Дом номер тринадцать. Домовой шалит [Айгуль Малахова] (fb2) читать онлайн

Айгуль Малахова Дом номер тринадцать. Домовой шалит

Павлик сидел возле окна и смотрел во двор. В этот солнечный августовский день на детской площадке скучала только небольшая компания подростков. Большинство детей сейчас счастливо проводили последние летние денечки, отдыхая на морях, в деревнях у всевозможных родственников и лишь стайка неприкаянных парней, лениво переговариваясь, протирала лавочку. Предводителем у них был широкоплечий коренастый подросток с приметными рыжими волосами, которые он безуспешно прятал под капюшон чёрной толстовки. Паша шпионил за ними почти всё лето и втайне мечтал оказаться своим в их компании.

Но… Павел Одинцов, одиннадцати лет от роду не мог этого сделать. Два года назад они поехали в путешествие на машине: папа, мама и Павлик. Он совсем не помнил сам момент аварии, потому что задремал на заднем сиденье. Наверное, в некотором роде это было даже хорошо: Паша сразу потерял сознание и не чувствовал ударов переворачивающегося автомобиля, боли. Очнулся он в больничной палате, рядом с ним поочередно дежурили бабушка и тётя Вера, мамина сестра.

Тогда Павел не знал многого, о чём ему рассказали гораздо позже. Того, что мамы и папы больше нет. Того, что он больше не сможет ходить: травма позвоночника приковала его к инвалидному креслу. Сначала Павлику казалось, что это какая-то нелепая ошибка или чья-то ужасная дурацкая шутка и вот сейчас откроется дверь, войдут улыбающиеся родители, а он вскочит на ноги и побежит их обнимать. Как же так?! Такой кошмар наяву не мог произойти с ним и его семьёй! Потому что… Просто не мог и всё! Но постепенно до мальчика стал доходить смысл случившегося.

Родителей больше не было. Их любящие лица остались лишь в его воспоминаниях и на снимках. Теперь, в их просторной квартире, с Павликом жила бабушка. Тётя Вера — мамина сестра, у которой не было ни мужа, ни детей — осталась жить в старом доме, где до трагедии они обитали вместе с бабулей. Квартира была в старом кирпичном здании и Павлик не понимал, почему тётя Вера не хочет переехать к ним, в новый дом, в большую светлую трёхкомнатную квартиру. Места бы им всем хватило.

— Не хочет, — в ответ на вопросы Павла разводила руками бабуля, — она там с рождения живёт. Привыкла. Да работа рядом. Пусть живёт, а мы к ней в гости ходить будем.

Но Павлик не любил ездить в старый дом. Ему всё время казалось, что это здание — древнее, со скрипучими полами, стёртыми, испещрёнными шрамами ступенями в подъезде — большой живой организм. Павлику чудилось, что дом почему-то не любит его. При появлении мальчика он всегда фыркал старыми канализационными трубами, наполняя воздух отвратительным запахом своих внутренностей, недовольно завывал голосом ветра в вентиляционной шахте и зло скрипел полами.

Тётя Вера — маленькая, худенькая женщина с бледным, как будто даже прозрачным лицом, казалось, не замечала ничего страшного в доме номер тринадцать и продолжала отважно жить дальше одна. Она работала буфетчицей в школе рядом много лет подряд. Голос у тёти Веры был тоже неприметный, тихий, как будто шелестящие сухие листья под ногами.

Понемногу Павлик осваивался с новой, непривычной жизнью, где не было прогулок с пацанами, катания на велосипеде и… много чего ещё. Он старался держаться мужественно, не хныкать, не жаловаться, но иногда на мальчика находило и тогда ему не хотелось вставать с постели, открывать глаз.

— Надо, Павлуша, надо. Будем понемногу заниматься — и вдруг поможет? — уговаривала его бабуля, расталкивая по утрам.

Мальчику хотелось закричать, что всё бесполезно, но он вновь напоминал себе слова отца, которые иногда всплывали в памяти: «Ты мужик, Паша. Плакать нельзя. Пусть девчонки ревут.» И он покорно садился в постели и начинал с помощью бабули делать упражнения.

Однажды, после очередного посещения старого дома, когда мальчик не на шутку испугался, услышав, как затрещали в пустой комнате обои, он спросил у бабули, почему в той квартире постоянно раздаются странные звуки.

— Да не бойся! — засмеялась бабушка, — домовой шалит!

— А кто он такой, этот домовой? — ошарашенно спросил Павел.

— Тот, кто квартиру охраняет, дом. Он нас давно уже знает, а тебя ещё нет, вот и пугает. Не обращай внимания, он неплохой. Привыкнет и к тебе, — бабушка ласково погладила мальчика по голове.

С тех пор при посещении старого дома, оставаясь наедине с собой, Павлик шептал:

— Привет, домовой. Ты уже привыкай ко мне. Дружить будем.

Ему казалось, что веселее начинали звенеть маленькие бубенчики, подвешенные к потолку в прихожей. И на душе становилось теплее. Как-нибудь они с домовым обязательно подружатся. Павлик был в этом уверен.

Только мальчик начал обживаться в новой реальности, как вдруг случилось новое горе. Умерла бабушка: её свалил инсульт. После похорон, совсем посеревшая лицом тётя Вера забрала мальчика к себе в старый дом. Павел пытался уговорить тётю переехать наоборот в их большую квартиру, но тётя сказала:

— Отсюда мне на работу близко. К тебе прибежать в течение дня, если что. Пока поживём здесь, а потом видно будет. Хорошо?

Мальчик не стал спорить, хотя теперь, когда тётя Вера уходила на работу и он оставался в квартире совсем один — иногда ему становилось совсем не по себе. Дом жил своей жизнью и, казалось, пристально наблюдал за Павликом. Случалось, в помещении раздавались совсем необъяснимые звуки, заставляя мальчика испуганно вздрагивать всем телом. То начинали скрипеть полы в пустой комнате: протяжно и громко, как будто кто-то неспешно ходил. То яростно звенели бубенцы под потолком, хотя все форточки и окна были закрыты.

Мальчик старался успокаивать себя, что это шалости домового и отправлялся в свою комнату. Пытался отвлечься, но почти всё валилось из рук. Раньше Павлик любил рисовать, но после травмы совсем перестал заниматься творчеством. Брал в руки карандаши и его охватывало тягостное чувство. Он вздыхал и вновь хватал планшет. В один из дней его гаджет перестал включаться, и тётя Вера отнесла его на ремонт. Мальчик временно остался совсем без занятий. Он исправно делал уроки и занимался самостоятельно, но после занятий его охватывала жгучая тоска. Он вспоминал прошлое и на его лице теплилась мечтательная улыбка. А потом, яркими всполохами летней зарницы в память возвращались картины того дня, когда он узнал, что родители погибли, смерть бабушки — и мальчик стискивал зубы, чтобы не разреветься.

Больше всего Павлика угнетали сны. В своих видениях он бегал по полям и лугам, носился, как угорелый по коридорам школы и по улице, крутил педали новенького велосипеда. А потом просыпался с улыбкой на бледных губах и … Его охватывали отчаяние и пустота. Тело ниже пояса было таким же безответным, как в последние два года. Он беззвучно плакал, кусая губы, глуша рыдания подушкой. Не хотел, чтобы слышала тётя Вера.

Ему было очень жалко тётю. Она была такая маленькая, бледная, с тихим голосом. Теперь, когда у Павлика никого, кроме неё не осталось, он боялся, что она в любой момент может растаять, исчезнуть, как облако, оставив его совсем одного на целом свете.

В один из дней тётя Вера повезла Павлика на прогулку. Обойдя дом, она оставила его во дворе возле лавочки и побежала в магазин за продуктами. Павлик сидел, палкой пытаясь нарисовать на сырой земле дом. Он так увлёкся, что совсем не услышал, как к нему кто-то подошёл.

— Привет! — услышал Павел рядом.

Его сердце наполнилось радостью и немного страхом, когда он увидел рядом рыжего парнишку. Как бы ему хотелось дружить с ним! Хотя парень старше его и у него есть много друзей. Но вдруг? Его старые знакомые сначала заходили и навещали, но как-то постепенно перестали приходить, а уж когда он переехал жить к тёте — и вовсе позабыли. Даже сообщения писали редко.

— Привет! — застенчиво улыбнулся Павлик.

— Ты в тринадцатом доме живёшь? — спросил парень. — А я в четырнадцатом. Меня Артур зовут.

— Я — Паша, — скрывая радость, Павлик наклонил голову.

— А ты чего один? Вроде, тётка всегда рядом с тобой, — спросил Артур, осторожно оглядываясь.

Паша обратил внимание, что друзей Артура, с которыми он обычно проводил время, не было видно. Может быть, он потому и подошёл, что стало совсем скучно одному? Как Павлику?

— Слушай, а давай я завтра к тебе в гости приду? Ты в какой квартире живёшь? Принесу крутую игру, тебе понравится, — неожиданно предложил Артур.

— В одиннадцатой, — ответил Павлик, чувствуя, как сдавило в груди от радости. Он слушал и не верил. Неужели у него появился новый друг?

— Зайду часиков в двенадцать, — немного поспешно сказал Артур и удалился, низко надвинув капюшон.

Вскоре пришла запыхавшаяся тётя Вера с полным пакетом продуктов, покатила мальчика домой. Остаток дня Павлик пребывал в отличном расположении духа. Мыслями он вновь и вновь возвращался к разговору с Артуром. Ему очень льстило, что такой взрослый парень обратил на него внимание.

На следующий день, ровно в полдень в дверь позвонили. Павлик в это время сидел рядом с прихожей, покусывая губы и глядя на часы. От трели звонка в его груди всколыхнулась радость: не обманул и пришёл! Павлик метнулся к входной двери, открыл, веря и не веря одновременно.

На пороге стоял улыбающийся Артур.

— Здорово, Павлик! — он деловито и небрежно пожал ладонь мальчика, бесцеремонно протиснулся мимо и протопал в комнату, не снимая обуви.

Павлик направился вслед за ним, недоуменно гадая, какую игру тот принёс, ведь в руках у Артура ничего не было.

Между тем, парень остановился посреди комнаты, брезгливо оглядывая старую мебель.

— Чёт, как-то уныло живёте! — хмыкнул он и без всякого перехода добавил. — Я слышал, у тебя бабка умерла?

— Да… Она… Недавно, — Павел начал давиться словами. Ему вдруг стал неприятен бесцеремонный вопрос.

— Я ещё слышал, что бабла у неё было немеряно, — сказал Артур, сняв с головы капюшон и посмотрел на мальчика холодным взглядом. Павлик совсем растерялся, не зная, что ответить. Деньги у бабушки на самом деле были. Тётя Вера не так давно показала Павлику карту золотистого цвета:

— Пашенька, я хотела, чтобы ты знал, где лежат деньги. Здесь то, что смогла накопить твоя бабушка. Я тоже на эту карту откладываю понемногу. Мы с бабушкой мечтали, что тебе когда-нибудь сделают операцию. Сейчас медицина ещё не умеет лечить такие травмы, как у тебя, но прогресс движется. Вдруг, что-нибудь придумают? Показываю на всякий случай, где она лежит. Мало ли что… — уклончиво сказала она, не желая пугать ребёнка.

Карта лежала в старинном серванте, как закладка в одной из книг, «Бесах» Достоевского. Всё это мгновенно пронеслось в голове Павлика, пока он, хлопая глазами, смотрел на изменившееся лицо Артура. Ещё пару минут тому назад светившееся доброжелательной улыбкой — теперь оно стало серьёзным и злым, как будто натянуло ледяную маску.

— Чё молчишь? Где деньги? — Артур с размаху плюхнулся на диван, не сводя испытующего взгляда с мальчика.

— Я не знаю, — прошептал Павлик, опустив глаза и покрываясь красными пятнами.

— Да ладно, — недоверчиво протянул Артур и нахмурился. Потом его глаза заискрились внезапной радостью от пришедшей в голову мысли, — Ну, типа я поверил. Жадничаешь, Паша? Но поделиться придётся всё равно. Даю тебе сутки на то, чтобы выяснить, где бабули твоей бабули.

Он засмеялся, довольный своей шуткой, а потом мгновенно стал серьёзным и всем телом потянулся к мальчику. На его лице играла хищная улыбка:

— А ты выяснишь, где они лежат. И отдашь. И знаешь, почему? Потому, что тётушка у тебя единственная. Если вдруг ей на голову упадёт кирпич или какой-то обдолбыш ножом пырнёт в подворотне — ты останешься совсем один! Понимаешь, о чём я?

Павлик громко проглотил слюну. Да, теперь он всё понял.

— И ещё, если вдруг в твою маленькую головёшку придёт идея обратиться в полицию и меня закроют. У меня много друзей. Даже если меня рядом не будет, мои ребята будут рядом. Понял?!

Он угрожающе навис над Павликом, глаза горели нехорошим огнём. Мальчик почувствовал, как к горлу подкатился удушающий ком. Вспомнил все свои страхи о том, что тёти Веры не станет и едва не задохнулся от горечи, заполнившей всё внутри. Даже слюна казалась полной полынного вкуса. Подумал Паша и о дружках Артура. Он не смог вымолвить ни слова, только кивнул.

Телефон парня разразился какофонией звуков, от чего Павлик невольно вздрогнул. Взглянув на экран, Артур ответил:

— Да я у убогого, скоро буду уже, — небрежно бросил он в трубку и усмехнулся Павлику. — Не ссы, малой! Всё будет норм. Береги тётушку. Завтра приду. Надеюсь, ты меня понял, — Издевательски потрепал его по голове Артур и не оглядываясь, направился в прихожую.

Хлопнула дверь, а Павлик ещё долго сидел, пытаясь проглотить омерзительный ком, вставший поперёк горла. Он вытирал жгучие слёзы, а слово, улетевшее неведомому собеседнику, крутилось в голове, исчезая и вновь выныривая на поверхность, как белый носок, нечаянно затесавшийся в тёмное бельё, крутящееся в барабане стиральной машины. Убогий! Это про него, про Пашу. И хотя он плохо понимал смысл этого слова, шестое чувство подсказывало, что это что-то очень оскорбительное. Но больше всего мальчика терзало то, что он должен украсть деньги у тёти Веры. А что, если именно это и убьёт её? Мысли отчаянно метались в черепной коробке.

Когда пришла тётя, Павлик долго молчал, а потом вдруг подъехал к ней.

— Тёть Вер, а что такое «убогий»? — непослушными губами выговорил Павлик.

На несколько секунд повисло тягостное молчание. Потом тётя Вера присела на корточки перед ним. Лицо её странно кривилось.

— Тебе… кто это сказал, мальчишки? — спросила она, покусывая губы.

Паша отрицательно помотал головой.

— Услышал… — пробубнил он.

Тетя Вера пыталась придумать что-то очень правильное, найти нужные слова, но они всё не находились.

— Послушай, Павлик. Те, кто это говорит — сами убогие. Ты — не можешь ходить, а они обделены милосердием. И умом. Надо пожалеть их и больше с такими не общаться. Ты не можешь ходить и пока мы с эти ничего не можем поделать. Но у тебя всегда есть выбор. Можешь сидеть и жалеть себя, а можешь стремиться к чему-нибудь, — тётя Вера включила телевизор и пощёлкала каналами в поисках необходимого. Найдя нужный, она сказала: — Посмотри — это параолимпийские игры. В них участвуют люди, которым в жизни повезло не так сильно, как обычным людям. Я не говорю, что обязательно всем инвалидам надо стать спортсменами. Надо найти свой путь. И я верю в то, что ты найдёшь. Постарайся не копить в себе злость к людям. Многие просто не могут понять, каково это — быть не таким, как все. А ты считай, что это дар. Весь мир перед тобой. Хочешь — развивай в себе спортивный талант, хочешь — рисуй или пиши. У тебя хорошие рисунки получаются, я видела.

Павлик задумался. Но его захлёстывала горечь обиды и жалость к себе. Он слушал тётю и не слышал. Всё время думал об Артуре и унизительном слове. Почему? За что? И как быть дальше? Конечно, он отдаст карту с деньгами, но как быть потом, когда пропажу обнаружит тётя Вера?! Слёзы закипали в уголках глаз и невыплаканные, уходили обратно, оставляя после себя чувство жжения от пропитавшей их горечи.

Он так ничего и не смог придумать и полночи не мог уснуть, представляя страшные картины расправы, которая неминуемо ждёт тётю Веру, если он не отдаст проклятые деньги.

Но на следующий день в назначенное время Артур не появился. Павлик, как обычно сидел дома один. Тётя Вера была на работе. Мальчик не находил себе места в ожидании, приготовил карту, часто доставал её из нагрудного кармана рубашки взмокшей ладошкой, разглядывал золотистую поверхность. Павлик пытался отвлечься от тягостных мыслей, потому что ожидание становилось нестерпимым. Он успел позаниматься математикой и русским языком, даже почитал книгу Дюма про трёх мушкетёров. Переделал много всего, а Артура всё не было. Павел маялся.

Павлик проехал на кухню, разогрел в микроволновке пюре с котлетой, заботливо оставленное в тарелке тётей, без аппетита поел. Телевизор смотреть не хотелось, а компьютера у тёти не было. Любимый планшет ещё не наладили и теперь Павлу казалось, что время тянется бесконечно долго. Он с грустью оглядел убогую квартиру и вновь подумал о том, что надо упросить тётю Веру переехать в родительское просторное жильё.

Вновь протяжно заскрипели в комнате полы, заставив Павлика невольно вздрогнуть. Холодок страха пробежал между лопаток. «Домовой шалит», — попытался ободрить себя Паша, мысленно представив, как это небрежно произнесла бы тётя.

Стараясь не обращать внимания на странную шумную жизнь, которая продолжалась в соседнем помещении, Павлик подкатился к окну. Выглянул. Во дворе было пустынно, если не считать девушку, прогуливающуюся с коляской.

Он с горечью подумал о том, что хочет сейчас только одного: чтобы подонок пришёл побыстрее. Чтобы всё скорее закончилось. Павел проглотил набежавшие слёзы, взял себя в руки и поехал выключать звонко свистящий чайник. Маленькая кухня была полна пара, как ванная после принятия горячего душа. Даже окна запотели. Павлик торопливо подъехал к мутному, словно подёрнутому влажной плёнкой окну. Он любил писать и рисовать на запотевшем стекле. Немного подумав, он аккуратно вывел пальцем: «Накажи Артура!» Он и сам не понимал, для чего это написал, но на душе немного полегчало.

Павлик поднял руку, намереваясь написать что-нибудь ещё, но вдруг услышал лёгкий скрип, словно чей-то палец соприкасался с влажным стеклом. Мальчик вздрогнул и едва не закричал. Под его словами чья-то невидимая рука вывела слова: «Я тебе помогу.» Отшатнувшись от окна, он лихорадочно задёрнул штору и энергично крутя колёса руками, покатился в другую комнату. Паше казалось, что он сходит с ума.

Он долго сидел в углу комнаты, испуганно глядя на дверь, каждую секунду ожидая, что сейчас высунется когтистая лапа чудовища или призрак. Или ещё какая-нибудь потусторонняя гадость. Но ничего не происходило и постепенно мальчик успокоился, задышал ровнее, перестал трястись и обливаться холодным потом. Даже осмелел настолько, что подъехал к двери и выглянул в коридор. Полутёмная прихожая была пустынна и тиха. И домовой не шалил, не скрипел полами, не отдирал с треском обои, не звенел бубенчиками, свисающими с потолка. Эти мелодичные колокольчики Павлик ненавидел больше всего в доме тёти и никак не мог привыкнуть, каждый раз вздрагивая от их нежного перезвона. «От сквозняков заливаются», — благодушно поясняла тётя Вера. Но мальчик знал, что никакой это не ветер. Домовой? Вот это вернее будет.

Павлик долго сидел, глядя на притихшие колокольчики и вдруг решился. Вернулся на кухню и отдёрнул шторы. Пересилил свой страх, от которого отчаянно хотелось по-маленькому и приблизил лицо к стеклу. Никаких букв уже не было видно и тогда Павлик интенсивно задышал, косясь на окно. Потом вывел: «Ты кто?» Вновь вздрогнул, услышав лёгкий скрип, как будто человеческий палец заскользил по стеклу. Но пересилил свой страх, не сбежал, а затаив дыхание читал буквы, появляющиеся на стекле: «Серый».

— Тебя зовут Серёжа? — изумлённо воскликнул Павлик.

Ответом ему была гробовая тишина. Дом, который до этого, казалось, ни минуты не жил спокойно: всё время скрипел полами, чем-то шуршал, позвякивал, журчал водой в трубах — теперь вдруг стал безмолвным, как будто замер в напряжённом ожидании, как сам Паша. Мальчик сидел, потрясённо глядя на буквы, осознав реальность происходящего. Страх сменился любопытством и Павлик забыл, как полчаса тому назад сидел и трясся, забившись в угол. Интересно, кто это? Неужели тот самый домовой, которого так часто упоминает тётя Вера? «Он не может общаться голосом», — сообразил Павел. Но и сидеть дышать на стекло — тоже не вариант для общения. Много на запотевшем клочке не напишешь. «Что, если писать на бумаге?» — напряжённо размышлял Паша. Интенсивно работая руками, он направился в свою комнату. Раскрыл новую тетрадь в клетку и написал, старательно выводя буквы: «Тебя зовут Серёжа? Ты кто?»

Мальчик положил карандаш и притих, глядя на карандаш, ожидая, что тот сдвинется с места. Но тишина становилась всё более осязаемой, вязкой, карандаш не двигался, а Павлик испытывал разочарование.

— Ты что здесь сидишь в темноте? — услышал он сзади голос и едва не потерял сознание от нахлынувшего ужаса. Только тогда Паша понял, в каком напряжении находился всё это время. Тётя Вера прошла в комнату и включила лампу на его столе:

— А нас сегодня задержали, как назло. Какая-то комиссия приезжает.

Она говорила что-то ещё своим тихим, шуршащим голосом, А Павлик с горечью подумал, что ему всё просто приснилось. Не было никакого Серого. Очередной жестокий розыгрыш. Понурив голову, Павлик покатился на кухню вслед за тётей Верой. Слёзы кипели в глубине глаз, щекотали носоглотку, норовя вырваться наружу, но Павлик сдерживался. Он всегда стыдился плакать при тётке. Не то, чтобы она его упрекала или выговаривала. Нет, наоборот. Если тётя видела его слёзы, она бежала успокаивать его и едва не плакала сама. Павлику становилось очень жалко её: она как будто становилась меньше ростом, сильнее бледнела, голос становился совсем тихим. Павлик втайне боялся, что она может совсем исчезнуть, раствориться в воздухе без следа.

— Сейчас будем ужинать, — шелестела тётя, звеня посудой и Павлик почувствовал, что слёзы отпустили, ушли в глубину, как дождевые капли впитываются в рыхлую землю.

Он подкатился сзади и крепко обнял тётку сзади, ненадолго обездвижив.

— Соскучился? — она поняла его жест по-своему, — обещаю больше так не задерживаться. Буду говорить, что у меня племянник один дома…

— Тёть Вер, а расскажи мне про домового? Его, зовут Серый? — неожиданно для себя спросил Павлик и даже язык прикусил, испугавшись своих слов.

— Серый? — тётя высвободилась из объятий мальчика, удивлённо посмотрела на побледневшего Павла, — не знаю, Пашенька. С чего ты взял? Тебя что-то напугало?

Павлик торопливо замотал головой, кляня себя за длинный язык.

— Павлик, я понимаю, что ты хочешь домой. Возможно, мы переедем к вам. Но не сейчас. Я не готова. У меня работа под боком, очень удобно. Да и привыкла я к этому дому. — Тётя Вера вздохнула и села за стол.

— Ты его не боишься? — неожиданно спросил мальчик.

— Кого? — нахмурилась женщина.

— Ну… Дом. Бабушка рассказывала про него, что здесь много разных не упокоенных душ бродит, — деловито объяснил Павлик.

— Ох уж, наша бабуля! — немного скривилась тётя Вера, — она тебе сказки рассказывала. Выдумки. Дом, как дом, просто очень старый. Поэтому полы скрипят, дерево ссыхается. Обои трещат, потому что стены потихоньку разрушаются. Но ничего, скоро квартиру в новом доме дадут, там будет хорошо. А пока надо немного потерпеть, — её тихий голос шелестел над ухом Павлика, успокаивал и ему даже захотелось спать.

— А как же слова, что домовой шалит? — недоверчиво вскинулся мальчик и сон исчез.

— Так это же шутка, глупый! — нежным хрустальным перезвоном рассыпался смех тётки, — нет никакого домового!

Павлик немного обиделся. Он на самом деле верил в домового. Не могли полы скрипеть так, как будто по ним кто-то ходил! А сегодняшние слова на запотевшем стекле?!

— Я к себе! — Коротко проронил Паша и направился в свою комнату.

Без настроения подъехал к столу, потянулся рукой за карандашом и… едва сдержал крик. На тетрадном листе в клетку, прямо под его вопросами темнели печатные буквы: «Зови меня Серый.» Первой мыслью Павлика было позвать тётю Веру и показать ей доказательство существования домового. Он даже открыл рот и набрал воздуха в лёгкие для крика, но передумал.

Нет, это будет его, Павлика, маленький секрет. Его новый тайный друг. Не стоит рассказывать о нём взрослым. Да вообще никому не надо. Новый друг не всегда отвечал на слова Павлика. Например, настойчивый вопрос: «Кто ты?» — так и остался без ответа.

Наутро на новом листе красовались корявые буквы: «Я хочу тебе помочь. Давай проучим Артура. Не бойся, плохого не сделаю». Павлик задумался, хотел было отказаться, но передумал. Просто ничего не ответил. Вывел вопрос совсем о другом, но о том, что живо интересовало его: «Ты домовой?» и отъехал в другую комнату на пару минут. Так у них повелось. Чтобы Серый написал в ответ, надо было оставить бумагу и карандаш и отъехать ненадолго. Когда он вернулся, на листе темнели буквы: «Нет. Но я хочу и могу тебе помочь. Ты мечтаешь вернуть ноги?»

Мальчик задохнулся на несколько секунд. Неужели… Неужели он снова сможет ходить? И Павлик вдруг отчаянно, как тонущий в проруби человек хватается за хрупкий лёд — поверил в невозможное. «Я смогу ходить?» — дрожащими от волнения пальцами вывел он. Вновь потянулись минуты ожидания. Потом Павлик кинулся обратно и уставился в тетрадь.

«Да. Но сначала пусть придёт Артур», — было криво выведено на тетрадном листе. «Зачем?» — хотел написать Павлик, но рука остановилась, сжимая карандаш. Какая разница? Серый обещал помочь, так и будет. Он наверняка напугает Артура, проучит подонка, чтобы тот оставил их с тётей в покое. И остро отточенный грифель зашуршал по бумаге, выводя лишь одно слово: «Хорошо!»

Артура он увидел на следующий день, когда тот шёл днём один, вертя по сторонам рыжей головой. Павлик долго дежурил на балконе, выглядывая парня и изрядно замёрз, потому что было довольно прохладно, но дождался.

— Артур! Эй! — закричал Паша, перегнувшись через перила.

Рыжий вихор взлетел кверху. Парень оступился от неожиданности и угодил кроссовкой в грязь, потом недоверчиво посмотрел на него.

— Чего? — наконец спросил он. Потом в его взгляде вспыхнула алчная радость, — Нашёл? — улыбнулся он, подбираясь, как охотничья собака, почуявшая добычу.

— Поднимайся ко мне! — таинственно блестя глазами, пообещал Павлик.

Он отчаянно врал, душа трепетала от страха, как берёзовый лист на ветру, сердце дробно выстукивало бешеный ритм, но он верил, что Серый разберётся и наверняка накажет Артура так, что тот надолго запомнит. Поэтому, когда в дверь раздался нетерпеливый стук, Павлик сразу распахнул её.

— Привет! Заходи! — он отъехал в сторону, пропуская парня.

— Здорово! Давай, неси! — Нетерпеливо воскликнул Артур, скидывая рюкзак на пол.

— А, да. Сейчас, подожди тут. Привезу, — сказал Павлик.

Тут только Павлик сообразил, что дальнейшего плана у него нет. Чувствуя себя невыносимо глупо, он вымученно улыбнулся и поехал в комнату. Задумался, сидя перед сервантом, а потом решительно потянул дверцу и вынул книгу. Зажав во взмокшей ладони заветную карту, Павлик через некоторое время с растерянным видом выкатился обратно. «Ну и пусть! Зато тётю никто не тронет!» — решительно подумал он и…

Артура в прихожей не было. Его вообще нигде не было видно. Из ванной комнаты донеслись странные булькающие звуки, и Павел направился туда. Он не включил электричество и в падающем из коридора свете увидел такое, от чего крик застрял в глотке.

Там, во мраке, в глубине ванны что-то хлюпало и когда Павел присмотрелся, он увидел, как фигуру Артура как будто утягивает в слив ванной. Его тело, истончаясь, наподобие джина из бутылки, воронкой ввинчивалось в маленькое отверстие, рот был раззявлен в беззвучном крике, а из глаз рвался ужас. Павел застыл, не в силах закричать, и эта картина казалась ещё более леденящей оттого, что всё происходило в нереальной тишине, нарушаемой лишь чавкающими звуками! Через несколько секунд парень исчез в сливном отверстии и Павлик услышал громкий утробный звук, раздавшийся из канализационной трубы. Он был похож на сытую отрыжку.

В глазах потемнело, и мальчик погрузился в кромешную тьму.

Он очнулся, не понимая, где находится. Потом вспомнил о произошедшем, похолодел. Включил свет и убедился, что старая чугунная ванна, с серой эмалью, испещрённой паутиной мельчайших трещин — чиста и суха. Уснул он что ли? Павел недоверчиво протёр глаза. Ничего не изменилось. Всё в квартире по-прежнему казалось обыкновенным.

Но ведь Артур заходил! Не приснилось же Павлику посещение его так называемым другом! Рюкзак! Вдруг сообразил Павлик. Артур снял рюкзак, когда вошёл, а значит, если ему не привиделось, сумка должна стоять на полу в прихожей! Торопливо выкатившись в полумрак прихожей, мальчик щёлкнул выключателем и облегчённо вздохнул: никакого рюкзака или обуви.

«Это был сон» — мелькнула в голове Паши ленивая мысль. Да, просто сон. Он неуверенно улыбнулся живости видения, смахнул со лба обильно выступивший пот и уже собрался развернуться и отправиться в свою комнату, как увидел то, от чего закрыл рот ладонью и вцепился в неё зубами. На полу, прямо перед дверью был чёткий грязный отпечаток кроссовки. Павлик присмотрелся и понял, что следы, ведут к ванной комнате, постепенно бледнея, а возле двери вовсе исчезая.

Даже не осознав толком, что делает, Павлик схватил швабру и затёр следы. Потом направился в свою комнату, где сел за стол и вывел дрожащим в пальцах карандашом:

«Что ты сделал с Артуром?» Павлик поехал на кухню, где в ожидании ответа сидел и грыз ногти несколько минут. Когда настало время — нетерпеливо рванул в комнату. Открыл титульный лист тетради. «Я его напугал, он ушёл домой.» — было нацарапано в ответ. «Не ври мне!» — написал Павлик. Его трясло. Когда пришло время, он вновь увидел корявые буквы. «Не веришь, посмотри в окно!» — было написано в тетради.

Павлик рванулся к окну. Отдёрнул занавеску и замер, не веря своим глазам. Внизу в сторону соседнего дома стремительно нёсся рыжеволосый парень. Это был он, без всякого сомнения. Паша облегчённо вздохнул. Мозг кольнула какая-то странность во всём происходящем, но мальчик отогнал от себя плохие мысли.

Прошло несколько дней. Павлик продолжал общаться с новым другом. В последнее время Серый только и писал о том, как классно бегать во дворе, пинать мяч и чувствовать, как пружинит под ногами упругий батут. Павлик сам помнил об этом и слова Серого больно отзывались в душе. «Я могу помочь!» — вновь написал Серый и сердце Павлика гулко застучало.

В один из дней, вернувшись с работы, тётя Вера не смогла принять душ. Вода не уходила в сливное отверстие. Набралась половина ванны и тётя Вера пыталась пробить засор вантузом, отчего жидкость стала мутной и грязной, с плавающим в ней мелким мусором.

— Ванна засорилась, — пожаловалась тётя Вера, орудуя вантузом, — причём, намертво. Придётся сантехника вызывать. Не пойму, что такое могло попасть.

Она ушла в комнату, что-то ворча себе под нос, а Павлик сидел в дверях и смотрел расширившимися глазами на грязную воду, которая покрывала дно ванны. По его спине волнами пробегали мурашки. В какой-то момент Пашке показалось, что вода заволновалась и вдруг — забурлила, окрашиваясь в красный цвет.

Павлик вскрикнул от ужаса и зажмурился, а когда открыл глаза — всё оставалось таким же: чуть колышущаяся грязноватая жидкость и тишина вокруг. Паша глубоко задышал и отъехал в свою комнату. Чуть позже он услышал, как хлопнула входная дверь и что-то неразборчивое забубнил грубый мужской голос. Наверное, пришёл сантехник.

Потом послышался возбуждённый разговор, Павлик даже вздрогнул, когда услышал непривычно громкий голос тёти Веры.

— Что это, шутка такая?! — звонко спросила она.

— Я у вас тоже самое хотел спросить! — услышал Павлик грохочущий бас.

С замиранием сердца он подъехал к двери и выглянул в коридор. Высокий мужик в тёмно-синей спецовке стоял напротив тёти Веры. Они о чём-то спорили. Сантехник держал над ведром какую-то мочалку.

— Откуда это взялось?! — непривычно визгливым голосом спрашивала тётя, — у нас даже никого нет с таким цветом волос!

— Вы меня спрашиваете?! — не менее возмущённо басил в ответ слесарь. — По-вашему, я принёс сюда волосы и подкинул вам?!

Сердце Павла гулко стукнуло, замолчало, а потом дробно застучало, отдаваясь во всём теле, больно пульсируя в жилке на виске. Мужик держал не мочалку. В мозолистой руке сантехника торчал огромный клок волос и, присмотревшись, Павел понял, что это огненная шевелюра Артура. Он уже не сомневался в том, что Серый каким-то образом смог утянуть парня в канализацию. Значит, тогда это был никакой не сон, и Павлик на самом деле увидел, как его засосало в слив ванны. Но как же так?! Ведь Павлик потом своими глазами видел, как Артур бежал к своему дому! И тут он вспомнил, как его кольнула тогда мысль о несоответствии. Пока Паша был без сознания, пока задавал вопросы и ждал ответы — прошло много времени, никак не меньше, чем полчаса. А парень нёсся так, словно только что вышел от Павлика.

Внутри мальчика всё похолодело. Неужели тогда рыжего на самом деле засосало в слив их ванны? Кого же тогда он видел во дворе? Ответов не находилось. Он припомнил, что после того случая больше не видел Артура, но даже не беспокоился, считая, что подросток сильно напуган и старается не попадаться на глаза. Он вновь написал на листе бумаги: «Что ты сделал с Артуром? Почему его волосы нашли у нас в ванной?». Выждав время, он с трепещущим сердцем вернулся к столу.

Хлопнула дверь: сантехник ушёл, а тётя Вера ещё долго что-то негромко шелестела, возмущаясь.

«Артур ушёл домой. Хватит о нём. Теперь я сильный. Я могу вернуть тебе ноги!» — было написано на белом листе в голубую клетку. Павлик сидел с оглушительно колотящимся сердцем, вновь и вновь перечитывая строки. Потом решился и заскрипел грифелем, выводя всего лишь одно слово: «Как?»

Он отъехал на кухню и уставился на часы. Три минуты, которые Павлик пробыл там — показались ему долгим заключением. В своих мечтах он даже не носился по двору, не играл в футбол — а просто шёл по дороге, неспешно, наслаждаясь каждым сделанным шагом. Это станет реальностью? Душа рвалась туда, в комнату, к тетрадному листу. Когда Павлик вернулся, то едва не задохнулся от чувств, когда прочитал: «Ты должен на время впустить меня в своё тело. Иначе не смогу помочь.»

«Как это сделать?» — немного поразмыслив, спросил Павлик. И вновь уехал на кухню, и снова невыносимо медленно тянулись минуты. Вернувшись обратно, он прочитал: «Откинься на спинку и расслабься. Что бы с тобой не происходило — не мешай мне. Иначе останешься без ног навсегда!» Последняя фраза решила всё. Павлик откинулся на спинку кресла и почувствовал, как его тело окутывает непривычная тяжесть. Глаза закрывались. Мальчик расслабился и ощутил, как проваливается в вязкий омут дрёмы.

… Что-то холодное и скользкое заскользило по его шее, прикоснулось к лицу. Павлик хотел было открыть глаза, но чья-то тяжёлая ладонь властно легла на его веки, не давая открыться. Мальчик напрягся было, но вспомнил угрозу остаться без ног навсегда и вновь покорно расслабился.

В тот же момент в его ноздри и горло полилась омерзительная склизкая субстанция. Павлик задёргался, задыхаясь, а жидкость всё струилась по стенкам носоглотки. В какой-то момент Павлика охватила паника, ему показалось, что ещё секунда и он умрёт, захлебнётся. Но тут всё прекратилось. Мальчик лежал без движения и жадно дышал, наслаждаясь этой возможностью.

А потом… он увидел перед внутренним взором Серого и содрогнулся. Друг был омерзителен. Он был похож на переливающийся сгусток блестящей ртути. Он то принимал очертания человека с невероятно вытянутым черепом, выпученными глазами и непропорционально длинными руками с полуметровыми острыми когтями, то растекался булькающей лужей.

— Ну вот я и дома. Мне здесь нравится, — услышал мальчик в голове неестественно низкий голос, — мне придётся удалить кое-какие твои воспоминания. А вообще, будет лучше, если ты сам потихоньку забьёшься в какой-нибудь уголок и не будешь мне мешать.

— Какой уголок? Ты обещал мне ноги! — воскликнул мальчик и не узнал свой голос. Он был едва слышным, как писк мышонка, попавшегося в хитрую мышеловку.

— Ноги будут, раз обещал! Только я же не гарантировал, что при этом в этом теле останешься ты! А мне надо где-то жить… Посмотрим, что тут у тебя есть… — громыхнуло существо, вновь из бесформенной лужи превращаясь в монстра с длинными когтями. И он начал быстро перебирать воспоминания Павлика. Выглядело это так, как если бы перед Серым раскрылся фотоальбом с бесконечным веером снимков.

Павлик вдруг увидел, как будто живой снимок: папа поднимает его, совсем крохотного на руки и смеётся.

— Ни к чему мне это! Не нужны твои воспоминания! — Зычно громыхнул Серый, — они будут только мешаться!

Он хмыкнул, вдруг протянул руку с острыми когтями и разодрал снимок на рваные клочья, которые тут же потемнели и съёжились.

— Сколько работы предстоит! — сказал Серый и открыл следующий снимок. Их было много, очень много, таких живых фотографий и все они превращались в рваные лоскуты и сморщивались под когтями Серого. Павлик стоял рядом и не мог двинуться с места, как будто его опутывали тонкие, но прочные нити. И даже кричать не мог: голос вдруг совсем истончился, стал бесцветным, тише, чем у тёти Веры.

Тётя Вера! Вдруг вспомнил мальчик. Внезапно он увидел её. Тётя стояла на пороге его комнаты и смотрела остановившимся от шока взглядом на Павла, который встал с кресла и теперь покачивался на месте. На лице его играла странная улыбка.

— Ты можешь ходить? Неужели, ты выздоровел? — глупо спросила она, увидев, как племянник сделал шаг в её сторону. Левая рука вдруг онемела, в груди разливалось неприятное тяжёлое ощущение, но тётя Вера не обратила на это никакого внимания.

— Тётя Вера! Беги! — Хотел крикнуть Павел, но Серый небрежно махнул когтистой рукой в его сторону и Павлик, сипя, отлетел куда-то далеко. При этом он продолжал видеть тётю Веру.

— Сколько проблем одновременно решать приходится! — с досадой прорычал Серый, оставив на время воспоминания мальчика и протягивая когтистую руку к тёте Вере. Мальчик с ужасом увидел, как уродливая конечность сжимается вокруг горла тёти, как женщина начинает пошатываться. Тётя Вера смотрела на племянника с изумлением. Крик застрял в глотке, и теперь как будто распухал там, мешая дышать.

— Павлик, как?! — с трудом выговорила она.

Мальчик стоял, пристально глядя на неё. Неприятное ощущение в груди женщины разрасталось, превращаясь в жжение. Вместе с ним по всему телу разливалась слабость. Ноги подогнулись, и тётя Вера неуклюже повалилась на пол. Она лежала, хватая ртом воздух и умоляюще протягивая руку к племяннику. Но мальчик стоял неподвижно, молча глядя на неё и лишь изредка с любопытством наклоняя голову то вправо, то влево.

— Павлик, вызови «неотложку»! Мне очень плохо! — Из последних сил прошелестела тётя Вера.

Неожиданно мальчик поднял голову к потолку и зашёлся в диком хохоте, от которого всё его тело затряслось. Вера посмотрела на мальчика с изумлением и вдруг мгновенно прозрела, поняла, что перед ней не Павлик, а чужак. Она отчётливо разглядела его холодные серые глаза. А ведь Пашенька был кареглазым.

Она собрала остаток воли в кулак и поползла в прихожую, превозмогая боль в груди. Оглянулась — существо молча и неспешно шло вслед за ней. Он не торопился. Зачем? Она и так сейчас умрёт.

Но Вера боролась. Доползла до прихожей, дотянулась до головки замка и даже повернула её… Замок щёлкнул, открывая дверь, но в этот момент ослабевшие пальцы женщины соскользнули вниз и тело тёти Веры обмякло. Женщина потеряла сознание. Серый, который было напрягся, вновь расслабился и улыбнулся. Людишки! Абсолютно предсказуемы! Стоит пообещать им что-нибудь и…

Что-то зашевелилось в мозгу, причиняя ему боль и лицо Серого исказилось.

— Прекрати! — крикнул он, — всё бесполезно! Скоро ты исчезнешь!

Усилием воли он попытался выдавить из тела мерзкого мальчишку, но тот оказался упорным: подскочив сзади, он пытался вскарабкаться ему на шею…

— Не мешай! — Зарычал Серый, располосовывая очередное воспоминание в лоскуты.

— Ничего у тебя не получится! — голос Павлика вдруг звонким клинком прорезал тишину, — не дам убить тётю Веру!

— Тётю! — захохотал Серый, — о себе подумай! Через несколько минут тебя не будет!

И он растерзал очередное воспоминание мальчика. О солнечном дне на речке. О том, как мама, смеясь, осыпает его тучей радужно сверкающих брызг.

Павлик зарычал и напряг все свои силы для того, чтобы овладеть своим телом. Неожиданно это ему удалось. Подёргиваясь, мальчик неуверенно повернулся и зашагал к балкону. Если бы кто-то увидел сейчас Павла со стороны, он бы сильно удивился. Тело мальчика конвульсивно дёргалось, как будто им управлял пьяный кукловод, лицо — то искажалось жуткой улыбкой, то кривилось, как будто он собирался заплакать.

А потом Павлик резко перегнулся через перила и полетел вниз. Ему повезло — он потерял сознание, не долетев до земли.

— Удивительный мальчик! — Задумчиво произнёс Алексей Иванович Разумовский, инспектор по делам несовершеннолетних. Он сидел за столом, выясняя у лечащего врача информацию про Одинцова Павла.

— Согласен! — кивнул лечащий врач Павла, — когда он пришёл в себя, первым делом спросил, жива ли тётя. Так мне рассказывали.

Алексей Иванович озадаченно почесал затылок. Этот район частенько доставлял неприятности. Неделю тому назад в соседнем, четырнадцатом доме пропал парень, Артур Суриков. Судя по его характеру, скорее всего сбежал из дома. Поиски пока ничего не дали.

И вот очередное происшествие. Вчера Одинцов Павел выпал из окна третьего этажа. Как это произошло, никто не мог сказать, потому что все соседи в один голос утверждали, что мальчик не мог ходить. Когда поднялись в квартиру, где мальчик жил вместе с тётей, перед открытой дверью нашли ту самую тётушку без сознания. А кресло мальчика стояло в середине комнаты.

Приехавшие медики вовремя госпитализировали женщину с сердечным приступом. Спасли. Мальчика тоже спасли, но позвоночник был сломан. Сплошные загадки!

— Не понимаю, как он смог выпрыгнуть из окна! — растерянно сообщил полицейскому хирург, — я его знаю. Павел много лет был прикован к инвалидному креслу. Дополз что ли?

Он пожимал плечами и обескураженно чесал в затылке.

— А главное, зачем он прыгнул? Не для того же, чтобы тётю спасти? Крикнул бы с балкона, если не было другого выхода! Может быть, его скинули? — вторил ему Алексей Иванович.

— А сам Павлик что говорит? Мне он сказал, что уснул, а проснулся уже здесь, — поинтересовался хирург.

— Не помнит он ничего, — с досадой произнёс инспектор, — да и тётя у него… Того, немного. Сегодня пришёл к ней в больницу. Тоже всё позабыла о том дне. Но вцепилась в мою руку и умоляла сфотографировать для неё мальчика. Вот, снял, завтра отвезу, покажу. Телефона-то у неё там нет. Странная тётушка, правда? Напишу, что имел место несчастный случай, а там пусть органыопеки разбираются. Это уже их дело.

Хирург кивнул, соглашаясь. Разумовский увеличил фото, задумчиво разглядывая ребёнка, прикованного к постели. Что эта тётка хочет увидеть, интересно? Мальчик, как мальчик. Бледное худенькое лицо, разве что карие глаза не по возрасту серьёзные. Странная тётя, однозначно…