконец, дала волю обуревавшим её эмоциям и, опять схватив меня за отвороты многострадальной пижамы, впилась в мои губы поцелуем.

Сопротивляться, по вполне понятной причине, я даже не попытался. И, обняв девчёнку одной рукой за шею, а вторую положив на талию, начал отвечать. Причём довольно активно и, постепенно, беря инициативу в свои руки. Отчего концентрация феромонов почти достигла критической точки, а в штанах у меня окончательно встало колом.

«Вот же баба»! — Слегка досадуя на себя за то, что довёл дело до таких пикантных обстоятельств, начал злиться на самого себя я. — «Что мне теперь со всем этим делать»?

Ну, то есть, как поступить, когда на тебя в прямом и буквальном смысле слова, вешается красивая девушка я откуда-то знал. Тем более, что заправленная свежим постельным бельём койка так кстати стола рядом.

Но вот отсутствие на двери защёлки было тем сдерживающим фактором, который не давал мне поднять тоненькое тело на руки и, наконец, добраться до естественного и логического финала.

К счастью, хоть и изрядно возбудившаяся но, всё-таки умудрившаяся окончательно не потерять голову Верочка, тоже помнила о незапертой двери. Как и о том, что в любую минуту в палату могут войти и застукать нас, так сказать, на горячем.

Судя по тому, что успел понять за недолгое время с момента прихода в сознание, слишком уж пуританским здешнее общество не было.

Но, всё-таки, заниматься любовью, пусть и понравившейся тебе, и тысячу раз согласной девушкой, прямо на её рабочем месте, всё-таки посчитал «слишком». Да и вряд ли Верочка удовлетворится одноразовым мимолётным перепихоном. Не то, чтобы я, только очнувшись, сходу научился разбираться в тонкостях женской психологии. Но, почему-то был уверен в том что, отойдя после секса в сторону, смертельно обижу начавшую влюбляться девушку.

То есть, в любом случае нужно было думать о последствиях. И примеряться к принципу, гласящему, что «хочешь кататься — учись и саночки возить». Ну а, ежели вдруг подвернулся случай затащить в постель по непонятной причине вдруг запавшую на меня девушку, изволь решить, готов ли ты к долгосрочным отношениям или, всё-таки, стоит немножко подождать.

Девушка с отпрянула от меня с негромким стоном. А затем, отойдя на шаг, вытерла губы тыльной стороной ладони и припечатала.

— Сволочь!

Не, ну вы видали, а⁈ Сама ж набросилась, словно самка богомола, а нелестного эпитета, почему-то удостоился я.

Но, начиная понемногу привыкать к переменчивости женской натуры, выяснять «почему» или, не дай Создатель, оправдываться, даже не попытался.

Как говориться, «сама придумала, сама обиделась». И, памятуя, на какой ноте закончился наш предыдущий разговор, в котором я случайно перепутал имя и назвал Верочку «Мариной», мысленно пожал плечами.

В тот раз тоже ведь убежала. А затем, успокоившись и, как видно, перегорев, снова «явилась не запылилась». Чтобы опять оказаться в моих объятиях и, как понимаю, начать всё сначала.

В общем, я благоразумно придержал все, так и просящиеся на язык эпитеты и, мило улыбнувшись, чмокнул губами.

— Дорогая, ты тоже мне нравишься!

— Козёл! — Продолжила было нашу милую беседу девушка. Но тут, видимо, до её хорошенькой головки дошёл смысл сказанного и она резко сменила тему. Собственно, как и задаваемая мною тональность нашего, весьма конструктивного и содержательного, разговора. — Правда?

— Ну, не стал бы я целоваться с той, которая мне безразлична. — Прямо и честно ответил я. И, чувствуя, как напряжение внизу живота начало ослабевать, скромно признался. — Верь, я немного устал и спать хочу.

— Ой! — Тут же прижала ладошки к порозовевшим щёчкам коварная соблазнительница. — Я ж совсем забыла, что ты ещё вчера утром без сознания валялся! — И, пытаясь скрыть смущение, моментально развила бурную деятельность. — Немедленно ложись, а я сменю капельницу.

— Опять глюкоза? — Безо всякого интереса а, просто так, на всякий случай, спросил я.

— И витаминный комплекс! — Важно подняла тоненький пальчик девушка. И, дабы не поддаться соблазну снова, подтолкнула меня к кровати. — В общем, немедленно в койку, а я скоро приду!

Дверь хлопнула, каблучки дробно застучали по коридору, а я, облегчённо вздохнув, завалился на постель прямо поверх одеяла и, незаметно для себя задремал. Всё-таки, только что пережившему сильнейшее потрясение и, как понимаю, чудом выжившему организму, нужно было восстанавливаться.

А что есть лучшее лекарство, если не сон? Да, ещё и на сытый желудок?

Едва хозяин сомкнул глаза, квазиживой организм тут же начал воздействовать на его мозг, внушая необходимость отдыха.

Информации за последние пару часов поступило довольно много. И, так как для анализа выработки стратегии на ближайшие несколько дней времени было предостаточно, он уже подготовил пакет данных, которые собирался внедрить в разум носителя.

Сведения о Локациях, не входящих в Содружество, обновлялись каждые пять лет. А, так как они оба попали в этот период из две тысячи двадцать третьего года, данных, пусть и не полных и не очень подробных, в архивах имелось «вагон и ещё тележка».

Главное было, не слишком уж забегать вперёд. Конечно, для достижения более-менее стабильного положения в здешнем обществе нужно чуть-чуть опережать время. Но и особо выделять фигуру хозяина тоже не следовало. Ведь, существа, населявшие этот мир, относились к классу условно-разумных.

Которые, просто в силу своей природной организации, инстинктивно не любили, так называемых, «выскочек». А в ближайшие планы биопроцессора не входило «завоевание мира». Да и мысль заработать все денежные знаки в этой Локации тоже не будоражила воображение. Пусть даже и в отдалённой перспективе.

Важнее было, просто «занять место под солнцем». И, постепенно осваиваясь, маленькими шажками увеличивать благосостояние. Ну и, работать над восстановлением ментальной связи, естественно. Ведь, две разрозненные половинки, как ни крути, гораздо менее приспособлены к выживанию, чем одно единое целое. К тому же, носителю срочно нужно было снова овладеть магией.

Так как, без использования сверхспособностей, их юное тело уже начинало стареть. И, если в ближайшие десять лет никаких подвижек не случиться, то срок их обоюдного существования может закончиться очень скоро.

Нервные окончания начнут отмирать, хозяин одряхлеет и, как закономерный финал, оба окажутся в, пока ещё смутно, но уже начавшей маячить на горизонте, могиле.

Хозяин спал, а квазиживой организм использовал это время по полной. Криминалистика, основы уголовного и гражданского права, политическая обстановка и имена ключевых и всех более-менее значимых политических фигур настоящего времени.

А так же база данных, содержащая сведения о наиболее громких и успешно раскрытых преступлениях, произошедших в этот период и конкретно в данном регионе. Которую, так же нужно было использовать очень осторожно и, так сказать, «с умом».

К примеру, он внедрит в сознание хозяина сведения о хищение алмазов в Якутии. Или осветит убийство артели золотодобытчиков, с одновременно пропажей более двухсот килограмм драгоценного жёлтого металла. (Кстати, два центнера золота, это не так уж и много. В смысле занимаемого объёма. Ведь, тонна представляет собой всего лишь куб, с гранями в сорок сантиметров), И что? Разве это будет способствовать продвижению по службе и общему здоровому, как душевному, так и физическому, состоянию носителя?

Нет, и ещё раз нет! Обязательно найдутся «вышестоящие товарищи», которые тут же возьмут слишком выделившегося паренька за жабры и допросят с пристрастием. И даже средневековым пыткам подвергать не будут.

Уже известно достаточно химических препаратов, способных подавлять волю и выворачивать наизнанку сознание. Правда, скорее всего, жертва чужой любознательности превратится в овощ. Ну так, всем известно, что в Мирах, населённых псевдо-мыслящими существами, всегда превалировал лозунг, звучащий, как «цель оправдывает средства».

Ну, а быть расходным материалом на пути к неведомой и, как всегда, толком не осознаваемой условно-разумными цели, квазиживой организм не собирался от слова «вообще».

Справедливость, это в общем и целом, хорошо. Но вот собственное комфортное и безопасное существование — лучше. И класть голову носителя и подвергать риску собственную, пусть и не совсем «настоящую» в глазах некоторых жизнь, биопроцессор не собирался ни в коем случае.

В общем, архив с имеющимися сведениями он распаковал. Но, целиком и полностью внедрять в мозг хозяина поостерёгся. Так, десяток-другой относительно мелких преступлений. Вызвавших более-менее широкий общественный резонанс и, в наступившем через двадцать лет «светлом будущем» отражённых в жёлтой прессе.

К тому же тот, кому в этот раз без его ведома, снова присвоили имя «Коля Петров», всё ещё не определился с выбором места будущей службы. Если быть честным, симбиот склонялся к должности участкового. Так как именно эта работа казалась ему наиболее спокойной. Ну, относительно, конечно. И чуть более предсказуемой.

По сравнение с внезапно предложенным местом в убойном отделе славного города Свердловска. В котором уже жило более миллиона человек и разного рода казусы, несовместимые с жизнью, случались с незавидной регулярностью. И, надо сказать, в довольно-таки значительном количестве.

Но ломать, и без того нестабильную после травмы психику хозяина, квазиживой организм не рискнул. Пусть мальчик выберет то, что покажется наиболее близким.

Бесспорно, самым оптимальным вариантом было бы вообще уволиться из органов. Но, в таком случае, встал бы ребром вопрос, о простейших вещах и банальном выживании.

Так как, ни пресловутого «места в общежитии» и сопутствующей любой работе заработнойплате, фрилансерам не полагалось.

Вообще-то, данных о спрятанных кладах, как с драгоценностями, так и с золотыми монетами, в памяти квазиживого организма тоже имелось предостаточно.

Но, так как само наличие денежных знаков отнюдь не гарантировало успешной интеграции в местное общество, сведения о богатствах, спрятанных другими условно-разумными, симбиот приберёг на потом.

Сейчас главное — успешная адаптация. А там видно будет!

Глава 11

— Вставай, соня! Ужин проспишь! — Задорный девичий голосок ворвался в мои, надо сказать, довольно таки отчётливые грёзы. А затем с меня самым наглым образом сдёрнули, невесть как оказавшееся на мне одеяло, и тихонько прошептали в ухо. — Сегодня сырники и кисель!

— М-м-м! — Облизнувшись, потянулся я и попытался поцеловать беспардонную будительницу. — Что бы я без тебя делал!

— С голоду помер? — Насмешливо предположила девушка, отпрянув от кровати. И, словно дразня, послала воздушный поцелуй и, нагло виляя аппетитной попкой, устремилась к двери. Правда, у самого выхода обернулась и робко спросила. — Так, мне на тебя взять?

— Конечно, радость моя. — Не стал разочаровывать я девчёнку. И, намекая на наглое и беззастенчивое использования служебного положения в личных и, возможно даже, корыстных целях, уточнил. — Можешь, даже двойную порцию!

— Растолстеешь! — Мне коварно показали кончик розового язычка и оставили в гордом одиночестве.

— О-о-а-а-у-у! — Широко зевнул я.

И, радуясь полному отсутствию боли, от души потянулся. Жизнь хороша, как говорится. Ну а, если ещё удастся обожрать почти уже ставшее родным медучреждение, то вообще буду чувствовать себя самым счастливым человеком.

В голове, тем временем, постепенно устаканивался приснившийся шурум-бурум. Выстраиваясь в чёткую и структурированную систему данных, как понимаю, напрямую относящихся к моей, полученной в неизвестном и, почему-то кажется, что далёком, городе Пярну, весьма специфической профессии.

Основы сыскного дела, методы дознания, ведение протоколов и принципы допросов свидетелей. Оказывается, не такой уж я и пропащий! Кое-что помню! А там, глядишь, и остальное, пока что покрытое мраком прошлое, постепенно всплывёт на поверхность помутившегося в результате аварии, сознания.

Я поплескал в лицо водой, наскоро почистил зубы, невесть откуда появившимся на полочке на умывальником зубным порошком и, посмотрев в зеркало и пригладив начинающие отрастать волосы, выбрался в коридор.

Путь в столовую ничем особым не выделялся. Я не встретил никого из медицинского начальства, дорогу не перешёл ревнивый Петечка, а идущие одним со мной курсом товарищи по несчастью, сплошь были озабочены собственными, большими и маленькими проблемами. Ну и славно.

Войдя в уже изрядно наполненное людьми помещение столовой, я поискал глазами Верочку и, не найдя её ни за одним из столиков, направился к раздаче. Но, так как в узкое пространство между ажурной металлической решёткой и стойкой поварих втиснуться было, хотя и можно но не без трудностей, я подошёл к Вере с другой стороны ограды и легонько покашлял.

— Коль, ты лучше столик пока займи. — Обернувшись, посоветовала девушка. И, вспомнив о моей нагловатой претензии, попросила у наполняющей тарелки женщины. — Мне, пожалуйста, одну нормальную и одну двойную порцию.

— Не положено! — Хмуро буркнула хозяйка огромной, литров на семьдесят кастрюли с компотом и нескольких десятков протвиней с вожделёнными, источающими до умопомрачения слюноотделительный аромат, изделий из творога.

— Это одному выздоравливающему. — Тут же отвела от себя подозрения Верочка. И, кивком указав на не успевшего отойти меня, пообещала. — А он нам, после ужина, на гитаре сыграет и споёт!

Работница кухни хмуро поняла глаза и тут, право, даже не знаю, что было тому причиной, вдруг резко переменилась в лице и заулыбалась во все тридцать два зуба.

— Ладно уж, пусть отъедается. — Притворно проворчала она. И, щедро навалив в фарфоровую тарелку аппетитных поджаристых кругляшей с хрустящей корочкой, протянула посуду Вере.

Слюнки потекли с новой силой но, честное слово, это была меньшая из моих проблем. Сгоряча пообещав девушке развлечь её стихами и, возможно, то есть, чисто гипотетически, сбацать «чего-нибудь» на гитаре, я даже не предполагал, что «отвечать за базар» придётся в обозримом будущем.

Вот так вот — бах! И, как обухом по голове вашего покорного слугу просто и незатейливо поставили перед фактом. Что, буквально через полчаса, состоится импровизированный концерт. Где, в качестве приглашённой звезды будет позориться один не очень далёкий но, при этом, весьма самонадеянны индивидуум. Из, по прежнему неизвестного и не вспомненного, далёкого города Пярну. Который славится хрен знает чем. Ну и ещё Гвардейской Краснознамённой Школой Милиции.

Как блины пекущей самонадеянных и совершенно недальновидных младших лейтенантов. Ухитряющихся встревать в различные неприятности и, просто так, на ровном месте, раздающих обещания, которые, похоже, не в состоянии исполнить.

Немного посмурнев, я отыскал глазами свободный столик и, заняв нам места, начал придумывать отмазки, чтобы избежать скорого и неизбежного позора. Но тут, словно по мановению волшебной палочки, в голове начал отбиваться разухабистый ритм и зазвучала мелодия.

Тут я обнаружил некоторую несуразность, так как те самые «две звезды», соответствовали уже лейтенантском званию. И, немного покумекав, исправил последнюю строчку. В результате чего, положенные на музыку стихи зазвучали так.

Удовлетворённо покивав собственным мыслям, тут же поймал за хвост новывй мотивчик. В котором фигурировали… Ну, правильно! Те самые, «упавшие две звезды». Правда, на этот раз приземлиться они должны были не на плечи младшего лейтенанта а падали, если можно выразиться, «просто так». Безо всякой, видимой невооружённым глазом, цели.

Да и мелодия, пришедшая в голову, была более пафосной. Но, тоже очень красивой и я, чтобы не забыть, на всякий случай, несколько раз повторил.

Тихонько напевая, барабаня пальцами по столешнице и носком ноги отбивая ритм, я не заметил, как подошла державшая поднос Верочка.

— Сейчас за вторым подносом схожу. — Деловито уведомила она.

И, плюхнув принесённое передо мной, быстро удалилась.

— Спасибо! — Вежливо поблагодарил я, когда девушка вернулась. И, протерев салфеткой вилку, придвинул исходящую паром тарелку к себе. — М-м-м, вкусно!

— Вкусно. — Согласилась Верочка. И, аккуратно отщипывая маленькие кусочки, принялась отправлять их в рот и тщательно пережёвывать. Что, впрочем, не помешало ей проявить извечное женское любопытство. — А что это ты сейчас мурлыкал?

— Да так, ерунда всякая в голову лезет. — Попытался отмахнуться я. И, так как разговор уже всё-равно завязался, попытался осторожно прозондировать почву. — Верь, а насчёт выступления после ужина… Ты это серьёзно?

— А, что тут такого? — Словно речь шла о чём-то само-собой разумеющемся, удивилась девушка. — Ты ж сам сказал, что развлечёшь меня песнями.

«Ну да, ну да…» — Скептически подумалось мне. — «Каждый уважающий себя пацан играет в футбол, занимается боксом и — ну, куда ж без этого! — непременно „бацает“ на гитаре»!

При мысли об этом, неизменном атрибуте всех вечерних посиделок инструменте, здравая, как мне казалось, мысль, пришла в мою бестолковую голову.

— Вер… — Смущённо проблеял я. — У меня ж «балалайки» нету.

— А-а, пустяки. — Пренебрежительно дёрнула хрупким плечиком красавица. — Я у интернов из инфекционного возьму.

— Из инфекционного? — Изо всех сил кося под дурачка, переспросил я. И, нацепив на морду лица совсем уж ибецильное выражение, прогундосил. — А, это не опасно?

— С чего бы вдруг? — Расхохоталась Верочка. — Или, ты думаешь, что они её с собой во время обходов носят?

«Мдя-а! Вот попал, так попал»! — Озадаченно подумал я.

А молодой здоровый организм, тем временем, споро работал челюстями, перемалывая восхитительное произведение больничных кулинаров и запивая это дело вкуснющим компотом. И, окончательно поняв, что с этой подводной лодки мне никуда не деться я, мужественно и решительно, принял свою печальную участь.

В конце концов, просто прочитаю те стихи, что внезапно пришли мне в голову. А с темы музыцирования, может быть, просто как-нибудь соскочу. Совру, что не в голосе после травмы. Ну или, что пока ещё рука болит.

Из унылого болота печальных мыслей меня вытащил звонкий Верочкин голосок.

— Доргие товарищи! — Нисклько не смущаясь всеобщего внимания, громко возвестила она. — Через пол часа, в холле второго этажа состоится вечер поэзии и музыки. — Она обвела всех хитрющим взглядом и, безо всякого стеснения закончила. — Явка вообще-то не обязательна но, опоздавших мы ждать не будем и начнём веселиться без них!

«Ага, не припрутся они, как же»! — Хмуро думал я, глядя на загоревшиеся глаза всех присутствующих.

Хотя, после такого интригующего объявления, да ещё высказанного молодой и хорошенькой девушкой, я бы тоже не удержался. Ну, какие тут развлечения, ежели разобраться?

Шахматы-шашки, да чтение газет, ни до одной из которых, между прочим, так и не смог сегодня добраться. Из-за чего так и не знаю, который сейчас год, а так же число и месяц.

Ну, ещё видел на стене телевизор. Правда, изображение на экране было чёрно-белым. Что, почему-то показалось архаичным и странным. Но, так как смутные ассоциации привычно скрылись в тёмных глубинах моего травмированного мозга, зацикливаться на этой мелочи не стал. Не до того сейчас, да и вообще…

К тому же, мне показалось, что на таких импровизированных мероприятиях, зачастую выступают все желающие. Гитара идёт по кругу, все поют и декламируют по очереди и, выходит, мой, представлявшийся неизбежным жуткий позор, просто может сойти за вполне обычное и рядовое выступление одного из членов самодеятельности.

— Я за тобой зайду. — Пообещала Верочка. И, кивнув на стол, напомнила. — Убери посуду.

А потом, быстро-быстро семеня стройными ножками, убежала куда-то. Хотя, чего тут гадать. Наверняка к этим самым «интерам» помчалась. Выпрашивать вожделённую гитару и, само-собой, к гадалке не ходи, приглашать их на намеченный, уже через двадцать восемь минут, разухабистый сабантуй.

По одному отнеся подносы к соответствующему окошку, я потихоньку поплёлся обратно в палату. Мыслей особых не было. Но, как ни странно, страх куда-то ушёл. А, когда привычно завалился на кровать, в голове начала вырисовываться аппликатура и подбираться гармония к вспомненным в столовой песням.

В то, что это были именно сформированные, целиком законченные произведения, я убедился, когда полностью, от начала до конца прокрутил внутри себя обе всплывшие из глубин памяти мелодии, а левая рука непроизвольно ставила аккорды на воображаемом но, почему-то, явственно ощутимом и осязаемом, грифе.

Пальцы правой руки, при этом, тоже зажили какой-то своей, собственной жизнью. И, так как деваться было некуда, я осторожно раскрыл рот и протянул несколько, неожиданно хорошо прозвучавших нот.

«Да, ты оказывается певец, батенька»! — Удивившись, присвистнул я.

И, проверяя вновь открывшиеся возможности, усилил голос и выдал распевочную гамму. И, так как похвалить такого талантливого меня пока что было некому, поаплодировал сам себе.

«А чё»! — Радовался я. — «Ничё так! Могём»!

За репетицией и вспоминанием, видимо, когда-то хорошо известных мне партий не заметил, как прошло время. И, когда в палате появилась Верочка, уже не был таким затюканным и даже, можно сказать, вполне себе оптимистично смотрел в, как оказалось, не такое уж и страшное и беспросветное, будущее.

— Вот, еле выпросила! — Продемонстрировала блестевший крутыми лакированными боками инструмент, девушка. — И, комментируя только что состоявшуюся сделку, высказалась о моральных качествах владельцев инструмента. — Козлы жадные!

— Что, давать хотели? — Не зная, то ли досадовать на то, что, несмотря на материальные притязания интернов гитара всё-таки была получена то ли, наоборот, радоваться возможности «блеснуть талантом», участливо осведомился я.

— Спирта потребовали. — Всё ещё недовольным голосом доложила Верочка. И, словно речь шла, как минимум о миллионе долларов, припечатала. — Пол литра!

— Жадины. — Тут же поддержал девушку я.

Хотя, если честно, мне было не холодно не жарко от этого, во всех отношениях замечательного «гешефта». Хотя, кое-какую пользу из полученной информации я извлёк. По крайней мере, узнал стоимость аренды незамысловатого музыкального инструмента.

Правда, какому эквиваленту равняется пришедший на ум миллион долларов, так и не вспомнил. Да и что такое, эти самые доллары, тоже пока не отобразилось в памяти.

Понимаю, что это денежные знаки, принятые в обществе. Но, почему-то с поллитрой они совсем не ассоциировались. А, где-то на краю сознания мелькнул и тут же исчез образ призрачной зелёной бумажки с каким-то лысым дедушкой с бородкой и цифрой «три».

«Трояк». — Отстранённо подумал я.

И тут же забыл об этом. Так как в руки мне была всунута гитара и, усевшись на кровати я машинально начал подкручивать колки. Настроив инструмент, я тут же провёл пальцами по струнам и, взяв несколько быстрых аккордов, понял, что все страхи остались позади. Окончательно и бесповоротно.

— Сыграй что-нибудь. — Неожиданно попросила Верочка.

Но, не желая сбивать настрой и, потеряв кураж, перегореть раньше времени, я отрицательно покачал головой.

— Давай, чуть попозже. — Умоляюще попросил я. — Ты ж понимаешь, сосредоточиться нужно, да и вообще…

И, осознавая, что в ближайшие час-полтора гитара от меня никуда не денется, я вот уединение будет длиться считанные минуты, отложил жалобно звякнувшую бандуру в сторону и притянул девушку к себе.

— Вот ты нахал! — Нарочито плаксиво вздохнула Верочка.

Но, так как всё та же, неизменно сопровождающая все наши встречи, волна феромонов снова окутала окружающее пространство, я ей нисколечки ни поверил. Да и, заблестевшие из-под опущенных ресниц глазки и призывно приоткрытые губки тоже давали понять, что возмущение наигранное и никаких попыток противостоять моей наглой агрессии не будет.

Минут пять мы упоённо целовались. Но, так как времени было совсем мало, на «что-то особенное» я пока не надеялся. К тому же, в дверь осторожно но, как видимо, только для того чтобы соблюсти приличия постучали, а затем, не дожидаясь разрешения, вошли.

Вернее вошла. Санитарка, что мыла утром пол, с хитрецой глянула на нас с Верочкой и ворчливо заметила.

— Гляньте вы на них! Голубки! Народ взбалатмутили, а теперь, когда все собрались, целоваться удумали!

— Не ругайтесь, баба Катя. — Поняв, что это не кто-то из пациентов или, не дай Создатель, начальства, Вера не испугалась. — И, вставая с моей постели и поправляя слегка помявшийся халатик, заверила. — Мы уже идём!

Мне же ничего не оставалось, кроме как, подхватив инструмент, зашлёпать тапками следом. При этом я бодренько наигрывал на одной струне возникший в голове мотив.

Когда, сопровождении бабы Кати, мы спустились на второй этаж и добрались до так называемого «холла», то обнаружили, что нас уже дожидаются человек сорок. И, так как вся обстановка состояла из дивана, а так же пары кресел с неизменным журнальным столиком с лакированной крышкой, то почти все принесли с собой собственные стулья.

Негромко переговариваясь, народ постепенно рассаживался а я, окинув взглядом довольно большое пространство, решил занять место поближе, если можно так выразиться, к «коридорной части». Рассудив, что в, хоть и довольно большом но, уже тесном набитом отсеке звук будет распространяться плохо. А, учитывая, что слушатели всё прибывали и прибывали, с откуда-то возникшей уверенностью мог сказать, что «это не есть гуд».

Ну, а тянувшийся в обе стороны, в общем-то широкий коридор, мог послужить резонатором. Компенсировав плохую акустику, в общем и целом, совсем не предназначенного для музыцирования, помещения.

Завидев несущего гитару меня, народ зашушукался а кто-то, особо ретивый, громко выдал.

— Маэстро! Вдарь по клавишам! Продай талант!

И, по раздавшимся многочисленным смешкам я понял, что это, широко известная и общеупотребимая цитата.

Правда, взятая невесть откуда и, к великом моему сожалению, так и не вспомненная мной.

Не желая тянуть резину и томить собравшуюся публику напрасным ожиданиям, я накинул на плечё ремень и, прокашлявшись, тронул струны.

Глава 12

В общем и целом, симбиот был доволен. Разумеется, если к его внутреннему состоянию подходило именно это слово. Да и, ежели как следует разобраться, «внешнего» у него попросту не имелось. Вернее, оно было но, представляло из себя тело носителя. Заботу о котором, по причине потери памяти и утраченных после травмы магических способностей, пришлось если не полностью то, по крайней мере, частично, взять на себя квазиживому организму.

Но, пока что, (тьфу-тьфу-тьфу, как, то ли в шутку, то ли всерьёз, любил делать и говорить хозяин) всё шло, если и не по плану, так как плана, как такового, пока что не было то, по крайней мере, события двигались по вполне обозначившемуся и, в общем и целом, довольно-таки приемлемому руслу.

Безусловно, связь с мозгом реципиента ещё не была установлена. И стать одним целым они пока не смогли. Но, во всяком случае, достучаться до девственно чистого сознания, хоть и с трудом, но всё-таки получалось.

Через пень-колоду, худо-бедно, но информация ложилась на подкорку, навсегда (биопроцессору очень и очень хотелось на это надеяться) отпечатываясь в памяти человека.

Когда спустились на нужный этаж, симбиот сразу же оценил акустику помещения а, вернее, просто расширенного коридора, и моментально признал её негодной. К тому же, набившиеся в холл люди значительно ухудшали, и без того совершенно не предназначенную для проведения подобных мероприятий, часть военного госпиталя.

Ну да, лихо беда начало. Вокальные данные у их общего тела, впрочем, как и у всех существ его расы были более чем приличные. И, совсем ещё недавно, петь его хозяин умел. Причём, делал это довольно-таки неплохо.

И это ещё мягко сказано. Распараллеливая сознание, он мог заставить гортань работать особым образом. Во-первых, извлекая звуки в таких регистрах, что ни одной здешней оперной звезде просто не снилось. Ну и, плюс ко всему, он мог петь сразу на два а, если было хорошее настроение, то и на три голоса одновременно. Сам. В одиночку.

К тому же, магические способности хозяина позволяли выставлять силовые щиты таким образом, что они создавали своеобразный резонатор. Никем не видимый но творивший со звуком абсолютно неповторяемые чудеса.

Одна беда… Всё это было возможно в недалёком прошлом. До этого злосчастного перемещения за тысячи километров и, приблизительно, на пятьдесят лет назад.

При мысли о точной дате временного отрезка, в который забросили их неведомые силы, биопроцессор слегка поморщился. Если, конечно, именно это слово применимо к существу, гармонично вплетённому в тело хомо-сапиенса и составлявшую некоторую часть его мозга.

Увы, после трагических событий, связь их самым безжалостным образом оборвалась. Но, слава Создателю, кое-какие возможности у квазиживого организма всё-таки остались. За то короткое время, что прошло с момента прихода в сознание носителя, симбиот понял, что лучше всего воздействовать на служившее ему домом тело, в момент сна. Ну или, лёгкого, чем-то схожего с кратковременной потерей сознания, транса.

И занятие музыкой, как нельзя кстати, способствовало достижению реципиентом именно этого, если можно так выразиться, полусомнамбулического состояния.

Едва юноша ударил по струнам и начал петь, симбиот тут же тронул его нервные окончания, активируя сверхспособности. Бесспорно, таким опосредованным образом изменять физическую реальность было неимоверно трудно. Да и, ни о какой эффективности не шло и речи. Но, всё-таки, для того, чтобы поставить в нужных местах звуко-отражающие экраны, его усилий хватило.

Теперь колебания воздуха отсекались от одежды, штор и мягкой, оббитой тканью мебели. И, используя пустое пространство коридора, они вместе с хозяином выдали поистине потрясающий результат. Ну, или единственно возможный в этой, совершенно неподходящей для проведения концерта, бетонно-кирпичной коробке.

Выбранный им для, первой презентации материал, прекрасно зашёл слушателям. Ну а, несомненное мастерство исполнителя превратили импровизированное выступление в поистине звёздное шоу. Хозяин играл и пел «вспомненные» и выученные им песни. И, биопроцессор был почти на сто процентов уверен, что сегодняшний бенефис просто не может остаться незамеченным.

Прекрасные стихи и яркие, запоминающиеся мелодии пойдут в народ. И, если не страдать ложной скромностью (в чём, кстати, носитель никогда не было замечен) то уже в скором времени можно рассчитывать на довольно-таки неплохие дивиденды.

А они есть не что иное, как ресурс. Который будет использован для комфортного существования занимаемого ими обоими тела. К тому же, плюсом шла, какая-никакая, известность. Симбиот очень надеялся, что обе женщины реципиента находятся где-то рядом. И, само-собой, в этом временном отрезке.

Ибо одна из них, маленькая но гениальная девочка, носящая милое имя Алеся, была единственным шансом вернуться обоим в Миры Содружества. Правда, для этого нужно, чтобы хозяин смог снова входить с стазис. Для чего требовалось восстановить память.

В общем, странным и загадочным образом сложившиеся обстоятельства, пока представляли из себя замкнутый круг. Но, как всем давно известно, «если чё-нибудь делать, то обязательно чё-нибудь будет». Ну а, под лежачий камень вода не течёт.

Вне всякого сомнения, имелся ещё один, очень простой и, в то же время, слишком трудозатратный путь. Просто прожить эти несколько десятков лет и, снова встретившись с наставницей официальной супруги хозяина, и кураторшей Военно-Магической Академии глубокоуважаемой Мэй Синг, снова обратиться к нем с просьбой о возвращении в Содружество.

Насколько он помнил, «госпожа Мэй» появилась в жизни принцессы Аими, когда ей исполнилось пять лет. Ну а, учитывая то, что до рождения дочери Японского Императора был ещё тридцать один год, то ждать придётся ещё очень и очень долго.

Что, в общем и целом, вроде бы не представляло какой-то неразрешимой проблемы. Ведь срок жизни хозяина, впрочем, как и всех существ его расы, исчислялся двумя с половиной веками. Но, опять таки, имелось одно маленькое «но». Долголетие было возможно лишь при условии наличия магии. И крепкой ментальной связи квазиживого организма с мозгом и телом реципиента.

В общем, как говориться, куда ни кинь — всюду клин. Но, впадать в отчаяние и предаваться унынию по этому поводу биопроцессор не собирался. Есть внезапно возникшая проблема. Имеются целых два пути её удобоваримого решения. Так что — дело за малым.

Нужно просто действовать в выбранном направлении. Не то, чтобы совсем уж неукоснительно следуя обозначенной стратегии. Но и не слишком отклоняясь на разные, не гарантирующие приемлемого результата, мелочи.

Да и, для двух неполных дней, что прошли с момента выхода носителя из бессознательного состояния, они достигли не так уж и мало. «Вспомнили» почти всё, что требуется для более-менее успешной адаптации в здешнем обществе. Получили предложение о работе. А, если учитывать слова настырного вербовщика их убойного отдела о неминуемой должности участкового, то даже два.

В общем, как ни крути, а без куска хлеба а, возможно даже и с неплохой такой порцией масла, тело хозяина не останется. А, если принять в расчёт то, с каким восторженным обожанием смотрят на поющего юношу благодарные слушатели, то вполне можно надеяться на хороший такой шматок колбасы. Ну, или пару-тройку столовых ложек икры на их общем бутерброде.

А, для этого, нужно срочно внушить носителю правильные мысли об отбрасывании — и как можно дальше! — ложной скромности. Естественно, исполняемые им песни придуманы совсем другими людьми. Но излишне щепетильному реципиенту знать об этом совершенно необязательно.

Настоящим же авторам он лично сделает поистине царский подарок, набросав такое же количество мелодий, позаимствованных из других Локаций. Мир большой. А люди населяют не только эту Землю. Так что, как говориться, сочтёмся.

Плохо то, что по возвращении в Содружество, им обоим придётся подвергнуться остракизму со стороны остальных Истинных Разумных. Но, принимая во внимание абсолютно невообразимые обстоятельства, их должны будут простить.

Да, хищение чужой собственности не приветствуется ни в одном из Свободных Миров. Но, разве можно украсть то, что ещё не написано? А создатели многих произведений, которые биопроцессор собирался позаимствовать для успешной карьеры хозяина, даже ещё не зачаты?

Да и о путешествиях во времени, случившегося в результате наложения атомного взрыва, грянувшего в момент перехода носителя с проводником в стазис, квазиживой организм никогда не слышал. В общем, обстоятельства были поистине беспрецедентными и, как следствие, требовали таких же нестандартных решений.

Разумеется, идея украсть и на этом, пусть и не сказочно, но всё-таки довольно значительно обогатиться, не нова в этой Вселенной. Особенно в Локациях, населённых условно-разумными. Но симбиот предпочитал думать об этом, как о взаимовыгодном обмене.

В его архивах имелись сведения о десятках и сотнях исчезнувших с лица Вселенной цивилизаций. Взять хотя бы тех, кто населял эту Локацию ещё триста лет назад. Если как следует поискать, но найдётся множество, навсегда утраченных для всех разумных существо стихов и мелодий, которым он непроизвольно даст новую жизнь.

Но, это будет немного потом. Когда они оба чуть-чуть разберутся с собственным бытом, и займут более-менее подобающее положение в местном обществе. Он обязательно выберет время и внушит хозяину мысль перенести на бумагу ноты и срифмованный перевод стихотворных строчек, созданный давно умершими разумными. И просто отправить их по почте несправедливо обиженным адресатам.

Сопроводив это действие небольшой денежной компенсацией. Скажем суммой, равной пятилетнему заработку среднестатистической особи этого временного отрезка.

Любому, хоть немного вменяемому разумному существу, этих денег хватит, чтобы не думать о хлебе насущном в студенческие годы. И, как следствие, вкупе с предоставленным материалом, будет способствовать творческому росту и скорейшему становлению на выбранном будущими талантами поприще.

Ну, а пока что, нужно непременно озаботиться о регистрации исполняемых песен в ВААПе. То есть, Всесоюзном Агентстве по защите Авторских Прав. Именно так расшифровывалась вышеупомянутая аббревиатура.

При мыслях о совершаемых им поступках, биопроцессор испытал что-то вроде стыда и, возможно, даже укоров совести. Но, так основой его сущности был голый прагматизм, быстро отбросил неконструктивные мысли в сторону, и принялся думать в правильном направлении.

Главное — выжить. Сохранить тело хозяина и, по возможности, достучаться таки до его, чистого словно белый лист бумаги, разума. Если получится, вернуть память. И, в конечном итоге, снова оказаться там, где они оба появились на свет.

В любой Локации, заселённой Истинными Разумными. Где ментальная связь с себе подобным — неотъемлемая часть жизни. А Всепланетная, связывающая разумы и хранящая бесчисленное количество всевозможной информации сеть — такая же объективная реальность, как радиовещание в этом времени, или Интернет в следующем веке.

Ведь то, что происходило сейчас, биопоцессор воспринимал как одиночное заключение. Сведений, поступающих извне, было не то что катастрофически мало. И, если честно, не имелось вообще. А без духовной и эмоциональной связи с хозяином, квазиживой организм чувствовал ни с чем не сравнимый дискомфорт.

Вот такой парадокс и дичайший выверт сознания. Созданный на основе мозговых тканей Старших, лишённый эмоций и, казалось бы, индифферентный практически ко всему, биологический процессор, был не в своей тарелке.

Попробуйте, посидите в одиночной камере. Пусть даже и в окружении десятков и сотен тысяч книг, старых кинофильмов но, в принципе, лишённый общения. Выдержите, при этом сохранив бодрость духа и целостность разума? А, как долго? Вот то то и оно!

Сабантуй явно удался. После окончания первой исполненной мною песни, ошарашенные слушатели несколько секунд молчали а затем, раздалось дружное «ах» и, сначала робко, а затем всё громче и громче, зазвучали аплодисменты.

Втайне ожидавший и, что греха таить, втихую надеявшийся на что-то подобное, я пришибленно молчал. Ведь на такой прекрасный, поистине, сногсшибающий результат, не рассчитывал даже в самых смелых своих мечтаниях.

Голос звучал отменно, модуляции исполнялись безукоризненно. И даже, в общем-то совершенно посредственная гитара, почти не вызвала никаких нареканий. Исполняя припев я, честно слово, сам не знаю как, ухитрился спеть имитируя сразу три партии.

Понимаю, что это, вроде бы, в принципе невозможно, но всё случилось именно так. Довольный, я оглянулся на Верочку но, увидев, что происходит с девушкой, моментально убрал инструмент за спину и заботливо наклонился к ней.

— Что с тобой, малыш? — Еле слышно прошептал я. — Почему ты плачешь.

Но побледневшая Вера, закусив руку, молча мотала головой из стороны в сторону и, попыталась отстраниться, вжавшись спиной в покрытую масляной краской стену.

— Ничего, Коля. — Еле шевелящимися губами, пролепетала она. И, скрывая смущение, робко попросила. — Спой ещё что-нибудь. Пожалуйста.

— Ну, так как раз для этого ты меня сюда и притащила. — Улыбнулся я. И, ободряюще подмигнув, переместил гитару в рабочее положение и тронул струны.

Горло сразу же настроилось на нужную тональность, пальцы — ну, хоть убейте, не понимаю как! — сами собой взяли нужный аккорд. При этом сознание на долю секунды поплыло, а тело охватил озноб. Мне показалось, что что-то произошло с окружающим пространством.

Нечто неуловимое но, именно здесь и сейчас очень и очень важное. Словно какие-то плоскости и полусферы окутали помещение, благодаря чему мой голос и звучание инструмента из обычного бряцания по струнам и вполне заурядного блеяния приобрели какие-то волшебные, незаурядные свойства.

Но, так нужно было петь, я сосредоточился именно на этом, целиком и полностью поглотившем меня, занятии. Ведь, хоть и не знал, кто именно сформулировал эту замечательную мысль. Но, подсознательно, следовал конкретному и практичному совету. «Если хочешь чего-то достичь, сконцентрируйся и отдайся делу целиком».

Так как ни второй гитары, необходимой для исполнения сольных партий, ни трубы, синтезатора или даже самого завалящего баяна, в моём распоряжении не имелось, вступление я пропел, задорно и звонко изобразив вокализом мелодию припева. При этом отчаянно и, как показалось, совершенно не к месту, пытаясь вспомнить, что же такое «синтезатор».

Но, как только вступление закончилось, я набрал полную грудь воздуха и притихшая публика услышала первые строчки.

Затаив дыхание люди во всех глаза смотрели на меня и, практически у всех представительниц прекрасного пола на ресницах блестели слёзы. Но, поскольку на такие мелочи отвлекаться было некогда, я перевёл взгляд на абсолютно бесчувственный равнодушный к моим, невесть откуда взявшимся талантам фикус, и повторил припев ещё раз.

Люди покачивали головами в такт, кто-то отбивал ритм по коленям, а некоторые даже пытались притопывать. Но эту, мешающую остальным инициативу быстро пресекли, недовольно зашикав и даже кое-кому показав кулак.

Я приступил к исполнению второго куплета, а затем, уже в сопровождении начавшего несмело подпевать импровизированного хора, закончил припев. И, как и положено, исполнив его ещё один раз, обернулся на, уже почти во весь голос рыдающую Веру.

— Да, что с тобой, милая? — Снова тихо поинтересовался я.

При этом сознание опять «моргнуло» а тело обуял неуловимый холодок. И, откуда-то появилась уверенность, сто нас никто из присутствующих не слышит.

— Я… Я… — Тем временем давилась слезами девушка.

Очень хотелось ободряюще схохмить, выдав что-то вроде: «Вижу, что ты»!

Но, интуитивно чувствуя, что сейчас не место и не время, я благоразумно молчал. Понимая, что любая истерика рано или поздно кончится. А вот такого циничного бездушия мне могут и не простить.

И, в общем и целом, всё-таки оказался прав. Сумевшая совладать со своими чувствами девушка, прижала ладошки к пылающим щёчкам и, ели слышно выдала.

— Кажется, я тебя люблю!

Глава 13

И от этих простых и, в общем-то обыденных пяти слов, мне сразу стало грустно. Так как понял, что в ближайшей перспективе и, именно с этой юной особью женского пола, быстрый перепихон откладывается. На весьма и весьма неопределённый срок.

Ведь, если речь идёт о простой физиологии, когда два юных, и только недавно достигших половой зрелости существа, начинают познавать мир и собственные тела, то короткие встречи без обязательств являются чем-то естественным. И таким же необременительным в моральном плане.

И, совсем другое дело, если речь идёт о тех, кого мы приручили. В этом случае просто потрахаться и разбежаться не получится. По крайней мере, без душевных, зачастую оставляющих шрамы на всю оставшуюся жизнь, травм. А так поступать с, в общем-то симпатичной и ещё недавно такой жизнерадостной девочкой, я сосем не собирался.

Бесспорно, именно теперь затащить невесть с какого перепуга влюбившуюся в меня девушку не составило бы никакого труда. Вот только, совершенно не представлял, что с ней делать дальше. Ну, не в ЗАГС же мне ещё вести, право слово!

Недолго повспоминав, что же такое этот самый ЗАГС и, так и не придя ни к какому выводу, как частенько в последнее время, выбросил это из головы и почесал затылок.

«Да-а! Дела, блядь»! — Вздохнул я. — «Выпендрился, называется, перед тёлкой».

Но, так как добрая сотня пар глаз смотрела на меня и, как подозреваю, душевные переживания Верочки волновали их в последнюю очередь, ободряюще погладил своего антрепренера по руке и снова взял аккорд.

Кто знает, может быть, слова следующей песни заставят Веру немного остыть и, чуть боле трезво взглянуть на окружающую действительность.

Когда наступило время припева, я снова разделил голос на три разных тона и, отбивая больничным тапком ритм, обрушил на публики мощный гитарный риф. Который тут же был встречен дружным хлопаньем в такт, а стёкла в корпусе задрожали от будоражащих душу слов.

Немного успокоившаяся Вера прислонилась сзади и, обняв меня за талию, положила свою хорошенькую головку на моё плечё. Разумеется, это немного мешало и даже вызывало небольшое раздражение. Но, понимая, что оттолкнуть и тем самым, возможно до глубины души обидеть расчувствовавшуюся девушку, никак нельзя, я мужественно терпел это маленькое неудобство. И, как ни в чём ни бывало, начал второй куплет.

Припев, вполне ожидаемо, пел при поддержке полусотни восторженно оравших глоток. Не стесняясь, народ вовсю топал и прихлопывал в такт мелодии. Но, каким-то, совершенно непостижимым для меня образом, гитару всё ещё было слышно. А мой, постепенно обретший силу и уверенность голос, по прежнему лидировал, перекрывая эту разномастную и бурлящую от восторга стихийно образовавшуюся группу поддержки.

Виктория Ивановна Синельникова после работы зашла навестить мужа, Сергея Петровича. А невольно оказалась среди слушателей этого, как она про себя назвала мероприятие, «конкурса больничной самодеятельности».

Не то, чтобы она была ярой почитательницей самородных дарований. Но, так как изнывающий от тоски Сергей, изъявил желание посетить объявленное за ужином мероприятие, уступила его просьбе и отказываться на стала. К тому же, Яков Моисеевич, бывший, если не в дружеских то, по крайней мере, в хороших приятельских отношениях с мужем, обещал подвезти после концерта на своём «Москвиче».

Что, в конечном итоге, перевесило недовольство от, как она полагала, зря потраченного времени. И, скрепя сердце, Виктория Ивановна отправилась в холл второго этажа. Народа, на удивление, собралось достаточно много.

Но, поразмыслив и поняв, что для томящихся, и мающихся от вынужденного безделья в госпитале больных, которых администрация особо не баловала развлечениями, даже такое, спонтанное и, как она полагала, совершенно непрофессиональное мероприятие, было подобно визиту, как минимум, Ливерпульской Четвёрки, решила что согласилась не зря.

Будучи в курсе местных реалий, и потому предусмотрительно захватив с собой стулья, они с мужем заняли пока ещё свободное пространство и принялись ждать.

— Кто хоть выступать будет, Серёж? — Еле слышным шёпотом поинтересовалась Виктория Ивановна. И, озираясь по сторонам, пояснила своё недоумённое любопытство. — А то я пока что артистов не вижу.

— Без понятия. — Пожал плечами Сергей Петрович. — Но, полагаю, нужно попросту подождать и вскоре мы обо всём узнаем.

— Зачем тебе это? — Просто, для того, чтобы спросить, прикрыв узкой ладошкой рот, полюбопытствовала Виктория Ивановна.

— А, что ещё делать? — Философски протянул супруг. — Шахматы надоели. Газеты, как правило, успеваю прочесть до обеда. А по телевизору сегодня ничего толкового не показывают.

— В общем, на безрыбье — и рак окунь. — Понятливо усмехнулась Виктория Петровна и, так как тема для беседы иссякла, просто принялась ждать.

Всё ещё немного, сожалея о, как она полагала, бездарно потраченном вечере. Но, так как, несмотря на начало апреля, на улице было достаточно холодно, а предложение Якова Моисеевича подвезти всяко перевешивала перспективу ждать на продуваемой всеми ветрами остановке общественный транспорт, то быстро загнала внутрь начавшее было проявляться раздражение, и задумалась о работе.

Трудилась Виктория Ивановна на Свердловском телевидении. И была как раз главным редактором музыкальных программ. То есть, не конкретно какой-то отельной передачи а, можно сказать, курировала целое направление. Освещая для зрителей целый пласт культуры и несла, так сказать, в массы и старалась показать все оттенки этого многогранного явления, коим была музыка.

Сейчас предстоял, как его многие называли «месяц четырёх дней». Именно так именовали отрезок времени с 12 апреля по 9 мая. День Космонавтики. День Рождения Владимира Ильича Ленина. Далее празднование Первого Мая, который, как все знали, являлся Днём Международной Солидарности Трудящихся и, наконец, вишенкой на торте, в финале этого многодневного забега, был самый грандиозный праздник — День Победы.

Приоритет Девятого Мая перед первым днём этого замечательного месяца Виктория Ивановна объясняла тем, что в последнем случае, помимо демонстрации проводился ещё и военный парад.

В котором её муж, впрочем, как и в случае мероприятий, приуроченных ко Дню Международной Солидарности Трудящихся, принимал участие по долгу службы. Так как являлся музыкальным руководителем и главным дирижёром военного оркестра Свердловского Дома Офицеров.

Кстати, оба они имели высшее музыкальное образование и занимали свои, довольно-таки высокие, особенно учитывая их относительно молодые годы, должностипо праву. Им обоим было по тридцать два. Безусловно, не молоденька девочка и не безусый мальчишка. Но, так как средний возраст номенклатуры был «от пятидесяти и выше» то их обоих вышестоящие товарищи смело относили к «юной поросли».

Виктория Ивановна десять лет назад окончила Киевскую консерваторию по специальности хоровое дирижирование и теория музыки. А Сергей Петрович с младых ногтей был духовиком. Он играл на саксофоне, трубе и, впрочем, как и многие музыканты, владел ещё несколькими инструментами.

Разумеется, не так профессионально как основными но, на достаточно хорошем, или, во всяком случае, выше среднего, уровне. И даже иногда, вызывая лёгкую усмешку супруги, садился за имеющееся у них дома пианино. Столь пренебрежительное и, в общем и целом, тщательно скрываемое отношение к терзанию мужем чёрных и белых клавиш было обусловлено тем, что до поступления в консерваторию Виктория Ивановна окончила музыкальную школу по классу фортепиано.

Но, так как трезво оценивала своё исполнительское мастерство, продолжать обучение по заданной ещё родителями специализации не стала. А, предпочла поступить на дирижирование с намётками в дальнейшем целиком посвятить себя административной работе. По распределению попав на Урал, она познакомилась здесь с будущим мужем и, за последующие годы оба добились значительного карьерного роста.

Чему способствовали не связи и покровительство высокопоставленных родственников, а исключительно цепкий ум и хорошая деловая хватка обоих представителей низшего звена советской номенклатуры.

Окружающие их люди негромко переговаривались, обсуждая повседневные заботы. И даже появление двух молодых людей, не заставило невнятный ропот утихнуть. Парнишка держал в руках гитару местного производства и был одет в нелепую фланелевую пижаму неопределённого серо-салатово-голубого цвета. И в смешно волочащиеся кожаные шлёпанцы, явно на несколько размеров больше чем требовалось.

«Советская больничная одежда — самая непритязательная одежда в мире»! — Оценив забавный и невольно вызывающий улыбку облик юноши, усмехнулась Виктория Ивановна.

Нет-нет! Не подумайте! Будучи одним из руководящих работников на телевидении, женщина ни в коем случае на была диссиденткой. Но, как и вся творческая и не очень, интеллигенция того времени, время от времени (и только мысленно) позволяла себе немного поёрничать.

Так, чтобы сбросить накопившийся пар и слегка отвести душу. Ведь, совсем не глупая от природы, Виктория Ивана прекрасно видела, как улучшились жизнь и быт людей за чуть больше, чем четверть века, прошедшего с момента окончания Великой Отечественной Войны. А, являясь, хоть и мелкой и «не совсем настоящей», но всё-же чиновницей, ни в коем случае не собиралась кусать руку, которая её кормит.

Но тут мальчишка, о чём-то неслышно переговаривавший с приведшеё его девушкой в ладно сидящем на стройной фигурке белоснежном халатике, тронул струны. И, взяв первый, самый банальнейший из банальных и так любимый во всех дворах минорный аккорд, запел. И началось волшебство.

— Однако! — Поправив сползающие на кончик носа очки, ошарашенно пробормотал Сергей Петрович. — Это ведь гитара нашей фабрики?

— Ну да. — Тоже не понимающая в чём дело, подтвердила удивлённая Виктория Ивановна. — Да и, откуда здесь Чешской Кремоне или, хотя бы Гэдэдровской Музиме взяться?

— А звучит ведь ничуть не хуже. — Со всё возрастающим интересом заметил дирижёр духового оркестра. — Да и голосом хлопца Бог не обидел.

— Это уж точно! — Подтвердила главный редактор музыкальных программ. — И песня… Очень простая и так хорошо ложащаяся на слух. И, дослушав до конца второй куплет, негромко принялась подпевать. — Старая мельница, крутится вертится, льётся о камни вода. Старая мельница, всё перемелется, только любовь никогда. Старая мельница, всё перемелется, только любовь никогда!

— Хорошо поёт! — Согласился с её мыслями супруг. Если бы сам, своими ушами не слышал, ни за что бы не поверил, что человек может так владеть голосом.

— Не то слово! — Восторженно закивала Виктория Ивановна. — Это не просто хорошо. Это фантастически нереально!

И, под звуки уже второй, причём так же совершенно незнакомой и новой мелодии, поднялась со стула, намереваясь как можно скорее добраться до этого гениального вундеркинда.

Но, так как пространство холла заполнялось хаотично, и даже никакого намёка на порядок, не говоря уже о подобии стройных и лаконичных рядов концертного зала не было и в помине, сделать это ей, закономерно, не удалось. Напротив, окружающие её люди недовольно зашикали и, невзирая на горячее желание, Виктории Ивановне пришлось сдержать свой порыв и усесться обратно на место.

— Что, надеешься что тебе разрешат сделать с ним передачу? — Понимающе усмехнулся Сергей Петрович?

— Почему нет? — Не стала утверждать обратное Виктория Ивановна. — Песни эти никто не слышал и, очень подозреваю, что исполняем их сам автор. А, учитывая вокальные данные этого гениального юноши, мы вообще произведём фурор. И, на миг о чём-то задумавшись, принялась теребить мужа за рукав. — Кстати, ты со своим оркестром, мог бы мне в этом очень помочь!

— Ну, допустим… — Нехотя согласился Сергей Петрович в ведении которого были и исполняемые хором военных музыкантов номера. — Но, хоть убей, ума не приложу, как я обосную включение в программу лирических, по сути своей, песенок.

А в это время голосистый парень заливался соловьём, заставив слушателей замереть в восторженном, если и не экстазе то чувстве, очень и очень близком. И, под, казавшимися сказочными звуки и не менее прекрасные слова

Виктория Петровна крепко задумалась о продвижении и, так сказать, выводу на большую сцену этого никем не огранённого бриллианта. Ведь, как ни крути, а она, пусть и далеко не рядовой но, всего лишь музыкальный редактор на областном телевидении. И работает уже с устоявшимися и давно сформированными коллективами.

Этот же, пока что не вписывающийся в общепринятые рамки самородок, явно был одиночкой и, своим намётанным в административных игрищах глазом, Виктория Ивановна ясно видела, что за ним никто не стоит. Не было у замечательно певшего юноши ни пренебрежительного прищура глаз, ни презрительно оттопыренной губы.

Парень просто делал то, что ему нравится. Явно испытывая при этом удовольствие. Но без того неуловимого налёта спеси и зазнайства, свойственных мало-мальски преуспевшим на ниве «продажи таланта» молодым, и не очень, подвизающимся на творческом поприще, людям.

— Серёжа, этот мальчик должен быть наш! — Цепко ухватив тонкими, но сильными пальчиками пианистки, мужа за плечё, безапелляционно заявила Виктория Петровна. — Да, песни у него не совсем твоего формата. Но и просто так упускать эту, невесть откуда появившуюся жар-прицу, было бы самой большой глупостью!

— Я подумаю. — С видимой неохотой согласился муж.

Парень с гитарой в это время обернулся спиной к слушателям и снова о чём-то заговорил с приведшей его сюда девушкой. Та почему-то плакала, а на лице у юноши проступило немного озадаченное и слегка разочарованное выражение. Он что-то, сказал своей расстроенной собеседнице и, снова тронул струны.

И всё, надо сказать, абсолютно не предназначенное для подобного действа, «глухое» и совсем не «звучащее» помещение, вмиг заполнил мощный, вибрирующий и, казалось, пробирающий до самых печёнок, голос.

— Тоже скажешь, что это не ваш формат? — Немного язвительно поинтересовалась окончательно утвердившаяся в собственном мнении Виктория Ивановна. — А, когда, после исполнения второго куплета, зрители дружно подхватили припев, запела вместе со всеми. — Поверь в мечту! Поверь в мечту! Поверь в мечту-у, скорей! Поверь в мечту! Поверь в мечту! Как в доброту-у людей! Поверь в мечту! Поверь в мечту! Поверь когда-а нибудь! Поверь в мечту! Поверь в мечту! Поверь в мечту-у и в путь!

— А, ты знаешь… В этом что-то есть. — Услышав последнюю композицию и, увидев, с каким невероятным восторгом её принимает публика, переменил первоначальное мнение Сергей Петрович. — Разумеется, это не подходит для духового оркестра… Но, нам как раз доставили аппаратуру и различные инструменты, произведённые в ГэДээР и Чехословакии.

— И, как понимаю, музыкантов для её использования не имеется? — Победно закончила за супруга Виктория Ивановна.

Глава 14

— Да нет… Этого добра, как раз хватает. — Отмахнулся Сергей Петрович. — Только свистни, желающих наберётся выше крыши. Да, любой мальчишка, бренчащий во дворе на гитаре примчится, чтобы «полабать» на заграничном «аппарате». Просто… — Тут главный дирижёр смущённо запнулся.

— Репертуара нет, исполнители не профессиональные и, к тому же, тут же внесут в разнарядку и заставят, практически бесплатно играть на танцах в выходные. — Понимающе закончила за супруга, хорошо знающая изнанку бюрократической кухни, Виктория Ивановна. — А, там где танцы, там обязательно пьянка и непременно сопутствующие ей драки.

— Всегда считал, что ты у меня умница. — Ласково погладил по круглой коленке жену Сергей Петрович. — Но, глядя на этого талантливого мальчишку, кажется, я начинаю думать в более конструктивном направлении.

— Кстати, кто он вообще такой? — Запоздало поинтересовалась Виктория Петровна.

— Младший лейтенант милиции. — Пояснил мужчина. — Помнишь недавнюю аварию, в которой, по чистой случайности, никто не пострадал?

— Разумеется! — С жаром подтвердила Виктория Ивановна. — Об этом уже который день весь город гудит!

— Так вот, этот парнишка и был завершающим штрихом этого самого чудесного везения. — Сообщил благоверной Сергей Иванович. — Он спас дочку Самого! — Тут военный дирижёр поднял глаза к потолку. — И, при этом, каким-то чудом, ни он, ни вынесенная из объятого пламенем вагона девочка, почти не пострадали.

— И ты ещё упирался⁈ — Возмущённо зашипела на необоротистого супруга женщина. — Герой, лейтенант милиции да, плюс ко всему, такой талантливый! — Она возбуждённо сверкнула расширившимися от намечающихся перспектив глазами, и закончила. — Да, если мы запишем все эти песни, то даже самая упёртая морда на телевидении не найдёт повода мне отказать!

— Мы запишем? — Удивлённо переспросил Сергей Петрович. — Но, постепенно осознавая перспективы и несомненную благосклонность, обязательно захотящего отблагодарить за спасание дочери высоко сидящего партаппаратчика, тут же забормотал. — Ты встанешь за клавиши. Паренёк не дурно владеет гитарой. Я могу сыграть, как на басу, так и сольные партии. Так что, остаётся выбрать, кого пригласить на роль барабанщика.

— Хорошо бы, кого-нибудь из генеральских сынков. — Как бы невзначай, задумчиво пробормотала Виктория Ивановна. — Инструмент, хоть и довольно специфический но, в принципе, не сложный. А если будет откровенно лажать, то для студийной записи просто пригласим профессионального ударника из любого ресторана.

— Вот, только кабацких лабухов в нашем проекте не хватало. — Недовольно заметил Сергей Петрович.

— Ты чем слушаешь, милый? — Удивлённо вскинула тонко выщипанные бровки Виктория Ивановна. — Говорю же, нужен четвёртый. Но, не с улицы а такой, чтобы при одном упоминании имени его папаши, двери сами-собой открывались!

— Я подумаю. — Согласился военный дирижёр. — Но, сразу хочу предупредить, что у нашего генерала, оба сына учатся в Москве и привлечь их намечающемуся проекту просто-напросто не получится.

— Я, кажется знаю, кто нам подойдёт. — Загадочно улыбнулась Виктория Ивановна.

— И, кто же этот замечательный молодой человек? — Немного ревниво вскинул глаза на жену Сергей Петрович.

— Это не человек, это девушка! — Машинально поправила Виктория Ивановна.

— Так, ты тоже согласна с этой общеизвестной теорией? — Толсто и прозрачно намекая на то, что «курица — не птица, а женщина — не…», почти заржал в голос мужчина.

— Сам дурак. — Сделав страшные глаза, громко зашипела молодая будущая клавишница создаваемого ансамбля. И, погрозив насмешнику кулачком, кивнула в сторону исполнителя. — Слушай давай. И, чтоб после концерта, обязательно поговорил с ним.

— Оди-ин? — Удивился Сергей Петрович. — Я думал, что охмурять будущую звезду советской эстрады мы будем вместе?

— Меня подвезти обещали, ты не забыл? — Легонько постучала костяшками пальцев супруга по лбу Виктория Ивановна. И, убеждённо добавила. — Не думаю, что Яков Моисеевич согласиться задержаться на время нашей незапланированной беседы.

— А-а, ну тогда ладно… Поговорю. — Тут же согласился Сергей Петрович. — Предложу ему сотрудничество и… — Тут он испытывающе глянул на жену, вопросительно вскинув брови. — Я могу обещать участие в выходящей в эфир телепередачи?

— Не сто процентов, конечно. — С энтузиазмом подтвердила супруга. — Но, думаю, после того, как обнародую все известные факты, да приложу записанный нами материал, желающих взять на себя ответственность за отказ, найдётся очень и очень мало.

После исполнения третьей песни, народ сильно возбудился. Но, к великому сожалению слушателей, продолжить импровизированный концерт мне не дали. Невесть откуда появившийся Лев Абрамович сварливо заявил, что мы самым беспардонным образом нарушаем больничные правила. И, грозно сверкая очками, разогнал нашу замечательную тусовку.

А, так как народ здесь был, в основном, военный, перечить никто не осмелился. Возбуждённо обсуждая моё первое выступление, люди начали расходиться.

Кто-кто приближался, чтобы похвалить, одобрительно похлопать по плечу и даже пожать руку. Впрочем, минут через пять холл почти опустел. И я, переместив гитару за спину, галантно предложил Вере согнутый локоть и поинтересовался, о её дальнейших планах.

— Домой пойду. — Отчего-то шмыгнув покрасневшим носиком, уведомила девушка. И, поясняя озвученное решение, сообщила. — Моя смена закончилась. А завтра снова на занятия в институте.

— Кстати, ты на каком курсе? — Просто для приличия поинтересовался я.

— На третьем. — Заулыбалась польщённая моим вниманием Верочка. — А, ты почему спрашиваешь?

— Ну-у, после того, что между нами было… — Намекая на недавние поцелуи и обнимашки, задумчиво протянул я… — Должен же я знать о тебе что-то, кроме занимаемой должности…

Снова порозовевшая оттого, что я ей нужен не только в качестве объекта сексуальных домогательств, но и проявляю искренний интерес к её жизни, Вера уже набрала в грудь воздуха, чтобы прокомментировать мою реплику, как нас, довольно бесцеремонно и ненавязчиво так, прервали.

— Молодой человек, вы не могли бы уделить мне немного времени?

Я оглянулся на не старого ещё мужика, нагло влезшего в наш разговор. Ростом примерно с меня и похожей комплекции, он явно был увлечён какой-то, внезапно осенившей и, судя по обеспокоенно-предвкушающему выражению лица, всецело захватившей его идеей.

И, так как язык мой, как это часто бывает у людей моего возраста, бежал впереди мозгов, я не придумал ничего более путного, как раскрыть варежку и по-свойски спросить.

— Уважаемый, штаны есть?

— К-к-какие ш-ш-ш-т-т-тан-н-ны-ы-ы? — Слегка прихуев, то есть, простите, впав в состоянии перманентной прострации, ошарашенно переспросил неожиданный собеседник.

— Ну, не пижамные же. — Пожал плечами я, многозначительно оглядывая, облачённую в такой же, как и имеющийся у меня, фланелевый «прикид», фигуру незнакомца.

— З-з-за-а-ач-ч-че-е-ем? — Отчего-то начав забавно заикаться вылупил глаза мужчина.

— Девушку проводить. — Деловито уведомил я подошедшего. — И, словно речь шла о чём-то, само-собой разумеющемся, объяснил. — У неё смена заканчивается. — А у меня все вещи сгорели.

— Смею заметить, что тогда вам не только брюки потребуются. — Понимающе усмехнулся, видимо бывший в курсе моей истории, незнакомец. — Впрочем, тут же исправивший эту досадную оплошность. И, протянув руку, отрекомендовался. — Сергей Петрович Синельников.

— Коля… Коля Петров. — Ответив на пожатие, в свою очередь назвался я. И, не давая уводить интересующий меня разговор в сторону, вернулся на первоначальной теме. — Так, с одежной и обувью поможете?

— Да, ради Бога! — Поправив чудом державшиеся на самом кончике носа очки, пробормотал сдавшийся под моим напором Сергей Петрович. — Сейчас пойдём к кладовщице и я скажу, что мои вещи хочет забрать супруга.

— Не надо к кладовщице. — Неожиданно вмешалась молчавшая до сих пор Верочка. — Я сама могу взять ключ от хранилища.

Видимо, моя идея с провожанием пришлась девушке по душе. Так как, не моргнув глазом, она тут же вписалась в предложенную мной авантюру и согласилась совершить, пусть и небольшое и совсем незначительное но, всё-таки должностное преступление.

Вопреки опасениям, не совсем законное мероприятие по изъятию ключа с застеклённого стенда прошло, если и не «без сучка и задоринки», то очень близко к этому. Верочка просто подошла и, перекинувшись о чём-то парой слов с дежурной, без всяких препон с её стороны получила искомое.

— Коля, подожди в своей палате, пожалуйста. — Слегка напряжённым голосом попросила она.

Видно было, что девушка немного нервничает, так что я не стал спорить и молча направился к месту постоянной дислокации. Чтобы, минут через пять стать временным обладателем полного — ну, за исключением нательного белья, естественно, — комплекта мужской одежды. И, надо сказать, пошитой явно в ателье и из ткани очень приличного качества.

«Однако, что-то этому, как оказалось, не такому уж и мутному а, напротив, вполне даже нормальному типу, от мен нужно». — Кривовато ухмыляясь, подумал я.

Но, так как ничего путного в голову не шло, решил не засорять мозг и сосредоточиться на, так сказать, более насущной задаче.

А вот и нет! Не угадали! Проблемой, над которой загодя начал ломать свою бестолковку, было не «как выйти» из военного госпиталя. А, напротив, как вернуться обратно.

Ибо выбраться за стены специализированного медучреждения особого труда не составит. Переоденусь в туалете и, взяв Веру под ручку, просто покину больницу через парадный вход.

А вот снова проникнуть в, в общем-то режимное учреждение, может и не получиться так просто. Но, так как уже пообещал проводить девушку то, сами понимаете, оказываться от своих слов, да ещё по такому пустяковому поводу, было некрасиво. Да и, стыдно, к тому же.

«Тебя ведь никто за язык не тянул, балбесина». — Укорил себя я, закрывшись в кабинке и стягивая казённую пижаму. — «Вот и не ной теперь».

Но, едва на мне оказались вещи Сергея Петровича, пришедшиеся, не то, чтобы «как раз впору», но и не превратившие меня в подобие огородного пугала, я почувствовал, что всё, так или иначе, получится. К тому же, не покидало ощущение «правильности» спонтанно принятого решения. Так что я, положив в полотняную торбу выданные мне государством шмотки, вышел в коридор.

Чтобы, через секунду, снова вернуться в туалет и, подёргав присохшую краску, открыть заедающие оконные шпингалеты. Поскольку смена одежды происходила в ватерклозете, находящемся на первом этаже, здравая мысль вернуться этим путём, вполне закономерно пришла мне в голову.

Бесспорно, не исключён вариант, что кто-нибудь заметит моё самоуправство и восстановит «статус кво» закрыв окна. Но, так как створки не были распахнуты настежь и проделанные мною манипуляции, в общем и целом, почти не были заметны, я очень надеялся но благополучное завершение вечернего променада.

Вера, уже одетая в приталенное пальто и аккуратные сапожки, нетерпеливо мялась возле очередного фикуса и, как только я появился, крепко схватила меня за руку.

— Быстро ты. — С интересом оглядывая меня, констатировала она.

— Нормально. — Пожал плечами я, так как абсолютно не придавал значения времени, потраченному на смену одежды. — Ну что, пошли?

— Ага. — Согласилась девушка и, кивнув на висящую на моём запястье торбу, усмехнулась. — А с пижамой и тапками что делать будешь?

— На улице спрячу. — Не мудрствуя лукаво, осветил я дальнейшие планы. И, озвучивая только что изобретённую «гениальную» задумку, продолжил. — Когда вернусь обратно, залезу в окно и опять переоденусь.

— Вещи Сергея Петровича сложишь обратно в сумку, а утром я отнесу в кладовку. — Деловито проинструктировала меня Верочка. И, погладив меня по руке, неожиданно заявила. — Хороший он дядька.

— Ну да. — Не стал спорить я. — Не пожадничал и вот так, сходу, поделился с первым встречным личными шмотками.

— Ну, я бы не назвала тебя случайным прохожим. — Лукаво улыбнулась Верочка. — А, после сегодняшнего концерта, ты вообще самый узнаваемый человек в нашем госпитале.

— Так уж и самый… — Слегка смутившись, пробормотал я. — Скажешь тоже.

Но, если честно, такая незамысловатая лесть была очень приятна. Хотя… Кто не любит, когда его хвалят? А, если дифирамбы поют заслуженно, то чувство гордости и довольства возрастает по экспоненте.

— Не скромничай. — Шутливо погрозила пальцем девушка. И тут же моментально сменила тему, уведя разговор в совершенно другую сторону. — Скажи, а эти песни… Ты сам сочинил.

Мдя… Вот, честно слово, просто не знал, что ответить на такой простой и, в общем-то, незамысловатый вопрос. Уверять что сам? А вдруг это хорошо известные произведения, которые на слуху у всего населения страны? Но и слишком поспешно оказываться, отдавая авторство в чужие руки тоже, сам не знаю почему, не хотелось.

Ну а о том, что совсем ничего не помню, заикаться и вовсе не стоило. И, даже было опасно. Так как в этом случае моя выписка из госпиталя сразу же отложится на весьма неопределённый срок.

Нет, конечно, в лечебнице тепло, светло и относительно неплохо кормят. Бесплатно, к тому же. Но, положа руку на сердце, должен признаться, что всей душой и, как можно скорее, хотел покинуть эти гостеприимные стены.

В общем, раскрывать свою маленькую тайну я не спешил. А, вместо этого, индифферентным голосом заметил.

— Да так… Как-то само собой пришло в голову.

— Ничего себе, «само-собой»! — С придыханием и, как мне показалось, с некоторой долей возмущения, тихонько воскликнула Вера. — Да, если хочешь знать, таких песен я ни разу ни у кого не слышала!

«Ага»! — Сделал зарубку в памяти я. — «Ни у кого, значит»!

Хотя, что мне это давало в практическом плане, я пока что не понимал. Ну да… спел. И, судя по всему, получилось очень даже не плохо. Но сходу рискнуть и заявить, что являюсь автором этих замечательных произведений, я банально боялся.

Не хотелось, знаете ли, прослыть дурачком и «бароном Мюнхаузеном». В общем я, как мог, постарался сменить тему.

С песнями потом разберёмся. Когда начну чуточку больше ориентироваться в окружающих меня реалиях. Пройдёт несколько дней и всё постепенно устаканится. Ну, по крайней мере, очень на это надеюсь.

— Тебе учёба нравится? — Уводя беседу в сторону, зада я нейтральный вопрос.

И следующие пять минут с умилением выслушивал про то, какой у них замечательный институт, какие хорошие, но ужасно строгие преподаватели и даже про то, что у них есть собственный Вокально-Инструментальный Ансамбль.

При упоминании об вузовской самодеятельности Вера снова с интересом уставилась на меня и, как видно, вполне предсказуемая мысль посетила её хорошенькую головку.

— Коля-а! — Тут же принялась теребить меня она. — А, давай, я тебя с ребятами познакомлю-у!

«Вот, нафиг оно мне надо»? — Без особого энтузиазма воспринял эту, в кавычках, «гениальную» идею я. Вливаться в чужой коллектив, где давно распределены роли и, безо всякого сомнения, уже имеется свой общепризнанный лидер.

Бренчат пацаны, копируют чьё-то творчество, да и флаг им в руки. Вряд ли я вот так, сразу, придусь ко двору. Начнутся неизбежные тёрки, попытки выяснить, «у кого длиннее» и вообще.

К тому же, памятуя про не так давно приревновавшего Петю и, особенно то, чем всё это закончилось, я совсем не хотел повторения дурацкой ситуации.

Вера — девчёнка красивая. Так что, наверняка и в родной Альма Матер, у неё имеется воздыхатель. А то и несколько. А сражаться за самку и примитивно бить морды детворе, как-то не входило в мои ближайшие планы.

Мысль о том, что могу отгрести сам, почему-то не приходила в мою самоуверенную голову. Может быть потому, что чувствовал себя вполне здоровым. А, возможно, просто интуитивно понимал, что никто из окружающих меня людей, в этом плане мне не соперник.

Как-то не так они двигались. Имели немного отличающуюся от моей моторику. А, усилия с которым поднимались по лестничным пролётам, наводили на мысль о старых, изрядно потрёпанных жизнью паралитиках.

Правда, на чём основано это убеждение, толком сказать я не мог. Вот, просто откуда-то знал, и всё!

Глава 15

И, словно в насмешку над моими мыслями, навстречу нам вышло три человека.

— Ой. — Тихонько пискнула Верочка. — Блатные!

— Не бойся. — Выдал я самую банальную из всех возможных в этой ситуации фраз, я. — Думаю, ребята скоро поймут, что к чему, а мы пойдём дальше.

Тут, преградившей нам дорогу троице, видимо, надоело ждать, когда я начну выказывать признаки страха и один из них подал голос.

— Оба-на! — Неизвестно чему обрадовался тот, что стоял посередине. Ждали девку а, вышло совсем хорошо. — Ощерившись, он победно оглянулся на подельников. — Кралю мы, пожалуй, оставим на сладкое. А с тобой, фраер, отдельный разговор будет.

— Вот видишь. — Ободряюще подмигнул я Вере. — Тобой они обещали заняться позже.

— Я их не боюсь! — Храбро заявила девушка и, потянув меня за рукав, прошептала. — Может, убежим?

— Не получится. — Печально констатировал я, так как сзади приближались ещё двое. И, не желая втягивать Верочку в неприятности, предложил гопоте. — Может, пусть девчёнка идёт? А мы с вами разберёмся по пацански?

— Вот ещё. — Пренебрежительно фыркнула моя храбрая спутница. — Я с тобой!

— Тогда, отойди, пожалуйста, в сторонку. — Едва слышно попросил я. — Почему-то мне кажется, что меня сейчас бить будут.

— Я сильная. — Ни с того ни с сего вдруг начала хвастаться девушка.

Но, так как окружившая нас пятёрка уже притопывала и похохатывала от нетерпения, просто отодвинул набивающуюся в помощницы Веру в сторону и нанёс удар первым.

Спрашивать о том, что им надо я посчитал лишним. Да и вообще, мне это было не интересно. Ну а, канючить и как-то тянуть время, надеясь на то, что кто-нибудь из припозднившихся прохожих придёт нам на помощь, было вообще глупо.

Не любят ввязываться люди в чужие разборки. Тем более, когда перевес явно на стороне хулиганов.

От моего резкого тычка тот, кто «благородно» решил оставить Верочку «на потом», покинул место начавшегося побоища. Попросту отлетел назад и, упав на спину, затих.

И тут же мне в голову прилетела какая-то железка. Ну, вернее, кто-то попытался достать меня ею. Чего, как вы понимаете, я позволить никак не мог и, уклонившись, перехватил атакующую руку и, резким движением, сломал подонку запястье.

— Сука, блядь! — Благим матом заорал пострадавший. — Ребя, вали его!

И сразу же, с двух сторон, не меня набросилась парочка бугаёв. Пытаясь задавить массой и обездвижить. Ну а, в руке оставшегося пока ну у дел третьего, сверкнул нож.

Не желая напороться на лезвие, я крутнулся, подставляя под удар одного из нападавших. А другого, тяжело дышавшего перегаром, ухвати за яйца. И, изо всех сил сжав пальцы, кажется, навсегда лишил его возможности иметь потомство.

Тот, чьё мужское хозяйство я преврати в яичницу, заорал так, что казалось, во всех близко расположенных окнах повылетают стёкла.

Передёрнув плечами, я стряхнул на землю, теперь уже не представляющих угрозы противников и, внимательно следя за выписывающим всевозможные кренделя и восьмёрки ножом, встал в стойку.

— Завалю, сука! — Хрипло выдохнул явно хорошо поддатый мужик. — Всё равно, из-за тебя на мне мокруха!

И, только после этих, произнесённых явно в запале слов, я узнал в нём того самого идиота, что пытался набросится на меня с газовым ключём в душе.

Мда-а, дилемма. Нарываться на удар ножом мне не хотелось. И, пока тот не обозначил себя, даже мелькнула предательская мысль предложить разойтись, так сказать, «краями». Но теперь, когда стало ясно, что передо мной отчаявшийся и уже, пусть и нечаянно и даже при моём косвенном участии, ухитрившийся совершить убийство зверь, отпускать его было бы просто опасно. И глупо, к тому же.

Он ведь явно пришёл мстить и, если сейчас убежит, то неизвестно, что взбредёт ему в голову завтра. Да и, помочь так любезно преложившим должность в убойном отделе почти коллегам, тоже посчитал не лишним. Стану я с ними работать или, начну карьеру участкового инспектора, а такой жирный плюс, как задержание опасного преступника, явно не сочтут.

Державший в вытянутой руке нож мужчина сделал резкий выпад и, на долю секунды, перед глазами поплыо. А, когда я, потряхивая головой, сбрсил наваждение, противник лежал передо мной и явно находился в бессознательном состоянии.

Приведение его из боевой, так сказать, формы в вот такое, не представляющее угрозы и почти не подающее признаков жизни состояние, ясно было моих рук делом. Но, вот сам процесс как-то неуловимо ускользнул от моего внимания.

Но, так как, на слишком долгие размышления попросту не было времени, а кое-кто из пятёрки уже начал очухиваться, методично обошёл всех и, добавив каждому ботинком в голову, обернулся к Вере.

— Доставай смартф… — Помимо воли сорвалось с языка. Но тут же, поняв, что сморозил какую-то, причём совершенно непонятную даже самому себе, глупость, поправился. — Беги к телефону-автомату. Вызови милицию, а я пока что этих покараулю.

Гулко стуча по холодному асфальту каблучками, Верочка помчалась к ближайшей застеклённой будке. А я задумался о том, что это такое вот только что было? Явно я применил какой-то очень эффективный, особенно против нацеленного на тебя холодного оружия, боевой приём. Но, хоть убейте, как это вышло и, что конкретно при этом делал, почему-то не отложилось в памяти.

«Умение, безусловно, полезное». — Растерянно рассуждал я. — «Но вот, можно ли рассчитывать на него в будущем».

Работа, которую предложили, явно не будет проходить в тиши кабинетов. И, по роду выбранной мною деятельности, такие вот, никак не соотносящиеся с хорошим здоровьем и предполагаемым долголетием стычки, всё-равно, время от времени будут случаться.

Я попытался вспомнить ощущения, которым сопровождалось проведение этого хитрого и чрезвычайно пользитеьного приёмчика. Но, увы… Как ни старался и не выворачивал мозги, ни хрена не получилось. К великому разочарованию и принявшейся грызть душу досаде.

Вскоре мои тщетные потуги были прерваны вернувшейся Верочкой. И, как уже сказал, так ничего и не добившись, я на время отложил самоистязание в сторону и вопросительно взглянул на неё.

— Вызвала. — Запыхавшись, доложила девушка. — Сказали, что через несколько минут будут. Она окинула выразительным взглядом место только что прозошедшего побоища и, слегка улыбнувшись, добавила. — Спросили, есть ли пострадавшие и не нужна ли скорая помощь?

— И? — Иронизируя, вопросительно выгнул бровь я.

— Сказала, что, наверное потребуется. — Подняла на меня сияющие глаза Вера.

На что я, горделиво расправив плечи, мужественно заявил.

— Я бил сильно, но аккуратно!

— Какой ты смешной! — Вдруг прыснула девушка и, бросившись мне на шею, поцеловала в губы.

Подхватив её за бёдра, я приподнял красавицу и ответил. Но тут, как по заказу, нас осветила фарами подъезжающая машина и, засмущавшись, Вера стала вырываться.

«Ну вот…» — Ставя девчёнку на асфальт и с неудовольствием отстраняясь, философски подумал я. — «На самом интересном месте».

— Старший сержант Иванько. — Приложив руку к фуражке, представился вышедший из раскрашенного в жёлто-синие цвета служебного «козлика», милиционер. — Кто вы такие, и что здесь произошло?

— Младший лейтенант Петров. — В свою очередь отрекомендовался я. — Провожал девушку и подвергся нападению вот этой пятёрки.

— Вы их один? — Уважительно посмотрел сначала на валяющиеся тела а, затем на меня, удивился страж порядка. И, даже присвистнул. — Не слабо!

— Ну, просто выхода другого не было. — Слегка смущённо признался я. — Вы ж понимаете…

— Мда-а… — Почесал нос старший сержант. Но, тут вспомнив о служебных обязанностях, снова обратился ко мне. — Документики попрошу пожалуйста…

И, так как из могущих удостоверить мою личность официальных бумаг в наличии были лишь «лапы и хвост», знающая об этом Верочка тут же вмешалась.

— Ой, то варишь милиционер! — Пулемётной очередью защебетала она. — Его удостоверение у главврача находится. — Она махнула рукой в сторону госпиталя. — А меня он просто проводить вышел.

— Документов, значит, не имеем. — Вмиг посуровел бравый служака. И, перейдя на официальный тон, уведомил. — В таком случае, придётся проехать с нами. Для выяснения, так сказать…

При этом он вытащил рацию и, доложил.

— У нас пять человек в бессознательном состоянии. Нужна ещё одна скорая помощь. А я, вместе с задержанными, скоро прибуду в отдел. И, открыв каким-то толстеньким прутком заднюю дверь автомобиля, сделав широкий жест, обратился ко мне. — Залезай…те.

Пожав плечами, я забрался в, явно предназначенный для арестованных, отсек, постаравшись как можно удобнее устроиться на твёрдом металлическом сидении.

— А вас девушка, прошу в кабину. — Галантно пригласил он занять место в салоне Верочку.

Но, проигнорировав предложение, она отрицательно помотала головой.

— Нет, я с Колей!

И, отважно, хотя и чуть поморщившись, составила мне компанию.

— Егоза. — Усмехнулся в усы старший сержант. И, решив, что из закрытой машины мы никуда не денемся, начал заниматься поверженными мною противниками.

— Эй, служивый! — Запоздало вспомнил о важных вещах я. И, когда милиционер вернулся к защищённому решёткой окошку, предупредил. — Вон на том. — Я кивком обозначил последнего, уложенного мной фигуранта, мокруха висит. И где-то рядом выбитый мною нож валяется.

— Спасибо, коли так. — Поблагодарил представитель правопорядка. И, вмиг посерьёзнев, снял висевшие на ремне наручники. — Сидоров! — Позвал он коллегу. — Давай-ка, этого субчика по всем правилам примем.

Какое-то, впрочем, совсем недолгое время пришлось подождать, пока отправленных мной в нокаут беспредельщиков упакуют в автомобили. И, наконец, кавалькада, состоящая аж из трёх, одной милицейской и двух машин скорой помощи, покинула место происшествия.

Доставили, впрочем, всех в районный отдел внутренних дел и, так как борзым парням была оказана медицинская помощь в виде смоченной нашатырём и подсунутой под нос ватки, все они оказались в обезьяннике.

— Степаныч, а эти что натворили? — Удивлённо спросил дежурный, с погонами, на которых был один просвет и три маленькие звёздочки.

— Вот их они и натворили. — Усмехнувшись в усы, кивнул на злобно зыркающих из отгороженного решёткой пространства, пятерых ухарей.

— Да, иди ты! — Чуть не прсвистнул от удивления старший лейтенант. — Поверить не могу, чтобы этот щегол, да полдесятка взрослых мужиков отделал!

— Ну, не такой уж он и сопляк. — Неожиданно встал на мою защиту сержант. — Да и вообще, судя по его словам, наш коллега.

— Так точно. — Чтобы расставить точки на «Ё», позволил себе вмешаться в разговор я. — Младший лейтенант милиции Николай Петров!

— Документы с собой? — Моментально отреагировал дежурный.

— Никак нет. — Слегка вытянувшись, отрапортовал я. — В настоящий момент нахожусь на излечении в военном госпитале. И, по этой причине, все бумаги находятся у главврача.

— А, по улицам чего шастаешь? — Недовольно глянул на меня сралей. — Сидел бы в палате, глядишь, и нас вызвать бы не пришлось.

— Захотел девушку проводить. — Не стал скрывать правду я. И, подчёркивая значимость моего, надо сказать, совершенно спонтанно принятого решения, мотнул головой в сторону обезьянника. — И, как видите, не напрасно. — И, так как в глазах милиционера всё ещё сквозило недоверие, подчеркнул. — Один их этих. — Снова последовал кивок на задержанных. — Обвиняется в убийстве. И, если бы Вера шла одна, вряд ли бы это хорошо закончилось.

— Выходит, ты у нас герой? — Выдал слегка кривоватую ухмылку старший лейтенант. И, почесав в затылке, пробормотал. — И, что же мне с тобой, таким красивым, делать?

— Отпустить. — Желая как можно скорее закончить с этой, уже изрядно поднадоевшей тягомотиной, наивно предположил я. — А завтра позвоните в госпиталь и вам про меня всё подтвердят.

— Мда-а, пожалуй, сегодня беспокоить медицинское начальство уже поздновато. — Потеребил щёку милиционер. — Но и без выяснения личности расстаться с тобой не могу.

И, так как его взгляд снова устремился на обезьянник, мой мозг заработал с поразительной скоростью.

— А, если ваши коллеги мои слова подтвердят? — Поспешно затараторил я. — Надеюсь, тогда отпустите?

— Какие ещё коллеги? — Недоверчиво вылупился на меня дежурный.

— Из убойного отдела. — Выпалил я, и продиктовал выученной наизусть номер. — Вы, просто позвоните и, кстати, доложите, что тот, что оставил после себя труп в душевой, задержан вашим нарядом.

— Иш какой прыткий. — Недовольно забубнил милиционер. Но, видимо не уловив в моих словах подвоха, уже вовсю накручивал диск телефона. — Алло, дежурный Центрального РОВД старший лейтенант милиции Синько беспокоит. — Могу я побеседовать с Анатолием Викеньтьевичем?

При этом глянул на меня так, что я понял, что ежели связаться с допрашивавшим меня следователем не получится, сидеть мне до утра в обезьяннике. Или ещё что похуже.

— Анатолий Викеньтьевич. — Официальным голосом начал он. — У нас в РОВэДэ находится молодой человек без документов. Утверждает, что является младшим лейтенантом милиции Николаем Петровым. И, в качестве доказательства, попросил позвонить Вам.

К счастью для всех, тот кто утром вербовал меня в одно из самых важных подразделений службы, оказался на месте и, судя по вмиг потеплевшему взгляду дежурного, полностью удовлетворил его любопытство.

— Вы про этого. — Замахал я руками, указывая на побитого мной нападавшего. — Скажите.

Но, дежурный сделав страшные глаза, просто показал мне кулак, толсто намекая на недопустимость вмешательства в беседу со страшим по званию и, благоразумно заткнувшись, я молча принялся ждать.

Выслушав ответную тираду, милиционер, наконец озвучил мою просьбу, сказав в трубку.

— Кстати, Петров заявляет, что один из задержанных вместе с ним, находится в розыске по обвинению в убийстве? — И тут же непроизвольно вытянулся, ухитрившись, сидя на стуле, принять стойку «смирно». — Да, товарищ майор. Есть!

А затем прервав связь и положив часто бибикающую трубку на место, снял фуражку, и вытер выступивший на лбу пот.

— Ну что? — Осторожно поинтересовался я. — Сказали, кто я такой?

— Да. — Соглашаясь, кивнул дежурный. — Но, пока просили не отлучаться. Скоро приедут.

— Девушку-то хоть отпустите. — Попросил я за Веру, не желая, чтобы мои приключения помешали ей как следует выспаться перед завтрашними занятиями.

— Девушка пусть идёт. — Согласился милиционер.

Но Вера, видимо, решив поиграть в жену декабриста, ухватила меня под руку.

— Я с Колей! — Отчаянно заявила она и почему-то шмыгнула носом. И, поясняя своё решение, добавила. — Всё равно я теперь одна идти боюсь!

— Мда-а, проблема. — Пробарабанил пальцами по столешнице старлей. И, махнув рукой, подозвал к себе доставившего нас сюда патрульного. — Степаныч, не в службу, а в дружбу, отвези девчулю домой, а? — Попросил он старшего сержанта. — Хлопца старший опер из убойного попросил подождать до его приезда. А ей-то, что тут делать?

— Хорошо. — Не стал кочевряжиться Степаныч. И, обращаясь уже к Вере, стал выяснять будущий маршрут. — Вы на какой улице живёте?

— На Малосейной. — Сообщила Вера. И, оглянувшись на сидевших в обезьяннике хулиганов, тихим шёпотом продолжила. — Дом шестнадцать, квартира восемь.

— Не стоит бояться. — Правильно поняв её опасения, погладил аккуратно подстриженные усы Степаныч. — Думаю, в ближайшие пару-тройку лет они никого не побеспокоят. А тот, на ком убийство висит, так вообще лет через пятнадцать выйдет. Если до вышей меры не дотянет, естественно.

Видно было, что Вере совсем не хотелось расставаться. Но и перспектива неизвестно сколько сидеть в казённом, выкрашенном шаровой краской, коридоре, её тоже не вдохновляла.

— До завтра. — Прошептала она. И, постеснявшись чмокнуть меня в щёку, изобразила поцелуй губами и пообещала. — На дежурстве увидимся!

Вера со Степанычем уехали, а я уселся на широкую лавку, прислонился спиной к стене и, закрыв глаза, принялся ждать приезда Анатолия Викеньтьевича. При этом размышляя, хорошо или плохо было прибегать к его помощи. Но, по всем прикидкам, плюсов выходило больше, чем минусов.

Как-никак, а убийцу поймали с моей помощью. Звонить при первом удобном случае, предлагал опять он же. Так что я, сделав часть их работы, просто сообщил… Ну ладно, поспособствовал сообщению дежурного и, таким образом, можно сказать, полностью выполнил свой гражданский долг.

Так что, не я ему обязана а, как ни крути, он мне. Ведь, гуляющий на свободе и впавший в дурное бесшабашное отчаяние убийца — совсем не то явление природы, которое остаётся без ярко выраженных последствий. В виденовых преступлений и, возможно, даже ещё парочки никем не запланированных покойников.

Глава 16

Квазиживой организм был недоволен. И, хотя в общем и целом, всё шло более-менее согласно намеченному им вчерне плану, всё-таки многие аспекты оставляли желать лучшего. Так как, даже элементарной обратной связи с носителем не было. Не говоря уже о том состоянии единого целого, которое было до поистине чудовищного происшествия, случившегося с ними обоими.

Ведь, будучи, так сказать, «в здравом уме и при полной памяти», возможности хозяина возрастали многократно. А тут даже просто достучаться до его сознания было очень и очень большой проблемой. Самой главной из которых было полное игнорирование реципиентом магии. Что значительно укорачивало срок земного существование принадлежащего им обоим тела.

Да, предпринимая чудовищные, требующие колоссальных затрат внутренней энергии, усилия, симбиот смог внедрить в сознание носителя три десятка, в общем-то, простеньких и незамысловатых мелодий. И, в критических ситуациях, наподобие произошедшей сегодня вечером, ему удавалось, если и не перехватывать управление но, по крайней мере, активировать былые способности организма, по управлению внешними энергиями.

Но — увы! — и только. Ни о каком полноценном владении магией пока что не шло и речи. Хозяин не мог самостоятельно выполнить даже такое простейшее действие, как установка силового щита. Не говоря уже о более сложных вещах.

Таких как левитация, осознанное использование энергетических щупов, которые он иногда называл «невидимыми руками». А о сотворении огненных шаров или телепортации, так же имеющихся в их арсенале, и вовсе не шло и речи.

В общем, всё было, крайне нерадостно и с этим нужно было срочно что-то делать. И надежда на то, что всё само-собой утрясётся была не то, чтобы маленькой. Она была мизерной и угрожающе стремилась к нулю. Всё потому, что сложный и многогранный механизм, именуемый «мироздание», просто пытался выдавить, нёсший своим внезапным появлением элементы хаоса и, потому заведомо лишний, в данной конкретной структуре, элемент.

Так было совсем недавно. Когда они перешли через ледяной барьер и, благодаря целому ряду случайностей, заняли совершенно не предназначенное для обоих место.

Реальность постоянно проверяла их с носителем на прочность. Не то, чтобы ежесекундно но, в принципе, часто и с завидной регулярностью устраивала следующие одна за одной каверзы. И, в конечном итоге, всё-таки избавилась от бывшего костью в горле и занозой в заднице, чужеродного но, при этом, мыслящего и, как следствие, очень деятельного, организма.

Правда, благодаря всё тому же случаю, а так же совокупности умений хозяина и талантов маленькой, пятилетней девочки, полностью уничтожить их не удалось. Однако, платой за сохранённые жизни, была эта, доставляющая огромные неудобства, амнезия.

Но, так как поделать биопроцессор пока ничего не мог, оставалось просто ждать. Ну и, по мере сил, помогать потерявшему память телу, ориентироваться в окружающих их обоих обстоятельствах.

Сканирующая программа, бывшая в недавнем прошлом неотъемлемой частью реципиента, как всегда, работала на полную мощность. Да, полученная информация не откладывалась в повреждённом мозгу. Но, записанная в поистине бездонные архивы памяти биопроцессора, она будет храниться вечно.

А, кое-что, например сведения о том, что на одежде одного из задержанных имеются почти невидимые частички крови, он постарается донести до хозяина прямо сейчас. Ведь, судя по биометрическим данным, принадлежали они тому ревнивому индивидууму, что пытался ударить их тело совсем недавно.

В процессе короткого контакта квазиживой сожитель успел взять образец ДНК незадачливого Пети. И теперь, правда, ориентируясь лишь по запаху, смело мог утверждать, что ставший причиной недавних злоключений санитар, явно контактировал с сидящим в обезьяннике и уже обвинённом в одном, пусть и нечаянном но, всё-таки, как ни крути, убийстве.

Совершив довольно-таки большое усилие и, преодолев неосознанно сопротивление носителя, симбиот погрузил тело в лёгкую дрёму и принялся внедрять в мозг необходимую, можно даже сказать, жизненно важную информацию. Которая, хоть и ложилась «криво-косо», но всё-таки, отпечатывалась в сознании их общего тела.

«Кстати, с музыкой всё проходило значительно легче». — Мимолётом отметил квазиживой организм. И тут же пришёл к выводу, что в случае с внушением лёгких красивых мелодий, мозг хозяина сам невольно подстраивался, ловя нужную волну.

«Прям, хоть стихами пой». — Если бы мог, криво бы усмехнулся биопроцессор. И, представив, как выводит слышные только им обоим рулады, почувствовал что-то, вроде искреннего веселья.

«Вон там сидит уби-и-ийца-а-а! Он выпачкан в крови-и-и-и»!

Всё это было бы смешно, если бы не было так грустно. Окружающее пространство было наполнено информацией. Которую, к сожалению, повреждённый во время аварии и, поэтому так бездарно эксплуатируемый мозг, принимать отказывался напрочь.

«Хоть кол не голове чеши». — Тут же всплыло из глубин памяти симбиота.

Но, поскольку содержимое черепушки носителя в последнее время и так было предметом тёмным, и исследованию, во всяком случае им самим, пока не подлежало, то тут же засунул эту, прямо скажем, не очень-то и конструктивную мысль, куда подальше. Ибо действовать слишком поспешно тоже было «не айс».

Так или иначе, процесс запущен. Хозяин успел отметиться, как талантливый и подающий очень хорошие надежды, певец и сочинитель. Так что, предстояло немного подождать. И, всё, рано или поздно, а придёт к общему знаменателю.

— Вот он! Дрыхнет, голубчик! — Прямо над ухом раздался жизнерадостный голос старшего лейтенанта. После чего меня самым бесцеремонным образом потрясли за плечё, окончательно разбудив. — Перво-ов! Подъём, твою дивизию!

— Да, не сплю я, не сплю. — Открывая глаза и, при этом отчаянно зевая, попытался откреститься от полушутливого наезда я.

Правда, удалось это, кажется, плохо. Я бы сказал, на троечку с минусом. Во всяком случае, на слово мне никто не поверил. А в ответной фразе прозвучало столько ехидства, почти граничащего с сарказмом, что его смело можно было черпать огромной такой ложкой.

— Видим! — Коротко, но очень информативно, заверил меня дежурный. — И то, как ты не спишь! И похрюкиваний твоих с причмокиваниями тоже не слышали!

— Да, ну вас! — Хорошенько потянувшись, сделал вид, что обиделся я. — Подумаешь, задремал чуток!

— Ладно, это к делу не относится. — Прервал подначки старшего лейтенанта стоявший рядом с ним следователь из убойного. И, обращаясь к старлею, почти приказал. — Вы мне отдельный кабинет выделите. Будем этого колоть на признательные показания.

— Будет сделано, товарищ майор! — Тут же вытянулся в струнку дежурный. — И, вытащив из кармана связку ключей и отцепив один, приглашающе махнул рукой. — Вон, пару шагов по коридору. Занимайте седьмой.

— Спасибо. — Коротко поблагодарил майор. И, мельком глянув на меня, приказал. — Петров! Ты тоже идёшь со мной. — И, видно, увидев мои слегка выпученные глаза и не слишком довольную физиономию, пояснил. — Как-никак, ты единственный и главный свидетель. Так что, будешь присутствовать при допросе и станешь тем самым, — тут он внушительно поднял указательный палец вверх, — основополагающим фактором, что поможет нам изобличить убийцу!

— Слушаюсь, тащмайор! — Не решился вступить в пререкания с возможным будущим начальником я. И, так как чувствовал, что ещё окончательно не проснулся, попросил. — Только, можно я сначала в туалет схожу и умоюсь?

— Посцать — дело святое. — Немного грубовато, но зато зря в самую суть, выдал майор. И, покрутив в руке ключ, засунул его в карман брюк. — Ты быстрей давай. А я пока задержанного в кабинет препровожу.

Ту на краю сознания забрезжила, если не догадка то, какая-то подспудная уверенность в том, что нужно сообщить следователю что-то очень важное. Причём, сделать это требуется как можно быстрей.

— Товарищ майор! — Не зная, как приступить к озвучиванию жизненно важной информации, смущённо пролепетал я. — Этот, который в душевой ключом другана приложил…

— Ну, не тяни кота за яйца. — Поторопил меня милиционер. — Что хотел сказать-то?

Бядь! Чувствуя, что ступаю на тонкий лёд интуитивных догадок, я невольно запнулся. Как? Как озвучить мысли, что во время сна, каким-то загадочным и совершенно непостижимым образом пришли ко мне в голову? Откуда я — чёрт возьми!, — (тут моя рука невольно совершила круговое движение, и я мысленно попросил прощения у какого-то неведомого Создателя) знаю, что на обшарпанном бушлате незадачливого недотёпы имеются пятна Петиной крови?

А, так же с чего я взял, что в носке у этого ублюдка спрятана опасная бритва? Нет, сведения нужно донести до майора как можно скорее. Но вот сам метод подачи внушал очень большие опасения. И вовсе не в том, что озвученные мной данные не примут или, не дай Создатель, не поверят.

Пугало именно то, что не получалось найти хоть какое-то, удобоваримое и устраивающее всех объяснение внезапному озарению. Что, вкупе с полной потерей, так и не собиравшейся возвращаться ко мне памяти, увеличивало шансы загреметь прямиком в дурку.

Но, так как бьющий копытом и даже, как показалось, слегка пританцовывающий от нетерпения следователь упорно сверлил меня взглядом, пришлось открыть рот и выдать первую, хоть чуть-чуть объяснявшую ситуации версию.

— Этот… — Я кивнул в сторону обезьянника. — До того, как напасть, переговаривался с дружками. И упоминал, что недавно они завалили какого-то Петюню.

— Какого ещё «Петюню»? — Как на умалишённого вызверился на меня майор. — Ты что несёшь, младлей?

— А я почём знаю, какого? — Не желая палиться окончательно, пожал плечами я. — И, решив, что "семь бед, один ответ, вывалил следующую порцию. — И ещё у него в носке бритва!

— Какая ещё, блядь, бритва? — Начал багроветь представитель уголовного розыска. Но, как только озвученные мною данные улеглись у него в голове, ту же взял себя в руки и обернулся к дежурному.

— Задержаны обыскивали?

— Так точно, товарищ майор. — Сбледнув с лица, на грани слышимости, одними губами прошептал старший лейтенант. — Измято пять ножей и одна свинчатка.

— Тогда почему младший лейтенант утверждает, что один из преступников вооружён?

— Не могу знать, товарищ майор. — Совсем уныло промямлил несчастный милиционер. И, схватившись за явно пустую кобуру, бросился прочь по коридору. — Я сейча-ас! Мигом! — Донёсся до нас удаляющийся голос.

— За оружием побежал. — Понимающе дёрнул головой оперуполномоченный. — И, засунув руку под мышку, извлёк короткоствольный пистолет. А затем, мельком посмотрев на меня, хмуро бросил — Ну, надеюсь, ты не обманул нас, парень.

— Лучше перебздеть, чем недобздеть, тащьмайор. — Бодренько отбрехался я. — К тому же, зачем мне врать?

— Кстати, про бритву откуда знаешь? — Почти без удивления поинтересовался майор.

— Так, он сам перед дружками хвастался. — Не желая без необходимости множить сущности, на голубом глазу соврал я.

— А, почему сразу не доложил? — Подозрительно глянул оперуполномоченный.

— Да, хрен его знает. — В моём голосе просто звенела простодушная честность. — Как-то из головы вылетело.

— Детский сад. — С досадой махнул рукой майор. И, тут же, видимо, не желая умалять заслуги и наблюдательность потенциального подчинённого, ободрил. — Ну, хоть сейчас вспомнил, и то хорошо!

— Рад стараться, товарищ майор. — Наконец поднялся с любезно приютившей меня скамейки я. — И, чтобы сгладить неловкость, еле слышно пробормотал. — Извините…

Изъятие оружие, в которое, даже в не очень умелых руках, особенно учитывая внезапность нападения, может превратиться опасная бритва, прошло без особых эксцессов.

Оба милиционера, передёрнув затворы, направили стволы на подозреваемого и приказали ему сдать совершенно не предусмотренный, и потому, горячё не одобряемый, законом предмет. И, у находившегося в отгороженном стальной решёткой пространстве уголовника просто не было выбора.

Немного помявшись, он было пустился в отказ. Но, угроза выстрелить на поражение возымела действие.

— Суки! Козлы ментовские! — Сплюнув на пол, смачно выругался он. И, задрав штанину, вытащил вышеупомянутую штуку и бросил под ноги милиционеров на пол. — Подавитесь, сволочи!

— Повернуться спиной, руки просунуть сквозь решётку. — Не реагируя на оскорбления, приказал старший лейтенант.

И, только после того, как на запястьях подозреваемого в двойном убийстве защёлкнулись браслеты наручников, спрятал пистолет и, сняв фуражку, вытер обильно выступивший пот.

Видя, какой намечается замес, остальные задержанные сиротливо жались в угол. Дежурный открыл замок и жестом приказал обезоруженному урке следовать на выход. А я, ломая голову над тем, откуда так внезапно и очень кстати у меня появились столь интересные мысли и, находящиеся где-то в области фантастики но, тем не менее, волне подтверждённые на практике, догадки.

Всё это было странным, ежели не сказать больше. А, учитывая мою внезапную и, надо признать, довольно успешную склонность к музыцированию, на пару секунд я даже возомнил себя чрезвычайно умным. Недаром же бытует утверждение, что тот, кто преуспел с какой-то одной области, с большой долей вероятности добьётся выдающихся результатов и в остальных. Проще говоря, талантливый человек — талантлив во всём.

«Ага! Гений, бля»! — Немного смущёно осадил возгордившегося себя я. — «Отец русской демократии»!

При чём тут эта самая «демократия» и кто является её отцом я, разумеется, тоже не помнил. Но вот пришло в голову, и всё тут.

Видимо природная скромность дала о себе знать и, поэтому столь критично отнёсся к своим, как считал в глубине души, абсолютно незаслуженным успехам. Как на поприще сыска, так и в области высокого песенного искусства.

Хотя, почему-то уверен, что найдётся очень большое количество желающих как-то принизить моё творчество. Смешать его с грязью и, попросту говоря, ободрать.

Но, так как недавним слушателям выступление, вроде бы как понравилось, а внезапно возникшая в голове догадка и вовсе возможно помогла избежать каких-то непоправимых последствий, то постарался не думать о прожитых сутках в таком вот, неконструктивном ключе.

К тому же, денёк, по большому счёту, выдался весьма замечательный. Если не всё то, по крайней мере, очень и очень многое, выведал о себе самом. С выступлением отметился, опять же.

В лице так любезно поделившегося собственной одеждой Сергея Петровича приобрёл, если не друга то, во всяком случае, весьма неплохого приятеля.

Тут мысли шкодливым зайцем перескочили на недавно появившегося на горизонте персонажа.

Да-а, этому дядьке явно что-то от меня надо. Ну, так на этом построены все взаимоотношения людей. А знакомство Сергей Петрович начал более чем правильно. Показал себя не жлобом и, как следствие, может рассчитывать на моё, такое же хорошее и вполне адекватное, реагирование.

И, в довершение всего, самым непостижимым образом, я ухитрился по уши влюбить в себя Верочку. Правда, сам толком не разобрался, хорошо это или плохо. Ведь, как уже говорил ранее, девушки, которых поразила стрела Амура, становятся — ну, по крайней мере, в моих глазах, — очень ранимыми. И обидеть такое существо можно проще простого.

Не смертельно, конечно. Да и, в общем-то, мало кто от этого умирает. Я имею в виду из-за юношеской неразделённой любви. Но слинять, заставляя работать принцип «с глаз долой — из сердца вон», пока не получалось. Ну, в ближайшие пару дней.

Так что, голову ломал я не над тем, как изобличить убийцу, а был занят проблемой, как бы тихо и, без лишних душевных травм, мягенько отойти в сторону.

А, совсем недавно казавшуюся такой заманчиво и продуктивной мысль о том, чтобы тащить потерявшую голову девчёнку в постель, и вовсе выбросил из дурной головы.

А, что ещё оставалось делать, после того, как эта зарёванная дурёха, с бухты-барахты призналась мне во внезапно вспыхнувшем «чуйстве».

Нет, так-то она девочка справная. Всё при ней и, в любых других обстоятельствах мы бы уже трахались, как охваченные страстью, обезумевшие кролики. Но вот приручать а, тем более, брать на себя ответственность за такую вот, «одомашненную» юную особь женского пола, в глубине души считал неприемлемым.

«Как-то быстро всё завертелось». — Входя вслед за майором в кабинет, хмуро думал я.

И, так как мысли о Вере и наших, прямо скажем, непростых взаимоотношениях, здесь и сейчас явно были не к месту, просто уселся на свободный стул и, искоса посмотрев на старшего товарища, приготовился внимать будущему допросу.

Устроившийся за столом дежурный, взялся вести протокол. И, когда прозвучали первые стандартные фразы, я тупо уставился на обвиняемого, молча следя за происходящим.

Глава 17

— Фамилия, Имя, род занятий? — Задал первые вопросы оперуполномоченный.

Но, вместо того, чтоб отвечать, сидящий со скованными руками урка, начал наглеть.

— Дай воды, начальник! — Хрипло заявил он, обдавая нас запахом вонючего перегара. — Трубы уже горят а, похмелиться, как понимаю, не получится?

— Правильно понимаешь. — Подтвердил его догадку майор. — Но, изгаляться не стал а, налив в стакан воды из графина, поднёс к губам задержанного. И, дождавшись, пока тот утолит внезапно вспыхнувшую жажду, повторил. — Фамилия, Имя, род занятий?

— Сидоренко, Артемий Павлович. — Не стал запираться хулиган. — Сантехник я в госпитале.

— Анатолий Викеньтьевич Позняков. — В свою очередь представился ведущий допрос. — Старший следователь Свердловского уголовного розыска по особо тяжким преступлениям.

— Из убойного. — Вмиг погрустнел задержанный, и в его потухших глазах поселилась безысходная тоска. Но, вопреки обстоятельствам, всё-таки попытался потрепыхаться, на голубом глазу нагло поинтересовавшись. — А я к вам каким боком?

— Ну, по жмурику в душевой, дело, считай уже доказанное. — Сразу же взял быка за рога Анатолий Викеньтьевич. И, кивнув в мою сторону, припечатал. — Вон и очевидец сидит. — И, нависнув над съёжившимся на табурете Сидоренко, чуть повысил голос. — Ты мне лучше про второй труп расскажи?

— Какой второй, какой второй, начальник! — Заблажил убийца. — И, призывая в свидетели Высшие Силы, внезапно перекрестился. — Вот те крест, ничего про это не знаю!

— Ты ещё скажи, что Петиной крови на твоиох руках нет? — Криво усмехнувшись, прошипел следователь. И, тут же слегка сбавил тон и понизил обороты. — Ты учти, что до правды мы с коллегами всё-равно, рано или поздно докопаемся. А чистосердечное признание в твоём, прямо скажу, аховом положении, именно та пещинка, что может перевесить чашу весов. И, вместо вышки глядишь, судья расщедриться на полноценный пятнарик.

— У-у-у! — Опустив голову, глухо завыл Сидоренко. И, внезапно подняв мутные глаза, сфокусировал взгляд. — Это всё ты-ы! — Как-то утробно, по звериному, завыл он и, мгновенно вскочив, попытался ударить меня ногой.

И здесь снова начались странности. Что-то такое… неведомое, сидящее внутри но, несомненно, вставшее на защиту моей бренной тушки, выбросило вперёд неосязаемый и невидимый глазу но, тем не менее, вполне реальный сгусток энергии и, толкнув бандюгана в грудь, заставило усесться обратно на табурету.

Причём, тычёк был настолько сильным, что болезный не удержался и, двигаясь по инерции и опрокинувшись назад, звучно приложился затылком об покрытый линолеумной плиткой пол.

Толком не осознав, что это было но, тем не менее, понимая, что подозрения нужно отводить как можно быстрей, я испуганно вытаращил глаза и, состроив невинную рожу, проблеял.

— Псих ненормальный!

— Ну да, с адекватностью у придурка проблемы. — Не обратив внимания на странности, тут же согласился с моей версией майор.

А я, вытерев выступивший на лбу пот, заполошно стал думать о том, что же это, всё-таки было.

Пока Артемия Павловича поднимали и, осмотрев на предмет несовместимых с жизнью повреждений, из которых обнаружилась лишь довольно-таки здоровенная и уже набухавшая изысканной синевой шишка на затылке, я попрятался сосредоточиться и попробовать поворотить только что так удачно получившийся трюк.

Но увы… Мироздание осталось глухо к моим жалким мольбам тщетным усилиям. Так что, закономерно, ничего не вышло. Впрочем, заморачиваться и грустить по этому поводу я не стал, так как агрессивного Сидоренко заново усадили на стул. Для острастки угрожающе помахали перед носом кулаком. И Анатолий Викеньтьевич снова притупил к допросу.

— Так где, говоришь, вы Петюню прикончили? — Словно речь шала о чём-то давно и хорошо известном, с лёгкой ленцой, миролюбиво поинтересовался он.

— А-а-а-а! Су-уки-и! — Завыл задержанный. — Ничего я вам не скажу.

— Пойми, родной. — Как-то устало, потёр глаза Позняков. — Покойника, рано или поздно, а всё-равно обнаружат. Экспертиза докажет, что кровь на твоей одежде принадлежит убитому. — Он встал и, обойдя Артемия Павловича по кругу, остановился чуть сбоку. — Так что, упирайся ты, или не упирайся, а легче от этого не станет.

— Ничего не знаю. — Насупился Сидоренко. И, как-то злорадно ухмыльнувшись, бросил сквозь зубы. — Вам надо, вы и ищите. А я самого себя под вышку подводить не стану.

И, судя по его нагловато скривленным губам, какая-то уверенность у него была. Видать, где-то они спрятали тело. Да так, что надеялись, что обнаружат его очень и очень не скоро. Или, в идеальном для убийц случае, вообще никогда.

Но, судя по всему, Майор не зря ел свой хлеб. И, как и положено хорошему сыскарю, был отличным физиономистом. Так как в упор уставился на Сидореноко и, недобро прищурившись, выдохнул.

— Думаешь, самый умный? — А потом, размахнувшись, почти заехал кулаком в лицо испуганно сжавшегося от такой незаманчивой перспективы, задержанного. К счастью, разум в дознавателе возобладал над инстинктами и он, к чести всей советской милиции, всё-таки сумел сдержаться. — Ладно, посмотрим. — Шумно выдохнул он, потирая ладонью костяшки пальцев. Затем Анатолий Викеньтьевич выглянул из кабинета и, обращаясь к дежурному, громко крикнул. — СтаршОй! Машину до следственного изолятора дашь?

А я, облегчённо вздохнув, обрадовался тому, что скоро окажусь в своей, из отделения милиции представлявшейся такой уютной, палате.

Началось лёгкое броуновское движение. Сидоренко, не особо церемонясь, подняли с казённого табурета и повели на выход. Но тут что-то, сидящее где-то глубоко в моей пострадавшей голове, заставило подать голос.

— Товарищ майор. — Кляня себя за эту дурацкую инициативную самодеятельность, выдавил я. — А ведь его можно по горячим следам расколоть?

— Умный? — Вызверился на меня старший оперуполномоченный, наградив тем же эпитетом, что и наглого блатующего уркагана. Но, тут же, как-то странно и «по-особому» прищурившись, сменил гнев на милость. — Ну-ка, ну-ка, лейтенант… Что предлагаешь?

И вот тут я понял, что это засада. Даже нет, ситуация больше всего напоминала полную жопу. В которую, сам не знаю почему, и по совершенно неизвестной мне причине, загнал себя сам.

— А-а-а… — Под ироничным или, даже скорее, полным скепсиса взглядом милиционера, я на секунду запнулся. Но, поскольку отступать было некуда, действуя, скорее интуитивно, чем осознанно, промямлил. — А, давайте, с этим уродцем немного покатаемся.

— Ты что, младшОй? — Тут же встрял в разговор дежурный. Я тебе что, такси, чтобы вот так, запросто, любые хотелки удовлетворять? — И, обернувшись к Анатолию Викеньтьевичу, как мне показалось, умоляюще посмотрел на него. — Ну, вы хоть скажите, тащмайор… Зачем этот детский сад устраивать?

— Погоди, старшОй. — Дёрнув щекой, оборвал причитания несговорчивого коллеги следователь. — И, в упор уставившись на меня, зловещим шёпотом поинтересовался. — Ты уверен?

И, так как никакой особой убеждённости в правильности свои действий я не испытывал но понимая, что пасовать в данной ситуации никак нельзя, я набрал полную грудь воздуха и утвердительно выдал.

— Так точно, тащмайор. — Думаю, максимум через час мы узнаем, где эти гаврики спрятали тело!

Что толкнуло на столь безрассудный ответ я не знал. Но, какой-то, сидящий где-то в подсознании, то ли бес, то ли ангел, заставлял меня действовать вопреки логике и здравому смыслу.

— Что ж, поехали… Покатаемся… — Как-то неопределённо буркнул Позняков. И, пресекая возражения начавшего было возбухать дежурного, прекратил его недовольный бубнёж. — Если найдём то, сам понимаешь… Отмечу помощь в проведении розыскных мероприятий. С благодарностью и занесением в личное дело. Ну а ежели нет… — Тут он бросил многообещающий взгляд в мою сторону… — Тогда этот наглый молодой человек зальёт тебе полный бак из первой зарплаты.

Сколько стоит топливо я, естественно, не имел ни малейшего представления. Но, судя по довольно блеснувшим глазам старшего лейтенанта, внакладе он не останется в любом случае.

Когда вышли на свежий воздух и задержанного начали усаживать в арестантский отсек, я негромко покашлял и, привлекая к себе внимание, попросил.

— Анатолий Викеньтьевич. — Можно я поведу?

— Это ещё зачем? — Удивился дежурный. — У нас, слава Богу, штатные шофера имеются.

— И ещё… — Не обращая внимания на реплику старшего лейтенанта, продолжил я. — Этот, — я кивнул в сторону Артемьева, должен на соседнем сиденье ехать.

— Что за цирк? — Вскинулся так любезно одолживший нам транспорт местный хозяин. И, побагровев и, по всей видимости пожалев о столь поспешно данном обещании, грудью встал на защиту каких-то, абсолютно неведомых мне правил. — Не положено!

Мальчишеская часть меня требовала немедленных возражений и приведения кучи доводов в пользу скоропалительных начинаний. Но опять кто-то неведомый но, явно действующий на моей стороне, сделал своё дело, напустив на меня поистине ледяное спокойствие. И я, индифферентно пожав плечами, равнодушно бросил.

— Тогда вся затея попросту не имеет смысла. Везите его в следственный изолятор. А я пошёл спать.

— Погоди, не горячись. — Успокаивающе дотронулся до моего рукава следователь. И, обратившись к номинальному владельцу машины, попросил. — СтаршОй! Кажется, наш младший коллега, уверен в том, что собирается сделать. Так что, давай-ка, на часик отставим инструкции и попробуем… Вдруг что получится.

В том, что из моей затеи выйдет хоть что-нибудь путное я очень и очень сомневался. Да так сильно, что даже дышать перестал. Но, так как задний ход давать было поздно, попросту дождался недовольного кивка дежурного и, вытерпев, пока подследственного затолкают на переднее сиденье, устроился за рулём.

А затем включил свет в салоне, повернул зеркало заднего вида так, чтобы в нём отражалась глумливая рожа убийцы, и неторопливо тронулся с места.

Анатолий Викеньтьевич, вместе с дежурным и водителем этого замечательного тарантаса, уселись сзади и, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прокомментировать мои, прямо скажем, непривычные для них действия, молча взирали на происходящее.

Я же, краем глаза следя за Артемьевым, медленно выехал на улицу и, словно буриданов осёл, притормозил. Никаких конструктивных мыслей не возникло. Но, так как выбора, между «право» и «лево» больше никакого не было, искоса посмотрел на подследственного и повернул в излюбленную сторону всех мужиков Вселенной. Но есть, налево.

И тут же, по еле заметной кривой ухмылочке, понял, что маршрут явно не тот. Ну и, заодно убедился, что невесть каким образом укоренившаяся в голове уверенность, что смогу, имеет под собой, пусть необъяснимые с научной точки зрения, но вполне осязаемые основания.

Нарушив все мыслимые и немыслимые правила, я резко крутанул руль и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, двинулся в противоположном направлении. Морда уголовника начала источать недовольство. Но, помимо физиогномики, что-то такое витало в пространстве. Какое-то неуловимое напряжение, сопровождающееся запахом… Опасливого ожидания, что ли.

— Ты чего, пацан? — Заревел было с заднего сиденья дежурный.

И тут же сдавленно хекнул, видимо словив весомый аргумент от старшего, умудрённого богатым жизненным опытом, коллеги.

Я же, восстановив в памяти, не такой уж и длинный путь до места нашей стычки, попросту направился туда. Справедливо рассудив, что глупо вслепую колесить по городу. А поиски нужно начинать с более-менее знакомой местности.

Симбиот было доволен. Разумеется, полноценную связь с хозяином восстановить так и не удалось. Но, по крайней мере, дело понемногу начинало сдвигаться с мёртвой точки. Сначала срослось с песнями. Причём, носитель очень быстро восстановил утраченные после катастрофы навыки музыцирования и практически полностью овладел голосом.

Ну а теперь, после случившегося так кстати нападения, он снова сумел достучаться до хозяина. И, пусть пока подспудно, на подсознательном уровне, смог внушить ему правильные мысли.

Их общее тело было полностью здорово. Оно могло испускать и чувствовать ультразвуковые волны. Сканирующая программа работала на все сто процентов. И даже магия была подвластна им обоим. Но, вот объединить их разумы пока что, к великому сожалению, не получалось. Как и снова овладеть сверх-способностями.

Квазиживой организм теоретически знал «как» ими пользоваться. Но, увы, попросту не умел. А носитель, будучи полноценным магом, мог взаимодействовать с окружающим миром напрямую но, к огромной досаде биопроцессора, почему-то напрочь забыл об этом. Впрочем, из его, некогда вмещающей огромное количество информации головы, выветрилось абсолютно всё.

«Табула раса», так сказать. Чистая доска, на которую можно было записать всё, что угодно. Правда, при одном маленьком но, таком значительном и всеобъемлющем «но». Им обоим нужно было как-то «встретиться». Достучаться друг до друга и, сложившись из двух половинок в одно целое, наконец, вплотную заняться решением возникшей проблемы.

Начиная с адаптации в здешнем социуме и, в идеале, нахождении маленькой проводницы между мирами. Которая, почему-то он был в этом свято уверен, не могла сгореть в огне ядерного пламени. Во всяком случае, квазиживой организм очень и очень на это надеялся.

Но, в любом случае, по какому бы сценарию не пошло их дальнейшее с хозяином существование, прилагать усилия нужно было постоянно. К сожалению, успехи пока что были более чем скромными. А все попытки внедрить в напрочь заблокированный мозг хоть какую-то информацию, воспринимались носителем как проблески интуиции.

Что было совсем далеко от идеала. Но, в то же время, давало надежду на то, что, пусть и не сразу, пускай через год или два, а наладить полноценный контакт всё-таки получится. Ведь организм реципиента восстановился полностью. Зрительный, слуховой неврвы. Окончания, отвечающие за моторику и связь с мышцами. Всё работало нормально.

Но вот мозг хозяина был девственно чист. И, ни в какую не соглашался не то, что открыть объединяющую обе их сущности дверцу. Он практически не реагировал на громкий и требовательный стук. А, если и отзывался, то как-то очень уж вяло и, словно прислушиваясь к странным неведомым ощущениям и не веря самому себе.

Когда добрались до места «эпической битвы» я притормозил и, демонстративно не глядя на Артемьева, зевнул. Такое пренебрежение было вызвано тем, то прекрасно видел его отражение в, освещённом горевшими в салоне лампочками, лобовом стекле. За которым срывалась кромешная темень, превращая его в почти стопроцентное подобие зеркала.

— Чё встал, младшОй? — Снова подал голос неугомонный дежурный.

Но тут же замолк, снова издав недовольно хеканье, которому предшествовал еле слышный звук несильного удара.

Я же, помня, откуда пришли по наши с Верой души избитые мною сявки, снова нажал на педаль газа и повернул руль.

Ехал я медленно, при этом внимательно следя за выражением лица Атремьева. Его глаза бегали, он пытался как-то противостоять и, то и дело отворачивался, нарочито глядя в боковое окно.

Но, против природы не попрёшь. Ну, по крайней мере, если тебя этому специально и очень долго и вдумчиво не учили. Вот и урка, иногда мельком косясь своими поросячьими глазками и тут же отводя их в сторону, успевал выдать нужную информацию. Его зенки бегали, тело то напрягалось то расслаблялось. При этом, его порой сотрясала незаметная никому, кроме меня, конвульсивная дрожь.

И ещё, я постоянно чувствовал его запах. Нет, не исходящее от давно не мывшегося индивидуума амбре, состоящее из перекисшего пота, не стиранной, пропитанной сигаретным дымом одежды и застарелого перегара.

На каком-то подсознательном уровне я ощущал обуревавшие его эмоции. То глумливую радость, когда я почти проезжал мимо нужного отнорка. То, наоборот, затравленный испуг, сменявший её после того, как я притормаживал и, медленно сдав назад, неторопливо поворачивал в нужную сторону.

В общем, двигаясь черепашьим шагом и, можно сказать, «через пень-колоду» мы, наконец, оказались у какой-то заброшенной стройки. И, так как, несмотря на то, что отвернувшийся но, при этом дико напрягшийся Артемьев угрюмо молчал, я заглушил двигатель и, выйдя из салона и тихонько прикрыв за собой дверцу, посмотрел на старшего оперуполномоченного.

— Где-то здесь.

Глава 18

— Ну, ты даёшь, младшОй. — Криво усмехнулся, покинувший вслед за мной машину, дежурный. — Это ж, где мы труп искать будем? И до каких пор? — Он сдвинул, и без того кривовато сидящую фуражку набок и ехидно уточнил. — До второго пришествия?

Что это за знаменательное событие стояло за «пришествием» первым я, естественно, не помнил. Но, судя по индифферентным интонациям в голосе старшего лейтенанта, ответа на это риторический вопрос не требовалось.

— Собаку бы. — Задумчиво зевнул Анатолий Викеньтьевич. И, обламывая самого себя, тут же вернулся к реалиям. — Только, где ж её сейчас взять!

— Так может, отложим до утра. — Тут же снова подал голос старший лейтенант. И, сделав несколько суетливых шагов туда-сюда, с надежной посмотрел на майора. — Место мы уже знаем. А завтра, то есть, уже сегодня. — Недовольно посмотрев на часы, поправился он. — Организуем оперативно-розыскные мероприятия.

В принципе, такой расклад устраивал всех. Да и мне, в общем и целом, было по-барабану. К тому же, слегка утомлённый богатым на события сегодняшним днём, я чувствовал, что скоро начну клевать носом.

Но, ощущение недоделанной работы, назойливым комариком жужжало в глубине сознания. Ну и, невесть откуда взявшаяся «профессиональная гордость», тоже неслышно шептала в ухо, настаивая на непременном завершении этой спонтанной и, если честно, не укладывающейся ни в какие рамки, экспедиции.

— Пятнадцать минут, товарищ майор. — Умоляюще посмотрел на следователя я. И, добавив в голос как можно больше убеждённости, кивнул на всё-ещё сидящего на переднем сиденье Артемьева. — Давайте, я с этим… немного поработаю. Ну а, ежели через четверть часа не будет результата, то отложим поиски до привлечения кинологов.

— Не убей только. — Открыв дверцу и довольно бесцеремонно выволакивая уголовника из машины, проворчал Анатолий Викеньтьевич. И, слегка штурхнув его в моём направлении, без особого энтузиазма поинтересовался. — Помощь нужна?

— Да нет… — Быстренько взвесив все «за» и «против», отрицательно покачал головой я. — Подождите пока в машине. А я с гражданином поброжу пока… — Я обвёл взглядом довольно обширное пространство, напоминающее, если и не руины Сталинграда, то находящееся в состоянии где-то очень близко к этому. — Глядишь, что-нибудь и отыщется…

Видимо, что-то «такое» помимо воли прозвучало в моём голосе. Так как довольно-таки независимо державшийся Артемьев вдруг резко сбледнул с лица и, втянув голову в плечи, попятился.

— Товарищ майор! — Чуть ли не заплакал он. — Я с этим… чернокнижником, оставаться на буду!

— Ма-алча-ать! — Не поддался жалости старший оперуполномоченный. — И, отступая в сторону, и тем самым не давая урке скрыться за его массивной фигурой, обнадёжил. — Ты не бойся, родимый. Ежели что, оформим как несчастный случай.

При этом улыбнулся так иезутски, что холодные мурашки пробежали по спине даже у меня.

А я, вопреки давным-давно сложившимся канонам игры в двух — доброго и злого, — следователей, не стал идти на поводу у шаблонов и, крепко взяв Артемьева за плечё, холодно спросил.

— Может, сам покажешь?

— А-а-а! — Заскулил тот! — Су-у-у-ки-и-и! — И, попытавшись завалиться на спину, засипел. — Ничего не зна-а-аю!

Собственно, этого было достаточно. Так как во время миниатюрного импровизированного спектакля, бросив лишь один короткий взгляд, он успел выдать требуемые для поиска начальные данные.

— Пошли, милый. — Развернув подследственного лицом в нужную сторону, не стал церемониться я. — И, по затравленному выражению пропитой небритой морды, понял, что действую в верном направлении.

Так, не особо торопясь, но и не слишком задерживаясь, мы постепенно приближались к месту Петиного упокоения. Было довольно-таки темно. И, хотя в небе висела Луна, света её было недостаточно, чтобы как следуем рассмотреть все нюансы мимики Артемьева.

Но, и без того, сведений он выдавал достаточно. То и дело учащалось дыхание. Урка сбивался с шага и, когда поворачивали в нужную сторону, невольно притормаживал и подавался назад.

Не то, чтобы я читал его, как открытую книгу. Но и совсем уж «чёрным ящиком» и «террой инкогнитой» он не был. Так… Средней сложности ребус. Для разгадки которого, как выяснилось, не нужно быть Конан-Дойловским Шерлоком Холмсом.

Наконец, после очередного, сопровождаемого саботированием поисков и последовавшим за этим моим несильным тычком, зигзага, мы оказались у спуска в то-ли подвал а, может, просто часть цокольного этажа и я понял, что это здесь.

— Чёрт! — Со страхом попятился от меня Артемьев. — Мне бабка про таких рассказывала! — Он окончательно побледнел и, вот честное слово, у меня появилось такое чувство, что, если бы у него были свободны руки, уголовник обязательно бы перекрестился. — Дьявол!

— Дебил, бля! — С чувством выругался я. И, так как дело было практически сделано, беззлобно поинтересовался. — Вы зачем ко мне вообще полезли, дурни?

— Знал бы — десятой стороной обошёл! — Смачно сплюнул Артемьев. И, неожиданно, не стал играть в несознанку дальше. — Внизу он. В правом отнорке, мусором заваленный.

— Вот видишь, а ты боялся. — Удовлетворённо улыбнулся я. И тут же, насторожившись, чутко повёл ухом.

Что-то такое… то, чего не должно быть, случилось в это короткое мгновение. То ли неуловимый звук. А, может быть, еле слышный шорох. В общем, интуиция громко и настойчиво давала понять, что нужно действовать. И, как можно скорее.

— Бегом. — Приказал я и, не оглядываясь на моего несостоявшегося убийцу, начал спускаться по ступеням. И, так как урка особо не спешил, обернулся и пообещал. — Поторопись, а то я счас что-нибудь тебе сломаю!

— Сука. — Совсем уж безэмоционально выругался Артемьев.

Но, тем не менее, угроза возымела действие и он, матюгаясь и поминая чью-то матушку, последовал за мной.

Видимость была не так, чтоб очень. А, если конкретнее, то скорее соответствовала определению «хоть глаз выколи» или, ещё более ёмко, «как у негра в заднице». В общем, пару раз спотыкнувшись и, пожалев, что не имею спичек или зажигалки, зачем-то смежил веки и…

И мысленно присвистнул. Так как передо мной отразилась не то, чтобы совсем уж чёткая картина погруженного во мрак помещения. Но, по крайней мере, схематичные контуры проступили довольно-таки отчётливо. Немного поудивлявшись я, тем не менее, не преминул воспользоваться этим странным умением, появившимся словно по мановению волшебной палочки.

И, ориентируясь… Да, ж хрен его знает, по каким таким признакам я выбирал дорогу. В общем, действуя скорее интуитивно, чем осознанно, я торил путь, пока, в конечном итоге на добрался до кучи мусора. И только когда остановился, до меня дошло, что во всей этой ситуации не так. Потому что, из-под обломков кирпича доносилось еле слышное дыхание.

— Да, он жив, бля! — Во всю глотку заорал я. И, обернувшись к блуждающему где-то в потёмках придурку, крикнул. — Артемьев, козёл безрогий, бегом сюда!

— Не ори, начальник. — Задыхаясь, прохрипел мой затюканный проводник. — Видишь же, ни хрена не видно!

— Ты же куришь? — Внезапно осенило меня.

— Ну да, и спички есть. — Подтвердил Артемьев. И, повернувшись нужной стороной, сказал. — Вот в этом кармане.

Морщась от брезгливости, я вытащил помятый картонный параллепипед с двумя бумажными наклейками. Но, прежде чем зажечь первую спичку, потряс его возле уха. Мда-а, десятка полтора, не больше. И, если бездумно палить, то хватит их не больше, чем на пару-тройку минут.

Пока вытаскивал коробок, мимоходом отметил, что рядом лежала квадратная сигаретная пачка. И, рассудив, что лучше хоть какой-нибудь факел, чем ничего, завладел и этим имуществом.

— Ты что делаешь, начальник? — Удивлённо и, даже как-то обиженно, залепетал Артемьев, когда я безжалостно разорвал тонкий, выкрашенный в красную цвет с надписью «Прима», картон. — Это ж курево!

— Курить вредно. — Не особо заморачиваячь расстройством уголовника, небрежно бросил я.

Но, потом, рассудив, что не мне судить о чужих зависимостях, засунул горсть сигарет обратно в карман законного владельца. И, уловив умоляющий взгляд, даже приклеил одну к его губе и… попросил подождать.

— Спичек мало. — Констатировал очевидный факт я. — Так что, постой пока. Я сейчас разгребу этот хлам, что вы на Петюню навалили. А потом уж, добудем огонь и посмотрим, что и как. Ну, и ты заодно покуришь.

— Последнее желание приговорённого. — Сипло выдохнул Артемьев.

— Не сцы, дятел! — На радостях, что все мои интуитивные выкладки подтвердились, обнадёжил уголовника я. — Мокруху в душевой вполне могут признатьубийством по неосторожности. А, ежели Петюня выживет, то глядишь, лет через десять снова на воле будешь.

— Твои слова, да Богу в уши, начальник. — Как-то вдруг размяк убийца. И, неожиданно поторопил. — Начинай уж. Вдруг, выживет!

Вообще-то, по-хорошему, стоило припахать этого долбодятла. Но, так как руки у него были скованы за спиной, а ключёи я — ну кто бы сомневался! — не озаботился, то всю черновую работу пришлось делать мне.

Обледенелые кирпичи, вернее, их острые и так и норовившие уколоть и порезать, обломки неприятно холодили руки. Но, так как перчаток меня, само-собой, не имелось, пришлось терпеть и, иногда помогая себе ногами и отшвыривая мусор носком ботинка, я разрывал импровизированную Петину могилу.

Ни хрена не видящий уголовник сопел рядом, то и дело тыкаясь мне в спину. Но, так как от слепого, как крот, помощника толку было мало, я тихо рыкал и продолжал трудиться самостоятельно.

Наконец, когда тело было наполовину отрыто, я схватил не подававшего признаков жизни Петюню за одежду и резким рывком выволок его из неглубокой ямы.

— Фух! — Облегчённо выдал Артемьев, а мне на ум отчего-то пришло выражение «мы пахали». — Достал, голубчик!

— Ну да, ну да… — Недобро усмехнулся я. — И, к моему удивлению, с совсем небольшим усилием, подняв довольно-таки массивное Петино тело, водрузил его на плечи убийцы. — Поехали.

— Кх-х-х-а-а-а! — Жалобно хекнул Артемьев, при этом выплюнув сигарету изо рта. — Ты что, начальник?

Но вступать в дискуссию я не стал. А, вместо этого, поджёг разорванную сигаретную пачку и, выйдя вперёд, коротко буркнул…

— За мной! И, смотри у меня… Если споткнёшься и приложишь Петю об что-нибудь голосовой… В общем, ты сейчас несёшь свою судьбу.

По ощущениям, путь обратно занял гораздо меньше времени. Да, наверное, так оно и было. Тем более, что теперь мы двигались не в кромешной тьме. Так что, через пару минут, мы выбрались на свет Божий, представлявший из себя залитый скупым сиянием луны пятячёк и стонущий и хрипящий под тяжестью тела жертвы Артемьев, затравленно просипел.

— Не могу больше, командир.

— А больше и не надо. — Поддерживая урку и не давая лежащему у него на закорках почти покойнику свалиться, заверил я. — И, сняв Петюню аккуратно пристроил его на забетонированной площадке.

— Живой? — С надеждой глянул на него Артемьев.

— Живой. — Ориентируясь скорее на ощущения, чем на какие-то объективные факторы, заверил я. И, подняв голову, заорал во всю мощь лёгких. — Товарищ майор! — Он живо-о-ойй!

Дверцы машины три раза хлопнули и уже через пару секунд возле нас суетилась вся честная компания.

— Ну ты, младшОй, даёшь! — Уважительно глянул на меня разом подобревший дежурный.

А Анатолий Викеньтьевич уже подхватил вызволенного нами из могилы Петю и, дождавшись, пока водитель с старшим лейтенантом возьмутся каждый за ногу, начал движение к «канарейке».

По прежнему не подававшего признаков жизни Петюю устроили на заднем сиденье. Сияющего от счастья и, кажется, про себя молившегося Артемьева, загнали в заднюю, предназначенную как раз для таких, как он, арестантскую часть машины. И мы, наконец, двинулись в сторону госпиталя.

Мысль о том, что надо бы захватить спрятанные в парке шмотки промелькнула на краю сознания. Но, на такую ерунду времени было жалко так что, решив, что с этой проблемой разберусь как-нибудь потом, даже не попытался остановить водителя и выскочить в нужный момент из автомобиля.

Когда подрулили к приёмному покою, шофёр громко просигналил. И уже через двадцать секунд началась деловитая суета. Кто-то из персонала узнал Петю, которого тут же уложили на носилки. Да и моя, ставшая после импровизированного концерта популярной, физиономия, тоже вызвала несколько удивлённо-настороженных взглядов.

К счастью, присутствие людей в форме послужило сдерживающим фактором. Так что подойти и поинтересоваться, «что, как и почему», никто не решился.

В общем я, бочком-бочком, потихоньку слинял в темноту и, отыскав в парке полотняный мешочек с больничной пижамой и шлёпками, забрался в так ни кем не обнаруженное и не закрытое «для порядку» окно туалета. После неторопливо переоделся в одной из кабинок и, более-менее аккуратно сложив любезно одолженные Сергеем Петровичем и почти не пострадавшие в сегодняшних перептелиях вещи, вышел в коридор.

В котором, вполне ожидаемо, никого не встретил. Так что путь мой в родные пенаты был тих и безоблачен. Я дошёл до палаты, устроил торбу с одеждой под кроватью и, забравшись под одеяло, заснул.

— А где младшОй? — Удивлённо крутя головой, спросил дежурный.

— Слинял. — Еле заметно улыбнувшись, пожал плечам старший оперуполномоченный.

— С какого?.. — Так и не допетрил собеседник.

— Ты что, не понял. — Снисходительно вскинул брови майор. — Пацан же в самоход пошёл. Девочку проводить. И, как видишь, всё очень удачно вышло.

— Да-а. — Подтвердил старший лейтенант. Он повращал в воздухе раскрыто кистью руки и закончил. — Как он этого… Артемьева расколол.

— Талант. — Философски вздохнул Анатолий Викеньтьевич. И, кивая в сторону машины, предложил. — Поехали, что ли? Надо признательные показания записать. И, как и обещал, отмечу твоё самое непосредственное участие в раскрытии этого беспрецедентного случая.

— Спасибо, тащьмайор. — Поблагодарил дежурный. И, уступив место коллеге рядом с водителем, хлопнул задней дверцей.

С той стороны, где лежал спасённый от неминуемой смерти Петя сиденье было выпачкано в крови. Так что, старлей постарался занять как можно меньше места. Ведь стирать, а затем гладить вымазанную форму — последнее, о чём он мечтал в эту странную, и наполненную необъяснимыми событиями, ночь.

Симбиот был доволен. Не то, чтобы за прошедшие несколько часов удалось достигнуть каких-то особых и совсем уж выдающихся результатов. К тому же, связь с реципиентом оставляла желать лучшего. Да, что там! Никаких коммуникаций между ним и хозяином, по-прежнему не имелось.

Но, во-первых, ему худо-бедно удалось буквально насильно заставить носителя начать пользоваться подаренными ему природой возможностями. И, пусть даже, будучи задействованы на, хорошо если одну сотую долю процента, они дали вполне ощутимый результат.

Правда, хозяин, сам толком не понимая, что может осознанно управлять теми же ультразвуковыми волнами. Не говоря уже о таких прекрасных но, к сожалению временно утраченных им штуках, как телекинез, телепортация и левитация.

Связи со сканером мозг носителя так же не ощущал. А, между тем, квазиживой организм держал её постоянно включенной. Что, собственно, и помогло сегодня с честью выйти из довольно-таки сложной а, с точки зрения окружающих, совершенно безнадёжной, ситуации с честью. И, биопроцессор очень на это надеялся, с прибылью.

Что ни говори, а отметились они с реципиентом славно! Шутка ли — почти на ровном месте раскрыли убийство! Ну или, если принимать во внимание, что потерпевший, в конечном итоге, остался жив, покушение на него. Что, в общем и целом, никак не умаляло заслуг носителя в глазах будущего начальства.

Так как в окончательном выборе, их с хозяином места службы, квазиживой организм нисколько не сомневался. После сегодняшней демонстрации, мальчику попросту не дадут похерить талант, уйдя в участковые. Что, с одной стороны было вроде как плохо. Так как, будучи на виду, гораздо труднее скрыть, выделяющие его из общего ряда, странности. Да и, сидя где-нибудь на периферии, больше времени можно было бы выкроить для восстановления связей и медитаций.

Но, раз уж подвернулась такая возможность, грех было ею не воспользоваться! Удача, буквально сама приплыла в руки, и не подтолкнуть хозяина, вынудив его на решительные действия, было бы самой большой глупостью, которую может позволить себе истинный разумный.

Да и, спасённую, пусть и совершенно никчемную с точки зрения биопроцессора, жизнь незадачливого Петюни, тоже нельзя было сбрасывать со счетов. И, пусть ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным и, квазиживой организм был уверен в этом, этот засранец ещё даст о себе знать, попытавшись доставить толику неприятностей, как ни крути, всё вышло «в масть».

На этом симбиот закончил размышлять на философские темы и, пользуясь тем, что реципиент спит, нащупал еле видимый и почти не ощутимый канал, позволявший достучаться до повреждённого мозга, и начал загружать очередной пакет информации.

Полезных знаний много не бывает. До катастрофы хозяин знал пять языков этой Локации. Так что, нечего ему лениться и почивать на лаврах! Пусть вспоминает!

В конце-концов, он же их все уже знает. Так что, возможно, ещё раз наложив разархивированные данные на старую матрицу, он немножко подтолкнёт его к восстановлению статус-кво.

С каждой попыткой выводя на всё более и более высокий уровень и, в конечном итоге, заставив вспомнить прежнего себя.

Глава 19

— Как у него это получилось? — Было первое, что спросил старший лейтенант у майора, едва машина тронулась с места.

— Наблюдательность, плюс умение читать мимику. — Пожал плечами следователь. Он отрешённо посмотрел в окно и выдвинул ещё одно предположение. — К тому же, он выпускник Пярнусской школы милиции. Так что, вполне возможно, что в Прибалтике разработаны какие-то новые методики.

— А лихо он… — Соглашаясь, завистливо протянул дежурный. — Вот так, прям, поводил-поводил и — бац! — Милиционер экспрессивно взмахнул рукой. Но, стукнувшись о потолок салона, несколько поумерил пыл и вполне закономерно предположил. — Вы его к себе заберёте, товарищ майор?

— Очень на это надеюсь. — Потёр подбородок Позняков. — Такого ценного кадра, сам понимаешь… Упускать никак нельзя.

— Так, если в рапорте всё как было укажете, парнем явно заинтересуются… — Старший лейтенант многозначительно поднял глаза вверх. — И тогда не видать вам в своём отделе этого уникума.

— И, что ты предлагаешь? — Заинтересованно обернулся к собеседнику Анатолий Викеньтьевич.

— Ну так… — Сделав вид, что смутился дежурный. — Патруль задержал хулиганов, которые показались мне подозрительными. Я вызвал вас и, в процессе оперативно-следственных мероприятий, по горячим следам было раскрыто тяжкое преступление.

— А ты хват! — С непонятной, то ли одобрительной, то ли осуждающей интонацией, хмыкнул старший оперуполномоченный. Но тут же сменил тон, и в его взгляде появилась какая-то рассеянность. — С другой стороны, официально парень ещё в госпитале. Да и, за привлечение к операции гражданского, тоже могут втык дать. — Майор потёр переносицу и закончил. — К тому же, с этого дела юноше, всё-равно, пока никаких плюшек не светит. Максимум, устная благодарность. А уведут у нас этого гения — как пить дать!

— Так, и я о том же, тащмайор! — Обрадованно поддержал вышестоящего коллегу дежурный. — Оформим всё без его участия! А хлопца потом отблагодарим!

— Не красиво это, вообще-то. — Явно проигрывая борьбу с собственной совестью, еле слышно прошептал Анатолий Викеньтьевич. — Но, с другой стороны, своя жопа ближе. — Он экспрессивно ударил кулаком в ладонь и, окончательно утвердился в не очень пристойном, с моральной точки зрения, но абсолютно правильным в практическом плане, решении. — Ладно, задокументируем, как договаривались. Ты, заподозрив Артемьева в более тяжком проступке, чем хулиганка, вызвал меня. А потом, после проведённого допроса, он раскаялся в содеянном, и совершил чистосердечное признание.

На этом высокие переговоры были закончены и, когда машина подъехала к опорному пункту, вышеупомянутого Артемьева провели в кабинет и начали составлять протокол дознания.

Утро встретило солнечным лучиком, уместившимся на противоположной от окна стене и вездесущим запахом лекарств.

Широко зевнув, я потянулся и, несильно напрягая мышцы, вскочил с кровати. Настроение было великолепным и, давая выход бурлящей во мне позитивной энергии, я встал в боевую стойку и провёл несколько серий.

Махая в разные стороны руками и ногами и радуясь жизни. При этом с удовольствием отметив что, память, по крайней мене, память тела, возвращается неплохими темпами.

Ещё вчера не задумывался о чём-то таком. А тут — р-раз! И, кажется, готов выйти на ринг против самого Мухаммеда Али.

При мыслях об этом спортсмене я слегка напрягся, так как кроме имени и какого-то, смутно мелькнувшего на краю сознания, образа высокого темнокожего парня, больше ничего в голову не пришло. И это напоминание об амнезии неприятно резануло душу.

Впрочем, не желая терять проснувшегося вместе со мной позитивного настроения, я поспешно затолкал эти пораженческие мысли у дальний угол своей беспокойной головы и, дыбы окончательно утвердиться в том, что «всё идёт по плану», снова замолотил воздух кулаками.

В здоровом теле — здоровый дух! Чувствовал я себя более, чем отлично. Ну а, что касается некоторых… м-м-м… белых пятен в прошлом… Всему своё время, как говорится.

Песни ж вон, вспомнились. Драться, оказывается, умею. Да и вообще, я ж всего пару дней, как очнулся! Так что, нечего предаваться унынию!

Словно в ответ на эти, внушающие оптимизм мысли, в черепушке тут же зазвучал весёлый залихватский мотивчик. И, умываясь и вытираясь вафельным полотенцем, я довольно мурлыкал и насвистывал. Слова сами-собой всплывали из глубин памяти, а простая и завораживающая мелодия так и требовала, чтобы её как можно скорее предъявили слушателям.

И, словно отвечая на мои мысли, мироздание немедленно направило события в нужное русло. В дверь тихонько постучали и, после моего энергичного: «Войдите»! на пороге появился Сергей Петрович.

— Привет, Коля! — Поздоровался он и, спросив взглядом разрешения, уселся на стоящий у прикроватной тумбочки стул. — Как проводил?

— Нормально! — Мучительно размышляя, стоит ли посвящать, хоть и несомненно хорошего но, по сути, пока ещё малознакомого человека, во вчерашние периптелии, ответил я. И поспешил поблагодарить. — Кстати, спасибо за одежду! Очень выручили!

— Да, пожалуйста. — Вроде бы рассеянно, ответвил Сергей Петрович. Но, судя по невзначай брошенному вокруг взгляду, состояние и нахождение вещей волновало его довольно сильно. Что и подтвердилось следующим вопросом. — А… где?

— Тута! — Моментально отреагировал я. И, засунув руку под кровать, вытащил полотняный мешок. — Всё в целости и сохранности! — Поспешно заверил я выручившего меня человека. И, как и положено в таких случаях, пообещал. — Я ваш должник.

— Это вы напрасно, молодой человек. — Глаза собеседника хитро и, я бы даже сказал, как-то по-иезутски, блеснули. — То есть, весьма похвально, что вы чувствуете себя обязанным и не боитесь в этом признаться. Но, я не из тех людей, которые постесняются напомнить об опрометчиво взятых на себя обязательствах.

— Да, ради Бога! — Искренне рассмеялся я. — Отчего же не помочь хорошему человеку! Тем более, что услугу он оказал вперёд.

— Вот и славно. — Кивнул каким-то смим мыслям Сергей Петрович. И тут же сменил тему. — А что это вы напевали сейчас? — С еле скрываемым нетерпением полюбопытствовал он. — Если не секрет, разумеется…

— Да так… Как-то само пришло в голову. — Немного смутившись, отмахнулся я. — Знаете, проснёшься с хорошим настроением и что-то мурлыкаешь себе под нос.

— Ну да, ну да… — Тихонько прошелестел Сергей Петрович. И, в такт своим мыслям пробарабанив пальцами по тумбочке. И опять увёл разговор в сторону. — Вы завтракать идёте?

— Угу. — По-простому подтвердил я. — Сейчас, только постель заправлю.

Я накинул на кровать одеяло и, взбив подушку и установив её треугольником, бодро отрапортовал. — Готов!

— Ну, тогда пошли. — Дал отмашку Сергей Петрович. — Заодно и поговорим.

Содержание беседы не представляло для меня тайны. Ну, по крайней мере, смысл нашего разговора, я мог предположить с почти стопроцентной вероятностью. Ведь совсем нужно быть гением и обладать какими-то, совсем уж выдающимися склонностями к анализу, чтобы элементарно сложить два и два.

Познакомился он со мной после устроенного, с подачи непоседливой Верочки, импровизированного концерта. Причём, сразу показал заинтересованность в мой талантливой нескромной персоне. Да такую явственную, что не пожалел довольно таки дорогих шмоток! И не побоялся отдать их практически сразу, после, признаюсь, почти без надежды на благополучный исход, озвученной мною просьбе.

Что ж, по итогу, получается, что моё доморощенное музыцирование чем-то заинтересовало этого взрослого, по сравнению со мной, конечно, человека. Причём настолько, что он готов тратить своё время на убалтывание на что-то, очень и очень для него важное, «гениального» меня.

В столовой мы взяли паровые котлеты с картофельным пюре, сладкий горячий чай и по паре пирожков с повидлом. И, усевшись за столик, принялись неторопливо поглощать пищу.

— Какие у вас дальнейшие планы? — Осторожно поинтересовался Сергей Петрович, вытирая губы салфеткой. — Куда думаете направить свои стопы после выписки?

Мда-а… Это он сейчас хорошо спросил. Душевно так. И, главное, по-существу.

Ведь, идей-то, по крайней мере, реальных и конструктивных, в общем и целом, не было. То есть имелись какие-то, надо признаться, довольно-таки расплывчатые планы. Вроде «явиться в главк, получить направление и отбыть к месту службы».

Вот только где находится эта самая «главная контора», распределяющая по городам и весям молодых младших лейтенантов, я не имел совершенно никакого представления. Вроде бы, наметились неплохие шансы стать сотрудником убойного отдела. Но, опять-таки, несмотря на моё вчерашнее «расследование», всё это было шито белыми нитками. Так как ничего конкретного не прозвучало и приглашения мне не озвучили.

В общем, чтобы замаскировать возникшую паузу, я так же потянулся за салфеткой, лихорадочно обдумывая, что этому, на первый взгляд, неплохому дядьке, от меня надо.

Но, по всей видимости, Создатель благоволит ко всем, попавшим в беду и нуждающимся в помощи младшим лейтенантом милиции. Так как, не знаю уж, каким образом истолковавший мою заминку собеседник, начал додумывать за меня.

— Я поинтересовался. — Негромко уведомил он. — Вас распределили в Управление Внутренних Дел Свердловской области. — Вам предписано занять одну из должностей участковых инспекторов в каком-нибудь из близлежащих посёлков.

— Ну-у, да-а… — Толком не зная, что ответить, вяло протянул я. — А, что в этом плохого?

— Что вы, что вы, Коля! — Поспешно выставил перед собой обе ладони собеседник. — Я ни в коей мере не считаю службу по охране общественного порядка чем-то зазорным. — Он почесал кончик носа и, зачем-то посмотрев на потолок, снова вернулся к теме моего вчерашнего выступления. — Скажите, а те песни, что вы исполняли… Они откуда?

Я почувствовал, что беседа поворачивает в какое-то скользкое русло. И, понимая, что начинаю ступать по чрезвычайно тонкому льду, еле слышно промямлил.

— Да так… Знаете, как-то само-собой приходит в голову.

Отчего-то мои слова воодушевили Сергея Петровича. И, заметно разволновавшись, он вскочил со стула, вызвав несколько удивлённых взглядов, брошенных на него окружающими.

«Ну да, поели — пора и честь знать»! — Про себя поёрничал я, так же поднимая задницу со стула.

И, взяв со стола поднос с использованной посудой, направился к приёмному окошку.

— Коля! — Едва мы вышли из столовой, дотронулся до моего рукава Сергей Петрович. — Как вы смотрите на то, чтобы поучаствовать в небольшом творческом эксперименте?

— Да, без проблем. — Пожимая плечами согласился я. И, показывая свою полную готовность, на голубом глазу выдал. — Я за любой движ, кроме голодовки.

— Шутите. — Улыбнулся Сергей Петрович. — Это хорошо!

— Так, что делать-то? — С любопытством посмотрел на него я. И тут же, снова схохмил. — Только учтите… Если нужно на кого-то сфабриковать дело — то моих полномочий не на это пока хватит.

— Да нет, какое дело… — Не принял всерьёз мою эскападу змей искуситель. И, не утерпев, выложил все козыри. — Я предлагаю вам принять участие в создании Вокально-Инструментального Ансамбля.

Ну да… Чего-то такого и следовало ожидать. Хотя… Где я и где музыка… Службу, опять же, тянуть надо…

Не-е, так-то побренчать на гитаре в своё удовольствие и спеть пару-тройку хороших песенок — оно приятно! Девчёнки любят, опять же… Но представить себя на поприще профессионального певца я бы поостерёгся. К тому же, у них постоянные проблемы с репертуаром, да и вообще…

Ничего не помня о прошлой жизни, интуитивно был уверен, что мир искусства… скажем так… неоднозначен. И, погружаться, если не в клоаку то, по моим наивным представлениям, во что-то очень близкое к этому, желания не было совершенно.

Хотя… Если низвести всё до уровня самодеятельности, то почему-бы и нет? Особенно, если принять во внимание, перспективу стать сотрудником убойного отдела здесь, в Свердловске. Не всё же время я буду урок ловить! Какую-то часть жизни займут занятия боксом. Ну а, два-три раза в неделю, отчего бы и не порепетировать.

— Ну-у, я не знаю. — Толком не соображая, что ответить, я просто тянул время.

— Коля! — Забежав вперёд с жаром выдохнул мне в лицо Сергей Петрович. — Вы просто не представляете своего потенциала!

Ну да… Из-за огромных, прямо таки космических и зияющих бездонной чернотой дырищ в памяти, я не то что собственных возможностей не понимал. Если бы не круговерть событий я бы даже не знал, кто я такой! Да и сравнивать свои вокальные данные тоже было не с кем.

Ну, спел. Людям, вроде бы понравилось. Но волноваться-то так зачем?

— Ну-у. — Неопределённо прогундосил я. — Давайте попробуем…

— Никаких попробуем! — Категорически отрезал Сергей Петрович. — После выписки, сразу же приезжайте на нашу репетиционную базу, она кстати, находится в Свердловском Доме Офицеров. Состав группы уже почти определился. Так что, к ближайшей дате, а это у нас День Космонавтики, мы сможем провести первое выступление!

Ошарашенный таким экспрессивным напором, я только успевал лупать глазами. И сомнения, которые обуревали меня во время этого сумбурного разговора, были величиной с хорошую такую гору. Но, поскольку согласие, вроде как, уже дал, отступать было некуда и я вяло кивнул.

— Ну-у, ладно…

— Вот и чудненько! — С облегчением выдохнул Сергей Петрович. — Пойдёмте ко мне в палату. Я оставлю вам номера своих рабочего и домашнего телефонов. Да и вы черкнёте свой адрес.

«Знать бы его ещё»! — Про себя хохотнул я.

И, видимо, что-то такое, ехидное промелькнуло на моём лице, потому что Сергей Петрович посмурнел.

— Что-то не так? — Подозрительно уставился он на мою выражающую скептицизм физиономию.

— Так, нету у меня адреса. — Наивно развёл руками я. И, поддавшись внезапному порыву, негромко пропел. — Заботится сердце-е, сердце волнуется-а! Почтовый пакуется груз! Мой адрес не дом и не улица-а! Мой адрес Советский Союз! Мой адрес не дом и не улица-а! Мой адрес Советский Союз!

— Откуда это? — Сбледнув с лица, охнул Сергей Петрович? И, схватив меня за отворот пижамы, умоляюще прошептал. — Что Это Такое?

— Да так… Как-то само по себе в голову пришло. — Смущённо улыбнулся я, осторожно пытаясь отцепить пальцы от застиранной больничной фланели. И, не придумал ничего лучше, как задать самый дурацкий из всех возможных в этой Вселенной вопросов. — А что?

— Боже мой! Боже мой! — Опустив многострадальную шмотку, забегал вокруг меня импульсивный собеседник! — Вам же попросту негде жить!

— Ну, наверное… — То ли подтвердил, то ли, попытавшись опровергнуть интонацией Сергея Петровича, икнул я.

— Значит так. — Приняв какое-то решение, уставился на меня молодой мужчина. — Вы пока идите к себе, а мне нужно позвонить!

— Хорошо. — Не желая обижать, по всей видимости, захотевшего помочь человека, согласился я. — Я у себя в палате полежу.

Но Сергей Петрович, бормоча на ходу: «Надо одолжить двушку», уже мчался по направлению к вестибюлю. Где на стенах висело несколько телефонных аппаратов.

Ну а я, пытаясь сообразить, что это было, не спеша поплёлся обратно в свою палату.

Ситуация была из разряда «не было ни гроша, да вдруг алтын». Ещё вчера я даже не знал, как меня зовут. А уже сегодня я — младший лейтенант милиции, как выяснилось, неплохой певец и, вроде бы, до кучи, ещё герой. Правда, это не точно.

Несколько пациентов радостно поздоровались, при этом одобрительно показывая большой палец. Я вежливо улыбался в ответ, тщетно пытаясь сообразить, что же мне делать дальше. Ну, то есть, в общем и целом, всё было просто и понятно.

Я выписываюсь из госпиталя, получаю назначение и отбываю к месту службы. Куда-нибудь в посёлок городского типа. Где буду ставить на учёт и отправлять в ЛТП алкоголиков, разбираться с бытовухой и попутно зарабатывать следующую звёздочку.

Это, если следовать общепринятой, уготованной распределением после школы милиции, канве.

Альтернативой было же вступление в ряды сотрудников убойного отдела Свердловского Уголовного Розыска. Ну и, участие в полусамодеятельном-полупрофессиональном ансамбле песни. Ну и, возможно, ещё и пляски. Вернее, танца с бубном.

Что самое смешное, оба варианта никоим образом не зависели от каких-либо моих действий. Осознанных, во всяком случае.

Так что, я просто вернулся на место своего временного обитания и, мурлыкая под нос задорные строчки про «Советский Союз», привычно завалился на кровать.

Нужно ли ломать голову и строит какие-то планы, если оно, в конечном итоге, всё-равно само-собой рассосётся?

Ну и, устаканится. Куда ж без этого…

Глава 20

— Вика, он согласен! — Едва дождавшись, пока супруга снимет трубку и даже не поздоровавшись, почти прокричал Сергей Петрович.

— Так это же хорошо. — С интересом но, без какого-то особого воодушевления, довольно-таки вяло констатировала Виктория Ивановна. — Как только вы оба выпишитесь, начнём репетировать.

В голосе её было слышно удовлетворение от хорошо задуманной и так удачно осуществлённой мужем операции. Однако Сергей Петрович не разделял её спокойствия и, немного накручивая себя, нагонял экспрессии.

— Но, есть один маленький нюанс. — Начал доносить до жены подробности недавнего разговора будущий художественный руководитель организовываемого ВИА. — Согласен-то он согласен. Но как-то знаешь… Без огонька, что ли. — Вспоминая подробности состоявшейся накануне беседы, Сергей Петрович потёр переносицу, не зная, как объяснить супруге свою внезапно родившуюся идею. — В общем, он не то, чтобы прям таки горит энтузиазмом а… скажем так, не против.

— Хреново. — Насторожилась Виктория Ивановна. И, вспомнив то, с каким восторгом слушатели, да и, чего греха таить, она сама, воспринимали исполняемые этим симпатичным парнишкой песни, задала наводящий вопрос.

— И, что мы можем сделать, для того, чтобы чаша весов окончательно склонилась в нашу сторону?

— Ну, уговаривать по второму кругу я точно не буду. — Иронично хмыкнул Сергей Петрович. И тут же, перескочив на другую тему, заволновался. — Представляешь⁈ Этот малый на ходу выдаёт такие экспромты, что просто голова идёт кругом! — И, опасливо оглянувшись, набрал в грудь побольше воздуха и, в общем и целом, хорошо поставленным голосом, тихонько пропел. — Заботится се-ерце-е, сердце-е волнуется-а, почтовый пакуется груз! Мой адрес не дом и не улица! Мой адрес Советский Союз! Мой адрес не дом и не улица! Мой адрес Советский Союз!

— Неплохо! — Присвистнула от удивления Виктория Ивановна. И, постаравшись утвердиться в собственной догадке, уточнила. — Это, как понимаю припев. А куплет где?

— В том-то и дело, что нет пока никакого куплета! — Радостно выдохнул Сергей Петрович. — Это он прямо на ходу сочинил, когда я его спросил о месте проживания.

— А, ну да… — Вспоминая подробности, связанные с обаятельным юношей, кивнула своим мыслям Виктория Ивановна. — Он же к нам по распределению. Прямо с поезда попал в госпиталь и, после выписки…

— В том-то и дело, дорогая! В том-то и дело! — Засуетился муж сообразительной женщины и, пока ещё только в фантазиях, худрук Вокально-Инструментального Ансамбля, исполняющего известные на всю страну песни. — Он, если можно так выразиться, на распутье. То ли в участковые на периферию пошлют, то ли ещё куда.

— И ему, как и всякому молодому обалдую, до фонаря! — Экспрессивно закончила мысль мужа Виктория Ивановна.

— Вот именно! — От чего-то развеселившись, воскликнул Сергей Петрович. — И наше с тобою дело, перехватить парня и хоть чем-то заинтересовать на первое время.

— Ну, против системы-то мы не попрём, но я тебя поняла. — Тут же приняла точку зрения супруга Виктория Ивановна. — И, беря быка за рога, резюмировала. — В общем, так. Я сейчас привезу ключи от бабушкиной квартиры. А ты предложишь Николаю на первое время решить его проблемы с жильём. Однушка всё-равно пустует а так, хоть польза какая-то получится. — Она на секунду замолкла, просчитывая варианты и, придя к окончательному решению, закончила. — Даже если он будет работать где-то в близлежащем посёлке, ключи всё-таки пусть остаются у него. Будет приезжать на репетиции, а комфортное существование, сам знаешь, никого и никогда не отталкивало.

— Умница ты у меня. — С теплотой в голосе сделал комплимент Сергей Петрович. И, изобразив чмок, попрощался. — Так что, до встречи. Я жду и, надеюсь, что — тут он непроизвольно хохотнул, — наш коварный план сработает.

После чего повесил трубку и, вытерев ладонью отчего-то выступившую испарину, насвистывая так хорошо лёгший на слух мотивчик, направился в свою палату.

В какой-то меланхоличной полудрёме я валялся на кровати, а в голове, табуном диких лошадей, проносились целые пакеты, невесть откуда взявшейся информации. Хотя, что это я? Раз извне ничего не поступало, значит, вполне резонно можно предположить, что это постепенно возвращается моя собственная память.

Правда, вела она себя как-то странно и загадочно но, тут уж поделать я ничего не мог. Обрывки песен, страницы учебников, куски партитур и особенности поведения людей разных типов.

Отдельные фразы и целые спичи на иностранных языках, среди которых почему-то присутствовал даже японский. Всё это было перемешано в кучу, но я нисколько не сомневался, что когда те или иные сведения понадобятся, я сумею выудить их из собственной бестолковки и найти надлежащее применение.

Главное в этом деле — не напрягаться. Раз уж все эти данные уже находятся в моём мятущемся мозгу — никуда они оттуда не денутся. Плохо, конечно, что всё перемешано в эдакий многослойный коктейль. Но, по здравому размышлению, нужно принять во внимание, что и досталось мне не по детски.

Так что, я тихонько посапывал, наслаждаясь блаженным ничегонеделанием и, в общем-то, был вполне доволен сложившейся ситуацией. Ну, то-есть, бесспорно, всё могло быть намного лучше. Этот дурацкий баллон мог пролететь мимо, а моя многострадальная голова остаться целёхонькой.

Но, с другой стороны, была вероятность и вообще без головы остаться. Или, не дай Создатель, получить травму когда находился в горящем вагоне. Да так и сгорел бы в полыхающем аду, превратившись в обугленные головешки.

«В общем, как ни крути, а повезло тебе, Николай Викторович». — Позёвывая думал я, и почёсывал пузо. — «Руки-ноги целы, а с памятью мы, как-нибудь и с помощью Создателя, разберёмся».

К тому же, помимо воли, обстоятельства сами-собой складывались так, что особо напрягаться, я имею в виду в моральном плане, не приходилось. Сведения о моём прошлом появлялись как нельзя вовремя. И, самое главное, ни у кого не возникло подозрения, что выздоравливающий Коля Петров, слегка скорбный умом и больной на голову.

Мои вялые размышлизмы были прерваны приходом медсестры.

«Елизавета Семёновна», — всплыло в памяти. И, хотя мог поклясться, что видел эту сорокалетнюю женщину в первый раз, удивления почему-то не возникло.

— Через десять минут обход. — Нейтральным голосом информировала меня она. И, окинув строгим взглядом палату, видимо выискивая безобразя и нарушения, и не найдя к чему придраться, сообщила. — Яков Моисеевич будет принимать решение о выписке.

— Спасибо. — Приняв вертикальное положение на кровати, поблагодарил я.

И, не зная, что сказать дальше, захлопал глазами.

Впрочем, Елизавета Семёновна правильно поняла моё замешательство. Ну, во всяком случае, её следующие слова пришлись очень даже к месту.

— Если заключение будет положительным, вы всё-равно сможете оставаться здесь до завтра. Мы позвоним в отдел кадров МВД Свердловска, так что, думаю, к тому времени, когда вы покинете наше учреждение, появится какая-то определённость.

«А чё, нормальная тётка»! — С теплотой подумал я. — «Всё по полочкам разложила, обе точки над „Ё“ расставила. Так что, остаётся лишь жить да радоваться»!

— Спасибо большое! — Ещё раз и от всей души выразил свои чувства я. — Приятно знать, что о тебе заботятся!

— Ладно, пойду. — Вальяжно кивнула Елизавета Семёновна. И, кивнув на прощанье меня задумчивым и, каким-то изучающим взглядом, тихонько пожелала. — Удачи!

— Обязательно. — С воодушевлением но, так же шёпотом, заверил я.

Правда этого, вышедшая за дверь медсестра, уже не услышала.

«Ну вот, кажется пора настраиваться на самостоятельную жизнь». — С энтузиазмом подумал я, потягиваясь и вскакивая с постели.

Всё потихоньку налаживалось. Завтра получу вещи и, побывав в этом самом «отделе кадров», наконец-таки, определюсь с дальнейшей судьбой. Собственно, выбора-то особого не было. Получить предписание и отбыть, так сказать, к месту службы.

И, скорее всего, это всё-таки будет не Свердловск.

Я закрыл глаза и попытался представить, чего бы я хотел на самом деле. Остаться в городе миллионнике или, всё-же отправиться куда подальше? Но, так как конкретно здесь и сейчас от меня ну совсем ничегошеньки не зависело, постарался отложить ни к чему не ведущие надежды в сторону.

Вот, выпишут, побываю у начальства, тогда и видно будет. А пока что, нужно просто дождаться визита Якова Моисеевича и потом шлёпать на обед.

Нехитрые и незамысловатые планы, согласен. Зато конкретные. И надёжные, как автомат Калашникова.

— Ну-с-с, молодой человек. Как мы себя чувствуем? — Бодренько потирая руки, добродушно поинтересовался доктор, едва войдя в палату. — Как живёте, как животик?

— Благодарю, всё в норме. — Вскочив с лежбища, молодецки расправил плечи я.

— Ну, тогда присаживайтесь на стул, начнём вас обследовать. — Не теряя времени даром, предложил Яков Моисеевич. — И, достав из нагрудного кармана халата миниатюрный молоточек, усмехнулся. — Будем проверять реакции и остальные параметры вашего, столь чудесным образом и в рекордные сроки, выздоровевшего, тела.

Следующие пять, а то даже и целых семь минут, меня простукивали, ощупывали, оттягивали веки. А так же заглядывали в глаза и интенсивно массировали мой, так не кстати пострадавший от чёртова (прости дурака, Создатель!) газового баллона, затылок.

«Пальпирование». — Именно так называл, в общем-то безболезненную процедуру, исследовавший мою тушку Яков Моисеевич.

Стоявшая рядом Елизавета Семёновна и две девчушки в накрахмаленных халатах молча внимали священнодейству, но никак не комментировали. Зато доктор так и сыпал словами, то и дело перемежая русскую речь латинскими фразами. Смысл которых, к моему глубокому удивлению, был понятен.

«Да вы, юноша, полиглот»! — Без особого восхищения но, при этом с ма-а-аленькой такой толикой гордого любопытства, иронично думал я. — «Может, ежели покопаться в памяти, окажется, что и в медицине шарите»?

Впрочем, озвучивать эти дурацкие мысли или, тем более, показывать, что разумею произнесённую скороговоркой тарабарщину, я не спешил. И не потому, что такой скромный.

Напротив, сверлящие и, я бы даже сказал, буквально пронизывающие меня рентгеном взгляды обеих девушек, так и толкали отчебучить что-нибудь эдакое. Показать невьебенную, то есть, простите, многогранную и всеобъемлющую эрудицию, и как следует распушить хвост.

Но, так как кадрить девочек я не собирался, а привлекать внимание к своей, и без того успевшей изрядно засветиться персоне, было вы верхом глупости, я благоразумно молчал. Что-то мне подсказывало, что не могут младшие лейтенанты, пусть даже и сто раз закончившие Школу Милиции в далёком городе Пярну, обладать такими познаниями.

Да, повыпендриватья на вечеринке, щегольски ввинтив в разговор пару-тройку цитат на латыни, может любой дурак. Но быть в курсе специфических медицинских терминов, да ещё понимаемых, схваченных можно сказать, слёту — это немного выходит за рамки возможности самого эрудированного младшего командного состава.

В общем, меня щупали-крутили-вертели, я мужественно молчал в тряпочку и дело, кажется, полным ходом шло к выписке.

Собственно, так оно, в конечном итоге, и получилось. Меня признал полностью здоровым и пригодным для дальнейшего использования.

— Готов к труду и обороне! — Хохотнул Яков Моисеевич. — И, ободряюще похлопав меня по плечу, напутствовал. — Желаю всех благ, молодой человек. И, естественно, попадать в учреждения, подобные нашему, как можно реже!

— Спасибо, доктор! — Слегка ошарашенный, но ужасно довольный тем, что это, в общем-то не вызывающее дискомфорта но, всё-таки непривычное обследование, наконец-то завершилось, от души поблагодарил я. И, пользуясь случаем, постарался получить сведения о ближайшей перспективе из первых рук. — Когда съезжать?

— Документы о выписке, а так же ваш паспорт и удостоверение Елизавета Семёновна подготовит в течении часа. — Не задумываясь, ответил Яков Моисеевич. И, пресекая возможные опасения, поспешил добавить. — Но вы можете оставаться в палате до следующего утра. Думаю, за это время утрясётся вопрос с заселением вас в общежитие. Да и проблему с гардеробом решить нужно.

— А что не так с моей одеждой? — Невольно заволновался я. Но тут же, вспомнив обстоятельства, при которых оказался в этом замечательном госпитале, погрустнел. — Наверное обгорела?

— Не то слово, Коля. Не то слово. — Отчего-то посерьёзнел Яков Моисеевич. И тут же, твёрдым голосом высказал предложение. — Право, не знаю, как у тебя с финансами. Но я могу одолжить рублей двести на первое время.

— Денег при Николае Викторовиче не обнаружили. — Подтвердила предположение о моей финансовой несостоятельности Елизавета Семёновна. — В снятых им перед тем, как пойти в вагон поезда пальто и пиджаке были только документы. Так что, ваш благородный поступок весьма кстати.

Я уже было раскрыл рот, чтобы в очередной раз поблагодарить этих, в общем-то, ничем не обязанных мне людей. Но тут в дверях показался Сергей Петрович и, отчаянно и экспрессивно жестикулируя, всеми силами дал понять, что соглашатья на любезное предложение лечащего врача не нужно.

Ничего, в общем-то, не понимая я, тем не менее, здраво рассудил, что социальная да и возрастная пропасть между мной и уже один раз выручившим меня Сергеем Петровичем, гораздо меньше, чем между мной и врачём. И поэтому, положившись на уверенный вид первого, поспешил отказаться.

— Большое спасибо, Яков Моисеевич! — Искренне произнёс я. — Но, кажется, мне могут помочь мои новые друзья.

— Ну да, наслышан, наслышан. — Никак не выразил ни недовольства, ни облегчения от моего отказа, Яков Моисеевич. И, давая понять, что в курсе происходящих на подведомственной ему территории событий, усмехнулся. — После вчерашнего выступления, у такого талантливого человека не могло не появиться несколько почитателей.

Немного смутившись, я опустил глаза в пол. И, хотя было чертовски приятно (здесь я снова почувствовал дискомфорт и, отчего-то, захотелось срочно попросить прощения у Создателя) и появилось желание гордо расправить плечи и орлом посмотреть на хихикающих девочек, я сдержался и отчасти изображая а, в какой-то степени, чувствуя смущение на самом деле, пролепетал.

— Да, что вы, доктор… Так просто… Несколько песенок спел.

— Вот и умница. — Легонько хлопнул меня по плечу Яков Моисеевич. И, подчёркивая свои слова, процитировал. — Скромность украшает мужчину.

После чего, попрощался кивком и, сопровождаемый то и дело оглядывающимися и бросающими лукавые взгляды девушками, вышел в коридор.

— Молодец, что не стал одалживаться! — Первым делом похвали меня Сергей Петрович.

— Это ещё почему? — Просто из любопытства поинтересовался я. И, задрв нос в потолок, с пафосом выдал. — Денег много не бывает!

— Так-то оно так. — Тут же парировал чрезвычайно чем-то довольный собеседник. — Да только, берёшь на время чужие. А отдаёшь свои. И навсегда.

— Да, понял я, понял. — Прервал словесные излияния я. — Но с деньгами-то как быть?

— Ну, не всё так плохо. — Загадочно усмехнувшись, заинтриговал этот змей-искуситель. И, приняв гордый вид, сообщил. — Во-первых, Вика. — Тут он заметил мой удивлённый взгляд и поспеши объяснить. — Моя жена, Виктория Ивановна Синельникова, работает на Свердловском телевидении. И уже договорилась, что с тобой проведут интервью. И, как и положено участнику телепередачи, выплатят гонорар.

— Спасибо. — Понимая, что мне всё больше и больше начинают нравиться эти люди, радостно улыбнулся я. — Но, раз ты сказал «во-первых», значит…

— Правильно! — Победно закончил Сергей Петрович. — А во-вторых, я, как руководитель духового оркестра имею право нанимать музыкантов. И предлагаю тебе должность солиста, работающего на полставки.

«Какой оркестр, бляха»⁉ — Очумело промелькнуло у меня в голове. — «Мы ж, вроде, Вокально-Инструментальный ансамбль организовывать собирались»⁈

Но прерывать собеседника и вставлять свои пять копеек, благоразумно не стал. Так как практика показывала, что события, так или иначе, а идут своим чередом. Всё, чему суждено случиться — обязательно сбудется. Ну, подумаешь — оркестр! Главное, что кому-то нужен и при деле.А дудки там, или электрические балалайки — дело десятое!

— И сколько это в рублях? — Стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком скептически, полюбопытствовал я.

— Шестьдесят! — С гордым видом сообщил мой внезапный благодетель. — Правда, тут же немного стушевался и, чуть потише, информировал. — Безусловно, не Бог весть что. Но, по крайней мере, ты теперь финансово независим. И, как и положено мужчине, смело можешь смотреть в будущее!

Глава 21

«Однако, везёт дуракам и пьяницам». — Философски подумал я.

Но, так как в отличии от, можно сказать, нечаянно совершившим одно и, во-второй разу уже вполне осознанно пошедшем на второе убийство, бедолаги Артемьева в пьянстве замечен не был, оставался лишь один единственный вариант.

И, поскольку самостоятельно, ну по крайней мере, предварительно не выслушав мнение окружающих, причислять себя к славной и, как успел заметить, довольно-таки многочисленной, когорте окружающих меня идиотов, было не комильфо, то решил поразмыслить в несколько ином направлении.

Непроизвольно хмыкнув, я почесал в затылке и, ничтоже сумяшеся, всё-таки пришёл к самонадеянному выводу, что конкретно в моём случае, больше подходит «на ловца и зверь бежит».

Так как статус охотника, пусть даже и сидящего в засаде, лёжа при этом на больничной койке, всё-таки больше льстил самолюбию, чем причисление себя к этой, как начинал подозревать, подавляющей части человечества.

— Ну, чего замолк? — Прервал мои философские размышления, Сергей Петрович. — Нормально ведь?

— Спасибо. — По, уже укоренившейся привычке, искренне поблагодарил я. И, широко улыбнувшись, сказал именно то, о чём сейчас думал. — Не ожидал, честное слово!

— Всегда пожалуйста. — С видимым облегчением и выражением довольства на лице, расслабился мой, как понимаю, теперь уже «полуначальник». И, встав со стула, резюмировал. — В общем, как получишь документы и вещи, можешь смело собираться. И не беспокойся насчёт одежды. До квартиры доедешь в моей. Тем более что она пришлась тебе впору. А я попрошу Вику, чтобы она привезла один из моих старых костюмов и пару рубашек.

— Да, неудобно как-то. — Чувствуя смущение, пробормотал я. — Может, не надо?

— Ну, в чём же ты в город выйдешь, дурья твоя голова? — Осуждающе посмотрел на меня Сергей Петрович. И, обрисовывая ближайшую перспективу, экспрессивно взмахнул руками. — Деньги ты, разумеется, получишь. Но в тот короткий период, между выпиской и гонораром за интервью, ходить-то тебе в чём-то надо?

— Извини, не подумал. — Смутившись, пролепетал я. И, чтобы окончательно устаканить в голове свои дальнейшие действия, спросил. — Так что, советуешь не задерживаться на ночь?

— Сам решай. — Пожал плечами Сергей. — Но, если честно, никакого смысла в дальнейшем пребывании здесь просто не вижу.

— Ну ладно. — Всё ещё пребывая в смятённом состоянии духа, подвёл черту я. — Как только получу документы, буду собираться.

— Вика подъедет сразу после обеда. — Тут же информировал Сергей. — Так что, покушаем и можно будет выдвигаться.

— А ты, кстати, когда выписываешься? — Проявил запоздалое любопытство я.

— Надеюсь, что скоро. — Оптимистично предположил собеседник. — Но, в любом случае, полагаю, что свободного времени у тебя в ближайшие дни не найдётся. Так что, как раз, закончишь оформляться, а тут и я подоспею.

— Замётано. — Протянул я руку, которую тут же крепко пожали. И ещё раз поблагодарил. — Спасибо!

Сергей вышел из палаты, а я снова улёгся на кровать и принялся раздумывать о такой простой и банальной вещи, как финансы.

Из слов медсестры следовало, что, перед тем, как полезть в это чёртово (тут отчего-то опять появилось свербящее, и доставляющее ощущение дискомфорта, желание попросить прощения у Создателя) пекло, я снял пальто и пиджак.

И, вполне логично было бы предположить, что вместе с удостоверяющими мою личность документами, там имелась, просто обязана была быть, какая-то, пусть и даже самая минимальная, сумма денег.

Которой, как выяснилось, не обнаружили. Но в обществе можно жить без чего угодно, кроме этих презренных бумажек. Ну, или эквивалента, выраженного в драгоценных металлах. Без руки, ноги и, как выяснилось на моём примере, даже без памяти. А без денег существовать не получиться.

И, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прийти к простому и довольно-таки неутешительному выводу. Меня попросту обокрали. Нашлась же какая-то, извините за выражение, сука, что под шумок ухитрилась обчистить, оставленные без присмотра, карманы.

«Найду — урою, бля»! — Безо всякой надежды на претворение обещания в жизнь, но довольно-таки эмоционально пообещал себе я. — «Я те покажу, пидор ёбанный, как людей обворовывать».

И, хотя я прекрасно понимал, что вряд ли когда смогу исполнить данное в запале обещание, честно слово, на душе отчего-то стало легче. Видимо, это свойство человеческой натуры. Сбрасывать напряжение, просто поругавшись матом и отложив «страшную мстю» на неопределённое будущее.

Минут через сорок Елизавета Семёновна, наконец принесла документы и средних размеров чемодан. А так же изрядно выпачканное пальто с меховым воротником и довольно-таки мятый пиджак.

— Вот, Коля. — Это твои вещи.

— Спасибо. — Ответил я.

И, когда медсестра ушла, с любопытством распахнул чемодан и стал перебирать содержимое. Не представляющее собой ничего необычного. Три рубашки, запасные трусы и майки, несколько пар носков.

Бритвенные принадлежности, свитер крупной вязки и тренировочные брюки. А так же томик фантастических рассказов Рэя Брэдбери. Запасной обуви, к великом моему сожалению, в чемодане не оказалось.

Закончив с ревизией своего невеликого имущества, я раскрыл паспорт, выданный Пярнусским Отделом Внутренних дел Эстонской Советской Социалистической Республики и полюбовался на смотрящую с чёрно-белой фотографии физиономию. Что-то царапнуло и, взяв в руки удостоверение младшего лейтенанта милиции, я сравнил оба документа.

Вне всякого сомнения, с обоих изображений на меня смотрел один и тот же человек. Но вот сходство с моей, извините, рожей вызвало смутные сомнения. Я подошёл к висевшему над умывальником зеркалу и, держа обе ксивы перед собой, уставился на отражение.

«Чёрт его знает (опять появилось чувство дискомфорта и желание просить прощения у Высших Сил), вроде похож». — Отрешённо подумал я.

Хотя, я же позавчера весь в бинтах был. Морда лица обгорела да и вообще… Фото ведь, по крайней мере на паспорте, не вчера делали. А молодым людям свойственно взрослеть и, как следствие, меняться.

В общем, секунд тридцать покрутившись перед зеркалом, и окончательно убедив себя в том, что я — это я, я засунул обе книжечки во внутренний карман пиджака и, упаковав вещи обратно, улёгся на кровать и стал ждать обеда.

— Моя супруга, Виктория Ивановна Синельникова. — Церемонно представил мне миловидную худощавую и довольно-таки стройную молодую женщину, Сергей Петрович. — Прошу любить и жаловать.

— Вика, и, давай сразу на «ты». — Улыбнулась жена Сергея, сразу помолодев на несколько лет. — А то я себя какой-то старухой чувствую.

— Что вы, Вика. — Приняв заданный тон, включился в разговор я. — Вы самая прекрасная женщина, из всех кого я встретил.

— Скажете тоже. — Немного смутилась и порозовела Вика. — Прямо таки «самая прекрасная».

А я, вместо того, чтобы тратить время на, в общем и целом, ничего не значащие заверения, прикрыл глаза. И, повинуясь внутреннему голосу, негромко пропел.

— Вот видишь! — Взволнованно воскликнул Сергей. И, схватившись за голову, нервно затеребил шевелюру. — Я же тебе говорил! Этот юноша, походя, выдаёт такие экспромты, что просто волосы встают дыбом!

— И мурашки по коже. — Еле слышно подтвердила Вика. А затем, обращаясь ко мне, спросила. — Коля, откуда это?

— Да так… — Немного смущённо признался я. — Как-то, внезапно пришло в голову.

— А дальше? — Тут же требовательно взяла быка за рога молодая женщина. И, испытывающе и взглянув на меня, поинтересовалась. — Продолжение написать сможешь?

— А, фиг его знает. — Честно признался я. Но, поскольку от меня явно ожидали чего-то большего, снова смежил веки и следующие мелодичные строчки всплыли сами-собой.

Судя по участившемуся дыханию обоих слушателей, впечатление было сногсшибательным. И, на всякий случай немного приоткрыв один глаз, я посмотрел сквозь ресницы на замерших Вику и Сергея и, продолжая логическую цепочку, выдал следующее четверостишие, так же украшенное припевом.

— Гениально! — Оставив в покое многострадальные волосы, забегал вокруг Сергей. И, схватив меня за лацканы, принялся трясти. — Коля! Ты хоть понимаешь, что ты только что сделал⁈

— Нет. — Честно признался я. И, осторожно отцепив побелевшие пальцы своего, как понимаю, окончательно утвердившего себя в этой роли, «полуначальника», осторожно полюбопытствовал. — А надо?

— Надо, Коля! Надо! — Сдавленно засмеялась успевшая отчего-то побледнеть Вика. — Ты даже не представляешь, как надо!

— Ладно, езжайте уже. — Наконец успокоился Сергей. И, обращаясь к жене, попросил. — Вика, проследи, чтобы этот самородок записал тексты. И… — Тут он обернулся ко мне. — Нотной грамоты ты, естественно, не знаешь? — И, не дожидаясь ответа, скомандовал. — Дорогая, насколько я помню, в квартире твоей бабушки до сих пор стоит слегка расстроенное пианино. Займись, пожалуйста, партитурой. И как можно быстрее отнеси всё его творчество в ВААП.

— Яволь, мой генерал! — Шутливо приложила руку к виску жена Сергея. И, окинув взглядом практически пустой вестибюль, спросила. — Так мы пошли?

— Да, любовь моя. — Наклонившись, Сергей чмокнул супругу в щёчку. И, пожав мою руку, попрощался. — До встречи. И, очень прошу, Коля. Если будет такая возможность, постарайся остаться в Свердловске.

«Как будто это от меня зависит»! — Про себя ухмыльнулся я.

Но, так как отчего-то сильно взволнованный и перевозбудившийся Сергей не сводил с меня взгляда, на всякий случай пообещал.

— Ладно. Попробую сделать всё, что в моих силах.

— Вот и правильно. — Одобрил мой позитивный настрой Сергей. И, насупленно посмотрев куда-то в сторону, осуждающе пробормотал. — Алкашей по деревням и без тебя найдётся кому гонять! А ты нам здесь нужен!

Выйдя из госпиталя, мы прошествовали через небольшой парк и, не торопясь, добрались до остановки. Люди, терпеливо дожидавшиеся общественного транспорта, равнодушно мазнули взглядами и, занятые каждый своими мыслями, тут же потеряли к нам интерес. Вскоре показался троллейбус и, устроившись на задней площадке, молча поехали в неизвестно мне направлении.

— Надо в гастроном зайти? — Вопросительно взглянула на меня Вика. — А то в холодильнике пусто.

— Угу. — Испытывая чувство неловкости, согласился я. И, преодолевая смущение, признался. — Только у меня совсем нет денег.

— Пустяки. — Небрежно отмахнулась Вика. — Я заплачу.

С одной стороны, вроде бы, банальная ситуация. Но, мне почему-то не хотелось, чтобы за меня рассчитывалась женщина. И, насупившись, хмуро бросил.

— Не стоит. Я же к вам не в нахлебники собирался.

— Коля! — Забежав вперёд, преградила дорогу самозванная спонсорша. И, уткнув палец в грудь, гневно сверкнула глазами. — Может, хватит ребячиться?

— Некрасиво как-то. — Чувствуя, что предательски начинают гореть щёки, смущённо промямлил я. — Да и неудобно, в общем-то.

— Неудобно на потолке спать. — Отрезала Вика. И, видимо нарисовав в уме картину «экстремального отдыха», засмеялась в полный голос. — Одеяло падает.

— Э-э-э… — Не зная, что ответить на такую залихватскую тираду, проблеял я.

Но Вика, уже что-то прикинув, начала деловито рыться в сумочке.

— Значит так, гордый ты наш! — Твёрдо изрекла она. — За участие в интервью тебе выплатят гонорар. В размере… — Тут она прищурила один глаз, что-то прикидывая. И, закончив подсчёты, резюмировала. — В размере двенадцати рублей пятидесяти копеек. Так что вот! — Наконец она вытащила смешной кошелёк с двумя металлическими «пимпами», служившими защёлкой, и достав красную десятку и два жёлтых рубля протянула мне. — Вот. Я, как один из редакторов, выдаю тебе вознаграждение. — И уточнила. — Авансом! — Тут она выудила пятидесятикопеечную монету и, так же вручив её мне, подвела черту. — А в ведомости потом, задним числом, распишешься.

«Блин, ну и не идиот ли»? — Испытывая ощущение неловкости и дискомфорта, укорил себя я. — «Люди к тебе со всех душой, а ты кочевряжиться вздумал»!

Но, поскольку определённость всегда лучше размытой и не очень-то понятной недосказанности, молча засунул купюры в карман и кивнул.

— Спасибо. И, пожалуйста, не обижайся.

— Было бы за что. — Хмыкнула Вика и, ухватив меня под локоть, ненавязчиво потащила к стоящему чуть в стороне магазину.

Так как время было самое, что ни на есть рабочее, то народу в торговом зале оказалось совсем немного. Десяток старушек и пару хмырей неопределённого возраста. Явно страдающих похмельем и хмуро взиравших на окружающих.

Один было сунулся к нам но, встретив мой, далеко не дружелюбный взгляд, сразу же погрустнел и принялся с тоской взирать на уставленную многочисленными и разнообразными бутылками алкогольную витрину.

Мы же прошлись по залу, где я взял пачку пельменей, пяток суповых пакетов и килограмм докторской колбасы. А так же чай, сахар и буханку чёрного хлеба.

За всё удовольствие вышло четыре, сорок восемь и, когда пришло время разгружать сплетенную из тонких металлических прутьев корзину, в растерянности оглянулся. Ибо положить купленное богатство было попросту некуда.

Смутный образ какого-то волшебного места, куда по щелчку пальцев можно спрятать всё, что угодно, промелькнул на краю сознания. И был забыт, так как Вика, опять деловито порывшись в, несмотря на относительно небольшие размеры, поистине бездонной сумочке, протянула сплетенную из капроновых нитей сетку.

— На, держи. — Весело блестя глазами, хитро взглянула она. — И, усмехаясь каким-то собственным мыслям, протянула. — Мужчи-ины!

— Ну, а чё сразу — «Мужчины»! — Бубнил про себя я, складывая покупки. — Я ж не виноват, что им пластиковые пакеты не завезли.

Внимательно посмотрев на кассу я окинув взглядом окружающее пространство и, с удивлением отметил, что этих самых, вездесущих по моему мнению, пакетов ни у кого не было. А затем, так и не поняв, что вызвало недоумение, закончил упаковывать продукты в авоську и мы двинулись дальше.

Минут через семь-восемь неспешного шага мы оказались перед сделанным из квадратных серых панелей, пятиэтажным зданием.

— Вот, пришли. — Указала рукой на окна третьего этажа, Вика. — И, протянув ключи, добавила. — Двадцать четвёртая квартира.

— А ты меня не проводишь? — Удивился я. — Показать что и как, да и вообще.

— Не заблудишься. — Отчего-то засмущалась и порозовела Вика. И, быстро отвернувшись, бросила через плечё. — Ладно, увидимся!

«Странная она какая-то». — Недоумённо пожал плечами я.

Но, так как заселение в новую обитель представлялось гораздо более важным, чем попытка понять эту молодую и довольно привлекательную женщину, я выбросил глупости из головы и поднялся на нужный этаж.

Оббитая кожезаменителем дверь открылась без труда. Замок щёлкнул и, вдыхая запахи необжитого помещения, я переступил порог.

На полу скопился изрядный слой пыли. Так что, немного потопав, чтобы стряхнуть грязь с любезно, и уже во второй раз, одолженных Сергеем ботинок, я просто прошёл в комнату. И, поставив сетку с продуктами на журнальный столик, отряхнул диван и, усевшись и оглядывая доставшиеся мне во временное пользование хоромы, довольно пробормотал.

— Дом, милый дом!

Глава 22

Вика шла по улице и чувствовала, как щёки пунцовеют от внезапно охватившего её чувства неловкости. И всему виной был этот, безо всякого сомнения, гениальный мальчишка. Который, несмотря на указанные в документах — она, правда, лично это не проверяла, но не верить дошедшим до неё сведениям не имела совершенно никаких оснований, — прожил на этом свете двадцать два года, выглядел не больше, чем на шестнадцать.

Да и в звании младшего лейтенанта, глядя на тонкий, почти девичий профиль и бездонные зелёные глаза, его можно было заподозрить, лишь изрядно и очень сильно напрягши фантазию. Уж слишком он был… неземной. Словно появившийся со страниц сказок, которые все девочки любят читать в детстве. Эдакий заморский принц, снизошедший до простых смертных и взирающдий на окружающих со снисходительным, энтомологическим любопытством.

И, проведя с ними совсем немного свободного времени, снова вернётся в свою волшебную страну. Куда-то в делёкие-далёкие дали, путь в которые простым смертным заказан на веки-вечные.

Как и всякая женщина, Вика чувтвовала, когда мужчины обращают на неё внимание. Не в смысле простого человеческого общения, ежедневно случавшегося между представителями племени хомо сапиенс. А именно в том, древнем и сакральном смысле, не позволяющем, несмотря на все войны и катаклизмы, исчезнуть с лица Земли людскому племени.

И, чтобы было печально и, в общем-то, вполне естественно и закономерно, именно как женщина, этого юношу она не интересовала. От слова «совсем».

«Ну да». — Подставляя свежему апрельском ветерку горящие багровым румянцем щёки, убеждала себя она. — «Где я и где этот, молоденький и, к тому же, весьма талантливый и одарённый мальчишка».

На миг остановившись напротив стеклянной витрины, она критически осмотрела свою стройную, поистине девичью фигурку, отметила, что модная стрижка тоже очень к лицу и, тяжело вздохнунв, направилась дальше.

«Как ни крути,тридцать два — это тридцать два, подруга». — Жёстко и холодно осадила она себя. — «И, не думаю, что ты сможешь поломать и разрушить всё, чего с таким трудом достигла, из-за внезапно нахлынувших гормонов. Да, смазливенький и талантливый юноша. Которому, если как следует разобраться, просто-напросто наплевать не только на тебя, но даже на ту, словно смола липнувшую к нему девочку, которая сопровождала и юношу на вчерашнем концерте. В общем, соберись, выбросить из головы глупости и, как можно скорее, настраивайся на серьёзный лад».

Да и портить отношения с Серёжей — а в том, что бабья дурь сможет сделать это легко и просто, — Вика ни на секунду не сомневалась, было бы глупо и совершенно непродуктивно. В общем, будучи женщиной, не только красивой но, вдобавок, ещё и умной, пройдясь по улице, Виктория Ивановна Синельникова приняла важное для себя и своей семьи решение. И в свою квартиру вошла почти совсем успокоенной.

Понравися мальчик. Бывает. Но она не того плана человек, и не тот у неё склад характера, чтобы в ответственный момент поставить на кон карьеру и пойти на поводу у внезапно нахлынувших чувств! Да и не смогла бы, ни она ни Сергей, стать теми, кем были в их, надо честно признаться, довольно-таки молодые годы, если бы позволяли себе подобные экзерсисы.

«Работа и ещё раз работа». — Повторила Вика, снимая пальто. — «А с мимолётным увлечением, как-нибудь справлюсь. Главное, не оставаться с этим загадочным пареньком наедине — и всё будет хорошо».

Эти позитивные мысли прервал дребезжащий звонок, находящегося на стоящей в прихожей тумбочке телефона.

— Алло. — Ровным голосом с лёгкой примесью приветливости, произнесла она, сняв трубку. — Я вас слушаю.

— Вика, ты дома? — Немного удивлённо и с явно выраженным недовольством экспрессивно удивился Сергей.

— Ну да, а где же мне ещё быть?

— Мы же договаривались, что вы с Колей немедленно займётесь записью партитур к придуманным им песням! — Воскликнул муж и Вика слегка улыбнулась, предтавилв его недовольное лицо с упрямым тебовательным выражением. — А ты просто оставила его одного и пошла домой?

— Николай захотел передохнуть. — По старой, ещё детского сада укоренившейся привычке, скрестив указательный и средний пальцы, поморщившись, соврала она. — Сказал, что нужно слегка оклематься после всего и, как он выразился, собрать мысли в кучу.

— Ну, разве что. — Неприветливо просипел Сергей, и заторопился. — Ладно, пока радость моя. — Пойду на процедуры и, очень на это надеючь, завтра снова буду в строю.

— Целую. — Изобразила губами чмок Вика и, дождавшись отбоя, повесила трубку.

После чего, наконец, разулась и, вымыв руки и переодевшись в домашний халат, занялась приготовлением ужина.

Посидев минут десять и немного покайфовав от того, что обрёл собственный, пусть и на неопределённое время, угол, я встал с дивана и, переодевшись в тренировочные брюки, принялся за уборку.

Пыль сама себя не вытрет. Да и проветрить затхлое помещение с изрядно застоявшимся воздухом было не лишним. Но, эту, безо всякого сомнения, нужную и, я бы даже скал, крайне необходимую, оздоровительную процедуру, я решил отложить на потом.

Просто представил, что сделает сквозьняк с припорошившей всё в квартире пылью и, вот честное слово, даже в носу засвербело и немедленно захотелось чихнуть. Так что, найдя в ванной комнате ведро и сняв с полотенцесушетеля половую тряпку, я принялся за дело. Хотел бы сказать, что засучив рукава но, поскольку работал с голым торсом то, чего нет — того нет.

На всё, про всё ушло минут сорок пять, и в середине этого временного промежутка позвонил Сергей. Поинтересовавшись, как доехали и всё ли хорошо, он осторожно спросил, как продвигаются дела с увековечиванием моего, так называемого «творчества», на нотной бумаге. На что я прямо и честно ответил, что занят более важным делом, а Виктория Ивановна отбыла восвояси.

Как-то сдавленно пискнув, Сергей отключился, а я продолжил начатое. Когда закончил, несмотря на съеденный в госпитале обед, почувствовал зверский голод и, натянув рубашку поплоше, занялся готовкой.

Пельмени пошли на ура, исчезая в довольно урчащем желудке со скоростью, сравнимой разве что с перемещением в пространстве света. Ну а сладкий ароматный чай, да вприкуску с бутербродами, достойно завершив этот гастрономический праздник.

«Уф». — Довольно и сытно рыгнул я, заваливаясь на диван. — «Что там Сергей говорил, про запись партитур?..»

Но, обилие впечатлений и сытный перекусон сделали своё благое дело и, спустя пару минут я уже тихо сопел в обе дырки, предавшись объятиям Морфея.

Вместе с насытившимся хозяином, квазиживой организм испытывал чувство глубочайшего удовлетворения. Всё шло, если и не по плану то, по крайней мере, в более или менее задуманной канве, и нужном для успешного встраивания в здешнее общество, направлении.

Носитель хорошо показал себя и им уже заинтересовались нужные и, надо сказать, далеко не последние в местном социуме, люди. Так что, требовалось закрепить успех и постараться внушить хозяину необходимость выполнить пожелание Синельникова.

Собственно азы а, вернее, полный пакет всей информации, связанной с музыцированием, он внедрил в моз реципиента. Прада тот, со потерявший вместе с памятью и связью с биопроцессоромм как-то, очень уж быстро, «очеловечился». И, со свойственной всем условно-разумным манерой поведения, отнёсся к этому весьма наплевательски.

В общем, пользуясь тем, что их общее тело спало, симбиот усилил давление, пытаясь внушить носителю необходимость овладения нотной грамотой и навыками игры на фортепиано. Которое, так кстати, имелось в любезно предоставленной для их совместного проживания, однокомнатной квартире.

Канал прохождения информации был слишком узок. Хозяин, впрочем, как и всё последнее время, тоже не выказывал особого желания и активности. Вернее, он был глух и прочти недосягаем, словно сидел в танке за плотно закрытыми бронированными люками.

Но, как известно, вода камень точит. Вот и квазиживой организм, не теряя настойчивости и терпения, раз за разом ломился в узкую щёлочку на мииллиметр приоткрытой двери и, как и следовало ожидать, всё-же добился успеха. По крайней мере, в подсознании носителя было прописано если и не горячее желание то, по крайней мере, осознанная необходимость, после пробуждения выполнить вполне определённые действия.

После чего обновил алгоритм, раз за разом прокручивающий запись событий последних месяцев, в надежде, что, рано или поздно, а к реципиенту всё же вернутся воспоминания. И, как следствие, так некстати утраченные им магические способности.

Проснулся я часа через два и, сладко зевнув и довольно потянувшись, направился в туалет. После чего побывал в ванной, где почистил зубы и, поплескав водой и немного полюбовавшись на свою слегка помятую от дневного сна рожицу, недовольно поморщился.

Так как снилось мне что-то странное. Нечто, чего просто не может быть в повседневной, размеренной жизни, обычного советского человека. Какие-то парни и девушки в серебристо-голубой форме. Стреляющие огненными шарами и порхающие по воздуху, словно бабочки.

А так же смутные образы двух девчёнок. Одна, лет семнадцати, вызывала нежные щемящие чувства и выматывала нервы, наполняя душу тоской от невосполнимой утраты. А вторая, мелка шебутная пятилетняя пичуга, заставила умилиться и навеяла совсем уж невероятные и загадочные образы. Где мы втроём путешествовали между мирами и, словно в фантастических романах, летали на, в принципе невозможных для теперешнего уровня технологий, двигающихся с космическими скоростями, небольших но, юрких и послушных воле сидящего за штурвалом пилота, дисковидных аппаратах.

Попытавшись сосредоточится на стремительно исчезающих из памяти картинках, я вернулся в комнату и, окинув взглядом стандартный интерьер, задержал его на пианино. Волшебные видения сами-собой отошли на второй план а я, подняв крышку и немного размяв кисти рук, положил их на клавиатуру.

Потом прикрыл глаза, глубоко вздохнул и из-под моих пальцев полилась просившаяся наружу и переполнявшая сознание музыка.

Одна мелодия сменяла другую, чёткие и гармоничные строчки всплывали в памяти и, поиграв больше часа, я понял, что Сергей прав и нужно срочно перенести только что сыгранное и пропетое про себя, на бумагу.

Закрыв крышку я, ещё раз, как следует осмотрелся и, так ка выбора особого не было, задержал взгляд на шкафу для книг. Где-то с полсотни томиков стояли на полках и, как и положено всякому уважающему себя предмету мебели такого плана, у него, конечно же, имелись закрытые сделанными из лакированной дерево-стружечной плиты, дверями, отсеки.

В одном их которых я, нисколько этому не удивившись, и обнаружил несколько чистых нотных тетрадей, разлинованных в мелкую полоску с скрипичным ключём вначале.

Удивительно, правда? В доме, где жила бабушка окончившей консерваторию Вики, есть пианино. И — кто бы мог подумать! — на полках я без труда нашёл всё, что нужно для нотной записи! Волшебство, наверное. Ну или, просто чрезвычайно удачно стечение обстоятельств!

В основном воспроизводя по памяти, которая, на удивление, у меня оказалась очень и очень хорошей, я переносил на бумагу все нюансы будущих песенных шедевров.

Записывал вступление, которое в народе именуют проигрышем, увековечивал, сопровождаемыем нотными знаками строчки припева. Усеивал разлинованный листок значками гитарной импровизации, и потом переписывал ещё раз, производя модуляцию, в которой звучание моего голоса повысится на тон.

За час с небольшим я, прерываясь и перескакивая, наиглал более двух десятков песен. Если быть точным, целых двадцать шесть. Но, чтобы перенести всё это богатство в нотную тетрадь, естественно, потребовалось гораздо больше времени.

В законченном виде полноценная композиция звучит где-то четыре-четыре с половиной минуты. Так что, произведя нехитрое арифметическое действие, и просто умножив затраченное на исполнение время на количество песен, получим сто семнадцать минут. В общем, почти два часа непрерывного звучания «нон стоп».

Это если исполняет слаженный, хорошо сыгранный коллектив, проведший не один десяток часов в студии. Ну а, записывал я, разумеется, гораздо, гораздо дольше. В ансамбле четыре участника, играющих на разных инструментах. И солист с двумя бэк-вокалистами, поющими вторым и третьим голосами.

Так что, даже если упустить из виду барабанную партию, получалось, что для одной песни нужно начертать шесть партитур. Нотная бумага вскоре закончилась и я, словно варвар, начал использовать всё, что попадётся под руку. В дело пошли несколько чистых тетрадей, и даже два альбома для рисования.

В целом, на одну композицию, включая запись текста, уходило около получаса. Так что, вы сами можете подсчитать, что на двадцать шесть у меня ушло около тринадцати часов чистого времени. Ну, а если учитывать перерыв на сварганенный на скорую руку перекусон, а так же посещение туалета и кратковременный отдых, то в конце-концов вышло все пятнадцать.

Итого, взяв в руки карандаш, который, кстати, периодически приходилось подтачивать, в пять часов вечера, и работая как проклятый, я закончил только в восемь утра. И, забыв обо всём на свете, с чувством выполненного долга, завалился спать. Надеясь наверстать упущенное и проваляться в постели минуток шестьсот-семьсот.

Наивный… Не тут-то было! В процессе творческого угара я напрочь забыл, что живу не сам по себе. А являюсь частью некой, причём довлоно-таки хорошо организованной, и очень серьёзной, структуры. Которая не забывает про своих, пусть даже трижды талантливых но, при этом, ужасно непутёвых и бестолковых, сотрудниках.

В общем, в начале десятого меня разбудил настойчиво дребезжащий и нагло вырвавший из опять посетивших мою голову фантастических снов, телефонный звонок.

С лёгкой грустью оставив загадочный образ двух невесть откуда поселившихся в моей голове девочек, я с трудом поднялся с такого уютного и, уже ставшего родным и привычным, дивана и поплёлся к, не дающему человеку нормально выспаться, пыточному аппарату.

— Петров слушает. — Вместо приветствия, зевнул в трубку я. И, не задумываясь, кто может находится на другм конце провода, простецки выдал. — Чё надо?

— Коля, мать твою! — Раздался в ответ разгневанный голос Сергея. — Ты почему не в Главке?

Отогнав сон, я моментально взбодрился и почувствовал что краснею. Надо же было, увлёкшись переполнявшими меня мелодиями, забыть о том, для чего, собственно, и приехал в Свердловск!

— Бля! — Ёмко и коротко выразил я свои эмоции, на что Сергей хохотнул и мимоходом заметил. — Ну ругайся. В перспективе, ты лицо публичное, так что, учить держать себя в руках с самого начала. — И, на правах старшего товарища и, как ни крути, а ещё и «полуначальника», поинтересовался. — Ты что, бухал, что ли?

— Да не. — Почёсывая пузо, вяло ответил я. — Просто, всю ночь ноты и слова песен записывал.

— Ты что, владеешь нотной грамотой? — Непритворно удивился Сергей.

— А хуле? — Как-то сразу забыв о просьбе не материться и наплевав на будущее пристальное внимание потенциальных поклонников, выдохнул я. — Я чё, по твоему, пальцем деланный?

— Инфант террибль* (Ужасный ребёнок)! — С каким-то непередаваемыми интонациями в голосе, в которых, если как следует разобраться, преобладали радостные и восторженные эмоции, почти прокричал Сергей. И, почему-то напрочь забыв о только что озвученной просьбе не разговаривать матом, выдал. — Бля!

— Рад, что ты проникся. — Подпустив в голос чуток иронии, съехидничал я. И, возвращаясь к основной теме нашего разговора, полюбопытствовал. — А ты, кстати, здесь с какого боку?

— Так, позвонили главврачу. — Не стал делать из этого тайны Сергей. — С целью выяснить, выписали тебя или нет. И почему ты, такой красивый, пропал в неизвестном направлении? Ну а тот, опросив персонал, выяснил, что нас с тобой, во время твоего ухода, видели вместе. И вот…

— Ясно. — Ещё раз смачно зевнув, подытожил я. И, так как, в общем и целом, всё уже было сказано, попрощался. — Ладно, бывай. Пойду, морду лица умою и потопаю.

— Давай-давай. — Напутствовал «полуначальник». И, хохотнув, проинструктировал. — Вазелин Викина бабушка хранила в аптечке. Которая лезжит в верхнем ящике кухонного буфета!

Умилившись такой трогательной заботе о своём, менее опытном товарище, я только хмыкнул. И, как и положено в таких случаях, сердечно поблагодарил.

— Иди в жопу!

После чего, не дожидаясь ответной реплики, поспешно повесил трубку.

Глава 23

Поспешные сборы заняли где-то минут пятнадцать. Из которых тридцать секунд я выдели на проверку аптечки. В которой, как и предсказывал Сергей, имелась маленькая жестяная баночка, с зелёным орнаментом. Приоткрыв крышечку и, зачем-то понюхав, я криво усмехнулся и положил, столь необходимый для достижения карьерного ростра препарат, обратно. И, обувшись и накинув пальто, поспешно выскочил за дверь.

О том, где находится главк, я само-собой, не имел ни мвлейшего предвтавления. Зато у меня был, если можно так выразиться, довольно инормированный консультант. В виде предоложившего место в убойном отделе Анатолий Викеньтьевича Познякова. Вот его-то номер я выудил из памяти и, с размаху хлопнув себя по лбу, оглянулся на окна только что покинутой квартиры.

«Ну, не добооёб ли»? — Вяло и без эмоций констатировал вполне очевидный факт я. — «Что тебе, дятлу, мешало из дома позвонить»?

Мысль о том, чтобы венуться на миг посетила мою, в кавычках, «светлую» голову. К счастью, пересилило убеждение в том, что «возвращаться плохая примета». Да и кстати попавшаяся на пути застеклённая будка телефона-автомата, направила разум в более конструктивное русло.

Нашарив в кармане полученную в виде сдачи в гастрономе мелочь, я взял с ладони двушку и, опустив её в монетоприёмник, начал накручивать диск с цифрами.

— Здравствуйте, майора Познякова позовите пожалуйста. — Вежливо попросил я какого-то мужика, снявшего трубку.

— Кто его спрашивает? — Деловито но, в общем и целом без какой-то особой неприязни, поинтересовались на другом конце провода.

— Младший лейтенант Петров. — Представился я, размышляя о том, есть ли на месте Анатолий Викеньтьевич и удобно ли будет выставить себя дурачком и расспрашивать собеседника о местонахождении Глвака, ежели по какой-то причине он отсутствует.

К счастью, старший оперуполномоченный оказался в пределах досягаемости. Правда, поймать его я ухитрился буквально в последний момент.

— Коля, ты где? — После приветствия, тут же взял быка за рога мой потенциальный и, в отличие от предложившего всего лишь пол ставки Сергеея, стопроцентный начальник.

Подняв глаза на адресную табличку ближайшего дома, я назвал координаты и тут же был перебит.

— Прекрасно! — Почти завопил в трубку Позняков. — Стой там и, — тут последовала небольшая заминка, в процессе которой Позняков, видимо, смотрел на часы, через пятнадцать минут мы за тобой заедем!

— Что-то срочное? — Моментально насторожился я.

Так как люди, служащие в таком серьёзном месте и принадлежащие к старшему офицерском составу, вряд ли будут просто так раскатывать по городу, чтобы подбросить малознакомых младших лейтенантов на ковёр к начальству.

— Смотря с какой стороны посмотреть. — Невесело засмеялся Позняков. И тут же пояснил. — Клиенту-то уже всё-равно. А вот того, кто его на тот свет отправил, нужно найти как можно скорее!

— Короче, у нас труп. — Резюмировал я, сходу причислив себя к труженикам убойного отдела.

— Правильно понимаешь. — Подтвердил Анатолий Викеньтьевич. — В общем, жди. Скоро будем!

От неча делать я принялся ходить туда-сюда, разглядывая окружающие меня дома и редких в этот неурочный час прохожих. Как понимаю, людей на улице было мало по причине рабочего дня и довольно позднего времени. Все серьёзные люди заняли свои места кто в семь, кто в восемь. А кое-кто, к числу которых, как правило, принадлежали служащие различных учреждений и контор, начинал трудиться в девять часов утра.

Как понимаю, такой разброс в графике был сделан для того, чтобы облегчить работу общественного транспорта. Который, выйди вся эта многочисленная орава на улицы города одновременно, просто бы бы не справился.

Ну или, потребовалось бы в три раза больше автобусов, троллейбусов и трамваев. И соответственное количество водителей, куда ж без них.

В общем, решение, принятое городскими властями было изящным и весьма функциональным. Заводы начинали работать в семь, стройки в восемь а конторы, клерки в которых ошибочно и самонадеянно причисляли себя к сонму, в кавычках, «начальства», соответственно, ещё на час позже.

«Ну да, логично». — Нарезая круги около телефонной будки, вяло размышлял я. — «Производство, так или иначе, невозможно без искусственного освещения. Строители же приступают с началом светового дня. Ну а люди, чей удел всю жизнь перекладывать с места на место бумажки и, на полном серьёзе, почитающих это, по большей части никчемное занятие, за настоящий труд, "гордо» начинают свою, опять же, в кавычках, «трудовую деятельность» позже всех.

Правда, у всего есть обратная сторона медали. И задерживаться в конторах и офисах им так же приходится аж до шести часов вечера.

Поймав себя на том, что душу царапнуло непривычное и, как понял, далеко не общеупотребимое, слово «офис», опять словил на краю сознания отголосок чего-то странного.

Связанного с дресс-кодом, стоящими на столах странными, похожими на раскрытые, но почему-то неправильно лежащие книги, аппаратами с цветными экранами, и называвшимися «Ноут-бук».

Следом мелькнуло, впрочем, тут же пропав, видение совсем уж маленьких девайсов — опять нездешнее слово! — размером чуть больше ладони. В которые люди непрестанно пялились. А кое-кто, действуя довольно-таки странно, прикладывал их к уху.

Но долго размышлять на тему этих фантазий у меня не получилось. Так как рядом остановились жигули и, из распахнутой дверцы на меня взглянул второй милиционер, что допрашивал в госпитале после убийства.

— Садись давай, коллега. — Хмыкнул он, приглашающе кивнув на заднее сидение. Где уже расположилась довольно таки милая девушка, вернее, даже молодая женщина лет двадцати-пяти, с уместившимся на руди фотоаппаратом. И, как только я забрался в машину, хлопнул дверцей и зачем-то кивнул сидящему за рулём Анатолию Викеньтьевичу. — Поехали!

«А то, командир сам бы не догадался»! — Про себя усмехнулся я.

Но озвучивать эту «вумную» мысль, разумеется, не стал. Отношения внутри следстственной группы, в которой я даже не на птичьих правах а, можно сказать, просто ещё никто, меня не касаются. Ну, по крайней мере, пока Позняков не утвердил это дело официально и, как понимаю, не поборолся за столь «ценного» кадра, в Главке.

«А ведь неплохо таки получилось». — С еврейской интонацией подумал я. — «Проспал, а тут, как по заказу, и отмазка подоспела. Причём железобетонная и которую примет во внимание любое начальство среднего уровня».

«Почему не рассчитывал предстать пред очами руководителей более высокого ранга»? — Спросите вы.

Так не того полёта птица только что приехавший в Свердловск младший лейтенант, чтобы большие люди тратили на него своё драгоценное время.

В общем, всё сложилось как нельзя лучше. И это убийство, произошло прямо-таки «в масть».

Грешно, конечно, думать о ужасном происшествии подобным образом. Но, как ни крути, этого, ну или как вариант «эту», бедолагу я не знал. А своя задница, как известно, завсегда ближе к телу.

— Прибыли. — Констатировал совсем не очевидный факт Анатолий Викеньтьевич, когда мы подъехали к каким-то невнятным строениям, идентифицировать которые я затруднился. — Вон в том проходе обнаружили тело.

Охранявший место происшествия мужчина лет тридцати пяти в капитанскими погонами, за руку поздоровался с обоими старшими нашей группы, приветливо и улыбнулся девушке с фотоаппаратом. А затем мазнул удивлённым взглядом по моей, явно выбивающейся из его мировосприятия, фигуре, вопросительно посмотрев на Позднякова.

— Младший лейтенант Петров. — Поняв безмолвный вопрос, представили меня тот. — Не могу пока сказать ничего определённого. Но, похоже, в нашем деле шарит, и довольно-таки неплохо. Ну или, по крайней мере, через пару-тройку лет станет если не асом, то очень крепким профессионалом.

Подивившись столь лестной характеристике, мимоходом отметил, что слова Анатолия Викеньтьевича чем-то задели другого мужчину из следственной группы. Имя которого, несмотря на уже вторую нашу встречу, я до сих пор не услышал.

Ну а девушка, бывшая, как понял, экспертом-криминалистом, в очередной раз стрельнула в меня лукавыми любопытными глазками и, поспешно отвернувшись, сделала вид, что сказанное начальником ей совершенно не интересно.

— Участковый инспектор Капитан Прямоходов. — Сунул мне ладонь мужчина. И, тут же позабыв о моём существовании, спросил. — Сразу пойдём, или подождём кинолога?

— Думаю, натоптать там и без нас успели. — Недобро усмехнувшись, кивнул Анатолий Викеньтьевич на начавшуюсобираться небольшую толпу. — Так что, считаю, пара-тройка минут ничего не решит. Лучше уж пусть собака сразу понюхает. Сомневаюсь, само-собой. Но в таких делах лучше следовать протоколу.

Желтая милицейская «канарейка» прибыла буквально через три с половиной минуты, в течении которых так и не назвавший мне своего имени, сидевший рядом с Позняковым мужчина пытался подбить клинья к нашему эксперту-криминалисту. И, судя по недовольно сморщенному личику последней, делал это далеко не в в первый раз и, как понимаю, без особого успеха.

Девушка же не переставала стрелять в меня глазками, вызывая чувство дискомфорта и навевая вполне резонные опасения, что приятельских отношений, между мной и активно подкатывающим к ней типом, явно не будет.

«Женщины, бля»! — Отстранённо и философически подумал я. — «Как вы, скажите пожалуйста, ухитряетесь одним лишь фактом своего присутствия, вносить хаос и разрушение в, при других обстоятельствах, могущую быть вполне спаянной, команду мужчин»?

Хотя, если разобраться, то дело было не этой, не то, чтобы совсем уж роковой, но, надо отдать должное, всё-таки, красавице. Дело в инстинктах и низменной человеческой натуре. Любому половозрелому самцу требуется самка для продолжения рода. И он, помимо воли агрится (опять непривычное слово!) на возможны конкурентов и, без видимой причины, проявляет агрессию.

Женщина же, в свою очередь, руководствуясь один Создатель ведает, какими критериями, зачастую смотрит совсем в другую сторону. В данном конкретно случае, к сожалению, в мою.

«Не было печали, так в следственной группе есть молодая симпатичная девушка». — Невесело подумал я.

И, похоже, основанная на подсознательной ревности, неприязнь у второго опера, разрастается и становится больше.

«Да и хрен с вами»… — Отстранённо подумал я. — «Ну, подумаешь… Не вписался в „дружный“, в кавычках, и весьма условно „спаянный“, коллетктив. В крайнем случае, пойду в участковые. Судя по довольно-таки спокойному виду Прямоходова, место, не то чтоб совсем уже сытное но — жить можно».

Тем временем задняя дверца милицейского козлика распахнулась и на землю, неторопливо и важно, вылезла огроная овчарка. За которой, крепко держа её за прикреплённый к ошейнику поводок, плавно выскользнула её хозяйка. Оказавшаяся стройной и миловидной девушкой, чуть помладше нашего эксперта-криминалиста и с погонами младшего лейтенанта.

— Всё хорошеешь, Аллочка! — Тут же, переключив внимание с предмета навязчивых ухаживаний, распушал хвост доморощенный Казанова.

— Здравствуйте, мальчики! Привет, Майя! — Поздоровалась вновь прибывшая. И, вежливо кивнув и улыбнувшись участковому, поинтересовалась. — Сильно натоптали?

При этом в её голосе прозвучала какая-то устало-дежурная обречённость. Впрочем, предаваться униныю она не захотела и, присев и погладив собаку по холке, что-то прошептала её в точащее ухо. А затем, сняв намодник, повела к месту происшествия.

— Ищи, Барс, ищи! — На грани слышимости различил я.

И, следуя зв всеми, поплёлся за приступившей к работе кинологом.

Пройдя буквально три шага и свернув за угол, мы увидели лежащую в узком и, судя по всему, не так часто используемом проходе между двумя строениями, телу женщины. Облачённому в сшитое из довольно-таки дорогой ткани пальто и высоких, тщательно подобранных в тон, серых сапогах на молнии.

Оно лежало лицом вниз но по деталям одежды и средней полноте, можно было предположить, что лет ей около пятидесяти или где-то рядом. Затылок был в крови, а недалеко валялась, видимо, отлетевшая во время нападения, шляпка.

Барс же, едва-едва сунувшишсь к убитой, тут же громко чихнул и, отчаянно и жалобно заскулив, как-то по-человечески виновато взглянул на вмиг поникшую Аллочку. Мол, извини, хозяйка. Тут я бессилен.

— Какой-то гадостью посыпали. — Тут же пояснила несостоятельность своего питомца девушка. И, отойдя с собакой в сторону, присела и начала что-то нашёптывать в ухо любимцу.

«Не переживай, мой хороший». — Из чистого любопытства напрягая слух, вполне отчётливо различил я. — Знаю, носику больно. Но всё пройдёт. А, как приедем в питомник, я дам тебе во-о-о-т такой кусок мяса".

При этом она развела ладони сантиметров на тридцать и — клянусь Создателем! — на морде собакена проступилоо донельзя довольное выражение.

«Ну, а чё… Нормально так». — Невольно улыбнулся я. — «Работать почти не надо. Понюхал, чихнул для приличия пару раз. И, изобразив на фейсе обиженно-страдальческую гримаску, заслужил награду».

Майя, тем временем, вовсю щёлкала фотоаппаратом и, минут через десять, доложила.

— Я закончила. Можно приступать к осмотру места происшествия.

Она отошла к Аллочке и обе девушки принялись щебетать о своём, о женском. При этом время от времени поглядвая в мою сторону и почему-то хихикая. Правда, долго заморачиваться по этому поводу у меня не получилось, так как Позняков, уже припахал вашего покорного слугу к работе.

— Петров, дуй сюда! — Скомандовал он, подзывая взмахом руки.

— Уже пришёл. — Доложил я и, беспомощно огляделся вокруг.

Умом понимая, что от меня ждут, если не чуда то чего-то очень и очень близкого к этому, я очумело крутил головой из стороны в сторону и чувствовал себя полным и совершеннейшим идиотом.

«Во вляпался, бля»! — С тоской думал я. — «Не-е, после сегодняшнего позора, меня явно ждёт стезя участкового».

Ну да, и хрен с ним! Подумаешь, не оправдал ожиданий…

И тут, вопреки моим пораженческим мыслям, в голове стрельнула довольно-таки ощутимая боль. Толком не понимая, что делаю, я закрутил бестолковкой туда-сюда и, через пяток секунд, эмпирическим, то есть опытным путём, выяснил, что смотреть надобно в строго определённом направлении.

В общем, когда я пялился не туда, куда нужно, что-то, — наверное мозг! — наказал сам себя и, заодно непутёвого хозяина болью. Ну а, ежели взор устремлялся в правильную точку, вызывающие дискомфорт неприятные ощущения исчезали, даря поистине неземное блаженство.

Однако, долго заниматься садо-мазохизмом и кайфовать мне не дали. Анатолий Викеньтевич взял быка за рога и задал вполне конкретный вопрос.

— Ну что? Какие имеются соображения?

Квазиживой организм был доволен. Наконец-то, им с носителем подвернулся случай, как следует показать себя. И, хотя хозяин явно находился в ратерянности, всё было не так уж и плохо. Вернее даже, можно сказать, хорошо.

Собака не смогла взять след? Прекрасно! Нос их общего тела обладает ничуть не худшей чувствительностью. А заново распакованная и установленная на подкорку сканирующая программа уже работала, выявляя невидимые для остальных, мелкие детали.

Ультразвуковая волна, сантиметр за сантиметром исследовала почву вокруг тела убитой. И, вполе закономерно, с её помощью симбиот обнаружил втоптанное в грязь, и поэтому никем не замеченное, ювелирное украшение.

Дело было за малым. Хотя, в нынешней ситуации, тоже представляло определённые трудности. Ведь ещё неделю назад они с реципиентом представляли собой единое целое. Его мозг воспринимал биопроцессор как часть себя. И совместные решения выкристаллизовались практически мгновенно.

Но, из-за проклятой травмы, лишивший их всех коммуникаций, контакт был прерван и квазиживому организму не осталось ничего, кроме действовать поистине варварскими методами.

Напрягаясь изо всех сил, и отчаянно переживая, что помимо воли приходится наносить вред их общему телу, он сгенерирова сильный болевой импульс, заставив носителя застонать. А затем, убедившись, что эта беспрецендентная схема работает, начал управлять им, словно собакой Павлова.

Если бы у симбиота были хоть какие-то чувства он, несомненно, испытал бы стыд. Ну а, так как эмоции были только у хозяина, он просто подсчитывал наносимый телу урон, тут же переводя его в секунды и минуты их общей, хоть и довольно-таки продолжительной но, всё-же конечной, жизни.

Ресурс, не то чтобы невосполнимый. Но терять уходящую словно в пропасть энергию, было до жути жалко. Так что, когда хозяин, наконец, сообразил, что с него требуется, биопроцессор прекратил пытки и снова замер в ожидании.

Глава 24

— Вот! — Поковыряв носком ботинка рыхлую землю, я нагнулся и поднял блеснувшее золотое колечко я. — Думаю, это имеет отношение к делу.

— Ну ты, бля, младшОй даёшь! — Позабыв недавнюю перманентную ревность, с лёгкой примесью восхищения выдохнул мой безымянный старший товарищ. — Как увидел только?

— Свежий взгляд. — Тут же поспешил объяснить мой феномен Анатолий Викеньтьевич. И сразу же начал вдаваться в подробности. — У нас у всех глаз замылен. А юноша только-только со школьной скамьи. Мыслит не шаблонно и, поэтому, проявляет вполне закономерное любопытство.

— Молодец, малОй! — Панибратски хлопнул меня по плечу следак. И, взяв у меня сверкнувшую на солнце побрякушку, сам себя спросил. — Только, что нам это даёт?

— А ведь его не сняли с трупа. — Подал голос я, присаживаясь на корточки и поочерёдно поднимая обе руки убитой. — Смотрите, все украшения на месте. И никаких следов, что вот это, — тут я кивнул на свою недавнюю находку, — было надето у неё на пальцах, нет.

— Значит, несла с собой. — Тут же выдвинул вполне себе рабочую версию Анатолий Викеньтьевич.

— Кстати, обязательной женской сумочки тоже нет. — Подал голос коллега.

И мы все дружно принялись оглядываться в поисках этого, необходимого каждой уважающей себя представительнице прекрасного пола, предмета.

И, поскольку в пределах видимости ничего не обнаружили, действуя строго по шаблону, посмотрели на крышу стоявшего рядом строения. Высотой оно было приблизительно пять метров. Что делало осмотр крыши довольно-таки проблематичным.

— Думаешь, там? — С сомнением спросил у напарника Анатолий Викеньтьевич.

— В большинстве случаев грабители спешат как можно скорее избавиться от улик. — Пожимая плечами озвучил прописную истину следак. И, переведя взгляд на участкового, безо всякой надежды полюбопытствовал. — Лексеич, лестница есть?

— Где я вам, бля, лестницу возьму? — Искренне удивился капитан. И, с досадой махнув рукой и отвернувшись, тихо, но довольно-таки эмоционально, прогундосил. — Шерлоки Холмсы, бля!

Таким вот незатейливым образом выражая возмущение завышенными ожиданиями старшего товарища.

— Да ладно! Так справимся! — Беззаботно заявил я.

И, быстро сняв пальто и, кое-как сложив и устроив его возле построенной из серого кирпича стенки, подошёл к расположенному над дверью бетонному козырьку, крытому рубероидом.

Безусловно, для нормального человека пять метров — высота практически непреодолимая. Без «спецсредств», естественно. Которых у нас под рукой, по вполне понятной причине, не имелось. Ну, не укомплектованы оперативно-следственные группы такой необходимой в дознании вещью, как высоченная лестница.

Но, если разделить «маршрут» на отрезки, высотой, приблизительно в два и три метра то, в общем и целом, в этом нет ничего сложного.

Я подпрыгнул и, ухватившись пальцами за край навеса, легко подтянулся и забрался на козырёк. А затем, немного размяв руки и, как и положено в таких случаях, набрав полную грудь воздуха, присел и, изо всех сил оттолкнувшись ногами, взвился вверх.

Раскрытые ладони ожидаемо легли на шершавый, немного поросший мхом цемент парапета. А я, сделав вход силой, в мгновенье ока оказался на крыше. И тут же увидел раскрытую дамскую сумочку, рядом с которой валялись разные мелочи, вроде пудреницы, помады и расчёски.

«Странно, что преступник не высыпал это барахло внизу». — Отстранённо подумал я.

Хотя, если он знал, что именно брать то, скорее всего, просто изъял искомое а затем, избавляясь от ненужной улики, быстро забросил вещьдок на кровлю. Так что, вряд ли можно надеяться на оставленные на предметах отпечатки пальцев. Но, тем не менее, я наклонился и попросил.

— Майя, вы не могли бы передать мне свой фотоаппарат?

— И как, по вашему, это будет выглядеть? — С ярко выраженным сарказмом, ехидно полюбопытствовала она. — Мне вам его бросить, что ли?

В принципе, ничего сверхсложного в этой простейшей операции я не видел. Но, представив сие действие в исполнении хрупкой девушки, я невольно улыбнулся и, спрыгнув сначала на козырёк а потом на землю, протянул руку. — Давайте!

А затем, уже привычным и проторенным путём, снова оказался на крыше.

— И где их только таких делают? — Удивлённо обернулся к майору ошарашенный следак.

— Говорил же тебе, толковый малый. — Скупо усмехнулся Анатолий Викеньтьевич. — К тому же, как позавчера обсуждали, на хорошем счету у большого начальства.

А две девушки, вытаращив глаза и в восхищении раскрыв рты, с восторгом смотрели на вытворяемые этим непосредственным мальчишкой акробатические трюки. И, при этом, обе почувствовали лёгкое возбуждающее тепло внизу живота.

Я запечатлел найденные улики, а затем, подобрав обломок какой-то веточки, аккуратно, стараясь не касаться предметов, по очереди затолкал их в сумку. Бесспорно, вряд ли преступник оставил на них свои отпечатки пальцев. Но и наследить лишний раз, добавляя работы нашему прекрасному криминалисту и всему их отделу, было не хорошо.

Когда последняя мелочь, вроде бы, это была расчёска, оказалась в сумочке, я натянул рукав пиджака на ладонь и, взяв за ручки, повесил её на сгиб локтя.

Окинув с высоты строения окрестности, отметил всё увеличивающуюся кучку народа. До громкого звания «толпы» она, пока ещё, не дотягивала. Но, надо сказать, что людей прибавилось изрядно.

«Как так»? — С недоумённым интересом подумал я. — «Интернета вроде как нет. Сотовой связи тоже. Тогда откуда? Как, скажите на милость, люди узнают такие горячие новости? Которыми, кстати, забивать головы им совсем не обязательно».

Ту на секунду я впал в прострацию, так как при мыслях про международную сеть и загадочную «мобильную связь» что-то забрезжило на краю сознания. И, как всегда, в подобных случаях, смутные образы ускользнули, оставив после себя странную и неведомую тоску.

Я ещё раз мазнул взглядом по активно перешёптывающейся куче народа, мимоходом отметив, что, несмотря на довольно-таки большое расстояние, при желании, наверное, мог бы услышать, о чём говорит каждый. И, хотя, в принципе, физически это было невозможно, твёрдое убеждение почему-то присутствовало. Вопреки логики и здравому смыслу.

Почти отвернувшись и собираясь спуститься вниз, вдруг почувствовал дискомфорт. И это ещё мягко сказано!

Так как в голове снова стельную болью. Наученный горьким опытом, в этот раз я не стал игнорировать столь явные знаки, подаваемые моей безжалостной интуицией, и начал пристально вглядываться в каждого индивидуума по отдельности.

Было их человек тридцать. Точнее, тридцать два. И — вы только подумайте! — садист, сидящий в моём мозгу, сделал укол боли ровно на один раз меньше. То есть, отсеял тридцать одну особь, и только лишь для того, чтобы сконцентрировать моё внимание на невзрачном мужчине, суетящегося между разными группками людей и выглядевшего явно взволнованным.

«А ведь преступника всегда тянет на место совершения злодеяния». — Запоздало подумал я. — «Может, этот хмурый тип и есть тот, кто нам нужен»?

По правде сказать, на матёрого убийцу, хлипкий мужичёнка походил очень и очень слабо. Даже, скорее, совсем не был похож. Эдакий мелкий клерк, в совершенно обыденной, такой же, как и у всех окружающих, одежде и вполне себе заурядной внешности.

Но, игнорировать сидящего внутри палача, зарабатывая мигрень на ровном месте, было бы просто глупо. И, поэтому, план дальнейших действий сформировался сам собой, и помимо моей воли.

В общем, попробуйте догадаться сами…

Правильно, я снова спустился на землю. При этом усилием воли поборов желание устроить небольшое шоу, сделав сальто вперёд с промежуточной точки. С козырька, то есть.

Хотя, не стану скрывать, очень хотелось пофорсить перед девчёнками. Но, здраво рассудив, что сейчас не время и не место для мелкого выпендрёжа я, как уже сказал, мужественно и, как и положено солидному и взрослому человеку, носящему погоны с ма-а-аленькой такой, одинокой звёздочкой, преодолел свербящее в жопе мальчишество и приземлился чинно и благородно. Если, конечно, лазание по крышам и прыжки с козырьков, вообще можно соотнести с таким пафосным определением.

— Держите. — Протянул я Майе трофей и возвращая фотоаппарат. И, предвосхищая неизбежные в таких случаях вопросы, заверил. — Руками ничего не трогал. Все предметы затолкал внутрь прутиком, а за ручки брал рукавом пиджака.

— Умница и молодец. — Заулыбалась та. — Хороший мальчик!

Я растянул губы в ответ, мимоходом отметив, что второй, так до сих пор и не представившийся мужчина из следственной группы, при этом недовольно скривился.

«Бля»! — Со злостью подумал я. — «Да, неужели, из-за такой мелочи, как женское непостоянство, я не впишусь в эту, уже начинавшуюся мне нравиться и, в общем и целом замечательную, команду»?

Правда, как выйти из этой дурацкой ситуации, я пока что не представлял, от слова «совсем».

Нахамить Майе, чтобы доказать этому придурковатому Отелло что мне на её пофиг? Не, не вариант. Так как лучше иметь в недоброжелателях десяток злобных мужиков, чем одну оскорблённую женщину.

Продолжать в том же духе? Так эта красавица так и будет стрелять в меня глазками. Даже просто для того, чтобы проверить «убийственную» силу своих женских чар и лишний раз убедиться в том, что она «самая-самая». В общем, дилемма, мать её итти. Хотя, надо признаться, не такая уж и не разрешимая.

Просто приглашу на свидание Верочку и, как-бы невзначай, продемонстрирую этому дружному коллективу. Мелькнула но, тут же пропала идея, вместо Веры воспользоваться интересом ко мне замечательного и прекрасного кинолога. Но, по зрелому размышлению, выбросил эту непродуктивную мысль из головы.

Только женских склок и взаимной неприязни мне не хватало. Дружат девочки — вот и флаг им в руки. Пусть, лучше против недосягаемой для них Веры дружат, чем враждуют между собой. Причём, по совершенно надуманному поводу, который даже выеденного яйца не стоит.

Это я не про себя, если что. А исключительно про своё отношение к обеим красавицам. Милые они девочки но, рассматривать в качестве подруг тех, с кем вместе работаешь, это, знаете ли, даже с «высоты» моих малых лет, представляется верхом идиотизма.

Все эти размышления заняли секунд тридцать и, вежливо поулыбавшись, я повернулся к руководителю.

— Анатолий Викеньтьевич… — Не зная, как начать, осторожно промямлил я.

— Ну, не смущайся, Коля! — Приободрил он меня. — Если есть, что сказать — говори смело!

— Да понимаете… — Снова залепетал я. — Там, в толпе, один тип подозрительный…

— Ну-ка, ну-ка. — Встал в стойку старший оперуполномоченный. — Что за кадр? И чем он привлёк твоё внимание?

— Суетится, дёргается. — Осмелевший и приободрённый благосклонностью начальства, уже уверенней продолжил я. — И вообще, ведёт себя совершенно не так, как остальные.

— Как это, «не так»? — Явно выделив голосом два последних слова, с лёгким, и даже немного язвительным, недоумением поинтересовался «Отелло».

— Ну, понимаете… — Остальным, как бы по барабану. — Не зная, как ещё выразить свои мысли, перешёл на простонародный язык я. — А этот… Словно хочет немедленно убежать и, в то же время, что-то его здесь держит.

— Похоже, наш клиент! — С победной уверенностью, тихо вскликнул Анатолий Викеньтьевич. Впрочем, тут же осадив себя и, поплевав через левое плечё. — Хотя, тьфу-тьфу-тьфу, пока что ещё не факт!

— Так что, будем брать? — Словно гончая, почуявшая добычу, недобро осклабился «Отелло».

— Ага, прямо сред толпы народа. — Иронично зыркнул на него майор. — Чтобы потом город переполнился слухами, что «менты работать не могут, а, вместо того, чтобы искать убийц, хватают первого попавшегося под руку».

— Так ведь, съебётся сука! — Позабыв о высоком звании офицера советской милиции, ещё более простецки, чем я, выразился «Отелло». — Ищи его потом, козла безрогого!

— Спокойно, Василий, спокойно. — Осадил младшего коллегу Анатолий Викеньтьевич. — Мы сейчас девочек и подключим.

«Ага, значит ревнивца зовут Василий». — Довольно отметил про себя я.

Одновременно убедившись в том, что не нужно торопить события и пытаться всё выяснить сразу. Как говорится, «всё приходит вовремя, к тому, кто умеет ждать». Вот, не лез я с расспросами и, полегонечку, помаленечку, про себя всё выяснил. А теперь и имя невежливого будущего коллеги узнал.

Тем временем, старший следователь пошептался с девочками и, коротко взглянув на меня, кивком подозвал к их маленькому консилиуму.

— Коль, покажешь нашим красавицам того мужика. — Приказал он. И, окинув меня критическим взглядом, закончил. — Да и сам держись неподалёку.

— Может, тогда Аллу не надо. — Посмотрев на стройную фигурку в милицейской форме, заметил я. И, увидев что моё предложение вызвало недовольную гримаску на милом девичьем личике, поспешил объясниться. — Алла в форме. А это может спугнуть клиента.

— Логично. — Согласился Анатолий Викеньтьевич. И, обращаясь уже к одной Майе, сказал. — В общем, Коля обозначает кадра. А ты, умница, приглашаешь его в качестве свидетеля и понятого.

— Считаете, поверит? — Засомневалась та, задумчиво теребя прядку волос.

— Почему нет? — Удивился старший оперуполномоченный. — Помогать органам — обязанность каждого советского человека. — Словно с трибуны выдал он попахивающую казёщиной фразу. — Ну а, если откажется, или выдаст себя ещё каким-либо образом, значит — точно виновен!

Мило улыбнувшись друг другу, что, опять таки, вызвало недовольство Василия и Аллы, мы медленно и неторопливо подошли к негромко гомонящей группке людей и я, указав глазами на интересующего нас типа, тихо прошептал.

— Вон он. — В коричневых брюках и чёрном пальто.

— Ага, вижу. — Кивком подтвердила Майя и, словно невзначай, приблизилась к предполагаемому убийце. — Здравствуйте, эксперт-криминалист оперативно-следственной группы Майя Владимировна Смирнова. — Вежливо преставилась она. — Вы не могли бы помочь нам в качестве понятого?

Окружающие тут же обратили своё пристальное внимание на эту сцену. Навострив ушки и явно ожидая продолжения. Но, с советами и замечаниями, по вполне понятной причине, никто не лез. Люди просто молча ждали продолжения, настороженно глядя на участников этого маленького шоу.

— Но, почему я? — Побледнел и засуетился мужчина. Тут же попытавшись соскочить с крючка. — Вон, смотрите, сколько вокруг народа!

— Вы отказываетесь помочь следствию? — Выгнув бровь, удивлённо-напористо поинтересовалась Майя. И, немного надавливая голосом, вытащила маленький блокнотик и карандаш. — Фамилия, Имя и место работы?

Видимо, авторитет советской милиции был очень велик. Так как мужик сразу поник и, вжав голову в плечи, моментально сдался.

— Ну, зачем сразу так. — Залебезил он, нервно оглядываясь на испуганно подавшуюся назад толпу. — Я согласен.

— Это займёт совсем немного времени. — Сразу же превратившись из строгой государственной чиновницы в милую и внешне безобидную девушку, успокаивающе проворковала Майя. — Пойдёмте.

«Ага, от десяти до пятнадцати». — Про себя усмехнулся я.

Так как что-то в поведении субъекта окончательно убедило меня в его полной и безоговорочной виновности. Как-то уж очень странно он себя вёл. Дёргался, потел и вообще, если можно так выразиться, источал «запах страха».

Под внимательными и настороженным взглядами раздавшейся в обе стороны, и образовавшей широкий коридор, толпы мы прошли к остальным и, едва увидев тело, мужчина вдруг разрыдался.

«Прости, Люмила, я не хотел». — На грани слышимости различил я.

Обернувшись, я внимательно вгляделся в лица остальных членов следственной группы. Но, судя по их безмятежному виду, никто ничего не понял.

«Галлюцинация»? — Удивлённо подумал я.

Но, заставивший непроизвольно дёрнуться, укол боли, напрочь опроверг мои смутные сомнения. Тихий шёпот я интерпретировал правильно. Оставалось лишь как-то получить признание. Что представлялось довольно-таки проблематичным.

Ну, не силой же выбивать, в самом деле!

Хотя, честно сказать, что, ежели бы передо мной был обычный такой, бритый наголо и весь в татуировках урка, то сомнения бы отпали сами-собой. Без зазрения совести я бы прибёг к пыткам. Так как искренне убеждён в том, что мир без подобных особей станет только чище.

Но вот бить это, тихо всхлипывающее и размазывающее по лицу сопли зачуханное чмо было… неправильно, что ли. В общем, под внимательными взглядами нашей следственной группы, мужчинка немного пришёл в себя и, вытерев рукавом лицо, вспомнил про носовой платок. В который, вытащив его из бокового кармана, и высморкался.

— Чего это вы так расчувствовались, уважаемый? — С иезуитскими интонациями поинтересовался Анатолий Викеньтьевич. — Или потерпевшая вам знакома?

— Это Людмила Силаньтевна Грибина. — Не стал отпираться, теперь уже подозреваемый. — Директор нашего ювелирного магазина.

Глава 25

— Значит, с убитой вы были знакомы? — Бросив одобрительный взгляд на меня, утвердительно произнёс старший оперуполномоченный. — И, какие, скажите пожалуйста, были у вас отношения?

— Служебные. — Так, словно его ударили по лицу, дёрнулся мужичёнка. И, для верности, повтори. — Исключительно служебные.

— Служебные, значит. — В задумчивости потеребив мочку уха, пробормотал Анатолий Викеньтьевич. Впрочем, тут же снова обратив внимание на фигуранта и поинтересовавшись. — Кстати, как вас звать-величать и вообще… Кем работаете, где трудитесь?

— Работаю оценщиком в том же магазине, которым руководила Людмила Силаньтьевна. — Окончательно взяв себя в руки, информировал нас субъект. — А зовут меня Павел Петрович Агишев.

Свою фамилию он произнёс с ударением на первую букву. Что, как по мне, в общем и целом, совершенно не добавило ей благозвучности.

— Агишев, значитца. — С интересом взглянул на Павла Петровича майор. И, как будто эта здравая мысль только что пришла ему в голову, с воодушевлением предложил. — А, поедемте вы к нам, уважаемый! Попьём чайку и, заодно, расскажете, кто и за что ненавидел несчастную директора ювелирного магазина.

— З-зачем к вам? — Насторожился Агишев. — Я и здесь могу на все вопросы ответить.

— Ну, зачем же? — Не притворно удивился Анатолий Викеньтьевич. — Здесь совсем не та обстановка, чтобы записывать ваши ценные показания. Да и за телом вон, уже прибыли.

К месту происшествия и, в само деле, уже подъехала машина скорой помощи. Из которой вышли два дюжих молодца, облачённый в довольно-таки несвежие, бывшие когда-то, очень и очень давно белыми, халаты. Из чего я тут же пришёл в выводу, что к здравоохранению эти парни имеют весьма опосредованное отношение. И, скорее всего, являются работниками морга.

Погрузив труп на заляпанные чем-то бурым носилки, они затолкали их в машину и, не обмолвившись ни с кем словом, молча отбыли восвояси. Ну а мы, теперь уже впятером, забрались в потрёпанные жизнью и своеобразными, и полными всевозможных сюрпризов российскими дорогами, жигули Анатолий Викеньтьевича и, как понимаю, поехали в этот загадочный и, для большинства обывателей овеянный ореолом страшной и жуткой тайны, убойный отдел.

Который, как выяснилось после прибытия, представлял из себя три вполне обычных кабинета, обставленных довольно-таки обшарпанной мебелью.

Я невольно закрутил головой, в поисках хоть какого-нибудь завалящего компьютера. Тут же, словив себя на мысли, что толком не понимаю, что значит это слово. Правда, на краю сознания витали какие-то смутные образы маленьких таких телевизоров. Стоящих на столах и, почему-то не отделанных лакированными деревянными панелями, а будущие цельными корпусами из светлого желтоватого пластика.

«Бред сивой кобылы, бля»! — Как следует потряся бестолковкой, поспешил сбросить я наваждение. — «Какие тебе, нахуй, „компьтеры“? Ты смотри, Коля, поосторожней со всякими дурацкими фантазиями! А то ведь, так и в дурку загреметь недолго»!

Строгая отповедь самому себе привела к тому, что я окончательно вернулся к действительности. И, поскольку в данный конкретный момент в моём присутствии не было острой необходимости, потихоньку выбрался обратно в коридор. Чтобы занятья поисками туалета.

«Следствие — следствием, а отлить мужику надо». — Хехекнул я, пуская в фаянсовый писсуар тугую струю.

«Да и пожрать чего-нибудь не мешает»! — Тут же подтвердил насущные потребности организма, недовольно заурчавший желудок.

И, здраво рассудив, что не слишком стойкого к жизненным невзгодам Агишина расколют и без моей помощи, я отправился бродить по этажам и коридорам в поисках столовой. Которые, в общем-то, надолго не затянулись, так как буквально через пару минут я наткнулся на Аллочку.

— Что ищешь? — Тут же, кокетливо сверкнув глазками, поинтересовалась она.

— Да, пожрать бы… — Не стал накручивать интригу и делать тайны из своих намерений я.

— Так это на первом этаже. — Тут же заулыбалась девушка. — В левом крыле. — И, тут же предложила свою помощь. — Пойдём, я как-раз, тоже пообедать собиралась!

Мы добрались до храма общественного питания и, окутываемые вкусными и аппетитными запахами, взяв сделанные из коричневого плексигласа подносы, встали в очередь. В общем и целом тот, кто видел одну советскую столовую, видел их все. Ассортимент тоже не поражал какими-то особыми изысками «французской» или — упаси Создатель! — «еврейской» кухни.

Но всё было вкусно, дёшево и, главное, очень и очень питательно. Что для молодого, совсем недавно перенёсшего тяжёлую травму и активно выздоравливающего организма было наиболее важным.

Явно следящая за фигурой Алла взяла два, сваренных вкрутую яйца, пол стакана сметаны и овощной салатик. Ну и, компот, естественно. Куда ж без этого! Ну а, ваш покорный слуга, пользуясь случаем, навернул по полной!

Тарелку наваристого борща, два шницеля с двойной-же порцией картофельного пюре. А так же целый стакан сметаны, две булочки и ажно три компота!

Гулять, так гулять, как говориться! К тому же, мне ещё предстоит рандеву с начальством. Вполне возможно, а, скорее всего, наиболее вероятно, сопровождаемое неизменным нагоняем за опоздание и получением значительной порции пиздюлей. То есть, простите, выговора в устной форме, строго указывающего на недопустимость подобного поведения.

В общем, эдакий мини-стресс. От которого — и это всем известно! — само лучшее средство, это вкусно и обильно пожрать!

Правда, есть мнение, что душевные волнения хорошо бы, вдобавок, залить водкой. Но, совершенно не испытывая тяги к спиртному, я предпочёл более полезные для здоровья, и проверенные временем, действия.

— Куда в тебя столько лезет? — Непосредственно удивилась Аллочка. — Вроде, худой-худой, а ешь как Гаргантюа а Пантагрюэлем!

Кто такие эти «Гаргантюа и Пантагрюэль» я, как вы понимаете, не помнил. Но заострять внимание на своей, так успешно скрываемой от общественности амнезии, благоразумно не стал. И так ясно, что какие-то киношно-книжные персонажи, чьи имена стали нарицательными в связи с их безудержным обжорством.

— Всю ночь не спал. — Попытался объяснить я свой неумеренный, с точки зрения этой милой и привлекательной девушки, аппетит.

— Ты бы с девушкой? — Вмиг насупившись, обличительно уставилась на меня Алла.

— Фиг там. — Беззаботно опроверг эти наглые инсинуации я. — И, совершенно забыв о скромности, а так же о том, что «болтун — находка для шпиона», ляпнул. — Песни записывал.

— На магнитофон, что ли? — Заинтересованно вскинула тонкие бровки красавица. И тут же, с милой и ненавязчивой непосредственностью, стала напрашиваться в гости. — А можно послушать?

— Да не-е, на бумагу?

— А-а… — Разочарованно протянула Алла. — Так у тебя есть песенник… И ты из этих… Которые любят бренчать на гитарах…

— Ну, можно сказать и так. — Не желая вдаваться в подробности и прослыть балаболом и хвастунишкой, покладисто согласился я.

— Ой, обожаю парней, которые умеют играть на гитаре и хорошо поют. — Видимо, что-то щёлкнуло в хорошенькой девичьей головке, раз она за секунду переменила своё мнение о «бренчащих на гитарах». — А где можно послушать?

— В Доме Офицеров. — Понимая что иначе отделаться от непоседливой девчёнки вряд ли получится, проклял себя за длинный язык я. — Там организовывают Вокально-Инструментальный Ансамбль.

— Гонишь! — Изумилась Аллочка. — В ДОфе никогда ничего, кроме духового оркестра не было!

— Теперь будет. — Понимая, что окончательно спалился, еле слышно пробормотал я. И, желая поскорее закрыть неприятную, по крайней мере для меня, тему, еле слышно пролепетал. — Вот, отшлифуем программу, и милости просим.

— Ой! — Тут же наивно захлопала ресницами кокетка. — А на репетиции побывать можно?

— Нет! — Коротко и ясно, а так же безапелляционно и недвусмысленно, отрезал я. — И, чтобы немного смягчить отказ, извиняюще улыбнулся. — Понимаешь, наш руководитель… Сергей Петрович Синельников, вряд ли одобрит, если я начну приглашать посторонних. И, видя что на глазах явно раскатавшей губу девчёнки начали наворачиваться слёзы, пообещал. — Зато будем ждать тебя на первых же танцах!

— Танцы я люблю. — Тут же посветлела лицом и сменила гнев на милость Алла. И, взглянув на надетые на левое запястье часики, засобиралась. — Ой, побегу! Ещё Барса покормить надо. Да шерсть вычесать. Он это любит!

Изобразив воздушный поцелуй и подхватив со стола поднос, непоседливая любительница танцев и штатный кинолог Свердловского ГУВД наконец, умчалась. А я, меланхолично прикончив третий и последний стакан компота, выгреб ложкой вкуснющие сухофрукты и задумался о том, красиво ли будет обратиться к Познякову с просьбой, отмазать меня перед кадровиком.

И, в общем и целом, по всему выходило, что «да». Ведь, хотя проспал я по собственной дурости но, как ни крути, а помощь следствию оказал. И, как подозреваю, весьма и весьма существенную. Нет, конечно же, это нехитрое дело так или иначе раскрутили бы и без моей помощи. Но, раз уж впрягся и, пусть и невольно, но, всё-таки поучаствовал, то имею полное право рассчитывать на кое-какие плюшки.

С этими, безо всякого сомнения, позитивными и, я бы даже сказал, продуктивными мыслями, я и направился обратно в убойный отдел. Тихонько постучавшись и услышав, не очень-то и довольное «войдите», обнаружил всё тут-же, оставленную тридцать минут назад, «картину маслом».

Двух оперуполномоченных и скукожившегося на стуле подозреваемого. Как и положено уважающим себя работникам правоохранительных органов, действовал они «по классике». То есть, один был добрым следователем, амплуа которого, как понимаю, отыгрывал Анатолий Викеньтьевич. Ну и, соответственно, «злым» был Василий.

— Что вас связывало с убитой? — Подозреваю, что в который уже раз, мягко спрашивал Позняков.

— Я же вам десять раз повторил, что мы вместе работали. — На грани приличий буркнул, почти огрызнулся, Агишев. — И между нами были исключительно деловые отношения.

«Ну да, настолько деловые, что тюкнул начальницу по кумполу, и пригрёб золотишко». — Невесело усмехнулся я про себя.

Но встревать в отлаженный механизм допроса, по вполне понятным причинам, не стал. Не время сейчас влезать со своей, в общем-то, совершенно незначительной и, могущей показаться Анатолию Викеньтьевичу пустяковой, просьбой.

Поеду-ка я, наверное, в отдел кадров самостоятельно. И будь, что будет. Получу пиздюлей, куда ж без этого. Но, как говорится, дальше Сибири не сошлют. А учитывая, что мы и так находимся на Урале, то терять, в общем и целом, мне абсолютно нечего.

Услышав подобные мысли носителя, симбиот забеспокоился. Ибо такое наплевательское отношение к собственной судьбе было весьма чревато. Пусть и не крупными неприятностями но, как минимум, потерей того мало-мальского комфорта, что он успел обеспечить их общему телу.

Отдельная, пусть и съёмная но, зато совершенно бесплатно доставшаяся, квартира. Полставки в музыкальном коллективе Свердловского Дома Офицеров. Ну и, самое главное, что позволит воспользоваться всеми этими, пусть и не очень великими но, по его мнению, вполне заслуженными носителем благами — это место в вот этом, для простых обывателей овеянном ореолом тайны и загадочности, убойном отделе.

Разумеется, будь его воля, квазиживой организм предпочёл бы выбрать занятие более спокойное. Какую-нибудь непыльную должность, связанную с перебиранием бумажек или нечто подобное. Но, поскольку обстоятельства, как-то сами-собой сложились именно таким образом, то упускать предложенную судьбой и созданную его усилиями возможность, было, по меньшей мере, глупо.

А, значит, нужно как-то заставить хозяина дождаться окончания допроса. Или, что ещё лучше, поспособствовать его скорейшему завершению. И, желательно, ознаменованным признательными показаниями, ушедшего в глухую несознанку и всеми силами упиравшегося, задержанного.

В общем, включив на максимальную мощность сканирующую программу, и в полной мере задействовав свои аналитические способности, биопроцессор подготовился поучаствовать в допросе. И, первым делом, скрепя сердце, послал очередной болевой импульс их общему телу.

Пресекая попытку реципиента по-английски покинуть кабинет и, возможно, совершив самую непоправимую глупость на этом жизненном этапе, отправиться на приём к кадровику в одиночку.

Едва я чуть-чуть приподнял зад со стула, как голову пронзил, не скажу, что ставший уже привычным но, такой знакомый укол боли. Обозначавший, что делаю что-то не так. И, следовательно, нужно притормозить или же, вообще полностью, изменить направление мыслей.

Шлёпнувшись обратно, я тихо охнул и еле удержался от того, чтобы не потереть виски. Незачем окружающим знать про мои «мигрени». Люди не любят увечных. Особенно, если ближний ну, или дальний, болен на голову.

В общем, я сделал вид, что просто устраивался поудобней и уставился на не очень стойко но, надо отдать ему должное, очень и очень упирающегося, Агишева.

— Скажите, могла ли Людмила Силантьевна иметь с собой какие-либо ценности? — Продолжал допрос Анатолий Викеньтьевич. — Ювелирные изделия или, возможно, крупную сумму денег?

Тут подозреваемый еле заметно дёрнулся, а в мой многострадальный мозг снова вонзилась раскалённая иголка.

— А я почём знаю? — Наигранно удивился, боровшийся за свои жизнь и свободу, Павел Петрович. — Директор, знаете ли, о таких вещах мне не отчитывалась.

«Врёт»! — Отчётливо понял я. — «Пиздит, как сивый мерин».

То есть, извините за мой французский, намеренно вводит в заблуждение следственные органы.

Причём, Агишев, оказался довольно-таки хорошим актёром. Так как ни Позняков, ни Василий, по моему твёрдому убеждению, не уловили в его словах ни грамма фальши.

— Что у неё было с собой? — Наплевав на приличия и субординацию, нарушил канву допроса я. — Говорите, быстро!

— Я не… — Испуганный моим внезапным вмешательством, Агишев непроизвольно втянул голову в плечи.

— Деньги? — Усилил напор я.

— Не знаю! — Почти выкрикнул задержанный. — Я же вам уже сказал!

В голове снова кольнуло, что, как уже начал понимать, было моим наказанием за неверные поступки и предположения. И, поскольку выбора особого не имелось, я озвучил вторую версию.

— Значит, драгоценности!

Павел Петрович снова дёрнулся, а Позняков, сходу уловивший, когда нужно вмешаться, достал из кармана бумажный пакетик и, развернув, выкатил на стол найденное нами в грязи колечко.

— Это? — Явно выделяя интонацией первое слово, громко произнёс Анатолий Викеньтьевич. — Вам ничего не напоминает?

Агишев опять сильно вздрогнул а я, торопясь воспользоваться его растерянным состоянием, снова насел на беднягу.

— Получается, она несла с собой ювелирные украшения! — Словно речь шла о чём-то давно доказанном, утвердительно произнёс я. И, опуская момент убийства и ограбления, с напором спросил. — Где вы их спрятали?

Задержанный снова затрясся. Причём так явно, что даже равнодушные к его невербальным сигналам, Позняков и Василий это заметили. Ну а я, так как мой внутренний мучитель не наградил меня очередной порцией боли, вдохновлённо продолжал наседать.

— Где цацки, дядя? — Уставившись в бегающие глазки Павла Петровича, почти прошипел я. — У тебя дома? — Тут в мозгу у меня кольнуло, что означало неверное предположение. — В подвале? — Снова лёгкая, на грани восприятия вспышка боли. — Зарыл где-то на пустыре?

С каждым моим нелепым предположением лицо Агишева больше и больше разглаживалось. А мой внутренний палач, он же путеводитель но дебрям чужой души и загадочный Шерлок Холмс в одном флаконе, всё усиливал и учащал вспышки боли.

«Что ж, значит, нужно думать куда-то, немножко в другую сторону». — Пытаясь не выдать гримасой собственное дискомфортное состояние, догадался я. — «Знать бы ещё, в какую»?

К счастью, Анатолий Викеньтьевич снова вступил в беседу, задав, в общем-то обыденный и немудрящи вопрос.

— Вы бывали у Людмилы Силаньтьевны дома? — Ровным, успокаивающим тоном поинтересовался он.

Лицо Павла Петровича снова слегка исказилось недовольной гримаской. И, скривив губы, он нехотя ответил.

— Иногда.

Видно было, что ему отчаянно хотелось соврать но, будучи не конченным идиотом, он понял, что правду узнают в в самые кратчайшие сроки.

— По какому поводу заходили в гости? — Продолжал гнуть свою линию Позняков.

— По работе. — Нехотя, почти огрызаясь, сообщил Агишев.

— Ладно, вернёмся к драгоценностям. — Вроде бы потерял интерес к теме жилья покойной, Анатолий Викеньтьевич. — Так, куда вы, скажите, спрятали похищенные ювелирные изделия?

— Я ничего не брал! — Отчаянно, словно его здесь резали, завопил Павел Петрович. — Не брал! Ясно⁈

А в моей многострадальной голове снова поселились боль. Из чего следовало,что оставлять тему с квартирой убитой пока ещё рано. И я снова вклинился в канву допроса.

Глава 26

— У вас были ключи от её квартиры? — Высказал я совершенно безумное предположение.

— Разумеется, нет! — Агишева тряхнуло так, словно его пытали током. И он с праведным негодованием но, при этом как-то затравленно, вызверился на меня. — Откуда?

Но всё поведение задержанного, его тело, взгляд, потливость и явно источаемый запах страха, говорили об обратном.

— Ключи на стол, быстро! — Рявкнул Василий и, встав со стула, подошёл к подоконнику, на котором лежала найденная мною на крыше женская сумочка.

Памятуя о возможных отпечатках пальцев он, так же, как и недавно я, взял это галантерейное изделие, натянув на ладони рукава пиджака, и высыпал содержимое на стол. А затем, подцепив карандашом связку, перенёс её к месту проведения допроса.

Бледный, как смерть Агишев, дрожащей рукой нашарив в кармане требуемое и нехотя положил рядом.

Действуя всё тем же карандашом, Василий начал перебирать ключи, и — как я и предполагал, обнаружил две пары совершенно идентичных. Что, если и не изобличало Павла Петровича, как убийцу, всё-же давало весомый повод, усомниться в его кристальной честности.

Тут в голове снова кольнуло и я, чтобы избавиться, наконец, от моего действенного, но такого безжалостного и требовательного помощника, выдал самую нелепейшую из всех возможных версий, на которую был способен.

— Вы спрятали похищенное у неё дома?

И, по отсутствию наказания за дурацкую догадку, а так же по брошенному на меня, полному ненависти и отчаяния взгляду Агишева, понял, что прав.

— Погнали! — Нетерпеливо рыкнул Василий, показывая мне за спинами Агишева и Познякова, большой палец. — Быстро!

— Вы не имеете права! — Заскулил подозреваемый.

Но, попирая все уголовно-процессуальные нормы, импульсивный Василий, как и положено «плохому» следователю, уже схватил его за воротник. И, рывком приподняв со стула, уткнул мордой в столешницу.

— Это ты нихуя не имеешь, дятел! — Выругался он. — Ни права, ни мозгов! — А затем, отбросив полу пиджака и сняв с ремня висевшие сзади наручники, сковал запястья Агишева. — Толя, с прокурорскими порешаешь? — Задал он вопрос Познякову.

— Уже. — Коротко ответил он, накручивая диск телефона. И, дождавшись ответа, заговорил. — Иван Сергеевич? Убойный беспокоит. Нам бы ордер на обыск. Точнее два. Один в квартире подозреваемого, а второй по месту проживания жертвы.

Напрягать слух было лень. Так что, я ограничился репликами Анатолия Викеньтьевича. Из которых и так было ясно, что работники прокуратуры пошли нам навстречу. Более того, были так любезны, что даже обещали подвезти требуемый документ к месту проведения первого обыска.

— Вот теперь — поехали. — Положив трубку, удовлетворённо выдохнул Анатолий Викеньтьевич. И, как-то тепло и по-отечески улыбнувшись мне, выразил устную благодарность. — Хвалю!

Загрузившись в жигули и, затолкав на заднее сиденье, устроенного между мной и Василием, Агишева, мы отбыли. А я, запоздало подумал, что, похоже, в отдел кадров я сегодня так и не попаду. Хотя кто, скажите пожалуйста, мне мешает поговорить о моих нуждах, пусть не прямо сейчас но, хотя бы когда приедем с, как ни крути, а обязанным мне Позняковым?

Пара слов ничего не решит, проведению обыска не помешает. А заручиться поддержкой целого майора да, при этом, не хухры-мухры, а начальником убойного отдела, никогда не будет лишним.

Так я и сделал. Едва прибыли, и старший оперуполномоченный встал с водительского места, я открыл дверцу и, разминая ноги, обошёл машину.

— Товарищ майор. — Переходя на официальный тон, обратился к своему потенциальному работодателю я. — Мне, вообще-то, в отдел кадров с утра было надо.

— Подождут. — Небрежно отмахнулся он. — Тут, видишь, какие дела творятся!

— Так я это… — Не давая возможному начальству соскочить с темы, гнул свою линию я. — Хотел вас попросить со мной съездить. — И, поясняя своё желание отправиться на рандеву с кадровиком непременно в его обществе, добавил. — Меня, вообще-то, по распределению в участковые прислали.

— Да-а, тут ты прав. — Потеребив кончик носа, задумчиво согласился Анатолий Викеньтьевич. — Это дело на самотёк пускать нельзя. И, внезапно сменив тему, ошарашил. — Деньги у тебя есть?

— Ну да. — Удивлённый столь резким поворотом, озадаченно промямлил я. И, мысленно подсчитав оставшуюся от щедрот Виктории Ивановны наличность, уведомил. — Девять рублей, двенадцать копеек.

— Не густо. — Печально констатировал Позняков. И, уныло вздохнув, вытащил кошелёк, из которого достал два красных червонца. — Знаю я этих прокурорских! — Отчего-то опять увёл разговор в сторону он. — Пока ордер выпишут, пока будут препираться, кому ехать. В общем, минут десять а, то и все пятнадцать, у нас есть. — Тут он протянул мне деньги и скомандовал. — Ты, младшОй, пока в гастроном сгоняй. Возьми бутылку самого дорогого коньяка. — И, усмехнувшись моим широко распахнутым, как у вытащенной на берег глубоководной рыбы, глазам, пояснил. — Сергеич из кадров это дело любит!

— Спасибо. — Чувствуя, как меня накрывает волна благодарности, пробормотал я. И, взяв предложенные купюры, смущённо пообещал. — Я сразу же верну. С первой зарплаты!

— Ну, это само-собой. — Усмехнулся Позняков. — Не за свои же кровные, я твой карьерный рост обеспечивать буду!

Коньяков, видимо, по причине невостребованности столь элитного и, как следствие, весьма дорогого пойла, в винно-водочном оказалось целых пять наименований. Ну буду заморачиваться и перечислять их все. Скажу просто, что, так как был в этом ни бельмеса, просто взял самый дорогой. За одиннадцать рублей, сорок четыре копейки.

При этом рассудив, что, ежели верну Познякову одну из десяток целой, поступлю правильно, рубль сорок четыре, добавил из своих. Да и кассирша, в общем-то, попросила «без сдачи».

Чтобы не светиться, положил пузырь во внутренний карман пиджака и, вернувшись к своим (во! уже «своим»!) отдал десять рублей Анатолий Викеньтьевичу.

— Положи в бардачёк. — Понимающе кивнул он в сторону машину.

— Будет сделано. — Принял команду к исполнению я.

И, открыв переднюю дверцу со стороны пассажира, спрятал купленное подношение. Тоскливый, прямо-таки голодный взгляд Агишева я равнодушно проигнорировал. А на вскинутые в вопросе брови Василия пояснил.

— После в кадры поедем. Меня выкупать.

— А, ну да. — Понимающе кивнул он. — Тебя же на «землю» определили.

— Угу. — Подтверждая, согласился я. И, дабы расставить всё возможные точки над «Ё», осторожно поинтересовался. — Надеюсь, ты не против?

— Да не, малОй. — Мотнул головой Василий. — Нормальный ты пацан. — Тут он почухал за ухом и, притворно нахмурившись, шутливо показал кулак. — Только, на нашего эксперта-криминалиста не заглядывайся.

— Бля-а! — Интонацией давая понять, что «и в мыслях не было», проникновенно заверещал я. — Да я ни сном, ни духом!

— Ладно, проехали. — Закрыл тему отчего-то переставший ревновать «Отелло». И, поскольку во двор вырулила светло-бежевая «Волга», ткнул в бок Агишева. — А вон и прокуратура, наконец, пожаловала!

Вытолкав задержанного из машины, опер вылез следом и, разминая ноги, сделал несколько шагов туда-сюда.

Позняков, тем временем, о чём-то шептался с двумя «прокурорскими». Мужчиной лет тридцати и миловидной, на вид двадцатисеми-двадцативосьмилетней девушкой. О чём они там говорили было не слышно. Но, после двухминутного препирательства, стало ясно, что прибывшие тоже примут участие в обыске.

Что, как вы понимаете, для меня ровным счётом ничего не значило. Ну, по крайней мере, пока. Да и, полагаю, в ближайшие лет пять-семь тоже буду далёк от всех этих «межведомственных» заморочек. Званием пока что не вышел. А так же авторитетом и опытом.

В общем, Позняков перетёр с вышестоящими коллегами и мы все, наконец-то, вошли в подъезд и поднялись на четвёртый этаж построенного, судя по дате, отлитой на бетонном канализационном люке, четыре года назад, дома.

Ключи — кто бы сомневался! — сразу же подошли. Причём, тут же был проведён импровизированный «следственный эксперимент», в котором задействовали обе пары.

— Гражданин Агишев! — Строгим, официальным голосом, обратился к нему представитель прокуратуры. — Не хотите добровольно указать место, где вы спрятали похищенные с трупа драгоценности?

— Ничего я не брал. — Хмуро бросил почти уличённый убийца. — Не докажете!

Ну а, мою многострадальную голову снова дёрнула вспышка боли. Которая недвусмысленно давала понять, что вашему покорному слуги пора вступать в игру. Замечательную детскую забаву, под названием «горячё-холодно».

— Поводите его. — Лаконично попросил я Познякова.

И тот, понимающе кивнув, взял подозреваемого за предплечье и, под удивлённым взглядами прокурорских, медленно потащил за собой.

Поскольку находились мы в самой большой комнате, так называемом «зале», что, как понимаю, было аналогом гостинной, и никаких признаков, что искомое спрятано именно здесь задержанный не подавал, то я, здраво рассудив, что делать в этой комнате нечего, повёл несильно упирающегося Агишева в спальню.

Меблированная широкой кроватью, тройным зеркалом и платяным шкафом, она была чуть меньше первого жилого помещения. Так что, пройдя с конвоируемым мной Павлом Петровичем до окна и обратно и словив несколько неприятных уколов, я с облегчением понял, что «это не здесь».

Почему, спросите вы? Да, просто было противно, копаться в личных вещах, одежде и, возможно, даже белье, убитой женщины. Мерзко как-то.

Далее мы вернулись в прихожую, потом я, поочерёдно отрыл двери в ванную и туалет. Но мой жестокий помощник всё время очень прозрачно намекал, что двигаемся мы «не в ту сторону». И, всё-таки, не теряя уверенности в благополучном исходе затеянной мной авантюры, я возлагал надежды на кухню.

Естественно! Ведь, среди множества разнообразной утвари можно легко пристроить, небольшой, в сущности, свёрток с награбленным.

Но — увы… И здесь ждал жестокий и обидный облом. Да ещё и прокурорские начали как-то странно посматривать в мою сторону. А девчуля даже слегка похихикивала, закрыв рот ладошкой и, то и дело, бросая на меня заинтересованно-презрительные взгляды. Как ей удавалось одновременно выразить два таких противоположных чувства, для меня осталось загадкой. Но, тем не менее, это «имело место быть».

В общем, весело и… немножко грустно. Оттого, что чёртов мучитель в моей голове ни в какую не желал успокаиваться и продолжал терзать, наказывая вспышками боли. (Прости меня Создатель, за упоминание имени Врага твоего).

«Да, что ж такое-то, а»? — Затравленно крутя головой, думал я. — «Вроде ж всё уже осмотрели»!

Да и старший представитель прокуратуры, подлил масла в огонь, подав недовольную реплику.

— Может, хватит? — Я ярко выраженной иронией, недвусмысленно переходящей в сарказм, холодно поинтересовался он. — Что это, скажите пожалуйста, за камлание? — Тут он приблизился вплотную и, уперев палец, с тщательно подстриженным ногтем мне в грудь, грозно рыкнул. — Вас именно так учили проводить обыск?

«Козёл, бля»! — Смачно выругался я.

Но, втихомолку и даже выражением лица не подавая вида, что чем-то недоволен. Хотя, по-сути или, по крайней мере, формально, он прав.

Выскочил какой-то малолетка, как чёртик из табакерки и, встряв в тщательно отлаженные оперативно-розыскное мероприятие, начал страдать хуйнёй.

То есть, простите, маяться дурью и отнимать время у серьёзных людей, которых, безо всякого сомнения, ждут более важные задачи.

Я уже почти было сдался но, так как головная боль не отпускала а, напротив, принялась терзать мою многострадальную голову с новой силой, в отчаянии взглянул на задержанного. А тот, видя невольную поддержку, оказанную слугой закона, уже вовсю улыбался, даже не пытаясь скрыть довольно-ехидного выражения на обнаглевшей морде.

«Вот же суки»! — Снова наградил нелестным эпитетом я. Причём на этот раз обоих. — «Да и эта ещё!.. Принцесса хуева! Чё ржёшь, кобыла крашеная»?

Тут в мой мозг кто-то а, вернее, та самая «интуиция», что позволила мне сделать парочку семимильных шагов по карьерной лестнице, словно впечатала в мой затупивший мозг картинку внешнего вида здания. С весело поблёскивавшими на весеннем солнышке окнами и ровными рядами, расположившихся со второго по пятый этаж, балконами.

«Мудак, блядь»! — Отругал я бестолкового себя. — «Полный и законченный мудак! Ты ж, Шерлок Холмс недоделанный, изначально был в большой комнате. И, выходит, находился в паре шагов от правильного решения»!

Словно в ответ на мои мысли, не произошло ничего. То есть, полностью исчезли неприятные ощущения и, уверовав в собственную «гениальность», я схватил Агишева за локоть и, очень даже невежливо, потеснив возбухавшего не по делу прокурорского, поволок подозреваемого к вожделеемому балкону.

О том, что будет, если облажаюсь и в этот раз, я старался не думать. Но, в тряпочку молчавшая «интуиция», ясно давала понять, что двигаюсь в верном направлении.

Так, в общем и целом, и оказалось. Едва мы приблизились, ведущей к лоджии застеклённой двери, Агишев стал упираться. Что — ну, по крайней мере лично мне, — доказывало что дело в шляпе.

Поочерёдно открыв четыре шпингалета, плотно закупоривавших обе двери, я вышел на свежий воздух, вытаскивая за собой Павла Петровича. И, по брошенному украдкой и мгновенно отведённому взгляду, понял, где именно надо искать.

Собственно, вариантов было не так уж и много. Так как покойная Людмила Силаньтевна, явно не принадлежала к многочисленной касте «барахольщиков». Она не хранила здесь старые лыжи, поломанные табуретки и прочий хлам, который так любят складировать на балконе наши сограждане, перед тем, как выбросить на помойку.

В общем, всё было «чинно и благородно». Выложенный продолговатой, в бело-коричневых тонах, кафельной плиткой пол. Резиновый коврик и несколько полок, на которых сиротливо стояло три цветочных горшка, наполненных землёй.

Видимо, с наступлением тёплых дней, Грибина высаживала в них какие-то летние, радующие взор и дарящие приятные запахи, растения.

Краем глаза следя за реакцией Агишева, я поочерёдно дотронулся до каждого и, даже без помощи своего, довольно молчащего мучителя, понял, где надо искать. Но, едва протянул руку, как тишину разорвал возмущённый голос товарища из прокуратуры.

— Понятые! Пройдите сюда, пожалуйста!

Двое граждан, по виду весьма пенсионного возраста, робко протиснулись в узкую дверь и с тревогой уставились на меня. Ну, и на горшки соответственно.

— Вы находитесь при выполнении процессуального действия, позволяющего изобличить преступника… — Суконным тоном завёл бодягу этот зануда.

Но, понимая, что закон — он и в далёкой и жаркой Африке тоже закон, я молчал в тряпочку, не мешая старшему товарищу отрабатывать свой хлеб.

Наконец, «бла-бла-бла» закончилось и, воодушевившийся прокурорский, нагло оттолкнув меня от глиняной кадки, просто вывернул содержимое на пол. И, как я а, вернее, мы с моей «интуицией» и предполагали, в куче неопрятно рассыпавшейся земли, обнаружил искомое.

— Ну что, гражданин Агишев? — Разогнувшись, но, пока что не трогая целлофановый пакет, победно поинтересовался сотрудник прокуратуры. — Так и будем запираться?

— А я здесь при чём? — Уже успевший прийти в себя Павел Петрович, с независимым видом отвернулся в сторону. — Ну, нашли вы в ёмкости с чернозёмом непонятный свёрток. А какое, скажите на милость, это имеет отношение ко мне?

— Умный, значит? — Недобро прищурился дознаватель. И, обрисовывая ближайшую перспективу почти уличённого убийцы, пообещал. — Ну, ничего. Посидишь-подумаешь, тогда и поймёшь, что со следствие сотрудничать лучше в любом случае.

Анатолий Викеньтьевич, тем временем, раздобыл какую-то газету и, дабы не уничтожить возможные отпечатки пальцев, аккуратно завернул находку в неё.

— Похоже, всё? — Как то устало и совершенно безынициативно поинтересовался он в пространство.

— Да, товарищ Позняков. — Ни минуты не медля, согласился сотрудник прокуратуры. — Дело мы у вас забираем так что, можете быть свободны. — Он довольно потёр ладошки и, припечатал. — Протоколы первичного допроса, а так же улики и фотографии с места происшествия, передадите нашему коллеге. Думаю, он прибудет в ГУВэДэ в течении пары часов.

«Чё за дела, бля»? — Почти выкрикнул я. — «Что значит, "забираем»?

Но, по потухшему взгляду майора, а так же увидев недобро сверкавшего глазами и чуть ли не скрипевшего зубами Василия, понял, что спорить, по крайней мере, в данном конкретном случае, бесполезно.

Глава 27

— Козлы бля! Суки ёбанные! — Весьма эмоционально выразил своё отношение ко всему происходящему Василий, когда мы уселись в машину. — Пидоры недоделанные!

— Не то слово, Вася… Не то слово… — Вяло и безъэмоционально согласился с младшим товарищем Позняков. И, с тоской посмотрев на бардачёк, почесал щёку. — Послать бы всё, да и накатить немножко.

— Да-а, неплохо бы. — Причмокивая, поддержал коллегу слегка оживившийся Василий. И тут же, душа голубую мечту в зародыше, печально вздохнул. — Но низзя-а.

И в этом его «низзя-а» была такая вселенская скорбь, что я чуть не прослезился. И, хотя пока что был далёко от всех подковёрных игр и местных периптелий, тоже почувствовал себя обманутым.

Дело-то, по-сути, раскрыла наша следственная группа. При моём, между прочим, самом, что ни на есть, непосредственном участии. А лавры и, как понимаю, сопутствующие им плюшки, получат совсем другие люди.

И поди докажи, что ты не верблюд! АбЫдна, да? Особенно, если учесть, какие терзания мне пришлось вытерпеть, чтобы, если и не изобличить то, по крайней мере, добыть косвенные доказательства вины хитромудрого Агишева.

Но, так как сделать я ничего не мог, то и не стал забивать себе этим голову. Кто я такой, когда целый майор и, как понимаю, не последнее лицо в иерархии, молча стерпел беспредел? Видимо, в этом раскладе все козыри, а так же авторитет начальника убойного отдела, меркли перед влиянием и связями хмыря, нагло отобравшего у нас победу.

«Любопытно, за что он её»? — Отстранённо подумал я об убитой.

Впрочем, без особого интереса а, скорее, просто для того, чтобы увести в сторону неприятные мысли. И так понятно, то любовная связь в стиле «подчинённый — начальник» редко когда кончается чем-то хорошим. Особенно, если в роли «слабого пола» оказывается мужчина.

Скорее всего, отлучили беднягу от тела, при этом кинув на бабки. Обыденная, вроде бы ситуация. Так как очень и очень многие граждане, строящей светлое будущее Страны Советов, так и не побороли в себе частнособственнические инстинкты.

Вот и покойная Грибова, получила за свою жадность. Ну, по крайней мере, я это предполагаю. Ведь, без особых причин на убийство никто не пойдёт.

Погоняв эти непродуктивные мысли в блаженствующей и совершенно пустой голове я, словно невзначай взглянул на Познякова, и тихонько поинтересовался.

— Товарищ майор… А что с моим вопросом?

— А-а, ну да… — Неопределённо протянул Анатолий Викеньтьевич. — И тут же, показывая что полностью в теме и ничего не забыл, скосил в мою сторону глазом. — Фотография у тебя есть?

— Откуда? — В растерянности пожал плечами я.

Хотя, сам бы мог сообразить, что для получения удостоверения нужно было озаботиться и сделать фото.

— И почему это я так и думал? — С сарказмом хохотнул Василий. И, как видно, не желая тратить время и принимать никакого участия в моей дальнейшей судьбе, попросил. — Викетьич, забрось меня в ГУВэДэ. — И, поясняя своё желание, добавил. — Надо же прокурорского хмыря дождаться. А то завоют потом… Мол, «совсем оборзели» и «никогда их не застать на рабочем месте».

— Хорошо. — Согласился Позняков. — Сейчас тебя закину и поедем. Запечатлеем светлый образ этого милого и наивного юноши, для получения документов.

Мы высадили Василия у крыльца управления и, плавно тронувшись с места, направились в фотоателье.

— Викеньтьич! — Не то, чтоб обрадовался но, с явно выраженным уважением, обратился к майору мужик лет пятидесяти, с наколками на левой руке.

На которой, кстати, не хватало трёх пальцев. И я мог только догадываться, что и когда послужило причиной этого увечья.

— Привет, Семён. — Поздоровался Позняков. И, после совершения рукопожатия, поинтересовался. — Мундир ещё не пропил?

— Обижаешь, начальник! — С шутливым упрёком воскликнул мужчина. — Кто ж инструментарий продаёт?

Название предмета одежды столь закавыристым словом вызвало у меня на губах лёгкую улыбку. Но, здраво рассудив, что каждый сходит с ума по-своему, высказывать своё «весьма ценное» и «очень значимое мнение» не стал.

Хочет человек — так и пусть! Главное, что он, как ни крути, а является профессионалом. И даже имеет свою костюмерную. Что в моих глазах характеризовало его как весьма дельного и достойного всяческого уважения мужика.

Так как рубашка у меня была, хоть и не белая, но светлая и без орнамента, меня вежливо попросили снять пиджак и, приладив совершенно не подходивший по цвету зеленоватый галстук, явно позаимствованный из военной формы, протянули милицейский мундир.

Правда, он был без погон но, поднаторевший в делах подобного рода Семён, тут же поинтересовался.

— Звание какое?

— МладшОй. — Тут же удовлетворил его, совсем не праздное любопытство, Анатолий Викеньтьевич.

— Только что из Школы Милиции? — Без особого интереса а, как понимаю, просто для того, чтобы заполнить паузу в разговоре, поинтересовался фотограф.

— Ага. — Подтвердил я, натягивая бутафорскую обновку.

— Счас сделаем. — Прошепелявил Семён и, достав откуда-то пару погон, с одной красной полоской и единственной маленькой звёздочкой, положил мне на плечи.

— Ты, не дёргайся пока. — Попросил он и, отойдя к громадному фотоаппарату, накинул на голову кусок чёрной ткани. И уже оттуда, как понимаю, не удержавшись, пообещал. — Сейчас вылетит птичка!

Стараясь не уронить, подтверждающие мой нынешний статус и высокое звание советского милиционера погоны, эти несколько секунд я просидел, словно каменная статуя Будды. И, когда Семён вылез обратно на свет, позволил себе проявить любопытство.

— А приходить когда?

— Тут посидите. — Хохотнул фотограф. И, поясняя свою реплику, бросил. — Это «для всех» у нас очередь. А, для уважаемых людей, можно и постараться.

Я подождал, пока с меня сняли державшиеся на честном слове знаки отличия, отдал сослуживший свою службу мундир и снял вызывающий своим «вырвиглазным» цветом чувство диссонанса, галстук. Потом одел пиджак и вопросительно глянул на Познякова.

— На вот, почитай. — Сунул мне в руки несколько, взятых с журнального столика газет. И, нашаривая в кармане сигареты и спички, сообщил. — А я покурю пока.

Сие вредящее зоровью действо заняло минут десять.

В течении которых я ещё раз удостоверился, что сейчас начало апреля одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. А так же узнал, про достижения передовиков производства и мельком пробежал глазами статью о вскоре предстоящем первенстве Свердловской области по боксу.

Уже отведя взор от обыденных, в сущности, строчек, снова почувствовал лёгкий укол и, понимая, что моя, уже успевшая набить изрядную оскомину но, вездесущая и неистребимая «интуиция» просто так не отвяжется, взялся просматривать новости бокса ещё раз.

Из чего понял, что главным претендентом на победу в этом году считают некоего Алексея Кулешова. Умницу и молодца, а так же спортсмена и комсомольца. Ну и, аспиранта кафедры радиотехнического факультета Свердловского Политехнического Института.

«А мне-то с этого какая печаль»? — Уже понимая, что не отвертеться а, просто по инерции, грустно подумал я.

Но, подтверждая мои опасения, чёртов (Прости Создатель, за упоминание имени Врага Твоего!) сатрап, сидящий в моей голове, снова наказал болью.

«Ладно, ладно! Приму я участи в этих соревнованиях»! — Чувствуя себя собакой Павлова, поспешно пообещал я. И, опрометчиво забыв о том, что я и палач представляем собой единое целое, злобно подумал. — «Всё, что хочешь, только отъебись»!

И снова, правда, на этот раз не так сильно а, можно даже сказать, «по отечески», был наказан лёгким уколом боли.

«Интересно, у меня вообще есть свобода выбора»? — Мрачно размышлял я, получая из рук Семёна блестящий глянцевый прямоугольник, на котором расположилось аж шесть моих миниатюрных портретов. Который был ещё тёплым от глянцевателя и приятно грел пальцы. — «Или, теперь до конца жизни, меня так и будут тыкать носом, словно слепого кутёнка? При этом совсем не заботясь о моих ощущениях и применяя столь варварские и, подозреваю, идущие в разрез с Женевской конвенцией, методы воздействия»?

К счастью, «второе я» всерьёз не восприняла моё обречённое бухтение. Во всяком случае, наказания за своеволие не последовало. Ну… и на том спасибо.

Кто-бы или, что-бы, это не было, но оно всяко действует на моей стороне. Да, слегка неприятно. Но, согласитесь, очень и очень эффективно. Так что, поскольку избавиться в обозримом будущем о этого «дара» всё-равно не получится, нужно просто смириться. Ну и стараться «предвосхитить», что ли.

Глядишь, и поумнею невзначай. И, вполне возможно, постепенно вернётся память. Хотя, в общем и целом, я про себя и так почти всё знаю. Николай Викторович Петров. Выпускник Пярнусской Школы Милиции. Имеющий звание младшего лейтенанта и, волею случая, и благоприятному стечению обстоятельств, ангажированного для работы в убойном отделе Свердловского уголовного розыска.

Правда, не совсем понятно, есть ли у меня родные и близкие. Но, я думаю, что за этим дело не заржавеет. Если да, то вполне возможно, дадут запрос по месту теперешней службы. И, рано или поздно, а получат мой новый адрес.

Имеющий номер дома и название улицы а не тот, что я недавно положил на забористую музыку и звучащий как «Советский Союз».

Размышляя подобным образом, я почувствовал удовлетворённое умиротворение. И тут же… Снова получил укол в голову.

«Да, что ж тебе неймётся, сволочь»! — В сердцах но, как вы понимаете абсолютно молча, выругался я. — «Я что, по твоему, никакой не Петров и даже не лейтенант милиции»?

И, так как наказания не последовало, грустно призадумался. Херня ведь получается, а, товарищи. Только-только всё как следует разложил по полочкам и собрался начать упорядоченную жизнь как тут — р-р-аз-зз! И получи фашист гранату!

Но, так как все, — в том числе и я сам! — искренне считали меня Колей Петровым, слишком уж развивать тему не стал. Пусть будет, как будет. Всё-равно ведь, второй, запасной так сказать, личности у меня нет. И, что самое печальное, в ближайшем и обозримом будущем, не предвидится.

Милицейский Главк находился в паре кварталов от ГУВэДэ, в здании Управления Внутренних Дел Свердловской области. Показав дежурному на входе корочки, а затем кивнув в мою сторону и буркнув: «этот со мной», Позняков уверенно повёл меня на третий этаж. И, так как у кабинета с табличкой «отдел кадров» было не многолюдно, настойчиво постучал.

— Михаил Арсеньевич, можно? — С немного льстивой интонацией, слегка заискивающе спросил он, отрывая дверь после разрешающего «войдите». — Я к вам по поводу нужного для моего отдела кадра.

— Этот, что ли? — Окинув пренебрежительным взглядом мою скромную фигуру, без особого интереса спросил хозяин кабинета. И, поскрипев мыслями в своей, убелённой сединами коротко стриженной голове, засомневался. — Больно молодо выглядит.

— Не сомневайтесь, Михаил Арсеньевич. — Тут же заверил его майор. И, давая мне лестную характеристику, хохотнул. — Мал да удал!

— Давай направление. — Протянул руку кадровик. И, получив требуемые бумаги, водрузил на нос очки и принялся читать.

— Из Пярну, значит? — Поднял он глаза на меня. И, устремив взгляд куда-то вдаль, поинтересовался. — Как там старый хрыч Эйке Ваале поживает?

«Вот блядь, засада»! — Заполошно подумал я.

Так как о существовании этого самого «Вале» узнал только в сию секунду. Но, поскольку отвечать было надо, я судорожно сглотнул и еле слышно промямлил. — Хорошо.

— Всё ещё преподаёт? — Продолжил «допрос без пристрастия» кадровик.

— Н-ну-у, да. — Ещё более сдавленным голосом, натужно просипел я.

К счастью, на этом экскурсия «по волнам его памяти» подошла к концу. Что вызвало моё агромаднейшее облегчение и короткий вздох радости.

— Старая гвардия, закончил «вечер воспоминаний» Михаил Арсеньевич. И, хитро взглянув на Познякова, припечатал. — Что ж, участковые «на земле» управлению очень нужны!

— Выйди. — Коротко бросил мне Анатолий Викеньтьевич. И, доставая из внутреннего кармана пиджака купленную мной накануне бутылку водрузил её на стол. А затем, обернувшись на почти покинувшего кабинет меня, остановил. — Фотографии давай!

Несколько сбитый с панталыку, я протянул ему блестящий прямоугольник и, здраво рассудив, что взрослые дядьки обойдутся без моего участия, закрыл за собой двери. Искренне при этом надеясь, что Позняков знает, что делает и, в конце-концов, всё разрешится к лучшему. Ну, или устаканится, куда ж без этого.

В общем и целом, так оно и оказалось. Я простоял в коридоре, то и дело ловя на себе равнодушные взгляды проходящих по своим делам людей, минут десять. Незамысловато глядя в окно и всячески гоня от себя совершенно ненужные в данной ситуации, и совсем непродуктивные мысли о том, «кто я такой».

Есть ли толк терзать себя понапрасну, когда ответа, скорей всего, получить не сумею?

Я — Коля Петров и точка! Младший лейтенант доблестной советской милиции и, как уже говорил, почти (тьфу-тьфу-тьфу) действующий сотрудник самого сурового отдела в Свердловском уголовном розыске. В котором служат брутальные мужики и, очень на это надеюсь, скоро буду работать и я.

Уже успевший проявить себя в деле сыска и — вот честное слово, не задаюсь ни разу! — практически в одиночку раскрывший два тяжелейших преступления.

Так стоит ли лезть куда не следует и пытаться ворошить моё, скрытое за семью печатями и окутанной абсолютно непроницаемой завесой тайны, загадочное прошлое?

Тут в мозгу снова кольнуло и, дабы не подвергаться напрасному самоистязанию, я решил отлить. И, не мудрствуя лукаво, отправился на поиски туалета. Который, как и положено всякому заведению подобного рода, располагался в конце коридора и был представлен в двух, по числу гендерных различий, экземплярах. В большими буквами «эМ» и «Же» на выкрашенных серой масляной краской дверях.

Сделав свои дела я, как и положено культурному человеку, тщательно вымыл руки. Правда, сушилки здесь не было, так что пришлось просто помахать грабками воздухе.

И, почти дойдя обратно, встретил высокую мускулистую девицу лет семнадцати, с барабанными палочками в руках. Она шла рядом с облачённым в милицейскую форму мужчиной лет пятидесяти, на плечах которого лежали генеральские погоны.

— Ну па-ап! — Гневно и с явно ощутимым отчаянием взывала в пространство она. — Где я, а где духовой оркестр!

— Не всё же тебе, с твоими битломанами по подвалам шляться. — Не обращая внимание на недовольные вопли девахи, отрезал суровый мужик. — Сказано, поступил запрос на участника Вокально-Инструментального Ансамбля — значит пойдёшь, как миленькая. К тому же, Дом Офицеров — это тебе не какая-то подворотня. Да и, по кабакам они тоже не лабают!

При упоминании увеселительных заведений, в которых отдыхающие граждане распивают спиртные напитки, деваха несколько смутилась. Но, тут же оклемалась и попыталась перейти в наступление.

— А где нам, по-твоему деньги брать на новую аппаратуру?

— Вот и я говорю. — Тут же воспользовался подвернувшейся возможностью, как видно поднаторевший в игрищах подобного рода генерал. — Бренчите на всяком дерьме. А в ДОФе, между прочим, Чехословацкая и ГэДээРовсский аппаратура простаивает. — Мужчина, хитро взглянул за отчего-то задумавшуюся девушку, и припечатал. — И, межу прочим, как мне сказали, ударная установка у них «Амати»!

— Ама-а-ати-и! — Словно загипнотизированная, зачарованно протянула начавшая сдавать позиции барабанщица. И, уже явно переменившая решение, пролепетала. — Ну, тогда я попробую.

— Попробуй, попробуй. — Весело согласился хитровыебанный, то есть, простите смотрящий далеко в будущее, многомудрый и продуманный папаша. И, подначивая «непутёвое дитя», пообещал. — Не понравится — в подворотню вернуться всегда успеешь!

— Сам ты «подворотня». — Вяло и без какой-то особой убеждённости огрызнулась девица. — У нас, между прочим, официально зарегистрированный молодёжный клуб.

— Ага и играете всякую антисоветчину. — Не стал вступать в долгую дискуссию генерал. — В общем, давай-ка, дуй в Дом Офицеров. А мне работать надо.

Размышляя о странной встрече и гадая, было ли это случайным совпадением или очередным вывертом судьбы, я вернулся к отделу кадров. И, буквально через полминуты оттуда вышел донельзя довольный Позняков.

Коньяком от него, при этом, не пахло. И, придя к закономерному выводу, что подношение принято и всё сложилось «тип-топ» я с надеждой взглянул потенциальное на начальство.

— Держи. — Не разочаровал он меня, протягивая сафьяновые корочки бордового цвета. Были они в распахнутом виде, и предупреждая ненужные вопросы, Анатолий Викеньтьевич пояснил. — Не закрывай пока. Клей ещё не высох.

Так мы и покинули здание Главка. Идущий впереди старший следователь и я. Размахивающий новеньким удостоверением, в котором имелась моя фотография в позаимствованном мундире и вписанными твёрдой рукой кадровика строчками.

Младший лейтенант Петров.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/248710

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27