Битвы Ренессанса [Владислав Добрый] (fb2) читать онлайн

Битвы Ренессанса

Глава 1 Свадьба по-итальянски

Недавно я узнал формулу успешной книги. Если для мужчин — то нужен герой, который стремительно повергает все что видит. Врагов в грязь, женщин в постель (важно не перепутать) и в конце остается с тремя девочками, желательно женами. Для женщин — почти то же самое, но в конце один муж и трое детей. Путем глубокого анализа, я увидел, что два этих концепта объединяет одно. Свадьба. Так как я хочу быть успешным писателем, с неё и начну.

Дело было в Перудже. Перуджа, несмотря на недостаточно внушающее для русскоговорящего уха название, была городом весьма весомым. К концу XV века, в то самое время, о котором мы говорим, этот город уже обладал впечатляющей историей, начинающейся прям от этрусков. После падения Римской Империи Перуджа побыла столицей королевства лангобардов. А в XIII веке, оставаясь вполне независимым, город не раз становился прибежищем для пап римских и даже целых конклавов — в общем, не надо недооценивать этот поселок городского типа, в котором и сейчас полторы сотни тысяч жителей.

Города Италии, особенно северной, вообще как-то не так проскользнули феодализм. Во многих образовались сильные коммуны. Потом республики. Как будто античность и не кончалась. Разве что вместо агоры или форума теперь церковь и центральная площадь. Городское сообщество, особенно в Северной Италии, быстро выделилось в отдельное понятие. Да, технически, горожане были частью низкого сословия. Фактически же, нет, совсем не были. Горожане были богаты, влиятельны и вообще вместе сила. Показателем этой силы городского сообщества в Перудже стал великолепный фонтан. Фонтан был так хорош, что его назвали «Великий». На итальянском «Маджоре».

Украшенный 24 скульптурами и 50 барельефами это и в самом деле выдающейся образец готики. Строили быстро, но дорого, и использовали по назначению — морду мыть и воду пить. Судя по тому, что до нас сохранились городские законы о запрете стирать в фонтане белье и поить скот — были и такие прецеденты.

Городские законы средневековья вообще отдают гулаговщиной — и спекулировать нельзя, и работать в праздники нельзя заставлять. И институт построили. Короче мрак. К счастью, довольно быстро (по средневековым меркам) в коммуне выделяются особо заслуженные слуги народа. Уже из которых, со временем, выделилась и новая знать.

Цыганская роскошь, шикарные дворцы и частные парки в черте города, даже ручные львы и самые дорогие скакуны — все это делает нуворишей пятнадцатого века похожими на наших, современных. Однако, не стоит думать, что это все проясняет — исторические параллели часто обманчивы.

Помимо всего прочего, олигархические семейства города Перуджа умели думать планы чуть глубже, чем "продать «Маджоре и свалить в Рим». Поэтому серьезно вкладывались в город. Очень похоже, что правящие семьи в городах Италии функциями больше напоминали клиентелу древнего Рима или современную мафию, чем действия современных нам политиков или бизнесменов. Ну, разумеется, стоило только предприимчивым людям взяться за дело, как свободный рынок довольно быстро стал каким-то тесным и очень регламентированным.

В отдельно взятом городе Перуджа в рынок вписались только две семьи. Одди и Бальони. Поскольку люди уже были, а нефть еще нет, обе семьи умели правильно распоряжаться главными активами и потому обе имели в городе пламенных сторонников. Поэтому, зайдя вечером в публичное место, пообщаться и выпить пиво, горожанину надлежало захватить с собой что-нибудь для самозащиты — все чаще на улицах раздавались крики «За Одди!», им вторили вопли «За Бальони!» и начиналась драка. Очень быстро накал политической борьбы достиг того самого градуса, когда участвующим стало казаться, что не остудить его ничем, кроме крови. К 1488 году город докатился буквально до гражданской войны.

Кстати, центральная площадь Перуджи с Fontana Maggiore. Ограждение от современных туристов, так и норовящих кусок камня отгрызть. Статуи вообще в музей спрятать пришлось, те что на фонтане — реплики.

Несмотря на то, что у Одди социальная база избирателей вроде как была пошире, а активов в виде земли и хозяйств, не меньше чем у Бальони, они проиграли. Дело решило вмешательство самого папы римского.

Пастырь божий встал на сторону слабейшего рода, Бальони. Таким образом, победив, Бальони становились обязаны Святому Престолу, а точнее семейству Орсини, которое на нем в тот момент сидело. Все получилось просто отлично!

Хотя Одди, конечно, так не считали.

Собрав силы, заручившись поддержкой, они атаковали Перуджу в 1491. Но Бальони были на стороже и вообще на коне — хоть и пострадала округа и клиенты, но в город Одди прорваться не смогли. А потом были вынуждены уйти и из под стен перед угрозой спешащих на помощь папских войск.

Надо полагать, последствием столь радикальной смены власти для оставшихся в городе сторонников и родственников семьи Одди были плачевны. Но, все же, надо помнить — жестокость очень ненадежный инструмент. Когда в 1495 Одди снова повторили попытку контрреволюции, в Перудже у них нашлось немало сочувствующих. Им открыли ворота, в городе к Одди присоединилось вооруженные люди, и дело бы могло закончиться обнулением Бальони привычным для итальянских городских республик способом, но…

Но Бальони были не просто мажорами. Они были еще и вах, какие красавчики.

Герб Бальони

Симонетто, племянник главы рода Бальони, господина Гвидо, встретил нападавших в узком переулке. Он был вооружен и успел надеть доспехи, однако во всех вариантах истории утверждается, что он был один и его застали врасплох. Даже если так, то врасплох Симонетто застали на узкой и удобной для обороны средневековой улочке. Сторонники Одди почему-то питали к Бальони очень уж яркие эмоции, потому как буквально с разбегу прыгали на Симонетто, пытаясь его буквально загрызть, не считаясь с потерями. По легенде, Симонетто лично изрубил огромную толпу врагов, но и сам получил двадцать ран. Неплохо для восемнадцатилетнего юноши.

Все же, есть во врожденной храбрости и благородстве семейства Бальони некие шероховатости, что весьма чувствительны для нежной кожи современного человека.

Рассказывая о храбрости и благородстве Симонетто, в числе прочего, рассказывают и такую поучительную историю. Как вы понимаете, у Гвидо, кроме Симонетто, было много племянников. Как минимум штук десять только законных. Самым старшим из законных был Карло, по прозвищу Барчилья (Цыпленок). Ну и приходит как-то Симонетто к Гвидо и говорит:

— Привет дядь, как жизнь. Я, кстати, на днях наверно убью Карло. Бесит он меня, есть же.

А Гвидо и говорит:

— Не, не убивай.

Симонетто взял да и послушался. Вот такой благородный и послушный был юноша, как тут не восхититься. Кстати, причина для убийства Карло Барчилья — «Он был горбат, некрасив и злобен». В источнике немного поцветастее, но в общих чертах так. А еще Карло беден и коварен. Все это мы, кстати, увидим потом у Шекспира (Копьетряс, ежели на нашем) в Ричарде III. Ричард тоже был коварный, уродливый, старый горбун в пьесе, и сравнительно симпатичным молодым правителем и человеком в жизни. Но увы, инстаграм Карло не вел, посмотреть на его образ жизни можно только через источники. Я могу только с подозрением щурить зенки, бездоказательно подозревая, что причины ненависти Симонетто к Карло не только в остром чувстве прекрасного у первого, которое последний оскорблял одним своим существованием.

Симонетто, правда, потом еще у сына Гвидо, Асторре, тоже просил разрешение Карло убить, но тот тоже отказал. И Симонетто опять послушался. Как мы узнаем сильно позже — очень зря.

Но до этих милых семейных разногласий еще пара лет, пока Симонетто истекает кровью в переулке. Силы покинули его, он опирается на меч, стоя по колено в крови (чужой), по пояс в кишках (чужих) весь израненный и от падения его удерживает лишь врожденная брезгливость.

И тут начинается слоумо, камера взмывает над черепичными крышами, сквозь пафосную музыку мы слышим стук копыт — то спешит на помощь кавалерия. И ни кто-то там, а сам впечатляющей Асторре, который в источнике описан емко и скромно «Блистательный, как Марс!».

Асторре — сын Гвидо Бальоне, патриарха. Собственно наследник, будущей глава клана, так что хвалебные эпитеты понятны. Почти не отстают от него на своих заниженных жеребцах и сам Гвидо Бальоне, и его брат Рудольфо (по совместительству отец Симонетто) ну и остальные близкие родственники, всего рыл сорок. И еще Джанпаоло, брат Симонетто. Именами сильно грузить не буду, если кто-то особо выделится в процессе, дам пояснения.

На фоне описания остальных великолепных Бальони, как-то теряется Джампаоло Бальони, родной брат Симонетто — а очень похоже, что именно он ведет основную силу семьи — отряд наемников, успевший набраться опыта в различных компаниях. Да и сам Джампаоло, тоже парень тертый. Но, пока он только один из многих, несмотря на свои очевидные заслуги.

Кстати, Карло Брачилья тоже был в этой кавалькаде. И в битве с Одди отмечен источником отдельно — возможно, просто в силу происхождения. Но, вполне может быть, и заслуженно.

Ну, тут уж, перед лицом столь многих блистательных Бальони, подлые Одди бегут, дело понятное. В этот раз, кстати, чистку Бальони проводят куда более тщательную — судя по тому, что Одди затихли и больше не отсвечивали в Перудже примерно никогда, Бальони одержали действительно решающую победу.

Тем не менее богатство, власть, а главное социальные связи — никогда не исчезают бесследно, так что и сейчас Одди нет-нет, а всплывают то там, то здесь… Хотя участь их и не завидна.

Итак, полная и безоговорочная победа! А это значит что? Правильно, пришло время женихаться.

Тем более у Бальони есть наследник, Асторре. Красавец, спортсмен, феода… Хотя стоп, не совсем. Впрочем, Бальони были уже достаточно солидными людьми, чтобы неожиданно найти в архивах Рима подтверждения своего происхождения от патрицианского рода (лангобардские корни, что было бы логичнее для Перуджи, тогда были не в моде) так что они могли поспорить древностью происхождения даже с королевскими династиями, поэтому держались уверенно.

Например, один из младшеньких племянников, Грифоне, или как все его ласково называли, Грифонетто, урвал себе в жёны не кого-то там, а саму Сфорца. Одну из них, девушку по имени Дзанобия. То, что она девушка, описывает этого человека меньше, чем то, что она Сфорца. Но о Сфорца потом, пока лишь отметим, что Сфорца были уважаемой, добропорядочной, набожной семьей, о которой даже их враги не могли сказать ничего плохого.

Лодовико Сфорца захватит власть в Милане только в 1494, поэтому брак был, скорее, по любви.

Но, вернемся к Асторе. Золушку для столь блистательного принца нашли недалеко — в Риме. Она была Орсини.

Вы еще не запутались во всех этих семействах, именах и фамилиях? Подождите, сейчас запутаетесь.

Орсини — мегавлиятельный римский род, с удивительной наследственностью — благодаря врожденному благочестию в семье случилось пять римских пап и тридцать четыре кардинала. Собственно, среди кардиналов Орсини всегда было как минимум одна штука прямо в Риме еще с 12-го века. Может быть пап-Орсини было бы больше, если бы в Риме не было другого мегавлиятельного рода, Колонна. Отношения у них были как у Бальони с Одди — натянутые. Но, в силу специфики Рима, приходилось иногда прерывать резню и договариваться. Иногда, при папе-Орсини легатом церкви был Колонна. Иногда — наоборот. Но чаще конклав избирал компромиссного кандидата (то есть равно не устраивающий обе семьи), вроде Родриго Борджиа, который как раз незадолго до свадьбы в Перуджи стал папой Александром VI. Но о Борджиа поговорим в другой раз, пока нам достаточно знать, что они были уважаемой, добропорядочной, набожной семьей.

В любом случае, стать папой без одобрения Колонна или Орсини было можно. Но стать папой если против этого были и Орсини, и Колонна было нельзя. По-крайней мере, в Риме.

Ну и последнее, что нужно знать об Орсини — они исправно поставляли на рынок высококлассных кондотьеров.

Как видите, породниться со столь замечательными людьми, было большой удачей. Вы еще не запутались? Тогда я скажу, что девушку звали Лавиния Колонна. Но она дочь Джованни и Джустины Орсини.

Да, с генеалогией людей, у которых она есть, все бывает слегка запутанно, не правда ли? Но хватит об этом. Итак, Асторре, которого сравнивают с языческим Марсом, женится на девушке которая происходит из в высшей степени католической семьи Орсини. Отличный повод выпить, я считаю.

Герб Орсини:

Свадьба случилась в 1500 году, Лавиния присутствовала на ней лично (что, кстати, не правило, но и до этого мы дойдем в других главах), на улицу за счет брачующихся выкатывались бочки вина и выставлялись столы с дармовым угощением, люди праздновали и ликовали в незамутненном веселье — каждый в своем квартале. Ну, это Италия, понимать надо — в чужом квартале можно было вместо угощения и ножом в бок получить.

Чтобы веселье оставалось незамутненным и на улицу лилось только переработанное пищеварительными трактами горожан вино, а не кровь, Перуджа была плотно обставлена наемниками. Рота Джанпаоло была оставлена за городом и отведена подальше — веселье и шутки у этих парней специфические, не для всех.

Праздник удался. Единственная досада — во владениях Бальони, сравнительно недалеко от города, случился бунт. Джанпаоло пришлось отлучиться с частью войск. Но расправился он с грубиянами, посмевшими пытаться испортить столь светлый праздник, сравнительно быстро и вернулся уже через несколько дней.

Надо сказать, что к тому времени именно Джанпаоло был в семье Бальони основным заместителем патриарха по непонятным вопросам — и прекрасно с этой должностью справлялся.

Джанпаоло радушно встретили, налили вина, положили еды — представьте, Италия, теплый вечер, музыка, смех.

— Мы тебя так ждали! — сказал веселый Грифонетто и обнял Джанпаоло.

Это ли не счастье, наслаждаться жизнью в кругу большой семьи?

К тому времени празднества продолжались уже двадцать дней и люди начинали немного уставать. Очередная ночь торжеств наступила как обычно, но закончилась она для пирующих только под утро. Однако, проспать до обеда на следующий день большинству Бальони не удалось — очень скоро за ними пришли.

Сначала несколько вооруженных групп, по пятнадцать человек в каждой, захватили все городские ворота и закрыли их. Чтобы ничто не помешало снаружи и никто не ушел изнутри. Затем, другие группы заговорщиков, атаковали дома всех видных членов клана Бальони.

Хотя стоп, чего это я, мы же в Италии, богобоязненной католической стране. Сначала все заговорщики, разумеется, пошли в церковь. Помолились. Получили отпущение грехов. И уже потом пошли на дело, разбившись на группы.

Как долго зреет заговор? Годами? Может дольше? Средневековые хронисты уверены — заговор случился прямо на свадьбе, в течении двадцати дней. Разумеется, за всем стоял горбун Карло. Умело используя свою злобность и омерзительный вид, первое что он сделал — договорился с одним из бастардов Рудольфо Бальони, по имени Филиппо. Этот Филиппо, как утверждают, соблазнился на посылы получить деньги и власть, открыл ночью ворота дворца Бальони перед злобным горбуном Карло и впустил его с подельниками внутрь.

Судя по произошедшему дальше, Бальони действительно оказались застигнуты врасплох. В течении короткого времени топорами (в источниках постоянно упоминаются топоры, что странно — заговорщики были вооружены не кинжалами, не благородными мечами, а как чернь позорная, топорами) были убиты прямо в своих постелях множество племянников Гвидо. Сам Гвидо успел проснуться, вскочить, потом некоторое время дрался, закрываясь руками от ударов топоров — но увы, это не фильм про кунг фу, а скрепная христианская история. Гвидо устал, приуныл, а потом умер.

Симонетто, кстати, умудрился схватить меч. И не только схватить, но и воспользоваться им. Этот красавчик успел ранить и убить несколько нападавших — но не смог переломить ход событий. Как говорят источники: «Его собственная храбрость послужила причиной гибели, ибо он и не пытался бежать». Симонетто зарубили последним. Изрубленные тела членов семьи Бальони раздели догола и выбросили на улицы города.

Однако, это было не все. Асторе, вместе с невестой, ночевал в другом укрепленном доме семьи. За ним пошла группа с Филиппо во главе. Открыв дверь дубликатом ключа и ворвавшись в спальню новобрачных, эти темные личности набросились на блистательного Асторе, как гиены на раненую газель: «и пятой части нанесенных ран было достоточно, чтоб причинить смерть».

Филиппо, кстати, отрабатывал мзду на совесть — когда убийцы устали кромсать Асторе, он вырвал из трупа сердце через рану в груди и впился в него (сердце) зубами.

Невеста Асторре, урожденная Орсини, наблюдала за всем этим из первого ряда, как вы понимаете. В какой-то момент ей стало невыносимо и она попыталась остановить происходящее — её рубанули несколько раз и отшвырнули прочь. Раны окажутся смертельными.

Я, конечно, снова погрешу необоснованными допущениями, но как по мне, так в этом эпизоде с сердцем просматривается что-то личное.

Так, или примерно так, происходило по всему городу — штурмовые отряды врывались в дома семьи Бальони и их близких друзей и убивали мужчин. Или как получится. А потом вышвыривали тела на улицу.

Однако, не зря заговорщики ждали возвращение Джанпаоло (https://it.wikipedia.org/wiki/Giampaolo_Baglioni), видимо опасаясь его больше остальных — именно с ним у них и случились самые большие сложности.

Как я говорил, Джанпаоло уже был человеком тертым — он успел поводить роту и в семейных разборках с Одди и на службе по кондотти. И тут оказалось, что тонкости этикета усвоенные в банде разбойников, очень помогают и в семейных скандалах. Короче, когда заговорщики ворвались к нему в дом и зарубили спящего в его постели человека, Джанпаоло тихонько прокрался из каморки слуги, в которой спал он сам, и напал на заговорщиков с оружием в руках. К нему присоединился его оруженосец, но быстро стало ясно, что им не удержаться — Джанпаоло выбрался на крышу и побежал прочь, пока его друг менял время на кровь.

Сначала Джанпаоло кинулся к Грифонетто, которого считал своим другом. Он хотел предупредить именно его о нападении первым, переживая за Грифонетто больше, чем за других. Но что-то остановило его у дома Грифонетто. Он почувствовал засаду — и его предчувствия его не обманули, она там была. Тогда, видимо решив, что Грифонетто уже не спасти, Джанпаоло кинулся прочь по ночным улицам. Он стучался в двери, но ему никто не открывал.

Отчаявшись, Джанпаоло перебрался через стену университета Перуджи, чтобы спрятаться и сбить со следа преследователей. И быстро выяснил — молчаливые и темные дома в такие ночи, как эта, лишь пытаются казаться пустыми. На самом деле в них сидят напуганные люди. Но, студиозы средневекового института, это нечто особенное. Колдуны, еретики и просто сластолюбцы — по уверениям горожан. Философы и ученые — по их собственному мнению. Бандиты и смутьяны — по мнению власть предержащих. Джанпаоло изловили, обезоружили, и привели к руководству института. Вполне в духе столь почитаемой в ренессансе античности, было организованно собрание достойнейших, на котором было выработано решение — Джанпаоло, до тех пор, пока он остается на территории университета, будет под защитой студентами и учителями. И защищаться будет ими вплоть до открытого боя.

Любопытна формулировка, которая объясняла такое решение — поскольку Джанпаоло оказался на территории университета, ему надлежит предоставить убежище и оборонять от врагов, поскольку, если его преследователи получат его в свои руки, то впредь все, чьи интересы пересекутся с интересами университета, будут думать, что университет пойдет им на уступки.

Студенты и преподаватели вооружились, разбились на отряды и приготовились к нападению.

На самом деле, это редкий момент в истории, из которого можно извлечь урок, актуальный на все времена. Университетское руководство не считало себя обязанным защищать кого-либо из Бальони или лезть в их разборки. При этом они открыто декларировали готовность к вооруженной схватке. То есть, не важен повод, сама готовность к конфликту создавала университету субъектность.

До тех пор, пока ты соглашаешься со всем, в политическом смысле ты невидим. И только отстаивая свои границы и добиваясь привилегий — ты становишься частью политического ландшафта. Возможно, в Италии того времени это было особенно хорошо видно. Или, возможно, в их университетах были действительно мудрые люди — в любом случае, именно такая политика университетов позволила им просуществовать до сегодняшних дней.

Впрочем, Джанпаоло не стал излишне надоедать ученым людям своим присутствием и улизнул при первой же возможности. Он смог перебраться через стены — вполне возможно потайным подземным ходом. Подвалы древних домов Перуджи заполнены скрытыми входами в древние катакомбы, как статьи в википедии перекрестными ссылками.

Через два дня Джанпаоло вернулся. Разумеется, далеко не один. Сворой преданных псов рядом с ним скакали всадники его роты, позади шла пехота. Кто-то открыл ворота — горожане не желали осады.

Нельзя сказать, что Карло Барчилья (Цыпленок) сидел все это время сложа руки — он пытался склонить горожан на свою сторону. Произнес перед магистратом речь о поверженных тиранах. Обещал послабление налогов, выплаты обиженным и возвращение земель в коммуну. Речь была, похоже неплоха. Даже пламенна. Ответом на неё была гробовая тишина.

В конце концов Карло и несколько других зачинщиков бежали. Но далеко не все. Остальные заговорщики, узнав про то, что Джанпаоло вернулся и уже в городе, собирались на центральной площади.

Внезапно кондотьеры остановились. Из своего дома к ним вышел Грифонетто. Найдя среди людей в доспехах Джанпаоло, он начал просить кузена о милости. Джанпаоло не смог убить бывшего друга. Якобы ответив: «Ступай с Богом, предатель Гриффонетто. Я не замараюсь в крови своего рода, как замарался в ней ты». Джанпаоло бросил меч в ножны, развернулся и поехал мимо.

Увы, насилие похоже на дым — раз выпустив, его нельзя поймать и запереть обратно, остается только ждать, когда он развеется.

Среди свиты Джанпаоло были те, кто потерял друзей и родственников на Красной Свадьбе, как стали называть эти события. И они набросились на беззащитного и безоружного Грифонетто. Жена Грифонетто Дзанобия, урожденная Сфорца, наблюдала за всем этим с порога дома. Увидев, что её мужа убивают, она с криком бросилась к нему и попыталась закрыть его своим телом. Но было уже поздно, ведь Грифонетто был без доспехов, и все раны в тело были смертельны.

Оставшиеся в городе заговорщики, дали людям Джанпаоло бой у Великого Фонтана. Схватка была упорной, очень жестокой и безнадежной. Одни не просили пощады, а другие не давали её.

Те, кто сбежал вместе с Карло Барчилья не нашли убежища ни у врагов семьи Бальони, ни у своих друзей — их гнали отовсюду, даже папа выпустил специальный эдикт, порицающий их. Все они были со временем истреблены. И даже не столько благодаря намеренному преследованию родственниками убитых, сколько став случайной добычей тех, кто встретился им по пути их бегства.

Так, всего за одну ночь, клан Бальони уничтожил сам себя. Эти события остались в памяти людей как «Красная Свадьба». Джанпаоло не сможет удержать за собой Перуджу. Впереди его ждут долгие годы войн, предательств и мрачная слава. В трудах таких людей как Николло Макиавелли он станет воплощением кондотьера — эталоном алчности, коварства и жестокости.

И только годы спустя, распутывая липкие от крови золотые нити интересов великих семейств ренессанса, можно увидеть, что Джанпаоло, возможно, не так уж и плох на фоне тех, о ком в то время было принято писать только хорошее. Вот его лицо, портрет написан многие годы спустя:

Говорят также, что Джанпаоло, последний из Бальони, был «человечным и добрым, когда речь шла не об интересах Перуджи или о серьезных ошибках, которые нужно отомстить».

На этом можно бы было закончить, но, рассказывая о Италии самого начала шестнадцатого века, нельзя не упомянуть Возрождение. Ведь это очень особое время. До нас дошли записи современников и в них есть нечто такое, чего еще не было никогда. Так, например, рассказывая о том, какой ужас пережили жители Перуджи, когда вышли утром из домов и увидели обнаженные трупы убитых ночью, источники упоминают восхищение, охватывающее людей, при взгляде на совершенные тела Асторре и Симонетто.

Упоминают источники и о том, что Грифонетто, столь любимый в народе, был прекрасен при жизни и почти так же красив в смерти.

Эти мотивы пронизывают нашу культуру больше, чем нам может показаться — спустя годы Оскар Уайльд напишет в своем романе Портрет Дориана Грея:

«Грифонетто Бальони в нарядном камзоле и усаженной алмазами шляпе на акантоподобных кудрях, убийца Асторре и его невесты, а также Симонетто и его пажа, столь прекрасный, что, когда он умирал на желтой пьяцце Перуджии, даже ненавидевшие его не могли удержаться от слёз, а проклявшая его Аталанта благословила его.»

Безутешная мать Грифонетто Аталанта Бальони и вдова Дзанобия заказали у великого Рафаэля Санти (красная повязка) расписать алтарный образ в семейной капелле в память о нем. Эта картина называется «Положение во гроб».

Вот эти узнаваемые полутона ренессанса. Грифонетто это молодой мужчина на переднем плане, поддерживающий ноги Иисуса, его мать Аталанта Бальони изображена в виде Мадонны, его жена Дзанобия Сфорца изображена в виде Марии Магдалины.

Их скорбь, их страсти — реальны. Но только сейчас, во времена ренессанса, люди стали замечать и ценить красоту, находя её даже в творящемся вокруг кошмаре. И именно это делает Итальянское Возрождение столь пугающим и притягательным.

Медленно, шаг за шагом, люди стали окружать себя красотой. Сначала красивыми фонтанами и статуями во дворцах и на площадях городов. Картинами. Одеждой. В быту. В человеке. Медленно, но верно люди перешагнули застывшее в бесконечной стагнации средневековье и двинулось дальше.

Говорят, что хороший писатель не рассказывает, но показывает. Я так себе писатель, но я постарался вместо того, чтобы пытаться рассказать вам место и время, в котором нам вскоре предстоит изучить битвы Итальянских Войн, просто показать один день из тихого (вы ведь не так часто слышали название Перуджа?) и сонного итальянского города.

И эта глава открывает мой новый цикл «Битвы Ренессанса».

Глава 2 1176-й. Барбаросса против коммун… Так, стоп, что?

А вы знали, что премия Шведского государственного банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля (в быту «Нобелевка по экономике» ) отбилась от рук уже с середины 2000-х и пошла по скользкой дорожке, ведущей прямо в тенистые заросли бороды Маркса?.

Вот например, Элинор Остром, первая женщина, получившая Нобелевскую премию по экономике («За исследования в области экономической организации», 2009), получила её не за простой и понятный факт того, что она женщина и прочие актуальные открытия в себе, а за… Даже не знаю, как сказать. В её трудах ведь, на самом деле, такие гадости написаны… Сплошной коммунизм… От слова «коммуна».

Я шучу, конечно. Несмотря на вступление, я вовсе не ставлю своей целью затеять обсуждение преимуществ того или иного политического строя. Ведь всем нормальным людям и так ясно, что верны лишь Имперские Истины. Я иронизирую, поскольку мне кажется очевидным — экономика штука сложная, и она не просто так, ей надо заниматься. Ведь есть мощные научные институты по изучению космоса, медицины, искусства, математики и прочих, в принципе малопознаваемых, вещей. Но их результаты очевидны. По идее, с экономикой должно работать как-то так же. Пять тысяч специально обученных человек (желательно в ГУЛАГЕ) дотошно разбираются в этих ваших экономиках, смотрят на опыт разных стран, пробуют внедрить, что получше. Пытаются перенять лучшее и адаптировать к местным условиям — то, что отлично работает в Москве, может быть губительным для Ханты-Мансийска. И наоборот.

Экономика это наука, но еще это тяжелый, неблагодарный труд. Почти как медицина. Рано или поздно, нам, коллективному человечеству, придется им заняться всерьез, а не спекулировать в угоду политической конъюнктуре.

Итак, к Элинор Остром. Эта белая цисгендерная женщина (что само по себе уже не вполне хорошо) взяла и доказала, что иногда крупное производство выгоднее мелкого. Как мне подсказали в комментариях, это понимали ещё фараоны в Египте, когда требовалось на протяжении всего Нила поддерживать водохранилища и отводные каналы, чтобы в случае дождей всё не смыло, а в случае засухи Нил все же разлился. Пропуск в обслуживании хотя бы 50 км-ой зоны приводил к катастрофе.

Собственно, я не достаточно остроумен, чтобы увидеть в примитивном мифологическом обществе Древнего Египта коммунизм, но примерно за оправдание коммунизма её и критиковали. Мне кажется это забавным.

А еще Элионор методологически и научно обоснованно продемонстрировала логику коллективного действия на примерах, взятых из исследований жизни небольших общин:

«Например, в Альпах швейцарские производители сыра веками полагались на общее владение пастбищами для выпаса скота. При отсутствии в коммуне согласия это могло бы привести к катастрофе. Пастбищная земля может быть приведена в негодность так как она никому не принадлежит и у каждого есть стимул увеличивать выпас собственных коров потенциально за счет других. Однако в Альпах существовал набор четких правил того, что владельцы скота могли и не могли делать на общем пастбище, и эти правила соблюдались, поскольку нарушители теряли права на выпас скота в будущем. Учитывая это, как доказывала Остром, коллективное владение на самом деле лучше для всех, чем частная собственность.» (копипаста из Good Economics for Hard Times Hardcover by Abhijit V. Banerjee, Esther Duflo).

Технически, это такое себе открытие.

Мои уважаемые читатели в этом месте наверняка скажут что-то вроде «Ну так дело ясное, общак святое. Если не фартанет, откуда грев на киче будет?». Ладно, на самом деле в комментариях упоминали Теорию Игр, но там что-то математические, а я вырос в маленьком северном городке Казахстана, у меня свой ассоциативный ряд.

Короче, люди средневековья стали объединяться в коммуны. «Коммунизм!» — только что крикнули из темных зарослей, но мы сделаем вид, что ничего не слышали. Кстати, мы подходим к первому историческому уроку — если уж ты вдруг решил стать выживальщиком, то надо не закладки с тушенкой и патронами в лесах делать, а спаянное сообщество организовывать. Или, вливаться в существующее. Я вот на днях в клуб настольных игр сходил. Хотя, вряд-ли это мне поможет при апокалипсисе…

Коммуны или другие всякие общества взаимопомощи, так или иначе, образовывались вообще везде, но в средневековой Европе особенно. И еще более особенно — в городах. Общины оказались эффективны перед лицом постоянных войн, эпидемий и неурожаев. Это хорошо иллюстрирует тот факт, что уже веку к одиннадцатому, всякие там Каркассоны неплохо так потеснили с пьедестала власти феодалов.

Если посмотреть на Италию версии X (десятого века), то мы можем насладиться чудной картографической идиллией. Сплошные королевства (остались после вторжений варваров в римскую империю) герцогства (остались после вторжения Византии в королевства варваров), княжества, маркграфства. Даже один маленький, скромный эмират африканских мигрантов, но не переживайте — они тут не надолго.

Лет через двести северная Италия вся, а остальная во многом, будет принадлежать городским общинам. Это само по себе противоестественно — ведь для того, чтобы властвовать, есть специальное сословие, спешу напомнить. Что еще ужаснее — североитальянские города будут богаты. Не настолько чудовищно и непредставимо богаты, как будут богаты веках в 14–15, но все равно, весьма и весьма богаты.

Что это значит? Правильно — эти подлые горожане должны быть наказаны.

На самом деле наказывали тогда вообще за все, начиная с момента рождения жизнь была сплошным наказанием. Как утверждала церковь — за то, что первый человек яблоки понадкусывал и листьями прикрывался. Но это не точно. Страдали люди от болезней, голода, холода, тяжелой работы и казалось бы, что когда тут еще и воевать, но велик человек и всегда найдет возможность пограбить ближнего своего…

Весной 1176 года в пределы Италии въехал авторитетный со всех сторон немецкий король в частности и император вообще Фридрих I, с громким погонялом Барбаросса. С собой он привел конкретных людей, с намерением простым и понятным — осчастливить Италию своим правлением.

Нагуглить пафосное лицо Барбароссы каждый может, почему-то его очень любили в третьем рейхе. Но я вам тут прижизненное изображение принес:

«Поймите», — думал про себя Барбаросса, — «Коммуны ведут к деградации общества, попиранию церковных догматов, содомии и, в конце концов, краху цивилизации». Но, поскольку вокруг него были одни спортсмены которые не умели читать, зато первые приемчики уже лет в шесть изучили, вслух он говорил:

— Городами Италии управляют купцы и крестьяне! — этого уже было бы достаточным поводом для продолжительной и жестокой резни для нормального человека, но для самых тупых Император все же добавлял. — И они не платят десятину своим сеньорам!

А города северной Италии к тому времени (12-й век) и в самом деле в большинстве своем управлялись всяким безродным сбродом, и действительно постепенно смогли победить в борьбе с местными феодалами. Хуже того, они и Барбароссе были не намерены в ножки кланяться.

Отсюда и конфликт.

Примерно так выглядели европейские рыцари в 12-м веке:

Силы сторон:

Защитники веры, императора и цивилизации:

Император Барбаросса, одна штука.

Трудно найти более упертого отморозка чем этот благородный господин. С ним старались не связываться — часть городов Италии перешла на его сторону. Я искренне восхищен этим человеком — он буквально прогибал реальность под себя. Наглый, нечеловечески упрямый и крайне токсичный — его, похоже, вообще никто не любил. Однако, в долгой и нудной борьбе за власть он добился титула Императора Священной Римской Империи, короновался в Риме, прижал к ногтю множество бунтовщиков на родине, полез наводить порядок в Италию (формально вассальную от Империи), и понаводил его так, что запомнился на долгие века. Но Барбароссу постоянно подводили то вассалы, то наемники, то союзники. Наверняка мороз и распутица тоже, просто про это источники не упоминают. Однако император не сдавался, снова собирал войска, снова нанимал наемников и снова, и снова наказывал итальянцев — короче, этот заход в Италию у Барбароссы был не второй и даже не третий, это был уже четвертый поход!

Впрочем, мероприятие неизменно собирало со всей европы довольно много желающих поучаствовать — Италия была все еще богата, там было чем поживиться.

Конечно, нам может показаться, что воровать у местных скот, одежду и мебель — занятие для рыцаря не благородное. Но нет, им вполне это дело нравилось.

В предыдущих походах Фридрих умудрился взять Рим, но не до конца. Поменять папу, но не вполне. Разграбить и разрушить кучу других городов (Милан даже дважды), но не навсегда… В общем, там такая Игра престолов, что мы туда лезть не будем.

Из того же времени растут ноги у вражды гвельфов и гибеллинов. Одни были за крепкую императорскую руку, другие за мягкую божественную длань Папы Римского. Или наоборот.

Понятное дело, что к 1176 году, о котором мы говорим, люди уже несколько озлобились.

Однажды, во время осады одного из итальянских городков, кто-то из войска Фридриха I (для друзей Барбаросса) придумал ловкий тактический прием — привязать к осадным башням пойманных в округе итальянцев. Ведь те, кто за стенами, не смогут стрелять в своих, а тем более, пытаться поджечь башни! Отличный план, надежный как…

Итальянцы перестреляли своих из арбалетов, облили осадную башню смолой и сожгли. А в следующий штурм вывесили на стенах пленников из числа императорской армии.

Короче, вся эта возня начала Фридриху Барбароссе всерьез надоедать, поэтому в четвертый раз он вторгся в Италию с серьезной силой.

Около тысячи всадников — как уверяют источники, и наверняка слегка преувеличивают.

Еще была тысяча пехоты — наверняка вооруженные слуги охранявшие обоз, в битве они себя вообще никак не проявили.

И тысяча человек из союзных Императору итальянских городов. По видимому, тоже всадники — вероятно, если с ними и были пешие, их просто не считали.

Скорее всего, число «активных сабель» у Барбароссы было примерно в районе 2000 рыл. И это много. Хотя приближенные к императору источники и напирают на малочисленность войск Барбароссы, не будем идти у них на поводу — по поводу численности армий мы еще поговорим в других главах.

«С весьма небольшим войском — 1,800 рыцарями и их свитой — явился впервые Фридрих в Италию, осенью 1154 года.»

Если бы Барбароссе и самому показалось, что двух тысяч всадников недостаточно, то уж наверняка за последующие, более чем двадцать лет непрерывной грызни, Барбаросса по этому поводу что-то, да предпринял. Двух тысяч всадников Барбароссе до этого момента вполне хватало для полного разорения и даже уничтожения одного из крупнейших городов того времени — Милана. И даже для похода на Рим и Неаполь — поэтому, несмотря на то, что мы сейчас не впечатляемся количеством людей, если их счет не идет на десятки тысяч, все же не думайте, что это местечковые разборки — Барбаросса вел за собой армию вторжения, пусть и с поправкой на раннее средневековье. И опасность над городами Италии нависла очень серьезная.

Противостоящие им силы:

Богохульники, еретики, содомиты:

Папа Римский — одна штука.

Ну вот как-то так случилось. Лично в этой заварушке папа не участвовал, но наверняка кастовал всякие стратегические заклинания из Собора Святого Петра, точно вам говорю.

Ломбардская лига — одна штука. Такой себе альянс итальянских городов, все так и норовили выпихнуть в бой вместо себя другого, а в лучшем случае дать деньгами. Но ситуация была серьезная, поэтому пришлось поднапрячься. Контингентов итальянских городов набралось до пяти тысяч. Возможно, до половины — конные. Пеших можно не считать, кроме разве что…

Триста мертвецов у святой телеги.

Внимательно перечитав предыдущее предложение, ты, читатель сейчас подозрительно прищуришь очи и спросишь: «Какой еще телеги⁈».

О, той самой, которые ты наверняка видел в игре Тотал Вар:

Так, стоп. Это не тот Тотал Вар. Вот тот:

В игре она обзывается Святой Крест, но в Италии было принято называть эту штуку «Карроччо». В википедии есть иллюстрация современников (правда тут нарисована миланская карроччо 14-го века):

Это, по сути, передвижная церковь и огромный крест на четырехколёсном движимом основании. И огромные стяги — крест большой, как мачта, стяги почти как паруса. Под крестом солидный алтарь и священники с ним в комплекте, примерно штуки три, непрерывно благословляющие своих и проклинающие врагов. Повозка и правда большая — на ней не только поместилось всё выше перечисленное, но ещё осталось место для декора. Например, там стояли одетые ангелами дети с трубами, побуждающие громкими звуками (насчёт мелодичности их горнов остаётся только догадываться) желание умереть в защитниках карроччо. Огромный крест, стяги, дорогая ткань на драпировку, ладан, латынь, странные люди и дети в платьях— штуковина должна была выглядеть впечатляюще. По крайней мере, для людей того времени.

А если ты спрашивал про «мертвецов», то это те хмурые парни, что толпятся вокруг карроччо. Они так и назывались — «Рота смерти". Людей в роте было триста. Тут должна бы быть огненная шутка, но я смог удержаться. Источники, правда, утверждают, что в 'Роте Мертвецов» было 900 человек, но злыдни историки единогласны — не более 500, а скорее всего 300.

Мы почти не знаем кто эти люди, кроме того, что они дали клятву не отходить в битве от карроччо ни на шаг и умереть защищая её. По сути, перед выходом их даже похоронили.

Вроде было еще несколько десятков «Рыцарей Смерти», так что повозку охраняла не только пехота.

Если снизить градус пафоса, то это добровольцы из Милана, вооруженные большими щитами и копьями. Просто их было несколько сотен, поэтому знамя сделали побольше и поставили на повозку. Но это не точно.

На картинке вооружение ополчения итальянских городов, правда это уже на следующий век.

Видно, что бедненько. Куски кожи вместо панцирей, стеганка, кривой щит. Да и то, это скорее всего у самых богатых.

Ход боя.

Итальянцы стали лагерем в узком месте,недалеко от стратегического брода, рядом с укрепленным городком Леньяно. И, тем самым, преградили путь Барбароссе, его немецким вассалам и его же итальянским союзником. Барбаросса не стал уклоняться от боя.

После непродолжительного маневрирования, дело решило кровопролитное столкновение тяжелой конницы. Итальянские всадники явно уступали немецким в вооружении и умении, но некоторое время могли компенсировать это отчаянной храбростью. Дело решил фланговый удар отборных тевтонцев, которых повел в бой лично Барбаросса.

Итальянские рыцари дрогнули и побежали. Дело понятное, что не из трусости, а дабы сохранить себя для дальнейшей борьбы. Нет, без шуток — источники единодушны, победа далась европейским рыцарям тяжело, итальянцы дали им серьезный бой. И начали отступать только перед угрозой полного истребления.

Как только итальянские всадники побежали, немецкие рыцари и их союзники бросились в лагерь своих врагов. За заслуженной наградой. Но, в узком месте, им на дороге попались какие то пешие кегли, вокруг праздничной повозки. Кегли жались друг к другу плотно, как селедки в бочке, закрывались щитами и выставляли дрожащими руками копья в сторону рыцарей. Кричали от страха, возможно, даже писались. Но не убегали.

Недолго думая, рыцари взяли разбег и попытались походя смести кучку тупых крестьян, слишком напуганных, чтобы убегать.

Не получилось. Не получилось и со второго раза. Рыцари, готовившиеся к войне с раннего детства, участвовавшие в ней в качестве оруженосцев еще подростками, просто тяжело вздохнули. Ну что же, придется повозиться.

У нас маловато данных о ходе битвы. Ясно одно — Барбаросса, вне всяких сомнений, имел непререкаемый авторитет. Он был очень опытным военачальником, поэтому, надо думать, постарался использовать весь арсенал доступных средств. Пользуясь преимуществом в мобильности, он попытался размягчить плотный строй миланской пехоты, посыпая их стрелами и арбалетными болтами то с одной, то с другой стороны. Однако, большие щиты миланцев минимизировали урон. К тому же, у пехоты обнаружились и свои арбалетчики. Заметного успеха действия всадников с метательным оружием не принесли, перестрелка затягивалась. Тогда Барбаросса организовал атаку.

Именно организовал, это не были разрозненные атаки полунезависимых частных армий, как у французского короля при Креси.

Миланцев ударили с фланга итальянские союзники Барбароссы и ожидаемо не достигли успеха. Но, не давая опомнится пехтуре, на них стальным валом нахлынули с фронта рыцари империи. С криками «За Императора!».

На самом деле, что они там кричали — загадка. Считается, что вообще название «гибеллины» произошло от боевого клича, Hie Welf, Hie Waibling, во время сражения при Вейнсберге. Но эта битва произошла еще в 1140 году между Конрадом III и Вельфом VI. В современной германии. Неудивительно, что итальянцы плохо его расслышали и он превратился в «Гибеллин!».

Что кричали пешие миланцы тоже неизвестно. Надо думать, матерились. Что иронично, поскольку матершина в то время, да и сейчас во многом, было тесно связанна с богохульством и «срань господня» — весьма нежное выражение, которое не стыдно даже в книгах написать. И уже поверх богохульств последний недостреленный священник кричал латынь. Трубы замолкли — мальчиков с горнами уже перестреляли всех.

Именно тут, с третьей стороны, ударили отборные имперские рыцарские копья, которые повел в бой сам император, с истинно императорским чутьем угадав момент для решающей атаки.

Но кровавую развязку я приберегу для следующей главы.

Глава 3 Битва при Леньяно в 1176 и при Кортенуова в 1237

Леньяно 1176-го года не лучшее место для загородных прогулок. Вокруг рыскали всадники, то и дела сшибаюсь в коротких но жестоких схватках. Но основная масса немецких рыцарей и их союзников строилось вокруг трех сотен мертвецов, крича им обещание пощады, если те сдадутся. Ополчение Милана готовилось к очередной атаке гибеллинов. Они знали, что немцы не врут, только когда говорят угрозы.

Слабые молитвы священников в изодранных стрелами рясах, что метались по карроччо, легко заглушались зловещим топотом сотен подкованных копыт боевых коней. А потом слитный рев боевых кличей бронированных всадников, как ураганный ветер унес прочь все звуки, вместе с надеждой и храбростью.

С грохотом грома врубились рыцари императора в городское ополчение Милана. Несколько минут жуткой схватки, среди разлетающихся вокруг щепок от пробитых щитов и сломанных копий, остервенело осыпая врага ударами секир и боевых молотов, всадники императора вырубали себе победу.

Но миланцы смогли устоять. В абсолютно проигрышном бою, надеясь только на чудо, городское ополчение потерпело десятки поражений, потеряло убитыми десятки человек, но так и не отдало врагу победу.

На смену храбрости пришла ярость, вместо надежды мрачная решимость, а латынь молитв сменили богохульства на итальянском.

Поглощая в себя атаку за атакой, разменивая копья на жизни, гася телами инерцию ударов боевых коней, миланцы удерживались вокруг карроччо. Они так и не побежали.

С рыцарями сыграла злую шутку их самоуверенность. Норовя побыстрее добраться до пехоты Милана, рассчитывая, что та не сможет долго выдержать натиск, который прежде сокрушал любого врага, всадники слишком столпились. И потеряли свое преимущество в мобильности. В жуткой давке, где трудно было даже вдохнуть, миланцы с отчаянной яростью обреченных, вдруг пошли вперед.

Лишенные возможность разорвать дистанцию, всадники, закованные в тяжелые кольчуги, отчаянно отбивались. Миланцы, закрываясь щитами, пробирались к ним вплотную, закалывали коней, стаскивали с них рыцарей и в неблагородной возне в кровавой грязи резали им шеи. Точно так, как привыкли резать шеи вырывающихся баранов.

Ситуация действительно была тяжелой для войск Священной Римской Империи. Но, не катастрофической — надо было просто снова разорвать дистанцию, и повторить. Рано или поздно, обреченная терпеть атаки и обстрел, менее подвижная пехота была бы разбита.

И тут, из находящегося совсем рядом Леньяно, раздались звуки рога. А спустя пару минут, показались разворачивающиеся для удара отряды итальянских рыцарей.

Надо отдать должное кавалерии Ломбардской Лиги — она не бежала без оглядки. Более того, увидев отчаянное положение своей пехоты и пополнившись запоздавшим подкреплением из еще одного города, итальянские всадники пошли в атаку.

Немецкие рыцари приняли на себя удар итальянских стоя на месте, с одной стороны, как на наковальне, зафиксированные миланской пехотой у карроччо. В источниках упоминается, что даже сам император Барбаросса, который вполне в соответствии со своим статусом и ожиданиями окружения, шел в бой в первых рядах, был сбит с лошади.

По имперскому войску пронесся слух о его гибели. Однако, похоже, и без этого слуха, дела у немцев пошли очень не очень.

От первой же копейной сшибки императорские войска понесли чудовищные потери и как осколки брони, их остатки брызнули в разные стороны. И побежали. К бегству тут же присоединились и вся остальная императорская армия.

Итальянские всадники преследовали своих врагов. Преследовали упорно, долго, почти не отвлекаясь на разграбление обоза. Но и их потери были так тяжелы, что реализовать свою победу Ломбардская Лига итальянских городов толком не смогла.

В Павии, где собрались бежавшие войска, находилась семья Барбароссы. Подождав пару дней, и не дождавшись вестей об Императоре, они стали его оплакивать. Но на третий день Барбаросса прибыл «весь израненный». Где он был эти три дня, никто не знает.

Так, уже в 1174-м году, по превосходству на поле битвы закованного в броню всадника над пехотой прогремел погребальный колокол. Шучу конечно. В моей серии постов о средневековых битвах, половина битв вполне претендует на колокольный звон по рыцарству. Но все же, очередной тревожный звоночек, таки звякнул.

Само по себе поведение «Роты Смерти» было не сказать, чтобы совсем уж удивительным. У нас есть, пусть и весьма размытые, описания, когда пехота смогла перетерпеть атаку рыцарской конницы. До сокрушительных разгромов как при Куртре в 1302 или Бэннокбёрне в 1314 еще очень далеко. Но в принципе, в битвах использовалась пехота и именно с тем расчетом, что в случае необходимости, за неё можно отступить. Обычно это было укрепленная позиция, которая удерживалась ставшими в круг пехотинцами с большими щитами и копьями. В центре круга было место, в которое могли заехать рыцари. Сменить коней, отдохнуть — в относительной безопасности.

Нетрудно заметить, что пехота была весьма пассивным родом войск. В полевом сражении угнаться за рыцарской конницей они не могли, поэтому их задача сводилась в основном к «стоять и терпеть».

Но даже стоять и терпеть тоже могли далеко не все. Были местности, вроде Брабанта, славные своими пехотинцами. Были некие загадочные «лесные разбойники», которых нанимали бароны в междуусобицах, которые приходили числом сразу в несколько сотен. И вот, при Леньяно обнаружилось, что еще и ополчение Милана втиснулось в этот узкий круг особо отмеченных.

Изменило ли это ситуацию? И да, и нет.

С одной стороны, это привело к заметному подъему уверенности в Италии. Настолько, что Ломбардская Лига развалилась в первый раз. Но, с другой стороны, мы все же имеем дело с выдающимися личностями в истории. И очередная трудность заметно не повлияло на их поведение. Тот же Барбаросса, так и не оставил попыток загнать итальянцев под шконку. И умер, в конце концов, через четырнадцать лет, во время крестового похода. Упал с лошади и потонул.

Не называйте проекты в его честь, мне он кажется не самым счастливым императором.

Но его железобетонное упорство в попытках достигнуть своей цели не перестает меня поражать. Он терпел неудачи, но не ломался, не отступал, не сдавался. Возможно, у него был некий аналог тренера личностного роста, или еще какая психологическая приблуда — но на самом деле, поведение Барбаросы и многих других видных исторических деятелей из феодального сословия, выглядят неестественными.

Для человека нормально отступать. Если вы ударились головой в стену, вы охнете, и отступите, пытаясь понять что происходит. Увидите стену и если вам нужно пройти дальше, начнете искать обходные пути.

Такие как Барбаросса, отступали только чтобы взять разбег.

Не претендуя на истину, я думаю, что дело в их сословной принадлежности.

В средневековье люди были очевидно не равны. Очевидно для любого здравомыслящего человека. Прежде всего, люди делились на сословия. Потом по статусу — причем статус сильно зависел от семьи. С одной стороны, благородный рыцарь мог убить священника или монаха, и даже никак за это не пострадать, при том что обычный крестьянин мог быть убит даже за неосторожное слово против священнослужителя. С другой стороны, презренные купцы Медичи, практически простолюдины, однажды породнились с монархами Франции, объективно величайшей феодальной монархией Европы. Впрочем, это скорее исключение. После того, как вы определяли сословную принадлежность и статус, шли остальные второстепенные детали.

Что интересно, вот про цвет кожи в средневековых описаниях особо и нет. А если и есть, то не все так просто. Лодовико Сфорца по прозвищу Моро (черный, мавр) например: «Говорили, что этим прозвищем он обязан темному цвету своего лица, однако видевший его Паоло Джовио уверяет нас, что он вовсе не был смуглым».

В средневековье обычного человека определяло происхождение. Сейчас мы практически зеркалим средневековое мнение о человеке, полностью меняя шкалу оценок. Если для нас описание некоего Васи Петрова в первую очередь начнется с того, что он мужчина, русский, с таким-то цветом волос, и только потом из какого он города — то для средневековья описание бы звучало скорее всего так: Из семьи Петровых, Сидоров по матери, из города такого-то. Национальность еще не придумали, но внешность была понятием весьма второстепенным.

Это не значит, что на внешность люди внимание не обращали. Вполне обращали, была и мода, сохранились и описания преступников очень похожие на современный словесный портрет. Просто не только социальный статус, но даже и ожидаемое поведение человека, да практически полностью мнение о нем — вытекало не из его поступков, а из его происхождения.

Труффальдино из Бергамо из пьесы «Слуга двух господ», постоянно подчеркивает свое происхождение, городок Бергамо. Он постоянно называет вместе с именем малую родину, так сказать. Впрочем, не он один — для большинства средневековых людей принадлежность к конкретной общине была буквально вместо фамилии. Типа представился ты как Вася Питерский, и все понимают, что пьянка с тобой будет иметь вариант продолжения с расчлененкой. Конечно, некоторые особо выдающиеся личности принадлежали всей Италии, например Донателло или Рафаэль Санти, но вот Леонардо так навсегда и остался для окружающих Леонардо из Винчи.

И, как не трудно догадаться, это совсем не работало для рыцарей. Да, в их титулах была отсылка к их феоду или даже названию замка. Но это могло меняться с течением жизни. Главное в их имени было приставка, отмечающее принадлежность к рыцарскому сословию.

Одежда, владение оружием и множество других вещей, непозволительные для других — для рыцарей было естественно и обычно.

Они были настолько вне средневекового общества, что в наших современных головах это просто не укладывается. Мы иногда думаем, что они были сродни депутату и силовику, в очень коррумпированном государстве. Например, они могли отнять понравившуюся вещь или даже убить человека — но понести наказание могли, только если пострадавший сможет убедить в происшедшем беззаконии вышестоящего феодала из того же сословия. Суд равных, все такое.

У рыцарей была отдельная культура с культом Девы Марии, рыцарской поэзией и даже немного особая религия с рыцарскими добродетелями.

Даже в средневековых описаниях происков дьявола, если жертва обычный крестьянин или горожанин, то он может только обороняться от прикинувшегося кем-то другим дьявола. И после инфернального инцидента немедленно доносит о нем в органы местного самоуправления, которые уже расследуют случай, выносят вердикт и предпринимают меры по сдерживанию Врага Людского. Это весьма шаткая, но законность. Если в таких полубайках присутствует рыцарь, то он, как правило, атакует подозрительную сущность (как, например, уже упоминавшейся мной монах) и убивает её. И на этом история заканчивается — рыцарь вне юрисдикции местного самоуправления, и поэтому, видимо, остается только признать его действия оправданными. Монах был дьяволом, что поделать.

Опять же, есть острое желание сравнить средневекового рыцаря с современным представителем исполнительной или законодательной власти, использующего свое положение для постановки себя выше законного и правового поля — но это опять же будет попытка натянуть на современность сильно другую, средневековую, реальность.

Депутат сбивший человека и избежавший наказания, как и аристократ, затоптавший конем человека и не примирившийся с общиной (извинения, крупная сумма денег) это просто беззаконие. На которое общество реагирует всегда крайне негативно.

А вот рыцари, зачастую, были любимчиками толпы. Очень похоже на то, что в двенадцатом веке деревенский мальчишка в Англии, который не умеет читать, при этом мог легко описать герб пары десятков любимых рыцарей. И даже взвешенно обрисовать таблицу лидерства рыцарей королевства по результатам последних турниров. Да и в принципе, похоже обратиться к аристократу, своему местному или проезжему, с жалобой на чрезмерно расплодившихся волков, дикого кабана повадившегося топтать посевы, или повинных и в том и в том шайку разбойников — было скорее нормой. Совершенно точно, в рыцарском сословии, составлявшего от 0,5 до 2 процентов населения Европы, не видели угнетателей. Только в отдельных, конкретно взятых, представителях. Больше того, в более общем смысле, в рыцарях видели образец для подражания.

У меня есть острый соблазн сравнить рыцаря средневековья с современным спортсменом. Например с Хабибом. Он и в самом деле похож по многим формальным признакам, начиная с отличной от общепринятой, особой культуры. Также как и рыцарь, он ни дня не работал, из семьи где только и делали, что поколениями оттачивали искусство колотить других людей, с четкими и ясными понятиями о чести и справедливости… И даже становится понятнее, почему на протяжении веков людям и в голову не приходило предпринимать значительные усилия для попытки смещения рыцаря с пьедестала единственно важного участника войны. Это как рассуждать о том, как можно победить чемпиона по боям без правил в многоугольнике. «А что если взять палку подлиннее, одеть на неё боксерскую перчатку? Тогда он ко мне подойти не сможет и я его по очкам сделаю?». Это рассуждение кажется нам очевидно дурацким, а вот идея взять большие пики и не подпускать ими к себе конных рыцарей — кажется рабочей. Хотя, с точки зрения средневековья, она еще более дурацкая.

Но все же, нет, я не пойду по простому пути натянутых ассоциаций. Между современным спортсменом и рыцарем лежит такая же бездна, как между современным миром и средневековьем.

Феодальная верхушка, в социальном плане — не часть средневекового общества. Это надстройка, со своей моралью, нормами, философией, культурой, верой, даже языком. У нас нет сейчас, к счастью, прямых аналогий.

Для описания подобного в фентези обычно вводят другую расу. Рыцари для жителей городов и деревень были чем-то вроде эльфов. Или орков. Наверное, случалось по разному. Все это, конечно очень обобщенно, скорее всего, в каждом отдельно взятом году среди сотен лет истории, и применительно к конкретной геолокации, будет множество нюансов, а то и вовсе противоречащих этой обобщенной картине фактов. Но нам надо хоть отчего-то отталкиваться.

И вот, при Леньяно в 1176 эти прекрасные орки сталкиваются с пехотой. Малочисленной. Не рыцарской. И не могут сломить её сопротивление. Не удивительно, что битва при Леньяно стала столь знаменита.

Изменила ли неожиданная стойкость итальянской пехоты стратегический расклад и рисунок войны? Нет. Просто, для людей, чей круг интересов включал в себя массовые убийства, добавился еще один нюанс к множеству других, которые нужно учитывать на войне.

Проиллюстрировать это нам поможет битва при Кортенуова, в далеком 1237-м году. Со стороны Священной Римской Империи у нас выступает Фридрих II, человек о котором можно написать пять книг, несомненно гениальный стратег, тактик, политик, и абсолютно точно «неправильный» рыцарь. Все было очень плохо, его совсем не любили и было за что. Так, например, он взял Иерусалим… Без боя! Заключил выгодный мир с египетским султаном и получил в нагрузку еще и Вифлеем с Назаретом. Не вырезав ни единого врага! Последнюю фразу следует читать, возмущенном внутренним голосом.

В общем, надо ли говорить, что за такие, противоречащие рыцарской морали поступки, явно продиктованные здравым смыслом, он получил от папы несколько титулов, вроде гонителя церкви и еретика, атеиста, антихриста или зверя Апокалипсиса. Ну и пару отлучений от церкви, конечно.

На картине битва при Кортенуова, вроде как с оглядкой на археологию и источники.

Фридрих II, как и Барбаросса, требовал от итальянцев простых и понятных вещей — распустить лигу, признать права императора и предоставить войска для крестового похода. Итальянцы, со свойственной им ловкостью в государственных делах, ответили решительным отказом и собрали Вторую Ломбардскую Лигу. Первая к тому времени совсем развалилась, пора было делать её заново. Даже хорошо, что Фридрих II напомнил.

После битвы при Леньяно сменилось два поколения и три императора, в Италии постоянно бушевали войны между папами и императорами, было множество сражений. Трудно сказать, кто побеждал чаще, но несомненно — общество было сильно милитаризировано.

Силы Фридриха Второго вдвое превышали силы Барбароссы при Леньяно. И в этот раз, пешие контингенты считают куда внимательнее, с указанием подробностей. Так, источники утверждают, что Фридрих привел с собой неких «сарацинских лучников» именно как противоядие от итальянской городской пехоты.

Сражению предшествовали маневры. Войска Второй Ломбардской Лиги встали в узком месте, на выгодных позициях, еще и дополнительно их укрепили. И, конечно же, у них было карроччо. Фридрих притворился, что не принял сражения и уводит армию. Итальянцы поверили, снялись с удобных позиций и двинулись вслед за ним. Однако, в результате, Фридриху удалось застать их на марше, ориентируясь по дымовым сигналам от своих лазутчиков.

Войска Второй Ломбардской Лиги успели встать у подножия гор, опираясь одним флангом на скалы, другим на быструю горную реку.

Считается, что итальянцы превосходили армию Фридриха численно в полтора раза.

Армии Фридриха пришлось проделать долгий путь и к месту битвы они вышли незадолго до заката. Тем не менее, рыцари Фридриха атаковали. Итальянская кавалерия была смята и бежала. Итальянская пехота сплотилась вокруг карроччо. Не совсем ясно, насколько упорна была битва, и насколько успешны действия «сарацинских лучников», ясно одно — до заката итальянцы стояли. Однако, несомненно, обстрел они перенесли тяжело. Потому что, уже ночью, их боевой дух иссяк, и итальянское войско потихоньку начало дезертировать. В конце концов полностью обратившись в бегство.

На следующий день Фридрих II организовал преследование. Множество солдат Второй Лангобардской Лиги было убито, до пяти тысяч захвачено в плен, среди пленных много видных и важных персонажей. Короче, разгром.

В захваченный карроччо впрягли слона, а к самой знамённой повозке был прикован предводитель итальянской армии, которого настигли и поймали, Тьеполо. Тьеполло, видимо, был не из благородных, потому как чуть позже он «был повешен в Трани на высокой башне у берега моря». Захваченные во время преследования в большом количестве прочие видные пленники «погибли под пытками или в мрачных застенках». Карроччо был отправлен в Рим, где колесница заняла почётное место в Капитолии, как символ имперского могущества, и в качестве намека римскому папе. Как тонкое издевательство и зловещее напоминание папе, что сила оружия может объяснять волю господа как минимум не хуже, чем латынь, звучащая с церковных кафедр.

Глава 4 Дела семейные и битва при Дезио 1277

«Обдумывая жизнь и подвиги этих мужей, мы убеждаемся в том, что судьба послала им только случай, то есть снабдила материалом, которому можно было придать любую форму: не явись такой случай, доблесть их угасла бы, не найдя применения; не обладай они доблестью, тщетно явился бы случай.».

 Никколо Макиавелли. «О военном искусстве».

Возможно вы заметили, что я скачу через десятилетия, от битвы при Леньяно в 1176 до битвы при Кортенуова в 1237. Дело в том, что я тороплюсь к Ренессансу, который начинается в Италии прям в аккурат с 1300-го года. С одной стороны, там куда лучше описаны битвы, а значит у меня будет хороший материал для пересказа. С другой стороны, там ведь все знакомые лица. Куда не плюнь, это либо тезка черепашки-ниндзя, либо Медичи или Борджиа, про которых есть сериалы, либо, на худой конец, секретарь из Флоренции, простой Николо, знаменитый в Риме своими юмористическими пьесами. Впрочем, нам Николо Макиавелли больше известен по своим цитатам из интернета.

Мне трудно выбрать, с чего же начать щупать ренессанс, там ведь столько всего интересного… По хорошему, надо продолжить линию борьбы гибеллинов и гвельфов… Но это очень скучно. Тем более, что одни превращались в других, а побеждающая партия немедленно дробилась на конкурирующие группировки. Да и драки возникали часто по совсем другим причинам, просто их участники так и норовили поднять стяги Святого Престола, Священной Римской Империи или Франции, просто в надежде получить поддержку от высоких покровителей.

В общем, я решил выбрать что-то одно и строить повествование о битвах ренессанса вокруг этой стержневой темы, чтобы хотя бы самому окончательно не запутаться.

Сначала мой выбор пал на республику Пиза, которая кстати была первым городом после Венеции, объявившим себя республикой. Но мне она понравилась из-за возможности тупых шуток, основанных на названии этого города. Пиза стала республиканской еще в 1085, за 30 лет до Флоренции. Но уже к середине 1200-х в Пизе к власти пришли Висконти. С перерывами на реставрацию народного самоуправления они продолжали править ей и дальше. И более того, различные ветви их распространили свою власть и на другие области Италии. Например, была еще ветвь семьи Висконти, захапавшая себе остров Сардинию. Впрочем, не только его — владения Висконти весьма впечатляют. Но, конечно, главное приобретение семьи Висконти, это Милан.

Герб семьи Висконти, кстати, не стыдно над дверью повесить. Кракозября жрущая человека. Толкований у него штук пять и это только общеизвестных. По мне, он просто красивый, Аве Гидра, все такое.

Милан был богат. Во многом, благодаря расположению. Можно прям ща посмотреть по карте где он находится, но это ничем вам не поможет. Дело в том, что Милан со времен Рима центр богатой провинции. Стоит прямо посередине плодородной долины, а это в то время как нефтяные поля оседлать. Так еще и в Милане прямо сходятся торговые пути. Конечно, повезло Милану и с жителями, тут не поспоришь. Город, разрушенный не один раз, смог не только восстановить себя, но и окрепнуть. Разрастись. И охватить своими торговыми интересами всю Европу. Все, что бы ни было плохого в мире, предприимчивые миланцы обращали себе на пользу. К началу Столетней Войны, как говорят, половина рыцарских доспехов была сделана в Милане. А вторая половина — была подделкой под миланские.

И, конечно же, Милан был республикой. Правда, совсем недолго. В городских республиках Италии появились люди, что радели за общее дело куда сильнее остальных, а потому им надо было воздать должное. И им воздали. Короче, почти все города-государства Италии, так или иначе, попали под власть олигархов. В том числе и Милан — он был захвачен… Архиепископом. Впрочем, то что это был архиепископ Милана, описывает его куда меньше, чем то, что он был Висконти.

Висконти были богобоязненной, добропорядочной семьей, а грязные слухи, что распространяли про них их враги, так никогда и не были ничем подтверждены.

Ладно, я скажу без иронии — обернутые в бархат лести рассказы современников о магнатах и олигархах Италии XIV века таят в себе не столько зависть к богатству или страх перед могуществом, сколько зависть к безграничной власти и ужас перед безграничной же, пропастью неприкрытого греха, в которую эти дерзкие до безумия властители повергали все вокруг во время своего правления.

И тогда я понял — нет истории про Италию, даже если это просто рассказ про битвы, если там нет истории про олигархические кланы Италии. Ну что же, пусть мой рассказ будет семейной историей.

В Милане, побывшим республикой не очень долго, к власти пришла семья делла Торре. В 1240 г. Пагано делла Торре, синьор большого владения Вальсассина, был избран «капитаном народа».

«Капитан народа» в Милане, это выборная должность. Это не только аналог воеводы, как можно подумать из названия. Еще это была и исполнительная власть. В остальных городах, например Флоренции, она чаще называлась «подеста». Слово происходит от лат. potestas, означающее «власть». Функционально миланский «капитан народа» был близок к шерифу из вестернов. Могли внезапно сорваться из города и отправиться преследовать шайку преступников. Могли изъять подозрительные активы в пользу народа. И особенно, в пользу народного капитана.

Надо ли говорить, что очень скоро делла Торре стали немного больше, чем просто состоятельными гражданами?

В Милане, дело ясное, все было очень мутно с властью. Технически, существовало две больших партии — феодалов, объединённых в союз «Мотта» и народ. Народ, в свою очередь, состоял из ремесленников, объединённых в сообщество «Креденцы св. Амвросия». Но были еще и купцы, управляемые своими консулами.

После смерти Пагано, всенародно избранным капитаном стал Мартино. Тоже делла Торе, ну так совпало. Мартино наследовал его брат Филиппо, а последнему — его дядя Наполеоне, для друзей просто Напо. И все шло хорошо, если бы не одно но — как и у Бальони были Одди, как у Орсини были Колона, так и у делла Торра были Висконти.

Висконти были родом очень древним и знатным (прямо от римских сенаторов произошли, у них и справка есть) но в Милане пришлым и маловлиятельным.

А вот делла Торре медленно но верно разрастались в ширину, захватывая территории вокруг Милана. В основном не для городской коммуны, а для себя. В какой-то момент, делла Торе даже бросили вызов самому Святому Престолу, отказавшись впускать в город нового архиепископа. Тот вскоре умер от разочарования, так ни разу и не побывав в городе. После чего делла Торе буквально поставили ультиматум Папе Римскому — или архиепископом в Милане будет человек, который уже успел зарекомендовать себя как выдающийся и благочестивый, например шестнадцатилетний Рудольфо делла Торе, или в Милане не будет архиепископа вовсе.

Однако, Папа Римский подумал и решил назначить в Милан на место нового архиепископа, взамен безвременно почившего, одного из миланских Висконти, по имени Оттоне. С одной стороны, миланские Висконти были слабы сами по себе, с другой стороны, у них были сильные связи «за бугром», что сулило хорошие гранты на республиканизацию Милана и прочие ценности тринадцатого века. А на гранты можно было и оппозицию собрать. То, что Оттоне Висконти легитимизировал сам папа — уже делало архиепископа не просто центром влияния, но центром силы, вокруг которого немедленно начали собираться все недовольные делла Торе.

Таких набралось немало. Что поделать, если уж в государстве есть деньги, то однажды появятся те, у кого их много. А когда появляются те, у кого много денег, то неизбежно со временем у них будет все больше денег. А у остальных, почему-то — наоборот.

Не шарящие в основах экономики крестьяне и горожане Милана нелепо злились на этот закон природы.

И вот, в городке Дезио 21 января 1277 произошел небольшой итальянский переполох.

Не смотря на то, что городок Дезио находился довольно далеко от Милана, примерно в пятнадцати километрах по прямой, он уже давно формально входил в миланское «контадо». Контадо — это такое хорошее, емкое слово, означающее сельскую местность вокруг города, зависимую от него экономически и юридически. Понятное дело, что как город Дезио нас не впечатлит, но все же, он был именно город, со всеми вытекающими. Результатом захвата его земель Миланом стало разорение местной коммуны, отъем общественных земель миланскими магнатами, поражение в торговых правах, налоги — короче, жители Дезио ненавидели Милан вообще и делла Тора в особенности.

Прямо после новогодних праздников, Наполеоне делла Торе получил в подарок от любящих родственников немного солдатиков и решил поиграть в войнушку. Ну, имя у него такое. Узнав где кучкуются сторонники Висконти, он отправился туда во главе конной колонны. Источники нагло врут, что у делла Торре было не менее 500 всадников из Милана и еще 500 наемных. Дезио городок в три улицы, там бы столько не поместилось. Да и вообще, поскольку эта драка оказала заметное влияние на дела в Милане, наверняка масштабы заварушки сильно преувеличены. Так что это число надо делить минимум на три. Но, все же, не меньше пары сотен тяжелой кавалерии у делла Торе было.

У Висконти было не войско, а сброд недовольных нищебродов. Которых было чуть больше, чем всадников у делла Торре, но вот вооружены они были всяким дубьем и охотничьими луками. Поэтому в исходе битвы делла Торе, надо думать, не сомневались.

Через Дезио армия делла Торре проходила транзитом — Висконти проповедовал против тирании заметно дальше. Но, когда всадники втянулись в городок Дезио, что-то случилось.

Возможно, один из сильных и спортивных мужчин, повел себя недостаточно ловко и толкнул конем прохожего. Возможно, один из тренированных сильных, красивых мужчин, отвесил недостаточно галантный комплимент горожанке. Возможно, кто-то из наемников просто тупо спер горшок с окна — суть в том, что внезапно армия делла Торре обнаружила себя зажатой на узких улочках, в момент вспышки острого народного негодования.

Напо велел разогнать быстро собирающуюся вокруг возмущенную толпу. Кого-то из жителей рубанули мечом, на камни мостовой полилась кровь — а в жарком климате Италии, это всегда чревато реакцией.

С крыш зданий на войско делла Торре обрушился град камней и черепиц, из окон полете стрелы и арбалетные болты, из переулков выскакивали горожане, вооруженные копьями и топорами, и набрасывались на всадников — город вспыхнул огнем народного гнева. Демонстрация силы делла Торре обернулась неожиданной и кровавой схваткой.

Жители бились отчаянно. Хозяйки раскаляли масло, чтобы плеснуть им из окон на приезжих спортсменов, мужчины забаррикадировали двери домов и рубились в переулках, даже дети так и норовили пырнуть ножиком раненых и оглушенных людей делла Торре.

Но Напо смог сплотить вокруг себя своих людей. Наемники тоже смогли отбить первый натиск. И тогда бунт начал медленно превращаться в кровавую резню.

Хорошо вооруженные и тренированные мужчины показали, почему именно в них измеряют власть — Дезио начал платить за свою безрассудную выходку кровью. Его жителей начали буквально вырезать. Методично, дом за домом, оставляя в живых только тех, кто годился для сексуального насилия.

Однако, в процессе, Напо потерял управление войсками. Его люди, особенно наемники, увлеклись всякими бесчинствами, словно волки в попавшие в овчарню, одурев от крови, потеряв осторожность, они разбрелись по городу.

И вот тут то и появился Оттоне Висконти. Знал ли он, что в Дезио случится восстание и подготовился заранее? Или же решительно воспользовался представившейся возможностью? Мы этого, скорее всего, никогда не узнаем. Забавно, но Оттоне позиционировал себя именно как скромный и смиренный служитель церкви. Что противоречило всем принятым стандартам для людей облеченных властью. Но, если посмотреть на его портрет, то и в самом деле трудно поверить, что Оттоне участвовал в боях лично.

Так или иначе, в Дезио хлынули сотни разъяренных сторонников Висконти. Они пришли на помощь жителям и напали на подуставших сторонников делла Торре. На залитых кровью узких улочках и в темноте средневековых домов всадники делла Торре не могли реализовать свои преимущества. Зато бешенная ненависть к делла Торре делала даже простой колун солидным аргументом в политическом споре.

Быстро выяснилось, что миланским сторонникам делла Торре, остро не хватает опыта в беседах с вооруженными и агрессивными людьми. А вот его наемникам — вполне хватает. Поэтому наемники смогли благополучно прорубиться из города и уйти, грабя на дорогах тех, кого посчитают нужным. А вот делла Торре такой тактической выучкой похвастаться не смогли — и почти все были убиты. Вместе с ближайшей свитой. Сам Напо попал в плен.

В Милане, после непродолжительной смуты, в процессе которой оставшиеся родственники и сторонники делла Торре бежали а их дома были разграблены (причем ненависть к ним была настолько сильна, что многие резиденции в городе были даже разрушены) городской совет решил, что негоже архиепископа в город не пускать. Пусть заходит. И порядок, заодно, наведет.

Любая власть лучше безвластия.

Оттоне Висконти въехал в город, явно подражая древней традиции римского триумфа — то, как её понимали в то время. Например, Напо не волокли за конем архиепископа в цепях, а везли в железной клетке.

Пожалуй, с этого момента можно начать отсчитывать начало правление Висконти в Милане. Но, пока, только, де юре. Сославшись на древние установки о том, что архиепископ вправе управлять городом в трудные времена, Оттоне Висконти вонзил когти в Милан, как орел в зайца.

Сбежавшие делла Торре, вдруг неожиданно поняли — раз Висконти за папу, то они ведь, получается, гвельфы! Выходит, мы — гибеллины. И дружно побежали к немецкому императору римской империи, жаловаться. Дескать, пострадали за верность императору.

Таким образом, их вражда, по большому счету, только по настоящему началась.

Вам, уважаемый читатель, может показаться, что такое событие, как битва при Дезио 1277 не достойна пристального внимания. И вы будете правы. Но именно в таких, сравнительно мелких, но очень кровопролитных и ожесточенных схватках и кроился политический ландшафт Италии. Эти десятки, если не сотни, схваток, остающихся в тени больших войн — основной способ разрешить накопившиеся противоречия. Именно они, зачастую, влияли на расклады сил больше, чем большие сражения.

Итак, Висконти заменили собой делла Торре. И это, пожалуй, все что изменилось для жителей Милана. Даже риторика обеих семей была практически идентичной — и те и те провозглашали себя радетелями за простой народ. И все у Висконти шло хорошо, пока Оттоне, архиепископ Миланский, не отбыл к высшему руководству на полный отчет. В солидном возрасте 88 лет. Вот его скромная могилка в Миланском Соборе.

И вот тут то у Висконти и начались проблемы…

Глава 5 Генрих и южные страсти

Давайте слегка разбавим южный колорит. Например, случайно забредшим сюда честным человеком.

Звали его Генрих VII. Родился на территории современных Нидерландов. Казалось бы, ну что он забыл в Италии… Этот человек, вне всяких сомнений был хорошим королем — он смог основать династию. По сути, для королей производство наследников почти так же важно, как и все остальное, так что Генрих VII вполне справился с половиной королевских дел.

Есть подозрения, что своим избранием на германский престол в 1308 году, Генрих был обязан французскому королю Филиппу IV Красивому и авиньонской курии. Французский король в то время, несомненно был «красавчик» во всех отношениях. Буквально, эталон короля в глазах своего сословия. Франция, соответственно, являлась эталоном феодального государства. Мир был французоцентричен. Благодаря французскому Красивому королю, который посвятил Генриха в рыцари взамен на обещание помогать Франции в борьбе с англичанами (замечу, что до Столетней Войны, которая началась в 1337-м, без малого тридцать лет) король германии Генрих получил себе сюзерена-красавчика. Что обезопасило его владения со стороны Франции.

Но увы, для того, чтобы короноваться Императором Священной Римской Империи, надо было ехать в Рим.

Генрих был человеком, вне всякого сомнения, проницательным к людям и просто опасным. Но, главное, осторожным.

Начало, как и у Барбароссы, у него было хорошее. Генрих не стал торопиться с коронацией на императорской достоинство и влез в Италию только в 1310-м. С собой взял, по уверениям источников, аж пять тысяч войска. Про численность войск мы еще поговорим, но вы наверно уже и сами знаете — я не верю в эти красивые круглые цифры. И еще меньше верю в некрасивые и некруглые. Впрочем, ни я один, вон, посмотрите на Дельбрюка, без затей делящего все цифры средневековых армий как минимум на десять. Это у него еще средневековых платежных ведомостей, сравнительно недавно введенных в оборот, на руках не было. И, если даже скромные швейцарцы без тени сомнений завышали численность армии своего врага, Карла Храброго, как минимум в сорок раз, то и для остроумных итальянцев тоже нечто подобное наверняка было вполне в порядке вещей. С другой стороны, трудно так нагло врать, когда вокруг одни итальянцы.

В любом случае, сопровождение у Генриха №7 было внушительное. Что очень помогало создать должную обстановку вокруг его величества. В отличии от Барбароссы, который при каждом походе по году двигался по собственной территории, осаждая замки и принуждая к миру собственных «верных» вассалов, Генрих умел в политику. Поэтому, в основном, его марш до Италии был вполне куртуазным, с турнирами всякими.

Поскольку, как я уже говорил, Милан это узел дорог северной Италии, то мимо него, по пути в Рим, такая большая персона как Генрих, протиснуться ну никак не могла.

И вот, в 1310 году, въехав в Милан, он внезапно вытащил из багажа Маттео Висконти, предъявил его делла Торре, которые Миланом правили, и велел им мириться-мириться и больше не резаться насмерть.

«Минуточку!» — скажет внимательный читатель — «Но как же так? Ведь в прошлой главе делла Торре позорно бежали, подгоняемые пинками всякой черни, а Архиепископ Висконти воцарился в Милане благодаря промыслу божьему и, совсем немного, золоту Папы Римского⁈ Кстати, о папе — Висконти же гвельфы, они плоть от плоти церковной! Как может быть Маттео Висконти за Императора, этого идола гнусных гибеллинов⁈ Автор что-то путает!».

Автор, то есть я, наверняка что-то, да напутал, но я ведь сразу вас предупредил. Это Италия, сеньоры и сеньориты.

Помните, я упоминал, что в 1295-м Оттоне Висконти, смиренный, но победоносный архиепископ скончался. После него к власти пришел его внучатый племянник, Маттео Висконти.

Запоминать его не обязательно — он тут на одну главу, максимум.

Сеньория (то есть владение) над Миланом, у семьи Висконти, чисто технически началось в 1289 году. Раньше «Народногокапитана», выбирал народ — кстати именно Маттео Висконти и был избран народом еще в 1287-м — а вот в 1289 архиепископ Оттоне Висконти смог изменить городские законы самоуправления, «коммунальные статуты». Изменений было несколько, но самых важных, видимо, два:

“Народного капитана” отныне выбирал совет города, Consiglio di governo. Это двенадцать уважаемых мужей, представители как аристократии, так и ремесленников, фермерских пригородных коммун и даже парочка от купцов.

Чисто логически, нельзя не согласиться — отдать столь важное решение в руки профессионалов, было куда правильнее, чем довериться мнению толпы.

Членов Consiglio di governo отныне назначал Архиепископ.

Не прошло и пары десятилетий, как для всех думающих людей Италии стало очевидно, что это весьма изящный способ править, не царствуя. Увы, но власть и высокое положение постоянно нуждается в укреплении своей власти высокого положения. Короче, дело катилось к тирании. Возможно, нам следует сделать из этого серьезные выводы. Обдумать, какие должности в нашей стране должны быть выборные, какие наоборот. Но, это уже выходит за рамки моей компетенции. Вернемся к Висконти.

Маттео был типичным сыном маминой подруги. Благодаря бездне талантов, он и его брат стали «подестами» (аналог воеводы, или «народного капитана») во многих городах вокруг Милана. Даже в сравнительно крупных и конкретно противомилански настроенных. Трудно сказать как это ему удалось, но подозреваю без молитв Архиепископа Милана не обошлось. Помимо укрепления вертикали республиканской власти, Висконти начали приглашать художников и скульпторов, в основном для украшения личных часовен и усыпальниц. Это, конечно еще очень далеко не тот ренессанс который мы знаем — но именно эта семья первая завела моду на понты через искусство.

После смерти Оттоне, патриарха, все сразу пошло вразнос. Трудно сказать, насколько в этом была вина Маттео. И так же трудно сказать, насколько он был хорош в своих непосредственных обязанностях — войне. Судя по тому, что в конце концов его разбили и он был вынужден бежать из Милана, его умений оказалось не достаточно. Однако, это случилось только в 1302-м, так что семь лет он не безуспешно трепыхался.

Играл Маттео на хардмод — Висконти по нескольку раз в год подавляли восстания и отбивали нападения соседей и оппозиции во главе с делла Торре. При этом и сами нападали и пытались даже захватить новые земли.

Это была потная катка, к несчастью мы о ней почти ничего не знаем, поэтому проиллюстрировать эту мясорубку я не смогу. Мне остается только напомнить про Дезио.

Итак, Висконти разбиты и бегут. Делла Торре с триумфом возвращаются в Милан и наследуют удобные механизмы власти, созданные Висконти под себя — общественной мнение разработано и смазано, введение нового режима проходит легко и почти без боли.

И вот тут, пожалуй, впервые, многие люди, чья область деятельности охватывает захваты городов и подчинение масс людей, начинают присматриваться к Милану.

Генрих VII, с поистине королевским наплевательским отоношением ко всем отношениям между нижестоящими, влез в кровавую миланскую кашу с ногами. Надо ли говорить, что на пышной церемонии примирения Висконти и делла Торре сделали все, что от них требовалось? Разве что не выказывали бурную радость.

Зато, немного позже, началась бурная резня.

В Милане есть «железная корона» — древний артефакт времен лангобардов из чистого золота. Именно ей и короновался Генрих в Милане, став королем Италии. Разумеется, с этой короной связано множество чудесных явлений и легенд — потянет на хороший сборник сказок даже в кратком пересказе.

Такие, «особые» вещи тогда были почти в каждом городе. Это вызывало приток паломников и вообще благотворно влияло на город.

В Перудже, например, до сих пор хранится «обручальное кольцо Девы Марии» от того этот город до сих пор популярен как место свадьбы.

Ну что сказать, если в этих артефактах и было нечто божественное, так это ирония.

Генрих короновался железной короной из чистого золота 6 февраля, а уже 12 февраля в Милане началось восстание. Очень похоже, что и делла Торре и Висконти о готовящемся мятеже знали. Например, Генрих попросил от каждой из семей по 25 сопровождающих в свою свиту. Однако, все одаренные такой честью персоны, внезапно оказались в отъезде или просто потерялись. Гвидо, патриарх делла Торре, тоже призванный сопровождать короля, немедленно заболел чем-то заразным и слег в горячке.

Вскоре после начала бунта, восставшие в Милане выяснили, что господа северные рыцари может, конечно, тупые и наивные, но дерутся как черти из ада.

Пламя республиканской революции потухло, залитое кровью, не успев разгореться. И вот тогда то Маттео Висконти и подсуетился — переметнувшись на сторону Генриха, который жаждал крови, он указал ему на коварных заговорщиков, устроивших заговор. Надо ли говорить, что ими оказались делла Торре?

Впрочем, делла Торре в основном спаслись, даже Гвидо делла Торре смогу ускакать из города, не взирая на горячку.

Взамен на преданность, Генрих отдал Милан Маттео Висконти. Однако, то ли меню в Италии было богато морепродуктами, благотворно влияющими на мозг, то ли Генрих быстро учился — награда несомненно была по королевски щедрой. Но и по итальянски коварной — король дал Маттео викариат над Миланом. Викарий это, несомненно, весьма достойная должность, самого Папу называли «викарием Христа». Но эта должность подразумевает выборность или назначаемость, что делало Маттео зависимым от короля. Кроме того, в ответ от Маттео ожидалось не только заверения в вечной преданности, но и немедленная выплата внушительной суммы в золоте. Отказаться Маттео Висконти постеснялся, и принял это, поистине королевское, предложение.

Так Милан снова стал принадлежать Висконти.

Нет, ну не прям так сразу — Маттео успел и в тюрьме посидеть, но в общем и целом все сложилось для Висконти не так уж и плохо. Одно плохо — Генрих №7, Император Римской Империи, умер в 1313, вот уж несчастливый год.

Помните, в начале я изумлялся, зачем его понесло в Италию? Ну, дело в том, что я уже знаю, чем это для него кончится.

Сначала, он был втянут в изнурительные и кровопролитные мелкие войны в Ломбардии, в которых погиб его брат. Однако, он смог нагнуть города Ломбардии, не в последнюю очередь проводя политику примирения. Вошел в Геную — потрясающий успех. В Генуе умерла его жена.

Прибыл в Рим на коронацию, где столкнулся с противодействием семьи Орсини. Да и семья Колона тоже не особо помогали, видя в Римском Императоре угрозу даже большую, чем в Орсини. Генрих правда был хорошим человеком — он попытался убедить знать Италии в том, что центральная власть полезна как для экономики, так и для большинства населения полуострова. Именно за это, кстати, его поддерживали многие итальянцы попроще, в том числе и знаменитые люди, вроде Данте. В Риме всё началось с куртуазных переговоров, но очень быстро дело дошло до уличных боев. Короче, коронация Императором Римской империи вышла скомканной и наспех. А потом пришлось устраивать осаду Сиены, под которой Генрих подхватил малярию — итог вы знаете.

В этой главе не будет знаковых, масштабных и знаменитых битв, как нет их и в истории Италии на протяжении всего XIV века. Но, теперь вы знаете — и без них было очень весело.

Глава 6 Про деньги

«Для войны нужны только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги» — так ответил маршал Джан-Джакопо Тривульцио (1448—1518) на вопрос Людовика XII, какие приготовления нужны для завоевания Миланского герцогства. Хотя до этого еще больше ста лет, но и сейчас, в самом начале 1300-х, эта аксиома с бессердечностью гравитации начинает все сильнее давить на макушку всем, кто вынужден использовать насилие в достижении своих целей.

В следующих главах мы неизбежно столкнемся с деньгами. Сколько денег платили рядовым наемникам и милиции, сколько денег платили их предводителям кондотьерам, сколько денег платили за титулы, какие были суммы подкупа и вознаграждений за убийства — все эти важные вещи, которые, как я надеюсь, нам никогда не придется с жизненными примерами. Но ведь интересно же знать, кто продешевил, а кто преуспел.

Разумеется, рассказать о деньгах я вам толком не смогу. Мало того, что деньги это довольно скучная вещь, это еще и постоянно меняющаяся вещь. Однако, говоря о войне, нельзя при этом не говорить о деньгах. Поэтому нам все же придется составить общую картину. Некую точку отсчета, общее представление. Что такое дорого, а что такое невообразимо дорого.

Средневековые деньги происходят от латинского libra (ливра или фунта) чистого серебра. В одном фунте 20 шиллингов или су; при этом каждая из этих денежных единиц равнялась 12 пенсам. Последнее, собственно, по простому, это просто мелкая серебряная монета. Которая, разумеется, со временем стала медной.

Монеты крупного номинала, такие как флорин, дукат, франк, ливр, марка, экю и английский фунт примерно равнялись по стоимости изначальному фунту серебра и обычно были из золота. Однако, в зависимости от места и времени, вес и содержание в них золота, скажем так, варьировалось…

Примерно в середине XIII столетия ближайшими к эталону являлись монеты, содержавшие от трех до пяти граммов золота, — флорентийский флорин и венецианский дукат.

Это наиболее «твердая» валюта того времени. Венецианцы умудрились удерживать свой дукат в качестве «резервной валюты» всей Европы без малого 300 лет.

Как видите, все просто и понятно.

Разумеется, если начать копать, то сам черт ногу сломит — французский ливр был парижской, турской или бордоской чеканки, к счастью мало друг от друга отличающейся. Но это только одна из тонких тонкостей, дальше эта пещера глубже и разветвляется. Поэтому не будем лезть в эту кроличью нору, просто остановимся на том, что есть серебряные монетки, например су. И есть золотые, например дукат. К счастью, в отличии от современных денег, если монета содержала драгоценные металлы то их курс относительно друг друга был, для нас, привыкших к скачкам и разнице в десятки и сотни денежных знаков современных валют, сравнительно одинаковым.

Часто, в угоду охвату, в современной научно-популярной литературе средневековые деньги пересчитывают в современные по покупательской способности, но это скорее искажает картину.

Если отталкиваться, например от цены морковки, то в средневековье она стоила безобразно дешево. Если не было неурожая, конечно.

В начале прошлого века, перед Первой Мировой Войной, рабочий с низкой квалификацией в германии мог купить на свою месячную зарплату примерно четыре тонны моркови. Сколько вы можете купить сейчас моркови на свою зарплату вы можете посчитать сами, но по идее, с тех пор, цена моркови по отношению к средней зарплате выросла примерно в четыре раза.

Каменщик во Франции в начале XIV века получал примерно 10–12 су. Это была хорошая зарплата. Морковки он мог купить целый караван из сотни телег. Правда, вот лошади и телеги стоили куда дороже чем сейчас, хоть и дешевле автомобилей — сносная тарантайка обошлась бы в пару месячных зарплат. Хорошая боевая лошадь легко тянула на 400 золотых, но и самая задрипанная и старая тягловая лошадка, обошлась бы вам не меньше чем в 2, а скорее всего даже в 5–7 золотых.

Их часто покупали в складчину или брали в аренду.

Еда и земля стоили сравнительно дешево. Конечно, принимая во внимание некоторые текущие факторы. Земельный участок в центре Милана, достаточный для строительства дома, могли выставить на продажу за десяток тысяч золотых и покупателей было бы множество. Но, тот же участок вполне могли обменять на небольшую баржу слегка подгнившего лука, если дело было во время осады.

Вещи были очень дороги. Даже мешок из домотканной ткани, с отверстиями для рук и головы, который носили вместо одежды и мужчины и женщины до XIV века, стоил как месячный заработок высокооплачиваемого специалиста. Что логично — ведь это же хендмейд. Для того, чтобы получить сукно, надо произвести как минимум 12 технологических операций. Все в ручную. Сотни и тысячи человекочасов. Месяцы труда не одного десятка человек. Немного спасала низкая оплата такого труда и все более и более повсеместно внедряющаяся автоматизация, вроде мельниц которые двигали кузнечными молотами и прядильными станками. Но спасала не так сильно, как сейчас — даже простая, повседневная одежда стоила как сейчас костюм из дорогущего материала у престижного портного.

Фактически, для подавляющего большинства средневековых людей, одежда покупалась если не на всю жизнь, то на большую её часть.

Но это молчаливое большинство осталось за кадром истории — у 99% людей средневековья не было возможности написать о себе не слова. Потому как образование было настолько дорого, что его могли себе позволить даже не все те люди, которых мы бы легко отнесли к привилегированному сословию.

Есть соблазн, для понимания ценностей денег, привязаться к некой условной зарплате — но мы говорим о довольно большой толще истории, в которой было слишком много событий. Если в самом начале ХIV века зарплата в 2 су в месяц обычного горожанина была весьма хороша и даже предметом мечтаний, то через полвека, сразу после эпидемии чумы, французский король издает эдикты, где законодательно запрещает платить рабочим более 20 су. Еще через сто лет, Никколо Макиавелли в своих рассуждениях о «Военном искусстве», как само собой разумеющемся говорит о том, что плата милиции в 4 дуката это совершенно недостаточно для того, чтобы они могли себе позволить заниматься только упражнением с оружием. Четыре дуката примерно соответствовали на тот момент ста серебряным монетам.

Так как же нам определить, много ли это, выкуп в десять тысяч флоринов, или мало? Было бы утомительно каждый раз сравнивать зарплаты, цены, переводить все это в коровы.

Но, увы, похоже ничего другого не остается.

Давайте сделаем для своих внутренних ориентиров хотя бы условную точку отсчета, когда флоринов становится по настоящему много? Когда ты не просто урвал бабла, а сказочно разбогател?

Я не настоящий историк, поэтому провести полгода в архивах Италии я себе позволить не могу, однако, в руки мне попалась отличная книга на русском языке, «Загадка XIV века». Автор книги — Барбара Такман. Пусть речь там идет о Франции, зато она отлично попадает в наши временные рамки.

Итак, в четырнадцатом веке во Франции есть объективно выдающийся и богатый род, Де Куси. Эти ребята были настолько богаты и круты, что их девиз звучал так:

"Я не король, не принц

Не герцог, не граф.

Я — сир де Куси."

В XII–XIII веках сеньоры Куси даже чеканили собственные монеты. Судя по числу рыцарей, которых вассалы короля по требованию ему предоставляли, де Куси стоял следом за наиболее богатыми французскими феодалами. Согласно данным 1216 года, де Куси был обязан предоставить при необходимости королю 30 рыцарей, герцог Анжуйский — 34, герцог Бретонский — 36, а граф Фландрский — 47 рыцарей.

Замок де Куси, чей донжон превосходил высотой башни Лувра, как считалось, был выстроен таким намеренно, чтобы бросить вызов королям.

Фактически, Де Куси были тем родом, который возглавлял оппозицию французским королям — и ждал лишь момента, чтобы захватить престол.

Магнат, олигарх, владелец списка форбс — все лестные эпитеты богатству, которые актуальны сейчас, были про Де Куси. Итак, сколько же нужно было получать в год для того, чтобы слыть бесконечно богатым?

В 1335 году поместье Куси благоденствовало, как и в прежние времена. Плодородные земли, богатые лесами, полями и виноградниками, омывавшиеся Эйле, звались «золотой долиной». В лесу, занимавшем 7000 акров, произрастали дубы, буки, ясени, сосны, березы, осины, ивы, ольха, дикие вишни. В лесу водились в большом количестве олени, кабаны, волки и пернатая дичь, что делало его охотничьим раем, который дополняли изобиловавшие рыбой Эйле и многочисленные ручьи.

Все это приятный бонус, в той или иной степени имеющийся у многих феодалов.

Живые деньги де Куси приносили налоги, рентные платежи и разнообразные пошлины, взимавшиеся за пользование мостами, общественными мельницами, виноградными давильными прессами и овинами. И приносили они владельцам поместья от пяти до шести тысяч ливров годового дохода.

Сколько же нужно было людей, чтобы не бояться быть раскулаченными во славу господа и в пользу короны?

«В распоряжении одного из самых богатых людей Франции, сеньора де Куси, были пятьдесят рыцарей вместе со своими оруженосцами и многочисленный штат всевозможных слуг, способных носить оружие; таким образом, его постоянное войско состояло приблизительно из пятисот человек…»

Подведем итоги.

В XIV веке, личное войско в 500 человек и ежегодный доход примерно в 5 000 золотых ставил вас всего на ступеньку ниже королей. И не просто королей, королей Франции — сверхдержавы того времени.

Давайте примем это как пример сокрушающего разум богатства и пойдем дальше. У нас как раз намечается небольшая покупка в Милане. Там хотят купить… Милан⁈

Глава 7 Висконти и ренессанс

Маттео Висконти успел посидеть в тюрьме, но все же, плоды его умелого вставания на нужную сторону не заставили себя ждать — Генрих VII решил отдать Висконти город Милан. Вообще, создается впечатление, что пребывание в тюрьме — необходимый этап жизни успешного политика. Потом Генрих VII все же выпустил Маттео. И даже решил оставить его смотрящим за Миланом. Надо сказать, что климат и богатая фосфором диета несомненно повлияла на германского короля. Он отдал Висконти Милан на правах викариата. Викарий, с юридической точки зрения, не наследуемая должность. Технически, викарием может быть назначен другой человек в любой момент. На деле, разумеется, есть некоторые нюансы… Но даже явив благоволение Маттео, в виде викариата, Генрих с очень итальянским прагматизмом, добавил к этому щедрому дару, небольшое условие. Попросил подарок, примерно в 20 000 золотых. И деньги, заметьте, попросил вперед.

Маттео проявил себя честным человеком — он отдал деньги и стал викарием императора.

Когда Генрих умер, Маттео достаточно закрепился в городе, чтобы выторговать себе у местной знати сеньорию. Однако, сама идея с платным викариатом оказалась хороша. настолько, что уже другой император, Людовик IV Баварский, снова продаст викариат Милана, но уже внуку Маттео. Увы, деньги Людовик вперед попросить постеснялся. А зря.

Адзоне, сын Галеаццо Висконти и внук Маттео (правил в Милане 1302 — 1339), кстати, тоже посидел в тюрьме. Но выбор императора пал на него не только за это. Находясь в заключении за убийство брата (вместе с отцом и дядями), Адзоне проявил, как пишут, «необычные для своего возраста терпеливость и смирение, соединенные с учтивыми манерами». Разумеется, император Людовик не мог не пройти мимо таких добродетелей и продал Адзоне викариат за крупную сумму денег (точную никто не знает), с небольшим авансом.

Дальше происходит многим известная ситуация — Адзоне кормит императора обещаниями, ссылаясь то на одно, то на другое… Но с императором такие шутки могут и не пройти. Под стены Милана приходит армия и берет город в осаду. Адзоне заперся в городе. А потом накормил императора еще и завтраком — прислал в лагерь Людовика изысканные блюда, намекая что с провизией все в городе хорошо. Император снял осаду через месяц, похоже смирившись с суммой сильно меньше той, что оговаривалась вначале. Что важнее, еще и подтвердив викариат Адзоне.

Раз уж в названии книги есть слово ренессанс, надо же и о нем сказать. Было бы неплохо еще и про войну, но имейте толику терпения.

Итак, как принято считать, ренессанс начался в Италии с 1300-го. Ну…

Вот вам фреска из семейной капеллы в базилике Сан Эусторжио в Анжере. Базилика то была семейной, а вот городок Анжера — архиепископский, то есть церкви. После возвращения, Маттео пришлось его отбивать, за что его и отлучили от церкви. Вернее отлучили, разумеется, за черное колдовство и ересь (одну из его родственниц по материнской линии даже поймали и сожгли), но мне кажется, что подлая сущность колдунов в Висконти проявилась именно после того, как они отбили крепость назначаемых из Рима архиепископов. А потом и вовсе решили назначить его сами. Впрочем, технически, Анжера принадлежала еще Оттоне Висконти…

Ладно, давайте лучше про искусство.

Фреска расположена в «Зале Справедливости». Говорящее название. И скромное. Изображен на ней Оттоне Висконти (на коне), который останавливает уже занесенные для удара мечи своего войска (которое вообще-то было с дубьем), и спасает тем самым Напо делла Торре (на коленях). Висконти, посредством искусства, постоянно транслируют окружающим свое смирение, благородство и незлобивость вообще, а к поверженным врагам в особенности. Напо делла Торре, кстати, после того как его проволокли в железной клетке по улицам Милана, был заточен где-то в подвалах Анжеры, где и умер через пару месяцев. Как было сказано в официальном объявлении — от простуды. Тело родственникам не отдали.

Так, фреска. Не трудно заметить, что внешне она мало отличается от знаменитого мема «Страдающего средневековья», который про Колю. И не удивительно, латинский перевод Ибн Сины, был проиллюстрирован Колей и его раздутым самомнением примерно в тоже время.

Однако, люди потратившие жизнь на изучение истории искусств, в однозначном восторге — то, что было в искусстве Европы до этого, резко отличается в худшую сторону. Еще чуть больше ста лет назад изобразительное искусство стояло на уровне «Гобелен из Байё».

А еще спустя чуть больше ста лет, мы увидим такое… Но до этого еще дожить надо.

Даже такие фрески, требуют огромного труда, времени и практики. И это само по себе феномен. У людей с деньгами, а конкретно Висконти, появился запрос на вопиюще дорогие и абсолютно уникальные вещи. Если задуматься, это характеризует род Висконти, как людей, которые не лишены чувства прекрасного.

Вполне возможно это у них наследственное. Лукино Висконти (итал. Luchino Visconti di Modrone; 2 ноября 1906, Милан — 17 марта 1976, Рим, у него даже есть русская статья на википедии), один из последних представителей семьи Висконти. А точнее один из тех, про которых известно широкой общественности. Так вот, Лукино называется в хвалебных статьях не иначе, как «Пленник красоты». Красиво и пленительно, не правда ли?

Возможно, родись господа Висконти в лучшее время, они бы куда больше времени уделяли развитию искусств. Однако в то время, приходилось еще и постоянно отбиваться от всяких злодеев, пытающихся тебя убить. С чем Висконти прекрасно справлялись, раз смогли дотянуть до современности.

Причем тратились они на искусство поколениями. Буквально выбрасывали огромные суммы. Формально, одним из первых пророков ренессанса считается Петрарка. И да, он жил при дворе Висконти. От него даже ничего не требовалось — великому поэту достаточно было не нозить своим благодетелям, за что он получал защиту и хорошее денежное довольствие, позволявшее творить. Благодать.

Были у Висконти и первые попытки в скульптуру.

Вот, например, конная статуя Бернабо Висконти, выполненная ещё при его жизни мастером Бонино да Кампионе.

Не впечатляет? Напрасно. Бонино трудился над ней почти всю вторую половину XIV века (работал в 1350 — 1390 гг), во многом именно благодаря ему скульптура, наконец, смогла сдвинуться с мертвой точки, приведя со временем к тем шедеврам, которые потрясают нас и сегодня. Да, я не оговорился. Заметьте, каменный Бернабо привстал в седле. Ну, может скульптура сдвинулась не с «мертвой», а с пятой точки, но это пошловато, мы же тут эстетируем как-никак.

Если без шуток, то Бонино прямо проложил дорогу следующим поколениям скульпторов. Ему приходилось изобретать все заново, но он смог многого достичь.

Но изумителен сам по себе факт того, что скульптор Бонино смог позволить себе сорок лет работы. Немыслимо долгий срок. А ведь нельзя сказать, что для Висконти все это время прошло тихо — я лишь слегка коснулся той странной бдсм-оргии, из которой состояла политическая жизнь Милана, но вы даже не представляете, как глубоки норы её участников. Были ведь еще и другие могущественные семьи Милана, помимо Висконти и делла Торре. Были могущественные семьи и в Италии, одни Орсини и Колона чего стоят. Да и сами Висконти, весьма неплохо умудрялись сократить свою численность.

Тот же Бернабо, раз уж он удачно проиллюстрирован — был уморен в тюрьме своим племяшей Джан Гелеацо Висконти.

Бернабо, кстати, был в народе любим, не в последнюю очередь, за яркое чувство юмора. Однажды к нему прибыли послы от Папы Римского, с письмом где от Висконти опять чего-то требовали отдать, не брать или покаяться. Бернабо встретил послов Святого Престола на узком мосту, разумеется не один, а со свитой. И спросил у божьих людей, не устали ли они с дороги и что они хотят больше, есть или пить?

Проницательно предположив, что если они ответят «пить», то их немедленно сбросят с моста в реку, папские посланники ответили, что сначала бы хотели «поесть». И, разумеется, пришлось им зажевать папское письмо.

В другой раз Бернабо следовал вдоль реки. Навстречу ему попался крестьянин с ослом. Крестьянин оказался расторопный и успел столкнуть осла в воду, освобождая путь сеньору Милана (тогда уже Висконти были официально сеньорами Милана). Бернабо заметил это. Заявив, что он просто не может пройти мимо, не оказав ответную аналогичную любезность, он столкнул в воду одного из своих сопровождающих.

И все это время, скульпторы и художники, несмотря на творящийся вокруг приквел «Пилы» с итальянским колоритом, имели возможность жить и творить. Удивительно.

Глава 8 Висконти против Висконти

«Поэтому лучшая из всех крепостей — не быть ненавистным народу». —

Государь. Никколо Макиавелли.

Адзоне Висконти кажется мне человеком приличным. И не только потому как он зону топтал и законы знает. Хотя, в основном по этому, конечно. Помимо обходительности общения, Адзоне с самого начала показал себя на удивление мудрым человеком. Для начала, он не пытался возглавить семью, а стал лишь одной стороной в триумвирате — двумя другими ножками табурета власти стали его дяди Джованни и Лукино.

Джованни был основным рубакой семьи, человек большой личной храбрости и с многочисленными зарубками на копье. И, хотя благочестивым и набожным, Джованни не назовешь, но так получилось, что именно он и был архиепископом Милана. Просто в тот момент, когда нужно было назначить архиепископа, у Галеаццо Висконти, его отца, не было лучшей кандидатуры, чем Джованни. Хотя у папы Римского было другое мнение.

Лукино был железным генералом, не вылезающим из рейдов и осад окрестных городов.

Само собой так получилось, что обходительный Адзоне стал главным по всяким глупым мелочам, вроде управления захваченным.

Просто, чтобы Адзоне было легче решать всякие мелкие текущие вопросы, 15 марта 1330 г. Общий Совет городского управления признал его главным и постоянным синьором Милана.

На самом деле, конечно, это действительно много значит. Совершенно неясно как, но Адзоне просто прогибал под себя реальность, оставаясь при этом человеком о котором отзывались, как о «приятном в общении».

В феврале 1331 г. Адзоне, внезапно, принял викариат от нового императора Иоанна Богемского и Люксембургского. Допустим, Адзоне не первый из Висконти, кто принимал викариат от императора. Но ведь он получил викариат без обязательств подданства и «подарков»! Одновременно с этим Адзоне умудрился усесться и на второй политический диван Италии — папа вдруг пошел на встречу в некоторых вопросах. Отречение снял, даже обвинение в колдовстве задвинул под сукно. Разве что так и не признал в Джованни Висконти архиепископа.

Что ещё важно, Адзоне смог добиться роста благосостояния горожан Милана и прилегающих территорий. Спонсировал реконструкцию стен, а заодно и возвел несколько важных строений, таких как колокольня и часовня. К этим работам были привлечены мастера, чьи имена навсегда вошли в человеческую память — перечислять их я не буду, все равно вы их не знаете.

Про Милан это не просто слова, как покажут дальнейшие события, Адзоне действительно много сделал для города и пользовался в Милане широкой поддержкой того молчаливого большинства, о котором нам ничего не известно, но которое строило, кормило и одевало тех людей, именами которых заполнены учебники истории. Все эти члены коммун, горожане и крестьяне, готовы были драться за Адзоне. Или, вернее, за то благополучие, которое он смог им дать. Впрочем, большинство людей и тогда и сейчас, придают этому слишком мало значения.

Конечно, без небольших скандалов не обходилось. Например, дядя Марко, который в 1329 г. прибыл в Милан для выяснения отношений с племянником, устроил скандал. Марко был вообще человеком скандальным — именно он содействовал тому, что в свое время Адзоне, Джованни и Лукино, вместе с Галеаццо (отцом Джованни и Лукино, дедом Адзоне) отправились на кичу. Марко выступил как главный свидетель и обвинитель. Причем обвинял Марко свою семью в братоубийстве. У них действительно был еще один брат, который умер при странных обстоятельствах, но до Марка никто не считал нужным лезть в семейные дела. Похоже, что это был переворот. И довольно неуклюжий, по крайней мере обвинения Марко не вызвали должного возмущения. Хуже того, довольно быстро выяснилось, что Марко Висконти человек неприятно скандальный и слишком жадный — короче, у власти Марко не удержался. Он был вынужден бежать, и сидельцы вышли на волю, легко восстановив свою власть в городе. Однако Галеаццо Висконти застенки пережил плохо и вскоре умер.

Видимо, ещё Марко был излишне самонадеян, поскольку после всего этого, как я уже сказал, в 1329 г. он прибыл в Милан и пошел к Адзоне требовать себе долю от семейного бизнеса. А возможно, за Марко стоял Лодризио Висконти. Лодризио, обойдемся без подробностей, это человек из более старшей ветви семьи Висконти. И он не раз демонстрировал свои претензии на главенство.

Поскольку Адзоне человеком был тихим, то вопли Марко его видимо сильно обескуражили. Настолько, что Марко вылетел из окна. Так в Милане изобрели дефенестрацию задолго до того, как она стала популярна в Праге. А поскольку Адзоне был человеком мудрым и любил порядок, то перед тем как Марко выпал из окна, кто-то заботливо перерезал ему горло, чтобы не было, как в Праге.

Лодризо немедленно бежал, чем подтвердил подозрения на свой счет Еще больше он их подтвердил, когда выяснилось, что у него наготове армия наемников, с которой он вторгся во владения Милана, немедленно взяв несколько городков.

И это прекрасный повод посочувствовать их жителям, поскольку в наемниках у Лодризио был сам Вернер фон Урслинген. К счастью для Адзоне, пока еще без своей Великой Компании, к несчастью для жителей захваченных городков, с компанией таких же отморозков. Девиз, который Вернер фон Урслинген только через несколько лет нашьет на своем копье, «Враг жалости, милосердия и Бога» — он уже воплощает в жизнь с истинно немецкой последовательностью.

Из заметных чемпионов Кхорна у Лодризио можно назвать ещё Конрада фон Ландау — и все они вместе составляли «Компанию Святого Георгия». Все эти младшие сыновья швабских баронов являются конными рыцарями. Закованные в сталь и так же хорошо натренированные убивать, как морская пехота США, эти суровые мужчины — серьезный довод в спорах о власти.

Момент выбран удачно — Адзоне вбухал все бабло в дорогущую реконструкцию стен и возведение зданий, у Милана есть всего несколько сотен регулярной тяжелой конницы и миланское ополчение. Ополчение, которое еще помнит о битве при Леньяно. Но и Адзоне помнит про битву при Леньяно, и особенно хорошо то, что она была больше полутора веков назад.

Вести о чудовищной, непредставимой жестокости, которую спустя семьсот лет немцы продемонстрируют очень далеко на востоке, не оставляют Адзоне, как политическому лидеру, свободы маневра — наёмников Лодризо нужно остановить, иначе они убьют и разрушают все вокруг стен Милана. Надо было хотя бы попытаться дать бой за контадо. К тому же очевидно, что такое опустошение, которое оставляет за собой армия Лодризио, видимо слабо ему подчиняющаяся, означает не просто разорение, а уничтожение миланского контадо. Смерть контадо, будет значить и смерть Милана.

С молитвами на устах и отчаянием в глазах, Висконти обращаются к народу. И народ Милана отзывается на призыв — Милан, впервые за десятки лет, выставляет ополчение, в которое вливаются отряды множества окрестных городков.

Адзоне, несомненно, был человеком оптимистичным и искренне верил в победы. Но он ещё он был достаточно мудр, чтобы готовиться к поражению.

Хребет миланской армии, отряд тяжелой кавалерии, ведет дядя Джованни, общее командование на дяде Лукино. А у Адзоне подагра.

Он остается в Милане готовить город к осаде — чтобы сохранить хоть что-то, когда рухнет все.

Ополченцы Висконти и наемники Висконти столкнулись у городка Парабьяго.

Глава 9 Битва при Парабьяго в 1339

«Когда охрана свободы вверена народу, он печется о ней больше и, не имея возможности сам узурпировать свободу, не позволяет этого и другим».

Никколо Макиавелли. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия.

Итак, с одной стороны у нас семья Висконти в лице Адзоне и двух его дядь, которая хочет править Миланом и благополучия для всех, но особенно для семьи Висконти. С другой стороны у нас Лодризо Висконти, который хочет того же самого.

Из будущего на них смотрит Доминик Торетто и потеет глазами от умиления.

Казалась бы конфликта тут и нет. Но он есть.

Силы сторон:

Семья Висконти, которая пытается отбить Милан:

Лодризо Висконти — заказчик.

Семья делла Скала — сочувствующие. О них ниже.

«Компания святого Георга» — исполнитель. Ведущие специалисты — Вернер фон Урслинген и Конрад фон Ландау.

Считается, что Лодризо нанял 2500 немецких рыцарей и 1000 швейцарских пехотинцев. Надо ли делить эти цифры минимум на десять, как любит Дельбрюк? Открытый вопрос. С одной стороны, до этого времени столько тяжелой конницы в армии не собирали и императоры. С другой, в следующих главах мы доберемся до Флорентийско-Пизанской Войны, по которой у нас есть источники. И там речь идет о сотнях наемников в каждом отряде. И наемные армии легко добираются до отметок в пару тысяч человек. И даже одна компания наемников могла исчисляться тысячами клинков.

Лодризо нанял «Компанию Святого Георга» целиком.

Но, с третьей стороны, надо помнить, что это самое начало по настоящему большого нашествия «кондотти» в Италию. Вернер фон Урслинген прибыл в Италию всего за год до этого и успел только немного повоевать за Венецию. А они нанимали тогда десятки, но никак не сотни копий.

Мне кажется, что 500 копий (если принять на копье по пять человек) для «Компании святого Георга» — многовато. Со временем компании кондотьеров разрастутся до тысяч солдат, но до этого должно пройти еще немного времени. Битва при Парабьяго это прям самая ранняя заря кондотьеров в Италии. До их рассвета еще несколько лет.

С четвертой стороны, битва при Парабьяго, стала очень важным событием для Милана, следовательно, в последующих пересказах её масштаб неизбежно преувеличивался.

А если заглянуть снизу, то у нас есть некоторые сведения о армии Мастино делла Скала. Делла Скала это скромная, богобоязненная и уважаемая семья Италии. Ну вы поняли — весь список, кроме инцеста, у них в личном деле полностью есть. За делла Скала не числится ничего, чего бы не было у тех же Висконти, поэтому углубляться не будем. Суть в том, что на конкретный момент 1339 года — дом делла Скала один из сильнейших игроков в Италии. Все настолько серьезно, что против делла Скала объединились многие другие государства Италии. Кроме того, против них выступили и крупные дома — такие как Висконти и Гонзага. Для того, чтобы пошатнуть стратегическое равновесие настолько, что чтобы вернуть все в зад пришлось сажать в другую чашу весов половину Италии, делла Скала потребовалось около 1500 кавалеристов (из которых примерно 300 тяжелых всадников) и около 2000 пехотинцев. Это, правда, старенькое исследование, к тому же на более ранний период, может сейчас есть новые данные, но цифра наверняка близка.

Именно 3500 солдат, как уверяют источники, делла Скала прислал на помощь Лодризо Висконти, когда тот затеял резню в Милане. Это, конечно же, не возможно. Ниже картинка владений делла Скала. Выглядели они как типичные феодальные феоды. Как будто кто-то, кхм, лимонад пролил на карту Италии.

Естественно, делла Скала не могли выгрести все гарнизоны из замков и отправить в Милан всю кавалерию — это немедленно бы спровоцировало атаку на их земли от остальных их врагов. Под Парабьяго делла Скала отправили, как максимум, половину своего войска.

А источники единодушно утверждают, что «немецких» наемников у Лодризо было примерно столько же, сколько людей делла Скалы. Поэтому, численность войска Лодризо Висконти можно оценить, как максимум в 3500 солдат, из которых до 2000 всадники. Но я бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что у него было около 700 кавалеристов, из которых меньше сотни рыцари, и несколько сотен пехоты.

Подытожим:

700–2500 всадников

1000–2500 пехоты

Семья Висконти правящая Миланом и решительно настроенная не дать Лодризо Висконти свергнуть Висконти и захватить Милан:

Этторе да Паниго. Вообще-то Этторе был из Болоньи, но так получилось, что из Болоньи его поперли. Обычная итальянская история — Этторе да Паниго решил устроить хитрую многоходовочку в Болонье, по результатом которой Болонья отпадала от гвельфов, то есть уплывала из рук Папы Римского и приплывала в руки императора Людовика. Бунт не удался, многих заговорщиков убили, Этторе да Паниго бежал в Милан. Людовик подсуетился и сделал да Паниго имперским викарием в Милане в 1339, надеясь вызвать в Милане здоровую конкуренцию (или нездоровую поножовщину, кто его знает) — но Адзоне смог не только твердо удерживать власть, но и найти с Этторе да Паниго общий язык. Этторе привел с собой, как утверждают источники, пять сотен сотен всадников, и все как один, рыцари. Похоже, пятьсот рыцарей, это синоним «очень много и все с оружием». Есть упоминание городка, где их квартировали — в нем три улицы. Ну не поместились бы они там. У де Паниго было максимум пара сотен конных юнитов, наверняка очень различного уровня прокачки. Но, и это было очень кстати. Еще примерно сотня рыцарей была нанята в Савойе (источники опять говорят о пяти сотнях всадниках) и они успели подойти. Плюс какое-то, сравнимое количество, было тяжелых кавалеристов в личных дружинах Висконти и других богатых семей Милана (да-да, их тоже по источникам пять сотен, ну вот так совпало). Судя по тому, что о последних вообще не упоминается в описании битвы, их боевая эффективность оставляет желать лучшего.

Зато у Милана было пешее ополчение и не только из Милана. В то время Милан мог выставить не менее двух тысяч человек. А если сильно припечет, то есть косвенные доказательства того, что ополчение могло доходить и до шести тысяч. При некоторых условиях. Например, драться идти не далеко, еды с собой много брать не надо. А драться идти — надо. Тут как раз такой случай — Парабьяго в 25 километрах от центра современного Милана. Кроме ополчения собственно Милана, в войско влилось несколько ополчений окрестных и союзных городов.

Очень похоже, что при сравнимой, или не на много меньшей численности кавалерии, на стороне Милана было подавляющее численное превосходство в пехоте. Подытожим:

500–1500 конницы

2000–6000 пехоты

Миланскую кавалерию возглавил Джованни Висконти, общее командование над армией принял Лукино (или все таки Лучино?) Висконти.

Ах, да, чуть не забыл — на стороне Милана был еще и святой Амброджо. Произносить надо высоким тоном, сжимая пальцы рук в щепоть и поднимая их к лицу. Святой Амброджо, это Амвросий Медиоланский. Медиоланум — это Милан, когда он еще был римским городом. Амвросий умер в конце IV века, но успел стать довольно известным человеком в христианском мире. Из той седой древности и растут ноги у миланского архиепископства с правом самоуправления. Мощи (в смысле кости) Амвросия Медиоланского с собой брать не стали. Боялись, что украдут. Нет, я не шучу — это ценный артефакт, с подтвержденными перками на исцеление и вообще аурой возвышенной благодати и исправным ручейком низменной выгоды от прибывающих в город паломников. Шутки про то, что от некоего святого по средневековым городам раскидано восемнадцать голов, из которых только девять настоящие — они не на пустом месте растут. Хороший, годный, пропиаренный артефакт, Амвросий представлял не только божественную, но и вполне экономическую ценность.

Однако, святой Амброджо был покровителем Милана, поэтому то, что он не присутствовал лично, не отменяло того факта, что на него всерьез рассчитывали.

Про миланское карроччо в той битве ничего не нашел. Но оно должно было быть.

Как выглядели сражающиеся стороны. Вот вам Итальянский рыцарь XIV века:

Это красивое современное изображение, основанное на не таких красивых средневековых изображениях (в том числе на скульптурах) и немного на археологии. Так ли они выглядели на самом деле? Совершенно точно, далеко не все. Но об этом позже.

Что мы знаем о немецких наемниках? Вернер фон Урслинген и

Конрад фон Ландау были выходцами из весьма приличных семей. Первый —член семьи герцогов Урслингена и, вероятно, потомок герцогов Сполето. Второй, Кондрат — родился старшим сыном графа Эберардо III в древней швабской деревне Бург Ландау около Эртингена в современном Вюртемберге и носил титул Конрада II, графа Ландау. Помимо пышных титулов, это говорит и о том, что они себе позволить хорошее оснащение. Примерно такое:

Очень похоже, что эти пышные ребята приехали убивать за деньги совсем не от плохой жизни, а из любви к самому процессу.

И это не только мое предположение. Сами рыцари постоянно подчеркивают, что только тот, кто получает от битвы физическое наслаждение и есть настоящий рыцарь. Французское слово «кураж» первоначально означает возбуждение и экстаз, получаемый во время боя. И первоначально использовалось это специфичное понятие, разумеется, именно в среде феодальной знати. Да, ладно, что вы меня слушаете — дам слово рыцарю и трубадуру Бертрану де Борну:

Мне пыл сражения милей

Вина и всех земных плодов

Вот слышен клич: «Вперед! Смелей!»

И ржание, и стук подков

Вот, кровью истекая,

Зовут своих: «На помощь! К нам!»

Боец и вождь в провалы ям

Летят, траву хватая

С шипеньем кровь по головням

Бежит, подобная ручьям…

Данте потом упомянул Бертрана в своей «Божественной комедии». Бертран, находясь в аду, несет перед собой свою голову, освещающую ему путь, как светильник. В общем жил как герой, умер как герой, и после смерти аж светился от счастья.

Тяжелая конница Италии, разумеется, как и у нормальных людей, набиралась в основном из феодальной знати. Но увы, её было слишком уж мало для постоянной войны.

Помните де Куси? Невероятно богатые французские феодалы, о которых я упоминал чуть раньше? Так вот, в разное время, за XIII-XIV у них в списках числилось 200–300 вассально зависимых феодов, от которых по зову должно было явиться по копью. В Пикардии, которая принадлежала роду де Куси, проживало тогда около миллиона человек, больше чем сейчас. Учитывая, что феодальной знати было около 1% (Пикардия считалась «рыцарским» краем, может там было немного больше) то кажется, что выставить 200–300 человек с десяти тысяч это не много. Однако, на практике, мужчин призывного возраста было сравнительно мало (до 70% населения приходилось на детей) и по факту, на тренировочные сборы (не конкретно у де Куси, но аналогичные случаи зафиксированы) приезжало хорошо, если половина теоретического количества рыцарского ополчения. Дело даже не в банальном отлывании, просто специфика образа жизни: «Ни у одного из нас нет отца, который бы умер в своей постели, — писал некий рыцарь XIII столетия. — Все погибли на поле брани».

Дальше — хуже. Рыцари, принципиально не маравшие рук ничем, кроме тренировок и крови, (на самом деле им законодательно запрещались любые другие занятия) сильно сдали позиции уже в начале XIV века. Привожу отрывок из той же книги Барбары Такман, «Загадка XIV века»:

«До нас дошли также сведения о Гишаре Вере, рыцаре, умершем молодым в 1287 году. Его семья едва сводила концы с концами. После себя Вер оставил незатейливое имущество: две кровати, четыре простыни, три одеяла, два коврика, стол, три скамьи, пять сундуков, пять пустых бочек, шахматную доску, шлем и копье. Его семье оставалось жить на небольшой годовой доход с маленького поместья и искать деньги на заупокойные мессы.»

Сомнительно, чтобы шлем и копье у Гишара Вера были так уж хороши. Особенно учитывая, что у него не было лошади — основного признака благородного человека и война. Думается мне, что в процветающей Италии у феодальной знати все было совсем плохо.

Так что, в виду недостатка наследственных феодалов, приходилось довольствоваться эрзацем. К XIV веку в Италии сложилась прослойка тех, кого в Англии называли «вооруженные люди» (men in arms), то есть прослойка обедневших, малознатных или даже совсем не знатных профессиональных военных, хорошо вооруженных за счет своего покровителя.

Но и таких просто не могло быть слишком много — все же, вооружить рыцаря в средневековье, это даже труднее, чем сейчас танк построить. Технологии не те. Именно поэтому и случился феодализм — только если каждый воин будет вооружать себя сам, можно было собирать внушительные армии.

Мне кажется, что читая о «пяти сотнях рыцарей» под началом Этторе да Паниго, которых он привел из Болоньи, надо вспомнить описание двора де Куси. Даже если у Этторе да Паниго были сравнительные средства на оснащение своего отряда, (что в высшей степени сомнительно, просто для расквартирования людей и коней ему бы потребовались настоящие казармы с немаленькими конюшнями), то все равно из этих пятиста не более 50 были бы действительно рыцарями, еще столько же близкими по эффективности «оруженосцами», а остальные скорее слуги, в лучшем случае вооруженные арбалетами.

На картинке хорошо вооруженный рыцарь из Болоньи, всего несколько десятков таких красавцев достаточно, чтобы стать викарием Милана.

Наемная пехота Лодризо Висконти.

Прямо сейчас мы, блуждая в и в без того темном и запутанном древнем подвале, еще и выключили свет. Несмотря на то, что источники упоминают наемников «из швейцарии», вполне вероятно это был просто всякий сброд со всей Германии. Если даже это были швейцарцы — то пока им далеко до той классической «баталии», в какой мы привыкли их видеть. Но, надо ожидать, что это были тертые ребята. И они могли выставить, по крайней мере в первых рядах, относительно неплохих бойцов с разнообразным двуручным оружием. И одетых в стеганные доспехи. Но ни каком единообразии и речь не идет.

Хорошей иллюстрацией будет вот эта картинка. Да, все парни там в шикарных шерстяных чулках пристёгнутых к сексапильному поясу. Но отвлекитесь от этой красоты и обратите внимание на защиту и вооружение.

Всем этим они были вооружены совершенно точно. Может, было ещё что-то, что ускользнуло от археологии и не попало в источники, но скорее всего это весьма правдоподобная зарисовка немецких или швейцарских наемников того времени.

Против этих псов войны выступило городское ополчение Милана на стороне Адзоне Висконти. У нас есть не самые плохие источники по вооружению городских ополчений того периода.

Во всех современных компьютерных играх городская стража или ополчение, это всегда мясо, годное только на убой, вроде крестьян в «Героях». В принципе, в реальности было примерно так же. Но все же, не надо недооценивать средневековое городское ополчение в Италии. Пока это, в большинстве своем, граждане города. Это важный момент — гражданин имеет большие привилегии, и это не только то, что он может идти в первых рядах во время праздничных шествий, но и весьма ощутимые экономические послабления. Причем «понаехавшие», пораженные в правах, могли переехать в город несколько поколений назад, и все равно считаться «понаехавшими». Сражаться за город это тоже привилегия, хоть и не самая приятная.

Другой, не очень очевидный момент для нас — это не рекруты современной армии. Это вполне состоятельные люди. Мы, конечно, можем фыркнуть на то, что у них нет нормального доспеха и они спасаются кусками грубо выделанной кожи, но то, что у них есть щит и копье, это показатель. За сумму, на которую можно было купить не самый лучший щит и старое копье, можно было купить корову. А ведь корова это удивительный генномодифицированный организм, который перерабатывает траву в съедобный белок, да еще прибавляет в массе. А отходы годятся на удобрение или топливо. По сути, это пассивный доход, пусть и небольшой. А еще этот доход можно убить и получить единовременно солидные активы. Много мяса для еды и шкуру для одежды. Корова в Милане XIV века, это почти как квартира-студия в Питере XXI века, только корова. И человек, на современные понятия, купивший вместо квартиры ружье, должен иметь на это веские основания.

И они были.

Широко известный историк Клим Жуков очень образно рассказывал о раскопках в Великом Новгороде, слои которого так засеяны обрывками кольчуг и осколками оружия, так, что полям самых ожесточенных битв просто и не снилось такое богатсво.

Новгород, он ведь тоже республика. Прям как Милан и многие другие итальянские города. И вы просто не представляете, как же они там друг другу резали. И никто не представляет — источники весьма скупы на подробности, но иногда проскальзывает такое, что остается только ахать. Без всяких шуток, между отдельными районами города могли вспыхивать самые настоящие битвы. Это не были массовые столкновения уличных банд, как может нам показаться сейчас, с высоты нашей цивилизованности. Нет, это, как мне бредится, больше напоминало политические дебаты по широкому кругу экономических и культурных вопросов. Повод мог быть любой — как весьма важный, такой как принадлежность ведра у колодца, так и чисто культурный — посвящение церкви определенному святому. Поскольку средневековые люди существовали в сообществе, то любое мнение быстро собирало митинг сочувствующих.

На примере — представьте, условно, что вы бариста в каком-то французском городке XIV века. Это будет значить, что вы входите в сообщество примерно из ста барист. Но это не просто профсоюз — это семья. Вы вместе ходите в церковь, отмечаете дни рождения, вскладчину покупаете друг другу дома и даже хороните друг друга тоже вместе. А еще, вы варите кофе строго с ванилью по особому рецепту, и строго три стакана в день — так работы хватит всем. Зато, это по настоящему хороший кофе. Но что делать, если вдруг в городе находится умник, который наймет баристу со стороны или вовсе богомерзкую кофемашину задумает поставить? Вы придете к этому умнику, и убьете его нахрен.

Ну такие тогда были социальные отношения.

Что делать, если у умника есть деньги на наемников для охраны? Тренироваться, купить доспехи, принять в баристы разорившегося рыцаря и навалять всем, кто стоит больше, чем твое кофе — короче, маховик насилия очень быстро мог раскрутиться, при этом относительно немногочисленные страты городского населения, но которые постоянно вынуждены драться, могли со временем практически переквалифицироваться в полупрофессиональных военных. И, условные «глиномесы Антверпена», могли выставить треть всего городского ополчения.

Ополчения городов это были не просто отчаянные колхозные бойцы, это были ветераны бесчисленных стычек, хорошо вооруженные, в составе тесно сыгранных боевых групп.

То, что к ним относились достаточно серьезно, косвенно подтверждает и то, что источники часто называют такие контингенты «military», то есть тупо «военными» на латыни. Надо понимать, что это слово, по сути, синоним рыцарей. То есть в средневековой поэме сэр Ланселот — всегда будет описан как военный. А вот его оруженосец, арбалетчик-конюший и одоспешенный стражник с алебардой у ворот города — уже просто люди с оружием.

Намеренно или нет, но источники признают за городским ополчением профессионализм. Эти городские ребята, хотя и могли числиться баристами, по факту являлись профессиональными военными.

Пожалуй, основная их проблема была в уязвимости против атаки тяжелой конницы. Но и это было решаемо. Ну, солдатики описаны, пора начать ими драться.

Ход боя.

Лукино Висконти был крут, суров и беспощаден. Настоящий бизон, как говорили в старой рекламе.

Имея за плечами опыт бесчисленных стычек и пары заметных битв, он точно знал, как победить. Его план был прост и надежен, как удар кувалдой.

Лукино предполагал встретить армию вторжения на берегу Канале Виларези (Canale Villoresi), искусственного канала, и использовать этот канал уже как естественное укрепление. Вот его современный вид:

Такая преграда, как показала битва при Куртре в 1302 позволяла нивелировать угрозу от атак кавалерии противника. Или, нивелировать даже саму кавалерию противника, если она все же рискнет атаковать. Сделав нужные приготовления и отстояв мессу с братом Джованни в качестве священнослужителя, он принялся воплощать план в жизнь, будучи уверен в успехе. Серьезно, я считаю, что как главнокомандующий, Лукино сделал все от него зависящее, для победы. А в остальном Лукино оставалось положиться на стойкость жителей Милана.

План был хорош по многим причинам. С одной стороны, он вообще не предполагал кровопролитное сражение. По идее, обнаружив многочисленное ополчение Милана на укрепленной позиции, как умный человек, Лодризо будет вынужден либо отступить, либо остановиться. Помните, даже Император при Кортененуова не постеснялся постесняться нападать в схожих условиях. А ведь наемники Лодризо работали не за плату, а за бонусы. Значит, если их не подпустят к Милану, они неминуемо начнут грабить то, до чего могут добраться и быстро начнут растекаться на мародерствующие банды, стараясь успеть раньше других к ближайшим вкусностям. Пройдет, как максимум, несколько дней, и наемники окажутся распылены по местности, оставив Лодризо без армии.

Как опытный и решительный командир, Лукино организовал выдвижение войск по нескольким дорогам. По одной такой массе народа идти было бы долго. После чего, взяв с собой самые надежные части, этот предусмотрительный командующий выдвинулся вперед, к заранее запланированному месту битвы. Чтобы исключить всяческие неожиданности, он решил заранее занять намеченные позиции сильным арьергардом из проверенных и испытанных людей. И тут его неожиданно, незапланированно и не предусмотрено атаковали.

Подробностей нет, ясно только то, что арьергард был не просто смят, а буквально уничтожен. Сам Лукино попал в плен, вся его «дружина» была большей частью перебита. Похоже на засаду, или продуманную ловушку.

Уничтожив сильный, буквально стержневой отряд Миланской армии, наемники Лодризо двинулись к Милану, по очереди разбивая и обращая в бегство разрозненные отряды, которые двигались к ним на встречу.

Разгром был такой страшный, что из авангарда спаслось всего несколько человек, и все они были верхом. Загоняя лошадей они прискакали в Милан, все в крови, и каждый кричал, что он единственный, кто выжил.

Адзоне Висконти вздохнул, принимая что битва проиграна, и велел начать закладывать ворота камнем, оставив только малую калитку для тех, кто еще сможет спастись.

И на этом бы можно было закончить рассказ о битве близ Парабьяго, но за всей этой суматохой, о том что битва то уже кончилась, забыли сказать ополчению Милана.

Ополченцы столкнулись с наемниками Лодризо и людьми делла Скала неожиданно для себя, но быстро оправились от первого удивления.

Возможно, помогло то, что армия Лодризо уже втянулась в грабежи, поэтому особых вопросов что делать с мародерствующей и насилующей мразью у городских не возникло. Прямо с марша вытягиваясь в бой отряд за отрядом, ополчение Милана начало свое сражение, в котором не было Висконти, ни с той, не с другой стороны, а были только те, кто хочет отстоять свой город и свой добро — ведь у многих были родственники и хозяйства вокруг Милана — и те, кто пришел все это отнять. Последние тоже не хотели уступать, что логично — ведь они уже победили.

В Европе была поговорка, в том ключе, что из Антверпена в Брюгге можно дойти по крышам домов, ни разу не ступив на землю — настолько плотной была застройка. Это наверняка сильное преувеличение, но плотность населения Ломбардии тогда была довольно большой, вполне вероятно всего в пару раз меньше современного.

Тут надо пояснить — это дело происходило аккурат перед Черной Смертью. Немного сухих цифр:

Население Англии, составлявшее в 1086 г. около 1 млн человек, возросло, по некоторым оценкам, к началу XIV в. до величины от 5 до 7 млн человек.

Франция (которая в географическом смысле была меньше современной) в 1328 г. обладала населением порядка 18–20 млн человек — количество, не достигнутое вплоть до раннего Нового времени.

В Тоскане жило в 1300 г. около 2 млн человек. Такой численности населения город достиг снова только к 1850 г.

Все население средневековой Европы, по имеющимся оценкам, достигло к середине XIV в. около 184 млн человек (пик Средневековья). Сейчас там 751 миллион, но большая часть сосредоточена в крупных городах.

Поэтому плотность застройки там должна была быть довольно высокой. И, разумеется, войска Лодризо не стали отказывать себе в удовольствии позажигать. Из застилающего все вокруг дыма цеховые и районные отряды ополчения Милана не могли оценить происходящее вокруг, и смело бросались на врагов, если те обнаруживались рядом, вполне вероятно принимая их за отдельные грабительские банды. И оказывались в меньшинстве.

И все же, раз за разом, проявляя удивительное мужество, миланцы и их союзники, отбрасывали атаковавших их захватчиков. Терпели внезапные наскоки рыцарской конницы, умудрялись отходить на узкие улочки случившихся рядом деревенек, сплачивались вокруг своих лидеров.

Немецкие рыцари не могли атаковать упрямую миланскую пехоту «правильно», они поджигали деревни, пытаясь выкурить оттуда защитников, гнали вперед пехоту, делали внезапные обходы.

Сражение все больше превращалось в хаос, среди которого отдельные отряды вели изнуряющую рубку друг с другом. Одни приходили на помощь другим, другие погибали, а третьи стояли совсем совсем рядом, но не видели всего этого.

Затянутое дымом пожаров местность превратилась в темный лабиринт, где смерть таилась в каждом окне, готовая вонзить в неосторожного человека арбалетный болт или стрелу из лука. Из дыма и пламени вдруг появлялась рыцарская конница и врезалась в не успевший сформироваться строй, давя людей лошадьми и разрубая их топорами и мечами, а потом так же стремительно отступала, не ввязываясь губительную рубку. Воздух был заполнен дымом, криками гражданских, чья жизнь горит, и воплями раненых, чья жизнь уходит. А иногда был слышен лай команд на немецком, как предвестник скорой и страшной схватки с угрюмыми наемниками, что обязательно ударят с двух сторон — среди всего этого кровавого ужаса мало знакомой им войны, ополчение Милана и Ломбардских городов дралось. Не смотря на мастерство наемников, сплоченность и опыт корпуса делла Скалы, отсутствие вождей и без прикрытия конницы, окруженные огнем и смертью, эти люди смогли сплотиться и дать бой. И дрались они упорно.

И вот тут то и появляется Этторе да Паниго. Как видите, я совсем не зря его упоминал. Видя, что пехота дерется, он решает, что ему будет совестно, если он отступит. И поэтому он атакует… Обоз.

Потом, конечно, скажут, что он просто зашел сзади. Нисколько не умаляя благородства поступка, все же мне кажется, что целью Этторе да Паниго был в первую очередь обоз. Ему удалось совершить скрытый обход сил армии Лодризо, прикрываясь дымом и мужеством своих пехотинцев и обрушиться на абсолютно к этому не готовые вражеские тылы, где он и его люди устроили форменную резню. Источники уверяют, что они вырезали как минимум четыре сотни швейцарцев. Я лично немного в этом сомневаюсь. Мне кажется, люди Этторе да Паниго истребили обозных слуг, и прибарахлились тем, что уже было украдено до них. Технически, вернуть награбленное — это действительно благородно. Впрочем, даже если это было самоцелью, то тоже ничего страшного — Этторе да Паниго не был рыцарем. Среди полезных безделушек, захваченных людьми Этторе да Паниго, оказался и плененный ранее Лукино Висконти.

Видя, что победа как-то не задалась, а чем дальше, тем жарче вокруг, армия Лодриза потеряла настроение и натиск. А после того, как из тыла прибежали недобитки и рассказали что их затопило стальным морем миланских рыцарей, и они окружены, и это ловушка, и они все умрут — настроение у победителей окончательно испортилось. А с испорченным настроением как воевать? Короче, сначала немцы, а потом и люди делла Скалы, стали потихоньку уходить.

Но миланцы еще не закончили, и стали идти за ними, чтобы досказать. Победители стали прибавлять шаг, чтобы надоедливые проигравшие наконец отстали. Но миланцы тоже стали прибавлять шаг. И даже побежали. И не переставали что-то говорить на итальянском.

И тут, внезапно, появилась миланская конница. Как вы, возможно помните, по битве при Леньяно, итальянскую конницу мало просто разбить и рассеять. Будучи от природы людьми любопытными, итальянцы никогда не уедут так далеко, чтобы не видеть чем кончится дело. Вот и тут, увидев, что дело кончилось вроде как отступлением интервентов, они немедленно присоединились к веселью.

На самом деле, надо отдать им должное — и наемные савойские рыцари и всадники с миланских окрестностей драться умели и трусами не были. Видимо, в битве они не смогли поучаствовать по объективным причинам, но зато во время преследования вполне проявили свои качества. Они не дали отступающим врагам и шанса сплотиться и уйти. Они разорвали построения пехоты и упорно, не считаясь с потерями убили их всех. Они несколько десятков километров вели изнуряющее преследование вражеских всадников и уйти удалось далеко не всем. Даже самого Лодризо, не взирая на сильную и преданную свиту телохранителей, миланцы загнали как волки лося. Методично перебив тех, кто был рядом с ним, самого Лодризо взяли живьем.

Так Лодризо Висконти в один день стал и победителем и проигравшим. А Адзоне Висконти в этой истории, как и во многих других, опять был ни причем.

Битва при Парабьяго если не самой кровавой, то одной из самых ожесточенных битв средневековой Италии. Источники единодушны — армия Лодризо потеряла около половины своего состава, в том числе всю пехоту и обоз, уйти удалось только тем, кто был верхом. Эти потери обычны для потерпевшей поражение армии.

Но и победители, сборная Милана, потеряла около трети своего состава. Я уже подробно останавливался на вопросе потерь средневековых армий, с примерами и доводами, сейчас просто напомню, что потери победившей стороны в эпоху холодного оружия никогда не превышали десяти процентов. Однако данный пример это опровергает. дело в том, что при Парабьяго имело место целая череда крайне ожесточенных схваток, в которых проигравшая сторона обычно была полностью истреблена. И в начале терпели неудачи и несли потери несли в основном миланцы. То, что они смогли перетерпеть такое чудовищно трудное начало, несомненно делает их подвиг по настоящему великим. Такое редко кому удается.

Но это описание, только мое скромное мнение. Сами миланцы объясняют свою чудесную победу намного проще и куда более правдоподобно — чудом.

Когда миланцы уже были почти повергнуты, все изранены и залиты кровью, а вокруг стояли враги с занесенными для последнего удара жуткого вида дрынами, в небе, застланом дыме, вдруг появился разрыв, сквозь который было видно такое синее небо. Луч солнца ударил прямо в горстку оставшихся в живых Миланцев, и прямо с безоблачного неба, по этому столбу света, опустилось божественно белое облако. И как только облако оказалось у самой земли, так из него, словно Нео из лифта, выпрыгнул…

— Санто Амброджо!

Ахнули миланцы, узнав прибывшего. Да, это был Святой Амвросий. И был он на коне. Белом, разумеется. В полном архиепископском облачении прямо поверх доспехов, тоже белом с золотом.

Святой Амвросий выступил вперед и как давай немчур гвоздить со всей силы гнева божьего, весь первый ряд их мозгами забрызгало. Миланцы приободрились и по мере сил стали ему помогать. А их враги, соответсвенно приуныли. А потом и вовсе разбежались.

Так и победили. Если верить официальной версии, конечно.

Как видите, я совсем не зря упоминал Санто Амброджо перечисляя армию Милана.

Хотя по канону святой Амвросий изображается с кнутом в одной руке (чтобы со всей христианской добротой стегать еретиков, пока не раскаются) и булавой в другой (чтобы со всей христианской добротой проламывать им чсереп сразу после, пока не успели нагрешить снова) почему-то на всех картинах и гравюрах посвященных этому историческому событию он всегда только с плеткой-семихвосткой. Ну, не мне судить.

Последствия этой битвы лежали в плоскости скорее экономической, нежели политической — всем заинтересованным сторонам стало ясно, что немцы драться умеют. И стоят недорого, и их много можно нанять. Наемников стали активно приглашать в Италию.

С другой стороны, самим наемникам понравился опыт «Компании святого Георга» — этот своеобразный профсоюз запомнился выжившим как весьма удобное средство давления на заказчика, и хотя сама кампания провалилась, организовываться в «компании» для заключения общего договора, «кондотти», стало общепринятой практикой.

Адзоне вскоре умрет, оставив после себя крепкое и богатое государства с хорошими позициями в политике. У него не было детей мужского пола, поэтому его дяди наследуют Милан.

Джованни, который неизвестно где был во время битвы при Парабьяго, после неё вдруг всерьез заинтересовался паранормальщиной и до конца жизни (не так уж и долго) всерьез занимался делами духовными. Тем более, что и сан обязывал. Про него я упоминал зря, но не упомянуть не мог, он же ведь Висконти.

Фактически, сеньором Милана стал Лукино Висконти. И на этом почетном, но не официальном посту он вполне проявил свои качества, которые обнаружил в битве при Парабьяго, а именно предусмотрительность, организаторские способности и стратегическое планирование. И, главное, удачу.

Забавный закон, который ввел Лукино в Милане (тогда законы были все же больше похожи на традиции, хоть и с флером римского права) и который достаточно долго выполнялся. Верховный судья Милана всегда избирался из заметных людей, но не из Милана. Чтобы этот человек обязательно был никак не связан с кланами и семьями города.

А еще Лукино организовал ополчение в полурегулярную армию, введя постоянные контингенты на границах вокруг миланского контаго — на перевалах альп и в нескольких других стратегически важных местах.

Лодризо Висконти, как никак, был членом семьи, и зарезать его вне битвы было как-то не прилично. Ну ладно один раз, ну два, но если резать родственников на регулярной основе, так можно прослыть человеком не вежливым и невоспитанным. Поэтому, по старой семейной традиции, Лодризо засунули в железную клетку и протащили в ней по улицам Милана. А потом швырнули в каменный мешок узилища в подвале семейной твердыни.

По иронии судьбы, Лодризо переживет всех своих соперников. Через десять лет, после смерти Лукино, его выпустят.

Больше всех потеряли, во всей этой истории, если не считать простых католиков которым все равно нужно страдать для набора репутации с Раем, так это семья делла Скала. Потеряв огромное количество своих войск, вслед за ними, за пару лет, делла Скала потеряют и большую часть своих владений. Фактически, они сохранили только земли, непосредственно прилегающие к их исконному владению, Вероне, где семья делла Скала, как и Висконти, когда-то давно были просто «народными капитанами».

А Этторе да Паниго после Парабьяго наконец стал рыцарем. Ну, не прям так сразу. Через десять лет. И возвели его в рыцарское достоинство не Висконти, хотя у них было право. Это может показаться странным. Почему бы не сделать приятно человеку, который немного помог святому выиграть битву для Висконти? Тем более, что в общем-то отношения у них были хорошие. Этторе да Паниго даже отказался вернуться в Болонью — без него там началась бесконечная резня и его призывали на царство, но он предпочел остаться в Милане. Но, тем не менее, рыцарем он так и не стал.

А через десять лет политические расклады слегка изменились и в рыцарское достоинство Этторе да Паниго посвятила одна из женщин из дома делла Скала. Это Италия, сеньоры.

Глава 10 Средневековое…

Буквально пару слов о средневековой картине мира вообще. Многие слышали, что мышление средневекового человека отличалось от современного. Несмотря на то, что мы тут говорим о битвах, увы без такой маленькой детали интерьера, как психология современных им людей, нам не обойтись.

Проблема в том, что мышление средневековых людей было… Средневековое.

Рассказать об этом в двух словах затруднительно, поэтому я сяду на уже оседланную лошадку и перескажу пару ярких эпизодов. Покажу, так сказать, зарисовки с натуры.

В предыдущей главе у нас было был эпизод с призывом имба-юнита, святого из Медиоланума, который всех врагов поубивал. И подчеркиваю, это официальная версия, настолько очевидная, что не требует доказательств. Что само по себе хорошо иллюстрирует мироощущение средневекового человека. Святые в то время были как боги в античности, как звезды кинематографа в прошлом веке и как мемасы сейчас. И даже больше вплетены в культуру и картину мира.

То есть, будь на вашем месте человек из средневековья, который прочитав мой текст, и решив оставить комментарий в стиле «крышесносно», то он бы написал что-то про про Святого Дени и Святого Пьята. Ниже миниатюра с их каноническим изображением из кодекса «Le livre d’images de madame Marie». Франция, около 1280–1290 годов.

Святые были очень объемлющем понятием и требовали внимания. Если уж город выбил или украл себе святого (да хотя бы купил от него запчасть) то требовалось создать вокруг этого культ, возвести религиозную постройку и так далее. Конечно если мы в режиме стратегии. На индивидуальном плане, выбрав себе святого, следовало отнестись к этому со всей серьезностью — молиться день и ночь, и совершать некие, желательно впечатляющие окружающих, действия во славу его. И только тогда можно было рассчитывать на ответную услугу.

Это тебе не иконку в машине повесить.

Любопытно, что святость штука заразная. Вот, например, был такой епископ, Гуго Линкольнский. Этот благочестивый человек ездил по разным монастырям, и за мзду малую монахи ему показывали свои главные святыни.

В одном из монастырей ему неосмотрительно поднесли близко к лицу скелетизированную руку самой Марии Магдалины. Гуго, недолго думая, вцепился в кость зубами, как собака. И отгрыз несколько осколков. Судя по источникам, эта выходка была не вполне обычной, потому как аббат и монахи монастыря, в первый момент мрачно охреневшие, потом устроили дикий скандал. Гуго пришлось оправдываться и его оправдания до нас дошли. На самом деле Гуго просто: «изъявил сугубое почтение святой, ведь и Тело Господне он принимает внутрь зубами и губами».

Как вы, возможно, уже заподозрили, Гуго стал святым. Не сразу конечно, уже после смерти — с этим у святых строго.

Еще до того как стать по правую руку от Бога, Гуго сделал себе браслет, в котором хранил частицы мощей аж двенадцати разных святых. Как он достал их, история умалчивает. Но этот «Браслет Бесконечности» немедленно превратил его руку в предмет поклонения сам по себе, ведь он же теперь оружие, что повергает демонов в прах одним щелчком. Если не всех, то половину. И да, теперь эта рука Гуго тоже великая реликвия.

Если экстенсивное размножение святых реликвий и даже мощей нам еще более или менее понятно, поскольку находится, в общем, в близком культурном слое — каждый может прийти в церковь и обнаружить там ладанку с чьим нибудь пальцем — то, если слегка отступить от облагороженных и кастрированных историй о жизни святых, и обратиться к «глубинному народу»… Санта Мария, что у них было в картине мира… Я даже затрудняюсь в подборе слов.

Короче, это было всрато. Просто максимально всрато. Представьте самую всратую вещь, какую сможете, и помножьте это на десять, и вы только немного подберетесь к градусу той дичи, в которой жили люди средневековья.

К несчастью, у нас нет прям хороших источников на тему. Как я уже говорил, церковные летописцы многие вещи обходили стороной. Когда начался ренессанс и появились всякие болегры со своими декамеронами, стало получше. Но все же, пока наука позволяет нам читать только тех, кто умел писать, а это априори означает, что мы видим картину мира весьма образованных людей из тонкой привилегированной прослойки. Которые кстати, откровенно презирают и сторонятся «простонародное мракобесие», в котором живет большая часть населения.

Давайте вернемся к моим любимым де Куси из Франции. Я не то, что их люблю, просто Франция 12–14 веков это прямо таки эталон католической страны, богатая и продвинутая сверхдержава, даже папа римский в Авиньон в 1309-м году переехал и после этого был, периодически но постоянно, французом. Так что уважение надо иметь.

Итак, у де Куси было аббатство. Именно что у де рода де Куси, а не соседствовало с их землями — де Куси спонсировали строительство аббатства, выделили ему земли под хозяйство, и подтверждали аренду три раза в год за символическую плату. То есть де Куси получали на своей территории офшор, особую экономическую область и прославляющее их радио Радонеж, единственное условие — аббату нужно было только подтверждать верность трижды в год.

Так, или примерно так, будут рассказывать о состоянии дел в Италии источники. То есть, по существу, вскрывая взаимосвязи и выгодоприобретателей, может с малыми но сочными подробностями. Похоже на современность, не правда ли? Ничего и не предвещает всратость. Как же это выглядело на самом деле? Опять цитирую Барбару Такман:

'Перед воротами замка (принадлежащего де Куси) возвышалась каменная платформа, опиравшаяся на трех каменных львов: один пожирал ребенка, другой — собаку, а третий, находившийся между ними, пребывал в задумчивом созерцании. На платформе находился четвертый лев, застывший в надменном высокомерии. Три раза в году — на Пасху, в Троицын день, а также на Рождество — к воротам замка приезжал представитель аббатства Ножан-су-Куси: вносить подать за землю, в свое время переданную монахам прежним хозяином Обри де Куси. Церемония сопровождалась годами сложившимся ритуалом, точный смысл которого до нашего времени не дошел. Сидя верхом на пегой, запряженной в плуг лошади с подрезанным хвостом и ушами, представитель аббатства держал в руках хлыст, торбу с зерном и корзину со ста двадцатью серповидными пирожками с телятиной. За ним следовала собака, также с подрезанными хвостом и ушами и с пирожком, прикрепленным к шее. Подъехав к воротам замка, посланец аббатства трижды вращал перед ними крестом, щелкая при этом бичом. Затем он спешивался, преклонял колени перед платформой, потом всходил на нее, целовал льва и вносил подать за пользование монастырскими землями в виде привезенных с собой пирожков, добавляя к ним двенадцать ломтей хлеба и три меха с вином. Сир де Куси забирал себе треть подношения, остальное раздавал своим присным и городским магистратам и наконец скреплял документ о внесении подати печатью, изображавшей аббата с козлиными ногами.

Таким было одно из проявлений средневекового общества, впитавшего в себя язычество, варварство, феодальные отношения, христианство и зародыши новой многослойной цивилизации Запада.'

И вот, простой и понятный бюрократический акт расцветает новыми красками.

А еще в публичном пространстве были еретики и ведьмы. И они были мало похожи на современный массмедийный образ невинных красоток и ученых-затворников. Поскольку, если есть богатые люди, которые верят, что жертвоприношение некрещеного младенца в ритуале пародирующем мессу может принести успех стартапу, то рыночек будет иметь и соответствующее предложение. Именно за подобное обычно и жгли в Италии. Хотя, в Испании, где была сильная структура инквизиции, вообще не допустили распространения подобного.

Охота на ведьм такая, какая мы о ней думаем, начнется чуть позже, заметно северней и будет связанна в основном с протестантскими местностями. И вот тогда то за дело возьмутся профаны, неспособные отличить ведьму дующую от обычной мегеры.

Без шуток, у нас остались записи о расследовании случаев черного колдовства в архивах Ватикана на территории Италии для 13–14 веков. И выглядят доказательства черного колдовства вполне правдоподобно. Акторы, запустившие процесс, например родители, продавшие ребенка в богатый дом, в надежде на лучшую жизнь для отпрыска, которые через время пытаются узнать о том, как он живет, вдруг выясняют, что никто о нем не знает. Опрос прислуги, показания поставщиков свечей, подозрительные заказы и отлучки подозреваемых. Свидетели, видевшие, как подозреваемые собираются в развалинах заброшенной церкви. Осмотр предполагаемого места преступления, свидетельства осквернения алтаря, следы крови — короче, нумерологи и тарологи были в то время куда более клиентоориентированны и не боялись экспериментировать.

Но это, конечно, все случаи связанные с людьми значительными. С людьми попроще разбирались магистраты. Вот, был значит случай. У одной женщины умерло два ребенка и возникло подозрение, что их кто-то душит. Помолившись и попостившись, эта женщина родила третьего (возможно, не вследствие именно этих действий, но это не уточняется) и наученная доброй бродячей монашкой, ночью осталась рядом с колыбелью новорожденного бдеть, притворившись спящей. Рядом с собой, в очаг, положила сковороду, так чтобы было легко дотянуться.

Ночью дьявол, (кто же еще) в образе соседской злобной старухи прокрался в комнату и потянул свои лапы к младенцу. Женщина, строго следуя рецептуре неназванной монахини, ухерачила старуху раскаленной сковородой по морде. Тем самым, вроде как, совершив дело праведное. Однако, судя по тому, что дело дошло до суда, все было не так однозначно. Городской суд постановил, что женщина все сделала правильно, дьявол получил по заслугам, но и старуха ни в чем не виновата, поскольку в комнате была не она, а дьявол в её обличье. Даже не смотря на то, что лицо старушки носило неизгладимый след от встречи с направляемой господом раскаленной сковородой. По-видимому, след был трансцендентный, нам не понять.

Кстати история про монаха и рыцаря, о которой я упоминал — из того же источника. Там тоже состав преступления на лицо — монах ночью пришел к некоему рыцарю, и такой «пойдем, что покажу». Они пошли, а потом рыцарь идти устал, убил монаха, вернулся и лег спать. Когда утром монаха нашли, рыцарь объяснил свой поступок тем, что монах-то, дьяволом оказался. Вопросов к нему больше не было, рыцарь отправился нести свет и надежду дальше по миру, прям в тот же день.

Ну, и раз уж мы о таком заговорили, то нельзя пройти мимо столь знаковой фигуры, как Джордано Бруно, хоть это и будет значительно позже. По сути, все, что мы знаем о его обвинениях, взято из личного письма письма ректору Альтдорфского университета от 17 февраля 1600 года за авторством Каспара Шоппе. В официальном приговоре речь идет только о неких «многочисленных ересях». Отрывок письма, где Каспар перечисляет прегрешения Джордана более предметно:

«Он учил самым чудовищным и бессмысленным вещам, например, что миры бесчисленны, что душа переселяется из одного тела в другое и даже в другой мир, что одна душа может находиться в двух телах, что магия хорошая и дозволенная вещь, что Дух Святой не что иное, как душа мира, и что именно это и подразумевал Моисей, когда говорил, что ему подчиняются воды и мир вечен. Моисей совершал свои чудеса посредством магии и преуспевал в ней больше, чем остальные египтяне, что Моисей выдумал свои законы, что Священное Писание есть призрак, что дьявол будет спасен. От Адама и Евы он выводит родословную одних только евреев. Остальные люди происходят от тех двоих, кого Бог сотворил днем раньше. Христос — не Бог, был знаменитым магом… и за это по заслугам повешен, а не распят. Пророки и апостолы были негодными людьми, магами, и многие из них повешены. Чтобы выразить одним словом — он защищал все без исключения ереси, когда-либо проповедо­вавшиеся».

Ну хватит об официозе. У нас ведь есть еще и прекрасные народные поверья. О которых, мы, к несчастью, почти ничего не знаем. Как вы, наверное, догадываетесь, в мире средневековой Италии люди постоянно сталкивались не только со святыми и благодатью, но и (и куда чаще) со всякой паронормальщиной. Маленькие и большие человечки, гномы, сатиры, нимфы, русалки — короче, бестиарий из «Ведьмака» вам в помощь.

Все эти постановления суда, записи, письма, как луч фонарика направленный в океан — мы видим в этом луче только очень немногое. Обычные люди, искали защиту от темных сил, что таятся в ночи, очень часто совсем не в церкви. Что там делали крестьяне, чтобы защитить себя от нелюдей и призраков остается только догадываться, но логично предположить что были древние ритуалы, которые церковь либо игнорировала, либо инкорпорировала в официальные церковные праздники, как и везде.

В особо сложных случаях приходилось обращаться к профессионалу. Да, в Италии были ведьмаки. Причем, по канону, они могли быть как мужчинами, так и женщинами. Но есть то, что делает итальянских ведьмаков на голову круче польских.

Они все могли превращаться в котиков!

Слово дня, элурантроп — оборотень превращающейся в кошачье. Почему в Италии было именно так, и как эта особенность связана с профессиональной деятельностью охотников на нечисть, остается только догадываться.

Ждем итальянского Сапковского, который однажды откроет миру увлекательный мир Итальянского средневековья, благо декорации там просто огонь.

Всю эту непроглядную темную толщу океана народных верований лишь очень поверхностно подсвечивает и ренессанс. Когда сознание людей начало меняться, становиться ближе к нашему, появляются труды близкие к научным, на различные актуальные темы. И уже по этим трудам мы можем судить о тех проблемах, что занимали общество в то время. Наиболее известные, это «Государь» Макиавелли, про проблемы властии «Молот Ведьм», про проблемы борьбы с зловредным колдовством. Последний, впрочем, подвергался резкой критике с момента своего появления, а стал известен, во многом, именно благодаря своей крайней упоротости даже на фоне того времени. Вот вам случайная цитата: «Дующие ведьмы — наиболее глупые из всех ведьм, ибо если были бы умны, то не дули бы». Критика со стороны церкви, законодательные гонения и принципиальная упоротость «Молота Ведьм», не мешала некоторым эрудитам применять его на практике. Что, кстати, выглядит очень по современному.

Какие еще книги были крайне востребованы в то время? Ну, трактат «О борьбе с живыми мертвецами», конечно же. Как по мне, так это вообще актуально во все времена. Правда, там особо ничего интересного нет, практические советы сводятся в основном к различным способам обезопасить подозрительный труп, самый рабочий — вставить в рот камень. И все, вампир сдохнет с голодухи.

Подобную находку сделали в Венеции в 2009 году. Там была обнаружена пожилая женщина XVI века с вставленным в рот кирпичом.

Это, кстати, весьма распространенная практика, идущая чуть ли не с глубокой античности — в 2017 году в Англии откопали мужчину III или IV веков: он был похоронен лицом вниз, а на место отрезанного языка ему засунули камень. Но это был явно не единственный способ повзаимодействовать с усопшими. В ходе раскопок на детском кладбище в Умбрии (это как раз где уже известная вам Перуджа, славная своими свадьбами) археологи обнаружили наряду с человеческими останками такие предметы, как когти вороны, кости жабы, бронзовые котлы, заполненные пеплом, а также останки принесенных в жертву щенков.

Поскольку средневековое общество состояло из сообществ, то и колдовать, по хорошему, надо было на всех и сообща. Эти действа маскировались под… Ну, например, танцы. Тарантелла — народный итальянский танец, не скрываясь позиционировался как средство излечения от «тарантизма». Это такая форма безумия, вызванная укусом паука тарантула. Все названия происходят от городка Таранто на юге Италии. Прочитайте этот абзац еще раз — видите как он логичен, последователен и все объясняет? А теперь вспомните ритуал с продлением аренды аббатства де Куси. Вот и про тарантеллу — нам выдана очень прилизанная версия, призванная прикрыть, сгладить и объяснить максимально упоротое действо с массовой вакханалией.

В завершении краткого обзора «живой и естественной» природы, так близко к которой жили средневековые люди, вернемся к теме нашей книги, а именно войне. Солдатская магия нам известна, но увы, больше по центральной Европе и на заметно более позднее время. Выбор артефактов и бафов был не велик. Благословение и месса от священника на удачу. Заговор от случайной ведьмы на игнорирование урона от первого удара.

Из артефактов — амулет на +2 к защите в ближнем бою. Редкость «синяя» — похоже был у большинства солдат. Изготавливался из кусочка максимально пафосного латинского текста. Иногда с рисунками. Иногда это был кусок библии, иногда случайный латинский текст, часто имитация латыни, нарисованная, по-видимому, неграмотным человеком. Все это либо запаивалось в подвеску, либо просто складывалось в маленький кожаный мешочек и носилось на шее.

Была еще клевая магическая рубашка, дающая пятидесятипроцентный шанс избежать урона дальним оружием (в том числе от огнестрела) — это льняная рубашка, у немцев даже специальное название для неё было. Там чистая ритуалистика. Соткать её должна была, как водится, девственница, под молитвы/заговоры, в определенные ночи, выстирать в проточной воде в большой реке в полнолуние — короче, смотри рецепт в интернете. Одевалась рубашка строго перед битвой, с эвфемизмом «переодеться в чистое», который дожил до нашего времени. Хоть это и уже время 16–17 века, логично думать, что в Италии тоже было нечто подобное, да еще и с национальным колоритом. Как говорится, нет антимагов в строю перед битвой. Увы, но подробностей именно по Италии у меня нет.

После того, как в предыдущей главе Санто Амброджо навешал неиллюзорных лещей, вы и сами должны согласиться, как важно помнить, что магия в Италии на полях сражений того времени о котором мы говорим, несомненно, присутствовала. По крайней мере, в головах людей. И играла важную роль. И эту важную роль я, в дальнейшем, намерен полностью игнорировать.

Глава 11 Честный бандит

«Сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени.»

 Никколо Макиавелли, «Государь».

Многие вещи в нашем мире только кажутся новыми и свежепридуманными. Вот, например, модное нынче словосочетание «формирование спроса». Конечно же, именно такого термина, в Италии XIV века не знали, но само явление было. Открывать новые горизонты тогда умели, как никогда после.

Возьмем, к примеру, кровь текущую в нас. Согласитесь, вряд ли вы когда либо задумывались о её ценности, воспринимая как данность. Но стоит умелому маркетологу проанонсировать возможность вылить её на землю, и мы уже готовы отдать многое чтобы у нас осталось то, что у нас, вроде как, уже и так есть. Согласитесь, предприимчиво?

Как вы уже знаете, Италия всегда была богата на людей предприимчивых. А по главе с битвой при Парабьяго в 1339, вы уже догадываетесь, что в эту быстро развивающуюся рыночную экономику стали прибывать и иностранные специалисты. Конечно, были они в Италии и до этого, можно вспомнить Великую Каталонскую Кампанию, сначала спасшую, а потом чуть не уничтожившую Византию. Каталонская Компания, в конце концов захватившая Афинское Герцогство состояла, как не трудно догадаться по названию, далеко не из итальянцев, но начали свою карьеру её сотрудники именно в Италии. Если точнее, в Сицилии, но согласитесь это очень рядом.

Можно заглянуть еще дальше, в глубь веков и добраться до готов, а потом и до ауксилариев Древнего Рима, но пожалуй, на людей того времени, больше всего повлияли именно успехи Великой Каталонской Компании — не случайно в последующем объединения наемников стали использовать в своем названии слова «Великая», или, куда чаще, «Компания».

Отблески славы украшают даже самый скромный наряд.

Для тех кто жил в то время, все эти события происходили рядом, но не с ними. Словно беспорядки и бунты в соседних государствах для нас сейчас, все эти признаки неотвратимых изменений воспринимались жителями Италии как возмутительные и случайные казусы, которые лишь не надолго нарушают естественное течение жизни.

Знаковым персонажем, появление которого стало тем поворотом, после которого вернуть паровоз истории на старые рельсы уже было невозможно, оказался человек по имени Джон.

В первый момент может показаться, что с таким именем ему в Италии ничего не светит — но трудолюбие, скромность и soft skills творят чудеса, друзья мои!

Пойдем по пунктам:

Трудолюбие:

Джон родился в Англии, в великом городе Колчестер, в семья состоятельного кожеенника. Увы, но нюхать жуткую вонь на работе, которая кормила его семью, Джону было трудно — возможно в нем умер выдающийся сомелье, сложись жизнь по-другому. Судя по всему, в городе его не любили — как только случилась заварушка во Франции, Джон немедленно отбыл в ней поучаствовать. И возвращаться в Англию желанием не горел. С другой стороны, я может на него наговариваю — островок ведь и в самом деле на любителя. Сырой, холодный. Особенно, когда есть с чем сравнивать.

Будучи трудовым мигрантом во Франции, Джон смог наконец проявить свое трудолюбие в полной мере — убийства, насилие и грабеж изматывающий труд, не каждый сможет делать такую работу. Джон, вне всякого сомнения смог. И получше многих. Не боялся запачкать руки, так сказать.

Скромность:

Джон поучаствовал почти во всех крупных стычках и двух великих битвах начала войны — при Креси в 1346 году и при Пуатье в 1356 году. И был так хорош, что был пожалован в рыцарское достоинство.

Так он сам всем рассказывал. Увы, но документальное подтверждение этому, пока так и не нашли.

Soft skills:

Скажем прямо, они были у Джона на высоте. Чтобы эти самые «мягкие навыки» не значили. Но тут, конечно, надо пояснять на примерах.

Случилось так, что Пиза, вторая по древности республика в Италии, будучи богатой и влиятельной (без шуток, они подмяли под себя полсредиземноморья и успешно гнобили генуэзцев и венецианцев) решила прочертить красные линии. Обеспечит себе стратегическую стабильность. Твердо и четко обозначив свое контадо, которое только Пизанское и ничье больше.

В процессе черчения красных линий наступили на мозоль другой городской республике, Лукка. Что было не страшно — пизанцы стояли за дело правое и к конфликту были готовы. Не были они готовы, что за Лукку встанет Флоренция, а вот у пизанцев с союзниками было так себе.

Зато у них были деньги. Поэтому, как только в столетней войне случился перерывчик не большой (1360), пизанцы выписали себе по сходной цене знаменитых английских лучников.

Среди которых оказался и Джон. Вернее, упоминания о наемниках в Пизе, которых позже назвали «Белым отрядом», начинаются с 1361-го года. А Джон Хоквуд рождается из небытия уже в 1364-м. Все, что нам известно о нем до этого момента, известно с его слов. Правда, появление его довольно яркое — наемники выбирают его капитаном роты. Причем столкнул с этого поста Джон Хоквуд человека, совершенно точно, достаточно родовитого. И, к тому же, рыцаря.

Чертова демократия, никогда не работает как надо.

Технически, «Белый отряд» некорректное название, правильнее бы было перевести с итальянского как «Белая рота», но увы, до меня про эту шайку успел написать какой-то Конан-Дойл, и увы, в литературной традиции устоялось именно название «Белый отряд».

Английских лучников в этой группе наемников было много, но были там и немецкие латники, и итальянские арбалетчики, и даже французская пехота. Было и несколько десятков всадников, в том числе рыцари.

В педивикиях можно встретить цифру численности «белого отряда» в 5 000 человек. Мне кажется это несколько сомнительным. Но спорить я не буду, скажу только, что есть историки которые отстаивают число в 800 человек.

Считается, что их называли «Белым отрядом», якобы потому, что среди них было так много людей в доспехах, что блики от солнца слепили их врагов. Но даже их «друзья» в личных не называли их иначе как подонками, убийцами и мародерами.

Пизанцы удвоили численность Белого отряда, купив (как они сами утверждают) еще 6 000 швейцарцев и немцев, под командованием некоего Аннехина Бонгардена. Уже в том же году, Джон Хоквуд проявил себя человеком исполнительным и повел армию на Флоренцию.

Флоренция была республикой. Сложные и хитрые законы делали её жителей участниками управления (3000 выборных должностей), город был богат, огромен и населен мужественными и сильными людьми. Если спросить любого флорентийца, на что он готов ради своего города, то каждый бы ответил «Пролить реки крови и отдать свою жизнь!». Поэтому, когда Хоквуд, и в самом деле проявив изобретательность и полководческое искусство смог прорваться в предместья Флоренции, показался на горизонте, флорентийцы смело закрыли ворота и выставили за стены своих наемников. Просто потому, что надо же тем все же отрабатывать жалованье.

Предместья Флоренции мало отличались от миланского контадо — почти сплошная застройка. Поэтому немцы, англичане и швейцарцы схватились на улицах итальянских городков лицом к лицу.

Хотя потом наемников будут критиковать за недостаточную самоотверженность в бою, в тот раз парни, похоже, дрались всерьез. Достаточно сказать, что командир кондотьеров Флоренции Анри де Монфор был дважды ранен. Любопытно его второе ранение — источники утверждают, что метко пущенным камнем ему смяло забрало (!) и сильно повредило голову. Получив технический нокдаун Монфор покинул ринг, но его парни не сдались.

Сразу.

В конце концов, после упорного боя, пизанские наемники смогли сломить сопротивление флорентийских.

Наблюдавшие за ходом боя Флорентийцы поняли, время пришло. Пора показать этому наемному сброду, как умеют сражаться итальянцы! И выпустили наемную роту генуэзских арбалетчиков.

Битва продолжалась до самой ночи. Похоже, «пизанцы» вели по очкам. Это понятно по косвенным данным.

Поле боя осталось за Хоквудом. Источники утверждают, что его люди устроили праздник среди горящих флорентийских предместий. И одновременно с этим, Хоквуд якобы послал под стены Флоренции трубачей и музыкантов, которые всю ночь играли сигналы к атаке, мотая нервы горожанам.

Так или иначе, но следующую неделю Хоквуд и его ребятушки грабили. Грабили всласть. И жгли флорентийское контадо. Наконец, флорентийцы не выдержали. Чаша терпения переполнилась. Пришла пора познакомиться неотесанным северным варварам с итальянским способом войны, против которого еще никто не смог устоять.

Через неделю, потайная калитка в стенах Флоренции тихонько отворилась, и в ночь вышли угрюмые люди, несущие в руках тяжелые мешки. С золотом.

Нельзя сказать, что подкуп вражеского военачальника изобрели флорентийцы. Те же Висконти с охотой и покупались и продавались, но пожалуй впервые это было сделано так откровенно.

Командир немцев и швейцарцев Бонгарден «обошелся» флорентийцам в девять тысяч флоринов, его люди — еще в тридцать пять, и после того, как требуемая сумма была уплачена, половина армии Хоквуда просто снялась с лагеря и ушла. Ополовинив армию врага и не пролив ни единой капли крови, флорентийцы почувствовали себя уверенней. А вот Джона Хоквуда что-то переклинило и он отказывался обсуждать дела спокойно, а орал что «не предаст интересы нанимателя».

Но оставим пока Хоквуда в покое, давайте посчитаем деньги. Итак, 9000 топменеджеру и 35000 флоринов в общий зарплатный фонд. Много это или мало?

Поместье Бернардо Макиавелли, в семье которого родится один всем известный Николо, приносило около 100 флоринов в год. Это делало семью достаточно зажиточной.

На помощь нам придет скучная бюрократия. Так уж случилось, что Флоренции пришлось собирать налоги со своих граждан. Естественно, что как во всех примитивных государствах, система налогообложения была прогрессивной. Поэтому в городе завелись бюрократы, составившие «Catasto» — периодически обновляемый список налогоплательщиков и оценки стоимости их собственности. Отец Бернардо, Никколо ди Буонисенья Макиавелли, в Catasto 1427 года значился обладателем 1086 флоринов, все в форме земельных владений. Место он занимал вполне респектабельное, в списке из 9780 лиц — в первой трети. Но дело тут в том, что в списке был и ряд имен c собственностью свыше 10 тысяч флоринов, в который входило только 137 человек.

Де Куси во Франции, со своими 5000 золотых в год смевшие противопоставлять себя королю, все еще выглядят весьма богатыми. Но уже не настолько баснословно богатыми, как раньше, не находите?

Что можно было купить на 9000 флоринов?

Сносного качества шлем стоил 20 флоринов.

Сносная лошадь — от 25-ти.

Мальчик-раб — 49 флоринов

Хороший мул или осел — 50 флоринов

Небольшое круглое стеклянное окно — 50 флоринов

Девочка-рабыня (10–12 лет), купленная в Венеции — 50 флоринов (+5 налог+3 доставка) Взрослая рабыня — 50–60 флоринов

Хорошая взрослая рабыня (с одеждой и инструментами) — 87 флоринов

Но нам трудно напрямую соотнести эти предметы с современными. Давайте посмотрим по еде (Преимущественно по мотивам Raymond de Roover, «The Rise and Decline of the Medici Bank» и Iris Origo, «The Merchant of Prato».):

Для этого нам придется переводить серебряные сольдо в золотые флорины, и тут не все так просто — курс постоянно менялся. В одном флорине помещалось в сольдо, в зависимости от года:

1300 — 47

1350 — 62

1400 — 77

1432 — 80

1441 — 95

1442 — 81

1450 — 82

1500 — 140

А теперь достаем калькулятор:

Фунт масла или говядины — 1 сольдо

Фунт телятины — 1.5 сольдо

Фунт линя (рыба) — 2.5 сольдо

Голуби — 4–5 сольдо

Фазан — 1 лира (20 сольдо)

У меня получилось, что один флорин стоит от 10 000 рублей до 300 баксов. Но, еще немножечко циферок, которые пожалуй лучше других помогут оценить эти суммы, в контексте того времени. Зарплаты.

Подарок рабыне на Новый Год — 2 сольдо

Заработок неграмотного мальчика на побегушках в офисе или лавке — 5 флоринов в год

Служанка в доме состоятельного купца — 10 флоринов в год

Грамотный «офисный мальчик», ученик с перспективой роста — 12–25 флоринов в год

Главный слуга (суперинтендант) в доме состоятельного купца — 25–30 флоринов в год Писцы, счетоводы, кассиры в банке — 30–60 флоринов в год

Зарплата доктора, работающего на Коммуну — 50–60 флоринов в год

Руководители отделений в банке — 100–200 флоринов в год

Мастер-ювелир — 1000 флоринов в год

Дневной заработок разнорабочего на стройке: 3–12 сольдо

Дневной заработок квалифицированного рабочего на стройке — 6–20 сольдо

Визит к астрологу — 11 сольдо

Визит доктора — 1 флорин Консультация престижного доктора — 2–3 флоринов

Заработок художника (расписывающего дом) — 1 флорин в день

Что мы узнали, помимо того что художником быть выгодно (на самом деле нет, краски стоят очень дорого, например ультрамариновая синяя краска — 1 флорин за унцию), так это то, что разрыв между богатыми и бедными, в то дикое и примитивное время, и в самом деле был заметно ниже, чем сейчас. Целая армия алчных бандитов оказалось куплена с потрохами за сумму, близкую к современным 15 млн. долларам. И это было по настоящему много, поскольку разнорабочий на стройке зарабатывал примерно столько, сколько и сейчас. И таких денег и близко за всю жизнь не видел.

Место под дом, в центре Флоренции, стоило астрономические 3000 флоринов, и это в сотни раз меньше, чем современное элитное жилье в центре Москвы, если сравнивать с медианной зарплатой.

Вернемся к Хоквуду. Этот странный англичанин, против всех ожиданий, деньги так и не взял. Даже после того, как часть и его людей согласилась на индивидуальные предложения. В конце концов, видя что его армия практически вся перекуплена, Джон Хоквуд с костяком «Белого отряда» из нескольких сотен оставшемся верных ему наемников, тяжело груженные награбленным, ушли в Пизу.

Это было расценено как поведение честного человека. А ведь любой мужчина знает — честная женщина стоит дороже. Похоже, с наемниками это работает так же.

Глава 12 Битва при Кашине 1364

«…фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают.»

Н. М.

Флорентийцы подкупили пизанскую армию. Джон Хоквуд, оставшийся верным нанимателю, ушел обратно в Пизу. А флорентийцы, тем временем, наняли побольше юнитов и отправились в погоню.

Кстати, надо отдать должное пизанским наемникам, на сторону Флоренции они, все же, не перешли. Они нанялись в Сиену. И обошлось это Сиене всего в 10 000 флоринов. Проблема только в том, что и Сиене пизанцы уже успели оттоптать все мозоли.

Но, пока флорентийцы, и так уверенные в победе, не стали просить Сиенну о помощи. Как я уже сказал, они просто купили побольше юнитов и генерала Галеотто Малатесту. Собрали «стек» и отправили карать пизанцев, пока те не опомнились.

У городка Кашин, 28 июля 1364 года, Малатеста сделал привал. Он был уже в годах (1299 года рождения), приболел, к тому же там была речка Арно, которая так и манила. По воспоминаниям современников, стояла страшная жара. В принципе, со стороны Малатеста это был мудрый ход. Пизанцы славились своей предприимчивостью, но сомнительно было, чтобы они смогли убежать вместе с городом. Поэтому отдохнуть перед последним рывком имело смысл и ничем не грозило.

Масштабы этих войн можно оценить по расстояниям. Современная коммуна Кашина ( итальянское произношение: [ˈkaʃʃina] ) в провинции Пиза в итальянском регионе Тоскана, расположена примерно в 60 километрах (37 миль) к западу от Флоренции и примерно в 13 километрах (8 миль) к юго-востоку от Пизы. Вроде бы, сейчас месторасположение городка то же, что и семьсот лет назад. То, что у Кашина такое русское название, так это потому, что городок был этрусский. Ну вы поняли. Это была шутка про «это русский», ну? Поняли? Ладно.

Название у него такое, потому как на итальянском «Casina» («Маленький дом»), либо есть еще вариант, что название пошло от созвучного названия ручья, который пересекал городок (теперь исчез), или от личного имени этрусков, латинизированного как Cassenius.

Блатное слово «Хаза», от латинизированного «Casa», дом. Легко запомнить. Касабланка — белый дом.

Ну, в общем флорентийцы кинулись в реку купаться. Портки с себя поскидывали и давай веселиться. Вот тут их Джон Хоквуд то и застал. Прям с голой задницей.

Повторю очевидное — Джон Хоквуд человеком был хоть и честным, но предприимчивым, поэтому не стал ждать за стенами, пока флорентийцы придут, и все пизанское контадо пустят по… Кхм. По ветру. Поэтому он умудрился организовать вылазку. Пиза выставила ополчение и под руководством Джона Хоквуда напала на ничего не подозревающую флорентийскую армию.

Силы сторон:

Флорентийская армия — 11 000 только пехоты и еще аж 4 000 конницы. Все как один, строго рыцари из самой Германии.

Понятное дело, что цифры сильно завышены. На сколько — вопрос открытый. Из источников, есть только платежка на ту самую генуэзскую роту наемных арбалетчиков, которая уже попила кровь Хоквуду под Флоренцией. Их числилось на довольствии 600 человек. Мнится мне, что и эту цифру можно смело на два разделить, но доказать не могу.

Пизанская армия — 800 отборных головорезов Джона Хоквуда, тот самый «Белый Отряд». Это сильно одоспешенная пехота, которая двигалась к битве верхом, а в бою по большей части спешивалась. Так же постоянно натыкаюсь на утверждения, что большая часть «Белого Отряда», были английские лучники.

Ну и, просто для массовки, в нагрузку к этой основной ударной силе, 5 000 пизанских ополченцев. Тут мы можем смело утверждать, что их не могло быть больше 4 000 — примерно столько в списках «военнообязанных» Пизы и её контадо. Но, как вы понимаете, мало ли что в бумажке понапишут. Одно дело пользоваться благами и привилегиями горожанина, и совсем другое — на пики прыгать. Даже если пизанцы были такие же включнутые, как рыцари с их вассальными клятвами, то и тогда сомневаюсь, что сильно больше половины списочного состава собралось. Но опять же, это моё личное мнение, доказать не могу.

Источники, даже флорентийские, в один голос говорят, что пизанцев было в три раза меньше. И тем неменее именно они нападающая сторона. Расчет был, как также говорится в источниках, со слов в том числе и самого Джона Хоквуда, исключительно на внезапность.

Ход боя

Надо сказать, что складывалось все и в самом деле очень неплохо для пизанцев. Флорентийцы, вымотанные долгим маршем, буквально всей толпой разделись догола и полезли в речку Арно. Малатеста, напомню, был болен, и скрылся в шатре, отлеживаться. Перед этим, правда, успев делегировать обязанности по организации лагеря другим командирам наемников. Сразу нескольким, что тоже не добавляло порядка, честно говоря. Среди них надо отметить ту самую наемную роту генуэзских арбалетчиков, которая уже дала бой «Белому отряду» под Флоренцией. Её командира звали Риччери Гримальди и у меня нет ни малейших идей, зачем я назвал это имя, поскольку вы, скорее всего, в своей жизни никогда более его не увидите.

Итак, прозорливо предположив, что флорентийцы остановятся на долгий дневной привал у Кашина и все полезут в речку и в лагере будет бардак, Джон Хоквуд оказался прав во всем. Поэтому, он совершил форсированный марш от Пизы к Кашину. Пизанское ополчение, конечно, отстало, наемники «Белого отряда», похоже, к тому времени уже все передвигались верхом. Но пизанских «англичан» это не обескуражило — они сходу атаковали, надеясь смести боевое охранение флорентийцев.

И не смогли.

Первую, самую опасную атаку, смогли удержать генуэзские арбалетчики. Они засели в нескольких полуразрушенных строениях у дороги, и в напряженной дуэли, отплатили английским лучникам за обиду при Кресси. Английские луки вновь, как и под Флоренцией, уступили итальянским арбалетам.

Тут надо отметить признак мастерства в действиях Хоквуда. Видя, что план не взлетает, он немедленно меняет его. Оттягивает войска и наносит удар в другом месте. К несчастью для Хоквуда, заместители Малатесты оказываются может и не столь умелыми, но весьма деятельными — они сбивают случайных людей из различных подразделений в боевые группы, выдают им временных командиров и шлют «на передовую». Все новые и новые подкрепления, армированные генуэзскими арбалетчиками, с трудом, но удерживают натиск вояк Хоквуда.

В общей сложности, было отражено три атаки «Белого отряда». Стало ясно, что флорентийцы смогли организовать мощную оборону, и застать их врасплох не удалось.

Джон Хоквуд отводит своих людей и ждет ополчение Пизы. Он не торопится. Он знает местность, и ждет, что через пару часов солнце начнет слепить флорентийцев, а кроме того, должен подняться ветер (может вечерний бриз с моря, пояснений нет) который будет дуть в лицо врагу и помогать пизанцам.

К несчастью, этой паузой воспользовались и флорентийцы. Они смогли сбить некое подобие строя. Когда Хоквуд наконец дождался своих ополченцев и повел свою армию в атаку, «флорентийцы» встретили его среди наскоро построенных заграждений из телег обоза.

«Белый отряд» шел впереди, пытаясь проломить оборону «флорентийцев». За ним шла основная масса пизанского ополчения, за которым шла кавалерия. Упоминается, что пизанские всадники были спешенные, но почему — никак не поясняется. Мне хочется предположить, что они опасались что ополченцы начнут убегать, и поэтому буквально их конвоировали. Но, честно говоря, никаких оснований у меня для этого смелого предположения нет.

И этот, самый страшный натиск, флорентийцы смогли выдержать. Бой был может и не такой масштабный, но участвовали в нем лучшие части обеих армий, поэтому он был впечатляюще ожесточенным и очень кровопролитным. «Белый отряд» победил по фрагам, но ему не хватило «инерции», чтобы проломить оборону флорентийцев.

Пока Малатеста пытался до конца организовать и построить свою все еще частично пребывающую в беспорядке армию, один из высокопоставленных флорентийских наемников с крупным отрядом всадников, проявил инициативу. Он совершает глубокий охват пизанской армии. После чего, успешно громит отставшие отряды ополчения, заставляет отойти пизанскую кавалерию и даже захватывает обоз. Видя это, флорентийцы воодушевляются, наконец начинают слушаться приказов, после чего наваливаются на пизанцев всей своей, пусть и слабоорганизованной, но явно очень многочисленной массой.

Вот тут Хоквуд снова проявляет свое несомненное мастерство полководца — он ловко уводит из под удара своих наемников, отводя их под стены коммуны Сан-Савино. Пизанское ополчение оказалось предоставлено само себе. Окруженные врагами, покинутые военачальниками и знатью, им оставалось только сражаться или умереть. Увы, но пизанцы оказались далеко не миланцами. Очень быстро пизанцы побежали, тем самым выбрав смерть.

Разгром был страшный. Считается, что было убито больше тысячи человек только из ополчения Пизы, еще две тысячи было собрано в плен.

Любопытная деталь — именно тогда впервые упоминается поведение с пленными, ставшее впоследствии правилом. Наемники, попавшие в плен, содержались достаточно неплохо, насколько это возможно для средневековья. Кроме того, их буквально в течении нескольких дней освободили. Было решено, что если ты попал в плен сражаясь, то логично предположить, что твои обязательства перед нанимателем исчерпаны. Таким образом, можно наняться вновь, уже к победившей стороне. Очень удобно.

А вот с пизанцами было хуже. Согласно давней флорентийской традиции, всех пленных отвели во Флоренцию, где их провели по улицам в подобии Римского Триумфа. Предполагалось, видимо, что после этого их отпустят за символический выкуп. Вот только выкуп оказался не такой уж и символический. Власти Пизы не смогли собрать нужную сумму. Многих пленных действительно выкупили их семьи. Но многие были проданы в рабство. Не мало было и тех, кого просто убили.

Битва при Кашине 1364 года была чудовищной катастрофой для Пизы. За один день сама Пиза и её контадо потеряло людей, в процентном отношении, как бы не побольше чем СССР за первые два года Великой Отечественной Войны. Учитывая, что и до этого у пизанской республики дела шли неважно (к середине XIV века Пиза уже потеряла Корсику и Сардинию), надо честно сказать, эта битва поставила для Пизы жирную точку в её претензиях на гегемонию в Италии. Причем основным выгодоприобретателем оказалась Генуя. Подрались Флоренция и Пиза, а победила Генуя — мы похожее в Италии увидим еще не раз, и не два.

В комментариях удивлялись на тему того, что я не упоминаю планы атакующих по поводу осады города. И вот, у нас очередной пример. Малатеста, такое ощущение, вообще не планировал победить. Он около месяца потоптался по пизанскому контадо, максимально его грабя и сжигая все, что не могли унести его наемники, и даже не пытаясь организовать осаду Пизы. О штурме и говорить не приходится. У флорентийцев не было никакой осадной техники. Так же как и у Хоквуда, когда тот рвался к Флоренции, так же как и у Лоризо Висконти, когда тот шел к Милану. Я никак не могу прояснить, почему.

Итак, в этой битве погибло множество людей.

Пиза оказалась серьезно ослабленной, но не уничтоженной.

Флоренция приобрела скорее репутацию, чем какие-то ощутимые выгоды. Эта победа была очень важна для флорентийского патриотизма. О ней помнили, ей гордились. Настолько, что в 1500-х годах сам Микеланджело был нанят чтобы изобразить эту битву на стенах городского акимата. Во Флоренции сейчас он называется Палаццо Веккьо.

А скромная Генуя получила порты, рынки сбыта, контроль над торговыми маршрутами.

Хоквуд, внезапно, оказался спасителем Пизы, чем поднял свой авторитет на почти недосягаемую высоту. Поражение в битве при Кашине сам он объяснял аномальной жарой. Доспехи воинов «Белого отряда» раскалились на солнце, став буквально печками в которых люди заживо жарились. Как тут еще и сражаться. Подобные объяснения поражений я встречаю довольно часто — за теми исключениями, что если в момент битвы шел дождь, то проигравшая сторона немедленно вязла в грязи. Были бы в Италии были морозы, то, логично предположить, флорентийцев бы спас Санто Морозо. Ну а так, выбор не велик. Тем не менее, как Хоквуд смог убедить всех, что именно он отстоял Пизу с горсткой солдат от несметных орд Малатеста — действительно загадка.

Эта репутация несгибаемого воина Хоквуду вскоре очень пригодится — у Пизы кончались деньги, и «Белому отряду» вскоре придется искать нового работодателя…

Ах да, фреска великого Микеланджело, где он изобразил битву при Кашине.

Увы, он её так и не закончил.

Глава 13 Весьма приличное чудовище

«Кто захотел бы в наши дни создать республику, нашел бы для нее более подходящий материал среди горцев, которых еще не коснулась культура, а не среди людей, привыкших жить в городах, где культура пришла в упадок. Так скульптору легче извлечь прекрасную статую из неотесанного куска мрамора, нежели из плохо обработанного кем-нибудь другим.»

Никколо Макиавелли.

Мы бросили Джона Хоквуда вместе с его корешами а Пизе, у которой еще и деньги кончались. И тут опять начался хитрый итальянский движняк. Джованни Агнелло, пизанец про которого вы никогда не слышали и никогда больше не услышите, подсуетился, и осчастливил свой любимый город кредитом под дикие проценты. Причем кредит был не от кого-то, кому можно и не отдать, а от уже знакомого нам сеньора Милана Бернабо Висконти. Джованни был такой умный, что увидишь охнешь — за то, что он влез в кредит всем городом к Бернабо, он получил в городе высшую выборную должность а у Бернабо доступ к телу.

Как вы понимаете, кредит отдавать было больно, тем более что все деньги потихоньку и так ушли Хоквуду, но тут пизанцы провернули такую штуку, из-за которых их все и не любили.

Короче, Бернабо поссорился к Карлом №6, очередным Римским Императором и т. д. И император двинул на Милан, как уверяют источники, аж 20 000 войска. Половина, дело ясное, строго рыцари.

Если даже источники и преувеличивают численность императорской армии, опасность для Милана они отнюдь не преуменьшают — немцы то, еще со времен Барбароссы города брать умеют.

И тут Пиза продает Милану… Джона Хоквуда. За все долги. Взаимозачет. Ну, посколько Висконти тоже итальянцы, они кому надо на лапу сунули, и за пользование «Белым отрядом» по назначению все же не весь кредит закрыли. А могли бы и весь, но об этом потом.

Итак, с одной стороны, суровые английские лучники и итальянские тяжелые всадники, меньше тысячи штук. С другой стороны 20 000 злых немцев. Год 1367-й от рождества Христова. Весна. Северная Италия. Никакой интриги тут не будет, понятно что англичане победили.

В общем, как я уже говорил, дело было весной, а немцы встали лагерем по берегам реки По. Они не знали, что в верховьях есть плотины, а Хоквуд знал. И он велел разрушить эти сложные древние (как бы даже еще не античные) сооружения, река По вышла из берегов и смыла нахрен всю экономику Милана на долгие годы. Смыть армию было не так легко, но наступление на Милан Хоквуд императору сорвал и без обоза Карла оставил. Немцам пришлось возвращаться домой. Хоквуд качнул авторитет, а в Пизе поперли умного Джованни, когда выяснили, что тот отдал такого ценного Хоквуда в Милан за так дешево. Умный Джованни побежал к Бернабо, и неожиданно выяснил, что в Милане и своих умных хватает. Так и сгинул, неприкаянный Джованни, как только деньги кончились. Поучительная история, если подумать.

За всеми этими важными событиями, пизанцы стали забывать платить наемникам.

Хоквуд был человеком, прежде всего высоко профессиональным, поэтому задержку платы терпеть не стал.

В 1377 году мы застаем его на службе у Григория XI. А это, на минуточку, сам Папа Римский! Зачем викарию Христа добрый католик Хоквуд? Для безбожной резни, конечно же.

Дело в том, что Папа воевал с Флоренцией с 1375-го года. Тогда же, в 1375 году, для управления городом в период боевых действий во Флоренции была создана особая комиссия, которая называлась «коллегией Восьми по ведению войны», или — с традиционной флорентийской лаконичностью — Восемью войны (итал. Otto della guerra). Местные острословы немедленно стали называть их «Восемь святых», ибо кто, кроме святых, может вовать с самим Папой Римским?

Как вообще дошло до такого — повод для отдельного поста, но если выразить суть, то папа Григорий, очень похоже, удумал скроить для своей семьи в центре Италии скромное и богатое герцогство. Что, само по себе, не было чем-то таким уж необычным. Что было не вполне обычно — у папы стало получаться. Папа даже смог наказать миланских Висконти и отжать у них Перуджу.

Тут и вмешалась Флоренция. Сначала она действовала «мягкой силой» — простимулировала восстания в нескольких десятках городков на территории папского государства, в том числе и будущей свадебной столице Италии, Перудже. И, на всякий случай, прикупила Джона Хоквуда. Поскольку все уже знали, что Джон человек честный, то флорентийцы не стали оскорблять его слух предложениями неприемлемыми для его чести, а просто попросили не воевать в Тоскане, то есть собственно всей той местности, в которую входила и сама Флоренция, и её контадо, и некоторые другие важные города.

Это предложение, на первый взгляд тоже, несколько, скажем так, нарушало обязательство перед нанимателем… Однако, сгладить некоторые острые углы помогла сумма в 160 000 флоринов, которою дали Джону Хоквуду сразу. Сравните это с не бедным семейством Макиавелли и их годовым доходом в 100 флоринов в год.

Согласитесь, сумма была настолько огромной, что отказаться от неё было бы, по меньшей мере, не предусмотрительно. А Джон Хоквуд был человеком предусмотрительным. Поэтому он выторговал себе еще 600 флоринов в год в течении пяти лет, пока он держит обещание. А потом еще 1200 флоринов в год пожизненной пенсии.

Забегая вперед, сразу скажу — будучи человеком честным, Джон Хоквуд выполнил все взятые на себя по этой взятке обязательства. В Тоскане он не воевал. Зато подавлял восстания в Папской области.

И был в Италии городок. Чезена. Который очень уж сильно папе досаждал. Чезенцы, горделивые наглецы, так и норовили поднять бунт, ворваться на телеканалы, разграбить банки и сжечь микрокредитные офисы. А поскольку, в то время, для удобства все эти организации на территории Папской Области находились в церкви, автоматически получалось, что чезенцы еще и богохульники. Пора бы уже им было и напомнить, про Содом и Гоморру.

Напоминать пришел Джон Хоквуд, комиссаром при нем викарий Григория и будущий папа, и 6 000 свежих наемников из Бретони. Чезенцев вырезали со страшной силой, считается, что погибло около 4 000 человек.

Несмотря на столь явное проявление силы, это, как ни странно, возымело обратный эффект. Война Восьми Святых, впрочем, закончилось ничем — Григория XI вызвали наверх, а его приемник, хоть и немного погеноцидил, человеком оказался в принципе хорошим. По крайней мере, сговорчивым. Он с Флоренцией подписал мир. Формально, он даже победил, получив от Флоренции выкуп за некоторые захваченные территории в 200 000 флоринов. Хотя Григорий XI хотел миллион.

Позже Джон Хоквуд станет работать на Флоренцию, видимо поэтому надо будет как-то его оправдать в глазах общественности за резню в Чезене. Поэтому будут томные истории о том, что он морщился, закрывал глаза, и вообще всячески отказывался выполнять ужасный веление Папы Григория, но просто не мог игнорировать приказ нанимателя. И даже, рискуя всем, смог оставить безопасный коридор, по которому сбежала тысяча жителей города. Но лично я в это слабо верю. Если кто помнит, то основатель «Великой Каталонской Компании», Рожер Цветок, тоже в свое время помогал беженцам из Акры. Как выяснилось позже — попросту грабя их подчистую. Но, не убивая, что правда, то правда.

Впрочем, эти мои подозрения в жестокости Джона Хоквуда, конечно, очень субъективны. Что объективно, так это его деловые качества. Есть один хороший пример кризисного управления от Джона Хоквуда.

Итак, Чезена. Два из его «капитанов», то есть топменеджера со своими командами, одновременно наложили лапу на молоденькую монашку. Девочку уже успели слегка ободрать и было видно, что она очень красива.

Дело происходило в специфическом кругу предприимчивых и амбициозных людей, поэтому могло дойти до поножовщины, что контрпродуктивно. Обратились к Джону Хоквуду для разрешения противоречий в процессе.

И вот тут, внимание:

Итак, у вас есть два ценных сотрудника, каждый который желает получить бонус. Как вы поступите? Помните, в отличии от последних сытых десятилетий, которые приучили нас к тому, что можно даже на высоких государственных должностях держать любимчиков, для которых все, а остальным по регламенту — Джон Хоквуд работает в кризисных обстоятельствах. Он не может позволить себе собирать вокруг лояльных, ведь спрашивать с них придется, как с умных.

Поэтому, предпочтение отдавать нельзя никому. С другой стороны, так же нельзя и выказывать пренебрежения к этим знающим себе цену профессионалам. Что делать.

Эта строчка, чтобы вы подумали, пока её читаете. Поставили себя на место кризис менеджера в то далекое время, ощутили краткие временные рамки для принятия решения и приняли его.

Итак, сравним результаты с Джоном Хоквудом:

Джон достал меч и разрубил бедняжку пополам. Поделив, таким образом, добычу поровну.

Вполне возможно, этот эпизод и в самом деле свидетельствует не столько о его лидерских качествах, сколько о потаенном милосердии.

С помощью Флоренции (и её пропаганды) Джон Хоквуд стал буквально лицом кондотьеров. Не просто баснословным богачом, а прям как Илон Маск, иконой и стилем, известным по всему миру и особенно в Европе. Этот человек портрет эпохи. И на портрете он честен, благороден, милостив, просто таки недостижимый идеал, и конечно же, весьма уважаемый рыцарь.

Но, нельзя думать, будто Джон Хоквуд получал свое золото только за мнимый авторитет. Он действительно стоит своих денег. Для демонстрации этого, в следующий раз я расскажу вам о битве при Кастаньяро, которая случится аж в 1387-м году.

Глава 14 Кастаньяро, 1387

Битва при Кастаньяро, хоть вы никогда о ней не слышали, одно из самых известных сражений эпохи кондотьеров в Италии.

С одной стороны у нас Верона, с другой Падуя. Давайте в этот раз без предыстории, для нас важно, что на стороне Падуи ни кто-то там, а сам великий и ужасный Джон Хоквуд. Хотя, к тому времени он уже давно и привычно именовался всеми Джованни Акуто.

В этой битве, в первом приближении, все довольно просто. Но потом начинаются вопросы…

Силы сторон:

Армия Скалигеров, сеньоров Вероны:

≈ 11 000–16 000 человек. Это, в основном, наемники. А еще 12 000 или даже 16 000 рыл в резерве. Правда, тут источники, изучавший битву, отмечает, что это в основном крестьяне, то есть вспомогательный персонал. ( Роджерс, Клиффорд Дж., Изд. (2010). «Кастаньяро, битва». Оксфордская энциклопедия средневековой войны и военных технологий )

Армия Падуи,

которая, кстати, тут вроде как скорее за правое дело, хоть и агрессор. Но это не точно:

Суровые хлопцы Хоквуда — 500 рыцарей и 600 английских лучников. Или наоборот. Серьезно,в источниках то так, то наоборот.

Ополчение Падуи и некоторое количество их собственных наемников, всего — 8000 рыл.

К концу XIV века вид итальянских армий несколько изменился. Основная масса городского ополчения — арбалетчики. По крайней мере, именно ими числятся. Арбалеты встречаются самые разные. В документах обычно различают их по способу заряжания:

К середине XIV века ополчения итальянских городов, если верить спискам, увеличились в разы. А ведь там еще и чума прошлась. Видимо, поэтому появляются в ополчении не только люди состоятельные, а простые. Относительно современности, средний класс. Известно о кожевеннике, столяре и прочих рядовых ремесленниках, с доходом в 20–60 флоринов в год.

Сама структура армии изменилась. Ребята с небольшими овальными щитами превратились в профессиональный гарнизон города. И, хотя по традиции они считались легкой пехотой, на самом деле они уже давно такими не были:

Основу строя теперь составляли «павизарии»:

Любопытно, что несмотря на то, что большинство ополченцев записаны арбалетчиками, у нас есть упоминания об отдельных отрядах, для которых был даже специальный термин и которые состояли поровну из павизариев и арбалетчиков. Они были сравнительно не велики числом, по 20 или по 40 и тех и тех. Тактика и задача этих отрядов неизвестна.

Я рискну предположить, что это были просто сыгранные боевые подразделения с большим опытом, либо с дополнительным окладом, чтобы можно было тренироваться регулярно. Ведь ополченцы были обязаны тренироваться не чаще раза в неделю. Подозреваю, их боевая ценность была низкой. И не надо надеяться на арбалет. Арбалет это не ружье, у него гиперболическая траектория и вообще та еще шайтан машина. Сначала нужно как следует напрячься, чтобы его взвести, потом прицелиться в ковш большой медведицы, и если попадешь в город, который от тебя в двухстах шагах, уже не плохо. Были конечно и умельцы способные яблоко с ветки сбить, но именно они, как я уже сказал, наверняка были собраны в сравнительно небольшие и тесно спаянные опытом боевые группы.

Картинки, которые я привел, они конечно красивые. И не с потолка нарисованы. Но надо всегда помнить, что на деле все это могло выглядеть куда всратее. Да что там говорить, даже современные реконструкторы не всегда способны соответствовать тем идеальным образцам, что с картинок выше:

Вот эти парни в простых народных ватниках, наверняка куда ближе к парням что рубили и кололи друг друга шестьсот дет назад в солнечной Италии.

Что мне показалось любопытным. Никто в Италии не стал копировать генуэзских арбалетчиков. Это те самые, которые попили столько крови Джону Хоквуду, воюя против него на стороне Флоренции, в начале его карьеры.

Я не рискну предполагать, в чем тут дело. Но вслух подумаю: «Видимо, практика показала, что стрелять из арбалета и таскать за собой тяжеленую павизу труднее, чем кажется. И для этого нужно много тренироваться.»

По всадникам ничего заметно не изменилось, разве что сильно шагнул вперед доспех.

Ах да, чуть не забыл одну мелочь. Дело в том, что есть современные данные, которые намекают на то, что многие итальянские ополченцы были с сиськами. Собственно это не новость, примерно в то же время, в Англии, например, баб в армии было полно. И нет, не только тех, про которых вы подумали. В «Ежегоднике Королевского Арсенала» за 1997 год есть статья Thom Richardson, The Bridport Muster Roll of 1457. В ней содержатся имена людей, призванных в армию. В списке можно разобрать 174 имени, из них 5 (2,9%) являются женскими. Некая Элис Хэммел имела свой жак (вид доспеха), меч, баклер, салад, лук и стрелы. У Элис Гаре был лук и пластинчатый доспех. У «Condefer Wife» был лук, стрелы, меч и баклер. Маргарет Атин и Сэлли Пенс не имели собственного вооружения, но его не имели и 39% людей, упомянутых в списке.

Я натыкался на переводную статью про Итальянское ополчение, где автор осторожно говорит, что вполне возможно около трети итальянских ополченцев… Были женщинами. Но историки шарахаются от этой темы. И не без оснований. Влипнуть в гендерный срач, легче легкого. Что хуже, если говорить правду, то тебя возненавидят оба полюса ушибленных. Так что можно серьезно пострадать, особенно если у тебя есть карьера. Да, честно говоря и меня это откровение несколько шокирует, однако, если сделать поправку на ожесточенную войну всех против всех, которая постоянно велась в Италии…

Сами источники на Италию, кстати, женщин-воинов упоминают довольно часто. Что характерно, упоминают не сам факт того, что это женщина, а удивляются их достижениям. Пример из письма кардиналу Джованни Колонна 23 ноября 1343 г. "Из всех чудес Господа, кто один делает великие чудеса, он не сделал ничего на земле более изумительного, чем человек. Из всего, что мы видели в тот день, из всего, о чем сообщит этот отчет, наиболее выдающейся была могущественная женщина Поццуоли, сильная телом и духом. Ее имя — Мария, и, соответствуя своему имени, она — девственна. Хотя она постоянно среди мужчин, обычно солдат, общее мнение утверждает, что она никогда не опозорила своего целомудрия, ни в шутку, ни в серьез. Мужчин отталкивает, как они говорят, больше страх, чем уважение. Ее тело больше соответствует воину, чем девушке, ее сила такова, что ей позавидует любой закаленный солдат, ее умение и сноровка необычны, она молода, ее внешний вид и стремления как у сильного мужчины. Она думает не о чарах, а об оружии, не об искусствах и ремесле, а о стрелах и копьях. На ее лице нет следов поцелуев и сладострастных ласк, но облагорожено ранами и шрамами. Ее первая любовь — оружие, ее душа бросает вызов смерти и мечу.'

Есть еще перекрестные источники для XIV века на некую Люцию Станга, которая отмечалась многими как выдающийся «конный фехтовальщик».

Подбираешь себе оружие, но ты хрупкая женщина? Здоровенный дрын в стиле Вархаммера — вот выбор утонченного пола! Лови источник: «Дама-рыцарь и Черная Лошадь: Манускрипт „Кодекс Каподиста“. Общественная библиотека Падуи.» Да-да, той самой о которой идет речь сейчас. Правда, он чуть более поздний, на XV век.

Но это, разумеется, про людей довольно состоятельных. Все же, средневековая пехота, состоящая из женщин примерно на треть, мне пока трудновообразима. Тем не менее, это вполне может оказаться правдой. Хотя выглядело совсем не так, как можем вообразить мы, воспитанные Голливудом. Просто для красоты оставлю тут фотографию бугурта современных реконструкторов, с красивой женщиной в доспехах.

Желающим увидеть её без доспеха, гуглить чемпионок по историческому фехтованию.

Вернемся к нашей битве. Итак, веронцев больше раза в полтора, причем кавалерии у них больше раза в два-три. Честно говоря, расклад так себе.

Дальше идет одна строчка, за которой таятся все десятилетия опыта, тонны труда, баррели мастерства и капли удачи, потраченные на то, чтобы осуществить её: Хоквуд вынудил веронцев атаковать себя в удобном для него месте.

Смутно описывается, что Хоквуд смог организовать жуткий террор в окрестностях, что и вынудило веронцев двинуть на него армию. Но там как бы тоже не дураки сидели. Они, как люди ренессанса, близкие нам по духу, среди прочего тоже много думали как победить. Перебирали величину щитов, длину копий, вот это вот все. Остановились на том, что лучше пулемета ничего нету. Но пулеметы только на следующем технологическом уровне открываются, поэтому ребята замутили что-то многоствольное. Как именно выглядели пулеметы мейд ин Верона мы не знаем, но можно посмотреть варианты от Леонардо:

Веронские, о которых мы говорим, наверняка были куда всратее. Но вообще, из архивов города Равенны например следует, что во время войны с Форли аж в 1358 году использовались пушки. И с неплохой эффективностью. Уж за тридцать-то лет, веронцы вполне могли скопировать и попытаться развить технологию.

Но Хоквуд их переиграл. О пушках есть только в архивах города, где на них потратили кучу бабла, в источниках по битве о них вообще не упоминается. Короче, местность была пересеченная, веронцы под огнем падуанских абалетчиков пошли в атаку, по полузатопленному полю, через который протекал небольшой канал. Канал веронцев не остановил, они засыпали его фашинами (вязанками хвороста). Все это под огнем итальянских арбалетчиков и английских лучников. Надо думать, что они уже немного устали, когда полезли по своим фашинам на падуанцев. И оттого были злы. Но и Падуя тоже в Италии, а у них там климат провоцирующий кровожадность. Короче, пехотинцы схватились в потной рукопашной. Веронцы бы не выдюжили, но их командиры предусмотрительно спешили множество наемных рыцарей, которые армировали пехоту. И они медленно, но верно, неся огромные потери, стали передавливать падуанцев.

Честно говоря, пока рисунок боя кажется довольно простым, отчасти даже похожим на компьютерную стратегию, две массы войск давят друг друга.

И тут, внезапный поворот.

По условному знаку (вроде как горящая стрела) штандарт Хоквуда, который до этого маячил в центре построения армии Падуи, простите, падает. А из леса появляется другой. Оказывается, сам Хоквуд все это время коварно скрывался в лесу. И не один, а с засадным полком. А в нужный момент выскочил и всем засадил.

На самом деле нет. Веронцы, разумеется, на случай таких хитрых ходов имели мощный резерв, как уверяют источники, аж 2500 тяжелых всадников. У Хоквуда, я напомню, в пять раз меньше. И тем не менее, Хоквуд умудряется каким-то образом не только парировать этот удар, но еще и наголову разбить пятикратно превосходящие силы. Причем разбить вдребезги, два кавалерийских предводителя армии Вероны, весьма именитых, попали в плен.

После чего, уже «дело техники», так сказать. Создается ощущение, что из веронцев как воздух выпустили и они просто начали бежать.

Как нетрудно заметить, битва выглядит как-то подозрительно. Много неясностей.

Источники сосредоточенны на Хоквуде, они даже не пытаются понять, что произошло. Вот могучий Джон Хоквуд выпрыгивает из леса и кричит нечеловеческим голосом:

— Карне! — что означает на итальянском «плоть», и это типо его брутальное виденье традиционного падуанского боевого клича «карро», то есть тележка. Вот он в гуще битвы, бросает в строй врагов свой полководческий жезл, со словами:

— Принесите мне это обратно!

А дедушке, на минуточку, под семьдесят. Если у него к тому времени хоть один зуб остался, уже неплохо, а чтобы еще и вытворять в бою всякое…

Нет, я не спорю, понятно что великий Хоквуд один за тысячу считается, но все же, все же…

Но никто не спорит с тем, что это был страшный разгром для веронцев, по результатам семья делла Скала потеряет Верону, а приобретут больше всех, как водится в Италии, те, кто в этом не участвовал. В данном конкретном случае, миланские Висконти.

Падуя, кстати, несмотря на великую победу, нельзя сказать, что много приобрела. Хуже того, то что она смогла отгрызть, немедленно втравило её в большую итальянскую игру и через два десятилетия постоянных стычек и войн, город окажется обессиленным и разоренным, тихонько сойдя с исторической сцены.

Как нетрудно догадаться по моему недовольному тону, описания битвы вызывают у меня только вопросы. Это сражение, по видимому как и аналогичные битвы вроде битвы при Земпахе для швейцарцев, сильно мифологизировано. Но, в отличии от прямолинейных горцев, итальянцы сумели так приправить это блюдо пряными подробностями подвигов Хоквуда и его ребят, что за этим совершенно невозможно понять, из чего оно приготовлено.

Например, после победы Хоквуда над наемной кавалерией, остальная армия Вероны как будто растворяется. Можно предположить, что она поголовно бежит — но нет.

Есть данные, что крупный отряд веронских ополченцев и, внезапно, наемников, уже после того как битва была проиграна, сплотился вокруг веронского кароччо и отчаянно сопротивлялся, пока не был истреблен полностью.

Даже если это просто очередная деталь для красоты, все же данные о том, что при Кастаньяро Хоквуд захватил кароччо, есть в перекрестных источниках. И это явный признак полного разгрома противника и очень важный трофей даже по тем временам.

Подводя итоги, приходится признать — Хоквуд, несомненно, не только высокооплачиваемый, но и очень хороший специалист. Вот только его победы несколько… Не вполне хорошо описаны. Что, для XIV века в Италии, уже даже подозрительно.

Глава 15 Герой Нагибатор

Грядет, грядет могучий герой,

В нем сила семи мужей.

Придет, придет, кто род наш спасет,

Кто сталь обагрит мечей.

(из песни «Баллада о герое», автор текста Елена Ханпира)

Среди перекатывающихся через страну волн войн и эпидемий, итальянский крестьянин XIV чувствовал себя не вполне комфортно. Я не иронизирую. Действительно комфортно, но не вполне. Есть несколько исследований (правда на более позднее время), что среднестатистически люди в средневековье и ранее новое время были намного счастливее чем сейчас. По крайней мере, косвенные данные на это уверенно указывают.

Этот факт сам по себе может запустить виток депрессии, если о нем как следует задуматься, поэтому мы не станем.

Может показаться, итальянцы с их южным темпераментом, уже раз пять должны были друг друга вырезать. На самом деле мы просто смотрим всегда туда, где самое веселье. Если жить тихонько, никуда особо не встревая и сопая свои грядки с брюквой, то вполне можно было прожить жизнь, увидев все эти великие свершения только издалека, в виде колонн бредущих по дорогам армий. То туда, то сюда. Изредка прячась от фуражиров за стенами своего городка. Узнать о очередном великом сражении от проезжего паломника или торговца и рассказывать о нем своим детям. А дети могут вообще не застать на своем веку особых битв.

Объясняется это довольно просто — людей, занятых войной профессионально, было не так уж и много. Я напомню, в начале Столетней Войны, Англия насчитывала 5–7 млн. человек, Франция около двадцати. Это, правда, еще до чумы. Такая численность будет достигнута вновь только в районе 1653 года. Армии, сходящиеся в битвах, исчислялись несколькими десятками тысяч, даже если считать обе стороны. При этом, львиную часть обеих армий часто составляли уроженцы всего нескольких местностей. Таких как Брабант или Уэльс. Этакие «хабы» с наемниками. А другой львиный кусок приходился на иностранных гостей.

Конечно, много людей было в гарнизонах, полурегулярных ополчениях и частных армиях мелких и крупных магнатов. Тем не менее, их было вовсе не так уж и много. В статье о замках я разбирал подробней, сейчас повторю для тех кто не читал. Трудно поверить, но даже крупнейшие замки удерживались буквально несколькими десятками солдат. Включая как рыцарей так и простых воинов. Эти гарнизоны, конечно же, усилялись в случае прямой опасности, но все же, это весьма показательно. Если сравнить с общим числом населения, то сейчас в России учителей больше, чем в Европе профессиональных военных в средневековье.

Конечно, в условиях средневековья, столкнуться с насилием можно было и без особой войны. Так сказать низовое насилие, на бытовом уровне. Просто быть зарезанным по дороге в церковь, во имя древней кровной мести или оказаться убитым агрессивным соседом за спорную яблоню — ситуация, надо думать, распространенная. Может даже куда более распространенная, чем в странах славящихся этим сейчас. Но такое насилие, как мы видим по современным работам социологов, само общество обычно достаточно успешно купирует.

Еще показательный момент. Из той же социологии мы знаем, что как правило то или иное явление, которое вдруг вызывает общественный отклик, редко появляется из ниоткуда. Скорее всего оно всегда было, но вдруг стало заметным. Например, потому как совершенно неприемлемо.

Хороший пример для современности, это вопрос о том, можно ли бить детей. До недавнего времени и вопроса-то такого не стояло.

Хороший пример для Италии XIV века — резня в Чезене.

С одной стороны, я постоянно читаю о вырезанных из беременных женщин детях, отрезанных лицах, отрубленных руках и прочих зверствах наемников. Есть в источниках и рассказы об обезлюдевших местностях, в которых всех убили. Но вот приходят бретонцы, и действительно вырезают целый большой город — и это событие буквально шокирует итальянцев.

Все же, до этого у итальянцев, видимо было так не принято. Ключевое тут, «у итальянцев».

Григорий XI, в быту Пьер Роже де Бофор, был человеком выдающимся. Уже в 18 лет он получил епископат, благодаря своему труду и скромности. То, что он приходился племянником функционирующему на тот момент Папе Римскому просто совпадение. По окончании университета Перуджи Пьер стал квалифицированным каноником и богословом, заслужив всеобщее уважение смирением и чистотой сердца. Да, именно так написано в его характеристике. Очевидно, он просто не мог не сесть на Святой престол. Но все это детали, скорее обычные для биографии столь выдающегося человека, как Папа Римский. Что важнее для итальянцев — он был француз.

Как и его предшественник. Как и его преемник. Не удивительно, ведь это времена «Авиньонского пленения пап» (с 1309 по 1377), когда Папы Римские жили в Авиньоне, на территории Франции.

Разумеется итальянцев это сильно возмущало. Но не так сильно, как сборища бандитсвующих понаехавших гастарбайтеров, бродящих по Италии.

Это был, буквально, рэкет. Открытием этой прибыльной ниши стала «Великая компания» Вернера фон Урслингена, которая перемещалась по Италии и стригла купоны. Известно, что в начале 1340-х годов эта успешная инновационная компания последовательно получила деньги от Чезены, Перуджи, Ареццо, Сиены и нескольких ломбардских коммун.

Разумеется, монополия была недолгой. Очень скоро на рынок вышли и другие компании.

Размах террора можно представить по записям довольно крупного города Сиены, расположенного в Тоскане.

Только между 1342 и 1399 годами, этот хорошо укрепленный и достаточно сильный город, был вынужден откупаться от мародерствующих банд 24 (!) раза.

Суммы от просто солидных, в 2 000 флоринов, до совершенно разорительных, в 32 000 флоринов.

Будет логично предположить, что менее богатые и хуже защищенные коммуны страдали сильнее.

Во второй половине XIV века, вдобавок к вспышкам чумы, регулярным неурожаям, добавились еще и неиллюзорные шансы быть ограбленным, изнасилованным и убитым случайной бандой безработных мародеров. Причём, необязательно в таком порядке. Это было как-то внове, и многим не нравилось.

Несмотря на то, что объективно, само по себе такое явление как кондотьеры, было чисто итальянским, и чисто статистически, среди них большинство было итальянцами — все же, наиболее одиозные и прославившиеся жестокостью наемники были не из Италии.

Медленно но верно среди интеллектуальных кругов Италии началась формироваться идея о том, что если бы у них была сильная страна со строгой властной вертикалью, то такого беспредела бы не было.

Для простого темного народа, все выглядело куда проще. Нужно было поступить простым и понятным образом, а именно — убить всех плохих. Которые, как вы понимаете, в основном не итальянцы, если не считать пары местных негодяев.

Но как это сделать? Наемники на то и наемники, что они могут делать то, что не могут сделать сами наниматели. И увы, одно дело устраивать жестокие поножовщины на ночных городских улицах и совсем другое соревноваться в профессионализме со сплоченными и опытными коллективами на их поле.

Тут был нужен герой.

И он пришел.

Его звали Муцио Аттендоло. Естественно он был простым итальянским парнем, который не стал терпеть несправедливость и поднялся против неё. Вернее, его вела судьба. Дело было так — Муцио пахал поле. А мимо проезжали джигиты, собравшиеся для праведной войны. И стали они говорить между собой про то, что Италия стонет под гнетом, и некому ей помочь. Всякие ужасы терпит. А вот такие как Муцио, ничего не делают. Муцио спрашивает, а что делать-то? Они ему и говорят — а давай с нами. Покажем.

Муцио хотел было подумать, но понял что нечем, поэтому положился на судьбу. Он взял в руки топор, встал шагах в двадцати от старого пня, и загадал так: «Если топор вонзиться, то значит судьба мне идти, Италию спасать». И метнул топор в пень. Топор вонзился. Выпряг Муцио коня из плуга и поехал вместе с незнакомцами. Было у него много приключений, в ходе которых вдруг выяснилось, что он сильный, умный, красивый и герой.

Пока остановимся на этом. Согласитесь, это хорошая история для завязки героического эпоса. Была ли она правдива? Конечно же, нет.

Семья Аттендоло жила в местечке Котиньола. Это селение, такое же древнее как и почти все в Италии, находится немного севернее Фаенцы в самом сердце беспокойной Романьи. Правда, к тому времени Романья уже была давно и прочно успокоена Святым престолом. В той мере, в какой необходимо, чтобы закрасить её на карте цветами Папской области.

Семья Муцио была и в самом деле не очень богатой. По меркам Флоренции. Возможно, они действительно сами обрабатывали землю. Но все истории о Муцио сходятся на том, что он украл из семьи коня, чтобы присоединиться к наемникам. А для этого нужно, по меньшей мере, иметь коня. А это не дешевое удовольствие.

Кроме того, сама Романья вообще, была в Италии тем особым регионом, про который трудно было сказать что-то плохое, не извинившись. Междоусобная вражда местных жителей регулярно пополняла местные новостные сводки, а сами местные жители отряды наемников.

Буквально, это был наемничий пул для всей Италии.

На полном серьезе считалось, что именно Романья родина обычая кровной мести.

Не миновал климат Романьи и семью Аттендоло. Однажды, в сиесту, на них напала злая семья Пазолини. Рассказывают, что в 1388 году, некий Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с братом Муцио, Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло, разумеется… Промолчала.

Но вариантов не оскорбить Пазолини, видимо, не было. Пазолини расценили это молчание как неуважение к невесте. И пришли за извинениями без предупреждения и с оружием в руках. В процессе жаркого спора об уважении двое человек из Аттендоло были убиты, а Муцио ранен. Ему было восемнадцать. Муцио родился 28 мая 1369 года.

Увы семейная вражда из тех способов провести время, которые могут занять вас на всю оставшуюся жизнь и еще правнукам останется. Так что это было только начало… Но Пазолини явно недооценили маму семейства Аттендоло. Элиза, в девичестве деи Петрасцини, не только родила двадцать одного Аттендоло своему мужу Джованни, а при случае вполне могла и отнять жизнь. Её описывают как «вираго», что можно перевести как женщина-воин. Этот термин означает именно что женщину, способную драться не хуже мужчин. Кроме этого, если жители Романьи были именем нарицательным для опасных и агрессивных людей в Италии, то семья Петрасцини были тем же в Романье.

Честно говоря, либо Пазолини чего-то не продумали, либо напали первыми совсем не они.

Джованни и Элиза (возможно, в большей степени она) повели в бой свой выводок. Набеги и нападения были так часты, что Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.

Любопытно, что на быт семьи Аттендоло у нас есть источник. Некий Паоло Джовио, епископ Ноцеры, в своем труде упоминает, что стены их дома были увешаны не гобеленами, а щитами и латными нагрудниками, а на их огромных кроватях отсутствовали покрывала. Картину сурового спартанского быта довершает грубая и простая пища. Мужчины просто ели то, что готовила для них прислуга.

Паоло явно сгущает краски, пытаясь нарисовать образ варварского логова. Но мне кажется, что если бы я ел то, что мне готовит прислуга, а по моим стенам были развешаны предметы стоимостью в годовой заработок разнорабочего, я бы не считал себя таким уж обиженным судьбой. Да и большинству итальянцев, даже сейчас, пожалуй тоже бы так показалось.

Если начать копать дальше, можно с удивлением обнаружить многих родственников Муцио, как со стороны матери, так и со стороны отца, в не самых маленьких чинах в отрядах кондотьеров.

Есть также упоминание, что после побега Муцио, его отец Джованни, хоть и немного понегодовал, все же позже прислал сыну для войны четырех коней (штука дорогая поэтому количество известно) и слуг (неизвестное количество) и оружие. Тому же Макиавелли это бы стало, как минимум, в годовой доход. А Аттендоло просто сына в дорогу собрали. А детей в семье, я напомню, больше двух десятков.

Скажем прямо, если присматриваться к картинке с простым парнем из работящей семьи, который по велению слепой судьбы пустился дорогой приключений, то она начинает медленно превращаться в историю о молодом местечковом бандите, отправившимся на заработки в крупный город, к родственникам, в уже сложившуюся этническую опг.

А вот ньюанс про стонущую под гнетом Италию может оказаться вполне правдив. Когда Муцио было семь, в 1376 году, Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе. И туда пришел Джованни Акуто, более известный нам, как Джон Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Историю про монахиню, разрубленную надвое, рассказывали, в том числе, и перенося действие в Фаенцу. Любопытно, что разграбив Фаенцу, Хоквуд после еще и продал этот город. «Инвестором» стал маркиз Феррарский. Это семья д’Эсте, она нам еще наверняка встретится. Они ведь были итальянцами, и как вы наверно догадываетесь — честной, богобоязненной, добропорядочной семьей, о которых даже их враги не могли сказать ничего плохого.

Но плохим парнем то был Хоквуд. Думаю, Муцио вырос в окружении людей, которые нелестно отзывались о понаехавших.

Поскольку наш герой реально существовал, то увы ему приходится существовать и все время своего становления. Сначала Муцио попадает к Альбериго да Барбьяно, у которого уже служит несколько Аттендоло. И это хороший выбор, ведь Альбериго тоже герой. Он, конечно же из знатных, но он, цитирую Паоло Джовио: «…возмущенный тем, что иностранные наемники, проявляя необузданную жестокость, навязывают Италии свою волю, возродил дух своих соотечественников, которые из-за слабости своей и потерянной свободы позабыли славу древних воинов».

Альбериго к тому времени успешный кондотьер, он возглавляет «Кампанию Святого Георга», состоящую, разумеется, только из итальянцев. И, очень похоже, даже конкретно из выходцев из Романьи.

Правда в начале карьеры Альбериго служил у Джона Хоквуда, но ушел оттуда, конечно же «исполнившись отвращения к творимым бесчинствам». Служил он у Хоквуда десять лет, какие именно и где творимые бесчинства переполнили чашу его благородного терпения, не уточняется.

Муцио Аттендоло провел пятнадцать лет с Альбериго да Барбьяно, и здесь он приобрел репутацию и прозвище, которое станет зловещим именем его рода.

Сфорца.

Многие кондотьеры известны по своим прозвищам. Так, например, Гаттамелата означает «пестрый кот», Фачино Кане — «собака», Тарталья, всегда враждовавший со Сфорца, — «заика».

Семейная легенда гласит, что при дележе какой-то добычи Муцио поссорился с Тарантулом и Скорпионом, двумя братьями из Луго, деревни, располагавшейся к северу от Котиньолы. Когда об этом споре донесли командующему, Муцио и ему ответил весьма грубо, на что Альбериго воскликнул, что тот и его пытается «сфорцаре» и объявил, что отныне он будет известен как Сфорца.

Сейчас «sforza» переводят с итальянского как «сила». Или, применительно к Муцио, «силач». Тот, как говорят, и в самом деле обладал выдающейся физической силой. Он мог согнуть подкову и вскочить на седло в полном вооружении.

На низкой латыни, как и в большинстве языков несущих на себе след Римской Империи, «сила», «усилие» звучит иначе. Если вы хотите сказать «сила» на итальянском, вы скажите «forza». Хотите сказать «грубая сила», скажите «forza bruta». В современном итальянском есть идиоматическое выражение со словом «sforza», которое означает «ломать голову».

На самом деле (это не мое утверждение), глагол «sforza» означал насилие, в том числе и сексуальное. Я думаю вы согласитесь, что учитывая, так сказать, некоторую специфику общества, в котором Сфорца получили свою кличку и обстоятельства, этому сопутствующие, то логично думать, что он крикнул своим «товарищам» скорее то, что он их вые… кхм… «нагнет», чем «осилит». Ну и прозвище, кхм, «Нагибатор», данное ему в наказание, явно для этого больше подходит, чем «Силач».

Судя по отрывочным сведениям, Сфорца довольно быстро занял в Кампании Святого Георга должность, которую с некоторым усилием можно назвать офицерской. Например, упоминается, что он подружился с Андреа, известный под прозвищем Браччо («оружие», возможно, за свою силу) и у «их людей были даже одинаковые эмблемы». Сколько у них было людей, неизвестно. Кстати, Андреа Браччо происходил из рода графов Монтоне. Вы о ней не знаете, но это знатная фамилия из Перуджи. Монтоне были свергнуты в ходе заговора, который возглавила семья Бальони. Да-да, те самые любители свадеб из самой первой главы. Вернее их предки — дело происходит больше чем за сто лет до «Красной Свадьбы». Сам Андреа в этой заварушке был серьезно ранен, но выжил и подался в наемники. Жизненная цель у Браччо, и это прослеживается по его дальнейшим злоключениям, была только одна — вернуть Перуджу себе.

Далее жизнь Сфорца складывается банально для кондотьера, и очень насыщенно для нас. Сначала он воюет против коварных Висконти за Папу. Потом против коварного Папы за Висконти. Потом у него появляется собственный отряд, и Сфорца успешно воюет за Перуджу, видимо забыв, что там правят «кровники» его лучшего друга. После этого Сфорца поступил на службу Флоренции, воевавшей против Пизы, которую защищал его бывший командир, Альбериго да Барбьяно. Два благородных радетеля за счастье итальянцев резались так, будто им за это им деньги платят. Впрочем, так оно и было.

В 1405 году, когда Сфорца был все еще в Пизе, к нему вдруг явился… Мартино Пазолини. Помните, тот коварный злодей из Котиньолы, который едва не убил Муцио Сфорца в юности и убил несколько его родственников? Вот, он.

Как пишут источники, «Сфорца никогда не был мстительным. Он отвел Мартино в свою палатку, накормил его и, упрекнув за то, что, явившись без охранного свидетельства, тот подвергал себя риску, полностью простил его».

Правда Пазолини все таки успел в какой-то момент постоять на коленях, но это детали. Честно говоря, и в самом деле, неожиданная развязка.

Еще через три года, в 1408-м, приключился со Сфорца один случай, который, несмотря на поздние пафосные жизнеописания Муцио, по прежнему могут пролить свет на характер этого человека.

В Парме пришел к власти некий Оттобоно Терци. Его называют мелким тираном или подлым деспотом, который захватил власть, пользуясь хаосом бесконечных войн вокруг. Честно говоря, я не совсем понимаю, что в этом описании выделяет его из остальной компании благородных донов.

Любопытно, что за этого подлого человека, пармцы бились как за родного. Они смогли устоять против сборной команды из Сфорца, маркиза Ферарского (того самого, что не побрезговал купить городок у Джона Хоквуда) и еще нескольких претендентов на вкусные куски. В решающей схватке сборная команда потерпела от пармцев поражение, в плен попал Микеле Аттендоло, который, как утверждается, мог бы стать самым выдающимся воином этого клана после самого Сфорца.

В общем войнушка как-то не задалась, пришло время мириться.

Перед этим идет долгое описание злодейской сущности Оттобоно, который злобствует, но, например, пленных не убивает. Микеле Аттендоло он отпустил.

Итак, встреча происходила на лугу, к которому примыкал лес.

В лесу маркиз спрятал конницу. Сам маркиз явился на встречу в сопровождении эскорта, в котором находился и полностью вооруженный Сфорца.

Подлый Оттобоно, как вы наверно догадываетесь прибыл, как и договаривались. Один, без оружия, на низкорослой испанской лошади.

Короче, Сфорца подъехал поближе, схватил Оттобоно одной рукой за шею, а второй ударил кинжалом. Тот упал, и уже на земле его добил Микеле Аттендоло, тем самым отомстив.

Урок из этой истории очевиден — если вам в руки попадется человек из местечка вроде Романьи, помните, оставив его в живых вы нанесете ему смертельное для вас оскорбление. Не повторяйте ошибок Оттобоно.

Тело Оттобоно перевезли в Модену, где изгнанники из Пармы и Реджьо выместили на нем свою ненависть «растерзав труп зубами».

Сфорца продал свои претензии на города Оттобоно маркизу Феррарскому и отправился на службу к Папе Римскому. Этот был свежий. Но вот только уже в 1409-м выяснилось, что папская казна пуста. И тогда, в счет долга в 4000 флоринов, Папа отдал Сфорца… Котиньолу!

Сфорца говорил, что, когда он ощутил себя владельцем своей родной деревни, это был самый счастливый момент в его жизни.

Впрочем, это трогательное переживание никак не помешало ему принять более щедрые условия от врага папы, Владислава Неаполитанского, и переметнуться на его сторону.

Владик был королем, как наверное можно догадаться, Неаполитанского Королевства. И принял Сфорца с максимальным уважением. Даже разрешил сыну Муцио Сфорца, одиннадцатилетнему Франческо, остаться у него в замке и учиться вместе с принцами. По свидетельству Корио, официального биографа Сфорца, Владислав разглядывал Франческо с таким изумлением, как «una cosa divina» (божественное создание), наделенное всеми возможными дарами, которыми Фортуна может одарить смертное существо.

Благодаря именно этому искреннему восхищению, а не тому, что его сын и многие другие близкие люди были в заложниках, Сфорца честно служил Владику до самой смерти короля, которая случилась в 1414. И вот тут Сфорца пока постоит и подождет — пришло время поговорить о чудовище, которое должен сразить наш герой.

Глава 16 Граф Доблесть. Герцог Миланский

«Лучший способ сбросить правительство — это войти в него.»

Шарль Морис де Талейран-Перигор, министр иностранных дел Франции времен революции. Занимал этот пост при трёх режимах.

Джан Галеаццо (1351 — 1402) из семьи Висконти, человеком был туповатым, набожным и нерешительным. Однако, он владел крупным и богатым городом, Павией. Будучи человеком умным, безбожным и предприимчивым, Бернабо Висконти заставил Джана Галеаццо жениться на своей дочери. Тем самым, фактически, подчинив Павию себе.

Свадьба случилась в 1380-м году. В день свадьбы умер единственный сын Джан Галеаццо от первого брака, судя по всему, торжество это не испортило. И Джан Галеаццо вел себя именно так, как и должен был вести себя приличный человек — любил свою, хоть и навязанную, но жену. А чтобы её не любить. Считай родственники. Буквально, она приходилась ему двоюродной сестрой. А еще Джан Галеаццо слушался дядю свекра, не перечил умным людям, кивал где нужно и т. д.

Не зятек, а золото.

В 1385-м, Джан Галеаццо сообщил, что едет в паломничество, припасть к очередным мощам, как он часто делал. При этом, он будет проезжать мимо резиденции Бернабо. Навещать тестя он был не намерен — похоже Джан Галеаццо был еще и скучный и недолюбливал шутки Бернабо.

А вот Бернабо такой случай упускать был не намерен. Он сорвался из своей крепости, с малой свитой, и поскакал на перехват Джан Галеаццо. Это не было прямой обязанностью сеньора Милана — напротив, именно к нему следовало приезжать на поклон. Но, похоже у Бернабо накопился запас хороших анекдотов, которыми он жаждал поделиться с зятем, и он просто не смог усидеть. С Бернабо отправились и оба его сына.

Как оказалось, Джан Галеаццо, на что-то такое и рассчитывал, потому как у него с собой было аж три отряда наемников, общим числом, как уверяют, в полтыщи человек. Что вряд-ли, конечно, такую орду Бернабо бы и без шпионов издалека бы разглядел. А так он вляпался прямо в засаду. Умный и решительный Бернабо геройствовать не стал, его разоружили, поникшую свиту тоже.

Бернабо засунули в крепость, которая, внезапно, оказалась достаточно надежным местом — не запугать, не подкупить гарнизон не удалось. Несмотря на то, что сыновья Бернабо были отпущены и немедленно стали метаться по Италии, пытаясь поднять на войну за своего батю возмущенных жителей Милана (оказались не возмущены) жаждущих справедливости знать из других великих домов вроде Гонзага или делла Скала (не жаждали) или ища справедливости у Святого Престола (не нашли) этот бесстыжий переворот произошел поразительно спокойно.

Задним числом все поняли, что Джан Галеаццо, то, оказывается коварно притворялся безвольной тряпкой, а сам то был ого-го какой вольной шкурой. Или как там говорят. Я думаю что Джан Галеаццо не был таким уж лицедеем, для того, чтобы всех коварно обмануть, ему было достаточно просто вести себя прилично. Хотя, несомненно, некоторые политические приемы он перенял у своего дяди Адзоне Висконти.

Смена власти, сама по себе, не такая уж сложная штука. Джан Галеаццо просто помолчал на паре «случайных» встреч в местах религиозного культа. Выслушал обиженных. Покивал тем, кто ему жаловался на высокие налоги. И, как-то само собой, так получилось, что все были не против, если он вдруг подменит собой Бернабо.

И все же, удивительно, что смена власти произошла настолько органично. Нам еще представиться возможность сравнить.

За следующие пятнадцать лет своего правления, Джан Галеаццо проявил себя как выдающийся политический деятель. И, как человек, весьма любящий приличия.

С одной стороны, он никогда не перегибал палку. Например, тот же Бернабо отсидел в сырых подвалах около года, прежде чем подхватить смертельную простуду — то есть умер не сразу, а с некоторой отсрочкой, позволяющей сохранить приличия. Кроме того, над ним еще и успели провести суд, где его вина в страшных преступлениях (каких точно, мы не знаем) была доказана. Что делало его содержание в тюрьме тоже вполне обоснованным.

У Джан Галеаццо некоторое время не было детей. Однажды он при свидетелях, пообещал посвятить их Богоматери, если они родятся. Обычно, так говорили, когда планировали отдать детей в монастырь. Когда же дети Джан Галеаццо родились, он уже был достаточно уважаемым человеком, чтобы ему стали напоминать о всяких там обетах. И тем не менее, он крестил их под именами Джованни Мария Анджело, и Филиппо Мария. Добавление имени Богоматери к именам мальчиков, тоже, вроде как, некоторым образом «посвящает» их ей, хотя, конечно, обычно имеют в виду другое, когда так говорят…В любом случае, приличия были соблюдены, а что вы там себе подумали — не важно.

Правление Джан Галеаццо было крайне успешным. Если бы это была стратегия, то он бы явно победил в этой катке, закрасив к рубежу веков половину Италии в свои цвета.

Джан Галеаццо очень заметный человек в человеческой истории, потому как он очень много строил, рисовал, ваял. Разумеется не сам, но он годами и десятилетиями спонсировал всю эту наглую и бесстыжую массу каменщиков, архитекторов, инженеров, скульпторов. Его могилку строили еще 70 лет после его смерти. Все эти хиппи смогли, не думая о куске хлеба, развивать свое мастерство, развивать искусство, совершенствовать инструменты и методы.

Еще Джан Галеаццо решил создать лучшую библиотеку в мире, и немало в этом преуспел. На его доброте смогли нажиться еще большие толпы бездельников, такие как всякие там книгочеи, астрономы, писатели (тогда слово такого еще не было, но пусть) и прочие бессмысленно переводящие еду создания.

Без всякой иронии, именно Джан Галеаццо увековечил себя в бессмертных произведениях искусства и тем самым завел на них моду по всей Европе.

На политическом поле Джан Галеаццо тоже добился впечатляющей победы. С одной стороны, он снова принял викариат от немецкого короля, что вроде как делало его зависимым, но как мы уже поняли, Джан Галеаццо умел находить возможности. И, в памятную для семьи Висконти дату, 11 мая 1395 года, правитель Милана Джан Галеаццо Висконти, получил из рук императора титул герцога. Это я, конечно, образно.

Считается, что это стоило Висконти всего 100 000 флоринов. И вот это, практически не вызывает сомнений.

Уже 5 сентября 1395 года на площади Сант-Амброджо в Милане, в самом центре города, произошла торжественная церемония вручения знаков герцогского достоинства имперскими уполномоченными, на которой присутствовали представители всех государств Италии.

На самом деле, этот наследуемый титул — больше, чем кажется. Герцог, в отличии от какого-то там сеньора Милана, или даже Имперского Викария, практически автоматически превращал Джан Галеаццо из тирана и захватчика власти в законного государя. Еще и имеющего право выступать на равных с правителями других стран. Больше того, внутри своих владений новый титул дал ему формальное право вмешиваться в дела на местах. Миланская коммуна и самые разные сообщества,чьи права и обязанности были очень размыты, и определенны лишь традициями и договорами, являла по факту конгломерат независимых доменов. И теперь этот конгломерат стал превращаться в единое, централизованное государство.

Надо сказать, что Джан Галеаццо на самом деле никогда не был обижен судьбой. Его первый брак был заключен с Изабеллой де Валуа, дочерью французского короля. В приданое за невестой было получено графство Виртю в Шампани, название которого было переделано в Вирту (Доблесть).

Висконти понравилось, как это звучит, и они стали себя так называть официально.

Интригами и умелыми действиями своих кондотьеров, Миланское Герцогство прирастало территориями — Висконти взяли Верону (1387 г.) и Виченцу, а затем — Падую (1388 г.). В дальнейшем были присоединены Пиза (1399 г), Перуджа, Ассизи, Сполето и Ночера (1400).

Но не словом единым, успех сопутствовал Герцогу Миланскому и на полях сражений.

В битве при Казалеккьо (1402 г.) кондотьеры Граф Доблесть разбили сборную команду из почти всех, кто еще имел смелость противостоять Висконти и их наемникам. Эта победа была реализована — Герцог захватил Болонью. Джан Галеаццо не принимал участия в битве лично, будучи для этого достаточно умным. А вот Муцио Сфорца принимал. И оказался на стороне проигравших. Разгром был сокрушительным. Следующий удар Герцога был направлен на Флоренцию.

Тут то Джан Галеаццо и помер. По официальной версии — от чумы. Но все были уверены, что умер от чумы он в крайне удачный для Флоренции момент.

Поэтому, ходили слухи, что его ранили во время не вполне удачного покушения.

Владения миланских Висконти на момент смерти Джан Галеаццо:

А еще, разумеется, ходили слухи, что Джан Галеаццо отравили. Впрочем, умирать от яда у Висконти к тому времени стало уже практически семейной традицией. Было бы даже странно, если бы такие слухи не ходили.

После Красной Свадьбы, я заподозрил, что Мартин в своей «Игре Престолов» вдохновлялся отнюдь не только Войной Роз. После того, как я обнаружил Катерину, вдову Джан Галеаццо, я заметил в ней нечто от Серсеи.

Спокойно, без паники, я не буду описывать её запутанные отношения с миром следующие три тома. Но я оставлю сухую выжимку, как пример того, как делать не надо. Согласно завещанию герцога, его жена Катерина стала регентшей над их двумя несовершеннолетними сыновьями — четырнадцатилетним Джованни Мария Анджело и десятилетним Филиппо Мария.

Она унаследовала сильное, сплоченное, крупное и богатое государство. Ей, и только ей принадлежало право подписи и право утверждения официальных бумаг.

Ничего не предвещало беды — хотел бы я сказать, но нет. Катерина начала совершать одну ошибку за другой.

Для начала, она оставила у власти преданных друзей своего мужа. И очень быстро выяснилось, что на практике власть принадлежит Совету из 17 человек. Я не буду перечислять имена самых видных из них, все равно они все умрут еще до конца этой главы.

Очень скоро, «внезапно» выяснилось, что Герцог оставил дела в большом беспорядке. У государства полно долгов, а казна пуста. Катерина совершила вторую ошибку новичка — она поверила испытанной годами мудрости советников своего мужа. Милан начал портить монету и закладывать государственную землю.

Я, разумеется, подозреваю Совет в коррупции, госизмене, саботаже решений Катерины и отсутствии вкуса. Никаких доказательств у меня нет.

Может показаться, что Катерина совершила ошибку еще на стадии генерации персонажа, выбрав женский пол.

Как будто управление государством это гейская вечеринка, где всем хорошо и весело, а потом приходит женщина и все портит.

До прихода к власти, Катерина проявила себя вполне прилично, она даже участвовала в управлении Павией, руководила строительными проектами, и так далее. Похоже, проблема была именно в том, что она вела себя как нормальный человек. В политических уравнениях нет морали, есть только рациональность, и поэтому с непривычки действия политиков могут показаться контринтуитивными. Чуть больше чем через пятьдесят лет, в 1469 году родится Николло Макиавелли, так что случай поговорить о политике нам еще обязательно представиться.

Итак, земля Миланская была велика и обильна, и воровать её можно было поколениями…

Увы, помимо Совета, были и другие люди с хорошей родословной. Велика роль личности в истории — хоть Джан Галеаццо и был мертв, его правила приличий продолжали действовать. В герцогстве случился заговор, но теперь это была совсем не та неприличная кровавая резня на улицах, к которой Миланцы привыкли.

Заговорщики выступили с зонтичной программой гвельфов, привлекли на свою сторону Висконти из боковой ветви, которые объявили Совет в захвате власти, и только после этого устроили резню на улицах.

Но, поскольку Милан теперь герцогство, то им должен править герцог. Многомудрый Совет в своих заботах об отчизне знатно обгадился — эти умняшки успешно защитили себя и свои активы, да забыли о наследнике.

Коварные заговорщики уволокли Джованни Марию! Дальше хуже, они не особо его скрывали, показывали парнишку всем, кто хотел смотреть, и объясняя при этом, что болеют сердцем за восстановление власти законного правителя.

Совет оказался неспособен к ответным решительным действиям. Самые великие люди оказываются бессильны, когда надо перестать говорить и начать таскать мешки.

Это ситуация подвешенности продолжалось достаточно долго. Быстро стало понятно, что Джованни Марии близкородственность родителей на пользу не пошла. Он явно был со странностями. Джованни Мария очень уж легко смирился со своей участью. По всей видимости, не понимая, что он тут просто ширма, он делал вид что он Герцог. В его представлении это было быть жестоким и избалованным ребенком, которому все можно.

Например, как говорят, он любил травить людей собаками.

Тем временем в Милане Герцогиня провела работу над ошибками. Она переизбрала правительственный совет, поставив туда малокомпетентных, но преданных ей лично людей.

Также ей удалось и пересесть с иглы Миланского одобрения на преданных кондотьеров в лице Джакопо дал Верме, Пандольфо Малатеста и Фачино Кане.

Снова резня, и вуаля — заговорщики изгнаны из Милана.

Но, в ответ на грубую силу, заговорщики развязывают террор… Юридический. В Павии, где находился малолетний Филиппо Мария, к власти приходят их сторонники. Потом, Филиппо Мария внезапно ловко для своих лет ставит подписи под обвинением против главы нового Совета.

Параллельно, в самом Милане, происходит врачебная комиссия, которая признает Катерину недееспособной.

Тут-то Герцогиня и обнаруживает, что наемные работники могут принять предложение конкурентов в самый неподходящий момент. Она попыталась бежать из города в сторону Монцы, когда-то подаренной ей мужем в качестве свадебного подарка, но Катерина была арестована и отправлена в тюрьму Форни, находящуюся в Монце. Все её попытки найти помощь за границей остались безответными. Она умерла в заключении, вероятно, от чумы. Хотя, слухи, как вы понимаете, ходили всякие.

Заговор, несомненно, удался. Увы, но герцогству это не пошло на пользу.

От впечатляющей державы Джан Галлеацо откалывались доминионы и захваченные им ранее земли. Миланское Герцогство буквально обкусывали со всех сторон, как аппетитный пирог. Наиболее сильные кондотьеры объявляли себя независимыми сеньорами и вырывали из под Милана самые вкусные куски.

Герцогство рушилось и рухнуло бы полностью, но тут Джованни Мария наконец проявил себя с лучшей стороны, и спас ситуацию. Дело в том, что 16 мая 1412 г. он был убит по пути в церковь Сан Готтардо заговорщиками. Эти были сторонниками наследников Бернабо. Согласитесь, вы о них уже забыли? Видимо, и все остальные, тоже. Впрочем, большего чем просто о себе напомнить, добиться им не удалось. Джованни Мария считается худшим из Висконти-правителей. Жители Милана, через полсотни лет после его смерти, настолько были уверены в его нечеловеческих зверствах, что когда были обнаружены некие кости в неглубокой могиле, молва однозначно опознала в них жертвы Джованни Мария. Конечно же, это были юные девушки, и конечно же их кости были обглоданы собаками.

Антония Малатеста, вдова Джованни Мария, перехватила власть.

Конечно, из прямых потомков Герцога Доблесть еще был Филиппо Мария… Но этот молодой человек (ему было слегка за двадцать) мало того, что большую часть своей жизни провел в заключении, так еще был и с врожденными уродствами. Флорентийские источники описывают его как горбуна, но это не подтверждается другими источниками. Совершенно точно, что Филиппо Мария ходил с трудом, по лестницам его скорее носили. Возможно, это была родовая травма, а не генетический сбой от близкородственного брака. Но это автоматически делало его аутсайдером в то жестокое время, когда чужое уродство вызывало не сочуствие, а смех.

Всю жизнь он как флажок, добавляющий легитимности, переходил из рук в руки, каждый раз становясь все менее полезным, и все более приближаясь к гибели. Жизнь в постоянном страхе не добавляло и без того явно покосившейся психике Филиппо Мария устойчивости.

Прямо сейчас Филиппо Мария сидит в одной из башен Павии. Формально, он на стороне Фачино Кане, кондотьера который успешно захватил солидный кусок Миланского Герцогства, и у которого нет вообще никакой легитимности, кроме сомнительного калеки в башне. Только это еще держит Филиппо Марию на грешной земле.

Не думаю, что в Италии нашлось бы много людей, которые бы предположили, что именно Филиппо Мария станет следующим полноправным Герцогом Милана.

Без денег, без поддержки семьи, без малейшего представления о реальном мире, с ограниченными возможностями, с явными психологическими проблемами — Филиппо Мария тот самый прекрасный пример, который так ярко иллюстрирует современные исследования.

Успех мало коррелирует с интеллектом или профессионализмом. Практически единственное, от чего действительно зависит успех — удача.

Филиппо Марии, возможно в первые в жизни, повезло. Зато сразу по-крупному.

Глава 17 Битва при Мотте 1412

Под холодный шепот звезд

Мы зажгли последний мост

Группа «Ария»

Пока последний из Висконти смотрит на закаты из окна своей тюремной башни в Павии, каждый раз как в последний раз, жизнь в Италии идет своим чередом. Звякают складываемые в столбики монеты в банках, капает пот с лиц усталых крестьян и течет кровь по клинкам кондотьеров.

Все при деле.

За всеми этими итальянскими историями, мы как-то упустили из виду Венецию. И не удивительно, ведь даже сами венецианцы называли себя «Самой безмятежной республикой». Но, вы ведь понимаете, что это Италия. А значит, были и у Республики Венеции весьма не безмятежные периоды. И дела суетные, тоже случались…

А давайте-ка мы посмотрим на то, каковы в деле венецианцы. Вот их флажок, кстати. Сбоку лев Святого Марка, он не просто с книжкой, а с евангелием от этого самого Марка.

Венеция абсолютно выдающееся государственное образование. Помимо того удивительного факта, что этому городу удалось остаться республикой практически до Наполеоновских Войн, есть и менее известные, но куда более впечатляющие достижения Венеции. И я не только о том, что они с одной стороны буквально уничтожили Византию, положив этого вкусного барашка под тюркские племена с Северного Казахстана, а потом насмерть резались с выросшей на таких харчах Османской Империей. Мало кто знает, но венецианский дукат, похоже, наиболее твердая монета в истории — она практически не теряла в ценности на протяжении трехсот лет. А еще, своего святого покровителя, евангелиста Марка, они украли. Все это только малая часть выдающихся венецианских достижений, о которых можно рассказывать множество глав, и которые достойны хотя бы упоминания. Но в этой книге я просто ограничусь упоминанием о существовании достойных упоминания вещах.

В северной Италии было три крупных игрока. Милан, Флоренция и Венеция. Они находились в состоянии перманентной войны. Как это часто бывает, никто не хотел войны, а жаждал лишь гарантий безопасности — но стоит только начать проводить красные линии и становится трудно остановиться. Никогда не давайте людям у власти контурные карты и фломастеры. Серьезно. Не надо.

Абсолютно необходимым условием для безопасности Венеции была терраферма. Или, на венецианском диалекте итальянского, domini de teraferma — владения на материке.

Этакий необходимый минимум, буферная зона, дабы отгородиться от всяких случайных бандитов чтобы вдоль берега не шатались и вид на материк не портили. Ну, еще в терраферме выращивался хлеб для города.

После смерти Джан Галеаццо Висконти, вдруг обнаружилось, что многие городки, бывшие раньше под миланскими Висконти, валяются какие-то бесхозные. И просто грех бы было не прибрать их во славу Святого Марка и на пользу Венеции.

Впрочем, и сами правящие круги в этих городах были совсем не прочь притулиться к богатой и сильной Венеции. Даже такие сильные и независимые как Винченца и Верона.

Делегация из 40 почетных веронцев направилась в Венецию к Дожу Микеле Стено с ключами от города, 2 июля 1405 года на площади Сан Марко состоялось торжественное посвящение Вероны Венецианской Республике. Дожу и членам Большого Совета были вручены печать Вероны и ключи от главных городских ворот- Сан Джорджо, Порта Весково и Порта Кальцари. Три ключа символизировали все слои население города — военных кавалеров, торговцев и плебеев — ремесленников и крестьян.

Эта красивая церемония добровольного присоединения Вероны не могла бы случиться без небольшого участия венецианцев. Они смогли выкрасть и заключить в венецианскую тюрьму Якопа, представителя династии да Каррара из Падуи. Якоп, на свою беду, успел подсуетиться раньше венецианцев и захватить власть в Вероне, после того как Висконти ослабли.

Падуя, старый враг Венеции, смогла сопротивляться еще несколько месяцев но потом пала. Новелло да Каррара, патриарх династии и сеньор Вероны, был казнен…

Стоп. Слишком сухо. Такую бездушную выжимку из фактов вы сможете прочитать и на википедии.

Отрежем себе ветчины по-пармски, плеснем монтепульчано в бокал и поговорим поподробнее.

Итак, династия да Каррара — сеньоры Падуи. Падуя — мощный и богатый город, расположенный рядом с Венецией. И, вполне естественно, конкурирующий с ней. Их вражда тянется на глубину веков, но больнее всего Падуя занозила Венеции во время последней войны с Генуей, 25 лет назад. Новелло да Каррара был тогда сеньором Падуи и не задумываясь вписался в эту суету, названную позже «Война Кьоджи» (1378—1381 годы). Вообще-то, это были более мелкие войны, которые вели Генуя и Венеция, как только им представлялась такая возможность. Новелло, разумеется, был на стороне Генуи. За которую также вписалась Австрия. А Висконти были за Венецию. Победила в войне Венеция. А выиграли — Австрия и Висконти. Помните, это Италия.

Собиратель земель Миланских, Джан Галеаццо, любил порядок, поэтому местечковые президенты ему были не нужны, и при нем Новелло да Каррара сел, а Падуя стала одним из доменов Миланского Герцогства.

Внезапно обнаружив у себя на границе столь могущественного союзника, венецианцы начали скучать по старому врагу. И выкрали из тюрьмы Новелло да Каррара в 1392, и помогли ему восстановить свою власть в Падуе. Венеция спасала Падую и возвращала власть династии да Каррара не в первый раз. В первой половине XIV века помощь была оказана Марсильо да Каррара, когда к Падуе подошли войска могучего соседа и другого заклятого врага— веронского правителя Мастино II делла Скала.

В ответ на столь благородные жесты, рассудительные венецианцы рассчитывали если не на благодарность, то хотя бы на сносного, нейтрально настроенного соседа. Они просчитались.

В 1405 году Новелло да Каррара решил провернуть хитрую многоходовочку. Пользуясь смутой в Миланском Герцогстве и фактическим падением Висконти, синьор Падуи поддержал веронскую династию своих заклятых врагов и, как это часто бывает, родственников, делла Скала, которые в тот момент были в изгнании, и организовал попытку переворота. Делла Скала в русской литературе чаще называют Скалигерами, если вдруг надумаете гуглить — их вычурные надгробия в Вероне сохранились. А еще у них забавный герб:

Заговор предполагал возвращение делла Скала в Верону. А Виченцу забирал себе Новелло да Каррара.

Не срослось.

После добровольного посвящения Винченцы Республике Венеция, в 1405 году пришла очередь и Вероны. И тогда Падуя осталась одна, наедине со своим старым врагом. И этот враг, в отличии от Великих Домов, был многолик и куда более прагматичен. В Падуе держал оборону сам Новелло да Каррара со своим сыном Франческо III. План был прост, но красив — да Каррара просто нужно было отсидеться в стенах города и протянуть время, чтобы договориться о помощи и изменить ситуацию.

Для таких расчетов были основания. Во-первых, да Каррара были древней династией, у них везде были дальние и близкие родственники. Во-вторых, что наверное даже важнее, усиление Венеции давило на мозоль сразу нескольким игрокам — венграм, австрийцам, флорентийцам и даже Святому Престолу. Но прямо сейчас все оказались заняты, поэтому ограничились пламенными заверениями о своей поддержке семьи да Каррара и их праведного дела. А именно — отстаивания своих семейных владений в виде города Падуя. Герб да Каррара:

Пламенные речи легко потушить холодом клинков. Для Новелло да Каррара имело смысл подумать и о других вариантах.

И венецианцы, надо отдать им должное, дали ему такую возможность.

Их вариант кажется мне вполне разумным — они обещали освободить из тюрьмы Якопо Да Каррара, схваченного во время заварушки в Вероне при попытке вернуть на трон делла Скала, самому Новелло отслюнявить 50 тысяч золотых дукатов, выдать ему 30 повозок для вещей и билет на бесплатный переезд в любое место за 100 миль от Падуи.

Примеры выполнения подобных обещаний в истории Венеции есть — свергнутые сеньоры вполне сносно доживали свой век кто на Крите, кто в Греции. Или, если что-то пошло не так, вдовам назначали пенсию.

К несчастью, представления о разумности у Новелло да Каррара были несколько другие, чем у меня. Он велел готовить город к долгой осаде. Ломать стены домов, строить на улицах баррикады, свозить все припасы в центральный донжон — короче, в первую же ночь, когда к Падуе подошло венецианское войско, им открыли ворота. Новелло да Каррара попытался устроить последний бой в стиле «трехсот спартанцев», но его преданных людей перебили, а его самого, как впрочем и его сына, взяли живым. По свидетельствам очевидцев, это не входило в его планы — после пленения Новелло да Каррара громко призывал дьявола, чтобы тот убил его.

Но увы, дьявол против эвтаназии, и вместо лучшего света Новелло с сыном бросили в сырую венецианскую кутузку.

С одной стороны, проблема Падуи была решена. С другой стороны, проблема с крайне агрессивно настроенными к венецианцам семейкой да Каррара, только началась.

Неожиданно, мировая общественность единым строем выступила на защиту бедняг да Каррара, требуя от Венеции отпустить их, ведь те лишь пытались отстоять свою собственность. И было бы неплохо вернуть им Падую.

Впрочем, последнее говорили очень тихо.

Тем временем, в Падуе нашли секретные архивы Новелло да Каррара и все стало еще хуже. В аккуратных списках указаны взятки и подарки разным влиятельным венецианцам-патрициям — да Каррара обеспечивали свой круг сторонников в Венеции — то есть, практически, были заговорщиками. По закону, в отличии от Генуи, в Венеции патрициям запрещена связь с иностранными принцами, нельзя принимать подарки, пенсии и деньги, нельзя оказывать политические услуги. В секретных архивах Каррары также фамилия венецианского героя-победителя войны в Кьодже, Карло Дзено. Его на год посадили в тюрьму и лишили должностей.

Новелло да Каррара с двумя пленными сыновьями добивается аудиенции у дожа, и вместе с сыновьями стоит на коленях, моля о пощаде. Уже в третий раз за свою жизнь — первый он делал это 30 лет назад, во время Войны в Кьодже, потом в благодарность, когда его выкрали из темницы Висконти, и наконец сейчас, прося о милосердии.

Дож думал еще три месяца, пока все трое да Каррара внезапно не умерли в тюрьме от воспаления легких в один день.

Казалось бы, все приличия были соблюдены. И случись это еще не так давно — так оно бы и было, но мир становился другим. Как ни странно, это очевидное убийство, оказалось серьезным репутационным ударом. Парадоксальным образом, да Каррара смогли даже своей смертью нанести урон Венеции. Одно дело воевать с Венецией за рынки сбыта и сырья, совсем другое — противостоять подлым убийцам безоружных пленных. Это могло быть декларируемым поводом к вражде. И стало им.

Очень быстро против Венеции была сколочена коалиция и дело дошло до открытой войны. Эта война была очень похоже на современные — формально, её долгое время не было.

Зато, когда она началась, сразу вдруг оказалось, что уже все готово. Повод был почти формальным — Сигизмунд Люксембургский, будущий император Священной Римской Империи а пока только король Венгрии, назначил Венеции штраф в 7000 дукатов. Платить следовало ежегодно.

Венецианцы отказались. Что, кстати, странно. Из статей из интернета про Венецию, я совершенно точно знаю — венецианцы были людьми, в этом смысле, мне глубоко симпатичными. Они старались не воевать, всегда предпочитая найти способ заплатить золотом. Впрочем, если точнее, то они рассматривали войну крайне практично, относясь к ней, как к весьма рискованному деловому предприятию. И старались не ставить свои интересы в зависимость от такого рискованного дела, как война.

Например, провинция Далмация, так долго была практически личным пулом наемников для Венеции, что фактически стала венецианским владением. Тем не менее, они не пожалели 100 000 дукатов на то, чтобы купить куда более условные права на Далмацию у Неаполитанского короля Владислава.

Эти права и в самом деле были весьма спорные — по факту, просто в Венгрии, в которую официально входила и Далмация, случился переворот в пользу династии Анжу, из которой был и Владислав. Но случился как-то не до конца, и все равно королем остался Сигизмунд. Так что приобретение было, так сказать, «с обременениями», и уж таким крючкотворам как венецианцы про это не знать… Видимо, они и в самом деле тяготели к некой законности, как бы потом про них не рассказывали.

Опять я отвлекся. В 1411-м году к изрядно разбухшей терраферме Венеции подступили войска короля Сигизмунда, аж 12 000 венгерских кавалеристов и 8 000 пехотинцев, в основном «немцев».

Их вел Пипо. Пипо, помимо смешного имени, примечателен тем, что был флорентийцем. В то время флорентийцем называли в двух смыслах — когда человек был из Флоренции, и когда мог быть и не из Флоренции, а просто любил суровый мужской секс. Кстати, вот он, Пипо собственной персоной.

Пипо был флорентийцем в плохом смысле — он родился в этом прекрасном городе. Однако, карьеру сделал в Венгрии, при Сигизмунде. Карьера его была полна превратностями и абсолютна прекрасна, но если я еще и про него начну рассказывать, мы никогда до битвы не доберемся.

Пипо, хоть и флорентиец, внезапно сумел сделать Венеции больно. Я не нашел подробностей, кроме общих фраз о крайне успешном начале войны. Венгры вообще славились своей отвагой и умением, а еще и с хитроумным Пипо во главе, они показали такой класс, что Венеция запросила мира.

В 1412-м, тот же год, когда ценители олдскульных шуток Бернабо Висконти зарезали жалкого стендапера Джованни Мария Висконти, Венеция и Сигизмунд сели за стол переговоров.

Сигизмунд выдвинул свои королевские предложения. И они были действительно, по-королевски щедрые:

Венеция должна была отказаться от притязаний на Далмацию. Это было ожидаемо и обсуждаемо. Технически, венецианцы могли на это пойти — границ в нашем понимании не было, и некоторые потери в логистики все же оставляли лазейки для найма наемников и торговли.

Естественно, следовало немедленно отдать причитающееся по праву рождения семьям делла Скалла и да Каррара — у последних остался в живых младшенький.

Это лишало Венецию последних завоеваний, но для сосредоточенной на торговле Венеции, было, в принципе, не принципиально.

Также, следовало отдать город Задар. Это был важный опорный пункт и логистический центр. Само по себе это было бы жестоким ударом по всему венецианскому государству, если его можно так назвать. Дож, пошедший на такую уступку, рисковал пораскинуть мозгами на Площади Святого Марка, куда бы его выбросили из своего дворца. Это был бы тяжелый удар, но может все таки… В общем, даже это было обсуждаемо.

И наконец, следовало немедленно выплатить Сигизмунду 600 000 дукатов контрибуции.

С последним пунктом было проще всего — такие деньги у республики были. Но, немного подумав, венецианцы решили, что зачем терять все сразу, давайте хотя бы будем терять по очереди — и для начала потратили полмиллиона дукатов на наемников.

В единый момент, на службе Венеции лказалось 35 000 человек. Разумеется, это на всех фронтах, но эта цифра была просто беспрецедентной — во время Войны в Кьодже, когда речь шла фактически о существовании Венеции, армии исчислялись считанными тысячами человек.

Немалые суммы ушли на лучших кондотьеров своего времени — братьев Малатеста и многих других. Фамилия Малатеста должна была вам уже примелькаться, и может даже вызвать некоторый интерес. Потерпите, эта богобоязненная и так далее семья еще представит случай поговорить о себе более предметно.

С чисто интеллектуальной точки зрения расчет венецианцев на зерграш был вполне себе обоснован. Обладая мощной экономикой, Венеция могла просто передавить ситуацию, и выйти из противостояния с приобретениями, со временем принудив Сигизмунда, не способного на финансирование долгих компаний, к выгодным для Венеции условиям мира.

В рамках стратегического плана, крупнейшая часть венецианской армии направилась в Motta da livenza. Этот укрепленный городок находится в 40 километрах по прямой от Венеции и контролирует переправы через реку. Нельзя сказать, что это прямо ворота в терраферму, но одна из дверей уж точно.

В Мотте сидел венгерский гарнизон, и они венецианцам были не рады. Венецианцы тоже были не рады гарнизону и сели в осаду. Всего венецианцев было примерно 12 000 человек, под общим командованием Карло Малатеста.

Тут их и застали основные силы «венгров». Ну как венгры. В источниках упоминаются богемы, немцы и фриульцы. Фриульцы, это такие итальянцы, которые дают в морду, если назвать их итальянцами, живут в провинции Удине. У них свой язык и их до сих пор насчитывается полмиллиона человек.

Над вот этими всеми венграми начальствовали, помимо Пипо, воевода со странным именем Миклош Марцали, и некий Никколо ди Прата. Генеральский состав весьма прозрачно намекает на то, что в венгерской армии с репрезентативностью все было хорошо.

«Венгров» было в четыре раза меньше, около 3 000 человек.

Наконец-то честный бой — подумали венгры и стали готовиться к драке.

У нас, внезапно, хоть раз, для разнообразия есть источник по венгерской тактике. Он, разумеется, не попадает в нашу датировку, но это хоть что-то. Через полвека венгерский король Матиаш Корвин, будет описывать королю Неаполя Фердинанду I тактику и устройство своей непобедимой «Черной Армии»:

В основе войска стояли профессионалы-рыцари, часто из соседних стран, но две трети личного состава набиралось из местных крестьян и горожан.

Сама армия состояла из трёх частей: конница; тяжелая пехота (воины с павезами) и легкая пехота ( в основном лучники).

Именно солдаты с павезами должны были образовывать неприступную преграду, которая остановит врага. «Мы рассматриваем тяжёлую пехоту как стену, которая никогда не сдвинется с места; даже если вырежут последнего из них, они будут стоять на том самом месте», пишет Матиаш Корвин

Лёгкая пехота и лучники, а позже аркебузиры (выходцы с богемских, немецких и польских земель). Они должны были внезапно нападать на противника. «Легковооружённая пехота осуществляет прорыв по обстановке, затем, если устают или чувствуют опасность, они возвращаются за вооружённых солдат, собираясь в боевые порядки и набираясь сил. Они стоят там до момента, когда снова готовы к бою. В конце все пехотинцы и стрелки встают за щитами» объясняет Матиаш Корвин. Кстати, «Чёрной» армию прозвали из-за манеры одеваться в темное. Даже лица красили тёмной краской. Готичненько. Народ слагал о них песни, например, что они терпят зной и жару, голод и жажду, верны Матиашу как собаки. Трудно сказать, были ли такие традиции уже в начале века, скорее нет, чем да. Но в общих чертах, я думаю армия Маташа и Пипо были схожи. Выглядели эти «венгры» как-то так:

Армия Венеции, конечно, куда более цветастый винегрет. И мы довольно много о ней знаем, благодаря всяким зарплатным ведомостям.

Далматинцы, уже как минимум полтора века становой хребет наемной венецианской армии. Вот так они выглядели сто лет назад. Мужик на лошадке, похожий на уточку, реально копанный рыцарь. Тяжело у них с доспехами было.

А вот так через полвека:

Однажды Далмация станет независимой, кстати. Флаг Королевства Далмация:

Не следует путать флаг Далмации с похожими на него флагами Нижней Австрии, города Хемниц, города Биберах-на-Рисе, герцогства Брауншвейг, города Грыфув-Слёнский, гмины Стара-Каменица и княжества Дхолпур. Между ними нет никакой связи.

Смотря на красивые картинки, важно все время помнить, что по факту вооружение сильно разнилось. Даже отряды отличались друг от друга, для опытного глаза, разительно. Вот например «семейный» подряд одного из благородных домов Венеции:

Тут уже есть павизарии, ставшие модными. А еще у нас есть источники конкретно на середину XV века, конкретно на венецианскую морскую пехоту. Это морское сражение, воины бьются на абордажных мостиках:

Вы же знаете мою недоверчивость к комплектации войск и обмундирования? Вот и сейчас мне кажется, что художник изрядно польстил одоспешенности своих соотечественников. Через полвека, очевидец битвы при Монлери, будет ядовито замечать, что даже у богатых шевалье нет нагрудника, или даже шлема. С другой стороны, это будет рыцарское ополчение, а на службе Венеции были профессионалы. Логично и прикупить инструментов и защиту, если у тебя работа такая. Мне нравится вот эта фигурка венецианского ополченца и она как раз на начало XV века:

Броня на ней копанная. Хотя, не факт, что именно венецианская. Но все же, я подозреваю, броня была далеко не у всех, и основная масса наемников хорошо, если была хотя бы в шлемах:

К началу XV века к этой линейной пехоте добавились знаменитые с античности «критские лучники». Лучников нанимали не только на Крите, было много желающих и на материке, в Греции в том числе. Луки были хорошие, боевые, за этим следили.

И, разумеется, были местечковые воинственные народы, которые добавляли армии Венеции особого колорита:

Имеет смысл упомянуть страдиотов. Это конные наемники с балкан, обходились сильно дешевле рыцарей, зато они на равных могли биться с османами. Но страдиоты станут заметной частью венецианского войска позже, когда венецианцы всерьез закусятся с Османской империей.

Отдельная картинка красивых рыцарей. Нельзя забывать рыцарей! Их доспех уже стал близок к тому, который так любят игроделы и художники рисующие фентези:

Надеюсь теперь вы в общих чертах сможете представить себе сражающиеся стороны. Ну, наконец-то, драка.

Единственное послабление для себя, на которые пошли венгры перед тем как напасть на четырехкратно превосходящие силы венецианцев, так это то, что они сделали это ночью. Но они привязали одну руку за спину.

Ладно, если серьезно, то план был в принципе очень не плох. Большое средневековое войско разнородно и плохо управляемо. Даже если некоторые хорошо сыгранные «команды» смогут сплотиться и дать отпор, их основной целью будет выживание. Лагерь итальянцев стоял на берегу реки, в изгибе. Было несколько различной паршивости мостков, которые через эту реку вели. Мосты хорошо охранялись, но венгры напали со стороны Венеции, откуда их никто не ждал. Слишком хаотичный и плохо защищенный лагерь должен был стать легкой добычей. А во темноте, численность нападавших не будет видна. Венецианские солдаты, даже не сильно поддавшись панике, должны были поступить логично — попытаться спастись, перебравшись по мостам через реку. С хорошими шансами по дороге потонуть. Ведь логично полагать, что если на тебя напали, то нападавший уверен в своих силах и как минимум не уступает числом.

И этот несомненно отчаянно дерзкий, но весьма продуманный план, сработал. Венгры сбили охранение и успели ворваться в лагерь до того, как итальянские наемники организовались. И тут же начали сеять смерть. Карло Малатеста смог сплотить вокруг себя людей, но кроме него не поддаться панике удалось только отряду некоего Руджеро Кане Раньери, из 600 всадников (около 150 копий). К гвардии Малатеста и спешенным рыцарям примыкали и другие отряды, но в хаосе боя, среди телег обоза, поджигаемых венгерскими горящими стрелами, казалось что они способны лишь выиграть немного времени, для спасения основной армии.

Пока эти смельчаки отчаянно дрались, нормальные люди, не менее отчаянно, бежали. Фактически, разгром состоялся. И вот тогда пришел человек с именем как у рыцаря из древних легенд и в одиночку изменил все.

Пьетро Лоредан (Pietro Loredan) был из тех, кто сделал Венецию великой. Отец его отца и его отец были адмиралами. А еще его отец был настолько уважаем в городе, что его даже выбрали прокурором. Кстати, действительно, почему прокурор у нас не избирается? Пьетро был не один — он пришел с отрядом моряков. Морской пехоты, если быть точнее. В этом же, 1412 году он смог договориться о венецианском протекторате одного хорошо укрепленного города в Далмации, после чего был направлен со своими людьми и галерами на усиление сухопутной армии. Да, геройский подвиг становится уже не так кинематографичен. Однако, для реальности, поступок Пьетро иначе как героическим не назовешь. Он одним умным и решительным ходом разрушил план венгерского нападения.

Он сжег мосты.

Около десяти тысяч вооруженных мужчин оказались перед лицом неизвестного количества «венгров», с выбором — умереть, или умереть сражаясь.

Да, венгры (а скорее фриульцы) не любили брать пленных, и вот тут-то им это и вышло боком.

В лагере все сильнее разгорались пожары, и без того скученные люди, многие не успевшие не то, что надеть доспехи, а элементарно взять в руки оружие, становились легкой мишенью для венгерских лучников. Они превратились в мишени, подсвеченные светом от горящих палаток и телег. Карло Малатеста попытался сплотить людей, и повести их за собой, стремясь отбросить врага. В отчаянной схватке его доспехи изрубили боевыми топорами, сам он был тяжело ранен и его только чудом смогли вынести из боя. Но первый ужас итальянцев прошел. В конце концов, это были не просто рекруты. Венецианцы платили только профессионалам, и итальянцы смогли организоваться.

Но и «венгры» не планировали отступать. В темноте, где пылающие костры могли осветить не больше нескольких метров вокруг, люди сходились буквально стенку на стенку, убитые и раненые валились друг на друга, падали и в огонь. Ни одна из сторон не уступала. Закованные в тяжелые доспехи итальянские рыцари пытались отбросить врага, который норовил столкнуть их в реку, и падали под ударами боевых молотов и секир, но на смену им заступали пехотинцы с большими щитами. Венгерские всадники врезались с флангов, стремясь сломать строй и их прошивали насквозь меткими арбалетными болтами. В яростной схватке погиб венгерский воевода Миклош. Попал в плен упавший в обморок от кровопотери Никколо ди Прата. Этот тяжелейший, упорный, опустошающий бой длился и длился. Но, в конце концов, итальянцы начали передавливать. Решимость отчаяния и сокрушительный численный перевес не сломили беспримерную отвагу венгерского войска. Венгры буквально кончились.

Если вы переживали за Пиппо — не переживайте, он выжил и сумел бежать. Но нельзя сказать, что Пиппо плохо дрался, нет, он стоял как титан. Просто этот человек был на удивление живуч. Однажды его не сможет убить даже сам Ян Жижка, хотя будет очень стараться — но сейчас не про это.

Наутро после битвы, в разгромленном лагере насчитали 1300 трупов венгров, всего 400 из них, в основном раненые, попали в плен. Свои потери Венеция так никогда и не озвучила, хотя признавала их как «очень тяжелые».

Любитель отжечь, Пьетро Лоредан, сделал хорошую карьеру. Его даже выберут прокурором. Венеция умела использовать таланты — Пьетро стал бы комиссаром, если бы такая должность была придумана. Он постоянно находился там, где надо было жечь мосты — то командуя гарнизоном узловой точки обороны, то посольством в Милан. Побывал он и членом «Малого совета» из шести «советников дожа».

Карло Малатеста настолько серьезно пострадал в бою, что был вынужден уступить пост главнокомандующего своему брату, Пандольфо Малатеста. Но уже через четыре года Карло достаточно поправился, чтобы в 1416 году быть разбитым Браччо (знакомые все люди) в битве при Сант-Эджидио. Там его снова ранили и взяли в плен. Забегая вперед скажу, что в конце концов у него все будет хорошо — он возьмет в жену девушку из семьи Колонна (племянницу папы) и получит для своих сыновей в кормление богатые города Римини и Фано.

Разумеется, умела Венеция и использовать свои победы. Насколько это позволяла логика средневековой войны. Мотта стала полигоном для испытания нового оружия — Пьетро Лоредан привез пушки. После чего, они вместе с Мартино да Фаэнца обстреляли город. Несмотря на то, что пушки того времени были далеки от совершенства, и могли делать чуть более десятка выстрелов в день, штурма не потребовалось. Не рассчитанные на такое укрепления Мотты медленно рушились, и в конце концов, гарнизон сдался, потеряв убитыми 60 человек. В плен попало 200 венгров, что многое говорит о том, насколько малыми силами можно было сковать огромные армии, если у вас есть стены, за которыми можно укрыться. В октябре король Сигизмунд прибыл лично. И не один, а с силой, как уверяют источники, аж в 40 000 человек. Однако война окончательно превратилась в череду разорительных для бюджета и окрестных селений осад. План Венеции сработал — после неудачной осады Виченцы, которая опустошила венгерское войско сильнее чем монголы, а казну хуже чем византийские казнокрады, Сигизмунд вынужденно заключил перемирие на пять лет, ставшее вечным.

Венеция продолжила свою неторопливую экспансию на материке.

В 1435 году младший и последний из да Каррара был пойман, обвинен в заговоре, и обезглавлен на площади Падуи. Династия прервалась.

Глава 18 Омерзительное чудовище

Филиппо Мария, прямо как принцесса в башне, сидел и ждал своего спасителя. Разве что, вместо дракона, его охранял успешный кондотьер Фачино Кане и его компания. Родственники доедали труп державы его отца, старые друзья семьи тоже не отставали. Другие, те что клялись в верности и называли себя вечными союзниками Висконти, такие как Венеция, Флоренция, и прочие уважаемые люди — стали врагами.

Филиппо Мария сохранил некоторую легитимность, которая стремительно превращалась в фарс. Например, ему пришлось написать письмо Антонии Малатеста, вдове своего брата, которая удерживала власть в Милане. В этом письме он… «Разрешает» ей править от его лица.

Это сохраняло хотя бы видимость приличий, ведь именно Филиппо Мария был законным наследником Герцогства Миланского.

Хуже всего то, что Фачино Кане вел успешные боевые и политические действия, стремительно раздвигая границы уже захваченной территории. И с каждым присоединенным городком Фачино становился все более самостоятельной политической фигурой, а Филиппо Мария становился все менее ему нужен.

Филиппо Мария мог надеяться только на чудо. И оно пришло.

Это был не рыцарь не белом коне, как в сказке, и даже не ангел господень, как в библии. Спасителем Филиппо Марии стал… Сам Фачино Кане. Для этого, правда, ему пришлось пожертвовать жизнью.

Разумеется, сам Фачино этого не планировал. Дело в том, что он заболел и умер. Но перед смертью успел завещать все царство, войско и жену в придачубедному сиротке Филиппо Марии.

Что еще более удивительно — и жена и наемники Фачино исполнили его предсмертную волю. Да еще и с завидным рвением. Буквально за несколько лет Филиппо Мария захватил миланский «хартленд». Антония Малатеста, кстати, не встала у него на пути. «Проправив» около трех месяцев в Милане, она с помощью родственников унесла ноги из этого города. Милан немедленно превратился в республику, но не надолго. Как только Филиппо Мария, вернее его войска, подошли к Милану, республика в единодушном порыве признала его своим герцогом.

Если вы погуглите биографию Филиппо Марии, то сможете прочесть фразу, что благодаря войскам, полученным в свое распоряжение, он «добился восстановления власти Висконти почти над всеми землями Миланского Герцогства и даже захватил новые».

Честно говоря, это похоже на неправду. Этот деятельный молодой человек (если верить википедии), я напомню, был инвалидом. Более того, во время столь напряженной войны, он продолжил жить в замке Павии, правда теперь эта тюрьма стала его домом в полном смысле слова.

Что произошло на самом деле? Я, разумеется, не возьмусь утверждать однозначно, но у меня есть подозрение, что Филиппо Мария был удобной вывеской, за которой прятались куда более решительные и сильные люди.

Изучая времена кондотьеров, я натыкался на косвенные улики. Например, про «Компанию Святого Георга» источники говорят как о «сообществе сообществ». То есть, компания наемников имела сложную внутреннюю структуру. Кроме того, мы знаем что некие «советы» компании могли смещать и назначать своих предводителей, как это было с Джоном Хоквудом.

Была одна история, о некоем отряде наемников, нанявшимся к недобросовестному нанимателю. Их капитан, отправившийся за жалованием, был убит. Узнав об этом, наемники сожгли городок, в котором случилось злодейство (наниматель-предатель ускользнул) и заспиртовали (или засунули в бочку с медом) тело своего горячо любимого предводителя.

А его полномочия… Остались при нем. Теперь, во время важных переговоров, труп капитана доставался, одевался в пышные одежды и усаживался во главе стола.

Однажды я вырасту и сниму фильм с такой сценой. Зловещие лица убийц. Одни, в железе — кондотьеры. Другие, в золоте и бархате — их наниматели. Во главе безобразно распухший труп, в яркой и вызывающе дорогой одежде. Углы комнаты тонут в тенях, а голоса дрожат от напряжения. Наниматель озвучивает сумму контракта, «офицеры» смотрят на труп во главе стола. И, оборачиваясь к нанимателю, рычат:

— Капитан думает, что этого будет мало!

Трудно спорить с мертвецами.

Я это все к тому, что «компании» кондотьеров были больше похожи на гражданские общества с военной демократией, чем на строго иерархические современные организации вроде фирм или армий. Поэтому, «офицеры» Фачино Кане вполне могли попросту использовать Филиппо Марию, буквально как бренд. Филиппо Мария был даже лучше мертвеца. Во-первых, он был жив, во-вторых, почти так же беспомощен, а в-третьих — абсолютно зависим.

Есть у меня и еще одно, куда более спорное предположение.

К этому моменту, незаметно для вас, но весьма заметно для меня, из источников потихонечку практически исчезли кондотьеры с неитальянскими именами. И дело не в том, что их имена переиначили на итальянский лад, как имя Джона Хоквуда. И не в том, что воевать в Италии перестало быть выгодно. Как раз наоборот, рынок «самозарегулировался», появились какие-никакие, а правила и традиции. И с деньгами тоже все было хорошо.

Так куда делись все залетные варяги? Их съели. На самом деле, конечно, это сложное многоплановое явление, тут нужно умно и развернуто отвечать, и я попытаюсь счастливо этого избежать, спрятавшись за очередным, вырванным из контекста, примером.

Возьмем для этого Джона Хоквуда. В пике своей славы. Это 1390-е. Джон Хоквуд на службе у Флоренции. Помните, это тот самый город, победа над которым и вознесла Джона Хоквуда на вершины? В 1391-м Флоренция официально объявила Хоквуда и всех его потомков почетными гражданами.

Это Италия, сеньоры.

Но, несмотря на эти красивые жесты, реальная жизнь старого кондотьера была вовсе не голливудским хеппи эндом. Флоренция много воевала и поэтому ей нужны были деньги. К власти во Флоренции тогда как раз подползал Козимо Медичи, который всегда понимал больше других. В общем, во Флоренции уже были традиции прогрессивного налогообложения, поэтому когда понадобилось вводить новые налоги, все уже примерно знали кто будет платить. Собственно, платить стали те, у кого дороже недвижимость в городе.

Флоренция тогда была почти как Лондон — все кто разбогател (читай награбил) ехали именно туда, поскольку там было все по уму устроено, законно и прозрачно.

Естественно, что баснословно богатый Хоквуд жил в домах, соответствующих его статусу. Поэтому, когда ввели единовременный экстраординарный разовый налог в 10% от стоимости недвижимости, он, наверное расстроился. Первые раза три, потом привык. И начал пытаться продать все свои имения и дома. Ему захотелось домой, в Англию. Но покупать пафосные дворцы никто не спешил. Не иначе, как от переживаний, 74-летний сэр Джон поймал инсульт. В начале 1394 года Хоквуд решил продать все свое имущество и с оставшимися деньгами вернуться на родину, а уже 16 марта 1394 года легендарный наемник скончался. Ничего подозрительного.

Масштаб этой личности в умах людей того времени можно представить по его похоронам.

Власти Флоренции полностью профинансировали похороны и провели их с размахом, которому могли бы позавидовать и многие из римских императоров. Но слава Хоквуда в остальной Европе была так велика, что английский король Ричард II обратился к местной знати с просьбой о выдаче останков для того, чтобы Хоквуд был перезахоронен у себя на родине. Я не знаю, что там флорентийцы выторговали себе за мертвого наемника, но королевская просьба была удовлетворена. И ладно бы, если бы флорентийцы сами занялись этим делом, так они доверились этим раздолбаям англичанам. В общем, могила Хоквуда сейчас утеряна, увы.

Надгробная фреска-памятник Джону Хоквуду работы Паоло Уччелло, Флоренция:

История Хоквуда один из тех самых уроков истории, которые ничему не учат. Прошло пять сотен лет и, теперь уже в Лондоне, известные и выдающиеся люди накупили недвижимости на миллиарды долларов.

Есть поговорка про красную нерестовую рыбу, которая в отличии от ископаемых млекопитающих семейства слоновых не подвержена вымиранию. Кажется, эта поговорка тут будет как нельзя более уместна.

Более предусмотрительные командиры не итальянского происхождения, вернулись домой.

Такие очевидные вещи, что грабить надо чужие страны, а в своих жить, потому что именно там ты обладаешь максимально крепкими позициями, думаю были ясны и офицерам Фачино Кане. Однако, если они легитимизируют себя с помощью Филиппо Мария, у них открывалось широкое окно возможностей для интеграции в элиту Милана. Реальной интеграции, с доступам к источникам доходов, а не только формальное владение. Обычно это решалось (да и решается) через брак. И они как раз знали способ обеспечить себя достаточным пулом не занятых девиц и вдов из миланской знати.

Я искренне сомневаюсь, что профессиональный сиделец Филиппо Мария, выйдя под солнце, вдруг раскрылся как цветок, и явил миру бездну многочисленных талантов — от военных и организаторских, до политических и экономических.

Нет, всем этим занимались другие люди. Но это было вполне взаимовыгодное сотрудничество. Впрочем, нам остается только догадываться, какие страсти кипели за охраняемыми стенами замка Павии.

Прошло всего шесть лет, и жена Филиппо Мария Висконти, которая вдова Фачино Кане, была осуждена за супружескую неверность и обезглавлена. Трудно сказать, знаменует ли это некий внутренний переворот, после которого Филиппо Мария обрел самостоятельность, но источники окружающих Милан государств, когда пишут о Герцоге Миланском, единодушны — Филиппо Мария жестокое чудовище.

Он маниакально подозрителен. Он эмоционально нестабилен. И в то же время — он хладнокровный и коварный интриган, опутавший сетью шпионов всю Италию. Кроме шпионов, у него есть отравители и убийцы. Сам он, словно паук в центре паутины, сидит в замке Павии и никогда не выходит за его стены. Окруженный людьми, преданность которых даже у него не вызывает сомнений, Филиппо Мария постоянно и неутомимо строит козни, плетет интриги, вскармливает заговоры. Италия того времени, привыкшая к кровавым чудовищам, вздрагивает от ужаса и отвращения. Герцог не воспринимается иначе чем омерзительный, жирный паук, свивший себе гнездо в груди Италии.

В быту, впрочем, герцог любил легкость и радость. Например, он не позволял никому находиться в своём присутствии в тёмной одежде. Сам Филиппо Мария чаще всего одевал белое и пурпур. Со временем он сильно растолстел. Впрочем, и без этого Герцог всегда считал себя крайне уродливым, поэтому Филиппо Мария почти никогда не позволял себя портретировать. Лучшим его изображением считается медаль, выполненная Пизанелло.

Описанием к портрету Герцога послужит цитата от его друга и биографа Пьер Кандидо Дечембрио: «Жалуя большой кредит астрологам и астрологии как науке, допускал приходить к себе наиболее опытных в этой дисциплине и не предпринимал никаких инициатив, если не проконсультировался».

Это небольшая странность, распространенная и в наши дни, не делает Герцога сильно уж сумасшедшим, зато делает Дечембрино хорошим другом. Потому что, помимо веры в астрологов, из косвенных оговорок, мы знаем, что Герцог также: «В дни новолуния он запирался в своих покоях и не допускал к себе магистратов». «Он приказал срубить все рябины, видя в их тени причину чумы», «…боялся встретить в пятницу стриженого наголо», «страшился ночи и необычного пения птиц».

Прямо скажем, нервы у Филиппо Марии были ни к черту. Однако, учитывая тысячи преданных солдат-ветеранов, сотни шпионов и десятки убийц, это не было проблемой Герцога.

Случилось форменное даркфентези. В безумном мире, наполненном войной, чумой и страданием, появился самый настоящий черный лорд (на самом деле белый с пурпуром, но это детали) которого испугались даже жестокие и хладнокровные чудовища, что правили этим кровавым карнавалом. Никто не заметил, как маленький, тихий паучок вырос в огромного, неуязвимого монстра, пожирающего всех, кто осмеливался ему противостоять.

В какой-то момент Герцог женился. Это был сугубо политический союз. Настолько сугубо политический, что герцог не потрудился сделать детей. А он мог, это доказывает его внебрачная дочь, Бианка Мария, родившаяся от связи с некой Аньезе дель Майно.

И это было единственное слабое место неуязвимого чудовища, в которое и ударил Сфорца.

Герой, которого Италия заслуживала.

Глава 19 Век Зла

В прошлой главе мы плавно перешли в XV век. Оно и правильно — мы останавливаем взгляд лишь на битвах и только слегка следим за семейными приключениями Висконти и тех кто рядом с ними.

И все же, для тех кто не в теме, я хочу подчеркнуть, что XIV век был переломным в истории Европы. Фактически, это был форменный конец света.

Сначала ничего не предвещало беды. Просто в 1300-м году итальянцы купили новогодний календарь, а там надпись «Возрождение». Так и стали жить в ренессансе. Разумеется, все эти эпохи и даты их конца, вроде ренессанса или конца Римской империи очень условны. Сам термин «Возрождение» был придуман уже в XIX веке, а итальянцы XIII-го века и понятия не имели о том, что живут в особой эпохе. Нет, конечно, некоторые тенденции нездоровые были. По Франции прокатилось антифеодальное восстание «Пастушков» в 1251-м году. Восставшие жгли монастыри и евреев (основные ростовщические хабы того времени) и даже брали Париж. Это серьезно пошатнуло основы общества. Но восстание подавили и этот социальный еретизм как-то затих.

Я пытаюсь сказать, что средневековое европейское общество уже к началу XIV века явно имело некие внутренние противоречия и эти вспышки насилия были их симптомами.

Но мы, люди, существа которые умеют приспосабливаться. Только кризис способен резко обнажить язвы общества. Вскрыть скрытое и выпустить долго сдерживаемое, вместе с кровью и гноем.

Восстание пастушков и некоторые другие странные явления затихли, люди успокоились, все пошло своим чередом…

И тут неожиданно замерзло Балтийское море. Почти полностью покрывшись льдом. Дважды — в 1303 и 1306 годах Последующие годы отметились новыми холодами, а еще ураганами, проливными дождями и повышением уровня Каспийского моря. Это был «Привет» от Малого ледникового периода. Веселый пушной зверек пришел всерьез и надолго, до самого 1700 года.

Жрать стало резко не хватать.

В 1304 году в северной Италии появился некий Дольчино, до того пребывавший в изгнании в Далмации. Встал он посреди итальянской земли и как гаркнет «А ну злые люди, явитесь предо мной, будем безобразничать и покой граждан нарушать!». На его зов с гор спустилось пять тысяч террористов и как принялись беспорядки наводить.

Есть мнение, что эти люди пользовались поддержкой в тот момент изгнанного из Милана императорского викария Ломбардии Маттео Висконти.

Это я пытаюсь провести ироничные параллели с событиями в Казахстане в январе 2022-го, если кто не понял. Получается, конечно слабо, ну простите мне эту слабость.

Принятая большинством историков гипотеза академика С. Д. Сказкина, считает причиной восстания резкое ухудшение положения итальянского крестьянства в это время, связанное с обезземеливанием и ликвидацией деревенских коммун. Крик ли некоего ноуэнейма или экономические сложности, но случился социальный протест, вылившийся в восстание, облеченное в типичную для средневековья форму религиозной ереси.

Дольчино, разумеется, называется в источниках колдуном, чернокнижником и даже пророком. Сам он, по утверждениям его врагов, называл себя новым Христом, конечно. Его последователи в источниках часто называли катарами. Вроде как среди них были люди, давшие обет не прикасаться к деньгам. Вот вообще. Идейные.

Если без иронии, то восстание Дольчино потрясло Италию. После первых успехов Дольчино, восставших крестьян стали бить буквально всей толпой, вплоть до того, что папа объявил против них Крестовый Поход. Но задавить восставших смогли только через два года. С помощью постройки системы укрепленных фортов и башен.

Серьезно, стена — оружие победы. Надо только бить им с умом.

Восставшие, конечно же, представляются в источниках крайне зверскими людьми. Но даже по источникам, они отрезали нос и уши только одному аббату. Вроде еще отнимали еду у крестьян.

Это очень запутанная, мистическая и драматичная история. После того, как восстание было разгромлено, Дольчино взяли живым вместе с его ближайшей сподвижницей, которую он явно любил. И за все свои страхи, аристократы постарались отыграться.

Бернар Ги в своём «Руководстве инквизитора» (1323) сообщает, что предварительно «означенная Маргарита была разрублена на куски на глазах Дольчино; затем его также изрубили на куски. Изрубленные кости и плоть обоих казненных предали огню вместе с несколькими из их сообщников».

В 1315 году в результате затяжных проливных дождей, навивающих мысли о библейском Потопе, урожай зерновых уменьшился во всех европейских странах. И голод, и без того частый гость, решил остаться жить. До нас дошли сведения, что кое-где люди ели своих детей, а в Польше съедали преступников после казни через повешение.

И одновременно с этим все сильнее проявлялось имущественное расслоение. Что еще хуже, самая великая скрепа общества — церковь — совсем расшаталась.

Честно говоря, алчность, продажность и сексуальная озабоченность церковных служащих буквально вошли в поговорки. И чем выше был церковнослужитель по сану, тем хуже обстояло дело.

Иоанн XXII, папа римский с 1316 по 1334 год, выписал из Дамаска для своего гардероба сорок отрезов лучшей парчи, заплатив за покупку 1276 золотых флоринов, и потратил еще большую сумму на меховые изделия, включая горностаевую подушку. Экипировка его приближенных обходилась в семь-восемь тысяч флоринов в год.

А потом папы еще и стали множиться, особенно после «Авиньонского пленения пап» — короче, авторитет церкви, честно говоря, был не на высоте. Высокопоставленные божьи чиновники, многие из которых были на своих местах за взятку, были не только некомпетентны, но и просто тупы. Но за шутки над церковью и церковниками, в то время, можно было серьезно пострадать по закону. Индульгенции эти еще.

Как хорошо, что сейчас не средневековье.

К середине века бунты стали почти обычным явлением. Когда нельзя возмущаться вслух, люди копят возмущение внутри себя. А потом оно прорывается. Это выглядит как взрыв. Простите, хлопок.

В 1326 году толпа обезглавила епископа Лондонского и оставила его обнаженное тело на улице. В 1338 году огромная толпа напала на епископа Констанцского, нанесла увечья людям из его свиты, а самого епископа препроводила в тюрьму.

В 1320 году, медленно тлеющее аж с 1250-го года недовольство сельской бедноты вспыхнуло очередным восстанием «пастушков». Как пишет очевидец событий, Де Витри, оказалось что: «Бедные могут не только приносить нам большую пользу своим трудом, они вполне способны причинить нам и великое зло. Тому есть подтверждение: крестьяне уже убили многих своих хозяев и сожгли их дома».

Но средневековое общество, хоть и переживало кризис, имело достаточный запас прочности для удержания ситуации замороженной.

И тут, вдруг, во Франции, примерно с 1337, началась большая война с Англией. Война, с перерывами, будет длиться чуть больше ста лет. Конечно, строго говоря, в средневековье никогда не было мира с нашей точки зрения. Но большая война, где армии исчислялись более чем в десять тысяч человек с каждой стороны, а в водоворот кровопролития оказались втянуты как бы не сотни тысяч людей — такого крупного конфликта Европа не видела очень давно.

Столетняя война была, пожалуй, первой из войн, которая затевалась как война средневековья — для захвата земель и богатств, а стала, как современные войны — трагедией людей и экономики.

Прежде всего, поскольку и Франция, и Англия, были уже вполне себе государства, то требовалось не просто феодальное ополчение, способное вести войну в течении пары недель. И не «охочие люди» в набег, на деревню или даже город. Нет, требовалась какая-то армия, готовая грабить и убивать много, продуктивно и на долгий срок. И при том, весьма многочисленная. В принципе, опыт создания таких армий в Англии был — они пару раз создавались для «экспедиций» в Шотландию. Но Франция побольше Шотландии, соответственно и армия нужна побольше. А платить и кормить каждого солдата придется еще больше и дольше. И если с личным составом дело еще можно было решить (в армию набирали не только обещанием богатой добычи, а вообще всех, включая буквально вынутых из петли преступников), то со всем остальным оказалось сложнее. Короче, для вторжения во Францию требовались немалые деньги, и Эдуард III, английский король, взял кредиты во флорентийских банкирских домах Барди и Перуцци.

Некоторые источники уверяют, что Эдуард получил кредит от шестисот до девятисот тысяч золотых флоринов в банке Барди и от четырехсот до шестисот тысяч золотых флоринов в банкирском доме Перуцци.

Возможно, эти суммы названы уже с процентами. А проценты тогда были конские. То есть королевские. Если взять в кредит вы могли сто тысяч, то через лет пять следовало отдать аж триста тысяч.

Разумеется, это какой-то грабеж. Эдуард, как человек благородный, не захотел иметь с этим ничего общего. В смысле, с процентами. И с банкирами. Да, он их послал по-королевски.

Банкирский дом Перуцци обанкротился в 1343 году, годом позже пал и банкирский дом Барди, что привело к банкротству третьего флорентийского банкирского дома — Аччаюоли.

Банковские инструменты тогда были достаточно развитые. Вернее, достаточно развитые для того, чтобы привлечь в эту игру не только крупные капиталы, но и множество куда меньших игроков. Долговые обязательства английского короля, надежные как акции из индекса SP 500, оказались в основе слишком многих финансовых конструкций, подозрительно похожих на пирамиды. Все рухнуло. Разорилось множество купцов, успешных ремесленников, землевладельцев. И последствия оказались куда более существенными, чем просто выпрыгивание из окон.

В 1347 году во Флоренции и Сиене вспыхнул ужасный голод. Сильно досталось и другим финансовым центрам.

Так люди средневековья открыли для себя кризис неплатежей и осознали важность осторожности в финансовых махинациях. Операциях, то есть.

Удивительные открытия на этом не кончились. Во Франции случилось нечто, для чего тогда еще не было термина. «То, что раньше стоило три денье, теперь стоит пятнадцать» — написал хронист. Эх, хронист, знал бы ты, что в будущем инфляция станет постоянной…

— Ты называешь это кризисом? — сказала проходившая мимо чума. — Подержи моё пиво!

В сентябре 1347 года в Мессину, это крупный торговый порт на Сицилии, пришли генуэзские торговые корабли. На них были матросы. В основном мертвые, но некоторые еще умирающие. Генуэзцы приплыли из Каффы (нынешней Феодосии), где у них находился опорный торговый пункт. У умирающих моряков под мышками и в паху были странные опухоли (бубоны) размером с яйцо, из которых сочилась кровь с гноем, а их кожа была покрыта фурункулами и темными пятнами. Вскоре от этой болезни слегли и другие люди. Они испытывали невыносимую боль и умирали спустя пять дней после появления первых симптомов страшной болезни. Когда болезнь распространилась, у некоторых больных вместо бубонов началась лихорадка с сопутствовавшим кровохарканьем. Эти люди вдобавок ужасно кашляли, сильно потели, а умирали даже быстрее пораженных бубонами. Физические мучения заболевших сопровождались душевными муками. Это подчеркивается. У заболевших людей было такое сильное чувство полной безысходности, что их можно было опознать по лицу.

Так, по крайней мере, уверяют источники. Хотя, может это просто оправдание для несколько излишне превентивных мер. В этом просто огненная и немного грустная ирония, быть сожженным в своем доме, за слишком грустное ебало.

К январю 1348 года чума через Марсель проникла во Францию, а через Тунис — в Северную Африку. Из Марселя через порты Лангедока зараза морем добралась до Испании, а по Роне — до Авиньона, где она появилась в марте. В то же время чума распространилась в Нарбонне, Монпелье, Тулузе и Каркассоне, Риме и Флоренции. Летом чума проникла в Бордо, Лион и Париж, распространилась в Бургундии и Нормандии и наконец через Английский канал пришла в Англию. В то же лето губительная болезнь, перевалив через Альпы, оказалась в Швейцарии, а затем добралась до Венгрии. Чума, как правило, свирепствовала от четырех до шести месяцев, но в городах с большим населением, взяв передышку на зиму, давала о себе знать еще в течение полугола. В 1349 году страшная болезнь возобновилась в Париже, откуда проникла в Пикардию, Фландрию и Нидерланды. В то же время из Англии чума попала в Шотландию, Ирландию и наконец в Норвегию, после того как в Берген прибило корабль с английской шерстью, весь экипаж которого погиб в пути от чумы. Из Норвегии чума пришла в Швецию, Данию, Пруссию, Исландию и даже в Гренландию. В середине 1350 года чума охватила почти все европейские страны, за исключением Богемии и России. Ведь б-г хранил Россию. До 1351-го году. Смертность от чумы различалась по местностям — от одной пятой до девяти десятых населения.

Но, иногда, в целых районах, умирали фактически все.

В XIV веке самыми крупными европейскими городами с населением около ста тысяч человек были Париж, Флоренция, Генуя и Венеция. Более пятидесяти тысяч жителей насчитывали Гент и Брюгге (во Фландрии), а также Милан, Болонья, Рим, Неаполь, Палермо и Кельн. Население Лондона составляло менее пятидесяти тысяч человек, и он был единственным городом в Англии, за исключением Йорка, где проживали более десяти тысяч жителей. От двадцати до пятидесяти тысяч жителей насчитывали французские Бордо, Тулуза, Монпелье, Марсель и Лион, испанские Толедо и Барселона, итальянские Сиена и Пиза, а также торговые города Ганзы. Все эти густонаселенные города жестоко пострадали от мора, чума унесла в них от трети до двух третей населения. Из всех европейских стран более всего от чумы, видимо, пострадала Италия. Если весь мир действительно находился «во власти сил зла», то они наиболее проявили себя в этой стране. В 1343–1344 годах обанкротились флорентийские банки, в 1347 году во Флоренции и Сиене вспыхнул ужасный голод, причиной которого послужил неурожай зерновых, затем началось восстание под предводительством Кола да Риенци, породившее анархию в Риме, а в январе 1348 года случилось разрушительное землетрясение, от которого пострадали итальянские земли от Неаполя до Венеции.

Некоторые люди стали подозревать, что это просто какое-то наказанье божье.

К счастью, в то время уже далеко не все разделяли дремучие суеверия.

В 1348 году Филипп VI повелел медицинскому факультету Парижского университета выяснить причины ужасного бедствия, которое угрожает всему человечеству. Ученые мужи представили королю пространное заключение, резюмировав, что губительную болезнь вызвало тройное соединение Марса, Юпитера и Сатурна в созвездии Водолея, случившееся 20 марта 1345 года, но в то же время мудрецы признали, что природа воздействия этого явления на людей недоступна для понимания. Это заключение стало официальным, его перевели с латыни на многие языки, и оно было признано единственно правильным даже арабскими врачами Кордовы и Гранады.

Люди лечились, как могли. И передовыми научными методами, такими как обмазывание говном (я не шучу) или кровопускание. И общегосударственными программами — массовыми убийствами ведьм, колдунов и евреев. И народными средствами — танцами и весельем, окружением себя кострами. Локдауны по желанию.

Ничего не помогало.

Были и некоторые, особенно интересные активисты. Флагеллянты, например. Сначала они просто ходили по улицам и били себя плетками. Потом добавили убийства евреев. Потом оргии. Это резко увеличило их численность за счет женщин и многих прозревших. Потом они добавили отпущение грехов. А потом они поняли, что только они нормально видят волю божью.

В октябре 1349 года папа римский Климент VI издал буллу, повелев арестовывать флагеллантов, а Парижский университет пришел к заключению, что никаким особым благорасположением Бога флагелланты не пользуются. Против флагеллантов стали принимать законы, их перестали пускать в города, и их деятельность в конце концов прекратилась.

То, как чума повлияла на человечество — отдельный серьезный разговор, в котором просто не обойтись без грустного юмора, опасно близкого к откровенному цинизму. Изменилось все. До чумы, даже одежда людей, самым серьезным образом отличалась от той, которая будет после.

Одним из последствий чумы стала нехватка рабочих рук. Что послужило стимулом для борьбы за повышение жалования. В течение года после того как чума ушла из Северной Франции, текстильщикам Сен-Омера, городка близ Амьена, заработную плату, благодаря их настойчивости, повышали три раза. Во многих гильдиях ремесленники боролись не только за повышение жалования, но и за сокращение рабочего дня.

Что делать, если невидимая рука рынка начинает воевать не в ту сторону? Выпустить правильные законы, конечно же. По всей Европе стали выходить законы, замораживающее повышение зарплат и обещающие достаточно серьезные наказание за попытки добиться улучшений условий труда.

Хвала великому Олимпу, что он закон нам дал. Ведь без него мы жили, как животные во тьме.

Да. Закон. Закон это закон. Хорошо, когда все по закону.

Проблема в том, что до этого особо в законах никто не нуждался. Все работало и так. И в самом деле, чем больше законов, тем слабее государство.

В 1352 году английский парламент заметил вокруг себя частые нарушения трудового законодательства. Некоторые предприниматели платили рабочим вдвое, а то и втрое больше, чем полагалось. С другой стороны, рабочие, недовольные условиями труда, покидали свои места и ударялись в бега. Нарушителям трудового законодательства теперь, наряду со штрафами, стало грозить тюремное заключение, а если ловили беглых рабочих, у них на лбу выжигали клеймо — букву «F» (от fugitive — беглый). В шестидесятых годах XIV столетия трудовое законодательство еще дважды ужесточали, что в 1381 году стало одной из причин поднявшегося восстания Уота Тайлера.

Впрочем, восстания не затихали по всей Европе, да и не только в ней. В то же время во Франции случилось восстание молотобойцев, в Генте восстание белых шаперонов, на Руси Московское восстание, в Китае восстание Красных повязок, Чомпи во Флоренции — короче, их было много. А до этого, по Европе прокатились не менее сильная волна восстаний, самое известное это Жакерия во Франции. Внешне они кажутся сильно разными, как BLM и протесты в Белоруссии. Однако, логично предположить, эти восстания имели схожие причины. Я про средневековье, конечно.

Еще в восьмидесятые годы XIII столетия французский юрист Филипп де Бомануар писал, что «имели место акты насилия со стороны бедняков, ибо те полагали, что отстоять свои права можно лишь силой». Далее де Бомануар сообщал, что бедняки стали объединяться, отказываются работать за нищенскую зарплату и учиняют расправу над теми работниками, кто их не поддерживает. По мнению Бомануара, такие действия наносят вред обществу, ибо «общественные интересы не должны страдать от прекращения работы на производстве». Он предлагал строптивых работников арестовывать, сажать в тюрьму и штрафовать каждого на 60 су, как это принято за нарушение общественного порядка.

О, да, закон. Больше закона.

Бомануар рассуждает о этой проблеме весьма благостно, даже с ленцой. Он не видит особой угрозы в этих волнениях. Ему кажется очевидным, что со временем это пройдет и все вернется к тому «как было». Но в том то и дело, что и крестьяне тоже хотят, что бы стало «как было». Пока ученые мужи рассуждают о правильных законах и необходимости реформ, которые бы сделали все как прежде, селкие и средние феодалы, не в силах оказать сопротивление восставшим крестьянам, перебирались со своими семьями в города. Там можно было укрыться от разъяренной толпы за крепостными стенами. Хоть горожане формально и входили в тоже сословие, что и крестьяне, на деле это было далеко не так. Никто и подумать не мог, что потом именно города назовут могильщиками феодализма.

Повстанцы продолжали грабить поместья, действуя «без сострадательности и жалости, как бешеные собаки». По словам Фруассара, «никогда еще среди христиан и даже среди сарацин не находилось столь жестоких людей, о которых до их злодейств и помыслить было нельзя, что они способны на самые страшные преступления». В своей хронике Фруассар, в частности, повествует о страшной кончине рыцаря, которого повстанцы, прикончив, зажарили на вертеле на глазах жены и детей, после чего заставили женщину съесть кусок приготовленного жаркого, а затем убили ее. Далее в хронике рассказывается, как группа восставших крестьян, вторгнувшись в поместье одного феодала, унесла из птичника всех цыплят, в пруду выловила всех карпов, опустошила винные погреба, в саду сняла весь урожай и затем устроила пир. В районах, где священнослужителей ненавидели в той же мере, что и знатных людей, сельские священники, оставляя свои приходы, бежали в ближайший город.

Ну что сказать. Надо было уже что-то решать. Принять еще пару законов, возможно. А может, надо еще лучше молиться? Хотя, в прошлый раз с флагеллянтами хорошо помолились, но как-то нехорошо получилось.

Пожалуй, надо просто приложить усилие и остановиться, пока я не начал слишком уж погружаться в подробности. Я долго не хотел, но все же понял, что нужно вам слегка показать XIV век, эту реальность, так похожую на декорацию для слишком уж чернушного даркфентези.

Хорошо что мы извлекли из этого уроки и больше никогда не повторим ошибок людей живших в то время, правда? Ведь правда?

Глава 20 Дружба, харассмент, интриги и битва при Сант’Эджидио в 1416

«Возьмите марсианина и покажите ему коллекцию произведений Ботичелли, Перуджино и Рафаэля. Разве сможет он догадаться по ним об условиях жизни в Италии того времени?»

Олдос Хаксли.

Муцио Сфорца мы оставили в надежных руках. В его собственных. Сейчас он служит королю Владиславу Неаполитанскому и чувствует себя, как за каменной стеной. Вернее, его дети и родственники у короля за каменной стеной, так что Сфорца служит и не жужжит.

Если вы еще помните, то в одной из глав я упоминал о Андреа Фортебраччо да Монтоне, он же Браччо. Андреа — имя, Фортебраччо — фамилия, Монтоне — владения (в случае Андрюши это замок в окрестностях Перуджи), Браччо — кондотьерская кличка. Ей его и будем называть. Из замка то его поперли. Так вот, Браччо и Сфорца были друзьями с бурной юности, надо думать не раз спасали друг другу жизнь. И конечно же, Сфорцо подтянул и Браччо в Неаполь.

Правда, во время собеседования с королем, случилась заминка. Оказалось что ни ипотеки, ни детей у Браччо то и не было. Очень не надежный сотрудник. Поманят конкуренты зарплатой побольше и уйдет ведь к ним, скотина продажна. Вообще-то, у Браччо были три дочери, но их в заложниках держать было не прилично, да и так себе залог, если честно.

Король Владислав был человеком мудрым, он подумал и придумал выход.

Браччо ведь, технически, был бомжом. Его семейное владение, Перуджу, захватили злодеи. Тут король Владислав и говорит, вполне разумно:

— Милостью божьей, я король, и долг мой, восстанавливать справедливость, одаривая милостью всех кто служит мне верно. Служи мне честно и я верну тебе Перуджу.

Браччо проникся, заколдобился. И служил честно. И тут к Владиславу приходят посланцы из Перуджи и говорят:

— Зачем вам отдавать всяким бомжам Перуджу? Мы вам и так сдадимся, правьте нами полностью. Только без Браччо. Браччо нам без надобности.

И сверху там еще выгодных предложений накидали. Владислав задумался. Взять Перуджу без боя, получить вкусные скидки, бонусы и так далее… И все это ценой в одну голову. «Надо брать» — решил король. И послал за Браччо. Сразу убийц. Но у Браччо, похоже, были друзья и помимо Сфорца. Его предупредили и он успел ускользнуть. И от погони смог уйти. И умудрился прорваться через пограничный заслон. Казалось бы остается только жить да радоваться, но Браччо почему-то сильно обиделся на короля.

Ушел он не один, с ним был и его отряд. Проверенные и испытанные годами боев. Сначала их было не много. Но Браччо быстро проявил себя как человек деятельный и удачливый. Сначала он захватил себе городок в Папской Области и стал там укрепляться. К нему начали стекаться обиженные на новую власть в Перудже да и вообще обиженные. А таких, внезапно, оказалось очень много. И эти обиженные были очень решительно настроены. Уже через полгода у Браччо было не очень большое, но спаянное общими обидами войско. И широкая поддержка народа — Браччо любил экспроприировать у богатых. Что можно было увезти, он увозил, а земли, дома и прочее трудноувозимое, он раздавал на месте.

Эта была хорошая стратегия, которая быстро стала приносить свои плоды.

Браччо, опираясь на поддержку среди бедноты, даже пытался вернуть себе Перуджу в 1406-м, но не смог взять город и отступил, разорив окрестности.

В очередной войне Неаполитанские войска папу римского знатно поприжали. Король даже сам выехал в поле, на случай триумфа в Риме — в 1410-м году его армии подходили к самому Вечному Городу. К этому явно богопротивному делу присоединилось и несколько бродячих банд наемников. В том числе Браччо. Ситуативным союзником для Неаполя он пробыл недолго — неаполитанские войска потерпели в Риме неудачу, им пришлось отступать, и Браччо на них напал, разбил, разграбил обоз, да еще и захватил богатый город.

Короче, отомстил.

Сфорца там не было. Но у короля Владислава Сфорца был на хорошем счету. Он даже назначил Муцио Сфорца Верховным Коннетаблем Неаполя, но почти сразу после этого, Король Владислав подложил Сфорца знатную свинью. Взял и умер. В 1414.

Наследовала Владиславу Джована II, которая не пропускала мимо себя ни одни штаны. Естественно, такой видный мужчина, как Сфорца, просто не смог избежать харассмента на рабочем месте.

Как пишет Леси Коллинсон-Морлей в своей книге «История династии Сфорца»: «Королева с вожделением смотрела на этого высокого, могучего, стройного воина со смуглой кожей и степенной осанкой, с маленькими, глубоко посаженными глазами, косматыми бровями и огромными волосатыми руками.»

Типичный пример сексуальной объективации. Просто позор!

Ми ту, мог бы сказать Сфорца, живи он в наше время. Увы, в то жестокое время, сексуальные домогательства от начальства были не то что не порицаемы, а даже очень напротив, самой настоящей привилегией, которую еще надо было добиться. В результате хитрой интриги, кандидаты на королевскую постель, смогли подставить Сфорца и посадили его в тюрьму Неаполя. Обвинения были серьезные, в измене. Затакое и казнить могли. С другой стороны, если каждого кто хоть раз изменил, сразу казнить, то с кем работать то?

Пока Сфорца сидел, он развивался интеллектуально. Читал… Нет, ладно, это я придумываю. Похоже, читать он не умел. То есть, сказать уверенно, что он не умел читать, я не могу. В его жизнеописании упоминается, что Сфорца «…нравилось зимними вечерами или в плохую погоду на лагерной стоянке читать поэмы о жизни Карла Великого и его рыцарей, комментируя их подвиги и выставляя их в пример своим воинам». Оставим это на совести биографов, которые писали о Сфорца по заказу его потомков, а вот что известно точно, так это то, что по его заказу переводили Цезаря и Саллюстия. Что у меня вызывает доверие, так это денежный сад. Переводчик работавший на Сфорца купил себе дом и сад. Подозреваю, что для Сфорца были действительно интересны эти труды с военной точки зрения, но их ему, все же, читали вслух. Сам он говорил, что одна рука не способна одинаково ловко владеть мечом и пером. Все его письма писались под его диктовку. Поэтому, получив время и возможность в тюрьме, Сфорца не осчастливил нас, в отличии от многих других великих людей, своими особенными текстами. Зато он научился рисовать красивую подпись. После первой отсидки на письмах и документах впервые появляются его автограф. На это трудное дело потребовалось почти четыре месяца, но оно того стоило. Хотя, как мы скоро узнаем, может и не стоило.

Пока Сфорца сидел, во дворце, как это часто бывает, все сильно изменилось. И теперь уже те, кто его засадил, стали искать поддержки у Сфорца, ведь его люди по прежнему подчинялись только ему. Сфорца вышел из тюрьмы и даже смог извлечь из этого выгоду, получив наследственные владения и пару важных постов.

Неаполь красивый город. Двор Неаполя не уступал по блеску и роскоши лучшим дворам Европы. Но если присмотреться, то он начинает все сильнее напоминать бочку с пауками. Поэтому не будем туда погружаться. Достаточно сказать, что Сфорца снова сел.

В этот раз, правда, он и сам был виноват. Он поддался на провокацию и кинулся с мечом на придворного. Его повязали и сунули в тюрьму. В этот раз все было еще серьезней, по свидетельствам современников, Сфорца пытали, добиваясь от него автографа. Автографа под разными бумажками неприятного для Сфорца содержания.

И в этот момент, семья Сфорца показала себя неаполитанским интриганам с неожиданной стороны.

«Политическая партия», которая хотела убрать Сфорца с дороги, опасалась, что его родственники могут предпринять шаги по его спасению. А семья Сфорца, после смерти Владислава, уже жила не заложниками, а вполне даже как приличные люди. Короче, группа высокопоставленных интриганов с небольшим конвоем и группой ОМОНа прискакала в имение Сфорца с целью повязать его родню. Навстречу им вышла сестра Сфорца, Маргарита. Маргарита пошла в мамочку — вышла она на крыльцо не плакать, а с мечом и в доспехах. Она, разумеется, была не одна, так что к вечеру неаполитанцы узнали две новые для себя вещи. Первое — что такое «вираго», и второе — что в игру «у меня есть заложники» можно играть вдвоем.

Через некоторое время Сфорцу обменяли на высокопоставленных лиц Неаполитанского королевства.

Разумеется, выйдя из тюрьмы, Сфорца был некоторое время занят. Надо было собрать свои войска, понять кто враг, кто друг. Куда вообще воевать. И пока Сфорца был занят, Браччо таки оттяпал себе Перуджу.

Нельзя сказать, что это было просто. Семья Бальони, которые в свое время вырезали почти всех родственников Браччо, быстро поняли, что в Неаполитанском Королевстве не все ладно и рассчитывать на его помощь не стоит. В Милане тоже смута. Папу они уже предали, перекинувшись на сторону неаполитанского короля. А Браччо, тем временем, подбирается все ближе.

Страх Бальони перед Браччо был настолько силен, что они расщедрились и купили самого Карло Малатеста, одержавшего сравнительно недавно выдающуюся победу над венграми, в битве при Мотте. Конечно же, Карло Малатеста привел с собой и свою кризисную команду. Браччо не заставил себя ждать и вскоре вторгся в окрестности Перуджи.

Две весьма профессиональные армии сошлись 12 июля, в 1416 году. Эта заварушка получила название «Битва при Сант’Эджидио».

Толком про неё известно очень мало и при этом, парадоксальным образом, она весьма существенно повлияла на военное искусство Италии.

Сражение свелось к столкновениям небольших отрядов тяжелой конницы. При этом Браччо смог переиграть самого Карло Малатеста. Источники упоминают вскользь о том, что Браччо смог организоватьротацию, выводя отряды из боя, давая им отдохнуть А еще организовал подвоз воды. В общем, можно только заключить, что Браччо смог разработать и успешно применить некую новую тактику. После семи часов боя, потеряв (если верить источникам) 180 своих солдат и убив 300 солдат противника, Браччо собрал всю наемную армию Перуджи в плен. Даже отчаянный Карло Малатеста был захвачен.

В Перудже все было не очень хорошо с легитимностью власти. Бальони и их сторонники бежали. Как только армия Браччо подошла к стенам, жители открыли ворота.

Жизненная цель Браччо была исполнена. Но этот деятельный человек тут же провозгласил новую — создание герцогства, вроде Миланского, в центре Италии. И принялся за дело.

Любопытно, что он сделал ставку на городское ополчение Перуджи, начав массово обучать горожан стрельбе из арбалета. Источники опять вскользь упоминают о «знаменитых нововведениях Браччо», не давая себе труда рассказать подробнее, поэтому нам остается только теряться в догадках,что там, в этой Перудже, происходило.

Тем временем, в том же 1416-м году, Сфорца продолжал играть в политику. Он женил своего сына, Франческо, на прекрасной девушке по имени Полиссена Руффо. Я, признаться не уверен, что она была так уж красива, но титул «графиня Монтальто», приданое в 20 000 золотых и несколько городов ей очень шли.

Сфорца явно планировал интегрироваться в элиту Милана. Как мудрый человек, он знал, что это возможно только через брак. Как нетрудно догадаться, брак это возможность, но не гарантия. Всегда могут случиться всякие неожиданности. Полисенну и её первенца от Франческо Сфорца, например, неожиданно отравила родная тетка. Что особенно печально для семьи Сфорца, приданое Полисенны было утеряно.

Это случилось примерно через год после свадьбы, в крайне неудачный для Сфорца момент. Он как раз отправился на войну, вместе с сыном, Франческо. И война складывалась крайне неудачно. Очень быстро стало ясно, что основным противником Сфорца будет его старый друг, Браччо.

Хотя, конечно, они ведь были друганами, и некоторое время им удавалось расходиться бортами. Ситуацию испортил некий Тарталья.

Тарталья это кондотьер у которого был хороший отряд. Да и сам Тарталья был парнем смекалистым — в зоне безлимитного PvP в которую превратилась Папская область, он чувствовал себя комфортно, как блатной на зоне. Формально, Тарталья был нанят теми, на чьей стороне бился и Сфорца, и должен был ему подчиняться. По факту, Тарталья делал все так, как хотелось ему. Хуже того, у него со Сфорца были еще и старые счеты.

Старые проблемы требуют старых решений, и Сфорца, по старой привычке, заманил Тарталью в засаду. Помня про привычки старого врага, Тарталья оказался морально готов к предательству и дрался отчаянно. Благодаря личному мужеству и умению владеть оружием, Тарталья смог прорубить себе путь к побегу.

Тарталья не только смог выжить, но и переметнулся на сторону Браччо вместе со своим отрядом, что резко ухудшило расклад сил.

Эта досадное недоразумение слегка подпортило отношения старых друзей. А потом Тарталья начал захватывать владения, формально подаренные Сфорца Святым Престолом и Неаполем. И Браччо не стал его удерживать. А потом, пусть и не без долгих сомнений, даже принял в этом участие. И после этого, их дружба с Сфорца, явно дала трещину.

И вот, в 1419-м, в крупной стычке, Браччо наголову разгромил Сфорца. Сфорца был ранен, но спасся.

Так работа поссорила двух старых друзей.

Глава 21 Повод

История бросками и рывками

Эпохи вытрясает с потрохами,

И то, что затевало жить веками,

Внезапно порастает лопухами.

И. Губерман

Говорят, что людям неинтересны явления или факты, а интересны другие люди. Давайте поговорим о людях. Честно вам скажу, эти люди меня по настоящему пугают. Это невероятно волевые существа без чувств, сомнений и страха готовы были буквально идти по трупам, в том числе и своих близких.

Итак, мы остановились на том, что у Сфорца не все гладко, а Браччо на коне. И это я слегка преуменьшаю. На самом деле, все куда серьезнее — Браччо не только на коне, но и на папе. На Папе Римском, прошу заметить. В 1420-м, Браччо встречается с Папой на нейтральной территории, Флоренции. Браччо прибыл во Флоренцию со свитой из четырех сотен всадников в великолепных доспехах. Сам он, облаченный в яркую пурпурную мантию, расшитую серебром и золотом, скакал в окружении своих военачальников, судей и послов. Толпа истошно кричала «Браччо! Браччо!», пока он продвигался к Палаццо дель Комуне, где Папа Мартин V готовился торжественно его принять. Правитель Перуджи, отнятой у Папы, экспроприатор богатств Церкви, убийца добрых христиан, бандит, и просто хороший человек, был назначен папским викарием всех городов и замков, которые он захватил на территории Папской области.

Это, с одной стороны, позволяло Папе закрасить некрасивое пятно владений Браччо на контурной карте в свой свет, а с другой, позволяло сохранить приличия.

Ну в самом деле, у нас тут Рим, столица христианства, а всякие Браччо рядом земли захватывают. Не благолепно. А если он Викарий Церкви, то это уже, так сказать, частные споры между благородными домами.

Сфорца между тем, метался по нанимателям. Неаполь трясло — помимо королевы, на трон Неаполя претендовали еще двое. И королева, к тому времени заведя себе постоянного любовника, довольно ловко умудрялась оставаться между двух драконов. Одного из даже усыновила.

В этом густом кровавом супе было много подводных течений и трудно даже представить, что там вынесет на поверхность в другой раз. Например, Тарталья, тот самый старый враг Сфорца, неожиданно перешел вместе со своим отрядом от Браччо, обратно к Сфорца. Уж не знаю, как так вышло, но я бы на месте Тартальи поостерегся переходить к такому человеку, как Муцио Сфорца. С другой стороны, однажды Сфорца пощадил кровника.

Тарталья улучшил момент между дедлайнами и поехал в отпуск к семье, с малым отрядом. Там на него напали, застали без доспехов и оружия, скрутили и долго пытали, пока он во всем не признался. После чего отрубили Тарталье голову на главной площади ближайшего городка, пытаясь имитировать, но скорее пародируя законную казнь.

Сфорца во всем этом не участвовал. Он объяснил, что это общее такое желание было, просто вот несколько горячих парней не выдержали, Тарталья же преступник и шпион, сами понимаете.

Люди Тартальи отказались служить под началом Сфорца и ушли. Их не соблазнили даже обещания весьма внушительных сумм от Папы Римского, на которого в тот момент работал Сфорца.

В какой-то момент, Браччо и Сфорца встретились. Они обнялись и пошли выпивать в палатку Браччо.

И это неудивительно, ведь они встретились не на поле боля. А на секретных переговорах. Сфорце предлагали сменить сторону и посредником выступил Браччо. Мне кажется этот выбор не очевидным. Но старая дружба не проходит бесследно. А может, профессионалы просто умеют разделять работу и личное. В любом случае источники единодушны — Браччо и Сфорца отлично посидели. Сфорца сменил нанимателя, Браччо подтвердил что Тарталья был шпионом. Они вообще обменялись именами своих шпионах в войсках друг друга.

На этой минорной ноте я бы и закончил фильм о дружбе, мужестве и любви (Сфорца женился, для скрепления политического союза, а еще же у нас любвеобильная королева Неаполя есть), будь я голливудским сценаристом. Но увы, история даже пожоще, чем гравитация, и так же неотвратима.

Из-за предательства Сфорца, королева подпала под всякие нехорошие подозрения. Её заперли во дворце, любовника схватили. И неизвестно, чем бы все кончилось, но Сфорца отлучился из Папской Области, разбил отряд рядом с Неаполям, ворварлся в город, забрал королеву и вывез её в безопасное место. И снова вернулся на войну.

Деньги сами себя не заработают. А, хотя стоп, это неудачный пример. Но, не важно — у Сфорца было много дел.

Тем временем, во владениях Браччо восстал городок Аквила. Ни он первый, но он станет последним.

Аквила восстала, поскольку «губернатор», поставленный Браччо, очень уж сильно наступил на местное самоуправление.

Люди просто не понимают, насколько средневековье было демократическим. Все эти городские советы, коммуны, общие сходы. Я бы вам рассказал подробнее, если бы сам в этом хоть чуть-чуть понимал.

Городские общины Италии буквально застраивали свои контадо укреплениями. Начинали с башен, постепенно перешли к фортам и крепостям. Укрепления строились в узких местах долин, вдоль дорог, у перекрестков и всегда — рядом с переправами через реки. Иногда просто на удобных для обороны местах. Итальянцы методино застраивали свою страну крепостями, большими и малыми. Любой городок был укреплен, за весьма редким исключением.

Осады таких укреплений происходили почти всегда. При этом, штурма итальянцы, как правило, избегали. особенно кондотьеры. Очевидно он приводил к неоправданно высоким потерям.

И вот только осада Аквилы вдруг, внезапно, всколыхнул Италию. Да так, всерьез, что против Браччо вдруг выступили единым фронтом старые враги. И они немедленно перешли от слов, к делу.

На защиту демократических ценностей в отдельно взятом городке Аквила выступили:

Теократическая монархия в лице Папы Римского, войско которого вел Муцио Сфорца.

Традиционная монархия Королевства Неаполитанского, под предводительством благородного Якопо Кальдора. Технически это была анжуйская армия, но давайте не будем в это лезть. Все равно там поголовно кондотьеры, на какой конкретно стороне воевать им было без разницы.

Олигархат Флоренции — эти как всегда, вложились деньгами.

Купеческая аристократия Венеции — эти, как всегда, сумели сделать такое лицо, как будто без них бы ничего не получилось.

Царство зла, Герцогство Миланское.

Против всех них, да и еще против демократических ценностей, в одно рыло сражался злой тиран Браччо.

Оказалось, что очень легко стать злым тираном в глазах стран-соседей. Для этого достаточно просто стать успешным.

Но если уж где Браччо и был признанным экспертом, так это в спорах на поле боя. Дело решилось в «Битве за Аквилу», в 1424-м году.

Глава 22 Осада Аквилы, 1424

«Конечно, рассуждать о предмете, неизвестном тебе по опыту, — дело смелое, но я все же не считаю грехом возвести себя на словах в достоинство, которое многие с еще большей самонадеянностью присваивали себе в жизни. Мои ошибки, сделанные при написании этой книги, могут быть исправлены без ущерба для кого бы то ни было, но ошибки людей, совершенные на деле, познаются только тогда, когда приведут к гибели царства».

Никколо Макиавелли. «О военном искусстве».

Браччо у 1421-му году стал фактическим правителем государства в центральной Италии. Одержав победу над Карло Малатеста и захватив Перуджу, он сколотил крепенькую державу сердцем которой стала Перуджа и прилегающие местности. Браччо даже некоторое время удерживал за собой сам Рим. А еще, он имел пугающую власть над своими людьми. Например, захватив Перуджу, он приказал восстановить ирригационный канал. И не только пехота, но и тяжелые кавалеристы трудились несколько дней посменно, роя его почти заново. В Европе смогут заставить воинов рыть землю, как крестьян, только лет через триста.

Опять же, из источников мы знаем, что он вооружил жителей Перуджи и платил им за усердные тренировки. Что тоже заставляет подозревать его в наличии некоторого авторитета среди населения.

Вот этот суровый дракон войны.

В Италии, на самом деле, не так уж любили всяких убийц и далеко не всегда лебезили перед сильными. Итальянцы относились к власти весьма практично. Они априори предполагали, что очередной сеньор подонок, но они ожидали, что власть будет прикладывать усилия для пользы города и сообщества. В этом отношении средневековые итальянцы эпохи возрождения довольно похожи на современное западное общество. Но об этом мы поговорим, когда коснемся Медичи, они как раз уже скоро будут. Суть в том, что большинство городов либо сами сдались Браччо, либо он взял их без особого боя. А действительно кровопролитные боевые действия велись по большей частью с наемными армиями конкурирующих политических сил. Зачастую, в таких конфликтах, Браччо выглядел как защитник населения от грабежа. А потом случился бунт в Аквиле. Город, сам по себе, был очень древний и с богатыми традициями. Но то, что делало его ценным — расположение. Это укрепленное поселение контролировало вход на равнины Папской Области. Само место имело, в общем, стратегическое и экономическое значение.

Почему восстала Аквила я не знаю. Официальная версия, из-за угрозы «древним свободам».

Что куда загадочней — Аквила смогла успешно обороняться. Конечно, а поле у горожан против Браччо шансов не было, но они держали осаду. Через полгода осады, стало понятно что своей неспособностью взять Аквилу, Браччо объявил войну всей Италии, при этом дав своим врагам время на подготовку.

Так уж устроен мир — оказавшись наверху, знай, что если ты начнешь падать, то тебя обязательно захотят подтолкнуть.

Впрочем, его враги боялись Браччо так сильно, что раскачивались еще полгода.

Не надо думать, что Браччо сидел под стенами Аквилы и грустно смотрел на низ. Итальянцы очень серьезно продвинулись в осадном искусстве. Набор способов попасть внутрь укреплений был довольно обширен.

Проблема в том, что мы толком ничего об этом не знаем. Впрочем, судя по тому, что штурмов старательно избегали, а на одну успешную осаду приходится минимум десяток неудачных, до появления пушек стены были буквально ультимативным оружием. Если бы в современных играх стены давали хотя бы половину преимуществ, которые они давали в средневековье до появления артиллерии, то это бы была абсолютная имба, на корню ломающая игровой баланс.

Как только стало ясно, что великий Браччо по настоящему застрял под Аквилой, его враги собрали армии меньше чем за месяц. И прибыли на помощь осажденным.

Тринадцатимесячная осада Аквилы окончилась битвой.

Для того, чтобы сразиться, объединенным войскам Неаполитанского королевства и Папской области надо было пересечь реку. Мероприятие для средневековой армии, где многие не умели плавать, само по себе трудное. Так люди Браччо еще и заботливо утыкали дно заостренными кольями и затопили разбитые лодки.

Решительный Сфорца понял, что переправляться через брод, да еще и под арбалетными болтами, будет не правильно. И повел войска в обход. Место, выбранное им для переправы, было узким, а течение быстрым. Видя, что его воины не решаются идти, Сфорца сам двинулся вперед первым. Сразу за ним последовал его оруженосец — видимо, еще подросток. Они оба были верхом. Лошадь оруженосца испугалась и сбросила седока. Сфорца попытался схватить парня за волосы, но и сам упал в воду. Сфорца был, разумеется в доспехах, поэтому его утянуло на дно и потащило течением прочь.

Муцио Сфорца, как говорят, еще дважды показывался у поверхности, показывая своим людям руки скрепленные в рукопожатии, тем самым как бы прощаясь с ними и одновременно ободряя на битву.

Все присутствующие не могли сдержать слез, но как бы ни была печаль, они, верные своему долгу, двинулись дальше.

Примерно так выглядит сцена гибели Муцио Сфорца в изложении библиографов семьи Сфорца. И она кажется мне слегка надуманной. Тем не менее, реальность, я полагаю, была еще более удивительной. Представьте кондотьеров Сфорца, этих слегка порубленных в бесчисленных стычках суровых ветеранов. Они сидят на рослых конях, в доспехах, с поднятыми забралами, и смотрят на то, как река уносит вдаль их капитана. Над бурунами изредка мелькали латные перчатки, но было очевидно — бедняге конец.

— Санта Мария… — срывающимся голосом сказал кто-то.

— И посантамаринестей видали! — заорал Франческо, сын утопшего. — Что встали и пялитесь как на жопу Богородицы? Вперед и в воду, ублюдки!

— Но Франческо, течение слишком сильное! Ты же видел…

— Вперед, я сказал! Оглохли⁈ Вас дьявол в уши отодрал? Не слышите меня? Кто останется на берегу, получит меч в брюхо!

Ну, или как-то так.

Франческо, опираясь на родственников-офицеров, перехватил командование войсками замоченного во всех смыслах батяни. Его тяжелые всадники переправились первыми и захватили плацдарм. Потом через реку перекинули канаты, а может даже мосты — и армия стала переправляться. И сделала это на удивление быстро и слаженно. Они даже успели к битве в тот же день.

Когда Барбаросса утонул при схожих обстоятельствах, то его армия не то что к битве не была готова, она вообще развалилась. Часть рыцарей пошла по домам, а ведь Барбаросса потонул не где-то там, а в крестовом походе. Возвращаться было не в пример дальше. Все же, кондотьеры были далеко не феодальным ополчением. Это были профессионалы.

Не сумев воспрепятствовать переправе, Браччо встретил своих врагов у Аквилы. Он развернул свою армию, заняв не самые удобные и слабоукрепленные позиции.

Согласно источникам, Неаполь выставил 4000 конницы и чуть меньше 2000 пехоты. Сплывший Сфорца (тело его, кстати, так и не было найдено) привел 3000 и 1000 человек соответственно.

Кроме этого, к ним присоединилось около 5000 человек из окрестностей Аквилы.

Браччо мог противопоставить им 4000 конницы и неизвестное количество пехоты.

Эти красивые круглые цифры совсем никак не бьются ни с платежными ведомостями, ни с пересекающимися данными.

Не буду вас утомлять нудными перечислениями, но на весьма шатких основаниях, смотря на данные чьи датировка гуляет +/- 50 лет от нужной нам даты, и отслеживая контекст и нарратив, я бы сказал, что именно тяжелых всадников было у враждующих сторон раз в десять меньше. Как минимум. Но, на каждого хорошо одоспешенного конного латника приходилось по одному, а то и два-три легких всадника.

С пехотой тоже можно смело осетра раза в два урезать.

Но даже с самым смелым урезанием осетра, армии противника насчитывали по несколько тысяч человек каждая. И армия Браччо уступала своим противникам в численности как минимум в два раза в пехоте и минимум в полтора в коннице.

И тем не менее Браччо не пытался избежать боя. Более того, по свидетельству современников, он был абсолютно уверен в победе.

Это была не только бравада. У господина Браччо да Монтоне были весомые основания верить в своих людей.

Победа в битве при Сант-Эджидио сделала Браччо да Монтоне не только хозяином Перуджи и многих близлежащих городов, но и признанным военным гением всего итальянского полуострова. Кроме чисто военного авторитета, Браччо проявляет себя как государственник. Он не просто возвращает себе Перуджу, он действительно прикладывает большие усилия по обустройству своих старых-новых владений. Я уже упоминал про ирригационные работы, но кроме этого, разумеется, в городах возводятся новые строения. Национализируются земли, отнятые всякими Бальони у коммун. Ремонтируются дороги и мосты. Перуджа находится в местности, которая называется Умбрией. К 1424-му году армия Браччо состоит из умбрийцев почти полностью.

В Перудже проводятся различные состязания и турниры, возрождена древняя традиция «метания камней» (чтобы это не значило). На наши деньги, Браччо устроил просто поголовное обучение военному делу.

Браччо реорганизовал и ополчение Перуджи.

Фактически, с поправкой на средневековье, Браччо создал национальные войска.

Кроме того, каждый год Браччо выводил свою армию против врагов. То против Сфорца, который вел войска папы Мартина V, то участвуя в войнах Неаполитанского королевства.

Его армия была насыщена испытанными в боях ветеранами. А главное, его люди спаяны не только боевым товариществом, но и общими интересами. Я бы даже сказал, национальными, насколько это возможно для средневековья.

А вот враги Браччо, те суровые парни, что пришли спасать демократические институты Аквилы, воевали за деньги.

Это очевидное утверждение, но надо его прочувствовать. Однажды к покойному уже кондотьеру Фачино Кане пришел богатый флорентиец. Он пожаловался капитану наемников, что один из его людей отобрал у него плащ на улице. На претензию капитан Фачино засмеялся и сказал: «Тот, о ком ты говоришь, никак не может быть моим, ибо ни один из моих не оставил бы на тебе остальное».

Патологическая алчность кондотьера стала нарицательной задолго до Браччо. Но именно на его время пришелся настоящий расцвет беспринципности и разгул грабежей наемников. Так, по крайней мере, казалось самим итальянцам.

В середине 1370-х годов, во время Войны восьми святых, заработок ланса во Флоренции достиг своего пика — 22 флорина в месяц. Однако, в последнем десятилетии XIV столетия заработки солдат упали приблизительно до полутора флоринов. Отдельному кавалеристу платили примерно 6 флоринов. Младшим командирам при этом к обычному заработку кавалериста полагались доплаты. Это чистой воды маркетинговая стратегия — приведи друга, получишь бонус. Но шесть флоринов, это очень мало.

Квалифицированный рабочий-строитель получал 4 флорина. И не надо было покупать себе коня, оружие и телегу с туристическими приблудами, стоимостью в 3–5 годовых заработков.

Арбалетчикам платили на флорентийской службе в 1390 году тоже платили 4 флорина в месяц, но арбалет им выдавали. Правда, были просто пехотинцы, так сказать, без специальных умений, они получали в 2,5 раза меньше.

Если грубо и неправильно натянуть на современность, то в кондотьеры можно было устроиться примерно на 100 000 рублей в месяц, если ты умеешь обращаться с минометом или пулеметом. Причем оружие тебе дадут. Обычный стрелок получал 40 000 рублей. Я готов согласиться, что желающих работать на таких условиях будет достаточно. Да еще и война не как сейчас, а средневековая, когда в основном это мелкие стычки раз в неделю, но не каждый месяц. Хотя, конечно, это не так уж много за такую трудную и опасную работу.

Но вот человек, который приехал на своем танке, со своим обученным экипажем, а получает 350–400 000 рублей на всех… Да это даже на бензин не хватит. Однако желающих наняться в кондотьеры было предостаточно, проблема была не с людьми, а с доспехами и конями.

Почему? Разгадка проста. К началу XV века рядовые наемники уже давно работали не за зарплату, а за бонусы по окончании проекта. Не все, конечно, но большинство.

Грабеж, вот цель, высокая настолько, что не жалко и человека убить.

И с этим то, в данном конкретном случае, как раз были проблемы. Аквила была техническим союзником, ее грабить не дадут. Обоз Браччо, похоже, успел в основном увести.

За что упорно биться, спрашивается?

Кроме того, значительную часть армии Неаполитанского королевства, вполне ожидаемо, составляли неаполитанские рыцари. Только в Неаполитанском королевстве они ещё и сохранились, на остальной территории Италии их буквально истребили как класс.

Как ни парадоксально, военное сословие созданное для бесконечной войны, не смогло пережить постоянную войну, оказавшись слишком чувствительно к перманентным потерям. Но, конечно же, причины такого драматичного уничтожения мелких и средних феодалов глубже. Вполне вероятно, что сначала рыцарство Италии деградировало, а уже потом его истребили.

Флорентийский хронист Джованни Виллани описывая столкновения неаполитанских рыцарей с армией кондотьеров в 1349 году, проливает свет на сомнительные боевые качества феодального ополчения, в сравнении с профессиональными бандами наемников: «Войны как таковой не было, происходила просто ловля баронов и богатых рыцарей для выкупа».

О качестве вражеской пехоты Браччо был самого низкого мнения. Учитывая профессию, надо думать у него были на то основания.

Впрочем, вы и сами могли заметить, что начиная с поражения Пизанского ополчения в битве при Кашине в 1364-м, мы больше не видим ополчений, а значение пехоты неуклонно падает. В битве при Сант-Эджидио дело свелось вообще к столкновению исключительно тяжелой кавалерии.

Нет, ополчение в Италии никуда не делось. Ополченцы несли службу в городах, в укреплениях и башнях, понатыканных по всей Италии.

Иногда даже ополченцам удается защититься от случайной банды наемников, не пустить в контадо. Но той неувядающей славы, которой покрыли себя Миланские ополченцы, уже и близко нет. Любопытно, что сами итальянцы того времени, четко разделяют городское ополчение и сельское. Последнее совсем никуда не годиться и может сражаться только если его армировать горожанами.

Я не думаю, что в городе воздух особенный, от которого вырабатывается витамин помогающий выдавать звездюлей. Но об этом нам еще представиться случай поговорить предметно — уже довольно скоро, один секретарь во Флоренции, по имени Никколо, будет пытаться восстановить славные традиции городского ополчения.

Выглядели армии примерно также, как в битве при Мотте, 12 лет назад. С поправкой на широту, конечно.

На фоточке сверху современный реконструктор. А вот снизу у нас источники, по которым надо было шить.

Вообще, к тому времени становится много изобразительных источников, поэтому с некоторой поправкой на «художник так видит», мы не плохо представляем себе основу павизариев, основу пешего строя.

И их поддержку. Арбалетчиков:

И лучников, набираемых сразу целыми семейными кланами в горных областях:

Среди людей состоятельных были в моде шлемы, получившие название «барбют». Итальянцы сильно увлекались античностью, поэтому барбют пытались сделать похожими на античные, с Y вырезом.

Но сталь не бронза, сделать такой сложно, обычно ограничивались развитыми нащечниками:

А вот тот же барбют, с другой стороны. Тут видно, что кованная сталь весьма не однородна. При наличии инструмента, упорства и некоторого времени, можно было добиться пробития:

Для капитанов и просто уважаемых людей, были шлемы обтянутые бархатом и декорорированые бронзой:

Остатки красного бархата видны под декором.

А вот этот шлем принадлежал одному из Сфорца. Может даже самому Франческо. Бархат невооруженным глазом не виден, но он был. Вот взять бы художника, иллюстрирующего всякое фентези в играх, схватить его за длинные сальные волосы, и тыкать, тыкать мордой в эту фотографию:

Серьезной разницы в вооружении противников не было. Думаю теперь, представив в общих чертах как выглядели противостоящие друг другу стороны, можно приступить к битве.

Уставшие, деморализованные потерями на переправе через реку, армии Неаполитанского королевства и Папы Римского, подошли к свежим, отдохнувшим и решительно настроенным войскам Браччо.

Армия Браччо уступала врагам в численности, но превосходила в тактике и ей было за что сражаться.

Шансы на победу у Браччо были не прямо стопроцентные, но они явно были хорошие.

Глава 23 Битва за Аквилу 1424

«Война — это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели. Это нужно понять».

Искусство войны (孫子 или просто Сунь Цзы IV-VI век до нашей эры).

Битва за Аквилу — сражение, пройти мимо которого просто нельзя. Если бы не оно, то Италия была бы совсем другой. Наверно. По крайней мере, если бы в ней победили те, кто проиграл, то карта средневековой Италии совершенно точно выглядела бы иначе. Красивое предложение с претензией на глубину, которое можно бы было сказать почти про любое сражение. Так, умности не про меня, давайте уже к делу.

Карту битвы я вам показывать не буду. В принципе, вы можете нарисовать её сами. На кофейной гуще. В стиле позднего экспрессионизма. Степень достоверности будет примерно такая же.

Вид с часовни Аквилы на предполагаемое поле битвы:

Что мы знаем точно, так это то, что Аквила была в тылу войск Браччо. К счастью, этот город мы не потеряли. Увы, у археологов далеко не про каждый город так можно сказать. Аквила была сравнительно недалеко от места битвы, потому что Браччо выделил сильный отряд под командованием Никколо Пиччинино, который должен был сторожить ворота города. Это на тот случай, если горожане совершат дерзкую вылазку.

Николло был чистым созданием Браччо. Он родился в семье мясника, в Перудже. Трудно сказать, когда точно он вступил в компанию Браччо, но то, что Николло быстро делал карьеру — несомненно. Пиччинино это прозвище, переводится как «Малыш». Пиччинино и в самом деле был очень мал ростом. Зато злобен как хорек и живуч как кошка. Там где стоял «Малыш» и его люди, враг умывался кровью. Вот портрет этого маленького, но большого человека:

Выбор Никколо Пиччинино в качестве заслона перед Аквилой однозначно подсказывает, что Браччо ждал вылазки из города.

Никколо Пиччинино нам еще встретится, поэтому я о нем сказал отдельно, других офицеров я пожалуй перечислять не буду.

Тяжелую конницу под личным командованием, основную свою боевую силу, Браччо сосредоточил в центре, против «неаполитанцев». Подошедшие войска врага с флангов встретила его пехота. Франческо Сфорца обрушился на правый фланг Браччо. Франческо вел армию лично. А против самого Браччо, в центре, действовал Якопо Кальдора.

И очень быстро стало ясно, что Браччо самым серьезным образом недооценил врага.

Кальдора был из семьи «средних» феодалов юга Италии. Он мог похвастаться собственным (вернее семейным) замком, и родством с некоторыми Великими Домами. Правда, его мать была из Франции. Как говорят, в этот брак был не без любви, но увы, такой союз сделал позиции семьи слабыми. Иначе бы дело никогда не дошло до того, что юный Якопо Кальдора пошел в кондотьеры. И надо же было такому случиться, что служил он у Браччо.

Заработав денег, Якопо вернулся домой… И сделал ровно то, что делал Браччо. Его личный отряд состоял, в подавляющем большинстве из уроженцев его родной провинции, он не стеснялся делать тяжелыми всадниками (покупая им коней, доспехи и оружие) хоть сына мясника, хоть крестьянина, и что самое ужасное, он точно так же умел в эту самую загадочную «ротацию».

Браччо столкнулся буквально со своим близнецом.

А еще Якопо был на удивление алчным и коварным типом. С одной стороны, как подчеркивается в источниках, люди (вернее коммуны, города и феодалы) с удовольствием переходили под его вассалитет, потому как «Все эти предприятия были затеяны благодаря созданной им компанией, состоящей почти исключительно из сильных горных воинов его земель, не для продажи, не для грязной наживы, а просто для того, чтобы вообще себя бояться, чтобы образовать свое государство». Ну и большим плюсом было то, что банды Якопо вели себя довольно прилично. Однако титул Великого Коннетабля Якопо Кальдора получил благодаря мастерскому предательству в ключевой момент борьбы за трон Неаполитанского королевства. Гораздо позже, Якопо будет работать на Папу и по его поручению будет воевать с семьей Колонна. Получит от Колонна хорошую взятку и будет годами лишь имитировать войну.

Впрочем, после его смерти он оставит после себя не только добрую память но и школу «офицеров», которую даже назовут его именем.

Коварство и алчность Якопо вовсе не отменяет того факта, что он был решительным, проницательным и отчаянно храбрым командиром. Похоже, практически не уступая во всем этом самому Браччо.

Битва началась со столкновения тяжелых всадников в центре и атаки кавалерии Сфорца на пехоту Браччо на левом фланге. И очень быстро стало ясно, что расчеты Браччо оказались не верны. Наемники Папы и Неаполя дрались не только умело и жестоко, но и в высшей степени упорно, не уступая в доблести армии Браччо. При этом явно превосходя воинов Браччо в профессионализме.

Недавнее исследование агрессии в попавшейся мне на глаза статье, подтверждало, что агрессия необходимое условие существование человека. Даже для того, чтобы укусить яблоко, нужна агрессия. Поэтому солдата можно сделать из любого. К счастью, у нас есть серьезные блоки на внутривидовую агрессию. Мы, конечно же, люди разумные, и мастерски эти блоки обходим, но все же…

В корпусе морской пехоты людей заставляют вместо «да, сэр», кричать «убить», и постоянно вдалбливают это «убить» в морпехов. Добровольцы, прибывшие в курдские формирования, на финальных стадиях обучения должны голыми руками убить кролика. Милаша такого. Получается не у всех.

Рыцари отдавали почти чужим людям своих детей, те становились оруженосцами и таскались по битвам лет с 12–14, привыкая к крови.

Если вы не можете легко и непринужденно убить случайного человека, так же как это делает матерый уркаган или украинский программист вступивший в батальон территориальной обороны, не надо расстраиваться. Это, скорее, норма. Увы, в средневековье люди были такие же как мы и имели схожие проблемы.

Набрать толпу людей, раздать им оружие, показать на другую толпу и сказать нечто в стиле «это не наши», было можно. Но решительно недостаточно, если ты ожидаешь от этой толпы бескомпромиссную рубку «не наших».

Эту проблему обходили, набирая в команды по «добыче прибыли» людей с определенными наклонностями, которых обычно без затей называют бандитами. Но такие люди редко способны принести себя в жертву ради высшей цели. Одно дело рискнуть жизнью ради выгоды и, совсем другое, быть готовым умереть во имя города или цеха, или уж тем более, очередного нанимателя.

И тем не менее, судя по накалу сражения, люди Франческо Сфорца и Якопо Кальдора, были готовы умереть, но не отступить.

В то же жестокое время, в причудливой и затейливой вязи страстных узоров жизни подлость часто переплеталась с преданностью. В одном человеке легко могли соседствовать и храбрость, и коварство. А что самое странное, эти вещи были куда как ярче выделены, чем сейчас.

Те, за чьи амбиции сражались и умирали тысячи людей, в полной мере разделили с ними опасность, ведь они и сами дрались в гуще битвы. И Якопо, и Браччо, и Сфорца вели в бой свои личные отряды, нападая там, где видели слабость врага и спасая своих, попавших в трудное положение.

Если верить легендам о битве, Якопо и Браччо дважды сходились в случайных и яростных схватках в поле под Аквилой. Причем, второй раз Якопо был сбит Браччо с коня и только чудом остался в живых.

Но «неаполитанцы», истекая кровью, держали удар. Людей Якопо спасали бросаемые в бой все новые и новые резервы, и тактика перенятая у Браччо, позволяющая восстанавливать силы.

Тем временем Сфорца грыз правый фланг Браччо. Стоявшие в несколько шеренг бойцы с павизами гасили своими телами удары кавалеристов Сфорца. Сбитые на землю от страшных ударов, разлетаясь как кегли, они упорно вставали и снова восстанавливали строй. А всадники Сфорца, потеряв скорость, попадали под плотный обстрел из луков и арбалетов. И хотя доспехи того времени были уже достаточно хороши, давая владельцу хорошие шансы выжить, люди Сфорца потеряли много лошадей. Сфорца пытался найти слабое место, отряд пехоты, который не выдержит напряжения, дрогнет и побежит. Но везде сталкивался с отчаянным сопротивлением. Не помогало и массирование сил, и попытки размягчить строй павизариев обстрелом издалека. Несмотря на то, что первые атаки были отбиты с сокрушительными потерями, Сфорца не сдался. Что хуже для Браччо, он смог сохранить ясность мыслей. Перестав пытаться применить привычные тактики, он собрал потерявших коней всадников, и организовав свою не многочисленную пехоту, отправил их в атаку пешими. Скорее в силу малого опыта, чем в силу продуманной тактики, люди Франческо Сфорца пошли плотной массой, очень напоминающей швейцарскую баталию.

Рассчитанные на атаку конницы, растянутые по фронту павизарии Браччо, чья глубина строя вряд ли превышала пять шеренг, оказались бессильны перед огромной толпой, навалившейся в одном месте. Сотни людей столкнулись. Никто не хотел уступать. Бойцы бились упорно, с яростью нанося друг другу удары, в страшной давке мертвые не падали, а повисали, зажатые со всех сторон телами. Но это не могло продолжаться долго — строй павизариев Браччо был продавлен. А затем и прорван, пехота Сфорца проделала брешь. Началась беспорядочная рубка, а в прорыв ворвались всадники Сфорца и устроили охоту за арбалетчиками.

Видя это, Никколо Пиччинино, развернул свой отряд, и бросился на помощь своему флангу. Его отчаянный удар был страшен. Но люди Сфорца выстояли. Сам Сфорца повел оставшихся всадников в контратаку. Битва, распавшаяся на отдельные схватки, достигла крайнего ожесточения, об этом говорит тот факт, что и Никколо Пиччинино и Франческо Сфорца потеряли коней и сражались пешими, полностью утратив контроль над битвой.

Люди Браччо бились отчаянно. Но врагов было больше и дрались они умело.

И именно в этот момент, горожане Аквилы не подкачали. Они вышли из города и напали на Браччо с тыла. Вернее, попытались.

Браччо точно не зря прославился как лучший командир Италии. Он успел увидеть угрозу, возглавил случившийся поблизости отряд кавалерии, и атаковал горожан.

То ли в тот день солнце было в доме Марса, то ли погода такая, но в этот раз горожане Аквилы проявили себя прямо как в лучшие годы славы итальянского ополчения. Они гибли десятками под ударами всадников, но не побежали. Браччо завяз, потерял скорость. Под ним убили коня, а потом его самого знатно отдубасили двуручными дрынами разнообразной формы. Упоминается, что его броня была пробита в нескольких местах, а шлем смят.

Потеря предводителя повлияла на армию Браччо куда сильнее, чем на армию Сфорца. А может, просто момент был более нервный и люди отреагировали сильнее. Но факт в том, что после того, как начал распространяться слух, о том, что Браччо убит, его армия побежала.

Хотя нет, вернее сказать, начала отступать.

Сам Браччо, из злого врага которого надо непременно убить, немедленно превратился в потенциально весьма ценного заложника. Поэтому Аквилиане выкопали его из земли, в которую яростно втромбовывали, и потащили в город. И закрыли за собой ворота.

Никколо Пиччинино впал в такую лютую ярость, что продолжал бросаться на врагов, даже когда вокруг него осталась только горстка преданных людей, а все остальные уже отступили. Ему предлагали бежать, но он как будто не слышал. Тогда один из наемников, некий немец выделявшийся ростом, подкрался к Никколо сзади, и накинул на него мешок. Мешок вместе с командиром наемник закинул за спину и дал деру, срубая по пути тех, кто пытался его остановить. Оба не только пережили битву, но и сумели сбежать.

Поскольку люди Браччо смогли отступить в относительном порядке, а битва была изматывающей, преследовать их Франческо Сфорца и Якопо Кальдора не стали. Или не смогли. За победителями осталось поле боя. А перед ними закрытые ворота Аквилы.

Горожане на стенах и с арбалетами прокричали что-то вроде: «Большое спасибо, идите на хер!» и в город никого не пустили.

Франческо Сфорца это привело в ярость, но ему похоже сильно досталось, поэтому на всякие безумства вроде немедленного штурма, его уже не хватило. А вот Якопо Кальдора, узнав от горожан что Браччо у них и ранен, как человек благородный, предложил горожанам принять его личного лекаря. Пусть, мол, полечит раненого Браччо.

Лекаря подняли в веревочной петле на стену, привели к Браччо, лекарь достал скальпель и… Воткнул скальпель пациенту в висок. Даже это не смогло убить Браччо на месте — он еще помучался дня три, прежде чем, наконец, умереть.

Это, как вы понимаете, одна из версий. В Неаполе официально считалось, что Браччо был убит лично Якопо Кальдора в битве. В Милане, историки семьи Сфорца описывают смерть Браччо примерно так же, но с небольшим Романским колоритом — Браччо успел постоять на коленях и извиниться.

Лекарь всем говорил, что его кто-то пнул в локоть и поэтому его рука дернулась, и воткнула скальпель в череп Браччо.

Я привел версию горожан Аквилы. В остальной Италии смерть Браччо описывалась как компиляция из этих трех.

Последствия битвы для нас не очевидны, но для современников память о «Битве за Аквилу» была жива долгое время. Перуджа относительно мирно перешла под власть Папы (договорились с магистратом о своем возвращении и Бальони) но сами воины Браччо никуда не делись. Они вошли в историю как «Браччески». Сначала именно как отряды бывшие под командованием самого Браччо, позже как более общее название отрядов с общей тактикой и нормами поведения. Командиры и сын Браччо стали заметными кондотьерами в армиях итальянских государств, его внук возглавит венецианскую армию. Спустя десятки лет, отряды флорентийских наемников, будут идти в бой под знаменем с черным бараном на желтом фоне. Гербом Браччо.

Почему баран такой лавкрафтовский я не знаю.

Ну а Кальдора станет на долгое время самым авторитетным наемником Италии.

А вот для Сфорца победа над Браччо не принесет такого признания. Хуже того, после смерти патриарха, семья Сфорца потеряет почти всякоевлияние в Неаполе. Однако, все же опыт и толика удачи, позволит Франческо Сфорца вскоре заключить новый, весьма выгодный контракт.

Глава 24 Карманьола

Филиппо Мария Висконти медленно, но верно поглощал земли вокруг себя. Распространял свою власть, как заботливый садовник высаживая ростки своего влияния. Удобрял золотом, пропалывал ядом и кинжалами. Подвязывал на нити обещаний и интересов.

Гораздо чаще, однако, для удобства ростков, приходилось просто перепахивать землю. Железным плугом, так сказать. И для этого у Филиппо Мария был один специальный крестьянин.

Этого крестьянина звали Франческо Буссоне, но в историю он вошел как граф Карманьола.

Сеньор Карманьола никогда не отмечается в источниках как человек благочестивый, набожный и так далее. Оно и понятно — Буссоне и в самом деле был крестьянином. Правда, крестьянской жизни он хлебнул немного — уже в 12 лет Буссоне прибился к одной из банд. Про него ходили слухи, что и до этого он уже бандитизмом промышлял. Тут уж на ваше усмотрение, верить или нет.

Франческо Буссоне фартануло — он попал к Фачино Кане. Тот самый, кто потом активно будет делить Герцогство Миланское. Пока опять не забыл, упомяну, что Фачино Кане это не имя, а кличка. Переводится как «Собачья Морда». Почему такая кличка, становится понятнее, если посмотреть на портрет этого уважаемого кондотьера.

Кажется невероятным делом, но даже в том пугающе застывшем, буквально кастовом, средневековом обществе, все же существовали социальные лифты. И будущий граф, родившийся крестьянином, тому яркий пример.

Мы не будем подробнее останавливаться на его жизни, отметим только, что к смерти Фачино Кане среди претендентов на его место в компании по извлечению прибыли не нашлось более благородного и светлого рыцаря, чем Франческо Буссоне. Фактически, именно Карманьола стал настоящим предводителем войск Филиппо Мария. Карманьола был еще довольно молод. Ему было около тридцати. Но достаточно умен, чтобы оставить внешний лоск и политику другим, а самому заниматься грязными героическими делами.

Разумеется, он всячески был за это обласкан от Висконти, начиная от банальных денег, включая полезными владениями и заканчивая пышными титулами.

Справлялся со своими прямыми обязанностями, то есть массовыми убийствами людей, Карманьола в высшей степени эффективно.

Я немного однобоко освещаю тему, с военной стороны, поэтому совершенно необходимо упомянуть — помимо расчлененки и садизма, были в средневековье и другие варианты обеспечить себе красивую жизнь.

Некий Иоган Фульджинейский (источник — статья из Солдат №66) в далеком 1376 в городе Рагузе нанялся ополченцем-арбалетчиком. Рагуза это на Сицилии, южнее Сиракуз. А потом Иоган продал городу арбалет. И не один.

Иоган был весьма молодым парнем. Не очень похоже, что он был мастером. Однако, он, похоже умел делать арбалеты. Или, по меньшей мере так утверждал.

Остались записи по первому контракту, Иоганн должен был изготовить для города 20 арбалетов «да браччио» и три «да балоардо». Платили 45 золотых дукатов. Как мне подсказали в комментариях, возможно первые это «ручные», а вторые «крепостные».

Иоган выполнил контракт. Похоже, качеством работы остались довольны. Город продолжил заказывать арбалеты, Иоган продолжил их делать. Со временем он нанял помощников. Короче, Иоган стал достаточно богатым мастеровым.

Все это не отменяло того, что сам Иоганн числился в ополчении стрелком из арбалета.

Со временем он породнился с купеческой семьей, в архивах сохранились записи о приобретении Иоганом виноградников, торгового корабля…

Так что, даже в средневековье, варианты устроиться в жизни, были. И, поверьте мне, лучше уж делать арбалеты, чем делать герцогов…

Впрочем, зачем верить мне на слово? Я вброшу немного контекста.

Как я, возможно уже пару раз намекал, Филиппо Мария Висконти был слегка подозрителен и довольно злопамятен. Свою первую жену он казнил за измену. Но сам факт измены был основан на показаниях служанки, которая видела одного из пажей-музыкантов, сидящим одетым на кровати герцогини. Именно этот факт оказался достаточным для того, чтобы делу дали ход.

В то время, это означало пытки. Хорошо, что сейчас не так.

Кстати, герцогиня, которая если вы помните, вдова Фачино Кане, оказалась женщиной из стали. Она не признавала вину. Хотя, судя по всему, это серьезно мешало процессу. Сломав не одну швабру, все же пришлось её казнить так и не выбив признания. Пажа, разумеется, казнили тоже. На всякий случай казнили и всех служанок.

Но без «чистосердечного признания» получилось как-то некрасиво.

Когда герцог женился повторно, из политических соображений, то его счастливая невеста Мария Савойская тщательно следила за тем, чтобы мужчины даже на официальных мероприятиях не приближались к ней ближе двадцати шагов. Герцог за ней особо пристально не следил, так, просто получал ежедневный подробный отчет о том, как провела день Мария Савойская. Разумеется, весь штат её слуг и свита тоже состояли только из женщин. Возможно Мария обрела свое тихое розовое женское счастье, практикуя лесбофинимзм, но сам факт показателен. Окружение герцога играло в опасные игры, где ставкой в интригах была жизнь не только участников, но и их близких и окружения.

Карманьола вписался в этот гадюшник, как родной.

И все шло хорошо, пока не кончилось. Через десять лет Герцогство Миланское вновь стало мощнейшим государством, восстановившись в границах какие были у него еще при Галеаццо Висконти. Даже приросло новыми территориями. И для этого нового сильного и мощного Герцогства Миланского Карманьола оказался уже не так хорош, как для его осколков, раздираемыми междоусобицами. Или, может, даже слишком хорош.

Для начала, Карманьолу не назначили главнокомандующим в очередной войне. Эта была с Неаполем. А потом Карманьола и вовсе получил назначение губернатором в Геную. С одной стороны, Генуя — богатое и важное владение. С другой — это сложный город с глубокими традициями самоуправления.

Это как стать директором урановых рудников. Дело, конечно, важное и почетное, но есть в нем некая неуловимая угроза…

Карманьола приехал к Филиппо Марии, поговорить. Его попросили подождать в приемной, пока герцог освободится.

Прождав около месяца, Карманьола вдруг поехал в Геную.

Надо полагать, все это время он страшно интриговал, планируя вернуть расположение герцога. Не преуспев в играх с приближенными и не получив аудиенцию начальника, Карманьола спутал карты своим врагам, неожиданно уехав. Он устроил засаду на дороге, в которую попался отряд наскоро собранных, но опытных убийц герцога, посланных по его голову — и тем самым, Карманьола прояснил для себя политическую ситуацию.

Карманьола, очевидно лишится владений, очевидно потеряет деньги, и уже потерял большую часть войска. Карманьола был человеком простым. Простым наемным работником. Именно поэтому, возможно, следующее его решение оказалось столь неожиданным для Филиппо Мария и его советников.

Карманьола получил большую часть своей славы в ряде пограничных конфликтов с Венецией. Карманьола смог разбить войска венецианцев и захватить несколько крупных и богатых городов. Например, Брешию. Его победы были убедительны.

А ведь и куда меньшие поступки, чем захват городов, могли стать вполне годной причиной вражды на поколения, случись подобное среди Великих Домов. Но венецианцы и Карманьола были людьми деловыми. Карманьола явился к венецианскому дожу и предложил свои услуги, а тот, после некоторого раздумья, согласился. Да, Карманьола нанялся к конкуренту. Тишайшая Республика к тому времени уже была заклятым врагом Герцогства Миланского.

Технически, между Миланом и Венецией был мир. В тот конкретный момент Милан воевал с Флоренцией. Фактически, Венеция воевала за Флоренцию против Милана. Считается, что именно Карманьола смог убедить венецианцев объявить Милану открытую войну и открыть второй фронт.

Это стало не только неожиданностью, но и серьезной проблемой. Теперь Милану следовало немедленно уравновесить Венецию, которая сильно добавила веса своей армии, купив Карманьолу.

Филиппо Мария не пожалел денег. Его новым командующим стал Карло Малатеста. Среди его подчиненных офицеров собрались самые видные и прославленные кондотьеры Италии со своими войсками. Например, Пиччинино.

Франческо Сфорца, снискавший славу в битве за Аквилу, поначалу было отказался от предложения Герцога о работе. Но из цепких паучьих лапок трудно вырваться.

В обмен на верную службу Сфорца получил то, чего желал более всего на свете. Армию.

Вдобавок к своей личной дружине, Франческо Сфорца теперь мог командовать еще и 1500 всадниками и 300 пехотинцами.

Ну какой наемный рабочий устоит перед повышением? Тем более, стать директором филиала. Конечно же, Сфорца согласился.

Ну что сказать, Венеция и Филиппо Мария не прогадали с инвестициями.

Карманьола вступил в командование Венецианской армией и развил бурную деятельность, стремительно отвоевывая у Милана то, что ранее сам же для него захватил.

Плеяда блестящих кондотьеров, нанятая Миланом, сформировала еще более значительную армию. Грозно и решительно они выдвинулись навстречу венецианцам и Карманьоле.

Стычки, перегруппировки, решительных схватки и прочие неотложные новости с фронта поступали в Милан и Венецию ежедневно. Новости были все драматичнее, все страшнее, обстановка все накалялась. Уже через неделю все указывало на то, что противостояние достигло небывалого ожесточения. Через месяц, это стало очевидно каждому. Через год, начало вызывать сомнения.

Около трех лет Карманьола и Малатеста стояли друг против друга. Несмотря на то, что это осталось в источниках как пример сговора наемников, которые хотели как можно дольше получать деньги от нанимателей, но не решать их проблемы, мне кажется там были и объективные причины. И та и другая сторона занимали выгодные для обороны районы. Напавший первым терял шансы на победу. Не все. Но терял.

Через пару лет нервы сдали у Венеции. Венецианцы вызвали Карманьолу для объяснений, объяснениями не удовлетворились и велели немедленно начать наступательную кампанию. При том, что армия Карманьолы, опять же, по свидетельству источников, в тот момент заметно уступала в численности войскам Милана.

Карманьола подчинился.

Итак, не прошло и трех лет, как новые командующие Филиппо Мария попробовали на зуб его старого Главнокомандующего.

Они сошлись Битва при Соммо или Ка-дель-Секко возле Кремоны 1427, в ряде других столкновений, и наконец были полностью разбиты при Маклодио. Случилось это также в 1427. И, увы, я толком ничего про эту битву не смог найти. Единственное, в чем источники единодушны, хоть и без подробностей, так это в том, что эта битва крайне ожесточенной. Сам городок был в результате вообще разрушен.

Карманьола разбил лучших людей Италии. И сделал это в одно рыло, меньшими войсками, да еще и из неудачного стратегического положения.

И тогда Сфорца впервые понял, насколько серьёзно он встрял. После поражения, его без затей повязали и бросили в подвалы замка, недалеко от Павии. К счастью, Франческо Сфорца главный герой нашей истории, поэтому ему, как это обычно бывает в кино, крупно повезло.

Поражение настолько ослабило Милан, что всем казалось, герцогству конец. Карманьоле в Венеции даже пообещали Милан.

Но война, увы, не так послушна сильным мира сего, как они хотят думать.

Милан устоял, хотя и столкнулся со множеством проблем. У Филиппо Мария остро не хватало кадров. В городе Лукке, когда-то могущественном и до сих пор влиятельном и богатом, понадобился человек, которого бы не стыдно было бы назвать своим представителем. А Сфорца все еще оставался одним из наиболее знаменитых кондотьеров в Италии.

Герцог снова принял Сфорца на службу. И послал его в Лукку с задачей — предотвратить её захват Флоренцией.

Сфорца дважды чудом избежал смерти. Один раз среди крови и стали мечей, в другой раз среди бархата и вежливых речей. Причем в битве, похоже, ему угрожала меньшая опасность.

Но он не только спасся. Как очень скоро выяснится, он приобрел то, чего так часто недостает людям в чьем могуществе трудно усомниться.

Он приобрел пространство для маневра.

Глава 25 Битва при Соммо 1427

«… в эпоху наших предков не было столько копий, сколько было в этих двух армиях, в малом пространстве — семьдесят тысяч человек ». — вещает нам Джованни Симонетта, канцлер и историк в своей биографии Франческо Сфорца.

Сципионе Аммирато вторит ему, в том ключе, что '…все самые известные капитаны, которые были тогда в Италии, были в то время заняты в той войне '.

Битва при Соммо в 1427 впечатлила современников, и я могу приводить тут множество других восторженных отзывов, но не буду, мне лень.

Итак, дело обстоит просто — Карманьола втравил Венецию в войну Милана с Флоренцией, на стороне Флоренции.

После сложных маневров и множества мелких осад и крупных стычек, он удачно подходит к городу Кремона.

Силы сторон:

Почти все современники единодушны — в битве, с обеих сторон, сошлось под 70 000 человек. Эта битва, достойная Древнего Рима, самого Цезаря, и прочее, и тому подобное.

На их фоне теряется флорентийский историк Джованни Камби, который выглядит подозрительно правдоподобно. В своей «Истории», написанной около 1427 года, Джованни публикует полный список солдат и пехотинцев венецианцев, флорентийцев и миланцев соответственно. Очень похоже, что он пользовался расходными чеками с точным перечислением наемных контингентов.

Непосредственно венецианцы. Они стояли во главе Лиги, и наскребли для большого дела аж 5900 всадников:

Граф Карманьола с 120 всадниками а с ним:

Повелитель Мантуи ___________ 800

Луиджи даль Нерино___________600

Пьеро Джанпаоло______________ 400

Пьеро да Трани_________________600

Лоренцо да Котиньола ________ 600

Гуичанте да Перуджа __________200

Граф да Чаньоло _______________210

Гуиджино Тодеско _____________188

Кафелса и Антонелло __________220

Батиста Джермано _____________200

Бернардо Морозини ___________150

Батиста Бевилаква _____________180

Луиджи Конте ди Кастелло _____244

Бьянкино да Терино ____________150

Вентура ди Ровичо ____100

Джорджо да Кремона __450

Таддео Марчезе ________500

И ведь это не современная армия, с более-менее унифицированными батальонами. Каждый отряд — маленькая армия, со своим обозом, командованием, офицерской структурой, да даже традициями. Я не представляю, как этим цирком вообще можно управлять. Но это же еще не все. Была армия Флоренции. Тоже тот еще образчик средневекового ополчения, весьма далекий от единообразия:

Флорентийцы в составе Лиги:

Маркиз Феррарский ___1200

Никколо да Толентино _1200

Лорд Фаэнцы _________1000

Аригго дела Такка _____400

«Сломанные копья» ____300

Форнаино да Бибиена __270

Галицио _______________180

Никколо Фортебраччо _ 210

Пехотинцы (?) ___150

Бартоломео да Гуальдо 150

Пехота Ломбардии ____600

В сумме всего всадников 8830 и пеших солдат 8000.

Армия герцога Миланского, впрочем, практически ничем не отличалась. Кстати, обратите внимание — Никколо Пиччинино, уже один раз столкнувшийся с ним в битве за Аквилу, ведет людей не меньше чем Сфорца. И прямо сейчас у них, внутри миланской армии, идет напряженное соперничество.

Аньелло дела Пергола _______ 1000

Никколо Пиччинино __________ 1200

Никколо Гуэрери да Мариотто _ 400

Граф Франческо Сфорца _____ 1200

Секко да Монтаньяно _________ 450

Кристофано даль Анджелио ___ 300

Гвидо Торелли ________________ 200

Сын синьора Лукки ______ 600

Оппезино д’Эльза _____________ 200

Граф Альбериго да Загонара __ 300

Копейщики пехотинцы ________ 400

Ардиционе да Каррара ______ 500

Все всадники складываются в сумму 8550

Пехотинцы и арбалетчики 8000.

Как видите, до 70 000 тысяч явно не дотягивает. Флоренция и Милан выставили примерно по 16 000 человек каждая. И у той и у другой стороны половина армии приходилась на пехоту. Армии Флоренции и Милана были бы примерно равны, если бы не венецианцы со своими почти 6-тью тысячами наемных и союзных кавалеристов. Всего, даже по этим, скорее всего сильно завышенным оценкам, на поле боя не могло сойтись более 40 000 человек. И тем не менее, в общем и целом, господа очевидцы по сути правы — похоже битва при Соммо действительно масштабнейшее военное столкновение за десятки лет. Может даже за сотни, если брать только регион Северной Италии.

Карманьола, у которого под личным баннером всего 120 всадников — показателен. Он ведь и в самом деле, в это сложное время, потерял деньги, влияние и сторонников. Вполне возможно вокруг него остались лишь наиболее преданные ветераны. Поэтому цифры уважаемого Джованни вызывают у меня некоторое доверие.

Поле боя:

Карманьола объединил войска и поставил лагерь в Сомме, (сейчас это Соммо-кон-Порто, часть муниципалитета Сан-Даниэле-По) и видимо взял оперативную паузу. Пока его люди немного грабили и отдыхали, «миланцы» выдвинулись его бить.

Карманьола окружил «по своему обыкновению» лагерь фургонами, кроме того, с одной стороны лагерь прикрывала очень широкая и глубокая лощина.

Ход битвы:

Утром 12 июля миланская армия атаковала укрепленный лагерь Карманьолы. Трудно сказать, почему бы это вдруг. Командующим был Карло Малатеста, лорд Пезаро, недавно назначенный герцогом генерал-капитаном. Как скажут потом, назначили его на эту должность по совету Франческо Сфорца. Я не уверен, что Сфорца был тогда достаточно влиятелен для того чтобы его советы принимались к исполнению.

Карло Малатеста трудно заподозрить в осторожности, но все же, атаковать с меньшими силами укрепленный лагерь опасного и опытного противника…

Похоже, дело было в том, что в армию Милана приехал сам… Филиппо Мария. По крайней мере, упоминания об этом есть.

За что я вам плачу, бездельники — как бы намекал взгляд жирного паука. Или даже не намекал. Кто его теперь знает. В общем, Карло Малатеста «полностью покрыл лошадь доспехами, а затем тканью, полностью украшенной золотом, такой, какой никогда больше не украшали», и лихо поскакал впереди. Ему было уже за шестьдесят и старые раны давали о себе знать, поэтому про «поскакал» я может немного погорячился. Но источники отмечают некоторую воодушевленность «миланцев», приписывая это, конечно же, личному присутствию герцога Филиппо Мария.

Подошли миланцы как-то неудачно. Именно с той стороны, где лагерь Карманьолы прикрывала та самая лощина. В источниках она то «яма», то «канава», но все сходятся на том, что она была трудно преодолима.

В принципе, вроде как на этом месте Карло Малатеста приказал остановиться. Возможно, чтобы пострелять, или выстроиться, или даже вовсе ждать атаки от Карманьолы, у которого было преимущество в силах.

И тут вдруг Сфорца закусил удила, не хуже своего коня, и кинулся в бой. Он увлек за собой еще нескольких горячих парней. Так, впрочем, говорят его биографы. А вот как рассказывает про начало битвы Джованни Кавальканти:

'…и там, вдоль канавы, он (Карманьола) поставил множество людей, чтобы препятствовать проходу врага… и колючие кустарники способствовали этому. За кустами он разместил восемь тысяч пехотинцев с арбалетами, копьями и другим вооружением'

Аньело делла Пергола, который противостоял Милану, был знаменит тем, что таскал с собой «бесконечное количество крестьян вооруженных топорами и кирками, с помощью которых он обычно расчищал свой путь посреди диких лесов или строил мосты для перехода через реки». Аньело, похоже, хотел отличиться. Он велел своим людям пригнать крестьян, чтобы те срыли склоны, сделав их пологими. И удобными для атаки конницей.

Увы, это не нашло понимании у пехотнцев Карманьолы и они начали убивать нонкомбатантов. Впрочем, оказавшись против безжалостных врагов впереди, крестьяне обнаружили еще более жестоких друзей позади — их гнали на убой с холодной расчетливостью:

«Аньело возвышался над мертвыми; и, не обращая внимания на раненых, он велел сбросить трупы в канаву; и сразу засыпать землей. И был такой отец, покрывавший сына; и тот сын, который покрыл своего отца; дядя — племянника, племянник — дядю, и один брат — другого; и так все было жестокостью и убийством…»

Так описывает Кавальканти бойню, которая стала для Италии на долгие годы нарицательной. Холодная жестокость Аньело и его людей позволила им так эффективно загонять крестьян в эту канаву, что канава «в одном месте почти заполнилась».

И тогда всадники Перголы первыми проехали через канаву и бросились в атаку.

Так или иначе, но миланцам удалось преодолеть ров. И на пространстве между фургонами и лощиной разгорелась яростная рукопашная схватка.

Некий командир конного венецианского отряда, судя по имени из Милана, (Антонелло да Милано) смог отличится, умудрившись обойти войска Карманьола и ворваться в лагерь. После чего, его «сквадра» (что бы это не значило) учинила не менее чудовищную резню плохо вооруженных слуг. Но теперь, это были флорентийские и венецианские некомбатанты.

Дела у Карманьолы идут не очень. Миланцы чудовищно эффективны. Они отбрасывают его пехоту от рва и прижимают к повозкам. Карманьола лично воодушевляет солдат, но тут сплоченный отряд из нескольких десятков храбрецов буквально продавливает строй флорентийских пеших наемников, и добираются до Карманьолы.

Карманьола получает несколько ударов и падает с коня. Над его телом вспыхивает ожесточенная рубка — его ветераны бьются насмерть, истекают кровью, теряют конечности, но отстаивают своего командира. Карманьола снова в седле и выведен в относительно безопасное место, но цена ужасна — его свита буквально уничтожена.

Тем временем, среди остального войска, разумеется, распространяется слух о том, что Карманьола убит или взят в плен.

Вдобавок, каждый мог убедится, что миланцы уже вовсю грабят обоз. Надо сказать, что за первым отчаянным кавалеристом, по проторенной дорожке, в круг повозок лезли все новые и новые мародеры.

Какая радость терпеть удары врагов, чья рать так зла, если есть вариант награбить у них добра?

Именно эту проблему Карманьола и посчитал наиболее серьезной. Он сплотил вокруг себя несколько сотен всадников и поехал отбивать обоз. Карманьола был признанный гений тактики. Скорее всего он все сделал правильно.

Антонелло да Милано (Антон из Милана) и в этот раз проявил себя человеком решительным и умным. Он сбежал с тем, что уже успел награбить. Под удар Карманьолы попали разрозненные шайки мародеров, которые пришли сюда ведомые алчностью а не офицерами. Как уверяют источники, таких хитрых миланский парней в кругу повозок, оказавшемся для них смертельной ловушкой, с набралось полтысячи.

А что же основная битва? А там все устали и разошлись.

Но, поскольку писать так в героических биографиях не принято, поэтому официальная версия такая: Местность была засушливая, вдобавок день был очень жаркий. Люди и кони на поле битвы подняли тучи пыли, которая покрыла сражающихся воинов. Не было возможности отличить друзей от врагов. Тогда капитаны стали, один за другим, трубить сигналы к отходу.

Сам Карманьола, как рассказывают, утверждал что его могли бы взять в плен пять раз, если бы узнали под слоем пыли.

Впрочем, то же самое говорили и о Сфорца и о Никколо Пиччинино.

Из общего хора историков вновь выбивается угрюмый голос Кавальканти. Он подтверждает, что день был очень жарким, и бойцы очень сильно хотели пить. Упоминает Кавальканти о самоотверженности женщин на миланской стороне, которые сделали все возможное, чтобы принести воду.

Но он заостряет внимание на том, что сильная жара стала причиной быстрого разложения мертвых: «… и многие люди с обеих сторон умерли там, и не меньше от жары, чем от ударов. Дыхание крови со зловонием трупов было причиной многих смертей, потому что выпотрошенные лошади и смешанные внутренности людей и животных из-за сильной жары внезапно испортились.» Исход битвы, согласно Кавальканти, был определен не пылью, а пехотинцами армии Карманьолы, которые были спрятаны им «за кустами возле ямы». Именно их копья и арбалеты поражали миланских рыцарей во фланг, и потери от этой засады сократили число прорвавшихся в лагерь. Кавальканти не самый любимый историками источник. Я могу вам подсказать, почему. Завершающую фазу битвы он описывает так:

«…так как наши враги не могли следовать за нашими для защиты попавших под удар пехотинцев, около четырехсот всадников вышли из их лагеря, они сделали маневр и напали с тыла на наших людей, атаковавших лагерь.»

Похоже, это он про отступление Антонелло да Милано. Немного запутанно, согласны? Кстати, Кавальканти утверждает, что те 400 человек, которые вернулись из лагеря Карманьлы с очень богатой добычей, были атакованы своими союзниками. А вот это уже Кавальканти объясняет пылью.

Конечно же, пыль. Я бы тоже не узнал, кто это там сундучок с золотом везет, понятно же, что флорентиец заблудился.

Мне нравится, как Кавальканти заканчивает рассказ о битве: «И в этом сражении, таким образом, победа того дня была отдана за нашу победу, причиной которой была сидевшая в засаде пехота: и таким образом каждая армия вернулась в свои лагеря; и в тот день не было никого, кто не ощущал бы ударов другого.»

«Не было никого, кто бы не получил удара» — художественно перевел бы я.

Глава 26 Сфорца и гибридная война

Мы оставили Франческо Сфорца прозябать в подземелье замка, принадлежащему герцогу Милана. Он попал туда после сокрушительного поражения от Карманьолы.

Увы, несмотря на вечную присказку работодателей, за воротами не было очереди желающих на его место. А те, кто был желающим, не был достаточно квалифицирован. Поэтому уже скоро Сфорца отправился в Луку, если вы о такой еще помните.

Ну что сказать, пожалуй жизнеопределяющим параметром в карьере, во все времена, была удача. Например Карманьолу, хоть он и побеждал, вызвали в Венецию и обезглавили.

Сопутствовала ли Сфорца голая удача или же он и сам немного приложил к этому руку, но дела в Луке, которая воевала с Флоренцией, шли хорошо. Как утверждают источники, Сфорца даже пригласили править в Луку.

Но тюрьма, как мы помним по семейной истории Герцогов Миланских, идет на пользу мудрым. Сфорца вежливо отказался и от флорентийских взяток, и от правления благодарными луканцами, и даже не стал торопиться с триумфальным возращением в Милан, в уютную паутину Филиппо Мария.

Мария Сфорца помог Луке отбиться от Флорентийцев и убыл в родную Котиньолу. Помните ли вы еще тот горный аул, из которого был родом его отец? Сейчас, впрочем, Континьеола, заботами семьи Аттендоло (Сфорца были лишь их ветвью), расцвела и разбогатела. А благодарные наниматели для конкретно Сфорца даже одарили деревушку пышным названием «графство». Именно тут, среди хмурых и вооруженных до зубов родичей и соседей, Франческо Сфорца, граф Котиньола, проводил жизнь в мире и спокойствии. Он выслушивал флорентийских, миланских, неаполитанских и венецианских послов, благосклонно принимал подарки и избегал слов согласия или отрицания.

Впрочем, столь ловкое маневрирование не всегда проходило без последствий. Владения Сфорца в Неаполе были «национализированы» в пользу короны.

Будь Сфорца чуть поудачливее, он бы основал в Котиньоле графскую династию и та наверняка бы благополучно дожила до наших дней, но увы…

Дело в том, что пусть уже и Графство, но формально Котиньола входила в Папские Земли. И вот Папа то не стеснялся в выражениях, немедленно требуя Сфорца вместе с войсками в Рим. Если вкратце, то посланники святого престола вели себя нагло, а их требованию можно свести к «На колени упал, перстень поцеловал и побежал еретиков давить. И бабла еще мне отсыпь. Мне. И Папе.»

На самом деле, конечно, точно я этого утверждать не могу… Но дам, так сказать, контекст.

И в самом деле, со всеми этими Миланами, Флоренциями Неаполями и Венециями, мы как-то забыли о душе. А душа католической европы была в Риме. А в в Риме случилось так, что у христиан вместо всего одного папы, было целых три. Как по мне, так это же хорошо, ведь чем больше, тем лучше. И вообще, сейчас такое модно. Тогда такое называлось Великой Схизмой и никому особо не мешало, разве что слегка подрывало легитимность церкви.

Но нет, Император Сигизмунд, могущественный глава Священной Римской Империи, чья власть простиралась на все германоговорящие земли, от Австрии до Северного моря, решил, что с Великой Схизмой надо покончить раз и навсегда. В 1414 году Сигизмунд созвал в Констанце собор, куда были призваны все три претендента на папский трон, дабы каждый выложил свои козыри перед императором лично.

Помимо разрешения Великой Схизмы, Сигизмунд намеревался выжечь каленым железом иные доктринальные различия, возникшие внутри Священной Римской империи. С этой целью в Констанц, под личные императорские гарантии неприкосновенности был также вызван богемский еретик Ян Гус, которому предстояло защитить свои раскольнические воззрения, включающие несогласие с папскими индульгенциями. В результате судебного разбирательства учение Гуса было признано неприемлемой ересью по не менее чем тридцати пунктам обвинения, и Сигизмунд повелел сжечь вольнодумца на костре. Да, несмотря на собственные гарантии безопасности. Имейте в ввиду, если вдруг будете рассказывать правду сильным мира сего — убьют, и никакие святые понятия не спасут.

Затем собор обратился к рассмотрению аргументов, представленных тремя конкурентами: Иоанном XXIII (в миру Бальтазар Косса), прибывшим из Рима, Бенедиктом XII, проделавшим путь из своей резиденции в Авиньоне, и Григорием XIII, чей бродячий двор странствовал по Северной Италии. Когда очередь дошла до единственного законно избранного Иоанна XXIII, ему пришлось с разочарованием убедиться, что предметом расследования стал его образ жизни при папском дворе, включая поведение его как папы лично. Помимо трафаретного упрека в ереси (каковой вполне мог буквально зажечь вечер, как в случае Яна Гуса), он столкнулся с обвинением в убийстве своего предшественника папы Александра V и еще не менее чем с семьюдесятью другими обвинениями, хотя в конце концов шестнадцать из «самых неописуемых проступков были опущены, из уважения не к папе, но к общественным приличиям».

Из тех что в приличия пролезли — изнасилование трёхсот монахинь; сексуальная связь с женой своего брата и монахами; растление целой семьи, состоявшей из матери, сына и трех дочерей, причем самой старшей из них было всего двенадцать лет; торговля епископскими кафедрами и даже отлучениями; пытки тысяч невинных людей в Болонье и Риме.

О том, что про приличия, это все же не эвфемизм, с тихой иронией свидетельствует историк XVIII века Эдвард Гиббон: «Самые скандальные обвинения не были оглашены; наместника Христова обвиняли всего лишь в пиратском разбое, убийствах, изнасилованиях, содомии и кровосмешении».

Как вы понимаете, эти неожиданно вскрывшиеся факты автоматически делали нахождение этого человека на Святом Престоле невозможным.

Впрочем, для епископа Бальтазар Косса все еще был достаточно благочестив, и в этом сане он и продолжил свою земную юдоль.

Я бы сказал, что в описываемый мной период репутация Святой Церкви была подорвана. Но как можно подорвать то, чего нет?

Очередной папа, разумеется, пытался свалить все на предшественников и выставить себя единственно правильным и верным. И у него в отличии от многих предшественников были для этого не только молитвы, но и поддержка Германского Императора, который все же потихоньку додавил антипап.

И все бы хорошо, но Евгений IV, новый папа назначенный Императором Сигизмундом, был венецианцем.

Эти северяне никогда ничего не понимали в Италии. Самое смешное, что сам Сигизмунд, по-видимому, искренне считал что уладил в Италии все разногласия. В 1432-м году, он, к примеру, посетил Милан и короновался там «Железной короной». Одной рукой Филиппо Мария угождал Императору, а другой… А другой готовился воевать со Святым Престолом. Что он там делал еще шестью руками — долго рассказывать, но ничего хорошего. Разумеется, прямо вот так взять и напасть на Папу Римского было бы несколько опрометчиво. Мировое сообщество не поймет. Поэтому, параллельно коронации, в Милане побывал Сфорца. Убить его и испортить Императору праздник было бы неприлично, поэтому в достоинства Франческо Сфорца имеет смысл вписать умение «выбирать момент». Но побыал он в Милане не просто на коронацию поглазеть, а по делу — Франческо обручился с единственной дочерью Филиппо Мария.

Ей было восемь, поэтому замужество отложили. Но приданное, в виде крупного города Кремона, Сфорца получил сразу.

После столь полезного почти брака, Сфорца был немедленно… Отправлен в отпуск. Отдыхать он поехал в окружении многочисленных наемников и через Папскую область.

Надо ли говорить, что там очень скоро стали случаться недоразумения?

И недоразумения эти, вдруг, оказались весьма выгодны для Сфорца.

Сейчас мы говорим о регионе Романья. Именно там и были родовые владения Сфорца. На карте их нет, но они где-то там, в современной области Равенна, недалеко от городка Фаэнца.

Как я уже упоминал, жители Романьи славились по всей Италии своей жестокостью и вероломством. Ну, что сказать, Сфорца влился как родной.

На самом деле у региона долгая история борьбы за независимость, и против Папства в том числе. На данный момент в Равенне правит семья да Полента, гвельфы. То есть, опираются на Папу Римского.

И очень быстро стало ясно, что Сфорца с ними будет тесно.

Я честно попытался разобраться в перипетиях борьбы Сфорца с Папой в горах и долинах Романьи, и чем больше я узнавал, тем непонятнее все становилась.

Там сам черт ногу сломит.

С одной стороны, Романья вообще то еще сокровище. За века изнуряющих кровопролитных междоусобиц этот регион превратился буквально в сплошной укреп район. Вообще, когда мы говорим о городе в средневековье вообще и о городе в Италии в особенности, нам надо представлять себе крайне укрепленное местечко.

Вот местный областной центр, Равенна:

Фактически, большинство городков, реши они отчаянно обороняться, невозможно было взять без долгой, возможно многолетней, осады. И я не уверен, что та артиллерия, которая уже была тогда на вооружении армий. могла сильно помочь против этих крепостей.

Городок из северной Италии, те что позахватывал Сфорца не сохранились в первозданном, средневековом виде:

Поэтому, логично предположить, что довольно быстрый успех Сфорца — а он сравнительно быстро буквально сколотил себе государство — объясняется тем, что города, кланы, местности с радостью переходили под его руку. Сфорца сделал своей столицей город Форли, расположенный на пересечении важных дорог. и писал оттуда указы, подписывая их «Из нашего замка в Фермо, вопреки Петру и Павлу» — пример редкого для Сфорца юмора.

Я бы еще от себя добавил, что «захват» этот был, похоже, во многом номинален.

Впрочем ладно, лучше один раз показать, чем три страницы вокруг воду лить. Поэтому давайте в лицах.

Итак, городок Камерино мирно дремлет под теплым солнцем средиземноморья. Ведомый к процветанию семьей Варани, этот городок достаточно богат, у него большая церковь посвященная Святому Доминику, красивая центральная площадь, а у одного из детей наследника Варани, Джулио Чезаре, уже в четырнадцать лет был целый настоящий миланский доспех. Ну почти настоящий.

В 1434 году, однако, вдруг выяснилось, что семья Варани вовсе не так мила сердцу горожан, как все думали. Это произошло так — однажды, во время службы в церкви Св. Доминика, мужчины Варани стали покрываться рублеными ранами. Это можно бы было списать на гнев Господень, но увы — со всей очевидностью приходилось признать, что раны плод трудов людских. Примерно всех, кто находился в церкви, но не был из семьи Варани. Именно так и кончаются благостные правления автократий не склонных формировать институты для обмена мнениями.

Выяснив, что их любят совсем не так, как они привыкли думать, все мужчины Варани умерли от удивления. Все, кроме одного. Да, это уже упомянутый мной Джулио Чезаре. Спас его не миланский доспех а вязанка сена. Его тетка замотала его в тюк сена и отвезла в безопасное место — к своим родственникам, семье Тринчи, правителям Фолиньо.

Тринчи, как вы понимаете были набожной, добропорядочной… Короче они были из Романьи и как раз сейчас у них были некоторые сложности с легитимностью. Они решили это простым, понятным итальянским способом — нашли виновных. Сильный и многочисленный клан почти из трехсот человек, был уважаем в в Фолинью и мог бы нагрузить семью Тринчи обязательствами перед городом. Но Тринчи успели первыми, и нагрузили кусками их тел тридцать шесть ослов и два дня водили этот караван вокруг города, давая возможность каждому желающему поставить лайк. И выискивали тех, кто не хотел ставить лайк или даже просто не достаточно громко радовался.

Добрая тетушка, посмотрев на эту обыденную итальянскую политическую борьбу, решила, что её племяннику имеет смысл покинуть Фолиньо и подыскать местечко поспокойней. И таким местом вполне мог стать тихий, согретый теплыми лучами средиземноморского солнца городок Фабриано. В котором свила гнездо семья Кьявелли. Кьявелли были хорошими друзьями Сфорца. Как видите, надежней места не придумать.

В 1435 году в день Вознесения Христова, когда Кьявелли явились к мессе, семнадцать заговорщиков расположились в церкви как можно ближе к ним. Нападение должно было произойти в самом начале мессы, но заговорщики медлили. Наконец, когда прозвучали слова «Et incarnatus est de Spirito Sancto», один из них обнажил свой меч, воскликнув: «Смерть тиранам!» Первым напали на восьмидесятилетнего Томазо, главу дома, но тот, смело вступив в схватку, заставил дорого заплатить за свою жизнь. Двое других были убиты в ризнице. Три мальчика нашли убежище в алтаре, где священники укрыли их, а затем отправили в монастырь. Спустя несколько дней детей обнаружили, выволокли на рыночную площадь и заставили принять яд. Четверо других детей были задушены, а восьмимесячного младенца, мирно спавшего в колыбели, вытащили из нее и размозжили его голову о стену.

Житель тихого Фабриано присоединились к заговорщикам, как утверждается, «с радостью».

Как только имущество Кьявелли было национализировано, город смиренно и покорно отдал себя во власть Сфорца. На самом деле, убить друзей Сфорца было, возможно, не самым стратегически верным решением. Ведь Франческо мог и не понять подобной выходки. Некоторые из Кьявелли прямо сейчас сражались под его знаменами.

Но, как-то обошлось. Сфорца, конечно человек благородный и всегда отомстит за друзей, но сеньорат над городом, это сеньорат над городом.

Джулио Чезаре Варани заперли в монастыре. И правильно, у меня такое ощущение, что он несчастье приносил. Впрочем, происхождение обязывает — Джулио Чезаре оставался претендентом и вообще наследником, поэтому его имя дошло до нас. С ним вели переписку и все такое. Короче, бедолагу все же зарезал Чезаре Борджиа. Надо сказать, этот парень, Борджиа, умел подчищать хвосты. Но до него мы еще доберемся.

Итак, в этой не сказать что совсем уж тихой и благостной обстановке, Сфорца лепил себе государство на землях Папы. И получалось это у него настолько хорошо, что Папа ничего не мог сделать против него.

И тогда, вспомнив учение Иисуса, или просто кто-то вслух рядом прочел, Папа решил ему последовать. иотплатил добром за зло.

Для начала, он признал все завоевания Сфорца. Больше того, он узаконил их довольно ловким способом — сделав Сфорца папским наместником. Еще и гонфалоньером церкви. И короновал маркизом Фермо.

Филиппо Мария, вместо бешеного пса, которого он швырнул в папские владения, вдруг обнаружил благородного легата Вселенской Церкви, со своим законным государством и армией.

Масти изменили свое значение, две запасные колоды козырей потеряли свою ценность и Герцогу это не понравилось. Теперь уже он оказался в сложной ситуации — начать кампанию против Сфорца он по прежнему не мог, ведь теперь тот Гонфалоньер, Отца Небесного. А Сфорца между тем, явно не торопился и дальше грызть Папу, столь щедрого на подарки и уважение. Ситуацию следовало как-то прояснить. Филиппо Мария послал Пиччинино для переговоров со Сфорца. Это оказался неудачный выбор.

Папа умудрился присутствовать при переговорах — в конце концов Сфорца ведь его гонфалоньер. Встреча произошла в 1435-м году на относительно безопасной — и враждебной Милану — территории. Флоренции.

История утаивает от нас подробности, однако через некоторое время мы обнаружим Сфорца с папскими войсками на стороне Флоренции и Венеции против Милана.

Но почему все заинтересованные стороны, встретившись во Флоренции, хоть и, вне всякого сомнения, готовились преследовать свои собственные интересы, но вдруг стали преследовать интересы приютившего их города?

Как это произошло? О, тут есть очень сложное объяснение. Это объяснение подходит абсолютно для любой странности в поведении влиятельных людей тех лет.

И это объяснение звали Козимо Медичи.

Глава 27 Козимо Медичи. Гений власти

Медичи это, вне всякого сомнения явление. Про них есть фильмы, книги, сериалы, даже картины маслом для совсем уж ботанов — короче, это семья оставила след в истории настолько глубокий, что я уделю им целую главу. Чума, например, этого не смогла заслужить.

А если серьезно, то как это часто бывает, Медичи стали жертвой популярности. И теперь их то выставляют то «Крестными отцами», то «Серымикардиналами». В зависимости от того, что нынче модно и на слуху. На самом деле они, конечно, были в первую очередь богатым флорентийским кланом в эпоху ренессанса.

Становление их, этим самым богатым кланом, дело темное и запутанное. В скупых строчках энциклопедии ухвачена суть:

«…В начале XV ст. Джованни Медичи достиг высших должностей, а в 1434 г. его сын Козимо, воспользовавшись недовольством народа знатью за частые войны и тяжeлые налоги, захватил в свои руки власть…»

Это, насколько мы можем судить, весьма сжатый пересказ событий. Медичи (по-русски, наверно можно перевести как Дохтуровы) были изначально фельдшерами при коммуне, а потом мелкими ростовщиками. Позже, когда надо было добавить себе легитимности, появилась история о том, что их предок был врачом при самом императоре — но её критиковали еще в ренессансе.

И такими, одними из многих, они бы и остались. Но тут помогла, как раз чума. Флоренция сильно пострадала от чумы, в какой-то момент стало не хватать граждан на выборные должности, которых в городе было 3000.

Причем, как правило, должность занимали три месяца и за неё не платили.

Многие семьи вымерли, многие уехали, а вот Медичи, наоборот, оказались сравнительно малопострадавшими — большая их часть жила в небольшом городке, в некотором отдалении от Флоренции. Оттуда и приехал Джованни.

Есть мнение, что Медичи получили много средств благодаря наследству от вымерших семейств, с которыми находились в родстве. Но, вроде как, это не точно.

Тем временем Джованни, как всякий рогуль, решил что умнее всех городских. И начал хапать себе власть. Настолько успешно, что в какой то момент всех Медичи из Флоренции… Поперли.

Судя по тому, что Джованни Медичи из памяти народной, хоть он и был гонфалоньер (аналог народного капитана) из памяти народной как-то стерся, во многом заслуга того, что Медичи не только вернулись в город, но и фактически прибрали его к рукам, лежит на его сыне, Козимо ди Джованни ди Медичи.

Козимо был… Даже не знаю с чего начать.

В общем, Козимо мог бы стать отличным персонажем для Айн Ред, этакий атлант расправивший плечи, если бы только не был полной противоположностью.

Да, с одной стороны Козимо, конечно же, был банкир… Но практически все, что мы знаем о Козимо, так это то, как он тратил деньги.

Впрочем, до нас дошли многие его высказывания, среди которых не на последнем месте есть и такое:

«…Умение тратить деньги еще важнее, чем умение их зарабатывать…».

И он тратил. Тратил на вещи, кажущиеся для современных атлантов, абсолютно безумными.

Нельзя сказать, что Козимо швырял деньги на улицы города, но многие люди, оказавшиеся в сложной жизненной ситуации или имеющие сносный бизнес план могли рассчитывать получить в банке Медичи заем. Причем, на очень щадящих условиях.

Кончилось это тем, что Медичи обросли мощнейшей «клиентелой» — людьми не столько от них зависимыми, сколько благодарными. Медичи помогал как вдовам и детям, так и весьма могущественным людям. Я не смогу назвать его прямо уж благодетелем — тот же Бальтазар Косса, который был Папой Римским не влезшим в рамки приличий, был проектом Медичи.

Впрочем, последнее, это уже скорее «патронаж» и с ним у Медичи было сильно по другому. Тот же Бальтазар Косса, в залог отправил во Флоренцию драгоценные священные реликвии — особой доверчивостью Козимо не страдал.

Что особенно удивительно, Козимо, обладал некоей странной особенностью становиться другом сильным мира сего.

Когда Козимо после ареста пришлось бежать из Флоренции, вернулся он туда с помощью своего друга и заемщика, папы римского Евгения IV. Когда Евгений встретился во Флоренции со своим заклятым врагом, Сфорца, то и тот, внезапно, начинает называть Козимо другом. И ловкий интриган, пролезший на папский престол, и кровавое чудовище без сердца — оба они друзья Козимо.

И все же, мощь Медичи стоит именно на множестве «простых» людей. Несколько тысяч условного «среднего класса», которые помимо всего прочего еще и городское ополчение — вот что делает милого и доброго Козимо столь существенной фигурой. Впрочем, не то, чтобы существенной. Фактически, к 1434 единственной во Флоренции. Так, по крайней мере, утверждает Энеа Сильвио дель Пикколомини, секретарь папы Евгения: «…все политические дела решаются в доме Козимо Медичи. Это он решает, кто займет какую должность, он решает вопросы войны и мира, он контролирует принятие законов. Он король Флоренции — во всем, кроме титула…» Энеа Сильвио дель Пикколомини человек не самого громкого происхождения, но чье мнение, пожалуй, можно рассматривать как экспертное. В отличии от современных говорунов, Энеа Сильвио доказал свою экспертность тем, что смог в 1458 году стать Пием II, папой римским.

Уж в вопросах власти он разбирался.

А Козимо, помимо вопросов власти, неплохо разбирался в… Искусстве. Это увлечение требовало особенно больших вложений.

Помимо мутных убыточных займов и явно рискованных ссуд, Козимо, верный своему девизу, тратил деньги и на город вообще.

Согласно его внуку, Лоренцо прозванному Великолепным, семейство Медичи (в основном Козимо) в период с 1434 года по 1478 потратилo на налоги, постройки и благотворительность около 664 тысяч флоринов. Флорин примерно весил три с половиной грамма, тысяча флоринов — три с половиной килограмма, так что если умножить эти килограммы на 664, то получится две тонны и еще 234 килограмма золота.

При этом Козимо, каким-то невероятным образом умудрялся вести себя… Скромно. Утверждается, что он мог легко заговорить сам или ответить практически любому человеку. Этот некоронованный король мог опоздать на званый ужин, устроенный в честь него (неофициально, ибо если объявить о таком официально, уже будет нескромно) подсесть с краю стола, к наиболее неуважаемым людям. И провести с ними несколько часов своего драгоценного времени, общаясь с каким-нибудь сапожником. Мог разговориться посередине улицы с подмастерьем.

Это совершенно обескураживало. Подобное поведение, да и вообще, подобная ситуация, когда Козимо пешком ходил на работу по улицам города, в то время когда даже самый убогий хмырь ездил в бронированном мерседесе или его средневековом аналоге, делало Козимо вне какой бы то ни было власти.

Сейчас у него, похоже, даже айфона бы не было.

И в тоже время, Козимо и был властью. Не тайной, страшной и давящей, а некой смотрящей вперед и направляющей силой.

Впрочем, вернемся на землю бренную. Поскольку имеет смысл вынести некий урок из этой истории, то попробуем посмотреть на Козимо Медичи, сумевшего стать настолько полновластным королем, что ему не требовалось никакой короны, и понять, хотя бы приблизительно, что для этого нужно, кроме денег.

Взятки бедным и богатым, с условиями и залогами, закамуфлированные под щадящие займы — первый ингредиент.

Умение вызвать к себе расположение — второй.

Скромность — третий.

Возможно, есть что-то еще, но если вдруг решите начать свой путь к власти, начните с этого.

Ах, да, важный момент. Звание «отец народа», на латыни pater populi, Козимо получил, когда организовал ополчение и заставил открыть двери амбаров с зерном, во время трудных и голодных дней.

И вот тогда он и получил этот титул из рук народа. У него на могиле написали только два этих слова, и все знали кто это, даже Флоренцию в Козимо не пришлось переименовывать.

Сейчас в Казахстане сговор производителей зерна — зажали пшеницу, мельницы стоят, цены на хлеб прыгнули. Как всегда, история ничему не учит.

Глава 28 Хоббит не может стать Темным Властелином…

А вы еще помните Пиччинино? Этого зверского и брутального офицера Браччо, которого можно было вынести из боя только в мешке? Так вот, вы не поверите, он до сих пор жив и по прежнему во главе ветеранов Браччо.

После «переговоров» во Флоренции, Пиччинино стал врагом Сфорца. Не сразу, но так получилось, что стал.

Не будем растягивать повествование, скажем коротко и прямо — Пиччинино рвал жопу. Себе, своим людям, но особенно, врагам. Правда, тут уже с попеременным успехом. Однажды его разбили и он попал в плен вместе с большинством своих людей. Но к тому времени уже прочно сложилась традиция отпускать наемников, правда без оружия. Карманьолу, кстати, за это в том числе и казнили — венецианцы не поняли, зачем было отпускать 8 000 пленных, если они просто снова вернутся к Герцогу Миланскому и у него опять будет армия. Но какой гыр гыр между своими — в Романьи действовал не только Сфорца, а все кому не лень. В том числе и Муцио Аттендоло, которому Пиччинино проиграл битву. Аттендоло всегда были семьей с пониманием и потому Муцио поступил по понятиям. А может, втайне надеялся, что Пиччинино таки доберется до Сфорца, ставшего слишком уж важным. Пиччинино и две тысячи его людей были отпущены буквально в одних шоссах. Но высокий профессионализм этих людей позволил им в самые кратчайшие сроки, с помощью усердного грабежа и разбоя восстановить своё оснащение и вернуться в Романью.

По дороге Пиччинино завернул в родную Перуджу. Имея в виду, что теперь осиротевший город может принять его как сеньора. Однако, горожане хоть и приняли людей Пиччинино и его самого радушно, и даже надарили подарков, все же мягко сказали, что лучше бы Малышу остаться в их памяти великим героем и удачливым кондотьером, чем жалким узурпатором и подлым тираном.

Удивительное дело, но Пиччинино проникся и настаивать не стал.

Это только несколько деталей, на самом деле приключений у Пиччинино с его командой было не меньше чем у красноармейцев в войне с басмачами, но увы, Белое Солнце Италии никто не снял, поэтому подробности разобрать теперь трудно.

Пиччинино успешно громил венецианцев и флорентийцев пока Сфорца не было рядом. Надо сказать, что у Сфорца и Пиччинино отношения были сложными. С одной стороны, и они, и даже их люди — непримиримые враги. А с другой, они предупреждали друг друга о готовящихся покушениях.

Однажды папа Евгений затеял убить Сфорца. Но заговор провалился. На самом деле там довольно мутная история — люди Сфорца напали на небольшой контингент союзных папских войск и многих перебили. Викария церкви,командовавшего этим отрядом, взяли в плен. И тот под пытками во всем честно признался.

Но вот после этого был интересный эпизод — к Сфорца пришли двое предателей из лагеря Пиччинино и предложили Сфорца отостить. Предлагали сдать Пиччинино — уж не знаю как именно, выдать его тайный маршрут ек любовнице или еще что. В любом случае Сфорца не стал слушать, а выгнал предателей прочь «громко грозя им страшными карами» и немедленно предупредил Пиччинино.

Возможно, корпоративная честь. Ворон ворону, все такое.

В какой-то момент все опять устаканивается, но это не устраивает Филиппо Мария. Герцогу Миланскому даже в аду одного котла не хватит, он постоянно будет лезть в новые — едва устаканилось с венецианцами и Неаполем, Филиппо Мария тут же вновь активизируется против Папы. Он проделывает старый трюк — теперь уже Пиччинино появился в Романье. В нескольких городах стал призывать к восстанию против папской власти. При этом демонстративно рассказывая какой Герцог нехороший человек и решительно декларируя целью основать независимое государство.

И это ему удается.

Папа ему отказывает в помазании на царство, что естественно. И тогда Пиччинино… Отдает захваченные города Висконти.

Неожиданная, противоестественная верность нанимателю.

Папа и флорентийцы послали за Сфорца. Надо сказать, возглавить армии против своего потенциального тестя Сфорца согласился довольно быстро. Из «Истории семьи Сфорца»

«…В 1439–1440 годах в беспокойном регионе на границе Бергамо и Брешии проходила дуэль между двумя великими кондотьерами, которая стала одной из самых интересных страниц в анналах военных столкновений такого рода. Она замечательно и подробно описана Рикотти в его „Истории отрядов удачи в Италии“. Сфорца командовал венецианцами, Пиччинино — миланцами. Война началась с решительных усилий Сфорца, направленных на снятие осады Брешии. Его действия оказались столь удачными, что Пиччинино решил, что единственный способ расстроить его планы — перебросить свои войска к Вероне и попытаться захватить ее врасплох. Действуя со свойственным ему проворством и используя полученную от дезертира информацию, он овладел городом раньше, чем стало известно о том, что его войско покинуло лагерь. Но Сфорца нельзя было превзойти. Несмотря на то что уже был конец ноября, он убедил своих людей последовать за ним. Ночью они по глубокому снегу отправились с северного берега озера Гарда через горы. Многие из его воинов отморозили пальцы на руках и ногах, но все же им удалось взобраться на возвышающуюся над Вероной гору Кьюзе, что, учитывая тяжесть их доспехов, было рискованным предприятием. Они достигли Вероны спустя три дня после того, как ее захватил Пиччинино; веронский замок все еще оставался в руках венецианцев. Они атаковали отряды миланцев, застигнув их на улицах города, и нанесли им сокрушительное поражение, оттеснив их на мост, рухнувший под их тяжестью. Сфорца захватил две тысячи пленных. Но Брешия все еще находилась в осаде. Пиччинино снова появился в Умбрии и попытался подражать Сфорца, захватив Перуджу, но население его родного города „предпочло почитать его как соотечественника, нежели ненавидеть как тирана“, поэтому они с щедрыми подарками отправили его прочь. Вскоре после этого он потерпел в ожесточенной битве тяжелое поражение от Микеле Аттендоло, но как только были освобождены две тысячи пленников, лишенных в соответствии с традицией оружия и коней, он, вовсе не печалясь о своих потерях, смог отправиться в Ломбардию, чтобы атаковать Сфорца. Оказавшись в тылу у миланцев, он быстро обеспечил своих людей снаряжением и пополнил запасы и денежные резервы за счет массового грабежа. Затем он снова направился в район Брешии. Здесь он действовал весьма успешно (1441 г.), несмотря на численное превосходство отрядов Сфорца, который имел в своем распоряжении всю мощь Венеции. В конце концов ему удалось поставить Сфорца в очень невыгодное положение. Венецианцы осаждали Мартининго, но Пиччинино захватил все подходы к городу и полностью перекрыл их пути снабжения. Фактически Сфорца был в его руках».

Надо полагать, Сфорца оказался в по настоящему тяжелом положении. Возможно заперт в маленькой горной долине, а Пиччинино контролировал выходы или нечто в таком духе. Пиччинино готовился к оборонительному сражению и был абсолютно уверен в успехе сражения а Сфорца, против обыкновения, не торопился с контратакой.

И вот тут то и произошло загадочное.

Это отрывок из следующей главы. Прочитайте описываемую ситуацию, и скажите что думаете:

Итак, как мы все помним, Франческо Сфорца, технически, предатель. Он давал клятву служить Герцогу Милана, но потом присоединился к коалиции против него. Даже, вернее, сначала присоединился к врагу Герцога, Папе Римскому (который еще и венецианец, просто комбо) а уже потом и к флорентийцам и венецианцам в открытой войне против Герцогства Миланского. Было, правда, пара моментов, когда он то отказывался пересечь реку, то опаздывал к месту сражения — венецианцы подозревали Сфорца в саботаже. Но добраться до него не смогли.

А вот Пиччинино вроде как, весьма надежный подрядчик. Насколько это было вообще возможно в то время.

Их долгое противостояние подходит к концу. Сфорца буквально в коленопреклоненной позе, а Пиччинино готовиться свершить адское возмездие за великого Браччо. И тут Пиччинино делает то, за что его все ругают.

Он пишет письмо Филиппо Марии, Герцогу Миланскому, в котором рассказывает о сложившейся ситуации, и просит у герцога город в сеньорат. Объясняет, что ему и его людям на старости лет негде голову приклонить, а так хоть пенсию обеспечат себе. И от этого боевой дух несомненно возвысится. А значит и победа над Сфорца будет гарантирована.

Герцог, в ответ, немедленно вступает в переговоры с… Сфорца!

Герцог сулит Франческо деньги, владения и даже свою дочь Бьянку Марию — той уже шестнадцать, вполне можно помолвку и реализовать. Тем более что Сфорца всего сорок лет. Вполне обычный брак.

Сфорца наконец соглашается на эти щедрые условия, а Пиччинино идет… В отпуск. Приказ из Милана звучал примерно так «… посему, идикаты, Пиччинино, далеко. Отдохни».

Причем для спасения Сфорца Герцог даже пошел на подписание перемирия со всеми заинтерисованными сторонами. Буквально отказавшись от претензий на Тоскану и Романью. Мир устраивал всех, война обходилась очень дорого, поэтому это нашло поддержку даже у венецианцев и флорентийцев, перемирие было оформлено сразу для всех.

Висконти, против всяких моих ожиданий, выполнил условие — Сфорца взял в жены Бьянку Марию. В Кремоне.

Сфорца получил еще один город, Понтремоли, в качестве приданого Бьянки Марии. Это был важный приграничный пункт, где «правление воина было наилучшим вариантом».

Говорят их брак был удачным.

И вот тут я просто не понимаю, что это было. Почему верный и надежный Пиччинино был послан, а Сфорца, вероломный подонок, который уже был в руках Герцога — еще более возвышен? Почему Пиччинино не заслужил город, а у Сфорца помимо завоеваний в Романьи, была уже Кремона, выдавленная из Герцога путем довольно очевидного шантажа, так ему еще и сверху накидали. Кстати, никто и не думал Кремону у Сфорца отнимать.

Я просто не понимаю. Нет, ну вот почему для Сфорца все, а Пиччинино ничего?

Я, разумеется накрутил вокруг всего этого множество измышлений (простое и понятное «насосал» как-то не влазит в контекст) начиная от выстраивания хитрых схем мастерских интриг, в стиле Мизинца из той самой игры престолов, благодаря которым Сфорца лишь кажется пассивным, а на самом деле всеми манипулирует. Но нет, Сфорца брутальная, яростная зверюга. Разрубить кого напополам и насрать в одну из половинок — вот многоходовочка в его стилей. Нет, конечно он харизматичен, мастерски командует на поле боя. Он военный и хитрость у него военная. А эти игрища с манипулированием хороши для книг и дворов абсолютных монархий. Ну и еще у меня в голове прошла череда гениальных прозрений, но я решил, что иногда высшая мудрость — признать свою глупость.

Я итак уже немного эпидемиолог, чуток военный историк, надо оставить хотя бы область политики другим.

В данном конкретном случае я Пиччинино — я не понимаю, что он сделал не так. Вроде бы он сделал все примерно тоже, что и Сфорца. Подловил Герцога в момент, когда он от него полностью зависим. Выдвинул приемлемые требования. Вот только с обратным результатом. Причем, в отличии от Сфорца, Пиччинино пользовался заметным уважением, он даже организовал нечто вроде профсоюза — с аналогичными требованиями к герцогу написали письма еще как минимум три видных Миланских военачальника.

Мне бы в голову не пришло, что герцог, внезапно, перевернет ситуацию с ног наголову. А вот источники, напротив, рассказывают об этом поступке Пиччинино как об очевидной ошибке. '…Пиччинино потерпел неудачу, точно так же, как это прежде случалось с Браччо и его сторонниками, поскольку им недоставало того здравого смысла, который никогда не изменял Сфорца'.

Тут видимо какая-то особенность в образе мышления, которую я не улавливаю. Это плохо, поскольку история о Пиччинино и Сфорца я достаточно часто вижу сейчас, в современной жизни. Конечно, никто друг друга на куски не рубит. Но ситуации, когда одному все, а другому ничего, при том что первый раз за разом делает откровенно подлые вещи, а второй упорно трудится — удивительно часты.

Приводить примеры из своей жизни или из жизни знакомых было бы неэтично, но быстрый гуглинг выдал замечательную историю, вызвавшую массовый отклик.

https://www.askamanager.org/2016/07/my-best-employee-quit-on-the-spot-because-i-wouldnt-let-her-go-to-her-college-graduation.html

Там на английском, можно воспользоваться переводом страниц в браузере, но если коротко — девушка попросила менеджера отпустить её на церемонию вручения диплома. Менеджер называет её лучшим работником, который за шесть лет не пропустила ни одного рабочего дня, и даже напротив, часто по выходным помогала менеджеру и подменяла других в компании.

Свой отказ менеджер мотивировал повышенной работой, которая кстати не входила в прямые обязанности.

Насколько я понял из комментариев, одновременно с этим менеджер отпустил другого сотрудника, поскольку у того был билет на концерт, позволил коллегам девушки обменяться между собой сменами (с ней никто не захотел меняться) и так далее.

В деталях ситуация все сильнее напоминает историю Пиччинино — девушка сирота, выросла в приемных семьях, некоторое время бомжевала. То есть, она выбралась с самых низов. То, что она смогла закончить учебное заведение, одновременно работает делает её лично для меня героиней, я бы гордился дружбой с таким человеком. И тем не менее, между строк можно прочитать, что за шесть лет в компании у неё не нашлось друзей.

Девушка уволилась.

Менеджер, изложивший эту историю, очевидно ожидал общественного порицания её за это, ведь такой поступок «может сломать ей карьеру» и она «должна понимать». И вот тут остро не хватает пассажа про «здравый смысл».

Я опять же плохо владею английским, но полистав комментарии, мне показалось, что в ответах менеджер сказал, что девушка (лучший работник, по его же собственным словам) занимала низшую должность. И это с шестилетним стажем.

В общем, на наши деньги, это буквально дословно повторенная история из средневековья. Есть вещи, которые не меняются.

Но я в этом деле совсем Пиччинино, поэтому не могу даже себе прояснить ситуацию и оставлю этот факт как есть.

В конце концов первые договоренности были подтверждены и закреплены ы 1441*м году. Пиччинино все же получил в награду земли Орландо Паллавичино в Парменза. Мелочь, конечно.

После смерти Висконти в 1447 году Франческо Сфорца, не без помощи его друга, Козимо Медичи, в мае 1450 года с триумфом вошёл в Милан.

Теперь Сфорца в Милане и Медичи во Флоренции вдруг оказались союзниками, что опять перевернуло шахматную доску Италии. Всласть навоевавшись в Ломбардии с Венецией и Неаполем на юге, в 1454 года был заключен Лодийский мир — компромисс, сформировавший основу для общего согласия между четырьмя соперниками: Венецией, Миланом, Флоренцией и Неаполем. Этот мир был благословлен папой Николаем V, к тому времени уже представляющим скорее некую условность, чем действительно влиятельную духовную, или уж тем более, военную силу. Лодийский мир актуален до сих пор — он образец для европейских политиков, чистый эталон создания устойчивого баланса сил.

И в самом деле, после подписания Лодийского мира, границе на карте италии не менялись почти пятьдесят лет. До самых Итальянских войн.

Но это вовсе не значит, что в Италии не происходило ничего интересного.

Глава 29 Сиджизмондо Пандольфо Малатеста

«Я делаю то, о чем вы мечтаете, но боитесь.»

Сиджизмондо Малатеста.

27 апреля 1462 года состоялась единственная антиканонизация в истории. Она была совершенна Пием II Папой Римским, наместником Бога на земле и главой Вселенской Церкви.

Сомнительной чести стать единственным антисвятым в истории и во вселенной удостоился Сиджизмондо Малатеста, более известный как Тиран Римини.

Самому Сиджизмондо это даже понравилось. Но давайте по порядку.

Как мы уже знаем из моих ламповых историй про других интересных людей, то единственно верная стратегия добиться в жизни успеха — родиться в правильной семье. Не важно, хотите ли вы быть богатым, знаменитым или убивать людей. Главное, угадать семью.

И Сиджизмондо прекрасно справился. Родился Сиджизмондо в 1417 году, в городке Бреши. Папа у Малатеста был Пандольфо III и, что ожидаемо, тоже Малатеста. Он правил городком Фано и был, разумеется, кондотьером.

Малатеста были уважаемой со всех сторон семьей. Семьей набожной, благочестивой, благородной и скромной — как отмечали современники. Семьей выдающихся убийц и известных предводителей банд выдающихся убийц — как сказал бы я. Пожалуй, ни одна из крупных заварушек за последние лет двести, не обошлась без участия хоть одного Малатеста. Помимо кровавой резни, которая добавляла уважения, семья Малатеста также была известна своими крайностями.

Малатеста всегда были или святыми — вплоть до рубища и жертвование всех денег на строительство монастыря. Или наоборот.

Из скелетов в шкафу — пара инцестов, но это и не скрывали особо. Тетя отравила племянников — впрочем это больше слухи. Пожалуй самым ярким моментом из семейных историй был случай с Джованни Малатеста, жившем ещё в XIII веке. Он убил жену и младшего брата, причем одним ударом: «Он поднял их с любовного ложа, поставил на колени и одним ударом меча снёс сразу две головы». Случилось это в 1285 году. Но память об этом жила — усопшие любовники, Франческа да Римини и Паоло Малатеста стали объектом внимания Данте Алигьери (который был другом несдержанного к братским женам Паоло), оказались в «Божественной Комедии» и во втором кругу Дантова Ада, где вечный водоворот вихря мучает изнемогшие от любовной страсти разлученные души.

Красивая, классическая итальянская история.

Как видите, выбор семьи обещал этому персонажу богатую на битвы жизнь, при некоторой удаче. Но был один нюанс…

Наш сегодняшний покойник, Сиджизмондо, был тот еще бастард. В смысле — ублюдок. Его мама, по имени Ромола, слыла горной ведьмой, которая воровала из окрестных селений детей и приносила их в жертву диаволу. Или готовила из них жаркое на Страстную Пятницу. Но, во-первых, это грязные слухи, а во-вторых — ну, не своих же.

Еще рассказывали, что Ромола умеет оборачиваться в белую рысь и летает над городом, используя вместо крыльев свою черную сетчатую шаль.

Но это уже откровенные враки — ну откуда на аппенинским полуострове рысь? Да еще и белая.

Впрочем, как вы понимаете, мама у Сиджизмондо была, по-своему, тоже не простая.

Воспитывался Сиджизмондо Пандольфович наравне с генетически чистыми отпрысками, прямо как Джон Сноу в семье Старков из того самого сериала. Разве что нравы в семье были как у Мартеллов из Дорна. Но это же Италия, солнце, вино…

Сиджизмондо много и упорно тренировался, в мелких стычках набивая фраги и поднимая рейтинг. Благодаря своим способностям и протекции семьи очень быстро добился руководящих постов. Фактически, он возглавил свою собственную, славную легким безумием кодотту, в пятнадцать.

Даже по тем временам, это было выдающееся достижение.

Его молодость пришлась на то время, когда вокруг Римини, его родного города, было слегка беспокойно — один Сфорца чего стоит. Наемники Флоренции, Неаполя, Папы Римского, Милана и просто местные не давали друг другу скучать. Надо ли говорить, что Сиджизмондо был не обделен предпринимательской жилкой и видел в кризисе только возможности? Например, он охотно принимал брачные предложения от семейств, желающих усилить свои политические позиции. Трудно сказать точно, но Сиджизмондо заключил помолвку не меньше четырех раз. Приданое он требовал вперед — и обычно получал. Деньги, кстати, он не транжирил, а вкладывал в средства производства — например, закупил пушки. А еще, примерно в то время он стал известен как… Шутник. Большинство кондотьеров толкали речь перед своими солдатами стремясь их воодушевить на доблесть и суля вознаграждение. А вот Пандольфович просто отпускал шутки. Источники говорят, дословно «смешил своих солдат перед боем».

В конце концов, наш неугомонный орел был вынужден остепениться и жениться. Его сердечко завоевала Джиневра Д’эсте. Судя по портрету, у неё был хороший характер. Или хорошее приданое.

Итак, Сиджизмондо не покладая меча работал для благополучия семьи, как поговаривают, у него даже не было времени вложить в ножны меч со своей молодой невестой. На почве общих интересов и совместных проектов Сиджизмондо Малатеста даже сдружился с Франческо Сфорца. Будь тогда телеграмм Сфорца бы обязательно назвал Малатеста дорогим братом. Ну а потом, как это бывает в жизни а не в сказках, Сиджизмондо разбогател благодаря упорному труду и малой толике удачи. Он получил наследство.

Не будем вдаваться в два вагона подробностей, отметим только что он никого из родственников не убил — один брат умер сам, второй ушел в монастырь. Кхм… Надо сказать точнее — никого из известных нам своих родственников, Сиджи за наследство не пришил.

Получив во владение Римини, древнее родовое гнездо, Сиджизмондо развернулся. Он принимал заказы на резню с доставкой по всей центральной Италии. Он и в самом деле успешно воевал — его наняла даже далекая Сиена. В то время было принята выплачивать кондотьерам аванс. Сумму, примерно равную жалованью в 3–4 месяца. В общем Сиджизмондо набрал авансов со всех желающих заполучить его в штат, а потом сам решил на кого работать. Кейс от успешного предпринимателя, пользуйтесь.

Выбрал Сиджизмондо себе в начальники человека со всех сторон достойного. Папу Римского, первого после Бога. Интересно, называл ли он Папу панибратски начальником, или все же стеснялся?

Именно на службе Папе его талант военачальника стал очевиден. Сижизмондо Пандольфович был дьявольски удачлив, чертовски красив, адски умен — все это могло бы стать достоинствами, только вот его нанимателем был Папа Римский. Мечу Господнему такое не к лицу.

Однако, когда в Италию вторглись испанцы, дать им бой решился только Малатеста. И что удивительно — победил.

Тут нужно понимать, что эта короткая строчка таит в себе историй на десятки увлекательных книг. Начать следует с того, что испанская пехота была на тот момент хоть и еще не та, но уже непобедима. То есть — абсолютно. Испанцев просто нельзя было перебить — испанцы и сами могли кого угодно перебить. Нельзя заставить бежать с поля боя — испанцы и сами могли кого угодно заставить бежать с поля боя. Ну, и так далее… Победив непобедимого врага, Сиджизмондо обрел признание и известность — с ним начали считаться сильные мира сего. А малые мира сего увидели в нем защитника. Это сделало его самостоятельной политической фигурой. Перед лицом неоспоримых заслуг своего преданного викария Папа просто не мог сделать ничего другого, кроме как предать Малатеста анафеме. Надо заметить, что Малатеста в процессе внезапно сумел изрядно поднасрать Святому Престолу. Но все же, ситуация для Сиджизмондо складывалась депрессивная.

Анафема в то время — это даже похуже плохой кредитной истории и международного розыска в наше. Однажды Император Священной Римской Империи стоял на коленях у Святого Престола Папы Римского, вымаливая себе прощение от такой вот анафемы. Но с Сиджизмондо как-то не сложилось — его электорат ходил в бой с клинками, на которых красивым шрифтом вились гравировки, дословно: «Там, где я — там Бога нет».

Зато на почве внезапных религиозных разногласий с банальными католиками, Малатеста подружился с жрецами древних богов (видимо греческих, но, судя по описаниям, больше похоже на слаанешистов) и прекрасным человеком по имени Плифон. Плифон был настолько хорош, что умудрился прослыть еретиком даже у православных а свои языческие взгляды не особо то и скрывал. Мы о нем ничего не знаем, но на википедии о нем здоровенная статья, какой не каждый современный блогер удостоился.

Как я уже говорил, Малатеста отмел от Папской Области владение Римини — сейчас прекрасный курортный город, надеюсь, однажды там увидимся — что сильно расстроило многих людей. Одно дело захватить и удерживать небольшой городок в труднодоступной местности, но захапать крупный порт⁈ Подобные вещи затронули всех власть предержащих — либо они потеряли личные владения, либо семейные интересы через брачные союзы, либо торговые возможности. Это как если бы сейчас курды внезапно Стамбул захватили. Короче, весь мир ополчился против Сиджизмондо.

Вот тут-то Папа Римский анафему с него и снял. Италия…

Сиджизмондо тихонько захватывал городки вокруг Римини, устраивал праздники, строгал бастардов. В общем, обычная семейная идиллия. Вот только у Джиневры детей всё не было. А потом старый кореш, который Франческо Сфорца, случайно упомянул, что у него как раз есть одна дочь. Почти законнорожденная, кстати. Полиссеной зовут. А с разводом в то время беда. Единственный ЦОН, что справки о разводе выдает — собор Святого Петра, под прямым управлением Папы Римского, в Риме. А с Папой в последний раз как-то неудобно получилось… Тут-то Джиневра и удавилась, потому что у неё не было детей. Удачное, конечно, совпадение.

Женился тогда наш вдовец на Полиссене. От неземной любви, конечно.

Но за этими делами мы чуть не пропустили основное веселье. Пока, просто пару слов, для затравки.

Римини никогда не был городом снобов, но то, какие оргии устраивал в нем Сиджизмондо Малатеста, заставили бы покраснеть даже опытного админа с порнохаба. Называлось это карнавал. Подберите рифму сами.

Одна маленькая деталь — он покупал рабов у турков, в основном девочек-подростков и потом они тусили по городу Римини, одетые только в яркие краски и маски. Римини быстро стал востребованным туристическим центром.

Сам Малатеста задавал тон всему городу. Например, очевидцы утверждают, что Сиджи очень тщательно относился к вопросам отцовства. И не признавал своим бастардом ребенка, который не был бы на него разительно похож. Но даже несмотря на этот жестокий отбор, число бастардов Сиджизмондо быстро перевалило за сотню.

Полиссена на это все посмотрела и, так как характером пошла в батю, решила взять мужа в свои крепкие женские руки.

Похоронили её рядом с Джиневрой.

Сфорца обиделись. Казалась бы — пустяк, ну дочь, так ведь не прямая наследница, у тебя таких еще десяток будет — но факт есть, Франческо убийство дочули не простил. Сиджизмондо на претензии ответил крайне нецензурно. Ну, вы же знаете этих итальянских герцогов эпохи Ренессанса — они ж прямо как русские. Сфорца орал что-то там про: «Да я эту самку собаки в анальное отверстие содомирую!». Только на итальянском и руками размахивая.

Малатеста в своем дворце, окруженный куртуазно раздетой челядью, цедил сквозь зубы нечто аналогичное. Перебранка велась посредством свидетелей, послов и писарей, отчасти поэтому даже сохранилась.

Но об изящной словесности не будем. Надо только отметить, что адский замес из крови и золота, который потом назовут Итальянским Ренессансом, еще не раз поставит Сфорца и Малатеста по одну сторону поля битвы. Но это не меняет того факта, что с этого момента Сфорца — опасные и сильные враги молодого Тирана Римини.

Ах да, к этому времени Сиджизмондо Малатеста так и не обзавелся официальным титулом. Тот же Сфорца например, уже давно стал герцогом Милана, приобретя герцогство при обстоятельствах, куда более кровавых, чем обретение Римини Малатестой. Обидно за Сиджизмондо. Но солидных людей принято называть с титулом. Ну, например Герцог Милана Сфорца или Депутат Милонов. Поэтому в официозе Сиджизмондо Малатеста стал называться Тираном Римини. Так он и вошел в историю.

Я хочу напомнить, Сиджизмондо Малатеста, герой моего рассказа, был вполне исторической личностью, его жизнь подтверждена многочисленными документами, некоторые писаны им собственноручно, истории о нем многократно записаны на многих языках, а его веское мнение по любому поводу, буквально вмято в лица его современников. И он был совсем не героем.

Если бы вы встретились с этим блистательным сеньором лицом к лицу, и вам не повезло при этом быть в компании симпатичной девушки — вы бы, с высокой вероятностью, умерли. А вашу жену, или дочь, или кого там угораздило — Малатеста бы уволок в свой дворец и долго там насиловал.

Хотя могло быть и наоборот — я же упоминал что Малатеста был во все стороны развитой личностью?

Город Римини под его мудрым руководством процветал. И это не шутка.

Он процветал во многих смыслах, но производил наибольшее впечатление своим карнавалом.

Карнавал Римини очень трудно описать…

Трансы Тайланда? Двенадцатилетние девственницы Конго? По сравнению с тем, что вы могли встретить на карнавале Римини, это как фотография из женского журнала мод 1930-х на фоне жизни Хью Хефнера.

Понятие «секстуризм» тогда не было, но вполне могло бы и появиться.

А карнавал мог длиться полгода.

Сиджизмондо, как явление, тем удивительнее. Он нахально демонстрировал миру свои недостатки, подтверждая и воплощая в жизнь самые безумные слухи и делая то, во что другие (адекватные) люди не могли поверить.

Папа Пий II, как назло, был напротив довольно набожен. Он лелеял мечту о новом крестовом походе против османов, но все как-то не срасталось.

А тут еще Тиран Римини. Поставьте себя на место Пия — перед вами лебезят герцоги, преклоняют колени короли, даже императоры ищут вашей дружбы! А тут мелко чл… феодал некрупного города, делает заявления в том смысле, что 10 заповедей это мало, и нарушать их скучно, и он (Малатеста) придумал еще пару десятков, которые изобретательнее, и нарушить которые нужно еще суметь. И разумеется, Сиджизмондо смог.

Пий II конечно гневно обличал гадкого Малатеста, одновременно обогащая лексикон Святой Церкви. Банальных «насильник», «убийца жен», «отравитель», «еретик», «фальшивомонетчик», «богохульник», «язычник» — остро не хватало, появились «некрофил», «содомит» и конечно «гражданин ада». Последнее Малатесте понравилось.

После продолжительной «божественной» политической обработки, в Римини был прислан папский легат с задачей вправить Малатесте его башку на место и заставить подчиняться смиренным просьбам понтифика со всей возможной услужливостью. Папский посланник прибыл как раз в разгар учений.

Представьте себе, вы работаете в строю, тренируясь к войне против явно превосходящей армии врага. Враг, к тому же, не «кто-то», а наместник Бога на земле, сам Папа Римский. По идее, вам гореть в аду уже за то, что вы до сих пор стоите прямо, а не на коленях вымаливаете прощение. Ведь это Италия: вокруг смерть, мухи и понос, и царство небесное ближе, чем виртуальная реальность сейчас. На расстоянии одной царапины, стакана мутной воды или очередной болезни. Латы тяжелы, старые раны ноют, вы воняете так, что живи вы сейчас, современный бомж почуял бы вас из своего подвала в Нижнем Новгороде.

И тут к вашему предводителю с погонялом Волк (для своих) или Тиран (для чужих) прибывает посол с предложением. Волку предложение не нравится. Он убивает сопровождение посла, самого посла скручивает. Вытаскивает на плац, чтобы всем было видно, ставит раком, сдирает штаны и содомирует.

Вам покажется это смешным?

Кондотьерам Волка Римини — показалось. Источники единогласны — все присутствующие отмечают, что эта хохма была удивительно веселой. Трудно понять психологию наемника в Италии в эпоху Ренессанса. Впрочем, как говорят, в Риме тоже многие рассказывали эту историю со смехом. А вот Пий и его легат не смеялись.

Небольшая цитата лично от Пия II:

«Сигизмунд Малатеста был в такой степени не воздержан в разврате, что насиловал своих дочерей и своего зятя… В его глазах брак никогда не был священным. Он осквернял монахинь, насиловал евреек, что же касается мальчиков и молодых девушек, которые не хотели согласиться добровольно на его предложения, он или предавал их смерти, или мучил жестоким образом. Он сходился с некоторыми замужними женщинами, детей которых он раньше крестил, а мужей их он убивал…»

Короче терпение людское, божье, а главное Папы Римского кончилось. И вместо крестового похода на османов, он начал крестовый поход на мерзкого еретика, который уже год нагло портящего имидж Святого Престола одним своим существованием рядом с самим Римом.

Предварительно Папа зачем-то провел показательный суд, по результатам которого Малатеста должен был сгореть.

Папа поклялся своим любимым святым, что теперь, когда все злодеяния проклятого еретика вскрыты, он — сам Папа Римский — лично проследит чтобы Сиджизмондо был казнен в течении трех месяцев.

Папа сильно поторопился со сроками. Это потом сильно подгадило ему жизнь. Но ничему история политиков не учит.

Так как Малатеста на суд предусмотрительно не явился, а спецоперация по его захвату позорно провалилась (не смогли найти исполнителей), дело решили поправить по старой Итальянской методике. Опустошительной войной.

Самые влиятельные люди Италии присоединились к Папе в этом благородном порыве, выделив людей, деньги и слюни на лакомый кусочек — город Римини.

Но внезапно выяснилось, что пьянство и разврат никак не сказались на полководческом таланте Волка.

Да и его наемные войска, пополненные большим количеством рекрутов с Римини, оказались готовы к изнурительной войне против значительно превосходящего численно противника.

Слово «замотивирован» тогда не было, но подозреваю, что наемники Святого Престола очень похоже объясняли поведение солдат Малатесты. Внезапно выяснилось, что граждане Римини и наемники Волка готовы не только убивать, но и умирать. А вот контрактники Святого Престола и остальных Великих Государей — не очень.

Поход кончился ничем. Нет, конечно, Малатеста извинился и даже отдал какие-то никому не нужные церковные земли, но это была победа, абсолютно не равнозначная затраченным усилиям. Святое войско развалилось и начало грабить всё подряд, Италия в очередной раз провалилась в кровавую яму междоусобной резни, а Малатеста по этому поводу отпускал едкие шутки.

Он «искренне» раскаялся в перерыве между пьянкой и оргией и с этим известием отправил в Рим посла. Папа выслушал посланца, который объяснил престарелому понтифику, что король (!), раскаялся в своих грехах (!) и сейчас замаливает их в возведенномв честь Господа храме.

Последняя шутеечка требует пояснения — храм в Римини Малатеста действительно построил. Tempio Malatestiano до сих пор стоит в Римини. Но по утверждению самого Папы, то, что происходило в святых стенах, было скорее филиалом языческих дионисий, чем богослужениями. На картинке именно он. Вам показалось что он «слегка» напоминает греческие языческие храмы? Так вот, вам не показалось.

Проклятие представляло собой обличительную речь, скрепленную папской буллой. В ней Сиджизмондо обвинялся в изнасиловании, инцесте, некрофилии, убийстве и язычестве. Пий требует, чтобы душа Сиджизмондо «была проклята, а труп брошен без погребения и без надгробия, без траурной церемонии».

Папа был в ярости. И не только он. В Римини зачастили убийцы и отравители, но Малатеста словно и в самом деле защищал сам дьявол.

Венецианцы не особо лезли в дела Италии, они искали счастья (читай денег) за морем. И там им сильно мешали османы. Назревал хороший вариант — отбить Грецию у проклятых турков и освободить бедных христиан, одновременно засадив причудливый венецианский торговый интерес прямо в самую нежную часть торговых коммуникаций всего исламского мира. Венецианцы были не дураки попиратствовать, но остро не хватало баз для флота.

Турки врагом были опасным и трудным, командующий против них требовался хороший. Разумеется, лучшим выбором стал Малатеста, которого не могли сковырнуть с лица Италии всей кодлой уже много лет.

Тирану Римини как раз в тот момент стало скучно. Поэтому он согласился.

Он потребовал гарантий — и венецианцы их дали, прилюдно умыв папу. Конкретнее — они заставили Пия благословить Волка Римини на богоугодный поход. Лично. Со всеми песнопениями и прочей святой водой. Да-да, того самого Малатесту который «насильник», «убийца жен», «отравитель», «еретик», «фальшивомонетчик», «богохульник», «язычник», «некрофил», «содомит» и конечно «гражданин ада».

Это Италия, синьоры.

А потом Венецианцы выбросили Малатесту на берег Греции, как мокрого кота, и оставили его без припасов и подкреплений. Малатеста не растерялся и начал раздавать лихих и смачных пиз…й местным «туркам». Но турков было очень уж много, и даже несмотря на постоянные победы и кучу награбленного, его армия таяла. В то время естественная убыль по санитарным причинам находящейся в походе армии была огромна. Кому интересно — нагуглите с какими силами Кутузов начал преследование Наполеона и сколько потерял за время этого преследования.

В общем армия Малатеста сократилась наполовину, если считать активные клинки, и увеличилось втрое, если посчитать прибившихся к обозу.

Пора было возвращаться.

Тем более, что за всеми этими войнами я забыл сказать о самом главном — о прекрасной принцессе, пленившей черное сердце Сиджизмондо.

Она была юна, кротка и прекрасна. Ее звали Изотта.

Первый раз он изнасиловал ее, когда ей было девять, но это было походя, и только со временем он распробовал и втянулся.

Замуж она не хотела, помня историю первых двух жен, но он настоял. Женой она была отменной — всегда отпускала его посидеть с друзьями, и, надо думать, не ругалась, если он задержится допоздна.

Есть письмо, которые он писал ей с войны, там Малатеста называет Изотту «моя маленькая рыжая вошка». Историки подозревают, что это ироничное подтрунивание. Изотта каждое утро пила кровь белого голубя, которого перед этим крестил один запуганный монах, прямо как христианского младенца. Она лично отрывала голубю голову, надеясь, что ежеутренний голубиный фреш поможет сохранить ей молодость и красоту.

Но лично я думаю, что Сиджизмондо, как и большинство мужчин, не особенно вникал в женские косметические процедуры.

Позже Изотта умерла, Сиджизмондо похоронил её в соборе Римини сделав изумительной красоты надгробие. Вот оно. Там есть надпись «Божественной Изотте».

Рассказ о Малатеста будет неполным, если не упомянуть, что Малатеста был поборником красоты во всех проявлениях. Он щедро жертвовал поэтам, собирал при дворе ученых, не скупился на приобретения предметов искусства.

В этом от него не отставал более примитивное в желаниях, но куда более кровавое чудовище Франческо Сфорца, и многие, многие другие ужасающие порождения своего времени.

Именно это и положило начало Эпохе Возрождения, а прикормленные на кровавые деньги интеллектуалы, смогли со временем внедрить в сознание людей идеи гуманизма.

Вообще, надо всегда помнить о второй стороне медали.

Может показаться, что живя в Римини больше двух недель, вы обязательно будете изнасилованы или убиты Сиджизмондо. Но что странно — там его до сих пор любят и ценят.

Потому что, видимо, все было не так уж и страшно, а хозяином Сиджизмондо был рачительным. Он действительно много сделал для процветания своего города и своих подданных.

Видели в фильмах, как американец, попавший в лапы к бандитам-террористам, кричит срывающимся голосом «Я американец!», наивно рассчитывая, что это может его защитить?

Так вот, Малатеста добился того, что крик «Я из Римини!» действительно отпугивал мародеров и грабителей. Потому что, с высокой долей вероятности, за ущемление своих подданных, он мог найти виновных и покарать. Покарать по-всякому, с изысками.

Параллельно он много сделал для развития среднего класса — эти люди и пополнили его армию — навел надежные торговые маршруты, добился серьёзного скачка производства. Но главное — Римини стал городом состоятельных людей.

Иногда натыкаешься на всяких тираноненавистников (особенно про Сталина, например), которые корчат из себя ум и совесть эпохи, туманно намекая на репрессированных предков–аристократов.

Но суровая правда состоит в том, что основная функция государства и правителя — благополучие подданных. Именно это, а не его черты характера или сексуальные предпочтения, в конечном счете, определяет его популярность. Разумеется, если со своими прямыми обязанностями власть не справляется, в ход идет игра на чувствах.

И история правления Волка Римини — жутковатое тому подтверждение.

Приходится согласится, что если вдруг к власти придут откровенные упыри, которые реально людей жрут, но при этом подавляющему большинству людей жить станет лучше, легче и благополучней — есть неиллюзорная вероятность, что мы примем их власть.

Вернемся к нашему герою, он как раз умер.

В возрасте 51 года, в своем дворце. Конечно рановато, но при его образе жизни…

Его не отравил яд убийцы, не сразила пуля в бою. Он тихо и без мучений скончался в роскоши и неги. Род Малатеста даже не потерял Римини — Волку наследовал его сын. Сам Малатеста упокоился рядом с Изоттой всё в том же храме, который стоит до сих пор и даже ни разу не был переименован. На фоточке могилка этого жалкого грешника, которая до сих пор не тронута ни временем, ни гневом Господним, ни даже людьми.

Глава 30 Катарина. Королева Рима

Интерлюдия

Ниже я буду рассказывать о женщине, чья ум, сила и характер, хоть и восхищали современников, но в истории она осталась благодаря своей красоте. Вот так вот, жить в патриархальном мире. Она была современница Микеланджело, Макиавелли, Борджиа, Медичи и Леонардо да Винчи (со всеми была знакома лично), она воспета поэтами, её рисовали лучшие художники, она несомненно яркая личность, выделившаяся даже в эпоху богатую на неординарных людей.

В начале августа 1484 года, в Риме, папе Сиксту стало плохо. Он скончался к 12 августа. Увы, но люди смертны, исключения Бог не делает даже для своих наместников на земле. Следуя древним, многовековым традициям, следовало собрать конклав кардиналов для выбора нового Папы. Но в жизнь духовную вмешалась суета мирская.

А именно — город вспыхнул. Буквально. Горели дворцы знати, торговые ряды, склады гильдий и глаза кровожадных толп, рыщущих по улицам.

Когда-то давно, читая об этом, я просто не понимал происходящего. Смерть папы и непродолжительный период безвластия не казался мне достаточным основаниям для столь варварского разгрома собственного города. К тому же, источники были достаточно туманны. И вот, прошло время, и оно принесло с собой ответы. В январе 2022 вспыхнул типичный городской бунт в Алматы. И там было все ровно то же самое, что и всегда. Группы предприимчивых вооруженных людей, входящие в кварталы богатых с явным пониманием, за кем именно они идут. Нападения на дорогие экипажи. И, разумеется, разграбление лавок и складов. И столь же вторичны источники — через более чем полтысячи лет так и не придумали слова, описывающего действующую на улице толпу лучше, чем абстрактные «разбойники» и «чернь» средневековых летописцев.

Посреди этого выделялись вооруженные группы семейных кланов, спешащие воспользоваться хаосам и встать на одну ступеньку выше или свести старые счеты. Но, до такого уровня организации, нам видимо еще предстоит дорасти.

Кардиналам Рима следовало как можно скорее выбрать свежего понтифика, который бы консолидировал «государственные органы» и немедленно подавить бунт. И вдруг выяснилось, что укрепленное убежище пап, замок Святого Ангела, примыкавший к Ватикану, где конклаву кардиналов и следовало собраться, оказалось захваченным.

С последних событий, описываемых в моей книге, прошло около тридцати лет. Наверное, имеет смысл посмотреть на ситуацию в контексте «времени и места».

В основном, ренессансная Италия, как вы уже понимаете, очень и очень близка нам по духу. Италия 15-го века это страны СНГ 20-го. Именно сегодня мы можем понять и оценить людей Итальянского Возрождения. Я не про мало понятных неформалов вроде Да Винчи, или Микеланджело. Я про именно тех, самых важных, умных, успешных людей, которых не понимали ни современники, ни потомки.

Для нас очевидно зачем Папа выезжал в город в паланкине, суммарная стоимость которого превышала (вместе с тиарой самого папы) 80 000 дукатов, при том что годовой доход Священной Республики не превышал 280 000.

Мы прекрасно понимаем, зачем Чезаре Борджиа на приём к французскому королю одел отделанные жемчугом сапоги. Да и остальной его наряд был не менее великолепен, даже упряж его коня знатоки оценили не менее чем в 10 000 дукатов.

У нас даже название для этого есть.

Гламур.

О да, эпоха Борджиа, а потом и Медичи была очень гламурной.

Благородные семьи.

Если политическая карта европы и выглядит довольно упорядоченно, и привычные нам государства окрашены одинаково, то в реалиях Высокого Средневековья ничего похожего не было.

Так, например, семейство Каэтани. Они относились к числу римских баронов, вроде Колонна или Орсини (вам уже знакомы эти фамилии, не так ли), только что рангом были пониже. Их замки стояли вдоль старой Аппиевой дороги. Дороги, которую построили еще в античности. Конечно, Римской империи уже больше тысячи лет не существовало, но дорога была построена так, что все еще служила путешественникам, движущимся на север или на юг от Рима. Так вот, из стоящей на Аппиевой дороге античной гробницы Цецилии Метеллы где-то в XI веке была сооружена крепость.

Еще в 1300 году папа Бонифаций VIII Каэтани отдал эту крепость своей семье. Башня стояла на 3-м километре Аппиевой дороги, если считать от Рима и служила своего рода естественной заставой, на которой с паломников брали пошлину в пользу семейства Каэтани, заодно уж облагая таможенным сбором и идущие в Рим товары.

Поток паломников, от 200 000 до миллиона в год, мзда, и вообще всякие налоги на не местные номера, позволял содержать семье небольшую армию, довольно крупную по меркам Италии — несколько сотен. При этом, вполне официальные налоги Каэтани в казну Святой Республики не платили. Зато казнили и миловали по своему усмотрению. Хотя официально, конечно, этот анклав входил в папское государство и Каэтани даже были вассалами Святого Престола.

Сплошной феодализм, куда только папа смотрит. Но на деле, все всё было сложнее. Каэтани были в родстве с Орсини (ещё более могущественная семья — десятки замков), да и к тому же у них имелись владения в Неаполе, что автоматически делали их вассалами Неаполитанского Королевства. Разумеется, случись что, и король Неаполя Федериго вступился бы за своих вассалов.

Сфорца.

Наш старый знакомец, Франческо Сфорца, отважный кондотьер без страха и упрека, захвативший власть в Милане уже давно умер, еще в 1466. Более или менее подробно я о нем рассказал, осталось лишь добавить пару слов. Солдаты его обожали — он не чурался ни риска, ни трудов, мог гнуть руками подковы и, самое главное — неизменно побеждал, давая своим людям возможность пограбить. Во главе наемников миланского герцога Филиппо Мария Висконти он повоевал и против Светлейшей Республики (государство Папы Римского), а потом женился на дочери Висконти. Когда Герцог Филиппо Мария Висконти умер, в герцогстве случилась небольшая резня, по итогам которой восторжествовала справедливость и герцогом Милана стал Сфорца.

(Портрет Франческо Сфорца (ок. 1460) Бонифацио Бембо. Как говорят, Сфорца настоял на том, чтобы позировать в своей старой поношенной походной шапке.)

Сфорца правил в Милане с 1450 года как герцог официально. Его, пожалуй, можно считать основателем семьи. Как вы понимаете, к тому времени в родословной Сфорца уже были обнаружены древнеримские сенаторы (бумаги в то время легко подделывались), но его внешность — светлые волосы и голубые глаза — несомненно говорила о том, что он благороден до мозга костей. То есть либо лангобард, или франк, может даже вандал, или ещё один из сотен племён в своё время разорвавших Римскую империю на крохотные куски феодов. Коренное население, как правило, имело тёмные глаза и волосы — последствия многовекового смешения народов.

Описания его внешности сохранились, как и портреты. Увы, они несколько различаются…

Но это скорее норма. Например, описания того же Сиджизмондо Малатесты, в разных источниках буквально противоположны. То Сиджизмондо мелкий дрыщ, то человек-гора ростом больше двух метров. Художники могли изменить цвет волос в угоду клиенту. А вот случайные свидетельства, все же, говорят о Сфорца именно как о светловолосом и светлоглазом. Впрочем, как и о остальных его родственниках.

Добрым словом, и совсем чуть-чуть мечом, к моменту рождения Катарины, в 1463 году, семья Сфорца не только владела герцогством Миланским, но и имела кардинальскую шапку, и многочисленные доходные владения во всей Италии.

Катарина и семья.

Надо сразу сказать, что Катерина выросла в строгой, благовоспитанной семье. Моральный облик семьи Сфорца в целом, как и отдельных её представителей, никогда не ставился под сомнение, что несомненно редкость в те времена.

Отец Катарины, герцог миланский Джан Галеаццо Сфорца, (герцог Миланский с 1476 по 1494 годы), прижил ее от связи с замужней дамой, Лукрецией Ландриани. Будущему герцогу было всего 16 лет. Муж вошел в положение и уступил горячему и пылкому юноше свою жену — так сказать, из дружеских чувств. Катарина была одной из четырех детей, которых Лукреция родила своему любовнику. При миланском дворе особых различий между законным и незаконным потомством не делали, и всех детей воспитывали одинаково, то есть, как принцев. Более того, в семье Сфорца и мальчиков, и девочек учили более или менее одинаково. Во всяком случае, их всех обучали и языкам, и танцам, и тонкому искусству псовой охоты. Катарина росла под покровительством бабушки и еще с детства в точности знала, что политика — это нелегкий труд. Ее выдали замуж в 1473 году — ей было тогда 10 лет.

Но очень уж удачный подвернулся союз. Родственники сумели устроить брак Катарины с Джироламо Риарио. Ему тогда было около 23.

Джироламо считался племянником покойного папы Сикста IV, сыном его сестры — хотя многие и полагали, что на самом деле он доводился Святому Отцу родным сыном, отданным сестре на воспитание.

Надо думать, детство Катарины прошло в довольно радостной, спокойной обстановке. По меньшей мере, не намного в более тревожной, чем проходило детство обычного итальянского аристократа. Жизнь шла своим чередом, в Милане её отец, герцог Галеаццо Сфорца, был заколот в Миланском соборе, а её брат, взойдя на престол в 7 лет, очень скоро был фактически посажен в заключение своим победившим в грызне за власть дядюшкой, Людовико Моро. Моро сначала назвал себя регентом, а позже удавил племяшу и короновался сам.

Впрочем, Катарина тогда уже жила в Риме. Осуществить акт вступления в брак с Джироламо она смогла только в четырнадцать — до этого супруги жили каждый в своей семье. Но позиции Сикста, который судя по всему не только был папой но и рачительным «дядей» своим племянникам, неуклонно укреплялись. В какой-то момент стало казаться, что Сикст сможет осуществить заветную мечту многих и многих — выкроит себе в центре Италии небольшое, но богатое герцогство и сможет передать его по наследству. Поэтому тянуть с подтверждением замужества было нельзя.

Свадьбу сыграли еще раз, в Риме. Именно тогда Катарина впервые появилась на публике, и публика была ею абсолютно покорена. Помимо безумной роскоши её свиты, её платья и её свадебного кортежа, люди возрождения влюбились в совершенство её лица, голоса и движений. Катарина мгновенно стала предметом обожания, о ней писали стихи, её рисовали в картинах. Впрочем, возможно, это было отчасти завуалированной лестью её мужу.

Катарина наверняка была не только красива, но и умна. В 15 она написала трактат о тонком искусстве соколиной охоты — и удостоилась признания от лучших авторитетов в этой сложной теме.

Помимо всего этого, Катарина вполне справлялась и со своей прямой и основной обязанностью знатной женщины. В 1479 году, когда ей было 16 лет, она родила мужу наследника. Это был уже второй ребенок, но первый был девочкой, поэтому это не так важно.

На этом Катарина не остановилась, и продолжала исправно рожать почти каждый год. Всего она родила для Джироламо Риарио шесть детей.

В Риме Катарина стала признанной королевой моды и не признанной королевой Святого Престола. Ей подражали и восхищались по всей Италии.

За всем этим кардиналы и бароны Рима, погрязшие во многовековых интригах, как-то выпустили из вида, что помимо всего прочего, Катарина была из Сфорца. А Сфорца были знамениты своими вираго.

Глава 31 Катарина и кардинал

Вернемся к началу. А в начале нашей истории и августа 1484 года, в Риме, папе Сиксту IV стало плохо. Он скончался к 12 августа.

Рим того времени вообще был опасным городом, ходить по нему следовало осторожно и с оглядкой. А уж в период междуцарствия, когда одного человека, носившего на своих плечах всю тяжесть бремени Пастыря Королей и Викария Христа, должен был сменить другой, Рим и вовсе мог свалиться в неуправляемый хаос, где мятежные толпы громили дома тех, кто внезапно лишился защиты папы римского, ныне усопшего. И вполне могло пострадать имущество того, кто еще вчера был держателем знамени Святого Престола (должность Риарио, гонфалоньер Папы Римского) — и теперь больше им не был. Так, собственно и случилось.

Роскошный дворец Джироламо Риарио был взят штурмом «неиствующей толпой», немногочисленные охранники и не успевшие бежать слуги убиты, здание разрушено и сожжено. Даже великолепный сад, разбитый вокруг дворца, «бесчинствующие погромщики» вырубили под корень. Может, все же, дело не только во внезапно вспыхнувшей в жителя Рима тяге к разрушению, а были и еще какие-то мотивы? Кто знает…

Сам Джироламо Риарио попытался было перехватить управления войсками, поднять сторонников и удержать власть. У него не получилось.

Ситуация совершенно вышла из под контроля, единственное, что могло успокоить народ, так это слово Папы Римского. А его еще следовало избрать. А это, как вы понимаете, процесс небыстрый.

Проблема выбора нового папы, и без того нелегкая, усугубилась и еще одним дополнительным обстоятельством — укрепленное убежище пап, замок Святого Ангела, примыкавший к Ватикану, где конклаву кардиналов и следовало собраться, оказался захваченным. Наемники, занявшие замок, повиновались женщине. Это была графиня Катарина, урожденная Сфорца, супруга Джироламо Риарио.

Это было действительно неожиданно. В политических раскладах «племянник» покойного папы проходил как мелкая помеха. Джироламо в принципе можно было припугнуть. Он находился в отчаянном положении, за время его службы в качестве гонфалоньера Церкви, командующего папскими войсками, у него накопилось немало врагов. Но вот Катарина Сфорца, его супруга, уже была известна как особа решительная. В 1484 году ей шел только 21-й год, и она была вдвое моложе своего мужа. И в этой супружеской паре кардиналам было бы легче поладить с Джироламо — но договариваться кардиналам пришлось все-таки с ней.

Переговоры вел человек нейтральный. Чужак. Испанец. Кардинал Родриго Бордха. Семья Бордха в испании не были чем-то особенно выдающимся. В их владениях был небольшой городок и хорошо укрепленная крепость, отбитая у мусульман, но серьезных торговых маршрутов они не контролировали. Еще дедушка Родриго Бордха, стал кардиналом в риме не столько за заслуги перед церковью, сколько в результате тактических политических завихрений. Эта ветвь Бордха так и осела в Риме, оставаясь фактически официальными представителями короля Испании в конклаве кардиналов.

Выбор на Родриго Бордха, как на переговорчика, пал вполне заслуженно. Родриго Бордха славился как организатор. Так, однажды, он устроил для высокопоставленных гостей веселый праздник.По слухам — с множеством красивых, веселых и голых женщин. Это дорогого стоит, каждый, кто хоть раз пытался организовать оргию знает, как на самом деле трудно сделать все весело и красиво. Профсис свой талант организатора, Родриго был прибран папой — ему поручили бугалтерию Святого Престола. Эти Авгиевы конюшни, в которых, как в черную дыру могло кануть все — от важных документов, до десятков писцов.

Родриго, не иначе как с божьей помощью справился и с этим вызовом — по крайней мере, канцелярия самого папы стала работать как часы. Не забыл Родриго и о благополучии семьи — некоторые бумаги с печатью самого Папы Римского, могли стоить очень дорого.

Правда, был один некрасивый скандал. Один дурак, заплативший крупную сумму за разрешение на женитьбу на близкой родственнице, (дочери), обнаружил что в бумагах она все же поименована «племянницей». И у него хватило ума подать официальную жалобу. Идиота, разумеется, упекли в монастырь, бедолагу писца, с которым он работал, удавили в тюрьме, но Родриго не пострадал. Из чего умные люди сделали вывод, что папа Сикст был если не в курсе, то в доле. Да, кардинал Родриго Бордха умел находить решения в сложных ситуациях, и именно поэтому он вел переговоры с Катариной.

Переговоры, судя по всему, были не простые. Сначала она требовала 10 000 дукатов. Родриго удалось сторговаться на 4 000, но не по факту, а для огласки. Эти 4 000 Родриго стряс с остальных кардиналов, а остаток уже «неофициальной» суммы выплатил сам.

Получив деньги, Катарина вздохнула, похлопала глазками и рассказала, что теперь то она конечно готова покинуть замок Святого Петра, да вот беда. Она, глупышка,совсем забыла, что ей сделать это приказал её муж. А она, как богобоязненная жена, не может ослушаться слова своего мужа.

Женская забывчивость и добродетельная кротость — полезные в жизни качества. Ведь как покидать город без мужа? Особенно, если эта скотина Джироламо Риарио сдохнет в охваченном беспорядками Риме, а именно на нем завязаны все права на собственность многочисленных владений, отобранных папой Сикстом у своих врагов. Катарине бы оставалось только вернуться в Милан и остаток жизни жить на правах бедной родственницы, клянча подачки у Герцога.

Судя по всему, Родриго очень переживал за судьбу конклава. А может, он просто проявил сочувствие к бедной, молодой, беременной девушке, оставшейся без мужа в сложной жизненной ситуации.Помимо сочувствия он проявил предусмотрительность — у него оказался личный отряд в сотню всадников, осведомленность — Родриго точно знал у кого из сочувствующих ему семей скрывается Джироламо. В общем, уже через несколько часов Джироламо обнимал свою жену. Или нет.

Надо сказать, что отпускать Джироламо в крепость к Катарине, было для Борха, наверное, одно из самых волнующих переживаний в жизни. Ведь деньги он уже этой женщине отдал. Но Сфорца не выдвинула новых требований. Она с мужем и наемниками, каким-то образом смогли выскользнуть из замка, а потом и Рима.

Родриго завоевал очки уважения и наконец смог обеспечить кардиналом проведение совета по избранию нового папы.

Надо сказать, что Родриго не зря старался. С божьей помощью, а также шантажа и подкупа, Родриго Борха стал новым Папой, взяв имя Александр VI. Семья Борха немедленно стала известна на весь рим, вот только произносили её теперь все больше на итальянский манер — Борджиа.

Став папой Александром VI, Родрига не забыл свою бытность кардиналом. В том числе и сложность переговоров с Катариной. Как вскоре предстоит многим убедиться — папа не очень верил. Особенно, во всепрощение.

Глава 32 Катарина. Любовь и месть

Второй раз Катерина Сфорца вышла замуж за своего секретаря, Джакомо Фео. Брак был тайным, потому что супруг правительницы не принадлежал к знатному роду. Эти, и некоторые другие косвенные улики заставляют думать, что Катарина Сфорца… Влюбилась. И больше того — в негодующих письмах очевидцы утверждают, что графиня… Счастлива.

Трудно поверить, но и такое возможно. Будь это любовный роман, я бы закончил историю. но увы.

Трудно сказать как именно счастье Катарины мешало миру. Дело ли в том, что Джакомо был из недостаточно знатного рода (что, как мы знаем по Сфорца, довольно просто решалось), то ли на владения Катарины, которые перешли ей от первого мужа, имелись другие претенденты, то ли просто зависть к простому женскому счастью, но в 1495 году сложился заговор против Джакомо.

Однажды, когда семейство Катерины Сфорца возвращалось с охоты, заговорщики из числе местных жителей окружили Джакомо Фео и зарезали его на глазах у жены.

Никто не знает, как пережила этот удар судьбы Катарина, и насколько глубоко было её горе. Катарина вернулась в крепость. Там она подняла наемников, гарнизон, преданных ей слуг. Дождалась темноты.

По словам Макиавелли, в ту же ночь Катерина Сфорца окружила квартал, где жили заговорщики, и приказала казнить всех, причастных к заговору, не щадя их жён, детей и соседей. Пытаясь купить себе жизнь, люди говорили все,что знают. Катарина сохраняла достаточно хладнокровия, чтобы их слушать. Благодаря этому, в городе убили даже любовниц заговорщиков и их детей.

Вы не поверите, но это очень помогло.

Третьего мужа Катерины, Джованни Медичи по прозвищу Пополлан, никто даже не пытался обидеть, и он умер естественной смертью в 1498 году.

Глава 33 Катарина и пути Господни

В середине XV века вера была крепка — по крайней мере в местах, удаленных от Рима. Считалось, что «папа может все». И мысль эта настолько укоренилась в сознании и клира, и мирян, что при папе Каликсте III важный французский вельможа, граф д’Арманьяк, запросил папского позволения на сожительство с собственной сестрой. Согласитесь, это удивительно? Но еще более удивительно то, что разрешение это он от папы Каликста получил.

Папа, правда, об этом не знал.

Штука тут была в том, что запрос — за гигантскую сумму в 24 тысячи флоринов — был обработан в канцелярии, и при этом очень творческим образом.

И кардинал Родриго Борджиа, который в качестве вице-канцлера как раз канцелярией и заведовал, разумеется был совершенно не причем.

Со временем Борджиа, я напомню, путём кристальной честности на пути служения Господу (как прямой подкуп так и оргии для высокопоставленных лиц, в основном кардиналов. Сам Борджиа на самом деле за таким всяким замечен не был, он скорее использовал слабости других, но фундамент легенды о Борджиа заложен был именно тогда) стал папой. Он успел сделать многое — и побывать под каблуком у короля франции, и поссориться с Медичи.

Однако пришло время, и Родриго Борджиа, теперь папа Александр VI, решил, что его сыну надо нормальное, человеческое герцогство. Чтоб не хуже других.

Поэтому путём нелёгких трудов (например, продажи кардинальских шапок) он набрал денег для сынули. Сынуля конвертировал их не просто во власть, а в грубую силу. Впервые у папы римского оказалась в подчинении вполне реальная армия.

Помните семью Каэтани, которую я упоминал в самом начале? Так вот, это было не зря.

Джакомо, старший из братьев Каэтани, получил от папы дружеское приглашение приехать в Рим. Он имел глупость действительно приехать, после чего был схвачен и брошен в камеру, упрятанную где-то глубоко в подвалах замка Святого Ангела. Его обвинили в государственной измене, все владения его семьи были конфискованы, а сам он умер в заключении. Об этом стало известно только позднее, для всего света Джакомо Каэтани просто исчез. Семейство Борджиа очистило Аппиеву дорогу. Теперь внимание папы Александра и его сына Чезаре обернулось в сторону Виа Эмилиа — дороги, ведущей от Рима к Адриатике. Там имелось два ключевых замка. Имола и Форли.

Оба они принадлежали Катерине Сфорца.

Добровольно свои крепости семейству Борджиа она не уступит — всем, кто знал графиню, это было ясно.

Оставалось решать вопрос силой. Сила, собственно, была. Когда-то давно, согласно союзному договору, король Людовик предоставил в распоряжение Чезаре Борджиа сотню конных копейщиков. Прошло время и теперь, после падения Милана, он выделил ему куда более значительный отряд. Чезаре вел за собой около 2000 кавалеристов. Было у него и около 4000 пехоты, составленной из гасконских и швейцарских наемников. Он занял к тому же больше 40 тысяч дукатов из казны городского самоуправления Милана — миланской коммуны. Положим, заем был не вполне добровольным, но так или иначе теперь у Чезаре были и деньги и войска — их следовало использовать.

17 декабря 1499 года войска Чезаре Борджиа показались под Имолой. Город сдался без сопротивления.

В отличие от Франции, куда он явился разряженным, как павлин, теперь он предстал в таком виде, что никакого веселья у своих новых подданных уже не вызывал. Он был очень высок, очень красив, с широкими плечами и узкими бедрами настоящего атлета, с ног до головы одет в черный бархат, с единственным украшением в виде французского ордена Святого Михаила. Приказы Чезаре отдавал тихим голосом, но слушались его беспрекословно.

Ослушаться его как-то никому в голову не приходило.

После сдачи Имолы, не теряя ни минуты времени, он двинул свое войско на Форли. Катерина Сфорца поговорила со своими подданными и поняла, что защищаться они не будут. Жители ее города безумно боялись и Чезаре, и его войска и предпочитали сдаться без сопротивления. Конечно, они не сказали это вслух. Но молчание, в ответ на призыв Катарины сражаться за неё, было весьма красноречиво.Тогда графиня совершила странное. Катарина торжественно и с соблюдением всей ритуалистики освободила горожан от клятвы верности и повиновения и заперлась в цитадели.

Детей она загодя отправила во Флоренцию. Гарнизон крепости был усилен наемниками, которые тренировались под её личным контролем. В общем, она сделала приготовления, которые и помогли ей удерживать Чезаре Борджиа до 12 января 1500 года. Возня с осадой основательно раздражала Чезаре, пушки отчего-то не помогли, и цитадель пришлось брать штурмом. Дело, которого отчаянно сторонились все военные профессионалы.

Увы, к тому времени Чезаре сделал несколько ловких политических ходов (сводящихся, в общем, к политическим убийством) и стал авторитетом не только для Макиавелли, но и для своих командиров. Поэтому они не только пошли на штурм, но и сражались крайне упорно, не взирая на тяжелые потери.

Источники единодушны — сама графиня сражалась в рядах оборонявшихся, в шлеме, кирасе и с мечом в руках. А когда увидела, что замок ей не удержать, она отдала приказ взорвать пороховой погреб. К этому моменту, однако, ее власть над людьми уже исчезла, приказ выполнен не был, и она попала в плен к командиру французского отряда, который и продал ее Чезаре за 5000 золотых дукатов. Он мотивировал такую цену тем, что Катарина лично (!) зарубила трех лучших его людей. Может быть и врал. Но сам факт показателен. Ведь это официальная сумма. Так же как сейчас не дописывают в официальных объявлениях нули, тогда убавляли суммы вдвое, по обыкновению. Итак командир наёмников, оценил Катерину очень не дёшево. Тем более удивительно что Чезаре с этой оценкой оказался согласен.

Один убийца стал богаче на сумму денег, примерно равную 30 миллионам долларов сегодня, при этом его кошелёк потяжелел на 35 киллограм золота, в то время как другой стал счастливым обладателем трижды вдовой женщины.

Встреча Чезаре с Катериной сохранилась во многих описаниях. Там подробно описывается, как этот красивый кавалер с безупречной вежливостью предложил своей пленнице руку и, держа графиню за кончики пальцев, по всем правилам этикета, положенным при обращении со знатной дамой, сопроводил ее обратно в цитадель Форли, в ее собственные покои.

Он продержал ее там около двух недель, непрерывно насилуя, а потом отправил в Рим.

Она ехала без оков — бежать ей было невозможно, она была окружена людьми Чезаре Борджиа. А он с охотой рассказывал французским командирам, что его пленница защищала крепость куда серьезнее, чем свою честь. В Риме ее некоторое время подержали в папском дворце. Как-никак в былые времена папа Александр дружил и с ней, и с ее мужем, и даже был крестным отцом ее старшего сына, Октавиано. Но очень скоро на нее завели дело. Катерина Сфорца в числе прочего занималась алхимией и использовала свои познания для изготовления всевозможных дамских румян и притираний. Ее авторитет в этой области был настолько велик, что сестра Чезаре, Лукреция Борджиа осветляла свои волосы по рецепту, составленному графиней. Коли так, то Катерину Сфорца обвинили в попытке отравить Святого Отца и упрятали в камеру в замке Святого Ангела.

К этому времени, по всей вероятности, она уже знала новости из Милана. Ее дядя Лодовико Моро собрал кое-какие войска и шел на Рим. Французы спешно стягивали своих солдат на север, их отзывали и из Романьи. Если бы Катерина Сфорца сумела продержаться в своей крепости не месяц, а полтора-два, Чезаре пришлось бы снять осаду. Но судьба распорядилась иначе, и теперь бывшей графине Имолы и Форли оставалось только дожидаться смерти от яда, голода или удавки. Борджиа вряд ли стали бы открыто казнить знатную даму.

Это было бы неприлично.

Сейчас мы подбираемся к большой отдельной теме. Это Италья́нские во́йны (1494—1559). Говорить о них, мы конечно же не будем.

Дело в том, что тут география наших интересов скачкообразно расширяется. В Итальянские войны окажутся втянуты Франция, Испания и наемники из германии и швейцарии. Каждая сторона заслуживает пристального и внимательного рассмотрения, и уже после этого можно будет перейти к поистине невиданным до того времени битвам, произошедшим в Италии.

Боюсь это целая отдельная книга.

Но, пару слов о Борджиа, сказать все же нужно. Их небывалая слава развратников, кровосмесителей, отравителей и всего прочего, заслужена ими, в основном, тем фактом что им удалось существенно потеснить как местных влиятельных князьков, таких как и олигархические кланы Орсини и Колона. Они, фактически, смогли выкроить себе герцогство. Именно этого им и не простили.

Возможно поэтому Катарина была спасена. Став символом отчаянного сопротивления Италии гнусным французам и «чужакам»-Борджиа, Катарина оказалась весьма неприятной пленницей. Италия настолько болела за Катерину и так стыдила в разного рода уличных куплетах мужчин, которые из страха держат бедную вдову в клетке после того, как отняли у неё всё, что папа Римский… Велел отпустить её к детям.

Видимо, рассудив что мертвая, она опаснее чем живая.

Без владений и иных источников дохода Катерине со всеми многочисленными отпрысками пришлось жить в нищете. Остаток дней Катерина посвятила изучению алхимии и фармацевтики, чем, вероятно, подрабатывала. В сорок шесть лет, через девять лет после вписавшего её в историю противостояния Чезаре Борджиа, она умерла от пневмонии. Ни алхимия, ни фармацевтика тогда не знали средства от этой болезни. Она пережила Чезаре на два года. Папа Александр умер еще раньше.

Раз уж эта книга о ренессансе, то стоит упомянуть и о паре символов того времени. Один из них — скромный секретарь Флорентийского посольства. Он прибыл к Катарине не задолго до того, как её замок в Форли осадил Чезаре. Флорентийцы надеялись, что Катарина перед лицом опасности пойдет на заключение выгодных соглашений, но увы, секретарь задание провалил. Потом во Флоренции изменилась политическая власть и его поперли с должности, поскольку подозревали его в неверности — скорее всего напрасно, просто его верность принадлежала не конкретным властным группам, а всей Флоренции.

Бедолага предпринял несколько отчаянных шагов по восстановлению своего положения. Например, он сделал небольшую компиляцию из своего исторического труда, над которым корпел полжизни, добавил туда острых современных проблем и отсылок на недавние события, и представил на суд Медичи. Увы, он ничего не добился. Должность ему так и не предложили. Он перебрался в Рим, где стал известен благодаря своим, как говорят, довольно забавным юмористическим пьесам.

И только сильно позже, этот очерк, написанный им специально для Медичи и именно так, как ему казалось, Медичи бы лучше его восприняли, стал неожиданно популярен. Его озаглавили «Государь» а его автор, Никколо Макиавелли, стал признанным авторитетом в политической теории.

Это весьма иронично то, что сам Макиавелли никогда не был тем хладнокровным упырем, каким мы можем его представить, читая «Государя». Так, например, он положил жизнь, пытаясь восстановить во Флоренции массовое ополчение.

Ему не удалось. Увы, но благодаря его титаническим усилиям, он добился выделения сил и средств, и смог собрать и обучить сельских жителей флорентийского предместья, несколько сотен. Они отлично показали себя в войне с Пизой, специализируясь на атаках деревень и террору мирных жителей. Но первый же реальный бой окончился полным фиаском — ополчение разбежалось после нескольких выстрелов, побросав дорогое оружие.

Макиавелли, вне всякого сомнения, был человеком могучей силы интеллекта. Он прозрел необходимость национальных армий. А еще спустя сотни лет, другие люди, больше практики чем теоретики, и в других исторических условиях, воплотили его теорию в жизнь.

Иногда, впрочем, его кругозор играл с ним злую шутку. Например, во Время осады Пизы, Макиавелли пришла в голову другая хорошая мысль. Пиза была расположена так, что её можно было… Затопить. для этого только надо было прорыть канал.

Николло обратился к своему хорошему знакомому, музыканту, художнику и инженеру. Тот сделал для него кое-какие расчеты, даже накидал несколько землеройных устройств, не постеснялся взять вознаграждение от города и убыл. ФЛорентийцы приступили к работам и очень быстро выяснили, что в расчетах ошибка. Примерно в два порядка.

Затопить Пизу не получилось, а денег было потрачено много. Столько, что можно бы было купить достаточно пушек для Пизы. Впрочем, тогда этот провал Макиавелли пережил достаточно безболезненно.

Флорентийцы людьми были мудрыми. Они старались не наказывать за благие начинания по собственному желанию. Они обычно были строги к тем, кто не исполнял порученное.

Знакомый Макиавелли, оказавшийся не самым педантичным математиком, тем временем прибыл ко двору Катарины. Она тогда была счастлива со своим мужем Джакомо, её двор блистал. Хотя он и уступал богатейшим домам Италии, но сама Катарина притягивала к себе художников, поэтов и просто любопытных.

Посмотрев на флорентийца, представившегося механиком, живописцем, скульптором и музыкантом, она тут же раскусила его. Он промаялся пару недель в Форли, понял что ему тут не предложат никакой работы и отбыл. Впоследствии этот человек прославится тем, что не исполнит вовремя ни один заказ. Сейчас мы знаем его как великого изобретателя. Его звали Леонардо Да Винчи.

Да Винчи никогда не рисовал Катарину. Макиавелли, даже в личных переписках, никогда не называл её по имени, а исключительно «эта женщина», что для сухого и осторожного дипломата было, в высшей степени, эмоциональным эпитетом.

Катарина кажется мне красивым символом, человеком ренессанса прожившим жизнь в гуще событий. Она встречалась с теми, кого знает почти любой человек, который умеет хотя бы читать, столько они сделали для современного мира. А её жизнь, просто иллюстрация к той животной жестокости, в которой они жили. Посмотреть на лицо ренессанса, можно на картине Боттичелли «Весна». Катарина, как предполагается, послужила моделью для крайней правой из трех нимф.

Послесловие

История похоже на море. У неё есть берега, есть даты, но нет конца. Мы вольны сойти на берег в удобном для нас месте, и пожалуй, мы сделаем это сейчас.

Мы бросаем Италию прямо перед жестоким штормом Итальянских войн, но они заслуживают того, чтобы поговорить о них отдельно.

Эта книга, конечно же, сумбурна, жестока и непоследовательна, прямокак время, про которое она написана. Но я искренне надеюсь, мой читатель, что ты хоть немного приоткрыл для себя то великое и страшное время, где сладость речей так часто оборачивалось горечью яда или холодом стали. И где удивительные люди, творили как удивительную красоту, так и непостижимую жестокость. Где страсть лишь оттеняла любовь, а беспросветные страдания вдруг оборачивались ярким счастьем.

Этот мир контрастов, в который трудно поверить, но который действительно существовал.

С тех пор прошло так много времени. Все изменилось. Но ничего не поменялось.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/160408

Оглавление

Глава 1 Свадьба по-итальянски

Глава 2 1176-й. Барбаросса против коммун… Так, стоп, что?

Глава 3 Битва при Леньяно в 1176 и при Кортенуова в 1237

Глава 4 Дела семейные и битва при Дезио 1277

Глава 5 Генрих и южные страсти

Глава 6 Про деньги

Глава 7 Висконти и ренессанс

Глава 8 Висконти против Висконти

Глава 9 Битва при Парабьяго в 1339

Глава 10 Средневековое…

Глава 11 Честный бандит

Глава 12 Битва при Кашине 1364

Глава 13 Весьма приличное чудовище

Глава 14 Кастаньяро, 1387

Глава 15 Герой Нагибатор

Глава 16 Граф Доблесть. Герцог Миланский

Глава 17 Битва при Мотте 1412

Глава 18 Омерзительное чудовище

Глава 19 Век Зла

Глава 20 Дружба, харассмент, интриги и битва при Сант’Эджидио в 1416

Глава 21 Повод

Глава 22 Осада Аквилы, 1424

Глава 23 Битва за Аквилу 1424

Глава 24 Карманьола

Глава 25 Битва при Соммо 1427

Глава 26 Сфорца и гибридная война

Глава 27 Козимо Медичи. Гений власти

Глава 28 Хоббит не может стать Темным Властелином…

Глава 29 Сиджизмондо Пандольфо Малатеста

Глава 30 Катарина. Королева Рима

Глава 31 Катарина и кардинал

Глава 32 Катарина. Любовь и месть

Глава 33 Катарина и пути Господни

Послесловие