Стася из таверны «Три дороги» [Ирина Владимировна Соляная] (fb2) читать онлайн

Ирина Соляная Стася из таверны "Три дороги"

Глава 1

Матушка Скрыня, уперев руки в бока, нависла над моей грядкой. Я сидела на корточках, когда почувствовала её чесночное дыхание, и робко подняла голову.

– Это что? – грозно спросила она?

– Кориандр, белоголовник, анис и мелисса, – прошептала я.

– Гадость вонючая. Воняет на все вонючие лады! – прогремела Матушка Скрыня, – выдери их к эльфийской праматери и выброси на помойку.

– Это от клопов, – соврала я, – от клещей всяких.

– Да? – усомнилась Матушка Скрыня, – С чего взяла?

– Ваш сыночек, господин Воржик приезжал и книгу мне показывал. Учёная такая книга, толстая, с картинками. Сказал, что в Торговой Академии их учат травяной науке, – вдохновенно врала я.

– Какой-такой травяной науке? Колдовству поганому? – грозно спросила Матушка Скрыня, и я тут же спохватилась и начала выплетать другое кружево вранья.

–Нет, не колдовству, а выгодной продаже трав в лекарни. Я смекнула: коли лекари покупают травы для своих настоек и примочек, почему бы нам самим не вырастить у себя. Я вот часть свалки расчистила и посадила семена, которые собрала за бугром. Вот всё, как господин Воржик говорил. То-то он доволен будет!

Я поднялась, умильно сложила покрасневшие от холодной воды ладони перед собой и присела в знак особого уважения и почтения. Упоминание сыночка действовало на гоблинку как музыка. Она безмерно любила своего неуклюжего увальня и восхищалась его умом и красотой. Жаль, что она не знала, что господин Воржик Скрыня уже два месяца, как был отчислен из Торговой Академии, жил в городе тайно и проматывал капиталы своей безмозглой мамаши.

Матушка Скрыня кивнула, одобрив моё занятие, и вернулась к своим делам. А дел у неё было много, ох как много. Таверна «Три дороги» пользовалась большой популярностью. Она стояла на перекрёстке торговых путей: Срединного Торгового Тракта, Узкого и Широкого. Вокруг не было ни души соперников, проститутки у Матушки Скрыни были сплошь молодые и выносливые, пиво хмельное и забористое, а кухня… Вполне терпимая. Никто не отравился ещё, посетители пожирали все, что им подавали, лишь бы побольше и пожирнее. Правда, в последнее время, меню пришлось несколько разнообразить. Ведь, кроме гоблинов и шноркелей, в таверну стали заглядывать и люди. Матушка Скрыня не понимала явной причины такой перемены, а я ничего не говорила. Служанке не положено хозяйке указывать.

Я полила посадки лекарственных трав и приправ из глиняной леечки, вытерла руки о фартук и пошла в свою каморку. Там я припрятала леечку в сундук, где лежали другие мои сокровища: календарь посадок, пакетики с семенами цветов и трав, приправы в тканевых мешочках. Травница была из меня никакая, да и учиться было не у кого, но хотелось мне, чтобы хоть что-то было у меня своё, для души. Больше ничего в сундуке ценного и не было, бельишко кое-какое да атласная лента в мотке.

 Серебряные и медные монеты, которые мне удалось скопить за полгода службы у Матушки Скрыни, я в коморке не хранила и закопала их в укромном месте. Мне надо было скопить тридцать три золотых, чтобы выкупить из долговой ямы непутёвого папашу. Сестры тоже обещали помочь. Бася, старшая, замуж собиралась, найдя выгодную партию. Средняя Агнешка в артистки подалась, колесила с передвижным театром по всему королевству, даже один раз к нам в таверну заглядывала. Девяносто девять золотых мы поделили на троих, и каждый должен был внести свою часть долга за папашу. А для этого по моим прикидкам мне потребовалось бы лет десять.

Утро плавно переходило в день. Солнце уже поднялось высоко, его лучи нагревали крышу, под которой ютилась моя каморка, через пару часов тут будет такая духота… Но мне этого не узнать, ведь я спущусь в кухню и начну строгать овощи, резать мясо, месить тесто.

Вообще-то, у каждой порядочной кухарки должна быть своя специализация, и я об этом не раз говорила Матушке Скрыне. У одной получаются рассыпчатые каши, другая отлично овощи тушит и супы варит, третья так мясо приготовит, что пальчики оближешь. А кому-то удаются пироги с разнообразными начинками. Но гоблинке в её бочкообразную голову не втолкуешь. Обычаи с давних времён никто менять не собирался. Бабка Матушки Скрыни основала таверну ещё в эпоху Безвластия, и с тех пор все придерживались установленного порядка: делай то, что говорит очередная госпожа Скрыня. Бабка давно померла, а вот мать – Серпента Скрыня, что была после неё, ещё коптила свет. И дочери своей указывала, как жить. И хоть Серпента совсем обезножила, она сидела днём и ночью на огромной колоде возле таверны и зазывала зычным голосом проезжавших Срединный Торговый Тракт: «Сюда, сюда! Тут жратва, выпивка и девки!»

 А Матушка Скрыня, имени которой я и сроду не слыхала, орудовала внутри заведения. И несмотря на свой склочный нрав, многим внушала уважение своим трудолюбием: сама мыла сковородки, скребла столы длинным ножом, развешивала окорока подкоптиться, чистила рыбу и квасила капусту. А ещё варила пиво, брагу и следила, чтобы проститутки успевали обслуживать клиентов на втором этаже таверны. И хоть особенного порядка у Матушки Скрыни и не было, таверна как-то выживала.

«Вот если бы совет по разделению труда ей дал её толстозадый сыночек, дела в таверне пошли бы еще лучше. И подрос бы мой капиталец быстрее»,– подумала я и отправилась вниз. В обеденном зале уже гремели посудой, тяжёлыми скамьями и табуретами. Грохот стоял даже на лестнице. В нашей таверне редко завтракали, разве что купцы, оставшиеся с девахами на ночь, попросят опохмелиться да закуски потребуют. Основные посетители съезжались к обеду. Так что утро было всегда спокойным. Служанка Мина обычно разогревала остатки вчерашнего ужина, обильно поливая блюдо соусами и посыпая петрушкой. Главное было – подать рассолу для опохмела гуляк, а на закуску сойдут хоть жареные подмётки от ботинок.

Я проворно сбежала вниз и юркнула в кухню. Там я сняла платье, оставшись в одной рубашонке. Мы так делали всегда, иначе от жары с ума сойдёшь. Пару котлов разогреешь, противни с пирогами в духовку сунешь, и можно смело падать в обморок. Мина ощипывала кур, ласково поглядывая на меня. Своей доброй улыбкой она очень напоминала мне покойную тётку Зуску, старшую сестру моего папаши. От неё я и научилась всему, что умею. И готовить, и бельё стирать, и в травах разбираться, и стараться не попадаться на глаза Серому Патрулю. Зуске повезло меньше, на неё донесли, когда она лечила сына господина Забруски. Кому хорошо стало? Зуске, которая не дожила до казни или парнишке, который помер от гангрены без лекаря?

С такими грустными мыслями я встала рядом с Миной и начала чистить картофельные клубни. Вот бы кто придумал такое волшебное заклинание, чтобы грязная толстая кожура сама снималась спиралькой и укладывалась в помойное ведро! Нет такого… И приходится по пять вёдер чистить каждый день, ведь жаркое с картофелем наши гости за обе щеки уминают.

–У неё ребёночек заболел, – шепнула Мина, косясь на Крысю, которая меланхолично шинковала овощи.

– Ой, беда, – вздохнула я.

Хоть я и не любила заносчивую Крысю, а сразу жалко её стало. Несладко пришлось Крысе, когда она забеременела. Наша Матушка Скрыня сразу разжаловала деваху в кухарки да ещё и пригрозила, что ублюдка в лесу закопает. Так бедная Крыся и протряслась от страха всю беременность. Непонятно, отчего она решила сохранить ребёночка. Когда родила, так красоту свою совсем растеряла. Стала тощая, как берёза на болоте, волосы висели как пакля. Глаза и те выцвели. Уж больно беспокойным рос её сыночек, орал беспрестанно, и Матушка Скрыня всё собиралась его в лес отнести, но Крыся согласилась бесплатно на кухне работать, вот и терпела гоблинка вопли худого, кривоногого младенца.

– Ты бы посмотрела, что не так с ребёночком? – взглянула на меня Мина, красноречиво подняв брови.

–А я что? Я ничего. Толку от моего смотрения, – возразила я громко, но Мина толкнула меня в бок локтем.

На кухне мы управлялись втроём, и через час уже были заправлены котлы, а на вертелах жарились крупные куски жирного мяса. Теперь начиналась очередь пирогов. Мина уже сунула в опару палец и облизала. Я собралась было притащить мешок с мукой, чтобы начать месить тесто, но Мина толкнула меня в сторону двери:

– Иди глянь на ребёночка.

Я со вздохом подчинилась. Травница их меня никакая, а лекарскому делу и вовсе не училась. Но все знали в округе, что я племянница ведьмы Зуски, потому ждали от меня чего-то такого-эдакого. Я поднялась под самую крышу в каморку Крыси, толкнула дверь. В полутёмном помещении дурно пахло: немытым телом, испачканными пелёнками, забродившими объедками. В люльке лежал младенчик. Я его и раньше видела, а теперь неприятно удивилась перемене в облике малыша. Кожа его позеленела, а глазки выпучились. Он смотрел на меня мутным взглядом и поскуливал. Я отвела прядку волос от уха и удивилась. Ушко было заострено. «Эге, – подумала я, – а Крыся-то заимела ребёночка от господина Воржика».

– Что там? – спросила Мина с заговорщическим видом, когда я вернулась в кухню. Жара сгустилась так, что в глазах у меня помутилось. Пока я ходила, Мина уже замесила тесто и теперь нянчила в руках громадное стеклянное блюдо, подарок Матушке Скрыне от Воржика. Наверное, она прикидывала, сколько десертных пирожков со сладкой начинкой в него войдёт. Крыся мелко нарезала требуху, не глядя ни на кого. Я была уверена, что в моё отсутствие они шушукались.

– Там не так жарко, как у печи, – выпалила я и плюхнулась на табурет. Зачерпнула ковшиком из ведра тёплой воды и шумно выпила.

Крыся бросила ножик и посмотрела на меня со странным выражением лица. Белёсые космы свисали из-под грязного чепчика, рубаха на ней взмокла от пота, из ворота торчали острые ключицы, а соски плоских грудей топорщились через ткань.

– Крыся, – прошептала я, – твой младенчик мучается, потому что ты неправильно его кормишь.

–Так я это… Грудь даю, – провела Крыся ладонью по лбу, смахнув капли пота.

– А надо мясца давать жёванного. Сырого. Дети гоблинов мясцо любят.

Крыся завизжала и бросилась на меня, я увернулась, но она успела расцарапать мне щеку. Мина закудахтала и стала оттягивать полоумную мамашу. Я забежала за стол, но Крыся с невиданной силой вырвалась из рук Мины и кинулась на меня снова. На пол свалилась кадка с капустой, полетели ошмётки квашеных листьев. Она схватила плошку и кинула в меня, я увернулась, по полу разлетелись черепки, но Крыся не успокаивалась и продолжала метаться по кухне. Она искала, что бы ещё кинуть в меня. Под руку подвернулась скалка. Мина решила меня защитить, но ей мешало толстостенное стеклянное блюдо. Мина заметалась и поставила его на поверхность одной из печей, что ещё не достаточно раскалилась, и бросилась оттаскивать Крысю от меня.

На крик прибежала Матушка Скрыня и застыла на пороге, наблюдая за моими ловкими прыжками и увёртками. Крыся с разбегу уткнулась в хозяйкин живот и выронила скалку.

– Сдурели? – грозно спросила Матушка Скрыня, и Крыся упала перед ней на колени и завыла.

– Она сглазила моего ребёночка, ведьма, ведьма…

Матушка уставилась на меня, я пожала плечами. Мина подхватила вопль, но кричала она другое:

– Матушка Скрыня, не серчай на Крысю. Обезумела она совсем. Ночами с ребёночком не спит, захворал её малютка. Дети, как известна, сызмальства хворают.

– А ну угомонилися все, – рыкнула Матушка, – ты, Стася, иди накрывать на столы. Да платье не забудь надеть, чепчик перемени. Гости на пороге. Ты, дура, к сыну своему иди, опосля решу, что с тобой делать. Мина за старшую тута.

Громкий треск, похожий на шлепок по голой заднице заставил всех нас вздрогнуть. Это стеклянное блюдо раскололось на две неровные части. Растерянная Мина приложила к губам ладонь, и тут же я услышала вопль Матушки Скрыни, проклинавшей глупую кухарку. Мине точно несколько месяцев теперь предстояло работать без жалования.

(обратно)

Глава 2

Я поклонилась в пояс гостю в зелёном вышитом камзоле, а когда выпрямилась – обалдела. Это был наш сосед Жирко. Он подрос и возмужал. Выглядел франтом. Жирко бросил на меня томный взгляд и вскинул удивлённые брови.

– Стася? Значит, правильно мне сказали, что ты прислуживаешь в гоблинской таверне? Совсем дела худо?

– Да, господин, – смиренно ответила я, а у самой аж скулы свело.

– Слыхал я, что папаша твой в долговую яму попал, а именьице ушло с молотка.

– Не всё так. Именье по суду отжал господин Вильд.

– Ну, скоро всё назад вернётся. Бася твоя за него замуж выходит, слыхала?

Я промолчала. Некогда мне было с Жирко лясы точить.

– Что изволите заказать? Есть жаркое с картофелем, вяленая оленина, салат с зелёными побегами чеснока…

– Неси пивка и рыбки сушеной. Это для начала. А затем я бы отведал молочного поросёнка на вертеле, – Жирко кинул мне золотой, сухой и тёплый.

Я поклонилась и побежала доложить Матушке Скрыне о богатом клиенте.

Насупленная Матушка Скрыня на золотой даже не среагировала.

– Иди, иди. Выполняй, – буркнула она и посмотрела в окошко.

Я собрала заказ, быстро крикнула Мине про поросёнка и побежала с подносом в залу.

– Со мной посиди, – вальяжно ответил Жирко, я и подчинилась, сев напротив на скамью, а не рядом. Жирко скривился, видно, уже собирался пощупать меня, слизняк. Он поднял кружку повыше и, глядя на густо усиженный мухами портрет короля Хенрика, рыкнул:

– За здоровье нашего благодетеля, – и бодрыми глотками осушил кружку, – повтори!

Я снова налила пива. Жирко впился зубами в сушёную рыбу. На воротнике камзола осела пена.

– Как поживаете, господин Жирко? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Живу тихо, не ожидаю лиха, – засмеялся он, обнажив ровные, крепкие зубы, —вот, на свадебку еду. К твоей сеструхе. Была Бася Лучик, а станет Барбара Вильд. Разбогатеет, папашу из долговой ямы вытащит, Агнешку из борделя выкупит, да и тебя заберёт. Будешь у неё на кухне прислуживать?

Жирко захохотал и ткнул меня кулаком в плечо, перегнувшись через стол. Я качнулась и сузила глаза. Скатать небольшой комок из воздуха – плёвое дело. Даже рук не надо поднимать. Я кивнула только… Жирко заперхал, закашлялся. Рыбья кость так некстати вонзилась ему в горло. Жирко выпучил глаза и выронил кружку, пиво пролилось на камзол, бархат потемнел. Одной рукой он схватился за горло, второй потянулся ко мне. Я картинно заохала, приложив ладошки ко рту, точно не понимая, что от меня требуется. Жирко извивался на скамейке, пока вошедший рослый гвардеец не схватил Жирко за плечи. Гость хорошенько его встряхнул и отоварил кулаком по спине. Косточка выскочила, и Жирко застонал и ослабил ворот камзола.

– Благодарствую, благородный господин гвардеец, спасли нашего постояльца, – я присела, выражая глубочайшее почтение.

–Мелочи, – ответил гвардеец бархатным голосом, смерив меня долгим взглядом.

– Угодно ли позавтракать?

– Угодно. Что заказывал этот господин – того и мне несите.

Редко кто обращается к прислуге на «вы», отметила я про себя и тут же метнулась на кухню выполнять поручение. Щёки у меня горели. Чуть не попалась на ворожбе, ну не дура ли! Мина разогревала на вертеле вчерашнего поросёнка. Не бог весть какая шишка этот Жирко, сойдёт для него и так.

Вскоре блюдо для гостей мы внесли в залу вдвоём с Миной, я смиренно не поднимала глаз.

– Прекрасно, – сказал гвардеец, и я взглянула на него исподлобья.

Его каштановые волосы чуть вились, были по моде зачёсаны назад и завязаны в хвостик. На плечах эполеты с гербом рода Лихоборов. Я знала, что это род соратников короля Хенрика. Гвардеец даже сидя был выше Жирко, а уж тот – не мелкий поросёнок.

Я посмотрела в лицо гостю. Нельзя сказать, что так уж красив, хотя черты лица правильные: тонкий нос, губы надменно очерчены, слева на щеке едва заметный шрам, тёмные глаза смотрят цепко. Не юноша летами, но мундир носит низшего чина. Отчего? Разжалован или скрывает цель своей поездки? По спине точно кто-то холодной рукой меня погладил, так стало не по себе, хотя гвардеец смотрел на меня и Мину доброжелательно.

– Чаю с мелиссой, будьте добры.

Я от удивления брови вскинула. Надо же! И мой огородик для чего-то пригодился. Пулей кинулась в ледник, аж юбки взлетели. Там хранился у меня квас, настоянный на травах. Для таких ценителей. Ох, непростой гвардеец, не простой. Налила из бочки в глиняный горшок, облитый глазурью. Вынесла его с бокалом на подносе. Пусть не думает гвардеец, что тут глухая провинция, и в обслуживании мы не смыслим. Улыбнулась, подала напиток. Глянула по сторонам, батюшки светы! Сколько гостей набилось. Трое уже сидят за столиком у окна и ложками стучат. Двое с нашими девахами хохочут.

Пробегала битых полтора часа от кухни к залу и обратно, а сама украдкой в сторону стола гвардейца и Жирко поглядывала. Эти двое точно нашли общий язык и никуда не торопились. Однако уже к вечеру Жирко уехал, а гвардеец остался у таверны. Он, казаось, слонялся без дела. То у плетня стоял, то со старухой Серпентой любезничал, то под ёлкой толстую книгу читал.

Вечером гостей прибыло, я с ног валилась и ничего не успевала. Даже один раз отхватила подзатыльник от Матушки Скрыни за нерасторопность. Голова шла кругом, перед глазами так и мелькали горы тарелок с объедками, куриные ножки на противне, жухлые салатные листья, тушёная фасоль с говядиной, надкусанные пирожки с капустой. Мина и я не справлялись, а Крыся куда-то запропала. Матушка Скрыня сама стала подавать кушанья, а одну из девах, косоглазую Жанетку, пристроила посуду мыть.

Наконец село солнце, гости разъехались, кто не остался на втором этаже с девахами. Несколько кутил всё ещё сидели за столами, высоко поднимая кружки за здоровье Его Величества Хенрика. Но им новых блюд не готовили, носили остатки пиршества.

Всю посуду перемыли за полночь. Я подмела полы в обеденном зале и поскребла столы, но уже без особого рвения. На втором этаже всё еще было шумно, а зал опустел. Я решила сбегать на озеро, на мне от дневного пота сухой нитки не было. Схватила чистую рубашку и полотенце, думала ушмыгнуть от Матушки Скрыни. Не тут-то было.

– Стой, вертихвостка окаянная, – рыкнула Матушка, – куда собралась, на ночь глядя? Коли на потрахушки с каким гостем заезжим, так знай, что половинная доля моя.

– Бог с вами, Матушка,– говорю, – и в мыслях не было.

А самой так противно стало, что и купаться расхотелось. Матушка Скрыня совершенно в людях не разбиралась, как только могла подумать такое обо мне? Вот нарочно обидела. Слёзы на глаза навернулись, но я закусила губу и посмотрела на Матушку так злобно, что она опешила и ответила:

– Ну, иди, куда шла. Драконий хвост с тобой.

Знакомая тропинка к озеру была широкой, натоптанной. По ней на водопой коней водили, да и купаться бегали. Пройдя её до половины, я свернула между деревьями. Я в лесу знаю каждый кустик, за полгода службы в таверне изведала все тропки, а какие-то и сама протоптала.

 Тихо в лесу ночью, отсюда даже ржание коней на привязи не долетает. Еловые лапы низко висят. Спрятаться мне бы здесь, чтобы не нашёл никто: ни Матушка Скрыня, ни голодные гости, ни Жирко с насмешками, ни господин гвардеец со своим пристальным взглядом.. Кстати, куда он подевался? Я и не заметила, когда он уехал. Да и эльфийская праматерь с ним!

Впереди заблестела вода безымянного озерца, которое я любила не меньше, чем Серебрянку в отцовском именье. Несмотря на то что тут рыбачили все, кому ни лень, мыли коней и купались, воды озера оставались чистыми. Пологие берега были истоптаны сотнями ног и копыт, но мой путь лежал туда, где никто не мог мне помешать.

Луна поднялась в зенит и подарила широкую дорожку к самому горизонту. Вот бы проплыть на лодочке по ней… Говорят, это приносит невероятное счастье. А невероятное счастье – это то, чего мне лично сильно не хватает.

Я сбросила платье и рубашку, чтобы бережно постирать потом. Платье у меня в запасе было только одно, к тому же такое ветхое, что выкручивать его не стоило. Я выставила вперёд руку, и ветер отогнал волны от берега, теперь тут было мелко и не опасно плавать. Приятная прохлада озёрной воды приняла меня как колыбель младенца. Луна растаяла в воде, как сливочное масло, и лунная дорожка пропала, потому что я поставила стену воды краем ветра. Совершенно бесполезный дар управлять воздухом, но что умею – то моё.

Правду говорила тётушка Зуска: «Вода смывает усталость и грехи дня». И теперь я снова семнадцатилетняя Стася Лучик, дочь обнищавшего дворянина, а не уставшая служанка, пропахшая мясной подливой. И плещусь я не в безымянном озерце, а в родной Серебрянке с лёгким запахом помятой у берега рогозы и цветущей ряски.

Вдоволь наплескавшись, я выскочила на берег, подхватила длинную тонкую холстину и закуталась в неё. Какое блаженство! Немного посидела на берегу, поджав ноги под себя, приводя ветром воду озера на её прежнее место, успокаивая волны. Потом надела чистую рубашку и спустилась к воде, чтобы постирать, как кто-то сильно толкнул меня в спину. От неожиданности я упала на мокрую глину, лишь голове мелькнуло: «Вот и искупалась…». Я взбрыкнула ногами, но мой обидчик грубо перевернул меня на спину и навалился на меня. Грузный, воняющий пивом и вяленой рыбой, он ёрзал на мне, придушивая лапищами. Я вертелась как могла, кричала, но уже почувствовала, что силы меня оставляют. Этот мерзавец схватил меня одной рукой за волосы и несколько раз приложил головой о землю. Я извернулась и укусила его за щеку, почувствовав солёный привкус чужой крови. Мерзавец взвыл и ударил меня по лицу несколько раз. В глазах поплыло, и я провалилась в темноту.

Очнулась я в чьих-то крепких руках. Кто-то высокий и сильный нёс меня от озера к таверне Матушки Скрыни. Я дёрнулась, но этот кто-то держал меня крепко. Я попробовала понять, что чувствую. Есть ли боль или жжение внизу живота? Нет, хвала эльфийской праматери, ничего такого. Я подняла глаза на своего спасителя и увидела тонкий шрам на щеке и надменную скобку губ. От неожиданности ойкнула.

– Значит, живая, – хмыкнул он и опустил меня на землю, – Идти можешь?

Я покачнулась и увидела, что обута в свои разношенные чуни, а сверху на мне тёмный бархатный плащ.

– Где этот…

– Жирко? – хмыкнул снова гвардеец, – бродит по бережку, ищет свои сапоги да камзол со штанами. А они на дне озера. Там глубоко, так ведь?

Я улыбнулась и почувствовала, как болят мои губы.

Гвардеец взял мой подбородок двумя пальцами и вздохнул. Я почувствовала слабый, но приятный запах лимонных корок. Это были дорогие духи. Не по чину, не по мундиру.

– Завтра будет хуже. Глаз заплывёт. Но я тебе мазь дам.

– Не надо, у меня есть. Спасибо вам за всё… Как вас хоть зовут?

– Смеян Лихобор.

Я шёпотом повторила эту фамилию и потрогала языком свои верхние зубы, которых коснулась, произнося её. Лихобор. Лихобор. Звучит как колокол, созывающий на собрание жителей города.

(обратно)

 Глава 3

Конечно, поспать мне почти не удалось, хотя Крысин ребёнок за стеной не плакал. Я притащилась в каморку и рухнула на тощий матрац, набитый сеном. Первый луч солнца поднял меня, и я с ужасом уставилась на свои голые ноги. Мало того что они были грязны, так ещё и синяками усыпаны! Я достала из сундучка осколок зеркала и ахнула. Как и обещал Смеян, лицо опухло, а правый глаз заплыл. В волосах торчали травинки, мох, засохшие куски глины.

Что толку плакать, размазывая слёзы по лицу? Я тихонько спустилась и снова побежала по тропинке к озеру. Надо было найти платье и рубашку. Ведь другой одежды у меня не было. Не в гвардейском же плаще мне ходить?

Платье нашлось сразу. Оно лежало, не тронутым. А рубашка была так изгваздана, что я не сразу поняла, коряга ли это или копна сухих листьев. Отстирать её было непросто, я старалась, но потом скомкала и швырнула в озеро. Искупалась в ещё тёплой воде, без удовольствия, постанывая от боли. Лицо горело, и холодная вода пошла ему на пользу. Надев на мокрое тело платье, я поспешила в таверну.

Старуха Серпента уже сидела на колоде и зычно орала:

– А кому пироги да кренделя! Заезжайте на огонёк!

Я прошмыгнула мимо, забежала за угол и юркнула в калитку, которая вела в подсобный двор, подслеповатая крикунья меня и не заметила. На пороге кухни я столкнулась с Миной.

– Эльфийская праматерь, кто тебя так отделал?

– Жирко, – всхлипнула я, – мрак ночи, да?

– Не то слово! На глаза Матушке Скрыне лучше не показываться, хотя ей не до тебя.

Мина вылила помои хрюшкам и вернулась в кухню. Я спустилась в ледник, зачерпнула в горсть колотого льда и приложила к лицу. Вряд ли поможет, но попробовать стоило. Постояла у окошка, переводя дух. Мелкие ледышки остро впивались в кожу. «Все-таки я неженка, – взгрустнулось мне, – кожа слишком тонкая. Каждая жилка видна. Вот из-за этого все беды. Укусит комар или блоха – сразу кровавый синяк. От простой пощёчины выгляжу теперь как после пыточной в Сером Патруле. Не с такой кожей в служанках быть… Эх, папаша, папаша! Кабы не твоё пристрастие картам и костям, не сидела бы я сейчас у гоблинки в подвале, и не рассматривала свои синяки».

Я услышала, как загремели противни, зажурчала вода. Было пора возвращаться к работе. Вспомнив о мази, я взбежала в свою комнату, вытащила из сундука склянку. Мазь я варила сама, на козьем жиру. Ромашка, мать-и-мачеха, золотой ус. Я покупала его у заезжего травника, отдала полсеребряной монеты. Вот и проверим, как работает средство. Немного мази я наквацала на самый кровавый синяк на бедре. А целую щепоть размазала по лицу. Блестит, пахнет! Теперь все мухи округи мои.

За стеной было необычайно тихо. Что же Крысин ребёнок? Неужели худое случилось? Предчувствуя недоброе, я выскочила из своей каморки, и толкнула дверь к Крысе. Там было пусто, повсюду валялись грязные тряпки, сиротливая колыбелька покачивалась в углу, точно ее только что толкнули. Я кубарем слетела вниз и застала Крысю, садившейся на повозку.

– Крыся, голубушка! Куда ты собралась? – запричитала я, глядя в заплаканное опухшее лицо девушки.

– Что у тебя с рожей? – хрипло засмеялась Крыся,– Матушка отоварила?

– Да ерунда, с постояльцем подралась. Снасильничать хотел.

– Ты отбилась, а я нет, – лицо Крыси скривилось, и она кивнула на свёрток.

В одеяле спал гоблин-полукровка, его ушки смешно подрагивали.

– Не признаёт внучка Матушка Скрыня. Сказала мне убираться подобру-поздорову. Не нужен ей ублюдок.

– Погоди-погоди, она так и сказала? А что господин Воржик? Может, ему написать письмецо? Куда ты теперь? – зачастила я, оглядываясь на возницу, который заканчивал приготовления к поездке, укладывая какие-то мешки на телегу.

– Нужна я ему… Побаловался и будет. Решила я в Челноки податься. Заплатила вон купцу, он меня и довезёт. Там найду комнатку, буду на мост ходить, юбками трусить. Проживу как-нибудь.

Возница хитро смотрел на Крысю. Бедная дурочка, что теперь с ней будет.

– Ты прости меня, что я тебя побила. Ты не сглазила моего парнишку. Я-то думала, что моя кровь сильнее гоблинской. Он родился, такой славный был, беленький. Теперь темнеть стал, ушки вытянулись. Ой, за что мне беда такая…

Она завыла, закусив кончики платка, наброшенного на плечи. Красивого, расписного платка. Такие не дарят заезжие гости девахам.

– Погоди, Крыся, у меня есть кое-что для тебя.

Я метнулась во двор, к своей грядке. Порылась там, достала мешочек с заветными серебряными монетами. Десять штук. Недолго думая, оставила себе две, остальные в кулаке зажала. Мешочек землёй присыпала, бросилась к повозке со всех ног. Возница уже отъезжал, стегнув лошадёнку.

– Возьми, Крысенька, тебе нужнее.

Изумлённая дурочка смотрела на меня, покачивая головой в разные стороны. Никто никогда в её жизни не делал ей добра, и потому не знала она, что такое благодарность. Сунула подарок за пазуху и ладонью мне помахала. Я тоже помахала ей, проследив, как скроется повозка за ветками ёлок.

– Благородно, но невероятно глупо, – услышала я знакомый бархатный голос и обернулась.

Гвардеец неодобрительно смотрел на меня.

– Деньги мои, какое ваше дело? – дерзко ответила я и покраснела, потому что представила себе, как выгляжу в этот момент. Синяк на пол-лица, платье драное.

– Ты могла бы купить себе новый наряд, туфли, ленты. Всё то, чего хотят девчонки. Странная ты. Всех проституток не спасёшь. Да и надолго ли ей хватит твоих медяков?

– Серебряных.

– Тем более, невероятно глупо.

Гвардеец развернулся и пошёл к своей лошади, стал поправлять седло. Я почувствовала странную печаль. Неужели он вот так и уедет теперь? Хотя, что ему тут делать? И так задержался.

– Я вам даже спасибо не сказала, господин Смеян. Простите меня, я действительно благодарна вам за то, что вы меня от Жирко спасли.

– Как не поблагодарила? – удивился Смеян, – Я битых полчаса наблюдал прекрасную картину под названием «Купающаяся фея». Правда, из кустов обзор был так себе, но ближе подойти я не решился. А зря. Если бы меня заметил Жирко, то побоялся бы напасть. И ты бы не ходила сейчас с таким лицом…

Я вспыхнула от стыда и хотела убежать, но Смеян схватил меня за подол платья, и я чуть не шлёпнулась. Пришлось остановиться и обернуться.

– Мне довелось проверить карманы незадачливого любовника, и я кое-что обнаружил.

– Что же?

– Письмо. Оно адресовано тебе. Удивлён, что простая кухарка умеет читать.

Я чуть не задохнулась от удивления и испуга. Письмо! Кто мог написать мне? Отец? Неужели там всё так худо? Или Агнешка в беде?

Смеян протянул конверт, он его даже не вскрыл. Я выхватила письмо и поклонилась. Конверт был из дорогой бумаги, с золочёными вензелями. На сургуче отпечатан герб господина Вильда.

«Уважаемая госпожа Стася Лучик. Сообщаем Вам о том, что бракосочетание госпожи Баси Новицкой и господина Амброзия Вильда состоится в будущую субботу, девятого числа месяца цветения лип в замке Вильдов. Будем безмерно рады лицезреть вас в числе ближайших гостей со стороны невесты. Госпожа Бася Лучик посылает вам в дорогу три золотых и платье, чтобы вы могли прибыть в подобающем виде».

– Вот гад! – сказала я, и Смеян захохотал.

– Вам в любви признались не теми словами?

Пришлось объяснить, что к чему. Смеян снова захохотал.

– А я-то думал, зачем этому дурню бархатное красное платье? Ну, думаю, у него и причуды. В деваху переодевается на досуге А тут целый сюжет.

– Скрыть он хотел, негодяй эдакий, письмецо. А платье бы в ближайшей роще выкинул.

– Или продал бы, что вернее.

Я посмотрела на Смеяна с прищуром, хоть правое веко и болело.

– А откуда вы про платье знаете?

– После того как Жирко сбежал, бросив свои вещи, я в них порылся. Ведь с Матушкой Скрыней он не расплатился. Пришлось отдать красное платье. Денег в сумках Жирко не оказалось.

Я решительно двинулась спасать подаренное мне сестрой бархатное платье. Надо же? Моя сестра не только вспомнила обо мне, но и пригласила на свадьбу, да ещё и позаботилась о том, чтобы я чучелом не выглядела! Милая моя Басенька. Как же тебе одиноко, если ты вспомнила обо мне!

– Матушка Скрыня, – объявила я с порога, – прошу вас, войдите в моё положение. Мне очень, очень нужно бархатное красное платье. Его вёз Жирко для меня. Я на свадьбу к сестре приглашена. Это мой наряд.

Матушка Скрыня рассматривала зарубленного индюка, высоко подняв его за лапу над столом. Бельмы на глазах индюка пялились на необъятную грудь гоблинки.

– Не знаю я никакой свадьбы. Платье я отдам Данутке. Оно ей впору будет, тощие мослы прикрывать. А то выгоды от этой девки никакой. За ночь только двух гостей обслужила, даром кашу хлебает.

– Матушка Скрыня, голубушка, прошу тебя, это моё платье, – заканючила я.

– Вот что, дура, – хозяйка обернулась ко мне и умолкла, а потом громогласно захохотала, не закончив реплики,– с такой-то рожей только на свадьбу заявиться!

Матушка Скрыня шлёпнула индюка в таз, плюхнулась на лавку и стала заливаться таким издевательским хохотом, что из моих глаз брызнули слёзы.

– Говорила я тебе, потрахушки не на сеновале надо устраивать, а в комнатках, на втором этаже. Тогда и прибыля будут, и рожа цела.

Я выбежала из кухни в подвал за картошкой. Там уж я могла поплакать всласть. Ну что за судьба моя такая? Моя старшая сестра за богача замуж выходит, будет пир горой, приличное общество, танцы и музыка, фейерверки…Может даже, король пожалует. Ведь господин Вильд, проклятая душа, его Правая Рука. А я всего этого не увижу. Представляю себе, какой там будет свадебный торт! Весь белый, воздушный, пятиярусный. Слуги вкатят его в залу на хрустальном столике. А на самой верхушке торта будут два лебедя в пене взбитых сливок. Один белый лебедь, а второй чёрный. Стоп! Почему чёрный? С чего это? Я вытерла слёзы и посмотрела на проросшую картошку. Белый и … чёрный! Неотступное видение перед моим взором рисовало именно такую пару. Вот я беру одного лебедя за шейку, отламываю его от воздушного макового бисквита. А из торта льётся кровь. Один ручеёк, второй… Эльфийская праматерь!

Я быстро накидала картошки в два ведра и втащила их в кухню. Шмыгая носом, стараясь не смотреть на хозяйку, взяла ножик и вытерла об подол. Мина косилась на меня из-за кастрюли с супом, а Матушка Скрыня гаркнула:

– Вот что, Стася, бери своё платье да езжай на свадьбу. Что я, не понимаю, что ли? Сестра есть сестра, сверби её драконовым хвостом. Только поскорее ворочайся, тебе сроку неделя, потом пеня пойдёт. А я уж тебя из-под земли достану.

Сказала так и платье мне протянула. Я застыла, хлопая глазами. Что тут произошло, пока я в подвал бегала?

– Спасибо, Матушка Скрыня, а как же вы без меня? Вас на кухне маловато остаётся.

– Справимся как-нибудь. Зато не будешь говорить, что твоя хозяйка злыдня эльфийская, проклинать не будешь. А мне привезёшь со свадьбы каких-нибудь рецептов, чтобы у нас тоже стол был не хуже господского…

– Мина, не забывай поливать мои грядки! – взвизгнула я, не помня себя от счастья. Подбежала к ней и расцеловала в щёки. Потом метнулась к себе в каморку, собрала в узелок скудные пожитки. И застыла как вкопанная. Платье!

Я развернула его. Алый бархат был тонким и прочным. Его ткали феи, не иначе. На груди мастерицы пришили серебряное кружево, и такое же пустили по подолу. Высокий стоячий воротник был расшит мелким жемчугом. Если такое платье сестра передала для меня, то как же хороша будет сама Бася на свадьбе? Я скатилась кубарем по лестнице, снова поцеловала Мину в щеку.

Гвардеец с невозмутимым видом смотрел на меня, скрестив руки на груди. Слышал ли он, что Матушка Скрыня отпустила меня на праздник?

– Платье примерь, – засмеялся он, видя, как я взволнована. Я оглянулась на Мину и Матушку Скрыню, и сонных девах, спустившихся проводить меня. Они смотрели на меня с такими же улыбками, которыми смотрят подружки невесты, точно предстояла моя свадьба. С непонятной дрожью в пальцах я натянула бархатное платье прямо поверх моего драного и заштопанного. Покружилась вокруг себя, ловя восхищённые женские взгляды. Мелькнуло удивлённое лицо Смеяна, деревянный потолок, подвешенные под ним свечные канделябры, разномастные стулья, лавки. Смешались окна и двери, белёный затухший очаг, несвежие скатерти и … пол. Я рухнула, как подкошенная.

(обратно)

Глава 4

Я не люблю, когда меня поливают холодной водой, но Мина опрокинула на меня целое ведро, справедливо предполагая, что я очнусь. Так и произошло.

За прошедшие сутки я искупалась в третий раз, и в этот последний – не по своей воле. Я медленно села, в голове был туман, а окружающие предметы словно утратили свои контуры. Наклонившаяся ко мне голова Мины показалась мне ужасно огромной, вроде тыквы с грядок. Подбежавшие девахи походили на громадных кукол, которыми пугают детей на ярмарках. Они с трудом стащили с меня намокшее бархатное платье. Девахи резко дёргали его в разные стороны, рукав и подол трещали, но почему-то сразу после того, как с меня сняли подаренный наряд, я задышала легче.

– Такое от корсета бывает. Перетянут шнурки, ни дохнуть, ни пукнуть, – произнесла со знанием дела Данутка.

Гвардеец наклонился ко мне и спросил:

– Какие были видения?

Я хоть и немного ошалевшая была, но всё же понимала, что выдавать себя ни в коем случае нельзя.

– Какие там видения? Голова от счастья кругом пошла, – вот и всё, что мне удалось из себя выдавить.

Получилось не слишком убедительно, но девахи засмеялись. Я поднялась, отряхнула подол и посмотрела по сторонам. Данутка аккуратно сложила мокрое платье и сунула его в мой узел с пожитками.

Мне было нужно понять, на чём я доберусь до имения господина Вильда. Никого из гостей не было видно. Не будить же их? Да и вряд ли кто-то держит путь в сторону Солнечных Холмов, это не близко. Мне бы добраться до двора бендюков, там можно нанять повозку или хотя бы место в ней. У меня оставались две серебряных монеты под корнями мелиссы. Я оглянулась – вокруг стояло слишком много любопытных, при них я никак не могла вернуться к своей заветной грядке. Покуда я вертела головой, как мокрая курица, Смеян предложил мне поехать в Солнечные Холмы с ним. Дескать, у него там кое-какое дело наклюнулось. Матушка Скрыня сально улыбнулась и махнула рукой. Я насупилась. За кого он меня принимает? Да и как я поеду с господином Смеяном? На его коне? Вдвоём в седле? В обнимку? Мне хватило обнимок с Жирко.

Тут же я вспомнила, как беззастенчиво гвардеец сообщил о своих подглядываниях за моим ночным купанием, и лицо моё запунцовело.

– Нет, благодарю, – тихо буркнула я.

– Скоро господин Пруток поедет на ярмарку в Челноки, там есть двор бендюков. По крайней мере, шанс добраться до Солнечных Холмов неплохой. Надо подождать, когда он позавтракает и договориться о цене, – сказала Данутка и зевнула, – пойду его растолкаю.

Я села в ожидании Прутка. Гвардеец завтракал, не глядя в мою сторону. Он так яростно рубил колбаски на деревянной подставке, что она едва не треснула. Возможно, я не слишком вежливо обошлась с господином, но потерять последние остатки честного имени я не собиралась. У меня ничего другого в приданом и не оставалось.

–Эту што ль страховидлу везти надо? – гаркнул толстяк в полосатом жилете, засаленном на животе.

Я подняла лицо на него и подумала: «Да, господин Пруток, хоть страховидлой называй, а только возьми до двора бендюков».

– Сколько просите за проезд, господин Пруток? – робко спросила я.

– Да нисколько, если будешь разговорами развлекать. Бабу только в двух случаях бьют: за язык острый и если не дала. Я так думаю, что вряд ли на тебя кто запал. Значит, болтливая. До ярмарки часа три ехать, не меньше, в дороге заскучать можно. А с болтливой бабой не соскучишься.

– Вот спасибочки, господин Пруток, я уж столько историй знаю, баек разных, – обрадовалась я.

– Полезай в повозку, – сказал купец.

Я подхватила узелок и забралась под толстую холстину, которой была накрыта повозка. Внутри лежали одинаковые мешки, плотно набитые овечьей шерстью, из-под одной заплаты вылез изрядный рыжеватый клок.

Господин Пруток сел на облучок, цокнул языком, и лошадь бодро порысила по Широкой. Мина помахала мне ладошкой, а за ней и Данутка. Я помахала им вслед. Жаль, что с гвардейцем не случилось проститься. Может, и к лучшему…

Я вздохнула и стала перебирать в уме истории из книг, которые читала в папашкиной библиотеке.

– Ну, давай рассказывай байку. Только длинную и жалостливую. Про родовое проклятье или там драконью погибель, – неожиданно для меня обозначил свой выбор господин Пруток.

– Знаю одну жалостливую, – сказала я со вздохом, – про Ромилу и Джулиана. Вы её слыхали?

Господин Пруток не слыхал. Я начала заунывное вступление.

– В одной далёкой заморской стране, где царит вечное лето, цветут кипарисы, нарциссы и зреют благовонные травы, жили две знатные семьи Монтегью и Капулеты. Так уж повелось, что враждовали они испокон веку. Уже никто не помнил, с чего началась распря этих достойных семейств, а только никак не могли они примириться. Монтегью жили на правом берегу быстрой реки Дидаже, а Капулеты – на левом. А между двумя дворцами был выстроен ажурный мостик.

Тут я услышала цокот копыт и выглянула из-под полога. Так и есть, нас догонял гвардеец Смеян. Его лошадь трусила в отдалении, и вряд ли он мог бы рассмотреть меня в повозке, не отогни я полог. Наши взгляды встретились. Смеян надменно скривил губы, и я отпрянула внутрь повозки.

– Дальше-то что? – спросил нетерпеливый господин Пруток.

– Говорили жители заморской страны, что когда-то оба достойных семейства строили тот мостик совместно. Они наняли самого лучшего архитектора, поручили ему нарисовать самый воздушный, самый невесомый, но в то же время прочный мост. Уплатили ему немалую цену. А когда пришла пора принимать работу эти два семейства стали ссориться, кому будет принадлежать эта диковина, и как ею пользоваться. До того дошёл их глупый скандал, что юноша из одного семейства столкнул в бурные воды Дидаже юношу второго семейства. И тот утонул, не успев даже вскрикнуть.

– Вот дураки, – хмыкнул господин Пруток, – надо было вот как сделать. Принять работу у архитектора, и установить пошлину за проезд по мосту. Кто на правый берег едет – Монтегью платит, а кому на левый берег потребовалось – Капулетам. И делить тут нечего.

– После той ужасной и нелепой смерти началась вражда у двух благородных семейств. И не проходило и года, чтобы не проливалась кровь, – продолжила я.

– Видно король этих заморских земель был дурак. Или малолетний при регенте, если не мог вражду остановить, – резонно заметил господин Пруток, – добропорядочный правитель не допустит, чтобы знать вела себя, как бродяги с большой дороги. Вот у нас раньше до чего опасно было по трактам ездить? Охрану нанимали. Теперь же орков перебили, а эльфы сами убрели в Заоблачье. Остались одни порядочные: люди, гоблины да шноркели. Вот что значит мудрое руководство его величества Хенрика.

– Увы, в той далёкой стране не было такого рассудительного и всеми уважаемого правителя. Заморское государство раздирали распри. Брат шёл на брата, а вчерашний друг оказывался злейшим врагом. Монегью и Капулеты не только сходились в жестоких схватках. Они ещё и беспрерывно судились, тратили кровно нажитые денежки на алчных судей.

Мы резво трусили по дороге, которая то сужалась, то расширялась. Лесной тракт, истоптанный тысячью копыт лошадей и мулов, людскими босыми и обутыми ногами, был мне плохо знаком. Я попала к Матушке Скрыне не по нему, а по Срединному Торговому. Мне было тут неуютно, хотя Широкая вела в довольно большой торговый центр королевства – Челноки.

Я надеялась, что мы не встретим по пути никого, назойливых сорок и горделивых ворон, на ветках ёлок, но тревожно всматривалась в гущу леса. И цокот подков лошади гвардейца сначала затих, потом и вовсе пропал.Куда он делся? Я оглянулась – за нами никого, лишь только лес и его обычная тишина. Вдалеке послышался странный треск, который, бывает, издаёт при падении дерево, подгнившее у корня.

«Куда подевался Смеян, и почему решил оставить нас? – разочарованно недоумевала я, – ведь поначалу он так уверенно сопровождал повозку, точно ему было дело и до меня и до моей поездки в Солнечные Холмы».

– Дальше-то что было? – окликнул меня возница обернувшись.

Его лицо недовольно скривилось. Надо же, девчонка-пустомеля болтала-болтала, а потом заглохла. Я вздохнула и продолжила, нервно поглядывая по сторонам.

– И вот Ромила поняла, что сердце её принадлежит наследнику Монтегью. Коварная семейка сумела произвести на свет самого прекрасного юношу. Он был высоким, кудрявым блондином. А в его небесно-голубых глазах отражалась доброта и кроткий нрав.

– Не думал я, что бабам нравятся тихони, – захохотал господин Пруток, – хотя тихоня не наставит синяков за плохо пропечённые кнедли.

– Джулиан тоже стал всё чаще выходить на ажурный мостик, чтобы издалека увидеть изящную фигурку Ромилы в белом платье. Сердце юного Монтегью неукротимо трепетало при упоминании фамилии Капулетов, и виной тому была не вековая ненависть к соседям, а зарождающаяся страсть к Ромиле, младшей дочери проклятого семейства.

– Тпру, травяной мешок, – гаркнул господин Пруток, натягивая поводья, – глаза повылезли, коли не видишь, что впереди дерево упало.

Я высунула из повозки голову и увидела, что путь нам действительно преградил толстенный ствол поваленной сосны. Её разлапистые ветки беспокойно махали, точно сосна упала недавно. Не треск ли этого ствола услышала я десяток минут назад?

Над головой господина Прутка с оглушительным карканьем пронеслась крупная ворона Не раздумывая, я спрыгнула с повозки и дёрнула в кусты. Оттуда мне прекрасно было видно, что из-за поваленной сосны навстречу повозке полезли люди и гоблины. Они даже не закрывали своих лиц. Кровожадные рожи разбойников были мне не знакомы. Пожалуй, только один походил на Жирко. Сжимая в руках кривые ножи, хохоча и перешучиваясь, они приближались к господину Прутку, окружая его со всех сторон.

– Что в мешках везёшь?

– Распрягай лошадёнку!

– Где девка твоя?

Я увидела, что Жирко беспокойно оглядывается по сторонам и поняла, что совсем скоро он найдёт меня. Я пулей бросилась в лесную чащу, прекрасно понимая, что ничем не смогу помочь господину Прутку. Где-то далеко тоненько заржала кобыла, и я побежала на её голос. «Ноженьки мои резвые, не подведите. Угоню-ка я себе лошадку разбойника!», – мелькнуло в моей голове. Сзади слышался треск сучьев, кто-то явно бросился за мной в погоню. Я оглянулась, но не увидела никого, преследователь не дышал мне в спину. Надо мной захлопала крыльями сорока и стала лететь, стрекоча. Я сконцентрировав всю свою ненависть к предательской птице и метнула в нее такой воздушный ком, что испуганная сорока перекувырнулась в воздухе и метнулась наугад в сторону. За ней свернул и мой преследователь. Он подумал, что птица летит по моему следу, и моя уловка повела его влево. От такого неожиданного расхода волшебства, я споткнулась, но пробежала ещё пару шагов и упала на колени. Тут же я почувствовала, как кто-то зажал мне рот большой ладонью. Пискнув мышкой, я забилась в объятиях невидимого мной человека.

– Стася. Тихо. Если хочешь попасть на свадьбу, успокойся и полезай туда. Никто не смотрит вверх, даже преследователи, – прошептал знакомый голос Смеяна.

Он медленно убрал ладонь и повернул меня за плечи к себе. Приложил палец к своим губам и показал на верхушку сосны.

Я, плохо понимая, что происходит, вскарабкалась как можно выше и села на разветвлении двух толстых сучьев. Мне было хорошо видна часть дороги до нашей повозки. Там у деревьев были привязаны лошади. Я сосчитала, их было пять. Смеян уже скрылся под ветками сосен, я не заметила, как он ускользнул.

«Какой храбрец!– подумала я в восхищении, – не боится ничего!» И тут же охнула: ведь разбойников было пятеро по меньшей мере! И каждый из них был вооружён ножом! И что будет со мной, когда Смеяна зарежут? Они начнут меня искать, ведь довольно быстро они поймут, что далеко убежать я не могла. Прочешут лес, и рано или поздно кто-то из них поднимет голову вверх!

В моей душе боролись два чувства: мне хотелось подчиниться воле Смеяна и остаться на верхушке сосны, и одновременно мне хотелось наперекор ему броситься в гущу битвы. Хоть у меня не было ни ножа, ни сабли, ни даже кастета, я могла бы что-то сделать, чем-то помочь гвардейцу. И… я осторожно спустилась и, задрав юбку, чтобы та не мешала бежать, крадучись зарысила к месту побоища.

Я слышала, как гикают и порыкивают гоблины, но ничего не видела, пока не подобралась поближе к дороге. Я увидела, как господин Пруток сидит в пыли возле колеса телеги. Руки у него были связаны за спиной, а полосатый жилет из плотного атласа уже перекочевал на телеса одного из разбойников. Этот ушастый гоблин с интересом копался в повозке, не обращая внимания на то, как его четверо товарищей обступили Смеяна и бестолково размахивают длинными ножами. Разбойник вытащил из-под мешков с овчиной тюк разноцветной парчи и с восхищением рассматривал, как блестит на солнце плетение нитей.

Господин Пруток тихо завывал, понимая, что и ему, и спрятанному товару теперь несдобровать. Я заметила, что прямо в кустах лежит толстая сухая сосновая ветка, на вид увесистая, хотя и разлапистая. Я подняла её с трудом. Прикинув, что могу ударить этим дрыном гоблина по спине, что точно отвлечёт внимание разбойников от Смеяна, я поволокла ветку к дороге. Бросив взгляд на гвардейца, я увидела, что одного разбойника ему уже удалось обезвредить, потому что гоблин стоял на коленях, держась за живот. От вида крови мне стало дурно, я подняла ветку, изо всех сил размахнулась, едва не шлёпнувшись на спину, и поняла, что удар нанести я не смогу и бросила ветку.

Мне снова пришлось призвать на подмогу ветер. Я чуть наклонилась и медленно подняла обе руки вверх. Звуки мира пропали, потому что я перестала слышать скулёж раненого гоблина, вытьё купца, гарканье разбойников. Ветка подскочила и треснула гоблина прямо по его лысому темени. Тот повернулся ко мне с диковинным изумлённым видом и крикнул: «А-а-а»! и тут же рухнул как подкошенный. Его лапищи выронили добычу, и драгоценный тюк упал в дорожную пыль.

Нападавший на Смеяна Жирко тоже оглянулся. Увидев меня, он расплылся в хищной ухмылке, бросил сотоварищей и побежал в мою сторону. Жирко бежал медленно, как в кошмарном сне. Я вспомнила ночь на озере, когда Жирко напал на меня, навалился своим грузным телом, шарил своими бесстыжими руками по груди и животу. Вспомнила, как он ударил меня по лицу, точно сковородой огрел, и завизжала. Звука своего голоса я не услышала, но его услышал господин Пруток. С неожиданной резвостью он поднялся на одно колено, а потом и на второе, вихляясь, встал на ноги и, наклонив голову, бросился наперерез Жирко. Пруток боднул бегущего ко мне разбойника в бок головой и свалил его на землю. Самому господину Прутку не удалось удержаться на ногах, он повалился на землю, как куль с шерстью, и покатился в кусты. Не дожидаясь того, что Жирко встанет на ноги и добежит ко мне с ножом, я ринулась к нему и стала пинать ногами, особенно никуда не целясь. Не знаю, откуда взялись у меня силы, но я орала и пиналась, как упрямый осёл. Жирко валялся, не шевелясь, только ноги его в дорогих сапожках неловко подрагивали. Я даже пару раз заехала негодяю по носу, и красоты Жирко это не прибавило. Силы мои окончательно оставили меня и я села на дорогу, размазывая кулаком слёзы по лицу. Зато я услышала краем уха слабый голос господина Прутка: «Минус четыре». Слух возвращался ко мне.

Наверное, пока я лупила Жирко, Смеяну удалось расправиться с другим гоблином. Этого я не видела, но каким-то внутренним чутьём понимала, что опасность миновала. Господин Пруток подполз ко мне и стал тыкать в лицо связанными руками. Я попыталась распутать верёвку, но мои пальцы соскальзывали, и тугой узел развязать не удалось.

(обратно)

Глава 5

«Какой же он замечательный! – думала я, посматривая украдкой на гвардейца, – бесстрашный, ловкий, благородный. Не взял ни копейки с купца за спасение. Да ещё и сторговал ему моё платье за целый золотой, плюс в придачу тюк парчи отхватил. И не той испачканной, что гоблин уронил в пыль, а новенькой. Голубой с серебряной ниткой. Сказал, что знает в Челноках одного шноркеля, который за ночь сошьёт мне платье, подобающее статусу сестры невесты».

Я качалась в седле и гадала, кому из разбойников принадлежит кобыла, которую мы забрали как трофей? Точно не Жирко. Его серый в яблоках жеребец убежал сразу, как только его отвязали от старой липки. Моя кобылка была молодая, но смирная, с белой звёздочкой во лбу. «Каурка», именно так я решила её назвать, из-за масти. Шелковистая, ухоженная грива и тёмный хвост выдавали в лошади непростое происхождение. Из какой конюшни увёл её разбойник? А, может, на ярмарке украл? Клеймо на боку я прочесть не смогла, но Смеян покачал головой, осматривая ноги и зубы лошади. Он явно что-то знал, но делиться со мной не желал. А и пусть! Я была так счастлива, что осталась жива, что прощала своему спасителю всё и старалась не замечать, что он недоволен.

Смеян и в мою сторону смотреть не хотел. Он погрузил три измочаленных трупа разбойников в повозку господина Прутка, бездыханное тело Жирко взвалил на круп лошади-тяжеловоза, явно возившего на своей спине гоблина-главаря, и мы двинулись в путь. Пятый разбойник, человек в кожаной куртке с бахромой по спине и рукавам, сбежал, вскочив на свою лошадь.

Господин Пруток был не слишком рад тому, что с его товаром в повозке едут тела разбойников, но спорить с гвардейцем не стал. Порядки понимал: без дознания никак не обойтись, а разбойников должен судить Суд Короны.

Наконец мы двинулись в путь, немного быстрее, чем ехали до происшествия. День клонился к вечеру. Впереди ехал Смеян. Я восседала как истинная госпожа на Каурке, рядом трусил молодой жеребец без седока, за ним тяжеловоз с Жирко. Компанию замыкал купец. Он охал, когда повозку подбрасывало на кочках, словно пострадал больше всех. Я смотрела в спину Смеяну и видела, что мундир на нём сидит ладно, хоть сильно испачкан пылью и успевшей засохнуть гоблинской кровью. Я вспоминала жаркую драку и не могла понять, как нам удалось одолеть всю шайку. Не иначе эльфийская праматерь помогла. Хорошо, что Пруток помалкивал об увиденном. Не каждая девушка может силой ветра поднять палку. Смеяну об этом тоже было знать не обязательно. Он и так один раз обернулся и спросил, где я научилась так ездить, и я ему напомнила, что я – Стася Лучик, а не простая посудомойка.

В городишко Челноки мы прибыли вечером, когда садившееся солнце позолотило верхушки остроконечных крыш и балкончиков. Я слышала, что в Челноках живут преимущественно шноркели, но сама с ними никогда дел не имела. Представляла их себе скаредными, дотошными, недоверчивыми, как их описывал мой папашка. Но если они построили такие милые домики, то могли и сами быть вполне приятными.

 Мы подъехали к зданию магистрата, Смеян привязал лошадей к коновязи, велел мне оставаться снаружи, а сам с господином Прутком пошёл внутрь. Я спрыгнула с Каурки и потёрла колени. Не понятно, отчего ломило тело и ноги, то ли после вчерашних побоев Жирко, то ли после пробежки по лесу и драки, то ли после долгой дороги по кочкам. Жирко уже давно пришёл в себя, но не показывал виду, что слышит и понимает происходящее. Я присела на корточки и заглянула ему в лицо, нос был расквашен, один глаз заплыл, второй смотрел мутно. Я удовлетворённо хмыкнула. Теперь мы оба были раскрашены под орех.

– Стася, – промычал он, – отпусти меня. Развяжи верёвки.

– Нет уж, тухлая требуха. За твои грехи тебя колесуют, будь уверен.

– Стася, прости меня. Я бы в обиду тебя не дал. Я жениться хотел.

– Ага, так именно и делают предложение! – хмыкнула я.

Из магистрата вышли два рослых юноши в серых мундирах с красными нашивками на рукавах. Они подошли к повозке господина Прутка и стали ворочать трупы разбойников. Юноши тихо переговаривались между собой.

– Это Чернобров, это Катуня, это Бестия. Всё сплошь знакомцы. Банда неуловимых, – сказал один.

– Теперь это банда уловимых! – ответил другой.

Юноши вернулись в магистрат и вскоре к повозке подошли уже не двое, а четверо. Кряхтя и поругиваясь, они вытащили трупы разбойников и отнесли их во двор магистрата. Затем вернулись за Жирко. Они бесцеремонно сдёрнули его с крупа лошади и поволокли прочь. Жирко бессвязно кричал: «Стойте, погодите! Я дворянский сын! Вам худо будет!»

Мне даже жалко его стало. Когда хлопнули ворота магистрата, закрывавшие двор от посторонних глаз, вопли Жирко затихли. Я снова скучала, не смея отойти от повозки. Наконец из магистрата вышел высокий пожилой усач в сером мундире с зелёными нашивками и огромной серебряной розой в петлице – знаком высочайшего расположения нашего монарха. Усач шёл в сопровождении Смеяна и господина Прутка. Они подошли к коновязи, и Смеян указал на коней, которых можно было забрать. Я в страхе вцепилась в поводья Каурки.

– Это чья лошадь? – спросил усач из магистрата у меня.

– Моя, господин.

Усач засмеялся.

– Извините её, господин старший офицер, это моя служанка Стася. Она фантазёрка у нас, выдумывает всякое. Лошадь эта принадлежит господину Верейке, знаменитому разбойнику. Обратите внимание на клеймо. Я уж себе её оставлю, как трофей.

– Добро, – кивнул усач, – а служанку, Смеян, вы бы могли и посимпатичней выбрать.

– Я прислушаюсь к вашему совету, господин старший офицер, – без улыбки ответил Смеян, – просто бедняжке слишком досталось в потасовке от разбойников. Так-то её лицо вполне смазливое.

Я стояла, как вкопанная, от возмущения не могла вымолвить ни слова. Господин Пруток хихикал, прикрыв губы ладонью.

Усач, которого Смеян называл старшим офицером, раскланялся с купцом и гвардейцем и вернулся в магистрат. Господин Пруток горячо пожал руку Смеяну, схватив её обеими лапищами.

– И тебе спасибо, храбрая девушка, – сказал он без тени улыбки, – не каждая так смогла бы. Дай тебе эльфийская праматерь жениха богатого и деток выводок.

– И вам не хворать, – буркнула я, всё ещё помня его недавнее подлое хихиканье.

– Скажи мне, всё-таки, чем кончилась история Ромилы и Джулиана? – спросил купец.

– Жили долго и счастливо, разжирели, что твои каплуны к Месяцу Первого Снега, и мостик под ними провалился, – мстительно соврала я.

– Ох, как несправедливо…– покачал головой господин Пруток.

– Да не так всё было, – вмешался Смеян, поправив седло и подпругу на моей Каурке, – Ромила отравилась от несчастной любви, а Джулиан заколол себя кинжалом на её похоронах. Умерли влюбленные во цвете лет.

– Ещё хуже, – махнул рукой господин Пруток и подошёл ко мне, шепнув, – осторожна будь. Не то попадёшься Серому Патрулю.

Когда купец распрощался с нами, Смеян подсадил меня на Каурку, и мы двинулись по Челнокам. Городок был маленький, уютный, с узкими улочками, на которых играли пушистые детишки шноркелей, ездили на странных двухколёсных приспособлениях юноши-шноркели. Они отталкивались лапами от земли, держась за рогатину впереди. Приспособления выглядели прочными, но такими нелепыми, что я засмеялась. Смеян с неодобрением покосился в мою сторону. Что же, не все жили в столице, я не стеснялась того, что мало чего видела и мало о чём знала. Я ведь была ещё так молода!

Мы ехали друг за другом, и Смеян явно знал куда. Я надеялась, что он найдёт нам ночлег и ужин. В животе урчало, ведь я и позавтракать не успела. Казалось, что этот длинный день никогда не кончится. Смеян всё петлял и петлял по улицам, пока не остановился возле неприметного дома с вывеской «Модный дом Фрунтеля». Я догадалась, что он привёз меня к портному.

Гвардеец помог мне спешиться, и мы вошли в полутёмную прихожую. На двери висели колокольчики, грустно возвестившие, что у портного будут посетители. К нам вышел пожилой, почти лысый шноркель и посмотрел подслеповатыми глазёнками.

«Самая настоящая крыса!» – мелькнуло в моей голове. Шноркели были единственной расой, имевшей хвосты. Длинный розовый хвост болтался позади этого суетливого портного, который сначала заявил, что слишком поздно для посетителей, но когда рассмотрел форму гвардейца, изобразил вежливое радушие.

– Сшить платье за одну ночь? Это не просто, и будет стоить половину золотого! – потёр передние лапки шноркель.

– Снимайте мерки, – устало произнёс гвардеец и сел на низкий пуф. Он протянул свёрток ткани, и портной тут же потащил его к окошку. Там он долго цокал языком, щупал плетение нитей пальцами, и даже мял уголок ткани.

Я с интересом оглядывалась по сторонам. Никогда раньше мне не доводилось бывать в мастерской дамского платья. Даже в хорошие времена платья для меня и сестер шили наши служанки, а потом обучилась этому ремеслу и старшая сестра – Бася.

Шноркель показался мне забавным. Он отвернулся от окна и пристально вгляделся в моё лицо, обезображенное синяком. Потом стал снимать мерки, нежно поглаживал по плечу, до которого едва мог дотянуться.

–Скорая свадьба – это хорошо. Женится – значит, любит. Девушка должна затмить всех нарядом, если уж не получается взять статью и обликом. Вы принесли мне очень дорогую ткань. Это флоранская парча. В темноте она будет светиться, но не переживайте насчёт запрещённого волшебства. Флоранская парча знает особый способ ткачества, при котором лунный свет или свет свечей на вашем празднике будет преломляться в серебряных нитях. А чтобы ваше личико не привлекало лишнего внимания, я изготовлю вам полумаску. Та же самая парча укроет синяки и ссадины от лишних любопытных глаз.

Я хихикала, догадываясь, что скажет дальше шноркель, и не ошиблась. Он попросил меня наклониться к нему, я так и сделала. И тогда сердобольный портной сказал: «Дам вам совет. Если ваш суженый такой уж раздражительный, не доводите до горячего. Даже лютый зверь укрощается лаской».

Я выпрямилась и поблагодарила шноркеля. Зачем разочаровывать этого смешного портного? Пусть старается, думая, что я для своей свадьбы шью наряд. И Смеян был бы очень подходящим суженым, жаль, что тому никогда не бывать. Я подошла к гвардейцу и увидела, что он сладко дремлет, развалившись на низком пуфике. Тронула его за плечо. И он встревожено вскинулся, не сразу поняв, где находится.

– Господин портной обещал сшить платье к утру. Завтра в десять часов мы можем забрать наряд.

Смеян устало поднялся и с неудовольствием посмотрел на портного.

– Не вздумайте украсть хотя бы кусок ткани. Платье должно быть пышным, нарядным, всё, как полагается для свадьбы.

– Эх, уважаемый господин-не-знаю вашего имени, – укоризненно покачал головой шноркель и вильнул розоватым хвостом, – вы можете спросить за мою честность у любого жителя Челноков. «Модный дом Фрунтеля» – это звучит гордо!

Я на прощанье улыбнулась шноркелю и мы со Смеяном вышли на темную улицу.

– Какие крупные звёзды, – шепнула я, задрав голову.

– Одними нарядами и созерцанием звёзд сыт не будешь, – буркнул Смеян, и мы направились обратно, в центр города, поискать гостиницу с ужином. Довольно быстро Смеян указал рукой на уютное строение, по виду тоже принадлежащее шноркелям: остроконечная крыша, балкончики и цветники на подоконниках обоих этажей. Смеян помог мне спешиться, привязал лошадей и сунул монету подбежавшему юному шноркелю.

– Накорми лошадей и хорошенько их вычисти, завтра с утра мы уже покинем город.

Шноркель вильнул хвостом в знак почтения, и мы вошли внутрь гостиницы.

Мои глаза слипались от дремоты, даже голод отступил. Я не заметила, как Смеян распорядился поселить нас в комнатах по соседству и заказал ужин. Старушка-шноркель со свечой поднялась с нами на второй этаж. Я слышала приглушённые голоса, звучащую лютню и пение звонкого голоса: «Станет мой дракон на крыло, до чего же мне повезло…». Зал, где ужинали проезжие, был в другом крыле домика.

«Как удобно, – подумала я, – одни не мешают другим. И все довольны».

– Иди к себе, жди ужина, – сказал Смеян и, не попрощавшись, указал мне на соседнюю дверь, а сам вошёл к себе.

Я пожала плечами. В конце концов, я и сама была не готова к любезностям, радовало то, что Смеян не взял одну комнату на двоих, и не предложил мне спать на коврике у двери.

Комнатка оказалась уютной, но бедной. Узкая кровать с тюфяком, набитым сеном, серая застиранная простыня, тощая подушка и клетчатый плед. Радовало, что клопов тут не водилось, я бы их сразу почувствовала. У окошка стоял кувшин с водой и таз для умывания, лежал брусок тёмного мыла. Старушка принесла длинное полотенце. Хоть и заштопанное, но чистое.

Почти сразу вошёл юный шноркель, который управлялся с нашими лошадьми. Он принёс поднос со снедью, поставил его на пол, поклонился и удалился прочь.

Я увидела, что двери тут не запираются, даже задвижки никакой не было. Это мне не понравилось, и я придвинула к двери тяжёлый стул, стоявший у окна. Посторонний не сможет войти без шума. После этого я разделась и помылась. Вода из кувшина была прохладной, а мыло вонючим, наверное, в него добавляли белоголовник. Но я почувствовала такое восхитительное облегчение, что была готова любить весь мир снова. Ну, за исключением разбойника Жирко и того негодяя, что скрылся с места преступления.

От воспоминаний прошедшего дня мне хотелось отгородиться, и потому я принялась за ужин. Свежая краюшка серого хлеба с пористым мякишем пахла тмином, сваренные вкрутую яйца и кусок холодной индюшатины показались мне эльфийским лембасом. Я насытилась и чувствовала необыкновенную бодрость. Мне даже захотелось пойти в комнату к Смеяну и задать ему несколько вопросов. Почему он едет со мной на свадьбу сестры? Как он догадался, что Жирко устроил нам засаду? И что это за гвардеец такой вообще, если он не на службе, а шатается по всему королевству? Но я вовремя поняла, что ночной визит к мужчине будет воспринят не так, как того бы мне хотелось, и потому вопросы можно было отложить до утра. Я посмотрела на грязное платье и рубашку. Ах, как не хотелось мне их надевать снова… Я повесила их на спинку стула и легла в кровать. Не помню, как провалилась в сон, а проснулась от ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит.

(обратно)

Глава 6

Смеян сидел на стуле, который я легкомысленно приставила к двери, и рассматривал меня. Я натянула одеяло на самый нос и поёжилась.

– Доброе утро, синяк на лице стал гораздо меньше. Тебе на пользу прогулки по лесу и посещение портняжки. Твоя одежда выстирана и высушена. Но поедешь ты не в ней. В целях безопасности переоденешься слугой. Волосы уберёшь под шапку.

Смеян бросил мне в лицо охапку какого-то тряпья и вышел из комнаты. Я села на кровати и потянулась. Как же хорошо просыпаться после спокойной ночи. Не надо бежать на огородик, спешить в подвал за картошкой и морковью, не надо носить вёдрами воду из колодца. Ничего не надо!

Я рассмотрела вещи, которые кинул мне Смеян. Это была широкая холщовая рубаха, тёмные штаны на помочах и уродливая шапка с ушами, которую носят пастухи. Я засмеялась, представляя, каким чучелом я буду выглядеть. Понимая, что безопасность не помешает, я быстро облачилась в тряпье. Оказалось, что оно мне велико. Штаны не спадали благодаря помочам и верёвке, пропущенной внутри пояса. Как и предложил Смеян, я туго заплела косу, уложила её венцом и напялила сверху шапку. Если бы я просто закрутила узлом волосы, то и шапка, наверное, не налезла бы. У меня всегда были огромные чепчики, чтобы уместить локоны, которыми одарила меня природа. «Эх,– подумала в очередной раз я, – лучше бы мне пышную грудь, бёдра и губки бантиком, чем косы до пояса и веснушки». Аккуратно сложенное платье и рубашка были не только постираны, но и заштопаны. «Какие милые эти шноркели», – подумала я, – ни гоблины, ни люди не бывают такими заботливыми».

Я заправила постель, наскоро умылась, намазала лицо мазью, сунула чистую одежду в узел и спустилась. Смеян завтракал в одиночестве за большим дубовым столом. Перед ним стояла сковорода с яичницей, лежали густо посыпанные зеленью ломти серого хлеба с паштетом, стояла кружка взвара. Я села рядом и храбро спросила:

– Сколько я должна за ночлег и одежду?

Смеян посмотрел в мою сторону и продолжил жевать.

– Кхм, уважаемый господин Лихобор, – начала я, но он скривил надменные губы и подвинул ко мне ломоть хлеба, намазанный паштетом.

К столу подошёл вчерашний юный шноркель, ничем не выдавший удивления по поводу моего преображения, и сообщил:

– Господин Смеян, ваше поручение выполнено. Вот платье, вот сдача.

Он поклонился и отдал какой-то свёрток Смеяну и насыпал на стол несколько медных монет. Две монеты Смеян тут же вернул шноркелю, и тот поклонился с видом, преисполненным уважения.

– Это что? – робко спросила я, – мой наряд?

– Точно, – ответил Смеян, откинулся на скамейке и отодвинул от себя пустую сковороду.

– А разве не надо было его примерить у портного?

– Некогда. Быстрее завтракай и в путь. Нам еще в Забруски съездить нужно.

Я не поняла, что за такие Забруски, и мне стало очень обидно. Смеян лишил меня такого необыкновенного удовольствия, как примерка платья, что даже есть расхотелось. Смеян поднялся со скамьи, взял свёрток с платьем и мой узел, и демонстративно вышел на улицу, к коновязи. Я посмотрела ему вслед, на его надменную прямую спину, и вытерла случайную слезу. В конце концов, я не вещь!

Старушка-шноркель подошла ко мне с подносом и тихо спросила:

– Госпожа, желаете ли оладий с клубничным муссом, яичко всмятку и печенья с молоком? За завтрак уплачено господином гвардейцем.

– Желаю, – всхлипнула я и принялась за завтрак. Оказывается, кушанья могут приготовить именно для меня, а я-то за полгода привыкла к объедкам.

Я жевала оладьи, пила молоко и плакала. Старушка-шноркель наполняла букетами крохотные вазочки на столиках, косясь в мою сторону. Иногда она покачивала головой, но больше ко мне не подходила. Когда я умяла завтрак, настроение стало существенно лучше, я откланялась и вышла к коновязи.

– Что за слёзы? – удивился Смеян, сдвинув брови, но я ничего не ответила ему, похлопала Каурку по холке и взобралась в седло.

– Господин Смеян, – сказала я уверенным и упрямым голосом, – спасибо вам за помощь, когда-нибудь мы сочтёмся. Теперь нам надо расстаться. Каурку я вам не верну, она в честном бою добыта, да и мне надо на чём-то добираться до Солнечных Холмов. Лично мне ни в какие Забруски не нужно.

Смеян приблизился и взял мою лошадь за поводья.

– Стася, ты извини меня, – сказал он неожиданно ласково, – я действительно грубо с тобой обходился. Но тебе ехать одной по тракту никак нельзя. Неспокойно нынче.

– Я справлюсь, – упрямо качнула я головой, – не случайно в одежду босяка переоделась.

– Всё дело в том, что не могу я открыть тебе всей правды, Стася, – улыбнулся Смеян, – но только поверь, что я обязан охранять тебя всю дорогу до Солнечных Холмов, и никак одну не отпущу. Считай, что так распорядился господин Вильд. Он и прислал меня к тебе в таверну, очень уж переживал за сестру невесты.

– А письмо есть? – спросила я недоверчиво, – сестра ничего мне не написала о сопровождающем, и платье с письмом передала с Жирко. Так как? Не сходится.

Смеян вздохнул и покачал головой.

– Слишком много врёте, господин гвардеец, – сказала я сурово.

– Я тебе, Стася, больше скажу. В Забруски мне ехать нужно, чтобы забрать оттуда ещё одну девицу, дочь господина Чашки. Её зовут Миленка, и вас вдвоём я и должен отвезти на свадьбу.

Никакой Чашки я не знала и оттого насторожилась ещё больше.

– Забруски в двух часах езды по Широкому, в сторону от Солнечных Холмов. Оттуда вы с Миленкой поедете в карете со служанками. Господин Чашка весьма обеспеченный человек. Письмо к нему от господина Вильда у меня есть.

Смеян вытащил из кармана голубой конверт, продолжая держать Каурку под уздцы. Я не поленилась, а взяла письмо и прочла. В очень витиеватых выражениях оно действительно содержало просьбу доставить Миленку ко двору господина Вильда. Обо мне не было ни слова. Всё мне стало ясно: невелика я птица, чтобы обо мне писать, и на словах сгодится попросить. Знай своё место, кухарка, а теперь и вовсе босяк в пастушьей шапке.

– Господин Смеян, – ответила я, дерзко глядя ему в глаза, – если вы мне не скажете правды о том, зачем вы за мной следите, я не поеду ни к какому господину Чашке.

Смеян отвёл глаза, посмотрел на свои ладони, потом качнулся на каблуках, рассматривая отлично начищенные сапоги, потом поднял голову вверх, уставившись в безоблачное утреннее небо.

– Я уже сказал, что пока не могу сказать всей правды, Стася, – грустно начал он.

Я не стала его дослушивать, выдернула из рук Смеяна поводья, развернула Каурку и, не оборачиваясь на вруна, поехала прочь. Смеян не стал догонять меня, никакого цокота копыт за спиной я не услышала.

Я направилась прямиком на Северный Тракт. Не стала ехать вчерашней дорогой, а свернула. Не понаслышке знала, что он весьма загруженный, и потому надеялась примкнуть к какой-то веренице обозов, уплатить за охрану и спокойно доехать до пересечения со Срединным Торговым Трактом, а там и до Солнечных Холмов.

Чтобы отогнать раздражение, смешанное со смутной печалью, я принялась рассматривать аккуратные улочки Челноков. Дома шноркелей были уютными с виду, очень ухоженными и милыми. Была бы моя воля, я бы за шноркеля замуж вышла, до того мне нравился их уклад. Конечно, это была шутка. Хвостатый муж – не самое обычное приобретение, да и шноркели людей сторонятся. Бизнес с нами не ведут, в услужение не нанимаются, кроме случаев краткосрочных контрактов, и семей с нами не создают. Я слышала, что некоторые из шноркелей бывают весьма богаты, и даже сам король Хенрик не брезгует брать у них в долг, когда заканчиваются деньги на забавы и военные походы. Но в Челноках мне не попались на глаза дворцы или обширные подворья. Это был город небогатых, но и небедных жителей.

Навстречу моей лошадке торопились девушки-шноркели в одинаковых зелёных платьях, в белых фартуках и чепчиках, из-под которых торчали неизменные серые ушки. Их хвостики целомудренно были спрятаны под юбками, и если бы не шелковистая шерсть, девушки походили бы на нарядных куколок, что продают на ярмарках. Юные шноркели с корзинами спешили в лавки за овощами и зеленью, а некоторые уже возвращались с покупками. Один раз мне попался продавец лимонада – высокий шноркель с необычно рыжей шерстью. Он стоял у фонтана, зазывая прохожих. Покупателей не наблюдалось, всё-таки, зной еще не начал окутывать городские улицы. Мне очень хотелось попробовать, каков на вкус этот напиток, но я только посмотрела на пузатые бутылочки, в них был напиток светлого оттенка, а в высоких – тёмный. Денег я тратить я не могла, при мне был только золотой за проданное платье. Не известно, сколько возьмут с меня попутчики за охрану при обозе.

На выезде из города я увидела, как в повозку Серого Патруля толкают женщину. Она была в рваной одежде, с растрёпанными волосами, а в её глазах сквозило безумие. «Наверное, поймали очередную ведьму», – подумала я и вздохнула. Увы, охота на ведьм то разгоралась, то утихала. Говаривали, что Его Величество Хенрик, чья первая жена была ворожеёй и наслала большие беды на королевство, не мог простить ни капли волшебства в будничной жизни. По всему королевству рыскали ищейки, присматривались к людям, прислушивались к разговорам. А ещё говорили, что ведьм он отдаёт господину Вильду, и те ткут защитный полог от нападения эльфов. Смахивало на бредни, но в это верили повсюду.

Что-то мне подсказывало, что Смеян из таких вот охотников. И хотя он не походил на стражников патруля, всё-таки состоял на службе короля. Достаточно вспомнить его странные взгляды на меня и вопрос, было ли у меня видение.

Моя любимая тётка Зуска сгинула в застенках инквизиции, не дожив до суда. Да и какой бы это был суд? Разве там можно было рассчитывать на беспристрастное и справедливое разбирательство? Конечно, моя тётка была волшебницей, но она исцеляла хвори и принимала роды. Она не наводила порчу, не привораживала чужих жён и мужей, не разрушала семьи. И ткать защитный полог она точно не могла.

Глупые ищейки не знали и не хотели знать главного: волшебство не бывает вообще. Бывают добрые травники и целители, а бывают злые колдуны и колдуньи. Но никогда человек не выбирает себе дар, и от дара отказаться он не в силах. Человек может использовать дар во благо или во вред другим. Но и за помыслы судить нельзя, только за конкретные дела…

Вот о чём я подумала, когда увидела эту несчастную, которую собирались отвезти в местную тюрьму. Вот такие, как Жирко будут колесованы, а рядом с ним погибнет женщина, которая, возможно, и мухи не обидела. Или её заточат в подземелье творить волшебство во славу короля.

(обратно)

Глава 7

Надвинув шапку почти на нос, я проехала мимо стражников, которые проверяли обоз с прошлогодними тыквами. Слава эльфийской праматери, они не заинтересовались мной, и даже Каурка не привлекла их внимания.

Прямо от восточных городских ворот начинался Северный Тракт. Правильнее говоря, это Челноки стояли на нём, а шёл он сам по себе, соединяя окраины со Срединным Торговым трактом. А тот проложили ещё эльфы до самой столицы на берегу моря, и упирался он в знаменитый речной порт Клешня Краба. У моря мне бывать не доводилось, но заезжие гости к Матушке Скрыне много о нём рассказывали.

Я не представляла себе, что такое солёная вода, и откуда её столько? Я читала легенду об эльфах, ушедших в Заоблачье. Они так горевали и оплакивали покинутый край, что от их слёз разлилось целое море. Конечно, я верила в эту историю в детстве, потом смеялась над ней. Но теперь понимаю, что если собрать все мои слёзы и слезы моих сестриц, их вполне хватит на одно маленькое озерцо.

Каурка резво несла меня навстречу неизвестности, но я не сильно переживала. Мне всегда казалось, что всё наихудшее со мной уже случилось. Бедность и унижение дворянского рода, изгнание из отчего дома, продажа в услужение гоблинке, ежедневный тяжёлый труд, беспросветность судьбы. Но если вдуматься, то и у других было много неприятностей, так что унывать не стоило. Об Агнешке мне было особенно больно думать. Средняя сестра, самая талантливая и красивая из нас троих, она была необыкновенно артистичной. Её хрустальный голос с песней проникал в самое сердце. Она играла на лютне и калимбе. Умела копировать походку и привычные жесты любого человека. Нередко переодеваясь в одежду слуг, она разыгрывала всех и даже пугала. А как танцевала моя любимая сестричка! Словно на её резвых ножках были невидимые крылья.

Внезапно я подумала, что Агнешка владела какой-то особенной магией преображения, и моё сердце сжала холодная рука ужаса. Бедная Агнешка, как бы я не хотела, чтобы с ней расправились так же, как с нашей тёткой Зуской! Жива ли Агнешка, знает ли о свадьбе Баси? Приедет ли? Жирко вон какую сплетню о ней рассказал, но я ему не поверила. Не из таковских Агнешка. И красота её тихая, благородная.

Каурка спокойно трусила по дороге, иногда обгоняя путников, шедших по двое и по трое. Среди них были паломники, которые шли к Великому Кубу помолиться о Здравии, Благоденствии, Мире и Справедливости, символизирующим четыре вершины, устремлённые в небо. В этой половине года было принято молиться о них, а когда начинался сезон обработки полей, то паломники воспевали Богатство, Земную Славу, Многодетность и Любовь.

Мысли мои перескочили от Агнешки на себя, и я вспомнила, что не худо бы помазать лицо мазью от синяков. Сунула руку за пазуху и засмеялась! Мой заветный пузырёк в узелке. Я свернула на обочину, остановила Каурку и спрыгнула на землю. Посмотрела на свой узелок, и показался он мне неприятно тощим. Дрожащими непослушными пальцами я развязала его и увидела, что моё старенькое платье и рубашонка на месте, как и пузырёк с мазью, а наряд, сшитый шноркелем, отсутствует!

– Ах ты, драконий хвост! – взвизгнула я, не удержавшись, – никак от тебя, господин Смеян, я не ожидала такой подлости! Вот и нечего жалеть, что с тобой я не поехала. Врун ты, да ещё и вор!

Я снова села на Каурку и со злости на весь свет, погнала её во весь опор. Лошадка, заскучавшая от монотонной рыси, была даже рада и пустилась, пригнув голову. Так мы скакали около получаса, потом я почувствовала усталость Каурки и приказала ей перейти на рысь, а затем и на спокойный шаг. Примерно до полудня мы преодолели пятнадцать километров, о чём любезно сообщил указатель на развилке. Невдалеке виднелся трактир. Не такой большой, как у Матушки Скрыни, но крытый свежим тёсом. У коновязи топтались две лошадки. В животе у меня заурчало, но я решила не заезжать на обед, а приберечь денег до состояния «невмоготу». Каурка тоже могла потерпеть до вечера, в конце концов, можно было отпустить её пастись где-нибудь у дороги. Придорожные земли были в общем пользовании, что утвердил указ короля. И это было справедливо. Во времена его отца взимались такие провозные пошлины и плата за простой на обочине, что торговля почти прекратилась, и народы королевства стали нищать.

Я проехала мимо трактира и подумала, что совсем не знаю дороги до Солнечных Холмов. Сколько времени я должна буду ехать туда? Это было известно только звёздам в небесах. Как назло, никакого обоза впереди не было, прицепиться было не к кому. Навстречу только раз проехала нарядная карета.

«Вот заблудиться мне только и не хватало!– разозлилась я на себя, – До чего же я бестолковая! Надо было у Смеяна всё выведать».

Сетуя на свою вспыльчивость и недальновидность, я продолжала двигаться по Срединному Торговому Тракту, как вдруг впереди я увидела толпу паломников, одетых в простую одежду. На плечах двух высоких мужчин красовались темно-кровавые плащи. Это была Братство Великого Куба. Я хорошо знала, что в красное носят Старшие Братья. Приободрившись, я подъехала к ним и поздоровалась.

– Юноша, мы держим путь в Озёрное, там недавно было явление Неукротимых Всходов. Если ты хочешь продолжать пусть с нами, тебе придётся спешиться, – сказал мне один из паломников.

Я помнила, что Озёрное неподалёку от Солнечных Холмов, раньше это было поместье господина Краюшки, но господин Вильд разорил и его, заграбастав дом и угодья. Это произошло это примерно в то же время, что и судебная тяжба с нашим поместьем. Краюшка тогда, помнится, в пруду утопился. Так что папаше моему ещё и повезло.

– Спасибо, брат, – пробормотала я, спешилась и повела Каурку под уздцы, лошадка благодарно посмотрела на меня.

– А ты куда направляешься? – спросил паломник.

– К господину Вильду, – не моргнув, соврала я, – вот лошадь должен ему привести. Он её в карты выиграл у моего господина. И вот я бреду, даже дороги не знаю. И от голода брюхо свело.

Паломник посмотрел на меня с сочувствием и сказал:

– То-то вижу, что лошадка такому босяку не по чину. А про Вильда поговаривают всякое. Крохобор.

– Я в хозяйские дела сроду не вмешивался, мне бы поручение выполнить да с голодухи не околеть.

– Скоро привал, будем обедать. Уж краюху хлеба тебе найдём, – пообещал мне паломник, и я ободрилась. Не побиралась сроду, но тут уж обстоятельства сильнее меня.

Дальше шли молча, потому что на разговорчивого паломника шикнул второй. Я брела позади процессии и слушала монотонный гул молитв. Бормотали братья в унисон, но многие слова молитв я разобрать не могла. Хотя древний эльфийский был запрещён ещё прадедом нашего славного короля Хенрика, всё же чувствовалось, что из молитвенных текстов его вымарали не целиком.

– Да пребудет Здравие, Благоденствие, Мир и Справедливость в нашем королевстве и за его пределами. Молимся за наши дома, потому что больше некому просить высшие силы о снисхождении. Молимся за дома наших врагов, чтобы они получили желаемое и не возымели умысла на наше разорение. Пусть Заоблачье никогда не смешается с Земной Твердью. Пусть Великие Кубы своими нижними вершинами врастают в землю, а своими верхними – подпирают небесный свод.

Я слушала эти молитвы, едва сдерживая смех. Молитва за врагов хотя и выглядела глупо, но по крайней мере, имела мотивы. Если у них всё будет хорошо, то и к нам они не полезут своими жадными ручищами. Но та часть песнопения, что касалась восхваления Великих Кубов, мне показалась просто наивной чушью. Неужели можно в наш просвещённый век верить, что именно эти нелепые здания, построенные эльфами, могут сдерживать падение неба на землю? Тем не менее братья были уверены в том, что говорили. Я не видела их просветлённых, одухотворённых лиц теперь, но мне было достаточно слышать их голоса. Они выражали молитвенный экстаз.

Какое-то время мы шли по тракту, мимо проехала богато украшенная карета, тонкая женская рука, унизанная кольцами, высунулась из окошка и бросила кошелёк под ноги идущим паломникам. Один из них, одетый в пурпурный плащ, подобрал подаяние и положил его в небольшую тележку, которую толкал впереди себя паломник с обритой головой. Я раньше не заметила его в толпе, но теперь удивилась. Все шли налегке, кроме него.

– За что его наказали? – шепнула я разговорчивому паломнику.

– Мы по очереди толкаем тележку. Сейчас его очередь. Затем будет чья-то другая.

И, правда, вскоре по команде одного из братьев в пурпурном плаще, бритоголовый поменялся с тучной женщиной. Я снова задала вопрос:

– Ваши обычаи меня смущают. Женщина в своих силах никак не сравнится с мужчиной. Почему же она везёт пожитки наравне с братьями?

– Всё просто, – шепнул паломник, – она этого хочет сама, кто же может запретить женщине мучиться.

Я прыснула, и вышло немного громче, чем следовало. И в этот момент Старший Брат произнёс сладкое слово «привал». Все стали шумно переговариваться, некоторые паломники похлопывали своих товарищей по плечу. У женщины отобрали тележку, откатили на обочину, стали выгружать мешки со снедью. Мой новый товарищ побежал помогать разводить костерок, а я занялась Кауркой. Отвела её поодаль от шумного сборища паломников и привязала к дереву. Каурка благодарно посмотрела на меня, и я подумала, что лошадку было бы не худо напоить.

Я осмелилась подойти к Старшему Брату и спросила самым робким и подобострастным голосом, не знает ли он поблизости речки или озерца, и тот, смерив меня недоверчивым взглядом, сказал, что как раз неподалёку протекает ручей, и если бы я меньше болтал в дороге и отвлекал от молитвы брата, то услышал бы, как звенят его прохладные воды. Так и сказал: «Прохладные воды».

Я поклонилась и пошла к Каурке. Мне было стыдно, что я не могу внести свою долю в общую трапезу, и уж темболее я не смела попросить еды. Чтобы голова не кружилась от приятных ароматов, которые источали готовящиеся походные блюда таких же походных стряпок, я отвязала Каурку и пошла в рощу. Я поняла, что ручей действительно издаёт приятное журчание, и потому пошла на звук. Каурка взволновалась, так как зной порядком утомил её, и я отпустила поводья. Каурка сама нашла воду и тонко заржала, приглашая попить и меня. Следом за мной пошла незнакомая пожилая женщина с большим котелком.

– Милая, – сказала мне она тихо, – остерегись. Вымажи лицо и руки грязью. Нежная кожа выдаёт девицу. В дороге это опасно. Хорошо, что наши паломники заняты молитвой, но если за обедом они разглядят тебя, быть беде.

Я густо покраснела.

– Я понимаю, что не от хороших людей ты прячешься, только будь поумнее впредь. Лучше к общему костру не садись, я тебе поесть и так принесу. Наш духовный поводырь чересчур внимателен к юношам. Ты понимаешь, о чём я. Так что он и так к тебе имеет определённый интерес. А когда поймёт, что ты девушка, то у тебя могут быть очень большие неприятности.

Я вздохнула. Женщина набрала полный котелок воды и удалилась, наклоняясь в одну сторону. Я села на берегу, рядом с Кауркой и стала думать о том, что почти ничего не знаю о жизни и людях. До прошлой осени я жила в имении отца, и весь мой круг общения были сёстры да слуги. Отец приезжал редко, чаще всего запирался в кабинете со счетами и бумагами, потом пил и буянил, ломая старинную мебель и разбивая фарфоровые блюда и чашки. Мы с Агнешкой старались не попадаться ему на глаза. Бася была умнее, имела к нему подход, и потому умудрялась выманивать у него крохотные суммы, оставшиеся от уплаты долгов кредиторам. На них мы как-то выживали в длинных отлучках отца. Он любил ездить в столицу, шиковать там. Какое-то время был при дворе короля Хенрика и даже поддержал его во время мятежа. Но это было давно, я почти ничего не знала об этом подвиге. Отец лишь хвалился пожалованным ему рубиновым перстнем и орденом, усыпанным бриллиантами. Я даже не знаю, где теперь эти реликвии, продал ли папашка их, или их тоже забрал господин Вильд.

Однажды отец был особенно пьян, собрал нас троих в каминном зале и стал спрашивать: «А расскажите мне, любезные дочери, как сильно вы любите меня?» Агнешка сказала: «Как цветок любит солнце». Этот ответ очень понравился отцу, и он подписал ей дарственную на небольшую деревеньку в три двора, но с большим плодовым садом. Эта деревенька и позволяла нам потом, когда господин Вильд выгнал всех из дому, хоть как-то существовать, не умерев с голоду. Бася ответила отцу: «Как драгоценный камень любит оправу». Отец был доволен, он даже в ладоши захлопал. В награду за такой ответ он приготовил Басе приданое – то, что не успел пропить после смерти матери. Её кольца и броши, драгоценную флоранскую парчу, слитки золота. Потом это приданое очень пригодилось моей сестре, когда господин Вильд, которого мы должны были ненавидеть всем сердцем, сделал ей предложение. Отец посмотрел на меня с насмешкой. Из всех его дочерей я была меньше всего способной порадовать его. Не было у меня фарфорового лица Баси, лёгкой поступи и точёной фигурки Агнешки, острым умом и красноречием сестёр, я не обладала. Я не была похожа на мать, как мои сестры. Я была копией отца: невысокого роста, худощавая, губастенькая. Глядя на меня, он должен был радоваться, что есть в семействе хоть кто-то, похожий на него. Но смотреться в зеркало он не любил. Его глаза были мутными от вина, а губы походили на размякшие вареники. Все видели, что одарить отцу меня, младшую дочь, просто нечем. Отец посмотрел на меня и ухмыльнулся: «Что же, Стася, как ты любишь своего папашку?» и я ответила: «Как мясо любит соль». Он расхохотался, громогласно и зычно. Он бил себя по коленям ладонями, он уронил бокал с остатками вина.

Он ничего не подарил мне, а отдал в кухарки Матушке Скрыне, которую знавал когда-то ещё совсем юной. Даже не отдал, а продал в услужение. Матушка Скрыня не хотела меня брать к себе, но уплатила львиную долю жалования отцу, а тот уже истратил всё на судебного ходатая. Жаль, что господин Проныра ничем не помог моему беспутному папашке. И сидит он в долговой яме, пока его кто-то не выкупит, выплатив долги всем кредиторам по длинному списку.

Я вздохнула, поднялась с бережка, зачерпнула немного ила и наквацала на лицо. Взяла довольную жизнью Каурку за поводья и повела к дороге. Там я села поодаль от паломников и стала ждать обещанной доли. Каурка щипала траву. Вскоре та женщина громко сказала:

– У этого погонщика дурная болезнь, негоже ему есть с нами за одним столом. Позволь, Старший Брат, из милости накормить беднягу?

Плечи старого греховодника дёрнулись, он оглянулся на меня, но я вжала голову в плечи. Он махнул рукой. Женщина принесла мне горячей каши на крупном листе капусты и краюху хлеба. Я благодарно посмотрела на неё, и она прыснула, потому что не заметить моего чумазого лица она не могла.

– Скоро подоспеет взвар. У тебя есть кружка?

Я помотала головой, и женщина похлопала меня по плечу.

Как же была вкусна эта рассыпчатая каша! В ней не было комочков, а крупа так разварилась, что я с трудом поняла, что это смесь пшена, полбы и дроблёной кукурузы. Матушка Скрыня называла такое блюдо «подружки». Конечно, в котелок не забыли добавить маслица, и я уплетала, не уставая благодарить доброе сердце стряпки. Хлеб я съела после каши, как и капустный лист. Женщина уже принесла мне горячий взвар в глиняной кружке с отбитой ручкой. Я была совсем не против. Легенда есть легенда – мне нельзя пить и есть из общей посуды, на что же мне рассчитывать ещё? Не на хрустальный же бокал.

– Помолимся, – скомандовал старший.

Все поднялись, обратили свои лица в сторону Великого Куба, хоть его не было видно даже на горизонте, и запели:

«Воскреси убиенных детей, молодых, стариков.

Помоги нам разрушить узилище крепких оков.

Изничтоженных волей злодеев и властных мужей,

Не принявших законы войны и других грабежей.

Воскреси наши души, дари им и мир и покой,

И направь нас к содружеству крепкой, но доброй рукой».

В этих словах мне почудился какой-то невнятный ропот на власть, на короля Хенрика и на новые порядки. Какая из вершин Великого Куба могла исполнить слова трепетной молитвы паломников?

Песня смолкла, все стояли, ожидая команды.

– В путь, – кратко ответил старший.

– Не будем думать о гоблинах, которые обещали в этом году устроить резню у Великого Куба. Высшие силы не дадут им этого свершить! – выкрикнула женщина, передавая тележку своему соседу. Ответом ей был согласный гул.

Люди вышли на тракт и снова продолжили медленное, но упорное шествие.

(обратно)

Глава 8

Теперь я шла одна, держа кобылку за поводья. Я понимала, что раз уж присоединилась к шествию, то должна была выполнять условия старшего: шагать и не мешать молитвам. Мне было о чём и о ком подумать. Прежде всего о том, как мало я знаю о Братстве Великого Куба. С одной стороны, паломники великодушно приняли меня к себе, не спрашивая, кто я и что я. С другой стороны, они явно были сектой, поклонявшейся наследию эльфов, что было потенциальной угрозой для королевства.

Я не могла быстро составить о них мнение. Паломники не пытались привлекать меня на свою сторону, не взяли с меня платы, накормили. Но если они молились Великим Кубам, в которых, по слухам, как раз и были заточены ведьмы, с ними надо было держать ухо востро.

Если вдуматься, то со всеми надо было быть начеку. Родной папаша меня продал гоблинке в услужение. Бывший сосед, с которым мы делили детские забавы, пытался изнасиловать меня. Потом я чуть не была убита разбойниками. Смеян украл у меня платье… Смеян…

Я неожиданно вспомнила, как легко отпустила меня Матушка Скрыня. Тогда, быстро собравшись в путь с бравым красавцем, гвардейцем, я даже не обдумала, с чего бы так подобреть этой гоблинке. Той самой, что родного внука-младенца из дома выгнала без средств к существованию. Зимой тюльпаны не цветут, а хозяйка таверны не станет родной матерью. Значит, у Матушки Скрыни была своя корысть, и вероятнее всего, заплатил ей за мою отлучку именно Смеян. Конечно, это было просто предположение, но если он оплатил мастеру платье для торжества, а потом выкинул деньги за ночлег, ужин и завтрак, то… Уплатить Матушке Скрыне Смеян вполне мог. Но зачем, для чего? Мне всё больше и больше не нравилась история, в которую я попала.

Сама не знаю отчего, но ехать к сестре на свадьбу мне расхотелось. Я чувствовала какую-то смутную опасность, окружавшую меня со всех сторон. Смеян принёс мне платье от сестры. И чего это мне стоило? Я его надела, и словно оказалась в пыточной Серого Патруля. Тело пронзило сотнями игл, от боли я потеряла сознание. Платье было неновое, с историей. Но я не хотела бы знать, кто носил этот убийственно красивый наряд? Я в одном была уверена: Бася не знала о том, что платье может быть опасным, и потому прислала его в подарок.

Увы, мне не суждено было узнать тайну красного платья, об этом позаботился Смеян. Опять Смеян. Он догадался, что я владею простенькой магией, он искал тому подтверждение. Для чего? Мог бы сразу сдать Серому Патрулю или в Магистрат Челноков.

В наши времена достаточно навета, любого подозрения. Стоит только захотеть, любые доказательства найдутся. Ты выращиваешь травы? Ты умеешь остановить кровотечение? Вырываешь без боли зуб?

Если ты красавица – то отводишь глаза. Если ты уродливая старуха – на тебе отметина зла. Если богач влюбился в бедную – приворожила. Влюбился в богачку – тем более. С такой политикой в королевстве скоро женщин не останется.

Так я размышляла, и настроение становилось всё хуже и хуже. Было такое чувство, что я иду в логово страшного зверя, а судьба пытается мне помешать, создаёт всякие препоны на моём пути, точно шепчет: «Куда ты, глупенькая?» Но эта же судьба хранит меня, раз я до сих пор жива. Наверное, для меня припасена какая-то задачка, справиться с которой могу только я.

За такими размышлениями прошёл мой день и вечер. Паломники брели медленно, но не останавливались, и было в их монотонном шаге что-то неумолимое и заслуживающее восхищения. Никто не жаловался на усталость – ни женщины, ни юноши, ни старики. Никто не подшучивал над соседом. Тележку с припасами везли по очереди. Я подумала, ведь люди явно мало знают друг друга, это не община, живущая совместно. Они собрались на этом тракте с разных уголков королевства. Многие не знали даже имён соседей, с которыми шли бок о бок. Но каждый был готов подставить плечо другому. Их объединяла наивная вера в то, что какие-то Великие Кубы спасают мир от грядущих катастроф.

Мой папашка всегда смеялся над Братством Великого Куба и рассказывал, что эти здания построили в незапамятные времена эльфы. Чем уж они в них занимались, какой ворожбой – неведомо, но только после Бескровной Войны, эльфы ушли в Заоблачье. А эти странные кубы оставили. Войти внутрь не мог никто. То ли магия не давала, то ли была какая-то другая причина…

 Придворные учёные бились над загадкой, что они такое эти странные здания. Ни время их не разрушало, ни непогода не влияла. Стояли они незыблемо. Как напоминание о великой цивилизации, которая всегда может вернуться и отобрать у нас всё.

Интересно, как Вильд нашёл способ помещать туда ведьм, чтобы те ткали щит от нападения из Заоблачья?

В детстве я всегда недоумевала: если эльфы были так сильны, отчего же они не стали бороться за землю. Я спрашивала об этом отца, а он в ответ смеялся. Говорил, что сильный не станет бороться со слабым. Эльфы своей великой магией могли в один момент разрушить всё сущее, но что они стали бы делать с этим пепелищем? Как бы они стали жить с мыслью, что убили всё живое, что не хотело им покоряться. Они нашли свой новый дом, и ушли. А в назидание нам оставили Великие Кубы, чтобы мы видели, что мир не разрушается благодаря тому, что восемь вершин подпирают небо и отталкивают от него землю.

Теперь паломники шли, чтобы проверить, было ли чудо, которое они называли «Неукротимые всходы». Я слышала, что из-под кубов не прорастает трава и побеги деревьев. Но очень редко они всё-таки появлялись, словно напоминая о силе нерукотворной природы. И тогда посмотреть на чудо стекались паломники со всего королевства.

Мы миновали слияние Северного Тракта и Срединного Торгового Тракта. Дорога стала намного лучше, идти было легче. Но через какой-то километр Старший Брат высоко поднял руку и объявил: «Привал!» Все зашумели, как и в прошлый раз, сошли на обочину и углубились в рощу. Там среди старых деревьев виднелась уютная поляна, не замусоренная и не загаженная. Было решено разбить лагерь для ночлега. Мужчины стали ловко протягивать верёвки между деревьями, устраивая подобие шатров. В запасе у них были одеяла и крепкие холсты. Хорошо на случай дождя.

Мне стало грустно. Из-за придуманной болезни никто не захочет со мной делить ночлег. И только я об этом подумала, как женщина, посоветовавшая мне измазать лицо грязью, подошла ко мне и сказала: «Могу дать подвесной гамак. Тепла, конечно, не будет, зато не на земле лежать.

Я обрадовалась, хотя ни разу не спала в гамаке. За этот поход с паломниками я, похоже, многому научусь.

Пока моя лошадка мирно паслась, я уплетала ужин. Сердобольная женщина принесла мне кусок хлеба с солониной и налила в кружку взвара. Я была готова благодарить не только четыре верхние вершины Великого Куба, но и четыре нижние за доброту этой паломницы. Темнело, возле костра все собрались на молитву. Я бы с удовольствием погрелась у огня, потому была согласна присоединиться к стройному хору паломников. Однако едва я успела дожевать последние крошки, как моя лошадка беспокойно завертелась на месте, точно учуяла что-то. Тут Каурка резко рванулась и побежала в чащу, плохо завязанный поводок волочился за ней. Я вскочила и бросилась вдогонку. Как же я потом пожалела!

Вскоре я оказалась на поляне. Прямо передо мной стоял высокий мужчина в куртке с бахромой на рукавах. Это был тот самый разбойник, что сбежал после неудачного нападения. От удивления я раскрыла рот и застыла. Моя Каурка гарцевала перед своим хозяином.

– Позвольте представиться, я – господин Верейка. А вы, я так понимаю, невестка господина Вильда.

Мерзкая перекошенная рожа разбойника не таила улыбки. Я поняла, что Каурка заманила меня в ловушку. Стоило её хозяину свистнуть, как она забыла обо мне и бросилась на зов. Я хотела удрать, но Верейка метнул в мою сторону верёвочную петлю и резко дёрнул. Он поймал меня, как козу, я не удержалась на ногах и упала, резко вскрикнув.

Верейка прыгнул ко мне и зажал рот ладонью.

– Если пикнешь – прирежу. Будешь помалкивать, я тебя пощажу. Поняла?

Я извернулась и укусила его за руку. Верейка немедленно ударил меня по лицу и грязно выругался. В глазах у меня потемнело, и я отключилась, только мысль мелькнула: «Бедное мое лицо! Синякам никогда не сойти!»

Очнулась я быстро и обнаружила, что во рту меня кляп, туго примотанный платком. Я лежу поперёк крупа лошади со связанными ногами. Я дрыгала руками и ногами, но и Верейка был ловок. Он связывал мои руки с таким хладнокровием и выверенными движениями, точно ежедневно выполнял работу ката. И хотя я сильно ободрала его лицо, шею и руки до крови ногтями, Верейка не смущался. Он награждал меня пощёчинами, пока не связал руки. Покончив со мной, разбойник повел Каурку под уздцы вглубь леса. Я мычала и дрыгалась, но свалиться с лошади мне не удавалось. Неужели паломники не слышали возню? Конечно, слышали. Возможно, они наблюдали из кустов, как за постановкой передвижного театра, но не вмешивались. Ведь кто я была для них? Заразный чужак. Для чего им было связываться с вооружённым разбойником? От отчаяния и злости я заплакала.

Не знаю, сколько мы выходили из леса, но когда я почувствовала сильные порывы ветра, то поняла, что мы на открытой местности, скорее всего, на Срединном Торговом Тракте. Другой дороги в этой местности не было, а покров ночи позволял разбойнику беспрепятственно двигаться туда куда вздумается.

Кстати, я совершенно ничего не знала о намерениях Верейки. Куда он ехал, зачем похитил меня? Упоминание господина Вильда сильно меня смутило. Если Верейка считал его своим другом, что было вполне логично, ведь оба были редкостные мерзавцы, то зачем было брать меня в плен самым жестоким образом? Если Верейка враждовал с могущественным ростовщиком, то вполне закономерно разбойник должен был меня убить, чтобы отомстить Верейке. Убить меня было можно ещё на поляне, когда я побежала за предательницей Кауркой, которую разбойник позвал свистом. Но Верейка меня не убил. Он мог меня прирезать ночью, подкравшись к лагерю паломников, но почему-то не стал ждать окончательной темноты.

Я была нужна Верейке здесь и сейчас, он куда-то явно торопился. А судя по тому, что ехал он по Срединному Торговому Тракту вперёд, а не обратно, вполне возможно, он собирался в имение Вильда. Вот потеха: я наконец-то прибуду на свадьбу к сестре, верхом и в сопровождении охраны. Всё, как и планировала Бася, передав мне платье и деньги на дорогу.

У меня не было ни платья, ни денег, ни шанса спастись из неприятностей.

Постепенно я стала терять счёт времени. Моя голова висела вниз, и я почти ничего не видела в темноте, к тому же голова начинала побаливать. И не только потому, что меня избил Верейка, но и потому что я находилась в такой позе, когда кровь приливает к голове. Мои волосы растрепались и висели безжизненной паклей. Где была моя шапка – я не знала. По-видимому, она свалилась с головы ещё в лесу. Я поняла, что долго так не выдержу, и просто взорвусь, потому я стала мычать изо всех сил, привлекая внимание Верейки.

Наконец он остановился и оглянулся.

– Молчи, дура. По малой нужде ходи под себя,– прикрикнул Верейка, но я не сдалась, замычала громче и задрыгала ногами, ударяя лошадь под брюхо, от чего Каурка начала взбрыкивать, норовя скинуть меня.

Верейка спешился и двинулся ко мне, похлопывая хлыстом по ноге. Затем он легко, но ощутимо ударил меня по спине. Я завизжала и задрыгалась изо всех сил. Верейка заорал на меня, но хлестать по спине не стал, а стащил с лошади и начал трясти, как ореховый куст. Яростно рыча, он развязал платок и вынул кляп.

– Заткнись, дрянная девчонка! – выпучив глаза, орал он мне в лицо, обдавая смрадным дыханием, – Чего тебе неймётся? Не хочешь живой остаться, так я тебя тут прирежу на дороге.

– Господин Верейка, – заверещала я, пытаясь перекрыть своим тонким голосом его злобный рык, – что будет, когда рассветёт?

– Что?

– Как вы собираетесь везти меня по тракту, когда рассветёт? Или вы рассчитываете, что до Солнечных Холмов мы доедем в одиночку?

– Ещё раз и помедленнее!

Я набрала в грудь воздуха и повторила. Разбойник почесал в затылке.

– Позвольте мне ехать верхом, я никуда не убегу. Я не могу висеть вниз головой, я так умру, ей-богу. Можете меня привязать

Разбойник наклонился и развязал мне ноги.

– Хорошо, – буркнул он, – только шапку тебе надо надеть. Чтобы лишнего внимания не привлекать.

Он вытащил из моего узла, привязанного к седлу лошади шапку и надел на меня. Оказывается, этот крохобор её прихватил! Мои волосы висели по плечам, толку было маловато.

– Ох, ты, гоблинская шлюндра, – выругался разбойник, – Отрастила лохмы. Что с тобой делать?

Он больно схватил меня за волосы, закрутил их кое-как жгутом и упрятал под шапку. Я терпела, только старалась не свалиться с ног. Затем Верейка неожиданно развернул меня и развязал руки, которые были скручены за спиной. Он заставил меня выставить кулаки вперёд и снова завязал их хитрым узлом, но уже впереди. Моё сердце буквально возликовало, но хитрый разбойник привязал мою ногу к своему туловищу, затем взгромоздил меня на Каурку.

– Если вздумаешь бежать, тебе не поздоровится, поняла?

– Да, – пролепетала я.

Руки оставались связанными, но я уже не роптала. Первую уступку разбойник допустил. Там глядишь и…

Мы снова поехали, я устала и чувствовала, что свалюсь с лошади, если усну. Мне долго приходилось балансировать, но я всё равно не удержалась и прислонилась к холке Каурки. Разбойник немедленно обернулся и начал браниться, угрожая мне всяческими пытками и мучениями.

Я, прошедшая целый день с паломниками по Северному Тракту, не чувствовала ни ног, ни рук, кроме тех мест, что натирала мне грубая верёвка. Я жалела, что от усталости не потеряла сознание. Моё положение усугублялось и тем, что ночной холод пронизывал меня насквозь. Через тонкую рубашку он колол своими холодными иглами, проникал под кожу, добирался до костей. У меня так громко зубы стучали, что Верейка с руганью спешился, вытащил из седельной сумки старый плащ и укутал меня им. В этот момент я почти испытала благодарность к разбойнику.

– Зачем вы везёте меня к Вильду? – спросила я несколько раз, но Верейка не удосужился ответить. Мы плелись медленно, и я дремала в полглаза, однако вскоре первые лучи солнца коснулись вершин холмов, и я с удивлением заметила, что роща закончилась, и попадались то там, то здесь только отдельно стоящие деревья, чахлые и тощие. Впереди были солончаки, и я помнила, что от них до имения папашки, следовательно, и его соседа Вильда полдня быстрой езды.

И тут, откуда ни возьмись, впереди на дороге выросли два всадника. Это был стражники Серого Патруля. Высокие и худые, в мундирах крысиного цвета.

Верейка дремал вполглаза, но ветер донёс до него цокот копыт и скрип телеги, тащившейся за всадниками. Он пришпорил коня и рванул в бок, в сторону солончаков, верёвка между нами натянулась и я заголосила.

– Помогите, помогите! Разбойники!

Верейка мчался, не собираясь останавливаться, и мне пришлось ударить в бока Каурку, чтобы она тоже поспевала за его лошадью. Что мне оставалось? Иначе я бы упала, и Верейка потащил бы меня по земле. Хватает мне на лице синяков, а сломать руку или ногу – тут уж увольте! Я увидела, как один стражник обогнал меня и поскакал наперерез Верейке. Он что-то вытащил из-за пояса. Грянул гром. Верейка свалился с лошади, и я за ним кубарем шлёпнулась в пыль. Мимо моего лица промелькнули копыта Каурки, я услышала её фырканье. Я лежала лицом вниз, шапка слетела с моей головы, и я с ужасом ждала, что же будет дальше.

Сильные, грубые руки встряхнули меня и поставили на землю, я в испуге посмотрела исподлобья. Рожа у стражника была не лучше разбойничьей. Сам блюститель закона был мощным, рослым мужчиной, на его толстых боках мундир трещал по швам.

– Куд-да! – грозно крикнул он, хотя я никуда и не собиралась убегать.

– Дяденька, – как можно жалобнее заныла я, – меня разбойник похитил, я к сестре еду, к госпоже Вильд. Я жертва.

– Разберёмся! – рыкнул стражник. Второй уже тащил Верейку, который упирался и брыкался. Стражник заломил ему руки за спину. Державший меня за плечи толстяк вытащил из-за голенища нож и перерезал верёвку у моей ноги, и я поблагодарила его, со слезами на глазах.

– Кто такие? Зачем убегали?

– Еду к господину Вильду по особому делу, – сказал нагло Верейка, – я никуда не убегал, моя лошадь понесла как заколдованная.

– Да это же ведьма! – вскричал толстобокий стражник патруля, державший меня за плечи. Он отпрянул, точно его в лицо сорока клюнуть решила.

– И точно ведьма, – кровожадно подхватил Верейка, – глаза мне отвела. А для пущей убедительности переоделась в мужское платье.

– Разве какая девка напялит на себя драные портки? – спросил второй стражник патруля, высокого роста и с густыми торчащими в разные стороны усами, – у них одни наряды на уме. Это она точно так для ворожбы вырядилась!

Верейка хитро улыбался, явно прикидывая, сколько он может выручить за ведьму. Он уже понимал, что опасность ему не грозит. Я начала путано объяснять, что я Стася, дочь дворянина Лучика, который должник господина Вильда… И я еду на свадьбу к сестре.

Стражники густо заржали, таких дворянок они ещё не встречали.

Верейка мерзко захихикал:

– А вы, господа стражники, загляните в её узелок. Может там бальное платье или туфли сафьяновые? Или дворянская грамота.

Он свистнул, и Каурка-предательница шустро прибежала к нему, виляя хвостом, как собака. К её седлу был привязан мой узел с пожитками. Я скривилась и закрыла глаза. Толстобокий стражник схватил мой узелок и порылся в нём. Крякнув, он извлёк пузырёк с мазью и сунул его мне под нос.

– И что это такое? – спросил грозно усатый стражник, повернувшись ко мне, – Для ворожбы? Чтобы облик изменить?

Толстобокий стражник вытряхнул все мои пожитки на землю. Конечно, никакого свадебного наряда там и в помине не было. Усатый стражник пнул меня сапогом в бок, и я упала на колени.

– Собирай своё тряпьё, – брезгливо скомандовал он.

Я поняла, что рот надо держать на замке, и рассказывать стражникам о том, что произошло со мной на самом деле, бесполезно. Единственное, что можно было предпринять – усыпить их бдительность и попробовать улизнуть при первой удачной возможности.

– Ух, какая строптивая! – хмыкнул усатый стражник и схватил меня за шиворот, поставив прямо. Я старалась не смотреть в глаза. Видно было по всему, что дерзостью я могла только навредить себе.

– Вот тебе награда за поимку ведьмы, – сказал стражник Верейке и вытащил из кармана кожаный кошелёк. Не слишком тощий, но и не туго набитый. Я покосилась на него. Что стоит нынче жизнь ведьмы? Стражник вынул две серебряные монеты и отдал их разбойнику.

– Что? – возмутился Верейка, – Всего-то?

– Бери, пока дают, остолоп, – засмеялся стражник, – не то мы и тебя свяжем да отведем в Суд Короны. Скажем, что сообщник. Как-никак вместе ехали.

– Ладно-ладно, – согласно закивал разбойник, – я что? Я ничего.

– Хвала нашему королю Хенрику! Дежурство даром не прошло, непустые поедем в Челноки. Тюрьма заждалась.

Разбойник вскочил на лошадь и рванул с места, пока до него справедливая очередь не дошла, Каурка припустила рядом с ним.

Я смотрела вслед Верейке и моей предательнице, а по лицу текли крупные слёзы. Я беззвучно глотала их. Усатый стражник стянул мне верёвкой руки за спиной, и повёл к повозке. Она была запряжена худой костлявой кобылой неопределённой серой масти. На козлах сидел синегубый кучер в потрёпканном сером мундире с оборванными нашивками. Он безразлично посмотрел в мою сторону и зевнул. Стражник бросил мой узел в повозку и скомандовал лезть следом. Я заглянула за бортик, на дне лежали какие-то вонючие тряпки. Я неловко задрала ногу и свалилась в пыль, не удержав равновесие со связанными руками.

Стражники загоготали. Один из них схватил меня за шиворот и бесцеремонно швырнул в повозку как тряпичную куклу.

(обратно)

Глава 9

 По всей видимости, я ударилась головой о железный обод и отключилась, потому что очнулась я уже под вечер. Я видела качающуюся спину кучера в сером мундире, слышала конский топот. Мои плечи ломило, а запястья жгло. Я долго возилась, пытаясь ослабить верёвки, но мне это не удалось. Наконец, я неловко села, пытаясь понять, что происходит. В полотне, накрывавшим обода повозки было много дыр, в одну из них я выглянула и обомлела: «Эльфийская праматерь! Знакомая развилка, знакомый лесок. Да ведь это же «Три дороги» Матушки Скрыни!» Откуда начала я свой путь три дня назад, туда и приехала. Долго же я была в забытьи? Почти целый день.

Повозка свернула вправо, и мы поехали прямиком к таверне. Неужели стражники настолько проголодались, что решили закусить по дороге в Челноки? Я слышала удалые песни гостей, шум голосов, пьяный хохот девах. Из глаз покатились крупные слёзы. Всё то, что вызывало у меня раздражение и злость теперь представлялось милым, уютным и домашним. На душе потеплело. Из всех моих мучителей Матушка Скрыня была самая предсказуемая. Повозка остановилась перед таверной. В дырку я увидела, что стражники спешились, привязали коней к коновязи, а усатый вытащил из седельной сумки свёрнутую грамоту. Несмотря на то что мне было страшно, червячок любопытства точил меня. Что приготовила мне судьба?

– Возьмём ведьму с собой, как бы не сбежала. К своему поясу её привяжи и достань пищаль. Да заряди пулей. Поди всё расстрелял?

– Есть ещё пули, не боись. Дура пищаль, грохоту много, толку мало.

– Дак целиться надо.

Стражники заржали.

Пищаль! Вот что так грохнуло, когда стражники гнались за разбойником! Я только слышала об этом грозном оружии, но не представляла себе, каково оно. Оказывается, и тут умение нужно, как с саблей. А заезжие говорили, будто эта пищаль сама убивает, с любого расстояния, и грохот от неё, и дым стоит коромыслом. Ну и враки!

Толстый стражник подошёл к повозке и отогнул полог.

– Вылазь, да не балуй тут, – скомандовал он, и я покорно выполнила приказание.

Когда я вылезла, стражник не привязал меня к себе, как ему указал старший, а толкнул в спину, и я пошла к знакомой двери. Вокруг таверны горели яркие факелы, освещавшие дворик, из обеденной залы звучали дудки. Видно, сегодня постояльцев было много, и затевали танцы. Мы вошли в тёплый и душный зал. Ничего тут не изменилось за несколько дней. Также сновали Мина и Жанетка, поднося блюда гостям. Также хохотали полуодетые девахи, сидя на коленях у каких-то купцов. Дымил очаг, хлопали двери. Два карлика играли на дудках. Они посмотрели на нас и смолкли, опустив свои музыкальные инструменты. Когда музыка стихла, на нас обернулись все. Мне было стыдно, и я спряталась за спину одного из стражников патруля.

Усач достал грамоту и зычно спросил.

– Кто тут госпожа Скрыня?

Матушка Скрыня отвлеклась от чинной беседы с огромным гоблином, вытерла руки о фартук и двинулась к стражнику.

– Вот она я.

– Ваш сын господин Воржик Скрыня, задолжал господину Вильду три тысячи золотых. Суд Короны вынес справедливое решение о передаче таверны «Три дороги» в собственность вышеозначенного господина в счёт погашения долга.

– Ознакомьтесь с текстом, – буркнул стражник, за спину которого я пряталась.

Матушка Скрыня глупо улыбалась и озиралась по сторонам. Мне было её бесконечно жаль. Конечно, я была очень удивлена, но в целом я так и представляла себе конец приключений её непутёвого сыночка.

– В счёт долга? Мой сын? – бормотала она, – Это какая-то ошибка!

Стражник скучающе вздохнул и развернул гербовую бумагу.

– Сим удостоверяю, что таверна «Три дороги» вместе с земельным участком, обнесённым оградой, включая грядки, хозяйственный двор и саму ограду, передаётся в вечную собственность господина Амброзия Вильда, из рода Вильдов из Солнечных Холмов, до его конечного распоряжения. Подпись: Судья Короны Его Величества Хенрика Вениамин Жухло. Гербовая печать.

– Гербовая печать… Судья Жухло… – подхватили нестройные голоса.

Поскольку я не была привязана к стражнику, то попятилась и оглянулась в надежде воспользоваться всеобщим смущением и смыться. Сзади, загораживая вход, в дверь стоял наш кучер. Его ухмылка была шире городских ворот, и я подумала, что такая рожа вполне бы подошла королевскому кату. Возможно, кучер, им и был. Он ткнул меня в спину кнутовищем, и я чуть не упала.

– Это всё неправда, всё брехня! – завопила Матушка Скрыня, опомнившись от первого потрясения, – Мой сын – уважаемый человек! Он студент Торговой Академии Его Величества.

Гоблины нестройно заржали, видимо, они знали побольше Матушки Скрыни о её недостойном сыночке, а может, просто злорадствовали чужой беде. Люди переглядывались.

Матушка Скрыня кинулась к усатому стражнику, требуя снова показать бумагу. Что она собиралась с ней сделать?

– Я буду жаловаться! Я вам покажу! – вопила она, тряся кулаками, пока стражник не вытащил пищаль и не наставил её на Матушку Скрыню. В таверне мгновенно стало тихо.

– Закрывай свой бордель, тётка! – скомандовал стражник, – Теперь новые времена. Сроку тебе до завтрашнего утра. А с утра приедет поверенный от господина Вильда.

Задвигались и зашумели посетители, завыли девахи, стучали скамейки и столы. Купцы и гости кидали на стол медяки и серебряные, расплачиваясь за ужин, который не успели съесть. Как ни нравилась им скаредная Матушка Скрыня, господин Вильд им нравился ещё меньше. Вряд ли тут были его друзья.

Матушка Скрыня, широко расставив ноги, выла, как будто на стол положили покойника.

– Сыночка мой непутёвый, говорила я тебе, говорила… Не играй в кости, не играй в карты. Не садись с богатыми за один стол. Наше дело гоблинское, отдельное. Не мешайся с господами.

Кучер подтолкнул меня к освободившейся лавке и сел рядом. Он без стеснения стал брать руками куски мяса, которые не успели забрать с собой посетители таверны, и отправлять их в свой огромный рот.

Он жрал сочно, похрюкивал и постанывал. Зыркал по сторонам, явно наслаждаясь тем, как люди-купцы и гоблины-каменщики собирали свои узлы, заворачивали в капустные листья купленную еду, чтобы поужинать в ночной дороге. Несмотря на то что стражников было трое, а посетителей я насчитала больше двадцати, никто не собирался перечить власти. Все очень хорошо помнили, как был подавлен мятеж против короля Хенрика. А ведь тогда ещё и пищалей-то не было.

Да и кто такая была для этих купцов и заезжих плутов Матушка Скрыня? Владелица таверны, пройдоха и сводня. Стоило ли ради неё связываться с Судом Короны и его представителями?

Некоторые шли мимо и бросали на меня брезгливые взгляды. На их лицах читалось: «Ведьма, арестантка…»

Матушка Скрыня продолжала выть, пока Мина не увела её в кухню. Два карлика с дудками, надеявшиеся на бесплатную кормёжку за свою игру, со вздохами двинулись к выходу, но их остановил усатый стражник. Он бросил им серебряную монету и скомандовал:

– Играйте и жрите.

– А можно сначала пожрать? – осведомился один из дударей.

Стражник милостиво разрешил, и дудари сели за свободный стол, уставленный тарелками с объедками. Кучер тоже кинул мне кусок уже остывшего мяса, и я без всякого чувства благодарности принялась его жевать. Девахи попрятались на втором этаже, хотя понимали, что этой ночью очередь дойдёт и до них. Я украдкой оглядывалась по сторонам. Таверна опустела довольно быстро, дудари подбирали объедки, трещали поленья в очаге. Чадили факелы.

Мина и Жанетка принесли подносы со снедью и молча расставили их перед двумя стражниками. Толстый и усач разместились вольготно, они громко переговаривались, вспоминая какого-то Пушку и его развратную жену. Хохотали и кашляли, постукивая друг друга по спинам. Я смотрела на Мину, точно хотела просверлить её взглядом. Та не обращала на меня никакого внимания. Она терпеливо выслушала, какие блюда еще пожелают уважаемые стражники патруля и направилась к кухне. Даже сюда долетал вой гоблинки. Сил у неё было много, слёз накопилось предостаточно. Теперь она причитала по поводу внучка, которого она выгнала. «Это мне за жестокость мою расплата! Внучок мой единственный! Огурчик мой солёный! Яблочко наливное! Где ты, жабёныш мой!» Несмотря на трагичность момента, я прыснула и получила тычок в бок от кучера.

– На твоём месте я бы не ржал, – сказал он спокойно, вперив в меня взгляд колючих глаз, – знаешь, что такое воронка щедрой воды?

Я помотала головой, и кучер неожиданно сально захихикал.

– После этой водички совсем не хочется пить. Никогда, уж поверь мне.

Я сжалась под его пристальным взглядом. Кучер продолжил жевать мясо, яростно отрывая его от костей. Обглоданные рёбра он бросал прямо под ноги. Он молчал, только похрюкивал от натуги, а в моих ушах звучало его недавнее тонкое хихиканье.

Мина принесла пирожков с ревенём и яблоками и стала расставлять глиняные кружки с пивом. Она подошла ко мне почти вплотную и шепнула: «Стася, что я могу для тебя сделать?»

Моё сердце забилось от радости, как бабочка в ладонях глупого мальчишки, собирающегося оторвать ей крылья.

– В сундучке серый мешочек, в нём сонный порошок, – только и успела шепнуть я.

Мина, не подавая виду, расставила снедь, вытерпела шлепок по заднице и удалилась. Я верила, что в следующую порцию пива она насыплет моего заветного снадобья.

Стражники пили и ели, не обращая внимания на меня и кучера. Они вели себя так, словно чурались этого человека. Они не делились с ним принесёнными с кухни блюдами, не предлагали пива. А он даже не смотрел в их сторону. Кучер догрыз последнее свиное ребро, достал из голенища ножик, обстругал палочку и начал ковырять ею в зубах, хитро посматривая в мою сторону.

– А ещё у нас есть ослик. Сядешь на него верхом, и он тебя покатает. На своей острой спинке, – сказал кучер и подмигнул, – женщинам очень нравится. Но недолго, потом они начинают кричать, гро-о-о-омко кричать. Спинка ослика им впивается, знаешь куда…

Я опустила голову, пытаясь отогнать страшное видение.

– Пива! – рыкнул усатый стражник и ударил глиняной кружкой о стол.

Из кухни вышла Жанетка и, вихляя задом, принесла поднос с тремя кружками.

– Ого! – сказал кучер и схватил одну, пока её не отобрали.

– Пены много! – возмутился толстобокий стражник и сдул пену прямо на стол.

Они стали хлебать пойло Матушки Скрыни, чокаясь и славя короля Хенрика и его справедливый Суд Короны. Даже кучер был удостоен чести произнести тост. Он высоко поднял кружку, и я увидела, что он немного захмелел.

– Выпьем за орудия правды! За железный сапог, воронку щедрой воды и деревянного осла. Благодаря им ни одна ведьма не ушла от возмездия!

Стражники заржали и поддержали выкриками кровожадный тост. Они осушили кружки и потребовали ещё пива, а дударям приказали играть.

Карлик вышел вперёд и нараспев спросил:

– Угодно ли высоким господам послушать балладу о несчастной любви пастушки и королевского сына? Или героическую песнь о рыцаре, сложившем голову за трон короля Властимила Хромого? А, может, высоким господам придутся по сердцу куплеты о Рыцаре Лансолете, обрюхатевшем жену короля эльфов Гвинею Бисау?

– Про Гвинею! – выкрикнул усач, и остальные двое поддержали его.

Второй карлик с завидным проворством метнулся в угол таверны и вытащил из своих пожитков прекрасную лютню. Даже в свете чадящих факелов я увидела, что это тонкая работа знаменитого мастера Златокудрого Косоручки, о котором говорили все в королевстве. Ему было под силу создать хоть скрипку, хоть лютню такого чистого звучания, что невольно появлялись мысли о колдовстве. Появлялись и тут же пропадали, потому что Златокудрый Косоручка был побочным сыном покойного отца короля Хенрика и имел много привилегий.

Один карлик обнял лютню, как любимую девушку и стал нежно пощипывать струны. Второй откашлялся, прочистил горло и затянул немного гнусавым голосом, хотя и приятным.

«О славном Лансолете любой дурак слыхал.

Но эти вот куплеты он сам и написал.

Что в них брехня, что правда, нам сложно разобрать.

Не выдадут нам справку, не тиснут в ней печать.

Родился он у мамы и строго отца,

И те, скажу вам прямо, испортили юнца.

Не знал ни в чём отказа, и был большой шалун,

Не порот был ни разу, был дерзок он и юн.

Ристалищ не боялся, врагов он не щадил,

И в грациозных танцах как ангел был он мил.

Пастушки, хуторянки любили молодца,

И нежные дворянки прощали подлеца.

Его душа молчала, хоть в чреслах жар горел.

Он жён познал немало, и непорочных дев.

И так прошло немало и зим, и знойных дней,

И Лансолет удалый попался в сети к Ней!..»

Песню карлика прервал громкий всхрап. И я, сидевшая до этого момента, раскрыв рот и предвкушая в красках момент встречи Лансолета и Гвинеи-Бисау, вздрогнула. Усач спал, уронив голову на грудь, толстобокий стражник навалился всем корпусом на стол. И только кучер, выпивший меньше всех, то задрёмывал, то просыпался, обводя мутным взглядом залу.

Карлики переглянулись и продолжили:

«Она была прекрасна, она была стройна,

Как сладкий яд опасна эльфийская жена.

Глаза как два тумана, улыбка—полуплач…»

Я привстала с лавки, потому что мне навстречу спешила Мина с огромным кухонным ножом. Она ловко разрезала путы на глазах у двух изумлённых карликов, не прекращавших ни на миг свою песню,

… Душа полна обмана, жестока, как палач…»

При слове «палач» кучер открыл глаза, поднял трясущимися руками потяжелевшую кружку пива, отхлебнул и уронил руки вдоль туловища. Кружка покатилась по полу, а сам кучер захрапел громче своих товарищей. Мина сунула мне в руку несколько медяков, поцеловала в макушку и вытолкала на улицу.

– Беги, девочка, беги со всех ног, – всхлипнула она.

Уговаривать меня не пришлось. Я припустила прочь от таверны так быстро, как только могла.

Ночь и лёгкий дождик распугали всех путников на Срединном Торговом пути. Я бежала долго, переходила на шаг и снова пускалась на бег. Не знаю, откуда взялись силы. Я бежала, сама не зная куда, меня гнал мой страх. Уже не было важно, выходила ли моя сестра замуж за самого мерзкого человека в королевстве, уже не было важно, стоило ли мне переживать за её судьбу. Мои мысли занимала только моя беда и мой ужас. Казалось, если я остановлюсь, то тут же кат, переодетый кучером, схватит меня за плечо и развернет к себе. «Попалась!– тоненько захихикает он, – А примерим-ка железный сапожок!»

Я бежала и не думала, кого обвинят в том, что ведьма скрылась из-под стражи. Будут ли допрашивать служанок и девах таверны, или они не станут дожидаться пробуждения патруля да и попрячутся в окрестном лесочке? Кто знает, может, Мина и Жанетка тоже сейчас бегут по такому же тракту куда глаза глядят?

Через несколько часов начало светать, а мой страх гнал меня вперёд, и я неслась как бешеный заяц. Никогда я столько не бегала и не представляла, что способна на такую прыть. Одежда на мне насквозь промокла, и если бы я шла, то порядком бы продрогла. Мелькали деревья, кусты вдоль дороги. Постепенно они слились в две тёмные полосы, и я не различала их стволов, веток и силуэтов.

Первые лучи солнца разгоняли тучки, и мысль о том, что наступающий день может быть тёплым и радостным, придала мне сил. Я побежала быстрее, но внезапно земля и небо перевернулись, я с удивлением оглянулась и увидела, что дорога кончилась, и я нахожусь среди облаков, и одно – самое тёплое, самое нежное окутывает меня.

Очнулась я в какой-то повозке под грудой тряпья. Села и стукнулась головой о верхний обруч. Потёрла ладонью ушибленное место и увидела перед собой широко улыбающегося уже знакомого карлика.

– Не бойся, ты с друзьями. Меня зовут Карл.

(обратно)

Глава 10

По дороге я узнала, что карлики направляются в Солнечные Холмы. Они тоже ехали на свадьбу господина Вильда. У меня сложилось впечатление, что весь мир собирался поглазеть, как высокородный упырь будет жениться на самой красивой девушке королевства.

– История Баси Лучик так трагична… – всхлипнул карлик, – Я мечтаю сложить балладу. Только я пока не придумал финала. Хотелось бы, конечно, чтобы Бася погибла. Это вызывает в душах слушателей самый яркий отклик

– Э, нет! – запротестовала я, –Самый лучший финал – это когда герои жили долго и счастливо.

– Сразу видно, что ты ничего не понимаешь в искусстве..– вздохнул карлик и крикнул, – Мы будем завтракать, Клара?

– Будем, – отозвался женский голос, – но на ходу, мы и так очень задержались. Поройся в корзинке и ешь, что понравится!

– Моя Карла так строга…– улыбнулся карлик.

Я удивлялась недолго, потому что Карл, быстро набивая рот варёными яйцами, засохшими кусками хлеба и мочёными огурцами, которые они с Кларой прихватили в таверне, начал рассказывать их историю. Они были мужем и женой, но Клара носила мужское платье. Несколько раз с ней жестоко обошлись, и теперь они с Карлом представлялись как два несчастных брата-бродяги. Карл сунул мне варёное яйцо и пару яблок, и потащил корзинку к облучку, чтобы покормить Клару. Повозку шатало и трясло на кочках, но я уже была рада тому, что еду, а не бегу. Не представляю, что было бы со мной, если бы меня не подобрали эти два несчастных калеки.

Я жевала яблоко и думала, что же ещё ждёт меня на пути? Разбойники, паломники, стражники, карлики… Не многовато ли препятствий для встреч с сестрой?

– Как же я появлюсь на свадьбе в таких лохмотьях? – спросила я Карла, когда он вернулся с корзинкой обратно.

– У нас много костюмов для выступлений. И хотя ты повыше ростом моей жены, что-то мы обязательно тебе подберём, – Карл показал толстым коротким пальчиком на тюки и тряпки, – а если ты умеешь петь и плясать, то никто и не посмотрит на твой бедный наряд.

– Ничегошеньки я не умею…– вздохнула я.

– И какая ты после этого ведьма? – засмеялся карлик, – Самозванка, да и только.

Так мило болтая, мы ехали и ехали по Срединному Торговому Тракту. Я выглядывала из повозки и видела паломников, шедших попутно. Навстречу ехали кареты. Мимо нас один раз пронеслись несколько всадников-гвардейцев, и я от страха забилась под тюки. Потом поразмыслила и решила, что они явно ищут не меня, а едут по своим надобностям. С чего им интересоваться какой-то повозкой с карликами-артистами? Карл сменил Клару, и она прилегла рядом со мной на тюки. Она оказалась такой милой собеседницей. Без устали Карла рассказывала о путешествиях, дворцах и замках, в которых доводилось выступать.

– Скоро во всём королевстве останутся только владения короля Хенрика и его друга Амброзия Вильда. Один по праву трона, а другой по праву силы захватили все, куда их руки дотянулись. Тяжёлые времена нас ждут, девочка.

– А что делать? Власть короля незыблема, – прошептала я.

– И кто тебе это сказал? – засмеялась Клара.

– Ну, до Хенрика был его отец Властимил. А до него был его отец, король Збышек.

– А до Збышека? – пытливо посмотрела на меня Клара.

– А до него было Безвластие, – уверенно произнесла я.

– А до него были эльфы.

Я замолчала, погрузившись в раздумья. В папашкиной библиотеке были книги по истории, но я не особенно ими интересовалась. Больше всего мне нравились книги о рыцарях и их прекрасных леди, стихи о любви и баллады о подвигах. Впрочем, я не была уверена, что в папашкиных книгах было что-то об эльфах. Насколько я помнила, уже при Властемиле любое упоминание об эльфах вымарывалось отовсюду. И даже в песнях они упоминались исключительно как глупые, жадные и похотливые существа. Нам всем внушалась мысль о том, что до короля Збышека, носившего прозвище Миротворец, было полное безвластие. Орды гоблинов и людей беспорядочно шатались по стране, убивая друг друга в междоусбоицах. И тогда Збышек навёл порядок мирной, но твёрдой рукой.

– Чьи это слова? – спросила я, словно Клара могла меня слышать.

– Какие? – сонно осведомилась она.

– Про орды гоблинов и людей, про короля Збышека.

– Его же слова, короля Збышека. Всякая утка себе даёт уступку. Дай поспать, мне скоро Карла сменить будет нужно.

Карл и его жёнушка собирались ехать без долгих остановок, сменяя друг друга на козлах. И только когда наступила ночь, они свернули с тракта на поляну. Надо было напоить ослика и дать ему отдыха. Поляна показалась мне знакомой, я не удивилась, найдя на ней кострище под старыми липами. Неподалёку журчал ручей.

Мне не хотелось тут ночевать до дрожи. Все поджилки тряслись. Именно тут Верейка схватил меня, и началась череда злоключений. Но я понимала, что ослику нужен отдых, да и люди устали. Надвигающаяся ночь пугала меня. Если в прошлый раз вокруг была толпа паломников, и никто не дёрнулся спасти меня от опасности, то на что я могла рассчитывать в компании двух слабых артистов? Конечно, предположить, что Верейка снова поджидает меня у ручья, я не могла. Вряд ли он теперь вообще думал обо мне, потому что был уверен, что стражники увезли меня в тюрьму Челноков. Но от подступившего к самому горлу комка страха я не могла избавиться.

Карл отвёл ослика к ручью, а Клара развела костёр. Я натаскала сучьев, хотя идти за ними тоже пришлось неблизко, вся округа была вылизана подчистую. Но всё-таки я нашла пару сухих веток, и вскоре вода в котелке закипела. Клара принесла мешочек с сухими травами. Бросила их в котелок и стала помешивать. Я уловила аромат мелиссы, смородинового листа, сушёной малины.

– Ты врачуешь? – спросила я Клару.

– Да, – просто ответила мне она, – люди сторонятся нас. Уродство отталкивает. И потому к лекарю попасть непростая задача. Вот и приходится всё делать самим. И травы изучать, и коренья сушить, и мази смешивать. Не боясь, что кто-то обвинит в колдовстве. Главное – людям не помогать, тогда и не выдаст никто.

– Как же это страшно звучит: людям не помогать, – прошептала я.

– А много хорошего ты от людей видала, девочка? – спросила Клара, и я вздохнула в ответ.

После ужина мы легли спать в повозке. Карл вызвался сторожить первым. Мы слышали, что неподалёку тоже остановилась какая-то повозка, были слышны голоса и плач младенца. Это меня немного успокоило. Вряд ли разбойники возят с собой грудное дитя.

Несмотря на то что я была взбудоражена, я старалась не ворочаться. Клара спала, тихо посапывая, и я не хотела тревожить её сон. Я видела в отверстии полога высокие деревья, слившиеся в одну стену, мне казалось, что они тоже защищают меня от людей. Сонный ослик шлёпал губами. Карл шевелил веткой в костре, не давая огню затухнуть. Я лежала и думала о Лансолете. Жаль, что я недослушала баллады о его любви к Гвинее. А вдруг там поэт сочинил, как Гвинея подарила ему свой жаркий поцелуй, а потом она изменила своему мужу и тайно родила ребёнка от рыцаря Лансолета… Как спрятала младенца в лесу, поручив феям заботу о нём. Если бы я была поэтом, то обязательно придумала бы такую историю. А Лансолет бы вызвал короля Бисау на бой, и отрубил бы его кудрявую голову. И сел бы на трон с Гвинеей…

«Она была прекрасна, она была стройна,

Как сладкий яд опасна эльфийская жена.

Но не простит измены эльфийский злой народ,

Убийство сюзерена, попрание свобод.

Смириться не готовы светлейшие мужи

Готовятся оковы и точатся ножи.

И не помогут латы, и не поможет меч,

Что может от расплаты влюблённых уберечь…»

Я проснулась от приятного запаха поджаренного хлеба. Милая Клара хлопотала с завтраком, а под моим боком лежал Карл. Мы спали почти в обнимку, как брат и сестра. Клара подошла ко мне и шутливо пощекотала травинкой мой нос.

– Вставайте, лежебоки, скоро в путь!

– Найди мне платье, Клара! – хихикнула я, вскочила и сразу побежала к ручью. Место, которое так пугало меня вчера, сегодня не казалось опасным. Я с удовольствием подбежала к месту, где когда-то поила свою Каурку. «Подлая животинка, – подумала я, – Верейка избавится от тебя при удобном случае. Продаст на скотобойню, когда ты состаришься. Или убьют тебя в разбойничьей схватке. Уж я-то буду рада».

Я скинула рубашку и штаны и с удовольствием шагнула в ручей. Неглубокий, бежавший между корней деревьев, он холодил и бодрил. Я вволю наплескалась, вымыла как могла волосы. Я ведь подмела ими за последние два дня весь Торговый тракт, когда Верейка тащил меня в сторону Солнечных холмов, а стражники тащили обратно. Посвежевшая и немного продрогшая, я вернулась к костру. Клара протянула мне какое-то пёстрое тряпьё, и я спряталась в повозке, чтобы переодеться.

Платье, что дала мне Клара, доходило мне до середины лодыжек. В остальном оно было вполне сносное. Старенькое, в нескольких местах заштопанное, но зато с огромными цветами из прозрачной ткани, пришитыми поверх юбки. Алые, оранжевые и голубые цветы делали платье похожим на ожившую оранжерею. Смеясь, я вышла к костру, и Карл, переставший жевать жареный хлеб, захлопал в ладоши.

– Это костюм Феи Весны из спектакля, который мы когда-то играли при дворе короля Хенрика, помнишь, любимая?

Клара закивала.

Я села рядом и поблагодарила новых друзей за всё, что они сделали для меня. Клара со смехом протянула мне прутик, на котором были нанизаны кусочки хлеба, помидоров и яблок.

– Корзинка почти пуста, но к вечеру мы приедем в имение господина Вильда. Так что с голоду не умрём. Карл прогулялся по роще, тут на сливах ни одного плода.

– Все слопали ретивые паломники, – засмеялась я, вспоминая мой ужин в компании Братства Священных Кубов.

После завтрака мы двинулись в путь. Теперь дорога к Солнечным Холмам стала многолюдной.

– Чьи это прекрасные поля? – спрашивали проезжающие, и косари кричали им: «Господина Вильда!»

– Чьи это тучные стада? – восхищались путешественники и слышали в ответ: «Господина Вильда!»

Нам встречались целые процессии, состоящие из нескольких карет. Я сидела тихо, выглядывая из-под полога, Клара болтала без умолку. Она испытывала странное возбуждение от того, что она увидит богатую свадьбу, и что им с Карлом могут позволить выступить перед гостями.

– Может быть, мы станем петь и не перед самой изысканной публикой, но дворяне приезжают со слугами. А тем тоже нужно немного красоты и искусства. Небольшое подаяние – вот и всё, что нам нужно с Карлом, – убеждала она то ли меня, то ли себя, – если ты умеешь читать, то возьми сборник баллад. Пока мы едем, ты выучишь пару недлинных и будешь их декламировать. Это не сложно, я покажу тебе, как.

Конечно, я удивилась тому, что у артистов были книги. Теперь у меня уже язык не поворачивался назвать моих друзей карликами. Я согласилась выучить балладу, во-первых, чтобы развеять волнение от дороги, а во-вторых, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания Клары. Я ведь до сих пор не призналась им, что Бася – моя сестра. Клара вытащила из одного тюка завёрнутую в тряпицу книгу, и я прочла заглавие «Избранная лирика для омовения души слезами и кровью. Написано досточтимым Есением, придворным поэтом короля Властимила». Омовение души – это то, что сейчас мне бы не помешало. Клара принялась расчёсывать мои волосы, приговаривая, что они ужасно спутались, и мне непременно надо заплести их в косы. Я удобно положила голову на её колени и развернула книгу.

Тонкие листы пожелтели от времени, но рисунки не утратили своих свежих красок. Я стала листать и любоваться силуэтами придворных дам в высоких остроконечных шляпах, усыпанных цветами, фонтанами вина и мёда, диковинными зверями с витыми рогами на лбу и крыльями на ногах. Жуткие оскаленные пасти несуществующих чудищ, которых поборол знаменитый рыцарь Томаш Бесстрашный, я рассматривала особенно тщательно. И чем они помешали Томашу? Ведь чудище было можно усмирить, в конце концов, посадить в клетку? Мне нравились сюжеты с признаниями в любви, где дева прижимает к губам кружевную розу, а рыцарь стоит на одном колене перед ней, а в ладонях держит пылающее сердце.

Наконец, я нашла короткую балладу про Реолею, и поняла, что могу её быстро выучить. Клара шлёпнула меня по затылку гребешком, и я выпрямилась и села удобнее, чтобы она смогла заплести мне косы. Рассматривая картинку к балладе, где была изображена русалка с гребнем в руках и золотыми кудрями, прямо как у меня, я принялась учить стихи:

«Негаданно, необоримо

Наполнило душу тоской.

Ах, годы, летящие мимо,

И старость с корявой клюкой…

Но снятся мне вешние воды

И юности радостный пыл,

Я даже сквозь беды-невзгоды

Мгновенья любви не забыл.

Волнами вскипает Нелея,

Там высится острый утёс.

Там девушка кудри лелеет,

Там золото льётся с волос.

И гребень волшебный у девы,

И песня её непроста…

Чудеснее сказки напевы,

И слаще нектара уста…

Не слушай тех песен, не надо.

И прочь от утёса спеши,

Ведь то, что для глаза отрада,

То яд для несчастной души.

Сгубила меня Реолея,

Напрасно меня не жалей,

Ведь волны волшебной Нелеи

Могилою станут твоей».

Песня мне запомнилась быстро, стоило лишь два раза прочесть её. Я задумалась: а откуда поэт знал о том, что рыбак непременно погибнет? Может, он и сам пел эту балладу из пучины вод Нелеи? Клара закончила плести мои косы и уложила их на голове венцом. Она вытащила из матерчатой сумочки несколько шпилек и закрепила причёску.

– Осталось только украсить тебя цветами, до чего же ты хороша! – засмеялась Клара, – впору замуж за короля, если бы он не был таким греховодником!

Я тоже засмеялась, ведь замуж за короля я вовсе не собиралась. А вот появиться на свадьбе сестры теперь было не стыдно. И хотя я не видела причёски, но я пощупала крендель из волос, который заботливо соорудила мне Клара и поняла: сама бы я лучше и не сделала.

– Клара, научи меня декламировать! – попросила я, и она с радостью согласилась. Теперь пришла пора ей садиться на козлы. Усталый Карл поменялся с ней местами, и я перебралась на козлы, там было место для нас двоих. Клара решила, что будет править осликом и учить меня читать стихи нараспев. Карл тут же свалился на тюки и засопел. Я принялась вслед за Кларой, которая знала книгу наизусть, распевать балладу.

Клара показывала премилые жесты, наклоны головы. Она то хмурилась, то вскидывала брови. Я повторяла за ней, срываясь на смех. Она легонько шлёпала меня по руке.

– Это нужно для зрителей. Зрители это любят. Будь серьезнее, больше драматизма.

Я повторяла за своей учительницей, но получалось у меня не так уж хорошо. Сама себе я казалась глупой, точно мои руки были как у тряпичной куклы, а голова – глиняный горшок. И тут я почувствовала, что кто-то смотрит на меня. Я скосила глаза и увидела, что рядом с нами едет карета, лошади сбавили ход, и в окошко на меня смотрит девушка.

Она была необыкновенно хороша изнеженной красотой дворянки, не знавшей ни труда, ни забот. Прозрачная кожа, чистые голубые глаза, ротик вишенкой. В глазах девушки я прочла глубокое презрение ко мне и моей спутнице. Она смотрела на нас так, как люди смотрят на представление уродцев. Её взгляд заставил меня оборвать реплику на полуслове, и я нахмурилась.

– Что вас так заинтересовало, госпожа Миленка? – услышала я знакомый бархатный голос, и сердце моё защемило. Лицо вспыхнуло от нахлынувшего жара, я была готова провалиться сквозь землю.

В окно кареты выглянул не кто иной, как Смеян. Он удивлённо вскинул брови и набрал в грудь воздуха, словно хотел что-то сказать, но промолчал.

Я тоже промолчала и отвернулась.

– Эти особы читают мою любимую балладу придворного поэта Кажулки Сладкоголосого, – томно ответила красавица, – но делают это так… вульгарно.

– Баллада о деве Реолее написана вовсе не Кажулкой, а досточтимым Есением, придворным поэтом короля Властимила, – бесцеремонно вмешалась я в беседу господ, – но, возможно, госпожа Чашка не училась литературе так хорошо, как я и потому ей простительно не знать.

Обескураженная моей наглостью Миленка отпрянула от окна, и Смеян расхохотался и откинулся на сиденье. Отсмеявшись, он снова выглянул в окно.

– Рад видеть вас в добром здравии, госпожа Лучик, – поздоровался он, – я вижу, что вы нашли себе подходящую компанию, да и наряд вам под стать. Несомненно, статус королевы праздника вам обеспечен.

Тут уж засмеялась госпожа Чашка. Я видела, как исказилось её лицо, стало злым и неприятным. Я промолчала, рассматривая потрёпанные цветы, пришитые на старом платье. Конечно, если бы Смеян не украл моего платья… Но как бы я восседала в повозке бродячих артистов, одетая во флоранскую парчу. Клара, вытаращив глаза, не могла опомниться от нахлынувшего на неё удивления, смешанного с благоговейным страхом.

– Госпожа Лучик, – продолжил Смеян, – не соблаговолите ли пересесть в карету госпожи Чашки, где вам и надлежит быть.

– Ошибаетесь, господин гвардеец, – отчеканила я, – в этой жизни каждый занимает то место, что ему подобает.

– И возразить нечего, – кивнул Смеян.

Я не могла больше терпеть его буравящего взгляда, и неграциозно перелезла через бортик, оказавшись в повозке. Теперь, по крайней мере, я могла выдохнуть и постучать кулаками по коленкам в бессильной ярости. Меня скрывал полог повозки от насмешек Смеяна и расспросов Клары.

(обратно)

 Глава 11

Не знаю, сколько времени я просидела под пологом, перебирая варианты колких фраз, которые я могла бы бросить в лицо Смеяну. Про платье из флоранской парчи, которое он бесстыдно украл, про то, как по его вине я попала в такие переплёты, что двумя словами не писать. Про то, как он едет с этой напыщенной красавицей и насмехается надо мной.

Стоп! Во-первых, пакет с платьем, скорее всего, он положил в седельную сумку, а поскольку мы со Смеяном поссорились, то нет ничего удивительного, что пакет так и остался при нём. Во-вторых, он не бросал меня, а я сама не захотела ехать с ним к господину Чашке. Я только теперь удостоверилась, что он ничего не злоумышлял против меня, а действительно ехал забрать эту препротивнейшую Миленку и доставить её во владения Вильда. В-третьих, я чувствовала ревность.

Разве я могла сравниться с Миленкой? У неё была нежная кожа, а мои руки покрылись цыпками, на лице виднелся синяк, изрядно пожелтевший, заживший, но синяк! Наверное, Миленку никто никогда не ударил даже цветком. Я же получила столько побоев и колотушек за последние дни, сколько не получает и деваха в борделе Матушки Скрыни. Миленка наверняка имела утончённое образование, а я удовольствовалась только уроками своей сестры Баси и книгами в папашкиной библиотеке. Миленка была одета с большим вкусом, хоть я и не успела рассмотреть весь наряд, да и не могла этого сделать из окна кареты, но рукав дорожного костюмчика был богато вышит, а белая перчатка изготовлена из тончайшей кожи. На аккуратно причёсанной головке Миленки красовалась крохотная зелёная шапочка с пером фазана. На мне же было чужое старое платье. От злости я даже кулачки сжала!

Эта препротившейшая Миленка ехала в карете с моим гвардейцем, она любезничала с ним, жеманничала и наверняка смеялась его шуткам. Поддерживала с ним беседу о политике, музыке, предстоящем торжестве и драконий хвост знает ещё о чем. А на моих ногах даже чулок не было! А край платья изрядно обтрепался!

От злости из моих глаз брызнули слёзы, и я впервые поняла, как же я ошиблась, что не поехала вместе со Смеяном в проклятое поместье этого господина Чашки. У меня был бы целый день в запасе, чтобы болтать со Смеяном, смеяться с ним, чтобы обаять его.

Я вытерла слёзы рукавом и посмотрела на руки. Чем обаять? Цыпками? Криво обгрызенными ногтями? Синяком в пол-лица? Дура ты дура, Стаська! Кухарка из таверны, сбежавшая из-под ареста ведьма. Сиди и не шурши! Возьми нитку с иголкой да обметай обтрёпанный подол!

Я бесцеремонно порылась в сумочке Клары, где она хранила гребешок и шпильки, вытащила моток ниток и иголку, и усердно начала прямо на себе обмётывать край юбки и покрепче пришивать тряпичные цветы, ведь некоторые висели на паре ниточек. Я шила и невольно прислушивалась. Клара болтала с Миленкой и Смеяном! Да, я отчётливо слышала эти три голоса. Конечно, за скрипом колёс повозки и цокотом копыт было сложно разобрать, о чём именно они разговаривали, но карета госпожи Чашки никуда не уехала. А я-то думала, что отбрила Смеяна, и он поспешил в путь со своей препротивнейшей спутницей! Мне захотелось немедленно пересесть на козлы к Кларе, но я пересилила себя, продолжая сновать туда-сюда иголкой с ниткой. Тут я заметила, что повозка двинулась вправо и стала съезжать с дороги. От нахлынувшего страха я вскрикнула и разбудила Карла. Он вылез из тюков, сонно мотая квадратной головой.

– А? Что?

– Не пойму, куда нас понесло?

Карл проворно на четвереньках продвинулся к козлам и спросил Клару, куда мы едем, и та ответила громким смехом: «Обед! Нас пригласили на обед!»

Ещё чего не хватало? Нас пригласили! Какова же наглость! Хотя… Смеян проявил участие в судьбе этих несчастных артистов… Разве это не говорит о нем, как о человеке сердечном и заботливом?

Повозка остановилась на обочине, Карл вылез и стал распрягать ослика. Мне тоже пришлось выйти, чтобы не выглядеть упрямицей. Карета госпожи Чашки остановилась неподалёку, и из неё уже вышла высокая старуха в чепце с бантом под подбородком, и с носом острым, как клюв грача. Видно, это была экономка и личная служанка госпожи Миленки. Следом вышел Смеян, подав руку препротивнейшей Миленке. Она тряхнула юбками, что совсем не подобало порядочной девушке, но тут же капризно сообщила служанке: «Тут такая пыль! Меня точно извлекли из сундука! Я так чихала, у меня чуть голова не оторвалась». И служанка засеменила к своей дражайшей госпоже, утешая её и показывая какой-то «премилый цветочек на лужайке».

Смеян смотрел на меня и улыбался. Улыбались не только его глаза, но и весь он целиком, если так можно сказать. И я поняла, что этот негодяй просто создан для улыбок, что ему идёт быть таким милым. И потому я сильнее нахмурилась и сложила руки на груди.

– Ваше платье, Стася, цело, и ждёт своего часа. Надеюсь, поездка без меня не была такой уж утомительной и обременительной? – поинтересовался он, предлагая мне опереться на его локоть.

– Скучать мне точно не пришлось, – ответила я и не приняла приглашение взять кавалера под ручку.

Кучер спрыгнул с высоких козел и стал вытаскивать из кареты корзинки со снедью. Из них торчали бутылки с вином и ещё чем-то наверняка сладким и терпким, виднелись пучки зелени и пупырчатые огурцы, какие-то длинные булки, свёртки. У меня слюнки потекли при виде овальной жёлтой дыни. Я таких никогда не ела, но видела на прилавках у шноркелей в Челноках.

Мне было невыносимо стоять рядом со Смеяном. По телу разливалась какая-то истома, лицо горело румянцем, а по спине наоборот бежал холодок, ноги подкашивались. Но и отойти от него я не могла. Тянуло к нему, как осла к ручью.

Я переборола себя и стала помогать Кларе, которая тащила разлапистую сухую ветку. Карл уже орудовал топориком, разрубая толстые сухие сучья для костра. Кучер бегал от кареты к полянке, таща на себе подушки и пледы. Служанка несла зонт с такой длинной ручкой, которой я никогда не видала прежде. Смеян отобрал у старухи зонт, немедленно воткнул его в землю возле горы пледов и подушек, показывая, что тут может устроиться госпожа Чашка.

Я заметила, что ослика привязали неудачно, и он не может отойти от дерева, под которым было всё обглодано до земли. Со вздохом я стала рвать пучки травы и таскать их к его унылой морде. За этим занятием меня застал Смеян. Он бесцеремонно взял меня за руку и посмотрел в глаза.

– Мне очень нужно сказать тебе пару слов наедине, Стася.

От неожиданности я захлопала глазами, как деревенская дурочка, и не заметила, как он потащил меня от чужих глаз за цветущие густые кусты тёрна. Какая-то минута, а я уже стояла рядом со Смеяном, он прижимал мои руки к своей груди, и мы находились так близко друг к другу, что я вдыхала аромат лимонных корок, исходивший от его кудрей.

– Я прошу простить меня за грубость и неучтивость, Стася. Я вёл себя слишком высокомерно, слишком глупо. Я искренне сожалею об этом. Прошу не прогонять меня и разрешить сопровождать тебя до самого поместья. Я понимаю, что ты не захочешь пересесть в карету, у тебя для того есть все основания, но очень прошу… Будь со мной хоть капельку добрее.

Я молчала, не зная, что и сказать. В один момент надменный гвардеец короля предстал передо мной совершенно в другом свете. В его голосе не было привычной скуки или насмешки. В нём были интонации, которые я слышала у Карла, когда он обращался к своей любимой Кларе. Я ничего не могла ответить, словно все слова куда-то пропали, я только пролепетала что-то вроде «да-да, конечно», и мы сразу же вернулись к остальной компании.

Ни Карл, ни Клара не показали виду, что мы со Смеяном появились у костра вдвоём, а вот в глазах Миленки вспыхнула такая ненависть, что я даже пошатнулась, точно в меня бросили камень. «Вот кто злобная ревнивая ведьма», – промелькнула мысль. Служанка тоже смотрела на меня, ехидно поджав губы. Кучер намазывал бутерброды, Клара чистила овощи, а Карл кипятил воду в котелке.

Как только я присела на край пледа, госпожа Чашка начала капризничать. То на неё дует ветерок, и надо, чтобы Смеян принёс из кареты белую шаль. То ей жарко, и надо, чтобы Смеян переставил зонтик, то ей хочется попробовать во-о-о-н ту аппетитную грушку. То одно, то другое. Смеян без тени неудовольствия выполнял все просьбы препротивнейшей Миленки, а я, затаив усмешку, наблюдала за ними.

Карл уплетал дармовое угощенье за обе щеки, набивая рот то паштетом из гусиной печёнки, то творожным сыром, намазанным на сдобную булку. Клара вела себя более скромно, она недоумевала, чем они заслужили обед с дворянами. Она взяла небольшой ломтик вяленого мяса и задумчиво смотрела на меня, иногда переводя взгляд на Смеяна. От этого вдумчивого рассматривания мне стало не по себе. Кусок не лез в горло, и я взяла только кисточку винограда, от которой отщипывала по одной ягодке. Какой же сочный и свежий он был! И это весной, когда ещё не все цветы распустились. Видно, у господина Чашки были богатые оранжереи.

Препротившейшая Миленка любезничала со Смеяном, был слышен её беззаботный щебет сказочной пустоголовой птицы. Я рассматривала её, но в моей душе уже не было никакой ревности. Один взгляд Смеяна, который он подарил мне наедине там, в цветущем кустарнике тёрна, стоил всех любезностей, которые он расточал своей спутнице.

Наконец кучер разрезал дыню и вычистил ложкой из неё семена. Аромат был такой сногсшибательный, что даже Карл оторвался от пожирания жареной курочки и расплылся в счастливой улыбке. Смеян положил одну дольку на тарелку и принёс мне, молча положив рядом. Он снова вернулся к препротившейшей Миленке и стал рассказывать ей историю о том, как у короля Хенрика заболела любимая кошечка Лулу.

– Он выписал ей знаменитейших докторов из всех концов королевства, но никто не мог определить, что с этой Лулу происходит. Эта животинка лежала, не проявляя никакого интереса к жизни. Она исхудала, глазки потускнели, и шерсть перестала лоснится.

– Великие Кубы, какая трагедия! – воскликнула Миленка, прижав ладони к своим хорошеньким щёчкам.

– Мне пришлось даже ехать к колдуну Чароиту. В ту самую башню на Севере. Это путешествие стоит целого романа.

Я доела дольку дыни, начала собирать в корзинку тарелки и блюдца. Ко мне подошла Клара и стала помогать, ласково заглядывая в лицо. Наверное, оно показалось ей чересчур задумчивым. Я не стала дослушивать историю про кошечку, и понесла корзинку к ручью.

– Как удобно, что этот ручей течёт вдоль всего ТСрединного Торгового тракта, – улыбнулась я Кларе.

– А ты не думала о том, что именно тракт продолжили вдоль ручья? – ответила мне Клара, вытирая тряпицей тарелки.

Я нне нашла возражений и принялась усердно мыть посуду.

– Ты давно знаешь этого гвардейца? – спросила неожиданно Клара.

– Да, целых пять дней. Достаточно, чтобы увидеть его во всей красе.

– Мне кажется, что ты к нему несправедлива. Он милый и добрый.

Я подняла глаза на Клару и одарила её долгим и недоверчивым взглядом.

– Да-да. И он знает наизусть столько стихов и баллад! Когда ты залезла обратно в повозку, мы с господином Смеяном устроили целое поэтическое состязание. Я с трудом одолела его, достойный соперник! Он даже подарил мне сборник стихов, там есть неизвестные произведения Кажулки Сладкоголосого. Я потом тебе его покажу.

– Чего ты хочешь от меня, Клара? – спросила я.

– Я хочу, чтобы рядом с тобой был такой человек, который защитит тебя от бед и невзгод. Надёжный, добрый, пусть и не идеальный но…

Я с грохотом сложила в корзинку тарелки и посмотрела на Клару как можно более сурово. Но её некрасивое лицо было таким милым, что я не выдержала и засмеялась.

От нашей стоянки доносились мелодичные аккорды лютни, и мы потащили корзинку к костру. Карл стоял в позе триумфатора, поставив одну ногу на перевёрнутую корзинку, откинув назад свой хилый корпус. На голову он водрузил шутовской колпак, Миленка хлопала в ладоши, а ее служанка кисло улыбалась.

– Мы решили исполнить дуэтом балладу о хитрой прелестнице. Я её написал по пути к этой прекрасной поляне, – заявил неожиданно Смеян.

Миленка заахала и заохала, залилась маковым румянцем, притворно прикрыла лицо веером.

Я тоже присела на подушки, обратившись в слух.

– На мотив баллады о рыцаре и его верной мышке, – скомандовал Смеян Карлу, и тот кивнул.

Раздались первые аккорды удалой мелодии.

«Меня в роскошный свой дворец позвал седой король.

Вот подходящий мне жених, не гоблин и не тролль.

На плечи мне набросил шаль с каймою золотой,

Пообещал, что одарит прекрасною фатой.

Потом налил он мне вина и сладкий дал зефир.

Я чашу выпила до дна – перевернулся мир.

И тот король уж не кривой, не так уж волосат,

И в целом так хорош собой и сказочно богат!

Но в клетке яркий лирохвост качался на крюке.

Он крикнул мне: «Да он прохвост! Что проку в старике?»

И с глаз как будто пелена слетела в тот же вмиг.

Ведь видит, гад, что я пьяна, к моим устам приник!

Он крив и кос, и волосат, как стая обезьян…

И что с того, что он богат и страстью обуян?

Схватила туфли и бегу по анфиладам я.

Не пожелаю и врагу такого-то в мужья.

Волшебным может слово стать, коль попадает в цель.

Меня не надо в гости звать, я скромница теперь».

Мы с Кларой разразились смехом, захлопали в ладоши, а Карл поклонился всем так рьяно, что колпак свалился с его ушастой головы. Смеян тоже отвесил поклоны, но Милена посмотрела на него весьма холодно. Её служанка тоже сидела чопорно, а её морщинистое лицо скукожилось, словно она хлебнула уксусу вместо вина.

– Хвала небесам и нашему прочному трону, король Хенрик прекрасен как восходящее солнце! И будет счастлива та девушка, что станет его избранницей, – отчеканила Миленка и поднялась с видом глубочайшей обиды.

Смеян бросил на меня растерянный взгляд.

– Господин Лихобор вовсе не имел в виду нашего венценосца, – вступилась я за балладу, – это вольный перевод старинной баллады эпохи Безвластья.

– Да-да, – радостно закивал Смеян, – я и не думал никого обижать, ни на что намекать.

– Говорят, на свадьбу господина Вильда прибудет сам король, – выкрикнул Карл, чтобы отвлечь внимание на себя, – очень удачная идея – собрать всех красавиц королевства вместе. Один господин женится, а второй жених присматривается.

Клара засмеялась, Смеян подхватил шутку, но я заметила, что его лицо словно застыло в неподвижной маске. Видно, Карл сам того не понимая, затронул болезненную струну.

– Очень может быть, – ответила препротивнейшая Миленка, направляясь к карете, – никогда не знаешь, где встретишь свою судьбу.

Вскоре мы погрузили пожитки и поехали, всякий на своём месте. Я с бродячими артистами в повозке, а мой Смеян – в карете госпожи Чашки. Я стала ловить себя на мысли, что всё чаще думаю о гвардейце, как о «моём Смеяне». Почему бы и не помечтать? Если эта жеманная дура считает что король Хенрик – самый распрекрасный жених на свете, то пусть оставит в покое моего гвардейца и перестанет с ним кокетничать. Но ведь нет, они едут вместе, и ей он читает стихи и рассказывает милые истории про всяких там кошечек и птичек.

Я лежала в повозке рядом с Кларой, а Карл сидел на козлах. Она дала полистать мне томик подаренных Смеяном стихов. Это была редкая книга, возможно, единственная в своём роде. Её страницы кто-то аккуратно исписал чёрной и красной тушью, а заглавные буквы каждой баллады прорисовал тщательно и изящно. Иллюстраций в ней не было, и несколько последних страниц оставались чистыми, словно книга ещё не была дописана. Тут были собраны стихи о странствиях, размышлениях об ушедших эльфах, гоблинские короткие страшные сказки в стихах, баллады Есения и Кажулки и совсем неизвестной мне поэтессы Казалуньи.

– Случайно я узнала от господина Смеяна, что Бася Лучик – твоя сестра…

– Да, господин гвардеец ещё тот болтун, – хмыкнула я, захлопнула книгу, возвратив её Кларе.

– Нет, он мне таким уж не показался. Наоборот, он очень переживает, чтобы ты доехала без лишних приключений. Потому я и не стала рассказывать о том, что тебя схватил по ошибке Серый Патруль.

– Не бывает ошибок, Клара,– неожиданно откровенно и со слезами в голосе сказала я, – я и есть самая настоящая ведьма. Рано или поздно я окажусь в Челноках. И этот Смеян… Он первый спрашивал меня о том, бывают ли у меня видения. Как я могу ему доверять, если он прислуживает королю Хенрику, а тот стремится истребить всех колдунов и ведьм!

Я заплакала, а Клара стала гладить меня по голове и что-то шептать. Постепенно я успокоилась и уснула.

Мне снился сон, где я и Смеян гуляем в лимонной роще. И хотя я никогда не видела, как растут лимонные деревья, мне представились они рослыми и раскидистыми. Их ветки свисали до земли, а лимоны светились среди листьев, точно огромные светлячки. Вокруг была ночь, но вместо звёзд нам озаряли прогулку эти огромные и нежно пахнущие плоды. Смеян взял меня за руку, и мое платье, сшитое из серебристой флоранской парчи, окрасилось нежным жёлтым цветом, и я сама стала похожа на плод сказочного дерева.

– Просыпайся, – затормошила меня Клара, – мы подъезжаем к Великому Кубу. Грех не поклониться ему! Здесь будет остановка, и мы пройдём пешком. Так Смеян распорядился.

Наша повозка остановилась на обочине. Вокруг неё были тарантасы, повозки, телеги и кареты на любой вкус. Какие-то охранялись возницами, какие-то были брошены. Трава в округе была вытоптана так, что земля была чёрной, без единой былинки.

 Далёкий от религиозных восторгов Карл сказал, что он останется на месте, хочет смазать колёса, пополнить запасы воды и напоить осла, потому что рядом он заметил колодец. Я вылезла из повозки и подала руку Кларе. Она неуклюже засеменила рядом со мной. Впереди уже шла старуха-служанка, держа препротивнейшую Миленку под локоток, а сзади – Смеян. Он оглянулся на меня и улыбнулся. Я просто кивнула в ответ. Я видела, какая пыль поднимается от наших шагов и шагов других людей. Миленка рисковала запачкать свой наряд, но она не обращала внимания, и шла вперёд, пока не уткнулась в стену из человеческих спин.

Никогда за свою жизнь я не видела столько паломников. Со всех концов страны они стеклись ручейками к Великому Кубу, чтобы помолиться четырём вершинам, устремлённым в небо. Из-за них было почти не видно самого Куба, а только его верхнюю часть. Все паломники гудели, как пчёлы в улье, повторяя одну и ту же фразу молитвы: «Да пребудем мы в Здравии, Благоденствии, Мире и Справедливости».

Я поискала глазами знакомых паломников, но никого не заметила. Пёстрая толпа была разной и в то же время какой-то одинаковой. Она не двигалась, точно вросла в землю. Я поняла, что так и не увижу Неукротимых Всходов, потому что между мной и Великим Кубом находилось несколько тысяч людских спин.

Я увидела, что Смеян подошёл к Миленке и что-то объяснял ей. Он жестикулировал и был явно раздражён, а она, напротив, смотрела на него как на несмышлёныша. Я почувствовала, что происходит что-то неприятное, и решила разузнать, когда мы вновь поедем к усадьбе господина Вильда. Мы подошли с Кларой к этим дворянам почти вплотную, чем наверняка нарушили этикет. Но тревога в моей груди нарастала, и мне было точно не до вежливости

– Госпожа Чашка не хочет продолжать путь, пока не увидит Неукротимых Всходов, – бросила нам сквозь зубы старая служанка.

– Но я полагаю…

– Не имеет значения, что вы там себе полагаете. Это желание дворянки, и мы должны ему подчиниться. Тем более, что раз в час паломники начинают двигаться, чтобы каждый мог увидеть рождение Чуда.

– Они движутся по спирали, – добавил Смеян с раздражением, – это весьма опасно. Достаточно лёгкой паники, и нас тут сметут.

– Сразу видно, господин Лихобор, – сказала довольно громко препротивнейшая Миленка, что в вас нет никакого религиозного чувства. Сами стихи читаете, а мыслите узко, как солдафон. Может, вы ещё и будете отрицать явление Чуда?

– Не буду, – сухо ответил Смеян и повернулся ко мне.

Я стояла перед ним, охваченная предчувствием надвигающейся ссоры. Карла топталась на месте. Она вообще не видела ничего кроме спин в холщовых кафтанах, и довольно быстро потеряла интерес к Великим Кубам.

– Толпа – это опасность, – шепнула я.

– Именно!– Смеян отвернулся от меня и развернулся к Миленке, – дражайшая госпожа Чашка, мне велено доставить вас на свадьбу господина Вильда, и я намерен исполнить это приказание.

– Появление Неукротимых Всходов – это величайшее чудо. И я мечтаю хотя бы раз в жизни удостовериться в присутствии высших сил на нашей бренной земле, – гордо бросила Миленка и стала протискиваться через толпу. Её не пускали, но локтями она работала не хуже Матушки Скрыни, когда та пробиралась через кучу пьяных постояльцев таверны к двери своей кухни. Старушка-служанка раскрыла рот и ринулась было за ней, но Смеян довольно бесцеремонно оттянул её за рукав и бросил:

– Стойте тут, старая вы кочерга! Вам там все кости переломают!

Вот такого я от Смеяна точно не ожидала, да и старушка ахнула в голос. Куда девался галантный кавалер? Вместо него возник неотёсанный мужлан.

– Стася, не вздумай с места сойти! – буркнул он мне, – Хотя бы у тебя осталась капля благоразумия?

Я закивала.

– Буду тебя тут ждать.

– Брысь! – с какой-то кривой и жалкой улыбкой сказал Смеян и направился к толпе.

Я всхлипнула, потому что Смеян не мог меня видеть и слышать, и оттянула старушку за рукав подальше. Та уже не сопротивлялась, потому что видела, как толпа паломников пришла в медленное, но неодолимое движение. Люди шли по кругу, раскачиваясь, упираясь друг другу в плечи, хватая друг друга за туловища. Даже во внешнем круге началась толкотня. Смеян ринулся в самую гущу, я лишь тонко вскрикнула. Его красный мундир пропал из виду. Толпа мерно рокотала, и этот звук нарастал. Стоявшие передо мной уже скрылись из виду: гигантская спираль пришла в движение.

– Виток жизни вечен, Неукротимые Всходы не покоряются смерти,– завывали люди, и постепенно их голоса сливались в единый гул, в котором уже нельзя было разобрать отдельных слов.

Старушка смотрела на меня расширившимися от ужаса зрачками, я обняла её, прижимая платок к губам, и она положила голову мне на плечо.

– В прошлый раз весной тута сто человек вусмерть затоптали, а уж покалечили – без счёта, – бросил сквозь зубы незнакомец в коричневом кафтане и широкополой шляпе.

– Откуда знаете? – спросила я.

– Ды откуда… Оттуда. Свою хозяйку кажный год с сыночком привожу из Мостовиц. Последние три часа оне пешком идут, а до того в карете. Ногами слабые весь путь тащиться.

– Зачем же вы их возите?

– Дык, глубоко духовные оне, – с уважением ответил человек в шляпе, – смерть попирают. А заодно и Неукротимые Всходы повытопчут.

– А что это за всходы?

– Тополь или осина, эльфийская праматерь их разберёт! Прут ростки из-под Великого Куба. Как весна, так и прут. Кажын год. Не должны бы переть, Куб на землю давит, приминает. А они прут. Чудо, чо неясного?

Я отвернулась от говорливого человека и вперила глаза в толпу. Она словно сжалась, уменьшилась и продолжала своё странное движение. По смыслу этой молитвы те, кто уже увидел Неукротимые Всходы, должны были выходить наружу из плотного кольца, но этого не происходило. В томительном ожидании я провела какое-то время, и тут я услышала издалека тонкий стон. Этот стон эхом подхватила, понесла толпа. От усилившегося звука мне стало жутко. Я стала шёпотом просить все вершины Великого Куба пощадить Смеяна и вывести наружу. Пусть с этой дурой Миленкой, но живого и невредимого. И тут громом раздался выстрел пищали! А за ним и другой.

Я ни с чем не спутаю эти звуки! Толпа ахнула и вместо того, чтобы рассыпаться, сжалась и продолжила движение по спирали, только гораздо стремительнее. Слышались проклятия. Кто-то поминал эльфийскую праматерь, кто-то драконов, кто-то короля Хенрика. Место молитв заняли проклятия, толпа стала выбрасывать людей из своего чрева. Слышались новые и новые выстрелы. Тем, кому удавалось вырваться из душегубки, бежали без оглядки, поправляя на ходу порванные рубашки. Выбежала окровавленная девушка, она беззвучно кричала разбитыми губами. Я оттолкнула старушку и подскочила к незнакомке.

– Что? Что?

– Это гоблины, они и в прошлом году обещали перестрелять всех, кто приблизится к эльфийским зданиям. Ведь Великие Кубы…

– Знаю, знаю! – перебила я её, – вы не видели гвардейца с девушкой? Такой высокий, в красном мундире?

Незнакомка помотала головой и посмотрела на меня.

– Там осталась моя сестра, я должна за ней вернуться, – сказала она и заплакала, понимая тщетность намерений. Её плач потонул в общем крике. Над толпой вился дымок, то там, то здесь звучали новые выстрелы.

– Что же нам делать? – бросилась ко мне старушка, и стала трясти меня за плечи.

Я оттолкнула её и вытянула обе руки вперёд. Не знаю, откуда взялись силы, но я вдохнула как можно больше воздуха и стала раздвигать толпу. Я увидела краем глаза, как за голову схватилась служанка, как отпрянула незнакомка с окровавленным лицом. Я закрыла глаза, эти люди мне мешали. Неизвестно откуда зазвучал голос, он шёл прямо из моей головы, и я открыла рот. Мне хотелось повторить никогда не произнесённые раньше мной слова. Мой голос звучал незнакомо, он был грудным, низким, мощным, похожим на трепет воздуха, который образуется после удара гонга.

– Пройди по кромке ветра. Обогни край бури. Я рассекаю лезвием шторма свет. Иди на мой голос!

Толпа развалилась как недопечённый пирог, люди падали в разные стороны, я смеялась. Я не открывала глаз, но мне было видно, как несётся мне навстречу Смеян. У него на плече лежит безжизненной куклой чье-то женское тело. Толпа сомкнулась, выпустив своих несостоявшихся жертв. Гул умолк, и я погрузилась во тьму.

(обратно)

Глава 12

Я открыла глаза и обнаружила себя лежащей на мягком диванчике. Надо мной склонилось залитое слезами лицо старушки-служанки. Она вытирала мой лоб прохладным мокрым платком, и одновременно совала под нос что-то резко пахнущее.

– Уберите это дерьмо гоблина, – попросила я и попробовала сесть, но сил не было.

– Живая, –прошептала старушка и погладила меня по голове, – живая, засранка.

Я тихо засмеялась и закашлялась.

– Я никому не скажу, ты не думай, не бойся даже, – прошептала старушка и поцеловала меня в мокрый лоб, – никто не узнает, что ты натворила. Да никто и не понял.

Она помогла мне сесть, и я почувствовала, что карета покачивается. Мы медленно ехали.

– Где все?

– Госпожа Чашка спит, господин гвардеец пересел в повозку к карликам. Хочешь попить?

Я кивнула, и старушка протянула мне украшенную резьбой фляжку. Я отхлебнула, в ней было кислое, бодрящее вино.

– Ложись удобнее, тебе надо восстановить силы.

– Расскажите, что произошло после того, как Смеян вернулся.

– Эльфийская праматерь, там было такое… Слов описать не хватит.

И, глотая набегающие слёзы, старушка рассказала, что толпа рассыпалась на части, люди, словно опомнившиеся от дурмана, стали разбегаться во все стороны, они неслись со всех ног, сбивая друг друга. И уже через полчаса никого не осталось, кроме стонущих раненых и затоптанных паломников.

– Как же нас не затоптали? – спросила я удивлённо, и то, что я услышала, меня потрясло.

– Кое-кто соорудил вокруг нас воздушный купол. И люди обегали его стороной.

– Я? – я даже резко села, от чего голова пошла кругом.

– Ты сказала что-то вроде «Колыбель ветра» и … всё.

– Прошу, никому не говори, – взмолилась я. Я ничего не помнила о том, что происходило.

– Молчу, набравши в рот воды, хотя нас всё равно видели паломники, тот же кучер в коричневом кафтане. Но… Думаю, что они рады в живых остаться. Вряд ли они побегут с доносом на нас.

Старушка продолжила рассказ. Жертв среди паломников было много. По вытоптанному полю вокруг Великих Кубов ходили высокие полуголые гоблины и добивали стонущих. Они вонзали в них кривые ножи и приговаривали: «Отправляйтесь к своим праотцам, прочь с нашей земли».

– С каких это пор Великие Кубы стали святынями гоблинов? – удивилась я.

– Кто знает? Я не могу понять, – пожевала старушка губами, – неужели король Хенрик не знает, что гоблины затевают против людей? Это же не случайная выходка! Неужели им сойдёт с рук?

– Неужели будет война…– вздохнула я.

Я выглянула в окно, Смеян сидел на козлах и правил осликом. Я видела его заострившийся профиль. Даже для Смеяна это путешествие стало настоящим испытанием. Я долго смотрела на него, но Смеян не оборачивался, и я почувствовала, что он знает, что я смотрю на него. Просто не хочет обернуться. Не хочет. Мы теперь слишком многое друг о друге знали, и просто не понимали, как с этим быть. У меня возникло острое желание выскочить из кареты, подбежать к нему, запрыгнуть на колени, обнять его. Но я вздохнула и отпрянула от окна.

Старушка смотрела на меня с сочувствием.

– Знай, полено, свой очаг, – сказала она со вздохом, – господин Смеян наверняка не говорил тебе, что везёт госпожу Чашку во дворец к Вильдам не просто так. Король решил устроить тайный отбор невест, и своим самым верным друзьям дал поручение собрать лучших девушек королевства. Конечно, в тайне от самих девушек, но сама понимаешь, эта идея сразу стала общеизвестной. Господин Смеян Левая Рука короля Хенрика, никакой он не гвардеец. Он из рода Лихоборов, не хуже королевского. Это всё маскарад: мундир, путешествие в одиночку верхом. И тебе, девочка, нечего делать рядом с таким. Твоя судьба найти порядочного лавочника и нарожать ему розовощёких детей.

– Я из рода Лучик, – робко возразила я и всхлипнула. Настолько очевидной была нелепость моего возражения даже мне самой.

– Твой род в упадке, и соперниц у тебя слишком много. Ведь и господин Смеян не женат. И кто знает, не присмотрит ли он себе невесту на тайном отборе.

Я закрыла лицо руками и зарыдала. Весь остаток пути до поворота на Солнечные Холмы я провела в слезах. «Зачем мне всё это? —думала я, – ещё неделю назад я мечтала насобирать серебряных монет, чтобы выкупить папашку из долговой ямы. Чистила картошку на кухне Матушки Скрыни и радовалась, если удавалось выспаться. Что же так изменило мою жизнь? Права, права старушка-служанка. Мне надо о лавочнике мечтать».

– Смотри, вот и Солнечные Холмы, – сказала старушка и пересела к своей подопечной Миленке. Та спала беспробудным сном, и растолкать её было непросто.

Я выглянула в окно и ахнула. Такой красоты я не видела никогда. Вот куда надо водить паломников. Вот где чудо из чудес! Я осторожно отворила дверь кареты и выпрыгнула наружу. Карета поехала дальше, а я медленно пошла вперёд, поравнявшись с повозкой карликов. Передо мной открылась сказочной красоты долина, окружённая холмами. Она не была похожа на нерукотворное чудо природы. Здесь старались целые отряды садовников и художников. Вдоль гладкой дороги росли причудливо изогнутые деревья. С одной стороны листья были серебряными, а с другой – ярко-зелёными. Я слышала, что одно такое дерево стоит десять серебряных монет, и привозят эти саженцы из-за моря. Мне рассказывали об этих деревьях заезжие в таверну гости. Рассказывали, а я не верила. Между деревьями поместили кустарники, кроны которых были подстрижены шарами и конусами. Трава на лугах была подстрижена, точно под линейку, а вдали виднелось нежно-сиреневое облако. И мы двигались прямо на него.

По мере нашего приближения облако принимало более отчётливые формы, и я поняла, что это цветущие лозы глициний, закреплённые на шпалерах. Лозы вздымались вверх, образуя купол, а с этого купола свешивались длинные благоуханные свечи. Недалеко от торгового тракта возник волшебный оазис, небесное озеро чистого восторга. Стены из цветов, небо из цветов, длинный благоуханный коридор. И я шла по нему, онемев от увиденного. А воздух вокруг был пропитан запахом мёда. Ко мне подошёл Смеян и взял за руку. Я и не заметила, что он оставил козлы, а на них уже восседает Карл. Клара тоже выпрыгнула из повозки и шла, вертя головой. Рука у Смеяна была холодной, и держал он меня крепко, хотя я и не пыталась вырваться. Я подняла на него несмелые глаза, и он поднёс мои пальцы к своим губам. А губы у него были горячие. Я отпрянула, но руку мою Смеян не отпустил.

– Всё это будет принадлежать Басе, – невпопад сказала я.

– Завидуешь? – спросил Смеян, хитро улыбнувшись.

– Нет, – честно призналась я, – как можно жить в сказке?

Мы шли вперед и самые длинные гроздья благоуханных цветов висели так низко, что можно было коснуться их рукой. Они скользили по крышам кареты, ехавшей за нами. Рука Смеяна потеплела, и тут я вспомнила, что сказала мне старушка-служанка. Я вздрогнула и вырвала свою руку из его ладони.

Навстречу точно из-под земли вырос дворец из серого камня. Он показался мне чересчур мрачным, холодным и чуждым всей окружавшей его красоте. Возможно, белое строение смотрелось бы уместнее, но отчего-то предки Вильда поскупились на мраморную отделку. Дворец имел вытянутую пристроенную галерею с огромными окнами по бокам, за которой виднелся довольно растянутый фасад. Составить впечатление о размерах дворца мне не удалось, хотя сразу было понятно, что он довольно обширный, вырос на три этажа вверх и наверняка имеет подвальный этаж.

С парадного крыльца спустился мажордом и осведомился, кто прибыл к господину Вильду и с какой целью.

– Господин Смеян Лихобор. Сопровождаю сестру Барбары Лучик– госпожу Станиславу Лучик, а также подругу невесты – госпожу Миленку Чашку.

Я присела в знак уважения и почтения.

– С нами бродячие артисты, распорядитесь разместить их в людской и хорошенько накормить. Своими талантами они, несомненно, украсят праздничное мероприятие.

Я оглянулась и увидела госпожу Чашку со служанкой, беззастенчиво глазевших вокруг себя, и Клару с Карлом, скромно топтавшихся возле повозки. Препротивнейшая Миленка подошла вплотную и оттеснила меня от Смеяна.

– Немедленно доложите госпоже Басе о моем прибытии, – сказала она громче, чем следовало, и мажордом ей поклонился.

 Я посмотрела на госпожу Чашку и подумала о том, что она даже не собиралась благодарить меня или Смеяна за то, что мы спасли её никчёмную жизнь. Интересно, она хотя бы помнила, что произошло? Похоже, её волновал только приём. Как она выглядит с дороги, достаточное ли уважение ей выкажут?

Я подняла голову и увидела, что на портике сидят каменные орлы с огромными клювами. Эти хищные птицы охраняли вход во дворец, возможно, именно эта деталь делала его негостеприимным. Хотя я увидела статуи только теперь, присутствие злой силы я почувствовала, как только мы покинули облако цветов. Мажордом пригласил нас во дворец, и мы поднялись по высоким ступенькам, затем прошли по каменной холодной галерее в основное здание. Мои милые карлики потерялись из виду, скорее всего, они двинулись к чёрному входу. Госпожа Чашка оттеснила меня от Смеяна, но он повёл себя умнее. Он отстал на два шага, демонстрируя равенство между нами, двумя девушками дворянских родов. И так мы вошли в огромный холл, украшенный богатыми канделябрами на львиных ногах. Свечи озарили вышедших нам навстречу Басю и её жениха.

Я узнала сестру не сразу. Высокая, с прямой спиной, в коричневом с золотым платье из тяжёлой ткани, в высокой тиаре, украшенной топазами, с длинными серьгами в ушах. Она была прекрасна, хотя и казалась несколько старше. В густые каштановые кудри были вплетены золотистые ленты. Она смотрела на нас, как на незнакомцев: властно и строго. Сначала Бася окинула взглядом госпожу Чашку и слегка кивнула ей, подарив слабую улыбку. Затем её глаза остановились на мне, и я почувствовала, что Бася меня не узнает. В нелепом старом карнавальном платье с цветами, растрёпанная, в пыльных башмаках я выглядела служанкой, самозвано явившейся на приём. Бася подарила кивок и мне. Я смущённо перевела взгляд на её жениха. Он бывал в доме моего отца, но я не запомнила его. Мало ли дворян приезжали кутить к папашке?

Теперь у меня была возможность рассмотреть Амброзия Вильда. Он был похож на свои многочисленные портреты. Высокий, уже немолодой, с длинным узким бледным лицом, он был похож на своего покойного отца, который долго возглавлял кабинет министров при отце короле Хенрика. Теперь он состоял в должности Правой Руки при короле. Одетый в чёрный бархатный камзол, украшенный серебряной вышивкой на воротнике и рукавах, господин Вильд выглядел просто. Так и должны выглядеть сверхбогатые люди. Он не был красавцем, более того, в его облике было что-то отталкивающее. Брови и виски его поседели, а шевелюра и коротко подстриженная борода сохранили синеватую черноту. На руках были надеты тонкие перчатки, а пальцы унизаны массивными кольцами. Господин Вильд смотрел поверх наших с Миленкой голов. Его интересовал только господин Смеян.

–Рад приветствовать высоких гостей в своей скромной обители. Располагайтесь, дорогие гости, слуги покажут ваши комнаты. Жду прекрасных дам за ужином в овальной гостиной. А вас, дорогой господин Смеян, прошу на пару слов в кабинет, хоть вы и устали с дороги.

Склонив голову набок, что, по всей видимости, означало поклон гостям, Вильд поднялся по ступенькам, за ним прошёл Смеян, а мы остались одни.

Бася сразу бросилась ко мне, раскрыв объятия.

– Дурочка ты моя, глупая пташка, – зашептала она, осыпая поцелуями моё лицо, руки и шею, – как же ты исхудала, как бедно и неловко ты одета! Где же платье, что я посылала тебе с Жирко?

Она задала еще миллион вопросов, на которые я не успевала ответить, мои глаза наполнились слезами, и я просто обнимала свою дорогую Басю. Оставив меня в покое, Бася подбежала к изумленной Миленке.

– Дорогая моя подруженька! Как я рада, что вы с сестричкой приехали ко мне вместе. Надеюсь, что вы подружились!

– Разумеется, милая моя Бася, – заверила наглая Миленка и подарила мне очаровательнейшую улыбку.

– Госпожа Миленка – тонкий ценитель стихов и театра, нам было о чём поговорить, – невозмутимо подтвердила я.

– Вам непременно нужно привести себя в порядок с дороги и отдохнуть перед ужином, – прощебетала Бася, – а с платьем для тебя я что-нибудь придумаю.

– Вели принести мой наряд из кареты, серебряное платье из флоранской парчи, оно в свёртке, в вещах господина Лихобора.

Услужливая девушка с бесцветным лицом шустро повела меня наверх. Комнаты для гостей определили на третьем этаже. Мне хотелось спать рядом с комнатой Баси, но, видимо, у господина Вильда были свои соображения на этот счёт. Я слышала в коридоре голоса и звуки, и служанка подтвердила, что почти все гости приехали, а меня уже и не чаяли ждать. Ведь прибытия Агнешки так и не дождались. Осталось только встретить короля со свитой, но тот задерживался, и гонец, прибывший за четверть часа до нас, сообщил, что кортеж прибудет не раньше полуночи.

– Двор господина Вильда ведёт ночной образ жизни, господа ложатся спать под утро, так что поздний приезд короля вовсе не станет чем-то удивительным, за исключением того, что прибудет сам король.

– Вот бы хоть одним глазком на него посмотреть! – вздохнула я.

– Да нечем там особенно любоваться, – фыркнула служанка, отпирая дверь в мою комнату и высоко поднимая свечу, – толстый, кривоногий и лысый. Уже в летах, так что… Всей красоты в нём только то, что он король.

– А как же портреты? – удивилась я, – на них он статный, с кудрявыми волосами.

– Наверное, писаны те портреты лет двадцать назад, – прыснула служанка.

От одной свечи она зажгла три канделябра и установила их в разных углах комнаты. А принесённую свечу поставила на туалетный столик.

– Осматривайтесь, я пока приготовлю вам ванну. Меня зовут Ойка. Ваш багаж в карете?

– У меня нет багажа, только платье.

Ойка не показала, что смутилась и толкнула дверь из комнаты, показывая, что в моих апартаментах есть ванная, открутила кран, из которого полилась вода с лёгким парком, взяла из небольшой шкатулки пригоршню лиловой мыльной стружки, взбила немного пены, закрыла дверь и вышла в коридор.

Я подошла к свечам и провела над ними рукой. Свечи не погасли. Увы, я лишилась своей силы, растратив её на спасение глупой госпожи Чашки. Когда ко мне вернётся способность повелевать ветром, когда я снова буду чувствовать себя в относительной безопасности? Я не знала.

Ойка вернулась быстро, ванна не успела наполниться до краёв. Она принесла огромное полотенце и свёрток с моим платьем. Я с удовольствием скинула с себя наряд Клары и забралась в горячую воду. Последний раз меня мыли в ванной с мочалкой и мылом в далёком детстве. В моей нынешней жизни я купалась только в прудах и озёрах. Как же это приятно, когда за тобой ухаживают! Когда заботливо трут спинку, взбивают пену, массируют волосы на затылке и у висков. Сначала я кряхтела, как старый шноркель, а потом чуть не уснула от удовольствия.

После ванны я сидела, закутавшись в тёплое широкое полотенце, а Ойка расчёсывала и вытирала мои волосы до тех пор, пока они не высохли и не стали на ощупь как тонкое руно. Ойка быстро облачила меня в батистовое бельё без кружев, наверное, принадлежавшее Басе, и развернула свёрток с платьем, сшитым в Челноках. Я ахнула: ткань переливалась и мерцала в свете свечей, а талия была такая узкая, что я побоялась, что не помещусь в платье. Не только поместилась, но и пришлось стянуть тонкие шнурки, подгоняя силуэт платья по фигуре. Ойка подвела меня к зеркалу. Я не узнала себя. Наверное, так выглядят фрейлины из свиты короля, невесты вельмож. Так должна была выглядеть сестра Баси, самой красивой девушки королевства. Но так точно никогда не выглядела я.

– У вас послушные волосы, мы мигом их уложим! – сказала Ойка, тоже довольная моим преображением. Я уселась на стул, и Ойка мигом подняла мои локоны вверх, чем-то их ловко закрепила и принялась плести множество мелких косичек, причудливо укладывая их наподобие цветка. Во рту у неё торчал целый пучок шпилек, и она шустро вонзала одну за другой, чтобы эта «клумба» не развалилась. Когда остались незакреплёнными несколько густых длинных прядей, Ойка завила их щипцами, нагретыми на свечном пламени.

Я повертелась у зеркала, стараясь рассмотреть, как выглядит моя причёска сзади.

– Ты просто чудо! – услышала я голос Баси и обернулась.

Сестричка подбежала и чмокнула меня в щеку. В её руках были серебристые туфельки, украшенные крупными жемчужными бусинами.

– Они будут великоваты, но для такой маленькой ножки, как твоя, у меня ничего и нет.

Я с удовольствием обулась и сказала:

– Удобные, и каблук не высокий! Не переживай, всё лучше, чем могло быть!

Бася повернулась к служанке и властно бросила:

– Что стоишь без дела? А в ванной кто будет убирать?

Ойка поклонилась и убежала, прикрыв за собой дверь. Бася оглянулась и с хитрой улыбкой вытащила из сумочки, висевшей на поясе небольшую скляночку.

– Нашим секретикам свидетели не нужны!

– Духи? – спросила я и захлопала в ладоши!

– Нет, для чего тебе? Ты и так благоухаешь свежестью и чистотой. Но кое-что тебе точно потребуется.

Бася снова улыбнулась, открыла скляночку и зачерпнула почти прозрачной мази. Она прикоснулась к моему лицу и стала легонько втирать снадобье в кожу. Я почувствовала слабый медовый запах. То же самое Бася проделала и с моими руками. Я посмотрела на пальцы и ахнула. Никаких цыпок, никаких царапин. Я бросилась к зеркалу. Эльфийская праматерь! Мой жёлтый синяк точно смыло водой.

– Увы, это не заживление. Это просто для… отвода мужских глаз.

Я кивнула, понимая, что говорить о таком не следует никому.

– Женщины если и заметят перемену, то будут молчать. В такой суматохе никому нет до тебя дела, птичка моя, – сказала сестра.

Я расцеловала Басю в обе щёки.

– У нас есть немного времени, и я покажу тебе наш с Вильдом замок.

Она сказала так, словно уже была за ним замужем… Хотя кто знает, насколько близка Бася теперь к своему жениху, и не случилось ли между ними такого, о чём не принято говорить?

(обратно)

Глава 13

Бася сказала, что третий этаж смотреть неинтересно, это гостевые комнаты и комнаты слуг. Стоило только посмотреть на апартаменты короля на втором этаже, но туда не пустят, потому что прибывшие заранее слуги обшаривают каждый сантиметр.

– Что же они ищут?

– Следы запрещенной магии, яды и всякое прочее, – махнула рукой Бася

Она гордо шла впереди меня, мелькала её коричневая, шитая золотом юбка, весь силуэт Баси говорил о том, что в замке она – хозяйка. Бася открывала двери и показывала убранство спален для гостей, вход в полукруглую комнату для чаепития, в небольшой кабинетик для решения деловых вопросов и тайных встреч. А у меня на языке вертелся вопрос, который я не решалась задать.

Потом мы спустились на второй этаж.

– Тут три лестницы. Две из них – боковые, одна центральная. Левым крылом дворца мы не пользуемся. Там идёт ремонт.

– Ремонт? – удивилась я.

– Да. Представь себе, во время сильного ливня потекла крыша, и пошло-поехало. В итоге из-за попустительства слуг, а прежде всего мажордома, ещё в бытность тут отца господина Вильда, крыло закрыли, и ремонт остановился. Но я не теряю терпения. Когда я стану полноправной хозяйкой этого прекрасного места, – Бася обвела руками пространство вокруг себя и покружилась, высоко вздымая юбки, – я уговорю Амброзия завершить ремонт. В конце концов, из левого крыла ужасно дует. Ведь мы там не топим!

– Наверное, это дорого… Ремонт целого крыла…– задумчиво произнесла я.

– Для моего жениха нет слова «дорого», – засмеялась Бася, – а есть слово «лень». К тому же в левом крыле есть спальня его покойной матушки. После ее смерти никто туда и не входил. Амброзий так сильно любил госпожу Вильд, что любое упоминание о ней доставляет ему страдания. И вот в левое крыло не ходит ни он, ни слуги, ни я. Запретил и точка!

У меня мелькнула неясная мысль, и я споткнулась на лестнице. Бася резво подхватила меня под локоть, и мы устремились мимо библиотеки и парадных залов.

– Так сложилось, – объясняла Бася, – что приёмы у нас проходят именно на втором этаже. Там самые светлы и удобные комнаты, а на первом у нас большая столовая и всякие службы.

Я вертела головой, не успевая оглядеть и запомнить всё пышное убранство. Одна зала была в голубых тонах, украшена картинами с морскими пейзажами, кресла по ее периметру были выполнены в форме раскрытых ракушек, одна стена представляла собой огромный аквариум. Жаль, что в полутьме, освещённой лишь свечами, я не увидела рыб. Но упросила Басю рано утром разрешить мне посмотреть на них. Вторая зала была обита пурпурным бархатом, и походила на шкатулку с драгоценностями, так много в ней было блеска от бронзовых канделябров и украшений на стенах: витые лозы винограда и диковинных цветов ползли вверх и сходились на потолке. В нишах висели портреты династии Вильдов, включая побочные ветви.

– А господин Вильд разве был женат?– спросила я, бегло рассматривая портреты, среди которых были и женские.

– Дважды, дорогая моя Стасенька, – с улыбкой произнесла Бася, – первая жена умерла родами, вместе с хилым младенцем. Амброзий горевал три года, потом женился во второй раз на племяннице господина Верейки.

– Верейки? – спросила я, широко распахнув глаза.

– Ты разве знаешь такого? – удивилась Бася.

– Слышала, что он стал разбойником.

– Увы. Это тёмная история. Так вот после свадьбы выяснилось, что молодая жена больна чахоткой. И её бледность и страстность объясняются прозаично.

– А разве чахоточные дамы обладают особой страстью? – спросила я.

– Ах, какая же ты милая и наивная малышка! – засмеялась Бася и потрепала меня по щеке, – так вот, вторая жена скончалась довольно быстро, хотя Амброзий жил с ней у моря целый год, чтобы излечить болезнь морским воздухом. И комнату с аквариумом он создал именно для неё. А после смерти племянницы господин Верейка стал распространять лживые истории о том, что Амброзий уморил молодую жену. В итоге этого длинного скандала Амборозий стал скупать все векселя и долговые обязательства Верейки и разорил его. Чтобы неповадно было языком болтать.

Я остановилась возле сестры. В мерцании свечей ее лицо было особенно прекрасным: глаза горели, как небесные звёзды, а на щеках играл румянец молодости и свежести. Как же она могла не понимать, что Амброзий просто настоящий упырь? Неужели ей было не страшно связать свою судьбу с таким жестоким и мстительным человеком? Я хотела спросить Басю об этом, но не смогла. С языка сорвался другой вопрос:

– Ты любишь своего жениха?

Бася захохотала даже громче, чем следовало, и я в испуге оглянулась, не слышит ли кто-то нас. Хвала эльфийской праматери, мы были одни.

– Главное, что он любит меня. В отношениях мужчины и женщины всегда так: один любит, а второй – позволяет любить себя.

Мы вышли из залы и на пороге столкнулись со Смеяном. Длинные кудри лежали по плечам, на лбу появилась складка, точно Смеян думал о чём-то печальном. Он переменил свой потрёпанный в дороге мундир на светлый парчовый камзол, на груди был приколот орден с драгоценными камнями и лентами. Я остановилась в растерянности, а Бася присела в выражении почтения. Смеян поцеловал ей руку, а мне подарил долгий взгляд, значение которого я не поняла.

– Вас не узнать, – чопорно сказал бывший гвардеец мне, и в его тоне послышалось неудовольствие.

– Вам не нравится моё платье? – спросила я смущённо.

– Нет, – резко ответил Смеян, – в нём вы похожи на всех других дворянок, вместе взятых.

Бася засмеялась.

– Господин министр, вы слишком строги с моей маленькой сестрёнкой, и за это я вас накажу.

– Готов понести самую суровую кару за неучтивость, – поклонился Смеян.

– Вы споёте нам одну из своих очаровательных баллад!

– Не возражаю, но тогда наказание понесёте вы, я не я. Всем известно, что я ещё тот графоман, да и голос у меня как у ветра в ночной трубе.

Так, разговаривая, мы вошли в овальную гостиную, где был накрыто для ужина. С удивлением я увидела в ней целую компанию незнакомых мне девушек. Все они были одеты в атлас и парчу, платья были на любой вкус: с открытыми плечами, с глубоким декольте, со стоячими воротниками, с короткими и длинными рукавами. У меня запестрило в глазах, когда Бася стала представлять мне своих подруг: «Антонина, Виллина, Альба, Данутка, Каролина, Мариэтта, а Миленку ты уже знаешь». Из кресла мне навстречу поднялась Миленка и вяло улыбнулась. Её жёлтое платье было украшено россыпью бантов, внутри каждого блестел небольшой драгоценный камень. В своём парчовом платье я чувствовала себя здесь уместно. Как и сказал Смеян, я была одна из многих дворянок на ужине у господина Вильда. Затем вошел и сам хозяин дворца и уселся во главе стола с самым мрачным видом. Нас всех он удостоил одним кивком, а Басю поцеловал в запястье.

Более скучного мероприятия я в жизни не видела. Рассевшись вокруг овального стола, повторявшего контуры комнаты, мы жеманно пробовали подаваемые блюда и пили прохладительные напитки. Именно пробовали, так как слуги предлагали нам такие порции, которыми впору только мышат кормить. Бася объявляла, какое блюдо сейчас внесут, какие ингредиенты в него входят, из каких земель они были доставлены. Смеян и господин Вильд не стали церемониться, потребовали себе жареной курятины с салатом, и им тут же их подали. А всевозможные изыски мужчины предоставили нам. Вильд молчал, исподлобья посматривая то на одну, то на другую девушку. Смеян рассказывал байки из дворцовой жизни, примерно те, которыми потчевал госпожу Чашку по дороге. Когда с ужином было закончено, решили играть в фанты.

– Ах, как это мило! – защебетала девушка в голубом платье, которую, кажется, звали Дануткой, как и деваху из таверны Матушки Скрыни, – каждая из нас покажет, на что способна. Ведь многие из нас поют, играют на музыкальных инструментах…

Девушки оживились и захлопали в ладоши. По приказу слуг в овальную залу внесли музыкальные инструменты. Я смотрела на происходящее с ужасом. Ко мне подошёл Смеян и облокотился на спинку кресла, в котором я сидела.

– Надо же, – шепнул он мне на ухо, – кто-то привёз с собой арфу. Как же сильно надо любить музыку!

– Или хотеть выйти замуж, – фыркнула я.

– А чем порадуешь нас ты? – спросил Смеян, – ты жонглируешь кастрюлями или штопаешь чулок в два стежка?

– Я нахожу неудачные рифмы в чужих балладах, – ответила ему я, и он ухмыльнулся.

Первый фант вытащила Каролина, пухленькая девушка с высокой причёской, в платье фиалкового цвета. На бумажке значилось: «Рассказать историю о прекрасной, но трагичной любви».

Каролина уселась за арфу, расправив пышную юбку, и исполнила довольно длинную слащавую балладу о соловье, полюбившем розу. Всё действительно закончилось трагично, шипы вонзились прямо в сердце бедной птичке, а голос Каролины замер на невыносимо высокой ноте, но не сорвался, а скатился мощной трелью вниз. Каролина взяла пальчиками финальное арпеджио, и все мы восторженно зааплодировали.

– Ах! Ох! – слышалось отовсюду.

– Как можно соперничать с таким талантом! – воскликнула Бася и вытащила следующий фант.

– Читайте, что же там?

– Нужно изобразить какое-то животное! – засмеялась Бася, – Ну, это просто.

Она крадучись, выставив перед собой хорошенькие ручки, подошла к своему хмурому жениху, попивавшему из бокала вино, и мяукнула. Это было очень вульгарно, но, к моему удивлению, господин Вильд расплылся в довольной улыбке. В ней сквозило такое сладострастие, что я отвернулась.

Потом пошла череда «говорящего танца», пантомимы, чтения баллад. Я была в очереди девушек последней и надеялась, что обо мне забыли.

– Последний фант! – вскрикнула Миленка и поднесла мне корзинку, из которой я вытащила записку.

– Расскажите секрет, о котором никто здесь не знает, – прочла я и обвела глазами залу.

– О! – встал из кресла господин Вильд, – Наконец-то что-то необычное!

Все стали подбадривать меня и подшучивать. Только Смеян молчал, не сводя с меня глаз. И в этих глазах неожиданно я увидела тоску и страдание.

– Я сделаю иначе. Тут же не сказано, чей секрет? Значит, я могу рассказать секрет любого из вас.

– Как это? – удивилась Данутка, – А вдруг это неправда? Разве вы умеете читать мысли?

– А вот и проверим, – улыбнулась я и сразу подошла к ней. Я взяла девушку за руку и картинно закрыла глаза. Это было несложно, тело Данутки само говорило о себе.

– Вас в детстве укусила охотничья собака, и с тех пор вы их боитесь.

Данутка ахнула и закрыла ладошкой рот. Девушки вокруг зашумели, Бася нахмурилась. Смеян резко встал с кресла и подошёл к девушке. Он тоже взял её за руку и поднёс запястье к свече.

– Всё просто! – громко сказал он, – у госпожи Данутки на руке шрам, это следы зубов крупной собаки.

– Да-да! – взволнованно закивала девушка, и все облегчённо выдохнули.

Бася подошла ко мне и пригрозила шёпотом:

– Ты играешь в опасную игру.

Но я уже разошлась.

– Кто следующий?

Ко мне подбежала Миленка, но Смеян оттеснил её и схватил меня за руку. Волна жара охватила меня. Смеян бесцеремонно протянул мне руку и произнёс:

– Я следующий.

– Вы подарили свой дневник со стихами бродячей артистке, – ответила я после недолгой паузы.

– Это нечестно, – Смеян отпустил мою руку, и все вокруг засмеялись, – вы это подсмотрели, дорогая Стася. А я-то думал, что никто не видит, как я любезничаю с Кларой.

– Шалун, шалун, – засмеялась Бася, качая головой. Господин Вильд медленно встал из кресла. Его тонкая нитка губ презрительно искривилась.

– Теперь моя очередь, будущая свояченица. Секретов у меня хоть отбавляй.

Волна страха обдала меня, когда я взяла его за руку. Я закрыла глаза и с трудом открыла их. То, что я узнала за долю секунды, лишило меня дара речи. Я хотела крикнуть ему в лицо: «Ты убийца!» Но вместо этого я молчала, точно набрала в рот воды.

– Что с вами, дорогая Стася, – любезно осведомился Амброзий, – вам плохо? Моя рука раскрыла вам страшный секрет?

Вдруг портьеры, скрывавшие глубокую нишу в стене, распахнулись. И нам на встречу с оглушительным весёлым хохотом выскочил невысокий полный мужчина, одетый в бархатный алый камзол короля.

– Самый страшный секрет господина Вильда в том, что я уже целый час тайно наблюдаю за самыми красивыми девушками королевства из-за портьеры, которую приказал повесить он!

Все без исключения рухнули на колени перед королём Хенриком, и я тоже сделала это. Мы не смели поднять глаз, а Хенрик хохотал и повизгивал, как ребёнок, радуясь своей озорной выходке.

– Вставайте же, вставайте с колен, милые дамы! Я хочу вина, пирожных! Я хочу говорить комплименты и танцевать с каждой из вас!

Хенрик хлопнул в ладони, и в залу вошёл квартет скрипачей. Они заиграли бойкую мелодию, Хенрик подхватил Миленку и заскакал козликом в весёлой пляске. Бася танцевала с женихом, немного медленнее, чем ритм музыки, а я без сил упала в кресло и хотела только одного: бежать как можно дальше от этого страшного места и от господина Вильда.

(обратно)

Глава 14

Сославшись на головную боль, я ускользнула от бурного веселья. Король пил всё больше, девушки не отставали от него. Он действительно поставил цель протанцевать с каждой. Для приличия я прошла два круга медленной павы, единственного танца, который знала с детства. Потом Бася обняла меня и увела в мою спальню на третий этаж.

– Бедная моя птичка, ты вся дрожишь, – ласково приговаривала она, а у меня действительно зуб на зуб не попадал, – как бы ты не заболела. Эти сквозняки большого здания… Я-то уже привыкла!

Я молчала, пока Бася не довела меня до двери, там я остановилась и спросила, трясясь от пережитого ужаса:

– Аг-гнешка приедет на т-твою свадьбу?

Бася молчала, ее лицо озарялось светом от канделябра, который она держала в левой руке.

– Увы, Стася, я посылала гонцов во все концы королевства. Её не нашли. Говорили, что она выступает в каком-то уличном театре, но слуги проверили все театры. Никто об Агнешке и не слыхал.

– Ж-жирко мне сказал, что Агнешка в каком-то б-борделе.

– Глупости, – махнула рукой Бася, – наша Агнешка на такое не способна. А Жирко – просто болтун. Иди спать, милая, и хорошенько выспись.

–А т-ты знала, что король уже п-приехал?– спросила я.

– Конечно, глупенькая, – он прибыл вчера, тайно, чтобы не смущать гостей. Ну, есть у него какая-то своя цель, для чего он таинственности напустил. Но завтра будет торжественный обед в его честь, а послезавтра уже и свадьба. Так что… Увидишь нашего венценосца во всей красе.

Я поцеловала Басю в щеку и вошла в полутемную спальню. Как же я была рада очутиться рядом с Ойкой. Та сидела у окошка с вязанием. Света толстой свечи ей было достаточно.

– Ойка, прошу тебя, переночуй тут со мной. Я даже на кровати подвинусь.

– Слушаюсь, госпожа, – ответила Ойка, – но не надо уступать мне кровать. Госпожа Бася узнает – будет ругать. Я на полу тюфячок постелю.

– Холодно же!

– Тогда на сундуке!

Ойка показала пальцем на сундук в углу. Я, боявшаяся теперь каждого тёмного закоулка, потребовала открыть его. Ойка повиновалась и откинула крышку, под которой оказался ворох вязаных одеял и подушек. Я, не снимая платья, прилегла на кровать, и Ойка укрыла меня одеялом.

– Вы вся дрожите. Принести вам чаю?

– Нет! – почти вскрикнула я. Я боялась остаться одна хотя бы на минутку.

– Что вас так взволновало? – удивилась Ойка, отложила вязание и села рядом на кровать.

– Сегодня был праздничный ужин, и оказалось, что в комнате есть ниша за портьерами. Все думали, что это просто занавешенное окно. А оказалось, что там довольно много места, и там может тайно спрятаться человек.

– И кто же там спрятался? – удивилась Ойка.

– Король Хенрик!

– Ах, вот оно что! – сказала Ойка и хлопнула себя по коленке, – вот кто вчера приехал в белой карете и сопровождении конного отряда гвардейцев и нескольких слуг. Никогда бы не подумала, что король так скромно путешествует.

– Я читала сказку, в которой один правитель переодевался в платье слуги и ходил на рынок, чтобы послушать, что о нем говорят в народе.

– Это хитрый план! – засмеялась Ойка, – может, и в этот раз король задумал что-то подобное.

– А как же он оказался за портьерой? Спрятался заранее или вошёл через незаметную дверь?

– Этот дворец построен давно, – задумчиво сказала Ойка, и потайные ходы тут наверняка есть. Например, в левое крыло, которое никто никогда не посещает. Но я видела как-то свет в одной из комнат левого крыла. Когда на свидание к пастуху бегала. Жутко так…

– Тебе показалось, Ойка, – успокоила её я, а у самой только сильнее поджилки затряслись.

Ойка вздохнула и тут же засмеялась.

– В овальную залу можно попасть через смежный кабинет. Всё просто. А портьеру, чтобы загородить нишу, повесили вчера. Так что король планировал свою шалость заранее.

– Наверное, он хотел посмотреть на гостей тайно.

Ойка вернулась к своему вязанию, а я не могла изгнать мысль о тайных ходах в левое крыло дворца из своей дурной головы. А ещё меня неотступно мучило видение, которое меня посетило: Агнешка с перерезанным горлом, висящая на крюке под самым потолком. Её белое платье залито кровью, волосы спутаны, а глаза широко распахнуты. Безвольно повисшие вдоль тела руки вдруг поднимаются и тянутся ко мне. От страха я засунула голову под одеяло и какое-то время лежала в полной темноте, но потом поняла, что мне не уснуть, и я обязательно должна была рассказать всё Смеяну. Единственному человеку, которому я доверяла в этом жутком месте. Увы, того же самого я не могла сказать о своей сестре. Женщина, которая так безмятежно себя чувствовала рядом с господином Вильдом, не внушала мне доверия. Учитывая, что Бася была посильнее меня, как ведьма.

Я высунула нос из-под одеяла и увидела, что Ойка задремала за вязанием. Тихонько я вылезла из кровати, подкралась к двери и улизнула из комнаты. Я совершенно не знала, где мне искать Смеяна. Возможно, он остановился, как и другие гости на третьем этаже, а может, его разместили рядом с апартаментами короля. Я увидела мажордома, чинно поднимавшегося с большим кувшином по лестнице.

– Любезный, – обратилась я к нему, – не подскажете ли, закончился ли ужин в овальной зале.

Конечно, я не могла спросить напрямую о Смеяне, боясь быть уличённой в неприличных помыслах, потому и сформулировала так витиевато. Мажордом смерил меня презрительным взглядом, видимо, решив, что я не была включена в число гостей, присутствовавших на ужине.

– Да, госпожа, гости закончили ужин и разошлись по своим спальням. Но в овальном зале пребывает Его Величество и господин Левая Рука. Они просили их не беспокоить.

Мажордом свернул направо, а я тихо спустилась на второй этаж и, недолго думая, подбежала к двери овальной залы. Возле нее стоял навытяжку гвардеец, чему я не очень-то удивилась. Что там говорила Ойка про смежный кабинет? Я прошла по коридору почти до конца, не увидев никакой двери, но почти у самого окна дверь всё-таки оказалась. И она была не заперта!

Я вошла в полутёмный кабинет, уставленный по периметру полками с книгами, и прошла к тому месту, где могла бы находиться тайная дверь. Увы, двери не было, но была полоска света, которая пробивалась из-под нижней книжной полки. Полка оказалась искусной имитацией, книги были нарисованы на двери, но так достоверно, что это было можно обнаружить только при ощупывании дверного полотна. А Король, заходя в секретное помещение, неплотно закрыл за собой фальшивую дверь. Это и помогло мне, я толкнула дверь и попала внутрь ниши, отгороженной от овального кабинета пресловутыми портьерами. Мне было всё прекрасно слышно, но ничего не видно. Говорил двое, возможно, в кабинете был кто-то ещё. Я решила дождаться окончания разговора, не военные тайны же тут обсуждают.

Я ошиблась.

– Мне не нравятся настроения на Севере, мой король, – услышала я встревоженный голос Смеяна, – среди паломников зреет ропот на власть. Они продолжают ходить к этим проклятым Великим Кубам. И тем самым эльфийская зараза проникает в наш мир всё глубже.

– Паломников больше, чем в прошлом году?– донёсся до меня голос короля, который ни с чьим было не спутать по характерным хриплым ноткам человека, любящего много смеяться и пить вино.

– Значительно больше. Но хуже всего то, что на Великие Кубы претендуют теперь и гоблины. На сами здания и на территории вокруг них.

– До недавнего времени гоблины сидели тихо, Левая Рука.

– А теперь они вооружены пищалями. Устроили бойню с жертвами.

Воцарилось молчание, которое прерывалось вздохами. Наверное, это Хенрик обдумывал полученную информацию.

– Поговорим об этом по возвращении, Смеян, – сказал король недовольным голосом, – не порть мне праздника. В кои веки приехал к другу в гости на свадьбу, а ты вываливаешь на меня ворох проблем.

– Прошу прощения, Ваше Величество, я не угодил вам с темой разговора, но и промолчать не мог.

– А вот с другим ты мне угодил. На славу потрудился, Смеян, – услышала я неожиданно повеселевший голос короля, словно тот вспомнил о чём-то необычайно приятном, – смотрины теперь можно и не проводить.

– Я рад, – сухо и кратко ответил Смеян, и я представила, что он поклонился монарху, – могу ли я узнать имя избранницы?

– А ты угадай! – что-то зажурчало, и король засмеялся, – но для начала возьми бокал и выпей превосходного флоранского вина. Оно такое же ценное, как и их знаменитая парча…

– М-м-м, – протянул Смеян, видимо сделав глоток, – немного терпкое, наверное, молодое, не наигралось.

– Да-да, – продолжал смеяться король, а моё сердце защемило непонятным предчувствием беды, – так кого же ты прочишь мне в невесты?

– Я бы выбрал госпожу Каролину Осоку. В ней и стать, и родовитость, и блестящая образованность. А какой голос… Он пленит любого ценителя музыки.

– Каролина? – загрохотал смехом король, – Эта толстая бочка, обтянутая атласом? Что мне до ее родовитости? Хоть папаша ее предан трону, это не повод женится на дойной корове.

Я поморщилась. Неужели можно так отзываться о девушках! Каролина так мила, так талантлива… Я вспоминала звуки арфы в ее руках, ангельский голос.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением протянул Смеян.

– Вторая попытка, ну!

– Госпожа Миленка Чашка. Её тонкий стан сравнится с гибкой ивой, смех похож на хрустальный колокольчик, а…

– Дура из дур! – с радостным, почти мальчишечьим смехом перебил его Хенрик, – третья попытка. Угадаешь – подарю перстень! Вот этот, с рубином.

– Не в перстне дело, – пробормотал еле слышно Смеян, – я боюсь, что так мало знаю своего монарха, что меня следует прогнать со службы.

– Перечисляй тех, кого бы сам с удовольствием затащил в койку. Да не строй из себя невинного паломника у подножья Великого Куба! Уж я тебя насквозь вижу.

– Госпожа Виллина?

– Нет!

– Госпожа Антонина?

–Нет и нет! – король взвизгнул от удовольствия.

– Сдаюсь.

– Поищи среди тех, на кого и подумать нельзя!

Я от ужаса зажмурилась, хотя меня никто не видел.

– Госпожа Бася? – пробормотал Смеян, – Но ведь это, Ваше Величество, нарушение всех законов гостеприимства…

– Я ещё не сошёл с ума, чтобы переходить дорогу самому богатому человеку королевства, да, к тому же, моей Правой Руке – важно ответил король, – ну раз ты такой недогадливый, я останусь при перстне, а ты – с носом, дорогой мой Смеян.

Король снова засмеялся. Послышался странный звук. То ли отодвигали кресло, то ли пододвигали столик с яствами поближе.

– Помнишь ли ты ту худенькую светловолосую девчушку, что сидела по левую сторону от госпожи Баси? Её сестру? Пожалуй, это именно та невеста, что мне подходит.

–Эльфийская праматерь! – ахнул Смеян и застучал каблуками по полу, видимо, он стал быстро ходить туда и сюда перед королём, а тот радостно взвизгивал, весьма довольный произведённым эффектом.

Я же молилась всем четырём вершинам Великого Куба, чтобы эта выходка короля действительно была шуткой.

– А знаете ли вы, что она служила в таверне гоблинки? Ваше Величество, она подавала блюда пьяным гостям и мыла посуду?

– Восхитительно! – взвизгнул Хенрик, – Значит, она не будет падать в обморок всякий раз, когда я выпью лишнего да буду приставать к ней со своими поцелуями.

– А вы видели её обветренную кожу, цыпки на руках?

– Прекрасно, значит, она любит прогулки, и будет сопровождать меня на охоту, а при случае и на рыбалку!

– А вы знаете, что ей всего семнадцать лет?

– Вот и отлично, не станет давать мне дурацких советов!

– Она тощая!

– Были бы кости, мясо нарастёт!

– Она глупая!

– Женщина не должна быть умнее мужа!

– Она из бесславного рода!

– Не будет плести интриг, пытаясь протолкнуть наверх своего братца или папашку.

Король смеялся, и его смех грохотал на всю овальную залу.

– Она… она… не невинна, – выдохнул Смеян, и настала тишина.

«Драконий хвост! – чуть не вскрикнула я, а мои руки и ноги похолодели, – Вот ведь дрянь!»

– И кто же этот нечестивец? – спросил король после долгой паузы.

– Разбойник Жирко. Он изнасиловал её на берегуозера, и я был вынужден вступиться за девушку.

– Ты убил его? – глухим голосом спросил король.

– Я сдал его в магистратуру Челноков.

Король вздохнул и, видимо, поднялся с кресла.

– Мы так громко смеялись, боюсь, как бы нас кто-то не услышал. Если я мог попасть в нишу за портьеру, не исключено, что это кто-то повторит. Проверь, любезный друг Смеян.

Я попятилась, пытаясь спиной открыть потайную дверь, но она, как назло, не двигалась с места, я в ужасе закрыла лицо руками.

Смеян сделал два шага к портьере и открыл её. Я закусила губу, чтобы не закричать, а когда отняла руки от лица, наши глаза встретились. Взгляд Смеяна был настолько удивлённым, что он мог вскрикнуть, и я приложила свой палец к его губам.

Он отпрянул.

– Тут никого нет, Ваше Величество.

– Спокойной ночи, Смеян, завтра трудный день. Приёмы и балы – это то, что я очень люблю, но видеть перед собой девушку, которую я не могу …

Король не закончил мысль и вышел из кабинета.

Я, не переставая дрожать, села в кресло. Смеян ворвался в нишу и схватил меня за плечи.

– Что ты вытворяешь? – зашипел он, злобно вытаращив глаза, – Ты знаешь, что с тобой могут сделать за такую выходку?

Я горько заплакала, даже не пытаясь сопротивляться и не имея возможности вытереть слёзы.

– Жирко… Он всё-таки…

Я рыдала так, что Смеян отпустил меня и тут же прижал к своей груди, он гладил меня по волосам.

– Да нет же, дурочка, ничего ты не поняла. Ничего не случилось тогда. Я соврал. Я соврал королю.

Я подняла мокрые от слёз глаза на Смеяна и … он поцеловал меня.

Хотите знать, что такое первый поцелуй? Да вы, наверное, знаете. Это нежность прикосновения, лёгкий холодок зубов, сладкий язык, которым Смеян погладил мой язык, это вдох один на двоих и много-много минут без выдоха. Это рука, которая скользила по моей спине вниз, это едва слышный стон от того, как быстро расстёгиваются пуговки на лифе.

– Это фальшивая застёжка,– прошептала я.

– Проклятый шноркель, – тихо засмеялся мой любимый, – всё-таки обманул.

– Это платье снимается только через голову, – сказала я.

Смеян крепко обнял меня и оторвался от моих губ. Теперь его огромные глаза смотрели прямо на меня.

– Не сейчас, не здесь. Не будем торопиться, ведь так? – сказал он скорее себе, чем мне.

– Не будем, – тихо подтвердила я.

– Я приду к тебе этой ночью, – шепнул Смеян мне на ушко, но объятий не разжал.

Я замотала головой.

– Почему?

– Я буду спать в комнате со служанкой.

– В Куб эту служанку, во все четыре угла! – рыкнул Смеян и стал целовать мою шею, спускаясь ниже и ниже. Это было невыносимо приятно, щекотно, сладко. Я потянулась к нему в истоме. Я никогда не представляла себе, что могу быть такой безвольной. Но мне безумно хотелось, чтобы Смеян никогда не выпускал меня из объятий. А ещё я хотела, чтобы застёжка на платье не была фальшивой.

– Как ты пахнешь! – шептал он, – Просто мёд с молоком, цветок глицинии, ветер с лугов. Ты меня с ума сводишь!

Похоже, мой Смеян и вправду сошёл с ума, потому что он перестал искать застёжку на платье, а резко зажал своей ладонью свой рот так, что я от страха и пикнуть не могла. Только вытаращила глаза. Смеян медленно отвернулся от меня. Я услышала хлопанье дверью и быстрые шаги. Смеян медленно отнял ладонь от моего лица и несколько раз взмахнул рукой перед собой, словно ставя завесу. Это было совсем не лишним, потому что портьеры раздёрнулись, и я увидела свирепое лицо господина Вильда, заглянувшего в нишу. Позади него маячила фигура моей сестры Баси.

– Тут никого нет, – рявкнул господин Вильд и задёрнул портьеры, оставив тоненькую щель. Мы замерли со Смеяном, не разжимая объятий, – отлично! Мы можем поговорить спокойно.

– Что с тобой, милый Амброзий? – начала ласковым голосом Бася.

– Твоя сестра. Всё дело в твоей сестре.

– Что не так с ней? – Бася подошла к Вильду и нежно обняла его двумя руками, сцепив пальцы у его затылка.

– Скажи мне, она ведьма?

– Эльфийская праматерь, конечно же, нет! – Бася улыбнулась и попробовала поцеловать Вильда, но тот её оттолкнул.

– Ты мне зубы не заговаривай. Я прекрасно видел, как она … изменилась, остолбенела, когда прикоснулась к моей руке. Её просто всю чуть наизнанку не вывернуло.

Бася мелодично засмеялась и прошлась по комнате. Мы со Смеяном боялись вздохнуть.

– Милый мой, ты иногда выглядишь так свирепо, что и я тебя побаиваюсь. Выбрось ты её из головы. Завтра я её отошлю куда-нибудь, чтобы она тебе глаза не мозолила. А лучше в комнате запру.

Вильд тоже прошёлся по комнате и почти развернулся лицом к нише. Я видела, как блестят его злобные глаза.

– Следы Агнешки не обнаружены? – ни с того ни с сего спросил он сестру.

– Нет, три гонца вернулись ни с чем. О моей Агнешке никто ничего не слыхал, словно в воду канула.

Господин Вильд кашлянул и быстрым шагом вышел из комнаты. Бася постояла несколько секунд на месте, а затем подошла к портьерам, отгораживавшим нишу. Она пристально посмотрела прямо мне в лицо через щель, и я зажмурилась. Бася резко рванула ткань, раздался скрип крючков, портьера разъехалась, но морок Смеяна был крепким. Бася разочарованно вздохнула, повернулась на каблуках и вышла из овальной столовой.

Я поняла, что самое время упасть без чувств.

(обратно)

Глава 15

Очнулась я в чужой спальне. Я лежала на широченной кровати, слева от меня мерцали свечи в высоких канделябрах, таких же, что стояли в моей комнате. В глубоком кресле сидел Смеян. Он был без камзола, в одной батистовой рубашке, расстегнутой у ворота, и набивал порохом пищаль. Смеян увидел, что я подняла голову и оперлась о локоть, и отложил шомпол.

– Ты как? – спросил он тихо, хотя в комнате мы были одни.

– Не знаю, – призналась я, – сегодня несколько раз мне казалось, что я умру от страха.

Смеян отложил пищаль на столик и встал из кресла. Я смотрела на него снизу вверх. Я была согласна так смотреть на него всегда, но он решил иначе. Смеян сел рядом со мной ласково, но без всякой страсти погладил меня по голове.

– Мне надо кое-что сказать тебе, девочка.

– Я люблю тебя, Смеян, – перебила я его и потянулась к нему для поцелуя, но он мягко отстранил меня.

– Я дал тебе выпить успокоительных капель, но похоже, они не действуют, – тихо засмеялся он и тут же посерьёзнел, – ты попала в какой-то переплёт. Пока не знаю, в какой, но… Я вижу вокруг тебя воронку, в которую тебя затягивает. Пока я не могу понять, что происходит, но…

– Знаешь, Верейка догнал меня по дороге. Когда я ехала на Каурке по Срединному Торговому Тракту, он подкараулил меня и захватил в плен. Он сказал, что отвезёт меня к господину Вильду, и тот отвалит за меня крупную сумму.

Смеян взял мою ладонь и прижал к губам.

– Мне удалось вырваться. Не важно как…– я помолчала, наслаждаясь прикосновениями его губ к моей руке.

– У тебя цыпки, но я их не вижу. Ладонь шершавая…– прошептал Смеян.

– Это меня Бася снадобьем намазала, чтобы я понравилась… королю.

– Ты и понравилась, дурочка. Ты не могла не понравиться.

Смеян наклонился ко мне и подарил мне такой долгий поцелуй, что я чуть не задохнулась от счастья. Я изогнулась как лоза, обвила его шею руками и приникла всем телом к нему. Я чувствовала, как стучит его сердце. Смеян оторвался от моих губ с глухим стоном.

–Я должен немедленно увезти тебя отсюда, немедленно. Я чувствую, что тебе грозит страшная опасность.

Я замотала головой, потому что для меня расстаться с ним было просто немыслимо. Как и куда я могла уехать? Здесь моя сестра, здесь Смеян! Какая беда может быть посреди праздника? Если ужасный Вильд что-то и затевает, то неужели присутствие самого короля Хенрика его не смутит.

– Скажи мне, Стася, – медленно произнёс Смеян,– ты повелеваешь лезвием ветра, можешь сделать воздушную колыбель или можешь что-то ещё?

– Лезвие ветра мне удалось повернуть лишь однажды, когда я испугалась за тебя. Когда я увидела, что толпа может раздавить тебя. Я сделала это… легко. Но не знаю, смогу ли я это повторить. Я могу заставить порыв ветра оттолкнуть от себя кого-то. Но этим себя надолго не защитишь. Воздушная колыбель вообще сама собой получилась. Иногда я прикасаюсь к человеку или вещи и мелькает какой-то образ, чаще страшный.

– Наверное, это ужасно: знать то, чего не хочешь знать, – покачал головой Смеян и взял мою ладонь в свою, – а когда ты держишь меня за руку, то ты тоже слышишь мои тайны и мысли?

– Нет, – с сожалением сказала я, – наверное, ты можешь поставить сильную защиту.

– Могу, – улыбнулся Смеян, – и тебя научу, если захочешь.

– Как тебе удаётся скрывать свой дар? – спросила я, – ведь король борется с ведьмами и колдунами.

– Не король, – ответил Смеян не сразу, – всех ведьм Серый Патруль ищет для господина Вельда.

Я ахнула. Получается, что вся эта охота на ведьм … Это не решение короля? Смеян открыл мне глаза на то, что происходило. По наветам, по доносам ведьмы попадали в лапы Серого Патруля. Настоящие ведьмы, а их было немного, отправлялись на допрос к Вильду. Тот клялся королю, что они подчиняются его власти и создают особый волшебный щит по всему периметру королевства, против нападения эльфов из Заоблачья. А живут они внутри Великих Кубов.

– И король верит в эту ерунду?– с ужасом спросила я.

– Но эльфы-то не нападают! – жестоко усмехнулся Смеян, – И потом попробуй проверь, где эти ведьмы. Тел никто не находил, а внутрь Великих Кубов проникнуть никому не удавалось.

– Значит, история про молитвенный щит, не такая уж сказка? – прошептала я.

– Что, если Вильд и тебе уготовил такую судьбу? Я этого совершенно не хочу.

– Может, потому он и искал мою сестру Агнешку… Она была сильной ведьмой. А Басю, видишь, не тронул.

– Твоя Бася не так проста, как кажется… – задумчиво сказал Смеян и тут же встал с кровати, – вот что. Надо поспать. Завтра нас всех ждёт непростой день.

Он подошёл к кованому сундуку в углу комнаты и поднял крышку, вытащил длинную рубашку и кинул её в меня. Я со смехом поймала.

– В парче спать не так-то легко. Переодевайся.

Смеян отвернулся, показав тем самым совершенно неестественную застенчивость. Я устыдилась своих развратных мыслей и шустро скинула платье. Оно легко снималось через голову, стоило только ослабить верёвочку на талии. Я надела рубашку Смеяна, она доходила мне до колен, рукава висели, как у клоуна. Платье я аккуратно повесила на спинку кресла и позвала Смеяна.

– Нет, милая, нет, – хмуро ответил мне он, – ложись спать. У нас всё будет, но… Иначе. Я слишком тебя люблю!

Не знаю, стоило ли мне расстраиваться после такого признания, но я была согласна подчиниться любому приказу своего любимого. Смеян сел в кресло и открыл какую-то книгу. Я забралась под одеяло и свернулась калачиком и невероятно быстро уснула.

В моем сне мы со Смеяном снова оказались в лимонной роще. Держась за руки, мы шли по лунному лучу. Вокруг нас росли деревья, на тонких ветвях которых висели крупные светящиеся плоды. Они были так хороши, что я протянула руку. «Не надо!» – шепнул Смеян, но я не послушала его и сорвала один плод. Вместо шершавого и упругого лимона я держала вонючую пустую кожуру, из которой стала капать на землю серая гниль. С отвращением я отбросила от себя лимон, и свет плодов в волшебной роще погас.

Я проснулась от поцелуя Смеяна, открыла глаза и ошалело посмотрела на него.

– Ты меня так испугалась?

– Просто я ничего не помню. Как я оказалась тут?

Я села на кровати и ощупала свою рубашку, вернее, рубашку Смеяна. Я сняла платье? Я проснулась в кровати Левой Руки Его Величества? Он меня поцеловал? Что вообще происходит? Смеян улыбался. Он уже переоделся в парчовый камзол василькового цвета, не забыв приколоть орден.

Орден? Что-то я помнила.

– Извини, Стася, я перемудрил с успокоительными каплями. И они подействовали только теперь, когда тебе надо быть бодрой, сосредоточенной и внимательной.

Я закрыла лицо руками. Я не сомневалась, что между мной и Смеяном была близость этой ночью, но я совсем ничего об этом не помнила. В душе осталось только ощущение сильного испуга, неясного и связанного одновременно с королём Хенриком и будущим мужем моей сестры Баси.

– Я подумал, что с тобой делать теперь, – начал Смеян, и я решила, что он подумал о том, как скрыть, что он лишил меня невинности, – и решил, что прятаться от людей тебе вовсе не стоит. Как бы ты не боялась Вильда, а на чистую воду нам его не вывести без тебя, потому от меня ни на шаг. Я теперь твоя иголочка, а ты – моя ниточка.

– Всё же поймут, что мы… провели ночь вместе.

– Это не страшно, – махнул рукой Смеян, – я не дворник, а ты не кухарка.

Я засмеялась и мой любимый тоже, он поцеловал мою руку и продолжил.

– Учти, Стася, дворянам можно всё, тем более что я собираюсь поставить в известность твою сестру о нас. Сделать предложение руки и сердца по всей форме. И хотя она не твой опекун, а предложение нужно было передать Матушке Скрыне, формально у неё в услужении ты находишься, я этот обычай нарушу. Ты уж извини.

Я не возражала и глупо улыбалась. Меня расстраивало только одно. Если ночью мы были близки, я совершенно ничего об этом не помнила.

– Тебе придётся надеть то же самое платье, Стася. Если бы я знал, что по пути в замок Вильда встречу свою невесту, я бы прислал сюда со слугами не один чемодан с нарядами, а купил в лавках шноркелей несколько готовых платьев.

– Можно у Баси попросить что-то для меня…– робко улыбнулась я.

– Можно. Если ты только не свалишься в обморок после примерки очередного чужого наряда.

Я вздохнула. Смеян поцеловал меня в лоб, как маленькую сестрёнку, и вышел из комнаты. Через несколько минут в его спальню вошла Ойка. У нее был такой невозмутимый вид, что мне стало стыдно. Ойка принесла мне чистое бельё, гребёнки, и кувшин для умывания.

Через полчаса я уже была одета и причёсана. Ойка заплела мои волосы причудливо, украсив их свежими цветами жасмина.

– Пусть аромат этих цветов вам будет напоминать о том, что вы обрели счастье, – шепнула она.

– Мне так стыдно…– я опустила глаза, но Ойка прыснула и сказала, что король Хенрик тоже ночевал не один. И хотя он навряд ли женится на девушке, которая не сберегла себя до свадьбы, он щедро наградит свою избранницу.

– Где мы будем завтракать? – поинтересовалась я, и Ойка сказала, что у Вильдов не принято завтракать за общим столом, и Смеян распорядился накрыть стол в оранжерее, куда он скоро проводит меня сам. Тем более что кухня сбилась с ног из-за приготовлений к праздничному обеду в честь драгоценного гостя – Его Величества Короля Хенрика.

Конечно, обычаи чужого дома мне были неизвестны, но я удивилась в очередной раз. Бася не взяла из нашей семьи устои и порядки, видимо, кое-что в доме Вильдов решала не она.

Вскоре пришёл Смеян, он снова был щедр на объятия и поцелуи.

– Идём, я уже сделал кое-какие распоряжения на твой счёт, – туманно сказал он и предложил свою руку.

Мы прошли анфиладами к светившимся изнутри дверям оранжереи. Вчера дворец Вильдов казался мне таким мрачным и тёмным. Как всё изменилось! Да и сам Вильд уже не пугал меня. Мало ли что я там себе о нём напридумала? При чём тут Агнешка? Как он мог её убить? С чего я вообще это взяла? Я вспомнила, что Вильд спросил у Баси, не нашла ли она следов сестры. Было бы странно спрашивать о той, чья судьба тебе, как убийце, достоверно известна. В общем, слухи о господине Вильде и моя личная неприязнь к нему, как к разорителю нашей семьи, позволили разыграться моей больной фантазии. Конечно, я не забыла того, что рассказал о нём и ведьмах Смеян, и я должна была вести себя очень осторожно. К счастью или к несчастью, я уже не могла использовать лезвие ветра, потому что сильно ослабла. Даже пламя свечей мне не покорялось. Да и против кого я должна была направлять свою магическую силу?

В оранжерее было теплее, чем в остальной части дворца. Здесь было уютно. Из-за высоких окон и стеклянного сводчатого потолка она была залита утренним светом, не ярким, слегка розоватым из-за набежавших облачков. В сплетении веток розовых кустов, в раскидистых кронах экзотических деревьев, названий которых я не знала, порхали крохотные бабочки. Вдоль дорожек, усыпанных мелкими камушками, стояли кадки с пушистыми кустиками, покрытыми белыми и золотистыми звёздочками. Журчал фонтанчик. Вода лилась изо рта ужасной каменной головы, изображавшей злого колдуна Демфера, и собиралась в глубокой чаше, из которой она переливалась по двум желобам, в другую, более крупную чашу. Затем вода сливалась в небольшое озерцо, на поверхности которого плавали розовые цветы с крупными мясистыми лепестками и очень толстыми листьями. Наверное, если бы на один листок посадить меня, а на другой Ойку, мы бы и в воду не погрузились. Я глазела про сторонам, а Смеян смотрел с тревогой на меня. Я обернулась, и наши глаза встретились.

– Ни на шаг сегодня не отходи от меня. Даже с Басей не уединяйся. Ни под каким предлогом, – напомнил он мне утренний разговор, и я рассеянно кивнула.

Смеян подвёл меня к столику, который был установлен на круглой площадке из плоского серого камня. Два удобных плетёных кресла с подушечками под спины стояли друг напротив друга. Нас ждала старая служанка в чепчике, разливавшая травяной напиток в чашки. Она также положила мне на тарелку кусочек открытого пирога с ягодами, ломтики творожного сыра. Смеян задумчиво жевал запечённые овощи. Я смущалась в присутствии служанки, хотя та выглядела невозмутимой. Наконец, она царственно удалилась, пообещав принести молочный мусс, и я вздохнула свободнее.

– Я уже заглянул к будущей госпоже Вильд, и после завтрака она ждёт нас в саду на пару слов. Сказать, что она удивлена новостью – ничего не сказать, – улыбнулся Смеян.

– Какой новостью? – рассеянно спросила я, наблюдавшая за яркой птицей, шумно перелетавшей с одной цветущей ветки на другую, – это же лирохвост? Такой же, как в твой балладе?

– Стася, – Смеян положил свою ладонь сверху на мою, и я блаженно закрыла глаза, – ты что-нибудь помнишь из событий вчерашнего вечера?

– Да, – прошептала я, улыбнулась, и глаз не открыла, – ты целовал меня в секретном кабинете, потом в овальной столовой, потом отнёс наверх, в свою спальню. Там ты раздел меня. Снял серебристое платье, расплёл косы и уложил на кровать. Я видела твои огромные глаза… Ты лёг сверху, и я почувствовала твою приятную тяжесть всем своим телом. Потом горячая волна…

– Остановись, Стася! – прорычал Смеян, – Ничего этого не было. Не было!

– Как?!– я в испуге открыла глаза и увидела, что Смеян не на шутку встревожен.

– Я привёл тебя в свою спальню, я уложил тебя спать в своей кровати. Всё! Больше ничего не было!

–Как же так…– растерялась я, – зачем же ты сказал Басе, что женишься на мне? Ты же это сказал, так?

Смеян закрыл лицо руками, потом отнял их и посмотрел на меня глазами, полными искорок смеха. Правда, говорил он вполне серьёзно.

– Стася, я женюсь на тебе потому, что я тебя люблю. А не потому, что я провёл с тобой ночь. Если бы я женился на каждой женщине, с которой я провёл ночь, – начал Смеян, потом уловил мой возмущённый взгляд и вздохнул, – это всё успокоительные капли, чтоб их в Куб, во все четыре угла. Я слишком много их тебе подмешал в питье. Думал, что ты уснёшь и перестанешь трястись от страха. А ты…

– Значит, у тебя было много женщин? – спросила я строго.

– Смотря с кем сравнивать. Рядом с королём Хенриком, я просто странствующий паломник с обетом безбрачия.

Мне расхотелось завтракать. Я посмотрела на свои ладони, намотала на указательный палец кончик косы, шмыгнула носом, пытаясь подавить подступившие слёзы.

– Стася…– позвал Смеян, я молчала, – Стасенька… Что с того, что у меня были женщины? Все они ничего для меня не значили. Они были непроходимыми дурами эти напыщенные фрейлины двора Его Величества, эти изнеженные дворянки.

– Мы неровня, уважаемый господин министр, – ответила ему я, подняв глаза. Вы —дворянин из знатного рода. Я – кухарка, которую папенька продал в гоблинскую таверну. Я всегда буду стоять в ряду ваших шикарных женщин, трижды в день переменяющих платье. Причём в самом конце очереди. Я буду сводить цыпки, штопать юбки, чистить песком кастрюли. Меня можно привезти как кобылу на торжище, выставив в ряд к таким же дурам, мечтающим выйти замуж за короля. Привезти и даже не поставить в известность о том, что я участвую в отборе невест. И когда король выберет меня, можно смело оболгать меня и сочинить историю о том, что избранница монарха переспала с целой ордой разбойников. Я же ничего не смогу сказать в ответ, кто поверит кухарке?

– Стася, Стася, подожди, – протянул мне руку Смеян, но я уже резко вскочила, опрокинув недопитую чашку. Напиток плеснул на богатый камзол Смеяна.

– У вас есть другой камзол, и вы можете переодеться, господин министр. К сестре я пойду сама и объясню ей, что вышло недоразумение.

– Станислава Лучик, вы мне отказываете? – удивился Смеян. Он смотрел на меня сверху вниз с таким неподдельным изумлением, что мне стало его немного жаль.

Я ничего не ответила Смеяну, бросила салфетку на стол и вышла из оранжереи. Меня душили слёзы, и я выскочила в первую попавшуюся на глаза боковую дверь. Я шла быстрыми шагами, не разбирая дороги, и очень скоро увидела, что оказалась возле конюшен. Это был каретный двор, уставленный дорогими и не очень экипажами. Я оглянулась и увидела, что Смеян за мной не идёт. «И очень хорошо, господин Левая Рука, – подумала я, – бабник и обманщик. А ещё колдун!» Я села на подножку одной из карет и дала волю слезам. Как приятно плакать, когда тебя никто не видит!

– Стася, ты ли это? – услышала я голос Клары и отняла руки от заплаканного лица.

Передо мной с дымящейся кастрюлей, полной варёных бобов стояла артистка.

– Такая красивая и плачешь! Пойдём с нами завтракать, расскажешь, как дела.

Я с радостью пошла следом за Кларой, которая беспрестанно оглядывалась и хвалила моё платье, причёску и туфли.

– Какая же ты раскрасавица, Стасенька, просто королевская невеста!– приговаривала она, сама не зная того, что недалека от правды, – а мы так вчера веселились, так плясали, что пятки болят. Оказывается, что король приехал к Вильдам тайно, а вся его свита собралась в саду, и мы давали представление. Ну, не только мы. Там были и жонглёры, и фокусники, которые будут сегодня на приёме перед королём выступать. Стася, я так пела, словно в меня вселилась целая соловьиная роща. Мы заработали с Карлом целый кошель серебра.

Я засмеялась, вытирая слёзы. Клара толкнула бочком дверь, и мы вошли в один из каретных сараев. Там было светло от щелей в стенах и крыше, лежали тюки сена, стояла повозка карликов, и на бревне сидел улыбающийся Карл.

Я была искренне рада видеть этого смешного и жалкого человечка, он вскочил, подбежал ко мне и обнял, его голова едва доходила мне до груди, и я погладила его макушку.

– Я вижу, что ты стала совсем как принцесса! – радостно сказал он, – Хоть мы тебе теперь и не компания, а всё же позавтракай с нами и расскажи, как поживаешь.

От завтрака я отказалась, хотя бобы выглядели аппетитно. Клара щебетала, что на кухне ей дали не только эту кастрюльку, но и несколько сдобных булок и пучок зелени. Карл потирал ручки от радости. Он так аппетитно стал уплетать простой завтрак, что я широко улыбнулась.

– Клара, скажи, а Карл делал тебе предложение? – невпопад спросила я.

–Конечно, – улыбнулась карлица, – и это было очень романтично. Мы служили тогда в бродячем театре «Роза». Я была наездницей на пони, а Карл пел свои баллады. И однажды ночью…

– Мы с Кларой пошли к ручью напоить её белого пони, – подхватил Карл, – и я сказал, что глаза моей Клары ярче звёзд, прекраснее кольца, который тут же надел ей на палец.

– Вот оно, – Клара повертела перед моим носом пухленькой ручкой. На одном из пальцев было медное, позеленевшее колечко с хорошо отполированным речным кварцем необычного голубоватого оттенка.

Я захлопала в ладоши, это было действительно очень трогательно.

– А потом мы решили, что будем выступать отдельно, купили повозку и ослика, – сказал Карл, уплетая булку, – тем более что господин Пузырь стал к нам хуже относиться, да и госпожа Агнешка куда-то пропала…

– Агнешка? – спросила холодея.

– Да, – подтвердила Клара, – с нами выступала очень красивая актриса, уж как она пела. И не было ни одного музыкального инструмента, который ей бы не подчинился. Лучше всего она играла на лютне. И меня немного обучила, теперь её лютня мне досталась.

– Расскажите мне об этой Агнешке, – попросила я, сложив ковшиком руки перед грудью.

– Изволь, – кивнул Карл.

Он мало что знал об этой певице, потому что пробыл в труппе бродячего театра полгода. Агнешка пришла раньше, её уже знала публика и приходила послушать именно ее сладкие песни. Агнешка искусно гримировалась, переодевалась в разные костюмы. Она представала перед публикой то юной эльфийской принцессой, то зрелой коварной обольстительницей из отряда гоблинов, воевавших с людьми в эпоху Безвластья, то матерью жестокого короля Збышека. Агнешка знала много баллад всех народов королевства, особенно уморительными были её «Песни шноркелей о бедности и скаредности». Агнешка, как говорится, «делала кассу». Она шепнула как-то Кларе, что копит деньги на выкуп отца, сидящего в долговой тюрьме. От этих слов у меня защемило сердце.

– Скажите, милые мои, – взмолилась я, – а где теперь эта чудесная девушка?

– Мы не знаем, – развела руками Клара, – однажды вечером после спектакля, к директору театра пришёл стражник Серого Патруля, он увёл Агнешку с собой, и больше её мы не видели.

– А потом мы уволились.

Я покачала головой. Было очень похоже на то, что Агнешку забрали по подозрению в колдовстве. Но тогда бы Вильд об этом знал.

– Он умела колдовать? – спросила я осторожно.

– Вряд ли. Девушка, умеющая колдовать, не станет жить в нищете, – хмыкнула Клара, и я развела руками. Не говорить же Кларе о себе, дуре распоследней, которая ни разу не попыталась добиться чего-то корыстного своим колдовством.

– Мне пора, – вздохнула я, – сестра хватится меня, будет искать. Шум поднимется. Ещё вам влетит, если попадётесь под горячую руку.

Клара вскочила и обняла меня.

– А приходи сегодня вечером сюда, мы снова будем петь и играть для гостей. Ну, не для всех гостей, для некоторых.

Я пообещала, что обязательно приду, и поцеловала Клару и Карла.

Когда я вернулась в оранжерею тем же путём, что и покинула её, Смеяна я не застала. Столик для завтрака тоже был пуст, и даже подушечки на креслах кто-то аккуратно поправил, точно к ним час назад никто не прикасался. Я немного побродила между высокими деревьями с тонкими стволами и благоухающими листьями, как вдруг почувствовала слабый аромат лимона. Я резко обернулась, но это не был запах духов Смеяна. Просто в кадке росло низенькое лимонное дерево. Я потрогала плод, ещё не совсем зрелый, но упругий и шершавый. Лимон был свежим, а не таким, как в моём сне. Я была не большим любителем толковать видения, не было в этом ни проку, ни толку. Сны простых людей или ведьм, повелевающих стихиями, как я, не имели предсказательной ценности. Проще говоря, гниль плодов лимонного дерева не означала ничего, кроме того, что мы со Смеяном многое скрывали друг от друга, и потому не могли быть счастливы рядом. Вот что подсказывал мой ум, который не мог достучаться до моего сердца. Он показывал мне сон, в котором я сжимала испорченный лимон, пачкая свои пальцы.

Я вернулась в анфиладу и прошла по второму этажу. Возле апартаментов Его Величества царила такая суета, что меня чуть с ног не сбили. Туда-сюда метались слуги и служанки, нося вазы с цветами, крахмальные рубашки, горки пирожных на блюдах. Хлопали створки окон. Хихикали женские голоса.

Внезапно раскрылась дверь, и показалась головка препротивнейшей Миленки. Её уже успели завить и причесать, уложив локоны в затейливую башню.

– Эй, слуги! Я кому говорю, позовите сюда госпожу Каролину или госпожу Виллину.

Миленка увидела меня и нахмурилась. Она вышла в коридор и смерила меня взглядом. Я присела в почтительном поклоне.

– Эй, слуги, не надо Данутки. Тут есть э… госпожа Станислава, мы обойдемся!

Миленка, не долго думая, схватила меня за руку и с деланным смехом сообщила:

– Его Величество затеял игру в салочки. Нам не хватает компании. Давай к нам. Да убери эту кислую мину с лица! Не упрямься!

Я и не думала упрямиться, тем более, что мне надо было хоть чем-то себя занять. Противиться королю я и не собиралась, потому Миленка шустро втянула меня в комнату, посреди которой стоял король Хенрик, облачённый в утренний белый камзол, расшитый на обшлагах, и такие же панталоны, сильно обтягивающие его мощный зад и толстые ляжки. Рядом с ним прыгала от возбуждения на одной ножке госпожа Данутка, и я подумала: с кем из них двоих, Дануткой или Миленкой провёл ночь наш светлейший монарх?

– Доброе утро, госпожа Стася, – разулыбался король, и я почтительно присела в низком реверансе, – сейчас мне завяжут глаза, а вы возьмёте колокольчики в свои прелестные пальчики. Порезвимся!

С этими словами он протянул мне серебряный колокольчик, такие же точно он вручил Данутке и Миленке.

– Не подглядывайте, Ваше Величество! – игриво выкрикнула Данутка, – Играем честно.

Она ловко завязала ему глаза и захлопала в ладоши. Я смотрела на веселившихся девушек и озорного короля, и у меня слёзы наворачивались на глаза. У вас в королевстве, Ваше Величество Хенрик, женщин хватают и тащат в тюрьмы за то, что они выращивают лекарственные травы, играют на музыкальных инструментах, сочиняют сказки. А вы пляшете с этими развратными девками, тряся пузом, набитым пирожными. Но я выдавила из себя притворный смех и заскакала козой, позванивая в колокольчик. Хенрик нелепо приседал, махал руками, силясь изловить кого-то из нас, но мы бегали вокруг венценосца и дразнили его, звоня в колокольчик. Наконец Данутка с призывным хохотом упала ему прямо в объятия, и он сдёрнул с лица повязку. Миленка тут же надулась, она сетовала сама на себя, что не догадалась так поступить прежде соперницы. Хенрик притянул к себе девушку и смачно поцеловал её своими толстыми красными губами. Я отвернулась к двери, у которой застыл слуга с подносом. На подносе стояли вазочки с конфетами и засахаренными фруктами. Слуга с поклоном водрузил угощение на столик у двери, а король плюхнулся в кресло, постукивая ладонью по коленке. На колено села Данутка и протянула ему засахаренную вишню. Миленка, изящно изогнувшись, взяла двумя пальцами конфету и положила её в раскрытый рот короля. Она получила за эту любезность смачный поцелуй в запястье. Король повернулся в мою сторону и одарил меня сальной улыбкой.

– Поцелуй же и ты своего монарха, милая Стася, – пропел он на только что придуманный им мотив, – не строй из себя скромницу. Мы о тебе кое-что знаем!

– Слуги в этом дворце очень болтливы, Стасенька, – подхватила Данутка, поправляя причёску изнеженной ручкой, – даже птички в саду поют о вас со Смеяном.

Я вспыхнула и плотно сжала губы. «Что же, – промелькнуло у меня в голове, – ты виновата сама, Стася, вот и отдувайся». Я подошла к королю Хенрику, преувеличенно виляя задом, как коза на выпасе, руку с колокольчиком я отставила в сторону. Мелодично позванивая, я присела в реверансе и приложила губы в руке короля, которой он похлопывал по свободной коленке. Мгновенно установилась тишина.

Когда я подняла глаза, то встретилась взглядом с Хенриком.

– Этот поцелуй … Этот почтительный поцелуй… Я не забуду, – ответил он, медленно расставляя слова.

Я снова присела в реверансе, потом поставила колокольчик и выскочила за дверь апартаментов. Через пару секунд там возобновился шум и смех, а я увидела Басю, которая неслась ко мне с охапкой свежесрезанных белых тюльпанов.

– Стася, я всё утро тебя ищу! – вытаращив глаза, сообщила мне сестра. Она вручила цветы слуге и распорядилась расставить их в вазы в бордовой зале.

– Ничего не могут сделать сами, за всем нужен глаз да глаз. Через два часа обед, а ещё ничего не готово! Амброзий куда-то запропастился, ума не приложу, куда. Стася, иди же со мной.

Она схватила меня за руку и потащила в библиотеку. Захлопнув дверь, она схватила какой-то лист бумаги и стала обмахиваться им, как веером.

– Что за платье? Ты второй день не меняешь наряд? Я что-то подберу тебе сейчас, это непорядок, – затараторила она и тут же ласково улыбнулась, – слышала о тебе и Смеяне. Более того! Представляешь, он заявился сегодня ко мне перед завтраком! Он меня просто огорошил. Эльфийская праматерь! Он сказал, что сделал тебе предложение и будет счастлив поставить меня о том в известность! Я дар речи потеряла.

Я кисло улыбнулась.

– Стася, Стасенька, ты даром времени не теряешь! Вся в меня! Теперь моя душа будет спокойна: моя младшая сестричка определилась. Господин Лихобор – превосходная партия. Ему всего тридцать лет. Для мужчины это самый сок. Красив, богат. Говорят, что поместье у него небольшое, и в нём он мало времени проводит, но он – Леваяя Рука короля. О таком мужчине можно только мечтать! Если бы мне достался не Амброзий, я бы завидовала самой чёрной завистью.

Я кивала, не найдя слов. То, что меня душили слёзы, Бася предпочитала не замечать.

– Ты провела ночь в его апартаментах. Вот это очень умный ход. Пусть сплетничают дуры, – Бася оглянулась на дверь, словно там стояла целая толпа дворянок с осуждающим видом взиравших на нас, – ты очень правильно поступила. Что толку беречь невинность, всё равно достанется какому-то разбойнику.

Я не удержалась и зарыдала, закрыв лицо.

Бася бросилась меня обнимать.

– Ну-ну, птичка моя неразумная, теперь всё наладится. Бегом, бегом в гардеробную. Выберем тебе платье и даже успеем подогнать по фигуре.

Бася схватила меня за руку и потащила из библиотеки наверх. Я не сопротивлялась. Слуги почтительно кланялись нам, встреченные по дороге гвардейцы отдавали честь и щёлкали каблуками. Бася притащила меня в свою спальню и со смехом толкнула на заправленную кровать.

– Лилу! – крикнула она, и нетерпеливо позвонила в колокольчик, а потом обернулась ко мне, – я назвала свою служанку в честь кошечки нашего короля Хенрика, правда смешно?

Мне было не смешно, но я изобразила подобие улыбки. В комнату, шаркая, вошла пожилая шноркель. Она была одета в зелёное простое платье такой длины, чтобы не было видно хвостика. На голове у шноркеля красовался такой же зелёный чепчик, отороченный аккуратным кружевом. Она учтиво поклонилась и сложила лапки под лифом.

– Лилу, я ужасно тороплюсь. Поручаю твоим заботам свою маленькую глупышку-сестру. Подбери ей любое платье из тех, что понравятся Стасе, а лучше два. И подгони по фигуре. Учти, платье должно быть нарядным. Берите всё, на что смотрят глаза. Если нужна юбка попышнее – отрезы тканей лежат в сундуках.

Бася чмокнула меня в щёку и убежала, хлопнув дверью спальни.

Шноркель подошла ко мне, и я поспешно встала с кровати.

– Платье на госпоже сшито из флоранской парчи. Над ним трудился шноркель, возможно именно господин Фрунтель. Только он может увидеть настоящую душу заказчицы. Почему наряд не нравится госпоже?– шноркель уставилась на меня круглыми добрыми глазами.

– Простите, как вас зовут?– спросила я.

– Лилу.

– Как на самом деле вас зовут?– улыбнулась я, и шноркель поклонилась мне.

– Трудли.

– Так вот, уважаемая Трудли. Это прекрасное платье действительно сшил для меня господин Фрунтель за одну ночь. Оно сделало меня вчера счастливой, а сегодня – самой несчастной на всём свете. Я не хочу его больше видеть, я хочу изорвать его в клочья.

– Это странно – винить одежду в своих бедах. Впрочем, у вас, людей, свои порядки. Я подберу вам платье из запасов госпожи Баси для праздничного обеда. Что-то достойное, но неброское. А для завтрашнего торжества мы придумаем что-то подобное этому наряду, что теперь на вас, – ответила мне шноркель с достоинством, и, как мне показалось, улыбнулась.

Она неспешно прошла в гардеробную, залезла на невысокую табуреточку и стала листать платья, висящие на вешалках, как листы огромной неповоротливой книги. Я смотрела на мастерицу и думала: «Что могло заставить шноркеля работать на господина Вильда? Ведь шноркели редко поступают в услужение людям». Задать ей этот вопрос я не решилась, это выглядело слишком невежливым. Может, швея тоже задолжала упырю кругленькую сумму, а теперь отрабатывает долг.

Шноркель указала мне на три разных платья, и я сняла их с вешалок. Одно было нежно-голубым, с золотой каймой по подолу. Второе – розовым, как пенное облако ягодного мусса. Его украшали бантики на лифе и рукавах. Третье было нежно-лимонного цвета, простое, из плотного шёлка, без вышивки и украшений. В тонком плетении шелковых нитей я увидела глубокие тёмные оттенки. «Наверное, в сумерках ткань будет переливаться», – подумала я.

– Госпожа Бася никогда не надевала этого платья. Даже не знаю, когда и кто его сшил.

– Пожалуй, я его примерю, – сказала я и стала раздеваться. Шноркель помогала мне облачиться. Платье село, как влитое. Даже подгонять его не пришлось. Я подошла к большому зеркалу и всмотрелась в отражение. Платье сидело великолепно и напоминало мне мой сон.

– Отличный выбор, – сказала шноркель, – лимонный цвет мало кому идёт. Брюнеток он старит, блондинок обесцвечивает. У вас, госпожа Бася, именно тот оттенок волос и тон кожи, что который нельзя испортить лимонным цветом. Я бы назвала его цветом юности. И меня есть свежая идея.

Шноркель подошла к одному сундуков, недолго покопалась в нём и достала тонкий газовый шарф такого же цвета, что и ткань платья, но несколько нежнее. Шарф был искусно расшитый белыми цветами с золотистыми тычинками.

– Его создали точно для меня! – восхитилась я, и шноркель повязала шарф на моей шее, спустив его длинные концы на спину. Я покрутилась перед зеркалом и осталась довольна.

– Идите, госпожа, скоро застолье, – умильно сложила под лифом лапки шноркель, – а я уж поработаю в своей каморке.

– А как же мерки? – спросила я.

– Если вы разрешите мне взять ваше прежнее платье, то к завтрашнем утру у вас будет такой наряд, которому позавидует сама королева.

Я присела перед Трудли в реверансе, и та смахнула слезинку из уголка глаза.

(обратно)

Глава 16

Зала, выполненная в голубых тонах и украшенный огромным аквариумом, уже наполнился гостями. Это было странное сборище. В центре залы был установлен трон, который король Хенрик, видимо, таскал за собой в поездках. Король был одет в пурпурный камзол и длинную алую мантию с белым мехом на воротнике. Этот наряд резко диссонировал с убранством комнаты. Если бы приём проходил в другой зале, которую показывала мне вчера Бася, картина приёма смотрелась бы гармонично. Но Его Величество сам выбрал место, в котором будет проходить мероприятие.

 По правую сторону от короля стояли господин Вильд и Бася. На моей сестре было тёмно-синее атласное платье, с глубоким декольте. На груди красовалось богатое ожерелье с сапфирами и черными топазами. В волосах сверкала маленькая золотая тиара, спускавшая на лоб самый крупный синий камень причудливой неправильной формы. Господин Вильд был в неизменном чёерном камзоле, расшитым золотом. По левую руку от короля стоял Смеян. Его лицо было похоже на маску, даже глаза были неподвижны. Смеян надел новый гвардейский мундир со всеми причитающимися атрибутами – эполетами, орденами и золотой перевязью. Позади трона стояла избранная свита Его Величества, состоявшая из уже немолодых вельмож и сановных дам.

 Господин Вильд пригласил на приём глав родовитых семейств, чьи дочери приехали днём раньше. Всякие там господа Чашки, Соломки, Вандеры и Мейермеры выстроились перед королём. Всех в этой зале я видела впервые. Каждый входил, низко кланяясь, а девушки приседали в глубоком реверансе после объявления мажоромом их имени и титулов.

Приехав на свадьбу одного из самых богатых людей королевства, эти родовитые господа думали только об одном: на чьей дочери остановит свой взор Его Величество. Думаю, что если бы устроить тотализатор, многие бы заработали неплохие капиталы на ставках.

Я вошла в залу одной из последних, и очень волновалась. Мажордом объявил меня как госпожу Станиславу Лучик, сестру Барбары Лучик. Я присела, робко опустив глаза, и после одобрительного хлопка короля Хенрика, заняла своёе место в полукруге расфуфыренных девушек. Все они заранее узнали, что приём будет проходить именно в «морском» зале и решили подобрать платья в тон. Все были одеты в голубых, бирюзовых или синих платьях. Только я выглядела нелепым жёлтым пятном среди морских волн юбок и шлейфов. Может, поэтому господин Вильд, король Хенрик и Смеян уставились на меня? Король широко улыбался, Смеян смотрел хмуро, точно у него болел зуб, а господина Вильда перекосило влево.

После того, как вошла последняя девушка – госпожа Каролина, распорядитель бала, одетый в зелёную ливрею, и от того похожий на старую ящерицу, объявил:

«Во славу Короля сейчас мы объявляем бал,

Смотрите, сколько важных лиц он на него созвал.

Один – прославленный в боях, другой – заветный друг,

Опора власти и страны, как тесен узкий круг!

И пусть незыблемым стоит сей королевский трон!

Пусть славен будет Хенрик наш, правитель всех времён!»

Дамы присели в реверансах, мужи поклонились, и тут грянуло стремительное скрипичное скерцо. Я вздрогнула, так как не заметила квартета, ведь музыкантов разместили на втором ярусе залы, прямо над огромным аквариумом.

Его Величество встал и обвёл глазами всех присутствующих вокруг и остановил свой взор на Каролине. Он подошёл к ней размеренными шагами и грациозным движением руки пригласил девушку на танец. По залу прокатился лёгкий удивлённый шум, но тут же стих. Бал начался. Каролина, не помня себя от счастья, запрыгала резвой козочкой в паре с Хенриком. Господин Вильд подхватил под локоть Басю, всех девушек расхватали вельможи, а кто остался один, тех пригласили танцевать седовласые отцы семейств. Я растерянно смотрела, как кружатся пары. Вот пронёсся мимо Хенрик с раскрасневшейся Каролиной. Вот промелькнуло заплаканное лицо Данутки, девушку вёл под руку высокий гвардеец в незначительных чинах. Бася послала мне из середины зала воздушный поцелуй и скрылась за танцующими парами.

– Я не самый лучший кавалер, но если вы соблаговолите сделать круг…, – услышала я знакомый голос и оглянулась.

Рядом со мной в почтительном поклоне стоял Смеян, и я не стала ломаться, ставить его в неловкое положение.

– Да, господин министр, вы делаете мне честь.

Мы танцевали молча, Смеян вёл меня, и мои ноги почти не касались земли. Я никогда не училась танцам, и те шуточные уроки, которые давали мне в детстве Бася и Агнешка, были давно забыты. Но мой кавалер был опытным танцором, я ни разу не опозорилась, не наступилана платье, не споткнулась. Смеян не сводил с меня глаз, и я не могла выдержать его взгляда, потому отвернулась и смотрела на пролетающие мимо нас в вихре танца пары.

Одна мелодия сменилась другой. Я оказалась в объятиях какого-то вельможи. Он учтиво перехватил мою руку, и повёл меня, едва касаясь талии своими длинными, холодными пальцами.

– Госпожа Станислава, вы не уступаете красоте своей сестры. Счастлив должен быть садовник, в чьей оранжерее растёт такая дивная роза, – произнёс мой кавалер затасканную банальность. Я ответила ему ничего незначащей улыбкой. После прикосновений ко мне Смеяна, все другие прикосновения были мне противны. После молчания Смеяна все обращённые ко мне слова были пусты.

Кавалер счёл меня деревенской дурочкой, и с радостью уступил меня королю Хенрику.

Третий танец был медленным. Я не знала его правил и фигур, потому от волнения покраснела.

– А вы повторяйте за мной, это не сложно, – хитро шепнул мне Хенрик, – и всегда помните, что дама, которая танцует с королём, априори безупречна.

Я благодарно улыбнулась Его Величеству, и он широко улыбнулся в ответ.

– Вас можно поздравить с помолвкой?– спросил он напрямую после очередного поворота, поклона и танцевального полуприседания, – Я уже отчаялся женить моего министра. Смеян был исключительно упорным холостяком.

– Благодарю за поздравления, Ваше Величество, – улыбнулась я, – но о помолвке мне ничего не известно, по крайней мере, я услышала о ней только сейчас от вас.

– Тем должно быть приятнее для вас эта новость, госпожа Станислава, – улыбнулся король, – я не люблю, когда из-под носа у меня забирают лакомый кусочек, но Смеяну я готов простить любую дерзость за его преданность короне и лично мне.

– Прошу покорно извинить недалёкую девушку, Ваше Величество, я не понимаю ваших прозрачных намёков, но я рада, что господин министр действительно так важен для нашей страны.

Музыка закончилась, музыканты взмахнули смычками и поклонились. Король приложил губы к моей руке и отвёл меня к сестре. Из угла на нас смотрел Смеян, и мне показалось, что глаза у него не голубые, а тёмные, как сама ночь.

Распорядитель бала вышел в центр залы и произнёс:

«Не счесть цветов в саду любви, сладкоголосых птиц.

И здесь не счесть прекрасных дам и юных милых лиц.

И пусть сверкают в их очах томление и грусть,

Любовь срывает поцелуй с прекрасных нежных уст.

Продолжит скрипка свой мотив и сладостный полёт,

Когда любовь в груди поёт и за собой зовёт.

Дамы приглашают кавалеров!»

После секундной паузы случился настоящий переполох. Бася сразу пригласила на танец будущего мужа, и тот устало поклонился. «А ведь завтра им плясать и плясать», —подумала я и подошла к Смеяну.

Каждый мой шаг навстречу к любимому был тяжёлым, словно в замедленном сне. Он неотрывно смотрел на меня, точно боялся, что я остановлюсь на полпути и сверну в объятия какому-то бравому гвардейцу. Но я подошла к Смеяну и протянула ему руку. Мы стали рядом с Дануткой и её толстым кавалером, каким-то важным сановником. Слёзы девушки высохли. К королю Хенрику устремился десяток юных девиц, и тот радостно собрал их всех в хоровод вокруг нас. Зазвучала медленная, чарующая мелодия последнего танца перед длинным перерывом. Я не произнесла ни слова, и даже ни разу не посмотрела на Смеяна. Я чувствовала его дыхание, когда он прижимал меня к своей груди, и лёгкое прикосновение его губ к моему лбу. Наверное, он что-то хотел сказать мне, но я показала полное безразличие, и после танца без сожаления отпустила его руку.

– Время подкрепить силы хорошей закуской и доброй беседой, – выкрикнул король Хенрик и все засмеялись и зааплодировали.

Мажором широко распахнул двери, и все высыпали в коридор, на лестницу и направились в сторону сада. Там уже были накрыты небольшие столы с закуской, выпивкой и длинный стол с обильным обедом. У каждого места стояла карточка гостя, и мажордом ласково, но настойчиво показывал каждому, куда ему надлежит сесть.

Я совсем не хотела обедать и чувствовала невероятную усталость от постоянного неестественного притворства. Я должна была испытывать радость причастности в высшему свету и обществу короля, ведь неделей раньше я скребла столы в таверне и чистила бобы! Отчего же мне претило это общество? Больше всего мне хотелось спрятаться от настойчивого взгляда господина Вильда. Мне казалось, что он сверлит меня своими острыми злыми зрачками.

Смеян сел по левую руку от короля, и оказалось, что моё место рядом с ним. Я не удивилась. Если господин министр сообщил всем о том, что я его невеста, отчего бы не поставить карточку гостьи рядом со своей? Я была достаточно воспитана, чтобы не показывать своих чувств, и села туда, где было указано мажордомом. После того как все расселись, Его Величество провозгласил тост за благоденствие и процветание королевства.

Снова все зашумели, поднялись со своих мест, подняли бокалы с вином, стали чокаться и повторять сказанные королём Хенриком слова. То же самое сделали и мы со Смеяном. Я отпила глоток и села, прося эльфийскую праматерь поскорее послать вечер.

В общей беседе я не участвовала, вяло ковыряясь в тарелке. Услужливые руки подкладывали новые и новые кушанья, подливали вино. В сторону Смеяна я и не смотрела, хотя он несколько раз пытался занять меня разговором и даже однажды положил свою ладонь поверх моей. Я знала, что на меня сейчас устремлены сотни пар глаз. Разглядывают не только короля и Басю с её угрюмым женихом, но и нас со Смеяном. Каждый куст в этом саду, каждая мышь в этом дворце знала, что Смеян сделал мне предложение. Вся беда была только в том, что он этого предложения так и не сделал.

После третьей перемены блюд распорядитель бала объявил:

«А вот шуты, они просты, честны и веселы,

И от того мы любим звать их на свои балы.

Они расскажут нам о том, чего не знаем мы,

И наведут вокруг себя задорной кутерьмы.»

В этот момент на лужайку перед столом выкатились в пёстрых трико гимнасты, жонглёры и акробаты.

Я смотрела на представление без интереса. Мелькали зажжённые факелы в ловких руках жонглёров, карабкались на плечи друг другу акробаты, вытворяя трюки гуттаперчевыми телами. По команде премилой девочки две белые собачки прыгали в обруч, украшенный цветами. Два шута в белом и красном костюмах рассказали историю про развратную вдову, обещавшую хранить верность каждому поклоннику, а в итоге пригласившую к себе в спальню сразу обоих.

Скабрёзные шутки очень нравились королевской свите, и шутов долго не отпускали, требуя новых историй. В запасе такие истории нашлись, и я просто перестала их слушать. Мне хотелось только одного: пусть бы всё побыстрее кончилось. Я не оборачивалась к Смеяну, и он ничего не говорил мне. Я не слышала, чтобы он засмеялся глупым шуткам кривляк, аплодисменты акробатам были вялыми. В моих ушах звучало: «У меня было много женщин, Стася, что с того? Они ничего для меня не значили». Я понимала, что мужчина, достигший такого высокого положения при дворе, не мог оставаться холодным к женской красоте. Конечно, у него могли быть любовницы, он даже мог быть женат! Но, эльфийская праматерь! Если бы он сказал, что любил какую-нибудь Аделину или Зубельку, но разлюбил её, или она коварно его обманула, мне было бы легче! Я бы понимала, что не стою в ряду таких же случайных женщин, встреченных на его пути.

Наш король Хенрик дважды разводился, его третья жена покончила с собой, прыгнув с балкона самой высокой башни замка. И с упорством Хенрик искал себе новых приключений. Поведение этого развратника было мне вполне ясно и теперь. Он хотел острых ощущений, выбрав меня: юная, неопытная, непохожая на других девушка не могла внушить ему любви с первого взгляда. И он бы довольно быстро охладел ко мне, когда бы понял, что я скучная и пресная, а моя молодость увядает. Но выбора Смеяна я просто не понимала. Хуже всего было то, что я видела, что он способен на нежность и пылкость, но его бросает то в жар, то в холод без всяких на то причин. Наверное, он уже много раз пожалел о том, что сообщил всем о нашей помолвке. Хотя кто мешает ему передумать? Даже «отступное» можно не выплачивать, невеликая я птица.

После этой последней мысли я засмеялась, даже громче, чем следовало. Неделю назад я думала только о том, чтобы меня не прибила своей тяжелой рукой Матушка Скрыня, чтобы накопить денег на уплату долгов за папашку. Теперь я, почти невеста Левой Руки, сижу и выражаю недовольство тем, что мне не так сделали предложение руки и сердца! Как я была дурой, так и осталась. Мне надо прильнуть к плечу Смеяна, щебетать что-то нежное и всячески выражать свои страстные чувства, чтобы он не передумал к эльфийской праматери! Он красив, богат, молод. Он поможет вытащить папашку из долговой ямы, заберёт меня навсегда из проклятой таверны. У меня будут платья, туфли, драгоценности, вкусная пища. Я буду просыпаться в обед, сладко потягиваясь в огромной кровати с белым балдахином. Я прикажу разбить сад в его запущенном поместье и наведу там такой порядок, что не стыдно будет принять самого короля в гостях! И непременно там будут расти лимонные деревья, с огромными светящимися плодами. Я подойду к одному из них, сорву его и… из лимона потечёт серая вонючая жижа.

Смеян крепко взял меня за руку и шепнул на ухо:

– Прошу тебя, успокойся. Скоро всё закончится. Перестань плакать, на нас все смотрят! Стася!

Плакать? Разве я плакала? Мне казалось, что я смеюсь…

Мой любимый вытер мои щёки кружевным платком и сел ближе ко мне. Он не отпускал мою руку, хотя я робко попыталась дёрнуться в сторону.

Обед был в самом разгаре. Увеселения не прекращались ни на минуту. На лужайку вышли два толстяка в довольно добротных камзолах и бархатных шапочках с перьями. В руках они держали лютни. Свита короля Хенрика бешено зааплодировала, некоторые закричали: «Соломки, это же знаменитые менестрели!»

Зазевавшийся распорядитель бала выскочил вперёд и выкрикнул:

– Рад представить на суд публики знаменитых братьев – Томаша Соломку и Збышека Соломку, —

– Видно, ты забыл сочинить подходящий стишок? – захохотал король, и свита подхватила шутку.

Распорядитель не растерялся и ответил:

– Будет здесь баллад немало, я неважный подпевала!

Томаш и Збышек поклонились и стали друг напротив друга.

– Мы исполним шуточную песенку о женатом рыцаре.

Я, конечно, никогда не слышала этой песенки, но зрители так шумно зааплодировали, точно знали её наизусть. Не сомневаюсь, что некоторые вельможи были не прочь подпеть братьям с лютней.

Прозвучали первые аккорды, и один из братьев затянул, а второй стал повторять последние две строки каждого куплета.

« Я рыцарь на коне. А конь мой – иноходец.

Куда везёт меня, порой не знаю сам.

Смеётся иногда подвластный мне народец,

Но пешкам мы с конём, увы, не по зубам.

 Как только солнца луч касается долины

И над ромашкой шмель начнёт свой контрданс,

Наброшу старый плащ, под мышку – мандолину

И мчу верхом в поля, чтоб сочинять романс.

 А ввечеру я к ней. Явлюсь под кари очи.

Ей хрипло напою затейливый мотив.

И плотно закусив куриной ножкой сочной

Хлебну от всей души младой аперитив.

 Но от чего она ко мне не благосклонна?

То веер враз сомкнёт, то, губки вмиг надув,

Пойдёт грустить в тиши винтажного балкона

А я с конём своим и сыт, и пьян, бреду…

 Я в гости к ней одной уж десять лет как кряду

Бываю неспроста. Не нов уж мой камзол.

И жду я от неё и счастья, и награды.

Но даже конь сказал, что я, увы, осёл».

Я посмотрела на Смеяна, на его лице была вежливая улыбка. Король Хенрик наоборот аплодировал и смеялся от души, требуя новых куплетов. И Соломки пропели ещё несколько двусмысленных песенок. Тут уж ноги короля понесли его в пляс, он вскочил, залихватски взмахивая руками и выписывая кренделя ногами. Следом за ним встала и свита. Кто нехотя, а кто и с удовольствием. Началась общая пляска, о новомодных салонных танцах все как-то позабыли. Нам со Смеяном тоже пришлось присоединиться ко всеобщему веселью. Король подхватил тучного господина Чашку за руку, а во вторую руку вложил мою ладонь, не забыв смачно поцеловать меня в щеку. Я схватила Смеяна, он – Каролину, и все мы закружились в хороводе. Лютни играли и играли, распорядитель бала откуда-то притащил прежний скрипичный квартет. Они подхватили незатейливый мотив. Потом один мотив сменился другим, а мы всё кружились и кружились, подпрыгивая, вскидывая ноги, высоко поднимая руки и резко опуская их. Общий хохот и хмельное буйство ударило и в мою голову, я уже перестала думать о чём-либо, просто неслась вслед за королём, стараясь не потерять на бегу туфлю. Не знаю, сколько бы мы так плясали, но внезапно полил дождь из совершенно невинной тучки. Дамы завизжали, засмеялись, как обычные служанки, и все побежали в сторону беседок под цветущие липы.

Мы со Смеяном остались на лужайке одни. Мы стояли под дождём, взявшись за руки. Я смотрела на него и думала: «Почему я до сих пор не спросила его о шраме, который пересекает его щеку?» Шрам не уродовал лицо моего любимого, и я его почти не замечала раньше, хотя при первой встрече он бросился мне в глаза. Надо было непременно спросить Смеяна о шраме теперь, может быть, другого времени у нас уже не будет, и я сказала:

– Этот шрам… Откуда он?

– Шрам? – удивился он, смахивая рукой мокрую прядь со лба, – почему ты спрашиваешь именно теперь?

– Скажи, – упрямо тряхнула я головой, рассыпав брызги с причёски,– наверное, ты получил его в бою? Или когда защищал короля в какой-нибудь дворцовой стычке.

– Нет, Стася, – усмехнулся Смеян, – этот шрам у меня с детства. Учился плавать, нырнул под корягу и сильно распорол лицо. Если бы не волшебство моей покойной сестры, я бы на всю жизнь остался уродом. Я разочаровал тебя?

Я помотала головой и тоже улыбнулась, наверное, я выглядела жалко. Смеян притянул меня к себе за руки и обнял. Неожиданно к нам подбежал распорядитель бала, он был насквозь мокрым, но нёс огромный зонт. Он раскрыл его, и мы со Смеяном быстро пошли в сторону дворца. Нам вслед смотрели все гости господина Вильда, но мне было всё равно.

(обратно)

Глава 17

В холле первого этажа я сказала Смеяну, что устала и не хочу ни о чём говорить, ничего обсуждать и ни о чём спорить. Он пытался убедить меня в том, что у него есть ко мне серьёзный разговор, и он не уступит. Я замотала головой. Я стучала зубами от холода, потому что моё некогда прекрасное лимонное платье промокло насквозь, шарф свисал с шеи мокрой тряпкой. Смеян резко схватил меня под колени и взвалил на плечо, как тюк с тканью и под смешки двух служанок потащил по лестнице. Я стучала кулаками в его подлую спину и кричала что-то вроде того, что с дворянками так обращаться нельзя. В итоге он дотащил меня до своей спальни, открыл ногой дверь и свалил меня на свою кровать.

Я вскочила, убирая с лица прилипшую прядь волос, и выкрикнула, что Смеян ведёт себя как дикарь.

– А теперь послушай меня, – свирепо ответил он, – я просил тебя не отходить от меня ни на шаг? Просил. Ты не выполнила.

– Я…

– Не смей меня перебивать. Я просил тебя об осторожности? Просил . Ты не выполнила.

– Что с того? – пискнула я, – Ты не имеешь права мне приказывать.

– Пока ты скакала, как коза с колокольчиком перед королём, кое-что произошло.

– Что же? – дерзко ответила я.

– Пропала без следа служанка госпожи Чашки. Эта старая карга. Её нигде нет, и мои гвардейцы сбились с ног, обыскивая дворец и окрестности. Но главное не это. Главное в том, что к господину Вильду прибыли два стражника Серого Патруля. Они ехали от самой таверны «Три дороги». И у них есть к тебе дело. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

От ужаса я закрыла рот ладонью. Я-то думала, что Смеян хочет продолжить утренний разговор о помолвке, хочет оскорбить меня снова, надавить на мои чувства и принудить простить его. Но дело разворачивалось совсем в другом свете.

– Пока ты думаешь, что эдакое насочинять, я с твоего позволения, переоденусь в сухое платье.

Смеян отошёл в угол комнаты и поднял с крышки сундука светлый камзол, обнаружив на нём пятно от утреннего напитка, пролитого мной в ссоре, со злостью швырнул его обратно. Он снял мокрый камзол и швырнул его туда же. Я смотрела горящими глазами на его мускулистые плечи и спину. Мне очень хотелось подойти к нему и прикоснуться губами и ладонями к влажной коже, пахнущей лимонными корками. Но вместо этого я стянула мокрое платье, облачилась в рубашку, в которой спала этой ночью и забралась под одеяло, расплетая мокрые косы. Я не могла сосредоточиться в присутствии Смеяна и дать хоть какое-то объяснение происходящему. Почему-то мне не было страшно, ведь со мной рядом был он. А страшно должно было быть…

Смеян надел белую батистовую рубашку и набросил на плечи гвардейский мундир, в котором ехал со мной по всему Срединному Торговому Тракту. Только мундир был теперь хорошенько вычищен. Он поискал гребешок в сундуке и швырнул его на постель. Я начала причёсывать влажные волосы. Мы оба молчали. Я – потому что пыталась сообразить, как связано появление стражников с пропажей старухи, а Смеян смотрел на меня так строго, что у меня душа в пятки уходила.

– Рассказывай, – потребовал он, – рассказывай всё подробно. С того момента, как ты отказалась ехать со мной в имение господина Чашки.

Я вздохнула, поправила мокрые волосы и улыбнулась, хотя еле сдерживала слёзы.

– Ты всегда обращался со мной как с пустым местом. Всегда врал, не посвящал меня в свои планы. Раньше я просто обижалась. Ведь я ещё не понимала, что влюблена в тебя, господин гвардеец, я и предполагать не могла, что ты являешься Левой Рукой короля. Я и теперь ничего о тебе не знаю. Может, именно ты организовываешь охоту на ведьм для короля и его друга – господина Вильда. Я помню, как ты присматривался ко мне, с той минуты, как попросил мятного чая, как следил за мной у озера, как спрашивал меня о видениях, которые я могу наблюдать. О себе ты не рассказал мне ничего. Я же перед тобой как на ладони. Ты знаешь о лезвии ветра, о моих видениях. А теперь и стражники приехали с доказательствами моего ведьмовства. Может, и старушка не пропала, а спрятана до поры-до времени. Она может многое рассказать о том, что видела у Великого Куба. Ты, дорогой Смеян, великий обманщик. И я не могу раскусить твоих интриг. Но я тебе не верю, я тебя боюсь и ничего тебе не расскажу. Сейчас самое время арестовать меня и предать Суду Короны. Я так устала за эти дни, что мне уже всё равно.

Смеян молча смотрел, как катятся мои слезинки, как дрожат мои губы. Он подошёл не ко мне, а к высокому шкафу с откидной крышкой. Он извлёк оттуда початую бутылку вина и два бокала. Вытащил зубами пробку и по-мальчишески выплюнул её. Пробка покатилась в угол комнаты, и я бессмысленно проследила её путь. Смеян подошёл ко мне, сел рядом на кровать и всунул в мои пальцы бокал. Плеснул туда на четверть, подумал и долил. Себе же он налил до краёв.

Я подняла бокал на свет, вино было густым, как кровь.

– Выпьем за доверие, – сказал Смеян без улыбки, – здесь нет ни яда, ни снадобий.

Я равнодушно пожала плечами, и мы чокнулись бокалами. Когда я отпила, то почувствовала, что мне стало немного теплее, и я выпила до дна. Смеян сделал тоже самое и отобрал у меня бокал. Я откинулась на подушки. Немного кружилась голова. Вино господина министра было более пьянящим, чем я пила на сегодняшнем торжестве.

– Стася, – сказал Смеян покрутив пустой бокал в руках и поставил его на пол, – твоё право мне не верить. Нет ни одной женщины, с которой я мог бы быть откровенным. И тебе я всего не скажу, просто не имею права. Просто верь, что я тебя люблю и не причиню тебе вреда. Когда я тебя впервые увидел, я уже не сомневался, что ты – именно та женщина, которая создана для меня. Я не подозревал тогда о твоём дворянском происхождении, я даже имени твоего не знал. Для меня это было неважно. Я случайно остановился в таверне, и тут вижу: бежит ко мне девчонка, белобрысая, тоненькая, светится как лучик, глазищи как голубые озёра. Я и забыл, что ехал к господину Чашке. Остался на целый день. Наблюдал за тобой, насмотреться не мог. Понял сразу, что ты не простая служанка, слишком была не похожа на простых девах. А потом пошло-поехало, завертелось. Уже тогда, у озера я понял, что ты ведьма. Ты даже сама не замечала того, как лезвием ветра рассекла глубокие воды и сотворила себе мелководье. Там знаешь, какая глубина в том месте, где ты купаешься? Три человеческих роста.

Я присвистнула, а он тихо засмеялся.

– И я понял, что ты обязательно попадёшься в лапы патрулю. Удивительно, как до сих пор не попалась. Значит, была в таверне недавно, а до того жила скрытно, может, в услужении у какого-то дворянина, или на далёком хуторе. Настоящий ведьминский дар всегда себя выдаст. И я понял, что с тебя нельзя спускать глаз. И хотя я по долгу службы был обязан сдать тебя в Челноках магистрату, я уже влюблён был по уши. И понимал, что такой дар я не могу отдать на растерзание Вильду ни ради его туманных целей, ни во имя спокойствия короля, ни для защиты от вторжения эльфов.

– Дар или меня? – тихо спросила я.

– Тебя.

Как бы я хотела, чтобы Смеян наклонился и поцеловал меня в губы! Я бы ответила ему поцелуем и крепко обняла. Но он встал и подошёл к окну. Может быть, он рассматривал бегущих во дворец под зонтами дам и кавалеров, тучи на небосклоне, испортившие праздничный приём.

Слова Смеяна прозвучали самой прекрасной музыкой, они точно морок на меня навели. Но теперь, когда он стоял ко мне спиной, держа пустой бокал вина, я подумала: «Ведь ты только что признался в любви. Если верить тебе, ничего подобного с тобой не происходило. Так почему же ты не расскажешь мне всей правды? Разве мы не выпили за искренность?»

Я вздохнула и ответила Смеяну:

– После того, как меня схватил Верейка, он вознамерился отвезти меня сюда в замок. Не думаю, что он знал хоть что-то о моей ведьмовской силе. Но он знал, что я сестра его невесты. Думаю, что хотел получить денег за мой выкуп. Но когда мы попались на глаза стражникам Серого Патруля, он стал изворачиваться, как угорь на сковородке. Сказал, что я ведьма, специально переодетая в мужское платье. В моём узле так некстати оказалась мазь… Стражники уплатили Верейке за труды и потащили в сторону Челноков. А уж в таверне Матушки Скрыни мне удалось бежать.

– Что они в таверне-то делали? – удивился Смеян и обернулся ко мне.

– Сынок этой гоблинки задолжал Господин Вильду, и потому стражники предъявили решение Суда Короны. Таверна теперь тоже принадлежит моему будущему зятю.

– А как ты сбежала?

Я вздохнула и рассказала про сонный порошок.

– Всё ясно, – Смеян снова сел на кровать, – эти два дурня очухались, провели допросы и обыск, нашли в твоих пожитках много интересного. Даже без показаний служанки госпожи Чашки, доказательств обвинения в ведьмовстве предостаточно.

Смеян погладил меня по голове и сказал:

– Из моей спальни ни ногой сейчас. Сюда прийти никто не посмеет. Но уже к вечеру королю донесут обо всём, будь спокойна. Как только он напрыгается козликом в своих апартаментах. Тебя тайно отвезут в безопасное место. Я займусь сейчас этими приготовлениями. Сам, увы, сопровождать в дороге тебя не смогу, но от беды спрячу.

– Так мне и не суждено порезвиться на свадьбе сестры…– вздохнула я.

Но грустнее всего было то, что я понимала: Смеян никогда не свяжет свою судьбу с женщиной, в отношении которой выдвинуто обвинение в колдовстве. Преждевременно он объявил о нашей помолвке! И как я не крепилась, слёзы брызнули из моих глаз. Не знаю, кого я больше ненавидела в этот момент: Верейку, Вильда, короля… Но я чувствовала, что моё сердце разрывается от предстоящей разлуки со Смеяном.

Смеян провёл несколько раз рукой возле моего лица, как в тот раз, в секретной нише за портьерами, и вышел из спальни, заперев дверь. Я осталась совершенно одна со своими страхами и мыслями. Спать я не могла, мыслить связно тоже. Когда придёт Смеян – я не знала. Усидеть на месте я тоже не могла, и потому я вылезла из-под одеяла и прошлась по комнате. Подняла с крышки сундука сначала один камзол Смеяна, потом второй. Поднесла к лицу и вдохнула тонкий аромат лимонных корок. Я знала, что мой любимый поставил сильную защиту против ведьмовства, и его вещи не могли говорить со мной, да и сил я не чувствовала. Всё растратила у Великого Куба… А вот Смеянов сундучок мог вполне мне кое-что рассказать о мнимом гвардейце и очень тайной министре. Немного холодея, я открыла сундук и стала там осторожно перебирать сложенные вещи. Стопки рубашек и белья меня бросили в жаркую дрожь, и я подумала: «Вот я развратница какая! Если Смеян узнает, что я прикасалась к его вещам, он разозлится!» На дне сундука под камзолами, кафтанами и кюлотами я нашла флакон духов, плотный пакет с документами, открыть который не решилась и сложенный вчетверо пергамент.

Дрожащими руками я его развернула и увидела, что это план какого-то здания. Огромный замок или дворец был выполнен умелой рукой чертёжника. Строения имели подписи: оранжерея, конюшни, домик для прислуги. Я внимательно посмотрела на чертёж и поняла, что передо мной не что иное, как план дворца господина Вильда. Для чего он понадобился Смеяну?

План был очень подробным, в нём обозначались спальни, залы, апартаменты, лестницы парадные и чёрные, чердачные помещения. В плане был и подвал, о котором у меня были подозрения. На плане он был разделён именно на «подвал», «винный погреб» и «склад». Из подвала вела боковая лестница в левое крыло. Я бы не обратила внимания, если бы кто-то не прорисовал пунктирную линию из винного погреба на эту лестницу и по ней до самого левого крыла. Я перевела дух и осмотрелась по сторонам, словно кто-то мог застать меня в комнате за рассматриванием пергамента. Зачем, зачем Смеян пытался найти вход в ремонтируемое левое крыло? Что за интерес любоваться на прогнившие полы и обвалившийся потолок? Я стала внимательнее изучать план. И вот что я в нём обнаружила! Никаких дверей в левое крыло на плане не было. Я вертела пергамент и так и эдак. Войти в него было можно только через подвал по лестнице.

Я от волнения пробежалась по комнате. Как же так? Я ясно видела двери из коридора, по которому мы прогуливались с Басей. Конечно, она говорила о том, что они заперты, и что господин Вильд не позволяет кому-либо входить в левое крыло. Но на плане никаких дверей не было! Я вернулась к пергаменту. Все двери, даже потайная из кабинета в овальную залу, были нарисованы, а левое крыло точно было отгорожено от остальной части замка каменной стеной. Но, помнится мне, что именно там располагались покои любимой матушки господина Вильда. Как же она ходила из левой части дворца в другие комнаты и залы, не через подвал же?

Ох, как же я не любила загадки, как же они пугали и одновременно будоражили меня? Что скрывал ото всех, в том числе и от моей Басеньки этот упырь? Почему Смеян не доверял ему, а король считал своим соратником? Ответов у меня не было, и я точно знала, что не смогу жить спокойно, не узнав всей правды. А если принять во внимание случай, когда я прикоснулась к руке Вильда и услышала голос Агнешки: «Убийца», мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы воспользоваться картой и проверить самой, что прячет в левом крыле господин Вильд. Я успела сунуть карту в сундук и закрыть крышку, как в этот самый момент я услышал шорох.

Кто-то повернул ключ в замке двери! Он повернулся тихо, точно человек, входивший в комнату, не хотел поднимать лишнего шума. Это был точно не Смеян, ведь дверь не распахнулась, а приоткрылась.

Эльфийская праматерь! На пороге возник сам хозяин дворца. Человек с иссиня-чёрной бородой, человек, которого я боялась больше всего на свете. Он медленно переступил порог, озираясь по сторонам. Его взгляд скользнул на смятую кровать, стены и портьеры. Он не видел меня! И я задержала дыхание, чтобы малейшим шорохом не выдать своего присутствия. Слава Великому Кубу! Морок, наведённый Смеяном, действовал. Амброзий стал заглядывать за портьеры, открыл двери стенного шкафа, даже встал на четвереньки и заглянул под кровать. Сомнений не было – он искал меня. Среди белого дня, без всякого стеснения он искал меня в покоях Левой Руки. Тут его взгляд упал на моё мокрое платье, и господин Вильд как хищный зверь прыгнул к нему, схватил и стал щупать ткань. Он понюхал шёлк и сказал вслух: «Сбежала. Сбросила кожу, как змея, и сбежала!» В ярости он разодрал платье и швырнул клочья ткани на пол, затем громко стуча каблуками, подошёл к двери и вышел прочь, не заботясь о том, чтобы запереть комнату.

От не отпускавшего меня ужаса я тихо застонала и села на пол, закрыв лицо руками. Сомнений не было: господин Вильд вот-вот пустится по моему следу. Конечно, он прикажет обшарить все уголки дворца. А затем проверит кареты, повозки. Выспросит, кто и куда отъехал, кого повёз, с каким багажом. Я дрожала, сдерживая слёзы. Вильд уже знал о моём ведьмовстве! Ему доложили всё приехавшие стражники патруля, возможно, меня обличила служанка госпожи Чашки. Я просто не знала, что делать, и хотя меня ещё не поймали, я уже чувствовала себя пленницей, которую вели на расправу к палачам. И тут меня осенила дурацкая мысль: единственное место, где он не станет меня искать – это левое крыло дворца. Я вскочила и лихорадочно забегала по комнате. А вдруг там холодно? На мне только тонкая рубашка Смеяна, мне нужен запас еды, обувь. Я не знала, сколько действует морок, который напустил мой любимый, поэтому действовать надо было быстро. Я сунула ноги в туфли, которые сваливались с моих ног, схватила вязаное покрывало, которым можно было укутаться от холодных сквозняков, метнулась к сундуку за картой, но тут скрипнула дверь, и на пороге появился Смеян.

Мой любимый нёс в руках охапку вещей. Он сердито глянул на меня, швырнул узлы на кровать, вытащил из кармана ключ и запер дверь спальни изнутри.

– Ты не можешь и получаса посидеть одна? Зачем ты отпирала дверь? И главное: как тебе это удалось?

Я начала уверять Смеяна, что сидела, как тихая мышка, а в спальню приходил именно хозяин дворца, который явно искал меня. Смеян поднял с пола клочья разодранного платья и покачал головой.

– Этот наряд был тебе к лицу…– печально произнёс он, и тут же спохватился, – быстрее переодевайся. Поедешь на запятках кареты, как мальчик-слуга. Затем …

– Постой, я никуда не еду. Обстоятельства изменились.

Смеян нахмурился и топнул ногой. Я умоляюще сложила руки на груди, но он явно не хотел меня слушать.

– Смеян. Сколько мне ещё прятаться? Неделю, год, всю жизнь? Я не хочу быть обузой тебе. Разве мы будем счастливы, если тебе придётся скрывать не только свою любовь, но даже и само моё присутствие в твоей жизни?

– Стася, сейчас не до разговоров, не до баллад! – резко ответил мне мой любимый,– Мы все обсудим тогда, когда ты будешь в безопасности. Ты поедешь с господином послом. Он из свиты короля, и я ему всецело доверяю.

– Смеян, любимый мой. Я знаю, что можно сделать, чтобы остановить это безумие. Мы должны разоблачить Вильда. Он что-то прячет в левом крыле здания. Он творит что-то незаконное. Если мы раскроем его тайну и опозорим перед королём, то …

– Откуда ты знаешь про левое крыло здания? – грозно прищурился Смеян и подошёл ко мне вплотную, – и что именно ты знаешь об этом?

– Бася говорила мне, что туда никому не разрешается входить, даже ей. Там Вильд затеял ремонт да и бросил. Представь, хозяин готовится к свадьбе, позвал к себе половину королевства, а целое крыло здание якобы под угрозой разрушения. Есть в этом здравый смысл? При богатстве этого упыря и желании пустить пыль в глаза всем гостям?

Смеян бросил на меня подозрительный взгляд и подошёл к сундуку, медленно открыв его крышку. Карта предательски лежала сверху.

– Ты рылась в моих вещах? – спросил он с таким возмущением, словно считал меня до этого момента совершенно безгрешной. Наверное, забыл, как я подслушивала его разговор с королём.

– Да, я искала … Любовные письма. От женщин к тебе. Я … ревновала.

Смеян невольно хмыкнул и поворошил мои волосы.

– Какие там письма… Многие дворянки грамоты не знают, а ты про письма. Лгунья.

Я поцеловала Смеяна в губы, догадываясь, что это смягчит его недовольство мной, и затараторила. Я придумывала план на ходу, не заботясь о его логичности. Я хотела убедить Смеяна в том, во что и сама не слишком верила.

– Мы незаметно спустимся в подвал, потом поднимемся на первый этаж, затем и на второй. Осмотрим все комнаты. Я совершенно уверена, что Вильд хранит там оружие, порох и всё подобное. Он наверняка затеял что-то против короля. А левое крыло использует как склад. Почему он неё отапливает ту часть здания? Боится пожара.

– Ты это давно придумала или только что? – подозрительно посмотрел на меня Смеян.

– Ну а ты думаешь, что там скрыто производство магических артефактов, чтобы помочь эльфам возвратиться и вернуть себе власть над нами?

– Остроумно. Я бы так и делал, – усмехнулся мой любимый, – учитывая, что Вильд помешан на поимке ведьм по всему королевству.

– Вот и разоблачим его, – кивнула я, – пока все валяются в своих покоях после сытного обеда, ждут вечернего обжорства. И пока Вильд прочёсывает окрестности в поисках сбежавшей меня. А как мы попадём внутрь?

Смеян вытащил из кармана что-то длинное, металлическое зазубренное.

– Отмычка, орудие воров и тайного министра, – коротко пояснил он, – только не «мы попадем», а «я попаду».

Я видела, что Смеян не настроен брать меня с собой. Тараторя, я стала разворачивать узел. Там были замшевые брючки и курточка, серая полотняная рубашка, полосатые чулки, которые обычно носили слуги в богатых домах и крепкие башмаки из воловьей кожи. Я стала натягивать брючки, не снимая длинной рубашки Смеяна. Это мне удалось, я даже ловко на ощупь застегнула крючки на боку. Но для того, чтобы облачиться в рубашку и курточку мне предстояло полностью раздеться. Смеян не смотрел в мою сторону, он изучал карту, и я вздохнула. Медленно стянула с себя рубашку и бросила взгляд на него. Я видела, как покраснела его щека, словно он видел мои нахальные манипуляции. В конце концов, мы решились на такой риск, планируя забраться в логово зверя! Может быть наш план провалится, и мы попадём в застенки? Неужели мой стойкий Смеян и теперь не заключит меня в объятия… Когда вся свита короля знает, что мы якобы провели вместе страстную ночь. Я так и стояла, держа в руках рубашонку, чувствуя как покрываются мурашками мои плечи и голая грудь. Смеян нарочито не отрывал глаз от пергамента. Наверное, он прожёг бы его насквозь своим взглядом, но я сжалилась над скромным моим Смеяном и надела рубашку через голову, заправила её в брючки и натянула курточку.

Смеян неглубоко вздохнул, не повернув ко мне кудрявой головы, ничего не говоря и скрывая от меня свои истинные чувства. Но я видела, что румянец так и не сходил с его бледного лица. Пока я туго плела косы, чтобы уместить их под шапочкой, Смеян, стараясь на меня не смотреть, порылся в стенном шкафу, нашел несколько толстых свечей, вытащил из дорожного сундучка огниво, фляжку для вина, понюхав предварительно её содержимое. Всё это он завязал в узелок. Карту сунул за пазуху, скрыв её под рубашкой. Вместо нарядного камзола он всё еще был в гвардейском мундире. Смеян молчал, но я ликовала: из его действий было очевидно, что он собирается в подвал.

Я уложила косы, закрепив их шпильками, и натянула шапочку, надела чулки и сунула ноги в башмаки. Какие же они были удобные! Зачем женщины придумали бальные туфли? Им было мало мучений в жизни?

– Я отведу сейчас тебя к карете господина Закрутки, Стася, – начал он, наконец подняв на меня глаза, – не бойся. Это господин посол, он надёжный человек, к тому же мой должник. Слушайся его во всём. Господин Закрутка отвезёт тебя в моё имение. На выезде из дворца наверняка ушлые слуги проверяют кареты и повозки, но в карету посла никто заглядывать не посмеет. К тому же все ищут девушку, а ты – простой лакей на запятках. У меня не хватит силы навести на тебя длительный морок, и очень скоро защита рассеется. Удивительно, что господин Вильд тебя не заметил в комнате.

– Нет, Смеян, нет, – взмолилась я и упала на колени, – я никуда не поеду. Ты же говорил, что я не должна отходить от тебя ни на шаг? Я согласна. Я буду тихая, как мышка. Я ни в чём не стану тебе перечить. Не прогоняй меня.

– Стася! – Смеян поднял меня с колен и хорошенько встряхнул, – Стася!

 Я приникла к нему всем телом, обвила руками и впилась губами в его губы. Никак я не могла ожидать, что мой любимый оттолкнёт меня в этот момент. Скажу по правде, он сопротивлялся, но вяло. Когда я поняла, что задыхаюсь, я сама отпрянула, но рук не разжала и продолжала осыпать лицо Смеяна поцелуями.

– Какая же ты…– прошептал он, – Но я не уступлю тебе.

– Погибать так вместе, – лепетала я, продолжая целовать его.

В дверь деликатно постучали, я отскочила от Смеяна, и он сотворил ладонью морок. Для спокойствия я всё равно спряталась за сундуком. Смеян накрыл узелок с вещами одеялом. Щёлкнул ключ, и Смеян впустил в комнату Басю.

– Господин министр, я нигде не могу найти моей сестры, – взволнованно сообщила она.

– Здесь её также нет, дорогая Бася, – развёл руками Смеян, – что-то случилось?

– Н-нет, – растерянно оглянулась Бася, – идет подготовка к завтрашнему свадебному торжеству, и мне просто необходимо обсудить с ней всякие женские секреты. К тому же платье… Ей нужно примерить новый наряд.

– Попросите слуг найти её, – предложил Смеян, сложив руки на груди.

– С ног сбились, она как в воду канула. Её видели входящей в вашу комнату, и…

– Я её не прячу, – сухо ответил Смеян.

– О нет… Но вы же должны знать, куда она ушла.

– Ваша сестра – очень странная девушка. Я оставил её ненадолго в комнате, а когда вернулся, Стася куда-то исчезла. Но я нашёл на полу это.

Смеян подошёл к окну и подобрал лоскуты моего прекрасного лимонного платья. Бася взяла из его рук оторванный подол и с неподдельным изумлением посмотрела на Смеяна.

– Зачем она это сделала?

– Почему вы думаете, что это сделала она?

– А кто же… Не понимаю.

– Может, Стася нашла себе какого-то страстного любовника. Признаться, она сегодня дулась на меня целый день и любезничала с королём в его спальне.

– Нет, нет! – замахала Бася руками на Смеяна, – моя сестра не такая. Она чистая девушка.

– Я убедился в обратном, – холодно сказал Смеян, и я чуть не вскрикнула, поверив на мгновение его словам, – Станислава Лучик исключительно продуманная и хитрая особа. А уж способов соблазнения знает предостаточно. Этому её в тавернах научили?

– Господин министр… – залепетала Бася.

– Я слышать о Станиславе не хочу! Так и знайте. И если вы найдёте сестру, то передайте ей, что я очень настаиваю на объяснениях. Впрочем… Всё мне понятно и без слов.

Бася выскочила из спальни, бормоча извинения, а Смеян захлопнул за ней дверь. Я вылезла из-за сундука.

– Извини за спектакль, Стася.

Смеян развёл руками, а я хихикнула и вытащила из-под одеяла узелок.

– Продуманная и хитрая особа? Ну-ну.

Смеян сунул за пояс пищаль, прикрыв ствол гвардейским мундиром, и я подумала, что было бы очень хорошо, если бы эта громкая штуковина нам не понадобилась.

– Итак, Стася, я провожу тебя до кареты, мы выйдем через чёрный вход в каретный двор. Иди тихо, не говори ни слова, даже шёпотом, – предупредил он, – морок скрывает человека, но звуки и запахи могут нас выдать. Хорошо, что ты не пользуешься духами.

– Как же так, Смеян! Почему ты решил всё за меня? – запричитала я, но он и слушать не стал, а чтобы прекратить пререкания распахнул дверь.

Я была вынуждена замолчать. Мы вышли из спальни и направились прямиком в сторону кухни. Прошли по богато обставленным анфиладам, мимо картин с изображением охотничьих трофеев, поверженных эльфов в латах и кровавых плащах, морских прогулок при полном штиле. Ковры смягчали наши шаги. Как и просил Смеян, я молча шла рядом. Но как же я злилась! Как никогда в жизни. Сердце колотилось в груди, как бьётся бабочка в ночное стекло: шумно и бестолково.

Миновав помещение кухни, куда я очень хотела заглянуть, Смеян вывел меня в каретный двор по узкой лестнице чёрного входа. В другое время я бы задержалась и обязательно рассмотрела, как устроена эта часть дома у богачей. Есть ли там знаменитые холодильные шкафы с отсеками для колотого льда, пересыпанного солью, сколько печей установлено, как хранят и моют рыбу, мясо и зелень. Где месят тесто, и сколько поварих с поварятами заняты приготовлением обеда. Ну, какая я после таких мыслей дворянка? Как была кухаркой, так и останусь ей. Полгода у Матушки Скрыни сделали из меня вот такую любопытную простушку.

В каретном дворе Смеян подвёл меня к богатому экипажу, обитому драгоценным красным деревом. Кучер отвесил глубокий поклон и взгромоздился на козлы. Я посмотрела на запятки и с удивлением обнаружила, что имеется бортик и даже ручки. Свалиться можно, но только если сильно постараться. Никогда я так не ездила!

Смеян подтолкнул меня, и я забралась на запятки. Карета тронулась, чтобы забрать у парадного входа господина Закрутку. Я даже попрощаться со Смеяном не могла, обнять его и поцеловать, перемолвиться хоть словом! Он смотрел на меня тоскливым взглядом обречённого человека. Он всерьёз считал, что мы увидимся нескоро. Но я помнила, что меньше четверти часа назад Смеян назвал меня хитрой и продуманной особой.

Карета заехала за угол дома и остановилась рядом с прекрасной аркой глициний. И я убедилась, что морок сохраняет свою силу. Господин Закрутка прощался с Басей и её женихом, невнятно лепеча что-то про поручение короля. На меня никто не обращал внимания. Как только Закрутка уселся в карету, рессоры скрипнули и просели, кучер щёлкнул кнутом, и тройка белых лошадей зарысила прочь. Бася и её упырь повернулись ко мне спиной и направились во дворец. Я тут же спрыгнула с козел и ринулась обратно, в каретный двор. Только бы Смеян не заметил ничего! Только бы мне никто не попался навстречу!

– Стася! Ты ли это? – услышала я знакомый голос и так резко остановилась, что чуть не упала. Навстречу мне шла Клара с большой корзиной яблок, – что за маскарад?

– Это такая игра, понимаешь? – сказала я Кларе и приложила палец к губам, – можешь провести меня в кухню?

– Я как раз туда и иду, – ответила Клара, – кругом такая суета, что и нам с Карлом дело нашлось. Вот, помогаем с готовкой, поварят не хватает. Чистим овощи, фрукты. Карл давит прессом сок, а я для пирогов начинку делаю. А ты чем занята?

– А мы в прятки играем. Драконье дерьмо мне в суп, коли меня найдут.

– И на кухне вы тоже прячетесь?

– Там есть дверь в винный погребок, и мне непременно нужно туда проникнуть. И прошу, миленькая Клара, не называй меня по имени.

Сердце стучало как бешеное. Я точно знала, что без ключа в подвал мне не попасть. И если в погребке уже находится Смеян, то вряд ли оноставил дверь открытой. Наверное, он бродит среди бочек и полок с запасами вина и сидра, ищет потайной ход или лаз. Вот он удивится, увидев меня! Для начала, конечно, отругает, но потом простит. Непременно он поцелует меня, жарко обнимет… Потом мы заберёмся по скрипучей лестнице, рискуя в темноте сломать ноги и свернуть шеи, в левое крыло. Побродим по пустым апартаментам среди сквозняков и паутины, да и вернемся. Назад, в реальную опасность для меня.

Кто знает, чем теперь занимается господин Вильд? Рыскает лично в поисках ведьмы или допрашивает служанку госпожи Чашки? А, может, он попивает вино с королем в овальном зале, высказывая какую-нибудь мерзость в отношении нас со Смеяном?

Внезапно я подумала, что Смеян, который со мной связался, очень рискует. И как раз потому он поспешил отвернуться от меня перед Басей, прекрасно понимая, что она тут же расскажет всем и каждому о его неблаговидном поступке. Это было умно, ничего не скажешь. Но вот почему он ничего не сказал Басе обо мне? Он сразу её причислил к стану врагов?

Я шагала по коридору в компании Клары, не слушая её болтовни. Она восхищалась богатством и расточительством господина Вильда, красотой и добрым сердцем моей сестры. И так мы вошли в кухню.

Скажу вам честно: она сильно отличалась от обиталища Матушки Скрыни. Высокие потолки и огромные окна, полки с разнообразными чашками и тарелками. В углу громадная, пышущая жаром печь с огромным челом. Над печью – дымник, украшенный развешенными сковородами и медными блюдами. Даже под потолком удобные привесы, на которых укреплены кастрюли. У правого окна – целая выставка ножей. От тонких, зазубренных до плоских и широких.

Кухня была залита закатным светом, и жара в ней стояла неимоверная. Весь день тут жарили и парили, и работа не была закончена. Хмурая толстая повариха бросила на нас с Кларой взгляд исподлобья и указала, куда поставить корзину. Поварята, не поднимая глаз, строгали соломкой овощи, чистили бобы и лущили горох.

– Тебе чего, малец? – буркнула она.

– Я слуга господина посла, – прошептала я, пытаясь скрыть девичий голос, – Господин Закрутка уезжает нынче, просил захватить бутылку яблочного сидра в дорогу.

– Иди вон к той двери, там запор хорошо смазан, сам справишься. Войдёшь – ноги в подвале не переломай. Сидр на первой полке слева, да не перепутай, – буркнула повариха и большими шагами пошла к ухвату, чтобы самолично сунуть котёл в печь.

Я шепнула Кларе, чтобы та заговорила повариху, и та обо мне позабыла. Я очень надеялась, что Клара справится.

Очутившись перед красивой кованой дверью, я отодвинула засов и тихонько её толкнула. Дверь не скрипела, паутины и пыли не было. Ничего удивительного: в череде праздников подвалом пользовались очень часто. Сначала приёмы гостей, потом приезд короля, и завтрашняя свадьба. Славный дом, где так доверяют гостям и слугам! У Матушки Скрыни все припасы были под замком, а ключ она носила на поясе.

К моему удивлению, в подвале горели факелы. Я спустилась на несколько ступенек и услышала голоса. Говорили трое, они сидели за столом в роскошных креслах. Они сидели сбоку от меня. Я увидела господина Вильда, разливавшего вино в бокалы, слева —профиль короля Хенрик, а спиной ко мне расположился Смеян. Хвала Великим Кубам, передо мной стояли полки, и никто не заметил, как я вошла. Я тихо закрыла дверь и резво шмыгнула за большую бочку с вином. Мне оттуда было всё отлично слышно и видно, если высунуть нос.

(обратно)

Глава 18

– Я же говорил вам, что наш дорогой господин Лихобор непременно присоединится к нашей тесной компании, – мрачно произнёс господин Вильд и откупорил бутылку вина.

– Как я рад, Левая Рука, что ты заглянул на огонёк, – захохотал король, – ты прямо носом чуешь, где веселье.

– Признаться, я не знал, что вы здесь, – сказал Смеян без тени волнения в голосе, – хотел просто выбрать себе подходящего флоранского или грушецкого. Думаю, что наш добрый хозяин не обеднел бы от такой пустяковой кражи.

– Выбирайте по вкусу, дорогой гость, – мрачно ответил ему господин Вильд, – смотря что именно вы хотите отпраздновать.

– Уж не знаю, праздновать или огорчаться, – медленно произнёс Смеян и пригубил вино, которое налил ему господин Вильд.

– Я слышал, что твоя пассия сбежала, – хихикнул король, – не зря ты меня предостерегал от общения с ней.

– Хорошо бы просто сбежала, – продолжил Смеян, – опозорила меня. Я уже и госпоже Басе сказал, что намерен жениться, а Стася… Пусть идёт на все четыре угла, коли заезжий менестрель ей милее оказался.

– Так она с менестрелем укатила? – оживился господин Вильд, – Или вы просто такое предположение сделали?

– Предположение, – мрачно припечатал Смеян и снова хлебнул вина.

– Не печалься, друг мой, – похлопал его король по плечу, – мы тебе сыщем такую невесту, что любо-дорого. Быстро забудешь юную чаровницу. Перед тобой тут во дворце все красавицы королевства.

– А вы, Ваше Величество, уже сделали свой выбор?– поинтересовался господин Вильд.

– О да, – король отпил вина и закашлялся, – не могу сказать, что мечтал о такой жене всю жизнь, встречались мне и получше. Но сначала ты, Амброзий, отхватил себе первую красавицу королевства, потом Смеян из-под носа увёл вторую прелестницу…Оставили мне выбор из двух кандидаток: толстая Каролина или капризная Миленка. Одна сладко поёт, а другая превосходно целуется.

– При таких качествах Миленка не даст Каролине и шанса, – хмыкнул Вильд.

– Не сомневаюсь, ты бы так и поступил. Все твои жёны были красавицами. Особенно Бася. Жаль только, что ты берёшь дочь из угасшего рода, – неожиданно уколол Вильда король, – да и поговаривали, что тетка её ведьмой была.

– И про Стасю болтают, что ведьма, – подтвердил Амброзий, а я навострила ушки, – слава четырём углам Великого Куба, Басе не досталось ни капли семейного дара. И вообще, я считаю ее идеальной женой. Красивая, недалёкая, но страстная и ласковая как кошка. Ко всему прочему хорошая хозяйка.

– Действительно, – хмыкнул король, – весь набор наилучших качеств.

Я поёжилась, в подвальчике было не так уж тепло.

– Вот что, дорогие мои, – сказал король, – выпили мы тут немного, остальное заберём в овальную гостиную. У меня уже пятки инеем покрылись. Я только пальцем ткну, какие бутылки мне по душе!

Мужчины встали, задвигали креслами. Король стал прохаживаться между полками и показывать Вильду, какие вина он хотел бы попробовать, а тот стал наполнять корзину. Смеян беспокойно оглядывался, а я не знала, как подать ему знак, что я тут.

Господин Вильд подтолкнул Смеяна под локоток к двери и вскоре все трое ушли, оставив меня одну. Я услышала, как щёлкнул замок. Меня заперли!

Я в растерянности бросилась к двери, что вела в кухню. Она тоже была закрыта на задвижку снаружи. Клара справилась с задачей. Вот дела!

Но, по большому счёту, всё складывалось не так уж плохо. Я попала в подвал, меня никто не ищет, Смеян наверняка скоро вернется. Не откажется же он от своей затеи? А я пока могу спокойно обшарить тут каждый уголок.

 Где? Где здесь та самая потайная дверь, что ведёт в левое крыло? Я постаралась вспомнить, нахмурила лоб в детской привычке, потёрла виски, глубоко вздохнула несколько раз. На карте, которая осталась за пазухой Смеяна, были обозначены три двери. Одна из них – выход в общую анфиладу комнат. Вторая – на кухню. Третья – как раз та самая, потайная. Я стояла спиной к кухонной двери, слева была та, что мне нужна. Значит, напротив и следует искать вход. Я шла между полок, мимо бочек и осматривалась вокруг себя. У стен стояли полки, без всякого намёка на дверь. И они не были фальшивыми, потому что даже с виду весили так, что и банде гоблинов не сдвинуть. Но дверь могла и не выглядеть как дверь. Она могла быть нишей и самой полкой. И как подсказывало мне чутьё, из-под двери всегда тянет сквозняком. Где же, где же этот проклятый вход в левое крыло? Ничего не попадалось.

Бах! Сзади хлопнула дверь. Я вздрогнула, обернулась. Дверь хлопнула нарочито громко, и в ней повернулся ключ. Так мог сделать только тот, кто чувствовал себя здесь хозяином.

– Глупая Стася, – услышала я тихий голос Вильда и обмерла, – ну, зачем ты затеяла эту кутерьму? Чего не тебе лежалось в кровати Смеяна?

Я метнулась за полки, но он кинулся ко мне с проворностью дикого зверя, схватил за руку и потащил к винным полкам, которые я только что осматривала.

– Глупая, глупая Стася… – шипел Вильд, и глаза его горели безумным пламенем, – ты не оставляешь мне выбора.

Он резко выбросил вперёд руку и потянул за горлышко неприметную бутылку с краю полки. Полка медленно начала отъезжать в сторону, открывая тёмную лестницу вверх. Я завизжала, но Вильд ударил меня головой об стену, и я погрузилась в темноту.

Очнулась я лежащей на полу в совершенно незнакомом мне месте. Я села и ощупала себя. Руки и ноги не были связаны, и я ободрилась. Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как я упала в обморок стараниями моего будущего зятя. Вокруг было темно, но мне показалось, что я здесь не одна. Я огляделась. Ни одной свечи. Ни одного факела. Вдалеке виднелось узкое окно с разбитым стеклом. Остальные были заколочены ставнями. В комнате было холодно и темно. Я не представляла её размера, но мне она казалась огромной. Каменный пол был ледяным. Я подошла к окну, потирая плечи закоченевшими руками. Выглянула и увидела, что оно выходит на каретный двор. Он выглядел маленьким лоскутом, значит, эта комната находилась на самом верхнем этаже дворца Вильда. Снаружи уже стемнело. Я оглянулась и заметила пугающие белые блики, беспорядочно разбросанные по огромной комнате. Это они меня беспокоили, а ещё смрадный воздух. Как при таком лютом холоде могла скопиться вонь?

Приторный, сладковатый запах разложения, запах смерти. Я закашлялась и присмотрелась к белесым пятнам. Это были не блики. О, эльфийская праматерь! Этот были тела в саванах. Я задрала голову вверх. Прямо надо мной висел труп, едва не касаясь моей головы костлявой ногой. Кто-то подвесил его к потолку, как и другие мёртвые тела.

 Я закричала тогда, внизу в подвале при встрече с Вильдом. Здесь от ужаса я просто онемела. Я смотрела снизу вверх, не издавая ни звука. Слишком много тел. Слишком много безмолвных, длинноволосых, полусгнивших женщин. Они висели, привязанные за руки к протянутым под потолком балкам. И они шевелились от того, что кто-то шёл под ними сюда. От ужаса я взвизгнула, зажав руками голову, и метнулась обратно к окну.

Не знаю, зачем я так сделала, выпрыгнуть с такой высоты на камни двора означало верную смерть, но тот, кто шёл сюда ко мне, был страшнее смерти. Этот кто-то печатал шаг тяжёлыми каблуками, обходя висевшие тела. Он держал в руке зажжённую свечу.

– Стася, Стася, – печальным голосом обратился ко мне господин Вильд, – погубило тебя твоё любопытство. Но и ведьмовская сила тебе тоже не пошла впрок. Знаешь, стражники патруля уже вернулись от Госпожи Скрыни и рассказали кое-что о твоих проделках. Все неопытные ведьмы рано или поздно попадают сюда. И если сила их слабенькая, они быстро умирают. Если же ведьме удаётся меня удивить, то… Я могу предложить ей кое-что ценное.

Удивительно, но вид Вильда меня успокоил.

– Судя по всему, – сказала я, стуча зубами, – Бася вас удивила.

Вильд подошёл ко мне почти вплотную. Он с выражением брезгливости на лице рассматривал меня, как жука, как мышь, как мерзкую змею.

– Да, – ответил он, после недолгого молчания, – Бася придумала кое-что такое, от чего даже я пришёл в изумление. Раньше я просто избавлялся от ведьм, а при помощи Баси, мы научились отнимать у них колдовскую силу. Подобно тому, как пчела забирает нектар из цветка, я теперь забираю у ведьм их дар. А знаешь, что он даёт?

Вильд тихо засмеялся, и в его смехе я услышала мечтательность и волнение юноши, рассказывающего о первом поцелуе. Этот упырь рассказал о том, как хранит живую силу колдовства во флаконах от духов. Он собрал их целую коллекцию. Мерцающие разноцветные огоньки растворены в благоуханном последнем дыхании. Вильду нравилось собирать аромат этого последнего дыхания и запирать его в склянках. Когда его подкашивал недуг, он просто брал одну из них, откупоривал и вдыхал. Одного вдоха хватало для того, чтобы полностью излечиться.

– Я намерен жить вечно. Я и мои потомки. Бася родит мне много сыновей. Она крепкая и сильная женщина.

Я слушала откровения этого чудовища и стучала зубами от холода. Мне не было страшно, потому что внезапно я осознала, что никакого выхода отсюда нет. Смеян меня не хватится, он уверен, что я еду по Торговому тракту на запятках кареты господина посла. Возможно, Смеян и сунется искать потайной вход в левое крыло, а, может, будет пить вино в компании короля, отложив поиски на неопределённое время.

– Ну, со мной, господин Вильд, вы просчитались. Не будет пользы от моей смерти. Всю свою колдовскую силу я растратила по дороге в ваш проклятый замок. Спасала госпожу Чашку, чтобы та стала женой короля. А надо было без оглядки бежать в обратную сторону.

– Жаль тебя, Стася, – покачал головой Вильд, – умная девушка плясала бы на свадьбе сестры, грела койку тайному министру. Этому напыщенному дураку… Который спит теперь и десятый сон видит, рядом с королём Хенриком. Хлебнули моего винца и храпят в одну дуду.

Мои подозрения подтвердились, и я всхлипнула, а Вильд подошёл ко мне вплотную и неожиданно спросил:

– Тебе нравится запах этого места?

Я замотала головой, глотая слёзы, что предательски полились из моих глаз. Смеян не придёт, он не придёт!

– Это потому что ты не привыкла к этому аромату. А я часто прихожу сюда, поднимаюсь посреди ночи, зажигаю свечу. Гуляю здесь, как в саду, чтобы почувствовать, как пахнет свобода. Это…– Вильд взмахнул свободной рукой, – тела женщин, которые освобождены от скверны колдовства. И так будет пахнуть скоро вся страна, в которой не будет никакого ведьмовства.

– Это запах смерти, гниющих тел! Мне жаль, что вы этого не понимаете!

– Знаешь, как пахнет тело девушки, из которой только что ушла жизнь? – засмеялся Вильд, и его голос потеплел и стал почти ласковым, – О, это запах луга. Скошенной травы. Правда, такой аромат держится не долго. Но нет ничего приятнее, чем целовать остывающие губы и вдыхать запах мокрого луга… По такому лугу я бегал в детстве.

От нахлынувшей волны мерзости меня передёрнуло.

– А король считает, что все ведьмы сидят в Великих Кубах и создают щит от нападения эльфов, – сказала я дрожащим голосом.

– Пусть и дальше так считает. Как и твой дурак Смеян, – мрачно ответил Вильд, внезапно схватил меня за руку и потащил куда-то за собой.

 Вильд не был тучным мужчиной, но руки у него были крепкими. Хотя я и упиралась, и брыкалась, Вильд неумолимо тянул меня под висящими телами в белёсых саванах к двери, прочь из комнаты. Мы оказались в таком же мрачном коридоре, гулкое эхо моих воплей наивным детским мячиком отскакивало от стен и тонуло в звуке стучащих каблуков Вильда. Вильд распахнул какую-то боковую дверь и буквально швырнул меня внутрь тёмной комнаты.

Свеча в руке злодея погасла, но он так прекрасно ориентировался вокруг себя, что свет ему был не нужен. Мне же было страшно, что при свете, что темноте. Если в огромном зале было полно мертвецов, что же ожидало меня здесь?

Вильд постучал рукой где-то сбоку от себя. Видимо, он нащупал стол и огниво на нём. При помощи огнива Вильд высек искру и зажёг факел, торчавший на подставке. Сначала неприятно запахло палёной тряпкой, но потом языки огня весело заплясали, и я подумала, что это последнее, что я могу увидеть перед тем, как Вильд меня убьёт. А то, что он собирается меня убить – в этом я даже не сомневалась. Вильд взял факел и поднял его повыше над головой. Видимо, он хотел осветить моё лицо, искаженное страхом и насладиться зрелищем.

– Я мог бы убить тебя в любой момент. Но я не люблю это делать из мести или из жалости. Каждая жизнь ценна. А в особенности ведьмы. Ты сказала, что утратила силу, но я тебе не верю.

Я замотала головой.

– Завтра моя свадьба. Я не хочу портить этот знаменательный день и волшебную ночь. Я приду к тебе послезавтра, когда разъедутся все гости. За это время ты подумаешь, чем сможешь быть мне полезна. Есть ли такая причина, чтобы не убивать тебя. Ты хочешь что-то спросить?

– А Агнешка? Ты тоже убил её? – спросила я, наконец. Это было самым важным теперь.

Вильд скривился и выплюнул короткое «нет».

– А твои другие жёны там, в том зале? Они висят под потолком?– спросила я осмелев.

– Разумеется, – засмеялся Вильд, – и если Бася будет вести себя также глупо, как и её предшественницы, то она очутится качающейся в белом саване под потолочной балкой. Как и ты. Кстати, я забыл тебе сказать: окно выходят на каретный двор. Если ты вздумаешь закричать, позвать на помощь… Я очень хорошо помню, как выглядят эти два карлика, что приехали сюда с тобой. Им точно не поздоровится.

С этими словами Вильд хлопнул дверью и повернул в замке ключ. Я осталась наедине с тишиной, слушая звук удаляющихся шагов.

(обратно)

Глава 19

Факел остался со мной в комнате. Уходя, Вильд воткнул его в поставок. Это было единственным добрым поступком, на который я и рассчитывать не могла. После того, что я увидела, после того, что услышала.

Как ни странно, я не поверила в россказни Вильда. Не могло волшебство сохранять свою силу после смерти ведьмы! Моя тётка говорила, что волшебство – это связь ведьмы и сил природы, опыт многих поколений подчинять себе соки земли, лучи солнца, дуновение ветра, шум падающей воды. Волшебство нельзя пощупать, им нельзя поделиться. Его не купить и не продать. Его можно развить или забыть.

 Как, например, моя способность направлять лезвие ветра может стать ароматной смесью и давать силу исцеления и продления жизни? Вильд был обычным убийцей, которому нравилось отнимать чужую жизнь. Вот он и придумал причину, чтобы самому себе не казаться тупым мясником. Или эту причину ему придумала Бася.

Я взяла факел и стала осматриваться. Эта комната, без сомнения, очень давно была чьей-то спальней. Одно окно выходило на каретный двор, а второе – в сад. Но оба они были забраны частой решёткой изнутри. Стёкла были весьма толстые и мутные. На полу лежал полуистлевший ковёр, на стенах висели гобелены, на которых были изображены пастухи и пастушки. Под потолком висел ржавы канделябр для свечей, но пустой и затянутый густой паутиной. Не было ни одного стула или столика, а вот кровать имелась. С периной и подушками, толстым одеялом, вонючим и влажным. Липким и таким противным на ощупь, что я содрогнулась при мысли о том, что я могу укутаться этой дрянью, спасаясь от холода. Под самым потолком виднелось зарешеченное вентиляционное отверстие. Я вскарабкалась на кровать, поднялась на цыпочки и подняла повыше факел. Каково же было моё удивление, когда отверстие тускло осветилось. Там кто-то был!

– Эй, – робко сказала я, но мне не ответили, и я осмелела и позвала невидимого человека, – есть кто живой?

– Стася! – закричал до боли родной и любимый голос, – Стасенька, как же ты здесь оказалась?

Я завизжала от счастья. Неужели моя Агнешка жива? И тут же моя радость потухла: мы обе пленницы ужасного упыря.

– По глупости я оказалась тут. Ехала на свадьбу сестры. Ты знаешь, что наша Бася выходит замуж за Вильда? Агнешка, милая, расскажи мне всё-всё.

Агнешка замолчала, и я от нетерпения стала подпрыгивать на одном месте.

– Агнешка, миленькая, не молчи. Скажи хоть словечко

И Агнешка рассказала. Серый Патруль пришёл к хозяину театра после того, как кто-то из зрителей донёс на Агнешку. Мол, актриса так преображается на сцене, что это выглядит весьма подозрительно. Хозяин театра и отпираться не стал, никак не попытался защитить её. Патруль привёз Агнешку в тюрьму, где она просидела три дня на воде и хлебе. Вопреки её ожиданиям, никто не мучил и не пытал её, даже не пытался допрашивать. Вскоре она поняла, что патруль ждёт распоряжений высокопоставленного лица. И к ней приехал Вильд. Он вёл себя очень любезно, обещал всяческое содействие и ей самой, и папашке-должнику, если она согласится уехать с ним в Солнечные Холмы. Агнешка никак не ожидала, что ей сделает предложение самый страшный человек в королевстве. И тогда она не понимала, что именно её ждёт, но согласилась, потому что это было куда лучше колесования. К тому же она надеялась сбежать по дороге или уже из дворца Вильда. Сбежать у неё не получилось, но и стать его любовницей, а уж тем более женой, Агнешка тоже не смогла. Вильд сразу показал ей залу, увешанную трупами ведьм.

«Вот, что бывает с теми, кто мне не угодил. Женщина должна быть милой, покладистой и во всём подчиняться желаниям мужчины. Жаль, что эта семерка красавиц была так непоправимо глупа». После этих слов Агнешка надолго замолчала, и я услышала ее жалобный плач. Я боялась ей сказать, что в той страшной комнате уже было вовсе не семь бездыханных тел. Мне стало жутко от мысли, что все они появились уже после того, как Вильд заточил Агнешку в левом крыле здания.

– Милая моя сестричка, – постаралась я её утешить, – мы что-нибудь вместе обязательно придумаем. Мы выберемся отсюда.

– Нет, – ответила мне она, – ты думаешь, я не пробовала? Хуже всего то, что Вильд считает, будто магическим даром можно поделиться. Он с невероятной злостью рассказывал мне, как пытался заставить всех этих несчастных женщин отдать ему хотя бы толику их способностей. Я говорила, что была бы рада поделиться своим даром, просто потому, чтобы никогда не попадаться на пути такого, как Вильд. Но он не верил. В итоге он сказал, что если я не хочу отдать ему свой дар теперь, он всё равно заберёт мою магическую силу после смерти. И вот я сижу и жду, когда же оборвётся нить моих дней.

– А Бася… Она не пыталась тебе помочь?

– Наверное, она не знает, что я здесь. А вот Вильд… Он сказал мне, что если я рискну отсюда сбежать, он самым жестоким образом расправится с сестрой.

– Эльфийская праматерь… – выдохнула я, – Может, он и Басю запугал, хотя она такой не выглядит…

– Не знаю… – еле слышно прошептала Агнешка.

– Как же ты живёшь в таком холоде, и кто носит тебе еду? – спросила я и узнала, что упырь поместил мою сестрицу в апартаментах своей покойной матери, а моя комната – это комната служанки. Тепла Агнешки едва хватает от небольшого камина, а дрова, скудную пищу и воду ей приносит раз в день какая-то шноркель. Она просовывает всё принесённое в узкое окошко, пропиленное внизу двери. Я не знала, сколько пушистых шноркелей живёт во дворце и состоит на службе у Вильда, но что-то мне подсказывало, что вряд ли их тут много.

– Вильд как паук терпеливо ждёт, что я сдамся. Я уже готова отдать ему весь свой дар, лишь бы выйти из этой темницы, – с грустным смехом сказала Агнешка, – я думала, что с ума сойду в одиночестве, пока не услышала твой голос. А теперь ты расскажи, неужели он и на тебя «глаз положил»?

– Нет, он меня к числу зловредных ведьм причислил, я гожусь только для жестокой расправы.

В таких разговорах и причитаниях у нас прошёл не один час. Я устала стоять навытяжку перед вентиляционным отверстием, но как только я садилась на кровать, я переставала слышать сестру. Так и не разработав план спасения, мы решили немного поспать. Я свернулась калачиком на холодной постели и думала о Смеяне. О том, как он сладко спал, одурманенный вином Вильда. Может быть, ему снилась я, а может быть завтрашняя пышная свадьба. В любом случае он и не подозревал, что я рядом и нуждаюсь в его помощи.

На пару часов я всё-таки уснула и даже согрелась во сне. Мне приснилась Агнешка в том самом платье, что вёз для меня Жирко. Бархатное, тёплое, с длинными, низко спускающимися рукавами, с вышивкой. Агнешка в моём сне медленно вышла из стенной ниши в овальный зал, посмотрела на Басю, сидевшую в низком кресле. Бася точно не видела вдруг появившейся ниоткуда сестры, как когда-то не заметила за портьерами меня в объятиях Смеяна. Агнешка попыталась заглянуть в её глаза, но Бася выглядела как изваяние – бледная, недвижная, со странным наклоном головы, точно пытающаяся скрыть от окружающих свои слёзы. Агнешка, наоборот, выглядела живой, её кожа светилась румянцем, на губах играла улыбка. Тогда моя средняя сестра отвернулась от Баси,смотрела прямо на меня и произнесла: «Вдвоём с тобой мы сильнее. Твоя и моя сила разрушат стены этой тюрьмы».

Я проснулась и села на кровати. Уже светало, судя по пробивавшимся через решётку окна лучам солнца, нас ждало хмурое утро. Мутное стекло не позволяло рассмотреть, что происходит снаружи, и я подумала, что будет лучше, если я разобью окно и позову на помощь. Ну как себе представляет Вильд схватить Карла и Клару? На виду у всех гостей и слуг? Я стала осматриваться в комнате, ища, чем было бы можно было расколотить стекло. Ничего в комнате не было. Смешно, конечно, думать, что Вильд оставит тут молоток или булыжник. Ни стула или табурета, ни стола, от которого можно было бы отломить ножку. Только кровать с прелой постелью и факел в стене. И ведро, наполовину полное не слишком свежей водой.

Факел!

Я вспомнила, как треснуло стеклянное блюдо в кухне Матушки Скрыни. Его расколол жар печи. Тут печи не было, но открытый огонь мог подействовать на оконное стекло также губительно. По крайней мере, я на это надеялась.

– Агнешка, Агнешка, – завопила я что было силы, пытаясь разбудить сестру за стеной,– я придумала, как нам спастись.

Агнешка откликнулась слабым голосом и попросила всё рассказать ей медленно и разложить план по полочкам. Великий Куб, да какой у меня мог быть план? Разогреть факелом стекло и окатить его водой из ведра. Стекло треснет, нужно будет выбить его и постараться не пораниться. А уж потом орать, привлекая внимание. Кто-то услышит, засуетится. Может быть, скажут Смеяну или донесут королю? В любом случае поднимется переполох, и уже невозможно будет скрыть наше заточение. И планы Вильда нас уничтожить сорвутся. Нельзя же просто сидеть и ждать, когда этот упырь придёт и убьёт нас поодиночке?

– А как же Бася? – взволнованно спросила Агнешка, – Вильд обещал расправиться с ней, если я …

–Агнешка, – перебила я свою наивную сестру, – ответь мне только на один вопрос: было ли у тебя красное бархатное платье? С серебряным кружевом на груди, с жемчугом на воротнике?

– Да, – услышала я приглушенный голос, – его отобрал Вильд, как только заточил меня здесь, а взамен выдал мне тряпьё. Это не просто платье, это наряд эльфийской королевы Гвинеи, которую я в театре играла.

– Это платье мне передала Бася! – заорала я, – чтобы мне было во что переодеться, когда я приеду ко двору на свадьбу!

Ответом мне был стон и рыдания, хлынувшие из груди Агнешки потоком. Я стала её утешать, да и какие слова тут подобрать. В моём сне Бася была не на нашей стороне, как и в жизни. Потому я выхватила факел из поставка и поднесла его пламенем к окну. Изнутри стекло было надёжно защищено решётками.Комната защищалась не от нападения снаружи. Это была тюрьма, из которой никому не удавалось выбраться. Что за ведьмы сидели здесь до меня? Безобидные кухарки, которые подмешивали в яства приправы, изобретённые на досуге? Костоправки, которые сращивали раздроблённые лодыжки и сломанные пальцы? Или могучие повелительницы стихий? Кто они были – прачки или дворянки? Скрывали ли они свой дар от любопытных глаз или неосторожно хвастались им?

Я услышала, что Агнешка прекратила плакать.

– У меня тоже есть факел!

– Действуй, сестра! И посмотри, есть ли у тебя вода?

– Во фляге есть какая-то бурда. Вино, кажется.

Мы с сестрой принялись за дело, и хотя я не видела её через стену, а она не могла видеть меня, нами двумя овладело лихорадочное возбуждение, сумасшествие, отогнавшее прочь чувство опасности. Я подумала, что могла бы ещё ночью подавать знаки, светя в окно факелом. То приближать свет, то отдалять его. Почему я этого не сделала? Почему Вильд парализовал меня страхом? Вряд ли он был колдуном, именно его бездарность была истинной причиной ненависти к ведьмам. Потому он хотел завладеть даром каждой из нас, а когда убедился в тщетности своих устремлений, стал убивать, как взбесившийся зверь.

Я не хотела думать о Басе, я гнала прочь мысли о ней, хотя они неотступно лезли. Бася выглядела такой счастливой, точно поймала за хвост удачу. Выйти замуж за тайного министра, самого богатого человека королевства! Вылезти из нищеты и поселиться в роскошном дворце! И плевать, что отец в долговой яме, младшая сестра продана в услужение гоблинке, а средняя – томится в левом крыле дворца. И плевать на то, что буквально через стену рядком висят гниющие трупы как бывших жён Вильда, так и просто незнакомых женщин, которых объявили ведьмами.

Наконец, я решила, что стекло достаточно нагрелось. Хотя я и не знала, должно ли оно поменять свой цвет или начать плавиться, нетерпение ододело меня настолько, что я метнулась к ведру и изо всех сил плеснула воды в окно. Бах! Стекло треснуло. Это мне как раз и было нужно.

Теперь оставалось затоптать искры на ковре, потому что я бросила факел прямо себе под ноги.

Агнешка тоже радостно вскрикнула, раздался треск. У неё получилось! Я воткнула факел в поставок, подбежала к окну. По стеклу пробежала ветвистая трещина. Я была не в силах ждать, сняла с ноги башмак и стала изо всех сил стучать по решетке. Куски стекла вываливались наружу и внутрь комнаты, в темницу ворвался порыв прохладного летнего ветра. Я заорала, что было сил:

– Помогите! Помогите! Смеян! Смея-а-а-а-а-ан!

Скоро мои вопли зазвучали в унисон с криками Агнешки. Ей тоже удалось разбить окно. Я вцепилась руками в решётку, которая вполне выдерживала мой вес, и истошно орала, рискуя сорвать голос. Я сделала передышку и выглянула в окно. В такое раннее утро в каретном дворе не было ни единой живой души, но надежда меня не покидала. Рано или поздно челядь проснётся, выйдет по своим делам. Неважно, кто услышит мой крик.

 Увы, наш крик услышала шноркель. По крайней мере, она пришла к двери Агнешки и стала отчитывать пленницу нудным голосом. Я с трудом разбирала слова, но примерно понимала, что шноркель обещала нажаловаться на нас с сестрой хозяину.

Я подскочила к двери и запричитала так громко, как только могла.

– Милая Трудли, помоги нам выбраться. Я тебе заплачу столько, сколько пожелаешь. Господин Смеян Лихобор очень богат. Он – Левая Рука короля. Он озолотит тебя. Прошу тебя, отнеси ему весточку, расскажи о том, что его невеста и её сестра Агнешка томятся в заточении.

Я услышала как Трудли дошаркала до моей двери. Сердце моё забилось в радостном предчувствии, но нудный голос шноркеля охладил меня.

– Мы, шноркели, не играем в игры людей. Разбирайтесь сами. Я подчиняюсь господину Вильду, и мой контракт с ним ещё не истёк. Мой хозяин приказал мне зорко следить за вами. Пока вы шушукались и плакали, меня это не касалось, но вы устроили шум и даже разбили окна. Я это прекрасно слышала. Потому я немедленно иду к господину Вильду, чтобы доложить об учинённом вами безобразии.

– Нет, нет, Трудли, – взмолились мы с сестрой, но шноркель уже отправилась восвояси, что-то бурча.

Я подскочила к разбитому окну и закричала с неистовой силой:

– Помогите! Убивают!

Агнешка же кричала другое:

– Стася, Стася, замолчи.

От удивления я захлопнула рот и отпустила прутья решётки. Я услышала, как Агнешка вскарабкалась к отверстию вентиляции и посветила туда факелом, привлекая моё внимание.

– Нам надо подумать, как мы можем использовать наши магические силы.

– А что ты умеешь? Только преображаться?

– Увы, мне доступен только этот морок. А ты? Ты всё так же тушишь свечки взглядом?

– Нет, Агнешка, ты удивишься. Однажды я смогла швырнуть шар воздуха в птицу, а ещё мне удалось поднять с земли ветку при помощи тяги ветра. Но самое важное, Агнешка, самое важное то, что я смогла выхватить лезвие ветра и рассечь им толпу.

– Эльфийская праматерь! – завизжала Агнешка голосом, не своим от счастья, – Именно тебе передались магические силы нашей бабки Хильды. Мать говорила мне, что бабке была подвластна сила ветра. И она такое вытворяла, что её даже эльфы боялись. Она же воительницей была! Бок о бок с королём Збышеком сражалась.

– Мама ничего не говорила мне…– пробормотала я.

– Да ты же совсем малышкой была, когда мама умерла.

–Да…– всхлипнула я.

– Великий Куб! – вкричала Агнешка, – Ты же можешь рассечь этого Вильда пополам. Лезвием ветра! Раз!

Я посмотрела в окно и прошептала: «Есть сквозняк, есть я, есть Вильд. Чего проще?»

И тут я услышала, как грохочут по каменным плитам пола каблуки. Не было никаких сомнений. К нам бежал упырь, которого отвлекла шноркель Трудли от свадебных хлопот. Думаю, что он был в ярости. Агнешка закричала, подбежав к открытому окну, а меня точно парализовал страх.

(обратно)

Глава 20

Поскольку Агнешка вопила изо всех девичьих сил, это и предопределило выбор Вильда, на кого наброситься первой. Он вломился в комнату, и резко наступила тишина. Громко взвизгнула шноркель. Я просто умирала от страха и любопытства, что же там произошло, и услышала голос Баси. Неужели Вильд пришёл не один, а потащил нашу дражайшую сестрёнку полюбоваться расправой? Или вместо хозяина замка так топотала каблуками сама Бася?

Но нет, это Вильд говорил с Басей. Его бас перемежался истерическими и плаксивыми выкриками невесты. Но где же тогда Агнешка? Она онемела от страха или возмущения? Я вскарабкалась на кровать и прильнула к стене в надежде разобрать, о чём ссорятся влюблённые, которые должны теперь красоваться у зеркал, готовясь к брачной церемонии.

– Да, я её выпустила! – со слезами в голосе кричала Бася, – Ты чудовище Вильд, ты обещал мне разыскать мою сестру, но я даже не подозревала, что она сидит тут, в заточении. Ты все время мне лгал! Ты обещал простить долг отцу. Что же в итоге? Я вынуждена на коленях просить короля Хенрика содействовать освобождению отца из долговой ямы.

Признаться, я чуть в обморок не упала после этих слов. Вот так Бася, вот так интриганка!

– И что? – продолжала кричать сестра, – Его Величество согласился в обмен на ночь со Стасей. Во так мужчины обстряпывают свои дела! Я кинулась искать Стасю, а её нигде нет. Может, ты и её заточил в башне?

– Где Агнешка? – гремел Вильд, не собираясь отвечать на вопросы Баси,

– Уже далеко отсюда!

– Как ты посмела меня ослушаться? Ты знаешь, что бывает с непослушными женщинами?

– Знаю, я видела эти трупы в том мрачном зале. Ты думаешь, что я такая дура и не понимала, почему ты не пускаешь никого в левое крыло? Хорошо, что у меня есть преданная Трудли.

– Неправда! – взвизгнула шноркель из коридора, —я тут ни причём, не впутывайте меня, госпожа Вильд.

– Она ещё не госпожа! – взревел хозяин, – И теперь вряд ли ею будет.

Я металась от двери к вентиляционному отверстию, не зная, что же предпринять. То ли заорать во всю глотку в окно, призывая на помощь, то ли притихнуть, давая Агнешке подальше убежать. И тут меня осенило: как Агнешка могла скрыться, не предупредив меня? И когда Бася успела её выпустить? Агнешка задумала обмануть Вильда, напустив морока преображения. Никакой Баси в соседней спальне не было! Всё та же узница, всё то же страшное ожидание гибели. Я кинулась к окну и завопила, что было мочи.

– Помогите! Смеян! Смеян!

Я выглянула в окно и увидела сонного кучера, который мочился у кареты, точно дворовая собака. Он задрал голову, в недоумении глядя на моё разбитое окно.

– Кучер! Кучер!– орала я, как шальная, – помоги! Спаси меня! Я невеста господина Смеяна!

Не знаю, что понял из моих воплей этот человек, но он сломя голову рванул в боковую дверь, которая вела в службы дворца.

– Помогите! Смеян! Смеян!

И тут я услышала, как ключ поворачивается в замке. Вильд решил разобраться со мной.

– Ах ты, мерзавка, – низким басом взревел он, – да как ты посмела! Я теперь тебя и твою сестрицу в порошок сотру!

Вильд ворвался в комнату, волоча Басю-Агнешку за руку. Она не уступала и вырывалась, лупя второй рукой Вильда по спине. Она оттягивала мужчину к двери, не давая ему схватить меня. Я не долго думая, цапнула факел и ткнула прямо в ненавистную рожу Вильда.

Он дико завыл, оттолкнув Басю-Агнешку, и закрыл лицо руками. А я тыкала факелом в его камзол и руки, куда только попадала, пока не заметила, что факел погас, камзол Вильда дымится, а на спине упыря пляшут алые огоньки.

Шноркель всё это время тоненько визжала и топталась на пушистых лапках в коридоре, и я было уже решила, что победа за нами, как из темноты коридора выступила ко мне настоящая Бася. В руке она держала пищаль, направленную прямо мне в лицо. Невзирая на вопли Вильда, который упал на спину спальни и катался, пытаясь сбить огонь, она смотрела на меня с холодным равнодушием. Потом бросила короткий взгляд на Агнешку и криво усмехнулась.

– Огонь…– произнесла с достоинством Бася, – это же не твоя стихия, Стася. Это мой дар управлять пламенем. Правда, применить его мне не доводилось. Да и зачем… Если есть пищаль.

– Бася, – взмолилась я, косясь на Вильда, который сбил пламя, но выл и лежал на спине, как огромный жук, что не может перевернуться вниз животом, – это же я, твоя Стася. А это Агнешка.

– Которые пришли разрушить моё будущее, – докончила фразу Бася, – неужели вы думаете, что я допустила бы вашу гибель? Вильд был у меня под контролем. Этот сумасшедший идиот был полностью подвластен мне. Надо было просто иногда давать ему свежее тело ведьмочки. И он надолго успокаивался, веря в то, что с её смертью он на шаг ближе к своему бессмертью.

– Бася, убери пищаль, мне страшно, – прошептала Агнешка, преобразившись снова в себя, но Бася покачала головой.

– Ты разрушила мою жизнь, Стася, я собиралась стать самой богатой и уважаемой женщиной королевства. А там, глядишь, и Вильд подавился бы вишнёвой косточкой. Молодая безутешная вдова стала бы единственной наследницей состояния, – Бася на секунду-другую умолкла, но потом заорала, дико выпучив глаза, – а ты пришла и всё разрушила!

Бах! Бах!

Я не знаю, что было первым – выстрел из пищали или грохот падающих камней. Лезвие ветра рассекает пространство без колебаний. Воздушной стихии всё равно, кто или что стоит на её пути. Стена, человек, шноркель…

Грохот был такой силы, что у меня надолго заложило уши. Но, вероятнее всего, как и на лесной дороге я просто перестаралась, и оттого звуки и краски мира пропали. Зато я чувствовала такую силищу в своих руках, что даже после разрушения дворца, в пальцах покалывало. Когда-то красивый особняк господина Правой Руки раскололся, как лесной орех. Я висела в воздушной колыбели и словно во сне наблюдала, как взлетело вверх огромное облако пыли и мелкой крошки, как посыпались кирпичи и камни, как целая стена из трех этажей с окнами сложилась точно картонка и рухнула вниз. Мрачная зала, в которой висели покойницы, была разрублена надвое. В зияющей дыре виднелась часть тел в саванах. Остальные мёртвые ведьмы обрели могилу под завалами. Разбитое окно, впустившее сквозняк, вывалилось наружу вместе со стеной и рухнуло на каретный двор, раздавив парочку роскошных экипажей.

Тело Вильда отбросило назад вместе с телом моей обезумевшей сестры. Их придавила огромная каменная плита, не оставив шанса на спасение. Шноркель шмыгнула в сторону, уцепившись когтями за косяк двери, и осталась живой. Агнешка чудом оказалась со мной в воздушной колыбели. Потом она призналась, что хотела остановить меня, не допустить гибели сестры и бросилась ко мне в последний миг.

Все вместе мы решили молчать о том, что случилось, пусть король разбирается сам. После того как лезвие ветра рассеялось, и вместе с ним пропала воздушная колыбель, я без сил опустилась на уцелевшие плиты комнаты. Агнешка со стоном обняла меня. У неё была повреждена нога. К нам подползла шноркель и сказала: «Теперь мой контракт с господином Вильдом завершён, чему я очень рада. Хотите, я буду молчать о том, что вы ведьма? Это будет наш новый уговор». Мне понравилось предложение этой пушистой дряни.

 От нас никто не узнал, что именно лезвие ветра пресекло кровавую династию Вильдов. Выжившие Агнешка и шноркель в один голос твердили, что в левом крыле дворца Вильд хранил огромные запасы пороха для пищалей. Никто не смог этого ни опровергнуть, ни подтвердить. Слуги молчали. Полуодетые дворяне и их челядь высыпали во двор, кашляя от облака пыли, в ужасе пытаясь рассмотреть руины дворца, ещё вчера поражавшего всех своим великолепием.

Облако пыли висело над лужайкой, стояла удивительно безветренная погода. Гости спешно разъехались, предоставив слугам господина Вильда разбираться с завалами. Слишком неприятно было смотреть, как колышутся на ветру мертвецы в саванах, да и вороны со всей округи слетелись к развалам, оглашая округу неистовым карканьем. Лезвие ветра отрубило левое крыло дворца от его центральной и правой части аккуратно посредине тайной залы. Левая часть упала в сад, повалив вековые деревья и стройные юные яблоньки.

Король остался в поместье. Для начала он распорядился извлечь из завалов тела и снять с третьего этажа казнённых Вильдом ведьм. Король без брезгливости и возмущения внимательно рассмотрел женские полуразложившиеся трупы и распорядился похоронить их в дальнем углу сада, который не тронуло разрушение. Это было выполнено незамедлительно. Могильные холмики тут же покрыли ковром цветущих маргариток, перенеся дёрн с цветами с соседних клумб.

К телам Вильда и Баси Хенрик даже не приблизился. Их унесли в родовую усыпальницу поместья и замуровали в склепе без почестей.

Смеян руководил похоронами, отъездом гостей, охраной дворца, чтобы гости не растащили имущество несостоявшейся четы Вильдов, ведь теперь оно переходило в собственность короны. Я постоянно видела его мелькающий красный мундир, посыпанный каменной крошкой, но не решалась подойти ближе. Сам господин Левая Рука бросил один раз в мою сторону странный долгий взгляд, точно видел меня впервые.

К вечеру король Хенрик пригласил меня в овальную гостиную. Благодаря тому, что она располагалась в центре дворца, разрушение её не коснулось. Я даже не успела переодеться из безнадёжно испачканного костюмчика слуги во что-то более пристойное, и потому предстала перед Его Величеством, как была: в чужом платье, в чужой обуви. Только успела умыться и вычесать из волос каменную крошку.

– Госпожа Лучик, – обратился ко мне король с усталым и несколько надменным видом, – вы не потрудились прийти на приём к королю в подобающем для дворянки виде. В иное время я бы подверг вас и вашу семью суровому наказанию.

Я засмеялась, и мой смех приглушили бархатные стены гостиной.

– Но вы наказали себя и без моего приказа, – также надменно продолжил король, – только не надо пудрить меня мраморной крошкой, о порохе и взрывах я знаю больше других.Как на самом деле всё произошло?

Я не стала утаивать ничего от короля Хенрика, только упустила подробности о чарах моей Агнешки. Всю вину за разрушение дворца и фамильной чести Вильдов я взяла на себя.

– Стало быть… – протянул король, – стараниями моей бывшей Правой Руки в королевстве больше нет ведьм, кроме вас?

– Это не точно, но близко к тому, – кивнула я.

– Я буду звать вас Феей, Разрушающей Домики, – король неожиданно хмыкнул и налил вина в два бокала, один протянул мне и указал рукой на кресло, – не хотите ли ко мне на службу, вы одна стоите целой роты бравых бомбардов.

– Я не умею руководить своим даром, – призналась я, отпивая глоток сладкого и немного терпкого вина, – он просыпается во мне, если мне или моим любимы грозит смертельная опасность.

– Как тот раз, возле Великого Куба? – прищурившись спросил король Хенрик, и я кивнула.

Он мог узнать это только от служанки препротивнейшей Миленки. Король не терял времени даром.

Несколько минут мы провели в тишине, глядя на огонь, плясавший в камине.

– Сюда едет твой отец, я освободил его. Это был мой подарок невесте. Самой красивой женщине королевства, – со вздохом произнёс король и поставил бокал на столик, – ты можешь уехать с семьёй в ваше родовое имение, а можешь остаться тут.

– Я бы предпочла вернуться в таверну.

Король вскинул брови и покачал головой.

– Как ты понимаешь, Стася, я должен быть уверен, что никакая версия произошедшего, кроме официальной, не распространится по королевству. Никто не должен узнать о трупах ведьм, о разрушении дворца силой ветра или как там ты её называешь. Гости видели предостаточно, но они будут молчать под страхом наказания. А что заставит молчать тебя? Какова моя плата за молчание?

– Мне нужна бумага от вас, что таверна «Три дороги» принадлежит мне. Госпожа Скрыня была должницей Вильда, и он забрал у неё всё.

– Ты попросила меньше, чем я предполагал. К тому же ты ничего не сказала о Смеяне, – король пристально посмотрел в мои глаза, и я не выдержала взгляда.

Опустив глаза на свои поцарапанные пальцы с обломанными ногтями, я не могла ничего сказать своему монарху.

– Я уже остался без Правой Руки, Стася, не забирай у меня и Левую. Не теперь, – вздохнул король и подошёл к изящному бюро, стоявшему у дальней стены. Он вытащил лист бумаги, чернильницу и перо. Не вызывая секретаря, король сам размашисто начертал что-то на листе, капнул сургуча и приложил к нему свой перстень-печатку.

– Есть ещё кое-что, – сказала я, – два стражника Серого Патруля и служанка госпожи Чашки. Они свидетельствовали против меня перед Вильдом и вами.

– Мы уплатим им за верную службу и пусть идут на все четыре угла.

(обратно)

Глава 21

До заката солнца я убедилась в том, что Агнешка идёт на поправку, а сломанная нога непременно срастётся стараниями королевского лекаря. Никто не останавливал меня, и потому я уселась в повозку Клары и Карла. Ослик медленно трусил, помахивая гривой. В ней ещё оставались бумажные цветы и ленты. В повозке лежали корзины, полные снеди и бутылок сидра. Клара счастливо улыбалась, пересчитывая серебряные монеты, которые ей удалось заполучить в награду за выступления.

– Жаль только, что свадьба так и не состоялась, – шепнула она Карлу, – мы бы заработали больше.

– Ноги надо уносить из этого гиблого места! – буркнул Карл.

Я не стала слушать их пререканий и улеглась на тюках. Сон сморил меня, и в навалившейся темноте я увидела розовые кисти глициний. Они касались верхушки свадебной кареты Вильдов. Из окошка выглянуло счастливое лицо Баси, махавшей рукой гостям. Налетевший вихрь сбил лепестки цветов, и они засыпали округу ковром. Соцветия розовых глициний кружились в воздухе проклятого имения. Это было лучше сухого пылевого облака, висевшего над руинами.

 Я спала, прижимая к сердцу королевскую грамоту, даровавшую мне таверну.

– Эй, – ласково позвала меня Клара и потрогала за плечо, – ты не хочешь позавтракать на нашем любимом месте?

Я потянулась и выглянула за полог. Мы остановились на поляне, такой памятной и важной для меня. Вот эта раскидистая липа, под которой кучер госпожи Чашки стелил пледы, вот кострище. А там невдалеке – ручей. Я купалась там дважды, почему бы снова не окунуться в его прохладные воды? Надо только быстро пройти мимо цветущего терновника, у которого Смеян признался мне в любви… Или не признался?

Я медленно вылезла из повозки и подумала: «Снова нужно просить платье у Клары» и невесело засмеялась. Моя верная подруга точно угадала мысли и показала пальцем на свёрток.

– У Вильда была такая милашка шноркель. Перед самым отъездом она подошла ко мне и сказала, что в этом свёртке платье для тебя. И ещё она просила передать: «Шноркели всегда выполняют порученную работу». Не знаю, почему это было для нее так важно, но она очень умильно об этом просила.

Мне хотелось зашвырнуть свёрток проклятой пособницы упыря подальше в терновые кусты, но опомнилась. Не в том я нынче положении, чтобы разбрасываться нарядами из флоранской парчи. Я подхватила подарок и побежала к ручью, послав воздушный поцелуй Кларе.

Странные чувства владели мной. Краски луга точно стали ярче, вода прохладнее и свежее, небо прозрачнее. Это была та самая награда за всё, что произошло со мной? Или я просто искупалась и смыла с себя грехи прошедшего дня. Увы, не все. Я всегда останусь убийцей своей сестры.

Я села на траву возле ручья, отжала мокрые волосы и развязала ленту на холщовом свертке. Платье из флоранской парчи, расшитой бутонами нераскрывшихся диковинных цветов, было нежно-розовым и словно светилось. В нём я была должна выйти к парадному входу, держась за локоть Смеяна. Я бы стояла в окружении розового облака парчи и слушала бы слова короля Хенрика, обращенные к Амброзию и Басе: «Властью, данной мне народами королевства, объявляю вас супругами. Пребудет в ваших сердцах любовь». Как надеть этот наряд и сесть к костру? Со вздохом я завернула платье в холст и завязла ленту. Надела рубашку и брюки слуги, свернула чулки и куртку, подхватила башмаки и узел с платьем, и пошла по траве к костру.

Вился ласковый дымок, и я подумала, что давно во рту макового зерна не было. Клара улыбнулась и положила в капустный лист колбасы, пирожок с яблоками, и протянула мне. Она не спросила, почему я не надела платья, сшитого шноркелем. После молчаливого завтрака, за которым мы переваривали не столько аппетитные куски снеди от несостоявшегося свадебного пира, сколько события прошедшего дня, все мы погрузились в повозку. Снова наш путь лежал по Срединному Торговому Тракту, изредка повозку обгоняли кареты, телеги и другие повозки. Паломников ни навстречу, ни по пути не наблюдалось. Королевство словно отдыхало от мрачных событий и давало всем возможность собраться с мыслями. Только один раз я выглянула из повозки и крикнула жнецам на лугу:

– Чьи это бескрайние луга?

– Господина Вильда, – ответили мне они.

– Уже нет! – смеялась я и махала шапкой над головой, – Его величества короля Хенрика!

Постепенно я возвращалась мыслями и ощущениями в мою прежнюю жизнь в таверне, удаляясь от разрушенного именья Вильда. Мне теперь было не нужно копить деньги на погашение долга моего непутёвого папашки. Агнешка первое время присмотрит за ним, а захочет – останется хозяйничат в наших Пригорках. Поплачут, конечно, о несчастной заблудшей душе Баси, но со временем забудут и её, как забыли тётку Зуску и мою мать. Может быть, я буду заезжать к ним в гости. А, может, и нет. Ведь для этого надо будет проехать по Срединному Торговому Тракту и имения Вильдов. А смогу ли я забыть тот миг, когда вокруг рушились стены из-за моего волшебства. Я еще слышала, как сотрясаются от невидимого удара лезвия ветра руины. Справа от меня лежала испуганная Агнешка, слева разверзлась пропасть. И только ветер удерживал меня от падения. Я была внутри воздушной колыбели. Сила не могла погубить меня, её творца. И это было справедливо.

Но справедливо ли было всё, что натворила я? Ведь я могла просто оттолкнуть Басю от себя как птицу в лесу. И она осталась бы жива, как и Вильд. И Смеян наверняка уже поспешил бы ко мне на помощь и раскрыл все интриги и преступления Правой Руки короля. Прекрасный дворец не был бы разрушен, и я бы теперь не возвращалась в таверну, как побитая собака.

– Знаешь, Стася, о чём я подумала, – вдруг наклонилась ко мне Клара, точно услышала мои мысли, – ты жила в таверне как служанка, убегала из неё преступницей, а теперь вернёшься туда хозяйкой. Такой подарок ты точно заслужила.

– Да, – улыбнулась я, – теперь я стану обеспеченной дамой, женихи в очередь выстроятся.

– А первым будет Господин Скрыня, – захохотал Карл, сидевший на козлах, – неужели же он смирится с тем, что состояние перейдёт к вчерашней служанке? Против короля пойти он тоже не решится, значит, придётся ему сделать тебе предложение.

Мы с Кларой засмеялись в два голоса, и ещё долго шутили по дороге.

Дорога показалась мне недлинной, хотя дважды останавливаясь на перекусы. Один раз к нам присоединилась компания, собиравшаяся на ярмарку в Туески. Они везли прошлогоднюю овечью шерсть и солонину в бочках. Толстый бородач долго выспрашивал нас, откуда и куда мы едем. Мы представились странствующей труппой актёров, но хозяин обоза нам не поверил. Узнав, что едем из имения господина Вильда, бородач разохотился на новости. По королевству уже гуляла история об эльфийском драконе, которого держал в подземелье господин министр. Дескать, дракону надоело томиться без дела, он и вырвался на свободу, попутно разрушив дворец, спалив половину королевской свиты, и улетел в Заоблачье. Чем больше мы отрицали правдивость этой байки, тем сильнее бородач укреплялся в мысли, что эльфы в Заоблачье готовятся к войне с нами, потому и драконы летят на их зов.

И хотя я сроду ни про одного дракона не слыхала в нашем королевстве, всех их перебили еще до Безвластия, уверенность этого сурового бородача в неизбежности будущей войны меня расстроила. Но хотя бы о преступлении ведьмы не болтали, это должно было меня несколько успокоить.

После недолгой трапезы мы направились дальше, а Карл, которого сменила Клара на козлах, взял лютню и стал наигрывать незатейливый мотив, подбирая к нему печальные слова:

«Кто идёт по полю с конём,

Мы вдвоём с драконом идём.

Только я и он,

Верный мой дракон,

Мы пойдём с драконом в поле вдвоём.

Ночью в поле звёзд благодать…

Гоблинов совсем не видать.

Только я и он,

Верный мой дракон,

Мы пойдём с драконом в поле вдвоём

Станет мой дракон на крыло,

До чего же мне повезло!

Полетим вдвоём, я и мой дракон,

За холмом далёким наш родимый дом».

Клара всплакнула, а я подумала: «Как же мне не хочется, чтобы они уезжали…»

К заветному повороту на таверну мы прибыли за полночь. Я увидела, что факелы вокруг террасы по-прежнему горят, а на пне сидит старая Серпента Скрыня. Мы подъехали, Карл привязал ослика, и я подошла к старухе.

– Добрый вечер, госпожа, – сказала я дружелюбно.

Старуха узнала мой голос, протянула руку к моему лицу и пощупала его. Из её глаз полились слёзы, и я тоже шмыгнула носом.

– Живая! Вот же ж бестия! – прошептала Серпента и затрясла головой, – а у нас-то всё худо. Стражники разогнали девах, отпугнули всех постояльцев. С воды на хлеб перебиваемся. Да и в чём толк – все доходы проклятому Вильду уйдут.

– Наладится, – уверенно пообещала я.

Клара и Карл направились в таверну, а я ещё постояла на улице, вдыхая лесной воздух. К нему примешивался запах дымка, солёных бочковых помидоров, чабреца. Как бы то ни было, а в таверне сегодня готовили ужин.

Я вошла следом и обвела глазами бревенчатую залу. Посуду со столов уже успели убрать, но огонь в камине полыхал. Мина возилась с метлой, не обращая внимания на карликов. Я подошла к ней сзади и ущипнула пониже спины. Мина взвизгнула: «Я тебя щас, засранец мелкий!» и замахнулась наметельником. Я расхохоталась, и она тоже, мы обнялись, как после долгой разлуки.

– Что есть в печи – на стол мечи!

Вскоре появился мясной пирог, солёные помидоры, варёные вкрутую яйца, круглая кровяная колбаса.

– Расскажи, как ты от патруля ушла? Почему на тебе мужское платье? Сестра замуж вышла? Почему ты вернулась, если могла сбежать?

Я жевала и кивала, обещая рассказать всё по порядку. Мина поставила локти на стол, и положила свой подбородок на кулаки.

– А Матушка Скрыня совсем слегла. Из своей спальни не выходит. Вот я не думала, что она такая чувствительная. Сначала ее из колеи выбило известие, что таверна теперь принадлежит господину Вильду, а потом стражники тут так лютовали, что все девахи разбежались. И теперь они вместе с Крысей в трактире «Поставницы» обосновались. Теперь их там целая артель. Это окончательно подкосило Матушку Скрыню, потому что все постояльцы мимо таверны едут, хоть в «Поставницы» и крюк в добрых пять километров, и еда там куда хуже.

Я мстительно захихикала и вытащила из-за пазухи королевскую грамоту.

– Я ж по складам только читаю, – улыбнулась Мина и посмотрела на бумагу, – о, да тут печать короля!

Шевеля губами и медленно водя пальцем по строчкам, Мина читала грамоту, а я уплетала пирог, запивая его яблочным взваром. Закончив своё утомительное занятие, Мина смахнула с верхней губы и лба капельки пота, и вернула мне документ.

– Вот оно как…– протянула она, – Стало быть, теперь ты тут хозяйка?

– Стало быть, я.

– И как хозяйничать будешь?

– Завтра расскажу, – ответила я и попросила пустить на ночлег моих друзей. Сама же поднялась в свою комнату под самую крышу, где свалилась на кровать и тут же уснула.

(обратно)

Эпилог

—Что, говоришь, в начинку пихать? – спросила меня Матушка Скрыня.

– Корицу, корицу, – нетерпеливо отмахнулась я, – да не в любую начинку для пирожков, а только в тушёные яблоки. И яблоки чистить, а сердцевинки вырезать.

– Вот ещё!– бурчала под нос Матушка Скрыня, но при этом прилежно орудовала ножиком.

– Кожуру от яблок и сердцевинки не выбрасывай, пригодятся на компот.

– Чего?

– В кастрюлю клади!

Я обвела глазами кухню. Как тут всё изменилось за месяц! Никакой битой посуды, никаких замызганных кастрюль. Сковороды сверкают получше зеркал в дворянских усадьбах. Несмотря на разгар лета, никакой изнуряющей жары. Карл дёргает за верёвочку, и под потолком вертятся лопасти. Знаете, как у ветряка, только поменьше!

Каждый вечер у нас гости, да и днём посетителей полно. Заезжают не только вкусно покушать, но и лютню послушать или посмотреть представление театра «Роза». Вот в это время у нас пирожки сотнями штук раскупаются. Без медяка серебряная монета не растёт.

Вышла проверить, не забыли ли старуху Скрыню покормить. Нет, сидит на улице и жуёт булку с маслом. Да с каким-то гвардейцем любезничает. У меня сердце ёкнуло, но я себя одёрнула: «Хватит в каждом красномундирщике Смеяна высматривать! Мало ли заезжих тут? Ведь таверна стоит на перекрёстке».

Вернулась в кухню, посмотрела, как новая кухарка потрошит индюков. Ловкая девчонка, хотя ей всего шестнадцать. Подучим, и будет лучше Мины. А Мине поручим в зале за порядком следить, постели на втором этаже гостям стелить.

Заглянул Воржик Скрыня. Он теперь тут не господин, а простой вышибала. Ни на что не способен больше, а кулаки пудовые. Заглянул и затоптался у порога.

– Чего тебе? – нахмурилась Матушка Скрыня.

– Тама посетитель просит квасу с мелиссой. Есть у нас али нет?

Сердце моё застучало, но я сглотнула подступивший ком и сказала, что есть. И этот квас я сама отнесу господину гвардейцу.

– Чисто ведьма, прям сразу догадалась, что гвардеец, – буркнула Матушка Скрыня в сторону, намекая на мою невиданную необъяснимую прозорливость.

– Уволю, – беззлобно ответила я и пошла в ледник. Там у меня всегда был холодный квасок на травах. Поставила на поднос кувшин. Подумала и пристроила туда же две глиняные чашки без ручек. Спокойно вышла в зал и направилась прямо к столу, где сидел Смеян. Он сидел, откинувшись на спинку скамейки, и смотрел на меня без улыбки. Я поставила поднос на стол и присела, выражая почтение.

– Рада, что заглянули к нам, господин Левая Рука.

– И я рад, Стася,– услышала я бархатный голос, – на этот раз не буду говорить, что ехал мимо. Я спешил именно в таверну «Три дороги».

– Что же вас привело в наше захолустье? – удивилась я.

– Письмо от Его Величества, – ответил он и протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги, – изволь прочесть сама.

Мои руки задрожали, но я справилась с волнением и даже улыбнулась. Неужели охота на ведьм продолжается? Тогда зачем посылать ко мне Смеяна? Не проще ли отрядить Серый Патруль?

– «Уважаемая госпожа Лучик. Его Величество, король Хенрик сообщает о том, что третьего числа месяца Уборки Хлебов он намерен сочетаться браком с госпожой Миленкой из рода Чашки. Приглашаю Вас присутствовать на высочайшем мероприятии в сопровождении Вашего жениха – господина Смеяна Лихобора», – прочитала я вслух и подняла глаза на мнимого гвардейца.

– Вряд ли можно отказаться от приглашения, – улыбнулся он как-то виновато.

– Я и не собиралась отказываться, – пожала я плечами, – король Хенрик – премилый человек. И он так мне помог, что моя благодарность не знает предела. Можете отвезти ему письмо, я напишу несколько строк. Прошу подождать.

– Как письмо, – изумился Смеян и даже приподнялся со скамьи, – здесь чётко написано, что присутствовать следует в сопровождении жениха – господина Смеяна Лихобора. То есть… Ты едешь со мной, Стася.

Я учтиво поклонилась Смеяну, пряча в глазах усмешку.

– Если вы забыли, господин Левая Рука, наша помолвка так и не была объявлена. И предложение вы мне так и не сделали. Засим я не вижу оснований прибыть ко двору в вашем сопровождении. У меня есть премилый экипаж, – я кивнула в сторону лужайки, на которой пасся знакомый Смеяну ослик, – я преспокойно доберусь. Срединный Торговый Тракт прекрасно известен мне. До Солнечных Холмов я уже ездила, доберусь и до столицы. Там что-то около десяти километров?

Я поклонилась Смеяну, и быстрым шагом направилась в кухню, а через неё поднялась к себе в комнату. В висках пульсировало, сердце колотилось. Я стала расхаживать туда и сюда по комнате, обхватив руками плечи. «Пусть подумает, – негодовала я, – он решил, что можно вот так: ни сказать ни слова на прощание, забыть обо мне на несколько месяцев и не прислать ни единой весточки, а потом так завалиться непрошенным гостем, считая, что я его всё это время ждала?»

Но кто-то голосом Смеяна шептал мне прямо в уши: «Да, так можно. Я не простой дворянин, я соратник короля, я – его Левая Рука. Всё это время я только и делал, что устранял последствия преступлений Вильда и твоих фокусов. Гоблины собираются в банды, паломники пишут петиции к королю с требованием передать им во владение землю под Великими Кубами, обыватели просят снести эти самые Великие Кубы, Верейка сколотил новую шайку и терроризирует купцов на севере королевства. Эльфийская праматерь, мне было чем заняться в эти месяцы!»

Я села на кровать, лицо горело. Я закрыла его руками и попыталась унять волнение.

Ко мне в дверь постучалась и тут же вошла Клара.

– Стасенька, милая, послушай меня, там такое затевается! – зашептала она, вытаращивая и без того круглые навыкате глаза, – срочно надевай нарядное платье и беги вниз.

– Вот ещё! – буркнула я, отнимая от лица руки.

– Господин Смеян отобрал у Карла лютню и просил позвать тебя. Он собирается… Он собирается… Мне кажется, что он собирается сделать тебе предложение.

Я посмотрела на Клару. Она всплеснула руками, сетуя на мою непонятливость, потом бросилась к сундуку и извлекла оттуда свёрток, завязанный лентой.

– Надевай же, или я тебя стукну вот этим вот башмаком! – крикнула она и даже задрала ногу.

Я медленно спустилась по лестнице в залу. Длинный шлейф платья мешал при ходьбе, но Клара любезно согласилась его подержать. В зале стояли полукругом все кухарки во главе с Матушкой Скрыней. Даже Воржик учтиво застыл в дверях. Я вышла в залу и присела с выражением почтительности и остановилась в центре залы. Прозвучали первые аккорды. Глубокий, бархатный голос Смеяна окутал меня колдовским облаком:

«Когда я был кудрявым и беспечным,

С лошадкой деревянною дружил.

Меня один вояка, старый мечник,

В прекрасный сад однажды пригласил.

Он был учитель боя, шрам на шраме,

Всегда был груб, в манерах ретроград.

Но он сказал: «Цветы Прекрасной Даме

Важнее, рыцарь, всех твоих наград».

Он показал кувшины белых лилий

Как символы девичьей чистоты,

Кусты сирени, веточки глициний.

«Послушай же, что говорят цветы.

У каждого прекрасного бутона

Есть голос свой, и свой певучий зов.

Одни сравнимы только с птичьим звоном,

Другие – с женским нежным голоском».

Он мне такую преподал науку,

Что благодарен я ему всегда,

Пусть голоса цветов моей подруге,

Расскажут, что на сердце маета.

Пусть песню пропоют Прекрасной Даме

О том, что в сердце рыцаря кипит,

О том, что трудно выразить словами,

Безмолвно вам расскажут лепестки.

Держу в руках я колокольчик синий.

Он говорит: «Я думаю о вас»,

В нём простота и безупречность линий.

Порадовал ли я на этот раз?»

Смеян поклонился мне, и все зааплодировали. Матушка Скрыня вытерла слёзы фартуком и трубно высморкалась. Смеян отдал лютню Карлу, а сам вытащил из петлицы довольно чахлый колокольчик, сорванный где-то на обочине.

Он был для меня милее пышных букетов королевского двора.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

 Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

 Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Эпилог