Младший научный сотрудник-3 [Сергей Тамбовский] (fb2) читать онлайн

Младший научный сотрудник-3

Глава 1

Сентябрь 82 года, психоневрологический диспансер №2

— Пётр Петрович? — спросил этот гражданин с чугунной какой-то физиономией.

— Точно, — ответил я, — и не надо меня за руку держать, никуда я не денусь.

Гражданин неуловимым движением раскрыл перед моим носом корочки удостоверения и тут же спрятал его обратно.

— Вам придётся проехать с нами.

— Куда? — наивно спросил я, не ожидая ничего конкретного в ответ.

— Там увидишь, — зловеще пообещал гражданин и показал рукой в противоположную от трамвайной остановки сторону, где был припаркован зелёненький почему-то жигуль-пятерка, — садись в машину.

Я вздохнул и залез на заднее сиденье, этот чугунный мужик сел рядом, а водила, очень похожий на этого первого, рванул с места по Заводскому шоссе. А привезли меня, как это ни странно, не в заведение на Малой Воробьевской улице, как я ожидал, а совсем даже к родному институту, но не остановились у входа, а завернули на параллельную Литвинова.

— Выходи, — сказал первый, открыв дверь жигулёнка, — руки назад и пошёл в эту дверь.

Дверь оказалась до боли знакомой — не так давно мы с Аскольдом тут джинсы себе выбирали. Да-да, это был задний вход психо-неврологического диспансера номер два. Внутри меня встретили два дюжих санитара (не те, что нам джинсы продавали, другие) и препроводили в какую-то каморку без окон. Стены тут не были, как мне представлялось, обиты мягкими материалами, обычные кирпичные стены были, покрашенные в светло-зелёный цвет. Я ещё успел спросить у одного санитара, за что меня сюда и на какой срок определили. Ответом было угрюмое молчание…

Ну раз мне не отвечают, то и я помолчу, подумал я, в эту игру и вдвоем играть можно. Так мы играли в молчанку битых четверть часа, я уж успел изучить весь интерьер этой комнатушки и всё то, что за зарешёченными окнами было доступно взгляду. А потом вошёл врач в белом-белом халате, кажется даже накрахмаленном, и в белой же шапочкена затылке.

— Василий, — мягко сказал санитару, — погуляй пока, а мы тут побеседуем с товарищем, эээ… — он заглянул в какой-то журнал на столе и вытащил оттуда, с кем он будет беседовать, — с товарищем Балашовым.

Санитар Василий ничего в ответ не произнёс, а только окатил меня с головы до ног подозрительным взглядом, а потом закрыл дверь с той стороны.

— Итак, вы у нас Балашов эээ… Пётр Петрович, верно? — начал он собеседование.

— Можно просто Петя, — вырвалось у меня, — и объясните, наконец, почему и на сколько меня задержали?

— Петя Петрович, значит, — задумчиво отвечал врач, — а я Арнольд Викторович.

И тут он повернулся направо за какой-то бумажкой, так что его лицо представилось мне в профиль, и я его узнал… это был тот самый хрен, который прятался за мешками с импортным барахлом, когда мы с Аскольдом выбирал здесь джинсы. Ну и что ты теперь с этим узнаванием делать будешь? — спросило меня моё второе я. Есть такое мнение, — ответил я ему, — что надо засунуть его, узнавание, в дальний ящик мозга, а то ещё хуже будет.

А Арнольд этот самый Шварц… Викторович то есть, опять повернулся ко мне передом и заявил буквально следующее:

— Ты, Петя, случайно угодил под экспериментальный вид излучения, исследуемый в вашем ИППАНе, и поэтому сейчас должен подвергнуться процедуре обследования на предмет последствий этого излучения.

— А почему это исследование происходит в психушке? — вырвалось у меня само собой, — а не в специализированном медицинском центре, например?

— Потому что наш психоневрологический диспансер, который ты совершенно напрасно называешь психушкой, и есть тот самый медицинский центр. Интегрированный с ИППАНом, кстати, если ты до сих пор этого не понял.

— Хорошо, — вздохнул я, — исследуйте, только не слишком долго — у меня мать в реанимации лежит, хотелось бы к ней заехать.

— Заедешь, — пообещал Арнольд, — сейчас ты ответишь на мои вопросы, потом у тебя возьмут анализы и в конце будет ещё одна небольшая процедура. Всё вместе часа на полтора — потом свободен.

Вопросы были дурацкими на мой скромный взгляд, среди них блистал идиотизмом такой — «были ли у вас половые контакты с лицами мужского пола?». Но я справился. Анализы тоже достаточно быстро взяли, хотя сперму, например, у меня до сих пор никто не исследовал. А заключительная процедура прошла во сне — вкололи мне в вену чего-то сильнодействующее, в результате чего я очнулся не пойми через сколько времени, но в целом чувствовал себя неплохо — был исключительно в здравом уме и трезвом рассудке.

— На этом всё, — ласково сказал мне Арнольд, — наши подозрения не подтвердились, можешь идти в больницу к матери.

— А что за подозрения-то? — хмуро уточнил я.

— Не имею права, подписку давал, — отговорился врач и опять повернулся боком.

Тут уж я не стал молчать и брякнул:

— Арнольд Викторыч, а это не вы случайно стояли за штабелями шмоток в кубовой комнате? Пару дней назад?

Ответом мне был приложенный палец к арнольдовым губам… ну я человек понятливый, продолжать и углублять тему не стал, а просто вымелся на улицу имени наркома Литвинова. Который каким-то чудом уцелел в советском ареопаге после чисток и открытых процессов 30-х годов. Остальные почти все канули в бездну.

— О, Камак, — сразу же услышал после поворота на Луначарского, еще одного совпартдеятеля-старожила, — ты чё тут делаешь так поздно?

Это был мсье Ишаченков, комсомольский лидер и профи-программист в одном лице.

— Дела были, — ответил я, — а ты сам-то чего так припозднился?

— Ты не поверишь, но сидел над твоими задачами, — сказал он. — Ты домой сейчас?

— Ну а куда ж ещё, — ответил я, — хотя ещё надо в больницу заскочить.

— Так поехали, подвезу, я примерно в той стороне живу, — и он гостеприимно распахнул пассажирскую дверь ушастого Запорожца.

— Оба-на, — удивился я, — а раньше у тебя вроде бы машины не было.

— А теперь появилась, — не стал он детализировать этот вопрос, — так ты едешь или что?

И я без дальнейших разговоров уселся на переднее сиденье… мда, советский автопром самый советский в мире, колени сразу упёрлись в торпеду, а кресло назад сдвигаться отказывалось категорически. Повозившись немного, устроился более-менее удобно.

— Много проблем с этим транспортом-то? — попытался завязать я автолюбительскую беседу, но Игорёк на контакт в эту сторону шёл слабо, а вместо того начал развивать тему программ для Ай-Би-Эм ПиСи.

— Ты знаешь, старик, — говорил он, ловко выруливая с нашей Луначарского на соседнюю Сусанинскую, — эта твоя идея с четырьмя кубиками проста до гениальности. Я сегодня полдня резался в эту игрушку и не надоело. Шедевр, ничего не скажешь…

— А насчёт остального как? — срулил я с этой темы.

— Остальное двигается, но с некоторыми напрягами… — отвечал он, — хотя Диггер в принципе почти готов. Только это обычная глупая бродилка в отличие от Тетриса.

— А с помещением у нас что? — перепрыгнул я к следующему вопросу, — хотелось бы более быстрого продвижения.

— С помещением вопрос решается, — нахмурил брови Игорь, — как говорил один литературный персонаж, скоро только кошки родятся. А тут явно кошками даже и не пахнет.

Ну надо ж, какой начитанный, внутренне восхитился я, 12 стульев наизусть цитирует, но вслух сказал вот что:

— Знаешь, Игорь, с кошками тоже вопрос не такой простой, как на первый взгляд кажется — была у меня одна кошка, так она рожала целые сутки как-то раз, орала благим матом на весь дом. Ладно, решается, значит решается. А нам ведь туда ещё и материальную базу потребуется подводить — на чём-то посетители нашего клуба должны играть, верно?

— Шурик, кажется, вчерне смастерил прототип игровой консоли, — подумав, ответил Игорь, — запчасти нам обещали в институте выдать, а вот с телевизорами пока затык.

— Ладно, забей, — мне этот разговор уже надоел, поэтому я быстро свернул его. — Решим и с теликами. Вон там меня высади, пожалуйста, — и я показал на угол Прокофьева и Даля.

— Ты же в другом месте живёшь, — удивился Ишаченков.

— Так в больницу надо зайти, мать навестить, — ответил я и пожал ему руку, а когда выбирался с этого ужасно неудобного места, зацепил ногой торпеду, и оттуда свалилась мелочь, медяки и никель, не знаю, зачем Игорь держал их в таком месте.

— Смотри-ка, — углядел зорким глазом он, — а чего это монеты у тебя к рукам прилипли?

— Особенность организма, — попытался отговориться я, отцепляя пятак с двушкой от тыльной стороны левой руки, — притягиваю металлические предметы… не всегда, раз в полгода может — сейчас как раз такой период.

Игорёк выслушал мои объяснения с очень кислой миной, но сделал вид, что поверил. А я перепрыгнул через трамвайные рельсы и поскакал в приёмный покой сороковой больницы. На этот раз я даже на маскировочный халат наплевал, а взял и бочком-бочком просочился в реанимацию. В палате рядом с мамой положили ещё какую-то бабку, но слава богу, она в отключке валялась и помешать никак не могла.

— Привет, — сказал я, усаживаясь на колченогий стул рядом с койкой, — как жизнь молодая?

— Спасибо, сынок, — чуть слышно пробормотала она, — кажется отпустило.

— Давай сюда руку, проведу ещё один сеанс мануальной терапии, — ответил я.

— Какой терапии? — не поняла она.

— Да неважно, — отмахнулся я и положил её левую руку между двумя своими.

Сначала у меня ничего не получалось, но через пару минут я нашёл нужный режим и перед глазами у меня запрыгали разноцветные картинки… не знаю, почему и зачем, но сеансы эти у меня теперь сопровождались таким вот образом. Через десять минут картинки прыгать перестали, я понял, что пора закрывать лавочку и приготовился прощаться. Но не тут-то было — в дверь просунулась та самая злющая медсестра, которой больше подошло бы название «медстерва».

— Опять ты тут, — немедленно заорала она, — а ну пошёл на выход, зараза! Убирайся потом за тобой!

И тут я разозлился и автоматом, сам не знаю как, включил что-то глубокое и внутреннее — медсестра (я так и не узнал, как её зовут), вдруг резко застыла, лицо её даже как бы посерело, а потом она чётко повернулась через левое плечо и строевым шагом вышла из палаты.

— Чего это она? — удивилась мать.

— Сам не знаю, — пожал плечами я, — наверно осознала пагубность своего поведения и пошла писать заявление по собственному желанию.

— А кто ж тогда за мной ухаживать будет? — задала логичный вопрос мама.

— Да, — почесал я в затылке, — это я как-то не додумал… щас решим вопрос. Ну я побежал? Да, больше к тебе никто не заходил сегодня?

— Заходил, — ответила она, — физрук наш — апельсины вот принёс.

Глава 2

1983 год, трюм патрульного корабля корейской пограничной охраны

— Неа, ничего не вышло, — сказал я всей честной кампании, — не дадут они нам приёмника.

— Хоть бы воды выделили, про жратву я уж не заикаюсь, — пробурчал Сергей.

— Да есть вода, — ответил я, — вон в той бочке до середины налито, я пробовал, не отравишься.

Сергей встал, проверил бочку, зачерпнул ладошкой воду и выпил.

— Ну хоть что-то полезное есть…

— Друзья, — неожиданно для самого себя сказал я, — а давайте споём что ли, всё веселее будет переносить тяготы и лишения нашей службы…

— Чего петь будем? — спросила Люда. — Наша служба и опасна и трудна?

— Не, — откликнулся я, — давайте хоть вот это:

От качки страдали зэка, ревела пучина морская,

Вдали нам светил Согвихпо, столица Чеджудского края!

И Люди мигом подхватила:

Будь проклята ты, Чемульпо, что названа черной планетой!

А закончил за неё уже я:

Заедешь по рельсам в депо, оттуда возврата уж нету!

Сверху заглянул солдатик-кореец и гаркнул, чтоб прекратили шум. Мы и прекратили его… устроились, кто на чём сумел, и приготовились как-то пережить эту ночь. А утром, глядишь, что-то прояснится.

Но ничего особенного утром не прояснилось — у нас в трюме царила всё та же полутьма и тяжёлые запахи солярки, мокрых верёвок и почему-то рыбы. Откуда здесь могла взяться рыба, сложно сказать, может, погранцы по совместительству браконьерствовали в наших водах, ну или это судно досталось им в подержанном виде, после использования в других целях. Серёга тоже проснулся и сидел рядом, очумело крутя головой.

— Слышишь? — наконец задал он свой вопрос.

— Что именно? — переспросил я.

— Мотор вроде не работает…

А и верно ведь — тишина стояла вокруг, прерываемая только ударами волн в борта. Я как-т упустил этот момент, а Сергей, значит, сразу ухватил.

— И что это означает? — спросил я.

— Одно из двух — или что-то случилось, или мы прибыли в пункт назначения и стоим у причала, — логично рассудил Серёга.

— Надо постучать в люк да спросить, — предложил я и немедленно направился исполнять задуманное.

Но никто на мои настойчивые удары в стальную крышку как-то не откликнулся. А тут и все остальные начали просыпаться, включая капитана Ираклия.

— А я, — сказал он, — уже часа два не сплю — примерно столько же времени мотор и не работает.

— Какие будут предложения? — спросил я у него.

— На кораблях этого типа, — ответил он после небольшого размышления, — всегда есть запасной люк в трюм. И даже не один, а два-три. Давай поищем их что ли.

Я согласился, и мы разделились — Ираклий с помощником отправились обследовать нос корабля, а мне с Сергеем досталась корма. Вы никогда не бывали в трюмах военных судов? По глазам вижу, что нет, а здесь, если честно, ничего приятного нет. Одно ржавое железо и какие-то мотки канатов, причём всё это в мазуте и в машинном масле.

Согласно правил компоновки судов трюмы у них всех были разделены водонепроницаемыми переборками. В которых были, конечно, люки для сообщения, и они, эти люки, задраивались в чрезвычайных ситуациях. Но сейчас до чрезвычайности было далеко, поэтому и слева, и справа эти люки были открыты — заходи, кто хочешь.

— Бля, воды-то тут сколько натекло, — сообщил мне Сергей, вляпавшись в очередную лужу на дне.

— Да, воды тут много, — а я немного лучше ориентировался в полутьме и сумел обогнуть мокрое место, — ты лучше по сторонам смотри, может чего полезное увидишь.

Минут десять мы шарахались в двух отсеках, отделяющих нас от кормы, но ничего полезного так и не сумели найти. Если не считать отрезка стальной трубы диаметра где-то в дюйм и длиной около метра — я забрал эту штуку с собой, никогда ведь не знаешь, когда понадобится немного взывчатки С-4… ой, трубы дюймового диаметра.

— Конец фильма, — проинформировал меня Сергей, — это походу самая корма и есть… странно, что двигатели не работают и винт не крутится, он же здесь рядом должен быть, этот винт?

— Да, странно, — согласился с ним я. — Разве что корейцы в дрейф легли. А сами спать пошли… что-то совсем тихо кругом.

— Вон люк сверху, — дёрнул меня за рукав он, — и кажется, незакрытый.

— И точно, — задрал я голову вверх, — как до него добраться только?

— Лесенка же вдоль борта идёт, — посмотрел на меня, как на недоумка Сергей, — по ней и доберёмся.

И мы гуськом, запинаясь и стукаясь коленками в острые края, вскарабкались к потолку этого вонючего трюма.

— И точно не заперто, — сказал я, толкнув дверцу, она распахнулась с ужасающим скрипом. — Ну теперь-то точно они там проснутся и прибегут.

Но никто и не собирался прибегать и показывать нам кузькину мать, по-прежнему стояла тишина, если не считать плеска волне о борта.

— Тогда пошли на разведку, — предложил Сергей, — где только наша не пропадала.

— Да, — согласился с ним я, — после того, как мы все выжили в авиакатастрофе, всё остальное ерундой может показаться.

Люк этот выходил куда-то по правому борту судна на самой корме, рядом был короткий отрезок палубы между бортом и корабельными надстройками, который влево заканчивался тупиком, а вправо поднимался ступеньками на следующий уровень.

— Есть мнение пойти направо, — сказал я, и мы оба тихонько двинулись туда, стараясь не производить лишнего шума.

Через десяток шагов я увидел полоску света, пробивавшегося из какой-то щели.

— По-моему там кто-то должен быть, — толкнул я в бок Сергея, — давай проверим.

— Только аккуратнее надо, а то они возьмут и всадят нам в брюхо очередь из своих пулемётов.

— Тогда давай для начала голос подадим, — предложил я, — ты всё равно по-ихнему не умеешь, так что я подам…

И я начал лихорадочно вспоминать, как уж там по-корейски будет «Эй, тут есть кто-нибудь?» и таки вспомнил.

— Ибва, йоги нуг йосни?

Ответом мне была мёртвая тишина.

— Они там все водки корейской что ли обожрались? — предположил Сергей, — или ещё чего позабористее?

— Пошли проверим, — предложил я, приоткрывая дверь или как уж она там называется на морском жаргоне… клинкет что ли.

Это была ходовая рубка корабля — на потолке горели два тусклых плафона, по периметру на 180 градусов располагались иллюминаторы, в которые один чёрт ничего видно не было, а ещё тут была куча приборов, рукояток и большой круглый штурвал, который слегка покачивался вправо-влево.

— И где они все? — недоумённо спросил Сергей, — совсем недавно же куча народу тут была… кто-то нас забирал с пляжа, а потом отвечал на наши вопросы из трюма…

— Это ты у меня спрашиваешь? — мрачно ответил я, — если да, то я не больше твоего знаю. Пойдём обследуем остальные помещения что ли… или не так — я пойду осмотрюсь здесь наверху, а ты давай за Ираклием сбегай — он всё же капитан, хоть и воздушный, но всё равно капитан, ему и руль, в смысле штурвал в руки.

И мы разделились… на этом уровне здесь ещё имелась целая куча люков или клинкетов или как их там, но все они были намертво задраены изнутри. Тогда я спустился по трапу чуть ниже — здесь хотя бы открытые двери начали попадаться. Там за ними, за этими дверьми, было всё, что угодно, только не живые люди. Оружия, впрочем, я тоже не увидел. Порадовали плакаты в кубрике… ну где койки в два этажа стояли… они были копиями наших воинских учебных пособий, только надписи иероглифами шли. Там бравые донельзя корейские отличники боевой и политической подготовки показывали в динамике, как надо делать разные строевые упражнения, плавать и обращаться со вверенным оружием. Еще дальше была кают-компания, судя по столовым приборам в стенных шкафах, а совсем вдали располагалась кухня, она же камбуз. С голоду по крайней мере не умрём, подумал я, исследовав содержимое ящиков и холодильников.

Самое смешное, что в столовой на столе стояли два стакана с кофе (судя по запаху), ещё горячие, один наполовину пустой. И их них поднимались струйки горячего воздуха. А на кухне на плите стояла кастрюля, по-моему, с супом, тоже горячая. Но плита была выключена. Летучий голландец какой-то, подумал я в сердцах, угораздило же нас вляпаться в такую лужу…

А тут и Серёга подоспел, а с ним и Ираклий вместе со своим помощником — я коротко ввёл их в курс дела и показал широким жестом рубку.

— Только не спрашивайте меня, куда делись корейцы, я знаю ровно столько же, сколько и остальные. Это вот рулевая рубка, — сказал я персонально Ираклию, — ты же капитан, вот и бери управление на себя.

— Ещё бы мне кто-нибудь пояснил, как этой дурой управлять, — растерянно отвечал он, — ты мне хотя бы пояснил, что тут за надписи, ты же язык этот понимаешь…

— Поясню, какие вопросы, — отвечал я, — а для начала хорошо бы народ из трюма сюда переселить — вон места сколько свободного.

Ираклий отрядил для решения этого вопроса помощника с Сергеем, и уже через пару минут мимо нас гуськом потянулись все 18 оставшихся пассажиров АН-24. Каждый норовил задать вопрос Ираклию и мне, но мы не сговариваясь посылали всех в кубрик — все ответы чуть позже будут.

Здесь должна быть радиосвязь, — сразу взял быка за рога Ираклий, — вот это очень похоже, — и он взял в руки микрофон, шнур от которого тянулся к приборной шкале с цифрами и иероглифами.Тут написано… — собрался с мыслями я, — связь с машинным отделением. Радиосвязь, сколько я помню, на кораблях обычно где-то в отдельное помещение бывает выделено, называется радиорубка.Ну тогда пошли искать радиорубку, — решительно рубанул воздух капитан, — найдём связь, тогда решим все нашит проблемы.Ну тогда пошли, — вздохнул я, — жрать вообще-то хочется…По дороге зайдём на камбуз, — пообещал он мне, его помощник и Сергей было тоже двинулись за нами, но он сделал им жест рукой — остаётесь, мол, тут, на хозяйстве.

А мы двинулись по коридору нижнего этажа.

— Так, это не то, — начал читать я таблички на дверях, — тут мотористы сидят. Это снова мимо, здесь электрики. Это оружейная комната, пригодилась бы, но она закрыта.

Ираклий потряс ручку, но открыть эту дверь не сумел.

— Двигаемся дальше, — скомандовал он.

— Это опять не то, комната психологической разгрузки, — прочитал я.

— Ну надо ж, — искренне удивился он, — чего только у этих корейцев нет.

— А вот это очень похоже, на то, что нам надо, — остановился я перед следующей дверью, — у этих иероглифов по два, если не по три смысла, но если брать самые ходовые, то тут написано «Радио» и «связь».

— Надеюсь, что оно не заперто, — ответил Ираклий и дернул ручку вниз, дверь со страшным скрипом открылась.

Глава 3

82 год, любовный четырехугольник

Ниночка, как мы и договаривались, ждала меня на трамвайной остановке недалеко от дома. Во двор я ей сказал не заходить, неизвестно, как там себя поведут наши доморощенные хулиганы.

— Извини, — сказал я ей, — задержался чуток.

— Я понимаю, — отвечала она, — как там у матери-то?

— Вроде на поправку идёт, — сказал я, — а по окончании реабилитации ей путёвку должны выписать. В санаторий.

— Ух ты, — восхитилась Нина, — в Кисловодск?

— Ага, щас, — обломал я её фантазии, — в Жолнино Дзержинского района. Но всё равно неплохо, я туда за грибами как-то ездил — сосновый лес и высокий берег Оки, красота. А что в сумке? — справился я, показав на то, что Нина в правой руке держала.

— Еда и напитки, — ответила она, — между прочим мог бы и помочь девушке.

— Да, конечно, — перехватил я ручки сумки в свою руку, — туплю что-то сегодня.

И мы направились прогулочным шагом по направлению к моему второму подъезду.

— Как там служба идёт? Что Бессмертнов делает? Жив ли и здоров Наумыч?

— Да что ему сделается, — махнула рукой Нина, начав отвечать с последнего вопроса, — борову жирному.

О как, подумал я, а пару дней назад ведь замуж за него собиралась… а мы, между делом, уже поднялись на четвёртый этаж и вошли в квартиру. Хулиганов на этот раз во дворе не случилось, выходной, наверно, у них был.

— Вот тебе тапочки, — вытащил я их из подставки для обуви, — надевай и ни в чём себе не отказывай. Да, а Бессмертнов там как?

— Как Кощей, — весело ответила она, — чахнет над златом… то есть над выполнением промфинплана, конечно. Ого, а у вас и телефон есть? — показала она на весёленький аппарат, стоящий на холодильнике.

— Ага, совсем недавно поставили, — отвечал я, — и номер очень простой, 56−22–70.

— Надо запомнить, пригодится, — сказала она, начиная орудовать на кухне, как у себя дома.

А я и не препятствовал — хватит с меня кулинарных экзерсисов, пусть теперь другие поупражняются. Нина нашла передник, лихо завязала волосы косынкой набекрень и приступила к процессу приготовления ужина, а я только собрался разложить стол в комнате (он у нас обычно в сложенном виде в углу стоял и раскладывался очень редко по экстраординарным поводам) и постелить новую скатерть, но не успел. Грянул весёленький красный, как помидор, телефонный аппарат производства завода ВЭФ.

— Алло, — сказал я в трубку, а она ответила мне знакомым голосом, — привет, узнал?

— Вообще-то не очень, — решил я не форсировать события.

— Вика это, Вика, — с нажимом было сказано мне.

— Аааа, привет, — не нашёл других слов я. — Как жизнь?

— Поговорить надо, — ответила она, не заметив моего вопроса. — Желательно прям щас.

— Ну давай, — вздохнул я, лучше уж расставить все точки и обрубить все хвосты сразу, чем растягивать это удовольствие на длительный период. — Где?

— Выходи во двор, я сейчас туда подтянусь, — сказала она и повесила трубку.

— Я на минутку, — сказал я Нине, — с дружбанами один вопросик надо перетереть.

— Что-то у твоих дружбанов очень женский голос, — подозрительно прищурилась она.

— Тебе показалось — просто высокий и ломается, — отговорился я и немедленно вымелся из квартиры.

Во дворе по-прежнему было пустынно и пыльно, ветер гонял какие-то обрывки газет возле гаражей, а больше ничего заслуживающего внимания тут не было. Я сел на лавочку под грибочком (слава богу, что окна моей квартиры в другую сторону выходили) и начал ждать… Вика подошла минут через пять от той же самой остановки двенадцатого трамвая и села рядом со мной.

— Ну говори, — буркнул я, — что хотела-то.

— Если коротко, то я на тебя сильно обиделась, — сообщила она и замолчала.

— Бывает, — философски заметил я, — не подошли друг другу характерами и разошлись, как корабли в море… левыми бортами.

— Гад ты, Петюня, — перешла она ко второй части, — и гнида. И больше никто.

— Согласен, — не стал возражать я, всё равно же это бесполезно в такой ситуации. — Гнида и гад. У тебя всё?

— Нет, — лицо её пошло какими-то красными пятнами, я даже испугаться успел за неё, — помнишь, я тебе про Димона говорила…

Упоминание имени нашего дворового хулигана меня не слишком порадовало, но я кивнул и подтвердил:

— Помню, конечно, что ты с ним в одном классе училась.

— Так вот, с сегодняшнего дня, Петя, ходи и оглядывайся, нет ли кого у тебя за спиной… вот на этом у меня точно всё.

И она гордо встала, расправила юбку и так же гордо, с выпрямленной спиной, умаршировала по направлению к остановке. А я подумал, что гнида-то в этой ситуации получаюсь не я, а кто-то другой. Вернулся домой, Нина сразу спросила:

— Ну чего, разобрался там с друганами?

— Разобрался, — вздохнул я, — по полной программе разобрался.

— По первой или по второй? — переспросила она.

— В смысле? — затупил я.

— Ну программ-то у нас всего две штуки в телевизоре, — пояснила она.

— Три вообще-то, — въехал я в её аналогии, — ещё учебная. Вот по ней, родимой, всё и прошло, по учебной программе.

А далее у нас был ужин при свечах (я и пару свечек нашел на верхнем ярусе нашего шифоньера), с шампанским и макаронами по-флотски. Их Ниночка и сварганила в своём переднике, а больше, сказала, я ничего и не умею. Соврал, выходит, Аскольд насчет её профессиональных кулинарных навыков. Ну а совсем потом был ураганный секс на разложенном диване-раскладушке, а перед этим совместный душ, где сначала она как следует вымыла меня, а затем уж и мой черёд настал.

А уже в полной темноте, в сентябре же ночь начинается достаточно рано, её пробило на откровенность, когда она докурила сигарету… я кстати тоже слегка подвинул свои принципы и закурил вместе с ней.

— Ты мне сразу понравился, — сказала она, глядя в непроглядную тьму за окном, — с того раза, когда мы вместе в колхоз ехали на автобусе.

— Да что ты говоришь, — искренне изумился я, — а по тебе это сказать очень сложно было.

— Просто я умею сдерживать свои эмоции, — спокойно ответила она, — жизнь научила.

— Знаешь, я не буду оригинальным, — ответил я, — и скажу, что ты мне тоже понравилась сразу же… как и 90 процентам мужского пола нашего института.

— А оставшиеся 10 процентов чего? — сразу ухватилась она за эту мою оговорку.

— Давай про них не будем, — поморщился я, — давай лучше про тебя.

— Давай, — легко согласилась она, — женщины любят комплименты, так что вываливай, все, что там у тебя накопилось.

Я вздохнул и в следующие десять минут завалил её комплиментами до самых грудей, третьего размера и весьма совершенной формы. Напоследок вспомнил про одежду:

— И комбинезоны твои это классная фишка, придают шарма и обаяния, так что дальше некуда. Ни у кого такого нет, а у тебя есть — естественное конкурентное преимущество называется.

— А что, бывают искусственные преимущества? — спросила она, хлопая глазами.

— Да сколько угодно, — уверенным тоном отвечал я, — на ту же Олечку посмотри.

Тему Оли она поднимать не захотела, а вместо этого бухнула свою главную мысль:

— Знаешь что… я бы за тебя замуж пошла, если бы ты мне предложил…

— Это предложение? — только и смог выдавить из себя я.

— Ага, рационализаторское, — весело вспомнила она эпизод из «Служебного романа».

— Так выходи, чего уж там, — махнул рукой я, — только вот квартирный вопрос решить бы до этого…

— Есть у меня одна мысль насчёт этого вопроса, — тихо ответила она, и в последующие полчаса посвящала меня в детали своих глубоких мыслей.

* * *

На работу мы вместе поехали, всё на том же 60-м автобусе, чего уж теперь от народа скрывать-то. Я искренне надеялся, что мы разойдемся во времени и пространстве с Викой, но напрасно — попали мы в один и тот же автобус, ладно ещё, что в разных концах ехали. Надо с этим делом что-то решать, совсем не улыбаются мне ежедневные свидания с бывшей. Ладно хоть, что работаем в разных корпусах.

А перед самым обеденным перерывом меня возле выхода на Луначарского подкараулил — вот кто бы вы думали? Не угадали, это была девочка Олечка всё в тех же своих неизбывных кружавчиках во всю верхнюю половину тела.

— Петя, — сказала она мне, отведя за рукав в сторону, — разговор есть.

— О чём, — искренне изумился я, — нам с тобой говорить-то сейчас?

— Отойдём в сторонку, там всё и узнаешь, — ответила она с каменным выражением лица.

Мы и отошли налево, там где заканчивалась психушка и начиналась улица с дореволюционным названием «Провиантская».

— Наумыч очень ревнив и мстителен, — заметил я по дорог, — я бы лично на твоем месте ограничил общение со мной в связи с этим прискорбным фактом.

— А ты не учи меня жить, — огрызнулась она.

— Достаточно отошли? — спросил я, — давай говори, что хотела-то, а то у меня и другие дела имеются.

Она посмотрела по сторонам и вывалила на меня всё наболевшее:

— Я беременна, — сообщила она с потерянным каким-то видом.

— На меня намекаешь? — спросил я, предчувствуя большую и сложную подставу.

— А на кого ж ещё — кто меня по лесам и полям в траве валял, Пушкин?

— И какое у тебя предложение есть на этот предмет? — осторожно поинтересовался я. — Ты же вроде как с нашим начальником спишь теперь, я-то при каких делах?

— Срок беременности полтора месяца, — сообщила она мне, — а с Наумычем я всего неделю общаюсь.

— И? — продолжил я, — договаривай уже до конца.

— Денег давай, тогда ничего наружу не выплывет, — озвучила она свои хотелки.

— Сколько? — перешёл я на деловые рельсы.

— Тыщу — ты вроде столько заработал в колхозе, так что искать тебе их не придётся.

— Я подумаю до завтра, — пообещал ей я, — а сейчас извини, срочные вопросы надо решать, — и я сбежал от бывшей любимой женщины с максимально возможной скоростью.

Что-то запутался ты в своих бабах, сказало мне моё второе я из какого-то удалённого уголка мозга. Сколько их у тебя сейчас, четыре штуки, если не ошибаюсь? Не ошибаешься, огрызнулся я, такая вот четырехугольная геометрическая фигура выходит, квадрат блин… Малевича блин… чёрный-пречёрный блин.

Глава 4

1983 год, Робинзоны в океане

Ираклий дёрнул ручку радио(надеюсь)рубки вниз, и она, эта дверь, распахнулась со страшным и противным скрипом. И нашему обзору открылось помещение, где с одного боку почти доверху стояли какие-то радиоэлектронные приборы. Некоторые даже были включены и моргали своими индикаторами.

— По-моему это оно самое, — сказал я, озираясь по сторонам. — Радиосвязь с остальным миром.

— Знать бы ещё только, — добавил Ираклий, — как ей пользоваться, тогда вообще цены ей не было бы. Что тут написано-то, расшифровал бы…

Я с каменным лицом обследовал все приборы по очереди и ни черта не понял… если вы не знали, то скажу вам такую вещь — у корейцев в письменности используются не иероглифы, как у китайцев, а самый что ни на есть обычный алфавит (похожий внешне на иероглифы, это да). Называется он хангыль на Юге или чосонгыль на Севере и состоит из 51 символа, из коих собственно буквами являются 24 штуки, а остальные это слоги, сочетания 2–3 букв… получилась этакая переходная форма между китайской и европейской манерой письма. Китайские, кстати, слова, которые целиком заимствованы в корейский язык, обозначаются натуральными иероглифами.

Так вот — отец научил меня устной речи, а до письменной мы как-то не успели дойти, поскольку он умер, когда мне три года было. В дальнейшем я конечно немного углублялся в эту тему, но постольку-поскольку — не было задач, в которых оно могло бы мне понадобиться. Поэтому читал я корейские тексты примерно, как ребёнок… не трёхлетний, но где-то из начальной школы.

— А хрен его знает, товарищ майор, — честно признался я Ираклию, — что здесь написано. Речь-то я понимаю, но читаю с большим трудом.

— Ну хотя бы с трудом прочитай, — посоветовал он мне. — Мне сдаётся, что нам нужна вот эта вот штука, с наушниками которая, — и он показал направо.

Я взял эти наушники, надел на голову — ничего в них слышно не было. Затем покрутил верньеры на приборе, куда втыкались наушники, ничего не изменилось.

— Слушай, — сказал я капитану, — может нам твой помощник что-нибудь скажет?

— И точно, — задумался тот, — он же у нас бортинженером числится, радиосвязь это его забота. Давай пригласим. Или ещё может кто из пассажиров радистом работал…

Я без слов прошёл в кубрик, где наш народ уже расположился на чём смог, а один из пассажиров даже включил телевизор, прикрученный к полу в углу. Но там на всех каналах шла сплошная рябь.

— Ну чего там? — спросило у меня сразу несколько человек. — Где корейцы?

— Нету корейцев, — односложно ответил я, — а нам нужен человек, имеющий понятие о радиосвязи — может есть такой?

— Я, — немедленно встал со своего стула Виталик, — полгода отработал штатным радистом на прииске.

— Ну тогда пошли, — махнул я ему рукой (помощник Ираклия заснул, лёжа на трех состыкованных стульях, я его трогать не стал), а потом добавил остальным, — а кто готовить умеет, пусть пройдёт на камбуз и что-нибудь сделает на всех.

— Ну я умею, — подняла руку толстая пожилая женщина с зеленой куртке, — а куда идти-то?

Я показал ей направление, а мы с Виталиком вернулись в радиорубку… ну или в ту комнату, которую мы посчитали таковой. Я сказал капитану:

— Виталий вот говорит, что работал радистом, а помощник твой спит — его я будить не стал.

— Отлично, — отозвался Ираклий, — на какой технике-то работал, Виталик?

— Р-108Д Астра, — чётко доложил тот, — приемо-передающая, с частотной модуляцией, диапазон частот 36–46 Мгц, шкала через 50 Кгц, возможность работы от батареи или от сети.

— Молодец, — одобрил его доклад капитан, — а теперь попробуй разобраться с примерно такой же штукой иностранного производства, — и он жестом пригласил его к наушникам.

— Хм… — задумался Виталий, — тут всё позаковыристее будет, чем у нас на прииске… но попробую. Это вот скорее всего переключатель диапазонов.

И он щёлкнул пару раз тумблером слева от основной шкалы.

— А это плавная подстройка частоты… здесь наверно фиксированные настройки… а это что ещё за хрень?

И он внимательно начал изучать все оставшиеся кнопки и рычажки управления.

— Это похоже с шифрованием связано, — сообщил он нам по истечении некоторого времени, — трогать поэтому мы его не будем. Значит так, — и он решительно взял в руки наушники, — ты частоту, на которой передаются экстренные сообщения, помнишь? — спросил он у Ираклия.

Тот покачал головой:

— У нас в АНе она жестко была закреплена за отдельной кнопкой — частоту называли когда-то, но я её не запомнил.

— Может ты знаешь? — обратился он ко мне.

Я включил глубокий поиск по своим мозговым отсекам. По обоим периодам моей длинной и бестолковой жизни, до переноса в 80-е и после. И вытащил таки оттуда две цифры, только не спрашивайте, как и зачем они в мою память попали.

— Их две, эти частоты, — ответил я, — одна килогерцовая, 500, кажется, кГц, вторая мегагерцовая — 156 МГц, но это неточно…

— А 500, значит, точно? Прищурился Виталик.

— Да, цифры круглые, вот и запомнил почему-то…

— Ну давай попробуем, — он посмотрел на меня с большим сомнением, но перещёлкнул диапазон и подкрутил верньером частоту, так что на красном индикаторе в центре прибора загорелось 500,00.

Затем он подкрутил регулятор громкости, так что даже мы за пределами наушников услышали шум и треск.

— А что говорят в таких случаях? — спросил Виталий, — ну не СОС же в самом деле… и как оно расшифровывается, это СОС, я так и не выяснил?

— Якобы на английском, — вспомнил обрывки знаний я, — это Save Our Souls или Ship — спасите наши души/судно. А на русском так и вообще Сигнал Особой Срочности. Но это уже народные переделки, а так вроде никак оно не переводится.

— А на английском, — добавил капитан, — СОС не говорят.

— А как же? — удивился Виталий.

— Mayday, говорят, майский день, — дополнил свой ответ Ираклий, — причем три раза подряд. А на русском и СОС сойдет. Может, ты знаешь, как это по-корейски будет? — обратился он ко мне.

— Боюсь, не справлюсь я с таким переводом… а при чем тут май? — не выдержал уже я.

— А этого я не знаю, — огрызнулся капитан, — мы сейчас чего, про лингвистику будем спорить или сигнал бедствия передавать?

— Конечно, передавать, — спокойно ответил Виталий, надел наушники и начал, — СОС, СОС, СОС, терпим бедствие. Mayday, Mayday, Mayday, we are drowning.

— Смотри, накаркаешь, — указал я Виталию на несоответствие его слов действительности, — мы ж пока ещё не тонем, — но он пропустил мою шпильку мимо ушей.

— Повторяй это дело в течение получаса хотя бы, — наставительно сказал ему капитан, — для надёжности.

— Ещё бы координаты свои знать, — вставил я свои пять копеек, — для этой надёжности.

Ираклий было дёрнулся идти в ходовую рубку, но не успел — плафоны под потолком вдруг начали резко бледнеть, пока совсем не погасли. Одновременно и наша радиостанция сдохла, издав напоследок прощальный писк.

— Зашибись, — сказал Виталий, снимая наушники, — вот и думай теперь, успел нас кто-то услышать или не успел.

— Надо поискать, где у них тут электричество вырабатывается, — спокойно предложил я, — может поправим ситуацию.

— А ты в этом что-то понимаешь? — спросил капитан.

— Что-то понимаю, — не стал вдаваться в детали я, — и мой напарник Сергей тоже

— Ну тогда бери напарника и вперёд… а я и Виталий с ходовой рубкой пока разберёмся.

И я вернулся в кубрик — повариха там сумела сделать из съедобного только два десятка бутербродов с сыром, я взял один, обрисовал Серёге проблему и мы вместе отправились на поиски генератора электрического тока.

— Это должно быть где-то недалеко от машинного отделения, — начал я размышлять вслух, — там у них двигатель работает, наверняка он и генератор крутит. Далеко эти две вещи разносить не с руки, верно?

— Да похоже, — односложно отвечал мне Сергей, — ты мне лучше вот чего объясни, друг ситный, куда все эти пограничники делись и почему мы одни-одинешеньки остались на этом корыте?

— Давай эту загадку на потом оставим, — предложил ему я, — не знаю я ничего о погранцах… а для успокоения можешь считать наш случай ещё одним вариантом «Летучего голландца».

— Это ж легенда какая-то, — возразил Сергей, — чуть ли не семнадцатого века, что-то там с проклятием небес, которое наложилось на нехорошего голландского капитана.

— Легенда-то она конечно легендой, — отвечал я, — но и живых задокументированных примеров кораблей, которые бросил экипажем без видимых причин, полным-полно.

— Например? — сдвинул брови Сергей.

— Самый известный это Мария-Селеста, конечно, — отвечал я, — она же «Мария небесная» — вышла где-то в 70-х годах прошлого века из американского порта с грузом спирта. Шла в Италию, но не дошла, через месяц ее обнаружили у берегов Португалии без команды, повреждений никаких не было, спирт на месте. Что там с ним случилось, до сих пор гадают.

— Пираты может? — предположил Сергей.

— Тогда они бы спирт точно забрали, — разбил эту версию я.

— Ну ладно, а ещё какие примеры есть?

— 20 век — шхуна «Кэролл Диринг», нашли у побережья штатов без экипажа, но в полной целости и сохранности. На борту только судовой кот остался, голодный, но живой. «Бэйчимо» — её заперло во льдах у северных островов Канада, команда покинула судно, но потом это Бэйчимо видели чуть ли не во всех океанах — как это получилось, никто не расшифровал. Теплоход «Холчу» с грузом риса обнаружили где-то около Индонезии. Полный запас топлива и еды, никаких неисправностей, целый груз, команды нет. Продолжать?

— Хватит, убедил, — остановил меня Сергей. — Ну вот это, похоже, машинное отделение, только темно тут, как в этой… в жопе у негра — что мы тут увидим?

— А у меня фонарик есть, — сообщил ему я, вытаскивая этот прибор из кармана куртки, — как знал что пригодится.

И мы зашли внутрь этого помещения, где остро пахло соляркой и ещё чем-то химическим.

Глава 5

82 год, Тетрис, пентрис и секстрис

Голова, короче говоря, у меня распухла от размышлений про своих женщин, поэтому я вот что сделал — выкинул всё это из головы напрочь и решил заняться делами, авось решение само собой всплывёт. Или проблемы возьмут и рассосутся, как синяк после драки, такие случаи тоже бывалии нередко.

А что у нас сейчас самое срочное, задал я сам себе наводящий вопросик. И сам же на него ответил — пора уже закрыть хотя бы одно дело, за которое ты по своей охоте взялся, Петюня. Либо игрушку какую до ума довести, либо персональный комп в любом виде закончить, либо игровую консоль собрать… ну чтобы в тот же Тетрис было удобно резаться, не вставая с места. На обед даже не пошёл в связи с такими наполеоновскими планами.

А на антресолях мне ещё одну новость сообщила Нина, на этот раз, слава богу, нейтральную — меня, сказала она, Бессмертнов в командировку посылает. В Москву, на несколько дней аж.

— А зачем? — спросил я.

— На таможне надо какой-то груз оформить и сопроводить его до нашего ИПП.

— А ты что, таможенное дело знаешь? — задал я тупой вопрос.

— В этих пределах знаю, — просто ответила она мне, — ИНКОТЕРМС по крайней мере изучала. И про пошлины в курсе.

— Ну надо ж, — изумился я, — какие таланты у нас тут пропадают. Вечером на поезде поедешь?

— Ага, и билеты мне уже принесли, — она показала картонный прямоугольник с дырками, — а обратно на машине вместе с грузом, так что билет оттуда не нужен.

— Я провожу, — хмуро заметил я, — а то мало ли что.

— Проводи, конечно, Петенька, — улыбнулась она, — а то вдруг меня по дороге на вокзал волки загрызут. Тамбовские.

— Да, а ночевать-то ты там где собираешься? — спохватился я. — Если командировка на несколько дней, значит хоть одна ночёвка предстоит…

— Тётка у меня в Москве есть, на Юго-Западе где-то. У неё и переночую, — пояснила она, на что я заметил — хорошо иметь родственников в столице, после чего уединился в своей экранной комнате.

И после недолгого размышления остановился на игровой приставке, она же консоль, она же гейм-пэд — направление, кое сейчас развивается во всем мире семимильными шагами. А может даже ещё быстрее, чем семимильными. Это по своей сути был мини-компьютер с очень урезанными возможностями, главное тут было ПЗУ, куда зашивался код игрушки (ну или нескольких игрушек), процессор конечно, обрабатывающий этот код, а ещё вывод картинки на жидкокристаллический экранчик, 3×5 см где-то, ну и пищалка, как же без звука-то. Короче говоря, то, что уже пару лет клепала японская фирма Нинтендо под торговой маркой «ГеймВотч».

Процессоры типа 580ВМ1, он же в девичестве Интел8080 у нас на антресолях свободно лежат (так и не ограничили доступ к этому делу). ППЗУ типа 573РФ3 или РФ5 на 16 кбайт там же, программатор я видел, у нас имеется. С ЖК-панельками чуть сложнее, но тоже решаемый вопрос, даже и цветные я где-то видел. И пищалка… динамик, наверно придётся на радиорынке покупать, а управление тонами уж как-нибудь смастерю на подручных средствах.

Питание от батарейки будет, конечно, не хватало ещё в сеть это втыкать… а вот с батарейками-то, Петя, у тебя похоже главный затык и случится — они же у нас в свободной продаже только двух типов, квадратные 3336Л или цилиндрические 373, и те, и эти огромных размеров, не годятся. Маленькие аналоги АА, не говоря уж про ААА — хрен сыщешь. Таблетки-аккумуляторы по-моему вообще пока не существуют в СССР и странах соцлагеря. Так что тут придётся думать…

И я отбросил временно мысли про батарейки и, не мудрствуя лукаво, взял да и нарисовал за полчаса принципиальную схему этой штуки. А потом, не вставая с места, начал пайку навесных элементов на монтажную плату. Приходилось шифроваться, это же непрофильное моё занятие было — когда начинала со скрипом открываться железная дверь, я аккуратно накрывал плату газеткой «Советский спорт» и переключался на экран Видеотона, там предусмотрительно запустил на СМ-ке тест всех составных частей, два с половиной часа он продолжался. На экран же с частотой раз в десять минут выплёвывались технические сообщения типа «ОЗУ 64 кбайт проход номер… успешно».

— Работаешь? — спросил меня неожиданно заглянувший в экранку Бессмертнов.

— Так точно, товарищ начальник, — сделал утомлённое лицо я, — тестирую вверенную мне матчасть.

— А там чего? — показал он на дымящийся паяльник.

— А это одна плата из процессора полетела, — я предусмотрительно вытащил из ЗИПа какую-то железку от СМ, — надо микруху перепаять, обычную 155ЛА3.

— Ну-ну, — доброжелательно напутствовал меня он, — паяй.

— Да, — вспомнил я один непрояснённый вопросик, — а чего там Нина в Москве встречать-то будет, если не секрет? Что-то большое? За маленьким вы меня без машины отправляли.

— Да, большое, — скупо бросил он, — называется VAX.

— Ух ты, — восхитился я, — супер-ЭВМ. А нам разве продают такое? Под запретом же вроде.

— Если нужные места и нужных людей знаешь, то продают, — буркнул начальник и испарился.

А я начал вспоминать, что это за зверь такой VAX, и с чем его едят…

И вытащил из глубин своей памяти, что это в принципе тот же PDP, но 32-разрядный, а не 16-ти, с увеличенным быстродействием и виртуальной адресацией к памяти. На первых порах у них даже была совместимость со старой линейкой PDP-11, но потом от этого отошли. Операционка специально написана для этой серии, называлась Open/VMS, и была она очень простой и наглядной.

Наши спецы из ИНЭУМа естественно захотели передрать импорт и сделать отечественный аналог (как с PDP-11 и IBM-360), потому что VAX мгновенно стал очень популярным во всем мире. Но поскольку они появились всего года два назад, пока аналогов не было видно даже на горизонте, поэтому самые продвинутые советские ученые делали все, чтобы достать такую штуку в оригинале. Славился он тем, что никогда не ломался, примерно как сейчас автомобили марки Лексус… ну если профилактику, конечно, необходимую делать в установленные регламентом сроки.

Почему нельзя было купить официально? Да по очень простой причине, которая называлась COCOM, координационный комитет по экспортному контролю. Создан он был в туманных 40-х годах, на заре холодной войны, штаб-квартиру имел в Париже, а членами его были 17 стран, включая Штаты, конечно, а ещё почти всю Западную Европу плюс Японию с Турцией. И любой экспорт высокотехнологичной продукции из этих стран в СССР и соцлагерь проходил очень тщательную проверку в этом КОКОМе на предмет, а не может ли он быть использован в военных целях. VAX естественно через сито КОКОМа пройти не смог бы никогда и ни за что — на нём же могли, например, рассчитывать параметры полета баллистических ракет или моделировать термоядерные взрывы.

Мои размышления, для чего нашей организации могла понадобиться такая мощная штука, ни к чему конкретному не привели. Поэтому я плюнул и вплотную засел за пайку игровой консоли. Часа полтора паял, а потом ко мне в экранку заглянул Юрик-физик из бункера, он же, как выяснилось, и Юрик-программист.

— Привет, — сказал я ему, не озаботившись конспирацией, все равно он в железе ничего не понимал. — Как живёшь, как можешь?

— Живу хорошо, могу не очень, — ответил он стандартной отмазкой, — а ты как?

— Да примерно так же… с чем пожаловал?

— Перевел я твою игрушку в ай-би-эмовские коды, все работает, можешь сам посмотреть.

— Ух ты, — восхитился я, — пойдём, конечно, посмотрим на это чудо в натуре.

— Но ты же тут занят вроде? — оглянулся он дымящийся паяльник.

— Работа, знаешь, не волк, — ответил я ему, — который по тамбовским лесам шарится. Работа в тамбовские леса не убежит, — и я решительно выдернул паяльник из розетки и встал со стула.

Не соврал Юрик, тетрис и точно прекрасно себя чувствовал на мониторе CGA-типа. Я погонял его взад-вперёд, завалил стакан фигурами из четырёх кубиков, а потом высказал свои глубокие мысли.

— Звук бы добавить, это раз, надписи ввести при достижении круглых цифр, ну там «Congratulations!» или ещё что — два. И это… — начал подбирать слова я.

— Чего запнулся-то? — спросил Юрик, — договаривай уже, что хотел.

— Минимизировать бы код, чтоб влезло в ПЗУ на 16 кбит.

— Это 573 серия что ли? — проявил он знание матчасти, — РФ5?

— Она самая, с УФ-стиранием, — подтвердил я.

— А нахрена, — подозрительно прищурился Юра, — тебе впихивать её в ПЗУ?

— Понимаешь, в чём дело, — пораскинул мозгами я и решил сказать всё, как есть, — хочу сделать портативный вариант этой игрушки. Чтоб не зависеть ни от компьютера, ни от монитора. В руках, короче, чтобы умещалось и питалось от батарейки.

— И именно эту штуку ты там сейчас и паяешь в своей экранке, — догадался он.

— Точно. Через пару дней наверно готово будет.

— Видишь ли, в чём дело, дорогой, — взял он меня за пуговицу, — для писишки я это дело накатал чисто для развлечения, сам могу теперь в неё резаться. А вот засовывание программы в такой маленький объем памяти это, во-первых, не такое простое дело, во-вторых, мне лично даром не надо, а в-третьих… — тут он задумался.

— И что в-третьих? — подстегнул я его речевую активность.

— В-третьих то, что моя работа вообще-то денег стоит, — прямо высказался он.

Ну йокорный же бабай, подумал я в сердцах, сегодня что-то все от меня денег хотят. Но вслух только и высказал:

— Окей, сколько?

— Стольник, — тут же вылетело из Юрика. — Половину сразу. Тогда через два дня будет у тебя эта программуля в РФ-ке.

— Забились, — скрепя сердце, ответил я и выудил из кармана два фиолетовых четвертака.

— Приятно иметь дело с деловым человеком, — расплылся в улыбке он.

Я сделал попытку уйти, но он поймал меня за рукав.

— Не уходи, побудь со мною, — сказал он нараспев. — Для твоего устройства же ещё корпус потребуется — не прямо вот с торчащими проводами эта хрень работать будет, да?

— Да, — снова развернулся я назад, — про корпус я как-то забыл.

— Могу составить протекцию, — продолжил он, но, видя мою унылую физиономию, тут же поправился, — на этот раз абсолютно бесплатно с моей стороны.

— Ну составляй, — согласился тогда я.

— На опытном производстве сидит такой Афанасий Комлев… можно просто Афоня, комната 314. Он очень хороший конструктор, да и на станках умеет работать. Если ты ему правильно поставишь задачу, он за те же два дня тебе и корпус сварганит.

— Тоже поди денег попросит этот Афоня? — осведомился я.

— Он и спиртом берёт — договаривайся. Я в курсе, что у вас на антресолях немереное количество ректификата.

Я в ответ буркнул «гран мерси» и побрёл на третий этаж опытного производства.

Глава 6

Летучий кореец

Внутри машинного отделения было темно и пахло соляркой. Фонарик у меня был слабенький, конечно, но в принципе освещал почти всё, что надо.

— Так, — начал вслух размышлять я, — здесь должны быть отдельно стоящие дизель-генераторы, которые собственно и питают электричеством весь корабль. А кроме того позволяют запустить главный судовой двигатель. Сколько я помню, это такие зелёные дуры в виде цилиндров, сверху трубы, сбоку шланги. Вот их нам и надо бы обнаружить.

— Откуда ты это знаешь? — задал логичный вопрос Сергей, — ты изучал машинное дело?

— Не то, чтобы изучал, — ответил я, неопределённо покрутив руками в воздухе, — но интересовался.

— А почему они зелёные? — продолжил свои идиотские вопросы он.

— Не знаю, — пожал я плечами, — всё, что я видел в учебниках про дизели, почему-то в зелёный цвет было выкрашено. Вот они, все две штуки, — идентифицировал я нужные устройства. — А рядом с ними компрессор наверно, но он нам сейчас не нужен.

— А это что? — показал Серёга на здоровенную круглую штуку в соседнем отсеке.

— Могу ошибаться, — ответил я, — но очень похоже на устройство управления рулём… руль же у корабля огромных размеров, чтобы отклонять его вправо-влево, нужно соответствующая хреновина.

— Понятно, — вздохнул Сергей, — и что мы дальше будем делать?

— Дальше вот что — при любых раскладах на дизеле должен иметь место аварийный режим, работа на аккумуляторах, если заглох двигатель. Надо поискать, как он включается.

— Давай поищем, — вздохнул Сергей, — хотя мне кажется, что мы только всё испортить сможем, а не починить.

— Крестись, если кажется, — буркнул я ему, — должно помочь от видений. Так… произведено всё это дело, судя по шильдикам на фирме Ман, Федеративная республика Германии… что-то знакомое.

— Он же грузовики делает, этот Ман, — вспомнил Сергей, — я видел на картинках в журналах — фуры такие огромные.

— Значит, не только грузовики, а ещё что-то в программе у него значится, — пробормотал я, — так… вот это кажется пульт управления… слава богу, что на английском все написано, немецкий я бы не одолел.

— И что тут написано? — спросил Сергей, уставившись в этот пульт вместе со мной.

— Вот самая большая кнопка, — и я подсветил красный круг диаметром не меньше пяти сантиметров, — под ней написано «Emergency start», то есть аварийный пуск. Попробуем?

— Валяй, — хмуро согласился Сергей, — только я на всякий случай подальше отойду.

Ну а я никуда отходить не стал и нажал, что было силы, на эту кнопочку… секунд пять ничего не происходило, а затем раздался шум набирающего обороты двигателя и плафон на потолке медленно налился белым светом.

— Ура, — вполголоса произнёс от лесенки Сергей, — мы сделали это. Пошли доложим капитану.

— Стой, — затормозил я его, — этого аварийного режима хватает очень ненадолго, как я помню из курса по двигателям. Поэтому хорошо бы его перевести в рабочие состояние… ну чтоб от солярки запитывался, а не от аккумуляторов. А то они ведь быстро сдохнут, аккумуляторы эти, и опять мы в потёмках останемся.

— Хочешь сказать, что ты это сможешь?

— Попытка не пытка, как говорил Лаврентий Палыч, — ответил я и начал изучать панель управления генераторами.

Была она довольно большой, содержала целую кучу тумблеров, кнопочек и индикаторов, все они были подписаны. Правда, кое-что сокращённо, аббревиатурой.

— По-моему, вот это главная кнопка здесь, — сообщил я Серёге после небольшой заминки, — с надписью IN вверху и OUT внизу. Давай врубим.

Сергей опять отошёл подальше, а я с небольшим усилием, но перевел тумблер из нижнего положения в верхнее. Ничего на первый взгляд не изменилось.

— Вот эта лампочка погасла, — сообщил мне Сергей, вернувшись на боевой пост, — а та загорелась.

— Значит, мы сделали это, — обрадовался я, — потому что горит «Work mode» а погасла «Emergency mode» и напряжение на этом индикаторе 225 вольт показывает. Вот теперь погнали к Ираклию. Докладывать о проделанной работе.

— А может и главный двигатель запустим, — неожиданно предложил Сергей, — раз пошла такая пьянка…

— Знаешь что, дружбан, — чуть поразмыслив отвечал ему я, — лучше синица в руках, чем дирижабль в небе. Давай решать проблемы по мере поступления — электричества не было, это мы исправили. А двигатель следующим этапом пусть будет… да и жрать, откровенно говоря, хочется, на пустое брюхо работается не очень.

И он согласился со мной, но с видимым усилием. Капитана вместе с Виталиком мы обнаружили в ходовой рубке, при этом он что-то орал благим матом, а Виталий виновато слушал.

— Гммм, — кашлянул я из двери, чтобы обратить на себя внимание, — мы вернулись.

— Что там у вас ещё? — недовольно спросил Ираклий, но тон всё же сбавил.

— Запустили дизель-генератор, — отрапортовал я, — электричество теперь должно быть на всём корабле.

— Так значит надо к рации бежать, — мигом схватил ситуацию Виталий, — и передавать этот грёбаный СОС до посинения. Пока нас не услышат и не ответят.

— Пошли, — скомандовал Ираклий, — передавать до посинения СОС.

И мы все вчетвером гуськом проследовали в радиорубку. А там нам открылась живописная картина — вся электроника в этой рубке была разбита и покорёжена, на полу валялась куча осколков стекла и пластмассы. Наушники лежали сверху на куче осколков, причем видно было, что их хорошо сломали, а потом потоптали.

— У нас в команде завелась крыса, — Виталий высказал вслух то, о чём думали все остальные.

— Да уж, СОСа нам теперь точно не передать, — добавил капитан, а я тоже вставил свои пять копеек:

— И будем мы теперь рулить судном, как пятнадцатилетний капитан из романа Жюль-Верна…

— Мне уже больше пятнадцати лет, — заметил Ираклий. — Все 35 есть.

— Ну неважно, будет у нас, значит, тридцатипятилетний капитан. Какие наши дальнейшие действия, кэп?

— Во-первых… — лихорадочно начал размышлять он, — надо поискать резервную рацию, вдруг у них что-то такое имеется? Может, в кладовке какой или на складе…

— Хорошая мысль, — поддержал его я, — надо заняться.

— А во-вторых — запустить бы двигатель, да и двинуть куда-нибудь к суше.

— Для этого наши координаты надо знать, — заметил Сергей, — а то двинем в океан, а там все десять тыщ километров до ближайшей суши.

— Верно, — согласился капитан, — координаты хорошо бы узнать.

— А в-третьих будет? — решил уточнить я

— Да, будет, — рубанул он рукой воздух, — надо поймать крысу, которая вот это сделала. А потом узнать, зачем она это сделала…

— Тогда давай так, — помог я ему с выработкой решения, — ловля крыс это дело долгое и муторное. К тому же напрямую оно нам не поможет, только косвенно разве. Поэтому в-третьих оставим на потом.

— Согласен, — быстро сориентировался Ираклий.

— А первое и второе более насущные вещи, так что предлагаю поделиться — ты с Виталиком идёшь искать запасную рацию, а мы с Сергеем пытаемся вычислить наши координаты, а потом работаем с главным двигателем.

— Нет возражений, — подал голос Виталий. — Можно еще привлечь кого-нибудь из нашей команды, чего они там без дела сидят.

— А перед этим объяснить ситуацию, — добавил я, — мы же теперь все в одной лодке, должны действовать сообща. Да и пожрать уже не мешало бы.

— Тогда идем в столовую, — сказал капитан (а Виталик его поправил — в кают-компанию), — да, в кают-компанию, перекусываем там, обрисовываем народу текущую ситуацию и далее действуем по утверждённой программе.

И мы двинулись в кают-компанию. Наши собратья по несчастью сидели и лежали тут, кто на чём смог, часть, причем, перебралась в кубрик. Мы вызвали их обратно, и Ираклий сказал тронную речь:

— Буду краток, — так он начал, — корейцы пропали с нашего корабля неизвестно куда, так что мы одни тут. Какие наши дальнейшие действия… попытаться завести двигатель и добраться до какого-нибудь порта… можно даже не до порта, а до суши. Если среди вас есть кто-то, понимающий в двигателях или в судовом управлении, прошу подать голос.

Ответом ему было гробовое молчание.

— Тогда вот что — инициативная группа в лице меня и этих трёх товарищей (он указал на нас) будет заниматься главной проблемой, а из вас нужны наблюдатели, вдруг какое-то судно окажется в пределах видимости, тогда мы подадим ему сигнал.

— Я хочу в наблюдатели, — сразу подняла руку Людочка, — у меня зрение хорошее.

— И я тоже могу, — сказала тётка с цветастом платке.

— Хорошо, наблюдатели у нас есть, — ответил Ираклий, — а что с питанием?

Из камбуза высунулась давешняя повариха и ответила, что через час самое позднее она что-то приготовит на обед.

— А почему мы по радио связаться не можем? — задал вопрос помощник Ираклия, — на сигнал СОС должны сразу среагировать.

— Радио сломано, — без подробностей сообщил ему Ираклий, — ещё вопросы?

— Если шторм начнётся, — сказал лысый мужик в синей мичманской куртке, — то мало никому не покажется — тут очень сильные шторма бывают как раз в сентябре.

— Будем надеяться, что мы разберемся в ситуации до шторма, — ответил ему капитан.

Более вопросов не последовало, поэтому все разошлись по своим местам — Люду с этой цветастой бабой установили одну на нос, другую на самый верх корабля, над ходовой рубкой. Я наказал Людочке крепче держаться за поручни, а то смоет не ровен час…

— Да, а что мне делать, если увижу кого-то? — спросила она.

— Сразу сообщай капитану или мне, а мы уж там найдем, что делать.

Сергей долго и внимательно осматривал все приборы, которые имелись в ходовой рубке, после чего заявил:

— А как их вообще определяют, эти координаты, ты помнишь?

— Только из романов Жюля Верна, — ответил я с ухмылкой, — широту определяют по высоте солнца в полдень или по длительности светового дня, а долгота это сложнее… там надо знать время на Гринвичском меридиане и местное время.

— Ну высоту солнца мы наверно сможем замерить, — с большим сомнением ответил Сергей, — а вот с временем по Гринвичу, я так думаю, будут проблемы.

— Да вон же на стене висит хронометр, даже две штуки — показал я ему, — наверняка один гринвичское время показывает, второй местное.

Сергей внимательно посмотрел на стену и сказал, что они оба, кажется, не ходят.

— Тогда ой, — отвечал я, — тогда будем изыскивать другие методы.

— Давай хотя бы широту для начала узнаем, — предложил Сергей. — По-моему полдень вот-вот настанет.

— На моих часах 11.08, — сказал я, — но это камчатское время, оно отличается от истинного для конкретного места. Во-первых, не будем забывать про декретное время, это значит, реально 10 часов с копейками. И потом часовой пояс широкий, восточный его край может отличаться от западного почти на час.

— Стоп, — напряженным голосом ответил мне Сергей, — я кажется нашёл то, что нам надо…

Глава 7

Опытное производство ИППАНа

В связи с неполной готовностью нового шестого корпуса это самое опытное производство временно размещалось в третьем, в старинном красивом доме 19-го века, который случайно попал в периметр нашего заведения и теперь был со всех четырех сторон окружён новыми стекло-бетонными сооружениями. Как Паулюс под Сталинградом.

Лифтов тут, естественно, никаких не могло быть, зато имелись шикарные узорчатые лестницы, ведущие на верхние этажи, и межэтажные промежутки в добрых четыре метра. Я нашёл товарища Комлева (он же Афоня) на третьем этаже в огромном зале, уставленном станками и ещё каким-то механизмами непонятного назначения. Работали они хотя бы не все сразу, и на том спасибо.

— Привет, — сказал я мужичку средних лет в круглых дореволюционного вида очках, — я Петя из 410 отдела. Дело есть.

— Пошли в курилку, — встал он с колченого стула, — там потише.

И мы вернулись обратно к лестнице, где на широченной лестничной площадке было оборудовано место для курения.

— Чо надо? — сразу взял он быка за рога сразу после того, как задымил беломориной.

— Примерно вот это, — я вытащил из кармана листочек А4, где набросал чертёж корпуса своей игрушки в трёх проекциях.

— Ух ты, — восхитился он, поднеся листочек к свету, — из дюральки или из ПВХ надо?

— А что, по-разному можно? — ответил я вопросом на вопрос, но ответа дожидаться не стал и сразу продолжил, — тогда один из дюрали, второй пластмассовый.

— Это дело потребует некоторых трудозатрат, — перешёл он к зарплатной части проекта, — сам понимаешь…

— Понимаю, — согласно кивнул я головой, — поллитра ректификата устроят гиганта мысли?

— Литровина, — отрезал он.

После небольшого, но горячего торга сошлись на 600 граммах. Половина вперёд.

— Стой, — поймал он меня за рукав, — когда надо-то?

— Вчера, — по привычке выдал я бессмертновскую заготовку, — но если вчера нельзя, то послезавтра, в пятницу. Спирт я через полчаса обеспечу.

— И ещё одно, — опять задержал он меня, — этот вот отсек под батарейку фрезеровать придётся, если делать так, как нарисовано. А фрезерный станок у нас в ремонте. Предлагаю изменить вот так, — и он быстренько начеркал новый вариант, — тогда токарным обойдусь.

— Согласен, — быстро вылетело у меня. — Тогда уж и эмблему на задней панели может сварганишь? — сам не знаю почему дополнил я свои требования.

— Какую?

— Вот, — и я на том же листке сбоку начирикал композицию из трёх фигур тетриса, гвоздя, буквы Т и змеи, неожиданно само собой в голове возникло такое.

— Попробую, — задумался Афоня, — но не обещаю. Обеспечивай, короче говоря, спиртягу, тогда и работа начнётся.

И я быстренько обеспечил Афоне требуемое, бутылка с этим делом у меня в экранке имелась про запас, а потом опять уселся за пайку и наладку электронной части устройства. Меня никто не беспокоил добрый час, а потом зашёл Аскольд.

— О, давно тебя не видел, — поприветствовал я его, — с чем пожаловал?

— Пришел рассказать про Мишку, — плюхнулся он на стул рядом со мной. — Который Шифман.

— Что он башковит? — уточнил я.

— Да это и так всем ясно, — лениво отвечал он, — хотя башковитость не помогла ему, когда менты свинтили. Я про другое… ты, кстати, чего тут паяешь?

— Устройство сопряжения графопостроителя с СМ-кой, — запудрил я ему мозги, — вон этой хреновины (я показал за спину) с этой херовиной (черные шкафы слева). Так чего там с Мишкой-то?

— Выпустили его, как я и говорил, — ответил Аскольд, — очень большие дяди в игру вступили. Но не вчистую выпустили, а под подписку. Так что год условно он скорее всего поимеет.

— Интересно, — ответил я, не отрываясь от пайки, — а на чём его повязали, не знаешь?

— Знаю, конечно, только это секрет.

— Да ладно, начал уж если, то заканчивай, — подколол его я, — какие секреты в наше время.

Аскольд некоторое время боролся со своим вторым я, но победило первое, поэтому он и вывалил всё на поверхность:

— Короче, сдал его кто-то из наших, вот чего… при обмене товара на бабки повязали Мишку вместе с одним барыгой из Москвы. О месте и времени при этом никто, кроме них, не знал — так что либо подслушали, либо кто-то из них проговорился.

— Либо этот барыга ментовской наседкой оказался, — добавил я вариантов.

— Вряд ли… — задумался Аскольд, — барыге пятерик светит, я это точно знаю.

— А мы с тобой вовремя с этого дела спрыгнули, — продолжил я свои глубокие мысли.

— Тоже верно, — согласился Аскольд и собрался уходить, но я его остановил.

— Слушай, ты вроде человек опытный и бывалый, — начал я, — посоветуй, чего мне делать.

— Выкладывай, — вернулся он на свой стул, а я и выложил ему ситуацию с Оленькой в фас и в профиль… имен, правда, никаких не назвал.

— Так-так-так, — прищурился Аскольд, — прямо вот тыщу и запросила?

— Прямо вот так и вывалила, — подтвердил я.

— А замуж её взять не предлагала?

— Не, насколько я знаю, у неё сейчас новый хахаль имеется.

— Вот что я скажу тебе, друг мой Камак, — задумчиво начал излагать Аскольд, — первое… оно же и последнее — тесты на беременность у нас показывают достоверный результат, только начиная с третьего месяца. А она сколько сказала?

— Полтора, — ответил я.

— Первая несостыковка. Вторая — тыща это несуразная сумма, столько за год в нашем ИППАНе многие не зарабатывают, если чистыми взять. Ну и на закуску — имеешь полное право просто её послать на все четыре стороны, доказательств, я так понимаю, у неё никаких, да?

— В принципе да, свидетелей точно никаких нет.

— И тест на ДНК у нас пока только в одном институте в Москве делают, если вдруг до этого дойдёт — до этого института она точно не доберется. Так что смотри сам…

— А ты бы что сделал на моём месте? — спросил я.

— Я? — ухмыльнулся он, — я бы дал ей денег, но не тыщу, конечно, а рублей 50 или 100 и на этом мы бы и разошлись, как в море корабли. Девочка-то это Оля что ли?

— Я никаких имен не называл, — резко ответил я и разговор наш на этом завершился.

А вечером у меня был новый визит в больницу номер 40, самую лучшую во всем нашем необъятном Заводском районе, от границ Южного посёлка и до самого Северного шоссе. По старой привычке умыкнул брошенный в приемном покое халатик и залез на четвертый этаж в реанимацию. А там меня ждал сюрприз — на этот раз приятный, в виде исключения, наверно.

— Перевели Балашову в обычную палату, — сказала мне ворчливая нянечка, — третий этаж, точно не знаю где, найдёшь, если надо.

Я и отправился искать затерянную палату с мамой… нашёл мигом, в первую же попавшуюся дверь увидел я её, лежащую возле окошка.

— Привет, как дела? — сказал я, заходя в дверь.

— Как сажа бела, — откликнулась она. — Вроде на поправку пошла.

— Это сын твой что ли? — спросила соседка, рыхлая бабища очень среднего возраста.

— Да, Петя, — подтвердила мать, — если бы не он, я бы не выкарабкалась…

— Ну-ка, ну-ка, — оживились и остальные обитатели этой палаты, — расскажи, как это?

Мама вздохнула и вкратце пересказала, как я её за руку держал, а у неё при этом состояние на глазах улучшалось.

— И не только у меня — там в реанимации рядом ещё одна женщина лежала, он и ей помог. Как её… Вера Петровна кажется, она на втором этаже она сейчас.

— Дык может твой сынок и мне поможет, — заволновалась та первая бабища, — а то ноги так ломит, хоть на стенку кидайся.

— Это артрит, скорее всего, — ответил я ей, пора уже, подумал, и мне в этот хор вступить, — с артритом я ничего наверно не сделаю — надо физические упражнения делать, тогда пройдёт.

— А у меня, — подала голос другая бабка от двери, — голова разламывается кажинный день. Так что выть хочется.

— Мигрень… — предположил я, — ложись на койку.

А далее я наложил обе ладони на её лоб и задержал дыхание на десяток секунд. Руки убрал через минуту.

— А ведь и помогло, — радостно сообщила бабка, — не болит больше.

— И мне, и мне, — тут же раздались голоса с других коек, — и у меня болит.

— Спокойно, граждане, — остановил я их, — в порядке очереди — в следующий мой приход и с вами разберемся, а сейчас у меня внутренняя батарейка села.

Упоминание непонятной батарейки остановило народ, а я помог подняться маме, и мы вышли в пустынный больничный коридор.

— Зря ты про меня сказала, — укорил я её, — теперь они мне проходу не дадут.

— Я не нарочно, — ответила она.

— Ладно, проехали, — буркнул я, — когда выписывать-то будут?

— Через неделю обещали, — сказала она, — и сразу в санаторий поеду, в Жолнино.

— Отлично, — обрадовался я, — полностью бесплатная путевка-то или частично?

— Пятьдесят процентов за счет профсоюза, остальные 60 рублей с меня.

— Замечательно, — продолжил радоваться я, — я тебя провожу в это Жолнино. Туда же, кажется, прямо из нашего района электричка ходит?

— Да, со станции Счастливая, — подтвердила она, — два раза в день, утром и вечером. А у тебя-то как дела, сынок?

— Да всё путём, — не стал я вдаваться в детали своих взаимоотношений с подругами, — дела идут и жизнь легка.

— Ни одного печального сюрприза? — вспомнила она продолжение этой песенки Утесова.

— Ага, практически ни одного, — подтвердил я. — В командировку разве что могут услать. Но недалеко и не в ближайшую неделю… в Москву или в Питер.

А когда я попрощался с ней и уже спускался по выщербленной тысячами больных лестнице, мне навстречу попался врач, который делал операцию, как его… Иннокентий Антоныч вроде.

— Так, — строго посмотрел он на меня, — ты сын Балашовой, верно?

— Точно, — не стал отпираться я, — я её сын.

— Пошли поговорим, — пригласил он меня, а я не стал отказываться.

Зашли в ординаторскую на третьем этаже, пустынную на этот момент, он вытащил из холодильника бутылку нарзана, предложил мне, а когда я отказался, выпил прямо из горла и приступил к беседе.

— Знаешь что, Петя, — вспомнил он и мое имя, — а мы ведь уже почти списали твою мать…

— В смысле — списали? — не совсем понял я.

— Ну случай очень тяжёлый попался, побочка вылезла — шансов на спасение у неё по моему скромному опыту оставалось процентов 20… ну 25.

— Значит, повезло, — отвечал я.

— Ага, после того, как ты что-то с ней сделал, — не повёлся он на мою уловку, — мне медсестра рассказала про это… и про то, как ты её одним внушением отправил к чёрту на рога, тоже поведала.

— Ей показалось, Иннокентий Антоныч, — вежливо возражал я, — я же просто рядом посидел, а медсестра сама ушла, дела у неё какие-то образовались.

— Ну-ну, — с большим сомнением посмотрел на меня врач, — дело твоё, конечно, но вот лично я бы такой талант в землю зарывать не стал. Большие деньги мог бы зарабатывать, если всё оно так, как мне рассказали.

— Деньги у меня есть, — угрюмо отбоярился я, — так что я подумаю немного над вашим предложением. Да, а что сейчас у матери-то?

— Всё хорошо у неё, — ответил он, — даже операционные рубцы почти рассосались… это через неделю-то после операции. Телефон свой мне оставь на всякий случай.

Я пожал плечами и написал шесть цифр ему в блокнотик, а тут дверь открылась и в неё просунулась детская физиономия. Зина, вспомнил я, дочь этого Кеши, а ещё ученица мамы… она же мне и сообщила про диагноз пару недель назад.

— Привет, пап,- сказала она, — занят?

— Да уже освободился, — ответил тот.

— А я тебя знаю, — ткнула она в меня пальцем, — ты сын Клавдии Николаевны.

— Точно, — ответил я.

— Ты чего хотела-то?- спросил врач.

— Ключи от дома забыла — дай мне свои.

Он передал ей большую связку, не меньше семи штук, и она вышла на лестницу вместе со мной.

— Мороженку мне купишь? — сразу же начала она с обязательной программы.

— С чего бы это? — хмуро спросил я.

— Расскажу тебе одну интересную вещь, — пообещала она.

Глава 8

Широта, долгота и высота

— Я нашёл, — напряжённым голосом сказал Сергей, — то, что нам надо.

— И что конкретно, — уточнил я, — ты там обнаружил?

— Вот, видишь, как этот прибор называется? — показал он на экранчик в левом углу рубки.

— Ну NavStar, — ответил я, — и что дальше?

— А дальше то, что это спутниковая навигационная система, я про неё читал в журнальчике, который наш ИПП выписывает, как его… Space flight кажется.

— И что ты там вычитал в этом Спейс-флайте? — продолжил тупить я.

— В систему входят 24 спутника на 6 круговых орбитальных траекториях, — начал вспоминать Сергей, — они обеспечивают своими услугами 100% территории Земли.

— И как же они это делают?

— Местоположение спутников известно с точностью до километра. Эти вот ответные устройства выдают сигналы на спутники и замеряют задержку ответа от них — если это проделать с тремя спутниками и наложить время задержки ответа, пересчитанное в расстояние, на карту, то получится единственная точка на земной поверхности, та, откуда вышел изначальный сигнал. Как-то так, если коротко…

— Понятно, — вздохнул я, — но это всё голимая теория, а на практике мы чего имеем?

— Щас разберемся, — пообещал он и начал изучать пульт управления этой хреновиной, а я молча присоединился к нему.

— По-моему, его сначала включить надо, — выдал я очень умную мысль и без дальнейших промедлений взял и нажал на кнопочку ON.

Экранчик (не жидкокристаллический, упаси боже, обычный ЭЛТ зеленого света) засветился и отобразил схематичную карту северной части Тихого океана — справа тут была Аляска с Ванкувером, а слева наша Камчатка, Курилы и Сахалин.

— Что-то я не вижу точки с нашим местоположением, — нервно сказал Сергей.

— Может не прогрелось просто, — предположил я, — а может надо что-то ещё включить, чтобы замер произвести.

Мы продолжили напряжённое изучение матчасти, сталкиваясь лбами, но ни к чему конкретному не пришли.

— А я знаю, что это, — раздался вдруг сзади голос.

Мы одновременно повернулись — это был помощник Ираклия, как уже его там… Василий кажется.

— И что это? — почти одновременно спросили мы у него с Сергеем.

— Приемо-индикатор системы Транзит, вот что — мы его на последних курсах изучали. Определяет координаты по спутниковым отметкам.

— Может, ты и запустить его сможешь? — с надеждой спросил я.

— Как два пальца об асфальт, — уверенно ответил он, отодвинул нас в сторону и перещёлкнул пару тумблеров на передней панели.

— Щас будет, — пообещал он, — надо подождать, не так быстро эти процессы происходят… о, вот и наше местоположение, — он указал на яркую зелёную точку, высветившуюся в правой части экрана. — А это координаты в цифровом виде.

И он указал на два индикатора внизу прибора, на них выскочило следующее — 152′12'«long на одном и 46′33»'lat на другом.

— Широта это вторая по-моему, — предположил Сергей, а я его поддержал, — точно, потому что 152-го градуса широты не бывает, там всего их 90, этих градусов. Здесь карта должна быть, давайте поищем.

Мы разделили ходовую рубку на секторы и начали методично искать что-то, похожее на бумажную карту. Удача улыбнулась мне — в одном из ящиков справа на стеллаже я обнаружил огромный фолиант с картами всего мира, формата А3, если не больше. Мы разложили его на столе и лихорадочно начали листать.

— Здесь, — выкрикнул Серёга, когда увидел знакомые очертания Камчатки и Курил, — вот 46 широта, вот 48-я, мы между ними плывем…

— Идем, — поправил я его, — а плавает сам знаешь что…

— Ну идём, — не стал спорить он, — а вот 152 и 154 долгота… если грубо взять середину между ними всеми, то мы должны быть недалеко от острова Симушир…

— Да, километров 50 где-то до него, если верить этой дуре, — я показал на навигатор. — Возможно с него нас корейцы и забрали.

— Симушир-Симушир,-забормотал помощник Вася, — что-то я про него слышал.

— Серёга, — обратился я к нему, — у тебя же вроде справочник какой-то был туристический.

— Точно, — спохватился он, — я за справочником, а вы капитана позовите — он все же у нас главный тут.

Через пять минут я привел Ираклия, а Сергей отыскал туристический справочник и начал внимательно изучать его.

— Это вы молодцы, конечно, — похвалил нас Ираклий, — но что это нам даёт в практическом плане, не очень понятно.

— Ну как что, — обиделся я, — мы теперь можем хотя бы приблизительно обозначить направление, куда нам двигаться — Серёга, какой тут ближайший населённый пункт? И что это вообще за Симушир такой?

— Симушир, — начал с последнего вопроса он, — вулканический остров в составе средней группы Курильских островов. 340 квадратных километров, в длину 50, в ширину от 4 до 10. Население ноль человек. О, здесь была военная база, сейчас, пишут, уже закрыта.

— Чья база-то?- решил уточнить Ираклий, — наша или японская?

— Не написано… — почесал затылок Сергей, — наверно как обычно — сначала японская, потом наша. Да, ближайшее жилье здесь это либо Северо-Курильск на Парамушире, это… это 450 км на север… на северо-восток. Либо Южно-Курильск на Кунашире — 500 км на юго-запад.

— Что в лоб, что по лбу, — так сформулировал свои размышления на этот счёт Ираклий.

— А где гарантия, что этот сундук нам правильные координаты выдал? — продолжил спрашивать капитан. — И вообще, может это и не координаты вовсе?

— А что, например? — задал ответный вопрос я, — одним штрихом сверху градусы обозначаются, двумя — минуты, я это хорошо запомнил из уроков географии в нашей 36-й школе…

— Ладно, — поморщился Ираклий, — примем условно, что это координаты и что они верные, хотя второй независимый источник информации хотелось бы иметь. Что дальше делать будем?

— Вообще-то это мы у тебя спросить хотели, — высказал я общую мысль остальных членов нашей команды, — ты же тут за старшего — назвался груздем…

— Полезай в кузов, — закончил поговорку за меня капитан, — дальше давайте с двигателем разбираться.

— С двигателями, — поправил его я, — мы, когда генераторы искали, я успел заметить, что их две штуки тут.

— Нам и одного хватит, — это уже помощник высказался, — кто тут назывался главным груздем по двигателям? — подколол он меня.

— Намёк понял, — кивнул я Сергею, — мы пошли в машинное отделение…

— Стоять, — задержал меня Ираклий, — сначала приём пищи, потом двигатели — повариха должна уже что-то приготовить.

— Кок, а не повариха, — зачем-то уточнил я, — мы же на плавательном средстве, а не на земле сейчас, значит надо соответствовать.

На это мне совсем уже никто не возразил, и мы гуськом вернулись в кают-компанию. Повариха, она же кок, не подвела — большая кастрюля стояла посреди стола и из неё валил пар.

— Садитесь жрать пожалуйста, — сказала она нам четверым словами Васи Али-Бабаевича, а остальные уже и так сосредоточенно черпали ложками аппетитно пахнущую жидкость из тарелок.

— Как хоть это называется?- спросил я, зачерпнув себе половником из кастрюли.

— А я знаю? — огрызнулась повариха, — собрала, что было у них в запасе, сварила, получилось вот это.

— Зато я знаю, что получилось, — ответил я, попробовав варево, — очень похоже на кимчи, национальное корейское блюдо… вообще-то оно из одних овощей обычно делается, но ты, я смотрю, рыбы добавила — так тоже можно, будет называться кимчи-тиге.

— Ага, в холодильнике у них красная рыба лежала, горбуша, по-моему, — призналась повариха, — я её и добавила.

— Отлично получилось, — похвалил её я. — А на второе чего-нибудь будет?

— Компот еще, — хмуро ответила она, — сухофрукты я нашла. А для второго времени мало было, на ужин получите.

Ну, на ужин, так на ужин, мысленно вздохнул я, и на этом спасибо тебе.

— Всё, — хлопнул в ладоши Ираклий, когда мы допили компот, — за работу, а то не дай бог погода испортится — мало никому не покажется. Да, а где там наши наблюдатели-то?

— Они уже поели и ушли обратно на свои посты, — рассказал Виталий, — ничего интересного за время дежурства не увидели.

И мы гуськом отправились по своим местам — капитан предложил мне помощь с двигателями, но я отказался, все равно толку с него чуть, только мешать будет.

— Правильно, Серёга? — спросил я у товарища, когда мы спускались в машинное отделение, — что я его отшил?

— Не знаю, — хмуро отвечал он, — дальше видно будет. Ну вот оба движка, — показал он на две зеленые дуры в очередном отсеке, — какие наши действия?

— Хорошо бы мануал почитать, — вздохнул я, — но вряд ли мы его тут найдём. Так что будем действовать методом проб и ошибок…

— Давай, только ты того… поаккуратнее, а то взлетим все к небесам.

— Ага, а тамнас встретит апостол Пётр, — продолжил я его мысль. — Я на свидание к нему не тороплюсь, поэтому работать будем предельно аккуратно… вот это, если я что-нибудь понимаю в двигателестроении, главный пульт управления… фирма, кстати, та же самая, МАН…

— А вот мне сдается, — неожиданно выдал реплику Сергей, — что управлять-то этой штукой, если в рабочем режиме, без форс-мажоров, должны сверху, из ходовой рубки.

— Это верно, — не глядя согласился я, — но первоначальный прогрев и запуск, как мне представляется, все-таки отсюда производят, а когда уже все выйдет в рабочее состояние, то отсюда передают управление наверх. Так что начинать здесь надо по-любому…

— Ну тогда давай начнём что ли… помолясь, — такую ремарку добавил Серёга, а я возражать не стал и внутренне прочитал пару первых строк Отче наш.

— Пульт-то включен, — заметил я, вчерне завершив осмотр этого ящика, — вон те две лампочки горят. Это значит что? — задал я риторический вопрос напарнику, а он выдал на него риторический ответ:

— Это значит, что сначала надо запустить холостой ход и прогреть турбины…

— И не будем забывать про управление рулём, — задумчиво добавил я, — если все время по прямой двигать, то совсем не туда можно зарулить…

— Рулём управляет отдельная хреновина, — предположил Сергей, — вон там, возле генераторов которая.

— Ага, а с ней связаны компрессоры, они тоже возле генераторов стоят, но это следующий этап будет, а пока давай перещёлкнем вот этот тумблер в положение ON, — и я сделал это ход.

Сначала ничего не изменилось, а потом раздался нарастающий гул, сопровождаемый вибрацией, всё вокруг нас затряслось и запрыгало.

— По-моему что-то пошло не так, — перекрикнул шум Сергей, — я бы на твоём месте выключил это обратно.

— Вот когда будешь на моём месте, тогда и выключишь, — ответно проорал я ему, — а пока ждём.

И я оказался прав — шум потихоньку стал ослабевать, пока не снизился до приемлемого уровня.

— А теперь, если я что-то понимаю в двигателях, — продолжил я, — надо прогреть его минут пять, не меньше, а потом перевести в автоматический режим и передать управление наверх — правильно?

— А хер его знает, товарищ Камак, — это всё, что смог ответить мне Серёга.

Глава 9

Юрик-жмурик

— На тебе твою мороженку, — сказал я, прикупив в ларьке возле овощного магазина брикет Ленинградского за 22 копейки, больше они ничего предложить не могли, — и рассказывай свои интересные новости.

— А ты меня не торопи, — хитро прищурилась она, — дай до конца доесть. Себе-то чего не купил, не любишь мороженое?

— Не так, чтобы уж совсем не люблю, — зачем-то пустился в объяснения я, — но и страстью к нему не пылаю. Бесполезный продукт, только деньги переводить.

— Ясно, — ответила она, аккуратно долизав бумажку со знаковыми местами города на Неве, а именно — Медным всадником, ростральной колонной и крейсером Аврора, — спасибо тебе, Петя, добрая у тебя душа…

На это я совсем не нашёлся, что сказать, поэтому без пауз продолжила она:

— Ну тогда слушай и запоминай, я два раза повторять не буду. Короче говоря, маму твою из нашей школы увольнять собрались, в связи с продолжительным отсутствием на рабочем месте.

— Бред какой-то, — тут же вырвалось у меня, — чтобы в нашей советской стране кого-то увольняли по такому надуманному поводу. Да по первой жалобе в то же РОНО её восстановят, а увольнителям сделают бо-бо.

— Но это ещё не всё, — продолжила она.

— Ты давай быстрей говори, — окрысился я, — чего это из тебя все надо клещами вытаскивать…

— А ты меня не торопи, — повторно сказала она, — успевает везде тот, кто никуда не торопится.

— Ага, — решил подколоть её я, — особенно на поезд или самолёт торопиться не надо — подождут, никуда не денутся, — и тут я вспомнил, что сегодня надо же проводить Нину на вокзал.

Она пропустила мою реплику мимо ушей и перешла к сути.

— В больницу больше не ходи, — сказала она мне, — слух про тебя пошёл, что народ вылечиваешь от всего подряд, от простуды до онкологии. Так что в следующий раз тебя больные просто на части могут разорвать.

— А вот за это спасибо тебе, добрая девочка, — усмехнулся я, — в больницу я всё-таки схожу, но перед этим попробую изменить внешность…

— А ты умеешь? — заинтересовалась она.

— Ага, был небольшой опыт, — рассеянно отвечал я, — а откуда ноги растут у этих слухов? Ну что я там вылечиваю все, что шевелится?

— Вот этого я не знаю, — махнула портфелем Зина, — само собой как-то возникло на ровном месте. А ты и правда умеешь это делать?

— Сложно сказать, Зинуля, — вздохнул я, — пару раз получилось, но это не значит, что будет получаться и дальше.

— Ну ладно, мы уже пришли, — она махнула портфелем в сторону, — вот мой дом, а вон наша школа. А тебе через парк надо на ту сторону.

— Всё-то ты знаешь, — ответил я, — ну бывай, удачи тебе.

И я зашагал домой прямиком через садово-парковую планировку нашего ПКО имени 24-го съезда КПСС. Которая плавно перетекала из регулярного французского типа, с боскетами, аллеями и девушками с вёслами, в пейзажный английский тип, близкий по идее к естественному ландшафту. А если уж быть до конца честным, то где-то на середине этого парка у устроителей закончились деньги, и поэтому вторая половина состояла из зарослей лопухов, лебеды и крапивы разной высоты и интенсивности.

Нина ждала меня дома с уже приготовленным ужином — она расстаралась и выдала на-гора последнюю изученную кулинарную диковинку, гуляш с картошкой-пюре.

— Обалдеть, как вкусно, — честно признался я, умяв примерно половину приготовленного. — А ты чего такая хмурая?

— Живот что-то болит, — призналась она.

— Женские дела, может, начинаются? — предположил я.

— Вроде рановато, через неделю по графику, — сообщила она.

— Ну тогда ложись на диван, — предложил ей я, — посмотрим.

— С каких это пор ты в медицине стал разбираться? — спросила она.

— С недавних, — буркнул я, — ну чего, будем лечиться или будем лорда-хранителя печати ломать?

— Будем лечиться, Петенька, будем, — согласилась она, — одежду снимать?

— Халат расстегни, больше ничего не надо, — сказал я и начал исследовать больную.

Минуты две наверно у меня ничего не получалось, а потом неожиданно накатило оно самое, второе внутреннее зрение — и я увидел, как на картинке, содержимое её живота…

— Вставай, — сказал я, — сеанс закончен.

— Ой, и правда прошло, — улыбнулась она, — что там было-то?

— Синдром раздраженного кишечника, вот чего, — отвечал я, — ерунда на постном масле. Тебе не пора на вокзал-то выдвигаться?

* * *

На вечерний поезд с поэтичным названием «Волжские просторы» мы успели с большим запасом, минут за сорок до отхода, даже посадку ещё не объявили.

— Ой, кого я вижу, — раздалось сзади, когда мы обозревали содержимое газетного киоска.

Это оказался наш коллега по ИППАНу Паша Чиркин.

— Вы тоже что ли в командировку? — справился он.

— Она едет, я провожаю, — ответил я.

— А вагон у тебя какой? — перешёл он уже непосредственно к опросу Нины.

— Десятый, а у тебя?

— И у меня тоже, — обрадовался он так, что казалось, выпрыгнет сейчас из штанов. — Девятое место.

— А у меня десятое, — посмотрела на свой билет Нина, — вот и ладно, уступишь девушке нижнюю полку.

А я посадил их в вагон и уехал домой на всё том же двенадцатом трамвайчике, обуреваемый чувствами, близкими к ревности. А наутро вот какое приключение у нас случилось на антресолях зала управления физическим стендом 30/22…

С утра товарищ Бессмертнов усадил меня за тестирование двух новых модулей КАМАК, пришедших к нам из вольного города Вильнюса. Один из них был простым таймером, правда очень быстродействующим, на микросхемах 531 серии, а второй прецизионным АЦП с преобразованием аналогового сигнала аж в 32-битную линейку.

Вот я и сидел в своём отсеке, упираясь носом в розовую занавеску, за которой было что-то вроде разделительного коридорчика с соседним отсеком. И туда, в этот коридорчик, где стоял стол и два стула, с самого утра зачем-то целенаправленно загрузился физик-программист Юра Шпагин — насколько я понял, он принимал какую-то работу у нашего Шурика, вот они и бубнили там всё утро на два голоса.

Я, значит, измеряю параметры АЦП в разных режимах, из-за занавески раздается дружное бу-бу-бу, самодельный магнитофон за спиной транслирует творчество группы «Динамик» имени Владимира Кузьмина, неизбывное его «Спортлото»… «снова я рискую, но не сдамся ни за что, снова я рискую, я играю в Спортлото» и конечно же финальное «номер двести сорок шесть — Динамик». На грани фола песенка, если положить руку на сердце, за неё потом, как я помню, Кузьмина прополаскивали в разных идеологических инстанциях.

Но сейчас не об этом, а об Юрике… в какой-то момент бубнёж за занавеской стих, Кузьмин со своим Динамиком тоже выдохся, и в лаборатории наступила относительная тишина, я даже обрадовался, что наконец-то ничего на уши не давит. Но продолжалось это недолго, и из этого узкого коридорчика раздался хрип пополам с кашлем.

— Чего это? — повернулся ко мне Коля, паявший чего-то электронного на соседнем столе.

— Надо посмотреть, — сорвался с места я, обогнул стойку с измерительными приборами и крейтами и заглянул в этот закуток.

Юрик лежал на полу, хрипло дышал и изо рта у него раздувался пузырь.

— Ты чего? — опустился я на колено рядом с ним, — плохо что ли?

А он ничего не сказал, не мог наверно, а только сделал руками некое движение, обозначавшее видимо, как ему хреново. Я повернулся назад, там на нас смотрели и Коля, и Шура, я и крикнул им «Скорую вызывайте быстрей!», а сам начал расстегивать халат и рубашку на Юре. Назвался народным целителем, так соответствуй, мысленно сказал я спам себе, Джуна, блин, Балашишвили нижнереченского замеса.

Подложил под голову ему пару книжек со стола и попытался сосредоточиться, но что-то ничего у меня толком не получалось… возможно вчера израсходовал много энергии в больнице и с Ниной. Сзади тем временем кто-то бегал и кричал, потом появился Бессмертнов.

— Ты чего тут делаешь? — строго спросил он меня.

— Пытаюсь помочь больному, — ответил я.

— И чего, получается?

— Если ты мешать не будешь, — незаметно перешёл я на ты, — то может и получится.

И он исчез из поля моего зрения, а у меня наконец-то включился внутренний тепловизор и я сразу увидел, в чём проблема у Юрика — инфаркт у него случился, не вот прямо обширный и фатальный, но весьма приличных размеров. Наложил руки на нужное место, сосредоточился ещё раз и начал думать о хорошем… а самое хорошее, что я вспомнил, было возвращение с сельхозработ на первом курсе политеха. Когда все нечернозёмные грязи Починковского района остались позади, а впереди маячила только чистая одежда, ванна с горячей водой и не надо больше ползти раскорячившись по колхозным бороздам.

А и получилось ведь — Юрик ожил, открыл глаза и молча привстал в положение сидя. А я быстро убрал руки и прислонил его к стенке шкафа. А тут и врач прибежал, не со Скорой, инициативные ребята додумались пригласить главного из психушки напротив, как уж его… Горлумд кажется, психушка же гораздо ближе.

Он молча отстранил меня от Юрика, задал тому пару вопросов, посмотрел глаза, оттянув веки, послушал зачем-то лёгкие стетоскопом, а потом заявил:

— Тебе надо в больницу, дорогой, инфаркт миокарда у тебя по всем признакам.

— Уже не надо, — хмуро ответил Юра, — меня вот он вылечил, — и он ткнул пальцем в меня.

— Да ты что? — изумился Горлумд, — и каким же образом?

— Вот у него и спроси, — тоже перешёл на ты Юрик, — а я пойду полежу пока…

— Надо тебе в больницу, — поддержал я врача, — надо, Юра. Мало ли что…

Скорая таки прибыла через положенные полчасика, Юру забрали с собой (я спросил куда — ответили, что в пятую, это совсем рядом, километр от ИПП), про меня речь не зашла, а и на том спасибо. Но психо-доктор про меня таки не забыл, и когда всё закончилось, взял за пуговицу и увёл к себе на службу. А я и не сопротивлялся.

— Значит тебя зовут Пётр Балашов, — он открыл холодильник и достал оттуда бутылку Нарзана, — будешь?

— Нальёте — буду, — перешёл я обратно на вежливую форму общения, — а зовут меня Петей, да.

— И ты недавно у нас тут обследовался, — констатировал он, раскрыв какой-то толстый гроссбух.

— И это было, — вторично вздохнул я, допив стакан с шипучим напитком.

— И никаких отклонений у тебя мы не нашли? — продолжил допрос Горлумд.

— Точно, — подтвердил я.

— А по всему получается, что они у тебя имеются, некие отклонения, — высказал он наконец свою главную мысль.

— Значит, хреново вы меня обследовали, Генрих Готлибович, — сообщил я ему логический вывод из всей этой катавасии.

Глава 10

Эхолот

Мы некоторое время смотрели с Серёгой друг на друга, а потом я решительным жестом перещёлкнул нужный тумблер в положение Auto, а затем нажал на кнопку «Сonnection with the wheelhouse». Динамик захрипел, но более ничего из себя не выдавил.

— Давай наверх, — скомандовал я Сергею, — там должна стоять аппаратура связи с машинным отделением, примерно такая же, как вот эта, — и я показал на чёрный ящик со встроенным репродуктором и микрофоном. — Попытаемся наладить связь.

Сергей все быстро схватил и унёсся по трапу, а я начал осматривать то, что мы ещё не идентифицировали. Рядом с генератором и верно имелась круглая штуковина, очень похожая на компрессор, а рядом тоже круглая дура, но менее высокая, это скорее всего был механизм управления рулём.

А, была-не была, махнул рукой я, двум смертям не бывать, а одной не миновать — и нажал кнопку включения и этих агрегатов. Компрессор загудел, сначала на высоких тонах, потом снизил шум до приемлемого. А тут сзади меня заквакала связь с мостиком.

— Ну что, нашел приемник? — сказал я в микрофон, и он искаженным донельзя голосом Сергея ответил:

— Нашел, что дальше?

— Дальше попробуем тронуться и пройти хотя бы сотню метров.

Но тут в разговор вклинился Ираклий:

— Сначала надо якоря поднять, а то мы далеко не уедем.

Вот же новая напасть, в сердцах подумал я, про якоря-то и забыл совсем… и я поднялся на мостик.

— По-моему вот эта хреновина управляет подъемом и спуском якорей, — сразу с порога объявил мне капитан, показывая на отдельно вынесенный блок с крупной надписью «Anchors» на нём.

— По-моему тоже, — с ходу определился я, — на старых моделях судов эти якоря два матроса вытаскивали с помощью здорового ворота, но здесь наверняка это дело автоматизировано.

— Включаем? — обратился сразу ко всем нам Ираклий.

— Надо рискнуть, — за всех нас ответил Сергей.

И капитан поднял рыжачок включения на этом приборе. Лампочки зажглись на секунду и сразу погасли, кроме двух, под которыми было написано «Bottom».

— Оба якоря лежат на дне, если верить этим индикаторам, — сообщил я, — теперь надо их поднимать, верно?

— Стоп, — сказал Сергей, — сначала надо проверить, нет ли кого возле якорных цепей — а то вдруг кто туда руку засунул, останется без руки ведь.

— Вот ты иди и проверь, — сказал ему капитан.

А я пораскинул мозгами и выдал новую вводную:

— А ещё здесь должен быть эхолот… ну штука, которая замеряет глубину под килем — если мы на мель попадем или на скалы, не дай бог, ничего хорошего из этого не будет…

— Я тоже про это думал, — эхом отозвался Ираклий, — это скорее всего вот здесь расположено, — и он показал на отдельную тумбочку в правой стороне рубки, на которой сбоку значилось «SONAR».

Но тут вернулся Сергей с сообщением, что никого на палубе вообще нет.

— Поднимем сначала один якорь, — предложил я, — а то мало ли что… Серега, а ты визуально проконтролируй выход якоря из воды.

Сергей вышел вправо, а капитан нажал на кнопку «Lifting»… раздался жуткий грохот от правого борта, это цепь начала наматываться на барабан. Через добрых полминуты Сергей крикнул, что якорь показался над водой, а капитан спросил:

— Тут надо выключить эту дуру или автоматика сработает?

— Да кто его знает, — отвечал я, — я бы на всякий пожарный подстраховался и вырубил, а то вдруг оно цепь порвет.

И Ираклий отжал кнопочку «Lifting», скрежет мигом прекратился.

— Якорь сейчас висит в воздухе и качается, — крикнул со своего места Сергей.

— Хрен с ним, — махнул рукой Ираклий, — хотя он ведь и борт пробить сможет…

— Да, — согласился с ним я, — подтянул бы ты его еще на пару метров.

Процедура подтягивания включала в себя обратную связь от Серёги — он махнул рукой, когда якорь занял свое место в нише правого борта.

— Вот теперь все нормально, — улыбнулся Ираклий, — ну что, повторим процедуру с левым якорем?

Тут вообще все прошло без сучка и задоринки, и только капитан приготовился включать движки в рабочий режим, как я вспомнил про эхолот.

— Да, — сразу передумал стартовать Ираклий, — давай еще и с этой хреновиной разберемся… что ты вообще знаешь про эхолоты? — почему-то он у меня спросил.

— Я? Да ничего… — ответил было я, но тут же передумал, — хотя, если покопаться в памяти…

— Давай, копайся, — подбодрил меня капитан, — ты из нас самый начитанный похоже.

И я вытащил вот какие сведения:

— Эхолот, он же сонар, он же гидролокатор — это такой прибор, который может обнаруживать подводные объекты с помощью акустического излучения. Там не слышимые частоты обычно используют, а ультразвук, но это неважно.

— А что важно? — задал наводящий вопрос Серёга.

— Гидролокаторы делятся на пассивные и активные… пассивные нам сейчас ни к чему, это чтоб обнаруживать вражеские корабли и подводные лодки, издающие определённые шумы. У нас тут на сто процентов активное устройство. Оно выдает звуковые волны и замеряет задержку после отражения этих волн от препятствия — в нашем случае от дна моря. Таким образом определяется расстояние до дна.

— Тут экранчик есть, — сказал Ираклий, — на нём наверно и профиль дна можно увидеть.

— Да наверняка, — поддержал его я, — давай попробуем включить — где наша не пропадала.

Но включить мы ничего не успели, потому что раздался дробный стук каблуков по левому борту и на мостик влетела взволнованная Людочка:

— Судно какое-то на горизонте, — возбуждённо сказала она сразу всем нам. — Чё делать будем?

— В каком направлении? — сразу задал нужный вопрос капитан.

— Вон там, — махнула она рукой куда-то назад, — по-моему это юго-запад.

— Пошли посмотрим, — сориентировался в пространстве Ираклий, — а ты (он показал на меня) поищи ракетницу, вдруг найдётся.

— Есть, — взял я под козырёк.

И они все умчались на крышу мостика… нет, не все, помощник здесь всё же остался, присматривать за порядком наверно, а я отправился на поиски ракетницы.

Если кто-то не знает, то ракетница, она же «пистолет сигнальный», это такое устройство для стрельбы сигнальными или осветительными патронами. В фильмах про войну, наверно, все видели, как освещали поле боя такими штуками. Оно даже в песню попало из «Белорусского вокзала» — «взлетает красная ракета, бьет пулемет неутомим, а значит…» ну и так далее.

Калибр у этих штучек обычно большой, 26 мм и более, заряжаются они как правило с переломом ствола, патроны для него бывают двух основных видов — так называемого ночного действия, осветительные, и дневного, с дымами. Обычно цвет патрона соответствует цвету сигнала или дыма. В СССР самый распространенный сигнальный пистолет — системы Шпагина, а как тут у корейцев с этим дело обстоит, знает только их корейский бог, Конфуций или Будда.

Корабль вообще-то большой, искать на нем маленький пистолетик это всё равно, что иголку в стоге сена… или булавку в озере. Но мне откровенно повезло — во втором открытом помещении справа по борту в ящике, встроенном в стену нашлись целых две штуки искомого, оба немецкие, судя по маркировке, оба Вальтеры образца 42 года. И рядом аж две пачки патронов для них, по 20 штук в пачке. Самого разного цвета, взял один Вальтер и одну пачку и быстренько залез на крышу мостика.

— Ну как, нашёл? — сразу же спросил меня капитан.

— А то как же, товарищ начальник, — похвастался я, держа в одной руке пистолет, в другой патроны.

— Как им пользоваться? — продолжил вопросы он.

— Пистолет переламывается пополам, — я наугад нажал на кнопочку сбоку, оказалось, что угадал, — и сюда вот засовывается патрон капсюлем назад.

— А чего они разного цвета?

— Так наверно таким светом оно и светить будет, как обозначено, — предположил я, — или дым выдавать такой.

— Нам бы дымовую, — встрял в разговор Сергей, — сейчас же белый день, свет плохо виден будет.

— Вот убей не знаю, — признался я, — что из них дымовое, а что световое — надо попробовать разные. Да, а что с судном-то, которое Люда усмотрела?

— Да вон оно, — показал куда-то назад Ираклий, — идет параллельным курсом, скоро скроется.

— Может погудеть ему? — предложил я.

— Знать бы ещё, где этот гудок включается, — пробормотал капитан, причем видно было, что такая мысль ему в голову до сих пор не приходила.

Он встал на колено, свесил голову вниз и скомандовал помощнику через открытое окно рубки:

— Василий, поищи там, где гудок включается, — а потом встал и добавил, а мы пока ракеты запулим.

И он решительно вытащил красный патрон из коробки, вставил его в ствол, защёлкнул механизм и сказал нам отойти на пару метров.

— Мало ли что, — туманно пояснил он свои слова.

Мы и отошли, даже не на пару, а на все четыре метра, а Ираклий выставил руку на головой, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок… звук не слишком сильный был, хлопок такой, в воздух метров на 50 взвился дымок и наверху зажегся фонарик.

— Не то, — сказал Ираклий, — надо с дымом — такой свет белым днем слабо виден.

Я протянул ему другой патрон, с синим окончанием и чуть не подпрыгнул в воздух — Вася там у себя, видимо, нашел кнопку гудка и надавил на неё. Причем грамотно надавил — один раз долго, другой коротко и третий опять долго.

— Это чего было? — крикнул вниз Ираклий.

А помощник присоединился к нам, в руках у него был справочник по этим звуковым сигналам, на английском естественно.

— Да вот, нашёл такой талмуд, — показал он нам обложку, — длинный-короткий-длинный означает «прошу подойти к нашему борту».

— Молодец, — похвалил его капитан, — а мы ещё раз выстрелить попробуем.

И он зарядил синий патрон, отойти уже никого не просил, а просто выпулил его в небо — я угадал на этот раз, это был дымовой вариант, но не синего, конечно, цвета, а так, слегка голубоватого. Такую дымовую траекторию сложно было не заметить…

— Смотри, смотри, — толкнул меня в бок Серёга, — он вроде бы замедляться начал.

Я, если честно, ничего такого не увидел, но кивнул другу, чтобы не расхолаживать. А ещё то судно загудело, не сигналами азбуки Морзе, а просто длинно и протяжно.

— Похоже, нас сейчас спасут, — возрадовалась Людочка, — прям даже не верится.

— Не говори гоп, — предупредил её капитан, — пока не перепрыгнешь — вот когда спасут, тогда и будешь радоваться.

— Надо бы обратно якоря отдать, — сказал я ему, — а то волнами снесет неизвестно куда.

И Ираклий согласился со мной — помощник сбегал в рубку и опять положил и левый, и правый якорь на дно.

— Точно оно курс изменило, — сказал капитан, — давай ещё одну ракету выпустим для пущей надёжности.

И я протянул ему второй патрон синего цвета.

Глава 11

Ложная беременность

— Значит, хреновое было обследование, — нехотя согласился со мной главврач. — Как это у тебя получается-то — расскажешь?

— Да тут и рассказывать особенно нечего, — я уселся на стул рядом с окном и продолжил, — сосредотачиваюсь, думаю о чём-нибудь хорошем и перед глазами, как на экране, появляются внутренние органы пациента… не все, конечно, а те, куда руки наложил.

— А дальше? — подстегнул он меня, — ты же не только видишь, верно?

— Верно, — ответил я, — дальше совсем непонятно что происходит, словами не смогу передать.

— Сколько народу ты так уже вылечил? — перешёл к следующему этапу Горлумд.

Я прикинул в голове и ответил, что четверых, если считать Юрика-жмурика.

— Когда впервые у тебя это проявилось?

— Да вот… — начал вспоминать я, — три дня назад и появилось.

— Тэээк, — забарабанил пальцами по столу он, — значит, мы вот как с тобой поступим, пионер Петя Балашов…

— А почему пионер? — зачем-то обиделся я, — комсомолец я.

— Я в том смысле, что ты первооткрыватель, как эти… американцы, которые новые земли осваивали. Деятельность свою по излечениям сворачивай прямо сейчас, если не хочешь неприятностей…

— То есть надо было дать Юрику помереть? — уточнил я.

— Да никто бы там не помер, — осадил он меня, — инфаркт у него совсем небольшой. А ты сиди тихо, как мышь под веником, и не мозоль глаза другим.

— Это из-за того эксперимента случилось? — решил я расставить все точки над и.

— Скорее всего, — рассеянно ответил Горлумд, — непонятно, почему на тебя одного оно повлияло, там же куча народу сидела…

— Так может и ещё кто-то проявится, — рискнул предположить я, — ещё же не вечер.

— Маловероятно, — отбрил меня доктор, — я с тобой свяжусь в ближайшие пару дней. Да, на Крот можешь даже не заглядывать, прикрыли это направление. До лучших времен.

— А надбавка к зарплате как же? — обиженно спросил я.

— Это ты уж у своих бухгалтеров выясняй, мне такие подробности неизвестны. Свободен, — показал он мне рукой на дверь.

И я вернулся к дверям своего родного уже почти ИППАНа, а там у входа меня ждал… угадайте кто… ну в принципе угадали — девочка Олечка, на это раз без кружавчиков и в вся в чёрном почему-то.

— Привет, — сказала она мне, отводя в сторону, — ну как, надумал чего?

— В смысле? — слегка затупил я, в горячке последних суток даже и забыл детали нашего общения.

— Вчера, — терпеливо повторила она, — в это примерно время ты сказал, что подумаешь над моим предложением до завтра. Завтра настало — ну и?

— Аааа, — вспомнил я всё, — и верно, говорил такое. А надумал я, дорогуша, вот что — тебе жев женской консультации справку какую-то выдали, так? Или ты к частнику ходила?

— Выдали, — поджала губы она, — только я тебе её не покажу.

— Секретная, значит, справочка-то у тебя… — отвечал я, — жаль, что не покажешь. Но на нет и суда нет, и денег тоже нет — твои слова против моих, где доказуха?

— Сволочь ты, Петя, — с чувством высказала она мне, — и гнида конченная.

Где-то я эти слова уже слышал, невольно подумал я, но вслух совсем другое сказал:

— А я даже и отпираться не буду, согласен на гниду. Как там у тебя роман с Наумычем-то развивается?

— Не твое собачье дело, — нервно ответила она, — значит денег не будет?

— Увы, дорогуша, — вторично обозвал я её таким образом, — то, что я в колхозе заработал, быстро разошлось в разные стороны, так что я теперь гол, как сокол. Даже если б и захотел, не смог бы выдать.

— Ну хоть сотню дай, — перешла она к торгу, — и на этом разойдёмся.

— Полтинник вот остался — устроит это гиганта мысли и отца… мать то есть русской демократии? — и я вытащил из кармана зелёную пятидесятку с портретом Ильича.

Она молча сгребла деньги и удалилась через проходную с гордо поднятой головой и гордо выпрямленной спиной. И такое я уже совсем недавно видел, опять подумал я, но тут же переключился на более насущные вещи.

Значит, целительство своё мне надлежит запрятать в дальний ящик, это понятно. А что ещё у меня сейчас на повестке дня… а, гейм-бокс же надо закончить, но тут засада — переписать программу, чтоб она влезла в маленькое ПЗУ, должен был Юрик, а он в больнице… а сгоняю-ка я к нему и проясню обстановку. Тем более, что у нас обеденный перерыв на дворе. А тут и Шурик с Коляном вышли из проходной.

— Эй, Камак, — крикнул мне Шура, — в Кремль идёшь?

— Чего я там не видел, — буркнул я, — хотя пошли, мне по дороге.

— Ну ты сегодня дал, — сообщил мне Коля, когда мы пересекали Семашко, — Юрик тебе должен теперь по жизни.

— Да я чего, — заскромничал я, — оказал первую помощь пострадавшему. На моем месте так поступил бы каждый.

— Поступить-то, может, и поступил, да только результаты этого поступка у всех разные были бы — у тебя вот получилось.

— Случайность, — попытался отговориться я, — вообще нашим миром правят случайности, если вы не знали.

— Ой, хитёр ты, Камак, — погрозил мне пальцем все тот же Коля, — далеко ты пойдёшь, если наша родная милиция не остановит.

— Ага, — согласился я, — и наша родная карательная медицина ей не поможет. А я уже пришёл, — показал я налево, — мне сюда.

— К Юрику что ли в гости? — догадался Шура.

— К нему, родимому, — не стал отпираться я, — пообедаю в следующей жизни.

Пятая больница отличалась от сороковой, примерно как орлан-белохвост от вороны серой обыкновенной. По внешнему виду естественно — это был новенький восьмиэтажный корпус, сверкающий многочисленными зайчиками от сплошного остекления стен. И вход был украшен помпезной надписью, не как в Заводском районе мелкими слепыми буквами. Ну ещё бы — тут ведь лечились все партийно-хозяйственные руководители города и области, им даже целый отдельный третий этаж был выделен с суровым ментом на входе. Не, строилась, как говорят люди в теме, совсем уже отдельная цековская клиника в конце улицы Сусанина, но сдача её в эксплуатацию намечалась через год-два, а пока первые, вторые и третьи секретари здесь лежали, когда припирало.

Но меня этот этаж с парт-небожителями на этот раз интересовал слабо, и поэтому я сразу проследовал на восьмой — там по своим воспоминаниям из прошлой жизни обычно складировали сердечников. И при входе на этот восьмой этаж (что касается пропускного режима, здесь был почти такой же бардак, как и на окраине — никто ни за кем не следил) я немедленно наткнулся на Юрика, который сидел на дермантиновой скамеечке справа от входа. Слегка зеленоватый, но в принципе выглядел неплохо.

— Ты чего тут, Камак? — обратился он ко мне.

— Тебя зашёл проведать, — объяснил ему я, — что, нельзя?

— Можно, — буркнул он, — спасибо тебе, кстати, большое за помощь.

— Не за что. Обращайся, когда проблемы снова настанут, — пообещал ему я, — а ты чего не на койке лежишь?

— Дежурный врач посчитал, что оснований для госпитализации нет, — ответил Юра, — сейчас бумаги выдадут и можно выметаться.

— О как, — озадачился я, — по-моему халтурит наша медицина. Больничный-то хоть выпишут?

— В поликлинику отправляют по месту жительства, — нехотя ответил Юра, — но я туда наверно не пойду. Вернусь на службу, там дела ещё остались.

— Ну-ну, — с большим сомнением сказал я, — я могу помочь конечно добраться да института, но моё личное мнение — полежать бы тебе надо день-два.

А тут медсестра и справку с печатью принесла. Мы молча спустились на первый этаж, а при выходе на улицу Луначарского Юрика вдруг повело в сторону.

— Стоять, — придержал я его за плечо, — и не падать. Ну куда тебе на работу-то, ехал бы домой. Могу такси поймать и денег на него дать.

— Уговорил, — ответил он с бледным лицом, — лови такси. А деньги у меня есть.

Я прислонил Юрика к забору и быстренько, вот сам не поверил, выцепил желтую машину с шашечками из редкого потока. Сговорились за трешницу, Юра тут недалеко жил, на Родионова.

— Слышь, — сказал я ему, усаживая в такси, — а что там у тебя с той программулей, которую я просил сделать?

— Аааа, — начал вспоминать он, — так всё готово, на диске С в папке «тетрис» лежит, название «tetr.exe»… держи ключ от комнаты, а комп не запаролен.

— Вот спасибо, дорогой, — обрадовался я, — с меня причитается. А ты давай выздоравливай… слышал такую поговорку, наверно — лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным?

— Слышал, — едва улыбнулся он, — твой телефон я знаю, вечером позвоню.

И желтенькая Волга ГАЗ-24 укатила вдаль, выбрасывая чёрные клубы дыма из выхлопной трубы. Карбюратор надо регулировать, на автомате всплыла у меня рекомендация, что делаю в таких случаях.

В ИППАНе я сразу же пошёл к этой самой комнатушке, заваленной разным барахлом чуть не до потолка. Писишка стояла на своем месте, пароля на ней действительно не оказалось, только сразу же возник соломонов вопрос — как перетащить программу в программатор РФ-ок. Он же у нас к ДВК-шке был подключен, а там хоть и есть флопарь на 5 дюймов, но вообще другая операционка и все остальное тоже… Скинул программу, да и вообще все содержимое этой папки на флопарь и пошёл думать над новой проблемой.

Идеально было бы подключить программатор к этой Писишке, но ведь это переходник изобретать придётся, работа на месяц, не меньше. Так что эту первую мысль я отогнал в сторону, как неконструктивную. Думай, голова, дальше, отдал я команду этому своему органу тела. Но голова что-то сегодня у меня отказывалась подчиняться командам и ничего полезного больше не воспроизвела. Аааа, решил я, займусь чем-то другим, авось решение само собой придет.

Решил посетить опытное производство и мастера на все руки Афанасия — обещал же он корпус сварганить в два дня. А ведь не обманул он меня, все сделал согласно заявленного, и пластиковый, и дюралевый корпуса были готовы.

— Только я тебе их не отдам, — хитро прищурился он.

— Это почему? — затупил я.

— А где обещанная спиртяга? Формулу знаешь такую — товар-деньги-товар? Вооот, только у нас вместо денег надо подставить слово «спирт», тогда все и заиграет…

Я кивнул и отправился в свою обжитую уже экранную комнату за оставшейся частью оплаты. Но немного не дошел дотуда, перехватил меня на полдороге товарищ Бессмертнов, завлаб и человек.

— Пойдем побеседуем, — предложил он мне, и я не нашел предлога отказаться.

Глава 12

Неназначенная встреча

Ираклий взял у меня патрон, сунул в дуло пистолета и зарядил в небо ещё одно дымовое приветствие. Такое даже слепой увидит, невольно подумалось мне… а глухой услышит… а тупой должен понять — но тут, как говорится, могут случиться варианты.

Корабль с горизонта сделал небольшую дугу, приблизившись к нам на километр… хотя мы же на море, длины тут в милях измеряют и в этих… в кабельтовых — на пять кабельтовых где-то он к нам ближе стал. После чего с него выстрелили примерно такой же дымовой ракетой, только зеленого цвета, погудели, без сигнальной азбуки, а просто длительно, и развернулись в обратную сторону.

— Он чего, уходит? — с отчаянием почти закричала Люда.

— Давай ещё патрон, — обратился ко мне капитан, я протянул ему зелёный, но предыдущий патрон застрял в стволе и вытаскиваться никак не хотел.

— Там ещё один такой же пистолет есть, — быстро вспомнил я, — щас принесу.

И я метнулся в ту самую тёмную комнату с ящиками вдоль стен… по дороге встретил почти всех наших собратьев по несчастью, на гудок и выстрелы вылезли на палубу все, включая повариху. Она и задала мне сакраментальный вопрос:

— Ну чё там?

— Потом, — отмахнулся я, добежал до ящика, схватил пистолет и вернулся наверх.

— Поздняк, — расстроенно махнул рукой Ираклий, — скрылись они почти что за горизонт — стрелять сейчас это только патроны переводить.

На Люду было страшно смотреть, слёзы у неё лились сплошным потоком, а с ними и тушь с ресниц… надо ж, она тут время нашла, чтобы накраситься, подумал я.

— Значит надо разбираться с эхолотом, — констатировал я, — а потом поднимать якоря и выбираться отсюда самим.

— Значит пошли разбираться, — уныло подтвердил капитан, и мы опять в том же составе вернулись на мостик.

— Включаем что ли эту дуру? — показал я на стойку с надписью SONAR.

— А кстати, что это значит, СОНАР? — спросил Серёга.

— SOund Navigation And Ranging, — любезно пояснил ему я, — Звуковая навигация и обнаружение. Ну поехали… — и я щёлкнул тумблером ON вверх.

И ничего не произошло… от слова совсем…

— Может, у него предохранитель сдох? — предположил Сергей.

— Знать бы ещё, где у этой дуры предохранители, — зло посмотрел на неё Ираклий.

— Ща узнаем, — и Сергей вытащил из кармана отвертку и оперативно открутил четыре винта сбоку, там явно виделась съемная панелька.

Открылись внутренности — три платы с электроникой, вставленные торчком в разъемы где-то внутри и два кругляша с надписью FUSE.

— По-моему это то самое и есть, правильно, Камак? — обратился он ко мне.

Я молча кивнул, а Ираклий поинтересовался, почему меня Камаком зовут.

— Долго объяснять, — не поддался на провокацию я, — когда время свободное будет, может и расскажу.

А Сергей тем временем уже выкрутил обе пипки и сосредоточенно рассматривал на свет их содержимое.

— По-моему вот этот дохлый, — предположил он, протянув мне один из них.

— По-моему тоже, — согласился я, — только где ж мы запасной-то возьмём…

— Жучок поставим, и всех делов, — обнадёжил меня и всех остальных Серёга.

Запасной предохранитель мы естественно не обнаружили, а для жучка был необходим кусочек провода — это дело нашлось в той же комнате, где лежали ракетницы.

— Ну давай, стартуй процессы, — предложил мне Сергей, вкрутив проапгрейденный предохранитель в гнездо, — если бог даст, поможет.

— А если бог не даст? — поинтересовался капитан.

— Тогда плакать будем, — отбрил его я и решительно включил устройство… а оно взяло и завелось с полпинка.

Даже какие-то звуки издало, довольно мелодичные — на экранчике нарисовалась сложная кривая, а на индикаторе появилась надпись «105,4».

— В чём они тут глубину, интересно, измеряют? — задумался капитан, — как и расстояния, в милях?

— 105 миль это будет многовато, — ответил я, — максимальная глубина в наших океанах, сколько я помню, 11 километров в Марианской впадине. Это всего 6 миль с хвостиком.

— Наверно в футах, — предположил Сергей, — я в какой-то книге про это читал. 105 футов это тридцать с небольшим метров — отличная глубина. Согласуется, кстати, с длиной нашей якорной цепи.

— А вот эта кривая, — показал я на экран, — скорее всего проекция морского дна… сильных впадин и выступов нет — можно считать, что проход во все стороны свободен.

— Теперь нам надо решить, в какую сторону мы будем двигаться, — решительно рубанул капитан, — и начать уже двигаться — хватит пустых разговоров.

— Абсолютно с тобой согласен, — ответил я, — а направление движения по компасу будем определять.

— По магнитному? — спросил помощник.

— Не, на кораблях сейчас гирокомпас используется, — вспомнил я такой факт, — с ударением на последнем слоге.

— Ну это-то я знаю, — отвечал помощник, — на нашем Ане стоял такой… даже два, второй резервный.

— Раз знаешь, тебе и карты в руки, — ответил я, — по-моему, вот это его циферблат, — показал на круглое застекленное поле.

— Ну да, самое оно, — подтвердил помощник, — сверху Норд, снизу Зюйд… только запустить его наверно надо…

— То есть сам по себе он работать не будет, как магнитный? — уточнил Сергей.

— То есть нет, не будет, раскрутить надо гироскоп для начала, — и помощник включил кнопочку под этим циферблатом.

Раздался нарастающий звук раскручиваемого маховика, который быстро превратился в монотонное гудение.

— Готово, — радостно сообщил помощник Вася, — вон там север, здесь юг — куда пойдём?

— Я предлагаю на север, на северо-восток точнее, в Северо-Курильск, — сказал молчавший всю дорогу Виталик, — всё ближе к родной Камчатке. А дома и стены помогают.

— А я думаю, что лучше на юг, к Южно-Курильску, — заявил Сергей, — там теплее и больше шансов встретить кого-нибудь — и японцы-рыболовы, и наши ребята там промышляют активно.

— Я так понимаю, что мнения разделились, — почесал в затылке Ираклий, — и мы сейчас будем голосовать.

— Ты же капитан, — осторожно ответил ему я, — тебе и карты в руки. Можешь принять единоличное решение.

— Да какой я капитан, — устало отмахнулся тот, — капитан Немо разве что с затопленного самолета. Если хотите знать моё мнение, то я голосую за юг…

— Я тоже за него, — подал голос Вася-помощник, — у меня один родственник живет в Южно-Курильске, только поэтому.

— И я выскажусь в пользу юга, — добавил я, — без комментариев. Четыре против одного — остальных наших собратьев по несчастью опрашивать будем?

— Обойдутся, — отрезал Ираклий и тут же начал командовать, — короче принято решение следовать на Южно-Сахалинск. Виталий, определи по карте курс, которым надо идти. Пётр, на тебе эхолот, будешь следить за глубиной. Сергей — машинное отделение, там будешь дежурить на всякий случай. Василий — ты мой помощник на мостике. Поднять якоря, сучьи дети, — заорал он, подражая какому-то киношному персонажу.

Сучьи дети переглянулись, и поскольку за якорями никого конкретно Ираклий не закрепил, эту функцию взял на себя я — подошёл к соответствующей стойке и врубил подъем сначала левого, а потом правого устройства.

— Якоря подняты, — чётко доложил я по команде, — что дальше?

— Глубина под килем? — тем же трубным голосом провозгласил капитан.

— 105 футов, — ответил я же, примерно таким же гулким образом.

— Эй там, в трюме, — продолжил он, включив переговорное устройство, — доложи обстановку.

Динамик немного похрипел, а затем сказал узнаваемым серегиным голосом:

— Обстановка в пределах нормы, двигатели работают на холостом режиме, 550 оборотов дают.

— Компрессор? — продолжил пытать его Ираклий.

— И с ним всё хорошо, — с некоторой паузой отвечал Сергей, — давление 5 атмосфер. Все лампочки горят зеленым.

— Виталик! — перешёл он на персоналии, — каким курсом надо следовать к Южно-Сахалинску?

Тотприщурился, приложил к карте зачем-то свои растопыренные пальцы, а затем ответил, подражая голосу кэпа:

— 192 градуса на зюйд-вест!

— А сейчас наш нос куда смотрит?

— 273 градуса, почти что чистый вест.

— Малый вперёд, — это Ираклий уже сам себе скомандовал, потому что управление ходом он никому не передоверил.

Он перещёлкнул большой такой рубильник в положение LOW SPEED, и вы будете смеяться, но судно наше дрогнуло и начало набирать ход. Все не сговариваясь заорали «Ура!», а я еще и поаплодировал Ираклию.

— Так, с этим мы разобрались, — раскланялся сияющий кэп, — теперь бы развернуться в нужную сторону, совсем бы нам цены не было.

— Так вон же штурвал, — показал я на круглую штуку в самом центре рубки, — наверно с его помощью и поворачивают тут.

А к рубке тем временем подтянулись почти все остальные наши товарищи, причём слева в дверь заглядывала Людочка, а справа та самая повариха.

— Ну чё тут, чё тут? — возбужденно спросила повариха у всех нас сразу.

— Работаем, — бросил ей Ираклий и тут же задал вопрос мне, — а почему, кстати, посторонние на мостике? Что за херня, старший помощник?

Хотел было закричать «Капитан назначил меня любимой женой», но вовремя сдержал в себе этот позыв, а просто поработал с массами — массы на глазах поредели и совсем почти исчезли. Только Люда не захотела уходить, а я и плюнул — все же она тоже из руководящей группы, как её… вперёдсмотрящая что ли.

— Дисциплина восстановлена, кэп, что дальше делаем?

— Разворачиваемся, вот что, — громко сказал Ираклий, — если и дальше будем так двигаться, выкинет нас этот остров, как его…

— Симушир, — подсказал Виталий.

— Во-во, на Симушир… а нам больше на острова не надо, насиделись уже на одном.

И тут Людочка громко просигнализировала:

— Вертолёт! Вон оттуда летит, — и она указала куда-то на юг.

Мы дружно выскочили из рубки на палубу и уставились в синее небо, я при этом не забыл взять ракетницу, она у меня в заднем кармане так и лежала с тех пор.

— Стреляем? — предложил я капитану, — вот красный патрон, может на него среагируют лучше.

Ираклий молча взял у меня пистолет, вставил в дуло красный патрон и выпалил прямо в зенит. А следом, вынул из пачки ещё один такой же и повторил попытку.

— Может, двигатели заглушим пока? — напомнил я, — а то мало ли что?

— Правильно — иди и выруби их, — приказал Ираклий, я и передвинул рукоятку управления в положение STOP, гул потихоньку снизился до нуля.

— Неужели к нам летит? — озвучил общую надежду Виталий, Сергей тем временем тоже поднялся из машинного отделения со словами «ну чего вы тут тормозите-то?».

Ему молча указали на чёрную точку на горизонте и он заткнулся.

— Точно сюда летит, — сказал Вася, — может, погудим для надёжности?

— Там внутри вертушки такой шум, что гудка они точно не услышат, — остановил его я, — хватит и двух ракет.

В полном молчании прошло минут пять, в течение которых вертолётик приблизился к нам совсем близко… это явно был не МИ и не КА, а какой импортный агрегат, с полозьями вместо колёс и открытым бортом справа.

Глава 13

Сентябрь 82-го. Бессмертнов и смерть

Он зашел вместе со мной в ближнюю экранку и закрыл за собой дверь сразу на два запора. Вот щас как вытащит из кармана ножик и как зарежет тебя, Петюня, как курицу, сказало мне подсознание. Но я загнал его откровения в дальний уголок головы. Ничего вынимать из кармана наш завлаб не стал, а устало приземлился на кривоногий венский стул и сказал, чтоб я тоже сел.

— Лихо у тебя вышло со Шпагиным, — сообщил он мне, косясь куда-то в сторону черного бока СМ-ки.

— Случайно вышло, Александр Сергеич, — попробовал откосить от скользкой темы я, — да и вообще на моем месте так поступил бы каждый… каждый сознательный гражданин нашей страны.

— Давай без этих экивоков, — поморщился он, — ты совсем на Ишаченкова не похож, так что говори по делу. Думаешь, я не слышал, что там с тобой на Кроте случилось?

— А что там со мной случилось-то? — включил дурачка я, — мне до сих пор никто не пояснил — может, вы вот что-то полезное скажете?

— Эксперимент вышел из-под контроля, — вторично поморщился он, — вылезли побочные эффекты, про которые никто понятия не имел до этого момента.

— А что это был за эксперимент, и какие побочки вылезли — расскажите уже, а то меня все кругом втемную используют.

Завлаб что-то там прикинул к носу, почесал макушку и видимо мысленно махнул рукой и решил вывалить всю подноготную, потому что далее последовало:

— Хорошо, расскажу… только ты учти, что вся эта информацию под грифом «особой важности», к которой у тебя допуска нет. Поэтому если что — я тебе ничего не говорил, а ты от меня ничего не слышал…

— Могила, Александр Сергеич, — сделал я понимающее лицо и приготовился слушать.

А Бессмертнов тяжело и протяжно вздохнул и начал:

— Наш институт ведь не только плазмой и гидросферой занимается, ещё одно направление у него — медицина. А если совсем точно, то изучение воздействия разного рода волновых и не только волновых излучений на человеческий организм.

— А почему это направление так секретят? — не удержался от ремарки я. — Ядерного и космического тут ни грамма нет.

— Потому что наш заказчик в этом случае — 4-е Главное управление Минздрава СССР, слышал про такое?

— А то как же, раньше оно вроде бы называлось Лечсанупр Кремля, да?

— Да, именно так… в 53 году переименовали, после смерти Сталина. А руководит этим самым Главным управлением товарищ Чазов. Евгений Иванович.

— Это который подписывает медзаключения о смерти наших руководителей?

— Угу, самый он. Чем в основном занимается 4 управление — тебе понятно?

— Предельно, — отозвался я, — дальше можно про него не рассказывать. А вот с конкретикой по экспериментам пока не все ясно.

— Как воздействует электромагнитное излучение на организм, ты, надеюсь, знаешь? — задал он мне такой вопрос.

— В общих чертах, — осторожно ответил я, — ничего хорошего обычно в этих воздействиях не бывает.

— Это если мощности большие или переход в радиоактивную область происходит, — уточнил Бессмертнов. — А в обычных дозах и частотах ничего страшного оно человеку не приносит. Равно как и ничего полезного. Но тут, как всегда бывает в жизни, вылезают некоторые тонкости и исключения.

— И на одно из этих исключений напоролся именно я?

— Молодец, быстро схватываешь, — похвалил меня он, — что за излучение и какой интенсивности на тебя воздействовало, не знают не только я, но и начальники Крота. Там что-то сбойнуло в системе управления и излучатель пошёл в разнос…

— Надо следить за матчастью и не допускать такого, — наставительно произнёс я, но завлаб пропустил это мимо ушей и продолжил о своём:

— Короче, общее мнение руководства Крота и соседнего заведения…

— Это психушка которая? — тупо спросил я.

— Да, психоневрологическая клиника номер два — ты наверно давно догадался, что это ещё один отдел нашего ИППАНа — так Горлумд и все прочие заинтересованные лица считают, что это излучение инициировало у тебя некие внутренние резервы. В результате чего ты получил такую вот особенность — видеть внутренние органы людей и воздействовать на них в положительном смысле.

— Если честно, — ответил я ему, — Александр Сергеич, я об этом догадался ещё вчера. Когда Нину исцелял от больного живота.

— Догадливый ты, значит, Камак, — подтвердил это факт завлаб.

— И что мне теперь со всем этим делать?

— Ничего, живи как жил — людей постарайся не исцелять, хотя бы временно. А завтра-послезавтра на тебя выйдут большие ребята из 4-го управления, они все объяснят.

— Спасибо за разъяснения, Александр Сергеич, — искренне поблагодарил я его, — кстати, я вчерне закончил свою игрушку — не хотите проверить?

— Да подожди ты со своей игрушкой, — поморщился он, — у меня к тебе еще одно дело есть…

— Слушаю со всем вниманием…

— У моей супруги онкология третьей степени — мотались мы по самым разным врачам, вплоть до 4 управления даже дошли, но ничего они все сделать не смогли. Так вот…

— Я все понял, — быстро ответил я, — сегодня вечером могу заехать и посмотреть — где вы живете-то?

— Недалеко от тебя, на Ватутина, 11. После работы я могу тебя подвезти…

— А у вас и автомобиль есть? — заинтересовался я.

— Да, Москвич-412. Обычно он в гараже стоит, но раз в месяц я его выкатываю на прогулку — сегодня как раз такой день.

И Бессмертнов отправился выполнять месячный промфинплан, а я снова засел за свою ненаглядную игрушку по имени Тетрис… не знаю, почему и как, но видимо в противовес всей этой круговерти вокруг меня здесь вдруг все стало получаться с полпинка. И как перенести юриково творчество на другую платформу, я придумал за десять секунд, а потом за полчаса прожег ПЗУ-ку. И программу написал он все исключительно качественно, без блох и багов (я еще подумал, что надо бы ему бонус выдать плюсом к ранее обещанному стольнику). И железная составляющая этого дела заработала… ну не с первого, конечно, раза, но с третьего совсем без проблем — непропаев и коротышей всего по одной штуке оказалось.

Так что через три с половиной часа у меня в руках оказалось законченное и работоспособное изделие, вставленное в дюралевый корпус, который я сменял, наконец, на законные 300 грамм ректификата у народного умельца Афанасия. Решил показать народу, который обитал на антресолях — вызвало это вполне ожидаемый ажиотаж, очередь выстроилась на поиграть. А я посмотрел на эту очередь, плюнул и пошёл собирать второй экземпляр.

А тут и время к половине шестого подошло — так-то ровно по заводскому гудку у нас никто не убегал, не принято было, но здесь товарищ Бессмертнов вытащил меня из экранки в положенное по закону время. Не успел я доделать вторую версию Тетриса, из ПВХ.

— Поехали, — скомандовал он мне, — потом докуешь.

Мы и поехали — Москвич его прямо возле входа был припаркован. Ну а что вы хотите, времена патриархальные, личного автотранспорта крайне мало, поэтому никаких битв за парковочные места тут не предвиделось даже в самом страшном сне. Москвич этот был радикального зелёного цвета, как свежая листва у берез. А внутри все аскетично, включая кивающего чертика на торпеде и потертые коврики на сиденьях. Ехал агрегат, правда, без особых нареканий, ревел только выше обычной нормы.

— В курс дела меня немного введите, Александр Сергеич, — попросил я, — что болит у супруги, как давно, какие меры принимали?

Ну он и рассказал все, коротко, но исчерпывающе ясно. А я промолчал всю оставшуюся дорогу, о чем тут можно говорить-то. Улица героя Великой Отечественной Ватутина и вправду была рядом с моей Кировской, параллельно через 200 метров тянулась. Там в основном стояли дома сталинского типа, даже и довоенных парочка была, а остальные построены пленными немцами и венграми в конце 40-х. Вот в одном из таких трофейных домов и обитал товарищ Бессмертнов с супругой, Алевтиной Петровной.

Москвич он прямо к подъезду подогнал, здесь тоже никаких трудностей с парковками не наблюдалось. А потом мы поднялись на третий этаж без лифта. Квартирка была маленькая и тесная, вот уж чего не ожидал от сталинок — прихожая 2,5 метра, направо кухня, прямо санузел, вперед и налево по совсем уже скромному коридору жилая комната размерами максимум в 15 метров. Балкон, правда, виднелся за окном… ба, да это ж не балкон, поправил я сам себя, а этот, как его… эркер что ли — выходящая из плоскости фасада часть помещения, остекленная целиком или частями. У Бессмертновых в этом эркере, представлявшем в плане трапецию, телевизор стоял и рядом с ним радиола, два в одном. Оригинально, ничего не скажешь — эркеров в наших жилищах я до сих пор не встречал.

— Познакомься, — хмуро сказал из-за моего плеча он, — это Петр, он сейчас тебя обследует.

Жена его, маленькая курносенькая женщина с болезненной худобой и нездоровым румянцем на щеках, лежала на диване головой к окну… к эркеру то есть, в котором значилось окно.

— Привет, Петя, — нашла в себе силы улыбнуться, — мне Саша подробно все рассказал… одна надежда осталась на тебя, больше никаких надежд нету…

У меня засосало под ложечкой очень нехорошее предчувствие — наобещал людям пряничек, а он в ларце лежит, а ларец на дубе, а дуб за пару тыщ километров от тебя растет… вот и думай теперь, как выходить из положения и доставать пряники.

— Сразу предупрежу, — сказал я им обоим, — опыта у меня считай, что никакого нет, тем более может оказаться, что все предыдущие мои удачи это просто цепь дурацких случайностей. Так что на слишком многое не рассчитывайте… сделаю, что смогу.

Но они были согласны и на «что смогу», поэтому я пошёл и вымыл зачем-то руки в ванной. Вернулся с полотенцем в руках, тоже не знаю зачем. Потом сказал главе семейства не мешать, и он послушно удалился на кухню. А я снял одеяло с Алевтины и окинул её тело с головы до ног.

— Рубашку снимать? — спросила она.

— Пока не надо, — ответил я, потом закрыл ей глаза полотенцем и сосредоточился на том органе, о котором Бессмертнов рассказал по дороге.

Глава 14

Хай, бро

Вертолетик (я вспомнил, как он называется — Аттак-Хеликоптер-1 Кобра, основная боевая единица США во Вьетнаме) завис прямо над нашим корабликом, и из него вылетела длинная веревочная лестница. По которой на крышу мостика немедленно спустились два бравых американских вояки с М-16 за спиной. Один из них махнул рукой — лестницу засосало назад и все это вместе немедленно стало удаляться примерно в ту сторону, откуда прибыло.

— Хай, бро, — немедленно начал этот военный, видимо старший среди них двоих, — хэв сам проблемс?

Я вздохнул и выдвинулся на передний план — опять моя очередь солировать, больше тут английского вроде никто не знает.

— Привет, — отвечал я, — проблемы есть и очень большие — команда этого корабля куда-то пропала ночью, и мы теперь болтаемся посреди океана, как говно в проруби… mope around, — вспомнил я английский аналог.

— Это корабль корейской пограничной охраны, — строго продолжил этот хрен, — кто вы такие и как на нем оказались?

— А может, вы представитесь для начала? — попросил я.

— Пошли куда-нибудь в тихое место, — подал голос второй вояка, — зачем у всех на виду маячить?

— Пошли, — согласился я, — ходовая рубка подойдёт?

— Подойдет, — коротко бросил старший, — бери с собой вашего главного.

Я кивнул головой Ираклию, прочим же сказал, чтоб сидели пока в кубрике или кают-компании, и мы вчетвером спустились на ходовой мостик.

— Я Джонни, старший уоррент-офицер, он Алекс, просто уоррент-офицер, — представился, наконец, вояка, — мы из шестого авианосного крыла третьего флота Ю-Эс Нави. Несколько часов назад от вас получен сигнал бедствия, вот мы и прибыли разобраться на месте. Расскажите теперь, что у вас случилось.

Я кратенько пересказал смысл сообщения капитану, тот подумал и выдал мне карт-бланш — рассказывай, что хочешь, хуже все равно не будет.

— В общем так, уоррент-офицер, — начал я, а он сразу добавил «старший», — ну да, а можно просто Джонни?

Он разрешил и я продолжил.

— Начну с начала… — ну конечно не с самого начала, решил я, если с корейского боинга стартовать, тут никакого времени на мои рассказы не хватит, достаточно им будет и АН-24, — наш самолет рейсом Ключи-Магадан потерпел аварию, но каким-то хитрым образом сумел сесть на воду возле одного из Курильских островов.

— Когда это было? — перебил меня Джон.

— Трое суток назад… 2 сентября, — больше вопросов у него не возникло, поэтому я продолжил, — все пассажиры и экипаж остались живы, небольшие травмы у шестерых только были. И мы успешно выгрузились на берег этого острова и провели там двое суток.

— Почему не подавали сигналы бедствия? — спросил молчавший до этого Алекс.

— Связь на АН-24 вышла из строя, поэтому и не подавали, — огрызнулся я, размышляя, рассказывать ли про бандитов-золотодобытчиков и их транспортное средство.

Ничего не придумал, поэтому решил посоветоваться с начальством… а начальство после некоторого размышления сказало мне этот эпизод опустить. По возможности.

— А как мы объясним, что у нас раненые пропали?

— Так никто не заставляет называть точное число пассажиров — пропускай и сразу к корейцам переходи.

Я и перешёл к корейцам.

— Вчера поздно вечером к нашему пляжу, где мы грелись у костров, причалил этот вот десантный корабль. Люди с него заявили, что мы нарушили государственную границу Кореи, и поэтому они забирают нас до выяснения.

— Как здесь корейцы оказались, ты понимаешь? — спросил Джон у Алекса, тот покачал головой, а Джон скомандовал мне продолжать.

— А и продолжать-то почти что нечего, — ответил я, — нас загнали в трюм, а когда утром мы проснулись, на корабле не было ни одного члена корейской команды. И мы взяли управление в свои руки.

— Отсюда вы, значит, и передали СОС? — спросил Алекс.

— Да, попытались, — сказал я, — а потом вышла из строя судовая электрика и мы вплотную занялись ей.

— Чудеса какие-то… — вслух начал размышлять Джон, — корейцы эти, выходит, неизвестно откуда взялись и потом непонятно куда пропали. Мы же делали запрос в Сеул, да?

— Делали, — откликнулся Алекс, — десантный корабль Гочунбонг, а это ведь Гочунбонг?

— А хер его знает, товарищ уоррент-офицер, — автоматически вылетело у меня, но я сразу поправился, — сейчас посмотрим.

И я вышел на палубу, спустился на этаж ниже и высунулся далеко за борт — сумел увидеть три иероглифа, которые вроде бы именно так и звучали — Го, Джун и Бонг, а значили они соответственно Идти, Июнь и Полюс. Как соединить все это вместе, лучше не спрашивайте, все равно не скажу. Я вернулся на мостик и заявил с порога:

— Да, это именно он, Гочунбонг.

— Из Сеула нам ответили, что этот корабль выполняет специальное задание в Японском море, — сказал Алекс.

— Отсюда далековато до Японского моря, — заметил я.

— Я тоже так думаю, — согласился Джон. — Но давай уже подведем итоги. Значит вы… а сколько вас, кстати?

— Двадцать две штуки, — вылетело из меня, — в том числе трое членов экипажа.

— Короче вы тут, как робинзоны на необитаемом острове оказались. Военнослужащие среди вас есть?

— Нет, — категорически отверг эту идею я, — капитан АН-24 с помощником в форме, но это гражданский флот.

— И вас надо как-то доставить в один из советских портов, верно?

— Абсолютно верно, — подтвердил я, — кстати, если бы вы нам не помешали, мы бы уже были на пути в один из наших портов — в Южно-Курильск. С управлением судном мы вроде разобрались.

— Ай, какие молодцы, — с явно выраженной иронией отвечал Джон, — а теперь мы вот что сделаем — закроем всех вас в трюме и будем разбираться в ситуации.

— Зачем нас в трюм? — ошеломленно переспросил я, — там грязно и сыро.

— Ничего, потерпите, — ухмыльнулся Джон, — ведите сюда остальных, мы вас отконвоируем. Да, у вас там две молодые девчонки есть, их в трюм не надо, пусть остаются.

— Что он говорит? — дернул меня за рукав Ираклий.

— Сказал, что нас всех в трюм сейчас загонит, а Люду со стюардессой здесь оставят.

— Ну ни хрена ж себе заявочки, — громко возмутился он, — они точно с третьего флота Америки, а не пираты какие?

Видя нештатную реакцию Ираклия, Джон лихим движением перекатил автомат на живот и уставил его прямо в пузо.

— Переведи своему начальнику, — бросил он мне сквозь зубы, — будет дергаться, получит пулю. Даже несколько — я на него очереди не пожалею. Руки подняли и пошли вниз.

Я передал смысл сказанного капитану, тот как-то сдулся, как продырявленный воздушный шарик, поднял руки (я тоже) и больше не выступал. Спросил только у меня тихим голосом:

— Что делать будем, Петя? Ты из нас самый находчивый, по-моему — посоветуй…

А что я тут мог сказать… я ничего и не сказал, а проследовал в направлении, куда мотнул дулом М-16 Джон. А Ираклий за мной двинулся, не опуская рук. Миновали палубу и начали спускаться на предыдущий уровень, где кубрик стоял, и когда миновали очередной ряд дверей (я еще обратил внимание, что обе двери были открыты настежь), сзади донеслось некое шевеление.

Я притормозил и развернулся — из левой двери показался Виталик, а из правой Серёга, у обоих в руках было по бутылке с шампанским (я на автомате удивился, откуда они шампанское взяли), и они синхронно опустили эти бутылки на головы Джона и Алекса. Шампанское разбилось и разлилось шипящим и пенистым морем, а оба американца свалились ничком на пол.

— Мы все правильно сделали? — спросил Сергей.

— Ага, — ответили мы с Ираклием одновременно, а продолжил я, — надо оружие у них отобрать и связать, пока не очухались.

В карманах у этих вояк не оказалось документов, ни одной вшивой бумажки, зато были по две запасных обоймы для их автоматов и по одной ручной гранате, похожей на нашу РГ-42. Я внезапно вспомнил, что называются они МК32А, и американские вояки используют их очень неохотно из-за входящего в состав асбеста. Еще у Джона во внутреннем кармане комбеза обнаружилась рация… ну или переговорное устройство. Все это мы забрали себе, руки им надежно скрутили крепкой веревкой (нашлась в одном из отсеков) и прислонили их обоих к переборке.

— Вы что, — спросил я у Сергея, — наш разговор подслушивали?

— Ясное дело, — отвечал он, — интересно же, о чем вы там базарить будете. Сломались на пункте, что они наших девчонок использовать собрались.

— Ясно, — ответил я, — а шампанское откуда?

— Так в кают-компании и стояло в шкафчике, — сказал Виталий. — Странно, что не водка и не ром, ну да у корейцев могут быть свои обычаи.

— Что дальше делаем? — спросил я у Ираклия.

— Щас они очнутся, допросим и запрем куда-нибудь, а сами будем работать по ранее разработанной программе — полный вперед на Южно-Сахалинск.

— А если ещё кто прилетит от этого… от третьего флота?

— Тогда будем плакать, а пока работаем без выходных, — скомандовал капитан.

И мы разделились — он вместе с Виталием ушли на мостик, а мы с Серегой остались караулить вояк.

— Вначале же вы нормально беседовали, — заметил мне Сергей, — чего они с катушек посъезжали после того, как ты про Южно-Курильск сказал?

— А я знаю? — огрызнулся я, — может это слово у них как триггер в мозгу сработало… а может они изначально собирались так сделать, просто прикидывались добренькими.

Тут Джон открыл глаза, видимо он покрепче оказался, чем напарник. И начал грязно ругаться на американском сленге.

— Факинг шит, факинг фул, факинг асс, — это для начала из него вылезло, а затем последовало, — фрик, ашшол и бастард!

— Может, по делу поговорим? — выждал я минутку, — потом поругаешься.

— Вы напали на офицеров армии США, — выпалил очухавшийся Алекс, ладно, что ругаться сразу не начал, — вас будут судить и дадут лет двадцать.

— Согласен, — не стал спорить я, — когда поймают, пусть дают, а пока расскажи-ка, дружок, кто ты такой на самом деле?

Они переглянулись и засунули языки в задницы.

— Не хотите говорить? — продолжил я, — имеете право… как уж там у вас принято выражаться… вы имеете право хранить молчание, вы имеете право на адвоката, все, что вы скажете, может быть обращено против вас.

— Использовано против вас в суде, — поправил меня Джон.

— Это не так уж и важно, — ответил я, — но пусть будет в суде. Значит так, гайз, щас мы вас запрем в этой вот каморке, есть-пить давать не будем — если кто надумает раскрыть свою пасть и сообщить полезные сведения, стучите в дверь. Серёга, будешь их охранять.

И мы вдвоем подняли их с пола пинками… ну и запашок от них, конечно, шел после шампанского-то. Я быстро осмотрел головы обоих, а ничего страшного там и не нашлось, только по здоровой шишке у каждого. Потом мы их затолкали в каморку, от которой у нас имелись ключи, и заперли их на три оборота.

— Если что, сигнализируй, — сказал я Сергею, — а я помогу ребятам с управлением.

Глава 15

4 управление Минздрава, октябрь 82 года

Опухоль у Алевтины имела место именно в том месте, которое описал её супруг — не прямо вот гигантская со щупальцами метастаз, но приличных размеров и… да, и растущая. Через месяц-другой она вполне могла перекрыть вот эту вот артерию и вон ту вон железу…

Все это я увидел своим внутренним телевизором через десять секунд после начала осмотра. Попросил повернуться её на бок, рассмотрел проблему в другой проекции, лучше не стало. Ну а теперь давай шевели мозгами, приказал я сам себе, и придумывай, что тут можно сделать.

Ничего не придумал, тогда просто включил внутреннего дурака, взял и скомандовал опухоли — на месте стой, раз-два. И она взяла и ответила, эта скотина — чего раскомандовался, я тебе не подчиняюсь. А далее у нас произошел такой занимательный мысленный диалог:

— А кому ты подчиняешься? — спросил я.

— А никому, — ответила она с ехидной усмешкой, — я боевая единица сама в себе.

— Тогда чего тебе надо, боевая единица, — перешел я к более практическому вопросу, — чтобы ты оставила в покое Алевтину?

Последовало достаточно долгое молчание (Алевтина при этом испуганно косилась на меня, из чего я сделал вывод, что часть слов я все же вслух говорил).

— Мне нужно другое тело, — наконец озвучила свои хотелки опухоль. — Иначе я умру. А ты тоже ведь умирать не хочешь, признайся?

— Конечно, — сказал я, — никто не хочет. Я подыщу тебе это другое тело. Встречаемся послезавтра на этом же месте. А пока начинай сворачиваться, чтобы я понял серьёзность твоих намерений. На полсантиметра чтоб меньше было снизу… и метастазам скомандуй, чтоб отдыхали.

— Договорились, — глухо ответила опухоль, а я успокоил, наконец, Алевтину:

— На первый раз достаточно. Послезавтра продолжим.

А тут и Сергеич подтянулся с кухни, услышав наш разговор.

— Ну чего тут, Петя? — даже Камаком меня не назвал.

— Процесс пошел, необходима еще пара посещений, — ответил я.

— Знаешь, Саша, — подала голос супруга, — мне даже как-то легче стало. А с кем это ты разговаривал, Петя?

— Не обращайте внимания, — отговорился я, — сам с собой говорил, мне так легче работать.

И на этом мы расстались, а я ещё успел забежать в сороковую больницу. Памятуя о предупреждениях Зиночки, я надел куртку с большим капюшоном, набросил этот капюшон на голову, а ещё зашел совсем не со стороны приемного покоя, а с черного хода — знал я этот метод проникновения еще со времен моей первой жизни. Обычно-то там закрыто бывало, но два раза в день через него носили нужные в работе вещи.

Добрался до третьего этажа, в палату не полез, а попросил одного паренька в больничном халате (умный мальчик, сидел и читал книжку про электромагнитные поля) позвать маму сюда.

— А сам-то чего не пройдешь к ней? — спросил он.

— С соседками поругался, — придумал я на ходу гладкую версию, — неохота опять с ними общаться.

— Тогда это будет стоить денег, — ответил умный мальчик.

Я вытащил из кармана полтинник и сунул ему, а он через пару минут привел мать.

— Ты что-то сам на себя не похож, — сказала она, когда я отбросил капюшон с головы. — Хорошо, что ты в палату не полез — там только про тебя и разговоров было в последнее время.

— Я в курсе, — успокоил я её, — тут вот какая тема — завтра-послезавтра меня наверно в Москву пошлют. На сколько, не знаю, может и надолго.

— Поезжай, сынок, — погладила она меня по голове, — надо, значит надо. А меня послезавтра выписывают, и я сразу в санаторий… физрук обещал проводить.

— Вот и славно, — обрадовался я, — я, когда вернусь из столицы, обязательно тебя навещу. Да, как дела-то, что-то болит?

— Всё хорошо, сынок, — успокоила она меня, — уже почти ничего.

— Голова не болит?

— Она у меня с детских лет болит периодически, — поведала она, — так что к этому я уже привыкла.

— А живот?

— Вот живот почти что прошёл. Никакого сравнения с тем, что было до больницы.

— А суставы?

— Побаливают, — с удивлением воззрилась она на меня, — это возрастное, не лечится.

— Когда вернешься из своего санатория, попробую что-то сделать, — пообещал я ей.

И я вернулся все через тот же черный ход в свою пустую квартиру и загрустил. Надо же, с удивлением заметило мое второе я, Нины всего день нет, а ты уже по ней соскучился. Да вот, отвечал я, прикинь — так тоже бывает.

— Давай лучше вот о чем поговорим, — предложило это второе я, — об Алевтине и её болезни.

— Давай, — нехотя согласился я.

— Ты что, на голубом глазу поверил, что опухоли могут разговаривать?

— Нет, конечно, — вздохнул я, — это был плод моего буйного воображения.

— И что дальше делать собираешься? Новое тело для нее искать? Ведь это же бред сивой кобылы… причем сивой кобылы, накурившейся хорошего такого плана прямиком из Чуйской долины.

— Нет, конечно, — отвечал я, — никакого тела я искать не собираюсь, у меня другой вариант в запасе имеется.

— Расскажешь? — с надеждой спросило оно.

— Ну слушай, раз интересно…

И я вкратце поведал сам себе, что я собрался сделать послезавтра… и не надо на меня смотреть такими злыми глазами, это не шиза… пока не шизофрения во всяком случае, а просто обкатка планов работ в режиме жесткой конфронтации с оппонентом.

А утром, когда я сидел в своей обжитой экранной комнате и доводил до ума второй экземпляр Тетрис-пада, дверь вдруг резко распахнулась, и на пороге нарисовались два незнакомых товарища в сопровождении завлаба.

— А вот он сам и есть, — показал на меня пальцем Бессмертнов, — Петр Петрович Балашов, — а потом он добавил мне, — это Антон Палыч и Лев Николаич из Москвы — пообщайтесь тут немного.

Я встал по стойке смирно и выразил горячее желание общаться с заезжими москвичами. Один из них был вылитый Вячеслав Михалыч Молотов, с квадратной физиономией, лысиной в полголовы и даже с очень похожими очками-пенсне. А второй совсем ничем не примечателен оказался, кроме, разве что пронзительного взгляда, от которого хотелось поежиться — ладно, будешь условным Лаврентий-Палычем Берия, хоть ты и без пенсне.

— А что это вы тут делаете, Петр Петрович (можно просто Петя, сразу отозвался я, для Петровича я годами не вышел)? — спросил Молотов

— А, — махнул я рукой, — добиваю одну приспособу для завтрашнего эксперимента, не обращайте внимания.

— Что за эксперимент? — немедленно поинтересовался Берия.

— Ну взаимодействие СВЧ-излучения с плазмой в разрезе флуктуаций амплитуд и фаз электромагнитных волн по трассам радиосигнала, — выдал я предельно заумную фразу, которую и сам с трудом понимал — услышал как-то в разговоре двух бункерных обитателей.

— Да? — тоже затруднился с пониманием сути Берия, — ладно, тогда перейдем к делу. Откуда мы, тебе, наверно, пояснять не надо…

— Нет, не надо, — согласился я, — из 4-го управления вы оба, как я догадываюсь.

— Правильно, — ответил Молотов, — я там заведую отделением лечебно-профилактической помощи, а он мой первый заместитель.

— Большие люди, — заметил я.

— Да, немаленькие, — согласился Молотов, — короче так, Петя… Петрович — мы тебя забираем в свое ведомство. Сегодня ты еще раз обследуешься в заведении Горлумда, а завтра с утра выезжаем в столицу.

— А можно завтра хотя бы в обед выехать? — попросил я.

— А что такое? — поинтересовался Берия.

— Дело одно незавершенное, есть — пояснил я. — Послезавтра с утра надо бы завершить.

— Связано с этими твоими способностями? — спросил Молотов.

— Немного, — скромно ответил я.

— Расскажи подробно, если дело серьёзное, тогда может и задержим отъезд.

Я вздохнул и вывалил им все подробности, касающиеся Алевтины и её супруга. Включая разговор с опухолью. Молотов похлопал глазами, переглянулся с Берией и ответил.

— Нам даже самим интересно стало — можно, мы поприсутствуем завтра на этом твоем сеансе?

— Без вопросов, — улыбнулся я, — проведем что-то вроде консилиума… если Бессмертновы, конечно, против не будут.

— Их мы на себя берём, там вопросов, я думаю, не возникнет, — уверенно ответил Берия, и я сразу понял, что да, никаких вопросов к этому гражданину с нехорошим взглядом возникнуть не может в принципе.

— Насчет твоей матери мы полностью в курсе — в больницу больше не ходи, её прямо оттуда в санаторий отвезут.

— Физрука тоже захватите, — вырвалось у меня.

— Какого физрука? — не понял Берия.

— Из ее школы товарищ — у них там романтические отношения намечаются, так что не разбивайте сердца гражданам.

— Хм… — озадачился Берия, — ну если романтические, тогда ладно — фамилию физрука напиши, — и он протянул мне блокнот.

— А сейчас добивай эту свою приспособу, — предложил мне Молотов, — кстати, и её, и радиотелефон можешь с собой взять — покажешь заодно нужным людям.

— А откуда вы про радиотелефон-то узнали? — ошеломили меня его слова.

— От верблюда, — спокойно ответил он, — а после обеда добро пожаловать к Горлумду, он там ждёт тебя — не дождется.

— Да, — спохватился я, — а что я там в вашем 4-м управлении делать-то буду?

— А вот угадай с двух раз, — ухмыльнулся Молотов, после чего они дружно покинули территорию моей подведомственной экранки.

Блин же компот, подумал я им вслед — этак все мои долгоиграющие проекты подвиснут, и доморощенная писишка, и компьютерный клуб, и прочие игрушки… ну да ладно — все, что ни делается в этом мире, оно к лучшему… Но не вовремя проснувшееся второе я ехидно заметило, что есть и альтернативный вариант этой народной поговорки — все, что ни делается, к худшему. А я загнал этого паршивца в дальний угол подсознания и продолжил ожесточенную пайку и наладку второго Тетрис-бука…

А незадолго до обеда у меня еще была небольшая беседа с товарищем Бессмертновым, где он поведал, что командировка в Москву уже выписана, а подъемные средства ждут меня в бухгалтерии.

— А Семен Наумыч в курсе? — спросил на всякий случай я.

— Нету больше Наумыча, забудь, — зло бросил он в ответ.

— В каком смысле нету? — озадачился я, — помер что ли?

— Ну не до такой уж степени, — ответил Бессмертнов, — просто уволили его в 24 часа. Вместе с Оленькой, она за ним хвостом ушла.

— А за что? — продолжил тупить я. — И кто вместо него будет?

— Пока никого, — начал он с ответа на последний вопрос, — исполняю обязанности завотделом я, если это тебе интересно. А за что уволили, знаю, не скажу — подписку давал.

Глава 16

Полный вперед. Курилы, сентябрь 83-го

Я оставил Сергея караулить неадекватных джи-ай и один М-16 ему дал.

— Знаешь, как обращаться-то? — спросил я на всякий случай.

— А чего тут знать, — ответил он, — все, как в АКМе, только переключатель стрельбы по-другому обозван — safe это, я так понимаю, предохранитель, semi — одиночные, а auto оно и в Африке авто.

— Ну-ка пойдем устроим учебные стрельбы, — предложил ему я, — пальни одиночным в синее небо.

Мы подошли к трапу наверх, Сергей лихо передернул затвор, установил переключатель куда надо, и щёлкнул спусковым крючком. Выстрел прошел в штатном режиме.

— Надо ж, отдачи почти нет, не то, что у АКМ, — поведал мне он, — молодцы америкосы, классную машинку сделали.

— Говорят, она сильно капризная к загрязнениям, — вспомнил я зачем-то, — от грязи клинить может. И ствол длинноват, неудобно в рукопашном бою работать. И если сбросить ее со второго этажа, то ломается с концами, а нашему АК хоть бы хны.

— Ладно, будем работать с тем, что есть, — успокоил меня Серега, — надеюсь, до рукопашного боя у нас тут не дойдёт.

И я убежал на мостик, где уже вовсю хозяйничал Ираклий. А ему деятельно помогал Василий с Виталиком.

— Вам как? — тихо осведомился я у Виталика, — помощь нужна.

Тот покосился на командира и сказал, что наверно нет, разве что покараулить машинное отделение. И я кивнул и кубарем скатился к дизель-генераторам и двигателям внутреннего сгорания. Тут все было тихо, если конечно можно считать тихим рёв этих моторов, делать особенно было нечего, так что я даже заскучал.

— Алё, гараж, — прохрипела тут связь с мостиком.

Я быстро переключил её на передачу и ответил в том смысле, что гараж почищен, а автомобили стоят в состоянии полной боевой готовности.

— Даю малый ход, — ответил мне мостик, — если что-то пойдет не так, сигнализируй.

Но все пошло как будто бы так — главный мотор заревел чуть громче и пол у меня под ногами ощутимо завибрировал.

— Все идет по плану, — сказал я в микрофон, чтобы не молчать.

А микрофон покашлял, но ничего осмысленного мне не выдал. Так продолжалось с минуту, потом раздался новый звук, свистящий какой-то — я чуть не подпрыгнул.

— Это я курс поменял, — пояснил мне Ираклий с мостика, — сделал лево руля на 10 градусов… все, вышли на нужное направление.

Свист тут же прекратился… ну и славно. Интересно, сказало мое второе я, что ты будешь делать, если что-то тут навернется — починить-то это ты вряд ли сподобишься.

— Во-первых, не ты, а мы, — поправил я его, — ты же не отделяешь себя от меня, верно.

— Поправку принял… приняло то есть, — нехотя согласилось оно, — а что там во-вторых?

— Во-вторых, дорогуша, — продолжил я, — тут все дублировано, так что есть надежда доползти до нужной точки на половине действующих мощностей.

— Хитер ты, Камак, — с некоторой долей восхищения сообщило оно, — весь в меня.

Некоторое время прошло в полном моем бездействии, даже непривычно как-то — с того самого момента, когда меня вытащили переводить слова командира корейского боинга, я все время что-то делал, а теперь сиди вот сложа руки…

Но обрадовался я рано, через полчаса опять прорезался капитан с мостика и сообщил мне, что американцы стучат в дверь и хотят поговорить. Так что давай, Петя, дуй к Сергею, кроме тебя, английским у нас никто так хорошо не владеет. А в помощь отряжаю Виталия, мы тут вдвоем с помощником справимся с управлением.

— Есть, — мысленно козырнул я, — дуть к Сергею. Если что-то важное скажут, я притащу их к тебе на мостик.

— Обоих не надо, одного хватит, — распорядился капитан и отключился.

А я полез наверх на плюс два уровня, где была кают-компания с кубриком и эти два запертых гаврика. Подошли мы туда одновременно с Виталием.

— Чего говорят? — сразу спросил я у Сереги.

— А я знаю, — огрызнулся он, — разобрал только два понятных слова «факинг» и «ток».

— Ну ладно, — ответил я, — устроим мы им факинг ток, если так хочется.

— Стоп, — остановил меня Виталий, когда я достал ключ от каюты, — они там запросто могли развязаться. Ребята с виду крепкие, могут и вырубить нас, если не принять мер.

— Тогда так сделаем, — на ходу сориентировался я, — Серега, ты стоишь справа, а Виталик слева, оба автомата держите наготове… Виталя, ты стрелять-то умеешь?

— Обижаешь, начальник, — засопел он, — три года на Камчатке прожить да не уметь стрелять, это… — далее слов он подобрать не сумел, поэтому продолжил я.

— Предохранитель поставь на авто и мочи сразу их всех, если рыпнутся, меня только не задень сгоряча. И патрон проверь, есть ли в стволе.

Он так и сделал, Сергей повторил его действия, а я громко постучал в дверь и объявил этим гаврикам:

— Открываю дверь, если что, то два наших бойца держат горизонт под прицелом — стреляем без предупреждения. Все ясно?

Из-за двери раздалось глухое согласие, тогда я повернул ключ на 2 оборота и распахнул её. И нам открылась такая картина — один из джи-ай, тот, который Алекс, лежал на полу возле иллюминатора и из головы у него текла кровь. Второй стоял сбоку от входа, руки у него за спиной были.

— У Алекса проблема, — сразу сообщил мне он, — потерял сознание и кровь не останавливается.

Сергей было дёрнулся войти в помещение, но я его быстро притормозил:

— Стоять, это может быть ловушкой — он сам себе голову, например, расковырял, а когда мы войдем, нас обезоружат…

Сергей застыл, как вкопанный, а я сказал Джону:

— Ты выходишь в коридор и встаешь лицом к стене — дернешься, стреляем.

— А с ним чего? — он мотнул головой в сторону партнера.

— С ним чуть позже разберемся, — пообещал я ему, — вам не три годика и вы не в детском садике, чтобы так страдать от пустяшного удара бутылкой.

И Джон подчинился моему требованию — вышел и прислонился лицом к стенке. И все вроде шло неплохо, но когда я закрывал дверь, корабль наш вдруг основательно так встряхнуло…

— А это ещё что такое? — удивились одновременно и Сергей, и Виталий.

— Сложно сказать, — отвечал им я, а потом начал действовать сообразно обстоятельствам, — эй ты, как тебя, Джонни — у тебя есть, что сказать нашему капитану или ты так просто языком потрепать решил?

Джон посмотрел на меня насупившись (руки у него, кстати, остались связанными сзади, зря Виталик волну погнал) и ответил в том смысле, что да, есть что сказать, причем очень важное. Молодец, я бы тоже так на его месте сделал.

— Значит так — вы вдвоем ведете его на мостик, а я проверю машинное отделение — кажется, оттуда громыхнуло, — и мы разошлись в разные стороны.

В машинном отделении все, как будто, было без изменений, у меня даже от сердца отлегло — без двигателей мы точно никуда не уедем. Но шум моторов как будто стих, похоже, что Ираклий опять нажал на Стоп-машину. Пулей поднялся в рубку, а там стоял шум и ор, казалось, все одновременно орали друг на друга, у меня даже голова заболела.

— А что случилось-то? — спросил я, — может, перестанете кричать и расскажете?

И знаете, помогло, ситуация немного успокоилась, после чего Ираклий поведал мне о текущем моменте.

— На мину мы налетели, вот чего…

— Иди ты, — не смог скрыть обалдевания я, —откуда здесь мины? Со времен японской кампании что ли?

— А я знаю? — сразу обозлился капитан, — наверно оттуда. Короче во втором от носа отсеке дырища полметра на полметра и его заливает. Переборки, слава богу, мы успели задраить, так что на дно не пойдём.

— Ну тогда надо продолжать движение, — предположил я, — чего орать-то? Вот с этим хером разобраться только (я ткнул пальцем в Джона) и дальше двигать.

— Это еще не все, — продолжил Ираклий, — из того отсека, который заливать начало, вылез корейский солдатик. Он там, видимо, прятался.

— А это уже совсем интересно, — ответил я, — поговорили с ним?

— Да как же с ним поговоришь, если он только один язык знает — тебя вот ждем.

— Сначала с этим давай закончим, — внес свои пять копеек помощник Василий, показал на Джона.

— Правильно, — кивнул капитан, — спроси у него, что он хотел сказать?

Я перевел, в ответ Джон заявил буквально следующее:

— Я требую адвоката, связи с представителем США и воды. И чтоб забинтовали голову Алексу, а то кровью истечет.

Капитан в связи с последним пунктом непонимающе уставился на меня, я пояснил в двух словах, в чем там дело.

— Ну так надо перевязать, а то кони двинет, доказывай потом свою невиновность.

— Йес, кэп, — козырнул я, — ща сделаем.

А потом вернулся к Джону:

— Это все, что ты хотел сказать?

— Нет, — угрюмо посмотрел он на меня, — ещё хотел сказать, что вы все сдохнете… очень скоро сдохнете.

— Подробности расскажешь? — попросил я его развить тему, но он только отвернулся к стене и замолчал.

— Говорит, что все мы сдохнем, — оттранслировал я остальным его речь. — Причем в скором времени.

— Ладно, ведите его обратно, перевяжите второго и это… воды им дайте уже что ли. Этим займутся Виталий с Сергеем… Василий, и ты тоже иди. А мы с тобой (он поглядел на меня) разберемся с корейцем.

— Стоп, — остановил его я, — а переборки точно задраены, может, мы сейчас погружаемся на дно Охотского моря?

— Точно, — успокоил он меня, — и это не Охотское море, а уже Тихий океан. Пошли к корейцу.

Идти оказалось недалеко — солдатика посадили в какую-то каморку прямо рядом с мостиком… и был это совсем пацан, не больше 20 лет, а может и 17 вообще. На нём была военная форма с эмблемой ВМС и даже погоны черного почему-то цвета с одной поперечной оранжевой полоской. А сам он был маленький и жалкий какой-то.

— Привет, — начал с порога я, — ты кто такой?

— Я Ким, — ответил он, — рядовой второго класса ВМФ Кореи.

— Это вы вчера забирали нас с пляжа? — перешёл я к текущим делам.

— Точно, тебя и еще человек 20.

— Как вы оказались возле Курильских островов? Да еще заявили, что это ваша территория?

— Не знаю, я человек маленький, что мне приказывали, то и делал.

— Из какого порта вы вышли и когда?

— Из порта Тонхэ, провинция Канвондо. Три дня назад.

— Сколько народу было на корабле?

— Я точно не знаю, но около 50.

Я перевел все это капитану, он поморщился и сказал, чтоб переходил к более важным вещам.

— Твои обязанности на корабле?

— Помощник машиниста.

— Значит, с двигателями и генераторами умеешь обращаться?

— Немного… я только второй месяц на флоте, а на боевое дежурство первый раз вышел.

— Ладно, — подумав, сказал я, — а теперь главный вопрос — что случилось ночью, куда подевалась команда?

— Не знаю, — затрясся Ким, — я заснул в трюме, когда проснулся, никого из команды уже не было, только вы бегали по кораблю.

— И ты испугался?

— Точно… я остался в трюме, еда и вода там была, решил дождаться прихода в порт.

— А почему ты заснул в трюме, у вас же кубрик для этого дела есть?

Он опять задрожал всем телом, попросил воды, а когда выпил, сказал такое:

— Меня били всей командой, а этой ночью обещали опустить — вот я и спрятался от них.

— Мда… — все, что смог ответить Ираклий на мой перевод, — дедовщина-то не только у нас имеет место…

— Да, лет-то тебе сколько? — спохватился я.

— 19, — ответил он, вытирая сопли. — 20 через неделю будет.

Глава 17

Горлумд это не хоббит

Успел я таки довести до нужной кондиции второй экземпляр портативной игрушки и даже поиграл в него, пока меня не выдернули на диагностику в психушку. Лично главврач за мной прибыл, с ума сойти.

— А пообедать? — задал ему насущный вопрос.

— В морге пообедаешь, — пошутил он с медицинским уклоном, но видя, что я не очень понял его аналогии, пояснил, — у нас там своя столовая имеется, стена к стене с моргом. Недорого и вкусно.

— Ну если недорого, тогда конечно, — нехотя согласился я.

И он завел меня в самый дальний угол своего заведения, а перед этим пришлось миновать целых три железных двери приличной толщины.

— А вопросик можно, пока меня тут на запчасти разбирать не начали? — спросил я у него.

— Задавай, — милостиво разрешил он.

— Почему фамилия у вас такая странная? — продолжил я, — как у одного персонажа «Властелина колец».

— Читал Толкиена? — немедленно среагировал он, — какой ты начитанный мальчик.

— Случайно в одной деревенской библиотеке попалась в руки книжонка без обложки, потерялась в процессе чтения наверно, — пояснил я, — в конце только в выходных данных увидел, что это «Хоббит» Толкиена. Горлум там не очень приятный персонаж.

— Ага, это Детская литература, 72 вроде год, — ответил довольный доктор, — я ее тоже до дыр зачитал, но обложка таки на месте осталась. А что касается твоего вопроса, то у меня обычная немецкая фамилия, отец такую носил, и дел с прадедом тоже, к Властелину колец никакого отношения. Что она означает, не знаю… но давай уже делом займемся.

— Согласен, — кивнул я, — делу время, потехе час.

Описывать все процедуры, которыми меня пытали, я уж не буду. Скажу только, что не меньше пяти раз меня заставляли мысленно включать этот свой внутренний телевизор и выдавать на-гора тот самый внутренний посыл, которым я, например, выгнал из реанимационной злую медсестру. Телевизор я включал, особых усилий это не требовало, а вот все остальное делал по остаточному принципу — чтобы батарейки не разрядились, а то ведь у меня в плане ещё Алевтина Степановна значилась.

— Всё, — наконец заявил мне глав-доктор, — исследование закончено, можешь одеваться.

— И чего вы там наиследовали, если не секрет? — спросил я, натягивая рубашку.

— Вообще-то секрет, но тебе скажу, так и быть — ни-че-го, — зачем-то по слогам произнес он. — Никаких отклонений у тебя согласно медицине нет.

— Это прискорбно, — вспомнил я охранника из комедийного сериала, — ну может в 4 управлении что-то найдут.

— Может, найдут, только я в этом сомневаюсь, — пробормотал Горлумд, перекладывая рентгеновские снимки с места на место, — в столовую-то пойдешь?

— Наверно нет, Генрих Готлибович, — мотнул головой я, — уж больно место у вас тут стремное, не располагает к приему пищи.

— Хозяин-барин — тогда ты свободен, — объявил он, а я вместо того, чтобы спокойно удалиться, зачем-то брякнул напоследок:

— У вас язва желудка, товарищ Горлумд, рядом с поджелудочной железой… не сказать, чтобы прямо огромная, но лучше бы принять меры заранее — случайно увидел своим телевизором, когда вы рядом стояли.

— Спасибо, я знаю, — устало отвечал он, но тут же задал новый вопрос, — какие размеры язвы-то?

— Длина где-то 2 сантиметра, ширина небольшая. Может, и сама заживет, конечно, такие случаи бывали.

— Спасибо, Петя, — вяло улыбнулся он, — я этого не забуду… а ещё чего-нибудь ты у меня этим телевизором увидел?

— Остальное все в пределах нормы, — успокоил его я, — простатит разве что тоже пора полечить.

А вечером я забрал у игроков на антресолях свой первый экземпляр гейм-пада, не сломался ведь, значит надежная вещь. Прихватил второй пластиковый вместе с опытной моделью радиотелефона (ее еще надо бы в божеский вид привести… ладно, вечером займусь, все равно же делать нечего, квартира пустая) и договорился с большими людьми из Москвы… да, с Антон-Палычем и Львом-Николаичем… насчет завтрашнего консилиума у Алевтины. И было утро, и был вечер, день прошел достаточно удачно, я живой и относительно здоровый, за что огромное мерси небесному провидению.

А утром ранним я даже зарядку успел сделать, сочетающую в себе элементы советского физкультурного комплекса с 24-ю формами тай-цзы, одобренными лично товарищем Мао. Хорошо тонизирует это дело. А затем в дверь звонок раздался — это москвичи за мной прибыли.

— Чай-кофе-какао? — предложил я им, но они сурово отказались, и мы через десять минут оказались в квартире Бессмертновых, Александр-Сергеича и Алевтины-Степановны.

— Ну-с, — сказал я, зайдя в комнату к Алевтине, — снимайте бурнус. В смысле одеяло в сторону. Сейчас у нас состоится консилиум на предмет вашего здоровья, — и я представил этих двоих, хотя, наверно, супруг ей уже рассказал о них все подробно.

— Как самочувствие? — начал диалог Антон-Палыч, похожий на Молотова, принимающего ноту о начале войны от Шуленбурга.

— Спасибо, — ответила она, — гораздо лучше, чем до того было… ну до того, как Петя первый раз пришёл.

— Где болит, показывайте, — вступил в беседу Лев-Николаич, которому я определил прозвище Берия.

Алевтина на этот раз сняла ночную рубашку и очертила область, где у нее имелись проблемы.

— Мдааа, — пробормотали как-то одновременно эти двое товарищей из сталинского Политбюро.

И я увидел, что наступает мой выход на сцену… я и вышел.

— Вы двое садитесь вон туда (и я показал на диван сбоку) и не мешайте, а ты, Алевтина (непринужденно перешел я на более близкую форму общения) ложись на бок лицом к спинке и тоже помолчи.

Как ни странно, все подчинились моим указаниям, а супруг, как и в прошлый раз сидел на кухне и не отсвечивал. Тогда я вытащил из-под стола табурет, придвинул его вплотную к лежанке Алевтины и для начала включил свое внутреннее зрение. Получилось с полпинка… так… а опухоль-то, похоже, договороспособна — по сравнению с позавчера нижняя ее кромка приподнялась именно что на сантиметр, такое условие я и ставил. И метастазы в количестве… в количестве трех штук, вытянутые, сука, как щупальца у кальмара, приостановили свое развитие. Одна даже подсократилась на тот же сантиметр, остальные, правда, нет.

— Ну чего, — неожиданно раздался у меня в голове голос этой твари, — я так поняла, ты разобрался с новым телом. Я смотрю, ты их аж две штуки приволок — мне столько не надо.

— Это не те тела, — осадил я её, — рот на них не разевай.

— А кто это тогда?

— Две большие шишки из Москвы, вот кто. Слева Молотов, справа Берия.

— Иди-ты! — восхитилась она, — они ж давно померли.

— Во-первых, помер только Берия, его в 53-м расшлепали, а Молотов жив-здоров, хотя ему 95 лет уже…

— Надо же, — удивилась опухоль, — какой живучий, гад. Так-то у нас мужики и до 70 в среднем не доживают.

— А во-вторых, это не фамилии, а погоняла, кои я им придумал — просто похожи чем-то они на тех товарищей… но мы с тобой отвлеклись, давай о деле…

Тут меня отвлек Молотов-Антон-Палыч:

— Что ты там бормочешь, Петр? Можно погромче? Нам тоже интересно.

— Можно, Антон Палыч, — ответил я через плечо и продолжил беседы о прекрасном.

— Так вот, дорогуша, никаких тел я тебе не обеспечил…

— А чего ж тогда пришел? — недовольно отвечала опухоль, — срок нашего договора истекает сегодня — если ты мои условия не выполнишь, значит, и я буду считать себя свободной от всех взятых на себя обязательств.

Во как заговорила, мысленно удивился я, как юрист с многолетним стажем.

— У меня есть новое предложение, — продолжил я, — развивающее предыдущее.

— Слушаю, — откликнулась она.

— Сначала преамбула, как это принято в юридических документах.

— Валяй, — вяло согласилась опухоль, — свою амбулу.

— Как тебя зовут-то? — прежде чем продолжать, поинтересовался я, — а то неудобно общаться в безличной форме.

— Никак, — отозвалась она, — но если уж так приперло, можешь называть меня Бластома Ивановна.

Я чуть не поперхнулся, а Берия тихо переспросил у меня «она сказала Бластома Ивановна?», я ответил «да» и «не мешайте работать» и продолжил.

— Так вот, Бластома Ивановна… ты же хочешь пожить подольше, так?

— А кто не хочет? — согласилась она, — конечно хочу.

— Тогда сама посуди — если ты загонишь в гроб Алевтину, ты же вместе с ней и сдохнешь. Ровно в ту же минуту, так?

— Допустим, так, — с некоей натугой согласилась она.

— А это значит что?

— Что? — эхом повторила она.

— А значит это, что в смерти носителя ты никак не заинтересована, верно?

— Ну допустим верно, — опять отозвалась она с гораздо большей задержкой.

— Ну так и умерь свои амбиции — живи, короче говоря, и давай жить другим, вот и вся сказочка.

— А ты меня в покое оставишь? — поинтересовалась она, — вместе с этими твоими сталинскими министрами?

— Даю честное благородное слово, — взял под козырек я. — Подсократись до приемлемых размеров и дай по рукам этим твоим метастазам — и никто тебя не будет трогать вплоть до естественной кончины Алевтины. Как в финале любой сказочки, короче говоря, будет — жили они долго и счастливо и умерли в один день. Договорились?

— А если я откажусь? — решила все же прозондировать почву Бластома.

— Тогда будем применять самые жесткие меры, — пообещал ей я.

— Это радио- и химио-терапии что ли? — усмехнулась она. — Так применяли уже, без особенного ущерба для меня.

— Не, дорогуша, — разуверил её я, — для тебя у меня есть кое-что покруче… показать?

— Ну покажи, — неуверенно ответила она.

Я и показал — включил свою батарейку на треть мощности и направил луч на самый край опухоли. Она заверещала через десять секунд.

— Вырубай, — заорала она в полный голос, — я согласна.

— То-то же, — я прикрутил свою мощность до минимума, но совсем не выключил, — договорчик заключен?

— Заключен, — зло согласилась она. — В течение недели сокращаюсь до трех сантиметров в диаметре, метастазы аннулируются.

— Всё, Алевтина Степановна, — вернул я вежливую форму общения, — сеанс закончен. В следующий раз я приду к вам, когда вот эти товарищи отпустят, — и я показал на пару министров, которые пребывали в небольшом обалдении.

Глава 18

Доедет ли это колесо до Москвы?

Я еще и для этой твари добавил заключительную, так сказать часть, юридического документа (пропустив стоимость, срок действия и порядок обжалования в вышестоящих инстанциях):

— Смотри, гнида, я ведь проверю, как ты договор выполняешь… вернусь вот из Москвы и очень тщательно исследую этот вопрос. Если что-то пойдет не так, ты знаешь, что последует.

— Петр Петрович, — предельно уважительно спросил у меня Молотов, — я не спрашиваю, как вы это сделали, задам простой вопрос — зачем вы с ней договаривались? Не проще ли было включить на всю катушку эту вашу внутреннюю батарейку?

— Сейчас, — пообещал я, — на улицу выйдем, тогда и расскажу.

Мы попрощались с мужем несчастной Алевтины, я три раза, не меньше, уверил его, что началась рецессия и все должно наладиться. А он аж расцвел от таких слов и тоже не меньше трех раз сказал, что он теперь мой должник.

А на улице, рядом с черным-пречерным членовозом марки ЗИЛ-114 я рассказал этим товарищам все, что обещал.

— Я мог задеть соседние органы пациента, а там, сами понимаете, есть и это… и то… Короче говоря, стопроцентной уверенности в том, что вместе с бластомой не накроется медным тазом и сама Алевтина, у меня не было. А потому я выбрал договор — тут ведь лучше перестраховаться, чем недо…

И они как-то синхронно кивнули головами и пригласили меня внутрь этого чуда советского элитного автопрома. Там все было в натуральной коже. Приятной даже на вид, не то что на ощупь. Семь мест, длина шесть с половиной метров, строгий классический дизайн, все дела.

— А правда, — немедленно задал я вопрос, оказавшись на заднем сиденье, — что инженеры завода Лихачева содрали эту машину с Линкольн-Контитенталя?

Ответил мне водитель, мужчина в строгом сером костюме с золотой почему-то коронкой во рту, которая сверкала у него при каждом слове (Анатолий, представился он мне без должности).

— Неправильная у тебя информация, Петя, — так начал он свой ответ, — зиловские инженеры конечно изучали все мировые образцы таких типов автомобилей… и не только фордовский Линкольн, еще там были в списке Империал-Лимузин от Крайслера и Кадиллак-Флитвуд от Дженерал Моторс. Но наша продукция получилась полностью уникальной. Сам посуди — с 67 года выпускается, а выглядит современно совсем не так, как та же 21-я Волга или Москвич-407, а они примерно тогда начинали.

— Да уж, — не мог не согласиться я, — выглядит, как что-то космическое… и подвеска очень мягкая, ям вообще не чувствуется.

В это самое время мы проехали мимо моего дома, и во дворе его, рядом с моим же подъездом я углядел небольшое столпотворение, человек десять там стояло, ходило и сидело на скамеечках возле грибочка.

— А чего это они там ждут? — спросил я у Молотова, — не знаете?

— Знаю, — весело ответил мне он, — не чего, а кого — тебя, Петр Петрович.

— А зачем меня ждать? — продолжил тупить я.

— А ты что хотел, слухи про твои исцелительские успехи распространились очень быстро — теперь живи рядом с этим ажиотажем.

— Как же я домой-то возвращаться буду? — взволновался я, — они ж меня по кусочкам разберут? Как эту… Аллу Пугачеву или эту… Софию Ротару.

— Придумаем что-нибудь, — вздохнул Берия, — так что особо над этим делом не задумывайся.

Я мысленно махнул рукой и сказал самому себе, что подумаю над этим вопросом завтра, а сам продолжил беседу с водителем про автомобильные вещи.

— Так что там с подвеской-то?

— Торсионная она, — любезно пояснил тот, — вот ее точно передрали с модели Крайслер-300. Сзади, правда, оставили традиционные продольные рессоры. А вот двигатель точно наш, оригинальный, 300 лошадей, 7 литров.

— Ничего себе, — удивился я, — сейчас же больше 2-х литров не делает никто. Бензина наверно много жрет?

— В городе 25 литров, на трассе 17–20. Бензин 93-й, если интересно.

— Очень интересно, — не кривя душой продолжил я, — а максимальная скорость какая у этого чуда?

Слова про чудо, видимо, понравились водителю, поэтому он продолжил с большой охотой (ну оно и понятно, обычные-то его пассажиры если и разговаривают, то совсем о других предметах):

— 190, но это если дорога ровная и погода хорошая, а разгон до сотни за 13 секунд.

— Шикарная тачила, — невольно вырвалось у меня определение из 90-х годов.

— Тачила? — не понял Молотов.

— Ну да, — быстро спохватился я, — уменьшительно-ласкательное производное от слова «тачка». А тачкой в молодежной среде сейчас называют автомобили.

— Никогда не слышал, — задумался он, но мне на помощь пришел товарищ Берия.

— Я пару раз встречался с таким определением, сынок его употреблял, когда описывал содержание американских автомобильных журналов.

— Ну тогда ладно… — подкрутил подозрительность на минимум Молотов, — давай я расскажу, что с тобой дальше будет, целитель ты наш черноземный…

— У нас тут черноземов нет, — поправил его я, — сплошные подзолистые и дерново-подзолистые почвы.

— Хорошо, — не стал спорить по этой мутной теме он, — будешь нечерноземным целителем. Так вот — когда прибудем, для начала мы тебя проверим на всей нашей аппаратуре.

— Так прогнали уже, два раза, — вклинился в его речь я, — и товарищ Горлумд только и смог, что развести руками.

— Ничего, — отмахнулся Молотов, — кашу маслом, а безопасность дополнительными мерами не испортишь. Еще один круг будет. А потом… что потом, Лев Николаич? — почему-то обратился он к партнеру.

— Потом суп с котом, — пошутил тот, — точнее два супа… если не три — контрольные задания будут — справишься, тогда уже поступит последнее и самое главное дело в твоей жизни.

— Это как у Булгакова, — опять вырвалось у меня, — какое главное событие в моей жизни, так?

— Не знаю — не читал, — сурово ответил мне Молотов, а Берия добавил:

— Булгаков это который «Дни Турбиных»?

— Ага, он самый, — подтвердил я, — только он больше известен, как автор «Мастера и Маргариты». Врач, кстати, по профессии.

— Да, я что-то слышал, — рассеянно ответил Берия, когда мы выбрались из лабиринтов народной стройки на Московское шоссе, — только он ведь врачом-то поработал совсем немного, быстро в писатели переквалифицировался.

— Да, — позволил я себе рискованное замечание, — а остался бы верен своей профессии — глядишь, и до 4 Главного управления дослужился бы.

— Нам писатели без надобности, — сурово отрезал Молотов, — у нас ординаторы что хочешь напишут, если им такое указание дать.

И на этом наш разговор сам собой увял вплоть до славного города Владимира. Личного автотранспорта у народа в те времена еще совсем немного было, так что никаких пробок и дорожных заторов на нашем пути не встретилось. Равно как и южного объезда города, красивого и быстрого. Взамен него имел место северный объезд с ответвлениями в такие хиты Золотого кольца, как Суздаль и Юрьев-Польской.

— В Юрьеве этом самом Польском, — заметил я, чтобы как-то разрядить звенящую тишину в салоне, — снимали «Золотого теленка», знаете?

— Это где Юрский играл? — спросил через плечо водитель.

— Точно, — ответил я, — а еще Куравлев, Зиновий Гердт и Евстигнеев. Тут самое начало фильма снимали, где встречаются сыновья лейтенанта Шмидта… на главной площади города.

— А остальное где? — спросил Молотов.

— Восточную магистраль — в Каракумах, на границе Туркмении с Казахстаном, — блеснул познаниями я, — Черноморск естественно в Одессе, где же еще, а сцены с автопробегом недалеко от Юрьева, в каком-то местном поселке. Классный фильм вышел, правда?

— Классный, — не стал спорить Берия, — только это никакая не комедия получилась, а что-то сложное…

В ответ на это не стал спорить уже я… с чем тут поспоришь-то, действительно Швейцер трагикомедию снял. И народ это быстро понял, поэтому и популярность у «Золотого теленка» совсем не та была, что у гайдаевских хитов.

Да, а в самом конце этой объездной трассы — можете верить, можете нет, но нас тормознул бравый гаишник. Весь в новенькой милицейской форме и с мотоциклетным шлемом на голове.

— ГАИ по Кольчугинскому району, лейтенант Воронцов, ваши документы, — сурово сказал он в открытое окно водителю Анатолию.

А тот в ответ бросил ему следующее:

— Лейтенант, ты чего, не видишь, кого тормозишь?

— Очень хорошо вижу, — все так же вежливо отвечал тот, — транспортное средство с госномерами 00–10 МОС.

— А цифры с нулями и серия тебе ничего не говорит? — задал следующий вопрос Анатолий.

— Говорит, что машина московская, — поведал лейтенант и повторил уже с нажимом, — ваши документы.

Анатолий покрутил пальцем у виска и протянул в окно требуемые бумаги. А лейтенант обошел наш ЗИЛ вокруг и задал следующий вопрос:

— А где талон техосмотра?

— Пожалуйста, — водитель вытащил из-под козырька еще одну бумажку и протянул её гаишнику.

— Ай-яй-яй, — сокрушенно покачал головой тот, — просрочено на целую неделю, — и он показал и водителю, и нам на заднее сиденье срок действия талона, действительно, в начале сентября надо было продлять.

Оба минздравовских начальника уже накалились до состояния кипящего чайника, видимо, до сих пор их никто так не унижал на наших дорогах. Первым в себя пришел Молотов, он вышел из машины, хлопнул, что было сил, дверцей и поманил гаишника в сторонку. О чем уж они там разговаривали, осталось неизвестным, но через полминуты гаишник протянул документы водителю, и мы двинулись дальше.

— Совсем оборзели владимирские гайцы, — нарушил я тишину, а товарищ Берия добавил красок:

— И что ты ему там сказал?

— Что-что, — недовольно ответил тот, — пятерку сунул, вот и весь мой рассказ.

— Даааа, — выдохнули мы одновременно с Анатолием, а продолжил я один:

— Что-то я не завидую этому лейтенанту — нехорошо его дальнейшая судьба сложится.

На что мне уже никто не ответил, и мы без задержек помчались по трассе, которая в не таком уже далеком будущем получит имя М7. В Балашихе мы все же попали в небольшую пробочку, а проблескового маячка у Анатолия, видимо, не имелось. Так что ко времени в пути добавились полчаса — по-божески по сравнению с девяностыми и нулевыми.

— А куда мы едем? — спросил я, когда мы миновали МКАД… ну то есть то, что когда-то станет МКАДом, а сейчас убогая четырехполоска с разбитым полотном. — На Грановского?

Эти двое начальников переглянулись, а отвечать взялся старший из них:

— Грановского было до 73 года, а сейчас мы на Мичуринском проспекте обосновались.

— Аааа, — прорезалось у меня воспоминание, — это такой красивый комплекс рядом с МГУ?

— Не так, чтобы совсем рядом, но недалеко, — пояснил он, — при нем и гостиница есть, туда тебя и поселят сразу по приезду.

Глава 19

Полный назад, Курилы, 83 год

— Ладно, мы от тебя все узнали, что хотели, — продолжил я беседу с маленьким корейцем, — ты наверно есть хочешь?

— Конечно хочу, — кивнул он головой.

— Тогда пойдем, провожу тебя на камбуз, а ты (обернулся я к Ираклию) давай на мостик — нехорошо корабль без управления оставлять.

— А с этим что делать будем? — задал он логичный вопрос

— Приставим к машинному отделению — как-никак он помощником машиниста тут числился, наверно успел натаскаться в этих вещах.

— Договорились, — ответил капитан и развернулся к ходовой рубке, а я повел Кима поближе к еде и подальше от начальства.

А тут и все остальные члены нашего импровизированного коллектива подошли — Сергей, Виталик и Вася.

— Как там американцы? — спросил у них Ираклий.

— Все окей, как они сами говорят, — отозвался Сергей, — второго перевязали, там ерунда сплошная, небольшой порез на затылке. А первый успокоился… да, руки мы им все же развязали, а то как им справлять естественные надобности?

И любопытная Людочка тоже спустилась со своего наблюдательного поста и присоединилась к нашей компании.

— Ой, кто это? — показала она пальцем на Кима.

— Это, Люда, — ответил я, — рядовой второго класса ВМФ Кореи товарищ Ким, всё, что осталось от команды нашего корабля. Прятался в трюме, а когда его заливать начало, выбрался оттуда.

— Ну надо ж, — удивилась она, — какие маленькие рядовые в Корее… на пацана-пятиклассника похож.

— Какие уж есть, других не завезли, — вздохнул я, подтолкнул Кима в бок и мы спустились на один уровень.

Сзади я услышал, как Ираклий отправляет Люду обратно на крышу, а она упирается — мол, все равно ничего не видно и не слышно.

В кают-компании и на кухне мне еще раз пришлось объяснять, что это за фрукт и откуда он к нам упал. Слава богу, много вопросов не последовало, но накормить его накормили… он больше на воду налегал, что и понятно.

— Ну как, наелся? — спросил я его через полчаса.

— Наелся, спасибо, господин эээ… — он некоторое время подбирал нужное слово и таки подобрал, — русский.

— Отлично, — встал я со стула, — можешь называть меня Петром, а теперь пошли к месту работы — бесплатно тебя кормить мы не собираемся.

Он без рассуждений вскочил и вытянулся в струнку, всем своим видом подтверждая готовность следовать за своим господином.

— Кстати, — вспомнил я, — а оружие-то у вас какое-то было?

— Было, господин Петр, — ответил он, — только оно запиралось в оружейной комнате.

— Пойдем покажешь, где это, — предложил я ему.

Эта комната не имела какой-либо опознавательной таблички, просто с номером 13. И была она намертво закрыта аж на два замка.

— Ключи знаешь где? — обратился я к Киму.

— Никак нет, — опять вытянулся он по стойке смирно.

— А что там за оружие лежит, в курсе? — задал я следующий вопрос.

— Так точно — штук десять автоматов, двадцать карабинов и пять… нет шесть пистолетов. Это то, что я сам видел, может и ещё что-нибудь есть.

— Ладно, ломать дверь не будем, — принял решение я, — а пойдем-ка лучше мы с тобой в машинное отделение.

Не соврал солдатик, действительно он тут успел потрудиться, возле движков и генераторов — это я понял по его уверенным действиям в машинном отделении. Первым делом он проверил все лампочки и стрелочные указатели, подкрутил пару рукояток управления, нажал на одну кнопку и отжал другую. После чего доложил мне:

— Двигатели и генераторы в норме!

— А компрессор? — напомнил ему я.

— Если честно, — смутился он, — я с ним почти не работал, тут был отдельный человек для этого. Но кое-что запомнил, могу посмотреть…

— Посмотри, конечно, — предложил я.

И он начал ходить вокруг и около свистящего блока, залезая в труднодоступные места. Резюме свое он озвучил минут через десять.

— Кажется, все неплохо, только блок стабилизации оборотов ведет себя странно.

— И в чем эта странность выражается?

— При нормальной работе должна гореть вот эта лампочка и давление должно колебаться от 4 до 4,5 атмосфер, а сейчас лампочка не горит, а давление 3,5.

— Ладно, — вздохнул я, — компрессор сейчас это не самое главное, курс мы вроде изменили, теперь можно идти без управления рулями до самого Южно-Курильска. Знаешь, где это?

— Знаю, — тут же отозвался он, — на Кунашире, нам на обучении рассказывали — там у вас база какая-то есть.

— Да ты что, — заинтересовался я, — а еще что про русских говорили на вашем обучении?

— Много чего, — ответил он, — поменьше, конечно, чем про Северную Корею, но тоже немало.

— А что там про корейский боинг у вас слышно? — внезапно вспомнил я то, с чего началась вся эта моя эпопея.

— Это который 007? Так сбили же его над Сахалином, 1 сентября и сбили, — тут же вылетело из него. — Нам политинформацию зачитывали недавно, 290 трупов, в том числе американский сенатор и миллиардер из Гонконга.

Во дела, мысленно восхитился я, а с кем же это я тогда беседовал в Петропавловске? Но рассказывать о своих похождениях я посчитал преждевременным, а только спросил его еще раз, не связано ли было их спецзадание именно с этим 007.

— Не знаю, господин Петр, — отвечал он, — я ведь младший матрос на корабле, таких подробностей мне не сообщали.

Ну на нет и суда нет, с тоской подумал я, будем заниматься досудебной практикой. Включил связь с ходовой рубкой и спросил:

— Мы трогаться сегодня будем или не будем?

Наушники похрипели с полминуты, потом раздался ответный сигнал от Ираклия:

— Будем. С одним затопленным отсеком максимальная скорость 12 узлов, как тут написано в руководстве, это соответствует положению «малый вперед». Через две минуты даю малый — вперед, контролируй там работу механики.

— Есть контролировать работу механики, — четко доложил я, выключил связь и повернулся к Киму. — Сейчас будем трогаться на малом ходе.

— С одним затопленным отсеком, господин Петр, — сообщил он мне, — максимальная скорость 10 узлов. Так вроде бы в нашем руководстве написано.

— Знаю, — бросил я, — мы тоже умеем мануалы читать. Ты мне лучше вот что скажи — откуда ты родом?

— Из Сеула, — сразу же ответил он, — район Гангнам, правый берег Хангана.

— О, — немедленно вспомнилось мне, — Гангнам-стайл, песня такая есть, поет этот, как его… Пси что ли.

— Не слышал, господин Петр.

— Ладно, проехали. Это вроде бы самый центр Сеула, не рабочая окраина — семья-то у тебя не из бедных, получается?

— Отец работает на Хендае, менеджер в главном офисе, мать медсестра в медицинском центре Самсунг. Еще брат есть, он младше меня, учится в школе.

— У вас ведь каждый юноша должен в армии отслужить, верно? — продолжил я задавать вопросы, чтобы не было так скучно без дела.

— Верно, господин Петр. С 18 лет нужно встать на учет в военном комиссариате, а в 19 или 20 тебя забирают в ряды ВС Кореи.

— И сколько служить?

— В сухопутных войсках 1,5 года, на флоте 2, в авиации 2,5.

— Куда ж твое командование-то смотрело, когда тебя твои же товарищи унижать начали?

На это Ким совсем уже не нашел, что ответить, а просто виновато отвел глаза в угол.

— Стартуем, — раздался голос из громкой связи.

— Контролирую механику, — ответил я, после этого моторы заревели чуть громче и пол под ногами задрожал.

— Все в норме? — поинтересовался я у Кима?

— Да, господин Петр, отклонений нет, — ответил тот, а потом вдруг решил продолжить разговор о генеалогии. — А вы откуда родом?

— Город Нижнереченск, если тебе это что-нибудь говорит, — сказал я.

— Что-то слышал, — пробормотал он, — там у вас река еще большая течет…

— Ага, Волга называется. Отец умер, когда мне три года было… кстати он натуральным корейцем был, поэтому я ваш язык знаю.

— С севера или с юга? — сразу уточнил он.

— Он переехал в СССР еще до разделения страны, — пояснил я, — но если тебе так уж это важно, то вроде бы его предки в Пусане жили.

Ким кивнул и задал еще один вопрос:

— А остальные родственники?

— Мать работает учителем в школе, братьев и сестер нет.

И тут опять прокаркал громкоговоритель:

— Петя, давай наверх, у нас проблема.

— Сиди здесь и следи за приборами, — принял я решение оставить Кима одного на боевом посту, — а я отлучусь на немного?

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да, а что именно, не сказали, — ответил я ему и поднялся на три уровня вверх.

— Что тут стряслось? — спросил я первым делом, переступив порог рубки.

— Левый якорь сорвался с крепления и теперь болтается где-то между бортом и поверхностью моря, — ответил капитан.

— Ну ё-моё, — это все, что я смог сгенерировать в ответ.

— Ё, конечно, твоё, — недовольно заметил Ираклий, — но с такой болтающейся дурой двигаться дальше, по-моему, нельзя. Я затормозил машины.

— Подтянуть пробовали? — задал я следующий вопрос.

— Пробовали, — вступил в разговор Сергей, — не получилось. Что-то в управляющей колонке заклинило.

— Так может разберем и посмотрим? — предложил я, — ты один раз кажется это делал уже.

— Давай, — с видимой неохотой согласился Сергей, и мы в четыре руки раскрутили заднюю стенку соответствующего блока.

Осмотр внутренностей ничего существенного не дал — ну большая плата управления с импортными микросхемами, ну блок питания сбоку, ну жгут проводов налево, а другой жгут вниз. На вид все было исправным. Предохранители тут отсутствовали как класс.

— Ты как хочешь, — сказал мне Сергей, — а я сюда разбираться не полезу — только испортим все.

— Может тогда сбросим якорь к чертовой матери? — предложил я выход из положения. — мы и с одним таким устройством проживем.

— А ты знаешь, как его сбрасывать?

— Если честно, то не очень… но можно ведь у корейца спросить, у Кима, он ближе знаком с местной техникой.

— Точно, — хлопнул себя по голове Ираклий, — тащи сюда своего Кима, будет нам переводчиком с технического на русский.

И я в который раз за сегодня попрыгал по ступенькам трапа вниз. А внизу меня ждал маленький сюрприз — не было там никакого Кима. Осмотрел все закоулки и не нашел его. Тогда я поднялся на один уровень, где сидели взаперти наши американские друзья — и здесь меня ждал еще один сюрпризец, на этот раз побольше. Каюта, куда мы заперли Джона с Алексом, была распахнута настежь и никого там не сидело. Мысленно похолодев, я ринулся к двери оружейной комнаты с номером 13, она тоже была открыта, автоматы с винтовками мирно стояли там в козлах, но на мой взгляд не хватало штук 5–6 единиц вооружения. Я захватил парочку автоматов и бегом поднялся на мостик и доложил ситуацию.

— Василий остаешься здесь, — мгновенно сориентировался Ираклий, — остальные за мной.

И он забрал у меня один из автоматов (по-моему это был М4), и мы гуськом выдвинулись в направлении оружейной комнаты.

Глава 20

Мичуринский проспект, 6

Молотов оказался человеком слова, и меня со скоростью свиста заселили в гостиницу при 4-м управлении. Маленький домик в три этажа, номеров тут по моим прикидкам всего с полсотни было, вот в один из них я и закинул свою сумку всего спустя полчаса после прибытия.

— Сегодня у тебя свободный день, — сообщил мне все тот же Молотов, — а завтра явишься в первый корпус, это вот тот (и он показал на здоровенное здание, один из трех лучей трилистника… да-да, как у Мерседеса… смотрящий строго на юг). Держи пропуск и не забудь с собой паспорт — в фойе в 9 утра тебя будет ждать сопровождающий. Все понятно?

— А потом что будет? — решил все-таки уточнить я.

— Исследования будут, — невнятно объяснил он, — до самого вечера. Обедом тебя там накормят, не беспокойся.

Я было хотел ответить, что о чем-о чем, а о кормежке я забеспокоился бы в самую последнюю очередь, но плюнул и решил не дразнить гусей.

— Все предельно ясно, — сообщил я Молотову и решил повторить диспозицию под его внимательным взглядом, — сегодня у меня свободный график, а завтра в 9 утра я должен явиться в 1 корпус этого вот здания.

— Молодец, — похвалил он меня, — быстро схватываешь. Тогда до завтра, — и он убыл в направлении все того же первого корпуса.

А я осмотрел свои владения… обычный эконом-класс советского сервиса, узенькая и длинная комнатушка с кроватью в одном углу и столом с телевизором в другом. Вид из окна вполне приличный, сплошная зелень, больница же у самого края обзора. При входе совмещенный санузел… здесь все хорошо, душ, правда, стоячий, да мне другого и не надо.

И тут я вспомнил, что Нина же сейчас тоже обретается в столице нашей Родины, и у неё даже телефон есть в этой… квартире родственников где-то на Юго-Западе. А этот Юго-Запад совсем недалеко от Мичуринского проспекта. И я выудил из записной книжки этот телефончик и тут же и набрал его на гостиничном аппарате, через девятку. Ответили на третьем гудке, мужским неприятным голосом.

— А можно Нину позвать? — сказал я в ответ на «аллё» этому голосу.

— А кто её спрашивает? — тут же полез в уточнения тот.

— Петя её спрашивает, Балашов. Мы работаем вместе, — зачем-то уточнил я.

— Нет её, — продолжил голос, — придёт к вечеру наверно.

— А вы не могли бы передать ей мой номер телефона, чтоб она набрала, когда придет? — и я споро продиктовал набор циферок, который значился на бумажке внизу моего аппарата.

Неприятный голос сделался ещё неприятнее, но в просьбе передать номер не отказал. Вот и славно, подумал я, повесив трубку, а мы пока телевизор что ли посмотрим. Нажал на кнопку ВКЛ на здоровенном ящике, отделанном ценными породами дерева — оригинальные же дизайнеры в телевизионном бизнесе СССР работали. Телевизор Электрон-716Д погудел некоторое время, затем появилась довольно-таки размытая картинка. Программы тут переключались не сенсорами, а здоровенной такой рукояткой по кругу. И было их аж три штуки, этих программ — первая, вторая и московская.

По умолчанию тут почему-то московская программа стояла… так, тут передача «Москва», про будни столицы, неинтересно. После трех перещелков появилась первая программа с передачей «Ленинский университет миллионов», темой же этого выпуска, как я уловил из обрывков разговоров двух говорящих голов, было «Экономика должна быть экономной». Кто это смотрит, мне было неясно и из первой своей жизни, а сейчас непонимание только усилилось — мухи же с точки дохнут от одного только названия передачи.

Ладно, остается последний шанс, вторая программа… о, а здесь футбол начинают транслировать, Динамо-Минск против Спартака. Матч века, практически, Барселона против Баварии, это можно. Я улегся на кровать, подложил под голову подушку и приготовился вникнуть в полное загадок и противоречий спортивное состязание.

Сейчас же 82 год, вспомнил я, значит Минск и должен выиграть этот чемпионат. Под руководством товарища Малофеева. А Спартак сейчас неплохо играет, но не на максималках образцов 78–79 годов. В призеры, кажется, попадет, но не более. Комментатор Маслаченко… хороший специалист, практически на уровне Васи Уткина. Над трибунами раздался знаменитый футбольный марш Матвея Блантера — там-там-тара-тара-там-там-там, ну вы поняли. И началась игра. У минчан солировали Зыгмантович с Гоцмановым и где-то рядом им помогал Алейников. Ну а про Спартак что рассказывать — Спартак он и в Африке Спартак, с Дасаевым в воротах, Романцевым в защите и Федей Черенковым впереди. Ну и Бесков, конечно, дополнял картину, монументально восседая на скамейке запасных.

Минчане практически мгновенно вогнали гол в ворота Дасаева, и тут зазвонил телефон.

— Да, — сказал я, подняв трубку.

— Привет, — ответила мне трубка нининым голосом, — ты, значит, тоже в Москву приехал?

— Ага, — согласился я, — дела тут образовались. Давай встретимся.

— Давай — где и во сколько?

— Давай в центре где-нибудь… у тебя ведь там красная ветка метро идет?

— Да, Юго-Западная в пяти минутах ходьбы.

— Вот и поезжай по ней до Библиотеки Ленина. Я тоже туда подгребу — выход вперед и налево. Через сколько сможешь?

— Давай через час, как раз должна успеть.

— Договорились, — положил я трубку на рычаг, потом выключил телевизор и спустился вниз.

На ресепшн сидела стара грымза с пергидролевой завивкой в возрасте далеко за сорок — оставил ей ключ и сказал, что вернусь часа через три. Она недовольно кивнула, но вслух ничего не высказала. А когда я уже направлялся к ближайшей станции метро, меня вдруг окликнула некая женщина, идущая ко входу в клинику, как я понял.

— Петя? — вопросительно сказала она, и я её узнал.

— Добрый вечер, — ответил я, — Галина Леонидовна.

— Это ты же меня тогда от хулиганов защитил? — продолжила она, — в переулках возле Арбата.

— Было дело, — скромноответил я, — но на моем месте так поступил бы каждый… каждый нормальный мужик.

— Каждых там не оказалось, — резонно заметила она. — А здесь ты что делаешь?

— Так привезли меня два местных начальника, Антон Палыч и Лев Николаич… для опытов.

— Стой-стой, — забрезжило у неё в голове понимание момента, — ты же из Нижнереченска, кажется?

— Точно.

— А там недавно обнаружился некий народный целитель, который налево и направо всех лечит, так?

— Так, — подтвердил я.

— Уж не ты ли будешь этим самым целителем из Нижнереченска?

— Я не целитель, — скромно сказал я, — а только учусь на него. А вы что тут делаете, если не секрет? — задал я достаточно наглый вопрос.

— Нет, не секрет — собиралась анализы сдать… тому самому Антону Палычу, кстати. Но раз уж тебя встретила, планы меняются — ты куда собрался-то?

— Встреча у меня с одной знакомой, — не стал ничего скрывать я, — у Библиотеки Ленина через час… нет, уже через 45 минут.

— Я подброшу, у меня машина, — сообщила она, не ожидая никаких возражений, я и не стал возражать… когда ещё так вот запросто с дочкой генсека покатаешься.

И тут она взяла меня под ручку и развернулась в противоположном направлении, к Мичуринскому проспекту. Там в кармане, предназначенном для парковки посетителей клиники, и обнаружилась её серая Волга, нет, даже не 24-я, а целая 3102, только что, как я с усилием вспомнил, выпущенная на славном Горьковском автозаводе.

— Классная тачила, — опять вырвался у меня термин из будущего времени, но Галина не стала выяснять, что такое тачила, а просто щёлкнула кнопкой сигналки и кивнула мне головой в сторону пассажирской двери.

— Так вы сами что ли водите? — удивился я.

— Да, сама, — просто ответила она, — и можешь называть меня на ты, не такая я уж и старая.

Я чуть было не поперхнулся, но сделал это мысленно, наружу ничего не вылезло, а потом продолжил разговор, об автомобильной технике, о чем же еще:

— Серия новая, я таких еще не видел.

— К 26 съезду выпустили опытную партию, — прояснила вопрос она, — всю в гараж особого назначения распределили — знаешь, что это?

— Догадываюсь, — проглотил слюну я, — примерно то же, что и 4-е управление Минздрава.

— Смышленый мальчик, — усмехнулась она, — именно, для членов Политбюро и Совмина. Ну и мне одна штука досталась.

— Как ездит-то? — продолжил я, — не ломается?

— Было пару раз, — не стала скрывать она, — движок перегревался и подвеска стучала, но починили оба раза быстро.

А мы тем временем миновали Университетский проспект и плавно перестроились на улицу Косыгина, переименованную совсем недавно из Воробьевского шоссе.

— Хороший тут район, — заметил я, крутя головой по сторонам, — зелень, река и Лужники.

— И МГУ тоже, — добавила она, — с китайским посольством. Про твое целительство я уж не буду расспрашивать, завтра подробнее поговорим, лучше расскажи что-нибудь про себя и свой Нижнереченск.

— А чего там соловьем-то разливаться, — ответил я, — стоит на месте Нижнереченск и не падает. Добавили недавно пару новых поездов до столицы и один до Питера.

— У тебя семья-то большая?

— Мать, вот и вся семья, — ответил я. — Недавно операцию ей сделали, сейчас она в санатории.

— Позвонил бы или написал — я бы устроила её в Гагры какие-нибудь или Алушту.

— Ладно, наши санатории тоже неплохие, я там был, куда ее определили — сплошные сосны и крутая излучина реки.

— Ну смотри, — сказала она, выруливая на проспект Вернадского и метромост возле Лужников. — К нам скоро Элтон Джон приезжает, хочешь сходить?

— Если честно, Галя, — осмелился я сократить её имя до минимума, — то не очень. Никогда он мне не нравился. Вот на Юрия Антонова посмотрел бы…

— Так в чем проблема, завтра мы собираемся в Артистическом кафе, знаешь, где это?

— По-моему рядом с МХАТом где-то? — предположил я.

— Угадал, в Камергерском переулке — подходи туда к восьми вечера, увидишь своего Антонова.

— Ой, спасибо, Галюша, — обрадовался я, — если живым останусь после экспериментов 4-го управления, обязательно приду, а можно с подругой?

— Бери и подругу, — махнула рукой она и добавила, выкручивая руль вправо, — а мы, кажется, приехали — вот твоя Библиотека… куда пойдете с подругой-то?

— Хотел в «Прагу», — признался я, — а не получится, будем действовать по обстоятельствам.

— В «Прагу»? — усмехнулась она, — туда так просто не попасть… но с помощью тети Гали можно попробовать — держи мою визитку, покажешь швейцару, тогда все получится.

— Ой, спасибо, Галечка, — забрал я её визитку, — не знаю, как и благодарить.

— Вылечишь меня от одной болячки, вот и будут все твои благодарности.

Я кивнул, открыл было дверцу, но вдруг вспомнил, что у меня в сумке лежит… закрыл дверцу, достал гейм-пад и протянул его Галине.

— Это новая электронная игрушка такая, Тетрис называется, — сказал я, одновременно включая ее. — Цель — сложить вот эти кирпичики как можно плотнее. Подарок, так сказать, от чистого сердца.

— Из Японии что ли? — спросила она, рассматривая падающие кирпичи на экране.

— Из Нижнереченска, — ответил я, — сам придумал, сам сделал.

— Хорошо, посмотрю я на твою игрушку. Ну до завтра, народный целитель.

Глава 21

В осаде

Впереди Ираклий поставил Виталика, у того вид был более внушающий, чем у остальных, страховали его с боков мы с Сергеем, а замыкал нашу процессию капитан. До оружейной комнаты добрались без особых затруднений. Дверь у нее по-прежнему была распахнута настежь, а внутри и рядом никого не было.

— Так, — начал распоряжаться капитан, — забираем все, что здесь лежит, и несем в укромное место… кто знает укромное место?

— Я, — поднял я руку, — в машинном отделении таких мест дохрена и больше — захочешь, ничего не найдёшь.

— Значит, идем в машинное отделение, — согласился Ираклий.

Мы по очереди выгребли все вооружение, оказалось его 22 единицы в общей сложности — 8 автоматов, 10 винтовок и 4 пистолета, по виду очень похожих на Вальтеры. Плюс рожки, обоймы и коробки с патронами. И потом с теми же мерами предосторожности спустились на 3 этажа вниз. Двое встали у входа караулить от возможного нападения, а мы с капитаном зашли внутрь.

— Вот, — открыл я один ящик в дальнем углу, — или вот (вторая ниша в противоположном направлении) или наконец это (лючок в пульте управления дизелями).

— В этот последний все и сложим, — решил Ираклий и позвал остальных, — идите сюда.

— Стоп, — пришла мне в голову одна мысль, — для надежности хорошо бы отделить патроны от оружия — по крайней мере не сразу все они найдут, если захотят.

— Правильно, — почесал голову капитан, — обоймы давайте запрячем в другом месте.

Поиски этого другого места заняли некоторое время, после чего появилась, наконец, свободная минутка для обсуждения текущей ситуации.

— Сергей и Виталий, сбегайте в кают-компанию, узнайте, что там и как…

— Не надо бы разделяться, — поправил его я, — давайте все вместе пойдём.

На что капитан махнул рукой, соглашаясь, и мы уже наработанным порядком выдвинулись к остальным членам нашего комьюнити. По дороге завязался такой разговор:

— А кореец-то твой засланным казачком, похоже, был, — сказал мне Сергей.

— Кореец не мой, это во-первых, — устало отбил я этот наезд, — я его из трюма не вытаскивал. А во-вторых, вынужден согласиться с твоими словами, Серёга — скрывал он свою личину под маской овцы.

— Тут ещё один вариант может быть, — предположил капитан, — американцы, допустим, освободились сами. Сумели как-то открыть дверь каюты и спустились в машинное отделение. А тут кореец, они его и рекрутировали себе в помощь.

— Слишком надуманно, — после недолгого размышления ответил я, — слишком много допущений… а эта, как ее… бритва Оккама что ли… говорит, что чаще всего прокатывают самые простые объяснения. А самое простое здесь то, что кореец знал, где лежат ключи и от оружейной, и от каюты с американцами. Вот он сам и открыл оба помещения.

— А потом они куда делись? — задал чертовски логичный вопрос Сергей. — Лично я на их месте тут же двинул бы на мостик и положил всех нас мордой в пол.

— Запишем пока в загадки, — ответил я, видя, что остальные помалкивают в тряпочку.

А в кают-компании и в кубрике все было без изменений — народ сидел, лежал и спал в разных местах и позах.

— А кстати, — спохватился Виталий, — чего это мы пятеро одни за всех отдуваемся? У нас еще раз-два…-шесть мужиков имеется, надо их тоже под ружье поставить.

Капитан прочистил горло и командным голосом предложил этим шестерым мужикам занять место в отряде территориальной обороны.

— А от кого обороняться-то? — лениво спросил пузатый и лысый гражданин, имя которого мне называли, но я его сразу забыл.

Капитан вторично прочистил горло и кратенько пояснил, во что мы вляпались.

— То есть их трое, — начал отвечать пузатый, — все военные и с оружием, так?

— У нас тоже оружие есть, — потряс карабином в воздухе Виталий, — и тебе выдадим под расписку.

— Я пас, — потух взором пузатый, — стрелять я не умею и вообще…

Еще двое из этой шестерки тоже спасовали, а остальные встали и приняли подобие стойки смирно.

— Отлично, — обрадовался капитан, — держите по винтовке. Стрелять-то умеете?

Стрелять худо-бедно умели все, тем более, что корейские карабины практически ничем не отличались от незабвенной винтовки Мосина.

— Что дальше делать будем? — спросил я.

Ираклий подумал и предложил такой хитрый план:

— Давайте двигаться уже к нашей цели, хоть у нас один отсек и с водой, но 10–12 узлов мы и с ним выдать сможем… Сергей, сколько нам по карте до Южно-Курильска двигаться?

— Около 500 километров, — четко доложил тот.

— То есть это надо поделить 500 на 10 на 1,8 — сколько получится?

— 28 часов примерно, — доложил я, быстро произведя подсчеты в уме, — но это в том случае, если остановок не будет.

— Сутки-полторы, — подытожил Ираклий. — Вас троих (он показал на новых рекрутов) мы тогда оставляем здесь, защищайте команду от возможного нападения… и Виталий пусть с вами тоже будет. А мы все остальные базируемся на мостике и обеспечиваем крейсерский ход корабля.

— А двигатели? — напомнил я.

— Да чего им сделается… опасно распылять наши силы, так они смогут поодиночке нас перебить… или обезвредить. Ничего этим движкам не сделается и без нашего присутствия.

— Хороший план, — сказали мы с Сергеем почти одновременно, а закончил я один, — значит, не будем обследовать корму?

— А смысл? — ответил Ираклий, — американцы ребята здоровые, да и кореец, видимо, парень не промах, поди тхэквондо знает — передушат они нас как куриц.

— Ну один-то из них с пробитой головой, а про корейца сложно сказать, что он знаток единоборств, — ответил я, — уж больно на вид хилый.

— Внешность бывает обманчива, — возразил мне капитан. — Ну, за дело, ребята…

И мы тем же осторожным порядком вернулись на свое место в ходовой рубке.

— Да, а с левым якорем-то что делать будем? — вспомнил я этот момент, — он же так и болтается между бортом и водой.

— Вот и первое задание для тебя — поищи, там должен быть запасной вариант его подтягивания… на случай, если основной из строя выйдет, — сказал мне Ираклий, и я послушно принялся за поиски решения этой проблемы, Серёгу тоже подключил.

С божьей помощью мы каким-то хитрым образом сумели найти ручные вороты для подъема якорей, капитан в точку попал. Это были лебедки типа тех, что на деревенских колодцах сверху висят, только с ручками, встроенными с обеих сторон. Навалились вдвоем и сумели поднять этот чертов якорь на положенное ему место. Потом я еще нашел лом и намертво закрепил устройство, чтобы больше не выпадало.

— Задача решена, кэп, — доложил я, — якорь поднят и укреплен. Что дальше?

— Малый вперед, — трубным голосом провозгласил тот и обратился к Василию, — первый помощник, какой у нас курс на гирокомпасе?

Помощник напряженно прищурился в еаправлении циферблата компаса и сообщил:

— 192 градуса на зюйд-вест.

— Петр, — перешел он ко мне, — проверь по карте, туда ли мы идём?

Я открыл этот здоровенный талмуд на нужной странице, сверился с координатами, которые мы совсем недавно определили, и приложил линейку между нашим положением и городом Южно-Курильском.

— Примерно правильно мы идем, — сообщил я результаты своих изысканий, — можно было бы немного отклониться вправо… к западу то есть… на градус-полтора, а можно подождать пару часов и тогда уж снова свериться.

— Так и сделаем, — решил Ираклий, после чего сообщил новые данные, — добавляю хода до 12 узлов. Ночью будем идти, кто как думает? — решил он сыграть в демократию.

— Я думаю, что лучше не надо, — выскочил со своим мнением я, — напоремся на что-нибудь в потемках. Днем хотя бы видно, что впереди.

— Согласен, — одновременно кивнул головами Сергей с Василием.

— Значит в девять вечера, — ответил всем сразу капитан, — у нас ведь около девяти темнеет… сбрасываем ход и ложимся в дрейф. А пока все по местам… Петр, проверь, где там наша впередсмотрящая.

И я полез по левой лесенке на крышу мостика — там по идее должна была находиться очень разговорчивая девушка Люда. Но никаких Люд я там не обнаружил… спустился назад и доложил ситуацию старшему.

— Наверно есть пошла, — предположил тот, — пойди и проверь кают-компанию с камбузом. Хотя стой, вдвоем идите, с Сергеем, — добавил он.

Мы и двинулись по указанному направлению вместе с коллегой по ИПП, оба американских автомата с собой взяли. А по дороге у нас произошел такой интересный разговор:

— Что-то не нравится мне наш капитан, — неожиданно высказался Серега.

— Поясни, — попросил я, — он вообще-то не червонец, чтобы всем нравиться…

— Вот сам смотри, — начал вспоминать он, — помнишь момент, когда эти бандиты на острове пообещали стрелять нас по одному… ну если мы их золото не отдадим?

— Помню, — ответил я, — но не во всех уж подробностях — ну пообещали, так никого же не расстреляли.

— Я что хотел сказать-то… — продолжил Сергей, — я тогда в сторонке стоял и видел одновременно и всю нашу группу, и этих двоих, как уж их звали-то… Слон и…

— И Щербатый, — напомнил я ему, — хотя зубов как раз у Слона не хватало.

— Правильно, я тоже это заметил. Так вот, Ираклий наш, грузинский царь который, пару раз перемигнулся со старшим бандитом, причем второе перемигивание в нашу сторону было направлено. А потом они тебя вытащили из толпы, и ты повел одного вверх по ручью.

— По-моему у тебя паранойя разыгралась, — честно высказал я свое мнение Сереге, — перемигивания какие-то придумал. Может у него просто глаза слезились, вот и все?

— Может и слезились, — с видимой неохотой согласился он, — но это еще не все…

Но про остальное он не успел дорассказать, так как мы тем временем дошли до кубрика, а тут с порога нас и огорошили.

Огорошивал тот самый пузатый дядька, отказавшийся вступать в терроборону.

— А эту вашу девку, как её…

— Людмилу? — помог ему я.

— Да, Людку — её кореец забрал с собой. Вот только что, минуты две не прошло.

— Давай подробности, — я уселся на свободный табурет и приготовился слушать.

— Какие уж тут подробности — пришел оттуда (он показал на выход ближе к корме), с оружием, приказал нам всем не двигаться…

— Стоп, — остановил я его, — а на каком языке он вам приказывал-то?

— Так на чистом русском, — посмотрел на меня пузатый, как на несмышленыша, — а потом взял Люду за волосы, она ела вот тут за столом, и вытащил ее через ту же дверь.

— Тээээк, — протянул я, — а вот и заложники у нас случились. А американцев, значит, с ним рядом не было?

— Не, никого не было, — помотал головой пузатый.

— А кроме приказа не двигаться, от него ничего не поступало? — задал я следующий вопрос.

— Вроде бы нет… правильно, Валя? — спросил он бабищу с задатками продавщицы из деревенского хозмага.

Валя помотала головой.

— А почему он Валю, например, не забрал?

— Вот этого я не знаю.

— Хорошо… — задумался я, — но мы же вам целых трех охранников оставили, все с оружием — они-то куда глядели?

— А отлучились они все трое куда-то, — пояснил пузатый, — в кубрике ни одного на тот момент не имелось.

— А сейчас они где, эти охранники?

— Так не вернулся пока ни один…

Час от часу не легче, мысленно вздохнул я, теперь вместе с Людой еще и этих раздолбаев искать придется.

Глава 22

Вечерняя Москва

Нина уже стояла у ступенек главной библиотеки страны и внимательно смотрела, как Галина отъезжает от края проспекта Маркса.

— А это кто ещё был? — недовольно спросила она у меня, когда я пересек улицу.

— Ты не поверишь, родная, — взял я её под ручку, — дочка Леонида Ильича.

— Да иди ты со своими шуточками, — вывернула она локоть из моей руки, — раз в жизни можешь что-то серьёзно объяснить.

— Какие шутки, Нинель, — даже слегка обиделся я, — не веришь — на вот тебе доказательство.

И я выудил из кармана визитку… она рассмотрела её со всех сторон, разве что на зуб не попробовала, но кажется поверила и даже не ввернула дежурную фразу о современном состоянии печатного дела на Западе.

— Вот теперь верю, — сказала она с прояснившимся лицом и чмокнула меня в щеку. — Как это ты с ней познакомился?

Я повторно взял её за руку, и мы двинулись по направлению к старому Арбату… нет, сейчас это просто Арбат, потому что никакого нового пока нет, это проспект Калинина.

— Случайно, моя радость, — пояснил я свое знакомство без подробностей, — нас в одно отделение в клинике определили, там и разговорились в очереди.

— Дочка генсека стояла в очереди? — недоверчиво переспросила она.

— Представь… бывает и такое в жизни.

— Да, а как ты в Москве-то оказался? — задала главный вопрос она. — Ты же вроде никуда не собирался ехать.

— Это длинное и сложное объяснение будет, — ответил я, — расскажу попозже, ладно? Поведай лучше, как у тебя там дела с растаможкой.

— Почти закончила — остались мелкие детали, — сообщила она, — столько бюрократии я никогда в жизни не видела… вот ты когда-нибудь заполнял таможенную декларацию?

— Вроде бы нет, — честно признался я и мысленно добавил «только обрабатывал и систематизировал, но это в прошлой жизни», — налоговые декларации заполнял не раз, а таможенные не приходилось.

Но продолжать эту тему ей не захотелось и она быстро перепрыгнула на новую:

— А куда мы идем?

— В ресторан «Прага», дорогуша, — быстро ответил я, — самый лучший во всей Москве, как говорят старожилы.

— Там же никогда мест нет, — сказала она, — ничего у нас не получится.

— Не волнуйся, всё под контролем, — уверенно отвечал я, хотя если честно тоже сомневался в полном успехе своего мероприятия.

Прошли мимо сурового здания Военторга и дома дружбы народов, который в девичестве именовался особняком Морозова, а вот и Арбатская площадь с кинотеатром Художественный на одной стороне и рестораном «Прага» с другой. Я между делом посвятил Нину в историю этого старейшего московского заведения.

— В конце 19 века здесь в здании доходного дома впервые открыли трактир — почему «Прагой» его назвали, тайна, покрытая мраком. Ходили сюда в основном извозчики, стоянка у них на этой вот площади была, и в народе поэтому его прозвали «Брага». А уже в 20 веке за дело взялись серьезные люди, извозчиков прогнали, интерьеры перестроили — и тут появилось очень модное и популярное заведение с десятком разных залов и сотней отдельных кабинетов. Гиляровский подробно про него написал — гурьевская каша и поросенок, запеченный целиком, если помнишь…

— Да, что-то такое читала, — на самом деле припомнила Нина, — а дальше что было?

— Дальше была революция и столовая номер один Моссельпрома… куда Ипполит Матвеич водил обедать Лизу. Потом ещё что-то промежуточное тут квартировало, но уже в 50-е власти решили, что ресторан это именно то, что нужно народу. И вернули зданию изначальную функцию. Ну что, проверим магическое действие визитки генсека?

— Дочки генсека, — на автомате поправила она меня.

— Ну это почти одно и то же, — вздохнул я и обратился к монументальному швейцару в ливрее с галунами, — любезный, мне сказали, что у вас тут отлично кормят.

Швейцар посмотрел на нас с Ниной, как на насекомых, и ответил дежурной фразой «Мест нет, проходим, не задерживаемся».

— Странно, — выудил я заветную визитку из кармана, — а вот Галина Леонидовна мне лично обещала, что места найдутся.

Швейцар рассмотрел визитку так же, как и Нина, разве что на вкус не попробовал, потом вернул её и услужливо распахнул дверь. Необъятных размеров и сработанную из морёного дуба.

— Милости просим, гости дорогие, — растянул он губы в подобие улыбки, а потом сделал какой-то знак служителю, сидевшему в раздевалке.

Тот понял его мгновенно, нажал на какую-то кнопочку, и через считанные секунды нас повел наверх изысканно одетый официант.

— Какой зал предпочтете, молодые люди? — спросил он, обращаясь в основном к Нине.

— А какие есть? — уточнила она.

— Сейчас свободные места имеются… — он вытащил записную книжечку и пролистал её, — в Посольском и Кремлевском залах, на 120 и 70 мест соответственно. А также есть столик в общем зале на 200 мест.

— Давайте в Посольский, — сказал я, видя нерешительность Нины, — там уютнее.

И далее официант без лишних слов проводил нас до нужного места — в Посольском зале было шумно, весело и накурено, откуда-то из-под потолка звучала цыганская разухабистая музыка, а в воздухе витали очень вкусные запахи.

— Ну вот, а ты сомневалась, — попенял я Ниночке, когда мы уже заказали себе ужин.

— Была неправа, — честно призналась она, — ой, а кто это вон в той компании сидит? — и она показала налево в сторону окна, выходящего на площадь.

— Могу, конечно, ошибаться, — ответил я, — но по-моему это Андрей Миронов с Ларисой Голубкиной.

— Вот это да, — осталась она сидеть с открытым ртом, — Геша Козодоев и Шурочка Азарова.

— Ну да, они самые, — согласился я, — а еще Дима Семицветов и эта, как ее… Энни, кажется, из «Трое в лодке».

— С ума сойти, — призналась Нина, махом опрокинув в рот полбокала шампанского, — вот бы у них автограф взять…

— Попробую что-нибудь придумать, — погрузился я в размышления.

За столом, кроме этой пары сидело еще двое, которых я не опознал, они реально веселились и что-то наперебой рассказывали друг другу. Что же делать-то, спросил я у своего второго я, и оно ответило — а никто тебя за язык не тянул, сам пообещал, сам и выкручивайся. После чего это второе я ушло в полную несознанку. И после второго бокала шампанского, запитого шкаликом Столичной (заказал уж и то, и это, чего мелочиться), пришло неожиданное решение задачи. Причем само собой пришло, так тоже в жизни бывает — редко, но встречается.

Я краем глаза только успел заметить некое оживление у входа в наш зал, тут же повернул голову — оттуда к нам вальяжной походкой двигалась Галина Леонидовна Брежнева, а рядом суетливо подпрыгивали целых два официанта, один, который нас привел сюда, второй незнакомый. Внимание доброй половины Посольского зала, Миронова с Голубкиной в том числе, было приковано к ней.

— Я тут подумала, — отодвинула она стул за нашим столиком, — и решила не тянуть время.

После чего она без спроса налила шампанского в свободный бокал и махом выцедила его.

— Представь меня, — кивнула она в сторону подруги.

— Это Галина Леон… просто Галя, — послушно выполнил я ее посыл, — а это Нина, мы с ней вместе трудимся.

— Очень приятно, — ошеломленно пробормотала Нина, а Галина ей тоже высказалась в этом же смысле.

— Так вот, — продолжила дочка генсека без пауз и остановок, — давай допивай, что заказал и поехали меня лечить.

— Жалко бросать начатое, Галя, — осмелился возразить ей я, — только же сели, да и публика здесь интересная.

— Это которые здесь интересные? — уточнила она.

— Да вон, — кивнул я направо, — Миронов с Голубкиной сидят. Интереснее трудно придумать.

— Ах это, — ухмыльнулась она, — их с собой тоже возьмем, чтоб не так скучно было.

И она щелкнула пальцами, после чего возле нашего стола материализовался официант. Она прошептала ему что-то, после чего Миронов немедленно перебазировался к нам.

— Привет, Андрюша, — улыбнулась она ему, — извини, что побеспокоила… хочу познакомить тебя с интересным человеком… эээ… интересными людьми — это Петя, а это Нина.

— Здравствуйте, молодые люди, — растянул он губы в довольно искусственной улыбке, — как поживаете?

— Спасибо, пока живые, — ответил я за нас двоих.

— А чем они интересны? — поинтересовался Миронов.

— Петя, — осведомила его Галина, — это у нас новая Джуна Давиташвили, как говорят люди из 4-го управления…

— Да? — в его голосе впервые прорезались естественные эмоции, — и что, много народу он вылечил?

— Сколько ты там вылечил — поясни Андрюше, — скомандовала она

— Четверых, — ответил я, — хотя нет, пятерых уже. Двоих из них от онкологии.

— Это серьезно, — сказал Миронов.

— В связи с этим делом у меня к тебе предложение есть — поехали ко мне, там продолжим наш вечер, а Петя попутно обследует меня… и тебя, если захочешь, конечно.

Вот интересно, подумал я, что-то у меня никто никакого согласия не спрашивает сегодня, но вопрос об этом тут же последовал.

— Петя, ты же ведь не против проехаться ко мне?

— Нет, конечно, Галя, — довольно честно ответил я, — думаю, что это будет очень приятная и полезная поездка.

— Тогда решено, — начала распоряжаться Галина, — Андрей, разберись со своими спутниками, Ларочку тоже с собой бери, а мы пока перебазируем закуску в багажник.

На Нину, кстати, было страшно смотреть, в каком обалдении она находилась от круговорота знаменитостей перед глазами.

* * *

Через полчаса примерно мы подкатили к серому дому на Кутузовском проспекте, шлагбаум в арке немедленно поднялся, и мы вкатились во двор. К нам подошел неприметный товарищ в неприметном костюме и о чем-то тихо справился у Брежневой, на что она недовольно что-то ответила, и товарищ отстал.

— Девятка лютует, — пояснила она, — оно и понятно, тут серьезные люди живут.

— А самый серьезный из них это Леонид Ильич? — справился Миронов.

— Ага, — не стала скрывать она, — он сейчас на даче в Завидове, а то бы вас точно не пропустили.

Мы поднялись на лифте на пятый этаж и зашли в квартиру направо.

— А слева мой папа живет, — сообщила Галина, — вон там.

Мы дружно посмотрели на дверь квартиры со скромным номером 94, но осмысленной фразы в ответ никто не сочинил. Квартира показалась мне какой-то необъятной, в одной только прихожей было метров 20, если не все 25. И из нее, из этой прихожей, были двери во все три стороны.

— Проходите сюда, — махнула она рукой направо, — и можно не разуваться, тут все равно завтра убираться будут. Петя, помоги мне на кухне.

Я хвостом двинулся за ней, а все прочие свернули направо.

— Вытащи из холодильника салат и водку, а я пока хлеб порежу, — распорядилась она.

Глава 23

Вечерняя Москва-2

— Тут два салата, — ответил я, обследовав содержимое холодильника, — и половинка торта.

— Да вынимай все, пусть на столе стоит.

— И ещё виски есть, Джонни Уокер, — посмотрел я в другую сторону.

— И это тоже можно… ты виски-то наверно ни разу в жизни не пил?

— Что это, — обиделся я, — один раз пробовал — самогонка самогонкой, стоит только бешеных денег.

На это она совсем ничего отвечать не стала, а просто прихватила корзинку с хлебом и одно блюдо с греческим, кажется, салатом, и мы перебазировались в гостиную. Где супружеская чета Мироновых уже расставила то, что мы из ресторана прихватили, а Нина скромно сидела в углу возле огромного телевизора Панасоник и ни во что не вмешивалась.

— Присаживайтесь, гости дорогие, — Галина бухнула на стол принесенное, я тоже пристроил на свободное место две бутылки и присел на краешек стула.

— Сначала тост, потом дело, — провозгласила она, — чтобы все были счастливы, — и немедленно выпила.

— Ну а теперь пошли, — обратилась она ко мне, — Джуна Петровна. А вы тут не скучайте без нас.

И я вышел в соседнюю комнату вслед за ней — это, видимо, спальня была, если судить по кровати в углу.

— Что болит, где болит? — приступил я к процедуре дознания, — рассказываем, не стесняемся.

— Общее состояние хреновое, — честно призналась она, — вот так встанешь с утра и волком выть хочется.

— Это бывает, — философски заметил я, — значит посмотрим в общем и целом…

— Раздеваться надо? — спросила она.

— Пока нет… встань вот сюда, к окну, — начал распоряжаться я, — голову закинь назад… хорошо… руки чуть в стороны… так достаточно… правое плечо чуть вперед… теперь назад… левую ногу подними и согни в колене… опускай… повернулась спиной и нагнулась… нет, так много, чуть меньше… ложись на кровать лицом вниз и не двигайся… все, сеанс закончен.

— И чего у меня там, доктор? — внезапно взволновалась она, — нашел что-то серьезное?

— Успокойтесь, больная, — позволил я себе слабенькую шутку, — абсолютно ничего страшного у тебя нет. Аппендицит когда вырезали?

— Три… нет, четыре года назад, — ответила она, по-прежнему взволнованно дыша.

— Там рубец слегка воспаленный, но мне сдается, что это совсем не страшно — заживет само собой.

— А еще что? — спросила она.

— Геморрой второй степени… переходная фаза к третьей — тоже смертельного в этом ничего нет. Если ты насчет опухолей, то можешь расслабиться — даже и в проекте у тебя ничего не значится. Сосуды, конечно, так себе, но уж извини, скажу прямо — для твоего возраста они вполне даже удовлетворительные, так что и тромбоз тебе не грозит в ближайшие годы.

— Ну ты меня успокоил, — явно повеселела она, — пойдем водку теперь пить.

— А Андрюша? — напомнил я, — мы же ему тоже что-то обещали.

— Решим вопрос и с Андрюшей, — усмехнулась она, и мы вернулись за стол.

— Ну как? — почти одновременно спросили Миронов с Голубкиной, а Нина благоразумно промолчала.

— Жить буду, — весело ответила Галина, — причем долго и счастливо.

— За это тоже надо выпить, — мудро рассудил Андрей, поднимая рюмку, — чтобы все жили не только счастливо, но и долго.

И мы не долго думая, опрокинули емкости в себя, я потом закусил еще греческим салатом.

— Теперь твоя очередь, Андрюша, — просто сказала ему Галина, — если не передумал, конечно.

Тот тряхнул головой, улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой Геши Козодоева, и мы с ним опять проследовали в спальню.

* * *

Этот случай был гораздо тяжелее и отнял у меня битых полчаса времени…

— Значит так, Андрей Александрович (можно просто Андрей), хорошо, значит так, Андрей… — так начал я заключительную речь, — ты мужественный человек?

— Ээээ… — поперхнулся он, — я как-то не задумывался над этим.

— Ну тогда слушай, а решать все сам будешь… то, что у тебя фурункулез, ты наверно и сам хорошо знаешь…

— Да, уже лет 20 как, — кивнул головой он, — простудился в начале 60-х.

— Но это полбеды — больно, но жизни не угрожает.

— А целая беда в чем? — нашел он в себе силы спросить.

— Аневризмы у тебя, большие и протяженные, минимум три штуки. Знаешь, что это?

— В общих чертах. Лучше, если ты расскажешь.

— Изменение толщины стенок сосудов, чаще всего в сторону утолщения. В предельном случае может перекрыть ток крови, а это уже сам понимаешь, что повлечет.

— И что делать? — глухо спросил он.

— Я немного скорректировал самую большую из них, — ответил я.

— Как скорректировал? Без инструментов?

— Да, без них, — не стал углубляться я в этот вопрос, — но остальные две нуждаются в серьезном и длительном лечении.

— И что это за лечение?

— Да хотя бы санаторий в Пицунде — на месяц, а лучше на два, а потом я бы с тобой еще поработал.

— А почему сразу нельзя?

— Опасно потому что, — отрезал я, помог ему подняться и мы вернулись в гостиную.

— А мы тут почти все выпили, — сообщила нам Галина, — вам по рюмке Джонни Уокера оставили.

Андрей не глядя ни на кого махнул эту рюмку, а потом заполировал почти целым стаканом Столичной.

— Ого, — удивилась Галина, — видно у тебя диагноз оказался похуже моего.

— Ерунда, — вклинился в разговор я, — жить Андрей будет, долго и счастливо… если принять кое-какие предупредительные меры.

— А у нас еще и Ларочка осталась недообследованной, — вспомнила вдруг Брежнева.

— Нет уж, — резко возразила та, — много знаний — много печалей, как говорили древние греки. У меня ничего нигде не болит, так что воздержусь я.

— Ну и ладушки, — повеселел я, — мое дело предложить, ваше — отказаться. Расскажи лучше, над чем вы сейчас работаете с Андреем.

На эту тему они оба беседовали гораздо охотнее — Андрей заканчивал сниматься в «Сказке странствий» и рассматривал предложение по «Блондинке за углом», а у Ларисы был некий творческий застой, кроме театральных работ ничего другого даже на горизонте видно не было.

— Сказка странствий это же Митта? — уточнил я, — совместная с кем-то там работа?

— Точно, — откликнулся он, — Митта, совместная постановка с чехами и румынами. Премьера в декабре в «России» — приходите, кстати, все, приглашения я обеспечу.

— Охотно, — легко согласился я, — это будет очень любопытно, правда, Нина?

Нина наконец-то ожила и довольно мило описала, как ей понравился последний фильм Андрея, а именно «Будьте моим мужем». Миронов долго слушал ее, морщился и наконец высказался:

— Неудачное кино получилось, Проклова там все одеяло на себя перетянула… да и вообще давайте лучше светские сплетни обсудим.

Эта тема вызвала живой интерес всех без исключения. Наибольший резонанс на тот момент имели целых три эпизода — с Машиной времени (знаменитая статья в Комсомолке под названием «Рагу из синей птицы»), интервью с Пугачевой в той же газете и скандальное выступление Хазанова, где он упомянул о романе Пугачевой и Паулса и подаренный в знак любви и дружбы белый рояль.

— Бред же, — возмущалась Галина, — у Пугачевой молодых поклонников хватает, зачем ей этот старик?

— Но белый рояль, — заметила Лариса, — есть же у нее такой, сама видела.

— Могла сама купить, — резонно возразила Брежнева, — денег у нее достаточно. А Хазанов мразь и больше никто.

— Да ладно, — заступился я за Гену, — классный же комик, а что про Пугачеву сболтнул — с кем не бывает. Странно, что это на экран пропустили…

— Да-да, — подтвердил Миронов, — у нас в театре тоже многие удивлялись — видимо в Главлите тоже есть тайные недоброжелатели Пугачевой. А насчет Макаревича и Синей птицы мне совсем непонятно…

— Да чего там непонятного, — взвилась Галина, — Андрюша слишком много возомнил о себе, новый Леннон, понимаешь, объявился. Деньги, опять же, слишком сильно любит…

— А ты не любишь? — с ехидцей спросил Миронов.

— Эх, Андрюша, — вздохнула она, — на моем уровне деньги уже имеют чисто философский смысл. А вот на уровне Макаревича пока еще значат очень много и во всех остальных смыслах. Не надо было хапать выше определенной черты за левые концерты и тексты поскромнее сочинять — и все у них было бы в шоколаде.

— Меня немного напряг один момент в этой статье, — призналась Лариса, — про пение фальцетом…

— Да, интересный поворот, насчет этого у нас, кажется, никого еще не упрекали, — тут же подхватил тему Миронов, — тоненьким голоском, а если точно, то фальцетом, у них только Макаревич поет… если честно, то голос у него совсем не концертный. Уж на что я не певец, но и то лучше бы спел про эту Синюю птицу, фальцетить бы точно не стал.

— Не скромничай, — улыбнулась Галина, — если ты не певец, то кто тогда певец? Боярский что ли?

— А что Боярский? — переспросил Миронов, — хороший характерный артист. Но как запоет, хоть уши затыкай, это верно… кто там его так хорошо двигает, не знаешь, Галюша? Ты же все про всех знаешь…

— Знаю, конечно, — недовольно ответила Брежнева, — но не скажу… не сегодня во всяком случае. Дам только намек — тот же человек, который и Санечку Абдулова опекает.

Обсудили заодно уж и мутную историю с кончиной Олега Даля, это совсем же недавно случилось…

— Есть такое мнение, — сообщила Галина, — что он зашился в очередной раз от пьянства, но не удержался, когда был на съемках в Киеве, полбутылки коньяку выпил за один присест. Вот сердце и остановилось.

— Я другую версию слышал, — ответил Миронов, — что он просто подавился таблеткой и умер от удушья.

— А вообще тяжелый человек был Олежка, — поддержала беседу Лариса, — гениальный, но тяжелый, общаться с ним без скандалов и истерик у меня лично не получалось.

Повисла тяжелая пауза, после которой гости поняли, что им пора бы и честь знать.

— Ну мы поедем, наверно, — первым предложил я, — время позднее, закроют еще на замок двери моей гостиницы.

— Сейчас я машину вызову и вас отвезут, — непререкаемым тоном сказала Брежнева, — а то мало ли что в ночном городе с вами случится.

И она начала крутить диск на телефоне, на котором я краем глаза углядел герб страны — ого, АТС-1… ну может и АТС-2, но все равно круто.

— Все в порядке, — обернулась она к нам, — через десять минут черная Волга с номером 05−00 будет стоять во дворе — разберетесь там сами в очередности развоза. А с тобой, Петя, у нас будет продолжение разговора завтра-послезавтра… Чазову я позвоню.

И мы дружно вышли на лестничную площадку, а там возле лифта и двери квартиры с номером 94 стояли два мордоворота в черном.

— Галина Леонидовна, — тут же предельно вежливо сказал один из мордоворотов, — вы можете остаться, а остальных прошу зайти обратно. На пять минут, — добавил он, и возражать ему как-то не было никакой охоты.

— Папа вернулся из Завидова, — сообщила Галина всем нам, — вы лучше не раздражайте девятку и посидите там за столом эти пять минут.

Мы и не стали никого раздражать и гуськом вернулись за стол, Миронов еще заметил, что тяжело, наверно, жить в таком доме, а я ответил, что тяжело, но престижно. А через положенные пять минут к нам заглянула Галина и громко объявила:

— Петя, можно тебя на минутку — разговор есть…

Глава 24

Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать

— Ты в левом коридоре проверь, а я в правом, — сказал я Сергею, и он как-то разом признал мое право командовать.

Направо от кают-компании был ряд серых дверей, почти все из которых были заперты. Открытой оказалась только одна, я осторожно проверил содержимое этой каюты, но ничего и никого там не обнаружил. Двинулся далее — коридорчик закончился, здесь были два трапа, один вверх, другой вниз, оба чистые. Туда я пока не полез, а тем же приставным шагом вернулся к кубрику, Сергей уже маячил там же.

— Ну как? — одновременно спросили мы друг у друга, а продолжил я один, — вижу, что никак — равно как и я. Что дальше будем делать?

— Давай рассуждать логически, — предложил Серега, и я с ним согласился, — их ведь трое было, с карабинами нашими?

— Ну трое, — подтвердил я.

— И куда и главное зачем они все вместе могли деться?

— Давай еще раз опросим народ в кубрике, — и мы зашли обратно в это помещение.

Опрашивать начали с пузатого гражданина, как самого разговорчивого.

— Давай подробности, — предложил ему я, — когда ушли ваши охранники, в какую сторону, в связи с чем они так резко подорвались?

— Ушли минут 10 назад, — покорно начал отвечать он, — вон в ту сторону (он показал примерно туда, куда я только что ходил), а ушли, потому что им приказ такой поступил.

Я так и сел на табуретку.

— Какой приказ, от кого, каким образом? По телефону что ли? — и я кивнул на аппарат, висевший на стене кубрика.

— Нет, не по телефону, а голосом… — ответил пузатый, — из того же коридора кто-то крикнул им, чтоб выходили и построились… и голос этот очень сильно напоминал нашего командира.

— Ираклия? — зачем-то уточнил я.

— Да, Ираклия.

— Он же последний час на мостике был и никак командовать в этом коридоре не мог, — задумчиво сказал Сергей.

— Выходит, кто-то подделал его голос что ли? Бред какой-то, — потряс я головой и зажмурился… мне отчаянно захотелось проснуться, настолько все происходящее напоминало длинный и кошмарный сон.

Но увы, когда я открыл глаза, перед ними маячил все тот же опостылевший пузатый гражданин и еще парочка испуганных теток.

— Вот что, друзья, — сказал я им, — давайте-ка перебирайтесь в ходовую рубку, места там много… а то вас тут, как курей, по одному перещелкают.

И народ целиком и полностью поддержал мое предложение… сборы были недолгими — и вот мы уже гуськом пробираемся по коридорам, трапам и палубам корейского десантного корабля.

— Это ещё что за новости? — грозно спросил Ираклий, когда вереница народа начала втекать на мостик.

— Там большие проблемы, — начал объяснять я, — Люду взяли в заложники, а трое охранников пропали с концами. Вот я и принял решение перевести всех оставшихся сюда…

Капитан грозно посмотрел сначала на меня, потом на остальных, набрал воздуха в легкие, чтобы разразиться, очевидно, руганью, но как-то передумал. И весь воздух изо рта у него вышел, как из дырявого воздушного шарика…

— Располагайтесь вдоль той стенки, — безнадежно махнул он рукой направо, — только ни во что не вмешивайтесь. А с тобой мы сейчас поговорим, — и он вытащил меня на свежий воздух.

— Надо было выбросить этих американцев за борт, да и дело с концом, — сразу огорошил он меня такой новостью.

— Люди же они, —слабо попытался возражать я, — живые — как их выбросишь? К тому же вон какие лоси здоровые, упираться бы начали…

— Сначала оглушить или сразу пристрелить, а потом выбросить… — пояснил он свою мысль. — В общем, считай, что это мой прямой приказ тебе… только не надо, чтобы о нем кто-то еще узнал.

— А с корейцем чего? — продолжил интересоваться я.

— И его тоже — меньше забот у нас будет в дальнейшем.

— Один я явно не справлюсь, — начал я искать практические пути выполнения начальственного приказа, — так что как минимум Сергею придется все рассказать.

— Сергею разрешаю, — смилостивился он, — а больше никому. Сроку тебе час… ну хорошо, полтора. Чтобы спустя это время даже духа их на нашем борту не было. Делай, что хочешь, но у меня есть большие подозрения, что в противном случае рыб кормить будем мы, а не они. Не хочешь кормить рыб?

— Только если в аквариуме, — машинально ответил я, — а так нет.

— Хорошо, — добавил он, видя мою нерешительность, — я тоже с вами пойду, втроем сподручнее будет.

Мы вернулись на мостик, капитан передал управление своему помощнику (я, кстати, спросил, сколько нам еще осталось до порта — тот ответил, что порядка 450 км, полтора суток непрерывного хода), и мы втроем с Ираклием и Серегой выдвинулись на зачистку подведомственного транспортного средства, я впереди, капитан замыкающий.

А Серега, значит, в серединке. Решили взять быка за рога и сразу проверить корму — там же, согласно всем признаком, пряталась это странная троица… плюс Людочка.

— А что у нас на корме имеется? — спросил капитан приглушенным голосом.

— Мы там почти что и не были, — ответил я, — но по предварительным предположениям там должны быть подсобные помещения, топливные баки, а еще ходовой винт и руль, но это вне корпуса, конечно.

— И еще там может быть продовольственный склад, — добавил Сергей.

— Продовольствие, это хорошо, — пробормотал капитан, а мы тем временем дошли до дальнего трапа, который вел последовательно на 4 нижних яруса кормы.

— Петя, ты страхуешь сверху, мы вдвоем спускаемся, первый останавливается на следующем уровне и страхует остальных… так до самого низа. Стреляем без предупреждения, на посторонние шумы — все ясно?

Мы с Сергеем дружно кивнули головами, и они двое начали спуск… хорошо, что оба были обуты в кроссовки и хотя бы лишнего шума при движении не производили.

— Здесь чисто, — сообщил нам капитан с нижнего уровня, — держу оба трапа под прицелом.

Я аккуратно спустился по трапу, стараясь ни за что не задеть, а потом так же медленно двинулся ниже… в голову пришла дурацкая аналогия с компьютерными шутерами, которые от первого лица. Ну да, типа небезызвестного Doom, за которым последовали многочисленные продолжатели типа Квейка, Еретика, Контрол-Страйка и тд. Там главный герой без страха и упрека шарился по таким вот запутанным коридорам и помещениям, выжигая каленым железом разную нечисть.

Так мы добрались до самого низа корабля — лампочки тут светили по остаточному принципу, еле-еле, но все же видны были все углы, но без подробностей. Тут имелся все тот же самый уже надоевший коридор с закрытыми дверьми плюс какое-то большое помещение, угадывающееся в самой корме.

— Тут тоже никого, — разочарованным тоном сообщил Сергей, — проверим каюты?

— Нет, — возразил Ираклий, — сначала вот эту здоровую дуру, — и он показал налево.

— Я открываю дверь, а вы страхуйте, — предложил я, приблизившись к ней на расстояние полуметра.

— Давай, — согласился капитан, — только медленно и аккуратно.

Я потянул дверь на себя и нам всем троим в нос ударил странный запах… в этом помещении, которое действительно было больше всех остальных раз в 5–6, свет не горел, но лампочки из коридора в принципе достаточно освещали неприглядную картину…

— Внутрь не заходить! — резко распорядился капитан, — фонарик у кого-нибудь есть?

— У меня, — я вытащил это устройство из кармана и включил, подсветив внутренности.

Да, это по всему видно, была команда корейского десантного корабля в полном составе… за исключением, видимо, одного Кима. И валялась эта команда на полу в разных позах без малейших признаков жизни. Трупный запах вообще-то где-нибудь на третий день появляется, но бывают исключения, так что пованивало тут конкретно.

Сергея бурно вырвало, он успел забежать за угол хотя бы, а мы с Ираклием удержались.

— Тааак, — протянул капитан, — куда делась команда, мы выяснили. Теперь осталось с американцами разобраться.

— Ненене, — возразил я, — куда, это понятно, а почему — не очень. Может нам всем то же самое грозит…

— Я конечно не большой спец в судебной медицине, — продолжил Ираклий, — но сдается мне, что все они отравлены.

— Шум сверху, — чуть ли не крикнул Сергей, и мы прижались к стенкам, выставив вперед стволы своих автоматов.

— Спокойно, граждане, — на чистом русском языке сообщили нам с верхнего этажа, — будете дергаться, сделаю вам больно.

— Ты кто? — спросил капитан.

— Я Ким, кореец, который в трюме сидел, — было сообщено нам.

— И что тебе надо, Ким? — спросил Ираклий.

— Чтобы вы положили оружие, подняли руки и вышли сюда по одному.

— А если не выйдем?

— Тогда получите вот это, — и к нам по трапу скатилось что-то круглое и металлическое.

— Ложись, — крикнул я, потому что опознал в кругляше гранату.

Мы бросились на пол в разные стороны от нее, а нам с усмешкой было сказано сверху:

— Это учебная граната, она без взрывателя. А вот следующая будет настоящая. На размышление вам минута, время пошло.

— Что делать-то? — спросил взволнованный Сергей, — граната настоящая, он не соврал, взрывателя только в ней нет.

— Убежать успеем куда-то? — задал я логичный вопрос.

— Только если в комнату с мертвыми корейцами, — меланхолично заметил капитан, — других путей отсюда я не вижу.

— Тогда сдаемся? — предположил Сергей, — мертвыми мы совсем ничего не сделаем, а тут какой-то шанс будет.

— Сдаемся, — решил за всех нас Ираклий и тут же продублировал свое решение громким голосом для Кима.

— Выходим по одному, оружие выбрасываем перед собой, шаг в сторону считаю провокацией и открываю огонь без предупреждения, — последовало вслед за этим.

Первым пошел Сергей, выбросил М-16 на палубу и скрылся в прямоугольнике двери. Далее Ираклий меня подтолкнул — мол, капитан последним всегда покидает место службы, я и полез наверх. Когда глаза привыкли к дневному свету после потемок трюма, я увидел скалящего зубы Кима с автоматом в руках, а рядом стояли оба бравых американца, у них были пистолеты типа Вальтера.

Глава 25

Разговор есть

— Петя, можно тебя на минутку — разговор есть, — сказала мне Галина, приоткрыв дверь.

— Конечно, — откликнулся я и тут же встал, — почему не поговорить с хорошими людьми.

— А вы пока посидите здесь, — обратилась она к остальным, — телевизор вон можете включить, сейчас программа Время начнется.

Уж не знаю, включил ли Миронов Панасоник, я сразу вышел на лестничный марш, и сзади никаких звуков не раздалось.

Два охранника рассмотрели меня самым внимательным образом, потом поставили к стенке с поднятыми руками, проверили, нет ли у меня чего угрожающего жизни и здоровью подконтрольного лица и пропустили дальше.

— Папа хочет с тобой поговорить, — просто и без затей сообщила Галина, когда мы вошли в прихожую.

Планировка тут примерно та же была, что и в соседней квартире, только в одну из дверей виднелась длиннейшая анфилада. Я еще подумал — сколько ж здесь комнат-то, штук десять что ли? Но Галина взяла меня за рукав, сказала переобуться в тапочки и уверенно завела в большую гостиную, здесь было все строго по-советски, сервант с посудой, секретер, два шкафа с книгами, какими, я уж не приглядывался, но корешки красивые. И Леонид Ильич на диване, на фоне ковра на стене. Нет, не с лебедями и не с удалыми черкесами ковер был, а с абстрактным красивым рисунком, явно персидский. Примерно такой же и на полу лежал.

— Здравствуйте, — сказал с порога я, — Леонид Ильич. Меня зовут Петр Балашов, можно просто Петя.

— Балашов-Балашов… — пробормотал генсек, — был у меня один товарищ в Днепропетровске, тоже Балашов, третьим секретарем в горкоме работал. Не родственник?

— Точно не скажу, — смело ответил я, — но это очень маловероятно, мои родственники с Дальнего Востока и из Нижнереченска, на Украине вроде бы никого нет.

— Ладно, — махнул он мне рукой, приглашая садиться, я и сел на красивый стул, явно из карельской березы сработанный, — Галя мне рассказала немного про тебя — это правда, что ты людей насквозь видишь?

— Иногда получается, — не стал отпираться я, — как будто внутренний рентген-аппарат такой включается, и тогда да, вижу, что у людей внутри.

— И давно у тебя такая способность появилась? — на удивление он даже не шамкал и не причмокивал.

— Две недели назад, — отрапортовал я, — после одного эксперимента в нашем институте.

— Эксперименты это дело хорошее… а на меня посмотришь своим рентгеном? — сразу и без предисловий предложил он.

— Конечно, Леонид Ильич, как же я могу вам отказать, — отвечал я, — вот только что скажут специалисты из 4 управления?

— А мы им не будем ничего говорить, — усмехнулся он, — правда, Галя — ты же никому ничего не скажешь?

— Да, папа, — вздохнула она, — я буду молчать, как рыба.

— Вот видишь, как все просто, — продолжил Брежнев, — так что не волнуйся ни о чем постороннем и начинай. Раздеваться надо?

— Пока нет, Леонид Ильич… — начал отвечать я.

— Да что ты заладил Леонид Ильич да Леонид Ильич, я уже 76 лет Леонид Ильич — можешь называть меня дядя Лёня, — перебил он меня, и я чуть не подавился… но собрался и продолжил.

— Хорошо, дядя Лёня — станьте пожалуйста на ноги и повернитесь к окну.

* * *

Картина внутренних органов у него, конечно, была неприглядной и чем-то напоминала «Крик» Эдварда Мунка. Я зашел с разных проекций, покрутил генсека вокруг оси, затем уложил на диван, через четверть часа закончил и пожалел, что не курю — сейчас бы в самую пору затянуться сигаретой было бы.

— Ну и? — спросил меня он после непродолжительной паузы.

— Если честно, дядя Лёня, — начал ответ я, — то хреново…

— Это я сам знаю, — поморщился он, — давай подробности.

Я и дал подробности в той мере, в какой был способен…

— Что опухолей нет, это радует, — сказал, наконец, генсек. — А вот про снотворное поподробнее давай…

— Надо немедленно прекратить прием этого препарата, что вам в четверке выписали, -смело пошел в атаку я, — это раз. Вместо него нужна лечебная физкультура и все…

— А сосуды? — продолжил задавать вопросы Брежнев.

— Вы знаете, дядя Лёня, — решил зайти с козырей я, — вот только что, полчаса назад я осматривал одного известного артиста, фамилию уж не буду называть…

Брежнев переглянулся с дочерью, и она кивком головы подтвердила мои слова, а я продолжил:

— Так вот, этому народному артисту 42 что ли года… или 43, а сосуды у него в гораздо более плачевном состоянии. Так что и тут у вас все относительно неплохо.

— Еще что посоветуешь? — перешел наконец на шамканье он.

— Значит, лечебная физкультура, раз, — начал перечислять я, — желательно прямо с завтрашнего дня. Потом полный отказ от седативных препаратов два. Ну и пара моих осмотров в течение недели-двух. Этого будет достаточно, для того чтобы прожить долго…

И Галина подхватила мои слова:

— И счастливо.

— Это вы загнули, — развеселился генсек, — счастливую жизнь устроить это очень сложно.

— Ну тогда хотя бы долго, — поддержал тему я, — это тоже немало.

Брежнев сел на диван и потянулся в столику, где лежали болгарские сигареты, на что я тут же добавил.

— И курить лучше бы не надо… лучше уж водочки выпить если невтерпеж.

— Уговорил, чертяка, — весело ответил он, перестал тянуться к сигаретам и сказал Галине, чтоб она принесла бутылку из холодильника.

* * *

А совсем уже вечером, когда Волга с номерами 05−00 все же дождалась нас во дворе и повезла по ночной Москве, я вспомнил еще об одном деле.

— Андрей, — сказал я Миронову, — у меня же для тебя подарок есть.

— Какой? — заинтересовался он.

— Вот, — и я вытащил из сумки второй экземпляр Тетрис-пада, который был выполнен в дюральке, — игровая консоль с новомодной игрушкой, называется Тетрис.

— Любопытно, — взял он ее в руки, — а как с ней обращаться?

Тут уже взяла руль управления Нина, она хорошо знала, что это, и успела поиграть в него не один час.

— Спасибо, Нина… и Петя, — сказал, оторвавшись от экрана Андрей, — из Японии привезли?

— Ну что ты, — весело отвечал я, — самоделка — сам придумал, сам запрограммировал, сам свинтил. Одни японцы что ли могут новинки выпускать?

Привезти Нину в свою гостиницу я даже и попытки не сделал — отчетливо помнил, какие пуританские нравы были в советском гостиничном бизнесе. Так что сначала мы зарулили на Юго-Запад, ее родственники жили в таком красивом кольце, с красными балконами.

— Их тут три штуки, — просветила она меня по дороге, — таких круглых жилых комплекса, отличаются цветом балконов, синий, зеленый, а наш красный.

— Красиво, — сказал я, — и вид из окон наверно неплохой, если не во двор смотрят.

— Да, и вид классный, особенно с 16-го этажа. Это кооперативы для творческих работников, — продолжила она, — тут сплошные музыканты, художники и писатели живут. В том подъезде, например, Иванов со Жванецким, ну которые из «Вокруг смеха», а в этом Стас Намин, но я его ни разу не видела.

— А твои родственники тоже что ли творческие люди?- спросил я.

— Не, обычные торговые работники, им по блату это жилье досталось, — на этом мы с ней и распрощались, договорившись встретиться завтра на ВДНХ.

— Если что-то пойдет не так и меня задержат, я позвоню родственникам, — пообещал я.

* * *

А наутро ровно в девять ноль ноль я стоял в фойе первого корпуса элитной клиники и переминался с ноги на ногу. Сопровождающий товарищ подошел быстро, и пяти минут не прошло.

— Петр Петрович? — сурово оглядел он меня с макушки до пят.

— Так точно, — браво доложил я, одновременно вынимая паспорт.

Он полистал документ, задержался почему-то на странице с пропиской, потом скомандовал идти за ним и мы быстро проследовали через турникет с таким же суровым вахтером.

— Идем в правое крыло на седьмой этаж, там лаборатория психологических исследований, в которой тебя будут зондировать, — сообщил он мне через плечо, себя никак не обозначил при этом.

— В смысле ФГДС внутрь засовывать и колоноскопию делать? — уточнил я.

— Не так уж радикально, — поморщился он, — бесконтактное будет зондирование.

— И сколько времени оно займет? — задал я следующий вопрос.

— От двух часов и до вечера, как пойдет, — неопределенно покрутил он руками.

Но до двери обозначенной лаборатории мне не было суждено дойти, потому что в коридоре седьмого этажа нам встретился один товарищ в белом халате и белой же шапочке, который с ходу запросил у моего сопровождающего без имени:

— Это Балашов?

— Да, это он, — подтвердил тот.

— Его хочет видеть генеральный, — продолжил этот товарищ в шапочке.

— Что, прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — отрезал он, — я его забираю, потом верну… куда его вернуть?

— В 721-ю, — коротко бросил сопровождающий обиженным тоном.

И я отправился вслед за этим новым сотрудником. Начальственный кабинет находился, как это можно было ожидать, на последнем, десятом этаже этого корпуса. Секретарша, усталая пожилая женщина только махнула нам рукой, заходите, мол, там вас уже ждут.

— Евгений Иваныч, — доложил с порога товарищ в шапочке, — привел — это Петр… Петр Петрович Балашов.

— Можно Петей звать, — вставил я свои пять копеек, — до Петра Петровича дорасти надо.

— Хорошо, — поднялся из своего кресла Чазов, — спасибо, Иннокентий Палыч, ты свободен, а мы тут побеседуем с Петром… эээ… Петей о делах наших скорбных.

За руку он здороваться не стал, видимо в медучреждениях это не принято, а просто пригласил меня за журнальный столик в углу, где стоял кофейник, чашки и блюдечко с печеньями.

— Кофе, если хочешь, наливай, — предложил он мне, а когда я отказался, продолжил, — значит ты у нас из Нижнереченска, а отец у тебя кореец?

— Все верно, Евгений Иваныч, — ответил я и продолжил, опережая на ход его интерес, — а способности эти у меня проявились после неудачного эксперимента по теме «Крот».

— Знаю-знаю, — поморщился Чазов, — пять лет работали люди без видимых результатов, его уже закрывать собирались, этот «Крот». Но теперь, видимо, повременят. Да, Галина Леонидовна мне сегодня с утра позвонила и еще кое-что добавила про тебя.

Надеюсь, про отца она не заикалась, подумал я.

— Да, мы вчера чай пили у нее дома, — скромно ответил я. — Я заодно ее и осмотрел.

— Не спрашиваю, как ты оказался на чае в ее квартире, — усмехнулся Чазов. — спрошу только, что ты там увидел у Галины. Если волнуешься насчет врачебной тайны, то зря, во-первых, ты не врач, а во-вторых я и так про нее почти все знаю.

— Да ничего смертельного у нее нет, — откликнулся я на его призыв, — геморрой да небольшие проблемы с сосудами в области сердца, вот и все.

— А у Миронова ты что нашел? — из этих его слов я сделал умозаключение, что про артиста Галюша тоже все рассказала.

— У него дела похуже, — не стал вспоминать я о врачебной тайне, — три большие аневризмы.

— В каких местах? — полюбопытствовал Чазов.

— Одна на коронарной артерии, остальные в области шеи.

— Хм… все совпадает, — пробормотал Чазов, — а вот расскажи-ка мне, любезный Петя Петрович, про свои остальные способности — ты же не только видеть внутренности можешь? Антон Палыч про это много чего порассказал мне.

— Тут сложнее, Евгений Иванович, — признался я, — я и сам толком не знаю, что это и как воздействует на организм пациента. Надо на практике проверить… на тех, кого не жалко.

— А давай, ты на мне попрактикуешься, — неожиданно предложил он, — меня точно не жалко…

— Смотрите, Евгений Иваныч, — улыбнулся я, — вас за язык никто не тянул… начнем с рентгена?

Глава 26

Врачебная тайна

— Начинай, — Чазов встал со своего кресла и добавил, — раздеваться, надеюсь, не заставишь?

— На первый раз нет, Евгений Иваныч, — ответил я.

А затем повторил всю ту процедуру, которую только за вчерашний день совершал уже трижды… после чего мы сели за тот же столик, и я, наконец, налил себе кофе из кофейника. Который оказался превосходным. Чазов тоже плеснул себе на дно чашки и произнес с некоторым напряжением в голосе:

— Не томи, рассказывай уже.

А я не стал кочевряжиться и рассказал:

— Остеохондроз шеи и среднего отдела позвоночника, раз… причем в районе шеи протрузия очень близкая к грыже, но еще не грыжа. Гастрит, слегка увеличенная поджелудочная железа и заброс желчи в пищевод, два. В принципе тоже ничего страшного, но заняться и этим надо бы. Во избежание…

— Судя по твоему незаконченному предложению, должно быть еще и три, — сказал Чазов.

Я допил кофе, подумал, не налить ли ещё немного, но отказался от этой мысли.

— А три, Евгений Иваныч, это новообразование в правой лобной части головного мозга.

Он сразу подобрался, как гончая собака, учуявшая след зайца, и начал пытать меня уже по-серьезному.

— Размер, стадия, характер?

— Примерно полсантиметра в диаметре, стадию я бы определил как переходную от второй к третьей, а характер, уж извините, не скажу — знаний не хватает?

— Метастазы есть? — продолжил он.

— Две штуки, сантиметра по полтора каждая, обе вытянуты почти вертикально вверх.

— Все совпадает, — вздохнул Чазов, — вплоть до распространения метастаз.

— Голова же болеть от этого должна, — предположил я, — и некоторые функции организма работать неправильно… в частности вестибулярный аппарат.

— Все верно, — подтвердил он, — и голова болит, и равновесие периодически теряю… в общем вот что, Петя… Петрович, — продолжил он, — в своих диагностических способностях ты меня убедил. Переходи теперь к следующему этапу — Лев Николаевич мне рассказал, что ты якобы можешь договариваться с опухолями, это верно?

— Один раз получилось, — угрюмо отвечал я, — но не факт, что это перейдет на постоянную основу. Но попробовать можно, конечно. Как говорил товарищ Берия — попытка не пытка. Кстати, Лев Николаевич удивительно похож на него, на Берию.

— Я знаю, — просто ответил Чазов, — Лаврентия Палыча я тоже лечил. Немного и недолго, но лечил. Что мне надо сделать?

— Лучше бы перейти в горизонтальное положение, — рассказал ему я, — так и вам, и мне удобнее будет.

— Пошли, — встал он, и мы перебазировались в маленькое помещение за задней стенкой его кабинета, где стоял огромный кожаный диван. А еще была дверь, очевидно, в санузел.

Он снял пиджак с галстуком и лег на спину.

— Приступай, — просто сказал он мне, и тут же добавил не очень по-советски, — и да поможет мне господь-вседержитель.

А я вздохнул и приступил… особенного разговора с этой притаившейся в мозгу тварью у меня не вышло — она сразу в несознанку убежала. Работал так, как с матерью примерно, аккуратно и постепенно. Через четверть часа завершил задуманное и сказал:

— Всё, больной, можете подниматься.

— И что в итоге получилось? — спросил Чазов, снова надевая пиджак.

— Метастазы я затормозил, — признался я, — но с основным телом пока проблемы… надо ещё минимум два, а лучше три сеанса с промежутками в пару дней.

— И тогда что?

— Тогда, надеюсь, будет все — но забегать вперед лучше не надо.

— Тогда мы вот как договоримся, Петя… — сказал Чазов уже в кабинете, — ты иди в эту свою лабораторию, я распоряжусь, чтобы с тобой там не очень зверствовали, а второй раз мы встретимся… послезавтра например в это же время. А я пока по своим каналам проверю, что там и как.

— Договорились, Евгений Иваныч, — кивнул головой я, — все будет хорошо, не сомневайтесь. — И на этой жизнерадостной ноте мы и закончили наше общение.

Судя по количеству разнообразной аппаратуры, в комнате 721 проводили исследования космонавтов перед запуском на орбиту. Я прямо так и сказал главному, тому самому мужчине без имени, который меня в вестибюле встречал.

— Нет, Петя, — ответил он, — космонавтов в другом крыле исследуют, вон в том, — и он показал пальцем в окно на соседний лепесток этой элитной клиники.

— Надо же, — ответил я, взглянув по направлению его пальца, — я бы посмотрел на них… ну как их обследуют. На Леонова или Шаталова…

— Они уже давно не летают, — рассеянно отвечал мне этот врач, — но на нынешних посмотришь, конечно… если Евгений Иваныч разрешит.

После чего мной занялись уже вплотную… внутренний телевизор по команде обследующих товарищей я, короче говоря, включал не менее двадцати раз. Второе свое умение меня тоже пытались заставить проявить, но я сразу рассказал про батарейки и как они садятся, так что тут обошлось всего двумя случаями. Исследовали меня минимум на шести разных установках, штуки три я определил, что они представляют из себя, все же я худо-бедно радиоинженер по образованию. Но назначение и принцип действия остальных так и остались для меня загадкой.

В середине дня случился перерыв на обед — меня сопроводили в местную столовую, расположенную на втором этаже. Ну ничего так, есть можно, что они там готовят… денег с меня не взяли, и на этом спасибо. А на обратном пути я встретил в коридоре… кого бы вы думали? Не гадайте, все равно не угадаете — навстречу мне попались Семен Наумыч с девочкой Олечкой.

— О, Петя! — встретил меня радостным возгласом Наумыч (а Оля смотрела строго в пол), — ты что тут делаешь?

— Ээээ… — замешкался я, глядя на сопровождающего, тот понял мой немой вопрос и ответил за меня предельно неконкретно, — Петр Петрович здесь по направлению из Нижнереченска.

— Да, как-то так, — подхватил я брошенную тему, — а вы тут как оказались, Семен Наумыч?

Тут уже пришла пора замешкаться нашему бывшему завотделом.

— На работу устраиваюсь, — наконец определился с ответом он, — друзья помогли, вот и перебрался в столицу.

— Я в местной гостинице остановился, — сам не знаю почему, продолжил я, — номер 312, заходите вечером, поговорим…

Наумыч согласно кивнул мне, Оля так и не подняла от пола свой взор, и мы разошлись, как два корабля в Охотском море. А у меня после обеда началась вторая серия исследований, длительная и тягомотная… которая прервалась самым неожиданным образом. В лабораторию буквально ворвался давешний товарищ в белой шапочке, как его… Иннокентий Палыч, кажется… вот он и объявил по громкой связи, что работы временно приостанавливаются, и меня забирают для одного важного мероприятия.

Главный по лаборатории, грузный немолодой армянин, судя по акценту, надулся, но возражений никаких не высказал. Так что я покинул стены этой страшной пыточной комнаты и отправился вслед за Иннокентием по коридорам клиники. Он привел меня на третий этаж, где по всей видимости значились палаты для элитных пациентов. И без дальнейших разговоров завел в одну такую палату с номером 302. Внутри на кровати лежал удивительно знакомый гражданин в очках, а в ближнем углу имел место шкафообразный товарищ явно из охраны.

— Все под контролем, Миша, — предупредил его Иннокентий, видя проступающий волчий оскал на физиономии охранника, — все согласовано с Евгением Иванычем.

Миша убрал эмоцию с лица и сел на место, а Иннокентий продолжил.

— Юрий Владимирович, это тот самый талант из Нижнереченска, Петр Балашов, о котором мы говорили с вами с утра…

— Вижу, — хмуро бросил Андропов (а что это именно всесильный хозяин КГБ, я догадался уже секунд тридцать назад), — садись, Петр, побеседуем… а вы подождите за дверью, — добавил он и охраннику, и Иннокентию сразу вместе.

Но слов они никаких не сказали, а просто очистили палату от своего присутствия. А я сел, куда начальство приказало.

— Вот что, Петр (можно Петя, вклинился я), да… Петя… ты меня, конечно, узнал?

— Ну еще бы не узнать, Юрий Владимирович, — ответил я, — в газете «Правда» ваши фото регулярно появляются. И в «Известиях» тоже.

— Хорошо, значит, тогда предисловия опустим… — медленно и печально продолжил он, — и перейдем сразу к делу… плохо мне, Петя, вот что…

— А в каком именно месте плохо? — осторожно поинтересовался я.

— Во всех местах сразу, — парировал он, — особенно же вот здесь, — и он обрисовал свой живот. — Поможешь мне? Про тебя говорят, что ты все можешь…

— Ну это уж слишком, — возразил я, — всего даже господь-бог не может, что уж про Петю из Нижнереченска говорить. Но кое-что получается…

— Ну и сделай тогда то, что у тебя получается… а я уж сумею тебя отблагодарить, не сомневайся.

— Юрий Владимирович, — сдвинул брови я, — давай вопросы о благодарностях оставим на второе, а сейчас займемся первоочередными проблемами… встать сможете?

Он, кряхтя, оперся на спинку кровати, опустил ноги в полосатых пижамных штанах вниз и с трудом, но занял вертикальное положение.

— Отлично, стойте так и не двигайтесь — все остальное я сам сделаю,- сообщил ему я, одновременно включая личный рентген-аппарат.

* * *

Закончил я все процедуры за пятнадцать минут, за это время в дверь по разу заглядывали врач Иннокентий и охранник Миша, но Андропов сделал им соответствующий жест, не мешайте, мол, они и исчезали. Я помог ему лечь обратно на койку и сел рядом.

— Оглашай результаты, — потребовал он, — не тяни кота за хвост.

— Может, этих двоих позовем? — предложил я, — а то они скоро тревогу поднимут…

— Сначала ты мне все расскажи, а потом уж их звать будем, — отрезал он.

— Хорошо, — вздохнул я, встал и начал ходить по палате от окна к двери и назад, мне так лучше думалось. — Значит так, дорогой Юрий Владимирович… про свои почки вы, наверно, и без меня все хорошо знаете. Давно они у вас так работают?

— Давно, Петя, — ответно вздохнул он, — с войны еще — застудил я их как-то в ледяной воде.

— Ясно, — продолжил я, — я бы определил процент их износа в 70–80… но оставшиеся 20–30 процентов могут функционировать еще довольно долго. Попробую как-то воздействовать на этот орган, хотя раньше мне такого делать не приходилось…

— Прямо сейчас попробуешь? — с надеждой спросил он.

— А что, могу и сейчас, — я мысленно проверил эти свои пресловутые батарейки и обнаружил там более половины заряда. — Если Иннокентий Палыч разрешит.

— А мы ему не скажем, — улыбнулся Андропов, — так что можешь начинать… да, ты же до конца, кажется, не дошел — еще что у меня плохого в организме?

— Еще у вас флегмона, Юрий Владимирович, на спине — только-только начинается, ее можно купировать самыми стандартными медицинскими препаратами. И обычные для пожилого возраста болячки — артрит коленных и плечевых суставов, остеохондроз шеи, варикоз на правой ноге. Это ерунда по сравнению с…

Но тут в палату решительно уже и без всякого спроса ворвался Иннокентий в сопровождении Миши.

— Юрий Владимирович, — я не имею права оставлять вас на длительный срок один на один с не до конца проверенными лицами.

— Это Петя-то не до конца проверенный? — удивился Андропов.

— Да, Петя, — ответил тот.

— Хорошо, — нехотя согласился Андропов, — иди, Петя, я потом с тобой свяжусь.

Глава 27

Наумыч и все-все-все

И следом у меня случилась третья серия в пыточной лаборатории. Когда потуги исследователей окончательно сошли на нет, старший, тот самый носатый и усатый армянин, долго рассматривал снимки, распечатки и бумажные ленты с самописцев. А я смирно сидел в углу и глядел в окно — там носилась стая ворон вперед-назад и вверх-вниз. Совсем, как моя жизнь, с тоской подумал я, то туда, то сюда без видимого результата…

— Ээээ, — наконец-то огласил итоги своего рассмотрения начальник (между делом выяснилось, что зовут его Ашот Тигранович), — Петр эээ Петрович, вот что я тебе скажу…

И тут он вместо высказываний взял и умолк на добрую минуту. Мхатовская пауза, мысленно показал я ему большой палец, высокий класс!

— В диапазоне инфразвука у тебя немного негладкая кривая селективности, — сказал он что-то умное, — зато на мегагерцовое излучение реакция некоторых органов вполне прогнозируема… — ну и ещё много таких же умных слов.

— Ашот Тигранович, — попросил я, — а можно оглашение результатов отложить на завтра, а то я и так тут целый день у вас просидел.

— Можно, — быстро согласился он, — давай пропуск, я его подпишу.

Он подмахнул бумажку, а когда я уже собрался уходить, вдруг взял меня под руку и вышел в коридор вместе со мной.

— Ты вот что, Петя… — начал он, пока я смотрел на него непонимающим взглядом, — ты мою дочку можешь посмотреть?

— А что с ней? — спросил я.

— ДЦП, — ответил он, — в начальной стадии.

— Попробовать можно, — вздохнул я, — но только если вы меня не обманываете и стадия действительно начальная.

— Завтра вечером можно?

— Давайте в течение завтрашнего дня согласуем время, — предложил я, — все равно же я в этой клинике весь день буду болтаться.

И он согласился, а я наконец покинул стены этого учреждения… на часах было начало седьмого вечера, и я вспомнил, что мы договаривались же с Ниной на предмет ВДНХ… кажется на семь часов. В гостиницу я решил не заходить и сразу побрел к ближайшему метро — это был Университет, глубокая и красивая станция на красной ветке. Идти пришлось напрямки, срезая угол вдоль главного здания МГУ. До чего же здоровенная дура, думал я, огибая сталинские скульптуры, символизирующие тягу молодежи к науке. Девушка с раскрытой книгой ну очень страшная, подумал я между делом.

А вот и ВДНХ, бывшая ВСХВ (Всероссийская сельскохозяйственная выставка), а вон и знаменитые «Рабочий с колхозницей» работы Веры Мухиной. Мы договаривались встретить с Ниной где-нибудь возле касс, которые слева от главного входа. Не прошло и десяти минут, как она появилась откуда-то сбоку.

— О, привет, — сказал я ей, — ты тут давно что ли гуляешь?

— Нет, — ответила она, — всего полчасика — посмотрела, что вокруг расположено. Ну что, идем на выставку?

Я купил два билетика, и пока мы шли к фонтану Дружбы народов, поделился с ней последними новостями.

— А ты знаешь, что Наумыч с Олей в Москве?

— Честно говорят, нет — а что они тут делают?

— Устраиваются на работу в ту самую клинику, куда и меня определили.

— Вот это новость… — наконец удивилась Нина, — мало нам было их общества в Нижнереченске, так они и сюда притащились…

— Судьба играет человеком, — извлек я из памяти пыльную истину.

— Ага, а человек играет на трубе, — добавила она.

— Это если повезет, — поправил ее я, — то на трубе, а так-то запросто и в ящик может сыграть. Куда идем — на карусели или сразу в кафешку?

— Я вообще-то на павильон «Космос» хотела посмотреть, — призналась она.

— Какие вопросы, пошли в «Космос», — согласился я, — кстати, мне между делом шепнули, что в нашей клинике и космонавтов обследуют. Только в другом корпусе. Обещали показать кого-нибудь, если хорошо вести себя буду.

— Я бы тоже посмотрела, — с надеждой сообщила она, — на Быковского какого-нибудь или на Леонова.

— На Леонова это вряд ли, как мне сказали, они оба уже давно не летают и обследоваться им незачем. А вот мы и пришли…

Ракета «Восток» и самолет Як-42 стояли на своих местах, на входе была небольшая очередь, а внутри довольно пустынно и мрачно.

— Какое тут все старое и пыльное, — высказала после небольшой паузы Нина, — и маленькое все. Как они в этом шарике умещались-то? — спросила она, показывая на посадочную капсюлу Востока.

— Так в космонавты только маленьких людей и берут, — ответил я, — знаешь, какой рост был у Гагарина?

— Не знаю, — призналась Нина, — какой?

— Метр 57, — сказал я, — и вес 65 кило. Специально таких небольших набирали, чтобы перегруза не случилось.

— А в Восходе вообще по три человека в этот шарик запихивали,- продолжила она, — Восход это же тот же Восток, да?

— Да, сложновато им там приходилось, — согласился я. — Жалко, что до Луны мы так и не добрались.

— Да что там делать на этой Луне, — не согласилась Нина, — воздуха нет, воды нет, температура днем +150, ночью −150.

— Согласен, — вздохнул я, — только для престижа.

Мы обогнули очередной космический артефакт и носом к носу столкнулись с Семеном Наумычем, без Оли, который тоже обозревал эту выставку.

— Мы с вами сегодня, как нитка с иголкой, — сказал я ему, — в одних и тех же местах появляемся.

А Нина повторила поведение Олечки — потупила очи долу и закрыла рот на замок. Наумыч чуть было не поперхнулся, когда нас вдвоем увидел, но быстро совладал с собой, ну еще бы, бюрократическое мастерство не пропьешь.

— Привет, — бросил он Нине, а дальше общался исключительно со мной, — тоже интересуешься космическими исследованиями?

— Ээээ, — не сразу сообразил я, — не так, чтобы сильно — просто гуляли тут мимо да и зашли.

— Так каким образом ты в этой клинике оказался, я не понял? — продолжил допрос он.

— Увы и ах, Семен Наумыч, — выкрутился я, — но не могу я разглашать этот пункт, бумагу соответствующую подписал.

— Ну-ну, — Наумыч разговаривал со мной, но смотрел при этом почему-то строго на Нину, — систему допусков я уважаю…

— А вы как в Москве оказались? — перехватил инициативу я.

Но ничего он ответить не успел, потому что из-за другого соседнего артефакта выдвинулся товарищ стандартной-престандартной внешности и обратился прямо ко мне:

— Петр эээ… Петрович?

— Так точно, — машинально ответил я.

— Вам необходимо проехать со мной.

— Куда? — так же на автомате вырвалось у меня.

— По дороге объясню, — ответил он.

— Я тут не один вообще-то, — начал качать права я, — а с девушкой. Приехали мы вместе, должны и уехать тоже вместе.

Наумыч во время нашего разговора только хлопал глазами и разевал рот, ну и ладно. А стандартно-вежливый товарищ согласился подбросить Нину до того места, куда ей надо. На этом и порешили.

— Очень жаль, — сказал я напоследок бывшему начальнику, — что поговорить не удалось. Встретимся в другой раз, — и даже руку ему пожал.

А мы сели в черную Волгу с двумя нулями в номере прямо вот неподалеку от павильона Космос — видно было, что это транспорт, у кого надо транспорт, он и по ВДНХ свободно разгуливать мог. Выехали через ворота неподалеку от Ботанического сада и через усадьбу Останкино и Останкинский же пруд свернули на академика Королева.

— А куда мы хоть примерно едем? — спросила Нина, — если не секрет?

— Мы на Кутузовский проспект едем, — все так же вежливо откликнулся товарищ из органов, — а вы не знаю куда.

— Тогда меня в районе Маяковской высадите пожалуйста, — попросила она, — все равно же по Садовому поедете…

Шесть-семь-восемь, мы нашли лося

Ким направлял свой автомат прямо мне в брюхо и скалил свои кривые зубы при этом.

— Ты же нас искать пошел, верно? — задал он вопрос на чистом русском языке. — Ну вот считай, что нашел.

— Слушай, брателло, — сказал я ему, — я к тебе со всей душой отнесся, накормил, напоил, оружием в пузо не тыкал — а ты ко мне как? Нехорошо это.

— Рот закрой, — посоветовал он мне, — руки держи на виду и встань лицом к той стенке, — он показал к какой.

Последним снизу появился наш капитан с поднятыми заранее руками.

— Ну вот все и в сборе, — еще раз ухмыльнулся кореец, — надо бы вас было положить на корме вместе с остальной командой, но пока рано. Пошли по очереди сюда, — и он распахнул дверь какой-то каморки, откуда сильно тащило какой-то химией.

— А ты выходи оттуда, — крикнул он внутрь, и из этой двери появилась сначала испачканная физиономия Людочки, а потом вся она.

На нас она смотрела с каким-то непонятным испугом и сразу отшатнулась в сторону от двери, пропуская всех нас.

— Они тебя не обижали? — спросил я у нее, но ничего она ответить не успела, потому что Ким гаркнул:

— Тихо там, а по пуле получите.

Так мы поменялись местами, и дверь за нами захлопнулась, оставив нас в полной темноте. Помещение было небольшим, на ощупь я определил, что тут по бокам стояли какие-то ящики. А центр пустовал. Мы втроем уселись на эти ящики, и первым разговор начал Сергей.

— Что-то я совсем запутался во всем этом… — так он начал. — На кой всю команду было убивать? И кто ее убил — этот вот Ким что ли? И при чем тут американцы?

— У меня те же вопросы, — после небольшой паузы ответил ему Ираклий, — а ответов ни одного. Может ты что-нибудь умное скажешь? — обратился он ко мне.

— Может и скажу, — ответил я, — единственное, что мне в голову приходит, так это то, что десантник этот корейский перевозил что-нибудь запрещенное к перевозке. А потом что-то пошло не так и все дальнейшие события это чистой воды импровизация… включая странных американцев.

— А команду, значит, твой Ким отравил? — спросил Серега.

— Больше вроде некому, — вздохнул я, — мы все в трюме сидели, американцы еще не прибыли… не, есть вероятность несчастного случая, конечно, но я бы на нее денег не поставил, даже ломаной копейки.

— Стой, — притормозил меня Ираклий, — а зачем они тогда нас забрали с этого острова, корейцы эти гребаные? Ну и перевозили бы это запрещенное дальше, если у них такая задача была…

— У меня одна мысль по этому поводу… — подумав, отвечал я.

— У меня тоже, — признался Сергей. — Но ты первый начал, ты первым и говори.

— Пожалуйста, — пожал плечами я, — корейцам нужно было что-то, принадлежащее пассажирам нашего несчастливого АН-24. Или кто-то из них… а ты что надумал?

— То же в общем и целом, — сообщил Сергей, — и плюсом к тому есть совсем уже сложный вариант, что корейцам кто-то заплатил, чтобы нас забрали.

— Хм… — чуть не поперхнулся Ираклий, — какие-то вы совсем уж сложные истории сочиняете, из бульварной литературы. По-моему все должно быть проще…

Договорить о том, как именно упростить ситуацию, он не успел, потому что со страшным скрежетом открылась наша дверь, и Ким, нарисовавшийся в проеме, громко скомандовал:

— Балашов — на выход!

Я и вышел на божий свет, щурясь и моргая на него.

— Руки на виду держи, — предупредил Ким, — и пошел вперед вон до того трапа.

— Слушай, брателло, -попытался я завязать с ним диалог, — а ты кто такой вообще? И что тебе надо?

— Щас все узнаешь, — пообещал он мне, и наш диалог увял, даже не начавшись.

Я между делом заметил, что двигатели опять не работают, а корабль медленно и печально покачивается на волнах Тихого океана… значит мы в дрейфе лежим — или что-то на мостике стряслось, или эта троица наконец взяла верх. Ким завел меня в очередную каюту, где я еще ни разу не был, один из американцев, Джон кажется, сидел тут на койке и курил что-то очень вонючее.

— Рассказывай, — сразу же с порога приказал он мне на английском.

— Чего рассказывать? — не понял я.

— Все с самого начала, с вашего аэропорта, как уж его… с Елизова. И с боинга с номером 007.

Я без спроса уселся на другую койку, положил ногу на ногу и нагло попросил закурить — Джон удивился, но пачку Лаки-Страйк протянул. А я прикурил и начал с вопроса:

— А ты кто такой, Джон? Что так хорошо знаешь о моих делах?

— Я из ЦРУ, — просто взял и вывалил он мне такую информацию. — Отдел специальных операций оперативного директората. Еще будут вопросы?

— Тогда про боинг-007 ты и сам должен все знать лучше меня, — угрюмо констатировал я такой факт.

— Отдельных деталей не знаю, — призналсяон.

— Тогда лучше задавай вопросы, а то я могу рассказывать о своих похождениях и час, и полтора… — ответил я.

— ОК, ты меня убедил, буду задавать вопросы. Первый — куда делся Макдональд?

— Когда я улетал из Елизова…

— Куда ты оттуда улетал? — перебил он меня, — в Магадан?

— Нет, — ответил я, — нас почему-то в Ключи сначала перебросили… это где полигон…

— Знаю, — оборвал он меня, — и что было, когда ты улетал?

— Жив-здоров был ваш Макдональд в это время, только очень злой и взвинченный. Хотел связаться с вашим консулом, а какие там консулы на Камчатке? Никаких.

— Про второй боинг ты что знаешь? — перешел он к новой теме.

— Знаю, что был такой — один в один, как 007, только немного другой раскраски. Летели они почти рядом, разошлись в стороны где-то недалеко от Елизова. Его сбили? — задал я такой вопрос, не ожидая честного ответа, но он вдруг последовал.

— Да, над Сахалином, — сказал Джон, но продолжил о другом. — О чем ты беседовал с командиром 007?

— Об апостоле Петре, — вырвалось у меня само собой.

— Чего? — сильно удивился Джон, — при чем тут Библия?

— Просто я ему сказал, что меня Петром зовут, а он в ответ заявил, что не хочет встречаться с апостолом Петром раньше положенного времени, — пояснил я, — а дальше было некоторое развитие этой темы…

— Ясно… а еще о чем?

— Ну он про себя рассказал, где родился, на чем летал, я про себя — ничего особенно интересного.

— Теперь расскажи, как ты оказался на острове, — задал он следующий вопрос.

— Обычно, — пожал плечами я, — отказали моторы на нашем самолете, мы и спланировали на воду возле этого острова.

А потом я подумал и тоже решил поспрашивать этого перца — чего это только он вопросы задает.

— А что случилось с командой этого корабля, Джон? Не в курсе случайно?

— Случайно в курсе, — спокойно ответил он, — но сказать не могу.

— Тогда скажи хотя бы, что понадобилось отделу спецопераций в этом забытом богом захолустье?

— Тоже не скажу, — помотал головой он.

— И что мы дальше делать будем? — задал я главный вопрос.

— По-разному… я, например, буду выполнять свое задание, — со снисходительной усмешкой ответил он, — а ты будешь кормить рыб на дне Охотского моря.

И он поднял свой Вальтер на уровень моей груди. Вот и все, Петя, сказало мне мое внутреннее я, заканчивается твой земной путь, а дальше только апостол Петр, о котором ты столько наболтал уже. А вот хрен бы вам всем, разозлился я на это второе я и на весь остальной мир вдобавок, а не кормление рыб у апостола. И включил на всю катушку свою внутреннюю волновую пушку…

* * *

Когда я выбрался окольными путями к родной ходовой рубке, там был сильный шум и гам, все, казалось, говорили на повышенных тонах и одновременно.

— Петя, — обрадовался помощник Василий, — а мы вас всех потеряли уже.

— А я нашелся, — мрачно ответил я, — чего это вы так кричите-то?

— Так сам посмотри — с двух сторон к нам корабли идут, — и он показал двумя руками в две разные стороны.

И я посмотрел сначала налево, а потом направо — с одной стороны к нам приближалась невероятных размеров дура с косым трамплином на носу… авианосец, всплыло у меня из памяти название дуры. А с другой стороны примерно на том же расстоянии в полкилометра высился явно советский военный корабль с многочисленными антеннами и пусковыми установками на борту. Большой противолодочный, подсказало мне второе я.

— И чего, это все за нами? — спросил я у помощника.

— Очень похоже, что за нами, — радостно ответил он, — да, а где Ираклий с Сергеем?

— Сидят под замком на шлюпочной палубе, — ответил я. — А Люда у вас?

— Да, уже час, как вернулась… только молчит все время… — и он показал в угол, она действительно сидела там на каких-то перилах и смотрела на галдящих чаек за бортом…

Конец третьей части.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/291422

Четвертая стартует в течение недели

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27