Человек с крестом [Алексей Николаевич Першин] (pdf) читать онлайн

ЧЕЛОВЕК
КН СТОМ

Алексей Першин

ЧЕЛОВЕК

КРЕСТОМ
Роман

ОРЛОВСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

1962

Алексей Николаевич Першин родился в крестьянской
семье в Воронежской области, рано начал трудовую, жизнь
(пас деревенское стадо, работал кочегаром на железной до­
роге, чернорабочим...в депо). Учился вечерами.
Закончив в 1942 году среднюю школу, А. Н. Першин до­
бровольцем. ушел на фронт, был несколько раз .ранен.
После. демобилизации долго лечился в госпиталях, потом
сдал экзамены в вуз и успешно закончил Московский педа­
гогический институт имени В. И. Ленина.
С 1951 года Алексей Першин сотрудничает в центральных
органах печати, выступает как очеркист.
! Газетная работа, частые поездки по стране дали ему мно­
го жизненных впечатлений. Он написал повесть «Побеждает
тот, кто прав», которая была издана «Молодой гвардией».
Роман Першина «Человек с крестом» — это книга
о человеческой совести, о том, как этой совестью спекулиру­
ют церковники, как они продцют ее, покупают, калечат.
Автор, разоблачает в своей книге коварные происки коры­
стных деятелей православной церкви, он показывает, как ре­
лигия губит людей, унижает их человеческое достоинство,
калечит морально и физически, а иногда приводит их к ги­
бели.

ПРОЛОГ

«УБИТ ПО ДЬЯВОЛЬСКОМУ
НАУЩЕНИЮ...»

Солнце едва лишь выбралось
из-за сверкавших позолотой
куполов церкви, как над рай­
онным центром Петровском поплыл вкрадчивый коло­
кольный звон. Постепенно он становился настойчивым,
едким и проникал, кажется, в каждую щель. Он будил,
тревожил, взывал...
Никто, однако, не спешил на этот призывный клич.
Дремлющее спокойствие прочно держалось в домах с за­
крытыми ставнями; не нарушалось оно и на пустынных,
пыльных улицах.
Но как только солнце стало заметно пригревать, на
улице, ведущей к церкви, показался человек. Сначала он
шел медленно, потом ускорил шаги и наконец побежал.
Он ворвался в церковь, и колокола будто захлебнулись.
Звон прекратился. Не прошло и пяти минут, как тот
же человек выскочил обратно. За ним вышла женщина в
черном, и они пустились бегом. На перекрестке мужчина
остановился, осторожно осмотрелся и скрылся в подъез­
де дома.
3

Женщина в черном осталась на улице. Она наклонилась и долго возилась с туфлями, однако все ее внимание
было сосредоточено совсем на другом. Она насторожен­
ным взглядом окцпула пустынную улицу сначала влево
от себя, потом тихоцько перевела взгляд вправо и замет?
но успокоилась.

В это же самое время в районной прокуратуре раз­
дался резкий телефонный звонок. Следователь Павел
Иванович Лузнин поднял трубку.
•— Слушаю!
— Срочно пригласите прокурора,—• зарокотало в
трубке. Человек часто дышал
видно, бежал, как не­
вольно отметил про себя Павел Иванович.
— Я исполняю обязанности прокурора. Моя фами­
лия Лузнин. Что случилось?
— Полчаса назад убит священник Десятков. Убит
злодейски, по дьявольскому наущению...
Убийство! Давно уже Лузнин не слышал этого страны
ного слова. Года тр'и-четыре не спышал. За хорошую ор­
ганизационную работу, предупреждающую преступность
в районе, Павел Иванович получил Не одну благодар­
ность в приказе от областного прокурора. И вдруг этот
звонок...
— А кто говорит?—спросил Лузнин.
На другом конце провода молчали.
— Вы можете назвать убийцу?
— Убил тот, кто ненавидит церковь и господа бога...
Лузнин поморщился.
Пожалуйста, выражайтесь конкретней. Вы звони­
те в прокуратуру. Если хотите помочь, назовите — кто
убил Десяткова?
Ответа не было. Некоторое время Лузнин держал
трубку, выжидая, что последует дальше. Но телефон
молчал.
— Странно.
Павел Иванович взглянул на часы. Стрелка показы­
вала ровно семь. Лузнин оказался в прокуратуре случай­
но. Он только что возвратился из командировки, намере­
вался хоть немного днем отдохнуть. И вот — отдох­
нул...
Было ясно - надо немедленно начинать расследова­
4

ние, притом ему лично, потому что поручить деле неко>
му. в прокуратуре Лузнин остался один, если не считать
секретаря и уборщицы.
Убит священник! Убит человек, в глазах верующих
почти святой. И убит он теми, «кто ненавидит церковь и
господа бога». Звучит как-то подозрительно. Священни­
ка церковники могут объявить мучеником, чтобы при­
влечь на свою сторону сочувствующих из среды колеблю­
щихся.
Лузнин схватился за телефон и попросил старшего
лейтенанта милиции Соловейкина выехать на квартиру
Десяткова и быстро проверить, что там случилось.
Коротко рассказав о странном телефонном разговоре,
Павел Иванович добавил:
(
— Дело необычное, надо быть настороже.
— Врача нужно, Павел Иванович?
— Пока нет. Вдруг провокация?
Ровно через полчаса раздался телефонный звонок.
— Что так долго? — с 'заметным раздражением спро­
сил, Лузнин. — Что там? Говори скорее.
— Действительно, умер поп. Народу собралось уйма.
Судачат, шумят. Говорят, убили.
— Ты как, официально?
— Нет, зачем же! Просто удостоверился в смерти —
и к телефону.
— Хорошо, Виктор Яковлевич. Бери врача. Нужна
срочная экспертиза. Дело придется вести вдвоем.- Я от­
правлюсь в церковь, а ты — к Десятковым.
Он одернул пиджак, пригладил волосы и надел фу­
ражку. Надел-и задумался;
«Нет, не годится»,— и положил фуражку на стол.
В церкви он бывал еще. в детстве, с бабушкой, и да­
же представить не мог, каков сейчас «храм божий».
Чувствовал он себя весьма неловко. Визит к настоятелю
был ему неприятен.
Можно бы, конечно, вызвать священника в прокура­
туру официально, но этот вызов сорвал бы церковную
службу.
Представив себе нарекания и недовольство верую­
щих, Лузнин отказался от этого намерения.
Был и другой выход: отложить разговор на вторую
половину дня, когда священник свободен. Однако задер­
живать расследование было нельзя.
о

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ

Лузнин шагал по улице неторопливой походкой, ни<
чем внешне не выдавая своей обеспокоенности. Сказы­
вался профессиональный навык — следователем Павел'
Иванович работал десять лет. Предстоящий разговор со
священником очень волновал его. Ему еще ни разу не
приходилось сталкиваться с подобным делом. Церковни­
ки в его глазах принадлежали к какому-то иному миру,
миру, давно забытому. Во всяком случае таково было
ощущение. Человек, захвативший старое время, когда
священник в обществе был чем-то незыблемым, обяза­
тельным, может быть, и удивится подобным ощущениям,
но ведь Лузнин родился и вырос при Советской власти.
Ему от роду не было и сорока лет.
„..Служба еще не началась, когда Лузнин вошел ь
церковный двор, огороженный массивной чугунной огра­
дой на каменном фундаменте. Было такое чувство, что
он попал к рачительному хозяину. Сама церковь блиста­
ла новизною и свежестью красок. Двор был устлан би­
тым камнем, подметен—ни соринки, словно его вылизали.
Яркая зелень на фоне серовато-желтого камня еще боль-'
ше подчеркивала чистоту.
По слухам, распространившимся в городе, на ремонт
и отделку церкви епархия выделила несколько миллио­
нов рублей.
Церковь в сущности не отремонтировали, а почти
выстроили заново.
Это богатство поразило Лузнина. Откуда столько
средств? Одна ограда чего стоила!
Такая еще нужда в жилье, а тут миллионы уходят.
И на что!
Лузнин издали заметил настоятеля церкви Прохано­
ва. Он стоял в окружении старушек, одетых в черное. На­
стоятеля Лузнин видел второй раз и второй раз не мог
определить его возраста. Крепок был на вид священник
и силой, видимо, обладал недюжинной, судя по его ши­
роким плечам, чуть сутуловатой спине и могучей корот­
кой шее.
Проханов не стоял на месте. Задержавшись на мину­
ту около одной группы женщин, он переходил к другой,
ловко лавируя между ними. Походка у него была уверен­
ная, твердая и далеко не старческая. Священник облабог?
— Ты, Паша, брось меня агитировать. Я на всю
жизнь сагитированная. А бог наш на небе живет. Жил и
будет жить.
Павел Иванович мягко улыбнулся.
— На небе, говорите? А как же спутники? А как же
Гагарин и Титов? Они же враги бога. Не признают, от­
рицают, разоблачают церковников, доказывают, что нет
в небесах никакого бога.
— Ну... н-не знаю. Откуда мне знать? Я женщина
темная, грамоте не обученная. Мне с детских лет говори­
ли, что бог есть на небесах. Раз говорят, значит и в са­
мом деле есть.
— Говорят, говорят. А кто говорит? Вы вот сами ру­
гаете отца Василия, что нет у него ни чести, ни совести.
Как же вы можете ему верить?
— А на нем -свет клином не сошелся. Он?то плохой,
но есть и хорошие. Почему это я им не могу верить?
— Вот видите! Вы делите священников на хороших и
плохих. А ведь и хорошие, и плохие попы говорят одно и
то же: бог есть. Кому же верить? Ведь правда одна...
Павлина Афанасьевна растерялась.
Не знаю, Паша. Супостату нашему я ни в чем
не верю.
— Ав церковь все-таки ходите?
— Ну а как же!
— Это называется — заехать в тупик. Что делать?
И хорошему, и плохому попу надо жить, хлебом питать­
ся, семью кормить. Если он не будет говорить, что бог
есть, он же подохнет. Вы уж извините за резкое слово,
не могу я об этих людях спокойно говорить.
31

— Ладно уж, чего там извиняться. Я тебе верю. Только как же мне без бога-то? Всю жизнь верила. А сколько
я свечек поставила ему, сколько денег да всяких подар­
ков батюшкам передавала! Что же это выходит? Я дура?
Нет уж, Паша, ты мне голову не морочь. Не сбивай меня
с пути истинного.
— А где, где он, этот ваш истинный путь? Куда он
вас привел? Что полезного дала ваша вера лично вам?
Эта вера, если хотите, всю жизнь вас грабила. Ведь вы,
пожалуй, четверть заработка отдавали попу.
— Не попу, а богу.
■— Как это богу? Разве на ваши деньги не поп, а бог
водку пьет? Яйца, кур, мед не поп, а бог ест?
— Тьфу тебе, богохульнику! Разве можно такие сло­
ва говорить о всевышнем?
Павел Иванович развел руками.
— Вы же сами говорите, что не попу, а богу несете
приношения.
— Ах, не запутывай ты меня. Один у меня бог остал­
ся в жизни. Если и его отнимешь, с чем я буду? —
У Павлины Афанасьевны выкатились из глаз две круп­
ные слезы.
— Вам, выходит, не бог нужен, а утешение на старо­
сти лет. Сами вы себя обманываете. Сами ругаете попов, а
идете к ним. Но я верю, тетя Паша, верю: не может быть,
чтобы, увидев истинное лицо вашего батюшки, вы не раз­
глядели ложь, которой он вас учит. Истина все-таки одна,
и она восторжествует. Не может такого случиться, чтобы
правда гнила под лавкой, а ложь царствовала. Вы сами,
верующие, когда-нибудь разоблачите попов.
— Я его, гниду поганую, в сей момент могу донага
раздеть. Я всю его мерзкую жизнь знаю.
— Ну уж!
— А что ты думаешь? Или я напрасно в прокуратуре
работаю сорок лет?
— А как это вы можете знать всю его жизнь? Ему
уже под семьдесят, наверное, а вам и шестидесяти нет.
— Ну и что с того? Все равно знаю. Вот тут все пря­
тала. — Сухонькая рука ее легла на грудь. — Тетка Па­
ша никому в жизни не врала. Никому! Ни разу! Ни на
боже мой! Но уж если я замечу, что мне брешут в глаза,
я в жисть не прощу. Я по правде жила и по правде буду
жить.
32

Павел Иванович нахмурился. Потом встал.
— Тетя Паша. Вы уж меня извините. Сколько раз за
сегодняшний день мы начинаем этот разговор, а вы толь­
ко по губам мажете. «Я знаю», «Мне известно». У меня
складывается впечатление, что вас отец Василий чем-то
обидел, вот вы и говорите о нем плохо. А на самом-то де­
ле вам мало' что известно.
Павлина Афанасьевна, глубоко задетая, кажется,
не верила своим ушам. Лузнин почувствовал, что хватил
лишку, но было уже поздно.
— Вот ты как со мной. Тебе хвакты нужны, — рас­
сердилась Павлина Афанасьевна. — Ладно. Я тебе дам
эти хвакты. У меня их во сколько! — Она провела ма­
ленькой ладонью по подбородку.
— Не сердитесь на меня...
— Ты уж молчи. И сиди тут. Я тебе за руку приведу
один хвакт. Пусть он сам говорит, а я, старая, помолчу
да погляжу на тебя. Вот так вот.
Павлина Афанасьевна появилась через полчаса. И не
одна. Вслед за ней шла женщина лет тридцати восьми-со­
рока. Была ока среднего роста, небрежно одета во все
черное, и только голову опа повязала сереньким платком.
Лицо ее было округлое, с высоким, слегка выпуклым
лбом и красивым разлетом бровей. Вздернутый носик,
полные чувственные губы с грустно спущенными уголка­
ми и мягкий подбородок делали бы это лицо милым и
привлекательным, если бы не его болезненная бледность.
Уже давно потухли глаза и появились отечные мешки под
ними, а неприятная одутловатость щек грубо нарушала
созданную природой гармонию красоты.
Бросалось в глаза и другое. Хотя эта женщина и ка­
залась испуганной, чем-то травмированной, но на нее
нельзя было смотреть равнодушно. Она вызывала сочув­
ствие, необидную жалость к себе. Павел Иванович пой­
мал себя.на мысли, что ему хочется помочь ей, встрях­
нуть, ободрить.
— Вот тебе, Паша, первый хвакт. Любуйся на голу­
бушку! — Павлина Афанасьевна живо повернулась к
женщине. — Ты у меня всю правду, как есть, выложи.
Я те из беды вытянула, все сделала, так уж тут не финти.
Слышь, Марья?
— Слышу, тетя Паша,— шепотом ответила женщина,
даже не взглянув на Павлину Афанасьевну. Гостья
3

г «ПАГтпи

33

почему-то глаз не могла оторвать от лица Лузнина, она
испуганно таращила их, будто ожидала от него чего-то,
очень для себя страшного.
— Да вы садитесь, не знаю, как величать,— как мож­
но мягче сказал Павел Иванович, придвигая женщине
стул. — Садитесь, прошу вас.
— Марьюшкой ее зовут. Иль просто Марья. Чего вам
всякие отчества. Мы люди простые, и разговаривай с на­
ми попроще.
Павел Иванович улыбнулся.
—■ Ну, проще так проще. Разговор-то с чего начнем,
тетя Паша? — осведомился Лузнин.
— Говори ты, Марья. А я, коли понадобится, тоже
вставлю словечко.

Мария Ильинична Разуваева, так полностью имено­
вали эту женщину, рассказала удивительную историю.
Она-то и заставила Лузнина глубоко и всесторонне изу­
чить жизнь церкви и ее служителей. Правда, трудился не
один он: сроки следствия были довольно жесткими.
Постепенно в руках Лузнина сосредоточился обшир­
ный материал, который и взят за основу этого повество­
вания. Материал имеет многолетнюю историю. Но мы
начнем эту историю не от Адама, а изложим в той последовательности, в какой двигалось следствие.

ЧАСТЬ

ПЕРВАЯ

ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Глава первая

БОГ УМЕЕТ МСТИТЬ

Жизнь Марии Ильиничны
эжилась несчастливо. Когдау нее был любимый человек.
Они жили, не регистрируя брака, потому что первая же­
на ее суженого не хотела давать развода. Детей у Андрея
от первого брака не осталось, поэтому ничто его около
той женщины не удерживало. Но Андрей и Мария пожи­
ли вместе всего полгода. Началась война. Андрея при­
звали в армию. Он сразу же попал на фронт и погиб. Так
ей сообщили. Она не верила, но поверить пришлось.
Осталась Мария Ильинична одна. Был у нее в дерев­
не под Петровском небольшой домик, но его сожгли нем­
цы. Без нее сожгли, потому что она была в то время в
эвакуации. Когда кончилась война, Мария Ильинична в
деревню не поехала — никого у нее там не осталось.
Пришлось снимать углы в Петровске.
На небольшую зарплату жилось трудно, но одной всетаки прокормиться не так уж тяжело. И все было бы хо­
рошо, может, со временем и семья бы сложилась: за Ма­
рией Ильиничной ухаживал бравый парень, в прошлом
35

фронтовик — только она. вдруг заболела. Стали ей.сниться дурные и "страшные сны, она кричала, обливалась по­
том, просыпалась с бешено колотившимся сердцем, а по­
том ни с того ни с сего вдруг стала ударяться в слезы и
кричать до изнеможения. И что с ней случилось — она
попять не могла.
Пошла к врачу. Тот прописал ей лекарства и посове­
товал поскорее обзавестись семьей. Врач сказал, что нер­
вы у нее истрепались; все это от одиночества, от постоян­
ного угнетенного состояния, от тяжелых дум и неудовлет­
воренности в личной жизни.
«Обзаводись семьей...» Это ведь легко сказать. Сколь­
ко таких, как опа, одиночек осталось после войны!
Правда, встретился и ей хороший человек. Первое
время он будто бы и не прочь был жениться на ней. Но,
когда узнал о странной ее болезни, тут же отвернулся.
Известное дело: жена мужу нужна здоровая.
Как-то Авария Ильинична поделилась своей бедой с
одной из женщин на сушильном заводе, где тогда рабо­
тала. Та ей посоветовала пойти к священнику, отцу Ва­
силию: он будто бы как рукой снимал такие болезни.
Одного слова, оказывается, было достаточно, чтобы
всколыхнуть чувства, годами дремавшие где-то в самой
глубине ее души. Мать и отец Маши, и особенно бабуш­
ка, были людьми религиозными, но дочь ие приняла веру
отцов близко к сердцу. Она училась в те годы, когда осо­
бенно бурной была деятельность комитетов безбож­
ников.
Учась в школе, где процветал воинствующий атеизм,
нельзя было оставаться равнодушным к тому, что там
происходило. Но с другой стороны — семья. В церковь
Маша ходила изредка, по большим престольным празд­
никам.
Нельзя сказать, чтоб она тогда не верила в бога. И ве­
рила, и не верила. В детстве Маша бывала в церкви толь­
ко потому, что боялась строгой бабки, а когда церковь
закрыли — забыла о боге, как ни старалась внушить ей
страх перед гневом господа бога сердитая бабка. Старая
вскоре умерла, а вместе с нею кончилась и пора прину­
дительного обращения к богу.
И вот, когда началась война, когда Андрей ушел на
фронт, Мария Ильинична, кажется, потеряла рассудок.
Андрей может погибнуть. Ее Андрей! Любовь их была
36

выстрадана. Они сквозь муки прошли, прежде чем стали
близкими.
И тут-то Мария Ильинична вспомнила о боге. Она но­
чи напролет простаивала перед строгим, почти жестоким
ликом, умоляла возвратить ей Андрея. Она ожидала чу­
да, а бог молчал. И не только молчал, он отнял у нее
мужа. Так, во всяком случае, опа считала.
И она возненавидела бога. Выплакав все слезы, она
садилась на лавку, глядела на икону и с гневом бросала:
— Ты жестокий. Я тебя ненавижу! Плюю на тебя! —
Она вставала и действительно плевала в угол.
Жить ей тогда не хотелось. В ответ на страшный свой
вызов богу она ожидала столь же страшной мести. Но
месть не наступала, небо на нее не обрушивалось, громы
небесные на ее голову никто не ниспровергал. Она хохо­
тала, глядя на образа, и выкрикивала:
— Ну, что же ты? Карай! Я не боюсь тебя! Ты — жи­
вотное! Ты хуже тигра. Тигра хоть можно насытить
кровью, а ты льешь реки людской крови, а тебе все мало,
мало, мало! У-у, ненавижу тебя!
В те годы Мария Ильинична, хоть и проклинала бога,
ио верила, что он есть. Пр.осто он злобен, и душа у него
черная.
А потом пришла усталость. Руки ее опустились. Она
не знала, куда их приложить,, за. что взяться, чтобы за­
полнить в душе зияющую пустоту. Годы текли, а серое ее
существование не улучшалось и ничем не скрашивалось.
Она уже больше не пыталась воевать с богом. Мария
Ильинична просто о нем забыла, даже икону выбросила
вон, а вслед за ней и все книги священного писания, кото­
рые много раз читала и перечитывала.
И вот теперь, когда Мария Ильинична заболела, она
опять вспомнила о боге. Вспомнила и смертельно испу­
галась.
'«Вот когда он карает меня. Это месть, месть его».
Семнадцать лет прошло с той поры, когда Мария
Ильинична осмелилась бросить вызов богу. Что она ви­
дела за эти семнадцать лет? Ничего хорошего. Пустая
жизнь одинокого человека. А ведь она была молода, хо­
роша собой. При желании она бы сумела себе выбрать
человека по душе.
37

Чем, например, был плох Анатолий Стогов, старший
мастер на заводе? Он любил ее. Она не сопротивлялась,
когда он позвал ее. Но она всегда видела в нем Андрея и
часто ошибалась, называя Анатолия именем любимого
человека. Как он выходил из себя, ругался, сколько раз
бросал ее, но все же возвращался. А потом наступил
разрыв'
— Я не могу забыть Андрея, Анатолий, — сказала
она Стогову. — Ты хороший человек, я верю тебе, но не
могу ничего с собой поделать. Я до сих пор люблю его.
Не могу, Анатолий. Тебе нужна другая жена.
Ей тогда было двадцать шесть лет. Двадцать шесть!
И уже тогда она чувствовала себя старухой.
Что ж, счастья ей не видать никогда. Бог ее наказал,
но теперь он хочет пожалеть ее. Не может же быть, чтоб
он мучил и преследовал ее всю жизнь. Это уж слишком
жестоко.
Она пойдет к богу, она покорится, она сделает все,
что бы он не ниспослал ей.
В ближайшее воскресенье, прихватив с собой три де­
сятка яиц и сто рублей, Мария Ильинична отправилась в
церковь.
Тот день запомнился ей на всю жизнь. Май уже кон­
чался. Лето выдалось раннее, теплое. Очень парило.
Удрученное ее состояние рассеялось, когда она вышла на
улицу. Зарумянились щеки, заблестели глаза. Эту свою
особенность мгновенно реагировать на окружающую об­
становку она знала за собой с детства. Хотелось радости,
хотелось улыбаться. Славный день. Она совсем забыла о
своей болезни.
Но в церкви Мария Ильинична, смирив разгорячив­
шуюся кровь, усердно и горячо отбивала поклоны. Она
молила бога вернуть ей здоровье, единственное богатство,
которого ей хотелось.
Всю обедню она простояла на коленях. Когда в
церкви никого не осталось, Мария Ильинична подошла к
отцу Василию. В тот день он ей показался просто могу­
чим человеком. Ростом высок, в плечах широк, руки
сильные, крепкие. Но особенно поразили Марию Ильи­
ничну глаза священника. Они будто сковывали ее и под­
чиняли. И такая сила в них!..
Она приблизилась к нему сбоку и тихо сказала:
— Здравствуйте, батюшка.
38

Отец Василий живо обернулся и долгим, присталь­
ным взглядом оглядел ее.
— Здравствуй, здравствуй, дочь моя, — весело отве­
тил священник. — С чем пожаловала?
Мария Ильинична, краснея и запинаясь, рассказала
о своей беде, не забыла упомянуть и о своем разговоре с
врачом.
Священник ласково потрепал ее по плечу, а потом
поднял двумя пальцами ее подбородок.
— Э, да мы совсем красавицы...
Мария Ильинична вся затрепетала. Она никак не
ожидала, что отец Василий так просто и так ласково ста­
нет разговаривать с ней. Это было хорошим предзнаме­
нованием. Ей казалось — это бог смотрит ей в душу и
дарит ей ласку.
В порыве бурной благодарности Мария Ильинична
схватила его большую, тяжелую и очень белую ладонь,
пахнущую ладаном, и горячо поцеловала ее.
— Ну, ну, дочь моя. Успокойся, — мягко произнес ои
и, как отец в детстве, взмахом пальца снял со щеки сле­
зу.— Хорошо сделала, что пришла к богу. Чистое сердце,
обращенное к господу, всевышний наполняет радостью.
— Батюшка, что мне делать? — с жаром воскликнула
она. — Посоветуйте. Направьте... — Мария Ильинична
проглотила слезы. — Я так страдаю, так мучусь!
Отец Василий строго посмотрел на нее, взял за обе
руки и, не выпуская их из своих ладоней, властно сказал:
— Роптать в храме божьем — большой грех. Сми­
рись, дочь моя. — Тут он заметил узелок с яйцами. —
Что это у тебя в руках?
Мария Ильинична не сразу сообразила, о чем ее спра­
шивают. Впрочем, отец Василий ответа и не ждал. Лов­
ким, но в то же время мягким движением он не взял, а
выхватил у нее узелок.
— Тощий, дочь моя. У Христа помощи ищешь, а дар
твой ничтожен.
Мария Ильинична вспыхнула и, запинаясь, промол­
вила:
— Там есть... В узелке посмотрите.
Отец Василий поднял к глазам узелок и заглянул в
щелочку. Когда он вскинул на нее глаза, Мария Ильинич­
на увидела повеселевший взгляд, и оттого у самой на ду­
ше полегчало.
39

— Благодарствую, дочь моя. И помни: бога нельзя
забывать. — Он снова пристально взглянул на женщи­
ну. — А давно ли ты, дочь моя, исповедовалась?
Мария Ильинична хотела сказать, что ни разу, этого
не делала, но язык у нее не повернулся признаться в этом.
Почему-то было стыдно, й она промолчала.. А когда под­
няла глаза — встретилась со странно светившимся
взглядом священника. Потом отец Василий придал им
ласковое выражение и подошел к ней вплотную. Он по­
гладил ее по плечам своей большой, мягкой и горячей
ладонью — она это чувствовала сквозь тонкое платье —
и сказал:
— Пойдем, дочь моя, в сторонку. Все мне и рас­
скажешь.

Они зашли за какую-то перегородку. Мария Ильинич­
на почувствовала запах чеснока и ладана. У нее чуть за­
кружилась голова и стало отчего-то страшно.
Батюшка погладил- ее по голове.
— Успокойся, дочь моя. Пусть тебе будет хорошо, а
на душе светло, ка^к'в это божье майское утро. С этой ми­
нуты, дочь моя, начинается твое исцеление. Иди сюда,
поближе к евангелию. Вот так. — Батюшка накрыл ее
голову чем-то черным и строго сказал: — Рассказывай!
— Что? — дрогнувшим голосом спросила Мария
Ильинична.
— Все рассказывай. Кайся в грехах своих. В эту ми­
нуту ты говоришь с богом, с господом богом нашим.
— Не знаю... Я не знаю, о чем, — лепетала она.
— Господь поможет тебе моими руками. Только слу­
шайся, не гневи бога, и я изгоню беса из твоего грешного
тела. Чем грешна, дочь моя? Ругала ли кого?
— Нет, батюшка.
— Обидела кого?
— Не знаю. Квартирную хозяйку, если...
— Ты бесприютна, живешь одна?
— Одна, батюшка. И давно уже.
— Почему так? Бог тебя наградил приятной внеш­
ностью, добрым сердцем. Отчего же ты, дочь моя, оттал-’
киваешь от себя людей с добрыми намерениями?
— Я люблю, и люблю только одного хорошего чело­
века на земле.
40

И опять руки отца Василия дрогнули. Он даже,
как показалось Марии Ильиничне, слегка отшатнулся
от нее.
— Ты любишь чужого мужа, дочь моя? — грозно во­
просил отец Василий. — Кайся, кайся, дочь моя.
— Да нет же, нет, батюшка. Какого там чужого. Анд­
рей мой погиб на фронте. Не могу забыть его. Кто бы ни
был рядом, а я все думаю — Андрей. Пусто у меня на
сердце, батюшка.
—■ Бог простит прегрешения. Бог всемилостив. Часто
грешишь и с кем грешишь, дочь моя?
— Как это? — не поняла Мария Ильинична.
—• Ты же не замужем. С кем живешь?
Мария Ильинична вспыхнула, потупилась.
— Были у меня... Только уходят, когда узнают, что
больна.
— Прелюбодействовала с ними?
— Что?
— Какая ты непонятливая. Спала с теми мужчина­
ми? — спросил он снова.
Мария Ильийична вздрогнула. Все в ней запротесто­
вало. Почему, он спрашивает о таких вещах?
— Ты смущена, дитя мое. Ты ропщешь. Ты забыла,
что находишься в обители господа, в святая святых ее.
Говори, говори, не смущайся, ничего в том плохого нет.
— Спала, батюшка.
— Много раз?
— Не знаю... Я не знаю, батюшка.
Бог простит, дочь моя. Ну, ну, спокойней. Сколько
тебе лет?
— Тридцать восемь скоро исполнится.
— И как же ты живешь?
— Работаю.
— В бога-то не веришь?
— Верю, батюшка.
— Истину говоришь?
— Да, батюшка.
—■ В чем еще грешна?
— Ни в чем не грешна.. Живу я смирно, одиноко.
— Сколько зарабатываешь, дочь моя?
— Когда как. Бывает, четыреста, бывает, и пятьсот.
— Мало, мало. Не хватает тебе. А не ропщешь на
жизнь?
41

— Ну что вы, батюшка! Как можно? Одна я, много
ли мне надо...
— Ладно, дочь моя. Я помогу тебе. И болезнь твою
излечим. Только требую строгого послушания. Слышишь
меня, раба божья?.. Тебя как нарекли?
— Марией, батюшка.
— Ты меня поняла, раба божья Марья?
— Поняла.
— Обещаешь быть послушной?
— Обещаю, батюшка. Все сделаю. Все, что захоти­
те, — горячо заговорила Мария Ильинична. — Только
вызвольте из беды. Век буду благодарить...
— Хорошо, хорошо Марьюшка. — Отец Василий
снял с ее головы епитрахиль, но руку с плеча не убрал.
Рука у него сильная, тяжелая, крепкая. — Священные
книги читать надо. Ты грамотная?
— Десять классов кончила. Потом немного в учи­
тельском институте занималась.
Священник о чем-то думал некоторое время, и вдруг
лицо его посветлело.
— Хорошо, дочь моя. Я приближу тебя, если про­
явишь усердие.
— Все сделаю, батюшка.
—г Хорошо, хорошо, Марьюшка, — мягким движени­
ем руки остановил ее отец Василий. — Я верю. Только...
Приходилось ли тебе, Марьюшка, читать священное пи­
сание?
— Да, батюшка, читала, когда бабушка жива была.
Потом читала, когда Андрей на фронт ушел. Много чита­
ла. Дни и ночи. И по многу раз перечитывала.
Отец Василий весь как-то возликовал.
— А ты не забыла язык священного писания?
— Нет, нет, батюшка! Старославянский я хорошо
знала. А если и забыла что — вспомню.
Священник облегченно вздохнул, глубоко, всей
грудью, как будто огромная тяжесть свалилась с его
плеч.
— Ах, как ты порадовала меня, Марьюшка!
Отец Василий мягким движением привлек ее к себе и
поцеловал в голову. Но губ не отнял. Мария Ильинична
замерла, почувствовав, как тяжелее, властные ладони
сжали ее плечи. Но отец Василий отстранился, широким
взмахом правой руки осенил ее крестом и тихо сказал:
42

— Бог простит.
Что простит ей бог, Мария Ильинична так и не поня­
ла. Но услышав, как батюшка снова вздохнул, она упала
на колени, схватила руку отца Василия и с жаром, со
слезами на глазах стала целовать ее. Священник не от­
нимал руки. Он только сжал обе ее горячие ладони и тихо
гладил другой рукой ее голову.
— Встань, дочь моя. И — с богом. Придешь ко мне
сегодня же. После полудня. Я тут неподалеку живу. Дам
тебе библию, вразумлю, что делать. А теперь иди, и пусть
в сердце твоем будет благодать. Иди, иди, дочь моя...
На том исповедь окончилась.
Глава вторая

«ХОЧЕШЬ БЫТЬ С НАМИ?»

Мария Ильинична с трудом вышла из церкви и пошла
к воротам, спотыкаясь о камни, которыми был выстлан
церковный двор. Но в ворота Мария Ильинична долго
не могла попасть. В голове у нее мутилось, перед глаза­
ми прыгало, как бывало всегда перед припадком. И она
боялась, что он случится тут же, в церковном дворе.
Как Мария Ильинична дошла домой, она плохо пом­
нит. Но зато в ее память врезался чей-то^насмешливый
мужской голос:
— Ну времена пошли. Смотри, смотри, как нализа­
лась. Ай да баба!
Мария Ильинична машинально обернулась, чтобы по­
смотреть на пьяную женщину, но никого не заметила.
И вдруг поняла: это о ней говорят. Мария Ильинична
споткнулась и едва не упала.
Ее стало тошнить. Она вошла в какие-то ворота и, за­
метив чугунную тумбу-кран, с жадностью напилась, а по->
том, смочив платок водою, долго растирала себе виски,
шею, лицо.
Стало легче. Она почувствовала, что уже в состоянии
добраться до дому.
К счастью, хозяйки квартиры дома не оказалось.
Сбросив с себя кофточку и туфли, Мария Ильинична
свалилась на постель. Долго лежала с открытыми гла­
зами.
«Неужто бог простил?» Но уже одно то, что припадка
43

не случилось, хотя она была близка к нему, казалось ей
хорошим предзнаменованием.
Уснула Мария Ильинична не скоро и спала мало, но
встала отдохнувшей, бодрой.
Через полчаса она уже подходила к дому священника.
Этот дом поражал размерами: не меньше, пожалуй,
пятидесяти метров в длину. Дом казался новым. Его
не так давно перебрали заново — кругляки даже потем­
неть не успели.
Мария Ильинична нерешительно стала подниматься
по ступенькам резного крыльца. Над его отделкой тру­
дился, видно, опытный мастер. Замысловатый узор был
вырезан и на деревянной опоре крыши.
Тот же.мастер на совесть поработал и над наличника-ми. Восемь окон украшал тонкий рисунок в старинном
стиле: петухи, цветы, деревья и Конек-Горбунок...
Дом был высок, покрыт свежими цинковыми листами;
цинковые желоба для стока дождевой воды спускались
почти к самой земле. Достаточно одного взгляда на дом,
чтобы понять: живет здесь человек не рядовой и уж, во
всяком случае, не с тощим карманом.
Она вспомнила свою покосившуюся набок халупу в
деревне, на которую вдруг разъярились фашисты и спа­
лили, а затем небольшой, с низкими потолками домик
своей хозяйки, и у нее отчего-то засосало под ложечкой.
Зависть? Удивление? Кто его знает... Она только поду­
мала:
.«Вот как они живут, попы-батюшки!» — и сделала
первый шаг по крыльцу, но едва не поскользнулась. Пол
был устлан линолеумом; его так старательно начистили,
что он блестел, как лакированный.
Когда она приводила одежду в порядок, дверь вдруг
открылась. На пороге стоял отец Василий в каком-то
странном одеянии.
Мария Ильинична много раз видела портреты Льва
Толстого в длинной рубашке из грубого холста; он был
опоясан ниже талии тонким витым шнурком с бахромой
и обут в грубые сапоги. Примерно такая же одежда была
и на священнике: толстовка из тонкой белой шерсти, чер­
ные шерстяные брюки навыпуск старательно отутюжены,
туфли из хорошей мягкой кожи.
— Добро пожаловать, дочь моя, — вполголоса и както по-домашнему сказал Проханов. Он пропустил ее впе^
44

ред и закрыл дверь. — Проходи, проходи, Марьюшка, и
будь гостьей. Бобылем живу, не обессудь, но гостей
не обижаем.
Мария Ильинична смутилась и не нашлась что отве­
тить. Она переступила порог комнаты и оказалась в про­
сторной и уютной прихожей. На полу был разостлан
ковер, он занимал почти всю комнату. В левом углу ви­
сели большие иконы, а перед ними мерцала лампада.
Слева от двери — вешалка, направо — дверь на кухню.
Дверь была и прямо перед ней.
— Дай, Марьюшка, шляпку. Вот здесь ее повешу, —
Сказал отец Василий все тем же ласковым домашним
голосом, сов&ем не похожим на тот, что она слышала в
церкви. — Я сейчас, Марьюшка. Ты устраивайся.
Он удалился в другую комнату, видимо, давая ей воз­
можность прийти в себя, и освоиться с обстановкой.
Мария Ильинична облегченно вздохнула и с благо­
дарностью подумала: «Какой он, однако...» — по не мог­
ла подобрать подходящего определения. Она улыбнулась
и, поискав глазами зеркало, стала не торопясь приводить
себя в порядок.
Когда послышались шаги священника, Мария Ильи­
нична торопливо отошла от зеркала.
— Пойдем, Марьюшка.
Вторую, более просторную комнату с двумя окнами
на улицу и со столькими же во двор они прошли не оста­
навливаясь. Мария Ильинична рассмотрела на окнах
светлые дорогие шторы, спускавшиеся почти до пола,
увидела картины на стенах, широкую ковровую дорожку.
А в третьей, угловой комнате с наглухо закрытыми
ставнями ярко ...горел свет. Мария Ильинична даже за­
жмурилась от неожиданности, а когда открыла глаза,
увидела очень дорогую люстру, на которой светилось
множество матовых лампочек. Комната оказалась богато
обставленной. Два дивана, несколько кресел, большой
овальный стол, почему-то закрытый газетами, вокруг не­
го несколько массивных стульев с мягкими бархатными
сиденьями. Справа под стеной вытянулся большой шкаф
с посудой, сверкавшей и переливавшейся всеми цветами
радуги. В. левом углу стоял роскошный приемник. И в
довершение всего — рояль.
В комнате Мария Ильинична насчитала шесть окон:
три на улицу и три' во двор. Справа виднелась еще одна
45

дверь, но она была закрыта и привалена большим, тяже­
лым рулоном ковра.
— Вот это и есть моя хижина, — не без внутреннего
довольства произнес Проханов. — Нравится?
Мария Ильинична улыбнулась.
— Очень.
Мягкий тон священника действовал на нее умиротво­
ряюще.
Но когда он пригласил ее сесть, она притулилась на
краешке стула и сидела в напряженной позе.
Хозяин взглянул на нее и тоже улыбнулся.
—■ Не надо, Марьюшка, стесняться. Я простой чело­
век, и пришла ты не в церковь, а в дом. Чувствуй себя
как дома — мы же русские люди, — ласково сказал он,
снимая газеты со стола.
Мария Ильинична сидела потупившись, боясь взгля­
нуть на стол.
— Ну вот, гостьюшка, прошу. Угостимся чем бог
послал.
А бог, кажется, жаловал этот дом. Широкий стол, по­
крытый белой скатертью, ломился от блюд. Масло, крас­
ная и черная икра, колбаса и дорогая рыба разных сор­
тов, толстое розоватое сало, целая курица, аппетитно под­
румяненная, маринованные грибы, свежие огурчики,
помидоры, зеленый лук, моченые яблоки... Посредине
возвышался графин с водкой, настоенной лимонными
корками, и бутылка красного вина.
Проханов окинул взглядом дело рук своих и. аппетит­
но поцокал языком. Глаза его замерцали, весь он как-то
преобразился и стал походить на хищную взъерошенную
птицу.
Мария Ильинична во все глаза смотрела на него и не
могла понять: куда девался домашний, добродушный вид
отца Василия?
В свою очередь и Проханов заметил растерянность
гостьи; он незаметно отодвинул от себя тонкий стакан, в
который намеревался налить водку, и придвинул рюм­
ки — гостье и себе. Себе он налил из графина, Марии
Ильиничне, не спрашивая, — вина.
— Восславим, дочь моя, христово воскресение и вы­
пьем за твое драгоценное здоровье.
Пил он маленькими глотками. А Мария Ильинична,
едва пригубив, поставила рюмку обратно.
46

— Э-э, мет, матушка моя. В христово воскресение, да
еще за твое здоровье. Грех на душу не бери.
Мария Ильинична напряженно улыбнулась и попыта­
лась пошутить:
— А если пить грех и вы его не отпустите?
Проханов, однако, не принял шутки. Он сказал наста­
вительно:
— Коль батюшка поднимает рюмку — бог его бла­
гословляет. Пей, Марьюшка!
И гостья выпила.
Закусывали молча, лишь изредка перебрасываясь
незначительными фразами. У Марии Ильиничны кусок за­
стревал в горле. Она никак не могла подавить в себе вол­
нение; чтобы успокоиться, выпила еще три полных рюмки
вина, но хмеля так и не почувствовала.

Потом Проханов усадил ее в кресло, и началась бесе­
да. Началось именно то, чего с таким напряжением она
ожидала. Мария Ильинична понимала, что она не просто
гостья: слишком невелика персона, чтобы ее запросто
пригласили в этот дом.
— Я, Марьюшка, позвал тебя для дела, угодного богу.
Я отношусь к тебе с полным доверием и уповаю, что ты
оправдаешь мои надежды.
— Я все сделаю, если это в моих силах! — восклик­
нула Мария Ильинична.
— Конечно, в силах. Но прежде чем изложить тебе
дело, во имя которого мы с тобой встретились сейчас, я
должен спросить тебя, дочь моя: готова ли ты верой
и правдой служить православной церкви ?
— Служить? —• удивленно переспросила Мария Иль­
инична. — А что я должна делать? Как и чем я должна
служить?
— Не спеши, Марьюшка, всему свое время. Я жду от­
вета. Это весьма важно, потому я и вынужден брать с
тебя слово.
— Я все готова сделать, батюшка. Все, что в моих
силах.
— Перекрестись, дочь моя. И поклянись собственным
здоровьем.
Мария Ильинична выполнила это требование. Проха­
нов удовлетворенно кивнул головой.
47

— Видишь ли, Марьюшка, я, может, и не имею права
говорить с тобой, не посвященной в таинства церкви, но
мне кажется, само провидение послало тебя в наш при­
ход. Ты можешь оказать православной церкви неоцени­
мую услугу. — Он помедлил некоторое время и спро­
сил:—.Ты читала библию, дочь моя. Всю ли ты прочла ее?
— Ой, нет! — испуганно прошептала Мария Ильи­
нична. — Новый завет весь читала, и не один раз, а в
Ветхом... Очень там много... Всего-то и не было у ба­
бушки.
— Хорошо, хорошо, дочь моя. Я тебе верю.
Он пристально посмотрел на нее, словно не решаясь
сказать что-то.
— Я хочу сказать, что тебе, дитя мое, может быть,
придется покинуть работу. Церковь и приход наш полно­
стью возьмут на себя всю заботу о тебе... Мы накормим,
напоим, оденем, а если заслужишь—и угол свой будешь
иметь.
Мария Ильинична едва сдержала крик — так были
неожиданны для нее эти слова. Покинуть работу! А что
ее удерживает? У нее руки отсохли от лопаты. Разнорабо­
чая! Что опа, собственно, теряет? Сколько раз ей предла­
гали поехать па курсы, получить какую-нибудь опреде­
ленную специальность, по она или отказывалась, или же
ее после двух-трех месяцев учебы «отсеивали» за неуспе­
ваемость. Ии к чему у нее не лежала душа, поэтому и
не-'хотела учиться.
Конечно, она согласна.
— А что мне делать, батюшка?
•— Тут кое-что понять нужно. Условия жизни церкви
сейчас совсем не те, что были в старину. Приходится при­
спосабливаться, крутиться, находить всякие предлоги,
чтобы своего добиваться. Всякие болтуны треплют имя
богово, поносят его, кощунствуют. Но мы тоже не лыком
шиты.
Вера христова, религия,— с воодушевлением продол­
жал Проханов, видя, как сияют глаза молодой собеседни­
цы, — сдерживает человека, укрепляет нравственность,
смиряет порывы. Ты, наверное, слышала об атомах и
всяких водородных бомбах. Вот тебе пример, куда может
привести наука, если опа не сдерживается религией.
Будь в силе христово слово — никогда бы церковь не до­
пустила развития физики; химии, биологии и прочих бо48

гопротивных наук. Тебе, может быть, не очень все это
понятно, но ты не печалься, я тебе потом, постепенно рас­
толкую. Я вижу, ты понятливая и слова мои доходят до
твоей души, чему я, дочь моя, несказанно рад.
Мария Ильинична зарделась от похвалы, хотя она не
очень-то понимала, о чем говорит батюшка и, главное,
чего он хочет.
— Так вот, слово богово должно доходить до сердца
простого человека. А твоя, Марьюшка, задача будет в
том заключаться, чтобы ты еще раз прочла все книги Но­
вого завета и хотя бы Бытие из Ветхого и стала бы помо­
гать мне в распространении мудрости христовой среди
паствы, в народе и где придется. У тебя светлая головка,
ты молодая, привлекательная, к тебе должны тянуться,
прислушиваться. Надо звать к себе народ, а не дожидать­
ся, пока он придет к нам. Если мы это сделаем, милость
патриаршая вознесет нас так высоко, что наши усилия
сторицей окупятся. Ты понимаешь, Марьюшка, о чем я
толкую?
— Не-ет... — честно призналась она. — Какая ми­
лость, от кого?
— Конечно, тебе сразу трудно' понять. Словом, из
простого настоятеля я могу стать в самое ближайшее
время при епископе, при архиерее. А уж коль это слу­
чится, — я осыплю тебя своею милостью. Пусть тебе по­
рукой будет святой крест.— Проханов повернулся к ико­
ностасу и осенил себя широким крестом.
— Ой, да что вы, батюшка! И ничего мне не нужно,
кроме здоровья. Я так настрадалась...
— Ох, глупышка ты. Здоровье твое мы с божьей по­
мощью в один год подправим, о том, голуба моя, не пе­
чалься. Только иди за мной, слушайся меня, выполняй по
совести все, о чем я тебя буду просить, — и ты сама уви­
дишь, какая благодать снизойдет на тебя. Ты теперь по­
нимаешь, Марьюшка, что я хочу и о чем прошу?
— Понимаю.
— Уйдешь ли ты с работы?
— Хоть завтра же.
— Завтра не следует. Надо все по-умному сделать.
Два-три дня поработай, приболей маленько...
— Какприболеть? Я и так мучусь.
— Ну, ну, не волнуйся. Я растолкую, пошлю тебя к
верным людям. Они тебе дадут освобождение, бюллетень,
4

Чстпвек с коестом

49

Другими словами, а потом ты подашь заявление: в связи
с тем-то И'с тем-то прошу меня уволить.
— Хорошо, батюшка. Я так и сделаю.
— Вот и славно. А чтобы никакого у тебя не было
страху, прими эту нашу христианскую помощь.
Священник поднял скатерть и достал из-под нее
несколько сотенных бумажек.
Мария Ильинична в испуге замахала руками, когда
он протянул ей деньги.
— Что вы, что вы, батюшка! Разве могу я...
— Можешь, можешь, дочь моя. Бери. Это святые
деньги. — Проханов три раза окрестил их. — Они на
пользу святой церкви пойдут. Господу богу служить бу­
дут, потому и святые. Бери и впредь не заставляй себя
уговаривать. Есть-пить надо, стало быть, о чем разго­
вор. — И он властным жестом вложил ей в руки деньги.
— Но, батюшка... Как же я... как мне быть? С чего
я начну? —■ Мария Ильинична говорила и с растерянным
видом озиралась.
Отец Василий добродушно рассмеялся. Он встал, при­
влек ее к себе и снова, как в церкви, поцеловал в голову.
— Прежде спрячь деньги. Вот так. А теперь иди за
мной. Бери ковер за тот конец, отодвигай в сторону. Хо­
рошо. Я тебе буду давать книги, ты их прочтешь и мне
потом расскажешь. У тебя как с памятью?
— Не жаловалась, батюшка. Только вот когда приба­
ливать стала, ослабела память немного.
— Ничего, Марьюшка. Это все поправимо.
Отец Василий обнял ее за плечи, и они вошли в сле­
дующую комнату, которую освещало лишь одно окно,
выходившее во двор. Но в комнате было достаточно све­
та для того, чтобы рассмотреть полки с книгами. Их бы­
ло очень много. Стеллажи от пола до потолка были заби­
ты книгами.
— Это все надо прочесть? — ужаснулась она.
Отец Василий весело рассмеялся.
— Что ты, что ты, Марьюшка! Тут почти все о свет­
ских делах написанные. Все это беллетристика.
-— Романы?
— Романы. И кое-какие другие сочинения.
— И вы их все прочли?
— А как же. Надо же знать, что на свете делается.
Если не будешь знать — как богу служить? А священные
50

Кнйгй у Мейй стоят в особом месте. Вот здесь, — батюш­
ка откинул в сторону занавеску и указал глазами на
стеллажи, уставленные книгами в черных и коричневых
переплетах. — Вот эти н будем читать.
Глава третья

ложь или козни ДЬЯВОЛА?

После того памятного воскресенья жизнь Марии Иль­
иничны круто изменилась. Через две недели, как и пред­
писывал Проханов, она, не закрывая бюллетеня, подала
заявление об уходе. Впрочем, никто и не думал чинить
ей препятствия. Никто даже не поинтересовался, почему
она уходит, куда, что будет делать дальше. На ее заявле­
нии молча была поставлена резолюция «Не возражаю»,
молча подписан приказ, молча расписывались в «бегунке»
и так же молча возвратили трудовую книжку.
Все! Была рабочей, стала вольной птицей. Лети на
все четыре стороны. Мария Ильинична прошла проход­
ную, сделала несколько шагов от ворот и вдруг разрыда­
лась. Хоть бы одно слово кто сказал. Она еще колебалась,
раздумывала. Поговори с ней начальник цеха, расспроси
он ее о жизни, узнай причину ухода, посочувствуй ей —
и она бы могла остаться. К тому же завод строил боль­
шой многоквартирный дом, где /Чарии Ильиничне была
обещана комната.
Обидно. Было очень обидно. За семнадцать лет труда
на заводе теплого слова не заслужила. Что же она, мош­
ка незримая?
Мария Ильинична шла по улице, закрыв лицо рука­
ми, спотыкалась и плакала. Потом где-то сидела и тоже
плакала. С заводом все было покончено.
Мария Ильинична взялась за церковные книги. Она с
жадностью прочла первое из. евангелий Нового завета от
Матфея. Нового для себя оца в сущности ничего не по­
черпнула, все это было и раньше ей знакомо, но сейчас,
как это ни странно, она получала удовольствие от чтения.
Пришлось много раз обращаться за помощью к свя­
щеннику.
Он, кажется, души в ней не чаял. На квартиру к ней
зачастили незнакомые старушки с полными корзинами
«земных плодов, даруемых всевышним». Старушки были
4*

51

словоохотливы, ласковы, любопытны, но узнать им ниче­
го не удавалось — Проханов самым строжайшим обра­
зом запретил ей делиться об их уговоре с кем бы то ни
было. Старушки уходили не солоно хлебавши, что не ме-<
шало им приходить снова и снова начинать расспросы.
Священник довольно часто беседовал с ней о прочи­
танном. Мария Ильинична сначала смущалась и теря­
лась во время этих импровизированных экзаменов, но
под воздействием ласковых взглядов, одобряющих улы­
бок, нежных отеческих увещаний и наставлений довольно
быстро усвоила прочитанное.
Она еще в школе отличалась хорошей памятью. Сти­
хи заучивала без всякого труда. Прочтет три раза стихо­
творение — и без единой ошибки повторит его наизусть.
«Феноменально!» — восклицал преподаватель литерату­
ры, седенький старичок с трудным и скешным именем
Авраам Дормидонтович.
Но Маша обладала неровным, порывистым характе­
ром. Впечатлительная, нервозная, она жила настроением,
поэтому неровными были у нее и оценки. Она получала
или пятерки, или двойки.
Все это и наложило отпечаток на знания и воспитание
Марии. Обладая отличными способностями, она получи­
ла далеко не блестящее свидетельство об окончании
средней школы.
Попади Маша к талантливым и внимательным педа­
гогам, из нее в конечном счете мог бы получиться специа­
лист какой-либо отрасли хозяйства, науки или культуры.
Все могло быть. Но, к сожалению, Маше не встретился
такой педагог.
А тут еще слишком рано пришла любовь. Любовь му­
чительная, сжигающая. Эта любовь подчинила себе всю
ее последующую жизнь. Маша пыталась поступить на
работу в ту же школу, которую только что окончила, что­
бы быть вместе с Андреем Николаевичем, в которого она
влюбилась еще в девятом классе. Маша просила любую
работу, но ей отказали. Тогда-то она и бросилась в учи­
тельский институт.
И вдруг случилось непредвиденное. Андрей Никола­
евич ушел из ее родной школы. Маша была в курсе всей
его жизни, потому что зорко следила за ним. Андрей Ни­
колаевич не ладил с женой, о чем знали и ученики и учи­
теля. Последняя их ссора заставила Андрея Николае52

вича добиться перевода в другое село, где к тому же ока­
залось вакантное место учителя первого класса.
Маша тотчас же перешла на заочное отделение и
добилась назначения в ту же школу.
Потом они уже вместе переехали в город Петровск,
куда раньше уезжали для тайных встреч, чтобы не прив­
лекать к себе взоры любопытных.
Так сложилась жизнь Марии Ильиничны. Неровное
воспитание в школе и дома, ранняя любовь, война, ги­
бель любимого человека, шараханье в библейскую пре­
мудрость, вызов богу, жизнь с опустошенной душой и,
наконец, болезнь — все это в конце концов и создало из
Марии Ильиничны то, что она собой представляла сейчас.

Удивительными были ощущения Марии Ильиничны.
Будто все тридцать восемь прожитых ею лет она копила
энергию, чтобы истратить ее именно сейчас. Теперь она
не просто читала, но, по совету священника, кое-что вы­
писывала в толстую тетрадь. Мария Ильинична читала с
жадностью, самозабвенно отдаваясь новому для нее де­
лу. Она даже поздоровела после того, как пошла по пути,
указанному ей Прохановым. Мария Ильинична спала
как убитая, без сновидений, без внезапных пробуждений,
без кошмаров, доводивших раньше ее до исступления.
У нее появился аппетит, которого она, пожалуй, не знала
даже в голодные военные годы. Корзины с провизией, по­
сылаемые священником, опустошались молниеносно. За­
метив, как посвежела и округлилась его подопечная, он
добродушно посмеивался:
— А я-то, старый пень, начал подумывать: не зане­
вестилась ли Марьюшка, не завела ли она сердцееда?
Мария Ильинична в ответ только рассмеялась: на­
столько потешными показались ей эти слова.
Она была счастлива оттого, что болезнь ее стала ис­
чезать. Мария Ильинична теперь меньше сталкивалась с
людьми, меньше раздражалась, много читала в тихой
комнате или в крошечном садике хозяйки. А когда надо­
едало находиться дома, брала с собою фолиант в дорогом
кожаном переплете, тетрадь, карандаш и уходила
в лес.
Быть в лесу в летний жаркий день — удивительное
удовольствие. Такого наслаждения она давно не знала.
53

Она избегала проезжих дорог, любила ходить полем или
по небольшой полоске залежей, неудобной для пахоты
или оставленной для пастбища. Шла она обычно медлен­
но, дышала'всей грудью, смотрела по сторонам и насмот­
реться не могла. Неужто всего этого-раньше не было?
Мария Ильинична будто заново открывала мир.
Вот стоит одинокое дерево с обвислыми от жары
листьями; они были грустные, вялые и почему-то походи­
ли на уши дворняжки. Мария Ильинична проходила стодвести. метров, оглядывалась, и вдруг дерево прыгало в
небо и висело в воздухе, испуганно вздрагивая вместе с
полоской земли, как будто боялось упасть в синюю
пропасть.
И как-то не сразу приходило в голову: да это же ма­
рево! А воздух между тем дрожал, нежная зыбь крошеч­
ных волн бежала и бежала куда-то в небо й незаметно
таяла на недосягаемой глазу высоте.
А то вдруг полыхнет слева золотая полоса, и такая
яркая, жгучая, что в первую секунду Мария Ильинична
зажмуривала глаза, с недоумением спрашивала себя:
«Что это?» — и всматривалась в искрящуюся солнечными
брызгами полоску, волновалась, не понимая, откуда взя­
лась эта дрожащая в земном курении позолота. А потом
сама же смеялась над собой: «Подсолнечник!.. Надо же
богу подарить земле такое чудное украшение!»
Мария Ильинична глаз не могла, оторвать от сверкаю­
щей игры красок. Мысли становились ленивыми, на солн­
це ее размаривало, но не настолько, чтобы подавить в
ней чувство удивления окружающим миром.
И сама не замечала, как начинала улыбаться, осо­
бенно когда легкий ветерок обвевал ее разгоряченное
тело. Хорошо! Мария Ильинична.мурлыкала себе под нос
песенку без слов, потому что все песни она давным-давно
перезабыла. Довольно часто случалось, что она вдруг
припускалась бегом в лес. В чащу не углублялась, устра­
ивалась где-нибудь на опушке и, с немалым трудом отор­
вав себя от сказки, которую рисовал ей лес, погружалась
в другую.
А другая сказка обостряла все ее чувства, заставляла
забыть об окружающем ее чудесном мире, собирала в
единый комок и волю, и страсть, и особенно внимание.
С первыми абзацами Мария Ильинична, кажется, слива­
лась с пожелтевшей древней книгой, из памяти ее немед54

ленно улетучивалось все, чем она только что жила, перед
чем восхищенно замирала.
Мария Ильинична стала больше задумываться над
прочитанным, пыталась представить все это в картинах,
причем в картинах реальных, привычных ее воображе­
нию, ее жизни. И стоило вот так подойти к содержанию
этих роскошных фолиантов, как она чувствовала: что-то
было не так, что-то не укладывалось в ее сознании.
Это неясное «что-то» рождало сомнение, заставляло
проверять прочитанное, сопоставлять с тем, что говори­
лось раньше, раздумывать,'искать, по многу.раз спраши­
вать и переспрашивать своего наставника. А тот отвечал
сначала ё улыбкой на устах, потом серьезно и, наконец,
уже. с тревогой.
А когда она уже усвоила не только евангелие Нового
завета, но и многое из Ветхого завета, Мария Ильинична
пришла к такому выводу, который привел ее в трепет и
вызвал ужас.
Она читала евангелие от Луки о детстве Иисуса Хри­
ста. По этой книге, первые дни своей жизни Иисус провел
в Вифлееме.
Мария Ильинична прочла и пожала плечами. Пдмять
у нее что ли сдает? В евангелии от Матфея говорится
совсем другое: он провел свое детство в Египте.
«Как же так? — дйвилась Мария Ильинична.— У Лу­
ки нет даже упоминания о Египте... Вот же..; — она
сравнила текст от Луки и решила наконец: — Наверно,
неправильно записала».
Так как евангелие от Матфея она уже возвратила
священнику, Мария Ильинична поспешила к нему на
дом и, не скрывая волнения, попросила снова дать
ей книгу.
— Зачем тебе, Марьюшка? — поинтересовался он.
Она смутилась, но решила пока не говорить о своих,
сомнениях.
— Если можно, батюшка... Я проверю. Подзабыла
несколько мест...
— Бери, бери, голуба моя. На второй полке снизу.
Мария Ильинична схватила книгу и стала торопливо
разыскивать нужное место. Наконец нашла, впилась
глазами.
Нет, она не ошиблась. Действительно, по Матфею
свое детство Иисус провел в Египте.
55

— Чепуха какая-то! — вслух выразила она сомнение.
— О чем ты, Марьюшка? — донесся голос из другой
комнаты.
— Непонятно!
Она стремительным шагом направилась из библиоте­
ки к креслу, в котором сидел ее учитель.
— Отец Василий! Не знаю, что думать...
— Марьюшка! Я просил не звать меня отцом Васили­
ем. В церкви так меня именуют. В церкви. А здесь я дома.
И ты сама, душа моя, стала почти родной в этих стенах.
Для тебя я Василий Григорьич. Не надо обижать меня,
голуба моя.
— Простите, Василий Григорьич, — рассеянно отве­
тила она. — Не разберусь я никак. Послушайте. Вот
здесь — от Матфея, а тут—от Луки. У Матфея получает­
ся, что Иисус детство провел в Египте, у Луки написа­
но: бегства в Египет не было. Лука пишет, что Иисус жил
в Вифлееме, потом его перенесли в Иерусалим, откуда он
вместе с родителями возвратился... в Назарет. Не полу­
чается что-то... Или я не поняла?
Проханов слушал ее с ошеломленным видом. Все, что
угодно, но он никак не мог предполагать, что у пригретой»им женщины, которую он принял за полуграмот­
ного человека, окажется такой пытливый ум.
Эти сомнения могут увести слишком далеко. Надо
немедленно предпринимать решительные меры, если он
не хочет потерять ее как помощника.
— Ай да Марьюшка! — с деланой веселостью воск­
ликнул он. — Все-таки усмотрела кочки... Иди-ка сюда,
надо поговорить. Вот сюда садись, рядышком. И слушай.
Библия, Марьюшка, создавалась как раз •’еми, от имени
которых ведется речь. Это истина. И тут никак нельзя
сомневаться, если не хочешь взять тяжкий грех на свою
душу. Но ты вдумайся сама. Мог ли тот же Лука напи­
сать миллионы, а то и миллиарды книг, чтобы обеспечить
ими все Поколения?
— Не мог, — согласилась Мария Ильинична.
— А если не мог, то множество поколений из века в
век переписывали евангелия и ошибались.
— Как же им бог-то не подсказал: не ошибайтесь?
— Я не могу тебе ответить, почему всевышний сделал
так, а не эдак. На то он и бог, чтобы делать все по своему
разумению. Я только могу предполагать, что грехи люд56

ские, непослушание вынудили всевышнего отвернуть от
них свой лик.
— Лик-то бог мог отвернуть, но ведь он заранее знал,
что будут делать переписчики.
На какой-то миг Проханов пришел в замешательство.
Что ответить этой остроглазой и остроязыкой ученице?
Но долго молчать нельзя, опасно. И он ответил первое,
что ему пришло в голову.
— Я тебе сказал, Марьюшка, что могу только пред­
полагать. Может быть, я и ошибаюсь. Вполне возможно,
что всевышний наказал людей. Возможно, у господа бога
были и другие намерения. Откуда мне знать, червяку
земному?
— Но вы же наместник бога на земле!
— Наместник—это вроде губернатора. А какой же я
губернатор? Простой слуга бога. Знаю азы и тем обхо­
жусь. Но тебе я хочу дать знаний куда больше, чем имею
сам. Помнишь пословицу: плох тот учитель, которого
не обгонит ученик. А я не хочу быть плохим учителем.
Ты мне веришь, Марьюшка?
— Ну, конечно, верю. — Опа улыбнулась. — Но всетаки мне непонятно, почему по-разному писали Матфей и
Лука.
— Опять ты за свое, дочь моя? — уже с некоторой до­
садой отозвался отец Василий. — И Матфей, и Лука пи­
сали одно и то же; путали переписчики. А почему они
путали — одному богу известно. Каждый семинарист на
этих местах спотыкается, хочет узнать, отчего и почему,
когда он молод. А когда проходят годы и появляется муд­
рость, он без сомнений и ропота верит в предначертанное
всевышним. Верит и тем счастлив бывает, как счастлив,
к примеру, я. По тому же пути я и тебе советую идти.
Верь, Марьюшка, и будешь всю жизнь в довольстве про­
живать. Ты еще много можешь встретить всяких кочек в
священном писании. Но подосадуй на червяков, а слову
божьему верь.

На том и закончилась их беседа. Она ни в какой мере
не убедила Марию Ильиничну. Как же это так? Бог на­
перед все знает, переписчики занимаются в сущности свя­
тым делом, от которого зависит и вера, и спокойствие
людей, и многое другое, что не так-то легко выразить
57

словами, а всевышний видит ошибку и не обращает вни­
мания. Почему? Зачем это ему? Нет, здесь что-то не то.
''Отец Василий лишь в одном оказался прав: «кочек» в
священном писании было очень и очень много. На их вы­
писки ушли две толстые тетради. Она даже не знала, за­
чем делает это, но все-таки вносила в тетрадь все, в чем
сомневалась. Она же готовится нести слово божье лю­
дям! А как она понесет его, если сама сомневается?
...И снова Мария Ильинична взялась за фолианты,
записи в тетради все росли и росли.
В евангелии от Матфея говорилось, что от Авраама
до Иисуса прошло сорок два поколения. Между тем в
евангелии от Луки родословная Иисуса была совсем дру­
гая. Лука утверждал, что от Авраама до Иисуса прошло
уже пятьдесят шесть поколений. Только отец Иису­
са, -плотник Иосиф, в обоих писаниях именуется оди­
наково.
Остальные предки Иисуса разные.
У Матфея: Иаков, Матфан, Елеазар, Елиуд, Ахим, Садон, Азор, Елиаким. Всего сорок два, по числу поколений.
У Луки же: Илия, Матфат, Левия, Мелхия, Ианнай,
Иосиф, Маттафия...
«Какие же все-таки настоящие предки Иисуса?» —■
записывала в тетради ЛАария Ильинична.
По учению Матфея и Марка, Иисуса крестил Иоанн
Креститель, а по Луке выходит, что в то время, когда
крестили Иисуса, Иоанн сидел в тюрьме...
Матфей, Лука и Марк утверждали, что вся, жизнь
Иисуса до его проповеди прошла в Галилее, а по еванге­
лию Иоанна выходит, что Христос жил в Иерусалиме.
Опять, выходит, несоответствие. Но почему так?
Не совсем правдоподобной оказалась история с пре­
дательством Иисуса Христа Иудой.
Мария Ильинична рассуждала просто. Если понадо­
бились услуги Иуды, который указал врагам на Христа,
то выходи'т, что Иисуса никто не знал. Но Иисус ранее
путешествовал по Палестине, совершенно открыто и от­
крыто проповедовал свое учение. За несколько дней до
своего ареста Иисус с триумфом въехал в Иерусалим.
Народ, как рассказывается в евангелии, с восторгом при­
нял его. Ясно, что каждый из встречающих должен был
хорошо знать Христа в лицо. Но Иисуса почему-то знал
лишь один Иуда,
58

Путаница в жизнеописании Иисуса Христа наблюда­
лась не только в разных евангелиях, но даже в одном и
том же. Например, Лука противоречиво описывает арест
и казнь Христа. Народ, присутствовавший при казни,
вначале был на стороне Христа, поэтому враги его, пер­
восвященники и книжники, хотели расправиться с Иису­
сом тайно. Потом выясняется, что народ ненавидит Хри­
ста. Пилату, который намеревается спасти арестованного,
не удается выполнить свои планы, потому что народ кри­
чал: «Смерть ему1», «Распни его!»
Но вот Иисус Христос воскрес из мертвых. Куда он
направляется? В евангелии Иоанна сказано: Иисус
прежде всего явился Марии Магдалине, а потом уже
апостолам. А в евангелий от Луки картина другая: Иисус
явился двум неизвестным и лишь после этого — апосто­
лам. Совсем иначе говорится об этом в евангелии от
Марка. Иисус первоначально является Марии Магдали­
не, затем — двум апостолам, а после этого—всем другим
апостолам. У Матфея же сказано: Иисус после воскресе­
ния из мертвых явился не только Марии Магдалине, а
какой-то другой Марии.
Мария Ильинична сделала еще одну запись:
«Было ли вообще воскресение Иисуса Христа из мерт­
вых?»
Вскоре очередь дошла и до Ветхого завета. Но и здесь
нелепостей оказалось не меньше.
Из книги Бытия в первой главе следовало, что бог
создал мужчину и женщину одновременно, но уже во
второй главе той же книги утверждается, что бог сотво­
рил сначала Адама, а потом Еву.
Когда Мария Ильинична прочла о всемирном пото­
пе, она снова взялась за карандаш.
«Сколько же действительно длился потоп? В одном
месте говорится — сорок дней, а в другом — сто пятьде­
сят... Ничего себе ошибка!»
...Одной тетради не хватило. Мария Цльинична нача­
ла вторую. Наконец выписывать надоело.
Свои записи она кончила вопросом: видел ли вообще
бога кто-нибудь? В евангелии от Иоанна в Новом завете
говорилось: «Бога не видел никто никогда». И тут же она
сделала выписку из Ветхого завета. Праотец Иаков
утверждал: «Я видел бога лицом к лицу».
59

«Чушь и враки, — с возмущением писала она.—А я—
дура, что верила всему. Бога видели — бога не видели.
Ерунда! Все ерунда! И как я раньше всего этого не заме­
чала?»
«...А может, действительно во всей этой путанице —
козни дьявола?- Он ведь и на самом деле мог помешать
переписчикам библии?.. Ох, если бы знать правду!»
Глава четвертая
...И РОДИЛОСЬ ПИСЬМО В ГАЗЕТУ

Немало дней прошло, пока Мария Ильинична реши­
лась снова заговорить с Прохановым.
Два дня она никуда не выходила. Душу ее ско­
вало смятение. Она чувствовала, что чтение библии
отнимает у нее веру в бога, ту веру, которая дала ей спо­
койствие.
*
У Марии Ильиничны слишком мало было радостей,
чтобы она нашла в себе силы лишиться этого доброго
спокойствия и ласкового внимания к себе.
Проханов купил пишущую машинку и пригласил из
областного центра преподавателя, который за один ме­
сяц обучил Марию Ильиничну довольно сносно печатать
на ней. Большой скорости, правда, она не достигла, но
при усердии это дело поправимое.
—■ Молодец, Марьюшка. Ты просто клад. Я, право
же... Вот что я придумал. Человек я, Марьюшка, бездет­
ный, родных никого не осталось, так что родней тебя нет
у меня никого на свете. Если не будешь противиться, по­
строю тебе домик...
У Марии Ильиничны перехватило дыхание. Неужто
это правда? У нее будет собственный угол? Нет, она не
могла этому поверить.
— Ну, что... что ты на меня так смотришь? Человек я
состоятельный, чего уж там кривить душой. Построить
дом — для меня сущая пустяковина. Так что и' условимся
на том... Только вот где построить? — он задумчиво стал
оглаживать седую бороду. — Здесь ли, в Петровске?
А может, в областном городе? А если хочешь — в дерев­
не. В тихом селе, где-нибудь у тихой речки, около лесоч­
ка... Ах, как это славно! И так хорошо для тебя!
.60

Мария Ильинична бросилась К своему наставнику,
приникла головой к его груди и заплакала тихими счаст­
ливыми слезами.
Он сначала стоял, боясь пошевелиться, а потом поло­
жил щеку на ее голову и стал тихонько гладить ее плечо.
За три с половиной месяца вольготной, сытой жизни
опа посвежела, помолодела и просто расцвела на глазах.
Мария Ильинична много раз замечала, что священник
любуется ею совсем не как дочерью и своей ученицей.
И это ей нравилось, хотя ей и в голову не могло прийти,
что священник, в его возрасте, еще не равнодушен к жен­
щинам. Ему, наверное, уже все шестьдесят, а может, и
больше.
Долго они так стояли молча, думая каждый о своем.
— Ох, батюшка! Василий Григорьич! — она улыб­
нулась сквозь слезы. — Я даже поверить не могу, что
не буду вечно жить у чужих людей. Признаюсь вам:
очень мне было боязно уходить с завода. Мне ведь ком­
нату обещали в новом доме. Осенью его построят.
— Глупенькая, я тебе не осенью, через два месяца
поставлю дом. Хоть сейчас поедем нанимать плотников.
У-меня есть на примете одна маленькая артель. Человек
десять. Пьют напропалую, но делают добротно. Тысяч за
тридцать, от силы тридцать пять они в деревне отстроят
домище не хуже моего. Хочешь такой дом?
Мария Ильинична еще крепче прильнула к груди свя­
щенника, и слезы брызнули из глаз- ее с новой силой.
— Что ж ты плачешь? Говори, хочешь дом или нет?
— Хочу, Василий Григорьич. Вы же сами знаете,
каково мне.
— Вот так бы и давно. — Проханов согнал улыбку с
губ. — Кончай скорее Ветхий завет, и поедем с тобой п
одно славное местечко. Речка, лес, железная дорога ря­
дом, станция близко. Уж такое место — залюбуешься.
Хуторок, правда, небольшой, но зато в пяти версгах от
города. Нет, нет, не от Петровска. Хочу, Марьюшка,
чтобы ты поближе от меня жила. Я-то в епархии буду.
Здесь задержусь ненадолго, как-нибудь переберусь с
божьей помощью и... — он запнулся, но тут же продол­
жал: — и там, голуба моя, с тобой рядком будем жить.
— А как же мне... — Мария Ильинична хотела спро­
сить, как она может работать в маленьком хуторе и что
станет делать, но не успела.
61

— Хочешь спросить, как ты 'можешь обставить дом?
Не твоя забота. Все сделаю. Кое-что присмотрел в горо­
де. Епископ приглашал меня в епархию, а я потом ходил
по магазинам. Мебелишка, правда, дешевенькая, но я так
прикинул: тысчонок за пятнадцать-двадцать кое-что до­
стать можно. Ты уж не тревожься.
У Марии Ильиничны голова кружилась от этих цифр.
Там тридцать, тут двадцать. Откуда у него столько де­
нег? Даже страшно подумать.
Но выразить все это вслух она не могла — язык не
поворачивался. И не верилось во все это. Чего это ради
он станет на нее тратиться?
А Проханов будто подслушал ее мысли.
— Сомневаешься? Думаешь, обманывает, старый
пень, соблазняет, а сам, когда до дела дойдет, в кусты
упрячется? Так ведь, а?
Мария Ильинична кивнула головой, призналась:
— Не верю. И все-таки очень мне хорошо даже услы­
шать об этом.
Неподдельная искренность Марии Ильиничны трону­
ла Проханова. Он молча повернулся, устремился в биб­
лиотеку и через минуту возвратился с толстым свертком,
обернутым хромовой кожей и перевязанным крепким
шпагатом.
— Вот здесь, голуба' моя, ровно на полсотни тысяч
золотого займа. Не пугайся. Я не мальчик и шутить не
люблю, раз уж сам начал разговор.
Он шагнул к Марии Ильиничне и протянул ей сверток.
— Бери, Марьюшка. И сама ими распорядись.
Мария Ильинична подняла руки, будто защищаясь от
денег.
— Нет, нет! Что вы! Я не могу. Мне не нужно. Я с ума
сойду от таких денег.
— И все же они твои.
— Не надо! Ради бога не надо! Я боюсь...
У Марии Ильиничны вдруг подломились колени, и
она рухнула на пол. Она забилась в нервной дрожи, и с
ней случился припадок. Когда она пришла в себя, Про­
ханов сидел рядом на диване, улыбался и говорил:
— Успокойся, дитя мое. Я взволновал тебя. Не стану
больше, прости меня бога ради. Но все же помни, Марь­
юшка, деньги твои. Недельки через две поедем к плот­
никам. Обязательно поедем. Ты уж доверься мне...
62

Обо всем этом Мария Ильинична вспоминала, мета-,
ясь по комнате. Что делать? Как она может помогать от­
цу Василию, если теряет веру в бога? Евангелисты врут!
Все.ложь, это она чувствовала сердцем, понимала умом,
проверила по священному писанию. Библия —это сказка
для взрослых.
И что хотел от нее отец Василий? Какая ему помощь
нужна? Почему он так долго заставляет читать священ­
ное писание? Попа из нее не сделаешь, в семинарию не
пошлешь. Женщина же... Проповедницей сделать ее хо­
чет? Что же она, по деревням должна ходить?
Мария Ильинична решила наконец выяснить планы
Проханова. Зная, что сегодня он свободен и днем и вече­
ром, она пошла к нему домой. Когда Мария Ильинична
вошла на крыльцо, дверь оказалась закрытой. Этого еще
ни разу не случалось.
«Вот так история!» — удивилась она и громко посту­
чала.
Проханов долго не выходил. Она снова принялась
стучать, и вдруг дверь неслышно открылась.
— Никак Марьюшка! — обрадовался он. — А у меня
гости, голуба моя. И по большому делу. Рад тебя видеть,
нужна ты мне позарез, но если можно — через часок, —
голос был мягкий, говорил он, явно извиняясь, что смути­
ло Марию Ильиничну. — Уж ты, Марьюшка, не обидься.
Ровно через час приходи ко мне. Когда немного стем­
неет.
— Хорошо, хорошо, батюшка, — заторопилась Ма­
рия Ильинична. — Я могу и завтра.
— Ну, что ты! Через час приходи.
Мария Ильинична явилась не через час, а минут через
тридцать пять-сорок. Ее разбирало любопытство: кто эти
таинственные гости? Она уселась под развесистой раки­
той так, чтобы ее не заметили.
Когда сумрак вместе с неосевшей за день пылью стал
заволакивать улицу, ЛЛария Ильинична услышала гул
машин. Мимо нее прошли две «волги» и ЗИМ и остано­
вились около дома священника.
Она увидела, как стали выходить какие-то люди и то­
ропливо усаживаться в машины. Проханов подскочил к
ЗИМу и припал губами к чьей-то протянутой руке.
Но вот машина резко тронулась. Проханов побежал
вслед за ней, вытянув руки, будто у него отняли что-то
63

очень дорогое. Мария Ильинична даже привстала, на­
блюдая за этой сценой.
Священник наконец остановился, поднял руку, привет­
ливо помахал вслед, хотя машины уже скрылись в клу­
бах пыли. Потом он повернулся и тихо побрел к дому.
У крыльца он остановился, подумал о чем-то и, полу­
обернувшись в ее сторону, вполголоса позвал:
— Марьюшка! Иди в дом.
Мария Ильинична вспыхнула. Значит, он видел ее и
знал, что она здесь?
Она вышла из своего укрытия и, не поднимая глаз,
пошла на зов.
Они прошли в гостиную. Мария Ильинична вошла и,
удивленная, остановилась. Почти полкомнаты занимали
два стола, накрытые для гостей. Она пересчитала стулья.
Одиннадцать. Стало быть, десять человек гостили у
батюшки.
Проханов немного задержался и вошел в комнату
оживленный, потирая руки от удовольствия.
— Ну, Марьюшка, дела наши поправляются. Просто
расчудесные у нас с тобой дела. Садись-ка, драгоценная,
сюда вот. Рядком, рядком, да поговорим ладком. А мо­
жет, спервоначала-то перекусим малость? А то я все бе­
гал, прислуживал. Своих помощниц отослал, чтоб уши
не развешивали: зело любопытны. Как ты на сей счет,
голуба моя?
Он говорил, а сам уверенно работал руками. Поста­
вил перед Марией Ильиничной пустую тарелку, на нее по­
ложил ветчины, колбасы, огурчиков.
— ‘Может, по шкалику употребим, а? На радостях то... Прости, голуба моя, не ждал я тебя сегодня. Виниш­
ка никакого. Выпей водочки. Са-амую малость. Пройдет,
пожалуй. Я только рюмочку, вот такусенькую? Ну, вот и
славненько. А я уж, прости старика, привычный напол­
ню — граненый. Возражать не станешь? Ну, рад-радехонек... А теперь... Чтоб счастья нам побольше да кар­
ман потолще!
Проханов засмеялся неожиданно тоненьким голосом,
хотя обладал отличным, хорошо отшлифованным бари­
тоном. На службе отшлифовал. Он выпил стакан одним
глотком, приложил палец к одной ноздре, потом к дру­
гой, крякнул от удовольствия и проводил в рот целый по­
мидор.
64

— А ты чего ждешь? Пей, пей, радость моя. Есть за
что пить.
— А за что, Василий Григорьич? Вы только говори­
те, намекаете, а я ничего не знаю...
— Всему свое время, Марьюшка. Все объясню. Все
чин по >чину. Спервоначала выпей.
Мария Ильинична выпила. Выпила легко, с наслаж­
дением, хотя водки не любила. Но сейчас она была в воз­
бужденном состоянии и, закусив с аппетитом, почувст­
вовала себя на редкость хорошо. Скованность, которая
появлялась у нее в этом доме, совсем исчезла. Мария
Ильинична весело сказала:
— Василий Григорьич! Выкладывайте ваши новости,
а то я лопну от нетерпения.
— Вот это мне нравится, Марьюшка. Новости и в
самом деле отличные. Знаешь, кто был у меня в гостях?
Нет, конечно. Сам преосвященный пожаловал.— Он под­
нял палец. — Был и еще кое-кто.
— Епископ?!
Мария Ильинична даже подумать не могла, чтобы
епископ разъезжал в ЗИМах. Да еще такая свита...
— Удивляешься?— торжествовал Проханов.— И мы,
драгоценная, не лыком шиты. Кое-кто из патриархии.
Как видишь, и мы кое-что значим, когда нужна высокая
политика. Не понимаешь? Не беда, потом поймешь. Да-'
вай-ка, Марьюшка, еще по маленькой, а? Выпила ты с
охотой, мож-ет и стопочку одюжишь? Не станешь возра­
жать? Вот и славненько. И давно бы так...
Он встал, поднял свой стакан, налитый, как и прош­
лый раз, до краев, и торжественно провозгласил:
— А этот мой тост, голуба моя, я предлагаю выпить
за нашу бомбу. Мы с тобой, голуба моя, заставим их по­
бегать!..
Глаза его гневно сверкнули, и это встревожило Ма­
рию Ильиничну.
— Какую бомбу? Кому? За что?
— Кому, спрашиваешь? Нехристям, болтунам вся­
ким, которые поганят грязными своими устами драгоцен­
ное имя всевышнего.
— Но зачем же бомбу?! — испуганно воскликнула
Мария Ильинична.
Священник повернулся к ней всем корпусом.
5

1ГПОСТЛМ

65

— Голуба моя! Никак в разбойники меня зачисля­
ешь? Бомба наша другого свойства. Са-авсем другого
свойства! Но я потом поясню. А сейчас все-таки выпьем.
— Пожалуй... — повеселела ЛАария Ильинична.
— Ну, спасибо. Уважила старика. Выпьем.
Они выпили дружно, почти залпом. .Снова основатель­
но закусили. Потом опять выпили и снова навалились на
сытную закуску.
Себе на удивление, Мария Ильинична не хмелела, хо­
рошо соображала и отдавала отчет своим поступкам.
Она видела, что отец Василий волнуется, к чему-то гото­
вится. Она ждала и.дождалась.

Было около полуночи, когда Проханов перестал
шутить.
— Пора, Марьюшка, и за дело приниматься. Только
прошу тебя, не опозорь мою седую голову перед почтен­
ным старцем, преосвященным. Дай мне слово, Марьюш­
ка, что исполнишь до конца мою просьбу.
— Но какую?! Вдруг что-нибудь страшное?
— Дело-то в общем простое. Мы тут посоветовались и
решили просить тебя написать в какую-нибудь газету.
— В газету?!
— Ну да.
— Но я не знаю, что писать... Никогда не писала в
газету.
Язык ее становился все тяжелее. И мысли путались.
— Это не беда, Марьюшка, был бы гнев в сердце.
Защищать надо веру, грудью встать за нее, вот что нуж­
но.—Он бросил быстрый взгляд на свою ученицу а улыб­
нулся. — Ах, голуба ты моя! Моргает глазенками... Да­
вай-ка мы закусим, что ли? Или нет. По маленькой
еще, а? Хочешь? А потом икоркой, икорочкой закусим. Ух,
скажу тебе, распрелестную икорку я привез из Москвы.—
Он ковырнул вилкой в глиняном бочонке, подцепил на
нее зернистой икры и с веселой улыбкой поднес вилку ко
рту Марии Ильиничны.
— А ну-ка ротик... Шире, шире. Вот так. Ну, как
икорка? Вот то-то и оно... Московская! При такой закус­
ке просто грех не выпить. Нет., нет! По малюсенькой. По
самой, самой махонькой. За успех нашего с тобой дела,
Марьюшка!,За славу православной церкви! За благопо66

лучие ее и процветание! Ну, с богом... А теперь скорей,
скорей икорочки. Вот как у нас! Хлебушка? Ну, этого
добра у нас полно. Завались. А ну еще икорки. Хоп.
И наших нет.
Марии Ильиничне от этой добродушной болтовни
опять стало очень, очень хорошо. Правда, она почему-то
никак не могла попасть вилкой в помидор... Помидор
этот все время ускользал от нее. Она заливалась смехом.
Очень было весело, когда они общими усилиями все-таки,
изловили шельмеца.
— Моя драгоценная! — перешел вдруг на торжеств
венный тон Проханов. — Позволь мне вручить личное к
тебе послание преосвященного. Для меня это, голуба
моя, несказанная честь. Прими в собственные руки. —
Он вложил в ее руки большой конверт, запечатанный
в пяти местах сургучом.
Мария Ильинична с волнением взяла его.
— Это мне?!
•— Тебе, тебе, Марьюшка. Бери читай.
— А как же печати? — со страхом спросила она.
— Сломай их. Твоя же воля.
Мария Ильинична, прикусив губу, осторожно, будто в
пакете было что-то взрывающееся, стала надрывать угол
пакета. Надорвала, посмотрела на своего наставника.
Тот кивнул головой. Она осторожно вытащила лист бу*
маги, сложенный вдвое. Развернув его, она прежде всего
увидела огромную, чуть ли не в треть листа фиолетовую
печать, на которой четко выделялся крест. Она долго
рассматривала и никак не могла понять — к чему здесь
эта печать?
— Читай, Марьюшка. Читай, — услышала она голос
Проханова, но голос этот доносился будто издалека.
Она уставилась в бумагу, но никак не могла разгля­
деть, что там написано, — строчки расплывались перед
глазами. Наконец, сосредоточившись, стала вчитываться.
Прочитала раз, другой, третий, и только тогда до нее
дошло содержание письма*. Преосвященный просил ее
лично «заступиться за православную церковь и веру хри­
стову». Преосвященный называл ее «почтеннейшая и
глубокоуважаемая Мария Ильинична» и ссылался на
«верного слугу церкви преподобного отца Василия», ко­
торому доверено изложить устно его просьбу. При сем
преосвященный посылал ей скромный подарок — что
б*

67

именно — не уточнялось — и заранее благодарил ее за
услугу православной церкви. В заключение письма он
благословлял рабу божью Марию и желал ей многие ле­
та, а также здоровья и счастья.
Подпись была размашистая и будто разрисованная.
Присмотревшись внимательно, Мария Ильинична догада­
лась — подпись и титул написаны по-старославянски.
...Мария Ильинична подняла глаза на отца Василия и
встретилась с откровенно тревожным его взглядом.
Взгляд этот тут же-потеплел, стал ласковым, ободряю­
щим.
— Ах, прости меня, старого! Одну минуту, голуба
моя... — Проханов метнулся к письменному столу, схва­
тил какой-то футляр и три объемистых коробки.
— Вот, Марьюшка. Это подарок преосвященного.
Мария Ильинична взяла сначала футляр и нереши­
тельно раскрыла его.
— Часы! — воскликнула она.
— Правильно, Марьюшка. Золотые часы с брильянта­
ми. Притом с именной надписью. Вот, посмотри сюда.
Видишь? «В знак уважения и признательности. Нико­
дим». Прочла?
— Да, — нерешительно сказала Мария Ильинична,
хотя разобрать, что написано на донышке крошечных ча­
сов, не могла.
— Ну... а это... всякая туалетная мелочь. Потом по­
смотришь.
Он быстрым движением достал из письменного стола
листы бумаги, сжатые крупной волнистой скрепкой, и
протянул ей.
— А дело наше — вот оно. Эту статью, Марьюшка,
надо прочесть и подписать. Я уже говорил тебе, надо
грудью встать за святую пашу веру и православную
церковь.
— А что тут написано? — равнодушно спросила Ма­
рия Ильинична, чувствуя, что еще минута — и она сва­
лится со стула.
Перед глазами все у нее расплывалось и двоилось.
— Ты разве не хочешь прочесть?
— Н-нехочу. Вы... вы-то ее... вот эту бумагу... читали?
— А как же не читать! Сам же трудился. То есть, я
хочу сказать, все знаю слово в слово, можешь мне дове­
риться. Тут сказано, что ежели в печати могут выступать
68

те, кто отрекся от христианской веры, то почему бы редак­
ции не опубликовать письмо, где ты, голуба моя, расска­
зываешь, как пришла к той же вере.
— И все?
— Конечно, все.
— Где я должна... Куда подпись поставить?
Проханов показал.
— Вот, моя драгоценная. Подпись должна здесь
стоять.
Мария Ильинична долго метилась в то место, куда он
указал, ио перо почему-то скользило куда-то вверх и за­
лезало в машинописные строчки. Тогда Проханов поймал
ее правую руку и сделал на бумаге точку.
— Вот здесь! — строго сказал он.
Она собрала все свои силы и решительным росчерком
поставила подпись. Поставила и критически посмотрела
на нее.
«Непонятно будет», — подумала она и в скобках чет ко вывела инициалы и фамилию.
Мария Ильинична вопросительно взглянула в строгие
глаза Проханова, дождалась, пока в них появилась улыб­
ка, потом услышала, как он ласково произнес: «Вот и
славненько», и медленно стала куда-то проваливаться...»
Глава пятая

«БАТЮШКА ЧТИТ КОНСТИТУЦИЮ»

Она проснулась в доме Проханова с тяжелой голо­
вой и тревогой в душе. Долго не могла понять, что ее
так взволновало. Только потом поняла: письмо!
«Боже мой! Письмо в газету подписала не читая.
А что там, в этом письме? Я пропала!»
Отца Василия не было дома. Она быстро оделась
выбежала на улицу и три дня не показывалась в доме
священника. Мария Ильинична ждала самого страшно­
го, но ее никто не беспокоил. О ней забыли все, даже
Проханов.
Она с горечью думала:
«Своего добился — и прощай... Ловок, ничего не
скажешь».
Мария Ильинична дождалась вечера и заспешила к
отцу Василию. Но в доме никого не оказалось.
69

Тогда она пошла в церковь. По дороге ей встретил­
ся конюх.
— Где... где батюшка? — с тревогой спросила она.
Конюх окинул ее тяжелым, презрительным взглядом
и лениво ответил:
— А тебе что за дело?
— Но я должна... Я прошу вас... Пожалуйста, ну что
вам стоит...
— Глянь-кось на нее, — дернул плечом мрачный ко­
нюх.—Никак, на колени хочешь упасть? Ходют тут вся­
кие прости господи. Лучше бы работала, шлюха нес­
частная. — И вдруг конюх взъярился: — Пошла к чер­
товой матери! А то вот огрею вилами...
Не успел он договорить, как получил- звонкую оплеуху.
— Я—шлюха? Ты что, меня с кем поймал? Я тебе по­
кажу «шлюха»... — Мария Ильинична вдруг выхватила
у ошеломленного конюха вилы и замахнулась ими.
Конюх закричал с перепугу, повернулся к ней спи­
ной и побежал. Мария Ильинична бросилась за ним
вслед. Догнала, стукнула по широкой спине кулаком и,
вспомнив вдруг школьные годы, подставила конюху но­
гу. Нелепо взмахнув руками, тот растянулся на землей
закрыл голову руками.
Но гнев Марии Ильиничны вдруг иссяк. Она вся
дрожала и чувствовала, как усталость свинцом налива­
ет ее тело.
— Вставай! — глухо сказала она. — Ну, чего лежишь-то?
Конюх несмело поднял серое от страха лицо. Заме­
тив, что в руках у Марии Ильиничны не было вил, он
поднялся. Но губы у него еще прыгали. Он смотрел на
нее недоверчиво, удивленно; было в этом взгляде и
что-то жалкое, заискивающее.
— Ну? Где же все-таки отец Василий? — строго
спросила Мария Ильинична.
— В городе, матушка.
— Какая я тебе матушка. Зовут меня Марией Ильи­
ничной. А тебя как?
— Егор. Егор Кузьмич.
— Когда батюшка в город уехал?
— Позавчера, кажись... — неуверенно ответил Егор
Кузьмич. — На другой день, как приезжали к нему.
70

Мария Ильинична уже. не могла стоять. Она
пошатнулась.
Конюх встревоженно глянул на нее
и вдруг бросился к кадке с водой. Торопливо за­
черпнул ковш, поднес Марии Ильиничне и сказал
жалостливо:
— Испей-ка водицы, Марья. С лица вся сошла. Пей,
пей, не съем...
Мария Ильинична услышала, как стучат зубы о край
ковша. Но глоток воды освежил ее. Она опрокинула
ковш, плеснула воду в лицо и подняла голову, чувствуя,
как приятно щекочущие капли воды катятся по разго­
ряченномутелу.
— Ну вот. Опамятовалась баба.—Егор Кузьмич ши­
роко улыбнулся. — Испужала ты меня до смерти, Ма­
рья.
— Так тебе и надо. Если женщина, так можно что
захочешь сказать?
— Ну ладно, ладно! — примирительно забормотал
конюх. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Все же
видим, крутится какая-то вокруг батюшки. Мало ли
приходилось их видеть...
Мария Ильинична насторожилась.
— У кого? У батюшки?
Но конюх не ответил.
— Ладно, Егор. Погорячились оба. Не серчай.
Конюх поднял на нее повеселевший взгляд, кивнул.
Расстались они без обиды друг на друга.
«Зачем он уехал в город? — с недоумением думала
Мария Ильинична. — Мне даже слова не сказал. На­
утро же уехал, когда я спала».
Было приятно, что он ей так доверяет. Оставил на
нее дом, а она даже не закрыла, когда убегала встрево­
женная. Но кто сегодня-то закрыл? Должно быть, за
ним кто-то ухаживает. Да и как он один управится с
таким домом? Ясно, кто-то есть.
А намек Егора?
Вечером на имя Марии Ильиничны пришла теле­
грамма:
«Артель разыскал. Заказ сделал. Веду закуп­
ки. В. Г.»
Она долго гадала, что за артель, какой заказ и ка­
кие это закупки? И вдруг вспомнила: дом. Ей же дом
обещал отец Василий. Выходит, не обманул.
Славно-то как!
71

Проханов возвратился в Петровск только на пятые
сутки.
Вечером того же дня произошло объяснение. Блед­
ная, с ввалившимися глазами, Мария Ильинична, как
всегда, явилась к нему на дом.
Проханов бросился к ней навстречу и крепко обнял
ее. Было такое впечатление, что он по-настоящему сча­
стлив, встретив ее. И это смутило, обескуражило Ма­
рию Ильиничну, — она явилась сюда для решительного
объяснения.
А он, непривычно возбужденный, бегал по дому, бе­
столково суетился, брался то за одно, то за другое и
вообще вел себя совсем по-мальчишески. Накупил ей в
городе подарков и все их тут же выложил. Отрез на
платье, отрез на костюм, несколько пар капроновых чу­
лок и даже модные туфли.
— Все тебе, Марьюшка. Только... Уж не знаю, право,
годятся ли туфли. На глазок брал.
— Подождите-ка. Мне не до подарков, — строго ска­
зала Мария Ильинична. — У вас сохранилась копия
статьи?
Проханов остановился посреди комнаты. Он напом­
нил ей вдруг конюха Егора, когда тот только что. под­
нялся с земли. Глаза его смотрели на нее растерянно и
подозрительно. Но губы отца Василия улыбались.
— Марьюшка! Ты, никак, встревожена? Что случи­
лось?
— Случилось одно. Я никак не думала, что вы вос­
пользуетесь моим опьянением и заставите подписывать
статью не читая.
— Голуба моя, ты ли это? Ты сама сказала, что до­
веряешь мне. И я был уверен: вера твоя безраздельна.
Ты же мне стала больше, чем дочь. За что? Почему так?
— За эту проклятую статью меня могут в тюрьму
посадить, — губы у Марии Ильиничны задрожали.
Отец Василий расхохотался.
— Ох, уморила! Надо же такое сказать! «В тюрь­
му». Нужно, драгоценная моя, Конституцию знать. За­
помни: в СССР — свобода печати. Свобода! Ты что ду­
маешь, закон — это шутки? Ты плохо, очень плохо,
Марьюшка, законы и свои права знаешь. Можешь сво­
бодно писать не только в газету, но и в Совет Минист­
ров. Куда хочешь. И можешь быть уверена — тебе обя72

зательно ответят. С тобой будут спорить, доказывать,
убеждать, но уж никак не перешлют в милицию или к
прокурору для ареста. Было время, нарушались законы
при Сталине. Сейчас новая линия, а вот Марьюшка
старым живет. — Он подсел к Марии Ильиничне, ласко­
во похлопал ее по руке. — Горячая ты, душа моя. Нер­
вишки у тебя никудышные. Чем-то бога прогневила, мало'чтишь его, мало времени уделяешь спасению своей
души. Только я вымолил у всевышнего тебе здоровья,
все гладко пошло, поправляться начала—и вдруг опять
помертвела. Что с тобой творится, душа моя? Ну-ка вы­
кладывай. Нет на мне облачения, но властью, данной
мне от бога, заклинаю тебя, дочь моя, освободи душу
от тягот и мрака. Покайся, и бог простит.
Мария Ильинична вдруг закрыла лицо руками и
застонала.
'
— Да что за напасть? — искренне встревожился Про­
ханов.
— Нет никакого бога, вот что случилось! — с отчая­
нием выкрикнула Мария Ильинична. — Нет и не было.
Не было! Не было!
Священник отскочил от нее, будто ужаленный.
— Никак рехнулась? Опомнись! Опомнись, дитя мое!
Страшные слова говоришь!..
■— Вот сейчас-то я и опомнилась, — плача навзрыд,
говорила она. — Меня вечно шатало в жизни из сторо­
ны в сторону. В детстве верила — есть бог. Бабка шку­
ру сдирала за неверие. В школу пошла—растеряла ве­
ру. Стала библию читать — снова поверила. Потеряла
мужа — прокляла бога, но снова за библию взялась.
И опять поверила. Потом семнадцать лет мыкалась од*
на по жизни, и какая уж там вера. А теперь вот разбо­
лелась. Опять меня бросило к богу. Но сейчас, — Ма­
рия Ильинична стала искать свою сумку, долго не мог­
ла открыть ее, но наконец открыла, выхватила две тол­
стые тетради, — теперь меня никто не собьет с толку.
Сама все прочла, сама разобралась.
Священник стоял перед ней с побелевшим лицом.
Плач и слова Марии Ильиничны, казалось, поразили его
в самое сердце.
— О господи! Да что же это?.. Господи, прости мя и
помилуй. За что наказуешь?1 За что? Чем я прогневил
тебя, господи?!
73

Проханов резко повернулся к ней спиной, рухнул на
колени перед иконами и начал быстро-быстро крестить­
ся. У него текли слезы из глаз. Слезы крупные, почти с
горошину. Он всхлипывал, ’ глотал рыдания, шептал,
крестился, кланялся. Кланялся, крестился, шептал... Это
было страшно. Никогда такого не было.
Что-то дрогнуло в ее душе. Мария Ильинична броси­
лась к священнику, усадила его на диван и села рядом.
Положила его голову себе на плечо, стала гладить его
седые волосы, уговаривать, как малого ребенка.
■— Не надо. Я же не хотела обидеть вас. Что было
на душе, я и сказала. Что же таиться? От кого таиться?
Я привязалась к вам, вы мне, как отец родной. Не могу
я молчать все время. Я не такая. Есть на сердце, я и
говорю.
■— Ах, Марьюшка, Марьюшка! Ведь я священник,
всю свою жизнь прославляю имя господа. Вот уж сорок
шесть лет служу, а ты мне — нет бога...
Он тихонько высвободился из ее рук, вытер глаза,
гулко высморкался в огромный клетчатый платок и
поднялся, высокий, грузный, крепко сбитый, и как-то
будто расправил плечи. Никакой беспомощности, сла­
бости. Какая там слабость! В его могучих плечах сила,
наверно, бычья.
И снова в душе Мариц,, Ильиничны стал нарастать
протест. Захотелось спорить, доказывать.
— Но я-то не служу сорок шесть лет. Я хочу прав­
ды... Где она, эта правда? В библии? Я хочу раз и на­
всегда со всем этим, — она потрясла тетрадями, — по­
кончить. Я не могу, не хочу носить этот камень в груди.
Вы не думайте. Хоть я и была разнорабочей, — мозги у
меня на месте. В школе, если хотите знать, я любого
могла заткнуть за пояс, с учителями спорила, читала
много, только жизнь и гибель Андрея подкосили меня.
Но ум со мной пока. Я всю библию перерыла. Сколько
раз перечитываю! Я не виновата, что многое увидела.
Священник пытался ей что-то сказать, но снова на не­
го обрушился поток слов. ЛАария Ильинична силой втис­
нула его в кресло, уселась рядом на стул, стала снова
высказывать ему все сомнения и подозрения. Но Проха­
нов с таким же упорством твердил:
— Это дьявол попутал! Дьявол сбил. Дьявол смутил
душу твою. Все это его работа.
74

— А где же сила бога? Что же он, с дьяволом не мог
справиться?
— Не кощунствуй! Сама знаешь, кто прогневил бога
и как это случилось. Читала же, сама читала.
— Читала. Конечно читала, потому и говорю: ложь!
Все ложь!
— Нет, не ложь. Из века в век дьявол гадил, мешал,
сбивал с толку, путал, вносил хаос в людскую душу. По­
мешал он и переписчикам библии. Смутил их, затмил ум,
сбил с пути истинного. И тебя он сбил с того же пути.
Только дьявол и никто другой!
...Вот тогда-то и появилась в тетради Марии Ильи­
ничны новая запись: «А может, действительно во всей
этой путанице — козни дьявола?»

А через неделю случилось совсем уж странное.
Они сидели в доме Проханова и тихо беседовали. Мир
был установлен, только ЛАария Ильинична не перестава­
ла настаивать, чтобы Проханов ознакомил ее с копией
статьи, которую она подписала.
— Я должна знать, что там написано, — упорно твер­
дила она.
Но священник ссылался на то, что копия находится у
преосвященного и взять ее обратно невозможно.
— А теперь, Марьюшка, поговорим о другом. — Он
показал ей договор, в котором значилось, что такие-то и
такие-то берутся построить дом в таком-то месте из ма­
териала заказчика, а такой-то обязуется уплатить и т. д.
■— За три месяца они его закончат, и дом будет твой.
— Ну, за три месяца многое может случиться, — за­
гадочным тоном сказала Мария Ильинична.
Проханов всполошился.
— Ты хочешь уйти? Порвать со мной собираешься?—
воскликнул он-испуганно.
— Да нет... не то. Не о том я подумала...
Мария Ильинична глубоко вздохнула, хотела что-то
сказать, но опять промолчала.
— Ох, Марьюшка! Что ты со мной делаешь? Я ведь
привязался к тебе куда больше, чем к дочери. Нет, я не
могу, не хочу потерять тебя.
Она смотрела на отца Василия с удивлением. Смотре­
ла и поверить не могла: он ее любит.
75

— Не могу! Не могу! — твердил Проханов. — Марь­
юшка, душа моя! Ты не можешь меня оставить. Не дочь
в тебе вижу — жену!..
Мария Ильинична вскочила.
— Что вы, отец Василий! Зачем смеетесь?
— Не смеюсь, не смеюсь я, Марьюшка. — Проханов
гулко ударил себя в грудь. — Сон потерял. Брежу я, во
сне тебя поминаю. Рву себе волосы, ругаю, а ничего не
могу с собой поделать. Женой тебя вижу, хотя сам пони­
маю, что в дочери мне годишься.
Бог ты мой! Женой ее видит... Ведь он старше почти
на тридцать лет.
Да и нельзя ему, священнику, второй раз жениться.
Не удержавшись, она сказала ему, о чем подумала,
вслух. Проханов выслушал и затрясся весь.
— Я не переживу этого. Нет, нет. С ума сойду!
Ему действительно официально нельзя жениться вто­
рой раз, за это он может лишиться сана, но никто, ни
единая душа и слова не скажет, ежели в доме его буде1
жить женщина.
Мария Ильинична поняла: он хочет видеть ее любов­
ницей. Это было до слез обидно, и она заплакала. Проха­
нов начал утешать ее, но она, оттолкнув его, убежала.
Глава

шестая

«СВЯТОЙ ОТЕЦ»

Марию Ильиничну оскорбило предложение Прохано­
ва. Но, поостыв, она подумала: он же любит ее. Столько
месяцев обхаживал, заботился, кормил. Правда, она сра­
зу не поверила в бескорыстность батюшки: думала, что у
него свои цели, притом цели чисто «служебного», или, как
он говорил, «суетного» порядка.
Но вот цель достигнута. Письмо она подписала: с шу­
мом, конечно, со скандалом. Но не посылать же опровер­
жение? Да и куда она пошлет? В какую редакцию?
Видно уж судьба у нее такая. Нельзя ей сейчас отби­
ваться от священника. Болезнь может и погубить, в моги­
лу свести, а то, еще хуже—в сумасшедший дом, — с нер­
вами шутки плохи.
А ведь отец Василий от нее не отказывается, хочет
видеть ее женой. Правда, в гражданском браке...
76

Она вспомнила Андрея и расплакалась. И тут же
память услужливо вырвала из прошлого и тех, кто очень
хотел на ней жениться. Но ведь не пошла же. На что уж
хорош былАнатолий, только не лежало к нему сердце.
И вот выбрала...
— Нет, никогда. Андрей — первый и последний!
Ей вдруг захотелось помолиться об Андрее. Она опро­
метью бросилась в церковь.
...Служба к тому времени уже кончалась. Люди нача­
ли расходиться. Мария Ильинична упала на колени и
страстно зашептала:
— Андрюша! Ты всегда со мной. -Я любила тебя и
сейчас очень, очень люблю. Я не знаю, какую молитву
читать, чтоб спокойной быть. Ох, Андрюша! Как мне тя­
жело без тебя, как трудно и тошно! Что мне делать? За
что ни возьмусь — нет мне утешения. Пропадаю. Чувст­
вую — пропадаю. Но неужто я хуже других?.. Господи!
Если ты есть на небесах, разве ты не видишь моих мук?
Все потеряла, что еще терять? Если нужна моя жизнь,
возьми ее, только не мучь. Ну, за что, за что, скажи?..
Кто-то вдруг тихонько коснулся ее плеча. Она вздрог­
нула и обернулась.
То был отец Василий. Она заметила крупные капли
пота на его высоком, почти без единой морщинки лбу.
— Хватит, Марьюшка! Успокойся. Не мучь себя, не
казни. — Он тихонько подталкивал ее в плечо.. — Вста­
вай, голуба моя. Вставай. Ну? Вот так. Может, хочешь
исповедаться? Не хочешь? Ну и ладно. Подожди-ка меня,
облаченье сниму.
Мария Ильинична равнодушно кивнула и тихонько
побрела из церкви. Вышла во двор, подняла голову, дол­
го смотрела в небо. Скоро осень. Лето почти пролетело.
Так мало времени прошло, а сколько пережито за эти ме­
сяцы. За что ей такие испытания, за что муки!
Он,а опустила голову и тихо побрела со двора.
У ворот стоял Егор.
— Ты чего это, Марья, закручинилась? Иль обидел
этот?.. — он кивнул головой на церковь, и лицо его за­
метно потемнело. Он наклонился к ней и зашептал, хотя
никого вокруг не было: — Коли что, мигни только...
И вдруг он исчез. Мария Ильинична даже не успела
рассмотреть, куда он делся.
К ней торопливым шагом приближался Проханов.
77

— Ну, как погода, Марьюшка? — добрым голосом
заговорил он. — Люблю эту пору. Жара спадает, мух
становится меньше, плоды от сока земного чуть не лопа­
ются. Хорош-шо! А там, глядишь, паутинка полетит,
листья золотые на деревьях появятся. Медленное, мед­
ленное умирание. — Он блаженно прикрыл веки.— Люб­
лю золотую осень. Чуть грустно, а все-таки радостно.
— Не надо, не надо, отец Василий! — вскричала Ма­
рия Ильинична. — Что вы мне о грусти! И без того груст­
но и тошно, а вы о медленном умирании...
— Ну, ну, Марьюшка! — примиряюще забормотал
Проханов. — Не будем раздражаться. Мне хочется сде­
лать тебе приятное. Хочешь в большой город поехать?
Возьмем машину. Никто нас не знает, рассеемся, отдох­
нем, погуляем, где захочется. Хочешь?
Мария Ильинична удивленно посмотрела на него. Вот.
тебе и старик!
— Может, в театр пойдем? — с затаенной насмешкой
спросила она.
Но он не заметил иронии.
— А что? Можем и в театр. Куда захочешь, туда и
пойдем. — Его глаза молодо блестели. — Ты не думай.
Поп — не монах, он и веселиться умеет, ежели есть к то­
му тяготение. Но чтоб — шито-крыто, чтоб, как говорит­
ся, комар носа не подточил.
Мария Ильинична устало взмахнула рукой.
— Ах, оставьте, Василий Григорьич. Уж какой там
театр. На душе кошки скребут, а я по театрам разъез­
жать стану. — И вдруг ни с того ни с сего ей пришла в
голову мысль: «На работу бы мне, на завод».
— Не хочешь? — удивился Проханов. — Тогда вот
что. Пойдем, душа моя, ко мне. Уж прости меня, грешно­
го. Живу по-холостяцки, сама знаешь. Ходила ко мне од­
на, убирала, теперь в деревню уехала. Хотя бы пыль ма­
ленько стереть.
Он осторожно оглянулся, взял ее за локоть и почемуто шепотом сказал:
— А там, голуба моя, — он кивнул головой куда-то
назад, — фундамент заложили. Письмо от старшего ар­
тельщика получил. — Проханов, хитро улыбаясь, под­
мигнул. — Пишет, обмыть надо фундамент, а то дер­
жаться не станет.
Улыбнулась и Мария Ильинична, сама не зная чему.
78

— Хитрюга этот старшой. Ну, да ладно. Послал им
тысчонку, пусть обмоют, не станем нарушать традиций.
Правильно, Марьюшка?
— Не знаю. Наверное, правильно.
— Вот и я говорю, — охотно поддакнул Проханов и
снова пришел в веселое расположение духа. — А может,
и нам следует обмыть, а? День субботний...
Она пожала плечами. Ей было все равно.
— Эх, была не была. Прибавим шагу, Марьюшка. Уж
и закатим мы пир горой, а?
Мария Ильинична не ответила.

Пир оказался обычной попойкой, но гнетущее состоя­
ние Марии Ильиничны прошло. На этот раз Проханов
угостил ее чудесным вином со смешным названием Твиши. Легонькое, с едва уловимой кислинкой и примерно
с той же дозой шипучести. Вино-то, пожалуй, и привело
Марию Ильиничну в хорошее настроение. А когда на
душе стало легко ■— настроение у нее падало и поднима­
лось мгновенно, и, кажется, от совершенного пустяка она
вдруг весело подумала:
«А чего это я раскисла? Моя судьба в моих руках.
Как будто на завод не могу вернуться... Не так уж я пло­
хо работала, чтоб от меня отказались...»
Ей стало весело и необыкновенно легко. Даже Проха­
нов в эту минуту казался симпатичным. В этот вечер у
него очень молодо блестели глаза. Правда, этот блеск по­
рой внушал ей тревогу, но тревога длилась секунды.
Проханов острил,балагурил.
Пир удался на славу. Но тут Мария Ильинична
вспомнила:
— Василий Григорьич, а как же пыль? Дармовые ру­
ки пропадают. — Она подняла руки и рассмеялась. — За
такое угощение надо отработать.
Проханов хотел превратить эту затею в шутку. Но не
тут-то было.
— Нет уж, дорогой повелитель, — с легкой насмеш­
кой возразила она. — Сами просили помочь... Я разнора­
бочая. Для меня не страшно пальчики замарать. Давайте
тряпку и веник.
— Помилуй, Марьюшка! — взмолился Проханов. —
79

Какая уж нынче уборка? Почти полночь. А потом — не
так уж пыльно. Я ведь, признаться, схитрил малость.
— Ничего не знаю, — весело запротестовала она. —
Веник, веник. Давайте веник.
Глаза ее блестели, на запавших щеках появился румя­
нец. Она решительно сбросила светлый жакет и швырну-ла его на спинку стула. Ее легкая полупрозрачная кофточка с большим вырезом на груди подчеркивала не очень
высокий бю.ст, и короткая юбка обнажала несколько тон­
коватые, но не лишенные красоты ноги.
Она была вся в порыве. А для таких, как Мария Иль­
инична, порыв — вторая жизнь; в порыве она может по­
дарить минуты, которые могут стать самыми счастливы­
ми в жизни, в порыве же такие люди, как она, могут и
причинить большое горе.
— Ничего ты, дорогая Марьюшка, не сделаешь вени­
ком. У меня другой веник имеется. — Проханов повер­
нулся и вышел в библиотеку. Через минуту он возвратил­
ся с пылесосом в руках. На блестящей голубой поверхно­
сти празднично мерцали искорки света.
— Вот тебе веник, Марьюшка.
Мария
Ильинична
непроизвольно
произнесла:
«О-о-о!» — и нерешительно взяла в руки пылесос, не
зная, как с ним обращаться.
— С ним легко ладить, — пришел иа помощь хозя­
ин. — Включил — и води себе рожком. Я потом покажу.
Давай сначала раскатаем ковер.
Мария Ильинична поставила пылесос на пол.
Работать так работать!
Ковер оказался тяжелым, и не так-то просто было
с ним справиться.
Отец Василий суетился вокруг нее, старался помочь,
но не столько помогал, сколько мешал.
Мария Ильинична хотела подтянуть край ковра, но
было тяжело. Она обернулась и вдруг замерла. Хищно
прищуренные глаза Проханова горели жадным огнем, не
в силах оторваться от ее ног.
«Юбка!» — вдруг испуганно подумала она.
Костюм, надетый ею сегодня, был хоть и лучший,‘но
довольно поношенный, не однажды стиранный. Мате­
риал сел, юбка поэтому довольно основательно укороти­
лась. Увлекшись работой, Мария Ильинична о том сов­
сем забыла.
80

Она резко выпрямилась. Но было уже поздно. Про­
ханов бросился к ней, схватил за юбку и с силой рва­
нул к себе. Крючки лопнули. Лопнула по швам
и материя.
Мария Ильинична хотела отскочить в сторону, но,
запутавшись в сползавшей одежде, упала на ковер.
Проханов могучим движением сильных, словно
сталью налитых рук смял, скрутил ее. Она закричала, но_
он зажал ей рот.
— Замолчи, дуреха! Господь бог покарает тебя, не­
разумную! — и отняв руку, прохрипел: — Никто не ус­
лышит, хоть до утра кричи. Все равно будешь моя. Нет у
тебя других дорог.
Силы постепенно оставляли Марию Ильиничну.
Никогда еще в ее трудной, запутанной жизни такого
не случалось. Она встречалась с мужчинами, но как бы
там ни было, в ней всегда уважали человека. А здесь
обман, грубая звериная сила.
От жгучего стыда она закрыла лицо руками и громко
зарыдала.

— Бог простит нам прегрешения, Марьюшка, — сми­
ренным голосом произнес Проханов..— Помолимся. —
Он осенил себя широким крестом, огладил бороду, а по­
том искоса взглянул на нее. — Ну, чего ревешь-то!
Оправься.
Все еще не в силах удержать катившиеся по щекам
слезы, она старалась привести себя в порядок. Однако
ее старания были напрасными: требовалась игла, но про­
сить ее было противно.
— Сказал — оправься, — у>де строгим голосом по­
вторил Проханов. — И за стол садись.
— Не могу я садиться. Совесть надо иметь, изверг
проклятый!— Мария Ильинична обозлилась, и слезы ее
сразу высохли. Она повернулась к нему боком и показа­
ла, во что превратилась ее одежда. — Любуйтесь, святой
отец!
— Ах Ты, господи! — спохватился Проханов и быст­
рым шагом удалился в соседнюю комнату. Мария Иль­
инична видела, как ой открыл сундук и стал вынимать из
него вещь за вещью. Посмотрит одну, другую, крякнет,
спрячет и вытаскивает третью.
6

Человек с квестом

81

Наконец, выбрал. Он закрыл сундук, спрятал ключ В
карман и возвратился в гостиную.
- Возьми, Марьюшка. Широковат малость, но
сойдет...
Мария Ильинична попятилась от тянувшейся к ней
волосатой руки.
— Не надо мне.
— Возьми, глупая. Все одно никто не носит.
— Не возьму я. Дайте иглу с ниткой.
— Тьфу, дуреха! Йослал бог на мою голову. Бери
или с грехом ходить будешь. Просить станешь — не от­
пущу греха, так и запомни.
Мария Ильинична расхохоталась.
— А себе отпустите?
Проханов заметно смешался и заспешил на поиски
иглы с ниткой. Мария Ильинична направилась в библио­
теку.
— Ну, чего корчишь-то из себя? — остановил ее хо­
зяин. — Работай здесь. Нет уж секретов. Кончились сек­
реты.
Пришлось подчиниться. Вспышка гнева прошла. Ма­
рия Ильинична чувствовала себя очень разбитой. Съе­
жившись, она сидела в одной рубашке, а Проханов ходил
по комнате и бросал на нее сердитые взгляды.
Через час, кое-как справившись с починкой, Мария
Ильинична оделась и собралась уходить.
— Ну уж нет, голуба моя!— священник загородил ей
дорогу. — Так у нас не положено. Иль мы не православ­
ные?
Он взял ее за плечи, сжал их, будто обручами, и поч­
ти силой усадил за стол.
— Попользуемся, Марьюшка, чем бог послал,—весело
сказал он и придвинул себе и гостье по стакану, которые
тут же наполнил до краев. — Выпьем-, бесценная моя, и
забудем наши прегрешения.
Марию Ильиничну охватил страх.
— Не могу я, батюшка, вы же знаете. Свалюсь я...
— Беда небольшая. Свалишься — подниму. Кроватя­
ми, слава богу, не бедствую. Хочешь — одна спи, хо­
чешь — со мной...
Марию Ильиничну покоробило от этих слов, и это не
укрылось от его взгляда. Но Проханов сделал вид, что
ничего не заметил.
82

~ Держи, Марьюшка. Ну, вот й славненько! Во имя
отца и сына и святого духа, аминь. Давай, голуба моя!
Нет, нет, до конца, до конца...
Мария Ильинична едва не задохнулась от стакана
жгучей жидкости. Пила и думала: «До конца так до
конца. Посмотрю на тебя, святого старца...»
Охмелела она сразу, но Проханов тут же предложил
ей второй. Она отказалась. Он опять применил силу,
схватил ее за плечи, могучей рукой сдавил ей голову и
стал лить водку в рот. Она задохнулась, закашлялась.
— Привыкай, голуба моя, к святой пище, — глухим,
вздрагивающим голосом говорил он. — Хватит редькой
питаться. На нашу с тобой жизнь дураков в достатке
найдется. Не шарахайся от меня. Одна у нас дорожка.
Куда ж ты одна-то? Никак тебе нельзя одной. Умру —
все тебе останется. А что случилось так — не беда. Надо
же когда-нибудь этому случиться. — Он выпил стакан
водки залпом, ничем не закусил и снова заговорил: —
Не прогневайся, Марьюшка, закусывай. Бери сало, холо­
дец, курочку. Все у нас есть и все будет. Всегда будет.
А Мария Ильинична все больше хмелела. Она уже не
помнила, что он говорил, но хорошо запомнила, что было
с ней потом.
...Очнулась Мария Ильинична утром. Проханов хра­
пел рядом. Лежали они на полу, на том самом ковре, ко­
торый расстилали вчера.
— О боже, стыд какой! — Мария Ильинична кое-как
оделась и, с трудом передвигаясь, побрела к умывальни­
ку. После холодной воды ей стало легче, но все-таки она
чувствовала, что вряд ли сможет одна добраться до
дому.
Пришлось прилечь на диван. Из гостиной доносился
могучий храп. Этот храп внушал ей ужас. Наконец, не
выдержав этой пытки, она плотно прикрыла двери обеих
комнат, но и это не помогло. Храп словно сотрясал стены
дома.
Мария Ильинична решила уйти. Она шагнула к две­
ри, и вдруг сзади нее раздался хриплый голос:
— Удрать, голуба моя, из этого дома не так просто.
Все на замках.
Мария Ильинична вся похолодела и обернулась.
6*

83

Проханов стоял в Дверях полураздетый. Он скреб ру­
кою заросшую седыми волосами грудь, зевал во всю
ширь объемистого рта и настороженным взглядом следил
за Марией Ильиничной.
— Но мне домой надо...
— Успеешь,—равнодушно сказал он.—И зачем тебе?
Здесь твой дом. Привыкать .надо.
— Это не мой дом. Незачем мне привыкать...
А он будто и не слышал. Подошел к ней вплотную,
обнял за плечи.
— Беру тебя на содержание. И хватит об этом.
— Это как же — на содержание? — не сразу поня­
ла она.
— Ох, Марьюшка, когда ж ты жить научишься? Так,
поди, и в самом деле пропадешь. Коль не ум’еешь жизнь
свою устроить, слушайся людей разумных/О себе боль­
ше думай. Наплевать тебе на других и на то, что они о
тебе подумают. Время такое. Видишь, какой у меня дом?
А ты думаешь, мне его подарили? Как же, держи карман
шире! Сам с божьей помощью устроился. Живу теперь
и в ус не дую. Ладно. Будет еще время, потолкуем. По­
шли за стол.
Возразить ему Мария Ильинична не'посмела. Шла
она покорно, будто всю жизнь ему подчинялась.
Проханов, не ополоснув лица, голый до пояса, уселся
за стол. .Марию Ильиничну он усадил напротив.
— Ешь, Марьюшка. Или нет. Давай опохмелимся,
по православному обычаю. Что у нас тут осталось? ■— Он
поднял бутылку на свет и сказал с сожалением:
— Ах ты, язви те... на донышке. Сильно мы с тобой
гульнули! Два литра как не бывало. Вот как у нас
живут.
Он расхохотался. Толстый его живот, заросший седы­
ми волосами, противно трясся. Босой, в каких-то широ­
ких брюках, едва на нем державшихся, без рубашки, с
растрепанными космами на голове и спутанной бородой,
священник казался Марии Ильиничне выходцем из само­
го ада. Она смотрела на него широко раскрытыми глаза­
ми и поверить не могла: неужели этот человек полонил
ее воображение и заставил искать смысла жизни в свя­
щенном писании?
Проханов между тем прошлепал босыми ногами в
другую комнату и начал там греметь ключами. Вскоре он
84

возвратился с бутылкой водки под мышкой, с большим
блюдом капусты в одной руке и бокалом мутной жидко­
сти в другой.
— Отведай-ка рассольчику. Распрелестное, скажу те­
бе, средство после крупной выпивки.
— Ой, не надо, — подняла руки Мария Ильинична.
Хозяин удивился:
— Неужто откажешься? — Он пожал плечами и лас­
ковым голосом, в котором нетрудно было уловить раз­
дражение, сказал: — Ослушница ты, Марьюшка!..
Он вздохнул и опрокинул в рот огуречный рассол.
Выпил все до капли, крякнул и довольно потер ладонью
по животу.
— Вот так-то у нас. А теперь откупорим бутылку—и
по стаканчику. С похмелья оно очень славно будет.
— Батюшка! Василий Григорьич, — взмолилась
Мария Ильинична. — Не могу я видеть это зелье. И без
него мутит, а вы снова за водку. Вот вам'крест святой!..
— Голубушка моя! Святым крестом от черта берегут­
ся, а я к тебе с добром иду и добру учу. — Он налил ей
полстакана и сурово сказал: — Хватит церемониться.
Раз уж вручила судьбу свою в мои руки — умей поко­
ряться.
Мария Ильинична почувствовала, что задыхается.
Она силилась что-нибудь сказать, но не могла. И вдруг
по лицу ее покатились слезы.
— Пожалейте вы меня, батюшка! Не могу. Плохо
мне. Что хотите сделаю, только не водку пить...
— Вот тебе на! Пожалей. Да неужто я тебя не жа­
лею? Ох, Марьюшка, грех надушу берешь. Ну, да ладно.
Пей, голуба моя. Для твоей же пользы говорю...
Мария Ильинична послушно взяла стакан и, глотая
слезы, стала пить. Выпила несколько глотков, перевела
дух и вдруг, размахнувшись, запустила стакан в угол.
Стекло со звоном разлетелось на куски. Она хотела крик­
нуть: до каких пор он будет мучить ее? Но... голос отка­
зал ей.
— Духом зашлась? Не пугайся, Марьюшка-, это бы­
вает. На-кось капустки. Возьми, возьми, лучше будет.
Ешь, голуба моя. Все будет хорошо.
И действительно, ей стало лучше. Она рассмеялась.
Потом ей показалось, что священник раскачивается из
стороны в сторону И вдруг он раздвоился...
йй

Проханов тоже смеялся. Правда, не один; смеялись
уже двое, и оба они тянулись к ней со стаканами. Мария
Ильинична, уже не сопротивляясь, пила.
Потом они пели песни. Проханов плясал, а она сме­
ялась. Вдруг она стала куда-то валиться, а что было
позже, она уже не помнила.
Глава седьмая
«ПОКАРАТЬ ЕГО НЕКОМУ»

Кто-то изо всех сил колотил в дверь. Мария Ильинич­
на с трудом оторвала голову от подушки, прислушалась.
Не было сил подняться. Она подумала: может быть, про­
снется отец Василий?
Но нет. Как и в прошлый раз, он даже не пошевелился.
Стучали примерно с полчаса. Кто-то обошел все окна
и бил по ставням кулаком.
Наконец стук прекратился. Мария Ильинична осто*
рожно поднялась и, шатаясь, с трудом отыскала дверь.
Открыв ее, она с удивлением заметила, что за окном
темно. Вечер настал или утро уже?
Она подошла ближе, прижалась лбом к холодному
стеклу и заметила на востоке светлую полосу.
«Рассвет. Неужто целые сутки проспали?»
Закричали петухи. Да, скоро утро. Мария Ильинична
пошла обратно, чтобы одеться и уйти отсюда, но не успе­
ла она отойти от окна, как дверь куда-то исчезла. Застыв
на месте, Мария Ильинична долго стояла так, стараясь
припомнить расположение комнат. Ощупывая руками по­
падавшиеся ей вещи, она двинулась вперед.
Нет, так она, пожалуй, отсюда не выберется. Приш<
лось осторожно идти обратно. Теперь окно потеряла. Ма­
рии Ильиничне стало жутко, она едва не закричала, но
тут под руку ей попался выключатель. Она хотела повер­
нуть его и заколебалась: вдруг отец Василий проснется
от света?
Потом нашла дверь. Мария Ильинична приоткрыла ее
и услышала знакомый храп. Он доносился справа, значит
идти надо левой стороной.
Так она и поступила.
Под ногами Мария Ильинична почувствовала ковер и
тут совершенно отчетливо представила, где находится.

86

Она двинулась вперед уже уверенной походкой и до*
вольно легко отыскала дверь. Марии Ильиничне хотелось
опять зажечь свет, но теперь уж ее опасения были друМ*
го свойства: вдруг кто-нибудь стоит за окном?
Она прислушалась и отчетливо услышала, что кто-то
ходит, поднимается по лестнице на крылечко, стучит но*
гами по полу, потом спускается обратно. По легкой тени,
время от времени закрывающей уже слегка посветлев­
шие окна, она поняла, что кто-то заглядывает в дом.
Мария Ильинична прижалась к стене и осторожно
выглянула, стараясь что-нибудь, рассмотреть на улице.
Она была не очень уверена — на самом ли деле кто-то
ходил там. Ей могло и показаться.
Но тут же она вздрогнула, заметив, как за окном мед*
ленно перемещается силует человека. Он приблизился к
окну. Кажется, женщина. Мария Ильинична прильнула
к стеклу. «Кто это может быть? — с тревогой думала
она.—Не жена, конечно. Нет у него жены. Любовница!—
Ей стало жарко. — Такая же очередная, как и я...»
Эта мысль вызвала жаркий стыд. До чего же она до­
шла! Стоило ли для этого читать Ветхий и Новый заветы?
Думала посвятить свою жизнь прославлению деяний
всевышнего, а разделила ложе со слугой его. А дальше
что?
Думая об этом, она настороженным оком следила за
окном и совершенно отчетливо увидела через стекло
невысокую, полную женщину в белом платке.
Резкий, стук в раму заставил Марию Ильиничну ша­
рахнуться в сторону. Она больно ударилась головой обо
что-то, упала на колени и на четвереньках поползла в
комнату, откуда доносился гулкий храп. Налетая на не*
весть откуда взявшуюся мебель, Мария Ильинична заме*
талась по комнате в поисках своей одежды. Но сколько
она ни искала, ничего под руку не попадалось. Она схва*
тилась за грудь — неужто полураздетой бежать домой?—>
и, к великой своей радости, почувствовала под рукою
блузку; оказывается, Мария Ильинична спала в одежде.
— Боже мой! — прошептала она. — В каком виде до­
мой явлюсь?
Мария Ильинична подбежала к кровати, нащупала
ногой туфли и быстро надела их. Но как быть с жакетом?
Ей было не жалко его, только ведь оставлять нельзя:
вдруг заметит та женщина?
87

Жакет Мария Ильинична нашла сразу же и вздохнула с облегчением. Она торопливо оделась и крадучись
стала пробираться к двери.
«Неужто все двери на замках? Не может быть,— успо­
каивала себя Мария Ильинична.
Осторожно ступая, она направилась к выходу. Нашла
его и отступила: дверь была закрыта на ключ.
Что же делать? Разбудить отца Василия? Нет, это
невозможно.
Окно! Ну конечно, во двор можно выбраться через
окно на кухне.
Она вернулась в переднюю, открыла боковую дверь,
проскользнула к окну и, к счастью, довольно легко открыла.
В это время снова раздался стук, резкий, раздра­
женный.
— Батюшка! Батюшка! Проснись же ты, чертов
пьяница! — отчетливо услышала Мария Ильинична не
очень громкий женский голос, приглушенный не то рас­
стоянием, не то из-за предосторожности, чтобы не разбу­
дить соседей.
Мария Ильинична, воспользовавшись этим шумом,
выпрыгнула из окна. Она оказалась во дворе, огорожен­
ном довольно высоким забором из досок. В конце дво­
ра виднелся длинный сарай. Там звонко прокукарекал
петух и невольно закудахтали разбуженные куры, затем
послышалось хрюканье свиней и визг поросенка.
«Да у него тут целая ферма», — с удивлением поду­
мала Мария Ильинична, все еще настороженно прислу­
шиваясь, не раздадутся ли шаги около забора.
Ступая на носки, она двинулась к сараю. Там должна
быть калитка в огород.
И действительно, калитку она отыскала. Мария Ильи­
нична дернула за ручку, но и эта дверь оказалась на
замке. А замок увесистый...
В эту ночь чашу унижений пришлось испить до дна:
Мария Ильинична полезла через забор. Но под утро от
росы доски стали влажными, скользкими. Мария Ильи­
нична сорвалась, зацепив подолом узкой юбки за острый
выступ.
Материя затрещала и звонко лопнула. В сарае тре­
вожно закудахтал петух, всполошились куры, а вслед
за ними свиньи и поросята.
88

Где-то в соседнем дворе залаяла собака. Из-за дома
вдруг раздался визгливый женский голос:
— Держи ее! Лови! Лови воровку!
Неужто это ей кричат вслед? Позор-то какой!
А голос между тем преследовал ее.
— Где эта потаскуха? Удираешь, подлая?
Женщина, казалось, исходила в крике и вдруг дико,
истерично захохотала. Это был. какой-то нечеловеческий,
жуткий хохот. Мария Ильинична опустилась н‘а холод­
ную, мокрую траву. Будь у нее силы, она бы втиснулась,
иглой ушла в .землю.
Но хохот не смолкал. Не выдержав, Мария Ильинич­
на вскоч'ила и, ничего не разбирая перед собой, броси­
лась бежать.
— Проклятый дом!
Она падала, путалась в картофельной ботве, подни­
малась и снова бежала. Несколько раз теряла туфли, с
трудом их находила, а потом совсем сбросила обувь и бе­
жала босиком. Сердце у нее совсем зашлось, дышать бы­
ло нечем, но остановиться Мария Ильинична не могла:
она думала, что вот-вот ее настигнет та страшная жен­
щина.
Но вот огород кончился. Мария Ильинична увидела
плетень из хвороста, а за ним... огород и новый дом.
Путь отрезан.
— Вот она, кара, божья! — в смятении произнесла
Мария Ильинична и вдруг так же дико закричала. Сов­
сем обессилев, она упала в густую ботву, зарыдала и вне
себя от муки начала вырывать из земли кусты карто-.
феля.
Рыдания ее усилились, она стала кататься по
земле... Отчаяние, унижение. И нервы не выдержали.
То был очередной припадок.
Сколько так продолжалось, Мария Ильинична не
помнила. Очнулась она от того, что услышала над собой
голос:
— Господи, кто там кричит так?
У Марии Ильиничны не было сил подняться. На фо­
не посветлевшего неба она увидела старую женщину.
Она стояла по ту сторону плетня и силилась рассмот­
реть ее.
— Никак, опять от батюшки? — всплеснула руками
старушка и засуетилась. Господи, и что это за человек
89

такой? Каждую ночь, каждую ночь бегут от него. Пока»
рать его некому, нечестивца поганого.
И вдруг женщина рассердилась.
— Сама тоже хороша! По ночам шатаются, потаску­
хи проклятые.
— Бабушка, родненькая, йомоги бога ради. Не могу
никак выбраться отсюда, — с протянутыми руками бро­
силась к женщине Мария Ильинична.
— То-то, «родненькая», — передразнила ее-женщи-;
на. — А'кто тебя заставлял идти сюда? Под ружьем гна­
ли, что ли? У-у, бесстыжие! Совсем совесть потеряли.
Нет на вас управы.
Ругаясь так, женщина что-то проворно делала руками.
— Ладно уж, иди сюда. Иди, иди, чего дрожишь? Не
съем. Не ты первая, не ты последняя. Ни сна, ни покоя
нет. Калитку всю ночь приходится держать открытой.
Давай вот таким пташкам дорожку на волю. Ну, прохо­
ди скорей, чего стоишь! — прикрикнула женщина на
Марию Ильиничну. — Уйду сейчас, тогда как хочешь вы­
бирайся.
Этот довод заставил Марию Ильиничну устремиться
в едва видневшийся проход в плетне. Заспешив, она сно­
ва зацепилась юбкой за слегу. Но уже не обращая на это
внимания, Мария Ильинична дернула рукой за подол.
Материя снова треснула.
— С ума сошла девка! — сурово прикрикнула на нее
женщина. — Иль босиком выскочила?
— Там туфли... В огороде.
— Так иди найди их.
— Пусть остаются. Боюсь я...
— Фу ты, дура какая! Где ты их оставила?
— Здесь, кажется.
— Стой! Поищу сама. Стой, говорю, а не то кобеля
спущу...
Старушка проворно проскользнула в щель, которую
сама же сделала и, наклонившись, стала шарить по зем^
ле рукой.
Искала долго, ворчала, но все же нашла.
— Вот они. Держи — женщина протянула ей обувь.
Мария Ильинична послушно взяла, но не решалась
надеть их.
— Ну, что стоишь? Надевай!
90

— Не-е надо,— заикаясь, ответила Мария Ильинич­
на.— Н-ноги грязные...
Ну ладно. Идем!
Женщина взяла ее за руку и, как девчонку, потащила
за собой. Довела до ворот, обернулась и почему-то шепотом сказала:
— Туфли все-таки надень.
Мария Ильинична беспрекословно подчинилась.
—Иди, бог с тобой. Только в следующий раз умней
будь. Поняла?
— Поняла, бабушка.
Женщина вздохнула.
— Ох, бабы, бабы! До чего мы доверчивы... — и с
суровой жалостью сказала: — Глупа еще, неопытна, по­
тому и попалась. Иди, чего стоишь?
Мария Ильинична медленно повернулась и, чувствуя
на своей спине суровый и в то же время жалостливый
взгляд незнакомой женщины, медленно побрела по улице.
Глава восьмая
ОТВЕТ

ПРОФЕССОРА

Мария Ильинична пластом лежала после пира с Про­
хановым. Плохо, очень плохо пришлось ей в эти дни. Две
ночи она ни на минуту не заснула и только к утру третьих
суток немного забылась. Но то состояние, в котором она
находилась, совсем не походило на сон. Какая-то полу­
дрема вперемешку с кошмарами. То ей казалось, что она
еще в доме отца Василия и он ей насильно вливает в рот
водку; то вдруг представлялась церковь и она сама, мо­
лящаяся в исступлении; то появлялся перед ней Андрей,
и на них летели вдруг сразу две машины — «волга»
и ЗИМ; то кто-то из окна потрясал ее статьей и кричал:
«Ты получишь свое, расстрелять тебя мало!».
Мария Ильинична просыпалась от собственного кри­
ка. Когда она окончательно пришла в себя, было раннее
утро. Ей почему-то показалось, что она опаздывает на ра­
боту, она вскочила с постели, но, вспомнив, что ей некуда
и незачем спешить, в изнеможении повалилась на подуш­
ку. Ей стало совсем плохо...
Рядом никого не было. Квартирная хозяйка уже не­
сколько дней не ночевала дома. Это случалось нередко,
91

старушка уходила то к сыну, то к дочери, которые жили
где-то на окраине города.
То, что хозяйки не оказалось дома, было как раз кета*
ти: не нужно было ничего объяснять старушке, не в меру
любопытной и дотошной. Марии Ильиничне стало жутко,
когда она поняла, что не в силах встать с постели, чтобы
взять кусок хлеба или просто попить воды.
К счастью, около полудня забежала соседка.. Она
всполошилась и тут же бросилась за врачом. Он предло­
жил отправить Марию Ильиничну в больницу, но соседка
об этом и слышать не хотела.
— Сама выхожу, — твердо сказала она.
В постели Мария Ильинична провалялась несколько
дней.
Потом ей стало легче, она поднялась, стала ходить и
даже решила пройтись по городу.
Мария Ильинична одевалась, когда вдруг со двора
послышался голос соседки:
— К тебе гости, Марья.
Гость оказался почтальоном. Он вручил ей большой
конверт и, по-военному козырнув, удалился. А Мария
Ильинична долго не могла прийти в себя и все вертела в
руках тяжелый конверт, не решаясь вскрыть его. Что это
могло быть? Уж чего легче — вскрыть конверт, но Мари­
ей Ильиничной овладела робость.
Она внимательно осмотрела конверт; на нем были
указаны область, город и ее фамилия; уже другой рукой
кто-то проставил улицу и номер дома.
Лйария Ильинична наконец вскрыла конверт и извлек­
ла... газету.
— Господи боже мой! — вскрикнула она и даже за
сердце схватилась, до того оно гулко застучало.
Она стала разворачивать газету; из нее выпала ка­
кая-то бумага. Мария Ильинична подняла ее.
«Товарищ Разуваева! — с волнением прочла она. —
Ваше письмо в редакцию мы получили. Оно носит дискуссионный характер. Вы хотите спорить и откровенно вы­
сказываете свои мысли.
Ваши убеждения мы разделить не можем. Для ответа
Вам редакция пригласила бывшего профессора-богосло ­
ва Александра Алексеевича Осакова, двадцать пять лет
своей жизни отдавшего служению религии, а ныне реши­
тельно порвавшего с ней.
92

Редакция сочла возможным опубликовать его откры*
тое письмо Вам, озаглавленное «Встреча в пути». Пере­
сылаем номер газеты, в котором напечатан ответ товари­
ща Осакова.
С приветом.
Заведующий отделом писем
А. Самарцев»

Еще больше волнуясь, Мария Ильинична развернула
газету и стала искать статью. Да, вот она... «Встреча в
пути» и подпись — «А. Осаков, бывший профессор бого­
словия».
Мария Ильинична с интересом и внутренним трепетом
принялась за статью.
«Мне часто приходится читать в газетах,— пишете вы,
тов. Разуваева, — чтотакие-то и такие-то порвали с ре-<
лигией. А почему я не могу написать о том, как я пришла
к христианству и как стала верить в бога?»
Вы сообщаете, что во время войны потеряли мужа,
единственного и самого дорогого вам человека. Вам было
очень трудно, поэтому вы стали «усиленно искать смысла
в жизни», намереваясь получить «ответ на такие вопро­
сы: отчего бывают человеческие страдания, зачем живет
человек, в чем заключается истинное счастье?» Для этой
цели вы начали изучать «философские сочинения», а уже
после этого библию».
— Это когда же я изучала «философские сочине­
ния»?.. — удивилась Мария Ильинична.—Хотя, действи­
тельно, в школе многое читала, только что я поняла
там?..
«И в результате этого изучения, — с разгоравшимся
каждую минуту нетерпением читала Мария Ильинична,—•
вы пришли к заключению, что «только религия, вера в
Христа дает смысл человеческой жизни, дает тепло и свет
человеческой душе».
Темная, очень темная повязка у вас на глазах,
тов. Разуваева, но все-таки вы не можете не сделать При­
знания: «Конечно, меня могут упрекнуть в том, что я не
хочу видеть положительного, что я не хочу замечать, как
развита наша .промышленность, как материально улучшилась жизнь наших людей».
Но: дальше из ваших рассуждений так и кажется, что
93

йЫ просто списали слова из.какой-то проповеди. Вы авто­
ритетно, хотя и не утруждая себя доказательствами,
утверждаете, что «цветы эти ядовиты, они взращены гре»
хом...»
Я прочитал ваше письмо, и мне стало очень горько.
Горько и обидно. Я 25 лет истратил на блуждание в мире,
который вы, Мария Ильинична, предпочитаете всему на
свете. Мне представилась такая картина...
На дороге жизни встретились путники. Один сказал
другому:
— Бегу от земной жизни... Есть, говорят, мечта о не­
бесном рае. Иду жить мечтой.
А встречный отвечает ему:
— А я этой мечте отдал лучшие свои годы. Бегу от
мечты в жизнь, — и убежденно добавляет; — Теперь-то я
знаю: нет и не может быть творчества без жизни, нет и
жизни без жизни. Сон хорош, когда он освежает, под*
крепляет силы для труда. Но очень обидно проспать са­
мого себя.
(
Укоризненно покачали головами путники, осуждая
друг друга, и... разошлись каждый в свою сторону. Точно
так же разошлись и наши с вами житейские корабли,
Мария Ильинична. Именно поэтому я и хочу ответить
вам.
Вы, может быть, удивитесь: почему именно через га­
зету, а не просто письмом по почте? Отвечу. Потому, что
вы
не одиноки. К сожалению, есть еще люди с темны­
ми повязками на глазах, которые ощупью бродят по жизни, бродят, не ведая, какую ошибку допускают. Я не знаю
вашего возраста, но жаль, если вы еще молоды. Очень
жаль.
Вас к религии прибило горе, потеря близкого. Это
путь не новый. И сейчас, в дни мира, свежие могилы
близких приводят к церковным папертям людей, которые
не ведают, куда деваться от тоски и горя. Они мечутся и
пытаются найти утешение в религии. Это ведь всегда бы­
вает — когда горе, религия тут как тут.
Но правилен ли их путь? Сильный от горя ищет исце­
ления в труде и деятельности. Слабый же не может про­
тивостоять обрушившейся на его плечи тяжести. Своим
подгибающимся коленям он ищет готовых подпорок в ис­
кусственном, иллюзорном мире религии, в которой жизнь
объявляется временной и ничтожной, а вместо нее выс*
94

Шей реальностью провозглашается мираж некоего над->
мирного «царства небесного».
Больше того. Жизнь религией объявляется проходным
двором, а смерть — воротами «подлинной жизни».
Но это подлейшая мораль! Опа повелевает человеку
оплевывать самого себя, как ничтожную, грешнейшую
тварь. (Ваше письмо, если уж говорить честно, очень по­
хоже на то, какое могло бы написать духовное лицо; этот
вариант ласковой елейной подсказки вполне возможен,
потому что за двадцать пять лет жизни в «святом» обще­
стве я слишком хорошо изучил этот мир)».
Марию Ильиничну ошеломила прозорливость бывшее
го ученого богослова. Ведь так оно и было.
Вспомнив обо всем этом, Мария Ильинична устыди­
лась самое себя. Устыдилась и уже с большим доверием
продолжала читать ответ Осакова.
«...Кто бы ни были эти люди, но они помогли вам уго-'
дить в болото мистицизма...
Не знаю, не ведаю, как вы читали «философские сочи­
нения» и какие именно, но я хорошо представляю, как
вы читали «священное» писание. В трудном состоянии
человека, надломленного горем.
Вы сразу же уверовали в сладостную «истину», а уве*
ровав, потеряли способность критически мыслить.
«Истинное богооткровение» туго завязало вам глаза.
Вы не заметили, как в четырех евангельских сказани-ях противоречат друг другу описания чудес, рассказы о
делах и странствованиях Христа, описания обстоятельств
его смерти, воскресения и жизни после него».
— Нет, заметила,— прошептала Мария Ильинична.—
Тут вы не угадали.
«...Вы не задумались над тем, что одно и тоже еванге­
лие проповедует то смирение, то восстание, то осуждает
богатство, то прославляет его, то вкладывает в уста Хри­
ста речи о справедливости, то заставляет произносить
притчи, в которых с эпическим спокойствием рассказыва­
ется об обязанности рабов служить жестоким и мерзким
в своей жажде наживы господам».
«А ведь в самом деле, — промелькнуло в мыслях Ма­
рии Ильиничны. — Как это я не обратила на это внима­
ния?»
«...Вам, Мария Ильинична, следовало бы заглянуть в
историю появления евангелий. Прочитайте хотя бы очень
95

строгую и правдивую книгу Ю. П. Францева «У истоков
религии и свободомыслия», и вы увидите бесчисленные
слагаемые и те основные струны, вокруг которых форми­
ровалась христианская доктрина.
Познакомившись с этим трудом, вы увидите страдающих и воскресающих богов Египта, Иудеи, Вавилона,
Малой Азии и Греции; таинства зачинающих матерей;
богов, нисходящих оплодотворить человеческое девичес­
кое чрево; вы будете иметь представление об ожесточен­
ной борьбе рабского элемента с аристократической, иму­
щей прослойкой в раннем христианстве и многое, многое
другое, что поможет вам открыть глаза на Истину и
Правду.
Поймите и другое. Нам, людям двадцатого века, лив
дям социалистического общества, не так-то просто понять
звериные законы эпохи расцвета рабства. Но вы даже и
не попытались их понять. Вместо глубокого изучения или
хотя бы ознакомления с необходимым материалом, вы
стали на колени перед образом Христа, мозаично состав­
ленным из разных учений и верований, вы приняли без­
оговорочно всю враждебную человеческой жизни концеп­
цию вытекающей из евангелия христианской религии.
Уйдя в несуществующие духовные небеса, вы предали
землю, на которой живете, презрели ее, исказили в своем’
представлении ее облик и.облик ее людей...»
— Ужас-то какой!
Мария Ильинична вскочила и забегала по комнате.
— И правильно. Правильно. Я забыла о совести! —
с каким-то мрачным удовольствием обвиняла она самое
себя. ■— Конечно, «предала» и «презрела».
«...Вы пишете: «...только религия, вера в Христа дает
смысл человеческой жизни, дает тепло и свет человече­
ской душе. Наука же бездушна. Она не в силах удовле­
творить запросы человеческой души».
Нет, наука помогает человеку жить, духовно обогаща­
ет его. К тому же, жизнь куда шире науки. Куда вы дели
радость созидательного труда? Как вы можете не заме­
чать богатейший мир человеческих отношений? Разве
жизнь ограничивается партой ученика и лабораторией
ученого? Бородин был талантливым химиком и оставил
нам «Богатырскую симфонию» и «Князя Игоря». Цезарь
Кюи был талантливым военным инженером-теоретиком
и не менее талантливым композитором. Ломоносов писал
96

и стихи, и научные трактаты. Гёте оставил не только
«Фауста», но и научные статьи.
Да разве религия, чтобы быть доходчивей и владеть
человеческими душами, не привлекала к себе на службу
людей, не старалась воспользоваться чисто человечески­
ми стремлениями к красоте и совершенству? Разве она
не старалась использовать живопись, музыку, поэзию,
архитектуру и скульптуру? Религия, как подлый вор,
пользуясь то материальным могуществом, то политиче­
ской силой, то человеческим невежеством, присваивала
себе таланты и человеческие способности.
Вы над этим задумывались?»
— Нет, дорогой профессор, ничего этого я не зна­
ла...— вздохнула Мария Ильинична.
«...Церковники любят петь «Литургию» Чайковского.
Но послушайте, как клеймят и уговаривают они тех же
верующих «не разменивать бога на греховные утехи мира
сего». Что будет, если христиане расскажут о любви сво­
ей к оперным спектаклям «Евгений Онегин», «Орлеан­
ская дева», «Иоланта» и еще более — если признаются,
что любят балет «Лебединое озеро»?
О, тут их обвинят и в грехе разжигания похоти, и всех
других грехах. Мне, право же, не совсем удобно приво­
дить факты вам, женщине, на что способны «святые от­
цы», проповедующие о греховности страстей человече­
ских, и что творят ойи под покровом ночи, при закрытых
ставнях или плотно занавешенных окнах...»
Мария Ильинична почувствовала, что краска стыда
заливает ее лицо. Перед ее глазами во всех подробно­
стях встала картина двух последних ночей, проведенных
в доме Проханова. Она закрыла лицо руками и, застонав,
долго сидела так, стараясь унять волнение. Чтобы не
расплакаться, она вскочила, зачерпнула из ведра холод­
ной воды, умылась, и ей стало лучше, она снова уселась
за стол и продолжала читать.
«...И эту мерзость вы противопоставляете красоте
жизни человеческой, красоте творчества человеческого?
Как могли вы так оболгать жизнь, да и науку тоже?!
Вы ее обвиняете в изобретении бомбы, но вы забыва­
ете, что первые атомные бомбы приказал сбросить>на го­
ловы беззащитных людей Японии христианнейший прези­
дент США Гарри Трумэн; что в недавней войне, которая
поглотила и вашего мужа, первые ракеты дальнего
7

Человек г к.чегтом

97

действия, известные ФАУ, начали сбрасывать на головы
верующих английских матерей и их детей гитлеровцы—
фашисты, возглавившие «крестовый поход» против «без­
божного коммунизма». Вы понимаете, что все это озна­
чает? Оружие, крест, бомба... Все сливается.
Вы ссылаетесь на великого хирурга Пирогова. Но
знаете ли вы, что в своих автобиографических записках
он объявил себя решительным противником церкви? Он
рассказывает, как семинарист-репетитор раскрыл ему
глаза на гнилость церковного православия, и признается,
что дурной и грязный семинарский анекдот навсегда
встал между ним и церковью.
Вы даже ссылаетесь на Ушинского. Но я убежден,
что вы, тов. Разуваева, не читали строк, которые он на­
писал в последние годы своей жизни. Он признал, что
«всякая фактическая наука — а другой науки мы не зна­
ем — стоит вне всякой религии, ибо опирается на факты,
а не на верования», и потребовал отмежевания школы от
церкви.
Но ежели вы знали об этих словах выдающегося пе­
дагога, то нет слов, чтобы выразить возмущение. В таком
случае вы действуете в духе «святых отцов», которые спо­
собны смотреть вам в глаза и бессовестно лгать.
В заключение этого письма к вам хочется спросить
вас, Мария Ильинична Разуваева: куда вы нас зовете?
Какое «разумное, доброе, вечное» вы нам предлагаете?
Потерявшийся вы человек!
Вспомните евангелия, которые вы теперь сочли идеа­
лом мудрости. Есть там восточная народная поговорка:
«Может ли слепой водить слепого? Не оба ли упадут в
яму!» (От Луки, 6, 39). А вы, ослепленная сначала лич­
ным горем, потом религией, в которой захлебнулись, топя
свое горе, предлагаете себя в проповедники.
Как больно за вас, еще одну жертву дурмана веры
христовой, тов. Разуваева! Найдете ли вы обратный путь,
когда правда постучится в ваше сердце, как постучалась
она в мое? Услышите ли вы этот стук? Очень и очень хо­
чется, чтобы вы его услышали».

Мария Ильинична резко откинулась на спинку стула,
задумалась. Сидела долго. Думала, вспоминала, сопо­
ставляла факты из собственной жизни...
98

— Потерявшийся ты человек! — повторила она.
И сказать нечего, чтоб оправдаться.
Не раздеваясь, Мария Ильинична легла в кровать, хо­
тя вечер только начинался, и спокойно проспала-до утра.
Даже ни одного сна не увидела.
Глава девятая

ЧТО

это?

Мария Ильинична проснулась рано. Утро выдалось
на редкость радостное. Солнце только что взошло. Сен­
тябрь. Начиналась осень, но осени как-то и не чувствова­
лось, хотя почти неделю шли дожди. Дожди эти в такую
пору, кажется, всегда снижают температуру, а на этот
раз они были какие-то парные. Позавчера разразилась
гроза. Так бы и выскочила на улицу босиком.
В это сверкающее утро Мария Ильинична почувство­
вала себя здоровой. К ощущению здоровья прибавилось
еще и чувство облегчения. Не сразу она поняла, откуда
оно, это ощущение. Вспомнила об этом, когда начала
плескаться под умывальником.
«Ответ профессора...»
Ну, конечно, ответ. Он многое сказал Марии Ильиничне. Значит, она была совершенно права, сомневаясь в до­
стоверности библии. О том же говорит и профессор. А он
не просто верующий, а ученый. Он двадцать пять лет изу­
чал священное писание. Если уж она, Мария Ильинична,
уловила противоречия, потратив на изучение евангелий
каких-нибудь три-четыре месяца, то сколько можно уви­
деть за двадцать пять лет?
Теперь ясно, зачем тогда приезжал епископ со своей
свитой и представителем патриархии. Это они сочиняли
письмо; отцу же Василию было, наверное, поручено окру­
тить ее и заставить подписать его. Ловко он все обставил.
А. ведь как ласков был, как юлил, наизнанку вывора­
чивался! «Голуба моя», «душа моя», «драгоценная», «до­
рогая»... Теперь-то уж ясно, какая она ему «дорогая».
Прошло несколько дней, и даже не вспомнил о ее суще­
ствовании. Сколько у нее побывало всяких бабок с кор­
зинами продуктов, когда она читала евангелие. А после
бесшабашной пьянки сразу же заросла дорожка к ее
дому. Никто не пришел.
7*

99

А что, если написать ответ Осакову? В редакцию на­
писать и все, все рассказать. Вот когда он закрутится!
Мария Ильинична наскоро позавтракала и занялась'
хозяйственными делами. Их было много. Одна стирка за*
няла почти целый день.
Она работала, а сама все время думала, что написать
профессору.
— Вечером сяду, — решила Мария Ильинична. —
Хватит с меня.
Вечер наступил как-то быстро и незаметно. Стирка
сильно ее утомила, и Мария Ильинична решила сходить
в парк, в кино. Она уже с полгода не видела ни одной
картины.
«Выходит, я ищу смысла в жизни, — пришла в голову
фраза из письма профессора. — Не смысла, а свое место
в жизни ищу».
Запуталась она. Жизнь, будто поезд курьерскиц,
мчится с бешеной скоростью мимо, а она стоит на полу­
станке и глазеет на него. Ей бы там, в вагонах быть, а
она все размышляет — ехать ли.
Мысли ее вдруг прервал резкий стук в дверь.
— Входите! — крикнула Мария Ильинична, поду­
мав, что идет врач. Она не сказала, что нигде не работа­
ет, и он выписал больничный лист. «Несет тебя нелег­
кая, — досадовала она. — В кино наверняка опоздаю...»
Но это был не доктор. В комнату вошел мужчина лет
пятидесяти. Он показался Марии Ильиничне угрюмым,
даже мрачным, но особенно ей не понравился его тяже­
лый и пристальный взгляд.
— Мария Ильинична? — настороженно спросил он.
Она ответила утвердительным кивком головы и молча
рассматривала неожиданного гостя.
Мужчина протянул ей сверток.
— Что это? — удивилась она, не намереваясь прини­
мать ношу гостя.
— Я живу поблизости от церкви. С батюшкой хорошо
знаком...
Мария Ильинична вздрогнула, услыхав слово «ба­
тюшка», и эта ее реакция, кажется, произвела на гостя
благоприятное впечатление. Он едва приметно усмехнул­
ся, что не укрылось от Марии Ильиничны.
100

— Говорю, с батюшкой знаком... — повторил гость,
будто пароль произносил. — Отец Василий просил пере­
дать вам...
— А что тут? — спросила Мария Ильинична, чувст­
вуя, как в ней закипает негодование.
— Не могу знать. Мне поручили передать сверток и
вот это письмо. — Онс резким пристуком, будто играл в
домино, бросил письмо на тумбочку, где находились ее
туалетные принадлежности. — Батюшка сказал, чтобы
я передал все это вам и подождал ответа.
Мария Ильинична глубоко вздохнула и вздрагиваю­
щими пальцами взяла конверт.
Письмо было написано на знакомой ей машинке.
«Многоуважаемая Марьюшка!
С печалью в сердце узнал я о твоей болезни. Скорблю
и молюсь о твоем здоровье. Я тоже приболел, но меня
больного по срочному делу вызвали в область. Не успел
даже сообщить тебе и проститься, поэтому и ничего не
слышал о твоей хворобе.
Приехал часа три назад и тут же узнал, что никто из
моих людей тебя не проведал, не помог. Простить себе
не могу этого. Ты уж бога ради не сердись, Марьюшка,
мы все уладим.
Сам я днем никак прийти не мог, опасаясь лишних
разговоров. Прости меня, Марьюшка, великодушно. Про­
шлый раз ты забыла сумочку. В ней ты найдешь подарок,
только не от меня. Три тысячи рублей посылает извест­
ное тебе лицо в знак особой признательности и благодар­
ности. Ты должна помнить, за что. От меня подарок осо­
бый, в том не сомневайся.
Жду тебя, Марьюшка, часов в 9—10. Есть очень важ­
ный разговор. Важный для нас. Я привез большие ново­
сти. Надо посоветоваться и решить, как лучше поступить.
Объясню подробней при нашей встрече.
Обнимаю тебя и жду с нетерпеньем.
В. П.»

— Ишь как! Ждет с нетерпением, — не выдержала
Мария Ильинична. — Ну пусть подождет. Может, и дож­
дется.
Мария Ильинична почти вплотную подступила к по­
сыльному, не шелохнувшемуся при ее приближении, и
почти крикнула ему в лицо:
ИЛ

— Наплевать мне на деньги, па всех преосвященных
и на всю вашу братию. Понятно?
Но гость и бровью не повел.
— Вы не кричите, почтенная, •— спокойно изрек он
мрачным голосом. — До ваших с батюшкой шуров-муров, — он покрутил рукою в воздухе, — мне нет никакого
дела. А сверток вы возьмете. Нести его обратно я не на­
мерен. Я вам не Ванька-побегушка.
— Ничего я не возьму!
— Возьмете.
— А я говорю — не стану прикасаться к вашему
свертку.
— Мне что за дело. Не прикасайтесь. Там ваша сум­
ка. Вот она! — Странный гость быстро развернул обер­
точную бумагу, извлек ее сумку, забытую у отца Васи­
лия, и небрежно бросил па постель. — Что передать ба­
тюшке?
Вместо ответа Мария Ильинична схватила, сумку,
молча осмотрела ее, будто не веря, что это действитель­
но ее вещь, и только потом подняла глаза на мужчину.
— Передайте вашему батюшке: мне переслали из
редакции ответ ученого профессора, и я сегодня же на­
пишу ему ответ.
Мария Ильинична оделась, взяла в руки сумку и-молча направилась к двери. За ней так же молча двинулся
мужчина. Она закрыла дверь на ключ, сунула его в кар­
ман и обернулась к гостю.
— Мне больше нечего вам сказать. Я иду в парк, в
кино. А вечером обязательно сяду за письмо.
— Так и передать батюшке? — насмешливо осведо­
мился он.
— Чего вы ухмыляетесь? — опять вспыхнула Мария
Ильинична. — Думаете, впустую говорю?
— Я вам не советую грозить батюшке. Вы его плохо
знаете, — тихо и очень серьезно сказал мужчина. —
Так что передать отцу Василию?
— Что слышали, то и передайте, — упрямо сказала
она и, резко повернувшись, направилась к калитке.
Мария Ильинична быстро шла по улице, независимо
помахивая сумочкой, и думала о письме: деньги прислал
сам преосвященный, за «особые» услуги. Опа раскрыла
сумку. Ого! Купюры только сторублевые.
102

«Заметались... — со злорадством подумала она. —
Уж, конечно, им-то известно о статье. Они думают, что я
ничего не знаю. Но погодите. Я вас выведу на чистую
воду...»
Наступал вечер, тихий, теплый. Солнце еще висело
над горизонтом, красное, затуманенное. С лугов полз
туман; он прибивал поднятую за день пыль на улицах
и как-то скрашивал, смягчал контуры домов, выступаю­
щие на фоне чистого, истомленного и будто выцветшего
за день неба.
Мысль, что она идет в парк, заставила улыбнуться
Марию Ильиничну. Сейчас там очень хорошо. Она по­
бродит по аллеям, вспомнит их прогулки с Андреем,
отдохнет.
Мария Ильинична с наслаждением отдалась мыслям
о прошлом. Думала и улыбалась. И вдруг она совершен­
но отчетливо услышала голос Андрея, который расска­
зывал ей историю этого парка и города Петровска.
Город этот основал молдавский господарь Дмитрий
Кантемир, который в конце семнадцатого или в начале
восемнадцатого века, с целью вырвать Молдавию из-под
власти Турции, подписал с Петром Первым договор и
присоединил Молдавию к России.
Царь присвоил Кантемиру титул князя, произвел его
даже в сенаторы и подарил имение. Это имение и есцгь
нынешний город, а тогда это был небольшой поселок.
Здесь Кантемир построил дворец, вот эту церковь
(«Будь она неладна!» — с отвращением подумала о ней
Мария Ильинична) и заложил сад в десять или две­
надцать гектаров, — цифру Мария Ильинична точно не
помнила. Этот кантемировский сад и есть предок ны­
нешнего парка. После смерти Дмитрия Кантемира его
сыновья обнесли сад и дворец огромной стеной. На ней
были башни, бойницы. Кое-где они сохранились еще и
до сих пор.
Андрей рассказывал Марии Ильиничне, что один из
сыновей Дмитрия, Антиох, стал известным русским сати­
риком. Андрей показывал ей учебник русской литерату­
ры, где целая глава была посвящена Кантемиру.
Она радовалась вместе с Андреем.
«Наш, петровский. Вот здорово-то!»
С петровским парком было связано еще одно воспо­
минание. Когда она еще была девчонкой, родители
103

взяли ее в город, на базар. Маше надоела сутолока, и она
пошла бродить по улицам. Долго ходила, пока не забре­
ла в парк. Ои ее околдовал. Деревья высокие-высокие
и высажены в длинные-предлинные ряды по обе сторо­
ны дорожки. Сплошные зеленые стены из деревьев.
И трава в парке высокая, густая.
Когда Маша устала карабкаться с какими-то маль­
чишками на красную каменную стену, она отделилась от
шумной оравы, забралась в траву под высокие деревья
и уснула.
Отец и мать с ног сбились, разыскивая ее по городу,
а она спокойно спала в это время в парке до тех пор, по­
ка ее не разбудили звуки духового оркестра. Ее заметил
милиционер и доставил в отделение милиции, где уже
было известно о ее исчезновении.
Мария Ильинична любил^ этот парк. Достаточно по­
бывать в нем один вечер — и уж потом на целый месяц
при одной лишь мысли о нем сладко кружилась голова,
в ушах звучали мелодии то духового оркестра, то баяна
вместе с тихой, чуть грустной песней, доносившейся от­
куда-то с лугов; то вдруг парк наполнялся хрустальны­
ми звуками рояля, которые лились и лились из репро­
дуктора, упрятанного где-то в ветвях деревьев. Ей
вспомнилась любовь, тайные встречи с Андреем. Восп'омипапия об этих счастливых днях заставляли бешено ко­
лотиться сердце.
Старинный парк будил в ней жизнь и страсть к этой
жизни, мечты о личном счастье, на которое она имела
право. Но именно эта ее тяга к жизни почему-то всегда
напоминала о грехе и оскорбляла память об Андрее.
Мария Ильинична много лет подряд ходила на работу
мимо церкви, и все это время в одни и те же часы она
слышала колокольный звон. Она замедляла шаги и ис­
пуганно думала:
«Вот он, голос бога. Он все видит, все замечает, но
молчит... Что я делаю, зачем отдаюсь соблазнам?»
Так вот-и боролись в ней два чувства — к жизни и к
богу. Она еще не совсем разобралась в своих пережива­
ниях после того, что произошло в доме Проханова, но
где-то в глубине души Мария Ильинична сознавала, что
вера ее в бога подорвана. Ведь священник стоит на пути
между богом и ею, верующей. Перед священником, соз­
данным ее воображением, опа преклонялась и трепетала.
КМ

А на поверку оказалось, что этот богом отмеченный чело­
век грязен и подл.
-У жизни свои законы. Мария Ильинична была ела*
ба, чтобы бороться за личное счастье. Именно поэтому
ее и несло по жизни, как по широкой реке: она только
слабо взмахивала руками, чтоб удержаться на поверх­
ности. Только бы удержаться — и все. Над этой рекой
стоял слабый туман; стоило лишь приподняться, при­
стальней взглянуть, чтоб заметить берега и пристать к
одному из них, но у нее не было сил для этого.

...Мария Ильинична, вошла в широкие ворота парка,
и ее сразу захватило стремительное веселье. Ее словно
куда-то понесло. Мария Ильинична безотчетно улыба­
лась, походка ее стала легкой, пружинистой. Она слы­
шала возбужденные голоса — сзади к ней приближалась
целая ватага молодых людей.
— Сторонись! Ожгу!— весело закричал мужской го­
лос, и кто-то легко взял ее за локти.
Не успела Мария Ильинична оглянуться — ватага
была уже впереди. Взгляд ее механически скользнул по
аллее и вдруг задержался. Среди гуляющих она замети­
ла того самого высокого человека с острым, тяжелым
взглядом, который час тому назад приходил к ней в дом.
Но она тут же потеряла из виду знакомое лицо. Муж­
чина или скрылся за деревьями, или ей просто показа­
лось, что видела его.
«А может, его и не было?» — подумала Мария Ильи­
нична.
— Чепуха какая-то мерещится! — громко сказа­
ла она.
—- Что вы говорите? — обернулся к ней мужчина,
гулявший, как и она, в одиночестве.
— Нет, нет,л ничего, — смешалась Мария Ильинич­
на. — Для себя сказала.
Мужчина улыбнулся.
— Очень жаль. Думал, ко мне относится.
Мужчина прошел и оглянулся. На его лице еще ви­
тала легкая тень улыбки. Мария Ильинична встретилась
с ним взглядом, но тотчас опустила глаза: ну их всех!..
«В кино сходить, что ли?» — подумала оиа и тут же
пристроилась в небольшую очередь около кассы. Она
1

взяла билет, посмотрела на ряд: пятнадцатый, место
восьмое...
Невольно бросилось в глаза, что кассирша почему-то
зачеркнула красным карандашом цифры ряда и места,
написанные типографским способом, и указала другие;
потом, видно, передумала и тем же карандашом проста­
вила снова две прежние цифры: 15 и 8.
— Вот странно! — Мария Ильинична подошла к око­
шечку.
— Тут какие-то исправления. Меня пропустят?
— Не волнуйтесь, гражданка. Ошиблась я. Контроль
уже знает...
Мария Ильинична спрятала билет. До начала сеанса
был целый час. Уйма времени, можно обойти весь парк.
«А что? И обойду»,—■ весело подумала Мария Ильи­
нична и ускорила шаг.
Мария Ильинична- после войны еще ни разу не бы­
ла в том конце, где парк спускался к лугу. Места столь
волнующие, памятные... Скоро должна взойти луна.
Парк при луне просто изумителен. Она помнила такие
ночи еще со времен своей юности, когда тайком гуляла
здесь с Андреем.
ЛАария Ильинична вырвалась наконец из шумного
людского потока на более тихую аллею и медленно по­
шла вперед, выбирая малоосвещенные тропки.
Между деревьев она увидела огромный красный шар
лупы. Зрелище было настолько чарующим, что Мария
Ильинична тихо вскрикнула от изумления.
В ту же минуту кто-то резко рванул у нее из рук сумочку. Мария Ильинична охнула, хотела обернуться, но
тут же получила сильный, оглушающий удар в заты­
лок. В глазах у нее засверкали искры.
«Что это? Что это?»—теряя сознание, она повалилась
лицо’м в траву.
Глава

десятая

МАРИЯ ИЛЬИНИЧНА НЕНАВИДИТ

Очнулась Мария Ильинична в больнице. Было тихо.
Пахло лекарствами. День будто на волах тащили: он
очень был долгим. А потом дни покатились один за дру­
гим, а ей не становилось ни хуже, ни лучше».
106

Однажды к ней пришел человек из милиции. Ей по­
чему-то очень хотелось узнать, в каком он звании, но
погоны закрывал халат. На вопросы Мария Ильинична
отвечала рассеянно, нехотя, а потом совсем замкнулась.
Человек из милиции ушел, не скрывая досады. Он
приходил потом еще несколько раз, но Мария Ильинична
все время твердила: она шла по аллее, и ее кто-то уда­
рил сзади по голове...
Нет у нее никаких предположений, она ничего не
знает...
Врагов или подозреваемых тоже нет...
И вообще она устала, пусть ее оставят в покое.
Врача, лечившего Марию Ильиничну, тревожила дли­
тельная апатия, в которой находилась больная. Она яв­
но что-то скрывала, и это, видимо, влияло на ее со­
стояние.
Выписали Марию Ильиничну в конце пятой недели.
За день до выхода из больницы ей объявили: она бере­
менна. Врач предупредил: пусть не вздумает прерывать
беременность, для нее это опасно. А если у нее будет
ребенок —■ это сможет исцелить ее от болезни.
Слова доктора ошеломили Марию Ильиничну. Она
давно убедила себя в том, что ребенка у нее не будет,
хотя ей очень хотелось его. Пусть без мужа — сама вос­
питает. Но это желание так и осталось неосуществлен­
ным. А когда Мария Ильинична потеряла надежду стать
матерью, ей вдруг объявили о ребенке,
Как все.странно случается в жизни! Когда чего-то
очень хочешь, хоть головой о землю бейся — не можешь
добиться желаемого. И вдруг мечта сбывается, когда сов­
сем уже не ждешь ее исполнения. И не знаешь, то ли ра­
доваться, то ли удивляться. Да и не верилось, что у нее
будет ребенок. Она снова и снова спрашивала об этом
врача.
— Уж вы поверьте моему слову. Говорить вам неправ­
ду нет необходимости, и ошибка исключена. Доверьтесь
моему опыту и знаниям...
Врач очень обрадовался тому, что у больной нако­
нец-то исчезла апатия.
С того дня Мария Ильинична начала заметно поправ­
ляться.
Мария Ильинична возвратилась домой с твердым на­
мерением: надо немедленно возвращаться на завод. У нее
107

будет ребенок. Она не может, не имеет права рисковать!
Может быть, еще не поздно, может, еще дадут комнату
Теперь она не одна.
Ребенок! Боже мой, неужто это правда? Неужто она
действительно станет матерью?.И хорошо бы мальчика...
Прыгать и резвиться хотелось от счастья. Но... нес. Нель­
зя — вдруг повредишь «ему». Она теперь будет очень
осторожна. По струнке станет ходить, лишь бы родился
здоровеньким.
Как и все неопытные матери, она делала как раз то,
чего совершенно не следовало делать. Надо было дви­
гаться, физически укреплять себя, а Мария Ильинична
старалась меньше шевелиться, ходила, будто плавала.
Словом, ребенок стал для нее событием первой важ­
ности, все остальное ушло на задний план. Даже о Про­
ханове она забыла. Пусть его. Нет ей никакого дела до
этого человека. Никому она не станет жаловаться, лишь
бы он не трогал ее, оставил в покое.
Встал, однако, вопрос: на что жить? Деньги, послан­
ные Прохановым, ушли от нее так же неожиданно, как и
пришли к ней. Из-за них, наверное, ее чуть не убили.
Но кто мог знать об этих деньгах? Только двое: Про­
ханов и тот человек с угрюмым взглядом. Не отец же Ва­
силий хотел отнять у нее деньги?
Наверняка, ее ограбил поповский посыльный. Кто он?
Что за человек?
Большой был соблазн рассказать обо всем тому чело*
веку из милиции, но Марию Ильиничну сковал страх:
вдруг все это против нее обернется? Ведь она одна, а у
Проханова столько приспешников.
Так и промолчала.
Никаких денежных запасов у Марии Ильиничны ни­
когда не имелось. Правда, были золотые часы. Если прож­
дать их, два-три месяца просуществовать можно.
А за это время надо устроиться на работу.
На следующий же день Мария Ильинична отправи­
лась в отдел кадров своего завода. Инспектор, оформляв­
шая ее увольнение, удивилась:
— Никак Разуваева?! — она так на нее смотрела,
будто видела индийского магараджу. Потом сухо спроси­
ла: — Чем могу служить?
10?

— Обратно хочу. В свой цех.
— Вот тебе на! — всплеснула руками инспектор. —
Или попы мало платят?
Мария Ильинична вспыхнула.
Какие попы? Зачем вы так говорите? Я работать
хочу.
Инспектор, женщина лет сорока восьми, сухая, жили*
стая, с острыми красноватыми глазками, которые, каза­
лось, старались заглянуть в самую душу, заторопившись,
стала копаться в ящике письменного стола.
— А это как называется?
Она рывком вытащила знакомый уже Марии Ильи­
ничне номер газеты и поднесла ее к самому лицу посети­
тельницы.
Мария Ильинична отшатнулась от неожиданности.
Инспектор же поняла ее по-своему..
— Ага, дрожишь! — она. улыбнулась. — Выклады­
вай — зачем явилась? Кто тебя сюда послал?
Не совсем еще придя в себя, Мария Ильинична вздра­
гивающим голосом ответила:
— Никто. Я сама. На работу. Ну, вот честное слово!
— Не виляй, не виляй, Разуваева. Мы эти штучки
знаем. Не первый год сидим на кадрах. Ишь чего захоте­
ла. Выступила с таким письмом, а теперь на завод хо­
чешь? Да таких, как ты, только пусти сюда... Но мы тоже
не дураки. Знаем, что такое бдительность.
•— Бдительность?!'— дрожащим голосом повторила
Мария Ильинична. — Да вы что? Я сделала ужасную
ошибку... И потом, обманули меня... Мне так трудно! —
Она повернулась и хотела уйти, но инспектор удержала
ее за руку.
— Э, нет, милая! Минуточку. Посиди-ка в коридорчи­
ке, — сладким голосом произнесла опа, хотя глаза ее
грозно4 сверкали. — Я сейчас тут подумаю, прикину коечто... Вот здесь. Садись.
Инспектор закрыла за Марией Ильиничной дверь и
куда-то заторопилась.
В коридоре никого не было, стояла тишина. Было
слышно, как за окном кто-то нажимал на стартер, но ма­
шина не хотела заводиться. Шофер негодовал и страш­
ными словами ругал какого-то Зотова.
Инспектор явилась через несколько минут, властным
голосом она приказала:
109

— Входи!
Мария Ильинична вошла.
— Товарищ Разуваева! Принять обратно тебя на за­
вод мы не имеем возможности: вакансии у нас, к велико­
му сожалению, отсутствуют. Персонально о тебе я доло­
жила начальнику отдела кадров. Если желаешь, можешь
обратиться лично к нему. — Инспектор пристукнула по
столу карандашом и закруглилась: — Все. Я больше те­
бя не задерживаю.
Гнев клокотал в груди Марии Ильиничны. Ох, если
бы не бился под ее сердцем ребенок. По все-таки она не
сдержалась.
— Шкурница ты! Самое тебя в три шеи надо гнать
отсюда, вот что я тебе скажу.
Мария Ильинична несколько секунд с наслажде­
нием наблюдала, как инспектор хватает ртом воздух,
точь-в-точь как рыба, выброшенная на берег. Потом ре­
шительно повернулась и, подражая инспектору, незави­
симо застучала каблуками: тук, тук, тук... Дверью она
хлопнула как можно сильнее.
Затем настала полоса тревог и волнений. И бесконеч­
ные бессонные ночи с тяжелыми раздумьями. Потом она
вспомнила, что у нее имеется справка из учительского
института. Хоть незаконченное образование, но все-таки
оно есть. Правда, после гибели Андрея она даже думать
боялась о том, чтобы возвратиться в школу. Все будет на­
поминать об Андрее, а это новые мучения.
Для сильных людей память о дорогом человеке обя­
зывает продолжать его дело, для слабого — тяжела даже
окружающая обстановка, в которой жил любимый
человек.
И вот теперь она отправилась по школам. Ничего под­
ходящего ей подыскать не могли. Наконец, по совету од­
ного учителя, она поехала в деревню с намерением обра­
титься к директору школы, который пользовался славой
человека чудаковатого, но откровенного и, главное,
доброго.
— В Петровске у вас ничего не получится. Ведь надо
иметь высшее педагогическое образование. А кроме того,
испортили вы себе жизнь этим письмом. История у вас
громкая, так что сами понимаете...
Директор семилетней школы, низкорослый, щуплого
вида мужчина лет сорока, оказывается, знал ее лично.
ПО

Откуда знал — осталось тайной, зато он не стал скры­
вать, почему отказывает ей в работе.
— Мозги у вас, Мария Ильинична, набекрень, вот в
чем беда. К ребятам вас допустить нельзя. Вы ведь мо­
жете за свое приняться, религиозную нравственность
прививать.
— Да нет же! Какую там нравственность! — запро­
тестовала Мария Ильинична. — Не до жиру, быть бы
живу мне...
— Знаю я вашего брата, фанатика. Хоть кол теши на
голове — будете говорить стриженое вместо бритого...
Помните картину о боярыне Морозовой? И потом, очень
вы давно учились-то. В сущности вы не учитель. Диплома
об окончании института у вас нет. В школе всего несколь­
ко месяцев поработали. Нет, Мария Ильинична, считайте
меня кем хотите, а я боюсь за детей. Страшно, понимае­
те? Мне жалко вас, но вы гордая, помощи просто так не
примете...
— Не приму.,Милость мне не нужна.
— Вот как! — директор помолчал, раздумывая.—
Нет. Рисковать не имею права. Считайте меня трусом.
Все, матушка. Напишите обо мне в газету, пожалуйтесь
в районе,— не приму. Фанатиков боюсь. Нервы измота­
ешь с ними, а успеха ни на грош. — Он встал.— Прими­
те сочувствие, поклон, и желаю здравствовать.
Наступила зима, самое страшное для нее время года.
Мария Ильинична всегда мало зарабатывала, плохо оде­
валась, не сводила концы с концами. Но особенно плохо
приходилось ей в эту осень. Деньги, вырученные от про­
дажи часов, кончались, к тому же она задолжала хозяй­
ке за квартиру.
Однажды вечером, когда Мария Ильинична возврати­
лась домой, ее ждала записка от Проханова. Она сразу
узнала его почерк.
«Марьюшка! — писал он. — Не стану скрывать: твое
упрямство огорчило меня. В большой тревоге за тебя и
твое здоровье провел я месяц, когда ты лежала в больни­
це. Не один раз посылал я человека, но хозяйка самым
непочтительным образом выпроваживала его из дома и
не хотела говорить, где ты находишься. Я, грешным де­
лом, подумал — не уехала ли ты из наших краев, чем бы
111

нанесла мне глубокую обиду. И я очень рад и благодарю
Бога, что ошибся.
Дорогая Марьюшка! Заклинаю тебя забыть все дур­
ное и возвратиться ко мне. Уж как было хорошо да слав­
но с тобой! Что ж тебе мучиться одной? Я совсем недавно
узнал, что ты в городе и находишься в нужде. К. чему те­
бе эти мученья? Подумай сама.
Эх, Марьюшка, Марьюшка! Истосковалось по тебе
мое сердце. Сам бы пришел, упал бы перед тобой на ко­
лени, да сан мой не позволяет ходить по дворам, тем бо­
лее с такими греховными мыслями и намерениями.
Приходи, Марьюшка. Жду тебя с превеликим нетер­
пением.
В. П.»
Мария Ильинична заплакала, когда прочитала это
письмо. И действительно, замучится она совсем. Никому
она не нужна. Все от нее отвернулись.
Фанатичка! Но какая же она фанатичка? «Потерян­
ный вы человек!» — вспомнила опа письмо Осакова.
Правда, к детям ее допускать, конечно, страшно, и она
не могла строго судить директора школы, который был с
ней откровенным. Но что ей отказали на заводе — это
беззаконие!
Мария Ильинична хотела пойти в райисполком или в
райком партии с жалобой. Но как она объяснит свой по­
ступок с письмом в газету? Как сказать, что подписала
его пьяной, когда едва ручку держала в руках.
Стыдно. Не могла она сказать правды, а лгать была
не в силах.
Так и не пошла Мария Ильинична ни в райисполком,
ни в райком партии.
Но и к Проханову идти не хотела.
Как же быть? Денег у пее всего на неделю. Она плохо
питалась, участились припадки, от женской ее привлека­
тельности почти ничего не осталось. Даже самой на себя
противно смотреть в зеркало. Или беременность ее уро­
довала так?
Но что же станет с ребенком? И она снова впадала в
мучительные раздумья.
И реши ла-:
112

«Нет, не пойду. Не хочу. Истосковалось его сердце!
Знаем твою тоску. Приглашай ту, что в дверь колотила».
Так и не пошла. Рано легла и спала на редкость спо­
койно. Наутро встала не такой разбитой, как всегда.
Днем никуда не пошла — на улице лил дождь. Весь день
просидела дома. А вечером квартирная хозяйка снова
подала ей письмо.
Проханов опять приглашал ее к себе. Писал с обидой
и в то же время заметно заискивал, что удивило и в глу­
бине души как-то порадовало.
Но все-таки решила: не пойду.
А назавтра снова принесли письмо. Отец Василий уже
умолял прийти к нему. Если она сама не придет, он явит­
ся к ней в дом.
— С ума сошел, — испугалась Мария Ильинична. —•
Разговоров и так не оберешься. Надо сходить. И откуда
он взялся на мою голову?
Мария Ильинична всерьез была встревожена: хоть и
просительный был тон, но чувствовалась явная угроза.
А Мария Ильинична хорошо знала, .каким он может быть.
Когда она, тихонько ступая по ступенькам крыльца,
подошла к двери, то сразу же услышала за дверью гул­
кие и неровные шаги Проханова.
«Побегай, побегай! Может, жирку-то и сбавишь, —
позлорадствовала она. — Сколько заставил меня мучить­
ся, проклятый!»
Мария Ильинична присела на скамейку и с удовле-творенной улыбкой слушала шаги человека, который
причинил ей столько горя. Просто отлично, что он бесит­
ся. Она с наслаждением отдалась мстительному чувству.
Но долго тоже было нельзя сидеть на крыльце — чего
доброго, увидят ее, пойдут чесать языками.
Мария Ильинична встала и тихонько постучала.
Сразу же дверь распахнулась, и хозяин жадно схва­
тил ее за плечи. Она пыталась отстраниться, но он тяже­
ло дышал, не выпуская ее из рук, будто боялся, что она
выскользнет.
— Ну, ну, Марьюшка. Не надо вырываться. Не к че­
му, не к чему... — Он закрыл дверь, и они вошли в дом.
Как и в прошлый раз, в передних комнатах света не было,
он горел только в гостиной.
ЧрЛЛКРк’ Г

кЛАГТПМ

113

Они вошли в нее, и Проханов сразу же потащил Ма*
рию Ильиничну к. накрытому столу. Усадил ее на стул,
таинственно ей подмигнул и'скрылся в той комнате, где
она плутала в памятную для нее ночь.
Воспоминания испортили ей настроение. Она хотела
уйти, но все двери, конечно, закрыты, а выпрыгивать из
окна, бежать по огороду, через чужой двор... Нет уж,
лучше остаться...
Проханов не заставил себя долго ждать. Он появился
со свертком в руках; довольный и какой-то торжествен­
ный. Сверток он держал на вытянутых руках. Подойдя к
гостье, Проханов низко поклонился и подал ей ношу.
Она растерянно улыбнулась, встала и боязливо взяла
в руки сверток.
— Раскрывай, раскрывай, Марьюшка!
Мария Ильинична развернула бумагу и ахнула от
изумления. На руках у нее лежал сероватый шелкови->
стый костюм с красивым фиолетовым оттенком.
Она развернула подарок и, не отдавая себе отчета,
начала примерять. Костюм, пожалуй, ей впору. Правда,
рукава, наверное, будут длинноваты, но их легко укоро­
тить. И костюм будто на нее шили.
И в ту же минуту Мария Ильинична устыдилась сво­
их корыстных мыслей. Костюм предназначался ей, но по<
чему он дарит? Опять что-нибудь нужно от нее?
— Возьмите, отец Василий. Очень красивый ко­
стюм, — как. можно равнодушней сказалаМария Ильи­
нична, протягивая ему сверток.
— Ну что ты, что ты, Марьюшка! — каким-то испу-ганным голосом ответил он и отстранил от себя ее протя­
нутые руки. — Тебе подарок, тебе. Одевайся. Я ведь на
глазок купил. Ездил в епархию к преосвященному, зашел
в магазин. Для тебя куплено. Одевайся...
— Нет уж, возьмите, отец Василий. Мне такие вещи
не по карману покупать. Разговоры пойдут. Зачем это
мне?
— Ах ты, господи! Вот ведь незадача какая! Даже
не знаешь, с какой стороны к ней подойти...
Мария Ильинична кинула на батюшку хмурый взгляд,
У нее вертелся на языке вопрос, но она не решалась за<
дать его.
•— Ну, чего молчишь-то? Спрашивай, коль уж не тера
пится.
114

— А зачем вам, батюшка, изобретать какие-то Пути
подхода? Дарить, хитрить, улещать. Женились бы на
женщине посолидней и жили бы, как все живут. Ведь вам
шестьдесят.
— Эх, Марьюшка! — Отец Василий огорченно вздох­
нул. — Ты же знаешь: взять жену второй раз не имею
права по закону божьему.
— Если по закону божьему нельзя жениться офици­
ально, •— не дала договорить ему Мария Ильинична, —
то, выходит, можно вот так? — она указала глазами на
ковер. И столько было в этом ее взгляде откровенного
гн'ёва и презрения, что лицо Проханова заметно потем­
нело.
— Скажи, пожалуйста, какие времена пошли. Нет
никакого- почтения к духовному отцу. А я-то ночами
не сплю, с боку на бок поворачиваюсь и молюсь, молюсь
во здравие ее. И вот она, благодарность.
Мария Ильинична рассмеялась.
—■ Уж я-то, батюшка, знаю, отчего вы не спите по
ночам. Вам не дают спать стуки-перестуки в окна да
в двери...
?
Проханов сделал вид, что не понял намека.
— Глупа ты, Марьюшка, ох как глупа. Бог-то по­
падью иметь разрешает, и была она у меня.
■— Знаю, что нельзя иметь вторую.
-- А спрашивала зач.екр
— Потому что непонятно: почему по законам боже­
ским жену вторую иметь нельзя, а грешить со встречнойпоперечной можно?
— Уймись, Марья. Не кощунствуй. Бог тебя накажет
за эти твои еретические речи.
— А меня бог и так наказал. Ехать дальше некуда.
Одна живу на свете, и каждый может обидеть. Как вы
вот, к примеру...
— А ты еще не знаешь, как бог наказует. Не гневи,
не гневи его, Марья.
— А он что же, наказует только таких, как я? А вас,
батюшка, милует? — Мария Ильинична задохнулась От
слез. — Все для вас, попов. Вам пироги и пышки, а нам
синяки ишишки! Где же она, правда? Где же милость бо­
гова?
Лицо Марии Ильиничны покрылось пятнами, глаза
горели. Проханов, не ожидавший такого разговора,
8*

115

уходил от ее взгляда и не знал, что ответить. Он только
бормотал:
— Уймись, Марья, уймись бога ради'. Бес в тебя, что
ли,вселился?
— А я не хочу униматься.—Мария Ильинична зло рас­
смеялась, испытывая от этого смеха наслаждение. — По*
чему я не могу вам правды сказать?
Она опять расхохоталась, но этот смех ее был нездо­
ровым. Наступал кризис, она это чувствовала, но остано­
виться не могла.
Она все высказала Проханову, что у нее наболело.
Голос ее постепенно возвышался, накалялся, и вдруг все
сразу оборвалось. Мария Ильинична будто куда-то про*
валилась...

Очнулась Мария Ильинична глубокой ночью. Она ле*
жала истерзанная, изнемогающая от слабости, жажды и
тошноты.
В комнате был полумрак. Мария Ильинична скосила
глаза, но никого рядом не увидела. Она подняла голову,
собрав для этого все силы, и будто сквозь туман разыска*
ла взглядом Проханова. Он сидел за столом, рвал зуба­
ми огромный кусок мяса'и что-то бормотал себе под нос.
Никогда еще Мария Ильинична не видела его таким пья*
ным.
Он пил и пил стаканами...
Когда спиртное кончилось, Проханов никак не мог по­
нять, почему в бутылках ничего не осталось. Он ухватил­
ся за край стола, поползал по скатерти осоловелыми гла­
зами и сделал попытку поймать графин. Но рука его все
время попадала в тарелку с винегретом.
Было смешно и страшно смотреть на этого человека.
Наконец ему удалось изловить графин. Он потряс его
перед глазами и опрокинул в рот.
Свободной рукой он потянулся к. тарелке с винегре*
том, набрал полную ладонь и отправил все это в. рот. По*
том он стал вытирать руки о скатерть. Вытирал долго,
будто ритуал выполнял, и наконец удовлетворился.
Следующим этапом был подьем из-за стола. Проха­
нов ухватился за его края, рывком поднялся, но не рас­
считал усилий и повалился грудью, на тарелки с заку*
сками.
116

Все это было бы очень смешно, будь Мария Ильи­
нична сторонним наблюдателем. Но ведь она была
близкой с этим человеком и носила под сердцем его ре­
бенка. Он — отец ее ребенка! Она будет всю жизнь за­
висеть от этдго человека. Ей захотелось кричать во весь
голос и бить, бить... Бить все подряд, что попадется под
руку, бить изо всех сил, до изнеможения!
Она уже хотела вскочить, но в этот момент батюшка
повернулся, глянул на кровать, где в бессильной позе раз­
металась Мария Ильинична, и дыхание у нее приостано­
вилось. Выписывая какие-то сложные вензеля босыми
ногами по ковру и что-то бормоча себе под нос, он устре­
мился к кровати.
Мария Ильинична- будто застыла и не могла двинуть
ни рукой, ни ногой. Она только смотрела на него расши­
рившимися зрачками и молча ждала.
Проханов наконец добрался до постели, сел и начал
стаскивать с себя рубашку. Но он забыл расстегнуть во­
рот и никак не мог стащить ее через голову. Рассвирепев,
он так рванул рубашку, что потерял равновесие и сва*
лился на ковер. Он долго барахтался на полу и наконец
захрапел...
Мария Ильинична боялась шелохнуться, чтобы не при­
влечь его внимания. Она долго лежала, ни о чем не
думая. Потом расплакалась. Плач ее перешел в рыдания.
Й вот тогда-то произошло то, о чем пришлось горько
и долго жалеть потом.
Муки Марии Ильиничны были так сильны, что, каза­
лось, она сейчас умрет. Она вскочила и устремилась к
столу. Ей хотелось не думать, ни в коем случае не ду­
мать. Мария Ильинична схватила бутылку, вторую, тре­
тью, но они были пусты. Только в графине осталось
немного водки. Она вылила остатки в стакан, жадно вы­
пила., но хмеля не почувствовала.
Мария Ильинична вспомнила—отец Василий приносил
бутылки откуда-то из кухни. Она бросилась в другую
комнату, где. сразу же заметила в полумраке холодиль­
ник. Мария Ильинична распахнула дверцу. Холодильник
был забит продуктами. Тут стояли и три бутылки с вод­
кой. Она схватила одну, вторую и,, не закрыв дверцы,
спотыкаясь,, побрела к. столу.
_ _ _______
...’кры час /ууар.м--Ил7хпттяна'ужФничего не помнила
и,не. птловала себе отчета, что делает.
117

Глава одиннадцатая

ОТКРЫТИЕ МАРИИ РАЗУВАЕВОЙ

Мария Ильинична ненавидела Проханова и все-таки
осталась жить у него. Она часто плакала, гТо еще чаще,
чтобы утолить тоску, прикладывалась к бутылке.
Было очень тревожно на душе, но Мария Ильинична
убеждала себя, что здесь она только из-за ребенка. Не
будь его, ноги бы ее не осталось в этих хоромах.
Проханов видел, что она часто пьет, но ни одного сло­
ва не сказал о греховности ее поступков. Он порой лишь
внимательно вглядывался в нее и едва приметно ухмы­
лялся.
Шел уже пятый месяц беременности. Тошноты, часто
мучившие ее, стали проходить, а тут, как на зло, она енова почувствовала себя плохо.
— Что с тобой, Марьюшка? — подозрительно глядя
на нее, спросил Проханов и покосился на ее округлив­
шийся живот.
•— Ничего, ничего, Василий Григорьич, — испуга­
лась Мария Ильинична. — Наверно, съела что-то. Нехорошо мне.
Как ни близки были их отношения, Мария Ильинична
не могла решиться сказать ему, что ждет ребенка. У нее
просто язык не поворачивался.
В эти критические минуты у Марии Ильиничны было
уже испытанное средство для успокоения совести — бу­
тылка. Их запас в доме пополнялся с завидной регуляр­
ностью. За этим хозяин следил лично. Обббенно внима­
телен к содержанию холодильника он стал с того дня,
когда в доме постоянно поселилась Мария Ильинична.
Она пила, чтобы заглушить тоску и отчаяние. Она хо­
рошо понимала, что ребенка ей придется воспитывать од­
ной, и уже успела смириться с этим. Только бы нйчего
не случилось до его рождения; она опасалась, что отец
Василий выгонит ее, когда узнает о беременности.
Однако Проханова нельзя было обмануть. Косясь на
ее живот и медленно бледнея, он почему-то шепотом
спросил:
— Который месяц?
ЭТОТ ШеПОТ вселил Ь псе уягяг Ома. л раС'
ширившиеся зрачки Проханова и вдруг дико эак-ричала;
— Не-ет! Не-ет! Ты не отнимешь его...
118

Проханов сильной, тяжелой ладонью ударил ее по
щеке. Раз, другой, третий! От последней пощечины Ма*
рия Ильинична отлетела к кровати и упала.
— Мало тебя учили! Почему не сказала вовремя? Ну,
отв’ечай, когда спрашивают!
Но Мария Ильинична не могла говорить: язык ей не
повиновался.
Она думала только об одном: стоит ему ударить
в живот — и все, ребенка ей никогда не видать. Она
молила его. глазами, и это, кажется, дошло до созна­
ния Проханова, когда он рывком поднял ее с пола.
Проханов сразу переменился. Гнева его будто и не
было.
— Боишься, душа моя? — он улыбнулся одними губа-ми, хотя глаза его холодно блестели.— Не надо отвечать,
сам вижу. Избавляться теперь поздно, упустили момент.
Попытаемся... Гм... Садись-ка!
Он усадил ее на кровать и, заглянув ей в глаза, холод­
но и властно сказал:
— С этой минуты душа твоя и тело в моих руках.
В моих же руках и жизнь ребенка. Ясно тебе?
— Да, — одними губами сказала Мария Ильинична.
— Вот и славненько.
Он не спеша сходил на кухню, принес нашатырный
спирт, тем же спокойным шагом возвратился к Марии
Ильиничне, неподвижно сидевшей на кровати, и дал
ей понюхать из пузырька. Марии Ильиничне стало
лучше.
Проханов отнес пузырек со спиртом и возвратился с
валерьяновыми каплями. Пипетки он, наверное, не нашел
и петому стал капать в рюмку прямо из пузырька. Капал
и вполголоса считал:
— Раз, два, три, четыре...
Когда'досчитал до пятнадцати, рука его дрогнула, он
досадливо поморщился. Потом покосился на Марию
Ильиничну, внимательно следившую за его руками, и
сказал равнодушно:
— Десять меньше, десять больше — велика ли раз*
ница?
Наполнив рюмку водой, Проханов подал ее Марии
Ильиничне.
— Выпей, Марьюшка, Легче будет.
Она послушно выпила.
119

—■ Ну, вот и славненько. А теперь послушай, что я те’
бе скажу. Ты помнишь газетную статью? Ту, что писал
этот христопродавец...
— Профессор Осаков? — поспешно спросила Мария
Ильинична; она совсем уже пришла в себя, хотя все еще
настороженными глазами следила за руками Проханова.
Эти руки заставляли ее трепетать от страха. От них зави’
село — быть или не быть ее ребенку. — Помню, помню,
батюшка.
Он болезненно поморщился, потом внимательно по­
смотрел на нее и равнодушно спросил:
— Ты ему ничего не ответила? Кажется, собиралась...
Мария Ильинична едва сдержала крик. Значит, он
знает о ее угрозе написать в редакцию. Слышал эти сло­
ва единственный человек — его посланец. Неужто это он
ее... тогда в парке?
Подозрение ослепило Марию Ильиничну, но чувство
самосохранения, а еще больше инстинкт матери застави­
ли ее ответить как можно спокойней:
— Нет, батюшка. Хотя, каюсь, хотела писать. Очень
было обидно...
— Сейчас не до исповеди, — сухо оборвал ее Проха­
нов. — И без того упустили время... — Он помолчал, по­
думал и требовательно сказал: — Так вот, Марьюшка.
Надо сегодня же написать ответ этому еретику.
— Как написать? — изумилась Мария Ильинична. —
Все, что я думала?
Проханов холодно взглянул на нее.
— Нет мне дела до твоих дум. Напишешь то, что я
тебе скажу.
— Хорошо, батюшка, — тотчас согласилась Мария
Ильинична.
Она поняла единственное: ее ребенку пока ничто не
угрожает, а все остальное ее не касалось. Лишь бы он не
тронул ее больше. Она напишет что угодно и куда он за­
хочет, лишь бы жил ребенок, лишь бы родить его. Пусть
только он ее не тронет.
Она заплакала от радости и облегчения. Но тут же
спохватилась.
— Когда писать? Сейчас? — Мария Ильинична по­
спешно стала подниматься.
— Полежи маленько,— остановил ее отец Василий.—
Я сейчас подготовлю все,
120

Хорошо, батюшка. Я полежу.
— Ну, вот и славненько! Давно бы так...
Проханов улыбнулся: все складывалось отлично.

Минут через сорок Мария Ильинична сидела за сто­
лом и старательно выводила буквы на листах, вырванных
из школьной тетради.
— Да ты не спеши,—раздраженно заметил Проханов:
он сидел с ней рядом и внимательно следил, как она пи­
шет. — Начни-ка сначала...
Мария Ильинична послушно взяла чистые листы, но
все же не удержалась, чтобы не бросить настороженного
взгляда на его руки. Проханов перехватил этот взгляд и
досадливо поморщился.
— Пиши отсюда,— ткнул он пальцем на плотный бе­
лый лист бумаги с готовым машинописным текстом. —
Видишь?
— Вижу, батюшка.
Отец Василий удовлетворенно хмыкнул, но промол­
чал. Мария Ильинична, положив палец на готовый маши­
нописный текст, начала писать.
«Уважаемая редакция! Прошу этот мой ответ пере­
слать А. А. Осакову, бывшему профессору богословия,
автору статьи «Встреча в пути».
Я не могу удержаться, чтобы не написать вам по по­
воду вашего выступления в газете.
Вы пишете: «От горя сильный ищет исцеления в труде
и деятельности, горечь мыслей рассеивает чтением, слезы
растворяет в пленительной красоте искусства, а от оди­
ночества спасается меж людей».
Но я к разряду сильных не отношусь. Жизнь моя
из-за тяжелых утрат не имеет теперь ни цели, ни смысла...»
«Господи! Чепуха-то какая! — с неудовольствием по­
думала Мария Ильинична, но, испугавшись своих мыс­
лей, быстро взглянула на Проханова. Однако тот поте­
рял, кажется, к ней интерес и думал о чем-то своем, —
Ну и ладно... А насчет моих целей ты врешь. Заиметь бы
мне малыша. И ничего мне не надо...»
Тут Мария Ильинична оборвала себя и торопливо за­
скрипела пером\
121

«...В душе моей образовалась пустота, бездонная, хо­
лодная, страшная.
Вы — человек, назвавшийся нравственным руководи­
телем... Дайте мне средство от этой пустоты! Я страдаю.
Дайте мне лекарство, но только такое, которое душа моя
примет и будет ей легче,..»
«Ох, если бы мне такое средство?» — опять оторва­
лась от текста Мария Ильинична.
«...Но заранее скажу, что такого лекарства вы мне,
профессор, не дадите, потому что его нет, кроме веры в
Христа.
Вы мне сейчас скажете: « А пафос труда для построе­
ния светлого будущего?» Но разве могут материальные
блага удовлетворить и насытить бессмертную душу чело­
века?
От одиночества спастись «меж людей» тоже нельзя.
Чем больше я стараюсь понять людей и сблизиться с ни­
ми, тем более одинокой я чувствую себя меж ними.
И что мне за дело до того, что в Евангелии и в Библии
есть противоречия! Вы правы, что я читала Евангелие
«без привлечения свидетельств истории». Но опять же,
какое мне дело до этих свидетельств? Я нашла для себя
ответ, нашла лекарство для души, и мне сейчас легче, и
мне больше ничего не нужно.
Ведь что такое христианство? Это спонтанная реаль­
ность нравственности».
—■ Василий Григорьич, а что значит слово «спон­
танная»? — спросила Мария Ильинична.
Проханов скривил губы.
— Твое же письмо. Чего у меня спрашиваешь? —
и рассмеялся' жестко, глумливо.
Мария Ильинична молча проглотила пилюлю.

«А что такое нравственность? Краеугольный камень
нравственности — это самоусовершенствование человека,
это любовь к ближнему, возведенная в форму долга.
Христианская нравственность была всегда чрезвычай­
но плодотворна для человечества...»
«Уж конечно... Особенно плодотворна во времена
инквизиции», — думала Мария Ильинична,
122

«...Если уж на то пошло, мы и сейчас живем по законам христианской нравственности... («Как со мной, например, живешь».), потому что все мы прямо или косвен­
но воспитаны под воздействием христианских идей».
Мария Ильинична остановилась.
— Ну, что там такое? — строго спросил Проханов.—
Чего в потолке не видала? Сама же пойдешь на почту.
И сегодня же...
Мария Ильинична вздрогнула и, не ответив, заторопи-лась, но, представив себе, что идти надо почти на другой
конец города, в пургу, когда под ногами клейкая грязь,
смешанная со снегом, она тихо заплакала. Заплакала от
жалости к себе...
«...А в отношении того, что я «лгу на жизнь», то еще
нужно посмотреть, кто из нас больше лжет: Вы или я?»—
торопливо выводила рука Марии Ильиничны. («Конечно,
я лгу. Вернее, батюшка и я вместе с ним».) Своими на­
падками на религию и веру в Христа вы оскорбляете ве­
рующих, а особенно священнослужителей, которых, надо
чтить, потому что они творят добро, ведут скромный, до­
стойный образ жизни и святыми своими делами создают
великую славу Всевышнему».

Рука Марии Ильиничны дрогнула: ребенок шевель-нулся у нее под сердцем и сделал ей больно. Она поло­
жила руку на живот и зло усмехнулась: вот они, святые
дела «святого» отца... О всевышнем рассуждает, молит­
ся, пыль в -глаза людям пускает. Видимость благочести­
вая, а сам... Ох, батюшка, батюшка! Слишком дорого об­
ходятся твои «святые» дела.
«...Если нельзя доказать бытие Бога логическим разу­
мом, точно так же и тем же логическим разумом нельзя
доказать, что Бога не существует.
А еще мне хочется спросить вас. Неужели вы, прослу­
живший .25 лет профессором богословия, не заметили, что
слова Евангелия светятся внутренним светом, они живые
и способны входить в душу человека и проводить там
свою таинственную работу, перерождая и, главное, спа­
сая того человека от тяжелой вещественной мглы, от
тьмы и грехов мира?»
Мария Ильинична написала этот абзац и с опаской
покосилась на Проханова. Он сидел за столом, положив
123

руки со сжатыми кулаками на стол, и, тяжело сдавив че­
люсти, почти все время находился в недвижимой позе.
Этот человек был страшен. Но как же она раныне-то
не разглядела его!
«...Это письмо к вам, как и предыдущее, на которое вы
мне ответили через газету, я пишу не для того, чтобы
стать проповедником, кого-то переубедить и вовлечь в
церковь... Зря вы мне все это приписываете. Пишу я вам
совсем по другой причине, о которой, впрочем, не считаю
уместным говорить.
М. Разуваева».
Мария Ильинична подписалась механически. Ей не
давали покоя слова «вовлечь» и «переубедить». И вдруг
ее словно озарило.
Ну конечно! Церковники именно вовлекают. Идут на
все, даже вот так, как с ней. Все используют, чтобы «бо­
жеское» слово везде слышалось. Даже центральную пе­
чать вовлекли в спор. А ведь это все не отцом Василиегя
придумано.
Перед взором Марии Ильиничны возникла картина,
как подкатил к дому Проханова целый кортеж автома­
шин и он, изогнувшись, целовал руку какому-то человеку,
сидевшему в сверкающем автомобиле...
«Чего ж я, глупая, удивляюсь-то... Сама его ненави­
жу, проклятого, а оторваться от него не могу. А сколько,
сколько таких вот дур он использовал для своих це­
лей?.. »
Глава

двенадцатая

ВТОРОЙ ОТВЕТ ОСАКОВА

Даже Проханов был удивлен — так быстро ответил
бывший профессор-богослов Осаков. Прошло всего де­
вять суток, как было отправлено, письмо в редакцию с
просьбой переслать его автору статьи. И вот он ответ.
В тот день Марию Ильиничну почему-то все время
знобило, не помогала и водка. Она лежала на диване,
укутавшись потеплее, когда ПрЪханов ворвался в дом.
Никогда еще Мария Ильинична не видела его таким. Он
весь трясся, буквально ходуном ходил, будто все у него
было не очень прочно скреплено шарнирами. Обычно ро124

зовое лицо его побелело, борода была всклокочена, а
губы превратились в одну синюю тонкую линию.
Он зажег люстру на все лампы, упал в кресло и долго
не мог развернуть скомканную газету. Мария Ильинична
хотела уж броситься ему на помощь, однако он уже справился сам. Расстелив на коленях газету, отец Василий
уставился в нее, но было видно, что читать он не в со­
стоянии.
Мария Ильинична тихонько поднялась с дивана, про­
скользнула к двери и разыскала аптечку. Не считая, она
налила в рюмку валерьяновых капель, наполнила ее во­
дой и, семеня ногами, чтоб не расплескать лекарства, за­
спешила в гостиную.
Проханов одним глотком проглотил лекарство и
вдруг нежно привлек к себе Марию Ильиничну. Поцеловав ее в щеку, ои прижал ее голову к плечу и, ласково
поглаживая ее, заговорил глухим голосом:
— Эх, Марьюшка, Марьюшка! Писали мы с тобой —
«конец атеизму». Конец будет нам, Марьюшка, а не этим
проклятым безбожникам.
Мария Ильинична насторожилась. Когда-то отец Ва­
силий был ласков к ней, предупредителен, но такой неж­
ности, как сегодня, от него она не видела.
— А что случилось-то? — шепотом спросила она.
— Прочти, если хочешь. Шила в мешке не утаишь.
Он сунул ей в руки смятый номер газеты.
— Можно мне здесь читать? — робко спросила Ма­
рия Ильинична, не поднимая глаз, в которых дрожали
слезы.
Проханов, охваченный новым порывом, поцеловал ее
в щеки, в лоб и в висок, осторожно прижал ее к себе и
вполголоса сказал:
Читай, голуба моя. Я посижу так, с закрытыми
глазами.
Чтоб не расплакаться от этой нежданной-негаданной
ласки, Мария Ильинична с силой прокашлялась, неза­
метно смахнула слезы и, волнуясь, стала искать фами­
лию Осакова.
Статья называлась «Радость и счастье в труде позна­
ют». Бывший богослов в сущности делал обзор писем,
поступивших в редакцию.
«Редакция ознакомила меня, как автора статьи, —<
писал он, — с большой пачкой откликов.
125

А. Иванов из г. Бузулука, уже знакомый автору ПО
письмам в редакции других газет, где мне случалось вы­
ступать, объявляет себя верующим и высказывает недо=>
вольство, почему ответ М. Разуваевой поручили бывше­
му богослову.
«Недоволен» выступлением газеты и В. Назаров из
Астрахани, он усиленно защищает «серьезную мысль»
М. Разуваевой.»

«Не богато у батюшки почитателей», — с радостью
подумала Мария Ильинична.
Ласка Проханова стала ей неприятна. Она освободи-:
лась от обнищавших ее рук и уселась за стол. Ей было
радостно, что спор двух сильных людей не очень сладко
оборачивался для отца Василия. Поделом ему. Похлеще
бы надо...
«Поговорим о беде... (эти два слова Осаков вынес,
как подзаголовок) и вернемся к теме.
Все-остальные письма — это единый голос советских
людей, стоящих на прогрессивных позициях последовательной материалистической философии.
Тов. Власов из Запорожья пишет, что Разуваева,
«Ища утешения в своем личном горе, увлеклась религиоз­
ным дурманом, вздумала подчинить науку религии («Не
я вздумала, милый мой человек, а поп».), не понимая то­
го, что наука ведет к светлому будущему, а религия тянет к первобытному состоянию человека». 3. Руденко из
Краснодарского края и другие товарищи, лично изведав­
шие тяжесть потерь и переживаний, единодушны в том,
что самым благотворным лекарством в беде был для них
самозабвенный труд на пользу людям и общение с этими
самыми людьми.
Испытала беду учительница В. Кузыкина. Но это ни в
коей мере не поставило ее На колени перед прокопченны­
ми ладаном досками икон. «Я старалась приглушить
свою боль в сердце, — пишет В. Кузыкина, — общением
со своими питомцами. Только работа, и работа беззавет­
ная, смогла затянуть рану в моей груди».
Перенесла беду учительница А. Морилова из г. Городца Горьковской области. И у нее умер муж, осталось
на руках трое детей. Но тов. Морилова, как и В. Кузыки126

па, «умела находить успокоение в труде, среди школьни­
ков и отзывчивых наших людей».
Взволнованно звучат строки письма Таисии Сергеев­
ны Шестаковой.
«Прочитав статью... решила написать, хотя никогда
не писала-в газету. Но я не могу не написать. Я тоже учи­
тельница... тоже потеряла мужа, только я имею еще и
двух детей... Но я не пошла по пути Разуваевой...»

«Почему меня все время именуют учительницей?— с
недоумением пожала плечами Мария Ильинична. —
Странно. Во втором письме даже упоминания нет, что я
работала в школе. Может, в первом написано? —• Она
задумалась. — Ну ясно: отцу Василию выгодно предста­
вить меня учителем, чтобы эффект был побольше... Вот
же человек! И тут ловчит! Плохи, видно, твои дела, поч­
тенный святой отец...»
Следующий- подзаголовок имел название «О слабости
человеческой».
Пенсионер Павел Иванович Цесков в своем подроб­
ном письме о низменности, социальной и общественной
вредоносности религии так и называет поведение М. Разу­
ваевой — трусостью перед жизнью.
«Вы слабый, очень слабый человек, М. Разуваева.
Я представляю вас на фронте, окажись вы там в годы
войны. Ведь вы же предали бы своих только потому, что
вам с врагом легче прожить. У вас философия страшная.
Мало того, что вы трус по натуре, вы еще философствуе­
те, пытаетесь найти обоснование своей никчемной жйзнИ.
Таких людей мы, фронтовики, презирали. И должны пре­
зирать. Это само собой разумеется, ежели исходить из
законов элементарной логики...»
Мария Ильинична похолодела. Это уже не только по
священнику, но и по ней самой.
'
Вот он, людской приговор. Беспощадно, но ведь она
его заслужила. Что там говорить—они правы. Ведь ни­
кто же не знает, что и как было на самом деле...
«Знаете ли вы, М. Разуваева, что написали? Ведь вы
поставили свою религию в ряд псевдоотдушин для горя
человеческого наряду с пьянкой и самоубийством. Вы
сами подписали ей приговор, отметив, что для вас, в ва­
шей «пустоте отчаяния» религия явилась той «духовной
сивухой», как ее называл Ленин, в которой вам
127

«посчастливилось» утопить свои метания. Но ведь тогда
и любой пропойца у кабака тоже может рекомендовать
свой «путь жизни», как единственно правильный выход...»
Это подметил, в частности, и Леонид Григорьевич Со­
коленко из Пермской области. Он пишет:
«Как пьяный не может найти правильного решения и
делает безсбраия, так и вы, М. Разуваева. Разница толь­
ко в том, что пьяный, выбивая у соседа стекла, не призы­
вает последовать его примеру. Он не выступает в газете,
чтобы и все окружающие били окна у соседей, а вы...»
А вы, Мария Ильинична, — уже от себя добавляет
профессор, — прислали свое письмо в редакцию, как
призыв к вашему пути для всех советских людей. Но они
знают настоящие лекарства против трудностей — твор-*
ческий труд, деятельную жизнь для людей и среди лю<
дей... А ведь эти пути лежали и перёд вами, А1. Разу­
ваева...
Но как вы оценили, вы, христианка, великую дейст«
венную силу творческого труда?
Вы сознаете, что пишете? Для вас труд —- это только
труд кулацкого стяжательства «материальных благ».
(«Правильно! — одобрила вывод профессора и Мария
Ильинична. — Как это я об этом не подумала раньше?
Будто в труде нет ничего ценного для души...») Или это
как раз и внушили вам цёрковь и христианство? Не удив­
ляюсь. Ведь в 'евангельской притче о талантах Христос
клеймит раба, не сумевшего стать ростовщиком-обира­
лой во славу и на пользу своему пауку-хозяину, рабо­
владельцу...»

Мария Ильинична тихонько прихлопнула ладонью по
газете, не в силах сдержать своего удовольствия.
«Получай, батюшка! Ты силен воевать с женщинами,
вроде меня... А ты попробуй-ка повоюй с профессором!..»
Мария Ильинична тут же испуганно покосилась на
Проханова, но он, кажется, ничего не заметил или делал
вид, что ничего не замечает.
Она продолжала читать.
«Я, разумеется, понимаю: ей (т. е. вам, М. Разуваева)
было трудно после смерти мужа, — пишет учительница
Чувалова. — Но разве воспитание ребят для нас не явля­
лось смыслом жизни? Она искала ответа на вопросы: за«
128

чем живет человек? В чем заключается истинное счастье?
Так эти ответы были рядом — дети. Если нет своих, вос­
питай честными тружениками тех, которых тебе доверили
честные люди труда».
В дополнение к этому серьезному обвинению я хочу,
М. Разуваева, привести специально для вас изречение из
священного писания, которое вы добровольно взяли для
себя в качестве руководства в жизни. Вот чему учит хри­
стианская премудрость. Я цитирую:
«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир,
в том нет любви Отчей» (от Иоанна, 12, 15). Или еще:
«Кто любит отца или мать более, нежели меня, не досто­
ин меня (т. е. бога); и кто любит сына или дочь более,
нежели меня, не достоин меня» (Матфей, 10, 37).
Вы понимаете, М. Разуваева, чему учит христианство?
Вчитайтесь, вдумайтесь в эти зловещие фразы. Или уж
вы, М. Разуваева, так прочно прониклись идеями христи­
анства, что, отдавая богу душу, возненавидели весь мир
и даже детей, которых учили?
...Вы запутались настолько, что, только что сказав о
полном неприятии нашего человеческого мира и его лю­
дей, тут же лицемерно говорите о «любви к ближнему»,
возведенной в форму долга.
Я хочу рассказать вам об одном случае. Это было в
буржуазной Эстонии. Домовладелица христианка, от­
сылавшая десятую долю доходов своего многоквартир­
ного дома африканской миссии для, просвещения «дика­
рей» «светом истины» (разумеется, христианской), вы­
ставила на улицу в ноябре, на снег, дождь и ветер, за
неплатеж семью безработного, состоящую из четырех де­
тей, больной жены и умирающей матери... Когда газет­
ный корреспондент спросил ее: — А как же с христиан­
ской любовью к людям? —• домовладелица спокойно от­
ветила:
— Любовь мою посылаю в Африку, а это для меня не
люди, а квартиранты. На что я слово божие поддержи­
вать стану, если мне за квартиры платить не будут? Да
они и'в церковь-то редко ходят. Лютеране.
Вы утверждаете, что без веры нельзя жить. С этим не
согласиться нельзя. Однако же вы считаете, что есть
только одна вера —• религиозная, с ее загробным идеа­
лом спокойствия и правосудия, вера непротивления злу
насилием и т. д. В этом вы глубоко ошибаетесь.
9

1 (глопек С КП сетом

129

У нас есть вера наша, советская, вера в строительство
коммунистического общества, вера в прогресс, в хорошее
в человеке.
Директор одного из ремесленных училищ Челябин*
ской области М. Туренский пишет: «Нельзя оправдать
заблуждения Разуваевой только смертью мужа, жизнен*
ными трудностями, возникшими на ее пути. Жизнь —
борьба, борьба за счастье людей и, следовательно, за
свое счастье. А разве было легче Асхату Зиганшину, Фи*
липпу Поплавскому, Анатолию Крючковскому и Ивану
Федотову в борьбе со стихией за жизнь? Не вера в бога
спасла жизнь этим солдатам. («Вот уж правильно!» —
подумала Мария Ильинична). И куда правдоподобней
прозвучал ответ одного из них на вопрос американского
журналиста:
— Что вам помогло так долго бороться с океаном?
Солдат ответил просто:
— Наша дружба. Так мы воспитаны.
Да, такими их воспитала наша жизнь, наша советская
действительность. Но ни в коем случае не церковь! Не
религиозная нравственность, а коммунистическая нрав*
ственность дала этим героям товарищескую спайку, чув*
ство веры в себя и в товарища».
«Выбирайтесь из «джунглей» религии», — обращался
к ней, Марии Ильиничне Разуваевой, Осаков.
— Дорогой профессор, — прошептала про себя Ма*
рия Ильинична, — если бы вы только знали всю правду!..
Выбраться отсюда надо, но как?
«Куда же вы собираетесь идти, М. Разуваева? — чи*
тала она дальше. — Неужели сознание ваше так задур*
манено религиозным чадом, что вы не можете почувствовать правду окружающей вас жизни, увидеть прелесть
ее, радость, счастье? Прогоните прочь этот дурной сон.
Посмотрите кругом, жизнь-то как хороша! Улыбни­
тесь. Станьте рядом с нами. Пойдемте вместе...»

«Ах, как бы хорошо!» — мечтательно подумала Ма­
рия Ильинична, но в это время заворочался в кресле
Проханов и, вздрогнув, Мария Ильинична уткнулась в
газету.
«Неужто он и сейчас что-нибудь придумает? — поду­
мала Мария Ильинична, стараясь не поднимать головы,
130

чтобы не привлекать к себе внимания Проханова. —Ведь разбит гго всем статьям. Ничего не осталось. Да и
что может остаться? Он, кажется, даже сам не верит то*
му, что пишет... Боже мой! Неужели он и сам не верит?»
Подозрение об этом мелькнуло у нее, когда она пере*
писывала второе письмо в редакцию. Ее тогда смутили
слова: «А что мне за дело до того, что в Евангелии и Биб­
лии есть противоречия?! До того, что и фигура Христа
мифична? Я нашла для себя лекарства, и мне ничего
больше не нужно».
Выходит, отцу Василию и крыть-то нечем. Он даже
признает, что фигура Христа мифична. А если мифична,
стало быть, никогда, абсолютно никогда Христа не было,
бога-отца не было, никакого бога-духа не было... Ничего
вообще не было...

Рано утром Проханов выехал в епархию. Оттуда он
возвратился через два дня. На него было жалко смотреть.
Был он понурый, расстроенный, постаревший.
— Да, Марьюшка... Все прахом идет... Все прахом,—
тихо повторил он и затравленно оглянулся, будто отовсю­
ду ждал нападения врагов своих.
А потом закрылся в библиотеке и не выходил оттуда
часов шесть подряд. Оказывается, писал ответ ненавист­
ному ему Осакову. А вечером снова диктовал ей этот
ответ.
Глава тринадцатая
ФИНАЛ «СВЯТОЙ ЛЮБВИ»

Ребенок появился в марте, хотя, по расчетам Марии
Ильиничны, она должна была родить в начале мая. Ког­
да у нее начались схватки, Проханов незаметно выскольз*
нул из дома, и она осталась одна. Мария Ильинична хо-тела уйти сама в родильный дом, но за последние дни так
ослабела, что без посторонней помощи двигаться по ули*
. це не могла.
Как она выжила в тот день — просто чудо. Мария
Ильинична уже теряла сознание, когда в доме появился
конюх Егор. Он ахнул, увидев ее распростертой на полу.
Егор-то и спас ее. Он принял ребенка, помог Марии
Ильиничне в первую минуту, а потом
опрометью
9*

131

бросился за врачом. В больницу ее привезли уже в бес­
памятном состоянии...
По все обошлось благополучно. Перед выпиской Ма
рия Ильинична со страхом думала — куда ей деваться?
Старушка, у которой она раньше снимала комнату, на
зиму уехала к детям, а Проханов никого ни разу не пос­
лал к ней, чтобы узнать, как она и что с ребенком.
Мария Ильинична с младенцем на руках сама яви­
лась в дом Проханова. Он встретил ее добродушным
смешком.
День окончился обычной попойкой, Проханов много
пил сам и заставил пить ее. Ребенок исходил в крике.
К утру он сорвал голос.
Попойки продолжались изо дня в день. На ребенка
было страшно смотреть. Был он хилым, ни на что не реагировал; он даже кричать порой не мог, когда чувство­
вал голод — просто болезненно морщился.
Мария Ильинична по-прежнему ненавидела Прохано­
ва и все-таки делала все, что он ни говорил. По первому
его требованию она, испуганно вздрогнув, бросалась нс*
поднять его приказ. Другого обращения она теперь не
знала. Прошли те времена, когда он уговаривал или
просил ее.
Правда, он все-таки сдержал слово и действительно
начал «лечить» ее. Он давал ей «святой» воды, которую
Мария Ильинична пила, глотая слезы: ведь она ни во
что не верила...
Проханов однажды завел ее в алтарь и показал на од­
ну из бутылочек с надписью: «Раба божья Марья». Та­
ких бутылочек было много, и на всех стояли женские
имена.
Мария Ильинична высказала по этому поводу неудо<
вольствие, на что Проханов ответил: нет у нее веры в
Христа, потому она и говорит так. А потом он добавил,
что любит ее христианской любовью, .но не может забы­
вать и других, как не забывал Христос своих ближних.
Мария Ильинична устыдилась тогда своих слов и по­
просила прощения. Он сунул ей руку, которую она тут
же поцеловала. Она вообще часто теперь целовала руку
Проханова.
По церковным законам женщине строжайше воспре»
щено заходить в алтарь. Но Проханов всем пренебрег, ее
все-таки допустил. А разве это не приближение к себе?
132

Мария Ильинична, сама того не подозревая, катилась
и катилась вниз. Она много пила, но, странное дело, после рождения сына страшные ее припадки пропали.
— Вот она, святая вода, — с укором говорил ей Про­
ханов. — Веру ты потеряла, а бог-то не забыл тебя... Эх,
Марьюшка, Марьюшка, заблудшая ты овца. И от мира
отстала, и к богу не прибилась. А место твое здесь. Ура­
зумей это. Только святая вода помогла тебе. Только бог!
Только бог укажет тебе путь к истине. Да будет он вечно
с нами.
Теперь уж она совсем запуталась, где правда, а где
ложь и есть ли вообще истина на свете. Все шаталось в
ее сознании, все рушилось, но ничего не воздвигалось на
месте этих развалин.
Как раз в это смутное для нее время Мария Ильинич­
на встретилась с тем самым врачом, который лечил ее
после несчастья, случившегося в парке. Она как-то брела
по улице, кутаясь в тонкое пальто. Густой снег, липкий и
мокрый, слепил глаза и мгновенно таял.
Она шла осторожно, но все-таки поскользнулась и
упала бы, если бы не мужчина, шедший сзади.
— Осторожней, уважаемая. В грязь угодите! — Муж­
чина заглянул ей в лицо. — Никак, пациентка моя?
Мария Ильинична торопливо отвернулась, и первым
ее порывом было уйти, не ответить. Она так и сделала, но
доктор мягко удержал ее за локоть.
— Как ваше здоровье?
Мария Ильинична так лее молча пожала плечами.
Врач усмехнулся.
— А вы не балуете меня вниманием.
— Ну, что вы, что вы! —- испуганно запротестова­
ла она.
— Так как же все-таки со здоровьем? Полагаю, сове­
ту моему последовали? Вы теперь мать?
Мария Ильинична смешалась и ответила все тем же
кивком головы.
— И как это повлияло на вашу болезнь? — заволно­
вался доктор. ■— Как вы себя чувствуете? Припадки пре­
кратились? Или еще есть?
Удивленная этими вопросами, Мария Ильинична
обернулась к врачу и с недоумением залепетала:
— Как? Разве я... У меня должно пройти все после
родов?
133

— А я о чем толковал вам? А невропатолог что гово­
рил? Вспомнили?.. Конечно, роды — не лекарство, но
вашу болезнь, бывает, как рукой снимает. Истерия — это
ведь, матушка моя... Впрочем, вы так и не ответили на
вопрос. Прошли припадки или до сих пор страдаете?
— Пропала у меня болезнь, — едва шевеля губами,
ответила Мария Ильинична. — Надолго ли, не знаю...
Доктор просиял: он был в восторге.
— Но как же так? — с испуганным недоумением за-:
говорила Мария Ильинична. — Батюшка как же? Святая
вода... Молитвы....
— Какой батюшка?! При чем тут святая вода и мо­
литвы? Помилуйте! Это в наш-то век? Да вы, никак,
религиозной стали?
Врач внимательно оглядел ее. Черный платок, длин-пая черная юбка, чуть ли не на метр выглядывавшая
из-под пальто.
ч
— М-да... Ни за что бы не подумал. — И вдруг вски­
пел. — Какая святая вода? Природа-матушка! Чудоорганизм человеческий... Или уж, если говорить точнее,
чудо-организм материнский. Это и есть ваше лекарство.
А вы — святая вода... И кто только вбивает в головы та*
кие чудовищные мысли? Только нечестный, корыстолю*
бивый или, если говорить проще, прощелыга-человек мо­
жет пойти на такой обман людей. Э, да что вам говорить!
Врач приподнял старенькую шляпу с обвислыми по­
лями и сухо сказал:
— Прощайте. Порадовали меня и тут же огорчили.
Или, если говорить точнее, вы жестоко обидели науку ва­
шей святой водой. Жестоко обидели.
Эти слова будто оглушили Марию Ильиничну. Ведь
она всем сердцем была с Осаковым. Что же с ней сей;
час произошло? Неужели совсем опустилась?
Всю ночь не спала Мария Ильинична. Она все пыта­
лась разобраться в случившемся и решить, что ей делать
и как поступать дальше.
Но в ту ночь судьба ее решилась вне зависимости'от
ее воли.
Ребенок часто просыпался и как-то очень уж странно
попискивал. Перед самым утром какая-то неясная тревога
заставила Марию Ильиничну вскочить и подбежать к ко*
ляске, где находился сын. Дрожащей рукой она зажгла
свет.
134

Мальчик, раскинув в стороны ручонки, пускал слабые
кровавые пузырьки.
Мария Ильинична в ужасе закричала и заметалась по
комнате. В доме она была одна: Проханов еще с вечера
уехал по вызову в епархию.
Кое-как одевшись, она укутала ребенка в пеленки и
бросилась с ним в больницу. Но в руки врача Мария
Ильинична передала уже мертвое дитя. Доктор; тот са­
мый доктор, с которым она разговаривала на улице,
смахнул слезу, глядя на едва шевелившиеся белые губы
матери.

Целый месяц Мария Ильинична пила. Однажды ее
подобрала на улице уборщица прокуратуры Павлина
Афанасьевна. Это через ее огород выбиралась когда-то
Мария Ильинична от Проханова.
— И зачем я тебя отпустила тогда, глупую? — сокру­
шалась Павлина Афанасьевна. :— Простить себе не могу.
Павлина Афанасьевна добилась, чтобы Марию Ильи­
ничну приняли в психиатрическую больницу. У несчаст­
ной женщины был настоящий запой. Но излечить ее
окончательно так и не удалось.
Павлина Афанасьевна, измучившись с Марией Ильи­
ничной, которая жила теперь у нее, вынашивала планы
разоблачения «распроклятого супостата», который, по ее
словам, «позорил само имя богово».
«Имя богово!» Всю жизнь Павлина Афанасьевна ме­
ханически повторяла слова: «бог», «богово», «божья».
Повторяла и как-то не задумывалась над смыслом этих
слов. Но история с Марией Ильиничной, к которой она
незаметно привязалась, все перевернула в ее душе. Если
она, Павлина Афанасьевна, верила в бога всю свою
жизнь, то ведь и «распроклятый супостат» служил тому
же богу и тоже всю жизнь.
Да разве мог бы стерпеть, бог, видя такого своего слу­
жителя?
— Нет и нет, — твердо отвечала себе Павлина Афа­
насьевна, и где-то в глубине души начинал шевелиться
червячок сомнения: да есть ли вообще бог?
Росточек появился, и как ни было страшно, он рос, на­
бирался сил и приводил в глубокое смятение Павлину
Афанасьевну.
135

Самым страшным были сравнения. Вот, к примеру,
Паша. Ведь нехристь! Но что она могла сказать о нем
плохого? Честный, чистый, прямой, А какой неподкуп­
ный! Уж кто-кто, а она-то знает-его строгую светлую со­
весть.
А если взять настоятеля, всю жизнь его просмотреть...
Самая распоганая она и бесстыдная.
— Какую же ты прожил жизнь, проклятый поп, если
так привык калечить людей и выходить сухим из воды?
Она многое знала о Проханове. Многое, но далеко не
все. Да и не могла знать, потому что у него были в сущ­
ности две жизни: одна — явная, открытая для глаз люд­
ских, а другая...
О той, другой жизни, одним словом не скажешь. Су­
етная была жизнь, сложная, запутанная. И не так было
просто увидеть ее и разобраться в ней.

ЧАСТ Ь

В

7

О

Р /1 Я

ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ

Г лав апервая
«ЕГО ПРЕОСВЯЩЕНСТВО»

Поздней осенью 1941 года,
вскоре после того, как оккупан­
ты вступили в Петровск, по
грейдерной дороге; прихваченной крепким морозом, ка­
тила немецкая грузовая машина. Рядом с шофером сидел осанистый седобородый человек в черном романов*
ском полушубке. Сидел он, насупившись и с напряжением
вглядываясь вперед, но в быстро сгущавшихся сумерках
трудно было что-нибудь разобрать.
Когда машину встряхнуло, человек выругался и при­
крикнул на водителя:
— Рсторожно, ты, орясина безмозглая.
— Что есть орьясина? — мирным тоном задал вопрос
шофер.
— Это значит дубина. Ду ист дубина.
— Дубина?
— Дубина есть дубина...— седобородый рассмеялся,
чем вызвал недоумение водителя.
Немец пожал плечами: он ферштанд нихтс. Однако
в тоне этого седобородого русского чувствовалось что-то
137

обидное. В другой раз он бы показал этой русской
свинье, что есть немецкий зольдат, но нельзя, он вы­
нужден молчать. Приказ отвезти этого человека из
областного центра в Петровск шофер получил лично от
оберштурмбанфюрера. А с ними лучше не связываться.
Его предупредили: за жизнь седобородого он отвечает
головой. Кто его знает, что за птица такая?
Шофер покосился на соседа и вздохнул. Оберштурмбанфюрер! О-о, майн гот. Подальше от них.
В город добрались ночью. Машина подкатила прямо
к районной управе.
Прибывшего встречал лично бургомистр Чаповский. За ним по цятам следовал начальник районной
полиции Корольков. Полный, крупный, розовый, с вы­
пуклыми рачьими глазами. Они вышли Из управы под
охраной пятерых полицейских. Здесь же были и двое
немецких солдат, но держались они обособленно.
Чаповский снял шапку и низко поклонился приезжему.
— Глубоко тронуты вашим патриотическим поступ­
ком, господин Проханов. Ваше добровольное желание
служить родине и нашим доблестным освободителям
будет по достоинству оценено потомками. Позвольте
вас обнять, почтеннейший отец Василий.
Бургомистр обнял Проханова, три раза приложился
к его щекам, а потом смиренно склонил голову для
благословения. Проханов осенил его широким крестом,
растрогался и смахнул с ресниц набежавшую слезу. Как
в старину, в добрую старину.
— Позвольте, ваше преосвященство, представить
господина Королькова. Это, так сказать, наш страж,
наше с вами оружие. Прошу любить и жаловать. За ва­
шу безопасность, по приказу свыше, — Чаповский вы­
разительно поднял указательный палец, — можем ру­
чаться. Живите во славу господа бога нашего, во славу
святого оружия. Служите верой и правдой, и бог нам
воздаст сторицей.
— Аминь, — вполголоса произнес Проханов и с до­
садой покосился на словоохотливого бургомистра. При­
езжего что-то явно беспокоило.
— Благословите и меня, святой отец, — подал сми­
ренный голос и полицейский начальник Корольков,
пряча ухмылку где-то в углах широкого, жадного рта.
138

Он подошел к приезжему, наклонился и поцеловал ему
Руку.
Проханов вздрогнул от неожиданности, но так же,
как Чаповского, благословил широким крестом и Ко­
ролькова.
— Извините, святой отец, — продолжал Чаповский, — ждали вас к вечеру. Собрались гости, самые
достойнейшие, но, как я полагал, непредвиденные обсто­
ятельства вас несколько задержали...
Проханов нахмурился, однако ответил любезно:
— Да, господин бургомистр. Задержал меня прием
у господина советника. Из Берлина прибыл высокий
гость священного сана.
Лицо Чаповского вытянулось. Исчезла и нагловатая
ухмылка Королькова. Он заметно подобрался и будто
чуть ниже стал.
— Понимаю, понимаю, святой отец, — заторопился
Чаповский.—Изволите подняться к нам или, ежели уста­
ли с дороги, может быть, прямо в отведенные вам хо­
ромы? Полагаю, что официальный прием мы перенесем
на завтра. Не возражаете, ваше преосвященство?
Проханов улыбнулся, но сказал строгим голосом:
— Я не имею чести быть удостоенным сана еписко­
па. Я простой православный священник.
Чаповский и Корольков переглянулись.
— Кашу маслом не испортишь, ваше преосвященст­
во, — заметил Корольков с заметным оттенком подобо­
страстия. — Сегодня вы простой священник, завтра —
епископ, послезавтра
патриарх. Все во власти гос­
пода бога.
— И нашего несравненного фюрера, — выразитель­
но добавил Чаповский.
Двое немецких солдат, услышав слово «фюрер», вы­
тянулись и зычно крикнули:
— Хайль Гитлер!
— Хайль! — машинально ответили Чаповский, Ко­
рольков и полицейские, вскидывая руки. Проханов
поднял глаза к небу, скосил глаза в сторону и тихо
сказал:
— Да будет так. — И громче: — Прощайте, господа.
— До завтра, ваше преосвященство, — ответил. Ко­
рольков и приказал: — Сидоров, команду ;— в машину.
Проводить отца Василия, помочь разместиться. Лично
189

доложите об исполнении. Выделить специальный пост
для охраны. Все! Выполняйте!
— Одну минуту, господа. — Проханов поднял руку
и вполголоса сказал: — Убедительно прошу вас: ника*
кой охраны не нужно. Во всяком случае, в мою машину
сажать их не следует.
— Но почему, ваше преосвященство?
— Господин Чаповский! — чуть возвысил голос Про­
ханов. — Не следует говорить об этом на улице.
Проханов был недоволен этим назойливым обхажи­
ванием и говорил, не скрывая досады.
Чаповский и Корольков переглянулись.
— Сидоров! Берите мою машину. Охрану в нее и
вперед.
Проханов сделал шаг вперед.
— Что вы делаете, господин Корольков? Уж коль вам
так хочется послать охрану, поместите ее в обычную гру­
зовую машину. Можно и в мою, а я... я и пешком прой­
дусь.
— Как можно, ваше преосвященство! — Чаповский
драматично всплеснул руками. — Мы этого не можем
допустить. Ни в коем случае!
— Ах ты боже мой! Как вы не понимаете, госпо­
да?.. — Проханов повысил голос. — Господин Король­
ков, подайте грузовую машину. Лйы последуем сзади на
видимом расстоянии. И прошу вас, не станем спорить.
Чаповский и Корольков несколько опешили, их смутил
тон святого отца. Генерал, не меньше...
Корольков опомнился первым.
— Сидоров, быстро машину!
Через пять минут грузовая машина была у подъезда.
Полицейский подал куда-то в глубь здания команду, и
сразу же к грузовику бросились бегом пятеро полицей­
ских с автоматами на груди. Они уселись в кузов только
что поданного автомобиля.
— Трогай! — крикнул в кабину шофера старший по­
лицейский.
— Стой! — Корольков бегом устремился к шоферу,
что-то ему сказал вполголоса, и машина медленно двину­
лась вперед.
Чаповский и Корольков хотели помочь Проханову
сесть в машину, но тот властно отстранил их и, покряхты­
вая, сам уместился рядом с шофером.
140

— Поехали, орясина. Шнель!
Машина рванулась и быстро скрылась за углом. Ча*
повский некоторое время с недоумением смотрел ей вслед,
потом обернулся к Королькову.
— Что это с ним?
— Политика! — Корольков хмыкнул.
— А чего он на грузовой-то? Или не нашлось лег­
ковых?
— Сам пожелал. Хитер, бестия! С ним ухо держать
надо востро. Опасался попасть к партизанам. А тут —
попутная, дескать, едет священник, пожитки везет... Все
честь по чести.
— Ишь ты. Умно, ничего не скажешь. В управу бы
такого.
— Был такой слух. Гестапо его обхаживало. Не сог*
ласился. Говорит, полезней буду в другом качестве.
— Это в каком же? — не понял Чаповский.
— В священном сане. Краснобай, говорят, наипер­
вейший.
— Ишь ты! — бургомистр обернулся к Королькову.—■
Дай-ка мне его «дело»,.Есть у меня кое-какие мыслишки...
Корольков чему-то ухмыльнулся и с готовностью от­
ветил:
— Сию минуту буду у вас.
Бургомистр вошел в кабинет, приказал полицейскому
удалиться в приемную, потом снял пальто и, довольно
потирая руки, стал ходить по кабинету. Чаповский был
доволен. Этот поп прибыл как нельзя кстати. Для пользы
дела прибыл.
Вошел Корольков. Он улыбался, не разжимая широ­
кого, жадного рта.
— Вы что хотели узнать, господин бургомистр?
— Присаживайся, мой министр. Будем разговаривать.
Когда дело поступило к нам?
— Третьего дня.
— Ознакомился?
— Так точно. Изучил-с. Даже подробнейшим об­
разом.
— А почему попало к тебе? Почему не к Амфитеат­
рову?
— Все, что идет из гестапо, рассматриваю лично я.
— Отныне рассматривать буду сначала я, бурго*
мистр, а уж потом в полиции.
141

*•— Будет ИсйоЛнеНо, господин бургомистр. — Король­
ков даже каблуками щелкнул, по в глазах его мелькнул
и спрятался недобрый огонек. Но огонек блуждал в его
глазах считанные секунды. Уже в следующую минуту
«министр» раскладывал перед Чаповсйим довольно пух­
лое «дело» Проханова.
— Так много о нем собрано? — удивился бурго­
мистр. — Ну уж... уволь. Читать не стану. Рассказывай,
что за человек?
— Извольте. Проханов Василий Григорьевич. Рус­
ский. Родился в Орловской губернии.
— Сколько же ему сейчас?
— Сорок шесть.
— Так. Вполне приличный возраст, — удовлетворен­
но отметил для себя бургомистр. — Дальше!
— Учился Проханов в Смоленске. Весьма успешно
закончил церковно-учительскую семинарию. Учителем
закона божьего Проханов был почти до самой войны с
германцами.
Чаповский поморщился, но промолчал. Корольков
тут же поправился.
— Закон божий преподавал до самой войны с кайзе­
ром. — Корольков заметил одобрительный кивок бурго­
мистра и продолжал: — В годы законоучительской дея­
тельности, по тем отзывам, которыми мы располагаем, он
показал себя как приверженец монархии, защитник ве­
ры, царя и отечества...
— Ну... насчет царя и отечества — это вы, батенька
мой, хватили. А вот что касается защитника веры — это,
я полагаю, сведения весьма достоверные.
— Позволю возразить, господин бургомистр. Как
можно было в те священные годы защищать веру, не за­
щищая монаршую персону и отечество? Вера, царь и оте­
чество для истинных патриотов и верноподданных были
нечто нераздельное...
— Гм... Мой министр, кажется, положил меня на
обе. лопатки.
Бургомистр добродушно рассмеялся, а вслед за ним и
начальник полиции, но глаза Королькова были совсем
не веселыми, в них мелькали недобрые сполохи. Он нена­
видел Чаповского, но сдерживался, таился.
— Итак, я продолжаю, господин бургомистр. За год
до войны с герман... Виноват... За год до войны с кайзером
142

Проханов поступает на Волыни — это под Житоми­
ром — в училище пастырства и продолжает учиться по*
чти до конца 1916 года.
— Ловок, ничего не скажешь. Братия воевала, а он
бога славил.
Корольков сделал вид, что не слышал последнего за*
мечания бургомистра.
— Вскоре после окончания училища Проханов был
рукоположен епископом Григорием в сан священника.
— Так, так. Значит, священником Проханов стал еще
до Февральской революции. Отлично. Продолжайте, мой
министр.
— Революцию, как Февральскую, так и большевист*
скую, Василий Григорьевич встретил со скрежетом зу*
бовным...
— Вот как? — приятно изумился Чаповский. — От»
куда такие сведения?
— Располагаю им же подписанным документом.
Впрочем, и без документа можно прийти к тому же умо*
заключению. Учитель закона божьего, как там ни говори,
получал не такие уж большие деньги.
— Но и... не такие уж малые, — возразил Чаповский.
— Согласен. Но эти деньги, господин бургомистр, не
могли сравниться с доходами священника, ежели, к тому
же, он-обладает хорошим приходом.
— Гм... Ну и?... Прошу дальше.
В голосе Чаповского послышалась досада. Король­
ков, как вольтметр, среагировал на этот оттенок недо*
вольства в голосе начальника и продолжал уже строгим,
официальным тоном.
— Проханов примкнул к тем, кто решительно не при»
знал советской власти. Он сразу же стал под знамена
патриарха Тихона, который, как известно, объявил войну
Советам.
— Кстати сказать, довольно глупую войну, господин
полицейский, — саркастически заметил Чаповский. —
Эта дурацкая выходка фанатика патриарха нам очень
напортила...
— Не понимаю, господин бургомистр...
— А тут и понимать нечего. Действуй патриарх не
так открыто — я имею в виду — не с открытым забра*
лом, а исподтишка, — представляешь, мой министр, ка*
кое бы воинство можно собрать под знамена церкви!
143

Э, да что там! Эта оппозиция Тихона вынудила комисса­
ров пойти па крайние меры. Только и всего. А чем кон­
чился для Проханова этот его бунт?
— Сибирью, конечно.
— Так я и знал. По какой статье судим?
■— Пятьдесят восьмая.
— Кончай с биографией. Что там дальше?
— Дальше все просто. Отбыл положенное и стал слу­
жить Советам.
— Затаился, что ли?
— Надо полагать. Работал в областном центре на за­
воде номер девять, потом в городской бане...
— Неужто в бане? Ай да Проханов! Отмочил! —
Бургомистр расхохотался, а Корольков только скупо
улыбнулся. — Ну и что же? — оборвал себя Чаповский.
— Подхожу к концу. Из баии перешел на маслозавод,
где повкуснее, а потом определился счетоводом в город­
скую больницу. Когда доблестные немецкие войска всту­
пили в город, Проханов сам явился к властям и предло­
жил использовать его по прямому назначению.
— Сам лично?
— Так точно.
— Это из достоверных источников?
— Источники абсолютно достоверны. Гестапо!
— Понимаю.
— В область прибыл личный представитель фюрера.
Человек, правда, штатский, но с самыми высокими, пол­
номочиями. Все его называют советником. Но... — Чапов­
ский опять заколебался. — Словом, упаси бог от внима­
ния этого советника.
Бургомистр сказал и спохватился.
— Я, конечно, имею в виду неистощимую требова­
тельность господина советника...
Корольков понял — это было заметно по его вспых­
нувшим глазам, — но сделал все, чтобы скрыть свою ра­
дость; замешательство бургомистра такой козырь! В свою
очередь Чаповский догадался, эта полицейская бестия
уже успела что-нибудь намотать себе на ус.
— Неужто давит? — Корольков с наигранным про­
стодушием склонился к бургомистру, но сделал это гру­
бо, чем заставил Чаповского еше больше насторожиться.
— Вы это о чем? — удивился тот.
— Ну... советник-то... Вы же сказали...
144

— Мой министр! Вы, видимо, не совсем правильно
меня поняли. Господин советник выполняет сложную
миссию. И ежели он давит — надо полагать, так оно и еле-!
дует. Особая миссия. Высокая политика. У господина со­
ветника тонкая и, я бы сказал, ювелирная работа. Психо­
логическая обработка населения — это, скажу вам, мой
уважаемый министр... Впрочем, мы, кажется, увлеклись.
На чем мы остановились?
— Я говорил о том, что Проханов добровольно вы­
звался служить немецким властям и сразу же попросил
их возвратить ему сан священника. Дальше вам известно
из разговора с господином советником.
— Понятно.
— У вас, господин бургомистр, есть какие-то планы
в отношении Проханова?
— Разумеется, мой министр. Иначе и быть не может.
А сейчас благодарю вас и пожелаю доброй ночи.
— Доброй ночи, господин бургомистр.
— Именно доброй, — Чаповский мрачно пошутил: —
Скоро мы, батенька, станем желать на прощание: «Не
встреть партизана».
Начальник районной полиции промолчал: это был
явно камешек в его огород. Корольков при вступлении в
должность в высоких выражениях заверил оберштурмбанфюрера, что во вверенном ему районе партизаны нос
побоятся высунуть. Но Корольков просчитался: нос те­
перь боялся высунуть из города как раз он, начальник
районной полиции, а «этот проклятый Федосякин» с
партизанским отрядом разъезжал по району как хозяин.
Но подождите. Корольков еще доберется до него. Он
поплачет кровавыми слезами! Припомнятся ему и листо­
вочки, и письма, и телефонные звонки с издевкой, и кру­
шения, и все то, что сыпалось в последнее время на голо­
ву начальника районной полиции.
Глава вторая

ОСОБАЯ

МИССИЯ

Тем временем две груженые машины осторожно про­
бирались по затемненному городу. Улицы были совер­
шенно безлюдны. Навстречу попались только двое поли­
цейских. Они пытались остановить шедшую впереди ма1 0 Чаллп ПК С К'ПРГТПМ

145

шину, но, заметив Сидорова, который угрожающе поднял
руку, вытянулись и стояли по стойке «смирно» до тех пор,
пока машины не проехали мимо.
Остро и холодно мерцали звезды в черном морозном
небе. Синеватый иней покрыл дома, деревья, землю, ко­
торую не успел еще укутать на зиму снег.
Холодно, пустынно было в городе. Оттого-то и каза­
лось, что две машины крадутся по ночным затемненным
улицам. Проханов увидел, что идущая впереди машина
свернула вправо и остановилась.
Ворота быстро распахнулись.
■— Вот же сволочи! — выругался Проханов. — Зачем
же их во двор-то понесло?
Он успел в свете автомобильных фар рассмотреть
дом; дом показался ему высоким и очень длинным. Зда­
ние, видно, было добротное, вместительное и с внешней
стороны хорошо отделано.
«Мой дом!» — екнуло в груди Проханова.
■— Прошу вас, ваше преосвященство!
Сидоров распахнул дверцу кабины.
— Немедленно угоните вашу машину. Немедленно!
Неужто вы так худо соображаете? — Голос Проханова
был приглушен, но от едва сдерживаемой ярости сры­
вался.
Старший полицейский, растерявшись, не сразу сооб­
разил, что ответить.
— Что стоишь, болван! Выполняй, что приказано!
— Есть!
Сидоров опрометью бросился к шоферу. Тот не сразу
понял его. Сидоров стал размахивать руками, и машина,
развернушйсь в широком дворе, рванулась на улицу.
Проханов облегченно вздохнул. Никто, кажется, не
наблюдал за ними, во всяком случае он ничего подозри­
тельного не заметил.
Когда Проханов хотел войти в дом, его подхватили
под руки двое полицейских, а третий побежал вперед.
Вот он распахнул в доме одну дверь, вторую, третью...
Вспыхнул свет, и Проханов остановился удивленный.
Дом, преподнесенный ему в подарок немецкими вла­
стями, представлял собой почти музей, до отказа наби­
тый вещами. Пять комнат ломились от них. Ковры, дива­
ны, шкафы, деревянные кровати, кресла, стулья, картины
и, в довершение всего, концертный рояль. Но не рояль —<
146

вещь с его точки зрения пустячная, а великолепная хру­
стальная и серебряная посула привлекла особое внима­
ние Проханова.
Настроение его заметно улучшилось, и он заговорил
ласковым голосом:
— Скажите, сын мой, кто раньше жил здесь?
— Никто, ваше преосвященство, — с готовностью
ответил Сидоров, глядя на Проханова с собачьей пре­
данностью: для него, полицейского, этот седобородый че­
ловек — сильный мира сего, а он служил только силь­
ным. — Раньше здесь была какая-то большевистская
управа. Я, ваше преосвященство, не местный... Не могу
знать во всех подробностях.
— Хорошо, хорошо. И этого достаточно. А вот это
все? — Проханов обвел рукой вокруг себя. — Обстанов­
ка здешняя откуда реквизирована?
— Три дня назад доставлена из Оклокотской столи­
цы, а туда будто бы ее привезли из областного города.
Проханова порадовал ответ полицейского.
— Ну и славно... — Но все же он уточнил еще раз.—
И шкафы, и комоды, и кровати?
— Так точно, ваше преосвященство. Пять машин.
Лично мною доставлены из Оклокотского округа. — Си­
доров подобострастно осклабился, доверительно скло­
нился к священнику и вполголоса сообщил: ■— В шкафах
кое-что имеется, с устатку. Лично от господина бургоми­
стра.
Проханов спрятал в бороду ухмылку и кивнул Сидо­
рову.
— А ну веди, веди, сын мой. Показывай.
— К шкафам изволите?
— Что ж... И к шкафам можно с дороги-то. Или мы
не православные?
— Все уже приготовлено, ваше преосвященство. Про­
шу вас.
Сидоров забежал вперед, открыл дверь и широким
хлебосольным жестом показал на сюл. Стол этот кто-то
заранее со вкусом сервировал, но зачем-то прикрыл
очень тонкой бумагой. Старший полицейский осторожно,
будто открывая клетку со зверем, отдернул руку, снимая
со стола бумагу.
Проханов сощурил глаза от удовольствия, но поче­
му-то сурово осведомился: сколько его сопровождало
10*

147

полицейских? Сидоров испуганно ответил: шестеро, если
считать его. Есть еще двое. — в охране дома.
—- От кого охранять-то? — как можно равнодушней
спросил Проханов.
— От партизан, ваше преосвященство.
— Вот как? Православного от православных? Они
разве не христиане, не русские? Почему их надо бояться?
Сидоров выпучил глаза и стал беззвучно шевелить
губами.
■— Ва... ваше преосвященство! Как можно? Это же
разбойники! Они стреляют без разбора. Н-не приведи
господь!
— Ну-у, сын мой, у страха глаза велики, — и распо­
рядился: — Зови сюда охрану, Выпьем, закусим чем бог
послал.
Старший полицай заколебался, растерянно замигал
ресницами.
— Ваше
преосвященство!
Никак
невозможно.
Опасно...
— Опасно праздновать труса. Зови немедля.
—• Есть! А с немцем как быть?
— Ну... и его зови. — Проханов поморщился. Не при­
стало ему якшаться с немецким солдатом. Но... солдат
есть солдат; пусть расскажет, где нужно, каков есть пра­
вославный священник.— Зови и солдата. Скажи ему: «Во­
лен зи тринкен русснщ водка?» Сам прискачет. У нас,
сын мой, стол на добрую полусотню молодцов хватит
Ну, бегом!
Через час во владениях священника Проханова шел
пир горой. Благо запасов было столько, что тревожиться
о завтрашнем дне не приходилось.
Немецкий солдат сначала дичился, пренебрежительно
морщился, ио пил жадно, много и вскоре захмелел. Одна­
ко и во хмелю он не забыл, что представляет высшую
расу. Расправив плечи, солдат решил блеснуть. Он сел за
рояль и окинул снисходительным взглядом присмирев­
ших полицейских; на них действительно произвело впе­
чатление, что солдат так вот запросто садится за рояль.
— Бетховен? — с улыбкой осведомился солдат. —
О, найн. Марш! Марш! Битте...
И грянули марши. Солдат оказался на редкость
энергичным музыкантом. Он так самозабвенно, колотил
по клавишам, что V слушателей гудело в голове.
148

Марши вскоре надоели. Солдат полез целоваться С
Прохановым, почему-то обращаясь к нему: «Герр министер» Обнимались и полицейские с немцем, а потом они
вместе собрались качать «его преосвященство». Проха­
нов едва избавился от этой чести.
Около трех часов ночи шум в доме стих. Полицейские
свалились прямо на пол и захрапели. На широкой кро­
вати лежал только Проханов. Он не спал.
Ему вспомнилось холеное лицо советника, личного,
представителя фюрера, перед которым даже офицеры из
гестапо, всегда самоуверенные, властные и никого
не признававшие, в струнку тянулись.
>— Мы с вами одинаково ненавидим большевиков.
А коль так — зачем играть в прятки? — говорил ему со­
ветник. — Мы — я имею в виду немецкие власти — и
церковь должны объединить усилия в борьбе с больше­
визмом, презренными иудеями и всей этой никчемной
сворой.
Проханов смело тогда возразил советнику, что не при­
стало ему, русскому православному священнику, открыто
якшаться с немецкими властями, потому что для прихо*
жан. как там ни говори, немцы были и остаются окку­
пантами.
Советник рассмеялся, добродушно похлопал по воло­
сатой руке священника и сказал, что хорошо понимает
«его преосвященство». Так и сказал: «его преосвященст­
во». Этим он дал понять, что сан епископа—в руках само­
го отца Василия.
— Я .с вами вполне солидарен. Демонстрировать
связь с немецкими властями не стоит. Я скажу больше
Для пользы дела можно кое-когда и ругнуть эти властд.
В меру, конечно. Все нужно делать в меру — это золотое
правило в жизни для немца и кто с ним идет в ногу —■
особенно. Пусть прихожане думают: духовный пастырь с
ними.
Это было умно задумано. Советник намекнул: за все
услуги, которые окажет немецким властям «его преосвя­
щенство», они в долгу не останутся. Пусть господин Про­
ханов выбирает любое место, где бы он хотел получить
приход. Впрочем, если «его преосвященство» не возражав
ет, он бы посоветовал выехать в город Петровск, весьма
благоустроенный и культурный населенный пункт, гДе
особую активность проявляют партизаны.
149

Последние слова удивили Проханова. Но собеседник
успокоил его. Господина Проханова пальцем никто пе по­
смеет тронуть: ведь священник будет в оппозиции к
официальным властям. Об этом, разумеется, тут же ста
нет известно партизанам. Со священником, видимо, захо­
тят связаться. От этой связи нельзя отказываться, ее
надо использовать.
Впрочем, это не главное, чего ждут от «его преосвя­
щенства». Основная его миссия — прочно завоевать ду­
ши прихожан. Надо войти к ним в доверие, нужно знать
каждого в лицо, по фамилии, знать их семьи, родствен­
ников; надо быть в курсе их жизни, настроений, мыслей.
Это — на первом этапе.
Второй этап — более ответственный. Надо постепенно
изгонять из умов прихожан большевистскую заразу
Действовать нужно осторожно, но наверняка. Сначала
следует создать свой круг верных людей, которым по
первому требованию «его преосвященства» материально
помогут — распоряжение на этот счет уже имеется. Та­
ким образом у этой группы людей появится «утроб­
ная» — советник так прямо и выразился — заинтересо­
ванность. Уж он-то, человек с опытом, отлично знает:
когда люди получат что-то реальное, когда у них появит­
ся собственность, они станут незаменимыми помощника­
ми и верными слугами духовного пастыря.
Советник особенно подчеркивал: необходима тонкая
работа там, где имеешь дело с душой человека. Он пре­
дупреждал, что всякий, кто имеет дело с «идеологическим
оружием великого фюрера», должен обращаться с этим
оружием чрезвычайно осторожно.
■— Как это у русских толкуют: семь раз обмерь.
■— Не так, господин советник, — с улыбкой поправил
его Проханов. — Семь раз отмерь, один раз отрежь.
— Вот-вот. Оч-чень, скажу вам, разумное изречение.
Оно чисто в немецком духе.
— Но и в русском, господин советник, — снова про­
явил смелость Проханов.
Его рискованная смелость опять была оценена по до­
стоинству. Высокий собеседник одобрительно улыбнулся
и покровительственно сказал:
— Мне нравится ваша независимость и, как это... на­
циональное самосознание. Но... господин Проханов, вы
должны и здесь иметь меру и, так сказать, не переходить
150

грань. Всегда и везде. Чтобы ваши слова не моглй истол*
ковать неправильно. Ваше чувство должно измеряться
степенью искренней, идущей от сердца приверженности к
идеям, за которые боремся мы.
— Охотно с вами соглашаюсь, господин советник.
Советник предупредил, что он не один печется о ду­
шах народа, завоеванного германским оружием. Более
подробно круг обязанностей «его преосвященства» ему
расскажет представитель Ватикана, который специально
объезжает районы, где уже установлен «новый порядок»,
чтобы помочь братьям во Христе в сложной и ответствен­
ной их работе.
Советник подчеркнул, что миссия «его преосвящен­
ства» особая и почетная. Германские власти возлагают
на него большие надежды.
В заключение беседы советник с улыбкой сообщил,
что в качестве первого дара он уже распорядился подго­
товить в Петровске добротный дом с полной обстанов­
кой, чтобы господин Проханов жил ни в чем не нужда­
ясь. Но, чтобы не демонстрировать какую бы то ни было
связь простого священника с немецкими властями, отец
Василий будто бы купит дом у бывшего хозяина. Такой
«хозяин» уже есть, и он ждет распоряжений. Предвари­
тельно будет пущен слух, что этот хозяин так перепугал­
ся близости фронта, что уступил первому же покупателю
свою собственность за ничтожную сумму. Этим первым
покупателем будет он, местный священник. Соответству­
ющие документы будут оформлены, а предварительно о
продаже дома появится объявление в петровской газете.
Нет, нет, пусть отец Василий не тревожится, его никто’
не опередит. Инструкции на этот счет уже даны, волно­
ваться «его преосвященству» не следует.
Потом Проханов беседовал с протоиереем Кулако­
вым. Уж как он извивался перед Прохановым, как лебе­
зил перед ним. Кутаков, конечно, знал, кто поддерживает
и проталкивает отца Василия. Понимая, что беседует с
будущим епископом, Кутаков все делал, чтобы угодить
будущему «его преосвященству». Даже неприятно было
видеть, как унижался протоиерей перед ним, рядовым
священником.
Была у отца Василия и встреча с высоким представи­
телем Ватикана. Беседа с тощим человеком в черной су­
тане продолжалась пять часов кряду,
151

Проханов вышел от него бледный, с холодным потом
на лбу. Никогда еще он не встречал столь неистового че-;
ловека. Это был фанатик, наделенный к тому же неукротимым характером. Было ясно, что ватиканец ни перед
чем не остановится во имя своих целей. А цель его ясна.
Еше три с половиной столетия назад Брестской унней
было провозглашено объединение католической и правоелавной церквей на территории Польши. Позже эта уния
распространила свое влияние на прибалтийские государ­
ства, на Западную Украину и Белоруссию. Уния обязала
православную церковь признать главенство папы рим­
ского и основные догматы католической церкви, однако
православная церковь сохранила свои прежние обряды
и порядок богослужения.
Проханов знал, что уния, заключенная в 1596 году,—
это способ окатоличивания православного населения на
Украине, в Белоруссии, Прибалтике. И уж, конечно, Ва­
тикан не мог не воспользоваться такой великолепной для
него возможностью, как захват областей, простиравших­
ся далеко за пределами границ действия Брестской унии.
Не зря же Гитлер вскоре после захвата власти заключил
конкордат с Ватиканом. Именно поэтому тощий ватика­
нец чувствовал себя здесь чуть ли не хозяином.
— У Ватикана сто восемь акров земли, но полмилли­
арда покорных душ в мире,—говорил он, мрачно сверкая
глазами из-под насупленных, нависших над глазницами
бровей. — Да и грешного злата достаточно, чтобы сокру­
шить непокорных. Я говорю прямо и советую о том не
забывать. Нет такой силы, какая могла бы потягаться с
Ватиканом.
Проханов получил самые подробнейшие инструкции
о том, как вести работу в первом году его деятельности.
В тот же день Проханов твердо решил для себя: если
нужно, если того потребуют обстановка и обстоятельст­
ва — ничуть не хуже быть и католическим священником.
Какая, собственно, разница: рясу ли носить или сутану?
Христос один, только славят они его по-разному.
Проханов тихонько встал с постели и, переступая
через храпевших полицаев, вышел во двор.
Ночь была тихая, морозная. Падал легкий снежок.
Издали доносились орудийные раскаты. Фронт близок,
152

совсем близок. Неужели такая несокрушимая сила, как
гитлеровская армия, будёт остановлена? Этого Проханов
никак не мог уразуметь. Он уже давно решил, что ненави*
стным ему советским воякам пришел конец.
Именно этот вывод и привел отца Василия к немцам...
Проханов всей грудью вдохнул свежий, колючий зим*
ний воздух, потянулся с хрустом, с истомой во всем теле,
и вдруг взгляд его уперся в машину.
Ну да, та самая немецкая машина, которая доставила
его сюда.
«Какая глупость!» — выругал он себя и заспешил к
грузовику.
Решение созрело немедленно. Надо проверить — не
оставил ли этот немецкий болван воду в радиаторе? Упа*
си боже, если вода не спущена. Машина во дворе — это
же улика. Об этом завтра станет известно соседям, всему
городу и уж, конечно, дойдет до партизан. У них отлич­
ная связь с населением. Как он о том раньше не поду*
мал? Выпроводил одну, надо было выпроводить и дру­
гую. Не следовало и подъезжать открыто к управе.
Хорошо хоть ночь застала, никто, кажется, не за*
метил.
Он заспешил в дом, вытащил из кармана полушубка
электрический фонарь, извлек затем браунинг, подарок
ватиканца. Проханову не раз приходилось в смутные
двадцатые годы, да и позже, видеть пистолеты системы
браунинг, но таких встречать не довелось. Пистолет
небольшой, а вмещал в широкой своей рукоятке шестнад*
цать патронов.
— Даю вам проверенную игрушку, — сказал гость.—
В пятидесяти метрах доску пробивает.
•— Не люблю я этих игрушек, — ответил ему Прохз*
нов. — Не дело это — человеку моих занятий ходить с
такими штуками.
— Э-э, милый человек... береженого бог бережет.
Время такое.
Проханов едва не спросил тогда: откуда он так хоро*
шо знает русский язык и русские пословицы? Но удер*
жался, боясь показаться наивным.
Тревога была напрасной. Шофер оказался аккурат*
ным человеком. Воду он спустил и даже постарался
укрыть потеплее мотор. Видно, знал, куда направлялся.
Если удирать придется —у него все наготове.
153

Впрочем, так ли уж все наготове? Где вода?
Проханов направился в дом. В коридоре он посветил.
Так и есть. Ведро с водой, чуть тронутой ледком, стояло
в уголке. Ведро немецкое, явно водитель приготовил.
— Вот тебе и орьясина! — улыбнулся Проханов.
Он вошел в комнату, где храпели его собутыльники.
Не успел он сделать и шага, как грохнул выстрел. На го-:
лову посыпалась штукатурка.
Стрелял шофер. Он привалился к стене, пучил на
Проханова осоловевшие глаза и прыгающей рукой це­
лился в него из парабеллума.
Проханов метнулся в сторону. Вторая пуля попала в
дверь. Третьего выстрела не последовало: он запустил в
обезумевшего немца маленькой скамейкой, попавшейся
ему под руку.
Шофер охнул и выронил пистолет. Проханов наступил
на него ногой. Наклонившись, он левой рукой быстро
поднял парабеллум, а правой схватил за грудь немца и
так рванул его, что китель шофера затрещал; отскочили
две верхние зеленые пуговицы и покатились по гладко
натертому паркету. Коротким движением левой руки, в
которой был зажат парабеллум, Проханов нанес водите­
лю удар в челюсть. Немец отлетел к дивану и, увлекая
за собой стулья, с грохотом повалился на пол.
— Все-таки орясина!
Проханов сунул парабеллум в другой карман и заша­
гал в коридор. Там он взял знакомое ведро с тонкой кор­
кой льда, возвратился в гостиную и плеснул пригоршней
воды в лицо потерявшему сознание шоферу.
Тот открыл глаза, а от второй пригоршни закрутил го­
ловой и уставился на Проханова глазами, в которых за­
стыл животный страх.
— Чего смотришь, болван? Опять ферштанд нихтс?
Кто этой штукой балуется? — Проханов показал пара­
беллум. — Хочешь, чтоб я сообщил оберштурмбанфюреру?
Водитель вскочил, вытянулся перед Прохановым и
что-то быстро-быстро заговорил. Проханов, хотя и знал
немецкий язык, долго не мог ничего понять. Он слышал
только картавое «партизанен, партизанен». Одурел чело­
век с перепоя и принял его з'й партизана.
— Ладно, умолкни бога ради! — Проханов с раздра­
жением отмахнулся от водителя, — Бери ведро—и марш.,.
154

Заводи мотор. Шмель, шмель! Полицаев тоже бери с со­
бой. Понимаешь, чертова кукла, или не понимаешь?
Последние слова он уже кричал. Его взбесила беспо*
мощность этого представителя сильной расы. Какая уж
там сила! Нюни распустил, дрожит как кролик, только
слез не хватает...
Проханов засучил рукава, рывком пригнул голову
ошалевшего от испуга шофера и начал умывать его. Из
носа, изо рта немца шла кровь, заливала китель. Чего
доброго, еще разговоры пойдут: кто, за что, да почему.
Синяк у немца был очень уж заметен, даже глаз заплыл.
Свой кулак Проханов знал, не раз приходилось пускать
ёго в ход...
— На, орьясина! Утрись •— нс глаз моих долой.
Тотдоропливо привел себя в порядок, бросил на ди­
ван полотенце, вытянулся.
— Заводи мотор. Шнель!—и четко, властно произнес
по-немецки:—Уезжай! И полицаев увози. Не нужна мне
охрана. Понял?
— Гут, гут, герр министер!
— Ишь, сволочь, в министры меня произвел...
Через полчаса в доме Проханова не осталось ни од­
ного полицейского. Растолкать их так и не удалось.
Пришлось грузить вдвоем с шофером, как мешки с
солью. Натерпевшись страху, немец так нажал на газ,
что машина, кажется, присела на задние скаты.
Куда вывез водитель полицейских, Проханов так и не
узнал.

Спустя несколько лет после окончания войны до него
дошли слухи, что немец с полицейскими угодил к парти­
занам. Когда и водитель, и его живой груз опомнились,
они в один голос заявили, что тот проклятый поп—самый
настоящий партизан.
Глава третья

ДОСТОЙНЫЙ ОТПРЫСК

В десять часов утра к Проханову явился посыльный
е письмом от Чаповского, который уведомлял «его прео­
священство», что ровно в 16.00 в районной управе устра155

ивается официальный прием в его честь, куда будут
приглашены самые уважаемые жители города.
Проханов пришел в бешенство.
•— Осел! Боже мой, какой осел!
Ругался он так громко, что перепугал посыльного,
морщинистого старичка.
Проханов тут же. написал ответ, где умолял господина бургомистра ни в коем случае не устраивать никаких
приемов и бога ради не распространять никаких пригла­
шений. А если они уже разосланы, немедленно известить,
что допущена ошибка, или пусть господин бургомистр
придумает что угодно. Проханов предупредил, что, если
обо всей этой затее станет известно господину советнику,
будет большая неприятность.
Эта последняя фраза звучала как открытая угроза.
Через полтора часа в доме Проханова появился лич­
но бургомистр в сопровождении своего заместителя Ам­
фитеатрова.
Угроза, содержащаяся в записке, возымела действие.
Чаповский рассыпался в извинениях.
Минут через двадцать бургомистр удалился, сослав­
шись на чрезвычайную занятость. Однако Чаповский
не забыл осведомиться, не желает ли «его преосвя­
щенство» какого-либо1 содействия, нет ли у него
просьб.
Проханов, нахмурившись, сказал, чтобы бургомистр
не затруднял себя личными посещениями и в следующий
раз вызывал рядового священника повесткой.
Последние слова были выразительно подчеркнуты...
Бургомистр смешался, невнятно пробормотал, что
желания «его преосвященства» будут точно исполнены,
пусть он не беспокоится и, что самое главное, пусть ни­
куда не сообщает о допущенных промахах с его пред­
ставлением избранному обществу города Петровска.
Чаповский счел своим долгом заметить, что господин
комендант и он лично надеются на помощь «его преос­
вященства». Из этих соображений заместитель бурго­
мистра господин Амфитеатров поступает в распоряже­
ние «его преосвященства».
Чаповский, отвесив почтительный и глубокий поклон,
удалился.
Амфитеатров, державшийся в сторонке, словно ждал
этой минуты. Он, вышел иа середину комнаты и,, улыбаясь,
156

стоял некоторое время, будто ожидал, что на него должны
обратить какое-то особое.внимание.
По виду заместителю бургомистра было лет сорок—
сорок пять. Тщедушного телосложения, с редкими во*
лосиками на голове, но одетый с иголочки в полувоен­
ный костюм, с множеством ремней, с блестящими и
скрипящими крагами, этот человек походил на опереточ­
ного героя. Однако глаза Амфитеатрова внушали трепет
любому, кто с ним сталкивался. В них светилась такая
ненависть, откровенная, жгучая, что становилось не по
себе, когда человек встречался с ним взглядом.
Для этой ненависти были причины. Отец Николая
Амфитеатрова, священник, так же, как когда-то и Про*
ханов, с первых же дней революции активно выступил
против советской власти. Но Захарий Амфитеатров не
обладал эластичностью отца Василия. Фанатизм и сле­
пая ненависть к «антихристам-большевикам» заставила
Захария взять в одну руку крест, в другую — оружие и
выступить во главе кулацкого восстания. Участников
этого восстания за звериную жестокость прозвали в на­
роде «захарьевскими бандитами».
На борьбу с озверевшими кулаками поднялись кре­
стьяне из окрестных деревень.
Их самосуд был страшен. Ни милиция, ни специаль­
ные части, выделенные государством для борьбы с бан­
дитами, не успели даже подойти, как все уже было кон­
чено. С отцом Захарием, не успевшим скрыться, жители
села Большое Доброво поступили по тем же законам, ко­
торые он применял к своим жертвам. При тридцатигра­
дусном морозе его спустили в прорубь.С тех пор прошло много лет, много воды утекло и
давно уже было забыто кулацкое восстание, а в местах,
где когда-то действовала шайка, возглавляемая попом,
до сих пор еще живут выражения: «лютует, чисто Заха­
рий», «белены дахарьевской объелся», «кровь захарьев*
ская в голову ударила».
Но если народ забыл о делах Захария, то не забыли
расправы с ним его дети: сын Николай и дочь Галина,
или Гильда, как ее теперь называли. В свое время им
удалось скрыться за границу. Теперь они возвратились
в родные края, чтобы мстить. Николай Амфитеатров
стал заместителем бургомистра, а его сестра — перевод­
чицей в немецкой комендатуре.
157

Николай Амфитеатров, испытывая удовольствие от соб­
ственных слов, доложил Проханову, чей он сын и зачем
вернулся на эту «пропитанную отцовском кровью землю».
Проханов искренне обрадовался этой встрече. Он
сказал, что хорошо помнит отца Захария, но даже и подозревать не мог, что этого «почтенного и уважаемого в
духовном мире» человека постигла столь печальная и
страшная участь.
Однако «его преосвященство» слукавил. Об участи
отца Захария Проханов узнал вскоре после подавления
восстания. Он сам был членом той же банды, но вовремя
сумел скрыться, а потом запутал свои следы.
Проханов выразил сыну «глубоко уважаемого» им
человека самое искреннее соболезнование, а потом долго
заверял Амфитеатрова, что сын его друга, погибшего
при столь трагических обстоятельствах, с полным пра­
вом и основанием унаследует его дружбу.
И только после взаимных уверений в преданности они
приступили к делу;
— Для пользы дела решено организовать городскую
управу, — сказал Амфитеатров. — Надо избрать бурго­
мистра. — Он подчеркнул последнее,.слово. — Вы пони­
маете?
Проханов насторожился.
— Что ж, разумно, на мой взгляд. Только я-то здесь
при чем?
— Как раз вы, отец Василий, и необходимы в этом
деле. Удобней всего это избрание завершить в церкви.
— Но она еще не работает.
— Беда не велика. Дня через три мы наведем хотя
бы относительный порядок. В церкви была мастерская с
гнусным моему слуху названием «Победа коммунизма».
— Н-да... Так что же вы хотите, Николай Захарович?
Я все же никак не возьму в толк.
— Мероприятие простое,“"отец Василий. Мы соберем
в церкви народ и в присутствии священника предложим
избрать нужного нам человека городским бургомистром.
А вы, ваше преосвященство,—Амфитеатров выразитель­
но усмехнулся, — благословите избранника и пожелай­
те ему успехов вработе. Вот и все.
Проханов задумался. Имеет ли он право действовать
так открыто? И как еще отнесется ко всему этому со­
ветник?
158

—- Нет, я не могу вмешиваться в подобные дела.
Дела боговы не есть дела административные.
Лицо Амфитеатрова слегка побледнело, обострилось,
а верхняя тонкая губа приподнялась, обнажая мелкие
зубы. Казалось, что этот человек зарычит и бросится на
собеседника.
— Но... святой отец, с волками жить — по-волчьи
выть, — явно сдерживаясь, произнес гость. — И потом,
я прошу этого не забывать, мы ведь можем и заставить...
Проханов медленно поднялся.
— Господин Амфитеатров. Если бы вы не были сы­
ном мною уважаемого человека, — а отец ваш воистину
свят своей кровью мученика, — достаточно одного моего
слова господину советнику — и от вас, почтеннейший,
останутся одни воспоминания. Вам понятно, с кем я
вою и к какой стае принадлежу?
Амфитеатров отступил к стене. Превращение седобо­
родого старца в грозного воина было столь неожидан­
ным, а слова его столь резкими, что Амфитеатров не
сразу нашелся, что ответить.
Проханов пожалел, что поступил
неосторожно.
«Воистину говорят: век живи, век учись и дураком ум­
решь», — с неудовольствием подумал он о себе и решил
исправить ошибку.
— А знаете, сын мой, я нашел выход. А почему бы и
в самом деле не применить ко мне силу? Вы понимаете,
о чем я говорю?
— Н-не совсем.
— Все просто. Благословить городского бургомистра
я не отказываюсь, но в церковь вы меня приведете под
оружием.
— Но вы... вы только что...
■— Ах, какой вы непонятливый! Чтоб народ видел:
не по своей, дескать, воле идет батюшка на такое дело.
— Во-от оно что! — осенило наконец заместителя
бургомистра.
Амфитеатров, как отметил про себя Проханов, не от­
личался сообразительностью. Но,, как ни странно, его
хвалили. Еще в областном центре Проханс з слышал, что
вопросами пропаганды в Петровске ведает человек,
имевший определенные заслуги перед «фатерландом».
— Одобряю, ваше преосвященство. От всей души
одобряю!—вскричал Амфитеатров,—Все будет сделано.
159

Приступ горячего излияния чувств, к счастью, был не
таким длительным. Амфитеатров щелкнул каблуками,
смиренным голосом попросил благословения и, прочув»
ствованно поцеловав священнику руку, удалился.
Хозяин дома не провожал гостя. Нечего баловать,
пусть почувствует силу.
С этого дня прошла неделя. Проханов, облачившись
в теплую рясу, Которую подарил ему перед отъездом в
Петровск протоиерей Кутаков, начал выходить из дому.
Он заглянул в церковь. Там уже полным ходом шла работа.
От имущества бывшей артели не осталось и следа.
Это вполне устраивало священника: за ликвидацию
артели никаких претензий к нему лично предъявить
не могли.
Благообразный, смиренный вид Проханова, его обхо­
дительность, мягкость пришлись по душе людям, при­
стально за ним наблюдавшим. По городу пошел слух,
что приехавший в Петровск священник не очень-то жа­
лует немцев; его, по всему видать, силой заставляют
служить. При встречах люди, совершенно не знавшие
Проханова, начали почтительно кланяться ему. Но осо­
бое расположение он приобрел во время выборов город­
ского бургомистра.

В назначенный день полицейские согнали жителей
города к церкви, невнятно прочли какой-то список, где
первым значился некто Александр Попов, а потом нача­
лось голосование.
— Кто желает избрать бургомистром города госпо­
дина Попова? — громко, насколько позволили голосо­
вые связки Амфитеатрова, возвестил заместитель бурго­
мистра; он взобрался на специально сооруженное для
этой цели возвышение, походившее на трибуну, и пред­
ставлял собой весьма комическое зрелище в своем опе­
реточном одеянии. — Выборы у нас свободные. Прошу
граждан изъявить свою волю поднятием руки.
Сразу после этого выступления Амфитеатрова в тол­
пе стали шнырять полицейские и подталкивать винтов­
ками и автоматами тех, кто не хотел поднять руки
160

«Выборы» проходили под наблюдением немецких сол­
дат. Правда, в данном случае они были просто свидете­
лями. Кое-кто из них шутки ради пощелкивал затвором
винтовок. Эти звуки отчетливо раздавались в морозном
воздухе.
Так был избран городским главой какой-то Попов, о
котором никто раньше не слышал и в глаза его не видел.
Заместитель бургомистра изобразил на лице улыбку
и объявил:
— Господа! Я не вижу необходимости в дальнейшем
голосовании, поскольку каждый из вас уже отдал свой
голос за господина Попова. Он единогласно избран гла­
вою города Петровска. А сейчас, господа, по традиции,
которая принята и уважаема нашими дедами, ваш при­
ходский священник отец Василий примет присягу и бла­
гословит избранного вами бургомистра города Петров­
ска господина Александра- Семеновича Попова.
Амфитеатров сделал знак рукою, и полицейские рас­
пахнули двери церкви. Оттуда в полном облачении вы­
шел Проханов, но с непокрытой головой, а позади него
шли полицейские с автоматами наперевес. Поодаль от
них и тоже с автоматами, шествовали два солдата.
В толпе зашелестели женские голоса.
— Смотри, что делают, изверги. Батюшку под
ружьем!
— Видно, не хотел благословлять-то...
— Тише вы, бабы, вишь как ощерился мартышка в
ремнях. Ему что — махнуть ручкой, и нас поминай как
звали...
Амфитеатров не ожидал, что появление Проханова
под ружьем произведет на жителей города такое тягост­
ное впечатление.
«Перестарались, дурачье!» — подумал он, но, встре­
тившись взглядом с Прохановым, понял: тот очень до­
волен представлением.
Амфитеатров, когда узнал, кто стоит за спиной Про­
ханова, стал избегать его.
...Богослужение, присяга и довольно сложная церемо­
ния, завершившая выборы, прошли в общем-то благопо­
лучно, если не считать, что какая-то женщина во время
службы вдруг разрыдалась и начала выкрикивать про­
клятия. К ней подскочили полицейские, вытащили ее из
толпы и куда-то немедленно увели.
1 То ЛОПР К'

Г ИПРГТПи

161

Глава четвертая

ГЛАЗА ИНЖЕНЕРА НИКИФОРОВА

Проханов хорошо понимал: его личное благополучие
зависит от того, каким авторитетом и уважением он бу­
дет пользоваться у прихожан. Далеко не глупые люди
создали поговорку: «Каков поп, таков и приход». Трезво
оценивая свое первое появление среди паствы, ои понял:
задуманное удалось на славу.
В тот же вечер он первый раз появился и среди избран­
ных мира сего. Городской бургомистр Попов устроил
банкет. Но прежде чем появиться на этом званом вечере,
Проханов потребовал у Амфитеатрова список пригла­
шенных.
Список высоких гостей был доставлен «его преосвя­
щенству» немедленно.
Гости вполне устраивали Проханова — почти одни
немцы. Новый бургомистр наживал политический капи­
тал в основном у завоевателен, а из земляков пригласил
лишь Чаповского, Королькова и Амфитеатрова.
Проханов мало пил и больше приглядывался к го­
стям. Говорили в основном на немецком языке. Проха­
нов довольно хорошо понимал язык завоевателей, но де­
лал вид, что не знает ни одного слова. Выгоду этого
своего поведения он оценил уже давно.
В качестве переводчика пригласили сестру Амфитеат­
рова, разбитную тридцатишестилетнюю даму, которая,
не в пример брату, производила эффектное впечатление.
Ростом Гильза была невысока и отлично сложена. Она
прекрасно знала цену своей грациозной талии и широких
бедер. Одета Гильда была в платье из какого-то необык­
новенно красивого черного шуршащего материала, усы­
панного блестками, как ночное небо звездами. Оно вели­
колепно сочеталось с ее пепельными волосами. Правда,
местных дам несколько шокировало откровенное деколь­
те Гильды, зато мужчины были довольны туалетом оча­
ровательной переводчицы.
Гильда в избранном обществе пользовалась завид­
ным успехом. С ней танцевали, ей улыбались, возле нее
был настоящий рой мужчин, что взбесило остальных
дам. Когда Гильда стала отлучаться то с одним, то с
другим кавалером в соседние комнаты, дамы обнародо162

вали, разумеется, совершенно по секрету, весьма приме­
чательную деталь биографии сестры заместителя бурго­
мистра.
Гильда, не выдержав мытарств эмигрантской жизни,
довольно долго находилась в публичном доме. В нее
будто бы влюбился немецкий офицер и женился на ней,
за что едва не распростился с офицерским званием. Не­
которое время она жила во Франции, где находилось
подразделение ее мужа. Потом его послали на восточ­
ный фронт. За мужем последовала и Гильда. Муж погиб
в бою с партизанами Украины.
Гильда не уехала из России. Она хотела мстить.
И мстила. Но в антрактах от службы, как это утвержда­
лось довольно осведомленными дамами, она вернулась
к своей бывшей профессии, что оказалось весьма доход­
ным делом. У нее будто бы уже скопился круглый ка­
питалец.
Проханов наблюдал за -этой смазливой разбитной
женщиной, которая, кажется, находила особое удоволь­
ствие в том, чтобы бесить раскрашенных дам, открыто
флиртуя с их мужьями. Он смотрел на нее и думал:
«Гильда царствует, а ведь труп уже... Любой капитал
промотает и снова окажется в публичном доме. Пра­
вильно я сделал, когда отказался ехать за границу. Как
мне ни плохо было, а все ж своя земля всегда милее.—
И с торжеством, ликуя, сказал себе, будто грозя комуто: — Дай срок — мы наведем свои порядки. Уж тогда
поживем! И не Тильды будут утешать нас — настоящие
красотки!»
За этими греховными мыслями и застал Проханова
пристальный взгляд коменданта. Майор фон Грудбах
изучал его со всей осторожностью, стараясь не упустить
ни одного движения или взгляда священника. А когда
комендант понял, что его, наблюдение не стало секретом
для Проханова, он тут же встал и удалился в соседнюю
комнату.
Вскоре к «его преосвященству» незаметно подсел
адъютант фон Грудбаха и в изысканных выражениях пе­
редал просьбу господина майора уделить ему некоторое
внимание для конфиденциальной беседы.
Проханов удовлетворил просьбу фон Грудбаха.
Священника и коменданта не было около часа. Воз­
вратились они по отдельности. Проханов приличия ради
II*

163

посидел еще некоторое время, а когда веселье разгоре­
лось и гости вместе с Тильдой потеряли контроль над
собой, Проханов удалился.
В прихожей он столкнулся с тем самым старичком,
который однажды приходил к нему на дом по поручению
Чаповского; сейчас он, видимо, дожидался бургомистра,
не смея появиться в гостиной.
Старичок почтительно поздоровался со священни­
ком, но тот даже не обратил на него внимания и на при­
ветствие не ответил. Проханов был очень взволнован
беседой с майором фон Грудбахом, передавшим настоя­
тельную просьбу господина советника — слово «настоя­
тельную» комендант почеркнул довольно выразитель­
но — помочь немецким властям в борьбе с партизана­
ми, которые особенно активизировались именно в их
районе.
— Надо срочно выяснить, где расположены их основ­
ные силы. Конечно, господин советник предупреждал
меня, чтобы вы, ваше преосвященство, действовали со­
гласно той инструкции, которую получили от него лично.
Осторожность прежде всего. Провал основного задания
не может быть ничем оправдан. — Майор фон Грудбах
выпрямился.—Разведывательная операция, ваше преос­
вященство, поручена лично вам... Поймите меня пра­
вильно, я выполняю приказ!

Для Проханова настала горячая пора. Ремонт церк­
ви на второй же день после банкета у городского бурго­
мистра пошел таким ходом, что не оставалось сомнения:
через неделю, в крайнем случае полторы, церковь начнет
службу. На строительную площадку, как и было услов­
лено с господином фон Грудбахом («Услуга за услу­
гу!»—доверительно улыбнулся тогда комендант.), при­
бывала партия за партией ремонтных рабочих. Ими
командовали полицейские, которые сами находились под
бдительным оком солдат.
Как-то в разгар работы к батюшке подошли две мо­
нахини и предложили иконы. Проханов, не торгуясь, тут
же купил все, что у них было, и наказал, чтобы они при­
возили еще, сколько найдут.
Эти слова, предназначенные будто бы только для мо­
нахинь, относились к тем, кто слушал их разговор,
164

Во время конфиденциальной беседы с комендантом
фон ГруДбахом было условлено, что, по указанию госпо­
дина советника, Проханову, в знак особого к нему рас­
положения, немецкие власти передадут редчайшей цен­
ности древние иконы. Но и об этом не следовало широ­
ко распространяться. Будет даже лучше, если он «ку­
пит» иконы при свидетелях.
Так появились в Петровской церкви эти монахини.
Одной из них, что помоложе — ей по виду было немно­
гим больше тридцати, — Проханов поручил доставить
иконы к нему на дом. Она явилась именно в тот час, ко­
торый ей был1 назначен, и провела в доме Проханова всю
ночь. А наутро она уселась на подводу, уверенно приня­
ла в руки вожжи, переданные Прохановым, и лихо вы­
ехала из ворот поповского дома.
Появилась она снова только на четвертую ночь, но
уже не одна, а с двумя незнакомыми женщинами и дву­
мя немецкими солдатами. Воз был почти доверху гру­
жен иконами.
Женщины остались жить в доме Проханова и взяли
на себя все домашние хлопоты. Две приезжие спали в
передней и только'молодая удостоилась чести почивать
в покоях священника. Робость ее через неделю-другую
исчезла. Она стала покрикивать на своих же сверстниц.
А когда на улице зазвенела капель, во дворе Проха­
нова появилась корова. Вслед за нею были доставлены
поросята, куры, утки. Потом он приобрёл лошадь с пол­
ной упряжью и нанял конюха, того самого старичка, ко­
торый исполнял когда-то поручения Чаповского. Ло­
шадь сначала содержалась в том же помещении, что и
корова, а когда около церкви построили новые подсоб­
ные сооружения, лошадь и транспортные принадлежно­
сти перевели в эти хозяйственные пристройки. Там же в
сторожке поселился и старик-конюх.
Церковь давно уже начала службу. На ее открытие
собралось довольно мало народу и притом одни лишь
старушки. Но уже на второй день посетителей прибави­
лось. А вскоре приход стал увеличиваться на глазах.
Особенно он вырос и окреп, когда Проханов, используя
полицейских, рабочие команды и верующих, доставил на
немецких машинах набор колоколов.
Целая неделя ушла на их установку. Для подъема
самого большого колокола по распоряжению комендан165

та майора фон Грудбаха прислали специальный кран.
Правда, Проханов громко ругал нехристей-солдат и да­
же плюнул им вслед при всем народе, когда они нахаль­
но топали по церкви.
Об этом стало известно на другой же день. Уважение
к священнику возрастало.
Когда колокола наконец были установлены и основа­
тельно закреплены, Проханов сам полез проверять рабо­
ту. Он внимательно осмотрел все вокруг, оглянулся на­
стороженным оком, а когда убедился, что за ним никто
не наблюдает, отвел душу:
— Господи, буду молить тебя, чтоб эти колокола
сохранились навечно, как навечно «должна быть и
власть, их установившая. — Он подумал и сказал с го­
речью: — До чего дожил. Я—русский, а победы желаю
немцам. —■ И снова помолчал. — Да, я русский, но
пусть будут прокляты те, кто отнял у меня кусок хлеба.
Смутили народ, смешали мысли, заразили вольнодум­
ством, погибели на них нет...
Он обернулся назад и долго неподвижным, невидя­
щим взглядом смотрел на восток. Там то замолкал, то
усиливался гром пушек. До линии фронта каких-нибудь
сто километров. И вот уже несколько месяцев не дви­
гался фронт ни вперед, ни назад.
Неужто и в самом деле па их стороне сила? Да, зря
он выступил в первые годы революции против новой вла­
сти. Ведь все равно не верил ни в бога, ни в черта. Так
себя загрязнить! Ах дурак, дурак!
Но и сейчас он делает что-то не так. Чует его сердце,
плохое творится. Помогай им узнавать о партизанах.
А разве перехитришь этого проклятого Федосякина? За­
сел в лесах, вот он, рукой подать, а ни бомбами его, ни
пушками не вышибешь оттуда. Выскочит из лесу, пус­
тит под откос эшелон-другой, покалечит колонну ■—
и опять в лес.
Да, видно, неважные дела у немцев. Оттого-то они
стали заигрывать с местными жителями. Организуют в
городе театр. И название какое-то пустозвонное — на­
циональный театр имени Войнобойникова. Кто такой
этот Войнобойников и что он такое сделал? Уж лучше
бы честно назвали — имени Гейне или там Шиллера,
или уж, если национальный, так имени Пушкина... Такое
всякий поймет. А то Войнобойников...
166

Ох, осторожно надо действовать. Очень осторожно.
Что ему обещанный сан епископа, коль головы на пле­
чах не будет.
Проханову было известно, что в отряде Федосякинл
о нем знают и знают, что люда охотнее идут к нему, чем
в театр имени Войнобойникова
Впрочем, в этот смехотворный театр никто не ходит,
потому что боятся комендантского часа. Если опоздаешь
хотя бы на полчаса, могут если не расстрелять, то тюрь­
ма обеспечена наверняка.
Невеселы были его мысли. Однако это не мешало
дать строгий йриказ звонарю утром и вечером звонить
во все колокола, взывая к прихожанам, чтобы слышали
все: «Пожалуйте к нам, люди добрые. Помолимся богу,
восславим господа во имя грядущих побед».
Чьих побед, обычно не уточнялось: понимай как
знаешь.
Приходилось крутиться. И все-таки, как бы там ни
было, о животе своем Проханов не забывал. Зиму он
провел безбедно, прихожане оказались на редкость
щедрыми.
Правда, вокруг нового священника увивалось много
женщин. Но тут же отходчивые прихожане решили: по
хозяйству помогают. Все-таки мужчина, а за мужчиной,
как известно, нужен глаз да глаз. А ежели кого и при­
греет ночью, так что за беда: у отца Василия семеро по
лавкам не бегают. Мужчина он в силе, пусть себе устра­
ивается как хочет.
Не забывали о священнике и немцы. Нет-нет да и
подбрасывали ему кое-что из припасов: то муки подве­
зут, то крупы, то овечку подкинут, а другой раз и кани­
стру со шнапсом сбросят.
Был случай, когда Проханов получил чистый спирт,
больше тридцати литров. Как выяснилось, его послал
лично советник за письмо, которое переправил ему Про­
ханов со своим человеком.
В том письме содержались довольно важные сведе­
ния. Важные для немецких властей, а ему, Проханову,
они ничего не стоили — никакого риска. Он случайно
подслушал разговор своего конюха с неизвестным чело­
веком.
Конюх неосторожно проболтался, будто собственшми глазами видел, как три подводы, нагруженные
167

всякими продуктами, отправлялись в балку, что находи­
лась примерно в пятнадцати километрах от города.
Сведения оказались точными. Правда, не так уж мно­
го было партизан, но все там полегли. В плен сдаваться
никому не хотелось. Да и правильно, конечно. Уж лучше
себе пулю в лоб, чем испытать мучения в тюрьме. А что
такое петровская тюрьма, Проханов хорошо знал.

Вскоре после конфиденциальной беседы с комендан­
том на банкете у вновь избранного бургомистра Проха­
нов получил спешное предписание фон Грудбаха. По­
сланный от майора явился в полночь.
— Не мог дождаться утра, орясина немецкая, —
раздраженно сказал Проханов, но тут же улыбнулся,
вспомнив водителя, который доставил его сюда. — По­
жалуй, правильно сделал, что ночью послал записку —
к чему привлекать внимание?
Комендант просил срочно исповедать смертника и,
если отцу Василию удастся узнать что-либо ценное, тут
же сообщить ему лично.
Первым побуждением Проханова было отказаться,
даже пожаловаться на коменданта господину советнику.
После письма Проханова с господином фон БрамелемШтубе установились очень теплые, дружелюбные отно­
шения, заслужить которые от сановника, приближенного
лично к Гитлеру, считалось не такой уж малой честью.
Проханов не мог, да и не имел права во имя более слож­
ных целей, рисковать и заниматься выуживанием вся­
ких сведений, которые требовались гестапо. Но любо­
пытство взяло верх. Интересно все-таки знать, что же
представляют собой партизаны, которые наводят такой
ужас на немцев при одном только упоминании о них.
Во втором часу ночи Проханов вышел из дому и ти­
хонько побрел по улице, настороженно оглядываясь —
нет ли за ним слежки. В глухом переулке он сел в маши­
ну, предусмотрительно посланную за ним комендантом.
Высадить себя он приказал не перед тюрьмой, а в ее
дворе и ждать здесь же, чтобы не выходить на улицу,
где его могли опознать.
В тюрьме священника встретил начальник полиции
Корольков.
Только недавно1 Проханов узнал, что за птица этот
16-8

«министр». Корольков оказался сыном крупного дворя­
нина. Еще до революции он имел чин подполковника, а
в белой армии командовал карательным подразделе­
нием.
После разгрома армии ему удалось пробраться за
границу. Эмиграция многому научила Королькова. Борь­
ба за свою идею не принесла ему ни рубля, зато сейчас
глава районной полиции не терял времени даром. По
слухам, Корольков грабил направо и налево. Все это
имущество вагонами отправлял куда-то на юг, а оттуда
за границу. Как утверждали, у него появился довольно
крупный счет в иностранном банке.
Жадность Королькова становилась притчей во языцех. Районный бургомистр Чаповский предупредил своего
«министра», что будет вынужден применить к нему опре­
деленные санкции, ежели он не найдет средств унять
свою «откровенность». Но Корольков плюнул на эти пре­
дупреждения и стал еще хлеще интриговать против бур­
гомистра. Глава районной полиции спал ц во сне видел,
когда, сам останется полновластным хозяином не только
в районе, но и в области.
...В камере смертника был полумрак. Проханов^с
трудом рассмотрел бледного, заросшего густой щетиной
заключенного, который с изумлением смотрел на чело­
века в рясе и с крестом в руках.
Узник назвался Никифоровым. История его оказа­
лась весьма драматичной.
Никифоров на фронте был тяжело ранен и попал в
плен. Немцы узнали, что он по образованию инженер и
служил в Частях РС—реактивные снаряды,- Это оружие,
получившее ласковое название «катюша», наводило
ужас на немецких солдат.
Никифорова положили в петровскую больницу, до­
бросовестно лечили и наконец поставили на ноги. Но он
вовремя смекнул, что его хотят использовать как инфор­
матора. Выход был единственный — побег. Своими пла­
нами он поделился с соседом и договорился бежать
вместе с ним.
Сосед же оказался провокатором.
В ночь, назначенную для побега, Никифорова из
больницы перевели в тюрьму. Начались бесконечные
169

допросы. Его били, подвергали пыткам, но он. молчал.
Когда стало ясно, что Никифоров тайны не выдаст, по­
шли па хитрость. В его камеру снова подослали прово­
катора.
На этот раз инженер сумел разоблачить его. Он за­
душил предателя, а когда утром часовой открыл дверь,
Никифоров бросился на штык винтовки, рассчитывая на
мгновенную смерть. Самоубийство, однако, не удалось.
Его приговорили к смертной казни и дали двадцать
четыре часа на размышления.
Именно в такой момент и попал в камеру смертника
Проханов.
Он с первого взгляда определил, что с таким челове­
ком хитрить и ловчить не стоило. Поэтому заявил от­
крыто, что послан немцами с заданием выведать от него
все возможное и сообщить им.
— Ну и как же поступите? — насмешливо спросил
Никифоров, хотя говорить ему было очень трудно: он
тяжело и со свистом дышал, а порой задыхался.
— Очень просто. Заявлю, что исповедь—тайна, кото­
рую открывать можно только богу.,
— Э, бросьте, святой отец... Я — материалист.
В бога не верил и не верю... Прошу вас... Если вы дей­
ствительно порядочный человек, не изображайте из се­
бя героя. Уж из вас-то... из вас они тайну вышибут Про­
шу мне верить, — и, болезненно морщась, он сдернул
халат с ног.—Смотрите! — Там, где полагалось бытыногам, осталось кровавое месизо, —В тисках побывал... Так
что не надо намекать ни на какую тайну, если не хотите
испытать то же самое.
Проханов побледнел и долго не мог оторвать взгляда
от искалеченных ног арестанта.
— Нет, сын мой... Я все-таки скажу, что тайна свя­
щенна...
Никифоров помолчал, не то набираясь сил, не то раз­
думывая над словами священника.
— Что ж... Я вас понимаю... Тем, кто вас послал сю­
да, нужны не только сведения, которыми я располагаю
как инженер. Им нужно сломить меня... Как советского
инженера и советского офицера... Они хотят сломить
мою волга... Это ведь тоже победа... А вы им принесете
полпобеды.
— Я вас не понимаю, сын мой.
170

— Бросьте притворяться. «Не понимаю». Всё вы...
Вы отлично... — Никифоров стал задыхаться, но, сделав
над собой огромное усилие, стал дышать ровнее. — Я го­
ворю — всё вы, святой отец, понимаете...
— Но клянусь вам!..
— Не надо! — Никифоров протестующе шевельнул
рукою. — Вы скажете... палачам этим: «Тайна исповеди
священна», а они... порадуются — все-таки сказал этот
русский.
Проханов молчал, сраженный этой неистовой волей
человека, жить которому осталось считанные часы. Не­
вольно пришла в голову мысль: а он бы выдал тайну под
такими же вот пытками?
Спросил и ужаснулся мысли, которая пришла ему в.
голову. Он бы даже до пыток не допустил. Все сказал,
да еще заручился бы гарантиями, что об этом никто не
узнает. Живем-то один раз! Жизнь у него одна-единственная. Нет никаких загробных жизней. Здесь она про­
текает, на земле, и в земле кончается. Нет ни рая, ни
ада. Нет и быть не может. И было бы непростительной
глупостью так вот расстаться с нею, как этот фанатич­
ный офицер.
К чему его тайна, если он не будет жить?
И неужто так принципиален этот инженер? Все люди одинаковы. Есть получше, есть похуже, но когда дело
доходит до жизни — все равны перед смертью.
— Скажите, сын мой, вы коммунист?
Никифоров слабо усмехнулся.
— Нет. Не член я партии. Не удостоен этой чести,
о чем искренне сожалею.
Проханов ничего не понимал. Инженер говорил
правду. Но что же его заставляет молчать?
— Так что же вы? Почему молчали? Во имя чего?
Никифоров смотрел на отца Василия долгим, при­
стальным взглядом.
— Вы, конечно, знаете историю, святой отец... У вас
же отличный учитель. Петр Мысловский, тоже свя­
щенник.
— Кто он? Я не слышал о нем, — ответил Проханов
настораживаясь.
— Ну как же так! — оживился инженер.
При де­
кабристах было... Сам Николай Первый его в камеры
посылал! К декабристам. Выпытывал на исповеди...
171

Проханов откачнулся от смертника. Гнев стал зали­
вать ему глаза. Но он молчал.
— А царь за это ему чин протоиерея и орден святой
Анны... Вы слышите? Святой орден святому отцу... Апотом даже академиком сделал.
— С-сукин ты сын! — Проханов задыхался. — Я к
тебе, мерзавцу, с молитвой...
Никифоров рассмеялся.
— Вот это уже другой разговор. Давай, святой отец,
в том же духе... Может, Гитлер и вам подкинет ор­
денок...
— Замолчи, красная сволочь!
Проханов весь дрожал от бешенства.
— Вот где вы открылись! Но мне плевать с самой
высокой колокольни на таких двурушников. Передайте
еще раз, что я, беспартийный инженер, остаюсь до кон­
ца советским человеком. Поймите вы это! Вы, жалкий
приспособленец! Я же умру советским. Интересы Роди­
ны для меня... Э, да что говорить! Разве такие, как вы,
поймут... Уходите, иначе я вас придавлю, как придавил
уже одного такого же провокатора.
Помутилось в глазах Проханова, все смешалось в
его сознании. Он, помнится, левой рукой нанес страш­
ный удар Никифорову в глаза, которые словно прожи­
гали его насквозь.
Что-то хрустнуло под его рукой. Проханов ударил
второй раз и озверел. Он бил, бил, бил... А смертник да­
же не сопротивлялся. Обливаясь кровью, он хрипло по
вторял:
— Гад! Инквизитор! Предатель! Сколько ваша цер­
ковь обманывала людей?.. А меня не удалось... Не уда­
лось, а? Бей, святой отец!.. Это сподручней... Найди жи­
вое место... В сердце! В сердце! Чего там, круши лежа­
чего... Вспоминай Христа...
Хрипел Никифоров до тех пор, пока голова его не
упала на доски нар. Проханов последний раз, обеими
руками, сцепленными в пальцах, ударил узника в живот.
Редко кто выживал после этого удара, по Никифо­
ров все-таки очнулся, когда Проханова уже не было в
камере. Инженера не повесили,-а расстреляли ровно че­
рез час. Такова была воля Проханова. Он даже и сам не
знал, почему потребовал у Королькова именно рас­
стрела.
172

— Только по глазам... по глазам стреляйте!
Будто обезумевший, он повторял:
—■ Вы слышите? По глазам, по глазам, по глазам!..
В то же утро была расстреляна женщина, случайно
столкнувшаяся в тюремном коридоре со священником.
Она узнала его, бросилась ему в ноги, умоляя заступить­
ся за нее.
— Помогите, святой отец. Век буду бога молить...
Проханов смотрел на нее с ужасом: завтра всему го­
роду будет известно, что он по ночам тюрьму посещает.
— Успокойся, дочь моя, — он властно кивнул поли­
цейскому, который сопровождал женщину в камеру,
чтобы ее поскорее увели, но та, вцепившись в ноги свя­
щенника, застыла в конвульсиях.
— Стойте здесь, — приказал он полицейскому. —
Не сметь вести в камеру! Держите ее здесь. Я пришлю
Королькова.
Оторопевший полицейский навалился на женщину и
придавил ее к цементному полу. А Проханов тем време­
нем устремился на поиски начальника полиции, с кото­
рым только что расстался.
Корольков даже испугался, когда увидел побелевшее
лицо Проханова.
— Немедленно! Слышите? Немедленно расстреляйте
и бабу. Она там, в коридоре. Узнала меня. По всему го­
роду пойдет.
Даже Корольков не знал, как поступить. Он созвонил­
ся с майором фон Грудбахом. Требование «его преосвя­
щенства» комендант нашел вполне разумным и приказал
немедленно выполнить его.
Г лава, пятая

У ПРОТОИЕРЕЯ

Проханова пригласил к себе протоиерей Кутаков.
Не вызвал, как полновластный хозяин епархии, а именно
пригласил, употребляя в письме самые почтительные
эпитеты. Нарочный передал это письмо из рук в руки.
Проханов тут же отправился в путь.
Ехал он, как и в прошлый раз, на грузовике, хотя
майор фон Грудбах предложил ему закрытую машину и
конвой. Однако отец Василий предпочитал другой способ
173

Передвижения, который соотвеТсДвуё! сапу простого пра­
вославного священника. Вряд ли партизаны будут нападать на одинокую пустую машину, в которой сидит чело­
век, ничем себя не запятнавший в их глазах. У Прохаиова были сведения, что Федосякин сказал о нем:
— Этот человек очень может нам пригодиться.
Слова эти были переданы агентом, который состоял
на службе у Королькова, но сбежал из отряда, боясь ра­
зоблачения. Он пришел в церковь, попросил' исповеди и
рассказал, что говорили о настоятеле в партизанском
лагере.
Проханов накричал тогда на корольковского агента.
Как он смеет распространять о нем такие нелепые слухи?
Агент'перепугался, ио клялся, что говорит правду.
Проханов заставил его повторить все на библии и потре­
бовал молчания. Агент поклялся и просил Проханова
не выдавать его.
•— Ладно, сын мой. Иди с миром, — сказал тогда
Проханов.
Разумеется, он не стал распространить сведений., ко­
торые он получил. Но при удобном случае намекнул
Королькову, что господин советник недоволен организа­
цией агентурной разведки,Корольков потемнел лицом. Расспрашивать и уточ­
нять, что говорил господин советник, он не стал, но меры
принял решительные. 1