Часть меня [Кристина Смирнова staha] (fb2) читать онлайн

Часть меня

Пролог

Девятнадцать пятнадцать — показывают большие электронные часы на стене напротив. Я осматриваю идеально чистое помещение, обставленное в стиле «хай-тек» с резкими и острыми углами мебели стилизованной под металл. Святая пустота и какая-то священная тишина, перемежающаяся с тихим спором. Мой взгляд наталкивается на две мужские фигуры близко склонённых друг к другу и обсуждающие лежащие перед собой бумаги. Строгие ровные черные строчки, как полосы моей жизни. Темная, светлая. Интересно, какой черед полосы у меня сейчас?

Мои сухие пальцы тянутся к белоснежному манжету с позолоченными запонками, выглядывающему из строго пиджака, но успеваю прервать движение, одергиваю себя. Расслабляю скованные мышцы, откидываю ровную спину на высокую спинку удобного, и дорогого кресла из мягкой обработанной кожи. Спинка подается моему весу, мягко спружинив, краем зрения замечаю недовольный взгляд моего друга и советника направленный на двух оппонентов, не обращающих на нас никакого внимания, и наглая, борзая ухмылка расползается по моему лицу. Все собравшиеся в этом помещении в курсе, что эта ухмылка мне позволительна. И это бесит их. Я знаю это, чую твою мать!

— Александр, прошу прощение, но на начальных этапах переговоров по контракту была указана другая сумма!

Мужчина смотрит на меня с вызовом. Взгляд существа повидавшего на своем веку слишком много таких самодовольных щенков как я. Возомнивших себя кем-то большим, чем просто человечком. И этот хрен жестоко ошибается, если считает, что этот взгляд может поколебать мою уверенность в себе.

— Возможно, но время неумолимо, как и инфляция. Условия изменены уже несколько месяцев. — Ложу руки перед собой на глянцевую поверхность стола, переплетаю пальцы, никакой дрожи, и награждаю говорившего не менее вызывающим взглядом.

Я не так давно в бизнесе, по сравнению с остальными воротилами, но время когда я мог позволить себе дать слабину, уступить, давно кануло в лето. А железный характер, взращённый при помощи названного отца и друга матери не так легко поколебать.

— Нас не устраивает сумма контракта. — Безапелляционно заявляет Вер сверлящий в моей голове дыру.

— Не устраивает? Тогда вам стоит поискать, что-то более выгодное, в другом месте. — Пожимаю плечами и опять откидываюсь на спинку стула.

В любом случае я победитель и это не чертова бравада моим умениям. Фирма, порог которой я переступил в свои семнадцать лет, через несколько лет моего труда, а так же труда множества сумасшедших ученых в белых халатах и одного друга свершила прорыв в изготовлении плазмы. Этот чертов коктейль, не просто может выступать в пассивной роли вместо донорской крови, эта хрень абсолютно и полностью заменяет ее, но это не значит, что она будет продана Министерству здравоохранения. Этот продукт займет свое место в рядах банков крови по всем Убежищам, потому как с этих снобов можно получить намного больше, чем с человеческих властей. И только после длительного пользования бюджетом снобов, продам технологии и в здравоохранение, если будет в этом нужда.

— Александр, но так не ведутся переговоры! — Строгим голосом отчитывает меня толстосум, но наталкивается на мой неумолимый взгляд. Переговоры? Какие к черту переговоры? Переговоры, это всестороннее обсуждение пунктов контракта, а не тихое наблюдение за их диалогом.

— А кто вам сказал, что это переговоры? Основные пункты контракта вы рассматриваете уже больше года, а терпение это не резина и тянуть его, я более не намерен. Так, что господа либо вы сейчас же подписываете контракт, либо попрошу освободить этот кабинет. — Мой холодный взгляд еще недолго задерживается на мужчинах, которые опять склоняются над листами, и перемещается на электронные часы.

Двадцать ноль-ноль. Еще есть немного времени, но это значит, что домой я сегодня уже не попаду. Придется после своеобразного в моем стиле «фуршета» стартовать сразу в аэропорт.

Хрен с ним, высплюсь в самолете.

— Хорошо, мы согласны с вашими варварскими расценками. — Злость мужчины проходит по моей коже как заточенное лезвие, но я даже не морщусь. Мою кожу можно сейчас сравнивать с кожей «Тирекса». Давно уже наращенная броня не поддастся, выстоит.

— Тогда не понимаю, чего ждем? — Киваю на предоставленные ручки. Мужчина длинными пальцами впивается в позолоченную трубочку из метала и ставит размашистую подпись в конце «Варварского контракта» под графой «Заказчик» и передает подписанные экземпляры мне. Проделываю те же манипуляции и наконец, позволяю себе неслышный глубокий вздох.

Еще одна цель достигнута, преодолены трудности. Нет, основной моей миссией не является показать вечно молодым, их место, но так приятно порой утереть их задранные к верху носы и окунуть в пахучее дерьмо.

— Ну а теперь господа раз все же мы пришли к сотрудничеству, прошу следовать за мной, хочу отпраздновать столь знаменательное событие! — И это нихуя не звучит как предложение, это больше смахивает на завуалированную издевку.

— Да какое же это сотрудничество? Вы просто вынудили пойти на невыгодные для нас условия! Ограбили. — Но высокое тело, все же выскальзывает из кресла, и возмущенно чеканя шаг, идет рядом со мной.

Последнее пропускаю мимо ушей, я давно уже знаком с аристократами Убежищ и прекрасно осведомлен, что на этой земле более богатых и жадных тварей не найти, поэтому стоит ли напрягаться чувству вины, которое отсутствует во мне?

— Что же вы хотели от варвара из России? — Скупо улыбаюсь оппоненту. Факт, не оспоримый, не требующий доказательств. Я из России, а мой позывной Стража «Варвар».

— К тому же, сейчас я предлагаю существенно оторваться за мой счет и хотя бы частично мне отомстить. — И это предложение вызывает гадкие, но очень довольные улыбки.

Сплетни, пересуды и тихие задушевные беседы о моих развлечениях доходят до каждых ушей и развращенных умов. И каждая тварь хотела бы побывать на моих вечеринках, но вот не каждый туда может попасть. Такие мероприятия я практикую крайне редко и в основном только для своих работников. К сожалению, у этих зачастую худых, неровно стриженных, а то и вовсе не стриженных слишком скучная жизнь за пределами лабораторий, а неудовлетворенные желания, как доказывает нам статистика, плохо сказывается на работе, особенно умственно-творческой.

Впервые такую закрытую вечеринку я организовал после провала тестируемого образца, и я был крайне удивлен тем, что ровно через неделю эти недолюди в белых халатах нашли выход из возникших затруднений и с особым рвением заново впряглись в работу. Так и повелось, не часто, но все же я откупаю один из клубов, заказываю все плотские удовольствия, которые только можно вообразить и наслаждаюсь отдыхом моих людей, да и сам расслабляюсь.

****

Лимузин мягко паркуется около известного клуба, а партнеры не так давно пышущие подлинным негодованием уже улыбаясь от выпитого шампанского со всем достоинством, выходят из кондиционированного салона и входят во внутренности, освещенные неоновым огнем. Там нас уже дожидается шикарно накрытые столы и вышколенный персонал с моими коллегами. И множество различных плотских развлечений в том числе.

Любое из предоставленных удовольствий обходится чертовски дорого, но после того как алкоголь в крови подогревает атмосферу и мой взгляд все чаще оказывается свидетелем, как тот или иной мой сотрудник с довольным лицом уводит одну из шикарных пассий в сторону комнат отдыха — это доставляет самое извращенное удовольствие.

Здесь каждому хорошо, каждый находит для себя развлечение. Кто-то вот сейчас осуществляет свою давнюю мечту и занимается сексом с двумя красотками, кто-то решается и уводит из зала молодого юношу, а кто-то и вовсе просто под алкогольные пары ведет задушевные споры и как не странно сегодня я в этой компании. Нонсенс! И этот нонсенс меня только раздражает! Не люблю отказывать себе, вот такой я ублюдок.

— Помочь тебе расслабится? — Раздается сладкий голос около моего уха стоит только приободренному сотруднику отойти от моего столика.

Юркий язычок начинает скользить от мочки к скуле, а худые пальчики с длинными ногтями забираются в расстёгнутый воротник рубашки. Черт, но такой соблазнительный.

— Не сегодня Марго. — Перехватываю запястье и откидываю от себя, отклоняюсь от второй попытки обслюнявить мое лицо.

— А что так сладенький? Насколько мне помнится раньше ты был не против, поиграть в неукротимого? — Шёпотом с легкой хрипотцой задает вопрос, я отрываюсь от созерцания неумелого, пьяного танца лаборанта, и наталкиваюсь на темные глаза, поведенные поволокой похоти, член напрягается, но я игнорирую его.

— Не. Сегодня. Марго. — Выделяя каждое слово, чеканю и злость от непослушания, поглощает желание, зарождающееся во мне, а девушка от этого тона отшатывается. Но слишком поздно для того чтобы я не успел заметить как ее дыхание становится тяжелее и глубже. В этом весь я. Близость со мной не светит карамелью и нежностью. Она как ебанное пламя загипнотизирует своими бликами и заставит склонить голову передо мной. И если я решу взять девушку, то непременно покажу насколько боль и покорность, может неотъемлемо граничить и переплетаться с сумасшедшим удовольствием.

Смотрю, как девушка облизывает пухлые красные губы, скорбно опуская шикарное лицо, соскальзывает с красной кожи и уходит, плавно виляя бедрами. Последняя попытка соблазнения? Но я кидаю взгляд на наручные часы и понимаю, что мое время вышло. Кивком головы подзываю зама и даю распоряжения, а потом с чувством неудовлетворенной похоти выхожу из нутра клуба, где уже меня ожидает водитель.

1 глава

Россия встречает шумом и непрерывными потоками машин. И это нихуя не раздражает меня, наоборот, в грудь набираю воздуха и глотаю его с примесью долбанных выхлопных газов. От этого на душе легче, так же как и на каменных плечах. Дом. Родина. Облегченно вздыхаю и ищу взглядом припаркованный джип и не нахожу, вместо этого мой взгляд останавливается на мощной высокой фигуре облаченной в черную кожу. Подхожу и протягиваю ладонь, которую пожимает не менее уверенная мужская рука.

— Привет Жень. — Смотрю в желтые глаза и надменное лицо, хочется заскулить от этого взгляда, но черт, я не позволю себе это сделать.

Бросать вызов этому взгляду я научился не сразу как научился, и отвечать ему. И будь я проклят, если не осознаю, что этот взгляд предназначен любому осмелившемуся близко подойти к Шакалу. Главе клана. Моему названному отцу и поверьте моему опыту, это не голословное звание. Это ебанный упорный труд над совершенствованием самого себя. Это кровавая жертва этому званию.

Не знаю на кой черт, в одни из летних каникул я попросился с ним в стаю, скорее всего, манила тайна темных гор и впаянного в скальную породу темное нутро векового замка. Эти каникулы не забудутся мною никогда, как и проходящие в тайнах охоты — на людей. Да с времен охот на простых обывателей нашей планеты прошел срок. Именно с тех пор как его каменные стены покинула маленькая белобрысая девчонка моя приемная мать, и сломала своим пребыванием там все устои, но до конца так и не избавила это странно-жестокое общество от своего увлечения. Правда, теперь в роли дичи выступают только те, кто достоин такой смерти. Такие охоты стали редкостью, опутанной тайной, но все же довольно реальной редкостью.

Тайной за семью печатями, в которую посвящены только члены стаи и я. Я непосредственный их участник с пятнадцати лет и непременно доказавший свое право на наследование места Главы.

И Боже упаси, если матери хоть одна из наших тайн станет известна. Жить нам останется не долго, как в прочем и всей стае.

Это история до сих пор в моей душе находит отклик как самое смелое, что мне приходилось видеть.

Это был обычный ритуал. По традициям Избранных, и моя невысокого роста мать после получения браслетов на запястье заняла место рядом с Главой. Видимо учиться контролировать страхи я начал именно с этого эпизода, потому как смотреть в глаза Шакалам, сложно, но она смогла это сделать. Показала свою непоколебимость, хотя о чем я, ведь за ее спиной стоял самый опасный Зверь, но она все же это сделала. Смотрела практически каждому члену стаи в глаза и холодным тоном заявляла, что не дай Всевышний она узнает что-то о проводимых в застенках замка охот. Приедет и лично вырежет всю стаю без разбора совместно с Главой. И как не странно Стая приняла ее условия. Склонила головы перед жестокостью своей Госпожи и тем самым обрекла это бессердечное общество налагать на привычные в их обиходе мероприятия кучу тайн.

И если честно я не виню ее в этом, после того как сам увидел все своими глазами, окунулся в темные леса подсвечивающие только слабым лунным светом. Помню, как долго гнал мужчину среднего возраста, как долго принимал и отвечал на его побои, а после продолжительной схватки все же убил. С восторгом замарал свои руки в крови насильника.

Я понял, что значит само слово «охота», как и понял то, что это кровавое мероприятие дарит кучу эмоций в купе с громадной дозой адреналина. Только мне не понятно, как моя мать смогла прожить столько в этом месте в роли дичи.

Мне вообще порой не понятно как же так словно в насмешку смогла поступить судьба — заставить переплести тяжелую жизнь жертвы и охотника.

Видимо по заслугам Главе, в наказание. И он принял с достоинством это наказание, как и меня и если честно, дома, этот хладнокровный мужик совсем другой. Рядом с моей матерью, его надменное лицо начинает светиться теплой улыбкой. Тают на глазах суровые черты лица.

***

— Ты надолго? — Еще одна черта его характера, которая мне нравится. Все и сразу, без лишних расшаркиваний.

— Как всегда не дольше недели. — Такой же скупой ответ.

— А что, что-то можешь предложить дельное? — И это блядь не предложение отправиться на рыбалку с шашлыками. Он понимает меня, один уголок губ слегка приподнимается и он жестом предлагает следовать в машину.

— Мать скучает.

— Знаю и обязательно заскочу, как время будет. — Черт вот как раз этого мне и не хочется. Не потому, что не скучаю, потому что моя мать умудряется достать из моих недр того самого Сашку подростка. Простого и веселого, а не гнилого.

— Ты по делам?

— Да, от Логана в командировке. Так ты мне и не ответил, по поводу предложения?

— У тебя три дня, чтобы уладить все дела. — Ох. Ебать, не думал, что так удачно попаду.

— Охота? — С хриплым, предвкушающим шепотом спросил. Сам себя иногда пугаюсь. Пугаюсь таким запретным наслаждениям.

— Нет, суд. — Он наградил меня такой понимающей улыбкой, словно всегда в курсе всех моих низменных эмоций. Еще бы. Большая часть тьмы воспитана им.

— Шакал с летел с катушек. Перерезал охрану, вырвался за пределы наших лесов, разорвал туристов. Наказание смерть.

Все, другие вопросы задавать не стоит. Минимальная информация получена, выводы сделаны из сухого тона. Игра будет трудной, но когда меня останавливали трудности?

— Я успею. — Твердо даю ответ и машина, в которую мы уже успели погрузиться, трогается.

2 глава.

— Ты ли это? — Слышу надменный голос за своим плечом, и мое тело напрягается. Голос мне не знаком, но самоуверенная интонация в нем, эхом отдается в груди смутным воспоминанием о прошлом. Далеком и расплывчатом.

Поворачиваю голову на голос и осматриваю высокую фигуру в темном костюме, а вот лицо рассмотреть практически не могу. Смутно знакомые черты, которые появляются всполохами от разноцветных бликов светомузыки, не дают полной картины. Но этот голос, который заморозил мою кровь, не дает покоя.

— Может и я. — Скупо бросаю мужику и отворачиваюсь в сторону клеток, где извивается прекрасное тело молодой девушки облаченной в черную кожу.

Нимфа, словно специально не меняет позиций, танец для меня. Призывно приоткрытые пухлые губы, возбужденный взгляд на мой столик и плавные, сексуальные движения в такт страстной музыки. Молодец девочка, тебе удалось возбудить меня.

— Не узнал мелкий засранец? — Голос не успокаивается, проходит через меня потрескивающим напряжением, или ебучим раздражением, не важно.

— Нет. — Опять отвечаю, пытаясь не отвлекаться от плавных изгибов, член, словно в насмешку стал шевелиться от этого соблазнительного тела, словно мне до этого было легко сдерживать внутри развращенных демонов.

— Олег. — Заявляет достаточно раздраженный моим невниманием собеседник, а я тут же теряю всякий интерес к Нимфе.

Еще один персонаж моего прошлого. Злой персонаж, который посчитал появление на своей территории человечка, чем то сродни с оскорблением его высокопоставленному родству. Чертов, племянник короля Убежища, в котором мне повезло отучиться несколько трудных месяцев. Трудных, как раз из-за этого козла, который вскоре на своей шкуре ощутил насколько человеческая натура может быть гибкой и целеустремленной.

— Тот самый, которого я уложил на лопатки? — С недоверием и издевкой спрашиваю, и блики, словно повинуясь чьему-то приказу, скользят от скул мужчины на неоновые, голубые глаза.

Злые глаза с немного расширенными зрачками. Этот взгляд, прямой, жгучий, приковывает к себе, гипнотизирует. Как в прочем и раньше. Не знаю, что это, но этот взгляд настолько опасен, что хочется подчиниться ему или же в моем случае подчинить его себе. Но мы ведь это уже проходили?

— Один раз, и неужели ты до сих пор веришь, что это не было случайностью? — С не меньшей издевкой выдает, наклоняется немного вперед, опираясь руками на стол, попадая теперь уже под мягкий свет настенного бра и всматривается в меня.

Со злостью, которая накаляет воздух вокруг, заставляет уплотняться пространство, сосредотачивая мое внимание не на деталях, только на этих ебучих, ярких глазах.

— Главное, чтобы ты в этом не сомневался. — Я пересиливаю, ломаю трос, привязывающий меня к этому убийственному взгляду, отклоняюсь на мягкую спинку красного дивана и пытаюсь расслабить скованное, словно перед прыжком тело.

И блядь, я не отвожу взгляда от мужской фигуры, и кто-то примет этот взгляд за прямой вызов, но сукой буду, это не так. Какой вызов? Мне блядь не пятнадцать, чтобы бодаться из-за неприязни, а вот ебучее любопытство и это напряжение от надменного голоса заставляет всматриваться в это тело. Заставляет искать ответы на его реакции.

— О, Лекс, как же я скучала по тебе! — Движение воздуха и сладковатый аромат забивает глотку, а моей щеки касаются губы. Отвлекает мое внимание от попыток рассмотреть возвышающееся тело.

— Здравствуйте. Лекс, не хочешь нас познакомить? — Задает глупый вопрос.

— Да, конечно. Олег, мой друг, а это прекрасная фея, моя девушка Лика. — Вырвете мне язык! Какой друг? Какая девушка?

Тут более уместно было сказать «Олег старый враг и еще одна дорогая шлюха, знакомьтесь!»

— Очень приятно. — Ухоженные пальчики невесомо протягиваются к сверлящему меня мужику.

— И мне… и мне. — Два раза повторяет, словно не веря в происходящее, и слегка касается губами пальчиков Лики.

— Да вы не стойте, составьте нам компанию. — Театр абсурда развивает свое шоу, а меня явно заводит вся эта хуйня.

— Да конечно. — Откликается уже сумевший справиться с охуеванием Олег. Принявший, правила игры, соглашающийся с ними. Парень, мне показалось или тебе тоже нравится шоу?

— Ой, мы так с любимым редко видимся, а его друзей вообще впервые вижу. Он такой скрытный мужчина.

— Правда? — Конечно, правда или ты думаешь, что эта курица продающая свое тело за шелестящую бумагу посвящена в мою жизнь?

— Правда, я буквально вижу его несколько раз в месяц и очень скучаю, может, хоть вы мне расскажете о нем немного больше?

— Больше? Это навряд-ли Лика. — Тихий смешок с моей стороны прервал взаимные реверансы в поиске информации обо мне. Оба отвлеклись на меня, а я что? Махнул рукой, мол, продолжайте, мне становится весело!

— И вы туда же. Но хорошо хоть не сказали, что он якобы тайный агент, и если я начну копать, вы меня убьете! — Звонкий, чистый переливчатый смех разошедшейся девушки и скупая, понимающая ухмылка, предназначенная для меня от мужчины.

На первый взгляд можно многое сказать о Лике, впрочем, как и со спокойной совестью обмануться ее глупыми глазками и тупыми вопросами, но не стоит на это уповать. Эта девушка, очень дорогая проститутка, которая по умственному мышлению ни хрена не уступает мне. И от этого наша игра намного интересней. Тогда когда я озвучил мысли о ее убийстве, я не врал, и она это поняла, правда намного позже мне пришлось отвалить кучу бабла, чтобы вернуть эту стерву в свою постель, но думаю не для кого не секрет, что дорогие игрушки стоят потраченных денег. Отдача в этом случае лучше.

— А вы милый мужчина! Лекс почему ты скрывал от меня такого душку? — Блядь, захотелось рассмеяться от этого ядовитого взгляда. Кобра увидела еще одну жертву.

— Ох, милая тут тебе ничего не светит. — Легко парировал.

И дело тут ни в ревности, не в желании быть единственным. Я просто уверен, что Вер не клюнет хоть на дорогую, но все же человеческую проститутку. У таких мужиков и бесплатных вариантов много, а я привык с детства за все платить. Да и если честно, мне кажется, что все в этом мире продается, в том числе необязывающий ни к чему секс.

— Да как ты смеешь?

— Настолько самоуверен в себе?

О, эти возмущенные голоса, как чертова музыка для моих ушей, как развлечение.

— Лика, не забывай своего места. — Безжалостно холодный тон, и мои глаза засекают страх девушки. Она знакома с моим нутром, знает, когда шутки кончаются. Мне не составит труда заменить ее, а если я это сделаю, то ее денежный поезд безвозвратно ушуршит в ебучие дали.

Перевожу взгляд на Олега и злость, пульсируя, начинает внутри меня расцветать, глотку сжимает как в тисках от этого взгляда, кожу опаляет ебанный неон, натягивая мои нервы на кулак.

— Самоуверен? Нет. Просто реально смотрю на вещи. — Пусть понимает, как хочет. Пусть. Мне похуй, вот только мой взгляд все же не сразу может оторваться от этих глаз. Не сразу тело может подняться и, кинув пару сотен на столик, уйти.

Я знаю, что моя игрушка последует за мной, это именно то, что я называю реально смотреть на вещи, поэтому и не смотрю назад, открываю пассажирскую дверку. Лика нервно отдергивает воротник, поравнявшись со мной, встретившись взглядом, пыхнув приторным, и явно не дешевым ароматом с величием не меньше чем у королевы садится в кожаное нутро низкого, спортивного автомобиля.

Остаюсь на несколько минут на холодном ветру и тупо смотрю в тонированные окна клуба, и я уверен, что на той стороне, на меня смотрят неоновые, злые глаза. Я чувствую этот ебанный взгляд кожей, своим нутром и мне хочется усмехнуться этим глазам. Ухмылкой поинтересоваться понял ли он, что для меня называется «реальный взгляд на вещи», но я этого не делаю. Я многое в последнее время не делаю, чего мне хочется. Игры для малолеток, да и я уже давно перестал, что-то кому-то доказывать.

Сажусь в машину и открываю все стекла. Дышать от ее духов практически не чем, но Лику это не смущает, она просто застегивает еще одну пуговицу на пальто, и ее ухоженные пальчики начинают скользить по моему бедру.

— Я скучала мой сладкий. — Она наклоняется ближе, умело фиксируя позу, где ее грудь немного выпирая выгодно смотрится, и шепчет мне слегка хрипловатым голосом.

Вот за что я плачу ей. Ни лишних вопросов, ни лишних истерик, ссор. Всегда готовая сексуальная игрушка, умение которой я могу оценить в определенную сумму.

— А ты? — Ее пальчики немного как бы, не уверено ложатся на молнию моих джинс и коготки, слегка надавливая, начинают только им понятный танец на моей ширинке. Возбуждающий танец.

От ее действий я расслабляюсь и раздвигаю ноги еще шире.

— Вижу, ты по мне тоже скучал. — Да как бы и нет.

Я просто хочу что-то трахнуть, а ты это будешь или еще кто, для меня не играет роли. И мы оба это понимаем, но не прекращаем нашу игру. Вдавливаю педаль акселератора, в башке приятно начинает клубиться туман из похоти и еще какой-то не понятной мне сейчас хуйни. Правильно говорят, что мозги у мужчин имеют текучие свойства, именно сейчас эти мозги резко от жара плавятся и стекают в нагретую от ее ладони ширинку, в пульсирующий пах.

Мои и так уже натянутые нервы рвет, стоит только переступить порог квартиры, и я хватаю Лику за длинные волосы и рывком притягиваю к своему лицу.

— Доигралась? — Рычу в слегка приоткрытые губы и вместо поцелуя дергаю ее голову к ширинке.

Девочка умна, девочка знает свою работу, поэтому слегка покусывая, не расстёгивая джинсы, начинает проводить по ткани губами, а я, получая от этой игры дозу необходимого разврата, отклоняю свое тело на стену. Впитываю в себя это ебучие болезненное возбуждение, растворяюсь в нем, а когда сил терпеть уже не остается, расстёгиваю собачку вслед за ее влажным языком. Джинсы сползают.

Ее когти впиваются в зад, а пухлые губы как плотная резинка обхватывают мой член, но этого мало, поэтому накручиваю волосы на кулак и со всей силы начинаю толкаться во влажное нутро тугой глотки. И блядь в такие минуты как никогда понимаешь, за что отваливаешь такие деньги. Глаза закатываются от трения чувствительной головки о гортань, а она даже не давится моим размером. Спокойно заглатывает, обсасывает весь ствол, язык как заведенный проходит по каждой вздувшейся вене, а прямой с легкой поволокой возбуждения взгляд не отрывается от моего перекошенного удовольствием лица. Стоит только моей плоти выскользнуть из ее рта, как юркий язычок сексуально начинает проводить по натруженным губам и тут же скрываться, словно приглашая продолжить. И кто я такой, что бы отказываться от этого предложения?

***

Не представляю, сколько длится секс, теряюсь в нем и после нескольких часов, когда в моей голове от оргазма остается только гулкая пустота, ухожу на кухню, оставляя в прихожей расчет. Варю крепкого кофе и слышу тихие шаги по коридору. Я удовлетворен? Нет. И дело тут не в профессионализме выбираемых девушек. В моей душе пусто. Словно в ней давно что-то сдохло, то, что делало меня живым. Нет необходимой духовной связи с партнером. Просто механически заученные движения, удовлетворяющие физические потребности, и главным предводителем в этом фарсе похоть. Это она, развращенная сука толкает меня в объятия одноразовых шлюх. Принуждает.

— Там на тумбочке карточка…

Шаги замирают, а я, наливая в чашечку крепкий напиток, усаживаюсь, устало откидывая голову на спинку кожаного дивана. Наверное, из-за этой усталости я так и реагировал на злость в голубых глазах, наверное, это что-то похожее на выученную реакцию — злостью отвечать на злость?

— А ты настолько уверен, что я собралась домой? — Раздается от двери.

— Уверен.

— Что даже не предложишь остаться?

— Не предложу.

— Козел. — Закономерный и правильный ответ, поэтому просто пожимаю плечами, не опровергая этого определения, и чуть погодя слышу топот и злой хлопок входной двери, и чисто для интереса выхожу взглянуть. Карточки нет. И это почему-то меня веселит.

Возвращаюсь на маленькую кухню и смотрю на просыпающийся город. Слежу за ним. Меня часто спрашивают, почему с наличием финансов в карманах, я не приобрету нормальное жилье, где-нибудь поближе к центру и не продам эту полуторную халупу. А я не могу объяснить того, что связывает меня с этой квартирой. Не могу произнести вслух, что именно с этого места началась моя жизнь. Нормальная жизнь маленького мужчины, что впервые здесь почувствовал себя нужным и впервые за очень долгое время перестал голодать и замерзать. Да все началось именно с этого места и черт меня дери, если я забуду когда-нибудь это.

Забуду, как трясясь от страха, переступал порог вслед за грязной девушкой, которая постоянно запинаясь, уводила меня от промышленных зон с ужасным зловоньем, которая, предложила мне новую жизнь, защиту. Она же и научила меня открыто смотреть в лицо своим страхам, помогла их победить. Да все это началось именно с мамы Вики и этого места, Изменившегося до неузнаваемости, но до сих пор хранящего наши с ней секреты, наши страхи.

Нет не смогу этого забыть, как не смогу и распрощаться с этим местом. Моим первым, настоящим домом.

Не знаю, как и почему, но эта квартира настолько въелась в меня, что приезжая в Россию предпочитаю жить только здесь. В этом месте как мне кажется, даже воздух пропитан, чем то родным и спокойным и оно не прочь этим делится. Не прочь подарить спокойствие измученным нервам, не прочь подарить спокойный сон. Дать возможность безмолвию опутать уставшее тело, утопить в себе.

И я каждый раз принимаю эти дары и с добродушной улыбкой засыпаю и хорошо отсыпаюсь на будущее, предчувствуя свой скорый отъезд в шум большого, перегруженного транспортом и людьми Нью-Йорка.

3 глава

Центр стражей за все-то время моего отсутствия ничем не изменился. Ну, еще бы. Тот же шик и яркое убранство главного особняка с размеренной жизнью в его нутре. Все тот же приветливый желтый свет и все те же «идеальные» его обитатели.

— Александр? — Голос Богдана привычной надменностью немного карябает мои нервы, которые итак почти на пределе.

Для меня не просто вернуться сюда, не просто заставить переступить порог этого места в одиночестве с прямой спиной, в котором, впервые увидев тебя, заклеймили словом «Человек». Словно блядь, дали прозвище, а не определение моей принадлежности. Отнеслись с холодом и неким безразличием. И думаю, если бы не моя мать с Лисой, то погнали бы меня отсюда в три шеи.

— А что планировалось появление кого-то другого? — В тон отвечаю. Я давно не тот юнец, и прямое этому доказательство мое присутствие.

— Просто еще ни уверен в правильности решения Логана и Короля. — И это долбанное оскорбление моим умениям? Да и хуй с тобой.

— Не уверен? Твое дело. Тут я только по приказу и не намерен терять свое время доказывая что-то тебе. — Рефлекс защищаться работает на автомате.

— А ты вырос. — Голос смягчается. Становится чуть теплей.

— Так заметно? — Рефлексу на потепление плевать, меня задели за живое, и это живое будет сопротивляться.

— И гонору прибавилось. — Мужчина слегка улыбается. Как мне кажется понимающе.

В этом мире нужно уметь твердо стоять на ногах, так же как и быть уверенным в себе. Основополагающие правила жизни в жестоком обществе, где слабость могут проявлять только женщины. Где простым людям не место. Не место, таким как я. Но я, все же здесь.

— Пойдем, познакомлю тебя с твоим прикрытием.

И мы идем и знакомимся с сопляками, в рядах которых меня обжигает голубой, с неоновыми вспышками недоумения взгляд и ебать, я чуть не расплываюсь в улыбке от этого взгляда, когда Богдан нас представляет.

— Это какой-то прикол? — Не выдерживает Олег.

— У меня тот же вопрос. Богдан, а у тебя по опытней никого не нашлось? — Я с трудом сдерживаю веселье. Кусаю щеку изнутри, затыкаю по глубже, пытающийся прорваться смешок и наслаждаюсь ситуацией. Нет, вслух этого не сказали, но как я, так и Олег понимаем, что он на сегодня в моем подчинении и это унижает его. Я показываю это всем своим видом, надменным лицом, хотя и не чувствую от этого удовлетворения.

— Стражи с опытом сейчас на подписании, остальные на патрулях. Не нравится, можешь идти один. Они умеют работать с отрешением.

— Каменный век. Богдан не хочется тебя расстраивать, но работать с отрешением умеют практически все, даже я. — Хотя опытных стражей мне пришлось бы так же натаскивать, отличие только в том, что большинство из них знают по личному опыту, что собой представляет ведьма. А эти неопытные, не обросшие пушком цыплята таким опытом мало того, что не обладают, так еще и неуместного гонору много, но мне не привыкать действовать одному, не привыкать идти в неизвестность без прикрытия, а только с охраной для моей цели, или целей, одно разочаровывает — опять придется просить помощи.

— Саш, отъебись, что есть то и даю. И мне уже пора, сам присмотрись, выбери кого нужно и в путь, но верни в целости и сохранности моих малышей. — Он пожимает мне руку, и уходит, оставляя меня один на один с возмущенной толпой совсем не малышей. Моих практически ровесников, которых я практически сразу осматриваю и делаю привычные выводы.

— М-да, нихуя из вас не получится ловцов. — Мерзко ухмыляюсь на не приязнь во взглядах обозленных мужиков.

— С хуя-ли? — Неоновый взгляд заставляет меня постоянно возвращаться. Приманивает холодным огнем бешенства, нервирует.

— У кого из вас есть первичка, шаг вперед. — Задаю стандартный вопрос и смотрю на переглядывание с немым вопросом в глазах.

— Так ладно. Дар? Какой-нибудь дар, переданный от матери? — Еще один вопрос. Простой вопрос, который опять же не приносит результатов.

— Заебись. — Делаю выводы.

— Слушай человек, такое впечатление, что вышеперечисленное есть у тебя. — Олег. Ну, кто бы сомневался.

— Не все, но есть, так же как и опыт, а чем можете порадовать вы?

— А нам этого и не нужно, мы умеем хорошо драться. — Да Олег, наверное, единственное, что в тебе присутствует выдающегося — это твои необычные глаза и злость, на которую хочется откликаться.

— Ну что ж… — Я провожу пятерней по мелким кудряшкам и на секунду прикрываю глаза. Чувствую себя старцем и правильно, я с пятнадцати лет знаком со старухой с косой, и намного раньше окончил спец-школу и поступил на стажировку к Стражам, а эти парни видимо только отучились.

— Я с удовольствием посмотрю на то, как вас малыши нашинкуют. Или не нашинкуют, а просто впопыхах убьют. — Я говорю это и чувствую усталость.

Сколько таких уже было? И сколько еще будет? Твердолобые, упрямые. Зацикленные в своем чувстве превосходства. Иногда мне жаль, что все произнесенное мной только угроза, потому сам же не пущу это мясцо под опытный безжалостный нож. Тот, кто меня хоть немного меня знает, поймет, что жалить я умею только словами, если меня сильно не выбесить.

— Так. — Я смотрю каждому в глаза, выделяю необходимый типаж из толпы, решаюсь.

— Ты…ты….ты…. — Мой взгляд замирает, натыкаясь на Олега. Спотыкается на нем, и мое нутро шепчет о том, что этого не стоит делать, но все же мой палец против воли разума утыкается в его грудь. Он лишний, не подходящий мне типаж, слишком уперт, слишком зациклен на своем превосходстве, слишком обозлен, слишком меня ненавидит, всего слишком, но все же…

— И ты, за мной, остальные свободны. — Еб… зачем? Зачем он мне? Но я не замечаю доводы разума, я просто хочу… чего не понятно, то ли поиздеваться, то ли посмаковать свою власть над ним, но чего-то определенного хочу.

Я ухожу в тренировочный центр, в знакомый зал, где не так много тренирующейся малышни, прохожу к татам, привычно скидывая с себя футболку, скидываю обувь и прохожу в его центр. Поворачиваюсь лицом к аудитории и наслаждаюсь удивленным взглядам на меня. Первичной защитой под предводительством Маришки исписано мое тело, отчасти по необходимости, а отчасти, чтобы скрыть уродливые шрамы и это зрелище действительно восхищает. Каждый глиф, каждый щит спаян по собственной методике с добавлением определенных компонентов и имеет собственный цвет, который гармонично вливается в общую картину разноцветного хаоса всех защитных татуировок на моем теле.

Мне ни в первой выступать с лекциями, ни в первой проводить такие тренинги перед изумленной толпой. Этим я занимаюсь чуть больше пяти лет.

— Ведьмы, это хитрые, безжалостные существа, которые черпают свою силу с истоков. Истоками называют в основном врожденный природный дар, который подразделяется на силу стихий и чем больше стихий и власти у ведьмы над ними, тем она опаснее. Так же к опасным классификациям можно относить ведьм, которые имеют взращённые силы, получаемые в результате ритуалов. Жертвоприношение, сделка с другой ведьмой, клеймо, полученное от Гекаты и еще хуева туча классификаций, на которых у нас нет времени. Основное, что вам стоит уяснить и запомнить раз и навсегда — неопытному стражу в прямой схватке с ведьмой не победить, поэтому мы с вами очень сильно должны постараться застать ведьм врасплох. Это единственное, что может предостеречь от неминуемой гибели, ну и маленькие приемы, которым я вас сейчас обучу. — А как поэтично звучит «МЫ». Не «мы», а я, черт побери. Опять один.

Я разминаю предплечья, верчу головой, немного прогибаюсь. Стандартные упражнения, которые помогают подготовить мои мышцы, растянуть их под неусыпным вниманием.

— Любая ведьма, столкнувшаяся с непредвиденными обстоятельствами, начинает атаку с внутренних сил, отразить которые можно первичной защитой. — Я провожу пальцами по глифам на своем прессе.

Да мое тело практически полностью раскрашено ими, спасибо Маришке, единственной ведьме примкнувшей к нашему Убежищу и преследующей личные цели в борьбе с ведьмами, но неукоснительно помогающей. Не знаю, что такого она увидела во мне и почему лично спаяла для меня эти защитные глифы, а позже и сама же их нанесла, не знаю, но спасибо ей за это. Так же за то, что тренировала меня в борьбе со своим же родом.

— Это общий природный щит, который отразит, если повезет небольшой всплеск природных сил, короткий первый удар. — Я провожу по четырехлистнику стихий изображенный ромбом в кольце.

— А это… — Я скрещиваю указательный и средний пальцы на руке и укладываю их на пульс другой руки.

— Копия этого щита зацикливающего вашу внутреннюю энергию в устойчивый циркулирующий поток, способный отразить вмешательство внешних энергий. Вам придется научиться этим жестам. Вызубрить их.

— Зачем, если у меня есть скорость и у меня есть меч? — Скорость это хорошо, особенно если успел спаять такой щит, выстоять и отклониться от следующего удара, который непременно последует с задержкой в полторы секунды. Хорошо, но только если твоя скорость в купе с взрывающимся адреналиновым безумием в крови даст тебе разумно мыслить и вовремя отражать незаметные глазу удары, а еще примерно представлять, чем следующим в тебя кинут и как апофеоз в это время, обязательно нужно следить за губами ведьмы. Потому, что первичным даром они только прикрывают плетение по-настоящему опасных заклинаний. И да, в это же время нужно обязательно размахивать оружием. Вести ебанную, прицельную стрельбу по движущейся цели.

И как мне кажется, это сложно провернуть в доли секунд и не пораниться, но всего этого я не скажу. Зачем, если их роль мною уже определена?

— Затем Олежек, что свой меч тебе придется нечаянно забыть дома, или же тебе его засунут в твою высокомерную задницу, не применяя физической силы, и поверь моему горькому опыту, твоя скорость тебе не поможет этого избежать.

— И откуда ты такой блядь умный взялся?

— Видимо оттуда, где кто-то хоть что-то учит?

— Да пошел ты. — И он разворачивается, делает несколько шагов к выходу и по-доброму мне бы его отпустить, как в прочем и всю эту маленькую группку, один неплохо справлюсь, но черт…

— А тебя Олежек, что именно не устраивает? — Он останавливается, и я решаю продолжить, решаю надавить на болевую точку и самое хуевое то, что эта точка у всех одна. Заключенная в их высокомерии. Ахиллесова пята, на которую я умею правильно воздействовать.

— Может быть, то что «Человечка» поставили главным над тобой невзъебенным, или может все же то, что этот «человечек» еще в детстве умудрился положить тебя на лопатки? Ты скажи, чтобы уж мне не теряться в следующий раз. — Мои слова не злые, не надсмехающиеся, а голос звучит на полном серьезе. Уверяет блядь в том, что мне это действительно интересно. Взводит медленно курок около моего виска, и я жду выстрела. Жду злости от замерзшего тела на пороге.

— Или может, ты все же теплишь надежду на то, что это случилось по ошибке? — Надавливаю на курок, и хочется закусить губу от ебанного азарта просыпающегося в моей крови.

— Так я ни против еще раз доказать свои умения. Доказать, что это не было ошибкой. — Глухой хлопок и я вижу резкий разворот на девяносто градусов, злой чеканный шаг и убивающий меня взгляд.

Он зол, действительно зол и это как ебучая молния бьет хорошим разрядом в меня. Такая яркая ярость, такой заряд, который я впитываю в себя. Любуюсь ебанным зрелищем тугих, хорошо развитых мышц перекатывающих концентрированную силу внутри себя, любуюсь ходячими желваками на красных скулах, любуюсь этими ебанными неоновыми глазами, которые кажется, своими молниями прошибают насквозь мою шкуру. Любуюсь и хуею от себя. Что это за напряжение во мне? Откуда странная маниакальность к этим глазам?

Откуда блядь во мне это желание раствориться в этой ярости? Откуда желание победить этого недоумка? Откуда блядь желание доказать ему, что я намного сильней? Я давно уже не щенок, которому нужно вгрызаться в свое место и показательно доказывать свое превосходство! Может детская обида? Месть? Господи прости, но это полная херня. Таких ублюдков на моем пути было много и я давно уже не воспринимаю тявкающее мясо, только почему то не это…

Я пропускаю разъяренное тело, кинувшееся на меня. Даю право нанести первый удар. Впитываю в себя боль, разливающуюся по скуле от встречи его мощного кулака с кожей, и отпускаю своего зверя с поводка. Все мои движения плавные, выверенные, сосредоточенные, несмотря на ответный ураган злости, проснувшийся от пульсирующей боли в ритме моего сердца. Ухожу от второго удара, пропускаю кулак над собой и тут же впечатываю свой молот в его живот и следом подсечка. Вер валится, а я отхожу немного.

— С тебя достаточно? — Блядь как же я рад, урокам хладнокровия отца. Умением держать свое лицо, не смотря творящуюся вокруг на хуйню. И блядь я молюсь, чтобы он не вздумал отказываться от драки, хочу продолжить этот ебанный танец ярости между нами.

— Ах ты, сука! — Рычит и подскакивает с места.

А дальше со мной происходит вообще полный пиздец, потому как я частично позволяю его ударам скользить по моему телу, тащусь нахуй от этой боли и зверею еще больше. Завожусь от этого, и мне кажется, что воздух вокруг наших тел взбивается в густое месиво, уплотняется, начинает вибрировать в такт с глухой вибрацией мышц от ударов. Он опрокидывает меня, и приземляется сверху, а я немного подогнув ноги, умудряюсь перевернуть большое тело, прижать своими ногами кувалды со сбитыми костяшками, а руками упираюсь в сопротивляющиеся плечи. Смотрю на этот ебучий неон, а тело подомной резко каменеет, перестает бесполезные попытки скинуть меня, но мне похуй, сейчас для меня имеет значение только эти глаза, которые смотрят, почему-то не мне в ответ. В них нет больше высоковольтной ярости, в них испуг, сосредоточенный на моих ухмыляющихся губах.

Краем глаза вижу,движение и прослеживаю кончик языка, скользящего по плоти немного припухших губ. Преследую, этот розовый кончик взглядом и прирастаю им к блестящим складкам, за которыми он скрывается. Скорее всего, и мой взгляд сейчас нихуя не дерзкий, скорее недоумевающий и испуганный. Потому, что меня начинают пугать туман возбуждения в голове, сраное желание прикоснуться к этим мокрым губам.

Блядь мне хочется попробовать этот рот. Вылизать эту влагу, вгрызться, искусать, особенно нижнюю губу, а руками хочется пережать горло, заставить задыхаться под моими пальцами, заставить открыть этот ебучий рот и попробовать на вкус все то высокомерие, которое выплескивается с него. Понять насколько ли оно завораживающее как его ярость метящаяся молниями в голубых глазах.

Блядь, чуть не валюсь от глухих хлопков в ладоши за спиной и тут же соскакиваю с тела, замершего подо мной.

— Логан как всегда оказался прав. Молодец парень, прекрасно отточенная работа, только хочется заметить, что это еще юнцы. — Богдан стоит немного в стороне. Его поза расслаблена, а добродушная улыбка отражается даже в глазах. Я заслужил его доверие?

Господи, да мне срать. Мне сейчас на все практически срать, кроме моего собственного душевного здоровья и желание остановить молоток, выламывающий грудную клетку. Очистить мозг от сумасшедшего желания… заглушить его нахуй!

Блядь что со мной сейчас было? Что это такое? Почему я от этого дышу как гребанный паровоз, который только что притащил на станцию целый состав? Ебать и откуда во мне это ебанное желание прикоснуться к губам мужика? Прикоснуться? Черт, мне хочется не только прикоснуться… Что это за хуйня?

— Не имеет значения, я могу и с тобой попробовать. — Отвечаю надменно, словно сейчас полностью уверен в своих силах, но на самом деле мой извращенный мозг трактует эту фразу немного по другому, обмозговывает ее и тут же хочется побиться этим ебучим желе обо что-то твердое. Заорать на себя, приказать перестать вспоминать ебучий кончик языка.

— Нет уж, обойдусь. — Легко и непринужденно отвечает и это блядь дарит надежду, что кроме нас с уебком никто не заметил всей этой хуйни. Сука, а он? Что сейчас мать твою, чувствует он?

— Это все кого ты выбрал?

— Да, они немного больше других подойдут на вылазку.

— Хорошо. — Он смотрит на малышей, задерживает взгляд на каждом.

— Поступаете в прямое распоряжение Александра, слушаете все его приказы и выполняете безотлагательно. Все понятно? — В ответ стройный кивок и немного нахмуренные брови от каждого.

Мозг не сразу, но все же подчиняется холодному разуму, прячет гребанный испуг за свое душевное здоровье, глубже в недра памяти и переключается на текущую работу. К сожалению времени не много и нужно как можно больше вложить информации в эти молодые умы.

Да ебать, это же совсем еще маленькие солдатики. Мне везет, серьезно везет. Все — таки придется выкручиваться одному, так же как и учить зеленых основам основ. В моей работе бывает всякое и первичные средства защиты все же нужно знать. Хотя бы основы.

Богдан уходит. Шевеление за спиной и перед моими глазами появляется в выстроенном ряду Олег. Но теперь я игнорирую его. Не смотрю в глаза, боюсь увидеть в них такой же вопрос, который сейчас ест мой мозг.

— Черт, обрадуйте меня скажите, что хотя бы бывали в патрулях? — Слаженный ответ «нет», и я от шока чуть не приседаю на таты. Черт.

— Еб, и что мне с вами цыплята делать?

— Может для начала перестать нас оскорблять? — И мне хочется заржать. Не растерял ебанное ехидство? Я Олег стоя аплодирую, в этом ты меня уложил на лопатки, потому, что я боюсь посмотреть в твои глаза, я их игнорирую.

В этой шайке только один способен ответить мне? Вот я не готов еще с ним вступать в перепалку. Не готов, но черт меня дери, игнорирую просьбу. Я же ублюдок, так зачем мне портить свою репутацию?

— Строимся цыплятки и запоминаем все, что сейчас я покажу.

Я потратил несколько часов на взрослых, высоких, мускулистых, но до безобразия упертых детей. И все это под язвительные комментарии Олега. Что я ему такого сделал? По сути, я был не виновен в том, что моя жизненная дорога привела меня в Убежище. Только кому это интересно? Да и мне объяснять такие простые истины не улыбалось. Мне вообще не улыбалось общаться с ними, но я не смог отказаться от того, чтобы слышать этот гребанный голос, наполненный высокомерием. Не смог.

Отпустил недовольных бойцов на сборы, а сам повалился на таты, отыскивая телефон. Номер Маришки давно уже стоит в быстром наборе.

— Здравствуй солнце! — Я улыбнулся шуму и отдаленным матеркам Грегори. Этой ведьме доставляет особое удовольствие доводить его до белого каления.

— Привет шикарный мужчина! — Ответила звонким голосом.

— Не соблазняй меня, я же могу не удержаться. — Хмыкаю на соблазнительные нотки этой чертовки.

— Так ты только угрожаешь, а действий я не могу дождаться. — И так всегда, но дальше наших шуток ничего не зайдет. Слишком долго эта ведьма меня растила, учила, наставляла на путь и объясняла поведение одарённых. Да и странные отношения между ней и Грегори сильно напрягают.

— Что-то случилось мой мальчик? — А этот тон уже моего учителя. Моей наставницы.

— Да как всегда. — Провожу ладонью по лбу и жмурю веки до белых пятен на чернильной стене века.

— Тебе везет, но ты с этим справишься. — И да, я в курсе, что не стоит паниковать из-за задания. Я привык уже выходить в такие вылазки без прикрытия, но отчего-то на душе кошки скребут, а я привык им доверять. Что-то похожее на шестое чувство и единственная хрень, что хотя бы отдаленно приближает меня к миру особенных существ. Делает их роднее мне.

— Мариш, конечно, справлюсь, но не могла бы ты… — Я не заканчиваю фразу, сама поймет мою просьбу и сама решит, нужна ли мне помощь.

В этом и проблема всех ведьм. Никогда не знаешь, что от них ожидать, и Маришка этому прямое подтверждение. Она и меня-то учила, преследуя только известные ей цели, не из праздного добродушия как кажется остальным.

— Саш ты уже давно не маленький мальчик и сам должен понимать, что такие ритуалы впопыхах не делаются, а первички что? — Еще ебанная черта всех одаренных сверх меры, это дотошность, которая выебет все ваши мозги, перед тем как исполнить просьбу.

— Понимаю, но ты же волшебница, а про первички можно забыть… уж больно народ в России твердолобый. У меня всего пара часов.

— Я подумаю. — И она как всегда отключается, не прощаясь, да и не очень хотелось, этого прощания это единственная черта в нас с ней схожая. Не любим долгое принужденное молчание или слезливых не настоящих эпитетов в конце.

Закидываю руки под голову, рассматриваю потолок. Сегодня мне придется опять один на один столкнуться с существами далеко не дружелюбно настроенными и это давно уже не пугает меня. Хотя должно, черт, должно. Может я зачерствел к смерти? Перестал смеяться ей в лицо, перестал наслаждаться ей, но не перестал кидать ей вызов. Зачем? Ответа во мне нет. Может все дело в том, что задания я получаю из ряда вон, где обязательным атрибутом будет человеческая жертва, а я человек и просто не могу закрыть на это глаза? Защищаю своих? Хрень, потому как даже опытный страж в моем лице не сунется предотвращать ритуал, а скорбно прервёт его, если повезет практически в конце.

— Все настолько плохо? — Басистым голосом раздается слева от моего тела. Вне зоны моей видимости, но это нихуя не неожиданность, я знал, что он остался, я чувствовал его взгляд, так словно он был осязаемой рукой проходившей вдоль и поперек моего тела и я отмахивался от него. Игнорировал. Не вспоминал безумие, творившееся в моей голове, когда дрался с ним.

— А тебе есть какое-нибудь дело до того, что сегодня ночью может не стать еще одного «Человека»? — Я задал этот вопрос, поднимаясь с татов, и накидывая футболку на остывающие мышцы. Скрывая их и отыскивая глазами Олега. И я сейчас спрашивал не про себя.

Олег молчал, то ли не понимая сути вопроса, то ли не оспаривая свою безразличность. Как в прочем я и ожидал, хотя если признаться, мне от этого было немного обидно. Ведь, по сути, я выполнял задания на благо и процветание Убежищ. Рисковал своей шкурой, ради тех, кто этого не оценит. Примет помощь от человека и не произнесет ни единого гребанного слова в благодарность. Вот этот мир, в котором мне посчастливилось расти.

— Как я и думал. — Ответил я на тишину, подходя и кидая прямой, полный вызова взгляд на Вера.

— Но можешь не волноваться, ваши задницы останутся целы.

Я ушел из Центра, подальше в густой массив, где очень давно был счастлив. Нашел то, спрятанное в густых лапах деревьев озеро и иступлено просидел на его берегу, вспоминая каждый пикник, вспоминая себя прошлого и удивляясь себе. Ведь это Олег являлся первопричиной, которая толкнула меня к маниакальности учиться драться, учиться бороться, участвовать в соревнованиях. Достигать поставленные цели и всегда стараться быть первым во всем. Да это именно его издевательства подтолкнули со злостью отвечать на злость и проглатывать обиду за свое не совершенство. Упиваться своей местью, когда поставленные цели достигались. И скоро я выпью еще одну дозу… холодной, как и положено…

4 глава

Полтора часа длилось мое уединение, еще полчаса на сборы и проверки всего необходимого и вот я уже на подъездной дорожке у светлого особняка Центра. Стою и осматриваю вооружившихся цыплят и чуть ли матерюсь в голос.

— То есть, мои слова о том, что вам стоит забыть дома оружие, пропустили мимо? — Не выдерживаю, задаю этот ебанный вопрос, потирая виски и с ужасом осматривая стандартное обмундирование для патруля. В которое не входит, наверное, только РПГ–7В, а так все на месте, даже винтовки прихватили и это я уже забываю о множественных видах холодного оружия.

Черт мне хочется постучать по их пустым головам, спросить, а все ли там тараканы на месте?

— Вау, а ты не шутил да, насчет твердолобости? — Маришка появляется неожиданно, из-за спины.

Туман голубым дымом стелется вокруг аккуратных голых лодыжек, заплетается в полы средней длины юбки. Обнимает свою хозяйку и ласково проходится по моей коже, здороваясь как с родным. Ее сила мягко касается меня, но даже это прикосновение вызывает желание передернуться, потому, что раньше именно ее сила «ковала» мой характер, показывая все грани агонии, всю мощь своих возможностей и это я вам скажу, то еще испытание было для пятнадцатилетнего ребенка. Но я, черт возьми, упертый я выдержал и это, а может это и сделало из меня хладнокровного помешанного убийцу.

— Ты вовремя. — Игнорирую ее вопрос, думая, что не нужна дополнительная констатация фактов. Тут и без слов все понятно. Не понятно только одно, как эта кучка кретинов собралась сопровождать свою цель. Ведь в этом и смысл операции. Я оружие, а они охрана обеспечивающая доставку груза.

— Ты не сказал, что их четверо!

— Но ты же запасливая волшебница? — Коротко хохотнул, смотря на великолепные женственные черты.

Маришка очень красивая женщина. Красива и хладнокровна, кто-то назовет ее красоту опасной и не прогадает. Все ведьмы до зубного скрежета красивы и красота эта ослепляет. Делает из мужчин и женщин послушных, зависимых игрушек. Опаляет и убивает в угоду поставленных целей.

— А ты как всегда льстец? — Я приподнимаю бровь в притворном удивлении, и как было ранее озвучено игра набирает обороты.

— Для тебя я буду тем, кем ты захочешь! — И это звучит очень пафосно, а я улыбаюсь в ответ на ее смешок.

— Ладно, реверансы потом, а сейчас ты знаешь, что делать. — Отдает она приказ, и я послушной марионеткой выполняю его.

Отхожу от асфальтированного покрытия, разуваясь, вступаю в идеально постриженную, мокрую от россы траву и кинжалом вырезаю ровный круг. Черчу глифы стихий, выдирая куски травы вперемешку с почвой. Не жалея ее. Обвожу глифы в растянутые листы с округлым центром в их основании. Получается, что то наподобие детского рисунка ромашки с исполосованными странными знаками листочками и весь этот рисунок в ровном круге. Хорошо протираю свой кинжал и водружаю его на законное место в набедренный чехол.

— Все. — Заключаю, смотря, как моих цыплят раздели до штанов и чернилами прямо по центру груди изрисовывают алебастровую кожу. Такую отличную от моей загорелой.

— Молодец. — Маришка, заканчивая с последним бойцом, подходит к нарисованному кругу и осматривает каждый глиф.

Достает связку нефритовых амулетов, отцепляет четыре и аккуратно укладывает по центру.

— Саш, мне понадобится помощь.

Я морщусь от этого. Ненавижу быть батарейкой, но выбирать не приходится и я с перекошенным лицом, словно, только что сожрал килограмм лимонов, киваю. Но ей мой кивок не нужен, она уже начала свой ритуал. Мы оба в курсе, если я позвал ее для помощи, то я заранее дал согласие на все, что потребуется.

Ее глаза закатываются, а ветер, бушующий сейчас в круге, безжалостно рвет ткань ее черного балахона, терзает непослушные волосы, разметывая их по тонким изящным плечам. Белые как мел губы бесшумно поют песню природному источнику, просят помощи и источник откликается на просьбу своего дитя. Глифы загораются холодным ярким белым светом, который расползаясь, уходит в края листиков ромашки и перетекает в центр, в амулеты, которые всасывают его в себя и горят уже своим отличительным зеленым цветом.

— Сейчас. — Маришка протягивает ко мне одну руку и я, полосуя себя по ладони ножом, отвечаю на ее рукопожатие. Сплетаюсь загорелыми пальцами с мертвецкой белизной кожи и привычно вздрагиваю от холода, проникнувшего в меня через порез. Это именно то прикосновение ее сил, которое пугает меня, но я сжимаю челюсть, терплю.

Холод струится по пальцам, оплетая и захватывая каждый миллиметр кожи, перекидывается на запястья, к локтю, словно изгоняя все тепло из тех мест, которых он достиг. В голову ударяет горячая волна, а холод поднимается уже к плечу, тянет свои костлявые пальцы к моей шее. Впивается в нее, пережимая глотку, а сердце делает на это прикосновение, хаотичный кульбит, ударяясь по костям грудной клетки, затихает на доли секунд.

Я падаю на колени не способный сделать и глотка воздуха. Сегодня источник на удивление жесток, сегодня он опустошает меня практически полностью, я чувствую, как мои жизненные силы перетекают по костлявым фалангам холода. Чувствую, как жизнь тонким ручейком уходит из меня вместе с высасываемым теплом, и безмолвно позволяю этому случиться. Договор, есть договор. Этим я защищу безмозглых новобранцев от опасности и не услышу в свой адрес благодарности. Я говорил, что мир, в котором я живу полное и беспросветное дерьмо? Сознание уплывает из меня вместе с силой, и я отдаюсь этой тьме, потому, что чувствовать на своей шее саму смерть и не сопротивляясь отдаваться в ее загребущие руки, чертовски страшно.

— Давай мой ласковый мальчик, открывай свои глазки, не расстраивай старую волшебницу. — Слышу теплый голос и чувствую на своих щеках горячие следы пощечин.

— Расстроишь тебя как же. — Я откашливаю вставший поперек горла воздух, который кажется, мне затхлым и вдыхаю полной грудью прохладное дуновение ветра.

Даю своему телу переварить все прелести физического истощения и, пересиливая ломоту костей встаю. Слабость, посилившаяся во мне не должна показаться на поверхность. Не должна найти отклик в понимающих и унижающих улыбках на лицах властителей мира, которым неведомо это чувство.

— Ты изменился и, обзавелся седой прядью. — Маришка смотрит прямо в мою душу, а еще крепко удерживает мою ладонь, даря драгоценные секунды привыкнуть к своему росту. Смириться с тошнотой от проведенного ритуала.

— Не страшно. — Вздыхаю и более уверено забираю из протянутой ладони нефритовые, заряженные амулеты.

Делаю четыре шага к стоящим немного в стороне ожидающим парням и задыхаюсь, так словно пробежал несколько километров. Черт. Но я не показываю своей беспомощности, запираю внутри ее и с холодным выражением на лице каждому на грудь поверх нарисованных глифов вешаю талисман, в котором заключена часть меня и часть Маришки. Мои руки ледяные, я чувствую это, прикасаясь к обжигающе горячей коже парней, но только на груди Олега позволяю своим пальцам немного задержаться, на доли секунд, не смотря в глаза. Просто попробовать впитать тепло, а вместе с ним, такую сейчас необходимую ярость. Заменить этим ярким чувством усталость тела.

— Так не пойдет. — Слышу за спиной Маришку и прикрываю глаза.

— Пойдет. Я справлюсь.

— Нет. — Слышу шорох расстегиваемых деревянных продолговатых пуговиц на черной ткани. Слышу, как ритуальный ножик покидает уютные кожаные ножны с тихим щелчком и поворачиваюсь.

— Я сказал нет. — Жестко останавливаю ведьму, а та отвечает мне не менее жестким взглядом.

— Ты помнишь правила? — Да. Я позвал ее, значит, заранее на все согласен. Киваю.

— Тогда не вижу смысла отказываться от дара. — Жестко припечатывает она и чиркает яркой сталью по уродливому шраму от постоянных порезов над левой грудью.

Маленькая струйка крови, выделяясь ярким пятном, скользит в ложбинку, и я проглатываю вязкую голодную слюну и делаю резкий шаг к своему удовольствию. Слизываю его, проталкивая кончик языка в глубокие края раны, и мне хочется застонать от этого яркого наполненного силой вкуса. Маришка зарывается тонкой ручкой ко мне в волосы, прижимая мою голову к источнику наслаждения как свое дитя, поглаживает по непослушным прядям и целует предоставленный ее взору затылок. Господи как я это ненавижу и в тоже время наслаждаюсь этим.

— Пей дитя. Питайся силой, что добровольно отдаю тебе. — Поглаживания переходят на спину, жгут холодным прикосновением, пьянят меня.

Закрываю глаза и глотаю силу, восторгаясь ей как ебанный безумец. Растворяюсь в искристом мареве. Внутренний, врожденный источник Маришки очень могуществен, он возвращает мои силы, принесенные в жертву, зажигая каждую клетку во мне огнем. Позволяет взглянуть на все под другим углом.

Такое состояние называется «Смотреть в душу», хмельное состояние тумана в котором растворяешься не только сознанием, но и физически. Даешь чужой энергии пропитать себя.

— Все. — Хрипло произношу, отдергивая губы от пореза изрядно перетрухав, о того чего не должен был видеть.

— Видел? Напугался? — Маришка смотрит на меня понимающим взглядом. Прожигает этим взглядом мою, казалось бы, не пробиваемую шкуру. Лезет своими когтями под нее.

— Это так, в этом твои изменения. Не стоит бояться их. Чему быть, того не миновать. — Она поглаживает мою щеку и оплетает свое тело голубым туманом, растворяется в нем. Как всегда не прощаясь. И я если честно ни хрена не понял из ее слов, кроме того, что в этот раз она совместно со мной смотрела в мою душу и видела все.

На несколько минут прикрываю глаза, пытаясь усмирить удары кувалдой в ребра. В этот раз источник показал мне не привычный черный туман в красном сиянии моей души. Он в этой тьме спрятал от меня, что-то. А я, не осознавая ошибки, полез глубже, захотел взглянуть, что скрывается во мне и чуть не сдох, увидев за тьмой знакомые глаза, подсвеченные неоновым голубым огнем.

— Блядь. — Выругался, потер виски, отдаленно отмечая, что чувствую себя полностью готовым к драке и повернулся к притихшим парням.

— Одеваемся, прячем амулеты, из оружия оставляем только ножи и выдвигаемся.

Это все мои слова изумленным наблюдателям и весь путь до гаражного комплекса проходит в напряженной тишине. Ну, кому напряженная, а мне лично требовалось просто время. Я расслаблял свое сознание, готовился к будущему мероприятию духовно. Я знал, что я там увижу и старался заранее проглотить пробуждающееся отвращение. А еще пытался отмахнуться от непрерывного взгляда, опять игнорировал эти прожигающее меня касания.

На это задание я бы пошел и без официального прикрытия, но даже Король Нью-Йоркского Убежища был испуган рассказом Маришки, даже его холодное сердце сжалось, и он не смог игнорировать этот факт.

Ровно месяц назад Маришка ворвалась незваной гостьей на Совет и потребовала выслушать ее. Именно в это время на восходящей, набирающей силу луне был проведен ритуал взращивания сил. Кровавый ритуал был настолько мощным и не контролируемым, что большинство ведьм непременно почувствовали его, но правила внутри Гильдии не предусматривают вмешательств и Маришке не оставили выбора, она обратилась за помощью в единственное место, где ее выслушали. И после определения места его проведения был отдан приказ мне. Тому, кто способен разобраться с такой проблемой.

***

Ровная кирпичная стена, перемежающаяся с железными воротами простиралась, уходя невидными краями вдаль, растворялась в темноте, но я уверенным шагом шел к заветной цели. Чуял ее как цепной пес на пограничном посту, чует контрабанду и шел на этот запах. Запах, который трудно спутать с другими после первого кровавого задания. Он въелся в меня. Так пахнет злодеянье пропитанное силой, которую я ранее вкусил через кровь от Маришки. Сила, потрескивая озоновыми всполохами, приводит меня к черным железным створкам. За ней концентрируются пробужденные природные источники.

— Дело дрянь. — Шепчу, принюхиваясь к этой силе и смотрю, на тонкий месяц, висящий практически над каменной крышей.

Двумя пальцами показываю первой паре встать от моего тела справа, другой слева и достаю свой нож. Нет, я не собираюсь нападать, да навряд-ли он спасет, он нужен для моего собственного ритуала, ну или если не успею вовремя запечатать силы ведьм, то и этот долбанный метал, может пригодиться.

А ритуал набирает силу, это чувствуется по резкому снижению температуры, по пару, который начинает стелиться мглой под ногами, по пронизывающему ветру, проникающему под тонкую ткань футболки и я, не упуская драгоценных минут, тихо врываюсь в утопленное тьмой помещение.

Бесполой тенью скольжу во мраке, незаметно пробиваюсь к стене напротив горящего разными цветами круга, в котором, держась за руки, покачиваются четыре фигуры. В темных плащах с накинутыми на голову капюшонами. Ритуал на стадии завершения.

Энергия в этом круге мечется как сумасшедшая, пропитывая каждую из фигур своим светом. Питая силой, которая вырывается от центра. От чего-то небольшого помещенного, словно на алтарь. Прикрытое окровавленным куском ранее белой материи.

Времени совсем немного, это я понимаю из того, что свет, исходящий от принесенной жертвы истончается, но я почти уже все.

Вот почему именно человек должен проводить такие зачистки. У меня своих сил практически нет, и соответственно засечь их не возможно. Все мои движения выверены и отточены до автоматизма. Левая рука, заранее исполосованная кинжалом рисует ромб с разрушающим глифом по центру. Кровавая правая, рисует вытянутый круг с перечеркнутыми образами — земли, воды, огня и воздуха.

— Delere — Произношу и хлопаю ладонью в ромб. Этот ромб разомкнет опоясывающее заклинание ведьм, остановит кровавый ритуал.

— Consignare — Перечеркиваю весь круг. Запечатываю силу ведьм и смотрю как черные балахоны, в последний раз колыхнувшись, падают безвольными телами в затухающий контур ритуального круга.

Но это не все. Ведь даже взращенные силы, которые легко запечатать таким первичными глифами очень быстро возвращаются к источнику своего питания. В этом случае силы вернуться к ведьмам, призвавшим их, использующих их и питающих от кровавых жертв. Осторожно подхожу к безвольным телам, сверкающим на меня злыми взглядами и начинаю второй этап.

Достаю небольшой стаканчик и, делая небольшие надрезы на запястьях, красивых девушек смешиваю их кровь, добавляю светло желтого зелья приготовленного Маришкой и на каждом красивом лбу рисую запирающий круг. Злые глаза последней черноволосой впиваются в меня мертвой хваткой, пытаются дотянуться внутренним даром до моей души, ищут в ней отклик, но я игнорирую этот взгляд и с последним штрихом зло впиваюсь в нее в ответ. Нет уже души. Во мне нет, того что она ищет, что хочет принудить к повиновению, а может просто срабатывает один из первичных глифов защиты нанесенных на мое тело. Не знаю.

Парни заходят в этот гараж по парам, которыми я их распределил, и это молчаливое выполнение приказа немного радует меня, ровно до той секунды, как я не снимаю окровавленную материю с маленького свертка по центру. С жертвы.

Это ребенок, которому от силы исполнилось не больше трех лет. Смотрит пустыми, широко открытыми светло зелеными глазами в потолок с маленьким ртом по центру от пухлых мертвенно-бледных щек. Открытым, словно в последнем крике.

— Это не ваше дело отребья… — Раздается шипение за моей спиной а я, прикрыв глаза ребенку поворачиваюсь на злой голос, последней ведьмы, которой я рисовал кровавый круг, сильная сучка попалась, потому как еще может разговаривать. Хотя у ее подружек не получается и рта раскрыть, но они пытаются — это видно по дрожащим губам, по недовольным прекрасным лицам. Что ж, моя цель определена. Око за око. Не мной придуманы правила.

Все дело в том, что как заметила Маришка, четверо сопровождающих для меня это слишком большое число. Обычно и сопровождать уже не кого, особенно после такого зрелища, которому я часто бываю свидетелем. И Маришка оказалась права во всем. В том числе, что такой прилив сил может проявиться, только если принести в жертву не просто человека, а невинную, чистую душу в угоду набирающей силы луне.

Я подхожу близко, очень близко забирая из рук Олега шипящий на всех языках, особенно на русском-матерном, образец яркой красоты, рукой жестко впиваюсь в шею, удерживая и фиксируя безвольную голову, подтягиваю ближе.

— Это мое дело. — Жестко проговаривая каждое слово впиваюсь в глаза, пока другая моя рука кончиками пальцев не находит место, где недовольное сердце бьется ощутимей.

— Этот ребенок моего рода. — Рука отклоняется, напрягаясь, каменея и быстрое, четкое движение вперед, проламывая кости, достигает черного сердца. Цепляют его, сжимая и выдергивая из груди.

— Человеческого рода. — Я смотрю на окровавленный кусок мяса, который уже не колышется в руке. Замирает.

— И так будет с каждым, покусившимся на него. — Расслабляю пальцы, даю телу опасть на бетонный пол и стряхиваю капли бурой крови вслед.

— Этих троих забирайте. Богдан в курсе, что нужно делать с ними. — Троя уходят, волоча хрупких женщин. Олег мнется около тела ребенка, но не притрагивается даже к тряпке закрывающей маленькое тельце. Осматривает личико.

— Я приказал свалить! — Не выдерживаю, рычу на мнущегося стража, не понимаю, зачем он остается и мне не хочется, что бы он прикасался к тельцу. Он выходит. Молча, опустив плечи, словно сдулся.

Третий этап и заключительный. В каждый угол капаю другого зелья, прикрываю лицо ребенка, лью остатки на холодное тельце красную жидкость и прохожусь последним, прощальным взглядом по помещению и выхожу, запирая двери за собой, рисуя последний глиф. Глиф очистительного огня, который освободит запертую от ритуала неиспользованную силу, растворит в себе ее, а невинную душу, не успевшую окончательно поглотиться источником, отпустит.

— Пусть земля тебе будет пухом. — Прощаясь, ухожу подальше от места, в котором начинает тлеть красное пламя.

— Приказ выполнен. — Сухая констатация фактов оппоненту на том конце сигнала мобильной сети и я отключаюсь ото всего. Игнорируя вопросы Логана.

5 глава

Долго брожу по потемневшим скверам, позволяя моему отчаянью питаться остатками моей души. Позволяя своему демону жрать себя поедом и упрекать в несостоятельности.

— Дерьмо. — Пинаю попавшийся под ноги камень, он рикошетит в стену, а от нее отлетает в сухие кусты с голыми ветвями.

Уговариваю себя забыть о своей несостоятельности, принять доводы разума. Откинуть совесть, вгрызающуюся в подкорку сознания. Я сделал все, что мог и появился вовремя. Я НЕ МОГ СПАСТИ РЕБЕНКА. Но ей поебать. Она жрет, упрекает меня. Называет слабым, и я со злостью сжимаю свою челюсть.

И так каждый раз, после таких заданий. И каждый раз я чувствую, насколько беспомощен в предотвращении таких ритуалов. Я только могу их прервать, прекратить, но не предотвратить. Не спасти невинную жизнь, а только придать огню остатки и за это я ненавижу себя.

Ведьму сложно застать врасплох, особенно на этапах подготовки к ритуалу. Но если вам все же это удалось сделать, то придется применить все умения к тому, чтобы успеть убить ее до того, как она сможет сплести действенное заклятие и убить вас.

Как-то раз, я бросил вызов, не стал ждать и воспоминание об этой ошибке навсегда останется свидетельством длинного кривого шрама прочерченного по внутренней стороне бедра и дикой боли. Но знаете, что? Та ведьма хоть и хорошо потрепала меня, но не смогла вовремя добить, за это и поплатилась.

И такова моя жизнь. Дорога, выбранная мной, по которой я иду уже давно закаменевший, жестокий и изнутри позволяющий своим демонам дожирать остатки своей некогда доброй души. Что будет, кода последний ее кусок провалится в ухмыляющейся пасти? Наверное, я окончательно издохну, перестану быть живым человеком, стану похож на тех, с кем рос? Скорее всего. Без эмоциональный убийца. И возможно так будет лучше.

— Сашка? Сыночка ты ли это? — Скрипучий голос пробирается сквозь пожирающих меня демонов, отвлекая.

— Баб Маш?

— Конечно. А кого ты еще ожидал увидеть поздней ночью во дворе? — Сухая старушечья фигурка, опираясь на высокую трость, спускается с подъездного крыльца.

— Ну, уж точно не вас! — Я подхватываю локоть старушки, помогая преодолеть последние лесенки.

— Ты мне зубы то не заговаривай, ты почто стервец, вчера девчонку обидел? — Сухая сморщенная ладонь тяжелым хлопком проезжается по моему затылку.

— Она полчаса рыдала на лестничной клетке. — Что? Лика умеет рыдать? Не верю.

— Не обижал я ее. Может чего дома произошло?

— Может и произошло, но ты как мужчина даже не удосужился ее проводить! — И опять я получаю по затылку. Господи, хреново когда вашими соседями оказываются пронырливые старушки. Особенно, такие как баба Маша. Сухопарый изверг, которому позволено меня отчитывать по таким мелочам. Фантом моей нормальной человеческой жизни, которая была у меня до полного пиздеца. Она и ее дочка, как яркий след, не остывающий в душе с прожитыми годами.

— Дык я в это время уже давно спал, сам не услышал, как она ушла! — Вру прямо в глаза и не краснею.

— Так уж и спал?

— Точно спал, а вы, почему еще не дома?

— Артемку жду, позвонил, напросился ночевать.

— А что так? — Артемка, это рыжий и конопатый, пацан девяти лет отроду, которому не посчастливилось иметь отца тирана и запуганную мать.

— Да как всегда. Сил моих уже нет уговаривать Соньку переехать ко мне. А тот как нажрется, махает своими лопатами. Парня мне уже всего зашугал пропойц. — Старушка машет разочаровано кудрявой белесой головой.

— Шурик, ну хоть ты бы с ним поговорил. Как мужик с мужиком, может он тебя послушает или может с Сонькой? — Старушка заглядывает мне в лицо. И как бы эта просьба не звучала из ее уст, я вижу только один выход из затяжного дерьма в который этот урод загоняет свою семью. И нихуя это не мужской разговор. За Соньку я готов разорвать зубами глотку этому полоумному.

— Хорошо, завтра обязательно поговорю, а сейчас пойду до кафе схожу? — Отцепляюсь от худого локтя и поворачиваю обратно, на выход из темного двора.

Все дело в том, что с этой семьей я знаком очень давно. Соньку уже воспринимаю практически сестрой и не раз уже разговаривал с ее мужем и не два… и мне, если честно уже надоело это делать.

Темный двор, в котором не раз я уже появлялся, встретил меня шумом местной компании выпивал удобно расположившей свой не богатый стол на детской площадке. Муж Соньки всегда обретает именно здесь, а я уже привыкший ждать эту сволочь рядом с железными гаражами. И ведь сколько раз я предупреждал его? Сколько раз бил морду за Артемку и что? Бестолку. А парня мне действительно жаль, по сути умный, шустрый парнишка, да и Сонька девушка красивая, задорная была, с веселыми искристыми глазами. А сейчас? Несколько месяцев назад увидел ее и не узнал. В этом усталом лице больше не было красок, мне тогда даже показалось, что и рыжие веснушки навечно вздёрнутом носу стали какими-то блеклыми.

— Да твою… — А это и есть виновник всех несчастий этой семьи пытается свое пьяное тело держать в относительном вертикальном положении, пока отливает.

На самом деле Славик молодой мужик, всего на пару лет старше меня, но алкоголь стер эту молодость. Как в прочем и все остальное, даже стальной характер война прошедшего вторую чеченскую растворился в нем. А может в войне как раз и дело. Близость смерти меняет нас. Кто-то становиться жестче, кто-то отгораживается от мира, а кто-то ломается.

Отделился от стены, от которой наблюдал, подошел со спины и бесшумно свернул ему шею. Как-то раз мама сказала, что от сломанных людей расходится волнами яд, коверкающий жизни остальным, таким людям не место рядом с другими, они заслуживают смерти. Она права, в этом я полностью с ней согласен. Лучше горе в семье, которое вылечит время, чем длительное ее разрушение.

Да звучит все патетично, красиво, но на самом деле, у меня не было выбора. Я обещал защищать Соньку еще в юношестве, когда встретил на летних каникулах. И черт, я до сих пор уверен, что то чувство которое я испытывал смотря на нее, было моей первой любовью. Я не помню, каково это любить, но я могу отдать дань этому чувству. А Сонька переживет и найдет себе мужчину, который заставит ее улыбаться, а не плакать. Она переживет смерть мужа, я уверен в этом.

— Черт. — Я вернулся в свой двор и закурил, садясь на холодную лавочку. Дерьмовая ночь, по всем критериям, ни как все не заканчивается. Это я к тому, что возвращаясь, заметил следящую за мной тень. И я даже знаю, кто это у нас любопытный, вот только почему-то его слежка нихуя меня не обозлила. Не знаю, что я по этому поводу должен чувствовать, но злости не было.

— Осуждаешь меня? — Спросил, запрокидывая голову к темному небу и выпуская густой дым из легких.

Тень отделилась от козырька и легко с пружинив, стала приближаться.

— А тебе есть до этого дело? — Олег подошел. А действительно? Мнение, таких как Олег, для меня мало, что значит. Хотя — кому я пизжу? Значит и чертовски много. Особенно этого козла. И я ни хрена не понимаю почему?

— Зачем ты следил за мной?

— Хотел сказать спасибо. — Этот вечер странный. Блядь очень странный. Но я кивнул, принимая благодарность.

— Знаешь, а ты бываешь не таким уж козлом, когда молчишь. — Олег усмехнулся, садясь рядом и выдергивая из моей руки сигарету.

— Бываю, но редко, особенно с такими как ты.

— И чем же я отличаюсь?

— А ты сам не догадываешься? — Я не смотрел на него, а хотелось, чертовски, хотелось взглянуть в это надменное скуластое лицо. Хотелось посмотреть в глаза и спалить, что они опять пожирают своим неоном мои губы. Пропасть — что это? Я слетел с катушек или же просто чем-то обдолбался? Нет, это, скорее всего, просто не дотрах. Точно. Гребанный развращенный мозг не удовлетворен.

— Не дает покоя прошлое? — О да, наше прошлое было бурным и кровавым. И это не оно сейчас заставляет меня сдерживать порыв посмотреть в эти глаза.

— Почему же?

— Ну, наверное, потому, что в клубе не я начал его вспоминать.

— Точно. Хочешь выпить? — Что я творю? Да ничего, просто мне надоело заливаться одному. Хочется уже мужской компании, хочется смотреть в этот неон и напиваться.

— Почему бы нет. — Бля. Видимо не один я здесь тронулся. Я встал.

— Ты здесь живешь?

Мне хочется ответить, что «нет», здесь я только отдыхаю душой, пропитываюсь теплыми чувствами, дарящими этим двором, моей квартирой, но я всего лишь пожимаю плечами.

— Не думал, что мультимиллионер может жить в таком захолустье. — Получаю в ответ на свое пожатие плечами.

— Откуда такая информация? — Безразличный вопрос, сам собой вырывается из меня. Да я богат, а учитывая последний контракт, уже не просто богат.

— В нашем мире стоит только поинтересоваться… — Я оборачиваюсь на эту фразу и в подъездных потемках пытаюсь рассмотреть лицо вера.

— Ты интересовался мной? — Смешок маскирует одобрительное ликование внутри. Откуда оно? Что со мной сегодня происходит?

— Да не особо. — Словно оправдываясь, отвечает темное очертание силуэта стоящего ниже меня на несколько лесенок, пока я отыскиваю ключи и открываю родные двери.

И в моем, воспаленном сознание зреет неуместный вопрос — как баба Маша могла рассмотреть Лику в такой темноте? Господи, наверное, я совершенно тронулся умом.

— А тут неплохо. — Раздается со спины пока я, проходя, включаю свет в коридоре и на кухне.

— Неплохо для богатея? — Задаю вопрос, доставая из бара бутылку коньяка с хорошей выдержкой и нарезая лимон.

Олег проходит, осматривая обстановку и вальяжно пристраивается напротив на диване. Уставляется своими ебучими фонариками на мои руки ловко орудующие ножом.

— Ага, только места мало. — Отвечает он, после того как я расставляю закуску на стол и наливаю по бокалу.

— Мне хватает. — Я приподнимаю бокал, немного раскручивая янтарную жидкость, салютую и разом опустошаю, закусывая ароматной долькой лимона. Олег повторяет мои манипуляции.

— К тому же я здесь не живу. — Я не сообщаю ему, что весь верхний этаж, тоже мой и там просто ремонт, не сообщаю и того, что мне и этого пространства за глаза хватает.

— Тогда зачем она тебе?

— В смысле квартира? — Он кивает, а я опрокидываю вторую дозу своего успокоителя.

— Это моя Родина, и как не крути с этим местом, меня многое связывает.

— Значит ты частый гость в России? И почему тогда я не видел тебя у страж?

— А что мне там делать?

— То же, что и сегодня. — Странный разговор, но мне он нравиться, потому, что не несет в себе серьезных для меня тем.

— Этим я занимаюсь и на второй Родине неплохо, а у вас очутился только по воле случая.

— То есть в России ты не задержишься?

— Точно.

— А как же девушка?

— Лика? А она не девушка, она дорогая и качественная проститутка.

— Значит, ты будешь ни против, если я развлекусь с ней. — И эти глаза впиваются в меня с вызовом, но пока не раздражая.

— Ни против, если финансы позволят, то дерзай. — И я делаю еще один глоток ароматного напитка.

— Что настолько безразлично, если игрушку уведут?

— Олег, я не в том возрасте, что бы по пустякам расстраиваться, я этого не замечу и как всегда вовремя одену гандон, если мне захочется именно Лику.

— А что есть и другие варианты?

— Господи, что тебе парень надо? Чтобы я подтвердил, что этих вариантов слишком много и каждая на определенный мой вкус, каждая со своим характером и набором услуг? — Он неуверенно кивает.

— Тогда есть. В России около шести, в Нью-Йорке практически в каждом баре, прости, не считал, но если тебе интересно, то возьми мой мобильник они там по порядковым номерам и названием баров записаны.

— Ты урод.

— И это ты описал мои внешние качества или внутренний мир? — Злость, как змея подняла голову во мне, выпуская раздвоенный язык, ища им свою теплую жертву.

— Внутренности. — Что ж Олег ты сам напросился.

— То, есть внешне я красив? — Смешок сорвался с моих губ, и отрикошетил от перекошенного лица. Но было поздно, я заметил, как маленькая жилка на натянутой шее чуть вздулась, как нервно дернулся кадык.

— Олежек, а ты случаем не латентный? — Я насмехался над яростью в этом взгляде, подогревая ее.

— Охуел?

— Нет, просто странные вопросы от тебя меня толкают к странным выводам. — Я вовремя затыкаю свою пасть, чтобы не спросить о том, что произошло в зале ранее.

Он соскакивает, но я опять его торможу, не знаю, зачем я хочу продлить его присутствие рядом. Может все же это я латентный? Да ну, нахуй. Я чуть не перекрестился от таких мыслей.

— Сядь и допей. — Сталь в моей глотке царапает, но действует безотказно. Провожу пятерней по своим волосам и хмуро рассматриваю его.

— У тебя седой клок на голове. — Мне кажется, что моя сталь ни хуя не напугала его, наоборот, что-то доказала, потому, что это ухмыляющееся лицо никак на испуганное не тянет.

— Наверное. — Выпутываю пальцы и смотрю на них.

— И часто такое с тобой происходит?

— Нет, такое со мной было впервые, источник для четверых высосал чуть больше чем раньше.

— Зачем? В смысле, зачем он это сделал?

— Чтобы напитать силой амулеты щиты. — Олег достает свой амулет и всматривается в его еле заметное глазу свечение.

— Для чего нужна эта защита, ведь мы практически ни в чем не участвовали…

— Всякое может случиться и я должен быть уверен, что у вас был хотя бы минимальный шанс на спасение.

— Ты беспокоился?

— А не должен был?

— Да как бы… — Он не заканчивает, но я понимаю, что они бы не стали так переживать за мою шкуру.

— Поэтому я и предпочитаю мою вторую Родину для жизни. По крайней мере, там не судят по расе происхождения.

— И здесь уже не осудят. — Горячо заверил он.

— О, нет. Здесь не осудят большинство старичков, кто лично знаком со мной, а соплячье вроде тебя так и будут грудь колесом выставлять и мнить себя пупками всего и вся. — А вот это уже можно смело относить к пьяному базару, только бы еще этот пьяный угар почувствовать, было бы замечательно. Слишком малая доза алкоголя в крови.

— А сам то кто?

— Я? Олег я давно уже старик, в душе. Ты обрывал чью-нибудь жизнь? — Олег тушуется от этого вопроса, а мне хочется постучать по его глупой голове, потому, что неопытностью в этом вопросе стоит гордиться, а не прятать напряженный взгляд. Но обычно достучаться до правильно сформированного сознания неопытного стража практически невозможно, сам таким был, до первого своего задания. А после, понял один гребанный факт.

Я не долбанный герой, который защищает, а убийца, который по приказу делает черную работу. Отнимает жизнь. Понял, почему моя мать была против моих увлечений, моей будущей работы. Понял, что жизнь оборвать слишком легко, тяжело отмывать кровь с рук и пытаться заглушить чувство вины. Ебанных демонов.

— Не стоит этого стыдиться Олег, это охуенное преимущество, потом ты поймешь меня. — Я сжимаю виски и сжимаю с силой челюсть, пытаясь заглушить демонов в голове, нашептывающих о том, что порой убийство может доставлять неописуемое удовольствие.

— А во сколько ты стал не гласным наследником на место Главы Шакалов?

— Почему не гласным? Ты же об этом знаешь? И вообще, откуда ты это знаешь?

— Не имеет значения. — И этот ответ опять нажимает курок, приставленный к моей голове.

— Имеет. На кой хуй ты узнавал обо мне?Зачем тебе это? Я ведь всего лишь человек, а ты не взъебенный вер!

— А тебя это так задевает?

— Что именно?

— Что я вер и к тому же страж. — Господи, я расхохотался.

— Мальчик, это я страж, а ты пока всего лишь мелкое недоразумение с отклонениями в генах от нормы. — И оказывается не я один сидел здесь с курком в висках. Мой палец срывается, давит и глухой выстрел долбанного тарана откидывает мое тело от того, что Олег приземляется сверху. Сшибая к чертовой матери и стол и выпивку. Козел, коньяк то причем? А бутылка осыпается кучей осколков практически на пути моего скользящего по полу тела.

— Ты тварь, я старше тебя. — Удар в челюсть.

— Старше. — И еще один удар и на этом ударе мой зверь вырывается.

Я перехватываю молот, направленный на еще один удар, а упертой ногой в угол дивана подкидываю большое тело немного вверх, бью в ответ. Олег от этого удара немного отлетает в сторону, освобождая мое тело, чем я пользуюсь и накидываюсь на него, придавливая собой, но не бью, а просто впиваюсь в глотку руками и стараюсь не смотреть на ебучий рот, стараюсь не смотреть в глаза, боюсь повторения прошлых ошибок.

— Насмешил…. — Издевательски тяну, не меняя спокойной интонации, и мое возражение подстегивает сопротивляющуюся тушу. Мой трюк с подкидыванием и я отлетаю от него. Пролетая узкий, короткий коридор и впечатываюсь в стену. Сильный сучонок, но херня и не таких ломал, сейчас, только легкие расправится от сильного удара и пиздец ему.

А он накидывается опять сверху, опять на мне, давит собой, и я допускаю ошибку, не сдерживаюсь, смотрю на искрящую ненависть в таких охуенных глазах. Смотрю, что эти глаза бросают вызов мне, и медленно слетаю с катушек.

Расслабляю немного кисть руки, а потом прямым ударом впиваюсь кончиками пальцев в нерв под последним правым ребром. Нерв выстреливает острой болью, поражая Олега, который на мгновение теряет концентрацию и закатывает глаза, и мне этого достаточно, чтобы провернуться под ним, опрокинуть его под себя в замысловатой позе задом к верху… заломить обе руки в болевом захвате. Зафиксировать этот захват своей рукой, а второй упереться ему в шею придавливая голову к жесткому ворсу дорогого ковра. Наклониться к взмокшему затылку и прошипеть в ухо.

— Ты еще такой малыш Олег и дело тут не в том, насколько ты силен физически или старше меня по годам… — Слова тягучие, злые осмысленные не смотря на то, что запах забивающий мои ноздри окончательно срывает меня с катушек. Заставляет задыхаться и дрожать что-то внутри, туманом заволакивать мой сумасшедший рассудок.

— Съебись с меня, урод! — Он в бесполезных попытках дергается подо мной, причиняя себе только больше боли.

— Да хуй ты угадал… — Коленями сжимаю его бедра и немного дергаю рукой держащей захват на спине.

— А-а. — Кричит он, а мой нос, словно пытаясь проследить этот крик, ползет по его шее. Мне кажется, что от ее вибрации его запах расходиться волнами. Утыкаюсь им в перекрестье шеи и плеча и замираю там.

— Блядь, почему ты так охуенно пахнешь… — Задыхаясь, спрашиваю, не в силах оторваться от этого запаха.

— Может потому что ты пидорас? Аааа. — Он оскорбляет сумасшедшего, который уже ни хуя не контролирует себя.

— Да?

Моя рука отрывается от шеи, скользит по взмокшей футболке, переходит со спины на живот, на мгновение там задерживается, кончиками пальцев чувствуя громыхающий таран в груди.

— Тогда Олежек, тебе крупно не повезло, потому что этот пидарас сейчас может делать с тобой все, что ему захочется. — Он каменеет от этих слов, перестает питать ложных иллюзий в попытках вырваться из под меня, а мне похуй. В моей голове туман, которому срать на все, как в прочем и руке, которая уверенно сжимает через ткань брюк каменный стояк Олега.

— А тут оказывается не один я пидорас? — Мой зверь рычит, ощущая в руке чужое доказательство сумасшествия.

И все… моя игра оканчивается, тормоза рвет, не понимаю, как у меня получается умудриться расстегнуть его штаны и спустить, оголяя бледную, гладкую кожу на заднице, впиться в эти правильные холмики и следом снять и свои штаны. Проделывая все манипуляции одной рукой, не обращая внимания на его ор и матерки. Смотреть, как уверенные пальцы размазывают блестящие капли, стекающие с моего ствола, и как дополнительный бонус еще плюнуть на эти пальцы скользя ими между двух бледных, крепких булок, практически не касаясь вожделенного отверстия.

Разработать вход… да нахуй? Эти твари слишком хорошо умеют исцеляться, чтобы заморачиваться по этому поводу, да и не для его удовольствия я сейчас его трахну. Только для себя. Да для себя, потому что я этого хочу, а он просто напросился на это. Не стоит играть с такими как я, можно поплатиться. А завтра когда я очухаюсь пойду и застрелюсь. Точно возьму ебучую пушку и приставлю дуло к виску и нажму уже на курок. Больных нужно добивать — закон моего мира. Убеждаю просыпающийся разум, который благими матами орет о том, что игра затягивается, перерастает во что-то страшное и грязное, но я игнорирую его, загоняю член до упора не плавно, не медленно, а одним слитным движением до основания до чертового хлопка моей кожи об его кожу.

— Ааа, вытащи нахуй, съебись… — Кричит вер, все так же в попытках вывернуться и причиняя себе этими дерганными движениями только больше боли, а мне похрен. Мне хорошо. Твою мать…

— Да, да сейчас… — Отвечаю, вытаскивая, и вопреки своим словам и мыслям загоняю его обратно. Тараню эту обжигающую глубину, которая принимает меня, оборачивает словно в бархат и, заставляет опять отклоняться, вытаскивать и смотреть на блестящий ствол, появляющийся из складок розовой плоти.

Тащиться от этого развратного вида, подмятого под себя самца, склоненного и с не охотой подчиняющемуся насилию и срываться в ебучую бездну к родным демонам, которые в восторге от всей этой хуйни, что сейчас срывает мою крышу окончательно. Оголяет мою гниль, и заставляет восторгаться ей.

Механические движения уже не сопровождаются криками, только непонятным мне скулежом от Олега. Я не замечаю того, что моя вторая рука уже давно уперта рядом с его мощным телом, а его руки скрывая от меня его ебучие глаза, сжаты в кулаки. Тело подо мной сейчас покорно принимает болезненную ласку и неумело отзывается на каждый толчок. Что это?

Чувствую сильную пульсацию, сжимающую мой член, и это подталкивает меня ускориться. Пружину, скручивающую все мое нутро с глухим треском выстрелить от паха к самому позвоночнику, выламывая каждый сустав в моем теле. Опрокидывая мое тело в выгнутую закорючку, мне кажется, что мой затылок достает до лопаток, но мне сейчас почти на все похрен…

Говорят оргазм — это маленькая смерть. Хуйню говорят, это не маленькая, а самая настоящая смерть, которую я впервые настолько остро ощущаю. Раскрывая объятия ей с рычанием, разрешая стирать все мысли и оставлять после себя белый фон. Разрешая возвысить меня не только к ебучим небесам, а выкинуть за их пределы. Пределы этой долбанной зеленой планетки. Выключить больное сознание, растворить в затухающих спазмах скручивающих мои яйца…

Я вырубаюсь, чувствую глухой удар своей груди об спину Олега. Проваливаюсь в ебучую темную бездну, где впервые так спокойно и тихо, хотя уверен, что это временно. Разрешаю себе несколько минут, а может часов побыть нигде, а потом как в последний раз втягиваю запах озона после грозового дождя смешенного с запахом пота и заставляю подняться свое тело. Аккуратно вытащить не опавший член из бархатных складок розовой кожи, и покачиваясь как обожравшийся нарик, поволочь непослушные ноги на выход. Подальше отсюда, пока есть такая возможность, сбежать и выспаться, очухаться и всерьез подумать о том насколько низко я пал…

Шаркая ногами, слышу глухой стук, думаю, это скрюченное тело Олега заваливается на пол, но не обращаю на него внимания, беру ключи, кинутые на тумбочку, и выхожу в темноту подъезда. Двенадцать бетонных ступенек и я оказываюсь перед дверью, которая скроет меня временно от позора. Еще двадцать шагов по пыльному бетону уже в недостроенной квартире и заветная дверь с лежащим в пластиковой упаковке матрасом, на котором я разваливаюсь.

6 глава

Валяюсь в отрубе, словно в длительном обмороке, очухиваюсь только к позднему вечеру и долго не могу вспомнить, где нахожусь. Но стоит только первым кадрам мелькнуть в голове произошедшего вчера как меня начинает тошнить от самого себя. Выворачивать всю гниль вперемешку с коньком и лимоном, застрявшим посреди глотки.

Не просто убийца, не просто морально не отягощенный ублюдок… я еще и насильник.

Что я натворил? Как жить дальше? И это самые невинные вопросы в кавардаке мыслей в больной голове прижатой сейчас к белому кафелю туалетной комнаты.

Сколько еще раз за всю мою жизнь буду чувствовать себя мешком с дерьмом? Сколько еще херни мне придется забывать? И почему вся произошедшая хрень только кажется неправильной, а внутри, словно ебучий правильно собранный конструктор. Словно все произошло, так как и должно быть? И чувство это ебанное «полного удовлетворения» как коронный соус в изысканном блюде моего греха.

Хуйня.

Желать до потемнения в глазах мужика не правильно. Неправильно думать о нем как о вожделенной вещи, которую мне опять хочется поиметь… неправильно. Но мыслей о самоубийстве уже не возникает, они блядь позорно не всплывают на потеху демонам жрущим мой мозг и в мельчайших подробностях заставляющих смотреть на свое грехопадение. Заставляющих вспоминать ебучий запах проникнувший вместе с ядом в меня, разлагающем мою кровь. Выворачивающих в сухих спазмах тело, склоненное над белым унитазом. Вспоминать взрыв от оргазма и треск каждого вывернутого под неправильным углом сустава и пелену яркого белоснежного пламени укрывшего всего меня, выкидывающего за грани реальности.

— Ох, еб… — Прижимаю трясущиеся руки к лицу, растираю его, втирая в себя эту дрожь, размазывающую по лицу влагу с уголков воспаленных глаз.

— Неправильно, но так заманчиво… — Слышу эхо внутри, из пасти самого активного рогатого запертого внутри моей шкуры.

Кулаком бью себя по щеке и скулю как псина, от этой боли умоляя заткнуться ад внутри меня. Умоляя дать время прийти в себя, и они дают эту передышку, не сразу, но дают. Позорно замолкая, давая насладиться тишиной в больном сознании, дают прочувствовать все края самобичевания, и мерзко скалясь, наблюдают за моим моральным разложением, из тьмы.

Я решаюсь, опять забыть обо всем, решаюсь сделать вид, что нихуя и не было. Это же так просто — вычеркнуть к чертям собачим часть умирающего себя. Не вспоминать.

Так и поступаю, собираясь с силами и уходя из этой квартиры, спускаясь на лифте мимо своего этажа не смея смотреть в ту сторону, откуда позорно вчера сбегал. Я и сейчас бегу.

Бегу туда, где самый родной мне человек живет. Она открывает дверь и рассматривая меня с мягкой улыбкой принимает в объятия. Обнимает и поглаживает спину, я смыкаю свои руки вокруг маленькой фигурки.

— Мам, я скучал. — Зарываясь носом в белоснежные волосы шепчу.

— И я мой Варвар. — Я улыбаюсь этой кличке, подаренной именно ей, после совместного патруля, сразу после школы Стражей.

— Заходи малыш, мы с Шакалом давно тебя ждем…

Ни смотря на время, и на то, что он давно уже ее муж, она до сих пор называет его так и совру, если скажу, что это ему не нравится.

В семье хорошо, за общим столом смеяться от души, расслабляться в кругу близких и перестать мучиться совестью. Действительно на время вычеркнуть из себя ужасные воспоминания и принять окончательное решение для себя. Я теперь точно уверен, что пройдет суд, на котором я обещал появиться, и я валю ко всем чертям из холодной России. Убегу от всех демонов, которые подталкивают меня бросить все пойти и найти этого ебнутого Вера, опять сцепиться с ним. Но я сильней. Я этого не делаю и плевать, что кажется, мне в сердце от этого решения начинает вбиваться железнодорожный гвоздь. Плевать — я все решил.

Да решил, потому, что я не гей и ни когда им не буду. Потому, что понимаю насколько это не правильно, хотя и не осуждаю все эти ебучие меньшинства. Пока это не связано на прямую со мной, не осуждаю. А я нормальный мужик, да со своими тараканами в башке, но НОРМАЛЬНЫЙ. Мне девушки нравятся.

Ровно в двадцать два — ноль ноль, мы с названным отцом паркуемся около каменных стен и неспешной походкой направляемся в мир, где он царь и бог. В мир, в котором наши фигуры приветствуют легким склоном головы, но мы не обращаем на это внимание, словно так и должно быть. Хотя, наверное, так и должно быть, ведь он глава, а я его взращённая тень, отказавшаяся от дара выродка в крови и волочащая свое жалкое существование в ранимой человеческой шкуре, но будь я проклят, если эта шкура хоть раз меня подведет. И я это каждому докажу.

— Все готово Глава. — Антон твердой походкой приближается и кивает своему Господину, а мне уверенно жмет руку.

— Вижу. — Холодный голос рвет тишину, а я присматриваюсь к фигурам во мраке опоясывающим поляну впереди. И этот круг размыкается, стоит только нам дойти до первых рядов.

Здесь в кругу стоит Шакал, скованный кандалами во второй своей ипостаси и тяжело с перемежающимся рычанием дышит. Это дыхание клубами пара вырывается из широких ноздрей, а черный взгляд бездумно проходит по толпе, не задерживаясь ни на ком.

— Святогор ты знаешь, какое наказание тебя ждет за нарушение правил Стаи?

— Что натравишь на меня своего выблядка щенок? Не страшно. — Глухое рычание раздается от зверя, и кандалы сочувственно звенят на это рычание.

— Что ж, тогда начнем. — Отца не так просто взбесить, чего нельзя сказать обо мне.

И стоит только отцу кивнуть, как я делаю первые шаги к охране удерживающей взбесившегося монстра.

Охранник скупо кивает и надевает мне на ладони железные когти. Подарок от стаи лично мне и единственное оружие, которое мне подвластно в неравном поединке со смертью, а второй охранник снимает удерживающие путы со зверя.

Я не подхожу к покачивающемуся зверю, не даю обмануться вялым видом его огромной фигуры. Я знаю правила этой игры и жду нападения, натягивая свои нервы на кулак и готовя свое тело к боли, которая непременно последует от драки.

Тишина оплетает меня, даже что странно и толпа, собравшаяся на кровавое зрелище сегодня не в меру тиха. Возможно это какая-то дань уважения свихнувшемуся старику, а возможно и что-то другое, не имеет значение, потому, что зверь делает шаги ко мне. Рванные ленивые и бьет когтистой лапой разрезая сгущающийся воздух. Я отпрыгиваю от этих когтей в последнюю секунду и ногой засвечиваю по огромной морде монстра.

Играю, действительно как щенок. Чертовски, опасный щенок, который получая росчерк когтями по предплечью, и в ответ чертит свои косые линии на мощной волосатой груди зверя.

Зверь рычит и кидается на меня и я, перехватывая мощное тело, тремя нажатиями пальцев сковываю эту мощь. Запираю эту могучую тушу в собственном беспомощном состоянии и ударом по ногам заставляю приклонить колени перед Главой.

— Наказание смерть. — Слышу холоднокровный приказ и поднимаю взгляд на отца, рядом с которым стоит Олег.

Олег? Вот блядь… какого хрена он тут делает? Впиваюсь в его фигуру, осматриваю ровную стойку и фокусируюсь на этих ебучих глазах. Которые, смотрят на меня с каким-то долбанным восторгом?

Этот взгляд притягивает меня, сдирает все мое хладнокровие, разбивая его в дребезги, и мне не хватает сил, чтобы разорвать нить, которая притягивает меня к этому взгляду. Еще чуть-чуть, еще немного и я это сделаю. Протяну руку к неподвижному телу под гул собравшейся толпы и вырву еще одно сердце. Оборву жизнь еще одному больному существу и уйду. Да уйду и даже не спрошу, какого хрена этот уебок здесь делает.

Все так и происходит и я, скидывая с рук специально выточенные когти, а так же безвозмездно испорченную футболку иду через толпу, в которой практически каждый хочет пожать мне руку, не обращая на это, ни какого внимания, протискиваюсь сквозь них. И пьяной походкой тащусь к выходу из черных стен окружающих мощный замок, вросший в скалы.

— Что так и свалишь не поздоровавшись? — Слышу за спиной и еле сдерживаю заплетающиеся ноги от того чтобы запнуться.

— А с какого хуя мне здороваться с тобой? — Это не злость, нет, не она заставляет меня в ответ жалить. Это ебучий страх позорно маскируется за ядом. Я дерьмо.

Поворачиваюсь и прямым взглядом впиваюсь в голубой неон, твердо отвечаю на взгляд, затыкая внутри себя скулящего пса.

— Или ты подумал, что подставив свою задницу, станешь мне другом? — Заткнись, прошу, заткнись, но псина только сильней начинает скулить, прося пощады, которой не дождется.

— То есть это я тебе ее подставил? — Глухой рокот сотрясает меня, отчего мои губы натягиваются в попытке изобразить, что-то похожее на оскал или же ебучую самодовольную улыбку. И мне блядь больно от их этих движений, словно против воли кто-то втыкает в их края крюки и растягивает.

— Ну, ты же не станешь отрицать, что этого хотел. Нет смысла пиздеть, хотя бы самому себе. — И я отворачиваюсь от обжигающего все мои внутренности взгляда, прячу резь в сухих глазах и не успеваю сделать и пары шагов, как меня откидывает к черному холодному бетону каменной стены, а мои губы обжигает горячее прикосновение.

Прикосновение чужих губ, впивающихся в мой рот, вылизывая его шершавым языком, убивая во мне все мысли о сопротивлении. Разлагая последние остатки ума. Я глубоко вздыхаю носом и делаю последние шаги в пропасть, я отвечаю на это ебучие прикосновение, загораюсь от него, посылая нахуй, все, что будет дальше и наслаждаюсь бесцеремонным языком, хозяйничающим в моем рту воющим с моим, за право быть доминантом. Быть мужиком, пока кислород в моей груди окончательно не израсходован, а после отрываюсь от этих губ и задыхаясь пытаюсь привести себя в чувство.

— Это тебе козлина, чтобы напомнить, что не один я хотел тебя. — Зло, задыхаясь, проговаривает Олег где-то выше моей склоненной фигуры в поисках желанного кислорода. Резко отталкивается от меня и уходит во тьму, где предположительно расположены ворота.

И он прав что я козлина, только вот эта козлина нихуя не забыл того как сам стал инициатором вечерней ебли. Сам и отрицать это глупо, как глупо и пытаться заглушить внутри себя демонов. Сейчас, еще немного шагов по темной дороге, за пределы территорий к машине и все. Устало откинусь на сиденье, дождусь отца и свалю к чертям собачим от сюда, из страны и забуду все как страшный сон.

Да именно так, все забудется, вернусь к привычной жизни, к привычному холоднокровию, а остальное пусть валит лесом. Пусть валит и долбанное осознание того, что отвечал на поцелуй мужика, что тащился от него, пусть валит к чертям глухая боль в сердце.

— Сука. — Удар кулаком по приборной панели и пару раз затылком по подголовнику и я замираю, усмиряя злость.

— И что это было? — Отец с тихим щелчком закрыл водительскую дверь. Интересно о чем он именно? о приступе бешенства или же… Всевышний даже думать об этом не хочу.

— А на что это похоже? — И голос как можно тверже. Не показать всю херню срывающую крышу. Вдруг прокатит.

— На «вылизывание» другого мужика? — Интонация голоса мне мало о чем говорит, потому как, зная этого мужика такой интонацией, он может проинформировать вас о скором конце вашего жизненного пути, или на полном серьезе признаться в любви матери. Да и сам вопрос… сука. Опять захотелось что-нибудь сломать.

— Нет, в принципе я могу сделать предположение о том, что он сам накинулся, а ты праведно возмущенный отбивался, но мы же оба в курсе, что это ложь… — Да именно, ложь, но признаться тяжело. Очень.

— Ложь, и вчера отбивался он, и… все зашло намного дальше… «вылизываний». — Я прикрыл глаза. Мне кажется, даже они сейчас горели красным оскорбительным огнем унижения.

— Даже так? — Я горько усмехнулся. Разочаровывать близких не приятно, но и скрывать свое падение мерзко.

— Да. Вот такое я дерьмо. — Опять неуместный смешок, мне кажется это прямое доказательство медленно отъезжающей крыши. Первые признаки наступающего психоза.

— И осознать насколько я низко пал, охуенно здоровски. — Опять смешок, так не сочетающийся с горечью пропитавшей каждое карябающее слово, выходящее из горла.

В ответ от Женьки только тишина и полное безразличие в холодных глазах, следящих за разделительной полосой, пропадающей под железным брюхом машины. Я не выдерживаю этой тишины, которая сантиметр за сантиметром вытягивает из меня жилы. Мне кажется, еще немного и мое тело провиснет на этих жилах, распятое и принесенное в жертву этой напряженной тишине.

— Осуждаешь? — Я смотрю на него, прямой взгляд кидающий вызов, которого нет в моей душе. Я просто хочу услышать приговор. Услышать слова, в которых мне отведут границы дозволенного. Отрекутся от меня, скажут, о том, что мне больше не стоит называть его отцом. Забыть о его существовании в моей жизни.

— А мне стоит это делать? — Злость, неуверенно сотрясающая внутри меня каждый орган, получает еще один толчок от безразличного тона, бьюсь головой. Он видит это, и часть его губы приподнимается, обозначая ухмылку. Дерзкую, спрашивающую «Ты сейчас, правда, хочешь кинуть мне вызов? Хочешь драки?». Да блядь хочу. Именно этого я и хочу. Хочу, чтобы кто-нибудь набил мне рожу. Вправил чертовы мозги на место.

— Саш, я никогда не забуду того, что ты позволил матери самой решать общаться со мной или же нет. Не забуду, что принял наш брак и не втыкал палки в колеса. Не забуду твоей поддержки. Остальное мне не важно. Спишь с мужиками? Я тебя умоляю, не ты первый, не ты последний, этот грех прописан даже в православном писании, а значит, имел место еще на ранних истоках развития цивилизации, что не делает тебя кем-то из ряда вон. Да, не ожидал, признаю, но это не меняет моего мнения в отношении тебя. Ты в любом случае останешься мне сыном, а что происходит у тебя в койке, увольте я и раньше этим вопросом не интересовался, так же как и подробностями. — Эта самая длинная речь, которую я услышал за все года и самая вдохновляющая. Наверное. Чувство вины ни куда не уходит, только усиливается.

— Спасибо, но я не сплю с мужиками. Я переспал с одним и на этом мой опыт окончен. Раз и навсегда. — И я верю в то, что произношу. Верю всем своим черным, маленьким сердцем.

— Твое дело. — Просто отвечает и опять молчит, всю дорогу до дома.

По приезду, прошу его не упоминать матери об этом. Прошу вообще постараться забыть этот долбанный вечер и срываюсь домой собирать монатки и улетать. Свалить нахрен от своего психоза, особенно учитывая то, что я как последний уебок даже не попытался сопротивляться поцелую. Даже ебанной мысли о сопротивлении не появилось, черт! И не известно, что случится, если я опять его увижу. Не известно, не вцеплюсь ли сам в него.

7 глава

Прилетаю ночью и любуюсь на довольную рожу своего партнера по бизнесу, и по совместительству близкого друга, выплясывающего что-то на подобии диско в зале аэропорта. С охеренно довольной улыбкой растянутой на губастом рту.

— О да, мы это сделали! — Он плавно выписывает круги тощим задом и размахивает руками на подобии волн.

— Лекс, дружище нас с тобой теперь точно включат в список Форкс, как самых состоятельных и могущественных! — Этот клоун наклоняется, цепляя одну ручку моей ручной клади.

— Вчера был проведен первый перевод. — Эта информация и меня заставляет улыбнуться, напомнить, кто я на самом деле и стоит только тонированным стеклам скрыть мое тело от всего мира, как я, подражая Сильвестру Сталоне под зажигательный мотив музыки, льющийся из колонок автомобиля, начинаю свой неумелый танец.

— Вот так. Да вот так парень! — Неуемный на подтанцовке. Имя этому неуемному Фред. Он вампир и мой друг со времен «школы убийц». Отрешенный сын известного рода занимающего не последнюю ступень в иерархии Убежища, а еще он неотъемлемая часть моей жизни, которая знает меня настоящего. Часть, которая так же свято ненавидит этих снобов.

— Да, вот так Лекс, сбрасывай все дерьмо, что пропитала твои могучие бицепсы в России! — Он врубает на полную мощность и копирует мои движения, которые со временем стихают и мы все же так же ржа как кони выезжаем с парковки.

— Лекс ты не поверишь, эти дебилы, попытались урезать причитающуюся мне дозу крови!

— И по твоему довольному виду можно судить, что ни хрена у них не вышло?

— Точно дружище! Как прошло твое задание? — От этого вопроса я привычно передергиваюсь.

— Как всегда. — Пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Ложь легко соскальзывает с губ и это со мной впервые, по отношению к Фреду. Я знаю, что могу рассказать ему обо всем… об Олеге, но почему-то предпочитаю солгать. Впервые натягиваю в его присутствии маску невозмутимости.

— Тогда все как всегда? — Понимающая ухмылка и знакомая дорога в центр города. К ярким неоновым огням, в какой ни будь знакомый клуб, где помимо убойной дозы алкоголя я получу еще женскую ласку. Растворюсь в ней и буду доказывать своим демонам о том насколько я «нормален».

— Как всегда. — И черт, в моем голосе нет привычного азарта, а только какая-то обреченность.

***

Да, в ту ночь я действительно усердствую, доказываю, запивая свое раздражение литрами обжигающих напитков и не могу вспомнить как умудряюсь завалиться домой, проснуться с ужасным похмельем и отправиться на работу и уже начать растворяться в повседневности. Менять подруг намного чаще и чаще с ними спать. Намного чаще, чем требует мое тело, а еще часто ладонью растирать грудную клетку. Нет, ни каких розовых соплей со мной не случается, просто почему-то мне кажется, что в сердце мне молотком загнали здоровенный ржавый гвоздь, который нет, нет, да и начинает раздирать в нем мышцы, проворачивая толстое жало внутри. Простая, глухая боль, рвущая меня на части, в те минуты, когда я остаюсь один на один с собой. Во тьме. Обычно в такие минуты, я привычно смотрю в витражное окно в квартире, на простирающийся город под ногами и думаю о нем. Думаю о не правильном. Обычно в эти минуты помимо боли по телу прокатываются мурашки от воспоминаний. Не правильных воспоминаний и желание, просыпающееся от этих мурашек.

Но я пересиливаю себя, нахожу мобильник и вызваниваю очередную постельную игрушку и опять забываюсь в женских, умелых ручках.

Так время летит быстрей. Вот уже прошла неделя, затем другая, третья… месяц… год… второй. Я чувствую усталость в купе с затягивающим меня однообразием, но каждый раз смотря на маму по скайпу, отказываюсь от приглашения съездить в Россию. Вот и сегодня, слышу треск от лептопа, поднимаю крышку, готовлюсь заранее и растягиваю на губах счастливую улыбку. Переворачивающую весь мой внутренний мир. Мне кажется эта улыбка настолько неправильная, вымораживающая все мои внутренности азотом, замораживая во мне всю жизнь, что кажется, если я сейчас резко сделаю движение, то просто мое тело рассыпается кровавыми осколками на идеальный паркет.

— Привет мам!

— Саш, что происходит? — Она строго смотрит, и я понимаю, что мне опять придется лгать.

— Ты о чем?

— О том, что ты проигнорировал даже приказ Логана! Ты не понимаешь, что был тут нужен? — Неделю назад Логан вынужден был отдать мне приказ вернуться в Убежище в Россию и провести там несколько уроков по обороне и защите от ведьм. И я должен был выполнить этот приказ, в этом как раз и состоит моя основная работа. Я не только участвую в патрулировании границ и территорий Убежища, я еще и единственный, обученный Маришкой человек, который может поделиться своим опытом.

— Но я же упросил Маришку помочь? — Эта ведьма долго сопротивлялась моим уговорам, но после данного ей обещания все же выполнила просьбу. Глупо давать обещания ведьмам, но мне выбирать не приходилось.

— Не в этом дело! Малыш, я скучаю по тебе и не понимаю, почему ты перестал прилетать? Что случилось? Ты поссорился с Женькой? Он тоже урод молчит!

— Блин мам ты о чем? Какие ссоры? Ты чего там придумываешь?

— А что мне остается? Ты выдумываешь какие-то нелепые отговорки, он говорит, что все хорошо, и я же вижу, что врет! — Блин, у меня хороший отец. Сложный, но хороший.

— Я кое-что натворил «неправильного» на Родине, вот и не хочу туда возвращаться. — Каюсь, не хочу, чтобы она волновалось за меня, но думаю, если признаюсь в своем падении, то причиню еще больше боли ей.

— Не правильного? — Хмурит брови.

— Да мам, и давай просто об этом забудем, а вы с отцом сами прилетите повидаться?

— Хочешь замять? — Я киваю на ее вопрос и морщусь на следующую фразу.

— Не выйдет, рассказывай. — Этот голос не терпит возражений.

— Саша, ты прекрасно понимаешь, что если ты этого не сделаешь, я пойду убивать Женьку, а если и это не сработает, то прилечу к тебе. — И как мне кажется, это не будет визит вежливости по соскучившемуся ребенку. Да и если честно этот голос звучит угрозой из ее уст. Черт.

— Я… — Сглатываю ком в горле и очень тихо, закрывая глаза решаюсь.

— Мам, я накосячил, немного… — Не то, не то, но как же сложно вытолкнуть из себя простые слова.

— Я… переспал с мужчиной… — Тихо шепчу и несколько секунд привыкаю к тишине с того конца сигнала. Нет даже гневного дыхания.

— Вот поэтому я и не хочу в Россию. — Я размыкаю веки и смотрю на застывшее лицо родительницы.

— Мам этого не повторится, я нормальный, честно… — Оправдания себе легко ускользают с губ, а так ли это? Ведь я до сих пор не забыл эти глаза и бешенный секс.

— Так вот она о чем говорила…? — Словно сама с собой общается.

— Ты о чем сейчас?

— Лис, когда-то давно сказала, что ты «особенный».

— Я не особенный, я просто больной мам.

— Кто это был? Я его знаю?

— Навряд ли. — Не хочу произносить его имя вслух, больно от этого.

— Ты мне имя скажи.

— Олег. — Зло выплевываю имя, словно обвиняя его, а гвоздь, таранивший грудину, только успокоившийся опять начинает свое черное дело в моих внутренностях.

— Да? Насколько я догадываюсь он племянник Короля, вер? Вы учились с ним?

— Откуда…?

— От туда. И я не вижу причин отказываться от поездки к нам!

— Я вижу. Мам мне кажется, что я могу не сдержаться, могу кинуться его искать… — Я опускаю голову, наконец, принимая свое поражение и понимая истинные причины отсутствия желания возвращаться. Принимаю свою слабость.

— Так зацепил?

— Хуже мам, он сломал что-то тут. — Я стучу по виску и ладонями растираю щеки.

— Саш, можешь приезжать, даже ели ты его найдешь, это уже ничего не изменит.

— В смысле?

— Несколько месяцев назад нас пригласили на помолвку, он женится Саш или женился. Я еще блин думаю с чего такая нам честь, думала это приглашение из-за Женьки. Да и сам Олег не с того ни с сего к нам подошел, поболтать. — Господи, сейчас я рад внутреннему апокалипсису, который не дает спросить мне, о чем он болтал с ними. Спросить, а спрашивал ли он обо мне?

— Черт. — Рука привычно начинает растирать грудь, а дыхание застревает.

— Саш, с тобой все в порядке? — Нет мам, мне больно, но я не стану тебя волновать. Держался же все это время и дальше продержусь. Это только в сопливых фильмах эту боль невозможно вытерпеть, а я живу не в них. Мой «хеппи энд» ебанные продюсеры забыли дописать.

— Да мам. Хорошо, что у него все нормально. Я рад. — Растягиваю губы в улыбке. Позволяя вонзаться крюкам в кожу. Я спрячу боль, переживу ее.

— Саш, ты же мне скажешь, если станет совсем плохо? — Мать обмануть сложнее мнимой маской скрывающей сейчас внутри меня подыхающего пса.

— Скажу, а теперь можно мне пойти и напиться?

— Можно малыш, люблю тебя и прости за грустные новости.

— Хрен с этими новостями, главное ты меня не осудила.

— Не смеши меня малыш, я после всего, что было у нас просто не имею на это прав! — Она мягко улыбается, и я пытаюсь искренне ответить на эту улыбку. Найти гребанную причину, чтобы и сейчас не вздернуться где-нибудь под люстрой. Заткнуть уже этого подыхающего пса.

— Ладно пока.

— Пока малыш.

Закрываю крышку и шатающейся походкой иду к своему месту, к окну с мыслью может уже, наконец, смогу разнести это чертово стекло и шагнуть в пропасть? Но вместо самоубийства по пути отыскиваю мобильник и вызваниваю Фреда, прошу захватить выпивку и напиваюсь в благословенной тишине в присутствии свидетеля.

Сплю как комотозник до позднего вечера, а очнувшись тащу свою задницу на кухню и варю кофе, и пытаюсь не дать похмельной голове задуматься о нем. Не дать вспомнить вчерашние слова матери и делая первый обжигающий глоток слышу звонок.

Матерю всех и вся, но хотя бы отвлекаюсь от похмельных молотков в голове, прусь открывать не званным гостям и замираю на пороге.

Моя помешанность стоит напротив меня. Худое осунувшиеся лицо, потухший взгляд, которому ничего не мешает впиваться в меня. И я не отстаю от него, впитываю долбанные черты лица. Олег. Он здесь, напротив меня. Молчит и смотрит. Долго, слишком долго.

— Привет… — На грани слышимости, и этот голос заставляет меня все же вспомнить о его предстоящем бракосочетании. Заставляет проглотить так и не вырвавшуюся улыбку от долгожданной встречи.

Да долгожданной, ведь я все же надеялся его увидеть. Невзначай, ни чайно. Хоть всегда и сопротивлялся этому желанию.

— И тебе… какими судьбами? — Сухой голос, перебивает разгорающийся в душе апогей.

— Не рад? — Глаза скользят по мне и утыкаются куда-то в пол. Словно разговаривает не со мной, а со своими ботинками. Черт, но я видел, как его глаза стали разгораться от моего рассматривания.

— А есть чему? — «Да блядь, ожившая мечта перед тобой, мнется, черт побери, на пороге, а ты ведешь себя как сукин сын!» гложет меня мое нутро, а демоны впервые ему вторят.

— Саш, извини меня, но я так больше не могу… — Он замолкает и тянется пальцами в волосы. Ерошит их, выдавая свою нервозность, которая проявляется в дрожи.

Но я не спрашиваю его ни о чем, просто разворачиваюсь и иду, не закрывая за собой двери. Ебанное приглашение с моих губ не может соскользнуть — не понимаю почему? Потому, что привык, чтобы он считал меня полнейшим кретином и моральным уродом? Но ведь я ни такой! Я жалю только словами!

Застываю не подвижной колонной и смотрю на город, краем глаза увидев входящего с сумкой Олега.

— Что это? — Киваю на объемную сумку.

Олег садится на диван и нервно пожимает плечами.

— Меня отлучили от рода, и я только с самолета. — Отвечает, словно его мир не рухнул. Словно близкие люди не отказались от него. Долбанная маскировка.

— За что? — Он ежится от этого вопроса, сжимая пальцы, смотрит в пол и меня убивает скрываемая грусть в его сгорбленной спине.

— За позор рода, за отказ от женитьбы, за признание что… — Он замолкает, а я напрягаюсь. Блин, почему я вытягиваю из него признания? Зачем? Бег по кругу. Я знаю за что. Я знаю почему, но почему-то мне важно услышать эти слова от него, хотя для себя я все уже решил.

— Сделай это. — Делаю предложение и снимаю футболку. Мои холодные пальцы сжимаются в кулаки и не решаясь смотреть ему в глаза я наваливаюсь кулаками на стекло, немного отклоняя голову облегчая доступ к плечу.

К месту, где ставят метку своим парам оборотни. Мне кажется, что это правильное решение, к которому я не готов, но буду. Сейчас через несколько вздохов, несколько судорожных попыток проглотить слюну.

— Ты о чем? — Слышу за спиной и напрягаюсь от этого вопроса.

— Олег ты признался, что спал со мной и поэтому отказался от обряда? — Мой ровный голос и сухая интонация скрывает страх отказа. Но как так? Я же сам еще не готов к этому? А в моей чертовой голове, только ощущение полностью собранного «лего». Правильно.

— Да.

— Тогда давай, пометь меня. Присвой, черт побери, потому что я тоже уже не могу…

Не могу бояться одиночества. Не могу уже пересиливать ненависть к себе, вызванивая очередную постельную игрушку. Не могу уже возбуждаться только от одного воспоминания о твоих глазах, с молниями ярости вспыхивающих в них. Не могу слушать скулеж пса, которому словно отрывают лапы с того момента, как я услышал новость о твоей свадьбе. Я просто уже тоже не могу.

— Ты понимаешь, о чем меня сейчас просишь? Это на всю жизнь свяжет нас. Раскроет. — Бред. Это практически сведет меня с ума, подведет к чертовому краю огромного кратера и столкнет в ебучие огненные сполохи. Но как не странно, вот именно сейчас, в эту долбанную секунду, минуту, час, черт побери — мне по хрен.

— Понимаю…? Наверное, не до конца — но мне впервые так сильно скручивает мозги, когда я думаю о том, что ты не приехал. Что ты все же женился. Что ты больше никогда больше не будешь принадлежать мне. Что ты не станешь залупаться с нихуя, а проскользнёшь равнодушным взглядом мимо. Да, я не до конца понимаю своей просьбы, но я понимаю, что если ты того не сделаешь, я просто окончательно свихнусь. Тронусь блядь своими мозгами… — Я затыкаюсь, не от того, что мне больше нечего сказать, а банально от того, что запыхался, от того что мой голос на последних словах слишком стал смахивать на молящий скулеж прорвавшего оборону в виде моего тела пса.

— А я думал, что один болен. — Да, смешок, срывающийся с мотающейся из стороны в сторону головы, рассматривающей высокий ворс ковра, действительно слышится больным.

— Я понял это еще тогда… — Он сглатывает, так и не поднимая головы, не выправляя сгорбленную спину.

— Тогда когда тебя посреди занятий забрали… — Он молчит, не долго, но и этого хватает, чтобы заставить меня развернуться в его сторону полностью и уставиться в его черный затылок. Меня удивляют его слова.

— И ты больше не вернулся, а я понял, что жду. Понял, что ты забыл меня, когда я был на свадебной церемонии твоей матери, забыл, когда сидел в паре метров от меня в баре с Антоном и отцом и скользил по мне безразличным взглядом. А я не забыл, подружился с Антоном, выспрашивал о тебе и ждал. И черт это бесило меня. — Он поднимает расфокусированный взгляд, скользит им по всему встречающемуся по пути и застывает на моих губах, словно только, что понял, что я действительно здесь, и он это действительно говорит мне.

— Сначала я ненавидел тебя за это. Чуть позже я возненавидел тебя за то, что ты трахнул меня и сделал вид, что это для тебя в порядке вещей, а потом стал ненавидеть за то, что ты съебался и скорее всего опять забыл обо мне. А вот сейчас я ненавижу тебя потому, что мне кажется, что это очередная игра для тебя. Так просто взять и предложить наркоману долбанную дозу и забрать ее из протянувшейся руки. — А глаза уже переползают в мои и наливаются только присущим им холодным огнем ярости.

— Бред. Игра по крупному, никогда не входила в мои планы. Я вообще не игрок.

— Да?

— Да Олег. Ты просто не в курсе того кто я на самом деле. Не понимаешь, насколько серьезным я могу быть, особенно по отношению к своим решениям.

— Особенно в этот долбанный момент. — Раздается сухой баритон с левого прохода гостиной. Фред стоит в одних низко сидящих джинсах, чешет стоящие дыбом волосы и растирает помятое от похмелья лицо.

— Сейчас этот парень серьезен. — Он кивает на меня и отрывает свое тело от косяка, проходя мимо удивленного Олега, цапает мою кружку и в несколько глотков опустошает ее. Моя бровь на такую борзоту, самопроизвольно взмывает в верх.

— Не думал, что это правда. — Фред поджимает свои губы, сжимает кулак и опирается на него, смотря на нас с другой стороны стойки бара.

— Что правда? — Тихо переспрашиваю, не отводя взгляда от Олега. Он снова утыкается взглядом в ворс под ногами.

— Что ты резко поголубел в суровой России. — Фред пожимает плечами. — Мне Женька звонил перед твоим прилетом, рассказал и просил присмотреть за тобой, но ты вернулся, и все стало как всегда, а вчера ты напивался впервые со мной в тишине, и это мне показалось странным. Видимо не зря.

— Осуждаешь? — Мою глотку даже не царапает злость, это просто долбанный рефлекс, защита.

— Охуел? Помнишь — «Лекс, я за тобой в любое дерьмо». Это блядь был не пьяный бред, это чертово обещание, того кто стоял на краю. Я помню этот край Лекс и помню, что только ты меня удержал от попыток переступить его.

Фред был обычным ублюдком, пока я не проснувшись ночью не пошел отлить в общаге в школе убийц. А в этот момент этот ублюдок уже вонзал себе в сердце нож в том же вонючем туалете. Сам не понял, как так получилось, что во время драки с ним я не обоссался. Не понял почему не отрубился от того что моей головой пробили раковину, не понял как сумел отобрать нож. Не понял, каким образом затащил этого придурка к себе в спальню и умудрился выпоить ему насильно половину пузыря водки стыренной у Грегори. Не понял, почему утирал этому ублюдку сопли всю ночь и проклинал с ним родственничков, которые отказались от него, только потому, что он не прогнулся под их решение отправить отпрыска в более достойное учреждение учиться. Не понял как сам набухался, поддерживая пьяные проклятья. Не понял, но еще ни разу об этом не пожалел.

— Лекс я не понимаю всего, но я не против и поддержу тебя во всем.

— Даже если станешь свидетелем того как твоего друга пометит отреченный от рода оборотень? — Олег отрывается от пола и поворачивает голову к Фреду.

— Шутишь? Да ты блядь станешь для меня чуть ли ни братом в этом случае! — Фред начинает хохотать.

— Сказал отреченный вамп. — Я тоже расплываюсь в ухмылке.

Фред как всегда в своей манере, вот только я знаю, что эта ситуация ему не просто дается, он здесь только пытается поддержать меня в своем решении.

— Ага. Точно это про меня и, наверное, мне уже стоит удалиться, не мешать вам, голубкам разбираться? — Фред встает и делает несколько шагов к выходу из гостиной.

— Нет, Фред останься, у обмена должны быть свидетели. — Останавливаю друга.

— А ты так уверен, что я стану это делать? — Глухой рокот сотрясает грудь вера, а мои брови резко взлетают на этот вопрос. Черт, сценарий и не такой радостный вырисовывается.

Я думал, что стоит только сломать стержень в себе и все наладится? Похоже, я ошибся, что начинает злить. Чувствую себя куском идиота, который уговаривает бледную девственницу раздвинуть ноги.

— Ну, раз нет, так какого хуя тебе нужно в моей квартире? — Холодно спрашиваю, заглушаю этим холодом пылающую злость. Отталкиваюсь от холодного стекла, плавно, как хищник приближаюсь, смотря на предоставленный взору затылок.

— Не знаю… — Неуверенно отвечает. — Я не собирался приезжать к тебе, оно как-то само вышло.

Сука, это оправдание даже для меня слышится как ебанная издевка, всему, что я предлагал.

— Тогда пошел вон. — Злость, пульсируя, сосредотачивается в висках, а я так и не дойдя до него,вымотанный таким объяснением сползаю по колонне у барной стойки садясь на пол и опуская свою голову на скрещенные руки. Дерьмовое утро.

— Саша? — О, надо же Олег отрывается от разглядывания ковра и смотрит на меня.

— Пошел вон, третий раз я повторять не буду. — Моя голова опускается еще ниже. Ни важно сейчас, что у моей слабости есть свидетели в виде друга, я эту слабость не прощу Олегу. Не прощу, того к чему он меня обрекает отказывая мне в связи с ним.

— Саш, я просто не верю твоему решению, мне кажется, что ты позже пожалеешь о своем предложении и окончательно меня этим сломаешь!

— А ты блядь сейчас меня не ломаешь? Не ломаешь своим отказом? Олег мне действительно хуево без тебя, пойми это и если ты сейчас не сделаешь вязь, то я просто сдохну, в попытке забыть. Тебя, твои ебучие глаза, которые я вижу, стоит мне только закрыть глаза. Твой чертов запах, который мне кажется, я помню во всех гребанных подробностях, хотя это практически вроде и не возможно, ведь прошла чертова прорва времени. Забыть твои злые слова, которые острым ножом проходили по моему сознанию, и забыть мое грехопадение в ту ночь. В ночь, когда я окончательно упал в собственных глазах и реально повредился мозгами, потому, что трахаться с таким самозабвением с мужиком и считать это ебанным личным апогеем — это Олег и есть начало ломки и мне уже срать на неправильность этого. Я принял этот факт своей ненормальности и предложил тебе решение общих проблем между нами! — Я вздрагиваю от прикосновения к голове и поднимаю взгляд к худому лицу.

— Я кажется уже сломался. — Шепчу Олегу, даже не пытаясь стереть слезы, собравшиеся в уголках глаз. Долбанный нытик.

— Вставай. — Олег цепляет мои руки, помогает подняться, ебанный мир летит в чертоги ада, а я, смотря в неоновые глаза, завороженный ими поднимаюсь. Несколько шагов и я у стеклянной стены. Олег разворачивает меня к стене лицом, придерживая за талию.

— Фред дай нож. — Слышу шаги в коридоре и напрягаюсь перед предстоящим, но я уже уверен, что делаю все правильно. Рука Олега без всякого интима прижимает к его теплой груди, и это прикосновение плавит мои мозги. Мне нравится чувствовать спиной это теплое мужское тело, а еще мне хочется поцеловать эти губы, которые сейчас дышат мне в затылок, посылая по телу тысячи иголок.

Рука ненадолго покидает пределы моей груди, но я сейчас чертовски плохо соображаю, и ни хрена не слышу, что происходит от гулко стучащего сердца в моих висках. Перед губами появляется рука с тонким порезом по запястью.

— Пей мой странный избранник. — Мои губы прижимаются к порезу и первые капли крови, попадая на кончик языка, взрываются ебанной молнией, сотрясая судорогами тело нетвердо стоящее на дрожащих ногах.

Эйфория затопляет сознание до тех пор, пока я не чувствую как теплые губы смыкаются на мышце у плеча, как клыки начинают рвать мою кожу. И это я вам скажу не самый приятный момент, в моей жизни. Это, черт возьми, больно, хотя я мало на это обращаю внимание, чувствуя, как клеймо оборотня начинает расползаться по моей спине. Как часть моей души словно раскалываясь, отделяется и переходит во владение веру впивающемуся, сейчас в меня. Как пустующее место занимает осколок его души. И я понимаю, что этот ебанный вер становится неправильной, но такой нужной частью меня.

Я с ним с этого момента одно неразделимое целое — скованное одной цепью…

Конец.

Посвящается тебе моя вечная заноза в мягком месте! Я смогла пересилить себя и все же написать эту фигню