Мракобой [Дино Динаев] (fb2) читать онлайн

Дино Динаев Мракобой

Я не виноват, что я такой храбрый.

(Идеал (Телесериал, Англия)).

1. Пролог

24 октября. 13 часов. 4 года после войны. Москва. Ул. Косыгина, 7.

В городе днем становится все опаснее, но осмелившихся выйти ночью ждет неминуемая гибель.

Я лежал в куче мусора напротив бывшего салона красоты, возможно радиоактивного, и выжидал. Бабье лето в этом году уродилось теплое, но я одет тепло. Ватные штаны, телогрейка, галоши. Рот и нос укутаны платком. На голове треух. Из варежек торчат только верхушки пальцев. На спине видавший виды рюкзачок. В положении на ремне автоматический карабин. Весь перемотан изолентой. АК-13 или 524-й экспериментальный, не поймешь.

«Старое ружье», усмехнулся я. Было такое кино в моей молодости.

Продуктовые магазины «кончились» в первый же год. Теперь жратву можно найти лишь в таких местах. Это мое ноу-хау. Кто станет искать еду в цирюльнях?

Консервы стухли уже через год. Овощи накопили радиацию, и те, кто их пытался есть, умерли в муках и собственных нечистотах. Собак-кошек съели в первую зиму. Птицы сдохли раньше от той же радиации.

Идеальный вариант-бич пакеты. Они не портятся, их можно есть так или размачивать. Ууш, например, любит размачивать. Самянг, Ролтон опять же. Всегда уместен Шин Рамен. На крайняк, Вифон. И наконец вершина кулинарного искусства-гастрит-пакеты Доширак. Суповую добавку можно размешивать в воде и пить вместо лекарства при простуде. Чем острее приправа, тем эффективнее.

— Ууш, пойди глянь там! — велел я.

Сбоку зашевелился человек-глыба. Обожаю смотреть, как Ууш двигается. В такие моменты он больше напоминает зверя-дикого и чуткого. Такой никогда не наступит на растяжку и не попадет в засаду. Чуйка у него отменная.

Отчаянно косолапя, он пересекает открытое пространство и исчезает в цокольном этаже. В такие моменты я жду выстрела или любого другого шума, что свидетельствовало бы, что Ууш не вернется. Больше никогда не будет с остервенением ковыряться в широком носу. Не будет пищать от холода словно ребенок. И не будет предано смотреть в глаза. Везение не могло длиться вечно. Я сам лишние пару лет топчу московскую плитку. Что касается Ууша, он обречен умереть вместо меня.

Минуло несколько томительных минут, но ничто не нарушило тишину. Убить Ууша бесшумно нереально, насколько бестолковым он бы не казался. Силища в дебиле неисчерпаемая. Сам использую его вместо тяглового вола.

Посему я перехватил карабин за рукоять и устремился ко входу в салон. Когда я трушу, то бегаю особливо быстро. Это едва не вышло боком, когда я чуть не загремел на лестнице, ведущей в цоколь.

Ууш встретил меня уже внизу, сидя на корточках по-восточному.

— Не сиди на полу, простату простудишь! — предупредил я.

Ууш согласно гугукнул. Разговаривать он не умел.

Скудно падавший из дверного косяка свет освещал лишь небольшой пятачок у входа, так что я достал из рюкзачка динамо-фонарь и несколькими энергичными нажатиями добыл себе дополнительное освещение.

Увиденное мне не понравилось. Салон был даже не разграблен-с него все вывезли подчистую. Возможно хозяева в первые дни эвакуации постарались. Но не осталось ничего. Даже стенных шкафов. Я обозрел голые стены и уже хотел уходить, как Ууш завозился, поводя ноздрястым носом-и пополз к стене.

Стены салона оклеены обоями, и в этом месте ничем не отличались от остальных. Но не для Ууша, дикого человека и Маргадона.

Здоровяк нажимает на стену, раздаётся щелчок, и из нее выдвигается ящик. Тайник!

Ууш разламывает его с легкостью, и я не успеваю его остановить. Не люблю лишние разрушения, а для Ууша наоборот, дай что-нибудь разломать.

В тайнике лежит плотно обернутый желтой оберточной бумагой тюк. Ууш торжествующе выволакивает его наружу. Я с трудом его отгоняю, Ууш давно не кормлен.

На ощупь пакет вызывает некоторые сомнения. Я достаю щербатый, но хорошо заточенный Уушем нож и пластаю пакет сбоку и сверху.

Самые худшие опасения подтверждаются. На пол валятся книги-самое бесполезная вещь в современном мире. Их нельзя есть, нельзя сжечь без опасности привлечь ненужного и опасного внимания. Их даже читать бесполезно. Зачем что-то знать о мире, которого уже нет.

Ого. Самое крупное издательство. Модное. Сидели упыри в затхлых кладовках с грудами мятых рукописей, писали отписки графоманам «Ваша рукопись не подходит. Ищите другое издательство». Ага, в стране дураков. Ну и что вы там наиздавали? Какие такие шедевры? Их даже сжечь нельзя!

А тот, кто это спрятал, или дурак, или на халяву стащил из книжного магазина упаковку, надеялся продать в лучшие времена. Где они эти лучшие времена? Ау!

От возвышенных мыслей отвлекает Ууш. Он трогательно прижимает к груди пустую тарелку-ждет еды. Он конечно дебил конченный, но ест исключительно с тарелки, которую вечно таскает с собой. Интеллигент.

— Нету еды! — зло говорю я.

Злюсь больше на себя, потому что Ууш, дикий человек, не понимает ни слова. Он показывает пустую тарелку и жалобно мычит.

Ругаясь в полголоса, достаю свой НЗ-брикет сушеных макарон. Протягиваю Уушу. Вместо того, чтобы взять самый лучший продукт на свете, он хватает меня за руку и тащит к стене ближе к двери. На диком лице написано отчаяние.

Я не делаю лишних движений и не задаю вопросы, чуйка у Ууша на порядок выше, чем у обычного человека. Много обычных людей отправились на кладбище, потому что не имели под рукой такого Ууша.

Только спустя пару минут начинаю слышать и я.

На улице снаружи кто-то есть. Хруст шагов по мусору. Вот задели жестянку. Я снял с предохранителя карабин и взял на изготовку.

Жизненно важно, что там за идиот бродит по улице. Время подобных брожений давно истекло, и любители прогулок давно отправились на тот свет.

Я тоже хорош. Заперся в помещение с одним выходом. Придется ждать, пока сумасшедший уберется откуда пришел.

Тут два опасных момента. Первый, у нас есть несколько часов до темноты. Если не уберемся, до нас доберутся убры, и тогда я сам себе не завидую.

Второй момент. Ни фига это не сумасшедший, а бандюган, который прикидывается сумасшедшим, и где-то рядом в засаде его банда.

Но в таком случае, лучше бы им свалится к нам в подвал по-тихому и пустить на мясо. Да и Ууш бы почуял чужаков.

Стало быть, псих. Бродячий идиот. Городской дурачок.

Чтобы удостовериться в этом, надо вылезти из подвала. Я скрипнул зубами. Надо же так залететь! Из-за чего? Из-за долбанных книг!

Я велю Уушу сидеть на месте и осторожно выглядываю в дверь. Лестница хорошая. Она прикрыта сплошным бетонным козырьком, и влепить чем-нибудь в физиономию можно только на самом верху и то, если неаккуратно высунуться. А я аккуратный. Я очень аккуратный. И посему остаюсь чуть ли не единственным уцелевшим коренным москвичом.

Ползу по лестнице вверх. И вдруг:

— Чернозадые!

Вопль раздирает тишину. Стремно слушать эхо в Москве.

И снова:

— Чернозадые!

Голос пропитый и хриплый.

— Это сумасшедший! — говорю я, обернувшись к Уушу.

На лице того и так изуродованном чудовищной гримасой появляется еще и отчаяние.

— Точно тебе говорю!

Приподнимаюсь и вижу незнакомца. Телогрейка, ватные штаны, какие-то перевязи над галошами. Облезлый треух. Типичный москвич.

Незнакомец идет по середине улицы не скрываясь. Этого идиота можно не опасаться. Я приподнимаюсь, только хочу приподняться, как Ууш буквально вдавливает меня обратно.

Конечно, я видел, как в человека попадает пуля. И даже не один раз. И с разных ракурсов. Это раньше мы в Москве видели постановки Хабенского, да Мишки Ефремова, теперь у нас другие шедевры в ходу.

В начальный момент человек словно попадает в багряное облако. Оно настолько плотное, что появляется уверенность, что сейчас облако рассеется, и выяснится, что голова исчезла, вся ушла на создание эффекта. Тем сильнее разочарование. Кровавое облако быстро рассеивается, а голова целехонька. Ну отверстие лишнее организовалось и необязательно приметное. Это может быть вообще точка. Лежит такой труп в телогреечке, как будто прилег отдохнуть на улице, а из-под него растекается маслянистая густая жидкость. Типа масло решили в машине поменять и сливают старое.

— Пусти! Мне дышать нечем! — шепчу я.

Ууш отпускает. Дебил не понимает ни слова, но видно до него дошло, что еще чутка и отправится его дружило прямиком на небеса. Никто не даст плитку макарошек, не положит в заветную тарелочку. Вот что до него дошло.

Мы спускаемся обратно в салон.

На улице снова не нарушаемая ничем и никем тишина. Только теперь она перешла из разряда подозрительных в разряд смертельно опасных.

Кто мог снять дурака? Ясен перец, сумиты^[1].

Выстрел я проспал, меня как раз Ууш дружески мял. Так что стрелок может быть где угодно. Хоть в соседнем подъезде.

15 часов. 2 часа да захода Солнца.

Выжидаем 2 часа. Ууш как сел на корточки по-восточному, так и не пошевелился.

За все время с улицы не донеслось ни звука. Но я этого гада за версту чую не хуже Ууша. Выжидает, гад. Судя по меткости, убивший кучу народу и до сих пор не наевшийся убийством.

Сейчас я могу судить о таких нелюдях совершенно спокойно. Сразу после начала войны, когда подобная нечисть полезла из всех щелей и вооружилась, это вызывало шок, слава Богу, недолгий. Кто долго удивлялся, охал и ахал, откуда у нас в центре России, в столице нашей Родины, появилось столько кровожадных сумитов, да как же так-полегли первыми с признаками удивления на лицах. Они, эти признаки, отпечатались на их лицах навечно.

Я оглядываю нашу ловушку беглым взглядом. У нас остается всего пара часов до наступления темноты, когда появятся убры и тогда я не дам за наши жизни и ломанного теньге.

— Салон является частью дома! — рассуждаю я. — Где-то должна быть связь с остальным подвалом. Откуда-то ведь они получали электричество и воду!

Ууш смотрит недоверчиво. Для него слова всего лишь колыхание воздуха.

— Ищи! — отдаю я команду.

Команды Ууш понимает.

16.00 1 час до захода.

Квартира была ловушкой.

Едва мы с Уушем все в паутине и мумифицированных тараканах выбрались из прямоугольного воздуховода, как первым делом наткнулись на эту квартиру.

Дверь приглашающе распахнута, но внутри все целое. Диван с бельем модного черного цвета. Минимизированная мебель. То бишь отсутствующая. Мы москвичи самые модные в мире! Была такая присказка у мэра города «Сэр-Гея» Босянина.

Ууш при виде благ цивилизации угрюмо заурчал.

— Не останемся! — успокаиваю его.

А мыслишка продолжала соблазнять. Окна разбиты, но решетки уцелели. Припереть двери. Закрыться в ванной. Пересидеть ночь, а завтра поутру домой. Даже не так. Можно продолжить рейд. Углубиться на территорию, где еще не бывал. А там! Макароны! Конфеты, галеты и другие вечные продукты, которые мы никогда не ценили.

Энергичным встряхиванием головы прогоняю наваждение. Что со мной? Ночью человеку в городе не выжить и часа. Откуда глупые мысли, чтобы переждать-пересидеть. Скажем так, навеянные мысли. Кем? Да убрами же! Твари становятся хитрее.

Пожиратели у меня в голове! От этой мысли я едва не впал в панику. Хотелось бежать от этой зовущей квартиры-заходи, усталый путник. Ты несколько лет блуждал среди каменных утесов. Ты устал. Приляг.

А мы тебе сожрем как свинью!

Дом формой напоминает букву «С». Отдаленно. Он хорош тем, что длинный как глиста и имеет выходы на все 4 стороны. Если стрелок не ушел, ему не уследить за всеми сразу.

Самое опасное место-дорога за домом. Если ее перебежать, дальше продолжается городской массив, можно легко укрыться в сени домов.

Первым естественно бежит Ууш.

Каждую секунду жду, что он сейчас налетит на невидимое препятствие и замрет в пурпурном облаке из брызг перед тем как грохнуться оземь своим огромным сильным телом, но нет.

Огромное сильное тело пересекает улицу и достигает 16-ти этажки. Замирает. У меня появляется дурацкая мысль, а что, если стрелок специально затаился и сейчас прищучит меня наглухо. Что будет с Уушем? Останется ли он стоять, не понимая, почему я разлегся на полпути? Или кинется ко мне, начнёт тянуть за руки, лопотать что-то.

А стрелок спокойно подойдет, с холодным любопытством обозреет дебила, потом деловито дошлет патрон в патронник и при выстреле даже не глянет в прицел. А чего глядеть? Вот она мишень. Большая, пускающая слюни и бессмысленно гугукающая.

Нет, помирать мне нельзя.

Я выскакиваю из окна и бегу. Бегу изо всех сил. Я уже далеко не тот хлюпик, что был до войны. Могу пройти много километров за раз. Могу не есть сутками. Не спать. Доверчивый москвичок, которого толкали под ребра в метро, сгинул давным-давно. Вместе с обрушенной Останкинской башней.

Я помню, как качалось титаническое сооружение перед падением. Как тучей рвануло от него воронье. Теперь я понимаю, это стронулась с места гигантская часовая стрелка, чтобы начать новый отсчет. Новый отсчет, в конце которого абсолютный ноль.

Меня не убили. Не в этот раз. Через минуту я прижался к стене рядом с Уушем.

16.30 Развязка 3-е Транспортное кольцо — Ленинский проспект. Полчаса до сумерек.

Это опасное место.

Транспортное широкое-4 полосы в одну сторону, 4 в другую. Идеальное место для засады. Можно целую роту расстрелять. Тоннели-это отдельный разговор. Света там давно нет, и оттуда тянет смертью.

Под землю лучше не соваться от слова совсем. В первое время люди кинулись спасаться в метро. Почему я не пошел вместе со всеми? Бог уберег. А потом они закрыли гермоворота.

Те остаются закрытыми уже 4-й год. Всего пару раз видел отщепенцев, вылезших из метро. Это были конченные сумасшедшие, ходячие скелеты, слепые и беспомощные, не прожившие снаружи и пары часов.

Ленинский проспект пролегает над 3-м транспортным по эстакаде. Это место вызывает у Ууша немотивированный всепоглощающий ужас. Я понимаю, у дикого человека, состоящего из рефлексов самосохранения, нюхача и по большому счету экстрасенса не может быть немотивированного ужаса. Чем-то он должен был быть оправдан.

Я изучил развязку вдоль и поперек, но так ничего и не обнаружил. Возможно Ууш боится не развязки, а открытого пространства. Агорафобия!

Но дело в том, что кроме этой развязки Ууш признаков паники более нигде не обнаруживает. А тут его просто сдувает с места. Сейчас он где-то за километр отсюда, обходит страшное для него место.

Место, как место. На кольце несколько заглохших или попавших в аварии машин. Их могло быть намного больше. Тоже не показатель. На эстакаде тоже есть брошенные.

Одна из них «тойота эксплорер»-здоровенный сундук. Я обратил на него внимание, потому как Ольга незадолго до своей смерти (и до войны) купила такой же. А потом уже узрел некоторые странности с машиной. Все другие замерли с открытыми дверцами и багажниками. Мародеры постарались. «Эксплорер» же гордо стоял полностью запертый.

Я был уверен, что он именно заперт на замок, а не просто захлопнут. При этом стекла целые, никто не поспешил их разбить, чтобы добраться до лакомого содержимого.

И еще. На машины 4 года падал снег и шел дождь. Состояние обшивки соответствовало перенесенным невзгодам, а «эксплорер» сверкал полированными боками как ни в чем не бывало.

Чертовщина какая-то.

Я больше чем уверен, что любители поживиться не могли упустить столь лакомый кусочек. Уже давно бы раздраконили, побили стекла, вывернули дверцы и багажник, и изнасилованный «эксплорер» продолжал бы гнить вместе с остальными машинами, преданными и брошенными своими хозяевами.

Чем дольше я смотрю на странную машину, тем сильнее у меня желание подобраться к ней и глянуть, что она скрывает. Это настоящая страсть-узнать, что у нее внутри.

Я с трудом гашу позыв. Что за пагубное желание?

Мне становится жутковато, как тогда в доме на Косыгина, что снова кто-то извне диктует мне странные мысли.

Убры стремятся залезть мне в голову! 4 года они не могут прищучить меня, они не знают где я и кто я, но пытаются выманить из моей раковины. Выманить и уничтожить как всех остальных. Присоединить к московскому большинству.

Закатное солнце дико блеснуло в тонированных стеклах «эксплорера», заставив меня поторопиться. Через 15–20 минут солнце сядет, и за свою жизнь я не дам и вздутой банки консервов.

16.55 Нескучный сад.

В саду нет ни одного дерева. Цветов тоже нет.

Раньше здесь цвели липы, жасмин, розы, лаванда. Деревья извели в первую холодную зиму. Хорошо горели многолетние стволы.

За прошедшие годы территория заросла колючим кустарником непонятного происхождения. Мутация после ядерной бомбежки.

Набережная уцелела практически в первозданном виде. Разве что заросла грязью и мусором, приобретя неухоженный бомжеватый вид. Я был на набережной лишь однажды, не подумав, что ничем не прикрытый обзор с противоположного берега Москвы-реки может быть опасен.

Тогда еще по реке плыли раздутые гнилостными газами утопленники, да торчали на мелях брошенные речные трамвайчики. Из них выделяется двухпалубный «Рэдиссон» — шикарный теплоход, которая обожала наша кокаиновая молодежь, но вид которого портила огромная дыра ниже ватерлинии, торпеду что ли влепили. Хотя откуда у нас торпеды, враг ведь в Москву так и не вошел.

Я еще хотел на небоскребы Москва-Сити глянуть, здесь открывается ничем не прикрытый обзор. Ага, посмотрел.

С той стороны как шарахнули. Через секунду пуля грянула о гранит набережной, во все стороны брызнула колючая крошка, а я прыснул прочь, только галоши засверкали.

Повезло еще, что стрелял не профессионал, либо ружье подвело. Пальнул на удачу, развлекался. Пуля на излете обладает лишь контузионным свойством, но может сохранить и пробивное. Учитывая, что мне свезет как утопленнику по жизни, пуля сохранила бы и пробивное свойство. Тогда я бы напоминал чушку в забое-крови много, шансов выжить никаких.

За несколько лет парк зарос зловонючим кустарником, обдирающим кожу до кости своими стальными ржавыми на вид колючками. Асфальтовые дорожки покрыл непробиваемый слой из прессованных павшей листвы, мусора и дерьма.

Кованный забор вокруг парка исчез. Остались лишь облезлые колонны от ворот. Летний домик уцелел, правда, горел пару раз, сильно облез и закоптился, оставшись без крыши. Теперь там тундра внутри зимой.

Каменные мосты никто не тронул. Кому они на хер нужны. Правда они почти целиком ушли в землю. Скамейки и мелкие беседки все порушили вандалы. Ротонды покрупнее не осилили.

Рядом с одной из ротонд, в глубине дремучего кустарника, под толстым слоем гнилых листьев и сырой земли находится заветный канализационный люк. Я бы сам ни за что не нашел его, если бы не знал где искать, запомнил еще с довоенных времен.

Место укромное, скрытое от посторонних глаз, но мы с Уушем соблюдаем ритуал. Приглядываемся, прислушиваемся, а Ууш еще и принюхивается. Все в порядке, кругом никого. Тишина. Однако темнеет очень быстро. Так же быстро надо уносить ноги.

Передаю Уушу монтировку, он вставляет ее в только ему видимый паз, и ни разу еще не промахнулся.

Ууш титаническим усилием приподнимает чугунную крышку с налипшей тонной грязи. Внизу открывается короткая слепая кишка. На дне набросаны одеяла. Стоит канистра с водой и наш скудный скарб.

Это не все наше богатство. На территории парка существует несколько тайников на случай, если наше убежище раскроют. Пока Бог миловал. Да и кому придет в голову искать пропитание в заброшенном парке со сгоревшей давным-давно усадьбой.

Вон он город. Миллионы квартир. Занимай любую. С мебелью, с железными дверями, которые можно закрыть на пару замков, и спокойно выспаться на перинах.

Все, кто так думал, давно покойники.

А мы с Уушем живы!

Дом, милый дом.

Я спустился первым. Следом, постепенно опуская крышку, Ууш. Я зажег керосиновую лампу. Потом вернулся к люку и вставил в наваренные петли тяжелый железный засов, после чего колодец превратился в танк и открыть люк снаружи можно было разве что выдернув колодец из земли целиком.

Колодец короткий, метра 3. Внизу набросаны одеяла. Выделено специальное месте под обувь, мы туда разуваемся, давая отдохнуть натруженным ногам.

Я запаливаю уже керосиновую плитку, ставлю на нее пол-литровую кружку с водой. Когда закипает, часть отливаю в кружки с чаем, в остатке завариваю кашу. Сегодня это овсянка с грушей. Мяса я не видел давно.

Мы ужинаем при свете керосинки. Ууш ест как собака, быстро и неаппетитно. Затем требовательно смотрит на меня.

— Хочешь, чтобы я рассказал, как жил до войны? — спрашиваю.

Он хочет совсем не этого. Он хочет жрать. Иногда я боюсь, что он начнет жрать меня самого. Мне бы давно выгнать это безумное животное. Но на свободе Ууш не протянет и дня. Он наивен словно 5-ти летний ребенок. Он подойдет к любому, протянет свою тарелочку, просительно глянет в глаза, не замечая, что те смотрят на него сквозь прицел.

— Знаешь, о чем я думаю? — спрашиваю я у дурачка.

Тот естественно не знает.

— Что бы я купил сейчас, окажись в обычном продуктовом магазинчике! Чего и сколько! Раньше я все время смеялся над соседями, которые делали запасы. Гречку брали килограммами. Соль. Консервы.

Я мечтательно потягиваюсь на рваных одеялах, но мечты быстро омрачаются суровой реальностью.

— Один хрен у меня все отобрали бы! — зло выпаливаю я.

Так и было. У меня отобрали все и выгнали отовсюду. Сейчас, когда тех, кто это сделал, давно уж нет в живых, я могу вспоминать об этом без истерики.

Я задуваю керосинку, а в темноте передо мной плывут прилавки: колбасные, молочные, выпечки. Продавцов нет, бери что хочешь.

Прилавки сверкают в свете люминесцентных ламп, манят этикетками, обещают рай на земле. Чистота идеальная.

Впереди в галошах идет Ууш. Он оборачивается. Я не пойму, что с его изуродованным пулей лицом. Потом понимаю. Он улыбается.

— Можно кушать прямо здесь! — говорит он.

— Ты умеешь разговаривать? — удивляюсь я.

Он прижимает палец к моему рту. Палец грязный и вонючий.

Я просыпаюсь, а палец по-прежнему прижат к моему рту. Я пытаюсь сбросить и возмутиться. И вдруг слышу, как люк наверху кто-то осторожно потрогал.

Раздался вздох. Кто-то снова попробовал пошевелить люк. Тот не поддался. Засов, загнанный с натугой, даже не дрогнул.

Я покрылся холодным потом. За все время московских каникул я еще так сильно не боялся.

Убыр тем временем разозлился и ударил в неподатливый люк. Ушибся и обозлился еще сильнее.

На некоторое время наступило затишье. Типичная для современной Москвы тишина сыграла дурную шутку. Мы отчетливо слышали, как убыр шатается по округе, ломая кустарник. Пару раз он находил дубину потолще и пытался расковырять крышку, но щели оказались чересчур малыми.

Ужас продолжался несколько часов. Лишь под утро незваный гость убрался. Я зажег керосинку. Ууш сидел весь белый от пережитого.

— Я видел тебя во сне! — сказал я ему.

2. Следователь Вершинин

3 ноября. 89 год Конфликта. Москва. 1-я Тверская-Ямская, 19. Гостиница «Шератон».

Следователя следственного комитета Гапонова убили 3 дня назад, в пятницу. Обычно подобными делами занимается управление собственной безопасности, но мне повезло как утопленнику. Так нарисовалась неожиданная командировка.

До войны Шератон облюбовали богатые арабы и трудолюбивые проститутки. В настоящее время от былого величия не осталось и следа. Некогда шикарное убранство фойе разграблено, и дорогостоящие детали интерьера заменены фанерой.

Там, где пахло духами Жан Пату Джой за 800 талеров за фанфурик, теперь благоухает вакса и пот. В Шератоне расквартирована рота Русгвардии.

Вооруженные солдаты снуют по фойе. Один задел мой чемодан, выругался и недобро посмотрел на гражданского раззяву.

— Савельев! — прикрикнул прапорщик.

Солдат с большим сожалением отвернулся от подвернувшейся забавы. Я вздохнул, поднял чемодан и подошел к ресепшн. Над стойкой висел портрет Вечного с укоризной во взгляде. За стойкой торчали две девичьи головы. Я поздоровался, мне никто не ответил, но мы не гордые.

Одна девица была жутко размалеванная и крашенная в рыжий цвет. Другая — холеная и надменная. Видно, старшая. И видно, что стерва страшная. Обе сделали вид, что жутко занятые.

Я обратился к накрашенной.

— Мне номер должен быть заказан!

Хотя не был ни в чем уверен. Еще ни одной командировки не прошло без эксцессов^[2].

Девица уже протянула руку за документами, когда старшая как бы оторвалась от важного дела (проснулась и протерла зенки) и заявила хорошо поставленным стервозным голосом:

— Зоя, что там у тебя?

Это прозвучало как «этот клиент мой, отвали». Зоя безропотно уступила, хотя такие ярко-крашенные бабы отличаются неуступчивостью, но не в этот раз.

Я предъявил командировочное удостоверение и паспорт.

— Едут и едут, не знаю, куда расселять! — проворчала старшая, говоря, как и положено аристократии немного в нос.

— Я знаю! — подсказал я. — В 401-й!

— Ага! С балконом и террасой! — издевательски проговорила администратор.

— Оформляйте! — разрешил я.

Девица хихикнула и обратилась к соседке.

— Слышите, он разрешил!

Та подобострастно ухмыльнулась в ответ.

Ненавижу скандалы, потому что постоянно в них влипаю.

— Могу предложить хоспис на 12 человек! — сделала более чем приемлемое с ее точки зрения предложение администраторша.

— Я жду 401-й номер! — спокойным тоном напомнил я.

Следом должен был последовать момент скандала, который я люблю.

— Бери, что дают и радуйся! — посоветовала девица.

— Зовите старшего администратора! — сказал я.

— Не хулиганьте, гражданин! — вскинулась девица.

— У тебя там кнопка под стойкой, будь добра, нажми ее!

— Почему вы обращаетесь ко мне на ты?

Я так понял, что возникшая лингвистическая проблема относилась к разряду нерешаемых, потому что упрямая девица кнопку так и не нажала. Нажала Зоя, проявив нетипичную для ее поведения активность, или чуя, что назревает ля скандаль на пустом месте.

Из неприметной двери за стойкой появился старший администратор. Нормальный мужик в форме прапорщика с пистолетом в кобуре.

— В чем дело? — спросил он, буравя меня глазами.

Я показал удостоверение. В развернутом виде.

— Центральный аппарат Следственного комитета России. Главное следственное управление. Следователь по особо важным делам Вершинин Евгений Павлович!

Возмущающиеся и выражающие негодование вполголоса девицы за стойкой мгновенно затихли. Если была бы муха, ее полет можно было проследить на слух.

— Извините! Сейчас все сделаем! — молодцевато доложил прапор. — Вы особый номер хотели?

— 401-й!

Прапор переглянулся с дамами.

— Это который… — начала холеная.

— Я помню! — оборвал ее прапор.

В 401-м до самой своей смерти жил Гапонов.

Плохая примета жить в номере покойника, но вся моя жизнь состоит из плохих примет. Это как в сказке. Скачет богатырь, перед ним камень с указанием. Прямо-направо еще терпимо, а налево смерть голимая. Богатырь сворачивает налево. Еще камень-теперь налево смерть лютая. Он опять туда. Так и со мной. Чем дальше, тем страшнее.

И я не богатырь.

— Инесса, дай ключ! — прапор протянул руку. — Я покажу номер!

Ага, старшую зовут Инессой.

Мне прапор даром не нужен. Информация без искажений идет от тех, то работает «на земле». Горничных, дежурных по этажу, уборщиц.

— Пусть девушка сама покажет! — сказал я.

Прапору лет 40, но глаза его старят. Воевал или тюрьму сторожил, понял я. Много чего повидал, таких как я заранее ненавидит.

Но не угадал. Прапор смотрит с полным равнодушием.

— Инесса, покажи товарищу следователю его номер! — приказывает он.

И на его приказ кладут большой ржавый болт. Инесса с грохотом передвигает ключ-карту Зое.

Демонстративное игнорирование подчинённой прапора никак не задевает. То же самое полное равнодушие.

Профессиональное выгорание, поставил я новый диагноз. Видел, как другу ногу оторвало. Или в яме сидел в Магрибе.

Зоя берет ключ-карту и выходит из-за стойки, демонстрируя безжалостно затянутую в униформу фигуру. Она порывается взять чемодан, демонстрируя при наклоне груди 5 номер.

В таких условиях сложно работать.

— Там секретные документы! — одергиваю я.

На самом деле в чемодане трусы, пистолет и так по мелочи. По-крупному только трусы.

Идем к лифту. От Зои исходит аромат шоколада.

— Электричество от генератора в подвале, — объясняет Зоя. — Хотели подключить централизованно, но у электриков что-то не получилось. Хотя, ходят слухи, уже Марфино свет получает. Вода в краны подается централизованно, но ее лучше не пить. Трубы не использовались почти 100 лет. На каждом этаже есть кулер. В ресторане свободный стол. Завтрак-обед-ужин по расписанию. Расписание в каждом номере.

— Подружка у вас деловая! — заметил я.

— Соплянова то?

— Как замечательно к ней подходит фамилие!

Зоя хихикает.

— Зря вы с ней поссорились! У нее муж командир «пинальщиков»^[3]! Он конченный псих!

— Вот почему прапор с ней не связывается! — понял я.

— Сергей Иванович не слабак и пинальщиков не боится! Говорят, он на войне ранен и такой к нам пришел!

Я оказался прав в своих наблюдениях.

— В Африке сейчас не сладко! — согласился я.

— При чем здесь Африка? — недоуменно произнесла Зоя. — У него в Сибирь командировка была!

Не хило, подумал я. Неизвестная война. Еще одна.

Мы зашли в лифт. Кабина неплохо сохранилась либо была восстановлена. На уцелевшем на стене зеркале в лифт зашли мужик 50-ти лет и офигительно яркая тетка.

— Что за человек был Гапонов? — спросил я.

Зоя с готовностью повернулась ко мне, и мой взгляд провалился в глубокое декольте до самых трусов. Это вышло не преднамеренно, и даже можно сказать случайно, но Зоя поняла по-своему, сделала шаг вперед и груди приятно легли где-то в район солнечного сплетения. Солнечное сплетение не возражало, а то что ниже вообще выражало полную поддержку и энтузиазм.

— Это совершенно не обязательно! — через силу заметил я и отшагнул.

— Извините, лифт качает!

— Так что Гапонов?

— Он особо с обслугой не общался! Все в свое МВД ездил!

Лифт открылся не некогда люксовом этаже. Широкий коридор украшали свежезалитый пол темно синего цвета и разношерстные двери. Заменили разбитые тем что было. Хозяин «Шератона» на люстре бы удавился.

Произошел неприятный момент. На этаже оказалось несколько военных, кто шел по коридору, кто просто стоял и болтал с сослуживцами. Один из них, молодой и развязный, крикнул:

— Гоп-стоп, Зоя! Зачем давала стоя?

— Дурак! — выкрикнула та, покраснев.

— Пинальщики? — понял я.

— Тише, ради Бога!

— Че ты сказал? — завелся парень.

Но до него оказалось дальше, чем до нужного номера.

Зоя открыла номер, пропустила вперед, зашла и в спешке захлопнула дверь.

— Умеете вы друзей заводить! — попеняла она.

— Я обаятельный! — скромно заметил я.

— Ага, как и ваш Гапонов! — вырвалось у Зои.

Я переспросил, но она уже закрылась.

Номер состоял из двух комнат и ванной. Панорамные окна снаружи закрыты решетками.

Я сбросил чемодан и сказал:

— Как мне попасть в МВД?

— Без сопровождения нельзя! — отрезала Зоя. — Скоро вечереть начнет, наступит комендантский час. Отдыхайте, примите ванну, покушайте в ресторане. Сегодня у нас чудесные котлеты.

— А погулять по городу можно? — спросил я.

Зоя посмотрела на меня как на идиота.

Многому, что говорят по телевизору, верить нельзя, понял я.

Зоя ушла, а я опустился в кресло и стал смотреть на вечереющий город. Город постепенно погружался во тьму. Света в домах не было. Заселялась и освещалась пока только наша сторона, но видеть ее, понятное дело, я не мог.

Где-то вдалеке прострекотала одинокая автоматная очередь. В автомат в один через три были заряжены трассирующие пули. Я видел красиво отскакивающие от домов в ночное небо рикошеты.

Я прибыл на место.

Гвардейский залп. Гостиница «Шератон». 14.00

Я сразу понял, кто это.

Он нагнал меня в тесном коридоре у ресторана, развернул и припечатал к стене. Мощные надбровные дуги, тяжелый носяра. Только губы подкачали, тонкие как бритвы. Одет в камуфляж с лейтенантскими погонами. Сопельников муж собственной персоной.

Возможно придется звонить подполковнику Шизданову, начальнику оперативного отдела центральной военной комендатуры. Ему было поручено оказывать полное содействие в расследовании. Только я не предполагал, что помощь понадобится так быстро, в первый же день.

— Что скажете, мадам? — ухмыльнулся здоровяк мне в лицо.

— Вообще то, мадемуазель! — поправил я. — И зачем вы столько чеснока потребляете?

— Ты что не понял? — он слегка сжал ворот моей сорочки, и от этого слегка я едва не отправился прямиком в бессознательное состояние. — С тобой говорит лейтенант Сопельников, командир роты Русгвардии!

— У вас замечательная жена! — с готовностью подхватил я.

С сумасшедшими вообще лучше во всем соглашаться, чтобы купировать приступ.

Парень был молод для войны и какого-либо серьезного боевого опыта. Стало быть, сумасшедший от природы.

— Откуда ты такой взялся? — продолжал лейтенант.

— Из столицы!

— Столица здесь!

— Это раньше она была столица, а теперь это город с 8 воронками от ядерных взрывов-объектами для деактивации!

— Ты, смотрю, парень борзый! Будь не такой старый, дал бы тебе люлей! — он ухмыльнулся, найдя больное место, возраст.

— Ты возможно тоже доживешь, если и дальше не будешь кидаться на следователей СК! — предположил я.

— Ты мне следственным комитетом в рожу не тычь! Тут закрытая зона и законы здесь другие!

— Кстати о законах! В курсе, что за нападение на сотрудника СК положена виселица? — спросил я. — Снимать с которой запрещено в течение месяца.

Хватка ослабла. Лейтенант трезвел на глазах.

— Ты меня отпустишь, лейтенант? Кушать очень хочется! — сказал я.

Тут в коридоре появились другие посетители, и Сопельников меня отпустил.

Заботливо отряхивая изжеванный ворот сорочки, проговорил:

— Советую тебе не лезть более к моей жене! Будь невидимкой и протянешь дольше своего коллеги Гапонова!

И сильными размашистыми шагами направился в сторону ресторана.

Как чуял, что гаденыш сожрет последнее мясо, и мне достанется только холодный картофельный салат.

Ночь нежна.

Ночью я просыпался несколько раз, и каждый раз за окном чудилась темная мрачная фигура. Я успевал прожить несколько жутких секунд прежде чем вспоминал, что номер находится на 4-м этаже и что балконов за окном нет.

Ровно в 2 часа меня разбудил стук в дверь. Я выбрался из-под тонкого, но теплого армейского одеяла и прошлепал к двери.

— Кто там?

— Это я Зоя Пальчикова! Мы сегодня познакомились! С проверкой!

Как опытный чекист я сразу заподозрил неладное, а именно домогательство. Статья 133 Уголовного кодекса.

— Я в кальсонах! — сказал я.

В ответ в дверь не слабо грохнули кулаком. Еще раз подобным образом и моего вмешательства по открыванию дверей бы не понадобилось.

— Открывай давай! — грубый мужской бас.

Открыл.

Кроме знойной женщины Зои стояли и буравили меня глазами сержант и два бойца в брониках и с автоматами. От них пахло порохом и угрозой.

Возникла глупая мысль, что Сопельников их натравил.

— Проверка в номерах! — пробасил сержант. — Гости есть?

— Нет! — излишне торопливо ответил я и посторонился, думал проверять будут.

Они должны были проверять! Вместо этого бойцы развернулись и пошли к следующему номеру.

Я увидел всю картину. Десятки вооруженных людей по всему коридору. Стук. Выглядывающие полуголые сонные люди.

Очень кстати вспомнил, что и сам в трусах. Но профессиональные обязанности взяли верх.

— Погодите! Вы что не посмотрите? — воскликнул я в широченные спины в камуфляже.

— То, что хотели, увидели! — буркнул сержант.

— Если бы у вас были те гости, которых мы ищем, вы нам бы уже не открыли! — промурлыкала Зоя. — У вас замечательные труселя!

В этот момент в коридоре случилась настоящая суета. Она и до этого имела место, но теперь приобрела истеричный градус, после чего стандартный порядок поверки был нарушен.

— Партаки на втором! — раздался чей-то возглас.

Вояки оставили в покое постояльцев и побежали в двух направлениях — в сторону лифта и пожарной лестницы. Несколько русгвардейцев в исподнем, но с оружием кинулись вслед. Коридор опустел за секунды.

Я захлопнул дверь и пошел дальше спать.

Заснуть долго не удавалось. Когда все же задремал, меня выдернул из дремы резкий звонок гостиничного телефона.

Всего один раз уронив трубку, прижал к уху. Внутри раздавалась музыка, шум голосов.

— Кто это? — недовольно произнес я.

— Это я-Зоя! — прорвался через какофонию голос администраторши. — Звоню вам сказать, что слухи насчет партаков не подтвердились! Спокойной ночи!

И раздались короткие гудки, и мои долгие ругательства.

Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16.

Утром я сел в автобус с зарешеченными окнами, направляющимся в МВД.

Ну как сел. Свободных мест не было, и пару мест занял развалившийся на сиденье «пинальщик». Он с вызовом посмотрел на меня. Даже если бы у него не было автомата, я бы слова ему не сказал. Как и все русгвардейцы он был здоровый как хряк.

Всю дорогу я простоял, рискуя испачкаться о высоко вскинутый и не совсем чистый ботинок. Благо ехать пришлось недалеко. Да и пейзажи открывались аховые. Такое не увидишь по телевизору.

Все здания, мимо которых мы проезжали, целые, но окна без единого стекла-выбило ударной волной. В окнах торчат серые почти черные от многолетней грязи занавески и части мебели.

Стены домов обшарпаны. Штукатурка и выцветшая краска свисают лохмотьями, отчего все здания похожи друг на друга как близнецы.

Тротуары перестали существовать. Городские каштаны и вязы бесконтрольно разрослись, разворотив плитку и даже чугунное обрамление приствольных лунок. Цокольные этажи густо покрывает рыжий мох.

Брошенные машины по пути следования в большинстве убраны, но иногда попадаются-с распахнутыми дверями, капотом и багажником, распотрошенные мародерами давным-давно. Многие сгоревшие до остова.

Блокпосты через каждый километр. Огневые точки, обложенные мешками с песком. Бронетранспортёры.

Мимо Кремля автобус пронесся на некотором отдалении. Так что удалось увидеть лишь покосившиеся башни и груду красного кирпича на месте исторического музея. Говорят, Красная площадь целиком ушла в провал, но со своего места я этого не увидел.

Потянулась Манежная площадь с дымком полевых кухонь. Судя по их множеству, здесь расквартировался целый полк. Не знаю, почему Зоя не пускала меня на прогулку, тут солдат на километр было как тараканов в мусорке. Впрочем, как говаривал незабвенный Вальжан, любая безопасность мнимая.

Вскоре автобус подъехал к 5-ти этажному облезлому зданию и со скрежетом остановился.

— Обратный рейс в 6! — хрипло сказал водила. — Кто опоздает, никого ждать не буду!

Поверх старого железного забора на изоляторах была намотана колючая проволока под напряжением. Поверх торчали прожектора, камеры наблюдения, датчики движения. На КПП стоял танк.

М-да.

Чего-то про Москву я все же не знал.

Главное следственное управление Следственного комитета по городу Москве расположилось на 2-м этаже. С вахты меня направили к заместителю начальника.

Тартаковский, худой желчный мужик в очках, принял сотрудника столичного управления незамедлительно. Мы пожали руки. Рука у него оказалась желтой как у китайца.

— Не понимаю необходимости вмешательства столицы в расследование! — с ходу заявил Тартаковский.

Так и знал, что он скажет какую-нибудь гадость.

Он тем временем продолжил.

— Ситуация в городе сложная!

Еще бы не сложная, следака грохнули, подумал я.

— Вам понадобится время для адаптации, а у нас его нет! Извините, но нянчится с вами никто не будет! — он гордо сверкнул очечками.

— Но хоть с делом, над которым работал Гапонов, а также с сотрудниками оперативной группы меня кто-нибудь познакомит? — вежливо поинтересовался я. — Или тоже никто нянчится не будет, и я буду вынужден добывать информацию сам.

Тартаковский красиво поиграл желваками.

— Вас познакомят! — сказал он, нажал кнопку селектора и приказал. — Следователя Наволоцкого ко мне! Срочно!

Наволоцкий явился незамедлительно, продемонстрировав стоическое отношение к дисциплине.

Ну не знаю. Перед ним в кабинет вошел аромат «О де нюи» от бренда Джорджо Армани, о этот пряно-древесный аромат! (с едким привкусом ацетона). Затем в кремовом индивидуально пошитом костюме вошёл сам носитель, могущий стать единственным объяснением расцвета гомосексуализма в довоенной Европе.

Про таких говорят-писаный красавчик. Четкий пробор волос, лёгкая сводящая баб с ума небритость (на самом деле, может дорогую бритву бережет). Смуглое узкое лицо с чувственными бровями и бархатным взглядом из-под них. Изящно-хищный заостренный нос и подбородок. И губы, целовавшие сто миллионов баб в разные места.

— Наволоцкий! — мэн протянул изящную сильную руку для пожатия.

— Наволоцкий вам покажет рабочее место Гапонова и передаст все документы! — поведал замнача.

— Наконец то, Ипполит Семеныч! Гора с плеч! А ведь у меня у меня дело заведующего Альфа склада на срочном оформлении! — взмолился красавчик.

Взгляд Тартаковского сделался подозрительным.

— Дело давно уже в суде должно быть! Оно у тебя неделю пылится! Чем ты занимался?

Красивые глазки Наволоцкого забегали.

— Не успеваю я, Ипполит Семеныч!

Убогий, подумал Вершинин. Если б он так вздумал с передачей дел затянуть, его бы Алкоголикова самого в колонию закатала.

Замнача махнул рукой.

— Ладно, покажи товарищу кабинет Гапонова и передай ему дела, которые он вел! Потом с тобой разберемся!

Когда мы вышли в коридор, Наволоцкий лучезарно улыбнулся и произнес только:

— Зверь! Невозможно нормально работать! Пошли!

Мы прошли почти весь коридор и остановились перед кабинетом с пустой табличкой. Наволоцкий вынул из кармана ключ, пояснив:

— Остался от Гапонова. Надо было его на вахту сдать, но я знал, что все равно кого-нибудь пришлют для расследования и оставил его себе!

— А ключ от сейфа тоже оставили? — поинтересовался я.

— А как же! — радостно подтвердилНаволоцкий.

Кабинет оказался без окон. Стол с настольной лампой, несколько стульев. В углу амбарный сейф, на котором сейф поменьше.

— От маленького сейфа где ключи? — спросил я.

— В столе, наверное. Это оружейный сейф, у Гапонова не было оружия.

— Он на задержание без оружия поехал? — удивился я.

Наволоцкий не успел ответить. Дверь без спроса отворилась и в комнату ворвался еще один странный экземпляр. На нем было плотно приталенная светлая сорочка, на ремне брюк ствол в кобуре. Возраст чуть за 30. Наглый взгляд. Короткая стрижка с открытым упрямым лбом.

— Здорово, дамский любимчик! — он тряханул руку Наволоцкого. — А это кто?

— Следователь из Управы! — нехотя произнес Наволоцкий.

— А это кто? — спросил я, не люблю хамов, сам им становлюсь в таких случаях.

— Шебутаев! — Наволоцкий скривился словно от зубной боли. — Опер из убойного отдела МУРа!

— Николай Николаевич! — опер энергично дернул за руку.

— Вы тоже партаками занимались? — спросил я.

— Тут все партаками занимаются! — воскликнул Шебутаев, судя по всему нормальным тоном разговаривать он не умел. — Кроме лодырей вроде Наволоцкого! Когда я стану министром, он у меня первый, кто сядет лет на 10!

— Старая песня! Я пошел! — скривился тот и не пошел, а практически выбежал из кабинета.

— Вы знали Гапонова? — продолжил я.

Шебутаев будто вспомнив, глянул на часы.

— Я на обед опаздываю!

— Стой! — только успел пискнуть, но он уже выскочил.

Откровенно говоря, Шебутаев мне понравился. У таких людей все на виду и нет места для подлянок. Вот Наволоцкий другой. Скользкий и мутный.

Оставшись один, я провел инвентаризацию. Поверхность стола протер найденными бумажными салфетками. В ящиках стола нашлись лишь канцелярские принадлежности. Потом я открыл сейф. На полке лежала единственная бумажная папка. Однако. Обычно дел у следака выше крыши.

Положил папку на чистый стол и открыл.

«Проверка сообщения о возможном причастии гражданина Талашева О.И. к ряду тяжких преступлений в Юго-восточном округе города Москвы в составе ОПГ, известной как партаки…».

Я оторвался от документа и посмотрел в стену. В этом месте должно было быть окно. Просматривается плохо замазанный проем.

Гапонова убили не здесь. Не первая попытка?

Партаки.

Они же расписные, они же татуированные.

Время появления в городе неизвестно. Отличаются немотивированной жестокостью. Проводят показательные казни. Члены банды носят татуировку под мышкой, отсюда и название. Татуировка изображает исключительно цифры.

В банде существует строгая градация, в зависимости от которой ее члены наносят ту или иную татуировку. Паталогической жестокостью и кровожадностью отличаются преступники с нечетной татуировкой. Члены ОПГ с четной татуировкой обычно не агрессивны и даже легко идут на контакт с правоохранительными органами.

Гапонов погиб, когда поехал на задержание партака с числом «66» под мышкой. Хотя ехать не должен был. Не дело следователя по задержаниям ездить. Для этого имеются обученные люди — бойцы специального назначения.

Данные о количестве партаков настолько разнятся, от нескольких десятков до сотен, что можно не брать их в расчет. Восстановление города началась 5 лет назад и сразу наткнулось на полное неприятие партаков. Часто действия партаков напоминали действия религиозной секты, а казни приобретали вид ритуальных убийств.

Ошибочка.

Следующим в папке лежал отчет по реализации оперативно-розыскной деятельности.

«В результате оперативно-розыскных мероприятий удалось установить причастность к ОПГ гражданина…, проживающего по адресу…».

Дальше шла нечеткая фотография татуировки, полученная скрытой камерой в некоей страшненькой запущенной донельзя квартире.

Татуировка крупно.

И да.66.

Четная. То бишь клиент вполне адекватен и неопасен.

Я держал в руке карандаш и слегка поддел снимок. Тот перевернулся, и теперь татуировка говорила совсем об обратном.

99.

Вместо того, чтобы поехать к мелкому жулику, Гапонова кто-то направил в пасть людоеда.

3. Майор Бекк

2 ноября. 89 год Конфликта. Москва. Юго-Восточный округ.

Майор Бекк познакомился с женщиной.

Женщина была некрасивая и немодно одетая. На ней было мышиного цвета пальто, на ногах гольфы с бабскими резинками на икрах.

Надо сказать, ноябрь выдался стылый. Снега не было, но холод стоял собачий. Лужи прихватывало льдом. По утрам обочина белела инеем. Дама была одета явно не по сезону. Лишь шапка была теплая-норковая папаха как у махновца.

Женщина стояла на пересечении Волжского бульвара и улицы Шкулева, аккурат напротив кадетской школы. Забор вокруг пансиона был повален, а сама школа сожжена-крыши нет, вместо окон черные дыры.

Женщина держала в руках бумажный пакет. Она издали заметила одинокую фигуру майора и явно его ждала. Бекк засунул руки в карманы кожаной ментовской куртки и пошел навстречу судьбе.

— Здравствуйте, я Аня Куницына из 41-й бригады! — сказала женщина. — Вы ведь тоже на 5-м доме работаете?

Бекк на 5-м доме не работал, он состоял в штате сотрудников оперативного отдела межгосударственной безопасности, но разочаровывать даму не стал.

— Вас как зовут? — спросила дама.

— Леша! — сказал тот, чье настоящее имя было Адольф.

— Поможете пакет донести? — попросила Куницына.

— Конечно!

Майор отпустил рукоять 15-ти зарядного ПШ, вынул руку из кармана ментовской куртки и принял пакет. Пакет оказался не тяжелым.

Повод познакомиться, понял бдительный майор.

Они пошли в сторону Кузьминок, там, где раньше был парк, а теперь возникла болотистая местность.

— Куртка у вас странная! Раньше такие полицаи носили! — заметила Аня.

Глазастая, подметил майор.

— Подарили! — ответил он. — Добротная вещь, но натуральная кожа изнашивается быстро!

— А вы почему без пайка? — спросила Аня.

— Я вечером не ем! — сказал он. — Лишний вес и все такое!

— У вас лишний вес? — она оглядела его с ног до головы при росте метр-восемьдесят, майор весил 83 кило. — Вы нашего бригадира не видели, Лёша! Вот он хайло отъел на наших пайках. Из каждого пакета что-нибудь да вынет!

— Жаловались?

— Жаловались, а что толку. Он с прорабом делится. У них все схвачено.

Как и везде, подумал Бекк.

— Был у нас один искатель правды-Борька Симагин. Так они подговорили коменданта общежития Назарова его ночью на улицу выгнать и все на этом.

— Партаки! — понял Бекк.

— Кто его знает! Может, партаки, а может бригадир его арматурой по башке, да в болотах Кузьминок утопил! Ой, что я это разболталась? Если вы наш с 5-го дома, то и так должны это знать!

— Я с седьмого дома! Новенький! — успокоил майор.

А сам насторожился. С чего бы это она на самом деле так разболталась.

Улица маршала Чуйкова 9. Соседнее здание с корпусом номер 4 (общежитием).

— Мы разве не в общежитие идем? — спросил Бекк.

— Тебя в женскую половину не пустят, — пояснила Аня. — У нас комендант строгий, а на вахте Гаврила Германович.

— Ни хрена себе! — вырвалось у Бекка.

— Ты что его знаешь?

— Нет. Имя у него мощное. Гаврила, да еще Германович.

— Говорят, он в МГБ служил. Мужиков терпеть не может, а сам ни одной юбки не пропустит, щиплет за грудь и задницу. В душе дырочку просверлил и подглядывает, а сам голый совсем. Его уже и кипятком обливали и карандаши в дырку совали, всё без толку. Ненавижу мгбэшников!

— Такая же фигня! — признался майор.

Дом был пятиэтажный, балконы некогда застекленные, зияли дырами.

— Нам туда! — сказала Аня, указывая на заделанные картоном окна на 4-м этаже.

Они вошли в темный подъезд, и под ногами захрустело битое стекло. Планировка дома майора не устроила с точки зрения построения обороны в замкнутых помещениях. Каждый этаж — это длинный общий коридор с выходящими в него дверями отдельных квартир. Хоть меж коридорные двери давно разбиты, в них остается темно как в погребе. Бекк включил фонарик, освещая кучи хлама, покрытые толстым слоем пыли.

— Неуютно как-то! — признался он.

— Наверху мы все в порядок привели! Правда только одну квартиру, но нам больше и не надо!

— Вы что ее по очереди пользуете?

— Вас это как-то задевает? — поджала она узкие губы.

— Нет, но вдруг там занято?

— Мы тогда газету в почтовом ящике оставляем.

Пароль, догадался Бекк.

Они поднялись по лестнице на 4-й этаж, и оказались в небольшом холле. Справа и слева располагались входы в отдельные коридоры. Аня пошла налево.

Двери комнат были в большинстве своем отсутствовали. Луч фонаря освещал внутри свалку с неразличимыми отдельными деталями.

Меньше ста лет и такой упадок. А что будет через тысячу, подумал Бекк. Он знал ответ. Ничего не будет. От человечества не останется никаких воспоминаний. Зеленая планета с кучей диких животных.

Это если мы их с собой не унесем, решил он.

Нужная комната оказалась заперта. Дыры в двери были заботливо заделаны фанерой. Аня достала ключ из-под коврика и отперла замок. Они вошли в комнату, при этом майор галантно пропустил даму вперед на случай, если на нее нападут, тогда у него появится пара лишних секунд, чтобы достать ствол.

Никто не напал. В крохотной комнатушке стоял стол и диван-сексодром. На окне имелись даже занавески.

— Уютненько! — сказал Бекк.

— Соседки понятливые! Сегодня ночуют в другом месте! — игриво улыбнулась Аня.

Можно сказать, глумливо ухмыльнулась. Бекку дама отчаянно не нравилась. Все в ней претило утонченным вкусам гостя, привыкшим к высоким парижский манерам. А тут Москва. По слухам, название пошло от старофинского Хоосква, что означает «гнилая вода».

От дамы шел отчетливый бабский запах-дешевых духов, старой одежды. Бог весть, что у нее поддето под юбкой. И еще это убожество-гольфы.

— Не хочешь принять душ? Сантехник дядя Миша даже воду подключил! — предложила Аня. — Правда, девкам пришлось отработать. Он жмот, каждую заставил. Да сними ты куртку, никто ее не украдет!

Бекк снял бы куртку давно, но в кармане лежал ствол. Вроде ерунда, у него еще один имелся в ножной кобуре, а еще нож. Но напрягали ненужные вопросы, откуда у рядового московского ликвидатора оружие, положенное только пинальщикам из Русгвардии.

Купаться хотелось отчаянно. Пару дней он просидел в засаде, в которую никто не попался, и пах соответственно.

Проблема решилась, когда он незаметно переложил тяжелый ПШ под диван.

Одинокая толстая струя освежающе била в голову и плечи по очереди. Он только крякал, подставляя разные части тела.

Когда вышел, стол был накрыт-картошечка парила, подогретая на керосинке, рядом колбасная нарезка, солёные огурчики, сало микояновское. Говорят, мясокомбинат запустили самым первым. Потомки-правообладатели постарались. В центре водка. Неоткрытая.

— Я в душ! — метнулась Анечка. — Начинай без меня! Ты, наверное, голодный!

Бекк был голодный. Сухпай сожран еще вчера, а засаду так и не сняли. У генерала Мельника бзик, хочет взять партака под номером «Раз»-главаря банды, и покончить с бандой раз и навсегда.

Бекк кушать не стал. Не то что голодным не был или опасался быть отравленным. Перед командировкой ему влили столько противоядий, что он мог пить серную кислоту и закусывать синильными пряниками.

А не ел Бекк потому, что после первых 4 рюмок не привык закусывать.

Ожидая выхода Ани, он стоял у окна и с высоты 4-го этажа через щель в картоне обозревал болота Кузьминок.

Картина открывалась мрачная и депрессивная. В сгущающемся сумраке перед ним лежала равнина, словно укрытая шкурой бродячего животного. Такое ощущение порождала густо поросшая кустарником местность.

Отдельными корявыми новообразованиями торчали кривые разросшиеся стволы дубов и ив. Сквозь листву просвечивали узкими лезвиями бездонные топи.

Жуткое место. Самое страшное в Москве.

В оперативных сводках сообщалось о передвигающихся по ночам огням и пропадающих в районе людях, но проверкой там занималась группа майора Зюзина. В последнюю встречу майор тоже жаловался, что у него пропал Еремин, молодой офицер, только из института, и обещал разобраться.

Стукнула дверь ванны.

Бекк обернулся.

Аня в банном халате вся раскраснелась после душа, но была такой же некрасивой.

— Выпьем! — предложил майор.

Ночь.

Даже после 4-х рюмок сексуальное желание не приходило. При каждом движении дамы у нее под одеждой раздавался легкий скрип плотно пригнанного дешевого белья. Бекк представлял, как начнет ее раздевать и будет натыкаться на интимные секреты, о которых меньше всего хотелось бы знать.

Тогда он пригласил даму танцевать под песню «Настоящая любовь» из своего мобильника. Теперь они сошлись близко друг к другу. Он бы сказал, недопустимо близко.

В танце он как бы невзначай поднял ей руки и проверил обе подмышки. Татуировок не было.

Она не поняла или сделала вид, что не поняла, и засмеялась.

Потом резко оборвала смех.

— Я что-то слышала!

Женский слух тоньше мужского. Женщина воспринимает звуки в более широком диапазоне и хорошо различает их в области высоких частот.

Продолжая обнимать женщину за плечи, он привлек ее к окну и выглянул.

Кузьминки погрузились в непроглядную тьму. Некогда протекающая в парке река Чурилиха исчезла и заросла осокой. Аналитики не могли объяснить куда. Забились питающие протоки? Вода ушла в образовавшиеся после ядерной бомбардировки провалы, до сих пор не обнаруженные?

В Москве все принято списывать на бомбу. Или бомбы?

Точная модификация атаковавшего бывшую столицу средства доставки ядерных боезарядов неизвестна. Доподлинно выяснено, что удар был нанесен с юго-востока.

До сих пор не ясно, почему не сработала система ПРО А-135 «Амур».

Военно-техническая концепция А-135 предусматривала:

∙ поражение боевых блоков межконтинентальных баллистических ракет противника, летящих со скоростью 6–7 км/с противоракетами с ядерными боезарядами;

∙ использование двух эшелонов перехвата целей: противоракетами дальнего действия на больших высотах вне атмосферы и противоракетами меньшей дальности в атмосфере.

А-135 была спроектирована в советское время, и «эффективные менагеры» не успели до нее добраться, так что произошедшее уму непостижимо.

Огромная балда на высоте 50-ти километров прошла до самого Кремля, уничтожая объекты по своему усмотрению.

Знакомый аналитик под банкой признался, что это был боевой модуль Капитанов, которые решили помогать не только России. Правда, подтверждения этой теории нет нигде. Как, впрочем, и самого Пантанала не существовало никогда, хотя в мире это секрет полишинеля.

Выбор целей не поддается никакому объяснению. Не тронуты подразделения министерства обороны: главное управление кадров, центральный научно-исследовательский институт, военный университет, комендатура, казармы. Остались без внимания «Главный центр спецсвязи» и центр подготовки специалистов ГРУ.

Центров разрушения было 8. В документах их стали именовать «Пятнами».

Первая бомба (ракета, ударный блок, боевой модуль, нужное подчеркнуть) взорвалась 1 июня в 18.32 на Рублевском шоссе. В поселках Жуковка, Барвиха, Ильинское и иже с ними проживало 20 тысяч мультимиллионеров плюс челядь. Во дворцах, стоимость которых временами доходила до 17 миллиардов, лендлорды съезжались на «ламборгини» ценой в 336 миллионов, «скромных» «бугати» за 159 миллионов или «Феррари» за 166.

Вышколенные официанты подавали на стол белые трюфели и фриттату с лобстером. Сомелье заученным движение открывал «Шато Шеваль Бланк» стоимостью 300 тысяч талеров за бутылку.

В конюшнях хозяев ожидали английские чистокровные скаковые за 10 миллионов.

На реке Самынке и других притоках Москвы реки качались у пирсов 50-ти футовые скоростные моторные яхты.

В полной боевой готовности сауны и поля для гольфа, по которым челяди не разрешалось даже ходить.

Кучи наструганных детей, когда нет необходимости ни в противозачаточных, ни в точном установлении отцовства. Гувернантки из Парижа, учителя английского из Лондона. Голубые бассейны в золотом обрамлении.

Короче, говоря, полная оторванность от реальной жизни.

В этот раз к ним явилась не жизнь, а старуха с косой.

В 18.32 в земной рай пришла война со всеми своими жуткими атрибутами. Наземный взрыв мощностью от 50 до 100 мегатонн сначала породил ударную волну чудовищной силы, движущейся в атмосфере со сверхзвуковой скоростью более 350 метров за секунду. Рукотворный ураган, проносящийся 10 километров за полминуты, смел роскошные дворцы и скромные домики слуг, вырывал с корнем реликтовые деревья, потрошил поля для гольфа. Огромные яхты взлетали в воздух аки самолеты.

Меньше чем за 3 минуты были убиты сотни тысяч людей: богачей и работяг, деток-мажоров с кокаиновыми носами и детей придворных конюхов. Кони в изысканных конюшнях, сторожевые псы, элитные бенгальские кошки, секьюрити в пиджаках «Босс»-все угодили в общую кровавую мясорубку.

В эпицентре взрыва температура достигла 5 тысяч градусов. Вспыхнувшее новое солнце выжгло все, превращая в пепел.

Был еще один взрыв, фигурирующий в списках аналитиков как «Пятно № 7». Неведомому исполнителю показалось мало, и он уронил еще один ядерный боезапас поменьше (20–50 мегатонн) на Майендорф, правительственную резиденцию известную как «Горки-9», расположенную на Подушкинском шоссе.

Вещь с точки зрения военной необходимости совершенно необъяснимая. Мендель, проживающий в резиденции, был давно отправлен в отставку с должности Премьера, занимая никому не мешающий пост в Совете Безопасности.

За что убили Карлика так и осталось загадкой.

Пятно № 6 в районе ВДНХ не образовалось от взрыва, да и номер в последовательности получило произвольный, но разрушения получило тотальные.

Последствием взрыва стало землетрясение в 6, 8 балла по шкале Рихтера, вызвавшее поднятие грунта на высоту около 5 метров, крупные обвалы зданий и сдвиги пластов земли по всему району. Останкинская башня рухнула на ВДНХ. Гостиница «Космос» была разрушена.

Пятно № 5 сейчас было на месте Дома правительства на Краснопресненской набережной. Новый Премьер вел расширенное заседание, транслируемое в прямом эфире. Оно так и осталось незаконченным.

Пятно № 4 — Госдума, Охотный ряд. 220 долларовых миллионеров, престарелые оппозиционеры, 2 тысячи только официальных помощников. Спортсмены со сломанными носами, ослепительные звезды кино, сотни дорогих авто с личной охраной у входа-одна вспышка и воронка диаметром 200 метров. Что хотели все эти люди? Куда вели страну? Вопросы остались без ответа.

Последние 3 пятна (в списке первые №№ 1–3) это чисто адреса бизнеса, зато бизнеса самого крупного (а по существу и единственного) в стране — Газпром, Роснефть, Сбербанк. Богатейшие люди мира, владельцы половины имущества человечества. Суперджеты остались в спецзонах международных аэропортов, яхты-ледоколы на приколе, мешки денег в сейфах офшоров.

Чем дольше майор Бекк смотрел на болота Кузьминок, чем дольше думал об истории возникновения Пятен, тем сильнее убеждался, что бомбардировка оказалась не совсем уж бестолковой, а даже наоборот.

В ней все больше угадывался чей-то зловещий План.

Гости.

Рядом с подъездом никого не было.

— Они в доме! — прошептала Аня, и он прижал палец к ее губам.

Теперь он и сам слышал.

Гостей было несколько, и они особо и не таились, уверенные, что в доме никого нет. Захрустело битое стекло на первом этаже, потом шаги по лестнице.

Бекк вынул ПШ и снял с предохранителя. Аня вздрогнула. Он успокаивающе погладил ее по плечу.

Лучше всего было перестрелять незнакомцев на лестнице. В таком случае легче держать оборону, но большой риск, что нападавшим удастся уйти. Оставался вопрос: какой этаж выберут незваные гости.

Они пришли на их этаж. Майор напрягся, чтобы выскочить навстречу, а там как карта ляжет, но они повернули в противоположный коридор. Было слышно, что они тащат нечто громоздкое, задевая за пол и стены.

Вот хлопнула дверь, и они вошли в одну из брошенных квартир. Уронили груз. Загремело нечто металлическое.

Там происходило что-то нехорошее, и притаившейся парочке меньше всего хотелось, чтобы их заметили.

Незнакомцы тем временем вышли из квартиры и вернулись в холл. Здесь один из незнакомцев отчего то замер, то ли почуял что-то. Несколько секунд Бекк был не уверен, что сегодня обойдется без стрельбы. Потом по лестнице прошелестели удаляющиеся шаги.

Бекк хотел выйти, но Аня вцепилась в него в страхе. Он велел ей ждать здесь и с трудом отцепил цепкие руки.

Он вышел из квартиры на холодную лестничную клетку и прошел мимо проемов без дверей. Как в склепе, подумал он.

Телефон заверещал так неожиданно, да еще с эхом в пустом подъезде, что он подскочил на месте. Звук раздавался из глубины коридора, напротив. Странно. Неужто забыли ночные гости?

Аппарат продолжал надрываться, давая четкий ориентир. Впрочем, скоро он перестал быть единственным.

Теперь он почуял тяжелый настоянный запах смерти. В одной из квартир находился покойник. Майор ориентировался по трупному запаху точно по навигатору и не ошибся, когда осторожно вошел в однокомнатную квартиру.

Мебель в комнате отсутствовала. Лишь в центре что-то было.

Майор включил фонарь.

В центре комнаты стоял стул. К нему проволокой грубо примотана жертва. Бекк много чего повидал, но с проявлениями настолько бессмысленной жестокости ему сталкиваться еще не приходилось. Поначалу ему показалось, что покойник одет в темный облегающий костюм, пока он не понял, что это собственная почерневшая кожа мертвеца. От шеи до паха зиял беспощадный разрез. Ноги мертвеца палачи издевательски погрузили в железный таз, полный жуткого месива. Лицо жертвы исказила гримаса невыносимой муки. Даже мертвый он кричал от боли.

В руке покойник держал продолжающий заунывно тренькать телефон. Майор взял трубку.

Внутри играла веселенькая музыка. Задним фоном шла непонятная возня. Он несколько раз сказал: «Алло», но ему никто не ответил. Веселая музычка, невнятный говор, вздохи.

— Леша! — раздалось из коридора.

Он вздрогнул, совершенно забыв про Аню.

— Быстро собирайся! Я тебя провожу! — велел он.

Он уходил из нехорошей квартиры, а полностью седой Еремин смотрел ему вслед выколотыми глазами.

Рабочий полдень.

Броневик «Пантера» приехал через полчаса после звонка дежурному офицеру МГБ. Стрелок на крыше опасливо водил стволом пулемета по этажам заброшенного общежития.

Бекк, сидя на ступенях парадного, с интересом наблюдал за ним.

— Что ты там увидел, зоркий сокол? — поинтересовался он.

— У меня инструкция! — ответил боец.

— Я передал дежурному код «00»^[4]!

— А я знаю? — резонно заметил боец.

— Ладно, зови командира!

Чрево «Пантеры» распахнулось, выпуская пятерку русгвардейцев в полной броне и полусферах. Бекк вздохнул.

Он направился к броневику, но был остановлен окриком:

— Брось оружие!

— Вы видите у меня в руках оружие? — возмутился Бекк. — Вас из какого колумбария выпустили, орлы?

— Покажите подмышки!

Ну это он еще понял и подчинился.

— Теперь мы наконец поедем? У меня мало времени! И надо охрану выставить до приезда опергруппы: наверху убитый.

Лейтенант ухмыльнулся.

— Убитый никуда не убежит. Кстати насчет убитого. Мы должны надеть на вас наручники!

— Что-о? Ты в своем уме, командир?

Пинальщики в ответ навели на него оружие.

— Сам пришил его, а теперь святую невинность изображаешь!

— Больше вопросов не имею! — скромно заметил Бекк.

За мной приехали идиоты, понял он.

У майора освободили все кобуры от оружия и надели капроновые наручники, да не сзади, а спереди, вот лопухи и усадили меж двух бойцов на лавку внутри машины.

Водитель тронулся так резко, точно первый раз сел за руль.

Да они боятся города до трясучки, понял Бекк.

Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16. УСБ

Управление МГБ занимало 4 этаж. Лифт проехал мимо сразу на 5-й, где располагалось УСБ (Управление собственной безопасности).

— Мне сюда еще рано, я еще никого не пристрелил! — скромно заметил Бекк.

— Пошути еще! — грубо осадил пинальщик.

Майора провели по коридору, потом по комнате с несколькими столами. Встречные сотрудники все как один в штатском с профессиональным интересом разглядывали арестованного.

— А где котлы с кипящим маслом? — делано удивился Бекк.

— Посмотрим, как они из тебя гавно будут выбивать! — пригрозил боец.

— Я еще ничего не ел сегодня! — возмутился майор.

— Ничего, они и вчерашнее выбьют! — успокоил русгвардеец.

— С их стороны это будет очень некультурно!

Майора завели в допросную, усадили за стол и пристегнули настоящим стальным наручником к трубе, расположенной параллельно поверхности стола.

Он остался один напротив большого зеркала. Майор чуял, что за ним наблюдает человек 10.

Как специалист по допросам он не пришел бы к арестованному раньше часа, давая тому повариться в собственных сомнениях, но так долго скучать ему не дали. Буквально через пару минут в допросную вошел мужчина, лет 40-а в костюме с галстуком. Он был совершенно лыс. Несомненным украшением лица был шнабак, толстый конец которого был явственно раздвоен точно второй половой орган.

— Следователь УСБ полковник Филимонов Аристарх Андронович!

— О-как!

Филимонов пристроил папочку на стол, вжикнул молнией и разложил листочки направо-налево.

Серьезный человек, понял Бекк.

— С чего начнем, гражданин Бекк? — спросил Филимонов, азартно потирая руки.

Майор пожал плечами. Холкой чуял, с чего не начни, финал один и тот же, как в анекдоте про свадьбу: трусы сорвут и вдуют.

— Где и когда вы познакомились с лейтенантом Ереминым?

— С лейтенантом Ереминым не знаком!

— За что вы его убили?

— Я его не убивал!

— Как вы оказались в одном с ним доме?

— Я провожал Аню Куницыну из 51-й бригады, потом заночевал с ней. Утром проснулся и нашел убитого Еремина.

Филимонов достал рацию и приказал кому-то проверить только что полученные сведения. Ему продиктовали ответ, отчего знаменитый нос следователя разочарованно запульсировал.

— Откуда у вас телефон Еремина? — резко спросил Филимонов.

— Нашел у покойника. Необходимо пробить номера, особенно последний!

— Поучи еще! — произнес Филимонов. — Где твоё удостоверение?

— Вы перескакиваете с темы на тему! — пожаловался Бекк. — Ксиву на задания я не ношу!

— Удобная позиция! — кивнул Филимонов. — Только что-то она никак не вяжется с правдой, гражданин майор! Согласно полученному заданию район вашей деятельности район Бескудниково. Где Бескудниково, а где Кузьминки? Каким чертом вас сюда занесло?

— Оперативная необходимость! — пояснил Бекк, ничего не поясняя.

— Что за оперативная необходимость пить алкоголь на государственной службе, а затем заниматься сексом с малознакомой женщиной? За это вам государство деньги платит? И как это вяжется с моральным обликом российского офицера? Вам что, совсем не стыдно? Сидите здесь сытый и довольный, а люди гибнут между прочим!

Бекк хотел поправить, что люди гибнут не между прочим, а на службе. Тот же самый Еремин отбился от группы при прочесывании болот Кузьминок и был захвачен врасплох бандой партаков.

Руки чесались конкретно на эту банду, вот он и рискнул.

Надо было их в доме всех перестрелять, подумал он. С другой стороны, живучесть партаков, особенно четных, потрясающая. Их просто так не убить. Возможно ему повезло, что он решил не трогать партаков, и что сейчас он сидит прикованный наручниками к столу, а не ногами в тазике с собственными потрохами.

Филимонов продолжал нравоучительно нудеть, и уже перед мысленным взором майора следак предстал в монашеской сутане с глубоко опушенным на лицо капюшоном, из-под которого стволом противотанкового орудия торчал знаменитый шнабак.

— Сдается мне, сын мой! Кто-то пьет мое вино и ест мое мясо! Не ты ли это, сын мой?

И он даже потряс головой, изгоняя дьявольское видение. И снова перед ним сидел нудный человек в тугом костюме, ковырялся в своих бумагах, тыкал в них толстыми сардельками пальцев и нудел, нудел без конца и края.

Он с великим трудом вернулся в реальность. Реальность оказалась печальной.

— У вас 2 пути из этого кабинета! — сообщил Филимонов. — Первый, в наручниках в суд и на каторгу. Второй, мы начинаем сотрудничать. Мне по душе первый. Я с удовольствием отправил бы вас в рудники. Но к сожалению, вы владеете информацией, которой интересуется мое ведомство. Нам известно, что по приказу генерала Мельника вы занимаетесь делом популярного московского афериста по кличке Декабрист. Настоящее имя проходимца никто не знает. У Декабриста много кличек и прозвищ, но самое известное из них-Мракобой. Что можете сообщить по данному поводу?

— Все это сказки! Нет никакого Мракобоя и никогда не было!

— Тем более непонятен интерес Мельника к этой одиозной особе! Я бы так сказал, здесь кроется личный интерес генерала, о котором мы хотели узнать первыми. И не пытайтесь меня кинуть, майор, помните, что на атомных рудниках чрезвычайно вредный для здоровья повышенный радиационный фон.

Бекк поневоле отвлекся от тоскливого зрелища и вспомнил, как перед командировкой его вызвал генерал Мельник и сказал…

Что сказал генерал Мельник. Управление МГБ. Пионерская, 24. Самара.

— Восстановление Москвы идет полным ходом, но этому мешают многочисленные ОПГ, мародеры и просто сумасшедшие! — сказал генерал Мельник.

— Сумасшедшие не наш профиль! — возразил Бекк.

— Когда мне будет интересно твое мнение, я спрошу, а сейчас заткнись пожалуйста! Так на чем я остановился?

— На психах!

— Так вот о психах? Ты что-нибудь слышал о Мракобое?

— Вообще ничего!

— Этим гордиться не надо! Я и до этого знал, что мои подчиненные довольно ограниченные люди. Но в данном случае я тебя не виню. Официальных данных о Мракобое нет никаких. Коренным жителем Москвы он быть не может по определению. Никто их москвичей не пережил Большую Резню первых послевоенных лет. Есть свидетельства, что Мракобой появился в Москве через 5 лет после бомбардировки, когда радиационная обстановка стабилизировалась.

— 80 лет прошло, кто бы он не был, он давно умер! Он же не бессмертный! — возопил Бекк.

Ему не понравилось, что Мельник задумался. Свел брови, фыркнул под нос. Пододвинул смартфон, погонял крышку чехла туда-обратно.

— Ты должен уразуметь одно. Есть данные, что пребывание Мракобоя совпало с активизацией деятельности Капитанов! Но сведений, подтверждающих, что Мракобой является резидентом Капитанов нет. Судя по всему, он на них не работал, но кусок свой от пирога урвал. Спустя какое-то время, исполнив ведомые только им задачи, Капитаны исчезли из города, бросив, как водится, кучу артефактов.

— ГЧ^[5], боевой модуль, лучевое оружие? — уточнил Бекк.

Генерал зыркнул на него зверским взглядом и продолжил:

— Нет. Речь идет в первую очередь о «красной пыли», «луноходах» и тому подобных наркотиках. Земных аналогов они не имеют, привыкание с первой дозы. Преступники делают на них бешеные деньги.

Бекк знал об этих «подарках» Капитанов. Аналитики утверждают, что Капитаны сделали это не специально, и у этих препаратов совсем иные цели. Майор слышал о добровольцах в закрытом институте МГБ, принявших инопланетную дурь после того, как яйцеголовый из академии заявил, что таким образом Капитаны передают некую важную информацию. Часть добровольцев погибла, остальные снаркоманились.

Мельник продолжал:

— В городе активизировалась иностранная резидентура! По нашим данным Капитаны могли оставить кое-что похуже «красной пыли». Так или иначе об этом знал только один доверенный человек. И это Мракобой. Мракобой собрал все оставшиеся после Капитанов материалы и артефакты в укромном месте и указал, как его искать в своих записях. Теперь все ищут архив Мракобоя. Ты должен найти его первым!

4. Ты помнишь, как все начиналось

Пестель Александр Иванович. Офисный планктон. Москва Бизнес-центр «Сапфир». ООО «Аврора». Ул. Щербаковская 53. 29 мая. 3 дня до войны.

Низкий статус Пестеля подтверждал тот факт, что он сидел в одном кабинете не с нормальными людьми, а с программистами. Программистов в фирме оказалось 2. Если с Евреем еще можно было иметь дело, во-первых, он не являлся евреем по национальности, просто был очень умным, длинный под 2 метра, худющий как жердь, как специалист безотказный, то Угрюмый был туп как сибирский валенок. К тому же Угрюмый обожал гороховую кашу, носил из дома громадные судки, и после обеда приближаться к его столу было опасно для здоровья.

Распределение обязанностей в «Авроре» было аховое. Угрюмый оформлял 2 договора в год. Еврей 9. Пестель 3, но в месяц. Только поступив на службу и узнав чудовищный расклад, он пытался донести нелепость ситуации до своего непосредственного шефа Абрашкина, но нарвался лишь на грубость.

Естественно пошли замечания. Пестель физически не мог вычистить договора, поставленные на поток конвейерным методом.

Абрашкин ругался.

— Вот смотри, Пестель! У Угрюмого ни одного замечания!

— Так у него всего 2 договора! Будь у меня столько, я бы вылизал все по пунктам! К тому же у Угрюмого каждый год контракты одни и те же: на локальную сеть и на обработку данных по локальной сети. Он только год переправляет. У меня же все новое и впервые.

— Я устал от тебя, Пестель! — признавался Абрашкин. — Ты так много говоришь, что у меня болит голова! И юристы на тебя жалуются!

Юристы это был особый разговор. Юристы жаловаться любили.

Нормальная-Женя — ушла в декрет. Остались идиот Пузанов, сын главбуха, и 2 отъявленных мерзавца: Балеев, пигмей полтора метра ростом, тешивший свое самолюбие ездой на огромном «Кадиллаке Эскаладе» и Жанна Выдрина, красивая вроде девка, но с таким мерзким поведением, что казалось, у нее под платьем мужской хрен.

Если с Пузановым-младшим еще можно было иметь дело по причине его полной некомпетентности, то Балеев и Выдрина при любой ошибке Пестеля шли даже не к Абрашкину, а прямиком к директору Тоболову.

Абрашкин Тоболова боялся до трясучки, и с удовольствием Пестеля подставлял. Так что репутация у последнего была та еще.

— Ты какой-то не респектабельный! — подтрунивал Еврей.

Все знали, что скоро Пестеля выгонят. Место у него было невезучее. Каждые 2–3 месяца кого-то увольняли.

29 мая в 10 часов позвонил Абрашкин и велел зайти.

— К чему бы это? — заподозрил неладное Пестель.

— А ты не знаешь? — поддел Еврей. — Менеджер должен знать все!

Этот мем про менеджера грозил стать вирусным. Как-то раз Пестеля стали драть за договор, который вообще не входил в его компетенцию. Когда он сказал об этом, Абрашкин и произнес эти замечательные слова.

У самого Еврея были довольно занятные отношения с Угрюмым из-за воды на розлив по 5 рублей за литр. Еврей никогда не платил эти несчастные 5 рублей, но всегда пил с удовольствием. Угрюмый, чтоб его не обделили, был вынужден носить 5-ти литровый баллон с работы и на работу. И вообще в любую свою отлучку брал канистру с собой.

Абрашкин ждал Пестеля в своем кабинете.

— Александр Иванович! — патетически воскликнул он.

Все! Пиздец! Понял Пестель.

Но это был еще не он, он подкрался после.

— Бухгалтерия просрочила платежки! — сообщил Абрашкин.

Пестель попытался осмыслить трагическое известие и определить свою вину в произошедшей катастрофе. Вины не проглядывалось ни с какого боку. Это косвенно подтвердил и сам Абрашкин.

— Я понимаю, это не входит в ваши обязанности, — сказал он. — Но вы должны контролировать работу главбуха тоже!

Главбух Степанида Петровна Пузанова представляла собой двухметровую многопудовую тетку с жутчайшим характером, которую сам Абрашкин боялся, как черта, на второй позиции после директора Тоболова. Он мог часами стоять в коридоре, дожидаясь высочайшей аудиенции, хотя сам занимал в фирме соизмеримый пост.

Пестель не понимал, как он может контролировать работу бухгалтерии, занимающей целый этаж, но у него хватило ума не вякать.

Когда Пестель вернулся к себе, завхоз Ольга собирала деньги на день рождения архивариуса Веры Александровны.

— У меня нет! — сразу отказал Угрюмый.

Еврей как ни странно сдал.

— Дураки вы! — самодовольно заметил Угрюмый. — Я в прошлый раз 100 рублей не сдал, сэкономил, а торт ел!

Угрюмому оставалось 2 года до пенсии, мужик был не бедный, после родителей 2 квартиры осталось, которые он сдавал. А сколько стоит жилье в столице? Да и как-то странно было, что взрослый мужик хвастается постыдными вещами.

Где он раньше работал? Прикидывал Пестель.

Время приближалось к обеду. Угрюмый поставил в микроволновку свою кашу «Дневной салют».

В это время Пестелю позвонила одноклассница Люба Перфилова, работавшая этажом ниже.

— Ты слышал, Северная Корея объявила Америке ультиматум? — в ее голосе сквозила неподдельная тревога.

Простая была девушка.

— Пустое! — успокоил он. — Президент умный человек не допустит войны!

Он не сразу понял, что происходит.

Угрюмый ржал как лошадь.

— Еще есть дураки, которые политикой интересуются! — выкрикнул он.

Пестель не нашелся, что ответить. Солидный вроде человек, с высшим образованием, только что не сдавший несчастный стольник старушке архивариусу, развалился на стуле, распахивая пасть в хохоте и разваренном горохе. Подслушивать чужие разговоры и даже вмешиваться в них, он тоже за грех не считал.

Может он из деревни приехал, лимита? Подумал Пестель. Но оскорблять деревню своими предположениями не стал.

Атомная подводная лодка Судного дня «Огайо». Длина 170 м. Экипаж 154 чел. Вооружение 24 ракеты 4-го поколения «Трайдент 2». Акватория Южно-Китайского моря. 150 миль восточнее Парасельских островов.

Командир «Огайо» капитан 1-го ранга ВМФ США Гарет Дауман в своей каюте, расположенной вблизи отсека центрального поста, читал томик Мэри Джо Солтер.

Кровь и пену промышленных отходов он и представить не пытался, зато, когда дошел до чая, вспомнил о нем и потянулся к стакану, закреплённому в специальном углублении на столе. В это время лодка, шедшая со скоростью в 25 узлов, вдруг полностью встала на полном ходу.

Кипяток из стакана извилистой петлей хлестнул по голой ладони капитана. Кричать он начал уже в полете. Его словно выпустили из пращи, наметив мишенью книжную полку на стене, и он не промахнулся.

Некоторое время он слизывал кровь, которая текла из района лба, слушая как рядом на палубе матерится кто-то из экипажа. Пульсирующая лампа и надсадный ревун вывели капитана из ступорозного состояния.

Он поднялся и взял массивную телефонную трубку, которой вполне можно было убить.

— Центральный пост! Что там у вас? Ответьте капитану! — прорычал Дауман.

— Мы во что-то врезались, сэр! — доложил кап-3 Джереми Фейн.

— Что по реактору и ракетному отсеку?

— Осматриваемся в отсеках!

— Дать задний ход!

— Пробовали! Нас что-то держит!

— О'кей! Я сейчас буду!

Каюта капитана располагалась недалеко от центрального поста, так что на месте он уже был через минуту.

— Капитан в отсеке! — подал команду Фейн.

— Есть повреждения в отсеках?

— Нет, сэр!

— Почему стоим?

— Мы… не можем двинуться, сэр!

Логично, подумал капитан.

— Акустика ко мне! — приказал Дауман.

— Уоррент-офицер Мэтью Крайтон, сэр! — доложился акустик.

— Так во что мы врезались, сынок, и почему? — ласково спросил Дауман.

Крайтон понял, что если он неправильно ответит, то его начнут душить, не сходя с места.

— Причина неизвестна, сэр. Никаких акустических помех не замечено!

— Не замечено или их не было совсем? — уточнил капитан.

— Не было совсем!

— Тогда во что вы вперлись на полном ходу? — закричал капитан.

— Возможно это русская стелс-лодка? — сделал предположение Фейн.

Капитан с такой яростью глянул на него, что кап-3 визуально уменьшился в росте.

— На какой мы шли глубине?

— 30 метров! — доложил Фейн.

В этом месте морские глубины начинаются с километра, прикинул Дауман.

— Какая глубина сейчас?

— Приборы показывают ноль!

— Это неучтенная морская банка, сэр! — встряла Сара Элмерз, одна из 3-х женщин в экипаже.

Дауман явственно представил километровую подводную гору, не указанную ни на одной карте, и волосы зашевелились у него на голове.

На борту новейшее радиолокационное оборудование, подумал Дауман. Гидроакустический комплекс Ай-Би-Эм с активной, пассивной, навигационной и буксируемой антеннами. Плюс радиоразведка WLR.

— А мы сели на мель как кучка идиотов посредине океана! — подытожил он.

Диана.

— Эй, Декабрист!

Юбка секретарши директора Тоболова заканчивается чуть выше среза стола Пестеля, так что когда он поднимает взор, то на расстояние одной компьютерной мышки от своей руки видит красивые ровные ноги.

— Пошли обедать, Декабрист!

Диана девушка кипучей энергии. Неудивительно, что она стала инициатором их знакомства, и на всех корпоративах старалась держаться с ним. Пестель не успел загордиться, потому что девушка как-то призналась, что обожает всех дефективных.

Увы. Ну и пусть. Все менеджеры завидовали Пестелю черной завистью. Пусть дефективный, но хоть бы раз пройтись в медляке с красоткой, подержаться за гибкую талию.

— Смотри, какая я гибкая! — хвалилась она.

Боже мой, если бы знала она, какой гибкой и в каких отчаянных позах виделась она в его мечтах.

А потом они вжарили рок-н-ролл на последнем корпоративе на двоих. Перед всем отделом. И это оказалось трагической ошибкой.

— Шеф на нее глаз положил, а ты этакое вытворяешь! — попенял Еврей.

Ему было плевать и на шефа, и на его глаз. Но глаз оказался чересчур плохой. В списке на сокращение фамилия Пестеля стала безальтернативной.

В компании никому не было дела до крохотного и безнадежно тонущего Декабриста. У всех на виду разворачивался гигантский устрашающе красивый роман Тоболова и Дианы.

Шеф стал одеватьсяпо-молодежному и дарить Диане роскошные букеты. В рабочее время они уезжали вдвоем и подолгу отсутствовали. Их видели в дорогих ресторанах. Пестель бессильно скрипел зубами от отчаяния, представляя, что следовало за этими посиделками.

Оба были семейные. Тоболов на 29 лет старше. У Дианы муж психованный спортивный мужик. Пестель до последнего опасался, как бы чего не вышло.

Ничего и не вышло. Муж Дианы безропотно сдался, при встрече оговаривался:

— Моя Дианка!

Какая она на хрен твоя.

Пестель на его месте убил бы директора, вбил очки в его глотку, сломал нос, рвал и метал, а тут ничего. Мы же интеллигентные люди. Ну иди тогда, гавно пинай. У тебя жену увели, а ты культурную рожу корчишь.

Зато жена Тоболова сопротивлялась отчаянно. И было отчего. Кроме квартиры в центре, директор обзавелся особняком на Подушкином шоссе с кучей слуг, за который вспыхнула настоящая битва, в которой с обоих сторон полегла в неравном бою куча юристов.

Вся компания бурно обсуждала разворачивающуюся драму и лишь двоим не было до нее никакого дела. Пестель и Диана вели себя так, будто ничего не происходит. Пестель не знал, что при этом на самом деле чувствует Диана, сам же он наслаждался каждой секундой их мимолетных встреч.

— Такая вкусная сметанка, можно я твою съем? А ты мою котлетку! — предложила Диана.

Состоялся взаимовыгодный обмен.

— Что ты все время ерунду слушаешь? — возмутилась Диана.

Пестель в это время засмотрелся на плазму на стене обеденного зала, где министр иностранных дел Тавров, напоминающий видом угрюмого сантехника, вещал о полном разрыве отношений с НАТО.

— Это не имеет к нам никакого отношения! — безапелляционно заявила девушка. — Надоела политика! Эй, музыку включите!

— Нет, оставьте! — попросил Пестель.

Но послушали как всегда Диану.

Сын главбуха.

В день, когда Россия окончательно разорвала отношения с НАТО, у Пестеля случился очередной залет, оказавшийся фатальным.

Виновником его стал сын главбуха Пузанов-младший, числившийся в фирме юристом. То, что он годен лишь для подшивки бумаг, Пестель узнал слишком поздно.

Узнав, что поставщик зашивается со сроками, он пришел к Пузанчику и поделился своими опасениями.

— Ерунда! — уверенно заявил Пузанчик. — Допсоглашение оформим и все дела!

То, что все свои глупости Пузанчик изрекает таким уверенным тоном, Пестель в тот момент не знал.

28-го договор был закрыт с неисполнением оговоренного бюджета, а 29-го Пестель был вызван к Степаниде Петровне и изнасилован.

— А что ты хочешь? — заметил Абрашкин. — Сын главбуха! Я сам в коридоре у кабинета главбуха в очереди стою.

— Как вы еще с таким юристом по миру не пошли! — угрюмо заметил Пестель.

— Ничего не поделаешь! Из вас двоих с Пузанчиком один накосячил, и это естественно не Пузанчик! Так что, Александр Иванович, мне придется тебя уволить!

Весть разлетелась по фирме.

— Первый пошел! — заметил Еврей. — Я следующий!

Угрюмый радовался молча. Плохо приученный к человеческим эмоциям, он криво скалился, точно маньяк из плохого фильма.

В коридоре его поймала Диана.

— Тебе должны 2 оклада дать! — глаза ее горели сочувствием.

Дадут, подумал Пестель. Сразу и не унесешь.

В коридоре слышалось радио: «Лидер Северной Кореи и президент Индии выступили с совместным заявлением, что в случае агрессии США будут действовать совместно».

— Пообедаем в последний раз вместе! — предложил Пестель. — Я тебе сметанку с булочкой, ты мне котлетку!

Глаза красотки загорелись, но она тут же опасливо оглянулась.

Да она боится, чтобы нас вместе не застукали и Тоболову не доложили, догадался Пестель.

В действиях Дианы появилась невиданная доселе пугливость.

А как ты хотел, одёрнул себя Пестель. Это раньше она была обеспеченная семейная дама, теперь она разведенка, полностью живущая за счет сожителя. Она никто и хвать ее никак.

До войны оставалось 2 дня.

Атомная подводная лодка Судного дня «Огайо». 29 мая.

Капитан 1-го ранга ВМФ США Гарет Дауман вяло слушал доклад заместителя Джереми Фейна о результатах разведывательной вылазки водолазов. Кап-3 скучным голосом перечислял беды, постигшие «Огайо». Прочный корпус не пострадал, но нос лодки вместе с гидролокатором и всей гидроакустической лабудой оказался зажат скальными породами. Судя по всему, лодка всем ходом вошла и застряла в узкой штольне подводной горы.

— Так тебе и надо, bitch! — злорадно подумал Дауман про проспавший банку гидролокатор.

Но это были еще не все беды. Задний горизонтальный руль намертво застрял в глубокой расщелине. В результате весь корпус оказался надежно зафиксирован в двух точках.

О происшествии было немедленно доложено командующему подводных сил Тихоокеанского флота США контр-адмиралу Лоуренсу Гарднеру. Старик так орал, что забрызгал слюной свой кабинет на Гавайях.

Экипаж «Огайо» мог сидеть под водой полгода. Реактор имел топлива на 10 лет. Запас времени аховый. На помощь из военно-морской базы на Окинаве (Япония) вышел миноносец «Арли Берк».

В голове капитана крутились дурацкие стихи Мэри Джо Солтер про пену и чай. Он с ужасом представлял эвакуацию, когда экипаж покинет лодку, и все они будут болтаться на поверхности в нарядных оранжевых плотах. Это будет конец его карьеры. В дальнейшем ему доверят разве что экскурсионный катер в Пирл-Харборе.

Он приказал накрыть роскошный стол для экипажа и раскупорить ящик элитного коньяка для особых случаев. Стол накрыли, рюмки налили с особой тщательностью до краев, когда с поста вызвали капитана.

— Слышу усиливающийся шум винтов! Сопровождается шумом по дну! Похоже трал! — доложил акустик.

— Рыбаки со своей дурацкой сетью? — предположил Фейн.

— Какого они скребут по дну? — законно усомнился Дауман.

Трал зацепил лодку, и сигнал тревоги совпал с чудовищной силы рывком. Элитный коньяк смело на палубу. Дауман обнаружил себя в обнимку с Фейном, на лбу которого вызревала скороспелая шишка и который был без сознания.

Все-таки голова у меня крепче, удовлетворенно понял Дауман.

— Тревога! Всем занять посты согласно боевому расписанию! — рявкнул он. — И отключите эту чертову сирену, пока мы все не оглохли!

Он не сразу понял дискомфорт. Лодка колыхалась словно гигантская колыбель. Внутри царила приятная невесомость. Они освободились!

Дауман с невыносимой легкостью бытия отдал новую команду:

— Всплываем на перископную глубину! Поднять перископ!

Приникнув к окулярам, он увидел корму удаляющегося эсминца.

— Классифицировать цель!

— Русский эсминец, сэр! — доложил акустик.

Оклемавшийся Фейн определил по оперативной карте:

— Эдуард Суровый! Но это не точно!

Дауман сам знал, что неточно. В море у русских выходит «Суровый», а уже в походе название перекрашивают на «Добрый». Варвары, чего про них сказать.

— Боже, храни Америку! Нас спасли русские варвары! — провозгласил Дауман.

Незначительное локальное событие стало тем поворотным пунктом, что через 2 дня навсегда изменит историю человечества.

5. Следователь Вершинин

4 ноября. 89 год Конфликта. Москва. 1-я Тверская-Ямская, 19. Гостиница «Шератон».

Вечер начинался отвратительно.

На ресепшн дежурила Инесса, чей фейс мне хотелось лицезреть меньше всего.

— В номере вас ждёт сюрприз! — приятно улыбнулась крыса.

Кожа ее была абсолютно белого цвета, а рот безнадежно испорчен ярко-красной помадой. Неумением пользоваться косметикой Инесса могла поспорить разве что с Алкоголиковой.

— У вас есть дети? — поинтересовался я.

— Пошел вон! — зло зашипела она.

Бездетная, как и Алкоголикова. Бог решил пожалеть нас, мужиков.

Я поднялся наверх. В коридоре встреченный мною «пинальщик» радостно осклабился. Нечаянная радость мне не понравилась.

Дверь 401-го номера была приоткрыта. Из номера громко неслось:

— Русгвардия в воде не тонет!

И так далее. Гимн «пинальщиков».

Я вздохнул перед неизбежным и толкнул дверь.

Крыса была права. Сюрприз был еще тот.

Мне показалось, что в номере человек 10. Наверное, из-за развешенных на вервие поперек номера трусов бегемотских размеров.

Я вошел и оглядел разгромленный номер. На столе пустые бутылки и безжалостно опустошенные консервные банки. На диване и креслах любовно разложены «тельники», галифе, маскхалаты. К стене прислонен автомат. На мои домашние тапочки специально поставлены изрядных размеров гавнодавы.

— Кель смен? — озадаченно спросил я.

Мне никто не ответил. Гвалт раздавался из спальни, а и в душевой кто-то плескался. Возможно, что и срал одновременно, мне не было видно сколько там человек.

Я подошел к надрывающейся звуковой колонке и выключил гимн. Это подействовало. Забухали шаги. Из спальни вышел лобастый парень в трениках с голым торсом. Русский ниндзя. Парень был веселый.

— А вот и мы! — протянул он.

— И сколько вас? — поинтересовался я.

— Ну зачем так не вежливо? — парень сделал вид, что обиделся. — Мы «вежливые люди»!

Я показал удостоверение.

— Кто вы такие и какого хрена делаете в моем номере в таком количестве?

При виде ксивы парень оставался спокоен. Он был прекрасно осведомлен, в чьем номере и почему находится.

— Прапорщик Багреев! — представился парень. — Со мною сержант Дашков и ефрейтор Егошин! Согласно предписанию проживаем в этом номере!

— В гостинице полно свободных номеров! — возмутился я.

— Уплотнили согласно предписанию!

— Какому предписанию?

— О предписании можете спросить у моего непосредственного начальства лейтенанта Сопельникова!

Понятно, откуда ноги растут.

Профессор Данлопп.

Его трудно было не заметить.

В обеденном зале он оказался единственным в своей гражданке среди роты военных. Костюм василькового цвета сидел на нем как влитой. С точки зрения любой женщины, незнакомец был обалденно красив и своим мужским шармом, и ухоженностью напоминал главного героя сериала «Семенов», любимца всех женщин страны. Да что страны, бери выше, империи.

Я же как всегда оказался на грани провала. Ресторан на пару сотен посадочных мест, заполненный едва ли наполовину, оказался занят полностью. Причём лишь для одного, для меня. Пинальщики лишь криво скалились на вопрос «Свободен?», точно я спрашивал нечто непотребное, типа родители не пьющие ли, и не писается ли они по ночам. Один вообще задвинул ногой стул, издав скрежет, на который, однако никто не среагировал.

Гражданский спокойно лицезрел экзекуцию, терпеливо ожидая пока я до него доберусь.

— Свободно? — без особой надежды поинтересовался я.

Незнакомец сделал приглашающий жест.

Я с шумом поставил поднос с нехитрым харчем, уселся сам. Только тут в уши ввинтился шум жующего сообщества. От нервов я на некоторое время выключился.

— Трудный день? — понимающе произнес гражданин.

Глаза его смотрели весело. Он был в расцвете мужской силы, не приемлющего отказ дамы априори. Ухоженное гладкое лицо. Уверенность. Хронический оптимизм. Идеальная фигура. Пиджак зверски притален как у подростка. Сильные пальцы с ухоженными ногтями.

Не наш человек, заподозрил я.

— Вы кто? — невежливо осведомился я, надоело быть вежливым.

— О, простите! — сосед церемонно наклонил голову. — Стэнли Дуглас Данлопп, профессор Гессенского университета, Президент немецкого философского общества.

Опа, ошарашенно подумал я. Немецкий шпион в самом закрытом городе на земле!

Я забыл про еду.

— Вы, наверное, удивлены, как я здесь оказался? — поинтересовался профессор. — Простите, не расслышал вашего имени!

Я торопливо представился. Нехай в БНД^[7] знают наших.

Данлопп достал из кармана пиджака запаянный в файл бумагу. Судя по натруженным сгибам ее раскрывали и демонстрировали неисчислимое число раз.

— Это бумага рекордсмен! — подтвердил профессор. — Вы не представляете, герр Вершинин, сколько раз на дню мне приходится ее доставать! Если бы она была меньше размером я бы повесил ее вместо бейджика не пиджак.

Я развернул знаменитый триптих. Канцелярия Главного военного коменданта! Ого!

— Это что? Подпись самого генерала Ярославского? — недоверчиво спросил я.

Когда мое начальство хотело «пробить» еще одного следователя, их к Ярославскому близко не подпустили. Зарубили на дальних подступах из адъютантов. А тут такое.

— Как вам удалось заполучить ее?

— Новые веяния! — пожал он плечами.

— И что вы потеряли в наших чертогах, пан философ? — поинтересовался я.

Данлопп удивился, что я его так назвал. Гоголя он не читал, да и не знал, то это. Пресвященная Европа, мать ее ети.

— Можете называть меня Стэн! — предложил профессор.

— Жак! — мрачно представился я. — И чем же вы занимаетесь?

— Счастьем! — просто ответил тот. — Вот вы, например, счастливы, Жак?

— Сомневаюсь! — буркнул я. — У меня в номере поселили животное стадо, а в столовой скоро перестанут обслуживать. Вернее, не так. Обслуживать не перестанут, но каждый раз будут проделывать это с такой миной, что есть расхочется. А когда я пойду с подносом, то меня постараются уронить. Я старый, координация уже не та, и я не уверен, что в конце концов пинальщикам это не удастся.

— Это проблема! — серьезно согласился профессор. — Я не знаю, утешит вас это или нет, но человек не создан для счастья.

— А для чего он создан? Для работы и издевательств начальства?

— Для размножения! — Данлопп пожал плечами. — Человек существует исключительно для продолжения рода. Это его единственная функция, остальное все наносное. Культура, наука, прогресс. Человек должен создать себе подобного и благополучно загнуться.

— Жесткая философия! — покачал я головой. — Почему вы тогда решили искать счастья в Москве? Раньше, я понимаю, но сейчас! — я повел руками.

Несколько рыл с готовностью повернулись.

— Идеальные исполнители для размножения! — сказал я. — Прекрасно функционирующий половой аппарат!

На лице Данлоппа быстро мелькнуло некое удовлетворение. У меня даже возникло чувство, что он узнал цитату, довольно специфичную, но эмоция лишь коснулась краем его ухоженных черт и исчезла.

Отличительная черта заграничного человека ухоженность. Здоровая кожа, хорошо наложенный тональный крем. Почти 100 лет мы не можем избавить Европу от гомосексуализма. Бабы их страшны как черти, с огромными мужицкими руками, вот мужики и взялись дуть друг дружку.

Ночь в номере и утро.

Распрощавшись с Данлоппом, я позвонил своему куратору из комендатуры подполковнику Шизданову и попросил узнать, как можно больше про пана философа.

— Для официального запроса необходимы веские причины! — подчеркнул Шизданов.

— Есть подозрение, что профессор Данлопп шпион Центра, маньяк и убийца! — сказал я. — Присылайте запрос, я подпишу!

— Ну зачем же? Мне достаточно вашего устного указания!

Не пойму Шизданова. Не знаю, что ему надули в уши и кем он меня считает. Судя по оказываемому уважению важной шишкой с секретной миссией. На самом деле я направлен в мертвый город как самый распоследний проштрафившийся следователь. У Алкоголиковой радужные надежды, что меня либо шпана москворецкая зарежет, либо я тривиально развалю дело. После этого мне торжественно вручат набор дешевых чашек и пинком отправят в отставку.

Посему Шизданов будет носом землю рыть. Ну что делать? Не верю я пану философу. Не зря он тут подвизался. Тут у него бубновый интерес.

И рожа у него не наша. Ухожен опять же сверх меры. Не заднеприводный ли?

Я вернулся в номер страстно мечтая, чтобы тот чудесным образом очистился. Не сушились носки на батарее, не пахло здоровой бычьей спермой.

Куда там.

— Гаси свет, следователь! — недовольно произнес прапорщик Багреев. — Не видишь, люди спят! Падай вон на матрас у стенки!

— Вы чрезвычайно великодушны! Целый матрас! — ответил я.

— Будешь выеживаться, пойдешь в коридор! — пригрозил прапор.

— Больше претензий не имею! — торопливо проговорил я.

Багреев, лежа на двуспальном диване, пренебрежительно посмотрел на меня. Я неосторожно улыбнулся своим мыслям.

— Чего лыбишься, следователь?

Я торопливо загасил свет.

— Спокойной ночи, тащ прапорщик!

— Пошел ты! — душевно послал тот.

И вам того же, пожелал я. Спи, голубок, а мы тебе крылышки подрежем. Ты не представляешь, какое у тебя будет насыщенное утро.

Кто ходит в гости по утрам.

Комендантский патруль прибыл ровно в 5 утра.

В дверь забухали кулаком, раздались гортанные крики.

— Кого черти принесли? — простонал прапорщик Багреев со своего президентского дивана.

— Комендатура! Открывай!

— А волшебное слово?

— Бегом!

Багреев встал, подмыкнул труселя, босой прошамкал к дверям, отпер. В номер ввалились вооруженные солдаты комендантского взвода, с ними 2 офицера. Капитан из армейцев, второй представился следователем УСБ.

Мне сделалось приятно.

— Постановление на проведение обыска! — сказал бэшник.

В помещении зажгли свет.

Проявились заспанные физиономии сержанта Дашкова и ефрейтора Егошина.

— Командир, в чем дело? — панибратски начали они.

Но фокус не удался. Бэшник скользнул по мне взглядом. Надо сказать, впервые с начала экзекуции. Я для него словно бы не существовал. Но это не так. Как бы он поступил, если бы не важняк Вершинин? Ставлю брусок золота против конфетки подушечка, что он обошел бы «Шератон» за километр. Все знают, что тут штаб пинальщиков. А кто такие пинальщики? Правильно. Любимчики Вечного. Нигде не воюют, зато на торжествах сидят в первых рядах, увешанные медальками за строевые смотры, а со сцены им поет безголосый Любимов. Поет дрянно, но слова правильные.

— Если есть запрещенные предметы, прошу предъявить добровольно! — предложил бэшник.

Пинальщики начали разводить руками в разной степени интенсивности. Тогда я зевнул и сказал:

— У прапорщика в тумбочке кокаин. У этих двоих он уже внутри. Там за батареей в пакете гашиш. У Егошина насвай на кармане. У всех троих левые стволы. У Дашкова пачка фальшивых 5-ти тысячных!

И озабоченно обратился к пинальщикам:

— Я ничего не упустил? Или, пардон, я ошибся? Но тут и так лет на 10 каждому!

Все разом смешалось. Кони, люди. На меня озверело кинулись все трое одновременно. Частично помешали друг другу. Но я думаю, бить меня они не решились. Так, попихали руками, в результате я оказался запиханным в угол номера точно старый матрас и даже не упал.

Солдатам досталось больше. Пока они заламывали пинальщиков и укладывали на пол, одному сломали нос, второму профессионально расцарапали лицо, любая баба позавидует.

Все произошло быстро и одномоментно. Я человек не то что старый, но скажем так, зрелый, мне тяжело отделять события, если они происходят в большом количестве в короткий интервал времени.

На некоторое время я растерялся, а когда пришел в себя, пинальщики как 3 бегемота лежали в наручниках на полу. Бэшник сидел на перевернутом диване, прижимая к разбитым губам зловеще окровавленный платок.

Багреев вращая глазами пригрозил:

— Встретимся еще, следак!

— Я бы не стал на это рассчитывать! — разочаровал я его. — Или я помру от старости или ты на рудниках сдохнешь!

— Выводим! — приказал капитан, который похоже единственный уцелел от урона.

— Там в коридоре… как бы встречают! — скромно заметил я.

Капитан махнул рукой.

— Вы думаете пинальщики впрягутся за этих идиотов? В русгвардию набирают кого попало, но совсем уж дураков там нет!

Троицу подняли, построили, открыли дверь и вывели. В коридоре мелькнуло несколько заспанных рож.

— Чего уставились? Разойдись! Прицепом захотели пойти? — зычно крикнул капитан.

Пинальщики злобно зыркая, расступились.

— А вещи? — спохватился я.

— Выбросьте их в коридор! — равнодушно сказал капитан, а потом спросил. — А как вы узнали про все их нычки?

Я ответил честно.

— Это военная тайна, но вам скажу. Всем следователям следственного комитета делают специальную вакцину, после которой благоприобретаются суперсенсорные способности.

— Надо же! — покивал головой капитан. — А нам приходится ножками!

Мы распрощались. Я вернулся в номер, и некоторое время в оставшуюся открытой дверь выкидывал набитые рюкзаки, ботинки и труселя с полотенцами.

— Смотри, чего гад делает! — доносилось из коридора.

— Есть еще желающие погостить в номере со следователем по особо важным делам? — крикнул я.

Дураков нема.

Захлопнув дверь, опустился в кресло. 8 невидимых камер, которые я установил в день приезда, вели непрерывную съемку.

6. Майор Бекк

3 ноября. Бескудниковский бульвар, 24. Ресторан «Дохлая утка».

До войны двухэтажный кирпичный пристрой занимало некриминальное заведение, магазин, либо контора, но теперь это место было в списке наименее желательных для посещения людей, не жаждущих лишнюю дырку в боку.

— Да не дергайся, майор! — сказал полковник Быстрец, сидевший за рулем.

Менее часа назад он возник на пороге хостела, где коротал свои дни-ночи майор Бекк. Ему повезло ночевать здесь редко, потому что в номере кроме него проживали 5 разнорабочих, ноги которых после смены оглушающе благоухали хорошо выдержанным элитным сыром.

Бекк был заранее уведомлен о прибытии эмиссара, но представления не имел, из какой пробирки достали этого хлыща. Внешний вид полковника оказался идеален. Стрижка точно только, что из цирюльни, чистая кожа, благородная отдушка. Отторжение вызывали разве что очень короткие усы. Практически полоска под носом.

— У меня сегодня ночью встреча в «Дохлой утке». Вы сопровождаете! — сказал Быстрец, показав полную неосведомленность о местных реалиях.

Указанный ресторан облюбовала шайка Кента. Настоящие ублюдки, резали и стреляли людей почем зря. Да и людей, нормальных, не криминальных, в ресторане не было. Продажный секс, палёный алкоголь, наркотики.

Бекк выжег бы тараканье гнездо напалмом, но шеф Мельник одернул.

— Если «утку» не прикрывают, значит, так нужно! — пояснил он. — Оперативная работа невозможна без ушей в криминальной среде. Имеются и у нас в баре пара стукачей. Решается также и сопутствующая проблема. В городе сухой закон, куча мужиков без баб. Ты же не хочешь, чтобы безалкогольная сперма в конце концов взорвалась и вылилась в беспорядки?

Бекк не хотел.

— К тому же ресторан периодически зачищается, — продолжил шеф. — Когда надо кого-то повязать, мы знаем где искать.

Это все понятно. Единственно непонятно, за каким лешим лощенного хлыща потянуло в адову ловушку, в которую сунулся бы только самоубийца. Бекк самоубийцей себя не считал, поэтому подстраховался и связался с Филимоновым.

Уэсбэшник хоть и был козел по определению и шнабак имел словно второй член, но подъехал оперативно. Через четверть часа неприметная старая машина въехала на парковку хостела.

— Быстрец у нас давно на подозрении! — заявил Филимонов, выслушав короткий доклад Бекка. — Он работает даже не на Мельника. Бери выше. У него крыша в самом главке.

— Что главку здесь надо? — не понял Бекк.

Филимонов задумался. Бекк видел, что тот сомневается, говорит ему или нет.

— Если хотите работать совместно, я должен знать, как можно больше! — напомнил он. — Иначе меня завалят в этом адовом гнезде, и я даже не узнаю, за что.

Прикинув про себя, Филимонов решился.

— Ты слышал что-нибудь о Платформе? — спросил он.

Кое-что о Платформе.

После того, как в Москве взорвались 7 ядерных бомб и возникла реальная угроза радиоактивного заражения, была объявлена эвакуация. В городе к тому времени проживало 13 миллионов человек. Плюс полмиллиона дагестанцев и 400 тысяч азербайджанцев только официально.

Неофициально называют 5 миллионов незарегистрированных мигрантов со всех стран и республик Азии и Кавказа.

По непонятным причинам в закрытом городе остались 2 миллиона русских и мигранты в почти неизменном количестве. Для поддержания порядка в городе оставались сотрудники Русгвардии в количестве 30 тысяч человек, но это не помешало начаться грабежам и мародерству, получившим в дальнейшем название Большой Резни.

О начальном периоде карантинной Москвы известно мало. Свидетелей не осталось, все-таки прошло более 80-ти лет. Видеосъемок нет никаких, что довольно странно при наличии у населения миллионов гаджетов.

Этот факт аналитики указывают как явное подтверждение вмешательства Капитанов. Редкие бумажные носители свидетельствуют, что в первые годы карантина, особенно после Большой Резни, Капитаны проявили невиданную доселе активность.

Население фиксировало множественные появления боевых модулей, которые по привычке называли «летающими тарелками», НЛО и т. д.

Тем более непонятно почему Капитаны не вмешались и не остановили Большую Резню, но тут у Филимонова был готов ответ, с которым трудно было не согласиться.

— Капитанам плевать на человечество! — заявил уэсбэшник. — Они выполняют свои задачи, не имеющие к нам никакого отношения! Зная об их технологических возможностях, можно только удивляться, что они нас до сих пор не зачистили.

А потом добавил:

— Возможно потому и не зачистили, что им плевать!

Выполняя только им ведомые задачи, Капитаны наводнили Москву космическим флотом, особо и не скрываясь, только сделали так, что их нельзя было документально фиксировать.

— Вы противоречите сами себе! — возразил майор Бекк. — Если Капитанам плевать на нас, зачем уничтожать свидетельства о своем присутствии? Вот вы допустим разорили муравейник. Не будете же отпечатки пальцев стирать!

— Хрен его маму знает! — честно ответил Филимонов, и его знаменитый шнабак грустно опустился на полшестого. — Можно предположить, что они скрывают следы своего присутствия не от человечества.

— А от кого?

Бекк не мог себе представить цивилизацию более могущественную, чем Капитаны.

— От Рейдеров?

Филимонов скривился.

— Это деление искусственное! Откуда мы знаем, что это Капитаны, а те Рейдеры? То есть одни на стороне закона, не обязательно нашего, может, галактического, а те против. А может, наоборот? Впрочем, это бесплотный спор слепого с глухим. Суть в другом.

И Филимонов перешел к сути.

А дело в том, что самих Капитанов никто никогда не видел. Следы их деятельности-да сколько душе угодно. Брошенная техника: транспортники, МВ, шаттлы, космические истребители-хоть задницей ешь. Пользуй, если осилишь.

Так же легко Капитаны манипулировали с законами физики. В Москве это выразилось в резком падении уровня радиации. Первая экспедиция министерства обороны России состоялась уже через 5 лет после бомбардировки. Говорят, уже тогда уровень составлял чуть более 30 микрорентген в час^[8]. Это всего спустя 5 лет! Хотя обнаруженные изотопы имели период распада да 900 лет!

По существу, в Москву прибыла целая эскадра инопланетных боевых модулей. По некоторым данным кораблей насчитывалось от нескольких десятков до нескольких сотен. Они могли все. От очистки от радиации до прохождения сквозь стены зданий и почву, не разрушая. Последнее особенно важно.

Суть активности Капитанов неизвестна, но сама активность требовала координации и общего руководства, тогда и заговорили о Платформе. По сути это был центр управления всей деятельностью Капитанов в Москве. ЦУП.

При своем уходе Капитаны поступили с Платформой так же, как поступали всегда с использованным оборудованием, они ее попросту бросили.

— Если отдельные модули были способны творить настоящие чудеса, то что тогда говорить о Платформе? — сказал Филимонов. — На многие годы Платформа стала целью жизни многих искателей.

— Слышали уже о подобном феномене! — протянул Бекк. — Типа она исполняет желания!

— Бери выше! Платформа исполняет мечты! Потому что мощь ее несоизмерима с модулями, а в земной энергетике аналогов ей вообще нет! Тот, то найдет Платформу, станет королем мира!

— Но кто сказал, что Капитаны после окончания миссии не забрали Платформу с собой?

— Никто! — серьезно ответил уэсбэшник. — Но и обратного никто не утверждал! А учитывая, что в привычке Капитанов бросать использованную технику, даже самую передовую. Вспомни ГЧ^[9]! Так что нет ничего невозможного!

— Известна любовь Капитанов ко всякого рода подземельям! — продолжал Филимонов. — Так что Платформа скорее всего до сих пор находится под Москвой. Город имеет 12 подземных уровней. Это и Метро-2, секретные шахты и бункеры, подземные этажи объектов министерства обороны. Под всем этим находятся пещеры эпохи неолита, а еще ниже карстовые полости, заполненные гнилой водой Московского моря. Подземелья до конца не изучены никем, да это и нереально. На каждом уровне следы заброшенных проектов, старые мины-ловушки, пулеметы, реагирующие на движения и еще не до конца проржавевшие. Кстати, проржавевшие могут стрелять вообще без повода. А еще метановые ловушки, яды. Куча народа сгинуло в подземном аду без следа.

— И теперь Платформой заинтересовались в Главке! — подытожил Бекк. — Для этого они прислали хлыща, который ни бельмеса не смыслит в оперативной обстановке. Но почему я должен рисковать вместе с ним?

— Мы тебя прикроем! — успокоил Филимонов.

Но Бекк ему не поверил.

Полет «Дохлой утки».

— В чем заключается моя задача? — поинтересовался майор Бекк.

— Просто так в бар не пустят. Мне нужны твои подвязки! — объяснил полковник Быстрец. — В случае необходимости прикроешь!

— В случае какой необходимости? И как прикрывать, если с оружием в бар не пускают?

— Ну до этого не дойдет! — успокоил Быстрец. — Мне всего-то надо встретиться с барабаном, перетереть кое-что.

— Немного шумное место для бесед! — проворчал Бекк. — Москва пустая на 90 %, можно было найти место потише!

— Это условие источника! — пояснил полковник.

Это Бекку не понравилось. Чего барабану бояться. Отдал инфу и отвалил.

Он понял, что дело темное.

— Жди звонка! — сказал он полковнику и вышел из машины.

Подошел к железной двери, бухнул кулаком. Открылось оконце, в нем поместилась малая часть большого лица.

— Здорово, Клещ! — поздоровался охранник. — Почему не в школе?

— Очень смешно! — ответил майор, не улыбнувшись. — Отпирай ворота, медведь пришел!

— Скорее, заяц!

Дверь загрохотала и вышел здоровяк по кличке Перфоратор.

— Что там снаружи?

— Качество красной пыли упало! — пожаловался Бекк.

— Сочувствую.

— Сандра работает?

— А как же!

Майор протиснулся мимо охранника, по пути задев выпирающий живот. Тот был твердый, словно набит гантелями. Кент плохих не держал. Бекк снова почувствовал дискомфорт. Как назло, плохое предчувствие его никогда не подводило.

Входной коридор был завешен тяжелыми выцветшими портьерами. Приятно пахло потом и дешевыми женскими духами. Не успел Бекк дойти до занавеси, как из-за не появилось ухмыляющееся рыло.

— Пошел вон, свинота! — строго сказал Бекк, и рыло исчезло.

Майор обнаружил свою руку в кармане, судорожно ищущую отсутствующий ствол. Шалава при входе, страшная как смерть, предложила развлечься. Бекк торопливо отказался.

Везет мне в последнее время на страшных баб, подумал он.

Отодвинув тяжелую портьеру, с которой сыпалась белесая перхоть, вошёл в зал, совмещавший как рюмочную, так и дискотеку. Под унылые «ум-цаца» мельтешили цветные огни, от которых у майора едва не случилась цветовая эпилепсия.

Как и было оговорено по заранее утвержденному плану, майор подошел к стойке и заказал пива, которое подали в благоухающем воблой бокале.

— Привет, Клещ! — к нему подошла Катрин, дама сексапильная, аж сок брызжет. — Развлечемся?

— Я Сандру жду!

— Однолюб! — она щелкнула его по носу. — Пойду, позову!

В зале пили и танцевали человек 30. Шуму было столько, что Бекк не сразу понял, что с ним давно и упорно о чем-то толкует мужичок в пиджаке в широкую клетку.

— Пойдем, я возьму в рот! — сообщил мужичок.

— Принеси справку, что кариеса нет! — отшил Бекк.

Сандра пришла через 5 минут.

— Привет, Леша! Давно ждешь? — спросила, без свидетелей она называла его так.

Сандра женщина особая. Не сказать, что красивая. Упрямый нос, близко посаженные глаза как два пистолета. Но фигура обалденная. Выдающейся попе позавидует Джей Ло. Ноги гладкие точно залитые в формы. Когда Сандра раздевается Бекку хочется ее сожрать прямо без соли. Наверное, так выглядит секс. Единственное, что не нравилось в ней майору ее голос. Сандра росла с братьями и слова не говорила, а бурчала. Любила хмыкать.

На Сандре откровенный синий купальник, и от полоски внизу не оторвать глаз по причине смотри выше.

— Пошли! — сказал Бекк.

Она пошла впереди по служебному ходу в свою личную гримерку. Кент очень ценил свою новую стриптизёршу.

Что будет, если он узнает, кто ее постоянный клиент? Бекк старательно гнал от себя эту мысль.

В гримерке он опустился на диванчик и расслаблено вытянул ноги. Закрытая дверь отсекла весь лишний шум. Как ни странно, он чувствовал себя здесь уютно.

— Тебя долго не было. У тебя другая женщина? — спросила Сандра.

Перед глазами Бекка встала как живая Аня Куницина, чернорабочая бригады уборщиков, в своих гольфах с резинками.

Он не ответил. Достал деньги, положил рядом на диван, вставать было неохота.

— Возьми деньги сразу, а то потом забуду! — буркнул он.

Он всегда держал себя с ней подчеркнуто грубо. Не специально. Это получалось само собой в ответ на ее резкость.

Бекк познакомился с Сандрой пару месяцев назад. Провел небольшую комбинацию, шуганул подвыпившего клиента (косарь за спектакль), червонец сутенеру-и в определенные дни Сандра только его пассия. Но девушка к нему прилипла, молодая она чересчур для таких дел, и это его откровенно раздражало. Но источник сведений вылепился высококачественный.

— Аферист большую партию красной пыли подогнал! Хвастал, что большую кладку нашел под Александровским садом! Сказал, что еще пойдет!

— Брешет! Там целый полк вохровцев стоит! — заявил Бекк.

А сам подумал. Уже не один раз из разных источников становится известно о все новых находках в подземельях Кремля. А ведь там наиболее сильные разрушения. Все линии метро в районе разрушены.

А может быть, именно поэтому и разрушены?

— А так все живы здоровы? — поинтересовался Бекк.

— Губы второй день нет! — пожала она плечами.

— И часто так пропадает?

— Наверное в залаз за хабаром рванул. Через пару дней проявится.

Годится, понял майор.

— Пойду еще выпить возьму! — с этими словами вышел в коридор и позвонил Быстрецу.

— Скажешь, что от Губы пришел! Только заходи не сразу, чтобы не связали с моим звонком!

Он миновал служебный коридор и через приоткрытую дверь обозрел зал. Привычка перестраховываться не подвела. Полковник появился в зале чуть ли не бегом.

Запыхавшись и раскрасневшись подошел к стойке. Галстука нет, рубашка расстёгнута, он отчаянно изображал гуляку-парня, но даже если бы Бекк не знал его, то однозначно предположил бы, что он или мусор, или вояка. Поманив бармена, тот сказал, перекрикивая музон:

— Мне нужен Ванька-Шмайсер!

И Бекк понял, что пропал.

Искомый Ванька слыл распоследней шестеркой в банде Кента, и никакой важной информацией располагать не мог по определению. И даже если располагал, то уж никак не стал бы назначать рандеву под носом у босса.

Все это Бекк доложил бы высокому столичному гостю, если бы тот соизволил опустить высоко задранный нос и сообщить ему имя того, с кем он собрался встречаться.

Бармен подозвал еще одного крепкого парня, шепнул ему что-то. Тот подошел к Быстрецу:

— Ты что ль Шмайсера искал?

Быстрец кивнул.

— Ну пошли!

Парень пошел по лестнице, ведущей наверх. Полковник спокойно последовал за ним, и Бекк понял, что он последний, кто видит его живым, а Перфоратор сразу вспомнит, кто пришел непосредственно перед приходом подозрительного клиента, а Кент уже увяжет оба события будьте покойны.

Так же он понял, что операция прикрытия завершена, и наступило время спасаться самому. Дело это оказалось непростым. Стоило ему двинуться к входному коридору, как там возникла непонятная движуха. Несколько крепких парней скопилось у портьер, о чем-то энергично договариваясь.

Майор резко передумал уходить и направился в туалет. Стены туалета не проглядывались из-за неприличной граффити, писсуары стояли ржавые (где они имелись), приятно пахло плохим гашишем и гуано.

— Че нос воротишь, фраер? — раздался голос.

Это был сторонник орального секса в клетчатом пиджаке.

Бекк возблагодарил бога. Дал фраеру под ухо и моментом накинул на себя его памятный пиджак.

В сортире окно было, но слишком узкое, чтобы в него мог пролезть человек. Бекк поднял фраера и совал башкой в отверстие до тех пор, пока тот не застрял. Потом встал у двери таким образом, чтобы она прикрыла его в момент открывания.

Дверь распахнулась. Когда бандиты увидели застрявшего фраера, то издали торжествующие крики и коршунами кинулись на него.

Бекк, никем не замеченный, выскользнул в общий зал. Это заняло буквально секунду. Но за это время фраера успели стащить вниз, напинать и даже кольнуть финкой пару раз.

Бекк вышел на улицу и вдохнул полной грудью.

— Осень, однако! — философски подумал он.

7. Война началась

1 июня. Атомная подводная лодка Судного дня «Огайо».

В США использовались 5 уровней ядерной опасности. За день до войны уровень был повышен до наивысшего- DEFCON 1.

1 июня по каналу секретной связи из Пентагона был получен 12-ти значный код, после чего «Огайо» отключил все системы связи и погрузился на глубину 50 метров, допускающей пуск ракет с ядерными боеголовками без дополнительного всплытия.

Некоторое время они выжидали, однако «мертвая рука»^[10] молчала.

Капитан Дауман озадачился. Заместитель Фейн такой ерундой не занимался.

— Согласно инструкции, мы должны ударить по России! — заявил он.

Дауман даже знал, по каким городам. Их было 4. Москва, Петербург, Самара и Казань. Красивые города, если смотреть картинки в сети.

На память пришли недавние события. Какого хрена русские бы стали нас спасать, если знали, что через 2 дня война, подумал Дауман и приказал принести ему подтверждение со спутника.

Ему и принесли. Ближайшим спутником оказался KH-11 KENNAN, так же известный под кодовыми названиями 1010 и Crystal (Кристалл) и обычно называемый «Key Hole»^[11] — тип разведывательных спутников, которые запускались Национальным управлением военно-космической разведки США с 1976 по 1990 год. Изготовленный Lockheed Corporation в Саннивейл (Калифорния), KH-11 был первым американским спутником-шпионом, который использовал оптико-электронную цифровую фотокамеру и передавал полученные изображения практически сразу после фотографирования.

— Боже, храни Америку! — фотографии едва не выпали у него из рук.

Война уже шла.

Многочисленные запуски пугающе испещрили снимки Индии и Северной Кореи.

— Что этим идиотам от нас понадобилось? — патетически воскликнул Дауман.

— В Корее 60 ракет с ядерными боеголовками, в Индии-120. Всего получается 180. Это ерунда для нашей ПРО! Все ракеты будут ликвидированы еще над Японией! — доложил Фейн.

— А что будет с Японией? — спросил кто-то, но вопрос остался без ответа.

Фейн включил секундомер.

— Сейчас все кончится! — уверенно заявил он. — Мы почувствуем лишь небольшой толчок!

Когда спустя 5 минут ничего не произошло, все почувствовали небольшой дискомфорт. Снова запросили данные с КН-11.

— ПРО не сработала! Она отключена из космоса! — потрясено произнес Фейн. — У русских нет такой системы!

180 атомных бомб. Многие с разделяющимися боеголовками, подумал Дауман. Уже в западном полушарии.

Пришла новая порция фотографий с КН-11. С той стороны летели многочисленные стрелы.

Обратка от мертвеца, отстранённо подумал Дауман.

Новые фотографии. На этот раз он даже не удивился.

Ракеты рвались над Японией, словно натыкаясь на невидимую стену. На месте Японии образовалось неспокойное море.

— Дежурной вахте новые цели! — зычно скомандовал Дауман.

Фейн сидел на полу и спина его тряслась.

Корабельный компьютер бесстрастно менял сетку целей. Теперь вместо Москвы, Питера, Самары и Казани это были Дели, Мумбаи, Пхеньян и Хамхын.

— Готово! — доложил вахтенный офицер.

— Огонь! — скомандовал Дауман.

В реальном бою после пуска ракет подводная лодка живет 40 минут.

«Огайо» уничтожили через 3.

Дом, милый дом. Дом по реновации. Мукомольный проезд, 2. Москва 1 июня

До реновации Александр Иванович Пестель жил в пятиэтажке в Измайлово на 3-м этаже. Этажом ниже жила баба Аня, которая каждое лето угощала его помидорами-огурцами с дачи. Этажом выше спортсмен. Когда он уезжал на сборы, к жене его Алле любили ходить в гости азеры.

Все знали друг друга. По зеленому двору ходил местный дурачок Павлик в костюме-шляпе и с папочкой. Никто его не трогал.

Мэр Босянин затеял большую стройку, из-за важности которой мог поручить ее только своей аффилированной фирме. Пятиэтажку снесли вместе с палисадником и детской площадкой. Поехал Пестель за 3-е Транспортное кольцо, на Мукомольный проезд, где сияла совершенством 48-ми этажная бетонная башня, аж на 17-й этаж.

Крохотный двор был полон автомобилей и гари. По утрам невозможно было дождаться лифта. Дом выдавливал людей пачками, точно страдающий запором после слабительной микстуры.

Первая бомба упала далеко за городом в 5 утра.

Раздалось звучное «тумм!». Дешевые пластиковые окна старчески задребезжали.

Пестель, подмыкнув трусы, подбежал к окну. А там продолжалось. Тумм! Туммм!

Краски раннего утра резко выделились, стали похожи на компьютерную игру. Пестелю повезло оказаться на другой от взрывов стороне и не поймать световое излучение.

Ударная волна тоже не дошла, запутавшись в ближайших от взрывов бетонных катакомбах.

Но землетрясение он ощутил. Небольшое, балла 2, но босянинский шедевр едва не рухнул. Затрясся как припадочный, с него словно листья летели части балконов и крыши. На этаже выли тетки. На улице завыла, Пестель думал, что еще одна тетка, оказалось, сирена воздушной тревоги.

Александр Иванович видел эпическое зрелище. Останкинская башня шаталась.

Из окна она виднелась не полностью, лишь верх с жилой надстройкой. Пестель никогда немог смотреть на сооружение спокойно, уверенный, что колосс когда-нибудь обязательно рухнет.

Башня не имела фундамента и при высоте 540 метров была углублена всего на 4 с половиной. На высоте более 300 метров был выполнен пристрой высотой с 10-ти этажный дом. Чудовищный вес в 55 тысяч тонн держался в вертикальном положении 145-ю канатами общей длиной 35 километров, тянущихся от верхушки до углубленной в землю части башни.

В воздухе повис отдаленный грохот. На теле башни вздулся пыльный волдырь. Это от немыслимого напряжения разорвался первый удерживающий канат. Это стало началом конца. Остальной распад вышедшей из равновесия системы был лишь делом времени.

Башня качнулась в другую сторону. И снова грохот, пыльные смерчи из огромного бетонного тела.

Если бы это была гитара, все слышали бы «дзинь» и видели бессильно провисшие струны. Но огромные канаты, да еще в напряженном состоянии, компенсировавшие громадную нагрузку, рвались с неимоверным грохотом.

Башня продолжала качаться словно маятник, пока не достигла точки невозврата. Пестелю никогда не забыть, как плавно и безмолвно Останкинская башня исчезла из поля видимости.

Он закричал от ужаса, и в тот же миг мир словно раскололся от грохота, а дом реновации подпрыгнул на месте, и некоторое время было непонятно, то ли он устоял, то ли уже начал падать.

История Мракобоя могла тут же и закончиться, даже не начавшись.

Но дом устоял.

Эвакуация.

Во дворе стояла нарядная оранжевая машина и вещала через громкоговорители.

— Граждане! Без паники! Объявлена срочная эвакуация! Это ненадолго! Берите только самое необходимое: документы, деньги! Вы скоро вернетесь в свои дома! Если вы передвигаетесь на собственном транспорте, то двигайтесь по Кутузовскому проспекту! Гуманитарный коридор открыт через Кутузовский проспект в сторону Можайского шоссе и далее через Минское шоссе на выезд из города-героя Москвы! Людям без машин будут предоставлены комфортабельные автобусы!

Пестель оглядел свою однушку. Не было ни воды, ни света. Быстро сдохло питание ноутбука, но он его все равно взял, уложив в специальную сумку, которую до сих пор применять не пришлось.

Теперь многое придется делать, что делать не пришлось, горестно подумал Пестель. Еще он взял паспорт и все что были наличные деньги. Их было не так много.

Наверное, в общаге где-нибудь поселят. Сотни коек в спортзалах. Вонь немытых ног. Перловка в железных мисках.

Этот дом так и не стал ему родным. Просто не успел. Но все равно его было жаль безмерно. Телевизор у него был хороший, взятый со скидкой, но с большим экраном и хорошим звуком. Сколько он на нем фильмов посмотрел, переписанных пиратским способом с торрентов.

Теперь и торрентам хана придет, вздохнул он, но укорил себя. Сервера находятся за океаном, небось там тоже не сладко. Он понимал, что враги, и что по Москве они не бананами шарахнули, но все одно люди ведь.

Он по привычке закрывал дверные замки, и тут его накрыло по-настоящему. Сломают ведь по-любому. Тогда он просто захлопнул дверь на защелку. Ключи хотел тоже оставить, но физически не смог этого сделать, взял с собой.

Лифт не работал, он пошел на лестницу. По ней понуро стекал с верхних этажей людской поток. Вопреки требованиям, многие несли объемные тюки и чемоданы. Толкотня, мат. Многие ругали Вечного за его международную политику.

— Разосрался со всем миром, а нам расплачиваться!

На каждом этаже добавлялась новая порция людей, становилось не протолкнуться. Людей столько, что сдавливает грудную клетку и трудно дышать.

Пестель впервые в жизни почувствовал, что может прямо на ходу потерять сознание и тогда его попросту затопчут. На нижних этажах люди шагали так плотно, что люди с них просто не могла вдавиться в эту сплошную массу.

Тут открылась дверь, на 3-м что ли этаже, и мужики в майках попытались вклинить в очередь то ли плиту, то ли маленький холодильник. Их сразу стали бить и убили бы, если бы не толкучка. Многие не могли добраться.

Пестель запомнил громоздкую старуху, которая опираясь на массивную палку, пыталась безуспешно дотянуться до нарушителей спокойствия кулаком. Ор стоял потрясающий. Кто-то бессильно стонал. Перешагивая на месте, Пестель чувствовал под ногами мягкое и податливое, стараясь только не завязнуть, не споткнуться, чтобы не оказаться на его месте.

Его так сжали, что ноут жалобно крякнул и переломился пополам. Только бы ребра уцелели, молил он бога.

Выход уже виднелся. Он осуществлялся через открытую одностворчатую алюминиевую дверь. Кто-то умный решил открыть вторую створку и от неумелого движения единственная дверь захлопнулась.

Сползающая по лестнице плотная людская гусеница ткнулась вперед и тут же отшатнулась.

— Нас закрыли! — раздался истеричный возглас.

Толпа рванула вперед, не разбирая, что первым рядам некуда деться. Смертные вопли задавливаемых ни с чем не сравнить. Кто-то бежал по головам, но провалился в людское море и его быстро затоптали.

Дверь затрещала, металл не выдержал панического напора. Со скрежетом из бетона полезли крепежные дюбеля. Дверь курочилась словно бумажная. Наконец ее выдавили наружу, некрасиво, кривым парусом. Зазубрины сразу окрасились красным и все сильнее, чем больше народу прорывалось мимо.

Пестеля несло на торчащий словно зуб акулы край. Сопротивляться натиску толпу бесполезно, тогда он выставил впереди останки несчастного ноута, и тот сослужил-таки последнюю службу, не дал проткнуть хозяина насквозь.

Пестель сидел на асфальте, бессмысленно рассматривая располосованную ветровку. На боку начинал быстро темнеть громадный синячище.

— Это была баба! — сказал, остановившись рядом крупный мужик в майке и джинсах на полном заду.

В последнее время таких стало целый класс. Крупные, словно на размер больше остальных.

— Где? — не понял Пестель.

— Дверь которая закрыла! — пояснил мужик. — Все бабы бестолковые твари!

И ушел.

Гумкоридор.

Сортировкой и посадкой людей в автобусы занимались люди в камуфляже, но без оружия. Их профессиональная принадлежность была непонятна. То ли военные, то ли переодетые русгвардейцы. Автобусы стояли за домом цепочкой. Некоторые пытались заехать во двор, но сразу уперлись в прущую навстречу автомобильную пробку из частных легковушек. Произошел ряд мелких аварий, на которые никто не обращал внимания.

Одна из машин заглохла, ее тотчас вытолкали на газон вместе с находящейся внутри семьей.

Человек в камуфляже бесстрастно считал людей.

— 41! 42! 43! Все, комплект! Следующий автобус! Есть с детьми? Проходим!

Пестеля тоже сосчитали. Когда поднимался в автобус, в ребрах кольнуло, он охнул и невольно притормозил. Его грубо втолкнули внутрь.

— Чего застрял, муйло!

Как назло, место, которое он выбрал, оказалось с толстухой, занявшей полтора кресла. Так что Пестель наполовину свесился в проход, чем сразу воспользовались и поставили на ногу тяжелый тюк, внутри которого кололись остроугольные вещи. Ножи что ли везут?

Сидячие места быстро закончились, но воспользовавшись неразберихой внутрь заскочили еще несколько человек. Люди в камуфляже выволокли крайнего, но пока это проделывали, в салон пролезли еще трое.

— Езжай, дурило! — крикнули шоферу.

Тот закрыл двери. В переднюю стала бить палкой громоздкая старуха. Пестель не различал, возможно, что та самая с лестницы.

В последнее время стало много таких: громоздких злобных старух, с палками и без, при ходьбе в зимнее время занимавших весь тротуар по ширине. Особенно когда Босянин их плиткой заложил.

Пестелю приходилось видеть плиточные склады на окраине: огромные площади размером с десятки аэродромов, заставленные штабелями плит, заблаговременно купленных у аффилированных фирм.

Водила вырулил на дорогу. На пути оказался брошенный старый автомобиль. Водила даже не тормознул, скрежетнул по нему боком и поехал себе дальше.

Когда ехали по проезду, никто еще до конца не осознавал масштабов катастрофы. Пассажиры даже пытались шутить и смеяться.

Шутки как обрезало, когда автобус въехал на Третье транспортное кольцо. Многополосное шоссе было забито едва ползущими машинами. Их были тысячи.

Между машинами шли люди с рюкзаками и чемоданами на колесах. На обочинах стояли покореженные машины со следами гари, среди которых встречались даже полицейские машины.

— Правительство, Дума и нефтегазовые евреи все заранее сбежали^[12]! — зло сказал кто-то.

Как ни странно, Москва-сити уцелел, лишь лишившись части панорамных окон. Со стороны выщербленных небоскребов, вид которых сделался еще более чужеродным, в ползущее по ТТК автомобильное стало пытались вклиниться престижные автомобили.

Странное дело. Деловые люди. Кредитные карточки и цифровые экономисты, а барахла нагрузили на багажники словно беглые крепостные крестьяне.

Их не пускали, тогда вмешивались полицейские, жезлами и свистками устраивая бреши в сплошном потоке.

До Пресненской набережной они плелись больше часа. А когда пересекали мост, увидели в Москва-реке медленно дрейфующий трамвайчик. Он казался целым и невредимым, только покинутым экипажем и пассажирами. На пустынных палубах лежали перевернутые кресла, столы, бутылки и посуда.

Когда ветер развернул катер, люди в автобусе издали единый вздох. По существу, корабль существовал в половинном варианте. Противоположная сторона полностью расплавилась, превратившись в однородную зеркальную массу. Как назло, первый день войны выдался солнечным, и зеркало зловеще слепило глаза.

Автобус переехал мост, затем повернул направо на Кутузовский, и тут у Пестеля зазвонил телефон.

Он и забыл про него. Звонить было некому.

Нажал кнопку ответа.

— Кто это?

— Это я-Диана! — ответили ему. — Спаси меня, Саша!

8. Допрос свидетеля

5 ноября. 89 год Конфликта. Москва. 1-я Тверская-Ямская, 19. Гостиница «Шератон».

Вершинина в сортире били двое. День начался неудачно.

Все утро Вершинин пытался дозвониться до полковника Шизданова. Сначала звонил на сотовый, затем в комендатуру, желая узнать данные запроса о профессоре Данлопп. Бесполезно. Сотовый оказался вне зоны доступа. В комендатуре сказали, что полковник на объекте, спрашивали, что передать и не и не сообщали, когда куратор вернется.

Потом у Вершинина сломался туалет. Напрочь. Умер.

Вершинин позвонил на ресепшн и конечно нарвался на Инессу Соплянову, лучшего ресепсиониста в мире и окрестностях.

— Общий туалет имеется на этаже! — отрезала злая тетка.

— Там бактерии! Почините унитаз в номере! — требовал следователь.

— Запишу вас в очередь на ремонт! — смилостивилась Инесса.

Она оказалась из разряда тех, чья жизнь становится слишком пресной без скандала.

Делать неча, пришлось плестись в конец коридора. Где его благополучно и поймали.

Их было двое. Бритые наголо. Камуфляж. Фамилии благоразумно убраны с липучек. Один как бы пониже, но наглее. Второй выше ростом, основательнее. Второй здоровее, но бить будет малой. Тем неприятнее.

Нет, Вершинин знал, что история с пинальщиками не может не иметь продолжения, единственное, чего он не знал, что его припрет к стене плюгавый прыщавый идиот.

— Ты чего тут воды налил? — делано возмутился тот.

Точно идиот, понял Вершинин и спросил:

— Какую воду? Куда налил?

— Он еще и отпирается? — изгалялся плюгавый. — Разделся до пояса и моется тут! Здесь тебе не душ!

Понятное дело, бить морду вовсе без причин заподло, а так хоть повод имеется.

Вершинин огляделся и втиснулся спиной между двумя давно не работающими осушителями.

— Чего вам надо, пацаны? — напряженно спросил он.

В голове уже навязчиво крутилась картинка, как он мухой ползает по полу, размазывая кровавую юшку по полу. Картина получалась неэстетичная.

— Пацаны в парадных бычки собирают! А мы гвардейцы!

Из культурной столицы, понял Вершинин услышав кодовое слово.

— Ты на войне то был, гвардия? — вырвалось у него.

Не хотел ведь обострять. В общении с сумасшедшими надо вести себя миролюби…

Плюгавый неожиданно сильно для его скромной комплекции прижал Вершинина к стене и взял пальцами за подбородок. Рука воняла селедкой.

— Что здесь происходит, мистер? — раздался голос.

В туалете возникло новое действующее лицо. Данлопп.

И вел он себя не совсем правильно.

Увидев начинающуюся потасовку (громкое слово, точнее, избиение одного следователя двумя отморозками), он должен был по крайней мере либо в самом начале выразит небольшую растерянность.

Вместо этого профессор спокойно ждал продолжения. На лице даже обозначился некий интерес. Будто ему на самом деле должны были поступить некие разъяснения.

— Вали отсюда, макака! — дружелюбно посоветовал плюгавый.

— Макака — род приматов из семейства мартышковых! — уточнил Данлопп.

— Сэм, объясни тупому профессору про мартышек! — велел плюгавый.

Поняв, что профессора будут бить и возможно ногами, Вершинин посоветовал:

— Стэн, вам на самом деле лучше уйти. Про мартышек я сам им… Нет, Стэн! Нет!

Профессор не послушал и с размаху зарядил здоровяку кулаком в тулово. Вершинин сомневался, что это нанесет тому вред, при его габаритах вообще трудно было нанести какой-либо вред, но Стэн видно куда-то там попал, в солнечное сплетение или под ложечку. Здоровяк стал неуверенно клониться вперед. Тогда профессор вцепился ему в волосы и дернул вниз, используя массу всего тела. Здоровяк окончательно потерял равновесие и уже всем своим весом обрушился на раковину, разбил лицом санитарный фаянс и в фонтане хлынувшей воды кулем свалился на пол.

— Это чего… — опешил плюгавый.

Вершинин занял свою любимую позицию-позицию стороннего наблюдателя. Он профессионально отметил, что Данлопп дерется нарочито замедленно. Нарочито старательные удары, слишком широкий замах. И при этом максимальная эффективность. Как если бы человек был специалистом рукопашного боя, но старался изо всех сил скрыть это и затянуть схватку.

Данлопп оторвал плюгавого от Вершинина и влупил негодяю серию из простецких пинков в бока и живот, не давая тому передыху. Удары хоть и были простецкие, но опять-таки эффективные в своей простоте. Плюгавый с каждой полученной плюхой делал шаг назад, пока не уперся спиной в дверь кабинки. Тогда Данлопп зарядил ему такого окончательного пенделя, что дверь проломилась внутрь, перекосившись и повиснув на одной петле, а плюгавый улетел в кабинку, споткнулся об унитаз и наконец упал.

И наступила тишина.

— Мне лучше уйти сейчас! Я все-таки иностранец! — озабочено проговорил профессор.

— Да, да, конечно! — благополучно пребывая в шоке, кивнул Вершинин.

Он оглядел место побоища. Из оголённых труб хлестал фонтан. Под фонтаном обняв разбитую раковину возлежал в нокауте здоровяк.

В сортир ввалились весело галдящие пинальщики, но веселье было прервано криками «Помогите!» плюгавого, застрявшего в невообразимо тесном пятачке между унитазом и стеной.

Все еще находясь в шоке, Вершинин зачем-то умылся в уцелевшей раковине и когда пошел на выход, гвардейцы почтительно расступились.

— Хринасе! — почтительно вырвалось у кого-то.

Завтрак туриста.

Когда Вершинин вошел в столовую, профессор Данлопп завтракали как ни в чем не бывало.

— Я вам место занял! — кивнул он.

Место было в самом углу, и на него и так никто не зарился. Вершинин взял комплекс и направился к нему. По пути никто не заступил ему дорогу, и никто не плюнул под ноги. Это был плюс. Но минус все же был гораздо весомее. Перед глазами стоял профессор, трамбующий пинальщиков, не меняясь при этом в лице. Этакий боевой профессор. Академик рукопашного боя.

Вершинин поставил поднос на стол, сел и некоторое время тщательно изучал котлету, будто на свете не было ничего важнее.

— Вы в своем праве доложить о произошедшем в комендатуру, и тогда меня естественно арестуют! — произнес Данлопп обыденным тоном, каким вполне можно было произнести нейтральный текст типа. — Сегодня хорошая погода, не правда ли?

Вершинин промолчал.

— С другой стороны, если бы я не вмешался, инцидент мог закончится совсем плачевно! — продолжил профессор. — Вас бы избили, а потом засняли на телефон в нереспектабельном виде. Скажем, без штанов. Или совсем уж ужасно, с членом во рту.

Вершинин снова промолчал. Данлоп, не дождавшись, спросил напрямую:

— Так что вы скажете насчет драки?

— Какой драки? — спросил Вершинин.

Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16.

На допросе присутствовал Николай Шебутаев. Поначалу я хотел его выгнать, затем передумал, опер мог пригодиться.

— У тебя есть знакомые в комендатуре? — поинтересовался я.

— Так, по мелочи.

— Узнай, пожалуйста, про полковника Шизданова. Целый день на связь не выходит, а он мой куратор.

— Стучишь ему про нас? — спросил Николай.

— Нет, ему про меня! — уточнил я.

Конвой привел задержанного Пальгуева, дело которого вел Гапонов. Пальгуеву исполнилось 32 года, жилистый, худое нервическое лицо как у начинающего шизофреника. Кличка у него была почему-то Дрозд.

— Боримир Аскольдович, есть какие-либо жалобы? — начал я.

Жалоб у него не было.

— Только Гапонову я уже все сказал! — произнес он взвинченным нервическим тоном. — Кражу в ларьке признаю, но только одну! И там дверь была открыта, гражданин следователь!

— Я здесь по другому поводу! — оборвал я.

На столе стоял миниатюрный магнитофон, уже остановленный на нужном месте. Включил. В комнате возник приятный голос мертвеца.

— Допрос остановлен в 14.32.

И без паузы (для магнитофона).

— Допрос возобновлен в 14.50.

Остановив магнитофон, я спросил.

— О чем вы говорили целых 18 минут?

Пальгуев осклабился, ошибочно считая улыбку обаятельной и сказал:

— В уборную я ходил, гражданин следователь!

Тут не выдержал Шебутаев (как он до сего момента сдерживался только):

— Колись, гнида! Чего аппарат выключали? О чем базар был?

И продемонстрировал намерение расквасить задержанному нос. Я его остановил:

— Держите себя в руках, капитан!

Затем повернулся к задержанному:

— Слушай меня внимательно, Дрозд! Убит следователь Комитета. Ты еще можешь соскочить как свидетель. Но если начнешь врать и волынку тянуть, пойдешь по 105-й части второй и уже к вечеру будешь висеть на виселице!

— Не имеете права! — истерически взвизгнул Пальгуев.

Я достал удостоверение и предъявил в раскрытом виде.

— Видишь дополнительные значки допусков? Видишь знак виселицы?

— Где? Где? — Пальгуев чуть глаза не сломал.

— ! — отрезал я. — Так что имею право без суда отправить тебя в петлю! Тут кстати ее не намыливают, говорят, приговоренные сильно мучаются, верёвка заедает, и вот когда она проходит через узел, получается так…

— Я все скажу! — заорал Пальгуев. — Его интересовали бумаги Мракобоя!

Далее я продолжил уже спокойно. А чего глотку драть? Клиент созрел.

— И что конкретно? Не тяни резину!

— Он спрашивал, где их можно купить!

— Они до сих пор продаются? — удивился я.

— Ну не как красная пыль^[13] или луноходы. Тут любитель нужен.

— Что ты напел Гапонову?

— Дал адреса нескольких барыг, чтоб отстал, но зуб даю, предупредил, что товар штучный, бумаги находят редко.

— Почему Гапонов заговорил о бумагах именно с тобой?

Пальгуев энергично выругался.

— Наседка в аквариуме настучала! Я еще думал, чего бабайка базар завел про бумаги, вместо того, чтобы по делу дать расклад, ну и раззвонил как бажбан!

— Ну и чего ты такого ему напел?

— Да ниче особенного. Я и бумаги видел всего один раз!

— Как они выглядят? Эти бумаги!

— Как? — Дрозд изобразил мучительное раздумье. — Как обычная тетрадка! В желтой такой обложке! Я думал, что фуфло, а следак как услышал крышей и поехал! Где, грит, видел? Когда?

— Сам бумаги читал?

— А мне оно надо?

— Зачем ему бумаги, он говорил?

— Я ему не кум по душам разговаривать!

Шебутаев одернул:

— А ну поговори у меня!

— И последний вопрос! — сказал я. — Кто покупает бумаги и как они за периметр вывозятся?

Дрозд усмехнулся.

— Ну начальник! Начни я вопросы задавать и академика изображать, сразу на перо поставят! Одним жмуром больше, одним меньше. Москва большая, помоек много!

— И все-таки!

Дрозд опасливо продолжил. Даже в здании МВД он чего-то боялся.

— Наезжают жаверы, при котлах да ксивах. Не барахольщики, а жирные фраеры! Базарят, хорошие бабки за бумаги дают!

* * *

Когда Пальгуева увели, я спросил у Шебутаева:

— Кто такой Мракобой?

— Это местная легенда. Типа Эльдорадо для современных кладоискателей. В последнее время на рынке кипеж по поводу всего, что связано с Мракобоем! — сказал он. — Ходят слухи, что в самом начале войны, в период безвременья, много добра прилипло к его рукам, и он его надежно припрятал, а место указал в неких бумагах. Ведь тогда, после Конфликта, из Москвы много чего не успели вывезти. Банки, музеи остались без охраны. Сам я в его «наследство» не верю, слишком много времени прошло, почти 80 лет. Если что и было, давно к рукам прибрали. Странно, что такой серьезный следователь как Гапонов на это клюнул.

— Гапонов никогда не упоминал Мракобоя?

— Я бы удивился, если бы упомянул. Повторяю, он был серьезный чел. Я думаю, Пальгуев врет, цену себе набивает.

— Пальгуев говорил про богатых покупателей этих бумаг. Это хоть правда?

— Есть такое дело, — нехотя согласился опер. — Мутные фраера.

— И это все, что можешь о них сказать? Неужели не хотелось разобраться?

— А я не в частной лавочке работаю! — огрызнулся опер. — Сунулся было, так Наволоцкий настучал Тартаковскому, а тот по башке уже мне. Уволить обещал.

— Имеет свой интерес?

— Откуда мне знать. Я не УСБ!

Походу, хоть Шебутаев говорил правду.

Странно, что Гапонова заинтересовали какие-то спрятанные много лет назад деньги и золото. Но судя по всему, они его ОЧЕНЬ сильно заинтересовали, раз он пошел на служебный подлог и магнитофон выключал. И покупатели эти мутные. Мания какая-то.

Или там были не только деньги?

Поздний ужин.

Я попал к себе в номер поздно, и желание было только одно-завалиться спать не раздеваясь. Поэтому на стук в дверь я не отреагировал, но дверь открыли без разрешения, я в запарке забыл ее запереть.

— Так не годится! Надо кушать, Жак! — сказал Данлопп.

Кроме него никто не мог ввалиться ко мне в номер. Надо же парадокс. Центр Москвы, вокруг целая армия соплеменников, а вошел ко мне единственный иностранец в округе.

— Не хочу есть, Стэн!

— Уверен?

— Уверен, как и то что дважды два четыре!

— А я могу в два счета доказать, что вся ваша математика ошибочна!

— Ну ка! — оживился я. — И почему математика наша?

Профессор протянул мне мою сброшенную рубаху и сказал:

— Вся современная математика базируется на понятии нуль. Как известно нуль изобрели в Индии в 5 веке нашей эры!

— Мне неизвестно! — буркнул я.

— Индийцы назвали нуль «сунья», а арабы перевели как «сыфр». Отсюда и пошли цифры!

— И что же тут неправильного?

— Индийцы называли нуль пустотой, но получается если в пустоту добавить единицу, что получится? Пустота! Она ведь никуда не денется!

— Ноль плюс единица — это единица! — угрюмо заявил я. — Об этом в арифметике за первый класс написано!

— Аргумент! — с серьезным видом согласился Данлопп. — Я тебе больше скажу. На нуль у вас можно делить! На пустоту! Как можно делить на то, чего нет? Так у вас еще и получается бесконечность! Про бесконечность я тебе тоже могу сказать, что это также неправильное понятие!

— Увольте! Не надо меня на ночь грузить! — взмолился я. — Я согласен отужинать с вами, пан философ!

Философские вопросы Москвы.

Они ужинали в непривычно пустой столовой с зевающими раздатчицами.

— Вы так и не сказали, чем занимаетесь в Москве? Изучаете дислокацию наших военных? — спросил я.

— Ваша дислокация отель Шератон! — ухмыльнулся профессор. — Меня интересует философия древней Москвы! Легенды и герои!

Я насторожился. Еще один поклонник Мракобоя? Нереальная популярность у этого героя!

Так и должны рассуждать все, не допущенные к тайнам Проекта.

В Пантанале у меня не самый высокий допуск, да и то верно, допуск вынужденный, который офицеры отдела П выдали мне с большим скрипом, потому что не могли не выдать. Пока они в своих пыльных ангарах пытались изучать артефакты Капитанов, я столкнулся с инопланетной аппаратурой воочию. Да не с архивной, а действующей.

По данным аналитического отдела Капитаны прибыли в Москву сразу после бомбежки и эвакуации. Иначе как объяснить резкое уменьшение радиоактивного излучения и ограниченность разрушений. Практическое отсутствие ударной волны.

Причины вмешательства Капитанов так и остались неизвестными. Почему выступили на стороне России? Почему уничтожили Америку? Почему именно мы?

Мы им больше понравились, как бездоказательно заявил мой друг, майор Бекк.

Есть свидетельства, что и после этого Капитаны Москву не покидали некоторое время и развили бурную деятельность, цели которой неизвестны, как и все, что связано с Пантаналом.

И если допустить существование Мракобоя, то он просто обязан был пересечься с Капитанами. А что, если предположить, что они не только как-то пересеклись, но и сотрудничали. Это объясняет, как Мракобоя не замочили во время большой Резни, и он успел протянуть столько, что его успели запомнить и сделать легендой.

Из этого делаем вывод. Когда Капитаны выполнили свою только им ведомую миссию, они, как водится, оставили всю свою чудо-аппаратуру, на крайняк, спрятали под землей, как они это любят делать.

А что, если допустить, что Мракобой вполне мог знать про тайное место и указал в своих рукописях, как до него добраться. Тогда и интерес серьезных клиентов становится вполне объясним.

И что, за столько лет никто так до клада и не добрался? Или другой вариант, добрался и сложил там буйную головушку?

Капитаны обожают прятать свои игрушки под землей. И взять их не так просто. До войны под Москвой было полно ловушек естественных в виде метановых ловушек и искусственных как-то роботизированные пулеметные расчеты, срабатывающие от датчиков движения.

Смелому диггеру достаточно было пукнуть, чтобы превратиться в решето.

Капитаны по любому должны были озаботиться о том, чтобы оставить достойную охрану своему «незамутненному счастью».

И вот теперь пан философ озаботился древними тайнами. Несерьезно для профессора гессенского университета.

Я так и сказал.

— О чем это вы, Жак? — профессор сделал вид, что не понял. — Вы слышали о боярине Кучке?

— Это было до или после войны? — мрачно буркнул я.

— До! — серьезно ответил Стэн. — В XII веке!

3 апреля 1147 г. Район Поганого озера.

Великий князь Ростово-Суздальский застудился.

Места тянулись болотистые, и многие из княжей дружины стужились.

Поначалу занедужили пешие, а затем и конные дружинники. Вечерами у плохо разгоравшихся от сырости костров раздавался кашель, который не смолкал даже по ночам.

Воевода Кулик уговаривал князя повернуть вспять в Суздаль, но тот упорствовал, несмотря на жар: до Поганого озера оставалось всего поприще^[14].

Там, в усадьбе боярина Степана Кучки его ждала важная встреча.

Славная княжья дружина в походе ступала споро. Впереди отряд витязей во главе с Илией. Конные, в пластинчатых доспехах, с тяжелыми прямыми булатными мечами-гроза тевтонов. Каждого витязя сопровождал рында из знатного рода.

Илию князь нанял недавно и не доверял ему полностью, придав в пригляд ведуна Белозара. Но силой богатырь обладал немерянной. За то и взяли.

За витязями следовала старшая дружина числом четыредесять^[15], старшая по возрасту и меньшая по числу, составлявшая круг ближайших советников и сотрудников князя, членов княжеской думы-княжих мужей и бояр во главе с боярином Градибором.

Сам князь ехал в середине младшей дружины, состоявшая из гридей^[16].

Гриди несли личную охрану князя, исполняли его поручения и составляли ядро княжеской вооруженной силы. Числом их было полторы реци^[17]. Возглавлял гридей искусный воин Колояр.

Дружина князя не хуже тевтонской. С такой сам Ярило велел править в Киеве. О том и должен был пойти важный разговор в Москве.

Шли до поздней ночи, но до Москвы не добрались. Шли до тех пор, пока кони не стали оступаться в сумерках, а в арьергарде не отстал один из гридей. Стал поправлять конскую упряжь, да и сгинул вместе с конем. Сколь не кричали, не отозвался.

— Надо встать лагерем! — опасливо упредил Белозар. — На ногайцев не похоже. Те конными ристают! Гриди нашли на суглинке след голого пеха^[18]! Тот пех более человечьего!

Стали лагерем. В центре княжий шатер. Вкруг гриди, далее старшая дружина. Всю ночь жгли костры. Почти никто не спал.

Кони испуганно пряли ушами. Вкруг лагеря в тумане кто-то ходил, шумно вздыхал в темноте, будто мехи кузнечные раздували.

Илия обнажил меч и встал против ночи:

— Выходи на честный бой!

В ответ яро взревела невидимая тварь.

Белозар в ужасе остерег витязя:

— Не гневи чудище! Это мытарь! Нам с ним не сладить!

Илия лишь усмехнулся, но понапрасну злить мытаря не стал. Упредил лишь в темноту:

— Не убоюсь тебя, вымесок^[19]!

Белозар прошел к княжьему шатру и, испросив разрешения, вошел. Князь в кафтане, подпоясанном вышитым поясом, возлежал на атласных подушках. Перед ним на столе с короткими ножками стояли плошки с турецкой кашей, редькой-ломтихой, вареной репой, рыбой и дичью. Были также и сладости: смоква^[20] и нарезанный кусками затвердевший кисель.

— Что надо? — грубо спросил князь.

Не угодил ему ведун. Все нехорошее нагадывал. Вот и сейчас Белозар опять за свое:

— Ваша светлость, хочу упредить, вижу дурное нас ждет в землях боярина Степана Кучки! Погряз тот боярин в блуде и грехе, а усадьбу свою поставил на Ведьминой горе, в подземельях которой таится Царь-Пещера. В той пещере живет морок погибельный.

— И что? Дружина моя крепка! Один Илия стоит целого войска! Самого Соловья одолел в Брынских^[21] лесах!

— Ваша светлость, моё дело упредить!

— Твое дело разогнать своим умением злые чары и принести мне Киев на блюдечке! — разозлился князь. — Не зли меня более, иди делай свое дело! Или я прикажу изготовить для тебя треску^[22] потолще!

— Слушаюсь, светлейший!

Белозар в поклоне удалился. Гриди из стражи потешались над ним. Глупые смерды, они не видели того, что видел ведун на многие годы вперед. И отравленного князя, и зарезанного наследника.

Но он знал также, что без встречи с князем Святославом Ольговичем, которая должна была состояться в Москве, князю Юрию Долгорукому Киева не видать.

По утру хватились трех коней. Гриди пошли было по следам, но те сгинули в болоте, будто глупая скотина сама ушла в топь.

— Стало быть, так тому и быть! — махнул рукою князь.

Дружина выступила без задержек.

Местность улучшалась на глазах. Исчезали болотца, вместо них раскинулись богатые грибами и ягодами леса, где в несметном количестве водилась дичь. Реки кишели рыбой, в них встречались бобры.

Рай на земле, да и только.

К князю подъехал боярин Градибор.

— Благословенно место сие! Вижу, встанет град превелик треуголен, и распространится вокруг него царство твое великое.

— Блазнишься, боярин! — окоротил князь. — Это земли Степана Кучки!

— Купи! — не отставал Градибор. — Злата у тебя полна мошна!

Промолчал князь.

Дружина споро двигалась по лесу. Илия с витязями вели по едва приметным звериным тропкам. Затем стали попадаться тропы уже натоптанные людьми. А вскорости и колеи от телег, что указывало на близость человечьего жилья.

Илия повел носом:

— Дымом пахнет!

Вскорости дружина вышла к большому селению. Добротные дома, собор, барские хоромы.

Холопы ломали шапки, смотрели с интересом, но без пуганности, что князю не по нраву.

— Гордые, как и домовит^[23]! — подзуживал Градибор.

От крестьян дружинники узнали, что деревня называется Кулишки, и что есть у них хозяин — богатый и гордый боярин Степан Иванович Кучка, у которого собственная дружина и свои служилые люди. В Кулишках боярина сейчас нет, он уехал в поместье на берегу реки Смородины.

Скакать оказалось недалече. Не успело солнце сдвинуться, как перелесок закончился, и дружина оказалась на берегу реки Смородины, через которую был перекинут деревянный мост. На том берегу окруженные бревенчатым частоколом виднелись многочисленные срубы, торчала маковка церкви, а выше всех высилась покатая крыша поместья боярина Кучки^[24].

В церкви ударили колокола. На вершине частокола замелькали холопы. Илия поспешил послать вперед гридя, чтобы упредить охрану не закрывать ворота.

Так дружина вошла в город.

Поместные высыпали на тесные улочки. Особливо глазели на витязей и их исполинских коней. Тяжелые орловские рысаки оставляли глубокие следы на земле, а когда попадались редкие дощатые мостки на улице, то разбивали их в щепы.

Дом Степана Кучки стоял на высоком крутом Боровицком холме недалеко от реки. Дружинники подъехали к нему и оказались перед могучими дубовыми вратами. Врата оказались заперты. Никто даже не вышел поприветствовать князя!

Илия ударил в ворота пудовым кулачищем в железной рукавице.

— Нет места в хоромах! — донеслось с той стороны.

— Отворяй ворота, не то перетяну тебя говяжьей жилой, смерд! — закричал Илия. — Великий князь пришел!

— Вот василиск! Совсем вящего не чтит! — изгалялся Градибор.

Ворота загремели и отворились. Во главе многочисленной челяди дружину встречал воевода Кулояр. Сам боярин встречать князя не вышел, дерзок не по чину и не выказывал Юрию Долгорукому необходимого почтения.

Князя и бояр пригласили в господский дом к столу. Слуги без устали подавали мед. Играли гудцы^[25].

Князь и Кучка сидели рядом. Рядом с боярином жена Беляна^[26].

Князь пил мед и все больше хмелел.

— Продай мне свои земли, — повелительным тоном сказал великий князь.

Степан усмехнулся:

— Ни пяди не отдам! Сейчас все беглые из владимиро-суздальских вотчин приходят ко мне. Скоро мы будем вровень с тобой, князь.

Кучка на самом деле мог поспорить богатством и знатностью с Юрием Долгоруким, однако не знал он, каким коварством князь отличался. Не стоило боярину связываться с тем, кто не привык отступать от задуманного.

Между тем Юрий Долгорукий не только заинтересовался землями дерзкого боярина, но и приметил его жену-красавицу.

Глаз его налился кровью. Дыхание сделалось тяжелым. Но в пиршеском зале служилых людей Кучки было числом поболее, и князь велел Градибору позвать Илию с витязями.

Градибор набрался изрядно. Вышел, покачиваясь, в сени господского дома, не оглянувшись и не заметив следующую за ним тень.

— Ты куда из-за стола? — вкрадчиво спросил Кулояр.

— Не твое, собаки, дело! — отрезал боярин.

Кулояр мягко погрузил ему нож в шею. Боярин даже не крикнул. Воевода наклонил тело к стене и вынул ножик. Рокоча, на стенку хлынула кровь.

— Вот и любо! — спокойно произнес Кулояр. — Кафтан лепый, умельцами шит, неча добру пропадать!

Он велел слугам обобрать покойника, а затем вынести через малую дверь и бросить псам на псарню. Злобные волкодавы грызли даже бычьи кости словно хлебные сухарики.

Сам вернулся за стол и как ни в чем не бывало, продолжил пиршество. Лишь взглядами с Кучкой перекинулся. Все, мол, хорошо.

Дружинникам с самого начала подмешивали в медовуху сон-траву. Многие уже клевали носом. Только князя трава не брала. Он во все глаза глядел на Беляну, и тяжелая похоть не позволяла заснуть.

В самый разгар пира боярина прошла к задней двери в полатях и рукой позвала за собой.

— Не ходи, светлейший! Ведьма она! — упредил Белозар.

Ведун не ел и не пил, чуял неладное. Грядущее встало пред его очами в крови и злобе.

— Уйди, собака! — послал его князь. — Чего хочу, того не убоюсь!

Закрывшаяся дверь отсекла пьяный ор, и князь оказался перед красавицей.

— Беляна! — начал он.

Она закрыла ему рот ладонью и повела в глубь господского дома. Они прошли через несколько темных комнат, и в каждую кто-то входил, едва они ее покидали, но князю страсть застила глаза.

Наконец они оказались в спаленке. Боярыня стала снимать сарафан, князь рывком развернул ее спиной, поднял одежку и грубо вошел. В спаленку ворвался кто-то из господских холопов. Не прекращая, князь взял его лицо в руку и выкинул вон. После чего запер дверь на щеколду.

С той стороны заполошно забегали, в крик закричали. Послышался гневный голос Кучки.

— Отворяй! И я не убью тебя!

— Ты на кого лай поднял? Как смеешь ты мешать великому князю?

Беляна попыталась вырваться. Он выровнял ее и продолжил.

— Недолго тебе княжить! Сейчас дверь на слом! — упредил Кучка.

— Конечно, недолга! — издевался князь. — Пару раз ишо!

Дверь стали ломать.

— Хороша… дверь! — князь с шумом закончил.

Дверь рухнула. Во главе многочисленной челяди в спаленку ворвался рогоносец.

Князь как был без штанов схватил дубовый табурет и выбил окно. В него вцепились, но он выскользнул из кафтана и нырнул в проем.

— Илия! — крикнул он.

Витязи бежали от гостевого дома. Полуодетые, но с мечами.

Они вернулись в господский дом. Далее летописец пишет:

«Иные из княжих бояр были пьяны, иные убиты. Боярин заперся в подвале и гостей не пустил. Тогда князь приказал ломать дверь. Дружинники ворвались в подвал. Завязалась сеча со стражниками. Напуганный Кучка с оставшимися воинами бежал в подземелья. Витязи гнались за ним до самой Царь-Пещеры, многих слуг настигли и убили. Но тела боярина не нашли. Его забрал Хозяин Царь-Пещеры, от которого сами витязи чудом спаслись сами. Всю семью боярина схватили и привели к князю. Юрий Долгорукий родню боярина разогнал, а жену сделал своею любовницей.

Детей Кучки отослал во Владимир к своему старшему сыну Андрею Боголюбскому. Прекрасную дочь Степана Улиту насильно выдали за него замуж, а сыновья Яким и Пётр служили при дворе князя. Владения Кучки нарекли Москвой по названию реки. Но за дурные дела рано или поздно нужно держать ответ. Через тридцать лет сын Юрия Долгорукого расплатился за деяния отца. В собственной опочивальне его зарезали родичи боярина Кучки во главе с Улитой».

Москва. Наши дни.

— И что ты хотел сказать своим рассказом о делах давно минувших дней? — спросил Вершинин. — Какая твоя главная мысль, Стэн?

— Ты обратил внимание на одну деталь? На упоминание о Царь-Пещере? — вопросом на вопрос некультурно ответил Данлопп.

Тут одна из раздатчиц, недовольная, что им не дают спать, шумнула.

— Мисс, можно потише! — прикрикнул профессор.

— То, что Москва стоит на огромной пустоте, давно известно! — пренебрежительно заметил Вершинин.

— Сейчас я не об этом! — отмахнулся Данлопп. — Я о хозяине Царь-Пещеры!

— Мало ли легенд!

— Если только это не легенда о Капитанах! — азартно возразил профессор. — Ты в курсе, что есть множество свидетельств об активности Капитанов в послевоенной Москве? Гессенские специалисты считали, что Капитаны прибыли на Землю во время войны. По большому счету они ее и начали. Но что если Капитаны появились на земле задолго до войны?

И задолго до проекта Пантанал, чуть было не вырвалось у Вершинина, но он прикусил себе язык. Интересная загогулина получается. Если Проект не Капитанов, тогда чей? Или Капитаны доселе не вмешивались в земную историю, а в войне решили вмешаться на стороне России? Почему до этого ничего не предпринимали? Так и сидели в своей очень большой пещере?

— Нет, не может быть! — вырвалось у него. — Ты ошибаешься, пан философ!

На что тот парировал:

— Это не только мое мнение, но и мнение многих других философов!

Он оглядел пустой ресторан и продолжил:

— Кстати, ты в курсе, что в создании Вселенной заложена существенная ошибка и Вселенная вследствие чего создана неправильно? Я могу обосновать!

— Э, нет! — сказал Вершинин. — На сегодня достаточно. Я еще твой ноль не переварил!

9. Провал

4 ноября. Волочаевская, 1. Хоспис (бывшее Офицерское общежитие).

Майор Бекк жил на втором этаже. В 7 утра шестеро соседей ушли на работу. В 7.10 раздался звонок. Чертов мобильник. У него даже звонки беду чуют.

— Быстрец на связь не вышел! Немедленно уходи! — выпалил полковник Мельник.

По лестнице уже бухали шаги.

Человек 5, не меньше, оценил майор. Схватив куртку, влез на подоконник. Нет, прыгать не собирался. Во-первых, разбивать окно, рискуя порезаться. Во-вторых, сломать или подвернуть ногу при приземлении. Нет уж.

Подоконник был общий на два номера. Перегородка из новых пластмасс, гуано и то крепче. Майор продавил перегородку ногой, сделал пару шагов по освободившемуся пути и оказался в соседнем номере.

Один из жильцов лежал на первом ярусе двухъярусных шконок и при виде его вскочил. Скорее всего, он не хотел ему мешать, может быть, эффект неожиданности сработал, рефлекторно встал, но он оказался у него на пути. Майор ткнул его большим пальцем в шею, нет, не убил, но жилец кулем свалился обратно, сожалея о своем необдуманном поступке.

Бекк подошел к дверям одновременно с тем, когда дверь его комнаты вынесли одним пинком. Майор отпер дверь и вышел в коридор. Планировка коридора была осуществлена таким образом, что он оказался скрыт от тех, кто еще мог оставаться на шухере, небольшим стенным аппендиксом.

Продолжая прикрываться им, он свернул на пожарную лестницу. Раньше она была закрыта на железную дверь и завалена хламом. За небольшую плату хлам убрали, замок на двери смазали и подогнали запасной ключ.

Людей Кента в такие подробности никто не посвящал.

Бекк вышел, миновал небольшой, но сильно разросшийся палисадник и скрываясь за широким дубом вел наблюдение.

С сильным опозданием из пожарного выхода появился мелкий шнырь по кличке Шустрый. Он озирался, усиленно изображая бурную деятельность.

Вскоре со стороны фасада примчалась«лада-мерседес» с замазанными номерами.

Майор напрягся. Движуха намечалась конкретная. Теперь все зависело от того, какие силы напряг Кент для его поимки. Есть у него обычные костоломы типа Беды или Пики. А для почетных случаев имеется особый человечек.

Погоняло Профессор. Аккуратный малый в очках и костюме тройке. Мало того, что садист, да еще умный, сволочь. Высшее образование. Возможно из офицеров. И офицеров повоевавших, кровь понюхавших и кровь полюбивших.

Аналитики МГБ безрезультатно пробовали его пробить. Никаких данных найти не удалось. Уж очень глубоко Профессор прятал следы.

Черт!

Профессор вышел из машины с заднего сиденья, как и положено солидным господам. Он не стал зыркать по сторонам и вообще суетиться, а просто уставился Бекку прямо в глаза.

Майор шарахнулся за ствол, стараясь утихомирить бешено бьющееся сердце. Профессор не мог его видеть. Далеко, да и кустарники мешают. Однако чуйка у него! Словно лазером его вычислил!

А не из наших ли он, подумал майор. В МГБ его могли еще не такими опциями снабдить.

Некоторое время он усиленно заставлял себя не двигаться и не пытаться высунуться. Очень хотелось убежать.

Потом захлопали дверцы, и послышался шум отъехав щей машины.

Бекк посмотрел вниз и увидел, что судорожно сжимает в руках оба пистолета.

В МГБ Профессора могли научить пули «отвлекать», мелькнула своевременная мысль, и он поспешил вернуть стволы в кобуры.

Что он еще знал о стиле работы Профессора?

А знал он нехорошие вещи.

Например, когда выяснилось, что Робинзон сливает инфу конкурентам из банды Графа, а самого Роби взять с ходу не удалось, Профессор перевез в подвал его престарелого отца и сестру. Отца запытали до смерти, а сестра…

— Сандра! — мелькнула заполошная мысль.

Она жила в Бескудниково.

Дозвониться он не смог. Скорее всего Сандра дрыхла после ночной смены.

До Бескудниково 18 километров. Да все больше по центру, напичканному постами вояк.

Успеть можно, рассуждал он. У Профессора тоже крыльев нет. Он не ангел, а совсем даже наоборот. Он вспомнил, как выносили кровавые кули из подвалов «Дохлой утки» и его перекосило от ярости.

Необходимо сделать поправку на патрули. Первый перед выездом на Русаковскую эстакаду. Им, можно не раскрываясь по полной засветить корочки городской комендатуры. Уйдет несколько минут, пока ксиву отсканируют и сличат по компьютеру. Ничего страшного, ксива настоящая проверка это подтвердит.

Далее практически пустая эстакада. Здесь можно дать волю мощному мотору.

Профессор по эстакаде не поедет. Будет мчаться своими извилистыми ходами-переходами. Но обольщаться не стоит. По знаниям городских закоулков фору даст любому.

Даст же бог соперника, попенял Бекк.

Несколько улиц, входящих в 3-е транспортное можно пролететь, не снимая ноги с акселератора. Главное не потерять осторожность и не сверзиться вниз с многоэтажной высоты если от вынужденного перегрева лопнет колесо. Хотя, откровенно говоря, если при скорости 220 лопнет колесо, уже будет все равно, вылетишь ли ты вниз или останешься наверху.

Перед поворотом на Рижскую эстакаду будет еще один пост. Надо заранее притормозить, чтоб не пристрелили.

А там красивый вид, подумал он. Когда едешь по эстакаде над огромной пустошью с десятками железнодорожных путей. И неистребимый запах креозота в кабине. Запах, который он не любил с детства. Он обещал дальнюю дорогу, отсутствие дома и неухоженность в быту. Всю жизнь майор бежал от этого и всю жизнь мотался в командировках. У него никогда не было семьи и по большому счету дома. Коттедж в Персиковом переулке не в счет. Это не дом. Это временное пристанище между командировками.

Далась тебе эта Сандра, вдруг подумал он. И кому будет хорошо, если ты разобьешься по пути?

Перед внутренним взором возникла Сандра и ее иссини темными глазами и виноватым видом. Она словно говорила:

— Не надо! Меня уже нет! От Профессора еще никто не уходил живым. Если ты вмешаешься, то он убьет нас обоих!

Он помотал головой и «продолжил» движение. Далее Сущевский вал. Там есть одна опасность, патрулирование ведут с воздуха на «Тапирах». Вертолеты уродские, как и зверюги, давшие им названия, но эффективные, так как используют простецкое, но верное нелетальное оружие в виде гарпунов с сетями. Пилоту может что-то не понравится, и он обрушит на тебя липкий кокон.

У Бекка имеется в машине в потолочной панели аварийный сигнал, сдублированный с системой «свой-чужой», но он никогда не пользовался им и не был уверен, что тот сработает.

Главное дотянуть до спасительного Шереметьевского тоннеля. Дальше «тапиры» не суются.

Потом будет еще одна паутина железнодорожных путей еще одного вокзала-Савеловского. Там на постоянной стоянке находится бронепоезд ВКС, тоже может садануть из главного калибра. Кто его маму знает.

Перед Дмитровским шоссе еще один пост и все. Дальше трасса.

Вот и Бескудниково.

Сандра живет в многоэтажке рядом с «Дохлой уткой».

Можно успеть, если рвануть прямо сейчас.

И засветить всю операцию.

И в один момент угробить всю с трудом выстроенную легенду.

Наплевать на долг, на службу, на присягу.

Ему 35 лет, он майор межгосударственной безопасности, у него задание государственной важности. И все это пустить коту под хвост! Из-за кого? Из-за стриптизерки! Из-за девки, которой в трусы деньги суют потными руками! Из-за… Из-за…

Он понял, что никуда не поедет. Не стронется с места.

И самое поганое, он знал это с самого начала, как начал выстраивать свой маршрут.

Подвиги, геройские поступки, спасение принцесс не для него. Для него грубая мужская работа. Проза жизни.

Туши свет в Тушино. Планерная 1. Бар «Деревянная корона».

Тушино обделенный район. В плане заселения он если и значится, то в конце списка. Тушино очень бедный район. И бандиты здесь ущербные. Район ходит под Хмурым, с которым никто из серьезных авторов иметь дела не хочет, вследствие чего для меня бесценен. Здесь можно залечь на дно и отлежаться, пока кипеж у Кента не стихнет.

Бар «Деревянная корона» находился на 1-м этаже типовой 9-ти этажки. Раньше он назывался по-другому, никто не знает, как, но первую половину вывески вынесли, и кто-то коряво вывел краской «деревянная», так и повелось.

На двери висела табличка «клозет». Сколько себя помню, она была здесь всегда. Толкнул дверь и вошел.

«Дежурный» базарил с гардеробщицей, отклячив охрененно жирный зад. На звон колокольчика он обернулся. Кликуха у жирного была Палец, не знаю почему, потому что все пальцы у него были на месте.

— Етит твою, Тугрик! Сколько зим! Давно не захаживал! — воскликнул Палец.

У Тушинских меня знали, как Тугрика, мелкого спекулянта и скупщика краденного. Это был мой самый крайний вариант, и теперь время его настало.

— Чего желаете? Красной пыли? Луноход?

— Пожрать и выпить! — интеллигентно сказал я.

— А девочку? Контингент простаивает, бабла нет ни у кого. Мама сказала, без съема шлюх клиентов не кормить!

Мама — это начальница проституток и левая рука Хмурого. Я ее видел. Красивая баба неопределенного возраста, чью красоту сделал господин великий ботекс.

— Шлюху, пожрать и выпить! — согласился я.

— А бабки е?

— Не верить Тугрику западло! Я правильный пацан! — возмутился я.

— Покаж бабки! — настоял Палец.

Это было совершенно «противу правил», но времена на самом деле застойные. Я показал горсть мятых бумажек.

— Тоже атас? — покачал он головой.

Если б он знал, насколько прав. Все мои наличные остались в хосписе, у администратора в сейфе. По всему выходило, в нем его и похоронили. Профессор, сучонок, надо было его давно пристрелить.

Я сдавал в гардеробе куртку, когда из зала выпорхнула Матильда, которая выглядела бы симпатичной, если бы веки не были выкрашены зеленым. Настоящее имя ее было Маша. Если не врала в прошлый раз.

Она прильнула ко мне. Профессионально, всем телом, чтоб я почувствовал ее груди и бедра.

— Говорили, что тебя закрыли! — сказала она приятным грудным голосом.

Не знаю, что такое грудной голос, но когда говорит Маша, не важно что, своим тягучим низким для женщины голосом, это звучит как:

— Возбуждайся! Вставай! Давай!

— Бог миловал! — сказал я.

— А еще говорили тебя завалили!

— Где именно?

— Где завалили или где говорили?

Есть мнение, что, Маша закончила колледж, и говорить она умеет. Или книжек много читает. Среди шлюх это не редкость.

Мы пошли в зал. Я полуобнял Матильду за талию, чуя сквозь шелк ровную без складок кожу. А жизнь то налаживается!

Бар занимал два этажа. Наверх вела деревянная лестница. Там тоже был зал, но я не стал подниматься. Пожалел официанток, им еще весь день бегать. (Также наверху обычно сидели разные упыри, любители набить морду такой мелочи как я. А я и был мелочевка. Неудачливый барыга. Вшивота, как сказал бы генерал Мельник).

К нам подошла официантка с бейджиком «Наташа», но это ничего не значило. В баре все поголовно были Наташами.

— Здорово, Тугрик! — сказала Наташа. — Решил посетить наше болотце? Говорят, ты в центре тусуешься!

Я был на грани провала.

— Нам покушать и выпить! — сказал я. — Только чтоб я отсюда без трусов не ушел!

— Хотелось бы посмотреть! — ухмыльнулась Наташа.

Я не помнил, трахал я ее или нет.

— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Маша.

— Секс, алкоголь, наркотики!

— Дурак!

Когда дама произносит «дурак», это комплимент.

Наташа сразу принесла выпить. Открыла при нас бутылку бренди, разлила по бокалам.

— Что-то случилось? — спросила Маша.

— С чего ты взяла?

— Ты выпил 3 бокала даже не чокаясь!

— Просто хотел пить! — зло сказал я.

— Ради бога! — она подняла ладошки, влажные от крема. — У нас за лишние вопросы сразу язык отрежут!

— Вот именно! — буркнул я.

Наташа принесла две шашлычные тарелки. Я посмотрел на аппетитные куски шашлыка из свиной шейки, кетчуп в соуснице, зелень, огурцы-помидоры.

И понял, что не смогу проглотить ни кусочка.

Кипеж по-тушински.

По времени выходило, что люди Кента уже доехали до Сандры, захватили девушку и спусти в находящийся рядом подвал «Дохлой лошади». А потом пришел Профессор…

Самое плохое не в том, что девушку захватили, а в том, что я постоянно об этом думал. Не мог выкинуть из головы.

Сандра с ее милым детским хмыканьем и взглядом из-под челочки, полным ужаса. Профессор в очках отца-иезуита ходит вокруг, с вожделением изучая роскошное женское тело. Здесь есть где разгуляться и работы будет много.

Как-то я присутствовал на экзекуции, когда один из пацанов проштрафился.

— Тебя зачем посылали? — спросил тогда Профессор скрежетнувшим голосом, от которого кровь застыла в жилах, и все рады были, что вопрос адресован не им.

Кому угодно, только не мне.

— Сволочь я! — признался я.

— Не хилое признание! — Маша озадаченно посмотрела на пустой пузырь.

— Ничего ты не понимаешь! — повысил я голос.

От дверей озабоченно посматривал Палец.

А плевать!

— Я могу здесь всех положить! — сообщил я Маше.

— Ты мой герой, Тугрик! — сказала она.

— Ты мне не веришь! — напирал я. — Тогда слушай! Я мог их там всех положить! Мне нельзя!

— Развоевался! — усмехнулась она.

Тон мне ее отчаянно не понравился.

— Заткнись! — крикнул я и двинул… нет не по лицу, а по столу.

Бутылка покатилась и разбилась.

— Там люди гибнут!

— А я тут при чем? — воскликнула Маша.

— Все вы одним миром мазаны! — вопил я.

Палец бежал ко мне через зал. Он даже не стал доставать дубинку, обмотанную скотчем. Зачем, когда имеешь дело с мелким жуликом с погонялом Тугрик.

В этот момент до меня дошла вся неправильность мира. Я, майор МГБ, резидент-оперативник, генно модифицированный и наученный убивать жуткими костоломными приемчиками, не имею права применить ни один из них.

Не имею права спасти понравившуюся и доверившуюся мне женщину. Да какой там спасти кого-то там. Сам себе не защитник.

Палец подбежал и без паузы врезал. Я закрыл глаза. Кулак угодил мне в скулу. В результате полученной кинетической энергии ноги оторвались от пола, я полетел спиной вперед, попал на соседний стол и повалился вместе с ним.

Первой реакцией тренированного тела было разом оказаться на ногах и поставить блок, чтобы рассвирепевший охранник не размазал меня окончательно, но я подавил первый позыв и остался лежать.

Палец подбежал и плотно ударил ногой по ребрам. Ощущение было такое, словно ударили бревном. Армированные кости выдержали, но перед глазами заплясали шаровые молнии от боли.

Я завыл и пополз прочь. Палец схватил сломанный стол и обрушил мне на голову. Я позволил сознанию выключиться и больше уже никуда не полз.

Рай на свалке.

Я не должен был умереть. Государство вложило в своего оперативного резидента слишком большие деньги, чтобы он мог так легко окончить свой бренный путь. Нет, он должен был мучиться по жизни дальше, выполнять задания в горячих точках, стрелять и убивать.

Однако я помер.

Очнулся я в раю, хотя по определению мне туда вход заказан. Легче верблюду пройти в угольное ушко, чем майору МГБ попасть в рай.

Я лежал в куче гавна во внутреннем дворе. Такие свалки за домами характерный признак современных москвичей. Это началось еще до войны, когда заварили внутридомовые мусоропроводы, и местная интеллигенция начала стаскивать мешки с вонючими огрызками во дворы на специальные площадки. После войны это продолжалось, но не вывозилось. И посреди домов выросли многоэтажные кучи.

В одной из таких куч очнулся и я.

Почему решил, что в раю?

Да потому что там была Сандра!

Теплая куртка надета на домашний халат. На ногах тапочки. Волосы спутаны. Всем своим видом девушка выражает крайнюю степень озабоченности.

— Господи, Алекс, в каком ты виде?

— Ничего страшного! Меня убили! — говорю.

— Что ты несешь?

— Как и тебя! — продолжаю. — Расскажешь, как Профессор до тебя добрался? Только непонятно, почему мы оба попали в одно место. Нам разные площадки положены.

— Профессор до меня не добрался! — терпеливо вдалбливает Сандра.

Я и сам чую, что что-то не так. И голос мой чересчур натурально звучит. И свалка благоухает как ей и положено. И с какого перепугу на том свете должна быть земная свалка?

Я притягиваю девушку, крепко обнимаю, чтобы удостовериться, что я еще на этом свете, а не в пути на тот.

— Эй, полегче, медведь! — сдавлено вырвалось у нее.

Видела бы она медведя полчаса назад. Орущий кусок мяса на пинках.

— Как ты выпуталась? — спрашиваю, отстраняясь и недоверчиво ощупывая.

— Проводишь инвентаризацию? — она издает смешок.

Вроде она так раньше не смеялась. А как?

В голове промелькнули подробности целого подлого плана Капитанов, ожививших Сандру для того, чтобы подобраться к одному офицеру МГБ.

— Что за бред! — помотал я головой.

— Почему?

Я внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты не сказала, как ты уцелела!

— Катька Белорусска предупредила! Я как была на этаж выше нырнула. У меня ключи были от подружки, она сейчас кое-что залечивает у Хирурга.

— А меня как нашла?

— Позвонила постоянному клиенту из ГАИ. Номер твоей «супервесты» я знаю, он пробил по камерам, сказал, где ты. Я все деньги на такси…

Вроде все складно. И Хирурга я знаю, который в ветлечебнице принимает. И все же, всё же…

И тут она посмотрела на меня своим недоверчивыми близко посаженными бусинками глаз, и меня затопило чувство безмерного счастья. Это Сандра, мой Сандра, она жива, и Профессор до нее не добрался.

Я снова обнял ее. На этот раз с особой нежностью.

Она отстранилась.

— Я слышала через вентиляционную решетку на кухне, как Пуля сказал Профессору, что Кент приговорил нас обоих и что пацаны будут контролировать все выходы из города. Что мы будем делать?

10. Первый день войны

Кутузовский проспект, 32. Как важно выбраться живым из автобуса.

Сомнений не имелось никаких. Диана в опасности! Эта мысли огнем горела в мозгу, заставив отбросить все сомнения.

Уже много лет спустя, когда Александр Иванович Пестель стал тем, кем стал, он понял, что подспудно с самого начала драпа, именуемого красивым похожим на медицинский термином словом эвакуация, подспудно ждал некоего тайного сигнала, адресованного лично ему и который понял бы только он и остался.

Он аккуратно поерзал, чтобы освободиться из-под жирного бока пахучей тетки. Ничего не вышло, к тому же ногу придавили неслабым грузом, да и сверху вроде навис чей-то грязный башмак.

Автобус продолжал разгоняться. Ему не было дела до чьих-то там трудностей. Дорога хоть и оставалась загруженной, но Кутузовский есть Кутузовский.5 полос в одну сторону. 5 в противоположную, по которой смельчаки также ехали на выезд. Смельчаков становилось все больше. Автобус разгонялся. Высотки за окнами мелькали устрашающе быстро.

Водила ни за что не остановится, в панике подумал Пестель.

Паника придала решимости, словно невидимые путы сбросил.

Спихнул с себя теткины телеса. Выдернул ногу из-под баула и ботинка. Крикнул:

— Остановите автобус!

К нему повернулись озадаченные лица.

— Пьяный что ли?

Он уже встал в проход, заваленный чемоданами и клетчатыми сумками, заставленный людьми.

— Остановите! Мне плохо!

Никто даже не пошевелился.

— Сейчас тебе совсем плохо станет! — пригрозил мужик, из-под ноги которого он вытащил ногу.

— Занимай место, пока не заняли! — Пестель кивнул на освободившееся место.

Мужик был здоровый и бояться ему было нечего.

— Мое место никуда не денется! — грубо сказал он. — А ты урод сейчас заткнешься либо тебя заткну я!

Бабы и мужики послабже подобострастно заухмылялись. Неожиданную поддержку Пестель получил от жирной.

— Какое это твое место? — сварливо проговорила она. — На твою жопу 2 надо! Как мы тут усядемся?

— Захлопни пасть! — посоветовал мужик. — А то я тебе захлопну!

Жирная посмотрела на него и коротко и точно послала. Мужик назло плюхнулся рядом и энергично задергал тазом, вдвигая телеса тетки на положенное ей 1 место. Баба заверещала. Автобус загалдел, качнулся-и Пестель увидел просвет почти до самого водилы.

И полез вперед.

Его крыли, пихали.

— У меня ребенок там остался! — оправдывался он.

В очередной раз его достали по-настоящему больно. Оглянувшись, Пестель увидел давешнюю старуху, злобно пихающую его клюкой.

— Ты чего? — опешил он. — Разве можно так?

— Настрогали ублюдков! Все беды из-за детей! — шипела старуха.

Она делала попытки уколоть его еще раза, он схватился за палку. Та оказалась неприятно жирной и липкой на ощупь.

Пассажиры вступились за старуху.

— А ну отдай палку! Справился со старой женщиной? Справился?

Особенно напирала девчушка на вид не больше 15-ти, но крашенная в 33 слоя.

Пестель плюнул, отдал палку и стремительно отдалился, чтобы она его не достала.

* * *

Это был тот еще процесс. По ощущениям он длился несколько часов, а пихающихся пассажиров были сотни. Автобус вызверился на глазах. Пестеля в открытую хватали и пытались бросить под ноги. Затопчут, с неприятным для себя спокойствием подумал он.

Пестель уже видел водителя. Тот тоже его заметил и с особым остервенением нажимал на газ. Еще немного и начнет пихать едущие впереди автомобили.

На плечах Пестеля висели гроздья цепких рук, и они пересилили. Он начал заваливаться назад. Как Останкинская башня, подумал он.

И тут как по заказу впереди возникла пробка. Задники множества автомобилей окрасились красным светом стоп-сигналов. Водила нажал на тормоз. Пестеля кинуло вперед, и он упал на лобовое стекло.

— Откройте дверь, пожалуйста! — прокричал он куда-то в перевернутый мир.

Автобус стоял. Гвалт перекрыл истеричный выкрик:

— Выпустите эту сволочь!

— Да че мне жалко, что ли? Валите хоть все! — с этими словами водила нажал кнопку, и передняя дверь с сожалеющим вздохом распахнулась.

А за ней виднелась свобода.

Вообще то это был жаркий асфальт с пятнами масла и жирными следами шин, но он воспринял его вид именно так.

Он вывалился мимо ступеней и шагнул на дорогу. Эйфория была такой, словно он уже нашел Диану.

Сплюснутые лица прилипли к окнам автобуса. Он и не догадывался, что тот настолько переполнен. Старая карга беспрестанно шевелила губами, грозя палкой. Походу колдовала, чтоб он скорее сдох.

— Не дождетесь! — крикнул он.

И тут вокруг одновременно заурчали сотни автомобильных моторов. Пробка рассосалась, и все это стадо готовилось прийти в движение и размазать его по асфальту.

Он перехватил сумку, которую по невероятной удаче еще не потерял, и рванул через 5 полос на четную сторону. Он не был спортивным человеком, вернее, ему никогда не приходилось демонстрировать свои физические данные. Да и данные эти были заурядные, а заурядные потому что никогда не пригождались в современной жизни.

Он выскочил на тротуар за секунду до того, как его чуть не сбил массивный черный седан. Только ветром по ноге шарахнуло, он потерял равновесие, но устоял.

Бесконечная автомобильная река обреченно протекала мимо, таща горы барахла на багажниках и прицепах. Изнутри на него пялились тысячи глаз, словно говоря, какого ты делаешь, паря, спасайся, дурик.

Машин было так много, что не было видно дороги, а по крышам автомобилей можно было гулять, не перепрыгивая.

Пестель решил позвонить Диане, глянул на сумку-и увидел ровную прорезанную полосу. Где это я так умудрился порезаться, ещё не понимая наивно подумал он. Сунулся в сумку. Пропали деньги и документы, завёрнутые в файл. Вся заначка. Остались только те, что в кошельке в кармане. Он нищий и без документов в военной Москве!

Невероятно, радиация возрастает, люди спасают жизни, а в это время ублюдки делают свое темное дело как ни в чем не бывало. Где совесть или даже инстинкт самосохранения у людей?

А когда же им еще обделывать свои делишки, как не в эпоху большого хаоса, одёрнул он себя. Кому война, кому дивиденды!

Всполошная мысль заставила его мгновенно вспотеть от предчувствия недоброго.

Он порылся еще-и не нашел и телефона. Это была катастрофа. Телефон Дианы он не помнил.

* * *

Мост на 3-м Транспортном пропускал только на выезд, и ему пришлось идти до Новоарбатского моста.

Он никогда не был за границей, но в первую минуту ему показалось, что он выбрался из автобуса где-то в Нью-Йорке. Перед ним сверкал панорамными окнами новый многоэтажный комплекс сбербанка. Шевелящийся от бесчисленного множества машин проспект огибал его, вздымаясь на эстакаду. Далее дорога уходила на Новоарбатский мост, в стороне которого словно редко торчащие зубы старого пердуна ни к селу, ни к городу возвышались небоскребы Новой Москвы. У подножия великанов карликами виделись обычные девятиэтажки, и сама Новая Москва смотрелась отнюдь не новой, а неким чужеродным образованием, точно выкопали несколько билдингов где-то за «большой лужей» вместе с фундаментом, да и перенесли через океан. Нате вам.

По тротуару тоже шли люди, те, у которых не было машин. Катили коляски, тачки, несли детей. Пестеля охватила тоска. Мир оказался чересчур велик для них с Дианой и встретиться им было ох как тяжело. Нереально. Невозможно.

На глазах его выступили слезы. Он 30-ти летний мужик стоял и плакал.

Одна из шедших мимо сухоньких старух остановилась и протянула конфетку, которую он от неожиданности взял. А старуха пошла дальше как ни в чем не бывало. Как будто не было ничего странного во взрослом плачущем мужике.

Не было так будет. Сейчас много чего будет, чего раньше не было, подумал он.

Спасительная мысль заставила его забыть об охватившей его безнадеги. Какая безнадега, господа? В квартире остался старый телефон, а в нем сохранены все телефоны, включая и Дианин.

Он решительно вскинул сумку на плечо, прижав разрез рукой, чтоб не вывалились его богатства. Со стороны центра навстречу двигался плотный поток пешеходов, тогда он направился ближе к сберу. И чуть не влип.

Когда он сказал, что теперь много чего будет, он как-то особо не задумывался над этим. Привык не обращать внимание на слова. Вернее, на то, что слова могут иметь важное значение для некоторых ценных для него вещей, например, собственной жизни.

Ведь какие угрозы были в довоенной жизни? Ну толкнет грубиян в метро. Водила крикнет через окно машины ругательство, когда они ненароком встретятся на пешеходке. И все. А чтобы что-то угрожало жизни? Мы в цивилизованном обществе живем, господа!

На стоянке сбера застыли разнокалиберные машины, вокруг которых суетились сотрудники.

— БС^[27]! — усмехнулся Пестель.

Автоматически двери работали беспрестанно, то впуская, то выпуская БС.

Война началась, а они работают, идиоты, подумал Пестель.

Он обратил внимание на стильно одетую даму, которая выкатила из распахнувшихся дверей тележку Корбис на гремучих колесиках, груженную канцелярскими папками. За ней бежал охранник, крича «Не положено!»

Интересно, он знает, что Останкинская упала, подумал Пестель.

Охранник вцепился в тележку, дама дернула, и тележка упала на бок. Из нее вывалились папки… и пачки денег. Последовал короткий стоп-кадр-и началась свалка. Все забыли о своих делах, побросали открытые машины и кинулись собирать купюры.

Некоторые бумажки отнесло к ногам Пестеля, но он даже не пошевелился.

Мимо проехала пассажирская газель с номером 103. На Мосфильмовскую идет, прикинул Пестель и ему даже сделалось смешно. Происходящее казалось невероятным. Еще одной постановкой умершего российского кино.

Газель подъехала вплотную к боковым дверям, из которых показался толстый солидный мужчина. Видно большой начальник, потому что охранник кинулся к нему:

— Господин Оберхаузен! Смотрите что творится!

Охранник был уже изрядно помят, фуражку потерял.

Оберхаузен презрительно поморщился;

— Не мешайте работать!

Охранник растерялся:

— Как же так? Там деньги!

Из раскрытых дверей показался нос платформенной тележки, которую с трудом толкал мужчина в костюме, белой рубашке с галстуком. Явно не грузчик. Даже не клерк. Скорее руководитель среднего звена. Лицо было запыхавшееся, и сам он был вспотевший. Пот выступил даже поверх дорогого костюма.

Тележка была до самого верха заставлена тюками в прозрачном целлофане. Сквозь прозрачную обертку внутри просматривались банкноты. Очень много банкнот.

— Как же так? — растерялся охранник. — Господин Оберхаузен, я вынужден…

Что он был вынужден осталось неизвестным.

Открылась дверца газели, водила высунул руку с пистолетом, раздались несерьезные хлопки, как от глушителя старого авто. Хотя до охранника было всего несколько метров, водила сперва промахнулся. Униформа на охраннике разорвалась, а по боку точно гигантским алым фломастером провели. Зато второй пришелся прямо в лицо. Голова несчастного неопрятно разбрызгалась, и охранника отшвырнуло точно сломанную куклу.

Все завопили и стали разбегаться.

Побежал и Пестель.

Новоарбатский мост.

Новоарбатский мост имеет протяженность полкилометра и 8 полос движения. Движение по мосту было гораздо свободнее, чем по 3-му транспортному. И машины неслись как-то нервно.

Пестель, голова садовая, не сразу заметил причину. Вернее, заметил сразу, но мозг отказывался воспринимать жуткую картину. Справа от моста все было, как всегда. Торчал шпиль сталинской высотки-гостиницы Украина. Вдали зубья Новомосковской «шестеренки».

А вот слева…

Ракета высокоточного действия попала в центр Дома правительства. На месте здания высотой 119 метров возникло пепелище диаметром 200 метров. Черное пятно застывшей лавы накрыло часть набережной до самой реки. Из воды торчали бетонные балки и остовы снесенных ударной волной машин.

Бывшее здание СЭВ также пострадало. 31 этажное здание раскололось в нескольких местах, потеряло почти все панорамные окна и держалось каким-то чудом, но чувствовалось это ненадолго.

Зрелище полного и безоговорочного погрома в центре города завораживало. Пестель даже забыл о возможной радиации.

Население спешило удалиться от опасного места. Из-под эстакады тянулся поток пеших с чемоданами на колесах. Один из мужчин запыхался и остановился перекурить рядом со стоящим Пестелем. Вообще он чувствовал себя отщепенцем и чужеродным элементом. Все бегут, спасаются, а он один никуда не спешит и даже, вот дурак, идет в обратную сторону.

— Тут не пройти! — размышлял он.

— Офигительно вдарили! — сказал остановившийся мужчина. — Точно в яблочко и нет правительства!

Он говорил с неуместным воодушевлением, но Пестель не стал делать ему замечание. Мало ли что за тип. Опять же стресс. Все-таки война началась. Запсихует, да и сунет нож под ребра. Или просто побьет. Пестелю нечего противопоставить с его «музыкальными» пальцами.

— Мне никогда наш министр не нравился! — признался мужчина. — Голова как крутое яйцо, похож на пид… а. Когда говорил, шлёпал губами как старая лошадь!

Пестель пытался вспомнить, о ком это, но он политикой никогда не увлекался. Лежал на любимом матрасе, смотрел фильмы из интернета.

А теперь политика пришла за ним.

— Теперь эта сука там, под пятном, а наши бабки тю-тю: в американском банке! — зло сказал мужик.

А потом повернулся к Пестелю:

— Что там у тебя?

— Где? — не понял тот.

— Дуркуешь? — неодобрительно процедил мужик. — Ну-ка дай сюды!

Он вырвал сумку из рук Пестеля и вывалил содержимое на асфальт. Труселя и майки его не заинтересовали. Зато заводную бритву он забрал, а найденный бутерброд сразу стал есть.

Все это время Пестель стоял и смотрел как его грабят.

— Молоток! Не убежал! — одобрительно заметил мужик, обыскал его, выудил кошелек, открыл. — Что-то ты совсем вшивота!

Вытряс из кошелька всю мелочь, швырнул пустой на землю-и пошёл катить свою сумку на колесах дальше.

Даже не попрощался!

Мост Багратион.

Прошло всего несколько часов с начала войны, а его уже 2 раза ограбили. Быстро смывается культурный слой, подумал он.

Он решил идти по набережной Тараса Шевченко до моста Багратион, а там перейти на ту сторону, на Пресненскую набережную. Мост был крытый, с расположенными внутри магазинами. Он там был пару раз до войны, батарейки покупал.

Как мы быстро стали привыкать считать войну неким мерилом. До войны. После. Это как женщины считают события до родов старшего, или после родов младшего. Это для них знаковое событие, мерило. У мужиков такого не было, теперь будет. Это было до войны! Звучит?

Он постарался быстрее миновать место напротив пепелища. Интересно, большая там радиация? Подставлял ладони. Где-то вычитал, что от сильного излучения руки начинает жечь. Ерунда все это!

Ничего не пекло, не жгло, но внутренний голос криком кричал «Убирайся оттуда!»

Он шел не один, а в толпе таких же торопящихся людей с колясками, чемоданами на колесах и баулами на колесах. Стоял сплошной скрип нагруженных подшипников. Параллельно по дороге ехали сплошняком машины, среди которых попадались даже фуры. В некоторых задние борта были распахнуты, и в кузовах тоже сидели люди.

— Боже, как во время войны! — вырвалось у кого-то.

Тотчас кто-то залился истерическим смехом. Где-то вспыхнула драка. Кто-то гортанно кричал.

Сумасшествие, от этого надо бежать, подумал Пестель.

На противоположном берегу, по Пресненской набережной тоже двигались толпы людей и машин. Над ними всеми висело синее марево выхлопных газов.

Откуда в Москве столько народу, недоумевал Пестель. Где они скрывались все это время.

Вход на мост находился в многоэтажном полуконусе с синими панорамными окнами. Над множеством карусельных дверей красовалась надпись: «Багратион. Торгово-пешеходный мост».

Очередной шедевр гениев от купи-продай, саркастически подумал Пестель. Новый тип моста. Не хватает торгово-железнодорожного моста.

В двери медленно выдавливалась бесконечная колбаса людской массы, и Пестель ни за что бы ее пересилил и не вошел, если бы не тип дверей. Они беспрестанно вращались, ему достаточно было шагнуть, чтобы они втянули его и выплюнули уже внутри.

Эскалаторы не работали, лестницы были также забиты людьми, двигаться против общего встречного потока было тяжело, но можно. Находящиеся наверху бутики были разгромлены вдрызг. Под ногами хрустело битое стекло. Валялись манекены, оборванные тряпки. Так впервые Пестель увидел последствия действия мародеров. Люди чрезвычайно быстро превращались в неорганизованное стало.

Пестель вышел на Пресненскую набережную аккурат перед небоскребами Новой Москвы, которые его отнюдь не заинтересовали, и устало побрел в сторону родного Мукомольного проезда.

Мукомольный проезд.

Дом по реновации выглядел бестолковым и беспомощным. Возможно именно таким и был задумал Босяниным и его любимыми аффилированными фирмами. Железные двери подъездов были обесточены и распахнуты. По пустынному двору ветерок нес всякий мусор. Помнится, какие были драки за парковочные места! Теперь вон их сколько, никому не нужны.

Хоть и идти надо было на 17-й этаж, Пестель чувствовал легкость на душе. Он вернулся домой. В брошенный, без света и воды, но дом.

Он поднимался по лестнице, когда на одном из этажей услышал шум. Вот опять. Хлопнула дверь. Шаги.

Пестель кожей чуял, надо тихо убираться отсюда. Милиции здесь нет и еще долго не будет. Надеяться на взаимопонимание с мародерами глупо и недальновидно. Его при свидетелях 2 раза ограбили, а что будет без свидетелей? Ограбят, зарежут и еще поимеют пока тепленький!

Он сам удивился своим циничным мыслям, но поспешил тихо убраться подальше от опасного места.

И вот он напротив родной квартиры. Показалось или нет, но повеяло теплом и запахом пищи.

Какой пищи? Он и в мирное время редко готовил.

Дверь не имела повреждений. Да и зачем ее ломать, ведь он специально оставил ее открытой.

Пестель теперь радовался своей дальновидности. Не надо думать о людях плохо и ждать от них лишь одних мерзостей, благодушно подумал он, толкнул дверь и вошел.

В прихожей было грязно и стояли прислоненные к стене метлы и алюминиевые лопаты. Из самой квартиры доносились невнятные голоса.

Мародеры!

Он хотел сразу сбежать, но тут из кухни с керосинкой в руке показался Равшан.

Вообще то его звали не Равшан, и Пестель даже знал, как его зовут правильно, но забыл. Равшан работал дворником в их доме. Был он узбеком по национальности, но родом из Таджикистана. Имел высшее педагогическое образование. Добрейшей души человек. Пестель не чурался с ним поболтать, чувствуя себя по крайней мере меценатом и благодетелем. Многие жители даже не замечали доброго узбека, а иногда демонстративно отворачивались. Но Пестель не из таких. В каждом из мигрантов он уважал человека и личность.

— Салам аллейкам! — радостно поздоровался Пестель. — А я уже испугался, что чужаки в доме!

«Равшан» повел себя странно. Не ответил на приветствие, а раньше при встречах руку к сердцу прижимал, и Пестель испытывал гордость за свое великодушие к маленьком узбеку.

Буркнул лишь «Аллейкам!» да и замолк, напряжённо ожидая продолжения.

— На улице такая толкотня! — продолжил Пестель.

На лице Равшана отразилось полное равнодушие к толкотне на улице.

Эффект неожиданности схлынул, и до Пестеля начало доходить, что чего-то тут не так. Этакий небольшой дискомфорт.

— А чего вы делаете в моей квартире? — дошло до него.

Равшан пробормотал смущенно.

— Что? — не понял Пестель.

От неловкого движения Равшана дверь в единственную комнатенку приоткрылась, и стал виден один из сыновей Равшана, лежащий в обуви на его постели. Он развлекался тем, что доставал из конвертов грампластинки и пускал их планировать по комнате. У Пестеля была обширная коллекция.

Мир разом обрушился на Пестеля. До него донесся запах жареной пищи из кухни. Оттуда же сильно пахло керосином.

В ванной кто-то пытался разобрать сантехнику.

— Как же так? — вырвалось у потрясённого Пестеля.

— Уходи! — сказал Равшан.

— Но это моя квартира!

Со стороны кухни показался старший сын Равшана, что-то не особенно тщательно прячущий за спиной.

— Уходи, брат! — на лице Равшана читалось отчаяние.

— Ну почему?

Пестель уже и сам знал, почему. Равшанов сын вытягивал из-за спины руку, и в ней хищно блеснул нож.

Пчах по-узбекски, вспомнилось очень кстати.

Равшан уже выталкивал его на площадку.

— Прошу, брат!

И дверь захлопнулась у него перед носом. Такая знакомая, такая родная и чужая одновременно. Его дом отобран чужаками и изнасилован. Как-то так.

И Пестель заплакал как ребенок навзрыд.

11. Саркофаг

В ночь на 6 ноября. 89 год Конфликта. Москва.

Ночь. Номер гостиницы. Камера бесстрастно фиксирует спящего Вершинина. Он спит как ребенок, подмяв под себя все одеяло. Внезапно открывается дверь. Входит человек в балаклаве. В руке нож с серрейторным лезвием. Он подходит к Вершинину, смотрит на оголенное горло. Нож сверкает зловещими зазубринами. Убийца стягивает маску. Это профессор Данлопп. У него чужое злобное лицо. Он заносит нож для беспощадного удара. Нож вспарывает воздух с оглушительным звоном…

Вершинин вскинулся весь в поту. Ошалевший от кошмара, не понимающий где явь, а где хвост уходящего кошмара.

Номер был пуст и темен. Телефон продолжал надрываться.

Вершинин сел на кровати, нащупывая ногами тапочки, одну, как водится, не нашел, и прошлепал к аппарату по ледяному полу.

Снял трубку. В ночную тишину ворвался шум могучей суеты: голоса, топот, трели раций и телефонов. Кто-то что-то уронил. Кто-то прикрикнул:

— Чегодаев, сучонок, я тебя убью!

— Алло! — Вершинин старался весь этот бедлам перекричать, уже понимая, что произошло нечто неординарное, может быть, даже ужасное и непоправимое.

— Говорит дежурный по комендатуре полковник Овсянников! Мне нужен следователь Вершинин!

— Я слушаю! — сказал он с бухнувшим сердцем.

— У нас ЧП! Вам надо срочно прибыть в район «3» для выполнения следственных процедур! За вами уже выслан наряд военной комендатуры под командованием лейтенанта Лисицина! Вам надлежит дождаться его! Дверь открывайте только ему!

Вершинин так растерялся, что не стал отпираться и говорить, что находится в городе совершенно по другому делу и привлекаться к розыскным мероприятиям не должен.

— А что за район «3»? — вместо этого спросил он.

Но трубку уже бросили. Там было не до него. Похоже вся комендатура была поднята по тревоге, там все собирались, раздавали оружие, и похоже куда-то ехали.

Война что ли началась новая, подумал Вершинин. Он родился после войны, жил без войны, никогда не воевал, а первой мысль была почему-то все равно про войну. Генетически что ли запрограммированная нация, если что, так значит сразу война.

Он едва успел выйти из туалета, как в дверь грубо по-мужски застучали. Если бы он спал, наверняка бы испугался и дернулся, а так лишь дернулся.

Отпер дверь. В коридоре стояли несколько бойцов в пятнистой «всесезонке»^[28] при оружии.

Среди военных выделялось одно гражданское лицо. Довольно помятое. Вершинин успел глянуть, было 4 часа еще даже не утра, а ночи. Инесса Соплянова скорее всего дрыхла у себя в киндейке, когда ворвалось все это воинство. Букли на голове свалились на сторону. Хорошо отъетая щека несла бурые отметины, словно хозяйка спала не на подушке, а на чем-то для этого плохо приспособленном. Яростный взгляд Инессы свидетельствовал, что ночное беспокойство также отнесено за счет Вершинина.

Каргу то зачем притащили, недовольно подумал он.

Потом понял, не хотели оставлять без присмотра, чтобы она не успела куда-то позвонить, кого-то предупредить. Не важно кого. Судя по всему, местная ресепшн текла как решето.

— Лейтенант Лисицин! — парень кинул руку к демисезонной фуражке. — Товарищ Вершинин? Следуйте за мной! Транспорт ждет!

Он снял куртку с придверной вешалки и вышел в коридор. Вершинин немного терялся, когда предстояло двигаться вместе с толпой. Направляющим ходить он не любил. Лучше идти последним. Спокойно и в своем темпе.

На этот раз проблему решили без него. Лейтенант с двумя солдатами пошел впереди. Трое солдат сзади. Бабку «забыли» в коридоре.

В холле у лифтов курил Плюгавый. Если и до этого Вершинин подозревал, что он дурак, то курение в 4 утра окончательно его убедило. Увидев конвой Плюгавый естественно повел себя неадекватно, кинулся навстречу, намереваясь проскользнуть в щель между идущими и стеной коридора. Думал, рейд, наверное, какой.

Лейтенант с ходу его отодвинул, притиснув к стене с такой силой, что тот задохнулся и сипло пытался вдохнуть. Лисицин держал его в таком неудобном положении до прохода конвоя, затем отпустил, и тот сполз вниз, ноги уже не держали.

Лифт был большой. Они вошли все семеро, и лифт выдержал даже амуницию и боеприпасы.

Наверняка, мотор на нестандартно мощный заменили, прикинул Вершинин. Он старательно думал на отвлеченные темы, чтобы окончательно не впасть в ненужные и бесполезные для психики подозрения.

На первом этаже уже было прохладно. Прожектора просвечивали фойе и улицу перед отелем навылет. Улица была заставлена разношерстными автомобилями командировочных и что-то в парковке было неправильное.

Со сна Вершинин не сразу понял, что чтобы проехать к крыльцу отеля БМП без затей раздвинула носом другие машины, и теперь они застыли под разными углами, частично сдвинутые на тротуар.

Кормовые люки были распахнуты настежь. Внутри горел свет, гундосили радиоголоса, сидел водитель в кабине, а в прибортовом кресле… профессор Данлопп.

— А этот как здесь? — непроизвольно вырвалось у Вершинина.

— Распоряжение генерала Ярославского! — доложил лейтенант.

Вершинин нагнулся и шагнул в люк. Сделал несколько шагов согнувшись и опустился рядом с профессором.

— И тебе доброе утро! — огрызнулся тот.

Солдаты шумно зашли следом.

— Кто-нибудь наконец объяснит мне, что это за объект «3»? — спросил Вершинин.

— Объект «3» это Красная площадь! — ответил Данлопп.

Рейд.

До Манежной БМП ехала по Тверской. Окон броневик не имел, вместо них лишь бойницы для оружия. Так что где ехали, можно было видеть лишь в лобовых окнах водителя. Там в свете мощных фар мелькали разбитые улицы и брошенные автомобили. Лейтенант все время был на связи, предупреждая встречающиеся блокпосты заранее. Так чтоих нигде не останавливали.

Лица постовых были бледные и сонные, что в лишний раз убедило Вершинина в относительности общей безопасности. Солдаты бессовестно дрыхли в дозоре. Мирная жизнь недопустимо расслабила армию. Воры на них не нападали из-за неизбежности обратки, когда их задницы поджарили бы напалмом даже под землей. Но случись настоящая угроза, вояки не помощники и блокпосты полностью бесполезны. Это мнимая безопасность. Но кто знает, какая она настоящая угроза. Мировые армии уничтожены, кроме Китая, который в самоизоляции 87 лет. Десант Капитанов? На фига Капитанам нужно уничтожить человечество сейчас, если то же самое они могли сделать много лет назад, попросту не вмешавшись в Конфликт, который бы перерос в мировую войну?

На Манежной БМП круто взял влево и полез на взгорок. Вершинину здесь еще бывать не приходилось, и заинтересовавшись, он даже привстал с кресла. Вершинин понял в чем отличие от Москвы, зачищенной от еще нетронутой. Зачищенная осталась там, на Манежной. Где горели костры и прожектора мотопехотного полка.

Оказалось, достаточно отъехать чуть в сторону от проторенного пути, чтобы оказаться в эпицентре полной разрухи. Вместо руля в БМП имелся штурвал, и теперь водитель яростно выкручивал «рога», уворачиваясь от неожиданных препятствий. Солдат внутри кузова швыряло в разные стороны, все уцепились за специальные рукоятки. В свете фар мелькнула сожженная БМП с выломанными кормовыми люками, брошенная почти целая «Волга», бетонные блоки на асфальте, противотанковые ежи, бочки в разнобой, какие-то чемоданы и ящики. Из-под самых колес с шумом, перекрывающим шум моторов, выметались стаи лохматых черных ворон. Они были такие крупные, практически коршуны.

Ближе к историческому музею возвышались уже горы мусора, в которых затерялся памятник Жукову целиком. Они бы тут и застряли, если бы между арсенальной башней Кремля и музеем в горных Альпах потерявшего всякую идентификацию шлака бульдозерами не был пробит узкий в одну машину проход.

Вершинин проглядел все глаза, он давно мечтал побывать в закрытой зоне, но не имел сюда допуска. Да и сейчас он подспудно ждал окрика:

— А этот что тут делает? Немедленно за оцепление!

Объект номер 3.

Тут их тормознули и поставили на прикол.

В открытый задний борт хлынул слепящий свет прожекторов. Фигуры военной полиции в черном камуфляже и баллистических шлемах отбрасывали огромные сюрреалистические тени. Все казалось сном. Вершинин поймал себя на мысли, а что, если все ему на самом деле снится, и он сейчас у себя в номере, и никто к нему не приходил, не забирал.

У каждого тщательно проверили документы. Снова Данлопп долго разворачивал свои бумажки. Полицейский так же долго рылся в них, подняв защитную полусферу и показав лицо молодого парня. Вот так всегда бы, подумал Вершинин. Снаружи дракон в броне, а внутри нормальный мальчик. Может, и не брился ни разу. Только обычно все наоборот. Не знаешь, с какими чудовищами ты живёшь бок о бок.

Пока полиция проверяла документы, Вершинин мог видеть разрушенное здание исторического музея. Ну никак не мог он себе представить, что оно построено в конце 19 века и имеет какую-то ценность. Даже когда здание было целое, оно всегда казалось ему грубым и похожим на некую хозяйственную постройку. Например, склад зерновых или арматуры. Теперь же, когда верхушка музея вместе с кокошниками и карнизами обвалилась, здание и вовсе напоминало развалины многоквартирного дома из грубого красного кирпича.

Окрик полицейского привлек его внимание.

— Далее к объекту вы пойдете в сопровождении сержанта! Весь дальнейший путь обозначен флажками! Выступать за них воспрещается! Вопросы есть?

Все естественно промолчали, а Вершинин естественно выступил.

— А что за объект нам скажут наконец?

Вояка ответил в их духе.

— Вам обо всем скажут на самом объекте! А теперь прошу!

Полицейский повернулся и изобразил приглашающий жест. Вершинин сделал пару шагов по инерции и замер ошеломленный от картины, освещенной несколькими десятками мощных армейских прожекторов.

Нет, он знал, что Красная площадь подверглась некоторым разрушениям. Только не знал КАКИМ. Он видел фотографии остальных ядерных взрывов в городе. Идеально круглые воронки диаметром 200 метров. За границей воронок треснувшие фундаменты домов, выбитые черные окнами. Все это он видел. Но Красная площадь оставалась в его памяти огромной пешеходной зоной площадью почти 25 тысяч квадратных метров. С алым Кремлем, мраморно-гранитным ГУМом и геометрически идеальным мавзолеем из красного карельского кварцита.

Поэтому понятен его шок.

Красной площади, она же Ред Сквер, она же объект номер 3 в новейшей истории как таковой более не существовало.

На месте площади имело место огромная ямища глубиной метров 10 с отвесными стенами по краям. Дно ямы имело вид запущенного деревенского пейзажа. Заросшая травой земля. Местами кустарники и отдельно стоящие корявые деревца черной ольхи. Россыпью лежали крупные каменья, судя по белому цвету, из известняка. И что совсем доконало восприятие Вершинина и дало всплеск новым фантазиям: в глубине ямы виднелся ветхий деревянный домик с крытой соломой крышей, находящийся в стадии полного запустения. В соломенной крыше зияли дыры, серые от времени стены разошлись от старости. Было видно, что дом построен много десятилетий назад.

Сильнее всех построек на Красной площади пострадал мавзолей. Он исчез без следа, поглощённый общей ямой, границы которой распространились до самой кремлевской стены. Стена сохранилась, как и Спасская башня и собор Василия Блаженного. Только и сама башня, и колокольни собора потеряли часть облицовки и внутреннего содержания, в результате чего просматривались навылет, превратившись в фальшивые копии самих себя.

ГУМ тоже исчез как самостоятельная архитектурная единица. На его месте возвышалась неопрятная куча строительного мусора, оплетенного словно паутиной километрами покореженной арматуры.

Печальное зрелище тонула в глубокой тишине, словно здесь был покойник. Да, наверное, так и было. Здесь была похоронена великая эпоха.

Рейд.

Вниз по скрипучей деревянной лестнице спустились четверо. Лейтенант Лисицын, Вершинин, Данлопп и сержант. Лестница была старая, и ею пользовались не один год. Но когда они ступили на дно Рэд Сквер, то угодили в дремучее прошлое. Город строили столетия, возводя слой за слоем. Дома предыдущей эпохи засыпали землей, ставили следующий фундамент. И а-ля улю. В смысле прогресс. Таким образом под Москвой образовалась грубая и запутанная система подземных лабиринтов, но сверху все было благочинно и чистенько. Многие москвичи рождались, жили и умирали, не имея ни малейшего представления что находится у них под ногами. Теперь же вся наносная шелуха цивилизации исчезла. Вместе с москвичами.

— Вы знаете, Жак, что брусчатка уложена в 1930 году? — подал голос Данлопп. — И она сделана из карельского диабаза!

— Где вы видите здесь брусчатку, профессор? — развел руками Вершинин.

Голоса звучали странно. Оно и понятно. Сырая земля не так отражала звук, как асфальт.

Сырая земля пьет наши голоса, подумал Вершинин.

Да и люди внизу выглядели странно, не так как наверху. Прожектора били со всех сторон, порождая уродливые тени на лицах. Вокруг возвышались земляные стены, и пахло здесь землей. Словно не существовало ни города, ни блокпостов, ни остальных людей.

Как здесь выживали люди, рассуждал Вершинин. Тот же Мракобой. Время, когда легче легкого было скурвиться, а он стал легендой. Им восхищались даже враги.

Нет, тут же опроверг он себя. Враги не могут восхищаться по определению. Делать вид, пожалуйста. А на самом деле цель у врагов одна, уничтожить. Убить и закопать. Или убить и сжечь. Все остальное-сопли на камеру.

От самой лестницы по дну каньона была проложена тропинка, где с трудом могли разойтись два человека, огороженная по сторонам полосатыми лентами. Наверняка полосы были красные, но в свете прожекторов выглядели траурно черными. Тропинка поначалу шла по середине каньона, постепенно забирая в сторону кремлевской стены.

Сержант пошел первым. Следом Данлопп и Вершинин. Лейтенант Лисицин замыкал.

— А почему нельзя заступать за буйки? — поинтересовался Вершинин.

Данлопп повернул к нему лицо с выражением осуждения, но Вершинин не мог молчать.

— Почему, сержант?

Продолжая идти, тот повернулся и устало пояснил без тени раздражения.

— Мины! Ребята проверили, но могут еще оставаться! Береженного бог бережет! Так что держитесь середины тропы!

Ему бы промолчать, но «Остапа понесло».

— Как же вы так проверяете, что мины остаются? — напирал Вершинин.

Он хорошо усвоил одну истину. Нет лучшей информации, чем отповедь раздраженного человека.

Данлопп неожиданно фыркнул. Вершинина словно током ударило. Пару секунд, довольно неприятных, он был уверен, что профессор читает его мысли.

— Холодно! — пояснил тот, хотя его никто не спрашивал. — А я надел замшевые туфли!

Сержант не ответил. Вершинин и не ждал ответа, уверенный, что их не отпускают с тропы, чтобы они не увидели лишнего.

Он огляделся.

— А что здесь в конце концов произошло? Куда все делось?

Сержант остановился, посмотрел внимательно, словно ждал ответа от самого Вершинина. «Приехал барин, барин разберется».

— Этого никто не знает! — серьезно сказал он.

Разлом.

Пока шли, под ноги часто попадались искрошившиеся каменные глыбы.

— Не похоже на плитку! — сказал Вершинин.

— Бетон! — пояснил Данлопп, который судя по всему знал все.

Профессор вновь хмыкнул, вызвав нездоровый ажиотаж Вершинина.

— Как ваши замшевые туфли? — спросил он.

— Они настолько размякли, что я иду словно вообще без обуви! — пожаловался профессор.

— Потерпите, скоро переоденетесь! — успокоил сержант.

Дорожка забрала круто вправо, и уже на подходах к кремлевской стене уткнулась в строительный вагончик, который и сам темный терялся на фоне земли. Их заметили, дверь вагончика открылась.

— Три! — произнес сержант.

Внутри засуетились, потом вниз по лесенке сбежали двое полицейских. Поначалу показалось, что они держат в руках белые космические скафандры.

— Зачем противочумные костюмы? — осевшим голосом спросил Вершинин.

— Инструкция! — односложно ответил коп.

— Противочумный, не противочумный, лишь бы галоши дали! — оптимистично заявил Данлопп.

Но лейтенант Лисицин неожиданно заупрямился.

— Мне костюм не надо! — заявил он.

— У меня приказ! — настаивал коп.

— Я туда не полезу! Такой договоренности не было! Мне был приказ их сюда доставить, а лезть куда-то к черту на рога приказа не было! И вообще, я подчиняюсь своему командованию!

С остальными проблем не возникло. Все дисциплинированно отошли к вагончику, где для удобства стояла скамейка и вешалки. Все разделись, а один из копов стал пошагово объяснять, как и в какой очередности надевать комплект. Подчиняясь командам, они надели комбинезоны с капюшонами, сапоги-чулки, косынки, респираторы с фильтрами, защитные очки и резиновые перчатки.

— Что на самом деле так плохо? — спросил Вершинин, и голос прозвучал глухо через маску.

Никто ему не ответил.

Теперь они выглядели как трое инопланетян на чужой планете. Лисицин смотрел исподлобья. Копы уже позвонили куда следует, и ему грозили большие неприятности.

— Вы не знаете, от чего отказываетесь! — пошутил Данлопп.

— Идите к черту, я недавно женился! — ругнулся тот.

Они двинулись вслед за сержантом и обошли вагончик. Высоко над ними возвышалась громадина стены, но они ее даже не заметили.

Перед ними открылся вид на разлом. Грунт в одном месте лопнул словно уроненный на асфальт арбуз. Края разлома раздвинулись на несколько метров, да с такой аккуратностью, что часть подземных труб, протянутых с одного края на другой даже не повредилась. Внутри разлома просматривались несколько рядов кладки разных эпох, а на глубине метров 5 в стене имело место ярко освещенное прямоугольное отверстие.

Разлом тянулся и ниже, но свет был протянут только до отверстия. К нему же была проложена деревянная лестница с веревочными поручнями, крайне неустойчивая.

— Добро пожаловать в ад! — сказал Данлопп.

Вниз и дальше.

— Это туда идти? — с опаской проговорил Вершинин, рассматривая шаткую лестницу.

— Держим дистанцию, в ногу не шагаем! Я уже тысячу раз и спускался, и поднимался! — оптимистично заявил сержант.

— Главное, чтобы количество спусков равнялось количеству подъемов! — буркнул Данлопп.

Сержант снова пошел первым и через несколько шагов повис над темной бездной, махнул рукой. Профессор ругнулся на своем непонятном и двинулся следом.

Вершинин шагнул за ним пару раз и остановился.

— Не смотрите вниз, Жак! — крикнул Данлопп, обернувшись.

Какой он двужильный, однако, подумал Вершинин. Двоих спецов раскидал как не хер делать. Скафандр надел легко, будто не впервой это делал. Над пропастью ползет мухой. Профессор специального назначения, блин.

— Ну что же вы, Жак? — Данлопп был уже на середине и призывно махал рукой.

Вершинин же застрял в самом начале. Ему казалось, что если он еще шагнет, то лестница раскачается еще сильнее и сбросит всех.

— Не ждите меня! Я своим ходом! — разрешил он.

— Нет, так не пойдет! — Данлопп решительно направился к нему.

Лестница заскрипела и промялась. Вершинин почувствовал всем существом как нарастает нагрузка в месте их сближения. Сержант что-то каркнул, да и так было понятно.

— Не подходите! — с отчаянием предупредил Вершинин.

— Не буду! — серьезно сказал профессор. — Руку, Жак!

Вершинин уверил себя, что схватил протянутую руку единственно из-за цели сохранения жизни остальных членов их небольшой экспедиции.

Так и получилось, что Данлопп свел его вниз за руку словно детсадника. С чувством невыразимого облегчения Вершинин ступил на незыблемый бетонный пол.

Сержант смотрел с немым укором.

— У вас головной мозг неправильно работает! — в своем ключе заметил профессор, и Вершинин с готовностью с ним согласился.

Тоннель, в котором они оказались, в пределах прямой видимости переходил в лестницу, уходящую круто вниз. Поверх голых стен был проложен бронированный кабель с подвешенными взрывозащищенными светильниками.

Опять 25, снова подземелье, сколько мне под землей мотаться, я же не крот, с отчаянием Вершинин послал мысленный вопль.

На самом краю тоннеля в стене имелось круглое углубление, словно вдавили шар диаметром метра полтора, но не до конца. Оно было пусто и никуда не вело.

— Никогда не встречал ничего подобного! — покачал головой в шлеме Вершинин.

— Цифра какая-то! — профессор указал на стену рядом.

Там была намалевана через трафарет непонятная каляка-маляка. И не цифра и не буква.

— С чего вы взяли, что цифра? — засомневался Вершинин. — Скорее напоминает иероглиф!

— Если бы это был иероглиф, я бы так и сказал! Я же не только философ, но также и лингвист! — резонно заметил Данлопп.

По лестнице и далее по списку.

Сержант, попросив не отвлекаться и следовать за ним, направился к лестнице. Когда добрались до нее, стало понятно, что легче не будет. Лестницу словно перенесли из страны абсурда. Более странных Вершинину видеть не приходилось. Ширина ступеней была в размер ступни, однако высота более метра. Ступени круто уходили вниз и за поворот.

— Как бы не сверзится с этакого чуда! — опасливо пробормотал Вершинин.

Данлопп посмотрел с недоумением, он явно не понял слова «сверзиться».

— Плохая лестница! — пояснил Вершинин.

— А кто сказал, что это лестница? — резонно возразил лингвист.

На самом деле. Это могло быть что угодно. Фонтан, стекающий по ступеням. Скульптура. Отрубленная голова скатывается после жертвоприношения.

Он помотал головой.

— Она невысокая! Сразу за поворотом вас ждут! — успокоил сержант. — Я уже тысячу раз тут ходил!

— Главное… — начал Данлопп, но Вершинин прервал.

— Мы тебя уже слышали! Чтоб количество спусков и так далее!

Они стали спускаться. Вершинин сразу и сильно отстал. Он был уверен, что если оступиться, то разобьется даже сильнее, если бы лестницы не было вовсе.

Однако сержант не врал. Лестница протянулась метров на 7 вниз, затем поворот-и Вершинин почти уткнулся лицом в потолок. Между ним и лестницей оставался узкий просвет. Вершинин почувствовал легкий приступ паники. Задышал часто-часто, затошнило.

— Жак, где вы там застряли?

Из проема высунулась рука профессора, требовательно вцепилась ему в руку и потянула вниз.

— Идемте! Тут осталось 5 ступеней!

5 ступеней- 5 метров, отстранённо прикинул Вершинин. Он нагнулся и сделал шаг вниз. Потолок удалился на метр, и сразу полегчало. Далее он спускался гораздо веселее, а с последней ступени спрыгнул.

Они втроем стояли в еще одном квадратном тоннеле, ярко и неровно освещённом светильниками на крюках. Тоннель тянулся еще метров на 20 и упирался в тупик. Рядом с тупиком суетились несколько человек в таких же комбинезонах. Прибывших заметили, от толпы отделилась грузная фигура. Мужчина подошел, вскинул руку к виску, забыв, что головной убор не армейский.

— Помощник военного коменданта капитан Жебраков! Генерал Ярославский ждет вас! А вы, сержант, свободны!

Нет, Вершинин не удивился, что высшее должностное лицо города находится здесь. Судя по важности происходящего иного и быть не могло. Среди остальных им были профессионально замечены люди с чемоданчиками и блокнотами. Скорее всего, эксперты из МВД. Присутствие МГБ тоже не исключено. Сам он здесь исключительно, чтобы обозначить участие комитета.

Его больше задело, когда на слова помощника Данлопп откликнулся:

— Марк Архипович здесь?

Вот Вершинин, гражданин метрополии, не знал, а если бы и знал, не позволил бы себе такую фамильярность по отношению к генералу. А тут штафирка штатская и туда же.

Помощник повел их к группе. Под ногами захрустел битый бетон, что ранее не наблюдалось.

Генерал Ярославский стоял чуть в стороне. Соблюдал дистанцию. Участь любого начальника. Они подошли, поздоровались (никто им не ответил).

Вершинин с интересом рассматривал происходящее.

Посреди коридора лежал гладкий шар не меньше метра в диаметре. Вокруг него возвышалась куча битого бетона, точно шар оказался в коридоре, перед этим вылетев из некоей царь-пушки и пробив стену. Дыра в стене так же имела место, на уровне пола.

— Шар закрывал входное отверстие! Отверстие обнаружено ультразвуковым «пульсаром»! — пояснил Жебраков, по сути ставший единственным, кто обратил на вновь прибывших хоть какое-то внимание. — Внутри находится объект неизвестного происхождения! В целях безопасности принято решение исследовать его с помощью телеуправляемой мобильной платформы!

Он указал на двух судя по всему инженеров, которые колдовали над гусеничным роботом. При тестировании систем робот издавал короткий противный свист. За результатами инженеры следили по переносному монитору.

Спустя короткое время Жебраков докладывал генералу о готовности.

— Ну, если все готово… — начал было генерал.

— Я бы не стал этого делать! — прервал его Вершинин.

Наступила немая пауза. Присутствующие, люди военные, прекрасно знали о субординации, и о том, что генерал сейчас начнет рвать выскочку.

— Представьтесь! — проговорил генерал таким тоном, что у членов комиссии поджались пальцы внутри скафандров.

— Следователь по особо важным делам Управления Следственного комитета майор юстиции Евгений Павлович Вершинин! — отчеканил Вершинин.

— Майор! — Ярославский пожевал знакомое слово, походу проигнорировав все остальное. — И кто позволил вам, майор, прерывать старшего по званию? — и генерал неожиданно заорал. — Вы офицерский состав или где? Кто, я вас спрашиваю?

Вершинин растерялся. Где или кто?

— Кто вам присвоил звание, майор? — напирал генерал.

— Министр МВД! — ответил Вершинин.

— Повесить мерзавца мало!

Неплохо было бы, мысленно согласился Вершинин. И Алкоголикову вместе с ним, выжившую из ума стерву, непосредственную начальницу Вершинина. И хорошо, что генерал орет в маске, не так слышно.

— И почему вы, офицерский состав, наводите здесь тоску?

Вершинин услышал вроде как прямой вопрос и решил ответить.

— Потому что хочу этот офицерский состав спасти!

Генерал указал на него мощной дланью в полноразмерной желтой перчатке.

— Вывести труса!

От комиссии отделились двое в скафандрах с довесками в виде автоматов.

— Что вы? Я уже и сам собирался уходить! — не стал воспрепятствовать Вершинин.

— Никуда ты не уйдешь! — внезапно остыв уже спокойным тоном заявил генерал. — Кто нам будет бумажки от комитета подписывать? Развели тут бюрократию! Понабрали пиджаков! Майор одно название! Одного черпака не стоишь!

И он, разочаровавшись в жизни, махнул рукой и отвернулся.

— Почему черпак такой дорогой? — тихо поинтересовался Данлопп.

— Черпак — это солдат! — пояснил Вершинин.

— Солдат дороже официр? Это круто! — профессор сделал вид, что присвистнул в скафандре.

— Ты не сказал, откуда знаешь коменданта города? — улучив момент, спросил Вершинин.

— Я его не знаю!

Не хочет отвечать, понял Вершинин.

Инженеры тем временем полностью отладили робота. Генерал дал отмашку. Робот представлял собой небольшую прямоугольную платформу на резиновых гусеницах. На платформе лежали сложенные клешнеобразные захваты и видеокамера на телескопическом кране.

Подчиняясь командам, зажужжал электропривод, и тележка покатила к отверстию в стене, шлёпая гибкими траками по полу. Робот ловко нырнул в дыру и исчез. Где-то в глубине автоматически включились фары. Все прильнули к монитору.

На экране появилось черно-белое изображение пола и стен, судя по которому помещение было довольно просторное. В поле зрения робота сразу попала надпись, расположенная непосредственно перед входом.

— Кириллица! — уверенно заявил Данлопп.

— Знакомые буквы увидел? — усмехнулся Вершинин.

Ему возразил товарищ, видно из аналитиков, под шлем маской сверкали толстые очки.

— В надписи действительно много знаков из кириллицы!

— Они ПОХОЖИ на кириллицу! — уточнил Вершинин.

Генерал решил проявить административный ресурс и напомнить кто здесь, кто.

— Объясните мне, что все это означает!

Очкастый с удовольствием взял на себя эту роль.

— С большой долей вероятности это инструкция по эксплуатации объекта! Именно поэтому она расположена непосредственно перед входом!

— Не согласен! — сразу встрял Вершинин, и генерал крякнул от переполнявших его чувств.

— Почему так, майор?

Вершинин внимательно посмотрел на монитор. Буквы похожи. Вот «Т» только перевернутая. А это «Ш» только с четырьмя «мачтами». Иероглифы. Волнистые цифры.

— Это предостережение! — выпалил он. — Типа «Вход строго воспрещен»!

Внутри шлемов раздалось многочисленное хмыканье. Народ развлекался.

— Продолжайте движение! — приказал генерал операторам.

Внутри усиленно завыли электромоторчики. Картинка на мониторе дернулась и поползла. В свете фар стены отдалились, а из глубины зала приближалось и увеличиваясь нечто объемное и непонятное.

Вершинин не знал, как остальные, но он сам в этот момент почувствовал неприятный холодок между лопаток. Все его существо кричало, что зря они сюда вторглись со своей дурацкой жужжалкой.

Робот подъехал ближе, потеряв на время объект. Оператор остановил движение и поднял фары и телекамеру выше. Все непроизвольно ахнули.

Посреди зала возвышалось мрачный мегалит, расписанный причудливыми ритуальными знаками и закрытый массивной каменной крышкой.

— Саркофаг! — ахнул кто-то.

Робот объехал его вокруг. Здесь зрителей ждало новой потрясение.

Если с фасада саркофаг находился в идеальном состоянии, то с обратной стороны было видно, что массивная крышка частично сдвинута с места, открывая продольную щель. Края щели были темными, точно покрыты копотью. Изнутри торчали неопрятные обугленные обрывки и размотанные лоскутья. Саркофаг имел такой вид, словно кто-то пытался выбраться изнутри, и это вызывало неприятные ассоциации.

— Высота саркофага 3 метра! Длина 5! Больше в помещении никаких объектов нет! — доложил оператор. — Температура поверхности объекта чрезвычайно низкая! Аппаратура ее не может определить! Но ее нижний предел минус 200 градусов! Рискну предположить, что она равна абсолютному нулю!

— Что за бред! Тогда был бы иней вокруг! — возмутился очкастый.

Жебраков тронул Вершинина за плечо и тихо сказал:

— Это академик Цибесов! Знайте это перед тем, как спорить с ним!

А мне по… Подумал Вершинин.

— Что это может быть, товарищи ученые? — подал голос генерал. — Можете говорить открыто. Здесь все носители гостайны!

Вершинин бросил взгляд на Данлоппа. Тот стоял с невозмутимым видом.

— Перед нами типичный образец техники Пантанала! — сделал вывод Цибесов. — И внутри саркофага находится боевой модуль! Об этом говорит анализ кладки, ей не больше ста лет! Что сходится со временем активности Капитанов! Обычно они так и поступают. Используют модуль и бросают!

— Но почему на этот раз Капитаны упрятали модуль в саркофаг? — высказал сомнение Вершинин.

— Молодой человек, если бы вы были специалистом в области деятельности Капитанов и имели столько научных работ по Пантаналу, как и ваш покорный слуга, вы бы не задавали глупых вопросов! — усмехнулся Цибесов. — Я прав, товарищи? — внутри шлемов все издали одобрительный галдеж. — Так что предлагаю приступить к активной фазе исследований и вскрыть саркофаг! Благо это уже кто-то начал делать!

— Этого делать нельзя! — в отчаянии выкрикнул Вершинин.

— Почему же, мой неучёный друг? — академик в открытую потешался над ним. — Вы, когда-нибудь видели модуль Пантанала? Он совсем не страшный, уверяю вас!

Раздались смешки.

— Саркофаг нельзя вскрывать, потому что его соорудили не Капитаны! И к Пантаналу он не имеет никакого отношения! — заявил Вершинин.

На этот раз ответом было коллективное возмущение.

— Я могу это доказать! — продолжал Вершинин. — Вся техника Капитанов имеет подчеркнуто технологичный характер, — перед его мысленным взором возникли картины парижского подземелья. — Это настенные либо установленные на тумбах программаторы, мониторы, мультиплексы, упрощенный интерфейс. Эскалаторы, транспортные ленты, люки, осветительные плафоны, клавиатуры для ввода паролей рядом с дверями. Капитаны всегда используют сталь и пластик. Но никогда камень. Следует заметить, что вся аппаратура адаптирована под средний человеческий рост. Здесь же мы имеем нечто противоположное. Вместо запирающего люка-вмурованный шар. Полное отсутствие технологических цепочек и аппаратуры. Здесь только голые стены и саркофаг. На мой взгляд, это типичный мегалит. Об этом свидетельствуют и знаки на нем. Символ колеса довольно распространен на земле. Создается ощущение, что его создатели сделали все, чтобы его не обнаружили. И если бы не бомбардировка, так бы и случилось.

— И что же вы предлагаете? — задал вопрос Цибесов.

Данлопп слегка ткнул Вершинина в бок, но слишком поздно и не сумел предотвратить откровенный ответ.

— Замуровать шар обратно, забетонировать вход и оставить все как есть лет эдак на 200! — уверенно ответил Вершинин.

— Это совершенно не приемлемо! — отрезал генерал. — Командующий ждет доклада. А что я ему скажу?

— В противном случае вам придется объясняться гораздо дольше! — заявил Вершинин, и снова Данлопп не успел его пихнуть.

— Ну это уже наглость! — подчеркнуто спокойно заметил Ярославский и приказал. — Оператору готовить резак! Аппаратура сверхскоростной съемки готова?

— 15 триллионов кадров в секунду! 50 пикселей! — доложил оператор. — Оптоволоконный лазер готов!

— Начинайте! — полковник дал отмашку.

Все в ожидании придвинулись к монитору. Вершинин поддался общему порыву.

В сетчатке отпечаталась картинка — из тележки робота выдвинулась телескопическая штанга с утолщение резака на конце. Резак приблизился к саркофагу и из него возник луч в инфракрасном диапазоне.

Дальнейшее произошло одновременно, и все события слились в один бестолковый хаос. В помещении что-то с грохотом взорвалось, из отверстия вырвалось облако пыли, и часть ламп с треском полопалось.

Случилось еще одно непонятное событие. Вершинин был уверен, что потерял сознание, хотя благодаря своевременным действиям профессора, который оттолкнул его в сторону, и оказался вне зоны поражения. Бессознательное состояние по его ощущения длилось секунду, но когда он стал воспринимать реальность, то она приобрела совершенно кошмарный вид.

Обоих операторов, которые руководили роботом сидя напротив входа, убило наповал. Тела отбросило на противоположную стену, которые сейчас были в обильных кровавых подтеках.

Академику Цибесову повезло больше. Его опрокинуло на пол и сорвало шлем, но не убило. Очки все в трещинах были в непроглядной цементной пыли. Академик широко разевая рот слепо шарил вокруг руками.

Генерал Ярославский тоже упал, и теперь он пытался подняться, весь в той же пыли и разорванной маске. Это ему никак не удавалось. Он был контужен.

Солдат раскидало как кукол. Они лежали и стонали.

Вершинина поразил лежащий на полу автомат, дуло которого неведомой силой было вывернуто на 180 градусов.

Данлопп единственный оставался на ногах. Он стоял сбоку от входа, прижавшись к стене. Вершинин не верил свои глазам. В руках профессор сжимал не ручку, или там планшет, а самый настоящий галакс — могучее гравитационное оружие времен Конфликта, которым Капитаны вооружали наши десантные части в Европе, и которое Вершинин видел исключительно в иллюстрации секретной истории Пантанала.

Он хотел спросить, что сие означает, но тут снаружи раздались крики и выстрелы. Даже что-то взорвалось.

Там шла неслабая заваруха.

12. Кураторы майора Бекка

4 ноября. 16.00 Парк «Северное Тушино».

Химкинское водохранилище ушло в подземные полости под ноль, и теперь на его высохшем дне, покрытом корявыми кустами, стояли на вечном приколе ржавые маломерные суда. В выбитых иллюминаторах проблескивали отблески костров бомжей.

Мы сидели в машине на берегу и даже в кабине было холодно. Я берег бензин. После посещения «Деревянной короны» я был пуст как пустыня Гоби. Исчезли деньги, да и бог бы с ними. Палец забрал все оружие, мобильник и рацию.

Меня спасло то, что мобильник был у Сандры.

— Тут нет связи! — предупредила она.

— А мы попробуем!

Я набрал кодовый сигнал, и в эфир ушло сообщение о срочной встрече с куратором. Она должна была состояться в парке в 16 часов.

От точности заранее оговоренных встреч на сердце становилось теплей. Есть что-то надежное в непостоянной Москве!

За 2 минуты до назначенного срока на набережную выехала «нью-Волга» и мигнула фарами. Я помигал в ответ. Потом велел Сандре ждать, и вышел из кабины. Сразу накинулся стылый ветер, а куртки у меня больше не было. Так что я бегом направился к машине. Когда подбегал и уже взялся за ручку, она резко сдала назад.

Что за хрень!

Я остановился. Машина снова призывно мигнула.

На этот раз я подошел с достоинством и открыл дверцу.

Внутри было тепло от работающего мотора, бензина здесь никто не экономил, играла музыка мульти плеера и мигали огоньки на торпеде.

— Пароль: открой сифон! — зло сказал я.

— Отзыв: закрой поддувало! Садись скорей, холодно!

За рулем сидела Нина Задерихина. Я плюхнулся рядом.

Задерихину в Управлении не любили. Она кочевала по отделам, но нигде не задерживалась. Дама вроде приятная, и сиськи большие, и попа, но характер такой, мама не горюй. Было ей за 30. В результате долгой, но бесплодной погони за замужеством ненавидела всех мужиков. Даже говорят, кого-то пристрелила на задании. В своих бедах была виновата сама, так как в мужья метила, суженного в чине не меньше полковника.

— О твоих подвигах все Управление гудит! — злорадно сообщила она.

— Подвиги — это мое обычное времяпровождение! — скромно заметил я.

— Ну да! Ну да! — пробурчала она.

Я посмотрел на нее. Молодая вроде девка, а бурчит под нос как старый дед. И еще. У нее были усы! Редкие черные волосинки на верхней губе.

Я представил, как целую ее, а волосики колют мне губы, и меня чуть не стошнило.

— Водки нажрался, а теперь выворачивает! — поняла она по-своему.

— На задании я не пью!

— Ну да! Ну да!

— Мне нужна эвакуация! — выпалил я. — На двух человек!

Она показала мне средний палец.

— Это что? Ругательство?

— Это значит мы эвакуируем одного человека и то, чтобы только отдать под суд!

— И за что же это?

— Провалил операцию из-за чего? Из-за дырки! Мы тебя зачем внедряли? — заорала она визгливо. — Столько время на тебя потратили и что? Всю реализацию по Кенту завалил!

Она не только мужиков не любит, но и баб тоже, понял я. Как она женщин назвала? Из-за дырки?

— Мне нужно 2 места! — настойчиво повторил я.

— Так организуйся! Покупай контрабандистов! У них за бабло все можно купить, включая и эвакуацию на всех твоих б…!

— У меня нет денег! Я еле ноги унес!

— Поплачь еще! — расхохоталась она. — Ты же оперативник! Бабло для тебя не проблема! Кто ты по легенде? Вор? Вот и воруй!

— Это последние рекомендации Управления? — с натугой спросил я.

— Самые последние! — отрезала она. — И на меня не зыркай, майор! Сам виноват. Секс до добра еще никого не доводил. Хрен надо было в узде держать!

— Он же не конь! — возразил я.

Сильно накрашенные глаза Задерихиной заледенели. Через секунду рядом сидел злобный тролль.

— Пошел вон, Адик! Желаю тебе скорой встречи с твоим корешем Кентом!

Я вышел, а Нина ударила по газам и стартанула с места.

Сандра вышла из кабины, обняла:

— Нам помогут?

4 ноября. 23.20 Дмитровское шоссе. Дом Афериста.

Действуя согласно последним указаниям Управления, я решил ограбить и убить Афериста. Адрес подсказала Сандра, подтвердившая статус самого продвинутого информатора. Воры скрываются, менты ищут, а бабы знают все.

Аферист жил в одноэтажном частном доме, довольно запущенном.

— У него точно есть бабки? — в который раз уточнил я.

— К гадалке не ходи! Он Катрин в трусы по пятихатке засовывал! — сообщила Сандра.

— Это показатель! — согласился я.

Она встревожилась.

— Что ты собираешься делать?

— Нам нужны деньги! — неопределенно ответил я.

— Он же их просто так не отдаст?

— Не отдаст!

— Ты же его не убьешь?

А это уже как получится, зло подумал я. Девушка начинала раздражать. После ее вопросов даже самый лучший план становился похожим на дерьмо.

— Я на мокруху не подписываюсь! — сказал я вслух. — У меня другой профиль!

— Почему ты тогда не поднимешь бабки по профилю? И почему Кент на тебя так взъелся?

— А я почем знаю? — вскинулся я.

— Девки говорят, у него кипеж прямо в кабинете случился. Один мутный тип Стамеску завалил.

У Быстреца конкретно башню снесло, оценил я. На хрена толстяка личного телохрана было валить? Он в общем безобидный был. А прикрывать Кента его работа. Ну Кента бы уложил, раз так. Видать, даже на это не сподобился. Сам сгинул, и меня подставил. Вся легенда псу под хвост. Теперь приходится на криминал подписываться.

— Сиди тут. Я пошел, — сказал я.

— У меня дурное предчувствие! — призналась она.

— У меня тоже! — согласился я. — При малейшем шуме уезжай!

На самом деле на душе словно камень лежал. У меня всегда так, когда надо кого-то убить.

Еще дом этот запущенный. Ни огонька внутри. Оченно напоминает ловушку.

А если там Профессор с подручными? Мелькнула заполошная мысль. Я аж вспотел несмотря на пронизывающий холод.

Я вышел. Осенний ветер шумел в корявых ветвях дубов и кленов, разросшихся вокруг дома безо всякой меры. Вокруг темень, ни огонька.

Я мигнул, подключая дополнительную опцию «сержант». Теперь мог все видеть в светло-зелёном цвете. Ну и тепловизор в небольшой процентовке присутствовал. Помню, в Питере прищучил одного гада, пока ходил за мешком, он исчез. Я испытал короткий шок, пока не понял, что покойник быстро остыл и исчез только для тепловизора как источник тепла.

Мысль была актуальная. Я размял кисти рук и двинулся к дому.

Препятствий в виде растяжек, датчиков, видеокамер никаких. Вы слишком много хотите от мелкого вора.

Проблем быть не должно. Мне самому не понравилась компоновка самой мысли. Уж слишком она успокоительная.

Достигнув стены дома, я пробовал окна и уже третье по счету оказалось незапертым. Удача, однако, свидетельствующая о полной безалаберности хозяина. Одно слово Аферист.

Я плавно по сантиметру отворил окно. Взору ПНВ открылась комната, захламлённая мебелью. В Москве встречались комнаты двух видов. Или полностью обнесенные, или битком набитые, куда мародеры натащили за годы все что можно и нельзя.

Не увидев ничего предрассудительного и решив, что хозяин обитает в другом помещении либо вообще отсутствует, аккуратно подтянулся на руках, потом лег на живот на подоконник и бесшумно сполз в комнату.

В следующее мгновение сбоку взметнулось одеяло и сверкнул ярко-зеленым человеческий силуэт. Я метнулся в сторону-и наткнулся на шкаф. Тот вдруг ожил и превратился в еще один человеческий силуэт.

Если бы была включена опция хотя бы уровня «офицер», я бы среагировал, но «сержант» обеспечивает элементарные навыки, не требующие больших энергозатрат.

Я не успел даже пискнуть, как рукоять пистолета врезалась мне в центр лба.

Аферист был не один, мудро понял я, проваливаясь в беспамятство.

Мудрый план.

Очнулся я в комнате без окон, примотанный скотчем к стулу.

— Очухался, падла! — зло сказал Аферист.

Рядом с ним стоял Вертолет. Он то меня и приласкал. То, что меня подловил самый болтливый член банды Кента, было обидно.

— Чего вылупился? Звони Кенту! Только с ним буду говорить! — выпалил я.

— Ишь какой скорый! — делано удивился Аферист. — А соску свою не жалко?

Мне стало не по себе. Я был уверен, что Сандру они не взяли.

— Какая соска? — безразличным тоном уточнил я.

— Дуркует! — понимающе заметил Вертолет. — Он спасает свою телку! Его на пику сажают, а он за ней по городу мотается! Типа бессмертный! Ромео, мля!

— Заткнись! — беззлобно оборвал его Аферист и мне. — Сандра у нас!

— Покажите! — потребовал я.

— Странный чел! — ухмыльнулся Вертолет. — То к Кенту торопился, теперь биксу подавай!

Я внимательно посмотрел на них обоих.

— Чего вы хотите?

Они переглянулись.

— Базар есть! — признался Аферист. — Положение твое полная амба. Академик на тебя конкретный баллон накатил. Теперь тебе во всем городе блудняк, никто за тебя впрягаться не будет. Нам даже не в мазу тебя теплым Кенту доставлять. Вкуриваешь?

— И че?

— Через плечо! — ругнулся Вертолет. — Будешь бадяжить, потушим бебики!

Аферист жестом остановил его.

— Мы тут замутили тему!

Бандиты снова переглянулись. Их нерешительность мне не понравилась.

— Выкладывайте! — поторопил я.

А у меня был выбор?

— Есть жирный карась, — начал Аферист, решившись. — Дает за хабар хорошие бабки!

— Что за хабар? Красная пыль? Луноходы?

— Не впрягайся!

Я снова согласился. Конечно, не мое дело.

— В чем кидок? — уточнил я, не может же быть все хорошо, иначе со мной бандиты бы не разговаривали.

— Кипеж в том, что Кент про наш фарт с жирным карасем не знает.

Я изумленно посмотрел на него.

— Я в натуре под землей ползаю как червь поганый, света белого не вижу, а Кент снимает с каждого навара половину, — продолжил Аферист. — Это не по понятиям. А так все бабло наше будет. Получишь долю и отвалишь. Ну как наш план?

Я кивнул головой.

— План ваш в натуре мудацкий! Ты хочешь не только Кента кинуть, но и в общак долю не занести! Тебя за это академики на кукан посадят! Думаешь, они не узнают? Да Вертолет все на второй день растрезвонит! А если не растрезвонит, сам засветишься, когда бабки начнет тратить! Кенту все доложат. У него везде глаза и уши.

Аферист зло ощерился.

— Ну тогда мы тебя Кенту отвезем! А перед этим твою шмару бригаде подгоним!

Они повернулись, делая вид, что уходят, но делая это демонстративно медленно. Знали, сволота, что у меня нет выхода.

— Стойте! — остановил я их. — Железо дадите?

— Перебьёшься! — сказал Вертолет.

— Тогда у меня одно условие: я хочу увидеть Сандру!

Свиданка.

Сандру заперли в еще одной комнате без окон. Планировка дома оказалась идеальной для бандитов и арестантов.

Вертолет втолкнул меня в комнату и запер дверь.

Это была спальня. Из мебели диван-кровать, аккуратно застеленная рваными простынями. На стене место под телевизор. Сам аппарат сгинул без следа в пучине истории.

Увидев меня, Сандра отчего-то перепугалась.

— Не ругай меня, Лёша!

— За что? — удивился я.

— Ты сказал мне уезжать в случае чего, а я сидела в кабине, пригрелась, да и заснула!

— Мля! — вырвалось у меня.

Она отшатнулась.

— Не ругайся!

— Не буду! — успокоил я, сел рядом с ней на кровать и обнял за плечи.

Постиг очередное открытие. Когда обнимаешь женщину за плечи, она хрупкая и мелкая, но когда обнимаешься фасадной частью, то это целый мир с грудями и бедрами.

— Ты, о чем думаешь? — спросила она. — Как нам выпутаться? Они уже Кенту звонили?

— Не звонили.

— Как так? Они нас не выдадут?

— Как тебе сказать? — вздохнул я.

Отвертеться не удалось. Она смотрела васильковыми глазами прямо мне в душу.

— Что им надо?

— Им нужен человек на стрелку, — признался я.

— Что за стрелка?

— Хотят толкнуть хабар мимо Кента. Потом нас отпустят.

Насколько идеальный, настолько и невозможный вариант, прикинул я.

Неожиданно она вцепилась мне в руку. В глазах ее плескался не страх, ужас.

— Что они хотят толкнуть?

— Какая разница? Красная пыль, луноходы.

— Послушай меня! Ты не должен соглашаться!

— Не вариант! Тогда они Кенту сдадут!

— Все равно! Не подписывайся!

— Да что с тобой? — я раздраженно вырвал руку.

— Я тебе кое-что расскажу сейчас, только дай слово, что никому не скажешь!

Под таким соусом бабы выбалтывают абсолютно все свои секреты, подумал я.

— Мне Катрин рассказывала под большим секретом! — зашептала Сандра,оглядываясь на запертую дверь. — Она встречалась с Димой Утюгом! Он пацан правильный, но как-то раз признался, что серьезные люди предложили ему большие бабки за хабар. Одно условие, чтобы о сделке никто не знал.

— А Кент конечно узнал! — предположил я.

— Нет. Катрин говорит, что Утюг сильно опасался этих людей.

Утюг опасался? В моем понимании этот здоровенный битюк вообще никого и никогда не боялся. Говорят, у него были так развиты мышцы, что пули в них застревали.

— Что за серьезные люди, Утюг упоминал? Другая группировка? Люди Бормана, Корнета, Пантелея? Контрабандисты «снаружи»?

— Нет! — уверенно отмела они все предположения. — Утюг многих в городе знал, да и нюх у него на подставы всякие. Говорил, что на вояк похожи или спецназ, только не те и не другие.

— Как так?

— Катрин сама не поняла. Дисциплина вроде у них была железная.

Похоже на реализацию МГБ, прикинул я.

— Так вот. Утюг тоже взял на стрелку своих людей Банзая и Килю. До последнего не хотел идти, говорил, подставу чует. Встреча у них была на болотах. Так он сказал, а Катрин не знает, что он имел в виду. Пацаны ушли и больше живыми их никто не видел. Слухи ходили, что у них кишки вынули и в тазы сложили.

Я содрогнулся. Ни хера это не МГБ.

Тут в двери загрохотал отпираемый замок.

— Только хабар был не наркотики! — торопливо зашептала Сандра.

— Что? Что там было?

Она не успела ответить.

Дверь распахнулась. Вертолет широко ухмыльнулся во весь рот.

— Свиданка окончена! Господ фраеров прошу на выход!

Стрелка. 5 ноября.

Поехали на «Ниве голд». Меня посадили за руль, оба вора сели сзади.

— Оружие дайте, упыри! — попросил я.

— Ехай куды скажут! — был ответ.

Их довольные рожи были непробиваемы. Воры и представления не имели о грозящей им опасности, а если и имели, жадность застила им бебики.

Поехали практически тем же маршрутом, что приехал я. Со всей обреченностью я понял, что возвращаюсь прямиком в ад-зону подконтрольную Кенту. Было сильное подозрение, переходящее в уверенность, что мою долю мне никто отдавать не собирается. После передачи хабара меня сразу завалят и передадут Кенту. Выгода очевидна. И делиться не надо и премия от авторитета. Что касается того, что будет попраны законы воровского братства, так это все муляж. Их и не было никогда и существуют они лишь в блатных песенках.

С Дмитровского шоссе свернули к Савеловскому вокзалу. Бронепоезд к этому времени уехал. Лишь на путях стояли фиолетовые емкости с насратым командой гавном. Насрато было много. На бронепоезде были рады стараться не менее батальона.

Я впервые озадачился. А на фига Москве бронепоезд? Там ведь пулеметы, пушки, РС-ракеты земля-воздух. На фига все это, если реального врага не наблюдается? Не воры же в атаку пойдут.

И вот катается по периметру этакая бронированная дура. Не напрасно ведь? Командование чего-то опасается. Существует реальная опасность.

Капитаны! Понял я. Боятся, что Капитаны вернутся за своим добром.

— Чего плетешься? Ссышь, когда страшно? — вернул меня к действительности голос Вертолета.

На самом деле, задумавшись, я сбросил скорость.

Шоссе было пусто, так что я надавил на акселератор и стал наверстывать упущенное.

Пустые пути Рижского вокзала навевали тоску. Десятки тускло поблескивающих рельсов словно вели в никуда, и это не фигуральная часть речи. Рижский в отличие от Савеловского вообще не эксплуатировался. Во-первых, никакой Риги, а вкупе с ней Прибалтики, более не существовало. Во-вторых, куча рельс в черте города бесследно исчезла. Ходило много конспирологических версий, куда все это делось, но я склоняюсь к той, что в период безвластья некий предприимчивой бизнесмен сделал неплохой гешефт. Тогда в Европе ощущался сильный дефицит рельс взамен разбомбленных «точечными» ударами ВКС.

За время пути нас не один и не два раза остановили на блокпостах. Аферист выходил, демонстрировал кучи разрешительных бумажек, несмотря на погоняло, это был подготовленный пацан, и нам махали ехать дальше. По его бумагам мы числилась то ли строителями, то ли инженерами. В эпоху восстановления города такие разрешения выдавались кипами, так что Аферисту не стоило большого труда их достать. Да и проверяли их спустя рукава. Мы ведь не в закрытые зоны пытались попасть.

Снова я ехал по широкому и пустынному 3-му транспортному, чувствуя себя где-то на Марсе, а не в бывшей столице.

Когда мы миновали Русаковскую эстакаду и направились к Лефортовскому тоннелю, я почувствовал сильный дискомфорт.

— Мы не в Кузьминки едем? — воскликнул я.

— А тебе какая разница? — зевнул Аферист.

— Там плохая карма! — поделился я.

Все стало окончательно ясно, когда с 3-го транспортного Аферист велел свернуть на Волгоградское шоссе. Мы ехали прямиком дьяволу в пасть. В конце нас терпеливо ожидали болота Кузьминок.

Я сказал Аферисту об этом без обиняков.

— Заткнись! — оборвал тот. — Зато место тихое! Патрульные сюда не суются и постов здесь нет!

Иногда это не есть хорошо, прикинул я.

Руля своею собственной рукой я миновал дорогой моему сердцу 1-й корпус 9-го дома по улице Чуйкова, где обитала незабвенная Аня Куницина из 41-й бригады. Город кончился, и мы въехали в парк.

Конный двор. 12.00

Бывший музей «Конный двор» расположен на берегу Верхнего пруда парка Кузьминки и представляет собой несколько зданий, замкнутых в каре. Пруд давно высох и зарос черноольшанником. Здания пришли в полное запустение, облупились и заросли мхом. У возвышающихся перед фасадом монументов вандалы отломали у коней копыта и хвосты, у людей конечности.

Некогда окружающий Конный Двор забор имел проломы в нескольких местах, и Аферист велел заезжать внутрь, чему я категорически воспротивился.

— Там будем как на ладони! Надо оставить машину и двинуть на разведку!

— Так шухерятся сыкуны! — гордо возразил Аферист.

Вор плохо относился к рекогносцировке, если вообще догадывался, что это такое.

Я остановил машину посредине площади, заросшей буераками в пояс высотой и выключил мотор. Наступила тишина, нарушаемая лишь ветром, раскачивающим ветви черноольшанника.

— Ну и где заказчики? — спросил я.

— Еще 2 минуты!

Слыхал я об этих воровских традициях, чтоб приезжать минута в минуту.

— Вертолет, схоронись в кустах! — приказал Аферист. — В случае чего, вали всех нахер!

Вертолет достал ствол. Древний, пистолет Лебедева или даже еще древней. И скрылся в кустах, благо те подступали вплотную.

— Автомат бы! — канючил я.

— Толку то от тебя, Клещ! — вскипел Аферист. — Тебя зачем взяли? Постоять для количества! Это же стрелка, а не разбор! Скинем хабар, возьмём бабки и свалим!

— Кстати, где товар? — озаботился я.

— В багажнике! — сквозь зубы произнес вор. — Только достанешь его по моей команде и только после того, как они отдадут бабки!

Было заметно, что вору не по себе. Он побледнел, говорил с придыханием.

— Может, ну его нахер? — предложил я. — Переведем стрелу на наших условиях!

— Бивень! Это и есть наши условия! — снисходительно ответил Аферист. — Тут до нас Кент не дотянется!

В таких условиях я бы меньше всего беспокоился о Кенте, подумал я. Но свои мозги ворам не вставишь. Да и может я зря кипишую. Отвалим хабар, получим бабки и разбежимся. Но что-то говорило мне, что все не так просто. Да и предупреждение Сандры не шло из памяти.

И тут ровно в 12 минута в минуту раздался шум мотора. С шелестом шин во двор вкатился кар явно из семейства «кортежей». Серьезная бронированная дура со стеклами толщиной в ногу. У меня даже живот поджался, и я немедля активизировал опцию «офицер».

Если бы я использовал ее до захвата меня ворами, то я не попал бы в такую задницу. А что это именно задница, я уже не сомневался.

Только не понимал еще, каких бездонных она масштабов.

Гости.

Гостей было трое. Они разом вышли из машины. Про себя я окрестил их Грузный, Короткий и Длинный. Сразу понял, что никакие это не вояки. Я спецуру за километр чую. Все в брюках-карго с накладными карманами и ветровках. Одежда идеально чистая и подогнанная. Ветровки застегнуты до самого верха. На этом сходство с вояками заканчивалось.

Двигались они уверенно, словно по очерченной для каждого траектории. Модификанты, мелькнула паническая мысль. Да они сейчас нас всех тут положат. И денег в руках нет. Чем они расплачиваться собирались?

Они подошли с разных курсов, но остановились словно на невидимой линии. Ровно за пару метров от нас.

Мощные надбровные дуги, возможно усиленные титановыми пластинами. Квадратные груди, обтянутые тонкими ветровками. Явно подкожные бронежилеты. Либо вообще кожа заменена на бронь. Это если модель предназначена для тривиальных задач. Завалить кого-нибудь без особых конспираций.

Огромных кулаков у модификантов нет. У маленького кулака и площадь удара меньше, давления больше. Да и спусковой крючок нажимать ловчее. Хотя ловкости этим обезьянам не занимать. Да и что говорить о творении рук человеческих способных двигаться в 3–5(!) раз быстрее самих создателей.

Убить их невозможно. Сами они беспощадны. Как говаривал один умный человек «Прижмут к реке, считай крышка!».

— Здорово, господа! — воскликнул Аферист неожиданно громко, и я вздрогнул. — Как добрались?

Господа никак не среагировали. Стояли и буровили нас глазами.

Глаза мне не понравились. Я способен распознавать вмешательства в человечий организм. В глазных яблоках трудно что-то скрыть. Да и у модификантов нет такой цели что-то скрыть. Это не шпионы, а настоящие машины-убийцы, танки на двух ногах. При включении боевой опции у них глаза меняют свой цвет. Иногда в более дешевых моделях в глубине начинает светиться красный огонек. Как у вампира.

Нет, я допускаю, что нам на встречу прислали более дорогую и совершенную модель. Уважили, так сказать.

Но случилась странная вещь. Сколько я не вглядывался в глаза, не заметил никаких следов генных вмешательств. Вообще никаких. Глаза как глаза. Но настораживала невероятная похожесть глазных яблок и зрачков. Их словно клонировали, а потом вставили всем троим.

Но клонирование чересчур дорого, чтобы проводить его для рядовых модификантов, да еще участвующих в воровской стрелке. Я никогда до этого не слышал, чтобы для модификантов что-то там клонировали. Обычно берется обычный организм и на его базе начинается «улучшение».

Гости никак не ответили на приветствие.

— Принесли? — спросил Грузный, судя по весу главный в троице.

Говорил он с непонятным акцентом. Еле заметным, практически неуловимым. Чтобы модификанты были дефективными?

Никакие это не модификанты! Понял я. Открытие не обрадовало.

— Пацаны, вы издалека? — спросил я.

На меня даже не оглянулись.

— Где груз? — спросил Грузный.

Я сделал вид, что обиделся.

— Где уважуха, бродяги? С вами пацаны здороваются!

Ответил неожиданно Аферист.

— Клещ, какого ты делаешь? Заткнись, мурло!

Раздался еще один голос, и мы не сразу поняли, что заговорил кто-то другой. Голоса были один в один.

— Мы издалека! — произнес Короткий.

Он наконец обратил на меня внимание, но особой радости это мне не доставило. Когда он уставил на меня свои буркала, я почувствовал легкое жжение под веками, это включилась блокировка «офицера». Короткий пытался залезть мне в мозги!

— Клещ? Интересно! — произнес Короткий без тени интереса, и жжение прекратилось.

— Где бабки? — продолжал я.

— Бабки? — переспросил Грузный и сам себе ответил. — Деньги! Сначала груз!

Разговор с ними напоминал разговор со шкафом. Ты туда что-то говоришь, а в ответ лишь эхо.

Аферист наконец возмутился.

— Где бабки, пацаны?

— А где груз? — ловко вставил Короткий.

Может у них Короткий главный, а не Грузный, прикинул я.

Аферист повернулся ко мне.

— Иди возьми там в багажнике!

— Они бабки еще не показали! — возмутился я. — Так дела не делаются!

— Заткнись и тащи сумку! — напирал вор.

— Ну как знаешь!

Я раздраженно пошел выполнять указание, но заметил еще одну странность. Грузный стоял в середине, а Короткий и Длинный абсолютно синхронно сдвинулись на полшажочка в стороны. Движение получилось завораживающе красивым.

Не люди, понял я.

Избиение агнцев.

Я открыл багажник, увидел среди всякого хлама чистую спортивную сумку. И в это время началось. Хотя я на их месте дождался бы, пока я сумку достану. Но так или иначе, это случилось.

Я услышал крики и шум ударов. Глянул поверх кабины, это Короткий, который был на голову ниже Афериста и уступал в весе, избивал вора. Парой ударов в голову и шею Короткий ввел его в состояния грогги, а затем зверской подсечкой буквально смел с ног. Вор пополз и встал на колени. На всю жизнь я запомню его взгляд в момент, когда Короткий отпиливал ножом ему горло. Кровь хлынула с каким-то шипением, словно кипяток. Короткий спокойно регулировал направление алого потока, чтобы не запачкаться. Все произошло быстро и жестко.

— Вертолет, стреляй! — крикнул я.

Выстрелов не последовало. Самому мне защищаться было нечем, оружия никакого, и я бросился к кабине, намереваясь впрыгнуть за руль и ударить по газам. Но не успел. Грузный с невероятной для него резвостью вскочил на капот, который заскрежетал под его немалым весом. Дверца водителя оставалась распахнутой. Грузный дал по ней пинка с такой чудовищной силой, что она захлопнулась, а все стекла с боковины вылетели.

Я замер, а Грузный пошел на меня, не разбирая дороги. Из-под его ног во все стороны летел грунт вперемежку с вырванными кустами. Через секунду к этому исковерканному мусору должен был присоединиться и я.

И тогда я активизировал опцию «убийца»-самую мощную свою программу, пожирающую бездну энергии, которую доселе мне не приходилось использовать. Да и поставили мне ее совсем недавно. Опция действовала ровно 3 минуты, за это время высасывая все жизненные силы.

В голове ничего не щелкало, и включение опции прошло полностью незаметно, но мироощущение кардинальным образом изменилось. Грузный, превратившийся в движении в размазанное пятно, вновь обрел четко очерченные габариты. Я уклонился от удара и ударил его в грудину, удивляясь невероятной легкости бытия. Бил я без усилия, но грудь боевика сильно промялась, и раздался треск внутренних переборок. Вторым ударом я ударил уже прицельно в горло. Я бы убил его тут же, но встретив неожиданно крепкого оппонента, Грузный тоже усилил свои опции. Он снова начал размазываться в воздухе, так что удар получился неакцентированным. Сначала кулак вроде вынес ему полшеи, потом Грузный оказался уже чуть в стороне, а в воздухе напротив моего кулака висели кровь и кожные лохмотья с его шеи, которая оказалась недостаточно повреждена, чтобы он сдох.

— Приказываю использовать летальное оружие!

Я увидел, что команду отдает Длинный. Вот настоящий командир!

Грузный выхватил оружие. Я сразу распознал оружие Капитанов. Не серпер конечно, но уже и не паузер. Уже потом стало ясно, что оружие Капитаны адаптировали под земное, и по внешнему виду оно напоминало крупнокалиберный пистолет с эргономичной ручкой. Капитаны могли запихнуть туда любую мощность, но сделали чуть мощнее любого земного пистолета.

Грузный выстрелил. Я уклонился, и заряд взрыл землю словно плугом. Второй раз выстрелить я не дал, был уже на стволе. Тут я получил бонус. Творение Капитанов оказалось грубоватым в исполнении, то есть сила в них была, а ограниченность в суставах никуда не делась. Возможно Капитаны произвели помощников буквально перед стрелкой. Во всяком случае, когда я стал выламывать Грузному руки в сочленениях, он растерялся, стал понапрасну несуразно дергаться, а я уже направил его собственный пистолет ему в грудь.

Раздался выстрел. Но заряд отрикошетил! Угодив в арку, он превратил ее в груду кирпичей.

Грузный стал вырываться. Я вывернул ему руку, практически сломал в плече, прижав к дверце машины. Потом ткнул стволом ему в голову и раз за разом спустил курок. С гудением занялась трава. С каждым выстрелом голова Грузного становилась все меньше, пока я полностью его не обезглавил, и тело безвольной грудой не шлепнулось на землю.

Я поднялся над капотом, на фоне горящей травы, с бешеными от действия анаболиков глазами, да еще со стволом в руке.

Бой длился всего несколько секунд, и оба исполнителя не сдвинулись с места. Я не представлял себе, как с ними справиться обоими, потому что действие «убийцы» заканчивалось, но ведь оппоненты об этом не знали.

Длинный что-то каркнул не по-русски. Из-под их ног словно взметнулась белая простынь. Ткань громко хлопнула, укрыла обоих несостоявшихся барыг и понесла прочь легко и невесомо как одуванчиков. Оппоненты исчезли, будто и не было никогда.

Действие опции иссякло вместе с этим, и я без сил повалился на землю. Трава сгорела, и земля была теплая.

В наступившей тишине раздались шаги. Над бурьяном робко появилась башка Вертолета.

— Здорово ты их, Клещ! — похвалил он.

Я молчал.

Вор обошел машину, держа уже ненужный пистолет наготове.

— Они Афериста убили, вот сволочи! — раздался его голос. — Жалко пацана, а?

Он подошел ко мне.

— С другой стороны, нет худа без добра! Нам больше достанется! — сказал он. — Ты как?

— Помоги подняться! — буркнул я.

Он помог. Я мог стоять, только прислонившись к машине.

Вертолет подошел к открытому багажнику.

— Посмотрим наш хабарчик! Каждый получит свою долю! — довольно напевал он.

У меня рука с пистолетом лежала на крыше машины. Не потрудившись ее поднять, я выстрелил. В груди Вертолета возникло сквозное отверстие размером с голову. В отверстие хорошо просматривалась трава и остатки забора за ней.

Вертолет с изумление посмотрел на дыру и рухнул наземь. Я повалился следом. Пришёл в себя, когда уже темнело. Встал, кое-как доковылял до багажника. Достал сумку, открыл.

Там были не наркотики, а лежала тяжелая пачка из сколотых вместе нескольких древних тетрадей. Когда-то желтые, они за давностью лет почти потеряли цвет.

13. Большая резня

2 день войны. Мукомольный проезд.

Ночь Пестель провел на улице. Спал под вывеской «Продукты», свернувшись в куртчонке и вжавшись спиной в стену. Сам себе напоминал испуганного щенка, спасающегося от большого пугающего мира. Дом реновации на Мукомольном равнодушно возвышался над ним, пустой и изнасилованный чужими людьми. Он сунулся было на другой этаж, но бежал в паническом ужасе, потому что там гремели явно кавказские мотивы на современный клубный манер. Всего лишь в одной из квартир, но он во всех подробностях представил, что они сделают, когда наткнутся на него. Улицу он ложно считал более безопасной, как будто там на него наткнуться не могли. А если и наткнутся, то не тронут, что с него взять. Он даже стал выдумывать отмазку на случай, если пристанут, что он не москвич, а приехал на заработки, скажем, из Ставрополя-на-Волге, где подобно застреленному старому лосю издыхал большой автомобильный завод, бывший краса и гордость рухнувшей империи.

Он проснулся едва рассвело, но не от рассвета, а от визгливого шума старого насоса. Это сосед Слава не знаю с какого этажа накачивал шины старого такси. Он и раньше не давал спать по утрам, хотя можно было накачивать колеса с вечера и никому не мешать.

Пестель поднялся, в коленях был холодный хруст, оправил куртку и подошел. Все это время Слава делал вид, что не обращает на него внимания. Это же нормально, человек спит на улице как собака. А если вспомнить, что еще и война.

Они поздоровались. Не за руку, а словами. Хотя с остальными соседями Слава всегда здоровался за руку.

— Что, на свежем воздухе решил поспать? — хохотнул Слава.

Он был мордатый, мужик в теле. Пузо торчит между майкой и брюками. Слава разговаривал так, словно никакой эвакуации не было. Обычное подтрунивание над недотепой соседом. А сам себя он считал безусловно шустрым малым.

Пестель, стесняясь просить, всё же решился.

— Сосед, довези до Измайлово! 3-я Прядильная улица! У меня там…

Он не договорил, был грубо прерван.

— Да мне по херу, что у тебя там! Чем платить будешь?

— Мне нечем! Меня обокрали!

— Рыжье! Кольца! Часы в браслете! Хоть что-нибудь!

— Только это… — Пестель показал замызганную куртку.

— Ну за это тебя даже на велосипеде никто не повезет! — хохотнул Слава.

Пестель в отчаянии понял, что тот сейчас сядет и уедете, увезя последнюю надежду на спасение Дианы.

— Стой, сосед! Ну как ты можешь? Война все же! — повысил он голос, что в общем то было ему не свойственно.

Слава презрительно сощурился.

— Какой ты на хер сосед? Нормальные люди все уехали! И пошел бы ты со своей войной! Мне бабки надо зарабатывать!

Он обрушился наетым задом в водительское кресло, зло захлопнул дверцу, и едва заведя мотор резко дал газ. Машина юзанула колесами, выдав вонючий дым и след сажи на асфальте, и стартанула с места.

Опустошенный Пестель смотрел как веселенький силуэт маневрирует во дворе, а потом исчезает за углом реновационного дома.

Ему хотелось в туалет, пить и кушать. Все одновременно. В туалет он сходил за кустик. Со всем остальным пришлось погодить. Он представления не имел, чем будет жить. В Москве у него никого не было.

День разгорался. Солнце начинало печь. А еще пугали ядерной зимой, подумал он.

Из добра у него оставалась лишь куртка. Отряхнув и сунув ее в порезанную сумку, направился со двора. Свернув за угол, сразу увидел машину Славика. А еще куда-то торопился, подумал он.

Славик был с каким-то мужиком. Нашли время болтать, неприязненно подумал Пестель. Меня так послал.

Ноги его приросли к асфальту, когда до него дошло, что происходит. Славик стоял на коленях, а здоровенный бородатый мужик за ноздри задрал его голову кверху так, что глаза едва не вылезли из орбит. А потом мужик стал резать Славику горло узким длинным лезвием.

Пестель видел раньше, как режут горло. В кино. Чик-и ровный разрез. В жизни все оказалось гораздо более мерзко и страшно. Убийца работал словно на бойне, слой за слоем погружая нож все глубже, пока лезвие не зашкрябало по костям позвоночника. При этом он ловко уклонялся от струй жирной алой крови. Сделав дело, он отбросил тело, упавшее со звуком очень мокрой тряпки. Славик остался лежать большой неопрятной кучей, с вывалившимся незагорелым пузом. Убийца рылся в его карманах.

В полнейшем шоке Пестель пронаблюдал всю сцену, точно это было некое представление, за которое он уплатил деньги и теперь не должен был пропустить ни одной детали. Совершенно отстраненные мысли медленно словно клейстер текли в его голове. Надо было Славика перед отрезанием головы обшмонать, думал он. Чего уж теперь. Можно испачкаться.

И он шумно блеванул.

Бородатый повернулся. Зло сощурился. Если бы он сейчас побежал к нему, Пестель бы даже не стронулся с места.

— Чиво нада? — гортанно спросил убийца.

— Я иду за Дианой! — честно признался Пестель.

— Диана? Магазын? — не понял бородач.

— Девушка!

— Дэвушка? — бородач сплюнул. — Ахмак^[29]!

Сел в машину и уехал.

Пестель решил идти к Шмитовскому проезду. Возможно была дорога в Измайлово и короче, но он ее не знал.

Сразу за реновационным монстром располагался еще один-жилой комплекс «Хайд» из семи небоскребов. В мирное время Пестеля сюда и близко не пускали. Цена на квартиры начиналась от 20 миллионов.

Задрав голову Пестель смотрел на зеркальные стены, когда где-то на этаже 30 или 40-м разверзлась темная прореха, выпуская нечто. Лишь спустя какое-то время дошел звук разбиваемого окна и смертельный вопль выброшенного человека. Несчастный вопил почти до самой земли. При падении тело достигло такой скорости, что при ударе издало не стук, а влажное чавканье словно от упавшего гнилого помидора.

Пестель опрометью кинулся наутек.

Посмотрел небоскребы, блин!

* * *

Улицы не были пусты. Уезжали припозднившиеся. Мутные личности грузили в «газели» коробки с плоскими телевизорами. Одинокие мешочники, шарахаясь друг от друга, шли пешком. Брошенных машин не было. Они появятся позже, когда кончится бензин.

Один раз низко над улицей прошел вертолет. Все попрятались, Пестель тоже. Кушать и пить хотелось все сильнее. По пути попалась стоматологическая клиника. Перед ней в семиместный минивен грузилась семья. Муж, жена, дочка и собака. Пестель подошел и поздоровался.

— Вы не через Измайлово поедете?

— Иди отсюда, мальчик!

Мужчина был грузный, но сам с мальчишечьим фальцетом. Жену почему-то называл по имени-отчеству.

— Полина Григорьевна, поторопитесь!

По-видимому, врачом была именно она, он же на подхвате.

— На машине опасно! Там сейчас одного уже убили! — предупредил Пестель.

Дама была хорошо в годах и голос у нее был сварливый.

— Он хочет, чтобы мы через Измайлово поперлись! — возмутилась она. — Андрон! Сделай же что-нибудь!

Мужик вместо того, чтобы сказать «отвали», отыскал в багажнике монтировку и замахнулся.

— Пошел отсюда, гниль обезьянья!

Пестель отскочил.

— Вот из-за таких как вы, москвичей и не любят!

— Вали отсюда, вшивота!

— Девчонку хоть пожалейте! — закричал Пестель. — У вас машину все равно отберут!

— Вот, гнида, не унимается! — возмутился Андрон. — А ну пшел!

Он еще помахал железякой, но, если бы хотел ударить, давно бы ударил.

Пестель отбежал к клинике и увидев, что дверь открыта, вошел. Где-то здесь вода должна быть, подумал он.

— Андрон! Этот мелкий гаденыш в наш кабинет пошел! — закричала Полина Григорьевна. — Сделай что-нибудь!

— Чего уж теперь! — махнул рукой Андрон.

Пестель оказался перед дверью с надписью: «Врач высшей категории…», толкнул и вошел. В стоматологическом кабинете стояло зубоврачебное кресло, шкафчики и о вожделенное чудо-раковина. Он повернул ручку, и вода потекла. Водопровод еще не отключили. Он пил, и никогда еще вода не казалась такой вкусной. Потом заметил на столе на бумаге с жирными пятнами засохший кусок пирога. Проглотил его в один присест. Жизнь продолжается, с оптимизмом подумал он.

И тут с улицы донесся шум заводимого мотора и резкий старт с прокрутом. Потом такое же резкое торможение, после которого напрашивался ожидаемый удар о препятствие либо о другой автомобиль, но вместо этого отчетливо прозвучало «тра-та-та-та».

Он подбежал к окну.

Минивен стоял посредине улицы, наклонившись на один бок. Из-под капота лениво выбивался одинокий лоскут пламени. Бок машины наискосок перечеркивали пулевые отверстия. Стекла были целые, обильно забрызганные изнутри пурпурными брызгами.

Пестель выблевал только что съеденный пирог.

К машине подбежал жилистый бородатый парень. С криком «Вай!» с силой выдрал заклинившую дверцу, стал спасать женщину. Пестелю было плохо видно, Полину Григорьевну или дочку. «Спасатель» выволок тело с мотающейся головой, бросил на капот животом, задрал платье, рывком содрал трусы.

— Чу! — к «спасателю» подошел мужик с автоматом и с такими кривыми ногами, что можно было на них вместо колеса ездить, приставил дуло автомата к голове жертвы.

В коротком звуке выстрела голова исчезла, но бородатый парень занятия своего не прекратил, пока не кончил.

— Дело надо делать! — с укоризной сказал косолапый. — Багажник смотри!

Пестель отшагнул назад и сразу что-то уронил. Бандиты обернулись, но Пестель не будь дураком уже нырнул вниз.

На корточках бросился прочь.

Э, так не пойдет! Сказал он себе. Где ты еще воду найдешь!

Он вернулся, нашёл несколько склянок с резиновыми пробками и спиртовыми запахами. Сполоснул, наполнил водой, сложил в сумку. Разрез прихватил найденным степлером, который тоже положил в сумку. Туда же отправился скальпель.

Дорога в Измайлово длинная, рассуждал он.

Красная Пресня, 32.

Пестель стоял перед дорожными знаками. Знаков при Босянине в Москве стало с избытком. «Пешеходы», «Ограничение 40», «Остановка запрещена». На всей видимости ни одной машины. Картина маслом-гаишник повесился.

Ларьки при остановках были разграблены. Даже не разграблены-уничтожены. Разбитые витрины, выломанные двери, растоптанный товар. Но трупов еще не было. Они появились позднее.

За все время, пока Пестель шел по Шмитовскому проезду, а потом по Пресне, ему попались люди из двух разнонаправленных потоков. Русские стремились уехать, бросив все, мигранты наоборот, всеми силами сопротивлялись, стремясь остаться.

На противоположной стороне улицы появился очень худой чернявый парень. Не успел Пестель обрадоваться, как тот гортанно крикнул:

— Чего уставился, донгуз^[30]?

И продолжил копаться в какой-то куче.

В это время совсем близко раздался голос, усиленный громкоговорителем. Пестель остановился послушать, но его насторожила реакция чернявого. Тот со всех ног бросился бежать и скрылся в кустах на газоне. Пестель пожал плечами, но все же зашел за остановочный павильон.

Едва успел скрыться, из-за угла появился полицейский бронеавтомобиль «Лис» с рупором на крыше.

— Граждане, согласно постановлению правительства Москвы, объявлена эвакуация! С собой брать только документы и деньги! Вы скоро вернетесь в свои дома! — вещал голос.

А потом в бойницу высунулось дуло автомата, и стрелок выпустил длинную оглушительную очередь. Пули прошли где-то в стороне, но у Пестеля отказали ноги, и он упал на асфальт и едва не обоссался.

Бронеавтомобиль медленно проехал мимо и свернул в проулок. Донесся мегафонный голос:

— Граждане, без паники! Объявлена эвакуация!

И снова очередь.

Пестель по своей привычке оправдывать все и вся, представил, как в кабине сидит перепуганный эмчеэсник и палит от ужаса в белый свет как в копеечку.

Но сам он тоже не герой. Сидел в укрытии, пока механический голос совсем не стих.

Он увидел рядом в кирпичном доме на первом этаже вывеску «Адреналин», решил, что там можно разжиться медикаментами. А то уже поимел несколько царапин, а даже йода нет.

Вошёл через отсутствующую витрину и сразу понял свою ошибку. Магазин оказался не аптекой, а спортивным. К тому же разграбленным.

— Тот, кто носит Адидас, за рубль Родину продаст! — вспомнил Пестель заезженную шутку веселых ребят.

Светились голые полки. Отдельные кроссовки без пар разбросаны по всему полу. Остатки костюмов свалены в кучу, и кто-то сверху насрал на них. Не доставайся же ты никому.

Пестель стоял среди былого великолепия. Здесь даже нечего украсть.

Преодолев отвращение, подошёл к куче белья, надеясь решить невыполнимую задачу-выбрать себе из неиспорченной одежды и не испачкаться. И замер.

За кучей лежал труп. Пестель сразу понял, что это покойник и не принесет ему беды. Был он голый по пояс и весь уже серый, как старый манекен. Видать, давно прикололи, вон и дыра под лопаткой. Не сумит, а совсем даже славянин. Весь в татуировках. На спине церковь с таким количеством куполов, что и не сосчитать. В центре портрет Сталина. Ниже свеча и сторожевая вышка.

Однако быстро я к виду смерти привык, подумал Пестель. Всего 2-й день войны, а такой ощущение, что всю жизнь при нем только и делали, что резали горло, расстреливали автомобили и насиловали покойников.

Он рассеяно повел взглядом и чуть в стороне, под упавшей вешалкой с какими огрызками, увидел то, что пропустили убийцы. Торопились видно скрыться с места преступления.

Под вешалкой лежал пистолет.

Польза и вред пистолета. Садово-Кудринская 5. Планетарий.

Пестель стоял перед огромным серым бетонным яйцом. Ветерок лениво трепыхал флажками на подъездной аллее. Реклама обещала открытие Лунариума, туалет для инвалидов и Вай-Фай. На одном из щитов позировал товарищ в костюме, настолько влитом, словно хозяин надевал его в жидком виде, а потом тот затвердел на нем, с автоматом в руке-реклама нового фильма про Бонда, который уже не выйдет никогда.

Пестель достал пистолет и стал принимать разные позы, воображая себя главным героем. Интересно, от Голливуда что-нибудь осталось?

Наши генералы и боевые генеральши с размером груди № 5 должны были озаботиться сохранением культурного достояния человечества. Голливуд давно уже не американский, там работают спецы со всего мира, включая Россию. А зачем бить по своим?

Наши могут, понимал Пестель.

По-хорошему, надо было уносить ноги и искать место ночевки. Вторую на свежем воздухе он не перенесет. Да и приколоть ночью могут. Никто ж не знает, что у него ничего нет.

За все время ему никто не встретился. Лишь пролетели, не задерживаясь несколько машин. Но пару раз на противоположной стороне улицы он засек подозрительное движение. Некие одиночки шарились среди разбитых витрин и прятались, стоило обратить на них внимание. У мнительного Пестеля возникло убеждение, что за ним следили.

Ждут ночи, чтоб я уснул, рассуждал он.

Так что особой необходимости идти в «Лупанарий» у него не имелось, но почему-то именно поэтому посетить его хотелось до дрожи. Диана говорила ему:

— У тебя женская натура, Шурик! Иногда даже кажется, что критические дни у тебя, а не у меня!

Ах, Диана! Дневная красавица с дивно красивыми ногами! Где тебя искать? Телефона нет, а Измайлово оно слишком большое, и до него надо еще добраться. Пока никто не чинит особых препятствий, но он уже видел, как легко в Москве режут людей!

Пестель пошел в планетарий.

Толстое стекло входных дверей было расколото. Кто-то заботливо обвязал их красной лентой. Пестель вспомнил старых теток, которые тут работали. Старая гвардия стояла до конца.

Холл был разгромлен полностью. Стоявшие на конусах глобусы варвары целенаправленно сбросили на пол и частично продырявили и расплющили. Цветные витражи разбили, и груды стекла жалобно скрипели под ногами.

В мрачной тишине где-то журчал ручеек. Вода! Пестель уже опрометчиво выпил половину своих запасов и ничего не мог с собой поделать. Пить хотелось все время. Он еще никогда не ходил столько пешком.

В центре холла располагалась поддерживающая колоннада. Пестель обошел ее и замер.

Ражий детина в шортах на мощном заду и грязной майке, открывающей волосатые ручищи, вдумчиво мочился на упавший земной глобус.

Парниша узрел Пестеля, с лету оценил его полную бесполезность и безопасность, и осклабил пасть, поросшую рыжеватым неопрятным пушком:

— Зашибись! — и зареготал.

— Зачем? — потрясено выговорил Пестель.

Здоровяк закончил, могуче потряс гусака и запрятал внутрь необъятных шортов. Потом пошел прямо на Пестеля.

Тот вынул руку из-за спины. В руке был пистолет.

— О, как! — удивился, но не испугался здоровяк. — Настоящий? Не травмат?

Он вел себя в корне неправильно. Пестель видел в кино, как правильно. Достаточно было герою достать ствол, как и стрелять даже не надо было. Все в ужасе убегали.

Здоровяк приближался.

— Остановитесь, пожалуста! — попросил Пестель.

Он уже представлял будущие последствия выстрела, крики и кровь, и его буквально корежило. Ни хрена этот пистолет не помог, с отчаянием понял он.

— Дурак, давай вместе выбираться! — дружелюбно предложил здоровяк.

Пестель сразу ухватился за эту мысль. А, что? И убивать никого не надо!

— Давайте! На самом деле мы же культурные люди! Москвичи! — горячо подхватил он, а руку с оружием опустил.

— Тю-тю-тю! Аккуратнее! — здоровяк перехватил руку, вынул из нее пистолет — а потом сильно пихнул Пестеля пятерней в лицо.

Тот полетел на пол, на хрустящее колючее стекло. На лице и губах остался вонючий пот незнакомца.

Здоровяк проверил оружие, выщелкнул магазин.

— Патронов нет совсем! — зло ощерился он.

— Видно, тот человек в магазине спорттоваров отстреливался! — пояснил Пестель.

Оправдываться было стыдно, но его несло. Он боялся, что здоровяк от огорчения начнет бить по-настоящему. А так, пихнул и пихнул. Как в школе на переменке.

— Возьмите меня с собой! — попросил Пестель. — Мне в Измайлово надо! Я Диану ищу!

— На хрен ты мне усрался! — ругнулся здоровяк, сунул ствол за пояс шортов, шумно высморкался и решительно зашагал на выход.

Пестель заторопился за ним, но быстро идти не смог. Надо было выковырять впившиеся при падении в ноги осколки.

Уходя, оглянулся. Что осталось от великой космонавтики? Обоссаный глобус, расписанный под хохлому?

Он толкнул тяжелые в своей бесполезности расколотые двери и вышел на улицу.

Сразу за дверями, прижавшись спиной к стене, сидел мертвый здоровяк. Рука прижата к животу, а весь живот красный от крови, мокрая майка обвисла точно набравшая воды половая тряпка.

Пестель в ужасе огляделся. Никого. Только ветерок полощет ряд флажков.

Здоровяк неожиданно открыл глаза:

— Все из-за тебя, сука! — обвинил он.

— Почему из-за меня? — не понял Пестель.

— Они б меня не тронули, если бы не ствол!

— Кто они? — Пестель ошибочно решил, что если у покойника широко открыты глаза, то он продолжает с тобой разговаривать.

Никогда еще Пестель так быстро не бегал.

Зоомагазин. Садово Кудринская 21.

Зоомагазин находился в одноэтажном пристрое к жилому дому. Пестель ни за что не пошел бы туда, если его бы не привлекли писк и верещание зверушек. Он прошел короткий тамбур и вошел в торговый зал.

Боже мой! От умиления и жалости на глазах у него выступили слезы.

Клетки были тесно набиты шиншиллами. Ушастые зверьки как по команде с надеждой уставились на него темными бусинками глаз.

Шиншилла особенное животное. Похожа на большую пушистую мышку. Мех у нее настолько плотный, что не терпит воды, и купается зверек в пыли.

Десятки мышат разных полов и размеров налезали на решетки со стороны Пестеля, раззевая крохотные пасти. Они не ели и не пили вторые сутки, они хотели воды, они хотели орешков и сена. В течение дня их выпускали из клеток в специальный вольер побегать-они соскучились по бегу. Они вытягивали хрупкие гибкие тела, они тянули крохотные лапки, настолько неразвитые, что не могли удержать целый орех. И глаза. Они смотрели прямо в глаза Пестелю, даже не так, они смотрели ему прямо в душу, словно обвиняя. Вы привезли нас с нашей родины, вы заперли нас в клетках, а теперь еще и не кормите. Да, вы начали войну, но кто позаботиться о нас? Мы словно малые дети, мы погибнем без вас, пока вы занимаетесь своей дурацкой войной!

Пестель подошел к клеткам. Шиншиллы опасливо отошли к противоположным стенкам. Клетки закрывали крохотные замочки, когда он пытался их сорвать, шиншиллы опасливо приблизились и доверчиво нюхали ему пальцы.

Он ничего не мог сделать даже с этими чисто декоративными замками. Работа в офисе сделала его безвольным и слабым. Шиншиллы нетерпеливо пищали.

— Я сейчас помощь позову! — сказал Пестель, словно они понимали, а может, на самом деле понимали.

Он вернулся на улицу и о счастье-ему повезло. По улице шел мужчина и катил магазинную тележку, набитую пакетами и мешками.

— Товарищ, помогите! Там шиншиллы погибают! — взмолился Пестель.

— Шиншиллы?

Товарищ повернул к нему лицо, неприятное, словно на нем застыла маска злобы. Возможно это была какая-то мимическая болезнь, но от ответного взгляда Пестеля лицо его искривила неприкрытая ненависть. Безусловно он понимал, какие чувства вызывает его перекошенная физиономия, и это злило его. По привычке оправдывать все и вся Пестель рассуждал так, что беднягу можно понять и простить. Тяжело ему носить эту адову печать на лице, ловить на себе не всегда тактичные взгляды, слушать неприятный шепоток за спиной.

Товарищ решительно отодвинул Пестеля и вошел в магазин. Огляделся.

— Там замки! — подсказал Пестель.

— Замки! — снова односложно произнес товарищ.

Проигнорировав клетки с малышами, он пошел к клетке с взрослыми особями. Красивая пушистая шиншилла подбежала к решетке и поднялась на задние лапки, открыв рыхлое беззащитное брюшко. Усики забавно дрожали, самочка пыталась просунуть нос между прутьями.

Гражданин вытащил из-за пояса короткий топорик.

— Вы только осторожнее! — взмолился Пестель.

Замок тренькнул, отлетая. Гражданин взял доверчиво приблизившуюся шиншиллу, поднёс ближе и осмотрел. Самочка дрожала и трясла усиками.

В следующее мгновение гражданин прижал шиншиллу к столу, заправски хекнул-и снес ей головку одним ударом. Остальные шиншиллы заверещали и попытались сбежать, но палач захлопнул клетку. Не обращая внимая на струящуюся кровь, он прикидывал размеры обмякшего тельца.

— Это же сколько на шубу надо? Сотню таких доходяг!

Парализованный ужасом Пестель безмолвно смотрел на отрубленную головку с бусинками глаз.

А палач тем временем приоткрыл дверцу клетки, в которую в панике лезли сразу несколько шиншилл, ловко выхватил одну, остальных запихнул обратно. Самочка дрожала и верещала, но гражданин знал свое дело. Раз-и голова зверька в алой пене летит на пол. Будто всю жизнь только тем и занимался, что головы рубил.

Гражданин уже доставал следующего зверька.

— Большие все мои! Тебе мальки! Забирай! — буркнул палач, прижимая трепыхающегося зверька, кричащего как дитя.

А ведь он так всех порубит, понял Пестель. Убьет всех… для своей шубы. А я ничего не могу. Не научен защищаться и защищать. Трус.

Его охватила тоска. Она затопила его целиком. Он даже не мог дышать. Снова сверкало зловещее окровавленное лезвие.

Он должен был умереть в эту секунду, но, чтобы не задохнуться, закричал, завопил что есть сил, выбивая из глотки кроме забившей пробки еще что-то существенное, некое табу, ограничитель, который был там у него всегда.

Нельзя ни во что вмешиваться. Если ты можешь предотвратить нехорошее-лучше спрячься. Если у тебя есть возможность вмешаться-беги прочь. Ты никто, а кругом страшно. Страшно жить.

Теперь все это вдруг разбилось в нем вдребезги. Словно атомный взрыв внутри случился.

Отчаянно визжа, он врезался в палача и стал сучить кулачками, и тот легко стряхнул его с себя, замахнулся топором, но Пестель врезался в него телом, опрокинул вместе со столом. Клетки полетели на пол. Палач в отвращении вопил, мохнатые шиншиллы ползали у него по лицу. Он подхватил одну самку-обалденной серой расцветки, и достал нож, размахиваясь и готовясь всадить ей в нежное беззащитное брюшко.

У Пестеля окончательно все перемкнуло и он, подхватив железную клетку обрушил на ублюдка. И бил до тех пор, пока окончательно не вбил злое выражение гада ему в злокозненную башку.

Он сидел на полу в полной расслабленности и гладил молоденькую шиншиллу в пышной серой шубке, а она смотрела на него преданными бусинками черных глаз.

14. Днюха

Рэд Сквер. Ночь на 6 ноября.

Первым пришел в себя и начал командовать как положено генерал Ярославский.

— У меня 2 вопроса, — начал он. — Что это было? И что происходит сейчас?

К этому времени стрельба снаружи поутихла, а экспериментаторы пришли в себя, исключая обоих операторов убитых наповал. Все сняли разбитые и ставшие ненужными маски. Солдаты подняли уцелевшее оружие, Данлопп наоборот свое спрятал.

Так как генералу никто не ответил, он указал на программатор с монитором и спросил:

— Академик Цимесов! Запускайте свой аппарат!

Вид академика в разбитых очках был жалок.

— Я не умею! — тихо произнес он.

— Какой же ты на хер академик, мать твою ети! — не выдержал генерал. — Кто-нибудь разбирается в аппарате?

— Я попробую! — раздался чей-то голос, и как ни странно, он не принадлежал Вершинину, а говорил Данлопп.

Он присел на корточки к монитору, на котором рисовались красивые синусоиды-и треснул по нему кулаком.

— Ну и я так умею! — недовольно произнес генерал.

Однако линии на экране исчезли, и на нем возникла картинка с саркофагом. Если бы люди не были контужены в той или иной степени, то снова возник бы ажиотаж. Саркофаг стоял цел и невредим, причём робот объехал его со всех сторон. Даже сдвинутая крышка встала на место как влитая.

— А что же так бункнуло? — не выдержал Вершинин. — Из него явно что-то вырвалось! Не зря же там была перестрелка наверху!

— Жебраков! — гаркнул генерал. — Вы связались с постом наверху?

Тот не связался.

— Почему я должен за вас всех думать? — крикнул генерал, теперь без маски ему орать стало гораздо сподручнее. — Немедленно звоните на пост! А вы… как вас там… Данлопов! Прокрутите камеру назад, на момент взрыва!

Все занялись своим делом. Капитан связался с постом.

— Это не у нас стрельба! — ответили оттуда. — Где-то на Манежной палили! А у вас знатно бахнуло! Лестницу едва не сорвало! Мы думали все, кранты!

— Капитан, прикажите на верху заткнуться! — приказал генерал.

«Данлопов» тем временем подкрутил верньеры настройки, вывел на монитор несколько показателей.

— На сколько возвращаться по времени? — уточнил он.

Выяснилась интересная вещь, никто толком не мог сказать, сколько времени прошло с момента взрыва.

— Возвращаюсь на 5 минут! — решил Данлопп.

Все рефлекторно придвинулись к экрану.

— Солдаты, кругом! — скомандовал генерал. — Занять позиции у лестницы!

Трое солдат недовольно ушли. Остались генерал Ярославский, капитан Жебраков, Данлопп и Вершинин.

На мониторе робот поднял резак-и Данлопп включил максимальное замедление. На кончике резака возникла яркая белая точка, вытянулась и коснулась саркофага. Экран на мгновение побелел, потом обрел нормальные краски, только вместо резака торчал обугленный хрен.

— Нельзя еще медленнее? Я ничего не видел! — недовольно произнес генерал.

— Замедление максимальное! 15 триллионов раз! — объяснил Данлопп.

— Херня ваше замедление, если ни хрена не видно! — безапелляционно заявил генерал.

Верхний кипеж.

Вползать на четвереньках по лестнице под низко нависающую стену-то еще удовольствие. Но никто не стонал. Вершинин удивил сам себя. По лестнице тоже пошел без напряга. Троих пехотинцев генерал оставил охранять саркофаг.

Когда выбрались к вагончику, низко над котлованом прошел «Тапир».

— Что они там с ума посходили? Полеты над запреткой запрещены! — недовольно заметил Ярославский и приказал связаться с комендатурой.

Солдатик передал генералу могучую фурнитуру, напоминающую массивный лапоть. Слышимость была такой, что было совершенно необязательно передавать содержимое разговора.

— Дежурный по комендатуре старший лейтенант Раздетов!

— Говорит генерал Ярославский! Что там у вас за бардак в запретной зоне, лейтенант? Почему вертолеты летают как хотят?

— Товарищ генерал, все службы подняты по тревоге! Нападения партаков на все социально значимые объекты и посты военной полиции!

— Что случилось?

— Сведений нет! Но нападения случились практически одномоментно! Первые сигналы зарегистрированы в 2.01!

Ярославский отдал трубу солдату и спросил Жебракова:

— Когда эта хреновина рванула?

— Примерно полчаса назад!

— Идиот! — резюмировал генерал.

— Время должно регистрироваться на мониторе внизу! — подсказал Данлопп.

Генерал приказал позвонить вниз и самые худшие опасения подтвердились.

— Похоже на самом деле из саркофага что-то вырвалось на свободу! — сделал Вершинин напрашивающийся вывод.

— Не порите ерунды, майор! — грубо осадил его Ярославский. — Мои солдаты этого не могли допустить!

Тупой, как и все вояки, подумал Вершинин.

Генерал приказал готовить транспорт, и они вчетвером снова проследовали по дну котлована. Оскальзываясь на расколотых цементных плитах, Вершинин бросал взгляды на покосившуюся сторожку. Кто жил там много дет назад? Место лютое для проживания. Огромная рухнувшая площадь. И мрачная стена над нею. Никакого людского жилья рядом. Апофеоз одиночества.

— В этом доме нашли что-нибудь? — спросил он.

— Ничего! — ответил Жебраков. — Он покинут много лет назад! И после этого в нем никто не поселился! Да и кто будет жить в таком жутком месте?

Действительно, кто? Подумал Вершинин.

Атака партаков.

Менее всего случившееся напоминало атаку партаков. И вообще атаку живых людей.

На выходе из котлована их поджидал уродливый армейский автобус-с одной дверью, тупой мордой и без дополнительного бронирования.

— Где моя бронемашина? — возмутился генерал.

Оказалось, весь военный потенциал направлен на отражение многочисленных атак партаков.

— Иногда по одиночке атакуют, а иногда целыми бандами! — пояснил шофер.

— Заканчивайте болтать, поехали! — оборвал его Ярославский.

В сопровождение в тот же автобус погрузилось отделение военной полиции при автоматах.

Автобус поехал по Никольской улице. Полк на Манежной был поднят по тревоге, площадь кипела от солдат и машин. Стрельбы уже не слышалось, но последствия были видны невооруженным взглядом. Несколько пожарищ тушили пожарные, лежала верх колесами бронированная машина поддержки танков-офигительно модная танкетка, которую практически невозможно было подбить. Солдаты стаскивали трупы в полиэтиленовых мешках в несколько куч.

— Хоть здесь порядок! — констатировал генерал.

Они проехали несколько блокпостов, где-то что-то продолжало гореть, метались фигуры военных пожарных, но полицейские махали жезлами, гоня автобус далее по маршруту.

Без приключений они добрались до пересечения с Тверским бульваром.

Где-то здесь растет Пушкинский дуб, которому больше 250 лет, подумал Вершинин.

— Зеленка! — сказал Данлопп, глядя на густые заросли бульвара.

Засада была организована в самой жопе-непролазных джунглях из кленов, вязов и бересклета, который настолько разросся, что сам стал деревом. Толпа партаков с дикими криками сразу оказалась у окон. Вершинин, не военный человек, сразу впал в ступор. Разглядывая перекошенные рожи, он понял, что первоначальные полосы на них, которые он принял за боевую татуировку, не что иное, как глубокие порезы и царапины, на которые партаки не обращали ни малейшего внимания.

Не успели солдаты изготовить оружие, как партаки всей массой ударили в борт. Автобус стал заваливаться на бок. Намереваясь удержать машину на колесах, водила слишком круто взял руль вправо, и автобус пошел юзом.

Центробежная сила раскидала солдат. Кто-то выстрелил-и попал в своего. Раздались крики, и всех накрыла паника. Перед ветровым стеклом в свете фар мелькали крупные стволы, дубы что ли, в один из которых автобус и врезался, а шофер похоже сразу убился при ударе, потому что не пытался завести заглохший мотор и не подавал признаков жизни.

Тут нас всех и прикончат, отстранённо подумал Вершинин, которого кинуло и зажало меж сиденьями.

И тут он увидел Данлоппа. Пока всех раскидывало по салону, он единственный оставался на одном месте, точно пришитый. А именно около окна, с которого началась атака.

Атака же продолжалась. Окна автобуса разбились. Партаки схватились за рамы окровавленными руками — и стали запрокидывать машину.

Потом случилось потрясающее спасительно чудо. Данлопп высунул наружу руку с галаксом и спустил курок.

Раздалось звучное «туммм!». Будто динозавр топнул. Вдоль всех окон прошла искажающая оптическая волна. Из-под автобуса смачно фонтанировали кровавые струи. Вопли бабуинов резко заткнулись, а руки на окнах безвольно провисли. Было видно, что под некоторыми просто напросто исчезли тела их хозяев.

В резко наступившей тишине автобус тяжело ухнул обратно всеми четырьмя колесами.

Кто вы, профессор Данлопп.

— Если бы не вертолеты, всем бы хана! — сказал капитан Жебраков. — Туннельной бомбой шарахнули, я-то знаю!

— Я еще с сопровождением разберусь! — пригрозил Ярославский. — Надо же-стрелять в своих!

В его выкриках сквозила беспочвенная патетика.

«Тапир» кружил на ними до тех пор, пока не прибыли броневики из «Шератона». Здесь пути военных и гражданских разделились. Вершинина и Данлоппа посадили отдельно в пустой салон и отправили восвояси. Ярославский скомандовал своему транспорту следовать в комендатуру с целью взять ситуацию под контроль.

Хрен ты ее так просто возьмешь, подумал Вершинин. Его охватила дикая усталость. Вытягивая натруженные ноги, он испытал оргазм.

— С вами все нормально? — обеспокоенно спросил Данлопп.

— Кто вы, профессор Данлопп? — в лоб спросил Вершинин.

Профессор оставался совершенно спокоен.

— Я думал, вы догадались. Судя по вашему послужному списку…

— Короче, Склифосовский! — поторопил Вершинин. — Свидетелей здесь нет. В случае чего прихлопните меня, а потом скажете, сам помер.

Данлопп усмехнулся.

— Никто на вас нападать не собирается. Если вы не заметили, я только тем и занимаюсь, что спасаю вашу задницу. А насчет меня, я думал, вы давно догадались. Я генерал межгосударственной безопасности, коллега вашего друга майора Адольфа Бекка. Вам, кстати, привет от него. Давно его таскаю, да не имел права разглашать до поры до времени.

— Как-то все чересчур сложно! — не поверил Вершинин. — Мудреную для вас легенду сочинили! Иностранец! В закрытой Москве! Да еще и лингвист! На хрена Москве лингвисты? Гораздо проще Иванов с ксивой МГБ. Или если не хотели светить контору-МВД.

— Абсолютно согласен, — кивнул «профессор». -Если бы меня не забрасывали совсем с другой целью, где нужна была моя легенда. Потом инициатор все отменил, а легенду не стали менять, я уже был здесь. Так и появился лингвист — крайне необходимая в современной Москве профессия.

— Допустим. Откуда галакс?

— Оттуда, как сказал бы мичман Криворучко! Оружие мне выдали в отделе «П».

— «Пантанал»? — воскликнул Вершинин. — Но Проект давно закрыт!

— Проекта как бы нет, а Пантанал есть! — философски заметил Данлопп. — Во всяком случае аналитики об этом предупреждают. В Москве и раньше творилось непонятное, теперь же в открытую происходят и вовсе необъяснимые вещи.

— Саркофаг! — догадался Вершинин. — Что же вы его сразу не уничтожили?

— У меня был приказ! Да и не имел возможности в одиночку!

— Я имею в виду ваше управление «П»!

— У них тоже был приказ!

— Управление подчиняется лично Вечному!

— Я это имя не называл! — быстро произнес Данлопп.

— Мысли о мировом господстве не дают спокойно спать!

— Это я тоже не говорил!

— Тогда имеем что имеем! Кто хозяин саркофага известно? Капитаны? Рейдеры?

— Ни те, ни другие!

Вершинину стало немного не по себе. Хотя по ситуации это объяснялось.

— Третья сила?

— Возможно! — уклончиво ответил Данлопп. — Я и так сказал слишком много.

— Но мы ничего не увидели! Из саркофага так ничего и не появилось!

Данлопп не согласился.

— Скорость съемки 15 триллионов кадров в секунду. Чтобы то, что вырвалось из саркофага, не попало ни на один из 15 триллионов кадров, оно должно было двигаться со скоростью… превышающую скорость света!

— Это невозможно, любой школьник скажет! — уверенно произнес Вершинин, но снисходительный взгляд профессора ему не понравился.

— Возьмем ось ординат как скорость света! — пояснил Данлопп. — Вся наше съемка находится допустим слева от нее. Она стремится к оси ординат, но никогда ее не достигнет потому что… — он сделал приглашающий жест рукой.

— Потому что скорость света — это самая большая скорость в природе, которую нельзя превысить! — буркнул Вершинин. — Вроде все правильно сказал, а чувствую себя идиотом!

— Нет, всё верно! — поддержал профессор. — Но вот представь, что справа от оси ординат возник новый график! Представил? И что получается? Для него, этого графика, скорость мизерная пусть 5 километров час! Но это для него! А для нас, с точки зрения нашего графика, его скорость…

— Выше скорости света! Но что это дает нам в понимании ситуации? Откуда саркофаг? Из параллельного мира? Некая враждебная нам сила?

— Почему враждебная? — пожал плечами Данлопп. — Мы ничего об этом не знаем!

Они помолчали, трясясь в металлическом кузове броневика. Водила сосредоточенно крутил баранку.

— Кстати, как вас теперь называть? — встрепенулся Вершинин.

Собеседник торжественно протянул широкую ладонь:

— Честь имею рекомендовать себя-профессор Стенли Данлопп!

15. Ночь на 6-е

5 ноября. Дмитровское шоссе. Дом Афериста. Майор Бекк.

Бумаги Мракобоя, за потерю которых все управление П можно было отправить в отставку, лежали на столе в виде стопки тетрадей в клетку, подготовленной второклассником к первому сентября. Некоторое время я безуспешно пытался связаться со своим куратором Ниной Задерихиной, но абонент все время сбрасывал вызов, а потом машинный голос и вовсе сообщил, что мой номер включен в реестр нежелательных звонков. Хрена се! Можно подумать куратор отбивается от приставучего ухажера, а не оперативного сотрудника с важными сведениями. А на самом деле ли они важны?

— Что там написано? — спросил я у Сандры.

— Читай сам! — отрезала она.

Я бы с радостью, но одним из осложнений после длительного применения «Киллера» является куриная слепота.

— Солнышко, почитай! Я не разберу почерк! — канючил я.

Я сидел занозой в центре запретного города с кучей важнейшей информации, и чутье говорило мне, что долго наслаждаться этаким богатством мне не позволят.

Сандра взяла стопку, шумно полистала. Мне привиделись аналитики МГБ, бьющиеся в истерике от такого обращения с документами.

— Местоположение Пещеры определить трудно, но есть два залаза! Один через стену, другой через раскол! Но через Поганище лучше не ходить! — прочитала девушка и скривила ротик. — Фи! Как неприлично!

Совсем дура, подумал я. Офигительно красивая, глаза серые с блестками, но глупенькая совсем.

— А про клад что-нибудь есть? — спросил я с надеждой.

Почему-то слово «клад» вызвало у девушки смешки. С кем приходится работать!

А как скажите пожалуйста я должен был спросить? Нет ли подробной инвентаризационной ведомости тех богатств, что оставили Капитаны? Что они из себя представляют? Сверхоружие? Панацею от всех болезней? Боевые модули? Темпоральные кабины? Нуль-Т? Синтезаторы всего на свете? Золото из медных опилок! Натуральное мясо из воздуха!

Я поцокал языком от открывшихся возможностей. Если склад большой, придётся Москву по новой закрывать, пока все не опишут и не вывезут на закрытые полигоны.

Я пришел в себя от того, что девушка хихикала.

— Ты напоминаешь мне Якупа! — сказала она.

Якупа из отдела расследования умышленных убийств? Чуть не спросил я.

— Якуп был нашим соседом! — пояснила Сандра. — Не здесь! В Выселках еще! Нищета полная! Вшивота! Отец предпенсионер без пенсии. Сам Якуп безработный! Детей куча! Они вообще неизвестно на что жили и что ели. Я думаю, и ели то не каждый день. Так вот, этот Якуп был всегда полон оптимизма и невыполнимых фантастических планов на жизнь. У нас в деревне так и говорили: «Планы Якупа»! У тебя такой вид, будто у тебя только что возник «якуповский план»!

Якуповский план.

Я готовился звонить Филимонову из УСБ.

Сразу звонить было нельзя. Он бы забрал бумаги, а нас с Сандрой кинул. Спасение нас было главным условием передачи бумаг.

Так что я пошел, блин, пешком по Дмитровке, мимо заброшенных домов, потому что в «Ниве» Афериста тривиально кончился бензин. Москва оживала. Весело тащили чужой скарб мародеры. На расчистке завалов сверкнули оранжевые куртки МЧС. Проехала пара машин. Район становился чересчур оживленным. Надо было перебираться отсюда, пока нас не засекли шестерки Кента. А куда?

Для переговоров и чистоты эксперимента выбрал одиноко стоящее хозяйственное здание. Осторожно зашёл на первый этаж, хрустя застарелыми фекалиями под ногами. Набрал номер Филимонова.

— Здравствуйте, Аристарх Андронович!

На том конце что-то упало. Потом пошли щелчки, это запоздало включались магнитофоны на запись. Судя по щелчкам, магнитофонов было штук 10.

— Бекк!

— Я! — скромно сознался я.

— Говорили, что тебя убили!

— Насмерть?

— Шутишь, значит живой!

10 секунд прошло. Еще 20 и меня засекут. Надо было торопиться.

— У меня есть кое-что интересное для вас! — начал я. — Помните, вы говорили…

— Ни слова больше, я понял! — перебил уэсбэшник. — Ты где?

— Я в большой жопе! — признался я. — Но документы на самом деле стоящие! Они стоят, чтобы ты вывез нас из Москвы! Меня и… еще одного человека! Согласуй свои планы, я тебе потом перезвоню!

И шваркнул телефон об стену. Бежал я быстро и успел вовремя укрыться в доме на отдалении. Обзор был чудесный. Отлично был виден «Тапир», появившийся буквально через пару минут, после того, как я укрылся. Вертолет мрачно завис напротив покинутого дома, посверкивая тусклыми головками особо точных ракет на пилонах. Некоторое время я гадал, шарахнет ли он и каков его приказ. Брать меня живым или не очень.

Вертолет создавал много шума, в которых терялись все остальные звуки в заброшенном доме, но боковым зрением я все же узрел подозрительное движение.

За моей спиной стоял подросток непонятного пола и без точного возраста. Куртки в 33 слоя, расхристанные галоши, на шее офигительной грязноты белый платок.

Ага, беспризорник. Нет ничего хуже.

— Дядя, дай хлебушек! — попросил воробушек в платке.

— Я че, хлебный магазин?

С подростками надо говорить сразу агрессивно, иначе сомнут и отночуют пока тепленький. Ага, вот и остальная банда подтянулась. Из проема дверей потянулись снулые фигуры. Либо под банкой, либо луноходов накидались.

В руках мелькнули длинные узкие ножи. Скальпели! Походу больничку оприходовали.

Я неторопливо вынул и продемонстрировал галакс.

— Это че за модель? — уныло поинтересовался один из подростков.

— Модель самая ходовая. Называется «дырка в пузе»!

Подростки приуныли еще сильнее, но все же предприняли еще одну попытку.

— Кипеж из-за тебя? Мы сейчас пойдем и расскажем про тебя!

— Удачное решение… для покойников. Вертолет на боевом взводе, возможно, там даже экипажа нет. Есть лишь команда не дать никому уйти. Он вас свинцом и нашпигует. Я в розыске, если непонятно. И вам надо держаться от меня подальше. Если вы конечно не полные идиоты!

Подростки забубнили меж собой. Шло совещание рабочей группы.

— Ну его! — было вынесено общее решение.

Подростки ушли, и сделалось скучно.

«Тапир» отлип от места и улетел, только когда примчалась спецбригада на «торпеде»^[31].

Мужики в брониках и черных очках с помповыми ружьями исчезли в доме ненадолго, после чего появились вновь, торжественно неся в пакете разбитый телефон. «Торпеда» уехала и наступила тишина. Будто ничего и не было.

Но было. Следователь Филимонов клюнул.

Сандра.

Она встретила меня веселая и домовитая. Залихватски сдула челку с серых глаз.

— Я тут порядок навожу! Ты где был?

— Сначала ездил в офис, подписал договор 44-ФЗ! Потом посетил ресторан. Заказал сибас. Но сибас шеф-повару сегодня не удался.

— Сибас это просто отварная рыба без приправ! Он не может удастся или нет! — засмеялась она. — Проходи, я пожарила картошки!

Я прошел на кухню, которую можно было найти по запаху самой шедевральной еды на земле. Сандра упаковала мусор в большие черные мешки. В одном из которых торчало дуло помпового ружья. Проходя мимо, я выдернул его и положил на готовочный стол.

Мы уселись за другой. Сандра сервировала еду на бумажных тарелках, открыла пару консервов, найденных в доме. Я накинулся на еду. Я не помню, когда ел. По-моему, это было еще до Москвы.

— Что ты будешь делать со своей долей? — поинтересовалась она.

— С какой долей? — не понял я. — Эти бумаги не для продажи. Считай, их уже нет.

— Пофантазируй, Клещ! Как будто ты их удачно продал, и у тебя куча бабла! Чтобы ты сделал в первую очередь?

Я поймал себя на мысли, что это первый серьезный разговор с девушкой.

— Женился бы на тебе! — ляпнул я.

Она захохотала.

— Ладно тебе, Леха! Ну на самом деле!

— На самом деле? — я задумался. — Я никогда не думал в подобном аспекте. Деньги и я несовместимы. Ну за границу я бы не поехал. Русофобия и все такое. Особняк купить? Там слуги нужны. За слугами надо следить, а то в гавне утонешь. Да и заподло. Живешь в одной комнате, а на остальных трех этажах куча малознакомых людей. Золото? Побрякушки? Я даже часов не ношу, они в драке цепляются. Брендовые вещи? Я не баба.

— Не баба! — передразнила Сандра. — Нету в тебе фантазии, Клещ! Неужели ты не хотел уехать далеко-далеко, на свой собственный остров. Голубой океан в окнах. Белая панама. Парус яхты. Дельфины. И ни одной противной рожи вокруг.

— Скучно! — признался. Я.-Как же я буду подвиги совершать? Без людей?

Беззаботно ведя разговор, я почувствовал некий дискомфорт. Повторюсь, Сандра никогда не говорила о своих планах серьезно. Обычно отшучивалась. Какие планы могут быть у шлюхи?

Я положил ладонь на ее руку.

— Сандра, всё будет нормально! У нас все по…

Она отдернула руку.

Я похолодел.

— Что ты наделала, Сандра!

— Я хотела, как лучше! Они обещали много денег!

Мы оба вскочили на ноги. Она в ужасе закрылась руками. Я в немом удивлении уставился на свой сжатый и занесенный кулак. Медленно разжал его, опустился на стул. Надо было что-то делать. Уносить ноги. Драпать. Но сколько у меня времени? Скорее всего, она позвонила сразу после моего ухода и времени уже нет от слова совсем. Так что, как говорится, можно курить прямо здесь.

С улицы донесся шум подъехавшей машины.

Профессор.

Требовательный стук в дверь застал нас на ногах. Я вынул галакс.

— Лешенька, не надо! Они обещали заплатить! — горячо зашептала она.

— Клещ, мы знаем, ты там! — донесся голос снаружи. — Открывай, базар есть!

Я подошел к двери, спрятал руку с оружием за спину и отпер. За дверью притаилась смерть.

Она может принимать различные обличья, в этот раз предстала в виде компактного господина, затянутого в костюм-тройку. Выбритое до синевы костистое лицо, пронзительные психопатические глаза под тонкими иезуитскими очками.

— Добрый день! — поздоровался Профессор тихим голосом. — Прошу прощения за беспокойство! Ни в коем случае не хотели нарушать вашего уединения. Если соизволите разрешить, я бы хотел войти для продолжения нашего разговора.

За его спиной, приперев объемистыми задами «ладу-мерседес» застыли в нелепых позах Пика и Беда. Коттедж окружали кусты. Я был уверен, что там притаились стрелки. Профессор хитрая бестия «засветил» только тех торпед, которых я знал.

В виду явного и погибельного для нас преимущества бандитов я решил потянуть время и проявить ответную учтивость.

— Не будете ли так любезны войти, Профессор? Если конечно не сочтете за труд.

— Не сочту! — серьезно ответил киллер.

Он вошел и увидев застывшую Сандру, вежливо поздоровался:

— Привет, Сандра! Отлично выглядишь! Правильно сделала, что позвонила!

Девушку разве что не трясло. Она только начинала понимать, что натворила и смотрела на возникшего в гостиной Профессора словно на раскачивающуюся на хвосте ядовитую кобру.

Профессор прошел в соединенную с залом кухню и подсел к широкому кухонному острову. Я тут же уселся, напротив. Профессор сунул руку во внутренний карман, я тут же со стуком выставил галакс на стол.

— Ну зачем так, Клещ? — по-отечески попенял киллер. — Мы же не враги!

Он медленно вынул розовый шелковый платок и протер и так идеальной прозрачности стекла очков. Когда он снял очки, стали отчетливо видны глаза, которые оказались неожиданно старыми. Сколько ему? 100?

— Но и не друзья! — возразил я.

Говорить с киллером было трудно. За ним тянулся длинный кровавый след и десятки покойников.

— Мы могли бы стать корешами! — Профессор надел очки и снова помолодел на полвека. — Я всегда тебя уважал! Аккуратно одет, не болтлив, нигде никогда не засвечивается! Не слышал, чтобы ты кого-нибудь завалил просто так!

— Спасибо! — поблагодарил я. — Но ты же пришел не дружбу предлагать?

Профессор указал на галакс:

— Оружие Хозяев? Там горит индикатор, и скоро заряды кончатся. У тебя есть запасная обойма? Я так и понял. А у нас тоже кое-что имеется из арсенала Хозяев. Только с полным боекомплектом, не то что у тебя. Вообще, в существовании одиночки есть какая-то незавершенность, ты не находишь, Клещ? У тебя есть хорошее оружие, но нет патронов. Есть ценный товар, но нет покупателя.

Профессор огляделся.

— Не вижу Афериста! Завалил его? Решил все бабки забрать? Глупый ты, Клещ! Бумаги Мракобоя это не тот товар, за который тебе готовы выложить бабки. Тебя замочат, и лярву твою. Провернуть сделку способны лишь авторитетные люди уровня Кента! И то при поддержке всей своей пехоты и артиллерии! И даже в этом случае я не знаю, чем все закончится!

Профессор не дурак, подумал я. Вишь как все расписал. Точно при стрелке Афериста с «грызунами» сам присутствовал.

— Ваши условия? — спросил я.

— Отдаешь нам бумаги Мракобоя и Сандру и вали на все 4 стороны!

— Я не пойду! — замотала головой девушка.

— А Сандра вам зачем? — не понял я.

— Кент ее лично хочет замочить! Его можно понять. Шеф не любит предателей.

У Сандры едва не началась истерика, которую я остановил жестом.

— Послушай теперь меня, Профессор! — жестко начал я. — Открою тебе секрет. Я не мелкий вор по кличке Клещ, а майор межгосударственной безопасности. Нахожусь здесь по приказу управления МГБ. Эти бумаги-собственность министерства обороны. Вы же не хотите воевать против государства?

Профессор выслушал спич спокойно. Его не проняло ни на йоту.

— Целый Майор МГБ? — хмыкнул он. — Оказывается, я даже выше тебя по званию!

Он аккуратно стряхнул крошки со стола и встал.

— Я понял, почему не приблизил тебя к себе, Клещ! — сказал он. — Дурак ты!

— Ты, зато чересчур умный! — огрызнулся я.

— Умный не умный, а сегодня я вырежу твое сердце!

Он церемонно нагнул голову.

— За сим разрешите откланяться?

Я его остановил:

— Профессор, а ты на моем месте себя бы не выпустил! Шлепнул бы и оставил своих без командования! А потом воспользовался бы неразберихой и ушел!

Профессор серьезно, даже как-то траурно посмотрел мне в глаза:

— Но ты ведь не я!

— Вали отсюда! — махнул я галаксом.

Атака партаков.

До ночи бандиты не совались. Они не знали, что у меня встроенный ПНВ. Я конечно не модифицированная тварь наподобие боевой модели «Опричник 112», но кое-какие сюрпризы все же имею. Посему крадущегося Пику узрел сразу. Взял его на мушку и спустил курок.

И ничего не произошло. Галакс был нем, словно подпольщик на допросе. Я лишь без толку нажимал курок раз за разом.

На индикаторе бегали радужные круги. Не смотря на остаточный заряд, пукалка отказывалась стрелять. Сработала внешняя блокировка! Некий «Вечный Щит», имевшийся в арсенале бандитов. А ведь меня не удивило отсутствие реакции Профессора на продемонстрированный галакс. А должно было!

Я отбросил ставшей бесполезной игрушкой галакс и взял со стола помповое ружье как раз в тот момент, когда Пика рванул дверь на себя и возник в дверном проеме. Я сразу выстрелил. Тупоносая пуля 20 калибра угодила бандиту в грудь. Он исчез на пороге, чтобы пропахать газон в 10-ти метрах дальше.

Смотреть, убил я его или только ранил, времени не было от слова совсем. Выстрелив, я сразу сменил позицию, и это на какое-то время меня спасло, потому что в дверь выстрелили из галакса.

Грохот был настолько осязаемый, словно у меня в голове самосвал вывалил кучу кирпичей из кузова. Я видел превращение внутреннего убранства дома в своеобразный атриум. Мгновенно смялись и исчезли мебель и внутренние стены. К тому же теперь многострадальный дом имел два независимых выхода плюс сквозной проход с северной стороны на южную.

По южной атаковал Беда. Я произвел пару выстрелов, и бандит упал. Все-таки я офицер или где. Стрелять меня учили.

Трубчатый магазин помпового ружья имел емкость 5 патронов. 3 я использовал. Запаса боеприпаса не имел. Так что теперь прикидывал, куда лучше стрельнуть. По выстрелу на юг и север, или вломить пару раз в одну сторону. Тем самым создать психологический эффект и обмануть противника. Пусть думает, что патронов у меня уйма. Объективности ради надо признать краткосрочность указанного эффекта. Бандиты очень быстро прочухают, что я слишком долго не стреляю.

Пока я прижимался к стене, прикидывая свои варианты, один проигрышнее другого, как в Русском лото, начался настоящий ад.

Я-то думал, что ад уже состоялся, но как оказалось, это был рекламный мультик перед основным сеансом.

Вокруг поднялась оглушительная бесперебойная стрельба. Дом просто обязаны были изрешетить и меня прищучить, но оказалось, что стреляют не в меня. Через сквозной проход в персональном атриуме я наблюдал бешеную перестрелку в близлежащих кустах. Там же еще раз ахнул галакс, его низко частотный удар по ушам ни с чем не спутаешь. Ночь сделалась светлой как день. Кусты мгновенно облетели и стали видны насквозь. В проеме на секунду мелькнул стоящий Беда. Как оказалось, такой зверский стрелок, как я, кичущийся офицерской меткостью, даже не зацепил его. Я видел этапы трансформации бандита. Сначала со здоровяка исчезла вся одежда, испарилась, а потом и сам здоровяк улетел к чертовой матери, словно сдуло ураганом.

Я понял, что другая банда напала на Профессора с тыла и этим грех не воспользоваться. Надо было уходить и немедля. Не успел я подняться на ноги, как в окно просунулось чье-то мурло. Я дал по нему пинка, отправляя в обратный путь. Я не сторонник эффектных ударов ногой, а и колено давно травмировано. Вот и в этот раз бы ногу потянул, если бы не пара синтетических мышц, вшитых во время старой операции.

Я открыл дверь спальни и отпрянул. В проеме застыла громоздкая неподвижная фигура. Встроенный ПНВ высветил лошадиное длинное лицо как у писателя Пастернака.

— Я партак! — произнес бандит грубым голосом, в руке у него было что-то вроде обреза.

Я ничего говорить не стал, а выстрелил ему в лицо. Забрав выпавший обрез, пошёл дальше.

Вокруг происходила какая-то дичь. Партаки ломились со всех щелей. Я быстро расстрелял оставшийся патрон из помпушки, а потом разрядил обрез. Он выплюнул мелкую сечку из рубленных гвоздей, и его едва не разорвало у меня в руках.

Орудуя обрезом как дубиной, я прорвался к ванной комнате, где пряталась Сандра.

— Все кончилось? — с надеждой спросила девушка.

Не отвечая, я сорвал со стены жесткую подводку душа и с ходу воткнул в лезущую в дверь харю. Харя выпучила глаза еще больше и провалилась в целую кучу других харь, лезущих на смену. Тут бы нам и конец, но они застряли в узких дверях.

Внезапно всех осветил мощный свет прожектора. Я схватил Сандру в охапку и повалил внутрь чугунной ванны. Я думаю, крыша в доме к этому времени уже частично отсутствовала, так что «Тапир» мог без помех использовать подвижную пушечную установку с автоматической пушкой калибра 30 мм и боекомплектом 500 выстрелов. Он израсходовал все и разнес все-и партаков, и дом, и частично близлежащий квартал. И если бы не включившаяся опция «киллер», позволившая мне не выключиться и вынести Сандру на безопасное место, на этом моя командировка вкупе с моей беспокойной жизнью и закончилась бы.

16. Резня на Большой Никитской

3 день войны. Большая Никитская

Большая Никитская закатана в асфальт словно рыцарь в броню. Ни одного газона, ни одного деревца. Ни травинки. Она тянется до Кремля. Здесь тусовалась элита. Центральный дом литератора с пьяными никому не нужными писателями, консерватория с кучей евреев, скрипящих на скрипках, ТАСС-телеграфное агентство преданного и издохшего мамонта, музеи всякие. Что ни дом-мемориальная доска.

Тут Пестель увидел первые трупы. Они лежали кучками и поодиночке. Все в странных позах. Рубашки-платья приподняты, штаны наоборот приспущены, точно после смерти их хотели поиметь. Тут же стояли брошенные машины. С выбитыми стеклами и пробитыми баллонами.

Спасенные шиншиллы к утру разбежались, и лишь одна увязалась за ним. Он назвал ее Шуша.

Смешная зверюшка. Напоминающая крупную мышь с большими ушами, выросшая в неволе и ничего не видевшая кроме клетки, Шуша не могла похвастать хорошей координацией. Ее крупную попу время от времени заносило и тогда Шуша смешно заваливалась на бок. В такие моменты ее охватывала паника, она подскакивала на метр в воздух и кидалась наутек, забиваясь в любые щели.

В этом деле Шуша была виртуозом. Могла лезть боком, становясь практически плоской. После очередного побега Пестель был уверен, что она застрянет и отстанет, но она каждый раз догоняла, даже оказываясь впереди. Смотрела черными бусинками глаз.

У Шуши имелись две крохотные передние лапки, которыми она ничего путного не могла удержать. Пестель недоумевал. Какой от них толк, пока не увидел, как Шуша коротким движением утирает себе носик.

Не привыкшая долго бегать, Шуша скоро устала, остановилась и жалобно запищала. Пестель вздохнул и подхватил ее. Шуша сразу извернулась, но не спрыгнула, а забралась на плечо.

Пестель осмотрел из-под руки улицу в оба конца. Тишина. Только ветерок несет пыль.

Не радиоактивная ли? Обеспокоился Пестель.

Шуша снова заскулила.

— Жрать хочешь! — понял Пестель.

Он прихватил сухой корм и сено из зоомагазина. Шиншиллы не ели ничего, что ели нормальные животные.

Двери во множестве своем еще оставались закрытыми. Предыдущие хозяева еще надеялись вернутся, в очередной раз обманутые. Это уже потом Москва будет открыта нараспашку. Что дворец съездов, что пентхауз мироеда.

Пестелю удалось найти незапертую дверь и войти в подъезд. Дом был 4-х этажный, на каждом этаже лишь одна элитная квартира, и Пестель заробел. Он и представить себе не мог, что может вломиться в чужое жилье, хоть и брошенное.

Устроился на подоконнике в подъезде, достал шуршащие пакеты из сумки. Шушу охватила истерика. Она лезла в сумку, и морда ее делалась плоской и вездесущей.

Если еда для Шуши имелась, то сам Пестель голодал и пил лишь воду. Он так и не смог заставить обыскать скарб убитого палача. Был выше этого. Догадываясь, что в квартирах в паре шагов от него может быть еда, много еды, он знал, что никогда не войдет туда.

Я наказан, я не имею права брать чужое, думал он.

И вообще. Хорошо бы уйти в монастырь.

Мазда.

Шуша первой учуяла опасность.

Она грызла семечку тыквы, удерживая ее передними лапками. Смешно и старательно кусала, и после каждого укуса на семечке оставался крохотный аккуратный след.

Неожиданно она перестала жевать, уронила семечку и молнией взметнулась Пестелю на загривок. Тот кубарем слетел с подоконника и спрятался за стену. Уже потом услышал шум машины.

Чего я испугался? Может, подвезут, подумал он.

За окнами остановилась несоразмерно длинная «Мазда кунг» с грубым прицепом с надписью «Кони».

Водитель, бородатый кавказец, открыл дверцу и наружу вырвалась песня «Девушка падажди, я без тибя ни магу!».

— Кичи! Давай бистро, а! — прикрикнул водила.

Открылась задняя дверца. Сначала показался тощий недоразвитый горец, у которого и борода толком не росла. Он выволок из кабины бесформенный тюк, сбросил на дорогу и с шумом помочился на него.

— Кичи, сын ишака! Не ссы на машину! — возмутился водила.

— Извини, брат!

Кичи выудил ключи из кармана штанов, отпер коневозку и под громкий вой выволок за волосы женщину в разорванной одежде. Снова запер. Поволок девушку за волосы по асфальту, втолкнул в кабину. Она словно птица из клетки рванулась наружу. Сзади в нее вцепились цепкие руки, втащили внутрь. Кичи, хохоча, кинулся следом.

— Неугомонный! — делано вздохнул водила.

Дверца захлопнулась, отсекая «Девушка, падажди…», и мазда уехала, гремя клеткой на прицепе.

Пестель глянул на неожиданно заболевшие руки. Оказалось, он до крови сжал кулаки, и на ладонях остались глубокие следы.

Шуша соскользнула с плеч и кубарем скатилась по лестнице. Пестель кинулся за ней. Куда там. Она выскользнула на улицу через неплотно прикрытую дверь.

Пока Пестель выходил, шиншилла уже сидела перед тем, что выбросил из кунга Кича. Пестель отвернулся и стал блевать, потому что это была мертвая девушка. Она была голая, но из-за неисчислимого количества синяков казалась одетой. А я ведь мог спасти ту другую девушку! Подумал Пестель, облегчившись.

Оружие, ему нужно оружие!

Гуманитарная помощь.

Пестель вернулся в подъезд чрезвычайно решительно. Распахнул дверь в крайнюю квартиру. Просторные комнаты, без мебели, в стиле манимализма, белые как медкабинет. Он осмотрел все, оружия не нашел. Тогда стал искать холодильник. Надо признать, это оказалось сложной задачей, холодильник был спрятан среди похожих шкафов на кухне. Как и вся аппаратура в квартире он был выключен, а провод свернут и зафиксирован. Хозяева оказались аккуратными и не только. Это он понял чуть позже.

Холодильник был полон продуктов. Почти все в вакуумной упаковке, которая гарантировала долгую сохранность. Он набивал ими сумку, когда почуял неладное. Продукты вываливались через дыры в упаковке, их не стала есть даже Шуша. Безнадежно испорчены. Полный холодильник, десятки упаковок, и все аккуратно надрезаны, чтобы не достались никому.

Пестель вывалил погань обратно и пошел искать фотографию хозяев. Хотелось посмотреть им в глаза.

Шум шагов с улицы отвлек его от этого безусловно необходимого сейчас занятия. Надо сказать, окна были разбиты, почему-то в послевоенной Москве первым делом начали бить стекла. С улицы тянуло дымком, и брели какие-то люди.

Это Пестеля удивило. Увиденное в последние дни заставило уверовать, что в Москве остались лишь бандиты и их жертвы.

Нет, по улице передвигались обычного вида мужчины и женщины. Многие со скрипом катили тележки, детские коляски с грузами, чемоданы на колесах. Общий поток двигался в сторону Манежной.

— Что случилось? — крикнул он в окно.

Обернулась одна из бабок.

— Гуманитарку дают!

Пестель почувствовал облегчение. Жизнь возвращается в нормальное русло. То, что он видел, всего лишь эпизод.

Он позвал Шушу. Она мгновенно проявилась, уставилась бусинками глаз. Он поймал ее и сунул в сумку. Что-то говорило ему, что при таком раскладе Шуша скоро перейдет в разряд еды, и в ней станут видеть лишь тушку для бульона. Шуша возмущенно пискнула в сумке. Ей не понравился ход мыслей Пестеля.

Он вышел из подъезда и присоединился к общей толпе. Рядом оказался мужичок с непропорционально длинным лицом.

— Прибарахлился? — он кивнул на сумку Пестеля, в которой болтанулась Шуша.

— Куда там? Хозяева всю еду специально испортили! — пожаловался Пестель.

— Евреи! — понимающе кивнул длиннолицый. — Эта еврейский квартал!

Пестель ничего против евреев не имел. Жаль, что фотку хозяев не нашел, пожалел он. Тогда бы точно удалось установить национальность сволочей. Почему-то это было важно.

Дыма на улице стало больше. Люди заходились в кашле, дышали через платки.

— Консерватория горит! — пояснил длиннолицый. — Говорят, там всех евреев поубивали!

Он был явно неравнодушен к этой нации.

Не знаю, как насчет евреев, но пожар консерватории на Большой Никитской стал одним из первых в череде пожаров в Москве. Город горел целый месяц. Горели огромные торговые молы и отдельные жилые дома. Бензозаправки и гаражи. Отдельные машины и ларьки. Пожары пытались тушить, пока пожарные машины не привели в негодность, или банально слили бензин, а сами пожарники либо сбежали, либо их поубивали мародеры, приняв за форму за русгвардейцев. Да и сами «пинальщики», набранные по Босянинскому призыву в отдаленных районах Калмыкии и Тувы, вскоре самоорганизовались в вооруженные банды.

— Говорят, муку по килограмму дадут! — продолжал тем временем длиннолицый. — Только надо смотреть, чтобы с червями не подсунули! Запасы из Госрезервов, а они все под контролем евреев! Они хорошую муку уже давно продали и разбодяжили с порченной!

На фига мне мука, я и печь не умею, подумал Пестель.

Мука.

Людей становилось все больше. Они выдавливались из разбитых подъездов, стекались из переулков и дворов. Двигались молча или тихо переговариваясь. Тени людей. В толпе присутствовали разные национальности и даже расы. Вместе с русскими шли азиаты, кавказцы, и даже негры с китайцами. Хотя Пестель не был уверен, что это китайцы, но что узкоглазые и желтокожие, это точно.

Изредка толпу прореживали легковые автомобили. В них сидели зажиточные нерусские либо русские бандиты, оба племени мало нуждалось в гуманитарке, но целенаправленно перли в сторону Манежной.

— Ни одного еврея в Москве не осталось! — констатировал длиннолицый. — Прям как в 41-м! Эти крысы чуют, когда надо бечь!

— Что ж они из Польши в 39-м не сбежали? — возразил Пестель, хоть он сам имел немецкие корни, но обвинения в адрес детей Сиона стали раздражать.

— Их Гитлер обманул! — уверенно заявил длиннолицый. — А у нас Босянин всю свою кодлу в Израил увез! Они там сейчас прожирают наше бабло!

Он нарочито произнес: «Израил» без мягкого знака.

— В правительстве Москвы не одни евреи были! Там даже татарин был! — уточнил Пестель.

— Тоже еврей! — выкрикнул длиннолицый.

На них сталиоборачиваться. Волей-неволей Пестель становился объектом внимания, чего терпеть не мог. Он всю жизнь был тенью Пестеля. Незаметный и тихий.

Пока не появилась Диана.

До романа с Тоболовым на всех корпоративах она танцевала исключительно с ним, вытаскивая его из всех его укромных уголков. Обычно он садился в самом конце стола, если стол был один, а если столов было много, ищи его в самом отдалённом и темном углу, не ошибешься. Диана находила его везде.

— Алекс! — кричала она на весь зал.

Не веря своему счастью, он танцевал с ней танец за танцем, иногда по 3 медляка подряд. Он был без ума от красотки. А когда она просила оценить ее новые духи и откидывала локон с ушка, красиво изгибалась и приближала к нему свое нежное место под ушком, Пестель разве что не терял сознания от счастья.

Диана, несчастная моя Диана. Всеми брошенная и забытая в огромном городе. Что, если ее нашли бандиты и теперь возят в своей ужасной клетке?

Он помотал головой. Нет, он ее спасет. Да, вот именно он, сам всего лишенный, без денег, без транспорта, он идет по полным смертельными угрозами улицам, имея в кармане грязный скальпель.

Я обязательно дойду, обещал он мысленно. Я всегда буду рядом, Диана. Клянусь. Ты только дождись.

Манежная площадь кишела людьми. Здесь людские потоки стекались и соединялись сразу с нескольких улиц: Манежной, Моховой и Тверской. Из авто динамиков гремели кавказские мотивы под низкочастотный гул барабанов.

В Кремлевском проезде стоял безразмерный бегемотообразный внедорожник, перегородивший дорогу людскому потоку, судя по размерам и наглости, царь-машина всех кавказцев. Все дверцы были открыты нараспашку. Изнутри доносилось знакомое «Я без тибя ни магу!».

В салоне коренастый парень восточного типа, темный курчавый, и восточная же девушка пили из высоких бокалов, закусывая одуряюще пахнущим шашлыком. В гуманитарке они явно не нуждались.

Девушка заметила чужие взгляды (хотя тогда для чего они настежь пооткрывали дверцы авто) и злобно устаивалась на смотрящих.

— Узлипат! — позвал ее парень.

У девицы снова проступило милое личико. Все изменения произошли мгновенно, но проявившаяся злоба никуда не делась, она искусно спряталась внутри.

Повезло парню, подумал Пестель. И имя соответственное. Узлипат. Все бабы б… Кроме Дианы.

— Что за явление Христа народу? — недовольно произнес длиннолицый.

На его слова откликнулся шедший рядом то ли узбек, то ли таджик.

— Машин хозяина Москва! — с неподдельным уважением произнес он.

На слова обернулся бородач, явно уже из кавказцев.

— Чу! — коротко одернул он таджика (узбека), и тот испуганно затих.

Так Пестель узнал о градации мигрантов. Раньше он думал, что все сумиты равны между собой.

Но где раньше и где он сейчас!

Несколько идущих кавказцев продолжили тихий разговор, искоса поглядывая на пассажиров автобегемота, и имевший непосредственное к ним отношение, но Пестель не понял ни слова.

Рэд Сквер.

Перед выходом на площадь многочисленный отряд непонятных людей в разношерстном камуфляже, вооружённых автоматами, останавливал все легковушки, ещё остающиеся в толпе. Хозяева вполголоса возмущались, но подчинялись, и куча оставленных по обочине машин все росла.

При виде площади Пестель непроизвольно ахнул. Вместе с ним и другие начали вскрикивать и восклицать. У некоторых началась форменная истерика.

Площадь кишела людьми. Тысячные толпы непрерывно дефилировали в разных направлениях. Могучий людской ор стоял над толпой. Если кто терялся, то найти было нереально. Вселенский хаос.

Толпа понесла Пестеля, хотя он этого отнюдь не жаждал. Природная осторожность говорила ему, на фига ты сюда приперся!

Его несло и несло, пока людской поток впереди неожиданно не разбился надвое, огибая некое препятствие. Пестель оказался перед странным сооружением.

Усеченный конус высотой метра полтора насыщенного терракотового цвета. На конусе еще на метр возвышалась конструкция из пригнанных друг к другу разноцветных и разно фигурных блоков.

Творение выглядело полнейшей дичью на фоне происходящего столпотворения. Пестель и не знал, что на площади разрешено устанавливать скульптуры. Хотя после установки на Болотной площади большой кучи посеребренного гавна по личному распоряжению Босянина уже ничему не удивлялся.

— Отойти от газгольдера!

Пестель не сразу понял, что обращаются к нему.

— Эй, дрыщ! Тебе говорю! — мужик с автоматом кричал ему сквозь толпу.

Только тут Пестель понял, что остальная толпа так и валит вокруг, один он стоит как пень.

Не очень-то и хотелось.

Тут произошло непредвиденное. Доселе сидевшая тихо Шуша должно быть обнаружила скрепленный стиплером порез на сумке и расширила его своим вездесущим носом. Не успел Пестель пасть раскрыть, как шиншилла выметнулась из сумки, одним прыжком взметнулась на постамент, а потом повернулась на 90 градусов и залихватски втерлась в узкую щель между блоками.

— Назад, дура!

Пестель рефлекторно сунул руку вслед. И сразу почуял дискомфорт. Да что там дискомфорт. Его пару раз било током, когда он чересчур смело пытался починить неисправную розетку, и сейчас он испытал нечто подобное. Нет, его не дергануло в прямом смысле, но рука завибрировала так, что это передалось всему организму, даже зубы клацнули.

Он отдернул руку. Да черт с ней, с Шушей, всё равно бы сбежала. Хоть и жаль дуреху. Она же совершенно не приспособленная к реальной жизни. И этой самой жизни на воле ей отпущено ровно 5 минут, пока кот не поймает или машина не переедет.

И он бы ушел, но тут застрявшая и не имеющая возможности вернутся Шуша жалобно заверещала внутри газгольдера.

Пестель замер. Надо было что-то делать. Давешний мужик уже пер к нему сквозь толпу, но толпа была встречной, и пара минут у Пестеля была в запасе.

Инженер должен знать все, вспомнились слова Еврея, который не был евреем.

Пестель бегло осмотрел конструкцию, чем-то напомнившую ему игру тетрис, которую он терпеть не мог. Ему были знакомы подобные системы. Вся конструкция держалась на одном единственном блоке, достаточно было его найти. Но как? Блоки шипели и бились током. Бой был не смертельный, но неприятный и болезненный. Аж в голове темнело. Мрак.

Чего там говорить о Шуше. Бедный зверек жалобно верещал на все лады. Плакал как дите малое.

Терпи, Декабрист, подбодрил он себя.

Разные схемы крутились в голове, словно шахматная партия прокручивалась.

— Ну держись теперь! Сам виноват! — донеслось совсем рядом.

Пестель, прагматик по жизни, раньше был уверен, что такое возможно лишь в кино, но именно в этот последний момент, когда еще можно было что-то предпринять, он и увидел то самое единственно верное решение, тот самый единственный блок, который должен был сохранить подвижность по всем расчетам, и которые он произвёл с немыслимой скоростью с помощью не калькулятора, а исключительно в собственной голове.

Газгольдер^[32].

Блоки были самые разные. Прямоугольные, Г-образные, дуги. Различались так же по цвету. Вся конструкция празднично переливалась как новогодняя елка. Блоки сидели не плотно, и между ними располагалась куча ходов, в одном из которых и сидела поздно понявшая свою ошибку Шуша.

Пестель, заглядывая в них узрел в одном движение. Обрадовался преждевременно. Это была не Шуша, просто он сам отразился в одном из блоков. Все окружающие блоки были матовыми, а этот зеркальный. Охранник хрипел и ругался уже рядом, времени на сомнения не оставалось. Пестель сунул руку и не обращая внимания на болезненные ощущения, в руку точно раки впивались по очереди, обхватил зеркало и потянул. Его и тянуть не надо было. Зеркало легко освободилось и легло ему в руку. И уже следом полезла острая мордочка шиншиллы.

С торжествующим криком над плечом взметнулась рука охранника. Пестель ловко ушел вниз и вбок. Тушка Шуши кубарем свалилась ему на спину. Пестель ввинтился в толпу. Его пихали и лягали. Но судя по стенаниям и проклятиям точно так же «встречали» и преследователя. Охранник попался упертый или идиот. Бежал за ним долго и упорно. Но Пестель, молодой и худой, оторвался от него и теперь даже мог выбирать направление, двигаясь в сторону мрачного багрового здания исторического музея.

В толпе тем временем атмосфера накалялась. Не видя ничего, что напоминало бы гуманитарную помощь, люди вели себя все более развязно и агрессивно.

Пока бежал Пестель наткнулся на 5 или 6 газгольдеров, аналогичных первому. Люди направили свою разочарованность и злобу и на них. Отовсюду доносился звон безжалостно выламываемых блоков. На бок опрокидывали и сами газгольдеры. Это было опасно, и Пестель напрасно пытался предупредить об этом.

Исторический музей был естественно закрыт. Добравшись до него, Пестель не нашел ничего лучше, как взобраться на балюстраду боковой лестницы. Теперь он мог видеть всю площадь целиком. Его поразили 2 вещи. Это море голов и количество газгольдеров. Газгольдеры возвышались на всем протяжении площади, подчиняясь строгому геометрическому порядку. В этом было что-то завораживающее и жутковатое одновременно. Словно при виде вставшей на хвост очковой кобры.

Отовсюду доносился звон и треск. Где могли люди валили газгольдеры наземь. При этом газгольдеры окутывал то ли дым, то ли пар, и варвары на время разбегались, пережидая.

Во время бега Пестель забыл про зеркало и так и пронес его в руке. Он разжал руку и увидел, что только теперь это никакое не зеркало, а багровый кусок камня, на котором возникла пунктирная линия. Он еще подумал, когда это зеркало успели подменить, как вдруг пунктиры стали поочередно исчезать, а линия стремительно укорачиваться. Все это походило на некий отсчет, да и Шуша на плече вдруг отчаянно заверещала.

Пестель стал кричать:

— Люди, спасайтесь! Сейчас все взорвется!

Он мог кричать что угодно. На площади его никто не слышал. А проходившие мимо лестницы лишь крутили пальцами у виска. Все себе хочет забрать, усмехались они. Ишь какой хитрый.

Армагеддон.

Уже много лет спустя Пестель понял, что скорее всего Капитаны не хотели никого убивать. Изолировать, возможно, переместить в удалённое место и даже эвакуировать с планеты — да. Но убить? Зачем? Капитаны всегда действовали прагматично. Иногда настолько, что становилось страшно.

Сидя на балюстраде, Пестель наблюдал активацию газгольдеров. Это происходило не сразу со всеми скопом, а по строгой очерёдности. Включенные газгольдеры начинали светиться, издавая мелодичный перезвон, отдалённо напоминающий гонг перед объявлением в общественных местах.

Включенные газгольдеры рисовали сложную картинку, люди словно оказывались внутри светового лабиринта. Это происходило там, где газгольдеры были исправны, а там, где находилось повреждение, цветовая гамма нарушалась. В воздухе появлялись завихрения и воронки, а цветовая индикация была уже не праздничной, а больше напоминала аварийную сигнализацию.

Чем дольше это продолжалось, тем более накаленной становилась обстановка. Гонг звучал отовсюду, из поверженных газгольдеров на многометровую высоту били раскаленные гейзеры. Тяжелый комковатый дым затопил площадь.

Люди пытались бежать, но безуспешно. Многие не могли двигаться, возможно были уже мертвы. Другие утыкались в невидимые преграды. Многотысячный ор затопил площадь.

А потом площадь взорвалась.

Взрывов было много. Они начались от Покровского собора (собора Василия Блаженного) и шли рядами. Расстояние между взрывами не превышало нескольких метров. Площадь словно вскипела. Вверх и в стороны летели жуткие ошметки.

Пестель на всю жизнь запомнил две вещи. Перекошенные обреченные лица людей в ближних к нему рядах, когда на них накатывал огненный вал. И то, что на САМОМ деле произошло с площадью.

Взрывы, о которых потом вспоминали многие годы, имели место. Но с самой площадью одновременно происходили страшные трансформации. Брусчатка исчезла, на ее месте возникла бездонная яма, из которой вдруг повеяло жутким холодом. А также крик. Из самых недр вырвался кошмарный вопль. Возможно, это сдвинулся мощный подземный пласт. Но звук был ужасен. Так должен был звучать разверзшийся ад.

Пестеля подхватило взрывной волной, закрутило. Вокруг падали тяжелые багровые кирпичи, исторический музей рушился, и терять сознание в случившемся Армагеддоне было легко.

17. Вершинин

6 ноября.

После бурной ночи Вершинин имел право на отсыпной, но как говорится, человек полагает, судьба располагает. Он вынырнул из тяжелого неприятного сна, проснувшись от стука в дверь. Ее пинали и матерились.

— Буду стрелять! — пригрозил Вершинин.

— Открывайте, тащ майор, не дурите!

Он узнал голос опера Шебутаева. С трудом встал, опасливо ожидая скачка давления и головокружения, но обошлось. Отпер дверь. В номер влетел Шебутаев.

— Вы с ума сошли, Палыч, спать в такое время! Не желаете поработать?

— Не желаю! Мне надо принять ванну, откушать завтрак! — он глянул на часы на мобильнике. — Впрочем, на завтрак я уже опоздал!

Шебутаев уже протягивал штаны:

— Пардоньте!

— Не бери в голову! — махнул я рукой. — С утра все равно аппетита нет! Что в городе? Разобрались с партаками? Большие потери?

— А вы откуда знаете? — подозрительно сощурил глаз Шебутаев. — Вы должны были в гостинице безвылазно сидеть!

— Смотрел по телевизору! — буркнул Вершинин. — Я следователь или где?

— Следователь, следователь! — успокоил Шебутаев. — Одевайся, Палыч, нам надо съездить в одно место!

— И куда это? — с тревогой поинтересовался Вершинин.

Неужто снова «объект № 3»?

— В тюрьму! — сказал опер.

Новослободская 45. Сизо № 2 УФСИН России по городу Москве (Бутырская тюрьма).

— Я думал, Бутырку закрыли! — сказал Вершинин. — Что мы здесь потеряли?

Они только что выбрались из убитого служебного авто у мрачного комплекса из недоброго десятка многоэтажных кирпичных корпусов.

— Есть интересный пассажир! — сказал Шебутаев. — Бывший заместитель начальника Управления организации дознания Главного управления МВД полковник Заморов. Список обвинений длинный. Там и взятки в особо крупных, и блядство на рабочем месте.

— Это как? — не понял Вершинин.

— Набрал дознавательш ноги от ушей и устраивал Вальпургиевы ночи непосредственно в рабочем кабинете.

— Вальпургиева ночь-это праздник весны! — упрямо уточнил Вершинин.

— Вот-вот. Я и говорю блядство. А дальше то ли дознавательша от «марсианской пыли» крякнулась, то ли взятка оказалась слишком большой, и мешок порвался, короче УСБ повязало гражданина Заморова, и сидит он на ближнем цугундере, тоской мается. И от этой самой тоски воспылал он тягой к справедливости, готов сотрудничать и выложить кое-что интересное, при условии, что его не повесят, а в лучшем случае, ещё и срок скостят.

— Обычная песня! — проворчал Вершинин.

— Да? — с хитрецой бросил на него взгляд опер. — А что если я скажу, что ценные сведения, которые готов выложить на блюдечке с голубой каемочкой прелюбодей и взяточник, касаются твоего закадычного дружка профессора Данлоппа?

* * *

Встреча с гражданином Заморовым, бывшим замначем и полковником, состоялась в комнате для допросов. Заморов оказался упитанными холеным товарищем.

— Что я получу взамен моих бесценных сведений? — сразу в лоб спросил он.

— Сначала сведения, потом бонусы! — отрезал Шебутаев. — От кого информация?

— Сведения получены от информатора опера уголовного розыска Матвеева по кличке Скелет! — гордо ответил Заморов.

— Здрасте, пожалуйста! — вырвалось у Шебутаева. — Приехали, называется! Матвеев уехал после окончания командировки, а Скелет вообще отъехал. Труп его найден на свалке на Новом Арбате с многочисленными ножевыми!

— Вот именно! — со значением произнес Заморов.

Я посмотрел на его холеную безмятежную рожу и понял: он и в зоне не пропадет. Выйдет через пару лет, отроет заныканные миллионы и улетит в Европу шишку полировать дальше.

— Допустим! — сказал Шебутаев. — Почему Скелет с тобой разоткровенничался?

— Его взяли с шариком лунохода, светил большой срок! Матвеев к тому времени свалил, он и предложил слить информацию мне и вообще работать на меня! Сообщил, что Матвеев велел ему последить за Данлоппом, и он нарыл кое-что интересное! Даже не так! — Заморов сделал паузу и выделил. — Он сказал дословно, что узнал нечто странное и «даже в натуре жути хватанул». Это его слова!

Я был заинтригован. Профессору Данлоппу в том, что он агент МГБ, я не поверил. Легенда была рассчитана на легковерных простаков. Я надеюсь таким не был. В его истории было много «слишком». Слишком усложненно. Слишком много пояснений. И. Слишком много слов. По поведению моего друга майора Бекка, который сейчас греет пузо далеко от этих мест (на самом деле я не знал, что он всего лишь в паре километров, контуженный, спасает приговоренную к смерти беглянку), я знаком с тактикой органов межгосударственной безопасности, и она проста и эффективна как удар кувалдой. Куда уж эффективней! Там не стали бы заморачиваться с философией, хоть с нашей, хоть с зарубежной, а прислали бы полковника с кучей специальных допусков, он бы тут всех построил, при необходимости и без перестрелял кучу народа, наиболее достойных повесил на Красной площади рядом с разломом, добыл бы нужные сведения и документы за 3 дня и отбыл, оставив после себя атомное выжженное пятно. Ну это я утрирую. Но без кучи подписок о неразглашении бы не обошлось.

Так что касается Заморова, так что все очень может быть.

— Зачем оперу уголовки иностранный профессор? — не поверил Шебутаев.

— У опера начальник есть! — усмехнулся Заморов.

— И конечно Скелет не знает кто это!

— Почему не знает? Один раз Скелет проследил за Матвеевым и видел, как тот встречается «с паханом»! И даже описал его! Ухоженный и лицом, и телом! Одет «как в театр идет»! На «мента не похож»!

— Общие описания, вы не находите! — посумрачнел Шебутаев.

Подчиняясь внезапному наитию, я поискал в телефоне и показал фотку.

— Он?

Заморов вздрогнул как от удара и поспешно отвел глаза.

— Возможно! — и тут же опомнился. — А я откуда знаю? Я ж его не видел!

Без очков было видно, что врет.

На снимке был следователь Гапонов.

Одиноко стоящая старая ведьма.

Вор по кличке Скелет внешность имел неприметную, но слух и способность анализировать полученный мизер информации у него были потрясающие. Лишний раз пройдясь по коридору МВД и подслушав обрывки чужих разговоров, он уже мог указать на тех, кто стучит УСБ и спит с чужой женой.

Матвееву он достался по наследству. Нельзя заиметь полноценного стукача за время короткой вахты. Скелет как интеллигентный вор ментов не любил, но общение с ними давало постоянный доход. К тому же можно было сдавать конкурентов.

Когда в машине, припаркованной в тихом Сытинском тупике, Матвеев показал Скелету фотку холеного папика, он сразу понял, что рожа у него не наша, но вида не показал.

— Кто это? — спросил он.

— Профессор Данлопп, приехал к нам из-за бугра!

— Со шпионами дело не имею! Расстрельная статья! — вернул он фотку.

— Он не шпион! Всамделишный профессор! — настаивал опер. — Последишь за ним! Установишь связи! Чего мне тебя учить!

— Такой респектабельный, а на самом деле барыга! — сказал Скелет.

Он еще не знал, что дело тухлое, но уже чувствовал.

Иностранец оказался беспокойный. Все время куда-то ездил. На места преступлений с опергруппой, в дальние разведывательные экспедиции вместе со спецназом, с учеными лазал в подземелья. Скелет замучился мотаться за ним, сжег цистерну бензина на своей старенькой ещё «ободранной»^[33] «Волге-Мерседесе».

Меньше всего профессор походил на профессора. Даже по одному тому, как Данлопп проходил по битому кирпичу, Скелет бы мог утверждать, что профессор приучен ходить не только перед кафедрой перед засратыми студиозами.

Один раз произошел вообще вопиющий случай. Данлопп поотстал от очередной поисковой группы, к которой был причислен, и быстро заговорил по телефону. Скелет навострил уши — и не понял ни слова. Профессор говорил на мертвом языке! После гибели Штатов и Англии тот нигде не использовался и выучить его ради самого процесса мог разве что идиот, но профессор, судя по тому, что дорос до профессора, идиотом не был.

Данлоп периодически встречался с высокопоставленными персонами из администрации и министерства обороны, а один раз так вообще с целым генералом. Скелет не знал кто это, но Матвеев показал ему фотку и сказал, что это генерал Ярославский, начальник комендатуры города. Уже тогда Скелет понял, что пора делать ноги, поэтому и не сказал оперу, что профессор балакает по-английски. И судя по тому, что его внимательно слушают, он не один такой идиот, и есть еще кто-то, кто знает мертвый язык.

Матвеева сильно заинтересовало, что Данлопп встречался с генералом. (Уже по одному этому факту можно было судить о его недостаточных умственных способностях). Он сказал, что неплохо было бы пошарить в доме Ярославского. На что Скелет сразу сказал, что на это не подписывался и висеть на красной площади в праздничный день не имеет никакого желания.

— Тебе ни придется никого грабить! — увещевал Матвеев. — Снимешь все в доме на специальный сканер и все!

— А охрана? Там небось батальонная тактическая группа!

— Для проезда я сделаю тебе «вездеход»! А внутри будет только его жена! Но она сильно больна, с постели не встает, если вообще не померла еще!

У Скелета засвербело, так сильно хотелось обнести генерала. Добра там небось горы. А с «вездеходом», то бишь спецпропуском на все виды контроля, его ни одна падла не остановит.

— Где живет генерал? — деловито спросил Скелет.

— В Юсупово! — был ответ.

Ох уж это Юсупово! Кабы знать, какая его там терпеливо ожидала самая реальная жуть!

* * *

О том, что генерала со свитой не будет дома следующей ночью, Скелету сообщил Матвеев. Тогда же передал сканер, который легко удерживался одной рукой.

— Аккумулятор на 2 часа работы. В доме снимай все подряд, каждую комнату. В конторе потом все расшифруют.

Опер повторил условие, чтобы в доме он ничего не брал. Скелет согласно кивал, прочный объемистый мешок под планируемый хабар уже ждал в багажнике.

Дождавшись наступления сумерек, поехал. Нельзя сказать, что он чего-то опасался либо предчувствовал что-то нехорошее. Генерал должен был стать не первым и не последним, кого он обнесет.

Шлагбаум в посёлке оказался электронным, еще одна удача. Скелет сунул «вездеход» в скимер, и вуаля-шлагбаум послушно поднялся. Как отнять конфетку у ребенка.

Скелет поехал по улице и тут увидел ее. Чертова старуха стояла на краю дороги, лицом к нему. Белые букли на голове, бесформенное темное платье. Все бы ничего, ещё одна долбанутая старуха, если бы она не стояла в полной неподвижности. Он увидел ее за сто метров и пока подъезжал, она не пошевелилась ни на йоту, словно посылала некий сигнал и ей запрещено было двигаться. Стояла как статуй в лучах заката, вперив неподвижный взгляд в Скелета. Он даже оглянулся, не рассматривает ли чертова кукла что-нибудь за его спиной. Но нет. Улица оставалась пуста на всем протяжении. Он даже подумал, не померла ли старая стоя, но, когда проехал мимо застывшей фигуры, та ожила и два раза плюнула, по левую и правую руку от себя.

Скелет вдруг почувствовал сильный укол в висках. Боль была такой сильной, что отдалась в зубы.

Гадская ведьма, выругался Скелет. Надо сказать, не любил он страшилки про ведьм, чёрные руки и карликов-людоедов. Больше не любил разве что истории про оживших мертвяков. И погоняло из-за этого получил. Вернее, вопреки этому.

Посему поспешил свернуть в проезд.

И увидел еще одну старуху.

Она стояла, как и первая в метрах ста, соблюдая полную неподвижность и глядя прямо Скелету в глаза. Ему даже показалось, что это одна и та же, те же белые букли, бесформенное платье.

На этот раз он не стал подъезжать, свернул и через пять минут оказался перед знакомым шлагбаумом.

Нет, так не годится. Трясущимися руками он достал папиросу и закурил.

Может, это охрана такая, успокаивал он себя. Стоят в разных местах, номера записывают.

Уехать он не мог, так что успокоив себя подобным манером, быстро составил в голове план объезда неожиданного препятствия. Придумают же люди, мотал он головой. Чего только эти мироеды не сделают, чтоб сберечь свои миллионы. Бабок привлекли.

Он бросил сигу и поехал вновь утвержденным маршрутом. Тот получился заковыристым, пару раз пришлось корректировать и сворачивать, завидя вдалеке неподвижные фигуры.

Так что на место он прибыл, когда окончательно стемнело.

Дом возвышался темнеющей глыбой. Его окружал металлический штакетник-профилированная полоса тонколистовой стали. Через каждые несколько метров штакетник крепился к кирпичным колоннам. Колючки поверху забора не было. Как отнять у ребенка конфетку!

* * *

Он отогнал машину. Надел балаклаву и перчатки. Повесил на спину мешок для хабара. В «лифчик» упаковал сканер, фонарик и нож. Теперь он был готов.

Перелез через забор позади дома. За ним начинался необустроенный участок, заросший чертополохом, так что ему везло.

Потом везение стало буксовать.

Спрыгнув на землю, попал в вязкую грязь. В ночи безостановочно работали поливалки. Нет чтобы там газон был, или кусты какие. Нет. Лишь голая грубо вспаханная земля. Жирный чернозем. Сильно пахло сырой землей и еще кое чем из его нелюбимой темы.

Он осмотрелся и непроизвольно вздрогнул. В темноте отчетливо белели неподвижные фигуры. Первой мыслью было то, что чертовы старухи перебрались следом за ним, переодевшись в саваны.

Он сплюнул. Снова нелюбимая тема.

Это были скульптуры, выполненные в виде человеческих фигур в натуральную величину. И только дети.

Генерал детей любит, понял Скелет.

Первой стояла девочка. Симпатичная такая, мордашка круглая, лет 8-ми. Только одета в дореволюционное платье. Смешное жабо, с плеч спускаются помочи, украшенные объемистыми шариками, пояс с цветами. Скульптура была накрыта стеклянным стаканом.

Кроме могильной темы Скелет не любил тюрьму и любое покушение на свободу. Всю жизнь стоять вот так, в тесном стакане, это невыносимо.

Второй скульптурой был младенец в люльке с непропорционально большой уродливой головой.

Потом был мальчик, целующий лицо, тянущееся к нему из камня. Снова одет не по-нашему. Короткие штанишки с подвязками, матроска, неряшливая по нынешним меркам стрижка.

Следующая статуя вообще дичь. Мальчик лежит и смотрит в лицо головы, которую держит в руках. Бр-р.

Скелет помотал головой. Странные вкусы у этого генерала. Хоть и любит он детей, но каких-то странных.

Скелет решил больше не отвлекаться, ну его нах, а заняться делом, но тут столкнулся с еще одной скульптурой, которая буквально потрясла его и помогла многое понять из ранее увиденного. Но лучше уж он оставался в неведении, ей Богу.

Это был памятник мальчику инвалиду в инвалидной коляске. Мальчику было лет 6, он как бы отрывался от своей неуклюжей надоевшей коляски и вставал на хрупкие ножки, которые не хотели больше находиться во власти грубого тяжелого железа. Они хотели бегать, прыгать, они хотели жить. На лице парнишки была счастливая улыбка.

Только малец отрывался от своей коляски-тюрьмы не вперед, что было бы нормально, а вверх. И улыбался он тоже чему-то там наверху. Улыбка его была обращена совсем не людям, и благодарность лишь Богу. И уходил он счастливый и совсем не по земле.

Да ведь он умер, понял Скелет. И все эти скульптуры — это памятники детям из могильных склепов. Памятники мертвецам. Они все умерли.

* * *

Нечего было ждать хорошего от чудака, заставившего свой сад каменными мертвецам, но вернуться тоже был не резон. Аванс был взят, и его надо было отработать.

Скелет прокрался к задней двери и тут ему повезло. Дверь оказалась незапертой. Вор приоткрыл ее ровно на ширину своего тела и бесшумно проскользнул внутрь. Дверь сразу прикрыл и скользнул вбок в тень. Стал прислушиваться и принюхиваться аки зверь. На него никто не напал. Никто не заорал дурным голосом. Не замигала сигналка, которой не было.

Он сразу почуял запах. Запах был не то что нехороший, но уж больно противный. Помнится, в далеком детстве, еще до первой ходки, Скелет лечил горло в больничке аппаратом КУФ. Короткий ультрафиолет. В рот ему совали грубые пластмассовые трубки, обработанные хлоркой-карболкой. Все это воняло, навевая тоску и безнадегу.

Именно такой духан стоял в генеральском особняке, точно в дешевой тюремной больничке. Скелет бы не удивился, если бы где-то здесь не лежал на желтых простынях высохший как лунь и смертельно больной генеральский дед. Но про деда заказчик не упоминал.

Скелет внимательно огляделся.

Весь первый этаж занимал просторный атриум с мозаичным полом. В разных углах атриума горело штук 30 всяких ламп и светильников, но как в плохом ужастике, они давали ровно столько света, чтобы освещать только себя.

Судя по всему, мозаика было очень дорогая и изображала огромную развертывающуюся спираль с миллионом фигурок. Тут были и черти, и боги, и космонавты. Фигурки агрессивничали, пожирая друг друга, а спираль душила их всех.

Если Скелет и раньше подозревал, что генералы неадекватные люди, то теперь убедился в этом окончательно.

Атриум был пуст. Да никто и не стал бы жить рядом с таким поганым полом. На второй этаж вела мраморная лестница с поручнями и балясинами из белого мрамора.

Человечий вид, оценил Скелет, всю жизнь проживший в коммуналке, а то и в общей камере в тюрьме.

Он вытащил сканер и заснял обстановку первого этажа. Только пол снимать не стал. На фига заказчику весь этот авангардистский ужас.

Дом безмолвствовал.

В полной тишине и ничем не нарушаемом одиночестве Скелет поднялся на второй этаж. Взгляд уперся в панорамное окно, за которым в сумерках белели фигурки мертвецов, и Скелет поспешил отвернуться. Хоть дом был и пуст, вор холкой чуял опасность. Надо было делать дело и валить.

Он сделал панораму коридора на сканер, когда боковым зрением узрел нечто светлое, быстро скользнувшее к нему. Опустил сканер, никого. Только пустой дом. Сердце стучало как сумасшедшее. Скелет постоял, его успокаивая.

Три двери, три комнаты, уговаривал он себя. Открой двери и снимай. Даже заходить не надо.

Он открыл ближайшую дверь и обмер. За дверью стояла женщина. Наверное, она собиралась спать, потому что была практически голая. Тонкий пеньюар с кучей разрезов, в которых видны прозрачные трусики и лифчик.

Если бы она закричала, Скелет растерялся бы меньше. Но она стояла и молча смотрела на него. Молодая. Красивая.

Словно под взглядом удава, действуя медленно и плавно, Скелет затворил дверь и уже не скрываясь, кинулся к двери. Его засветили, так что он имел полное право слинять.

Вор опрометью с катился по лестнице-и здесь ему показалось, что его ударили. На самом деле мрамор оказался чертовски скользким и холодным, и он поскользнулся. Второй лед, гадство, молнией мелькнула мысль. Поскользнулся вор неправильно, ноги улетели не вперед, а остались позади. Со всего маху вор приложился о мозаичный пол, сканер сразу куда-то улетел, а когда вор поднял глаза-перед ним вновь стояла женщина. Та же самая, если не близнец, у вора память на лица была профессиональная.

— Ты кто? — спросила дама голосом, который показался вору прекрасным, точно извлеченным из музыкального инструмента, он еще никогда не слышал таких.

Хрустальный голосок.

Вору сделалось спокойно. Ничего эта дамочка мне не сделает, понял он. Оружия нет. Стоит в одном пеньюарчике. Возможно, даже перепадет. А там иди ищи тащ генерал, то твоей жёнушке вдул. У вора коттеджа нема, он как ветер. Сегодня тута, а завтра тама.

— Ты кто? — повторила дама.

— Вова! — сказал Скелет.

А мог и Петя, никакой разницы.

— Везучий ты, Вова! — продолжала дама. — Я успела Роберта отключить!

Звездит, понял вор. Опасается, что вдую.

— Я тебя не трону! — пообещал он.

— Я знаю! — сказала дама. — Ты хороший!

— Не совсем! — уточнил вор. — Не вздумай поднимать шум!

Полураздетая женщина была аппетитная, как оладий.

— Мне страшно одной! — призналась вдруг дама. — В том месте, где я была раньше, было хорошо.

— В Куршавеле что ли?

Дама засмеялась. Смех был хрустальный, у вора аж бубенцы зазвенели. Да я счас кончу, удивлённо понял он. От одного вида этой волшебной женщины. Никогда с ним такого не было.

Если до этого момента все было прекрасно, после началась жуть.

Для начала раздался грубый скрежет, уместный более для некоего метало-обрабатывающего производственного цеха, чем для загородного коттеджа. Будто шлифовкой пытались разодрать мозаику на полу. Само по себе это было жутковато. Но еще страшнее стало, когда дама повернулась к вору спиной.

Женщина оказалась совершенно прозрачной, точно стеклянной. Внутри ее беспрестанно шли какие-то процессы и переливалась тяжелая маслянистая жидкость мертвенно синего цвета. В этой жидкости медленно всплывал пульсирующий крупный пузырь вытянутой формы. В нем открылись два глаза и уставились на вора.

Вот тут вор от страха потерял остатки самообладания. Сознание выключилось от ужаса и далее он действовал на одних рефлексах. Он не помнил, как выскочил из ома, как бежал по саду мертвецов, даже как перелазил через забор. Пришел в себя лишь далеко на улице.

Шебутаев под ударом.

— Что думаешь? — поинтересовался Вершинин, когда Заморова увели.

— Он знал того, кто знал Ботвинника! — непонятно выразился Алексей. — По сведениям Заморова со слов Матвеева по рассказу Скелета.

— Не скажи! Гапонов зачем-то ведь интересовался генералом. Тут явно какая-то связь. И жена генерала жива до сих пор, хотя доктора отпускали ей всего полгода.

— Ты веришь в живой пузырь внутри человека?

— Нет конечно, тут Скелету верить нельзя! Хотя…

Вершинин припомнил свои ранние попытки встречи с Пантаналом. Чего там только не было.

— Не суть важно! — поправился он. — Что мы выяснили? Комендант города выдает допуск в закрытый город иностранному спецу.

— И за это я с превеликим удовольствием Данлоппа закрою! — закончил Шебутаев.

На самом деле заманчиво, подумал Вершинин. Генерала мы тронуть не можем, по крайней мере, пока. А профессор в самый раз^[34].

Они снова сели в убитое служебное авто, которое и завелось не с первого раза, и наконец тронулись.

— Я с таким наслаждением надену на Данлоппа наручники! — предвкушал Алексей.

Я бы сам на него их надел, подумал Вершинин. Столько времени водил меня за нос. Знал ведь, что я веду дело Гапонова, и нарочно мне в друганы набивался. Информацию выведывал. «Сэм Брук, гвинейский друг».

Погоня возникла сразу за поворотом на Лесную. От обочины отделился и устремился за ними нарядный автомобиль ППС. Он пристроился за ними и включил ревун.

— Будем отстреливаться! — пригрозил Алексей.

— Не дури! Это же наши! — одернул Вершинин.

— Ваши в овраге лошадь доедают! — огрызнулся Шебутаев, но все же остановился.

Машина ППС встала чуть в отдалении. Из нее разом вышли четверо. Трое в кожаных плащах патрульных с автоматами и чел в гражданке. Был он совершенно лыс и неприятно носат. Пэпс постучал по стеклу кончиком ствола. И ствол показался Вершинину чересчур толстым и неухоженным.

— Да-да! — вежливо сказал Шебутаев.

— Выйдите пожалуйста из машины!

Алексей пожал плечами и подчинился.

— Лицом к машине! Руки назад!

Вершинин торопливо стал выбираться из машины, но пока это делал, на Шебутаева надели наручники.

— В чем дело?

Лысый показал ксиву.

— Управление собственной безопасности! Полковник Филимонов! Гражданин Шебутаев вы обвиняетесь в убийство следователя Гапонова!

— Что за бред?

— Разберемся! — пэпсы грубо толкнули его в направлении патрульной машины.

Тут Вершинин понял, что настал его выход.

— Товарищ полковник, а вы в курсе, что дело об убийстве Гапонова веду я? Моя фамилия Вершинин, я следователь по особо важным делам главного управления следственного комитета!

Филимонов внимательно посмотрел на него, точно коллекционер разглядывающий редкую букашку и сказал:

— Пошел на хер!

Шератон.

После ареста Шебутаева машина оказалась в полном распоряжении Вершинина. Он снова завел ее не с первого раза и поехал в отель. Беспрепятственно доехал, бросил машину на дороге, потому что парковка оказалась занята, и торопливо зашел в здание. Дежурившая на ресепшн Зоя что-то крикнула, но он, не останавливаясь, ринулся в как раз открывшийся лифт. Больно ударился, а когда растирал руку, увидел, как оказавшийся попутчиком пинальщик радостно осклабился. Меня никто не любит, подумал он. Ему до трясучки захотелось увидеть рожу Данлоппа, когда он наденет на него наручники. Шпион хренов. Замаскировался. Купил благосклонность генерала. Вынюхивал…

А что он вынюхивал? Вершинин замер перед своей комнатой. Ведь он Пантаналом интересовался! А это пахнет государственными секретами высшего категории секретности!

— Не надо тормозить, милый друг! Это ведь ваш собственный номер! — раздался барский голос.

Легок на помине, вражина, подумал Вершинин.

Данлопп подходил, холёный, благоухающий, как только что из ванной, стильно одетый.

Вершинин отпер дверь и некультурно зашел первым, но, когда Данлоппа это останавливало, он вошел следом и обрушился в кресло.

— Вы что-то ищите, милый друг? — поинтересовался профессор.

Вершинин носился по номеру, переворачивая содержимое кресел и платяного шкафа.

— Дипломат мой! — вырвалось у него.

— Этот? — профессор протянул его, держа одним мизинцем.

Вершинин схватил его как кот карася, открыл и выхватил пистолет. Дипломат полетел на пол, ствол уставился профессору в лоб.

— Вы не сняли с предохранителя! — застенчиво подсказал Данлопп.

— А так? — Вершинин снял.

Он искал страх в глазах оппонента, но его там не было. Профессор смотрел даже с интересом.

— На кого вы работаете, Стэн? Центр, Пальцы, какие-либо другие сволочи? — спросил Вершинин. — Вы можете попытаться напасть, но не обманывайтесь, мне уже приходилось убивать, и рука у меня не дрогнет.

— Да знаю! — оборвал его профессор с некоей досадой. — Я ведь знал, что эта сказочка про МГБ для вас ненадолго, Жак!

Имя, пользуемое французской разведкой, профессор подчеркнул особой интонацией, и это вкупе с остальным сказало о многом.

— Будете шантажировать меня прошлыми делами? — понял Вершинин. — Я вас застрелю и сам застрелюсь!

— Стрелять никого не надо! — сказав так, Данлопп посмотрел ему за спину.

— Дешевый трюк! — криво усмехнулся Вершинин.

— Если б знали вы, насколько не дешевый! — покачал головой профессор и поторопил. — sors de là, sinon ce cinglé va tirer^[35].

Легкий шум за спиной заставил его оглянуться. Дверь в ванную медленно отворилась.

— Эва! — прошептал он, опуская оружие.

Перед ним стояла Эва Бертлен.

18. Майор Бекк

6 ноября. ЖК Клеверленд. Ботаническая 33В.

Элитный жилищный комплекс гордо возвышался среди пеньков бывшего леса. Окон и хозяев в доме не было, живите кто хотите. В настоящее время дом был облюбован бомжами, беглыми преступниками и наркоманами. Идеальное место для майора МГБ. В некогда роскошных холлах жгли костры. В лифтовых шахтах кто-то сдох. На всей протяженности лестниц сидели существа неопределенной половой принадлежности и ориентации. Одно из них, узрев роскошную корму Сандры, увязалось за ними. Бекк остановился и внимательно посмотрел на него, будто намереваясь спросить о местных достопримечательностях и где можно увлекательно провести будущий вечер. Существо не дожидаясь вопросов, вернулось на место.

Комнаты были заняты, либо засраны до невозможности. Либо и то и другое вместе.

Так они дошли до самой крыши. Здесь и место нашлось и не так смердело. Единственный минус, холодно. Осень. Вечер. Вид сверху был потрясающий. Город остался чуть в стороне и гордо возвышался на пустыре среди старых пеньков и новых кустов. Только Башни не было. Бекк слышал, что уже приступили к демонтажу упавшего колосса и распиливают его по частям.

Бекк анализировал ситуевину. Он провалил операцию. Полностью засветился. От него отказался собственный куратор. У него нет возможности выбраться из города. Его ищут бандиты Кента.

В общем крышка.

Он заметил, что девушка дрожит от холода.

— Замерзла? — он обнял ее за плечи. — Пошли вниз.

— Там же все занято!

— А мы найдем свободное местечко!

Когда спускались по лестнице на 8-м этаже их привлек шум. Скандал мой принцип жизни, подумал Бекк.

— Подожди здесь! — велел он Сандре.

На лестничной клетке творился беспредел. Энергичный мужик в кожанке выпихивал из квартиры нескольких дохляков неопределенного пола и возраста. Те хныкали, ползали по полу и собирали нехитрые пожитки.

— Что тут происходит? — поинтересовался Бекк.

— Иди куда шел! — огрызнулся мужик. — Чего уставился?

— Не по понятиям это!

Мужик оторопел. Во рту у него была папироса, дым шел в глаза, он щурился, одна бровь ниже другой, и вся рожа перекошена.

Он оставил дохляков и подошел.

— Ты чего, падла?

И протянул руку. Хотя должен был знать, что по уличным понятиям надо сначала побазарить, и любой контакт есть начало драки. Скорее всего это был приблатненный шкет, шакалящий среди местного отребья и серьезного прикрытия у него нет.

Бекк взял протянутую руку на излом. Боль повела бандита мимо майора и дальше по лестничной клетке, а дальше была открытая шахта лифта. Эхом отозвалось падение тела далеко внизу.

Бекк подошел к жильцам. Те испуганно жались к стенам.

— Разрешите у вас переночевать! — попросил майор.

— А Жиган? — робко спросил один из местных.

— Он на лифте уехал! — сказал Бекк.

Прекаират^[36].

Им выделили крохотный закуток. Тряпье Бекк выбросил, обоснованно опасаясь блох. Устроились на полу. Сандра легла перед ним, элегантно устроив свою роскошную попу, и у майора встал по стойке смирно. Он попытался просунуть руку к девичьим грудям, но Сандра, буркнув по обыкновению, просунула между его руками свои. Грубая девушка.

Вскоре Бекка привлек невнятный шум, в квартире что-то происходило. Майор нехотяоставил девушку, поднялся и высунулся из своего закутка. В темноте автоматически включился встроенный ПНВ, и он увидел, что вокруг никого. Прошел по всем комнатам, пусто. Жильцы покинули квартиру.

Он вернулся к Сандре. Грубая девушка похрапывала.

— Вставай, нехочуха!

— Только не называй меня нехочухой! — пробормотала она спросонок, но быстро опамятовала. — Что случилось?

— Контингент разбежался!

— Ну и что?

— Нам тоже надо уходить!

— Куда на ночь? Ушли, да и хрен с ними!

— Какое у вас воспитание, девушка!

— А ты еще поучи меня, Клещ!

Логично, согласился Бекк. Кто я для нее? Обычный мелкий жулик.

— А еще целый майор! — вырвалось у Сандры.

— Откуда ты… С чего ты взяла? — изумился Бекк.

— Ты сам Профессору признался!

Бляха-муха, на самом деле. Ведь говорил, а из памяти как вымело. Хотя в свете последовавших событий все оправдано. Док говорил о специальной опции «анти шок», когда чтобы защитить психику агента включалась программа по избирательной очистке памяти. Чтобы пережитые ужасы не смогли сорвать выполнение важного задания.

Правда, Боевой Жук жаловался, что подобным образом их братию хотят взять под контроль и стирается иногда не только ненужная, но и ВСЯ информация. Таким образом агент не может выдать секреты даже под пытками.

Пока Бекк удивлялся всей той хрени, что был слегка напичкан его организм, Сандра выдала еще один перл. Во время недолгого сна Бекк натыкался рукой на некий предмет над головой, отталкивал его, но тот все время прикатывался назад.

Как в том анекдоте «Шар, подумал Штирлиц».

Это был на самом деле детский шар из пластмассы, помятый и грязный. Сандра повертела его в руках и вдруг сказала:

— Прекаират!

Бекк подумал, что ослушался. Девица не могла знать заумных слов по определению. Он и сам точно не знал его истинного значения (а если бы знал, держался бы от него подальше, как и от всех остальных игрушек Пантанала), он лишь где-то слышал это слово (возможно на секретном совещании в Управлении МГБ, где предупреждали о подобных опасных штучках), и был в курсе, что оно существует.

— Вылитый прекаират, и размер примерно схожий! — сказала Сандра и небрежно скинула шар.

Бекк едва не скакнул за ним следом, поймал, покрутил. Должно быть в этот момент и включилась та самая треклятая опция, подсунув нужный контент про прекаираты и на что они способны.

— Откуда ты знаешь про прекаираты?

— Читала!

Бекк хмыкнул. Всего лишь.

— В тетрадях Мракобоя!

— !!!

— И что там было написано? — осторожно боясь спугнуть удачу, спросил Бекк.

— Прекаират найдешь в доме моем!

Хренасе, подумал он.

— Ты что, помнишь записи Мракобоя дословно?

Она пожала плечами.

— У меня отличная память. Учиться только было некогда.

— Ты помнишь вообще ВСЕ записи Мракобоя?

— То, что успела прочитать.

— А много прочитала?

— Почти все. Кроме самой последней странички, и я считаю, что там было самое глав…

Он схватил ее за плечи и затряс. Господи, спасибо тебе! Я думал, что бумаги Мракобоя потеряны безвозвратно, а они вот они, сидят и смотрят бусинками близко посаженных глаз!

Лестница выдает всех.

— Знать бы еще, где этот дом Мракобоя! — проговорил Бекк.

— На Пятницкой же! Там еще особняк! — буркнула Сандра таким тоном, точно он был идиот.

— На самом деле! — согласился Бекк.

У него теперь ходячая тетрадь Мракобоя и ее надо беречь как зеницу ока. Эта особая тетрадь. Она ходит на двух ногах, упряма и не слушается, предпочитая влипать в разные ситуации.

А если ее убьют, мелькнула мысль, но он ее прогнал.

Из сонного царства коридора донесся неявный шум. Кто-то ругнулся, кого-то спихнули с насиженного места, раздались шаги. Кто-то поднимался по лестнице.

— Кореша нашей кожанки! — понял Бекк.

— Здесь должна быть пожарная лестница! — Сандра схватила его за руку.

— Это предсказуемо, и бандиты могли это предусмотреть! — Бекк втолкнул Сандру обратно в закуток. — Сиди тихо!

Сам вышел на лестничную площадку, заглянул в пролет. Бродяги по углам жгли свечи, керосиновые лампы и небольшие костры. В их свете бандиты шли парой этажей ниже. Их было трое, вооружены пистолетами. Майор не стал активизировать опричника, ограничился «бойцом».

Прижался к стене, спокойно поджидая противника, прикидывая дальнейший путь до Пятницкой. Однако почти через всю Москву пилить!

Он выскочил из-за своего укрытия и ударил бандита, идущего первым, коленями в грудину. Скорее всего, убил сразу, но не стал заморачиваться добиванием, потому что паразиты сразу стали стрелять.

От первых выстрелов он прикрылся телом первого бандита, и теперь его убили наверняка. Сбоку над плечом покойного просунулась рука со стволом и шмальнула так, что он оглох на одно ухо. А ведь могли и отстрелить. А если взяли левее, то и мозги вышибить.

Он схватил руку с оружием, теперь и второй бандит был неопасен, потому что он вывернул кисть на 180 градусов, трещали сучьями кости, противник тонко по-заячьи визжал. Пальцы судорожно сократились, пистолет палил до полного опустошения магазина.

Он никуда не попал, но это и не было особенно нужно. Второй и третий противник были оба в зоне досягаемости и, выпустив труп, он стал бить одного головой другого. Это было грязно, но что вы хотите, когда хотите быстро. У обоих получилось то, что в медицине называется мягкий череп. Когда он их отпустил, оба трупа мешками покатились вниз.

В сторону четвертого. Гаденыш стоял и ждал, пока подельники перестанут закрывать цель. Бандюган выстрелил 8 раз, всю обойму. От 7-ми майор увернулся, а на восьмой прямо нанизался всем телом, чувствуя злую чужую силу, пронзившую его от головы до пят. Сила грозила отбросить его назад, бандит уже выщелкивал пустую обойму, чтобы вставить новую.

Майор сделал последний шаг и снес его. Они покатились по лестнице. Бандит молотил его рукояткой пистолета, а майор без затей ударил его в сердце, и оно лопнуло внутри. Бандит захрипел и мгновенно умер.

Бекк провел инвентаризацию собственного тела. Левый бок окаменел и весил пуда 4. Рубашка и даже куртка были мокрые насквозь.

Херово, понял Бекк.

Трофеи.

Он позвал Сандру, она появилась быстро, но замерла на вершине лестницы. Везде лежали трупы, а терпилы забились по углам, тонкими противными голосами умоляя их не трогать.

— Проверь карманы убитых! Забери оружие и деньги! Возможно найдешь и ключи от машины! — велел он.

— Я не буду обворовывать убитых! — гневно высказалась девушка.

Если б у него оказался ствол под рукой, он бы ее пристрелил.

— Слушай, моралистка хренова! — сказал он ласково. — Делай как я сказал! Во мне лишняя дырка и утек литр крови. Так может получится, что я сейчас вырублюсь, и тогда вся эта братия кинется на нас! Нет, если ты хочешь получить удовольствие перед смертью, когда тебе вдуют пара десятков сифилитиков…

— Я все поняла! — быстро проговорила она. — Только я сначала перевяжу!

— Сначала оружие! — настоял он. — Может так получится, пока провозишься со мной и собирать будет неча. Народ тут бойкий.

Вскоре она выгрузила рядом с ним деньги, 3 пистолета, 2 выкидных ножа и-о, удача! — ключи с автобрелком.

Для перевязки хотела порвать свою майку.

— Зачем? — попенял он. — Возьми с убиенного!

— Брать с покойника плохая примета!

— Плохая примета потерять сейчас сознание! — возразил он, но она не послушалась, расстегнула куртку, подняла кофту и с треском выдрала ткань, забелела полоска нежной кожи, но девушка быстро прикрылась.

Мираж, подумал Бекк.

Пуля попала чуть ниже левого плеча. Выходного отверстия не было. Бекка уже подташнивало и изрядно штормило. Дом и лестница раскачивались. Он попросил Сандру как можно сильнее затянуть рану. Потом попросил ослабить, потому что сила у девушки оказалась немеряна, и она его едва не удушила.

Подхватив его под мышками, она сводила с лестницы. За ними следили. Как хищники, ждали пока он окончательно ослабнет и упадет, тогда можно будет и свежего мяса попробовать и с самкой побаловаться.

У него начались видения. Он спросил у появившегося генерала Мельничука, можно ли на самом деле опасаться людоедства в современной Москве.

— В современно Москве все возможно! — развел тот руками.

— Тогда мне положена страховка!

— Это оговорено контрактом! Если вас съедят наполовину, получите половину суммы!

— А если съедят до позвоночника, и разобьет полный паралич?

— Тогда лучше попросить, чтобы вас съели полностью!

Он пришел в себя на свежем воздухе. Ночь постепенно уступала место утру, и звезды бледнели.

— Ты все время бредил про еду! — буркнула запыхавшаяся Сандра.

— Ищи машину! — велел Бекк.

Время в пути.

До войны время в пути заняло бы полчаса. Но много чего было до войны. Как-нибудь про это на НТВ снимут сериалы.

Машину бандитов они нашли сразу. Это была убитая «Волга». Настолько убитая, что казалась рыхлой. Корпус расползся и осел. Многократно отрихтованные борта пошли пузырями. А ржавчина? Бекк никогда не видел столько ржавчины в одном месте. Там, где не было дыр.

Сигналка не работала. Возможно она была от другой машины и здесь была для красоты. Сандра открыла дверь ключом и села на водительское кресло. Пока открывала дверцу майору он начал сползать вниз, оставляя на корпусе алый след.

Сандра помогла Бекку не упасть и забраться в кресло. Тотчас в зад ему уперся ржавый болт. Именно болт. Пружин там давно не было. Сиденье было набито ветошью и какими-то железками.

Бекк вспомнил свою старенькую «Весту», и она показалась ему раем на земле. Вернусь, буду просто сидеть в машине и слушать музыку. Никто мне на хер не нужен, мечтал он.

— О чем ты думаешь? — спросила девушка.

— О тебе! — честно ответил майор.

Машина завелась не с первого раза. И даже не со второго. Потом Сандра безуспешно пыталась включить хоть какую-нибудь скорость. А ответ в моторе гулко забултыхалась лишняя железяка, и майор опасался, что когда она наконец отлетит, то полетит ему прямо в пузо-торпеда в кабине отсутствовала, и он наблюдать вращающийся мотор воочию на расстоянии вытянутой руки.

Наконец тронулись. Трясло и гремело. Бекк был уверен, что колеса спущены. Причем все четыре.

Рана разбередилась. Бекк снова увидел глюки. На этот раз это был полковник Филимонов из УСБ.

— Москва полна заподлянок! — нравоучительно говорил он. — Это не наша вина! Во всем виноват Пантанал!

Бекк успокоился. Теперь он знал, кто виноват.

Филимонов был в парадном кителе и фуражке, но без штанов и трусов.

Сандра резко затормозила, и Бекк сразу пришел в себя. Этому способствовало и то, что с треском лопнул тормозной шланг.

— Что случилось? Я видел чудный сон!

— Засада впереди!

Машина стояла у здания телецентра. Пока Бекк был в забытьи, Сандра проехала всю Ботаническую и теперь стояла перед поворотом на улицу Королева.

Телецентр не функционировал и был законсервирован. Расконсервировать его не было никакой необходимости. Башни больше не существовало. Распиленная на блоки туша пролегла до самой ВДНХ. Многочисленные бригады рабочих облепили ее как лилипуты Гулливера. Торчали стрелы кранов, урчали бульдозеры. Хаос был строго регламентирован. За порядком следили патрули «пинальщиков», а сама улица была перекрыта стационарным блокпостом.

Автобус.

Им повезло. Рядом остановился расхлябанный заляпанный известкой автобус, и в него начали грузиться работяги. Решение пришло мгновенно, и Бекк потянул девушку туда.

— Нас не пустят! — бурчала она и слабо упиралась.

Руководил посадкой пузатый бригадир. Он издаля заметил приближающуюся парочку. Это было нетрудно. Бекк еле шевелил ногами.

— Куда прем? — зычно прокричал бригадир.

— Здорово! — Бекк протянул руку, в которой притулилась пятихатка.

Они поздоровались, и купюра исчезла.

— Не задерживаемся! — прикрикнул бригадир.

Он вошли в автобус. Все места были заняты, и никто места дедушке не уступил.

Нехай, подумал Бекк.

Бригадир влез последним, кивнул водиле. Тот со скрежетом врубил первую передачу. Вместо плавного троганья машина судорожно дернулась. В боку Бекка будто пилой провели, и он едва не потерял сознание.

Бригадир сидел на специально оставленном для него месте. Он видел, что парню совсем худо, но даже ухом не повел.

На блокпосту знакомую машину не остановили, и они благополучно поехали дальше по Королева. ВДНХ потянулась слева, и от увиденного даже у раненого Бекка едва не отвалилась челюсть.

Надо сказать, за время командировки он здесь ни разу не был, хотя обошел всю Москву пешкодралом. Зона выставки была закрыта даже для него. Генерал Мельничук объяснил это так:

— Объекты ВДНХ опасны для жизни! Повышенный уровень радиации либо неизвестная науке биологическая зараза!

Его друг Вершинин, въедливый как осенний червь в яблоке, конечно бы уточнил:

— Так все-таки радиация или биологическое оружие?

Но Бекк не был таким, посему только сейчас задался вопросом. А почему все-таки?

Внешний вид Выставки обескураживал. За частично сохранившимся забором возвышались деревья-гиганты. Они были гораздо выше обычных, метров сто минимум, со странными густыми кронами похожими на направленные в небо веера.

В ветвях темнели крупные плоды. Пока они смотрели один такой плод сорвался с ветки и устремился вниз, сокрушительным тараном ломая другие ветви. Через секунду живая бомба взорвалась внизу, разбросав ярко-желтое содержимое.

Сандра испуганно сжала его руку. Бекк ободряюще улыбнулся. На самом деле ему меньше всего хотелось бы оказаться под этим чудо-деревом. Он возблагодарил Бога и канцелярию, что ему не дали допуска в это жутковатое место.

Они проехали мимо разрушенной гостиницы «Космос» и осколка стелы. По сведениям аналитиков бомбардировки, здесь не было, и что здесь произошло, одному Богу известно. И еще Мракобою.

Судя по последствиям, та еще жара.

Автобус шел до Рижского вокзала. Заехав на парковку, разгрузился.

— Куда дальше? — спросила Сандра.

— Ты спрашиваешь, есть ли у меня план? У меня есть два плана! — ответил Бекк.

Парковка была полна работягами. Они кучковались, рассаживались в подъезжающие автобусы и уезжали.

Бекк спросил нескольких и нашел тех, то ехал в центр.

Конечно в сторону Красной площади их и близко не пустили.

— Партаки пошли в наступление! — обсуждали рабочие между собой. — Говорят, ментов побили немеряно! Там вся площадь в трупах!

— Они из-под земли шли!

— Не все! А только самый главный! Он там во дворце жил, а когда экскаваторами стали рыть, то его потревожили! И главный дал команду всех убить!

— Это сам шайтан был! Его появление Черная Старуха предсказывала! Ее в Останкино люди видят! Там же кладбище раньше было, а потом стройка. Вот покойники и взбунтовались. Сначала Башню обрушили, а потом гостиницу «Космос» и ВДНХ! На Выставку до сих пор не пускают! Там у нечисти самое гнездо!

Так они доехали до Пятницкой.

Угрожающий особняк. Пятницкая 64.

Особняк в 2 этажа с башенкой был некогда покрашен в лавандовый цвет. Фасад украшали мраморные кариатиды. Бесспорно, красивое и дорогое здание.

— Наверняка мироед из «Газнефти» бабло вложил^[37]! — решил Бекк.

Судьба уберегла особняк от пожаров периода Большой Резни, но время его не пожалело. Ни одного целого окна. Кариатиды с отрубленными головами. Облупившиеся грязные стены. От лавандового цвета одни воспоминания.

Войти внутрь можно было зайти прямо с улицы в окно, что они и сделали.

В особняке торжествовали убожество и разруха. Обветшалые стены, взбухшие полы с кучами мусора. Смрад испражнений.

— И где тут искать? — Бекк тщетно зажимал нос.

И так хреново, и еще это ни с чем не сравнимое амбре.

На ответ он не надеялся, но неожиданно его получил.

— Здесь одно время располагалось посольство Танзании, — сказала Сандра. — Детская комната была наверху. Там среди игрушек Мракобой и спрятал прекаират. Только…

— Что? — насторожился Бекк.

— Мне кажется, Мракобой сам опасался прекаирата, поэтому избавился при первой возможности.

— Ерунда! — Бекк махнул рукой, потом это снилось ему в кошмарах.

Здание было засрано до безобразия. Даже дикие видом танзанийцы столько не гадили. Срали здесь безмерно, пола не было видно под фекалиями. Это избавило от нежелательных жильцов, никто не желал жить в нужнике. Но существовала опасность, что среди высохших и хрустящих под ногами гавняшек попадется и свежее гавнецо.

С неимоверными трудностями и предосторожностями они поднялись на второй этаж. Бекк был на грани. Перед глазами плыли круги, даже генерал перестал видится.

Он все сильнее опирался на девичье плечо, которое оказалось неожиданно крепким. Майор все более убеждался, что поставил на ту девушку. У нее оказалось множество плюсов, за исключением того, что трахать себя давно не давала.

Вдвоем они ввалились в детскую, где Бекк вцепился в стену, понимая, что отцепиться от нее уже не удастся без потери сознания и равновесия.

Он только слышал, как Сандра ходит по комнате, расшвыривая мусор. Можно было делать ставки: найдет-не найдет.

И вдруг раздалось дробное тук-тук-тук.

— Мячик! — его губы растянулись в улыбке, и он понял, что силы его иссякли, и он прямо сейчас умрет.

Сандра тыкала ему в лице серый твердый шар.

— Убери! — выдохнул он. — Мне врача надо!

А про себя подумал. Пулю вынуть, кровь восполнить, антибиотиков…

В рану ему воткнули десятисантиметровый гвоздь. Он вопил, вопила девушка, потому что шар в ее руках потерял гладкость и покрылся ржавыми иголками. Она отшвырнула шар, но майор этого не видел. Боль распирала изнутри, в ране шевелилось нечто живое. Из пулевого отверстия выпрыгнул блестящий жук, в котором майор с изумлением узрел саму пулю.

Дальше стало еще страшнее. В прекаирате разверзлось отверстие и на майора хлынул поток блестящей жирной крови. Он захлебывался и вынужден был глотать, восполняя кровопотерю литрами, хотел выйти из жуткого водопада, но ноги словно приросли к месту.

Через бесконечно долгую минуту отверстие на шаре затянулось, не оставив и следа. Майор отер лицо от кровавого душа. Боль ушла. Он пошевелил раненной рукой, та оказалась совершенно здоровой. Протер место раны. На том месте аккуратный шрам не больше вишневой косточки.

— И чего Мракобой так опасался? — не понял он.

Не успел обрадоваться, как увидел, что метаморфозы с прекаиратом и не думали прекращаться.

Шар бешено вращался на полу. Иголки осыпались, превратившись в рыжее облако. Облако отделилось от шара и повисло в воздухе. Сандра переступила, произведя слабый шорох, но этого оказалось достаточно, чтобы облако дернулось и протянула в ее стороны тонкий рыжий луч. Майор понял, что девчонка сейчас побежит сломя голову и предостерег:

— Не шевелись!

Опыт говорил ему, что ничего хорошего в поведении странного облака нет, а наоборот, в его механистических и одновременно разумных перемещениях таится некая угроза.

Так они и застыли.

— Боже, если ты есть, помоги нам! — прошептала Сандра.

Майор хотел ответить в том смысле, что на бога надейся, а сам не плошай. Но тут им на самом деле свезло.

В Москве иногда встречались редкие пешеходы, как те самые беспризорники. В этот раз на выручку сами не зная об этом пришли бомжи.

Они занимались мелким мародерством, и неизвестно что не поделили, но в недобрый для себя час разодрались.

Облако на шум среагировало мгновенно, собралось в пульсирующий энергетический пучок и стремительно вылетело в окно. Майор кинулся следом, уже не удивляясь своему полному восстановлению.

Трое бедолаг оказались в не в том месте и не в то время. Рыжий колкий туман врезался в одного и мигом всосался внутрь. Бомж издал странный горловой звук и отчаянно затряс головой. Губы и щеки обвисли, во все стороны полетели слюни. Возникла сильная асимметрия щек и девиация языка, его высовывание и подергивание.

— Ты чего, Петрович? — спросил другой бомж не то что в растерянности, а даже с неким интересом.

Не вовремя он решил проявить свои исследовательские качества.

Губастый кинулся на него и стал яростно грызть ему шею. Гейзером взметнулась алая кровь. Второй бомж с криком ужаса кинулся прочь, но огромными нечеловеческими прыжками губастый догнал его и тоже загрыз.

Бекк уже стрелял, и даже вроде попал, хотя жуткая картина здорово выводила из себя, но перерожденец бросил жертву и ускакал прочь своими совершенно невозможными прыжками.

— Что за дичь? — ошарашенно проговорил майор.

— Это убыр! — пояснила Сандра, она стояла белая, разве зубами не стучала.

Бекк с опаской посмотрел на смирно лежащий шар.

— Это что же получается? За каждое доброе дело получается вот такой людоед?

— Так сказал Мракобой!

19. Зеркало, скажи

3-я ночь войны.

Очнулся Пестель оттого, что Шуша пыталась осторожно откусить ему кончик носа.

— Что за шутки? Уберите животное! — произнес он и ужаснулся собственному голосу.

Он словно принадлежал столетнему старику. Скрипучий и хриплый. Но он вернул его к действительности. Он лежал в кузове грузовика. Тот ехал, и Пестеля неслабо укачивало. Над ним распростерлось черное беззвёздное небо. Ночь.

Он глянул в бок. Кузов был забит трупами. В темноте он бы и не понял, что это, если бы не шедшая в колонне задняя машина периодически не освещала фарами белые лица покойников.

— Спокойно! — сказал себе Пестель и блеванул.

Это еще не конец. Его просто перепутали, пока он был без сознания.

Сумка пропала, скальпель. Шуша осталась, запрыгнула следом в кузов. И что-то еще. Он сунул руку за пазуху, нащупал острый край, осторожно потянул и вытянул зеркало. Как оно не разбилось, одному богу известно. С другой стороны, он помнил, как оно превращалось в камень.

Так или иначе от него надо было избавиться. Все-таки оно из непонятного агрегата и может быть опасным. Радиоактивным, например.

Он взял зеркало и швырнул за борт.

Пытался швырнуть, но оно оставалось на ладони точно приклеенным клеем момент.

Что за фигня? Он разозлился. Да я тебя расколочу!

Он размахнулся, чтобы треснуть его о борт, и тут его по-настоящему тряхнуло. Вибрация прошлась по всем внутренностям, ощущение было такое, что из него собирались вытрясти душу.

Пестель сунул зеркало обратно за пазуху и заплакал. Видно до этого он до конца не осознавал ужас своего положения. Он едет в машине с мертвецами! Он, который всю жизнь покойников боялся!

Осторожно отодвинулся к борту. Машину грузили халтурно и свободного места оставалось предостаточно^[38].

Надо было выбираться, пока его окончательно не похоронили.

Он подполз к заднему борту и осторожно высунулся. Задняя машина шла метрах в 20-ти, освещая переднюю фарами. Но это происходило не всегда. Уворачиваясь от встречающихся на дороге препятствий — брошенных машин, куч крупногабаритного мусора, трупов людей и животных, она периодически теряла машину Пестеля из виду.

Прыгать на ходу было страшно, но надо. В очередной раз, когда задняя машина перестала светить, Пестель решительно взялся за борт обеими руками. Шуша в панике запищала у него на плече.

СТОЙ.

Он так и рухнул обратно.

— Кто здесь? — испуганно вырвалось у него.

Покойники продолжали молча подпрыгивать на ухабах.

Он глянул над бортом. Грузовик ехал над Москвой-рекой.

Да я чуть с моста не сиганул, понял Пестель.

Внутренний голос. Большая Ордынка, 25.

Меня спас внутренний голос, понял Пестель. А то что буквы вспыхивали перед его лицом он принял за психологический эффект.

Машина тем временем переехала через Большой и Малый Москворецкие мосты и продолжала двигаться по Большой Ордынке. Жду остановки, решил Пестель. Что я дурак на ходу прыгать. Да и не видно ни черта. Еще ногу сломаю. Или с заднего грузовика пальнут на поражение.

ПРЫГАЙ.

О, понял Пестель. Внутренний голос. Светящиеся буквы висели перед его лицом, и, если бы их видел еще кто-то кроме него давно бы пристрелили с заднего грузовика.

Он еще прикидывал, стоит ли на этот раз слушаться внутреннего голоса, а руки уже легли на борт. Задняя машина как раз в очередной раз вильнула, и все вокруг погрузилось в кромешную тьму.

Ни за что не прыгну, решил Пестель. Поставил ногу на борт, отпустил руки, выпрямился и шагнул в неизвестность. Сейчас со всего маха да об препятствие, сладко подумал он. Машина либо брошенная мусорный контейнер. Даже понять ничего не успеешь. Хруст сминаемых костей, адская боль, а потом медленная мучительная смерть в брошенном городе без воды и лекарств, без малейшей надежды на помощь, вообще без надежды. Херовый из внутреннего голоса подсказчик.

Ноги ударились об асфальт, и Пестель завалился на бок, хотя в этом не было необходимости. В обычной обстановке он бы пробежал десяток метров в темноте, постепенно гася скорость, никуда бы не делся. А тут словно кто под колени ударил. И упал ловко, ничего не повредил, не ушибся, а как-то удачно перекатился.

Шуше повезло меньше. У нее была большая задница, которую занесло, да и координация оказалась ни к черту, так что шиншилла сильно приложилась об асфальт и теперь обиженно пищала, тыкаясь в него носом.

Пестель лежал в темноте, а мимо катили грузовики. Их было не один и не два. Он насчитал 30, потом бросил.

Машины проехали и наступила тишина. Темнота, не видно ни зги. Фонарик бы, подумал Пестель.

ДОСТАНЬ ЭМУЛЯТОР.

Он бы и достал, если бы знал, что это такое. Но руки сами полезли за пазуху, извлекли «зеркало», которое как по команде выдало узкий белый луч.

Пестель много чего видел за день. Замирал и дрожал от страха, кожа покрывалась мурашками, сердце бухало словно в набат, но у него создалось стойкое впечатление, что только сейчас он испугался по-настоящему. Буквально в метре от него остриями в его сторону торчали железные пики. Если б побежал, стараясь сохранить равновесие и погасить инерцию… Перед его мысленным взором возникла печалька — он висит нанизанный пузом на несколько копий сразу, и острия торчат насквозь из спины.

Откуда в современной Москве копья? Гастеры из Эфиопии?

Шуша подозрительно нюхала ржавые навершия.

Он глянул на возвышающее здание. «Официальный Интернет-провайдер». А копья оказались заломленными прутьями забора. Непонятно было, для чего их кому-то понадобилось так выламывать. Заборы в Москве давно несли лишь декоративную функцию.

Где-то далеко за речкой бухнул выстрел.

Вопрос, куды бечь, стал актуальным.

НА ПЯТНИЦКУЮ, — ответил эмулятор.

Пестель все понял.

Словно шоры спали. Какой на фиг внутренний голос? Все началось с того, что он достал эмулятор из газгольдера. И эта штука теперь им управляла.

Как обычный рядовой гражданин великой империи Пестель представления не имел о Пантанале. Об этом сверхсекретном проекте мало кто знал и спустя 80 лет. Что говорить о начальном этапе Конфликта. Российские войска только вошли либо только собирались войти в Париж и Берлин. Еще не блокирован тоннель под Ла-Маншем. Только-только возник ниоткуда и побрел по дорогам солнечной Италии Великий Лука. Личность неизученная и трагическая. Всесильный бог на службе министерства обороны.

Еще разрозненные агентурные сети ЦРУ не объединились в вездесущий Центр. Еще не возникла жутчайшая секта Пальцы Бога, состоящая из фанатиков Луки.

Когда над Европой появились армады летающих блюдцев (они же боевые модули Пантанала) возникло понимание, что перекрой мира идет если не инопланетянами, то с применением их технологий.

Пестель ничего этого не знал и знать не мог. Посему решил, что поимел некую секретную разработку российских ученых, и теперь эмулятор транслирует ему в мозг виртуальные сообщения, а иногда понуждает к некоторым действиям. И надо сказать, преуспел в этом. Разбухать ему вроде не с руки. Он не убился, не поломался, жив и здоров. А если сказано на Пятницкую, стало быть на Пятницкую.

Он двинулся по Ордынке. Шуша бежала то спереди, то отставала. Сначала шел с фонарем, но, когда вдалеке вновь забухали выстрелы поторопился его выключить. Наступила непривычная для городского жителя темень. До войны Москва купалась в электрическом свете. А сколько было еды! Пестель непроизвольно сглотнул слюну.

Он вспомнил толстяков в «Афимолле» на Пресненской набережной. Между продуктовыми стеллажами двигались, занимая весь проход по ширине огромные свиноподобные фигуры, катя перед собой сетчатые тележки с горами колбас, мяса, сыров. А готовая еда? Котлетки, биточки, тефтели. Плов, пюрешечка, паста болоньезе.

Москву откармливали как свиней на убой, подумал Пестель. Куда везли убиенных грузовиками? На мясокомбинаты Микояна?

Он поежился. Это все эмулятор виноват. Навевает нетипичные для него мысли.

Но Москва в последнее время действительно сделалась городом толстых.

Рассуждая подобным образом и вспоминая дорогие образы милой ему Москвы, Пестель бодро шагал по улице, не сразу сообразив, что чудесно обходится без фонарика. Поначалу он не обратил на это внимание, потом решил, что это луна вышла, или время к утру.

Он остановился как вкопанный. Ни одно, ни второе, ни десятое.

Все вокруг виделось четко как днем. Разве что с неким перекосом в зеленый цвет.

Эмулятор, понял он.

Пятницкая, 33. Бывшее посольство Танзании. Очень красивое здание.

Оно было красиво даже через зеленые фильтры. Двухэтажное, с башенкой.

Пестель безо всяких препон вошел через центральный вход, расположенный под башенкой. Придержал двери, впуская Шушу. Ему показалось, что он попал в выставочный зал. Мозаичная плитка на полу. Полноростовые зеркала. Старинная мебель с причудливой резьбой в стиле Ренессанс. Безумно дорогой буфет Ампир. Антикварный комод. Секретер снова Ренессанс. Шкаф Барокко со множеством книг в кожаных переплетах. Пиршество дороговизны.

Кому-то счастье привалит здесь жить, позавидовал Пестель. Здание поразило его идеальным порядком и чистотой.

На второй этаж вела мраморная лестница с золоченным ограждением. На повороте на возвышении стояла мраморная статуя эллинистической эпохи, изображавшая фавна, работы итальянского скульптора Барберини. Фавн как ему положено возлежал в фривольной позе, демонстрируя хрен. Хотя по мнению Пестеля там демонстрировать особо было нечего.

ИДИ НАВЕРХ.

И он пошел. Ночь надо было переждать, а ему было все равно где. Утром он продолжит свой бесконечный путь к Диане.

Рядом с фавном на стенных панно в багетных рамах висели фотографии бывших хозяев дома-музея. Негры в пестрых кангах^[39]. Носы в пол-лица. Бритые бабы. В ушах серьги, похожие на брелоки автомобильных сигналок. Дикие люди страшные видом. Полуголые, худые, но весе-е-лые.

На втором этаже строем вытянулись комнаты. Чистые, прилежные, как только что после уборки. Он прислушался. Походу он был один в огромном доме.

Толкнул тяжелую дубовую дверь, на которой искусный резчик изобразил оленя с ветвистыми рогами среди деревьев и кустов. Тонкая работа. Только нелогично, что вырезан олень. Для негров сгодился бы орангутанг.

За дверью оказался рабочий кабинет с книжной полкой, двумя столами-деревянным и стеклянным и креслами. На стене висела знаменитая ретро-фотография первой половины 20 века «Обед на небоскребе»^[40].

Вибрацию Пестель почувствовал даже не кожей, а кончиками нервов по всему телу. Кожа покрылась мурашками. Волосы встали дыбом. Заныли зубы.

Нога заболела, которую он ушиб подростком.

Шуша запищала и юркнула в щель между столом и стеной.

Немотивированный страх охватил его с головы до ног. Так бывает, когда просыпаешься после кошмара и лежишь в темноте, тщетно выискивая вокруг притаившихся монстров и свято веря, что они существуют на самом деле.

Дом тоже затих и как-то внутренне подобрался, но угроза была не в нем, угроза притаилась снаружи.

Прилет.

Поначалу ничего не было видно. Улица, «освещенная» зеленым светом оставалась пустынной. Убогое здание напротив в 2 этажа зияло раскрытыми настежь еще целыми окнами и рекламой располагавшегося там банка. Судя по названию, очередного еврейского. Умный народ, подумал Пестель. Только сдвинутый на деньгах. И воюет все время.

У него возникло ничем не подтвержденная уверенность, что улица перед ним не пустая и там что-то есть.

Затем к делу подключился эмулятор, который с большой скоростью переключений стал менять частоту «фильтров». Воздух на небольшом участке дороги начал переливаться словно большой кусок слоенного стекла или слюды. При этом сквозь возникшее «стекло» отлично просматривался участок дороги и фонарь за ним. Пестель понял, что видит часть хитрой цифровой маскировки. Нечто подобное демонстрировали по телеканалу «Наука». Исследователь надевал специальный плащ. На спине находились видеокамеры, которые снимали задний план и передавали на переднюю часть плаща. И товарищ исчезал на глазах. Незаменимая для диверсантов вещь, изрек представитель оборонки.

Эмулятор тем временем нащупывал нужную частоту, чтобы обойти хитрый прибор. Сначала в воздухе проступили ребра жесткости, которые почему-то имели цвет ржавчины. Скорее всего это была все же игра фильтров. Затем стал проступать корпус цвета бронзовый металлик.

Через секунду на дороге возник ромб метров 15 в длину.

НЛО, ошарашенно узнал Пестель.

Это было явно неземное творение. Причудливая форма свидетельствовала об инопланетных технологиях. Ромб плоским днищем вжался в асфальт, а по верху имел переходящие друг в друга наплывы. Спереди наплывы заканчивались решетчатыми дюзами. Сложной конфигурации швы располагались на крыше ромба. Похоже было, что швы разборные, и по ним выдвигаются некие дополнительные агрегаты. Спереди корпус разрезала узкая щель кабины, забранная неметаллическим веществом ярко-изумрудного цвета.

От НЛО веяло чужеродностью всему земному и явной агрессией. Хищная форма корпуса, зализанные формы, маскировка суперстелс. Что это могло быть кроме вражеского космического истребителя.

Далее начали происходить события, только подтвердившие опасения. НЛО стал сканировать находящиеся рядом здания. Стены «еврейского» банка напротив растворились, и вся внутренняя начинка повисла в воздухе. Стали видны даже несколько мешков с деньгами, забытые либо припрятанные мироедами.

НЛО мазнул по банку невидимым лучом, затем настала очередь Пестеля. Он нырнул за массивный стол. Зачем я им нужен?

ИМ НУЖЕН Я.

Выдал эмулятор огненную фразу.

Гости.

Их называли по-разному. Жокеи, Создатели, Странники, Капитаны. Знаменитый Стивен Хокинг заявил, что инопланетяне сродни кочевникам, которые рыщут по вселенной в поисках новых планет с необходимыми ресурсами. Другие пошли еще дальше, утверждая, что Иисус был первым из Капитанов, а люди его убили, и теперь Капитаны мстят за него.

Существовало несколько версий вмешательства Капитанов в земную историю. Современные аналитики приписывают им само создание человечества. Слишком много необходимых условий для жизни совпало на Земле, чтобы быть естественным процессом. Масса Земли. Если бы она оказалась выше одной двадцатой массы Солнца ядерные реакции разорвали бы ее на части. Наклон оси. Если бы его не было, на экваторе была бы жара 100 градусов, а полюса покрыла вечная мерзлота. Капитанами так же была вовремя «подогнана» Луна, иначе метеоритные дожди сделали бы из нее действующий полигон. Происхождение рас. Все расы возникли на Земле одновременно после посева Капитанов. Эти расы не изменяются тысячелетия, возможно миллионы лет. Если белого человека навечно переселить в Африку, он никогда не станет негром, разве что загорит побольше. Хлеб. Посевы пшеницы возникли сразу на больших площадях, это дар Капитанов человечеству.

Для чего это нужно Капитанам? Создание человечества — это грандиозный эксперимент, цели и конечные задачи которого мы не знаем. Капитаны никогда не оставляли человечество без внимания. НЛО тому примером. Даже древние иконы полны изображений летающих кораблей.

Эксперимент длительностью миллионы лет сам по себе вызывает вопросы. Во-первых, он теряет практический смысл. Во-вторых, закошмаренная история человечества свидетельствует о не совсем добрых намерениях Капитанов.

Поначалу Пестель испытал эйфорию от появления Капитанов. Он принял это за беспокойство высшей расы за судьбу братьев по разуму. Ага, братьев. На память пришли фильмы из истории гражданской войны, когда братья даже не по разуму, а по крови резали друг дружку за милую душу, топили в запертых баржах и вешали на фонарях. А тут инопланетяне. Какое им дело до нас, а нам до них. И прилететь они могли совсем по другому поводу. Например, забрать под шумок картины из Третьяковки или бриллианты из Алмазного фонда. Да того же фавна из бывшего посольства Танзании.

Беспокойство Пестеля усилилось, когда он осмелился вылезти из своего укрытия и вновь выглянуть на улицу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как расходятся швы на корпусе «блюдца», как распускаются боковые створки, как откидывается верхняя пластина, обнажая самое нутро летающей машины.

В тот самый момент, когда Пестель должен был первым из человечества узреть воочию его праотцов, его охватил иррациональный ничем не объяснимый ужас. Ужас настолько всеобъемлющий, что едва не остановил ему сердце, и он бы умер на месте, если бы вовремя не нырнул обратно под стол.

Уже потом в спокойной обстановке он, пораскинув мозгами, которым едва не подарил по глупости инсульт, предположил, что у Капитанов сработала некая система защиты, нечто вроде земной ПРО. Только в этот раз были задействованы чисто физиологические средства. Невозможно целить в Капитана, если у тебя объемное нарушение мозгового кровообращения.

Пестель понял, что если сейчас Капитан войдет в кабинет, то он попросту умрет на месте. Вовремя припомнились суры из Корана, где запрещалось смотреть на бога.

Пестель был очень начитанным. Читал и Коран, и Библию, включая католическую. Он был набит земной историей, так что мог представлять земную историю. Перед кем только? Капитан не дозволил даже смотреть на себя.

Он наш господин, а мы вассалы его, подумал Пестель. Было неприятно так считать, но мало ли на свете неприятных вещей и ничего, живем.

Дар.

Капитан ходил по первому этажу, затем сразу без перехода возник на втором. Лестницу он даже не заметил. Они могут летать, подумал Пестель. Суеверный ужас сковал его, он не мог даже пошевелиться. Сейчас откроется дверь и ага, думал он.

Тяжелые шаги звучали в тиши ночи. Судя по ним, Капитан был гораздо тяжелее обычного человека. Бог, спустившийся на землю. Шаги оборвались. Пестеля закошмарило. Он слышит мои мысли!

Вновь зазвучавшие шаги начали удаляться. Пожалел, понял Пестель. Он был уверен, что Капитан прекрасно осведомлен, что в одной из комнат сидит, скрючившись испуганный человече. Знает и усмехается.

Открылась дверь в одну из соседних комнат, раздался громкий стук, рокот. Капитан что-то передвигал. Пестель напряг слух-и тут же шаги продолжились внизу. Не видя особых преград не только в виде лестницы, но и всего здания в целом, Капитан возник на первом этаже. Еще одно мгновенное перемещение, и вот уже снова ломит зубы и все тело-включилась защита корабля. По стенам забегали горизонтальные отсветы фиолетовых оттенков, но недолго, мигнули пару раз и погасло. Улица вновь утонула во тьме. Наступила тишина.

Улетел, блин Карлсон, но обещал вернуться, не дай бог, подумал Пестель. И зачем прилетал? Пугал диких аборигенов. У нас и так война. Мобилизация.

Пестель ничего не мог с собой поделать. Ну не вызывал у него Капитан ощущения гуманизма и защищенности. Скорее наоборот. Создалось ощущение, что человек и высшее существо принадлежат совершенно разным мирам, которые никогда не соприкоснутся, а если и соприкоснутся, то Капитаны укатят дальше по Вселенной по своим глобальным делам, а человечество останется лишь с ущербом, возможно, тотальным. Причем, Капитаны даже не заметят, что нанесли кому-то там урон, не оценят и проигнорят.

ИДИ И ВОЗЬМИ ДАР.

Как-то забылось, что у него есть эмулятор, который все знает.

— Он что подарок оставил? — Пестель произнес это вслух, но эмулятор не ответил. Когда отвечать, а когда молчать, он решал сам.

Ну что ж глянем.

Пестель поднялся с колен, отряхнул штаны и пошел смотреть на подарок.

Одна из дверей оказалась распахнута настежь. Капитан даже не стал заходить, открыл дверь, вложил нечто и ушел по своим делам. Не царское это дело.

Пестель опасливо посмотрел внутрь. Это оказалась детская. В оформлении преобладала минималистическая трактовка. Если по-русски, торжествует убожество. Голые стены, одинокие предметы нарочито простецкой мебели по углам, плюшевый ишак на полу. Даже не верится, что здесь жили негры.

У кровати типа «Здесь умерла бабушка» несколько кубиков и… шар.

ПРЕКАИРАТ.

Это ни о чем не говорит, прикинул Пестель. Что из того?

ЭТО СЧАСТЬЕ.

Вот так просто, подумал он. Подошел и наклонился, чтобы взять его в руки.

ОСТОРОЖНО.

Он отдернулся. Ему показалось, что шар тоже тянулся к нему, а потом разочарованно затих, когда он испугался. И чего тут бояться?

ПРЕКАИРАТ ОПАСЕН.

Капитан мне бомбу подбросил, всполошился Пестель.

ЭТО ЛЮБОВЬ.

Ни хера себе любовь, ругнулся он. Подбросили опасную штуку. Ведь если не эмулятор, он бы эту штуку взял… И вся любовь.

— А что будет кстати? — задал он вопрос.

ИСПОЛНИТСЯ ЖЕЛАНИЕ.

Отлично, решил он.

НО КТО-ТО УМРЕТ.

Апория, рассуждал он. Это называется апория. Что переводится как безвыходное положение. Кстати, от этого произошел термин запор.

— Почему Капитаны хотят, чтобы непременно кто-то умер?

ЭТО ЛЮБОВЬ.

Эмулятор повторился, и Пестель обреченно понял, что даже у этой умной штуки нет ответов на все вопросы. Вернее, они есть, только человеку их не понять. Слишком велика разница понятий, апелируемых Капитанами и людьми. Они даже не в разных плоскостях, в разных пространствах. Что в их понимании слово «любовь»? Совместимость? Взаимное притяжение? Или чисто техническое? Эмулятор и прекаират должны находиться в комплекте? Или любовь в их понимании некое духовное понятие? Состояние высшего духа. Чистая энергия. Понимание вселенской гармонии. Или прекаират это нечто вроде угольного стержня в ядерном реакторе? Не дает заиграться с желаниями. Нарушить некийвсеобщий баланс.

Эмулятор молчал, оставшись совершенно безучастным к потоку его терзаний.

Ни хрена ты не знаешь, железяка, в отчаянии подумал Пестель.

Цена знаний.

Пестель сидел на полу в детской и смотрел на шар. На более активные действия пока не решался.

Подошла Шуша, ткнулась в шар носом, тот катнулся, и зверек аж подпрыгнул от страха. Ушастый убежал и забился в очередную щель, образованную бабушкиной кроватью и стеной.

Шиншиллы живут в горах, вспомнил Пестель. Беззащитные зверьки прячутся в скальных щелях.

А еще он подумал, что на одну шубу какой — нибудь московской б… нужно умертвить сотню милых беззащитных зверьков. И умертвляли. Он сплюнул.

Ничего просить у прекаирата он не собирался. Слишком большая цена. Да и что просить. Счастье для всех и никто не должен уйти обиженным? Так у людей разное понятие о счастье. Он вспомнил об убивце шиншилл. Или тот, то ограбил его на набережной. Или те, кто грабил банк. Кругом война, а эти с выпученными глазами мешки деньгами набивают. Дай таким волю, еще неизвестно чего они там пожелают и какой ценой.

Счастье понятие относительное. Он вспомнил прошедший день, большой джип перед красной площадью, Узлипат-злобная красотка, которая очень не вовремя собралась замуж.

Откуда он это знает?

Об этом же говорили те нерусские в толпе, которые одернули словоохотливого узбека.

— Узлипат окончательно берега попутала! У Имрана свадьба через неделю на красавице Айне, а она в открытую шашни с ним крутит! — сказал один.

Пестель понял, что речь идет о красавце-джигите рядом со злобной девицей. Имрану было 18, но выглядел он на 25. Настоящий джигит. На Кавказе дети растут быстро.

Имран был единственным сыном Кази Аксацева-короля московской диаспоры. Красавица Айна принадлежала роду Иназовых. Сильный клан. Соединение двух родов должно было привести к созданию могучего родоплеменного союза Аксацевых-Иназовых.

Узлипат же была из захудалого клана Ганидоевых.

— Замухрышки! — пренебрежительно сказал один рассказчик другому. — Подлый клан! Подставляют братьев! Через Аксацевых хотели во власть пролезть, а не получилось. Айна выиграла по всем статям у Узлипат. В первую очередь по красоте и доброте. Но Узлипат даже за неделю до чужой свадьбы не теряет надежды! А ведь это грех. Но семье Ганидоевых нет дела до греха!

Вспоминая подробности чужого разговора, Пестель подивился кипящим там шекспировским страстям независимо от того, что вовсю идет война. И не сразу до него дошло, что рассказчики говорили по-своему, и он тогда днем ни черта не понял, и еще подумал вскользь, хорошо бы кумекать по-ихнему, раз такая бодяга в столице разыгралась. И не знал он ни одного языка кроме русского и русского матерного, а сейчас вдруг словно прозрел.

Я даже петь по-ихнему могу, понял он.

Откуда? Как?

Он понял, как, когда с шара вдруг сдернулась легкая пыльца и выбив окно, вылетела на улицу. Снаружи тотчас раздался чей-то истошный крик, впрочем, быстро оборвавшийся.

Он подбежал к окну и выглянул.

На асфальте сидел мужчина в джинсовом костюме. Над ним клубился воздух. С головой происходили страшные вещи. Тренд сезона-мужская коса отвалилась от голого черепа словно напившаяся крови пиявка. Волосы лезли пучками и усеивали джинсовый пиджак лохматыми кляксами. Голова словно плавилась, кожа отслаивалась. Мужчина снова издал нечленораздельный вопль и опрометью кинулся прочь, некоторое время пробегая на четвереньках.

Я не хотел!

Он опасливо отодвинулся от сделавшего свое дело шара.

Надо предупредить тех, кто придет следом за ним!

Он оглянулся и увидел на столе стопку тетрадок в желтых обложках. Придвинул к себе и начал писать.

20. Вершинин

6 ноября, вечер. 89 лет после войны. Эва Бертлен

С Эвой Бертлен Вершинин познакомился в Ставрополе-на-Волге 2 года назад. Она была француженка и напоминала Валери Мересс, героиню легкой комедии «Укол с зонтиком» с Пьером Ришаром. Пухленькая, голубоглазая блондинка.

Наверное, каждый мужик в возрасте должен встретить такую. Она дается как искупление и как благодарность. Жизнь мужчины сплошная суета. С самого раннего подросткового возраста начинает курочить и морочить голову секс, заставляя скакать козлом и совершать необдуманные поступки. А когда постареешь и образумишься-все пора заканчивать с земными делами. А какие такие земные дела? Гонки, сплошные гонки каждый день. За самками, за самоутверждением, за лишними доказательствами какой ты есть настоящий самец. А как дорвешься до самки, там ждет всего лишь скоротечный секс, после которого и не помнишь ничего. Просто затихает на короткое время вечный сексуальный голод.

Вершинин обижался на Капитанов. За что они так с нами? Зачем было превращать мужиков в озабоченных обезьян? Какая была в этом великая цель? Что они хотели доказать? Или тупо поставить на место? Мы, Капитаны, высокоорганизованные существа, в жизни которых нет вечных гонок, увёртливых самок, а есть служение неким нефизиологическим идеалам.

Если бы сам Вершинин создавал человека, то отказался бы от многих рудиментов. В первую очередь усовершенствовал бы пищеварительную систему, процесс размножения сделал бы более рациональным. Возвысил бы человека, одним словом, отдалил его потребности от потребности человекоподобной обезьяны.

Но в тот летний вечер в Ставрополе Эва возникла в его жизни как нельзя вовремя. Он находился в полном раздрае, тщетно выискивая причины жить дальше. Сашка погиб, жена ушла, единственный друг Вальжан был далеко. Других друзей и тем более подруг у Жеки Вершинина более не имелось.

Он шел по жизни невесомо, перескакивая с одного расследования на другое, особо не заботясь о друзьях и подружках, и они отвечали ему тем же.

Он не помнил имена бывших коллег и начальников. Безжалостно вычеркивая из памяти навсегда. Не помнил шумные корпоративы и где они проходили. Игнорировал упоминания о бывших коллегах.

Он никогда не возвращался в те места, где когда-то ему было хорошо. Он слишком легко расставался с друзьями, но слишком поздно понял это. Ему уже за 50. Просить прощения? На фиг кому нужно его прощение. Друзья все остались там, в прошлом. Некоторые даже не успели ими стать. Временные знакомцы. Приятели.

И вот он сидит в своем Ставрополе-городе, который так никогда и не стал ему по-настоящему родным. Один, без Сашки, без семьи и друзей. Еще один одинокий вечер в целой череде других. И думает, что вот он следователь по особо важным делам майор юстиции чего-то в этой жизни не понял, прошел мимо чего-то важного, даже не прошел, промахнул на форсаже. Что-то мигом промелькнуло мимо окна. Ау, что это? Может быть, настоящая жизнь?

И вот тогда в его жизни и появилась Эва Бертлен.

* * *

Он так и не понял, зачем он спонадобился французской разведке. Секретных дел он не вел. Подробности при желании можно было легко найти в руснете, на худой конец в «подполе».

Под жернова Пантанала он угодил случайно, и французов это заинтересовало. Но что он мог им сообщить? Как раз за разом выкарабкивается из тяжелейших передряг, так или иначе связанных с Проектом. Так он и сам не знал, как это получается.

Эва должна была это понять, если не сразу, то спустя пару недель их знакомства. Однако она не бросила его. Что касается его, то он без затей влюбился в нее. Мужик в этом возрасте очень влюбчив. Наверное, природа так распорядилась. Дала каждому стареющему индивиду свой шанс на краткий миг позднего счастья. Она не запудрила ему мозги, это было и не нужно. Он втрескался сам. Что касается ее, то он так и не решил. То ли она сошлась с ним, выполняя задание, то ли пожалела его, то ли на самом деле полюбила. Да полюбила. 50-летнего, седого и усталого. А не молодого 25-летнего курчавого. Хотя кто их поймет, этих женщин. Душа женщины — это океан, как говаривали в одном фильме.

Когда Эва Бертлен неожиданно появилась в его номере в «Шератоне», то Вершинин некоторое время безмолвно смотрел на нее. Они не сказали ни здрасте, ни как дела, стояли и смотрели. Эва стала еще красивее. На девушке плотно сидели джинсы стрейч бежевого оттенка и белый топ. Одежда не могла скрыть все прелести ее фигуры, подчеркивая длинные красивые ноги, гибкий стан и вызывающе торчащие груди.

Вершинин походя сунул пистолет Данлоппу, сделал пару шагов и заключил девушку в объятия.

Они не виделись более года с прошлой встречи в Кале, и каковы были его первые слова?

— Ты не поменяла духи. По-прежнему «Ля белль Элен»? — спросил он, ловя ее аромат.

Словно не веря себе и боясь, что она исчезнет, он крепко обнимал ее, гладил ее спину и руки, погрузился лицом в ее чудно пахнущие волосы.

— Я, пожалуй, пойду начерчу пару формул! — смущенно сказал Данлопп и ушел, но его ухода никто не заметил.

— Ты слышала песню «Настоящая любовь»? — вдруг спросил он. — Ты должна ее послушать.

Она улыбнулась.

Он включил мелодию на смартфоне и повел ее в танце, больше похожим на убаюкивание.

— Ты ведешь себя со мной как с ребенком! — шепнула она. — Почему ты ничего не спрашиваешь?

— Я не хочу ничего знать! — вырвалось у него.

— Я должна тебе рассказать! — настаивала она. — После того, как меня арестовали в Кале, меня на следующий день отвезли в Париж. Месяц я провела в тюрьме Санте в 14-м округе. Они ничего не нашли против меня и вынуждены были амнистировать. Так что здесь я на законных основаниях, представляю европейский центр научных исследований.

Он положил ей палец на губы.

— Сейчас это совершенно неважно! Сейчас все не важно! Есть только мы!

Вскоре на самом деле все стало не важно.

7 ноября. Праздник.

Вершинин, Данлопп и Эва завтракали. В это утро в ресторане «Шератона» не было человека, который бы не в той или иной степени не пялился на странную троицу.

— Вы меня компрометируете! Всем сразу ясно, что я шпион! — пенял Вершинин.

— Шпионы носят черные очки сварщика и плащи! — уверенно парировал профессор. — У вас есть плащ, месьё Жак? У вас нет плаща!

— Структуральнейший лингвист! — пробормотал Вершинин. — Куда мне с профессором университета тягаться!

— На самом деле у нас к вам деловое предложение! — посерьезнел Стэн.

— Тактико-технические характеристики самого большого миномета в мире «Тюльпан»? Или почему ВКС не разрушает структурообразующие связи в анклаве? Только предупреждаю, у меня плохая память на числа!

— В текущий момент времени нам угрожает не оружие!

— Что тогда? — насторожился Вершинин. — Давно хотел спросить, но стеснялся. Какого рожна вам надо? Мы вам давно не угрожаем. Пардон, мы вас завоевали.

Данлопп нервно провел ладонью по поверхности стола.

— Послушайте меня, Жак! И отнеситесь к моим словам серьезно. Дело в том, что опасность угрожает не только нам, но и вам, и всему миру!

После этих слов наступила пауза. Стэн решил дать русскому время на осмысление, а Вершинин потратил его на то, чтобы послать миру мысленный вопль.

— Шо, опять? Снова спасать мир? Почему именно он? За что?

— И что же угрожает миру? — спросил он спокойно, хотя больше всего ему хотелось встать и уехать далеко-далеко, сидеть на берегу тихого подернутого ряской пруда и тихо-тихо вдумчиво тренькать на балалайке.

— Саркофаг! — твердо выговорил Стэн.

— Почему-то я не удивлен! — вздохнул Вершинин. — С тех пор, как мы его нашли, в городе творится настоящая чертовщина! Удивляюсь долготерпению властей. Давно пора объявлять полную зачистку и навести породою железной рукой!

— Как ты заговорил, Жак! Раньше ты не был таким! — Эва положила ему руку на руку.

Он демонстративно ее отдернул.

— Не ведите себя как capricieux garçon^[41]! — поморщился Стэн.

— Саркофаг находится под круглосуточной охраной! По моим данным никакой активности не проявляет! — сообщил Вершинин. — Чем он может быть опасен?

— Он опасен самим фактом своего существования! — сказал Стэн.

— А вы действительно лингвист? Выражаетесь как-то не по-русски!

Стэн пропустил колкость мимо ушей.

— Как вы думаете, Жак, откуда мог прибыть саркофаг?

— Он не поезд, чтобы откуда-то там прибыть! — обиженно заявил Вершинин.

У него возникла ложная уверенность, что он сейчас отобьется от этих двух недоучек и от их дурацкой шпионской миссии.

— Хорошо, не прибытие! — легко согласился Стэн. — Кто хозяева саркофага?

— Это ясно как день! Древляне-жители древнейших поселений на месте города!

Стэн отрицательно покачал головой.

— Тогда почему на саркофаге выбиты рисунки, относящиеся к культуре Мезоамерики^[42]?

— С чего вы взяли?

— Я немного разбираюсь в ацтекских глифах. На одной из сторон саркофага изображен бог Якатекутли — Владыка, указующий пути.

— Ацтеки в древней Москве? Не может быть!

— Конечно не может. Москве нет еще и 900-т лет, а ацтеки жили 3, 5 тысячи лет назад. Я и не утверждаю, что саркофаг создали ацтеки, но те, кто его создал, хотели, чтобы мы знали с чем имеем дело.

— А с чем мы имеем дело?

— С попыткой вмешательства в наши внутренние дела!

— О, как! И кто же это? Позвольте, угадаю! Конечно же, Пантанал!

— Конечно же, нет! Играли и не угадали ни одной буквы! Хозяева саркофага не имеют никакого отношения к Проекту! Мы допускаем, что это враги Пантанала! Некая Третья сила! Мы представления не имеем об их целях и намерениях. Само появление саркофага вызвало жертвы и разрушения. Что будет дальше, одному Великому Луке известно. И это странное самовосстановление. Ведь сначала саркофаг был разрушен, но стоило нам приступить к исследованию, как все повреждения исчезли и саркофаг закрылся от нас намертво.

— Неизвестная система безопасности?

— Все не так просто. Мы предполагаем, что действует неведомый нам закон.

— Здесь главное слово «нам»! — невесело усмехнулся Вершинин. — И что надо от меня вашей разведке? Я в богах Мезоамерики не разбираюсь, читать по древне ацтекски не приучен.

— В этом нет никакой необходимости. Вам необходимо еще раз посетить место погребения и взять соскобы с саркофага, стен кладовой и непосредственно коридора.

— Вы же там были сами! — изумленно воскликнул Вершинин. — Могли хоть тонну анализов унести!

Стэн и Эва переглянулись. В их быстрых переглядках проскользнула неуверенность.

— Скажи ему! — произнесла Эва.

— Хорошо! — согласился Данлопп.

Вершинина царапнула нехорошая догадка, что приказы в этой паре отдает девушка. Царапнула и пропала.

— Не мог я! — признался Стэн. — Вернее, я образцы то достал, херовый я бы был шпион, если бы не так, но образцы оказались безнадежно испорчены. Вернее, не так. Все они оказались локальными. Скорее всего, они добыты с одного места, возможно, одним единственным соскобом. Я не струсил, не пытался обмануть Центр. Одно из объяснений, что сработала система безопасности неизвестной природы. Возможно, что я вообще ничего там не соскабливала образцы мне просто подсунули.

— Кто? — встревожился Вершинин. — Постарался кто-то из присутствующих?

— Если б все было так просто! — усмехнулся профессор. — Я же говорил, что саркофаг не так прост, это не каменный ящик, зарытый под землей, а целая система уловок доселе нами не встречаемых и нами не изученных. А уж поверьте, в Европе полно артефактов Пантанала, которые мы разве что по винтику не разобрали.

— Охринеть! — вырвалось у Вершинина. — А мы тут в России уверены, что вы в Европе только в задницы трахаетесь!

— Не только! — серьезно заметил Данлопп. — И в остальные отверстия тоже!

— Фи, мальчики! — фыркнула Эва.

Мальчики извинились.

— Я думаю, я смогу добиться допуска к саркофагу еще раз! — размышлял Вершинин. — Но нет никакой уверенности, что результаты не подменят и мне тоже!

Напарники снова переглянулись. На этот раз смущенно.

— Есть гипотеза, что система безопасности саркофага настроена персонально на нас, европейцев! И на русских она не действует!

— Почему? — вырвалось у Вершинина, но он вовремя прикусил язык.

Но Стэн видел его насквозь.

— Можете не сдерживать гордости, Жак! — сказал он. — Мы думаем, система безопасности саркофага создана русскими!

21. Бекк

7 ноября.

Прежде чем покинуть гостеприимный, но испоганенный незваными и некультурными гостями дом, майор сунул прекаират в найденный латанный-перелатанный мешок. Нравственные искания были ему чужды, и он действовал исключительно с точки зрения полезности.

— Что там пишет Мракобой насчет того, как нам бы выбраться из этого паучатника? — спросил он у Сандры.

— Я не знаю. Из этого дома он должен был идти в Измайлово, но каким-то образом оказался в Царицыно.

— Я не спрашиваю, где он оказался! Что он пишет про способы отсюда свалить? — раздраженно проговорил Бекк.

Она сильно растерялась, разве что не плакала. Вид у нее был совершенно потерянный. Она явно не понимала, что он от нее хочет.

На фига я с ней связался, подумал майор. Дать ей денег и пусть валит на все четыре стороны. Нет, сначала найти денег, дать ей денег и пускай валит.

Он сделал медленный вдох, гася гнев и раздражение и заканчивая девушку мысленно пытать.

— Ты же говорила, у тебя отличная память! — выговаривал он. — Ты читала записи Мракобоя. Парень встречался со множеством людей и так или иначе знал все ходы и выходы из Москвы.

— Но у меня особая память! Я вспоминаю не все сразу, а по порядку! Так как написано! — она начала заводиться.

Как и всякая женщина, когда была не права, она обвиняла мужчину.

— Да что ж у тебя за память такая особенная! — кипятился Бекк. — Это что же нам теперь по всему маршруту Мракобоя мотаться? А это знаешь ли, очень длинный маршрут! Ты в курсе, что он тут всю жизнь прожил?

Не дадут нам здесь столько гулять, понял он. Пришьют, как пить дать, пришьют. Никакой прекаират не поможет. Даже хуже. Когда про артефакт узнают, начнут преследовать с еще большей энергией, найдут и тогда точно пришьют, чтобы не оставлять свидетелей.

Девушка сидела и молча смотрела на него. Она была готова идти с ним куда угодно. Может, на самом деле, сразу в Измайлово махнуть, прикидывал Бекк. Мракобой шел за Дианой, по любому там в конце концов оказался.

Всякий раз, когда майор думал о женщинах, мысли его принимали отвлеченный характер. Красивая должно быть зазноба, если ради нее Мракобой добровольно отказался от эвакуации.

Тут он вспомнил, что с тех времен минуло 87 лет. Девке сейчас хорошо за сотню. И даже если она сейчас жива, то превратилась в древнюю старуху, беззубую и высохшую. Сидит сейчас эта мумия у себя в Измайлово, ждет их, заманивает в смертельную ловушку.

— О чем ты думаешь? — требовательно спросила Сандра.

Женщинам обязательно надо знать, что у мужика в мыслях, неодобрительно подумал майор.

— Куда наш Ромео отправился в Царицыно? — спросил Бекк.

— На Кавказский бульвар! И не отправился, а его туда повезли!

Квадрокоптер.

— Что-то они сегодня разлетались! — неодобрительно заметил Бекк.

8-й коптер с утра. Или это один и тот же?

Они с Сандрой укрывались, прижавшись к стене дома. Над ними возвышался фонарь освещения, точнее будет сказано, бывший фонарь. А еще точнее парковый светильник. Этакая стилизация под средневековый Лондон. Мэр Босянин будучи большим поклонником Альбиона возжелал чувствовать себя словно в родном Вестминстерском аббатстве.

От фонаря уцелела лишь мачта, с которой свисали длинные вервия. Поначалу майор думал, что провода, но провода давно сперли, это были именно веревки. Предназначение стало понятно, когда на некоторых экземплярах обнаружились петли.

— Почему мы прячемся? — пристала Сандра.

— Неужто непонятно?

— Но у Кента нет и никогда не было подобной техники!

— У твоего начальства нет, а у моего есть! — гордо заявил Бекк.

— Непонятно почему ты боишься своих? — хмыкнула Сандра.

Майор представил, как живую своего куратора Нину Задерихину, девушку приятную во всех отношениях, усы сбрить и можно драть как сидорову козу, но опыт убеждал его, что общения с ней нужно избегать.

Он не мог быть уверен, что надоедливое жужжание квадриков как-то связано с его скромной персоной.

Прекаират! Они узнали про прекаират, молнией мелькнула догадка. В конторе везде свои люди. В МГБ большие уши-локаторы и длинные руки. Они последили за проштрафившимся сотрудником, обычная практика, самая малость, наняли кого вслепую, или информатор имелся в Клеверленде, который сообщил, что его сильно подстрелили, а он почему-то не думал помирать. Мало того, активно передвигался. Здесь они могли задействовать камеры наружного наблюдения.

— Кто это они? — спросила Сандра, видно он выдал государственные секреты, рассуждая вслух.

Но камеры есть не везде, а телефон его надежно экранирован. Он не слишком удивится, если тот в настоящий момент сканируется где-нибудь в Гваделупе.

Они его потеряли! Район приблизительно знают, а самого потеряли. Поэтому с утра наводнили Пятницкую чертовой кучей квадриков!

Прорвемся! Обзор квадрокоптера ограничен. У него правда имеется куча специальных опций, но те как правило включаются только при приближении дичи. А как найти дичь в таком бедламе?

Он, не поднимая головы, оглядел окрестности. Улицу загромождали брошенные автомобили, прицепы, мотоциклы. Между ними валялись дохлые птицы. Стоящий напротив четырехэтажный дом был выпотрошен и зиял пустыми проемами окон, их которых словно флаги о капитуляции свешивались и лениво колыхались на ветру оборванные грязные до невозможности занавеси. Содержимое 4-х этажей было выплеснуто на тротуар и проезжую часть, образовывая горы мусора.

Если квадрик задействует всю свою умную технику, то просто захлебнется в потоке бесполезной информации.

Бекк самодовольно усмехнулся.

Он не заметил, как девушка исподтишка достала зеркальце и бегло осмотрела лицо. Она затратила на это всего несколько секунд и зеркальце торопливо убрала, но квадрокоптер, зависший на высоте 4-х километров, среагировал мгновенно. Оптические сенсоры дернулись точно квазиживой организм, поймав отраженный зеркальцем луч. Аналоговый комплекс сработал без задержек, и видеопоток, даже не обрабатываясь, сразу стал транслироваться в штаб. В штабе к передаваемой информации автоматически подключились мощности главного сервера, и система распознавания лиц практически без заминки выдала результат.

Майор Бекк и Сандра были опознаны с точностью 100 процентов.

Звонок.

Не успел Бекк обрадоваться отлету квадриков, как раздался звонок на его чудо-мобильник.

— Все чудесатее и чудесатее! — пробормотал он.

— Нет такого слова! У меня по-русскому пятерка была! — безапелляционно заявила Сандра.

— Могла бы и другие книжки читать кроме учебника русского! — буркнул майор.

Он с интересом смотрел на экран сотового.

— Что, неизвестный номер?

— Прикол в том, что хорошо известный! — вздохнул Бекк.

— Не отвечай! — вскрикнула девушка.

Он нажал кнопку и сказал:

— Здорово, Петя!

На том конце что-то упало, точно абонент не ожидал, что он вот так без затей быстро откликнется.

— Здоров, Адольф Саныч! — затараторил Зюзин.

Бекк знал капитана Зюзина на протяжении многих лет. С того времени, как он пришел в отдел молоденьким лейтенантом. Он рос и матерел на его глазах. Парень был резвый. Не толковый, но резвый. Под пули не лез. В Африку к крокодилам не ездил. Командировки в горячие точки его чрезвычайно удобно обходили. Зато если на надо было в следственных документах порядок навести или в диспетчерской подежурить-лучшего исполнителя было не найти. Зюзин на постоянной основе находился при Управлении, так сказать, на связи.

Какого черта его в Москву занесло, подумал Бекк.

— В командировке здесь! — Зюзин словно читал его мысленные сомнения. — Разбираю архив местного отделения, а архива четыре этажа! — патетически воскликнул он. — Все вроде отлично. Устроили в двухэтажном коттедже. Кормежка халявная. Выпивка из-за бугра. Торчу здесь, а поговорить не с кем!

— Работать не пробовал? — подколол Бекк, но Зюзин его словно не услышал, продолжал говорить и говорить, засыпал словами словно мусором.

Они хоть и давно друг друга знают, но никогда не были настолько близки, чтобы изливать друг другу душу. Что-то это оченно подозрительно.

Бекк одернул себя. Чего ты? Скоро подряд на всех начнешь кидаться. Это же Петька Зюзин! Тот самый, что неоднократно подвозил тебя домой на машине. С которым ты трескал котлеты в столовке управления.

И который не побоялся заявится к тебе в коттедж на Персиковой, чтобы сообщить об ордере на твой арест. А спецназ жался на улице, опасаясь обозначит свое присутствие. И правильно боялся. Злой он тогда был. Положил бы кучу невинного народа. Потом бы раскаялся, но сначала бы положил.

Он не друг его Вершинин. Тот сомневается, думает и лишь тогда начинает действовать. И действует так чтобы не нарушить закон, и чтобы все было по закону. Закон, закон, царствие закона.

Вершинин как-то признался:

— Ты, Вальжан, ведь убьешь меня не раздумывая, если я вдруг окажусь на твоем пути!

Бекк, помнится, тогда его нехорошо обозвал, горячился, оба находились под хорошей банкой, поэтому говорили искренне и едва не дошло до драки.

— Что это ты про меня вспомнил, Петя? — вкрадчиво спросил майор.

— Добрые люди подсказали, что ты тоже в Москве! Вот и решил позвонить!

— Позвонил и прекрасно! Мне сейчас немного некогда!

— Что значит, позвонил и прекрасно? А встретиться, а посидеть? У меня чудесный коттедж, полный холодильник еды и выпивки! Ты телячьи медальоны давно ел?

Я б сейчас даже простой медальон сварил и схавал, зло подумал Бекк. Сандра отрицательно мотала головой. Откажись! Повесь трубку!

— Стейк пожарим! Есть креветки, сёмга!

Иди ты на хрен, мысленно возопил майор.

— Клара тоже будет рада! Она утку под малиновым соусом готовит!

— Клара тоже здесь?

— Как и положено! Командирская жена всегда при нем!

И этим Зюзин его добил. Жена Зюзина имела бюст 5-го размера и была мечтой всего управления.

Бекк повернулся к Сандре и сказал:

— Мы только покушаем!

Зюзин.

Капитану Зюзину недавно исполнилось 25. Чудесный возраст, если не служить в секретной службе.

Не прошло и получаса после звонка, как на Пятницкую лихо вырулил новенький «Зетрэй», подкатил и резко со свистом затормозил. Когда дверца открылась, из мультисистемы полилась уютная мелодия «Звездных хвостов». Самое начало песни. Будто Петя ее только что за углом поставил.

Зюзин раздобрел и расширился. Широкий чувашский нос налился солидностью. На голове обозначилась лысина. Знать, трахается с умом. Модный плащ с поясом. Головного убора нет (иначе как бы Бекк узрел лысину).

Майор протянул руку. Далее произошло вот что. Лицо с широким чувашским носом сделалось еще шире, Зюзин распахнул объятия и с выдохом «Шура!» повис на нем. Лицо у него было такое счастливое, будто он только что похоронил тещу, мать Клары, по слухам, настоящую мегеру и агента Центра.

Бекк стоял, не горя желанием отвечать на пылкость, Зюзин тем временем тряс его и пытался ощупать, пока майор его не одернул и не напомнил, что они не одни и время для интима еще не настало.

— Это Сандра! — представил он.

— Очень приятно! — Зюзин тряс ее руку и вообще вел себя так, словно только что увидел, хотя статную деву любой мужик разглядел бы в первую очередь.

— Как вы здесь? Тут же сплошной бандитизм! — переживал Зюзин.

— Может, поедем и поедим? — предложил Бекк.

Зюзин всполошился. Открыл заднюю дверцу точно швейцар. Бекк напрягся, но изнутри не полезла спецбригада, и никто на них не кинулся и не надел наручники.

Когда они расселись, Зюзин поехал быстро, но аккуратно. Машина выехала на проспект и рванула по прямой. Вся дорога заняла не больше получаса.

Черемушки. Профсоюзная 64.

Что всегда удивляло майора Бекка, это то, что в Москве с ее небоскребами, авенидами и членовозами попадаются милые сердцу уголки уюта и нормальной жизни. Едешь-едешь и бац-коттедж с садиком среди убогих бетонных столпов.

Зюзин привез их к кирпично-монолитному коттеджу в 2 этажа. Утепленная крыша с трубой от камина с легким струящимся дымком сразу намекала на тепло. Дом окружал кованный забор. Зюзин вручную отворил ворота с причудливым рисунком и въехал на асфальтовую парковку перед домом.

Бекк чувствовал сильное нетерпение. Хотелось есть. И увидеть наконец небезызвестную Клару. Еще неизвестно что хотелось сильнее. Хотя майор никогда не признался бы, что чувственные интересы ставит выше физических. Кто-то скажет, что это одно и тоже. Э. Нет. Вы голодали когда-нибудь больше суток?

Зюзин суетился. Раскраснелся. Задел плечом косяк дверцу машины. Больно, наверное. Но он лишь неловко ухмыльнулся.

— Прошу в дом!

Бекк культурно пропустил даму вперед.

— Можно так не пялиться на мои булки! — буркнула Сандра.

— Сдалась ты мне! — грубо ответил он.

Он на самом деле пялился. Но лишь с научной точки зрения. Хотел сравнить ее и Клару. Зачем это было нужно он и сам бы не ответил, но это было важно.

С улицы они попали на летнюю веранду, но не стали задерживаться-не май месяц. Дальше была просторная прихожая, из которой вели две двери. Одна в баню, другая в каминную.

— Я думаю, сначала перекусим, чем бог послал! — предложил Зюзин.

Бекк его почти любил.

В каминной их встретил пьянящий аромат жаренного мяса и Клара. И то и другое ударило Бекка в голову.

На Кларе было шифоновое синее мини-платье с цветочным принтом. Оно было настолько мини, что подошло бы первокласснице по размеру. Обольстительный размер открывал секрет хозяйки о пятом размере груди.

Многие мужики при упоминании размера груди начинают показывать ладонями, на самом деле это темные необразованные люди. Бекк был профессионалом в области женской красоты и прекрасно осведомлен, что сие такое-пятый размер. Для этого Клару надо измерить под грудями, а затем по самой высокой точке восхитительных (!) грудей. Разницу вычесть и должно остаться 20 сантиметров. Это и есть пятый номер^[43].

Сандра незаметно пихнула майора под ребро, и он наконец поднял взгляд на лицо хозяйки. Клара была практически одногодкой мужа, где-то около тридцати, то есть на пяток лет моложе Бекка.

Она не была ни красавицей, ни уродкой. Обычная жинка. На правах знакомства майор чмокнул ее в щеку, представил Сандру. Обе женщины придирчиво осмотрели друг дружку. Но это стало не важно, потому что Бекк увидел еду.

Она занимала один большой стол. Жареная курица, сельдь с лучком, шашлыки, картоха, рыба запеченная, нарезки, мясное горячее, лохматые ломти хлеба. И кавалькада разнокалиберных пузырей.

Бекк прямо-таки обрушился на стоящий по одну сторону стола диван.

— Я думаю, можно приступить! — скомандовал Зюзин.

Бекк встретил его слова с уже набитым ртом. Там была курица, котлета и еще много чего. А ведь надо было еще и выпить!

Сегодня танцы.

От откушанного Бекк опьянел без вина. Хотя вино тоже было. Точнее, коньяк.

— Я думаю, нам пора освежиться! — предложил Зюзин. — Потанцуем!

— Я не танцую! — как всегда грубо отрезала Сандра.

— А я танцую! — приятно улыбнулась Клара и потянула Бекка танцевать.

Майор торопливо обтер губы салфеткой, и на ней осталось довольно много всякой еды.

Как культурный человек майор прижиматься к даме не стал. Одну руку положил на тугую талию, вторую на гладкое плечо, очерчивая предохранительную дистанцию.

Во время трапезы майор старался на женщину не смотреть. Вблизи дама оказалась аппетитной во всех отношениях. Грудь пятый номер оказалась на прямой видимости безо всяких преград и совершенно неожиданно для себя Бекк увидел уютно устроившийся меж грудями мужской член. Он даже потряс головой, прогоняя навязчивое видение, но оно возвращалось снова и снова.

— Вы тоже с Петей в архиве работаете? — спросила Клара.

— Ага, с Петей! — сказал Бекк. — Девушка тоже с нами! Младший архивный сотрудник!

— Симпатичная!

Насколько майор не был увлечен своими сомнительными видениями, но все равно насторожился, ведь когда одна женщина начинает хвалить другую, с этим нельзя соглашаться ни в коем случае.

— Ее кавалер бросил, и теперь с ней нереально… работать. Она сущий грубиян.

— Я заметила.

— И еще у нее СДВ^[44]!

— А как это?

— Она в архиве стол перевернула. Рукописи рвет все время.

Клара с сочувствием глянула на товарку. Сандра поняла, что говорят про нее, и вопросительно посмотрела на Бекка. Тот успокаивающе кивнул головой, в ответ Сандра тайком показала ему кулак.

— Банька готова! — сообщил Зюзин.

Майор с трудом выпустил красотку из объятий. Зюзин дал ему банное полотенце и новое белье, что было весьма актуально. Старое на нем находилось в начальной стадии разложения.

Он сидел голый в предбаннике и под звук падающих капель изучал найденный на скамейке путеводитель, когда вместо ожидаемого им друга Петруни вошла красавица Клара.

Она была в халатике, но оный сразу скинула, явив майору все прелести, доселе скрытые одеждой, но относительно приятности, которых не догадывался в управлении разве что конченный импотент. Но импотентов в управе не имелось. Путеводитель не коленях майора едва не подпрыгнул до потолка.

— Чем займемся? — спросила Клара настолько грудным голосом, что даже конченный импотент бы излечился, не сходя с места.

Красавица подошла и наклонилась, приятственно свесив груди.^[45]

— Странная штука! — начал он издалека. — У меня имеются кое-какие легкие модификации, но стоило войти в дом, как включилась предупреждающая опция, что все они блокированы!

Клара скосила глаза и увидела направленный на нее пистолет.

— Откуда ты его достал? — удивилась она.

Зюзин сидел за столом один. Увидев появившегося майора, спросил:

— Что так быстро? Давно не было женщины?

— Как ты мог? Это же твоя жена!

— А ты бы на моем месте как поступил?

— Мне трудно судить, я никогда не был женат!

Майор поискал глазами Сандру.

— Где девушка?

— Спит! — односложно ответил Зюзин, продолжая что-то жевать, возможно, орехи.

И вообще. Капитан Зюзин вел себя на редкость уравновешенно для человека, который должен был в скором времени умереть. Бекк так и сказал.

— Майор Зюзин! — поправил тот.

— Растешь на глазах! Хоронить уже будут полковником!

— Охолони, а! — неожиданно резко выступил тот.

Бекк его даже зауважал. Сел за стол, уложил ствол на скатерть, налил водки, поднёс к губам.

— Когда штурм? — поинтересовался.

— Не будет никакого штурма! — отрезал Зюзин. — Шеф не знает, в каком виде носитель и боится потерять. Тетрадь Мракобоя у тебя?

Бекк буркнул нечленораздельное.

— Ты хоть догадываешься об истинной ценности бумаг? — вопросил Зюзин и сам же ответил. — Ни хрена ты не догадываешься!

Бекк обиделся.

— Почему не догадываюсь? Заполучить данные о местонахождении Платформы…

И прервался.

Зюзин откровенно потешался.

— Чего ржешь? — вспылил Бекк.

Зюзин неожиданно успокоился.

— Тоже поверил в эту сказочку о Платформе, о кнопках всяких…

— Не о кнопках, а о центре управления Пантанала!

Зюзин посмотрел на него серьезно.

— Представь, есть Капитаны. Создатели человечества, всесильные боги, творцы всего и вся. Как ты думаешь, богам нужны какие-то там центры управления и другие Платформы? Они же боги! Они всесильны. Капитанам не нужна какая-либо географическая точка, чтобы существовать.

— Но если ничего бы не было, нас бы не послали это искать!

— Железная логика! Я бы ответил так. Рай, райские кущи, бессмертие!

— И шеф думает, что Мракобой знает, где находится вход в рай со святым Петром на воротах?

— Зря иронизируешь! Мракобой целую жизнь прожил там, где иные не протягивали и дня. Он в одиночку уничтожал целые банды. Чудес не бывает…

— Кроме Капитанов!

— Уразумел! Капитаны нередко прибегали к услугам людей. Возьми того же Иисуса либо Великого Луку. Тоже самое они сделали с Мракобоем.

— Что они могли с ним сделать?

Зюзин скептически улыбнулся.

— Ты так ничего и не понял! Они сделали его Капитаном!

22. Пестель

4-й день войны.

Пестель прикинул, что его теперешнего положения до Измайлово, где жила Диана, километров 20. В мирное время минут 40 на газели превращались в целую геологическую эпоху во время войны. На силовые структуры рассчитывать не приходилось. Где они эти силовые структуры.

Он вспомнил откормленные холеные морды «гвардейцев». Однажды в пекарне двое таких стражей набирали пирожки, и один предупредил продавца:

— Мне как пенсионеру тут полагается скидка 5 процентов. Сам я ходить к вам не буду, вы ее моему молодому напарнику делайте в следующие разы^[46]!

Пестель тогда не выдержал и сказал:

— Вам Босянин 100 тысяч зарплату сделал. Что не хватает?

Старшой сверил его презрительным взглядом и нахально спросил:

— Чего тебе, быдло?

— Уже ничего! — сказал Пестель. — Кушайте на здоровье!

Как его не повязали, одному богу известно. Полицаи в городе тогда опасались лишь диаспор, местных могли и за бесплатно отбуцкать. Легко.

Пестель Москву знал и примерно прикидывал свой маршрут. В первую очередь надо было выйти к высотке на Котельнической набережной. Потом двигаться вдоль Яузы по набережной. Путь предстоял долгий. И так до Большой Черкизовской. Затем Щелковское шоссе. Там надо будет не пропустить поворот на Сиреневый бульвар. По бульвару остается километра 2. Но далее самое сложное — отыскать в переплетении малых улиц пресловутую 3-ю Прядильную. Не Первую, заметьте. Не Вторую даже, а Третью.

Пестель проснулся в бывшем африканском посольстве. Шуша только этого и ждала-прыснула в дверную щель. Он кинулся за ней и увидел смешно подкидываемую попу уже в конце коридора. Ушастый мгновенно втерся в еще одну щель.

Пестель подбежал, распахнул дверь-это оказалась туалетная комната. Несколько кабинок в идеальной чистоте, раковины из речного камня, дозаторы с жидким мылом, бумажные полотенца. В кранах была вода! Он и сам напился, и в ваучер набрал. Вот бы еще поесть. Такое шикарное здание и ни крошки еды. Хоть Шушу вари. Тушку в кастрюлю, соль по вкусу.

Ушастый, сидящий на краю раковины, возмущенно пискнул.

— Я пошутил! — поспешил оправдаться Пестель.

Однако надо было отправляться в путь.

Метро Третьяковская. Новокузнецкая улица.

Его поймали почти сразу.

Ему удалось пройти лишь метров 200 и выйти на Новокузнецкую, когда он услышал шум машины. Вдоль улицы сплошная стена домов, некуда юркнуть даже ушастому. Он кинулся к единственному укрытию в виде подземного перехода, но реальность его жестоко обломила. Это оказался вход в метро, и вход был намертво замурован.

Едва не переломав ноги, он скатился по ступеням вниз, чтобы уткнуться в массивные дурные видом гермоворота. Он слышал, что такие имеются на каждой станции подземки на случай войны, и вот теперь столкнулся воочию с этим безобразным творением.

Машина на верху тем временем приблизилась и остановилась. Пестель вжался в ворота и неожиданно услышал изнутри утробный вой. Возможно, это были вентиляторы, нагнетающие воздух для дыхания, или несся поезд по перегону, но звук оказался гнетущий.

Шаги тем временем приблизились. Его обнаружили.

Их было двое. Коренастые, бородатые. В вязанных тюбетейках гафиях. В камуфляжных брюках и куртках из разных комплектов. В руках автоматы.

Не к месту будет сказано, Пестель вспомнил вдруг террориста из американского боевика в исполнении Траволты. Стильный типок с кучей татуировок на шее, похожий на педика из элиты позднего московского периода. Этакий бандито модерно.

Эти же двое были одеты как крестьяне. Вестники смерти. И пахло от них смертью. Кровью и чем-то животным. Возможно звериной жестокостью.

— Амбец! — подумал Пестель.

Шуша с визгом подпрыгнула на месте на метр и бросилась в угол, едва не расшибив себе башку в панике.

— Крыс! — один из бачей навел ствол на беззащитное животное.

Пестель стоял ни жив не мертв. В мыслях он двигался, заслонял собой Шушу, что-то кричал, о чем-то молил. В реальности он прирос к месту, не смея разинуть рот. Я трус, понял он.

— Не трать патроны, Бабак! А ты иды сюда! — крикнул второй бача.

Пестель пошел наверх на негнущихся ногах. Пару раз поскользнулся и упал. И как ему удалось слететь вниз, ни разу не оступившись?

— Имран, зачем тебе эта русская свинья? — спросил Бабак.

— Пусть карман покажет! Не хочу в его кишках копаться! — пояснил Имран.

О Пестеле говорили, как о предмете. Предметный разговор, подумал Пестель. Мысли текли тягучие. Казалось, эта сцена просто замерла.

Его обыскали. Наземь полетело все, что было в карманах. Бабак покрутил в руках эмулятор.

— Зачем настоящий мужик зеркало? — он ругнулся и зло шваркнул его об асфальт.

Эмулятор — чудо технологической мысли, оказался бессилен против варварства, и разлетелся с жалобным звоном.

От Имрана пахло чем-то домашним, хлебом, едой. И смотрел он спокойно, без агрессии. Нормальный человек, успокоился Пестель. Просто так не обидит. Да и не за что его обижать.

— Ну что, урус! Пора помирать пришел! — без эмоций произнес Имран, выуживая автомат, висящий дулом книзу.

Пестеля парализовало от ужаса, и он не сразу услышал:

— Стой, брат!

К ним спешно приближался еще один бача. Был он в гражданском костюме с потными пятнами под мышками. В руке, как и положено джигиту автомат.

— Чего тебе, Бута? — недовольно произнес Имран.

— Не надо его сектым!

— А что надо? Бешбармак дать покушать?

Бачи ухмыльнулись.

Пестель с холуйской поспешностью улыбнулся тоже, за что сразу и схлопотал. После короткого тычка в живот, упал на колени и выблевал комок, очень напоминающий печень. Но ему удалось воспользоваться моментом и затолкать несколько желтых тетрадок обратно в карман.

— Старый знакомый! Нашел свой Диана? — Бута поднял его как котенка и встряхнул.

Пестель узнал его. Это был тот бача, что зарезал его соседа в первый день войны. Теперь он стал его спасителем.

— Кончай ныть, как шлюха, с нами поедешь!

Пестель понял лишь одно. Резать его сейчас не будут.

Наверху замер знакомый прицеп «Кони». Кичи ухмылялся, оглаживая редкую бородёнку.

— Я твой там эще видал! — признался он.

Пестель не успел подумать, что он нормальный парень, как Кичи со всейдури въехал ему прикладом автомата в живот. Пестель никогда в жизни не дрался и это было в первый раз, когда его били по-настоящему. Он свалился на землю, но полежать ему не дали, подняли за шиворот и втолкнули в фургон. Он хотел упасть, но было некуда. Фургон был забит плотно стоящими людьми. Бачи закрыли двери, отсекая звуки, и только тогда стали слышны тихие всхлипывания изнутри.

Как рабов везут, подумал Пестель. И никто даже не пытается ничего сделать. Неужели мы победили Гитлера?

Москальян. Большая Татарская улица, 5.

Перевозчики нисколько не озаботились плавностью езды, и коневозка подпрыгивала на каждом ухабе. Людей кидало из стороны в стороны. Натыкаясь на острые локти Пестель вскрикивал каждый раз. Его пихали, кляли последними словами. В основном вокруг были женщины, но пахло от них ничем не лучше, чем от бачей. Потом, грязью, даже мочевиной. Дамы враз потеряли свою природную привлекательность.

Возможно это и есть наша настоящая сущность, думал Пестель. Достаточно было прийти бачам, пугануть смертью и вот мы физиологически голые. До трясучки стремящиеся жить.

Их привезли и выгрузили у неприметного 4-х этажного здания. Их встретили еще трое бачей, от которых сильно воняло насваем и анашой. Они собственноручно ощупали женщин и отделили непривлекательных. Бабак повел их куда-то за дом.

Хозяйственные работы должно быть.

Один из бачей уставился на Пестеля.

— А этот на хрена здесь? — спросил он на своем языке.

— Это мой! — поспешил Бута.

— Ну так забирай русскую свинью! — бача сильно толкнул Пестеля.

Бута повесил автомат на плечо и велел идти к дверям заведения. Это была кальянная. Кругом сновали вооруженные бачи, автоматы держали на плече, а то и за спиной. Никто не обращал на них внимания. В кино герой бы бросился на Буту, завладел автоматом и полоснул по этой сволочи.

На деле Пестель едва переставлял негнущиеся ноги и старался не упасть.

Крыльцо было в темных пятнах, которые оттирала тряпкой седая женщина с изможденным взглядом. Она посмотрела на проходивших пустым взглядом. Ради жизни она была готова на все, но с ней и сделали все. Она была вся в синяках, ноги в крови.

— Шлюха! — проходя, Бута пнул женщину.

Даже не со злобой, а так, для проформы.

В кальянной было полно народу. Кроме бачей, Пестель увидел и их женщин в хинжабах, напоминающих монашек. Одна их них сильно пихнула неповоротливого Пестеля. Бута прикрикнул на нее. Тогда ханум набросилась на женщину славянского вида-уборщицу и отхлестала по щекам.

Бута провел Пестеля по залу, потом на лестницу. Затем был небольшой коридор с несколькими отдельными комнатами. Бута постучал в одну из дверей.

— Калимат, это я, Бута!

Изнутри что-то каркнули. Бута отворил дверь, кивнул Пестелю:

— Гет!

Тот и зашел. Он уже начал отходить от шока и некие отмершие от липкого ужаса чувства начали постепенно реанимироваться.

Комната оказалась запущенной в хлам. В ней имелось окно: грубо замазанное то ли краской, то ли обычной грязью и не пропускающее света. Из мебели панцирная койка у стены с дырявыми одеялами. И все. На полу на коврике сидела старуха. Ей было лет сто, не меньше. Лицо в глубоких морщинах. Беззубый рот приоткрыт. В темном балахоне, из-под черного платка торчат две косы яркого ржавого цвета. На груди бусы. В руках четки.

— Это тот, которого ты велела привести! — доложил Бута.

Он обращался со старухой с осторожной почтительностью. Как человек обращался бы с притаившимся ядовитым пауком. Вроде не трогает, но может цапнуть в любой момент.

— Будет тебе садака! — старуха провела ладонями по лицу. — Каржин принесет в твой дом баракат!

— Иншалла! — Бута тоже провел ладонями по лицу.

Калимат жестом отпустила его, и здоровенный бугай подчинился беспрекословно. Когда он прикрыл за собой дверь, старуха неожиданно пала ниц и припала лицом к грязным кроссовкам Пестеля.

Пестель торопливо выпалил:

— Вы меня с кем-то путаете! Я не тот, кто вам нужен!

— Ошибки нет! — возразила старуха. — Великая Каржин выбрала тебя!

— Не знаю никакой Каржин! — торопливо отрекся Пестель.

— Это не важно! Лунные часы на горе Талку запущены! Что бы мы не делали, что не предпринимали, через 40 дней мы все умрем! Так велел великий Тенгри! Рекул эбел — мать земли просила не убивать ее детей-людей, на что Тенгри сказал: Что же никто не попросит за тебя? Рекул эбел пожаловалась, что просить за нее некому, нет такого человека на земле. На что Тенгри сказал, что придет человек, идущий за Божественной, припадите к ногам его, молите о пощаде!

Старуха совсем того, понял Пестель. Ему долго не удавалось оторвать от себя старуху. Она молила простить ее, и только пообещав это, он наконец избавился от нее.

Калимат неожиданно быстро успокоилась, вытерла сопли неведомо откуда достаным платком.

— Когда этот ишак Бута стал хвалиться внизу, что встретил того, кто идет за Дианой, я сразу поняла, кто это. Бута большой и глупый, он умрет первый! А ты ведь спасешь меня?

— Сделаю все что смогу! — твердо пообещал Пестель, не уверенный, что сам доживет до вечера. — А почему вы не уедете?

— Зачем, азиз^[47]?

— Аксакалы договорились с Босянин-аглы. Он сам не русский и русских ненавидит так же, как и мы, обещал всех русских из города вывести, остальных мы быстро зарежем, и у нас будет свой справедливый халифат. Без русских свиней, без водки и шлюх, которые юбки надевать забывают.

— Тогда зачем вам я?

Калимат цикнула языком и закатила глаза.

— Ты совсем другое дело! С людьми: русскими, язерами или нохча мы сами справимся. Наш народ самый многочисленный в городе. А вот с убрами нам одним не справиться. Великий Тенгри отвернется от нас, если Идущий за Божественной, не поможет нам.

— Но что за убры? Кто-то их видел?

— Никто! — ответила Калимат, не моргнув глазом. — Но люди уже начали пропадать.

Пестель вспомнил произошедшее на Красной площади и сказал:

— Даже если что и произошло, то они этого не хотели. Это получилось случайно.

— Не случайно! — покачала старуха головой. — Я тут бросила кости на грядущее. Нам отпущен всего месяц, и в городе не останется ни одного живого человека!

Курица не птица, Узлипат не человек.

По приказу Калимат им принесли еды: каурму^[48] и лаваш. Плиточный чай.

Насытившись, Пестель спросил, знает ли она Аксацева.

— Кто не знает Кази Аксацева? — спросила Калимат, и сама же ответила. — Все знают Кази Аксацева! Кази главный имам диаспоры в городе! Все мы слуги его. Если Кази скажет, все станут за него!

Пестель помнил давешний разговор, что сын Аксацева Имран собирается жениться на Айне Иназовой! Он засомневался, что время для свадьбы выбрано не совсем удачное.

— Тут долгая история! — заявила Калимат. — Эти две великие семьи враждуют многие годы, если не века! И это принесло много бед и горя нашему народу. И все бы ничего, если бы семьи были «тирес»^[49]!

— Хорошие по отдельности, они терпеть не могли друг друга по отдельности! Плохие люди этим пользовались (включая русских джан во времена кавказской войны). Зарежут молодого Аксацева да подбросят Иназовым. Или наоборот. Малолетку украдут, попользуют стадом, да на арче повесят. А Иназовы хоть и малочисленнее Аксацевых, но спуску не давали никому. Вот и резали друг дружку. Аулами вырезали.

— Какой кошмар! — вырвалось у Пестеля.

И столкнулся с откровенно ненавидящим взглядом старухи.

— Ты не должен так говорить! Ты Идущий за Божеством! Еще немного и я усомнюсь, что сделала правильный выбор, что спасла тебя!

Пестель усиленно закивал.

— Конечно, в этом есть своя правда! Зло не должно быть безнаказанно!

Сам представил пустые села с полностью вырезанными женщинами и детьми, и его едва не стошнило. Но что делать, если его никчемная жизнь полностью в руках проклятой старухи.

Калимат помолчала и продолжила:

— Последние годы Аксацевы и Иназовы не враждуют!

— Это же хорошо!

— Ничего хорошего! — выкрикнула старуха. — Эта свадьба совсем некстати. До своей невесты молодой Имран встречался с Узлипат Ганидоевой! Что это значит?

— Судя по фамилии последней ничего хорошего! — пробормотал Пестель.

— Вот и кости говорят об этом! Только мудрую Калимат никто не хочет слушать. Кто я? Безродная старуха.

— Думаете, Ганидоевы способны выкинуть что-нибудь этакое и возродить древнюю вражду?

Старуха прижала палец к губам.

— У Ганидоевых везде глаза и уши!

Айна.

Айна Иназова приехала ближе к обеду.

Пестель как раз провожал Калимат в отхожее место. Во двор въехали два тонированных джипа, из которых высыпала куча бородатых бачей. Один без затей стал палить в белый свет как в копеечку. На шум из кальянной выскочил старший «товарищ» и стал орать на стрелявшего «Ишак!» На что первый назвал его «Сыном ишака». Неизвестно, чем бы кончилось дело, но вмешалась девушка, появившаяся из одного из джипов.

На ней было безумно дорогое платье от Лоренцо Серафини и босоножки их натуральной кожи на высоком каблуке Сержио Росси. Черные волосы спадали до плеч. Совершенно европейский тип лица, губки бантиком и самое примечательное-обалденно красивые глаза темно-синего цвета.

Она что-то сказала, улыбнулась и взяла спорящих бачей под руки-те и поплыли как пластилин на горячей плите. Пестель думал, что бачи покрепче будут.

— Айна! — одобрительно сказала Калимат, перед тем как шагнуть в уборную.

САМОЕ ВРЕМЯ ИСЧЕЗНУТЬ.

Хоть корпус эмулятора сейчас лежал разбитый далеко отсюда, но благоприобретенные возможности никуда не делись. В частности, в виде огненных подсказок перед глазами, которые видел лишь он.

Однако Пестель не мог себе позволить бросить Калимат. Пол в уборной был выломан вместе с недействующим унитазом, и он опасался, что старуха свалится в яму и не сможет вылезти.

Айна прошла в кальянную и ее усадили в гордом одиночестве на почетное место. Тут Пестель и спалился.

Еще в бытность свою Диана предупреждала его, что женщины чувствуют чужие взгляды. Пестель никак не мог в это поверить.

— Да как ты не поймешь! — кипятилась девушка. — Это же просто! Когда на тебя смотрят, ты просто чувствуешь и все!

Пестель так и не смог этого понять. Многие элементарные вещи всегда доходили до него с трудом. Например, пока они с Дианой жили рядом, отбоя не было от желающих их подвести. Он удивлялся, сколько вокруг отзывчивых добрых людей.

Однако стоило девушке съехать, Пестеля подвозить резко бросили от слова совсем. Даже те, кто жил в одном с ним доме.

Но это все отступления. Стоило Пестелю уставиться на красотку Айну Иназову, как она сразу среагировала и подняла на него взгляд. Темно-синие ее глаза сияли такой чистотой и глубиной, что Пестель невольно залюбовался, забыв, что на кавказских девушек так смотреть нельзя. На русских можно, даже осыпать неприличными предложениями и лапать можно, а так-нет.

Один из бачей с грохотом оттолкнул стул и пошел к нему, громко топоча ботинками. Заступаться за честь девушки тоже было положено громко, чтоб все видели и не приняли за труса.

— Кто это? — с ужасом подумал Пестель, смотря на приближающегося папуаса.

ЗАМАН.

С готовностью ответил эму, хотя по большому счету его ни о чем не спрашивали и вопрос был чисто риторический.

— Русская свинья! — Заман занес руку для удара.

И застыл.

За спиной Пестеля возникла Калимат. Тяжелый подбородок торчит полумесяцем. Набрякший носяра свисает до верхней губы.

Вроде ничего не делает, не угрожает, но Заман сдулся на глазах.

— Проклятая колдунья! Забирай свою свинью! — Заман опустил руку.

— Пошли, Идущий! — Калимат больно вцепилась ему в руку.

Пестель был уверен, что старуха мстит ему специально и охнул.

— Почему вы русских обзываете свиньями? — спросил он. — Потому что свинья — это грязное животное?

— Не знаю! В Коране об этом ничего не написано! — ответила Калимат. — Написано только, что нельзя есть свинину, а почему, зачем, никому не ведомо. Но Священная книга на то и священная, что знает неведомые всем нам истины!

Узлипат.

Она не могла не приехать. Обязана была приехать. Все законы жанра этого требовали. Искусство обожает контрасты.

Пестель за день, проведенный среди людей, обмяк. Это были бандиты, клейма ставить негде, но люди все же. Они его замечали, всё время обзывали свиньей, но это был, как выражались политики электорат. Человеческая общность. Опять же, когда тебя обзывают, это тоже в какой-то степени общение.

И Пестель поплыл. С самого начала войны он впервые позволил себе расслабиться.

Он настолько осмелел, что решил выйти из кальянной во двор осмотреться. Ага, осмотрелся.

Дело шло к вечеру. Бачи жили по своим волчьим законам, так что вместо того, чтобы мирно ночевать в кальянной, постепенно рассосались по окрестностям. Пестель получил возможность незаметно просочиться на улицу.

Однако совсем незаметно не получилось. Едва он шагнул на улицу, раздался окрик:

— Стоять!

И в нос шибануло табачищем.

Пестель затравлено втянул голову в плечи, ожидая увидеть очередного бородача, но вместо этого узрел миниатюрную девицу.

Узлипат. Он сразу узнал ту из джипа на Красной площади.

На ней были черные легинсы и леопардовый кардиган. Короткий кардиган полностью открывал ноги. Уж лучше бы она этого не делала. Сказать, что ноги были кривые, значит, ничего не сказать. Это были ноги кавалериста, полукругом охватывающие невидимую лошадь. Редкие волосы двумя неопрятными прядями ниспадали на несуществующую грудь.

— Стоять, раб!

Красотка была крепко выпивши.

— Куда собрался, Иван?

Пестель забормотал, но был остановлен.

— Заткнись, урюк!

Урюк это засушенный абрикос, подумал Пестель и заткнулся.

Узлипат покровительственно ухмыльнулась. Выпустила в него струю дыма. Вместе с никотином прилетело амбре нелеченых зубов и неухоженного ЖКТ^[50]- этакий легкий фекалийный флер. Пестеля едва не вывернуло наизнанку.

— Хочешь меня, сволочь? — продолжала Узлипат.

Если бы не испугался, Пестель бы облевался. Явственно представил красотку без штанов, крутые кавалерийские ноги, жилы на икрах, дикие луга между ног. Но картина, как его поймают бачи за запретным общением и что после этого сделают позволила держать себя в руках.

Как и всякая некрасивая девушка Узлипат была уверена в своей красоте.

— Вижу, как ты возбудился! — продолжала она. — Иди к своей мамочке, уродец!

Пестель шарахнулся с крыльца. Вслед ему полетел отвратительный смех. Будто старая ворона закаркала.

Пестель торопливо скрылся за угол кальянной, в непроходной дворик.

Те, кого сюда водили бандиты, никуда не делись и все были здесь.

Они лежали в одной бесформенной куче, по которой ползали сонмы мух. Асфальт был ровный, не побитый пулями. Бандиты аккуратно резали людей как баранов.

У Пестеля последовал провал в памяти, и он вернулся к реальности уже в комнате Калимат, мокрый, дрожащий, ничего не соображающий.

— Уходить тебе надо! — сказала старуха.

23. Вершинин

Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16. 8 ноября

На вахте их остановил дежурный.

— Товарищ майор, вас Тартаковский с утра искал! Велел зайти, как только появитесь!

Вершинин поднялся в кабинет заместителя начальника управления. Напряжённая секретарша пропустила его без лишних слов, точно боялась, что ее могут обвинить в излишней лояльности. Ощутимо запахло жареным. Ле скандаль, подумал Вершинин.

Генерал находился в кабинете один.

— Вы уже слышали об аресте Шебутаева? — спросил он вместо здрасте, до свидания или простого присаживайтесь.

— Считаю, что следствие допустило ошибку. Хочу с утра этим заняться.

Генерал сверкнул очечками.

— В сложившихся обстоятельствах это невозможно. Вы временно отстраняетесь от ведения дела. Все документы передайте Наволоцкому.

Перед мысленным взором Вершинина предстал как живой напомаженный гомик. Хуже было только поручить расследование Алкоголиковой.

— Я прислан сюда из столицы и отстранить меня можно только из Главка! — напомнил Вершинин.

— Мы знаем, откуда вы присланы! И столицей нам тыкать не надо! — зло оборвал Тартаковский. — С главком все согласовано!

— Так быстро? Шебутаева лишь вчера задержали, ему обвинение только сегодня должны предъявить! — удивился Вершинин.

— Мы тоже умеем работать! — фыркнул генерал. — Если у вас нет других вопросов, идите к себе, Наволоцкий уже ждет вас! Ему в отличии от вас работать надо! — и он пробормотал как бы себе. — Понаехали тут столичные штучки!

— Не понял! — Вершинин демонстративно приподнял бровь. — Это вы так нелицеприятно выразились о работе Главка? Мне так и сообщить в столицу?

— Сообщайте куда хотите! — мазнул рукой генерал. — Есть мнение, что столица вскоре может снова переехать в Москву!

— Не дай бог! Мы знаем, чем это закончилось в первый раз!

— Пошел… передавать дела! — закончил генерал на высокой ноте.

Вершинин вышел в приёмную и сразу оказался под перекрестными взглядами ожидавших приема. Все отлично знали, что он теперь никто, и на душе было погано.

Он демонстративно нагло подошел к столу секретарши и налил воды из графина.

— Это для поливки цветов! — секретарша одарила его змеиной улыбкой.

Вершинин поставил стакан, вышел в коридор и позвонил Данлоппу, чтобы сказать, что задание французской разведки провалено.

Барбухайка.

Передача дел прошла без сучка и задоринки. Напомаженный сверх всякой меры Наволоцкий принял бумаги без слов и швырнул их на пыльный стол. С тем же успехом он мог их сразу спустить в унитаз.

— Кабинет я тоже отжимаю! — ухмыльнулся он, уселся в кресло и галантно возложил ноги на стол.

Вершинин посмотрел на холеное лицо под толстым слоем крема и подумал, что мог в прямом смысле уничтожить этого хлыща. Пара звонков в соответствующее управление, медкомиссия. Если анальная дырка в порядке, опросы сослуживцев, свидетели-маникюрщицы из салонов. Факт гомосексуализма приплести легче легкого. Только сразу пальнуть из тяжелого вооружения, корками важняка сверкнуть, столицей пригрозить. Отбор в МВД тщательнейший, слететь можно легко, все сразу открестятся, и вот уже Наволоцкий болтается в петле… Кстати, где сейчас вешают? В Самаре на площадях. Здесь же наверняка как страусы в тюремных дворах. Подергается гражданин и амбец. Нет гражданина, а есть груз для утилизации. А Вершинин снова на коне. Вернут все привилегии, никуда не денутся. И дело вернут. А генерал Тартаковский умоется, а то и у самого жопу могут проверить.

Вершинин даже головой помотал, испугавшись собственных мыслей. Это для него неприемлемо. Прав Бекк, что он не может никого на хер послать. Нет, послать может, а вот подло подставить. Не его это.

Наволоцкий понял его сомнения по-своему.

— Не расстраивайтесь так! — сказал он, одновременно совершая чрезвычайно сложный трюк, а именно — постукиванием каблуков о поверхность стола стряхивал с них налипшие комочки грязи. — Вам давно пора на пенсию! Со старушками в санаторий для ветеранов ездить! В лото играть!

«Надо ему все же жопу проверить», — зло подумал Вершинин. Но он уже остыл.

Очень вовремя раздался звонок с незнакомого номера.

— Можете говорить прямо здесь! — раззявил рот Наволоцкий.

Вершинин только крякнул и вышел в коридор. Звонил Данлопп.

— Твой вопрос решен! Выходи на улицу, барбухайка приехала!

И сразу отключился. Так что Вершинин не успел спросить, что за барбухайка и на фига она приехала, и при чем здесь он.

Он спустился на лифте, вышел на улицу, а дальше искать не пришлось. Барбухайка стояла не во дворе, куда пускали транспорт уж совсем по жутким допускам, а за оградой, но видно ее было издалека.

Автобус Камышинского автогиганта был размалеван с крыши до колес. По борту шла надпись: «Европейский центр научных исследований». Сверху и снизу имелись 3Д картинки счастливых лиц в пестрых забугорных шмотках и множество лозунгов поменьше. «Говорим и думаем по-русски». «Русский мир всему миру». «Не был в России-не был нигде». На корме топорщил крылья зверского вида двуглавый орел.

Из динамика на крыше автобуса гремел рок. Иностранная рок-группа старательно выводила текст по-русски. Что-то типа «Россия-империя, а мы ее дети».

Дети империи.

Эва Бертлен встретила его в дверях автобуса. Стоило им закрыться, как повисла на нем всем телом. Тяжела оказалась девица. Кость у них тяжелая, пришли на память слова откуда-то там.

Внутри продолжал греметь рок про детей России, только громче. На сиденьях среди разноцветных рюкзаков и сумок сидели 7 человек, три девки и 4 мужика.

— Старший в группе Джонас Хофер из Австрии! — представила Эва.

— А самый умный я! — дурашливо встрял молодой парень в дурацкой панаме.

— Это Боб! — улыбнулась Эва.

— Роберт фон Фейербах к вашим услугам!

Остальных двоих парней звали Мориц и Рафаэль. Девушек Бреда, Хельга и Тайра.

Рафаэль так же исполнял обязанности водителя. Не тратя времени на вопросы, он пересел за руль. Автобус поехал, и уже на ходу Вершинин переоделся. Накинул цветастую куртку, нахлобучил панаму с кистями.

— Ты смешной! — улыбнулась Эва.

— Кисть не та! — пожал плечами Вершинин.

Он чуял, что впутывается в авантюру, но ему было все равно. Эва, его Эва была с ним. На ней были смешные штанишки с буквами и белопенная куртка. Каждый мужик в старости должен иметь возможность хоть разочек обнять молодую девицу, был убежден Вершинин. Как искупление грехов. За бесцельно прожитые годы. За лихорадочный секс. За беготню за лихорадочным сексом. Ты должен получить свой шанс. Он свой шанс получил, а до остального ему не было дела.

Автобус выехал на Большую Якиманку и направился на север. Вскоре они проехали мимо краснокирпичного Президент-отеля без единого целого окна и с явными следами былых боев. Фасад чернел пожарищами. На перекрёстке с Якиманским проездом немым укором застыла разгромленная веранда летнего ресторана Mushrooms. На ветру болталась растяжка «Белый трюфель» с изображением нечто похожего на кусок гавна.

Переехали по Большому Каменному мосту через сильно обмелевшую Москву-реку. Многие участки дна проступили, и на них росли деревья.

Мимо потянулись частично обвалившиеся стены Кремля. Среди зубцов прохаживались милиционеры.

Автобус проследовал мимо Охотного ряда и повернул к зданию исторического музея. И остановился. Проезд на Красную площадь перегораживала БМПТ-боевая машина поддержки танков. Кого она собралась поддерживать оставалось неясно, в обозримом пространстве не замечалось ни одного маломальского танка.

— А теперь, господа, дружно помолимся господу нашему, чтоб оказал нам полное содействие и чтоб не висеть нам на виселице! — пробормотал Хофер.

На посту.

Военные полицейские заставили всех выйти из автобуса. Кинолог с собакой зашел внутрь.

— Она там не обоссыт? — озабоченно спросил Боб.

— Слишком умный? — молодой лейтенант, подняв полусферу, изучал коллективный пропуск.

Вершинин молчал. А что он мог поделать? Как назло, парнишка попался тот же самый, что и в первый раз. В кино такое не бывает, ей богу. Пара полицейских в черном уже с закрытыми полусферами держали на прицеле. Дернешься, нажмут курок без тени сомнения. Вон какие гордые стоят. Доверили такой важный пост. Графские развалины. Символ былого могущества. Трупы потом в тот же котлован и сбросят.

Лейтенант называл фамилии, после чего внимательнейшим образом всматривался в лицо названного и проверял его вещи. На каждого ученого был положен 1 рюкзак весом не более 3 кило.

— Эбенизир Дорсет! — проговорил он.

Вершинин так бы и простоял, если б Эва все время державшая его за руку не дернула. Что он себе надумал? Что шпионы повезут его под своей фамилией. Ни о чем он не думал. Вернее, думал, но не тем местом. Вы же красотку Эву не видели!

Лейтенант постукивал пальцев в толстой перчатке по листку.

— Что же вы, гражданин, имя свое забыли?

Тут подошел сержант. И снова знакомый. Именно он провожал тогда их к саркофагу.

— Все они педерасы! — констатировал он и прикрикнул. — Правильно говорю, педерасы?

— Яволь, ферштайн! — дурашливо выкрикнул Боб.

— Говори по-русски, падаль!

Вершинин понял, что шпион старается отвлечь внимание, но не тут-то было. Лейтенант оказался проницательнее. Да и староват для лейтенанта. Под тридцатник, однако.

МГБэшник, понял Вершинин. И не лейтенант. Или старшой, или капитан.

— Жо сюи экриван! — сказал он.

— Говори нормально, немчюра! — выкрикнул сержант.

— Я есть писател! — торопливо исправился Вершинин. — Писать империя!

— Примазываешься, сука! — беззлобно проговорил летеха. — Все вы за империю, а ночью людей режете!

— Я не резать! — возмутился Вершинин. — Я есть гут писатель! Буккер прайз!

— Прайз срайз! — срифмовал летеха. — Нечего тут своим буккером размахивать! Есть только одна настоящая премия — премия Президента Российской империи!

— Да что с ними гутарить? Педерасы! — сказал сержант.

Лейтенант с отвращение вернул пропуск Хоферу.

— Измяли документ! Кончали в него, извращенцы!

— Премного благодарственный! — поклонился тот.

— Валите! Сержант, проводить! Шаг в сторону-стрелять на поражение!

Только ступив на лестницу и спускаясь по ней в котлован на месте площади, Вершинин испытал облегчение. До этого внутри все сжалось.

Так получилось, что Вершинин с сержантом спустились первыми и им пришлось ждать остальных.

— У меня хорошая память на лица! — с подозрением проговорил сержант. — Ваше лицо мне знакомо, Дорсет!

Вершинин с тоской глянул наверх, точно собираясь кинуться обратно, и увидел направленный в него пулемет. Ну не в него. Ему показалось, что в него. Это еще одна БМПТ стояла на верху котлована.

— Гражданин Дорсет есть отдых Крым, Сочи! — встрял Боб.

Только сейчас Вершинин понял, что главный в группе Фейербах. Он гораздо лучше подготовлен и никогда не теряется. Вершинин даже допустил, что под личиной рубахи-парня скрывается подготовленный боевик, и при необходимости он всех тут уроет и обеспечит выполнение задания любой ценой.

— И чего они привязались к саркофагу? — терялся он в догадках. — И как им удалось получить к нему допуск?

Но сержант повел их не к саркофагу.

Лачуга должника.

«Я живу в лачуге, в которую сквозь соломенную крышу течёт, а вчерась чуть бог спас от пожара, над печью загорелось», — вспомнил Вершинин из письма Радищева^[51].

Сержант провел их извилистой тропинкой среди кустов черной рябины к убогой хижине в дальнем углу котлована. Раньше в этих координатах стоял памятник Минину и Пожарскому.

Более всего по отношению к убогому строению подходило слово халупа. Халупа не имела окон и состояла из грубо сколоченных досок и досочек, которые видно уже в момент строительства были насквозь гнилыми. Крыша обвалилась и существовала лишь фрагментарно. Стены местами просвечивали насквозь как на рентгене.

Лачуга имела то, что могло носить гордое название веранды, если бы пристройка насквозь не прогнила и не зияла дырами вместо двери и окон. Сверху веранду покрывала старая вся ржавая рыбацкая сеть, неведомо откуда здесь взявшаяся.

— Вот ваше чудо! Изучайте придурки! — сказал сержант, глаза оставались холодными и Вершинину не понравились.

В нем все кричало об опасности. Его опасения можно было выразить двумя словами. Слишком легко. Их слишком легко пропустили. Их практически не досмотрели. Хватило лишь общей дорожной грамоты. И самое главное. Сопровождающий мудак.

Вершинин посмотрел на ухмыляющегося сержанта.

Ему явно здесь не место. На закрытом объекте. Иностранная делегация. Двоих серых плащей из МГБ должны были приставить.

— Чего уставился? — огрызнулся тот. — Я должен проверить!

— Нихт ферштайн! — возмутился Хофер. — Эс ист давно! Алес проверен!

— Пошел на хер, сволочь! — послал начальника делегации европейских светил сержант, перевесил автомат за спину и полез внутрь.

Лачуга содрогнулась, но выдержала.

— Ходят тут говны всякие! — донеслось изнутри.

Загремела некая посуда. Что-то упало. Затем раздался громкий треск и вопль:

— Сука!

Боб повернул голову и проговорил:

— Если его там убили, нам всем хана!

Однако сержант выжил и подволакивая ногу показался из одного из отверстий веранды.

— Вы мне ответите за нанесение вреда здоровью при исполнении! — пригрозил он.

Шлем его укутывала вуаль паутины.

Одна из девушек предложила помощь, сказав, что у нее есть бинты и антисептик.

— Отравить хотите? — недобро сощурился сержант. — Шлепнуть бы вас всех, полудурки! Весь мир засрали! Нормальному человеку пройти невозможно!

Хофер хотел возразить, даже жаждал, но Боб незатейливо отодвинул его плечом, ещё больше утвердив Вершинина в его подозрениях, кто здесь главный.

— Ну что же, товарищ! Приступим к науке! — взяла инициативу в свои руки Эва.

Ученые по одному осторожно вошли внутрь. Внутри было светло как на улице. Оно и понятно. От улицы лачугу отделяли стены, но никак не крыша.

В единственной комнате стоял колченогий стол, пластмассовый табурет. У стены вся дырявая железная печка. У другой-земляная кровать. То есть земля навалена кучей, а на ней накиданы рваные одеяла. Такое убожество Вершинину не приходилось видеть даже в кино.

— Ну что ж, господа, приступим к нашей миссии! — скомандовал Боб.

Вершинину как в кошмарном сне престали перед мысленным взором зарезанный сержант, куча трупов у саркофага.

— Сержанта резать не дам! — заявил он.

Боб смерил его взглядом.

Прикидывает, какого размера мне нужна могила, решил Вершинин.

— Никого резать не будем, Жак! — успокоил Боб. — Здесь должен быть подземный ход!

Подготовка, маскировка и конспирация.

Европейцы первым делом достали из рюкзаков белые одноразовые полипропиленовые комбинезоны кофа. Вершинину также выделили комплект, включающий также шапочку, маску, перчатки и бахилы. Теперь в хижине находились 8 белоснежных близнецов. Рафаэль сразу встал у дверей. Мориц, Хельга и Тайра пристроились у стола, выгружая на шаткую поверхность планшеты, блокноты и ручки. Они должны были изображать бурную научную деятельность.

— Тайра, сканер! — скомандовал Боб, и одна из девушек достала миниатюрный сканер, включила и по земляному полу побежали концентрические круги.

В одном месте, практически по центру хижины, круги сжались в точку и погасли.

— Здесь! — бросил Боб.

Тайра убрала сканер и достала некий предмет. Хельга добавила недостающую деталь. Тайра щёлкнула стопором-и оп ля, в руках миниатюрная тренога.

Боб с утробным стуком вогнал острие треноги в место, где была точка. В это время сержант снаружи решил проверить, чем можно заниматься в этом богом забытом месте. Но стоило ему сунуться в дверь, как Тайра направила ему в лицо лучик из вершины треноги. Чистый ультрафиолет. Сержант заорал и вывалился обратно. Тайра схватила аптечку.

— Я им займусь!

Боб повернулся к Вершинину.

— Можно спокойно работать!

Хофер что-то включил в треноге. Снова зажегся луч на верхушке, на этот раз гораздо более яростный и одним росчерком очертил вокруг окружность. Боб с Хофером навалились на треногу, используя как рычаг, и она упала набок, вывернув цельный пласт земли. Внизу открылось пустое пространство с обвалившимися стенами, уходящее вбок, в направлении Кремля.

— Ничего себе! — вырвалось у Вершинина.

— Как ничего? — не понял Боб.

Вершинин отмахнулся.

— Не будем терять время! Я так понял, ход ведет в сторону саркофага?

— Мы думаем, в дальнейшем он разветвляется, — ответил Боб. — Какие-то ведут под кремлевскую стену. Часть должна идти в нужную нам сторону. Для ориентации вы получите навигатор.

И он передал еще один прибор на ремне… Эве Бертлен.

— Ей нельзя туда идти! — твердо возразил Вершинин. — Стэн предупредил о блокировке, которая действует исключительно на неславян. Это опасно для нее. Я пойду один.

— Эва пойдет с вами! Это не обсуждается! — жестко проговорил Боб.

Ему плевать на девушку, понял Вершинин. Только задание важно. Еще один маньяк. Европейский майор Бекк.

Интересно, как поступил бы майор, окажись в данной ситуации?

Перед мысленным взором Вершинина возникла куча-мала из расстрелянных покойников.

Однако пора было идти, что с Эвой, что без.

Они надели свои рюкзаки. Боб передал «лифчики» с химическими источниками света. Эва достала стержень, переломила пополам, внутри звякнуло раздавливаемое стекло, реактивы смешались, и стержень стал испускать ярко-белый свет, который осветил дно подземного хода в паре метров внизу.

— С нами Бог! — провозгласил Боб.

Под землей.

Их спустили в ход по очереди. Сначала Эву, потом его. И сразу прикрыли ход, вернув треногу со слоем земли на место. Вершинин зажег свой стержень и осветил нору, уходящую далеко в темень. Грубые стены, неровный пол.

— Интересно, кто его построил? — Вершинин не спрашивал, а размышлял вслух, но Эва ответила.

— Никто. Расщелина имеет естественное происхождение. Время возникновения по нашим данным совпадает с кризисом Красной площади.

— Всегда поражался, как ты изыскано выражаешься! Сказала бы прямо-площадь попросту взорвали! Только непонятно, как наши прошлепали этот чудесный ход?

Естественность хода подтверждала его кривизна. Он круто уходил вправо. Вершинин шагнул за выступ и замер.

— А это что?

В стену была заделана фанерная табличка. Под ней притулились пучок древней высохшей травы, простенькие стеклянные бусы.

— Могилка! — ответила Эва буднично, но Вершинину сделалось не по себе.

Он словно и сам находился в могиле, и еще это. Возможно, здесь и культ справлялся. Вуду или еще какой.

— Не мели ерунды, Жак! Это всего лишь шиншилла! — успокоила Эва.

Она подошла к скромному самодельному склепу и смахнула пыль с дощечки. Буквы практически стерлись. Вершинин лишь смог прочесть отдельные слова и буквы.

«Любим… шиншилла. Шуше с л… 60… вместе».

— Я думаю, это означает «Шуше с любовью. 60 лет вместе», — пояснила Эва.

— Этого не может быть! — уверенно возразил Вершинин. — Шиншиллы, это такие маленькие смешные зверьки. Они живут лет 15 максимум^[52]!

— С Мракобоем Шуша прожила 60! — упрямилась Эва.

— Так это все построил Мракобой! — воскликнул Вершинин.

— Ход естественный! Мракобой может где и прикрыл его сверху, где он близко выходил к поверхности! Ты меня никогда не слушаешь, Жак!

Он обнял ее за талию. Два ангела в белом под землей в свете химических фонарей.

— Кто я такой, чтобы не слушать тебя? — спросил он. — Не дуйся на мня! Совсем как ребенок, ей богу! Меня это Мракобой начинает напрягать. Про него никто ничего не знает, но все чуть ли не боготворят. Боролся с мраком в нашей жизни. Творил добрые дела. А был ли он на самом деле? Нет никаких свидетельств. Даже имя не сохранилось. За что его так уважают? И самое главное, почему за его артефактами все так гоняются?

— Сейчас мы здесь не из-за него! — напомнила Эва. — Поторопимся! У нас мало времени!

Она снова пошла впереди. Вершинин видел ее туго перетянутую ремнем в талии фигуру в белом комбезе. Даже эта жутковатая форма ей шла.

Самодельный склеп скрылся за очередным выступом и его поглотила тьма.

Вершинин представил, как Мракобой годами жил в убогой лачуге на месте некогда красивейшей площади могущественной страны, и крохотный ушастый мышонок был его единственным другом и соседом. Вокруг постепенно мертвел гигантский мегаполис. Поначалу шумный и беспокойный он угодил под власть национальных диаспор, но те были обречены из-за присущей им анархии дикости и перерезали друг дружку. Потом настало время банд-партаки, убры, дьявол спустился на эти улицы. Снова резня, локальные битвы. Население упало до ноль-ноль… процента.

И все это время Мракобой жил здесь. Спал на убогой земляной койке. Выгуливал смешного ушастого зверька. Радовался, когда находил сухарик на двоих.

Долгими вечерами они с ушастым смотрели на темный Кремль. Стылыми зимами котлован заметало снегом и человек со зверьком не могли неделями выбраться в город. Зимой котлован заливало талой водой, им приходилось вновь спасаться во враждебном городе.

А потом ушастый тихо умер от старости, и Мракобой отнес щуплый комочек в самодельный наивный склеп в найденной им расщелине. И это стало самым страшным днем в его и так не сладкой жизни.

Печальные мысли вывели Вершинина из душевного равновесия. Что я здесь делаю? Уже в который раз подумал он и поспешил нагнать идущую впереди Эву.

Стена.

Вместо того, чтобы пройти под стеной, ход вывел их прямо в стену.

— Мы не там свернули! Мы заблудились! — вскрикнула Эва.

— Спокойно, я Дубровский! — Вершинин отодвинул девушку и выдвинулся вперед.

Ход упирался в каменную кладку. В нее была вмурована ржавая железная дверь. На двери висел амбарный замок.

— Нам не пройти! — в панике проговорила Эва.

— Мракобой же проходил! — возразил Вершинин. — Не зря ход привел прямиком сюда!

Он нарушил многолетнюю неподвижность замка, потряс его, расшатал-и дужка замка распалась надвое.

— Вуаля!

Дверь открылась со страшным скрипом. В это время как по команде погасли светильники. Вершинин торопливо достал следующий, и пока его не запалил, у него было неприятное чувство, что с той стороны на них кто-то смотрит недобрым взглядом. Много лет зло спало под землей, и теперь они нарушили его покой.

Засветившиеся стержни осветили узкую каменную лестницу, уходящую круто вниз. Там она упиралась во вход в горизонтальный коридор, который отсюда виделся совсем крохотным.

— Сэ импосибль! — воскликнула Эва. — Нам не надо так глубоко! Саркофаг гораздо выше!

— Во-первых, я не уверен, что саркофаг гораздо выше! — возразил Вершинин. — Во-вторых, не напрасно на двери не было замка. Видно, что им пользовались!

— Но саркофаг находится в другой стороне!

— Толщина стены, насколько я помню, больше 5-ти метров! Там должны быть тайные ходы! Мы просто свернем направо, в приблизительно верном направлении, а там посмотрим!

— Приблизительное направление? — с сомнением повторила Эва.

Вершинин не стал говорить девушке еще об одном признаке, который должен был подтвердить правильность выбранного пути.

Сначала кладка состояла из красного кирпича, но в глубине перешла в белые каменья с широкими замазанными известью щелями.

Внизу был стылый холод. Стержни освещали лишь несколько метров пути, остальное тонуло во мраке.

— Ты ничего не слышал? — спросила Эва. — За нами будто кто-то идет!

Они остановились и посветили назад. И спереди и сзади тянулся мрачный ход с низким полукруглым потолком.

— Где-то над нами колокольня Великого Ивана! Ходили слухи, что здесь часто видели призрак Ивана Грозного!

Эва схватила его за руку.

— Это может быть опасно!

— Вообще то я пошутил! — смутился Вершинин. — Нельзя относиться к россказням про призраков слишком серьезно!

— Темный ты! — сказала Эва.

— Да? — озадаченно протянул Вершинин. — Ты что в призраков веришь?

Эва вдруг замерла.

— Там, в стене! — проговорила она.

— Если это шутка! — вспылил Вершинин.

Вместо ответа Эва рукой в перчатке расшевелила кладку. На пол вывалился шмат высохшей до каменного состояния известки.

И изнутри, в щель между камней, выбился клок седых волос.

— Замурованный! — зачаровано протянула Эва.

— Бегом отсюда! — скомандовал Вершинин.

Еще немного, и он сам бы начал верить в призраков.

Признаки.

По ощущениям Вершинина они прошли метров 50, когда Эва резко сорвала маску и ее вырвало.

— Ты не беременная? — озабоченно спросил Вершинин.

— Дурак!

Вершинина уже давно так не называли женщины.

— Не понимаю, что со мной! — призналась Эва.

Она глянула на наручный браслет, который оказался хитро выдуманным прибором.

— Углекислота в норме! Вредных примесей нет! Мы дышим нормальным составом воздуха, а по ощущениям не пойму, что со мной творится. Давление скачет, то повышенное, до до ста не дотягивает. Голова кружится.

Вершинин молчал. Он уже давно все понял.

Они прошли еще шагов 10, и тут Эву окончательно срубило. Девушка резко выгнулась головой назад, и, если бы он не был готов и ее не подхватил, она бы рухнула навзничь.

Он поспешно отнес ее чуть назад.

— Что со мной? — не понимала она.

— Ничего особенного! Блокировка сработала! — пояснил Вершинин. — Саркофаг близко.

Она была бледна, практически бесцветна.

— Здорово тебя шарахнуло!

— Дальше тебе придется идти одному! Не забудь контейнеры в рюкзаке. Обязательно соскобы с саркофага и стен!

— Все будет нормально! Я быстро! — успокоил Вершинин.

Дальше он пошел один. Продолжил путь в одиночестве. Шагнул в неизвестность.

Думая подобным образом, он на самом деле едва не шагнул, только не в неизвестность, а в бездну.

В полу оказался разлом, который он едва не прохлопал ушами. Уже занес ногу, недоумевая, откуда это внизу появилось это чернильное пятно.

И в ужас отшатнулся в последний момент.

Перед ним была дыра в полу. Вершинин кинул один стержень вниз, другой вперед. Пол обвалился примерно на протяжении метров десяти. Чемпион наверняка бы перепрыгнул. Яма просматривалась на пару метров в глубину, дальше она была наполнена водой. Черной на вид и чрезвычайно вонючей. Светящийся стержень потонул в несметной глубине.

По всем расчетам до саркофага оставалось совсем чуть-чуть, вот что обидно.

Вдобавок ко всем бедам Вершинина тоже стало мутить.

— Я русский! — возмутился он вслух.

Должно быть вредные испарения от тухлой воды.

Потом он так и не смог объяснить дальнейших своих действий, списывая их на отравление мозга галлюциногенами из болотца. Он вдруг подумал, что сможет каким-то образом перебраться на ту сторону по стене.

Стена была ровная, без щелей и неровностей, но это его не остановило. Наоборот, словно кто-то подталкивал. Давай, вперёд!

Он подошел к краю и пошарил вытянутой ногой, ища опору.

В следующее мгновение страшная сила сбила его с ног, но он полетел не вниз, в бездонную яму с водой, как можно было ожидать, а куда-то вбок.

С разных точек зрения.

В себя он пришел сразу. Да и не терял сознания, как можнобыло думать. Так, лёгкое помутнение.

Сгруппировался, встал. Неплохо для моего возраста, подумалось.

Посмотрел вперед. Где-то там догорал стержень, освещая все бледнеющим светом.

Яма исчезла!

Впереди простирался ровный пол. Только слева он нелепым образом изгибался. Точно бегемот протиснулся и круглым боком продрал.

Вершинин глянул направо и обомлел, завороженный невероятным зрелищем. Яма никуда не делась. Только теперь она располагалась на отвесной стене. В глубине жутковато поблескивала стоящая стеной водная гладь.

Вершинин решился на эксперимент. Подошёл вплотную к разлому, перегнулся через край и достал воду кончиками пальцев. По ней пошли концентрические круги. Вода вела себя совершенно нормально, если бы только не располагалась на вертикальной поверхности.

Это может быть ловушка, подумал Вершинин. Он купится, пойдет дальше, а ловушка захлопнется. Если впереди тупик, а над ямой восстановится нормальная гравитация, он тут и останется. У него вырастет седая борода, а сам он умрет в темноте, превратившись в высохшую мумию, пока до него кто-нибудь доберется.

А Мракобой не убоялся. Ходил тут с факелами из тряпок. Легенду о себе зарабатывал.

Он знал, что кто-то придет! Вершинин был уверен, что конкретно эта мысль придала ему решимости.

Он поправил лямки рюкзака.

Боевой листок «На посту».

Саркофаг охраняли пятеро, трое находились наверху, в вагончике перед разломом. Двое постоянно дежурили внизу, непосредственно у круглого отверстия, за которым находилось помещение с саркофагом. Смена караула каждые четыре часа. С казармы на Манежной подъезжал автобус с русгвардейцами. В общем служба не бей лежачего, но бойцы ее не любили. Странные слухи ходили про этот пост.

В этот раз внизу оставались прапорщик Баженов и сержант Мыльников. Это были два антипода. Мыльников, коренной волжанин, уроженец Самары, сама уверенность, что все в мире имеет простое объяснение, и вообще вся мистика по большей части выдумки таких сказочников как Баженов.

Баженов родился в пограничных районах с Анклавом^[53], много чего насмотрелся, а больше наслушался, и с готовностью воспринимал любую выдумку.

Бойцы сидели в коридоре у круглого отверстия. У стены для этого были устроены сиденья из ящиков с накиданным на них списанным ХБ.

— Слыхал? — настороженно замер Баженов. — Будто вздохнул кто-то.

Бойцы прислушались. Однако кроме зудящих ламп под решетчатыми колпаками на стене ничего не услышали.

— Ерунда! — махнул рукой Мыльников.

— Уши прочисти! Я точно что-то слышал!

— Может и слышал! — равнодушно проговорил сержант. — Я ж не говорю, что ничего не слышал. Может, осадочная порода просела. Рядом же разлом. Или бабочки пещерные. «Павлиний глаз» называются. Они у нас даже зимой в пещерах летают.

— Вот я и говорю, знать, их что-то напугало!

— Кто, о чем, а вшивый о бане! Я ему о реальных вещах говорю, а он все о каких-то выдуманных страхах.

— Ага! А Гуляшкин даже стрелял в них! Рассказывал, что в гробу то покойник вздохнет, то шаги! Будто кто бежит к выходу!

— Псих твой Гуляшкин! И давно в запас списан по состоянию здоровья!

— И не только он один!

— Чего ты мелешь?

— Это не мои слова, за что купил, за то и продаю. Говорят, один караул подчистую списали. Они видели призраков. Все в белых саванах, выхаживают как на параде. Караул им как положено «Стой! Кто идет!» А они знай внимания не обращают, открывают домовину и давай саван разматывать. Вот у всего поста крыша и поехала.

— Это у тебя крыша поехала! Не зря говорят про Анклав!

— А что Анклав! Чуть что сразу Анклав! Сейчас там все цивильно. В приграничных районах давно никто не живет. Ночами там нечистая играет. То воет, то смеется, то песенки похабные напевает. Но все знают, живых там нет. Карлики ушли вглубь Анклава, набеги редко совершают, только когда изголодаются. Тут только держись. Здоровые они насмерть биться. Их поэтому как бы в насмешку прозвали карлики, на самом деле здоровые они, в смысле, сильные не по росту. Человеку голову отрывают голыми руками и ну кровь из шеи пить.

— Да ну тебя! — ругнулся Мыльников. — Напустил жути! И на фига вас из-под самого Анклава сюда призывают? Оставили бы там. Погранцы же нужны. Или морпехи там.

— Слухи ходят, приказ вышел, чтобы местных у Анклава не оставлять служить.

— Это почему? — Мыльников посмотрел на Баженова, тот на него, и это совпало по времени, так что прапор лишь нехорошо улыбнулся.

— Порченные мы!

Сержант торопливо сплюнул через левое плечо.

— Ага, а говоришь, в суеверия не веришь! — торжествующе уставил на него палец прапор.

Сержанта охватило раздражение и желание как-то ответить за свой страх, он и ляпнул.

— Конечно, порченные! Там у вас граница дырявая, ещё с войны. Вот карлики крадутся к вам по ночам и баб портят. Все вы хрен знает от кого. Полукровки.

— А в глаз? — сказал Баженов.

Мыльников притормозил.

— Ага, прапорщик бьет солдата!

— Не солдата, а мудака!

— Один хрен не по уставу!

— Теперь и устав вспомнил! А как своими страшилками голову забивать! Живые мертвецы в гробах, покойники в белом по потолку ходят!

Глаза Баженова округлились от ужаса. Он увидел, как Вершинин, воспользовавшись перепалкой, юркнул в дыру. При этом он шел по отвесной стене, а достигнув отверстия, не полез в не, а сложив руки по шву прыгнул солдатиком.

Прапор зажмурил глаза и энергично затряс головой.

— Что с тобой? Только этого мне не хватало! — испугался Мыльников.

Баженов открыл глаза, оглядел пустую стену, удостоверившись что по ней никто не разгуливает.

— У меня кажется давление! — признался он.

— Ну ты башкой то не тряси! Сядь спокойно!

Сержант усаживает прапора, прислоняя к стене. Тот продолжает опасливо смотреть на вход в пещеру.

— Должен тебе признать, — начинает он.

— Только не про призраков! — взмолился сержант.

— Не буду! — пообещал прапор и свое обещание выполнил.

Выхожу весь в белом.

Вершинин едва не спалился, когда неожиданно для себя вышел на часовых. Некое шевеление над головой обратило на себя внимание. Он поднял голову и увидел бойцов, притулившихся на потолке аки мухи. Случилось страшное, и он встретился глазами с Баженовым. Глаза прапора округлились.

Самые большие глаза у восточных народов, подумал Вершинин, и уже не скрываясь, подбежал к круглой дыре и спрыгнул. Даже не заботясь о высоте. Он надеялся, что направление гравитации изменится и он мягко опустится на нормальный пол. Ага, размечтался.

В его восприятии в метрах пяти ниже на его пути располагался саркофаг, и он врезался в него, едва не переломав ноги. Хуже было бы, если бы саркофага не было, и ему пришлось лететь пятью метрами дальше, до следующей стены. В таком случае просто ушибами он бы не отделался.

Пещера ахнула от тяжелого удара. Оглушенный Вершинин неподвижно лежал на боковине саркофага.

— Слышал? — донесся голос сержанта.

— Ага, он туда спрыгнул! — ответил прапор.

— Кто спрыгнул?

— Не, я говорю, шум в пещере был!

— Счас из автомата шмальну!

Вершинин истерично заелозил, сползая с домовины.

— В кого собрался шмалять? В призраков? Да и начальство не одобрит. Они над этим гробом не знай, как трясутся. Генерал приезжал, обещал всех за яйца подвесить если что.

— Но поглядеть надо!

— Это пожалуйста. Мы же пост!

Вершинин истерично дополз до края саркофага-и упал. Но не дальше, как можно было предположить, а вбок, на нормальный пол. Сила тяготения настолько резво поменяла направление, что его слегка вырвало.

— Слышал? Вроде чихнул кто!

— Никогда не слышал о чихающих призраках!

Оказавшись на полу, Вершинин судорожно заполз за постамент. И вовремя. Бойцы показались во входном отверстии.

В склепе горели лампы в сетчатых коробах, давая более-менее сносное освещение в центре, и совсем никудышное по углам. Так что бойцы подсветили себе подствольными фонарями.

— Заходить надо!

— Куда заходить? Не положено! Да и радиация там!

— Нет там никакой радиации! Сказки все это!

— Это ты Гуляшкину скажи! Он тоже хвалился, что радиации нет и что он носки на крышке саркофага сушит. А потом у него неделями не стоял.

Бойцы погасили фонари и убрались обратно в коридор.

Вершинин выждал минуту, потом уже спокойно поднялся на ноги. Оглядел себя. Костюм был порван в нескольких местах, но рюкзак цел, и из него не высыпалось ничего ценного.

Он скинул рюкзак, достал из него контейнер с датчиками. К нему прилагалась подробная схема мест, где надо было брать анализы.

На самом саркофаге точек исследования было три: верхняя и нижняя крышка и щель между ними. И так на каждой стороне. Затем пол. Анализ через каждые 2 метра и так до каждой стены. Стены-насколько хватит роста.

Теперь и на потолке могу, похвастал Вершинин. На самом деле он представления не имел, как это работает. И не грохнется ли он с потолка, красиво войдя головой отвесно в пол.

Шпионская техника была удобна в пользовании. Датчики представляли собой стержни. С одной стороны, откручивался колпачек, открывая рабочую часть. Ею надо было плотно прижаться к поверхности, после чего нажималась тыльная сторона стержня. Раздавался пружинистый щелчок-забор анализов осуществлен. После этого Вершинин навинчивал колпачок на место и отправлял стержень в контейнер.

Работа спорилась, и контейнер должен был быстро наполниться. Мне надо пятнадцать минут, думал он. 15 минут на все, и можно уходить отсюда. Его трясло от нервного возбуждения, хотелось убраться отсюда как можно скорее. Мрачный мегалит подавлял, зудящие лампы давили на нервы. Возможно, включилась блокировка, уже работающая против славян.

15 минут!

У него не было и 5-ти!

Он успел снять три образца с домовины и 1 с пола.

А когда оглянулся, с торца мегалита стояла фигура в белом и в упор смотрела на него.

Призрак.

Был он, как и положено призраку весь в белом. Белый просторный саван. Голова прикрыта белой же мешковиной. В ней узкая полоса для глаз. Но что-то с глазами было не то. Вершинин не сразу понял, что физически не может в них всмотреться. Сразу возникала резь в глазах. Точно лазером резало.

А с чего я взял, что это призрак, подумал Вершинин. Возможно, это боец из охраны. Химвойска, например. Пришел с дежурным обходом, а тут я. Он сам меня за призрака принял.

Но не это было сейчас главное. Оружия у парня не было, ни автомата, ни даже ножа. Он замер без движения, превратившись в соляной столп.

Если опомнится и заорет, мне амбец, понял Вершинин. Рюкзак он держал в руке. В нем было много чего, так что он лишь ухватил нужную рукоять и отпустил мешок. Рюкзак сполз на пол, а в руке оказалась ударная 12-ти сантиметровая отвертка.

Гость продолжал стоять.

Надо сваливать, понял Вершинин. Ишь как стоит. Сама уверенность. Рукопашник тренированный. Или здоровяк от Бога. Стетхем в скафандре. Повернулся-и сердце его не остановилось.

Из гроба восстал покойник.

Из саркофага по пояс торчало тело на этот раз настоящего реального призрака. Торс его выступал из камня по пояс. Сам мегалит оставался при этом неповреждённым и неподвижным. Он был цел, крышка не сдвинута, и призрак возвышался над ней по пояс.

Он что-то сделал, уперся руками в крышку и поднялся в полный рост. Вершинин понял, что он собирается сделать за секунду до самого действия, и едва успел отшагнуть на негнущихся ногах. Все тело подвергалось микровибрациям, суставы генерировали электричество.

Призрак бодро спрыгнул на пол. Наступил при этом на выроненный рюкзак, но тот даже не прогнулся. Подошел ко второму, и они стали о чем-то спорить, отчаянно жестикулируя. При этом не было слышно ни звука. И тени они не отбрасывали.

Самое время свалить, снова подумал Вершинин.

Сжав зубы, заставил сделать несколько шагов и приблизиться к говорившим. Протянул руку-и она беспрепятственно прошла сквозь локоть призрака.

Как облако, подумал он.

Не успел так подумать, как призрак резким движением обернулся, явно учуяв его присутствие.

Теперь точно капец, довольно безразлично понял он. На самом деле его гораздо больше собственной безопасности волновало, что это за явление. Он довольно много занимался проектом Пантанал, но еще ни разу ему не встречались сведения ни о чем подобном. Возможно впервые в его лице человечество столкнулось с чем-то или кем-то, не связанным с Капитанами.

Призрак тем временем повел себя странно. Допустим, он почуял опасность, в таком случае он должен был подумать об обеспечении или усилении собственной безопасности. Вместо этого призрак резким движением сорвал с себя белый шлем.

Вершинин едва не вскрикнул. Не от страха, от восхищения.

Перед ним был ангел.

Анжело.

Это было явно человекоподобное существо. У него росли волосы на голове, имелось по паре глаз и ушей. Нос был. Рот. Но он напоминал человека точно так же, как например неандерталец походил на современника Вершинина.

Если сказать, что он был безумно красив, значит ничего не сказать. Или сказать не о том. Да, он был красив, но не безумно. В широко открытых глазах читалась целая гамма чувств-ум, открытость, мягкость и одновременно уверенность. Даже не так. Не уверенность, а некая внутренняя сила. Как у выпускника, который ведет за ручку первоклашку в первый раз.

Черты лица были идеальными. Так что Вершинин не смог сразу определить пол, что его немного сконфузило.

Он понимал, что возможно первым из человечества видит живьем Капитана, и его переполняли эмоции, восторг и немыслимый подъем. Но то что он не смог с ходу определить его пол, нивелировало торжественный момент.

В одну из первых командировок в Палермо он был неприятно удивлен, что итальянки в большинстве своем довольно страшные бабы. Особенно поражали их руки-огромные грабли, привыкшие к тяжелому труду. Зато мужики оказались все как на подбор красавчики и живчики.

Так Вершинин уяснил для себя, почему в Европе разгул гомиков, и отчего мужики дуют друг дружку, а не своих баб-страшилищ.

Но то Европа. Он легко сжился со своей теорией. Другое дело Капитаны. Он предполагал, что они будут идеальны, но не до такой же степени.

В это время второй призрак снял шлем, обнаружив под ним почти копию первого. Только у него были тонкие усики.

Вершинин вздохнул с облегчением. Значит, первый женщина, и гендерные различия у Капитанов имеют место быть.

Призраки продолжали свои непонятные действия. Достали из скафандров и развернули некие листы. Те повисли в воздухе, но Вершинин видел лишь обратную сторону. Призраки терпеливо ждали. Чего?

Вершинин хлопнул себя по лбу. Он и так стоял близко, так что оставалось сделать пару шагов, чтобы заглянуть им через плечо.

Призраки держали 2 схематических изображения. На первом светился неионический символ, которым в недрах МГБ обозначалось все, что имело отношение к Проекту. Символ оказался жирно перечеркнут.

Вершинин жадно впитывал полученную информацию, пытаясь запомнить все подробности довольно примитивного рисунка.

На втором опять же схематически была изображена схема некоей звездной системы. Вершинин наклонился и едва не вскрикнул. Это была схема Солнечной системы. Третья планета имела надпись, чтобы никто не ошибся. Буквы были непонятные, но стоило на них взглянуть, как смысл становился ясен как день. Походило на некую неизвестную систему кодирования, которая работала напрямую с мозгом, исключая промежуточные функции вроде зрения с опознаванием отдельных символов.

Вершинин издал разочарованный мысленный вопль. Слава первооткрывателя накрылась медным тазом. Это не были Капитаны.

Это были люди.

Земляне.

Поначалу Вершинин уверился, что наблюдает землян, которые в силу неизвестных причин превратились в призраков, и сейчас занимаются глубоко личными делами в неизвестной нам реальности. Но чем больше он видел, тем сильнее убеждался, что все это чушня, а призраки заняты не сугубо своими делами, и все, что они делают, рассчитано на стороннего зрителя. Они без суеты доставали все новые карты и схемы, разворачивали и демонстрировали.

Ба, да они же мне все это показывают, дошло до Вершинина. Ну не для него конкретно, но для того, кто додумается приблизиться к саркофагу.

Поначалу призраки демонстрировали схему солнечной системы. И схема оказалась довольно странной. С плана исчезла Луна, количество планет сократилось до 4-х, а Солнце становилось огромным.

Призраки долго показывали и карты земли. Знакомые материки были на месте, но сильно покоцаны. Вершинин понял, что показаны места подтоплений мировым океаном. А в центре Африки и Австралии появились солидных размеров внутренние моря.

Ба, снова дошло до Вершинина. Парни из будущего. Из нашего с вами будущего. И он с жадным вниманием вновь вгляделся в лица дальних потомков.

Доморощенные слишком развитые ученые сделали предположения, что наш потомок будет мулатом со смуглой кожей в силу слияния рас. Так вот. Потомки Вершинина были белокожие, а глаза синие настолько, что и специально не нарисуешь.

Неграм не удалось испортить белого человека, подарив ему пружинные кудряшки и лошадиный нос.

Вершинину как-то один умный чел признался, что расы на земле появились одновременно и расовые черты не являются благоприобретенными. То есть если белых Адама и Еву поселить в Африке, то через пару тысячелетий в центре Магриба будут жить по-прежнему белокожие люди, разве что загорят посильнее европейцев.

Вершинина мучил вопрос, что делают призраки из будущего рядом с древним мегалитом. Что их заинтересовало? Что вообще в будущем, судя по планам далеком будущем могло заинтересовать в чьих-то мумифицированных останках.

И ведь являлись они, судя по рассказам бойцов регулярно. Словно на запланированную встречу, которую нельзя было отменить. Являлись, как и положено призракам, разворачивали свои бумаги, словно предлагали запомнить.

А что? Мы не гордые.

Как у всякого нормального шпиона у Вершинина имелся миниатюрный сканер с практически безбрежным запасом цифровой памяти.

Призраки как раз демонстрировали некую схему, на этот раз похожую на карту города или крупного многопланового объекта. Вершинин поднес сканер и щелкнул.

Уже потом он предположил, что произошло, а ведь до этого был уверен, что времени у него вагон, и он может неспешно сделать хоть сто мильонов снимков. Скорее всего, понял он, призраки не были призраками в обычном понимании этого слова, то есть имели вполне понятное высокотехнологическое объяснение. А когда он щелкнул своей зажигалкой, то по собственной дремучести влез в чей-то процесс и нарушил его ход.

Когда полыхнула вспышка сканера, призраков сдуло словно слабое пламя свечи. Больше того, вспышка привлекла внимание постовых и подняв взгляд, Вершинин столкнулся взглядом с сержантом Мыльниковым. Тот стоял у изголовья саркофага и изумленно пялился на него. Автомат висел у него на плече, и это спасло Вершинина, подарив ему пару секунд форы.

Вершинин метнулся за домовину, и уже вослед по мегалиту хлестнула очередь, выбивая каменную крошку. Он побежал к выходу, моля бога, чтобы второй часовой куда-нибудь делся, а лучше бы не рождался вовсе. Но в спасительное круглое отверстие лезло усатое мурло прапора Баженова, занимая его по всей ширине.

Положение было аховое. По большому счету Вершинин знал с самого начала, что ничем хорошим их затея не кончится. Только думал, что его поймают чуть позже, ближе к выходу. Наивная душа.

До закупоренного прапором выхода оставались считанные шаги, когда Вершинин прыгнул, намереваясь выбить неестественную пробку. В тот же миг сработало вновь приобретенное свойство. Сила гравитации поменяла направление, вызвав временный коллапс в голове и острое желание проблеваться, и вместо того, чтобы ударить прапора с сомнительным эффектом, он упал на него с высоты четырех с половиной метров. Плюс 86 кило веса.

Ноги врезались в противника, и тот вылетел в обратную сторону как пробка. Мало того, Вершинин продолжал падать дальше и упал на следующую стену, по пути окончательно смяв несчастно прапора.

Баженов бессильно наблюдал, как некто в белом аки паук пробежал по отвесной стене в сторону лестницы.

В дальнейшем он об этом честно указал в своих показаниях, что стало главным доказательством негодности его к службе.

Обратной дороги нет.

Эву Вершинин нашел там же и в том же беспомощном состоянии. Она пребывала без сознания. Он прижал руку к ее шее, но как всегда ничего не услышал кроме собственного пульса, передающегося через пальцы. Его всегда умиляло, как герои фильмов навскидку определяли:

— Есть пульс!

Или:

— Нет пульса!

Даже нормальное биение трудно не спутать с собственным. А что говорить об ослабленном. Или как в кино:

— 1 удар в 200 секунд!

Это как уловишь.

Вершинин нес девушку, уверенный, что не донесет ни за что. Это только чисто внешне девицы воздушные существа, а на самом деле у них может и кость тяжелая оказаться.

Вершинин сдох уже через 10 шагов. Остановился, перехватил. Вообще то он планировал эти действия шагов через сто. Ага.

Так он и плелся, отдыхая через каждые несколько шагов. Он взмок и задохнулся мгновенно. Как говаривал незабвенный Жорес Самуилович Равва «Можешь прикидываться молодым, а лестница сдаст всех!».

Он надеялся, что девушка очнется при удалении от границы блокировки-она не очнулась. Из последних сил он дотащил ее до того места, где подземный ход упирался в кремлевскую стену. Достал из рюкзака Эвы и запалил новый стержень. Перед ним вздымалась лестница и ступенек в ней было миллион.

Застрелиться что ли, подумал он обреченно. Было не из чего.

Он взвалил Эву на плечо и начал путь на Голгофу. Он мечтал о засаде или погоне. Без разницы, откуда застрелят, спереди или сзади. Лишь бы прекратили его мучения. В глотке пересохло. Грудь горела огнем, там было поражение легких много процентов.

Некоторое время он шел вообще без сознания. Когда немного оклемался, обнаружил себя уже в горизонтальной шахте, но без Эвы. Пришлось вернуться и подобрать девушку.

Он никак не мог отдышаться, и от кислородного голодания у него случились глюки. Проходя мимо бокового ответвления, увидел в глубине огромного ушастого уродца. Хорошо пистолета не было, стал бы палить без разбора и сам бы застрелился, а так прошел мимо как мимо пустого места.

Глюк на то и глюк не стал его преследовать.

Вскоре он дошел до склепа шиншиллы. Остановился, аккуратно опустил Эву на землю. Затем отогнул дощечку, за которой открылась глубокая сухая ниша, и сунул туда сканер.

Думали, купили Вершинина, шпионы недоделанные, ругнулся он. Хрен вам, а не Вершинина.

Свой рюкзак он потерял рядом с саркофагом. Там же остались отобранные образцы. Так что память сканера со снимками это единственное, что у него оставалось. И все это по праву принадлежало России, а не каким-то там еврогомикам.

Он вернул дощечку на место, присыпал землицей, как будто, так и було. Оставалось занятная сцена-встреча с его европейскими коллегами по продаже родины.

Бой в экзосфере.

И все-таки он дошёл! Дошел да конца. Дошел пока не уперся в тупик. Пока не понял, что дальше идти некуда, и он находится под лачугой отшельника. Саданул в потолок последним и давно погасшим стержнем, сверху этого и ждали, откинулся полог, протянулись руки. Только как поется в песенке «Я уже давно не тот». Не смог он им протянуть Эву, да и сам растянулся на земле и чуть не заснул.

Вниз спрыгнули Мориц и Рафаэль. Видно на правах молодых. Боб не стал заморачиваться и пачкать руки. Это было обидно. Он ради него родину продал.

Первой они подняли Эву, как гражданку бывшего ЕС, а ныне гражданина европейского кластера империи. Потом очередь дошла и до презренного раба империи Вершинина.

Свет дико резал глаза, хотя наступил вечер.

Эва в себя не приходила, Вершинин был готов последовать за ней, однако Боба, как старшего группы, подобные мелочи не интересовали. Он прошел мимо них словно мимо урн с мусором и взялся потрошить рюкзак Эвы.

Тайра проявила человечность, протянула Вершинину бутылочку воды.

— Спасибо, добрая душа!

Никогда он не пил ничего более вкусного. Подозревал, не киндзмараули ли ему подсунули под видом воды обыкновенной.

Боб тем временем закончил потрошить рюкзак Эвы и повернулся к Вершинину.

— Где ваш рюкзак?

— Он остался в пещере! Я не успел ничего! Там была засада!

Еврогомики переглянулись с нехорошим пониманием, Вершинин напрягся.

— Гуд! Рюкзак вы допустим оставили, но где образцы? Это совсем маленький контейнер!

— Я же говорю, я не успел ничего! В меня стреляли!

Боб подтянул табурет и подсел к Вершинину, который без сил сидел на земляной койке. В глазах у него появился сплав доброжелательности и полного понимания.

— А я знал, Жак, что ты ничего не принесешь! С самого начала знал! — усмехнулся Боб. — Жак, ты отличный парень! Патриот империи! Я много слышал хорошего про тебя в разведшколе Бундесвера в Обераммергау! Естественно, тебе не хочется никого предавать! А я тебе скажу, и не нужно! Это всего лишь соскоб с каменного гроба, который никому не нужен!

— Ага, а вам то нужен! — вырвалось у Вершинина.

Глаза Боба сжались в щелочки. Палыч попытался отпить воды.

— Заберите у него воду! — скомандовал Боб.

Тайра выдернула у Палыча бутылку.

— Все равно ты хорошая! — улыбнулся он. — А что тебе еще рассказывали в твоей разведшколе?

Мориц и Рафаэль кинулись на него, схватили с двух сторон. Боб обыскал его лично.

— Я же говорю, ничего нет! Вот Фома неверующий!

— Нихт ферштайн Фома! — сказал Боб. — Говори, где образцы?

И впервые за долгое время службы в следственном комитете и участия в командировках в горячие точки Солсбери, Парижа, Алеппо, Вершинина ударили по лицу. Боб ударил. Больно и расчетливо. Твердой как доска ладонью. Во рту стало солоно от крови, и в носу нехорошо захлюпало.

— А вы профессионал бить стариков! — произнес Вершинин.

— О, вы не есть старик! — возразил Боб. — Бить мы вас нихт! Мы вас будем пытать!

Он повернулся к Тайре:

— Битте, цанге^[54]!

Что здесь происходит.

— Was passiert hier?

Поначалу никто не понял, кто говорит. Вокруг стоял возбужденный галдеж, Боб замер с кусачками в руках. Немчура вернулась к своему исконному-к пыткам.

— Что здесь происходит? — повторила Эва.

Она была бледна, стояла пошатываясь, но уже пришла в себя.

Инициативу объясняться взял на себя Боб по устоявшемуся уже старшинству. Возможно, он был даже офицером. Но сказать, что он собирается от живого человека кусочки щипчиками отщипывать, было не с руки даже офицеру бундесвера.

— Видишь ли, дорогая! У нашего партнера возникло недопонимание, и он опрометчиво решил, что ничего нам не должен! Мы решили доказать ему, что он слегка неправ! — и Боб широко осклабился.

Если это и была улыбка, то самая противная в мире.

— И для этого вы взяли цанги? — осведомилась Эва холодным тоном.

Если бы в лачуге имелись окна, они бы замерзли.

Разговаривая, Боб помахивал кусачками, причём проделывал это настолько непринуждённо, точно это были палочки из китайского ресторана, а сам он в этом ресторане вел приятную беседу.

Внезапно Эва увидела, что Вершинин, пардон, слегка побит.

— Кто это сделал? — голос ее сделался хриплым.

Боб осмелел. Какого он должен лебезить перед этой французской сучкой.

— Видишь ли, милочка! — начал он пренебрежительным тоном.

И Эва без затей врезала ему. Боб перелетел через всю комнату и обрушился на стол, оставив лачугу вообще без мебели.

— Что смотрите! Взять ее! — крикнул он.

Всего один раз Вершинин видел, как дерется Эва. Это случилось в Кале в баре год назад. Тогда девушка без особых усилий едва не выбила дух из двух здоровенных мужиков.

Но в этот раз мужиков было трое, да еще бабы, тоже в количестве трех, явно обученные не только шерстяные носки вязать.

Мориц ринулся в атаку аки раненный вепрь. Он бил ногами и руками ровно до тех пор, пока Эва не кинула его в стену. Гнилые доски разлетелись, а парниша выкатился далеко снаружи.

Рафа похоже был боксером. Бил аккуратно, но сильно. Из стойки не выходил. Эве прилетело, но даже с кровью на лице девка была красива как никогда. Рафа пропустил подряд пару боковых ударов, силе которых позавидовал бы иной мужик. И она добила бы Рафаэля Надаля, если бы не три ражие евробабы, разом насевшие на нее.

Эти дрались умело в группе. Эва не успевала отшвыривать одну, как наседала другая.

В пылу драки все забыли о еще одном мужике-Джонасе Хоффере. Гаденыш ударил со спины, зло, сильно, без скидки на женщину.

Эва вскрикнула как раненная птица и повалилась на пол.

С начала драки Вершинин так и просидел на земляной кровати. Драться он не никогда не умел. Даже в молодости, не говоря о теперешней скажем так зрелости. Он был уверен, что Эва справится, или на худой конец крикнет «Бежим!», и они убегут. Но все повернулось по-другому.

Группа оказалась тем, чем и являлась. Обученной диверсионной группой. Они кинулись на девушку всей толпой и стали ее забивать.

Вершинин был культурным человеком. Даже интеллигентным. Но когда он увидел катающуюся под ногами окровавленную Эву и этих сосредоточенных упырей, гоняющих человеческое тело точно мяч, вся его культура куда-то делась. Весь многовековой опыт человечества, говорящий, что насилие человеку чуждо, что он должен подставить щеку для удара, любить ближнего и дальнего, отдать жену за миску горохового супа, а сам сидеть и читать умные книжки-все это улетучилось, как нечто не имеющего ровно никакого значения.

Заревев аки зверь, разучившийся говорить и что-то соображать, он вскочил и врезался в центр разбушевавшихся варваров. Первой на пути оказалась спина Рафы, он продавил ее, споткнулся и стал падать. Упаду-амба, запинают, понял он. Чтобы не упасть, схватился за первого попавшегося немца, это оказался Боб Феербах, чуть ли не за яйца. Тот бил по рукам и по-заячьи выл.

В толпе диверсантов появилась прореха, Вершинин прорвался из круга бьющих и рвущих, из этого клубка боли, упал, но быстро вскочил — и побежал. Под ногами хрустели гнилые доски, он проваливался, выдёргивал ноги и бежал дальше. Перед лицом были почему-то не возбужденные лица, а ноги, которые он легко раскидывал в стороны, а диверсанты послушно валились как снопы.

Лачуга полнилась криками, и что-то в них было глубоко неправильным. Вершинин понял, что именно. В них агрессия заменилась неприкрытым изумлением.

Да я по стене бегу, понял он.

Пара слов на прощание.

Все могло кончиться для него плачевно, если бы агенты догадались отбежать от стен подальше, тогда бы он до них тривиально не допрыгнул. А так что, нормально. Он бегал по стенам, сдёргивая врагов за ноги, а когда они падали, ещё и дубасил кулаками. Благо они теперь лежали, но он то стоял на своих двоих. С той лишь разницей, что под прямым углом к противнику.

Уже много позже, по привычке анализируя все свои крупные неудачи, как и победы, он объяснил ту легкость, с какой противник был повержен. Дело в том, что вся наука рукопашного боя строилась на том, что человек стоит башкой кверху, а сила тяжести направлена вниз. В случае же с Вершининым он вышибал опору из-под противника под немыслимыми невозможными в нормальной жизни углами. Еще он допускал наложение гравитационных полей разных направлений. То есть в момент, когда из-под Боба вышибали ноги, на них краткосрочно действовала сила тяжести, направленная под 90 градусов в стену, то бишь бедный Боб не просто так со всего маху въехал рылом в земляную кровать.

Драка закончилась, когда Вершинин провалился в дыру в стене и повис на огромной высоте над маячившими глубоко внизу кремлевскими стенами. Еще одна могилка в стене, подумал он. Гнилые доски не выдержали веса его тела и с треском оторвались. Он полетел вниз, но очень недолго. Легкий спазм в горле, тошнота-и сила гравитации вернула привычное направление.

Вокруг было темно, но по дну котлована метались лучи прожекторов. Надо было двигаться, но у него не было сил.

Кто-то шумно приблизился и вздернул его на ноги.

— Жак, надо бежать! — Эва озабоченно оглядела его. — Ты как?

— Я устал!

Подбадривая, она закинула его руку на плечо и почти понесла прочь от хижины. Вершинин оглянулся. Хижина занималась огнем, еще слабым, но все более усиливающимся. Рядом с хижиной Вершинин заметил сержанта, сразу поняв, что тот давно мертв. Хоть диверсанты и постарались придать ему сидячую позу.

— Сволочи! — ругнулся Вершинин.

Эва тащила его не по тропинке, насквозь просвечиваемой, а через кусты черного орешника. Они замирали каждый раз, когда над ними пролетал очередной квадрик.

— Дай отдохнуть! — взмолился Вершинин.

Сил уже давно не оставалось от слова совсем. Было лишь одно огромное горячее не помещающееся в груди сердце.

Эва героически подтащила его к возвышающейся под углом бетонной глыбе и прислонила.

— Надо идти быстро!

— Не могу!

Над ними очень низко пролетел квадрик. Маленький комарик в ночном небе.

— Жак! — она тянула за руку.

Сейчас будет рывок, которым она меня вздернет на ноги, и у меня остановится сердце, подумал он.

— Двоим не уйти! — улыбнулся он.

— Не говори ерунды!

— Это не ерунда, и ты это знаешь! Помнишь, тогда в Кале, ты тоже сказала: «Двоим не уйти!» и что я должен был уйти, потому что только я потом смогу тебя вытащить? Сейчас к сожалению, это не работает. Я уже ничем не могу тебе помочь. Так что теперь твоя очередь уходить.

— Жак! — вскричала Эва с отчаянием.

— Все нормально! — успокоил он. — Только дай мне посмотреть на тебя на прощание!

— Не хорони себя!

— Я не про себя! — поправил он. — Я ведь больше тебя никогда не увижу, ведь правда?

Она ничего не сказала.

— Вот видишь, это правда!

Он вгляделся в любимые черты. Растрепанная, с ссадинами, она все равно была красива. Эти голубые глаза, источающие тепло и сожаление одновременно.

— Иди! — он оттолкнул ее. — Иди и не задерживайся! Я уж тут сам разберусь!

Она чмокнула его в щеку словно ребенка, встала, задерживая на нем взгляд-и канула в ночь.

Квадрокоптер уже не ныл комариком, уже выл как раненый лось. Ночь вокруг полнилась звяканьем боекомплекта и топотом тяжелых армейских ботинок.

Раздавались торжествующие крики:

— Тут он, сука!

Наверное, Вершинин должен был испугаться, но внутри было полное равнодушие как в море спокойствия на Луне.

В лицо ударили лучи фонарей. Он заслонился, и тотчас заклацали затворы.

— Не стрелять! Живьем брать сволочь! — рявкнул командный голос.

Перед лежащим Вершининым выстроилось человек сто с автоматами. Гравий захрустел под тяжелыми шагами, и раздвинув шеренгу вперед вышел лейтенант Соплянов.

Закон подлости. Его мог арестовать нормальный гвардеец, а получилось, как всегда. Торжество законченного подлеца, ничтожества и гада.

— Я не удивлен, Палыч, как низко ты пал! Когда нам сообщили о проникновении на объект группы иностранных так называемых ученных, и мы прогнали снимки группы через систему распознавания лиц-и, о боже, среди гомиков оказался следователь следственного комитета собственной персоной! И на что ты рассчитывал, шпионская твоя морда? Пристрелить бы тебя прямо сейчас! — Соплянов поизучал его реакцию, вернее отсутствие оной и разочарованно спросил. — Твое последнее слово? Можешь сказать пару для истории!

Вершинин подумал и произнес:

— Нос человека растет до старости!

Зубы Соплянова скрежетнули настолько громко, можно было подумать, танк подъехал, типа «Прорыв».

— Это можно будет скоро проверить! Тебе недолго осталось!

24. Бекк

8 ноября. Черемушки. Профсоюзная 64.

Капитан Зюзин и Клара занимались сексом. Майор Бекк вошел в спальню и начал рыться в комоде. Петр прервался и изумленно поднял лицо. На длинном носу повисла масляная капля.

— Занимайтесь! — благодушно разрешил Бекк. — Я «вездеход»^[55] ищу!

— Нет у меня никакого вездехода! Убирайся! — рявкнул Зюзин.

— Ты живешь в частном доме, мотаешься на работу через полгорода-у тебя должен быть вездеход! — убежденно произнес Бекк.

Так как капитан оказался в зависшем состоянии, Клара которая внизу поиграла с его причиндалами как на арфе, что оказалось полной неожиданностью для офицера.

— О, блядь! — ругнулся он. — Прекрати!

— Вы бесподобны, мадам! — сделал комплимент майор.

— Благодарю!

Бекк порылся еще, ориентируясь больше на реакцию Зюзина, это напоминало игру «холодно-горячо», и наконец выудил пачку документов, завёрнутую в целлофан.

— Нашел-таки! — недовольно произнес Зюзин. — И что дальше!

— Для начала надень штаны! Потом ты вывезешь нас из города!

— Это волюнтаризм! — отрезал Зюзин. — Нас остановят на первом же посту! А еще хуже-пристрелят! Или с квадрика гранату бросят по машине!

— Ну ты жути напустил! — укоризненно заметил Бекк.

— Я хочу кофе! — капризно произнесла Клара.

— Чего хочет женщина, того хочет бог! — согласился майор. — Только кофе потом! Для начала передай привет всем нашим и скажи, чтобы убрали людей и квадрокоптеры! Иначе…

— Иначе бумаг Мракобоя не видать! — досказал Зюзин.

— Молодец!

Когда вышли из спальни, Сандра уже ждала собранная. Нищему собраться только подпоясаться. Надела кроссовки и вуаля. Вопрос долгого собирательства женщин всего лишь миф, придуманный мужчинами. Вообще мужики много чего про баб навыдумывали. О многих приписываемых им причудах женщины даже не догадываются.

Когда они вышли, квадрокоптеры разлетались по небу словно осы летом. Мужчины в ярко оранжевых куртках сматывали то ли трубы, то ли кабели. У половины из них на куртках были надписи: «Мосмусор», у других почему-то «мослифт».

— Собрали все что есть и в большой спешке! — извиняющимся тоном произнес Зюзин.

На майоре смущенно загорелась пара-тройка лазерных прицела, но благоприобретенные опции моментально их загасили.

— Снайперов разве не убрали? — озадачился Зюзин и крикнул. — Немедленно уберите стрелков! Приказ генерала Мельника!

Зюзин с Кларой и Бекк с Сандрой беспрепятственно дошли до машины. Видно начальству сильно хочется бессмертия, раз их сразу не шлепнули. А допросить можно и мертвых. Бекк слышал, что аналитический отдел в столице давно разрабатывает схемы по выемке информации из мертвого мозга.

Хорошо, что они не знают про Сандру, давно бы завалили и выпотрошили как тушку.

— Куда едем? — спросил Зюзин, которого Бекк усадил за руль «икс рея». -Если у тебя и есть план, то сразу скажу, что он дерьмо!

— Есть ли у меня план? У меня есть два плана! — успокоил Бекк.

Кто зайдет за Периметр.

Бекк про Петиметр слышал. МКАД был превращён в практически непроницаемый сплошной блок пост. На всех пересечениях бетонные заграждения, огневые точки и подразделения русгвардии. Мышь не проскочит. Майор Бекк знал об этом и все равно ехал. По одной тривиальной причине. У него не было другого выхода. Он хорошо выспался в доме у Зюзина и проснулся в хорошем расположении духа.

— Нас убьют! — понял он. — Встреча с Петручи и разговор по душам был нашим последним шансом отдать бумаги полюбовно. Мы не отдали, и теперь вопрос содержания бумаг отпал. Даже если там тянет на несколько Нобелевских премий. Актуализировался совершенно другой вопрос. Даже не вопрос. Проблема. Проблемища. Теперь стало важно, к кому попадут бумаги Мракобоя. Ведь это важно, кто станет наместником бога на земле. Ну или бессмертным Капитаном. Столичные генералы примерили всяк на себе капитанский мундир и поняли, ему будет худо, если мундир достанется хозяину соседнего кабинета. Решение напрашивалось, само собой. Гасить. Нет бумаг, нет проблем.

Они ехали по Профсоюзной в сторону МКАД. Петручо за рулем.

— Скоро кольцевая, там нам всем конец! — с кислой миной сообщил он. — Моим вездеходом там подтрутся!

— Не говори гоп! — строго сказал Бекк.

— Эта поговорка сейчас неуместна! — заметила Сандра. — Может, стоит остановиться?

— Остановимся, они нас с квадриков бомбами закидают! — паниковал Зюзин.

— Что же нам делать? Останавливаться нельзя, а если не остановимся, то умрем!

— На посту в нас не будут бомбами кидаться, и мы еще поживем некоторое время!

— Очень короткое! — уточнил Зюзин. — Не у кого нет ощущения, что мы все мечтаем, чтобы ехать до кольцевой как можно дольше, а еще лучше не доезжать вовсе?

— Будешь тоску нагонять, точно у меня не доедешь! — пригрозил Бекк.

Но подумал, что некий резон в словах коллеги имелся.

Но до Периметра они все же доехали.

МКАД пересекала Профсоюзную по эстакаде. Прямо под эстакадой была навалена куча бетона. Неизвестно, сколько ушло плит, возможно целый эшелон или два, но Профсоюзная была перекрыта намертво. Перед нагромождением в капонирах стояли танки и еще по мелочи. От стрелков отделился и приблизился один из бойцов. Был он предельно вежлив. На «вездеход» только взглянул и указал на боковой въезд на МКАД.

— Будьте любезны! — произнес он напоследок.

— Премного благодарны! — раскланялся Бекк.

Они поднялись по въезду на эстакаду, но ее не увидели. Машина оказалась в тупике из бетонных плит.

— А я предупреждал! Вы меня погубили, суки! — запричитал Зюзин.

Не гася мотор, он открыл дверцу и выскочил. Его сразу сбили с ног появившиеся гвардейцы и закрутили руки.

— Я капитан! — крикнул он, ему и за капитана добавили.

— Что мы сидим? — в нетерпении выкрикнула Сандра.

— Сейчас этого мудака скрутят, ажиотаж спадет и пойдем разбираться! — сказал Бекк.

Разборка на Периметре.

Допрос вел холеный подполковник с соответствующей фамилией Вальяжный.

— Аристарх Венесович, мне присутствовать? А то мне на пост надо! — отпросился лейтенант.

Вальяжный по-барски махнул рукой, отпуская и оставаясь с Бекком и Сандрой один в кабинете, что в дальнейшем оказалось для него непростительной ошибкой.

Звание подполкана получают не раньше 40-ка лет, Вальяжному было не более 35-ти. Ясен пень, социальный лифт, который не для всех. Бекк не любил таких выскочек. Профессионализма ноль, и они обожали оскорблять людей.

Вальяжный повертел в руке «вездеход» и спросил:

— И что тебя понесло за Периметр, Зюзин?

Понятное дело, он не мог обращаться к незнакомому человеку на вы.

— Я не Зюзин! — скромно заметил Бекк. — Посмотрите фотогр…

— Заткнулись оба! — гаркнул подполкан.

— Я ничего не говорила! — нахально парировалаСандра.

Умничка, похвалил про себя Бекк. Подполкан был иного мнения.

— Шалашовка! — он презрительно оттопырил губу.

У Бекка сложилось мнение, что он старательно копирует человека не своего возраста.

— Повторяю вопрос, Зюзин! С какой шпионской целью вы проникли за Периметр?

— Ни с какой! — пожал плечами майор. — Мы отдыхали в Москве, посетили интересные места… всякие, и вот решили вернутся домой, в столицу, в мой коттедж на Персиковой улице. Персиков там нет, зато на въезде дежурит сторож, который гарантировано не пустит всяких идиотов на участок.

Вальяжный не возмутился. Не заорал, брызгая слюной. Этот шел по карьере как по лестнице и приобрёл способность жалить по-тихому аки змея.

— А что ты скажешь, Зюзин, если я прикажу отмудохать тебя до полусмерти, а твою шалашовку по кругу пустить? Как тебе такое? Бойцы мои по месяцу без увольнений, уже розетки трахают. Так отдуют, любо-дорого посмотреть. Думаешь, шучу? Специально для тебя, наглая твоя рожа, могу провести экскурсию в обезьянник. Есть у меня парочка, они там сейчас голышом лежат в обнимку, голубки, только им не до любви сейчас и надолго. У него все яйки синие, а она сидеть пока не может. Вот такие издержки, — и он широко осклабился, на мгновение вся холеность исчезла и проступило нечто волчье.

— Вы негодяй! — воскликнула Сандра.

Бекк остановил ее движением руки.

— А как же соблюдение закона, товарищ подполковник? Протоколы, понятые, суд на конец.

— Тут я суд и понятые, понял? — Вальяжный вернул себе нормальный вид, успокоился, побарабанил пальцами. — Все равно ведь все расскажешь, Зюзин!

Чего-то Бекка начала сильно раздражать фамилия напарника.

— Может, перестанешь сраться и есть желание сотрудничать с органами?

У Бекка имелось только одно желание-обхватить подполкана за башку и как следует приложить о его собственный стол. Стол был из старых запасов, видно натащили из близлежащих домов. Дубовый вроде. Прочный и непоколебимый.

— Так есть желание, сволочь? — крикнул Вальяжный.

— Есть! — кивнул Бекк.

Он пригнулся вперед, точно на самом деле что-то хотел сообщить по секрету, подполкан инстинктивно двинулся вперед-и Бекк тотчас поймал его на встречном движении, обхватил упрямую башку всей пятерней и приложил об стол, как и мечтал.

Раздался громкий стук. Вальяжный сразу вырвался и выпрямился, продемонстрировав армейскую выправку, точно кол проглотил. Нос его был сломан и смотрел сильно направо. Сквозь разрыв в верхней губе просматривались зубы, заимевшие крутой наклон вглубь. Это были хорошие свои зубы, хотя бы потому что их корни проткнули и торчали из десны. Брови Вальяжного посекло скрепками и канцелярскими иголками. Одна из иголок плавала в глазу.

Сандра чтобы не закричать, закусила свой кулак. Подполкан бывший некогда вальяжным господином, скромничать не стал, открыл пасть и издал рев смертельно раненного и от этого еще более опасного медведя гризли. Сам Бекк эту сволочь не видал, имеется в виду гризли, по понятным причинам^[56].

Но знающие люди говорят, что хуже может быть только пьяная теща с ножом.

Бекк понял, что у них осталась пара секунд до того, как в допросную ворвется конвой.

Никакого насилия.

Когда майор Бекк достал прекаират, и лицо Вальяжного стало перекраиваться обратно, тут уже не выдержала Сандра и издала сверхзвуковой визг. Зубы подполкана вернулись обратно на место. Распоротая десна срослась. Губа заштопалась. С бровей посыпались скрепки, из глаза выпала иголка. Вид у Вальяжного был обалделый.

За дверью кабинета дежурил ефрейтор Старовойтов. От того, что был лишь в звании ефрейтора, жизнь казалась прожитой зря. Да еще сержант Шарипа подначивал в любое время дня и ночи.

Вот и в этот раз проходя мимо дал щелбана. Никогда гад мимо не проходил. Ни дня без пенделя. Солдатский хлеб. И всего на полгода раньше призвался. Но придурок конченный. Все молодые от него стонут.

Заслышав крики и визги, Старовойтов сорвал с плеча автомат и ввалился в кабинет, где застал вполне пришедшего в себя господина подполковника. В тот же момент прекаират, нуждающийся в подзарядке, разом отключил в голове бойца рецепторы головного мозга, отвечающие за сдерживание импульсивных действий в височных и лобных долях. То есть если в кабинет вошел вполне адекватный боец первого года службы, а уже вышел агрессивный деградант с органическими необратимыми повреждениями мозга.

Первым делом он догнал сержанта Шарипу.

— Ты чего, Рюрий? — спросил тот насмешливо.

Сумасшедший с неописуемой яростью ударил его в голову прикладом, почти снеся последнюю с плеч. Голова повисла на коже и мясе, но псих настойчиво ее отделил.

Часовой увидел, что некто несет оторванную голову, на лице которой застыла насмешливая улыбка. Боец был тертый, так что не стал кричать руки вверх и давать предупредительный выстрел. Он без затей выпустил в психа весь рожок. Даже получив множество сквозных отверстий, псих продолжал еще некоторое время двигаться.

В кабинете Вальяжного продолжалась та еще драма. Подполкан недоверчиво ощупал лицо, даже глянул в зеркало. Потом посмотрел на сидящего напротив, как ни в чем не бывало Бекка.

— Вы за это ответите! Что вы себе позволя…

Бекк взялся пятерней за его затылок и с новой силой приложил многострадальное лицо об стол. Вальяжный снова выпрямился как кукла неваляшка и безуспешно пытался втянуть носом воздух. Нос в очередной раз был сломан, и обе ноздри забиты органикой. Верхняя губа порвана до носа. Одна бровь вместе с глазом висела на лоскутьях мышц.

Сандра визжала не переставая, когда Бекк снова достал прекаират.

В это время дежурный взвод был поднят по тревоге. В кабинет вбежали сразу два бойца и почти одновременно спятили. Они выскочили в коридор и открыли беспорядочную стрельбу. Возможно убив друг друга, либо их пристрелили еще остающиеся нормальными бойцы.

Вальяжный снова был целенький как новенький рубль. Бекк вздохнул и снова взялся за его голову.

— Господи, я больше не могу! Я все подпишу! — подполкан плакал навзрыд как ребенок.

— Добро! — вместо удара Бекк погладил его по голове.

Звонок.

Им вернули личные вещи и машину. Их даже проводили до выезда с КПП. Они съехали по эстакаде и снова покатили по Профсоюзной. За рулем Зюзин со свежим фингальчиком на скуле. По обочине потянулись газоны с отдыхающими бойцами. Вид у них был обалделый. Ведь впервые с той стороны хоть кто-то выехал вообще.

— Ты страшный человек, Алекс! — нарушила Сандра молчание. — Как ты поступил с тем штабистом! Не ожидала от тебя этого! А теперь…

— Что теперь? — быстро спросил Бекк.

— Теперь я тебя боюсь. Знаешь, какое у тебя было лицо?

— Перекошенное? Злобное?

— В том то и дело, что нет. Оно у тебя было обычным. Точно происходящее совсем тебя не трогало. Я словно увидела тебя настоящего. Словно сорвали маску. Я поняла, что совсем тебя не знаю. Кто ты, Алекс?

— Майор межгосударственной безопасности, участник боевых действий в Париже и Лондоне! — должен был ответить Бекк, а вместо этого изобразил противную даже самому себе ухмылку и сказал. — Кидала, погоняло Клещ!

— Клещ бы усрался и сдал всех золотопогоннику! Но я бы хоть знала, что от тебя можно ждать! А теперь я не знаю! — она развела руками. — Завезешь в кусты и всех завалишь!

— Не говори ерунды! — оборвал Бекк.

Разговор становился неприятным. Он всех спас, а теперь должен выслушивать нравоучения сопливой грубой девчонки. В глубине души против воли поднимался шепоток. А ведь девчонка права. Он никогда не показывал свое истинное лицо, не имел права. Правда, всегда считал, что оно у него мужественное и даже героическое. Гордился этим, только никому не признавался. И оттого что не признавался, носил в себе, ему становилось еще приятнее об этом думать. Неизвестный герой среди вас, олухи.

А потом вдруг расслабился, даже не расслабился, не до этого было, вошёл в боевой режим и все такое, и прокололся. Показал настоящее лицо, и оказалось, что оно не настолько приятное, а даже наоборот, вон девчонка испугалась. А ведь она многое видела, с бандитами спала, от бандитов удирала.

Некстати вспомнились слова Вершинина, сказанные им в запарке и в пылу спора, именно тогда и проскальзывает в словах правда. А сказал Палыч:

— Если я когда-нибудь встану на твоем пути, ты ведь убьешь меня!

И ведь ответить нечего. Хотя вопрос конечно провокативный, Палыч мастак задавать такие. Например, Палыч поимеет намерение внедрить себя в бункер Вечного с целью взорвать оный. Это одно. А если Палыч в разодранном тельнике будет выносить ребенка из-под танка^[57]?

Вопросы из разных нравственных категорий, но с точки зрения Сандры, требуют одного и того же однозначного ответа.

От размышления его отвлек звонок сотового. Номер не высветился, вообще аппарат оставался темен, даже экран не загорелся. Судя по косвенным данным звонил кто-то из кураторов, а именно Задерихина, шайтан ее задери.

— Сваливаешь? — раздался ее голос с хрипотцой, надо же, девка видная, тема сисек раскрыта, а голос словно у прокуренного тракториста. — Правильно делаешь! Твоего дружка Вершинина сегодня закрыли в Бутырку!

Бекк сунул ногу в управление и ударил по тормозам. Машину занесло в бок, истошно завизжали раздираемые покрышки.

— Что ты делаешь? — закричали Зюзин и Сандра в один голос.

Он сам себе задавал тот же вопрос.

Это ловушка! Они хотят, чтобы ты не уезжал! Говорил он себе, но знал, что это не поможет.

Подполковник Вальяжный первым увидел возвращающийся «иксрей».

— Это не люди, это суки какие-то! — ругнулся он и, велев пропустить автомобиль, опрометью кинулся к себе и заперся в кабинете.

Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16.

В МВД майора Бекка не пустили. Облезлое здание в 5 этажей осталось неприступной крепостью.

На воротах стоял танк и часовой. Загвоздка оказалась в часовом. Бегло проглядев ксиву, он заявил:

— Пускать не имею права! Должен был специальный допуск! Это такой автомобильчик на удостоверении!

— Послушай сюда, автомобильчик! — сказал Бекк, безынерционно заводясь. — Я майор межгосударственной безопасности! Занимаюсь вопросами безопасности страны на международном уровне! И что? Я не имею права зайти в российское министерство?

— Ничего не знаю!

— Пошли отсюда! — Зюзин потянул его за рукав. — Меня сегодня уже били!

Бекк предпринял еще одну попытку. Взял у Зюзина рацию и связался с куратором.

— Я знала, что ты позвонишь! — издевательским тоном протянула Нина Задерихина. — Знаешь, почему? Потому что ты ни на что не годен, Бекк!

— Мне нужен допуск в МВД!

— Ага! А мне нужна путевка на курорт Сочи!

— По моим данным в МВД находится часть бумаг Мракобоя!

— А по моим данным ни хрена там нет!

Бекк понял бесполезность своих потуг и мстительно сказал.

— Когда я найду бумаги, не забудь повторить эти слова в военном трибунале!

И выключил рацию, прервав ультразвуковой визг.

— Добро получено! — заявил он.

— Да? — недоверчиво протянул Зюзин. — Что-то я не слышал!

Бекк уже шел к часовому, протягивая выключенную рацию.

— С вами хотят поговорить!

От неожиданности тот протянул руку, а не выстрелил. Бекк стремительно сократил дистанцию и слегка его придушил, пока тот не заснул.

— Ты чего, опупел? — ошарашенно уставился на него Зюзин. — Нет, мы так не договаривались! И меня тут вообще не было!

— Ключи! — Бекк забрал у него ключи от машины.

— Как же я в Москве и без машины? Я тут и часа не проживу!

— Вон, в танк полезай! — посоветовал Бекк.

2 этаж.

На вахте никаких документов не спросили и даже благосклонно подсказали, что главное следственное управление находится на втором этаже. Бекк вежливо поблагодарил… бога, что не пришлось никого валить и увлек за собой Сандру. Девушка немного была не в себе от кучи ментов, кучкующихся в одном месте.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и с ходу устремились в кабинет Тартаковского. Замначальника имел болезненного вида желтую кожу и носил квадратные очки, чем напоминал иноагента Власова. Он бегло глянул на удостоверение Бекка и сказал:

— Не понимаю необходимости вмешательства столицы в расследование!

Бекк прикинул, что возможно те же слова он говорил и Вершинину.

— Дело иноагента Вершинина находится на особом контроле! Большего я вам сказать не могу в интересах следствия!

О, как! Подумал Бекк. Уже иноагент. А там пришьют госизмену и висеть нашему Палычу на… Он задумался, на какой из площадей Москвы повесят его друга.

— Я бы хотел побеседовать со следователем, ведущим дело! — заявил Бекк.

— Это сколько угодно! — великодушно разрешил Тартаковский, и его великодушие майору не понравилось.

Он словно попался на удочку и высказал просьбу, давно ожидаемую и заранее оговоренную.

— Следователя Наволоцкого ко мне в кабинет! Срочно! — приказал Тартаковский в селектор.

Через пару минут в кабинете материализовался напомаженный и наодеколоненный красавчик, затянутый в узкую пиджачную пару. Сандра недовольно сморщила носик, как представитель криминального мира она презирала педиков.

— Покажите майору межгосударственной безопасности материалы дела Вершинина! — велел Тартаковский.

— У меня совершенно нет времени! — взмолился тот. — Дело завскладом Альфа в суд передаю!

— Я про это дело уже месяц слушаю! — взорвался замначальника. — Иди и покажи товарищу майору дело Вершинина!

— А по завскладу Альфы помощника дадите? — нахально спросил Наволоцкий.

Тартаковский медленно возвысился над рабочим столом.

— Понял! — Наволоцкий поник и попятился к двери.

В коридоре он приобрел свой обычный лоск.

— У вас тоже начальник зверь? — спросил он.

— Еще хуже! — успокоил Бекк. — Нам бы документы!

— Прошу! — Наволоцкий пошел впереди, они за ним.

Идти оказалось недалеко, кабинет располагался на том же этаже.

В кабинете следака плыл сладковатый аромат безумно дорогой туалетной воды «Скандаль пур Ом», стояли цветочки на подоконнике и фотографии кошечек на рабочем столе. Наволоцкий достал папку из ящика стола и передал Бекку.

— Материалы секретные, будете читать в моем присутствии! — предупредил он.

Секретные материалы были в пыли, к папке прилипла дохлая муха, следак так и передал. Судя по всему, муха прилипла давно.

Ничего, мы не гордые, подумал Бекк. Уселся на стул и раскрыл папку. На первом листе список иноагентов, проникших на секретный объект номер один по подложным документам. Фотографии.

Бекк потерял дар речи. Потянул один из снимков на свет.

— Этого не может быть! — вырвалось у него.

Новослободская 45. Сизо № 2 УФСИН России по городу Москве (Бутырская тюрьма).

— Заключенный Вершинин доставлен! — доложил сержант внутренней службы.

— Заводи! — разрешил Бекк.

В комнате для допросов он находился один. Таково было условие заместителя начальника по режиму. Впрочем, лишние уши ему были без надобности. Что Сандры, что, тем более, Зюзина. То, что он собирался озвучить было самой настоящей дичью. Нонсенс. Парадокс. Или еще хуже. Чистейшей незамутненной шизофренией.

Вошел Вершинин. Это было шоу. В темной брезентовой робе, на голове кепка-феска.

— Заключенный Вершинин прибыл! Статья 275! Госизмена! — доложил он.

— Кончай придуриваться! — Бекк порывисто обнял его. — Господи, как я рад, Палыч, что тебя не завалили!

— А уж как я рад!

Это был он. Ничуть не изменился. Только приобрел неповторимый тюремный аромат.

— Как здесь? — спросил Палыч.

— Служебная командировка!

— Понятно! Гостайна! Нефть ищите?

— Палочные до шуток! У меня мало времени! Я вообще не должен быть здесь!

— Я уж тем более не должен!

Вершинин внимательно посмотрел на друга.

— Ты же не думаешь, что я на самом деле предал Родину?

— Что за чушь! — возмутился Бекк. — Но поговорить с тобой надо!

Он предложил сесть.

— Уже настораживает! — признался Вершинин. — Этакий холодок по спине!

— Дошутишься!

— Это что? Угроза?

— Это реальность, данная нам в ощущении!

Они молча посидели за привинченным к полу столом. Бекк не представлял, с чего ему начать.

— Да с чего-нибудь уж начни, будь добр! — поторопил Вершинин.

— Ты что, мои мысли читаешь? — брови майора поползли вверх.

— И не только мысли! Имеется у меня еще одна благоприобретенная способность, но о ней я тебе расскажу позднее! — похвастал Вершинин.

— Кстати, о вновь приобретенных вещах! Я конечно понимаю, что человек ты сложный, легких путей не ищешь и любишь всякие приключения на свою пятую. Но как тебя угораздило связаться с цельной ДРГ^[58]?

— Только не надо меня лечить! Я уже взрослый мальчик! И звание имею!

— Это из-за Эвы? — задал Бекк прямой вопрос.

Но Вершинин и не думал увиливать.

— Узнал все-таки! — недовольно произнес он. — Ну связался я с французами и связался. Теперь какая разница? Нет, всё тебе надо докопаться до истины! Как твой генерал спокойно спит с таким подчиненным?

— Оставим моего генерала в покое! — холодно произнес Бекк. — Спит он спокойно, кушает свекольный суп, имеет ежедневный стул. Перейдем к твоей Эве Бертлен!

— Еще раз прошу, оставь ее в покое! — взмолился Вершинин. — Ну хотя бы ради меня!

— Как раз ради тебя и не могу! — Бекк собрался с духом, до сих пор ему как-то не доводилось сообщать настолько странные вещи. — Я имею точные данные, что сотрудник французской разведки Эва Бертлен расстреляна в Парижской тюрьме год назад!

Дознание.

Он ожидал всего и в несколько этапов. Сначала возмущение и неприятие. Затем сомнение. А уже после горькое признание истины, истерика. Крики какие Палыч мог выдать.

Бекк знал, что все так и будет, а когда не стало, испытал настоящее потрясение.

Вершинин не стал ничего кричать, а тем более истерить. Молча сидел и смотрел вверх на решетчатое окно. Лицо невинное как у ребенка после сна. Бекк не любил, когда у его друга было такое лицо.

Майор тоже помолчал, уже потом удивился, как медленно до него доходило. А потом ДОШЛО.

Лицо у него одеревенело, с глазами тоже что-то нехорошее происходило, они как бы норовили вылезти из орбит.

— Ты… знал! — каркнул он, голос тоже не поддавался, хрипел, рвался и действительно более походил на карканье, Бекку потом сделалось очень стыдно за минутную слабость.

Вот ведь штука. Думал, кореша в неудобняк поставить, а сам сел в лужу хорошо, основательно, по самые брови.

— Как же так, Палыч? Как ты мог? — чуть не плача проговорил майор^[59].

Палыч продолжал говорить тихим голосом. Будто сам с собой разговаривал. Может так и было. Доселе у него не было необходимости объяснять собственные поступки.

— Встаю иногда утром и по привычке зову жену или Сашку. Потом правда сразу все вспоминаю. И Сашку в белом костюме на заплеванном асфальте, и рвущие душу слова Татьяны. Я по утрам обожаю яичницу и кофе со сгущенкой. Вот сижу, ем в пустой кухне, и каждый глоток отзывается эхом. Поверь, не чую никакого вкуса после этого. Пантанал восхитительный проект, волею случая мы уже давно части его, а я вот сижу и думаю. На хрена! Не заводят меня сейчас грандиозные эксперименты над человечеством. Я все понимаю. Великолепная инопланетная мысль плюс высочайшее по мастерству и масштабам воплощение. И оно меня не трогает. Ну и что. Выбрал меня Проект и ладно. Качусь по инерции — Париж, Лондон, вот теперь Москва. А сам думаю, интересно, когда я сдохну. Тривиально отдам концы. Отойду в пустом гостиничном номере, или дома, который перестал быть домом. Разве это дом, который ненавидит тебя и твое чавканье по утрам. Который не ждет по вечерам. Да и некому там ждать. А потом появляется Эва! — Палыч впервые грустно улыбнулся. — Тогда в Париже мне не хватило двух суток, чтобы вытащить ее из тюрьмы. Я не успел. Не успел, как всегда. Я знал, что ее симпатия ко мне всего лишь игра французской разведки. Ну и пусть! Я хочу, чтобы со мной играли! И потом, когда я увидел ее здесь, я сразу все понял, но мне было все равно. Хоть день, хоть еще одна ночь, но мои! Какое счастье было прижать ее к себе, вдохнуть запах, услышать ее голосок. Это как вернуться в прошлое. Ее нет, говорил разум, но вот же она, говорило сердце. Я поверил в чудо. Я, старый дурак, поверил в чудо как мальчишка. Но как нам тогда понять цели Пантанала если мы не будем верить в чудеса? Мы слишком логичны, слишком зашорены. Законы физики, арифметика, а прим равно б прим. А что если кроме этого есть что-то еще? А что если чтобы понять, надо самому сойти с ума?

Бекк молча выслушал тираду, которая судя по желвакам ему безумно не нравилась.

— Про ум ты вовремя вспомнил! — проговорил он. — Ты в курсе, что тебе расстрельная статья светит?

— Ты меня спасешь!

— Я бы не стал утверждать это так уверенно. Я конечно толерантно отношусь ко всякого рода уголовникам, но за госизмену… Извини.

Палыч придвинулся, сунул майору записку и прошептал.

— Резидент Пантанала велел принести пробы от саркофага. Они будут интересны вашим аналитикам. В маляве указано место, где я их спрятал.

— Ну, Палыч! — вырвалось у майора. — Умеешь ты мотивировать! Но вытащить тебя будет сложно!

Палыч беспечно улыбнулся.

— Это как раз легче легкого. Сделай так, чтобы мне разрешили прогулки. И еще. Узнай с какой стороны забора есть высокое дерево!

25. Мракобой

Озерковская набережная, 44.

Я ушел из кальянной ночью. Шел по обочине улицы, прижимаясь к стенам домов, отмечая разительную перемену, произошедшую с городом. Москва погрузилась во тьму. Едва отошел от кальянной словно попал в каменный век. Никаких машин, визжащих покрышками на поворотах. Клаксонов. Пьяных криков спившихся граждан. Либо гортанных приветствий мигрантов. Опять же. Без песен на плохих проигрывателях «Я без тибя ни магу!».

Шум был, но другого порядка. Стреляли. Вдалеке бухали одиночными. Пару раз уже ближе раздавались истошные крики, нехорошо оборвавшиеся. На стенах метались блики от далеких пожарищ. Все попавшиеся на пути сетевые магазинчики были как один разграблены.

Я сунулся в один, и едва не наступил в темноте на покойника. Трупы стали встречаться и на улице.

Шуша нашлась! Наверняка ушастый скрывался неподалеку, опасаясь подойти к дурно пахнущей кальянной. А стоило мне отойти, как шерстяной обнаружился на подоконнике ближайшего дома. Сидел в полной неподвижности, изучая меня черными бусинками глаз. Уж как я был рад. Стиснул ушастого, прижал. Тот сразу вывернулся, спрыгнул и стал вылизывать шкурку. Шиншиллы терпеть не могут следы от жирных рук. А все руки людей для них жирные. Шиншиллы и купаются не как все в воде, а в пыли. Шкурка у них чрезвычайно густая и от воды не просушивается.

От покойников Шуша шугается сильно. Я сначала не понял почему. Потом углядел сидящую над трупом огромную крысу. Прикрикнул на нее, в ответ она оскалила огромные окровавленные клыки. Укусит, и куда я потом денусь. Оптимизированной медицины более нету.

Вскоре услышал плеск воды и вышел на Озерковскую набережную к водоотводному каналу. Где-то здесь должны были быть переброшены мостки, но в темноте ни черта не было видно. Решил подождать до утра.

Рядом в полной темени возвышалась многоэтажка. Я обошел ее со двора. Все подъезды были закрыты железными дверями, но без электричества их функция превратилась в проформу. Шуша незамедлительно шмыгнула в первый попавшийся подъезд.

Первый этаж я пропустил. Заметил, что все окна зарешечены, так что в случае шухера не оставалось другого выхода. На втором тоже были железные двери, но все распахнуты. Никаких следов взлома я не обнаружил. Жильцы сами оставили свои квартиры открытыми, чтобы мародеры не портили замки.

Я выбрал дверь потолще и вошел. Шуша как всегда стремительно ворвалась поперед батьки и мигом втерлась в первую попавшуюся щель между мебелью и стеной. Я всегда удивлялся, как залихватски она это проделывает, а ведь попец у нее дай боже.

С другой стороны, раз Шуша ничего не почуяла, знать в квартире нет чужих. Я запер дверь и наскоро осмотрелся вновь приобретенным ночным зрением. Квартира оказалась целехонька. Девайсы, мебель, керамогранит напольный в идеальном состоянии. Огромный матрас Аскона белейший как снег и даже не обоссан. Сколько я потом встречал их обоссанных, исполосованных, вывернутых наизнанку, словно кто-то мстил за прошлую жизнь именно матрасам, словно белые пружинистые матрасы Аскона и были символом утраченного комфорта.

Именно на этом чудесном матрасе я и нашел упокоение на ночь. Полежал, слыша быстрые мелкие шажки Шуши по керамограниту. Пару раз ушастый поскользнулся и навернулся, видно попу занесло на повороте. А потом провалился в сон.

Утром разбудил меня шум подъехавших машин.

Сумитская стрелка.

Геликов было два. Мерседес-Бенц Жи-класса он же Жи-ваген (или гелентваген) столь же обязателен для бандитов, как и грузовик зил-130 для строителей. Машины стояли на набережной, неэстетично вразнобой перегородив улицу. Я почему-то уверовал, что и внутри машин имела место неэстетичная свалка и вонючий запах.

Из машин выбралось четверо бородачей и одного я сразу узнал. У нас в доме меняли лифты, которые и так находились в неплохом состоянии, но Босянин решил иначе. Звали его на А. Амир? Амик?

— Салам валейкум, Амид! — поздоровался приехавший.

Почему и как я запомнил Амида? Уж больно рожа у него была страшная. Вся перекошенная и в перекосе застывшая. Этакая маска жути. Называется неврит лицевого нерва. Полное ощущение что человек один раз уже полностью умер, увидел на том свете нечто страшное и вернулся.

— Валейкум ассалом, Джан! — поприветствовал Амид.

За что уважаю восточных людей, так за вежливость и взаимное уважение. Никогда не крикнут на бегу «привет», обязательно остановятся и салам алейкум. Руки жмут обеими руками. Ладошку к сердцу прикладывают.

Почему я Амида запомнил тогда? При замене лифтов оставались старые лифты: стальная арматура, электродвигатели с медными обмотками, огромные железные шестерни-тонны и тонны металла. Умельцы во главе с Амидом все это втихаря сдавали. Кило меди 400 рубчиков, сталь по полтинничку. Жильцы только посмеивались, а ведь лифты по закону принадлежали жильцам.

Я тоже подхихикивал. Какие шустрые ребята! Лифты 3 месяца меняют, никак не сменят, а тут и бригада в полном составе, и машину нашли и влет загрузили.

Один только Егоров выступил. Да что с него взять? Алкаш и вечно всем недовольный. Орал на весь двор:

— Понаехали! Я найду на вас управу!

Пропал потом. Вышел из дома и не вернулся. Никто его особо и не искал. Участковый бумажку составил, и месяца не прошло, в егоровской однушке уже жили не пойми кто. Сто хозяев сменилось. Слухи ходили, Амид квартиру перекупил и по часовой сдавал.

И вот теперь такие замечательные культурные люди встретились. Я ничего не имею против сумитов, здороваюсь за руку со знакомыми продавцами (здоровался), но Амид даже среди своих выглядел бандюганом.

— Слышал, Аксацев пригласил тебя никах^[60] молодым читать? — спросил Амид.

— А тебе какое дело, Амид? — с напором спросил Джан.

Видный сумит. Высокий седовласый. Все в нем словно в противовес Амиду. Особенно благообразное лицо.

— Не делай этого, как брата прошу! — сказал Амид.

— Приглашение Аксацева большая честь для моего рода! — возразил Джан.

— Аксацев не один в городе! Многим эта свадьба не нравится!

— Что ты говоришь? Кому это она может не нравиться? Это богоугодное дело! В смутное время два сильных тейпа должны объединиться и быть вместе!

— В наше смутное время самое главное правильно выбрать чью-то сторону.

Стрелка быстро набирала обороты. Что-то мне говорило, что сейчас начнется небольшая драчка, но дальнейших событий даже я не предугадал.

— Э, Джан, зачем нам сориться? — Амид шагнул вперёд и приобнял собеседника.

Один я заметил, как в руке Амида блеснул нож. Быстрым движением убийца полоснул несчастного по горлу, после чего с отвращением оттолкнул истекающую кровью жертву от себя.

Приехавший с Джаном растерялся, видно не ожидал такого сюрприза перед свадьбой, приехали поговорить о торжестве, а их начали резать как баранов, и потерял несколько драгоценных секунд. Сунул руку за оружием.

— Не надо! — покачал головой Амид и ткнул ножом аксакалу под бороду.

Ударила тугая струя крови, от которой Амид снова с отвращением уклонился.

— Испачкались, ага! — приехавший с ним наклонился и платочком обтер его лаковые туфли.

От ужаса и одновременно обыденности увиденного у меня на время исчез слух. В полном безмолвии убийцы сбросили трупы в канал, а потом уехали на двух геликах.

На дороге остались лишь маслянистые лужи крови. Они так блестели на солнце, что я подумал, что должно быть Амид чистит штиблеты человеческой кровью, раз они так блестят.

И меня стошнило.

Человек в кожаном пиджаке.

Признаюсь, на некоторое время я потерял бдительность. Вернее, мне стало все равно. Не в первый раз при мне убивали людей, но тут видно накопилось. Меня охватило настолько вселенское равнодушие, что, когда послышался шум приближающейся машины, я даже не пошевелился. Мне было все равно, убьют меня или нет.

Позднее я понял, что это не совсем так. Вернее, совсем не так. Моя шкурка была мне дорога. Что это было тогда? Притворство перед самим собой? Или очередное требование жалости со стороны вселенной? Стыдно мне стало потом.

Но все же нехорошее предчувствие царапнуло. Это был гелик Джана, захваченный бандитами. Рыпаться было поздно, сумиты меня уже заметили. Машина залихватски затормозила в нескольких метрах. Клацнули дверцы, и с двух сторон выбрались двое бородатых.

— Смотр, Агиф, Шам оказался прав! За нами следили! — сказал один.

— Шам всегда прав, это меня и напрягает, Бага! — ответил тот.

— Ну зачем так грустно? — ухмыльнулся Бага.

Бандит не спеша подошел, и вместе с ним подошла смерть. Я чуял это всей кожей, и мое дурацкое самолюбование напрямую было виной этому. Надо было спасаться, забиться в щель, а не заниматься вселенским нытьем. Но теперь все кончено. Сколько мне осталось жить? Пара шагов? Никогда еще мне так страстно не хотелось жить. Но как говорится, сам дурак. Лежал и ныл, ждал по обыкновению, что кто-то пожалеет. Забыл, что вся жалость мира уже закончилась, а от слова жалость, уцелело только жало.

Смакуя мой страх, Бага достал нож, длинный и остро заточенный. Сталь зло бликанула на невидимом из-за облаков солнце. Бага пил мой ужас словно нектар.

Я молил о чуде и чудо свершилось.

Из-за гелика быстрым шагом вышел человек в коричневом кожаном пиджаке. У меня что-то случилось со зрением. Психика не выдержала, и глаза видели все неестественно ярко.

— Вах! — вырвалось у Баги. — Агиф, разберись!

И Агиф перегородил незнакомцу дорогу.

Тот не стушевался и продолжал идти на сближение. Уже по одному этому я понял, что драки он не боится и драться умеет, а когда драка все же началась, стало окончательно ясно, что он не простой мужик с улицы, а спецназ там какой или десантник, потому что он пришел не просто драться, а пришел мочить.

Парень с Агифом столкнулись на половине пути до нас, и парень, не останавливаясь, ударил его кулаком в центр лица. Даже не в челюсть, просто в геометрический центр, дал очень сильно, у сумита чуть башка не оторвалась.

Агиф издал влажный звук, будто подавился соплями, ноги его подломились точно у девушки перед сексом, и он повалился наземь, причем проделал это вперед, что опять-таки говорило об умелой акцентированности удара. Теперь ничего не отделяло Багу и незнакомца.

Бага отточенным движением метнул в него нож. Незнакомец шел как шел, не стал уклоняться, а расчетливым движением, словно рассчитанным на компьютере, взял нож из воздуха. Тут же бросил обратно, но стало ясно, что кидает он хуже Баги. Нож угодил сумиту рукояткой в лоб и упал на асфальт. Бага наклонился и схватил его. Незнакомец наступил ему на ладонь, не давая вырваться, а второй ногой резко даванул в районе локтя. Раздался треск. Это не ломались кости, но локтезапястная связка мышц порвалась словно гнилая бельевая веревка. Бага взвыл, но выл недолго. Встречным движением рук противник сломал ему шею.

Агиф тем временем не только пришел в себя, но успел достать пистолет. Сразу выстрелил. Незнакомец уклонился, а я как стоял столбом, так и остался, а как он меня не уложил, одному Великому Луке известно.

Второй раз парень стрельнуть не дал. Выбил оружие, а самого Агифа швырнул на гелик. Пластиковый бампер разлетелся. Тогда парень схватил Агифа, вывернул его словно куклу, чтобы удобнее было бить, и одним сильным ударом в кадык, перебил ему хрящи.

Агиф еще хрипел и корчился на асфальте, когда парень вспомнил про меня и оглянулся. Стыдно сказать, но за все время можно было убежать тысячу раз, но я даже не пошевелился.

— Я не с ними! — быстро проговорил я.

— Я знаю!

— Ты кто? — спросил я.

И он сказал:

— Мракобой! Мы ЕЩЕ знакомы!

Сколько всего Мракобоев.

— Надо говорить УЖЕ! — сказал я. — Но мы не знакомы!

— Я знаю! — бесстрастно оборвал Мракобой. — Садись в машину!

Я подчинился. Парень сел на водительское кресло, завёл мотор, но не тронулся с места.

— Чего стоим? — спросил я. — Они могут вернуться!

Парень предупреждающе поднял палец. Он мало говорил, и говорил немного невнятно. Так говорил бы обученный глухонемой либо человек очень давно не разговаривавший. Но выглядел он прекрасно. Лет 25 навскидку. Высок, красив, строен. Сросшиеся брови делали его неотразимым для девочек. А еще учитывая, как он расправился с убийцами, делало его настоящим Мракобоем.

— Ты появился вовремя, — сказал я. — Откуда ты? Что ты тут делаешь?

— Мы не местные!

Я понял, чего он ждал. В кабину впрыгнула Шуша. Угодила парню на колени, тотчас взвилась в воздух, свалилась тушкой на торпеду, снова взвилась, на этот раз, в направлении лобового. Неизвестно сколько бы продолжалось безумство насмерть перепуганного зверька, если бы Мракобой снова не взял Шушу из воздуха, точно так же, как взял, а не поймал, брошенный убийцей нож.

Небрежно сунул зверька мне.

— Можем ехать! — сказал он. — Нам надо торопиться! У меня позади мало времени!

Опять я ничего не понял. Царапнуло, что он неправильно использует слова.

Водил Мракобой мастерски, проходя повороты с помощью управляемого заноса. Только заметил, что «у аппарата странное управление». Действительно, рычаг выбора диапазона коробки автомат он словно видел впервые, но очень быстро учился.

Я так понял, что мы ехали по направлению к Садовому, но не доехали. Оглушительно стриганула автоматная очередь, пули россыпью легли перед машиной. То ли стрелок оказался никудышный, то ли Мракобой своим сверх чутьём что почуял и свернул, но нас не задело.

Пару раз он свернул и втерся в узкий проход небольшого ресторанчика. При Босянине много таких наоткрывалось, где кормили дорого и невкусно^[61].

— Ехать на машине по Москве это глупая идея! — проворчал я.

— Нам надо быстро! — возразил он.

Вроде все правильно сказал, но сразу видно, что язык ему не родной.

— Что дальше? — спросил я.

В ответ он сделал странный жест, от которого пахнуло далеким детством. Открыл рот и потыкал пальцем.

— Кушать! — уточнил он, чтобы чего не подумали.

— Думаешь, что еще не все разграбили? — сомневался я.

Мы зашли в ресторан. Естественно внутри все разгромлено. Все что можно разбить, разбито. Мебель сдвинута в кучи словно бульдозером.

Мракобой уверенно прошел на кухню, целенаправленно открыл один из шкафов, оказавшийся холодильником и выудил вакуумную упаковку с мясом.

— Ну и что? Я сырое есть не буду! — сказал я.

Мракобой подошел к нефункционирующей из-за отсутствия электричества микроволновке, разорвал пакет и положил мясо в печку. Вы пробовали разорвать вакуумную паковку? Мракобой проделал это с легкостью, словно туалетную бумагу оторвал.

Тем больше я смотрел на него, тем более убеждался, что парень этот не от мира сего. Какого он ко мне привязался? Линять от него надо и чем скорее, тем лучше. Хотя с другой стороны, он меня спас. Плавал бы сейчас в водоканале.

— Там тока нет! — подсказал я.

Не реагируя на мои слова, Мракобой захлопнул дверцу и нажал кнопку пуска. Тренькнул звонок, в кабинке зажегся свет-микроволновка включилась!

— Уже неделю света нет! — озадаченно проговорил я.

— А неделю вперед есть!

Внутри появилось красное свечение. Забрызгал раскаленный жир. Мясо жарилось!

— СВЧ так не работает! — заметил я.

— Кто? — не понял он.

Понадобилось не больше минуты, чтобы мясо было полностью готово. Сожрет ведь, гад, подумал я о нем плохо.

Он протянул все мясо мне.

— Мне еще поздно! — сказал он.

Кто вы?

Пока я насыщался, Мракобой стоял и задумчиво смотрел на улицу.

— Слишком быстро! — произнес он очередную непонятную фразу.

— Кто ты? Ты так и не сказал! — заметил я.

— Я работаю на Альянс! — произнес он так уверенно, как будто это что-то объясняло.

Я еще сильнее ощутил позывы бежать от странного чудика. Возможно он псих. Вон при Босянине сколько психушек позакрывали. В том числе знаменитую 12-ю больницу на Волоколамке.

— Ты ничего не знаешь! — сделал он вывод.

— Так ты ничего не рассказываешь! — возмутился я.

— Ты ничего не знаешь, значит это наша самая последняя встреча!

Я внимательно оглядел его. Ухоженное не по современным меркам лицо, странная одежда.

Точно псих. Из закрытой 12-й.

Сначала я не понял. Мракобой смеялся.

— Ты что? Мои мысли читаешь? — насторожился я.

— Ты сам все в дневниках написал!

— Врешь! Я их только начал! И откуда ты знаешь про дневники?

— То, что для вас будущее, для Альянса прошлое! — пояснил Мракобой. — Твои дневники я знаю наизусть. Правда, дошли они до нас в сильно искаженном виде, потому что в пересказе!

— Но это невозможно! Ты на самом деле из будущего?

— Я из Альянса! — настойчиво повторил он. — Вы двигаетесь отсюда, — он ткнул пальцем в виртуальную точку. — Называете это прошлым. Сюда, — он повёл рукой слева направо. — В будущее! Альянс наоборот, — он провел рукой встречную виртуальную линию. — То, что для вас прошлое, для Альянса будущее!

— Слишком сложно! — признался я.

Он пожал плечами.

— Альянс искусственная структура, специально созданная для того чтобы предотвратить катастрофу!

— Катастрофа уже произошла! Оглянись вокруг! — развел я руками. — Где был ваш Альянс, когда на Москву атомные бомбы сыпались? Когда рухнула Останкинская башня? Когда людей резали как баранов?

— Это прелюдия! Еще не катастрофа! — сказал он серьезно. — Но у нас очень мало времени! Только сегодня!

На его лице неожиданно появилось изображение вселенской грусти. Как в песне. Как будто у него девушка погибла, дом ее сгорел, а пьяный врач сказал, что ее больше нет.

— Ты знаешь, что такое время? — спросил он. — Знаешь, что его раньше не было?

— Я не физик, но насколько мне известно, пространство-время неделимо, и время было всегда.

— Чушь! — уверенно заявил Мракобой. — Время появилось только тогда, когда появилась возможность замечать изменения.

Откровенно говоря, я ничего не понял.

— Меня предупреждали! — горестно продолжал Мракобой. — А ты обижаешься, что я тебе ничего не объясняю.

— Да ты так объясняешь, что ни черта не понятно! — горячился я. — А то! Его предупреждали! Альянс какой-то приплел! И времени оказывается нет! Можешь по-простому объяснить?

— Я попробую! Вот чем закончился мир? Даже вы должны это знать!

— Спасибо! — кисло произнес я. — Даже мы, говоришь? С нашим убогим умишком! Да хрен знает, чем все закончится! Кому война, кому свадьба! В городе ни одного участкового, сумиты режут людей, и никто не знает, что будет через час, не то что чем все кончится.

— Все кончится Большим Взрывом!

— Не кончится, а началось!

— Кому как! Так вот, представь сингулярность-бесконечно плотная и горячая точка! Времени нет, оно и не нужно. Ничего нет кроме неподвижной мертвой сингулярности. Затем сингулярность взорвется и начнет разлетаться на вселенные и галактики. Тогда появится разница в «картинке»-и вот тогда появится и время!

— То есть для вас, для людей из Альянса большей взрыв еще не состоялся? — дошло до меня. — Но вы-то хоть знаете, чем все в конце концов закончится!

Не люди.

— Мы не люди! — признался Мракобой. — Мы Альянс.

— Нашего понимания стало еще меньше! — кисло проговорил я.

— Поток времени у вас так! — Мракобой снова повел пальцем справа налево. — А у нас так!

— Показывал уже! — не выдержал я.

— Мы встретились тут! Это сегодня! — он ткнул пальцем в невидимую точку посредине. — Потом мы снова двинемся каждый в свою сторону!

— Очень наглядно, но опять мало понятно! — был вынужден согласиться я. — То есть время у вас в Альянсе течет наоборот?

— Шайзе! — ругнулся Мракобой. — Ничего ты не понял про Альянс! Время вообще не при чем. Считай, что его нет!

Я вспомнил, как этот большой ученый пару минут назад убил голыми руками двух бандитов, и мне резко расхотелось возражать. На языке так и вертелся вопрос:

— А почему вы задом наперед не ходите?

Вместо этого я спросил:

— Что вам от нас надо?

— Ты! — просто ответил он. — Там! — он указал за спину. — Откуда я пришел, мы встречались. Так получилось, что ты сам стал мной, ты воспользовался моей славой! Теперь для Альянса все равно, кто из нас настоящий! Ты нам нужен!

— Я? — удивился я. — Я не герой! Даже в армии не служил! На вашем месте я бы трижды подумал! Провалить любое дело, для меня плевое занятие! Я вас точно подведу! Нельзя выбрать кого-либо другого?

— Нельзя! — отмел все мои доводы Мракобой. — Времени нет! Сегодня кончается! Я должен проводить тебя на объект!

— Мне некогда! Мне за Дианой надо идти!

— Не будет объекта, не будет Дианы! Не будет никого!

— Тем более я бы не стал доверять такой важный объект мне!

— Существует несколько автономий, когда мы так и поступали, и каждый раз все закончилось катастрофой!

— А в моей, как вы выражаетесь, автономии хоть все закончилось удачно?

— Не знаю! — признался Мракобой. — Альянс так далеко еще не заглядывал! Но ему известно, что ожидается нечто ужасное!

Убыр. Ресторан «Рыба мечта». Садовническая 57. Чек от 5000.

Москва город психов. Однижениться собрались посреди войны, другой уверен, что времени нет и все исправить может мелкий служащий Пестель. Москва город странный. Раньше в нем существовали мелкие переулочки, дворы колодцы, бараки, где можно было легко укрыться.

От психа, своего тезки, Пестель сбежал. Случай представился сразу после того, как они переехали водоканал. (Возможно они переехали его несколько раз).

А куда дальше? Садовническая улица, на которой он оказался, была полностью закатана в асфальт, ни деревца, ни кустика, а дома подступали вплотную в дорожному полотну, отделённые узкой полоской брусчатого тротуара.

Пестелю удалось нырнуть в узкую арку, перед которой Мракобой должен был затормозить. Эх и орал этот горе-путешественник что твой мартовский кот. Проклинал и матерился. Мат был своеобразный. Непонятный, но отчего то обидный.

Воспользовавшись отрывом, Пестель добежал до соседнего здания, отодвинул массивную дверь с бронзовыми ручками и оказался вновь в ресторане, на этот раз в рыбном.

Шуша, доселе смирно сидевшая за пазухой, вырвалась и опрометью кинулась вглубь зала.

Докушалась Москва, зло подумал Пестель. Вспомнилось, как он единственный раз ходил на корпоратив. Все с ходу нажрались, а потом по очереди нюхали белые дорожки. Пестель отказался, а потом все вокруг обезумели. Перекошенные потные лица, сбившаяся одежда, обжималки и не всегда партнеры разных полов. И Диана была там. А начальник на следующий день бегал и уничтожал компромат на мобильных носителях.

Кокаин высшего качества везли в Москву тоннами из самой Колумбии. Довозились.

Ресторан оказался пуст и практически не разграблен. Полное разграбление начнется чуть позже, когда не останется ни одной лавчонки или сувенирной лавки хоть с одним целым товаром.

Он осторожно пошел вдоль столов, стараясь не попадать в видимость из окна и поменьше шуметь. Потолок и стены образовывали кирпичную арку. На витражах идиллические картинки рыб. Детский уголок с подушками в виде морских звезд. Вип-зал напоминающий зал для переговоров в крупной фирме. С длинным дубовым столом и креслами. На столе еще целая посуда, целая, но уже пыльная.

Пока он шел, его доставал неприятный запах. Он решил, что это рыба стухла. Действительно, было очень похоже. Да и аквариум стоял прямо в зале. Не мудрено, ведь за водой никто не ухаживал. Бедные ры…

Испытанный им стресс оказался настолько сильным, что некоторое время продолжал идти к аквариуму, в котором на самом деле брюхом кверху плавали дохлые осетры и зеркальные карпы. Но не это его шокировало. Дохлые рыбы его уже не трогали.

Зато на дне под кучей копошащихся морских ежей и крабов лежал почерневший и раздутый женский труп. Чутье говорило ему, что надо бежать, но он вновь в который раз проявил слабость и не мог сдвинуться с места.

Это опасно! Говорило чутье. Убийцы могут быть рядом. А все равно, махало рукой внутренне равнодушие. Надоело скрываться и бегать, пусть все кончится здесь и сейчас.

Но когда раздался шум открываемой входной двери, в полной мере проявилось его двуличие, и он опрометью кинулся искать, где бы спрятаться. Времени на выбор не оставалось, так что он был вынужден спрятаться в нишу за аквариумом.

Постарался успокоить лихорадочное дыхание. Это оказалось сложно сделать, учитывая, что приближался кто-то большой и сильный. Это не мог быть псих в кожаном пиджачке. Слишком мелок для производимого шума, а и дышал неизвестный точно небольшой компрессор-шумно и могуче.

Вода в аквариуме искажала реальность. Просматривался лишь крупный бесформенный силуэт. Убыр приближался. Если в первый момент Пестель был уверен, что тот идет к аквариуму, то внезапно для себя вдруг понял, что монстр целенаправленно идет к нему. К нему!

Ужас его стал столь велик, что, когда в темной глубине за аквариумом кто-то завозился, а потом надвинулся и ткнулся колючими усами, он заверещал, словно годовалый ребенок. На этот раз ему на самом деле сделалось все равно, кто там снаружи, лишь бы сбежать от этого ужаса.

Он выметнулся наружу, упал, пополз прочь. А их щели таращилась Шуша в полном недоумении от произведённого эффекта. Она почуяла знакомый запах, обрадовалась своему хозяину, а тут такое.

Перед аквариумом стоял мужчина средних лет в плаще и берете. Вокруг шеи цветной платок. На носу очечки в тонкой оправе. Под носом пышные буденовские усы. Появление Пестеля он встретил спокойно.

— Вы кто? — вырвалось у Пестеля.

— Я Валентин! — ответил тот, как будто это объясняло, что он за птица и откуда взялся.

— А я Саша!

— Сашок? — Валентин хихикнул.

— Почему вы не уехали?

— Мы долго собираемся! Если мою жену попросить побыстрее собраться, это для нее пустые слова!

Валентин говорил спокойно, улыбался и хихикал, то есть вел себя абсолютно естественно. Только эта естественность была бы уместна еще до войны, но никак не сейчас. Пестель почувствовал себя неуютно. С этим парнем что-то было не так.

— А где ваша семья? — спросил он.

— С ней все нормально! — беспечно махнул рукой Валентин. — Мне сказали, что о жене и дочке позаботятся!

Пестель почувствовал сильную тревогу.

— Кто сказал?

— Там! — Валентин снова махнул рукой. — У них машина! А у меня машины нет!

— У кого машина? Дочке сколько лет? — пытался добиться ответа Пестель. — Кто они?

Он растеряно улыбнулся.

— Не знаю! У них такие красивые татуировки! Они сразу уложили Вареньку спать! Ей всего 8, и она быстро устает! Но она у меня гимнастикой занимается, вы не подумайте! Она выглядит гораздо старше, лет на 10! Только устает быстро! Лишний вес, тренер говорит. Я ее Пончиком называю! — он провалился взглядом в дебри своей души и поправился. — Называл!

Пестель не знал, как реагировать, а тут Валентин еще повернулся, демонстрируя спину. По крайней мере сутки несчастный сумасшедший фекалировал не снимая одежды. Плащ безобразили засохшие и свежие потеки, издававшие невыносимую вонь.

Пестеля вывернуло недавним мясом.

— Что же вы? — попенял Валентин. — Не принимайте близко к сердцу! Мне так и татуированные сказали!

Пестелю мучительно хотелось на воздух и как можно скорее изгнать образ несчастного отца из головы, но планам помешал убыр. На этот раз настоящий.

Реальный убыр.

Он пришел и ткнулся в дверь. Та не поддалась, так как открывалась наружу. Убыр этого не понял, потом выяснилось, что эти твари туповатые существа, но их туповатость компенсируется огромной физической силой и чрезвычайной прожорливостью.

Убыр настойчиво пытался зайти в открытую дверь. Был шанс пересидеть втихаря и дождаться, пока тварь уйдет, но тут вмешался Валентин.

— Надо открыть! — заявил он.

— Вы с ума сошли! — возмутился Пестель. — Не шумите ради бога!

— Открыть надо! — еще громче повторил сумасшедший. — Партаки привезли мне дочку! Они обещали!

Он попытался пройти к двери, но Пестель схватил его за плечи, стараясь не измазаться и повалил. Некоторое время они неловко боролись. Убыр затих и прислушался. Сумасшедший елозил словно намыленный и крикнул:

— Варенька, я здесь!

И Пестель не успел зажать ему рот.

В дверь ударили словно тараном. Пестель отпустил сумасшедшего, более удерживать его не было никакого смысла. Пока боролся успел рассмотреть засохшую кровь, вытекающую из-под берета. Когда посыпались оторванные пуговицы и халат распахнулся, то оголилось худое бледное тело со следами порезов и ожогов. Некоторые в виде полосок, прижигали ножом, другие следы от окурков. С папашей коротали время, пока развлекались с его девчонками.

— Твоя семья мертва и это еще в лучшем случае! — крикнул Пестель.

Но Валентин уже спешил к двери. Пестель, не теряя времени, кинулся прочь, лихорадочно ища место для укрытия. С ним что-то произошло. Всего несколько дней назад он ни за что не смог бы крикнуть несчастному, что его семья мертва и надеяться не на что. И что означают слова «в лучшем случае»? Жил человек, не тужил, залетевшую в окно бабочку, осторожно обратно выпустил. Думал, что все это вечно: чистые улицы, милиционеры, теплый толчок. Я даже уверен, он сам остановил ту машину с двуногими зверями. Помогите, моя жена долго собирается. Конечно, сказали они. Базара нет. И ад шел за ними.

А сам то? Подумал Пестель. Я ведь человека убил! Я убийца. Должен кричать это, должен идти куда-то сдаваться и признаваться, а вместо этого спасаюсь, бегу. Куда? За Дианой? А что если это обман? Или самообман?

До аквариума он не добежал, потому что Валентин распахнул почти выбитую дверь, и нырнул под ближайший стол. Так себе укрытие. Опять самообман. Ведь надеется, что убыр займется сначала Валентином.

Радостный Валентин стоял в проеме дверей, освещённый тусклыми лучами словно ангел. Радость медленно спала с его лица.

— А где Варенька? — растеряно спросил он.

Убыр медленно вошел.

Пестель высунулся над столом и глядел во все глаза, грозя спалиться.

Существо стояло на двух ногах и имело две руки. На этом сходство с человеком заканчивалось и начинался ужас в чистом виде. Существо было голое, кожа синюшного цвета, половых признаков нет. Голова убыра имела такой вид, точно ее расплавили горелкой. Кожа потекла с черепа, затягивая уши и нос. Глаза торчали вразнобой, один сполз чуть не на подбородок. Зато рот был. Жуткий разрез с торчащими словно зубья пилы мелкими острыми зубами пересекал голову. Шея исчезла, и гладкая «оплавленная» голова сидела прямиков на туловище.

Пестель сразу узнал его, по оплавленной голове. Ведь он и создал его, когда опрометчиво воспользовался прекаиратом.

С неимоверной быстротой убыр кинулся на человека, сбил с ног и стал жадно пожирать. Валентин еще бился в последних судорогах, а убыр уже основательно выпотрошил его.

Пестель пополз прочь, очень осторожно, стараясь не шуметь-и сразу неловко задел ногой стул. Тот звякнул ножками о пол. Пестель хотел его придержать, а вместо этого получилось, что он его толкнул. Стул покачался-и свалился. В пустом помещении это произвело эффект майского грома.

Пестель опасливо оглянулся-и столкнулся с немигающим взглядом убыра. Тот был всего в нескольких шагах и было совершенно непонятно, как он успел так быстро там оказаться.

Уже не скрываясь, Пестель вскочил на ноги и бросился бежать. Убыр прыгнул следом, сшибая сразу несколько столов. Пестель кинулся к дверям, убыр скакнул вновь и с ходу опередил его. Это была настоящая машина убийства.

Пестель кинулся в соседний зал, уже поняв, что от мерзкого гада ему не убежать, можно лишь отсрочить неминуемое. Убыр отрезал его от выхода и теперь гнал вглубь зала. Очень скоро он прижал его к аквариуму.

— Ложись! — раздался предостерегающий крик.

Убыр уже летел в него. Пестель рухнул на пол, и над ним распростерлась темная туша.

Раздался грохот, резанула по глазам вспышка. Издавая истерический визг, убыр отскочил в сторону. В стороне выхода стоял Мракобой и целил в монстра из автомата. Он стрелял экономными парными выстрелами, а убыр скакал по стенам, уворачиваясь. Пестель с ужасом убедился, что это ему удается.

Через пару секунд свершилось неизбежное. Убыр сократил расстояние и бросился на Мракобоя, сбив того с ног. По полу покатился воющий клубок. Автомат отлетел в сторону, но теперь Мракобой пользовался ножом. Звенела сталь, истошно ревел убыр.

Они мертвецы оба, понял Пестель.

Скорость передвижения убыра спала, ревел он гораздо тише. Мракобой молотил его ножом в брюхо, сталь сверкала с неимоверной быстротой. Наконец оба замерли.

Пестель с опаской подошел, пихнул ногой тушу убыра. Тот колыхнулся точно холодец, но никак не отреагировал. Готов.

Пестель спихнул его и вытащил из-под туши обессиленного Мракобоя. Тот умирал.

— Сегодня закончилось! — прошептал он.

26. Побег

Новослободская 45. Сизо № 2 УФСИН России по городу Москве (Бутырская тюрьма).

— Вершинин на выход! — крикнул вертухай, отворив дверь одиночной камеры.

— С вещами? — спросил я.

— Нет! На прогулку!

Бекк выполнял обещания. Всегда. Еще не было такого, чтобы ему что-нибудь не удалось. Это меня страшит. А что, если мне придется оказаться на его пути? Это уже не вопрос, а ответ. Вот в чем вся жуть.

Вертухай провел меня по коридору с несколькими запертыми решетками, каждый раз ставя лицом к стене. В такие моменты я обозревал плохо побеленную стену в трещинах, прикидывая сколько разных мужиков стояли так же, угрюмо скользя взглядом по одной и той же незыблемой трещинке.

Наконец была отперта последняя (крайняя) дверь и в лицо пахнуло свежим дыханием ветра.

— Иди, тебя уже ждут! — пихнул рукой вохровец.

В душе вспыхнула надежда. Неужто Бекк уже здесь?

Двор для прогулок оказался неожиданно просторным. В нем вполне можно было играть в футбол. Сеток над головой нет. Это я уже знал. Но улица отгорожена 8-ми метровым бетонным забором. Поверху колючка. Во дворе зеки, где кучами, где по одному. Курят, негромко переговариваются. Меня будто не замечают. Ага.

Я направился к забору. И тут же:

— Эй, ты, краснопузый!

Это из группы особей в пять. Рубахи расстёгнуты, чтобы были видны купола и звезды на груди. Тюремные завсегдатаи. Смотрящие.

Продолжаю идти.

— Не тупи, легавый!

Пара зеков грамотно идут на пересекающемся курсе. Я резко вспоминаю, что забыл важную вещь в камере, поворачиваю обратно и упираюсь в запертую дверь.

— Откройте, сволочи!

Только кулаки отбил. Зато публику повеселил. Зеки гогочут.

— Что, мусор, с красной зоной перепутал?

Не видно ни одного сотрудника СИЗО. И откуда зеки узнали, что я из ментовки? Очень похоже на заговор. Кому-то я сильно помешал.

Сейчас сначала почки опустят, а потом еще и херов навтыкают, пока тепленький.

Меня хватают за плечо. Я вырываюсь, с силой упираюсь в запертую дверь, и тут же резко откидываюсь корпусом назад, бью головой в чью-то физиономию. Раздается обиженный рев, во все стороны летят сопли вперемешку с кровью. В узком кругу образуется брешь, не успевает она затянуться, как я прорываюсь туда и бегу. Бегу к стене. Меня пытаются схватить, но безуспешно. В опасной близости от печени блеснула заточка. Тоже мимо.

Мне уже кажется, что все у меня получится и мне удастся добраться до стены. Когда кажется, креститься надо.

Меня сшибают грамотно поставленной подсечкой. Падаю на живот, толкаюсь, прыгаю лягушкой. Готов прыгать кем угодно, до спасительной стены метров 15. Но, когда пинают всей кодлой, это целая бездна. Удары сыплются со всех сторон. Качусь на пинках. Тупая боль от ушибов перемежается острой болью в порезанных руках. Зеки гогочут, действуют не спеша. Если бы хотели, давно бы зарезали. Времени у них уйма. Надзирателей ни одного, будто вымерли.

Единственное, что мне удалось, это заставить мучителей пинать в нужном мне направлении. Выбеленный забор неуклонно приближался, но также таяли и мои силы. На короткое время я терял сознание, когда обмороки станут заметнее, зекам надоест пинать бесчувственное тело, и они меня зарежут как барана.

Когда до забора осталось метра два, я окончательно потерял возможность двигаться. Нечувствительное тело воспринимало удары как слабые толчки и рывки. Мне сделалось все равно. И знаете, даже спокойнее сделалось. Я забыл, куда бежал и зачем.

В этот трагический момент и сработал благоприобретенный подарочек. Именно в тот момент, когда его никто не ждал.

Сила гравитации рывком изменила направление на 90 градусов. Я оказался на отвесной земляной горе на высоте 2-х метров от ровной бетонной площадки. И безвольно сверзился вниз. Боль от падения привела меня в себя. Я лежал на гладком бетоне, а для зеков оказался чуть выше уровня земли.

— Прилип! — загоготали они.

Возникла крохотная пауза, и я вскочил на четвереньки и рванул прочь. Если вы думаете, что зеки остолбенели при виде настоящего чуда, то глубоко ошибаетесь. Зеки самые прагматичные люди на свете. Они знают, что человек — это мешок дерьма и что чудес не бывает.

Они стали подпрыгивать и хватать меня руками. Несколько раз это им удалось, и меня стащили до самой земли. Я карабкался вновь, менял направления, бежал вдоль земли, а не вверх, всё было тщетно. Это напоминало дурной сон. Вы стараетесь взлететь, а темные типы виснут на руках-ногах.

Мне повезло, что преследователи устали. Сила гравитации сыграла на моей стороне. Еще никто из целого человечества не смог ее одолеть. Мне удалось вскочить на ноги, и я побежал вертикально вверх. В меня вцепился и повис один из уркаганов, но это было не критично. Я затащил его повыше и сбросил. Кореша его разбежались, и он вошел в землю отвесно.

Завыли сирены, захлопали двери и решетки. Сонный СИЗО разом пробуждался. Скоро начнут стрелять. Времени не было. Стену поверху увенчивала колючая проволока, через которую нельзя было перелезть, но можно было перепрыгнуть.

Я разогнался по отвесной стене и сиганул вперед. Колючка мелькнула под ногами, но обрадоваться я не успел, потому что началось свободное падение в пространство за стеной. Но расчеты не подвели, путь преградила огроменная раскидистая осина, иначе лететь бы мне до соседнего дома, превратившись в кляксу на кирпичной стене.

Я врезался в ветви и проломил их до самого ствола. Здесь я уже смог подняться на ноги и пошел по стволу как по бревну в направлении земли. У самой земли сила гравитации поменяла направление на нормальное.

К осине с визгом тормозов подкатил иксрей. Выбежал Бекк и помог забраться в кабину.

— Ну как? — спросил я.

— Нет слов! — ответил он.

Институт геологии рудных месторождений, петрографии, минералогии и геохимии Российской академии наук. Старомонетный переулок, 35.

Институт занимал четырехэтажное здание с окнами, забитыми фанерой.

— Нереспектабельное учреждение! — заметил я. — Твой эксперт на самом деле профессор?

— Он хуже профессора. Структурный исследователь!

Институт особого доверия не внушал. Судя по внешнему виду, его восстановление находилось в начальной стадии.

В обшарпанном вестибюле висел плакат «Новое в рудообразовании», ниже на котором был с любовью к искусству изображен огромный хрен. Получилось даже лучше, чем в королевском дворце в Лондоне^[62].

На стене уцелел логотип-микроскоп и почему-то молоток. Словно предлагая проверить аппарат на прочность.

Мы с Бекком поднялись по лестнице и прошли в отдельный коридор, над которым висела вывеска «Рудно-петрографический сектор-музей». Специалист нас уже ждал в просторных полупустых залах. Доверия он не внушал. Слишком молод, небольше тридцатника. Одет в линялые джинсы и мятую футболку.

— Лев Баландин! — представил его Бекк.

— Баланов! — поправил тот.

— Лучший эксперт в области археологии! — продолжал майор.

— Точнее, единственный! — меланхолично уточнил Баланов. — У меня даже сторожа нет. Хотя что сторожить. Все минералы, способные поддерживать горение, сожгли москвичи.

— Они такие! — кивнул Бекк. — Однако, перейдём к нашему вопросу.

— Прошу! — Баланов провел нас в кабинет поменьше.

Судя по тому, что кабинет оказался заставлен витринами с минералами и кое-какой аппаратурой, Баланову удалось невозможное-он натащил сюда все, что уцелело после Мамая.

Тут обнаружился даже кожаный диван, на который мы и уселись. Баланов продолжая расхаживать, достал из одного из стеклянных шкафов мензурку с чем-то белым. Логично было предположить, что это был образец, взятый мной у саркофага.

— Где вы это добыли? — спросил эксперт.

— Это государственная тайна! — влез майор, я не успел даже пасть разинуть.

— Понятно! — прогнусавил Баланов. — Дело в том, что я пробовал применить принцип радиоуглеродной датировки, но безрезультатно. Вы понимаете, что это означает?

Я на всякий случай кивнул.

— Ничего вы не понимаете! Этот нестабильный радиоактивный изотоп углерода с предсказуемой скоростью распадается на стабильные изотопы углерода. Грубо говоря, каждые 5 с половиной тысяч лет, количество нестабильного изотопа уменьшается в 2 раза. В естественном виде количество изотопа нам известно, так что остается только сравнить количество изотопа в образце и в естественном фоне. Метод плох в том, что какое-то время назад количество изотопа достигало максимальных величин, и дальше в прошлое мы заглянуть не можем. Данный образец и относится к таким.

— Он настолько старый? Ему сколько лет? — спросил майор Бекк.

— Он не старый, он древний. Ему больше миллиона лет.

Бекк присвистнул.

— Далече нам его занесло!

Баланов остановил его жестом руки.

— Но это еще не все! Имеется еще одна странность! — он побултыхал пробиркой. — На самом деле это образец уникальный и в таком виде в природе существовать не может от слова совсем! Он содержит в себе практически всю систему Менделеева! Кроме! В нем отсутствует серебро, индий, тантал, мышьяк, иттрий, галлий, гелий. Нет ни одного редкоземельного металла!

— Ну и что? На то они и редкоземельные! — отмахнулся Бекк.

— Все дело в том, что все, что я перечислил, в будущем исчезнет на земле! Так что состав этого странного продукта есть некое послание само по себе. Вот я и спрашиваю, откуда он у вас?

Бекк снова не стал ему отвечать, а меня поторопил:

— Палыч, надо уходить!

Однако я был заинтригован.

— Вы сказали послание. Что оно может означать?

Эксперт пожал плечами.

— Возможно, намёк на будущее, я не знаю, у меня нет нужного оборудования.

— То есть образец мог прибыть из будущего?

— Предположить можно что угодно. Я думал об этом. Вы же не рассказываете мне всего. Мне бы самому глянуть на источник.

Палыч уже в открытую торопил меня, бросая зверские взгляды, но Баланов снова остановил нас.

— Речь идет о доселе неизученных свойствах времени. Вы в курсе, что время было не всегда?

— Это нас не касается! — заявил Бекк и мне. — Палыч, у нас нет времени на разговоры о времени! Тьфу ты!

Мы уже шли к дверям, когда эксперт бросил вслед:

— Если образец попал к нам из будущего, то он соответственно двигается в противоположном для нас потоке времени. То есть для него будущее, это для нас прошлое!

Я встал как вкопанный конь.

— Объясните, товарищ эксперт!

Баланов с довольным видом уселся на стол:

— Но вы же торопитесь!

— Палыч! — укоризненно напомнил о себе Бекк.

— Заткнись! — страстно крикнул я.

Что-то начало поворачиваться в голове, некие шестеренки, картина стала складываться, причём не частями, как пазлы, а сразу, целиком.

— Когда-нибудь точно придется тебя пристрелить! — пробурчал Бекк, зло плюхнулся на диван. — Но знайте, мне это совершенно не интересно!

— Помолчи! — взмолился я. — Продолжайте, уважаемый эксперт!

— Уважаемый? — крякнул майор.

На него уже никто не обращал внимания.

— Возьмем такой пример! — с воодушевлением заметил Баланов. — Вы выпиваете стакан воды! Для вас и вашего потока времени это выглядит именно так! Но для обратного потока сначала был пустой стакан, вы берете его и наполняете, пардон, из собственно рта!

— Нонсенс! — заметил я. — Тогда получается, нам с моим путешественником маде ин оттуда никогда не встретиться?

— Почему же? — возразил эксперт. — Он ничем не будет отличаться от вас, вы будете общаться, странности обнаружатся потом. Когда вы найдете полные тарелки еды, которые он якобы съел, а записи, которые он сделал исчезнут у вас на глазах!

— Или телепорт, на котором он прибыл и разбился, окажется вновь целым и невредимым, а офицер? — уточнил я.

Баланов грустно улыбнулся, но я чувствовал, бляха муха, как он внутренне напрягся и какие муки выдержал, чтобы не показать и виду.

— Почему офицер? — вскинулся Бекк.

Этот чувак вообще все время на измене. Только что сидел, ничего ему не надо было, но мгновенно встрепенулся как боевой пес при звуках охотничьей трубы.

— Где ты его нашел? — продолжал я. — В институте ни единого человека, но дверь не скрипит, потому что смазана перед нашим приходом. На скорую руку подметены проходы в пыли. Именно подметены, а не протоптаны. Когда я упомянул телепорт, эксперт даже не удивился. И самое важное. За время разговора он несколько раз как бы незаметно бросил взгляд на часы. Когда прибудет опергруппа, офицер?

— Ах ты, сука! — Бекк обратил эти слова как ни странно мне. — Ты все это знал и ничего мне не сказал!

Баланов воспользовался моментом и кинулся прочь. Бекк моментально сбил его с ног. Баланов в ответ сбил с ног майора, и мне стало его искренне жаль. В смысле офицера, а не майора. Когда Бекка били, он терял над собой контроль и мог нанести увечья.

Куча мала подкатилась к стене, и майор стал бить офицера головой о шкаф, когда я посмотрел в окно и сказал:

— Они приехали!

Картина маслом «Приезд институтки к слепому отцу». В. Перов

Они приехали на трех наглухо тонированных паркетниках. Бекк коротко глянул в окно и выругался:

— 12 человек! Уходим!

По пути приподнялся Баланов, желая сделать некое волеизъявление, но Бекк походя дал ему пинка, отправив в продолжении нокаута.

Коридор полнился шумом шагов. Казалось стены дрожат. Я рванул к запасной лестнице и вниз, но был остановлен:

— Куда? Давай наверх!

Мы бегом поднялись на 4-й этаж. Выход на чердак преградила решетка с изящным замочком, который Бекк свернул голыми руками. Через секунду мы оказались на крыше, крытой ондулином. Ондулин был хороший, качественный.

Я огляделся. До соседних домов было далеко, да я уже далеко не в том возрасте, чтобы сигать с крыши на крышу.

— Не ссы, там с торца лестница! — снисходительно успокоил майор.

Должно быть, план эвакуации успел посмотреть.

Мы подбежали к торцу крыши и одновременно глянули вниз. Голая бетонная стена. Внизу асфальт. Лестницы не было.

— До земли метров 15, однако! — заметил я. — Я вел дела о всевозможных падениях, так вот, при падении с такой высоты человек обычно приземляется головой вниз. Внизу гольный бетон, так что зрелище обычно малоаппетитное.

— Можешь заткнуться? — прервал майор.

— Что потеряли, молодые люди? — раздался женский голос.

Майор развернулся как зверь. С рычанием.

На крыше сделалось многолюдно. Группа захвата с автоматами с насмерть задрапированными лицами. Впереди женщина со злым лицом. Еще чуть впереди ее выдающиеся груди. Внешность девушки была бы ничего, но была она не то, что некрасивая, а старообразная, может, и молодая, но выглядела немного хабалкой с рынка.

— Должно быть лестницу ищете! — продолжала женщина. — Но мы ее заблаговременно срезали, уж не обессудьте!

— Это может затруднить эвакуацию при пожаре! — скромно заметил я.

— А также предотвратить побег двух иноагентов, имя второго, которого нам даже неизвестно!

— Честь имею рекомендовать себя, Жак Вершинин собственной персоной!

— Заткнись, тварь! — прикрикнула она.

— Сейчас это было обидно!

— Когда мы привезем тебя в допросную, вот это будет действительно обидно!

— К кому это к нам?

Бекк повернулся ко мне:

— Это Нина Задерихина из Управления МГБ, мой куратор!

— Но разве куратор не имеет целью своего существования помощь подчинённому? Или пардон я ошибся?

— Пошел на хер, ишак! — беззлобно сказала кураторша. — Еще наговоришься, сволочь!

— В чем нас обвиняют? — поинтересовался я.

Хотя откровенно говоря, обвинений было вагон и маленькая тележка. Один побег из Шоушенка чего стоил.

— Где ты взял образец? И что ты там нес насчет телепорта? За одно за это тебя нужно пристрелить, не сходя с места! Ты носитель важной государственной тайны. И ты ее не раскроешь, если сдохнешь. Мне только орден дадут.

— Лучше б тебе мужа дали! — мрачно заявил Бекк.

Зря. Никогда не злите даму.

— Убейте этого! — Нина уставила на меня палец с длинным наращённым ногтем.

Майор подпрыгнул и встал на узкий парапет.

— Выстрелите в Палыча, я прыгну вниз! — заявил он. — Я-то вам нужен живым!

И тут я прямо-таки увидел, что живым он тоже на фик никому не нужен. Мало того, у них приказ живыми нас не брать. Почуял. По их позам, по пальцам на спусковых крючках, по застывшим глазам в прорезях масок. Я не знаю, почему они получили настолько жесткий приказ. Возможно, что он прозвучал не из правительственных структур.

— Вы сами иноагенты! — закричал я.

— Чего застыли? Стреляйте, уроды! — закричала кураторша.

Все закричали.

Я всю жизнь боюсь высоты. До дрожи в коленях. До тошноты. Я и на крыше стоял чуть живой. А чтобы подойти к краю понадобилось героическое усилие.

Я разбежался и прыгнул на Бекка.

Еще успел увидеть изумленные глаза майора и услышать:

— Ты чего, су…!

Я врезался в майора всем телом, обнял руками за плечи-и буквально смел с парапета. Край крыши мелькнул под ногами и умчался вверх. Мы ухнули в пропасть.

А что если не сработает? В ужасе подумал я. Раньше надо было думать.

«Подарочек» сработал. Сила гравитации резко поменяла направление на 90 градусов. Я с размаха шлепнулся пузом на стену и заскользил. Я бы сказал, что вниз, но в данный момент этого понятия для меня не существовало. Я бы вообще оставался на месте, словно прилипнув к стене, если бы не продолжал удерживать майора, который повис на моих руках. С моей точки зрения вид был наистраннейший. Я лежал на каменном полу и держал майора за руки, причем тело его не касалось пола.

Майор смотрел прямо мне в глаза и впервые за долгое время ему не было, о чем сказать.

Я поднялся на колени, потом и на ноги. Парадокс продолжал удивлять. Каждый раз я поднимал майора на новую высоту безо всяких усилий. Он продолжал одинаковым усилием тянуть в сторону своего центра гравитации, в сторону земли.

Наверху кричали, не могли понять, что происходит, наверняка думали, что мы за что-то зацепились, иначе давно бы начали стрелять.

И тогда я побежал по стене вниз.

27. Мракобой

4 года после войны. 25 октября. В колодце в Нескучном саду.

После ночного визита убыра удалось немного покемарить. Когда открыл глаза, в колодце стало значительно светлее. Не знаю, откуда здесь берется свет, но под утро всегда так. Интересно, сколько сейчас времени? Или как сказал Мракобой, времени нет вовсе? Как он выразился, нет изменений, нет времени. А какие сейчас изменения? Город мертв. Людей единицы. Окликни любого-умрет со страху. Вечно голодные убыры по ночам.

Последние вызывают все большее опасение. Хоть убежище у меня надежное и ни разу не подвело, но что-то на душе неспокойно.

Я трогаю бетонную стену. Ууш беспокойно ерзает. Мне никогда не удается застать его безмятежно спящим. Ууш воин и из тейпа воинов. Он мог сталь хозяином города и все повернуть по-другому, если бы не пуля в голову.

— Вставай! — говорю. — Сегодня за водой идти! Воды почти не осталось!

Воду мы берем в Первой Городской. Ууш по каким-то своим причинам ненавидит это место. Судя по тому, что там я еще не встречал людей, другие тоже стороной обходят это место.

Раньше, понятно. Место использовали под временный морг, но потом покойников вывезли. Место относительно безопасное, но Ууш все равно на измене. В такие моменты он начинает вести себя вполне разумно и осторожно, и я начинаю думать, не притворялся ли он до этого. Вернее, не так. Вполне возможно это защитная реакция организма, который не желает смириться с ужасными трагическими событиями, приключившимися с ним.

Я с себя вины не снимаю. Я не стал извлекать у него пулю из головы, не сам конечно, но не стал прибегать к помощи прекаирата.

И, наверное, был неправ. Сколько убыров бегает по Москве и не сосчитать. Кто-то вовсю эксплуатирует аппарат и плевать ему на чужие исковерканные судьбы, на то, что кто-то превратится в чудовищ. Стоило войне чуть всколыхнуть человечество и на поверхность всплыла вся муть. Неужели все это и есть человечество? А все остальное-культура, интеллигентность, вежливость — всего лишь маска, прикрывающая пугающее животное нутро?

Я кипячу кофе на сухом спирте, проверяю автомат. Патронов мало, но потребность в них сильно упала, когда я прогнал последнего мародера из Нескучного. Теперь малочисленные москвичи в курсе, что в саду обосновался тот, кто зовет себя Мракобоем и стреляет нежеланным гостям по ногам. И количество нежелательных, да и вообще гостей стало стремиться к нулю.

Власти в городе нет никакой. Периодически нахожу трупы, которые никто не убирает и не расследует. Причем убиты не монстрами, а обычными гражданами, если судить по пулевым и ножевым ранам.

Ууш кофе не пьёт. Как не пьет ничего кипяченного и горячего. Исключительно холодную воду.

— Здоровый образ жизни? — понимающе говорю.

Он одобрительно гугукает. По его гугуканью я могу составить русско-уушевский словарь.

Однако пора выдвигаться. Шуша, ночной зверь, остаётся отсыпаться дома. Дом, милый дом. Хоть ты и находишься в колодце.

ГКБ № 1 имени Пирогова. Ленинский проспект, 8. Ад.

Больница состоит из нескольких отдельных корпусов. Они возвышаются бетонными скелетами без окон. Я никогда не был в большинстве из них и не только потому что они навевают грусть и безнадегу. В них таится нечто опасное. Кожей чую. Существует большая возможность, что за мной наблюдают. И вообще, Нескучный сад становится горячей точкой, что убеждает меня, что отсюда пора уносить ноги. Много лет колодец служил мне надежным укрытием, но чутье говорит мне, что те времена канули в лету. Что-то происходит вокруг, а за 4 года выживания я немного заматерел и подрастерял чуйку. Как ни прискорбно, я устарел. В городе действует кроме убыров несколько совершенно отмороженных на всю голову банд, наглых и безжалостных. Здравствуй сучье племя, младое незнакомое!

Источник воды находится в ближнем корпусе. Из его окон я смотрю на весь больничный комплекс, скопище юдоли и боли. Для многих несчастных это место явилось промежуточным пунктом с этого света на тот. Помню, сам попал в инфекционку по ерундовой причине, смешал молоко и рыбные консервы. В качестве выздоравливающих был направлен на помощь медперсоналу.

Стоим, смеёмся с сестричками. Лето. Ветерок треплет легкомысленные халатики. Больные смеха ради под халатики не надели трусы. Девчонки от жары сделали то же самое.

И вдруг одна девчушка, посерев лицом говорит шепотом:

— Боже! Опять!

Старый санитар толкает носилки на колесиках. Тележка отчаянно скрипит. А на ней накрытое с головой тело. Жутко воняет. Тот же самый летний веерок, что трепал халатики лолит, точно так же треплет покрывало покойника все в пятнах лекарств и застарелых органических потеков. Мимо нас старый санитар катит смерть.

Точно такое же чувство охватывает меня сейчас, когда я смотрю на торчащие гнилыми зубами здания горбольницы. Что-то там все же скрывается, но доселе не лезет сюда.

Ууш начинает поскуливать. На самом деле неча тут торчать. Нам нужно не само здание, а его подвал. В свое время, время победы демократии над здравым смыслом, ловкие люди организовали в подвале юдоли скорби сауну с бассейном и траходромами.

Матрасы сгнили и торчали пружинами. Бассейн высох и оброс лишайником. Зато вода никуда не делась. Ловкачи в свое время поменяли трубы. Вода из них шла чистая и практически не пахла. Хоть что-то полезного принесло торжество капитализма в нашу столицу.

В подвале темно. Есть только одно цокольное окно, но оно далеко. Ууш дрожит от страха, не знаю, как мне самому хватило смелости спуститься сюда в первый раз. Молодой был, не опытный. Все исследовал руины, планы чертил. Хотел сделать мир лучше.

Ууш разгоняет мускульный фонарик и выдает ровный свет что твой прожектор. Силищи в нем немеряно.

Подвал заставлен железными шкафами для переодевания. Заветный кран находится за ними в укромном уголке. Проходим туда. Ставим канистры под кран. Я достаю спрятанный барашек, надеваю на штырь, кручу.

Надо бы подставить канистру под струю, но в самый ответственный момент Ууш перестает нажимать пружину, и фонарик гаснет. Напрасно я зову Ууша. Он не отвечает. В темноте я трогаю его за плечо. Он сильно вздрагивает. Он что-то почуял и буквально превратился в камень. Никогда я еще не видел его таким напуганным. Он возвышается в темноте неподвижной глыбой. Лишь ноздри изуродованного лица с шумом всасывают воздух.

Я уже сам начинаю кое-что слышать.

Хозяйка подвала.

Подвал тянется на многие метры и имеет сложную конфигурацию. Сейчас мы с Уушем находимся в крохотном аппендиксе в самом углу. Место для того, чтобы спрятаться, идеальное. И я слишком поздно понимаю, что это одновременно смертельная ловушка. Чтобы выбраться отсюда имеется единственный выход-узкий проход за шкафами.

Тем временем вокруг начинают происходить совершенно уж жуткие вещи. Мы только слышим их, а остальное доделывает фантазия.

Подвал полнится поначалу неясными, а потом все усиливающимися шумами. Будто несколько десятков убыров вошли в подвал и начали осторожно подкрадываться, мягко ступая босыми волосатыми ногами и задевая стены могучими плечами.

Вот тихо стукнуло отворяемое окно. Звякнула сталь.

Это не убыры!

Жизнь вне цивилизации отучила меня терять время даром, особенно когда это касалось моей собственной жизни. Я потряс Ууша за плечо, приводя здоровяка в адекватное состояние и потянул его вверх, на шкафы. Сам полез первым, но неудачно, если бы Ууш не закинул меня, ни за что бы не залез.

Оказалось, я не столько заматерел, как оброс жирком. Обеспеченная жизнь в колодце сделала меня бесхребетным, лишила панциря, которым я обзавелся в первые годы после войны.

Сейчас я не знаю, смог ли я теперешний сделать все то, что сделал после того, как Агабек Ганидоев убил Ууша и весь его род. Смог бы я так же без тени сомнения поступить с его убийцами? Или мучился и давился сомнениями, не имея возможности на что-то решиться, точно так же как не мог сейчас забраться на дурацкий шкаф.

Ууш забирается на шкаф единым рывком, и мы замираем наверху. Ни черта не видно. Лишь оконце в дальнем углу освещает пустой гладкий пол. Только пустой ли?

Смутные фигуры движутся, скрываясь в тени стен. Их выдает позвякивание оружия. Их много. 20 или больше.

Я покрываюсь потом, решив, что они пришли за нами. В таком случае, как бы мы не сопротивлялись, как бы Ууш не был силен, нам пришел конец. Бандиты тоже не пальцем деланы.

То, что это не просто бандиты, а сущие отморозки стало понятно по одному жесту. Бандиты вскидывали руки, но не в нацистском приветствии, а показывали друг другу подмышки. Партаки! Ну это вообще капец. Повезло как утопленникам. Ходят слухи, что они своих жертв в тазах потрошат.

Не успел так подумать, как в окно уже передавали большой корявый таз. Следом извивающуюся жертву. Несчастный лишь мычал, рот заткнут.

Свод поддерживал каменный столб. Таз установили около него, затем поставили в него жертву ногами и привязали к столбу несмотря на отчаянное сопротивление.

Партаки расселись полукругом. Старший достал разделочный нож.

Это был самый благоприятный момент, чтобы свалить.

В голове бешено крутится план подвала. Судя по всему, выход только один, через компрессорную, где имеется еще одно окно наружу. Но как туда попасть незамеченным. Стоит нам показаться из-за шкафов, как партаки сразу нас срисуют. А что если? Я смотрю наверх.

Весь потолок в трубах. Здесь и водопровод, и канализация, и отопление. Свои незаконные трубешки добавила и баня. Трубы самого разного диаметра. От тонких, сантиметровых, до труб подачи холодной воды, диаметром 200 миллиметров. По ним можно попробовать добраться до компрессорной.

Я тронул Ууша за плечо и показал наверх. Он не говорит и меня понимает без слов. Мы идеальная пара. Горец-лучший воин и офисный планктон. Судьбе или там Альянсу было угодно, чтобы мы выживали вместе.

Я вскарабкиваюсь на трубы, Ууш уже наверху и помогает мне. Наш маневр остался незамеченным. Судя по доносящимся зловещим звукам, казнь была в самом разгаре. Мы осторожно ползем.

Все это время партаки убивают несчастного вдумчиво и неторопливо. Даже спустя время жертва все еще жива и издает совершенно нереальные звуки. Рот ее по-прежнему заткнут, но несчастный стонет всем телом, стоны идут из самой его глубины.

Ад кажется нескончаемым, но в конце концов мы достигаем компрессорной. Она закрыта на железную дверь. Я свешиваюсь и ногой давлю на ручку. Дверь открывается со вселенским скрипом. Адское варево на мгновение цепенеет.

— Прыгай! — кричу.

И прыгаю сам. Ууш сверзился следом. Именно у этого дебила хватило ума и смелости потянуть на себя и захлопнуть дверь.

Сразу наступила тишина. Будто обрезало.

Не теряя времени, подхожу к окну. На нем решетка, но все крепления гнилые, многие удерживающие анкерные болты отсутствуют. Ууш легко выдирает решетку с первого раза. Лезет первым. Жить хочет. Там свет, там жизнь.

Я встаю на подоконник и прежде чем исчезнуть отсюда навсегда, чувствую чужой взгляд и оглядываюсь.

Умирать буду, а не забуду. Вместо дверей дыра в стене, а в проеме стоит женщина. Она страшная как смерть, а может это смерть и есть. Маленькая ведьма в черном.

— Не уходи! — шепчут ее губы.

Руки слабеют и сами собой отпускают раму. Меня охватывает вселенское равнодушие.

Из которого меня грубо вытаскивают могучие руки Ууша. Здоровяк выволакивает меня за шкирку словно котенка. Мы бежим прочь навсегда из этого проклятого места. Я начинаю отходить от чужого влияния, и это выражается в излишней болтовне.

— Ты сегодня спас меня! — говорю. — А я спас тебя! Ты помнишь, четыре года назад?

4 года назад. 3-я Прядильная улица.

Никогда еще я так не дрейфил.

С начала войны минул месяц. Город за это время превратился в арену сплошных боев. По улицам, заваленным трупами, разъезжали пикапы с вооруженными людьми, стреляющими во все что движется.

Полицию и русгвардию сдуло из города, будто никогда и не было. Город по живому с резней и стрельбой делили диаспоры.

За прошедший месяц я заматерел и частично сделался мародером. Иногда везло обшарить покойников первым. Так я обзавелся берцами и камуфляжем, рюкзаком с едой и оружием. Патронов было столько, сколько я мог унести.

В Марьиной Роще меня едва не прищучили грузины, но привычка не думая стрелять первым спасла меня, а их нет.

До Измайлово я добирался месяц. Я навидался настолько удручающих картин, что, наверное, немного сошел с ума, только не заметил этого. Коренных москвичей вырезали в первые дни Большой Резни. Зато сумитов стало ощутимо больше. Возможно родственники тех, кто уже был в Москве, продолжали просачиваться через кордоны, заселяя пустующие дома. Крупные торговые центры сожгли бездумно, на кураже, чтобы показать свою абсолютную власть.

Долгое время поджигали машины на улицах, но за это не гоняла полиция, некому было гонять, и затея быстро приелась.

В Кремль сумиты не совались. Все со страхом говорят о Норе под Кремлем, в которой живут людоеды. По всем описаниям речь идет об убырах. Походу они облюбовали для размножения образовавшийся провал.

В Царицыно властвуют кавказцы и называют Новым Кавказом.

Азиаты прибирают к рукам на севере Отрадное, на юге Чертаново. Говорят, они и в Измайлово, то тут я встречал их редко.

Жизнь входит в новое пугающее русло. По улицам ходят вооруженные люди с замотанными тряпками лицами. Достаточно сказать:

— Салам алейкум!

Чтоб тебя не тронули.

Появляется нечто вроде восточных базаров, на которых продают все от еды до оружия и русских рабов. Я вынужден выучить несколько слов, чтоб сойти за своего. Капитаны подарили мне много, а я все растерял. Раньше я понимал любой из сумитских наречий, теперь остались лишь отдельные слова.

Узнал, что на Догомиловском рынке продают блондинок, и ноги сами собой привели туда. Это был рынок кошмаров. Довольные, громко разговаривающие по-своему, сумиты продавали зачуханных, избитых и изнасилованных девчонок, младшим из которых было не больше 8-ми.

Дальше окраины рынка, который занимал целый квартал, я зайти не смог. Не смог себя заставить. Сидящий крайний продавец пытался задержать меня, хватая за полы куртки. Тогда со мной что-то произошло, и я без замаха ударил его прикладом в лицо.

Довольный такой восточный мужик. Упитанный и говорливый. Теперь он неподвижно валялся разбитым хлебалом кверху и ничего не говорил. Я чувствовал, как вокруг вскипает волна ненависти и продавцы начинают подниматься из-за своих прилавков, вооруженные кто мясницким ножом, а кто и автоматом.

Тогда я просто глянул на них в прорезь замотанного тряпками лица, с холодным расчетом оценивая, кого положу первым. Сумиты, дикий народ, сразу прочухали, что никто их не боится и жалеть не будет, и все они уже практически на том свете. Я видел ужас в их глазах.

— Мракобой! — процедил я.

— Мракобой! — прошелестело по торговым рядам.

Сумиты бегло растворились за пирамидами из товаров, и я остался один на один с мертвым торгашом.

— Вали отсюда! — сказал я девчонке, и она побежала прочь, всё время пугливо оглядываясь.

Куда она денется? Поймают за ближайшим поворотом, подумал я.

Диана не такая, она никогда не попадет в эту «торговлю».

Я взял сочный персик с прилавка и пошел из этого рынка прочь.

Квартира Дианы.

Поиски оказались насколько не трудными, настолько же бестолковыми. Нет, адрес я нашел. В здании управляющей компании, в грудах обоссаных и измазанных фекалиями листов. Только когда пришел по адресу, обнаружил квартиру, заброшенную по крайней мере месяц. Выходило, что Диана ушла отсюда сразу, как только мне позвонила. Это подтвердила мне и соседка, не захотевшая уезжать. Высохшая старушка, многократно ограбленная и не убитая лишь из-за нежелания пачкаться в старческой крови. Куда Диана делась, старушка не знала. Упомянула лишь, что ездили по улице орущие сумиты на открытых машинах, хватали девок, а мужиков убивали на месте.

Я сидел в пустой, практически не разгромленной квартире и такая же пустота была внутри. Целый месяц я шел по мертвой Москве, много раз должен был сгинуть, но не сгинул. Благая цель удерживала меня на этом свете, а скромная квартирка на Прядильной светила мне путеводным маячком.

Шуша носилась по комнате, с шорохом ела обои, она тащилась по обойному клею. Я смотрел на застеленную розовым покрывалом постель, на картинки Лазарева на стене, и вдруг понял, что в этом мире для меня ничего не осталось, чем он бы мог меня удержать, и что еще минута и я пущу пулю себе в лоб.

Я оставил старушке консервов и макарон в бич-пакетах и торопливо ушел.

Засада была устроена грамотно. Никто не маячил в дверях подъезда, не орал гортанными голосами. Никого словно и не было, лишь Шуша что-то почуяв, не стала выходить первой. Ну я и вышел.

Сумит кинулся слева. Автомат у меня был в положении на ремне, так что я только отшатнулся, и нападавшему не удалось сбить меня с ног, он лишь задел меня, откинув в сторону.

Я схватил автомат, но он был на предохранителе, а снять мне никто не дал. Второй сумит, гораздо крупнее первого, вцепился мне чуть ли не в лицо. Я бил его автоматом словно дубиной и выкрутился, но мне тотчас ударили по ногам подсечкой, и я упал. Не останавливаясь, катнулся вперед. Передо мной возникли ноги противника, я с железистым звуком воткнул в них нож.

Вопили, не переставая несколько голосов. У меня выбили нож, так дали по голове, что все поплыло вокруг. Стали вязать руки и ноги.

— Мракобоя не убивать! — сказал кто-то.

Стрелковый клуб Измайлово.

Мракобой подставил меня. Натворил делов в будущем, пока шел ко мне навстречу, а мне теперь отвечай. Хотя я тоже виноват. Не фиг было именем козырять. Сумиты явно отследили меня от рынка, а я раззява и не заметил. Что ж. Жизнь учит таких. Придется отвечать по полной.

Я пришел в себя от резкой боли в ногах. Открыл глаза. Надо мной пол качается. Руки-ноги связаны. Ясен перец, подвесили вниз головой. В излюбленной манере бандитов всех времен. Сумиты-дикие люди, берут из опыта человечества наиболее яркие и полезные моменты.

Огляделся насколько мог. Я находился в длинном бетонном пенале. Вдалеке мишени на щитах. Тир, однако. Может сразу пристрелят, с надеждой подумалось.

Нарисовался и охранник. Бородатый мужик, распространяющий аромат чеснока.

— Друг, дай попить! — прошу.

— Паршивый собака твой подруг! — неожиданно тонким голосом отвечает тот.

— Очнулся? — в тире появился еще бача.

Я сразу его узнал. Это был Заман из свиты красотки Узлипат. Самый свирепый мужик, которого я когда-либо видел в жизни.

Заман подошел.

— Весь город на ушах стоит, не может Мракобоя поймать, а мы Ганидоевы его живым и целым поймали! — он излучал неприкрытую радость.

Другой бы бача так радовался, что сын родился, или там новую «Волгу» купил, а этот так рад охотой на человека.

— Боишься, Мракобой? — в доверительном тоне продолжил Заман. — Ты не бойся. Я тебя ласково поимею.

Он еще и гомик!

— А правда, что у вас в кишлаке пока ослу не вдуешь, мужиком не считаешься? — спросил я.

Язык мой, враг мой.

Заман без замаха бьет в живот. Бить так удобно. Человек висит вниз головой, руки за спиной связаны, бей-не хочу. От боли темнеет в глазах.

— Говорил, что ласково будешь! — хриплю я.

— Не все одинаково терпят боль! — говорит он. — Я тебя промедолом обколю, чтоб ты ничего не чуял, а потом вырежу из тебя афганскую розу! Несколько часов буду резать. Знаешь, что такое афганская роза^[63]?

— Судя по всему, что-то связано с Афганистаном, — говорю. — А с Афганистаном ничего хорошего не связано.

— Правильно говоришь! — осклабился Заман.

Появился еще один бача.

— Заман, стволы привезли!

— Отлично, Ибат!

Нормальное имечко, подумал я. На фига им оружие. Видно кроме резьбы по дереву назревает еще какая горячая стрелка.

— А с этим что? — спросил Ибат.

— Пускай висит! Он никому не мешает! Ничего не понимает!

Но все дело в том, что все игрушки, подаренные мне Капитанами, я бездарно растерял, но каким-то образом, на остаточном принципе, продолжал понимать все сумитские языки.

Так что я все понимал.

Байрам^[64].

Сумитов вместе с Заманом и Ибатом в тире набралось 9 человек. Четверо внесли длинный зеленый ящик. Такие мне приходилось видеть в армии на военных сборах.

Сумиты выкладывали на стол многочисленные автоматы и пистолеты, щелкали снаряжаемые магазинами и затворами. Судя по всему, назревала небольшая войнушка.

Приготовления увенчало появление еще двоих — Узлипат Ганидоевой и Кичи. Узлипат благоухала словно лошадь, искупанная в «Шанели».

— Имран едет! — доложил Кичи.

Я хоть и висел верх ногами, понял, что речь идет о женихе Айны Иназовой Имране Аксацеве.

Однако сумиты как-то странно готовились встретить свадебный кортеж. Может у них так принято? Еще до войны по Москве разъезжали сумитские свадьбы и палили в воздух из «калашей». Происходило это под стенами Кремля, так что Босянин возбуждался, угрожал всех обратно отправить, но от диаспор приезжали серьезные люди, иноземные послы слали ноты протеста, и сумитов оставляли в покое. А потом очередная свадьба и стрельба.

Чутье говорило мне, что безобидная пальба сумитских кунаков канула в лету, и приготовления в тире шли самым серьезным образом.

— Приехал! — сказал кто-то.

Обстановка накалялась на глазах.

Сумиты не стали прятать оружие. Кто повесил на ремень, а кто просто держал в руках.

В тир прибыли новые люди.

Впереди шли Имран Аксацев и Айна Иназова. Пара выглядела идеально. Имран, коренастый и сильный, гладко выбрит, одет в светлый костюм. Айна в сиреневом платье, которое словно светилось на ней. За ними шли четверо боевиков. Они видно не рассчитывали на столь горячую встречу, поэтому не имели на вооружении автоматы, а только пистолеты.

Жених и невеста держались за руки, хоть на свадебную фотографию. Словно ангелы, подумал я.

— Салом алейкум! Ассалом!

Сумиты стали здороваться, а Заман крепко по-братски обнял Имрана. Айна подошла к Узлипат, но та не заметила протянутую руку и отвернулась.

— Зачем звал, бабу^[65]? — спросил Имран. — У меня мало времени. Надо готовится к свадьбе.

— Об этом и хотел поговорить, жегил^[66]! — начал Заман.

— Не время сейчас тои устраивать! Война идет!

— Где ты видишь войну, бабу? Чужаков нет, никто не нападает. А той мы давно планировали, ещё до войны.

— Планировал он! А обещал на мне жениться! — фальцетом выкрикнула Узлипат.

Атмосфера накалялась. Сумиты разных группировок отшагнули друг от друга. И тут Имран увидел меня, доселе скрытого широкими спинами.

— Кто это? Пока он тут висит, разговаривать не буду!

— Алиф, спусти барана, только не развязывай! — прикрикнул Заман, и «чесночный», который был со мной с самого начала, кинулся выполнять приказ так рьяно, что если бы я не пригнул голову, то вошел бы в бетонный пол отвесно.

— Что вы делаете? — вскричала Айна.

Она бросилась ко мне, перевернула на спину. Господи, как от нее пахло. Божественный запах молодой девушки. Свежей чистой кожей, персиком, и еще чем-то вкусным и приятным.

— Айна, давидан^[67]! — прошептал я.

— Чего ты бормочешь, сын ишака! — Алиф больно пнул по ребрам.

— Не бей его! Ему больно! — заступилась Айна.

В рядах сумитов прокатилось неодобрение. Для них я был чужаком, то есть, никем.

— Айна, пойдем дорогая! — Имран взял ее за руку.

И один в целом мире заметил, что рука жениха слегка дрогнула. Самую малость. Должно быть именно в эту минуту он понял, что из этого тира ему будет сложно выбираться.

— Не спеши, жегил!

— А то что?

Надо сказать, что я наблюдал разгорающуюся драму снизу через частокол ног. Но даже с неудобной позиции сумел рассмотреть, что между сумитами хозяевами и вновь приехавшими пролегла незримая граница.

— Что все это значит? — напрямую спросил Имран.

— Свадьбы не будет! — так же прямо ответил Заман.

— Это не тебе решать! Ты что забыл, кто перед тобой? Кази Иназов тебе голову отрежет как барану!

— Подожди, дорогой! — вперед выступила Айна.

Вероятно, она поступила с самыми добрыми намерениями, но так получилось, что она их всех погубила. Дело в том, что сумитов можно по-всякому ругать, но только не за готовность к схватке. Они загораются мгновенно и идут до конца, пуская в ход ножи и стволы. В данный момент численный перевес хозяев ничего не решал. Да и автоматами тяжело было воспользоваться, противники стояли чересчур близко.

Но когда Айна встала между враждующими, она нарушила и так шаткое равновесие. Намерения хоть и были хорошими. Перемирие, дружба, обнимашки. Но на деле противная сторона на 100 процентов использовала паузу для перегруппировки и изготовления к стрельбе.

Пока кунаки Имрана не могли прицельно стрелять из-за вставшей на линии огня девушки, хозяева подняли автоматы, клацнули затворами и началось.

От оглушительного грохота заложило уши. Тир заволокло пороховым дымом. Сопровождавших Имрана убили сразу. Но понял я это, только когда стрельба утихла и дым немного рассеялся.

Я хоть и находился в нескольких метрах, но был весь в чужой крови. В крови так же были и стенды на стенах. Тир больше напоминал бойню в базарный день. Кичи ходил среди поверженных и резал им горла тонким узким ножом. Раненные дергали ногами и хрипели. Кичи не менялся в лице, только что-то тихо приговаривал под нос. Свежая кровь парила, издавая невыносимый аромат.

Я заметил, что среди убитых женщин нет. Потом понял почему.

Каким-то чудом, а может быть потому что Имран был лучшим воином тейпа, он спас свою женщину и спасся сам, нырнув в неприметную дверь, доселе скрытую дежурными плакатиками. Наверное, это была киндейка сторожа или тренер по стрельбе хранил там свои кубки, но теперь Имран сидел там и отстреливался.

Нападавшие собрали заседание штаба.

— Его нельзя оставлять в живых! — заявил Заман.

— Айну пустить по кругу! — встряла Узлипат. — Эту шлюху! Она увела у меня жениха!

— Заткнись! — зло оборвал Заман. — Это ты втравила нас в эту историю! Из-за тебя мы ввязались в терки с самим Кази Аксацевым! Если до него дойдет, он вырежет наш род до последнего ребенка!

Крутые у них законы, подумал я. Гораздо круче наших. Наверное, поэтому они теперь главные в Москве.

Заман подошел к дверям киндейки.

— Жегил, прости, произошла страшная ошибка! Мы не хотели никого убивать! Когда Айна выскочила, мы приняли это за опасность! Прости меня, старого!

— Что с моими людьми? — спросил Имран через дверь.

То, что он в такую минуту интересуется своими людьми многое мне подсказали. Безумно хотелось помочь, как-то вмешаться. Но что я мог?

— С ними все в порядке! — Заман подмигнул Кичи, и убийца осклабился. — Мы их перевязали, надо только в больницу отвезти! Выходи, дорогой! Ты нас задерживаешь, а раненным надо торопиться!

Вот сволочь, подумал я.

Заман продолжал уговаривать.

— Жегил, мы же родственники! Ты заметил, мы в тебя даже не стреляли? Мы же хорошего желаем. Хочешь жениться, женись! Я тебе слова не скажу!

— Ага! — воспротивилась Узлипат.

— Чу! — зыркнул на нее глазами Заман.

— Я тебе не верю! — донеслось из-за двери.

Надо сказать, положение у него было патовое. Судя по всему, киндейка запасного выхода не имела, и Имран с невестой оказались в западне. Рано или поздно патроны у него должны были закончиться. Заман мог тупо погнать своих головорезов и взять его навалом. Или поджечь, тогда Имран сам бы вышел.

С другой стороны, исчезновение зятя самого Кази Иназова, хозяина Москвы, не могло остаться незамеченным. Его могли уже начать искать. Да и сам Имран мог кого-нибудь предупредить о цели своего визита. Все-таки не к деду Морозу ехал на елку, должен был что-то подозревать.

Мне искренне было жаль молодых, и рассуждая подобным образом, я успокаивал больше себя, ведь сам продолжал быть спеленатым словно ребенок и предпринять ничего не мог.

Я не учел лишь одного. Вернее, двух факторов. Первое, Имран собирался жениться и в нем бушевали гормоны, не позволяя трезво оценивать ситуацию. Второе, менталитет сумитов. Они конечно дикие люди, маргадоны, живут на безусловных рефлексах, но при этом явно пониженный интеллект и наивность на уровне ребенка детского сада.

— Какие твои гарантии? — донеслось глухо. — Поклянись Аллахом, что нас не тронешь и опустишь!

Заман конечно с готовностью поклялся.

Я был в панике. Мне хотелось кричать. Нельзя быть таким доверчивым. Клятва неверному не считается. А неверным можно объявить любого!

Но как говорится, человек полагает, а бог располагает.

Случилось неминуемое.

С внутренней стороны раздалась возня, это Имран убирал сооруженную им баррикаду. Затем дверь открылась, и они с Айной вышли.

Едва они появились, сумиты кинулись на них. Имран успел выстрелить, один из бачей с проклятиями заскакал на одной ноге, но другие повалили жениха, вязали узлы на руках и ногах. И пинали. Пинали и вязали.

— Ты Аллахом поклялся! — гневно воскликнул Имран.

— Перед Всевышним я сам отчитаюсь! — холодно проговорил Заман.

Бившуюся словно угодившую в силки птицу, Айну держали двое. Заман подошел, взял рукой за подбородок.

— Что с тобой прикажешь сделать, красавица?

— Ты обещал отдать ее мне! — выкрикнула Узлипат.

— Забирай!

Узлипат хлестко ударила соперницу в живот. Ту продолжали удерживать двое и бить было легко. Айна согнулась пополам. Узлипат схватила ее за волосы и толкнула в киндейку.

— Кичи! — крикнула она. — Ты первый!

Имран заскрипел зубами.

— Я вас всех убью! Клянусь Всевышним!

Заман хохотнул.

— А ты подумай, почему мы тебя сразу не убили?

Бой в экзосфере.

Даже много лет спустя я не верил себе, что видел это.

Возможно веревки были гнилые, либо сумиты схалтурили и вязали плохо, но произошло то, что произошло. Имран напрягся, рванул, раздался треск, и оплётшие его вервия полопались и мертвыми змеями сползли на пол. Сам Имран одним махом оказался на ногах.

— Убейте его! — закричал Заман.

Имран дал ему в челюсть, и бандюган улетел. Жалко, что не совсем. Вспыхнула ожесточенная драка. Имран пытался добраться до Кичи, который прикрывался Айной, другие сумиты накидывались на него, не имея возможности стрелять, чтобы не зацепить своих.

В самый ответственный момент меня грубо перевернули на живот. Сверкнула сталь ножа. Не успел я заорать, как кто-то зажал мне рот.

— Тихо! Я тебя освобожу? Мы должны быть ЕЩЕ знакомы!

— Мракобой! — пробубнил я сквозь руку.

— Альянс к вашим услугам!

Мракобой одним махом рассек связывающие меня путы.

— Уходим!

И тут над самым ухом резанула автоматная очередь. Мракобой катнулся в одну сторону, я в другую.

Бесхозно лежащий на полу автомат я приметил еще, будучи связанным. Его выронил раненный Имраном бандит. Я схватил его, направил в сторону огня и нажал на спусковой крючок. Если бы он оказался на предохранителе, стрелок бы прищучил меня.

Неизвестно как вычленил меня в общей куче-мала стрелок, но он продолжал держать меня на мушке и вот-вот должен был спустить курок. Автомат словно швейная машинка задергался в руках. Первые пули угодили бандиту по ногам, и они словно взорвались. Во все стороны полетели ошметки мышц, кожи и прикрывающей их одежды. Льдом забелели кости. Бандит сделался ниже ростом, а так как я продолжал бездумно жать на курок, то очередь легла выше. На бандите был бронежилет и в местах попадания возникли лиловые вспышки.

Вот те костюм с перламутровыми пуговицами, зло подумал я.

Получилось так, что бандит был убит еще первыми выстрелами по ногам, а ударная сила пуль по бронику, хоть и не пробила последний, опрокинула стрелка и отправила в последний путь.

Тир вновь наполнился пороховым дымом. Хоть это и был тир по определению, вряд ли в нем стреляли так много за все время функционирования со дня постройки.

Имран стрелял и бил. Бил и стрелял. Многие из сумитов оказались хорошо подготовлены и заблаговременно надели броники, так что Имран сначала откидывал противника ударами пудовых кулаков, затем стрелял в шею или голову.

Восхищаюсь сумитами. Войны давно нет, в армии не служили, а дерутся и убивают так, словно всю жизнь этим занимались. Это у них в генах. Мы еще слишком мало знаем их историю. А когда узнаем, это окажется история боевых народов, заточенных на войну.

Имран бы всех их поубивал, если бы не слабое звено-Айна. Ей бы убежать и укрыться, пока жених все тут не закончит, но убежать и укрыться девушке не дали.

— Остановись, или она умрет! — раздался вопль.

Выстрелы оборвались. На ногах к тому времени оставалось пятеро. Заман, Кичи, Узлипат и Имран с Айной. Кичи, ухмыляясь, держал Айну за шею и прижимал ствол пистолета к ее затылку, сам при этом укрываясь за девушкой. Поступок настоящего джигита.

Пол был завален трупами. Сам Имран дымился от пота. Казалось, воздух над ним искажается. Одежда была изрезана и висела лохмотьями.

— Брось ствол! — фальцетом крикнул Заман.

Имран смотрел только на Айну. Руки его опустились, и автомат соскользнул на пол.

Я потом долго анализировал ситуацию и сделал для себя единственно приемлемый для себя вывод. Думаю, увидев этот взгляд, направленный на любимую, Узлипат поняла, что Имран никогда не будет принадлежать ей. Они могут сейчас запугать его, сделав Айну заложницей, заставить женить на себе, но ее он не будет никогда. Всё это она поняла по одному единственному взгляду.

И тогда она сделала то, что сделала. Она сжала руку Кичи и заставила его сделать роковой выстрел. Айна спала как подбитый браконьерами лебедь. Ужасно закричал Имран, кинулся, и тогда Заман выстрелил ему в голову. Тот упал как подкошенный.

— Кончено! — произнес Заман.

— Еще нет! — и тогда я поднялся перед ними.

Они застыли передо мной практически в ряд. И между нами было 5 шагов, не больше.

— Я женщина! — крикнула Узлипат.

Уже поняла, что пощады не будет. Вообще ничего не будет, кроме ослепительной очереди и брызг сгоревших пороховых газов.

28. Сегодня

Странная встреча старых подруг в Старомонетном переулке.

Старомонетный переулок одно из красивых мест Москвы, находится практически в центре. Название пошло с 18 века, когда здесь работал Кадашевский монетный двор. Злата и серебра было переведено немеряно. Драгметаллы свозили обозами. Богата земля русская. Только уж больно несчастная.

Дом за номером 26 поражал особенной красотой. Был он не прямоугольный как все нормальные дома, а округлой формы. Словно башня средневекового замка торчала на углу. Здесь Бекка и Вершинина и зажали.

С института минералогии они сбежали благополучно. Но было бы наивно предполагать, что контора не оставит часть сотрудников на шухере.

Когда Вершинин спустил майора с крыши, и сила гравитации вернулась в нормальное состояние, то они увидели гражданина на углу, взирающего на них с немым изумлением. Но агент быстро справился с изумлением и кинулся в подворотню. Бекк устремился за ним и догнал, когда тот открыв дверцу новенькой вазовской «геммы» пытался одновременно и залезть, и завести мотор.

Майор стукнул его дверцей и полез вместо него. Мотор взревел и через пару секунд машина яростно тормознула у застывшего Вершинина. За все время пока майор действовал, он успел лишь пасть разинуть.

— Садись! Чего застыл? — рявкнул опер.

Вершинина не пришлось упрашивать, он знал, что в критические моменты от майора можно и по шее получить, так что он полез внутрь. Гемма рванула в переулок, и казалось свобода у них в кармане, да не тут-то было. Из-за красивой угловой башни выполз тяжелый как танк джип «Москвич». Встал поперек, перекрыв большую часть дороги. Из него посыпались бойцы в брониках и сферах и сразу открыли огонь.

— Ложись! — закричал Бекк страшным голосом, выворачивая руль и нажимая то ли на газ, то ли на тормоз.

Вершинин и не среагировал бы так быстро, но она из первых же пуль угодила в спинку его кресла и разнесла его вдребезги. Так что он просто откинулся на спину. Уже сверху на него ссыпался водопад стекол и почему что свалилось оторванное зеркало. По идее оно должно было улететь вперед.

С громким бумканьем лопались баллоны, машину крутило во все стороны разом, несмотря на титанические усилия Бекка повернуть хотя бы в одну из сторон.

Они не перевернулись по единственной причине, потому что уже переворачивающаяся «гемма» ткнулась бортом в стену и вернулась обратно на четыре колеса. Точнее на четыре диска, потому что покрышки к этому времени отстрелили.

— Колеса! Минус 4! — доложил Бекк и приказал. — Вылезай из машины, бензин кончился!

Они выбрались, загораживаясь от стрелков корпусом машины, который сильно напоминал дуршлаг. Одному Великому Луке известно, как их не ухайдакали.

Бойцы продолжали беспорядочную стрельбу, отсекая от них свободное пространство и не давая ни единого шанса на побег.

— Что будем делать? — крикнул Вершинин.

— ! — матерно ответил Бекк.

Он выглядел злым, в такие моменты Вершинин сам его боялся.

Чудо.

Несколько лет назад на базе модельной линейки «Аурус» выпустили полностью бронированный автомобиль класса защиты ВиЭр-10 под гордым названием «Аврора». Экземпляр получился чересчур дорогостоящим и был произведен чуть ли не в единственном экземпляре. Пока Вечный выходил в народ, он ездил на нем. Потом и Вечный и «аврора» затерялись в одном из засекреченных бункеров.

Именно такое чудо выехало из-за поворота на место перестрелки. На пути «Авроры» оказался джип «Москвич» тоже не маленький и тоже бронированный. В этот момент Вершинин в первый и последний раз в жизни узрел, как одна машина своим ходом переехала другую.

«Москвич» распался на две половины, будто был сварен из разных частей, а не имел единый кристаллический каркас. Бойцы кинулись врассыпную и открыли стрельбу на этот раз по «Авроре». Корпус автомобиля покрылся красивыми лиловыми вспышками. На этом эффект от попадания пуль калибра 7, 62 закончился.

«Аврора» подскочила к залегшим друзьям и встала, прикрыв горой брони от нападавших. Задняя дверца с автоматическим приводом открылась.

— Это может быть ловушка! — сказал Вершинин.

— Какая на хер разница! — отмахнулся Бекк.

Рывком поднял с земли друга и почти вбросил в проем двери. Прыгнул сам, и дверца сама плотно припечаталась за ними.

Внутри с легким шумом работала сплит-система и было полутемно. Заунывно зудели многочисленные датчики.

Поначалу низкие барабанные удары они приняли за начало музыки, но это было все, что долетало до них от попаданий снаружи.

Водитель не оборачиваясь рванул с места. Друзей вдавило в спинку шикарного кожаного кресла.

— Спасибо, добрый человек! — хотел сказать Вершинин, но от перегрузок нижняя челюсть его отвисла и не захотела вернуться в исходное.

Это сколько ж он выдает, невольно подумал он.

От погони, если она и была, они оторвались мгновенно.

ГЭС-2. Болотная набережная, 15. У инсталляции «Большая какашка» Урса Фишера.

«Аврора» въехала в панорамное окно, в котором не было не только стекла, но и самой рамы, и оказалась в веселеньком просторном атриуме. Подобные выбитые окна украшали всю стену, так что внутри света хватало. Водитель заехал поглубже и свернул за угол, чтобы машину не было видно с улицы. Заглушил мотор. С комариным пением автоматически приоткрылась дверь. Открыть вручную было бы напряжно, только стекла были толщиной в руку, а еще бронесталь самой дверцы с активной и пассивной защитой. И бог весть что еще напихали туда русские левши.

Бекк решительно направился к водительской дверце.

— Желаю познакомиться с нашим спасителем!

Дверца открылась с тем же писком, и на пол, усыпанный осколками стекла и прочим мусором, спрыгнул водила.

— О-па!

А знакомиться и не пришлось.

Перед ними стоял Илья Стадник, старый знакомый.

Перед мысленным взором обоих друзей промелькнули мрачные катакомбы Парижа и взгляд Ильи Стадника, полный отчаяния.

Его слова «Я не могу идти! Меня что-то не пускает!» набатом прозвучали в ушах.

После Парижа прошло 5 лет. Они встречались еще через год, но запомнился почему-то Париж и тот год, когда они потеряли Илью Стадника навсегда.

Если Париж можно назвать отчаянием, то следующую встречу оптимизмом. Захваченный Пантаналом в вечный плен, он каждый раз представал в новом обличье. Сейчас это был деловой стиль и никаких эмоций. Откровенно говоря, это было немного жутковато. Жутковато лицезреть, как простой парень Илья Стадник, мелкий мошенник и свой в доску парень, с которым ты рисковал не раз и который не раздумывая рисковал собой, чтобы вытащить тебя из опасной передряги и спасал от смертельной опасности, вдруг другой. Даже не другой. Иной. Что-то неуловимо менялось в нем, уводя от человеческой сущности. Гладкое, без морщин лицо, лишенное любых эмоций. Угловатые рациональные движения, ничего лишнего. Отшагнул в сторону и замер как в стоп-кадре. Узнал он их, не узнал, пойди пойми. Скорее, выполнил некий приказ Проекта. Вполне возможно, что в данный момент он и есть Проект.

Пантанал-страшная штука, подумал Вершинин впервые в таком ракурсе.

Илья одет в фиолетовые брюки и безрукавку с пуговицами на боку. На голове круглая шапочка. Что-то это напомнило и Бекку.

— Что за костюм? — спросил он.

Илья понял по-своему.

— Эластан!

А Бекк уже вспомнил. Это был хирургический костюм, такие носили врачи в военном госпитале в Лефортове, после того, как его подстрелили в «празднике, который всегда с тобой», тудыть его в качель.

— Где мы? — спросил майор.

— Судя по гигантской железной какашке, которую мы проехали снаружи, это музей современного искусства! — предположил Вершинин.

— Рисунки плохо рисующих художников! — кивнул головой Бекк.

— И этот человек вершит судьбы человечества! — притворно вздохнул Вершинин.

— Судьба человечества зависит от Платформы!

Они не сразу поняли, что говорит Илья Стадник. Разговаривал он невнятно, как человек пораженный инсультом. Или тот, кто молчал несколько лет с момента их последней встречи.

Разговоры.

Вершинин признался Бекку:

— Знаешь, когда нас сегодня прижали там, у башни, на меня нашло такое отчаяние, что если б я верил в бога, то взмолился бы, дал обет. Я понял, что только чудо может нас спасти. И это не был религиозный экстаз. Нет. Все реально и даже реалистично. У меня даже появилась уверенность, что чудо вот-вот произойдет. А потом появился Илья Стадник.

— Вот только не надо мистики! — оборвал Бекк. — Во-первых, не появился, а приехал на машине. Во-вторых, его появление конечно нас спасло, это никто не отрицает, но он приехал, потому что мы были ему нужны для дела. И что остаётся в сухом остатке? Нет никакого чуда, а есть осознанная необходимость Пантанала в исполнителях, сиречь, в нас.

— Ты не исправим! — покачал головой Вершинин.

Они помолчали, глядя на фигуру Стадника, застывшего напротив окна. Илья наблюдал. Или давал им время переварить информацию.

— Пантанал формирует историю человечества! — прервал молчание Стадник. — К сожалению создатели Проекта не учли, что ему придется функционировать так долго. Пантанал создан пятьдесят тысяч лет назад. Его создатели давно превратились в прах, но инфраструктура Проекта продолжает частично сохраняться и выполнять свои функции. В том числе и главную, сохранение человечества как вида. Наглядно это было видно на примере последней войны. Как гласит поговорка, двум медведям в одной берлоге не ужиться. Так что Проект определил наиболее нежизнеспособного.

— И Америке капец! — подытожил Бекк.

— Это была удачная операция! — согласился Стадник. — Но выявилась отрицательная тенденция, выразившаяся в общей разбалансированности системы. Проект слишком стар, программное обеспечение не было рассчитано на столь долгую перспективу. Одно из узких мест, это узел управления, который вы называете Платформой. Мощь Платформы не ограничена. До последнего момента Платформа функционировала без замечаний. Однако ряд странных сбоев последовательно выводит Платформу из общей системы Пантанала. Мы подозреваем вмешательство извне. Если Платформа окончательно выйдет из-под контроля, высвободится такое количество энергии, что Земля сожмется в размер горошины.

— Херово! — сказал Бекк. — Что же вы ничего не предпримете?

— Платформа имеет специфическую систему защиты! Создатели защитили ее от самих себя!

— Что ж вы сами себе не доверяли? — хмыкнул Бекк.

Стадник пожал плечами.

— Пути Пантанала неисповедимы!

— Не богохульствуй! — автоматически возразил Вершинин. — Я думаю у Капитанов имелись свои резоны, чтобы поступить так. Но что Проекту нужно от нас? Ведь именно для этого вы спасли нас?

— Для этого! — не стал скрывать Стадник.

Капитаны и Альянс.

— Создавая Пантанал, Капитаны учли все возможные угрозы в будущем, отразив их в базовой программе Платформы. По существу, Платформа квазиживое творение, саморазвивающийся искусственный интеллект, — продолжал Стадник. — Таких Платформ на Земле всего 3. Кроме русской, одна находится в Африке, другая в Америке.

— Но Америки больше нет! — напомнил Вершинин.

— Америка есть, только другая! Именно для этого создана и функционирует Третья Платформа^[68]!

— Капитаны установили на Платформе лучшую защиту, в том числе и от самих себя! Чтобы оппоненты, не согласные с теорией Пантанала, не могли навредить Проекту! В своем роде «защита от дурака» только наоборот. Было рассчитано так, чтобы никакой выдающийся ум ни у человечества, ни у Капитанов не смог остановить великий эксперимент. Но произошло непредвиденное…

— Брошенные боевые модули, лучевое оружие по всему миру, религиозный экстаз по великому Луке! — взъярился Бекк, он и до этого с трудом сдерживался.

— Нет! — спокойно возразил Стадник. — Это все побочные эффекты! На месте танковых сражений всегда остаются подбитые танки!

— Странная метафора для Капитанов! — заметил Вершинин.

— Это я сам для примера! — немного смутился Стадник.

Впервые в нем проступило нечто человеческое.

— А сам как? — участливо спросил Вершинин. — Нравится такое… — он хотел сказать существование, но тактично поправился. — Нравится такая жизнь?

— Это не жизнь и не смерть! — заявил Стадник. — Например, вы не видели меня несколько лет, а для меня это было минуту назад. Меня это устраивает. Я живу тогда, когда нужно. Так я проживу гораздо дольше вас. Так понятно?

— Понятно! — протянули оба майора^[69].

— С тобой все ясно! — подытожил Бекк. — Бессмертие и все такое! Но зачем мы Пантаналу? Мы не бессмертные!

— Вы давно работаете с Пантаналом и сумели как-то адаптироваться. По расчетам Капитанов Платформа не должна считать вас за врагов, иначе она бы вас давно уничтожила!

— И что же Платформе надо от нас?

— Как я уже говорил, Платформа — это саморазвивающийся искусственный интеллект. Главное тут слово искусственный. Третьей силе, носящей самоназвание Альянс, удалось инфицировать базовую программу Платформы. Необходимо уничтожить вирус. Для этого требуется вмешательство извне. Времени осталось мало. Платформа и так держится на последних резервах.

— И что нужно Альянсу?

— Уничтожение человечества!

— Убогая цель! — задумчиво произнес Вершинин. — Не развитие, не создание, не великое созидание, а разрушение. Это как дикарь бьет по микроскопу каменным топором.

— Альянс не дикари! — возразил Стадник, поняв его буквально. — Это вообще не живые существа. Это другой Проект.

— Один Проект наехал на другой! — задумчиво произнес Вершинин. — А мы думали, что Вселенная устроена просто!

— Ладно, об этом потом! — Бекк положил руку ему на плечо. — Где нам искать эту Платформу?

— Об этом написано в бумагах Мракобоя! Они же у вас! — сказал Стадник.

Вершинин возмутился.

— Все это время бумаги были у тебя? Что же ты голову морочил?

— Бумаг как таковых нет! Они существуют в несколько специфическом виде! — ответил Бекк. — В общем так, бумаги сгорели, но их успела прочитать Сандра и все запомнила! Сейчас она дожидается меня в одном укромном месте…

— Не дожидается! — возразил Стадник. — Она сейчас в допросной, а та находится в Бутырской тюрьме!

Следственный изолятор № 2 УФСИН России по городу Москве. Он же Бутырская тюрьма. Новослободская улица, 45, строение 5. Комната для допросов.

— Ненавижу Москву и ее слабоумных жителей! — заявила Нина Задерихина, куратор Бекка.

Кураторша, следователь УСБ полковник Филимонов и стажер прокуратуры Лямкин смотрели на Сандру, прикованную к столу наручниками, через большое зеркальное с обратной стороны окно.

Девушка вела себя отрешенно. Что и не мудрено.

Филимонов почесал знаменитый нос в виде органа и робко сказал.

— Может не надо было с ней эдак?

Нина глянула на него с такой неожиданной и ничем не мотивированной злобой, что следак проглотил язык. Критический день, подумал он. И еще. Хорошо, что я не женился.

Он вспомнил о современной научной теории, что женщины и мужики это два разных биологических вида. Они благополучно существовали порознь, возможно, в разных мирах, пока Капитаны их не «поженили».

Капитаны те еще ублюдки, решил он.

Сандра тем временем раз за разом прокручивала в уме события последнего часа. Бекк сказал, что ему надо ненадолго отлучится (наверняка, что-то связанное с бабой) и оставил ее в уютной квартирке неподалеку от Старомонетного переулка.

Он обещал скоро вернуться, но раздавшаяся рядом пальба заставила сильно усомниться в его словах. Сомнения усилила пара «байрактаров», которые назойливо крутились около дома. А потом пришел спецназ.

Действовал он крайне профессионально. Вот она в полутемной квартире с занавешенными окнами, и тут же без перехода стоит на коленях на грязном асфальте уже на улице щурясь от яркого солнца.

Зрелище то еще. Вокруг те еще перлы в броне и с пулеметами (как ей казалось), а внутри круга она в легком ситцевом платьице.

— Справились да? — по-детски обиделась она.

Командира это задело (у него самого была дочка примерного возраста). Он обернулся к Задерихиной и спросил:

— Может не надо так?

— Как это так? — взъярилась Нина. — Выполнять!

Она уже оценила красоту девушки и внесла в список личных врагов навечно. Если б была возможность, она бы тушила об нее бычки. Разлеглась тут, корова. Даже в таком незавидном положении умудряется очаровывать мужиков. А она, такая вся распрекрасная, уже и форменную юбку донельзя укоротила, и сиськи увеличила, а мужики не смотрят. Вернее, смотрят, но с каким-то ужасом. Удалось недавно одно в спальню заманить, так у него не встал, и она его чуть не пристрелила. Все мужики сволочи, это понятно. Но как она ненавидит баб!

— Вы что не слышали приказ? — повторила она.

Сандру взяли под руки, подвели к просторному фургону, сильно просевшему на осях. Сандру уже брали по пустяковому делу, и она имела представление об автозаках. Это машина имела гораздо больший по размерам кузов. К тому же девушку подсадили в заднюю дверцу, и конвой следом не полез.

Сразу за ней захлопнули дверь, и она осталась одна. В кузове имелись две лавки вдоль стен. Одна была почти полностью завалена какими-то мешками. Запах стоял тяжелый.

Она села на свободную лавку. Взгляд бродил по куче мешковин, пока она не поняла, что никакие это не мешки. Напротив, нее сидел огромный манекен в виде жирного омоновца метра 4 ростом в полной экипировке без шлема.

— На фига таких кукол делают? — подумала девушка.

После чего генно модифицированный искусственно увеличенный офицер группы Новая Альфа открыл глаза и посмотрел на нее.

Девушка закричала от ужаса и благополучно потеряла сознание.

Допрос.

Пока стажер Лямкин вспоминал статью 46 УК РФ, регламентирующую проведение допроса, Ознобихина зашла в допросную и стала душить Сандру. Та попыталась отшатнуться, но прикованные руки не давали ей этого делать.

— Террористка сволочная! — ругалась Ознобихина.

Знаменитый нос Филимонова потянул все лицо Уэсбэшник книзу, не давая рассмотреть происходящее безобразие.

— Нина Ивановна! — в ужасе закричал Лямкин, не решаясь, однако вступить в открытое противоборство.

Ознобихина отпустила несчастную только тогда, когда та начала синеть. Сандра уронила голову на стол. Нина тем временем обошла ее сзади.

— Вы только что наделали дел на уголовную статью! — набравшись смелости, произнёс Лямкин.

Следачка оглядела задержанную сзади, заметила неодобрительно:

— Хорошее платьице! Наверняка дорогое! Подарок воров!

Накинула на Сандру целлофановый пакет и продолжила душить уже новым способом.

— Мне звонят! — Сказал Филимонов и торопливо покинул допросную, забыв, что сотовый находится у него в кармане.

— Нина Ивановна, вы усугубляете! — Лямкин хотел подойти.

Только хотел, но слабая женщина с такой силой пихнула его, что он отлетел к стене. Перед этим он увидел затылок Сандры сквозь пакет. Синюшный, покрытый крупными каплями пота. Девушка крупно дрожала.

— Оргазмируешь? — хохотнула следачка.

Потом Лямкин был уверен, что именно от циничного смеха Ознобихиной, от ее неузнаваемо искаженного злобой лица, а не удара о стену от тычка следачки, он на несколько секунд потерялся.

А может это лицо и есть ее настоящее, подумал он в окутавшем его вакууме.

Ознобихина тем временем оставила пакет и подняла свою кожаную сумку, намереваясь обрушить на голову своей жертве, но что-то пошло не так. Сумку заботливо забрали из ее рук. Она оглянулась. В глухой стене, где секунду назад не было ничего, была открыта дверь, за которой была видна вереница других открытых дверей, в которых мелькали ошарашенные лица надзирателей. Впрочем, те двери быстро затянулись и исчезли.

Во вновь открывшихся дверях допросной стояли трое: Бекк, Вершинин и незнакомый парниша (Илья Стадник).

— Сами пришли! Вы арестованы! — торжествующе заявила Ознобихина.

Бекк показал ей дулю, а Стадник просто взял наручники с Сандры, легко, как приставшую нитку, и надел на следачку.

— Вы только что подняли себе статью! — пригрозила Нина Ивановна.

— Чья бы корова мычала! — сказал Вершинин.

Ознобихина взъярилась.

— Ты, мразь, меня коровой обозвал!

И рванула к Вершинину. Тому бы сильно не поздоровилось, но оказавшийся на пути Бекк хладнокровно ударил ее между сиськами. Вымя мотнулось, следачка на себе поняла, как это херово, когда нечем дышать.

Лямкин тем временем пришел в себя. Его привели в чувство крики Ознобихиной:

— Остановите их! Они ушли сюда!

Сковавшие следачку цепи уходили прямиком в бетонную стену.

Их потом болгаркой резали, а болгарку перед этим долго искали.

Новая цель.

— Я под землю не полезу! — заявил Вершинин. — Как вспомню низкие своды, мох, вода капает. У меня это… Клаустрофобия.

— У вас скорее панофобия! — уточнил Стадник. — Боязнь по неизвестной причине! Да и какой может быть мох в Париже?

— Парижский мох! — настаивал Вершинин. — Я старый, мне помирать скоро. Не хотелось бы заранее к могиле привыкать.

— Лезть никуда не придется! — прервала их Сандра. — Судя по дневникам Мракобоя Платформа находится на поверхности.

— И то слава Богу! — взмолился Вершинин.

— Рано радоваться! Место, где она находится, сейчас самое охраняемое место на земле!

Бекк оживился. У него было прозрение и оно ему не нравилось.

— Проезжал я тут одно местечко на днях! — сказал он.

— Именно! — со значением подтвердила Сандра.

Стадник посмотрел на них и спросил:

— Не говорите загадками. Что я должен доложить Пантаналу?

— Платформа находится в башне! — выпалила Сандра.

— О, нет! — вырвалось у Вершинина. — Снова куда-то лезть. Я высоты боюсь. У меня это…

— Панофобия! — подсказал Бекк. — У тебя, Палыч, боязнь всего на свете. А лезть никуда не придется по причине того, что это не просто башня, это упавшая башня. Башня, которую уронили.

— Останкинская?

— Она самая. И хоть она упала на ВДНХ лишь частично, мне мое сердце вещует, что лезть придется именно туда. На особо охраняемый объект! Но не тушуйся, Палыч! С нами тот, кто читал дневники самого Мракобоя!

Сандра виновато посмотрела на них и добавила:

— Я не успела прочитать последнюю страницу! А что если там что-то особо важное для нас?

— Об этом мы очень скоро узнаем! — сказал Бекк.

То ли уточнил, то ли пригрозил.

29. Мракобой и Платформа

5 год после войны. Лето. Прощай, колодец.

— О-па!

Я оказался перед огромной дырой рядом с колодцем, моим домом. Захолодело сердце от нехорошего предчувствия, и я бросился поднимать замаскированную крышку, даже не приняв помощи Ууша. Посветил фонариком вниз. Ответно блеснули глазки шерстяного. Шуша мирно дремала, видя дневной сон. Совсем немного убыр не добрался до нее. Да что до нее. А если бы ночью? Стены колодца выложены бетонными кольцами, но лежат они на голой земле. Я представил, как убыр врывается в наше жилище ночью, могучий и голодный. И как мы все загибаемся там.

Я поежился.

— Что, пора менять дислокацию?

Мракобой как всегда возник неожиданно. За последние годы он появлялся неоднократно. Никак не привыкну, что он молодеет с каждым разом.

— Я Мракобой, если не в курсе! — говорит он.

Он и представляется каждый раз, ведь в его потоке времени все шиворот навыворот, и мы еще не знакомы.

— Что от меня нужно на этот раз? — спрашиваю.

— Так и не скажешь, как я умер?

— Не скажу!

— Почему?

— Как-то не хочется!

— Я тебе говорил про Платформу, от которой зависит само существование человечества как вида? — интересуется он.

— Говорил и много раз! — скривился я.

— Платформа регулярно требует профилактики, в настоящий момент ее необходимо немного починить.

— А я тут при чем? Я даже не чинитель платформ!

Мракобой вынул из кармана дико блеснувший на солнце диск.

— Это тебе поможет. Здесь все. Включая связь. Назовём устройство условно накопитель. Тебе надо вставить его в Платформу. Вставишь и свободен как ветер.

— Сам вставляй! — буркнул я.

— Я не могу!

— Почему?

— Потому что я не человек! Я проект!

— Слышал уже! Ты Альянс и все такое! Только ты рисковать не хочешь, а меня не жаль. Если Платформа меня убьет, другого найдете!

— Во-первых, другого мы не найдем! — возразил Мракобой. — Альянс просчитал, что других вариантов тривиально нет. Во-вторых, Платформа тебя не тронет, потому что ты человек, а она создана для обслуживания человеков!

— Людей! — поправил я. — Почему я должен вам верить, что вы меня не подставите?

— Сколько раз я тебя спасал за эти годы?

— Восемь! — без запинки ответил я. — Это если считать тот случай, когда я с моста упал!

— Вот! Убить тебя Альянс мог уже целых 8 раз, для чего даже вмешиваться бы не пришлось. Тривиально не мешать.

— Логично!

Я подумал, потом решился и задал давно интересующий меня вопрос.

— Почему бы вам не оставить человечество в покое? Сами уж как-нибудь…

Я не договорил. Мракобой смеялся. Потом резко прекратил, не люблю этих перепадов настроения. Уверен, что их вообще нет. А это все постановка для нас, подопытных землян.

— Вы не подопытные, вы уникальные! — проговорил Мракобой, в очередной раз подтвердив, что мои мысли для него не секрет, а предмет для вдумчивого анализа. — Сколько во вселенной землеподобных планет? Таких экзо планет тысячи! А сколько на них разумных цивилизаций? Одна! Ваша! Вы уникальны! Ты же не хочешь, чтобы этот огонек разума погас под порывом первобытного ветра?

— Не хочу! — согласился я.

— Тогда! — Мракобой сделал театральный жест.

За ним стоял электросамокат.

— Но тут место для одного!

Я смотрел на переминающихся Ууша и Шушу.

— Для большей безопасности они останутся со мной! — подтвердил Мракобой.

Так же для того, чтобы я куда не свернул, уточнил я про себя, забыв, с кем имею дело.

— Ну зачем же так? — укоризненно произнес Мракобой.

— Короче! Куда мне ехать? — спросил я.

— Твоя цель — ВДНХ! — и Мракобой торжественно вручил мне накопитель.

Цветок смерти.

Пестель знал Москву хорошо. Так что задача добраться из Нескучного сада до ВДНХ для него не была проблемой. Пришлось лишь пару раз свернуть, чтобы миновать участки, где были возможны обстрелы. Самокат катил беззвучно, пугая немногочисленных бомжей. Никто не пытался его убить, лишь некто погнался за ним, но быстро отстал. Необыкновенная легкость бытия пугала его.

Должен быть какой-то знак, думал он.

И знак появился. На проспекте космонавтов у стелы покорителям космоса он вынужден был остановиться. От стелы уцелел лишь острый отломок в пару десятков метров. Гостиница Космос тоже сильно пострадала. В середине модернового здания зияла обугленная дыра в 5 этажей.

На атомную бомбу походило мало. Скорее всего, шарахнули с байрактара.

Ему показалось что за стелой горит огонь, и он обошел памятник. На всякий случай сняв автомат с плеча. Это был не огонь.

Вздыбив и проломив асфальт, цвёл невиданной красоты цветок. Он вызывал двойственное чувство. Им хотелось восхищаться и одновременно он вызывал омерзение. Цветок имел ярко-оранжевый окрас и состоял из двух частей. Одна часть — это воздушные хлопья, трепещущие на ветру, самой разной конфигурации и размеров. Вторая часть это нечто вроде паучьих нитей, тянущихся поверх асфальта и сплетающиеся в жуткие клубки.

Пестель обмер.

Паучья часть упиралась в обугленный остов вертолета. Вертолет явно военный. С гнутыми пулеметными стволами и пустыми пилонами от ракет. Весь укрыт бронепластинами, делающим его похожим на летающего бегемота^[70].

Ядовито-оранжевые щупальца проникали в иллюминаторы и люки, опутывали отвалившиеся бронепластины.

Неожиданно ожил накопитель.

— Я бы не стал терять здесь столько времени! — раздался голос Мракобоя. — Этот цветок носит название китайская роза. Другое название цветок смерти^[71].

— Почему?

— А я знаю? Мои знания заканчиваются там, где я замолкаю^[72]!

— Что с башней? — спросил Мракобой.

Пестель медленно повел головой слева направо. Огромный ствол Останкинской башни огромной тушей перечеркивал все видимое пространство в этом направлении. Если основание находилось в Останкино, то вершина проломила забор ВДНХ и терялась в глубине выставки.

Пестель так и доложил.

— Где находится надстройка башни?

— Бог его знает. Отсюда не видно. А вам нужна именно надстройка?

— Возможно, — уклончиво ответил Мракобой. — На первом этапе тебе надо проникнуть на ВДНХ, найти убежище и переждать ночь. Ночью здесь опасно.

— Понимаю. Бандиты. Опасные люди всякие.

— Нет, не люди! — сказал Мракобой, и по обыкновению не стал ничего объяснять, но от его слов, хотя он ничего толком не сказал, Пестелю сделалось не по себе.

Посетитель музея.

Пестель бывал на ВДНХ много раз. Он знал там одну кафешку, где продавали обалденные котлетки. Помня предупреждение Мракобоя, он не решился идти через главный вход.

— Главные герои всегда идут в обход! — сказал он себе.

Другой вариант напрашивался сам собой. Когда башня рухнула, она раздавила забор и проделала в парке выставки широкую просеку. Однако вид самого парка настораживал. Деревья и кустарники разрослись в настоящие джунгли, хотя с тех пор, как садовник сбежал, прошло всего 5 лет.

Монорельс на улице академика Королева тоже пострадал. Ходовая балка переломилась, и состав ухнул вниз с 7-ми метровой высоты. Должно быть, это произошло в самый пик паники, так что покойников и доставать не стали. Вон они сидят скалят черепа в покореженных вагонах. Но Пестель этого добра богато насмотрелся. Осторожно обошел скопище скорби и пошел себе к выставке.

Перед разрушенным забором остановился. Башня тушей издохшего динозавра возвышалась рядом. Надстройка же находилась дальше, в глубине выставки, доселе скрытая разросшимся парком.

Пестель залюбовался самым же первым деревом, потому что был уверен, что видит его впервые. Перед ним стоял исполин метров 50 высотой с пышной кроной в виде острия копья, направленного в небеса.

Кстати, небеса быстро темнели и надо было искать безопасное место для ночлега.

Снова ожил накопитель. На этот раз сигнал был хуже, временами прерываясь. Видно, что Мракобой на самом деле не врал, когда говорил, что здесь работает блокировка всего, что связано с Альянсом.

— Чего остановился? Это всего лишь араукария буния!

Пестель почесал в макушке. Этот Босянин был большой затейник. Завез всякую хрень, а она тут разрослась.

Внезапно в мертвую тишину вторгся новый звук. Он донесся с небес и все усиливался. Пестель понимал, что бы кто это ни был, он появился здесь не для того, чтобы вручить ему комплимент от повара как первому посетителю выставки.

Кто бы это ни был, задача у него одна-помножить его на ноль, набить тушку свинцом и гуд бай, май лав, гуд бай.

Пестель торопливо шагнул внутрь, ему то надо было пару секунд, чтобы укрыться от назойливых гостей, но у него не было и секунды. Он сразу наступил на что-то склизкое и сырое, свернувшееся клубком. Клубок выскользнул у него из-под ног и не разматываясь скользнул в канаву.

Пестель понял, что в спешке наступил на змею, заорал и тоже полетел куда-то вниз.

По идее он обязан был себе что-то сломать или быть проткнутым острым старым суком. В крайнем случае, подвернуть ногу, и она разбухла бы до критических размеров. Но он был чудовищно везучий сукин сын. Уцелевший за все это время, ни разу не изнасилованный, так что все обошлось и на этот раз. Змеюка не ужалила его. Он лежал в палой листве, без автомата, без своего рюкзачка. Но целый и невредимый.

Высоко вверху, невидимый из-за пышной кроны араукарии прошел вертолет. Потом ещё один.

— Разлетались! — неодобрительно подумал он.

Это были первые вертолеты, да вообще гости извне за все 5 лет.

Гости.

Саму высадку десанта Пестель не видел. Гул вертолета усилился, превращаясь в грохот, машина рубила воздух металлическими ударами лопастей. Было ощущение, что вертушка садится прямиком на голову, но Пестель определился с направлением, посадка была где-то в районе Центральной аллеи. Вертолет не сел, а повисел на малой высоте и сдернул обратно себе на небо.

Десантуру сбросил, неодобрительно подумал Пестель.

5 лет не было ни души, араукария буния вымахала, а стоило ему прийти, как заявились вертолеты и кучи народа. Что за невезуха.

А не, по-моему, же делу весь этот кипеж, насторожился он. Пощупал накопитель в кармане, тот был нем как пойманный подпольщик, вновь подтверждая слова Мракобоя.

Может, он и не врет? Или не так. Врет, но не всегда!

Пестель собрал свои раскиданные манатки и снова двинулся вдоль туши упавшей башни. У него было опасение, что сверху на него могут что-нибудь скинуть, но отойти от башни он не смог из-за жутко разросшегося и превратившегося в непроходимые джунгли парка. Да и кто там мог быть наверху? Разве что обезьяны. С араукарии бунии слезли.

Через некоторое время ему повезло, и он выбрался на прогулочную дорожку. Вздыбившие ее корни деревьев превратили некогда ровный асфальт в полосу препятствий, ограниченную знаменитыми босянинскими бордюрами.

Он так бодро топал, что чуть не притопал. Солдата он заметил в последнюю минуту, и то ему повело, что тот был занят своими делами, вешал некие приборы на деревья, а то бы конечно он его увидел и прищучил из автомата, что висел у него на плече дулом книзу.

Пестель сверзился с дорожки и перестал дышать.

Солдат настороженно оглянулся.

— Гном, что у тебя? — зашипела рация.

— Все норм, тащ лейтенант! Датчики установил, можете прогонять в тестовом режиме! Ни одна тварь не подойдет незамеченной!

Сам ты, тварь, зло подумал Пестель.

— Добро! Возвращайся на базу!

Солдат ушел.

Пестелю тоже надо было поспешить, пока армейцы свои датчики не включили. Он не стал выходить на дорожку и попытался сделать петлю по лесу, но что-то там не заладилось, или он в лесу плохо ориентировался, так или иначе, вместо того, чтобы обойти, он выкатил прямиком на «базу».

Не мудрствуя лукаво, армейцы заняли один из заброшенных павильонов. Двухъярусный, с кремлевской башенкой, но без звезды. По приказу Босянина, который по слухам, ненавидел свое прошлое, звезды спилили по всей выставке. Говорят, кресты хотели наварить или орлов, но потом забросили это дело.

К этому времени темнело стремительно. Был тот самый момент, когда совершенно не видно разницы между черной и белой ниткой.

Можно было рвануть прочь, но сильно рискуя попасть под действие уже включенных датчиков. Вояки со своими ПНВ поймают его на раз. И что тогда? Они конечно свои. Не америкосы. Не бендера. Но какие у них задачи? Если секретные, то они его тут же и зачистят.

Действительно, что они тут могут искать?

Не успел Пестель так подумать, как узрел воочию еще один вариант. Он предстал в виде крохотной пристройки к павильону. Буквально на одного человечка.

Что может быть лучше для усталого путника?

Ночь в парке.

Пестель долго не мог заснуть. Дверей в пристройке не имелось, так что он лежал и смотрел на мирно мигающий огонек датчика на дереве. Огонек внушал уверенность в безопасности. Как оказалось, ложную.

Разросшийся парк издавал подозрительные шумы. То шуршала палая листва, то в ночи звонко трескался старый сук. Но не было лишь птиц или любых других животных. Возможно их поели в голодный год москвичи. Либо рухнувший исполин нарушил экологию и распугал всю живность.

Пестель все-таки задремал, но беспокойный сон почти сразу прервался. Снаружи кто-то был. И это были не вояки. Те грамотно организовали службу и наружу не показывались, хотя по некоторым признакам Пестель и догадывался, где бдят их часовые.

Датчик на дереве не мигнул, это был обман зрения, да и сработал бы он в таком случае, подняв тревогу. А так, ничто не нарушало тишину. Создалось ощущение, что на фоне светодиода датчика кто-то пронес толстый лист стекла.

Пестель торопливо отвернулся. Он уже научился заблаговременно чуять Капитанов и знал, что смотреть на них нельзя категорически. Капитан сам по себе не светится как маленькое атомное солнце, но сетчатку выжигает на раз. Наверняка может и мозги выжечь. Проверять это Пестель не рискнул.

Капитан шел спокойно, не таясь, и вояки отчего то никак не реагировали. Пестель глянул вбок на павильон и увидел, что тот выглядит нереально. Словно Капитаны вылили на него гору студня, и павильон скудно просвечивает через образовавшуюся прозрачную, но плотную стену.

Пестель сразу догадался, что Капитан явился за накопителем, но вояки сбили его с толку. Теперь он думал на них.

Капитан подошел к образовавшейся стене и прошел сквозь нее. Пестель по-прежнему не смотрел, но услышал бодрый хлопок, будто бутылку игристого открыли.

И вообще, стена звуков не скрывала, всё было отлично слышно. Гремело и звякало. Капитан ходил среди вояк словно среди мертвых.

Потом последовала пауза. Пестель напряг слух и напрасно. В ухо словно раскаленный стержень ввинтили. Ему даже показалось, что Капитан незаметно подкрался и убил его. Но нет. Это оказался сигнал.

На уровне второго этажа отворилось оконце, и тут же нечто косматое и массивное отделилось от здания и полетело в сторону центральной аллеи.

Прозрачная стена, отделявшая павильон, исчезла. Вояки сразу ожили. Раздались шорохи, покашливания. Потом шаги. Тихие переговоры.

Командир посты проверяет, догадался Пестель. 5 минут назад Капитан мог их всех как котят.

Судя по звукам, командир поднялся наверх и устроился у оконца. Наверняка в ПНВ смотрит. Неожиданно он издал короткий возглас.

В ответ в стороне центральной аллеи что-то зашкворчало, будто гигантскую яичницу пережарили, чего-там бликануло, потом шарахнула, и огненная полоса перечеркнула небо снизу-вверх.

Наступившая темнота казалась непроглядной.

Пестель не ждал от визита Капитана ничего хорошего. Вполне возможно он искал не накопитель. А что тогда нашел?

Дружба народов.

Вояки тронулись в путь едва рассвело. Пестель дождался, пока последний солдат снял датчики и скрылся за поворотом тропинки в лесу. Выждав еще несколько минут, двинулся следом.

Идти было легко. Тропинка хоть и завалена мусором, но без ям и змей. Можно было не опасаться засады. В случае чего вояк убили бы первыми.

Вскоре парк кончился, и он оказался на центральной аллее. Дорогу ему преградил огромный рефрижератор, лежащий на боку с частично оторванными частично погнутыми колесами. Кругом возвышались горы электросамокатов. Отдельно лежали вагончики электромобилей. Пакеты, коробки, ваучеры устилали асфальт, который только подразумевался где-то внизу, под всей этой неопрятной кашей.

А над всем этим рукотворным хаосом вдали словно туша убитого динозавра возвышалась надстройка упавшей башни. Только сейчас стало ясно, какая она огромная. Высотой с девятиэтажный дом и многометровым диаметром. Становилось ясно, куда двинулась армейская группа.

Пестель уверенно направился в том же направлении, и эта уверенность его едва не погубила, когда он, огибая один из мусорных холмов, вышел армейцам в хвост колонны.

Сами виноваты, не выставили разведчиков в арьергард. Эта мысль его рассмешила, пока он истерически отступал.

Под ногами некстати обнаружился бордюр. Он споткнулся и загремел через него. Хорошо, внутри оказалась гнилая листва, и он не ушибся, хотя упал практически навзничь.

Оглянулся и вздрогнул. На него в упор смотрела непонятная баба.

Каменная, успокоился он.

Он лежал в неработающем фонтане «Дружба народов», и куча женщин в национальных прикидах немо взирали на него. Заброшены и никому не нужны.

Пестель полежал, прислушиваясь к своим ощущениям. Он понял, что с самого утра чувствует себя неуютно. Словно кто-то все время следит за ним. Прикрываясь лесом, упавшим грузовиком, теми же фигурами в фонтане. Некоторое время он был уверен, что сейчас одна из фигур фонтана оживет и кинется на него, и покрылся холодным потом.

Он даже пересчитал фигурки, чтобы потом удостовериться, что ни одна никуда не делась.

Теперь он решил идти параллельным курсом с вояками, и ему даже удалось их догнать, потому что окольный путь оказался прямее и чище того, которым двигались армейцы.

Солдат он насчитал 12 человек. Один являлся явно офицером и командовал группой. А один воякой лишь прикидывался. Он носил камуфляж, как и остальные, но вместо автомата лишь пистолет в кобуре. Да и выправка у него было не топорная, он словно прикидывался своим парнем, а на самом деле двигался чересчур ловко, даже грациозно для простого солдата.

Конторский, решил Пестель. Или из разведки. И эти солдаты явно здесь из-за него.

Что они потеряли в богом забытом уголке. Тут уже 5 лет никого не было.

Пестель вновь посмотрел на надстройку упавшей башни.

Платформа в башне, понял он. И мы с этими друзьями идем за одним и тем же. Только задания у нас могут быть прямо противоположными. У меня-перезагрузить платформу, у вояк-ее вовсе взорвать. Вон какие рюкзаки тяжелые, явно там не банки с повидлом.

А ведь есть еще Капитаны-настоящие хозяева Платформы. Чего-то он там мастрячили ночью, к чему-то готовились.

Так или иначе, в этой точке в данный момент времени сошлись все заинтересованные силы.

А ведь Капитан мог ночью положить всех армейских конкурентов! Прикинул Пестель.

Почему не тронул?

Может быть, оттого, что не нашел что искал?

Гибель разведгруппы.

Что-то у них не заладилось с самого начала.

Вояки долго лазали в надстройке, пытались расчищать завалы, но у них ничего не вышло. Завал оказался чересчур мощным, и растащить его вояки не смогли. Они недолго посовещались, затем двинулись к стволу башни. Видно решили идти по нему.

Безумная затея. Как инженер Пестель мог назвать десяток причин, по которым этого делать не следовало. Конструктор башни Николай Никитин придумал конструкцию башни за одну ночь, и естественно, что за столь короткое время ничего путного придумать не мог.

Нет, для мирного времени конструкция годилась. Во всяком случае стояла и не падала. Но для случая войны и атомной бомбардировки-пардоньте. Рухнула сразу. Хотя конечно все бы рухнуло. И как идеальный вариант, в таком случае башню бы следовало закопать в землю целиком. Тогда бы с ней точно ничего не случилось.

Николай Никитин поступил хитрее. Внутри ствола башни на расстоянии 5 сантиметров от стенок он разместил 149 стальных тросов с натяжением 10 тысяч тонн. К тому же сама башня была выполнена из напряженного бетона. Тем самым Никитин превратил гигантское сооружение в мину замедленного действия.

Бойцы быстро обнаружили разлом в стволе башни нужного размера и споро полезли внутрь. Пестель представил, как они идут там по натянутым со страшной силой и частично поврежденных тросам, и его охватил суеверный ужас.

Катастрофа была неизбежна.

Первый трос лопнул спустя час, как бойцы исчезли в трещине. За это время они могли отойти довольно далеко даже несмотря на разрушения и препятствия на пути. Вернутся они уже не успевали. Хотя предприняли именно это. Тросы лопались с драматическим постоянством. Это продолжалось почти час. Должно быть последних бойцом смерть застигла практически на выходе. Затем наступила нехорошая тишина.

Пестель опасливо заглянул внутрь. Его взгляду предстало жуткое месиво из причудливо изогнутых тросов. Первый лопнувший трос вызвал цепную реакцию, и за ним последовали другие, имевшие повреждения. Пахло кровью и испражнениями, но Пестель привык к этим постоянным атрибутам смерти.

Погибшие армейцы открыли ему дорогу. Правда существовал риск, что не все тросы разорвались, но кто не рискует, тот никогда не увидит платформу.

Пестель, осторожно ступая словно по минному полю, двинулся вслед погибшей разведгруппе.

Совсем недалеко обнаружился первый погибший. Пестель не поленился обшарить его и забрал флягу с водой, сухпай, хороший автомат и боеприпасы к нему.

У покойника в кобуре висел обалденно красивый нож «Шайтан». Но Пестель и так много всего набрал, засомневался. А тут словно кто под руку толкнул «Бери!». Он даже испуганно оглянулся, но внутренняя труба башни была нема и пуста.

Вояка и инженер.

В фирму, где трудился Пестель, как-то пришел работать шофер и его оформили как инженера. Шофер носил костюм и регулярно мыл голову, но стоило ему открыть рот, то ежу было ясно, что никакой он не инженер, а тормоз, с трудом окончивший школу. Но тогда все еще что-то оканчивали.

Пестель аки птенец в гнезде восседал в ложе из силовых жгутов и проводов управления. И старался тише дышать.

Внизу шел разговор. Разговаривали вояка и инженер. Сначала на повышенных тонах. Потом стреляли. И снова разговаривали.

— Ручкин, слышь? — вопрошал один.

— Слышу, лейтенант! — отвечал инженер.

— У меня приказ доставить платформу на базу! У тебя похоже другой?

— Платформа не должна никому достаться! Вот что я знаю!

— А как же родина? Присяга?

— Как ты не поймешь, лейтенант, платформа — это настолько мощная штука, она не может принадлежать одной стране! Всегда найдутся «партнеры» и предатели! Нам не уберечь ее! И тогда наступит хаос! Ведь мы только-только навели порядок! Америка столько лет срала в мире, что превратила его в один большой сортир!

— Но почему все это не довели до меня в приказе?

— Глупый ты, Колесников! Кто ж возьмет на себя ответственность? Платформа — это чудо во плоти. Она может все. Универсальный инструмент бога! И ставить свою подпись под приказом на ее уничтожение? Никакой умный генерал на это не пойдёт! А неумных уже давно в природе нет! Посему решили действовать по старинке. Списать все на контору. А что? Нас все равно по всему миру ненавидят. Рыцари плаща и кинжала! Раньше писателей гоняли, теперь чудеса уничтожаем. Такие мы нелюди. Забывается как то, что над нами те же генералы, что и везде, и которые как бы не при чем!

— Я все понимаю, Ручкин или как тебя там! Но ты убил моих людей! Знал ведь про троса? Знал, не отпирайся! Так что извини, партнер!

Выстрел негромко бункнул и наступила тишина. А что бы ей не наступить, если один из собеседников готов? Лейтенант Колесников конечно глуп, но свое дело знает. Заговорил противника, а сам подкрался и шлепнул его. Достойное завершение полемики.

Затем Колесников стал выть. Пестель прикинул, может, от радости, что дружка кончил? И осторожно сделал в гнезде узкую щель.

Парень, стоя на коленях, раскачивался и выл, сдавливая голову руками. Пестель испугался, что сработала ментальная блокировка Капитанов, но нет. Потому что нечему было срабатывать.

Перед Колесниковым выстроился ряд полностью выпотрошенных шкафов. Лишь торчали обрезанные провода. Капитаны вывезли все подчистую.

У несчастного от пережитого поехала крыша^[73].

Почему-то он решил, что превышен радиационный фон, и стал срывать себя одежду. Так и ушел голым.

Из заключения врачебной комиссии по результатам освидетельствования пациента Колесникова В.П. в соответствии с частью 4 статьи 65 федерального закона № 323-ФЗ от…

Вопрос врачебной комиссии. Вы говорите, что ничего не помните с момента высадки. Полная амнезия. Но никаких травм у вас нет! Это нонсенс! Хоть что-то вы должны помнить!

Ответ пациента. Там был Мракобой! Он дал мне воды и сказал: «Держись, Колесников!» А кто этот Колесников?

Из показаний майора Военно-воздушных сил Российской Федерации, командира вертолётного звена 319-го отдельного вертолётного полка 11-й армии Военно-воздушных сил и Противовоздушной обороны Грибанова В.Ф.

«Лейтенант Колесников был один. Никаких посторонних лиц обнаружено не было ни при посадке, ни при исследовании прилегающей местности спец приборами».

Заключение врачебной комиссии. Что служит дополнительным доказательством ненормальности пациента.

Вопрос одного из членов комиссии. А что такое платформа, о которой все время твердит пациент?

Вопрос остался без ответа, как не имеющий никакого отношения к делу.

30. Платформа

Пароль «Аврора».

Водительское место «Авроры» вновь занял Илья Стадник. Рядом на пассажирское месте устроился с чрезвычайно воинственным видом Бекк.

— Будем прорываться! Я дам тебе парабеллум! — сказал он.

— Никуда прорываться не надо! — поспешил успокоить девушку Вершинин. — У нас же ключ!

Они с Сандрой устроились на заднем сиденье.

До выставки надо было преодолеть 15 километров. В обычной жизни минут 40 езды. Но где она сейчас, обычная жизнь?

На Болотной набережной, едва они выехали на мост через Москву-реку, над ними ненавязчиво подвис квадрокоптер.

— Сейчас наши физиономии засветят на всю страну! — зловеще произнес Бекк.

— Это уже не важно! — заявил Вершинин.

— Это почему?

— Потому что сейчас уже все не важно! Мы на финишной прямой! Перед нами Платформа!

— Ну до Платформы еще… — пробурчал Бекк, но успокоился.

В словах Палыча имелась сермяжная правда. Или их сразу грохнут, а если не грохнули, то значит, решили проследить.

При повороте на Валовую со стоянки ресторана «Рокетс» ненавязчиво вырулил армейский «Барс», маршрут которого случайным образом совпал с их маршрутом.

— Сейчас ракетой шарахнут! — предупредил Бекк.

— До сих пор не шарахнули же! — возразил Вершинин.

Поведение майора ему отчаянно не нравилось. В таком состоянии тот легко мог сорваться, а вкупе с его боевыми возможностями имелся шанс получить регионального масштаба Армагеддон.

Но это не входило в планы Вершинина. Наоборот. Цель практически лежала у них в кармане. В такой момент любой раздрай в чувствах недопустим и чреват непредсказуемыми последствиями. А вот если собрать нервы в кучу и подойти к делу, сиречь, Платформе, с холодной головой, тогда можно достичь таких высот, которые никаким массовым мордобоем не добьешься. Даже если пол-Москвы тут положить.

— Пардоньте, у меня в глазах все раздвоилось! За нами уже два «Барса»! — сообщил Бекк.

— И один спереди! — уточнил Стадник.

— Дайте мне один РПГ, и мы прорвемся! — сделал майор воинственное заявление.

— Никуда прорываться не надо! — отрезал Стадник. — Если б хотели, нас бы давно остановили, что с РПГ, что без него! Они просто едут с нами!

Все замолчали.

Его слова приобретали двоякий смысл. Либо он каким-то образом узнал о планах вояк. Либо Пантанал взял действия вояк под контроль. И то, и другое было нехорошо. Они становились марионетками в чужой игре.

На Космодамианской набережной квадрик пропал.

— Это ничего не значит! — разочаровал Бекк. — Они байрактар подвесили! Мне сердце вещует!

«Барсы» все так же следовали на некотором удалении. Два сзади, один спереди.

— Приказа ждут на применение! — бурчал Бекк. — Сейчас все положенные бумаги подпишут и как ахнут!

— Никто не ахнет! Не пугай девушку! — возмутился Вершинин.

— Нашел девушку! — вскинулась Сандра.

— На Таганской точно будет засада! Там стационарный блокпост! — предрек Бекк.

Однако засады не было ни перед Таганской, ни перед Курским вокзалом. Уж вокзалы обеспечивались охраной в обязательном порядке. Но от постов остались лишь бетонные блоки на дороге, которые аккуратно объехал Стадник. Брошенные шлагбаумы раскачивал ветер. Пулеметные гнезда взирали пустыми глазницами. Судя по всему, личный состав эвакуировали в большой спешке, прямо перед их приездом.

— Едем в пасть дьяволу! — мрачно сказал Бекк.

— Да заткнись ты! — выпалили Сандра и Вершинин в один голос.

С Садового они свернули на проспект Мира. Дальше было только прямо. До выставки оставалось километров 6.

ВДНХ.

Ветерок мел мелкий мусор перед 40-метровой аркой. Кругом ни души. Тишина.

— Сейчас снайпер как стрельнет! — предупредил Бекк.

— Может тогда ты наконец заткнешься! — предположил Вершинин.

— Сейчас это было обидно! Замолкаю! — но Бекк тут же продолжил. — Господа, вам не кажется, что мы все занимаемся ерундой! Вернее, совершаем коллективную глупость!

— Это тавтология! — отрезал Вершинин. — Что ерунда, что глупость, всё это одно и то же!

— Как это ни назови, результат на лицо! — возразил Бекк. — Мы знаем, что Платформы в башне нет! Несчастный лейтенант Колесников из-за этого убил инженера Ручкина и сам в психушку загремел!! А Платформу ночью перед этим забрали Капитаны! Чего ты смеешься?

Вопрос адресовался Сандре.

— Все ты правильно говоришь, Клещ! — сказала она сквозь смех. — Только не забирали Капитаны ничего, да и Платформа им не нужна…

— Потому что она нужна здесь! — догадался Вершинин.

Бекк был не на шутку возмущен.

— Все что-то знают, кроме меня! Хотите из меня дурилку картонную сделать?

Вершинин поспешил его успокоить.

— Я сам только что догнал! Помнишь, Мракобой писал о ночи перед тем, как разведгруппа погибла?

— Это когда Капитаны Платформу забрали?

— В том то и дело, что они ее не забирали! Они прилетали к Платформе, но совсем не для того чтобы ее забрать!

— Куда ж она тогда делась? Колесников так ее и не нашел! Плохо искал?

— Нет, искал он хорошо. К тому же Ручкин судя по всему имел точные координаты.

— Откуда?

— Возможно, от Альянса. Но это только мои предположения. Да и не суть важно. Важно, что Капитаны перестраховались. Они на самом деле прилетали, но не для того, чтобы забрать Платформу…

— Чтобы перепрятать!

— Бинго!

— Но куда? У них была целая ночь! Выставка большая. Ее площадь больше площади государства Монако!

— А ты подумай! — с хитрецой подсказал Вершинин. — Иногда ответ на поверхности! Где лучше всего спрятать предмет в темной комнате? Где были Капитаны ночью?

Бек хлопнул себя по лбу.

— Платформа в павильоне!

Посетители выставки.

Едва они въехали на выставку через центральный вход, как на площади за ними случилась интенсивная движуха. Со стороны парковок подтянулись многоцелевые автомобили и грузовые автомобили с тентованными кунгами. Не прошло и нескольких минут, как следом за ними в центральный вход неспешно втянулся небольшой мотострелковый полк.

Внутри был наведен относительный порядок. Битые автомобили и мусор большей частью убраны. Части упавшей башни также распилили и увезли. Надстройка так же была частично разобрана. В ней были проделаны техногенные тоннели, позволявшие беспрепятственно ездить по выставке.

— Так проходит мирская слава! — философски изрек Бекк.

Проехав сквозь башню, они впервые встретили живых людей. Несколько дворников целеустремленно мели аллею, демонстрируя фурнитуру для переговоров и бронежилеты под оранжевыми накидками.

— Противопыльные жилеты! — усмехнулся Бекк.

Дальше Стадник ехал, повинуясь командам Сандры.

— Здесь от фонтана дружбы народов должна быть аллея налево от нас! — подсказала Сандра.

Стадник послушно свернул. Сзади истерично бежал взвод дворников, стараясь занять более выгодную диспозицию. Стадник пересек центральную аллею и подъезжая к зарослям парка притормозил.

— Илюха, прибавь газку, пехоту задерживаешь! — пошутил Вершинин.

Все в машине чувствовали сильное нервное напряжение, выразившееся в повышенном настроении и петросянском юморе.

Стадник действительно набавил. Да так резво, что всех откинуло на сиденья. Машина подпрыгнула на бордюре, на полном ходу снесла мусорную урну, вывернула в сторону уличную скамейку, из-под колес брызнул бетон вперемешку с деревом. Машину затрясло как в падучей. Должно быть, порвало рычаг крепления двигателя, и теперь ничем не поддерживаемый мотор мотало внутри двигательного отсека как дерьмо в проруби.

Уже не подчиняясь никаким командам, автомобиль несся прямиком в торговый павильон «Обувь Армении».

— Вальжан, останови его, Стадник в отключке! — в панике прокричал Вершинин.

Бекк по своему обыкновению сработал без задержки. Оттолкнув потерявшего сознание Стадника, он просунул ногу и нажал на тормоз поверх его ноги.

Автомобиль протаранил стеклянную стену павильона, проехал торговый зал и наконец замер, уткнувшись в пустые обувные полки. Все в салоне попадали друг на друга.

— Я думал, эта сука никогда не остановится! — донесся голос Бекка.

— Илюха не виноват! Сработала защита Пантанала! — заступился за истину Вершинин.

— Да я про машину! — пояснил Бекк. — Тяжелая как корова!

Они выбрались из машины и вытащили потерявшего сознание Стадника.

— Посмотри в машине воду! — попросил Вершинин Сандру.

Вода нашлась, и они привели в чувство Стадника.

— Простите меня! — первым делом попросил он, придя в себя.

— Ты тут не при чем! — махнул рукой Бекк. — Дружков твоих надо благодарить! Надо же так! Создали Проект действием на тысячи лет, управляли целым миром, а самим не доверяли никому, установили защиту от самих себя! Каков вывод; не верили никому, а особенно своим, опасались предательства!

— Мы не знаем их мотивов! — возразил Вершинин.

— Вот их мотив! — Бекк указал на вывернутые в разные стороны выбитые колеса авроры.

— Там которые дворники окружают нас с трёх сторон! — заметила Сандра.

— На самом деле, нам пора выдвигаться! — поддержал Вершинин. — Неизвестно, на сколько у спецназа хватит терпения!

— Они приказа ждут! — опроверг Бекк. — Как поступит приказ, они из нас дуршлаг сделают, макароны можно буде процеживать!

— А где Илья? — спросила Сандра.

Стадник исчез. Только примятые коробки остались, где он лежал.

— Мне его жалко! — призналась Сандра. — Хороший мальчик!

— Он не мальчик! Он Проект! — отрезал Бекк.

Дивный сад.

Они стояли перед зарослями гигантских буний, о которых писал Мракобой. Вершинин и Сандра вознамерились без задержки продолжать путь, но Бекк их остановил, что-то высматривая наверху. Увиденное ему явно не нравилось. Кроны колоссов сплелись наверху в единую непроницаемую крышу. В месиве из стволов были заметны более темные сгустки.

Стало понятно, что это, когда огромная шишка весом не менее 10-ти килограммов, сорвалась с большой высоты и разбилась вдребезги об асфальт.

— Это могла быть твоя голова, Палыч! — объявил Бекк.

— Спасибо! Ты в очередной раз спас меня! — кисло поблагодарил Вершинин.

Возникла пауза, пока кумекали, как двигать дальше.

— Вальжан, а ты что у Платформы попросишь? — спросил Вершинин. — Учитывая, что Платформа может абсолютно все!

— Счастья для всех! — буркнул Бекк. — И никто не должен уйти обиженным!

— Ну как с таким разговаривать серьезно! — вздохнул Вершинин. — Во-первых, это плагиат. Во-вторых, придет, например, твоя Ознобихина и пожелает придушить тебя.

— Ладно! — сдался майор. — Сам то что пожелаешь?

— Во-первых, чтоб нога у тебя поправилась. Ты ведь ходишь со шплинтом.

— В этом весь Палыч! Все другим! Себе хоть раз сделай хорошо. Сашка… — он осекся. — Извини, Палыч!

— Ничего! — Вершинин вздохнул. — Дух Сашка я не осмелюсь беспокоить. Где бы он сейчас не был, знать, так тому и быть.

— Этого к Платформе не допускаем! — заявил майор. — Он в чудеса не верит!

— Как раз верю и это меня пугает! Какое мы имеем право творить чудеса? Кто-то доверил нам свои судьбы, чтобы могли их изменять? Какие наши полномочия?

— Есть люди, которых не переболтать! — заметил Бекк. — Например, я считаю себя достойным преемником Платформы. Во мне 33 пулевых дырки разных лет и хроническая диарея, заработанная на Магрибе. Кто если не я? Кому я могу доверить высокую миссию? Кого можно поставить рядом? — и сам ответил. — Некого!

— Снова плагиат! — скривился Вершинин.

— Мальчики, там дворники совсем близко уже подметают! — предупредила Сандра. — А почему вы у меня ничего не спрашиваете?

— Потому что мужчины главнее женщин! — заявил Бекк и сразу получил по лбу. — Ну ладно, чего б ты пожелала? Ладно, я сам. Сто миллионов и мускулистого жеребца!

— Дурак! — она надулась.

У Вершинина окрепло подозрение, что Бекк угадал.

— Хватит топтаться! — скомандовал Бекк. — Дальше короткими перебежками! Смотреть только вверх. Шишки тяжелые, падают предсказуемо. Всегда можно увернуться. Если кто не увернется, я сам у Платформы попрошу пышные похороны!

И они двинулись вперед.

В павильоне.

До павильона они дошли все. Никто не умер. Хотя пара шишек упала и взорвалась в опасной близости.

Вихрем они ворвались внутрь здания. Бекк захлопнул дверь и припер ее найденным ящиком. Утихомирив рвущееся дыхание, прислушались. Снаружи раздались шаги, опасливо дернулась ручка, но дверь не поддалась.

— Мы думали, что это дно, но тут снизу постучали! — изрек Бекк.

— Открывай! — рявкнул командный голос.

— Накося выкуси, сука! — Бекк фигу показал невидимому собеседнику.

— Сам сука! Сдавайся!

— Нам пора! — шепнул Бекк.

Не успели они шагнуть вглубь павильона, как услышали тихую музыку. Причем каждый свою.

Вершинин-органную музыку, настолько мощную, что его охватило благоговейное волнение, будто он на самом деле вошёл под своды огромной церкви, полной верующих глубоко религиозных людей. Он припомнил легенду, что когда в церкви играл Бах, то многие прихожане убегали в ужасе.

Бекк-поп-музыку, некие дурацкие сентенции типа «Я на мотике, я на мотике, плывут розовые бегемотики».

Сандра-рэп-исполнителя с сценическим псевдонимом Станок.

— Нет, Палычу орган, он же у нас крутой! А мне песенку про розового бегемотика! — возмутился Бекк.

— Сейчас тебя не это должно волновать! — возразил Вершинин. — Странно, что у каждого из нас мелодия своя! Платформа пытается нас разделить!

— Предлагаешь нам за руки взяться? — усмехнулся Бекк.

— Это не поможет! — серьезно ответил Вершинин. — Вот мы только что вошли. А кто может сказать, куда делась дверь?

Путники обернулись. Сзади оказалась ровная стена. Откуда-то издалека доносились голоса бесплотно штурмующих ее людей.

— Мы в ловушке! — вскричал Бекк, выхватывая пистолет.

— В кого ты собрался стрелять? — возмутился Вершинин. — И главное зачем? Платформа только что спасла нас. Лежал бы сейчас на асфальте «с загибом руки за спину»!

— Ну это еще вопрос! — гордо заявил Бекк.

— Куча трупов выглядела бы не лучше! — отрезвил его Вершинин.

Сандра тронула его за руку.

— Там свет… странный!

— Дискотека начинается! — проворчал Бекк.

Друзья уже неоднократно встречались с творениями Пантанала. Капитаны никогда не пользовались излишествами, не отделывали свои здания янтарем или там платиной. Они действовали рационально, использовали материалы те, что были под рукой. Однако у них имелась одна фирменная фишка. Внутри их помещения оказывались гораздо просторнее, чем выглядели снаружи.

Теперь путники стояли в конце длинного коридора, в конце он расширялся и оттуда лился поток разноцветного света.

Платформа.

Коридор перегораживал поток полупрозрачного вещества, беззвучно льющегося с потолка и исчезающего в полу, хотя никаких отверстий не было ни там, ни там. Бесконечный поток лился совершено беззвучно.

Бекк ткнул пальцем и быстро отдернул руку. В потоке появилась воронка в размер пальца, но тут же рассосалась. Воронка висела неподвижно, хотя по логике должна была исчезнуть в полу вместе с движущимся потоком.

— Палец сухой! — сообщил Бекк.

За прозрачным потоком всполошено заиграли все цвета радуги. Они то расходились веером, то били строго параллельно, то сплетались впричудливые узлы.

— Так выглядит чудо! — вырвалось у Вершинина.

— Сейчас блевану! — сказала Сандра.

Некоторое время они молча любовались спецэффектами.

— Как в фантастическом рассказе сидели при включенном газе! — произнес Бекк.

— Это ты к чему? — не понял Вершинин.

— Я к тому, что мы стоим здесь целую вечность и боимся сделать шаг! Но кто-то должен!

Вершинин понял слишком поздно.

— Подожди, надо…

Так и осталось неясным, что было надо.

— Кто если не я? — с этими словами Бекк шагнул прямо в струящуюся занавесь.

Платформа Бекка.

Полицейских машин было семь. Чтобы не демаскировать группу захвата их оставили за крайним домом улицы.

Штаб разместился в неприметном фургончике, также расположенном в отдалении от коттеджа, где укрылись террористы, взявшие заложников: четверых взрослых и одного ребенка. Над домом на большой высоте запустили квадрик. Картинка шла на экраны в фургоне.

Бекк пытался анализировать картинку, чувствуя, что упускает что-то важное. Мне нужно пару минут, думал он, но у него не было и минуты.

— Что здесь делает молодежь? Это слишком серьезное дело, его надо поручить спецназу МГБ! — куратор от федералов в камуфляжном комбинезоне уставился на него как солдат на вошь.

Фамилия у куратора была Горюн. Лицо неприятное, с вывернутыми влажными губами. Бекк еще подумал тогда, какие неприятные типы служат в конторе, не зная, что сам отдаст МГБ все дальнейшие годы.

К Бекку повернулся Сэм.

Живой и здоровый. Пока еще.

Бекку 20 лет и это его первое серьезное дело.

Первое серьезное дело, которое он провалил. Вернее, провалили его все. И Сэм в том числе. Генерал-майор Семен Кабанов будет впоследствии направлен в Русский легион в Африку, где буде убит через год, а Бекк там же получит первое пулевое и ножевое ранения.

Но это будет через год. А сейчас Сэм живой и здоровый бодро глядит на него. Слишком бодро для покойника.

И заложники еще живы.

Они же ничего не знают! — закричало все внутри Бекка. Пока еще лейтенанта Бекка.

— Вы что-то хотели сказать, лейтенант? — заметил его волнение Сэм.

— Нет, ничего! — ответил Бекк.

— Тогда вам будет поручено ответственное задание! Прикроете объект с тыла! Со стороны Огурцовой улицы!

Тут случилась нестыковка. В «прошлой» жизни от тоже «прикрывал», но это уже со стороны Сиреневой.

— Никифоров! — вызвал Сэм. — Пойдешь старшим!

Вперед выдвинулся лобастый бровастый мужик слегка за 30.

О-па. Снова мимо. В прошлый раз был… Бекк так и не вспомнил его фамилии. Только позывной. Камень. Он так и отвечал по рации «Нормально. Всё тихо. Докладывает Камень». А в это время в доме втихаря как баранов резали заложников, а потом еще и полгруппы захвата положили. Вот тебе и нормально.

Бекк по сути всю начальную провальную часть операции просидел на никому не нужной засаде на Сиреневой, и уже потом ворвался второй волной, более удачливой. Но и ему досталось на орехи. Так как непосредственные виновники почти все полегли, генералам надо было на кого-то свалить вину.

Все детали провала все эти годы были у Бекка перед глазами, и, едва они покинули фургон, он решил поделиться со старшим.

— Товарищ капитан…

Бровастый повернулся к нему всем телом.

— Слушай сюда, сынок! Рот открывать по моей команде! Что не так-получишь звезды!

Вот сейчас это было обидно, подумал Бекк. Ему ничего не оставалось, как заткнуться.

Они вышли из фургона и обойдя всю улицу, оказались на соседней. О-па. Еще нестыковочка. К объекту соседним домом шел коттедж номер 47. Все верно. Только Бекк прочел после операции кучу протоколов осмотра объекта и окрестностей, но нигде не упоминалась неприметная «лада», что тихо стояла припаркованной к забору.

Странно. Здесь было не принято оставлять машины за забором. Рядом с домом 47 пустовала замечательная асфальтовая площадка.

Бекк поспешил поделиться подозрениями с напарником.

— Считаешь себя самым умным, сынок! — процедил Никифоров. — Утухни и не вякай!

Сам старшой вел себя довольно беззаботно. Уселся на лавочку у дома 47. Вытянул ноги. Назад даже не смотрел. А зря.

Хозяева дома 47 не озаботились посадками груш и яблок. Все пространство занимал ровный газон. Фонари давали достаточно света. Так что даже без ПНВ Бекк увидел движение за забором объекта. И поспешил об этом доложить старшему.

— Я тебя предупреждал, сынок! — зло проговорил Никифоров. — Сейчас ты у меня словишь!

Кстати, в списках, наказанных капитана Никифорова не было, припомнил Бекк. Он и во вторую волну не совался, так и просидел себе на лавочке. Уже потом заявился, с наганом наголо и криком «Сдавайтесь! Полиция!» И ноги его стояли в крови заложников и убитых оперативников. Вроде даже наградили. Он же первый генералу доложился.

— Ну нет, — сказал Бекк. — В этот раз ты первым не будешь! И я тебе не сынок, папа нашелся! Хрен еще не вырос! Тебе, как дураку сообщаю! Как старший ты обязан был довести мне план действий и безопасное поведение! А ты вместо этого расселся тут как свинья, тупой ты ублюдок!

— Ах ты…

Что он хотел сказать, какие вещи уточнить и дополнить, так и осталось загадкой. Бекку очень хотелось разбить ему нос до крови, но, чтобы не нарушать тишины, он вырубил капитана одним ударом в шею. Глаза старшого вылезли из орбит, и он вознамерился упасть головой вперед, но Бекк подхватил его и уложил на скамеечку отдыхать.

* * *

Многочисленные разбирательства и федеральные комиссии оставили после себя тонны бумаг, в которых было описание произошедшего вплоть до мельчайших бытовых подробностей. В частности, выяснилась удивительная вещь. Пока спецназ с помощью штурмового тарана выбивал центральную дверь, теряя драгоценные секунды, оказалось, что дверь веранды оставалась незапертой все время. Ну не было на ней замка вовсе.

Лейтенант Бекк в надетом на голову обруче ПНВ и пистолетом с навернутым глушителем, сильно удлиняющим ствол и делающим его похожим на кочергу, двигался по саду соседнего дома. Приник к забору и осмотрел объект. Ни в одном окне не было ни злодея.

Бекк перемахнул через забор и через секунду оказался у веранды. Осторожно отворил дверь и юркнул внутрь.

У него был план. («Есть ли у вас план, мистер Фикс? У меня есть два плана!»).

Но он не успел ничего предпринять, как дверь в соседний зал распахнулась, и на веранду вышел бандит. Возможно это была случайность, и бандит не знал про него, но Бекку было от этого не легче.

Злодей сразу узрел его на фоне окна и поднял пистолет, одновременно распахивая рот в крике. Бекк подскочил к нему, одной рукой перехватил руку с пистолетом, сунув палец между спусковой скобой, а второй без затей обхватил его нижнюю челюсть. Четыре пальца при этом оказались у бандита в пасти.

Тот закричать не мог, но вместо этого захлопнул пасть и со страшной силой сжал челюсти. От боли у Бекка потемнело в глазах. Он ждал, что сейчас на пол сардельками посыплются его откушенные пальцы, ведь титановые уплотнители были установлены гораздо позже.

Но случилось чудо. Для чего в общем то и существовал Пантанал. На пол посыпались не пальцы, а дробленные зубы бандита. Вопреки логике вещей титановые трансплантаты оказались уже на месте!

Бекк уронил бандита на пол, отнял пистолет, достал нож и приставил к шее противника.

— Заорешь-умрешь! — предупредил. — Сейчас я уберу руку изо рта!

Он убрал, а бандит даже не пикнул. Бекк уже знал, с кем имеет дело. Мигрант с теплого юга. Ни дня ни работал ни там, ни здесь. Потом на суде за него сильно вступилась диаспора, даже прокурор с ихнего юга приезжал. Мужику дали условку, он вышел, кого-то избил до полусмерти и следы его затерялись.

— Сколько вас? — спросил Бекк.

— Сектым! — ругнулся тот.

Бекк зажал ему рот и погрузил нож в ногу бандита на сантиметр-два. Бандюган заерзал, тщетно пытался крикнуть. Бекк подождал, пока тот утихнет и повторил вопрос.

— Сколько вас?

— Пять!

Ниче се! Во всех документах фигурировали четверо злодеев.

— Врешь!

— Пять! Клянусь!

Злодей даже показал пятерню.

По документам заложников долго насиловали. А этому условку.

Бекк коротко и сильно кольнул злодея напротив сердца.

Условка нам совсем не нужна.

* * *

Второго бандита он нашел уже в соседней комнате. Можно было назвать ее каминным залом. Бандит сидел у камина, и его отлично было видно в прицеле. Бекк нажал курок. Пистолет негромко бункнул, будто бутылку шампанского открыли. Бандит даже не дернулся.

Бекк подошел и потрогал шейный пульс. Вернее, попытался его нащупать, но вместо этого пальцы провалились в глубокую дыру. Мертвый бандит продолжал пялиться в давно потухший камин.

Странно. Бекк не слышал, что штурм начался. Да и не должен был начаться, все ждали какого-то хрена из Главка.

Может, они друг дружку стали резать? Не поделили что-то?

Бекк озаботился судьбой заложников. Ведь если злодеи почуяли запах крови, их ничто не остановит. Как волки режут 10–20 овец за раз, не имея возможности сожрать не больше одной.

А эти волки на двух ногах. Эти еще хуже. Умные и непредсказуемые звери.

Свет был отключен во всем доме, но Бекк отлично знал планировку дома, а ПНВ помогал ориентироваться в темноте.

Заложники были найдены в чулане под лестницей. В прошлый раз убийцы резали их как баранов и набивали крохотное помещение под завязку.

В этот раз они тоже были там.

И снова мертвые.

Опять он не успел.

И стоял в крови убитых.

Легкий шум заставил его обернуться и наставить оружие. И если бы не значок «свой-чужой» в уголке картинки ПНВ, он бы спустил курок.

Прибор безбожно красил все зеленой краской, но куратора он узнал.

— Горюн? Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Не суть важно, лейтенант! Не суть! Что с заложниками?

— Мертвы! Мы не успели!

Бекк опустил пистолет.

И тогда Горюн выстрелил ему в лицо. Пуля вошла Бекку в левый глаз, пробила малое крыло клиновидной кости и начала путешествие внутри мозга, по очереди пробив левое большое полушарие, гипоталамус и средний мозг.

Бекк умер еще стоя, перед смертью узрев невыносимую карусель цветов из-за поврежденных зрительных нервов.

* * *

Помирать не хило, было его первой мыслью при воскрешении.

Пантанал, чего ты ждал?

Если раньше Проект заигрывался со временем, то теперь решился на игры с жизнью и смертью.

— Что здесь делает молодежь? Это слишком серьезное дело, его надо поручить спецназу МГБ! — откуда-то выплыло лицо Горюна.

Бекк снова находился в фургоне со штабом операции. Ничего не изменилось. Гипоталамус был цел. Будущий убийца без эмоций вперил в него тяжелый взгляд.

А что ему переживать? Настоящий профи. Убив его, убрал препятствие и забыл.

У каждого хорошего разведчика за плечами целое кладбище!

Бекк смотрел на своего будущего убийцу и мучительно соображал. Зачем?

Шестеренки в еще неповрежденном навылет мозгу с огромным трудом стали проворачиваться.

Еще в первый раз Бекк подумал, зачем Горюн оделся в камуфляж? Ведь он не должен был участвовать в штурме.

А на самом деле зашел самый первый. Вероятно, через ту же злосчастную веранду. Убил бандюганов. Но зачем заложников? Ребенка? Это не укладывалось в голове.

Ищи, кому выгодно, потом будет повторять его начальник в МГБ генерал Мельник, кстати неплохой бизнесмен и миллиардер.

После провала операции был отстранен генерал-майор Кабанов, начальник ГУ МВД по Самарской области.

Что же получается? Из-за генеральской должности контора пошла на убийство?

Надцать лет назад лейтенант Бекк ни за что бы не поверил в подобную трансформацию. Но с тех пор произошло столько событий, которые позволяли считать это событие не выходящим за рамки допустимого. Бывало, что и за полковничью должность убивали. И даже капитанскую.

Бекк стоял, мучительно соображая, чтобы предпринять.

— Вы что-то хотели сказать, лейтенант? — заметил его волнение Кабанов.

— Нет, ничего! — ответил Бекк.

— Тогда вам будет поручено ответственное задание! Прикроете объект с тыла! Со стороны Огурцовой улицы!

— Никифоров! — вызвал генерал. — Пойдешь старшим!

Вперед выдвинулся лобастый бровастый мужик слегка за 30.

Они открыли заднюю дверь фургона и вышли.

— Товарищ капитан… — Бекк слегка тронул Никифорова за плечо.

Этого оказалось достаточно, чтобы тот взорвался. Бровастый повернулся к нему всем телом.

— Слушай сюда, сынок!

Дальше Бекку было не интересно. Он снова как в первый раз заехал капитану в горло. Тот поперхнулся, глаза смотрели в разные направления, но четкую картину не давали.

Бекк подхватил тело и мягко усадил на лавочку у ограды. Тут везде были такие лавочки.

Надо было торопиться. Судя по всему, Горюн вышел практически одновременно с ними. А вот и он.

Горюн.

Горюн вышел, бросил на него неприязненный взгляд, что-то буркнул. Отвислая губа, свет особым образом лег на лицо. И Бекк понял. Перед ним был человек другой расы. А может быть, и не человек вовсе.

— Товарищ… — Бекк запнулся, ибо не знал звания последнего. — Товарищ старший!

— Выполняйте свое задание! — бросил Горюн на ходу.

— А я и выполняю! Вы ведь из Альянса?

Горюн встал как вкопанный.

— Что вы сказали?

— Идете, чтобы убить заложников и поставить во главе Главка своего человека? Сколько детей вы убили?

Что-то произошло и Бекк едва не лоханулся. Возможно, Горюн и не хотел его убивать, а имел намерение убрать с пути неожиданно возникшее препятствие. Что-то вроде гусеницы на тропинке. Поднять и отбросить в сторону брезгливо.

Они встретились на встречных курсах. Тело Горюна утратило черты твердого физического материала, размазалось в воздухе, без паузы поменяло положение. То он стоял спиной к Бекку, а потом сразу оказался лицом. Расстояние между врагами исчезло. Неимоверным по скорости движением Бекк ушел с траектории живого тарана. Они лишь соприкоснулись миллиметрами тел, и то каждый почувствовал, как будто рядом пронесся трехтонный грузовик.

Горюн остановился и ошарашенно уставился на него.

— Ты кто?

— Я работаю на Пантанал! — сказал Бекк. — И скажу почему. Проект уничтожил главного гавнюка Америку и подарил нам победу. Теперь Россия номер один в мире! Весь мир говорит по-русски и это правильно.

— Ты ничего не знаешь! Ваша победа равносильна поражению. У Пантанала свои цели. Придет время, вы об этом узнаете, и они вам не понравятся. Вы неправильно называете Пантанал Проектом. На самом деле Пантанал несет смерть всему живому.

— В данный момент смерть несет Альянс!

— Альянс старается смягчить удар. Грядут сильные изменения. Вы уже под контролем, а будет только хуже! Ваша победа-фикция!

— Сам ты фикция! — сказал Бекк и напал первым.

Платформа Вершинина.

Они переодевались молчаливо и тщательно.

В группе было человек 10. Мужчин, женщин. С Вершининым поздоровались Володя с Асей. Поздоровались и прошли мимо, будто вчера виделись, а не много лет назад. Володя был в смешной шляпе, бывшей в моде еще до войны, да еще не этой, а той. Ася в платке, словно бабушка. Вершинин видел ее фотки молодой, та еще красотка.

Вы должны соответствовать, сказал инициатор переодевания.

Вершинин тоже был в шляпе и костюме, правда, не настолько старомодном.

Наконец группа оделась, и все двинулись вглубь обширного помещения явно промышленного характера. Бетонный пол с разбросанным крепежом и остатками оборудования. Большие пыльные окна с железными ставнями.

В конце пандуса, на втором этаже, стоял большой контейнеровоз. Дверцы были распахнуты. Рядом стоял мужчина в плаще и капюшоне.

Они поднялись.

— Разбираем оборудование! — скомандовал мужчина.

Рядом с машиной лежали неровно оторванные картонки. Все с невозмутимым видом разобрали «оборудование». Вершинин повертел в руках картонку-обычный прямоугольник с неровными краями, и отбросил в сторону.

Тем временем люди по одному поднимались и исчезали за распашными воротами контейнера.

— Вам вроде рано! — сказал мужчина Вершинину. — И где ваше оборудование? Без оборудования не положено!

Пришлось вернуться за картонкой.

К этому времени людей «на посадку» уже не оставалось.

Ступеньки лестницы оказались для Вершинина недопустимо высоко. Мужчина помог ему взобраться.

— Возможно, вам и не рано, а в самый раз! — проворчал он.

Вершинин выпрямился в контейнере и замер удивленный.

Контейнер был пуст. Это был странный контейнер. Справа оказалось большое окно, которого там не могло быть по определению, потому что снаружи контейнер выглядел цельным, и в которое наблюдался только покинутый цех.

В передней же части контейнера имелась узкая щель параллельно полу, которой тоже не могло быть по причине, указанной выше, и за которой виднелся пологий спуск. Вершинин понял, куда делись остальные пассажиры, и направился туда, но был остановлен яростным шепотом.

— Стой! Куда? Вот свалился мне на голову! Садись на картонку!

Вершинин был вынужден подчиниться. Едва уселся, как контейнер наклонился словно живой, и он стремительно понесся в щель. После короткого спуска он оказался в точно таком же контейнере, в окне которого виднелся только что покинутый цех.

И так несколько раз.

Скорость он набрал, словно скользил с ледяной горки, но «оборудование» исправно защищало не только его, но и целостность одежды.

После нескольких циклов скольжение прекратилось. Он сидел в пустом контейнере и глядел в окно.

Цех был полон оборудования. Кругом были красные флаги и вымпелы.

Он с трудом выбрался из контейнера и спустился по пандусу. Вокруг стояла техника-трактора, автомобили, комбайны непонятных моделей, но под русскими марками.

Кругом ни души.

Он помнил, что пошел искать людей, но на этом его ощущения обрывались.

* * *

Первым было ощущение теплоты. Не только физической, но и душевной. Словно ты проснулся в детстве, на веранде развеваются занавески от летнего ветерка, у печки спит кот, а на столе пышут жаром блины все в масле.

Вершинин рывком пришел в себя. При чем на ходу. Он шел по мелкому песочку, над ним кипарисы, где-то шумит невидимое море.

Рядом шел Сашка. На нем светлые футболка и летние брюки. И был он почему-то босой.

У Вершинина из глаз сами собой брызнули слезы.

— Ты где… сейчас? — смог он вымолвить.

Сашок показал пальцем вверх и улыбнулся.

Мертвые мало говорят, подумал Вершинин. Сам сколько раз видел сына во сне, сколько слышал рассказов других, потерявших родных, те всегда молчат или говорят очень мало.

— Это все ерунда! — неожиданно говорит Сашка. — Мы можем говорить без ограничений, просто нам не о чем говорить с живыми. Нет точек соприкосновения. Я бы сказал, что здесь все другое, но это будет неправильно. Вы представить себе не можете, как здесь все устроено, а если даже представите, то не поймете.

— Я не понимаю. Это ты про рай и ад.

— Ни про рай и не про ад. И еще. Мы не можем врать. От слова совсем.

Он совсем внешне не изменился с тех пор, как его убили в Багдаде. Ему по-прежнему было 25. Нет, все-таки изменился. Слишком ровные корни волос, слишком чистая кожа.

— Я виноват в твоей смерти.

— Да, виноват. Ты меня подставил. И не только в Багдаде. Все началось гораздо раньше. За мной следили, а потом пришел ты, и они все поняли.

— Твоя мама от меня ушла.

— Она не могла видеть, как ты мучаешь себя.

— Так ты все знаешь?

— Я же говорю. Мир устроен не так, как думают живые.

— Вы всегда рядом?

— Нет. Нас разделяет слишком многое. Тебе не понять.

Вершинин помолчал и спросил.

— Тебе хорошо… там?

— У нас нет таких понятий.

— Ты знаешь, сынок, я запутался. Всю жизнь знал, что правильно, что нет, а теперь запутался.

— Ты насчет Проекта? Должен тебе сказать, что он больше, чем Проект. Он связующее звено…

Картинка дернулась. Появились искажения как на экране.

— Сашка! — крикнул Вершинин в отчаянии.

— … Поступай правильно!

Сашка исчез. Мир сжался в черную точку. Только что было тепло и светло, теперь он летел обратно.

Что ж мне снова возвращаться в этот равнодушно холодный убогий мир, подумал он.

31. Крайняя

В Павильоне.

Бекк и Вершинин одновременно посмотрели на Сандру. Только что они рассказали свои видения и теперь ждали того же от девушки.

— Чего уставились? — грубо спросила она.

Как оказалось, с момента как они нашли Платформу для нее прошли секунды.

— Не зря у арабов женщины идут на 2 шага позади мужчин! — философски изрек Бекк.

— Это ты к чему сейчас? — напряглась Сандра.

— Начинается извечный спор между полами!

— Остыньте! — Вершинин поспешил разрядить обстановку. — Что с этим будем делать?

Цветной занавес продолжал струится. Причудливое смешение цветов грозило цветовой эпилепсией, если долго вглядываться.

Голоса преследователей отдалились, сделались незначительными. Где-то в другой вселенной они ломали дверь.

— Платформа принадлежит государству! — заявил Бекк.

— Ой-ли! — сказал Вершинин.

— Не понял твоего «ой-ли»! Ты что, против государства?

— Государство оно большое! Вечный, друзья-олигархи, МГБ и так далее по очень длинному списку. Так кому из них?

— МГБ!

— Твоя контора тоже большая. Директор, его замы, твой генерал Мельник. Понимаешь, Платформа она может все.

— Не согласен! — упрямо тряхнул головой Бекк. — Вот я, например. Платформа всего лишь повторила старое дело.

— Повторила, говоришь? — сощурился Вершинин. — И ничего не изменилось?

— Постой! — Бекк задрал рубашку. — Тут после того, как меня сослали в Африку, должны были… Черт, шрамы исчезли!

— В простонародье это называется… — подсказал Вершинин.

— Ну не верю я в чудеса!

— И это говорит человек, видевший самого Христа^[74]! — воскликнул Вершинин.

— Ладно, болтать все мастера! — разозлился Бекк. — Что ты предлагаешь? Взорвать Платформу? Нечем! От нас уже ничего не зависит. Скоро сюда ворвется уйма народа!

Вершинин ничего не отвечая, подошёл к цветной кисее. Разноцветная поверхность заволновалась. Ее пересекли ряды мгновенно исчезающих полусфер и конусов.

— Осторожно! Раньше этого не было! — предостерег Бекк. — Она чует, что ты хочешь ее убить!

— Убить? Такое чудо? Ни за что! — беззаботно ответил Вершинин. — Вот спрятать!

Он закрыл глаза и вытянул руки, погружая их в Платформу.

Бекк потом уверял, что случился взрыв. Сандра, наоборот, утверждала, что произошло нечто прекрасное. Душа словно воспарила, при этом играла божественная музыка. Вершинин ничего не почувствовал, просто знал, что Платформа выполняет команду.

Они пришли в себя в опустевшем темном павильоне.

— Судя по тому, как я долго приходил в себя, то уходил я от себя довольно далеко! — заметил Бекк.

Мракобой.

— Что будем делать, мальчики? — спросила Сандра.

— Пока существует Альянс, существует реальная угроза Платформе и Пантаналу! — заявил Бекк. — То, что ты, Палыч, спрятал Платформу, ничего не меняет. Вывод: надо уничтожить саркофаг! Чтоб от Альянса духу не осталось в нашем времени!

— Твой вывод тривиальный! Сиречь, не имеющий обратной силы. С чего ты решил, что Альянс это зло, а Пантанал добро? То, что, у тебя шрамы исчезли, это хорошо и даже отлично. Но что если это всего лишь… взятка?

— Как ты не понимаешь, Палыч? Все, что творил здесь Мракобой, было направлено на одну единственную цель. И цель эта Платформа! А все эти россказни о вирусе пустые разговоры. Не зря Платформа защищает себя от Альянса!

— Не согласен. И Альянс и Пантанал два великих проекта и уничтожать какой-либо из них мы не имеем никакого права!

— Упертый ты, Палыч!

В наступившей тишине раздались шаги. Бекк не особенно удивился, увидев гостя в коричневом кожаном пиджаке.

— Помяни, он и появится! — процедил он сквозь зубы.

— Гапонов?! — вырвалось у изумленного Вершинина.

— Какой Гапонов? Это Мракобой собственной персоной!

Мракобой не спеша оглядел присутствующих, затем уверенно направился к Вершинину.

— Пойдем со мной!

Бекк вежливо тронул его за плечо.

— А какого…

Мракобой не сказав худого слова дал ему раза.

Бекк пролетел через всю комнату, врезался в кучу старого хлама и в куче обломков рухнул на пол. Лишь генно-модифицированные принципы заставили его снова встать.

— Добре, сынку! — проговорил он.

— Стой там! Убью! — пригрозил Мракобой.

Агент Альянса не был в курсе, что угрозы действовали на майора от обратного. Бекк врезался в него. Произошел мгновенный обмен ударами, и майор полетел через всю комнату уже в другую сторону. Снова встал.

— Чего ж не убил? — страшно осклабился он через кровь.

— Прекратите! — потребовал Вершинин.

— Я не имею к нему претензий! — произнес Мракобой.

— Зато я имею! — не унимался Бекк.

— Пойдемте скорей, пока на самом деле не произошло тривиального события! — Мракобой протянул руку Вершинину.

— Если ты мне друг, не вздумай! — предупредил Бекк. — Он тебе башку отрежет и выкачает всю инфу!

— Фу! Какие ужасные вещи вы говорите! — поморщился Мракобой. — Вы ничего не знаете об устройстве вселенной!

— Зато я знаю ход твоих мыслей, урод!

Бекк подобрал с пола железку.

— Похоже на то, что тривиального события не избежать! — решил Мракобой.

Вершинин понял, что его друга сейчас попросту убьют. Он лихорадочно перебирал в уме варианты, но настойчиво лез в мозги лишь один. Надо было дать Бекку по башке первому, чтоб не дать добраться до Мракобоя навстречу неминуемой гибели.

— Подожди, братишка! — с этими словами в павильоне появился еще один гость.

У Бекка отвисла челюсть. Он отлично знал гостя. Мало того, урод был почище Мракобоя.

Козлофф.

Козлофф был личностью сугубо положительной, но только в начале.

Он был лучшим в системе МГБ, патриотом и орденоносцем. В числе таковых был одним из первых зачислен в отдел П. Стал первым пилотом боевого модуля Пантанала, принимал участие в захвате штаб-квартиры НАТО в Брюсселе. Герой многих боевых операций по всему миру.

А потом его убили.

Иначе как можно назвать то, что во многом положительный герой превратился в маньяка и безжалостного убийцу.

Аналитики отдела П, привыкшие и не к таким метаморфозам Проекта, называли произошедшее более завуалировано. Пантанал произвел полное переформатирование личности Козлоффа, в результате которого человек исчез, а возник совершенно новый проект, но в череде множества других подобных. Капитаны были неоднократно замечены в перевербовке тех, кто слишком усердно вникал в Проект. При этом личность человека не имела никакого значения. Капитаны создавали то, что считали нужным в данный момент. Если эксперимент не удавался, они бросали начатое дело не закончив. Но это уже было типично для Капитанов.

Так что в данный момент Козлофф был гораздо опаснее для Бекка, чем даже Мракобой. Бекк ни за что не стал бы кидаться на него, ибо это было абсолютом глупости. Капитаны вылепили из бывшего капитана модуля непобедимого урода без каких-либо моральных принципов.

Посему Бекк стоял и ждал, пока Козлофф не начнёт убивать их всех по очереди голыми руками.

Вместо этого Козлофф сказал ему:

— Делай, что должен!

И прошел прямиком к Мракобою.

— Вижу настоящего соперника! — сказал тот. — Пора снимать пиджак!

Они схлестнулись, вихрем пронеслись по залу и врезались в стену павильоне, которую тотчас украсила обширная трещина. С потолка запорошила штукатурка.

— Уходим! — крикнул Бекк и буквально вытолкнул попутчиков из зала в коридор.

Здание тряслось как при землетрясении.

Походу, легенды о битве титанов не врут, подумал Бекк. И еще он подумал, что если когда-нибудь где-нибудь не дай бог он признается в своих мыслях, то сядет в психушку и надолго.

Гонка.

Снаружи их ждало зрелище произошедшего жуткого побоища.

Все армейские автомашины, на которых прибыла группа преследования, были либо повреждены, либо горели жарким пламенем. Пехотинцы тушили пожары, таскали раненых, в общем им было уже не до них.

— Кто это сделал? — опешил Вершинин.

— Мракобой, кто же еще! — вспылил Бекк.

Вершинин знал его привычку, когда тот принимал чью-то сторону, то его было не остановить.

Они беспрепятственно миновали кучу малу. В этот момент по главной алее к ним приблизились два легковых автомобиля. Один «Рено», другой лада. Глаза Бекка загорелись нехорошим азартом. Из европейца выбрался тучный генерал.

— Поди сюда, боец! Что здесь происходит? — обратился он к Бекку.

Майор отодвинул его точно шкаф и подошел к машине и открыл водительскую дверцу.

— Это самое! — только успел сказать водила в форме без знаков различия.

Майор взял его за шкирку и без лишних увещеваний выкинул из кабины.

— Что ты собираешься делать? — остановил его Вершинин.

Попытался остановить.

— А ты как думаешь? — ответил Бекк. — Следствию все ясно. Надо уничтожить саркофаг! Все зло от Альянса!

— Неправда! — в отчаянии крикнул Вершинин. — Пока саркофаг не закрылся, Альянс пытался улучшить обстановку! Это уже потом партаки полезли!

Бекк хладнокровно посмотрел на него и спокойно произнес:

— Время болтать вышло!

Захлопнул дверцу и дал газ.

К Вершинину подошел водила с лады.

— Что здесь происходит?

Вершинин снял у него ключи с пальца и кинулся к его машине. Пока тот опомнился, он успел сесть в кабину и захлопнуть дверцу. Водила догнал его и открыл. Но за это время Вершинин успел завести мотор.

Вот тебе задачку про черепаху и быстроного Ахиллеса, подумал он.

Он тронул с места, а водила включать героя не стал.

Набирая скорость, Вершинин понесся по аллее.

* * *

Бекк выбрал Продольный проезд. Это было правильно, все не быстро. Вершинин решил срезать через сквер. Это было неправильно, но очень быстро. Он проехал под аркой «школьный сквер», с ходу сшиб мусорную урну и некоторое время ехал по велодорожке. От кленов и ясеней торчали одни пеньки. Москвичи сожгли все чище французов.

Затем Вершинин решил, что ехать по тротуару будет гораздо удобнее. Тот был шире, а пешеходы в Москве не появятся еще лет 10.

Вершинин проехал под ярким указателем «Семейный доктор» и усмехнулся. Пожалуй они с Бекком много лет составляли специфический тандем, который условно можно считать семьей. Сейчас некий третейский судья им сильно бы пригодился.

Вершинин плохо водил автомобиль. Возраст, зрение-это все отмазки. Он и в молодые годы плохо водил. Совсем необязательна было сбивать ту урну на входе. По жизни его автомобили носили следы повреждений. Несильных, но помятости имели место. На бампер страшно было смотреть.

Но сейчас все это не имело никакого значения. Он представления не имел, что будет когда нагонит майора. Вернее, представление было, но настолько ужасное, что он упорно гнал его от себя.

Он проехал мимо парковой эстрады, мимо разгромленной и сожжённой кафешки. Как мимо своей жизни еду, подумалось. А дальше что? Закономерный финал?

* * *

Вершинин выехал из сквера на проспект Мира и повернул направо, в сторону центра. Существовало два варианта. Если Бекк достиг проспекта первым, догнать его нереально. Если же Вершинин его опередил, майор его не минует.

Деревья по обочине отсутствовали, видимость была идеальная. Мчащийся параллельно автомобиль чудесно просматривался.

Встреча оказалась неизбежной.

Бекк выскочил с Останкинского проезда практически перед ним. Рено занесло, болтануло, но майор обученный экстремальному вождению вырулил. За время, потраченное на вынужденный маневр, Вершинин догнал майора и пристроился рядом.

Длина проспекта Мира 10 километров. 4 полосы в одну сторону, столько же обратно. Места, чтобы разъехаться достаточно доброму десятку автомобилей одновременно. Но сейчас места мало даже двум. Вот такая апория получается, подумал Вершинин.

Думал и удивлялся. Как они, два друга, прошедшие огонь и воду, дошли до того, что готовы поубивать друг друга. Или наоборот. Вся их жизнь это лишь прелюдия к трагическому заключительному акту. Все так и должно было закончиться. Они были слишком разные. Слишком разными путями шли они. Слишком долго прикидывались, что у них есть что-то общее.

Однако они слишком долго ничего не предпринимали. Ревели на запредельных оборотах моторы, машины наматывали километры-и ничего не происходило. Вершинин видел в окно голову Бекка. Тот тоже выжидал. Каждый подспудно ждал нападения от другого. Не хотел брать греха на душу.

Полые каменные небоскребы терпеливо пролетали по обочинам. Они тоже ждали.

И Вершинин понял.

Сейчас.

Он закрыл глаза.

И тогда Бекк кинул на него свою машину. На скорости больше 140 километров в час Рено ударило левым колесом и передним стабилизатором в правое переднее колесо лады.

Колесо выгнулось с такой силой, что крыло вывернулось наружу. Телескопическая стойка разорвалась. Вырвало подрамник передней стойки.

Со вселенским хрустом на огромной скорости лада потеряла управление.

* * *

Бекк некоторое время продолжал рулить, хотя это было совершенно излишне. Машина шла сама по себе. Рено по касательной пересекло 8 полос, пробило отбойники и целеустремленно устремилось к тошниловке «Азбука вкуса», словно вывеска «Открыто 24 часа» было предусмотрено лично для нее.

Витрины не было, машина неслась внутри опустошенных залов, сметая кучи мусора, теряя по пути зеркала, бамперы и другие выступающие части кузова. Пока не треснулась всей массой в бетонный тупик.

Впрыснутый из вшитого клапана боевой коктейль не дал майору потерять сознание. Он вышиб плечом заклинившую дверь и выбрался из машины. Вид его мог напугать кого угодно. Весь в крови, в непознаваемом виде одежды, взгляд бешеный.

Палыч! Появилась заполошная мысль, и Бекк бросился на улицу.

Лада горела. Машина лежала на погнутой крыше, и языки пламени все решительнее лизали кабину, в которой Палыч повис на ремнях безопасности.

Бекк подбежал, сунул руки прямо в огонь и стал отгибать покореженную дверцу. Рукава загорелись, но он не обратил на это внимания. Боевой коктейль помог ему справиться с дверцей. Настало время ремней. Тогда он просто выдрал их из гнезд крепления.

Подхватив тело Палыча на руки, майор шел прочь, когда лада за его спиной взорвалась. Горячие осколки впились в спину, но он этого даже не заметил. Просто движения стали затрудненными, и силы уходили в 10 раз больше на каждый шаг.

Вскоре он не мог сделать ни шагу. Сел на дорогу, осторожно уложил голову Палыча на колени. Пытался уловить дыхание, потом удалось нащупать слабый пульс.

— Убийцу хотел из меня сделать? Как ты мог? — рассердился он.

Издалека доносились усиливаясь звуки приближающихся полицейских сирен.

Что было на последнем листе дневника Мракобоя.

— Нас не ждали, а мы приперлись! — проговорил я.

Я стоял над разверзшимся жерлом канализационного колодца в Нескучном саду. Кругом никого. Ни Мракобоя, ни Ууша, ни даже Шерстяного. Альянс списал меня со счетов, уверенный, что я не вернусь и навсегда останусь на проклятой выставке. А я вернулся. Где теперь кого искать? Москва большая, планировка глупая, кругом засада.

Взгляд упал на электросамокат. Еще точнее, на навигатор. Я включил его и нашел еще один маршрут. Сердце заколотилось в ожидании. Мракобой никогда не говорил, откуда он приезжает. А теперь похоже прокололся. Не ожидал, что я вернусь. Не ждал такого подвоха с моей стороны.

Я загрузил в навигатор новые данные и поехал. Проехав через Москву-реку, свернул на Фрунзенскую набережную. Далее двигался, никуда не сворачивая и еще загодя понял, куда направляюсь. Достигнув Кремлевской набережной, понял, все приехали.

Здесь вся история началась. Здесь Альянс(!), а не Капитаны пытались переместить людей. Именно отсюда каждый раз появлялся Мракобой. Отсюда вывод: здесь база Альянса.

Здесь с ними можно говорить серьезно. Можно заставить нас понять. Принимать нас всерьез. Иначе мы так и будем на вторых ролях. Нам запрещено даже смотреть на наших благодетелей.

Убитого Имрана Аксацева я обнаружил у Кутафьей башни. Когда горца убили в первый раз, попавшая в лицо пуля навсегда обезобразила лицо и превратила его в идиота. Он реагировал лишь на свое новое имя-Ууш.

Имран Аксацев умер преображенным. Неизвестно каким именно оружием его убили, но с лица сошла жутковатая маска. Теперь на нем навеки застыло умиротворение, словно человек ушел в свое отведенное только ему время, выполнив только ему посильную работу.

Я опустился рядом с ним, гладил его сильные руки. Он просто так не сдался, что было видно по его сбитым костяшкам и покрытой синяками коже. Я сидел и плакал.

— Ваше отношение к жизни всегда настораживало Альянс! — передо мной стоял Мракобой.

— Что здесь произошло? — вскричал я.

— Нападение! — Мракобой пожал плечами. — Скажи лучше, что с платформой?

Я смотрел только на свежий сквозной порез на коричневой кожаной куртке.

— Не успел заменить? — говорю. — Потому что меня не ждал.

На лице Мракобоя появилось презрительное выражение.

— Если ты ждешь оправданий, то не дождешься! Вы угробили планету!

— Альянс решил завезти более достойных? — подсказал я. — Взяли надо мной шефство, спасали 8 раз и все для того, чтобы угробить всех остальных? Не хилая у вас справедливость!

— А нет в чистом виде справедливости! — пожал он плечами. — Вот ты сейчас мне зубы заговариваешь, а сам к ножу тянешься! А ведь не успеешь!

Он поднял оружие, пистолет там или автомат, но явно неземной, эргономические зализанные формы, световая цветная индикация.

Амба, понял я.

И тут неведомо откуда взявшаяся Шуша отважно бросилась Мракобою в лицо. Атака получилась насколько отважной, настолько же безрассудной, обреченной на поражение. Мракобой смахнул с себя храброго зверька и выстрелил в него.

Но я был уже на ногах и без замаха, но со всей злости воткнул ему шайтана в подбородок снизу-вверх. Лезвие вошло до самой рукояти.

Мракобой пыжился сказать какие-то важные слова, предположу «Как ты мог? Мы же были друзья столько лет!», но намертво припечатанный рот не дал ему сказать ни слова.

Не дожидаясь, пока покойник рухнет, я кинулся к Шуше. Маленький шерстяной комочек. Крохотное тельце и безудержная отвага.

Зверек погибал, беспомощно глядя на меня бусинками глаз.

И тогда я вспомнил про накопитель Альянса. Взял его и сказал, обращаясь к невидимым богам:

— Отдаю все свои благоприобретенные подарки, ночное видение, запасы здоровья, везение на то, чтобы шерстяной выздоровел!

Накопитель задрожал, исполняя команду, истончился и исчез.

Остался я гол как сокол.

Я сидел на земле, смотрел на Спасскую башню в лучах заката и ждал. Наконец засеменили крохотные лапки. Шуша забежала передо мной, присела и смешно вытерла нос передней лапкой.

— Надо искать ночлег, а в планах построить дом! — проговорил я. — Потом найдем лежбище Альянса и будем бдить, чтобы очередной добродетель оттуда не появился. Мракобой теперь я и я буду в единственном числе!

Примечания

1

Сумиты — казанный период название всех мигрантов из Кавказского региона и стран Средней Азии (здесь и далее прим. автора).

(обратно)

2

На самом деле. Читай «покер» романов про Пантанал

(обратно)

3

Пинальщики — ругательное название Русгвардии

(обратно)

4

Нет опасности

(обратно)

5

ГЧ-генератор чудес, воссоздает любой живой и не живой объект, принцип действия не известен, действующих образцов не сохранилось. Боевой модуль-общее название широкому спектру техники от летательных аппаратов типа «земля-космос», до перемещений во времени

(обратно)

6

Перевод Льва Оборина

(обратно)

7

Федеральная разведывательная служба Германии (BND). Опасения Вершинина непонятны. В БНД 30 % наших, а начальник БНД генерал Ермилов вообще душка

(обратно)

8

30 мкр/час допустимая доза

(обратно)

9

ГЧ-генератор чудес. Самоназвание целой группы приборов Капитанов, основного движителя боевого модуля

(обратно)

10

Американское название российской системы «Периметр» — она в случае ядерного удара по стране, даже ограниченного, автоматически даёт приказ на массовый ответный запуск баллистических ракет

(обратно)

11

«Замочная Скважина»

(обратно)

12

На самом деле от них самих и центров их сборищ остались лишь радиоактивные воронки диаметром 200 метров

(обратно)

13

Красная пыль, луноходы — синтетические морфиноподобные соединения

(обратно)

14

1 день пути

(обратно)

15

40

(обратно)

16

Телохранители

(обратно)

17

150

(обратно)

18

Пех — нога

(обратно)

19

Выродок

(обратно)

20

Турецкая каша — гречка. Смоква — пастила из яблок и рябины.

(обратно)

21

Брянских

(обратно)

22

Треска — кол

(обратно)

23

Хозяин

(обратно)

24

Дружина Юрия Долгорукого вышла в том месте, где сейчас Большой Москворецкий мост. Река Смородина сделалась пошире и стала Москвой-рекой, а на месте бывшего поместья боярина Кучки Кремль

(обратно)

25

Музыканты

(обратно)

26

Посвидетельству летописцев красивейшая женщина. Князь, большой спец по женской части, был обречен

(обратно)

27

Бывшие сотрудники

(обратно)

28

«Всесезонка»-Всесезонный Комплект Полевого Обмундирования ВКПО

(обратно)

29

Дурак! (Здесь и далее ругательства на наречиях сумитских языков).

(обратно)

30

Донгуз — свинья

(обратно)

31

«Торпеда»- скоростной автомобиль отечественного производства

(обратно)

32

Газгольдер-емкость для хранения газа

(обратно)

33

Имеется в виду, что машина выпущена в год, когда разорился и был ликвидирован концерн «Мерседес»

(обратно)

34

В указанное время для ареста иностранца ордер не нужен. В отличие от гражданина России

(обратно)

35

выходи уже, а то этот чудак на самом деле выстрелит(фр.)

(обратно)

36

Угрожающий (искаж. англ)

(обратно)

37

На самом деле здание построено еще до современных для романа мироедов, в 1866 году

(обратно)

38

Скорее всего, не в халтуре дело, в первые дни Большой Резни убитых было немного, а на Рэд Сквер их попросту разорвало и грузить было нечего

(обратно)

39

Канга — африканская одежда из разноцветных лоскутов

(обратно)

40

Даже в описываемые времена специалисты так и не решили, постановочное фото или нет

(обратно)

41

Капризный мальчишка (франц.)

(обратно)

42

Мезоамерика территория центральной Америки, где существовали высокоразвитые культуры и цивилизации, обладающие общими религиозными и культурными признаками в доколумбову эпоху

(обратно)

43

Ни хрена себе. Вот сейчас прикинул

(обратно)

44

Синдром дефицита внимания (СДВ) — неврологически-поведенческое расстройство развития, начинающееся в детском возрасте. Проявляется такими симптомами, как трудности концентрации внимания, гиперреактивность и плохо управляемая импульсивность

(обратно)

45

По идее здесь напрашивался секс, необузданный и прекрасный, еще лет десять назад я бы так и поступил, но с тех пор минуло десятилетие, а майор все испортил

(обратно)

46

Реальный случай

(обратно)

47

Азиз — дорогой

(обратно)

48

Каурма — мясное рагу с овощами

(обратно)

49

Тирес — мерзкий

(обратно)

50

ЖКТ-желудочно кишечный тракт

(обратно)

51

Начитанный сукин сын

(обратно)

52

Вершинин прав отчасти. Средняя продолжительность жизни шиншилл 10-15лет. Рекорд принадлежит одному редкому экземпляру-37 лет!

(обратно)

53

Анклав — он же Горячка, Моргенленд, Чащоба, Проклятая земля. Автор надеется более подробно вернуться сюда в гекса-трик романе из серии Пантанал «Северный Крест»

(обратно)

54

Пожалуйте щипцы

(обратно)

55

Спецпропуск с допуском в закрытые зоны

(обратно)

56

Америки то нет

(обратно)

57

Как сделал полковник Межеедов в бою под Лондоном. «Дети Ла-Манша»

(обратно)

58

Диверсионно-разведывательная группа

(обратно)

59

Ну конечно, про плач и речи нет, это майор уничижительно приукрасил свое моральное падение. Хотя по идее и падения никакого нет. Просто в какой-то момент у человека все мировоззрение перевернулось с ног на голову

(обратно)

60

Никах — мусульманский обряд бракосочетания

(обратно)

61

Судя по локации, это ресторан Бутчер. Но если там кормили дешево и вкусно и это не он, то пардоньте

(обратно)

62

Кто читал «Дети Ла-Манша» оценит

(обратно)

63

Афганская роза вид казни, когда с живого сдирают кожу. Не приведи Господи видеть это

(обратно)

64

Праздник

(обратно)

65

Бабу по сумитски старший

(обратно)

66

Жегил — молодой

(обратно)

67

Айна, беги

(обратно)

68

В планах автора продолжение сериала роман «Вышивальщик», где герои столкнутся с неземным мироустройством человечества. Возможно в последующем сезоне руки дойдут и до Третьей Платформы

(обратно)

69

Вершинин тоже майор только майор юстиции

(обратно)

70

По описанию «Мурена» 6-го поколения

(обратно)

71

Официальное название — гибискус. В данном случае мутировавший

(обратно)

72

Существует несколько объяснений зловещего названия. Например, если китайская роза цветет, значит, кто-то скоро умрет. Судя по всему, Пестель застал именно этот период

(обратно)

73

Или на самом деле запоздало сработала ментальная защита

(обратно)

74

В романе «Падший ангел»

(обратно)

Оглавление

1. Пролог

2. Следователь Вершинин

3. Майор Бекк

4. Ты помнишь, как все начиналось

5. Следователь Вершинин

6. Майор Бекк

7. Война началась

8. Допрос свидетеля

9. Провал

10. Первый день войны

11. Саркофаг

12. Кураторы майора Бекка

13. Большая резня

14. Днюха

15. Ночь на 6-е

16. Резня на Большой Никитской

17. Вершинин

18. Майор Бекк

19. Зеркало, скажи

20. Вершинин

21. Бекк

22. Пестель

23. Вершинин

24. Бекк

25. Мракобой

26. Побег

27. Мракобой

28. Сегодня

29. Мракобой и Платформа

30. Платформа

31. Крайняя

*** Примечания ***