Механизм реализации функции обвинения при рассмотрении дела судом первой инстанции [Фарит Мухамедвалеевич Ягофаров] (doc) читать онлайн

Ягофаров Фарит Мухамедвалеевич
Механизм реализации функции обвинения при рассмотрении дела судом первой инстанции
Дисс. ... канд. юрид. наук. Оренбург. 2003.
Специальность: 12.00.09 - уголовный процесс, криминалистика и судебная экспертиза; оперативно-розыскная деятельность
Научный руководитель: заслуженный юрист РФ, почетный работник высшего образования, доктор юридических наук, профессор А.П. Гуськова
Содержание
Ведение
Глава 1. Функция обвинения (уголовного преследования) в системе уголовно-процессуальных функций.
1.1. Понятие уголовно-процессуальных функций
1.2. Функция обвинения (уголовного преследования) в уголовном судопроизводстве.
Глава 2. Полномочия государственного обвинителя при разбирательстве дела судом первой инстанции
2.1. Правовой статус государственного обвинителя по делам публичного и частно-публичного обвинения
2.2. Правовой статус государственного обвинителя по делам частного обвинения
Глава 3. Потерпевший как участник судебного разбирательства, выступающий на стороне обвинения
3.1. Участие потерпевшего в судебном разбирательстве по делам публичного и частно-публичного обвинения
3.2. Потерпевший как частный обвинитель по делам частного обвинения
Заключение
Список использованной литературы
Приложения
Введение
Актуальность темы исследования
Конституция Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации закрепили на национальном уровне многие общепризнанные положения международного права. Одним из таких положений является принцип состязательности, который по замыслу должен являться гарантом прав личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства. Принцип состязательности регламентирует процедуру разрешения спора между стороной обвинения и стороной защиты, которые имеют противоречивые интересы.
Однако противоположность интересов наблюдается не только у участников, выступающих по разным сторонам. Противоположность публичных интересов и интересов частных наблюдается между прокурором, следователем, дознавателем, с одной стороны, и потерпевшим, частным обвинителем, гражданским истцом, с другой. В случае, если между участниками, выступающими на стороне обвинения, возникнет спор, то им, как представляется, весьма проблематично разрешить его на взаимовыгодных условиях. Происходит это не только потому, что интересы публичные и интересы частные всегда противопоставляются друг другу, а скорее всего в большей степени оттого, что не разработан соответствующий механизм разрешения подобных споров.
Если спор между стороной обвинения и стороной защиты разрешается судом на основе принципа состязательности, то процедуры разрешения спора, возникающего, например, между прокурором и потерпевшим, по сути, нет. В подобных ситуациях легко прогнозируемым является тот факт, что лица, представляющие частные интересы, всегда остаются в проигрыше.
Разработка механизма, позволяющего без ущерба как для частных, так и для публичных интересов разрешить сложившиеся противоречия, как представляется, в ближайшем будущем станет одним из важных направлений науки уголовного процесса.
Особое место занимает сегодня институт частного обвинения, который в УПК РФ принудительно ограничивается рамками производства по делам частного обвинения, что не может быть признано оправданным, если учесть происходящие демократические преобразования. Вполне закономерно напрашивается необходимость расширения института частного обвинения и распространение его на производство по многим категориям уголовных дел. Законом должна быть предусмотрена возможность для отстаивания потерпевшим своей позиции, если даже эта позиция чем-то отличается от позиции прокурора. Естественно, что не все потерпевшие пожелают возложить на себе бремя частного обвинителя, но лицам, желающим действовать в уголовном процессе активно, подобная возможность должна быть все-таки предоставлена.
Чем более открытым будет наше общество, чем больше его членов будут проявлять активность и инициативу, тем в большем противоречии будут находиться желания потерпевших и объем свободы, предоставленный им действующим законодательством. Сегодня мы имеем реальную возможность оказать содействие развитию частной инициативы. И очень важно не упустить этот момент.
Степень научной разработанности темы
Проблемы уголовно-процессуальных функций интересовали ученых всегда. Так, в дореволюционный период эта тема была в центре внимания таких ученых, как И.Я. Фойницкий, С.И. Викторский, М.В. Духовской, Н.Н. Розин, В.К. Случевский, Д.Г. Тальберг. В своих работах указанные авторы отстаивали идеалы, заложенные в Уставах уголовного судопроизводства 1864 года. Теоретическая значимость их работ настолько велика, что большая часть рассматриваемых ими вопросов не утратила своей актуальности и в наше время.
В советский период идея разделения уголовно-процессуальных функций, в соответствии с принципом состязательности, часто отвергалась как буржуазная, что, однако, не помешало многим видным процессуалистам исследовать данную проблематику. Среди них: Л.Б. Алексеева, С.А. Альперт, В.В. Выдря, А.П. Гуляев, А.П.Гуськова, Н.В. Давыдов, В.Г. Даев, З.Д. Еникеев, В.С Зеленецкий, 3.3. Зинатуллин, Л.Б. Зусь, В.М. Каз, Л.Д. Кокорев, Г.Н. Колбай, A.M. Ларин, Я.О. Мотовиловкер, В.А. Нажимов, И.Л. Петрухин, Р.Д. Рахунов, В.М. Савицкий, Ю.И. Стецовский, М.С. Строгович, В.А. Стремовский, В.Т. Томин, Ф.Н. Фаткуллин, М.А. Чельцов, В.В. Шимановский, В.Н. Шпилев, П.С. Элькинд, Н.Я Якубович, М.Л. Якуб и др.
Расширение состязательных начал в уголовном судопроизводстве, укрепление диспозитивности, уважение чести и достоинства личности, в связи с принятием нового УПК РФ, заставляют нас по-новому взглянуть на процесс реформирования уголовно-процессуального законодательства.
Одни авторы предлагают четко разделить уголовно-процессуальные функции и распространить принцип состязательности на весь уголовный процесс, другие считают, что в условиях современной России состязательное построение уголовного судопроизводства невозможно как в досудебном производстве, так и в судебном. Определенные авторы предлагают обратиться к опыту западных стран и закрепить в УПК РФ правила, свойственные не только континентальной системе права, но и англосаксонской. Есть мнения, согласно которым Россия должна искать свой путь, поскольку западные правила просто неприемлемы для российского правоприменителя.
Вопросам состязательности и разделения уголовно-процессуальных функций посвящен ряд постановлений Конституционного Суда Российской Федерации. К сожалению, не все положения данных постановлений нашли отражения в УПК РФ, который твердо стал на позиции разделения процессуальных функций, но при этом не предусмотрел механизм, обеспечивающий самостоятельность частных лиц, выступающих на стороне обвинения.
Недостаточная разработанность подобного механизма и предопределила необходимость диссертационного исследования, в котором мы предпринимаем попытку проанализировать сложившуюся ситуацию.
Объект и предмет исследования
Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие при осуществлении обвинения, т.е. деятельности, направленной на обоснование необходимости привлечения лица к уголовной ответственности и реализации функции обвинения в суде.
Предметом исследования выступают уголовно-процессуальные правоотношения, возникающие при поддержании обвинения в суде первой инстанции.
Цель и задачи исследования
Целью данного диссертационного исследования является дальнейшая разработка и усовершенствование механизма реализации функции обвинения в суде первой инстанции.
Достижение указанной цели предопределяет решение следующих задач:
" Исследование уголовно-процессуальных функций в аспекте построения судопроизводства на основе состязательных начал;
" Освещение сущности института обвинения и сообвинения;
" Раскрытие процессуального положения прокурора при разбирательстве дела судом первой инстанции;
" Освещение возможности участия потерпевшего в поддержании обвинения в качестве частного обвинителя;
" Рассмотрение процессуально-правовых гарантий, обеспечивающих участие потерпевших в поддержании обвинения;
" Уточнение объема полномочий прокурора при участии в производстве по делам частного обвинения.
Теоретической и методологической основой исследования являются общенаучные и частно-научные методы: логико-юридический, исторический, системный, метод сравнительного правоведения, метод количественного анализа, конкретно-социологический (интервьюирование, обобщение материалов судебной практики, изучение статистических данных).
Общетеоретической основой исследования явились труды вышеназванных ученых.
Эмпирической базой исследования послужили:
" Международно-правовые документы;
" Конституция Российской Федерации;
" Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и ранее действовавшее уголовно-процессуальное законодательство;
" Уголовно-процессуальное законодательство Австрии, Республики Беларусь, Республики Казахстан и других государств;
" Опубликованные решения Конституционного Суда РФ и судебная практика Верховного Суда РФ;
" Данные, полученные в результате обобщения судебной практики судов Оренбургской области в объеме 296-ти уголовных дел, анкетирования и интервьюирования дознавателей, следователей, прокуроров, адвокатов и судей.
Научная новизна диссертационного исследования выражается в том, что впервые предпринята попытка комплексного рассмотрения проблем осуществления деятельности, направленной на обвинение участниками процесса, выражающими публичные и частные интересы.
В настоящей работе исследуются вопросы, связанные с правовым статусом участников судопроизводства, выступающих на стороне обвинения. Предлагается способ разрешения противоречий, возникающих между представителями публичных и частных интересов. Рассматриваются основы совместного выдвижения, обоснования и поддержания обвинения в суде.
Диссертантом на защиту выносятся следующие теоретические положения:
1. Обосновывается идея о том, что для построения уголовного судопроизводства на основе принципа состязательности необходимым и одновременно достаточным является выделение трех процессуальных функций: обвинение, защита и разрешение дела судом.
2. Осуществление прокурором надзора за деятельностью органов предварительного расследования есть деятельность, осуществляемая в рамках функции обвинения. Прокурор, как лицо ответственное за обоснованность обвинения, заинтересован в том, чтобы органы, осуществляющие предварительное расследование, не допускали нарушений закона. Любое допущенное при производстве следственных действий нарушение влечет признание полученных сведений не имеющими доказательственного значения. Естественно, что обвинение в таком случае становится менее обоснованным;
3. Предлагается ограничить право государственного обвинителя заявлять в ходе судебного разбирательства ходатайства об истребовании судом новых доказательств. Обвинение предъявляется на досудебном производстве, а, стало быть, обосновывать его перед судом необходимо с помощью доказательств, собранных до момента направления дела в суд. Просьба прокурора, обращенная к суду об истребовании новых доказательств, свидетельствует лишь о желании прокурора возложить на суд обязанность по собиранию обвинительных доказательств;
4. Предлагается закрепить в УПК правило, согласно которому отказ от обвинения, заявленный государственным обвинителем на предварительном слушании либо в подготовительной части судебного заседания и поддержанный потерпевшим, порождает у суда обязанность по прекращению уголовного дела. Заявление государственного обвинителя и потерпевшего об отказе от поддержания обвинения, сделанное после начала судебного разбирательства, влечет вынесение судом оправдательного приговора, при этом, суд вправе не обосновывать подобное решение ни чем иным, кроме как ссылкой на заявленный отказ от обвинения;
5. Отстаивается идея о наделении потерпевшего правовым статусом частного обвинителя по всем категориям уголовных дел. Только таким образом потерпевшему представляется возможность отстаивать свою позицию как перед судом, так и перед прокурором. Потерпевший, в таком случае, должен выступать в качестве сообвинителя;
6. Предлагается более сбалансированный механизм участия прокурора в производстве по делам частного обвинения. Прокурор может вступить в дело частного обвинения по собственной инициативе только в том случае, если докажет беспомощность потерпевшего или наличие зависимости потерпевшего от обвиняемого. В случае беспомощного состояния потерпевшего прекращение дела за примирением сторон невозможно без согласия прокурора. В случае наличия зависимости потерпевшего от обвиняемого прекращение дела за примирением возможно и вопреки воле прокурора, если у суда не возникло сомнений в реальности мирового соглашения. В случае, если к прокурору с просьбой о возбуждении уголовного дела обратилось лицо, находящееся в беспомощном или зависимом положении, прокурор вправе возбудить уголовное дело частного обвинения, однако без согласия прокурора оно не должно подлежать прекращению. Об этом должно быть сообщено заявителю, который может забрать поданное заявление и обратиться к мировому судье для рассмотрения его дела в общем порядке.
7. Отстаивается положение, согласно которому признание лица потерпевшим не должно находиться в зависимости от усмотрения должностных лиц, ведущих процесс. Наделение лица правами потерпевшего должно зависеть от субъективного отношения лица к совершенному в отношении него противоправному деянию. Любое лицо, заявившее как о совершении в отношении него преступного деяния, так и о своем желании защищать нарушенные права процессуальными средствами, должно сразу признаваться в качестве потерпевшего.
8. Предлагается распространить правила состязательности и на разрешение споров, возникающих между прокурором, как представителем публичной власти, и потерпевшим, выражающим частный интерес, при осуществлении ими функции обвинения.
Теоретическая значимость работы. Результаты данного диссертационного исследования могут быть полезны в дальнейшем реформировании российского уголовно-процессуального законодательства. При этом, основа построения судопроизводства в будущем видится в создании механизма, позволяющего учитывать при принятии решений не только интересы государства, но и интересы конкретного индивида.
Практическая значимость работы. Положения, сформулированные и изложенные в диссертации, получили свою апробацию. Концептуальные идеи опубликованы в специальной литературе: в статьях вузовских научных сборников по теме исследования, в выступлениях автора на теоретических семинарах и конференциях. Кроме того, работая преподавателем кафедры уголовного процесса Оренбургского государственного университета, диссертант использовал основные положения диссертационного исследования при проведении лекционных и практических занятий по дисциплинам: "Уголовно-процессуальное право" и "Прокурорский надзор в Российской Федерации".
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Каждая глава состоит из двух параграфов. В состав работы также входит список использованных источников, состоящий из перечня нормативных материалов, судебной практики, библиографии. Имеются приложения.
Глава 1. Функция обвинения (уголовного преследования) в системе уголовно-процессуальных функций
1.1. Понятие уголовно-процессуальных функций
Долгое время термин "функция" был термином исключительно теоретическим. Исследователи неоднократно подвергали критике законодателя за нерешительность в вопросах определения уголовно-процессуальных функций на уровне нормативных актов. Принятый 18 декабря 2001года Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации употребляет термин "уголовно-процессуальные функции". Так, в ст. 15 УПК, раскрывая принцип состязательности сторон, законодатель указывает, что функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и тоже должностное лицо. Модельный Уголовно-процессуальный кодекс для государств-участников СНГ также обозначил термин "функция" (правда, только в одном случае и к тому же не в основном тексте, а лишь в разделе, посвященном разработке концепции модельного Уголовно-процессуального кодекса). Использование в п. 21 ст. 10 МУПК таких терминов как "уголовное преследование", "защита", "стороны" позволяет сделать вывод о том, что, законодатель прямо не употребил термин "уголовно-процессуальная функция", но все же его подразумевает.
Чаще всего под уголовно-процессуальными функциями ученые понимали основные направления процессуальной деятельности. М.С. Строгович так определял процессуальные функции: "Уголовно-процессуальные функции - это определенные стороны, определенные направления деятельности, не совпадающие друг с другом и не поглощаемые друг другом".
Сторонники такого толкования исходили из наличия в уголовном судопроизводстве трех основных уголовно-процессуальных функций: обвинения (уголовного преследования), защиты, разрешения дела. Такой подход традиционен, поскольку для выделения названных функций используется состязательная конструкция уголовного процесса.
З.З. Зинатуллин и Т.З. Зинатуллин представили определение уголовно-процессуальных функций как направления процессуальной деятельности участников уголовного процесса по достижению его предназначения. Такое определение некоторым образом схоже с определением, которое ранее было представлено П.С. Элькинд. По ее мнению, "функции уголовного процесса - это определяемые нормами права и выраженные в соответствующих направлениях уголовно-процессуальной деятельности специальное назначение и роль ее участников".
По мнению З.З. Зинатуллина и Т.З. Зинатуллина, уголовно-процессуальные функции имеют следующие свойства: а) функция есть урегулированная законом процессуальная деятельность; б) функция осуществляется участниками уголовного процесса - представителями либо со стороны обвинения, либо со стороны защиты от обвинения; в) это деятельность направлена на достижение предназначения уголовного судопроизводства.
Следует отметить, что ранее ученые, характеризуя уголовно-процессуальные функции, особый акцент делали на процессуальном положении должностных лиц органов государственной власти. Руководящее, а значит, и первостепенное положение всегда отдавалось должностным лицам. Такая позиция ученых вполне объяснима, поскольку УПК РСФСР был ориентирован на защиту государственно-публичных интересов при полном игнорировании диспозитивных начал. При таком подходе речи о защите интересов граждан не могло и идти.
Сегодня законодатель назначением уголовного судопроизводства видит:
1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений;
2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод;
3) уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания;
4) отказ от уголовного преследования невиновных, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.
Нетрудно заметить, что, в сущности, это всего лишь две задачи: восстановление прав лиц, пострадавших от преступлений, и защита лица от незаконного и необоснованного обвинения.
Поскольку новым УПК приоритеты изменены, то, стало быть, определяющими при характеристике направлений процессуальной деятельности должны быть именно те задачи, которые закреплены в ст. 6 УПК. Именно эти задачи лежат в основе распределения уголовно-процессуальных функций.
В этой связи хотелось бы отметить, что при выделении уголовно-процессуальных функций в основе деления, скорее всего, не должна лежать цель деятельности или задачи каждого лица. Если существование уголовно-процессуальных функций будет зависеть от цели деятельности каждого участника судопроизводства, то вполне возможна ситуация, когда каждому участнику будет "выделена" только ему свойственная функция. При этом, количество процессуальных функций будет устремлено к количеству участников уголовного процесса. Это положение подтверждается, если проанализировать взгляды ученых, которые объясняют наличие уголовно-процессуальных функций через роль конкретных участников уголовного процесса. Именно им свойственно количественное увеличение уголовно-процессуальных функций. Например, В.Н. Шпилев так обосновывал необходимость количественного увеличения уголовно-процессуальных функций: "Поскольку теория трех основных процессуальных функций не в полной мере отражает содержание уголовно-процессуальной деятельности, где каждый участник процесса выполняет определенную функцию и действует в определенном направлении, предусмотренном законом, …предприняты попытки сконструировать более широкую систему процессуальных функций". Как видим, здесь на первое место выходит стремление автора в обязательном порядке закрепить за каждым участником осуществление конкретной и только ему свойственной уголовно-процессуальной функции. Следуя подобным рассуждениям, некоторые процессуалисты к трем основным функциям присоединяют еще расследование дела, поддержание гражданского иска и защиту от гражданского иска. Кроме того, обосновывается наличие в уголовном процессе семи процессуальных функций: 1) установление и проверка данных относительно преступлений, их расследование; 2) обвинение; 3) прокурорский надзор за исполнением законности; 4) защита от предъявленного обвинения; 5) судебное рассмотрение и разрешение уголовного дела; 6) вспомогательная функция, включающая в себя действия свидетелей, экспертов, других лиц, так или иначе содействующих осуществлению следственных и судебных действий; 7) побочная функция, находящая свое выражение в деятельности гражданского истца и гражданского ответчика.
В свое время В.Г. Даев также предложил классификацию функций, вытекающую из наличия интересов лиц, участвующих в уголовном процессе. Он выделял: 1) расследование уголовного дела; 2) прокурорский надзор за соблюдением законности в ходе уголовного судопроизводства; 3) защита личных процессуальных интересов; 4) оказание содействия в ходе уголовного судопроизводства.
В.С. Зеленецкий предлагал делить процессуальные функции на общие и частные, то есть на функции, реализующиеся на всем протяжении уголовного процесса, и функции, осуществляющиеся в одной или нескольких стадиях процесса. Вероятно, автор здесь допустил смешение понятий "задачи" и "функции".
Думается, стремление определить уголовно-процессуальные функции через роль участников процесса должно быть ограничено анализом роли и интереса некой совокупности участников, распределенных в отдельные группы. Уголовно-процессуальная функция должна представлять собой направление деятельности группы участников. Иное приведет к неоправданному расширению перечня уголовно-процессуальных функций. Косвенным подтверждением нашей мысли является мнение А.М. Ларина, который считал, что "если исходить только из наличия процессуально-правовой цели, то можно насчитать столько функций, сколько существует процессуальных актов". Действительно, совершая любое действие или вынося любое решение, участник преследует какую-либо конкретную цель. Поэтому А.М. Ларин делает вывод: "Функция - это не отдельное действие, а деятельность, т.е. совокупность действий и решений, объединенных единством цели" . При этом, дискуссионными остаются некоторые вопросы. В скольких действиях лица должен прослеживаться единый интерес, чтобы мы могли говорить о наличии самостоятельной уголовно-процессуальной функции? Насколько едина должна быть цель для различных участников?
Несомненно, различные участники уголовного судопроизводства преследуют различные цели и у них различные интересы. Однако, наверное, это не может служить основанием для классификации уголовно-процессуальных функций. С точки зрения логики, не совсем правильно, взяв за основу интерес участников, классифицировать что-то иное кроме самих участников. Классифицировать уголовно-процессуальные функции в зависимости от присутствующих у участников уголовного судопроизводства интересов, значит, совершить логическую ошибку.
В зависимости от присутствующего у участников интереса возможно только разделить участников на некие не схожие между собой группы. Эти группы и принято называть сторонами. В итоге получается, что деление на группы происходит в зависимости от присутствующего у участников процесса интереса. При этом, каждая из этих обособленных групп осуществляет отдельную, только ей свойственную уголовно-процессуальную функцию.
Таким образом, мы видим, что современный российский законодатель распределил всех участников уголовного судопроизводства в зависимости от их интересов на три группы: суд, сторону обвинения (прокурор, следователь, начальник следственного отдела, дознаватель, частный обвинитель, потерпевший, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель), сторону защиты (подозреваемый, обвиняемый, их законные представители, защитник, гражданский ответчик, его законные представитель и представитель), а также иных участников уголовного судопроизводства (свидетель, эксперт, специалист, переводчик, понятой). (Главы 5-8 УПК).
По-видимому, законодатель предпринял попытку поставить точку в многолетних спорах ученых о количестве и соотношении уголовно-процессуальных функций, обозначив существование всего трех основных процессуальных функций.
С этим нельзя не согласиться, поскольку единственной целью разделения уголовно-процессуальных функций и их размежевания между собой является обеспечение состязательности уголовного судопроизводства. Думается, что для осуществления уголовного судопроизводства на основе состязательных начал необходимым и одновременно достаточным является выделение трех процессуальных функций: обвинение, защита и разрешение дела.
Выделение иных уголовно-процессуальных функций не только не вписывается, но зачастую и противоречит принципу состязательности. Например, выделение в качестве самостоятельной уголовно-процессуальной функции функции прокурорского надзора есть, по существу, наделение стороны обвинения полномочиями, превосходящими по объему полномочия стороны защиты. Прокурор, выступая на стороне обвинения, не должен наделяться полномочиями, не свойственными стороне спора. Кроме того, в этом случае мы вынуждены будем возложить на прокурора, осуществляющего функцию обвинения (уголовного преследования), обязанность по осуществлению функции прокурорского надзора. Тот факт, что для построения уголовного судопроизводства на началах состязательности главным условием является разделение трех уголовно-процессуальных функций, на наш взгляд, еще не означает, что на лицо, осуществляющее одну из перечисленных функций, может быть возложено выполнение иной, не относимой к обвинению, защите и разрешению дела функции. Один и тот же элемент системы не может быть носителем разных функций. "…С точки зрения своего процессуального положения прокурор выступает здесь (в стадии предварительного расследования - Ф.Я.) именно руководителем расследования, только им, и никем иным". По мнению того же В.М. Савицкого, прокурор поддерживает обвинение в суде, "…потому что сам участвовал в его формировании на предварительном следствии, руководя предварительным расследованием". Нам представляется, что в данном случае прокурор выступает как лицо, ответственное за законность и обоснованность обвинения (уголовного преследования), и осуществление им надзора за деятельностью органов предварительного расследования, есть, по существу, способ реагирования на нарушения закона, которые могут повлечь признание судом обвинения необоснованным. В этом мы единодушны с С.М. Строговичем, который считал, что "…прокурор несет ответственность за правильность расследования дела, за законность расследования, за обоснованность выводов, изложенных в обвинительном заключении". Кстати, уже цитировавшийся нами В.М. Савицкий также считает, что надзорные полномочия прокурора в отношении органов предварительного расследования предопределены тем обстоятельством, что прокурор выступает в роли руководителя расследованием. Как нам представляется, лицо, обладающее правом по даче обязательных для исполнения письменных указаний, должно обладать полномочиями по надзору (контролю) за ходом их исполнения.
Думается, законодатель поступил правильно, выделив всего три процессуальные функции. Выделение большего количества уголовно-процессуальных функций может привести к тому, что "…утратится тот специфический ее смысл (функции - Ф.Я.), который на протяжении всей истории процесса служил основанием для определения форм процесса".
Как нам представляется, выделение иных уголовно-процессуальных функций оправданно только в том случае, если полномочиями по реализации этих функций не будет наделен ни один из участников, осуществляющих одну из трех главных функций. Единственной группой участников, чья деятельность не пересекается с деятельностью участников, отнесенных к суду, обвинению и защите, является группа, объединенная в главе 8 УПК РФ. Деятельность свидетеля, эксперта, специалиста, переводчика и понятого может являть собой реализацию функции, обозначаемой обычно как побочная, вспомогательная, или служебная.
Разделение участников уголовного судопроизводства на отдельные группы происходит в зависимости от присутствующего у участников интереса. При этом, как нам представляется, решающее значение имеет направленность интереса, а не отнесение интереса к личным или общественным. Например, тот факт, что на стороне защиты сконцентрированы участники, представляющие только частный интерес, не означает, что указанные участники объединены на основе принадлежности их интереса к категории частного. Если исходить из этих соображений, то мы придем к выводу, что на стороне обвинения должны участвовать лица, представляющие интересы общественные. Однако на стороне обвинения выступают представители как личного, так и общественного интереса. Поэтому, думается, что распределение участников в отдельные группы происходит не на основе принадлежности интереса к частному или общественному, а на основе цели деятельности, или, по-другому, направленности их интересов. При этом, направленность интересов у различных групп участников различна. У участников, сосредоточенных на стороне обвинения, интерес направлен на "уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания", а также на "защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений". Участники же, выступающие на стороне защиты, имеют интерес, направленный на "защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод" (ст. 6 УПК). Суд, как орган государственной власти, выражает интересы всего общества, выполняя функцию независимого арбитра, которому принадлежит исключительное право признавать виновным в совершении преступления и подвергать уголовному наказанию (ст. 8 УПК).
Таким образом, интерес и обусловленная им цель деятельности как отдельного участника, так и группы участников, являются производными от общих целей (задач) или назначения уголовного судопроизводства. Обобщенные интересы участников уголовного судопроизводства не могут расходиться с задачами или назначением уголовного судопроизводства.
Итак, уголовно-процессуальные функции - это урегулированные законом основные направления деятельности участников судопроизводства, объединенных в различные группы на основе общности интересов и стоящих перед ними целей (задач).
По нашему мнению, все уголовно-процессуальные функции взаимо-предполагают друг друга, а потому придавать какой-либо одной функции особое значение, пожалуй, нельзя.
Особая значимость отдельных функций не вытекает ни из задач, стоящих перед уголовным судопроизводством, поскольку все задачи являются одинаково важными, ни из интересов всего общества, поскольку для общества одинаково важным является как изобличение виновного лица, так и защита невиновного. Деятельность, направленная на обвинение (уголовное преследование), действительно, возникает ранее деятельности по защите и уж тем более ранее деятельности по разрешению дела. Однако, скорее всего, это не означает, что обвинение предопределяет появление функции защиты и разрешения дела. "Все три указанные функции являются основными, они находятся в гармоничном и неразрывном единстве, любая из них неизбежно и закономерно предполагает наличие двух других, каждая процессуальная функция существует и развивается лишь постольку, поскольку существуют и развиваются две остальные. Обвинение без защиты придавало бы судопроизводству односторонний, обвинительный характер. О защите без обвинения вообще нельзя говорить, ибо такая защита логически и фактически невозможна. Правильное разрешение дела достижимо только в состязательном процессе, когда суд с участием сторон обвинения и защиты исчерпывающим образом проверит все доказательства, исследует все обстоятельства, говорящие как за, так и против подсудимого".
На наш взгляд, уголовно-процессуальные функции не только взаимо-предполагают, они еще взаимоограничивают друг друга. Проиллюстрировать это можно следующим примером. В стадии возбуждения уголовного дела присутствует только деятельность по уголовному преследованию (обвинению). Пока неизвестно, будут ли востребованы полномочия по осуществлению защиты или разрешения дела, а если будут востребованы, то неясно, кто конкретно будет эти полномочия осуществлять. Однако следователю в данной стадии не принадлежит вся полнота властных полномочий, существующих в уголовном процессе, дажене смотря на то, что ему не с кем ими "делиться". Мало того, в последующей стадии, в которой присутствует и функция обвинения, и функция разрешения дела, характер и объем полномочий следователя принципиально не отличается от характера и объема его полномочий в стадии возбуждения уголовного дела. Значит, есть некоторые рамки, выходить за которые следователю непозволительно даже в том случае, когда кроме него в процессе никого нет. Этими рамками, на наш взгляд, и являются функции защиты и разрешения дела, которые накладывают ограничения на функцию обвинения. В данном случае эти две функции понимаются как территория, на которую не вправе заступать следователь. Предел свободы следователя устанавливается как самой функцией обвинения (указание на то, какие действия следователь совершать вправе), так и иными процессуальными функциями (указание на то, что следователь совершать не вправе, поскольку это вправе совершать только другие участники судопроизводства). Еще нет самой деятельности всех участников уголовного процесса, но уже есть концепция, которая не только отграничивает уголовно-процессуальные функции друг от друга, но и определяет объем возможных полномочий той или иной группы участников.
При этом, пожалуй, нельзя говорить, что уголовно-процессуальные функции абсолютно отделены друг от друга, поскольку участники, чья деятельность предопределяет существование той или иной функции, при осуществлении своих полномочий не могут быть абсолютно независимы друг от друга. Например, предоставленное стороне защиты право заявлять отводы следователю, прокурору, суду есть возможность для стороны защиты оказывать определенное воздействие на сторону обвинения и суд. Возложенная на подозреваемого, обвиняемого, подсудимого обязанность являться по вызовам есть возможность для стороны обвинения и суда влиять на поведение указанных лиц. Право заявлять ходатайства в стадии судебного разбирательства есть право сторон оказывать некоторое влияние на деятельность суда. Независимо друг от друга стороны и суд решают только вопросы принципиального характера (предъявление обвинения, объем обвинения, избрание средств и способов защиты, разрешение уголовного дела и т.д.), решение иных вопросов, не являющихся столь важными, происходит в результате согласования позиций. Можно сказать, что деятельность по осуществлению уголовно-процессуальных функций носит взаимно корректирующий характер.
Основываясь на вышеизложенном, можно заключить: характер и объем полномочий, принадлежащих различным группам участников, предопределен осуществляемой ими уголовно-процессуальной функцией и изменяться в различных стадиях уголовного судопроизводства не должен. Кроме того, уголовно-процессуальные функции служат своеобразными рамками поведения участников, распределяя весь объем предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством полномочий между определенными группами путем указания как на действия, которые группа совершать вправе, так и на действия, которые группа совершать не вправе.
Теория разделения уголовно-процессуальных функций распределяет полномочия только между отдельными группами участников, объединенных общностью интереса, без дальнейшего распределения указанного объема полномочий внутри конкретной группы. Однако демократичность уголовного процесса не зависит от одного только характера распределения полномочий между группами участников уголовного процесса. Не меньшее значение имеет характер распределения полномочий между участниками, сосредоточенными в одной группе. Изучению данного вопроса мы посвятим следующие главы нашей работы.

Сноски
В дальнейшем УПК.
В дальнейшем МУПК.
См. Нажимов В.П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. - 1973. - №5. - С. 73. Якуб М.Л. О понятии процессуальной функции в советском уголовном судопроизводстве // Правоведение. - 1973. - №5. - С. 85. Мотовиловкер Я.О. Основные уголовно-процессуальные функции. Ярославль, 1976. - С. 5-23.
М.С. Строгович Уголовное преследование в советском уголовном процессе М., 1951. - С. 15
Зинатуллин З.З., Зинатуллин Т.З. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 2002, С. 11.
Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963 С. 54.
Зинатуллин З.З., Зинатуллин Т.З. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 2002, С. 11.
Шпилев В.Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства. Минск, 1974, С. 57.
Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М., 1961. С. 47-48.
Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963, стр. 59-69.
Даев В.Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. - 1974. - №1. - С. 72.
Зеленецкий В.С Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. - Харьков, "Вища школа". - 1979. - С. 57.
Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М.: 1986. - С. 5.
Ларин А.М. Там же.
Так в п. 45 ст. 5 УПК стороны определяются как - участники уголовного судопроизводства, выполняющие на основе состязательности функцию обвинения (уголовного преследования) или защиты от обвинения; пункт 46 ст. 5 УПК к стороне защиты относит - обвиняемого, а также его законного представителя, защитника, гражданского ответчика, его законного представителя и представителя; а пункт 47 ст. 5 УПК представляет сторону обвинения в качестве прокурора, следователя, начальника следственного отдела, дознавателя, частного обвинителя, потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя.
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М.: 1971. - С. 54.
Там же С. 55.
Например, часть 2 и 3 ст. 84 МУПК, всю деятельность прокурора в стадии предварительного расследования, называет осуществлением процессуального руководства расследованием, включая в нее и деятельность по реализации "надзорных" полномочий. Такой подход вполне оправдан.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. - М.: 1968. - С. 205.
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М.: 1971. - С. 54.
Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под редакцией А.Д. Бойкова и И.И. Карпец. - Москва, 1989, С. 422.
1.2. Функция обвинения (уголовного преследования) в системе уголовно-процессуальных функций
Господствующим является взгляд, согласно которому обвинение дает первоначальный импульс для возникновения и развития всех других уголовно-процессуальных функций, что именно обвинение служит пусковым механизмом уголовно-процессуальной деятельности. Обвинение, например, называли "движущей силой советского уголовного процесса", "пружиной, действие которой обусловливает развитие процесса, движение уголовного дела по ступеням", "двигателем уголовного процесса".
Таким образом, большинство авторов функцию обвинения понимают как категорию, предопределяющую весь ход уголовного процесса. Функция обвинения указанными авторами расценивается первостепенной, и только осуществление функции обвинения предопределяет возникновение функции защиты и функции разрешения дела. "Обвинение - обязательный момент правосудия по уголовным делам. Без него не возникают не только функции защиты, но и правосудия".
Осуществление уголовно-процессуальной функции обвинения (уголовного преследования) возлагается на сторону обвинения, которая согласно п. 47 ст. 5 УПК РФ представлена следующими участниками: прокурор, следователь, начальник следственного отдела, дознаватель, орган дознания, потерпевший, частный обвинитель, гражданский истец, представители частных лиц. Отнесение указанных участников к стороне обвинения предполагает наделение их полномочиями в рамках, определенных функцией обвинения. Иначе говоря, любой из этих участников согласно закону вправе осуществлять деятельность, тем или иным образом направленную на обвинение.
Прежде чем в законе нашло свое закрепление это положение, между теоретиками долгое время шли дискуссии о роли каждого из перечисленных участников и выполняемых ими функциях. Причем этих участников чаще всего делили на три группы: 1 органы государственной власти и их должностные лица (прокурор, следователь, начальник следственного отдела, дознаватель, орган дознания); 2 потерпевший и частный обвинитель; 3 гражданский истец. Теперь законодатель объединил указанных участников в одну группу и наделил их полномочиями, однородными по своей сути.
В этой связи нам представляетсянеобходимым осветить некоторые дискуссионные вопросы, существующие в теории уголовного процесса о функциях, выполняемых участниками, которые современным законодателем отнесены к стороне обвинения.
Наиболее дискуссионным был вопрос о роли дознавателя, следователя и прокурора.
Одна группа ученых считала, что дознаватель, следователь, прокурор в досудебных стадиях осуществляют исключительно функцию обвинения. Однако осуществление дознавателем, следователем, прокурором только функции обвинения противоречило указанию закона на обязательность полного, всестороннего и объективного исследования всех обстоятельств дела. Требование полноты, всесторонности и объективности возлагало на указанных лиц обязанность по сбору доказательств как обвинительного, так и оправдательного характера. Именно эти рассуждения лежали в основе мнений о невозможности осуществления дознавателем, следователем и прокурором только функции обвинения.
Некоторые ученые в связи с этим утверждали, что в стадии предварительного расследования указанные должностные лица осуществляют как функцию обвинения, так и функцию защиты. Другие говорили о соединении в руках следователя полномочий по осуществлению всех трех процессуальных функций. Однако соединение в руках одного лица полномочий по осуществлению нескольких процессуальных функций еще более грубое нарушение, поскольку противоречит принципу состязательности, на что справедливо обращено внимание.
В качестве спасительной альтернативы ученые предложили выделять самостоятельную уголовно-процессуальную функцию - предварительное расследование. Несмотря на то, что эта концепция неоднократно подвергалась критике, она все же позволяла возложить на дознавателя, следователя и прокурора обязанность по полному, всестороннему и объективному исследованию обстоятельств дела, не наделяя их при этом полномочиями по осуществлению противоположных друг другу функций обвинения и защиты.
Для периода, в котором действовал УПК РСФСР, это была, несомненно, прогрессивная идея, но сегодня после принятия УПК РФ, она, конечно же, изживет себя. Действительно, отнеся дознавателя, следователя и прокурора к стороне обвинения, законодатель, тем самым, прямо указал, что их деятельность в процессуальном плане должна быть ограничена рамками, установленными функцией обвинения. Безусловно, такое решение представляется верным, поскольку указывает на целенаправленность сторон в споре. А, как известно, без определения сторон в споре и их позиций не о каком споре, а значит, и состязательности речи быть не может.
Однако в таком случае возникает проблема: как быть с деятельностью прокурора, которую традиционно принято называть прокурорским надзором, ведь прокурор, выступая стороной спора, не должен обладать полномочиями, стороне не свойственными. Точно также следователь и дознаватель, собирая доказательства, оправдывающие лицо, по сути, осуществляют деятельность, обычно противопоставляемую обвинению.
Нам представляется, что прокурор, осуществляя надзор в стадии предварительного расследования, равно как и дознаватель со следователем, собирая оправдывающие лицо доказательства, своей целью имеют недопущение нарушения прав и свобод человека и гражданина. Такую деятельность следователя (дознавателя, прокурора) М.С. Строгович именовал защитой в широком смысле, подразумевая под ней не функцию защиты, а защиту прав человека вообще. Однако смешение в рамках одной модели уголовного процесса функции защиты и защиты как цели деятельности государственных органов (пусть даже в самом широком смысле этого слова) приводит, на наш взгляд, к неоправданному запутыванию понятийного аппарата. Поэтому нам представляется более целесообразным обозначить подобную деятельность государственных органов не как защиту, а как охрану прав и свобод человека и гражданина, на что обращалось внимание А.П. Гуськовой. Эта идея прямо подтверждается положениями статьи 11 УПК.
Возложение на дознавателя, следователя, прокурора обязанности по охране прав и свобод человека и гражданина, вовлеченного в сферу уголовного судопроизводства, не расходится с положениями принципа состязательности. Данная обязанность возлагается на должностных лиц независимо от наличия уголовно-процессуального правоотношения. То есть в любом правоотношении, в котором должностное лицо представляет государство, на него законом возлагается обязанность по охране и обеспечению реализации прав и свобод человека и гражданина. Это есть всеобщая правоохранительная обязанность органов государственной власти и их должностных лиц.
Возложение на должностных лиц подобной обязанности в идеальной ситуации свидетельствует не о преобладании полномочий должностных лиц, а скорее о преобладании прав личности. Ведь личность имеет право требовать, чтобы ее права и свободы были надлежащим образом охраняемы всеми должностными лицами, участвующими в уголовном судопроизводстве. Здесь прослеживается стремление государства защитить "слабых", представляемых частными лицами, от нападок "сильных", представляемых должностными лицами, которые, в конечном итоге, действуют от лица государства. Наверное, это и следует понимать под "самоограничением государства".
Кроме того, можно сказать, что деятельность государственных органов, осуществляющих производство по делу в досудебных стадиях, своей целью должна иметь нечто большее, чем простое изобличение и обвинение лица, совершившего преступление. Деятельность указанных органов должна быть направлена на восстановление социальной справедливости .
Обвинение не может существовать ради самого себя. Как только обвинение из средства восстановления социальной справедливости превращается в обвинение ради обвинения, сразу открывается возможность для массовых нарушений прав человека, допускаемых должностными лицами. Обвинение должно быть справедливым. При этом, скорее всего, нельзя говорить, что быть справедливым - удел одного лишь суда. Быть справедливым - это прямая обязанность любого должностного лица. Именно поэтому, на наш взгляд, должностное лицо должно обладать правом на решение вопроса о том, является ли справедливым возбуждение в отношении конкретного лица уголовного дела, либо такое действие повлечет за собой возникновение еще более несправедливой, с социальной точки зрения, ситуации. По сути, речь идет о тех случаях, когда уголовное преследование лица, совершившего преступление, становится в глазах общества несправедливым. Положения статьи 26 УПК предусматривают схожую процедуру, поскольку говорят о возможности прекращения уголовного дела в связи с изменением обстановки. На практике же эта норма применяется достаточно редко. Это позволяет нам сделать вывод, что должностные лица органов предварительного расследования идею справедливости уголовного преследования понимают исключительно как справедливость приемов и способов его осуществления, но не как справедливость самого факта его осуществления в отношении конкретного лица. Точно так же справедливость наказания понимается как справедливость его размера и вида, но не как справедливость самого его назначения.
К принципиальным решениям законодателя относится не только разделение всех участников уголовного судопроизводства на две стороны (имеются в виду участники, имеющие интерес в разрешении дела). Не менее важным нововведением стала попытка законодателя определить и разграничить такие понятия, как "уголовное преследование" и "обвинение". Несмотря на закрепление в УПК данных понятий, споры на эту тему еще не утратили своей актуальности, поскольку законодатель указанные термины употребляет непоследовательно. Кроме того, в науке имеется иное понимание терминов "обвинение" и "уголовное преследование".
Если при определении "уголовного преследования" законодатель и пытался закрепить в УПК положения научной концепции, то явно не одной. Иначе объяснить столь существенное расхождение в понимании термина "уголовное преследование" при его упоминании в различных статьях УПК не представляется возможным.
1. Например, в п. 55 ст. 5 УПК уголовное преследование понимается как процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления. Из этого определения следует, что деятельность дознавателя, следователя, прокурора до появления в уголовном процессе фигуры подозреваемого или обвиняемого не относится к уголовному преследованию. Тогда какая же деятельность осуществляется в этом случае лицами, выступающими на стороне обвинения? Поэтому нам представляется более правильной формулировка п. 22 ст. 10 МУПК, определяющая уголовное преследование как процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях установления деяния, запрещенного уголовным законом, и совершившего его лица, виновности последнего в совершении преступления, а также для обеспечения применения к такому лицу наказания или других принудительных мер.
2. Часть 1 ст. 21 УПК гласит, что уголовное преследование от имени государства по делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляют прокурор, следователь, дознаватель. Потерпевший же в соответствии со статьей 22 УПК оказывается не управомоченным на осуществление уголовного преследования, он всего лишь вправе принимать в нем участие. При этом непонятно, почему потерпевший относящийся, как и должностные лица органов предварительного расследования к стороне обвинения, всего лишь участвует в уголовном преследовании и не наделен полномочиями по самостоятельному осуществлению уголовного преследования.
3. Из названия статьи 23 УПК проистекает, что к уголовному преследованию можно привлечь. (Привлечение к уголовному преследованию по заявлению коммерческой или иной организации). Причем нам представляется, что в данном случае законодатель допустил смешение понятий "уголовное преследование" и "уголовная ответственность". Об этом свидетельствует название аналогичной статьи 27? УПК РСФСР, называвшейся "Привлечение к уголовной ответственности по заявлению коммерческой или иной организации". Если же это была не ошибка законодателя, то отождествление уголовного преследования с уголовной ответственностью является, на наш взгляд, абсолютно недопустимым.
4. Законодатель ввел термин "прекращение уголовного преследования" вместо термина "прекращение уголовного дела в части". Не смотря на указанные различными авторами некоторые противоречия регулирования данного вопроса Уголовно-процессуальным кодексом, нововведение представляется нам оптимальнее предшествующего положения. Однако мы не можем согласиться с предоставленной суду в соответствии с ч. 3 ст. 239 УПК возможностью по прекращению уголовного преследования. Как нам представляется, решение о прекращении какой либо деятельности может приниматься только лицом, осуществляющим эту деятельность. Например, прекращение уголовного дела находится в компетенции лица, осуществляющего производство по делу. В стадии судебного разбирательства эту деятельность осуществляет суд, поскольку именно он "руководитель процесса", и именно поэтому ему принадлежит право прекратить уголовное дело. Уголовное преследование осуществляет только сторона обвинения. Поэтому думается, что решение вопроса о его прекращении должно зависеть исключительно от усмотрения участников, на этой стороне выступающих. Суд не может прекратить уголовное преследование хотя бы потому, что сам его не осуществляет. Наверное, с некоторой долей условности можно сказать, что суд вправе обязать сторону обвинения прекратить уголовное преследование, но это решение суда не может быть оформлено иначе как в виде оправдательного приговора.
5. Пункт 45 статьи 5 УПК уголовное преследование отождествляет с обвинением, поскольку другого вывода из фразы, что "стороны - это участники уголовного судопроизводства, выполняющие на основе состязательности функцию обвинения (уголовного преследования) (курсив наш - Ф.Я.) или защиты от обвинения", сделать практически невозможно.
Как видим, позиция законодателя в вопросе понимания уголовного преследования не отличается целостностью. Более того, нам кажется, что у законодателя по данному вопросу, как таковой, позиции нет. В законе отражены обрывочные мысли различных школ права. Причем, если поставить перед собой цель установить авторов этих идей, то достигнуть ее можно без труда.
Однако, если попытаться отсечь из законодательных определений все лишнее и явно ошибочное, то можно прийти к следующему выводу: уголовное преследование понимается законодателем как деятельность, осуществляемая только должностными лицами органов предварительного расследования и прокуратуры. Если не считать положений п. 55 ст. 5 УПК, в которых законодатель определяет уголовное преследование как процессуальную деятельность стороны обвинения, то во всех остальных случаях осуществление уголовного преследования законодатель связывает исключительно с деятельностью дознавателя, следователя, прокурора и только по делам частно-публичного и публичного обвинения. Потерпевший по указанной категории дел также участвует в осуществлении уголовного преследования, однако, при том условии, что участие потерпевшего в уголовном преследовании не должно расходиться с линией поведения должностных лиц; термин "участие" становится близким по своему смыслу термину "помощь". Действительно, если проанализировать положения УПК, касающиеся правового статуса потерпевшего, то станет очевидным, что право потерпевшего "помогать" в осуществлении уголовного преследования как нельзя лучше отражает действительное положение вещей. По делам частного обвинения потерпевший также не осуществляет уголовного преследования, поскольку статья 22 УПК наделяет потерпевшего правом только выдвигать и поддерживать обвинение. Это лишний раз подтверждает то положение, что уголовное преследование, по мнению законодателя, вправе осуществлять только органы государственной власти. Кроме того, пункт 25 статьи 10 МУПК, не нашедший своего отражения в УПК, гласит, что к органам уголовного преследования относятся прокурор (государственный обвинитель), следователь, дознаватель.
Как видно, законодательство не содержит стройных мыслей по поводу разграничения понятий "обвинение" и "уголовное преследование". Конечно, с данным положением можно смириться, если принять к сведению, что задачей законодателя не является формулирование стройных теоретических концепций. Данная задача, безусловно, может стоять только перед наукой. Но если законодатель решился на использование в тексте нормативного акта каких-либо спорных положений, то, по крайней мере, он должен быть в этом последователен. Закон, как нам представляется, не научный журнал, и на его страницах не должны присутствовать различные толкования одного и того же понятия. Если нормативный акт наводнен противоположными идеями, то это не может не отразиться на его качестве. К сожалению, качество нормативных актов в подобных случаях чаще всего ухудшается, и понятно, что ущемляются в конечном итоге всегда только права человека и гражданина.
Поскольку, основываясь только на положениях закона, невозможно определиться с соотношением обвинения и уголовного преследования, нам представляется необходимым осветить мнения различных ученых, предметом исследования которых являлись указанные понятия.
Среди ученых также нет единства как при определении каждого из этих понятий, так и при определении соотношения обвинения и уголовного преследования.
Одни авторы обвинение понимали как процессуальную деятельность. Например, М.С. Строгович обвинение понимал как "…совокупность процессуальных действий, направленных на то, чтобы изобличить в совершении преступления привлеченное к уголовной ответственности лицо и обеспечить применение к нему заслуженного наказания". А.М. Ларин, Э.Б. Мельникова и В.М. Савицкий понимали обвинение как "…формулирование, обоснование и отстаивание следователем и прокурором вывода о совершении определенным лицом преступления". З.З. Зинатуллин и Т.З Зинатуллин под обвинением подразумевают процессуальную деятельность, направленную на изобличение лица в совершении преступления на обосновании его уголовной ответственности. По мнению же Е.Б. Мизулиной, "обвинение - это деятельность, осуществляемая указанными в законе лицами, по обоснованию перед судом виновности подсудимого". Ф.Н. Фаткуллин под обвинением понимал "…основанную на законе процессуальную деятельность компетентных органов и лиц по изобличению обвиняемого в инкриминируемом ему преступлении и по обоснованию его уголовной ответственности с тем, чтобы добиться публичного его осуждения".
Эти определения отражают только одну сторону обвинения, а именно, процессуальную. Кроме обвинения в процессуальном смысле существует обвинение в смысле материальном. На это справедливо обращалось внимание рядом авторов.
Обвинение в материально-правовом смысле Ф.Н. Фаткуллин понимал как "…совокупность установленных по делу и вменяемых обвиняемому в вину общественно опасных и противоправных фактов, составляющих существо того конкретного состава преступления, за который это лицо несет уголовную ответственность и должно быть осуждено". М.С. Строгович, не называя этот смысл обвинения материально-правовым, тем не менее определял его как "…предмет обвинения, содержание обвинения, иначе - обвинительный тезис, утверждение о виновности обвиняемого в совершении преступления. Именно в этом смысле в уголовном процессе применяются такие выражения, как "предъявление обвиняемому обвинения" (в совершении такого-то преступления), "доказанность (или недоказанность) обвинения", "поддержание обвинения", "отказ от обвинения".
Если исходить из смысла п. 22 ст. 5 УПК, который гласит, что обвинение - это "утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом…", то можно сделать вывод: обвинение современным законодателем понимается только в материально-правовом смысле. Положение п. 45 ст. 5 УПК, согласно которому стороны могут выполнять функцию обвинения (уголовного преследования), больше похоже на исключение из правил, нежели на само правило. С этим положением никак нельзя согласиться, поскольку еще М.С. Строгович говорил, что "…обвинением как процессуальной функцией является только обвинение как обвинительная деятельность".
Возможно, законодатель, таким образом, пытался разрешить давний научный спор, определив обвинение как утверждение в виновности лица, а уголовное преследование как процессуальную деятельность, направленную на изобличение лица, совершившего преступление, однако по данному вопросу в теории существуют и иные точки зрения.
Одни авторы рассматривали указанные явления как равнозначные. Другие считали уголовное преследование понятием более широким, нежели обвинение. Например, А.М. Ларин обосновывал подобное утверждение тем, что кроме обвинения существует и иная деятельность, от которой необходимо и возможно защищаться. Деятельность подозреваемого по своей защите осуществляется не против обвинения, поскольку такового еще нет. Такому понятию защиты, по мнению А.М. Ларина, должно соответствовать нечто более широкое, чем обвинение. "Таким родовым понятием, соразмерным с защитой, и является уголовное преследование". Таким образом, по мнению А.М. Ларина, уголовное преследование включало в себя и обвинение, и процессуальную деятельность государственных органов до предъявления лицу обвинения. "Обвинение является основной формой уголовного преследования".
Другие под уголовным преследованием понимают "процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления".
З.З. Зинатуллин и Т.З. Зинатуллин уголовное преследование понимают как уголовно-процессуальную деятельность должностных лиц и органов, основанную на соответствующих правовых нормах, направленную на установление и изобличение подозреваемых и обвиняемых, имеющую официальный характер.
Понимание ими уголовного преследования не является спорным, спорным является момент окончания уголовного преследования в трактовке указанных авторов. "Уголовное преследование начинается с момента возбуждения уголовного дела и имеет место на всем протяжении производства по уголовному делу, во всех стадиях уголовного процесса, т.е. до тех пор, пока есть основания считать определенное лицо виновным в совершении преступления и заслуживающим применения к нему подлежащей отбытию той или иной меры уголовного наказания". Аналогичную позицию занимает З.Д. Еникеев. В рассматриваемое понятие они включали и "само фактическое отбывание назначенного судом уголовного наказания или иные принудительные меры воспитательного и медицинского характера". Указанные авторы неоправданно расширяют границы уголовного преследования, и, на наш взгляд, смешивают понятие "уголовное преследование" с понятием "уголовная ответственность". Кроме того, и сами их доводы выглядят внутренне противоречивыми. Например, указывая, что деятельность органов государственной власти по осуществлению уголовного преследования является "сугубо уголовно-процессуальной", они тем самым вынуждены будут признать, что отбывание наказания регламентируется уголовно-процессуальным законодательством. Однако указанные общественные отношения регулируются не УПК, а Уголовно-исполнительным кодексом. Поэтому совершенно естественным выглядит вывод: деятельность государственных органов по исполнению наказаний не является уголовно-процессуальной. А поскольку понятие уголовно-процессуальных функций неразрывно связано только с уголовно-процессуальной деятельностью, то, на наш взгляд, распространение уголовного преследования за пределы уголовного процесса является неоправданным.
Как нам представляется, принципиальной разницы между уголовным преследованием и обвинением нет. Нельзя сказать, что осуществление уголовного преследования относится к исключительной компетенции органов государственной власти, поскольку частные лица также обладают полномочиями по его осуществлению. Нельзя сказать, что уголовное преследование осуществляется только в досудебных стадиях, а обвинение - только в суде, поскольку обвинение предъявляется в стадии предварительного расследования (что свидетельствует о существовании деятельности, направленной на обвинение), а уголовное преследование, как деятельность стороны обвинения, возможна и в судебном заседании.
Как нам представляется, уголовное преследование осуществляется с момента возбуждения уголовного дела до момента предъявления обвинения. Как только появляется лицо, обвиняемое в совершении преступления, уголовное преследование, по нашему мнению, переходит в обвинение. Таким образом, можно сказать, что уголовное преследование направлено на отыскание лица, совершившего преступление, а обвинение - на его изобличение в этом.
Для обвинения важна индивидуализация лица, которая в уголовном процессе "…осуществляется в форме задержания, избрания меры пресечения, привлечения в качестве обвиняемого...". Как отмечал Ф.Н. Фаткуллин, "…обвинять - значит предпринимать какие-то действия в отношении другого лица, доказывать его вину в нарушении существующих в том или ином обществе норм поведения, уличать его в осуждаемом поступке".
Уголовное судопроизводство имеет ярко выраженный публичный характер, что, однако, не исключает проявления диспозитивных начал. Проявлением некоего сочетания публичности и диспозитивности в вопросах обвинения (уголовного преследования) служит дифференциация форм уголовного преследования, которая заключается в разделении уголовных дел на дела частного, частно-публичного и публичного обвинения в зависимости от характера и тяжести совершенного преступления (ч. 1 ст. 20 УПК).
Принципиальным различием между указанными категориями дел является дифференциация порядка возбуждения и прекращения уголовных дел, а также определение перечня лиц, чья деятельность оказывает решающее воздействие на ход уголовного судопроизводства.
Категория преступлений, отнесенных к делам частного обвинения, с точки зрения законодателя, затрагивает интересы только частных лиц. Отдельные нарушения данными преступлениями интересов всего общества не рассматриваются законодателем в качестве существенных, а потому полномочия по началу, прекращению и определению хода уголовного судопроизводства полностью переданы частным лицам. Уголовные дела частного обвинения возбуждаются не иначе, как по заявлению потерпевшего и подлежат прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым.
По делам частно-публичного обвинения частные лица решают только вопрос о начале уголовного судопроизводства. Ход уголовного судопроизводства и момент его окончания не поставлен в зависимость от волеизъявления частных лиц. Указанная категория уголовных дел возбуждается не иначе, как по заявлению потерпевшего, но прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым не подлежат. Исключение составляют дела о преступлениях небольшой или средней тяжести в случае, если лицо, впервые совершившее преступление, примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред.
Уголовные дела публичного обвинения возбуждаются и прекращаются по инициативе органов уголовного преследования независимо от волеизъявления потерпевшего лица.
В соответствии с этим делением можно наблюдать различный объем полномочий, присутствующий у лиц, выступающих на стороне обвинения: от преобладания интересов частных лиц по делам частного обвинения до полного подчинения частных интересов интересам общественным по делам публичного обвинения. Полномочия и характер взаимоотношений участников, выступающих на стороне обвинения, и будет являться предметом нашего дальнейшего исследования.

Сноски
Строгович М. С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М.: 1951, С. 56; Каминская В. И. Охрана прав и законных интересов граждан в уголовно-процессуальном праве // Сов. государство и право. -1968. - № 10ю. - С. 29.
Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. М.: 1951, С. 88.
Полянский Н.Н. К вопросу о юридической природе обвинения перед судом. // Правоведение. - 1960. - № 1. - С. 106.
Советский уголовный процесс. Под ред. Л. М. Карнеевой, П. А. Лупинской, И. В. Тыричева. М.:1980, С. 17.
Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Изд-во Воронежского ун-та, 1973. - С. 148; Малхазов И.И. Понятие и задачи советского уголовного процесса. - В кн.: Уголовный процесс РСФСР / Под ред. В.Е. Чугунова и Л.Д. Кокорева. Изд-во Воронежского ун-та, 1968. - С. 10.
Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М. 1951. - 99; Стремовский В.А. Содержание предварительного следствия в советском уголовном процессе. Краснодар, 1971. - С. 98.
Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М.: 1975. - С. 42.
См. например: Гуськова А.П. Проблемные вопросы уголовно-процессуальных функций в российском праве // Проблемные вопросы законотворческой и правоприменительной деятельности в России на рубеже нового тысячелетия. Сборник научных статей. Оренбург: 2001. - С. 12.
Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963, С. 59-60; Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М., 1961, С. 47, 127; Мотовиловкер Я.О. Предмет советского уголовного процесса. Ярославль, 1974. - С. 74; Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М.: 1962. - С. 95; Гусев Л.Н. Процессуальное положение следователя в советском уголовном процессе // Вопросы судоустройства и судопроизводства в новом законодательстве Союза ССР, Госюриздат, 1959. - С. 315-316; Выдря М. М. Расследование уголовного дела - функция уголовного процесса // Советское государство и право. - 1980. - №9. - С. 78-82; Лавдаренко Л. И. Функция следователя в российском уголовном процессе: проблемы реализации, пути развития: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. - Владивосток, 2001. - С. 7.
См. например, Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М.: 1975. - С. 44; Васильев Л.М. К вопросу о функциях следователя в уголовном процессе // Публичное и частное право: проблемы развития и взаимодействия, законодательного выражения и юридической практики: Материалы всероссийской научно-практической конференции / Отв. ред. В.Д. Перевалов. - Екатеринбург: УрГЮА, 1999. - С.293.
Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе М., 1951. - С. 99-100.
Гуськова А.П. Актуальные вопросы защиты прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном судопроизводстве // Защита прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном процессе, как приоритетное направление в судопроизводстве. Сборник научных трудов. Москва - Оренбург, 1999. - С. 11-12.
Возможно, термин не совсем удачный и однозначно не бесспорный, однако, он употребляется в уголовном законе, поэтому в рамках настоящего исследования искать ему замену нам представляется нецелесообразным.
См. ст. 383 УПК РФ.
См. Хабарова Е.А. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования: вопросы соотношения институтов / Механизм реализации норм уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: проблемы и пути их разрешения: Межвузовский сборник, Ижевск: 2003. - С. 58; Левинова Т.А. Вопросы законодательного регулирования прекращения уголовного дела и уголовного преследования / Там же С. 64.
См. также: Полшков М.И. Реализация "основных положений" в новом УПК РФ / Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 24.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т.1. - С. 189.
Ларин А.М., Мельников Э.Б., Савицкий В.М. Уголовный процесс России. Лекции-очерки / Под ред. В.М. Савицкого. - М.: Изд-во БЕК, 1997. - С. 156.
Зинатуллин З.З. Зинатуллин Т.З Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1997. - С. 16.
Мизулина Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства. - Тарту, 1991. - С. 4.
Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения. М., 1971. - С. 11.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т.1. - С. 190; Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения М., 1971, С. 12; Зинатуллин З.З., Зинатуллин Т.З.. Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1997 - С. 13.
Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения М., 1971. - С. 12.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 1. - С. 190.
Строгович М.С. Там же.
См. Строгович М.С. Там же.
Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М.: 1986, С. 25.
Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М.: 1986, С. 38.
Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. - М.: Юристъ, 2003. - С. 78.
Зинатуллин З.З. Зинатуллин Т.З Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1997, С. 7.
Там же.
См. Еникеев З.Д. Механизм уголовного преследования: Учебное пособие / Изд-е Башкирского ун-та. - Уфа, 2001. - С. 10.
Зинатуллин З.З. Зинатуллин Т.З Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1997. - С. 8.
Там же С. 7.
Зеленецкий В.С Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. - Харьков, "Вища школа". - 1979. - С. 55.
Фаткуллин Ф.Н. Обвинение и изменение его в суде. Казань, 1963. С. 13.

Глава 2. Полномочия государственного обвинителя при разбирательстве дела судом первой инстанции
2.1. Правовой статус государственного обвинителя по делам публичного и частно-публичного обвинения
Стадия судебного разбирательства является центральной и главной частью уголовного судопроизводства. Именно в ходе судебного разбирательства решается вопрос о виновности или невиновности лица. Именно в этой стадии принцип состязательности находит наиболее полное выражение, поскольку сторона обвинения и сторона защиты в соответствии с УПК равноправны перед судом, разрешающим дело по существу.
Если проанализировать нормы УПК, то можно сделать вывод, что в стадии судебного разбирательства сторону обвинения представляют прокурор, потерпевший, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель. Кроме того, по поручению прокурора и в случаях, когда предварительное расследование произведено в форме дознания, обвинение в суде могут поддерживать дознаватель или следователь. По делам частного обвинения на стороне обвинения выступает частный обвинитель, его законный представитель и представитель.
Как видим, по сравнению с п. 45 ст. 5 УПК, определяющим участников, действующих на стороне обвинения, в этот перечень не включен начальник следственного отдела. Отнеся в п. 45 ст. 5 УПК начальника следственного отдела к стороне обвинения, законодатель не смог найти для него полномочий в стадии судебного разбирательства. Это решение не лишено смысла, особенно если учесть, что задача начальника следственного отдела - организация работы следователей исчерпывает себя в момент передачи дела в суд.
В зависимости от лиц его осуществляющих, обвинение в стадии судебного разбирательства делится на государственное и частное. Государственное обвинение имеет место в тех случаях, когда его поддерживает прокурор, следователь или дознаватель, т.е. должностное лицо органа, осуществляющего уголовное преследование. При этом перечень должностных лиц, полномочных поддерживать государственное обвинение по УПК, отличен от перечня должностных лиц, полномочных поддерживать государственное обвинение как по ранее действовавшему УПК РСФСР, так и по МУПК. По УПК РСФСР и по МУПК к лицам, поддерживающим государственное обвинение, относятся прокуроры, их заместители и помощники. УПК правом поддержания государственного обвинения наделяет еще следователя и дознавателя, но одновременно из данного перечня был исключен помощник прокурора. Мало того, помощник прокурора пунктом 6 ст. 37 УПК был абсолютно исключен из сферы уголовного судопроизводства. Включение пунктом 31 ст. 5 УПК помощника прокурора в собирательное понятие "прокурор" не является принципиальным, поскольку сама ст. 5 УПК устанавливает, что термины, раскрываемые в статье, имеют данное значение только в случае, если не оговорено иное. Пункт 6 ст. 37 УПК как раз и устанавливает это "иное" понимание, говоря о том, что полномочия прокурора осуществляются прокурорами района, города, их заместителями, приравненными к ним прокурорами и вышестоящими прокурорами. При этом под "приравненными" прокурорами закон о прокуратуре понимает не помощников прокуроров, а прокуроров специализированных прокуратур. Дополнение пункта 31 ст. 5 УПК указанием на наделение прокуроров соответствующими полномочиями федеральным законом о прокуратуре, по нашему мнению, не меняет что-либо по существу, поскольку ФЗ о Прокуратуре при определении полномочий прокурора в уголовном судопроизводстве отсылает к УПК.
Другой формой осуществления обвинения в стадии судебного разбирательства является обвинение, осуществляемое частными лицами, или частное обвинение. При этом о частном обвинении законодатель говорит только при рассмотрении категории дел частного обвинения. По делам публичного и частно-публичного обвинения осуществление частного обвинения, по мнению законодателя, невозможно. Как нам представляется, частное обвинение - это не обвинение с участием частных лиц, что вполне возможно в рамках действующего законодательства, это обвинение, осуществляемое частными лицами самостоятельно. Потерпевший же осуществлять обвинение самостоятельно не вправе, поскольку поддержание или неподдержание им обвинения полностью зависит от решения прокурора. Например, в случае отказа прокурора от обвинения суд прекращает уголовное дело, при этом мнение потерпевшего не учитывается.
Осуществление обвинения должностными лицами органов государственной власти имеет то принципиальное отличие от деятельности частных лиц, что преступлением был причинен вред не им конкретно, а всему обществу. Именно опасность преступлений для всего общества вызвала необходимость учреждения специальных органов государственной власти, уличающих лицо, совершившее преступление, и обеспечивающих применение к нему уголовного наказания. Ученые, комментировавшие УПК РСФСР 1922 года, так обосновывали изложенное в статье 8 УПК РСФСР правило, согласно которому обвинение на суде поддерживает прокурор, а иные лица получают возможность обвинять только в строго установленных законом случаях: "Всякое преступление вредит прежде всего правопорядку, общественному, публичному интересу и лишь во вторую очередь нарушает уже и интересы отдельных лиц или групп и объединений. Поэтому, поскольку преступление нарушает главным образом интересы государства, обвинять на суде призван представитель государства, т.е. прокурор, гражданин же, непосредственно потерпевший от преступления, может выступать обвинителем только в случаях, когда само дело возбуждается только по его жалобе и по его же усмотрению подлежит прекращению".
Конечно, сегодня деятельность, направленную на обвинение, вправе осуществлять любое лицо, участвующее на стороне обвинения, однако по делам публичного и частно-публичного обвинения решающая роль принадлежит все же представителям государства. Именно им принадлежит право формулировать обвинение, которое определяет специфику судебного разбирательства. Именно их отказ от обвинения, заявленный в установленном законом порядке, является для суда обязательным. Именно их, по сути, законодатель подразумевает, когда говорит о стороне обвинения, поскольку они заслоняют собой всех остальных участников, на одной стороне с ними выступающих. Именно эти обстоятельства требуют, чтобы правовой статус должностных лиц, поддерживающих государственное обвинение, был раскрыт более подробно.
Положения принципа состязательности требуют обязательного участия в судебном разбирательстве обеих сторон спора. По мнению М.А. Чельцова, отсутствие прокурора в судебном заседании означает отсутствие стороны обвинения и тем самым исключает состязательность. Именно поэтому часть 2 ст. 246 УПК предусматривает обязательное участие государственного обвинителя в судебном разбирательстве уголовных дел публичного и частно-публичного обвинения.
В отношении государственного обвинения руководящая роль принадлежит прокурору, поскольку прокурор ответственен как за предъявление обвинения, так и за его поддержание в суде по каждому конкретному делу. Это вытекает из руководящего положения, которое прокурор занимает в отношении органов, осуществляющих уголовное преследование. Именно прокурор, кроме всего прочего, принимает решение о том, кто будет поддерживать обвинение в суде: дознаватель, следователь, подчиненный ему прокурор или он сам. Прокурор выступает руководителем обвинения и на суде, поскольку в решении всех вопросов, связанных с обвинением, последнее слово принадлежит именно ему.
Прокурор вправе поручить дознавателю или следователю, расследовавшему уголовное дело в форме дознания, поддержание в суде государственного обвинения. Реализация прокурором данного права порождает у дознавателя и следователя обязанность подчиниться указанию прокурора. Отказаться от выполнения подобной обязанности дознаватель или следователь не вправе, поскольку сам факт осуществления дознавателем или следователем уголовного преследования лица в стадии предварительного расследования означает его согласие с обоснованностью утверждения о виновности обвиняемого. Кроме того, письменные указания прокурора являются обязательными как для следователя, так и дознавателя.
В связи с этим нам представляется необходимым обратиться к проблеме процессуальной самостоятельности лица, поддерживающего государственное обвинение, поскольку эта проблема с принятием УПК не только не утратила актуальности, но и наполнилась новым смыслом.
В УПК не говорится о связанности прокурора, поддерживающего государственное обвинение, с мнением прокурора, утвердившего обвинительное заключение и направившего дело в суд. Однако теория уже доказала, что данный участник должен быть полностью освобожден от обязанности поддержания обвинения только ради спасения чести мундира. "Судебная трибуна - это та сфера деятельности прокуратуры, где отношения иерархической подчиненности, существующие внутри этого ведомства, уступают место ничем, кроме закона, не стесненному свободному волеизъявлению самостоятельного и полноправного участника судебного разбирательства". Со следователем и дознавателем, поддерживающими государственное обвинение в суде, такого однозначного понимания еще не выработано. Более того, положения статей 38 и 41 УПК предусматривают возложение на следователя и дознавателя обязанности подчинения требованиям прокурора, при этом, указанные статьи не ограничивают эту обязанность только стадией предварительного расследования, из чего можно сделать вывод об обязательности требований прокурора и в отношении поддержания государственного обвинения в стадии судебного разбирательства. И если ч. 3 ст. 38 УПК предусматривает для следователя возможность неисполнения указаний прокурора на период их обжалования вышестоящему прокурору, то согласно ч. 4 ст. 41 УПК дознаватель лишен даже такой возможности. Из буквального толкования данных норм можно сделать вывод, что указание прокурора дознавателю или следователю о поддержании ими обвинения превращается в указание осуществлять обвинение ради обвинения, ведь предусмотренный частью 7 статьи 246 УПК отказ государственного обвинителя от обвинения является его правом, в то время как выполнение дознавателем и следователем указаний прокурора является для них обязанностью. Однако, как нам представляется, это является не обоснованно широким толкованием. Думается, что вопрос о процессуальной самостоятельности следователя и дознавателя, поддерживающих государственное обвинение в суде, должен решаться по аналогии с вопросом о процессуальной самостоятельности прокурора - государственного обвинителя. В этой связи уместно привести слова М.С. Строговича, с которым мы в этом вопросе единодушны: "Вышестоящий прокурор может поручить выступить в суде тому или иному прокурору, он может опротестовать приговор вопреки мнению прокурора, выступавшего в суде в качестве обвинителя, но понуждать его действовать и говорить в суде против своего убеждения он не вправе".
Обязательность требований прокурора, скорее всего, должна пониматься как обязательность участия в поддержании государственного обвинения того или иного лица, комуданное поручение было адресовано. Прокурор может поручить поддержание государственного обвинения следователю и дознавателю, но понуждать это лицо действовать в суде против своих убеждений прокурор не вправе.
Представляется, что процессуальная самостоятельность должна распространяться и на разрешение вопросов, касающихся отказа государственного обвинителя от поддержания перед судом обвинения. Поэтому мы не можем согласиться с тем мнением, что должностное лицо, поддерживающее государственное обвинение, имеет право отказаться от поддержания обвинения перед судом (полностью или частично) только после согласования подобного решения с прокурором, утвердившим обвинительное заключение.
Руководящее положение прокурора проявляется также в принятии им решения о предании суду, выраженном в утверждении обвинительного заключения и направлении дела в суд (ст. 221 и 222 УПК). Иного и быть не может, поскольку, если решение о предании суду будет принимать суд, как это было по УПК РСФСР, то он будет выполнять деятельность обвинительного характера, ведь предание суду предполагает уверенность "предающего" лица в виновности обвиняемого. Именно это имел в виду законодатель советского периода, когда в ст. 222 УПК РСФСР одним из условий, препятствующих суду назначить судебное заседание, называл отсутствие достаточного количества доказательств (п. 3 ст. 222 УПК РСФСР). Кстати, МУПК также решение вопроса о предании суду возлагает непосредственно на суд (гл. 45 МУПК).
На наш взгляд, предание суду не может осуществляться судом еще и потому, что сам термин "предание" очень близок по значению термину "передача". Именно это, скорее всего, имеют в виду, когда говорят, что "обвиняемый был предан суду", т.е. обвиняемый был передан суду, дело было передано в суд. Предание суду осуществляется кем-то отличным от суда, поскольку себе передать уголовное дело суд не может. Не может только оттого, что не располагает им. Уголовным делом и обязанностью осуществлять по нему производство в досудебных стадиях располагает прокурор, поскольку именно он является лицом, ответственным за осуществление уголовного преследования. Значит, именно прокурор и должен "предавать суду". Предание суду в данном случае, на наш взгляд, должно пониматься как передача суду полномочий по дальнейшему ведению дела, ведь именно с момента предания суду суд приобретает статус государственного органа, ведущего процесс, а прокурор из "руководителя предварительного расследования" превращается в "сторону спора". Именно с этого момента прокурор теряет свои властно-распорядительные полномочия и становится равным стороне защиты.
Отсутствие властно-распорядительных полномочий предполагает также невозможность наделения прокурора полномочиями по осуществлению надзора за деятельностью суда. На наш взгляд, не совсем правильно говорить о том, что прокурор осуществляет надзор за деятельностью суда и законностью принимаемых судом решений, поскольку признание прокурором решения суда незаконным и их опротестование по этому основанию противоречит положению, согласно которому признание решения суда незаконным находится в исключительной компетенции вышестоящего суда. Прокурор может не согласиться с решением суда, но свое несогласие он выражает как сторона, интерес которой был не удовлетворен или удовлетворен не в полной мере. "Прокурор, выступающий в суде первой инстанции, есть обвинитель и именно обвинитель, сторона обвинения". Аналогичную мысль высказывает В.П. Божьев.
Как мы уже говорили, в любом правоотношении, в котором принимает участие государственный орган или его представители, закон возлагает на них обязанность по охране прав и свобод человека и гражданина. Отсутствие такой обязанности у прокурора могло привести к тому, что на прокурора, выступающего в суде на стороне обвинения, закон не возлагал бы обязанности отказаться от обвинения полностью либо частично. Сторона в споре не заинтересована в количественном уменьшении своих притязаний. Наверное, нельзя говорить, что прокурор, смягчая обвинение, идет навстречу стороне защиты с целью принятия обвинительных требований последней и закрепления судом достигнутого соглашения. Именно поэтому смягчение прокурором обвинения, равно как и полный отказ от него, является, на наш взгляд, действием, не свойственным стороне, участвующей в споре. Это решение прокурора вытекает из его обязанности охранять права личности и принимается прокурором в том случае, если он придет к убеждению, что своими действиями по поддержанию обвинения нарушает права человека и гражданина, поскольку обосновывает привлечение к уголовной ответственности невиновного.
Мнение прокурора, выраженное в обвинительном заключении, определяет пределы судебного разбирательства, поскольку ч. 1 ст. 252 УПК устанавливает, что судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному обвинению. Но это не значит, что, однажды предъявив обвинение, государственный обвинитель лишается права по его изменению. В судебном разбирательстве допускается изменение обвинения, но только в сторону его смягчения. Именно так, на наш взгляд, следует трактовать положения ч. 2 ст. 252 УПК, согласно которым изменение обвинения допускается, если этим не ухудшается положение подсудимого и не нарушается его право на защиту.
Как нам представляется, государственный обвинитель обязан отказаться от поддержания государственного обвинения, если придет к выводу о недоказанности обвинения. Возможен как частичный, так и полный отказ от обвинения. При этом, если исходить из принципа презумпции невиновности, то для отказа от обвинения прокурору не нужно быть полностью уверенным в невиновности подсудимого. Прокурору "достаточно … утратить убеждение в виновности - не более". Как отмечал В.М. Савицкий, абсолютно неприемлема ситуация, когда прокурор, видя, что обвинение необоснованно, пытается "спасти ситуацию" и просит суд изменить квалификацию на более мягкую, ограничиться назначением подсудимому наказания в пределах уже отбытого им срока (если лицо содержится под стражей) или определить ему минимальную меру наказания. Думается, что отказ прокурора от обвинения, есть один из случаев, когда достигается такое предназначение уголовного судопроизводства как отказ от уголовного преследования невиновных и последующая реабилитация необоснованно подвергнутых уголовному преследованию.
К сожалению, УПК возможность отказа прокурора от обвинения в случае сомнения в доказанности предъявленного подсудимому обвинения закрепляет скорее как право, нежели как обязанность. Такой вывод можно сделать, если проанализировать положения закона. Часть 5 ст. 37 УПК определяет, что прокурор вправе в порядке и по основаниям, установленным Кодексом, отказаться от осуществления уголовного преследования, а ч. 7 ст. 246 УПК говорит об отказе государственного обвинителя от обвинения, если он придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение. Поскольку в качестве государственного обвинителя чаще всего выступает прокурор, то можно сделать вывод, что предусмотренный ч. 7 ст. 246 УПК случай отказа государственного обвинителя от поддержания обвинения есть одно из установленных в законе оснований, когда прокурор пользуется правом отказа от уголовного преследования, сформулированного ч. 5 ст. 37 УПК. С этим положением никак нельзя согласиться, поскольку в данном случае государственный обвинитель, не отказываясь от обвинения, нарушает права подсудимого, а законодатель воспринимает подобного рода нарушения как вполне нормальное явление, что в некоторой степени стимулирует государственных обвинителей к обоснованию несправедливого обвинения. Кстати, уже упоминавшийся нами начальник управления Генеральной прокуратуры России по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Анкудинов О.Т. в своем интервью говорит о том, что случаев, когда участвующий в деле прокурор заявляет о справедливости оправдательного приговора более чем достаточно. К сожалению, им не приводятся статистические данные, что позволяет усомниться в правильности подобного утверждения. Проведенный нами опрос среди работников судов и органов прокуратуры г. Оренбурга, напротив, показал, что респонденты припомнили единичные случаи, когда прокурор соглашался со справедливостью оправдательного приговора, а случаев, когда прокурор полностью отказался от обвинения, не вспомнили ни одного.
Кроме того, нам не понятно, почему государственный обвинитель, отказываясь от поддержания обвинения в соответствии с ч. 7 ст. 246 УПК, обязан изложить суду мотивы своего отказа. Неужели для того, чтобы доказать суду обоснованность заявленного отказа? А если суд не согласится с доводами прокурора, он что вправе обязать последнего к поддержанию государственного обвинения? Объяснение прокурором суду мотивов своего отказа не только нецелесообразно, но и, по нашему мнению, противоправно, поскольку в таком случае прокурор ставится в положение лица, "оправдывающегося" или "извиняющегося" перед судом за заявленный отказ от обвинения.
Нам представляется, что отказ прокурора от обвинения не нуждается в обосновании, и его заявление для прокурора является обязательным в случае сомнения в доказанности предъявленного подсудимому обвинения. Именно такой точки зрения придерживались разработчики МУПК, поскольку согласно ч.3 ст. 357 МУПК прокурор обязан отказаться от обвинения, если, по его убеждению, оно не нашло подтверждения в ходе судебного разбирательства. Об изложении суду мотивов подобного отказа в МУПК не говорится ни слова. Поэтому мы не можем согласиться с предложением Ю. Щербакова, который считает, что "отказ прокурора от обвинения должен быть изложен в письменной форме, с обязательным обоснованием своего мнения о недоказанности или исключении из обвинения каких-то обстоятельств". Как нам представляется, обоснования требует только обвинение, оправдание не нуждается в обосновании. Как правильно заметил В.М. Савицкий, "невиновность не нуждается в доказывании".
Отказ государственного обвинителя от обвинения может быть заявлен на любом этапе судебного разбирательства, вплоть до удаления суда в совещательную комнату. При этом, в соответствии с п. 2 ст. 254 УПК, в случае последовавшего со стороны государственного обвинителя отказа от обвинения суд обязан прекратить уголовное дело. Аналогичное правило закреплено в ч. 1 ст. 40 МУПК.
Как нам представляется, отказ государственного обвинителя от обвинения, поддержанный потерпевшим, должен влечь за собой постановление судом оправдательного приговора, а не вынесение решения о прекращении уголовного дела. Только оправдательный приговор может полностью реабилитировать обвиняемого в глазах всего общества. Прекращение уголовного дела в глазах общества ассоциируется с не доказанностью виновности обвиняемого (т.е. виновность лица все же подразумевается), в то время как постановление судом оправдательного приговора - это вывод суда о невиновности обвиняемого. Разница между двумя решениями суда носит, на наш взгляд, принципиальный характер.
Однако не во всех случаях отказ от поддержания государственного обвинения должен влечь постановление оправдательного приговора. Подход к решению данного вопроса, по-видимому, должен быть дифференцирован. Очевидно, что постановление оправдательного приговора в случае отказа государственного обвинителя от обвинения до начала разбирательства уголовного дела по существу, невозможен. Невозможен только потому, что приговор, в том числе и оправдательный, не может быть итоговым решением суда на предварительном слушании или в подготовительной части судебного заседания. Постановление любого приговора возможно только после разбирательства дела по существу. Именно данное обстоятельство предопределяет необходимость дифференцирования.
Наиболее удачной нам представляется попытка австрийского законодателя. Согласно п. п. 90, 109, 259 УПК Австрии, если государственный обвинитель отказывается от обвинения до начала судебного заседания, суд должен прекратить уголовное дело, если же отказ последовал после открытия судебного разбирательства, постановить оправдательный приговор.
В связи с этим мы предлагаем в УПК закрепить правило, согласно которому "отказ от обвинения, заявленный государственным обвинителем на предварительном слушании либо в подготовительной части судебного заседания и поддержанный потерпевшим, порождает у суда обязанность по прекращению уголовного дела. Заявление государственного обвинителя и потерпевшего об отказе от обвинения, сделанное после начала судебного разбирательства, влечет вынесение судом оправдательного приговора, при этом суд вправе не обосновывать подобное решение ни чем иным, кроме как ссылкой на заявленный отказ от обвинения". Это и будет истинной состязательностью, которую так стремится реализовать на практике наш законодатель, поскольку в данном случае мы будем иметь и право распоряжения обвинением, а, в конечном счете, и делом, и правом постановления оправдательного приговора при отсутствии обвинения.
Полномочия лица, поддерживающего государственное обвинение, на различных этапах производства в суде первой инстанции различны. Связано это не столько с изменением правового статуса государственного обвинителя в различных стадиях (он всегда выступает участником со стороны обвинения), сколько с особенностями проведения того или иного этапа и задачами, выполняемыми при проведении этих этапов.
В стадии подготовки к судебному заседанию, согласно ст. 229 УПК, стороны вправе ходатайствовать о проведении предварительного слушания. При этом, сущность оснований для проведения предварительного слушания позволяет нам утверждать, что, говоря о "сторонах", законодатель имел ввиду сторону защиты и отчасти сторону обвинения, которую в этих правоотношениях представляет потерпевший или гражданский истец. Наделение государственного обвинителя в этой стадии правом по заявлению ходатайств носит, главным образом, декларативный характер и преследует скорее цель признания сторон полностью равноправными. "Самостоятельные ходатайства обвинителя о приобщении и истребовании новых доказательств, вызове новых свидетелей на практике не имеют большого применения, так как обычно прокурор все эти вопросы может разрешить на предыдущих стадиях процесса". Аналогичное мнение высказывал и В.М. Савицкий: "Прокурор может, как и другие участники процесса, направлять судье ходатайства, но необходимости в этом у него обычно не возникает, так как все, что он считает нужным довести до сведения суда, изложено в уголовном деле".
Действительно, было бы наивным ожидать заявления государственным обвинителем ходатайства об исключении доказательства (п. 1 ч. 2 ст. 229 УПК), тем более, что заявлять это ходатайство вправе та сторона, которая "ознакамливается" с материалами уголовного дела (ч. 3 ст. 229 УПК). Естественно, что "ознакамливается" с материалами дела кто угодно, но только не лицо, ответственное за проведение предварительного расследования. Использование государственным обвинителем права ходатайствовать о возвращении уголовного дела прокурору (п. 2 ч.2 ст. 229 УПК) выглядит по меньшей мере странным, поскольку меньше месяца назад прокурор, направляя дело в суд, не нашел препятствий для его рассмотрения судом. Точно так же можно отреагировать на заявление государственным обвинителем ходатайства о приостановлении или прекращении производства по делу (п. 3 ч.2 ст. 229 УПК). Заявление прокурором ходатайства о рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей (п. 5 ч. 2 ст. 229 УПК) не входит в компетенцию государственного обвинителя, поскольку подобные ходатайства вправе заявлять только сторона защиты. Единственным реально действующим правом прокурора в этой стадии, по нашему мнению, является его участие в разрешении ходатайства об особом порядке судебного разбирательства, поскольку в соответствии с ч. 1 ст. 314 УПК согласие государственного обвинителя является обязательным условием.
Полномочия прокурора на предварительном слушании сводятся, в основном, к обоснованию перед судом законности процедуры собирания доказательств. Согласно ч. 4 ст. 235 УПК, при рассмотрении ходатайства об исключении доказательства, заявленного стороной защиты на том основании, что доказательство было получено с нарушением требований УПК, бремя опровержения доводов, представленных стороной защиты, лежит на прокуроре. Как нам представляется, данное правило означает, что сторона защиты вправе заявлять "безмотивные отводы" тому или иному доказательству под предлогом нарушения норм УПК при их собирании. Законность процедуры собирания доказательств должен обосновывать государственный обвинитель. Это подтверждается положениями ч. 5 ст. 234 УПК РФ, согласно которым суд удовлетворяет ходатайство стороны об исключении доказательства в случае, если противоположная сторона не возражает против заявленного ходатайства.
Подобная конструкция есть, как нам представляется, последовательная реализация принципа презумпции невиновности, а точнее, тех его частей, согласно которым обязанность доказывания виновности обвиняемого возлагается на обвинителя, а обязанность доказывания невиновности не может быть возложена на сторону защиты. Действительно, чтобы доказать перед судом виновность подсудимого, государственный обвинитель должен сначала доказать законность получения каждого доказательства, уличающего подсудимого. И, напротив, сторона защиты, если исходить из принципа презумпции невиновности, не обязана доказывать необоснованность обвинения, равно как не обязана доказывать недопустимость доказательств, предъявленных стороной обвинения. Как нам представляется, стороне защиты достаточно только поставить под сомнение законность процедуры получения доказательства. Отстаивание обоснованности обвинения и допустимости доказательств есть прямая обязанность государственного обвинителя, и сторона защиты вправе потребовать от него исполнения данной обязанности.
Государственный обвинитель должен прекрасно ориентироваться в материалах дела, ведь если по УПК РСФСР любое ходатайство должно было обосновывать лицо его заявившее, то теперь на государственном обвинителе лежит обязанность доказывания допустимости любого доказательства, в законности получения которого усомнилась сторона защиты. Если государственный обвинитель не справится с данной обязанностью и не развеет сомнения в допустимости доказательств, то должно применяться правило, согласно которому все неустранимые сомнения в виновности обвиняемого толкуются в его пользу (ч. 3 ст. 49 Конституции РФ, ч. 3 ст. 14 УПК).
Радует, что не только теоретики осознают этот факт. Многие практические работники также вынуждены считаться с данным положением. "В условиях судебно-правовой реформы значительно усложнились задачи … прокуроров, участвующих в судебном производстве по уголовным делам. Объективность, профессионализм прокурора при осуществлении обвинительной функции, его активность в представлении и исследовании доказательств становятся решающим фактором в обеспечении неотвратимости наказания за совершенное преступление".
В ходе предварительного слушания, согласно ст. ст. 236 и 237 УПК, судья может вынести решение о возвращении уголовного дела прокурору. Причем эта процедура не аналогична процедуре возвращения дела для производства дополнительного расследования, предусмотренной ст. 232 ранее действовавшего УПК РСФСР. Если, согласно УПК РСФСР, производство дополнительного расследования было возможно в случае существенного нарушения уголовно-процессуального закона органами предварительного расследования и в случае неправильного соединения и разъединения дела, то возвращение уголовного дела прокурору, согласно ст. 237 УПК РФ, допускается только для устранения препятствий рассмотрения дела судом. К таким препятствиям закон относит: 1) обвинительное заключение или обвинительный акт составлены с нарушением требований закона, что исключает возможность постановления судом приговора или вынесения иного решения на основе данного заключения или акта; 2) копия обвинительного заключения или обвинительного акта не была вручена обвиняемому; 3) есть необходимость составления обвинительного заключения или обвинительного акта по уголовному делу, направленному в суд с постановлением о применении принудительной меры медицинского характера. Причем указанный в законе срок устранения допущенных нарушений, равный пяти суткам, позволяет нам утверждать, что данные нарушения имеют чисто технический характер.
Ликвидация института возвращения судом уголовного дела на дополнительное расследование есть, несомненно, правильное решение, поскольку теперь полномочия суда связаны только с разрешением вопроса об обоснованности предъявленного обвинения. Все недоработки органов предварительного расследования трактуются судом не как препятствия к рассмотрению дела и постановлению приговора, а как факт, опровергающий виновность подсудимого. Теперь прокурор не может при малейшей опасности для обвинения заявить ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование с тем, чтобы его прекратить своим постановлением.
В сложившейся ситуации исключительная роль принадлежит прокурору, утверждающему обвинительное заключение или обвинительный акт, и государственному обвинителю, поддерживающему обвинение в суде.
Задача первого - проверить законность проведенного предварительного следствия и обоснованность предъявленного обвинения. В случае необходимости прокурор может воспользоваться правом, предоставленным ему п. 3 ч. 1 ст. 221 или п. 4 ч. 1 ст. 226 УПК, и направить уголовное дело для производства дополнительного следствия или, если предварительное расследование проводилось в форме дознания, направить уголовное дело для производства предварительного следствия. "Либо прокурор убежден в виновности обвиняемого - и тогда он утверждает обвинительное заключение и направляет дело в суд, либо прокурор сомневается, не уверен в виновности - и тогда дело судебному разбирательству не подлежит".
Задача второго - отстоять в суде утверждение о законности процессуальных действий органов предварительного расследования и обоснованности предъявленного обвинения.
В подготовительной части судебного заседания государственный обвинитель, как представитель стороны обвинения, вправе в соответствии со ст. 271 УПК заявлять ходатайства о вызове новых свидетелей, экспертов и специалистов, об истребовании вещественных доказательств и документов или об исключении доказательств, полученных с нарушением требований закона.
Однако, как нам представляется, заявление государственным обвинителем некоторых из перечисленных выше ходатайств недопустимо, а в случае их заявления суд не вправе их удовлетворять. Должностные лица, поддерживающие государственное обвинение, обладают достаточным объемом полномочий для осуществления в стадии предварительного расследования действий, о производстве которых они ходатайствуют перед судом. И тот факт, что должностное лицо органа уголовного преследования ходатайствует перед судом о проведении тех или иных действий, свидетельствует только о том, что в период предварительного расследования орган уголовного преследования "не успел" или "забыл" осуществить данные действия. Но, по нашему мнению, допущенный органами предварительного расследования брак в работе не должен быть исправляем за счет деятельности суда. Государственному обвинителю, как нам представляется, нельзя требовать от суда осуществления тех действий, которые должностное лицо органа уголовного преследования могло или должно было совершить в стадии предварительного расследования, но по тем или иным причинам не совершило. "До тех пор пока закон не поставит стороны в положение, при котором они не смогут рассчитывать на то, что суд восполнит их неготовность отстаивать свои позиции, а также недостатки их профессионализма, мы не достигнем идеала правосудия, соответствующего Конституции РФ".
Именно поэтому мы считаем, что полномочия любых представителей органов уголовного преследования по "изысканию" новых доказательств должны быть ограничены рамками стадии предварительного расследования. В стадии же судебного разбирательства должна проверяться обоснованность требований органов уголовного преследования, заявленных до направления дела в суд, а значит, и подтвержденных доказательствами, собранными в досудебных стадиях. Единственным исключением из данного правила могут быть случаи заявления государственным обвинителем ходатайств о проведении действий по проверке тех доказательств, которые защита предоставила непосредственно в стадии судебного разбирательства.
Наиболее ответственным является участие государственного обвинителя в ходе судебного следствия. Именно здесь, в условиях непосредственности, устности и гласности, государственному обвинителю предоставляется возможность отстаивать перед судом предъявленное подсудимому обвинение.
Согласно ст. 273 УПК, судебное следствие начинается с изложения государственным обвинителем предъявленного обвинения. Исходя из буквального толкования, непонятно, выражается это действие прокурора в оглашении всего обвинительного заключения или только его резолютивной части. МУПК в ст. 383 аналогичное действие государственного обвинителя связывает с оглашением резолютивной части обвинительного заключения. При производстве в суде присяжных, согласно ч. 2 ст. 335 УПК, государственный обвинитель излагает существо предъявленного обвинения. Ранее действовавший УПК РСФСР в ст. 278 содержал указание на обязательность оглашения всего обвинительного заключения, причем не указывал конкретного участника, обязанного это осуществить, вследствие чего практика пошла по пути наименьшего сопротивления: обвинительное заключение оглашал судья.
Однако "обвинительное заключение - акт обвинительной власти, формулирующий выводы прокурора, к которым он пришел на основе данных предварительного следствия. Такой акт даже формально не должен исходить от суда". Зато в суде присяжных, согласно ст. 446 УПК РСФСР, обязанность оглашения резолютивной части обвинительного заключения возлагалась на государственного обвинителя.
Как видим, истории и современности известны несколько вариантов разрешения подобного вопроса.
1. Обвинительное заключение зачитывается целиком (ч. 1 ст. 278 УПК РСФСР);
2. Оглашению подлежит только резолютивная часть обвинительного заключения (ч. 1 ст. 446 УПК РСФСР, ч. 1 ст. 383 МУПК);
3. Государственный обвинитель излагает предъявленное подсудимому обвинение (ч. 1 ст. 273 УПК);
4. Государственный обвинитель излагает существо предъявленного обвинения (ч. 2 ст. 335 УПК).
Какой из этих вариантов наиболее предпочтителен? Нам представляется, что оглашение обвинительного заключения целиком не имеет никакого смысла, поскольку все заинтересованные участники уже имели возможность с ним ознакомиться, публика же, в силу своей неподготовленности, рискует просто запутаться в сложных юридических формулировках. Кроме того, по мнению Л.Б. Алексеевой, полностью оглашать обвинительное заключение не имеет смысла. По ее мнению, это, "во-первых, позволяет экономить время, поскольку по групповым и многоэпизодным делам на чтение обвинительного заключения уходит зачастую не один день. Во-вторых, … оглашение всего обвинительного заключения наносит вред состязательному порядку судебного следствия, которое должно строиться на доказательствах, непосредственно исследуемых в суде, а не полученных на предварительном следствии".
Тем не менее оглашение только резолютивной части обвинительного заключения оставляет для публики слишком много неизвестных обстоятельств, что, по нашему мнению, может рассматриваться с отрицательной стороны. Не поддерживаем мы и указание на изложение предъявленного обвинения, поскольку сама формулировка этой нормы оставляет очень большой запас для маневра. Обвинение можно излагать несколько часов, а можно уложиться в несколько минут. Именно поэтому наиболее предпочтительным, с нашей точки зрения, является правило, установленное ч. 2 ст. 335 УПК РФ, согласно которому государственный обвинитель излагает существо обвинения. Указание на сущность обвинения предопределило наш выбор, поскольку изложение сущности включает в себя изложение наиболее значимых моментов предъявленного обвинения с тем только условием, что предлагаемая стороной обвинения квалификация совершенного подсудимым деяния сокращенному изложению подлежать не должна.
Часть 3 ст. 240 УПК гласит, что приговор суда может быть основан лишь на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании. В соответствии с этим защите целесообразно опровергать не все доказательства, имеющиеся в деле, а только те, которые были представлены стороной обвинения на рассмотрение суда. Но без установления правила, предусматривающего, что первой предоставляет доказательства сторона обвинения, защита просто не будет знать, какие доказательства ей следует опровергать, поскольку вполне возможна ситуация, когда обвинитель по каким либо причинам не желает представлять суду определенные доказательства. Именно постольку, поскольку невозможно защищаться, не видя перед собой обвинения, законодатель в ст. 274 УПК устанавливает правило, согласно которому первой суду представляет доказательства сторона обвинения. По мнению В.М. Савицкого, сторона защиты выступает после стороны обвинения потому, что такой порядок судебных прений логически обусловлен соотношением уголовно-процессуальных функций, среди которых решающую роль В.М. Савицкий приписывает обвинению.
Между тем, определяя, что первой представляет доказательства сторона обвинения, законодатель не определяет очередность представления доказательств участниками, выступающими на этой стороне. На стороне обвинения в судебном заседании участвуют государственный обвинитель, потерпевший, гражданский ответчик, а также представители и законные представители потерпевшего и гражданского истца. Как нам представляется, по делам публичного и частно-публичного обвинения первым должен представлять доказательства государственный обвинитель, вторым - потерпевший, а поскольку гражданский иск имеет в уголовном процессе подчиненный характер, последним представляет доказательства гражданский истец. Именно такой порядок установлен ч. 1 ст. 385 МУПК.
До недавнего времени в науке спорным оставался вопрос: "Кто должен первым задавать вопросы подсудимым, потерпевшим и свидетелям"? Статья 280 УПК РСФСР устанавливала, что первым подсудимому задает вопросы суд. Кроме того, при допросе свидетелей в соответствии с ч. 3 ст.283 УПК РСФСР судьи были вправе задавать вопросы в любой момент. У данной нормы закона находились как сторонники, так и противники. Например, С.М. Ходыревский считал, что начинать допрос всегда должен только суд. Однако большая часть процессуалистов считала, что право суда первым допрашивать свидетелей, потерпевших и подсудимых есть положение, противоречащее принципу состязательности сторон. "Председательствующий судья, ведущий первым основной допрос подсудимого на судебном следствии, обязательно становится на обвинительную позицию, непременно становится предубежденным". Кроме того, как справедливо указывал В.М. Савицкий, "…свидетели, вызванные в суд на основании списка, приложенного к обвинительному заключению, фактически вызываются по ходатайству прокурора, утвердившего обвинительное заключение и направившего дело в суд". А поскольку данные лица вызываются по инициативе прокурора, то и допрашивать их первым должен государственный обвинитель. Такое же правило устанавливается относительно допроса свидетелей, вызванных в суд стороной защиты, т.е. им первыми задают вопросы представители стороны защиты.
Данное правило "…покоится на том разумном предположении, что сторона, заявившая ходатайство о вызове свидетеля, лучше кого-либо должна знать, о чем может показать свидетель, удостоверению каких благоприятных для интересов данной стороны фактов будут служить его показания. Отсюда естественная привилегия (она же процессуальная гарантия) стороны вести допрос такого свидетеля первой".
Последним этапом осуществления деятельности, направленной на поддержание государственного обвинения, является участие государственного обвинителя в прениях сторон.
Согласно ст. 292 УПК, прения сторон состоят из речей обвинителя и защитника. При этом, по делам публичного и частно-публичного обвинения в качестве обвинителя законодатель, по нашему мнению, имеет в виду только государственного обвинителя, поскольку возможность участия в прениях потерпевшего законодателем предусматривается особо.
В прениях вправе участвовать и потерпевший, и, если исходить из смысла ч. 2 ст. 292 УПК, суд не вправе отказать потерпевшему в участии в прениях, если последний изъявит к этому желание.
Гражданский истец, равно как и гражданский ответчик, вправе только ходатайствовать об участии в прениях, а потому можно сделать вывод, что суд в некоторых случаях уполномочен отказать в удовлетворении заявленного гражданским истцом или ответчиком ходатайства.
Всех участников, выступающих в суде на стороне обвинения, в зависимости от условий участия в прениях сторон, можно условно разделить на три группы:
1. Лица, участие которых в прениях сторон является обязательным: государственные обвинители;
2. Лица, участие которых в прениях сторон зависит от их волеизъявления: потерпевшие и их представители;
3. Лица, участие которых в прениях сторон обусловлено не только их волеизъявлением, но и согласием суда: гражданские истцы и их представители.
Конечно, с точки зрения обеспечения прав частных лиц, выступающих на стороне обвинения, предоставленная суду в соответствии с ч. 2 ст. 292 УПК возможность отказать гражданскому истцу в удовлетворении его ходатайства об участии в прениях не совсем вписывается в идеалы правового государства. Но и предусмотренная ч. 1 ст. 402 МУПК обязательность участия в судебных прениях как государственного обвинителя, так и потерпевшего с гражданским истцом есть другая крайность регулирования данного вопроса. Мы думаем, что обязательным должно быть участие в судебных прениях только государственного обвинителя, поскольку поддержание обвинения для него является обязанностью. Участие в прениях частных лиц, выступающих на стороне обвинения, должно решаться на основе диспозитивных начал. То есть потерпевший, гражданский истец и их представители вправе участвовать в судебных прениях, причем в случае изъявления ими подобного желания суд не может отказать в удовлетворении ходатайства.
В отличие от речей потерпевшего и гражданского истца, которые не обладают юридическими познаниями, к речи государственного обвинителя предъявляются определенные требования. Государственный обвинитель - это лицо, выступающее от имени государства. В соответствии с этим государственный обвинитель в своей речи должен попытаться передать отношение государства к совершенному противоправному деянию. Кроме того, обвинитель должен "…под углом зрения обвинения обобщить ход судебного разбирательства, проанализировать рассмотренные в суде доказательства и дать оценку каждому из них, показать связь, существующую между отдельными сторонами исследуемого события, представить суду свои соображения по поводу применения уголовного закона и меры наказания в отношении подсудимого".
По окончании прения сторон, но до удаления суда в совещательную комнату, лица, участвовавшие в прениях, согласно ч. 7 ст. 292 УПК, вправе представить суду в письменном виде предлагаемые ими формулировки решений по вопросам, разрешаемым судом в совещательной комнате. Предлагаемые формулировки не имеют для суда обязательной силы.
Не совсем понятно, почему стороны вправе предлагать формулировки решения суда только по вопросам, содержащимся в п.п. 1-6 ч. 1 ст. 299 УПК. Неужели государственный обвинитель не вправе предложить суду формулировку, касающуюся размера и вида наказания или вида исправительного учреждения, и тем самым, может быть, предотвратить ошибку судьи. Или почему гражданский истец не вправе высказываться по вопросу удовлетворения гражданского иска, ведь он в этом очень даже заинтересован. Вместе с тем содержащиеся в ч. 1 ст. 405 МУПК положения, согласно которым стороны вправе представить суду в письменном виде предлагаемую ими формулировку его решения, также, по нашему мнению, не являются оптимальными, поскольку здесь речь идет о проекте всего решения суда, а не об отдельных вопросах. Почему участники процесса для того, чтобы довести до суда, удаляющегося в совещательную комнату, свое мнение по поводу тех или иных вопросов, должны представлять проект всего решения целиком? Гораздо логичнее и правильнее предоставить участникам уголовного судопроизводства право предлагать свои формулировки решения суда по любым вопросам, перечисленным в ч. 1 ст. 299 УПК. Данное правило, на наш взгляд, позволит участникам уголовного судопроизводства еще раз напомнить суду о том интересе, который они отстаивали на протяжении всего судебного разбирательства.
Законодатель устанавливает некоторые особенности участия государственного обвинителя при рассмотрении дела судом с участием присяжных заседателей.
Например, ч. 8 ст. 335 УПК запрещает исследовать факты прежней судимости, признания подсудимого хроническим алкоголиком или наркоманом, а также иные данные, способные вызвать предубеждение присяжных в отношении подсудимого. Соответственно сторона обвинения не вправе ссылаться на подобные факты. Между тем, УПК не запрещает исследовать аналогичные обстоятельства, но уже касающиеся потерпевшего. Данная норма свидетельствует о том, что подсудимый и потерпевший перед судом присяжных поставлены в неравное положение.
Некоторые полномочия прокурора, не свойственные ему в "обычных" процессах, связываются исключительно с порядком формирования скамьи присяжных заседателей. Государственный обвинитель, как представитель стороны обвинения, имеет право заявлять мотивированные отводы присяжным заседателям. В соответствии с ч. 13 ст. 328 УПК право заявлять немотивированные отводы присяжным заседателям со стороны обвинения предоставлено только ему. Согласно ч. 14 ст. 328 УПК, государственный обвинитель при заявлении присяжным немотивированных отводов согласовывает свою позицию с другими участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения. Это единственная ситуация, в которой государственный обвинитель обязан согласовывать свою позицию с позицией других участников, выступающих на стороне обвинения. Больше такого не встречается ни в одной статье УПК. Нам непонятно, каким образом законодатель, последовательно проводивший линию "абсолютной самодостаточности и самоценности" государственного обвинителя, вдруг допустил подобную "оплошность". Скорее всего, это произошло по "недосмотру", поскольку ч. 10 ст. 375 первоначального варианта проекта принятого УПК содержала аналогичное правило. Но тот проект последовательно отстаивал равенство прав государственного обвинителя и потерпевшего, а потому указанное правило превосходно вписывалось в общую концепцию. Сохранение же данного положения в основательно измененном законе выглядит как насмешка над частными интересами.
Государственный обвинитель - это лицо, ответственное не только за осуществление государственного обвинения, но и за реализацию права на поддержание обвинения потерпевшим, и за осуществление гражданским истцом действий по обоснованию виновности подсудимого. Государственный обвинитель не должен ограничиваться рамками государственного обвинения. Как нам представляется, его первейшей обязанностью является помощь частным лицам, выступающим на стороне обвинения, в осуществлении ими своих прав. Частные лица, в силу отсутствия у них достаточных полномочий, как правило, не в состоянии самостоятельно отстоять свои интересы, поэтому прокурор, поддерживая обвинение, должен выражать обобщенные требования всех участников, выступающих на стороне обвинения. Естественно, это потребует осуществления соответствующих действий по согласованию позиций указанных участников, но нам видится, что только таким образом возможно в достаточной степени обеспечить права частных лиц, выступающих в уголовном процессе на стороне обвинения.

Сноски
ФЗ "О внесении изменений и дополнений Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" №58-ФЗ, от 29 мая 2002г.
См. например: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 74.
УПК РСФСР Текст с постатейным комментарием. Под редакцией и с предисловием Прокурора Коллегии Верховного Суда РСФСР Н.Я. Нехамкина. Москва, Юридическое издательство НКЮ РСФСР, 1925. - С. 16-17.
Чельцов М.А. Система основных принципов советского уголовного процесса: Ученые записки ВИЮН, вып. VI, 1947. - С. 142.
См. интервью с начальником управления Генеральной прокуратуры России по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Анкудиновым О.Т. / Оригинал статьи: http://www.mediatext.ru/docs/4822
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 74.
Строгович М.С. Избранные труды: в 3т. Т.2 Гарантии прав личности в уголовном судопроизводстве. - М.: 1992. - С. 206.
Аликперов Х. Государственное обвинение: нужна реформа / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/d3jzhmxe.html; Багаутдинов Ф., Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения в суде // http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/mkl3qvpr.html
Подробнее об этом см. Гуськова А.П. Процессуально-правовые и организационные вопросы подготовки к судебному заседанию по УПК РФ. Оренбург, 2002.
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 74.
Полянский Н.Н. Очерк развития советской науки уголовного процесса. Изд-во АН СССР, 1960. - С149; Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 20-21; Басков В.И. Курс прокурорского надзора. - М., 1998. - С. 243; Прокурорский надзор в Российской Федерации: Учебник // Под ред. Ю.Е. Винокурова. - М., 2000. - С. 244.
См. также Лившиц Ю.Д., Даровских С.М. Некоторые аспекты состязательности в судебном разбирательстве // Вестник Южно-уральского государственного университета. - 2001. - №8. - С. 29.
Строгович М.С. Избранные труды: Т.2 Гарантии прав личности в уголовном судопроизводстве. - М., 1992. - С. 206.
Божьев В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения. М., 1975. - С. 155.
Об этом также см. п. 9 постановления пленумаВерховного суда РФ "О судебном приговоре" от 29.04.96., №1, согласно которому "…более тяжким считается обвинение, когда:
а) применяется другая норма уголовного закона (статья, часть статьи или пункт), санкция которой предусматривает более строгое наказание;
б) в обвинение включаются дополнительные, не вмененные обвиняемому факты (эпизоды), влекущие изменение квалификации преступления на закон, предусматривающий более строгое наказание, либо увеличивающие фактический объем обвинения, хотя и не изменяющие юридической оценки содеянного".
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 211-112.
Там же С. 213.
См. интервью с начальником управления Генеральной прокуратуры России по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Анкудиновым О.Т. / Оригинал статьи: http://www.mediatext.ru/docs/4822
Щербаков Ю. Отказ прокурора от обвинения: последствия для потерпевшего // Законность. - 2002. - №2. - С.30.
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 228.
При этом, согласно постановлению Конституционного Суда РФ от 20.04.99 №7-П отказ от поддержания обвинения, должен последовать как от прокурора, так и от потерпевшего.
Строгович М.С. Избранные труды: в 3т. Т.2 Гарантии прав личности в уголовном судопроизводстве. - М.: 1992. - С. 57.
Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. - С. 47.
В данном случае, как нам представляется, это должно влечь исключение доказательства из доказательственной базы.
Прокуратура в русле судебной реформы: беседы с заместителем главного военного прокурора генерал-лейтенантом юстиции Александром Ивановым. - http://www.redstar.ru/2002/05/25_05/7_01.html
См. напр. Колоколов Н.А., Рябинина Т. Государственное обвинение в условиях реальной состязательности. Что мешает прокурорам больше: несовершенство закона или плохая организация работы? // Российский судья. - 2001. - №5. - С.40.
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 131-132.
Алексеева Л.Б. Принцип состязательности и презумпция невиновности в судебном следствии по проекту нового УПК РФ / http://www.legislature.ru/monitor/upk/alekseev.html
На недопустимость подобного положения в свое время указывали различные авторы. См. например: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 2. М.: 1970. -С. 271; Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. - С. 310; Радутная Н. Председательствующий по делу // Советская юстиция. - 1966. - №24. - С. 15; Кудрявцев П. Участие прокурора в судебном следствии // Социалистическая законность. - 1972. - №6. - С. 12; Кокорев Л.Д. Участники правосудия по уголовным делам. Изд-во Воронежского ун-та, 1968.
Алексеева Л.Б. Принцип состязательности и презумпция невиновности в судебном следствии по проекту нового УПК РФ / http://www.legislature.ru/monitor/upk/alekseev.html
Алексеева Л.Б. Принцип состязательности и презумпция невиновности в судебном следствии по проекту нового УПК РФ / http://www.legislature.ru/monitor/upk/alekseev.html
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971. - С. 60-61.
Ходыревский С.М. Вопросы организации прокурорского надзора за законностью рассмотрения судами уголовных дел. Изд-во Воронежского ун-та, 1972. - С. 38.
Шифман М.Л. Прокурор в уголовном процессе. М., 1948. - С. 118-120; Цыпкин А.Л. Право на защиту в советском уголовном процессе. Саратов, 1959. - С. 282-284; Каз Ц.М. Субъекты доказывания в советском уголовном процессе. Изд-во Саратовского ун-та, 1968. - С. 52.
Перлов И.Д. Судебное следствие в советском уголовном процессе. М., 1955. - С. 119.
Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. - С. 330.
Там же.
Это, по нашему мнению, еще одно доказательство того, что законодатель не рассматривает потерпевшего в качестве "полноценного" обвинителя.
На необходимость допуска потерпевшего к участию в судебных прениях обращали внимание: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Том 1, М., 1968. - С. 260; Кокорев Л.Д. Потерпевший от преступления в советском уголовном процессе. Изд-во Воронежского ун-та, 1964. - С. 59-61.
Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. - С. 338.
2.2. Правовой статус государственного обвинителя по делам частного обвинения
Несмотря на то, что уголовный процесс имеет ярко выраженный публичный характер, частные интересы также находят в нем свое выражение. Это проявляется, например, в особенностях производства по делам частного обвинения. Специфика дел частного обвинения заключается в том, что только потерпевший вправе подачей заявления инициировать возбуждение уголовного дела, равно как примирение потерпевшего с обвиняемым влечет прекращение производства по уголовному делу.
Связывается данное положение, главным образом, с тем, что преступления, расследуемые в порядке частного обвинения, в минимальной степени затрагивают интересы общества и государства, в то время как интересы частных лиц являются затронутыми самым непосредственным образом. Отчасти из-за нецелесообразности расследовать дела, не представляющие особой общественной опасности, отчасти из-за невозможности установить факт нарушения прав личности без соответствующего заявления, исходящего от пострадавшего, государство перекладывает и право, и обязанность доказывания виновности обвиняемого на плечи частных лиц.
Но перекладывая обязанность по доказыванию факта совершения преступления и виновности конкретного лица, государство в лице органов уголовного преследования не устраняется абсолютно из данных правоотношений. Ограничивая свое участие, государство тем не менее оставляет за собой право вмешиваться в отношения, возникающие между частными лицами, в том случае, если посчитает, что интересы "слабого" не могут быть последним самостоятельно защищены.
История и современность российского уголовно-процессуального законодательства знает несколько поводов для возбуждения дела частного обвинения прокурором и, соответственно, для преобразования дел частного обвинения в дела публичного обвинения.
Так, например, УПК РСФСР в ч. 3 ст. 27 предусматривал следующие основания для возбуждения уголовного дела частного обвинения прокурором:
1) дело имеет особое общественное значение;
2) беспомощность потерпевшего;
3) зависимость потерпевшего от обвиняемого;
4) иные причины, не позволяющие потерпевшему самостоятельно защищать свои права и законные интересы.
Статья 10 УПК РСФСР 1922 года в качестве основания для вступления прокурора в дело указывала только на признанную прокурором необходимость защитить публичные интересы.
МУПК в ст. 33 предусматривает три основания для вступления прокурора в дело частного обвинения:
1) деяние затрагивает существенные интересы государства или общества;
2) деяние затрагивает интересы лица, находящегося в беспомощном или зависимом состоянии;
3) иные причины, не позволяющие потерпевшему самостоятельно воспользоваться принадлежащими ему правами.
Наиболее критикуемым в научной литературе является право прокурора возбудить уголовное дело частного обвинения в связи с его особой общественной значимостью. Если исходить из понятия преступления, даваемого в ст. 14 УК РФ, как виновно совершенного общественно опасного деяния, запрещенного Уголовным кодексом под угрозой наказания, то можно сделать вывод, что любое преступление представляет общественную опасность, а соответственно, и общественную значимость. Общественная опасность - это критерий, с помощью которого дифференцируются деликты на преступления, административные правонарушения, гражданские деликты и дисциплинарные проступки. Из всех перечисленных деликтов преступлению свойственна наибольшая общественная опасность и общество придает раскрытию преступления наибольшее значение. Если исходить из подобной конструкции, то отнесение деликта к категории преступлений изначально свидетельствует о его особой общественной опасности и общественной значимости, а значит, прокурор вправе возбудить любое уголовное дело частного обвинения, сославшись только на то, что деяние, совершенное лицом, запрещено уголовным законом. Вот, в принципе, и все обоснование, с которым продолжительное время прокуроры вступали в дела частного обвинения.
С принятием УПК права прокурора по возбуждению дел частного обвинения существенно урезаны. Теперь в соответствии с ч. 4 ст. 20 и ч. 3 ст. 318 УПК прокурор вправе возбудить дело частного обвинения только, если:
1) преступление совершено в отношении лица, находящегося в "зависимом состоянии" ;
2) потерпевший находится в беспомощном состоянии;
3) потерпевший по иным причинам не может воспользоваться принадлежащими ему правами.
Как видим, наиболее критикуемое положение законодателем было исключено, с чем нельзя не согласиться. Действительно, если проследить зависимость потерпевшего от обвиняемого или его беспомощность, руководствуясь объективными критериями, еще можно, то установление особой общественной значимости полностью зависит от усмотрения прокурора.
Правоприменительная практика последних лет выработала правило, согласно которому прокурор должен был доказать обоснованность своего вступления в уголовное дело частного обвинения. Так, например, судебная коллегия Верховного Суда РФ в своем определении от 26 октября 1996 года указала на следующее: "Ссылка суда второй инстанции в кассационном определении на то, что прокурор в судебном заседании поддержал обвинение по ч. 2 ст. 112 УК РСФСР в отношении Мельникова, не может быть принята во внимание, так как, согласно ч. 4 ст. 27 УПК РСФСР, прокурор вправе в любой момент вступить в возбужденное судьей по жалобе потерпевшего дело о преступлениях, предусмотренных ст. 112 УК РСФСР, и поддерживать обвинение в суде только в том случае, если этого требует охрана государственных или общественных интересов или прав граждан". Прокурор, поддерживающий по данному делу обвинение, не обосновал ни особую общественную значимость, ни неспособность потерпевшего самостоятельно отстаивать нарушенные права, а потому суд первой инстанции не может выносить обвинительный приговор.
Аналогичной позиции придерживался президиум Оренбургского областного суда РФ. В своем постановлении от 12 мая 1997 года сослался на следующие обстоятельства: "Как видно из постановления о возбуждении дела, прокуратура пришла к выводу о невозможности защиты потерпевшей самостоятельно своих прав и интересов. Однако в постановлении прокурор обязан был обосновать такой вывод, что по данному делу сделано не было". Необоснование прокурором своего вступления в дело частного обвинения Оренбургским областным судом было расценено как существенное нарушение закона, поскольку в этом случае уголовное дело возбуждено безосновательно.
Как нам представляется, производство по делам частного обвинения и сами преступления, отнесенные к перечню дел частного обвинения, затрагивают по большей части лишь интерес отдельных лиц. Интерес публичный затрагивается в минимальной степени. Только лицо, которое реально подверглось противоправному воздействию, может с абсолютной точностью сказать, был ли ему причинен вред или нет. "Все проступки не представляют особого вреда для общества, а в то же время только потерпевшие от них могут знать, в какой степени виновато совершившее проступок лицо". Также как право заявления о причинении вреда принадлежит исключительно пострадавшему, также на пострадавшего должна быть возложена обязанность по доказыванию обоснованности своего заявления. Это есть область частных интересов, вторгаться в которую государство не вправе даже с целью принудительной защиты интересов личности. Если индивид возражает против принудительной защиты его интересов государством, то государство, на наш взгляд, не вправе вмешиваться уже по той причине, что личность определяет эту область отношений как частную. Не государство определяет объем вмешательства в дела личности, а личность определяет объем участия государства в своих делах - это должно быть центральной частью, стержнем всего принципа диспозитивности.
Кроме того, если государство самостоятельно определило какую-то область отношений как частную, то оно должно доказать обоснованность своего вмешательства в данные правоотношения. Указанное правило распространяется и на участие прокурора в делах частного обвинения, т.е. прокурор, возбуждая дело частного обвинения, должен доказать обоснованность своего участия. Законодатель должен устанавливать только два случая, когда прокурор вправе вмешиваться в отношения между причинителем вреда и пострадавшим. К ним относятся зависимость потерпевшего от обвиняемого и беспомощность потерпевшего, что и должен прежде всего доказать прокурор для вступления в дело частного обвинения.
Более того, существует положение, согласно которому любое требование обязательно для рассмотрения только в том случае, если заявлено правомочным субъектом. По общему правилу дела частного обвинения возбуждаются только лицом, пострадавшим от противоправного деяния. Если прокурор желает возбудить производство по делу, входящему в указанную категорию, он прежде всего должен доказать факт наличия у него правомочий на совершение данного действия, т.е. доказать зависимость потерпевшего от обвиняемого или доказать беспомощность потерпевшего. Если прокурор не доказал наличие этих обстоятельств, значит, он не доказал свою правомочность возбуждать данное дело. Как нам представляется, суд не вправе приступать к рассмотрению дела частного обвинения по существу до тех пор, пока прокурором не будет доказана обоснованность своего вступления в процесс.
Некоторые проблемы теоретического и практического характера вызывает указание законодателя в ч. 4 ст. 20 УПК на иные причины для возбуждения прокурором дела частного обвинения. Связываются эти основания с неспособностью потерпевшего самостоятельно воспользоваться принадлежащими ему правами. Надо сказать, что это положение не является новым, оно было предусмотрено и в ч. 3 ст. 27 УПК РСФСР, и в п. 2 ч. 1 ст. 33 МУПК. Аналогичное правило содержится и в ч. 5 ст. 26 УПК Республики Беларусь.
Размывчатость формулировки о "иных причинах" позволяет "подогнать" под этот пункт практически любое обстоятельство вплоть до отсутствия у пострадавшего материальных возможностей для представления своих интересов в суде. "Указание в законе "иных причин", побуждающих прокурора возбудить уголовное дело, делает его компетенцию безбрежно-неопределенной". Например, как быть прокурору в ситуации, когда к нему с заявлением приходит гражданин и просит возбудить уголовное дело частного обвинения постольку, поскольку финансовыми возможностями для самостоятельного участия в уголовном процессе он не обладает. Каким положением должен воспользоваться прокурор: возбудить уголовное дело в соответствии с ч. 4 ст. 20 УПК или передать сообщение в суд в соответствии с п. 3 ч. 1 ст. 145 этого же Кодекса? Данные нормы имеют одинаковую юридическую силу, и применение той или другой нормы полностью зависит от усмотрения прокурора. С одной стороны, если прокурор направит заявление в суд, это даст основания считать права пострадавшего еще более ущемленными. С другой стороны, участие прокурора в деле частного обвинения на стороне потерпевшего автоматически ставит обвиняемого в подчиненное от потерпевшего положение, поскольку за спиной потерпевшего вдруг оказывается грозная государственная машина, противостоять которой обвиняемый не рассчитывал. В итоге, частный интерес опять оказывается ущемленным, но теперь уже в роли обиженного выступает обвиняемый.
Если законодатель определился с кругом общественных отношений, являющихся по своей природе частными, то, на наш взгляд, он должен четко определиться с основаниями для вторжения органов власти в частные отношения. При этом, как нам представляется, указанные основания должны трактоваться однозначно. Оставление в тексте закона формулировок, допускающих многозначительные толкования по этому вопросу, с нашей точки зрения, абсолютно недопустимо. "Формулировки, допускающие вступление прокурора в дело, настолько расплывчаты,… что практически прокурор может вступить в любое дело частного обвинения без согласия потерпевшего, что вряд ли приемлемо".
Именно поэтому имеет смысл согласиться с А.А. Шамардиным, который считает, что "…необходимо ввести жесткие рамки для возбуждения прокурором дел частного обвинения".
Уголовно-процессуальное законодательство советского периода, наделяя прокурора правом возбуждения дел частного обвинения, одновременно предусматривало невозможность прекращения производства по данным делам в зависимости от волеизъявления частных лиц. Пункты 3 и 4 ст. 27 УПК РСФСР гласили, что прекращение уголовного дела частного обвинения за примирением потерпевшего и обвиняемого не допускается, если это дело было возбуждено прокурором.
В связи с вступлением прокурора в дело частного обвинения оно трансформировалось в дело публичного обвинения, с вытекающими отсюда последствиями в виде полного игнорирования прав потерпевшего по распоряжению обвинением. "Суд не вправе … изменить сам характер дела и применить к нему правила производства, установленные для дел частного обвинения, если оно волею прокурора стало публично-правовым". Обосновывалось данное положение всегда одинаково: государство обязано защищать каждого человека, права которого были нарушены преступлением, а поскольку нарушение прав отдельной личности затрагивает интересы всего общества, то обществу в лице органов государственной власти "лучше видно", когда нарушение интересов общества будет устранено. "Частные лица, даже и задетые преступлением, всегда будут склонны подчинять обвинение своим личным интересам и очень часто готовы пойти на мир там, где общественный интерес этого не допускает. Частный обвинитель склонен также неосновательно возбуждать жалобы". Эта концепция, сформированная в середине XIXв., была положена в основу регламентации вопросов распоряжения обвинением в период существования Советского Союза. Отдельные рудиментарные образования этой концепции сохранились и в УПК.
Справедливости ради следует заметить, что подобным образом был решен вопрос о невозможности прекращения уголовного судопроизводства в связи с примирением сторон не только в советском законодательстве. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Беларусь в ч.ч. 5 и 6 ст. 26 предусматривает, что прекращение уголовного дела частного обвинения в случае его возбуждения прокурором за примирением сторон не допускается.
Если УПК РСФСР и УПК РБ абсолютно не допускают прекращение производства по уголовному делу частного обвинения за примирением сторон в случае, если данное дело возбуждено прокурором, то МУПК высказывается в отношении данного вопроса не столь категорично. Согласно ч. 1 ст. 37 МУПК: "Если прокурор по собственной инициативе возбудил производство по делу об уголовном проступке, начал и осуществляет по этому делу уголовное преследование, то соответствующее производство может быть прекращено ввиду примирения потерпевшего с подозреваемым или обвиняемым и отказа частного обвинителя от обвинения только с согласия прокурора". Таким образом, если прекращение производства по уголовному делу частного обвинения, в котором участвует прокурор, за примирением сторон по УПК РСФСР и УПК РБ невозможно в принципе, то МУПК оставляет участникам уголовного судопроизводства такую возможность, правда, обставляя ее при этом условиями, кажущимися нереальными. Действительно, кажется нелепым то обстоятельство, что частные лица должны испрашивать разрешения на примирение у должностного лица, чье существование и чья деятельность является причиной невозможности заключения мирового соглашения. Если кто-то и должен давать согласие на заключение мирового соглашения, то этим органом должен быть суд.
УПК вопросы прекращения уголовных дел частного обвинения, возбужденных прокурором, решает способом, принципиально отличным от способа регулирования этого вопроса как в УПК РСФСР, так и в МУПК.
Согласно ч. 4 ст. 318 УПК, вступление в уголовное дело частного обвинения прокурора не лишает частных лиц возможности примирения. Соответственно, прекращение уголовного дела частного обвинения зависит только от волеизъявления частных лиц. Прокурор вправе возбудить уголовное дело частного обвинения даже вопреки желанию потерпевшего, однако на решение вопроса о примирении прокурор влиять не в состоянии. Уголовно-процессуальный кодекс РФ не содержит указаний на особые условия, при наличии которых уголовное дело частного обвинения, возбужденное прокурором, не может быть прекращено за примирением сторон.
Представляется не совсем правильным мнение В.В. Дорошкова и Н.А. Патова, которые считают, что "…несмотря на возбуждение уголовных дел частного обвинения прокурорами, следователями или дознавателями с согласия прокурора из-за неспособности потерпевших защищать свои права и законные интересы, мировые судьи вправе не согласиться с выводами должностных лиц о наличии указанных обстоятельств и прекратить такое дело за примирением сторон (курсив наш - Ф.Я.) или в связи с отсутствием заявления потерпевшего". Если исходить из подобной конструкции, то получится, что если прокурор не обосновал правомерность своего участия в деле частного обвинения, то дело может быть прекращено за примирением сторон. Однако, по нашему мнению, в случае несогласия суда с выводами прокурора о наличии обстоятельств, позволяющих последнему вступить в процесс, он вправе прекратить дело, обосновывая это только отсутствием заявления потерпевшего, но никак не желанием частных лиц примириться. Суд не может, указав на необоснованность возбуждения прокурором уголовного дела частного обвинения, прекратить дело за примирением сторон. Если дело было возбуждено прокурором, не доказавшим впоследствии обоснованность подобного действия, то суд прекращает уголовное дело в связи с существенным нарушением уголовно-процессуального законодательства при возбуждении дела. Именно такую ошибку допустил президиум Оренбургского областного суда при вынесении уже упомянутого нами постановления от 12 мая 1997 г., указав в мотивировочной части на возбуждение уголовного дела с существенным нарушением закона и прекратив уголовное дело почему-то в связи с примирением сторон. Если в ходе уголовного судопроизводства было допущено существенное нарушение уголовно-процессуального законодательства, то это должно влечь за собой признание результатов данного процессуального действия не имеющими юридической силы. Значит, если суд признал уголовное дело возбужденным с существенным нарушением закона, он и прекратить его должен по этим же основаниям.
Думается, что прекращение дел частного обвинения за примирением сторон возможно даже в том случае, когда и суд, и прокурор полностью уверены в наличии зависимого положения или беспомощного состояния потерпевшего. По крайней мере, УПК не содержит каких либо специальных оговорок, препятствующих заключению мирового соглашения. Законодатель, предусмотрев в УПК за частными лицами абсолютную свободу распоряжения обвинением, демонстрирует переход из одной крайности в другую: от полного игнорирования прав частного обвинителя при вступлении в дело прокурора до полного обессмысливания участия прокурора в делах частного обвинения. Как нам представляется, подход к рассмотрению данного вопроса должен быть взвешенным и обдуманным с тем, чтобы учесть максимальное количество возможных ситуаций. Нельзя все жизненные ситуации разрешать столь категоричным образом, как это делал советский законодатель, а ныне, законодатель российский. При разрешении данных вопросов, приоритет, несомненно, должен отдаваться интересам личности. Но каким образом этот приоритет должен быть выражен в законодательстве?
Наверное, нельзя однозначно утверждать, что вступление прокурора в дело частного обвинения должно быть поставлено в зависимость от согласия дееспособного потерпевшего. Потерпевший может быть полностью дееспособным, однако вследствие оказания на него давления он может и не дать согласия на возбуждение дела прокурором. В данном случае восстановление прав пострадавшего представляется практически нереальным. Вступление прокурора в дело частного обвинения может происходить в том случае, если он обоснует наличие обстоятельств, перечисленных в ст. 20 и 318 УПК. Но к решению вопроса о прекращении данных дел за примирением сторон нужно подходить дифференцированно.
Конечно, в том случае, если прокурор против прекращения дел частного обвинения не возражает, то дело за примирением сторон должно прекращаться в обязательном порядке. Однако как быть в том случае, если прокурор возражает против прекращения уголовного дела частного обвинения?
Возможность и процедура прекращения дел частного обвинения, возбужденных прокурором, должна находиться в прямой зависимости от того, возбуждал ли прокурор дело по собственной инициативе или по просьбе потерпевшего.
Рассмотрим сначала случаи возбуждения прокурором дел частного обвинения по собственной инициативе.
1. Если потерпевшим является лицо, страдающее психическими расстройствами, то, как нам представляется, при возражении прокурора дело за примирением сторон прекращению не подлежит. Лица, страдающие психическими расстройствами, часто не в состоянии адекватно воспринимать объективную действительность, и поступившее от них заявление о примирении с обвиняемым не может рассматриваться в качестве основания для прекращения уголовного дела: во-первых, под сомнение ставится возможность оценки данными лицами размера причиненного вреда; во-вторых, под сомнением находиться осознание данным лицом значения мирового соглашения. Тот же факт, что в уголовном деле участвуют законные представители вышеуказанных лиц, не означает, что законные представители вправе самостоятельно решать вопрос о примирении. Часть 2 ст. 45 УПК предусматривает, что законные представители потерпевших привлекаются к обязательному участию в деле в случае, если потерпевший является несовершеннолетним или по своему физическому, или психическому состоянию лишен возможности самостоятельно защищать свои права и законные интересы. Как видим, основания привлечения к участию в деле законного представителя потерпевшего в принципе идентичны основаниям вступления прокурора в дело частного обвинения. Значит, прокурор вступает в дело не для охраны интересов всего общества, а для охраны интересов конкретной личности. Для охраны интересов той же личности в деле присутствуют законные представители. Таким образом, интересы потерпевшего, страдающего психическими расстройствами, могут защищать одновременно и прокурор, и частные лица. Если одно из лиц, целью деятельности которых в уголовном процессе является охрана прав и законных интересов потерпевшего, возражает против заключения мирового соглашения, оно состояться не может. Поэтому прекращение подобных дел за примирением допускается только в том случае, когда и законные представители, и прокурор сошлись во мнении, что права и законные интересы потерпевшего мировым соглашением нарушены не будут.
2. Также, по нашему мнению, в случае обоснованных возражений со стороны прокурора не может быть прекращено за примирением сторон дело частного обвинения, потерпевшим по которому является лицо, зависимое от обвиняемого. Если в случае с лицом, страдающим психическим расстройством, под сомнение ставится возможность адекватного восприятия потерпевшим объективной действительности, то в случае с зависимым от обвиняемого лицом под сомнение должно ставиться соответствие факта заключения мирового соглашения и его условий реальному положению вещей. При участии в деле частного обвинения, потерпевшим по которому является лицо, страдающее психическим расстройством, прокурор, по сути, прямо влияет на возможность или невозможность заключения мирового соглашения. Но при участии в деле частного обвинения, потерпевшим по которому является лицо, зависящее от обвиняемого, мнение прокурора о невозможности заключения мирового соглашения имеет для суда рекомендательный характер. Если прокурор смог обосновать перед судом фиктивность, притворность или недействительность мирового соглашения, то дело за примирением сторон прекращению не подлежит.
Теперь перейдем к случаям, когда прокурор возбуждает дело частного обвинения по заявлению потерпевшего или его представителей. Часто бывают случаи, когда потерпевшие пытаются использовать прокуратуру в качестве дополнительного рычага воздействия на лиц, совершивших противоправные деяния. Возбуждение прокурором дела частного обвинения по поступившему в прокуратуру заявлению потерпевшего автоматически предоставляет потерпевшему многократный перевес реальных возможностей по доказыванию обвинения в сравнении с возможностями стороны защиты. Этим преимуществом и желают воспользоваться многие потерпевшие, стремящиеся не к привлечению обвиняемого к ответственности и не к возмещению реально причиненного вреда, а к получению от обвиняемого как можно большей денежной суммы в обмен на прекращение уголовного дела. Естественно, в большинстве случаев подобные "потерпевшие" самостоятельно доказать факт причинения вреда не могут. Мало того, и при помощи органов государственной власти доказать обоснованность требований представляется весьма проблематичным. Однако большую часть населения пугает уже сам факт возбуждения прокуратурой уголовного дела, особенно если вспомнить недалекое прошлое, когда возбуждение уголовного дела ассоциировалось у граждан с обязательным вынесением впоследствии обвинительного приговора и назначением наказания в виде лишения свободы. "Состояние судимости, сопровождаясь общественным позором, само по себе в высшей степени тягостно, даже если судимость окончится оправдательным приговором". Пользуясь этим обстоятельством, потерпевшие получают практически неограниченные возможности по шантажу обвиняемых, и прокуратура становится невольным соучастником, причем часто даже не подозревая об этом. Такое положение вещей допустимым быть не может, а потому мы считаем необходимым ограничить в некоторой степени "произвол" частных лиц путем предоставления прокурору в подобных ситуациях права блокирующего голоса.
Представляется, что если прокурор возбуждает уголовное дело частного обвинения в связи с заявлением потерпевшего (т.е. по просьбе потерпевшего), находящегося в беспомощном состоянии или зависимом от обвиняемого положении, то такое дело за примирением сторон без согласия прокурора прекращению подлежать не должно, о чем заявителю перед принятием заявления должно быть сообщено. В такой ситуации у потерпевших не будет возможности шантажировать обвиняемых, ведь проведенное по делу предварительное расследование выявит, насколько обоснованны были требования потерпевшего, а суд впоследствии вынесет приговор, отвечающий реальности. И если эта "реальность" оказывается в пользу обвиняемого, то требования потерпевшего просто не удовлетворяются, и на него возлагается обязанность возместить хотя бы часть судебных издержек.
Естественно, в случае несогласия потерпевшего с отсутствием возможности прекратить дело за примирением он вправе забрать поданное заявление и обратиться с ним к мировому судье для рассмотрения дела в общем порядке.
Таким образом, можно подвести некоторые итоги.
Прокурор вправе возбудить любое дело частного обвинения, если докажет, что потерпевший находится в беспомощном или зависимом от обвиняемого положении.
Прекращение уголовного дела за примирением сторон не допускается, если к прокурору с заявлением о возбуждении уголовного дела частного обвинения обратился потерпевший, которому было соответствующим образом разъяснено о невозможности впоследствии прекратить уголовное дело за примирением сторон.
Если потерпевший страдает психическими расстройствами, то прекращение за примирением сторон уголовного дела, возбужденного прокурором самостоятельно, возможно только в случае, если прокурор против этого не возражает. Данное дело остается публичным до тех пор, пока в процессе участвует прокурор, и у суда нет права не соглашаться с прокурором о публичном характере дела и преобразовывать его в дело частного обвинения.
Если потерпевший находится в зависимом от обвиняемого положении, то прекращение за примирением сторон уголовного дела, возбужденного прокурором самостоятельно, допускается и при возражении прокурора, если суд с доводами прокурора не согласится и признает факт заключения мирового соглашения имеющим место.
Частные лица имеют возможность прекратить уголовное дело частного обвинения, возбужденное прокурором, доказывая одно из следующих обстоятельств: 1) необоснованность возбуждения прокурором уголовного дела частного обвинения; 2) необоснованность возражений прокурора против заключения мирового соглашения. Придя к выводу о доказанности первого обстоятельства, суд прекращает уголовное дело в соответствии с п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК за отсутствием заявления потерпевшего. Придя к выводу о доказанности второго обстоятельства, прекращает уголовное дело в связи с примирением сторон.

Сноски
Комментарий к УК РФ под общей редакцией Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. Издание 2-е, измененное и дополненное. М., 1998. - С. 19.
При этом зависимость потерпевшего должна проявляться не от любого лица, а только от обвиняемого. Именно так данный вопрос понимался ч. 3 ст. 27 УПК РСФСР, но современный законодатель почему-то решил это не уточнять.
Бюллетень Верховного Суда РФ №11 1996г.
Судебные Уставы 20 ноября 1864г. С изложением рассуждений на коих они основаны. Изд-е 2-е, дополн. 1867. - С. 129-130.
Также см. Щербаков А. Ограничить право прокурора возбуждать дела частного обвинения / http://www.jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/mse1ve49.html
Петрухин И.Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/ rw4nzss1.html
Петрухин И.Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/ rw4nzss1.html
Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002. - С. 55.
Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975. - С. 83.
Кистяковский А. О значении судебной реформы в деле улучшения уголовного правосудия. Киев, 1870. - С. 37.
Также см. Шамардин А.А Примирение и отказ от обвинения должны утверждаться судом // Российская юстиция. - 2001. - №2. - С. 60-61.
Дорошков В.В., Патов Н.А Особенности уголовного судопроизводства у мирового судьи // Российский судья. - 2002. - №4. - С. 19.
Петрухин И.Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/ rw4nzss1.html
См. также Дорошков В.В., Патов Н.А. Указ. сочин. С.20.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.II. - С. 403.
См. также Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6. - С. 52.
Глава 3. Правовой статус частных лиц, выступающих на стороне обвинения в суде первой инстанции
3.1. Участие потерпевшего в производстве по делам публичного и частно-публичного обвинения
Пострадавший от преступления является самым заинтересованным в раскрытии преступления лицом. В то же время процессуальная фигура потерпевшего есть наиболее незащищенная фигура в сфере уголовного судопроизводства. Причины сложившейся ситуации следует искать в коммунистическом прошлом России, а точнее, в принципе поглощения государством и обществом отдельной личности. В уголовном процессе, пронизанном публичным началом, не было места интересам отдельной личности. И если отдельные идеи по демократизации уголовного процесса частично затрагивали интересы обвиняемого, то об интересах потерпевшего даже не вспоминали.
Например, М.С. Строгович ограничивал участие потерпевшего в уголовном процессе рамками предъявленного гражданского иска, что позволяло выводить потерпевшего из круга субъектов уголовно-процессуальной деятельности. Анализ мнения М.С. Строговича представляет особый интерес в связи с тем, что оно являлось определяющим в науке уголовного процесса в течение продолжительного периода времени. Указывая, что "уголовно-процессуальная деятельность потерпевшего заключается в защите им своих интересов, нарушенных преступными действиями обвиняемого", М.С. Строгович ограничивал отстаиваемые потерпевшим интересы рамками гражданского иска. Потерпевший долгое время не признавался даже субъектом уголовно-правовых отношений. Потерпевший был лишен права требовать привлечения обвиняемого к уголовной ответственности. Впоследствии М.С. Строгович несколько изменил свою позицию, говоря, что "потерпевший …не ограничен рамками гражданского иска и имеет право касаться всех вопросов преступления и ответственности обвиняемого". Однако практика применения законодательства, выработанная к тому времени, не смогла должным образом воспринять его слова. Сложилась ситуация, при которой определение факта нарушения прав потерпевшего и защита нарушенных прав, зависит не от волеизъявления самого потерпевшего, а от волеизъявления должностных лиц, ведущих процесс. Данное положение предопределило процессуальный статус потерпевшего на долгие годы.
Нельзя сказать, что подобные тенденции имели место только в России. Отнюдь нет. Следствием придания уголовному процессу публичного характера стало практически повсеместное постепенное ограничение прав потерпевшего: сначала по распоряжению обвинением, а потом и по отстаиванию своей позиции. Но из стран, причисляющих себя к цивилизованным, только в России потерпевший оказался столь беззащитным перед государством.
Из всех участников уголовного процесса, выступающих на стороне обвинения, представляется наиболее интересным освещение урегулированных законом взаимоотношений между потерпевшим и прокурором, поскольку этот пример полнее раскрывает степень ущемленности прав частного лица.
Не только в досудебных стадиях, даже в стадии судебного разбирательства, где функцию обвинения осуществляют прокурор и потерпевший, потерпевший занимает не столько неравное, сколько подчиненное положение. Потерпевший, по существу, бесправен перед прокурором и, соответственно, перед государством. Номинально он на стороне обвинения, однако эта сторона активно использует потерпевшего для удовлетворения публичных интересов. Потерпевший почему-то не должен уклоняться от явки, давать ложные показания и отказываться от дачи показаний. Наконец, потерпевшего могут подвергнуть приводу. Прискорбно то, что вслед за законодателем подобные мысли посещают и практических работников. Например, заместитель главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Александр Иванов в интервью высказал такую мысль: "Значительны и полномочия прокурора в судебном разбирательстве: он представляет суду доказательства, обосновывающие обвинение, первым допрашивает потерпевшего и свидетелей, вызванных в суд по ходатайству стороны обвинения…". Из данных слов можно сделать только один вывод: автор не рассматривает потерпевшего в качестве представителя стороны обвинения, поскольку потерпевший, по его мнению, вызывается в суд по инициативе стороны обвинения. Между тем УПК прямо говорит о том, что на стороне обвинения выступает не только прокурор, но и потерпевший.
Если потерпевший - это участник, выступающий на стороне обвинения, то отсутствие у потерпевшего желания участвовать в судопроизводстве, по нашему мнению, должно рассматриваться как отсутствие правовых притязаний к обвиняемому и влечь прекращение дела полностью или частично.
Думается, что современное российское государство не привлекает потерпевшего к участию на стороне обвинения, оно принуждает потерпевшего к этому, обосновывая свое требование публичными интересами и принципом публичности. Однако, как нам представляется, публичность не означает принудительность. Публичность есть обязательность расследования совершенных преступлений государственными органами, но никак не обязательность участия в этом лиц, представляющих частный интерес. Как писал В.К. Случевский, публичность - это "…право государства на применение уголовной кары … независимо от воли потерпевшего лица". Таким образом, публичность не означает, что органы, ведущие процесс, вправе под угрозой наказания принуждать потерпевшего к участию в деле. Публичность есть предусмотренная законом для государственных органов обязанность возбуждать уголовное дело и осуществлять производство по нему независимо от воли частных лиц.
Мы считаем, что в российском уголовном процессе потерпевший предстает фигурой, униженной государственными органами. Унижение потерпевшего проявляется даже в самой процедуре признания его таковым.
Согласно статье 42 УПК, "потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации".
С уверенностью говорить о причинении лицу вреда, да еще и преступлением можно только после вынесения приговора суда. Ведь до судебного решения нельзя утверждать, что совершенное обвиняемым деяние является преступлением. Точно также как нельзя утверждать, что вред был причинен преступлением и виновен в его совершении конкретный человек. Однако фигура потерпевшего появляется значительно раньше вынесения судебного решения. Значит, и теория, и практика допускает своего рода предположение о возможном причинении вреда лицу, заявившем об этом перед органами государственной власти. Думается, что лицо признается потерпевшим не на основе абсолютно точных данных, а на основе предположений, которые в суде могут и не подтвердиться. Если это так, то данные, на основе которых у дознавателя, следователя, прокурора и суда складывается убеждение в том, что именно этому лицу был причинен вред, есть, по сути, данные с определенной степенью вероятности. По-видимому, независимо от степени вероятности данных вывод, сделанный на их основе, не может считаться достоверным. Соответственно, одинаково недостоверным будет являться содержание постановления следователя о признании лица потерпевшим, вынесенное как в момент окончания предварительного следствия, так и в момент его начала. Единственным принципиальным отличием в данном случае, на наш взгляд, является возможность более полной реализации прав потерпевшим при его признании таковым в момент, наиболее приближенныйк моменту возбуждения уголовного дела. Чем раньше в уголовном процессе появляется фигура потерпевшего, тем больше у него будет возможностей для отстаивания своей позиции. К сожалению, проведенное С. Юношевым выборочное исследование по делам о преступлениях против собственности и хулиганстве свидетельствует о том, что практические работники не всегда предоставляют потерпевшим такую возможность, а если и предоставляют, то несвоевременно. По данным С. Юношева, в стадии предварительного расследования потерпевшими признаются только 54% лиц, причем в 15% случаев признание имело место лишь в конце расследования.
В связи с этим некоторые авторы предлагают закрепить правило, согласно которому "гражданин должен быть признан потерпевшим немедленно после установления факта причинения ему морального, физического или материального вреда…". Но в данном случае признание лица потерпевшим опять-таки будет зависеть от усмотрения должностного лица, и где гарантия того, что должностное лицо соизволит установить данные обстоятельства своевременно? Другие авторы, например, А. Гриненко считают, что "лицо должно признаваться потерпевшим уже с момента возбуждения уголовного дела, если в постановлении содержится указание на причинение того или иного вреда". Но в ситуации, когда в постановлении не указано на причинение вреда, проблемы с признанием лица потерпевшим по-прежнему остаются. Кстати, примерно по такому пути пошел законодатель Республики Беларусь, закрепив в ч. 2 ст. 49 УПК РБ правило, согласно которому решение о признании потерпевшим принимается одновременно с вынесением постановления о возбуждении уголовного дела за исключением случаев, когда основания для признания лица потерпевшим отсутствуют.
Интересную конструкцию предложили разработчики МУПК. Наряду с потерпевшим МУПК предусматривает существование еще одного участника уголовного судопроизводства - пострадавшего, чей процессуальный статус близок к статусу лица, в отношении которого органом, ведущим процесс, еще не вынесено постановление о признании в качестве потерпевшего. Цель данного нововведения - наделить лицо, считающее, что в отношении него совершенно преступление, возможностью для отстаивания своих прав с помощью процессуальных средств. Думается, что данный институт не достигает тех возвышенных целей, которые перед ним поставлены: пострадавший, хотя и является по МУПК участником уголовного судопроизводства, обладает меньшим объемом прав по сравнению с потерпевшим. Данное решение половинчатое. Допуская лицо, желающее отстаивать ущемленные интересы в уголовный процесс, разработчики МУПК тем не менее ограничивают его в процессуальных правах. Разработчики МУПК продемонстрировали готовность допустить пострадавшего в процесс, но наделение пострадавшего всей совокупностью прав происходит, в любом случае, только с разрешения органа государственной власти. Справедливости ради следует отметить, что российский законодатель при принятии УПК РФ не продемонстрировал даже такого уровня открытости.
В связи с этим мы считаем целесообразным согласиться с мнением тех авторов, которые полагают, что признание лица потерпевшим должно производиться одновременно с возбуждением уголовного дела и оформляться одним процессуальным актом.
Мы предвидим на этот счет неодобрительные высказывания со стороны практических работников, основной смысл которых может быть сведен к тому, что в таком случае органам предварительного расследования будет намного труднее работать. Но как нам представляется, если выбирать между дополнительными гарантиями прав потерпевшего и удобством работы правоохранительных органов, то выбор изначально должен быть предопределен в пользу потерпевшего.
Спорным является вопрос, относящийся к тому, каким образом в уголовном процессе появляется фигура потерпевшего. В соответствии с ч. 1 ст. 42 УПК "решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда".
"Как постановление о привлечении в качестве обвиняемого определяет пределы всего дальнейшего разбирательства по делу, так постановление о признании потерпевшим определяет границы, в которых физическое лицо наделяется процессуальными правами и имеет право требовать возмещения ущерба". Данное постановление определяет "…круг обстоятельств, в установлении и оценке которых потерпевший может участвовать процессуальными средствами".
Сколь не велико значение постановления о признании потерпевшим, его, как нам представляется, не нужно переоценивать, тем более, что в целесообразности его существования имеются некоторые сомнения. Почему лицо, более остальных заинтересованное в раскрытии совершенного преступления, не вправе самостоятельно определять момент своего вступления в дело? Почему получение возможности для отстаивания своей позиции лицо должно связывать с волеизъявлением представителя государственного органа, ведущего процесс? Почему государственные органы обладают возможностью ограничивать лицо, пострадавшее от преступления, в праве на отстаивание своей позиции? Почему стало возможным отдалять момент привлечения лица в процесс в качестве потерпевшего порой необоснованно долго? Не потому ли, что частное лицо не может "внятно выразить своей позиции"? Нет! Происходит это потому, что такой "…порядок полностью соответствует публичному характеру уголовного преследования и предопределяет то обстоятельство, что органы расследования вправе определять границы прав потерпевшего по конкретному делу". Однако как правильно отмечает З.В. Макарова, и в этом мы с ней солидарны: "Принцип публичности в уголовном процессе не должен действовать в ущерб частным законным интересам потерпевшего" . Если в таком порядке уголовного судопроизводства заинтересовано государство, то это еще не значит, что конкретная личность не испытывает стеснения. Первичным является не государство, а индивид. И не государство "делится" с индивидом своими полномочиями, а индивид делегирует государству реализацию своего права требования привлечения лица к уголовной ответственности. Как справедливо заметил известный норвежский криминолог Н. Кристи, в современном обществе "потерпевший, передав государству все свои полномочия одной из сторон конфликта, вызванного преступлением, сам был полностью вытолкнут со сцены".
Поскольку первичной является личность, а "человек, его права и свободы являются высшей ценностью", постольку и в уголовном процессе во главу угла должен быть поставлен конкретный человек. И пора нашему законодателю от простого декларирования этого всем известного положения перейти к конкретному закреплению в законодательстве механизма, обеспечивающего примат индивида.
Если высшей ценностью является человек, значит, при нарушении прав человека важным является не то, как к этому нарушению отнесется государство, а то, как к нарушению своих прав отнесется сама личность. Если личность считает свои права нарушенными, то она вправе требовать их восстановления. Причем требование может быть адресовано и к государству. Только потерпевший, "сознавая ценность своих прав и свобод, вправе самостоятельно решить, как и в каком порядке ему отстаивать свой нарушенный интерес: обращаться или не обращаться ему к государству за защитой своего нарушенного права либо решить спор частным образом, не прибегая к услугам репрессивных государственных органов". Поскольку "признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства", постольку государство в лице своих органов обязано предпринять все меры, направленные не только на непосредственное восстановление прав государством, но и на создание условий, позволяющих личности самостоятельно осуществлять защиту своих прав. В сфере уголовного судопроизводства реакция государства, как нам представляется, должна выражаться в возбуждении уголовного дела (государство начинает процедуру восстановления прав индивида) и в допуске лица к участию в деле в качестве потерпевшего (государство создает условия для самостоятельной защиты личностью своих прав).
Если общество есть совокупность индивидов, а нарушение интересов общества есть нарушение интересов конкретного индивида, значит, и отстаивать интересы всего общества может любой член данного общества. Однако в Российской Федерации законодатель доверяет защиту интересов всего общества только органам государственной власти. Мало того, государственные органы делают все возможное, чтобы частные лица в дела публичного обвинения были не допущены или допущены как можно позже.
Предлагаемая нами концепция по своему содержанию очень близка концепции субсидиарного уголовного иска, отстаиваемой А.С. Александровым, равно как институту общегражданского обвинения, существующего в Великобритании. Однако для нас институт общегражданского обвинения не является самоцелью. Нам гораздо важнее обосновать с его помощью обязательность наделения статусом потерпевшего любого человека, заявившего о совершении в отношении него преступления. Причем признание потерпевшим не должно зависеть от наличия или отсутствия в момент заявления данных, свидетельствующих о причинении этому лицу вреда.
Как нам представляется, любое частное лицо, заявившее органу государственной власти о нарушении его прав, охраняемых уголовным законом, после возбуждения уголовного дела автоматически наделяется правами потерпевшего. И уже потом при помощи процессуальных средств данное лицо будет доказывать причинение ему вреда и, соответственно, пользоваться возможностью по поддержанию обвинения.
Существующий сегодня порядок признания лица потерпевшим существенно ограничивает права личности, отдаляя вступление потерпевшего в процесс от момента возбуждения уголовного дела и приближая это мероприятие к моменту, когда участие потерпевшего в досудебном производстве становится бессмысленным.
Именно поэтому нам кажется, что определяющим фактором при признании лица потерпевшим должно быть не внутреннее убеждение дознавателя, следователя, прокурора, а субъективное отношение индивида к совершенному в отношении него деянию, запрещенному уголовным законом. Если лицо считает, что его права, охраняемые уголовным законом, нарушены и желает свои права защищать, то государство не имеет морального права препятствовать этому. Возможность органов, ведущих процесс, ограничить участие частных лиц на стороне обвинения есть, по существу, основанное на законе право государства ограничивать деятельность граждан по самостоятельной защите своих прав.
Если уголовный и гражданский процесс по своей природе близки, если некоторые авторы по аналогии с гражданским иском обвинение называют иском уголовным, то, думается, необходимо быть последовательным до конца и по аналогии с гражданским процессом, где истец появляется, только если сам того пожелает, в уголовном процессе появление фигуры потерпевшего должно быть связано только с волеизъявлением лица. Государство в лице своих органов не вправе принуждать частное лицо к участию в деле в качестве потерпевшего. Единственный случай, когда у лица не должно испрашиваться согласие на привлечение его в процесс в качестве потерпевшего, на наш взгляд, относится к категории лиц, страдающих психическими расстройствами, как исключающими, так и не исключающими дееспособности. В указанной ситуации орган, ведущий процесс, обязан признавать данных лиц в качестве потерпевших и обеспечить участие в процессе адвоката-представителя.
Если Россия стремится к тому, чтобы стать демократическим и правовым государством, то, думается, путь к этому лежит через планомерный отказ от повсеместного ограничения прав и свобод человека и гражданина. В этом смысле мы полностью согласны с мнением З.В. Макаровой, считающей, что "государство, обязанное защитить потерпевшего, не должно устранять его из процесса, а наоборот, обязано учитывать его мнение, придавая ему решающее значение по делу".
На аналогичных принципах должно строиться участие потерпевшего в стадии судебного разбирательства, где согласно принципу состязательности стороны обвинения и защиты равны перед судом. Однако этим положением идея состязательности, как нам кажется, ограничиваться не должна.
Сторона есть группа участников, объединенная общностью целей, а поэтому мы не можем потерпевшего рассматривать в качестве самостоятельной стороны, равной по своим правам иным сторонам. "Сторона - понятие собирательное. Наличие сторон не зависит от числа и вида составляющих ее участников судебного разбирательства". По этой причине, как нам кажется, нельзя согласиться с высказыванием, содержащимся в постановлении Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 года, №1-П, согласно которому потерпевший "…должен быть наделен адекватными правами стороны в судебном процессе". Здесь понятие "сторона" смешивается с понятием "участник".
Принцип состязательности в современном его понимании говорит только о равенстве сторон, но не о равенстве участников. Это значит, что сумма прав и обязанностей участников, выступающих на стороне обвинения, должна быть равна сумме прав и обязанностей участников, выступающих на стороне защиты. Не более того. Дальнейший порядок распределения полномочий между участниками, выступающими на одной стороне, не регламентируется принципом состязательности. Мало того, для законодателя эта тема является закрытой. Поэтому, когда "вдруг" выясняется, что в совокупности полномочий, предоставленных стороне обвинения, на долю потерпевшего приходится до неприличия мало прав, о нарушении равноправия сторон говорить нельзя. Ведь потерпевший это не сторона, это один из участников, выступающих на стороне обвинения.
Таким образом, мы видим, что сама идея состязательности и равноправия сторон не в состоянии гарантировать реализацию прав потерпевшего. Более того, при наличествующем ущемлении прав потерпевшего принцип состязательности формально не нарушен.
Идея состязательности, как нам кажется, должна пронизывать весь уголовный процесс. Она должна определять способ построения судопроизводства. Но еще важнее то, что принцип состязательности должен регламентировать методику разрешения спора, возникающего не только между стороной обвинения и стороной защиты, но и любого спора вообще, не определяя возможных участников спора и вопросов, по которым спор может возникнуть.
Выступающие в суде потерпевший и прокурор не всегда имеют единую позицию по делу, а между тем, они представляют одну сторону. Отсутствие единой позиции свидетельствует о наличии спора. Современное уголовно-процессуальное право не предусматривает механизма разрешения спора, возникающего между участниками, выступающими на одной стороне. Точнее, механизм разрешения есть, но в случае спора между прокурором и потерпевшим он разрешается путем фактического устранения из дела потерпевшего. То есть законодатель изначально в любом возможном споре прокурора и потерпевшего безоговорочно встает на сторону и без того могущественного прокурора, лишний раз демонстрируя, что наше право не есть "искусство о добром и справедливом".
Между тем, для разрешения спора между государством, представленным в уголовном процессе все тем же прокурором, и обвиняемым законодатель предусматривает куда более гуманную и демократичную процедуру, согласно которой стороны на основе равноправия доказывают суду свою правоту. Отсюда вполне логичным выглядит принятие судом окончательного решения по существу спора.
Настолько же логичным выглядит распространение состязательного порядка разрешения спора на все спорные отношения, которые могут возникнуть в ходе уголовного судопроизводства. Там, где есть спор, должны быть предусмотрены правила его разрешения, причем правила, предусматривающие равенство возможностей сторон спора. Наиболее полно этим условиям отвечают правила, предусмотренные принципом состязательности сторон. Как справедливо замечают Ю.Д. Лившиц и С.М. Даровских, "…принцип состязательности в уголовном процессе обеспечивает разрешение конфликтной ситуации, поскольку конфликт, как социально-психологическая категория - это столкновение двух разнонаправленных сил (сторон) с целью реализации своих интересов в условиях противодействия и подавления противной стороны для того, чтобы спор был решен в их пользу". Потерпевший должен обладать возможностью по отстаиванию своей позиции не только перед судом, но и перед прокурором. В этом смысле мы полностью согласны с А.М. Лариным, считавшим, что состязательность допускает спор потерпевшего не только с защитой, но и с прокурором. Естественно, это потребует наделения потерпевшего гораздо большим объемом прав. Естественно, что прокурору придется согласовывать свою позицию с мнением потерпевшего, возможно, даже равного в определенных правах прокурору. В конечном итоге, потерпевший должен быть наделен правом на равных с прокурором участвовать в формулировании обвинения. И единственным способом достижения такого равноправия прокурора и потерпевшего, единственным способом защиты прав потерпевшего является признание потерпевшего частным обвинителем по любому уголовному делу.
Любое преступление в равной степени затрагивает и частные интересы, и публичные. Деление преступлений на преступления, расследуемые в частном, частно-публичном и публичном порядке, носит, как нам представляется, весьма условный характер. Разделив преступления на группы по весьма условным и спорным критериям, мы не имеем права жестко определять и ограничивать объем полномочий участников уголовного судопроизводства в зависимости от категории преступлений. То есть, чем более спорным является деление, тем более спорным будет ограничение прав участников. В зависимости от категории дела (дело частного, частно-публичного или публичного обвинения) более всего разнится объем прав потерпевшего, что, на наш взгляд, недопустимо. Разница объема прав и обязанностей, по нашему мнению, может предопределяться только четкими критериями разделения преступлений на группы. В условиях, когда четкой границы между частным и публичным интересом провести нельзя, невозможно без риска нарушить права и свободы потерпевшего, ограничивать его участие в деле, обосновывая это тем спорным фактом, что преступлением нарушается только публичный интерес.
Именно нарушением любым преступлением публичных интересов обосновывается наличие у прокурора права вмешиваться в расследование дел частного обвинения. Однако точно также любое преступление нарушает интересы частные, и если продолжать логическую цепочку рассуждений, то потерпевший также должен обладать правом "вмешиваться" в расследование дел публичного и частно-публичного обвинения. Тем не менее законодатель не наделяет потерпевшего равным с прокурором правом по делам частно-публичного и публичного обвинения.
Как нам представляется, выступая на стороне обвинения, потерпевший не должен примыкать к обвинению, поддерживаемому прокурором. Каждый из этих участников действует в уголовном процессе самостоятельно, отстаивая различные интересы: потерпевший - частные, а прокурор - публичные. При этом мы считаем, что абсолютно недопустимо говорить о преобладании интересов публичных, равно как недопустимо говорить о преобладании интересов частных. Это одинаково значимые интересы, а раз так, то прокурор, как публичный обвинитель, и потерпевший, как обвинитель частный, должны быть наделены примерно одинаковым объемом прав, что позволит им отстаивать свою позицию как перед судом, так и друг перед другом.
Наиболее полно наши идеи отражает концепция сообвинения. Но при этом под сообвинителями, по нашему мнению, следует понимать всех участников, выступающих на стороне обвинения. Термин "сообвинение" подразумевает совместное поддержание обвинения, а потому, наверное, уместно говорить о том, что данным термином в равной мере может быть обозначен и потерпевший, и прокурор. То, как институт сообвинения понимают сейчас, более всего походит на "примыкание" потерпевшего, поскольку существует обвинение публичное, занимающее доминирующее положение, и обвинение частное, находящееся в подчинении от обвинения государственного. Причем, если следовать букве закона, то в делах публичного и частно-публичного обвинения частного обвинения как такового, нет. Частное обвинение, как самостоятельная деятельность частных лиц, направленная на изобличение обвиняемого с целью обоснования необходимости привлечения его к уголовной ответственности, присутствует только при производстве по делам частного обвинения. Подобный вывод основывается на положениях п. 59 ст. 5 УПК, согласно которым частный обвинитель - это потерпевший или его законный представитель и представитель по уголовным делам частного обвинения. Поскольку частное обвинение неразрывно связано с фигурой частного обвинителя, а последний, согласно закону, присутствует только при производстве по делам частного обвинения, постольку в делах частно-публичного и публичного обвинения частного обвинителя и частного обвинения, если следовать букве закона, нет. В делах публичного и частно-публичного обвинения роль потерпевшего, по мнению законодателя, должна заключаться в "способствовании" осуществлению государственного обвинения. Согласно п. 16 ч. 2 ст. 42 УПК, потерпевшему принадлежит право поддерживать обвинение, но никак не выдвигать его. Выдвижение обвинения осуществляется на стадии предварительного расследования органами государственной власти, причем правом участвовать в формулировании и выдвижении обвинения потерпевший не обладает. Значит, при поддержании обвинения потерпевший оказывается связанным рамками обвинения, установленными другими участниками. Если потерпевший не будет согласен с выдвинутым обвинением, он не может сделать ничего иного, кроме как отказаться от его поддержания. Ходатайствовать о включении в обвинение других эпизодов потерпевший не вправе, поскольку в стадии предварительного расследования формулирование обвинения - исключительное полномочие органов уголовного преследования, а в стадии судебного разбирательства заявлять подобные ходатайства бессмысленно, поскольку в суде объем обвинения можно изменять только в сторону его уменьшения. В итоге получается, что потерпевшего ставят перед выбором: либо он помогает государству в поддержании выдвинутого государственными органами обвинения, либо не получает ничего. Третьего потерпевшему не дано. И по большому счету, оказание помощи государственному обвинителю скорее не право потерпевшего, а его обязанность. Эти рассуждения позволяют нам согласиться с тем, что "…уголовно-процессуальный статус потерпевшего еще мало отличается от статуса свидетеля".
Указанное положение, на наш взгляд, является недопустимым, поэтому существует необходимость создания механизма, обеспечивающего соблюдение всех прав и интересов потерпевшего при формулировании и поддержании обвинения.
А. Гриненко так видит данный механизм: "При вынесении постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого копию надлежит направлять потерпевшему, который в случае несогласия с мнением следователя относительно квалификации деяния, объема обвинения и по иным причинам может как лично, так и с помощью адвоката-представителя выдвигать альтернативное частное обвинение". Мы полагаем, что подобное мнение способствует только нагнетанию противостояния между участниками, поддерживающими обвинение публичное, и участниками, поддерживающими обвинение частное. Механизм же должен предусматривать возможность согласования позиций, ведь может получиться, что частный обвинитель и обвинитель публичный будут поддерживать перед судом взаимоисключающие требования. В итоге суд будет поставлен перед выбором: удовлетворение требований одного обвинителя автоматически оставляет другого обвинителя ни с чем. Для исключения этой возможности лица, выступающие на стороне обвинения, должны согласовывать свои позиции еще до стадии судебного разбирательства и перед судом поддерживать то обвинение, которое отвечает интересам всех сообвинителей. Поэтому имеет смысл поддержать М. Эльдарова, который считает, что "следователь, придя к выводу о наличии достаточных доказательств, дающих основания для предъявления обвинения, должен сообщить об этом потерпевшему, разъяснив ему право на ознакомление со всеми материалами дела и на участие в формулировании обвинения".
Потерпевший имеет в уголовном процессе свои интересы, и никаким иным способом, кроме как поддержанием частного обвинения отстоять их потерпевшему не представляется возможным. Участие прокурора не должно не только исключать из процесса потерпевшего, но и каким-либо образом ограничивать его права.
Прокурор и потерпевший должны согласовывать свою позицию по всем существенным вопросам с тем, чтобы своими возможными действиями случайно не нарушить интересы сообвинителя. Но если подобное нарушение будет иметь место, то сообвинитель, позиция которого не была учтена, должен иметь реальную возможность для восстановления прав. Отказ одного из сообвинителей от поддержания обвинения, как нам представляется, не должен влечь прекращение уголовного дела. При желании оставшийся обвинитель вправе продолжать уголовное преследование, пользуясь при этом всеми доказательствами, собранными участником, отказавшимся от обвинения. Но почему-то, если при "прощении" потерпевшим подсудимого закон предусматривает возможность дальнейшего рассмотрения уголовного дела публичного и частно-публичного обвинения, то при отказе от обвинения прокурора закон однозначно говорит о необходимости прекращения уголовного дела. Как видим, законодатель демонстрирует полное пренебрежение к частным лицам, поскольку интересы потерпевшего совершенно не учитываются.
Позиция законодателя при разработке УПК непонятна, поскольку в постановлении Конституционного Суда РФ от 20.04.99 №7-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 3 части первой статьи 232, части четвертой статьи 248 и части первой статьи 258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР предусматривается, что для вынесения оправдательного приговора в связи с отказом от поддержания обвинения такой отказ должен последовать как от прокурора, так и от потерпевшего. Иное противоречит Конституции РФ, поскольку ограничивает право личности на судебную защиту нарушенных прав. Включение данной нормы в УПК свидетельствует о пренебрежении к постановлениям Конституционного Суда РФ.
Но несмотря на это ряд авторов считают, что шаг назад, сделанный законодателем, является единственно верным. "При отказе прокурора от обвинения суд больше не связан позицией потерпевшего, и это правильно". Думается, что связанность суда позицией потерпевшего, цитируемым автором понимается как противоречие в позициях, занимаемых указанными участниками. У суда формируется позиция, противоречащая позиции потерпевшего только тогда, когда государственный обвинитель отказывается от поддержания обвинения, а сам потерпевший против прекращения уголовного преследования возражает. В этом случае суд обязан прекратить уголовное дело, т.е., по сути, вынести решение, противоречащее интересам потерпевшего. Значит, позиция прокурора, отказывающегося от обвинения для суда, все же является обязательной, в то время как позиция потерпевшего судом даже не учитывается. Между прочим, и прокурор, и потерпевший - представители стороны обвинения. Потерпевший, не поддерживая отказа прокурора от обвинения, считает свои права невосстановленными, а суд в этом случае выносит решение о прекращении уголовного дела и отправляет потерпевшего с его иском в процесс гражданский, где права личности защищены еще менее полно, чем в процессе уголовном. Суд, который должен представлять собой государственный орган, защищающий всех униженных и оскорбленных, является, по сути, его антиподом, поскольку закон при отказе прокурора от обвинения обязывает суд отказать потерпевшему в судебной защите его нарушенных прав. Думается, что более не соответствующей конституции обязанности суда найти трудно.
Далее И.Л. Петрухин утверждает, что: "Потерпевший не может поддерживать государственное обвинение, которого при отказе прокурора от обвинения уже нет". Непонятно, потерпевший не может поддерживать государственное обвинение, потому что его "уже нет", или же он не может поддерживать государственное обвинение вообще, независимо от его наличия или отсутствия? Если верно первое, то когда прокурор еще в процессе и государственное обвинение еще есть, то потерпевший его может поддерживать. Однако, как мы уже говорили, обвинение в суде нельзя сводить только к обвинению государственному. Частные лица не могут и не должны поддерживать обвинение государственное, поскольку они не уполномочены выступать от имени государства. Частные лица поддерживают обвинение частное, и именно в роли частных обвинителей они выступают.
Некоторые авторы просто боятся доверять потерпевшему самостоятельное осуществление обвинения. "Потерпевший не в состоянии поддерживать обвинение, поскольку поддержание обвинения для него не обязанность, а право". Представляется, что способность поддержания обвинения не зависит оттого, право это или обязанность. Единственное требование к обвинению - его обоснованность. Если потерпевший не согласен с отказом прокурора от обвинения, выступает за привлечение подсудимого к уголовной ответственности, но обосновывать обвинение не желает, то суд выносит оправдательный приговор. Правильность приговора не будет находиться под сомнением, поскольку частный обвинитель обосновать обвинение не захотел. Если же потерпевший заявляет о своей неспособности без квалифицированной помощи поддерживать обвинение, то суд обязан предоставить ему время на подготовку, а также обеспечить его бесплатным адвокатом-представителем, тем самым уравнивая возможности потерпевшего с возможностями подсудимого, которому адвокат представляется в обязательном порядке.
Пономаренко С.С., критикуя возможность поддержания обвинения потерпевшим в том случае, если от него отказался прокурор, говорит о том, что "…механизм защиты прав потерпевшего с учетом частных интересов последнего при прекращении уголовного преследования законом предусмотрен", поскольку, "если потерпевший не согласен с решением о прекращении уголовного дела, то в досудебном производстве он вправе обжаловать соответствующее решение прокурору (вышестоящему прокурору) или в суд, а в судебном - в вышестоящий суд". Однако стоит отметить, что современный УПК РФ не создал надежного механизма, обеспечивающего соблюдение прав потерпевшего, о котором говорит С.С. Пономаренко. Кроме всего прочего, закон в ч. 9 ст. 247 указывает на то, что пересмотр определения или постановления суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения допускается лишь при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств. Какого-то особого порядка обжалования подобного решения суда для потерпевшего не предусмотрено. Таким образом, можно сделать вывод, что законодателя абсолютно не интересует позиция потерпевшего, если эта позиция отличается от позиции, занимаемой прокурором. Получается, что потерпевший не может самостоятельно поддерживать обвинение в случае отказа от него прокурора. Точно также как потерпевший не может обжаловать прекращение уголовного дела, в котором ему не разрешили поддерживать обвинение.
Между тем, И.Я. Фойницкий еще в начале прошлого века отмечал, что в ситуации, когда доступ к правосудию для потерпевшего закрыт, складывается "…монополия, едва ли не худшая из всех когда-либо существовавших, - монополия доступа к суду уголовному". В качестве единственного выхода И.Я. Фойницкий видел предоставление частным лицам параллельного с прокуратурой права уголовного обвинения.
Состязательность характеризует способ существования или построения уголовного процесса, предусматривающий универсальную процедуру разрешения любого спора, возникновение которого возможно при производстве по делу. Отсюда логичным было бы предложение, что единственным органом, полномочным разрешать любой спор, должен быть суд. Ограничивать лиц, не согласных с мнением иных участников процесса, в праве на обращение в суд за разрешением спорной ситуации, на наш взгляд, абсолютно недопустимо. Если обвиняемый не согласен с предъявленным ему обвинением, то в стадии судебного разбирательства он обладает возможностями по отстаиванию своей позиции. Суд в этом случае, взвешивая аргументы "состязающихся" сторон, выносит решение. Однако в суть спора, возникшего между потерпевшим и прокурором, связанного с отказом последнего от обвинения, суд даже не вникает, поскольку закон обязывает суд, не прислушиваясь к доводам потерпевшего, прекратить уголовное дело. Как видим, состязательный порядок разрешения споров не действует во взаимоотношениях прокурора и потерпевшего, с чем, как нам представляется, нельзя согласиться.
В стадии предварительного расследования потерпевшему предоставлена возможность обжаловать в суд любое решение органа, ведущего процесс, включая постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и постановление о прекращении уголовного дела. В этих случаях законом предусмотрен состязательный порядок обжалования спора, возникшего между потерпевшим и прокурором, как лицом, ответственным за качество предварительного расследования. Решение прокурора об отказе от поддержания государственного обвинения по своей правовой природе идентично постановлению об отказе в возбуждении уголовного дела и постановлению о прекращении уголовного дела, поскольку точно также предопределяет прекращение производства по делу. Но почему-то потерпевший, не согласный с постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела и постановлением о прекращении уголовного дела, может их обжаловать в судебном порядке, а обжаловать решение прокурора об отказе от поддержания государственного обвинения не вправе. "Логично предположить, что потерпевший, право которого обжаловать в суд прекращение уголовного преследования на досудебных стадиях общепризнанно, не может быть ограничен в обжаловании отказа прокурора от обвинения, заявленного в судебном заседании". Если правовая природа решения о прекращении уголовного дела и решения об отказе от поддержания обвинения идентична, то предположение о том, что они в равной мере могут быть обжалованы в суд, заслуживает более пристального рассмотрения.
С одной стороны, в суд могут быть обжалованы любые действия и решения государственных органов и их должностных лиц. Исходя из этих соображений, невозможность обжалования в суд решения прокурора об отказе от поддержания обвинения есть существенное ограничение права на обжалование, закрепленное Конституцией РФ. Но, с другой стороны, суд, рассматривающий жалобу потерпевшего, соглашающийся с его доводами и признающий решение прокурора об отказе от поддержания обвинения незаконным, тем самым предрешает вопрос об обоснованности обвинения. То есть суд, рассматривающий жалобу потерпевшего, в этом случае находит обвинение вполне обоснованным, а виновность подсудимого вполне доказанной. Тем самым вопрос о виновности подсудимого, от поддержания обвинения в отношении которого прокурор отказался, фактически предрешен. Однако формирование у суда убеждения в обоснованности обвинения должно производиться только в том судебном разбирательстве, в котором рассматривается вопрос о виновности или невиновности подсудимого. Признание отказа прокурора необоснованным и, соответственно, признание обвинительного тезиса доказанным будет производиться в судебном разбирательстве в связи с рассмотрением жалобы потерпевшего, но никак не в связи с рассмотрением дела по существу. По этим же мотивам нам кажется невозможным и обжалование потерпевшим решения суда о прекращении уголовного дела, вынесенного в связи с отказом прокурора от поддержания обвинения, поскольку суд кассационной инстанции, проверяя решение суда первой инстанции, в конечном счете, должен будет проверить законность и обоснованность заявленного прокурором отказа от поддержания обвинения, поскольку именно отказ прокурора от обвинения предопределил прекращение дела.
Следует отметить, что суд, не соглашаясь с мнением прокурора по вопросам прекращения уголовного преследования, отменяя его решение, по сути, принуждает прокурора к осуществлению обвинения, что на определенных этапах развития общества может рассматриваться как положительный момент. Действительно, можно защитить права потерпевшего путем вынесения судом властных предписаний, адресованных прокурору по поводу обязательного осуществления предварительного расследования. Однако в условиях современной России данное положение несет в себе больше отрицательного, нежели положительного: возможность издания судом подобных предписаний есть зафиксированная в законе возможность осуществлять деятельность с пресловутым "обвинительным уклоном". Между тем, если мы действительно хотим искоренить "обвинительный уклон" в деятельности судьи, то искоренять следует любые его проявления, а не ограничиваться исключительно стадией судебного разбирательства.
Вместо этого гораздо демократичнее и эффективнее предоставить потерпевшему право самостоятельного осуществления уголовного преследования в том случае, если органы государственной власти по каким-либо причинам от этого отказались. Кстати, еще одним обстоятельством, свидетельствующим о необходимости наделения потерпевшего правом самостоятельного поддержания обвинения, И.Я. Фойницкий считал тот факт, что "суд не может принудить независимую от него прокуратуру к обвинительной деятельности".
Именно поэтому, как нам представляется, законодатель не вправе ограничивать участие потерпевшего в качестве частного обвинителя в уголовном процессе, поскольку в случае возникновения противоречий между позициями потерпевшего и прокурора потерпевший оказывается беззащитным не только перед прокурором, даже суд отказывает ему в защите, полностью полагаясь на правоту прокурора. Кроме того, наделение частного обвинителя правом поддерживать обвинение в случае отказа от него прокурора является единственной возможностью для потерпевшего требовать восстановления нарушенных прав.
Однако есть авторы, считающие, что "…прекращение уголовного дела ввиду отказа прокурора от обвинения совсем не означает, что права и законные интересы потерпевшего остаются незащищенными", поскольку отказ прокурора от обвинения "…не препятствует последующему предъявлению и рассмотрению гражданского иска в порядке гражданского судопроизводства". Указанные авторы преднамеренно сужают круг интересов потерпевшего в уголовном процессе рамками гражданского иска, по-видимому, полагая, что привлечение виновного к уголовной ответственности или назначение ему справедливого наказания никак не должно интересовать потерпевшего. Отчасти это подтверждается и результатами проведенного нами обобщения судебной практики, согласно которому около 63% жалоб потерпевших, обращенных к вышестоящему суду, содержали требования, касающиеся увеличения размера компенсации. Но ведь в остальных случаях потерпевшие не соглашались с мягкостью назначенного наказания.
Нам представляется, что если прокурор и потерпевший являются сообвинителями, то постановление оправдательного приговора по делам публичного и частно-публичного обвинения в связи с отказом от поддержания обвинения возможно только в случае, если подобный отказ последовал как от прокурора, так и от потерпевшего. Вынесение оправдательного приговора при отказе от обвинения одного из сообвинителей не допускается, причем независимо оттого, кто об этом заявил: прокурор или потерпевший. И если невозможность вынесения оправдательного приговора на основании отказа от обвинения прокурора должна связываться с незащищенностью в этом случае потерпевшего, то невозможность вынесения оправдательного приговора по причине отказа от обвинения потерпевшего должна связываться с невозможностью впоследствии восстановить нарушенный общественный интерес.
Хотя отказ от обвинения одного из сообвинителей не порождает у суда обязанности постановить оправдательный приговор, при разрешении уголовного дела суд обязан учитывать уменьшение количества лиц, требующих привлечения подсудимого к уголовной ответственности. Даже простое количественное уменьшение численности лиц, выступающих за осуждение подсудимого, должно приводить к уменьшению реального размера наказания, назначаемого подсудимому, в случае вынесения обвинительного приговора.
По нашему мнению, при определенных обстоятельствах мнение потерпевшего, ходатайствующего о прекращении уголовного дела, должно иметь для суда обязательную силу, даже если прокурор с этим мнением не согласен. Касается это случаев примирения потерпевшего и обвиняемого по уголовному делу о преступлении, относящемуся к категории преступлений небольшой тяжести. В подобной ситуации уголовное дело должно быть прекращено в обязательном порядке, поскольку преступление и лицо, его совершившее, не представляют особой общественной опасности, и уголовное преследование осуществляется больше из-за нарушения прав потерпевшего, нежели из-за нарушений интересов всего общества. Участие органов уголовного преследования в подобных делах, на наш взгляд, обусловлено не столько защитой публичных интересов, сколько оказанием содействия потерпевшему в восстановлении его нарушенных прав.
Сказанное не противоречит правилу о запрете постановления оправдательного приговора при отказе от обвинения одного из сообвинителей, поскольку в данном случае мы имеем не факт отказа потерпевшего от обвинения, а факт примирения обвиняемого и потерпевшего .
Представляется, что отказ от обвинения и примирение потерпевшего с обвиняемым являются различными по своей природе действиями и влекут различные процессуальные последствия. Примирение свидетельствует об устранении материальных предпосылок существования уголовного процесса, а потому, по нашему мнению, никакого иного решения, кроме решения о прекращении уголовного дела вынести нельзя. Отказ от обвинения не свидетельствует об исчерпании конфликта. Он свидетельствует, скорее, об осознании невозможности доказать виновность обвиняемого или о нежелании доказыватьвиновность обвиняемого. В любом случае, если в стадии судебного разбирательства заявляется отказ от поддержания обвинения, то, поскольку виновность лица не доказана, суд выносит оправдательный приговор. Как мы писали ранее, отказ от обвинения не должен обосновываться лицом, от обвинения отказавшимся, точно также как отказ от обвинения не должен утверждаться судом. Отказ от обвинения, заявленный всеми сообвинителями, должен являться безусловным основанием для постановления оправдательного приговора.
Заключение мирового соглашения между потерпевшим и обвиняемым, на наш взгляд, не всегда является безусловным основанием для прекращения уголовного дела. Подобное соглашение предопределяет вынесение судом решения о прекращении уголовного дела только в том случае, если преступление относится к категории преступлений небольшой тяжести, лицо совершило преступление впервые и вред, причиненный потерпевшему, был заглажен в полном объеме. По преступлениям, не отнесенным к преступлениям небольшой тяжести, мировое соглашение учитывается судом при вынесении решения, а в случае согласия прокурора оно может также служить основанием для прекращения уголовного дела.
В отличие от отказа от поддержания обвинения мировое соглашение, заключенное между потерпевшим и обвиняемым, подлежит обязательной проверке. Суду должны быть представлены доказательства, подтверждающие реальность мирового соглашения, поскольку в данном случае потерпевший и обвиняемый утверждают, что конфликт, регулируемый материальным правом, исчерпан. Суд может не согласиться с наличием реального основания для заключения мирового соглашения и не прекратить уголовное дело. Например, суд Промышленного района г. Оренбурга прекратил уголовное дело за примирением сторон, основываясь на одном лишь заявлении законного представителя потерпевшего. Наличие мирового соглашения и реальность возмещения вреда судом не проверялись. Между тем, после вынесения приговора законный представитель потерпевшего подал в вышестоящий суд частную жалобу, в которой указал на тот факт, что подсудимый обязался возместить вред в полном объеме после прекращения уголовного дела, чего, однако, не сделал. В своем определении суд кассационной инстанции указал, что суд первой инстанции сделал преждевременный вывод о состоявшемся примирении без тщательной проверки факта примирения. Суд кассационной инстанции, отменяя решение нижестоящего суда, обязал последний потребовать от сторон соответствующих доказательств, с достоверностью подтверждающих факт примирения и возмещения причиненного вреда.
Поэтому суду должны быть предоставлены контрольные полномочия и полномочия по некоторому ограничению возможного произвола частных лиц. И пользоваться данными полномочиями суды должны активно.
3.2. Потерпевший как частный обвинитель по делам частного обвинения
"Полное устранение от уголовного преследования частных лиц, потерпевших от наказуемых деяний, неполитично и несправедливо". Именно это положение, по сути, вынудило законодателя включить в уголовный процесс, пронизанный публичным началом, институт, находящийся в некотором противоречии с сущностью всей процессуальной деятельностью органов государства. Такие авторы, как И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова отстаивали позицию, согласно которой при производстве по делам частного обвинения отстаиваются не только интересы конкретной личности, но и интересы всего общества, поскольку общество заинтересовано в надлежащей охране чести и достоинства любого человека. С данной позицией нельзя не согласиться. Существование института частного обвинения некоторыми авторами рассматривается в качестве компромиссного варианта соотношения публичного и частного. Нам представляется, что компромисс характеризуется нахождением позиции, которая отвечает интересам всех спорящих субъектов. Думается, что не может считаться компромиссным решение, по которому частным началам отведено слишком мало место, а публичные начала нисколько не были ограничены. В сложившейся ситуации это больше похоже не на компромисс, а на "торжественно врученную почетную грамоту", которая не предоставляет никаких прав, кроме права обладания ею на правах собственности.
В том виде, в котором институт частного обвинения представлен сейчас, он выглядит чуждым российскому уголовному процессу. "В юридической литературе общепризнанным стало отношение к частному обвинению лишь как к условному термину, обозначающему определенные особенности производства". Существование института частного обвинения принудительно ограничено рамками производства по делам частного обвинения. Распространение данного института на весь уголовный процесс в современном его (процесса) состоянии невозможно в принципе, слишком сильно недоверие государства к конкретной личности. Кстати, подобного недоверия к личности не наблюдалось даже при разработке Уставов уголовного судопроизводства 1864 года. Тогда законодатель не стал вводить институт общегражданского обвинения не из-за того, что не доверял потерпевшим, а из-за того, что в таком случае необходимо было установить серьезную ответственность за злоупотребление обвинением, и страх такой ответственности отпугивал бы потерпевших от осуществления не только общегражданского обвинения, но и обвинения частного. Современный же законодатель из-за патологического недоверия к личности боится вводить не только институт общегражданского обвинения, страх законодателя привел к исключению из проекта УПК даже достаточно планомерно отстаиваемого института частного обвинения.
Институт частного обвинения не должен ограничиваться рамками одной формы уголовного судопроизводства - производством по делам частного обвинения. Как нам представляется, частное обвинение, как таковое, должно присутствовать при производстве по любой категории уголовных дел, и пониматься под ним должна деятельность частных лиц, направленная на выдвижение обвинения и обоснования необходимости привлечения обвиняемого к уголовной ответственности.
В предыдущих параграфах мы обрисовывали основы правового статуса частного обвинителя. Так вот, тот правовой статус, который соответствует названию "частный обвинитель" законодателем применительно к производству по всем категориям дел в обозримом будущем, по нашему мнению, закреплен не будет. Указанное обстоятельство не помешало, однако, достаточно верно зафиксировать в УПК правовой статус частного обвинителя по делам частного обвинения. Это неудивительно, ведь производство по данной категории дел невозможно в принципе, если отсутствует лицо, полномочное осуществлять частное обвинение.
И.Я. Фойницкий указывал на достоинства данной формы судопроизводства: "форма эта имеет два главных удобства: значительно облегчает заботу правительства и дает правовое удовлетворение естественному чувству обиды потерпевшего вследствие содеянного против него или его близких преступления - чувству, которое гарантирует надлежащую со стороны обвинителя энергичность в преследовании". Ограничение полномочий частного обвинителя по указанной категории дел, пусть даже за счет расширения полномочий государственных органов, неминуемо привело бы к возникновению конфликтных ситуаций. Именно поэтому существование фигуры "полноценного" частного обвинителя в равной мере отвечает интересам как государства, так и гражданского общества, а в конечном итоге, всех участников уголовного судопроизводства. Государство, формально не вмешиваясь в дела частных лиц, тем самым снимает с себя часть ответственности. Общественные институты, освобождаясь от опеки государства, становятся более самостоятельными при урегулировании спорного правоотношения. Частные лица, в конце концов, получают реальную возможность самостоятельно решать судьбу спора.
Безусловно, расширение частных начал в уголовном судопроизводстве все-таки должно происходить. Это есть эволюция. Однако крайне необдуманно, по нашему мнению, стремиться к простому количественному увеличению составов преступлений, отнесенных к делам частного обвинения. К сожалению, в сложившейся ситуации демонстрируемое государствами желание включить тот или иной состав в перечень дел частного обвинения свидетельствует не столько о желании расширить диспозитивные начала, сколько о желании снять с себя ответственность за раскрытие подобных преступлений. В настоящее время прослеживается тенденция постепенного увеличения составов, отнесенных к делам частного обвинения. Однако наивно ждать, когда сработает основной закон диалектики и простое увеличение количества приведет к улучшению качества. Как нам представляется, укрепление диспозитивных начал в ситуации, когда личность по объективным причинам не в состоянии воспользоваться "плодами диспозитивности", не приведет к желаемому положительному результату. Диспозитивность должна проявляться в том, что нормой поведения для государственного органа станет согласование своей позиции с позицией частного лица (в данном случае мы имеем в виду потерпевшего) и непринятие государственным органом решений, ущемляющих права частных лиц.
Законодательная регламентация производства по делам частного обвинения пронизана диспозитивными началами, что не может не радовать. Однако чрезмерная формализованность некоторых положений вкупе с недостаточной ясностью и четкостью других может погубить любое начинание.
Так, например, законодатель, по-видимому, пытаясь избежать упреков в свой адрес, не указал на то, кто возбуждает дело частного обвинения. "Уголовные дела … возбуждаются путем подачи заявления потерпевшим или его законным представителем". В итоге сложилась ситуация, в которой неясен субъект, уполномоченный принимать данное решение. Понятно, что законодатель пытался избежать "скользкой" темы, касающейся возбуждения уголовных дел судом. Поэтому, не желая допускать ошибки, законодатель решил обойти этот вопрос молчанием, что, на наш взгляд, еще хуже, поскольку неправильное, но обозначение все же лучше абсолютной необозначенности. Однако из того, как законодатель сформулировал п. 3 ч. 5 ст. 318 УПК, следует, что уголовное дело возбуждается, скорее всего, потерпевшим. Иначе понять фразу о том, что в заявлении должна содержаться просьба, адресованная суду, о принятии уголовного дела к своему производству нельзя. Принятие дела к производству означает, что уголовное дело уже существует, соответственно, производство по нему кем-то уже начато. Единственным лицом, которое могло возбудить дело, является потерпевший, поскольку кроме него материалы дела не видел никто.
Законодатель не пожелал наделить суд полномочием возбуждать уголовные дела исключительно оттого, что невозможно возложить на одно лицо обязанности по осуществлению более одной процессуальной функции. Но настолько ли возбуждение судом уголовных дел неправомерно? Возбуждение дела в сознании твердо ассоциируется с деятельностью органов уголовного преследования. Суд, возбуждая уголовное дело, как бы осуществляет уголовное преследование. Однако, как нам представляется, необходимо четко разграничивать понятия "осуществление уголовного преследования" и "возбуждение уголовного дела". Первое - это исключительное полномочие органов уголовного преследования. Второе - это полномочие органа, ведущего процесс, которое не находится в прямой зависимости от осуществления уголовного преследования. Возбуждение уголовного дела - это акт, выносимый органом государственной власти, который свидетельствует о начале производства по делу. Гражданин получает возможность отстаивать свои права только с момента возбуждения уголовного дела, однако выносить указанное постановление и придавать делу официальный характер самостоятельно он не может. Отсюда следует, что до момента возбуждения уголовного дела доступ к правосудию для гражданина закрыт. Если обеспечение доступа частного лица к правосудию требует от суда вынесения решения о возбуждении уголовного дела, значит, суд должен обладать подобным правом. Кроме того, даже в соответствии со ст. 318 УПК суд, при принятии заявления проверяет соблюдение лишь формальных требований, не вдаваясь в сущность рассматриваемого вопроса. Поэтому говорить о том, что суд, вынося постановление о возбуждении уголовного дела, тем самым предопределяет виновность лица, нельзя. Суд всего лишь соглашается, что представленных материалов достаточно для начала производства по делу, но никак не для признания кого-то виновным. Именно поэтому, на наш взгляд, нет ничего предосудительного в наделении суда полномочиями по возбуждению дел частного обвинения, если с просьбой о начале производства к суду обращается частное лицо.
Поскольку пределы судебного разбирательства определяются стороной обвинения в специальном документе - заявлении, подаваемом гражданином, то оно должно рассматриваться в качестве аналога обвинительного акта. Ведь и заявление, подаваемое в суд частным лицом, и обвинительное заключение должны содержать в себе, по сути, аналогичную информацию . И эта информация определяет как объем обвинения, так и пределы судебного разбирательства.
Кроме того, в науке спорным остается вопрос о правовом статусе лица, подающего заявление в суд. Должно ли это лицо обозначаться в качестве потерпевшего, как это предусматривается действующим законодательством, либо оно должно называться по-другому?
Если исходить из предписаний ч. 1 ст. 42 УПК, то потерпевший должен признаваться таковым только решением органа, ведущего процесс. То есть фигура потерпевшего появляется уже после начала производства по делу. Часть же 1 ст. 318 УПК предусматривает, что заявление в суд подает потерпевший, то есть та фигура, которая до возбуждения уголовного дела как будто бы существовать не может в принципе.
Однако, как мы уже отмечали, в делах частно-публичного и публичного обвинения при наделении лица правами потерпевшего определяющее значение должно иметь не усмотрение должностных лиц, ведущих процесс, а субъективное отношение лица, желающего приобрести статус потерпевшего. Как нам представляется, при производстве по делам частного обвинения наделение лица правами потерпевшего также должно находиться в прямой зависимости от усмотрения частного лица. Лицо, желающее поддерживать частное обвинение против иного лица и заявляющее об этом перед судом, автоматически наделяется правовым статусом потерпевшего, причем происходит это независимо от принятия или непринятия судом заявления. Еще раз повторимся, что факт принятия судом заявления свидетельствует, по нашему мнению, лишь о достаточности материалов для возбуждения и рассмотрения дела.
С момента принятия мировым судьей заявления к своему производству лицо, считающее свои права нарушенными, становится частным обвинителем. С этого момента лицо обладает реальными возможностями для отстаивания своих интересов. Причем, как представляется, закрепленная в УПК совокупность прав частного обвинителя как нельзя лучше вписывается в концепцию состязательности сторон. Это и право самостоятельно определять как момент начала, так и момент прекращения производства по делу, это и возможность как самостоятельно, так и через представителя поддерживать выдвинутое обвинение, это и возможность представления, а соответственно, и собирания доказательств . Кроме того, процессуальное положение суда при рассмотрении уголовных дел частного обвинения также, по нашему мнению, полностью соответствует демократическим началам. Говорить о том, что у суда остались рудименты обвинительной власти не приходится, что тоже должно радовать.
В связи с этим представляется, что никак нельзя согласиться с мнением С.А. Шейфер и Н.Е. Петровой, которые высказываются, что "…часть обязанностей по доказыванию должен взять на себя суд, не присваивая себе обвинительных функций". Когда говорят об обязанности доказывания, имеют в виду обязанность доказывания виновности. Соответственно, возложив на суд обязанность доказывания, мы тем самым предложим суду осуществлять доказывание виновности подсудимого. Естественно, что в такой ситуации исход дела будет практически предрешен. В обоснование своей позиции указанные авторы приводят следующие доводы: "…возложение на потерпевшего всей полноты обязанностей обвинителя привело бы в условиях современной России к серьезному ущемлению его прав. Ныне потерпевший не в состоянии нести бремя доказывания ни интеллектуально, ни материально". Но, как нам представляется, на потерпевшего обязанность доказывания возлагается не в принудительном порядке. Он вправе и не доказывать обоснованность своих требований. Правда, при этом возможность удовлетворения судом требований потерпевшего остается под большим вопросом. Нельзя согласиться также и с предложением о том, что "суд должен способствовать потерпевшему в поиске доказательств, в том числе и путем дачи соответствующих поручений органам милиции". Во-первых, суд не обязан этого делать, поскольку в таком случае у просящего о помощи возникнет соблазн "попросить" судью собрать все доказательства. Суд вправе согласиться, но может и отказать. Во-вторых, оказание помощи только потерпевшему ущемляет права обвиняемого, которому данная помощь почему-то не оказывается. Поэтому мы полностью поддерживаем законодателя, закрепившего в ч. 2 ст. 319 УПК правило, согласно которому суд может оказать сторонам содействие в собирании только тех доказательств, которые сторонами не могут быть получены самостоятельно. Данное положение стимулирует процессуальную активность сторон, которая будет заключаться не в постоянном заявлении ходатайств о собирании новых доказательств и ожидания исполнения этих просьб судом, а в самостоятельном поиске информации, обосновывающей правомерность позиций.

Сноски
См.: Макарова З.В. Расширение прав потерпевшего - веление времени // Защита прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном процессе, как приоритетное направление в судопроизводстве / Отв. ред. И.Ф. Демидов. - Москва - Оренбург: Издательский ценр ОГАУ, 1999. - С.38.; Виницкий Л. Уравнять права сторон в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/kuusdo5f.html.
Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951., С.17, 21.
Там же.
См. Дагель П.С. Потерпевший в советском уголовном праве // Потерпевший от преступления: Сб. науч. тр. - Владивосток, 1974. - С. 29.; Божьев В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения. - М., - 1975. - С. 118.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 1. М.: 1968. - С. 256.
На это также указывает Н.Е. Петрова. См. Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2002. - №12. - С. 56.
Прокуратура в русле судебной реформы: беседы с заместителем главного военного прокурора генерал-лейтенантом юстиции Александром Ивановым. - http://www.redstar.ru/2002/05/25_05/7_01.html
В.К. Случевский. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. СПб., 1910. Цит. по: Хрестоматия по уголовному процессу России. М., 1999. С. 68.
Юношев С. Укрепление правового статуса потерпевшего и его представителя // Российская юстиция. - 1998. - №11. - С. 16.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Гриненко А. Потерпевший должен иметь не меньше процессуальных прав, чем обвиняемый // Российская юстиция. - 2002. - №9. - С. 51.
Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. - М., 1986. - С. 45; Гуськова А.П. Адвокат, его полномочия в уголовном процессе // Актуальные вопросы судебно-правовой реформы: Сборник научных статей. Оренбург, 1996. - С.21; Абабков А. Защитить права потерпевшего // Российская юстиция. - 1997. - №3. - С. 16; Волосова Н.Ю. Об институте сообвинения // Российская юстиция. - 1998. - №4. - С. 11.
Зеленин С. Потерпевший в состязательном процессе // Российская юстиция. - 2001. - №3. - С. 48-49.
Там же.
Там же.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Цитируется по: Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Ковтун Н.Н. Соотношение частных и публичных начал в уголовном судопроизводстве РФ: время выбора // Государство и право. - 1995. - №11. - С.69.
Ст. 2 Конституции РФ.
Александров А.С. Субсидиарный уголовный иск // Государство и право. - 2000. - №3. - С. 75-83.
Пусть даже указанный институт в Великобритании фактически не действует, однако само его существование предусматривает право любого человека предъявить в суд уголовный иск в защиту интересов всего общества.
Показательным является право потерпевшего, предусмотренное п. 13 ч. 2 ст. 42 УПК РФ, получать копию постановления… об отказе в признании его потерпевшим. Этот пример является более показательным, если вспомнить, что потерпевший - это лицо, признанное таковым постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда. (ч. 1 ст. 42 УПК РФ). Из этой "нечаянной" ошибки законодателя вытекает, что правами потерпевшего может быть наделено лицо, формально потерпевшим не являющееся. Ведь постановления о признании потерпевшим вынесено не было! Но если законодатель, только в единственном случае, рассматривает в качестве потерпевшего лицо, желающее быть таковым, то мы предлагаем считать данное положение не исключением из правил, а правилом.
Которое может сложиться в пользу признания лица потерпевшим, а может и не сложиться.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М.: 1971. - С. 99.
См. например ст. 244 УПК "В судебном заседании стороны обвинения и защиты пользуются равными правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств…" и т.д.
Даже при рассмотрении дел судом кассационной инстанции, которому свойственна свобода обжалования, у потерпевшего и прокурора иногда оказываются противоположные мнения. Так, из 27-ми случаев обжалования потерпевшим приговоров суда в 7-ми случаях прокурор возражал против удовлетворения требований потерпевшего (всего нами было обобщено 296 уголовных дел, рассмотренных Оренбургским областным судом за период с 2000 по 2003год).
Лившиц Ю.Д., Даровских С.М. Некоторые аспекты состязательности в судебном разбирательстве // Вестник Южно-уральского государственного университета. - 2001. - №8. - С. 28.
См. Ларин А.М. О принципах уголовного процесса и гарантиях прав личности в проекте УПК // Российская юстиция. - 1997. - №9. - С.10.
Возможно, правильнее ограничить это право потерпевшего рамками частного интереса, однако осознание того факта, что грань между частным и публичным не может быть проведена с достаточной достоверностью и точностью, приводит нас к выводу о необходимости наделения потерпевшего правом участвовать в разрешении всех вопросов, возникающих при формулировании обвинения.
См. также Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002., С. 118; Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. - 1997. - №8. - С. 18.
См. также Зеленин С.Р. Проблемы допуска потерпевшего к правосудию // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 73.
Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002. - С. 58.
Гриненко А. Потерпевший должен иметь не меньше процессуальных прав, чем обвиняемый // Российская юстиция. - 2002. - №9. - С. 52.
Кто в Российском государстве остается у разбитого корыта, мы напоминать не будем.
Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. - 1997. - №8. - С. 18.
Но насколько бы это ни казалось странным, формально данные положения УПК не противоречат постановлению Конституционного Суда. В постановлении Конституционного Суда говорится о невозможности вынесения оправдательного приговора, в случае, если потерпевший от поддержания обвинения не отказывается. УПК же говорит о прекращении уголовного дела.
Петрухин И.Л. Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России // Государство и право. - 2002. - №5. - С. 21.
Там же.
Зеленин С.Р. Потерпевший в состязательном процессе//Российская юстиция. - 2001. - №3. - с. 48-49.
См. также Кузнецова Н.В. Проблема защиты прав потерпевшего в новом УПК РФ // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 68. Воскресенский В. Участие прокурора в рассмотрении дел // Российская юстиция. - 1996. - №7. - С. 3.
Пономаренко С.С. Диспозитивные начала в российском уголовном судопроизводстве. Диссертация к.ю.н., С. - 73.
См. так же Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2002. - №12. - С. 55.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 81.
Там же.
Макарова З. Состязательность нужна, но какая? // Законность. - 1999. - №3. - С. 24-27.
Зеленин С.Р. Проблемы допуска потерпевшего к правосудию // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 74.
Именно такой вывод делает С.Р. Зеленин в своей статье. См. там же. - С. 75.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 81.
Демидов И., Тушев А. Отказ прокурора от обвинения // Российская юстиция. - 2002. - №8. - С. 26.
Так, из 27-ми случаев обжалования потерпевшими приговоров суда в 17-ти случаях потерпевшие просили областной суд увеличить размер компенсации.
Как неоднократно отмечалось различными авторами, нормы и УК РФ и УПК РФ, касающиеся вопросов примирения, сформулированы не совсем правильно. Нельзя говорить о примирении обвиняемого с потерпевшим, поскольку при таком раскладе определяющим является мнение обвиняемого. Поскольку право требования имеет потерпевший, постольку и заключительное слово должно принадлежать ему. Гораздо правильнее говорить о примирении потерпевшего с обвиняемым либо даже о примирении, достигнутом между потерпевшим и обвиняемым.
Архив суда Промышленного района г. Оренбурга. Дело №22/75-2299-02.
Не менее интересен тот факт, что прокурор возражал против удовлетворения судом кассационной инстанции требований потерпевшего.
Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 73.
И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова. Теоретические основы эффективности правосудия. М:, 1979, С. 66-67.
Володина М.М. Механизм защиты прав личности в уголовном процессе. ТГУ. 1999. С. 143.
Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6. - С. 51.
Между тем, если государство действительно желает помочь конкретному человеку, то начинать необходимо с установления доверительных отношений. И первый шаг должно сделать государство. Государство должно постоянно своими действиями подтверждать доверие к своим гражданам. При этом наивно ждать немедленной взаимности, поскольку процесс установления доверительных отношений, как правило, занимает достаточно большой промежуток времени. В сфере уголовного судопроизводства таким первым шагом, на наш взгляд, является "приглашение" частных лиц к участию в процессе выработки и принятия тех или иных решений, пусть даже формально утверждаемых государственными органами.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 73.
См. например Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002, С. 99-102.
См. УПК РБ и УПК РК, а так же проект УПК РФ, подготовленный ГПУ Президента РФ.
Качество конечно измениться. Другой вопрос: в сторону ли улучшения?
Наверное, точнее будет сказать, что возбуждение уголовного дела свидетельствует о согласии государственных органов придать спору официальный характер.
Указание наименования суда; описание события преступления; просьба, адресованная суду, о принятии уголовного дела к производству и т. д.
См. так же Седаш Е.А. Частное начало в Российском уголовном судопроизводстве: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. - Саратов, 2000. - С. 18.
Лицо, имеющее право представлять доказательства, также должно обладать правами по их сбору, иное выглядит чересчур нелогично: если лицо не может собирать, то ему и нечего представлять.
Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6. - С. 56.
Там же.
Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002., С. 54.
Глава 3. Правовой статус частных лиц, выступающих на стороне обвинения в суде первой инстанции
3.1. Участие потерпевшего в производстве по делам публичного и частно-публичного обвинения
Пострадавший от преступления является самым заинтересованным в раскрытии преступления лицом. В то же время процессуальная фигура потерпевшего есть наиболее незащищенная фигура в сфере уголовного судопроизводства. Причины сложившейся ситуации следует искать в коммунистическом прошлом России, а точнее, в принципе поглощения государством и обществом отдельной личности. В уголовном процессе, пронизанном публичным началом, не было места интересам отдельной личности. И если отдельные идеи по демократизации уголовного процесса частично затрагивали интересы обвиняемого, то об интересах потерпевшего даже не вспоминали.
Например, М.С. Строгович ограничивал участие потерпевшего в уголовном процессе рамками предъявленного гражданского иска, что позволяло выводить потерпевшего из круга субъектов уголовно-процессуальной деятельности. Анализ мнения М.С. Строговича представляет особый интерес в связи с тем, что оно являлось определяющим в науке уголовного процесса в течение продолжительного периода времени. Указывая, что "уголовно-процессуальная деятельность потерпевшего заключается в защите им своих интересов, нарушенных преступными действиями обвиняемого", М.С. Строгович ограничивал отстаиваемые потерпевшим интересы рамками гражданского иска. Потерпевший долгое время не признавался даже субъектом уголовно-правовых отношений. Потерпевший был лишен права требовать привлечения обвиняемого к уголовной ответственности. Впоследствии М.С. Строгович несколько изменил свою позицию, говоря, что "потерпевший …не ограничен рамками гражданского иска и имеет право касаться всех вопросов преступления и ответственности обвиняемого". Однако практика применения законодательства, выработанная к тому времени, не смогла должным образом воспринять его слова. Сложилась ситуация, при которой определение факта нарушения прав потерпевшего и защита нарушенных прав, зависит не от волеизъявления самого потерпевшего, а от волеизъявления должностных лиц, ведущих процесс. Данное положение предопределило процессуальный статус потерпевшего на долгие годы.
Нельзя сказать, что подобные тенденции имели место только в России. Отнюдь нет. Следствием придания уголовному процессу публичного характера стало практически повсеместное постепенное ограничение прав потерпевшего: сначала по распоряжению обвинением, а потом и по отстаиванию своей позиции. Но из стран, причисляющих себя к цивилизованным, только в России потерпевший оказался столь беззащитным перед государством.
Из всех участников уголовного процесса, выступающих на стороне обвинения, представляется наиболее интересным освещение урегулированных законом взаимоотношений между потерпевшим и прокурором, поскольку этот пример полнее раскрывает степень ущемленности прав частного лица.
Не только в досудебных стадиях, даже в стадии судебного разбирательства, где функцию обвинения осуществляют прокурор и потерпевший, потерпевший занимает не столько неравное, сколько подчиненное положение. Потерпевший, по существу, бесправен перед прокурором и, соответственно, перед государством. Номинально он на стороне обвинения, однако эта сторона активно использует потерпевшего для удовлетворения публичных интересов. Потерпевший почему-то не должен уклоняться от явки, давать ложные показания и отказываться от дачи показаний. Наконец, потерпевшего могут подвергнуть приводу. Прискорбно то, что вслед за законодателем подобные мысли посещают и практических работников. Например, заместитель главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Александр Иванов в интервью высказал такую мысль: "Значительны и полномочия прокурора в судебном разбирательстве: он представляет суду доказательства, обосновывающие обвинение, первым допрашивает потерпевшего и свидетелей, вызванных в суд по ходатайству стороны обвинения…". Из данных слов можно сделать только один вывод: автор не рассматривает потерпевшего в качестве представителя стороны обвинения, поскольку потерпевший, по его мнению, вызывается в суд по инициативе стороны обвинения. Между тем УПК прямо говорит о том, что на стороне обвинения выступает не только прокурор, но и потерпевший.
Если потерпевший - это участник, выступающий на стороне обвинения, то отсутствие у потерпевшего желания участвовать в судопроизводстве, по нашему мнению, должно рассматриваться как отсутствие правовых притязаний к обвиняемому и влечь прекращение дела полностью или частично.
Думается, что современное российское государство не привлекает потерпевшего к участию на стороне обвинения, оно принуждает потерпевшего к этому, обосновывая свое требование публичными интересами и принципом публичности. Однако, как нам представляется, публичность не означает принудительность. Публичность есть обязательность расследования совершенных преступлений государственными органами, но никак не обязательность участия в этом лиц, представляющих частный интерес. Как писал В.К. Случевский, публичность - это "…право государства на применение уголовной кары … независимо от воли потерпевшего лица". Таким образом, публичность не означает, что органы, ведущие процесс, вправе под угрозой наказания принуждать потерпевшего к участию в деле. Публичность есть предусмотренная законом для государственных органов обязанность возбуждать уголовное дело и осуществлять производство по нему независимо от воли частных лиц.
Мы считаем, что в российском уголовном процессе потерпевший предстает фигурой, униженной государственными органами. Унижение потерпевшего проявляется даже в самой процедуре признания его таковым.
Согласно статье 42 УПК, "потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации".
С уверенностью говорить о причинении лицу вреда, да еще и преступлением можно только после вынесения приговора суда. Ведь до судебного решения нельзя утверждать, что совершенное обвиняемым деяние является преступлением. Точно также как нельзя утверждать, что вред был причинен преступлением и виновен в его совершении конкретный человек. Однако фигура потерпевшего появляется значительно раньше вынесения судебного решения. Значит, и теория, и практика допускает своего рода предположение о возможном причинении вреда лицу, заявившем об этом перед органами государственной власти. Думается, что лицо признается потерпевшим не на основе абсолютно точных данных, а на основе предположений, которые в суде могут и не подтвердиться. Если это так, то данные, на основе которых у дознавателя, следователя, прокурора и суда складывается убеждение в том, что именно этому лицу был причинен вред, есть, по сути, данные с определенной степенью вероятности. По-видимому, независимо от степени вероятности данных вывод, сделанный на их основе, не может считаться достоверным. Соответственно, одинаково недостоверным будет являться содержание постановления следователя о признании лица потерпевшим, вынесенное как в момент окончания предварительного следствия, так и в момент его начала. Единственным принципиальным отличием в данном случае, на наш взгляд, является возможность более полной реализации прав потерпевшим при его признании таковым в момент, наиболее приближенный к моменту возбуждения уголовного дела. Чем раньше в уголовном процессе появляется фигура потерпевшего, тем больше у него будет возможностей для отстаивания своей позиции. К сожалению, проведенное С. Юношевым выборочное исследование по делам о преступлениях против собственности и хулиганстве свидетельствует о том, что практические работники не всегда предоставляют потерпевшим такую возможность, а если и предоставляют, то несвоевременно. По данным С. Юношева, в стадии предварительного расследования потерпевшими признаются только 54% лиц, причем в 15% случаев признание имело место лишь в конце расследования.
В связи с этим некоторые авторы предлагают закрепить правило, согласно которому "гражданин должен быть признан потерпевшим немедленно после установления факта причинения ему морального, физического или материального вреда…". Но в данном случае признание лица потерпевшим опять-таки будет зависеть от усмотрения должностного лица, и где гарантия того, что должностное лицо соизволит установить данные обстоятельства своевременно? Другие авторы, например, А. Гриненко считают, что "лицо должно признаваться потерпевшим уже с момента возбуждения уголовного дела, если в постановлении содержится указание на причинение того или иного вреда". Но в ситуации, когда в постановлении не указано на причинение вреда, проблемы с признанием лица потерпевшим по-прежнему остаются. Кстати, примерно по такому пути пошел законодатель Республики Беларусь, закрепив в ч. 2 ст. 49 УПК РБ правило, согласно которому решение о признании потерпевшим принимается одновременно с вынесением постановления о возбуждении уголовного дела за исключением случаев, когда основания для признания лица потерпевшим отсутствуют.
Интересную конструкцию предложили разработчики МУПК. Наряду с потерпевшим МУПК предусматривает существование еще одного участника уголовного судопроизводства - пострадавшего, чей процессуальный статус близок к статусу лица, в отношении которого органом, ведущим процесс, еще не вынесено постановление о признании в качестве потерпевшего. Цель данного нововведения - наделить лицо, считающее, что в отношении него совершенно преступление, возможностью для отстаивания своих прав с помощью процессуальных средств. Думается, что данный институт не достигает тех возвышенных целей, которые перед ним поставлены: пострадавший, хотя и является по МУПК участником уголовного судопроизводства, обладает меньшим объемом прав по сравнению с потерпевшим. Данное решение половинчатое. Допуская лицо, желающее отстаивать ущемленные интересы в уголовный процесс, разработчики МУПК тем не менее ограничивают его в процессуальных правах. Разработчики МУПК продемонстрировали готовность допустить пострадавшего в процесс, но наделение пострадавшего всей совокупностью прав происходит, в любом случае, только с разрешения органа государственной власти. Справедливости ради следует отметить, что российский законодатель при принятии УПК РФ не продемонстрировал даже такого уровня открытости.
В связи с этим мы считаем целесообразным согласиться с мнением тех авторов, которые полагают, что признание лица потерпевшим должно производиться одновременно с возбуждением уголовного дела и оформляться одним процессуальным актом.
Мы предвидим на этот счет неодобрительные высказывания со стороны практических работников, основной смысл которых может быть сведен к тому, что в таком случае органам предварительного расследования будет намного труднее работать. Но как нам представляется, если выбирать между дополнительными гарантиями прав потерпевшего и удобством работы правоохранительных органов, то выбор изначально должен быть предопределен в пользу потерпевшего.
Спорным является вопрос, относящийся к тому, каким образом в уголовном процессе появляется фигура потерпевшего. В соответствии с ч. 1 ст. 42 УПК "решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда".
"Как постановление о привлечении в качестве обвиняемого определяет пределы всего дальнейшего разбирательства по делу, так постановление о признании потерпевшим определяет границы, в которых физическое лицо наделяется процессуальными правами и имеет право требовать возмещения ущерба". Данное постановление определяет "…круг обстоятельств, в установлении и оценке которых потерпевший может участвовать процессуальными средствами".
Сколь не велико значение постановления о признании потерпевшим, его, как нам представляется, не нужно переоценивать, тем более, что в целесообразности его существования имеются некоторые сомнения. Почему лицо, более остальных заинтересованное в раскрытии совершенного преступления, не вправе самостоятельно определять момент своего вступления в дело? Почему получение возможности для отстаивания своей позиции лицо должно связывать с волеизъявлением представителя государственного органа, ведущего процесс? Почему государственные органы обладают возможностью ограничивать лицо, пострадавшее от преступления, в праве на отстаивание своей позиции? Почему стало возможным отдалять момент привлечения лица в процесс в качестве потерпевшего порой необоснованно долго? Не потому ли, что частное лицо не может "внятно выразить своей позиции"? Нет! Происходит это потому, что такой "…порядок полностью соответствует публичному характеру уголовного преследования и предопределяет то обстоятельство, что органы расследования вправе определять границы прав потерпевшего по конкретному делу". Однако как правильно отмечает З.В. Макарова, и в этом мы с ней солидарны: "Принцип публичности в уголовном процессе не должен действовать в ущерб частным законным интересам потерпевшего" . Если в таком порядке уголовного судопроизводства заинтересовано государство, то это еще не значит, что конкретная личность не испытывает стеснения. Первичным является не государство, а индивид. И не государство "делится" с индивидом своими полномочиями, а индивид делегирует государству реализацию своего права требования привлечения лица к уголовной ответственности. Как справедливо заметил известный норвежский криминолог Н.Кристи, в современном обществе "потерпевший, передав государству все свои полномочия одной из сторон конфликта, вызванного преступлением, сам был полностью вытолкнут со сцены".
Поскольку первичной является личность, а "человек, его права и свободы являются высшей ценностью", постольку и в уголовном процессе во главу угла должен быть поставлен конкретный человек. И пора нашему законодателю от простого декларирования этого всем известного положения перейти к конкретному закреплению в законодательстве механизма, обеспечивающего примат индивида.
Если высшей ценностью является человек, значит, при нарушении прав человека важным является не то, как к этому нарушению отнесется государство, а то, как к нарушению своих прав отнесется сама личность. Если личность считает свои права нарушенными, то она вправе требовать их восстановления. Причем требование может быть адресовано и к государству. Только потерпевший, "сознавая ценность своих прав и свобод, вправе самостоятельно решить, как и в каком порядке ему отстаивать свой нарушенный интерес: обращаться или не обращаться ему к государству за защитой своего нарушенного права либо решить спор частным образом, не прибегая к услугам репрессивных государственных органов". Поскольку "признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства", постольку государство в лице своих органов обязано предпринять все меры, направленные не только на непосредственное восстановление прав государством, но и на создание условий, позволяющих личности самостоятельно осуществлять защиту своих прав. В сфере уголовного судопроизводства реакция государства, как нам представляется, должна выражаться в возбуждении уголовного дела (государство начинает процедуру восстановления прав индивида) и в допуске лица к участию в деле в качестве потерпевшего (государство создает условия для самостоятельной защиты личностью своих прав).
Если общество есть совокупность индивидов, а нарушение интересов общества есть нарушение интересов конкретного индивида, значит, и отстаивать интересы всего общества может любой член данного общества. Однако в Российской Федерации законодатель доверяет защиту интересов всего общества только органам государственной власти. Мало того, государственные органы делают все возможное, чтобы частные лица в дела публичного обвинения были не допущены или допущены как можно позже.
Предлагаемая нами концепция по своему содержанию очень близка концепции субсидиарного уголовного иска, отстаиваемой А.С. Александровым, равно как институту общегражданского обвинения, существующего в Великобритании. Однако для нас институт общегражданского обвинения не является самоцелью. Нам гораздо важнее обосновать с его помощью обязательность наделения статусом потерпевшего любого человека, заявившего о совершении в отношении него преступления. Причем признание потерпевшим не должно зависеть от наличия или отсутствия в момент заявления данных, свидетельствующих о причинении этому лицу вреда.
Как нам представляется, любое частное лицо, заявившее органу государственной власти о нарушении его прав, охраняемых уголовным законом, после возбуждения уголовного дела автоматически наделяется правами потерпевшего. И уже потом при помощи процессуальных средств данное лицо будет доказывать причинение ему вреда и, соответственно, пользоваться возможностью по поддержанию обвинения.
Существующий сегодня порядок признания лица потерпевшим существенно ограничивает права личности, отдаляя вступление потерпевшего в процесс от момента возбуждения уголовного дела и приближая это мероприятие к моменту, когда участие потерпевшего в досудебном производстве становится бессмысленным.
Именно поэтому нам кажется, что определяющим фактором при признании лица потерпевшим должно быть не внутреннее убеждение дознавателя, следователя, прокурора, а субъективное отношение индивида к совершенному в отношении него деянию, запрещенному уголовным законом. Если лицо считает, что его права, охраняемые уголовным законом, нарушены и желает свои права защищать, то государство не имеет морального права препятствовать этому. Возможность органов, ведущих процесс, ограничить участие частных лиц на стороне обвинения есть, по существу, основанное на законе право государства ограничивать деятельность граждан по самостоятельной защите своих прав.
Если уголовный и гражданский процесс по своей природе близки, если некоторые авторы по аналогии с гражданским иском обвинение называют иском уголовным, то, думается, необходимо быть последовательным до конца и по аналогии с гражданским процессом, где истец появляется, только если сам того пожелает, в уголовном процессе появление фигуры потерпевшего должно быть связано только с волеизъявлением лица. Государство в лице своих органов не вправе принуждать частное лицо к участию в деле в качестве потерпевшего. Единственный случай, когда у лица не должно испрашиваться согласие на привлечение его в процесс в качестве потерпевшего, на наш взгляд, относится к категории лиц, страдающих психическими расстройствами, как исключающими, так и не исключающими дееспособности. В указанной ситуации орган, ведущий процесс, обязан признавать данных лиц в качестве потерпевших и обеспечить участие в процессе адвоката-представителя.
Если Россия стремится к тому, чтобы стать демократическим и правовым государством, то, думается, путь к этому лежит через планомерный отказ от повсеместного ограничения прав и свобод человека и гражданина. В этом смысле мы полностью согласны с мнением З.В. Макаровой, считающей, что "государство, обязанное защитить потерпевшего, не должно устранять его из процесса, а наоборот, обязано учитывать его мнение, придавая ему решающее значение по делу".
На аналогичных принципах должно строиться участие потерпевшего в стадии судебного разбирательства, где согласно принципу состязательности стороны обвинения и защиты равны перед судом. Однако этим положением идея состязательности, как нам кажется, ограничиваться не должна.
Сторона есть группа участников, объединенная общностью целей, а поэтому мы не можем потерпевшего рассматривать в качестве самостоятельной стороны, равной по своим правам иным сторонам. "Сторона - понятие собирательное. Наличие сторон не зависит от числа и вида составляющих ее участников судебного разбирательства". По этой причине, как нам кажется, нельзя согласиться с высказыванием, содержащимся в постановлении Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 года, №1-П, согласно которому потерпевший "…должен быть наделен адекватными правами стороны в судебном процессе". Здесь понятие "сторона" смешивается с понятием "участник".
Принцип состязательности в современном его понимании говорит только о равенстве сторон, но не о равенстве участников. Это значит, что сумма прав и обязанностей участников, выступающих на стороне обвинения, должна быть равна сумме прав и обязанностей участников, выступающих на стороне защиты. Не более того. Дальнейший порядок распределения полномочий между участниками, выступающими на одной стороне, не регламентируется принципом состязательности. Мало того, для законодателя эта тема является закрытой. Поэтому, когда "вдруг" выясняется, что в совокупности полномочий, предоставленных стороне обвинения, на долю потерпевшего приходится до неприличия мало прав, о нарушении равноправия сторон говорить нельзя. Ведь потерпевший это не сторона, это один из участников, выступающих на стороне обвинения.
Таким образом, мы видим, что сама идея состязательности и равноправия сторон не в состоянии гарантировать реализацию прав потерпевшего. Более того, при наличествующем ущемлении прав потерпевшего принцип состязательности формально не нарушен.
Идея состязательности, как нам кажется, должна пронизывать весь уголовный процесс. Она должна определять способ построения судопроизводства. Но еще важнее то, что принцип состязательности должен регламентировать методику разрешения спора, возникающего не только между стороной обвинения и стороной защиты, но и любого спора вообще, не определяя возможных участников спора и вопросов, по которым спор может возникнуть.
Выступающие в суде потерпевший и прокурор не всегда имеют единую позицию по делу, а между тем, они представляют одну сторону. Отсутствие единой позиции свидетельствует о наличии спора. Современное уголовно-процессуальное право не предусматривает механизма разрешения спора, возникающего между участниками, выступающими на одной стороне. Точнее, механизм разрешения есть, но в случае спора между прокурором и потерпевшим он разрешается путем фактического устранения из дела потерпевшего. То есть законодатель изначально в любом возможном споре прокурора и потерпевшего безоговорочно встает на сторону и без того могущественного прокурора, лишний раз демонстрируя, что наше право не есть "искусство о добром и справедливом".
Между тем, для разрешения спора между государством, представленным в уголовном процессе все тем же прокурором, и обвиняемым законодатель предусматривает куда более гуманную и демократичную процедуру, согласно которой стороны на основе равноправия доказывают суду свою правоту. Отсюда вполне логичным выглядит принятие судом окончательного решения по существу спора.
Настолько же логичным выглядит распространение состязательного порядка разрешения спора на все спорные отношения, которые могут возникнуть в ходе уголовного судопроизводства. Там, где есть спор, должны быть предусмотрены правила его разрешения, причем правила, предусматривающие равенство возможностей сторон спора. Наиболее полно этим условиям отвечают правила, предусмотренные принципом состязательности сторон. Как справедливо замечают Ю.Д. Лившиц и С.М. Даровских, "…принцип состязательности в уголовном процессе обеспечивает разрешение конфликтной ситуации, поскольку конфликт, как социально-психологическая категория - это столкновение двух разнонаправленных сил (сторон) с целью реализации своих интересов в условиях противодействия и подавления противной стороны для того, чтобы спор был решен в их пользу". Потерпевший должен обладать возможностью по отстаиванию своей позиции не только перед судом, но и перед прокурором. В этом смысле мы полностью согласны с А.М. Лариным, считавшим, что состязательность допускает спор потерпевшего не только с защитой, но и с прокурором. Естественно, это потребует наделения потерпевшего гораздо большим объемом прав. Естественно, что прокурору придется согласовывать свою позицию с мнением потерпевшего, возможно, даже равного в определенных правах прокурору. В конечном итоге, потерпевший должен быть наделен правом на равных с прокурором участвовать в формулировании обвинения. И единственным способом достижения такого равноправия прокурора и потерпевшего, единственным способом защиты прав потерпевшего является признание потерпевшего частным обвинителем по любому уголовному делу.
Любое преступление в равной степени затрагивает и частные интересы, и публичные. Деление преступлений на преступления, расследуемые в частном, частно-публичном и публичном порядке, носит, как нам представляется, весьма условный характер. Разделив преступления на группы по весьма условным и спорным критериям, мы не имеем права жестко определять и ограничивать объем полномочий участников уголовного судопроизводства в зависимости от категории преступлений. То есть, чем более спорным является деление, тем более спорным будет ограничение прав участников. В зависимости от категории дела (дело частного, частно-публичного или публичного обвинения) более всего разнится объем прав потерпевшего, что, на наш взгляд, недопустимо. Разница объема прав и обязанностей, по нашему мнению, может предопределяться только четкими критериями разделения преступлений на группы. В условиях, когда четкой границы между частным и публичным интересом провести нельзя, невозможно без риска нарушить права и свободы потерпевшего, ограничивать его участие в деле, обосновывая это тем спорным фактом, что преступлением нарушается только публичный интерес.
Именно нарушением любым преступлением публичных интересов обосновывается наличие у прокурора права вмешиваться в расследование дел частного обвинения. Однако точно также любое преступление нарушает интересы частные, и если продолжать логическую цепочку рассуждений, то потерпевший также должен обладать правом "вмешиваться" в расследование дел публичного и частно-публичного обвинения. Тем не менее законодатель не наделяет потерпевшего равным с прокурором правом по делам частно-публичного и публичного обвинения.
Как нам представляется, выступая на стороне обвинения, потерпевший не должен примыкать к обвинению, поддерживаемому прокурором. Каждый из этих участников действует в уголовном процессе самостоятельно, отстаивая различные интересы: потерпевший - частные, а прокурор - публичные. При этом мы считаем, что абсолютно недопустимо говорить о преобладании интересов публичных, равно как недопустимо говорить о преобладании интересов частных. Это одинаково значимые интересы, а раз так, то прокурор, как публичный обвинитель, и потерпевший, как обвинитель частный, должны быть наделены примерно одинаковым объемом прав, что позволит им отстаивать свою позицию как перед судом, так и друг перед другом.
Наиболее полно наши идеи отражает концепция сообвинения. Но при этом под сообвинителями, по нашему мнению, следует понимать всех участников, выступающих на стороне обвинения. Термин "сообвинение" подразумевает совместное поддержание обвинения, а потому, наверное, уместно говорить о том, что данным термином в равной мере может быть обозначен и потерпевший, и прокурор. То, как институт сообвинения понимают сейчас, более всего походит на "примыкание" потерпевшего, поскольку существует обвинение публичное, занимающее доминирующее положение, и обвинение частное, находящееся в подчинении от обвинения государственного. Причем, если следовать букве закона, то в делах публичного и частно-публичного обвинения частного обвинения как такового, нет. Частное обвинение, как самостоятельная деятельность частных лиц, направленная на изобличение обвиняемого с целью обоснования необходимости привлечения его к уголовной ответственности, присутствует только при производстве по делам частного обвинения. Подобный вывод основывается на положениях п. 59 ст. 5 УПК, согласно которым частный обвинитель - это потерпевший или его законный представитель и представитель по уголовным делам частного обвинения. Поскольку частное обвинение неразрывно связано с фигурой частного обвинителя, а последний, согласно закону, присутствует только при производстве по делам частного обвинения, постольку в делах частно-публичного и публичного обвинения частного обвинителя и частного обвинения, если следовать букве закона, нет. В делах публичного и частно-публичного обвинения роль потерпевшего, по мнению законодателя, должна заключаться в "способствовании" осуществлению государственного обвинения. Согласно п. 16 ч. 2 ст. 42 УПК, потерпевшему принадлежит право поддерживать обвинение, но никак не выдвигать его. Выдвижение обвинения осуществляется на стадии предварительного расследования органами государственной власти, причем правом участвовать в формулировании и выдвижении обвинения потерпевший не обладает. Значит, при поддержании обвинения потерпевший оказывается связанным рамками обвинения, установленными другими участниками. Если потерпевший не будет согласен с выдвинутым обвинением, он не может сделать ничего иного, кроме как отказаться от его поддержания. Ходатайствовать о включении в обвинение других эпизодов потерпевший не вправе, поскольку в стадии предварительного расследования формулирование обвинения - исключительное полномочие органов уголовного преследования, а в стадии судебного разбирательства заявлять подобные ходатайства бессмысленно, поскольку в суде объем обвинения можно изменять только в сторону его уменьшения. В итоге получается, что потерпевшего ставят перед выбором: либо он помогает государству в поддержании выдвинутого государственными органами обвинения, либо не получает ничего. Третьего потерпевшему не дано. И по большому счету, оказание помощи государственному обвинителю скорее не право потерпевшего, а его обязанность. Эти рассуждения позволяют нам согласиться с тем, что "…уголовно-процессуальный статус потерпевшего еще мало отличается от статуса свидетеля".
Указанное положение, на наш взгляд, является недопустимым, поэтому существует необходимость создания механизма, обеспечивающего соблюдение всех прав и интересов потерпевшего при формулировании и поддержании обвинения.
А. Гриненко так видит данный механизм: "При вынесении постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого копию надлежит направлять потерпевшему, который в случае несогласия с мнением следователя относительно квалификации деяния, объема обвинения и по иным причинам может как лично, так и с помощью адвоката-представителя выдвигать альтернативное частное обвинение". Мы полагаем, что подобное мнение способствует только нагнетанию противостояния между участниками, поддерживающими обвинение публичное, и участниками, поддерживающими обвинение частное. Механизм же должен предусматривать возможность согласования позиций, ведь может получиться, что частный обвинитель и обвинитель публичный будут поддерживать перед судом взаимоисключающие требования. В итоге суд будет поставлен перед выбором: удовлетворение требований одного обвинителя автоматически оставляет другого обвинителя ни с чем. Для исключения этой возможности лица, выступающие на стороне обвинения, должны согласовывать свои позиции еще до стадии судебного разбирательства и перед судом поддерживать то обвинение, которое отвечает интересам всех сообвинителей. Поэтому имеет смысл поддержать М. Эльдарова, который считает, что "следователь, придя к выводу о наличии достаточных доказательств, дающих основания для предъявления обвинения, должен сообщить об этом потерпевшему, разъяснив ему право на ознакомление со всеми материалами дела и на участие в формулировании обвинения".
Потерпевший имеет в уголовном процессе свои интересы, и никаким иным способом, кроме как поддержанием частного обвинения отстоять их потерпевшему не представляется возможным. Участие прокурора не должно не только исключать из процесса потерпевшего, но и каким-либо образом ограничивать его права.
Прокурор и потерпевший должны согласовывать свою позицию по всем существенным вопросам с тем, чтобы своими возможными действиями случайно не нарушить интересы сообвинителя. Но если подобное нарушение будет иметь место, то сообвинитель, позиция которого не была учтена, должен иметь реальную возможность для восстановления прав. Отказ одного из сообвинителей от поддержания обвинения, как нам представляется, не должен влечь прекращение уголовного дела. При желании оставшийся обвинитель вправе продолжать уголовное преследование, пользуясь при этом всеми доказательствами, собранными участником, отказавшимся от обвинения. Но почему-то, если при "прощении" потерпевшим подсудимого закон предусматривает возможность дальнейшего рассмотрения уголовного дела публичного и частно-публичного обвинения, то при отказе от обвинения прокурора закон однозначно говорит о необходимости прекращения уголовного дела. Как видим, законодатель демонстрирует полное пренебрежение к частным лицам, поскольку интересы потерпевшего совершенно не учитываются.
Позиция законодателя при разработке УПК непонятна, поскольку в постановлении Конституционного Суда РФ от 20.04.99 №7-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 3 части первой статьи 232, части четвертой статьи 248 и части первой статьи 258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР предусматривается, что для вынесения оправдательного приговора в связи с отказом от поддержания обвинения такой отказ должен последовать как от прокурора, так и от потерпевшего. Иное противоречит Конституции РФ, поскольку ограничивает право личности на судебную защиту нарушенных прав. Включение данной нормы в УПК свидетельствует о пренебрежении к постановлениям Конституционного Суда РФ.
Но несмотря на это ряд авторов считают, что шаг назад, сделанный законодателем, является единственно верным. "При отказе прокурора от обвинения суд больше не связан позицией потерпевшего, и это правильно". Думается, что связанность суда позицией потерпевшего, цитируемым автором понимается как противоречие в позициях, занимаемых указанными участниками. У суда формируется позиция, противоречащая позиции потерпевшего только тогда, когда государственный обвинитель отказывается от поддержания обвинения, а сам потерпевший против прекращения уголовного преследования возражает. В этом случае суд обязан прекратить уголовное дело, т.е., по сути, вынести решение, противоречащее интересам потерпевшего. Значит, позиция прокурора, отказывающегося от обвинения для суда, все же является обязательной, в то время как позиция потерпевшего судом даже не учитывается. Между прочим, и прокурор, и потерпевший - представители стороны обвинения. Потерпевший, не поддерживая отказа прокурора от обвинения, считает свои права невосстановленными, а суд в этом случае выносит решение о прекращении уголовного дела и отправляет потерпевшего с его иском в процесс гражданский, где права личности защищены еще менее полно, чем в процессе уголовном. Суд, который должен представлять собой государственный орган, защищающий всех униженных и оскорбленных, является, по сути, его антиподом, поскольку закон при отказе прокурора от обвинения обязывает суд отказать потерпевшему в судебной защите его нарушенных прав. Думается, что более не соответствующей конституции обязанности суда найти трудно.
Далее И.Л. Петрухин утверждает, что: "Потерпевший не может поддерживать государственное обвинение, которого при отказе прокурора от обвинения уже нет". Непонятно, потерпевший не может поддерживать государственное обвинение, потому что его "уже нет", или же он не может поддерживать государственное обвинение вообще, независимо от его наличия или отсутствия? Если верно первое, то когда прокурор еще в процессе и государственное обвинение еще есть, то потерпевший его может поддерживать. Однако, как мы уже говорили, обвинение в суде нельзя сводить только к обвинению государственному. Частные лица не могут и не должны поддерживать обвинение государственное, поскольку они не уполномочены выступать от имени государства. Частные лица поддерживают обвинение частное, и именно в роли частных обвинителей они выступают.
Некоторые авторы просто боятся доверять потерпевшему самостоятельное осуществление обвинения. "Потерпевший не в состоянии поддерживать обвинение, поскольку поддержание обвинения для него не обязанность, а право". Представляется, что способность поддержания обвинения не зависит оттого, право это или обязанность. Единственное требование к обвинению - его обоснованность. Если потерпевший не согласен с отказом прокурора от обвинения, выступает за привлечение подсудимого к уголовной ответственности, но обосновывать обвинение не желает, то суд выносит оправдательный приговор. Правильность приговора не будет находиться под сомнением, поскольку частный обвинитель обосновать обвинение не захотел. Если же потерпевший заявляет о своей неспособности без квалифицированной помощи поддерживать обвинение, то суд обязан предоставить ему время на подготовку, а также обеспечить его бесплатным адвокатом-представителем, тем самым уравнивая возможности потерпевшего с возможностями подсудимого, которому адвокат представляется в обязательном порядке.
Пономаренко С.С., критикуя возможность поддержания обвинения потерпевшим в том случае, если от него отказался прокурор, говорит о том, что "…механизм защиты прав потерпевшего с учетом частных интересов последнего при прекращении уголовного преследования законом предусмотрен", поскольку, "если потерпевший не согласен с решением о прекращении уголовного дела, то в досудебном производстве он вправе обжаловать соответствующее решение прокурору (вышестоящему прокурору) или в суд, а в судебном - в вышестоящий суд". Однако стоит отметить, что современный УПК РФ не создал надежного механизма, обеспечивающего соблюдение прав потерпевшего, о котором говорит С.С. Пономаренко. Кроме всего прочего, закон в ч. 9 ст. 247 указывает на то, что пересмотр определения или постановления суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения допускается лишь при наличии новых или вновь открывшихся обстоятельств. Какого-то особого порядка обжалования подобного решения суда для потерпевшего не предусмотрено. Таким образом, можно сделать вывод, что законодателя абсолютно не интересует позиция потерпевшего, если эта позиция отличается от позиции, занимаемой прокурором. Получается, что потерпевший не может самостоятельно поддерживать обвинение в случае отказа от него прокурора. Точно также как потерпевший не может обжаловать прекращение уголовного дела, в котором ему не разрешили поддерживать обвинение.
Между тем, И.Я. Фойницкий еще в начале прошлого века отмечал, что в ситуации, когда доступ к правосудию для потерпевшего закрыт, складывается "…монополия, едва ли не худшая из всех когда-либо существовавших, - монополия доступа к суду уголовному". В качестве единственного выхода И.Я. Фойницкий видел предоставление частным лицам параллельного с прокуратурой права уголовного обвинения.
Состязательность характеризует способ существования или построения уголовного процесса, предусматривающий универсальную процедуру разрешения любого спора, возникновение которого возможно при производстве по делу. Отсюда логичным было бы предложение, что единственным органом, полномочным разрешать любой спор, должен быть суд. Ограничивать лиц, не согласных с мнением иных участников процесса, в праве на обращение в суд за разрешением спорной ситуации, на наш взгляд, абсолютно недопустимо. Если обвиняемый не согласен с предъявленным ему обвинением, то в стадии судебного разбирательства он обладает возможностями по отстаиванию своей позиции. Суд в этом случае, взвешивая аргументы "состязающихся" сторон, выносит решение. Однако в суть спора, возникшего между потерпевшим и прокурором, связанного с отказом последнего от обвинения, суд даже не вникает, поскольку закон обязывает суд, не прислушиваясь к доводам потерпевшего, прекратить уголовное дело. Как видим, состязательный порядок разрешения споров не действует во взаимоотношениях прокурора и потерпевшего, с чем, как нам представляется, нельзя согласиться.
В стадии предварительного расследования потерпевшему предоставлена возможность обжаловать в суд любое решение органа, ведущего процесс, включая постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и постановление о прекращении уголовного дела. В этих случаях законом предусмотрен состязательный порядок обжалования спора, возникшего между потерпевшим и прокурором, как лицом, ответственным за качество предварительного расследования. Решение прокурора об отказе от поддержания государственного обвинения по своей правовой природе идентично постановлению об отказе в возбуждении уголовного дела и постановлению о прекращении уголовного дела, поскольку точно также предопределяет прекращение производства по делу. Но почему-то потерпевший, не согласный с постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела и постановлением о прекращении уголовного дела, может их обжаловать в судебном порядке, а обжаловать решение прокурора об отказе от поддержания государственного обвинения не вправе. "Логично предположить, что потерпевший, право которого обжаловать в суд прекращение уголовного преследования на досудебных стадиях общепризнанно, не может быть ограничен в обжаловании отказа прокурора от обвинения, заявленного в судебном заседании". Если правовая природа решения о прекращении уголовного дела и решения об отказе от поддержания обвинения идентична, то предположение о том, что они в равной мере могут быть обжалованы в суд, заслуживает более пристального рассмотрения.
С одной стороны, в суд могут быть обжалованы любые действия и решения государственных органов и их должностных лиц. Исходя из этих соображений, невозможность обжалования в суд решения прокурора об отказе от поддержания обвинения есть существенное ограничение права на обжалование, закрепленное Конституцией РФ. Но, с другой стороны, суд, рассматривающий жалобу потерпевшего, соглашающийся с его доводами и признающий решение прокурора об отказе от поддержания обвинения незаконным, тем самым предрешает вопрос об обоснованности обвинения. То есть суд, рассматривающий жалобу потерпевшего, в этом случае находит обвинение вполне обоснованным, а виновность подсудимого вполне доказанной. Тем самым вопрос о виновности подсудимого, от поддержания обвинения в отношении которого прокурор отказался, фактически предрешен. Однако формирование у суда убеждения в обоснованности обвинения должно производиться только в том судебном разбирательстве, в котором рассматривается вопрос о виновности или невиновности подсудимого. Признание отказа прокурора необоснованным и, соответственно, признание обвинительного тезиса доказанным будет производиться в судебном разбирательстве в связи с рассмотрением жалобы потерпевшего, но никак не в связи с рассмотрением дела по существу. По этим же мотивам нам кажется невозможным и обжалование потерпевшим решения суда о прекращении уголовного дела, вынесенного в связи с отказом прокурора от поддержания обвинения, поскольку суд кассационной инстанции, проверяя решение суда первой инстанции, в конечном счете, должен будет проверить законность и обоснованность заявленного прокурором отказа от поддержания обвинения, поскольку именно отказ прокурора от обвинения предопределил прекращение дела.
Следует отметить, что суд, не соглашаясь с мнением прокурора по вопросам прекращения уголовного преследования, отменяя его решение, по сути, принуждает прокурора к осуществлению обвинения, что на определенных этапах развития общества может рассматриваться как положительный момент. Действительно, можно защитить права потерпевшего путем вынесения судом властных предписаний, адресованных прокурору по поводу обязательного осуществления предварительного расследования. Однако в условиях современной России данное положение несет в себе больше отрицательного, нежели положительного: возможность издания судом подобных предписаний есть зафиксированная в законе возможность осуществлять деятельность с пресловутым "обвинительным уклоном". Между тем, если мы действительно хотим искоренить "обвинительный уклон" в деятельности судьи, то искоренять следует любые его проявления, а не ограничиваться исключительно стадией судебного разбирательства.
Вместо этого гораздо демократичнее и эффективнее предоставить потерпевшему право самостоятельного осуществления уголовного преследования в том случае, если органы государственной власти по каким-либо причинам от этого отказались. Кстати, еще одним обстоятельством, свидетельствующим о необходимости наделения потерпевшего правом самостоятельного поддержания обвинения, И.Я. Фойницкий считал тот факт, что "суд не может принудить независимую от него прокуратуру к обвинительной деятельности".
Именно поэтому, как нам представляется, законодатель не вправе ограничивать участие потерпевшего в качестве частного обвинителя в уголовном процессе, поскольку в случае возникновения противоречий между позициями потерпевшего и прокурора потерпевший оказывается беззащитным не только перед прокурором, даже суд отказывает ему в защите, полностью полагаясь на правоту прокурора. Кроме того, наделение частного обвинителя правом поддерживать обвинение в случае отказа от него прокурора является единственной возможностью для потерпевшего требовать восстановления нарушенных прав.
Однако есть авторы, считающие, что "…прекращение уголовного дела ввиду отказа прокурора от обвинения совсем не означает, что права и законные интересы потерпевшего остаются незащищенными", поскольку отказ прокурора от обвинения "…не препятствует последующему предъявлению и рассмотрению гражданского иска в порядке гражданского судопроизводства". Указанные авторы преднамеренно сужают круг интересов потерпевшего в уголовном процессе рамками гражданского иска, по-видимому, полагая, что привлечение виновного к уголовной ответственности или назначение ему справедливого наказания никак не должно интересовать потерпевшего. Отчасти это подтверждается и результатами проведенного нами обобщения судебной практики, согласно которому около 63% жалоб потерпевших, обращенных к вышестоящему суду, содержали требования, касающиеся увеличения размера компенсации. Но ведь в остальных случаях потерпевшие не соглашались с мягкостью назначенного наказания.
Нам представляется, что если прокурор и потерпевший являются сообвинителями, то постановление оправдательного приговора по делам публичного и частно-публичного обвинения в связи с отказом от поддержания обвинения возможно только в случае, если подобный отказ последовал как от прокурора, так и от потерпевшего. Вынесение оправдательного приговора при отказе от обвинения одного из сообвинителей не допускается, причем независимо оттого, кто об этом заявил: прокурор или потерпевший. И если невозможность вынесения оправдательного приговора на основании отказа от обвинения прокурора должна связываться с незащищенностью в этом случае потерпевшего, то невозможность вынесения оправдательного приговора по причине отказа от обвинения потерпевшего должна связываться с невозможностью впоследствии восстановить нарушенный общественный интерес.
Хотя отказ от обвинения одного из сообвинителей не порождает у суда обязанности постановить оправдательный приговор, при разрешении уголовного дела суд обязан учитывать уменьшение количества лиц, требующих привлечения подсудимого к уголовной ответственности. Даже простое количественное уменьшение численности лиц, выступающих за осуждение подсудимого, должно приводить к уменьшению реального размера наказания, назначаемого подсудимому, в случае вынесения обвинительного приговора.
По нашему мнению, при определенных обстоятельствах мнение потерпевшего, ходатайствующего о прекращении уголовного дела, должно иметь для суда обязательную силу, даже если прокурор с этим мнением не согласен. Касается это случаев примирения потерпевшего и обвиняемого по уголовному делу о преступлении, относящемуся к категории преступлений небольшой тяжести. В подобной ситуации уголовное дело должно быть прекращено в обязательном порядке, поскольку преступление и лицо, его совершившее, не представляют особой общественной опасности, и уголовное преследование осуществляется больше из-за нарушения прав потерпевшего, нежели из-за нарушений интересов всего общества. Участие органов уголовного преследования в подобных делах, на наш взгляд, обусловлено не столько защитой публичных интересов, сколько оказанием содействия потерпевшему в восстановлении его нарушенных прав.
Сказанное не противоречит правилу о запрете постановления оправдательного приговора при отказе от обвинения одного из сообвинителей, поскольку в данном случае мы имеем не факт отказа потерпевшего от обвинения, а факт примирения обвиняемого и потерпевшего .
Представляется, что отказ от обвинения и примирение потерпевшего с обвиняемым являются различными по своей природе действиями и влекут различные процессуальные последствия. Примирение свидетельствует об устранении материальных предпосылок существования уголовного процесса, а потому, по нашему мнению, никакого иного решения, кроме решения о прекращении уголовного дела вынести нельзя. Отказ от обвинения не свидетельствует об исчерпании конфликта. Он свидетельствует, скорее, об осознании невозможности доказать виновность обвиняемого или о нежелании доказывать виновность обвиняемого. В любом случае, если в стадии судебного разбирательства заявляется отказ от поддержания обвинения, то, поскольку виновность лица не доказана, суд выносит оправдательный приговор. Как мы писали ранее, отказ от обвинения не должен обосновываться лицом, от обвинения отказавшимся, точно также как отказ от обвинения не должен утверждаться судом. Отказ от обвинения, заявленный всеми сообвинителями, должен являться безусловным основанием для постановления оправдательного приговора.
Заключение мирового соглашения между потерпевшим и обвиняемым, на наш взгляд, не всегда является безусловным основанием для прекращения уголовного дела. Подобное соглашение предопределяет вынесение судом решения о прекращении уголовного дела только в том случае, если преступление относится к категории преступлений небольшой тяжести, лицо совершило преступление впервые и вред, причиненный потерпевшему, был заглажен в полном объеме. По преступлениям, не отнесенным к преступлениям небольшой тяжести, мировое соглашение учитывается судом при вынесении решения, а в случае согласия прокурора оно может также служить основанием для прекращения уголовного дела.
В отличие от отказа от поддержания обвинения мировое соглашение, заключенное между потерпевшим и обвиняемым, подлежит обязательной проверке. Суду должны быть представлены доказательства, подтверждающие реальность мирового соглашения, поскольку в данном случае потерпевший и обвиняемый утверждают, что конфликт, регулируемый материальным правом, исчерпан. Суд может не согласиться с наличием реального основания для заключения мирового соглашения и не прекратить уголовное дело. Например, суд Промышленного района г. Оренбурга прекратил уголовное дело за примирением сторон, основываясь на одном лишь заявлении законного представителя потерпевшего. Наличие мирового соглашения и реальность возмещения вреда судом не проверялись. Между тем, после вынесения приговора законный представитель потерпевшего подал в вышестоящий суд частную жалобу, в которой указал на тот факт, что подсудимый обязался возместить вред в полном объеме после прекращения уголовного дела, чего, однако, не сделал. В своем определении суд кассационной инстанции указал, что суд первой инстанции сделал преждевременный вывод о состоявшемся примирении без тщательной проверки факта примирения. Суд кассационной инстанции, отменяя решение нижестоящего суда, обязал последний потребовать от сторон соответствующих доказательств, с достоверностью подтверждающих факт примирения и возмещения причиненного вреда.
Поэтому суду должны быть предоставлены контрольные полномочия и полномочия по некоторому ограничению возможного произвола частных лиц. И пользоваться данными полномочиями суды должны активно.
3.2. Потерпевший как частный обвинитель по делам частного обвинения
"Полное устранение от уголовного преследования частных лиц, потерпевших от наказуемых деяний, неполитично и несправедливо". Именно это положение, по сути, вынудило законодателя включить в уголовный процесс, пронизанный публичным началом, институт, находящийся в некотором противоречии с сущностью всей процессуальной деятельностью органов государства. Такие авторы, как И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова отстаивали позицию, согласно которой при производстве по делам частного обвинения отстаиваются не только интересы конкретной личности, но и интересы всего общества, поскольку общество заинтересовано в надлежащей охране чести и достоинства любого человека. С данной позицией нельзя не согласиться. Существование института частного обвинения некоторыми авторами рассматривается в качестве компромиссного варианта соотношения публичного и частного. Нам представляется, что компромисс характеризуется нахождением позиции, которая отвечает интересам всех спорящих субъектов. Думается, что не может считаться компромиссным решение, по которому частным началам отведено слишком мало место, а публичные начала нисколько не были ограничены. В сложившейся ситуации это больше похоже не на компромисс, а на "торжественно врученную почетную грамоту", которая не предоставляет никаких прав, кроме права обладания ею на правах собственности.
В том виде, в котором институт частного обвинения представлен сейчас, он выглядит чуждым российскому уголовному процессу. "В юридической литературе общепризнанным стало отношение к частному обвинению лишь как к условному термину, обозначающему определенные особенности производства". Существование института частного обвинения принудительно ограничено рамками производства по делам частного обвинения. Распространение данного института на весь уголовный процесс в современном его (процесса) состоянии невозможно в принципе, слишком сильно недоверие государства к конкретной личности. Кстати, подобного недоверия к личности не наблюдалось даже при разработке Уставов уголовного судопроизводства 1864 года. Тогда законодатель не стал вводить институт общегражданского обвинения не из-за того, что не доверял потерпевшим, а из-за того, что в таком случае необходимо было установить серьезную ответственность за злоупотребление обвинением, и страх такой ответственности отпугивал бы потерпевших от осуществления не только общегражданского обвинения, но и обвинения частного. Современный же законодатель из-за патологического недоверия к личности боится вводить не только институт общегражданского обвинения, страх законодателя привел к исключению из проекта УПК даже достаточно планомерно отстаиваемого института частного обвинения.
Институт частного обвинения не должен ограничиваться рамками одной формы уголовного судопроизводства - производством по делам частного обвинения. Как нам представляется, частное обвинение, как таковое, должно присутствовать при производстве по любой категории уголовных дел, и пониматься под ним должна деятельность частных лиц, направленная на выдвижение обвинения и обоснования необходимости привлечения обвиняемого к уголовной ответственности.
В предыдущих параграфах мы обрисовывали основы правового статуса частного обвинителя. Так вот, тотправовой статус, который соответствует названию "частный обвинитель" законодателем применительно к производству по всем категориям дел в обозримом будущем, по нашему мнению, закреплен не будет. Указанное обстоятельство не помешало, однако, достаточно верно зафиксировать в УПК правовой статус частного обвинителя по делам частного обвинения. Это неудивительно, ведь производство по данной категории дел невозможно в принципе, если отсутствует лицо, полномочное осуществлять частное обвинение.
И.Я. Фойницкий указывал на достоинства данной формы судопроизводства: "форма эта имеет два главных удобства: значительно облегчает заботу правительства и дает правовое удовлетворение естественному чувству обиды потерпевшего вследствие содеянного против него или его близких преступления - чувству, которое гарантирует надлежащую со стороны обвинителя энергичность в преследовании". Ограничение полномочий частного обвинителя по указанной категории дел, пусть даже за счет расширения полномочий государственных органов, неминуемо привело бы к возникновению конфликтных ситуаций. Именно поэтому существование фигуры "полноценного" частного обвинителя в равной мере отвечает интересам как государства, так и гражданского общества, а в конечном итоге, всех участников уголовного судопроизводства. Государство, формально не вмешиваясь в дела частных лиц, тем самым снимает с себя часть ответственности. Общественные институты, освобождаясь от опеки государства, становятся более самостоятельными при урегулировании спорного правоотношения. Частные лица, в конце концов, получают реальную возможность самостоятельно решать судьбу спора.
Безусловно, расширение частных начал в уголовном судопроизводстве все-таки должно происходить. Это есть эволюция. Однако крайне необдуманно, по нашему мнению, стремиться к простому количественному увеличению составов преступлений, отнесенных к делам частного обвинения. К сожалению, в сложившейся ситуации демонстрируемое государствами желание включить тот или иной состав в перечень дел частного обвинения свидетельствует не столько о желании расширить диспозитивные начала, сколько о желании снять с себя ответственность за раскрытие подобных преступлений. В настоящее время прослеживается тенденция постепенного увеличения составов, отнесенных к делам частного обвинения. Однако наивно ждать, когда сработает основной закон диалектики и простое увеличение количества приведет к улучшению качества. Как нам представляется, укрепление диспозитивных начал в ситуации, когда личность по объективным причинам не в состоянии воспользоваться "плодами диспозитивности", не приведет к желаемому положительному результату. Диспозитивность должна проявляться в том, что нормой поведения для государственного органа станет согласование своей позиции с позицией частного лица (в данном случае мы имеем в виду потерпевшего) и непринятие государственным органом решений, ущемляющих права частных лиц.
Законодательная регламентация производства по делам частного обвинения пронизана диспозитивными началами, что не может не радовать. Однако чрезмерная формализованность некоторых положений вкупе с недостаточной ясностью и четкостью других может погубить любое начинание.
Так, например, законодатель, по-видимому, пытаясь избежать упреков в свой адрес, не указал на то, кто возбуждает дело частного обвинения. "Уголовные дела … возбуждаются путем подачи заявления потерпевшим или его законным представителем". В итоге сложилась ситуация, в которой неясен субъект, уполномоченный принимать данное решение. Понятно, что законодатель пытался избежать "скользкой" темы, касающейся возбуждения уголовных дел судом. Поэтому, не желая допускать ошибки, законодатель решил обойти этот вопрос молчанием, что, на наш взгляд, еще хуже, поскольку неправильное, но обозначение все же лучше абсолютной необозначенности. Однако из того, как законодатель сформулировал п. 3 ч. 5 ст. 318 УПК, следует, что уголовное дело возбуждается, скорее всего, потерпевшим. Иначе понять фразу о том, что в заявлении должна содержаться просьба, адресованная суду, о принятии уголовного дела к своему производству нельзя. Принятие дела к производству означает, что уголовное дело уже существует, соответственно, производство по нему кем-то уже начато. Единственным лицом, которое могло возбудить дело, является потерпевший, поскольку кроме него материалы дела не видел никто.
Законодатель не пожелал наделить суд полномочием возбуждать уголовные дела исключительно оттого, что невозможно возложить на одно лицо обязанности по осуществлению более одной процессуальной функции. Но настолько ли возбуждение судом уголовных дел неправомерно? Возбуждение дела в сознании твердо ассоциируется с деятельностью органов уголовного преследования. Суд, возбуждая уголовное дело, как бы осуществляет уголовное преследование. Однако, как нам представляется, необходимо четко разграничивать понятия "осуществление уголовного преследования" и "возбуждение уголовного дела". Первое - это исключительное полномочие органов уголовного преследования. Второе - это полномочие органа, ведущего процесс, которое не находится в прямой зависимости от осуществления уголовного преследования. Возбуждение уголовного дела - это акт, выносимый органом государственной власти, который свидетельствует о начале производства по делу. Гражданин получает возможность отстаивать свои права только с момента возбуждения уголовного дела, однако выносить указанное постановление и придавать делу официальный характер самостоятельно он не может. Отсюда следует, что до момента возбуждения уголовного дела доступ к правосудию для гражданина закрыт. Если обеспечение доступа частного лица к правосудию требует от суда вынесения решения о возбуждении уголовного дела, значит, суд должен обладать подобным правом. Кроме того, даже в соответствии со ст. 318 УПК суд, при принятии заявления проверяет соблюдение лишь формальных требований, не вдаваясь в сущность рассматриваемого вопроса. Поэтому говорить о том, что суд, вынося постановление о возбуждении уголовного дела, тем самым предопределяет виновность лица, нельзя. Суд всего лишь соглашается, что представленных материалов достаточно для начала производства по делу, но никак не для признания кого-то виновным. Именно поэтому, на наш взгляд, нет ничего предосудительного в наделении суда полномочиями по возбуждению дел частного обвинения, если с просьбой о начале производства к суду обращается частное лицо.
Поскольку пределы судебного разбирательства определяются стороной обвинения в специальном документе - заявлении, подаваемом гражданином, то оно должно рассматриваться в качестве аналога обвинительного акта. Ведь и заявление, подаваемое в суд частным лицом, и обвинительное заключение должны содержать в себе, по сути, аналогичную информацию . И эта информация определяет как объем обвинения, так и пределы судебного разбирательства.
Кроме того, в науке спорным остается вопрос о правовом статусе лица, подающего заявление в суд. Должно ли это лицо обозначаться в качестве потерпевшего, как это предусматривается действующим законодательством, либо оно должно называться по-другому?
Если исходить из предписаний ч. 1 ст. 42 УПК, то потерпевший должен признаваться таковым только решением органа, ведущего процесс. То есть фигура потерпевшего появляется уже после начала производства по делу. Часть же 1 ст. 318 УПК предусматривает, что заявление в суд подает потерпевший, то есть та фигура, которая до возбуждения уголовного дела как будто бы существовать не может в принципе.
Однако, как мы уже отмечали, в делах частно-публичного и публичного обвинения при наделении лица правами потерпевшего определяющее значение должно иметь не усмотрение должностных лиц, ведущих процесс, а субъективное отношение лица, желающего приобрести статус потерпевшего. Как нам представляется, при производстве по делам частного обвинения наделение лица правами потерпевшего также должно находиться в прямой зависимости от усмотрения частного лица. Лицо, желающее поддерживать частное обвинение против иного лица и заявляющее об этом перед судом, автоматически наделяется правовым статусом потерпевшего, причем происходит это независимо от принятия или непринятия судом заявления. Еще раз повторимся, что факт принятия судом заявления свидетельствует, по нашему мнению, лишь о достаточности материалов для возбуждения и рассмотрения дела.
С момента принятия мировым судьей заявления к своему производству лицо, считающее свои права нарушенными, становится частным обвинителем. С этого момента лицо обладает реальными возможностями для отстаивания своих интересов. Причем, как представляется, закрепленная в УПК совокупность прав частного обвинителя как нельзя лучше вписывается в концепцию состязательности сторон. Это и право самостоятельно определять как момент начала, так и момент прекращения производства по делу, это и возможность как самостоятельно, так и через представителя поддерживать выдвинутое обвинение, это и возможность представления, а соответственно, и собирания доказательств . Кроме того, процессуальное положение суда при рассмотрении уголовных дел частного обвинения также, по нашему мнению, полностью соответствует демократическим началам. Говорить о том, что у суда остались рудименты обвинительной власти не приходится, что тоже должно радовать.
В связи с этим представляется, что никак нельзя согласиться с мнением С.А. Шейфер и Н.Е. Петровой, которые высказываются, что "…часть обязанностей по доказыванию должен взять на себя суд, не присваивая себе обвинительных функций". Когда говорят об обязанности доказывания, имеют в виду обязанность доказывания виновности. Соответственно, возложив на суд обязанность доказывания, мы тем самым предложим суду осуществлять доказывание виновности подсудимого. Естественно, что в такой ситуации исход дела будет практически предрешен. В обоснование своей позиции указанные авторы приводят следующие доводы: "…возложение на потерпевшего всей полноты обязанностей обвинителя привело бы в условиях современной России к серьезному ущемлению его прав. Ныне потерпевший не в состоянии нести бремя доказывания ни интеллектуально, ни материально". Но, как нам представляется, на потерпевшего обязанность доказывания возлагается не в принудительном порядке. Он вправе и не доказывать обоснованность своих требований. Правда, при этом возможность удовлетворения судом требований потерпевшего остается под большим вопросом. Нельзя согласиться также и с предложением о том, что "суд должен способствовать потерпевшему в поиске доказательств, в том числе и путем дачи соответствующих поручений органам милиции". Во-первых, суд не обязан этого делать, поскольку в таком случае у просящего о помощи возникнет соблазн "попросить" судью собрать все доказательства. Суд вправе согласиться, но может и отказать. Во-вторых, оказание помощи только потерпевшему ущемляет права обвиняемого, которому данная помощь почему-то не оказывается. Поэтому мы полностью поддерживаем законодателя, закрепившего в ч. 2 ст. 319 УПК правило, согласно которому суд может оказать сторонам содействие в собирании только тех доказательств, которые сторонами не могут быть получены самостоятельно. Данное положение стимулирует процессуальную активность сторон, которая будет заключаться не в постоянном заявлении ходатайств о собирании новых доказательств и ожидания исполнения этих просьб судом, а в самостоятельном поиске информации, обосновывающей правомерность позиций.

Сноски
См.: Макарова З.В. Расширение прав потерпевшего - веление времени // Защита прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном процессе, как приоритетное направление в судопроизводстве / Отв. ред. И.Ф. Демидов. - Москва - Оренбург: Издательский ценр ОГАУ, 1999. - С.38.; Виницкий Л. Уравнять права сторон в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/kuusdo5f.html.
Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951., С.17, 21.
Там же.
См. Дагель П.С. Потерпевший в советском уголовном праве // Потерпевший от преступления: Сб. науч. тр. - Владивосток, 1974. - С. 29.; Божьев В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения. - М., - 1975. - С. 118.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 1. М.: 1968. - С. 256.
На это также указывает Н.Е. Петрова. См. Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2002. - №12. - С. 56.
Прокуратура в русле судебной реформы: беседы с заместителем главного военного прокурора генерал-лейтенантом юстиции Александром Ивановым. - http://www.redstar.ru/2002/05/25_05/7_01.html
В.К. Случевский. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. СПб., 1910. Цит. по: Хрестоматия по уголовному процессу России. М., 1999. С. 68.
Юношев С. Укрепление правового статуса потерпевшего и его представителя // Российская юстиция. - 1998. - №11. - С. 16.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Гриненко А. Потерпевший должен иметь не меньше процессуальных прав, чем обвиняемый // Российская юстиция. - 2002. - №9. - С. 51.
Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. - М., 1986. - С. 45; Гуськова А.П. Адвокат, его полномочия в уголовном процессе // Актуальные вопросы судебно-правовой реформы: Сборник научных статей. Оренбург, 1996. - С.21; Абабков А. Защитить права потерпевшего // Российская юстиция. - 1997. - №3. - С. 16; Волосова Н.Ю. Об институте сообвинения // Российская юстиция. - 1998. - №4. - С. 11.
Зеленин С. Потерпевший в состязательном процессе // Российская юстиция. - 2001. - №3. - С. 48-49.
Там же.
Там же.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Цитируется по: Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Ковтун Н.Н. Соотношение частных и публичных начал в уголовном судопроизводстве РФ: время выбора // Государство и право. - 1995. - №11. - С.69.
Ст. 2 Конституции РФ.
Александров А.С. Субсидиарный уголовный иск // Государство и право. - 2000. - №3. - С. 75-83.
Пусть даже указанный институт в Великобритании фактически не действует, однако само его существование предусматривает право любого человека предъявить в суд уголовный иск в защиту интересов всего общества.
Показательным является право потерпевшего, предусмотренное п. 13 ч. 2 ст. 42 УПК РФ, получать копию постановления… об отказе в признании его потерпевшим. Этот пример является более показательным, если вспомнить, что потерпевший - это лицо, признанное таковым постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда. (ч. 1 ст. 42 УПК РФ). Из этой "нечаянной" ошибки законодателя вытекает, что правами потерпевшего может быть наделено лицо, формально потерпевшим не являющееся. Ведь постановления о признании потерпевшим вынесено не было! Но если законодатель, только в единственном случае, рассматривает в качестве потерпевшего лицо, желающее быть таковым, то мы предлагаем считать данное положение не исключением из правил, а правилом.
Которое может сложиться в пользу признания лица потерпевшим, а может и не сложиться.
Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М.: 1971. - С. 99.
См. например ст. 244 УПК "В судебном заседании стороны обвинения и защиты пользуются равными правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств…" и т.д.
Даже при рассмотрении дел судом кассационной инстанции, которому свойственна свобода обжалования, у потерпевшего и прокурора иногда оказываются противоположные мнения. Так, из 27-ми случаев обжалования потерпевшим приговоров суда в 7-ми случаях прокурор возражал против удовлетворения требований потерпевшего (всего нами было обобщено 296 уголовных дел, рассмотренных Оренбургским областным судом за период с 2000 по 2003год).
Лившиц Ю.Д., Даровских С.М. Некоторые аспекты состязательности в судебном разбирательстве // Вестник Южно-уральского государственного университета. - 2001. - №8. - С. 28.
См. Ларин А.М. О принципах уголовного процесса и гарантиях прав личности в проекте УПК // Российская юстиция. - 1997. - №9. - С.10.
Возможно, правильнее ограничить это право потерпевшего рамками частного интереса, однако осознание того факта, что грань между частным и публичным не может быть проведена с достаточной достоверностью и точностью, приводит нас к выводу о необходимости наделения потерпевшего правом участвовать в разрешении всех вопросов, возникающих при формулировании обвинения.
См. также Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002., С. 118; Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. - 1997. - №8. - С. 18.
См. также Зеленин С.Р. Проблемы допуска потерпевшего к правосудию // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 73.
Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002. - С. 58.
Гриненко А. Потерпевший должен иметь не меньше процессуальных прав, чем обвиняемый // Российская юстиция. - 2002. - №9. - С. 52.
Кто в Российском государстве остается у разбитого корыта, мы напоминать не будем.
Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. - 1997. - №8. - С. 18.
Но насколько бы это ни казалось странным, формально данные положения УПК не противоречат постановлению Конституционного Суда. В постановлении Конституционного Суда говорится о невозможности вынесения оправдательного приговора, в случае, если потерпевший от поддержания обвинения не отказывается. УПК же говорит о прекращении уголовного дела.
Петрухин И.Л. Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России // Государство и право. - 2002. - №5. - С. 21.
Там же.
Зеленин С.Р. Потерпевший в состязательном процессе//Российская юстиция. - 2001. - №3. - с. 48-49.
См. также Кузнецова Н.В. Проблема защиты прав потерпевшего в новом УПК РФ // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 68. Воскресенский В. Участие прокурора в рассмотрении дел // Российская юстиция. - 1996. - №7. - С. 3.
Пономаренко С.С. Диспозитивные начала в российском уголовном судопроизводстве. Диссертация к.ю.н., С. - 73.
См. так же Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2002. - №12. - С. 55.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 81.
Там же.
Макарова З. Состязательность нужна, но какая? // Законность. - 1999. - №3. - С. 24-27.
Зеленин С.Р. Проблемы допуска потерпевшего к правосудию // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002. - С. 74.
Именно такой вывод делает С.Р. Зеленин в своей статье. См. там же. - С. 75.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 81.
Демидов И., Тушев А. Отказ прокурора от обвинения // Российская юстиция. - 2002. - №8. - С. 26.
Так, из 27-ми случаев обжалования потерпевшими приговоров суда в 17-ти случаях потерпевшие просили областной суд увеличить размер компенсации.
Как неоднократно отмечалось различными авторами, нормы и УК РФ и УПК РФ, касающиеся вопросов примирения, сформулированы не совсем правильно. Нельзя говорить о примирении обвиняемого с потерпевшим, поскольку при таком раскладе определяющим является мнение обвиняемого. Поскольку право требования имеет потерпевший, постольку и заключительное слово должно принадлежать ему. Гораздо правильнее говорить о примирении потерпевшего с обвиняемым либо даже о примирении, достигнутом между потерпевшим и обвиняемым.
Архив суда Промышленного района г. Оренбурга. Дело №22/75-2299-02.
Не менее интересен тот факт, что прокурор возражал против удовлетворения судом кассационной инстанции требований потерпевшего.
Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 73.
И.Л. Петрухин, Г.П. Батуров, Т.Г. Морщакова. Теоретические основы эффективности правосудия. М:, 1979, С. 66-67.
Володина М.М. Механизм защиты прав личности в уголовном процессе. ТГУ. 1999. С. 143.
Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6. - С. 51.
Между тем, если государство действительно желает помочь конкретному человеку, то начинать необходимо с установления доверительных отношений. И первый шаг должно сделать государство. Государство должно постоянно своими действиями подтверждать доверие к своим гражданам. При этом наивно ждать немедленной взаимности, поскольку процесс установления доверительных отношений, как правило, занимает достаточно большой промежуток времени. В сфере уголовного судопроизводства таким первым шагом, на наш взгляд, является "приглашение" частных лиц к участию в процессе выработки и принятия тех или иных решений, пусть даже формально утверждаемых государственными органами.
Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I. - С. 73.
См. например Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002, С. 99-102.
См. УПК РБ и УПК РК, а так же проект УПК РФ, подготовленный ГПУ Президента РФ.
Качество конечно измениться. Другой вопрос: в сторону ли улучшения?
Наверное, точнее будет сказать, что возбуждение уголовного дела свидетельствует о согласии государственных органов придать спору официальный характер.
Указание наименования суда; описание события преступления; просьба, адресованная суду, о принятии уголовного дела к производству и т. д.
См. так же Седаш Е.А. Частное начало в Российском уголовном судопроизводстве: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. - Саратов, 2000. - С. 18.
Лицо, имеющее право представлять доказательства, также должно обладать правами по их сбору, иное выглядит чересчур нелогично: если лицо не может собирать, то ему и нечего представлять.
Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6. - С. 56.
Там же.
Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002., С. 54.
Заключение
Демократизация уголовного судопроизводства потребовала коренного пересмотра сущности полномочий лиц, осуществляющих функцию обвинения. Обвинитель в лице прокурора был во многом ограничен в правах, что, несомненно, способствует построению уголовного процесса на основе принципа состязательности. Однако кроме лежащих на поверхности положительных моментов есть и отрицательные моменты, не заметные с первого взгляда.
Обвинению (уголовному преследованию) в советский период отдавалось предпочтение, поскольку именно обвинение являлось движущей силой уголовного процесса. Поэтому у лиц, осуществляющих функцию обвинения, была сосредоточена большая часть государственно-властных полномочий, существующих в рамках уголовного судопроизводства. Механизм, основанный на привилегированном положении обвинителя, мог эффективно действовать только до тех пор, пока личность была объектом исследования. Однако провозглашение личности высшей ценностью привело к постепенному ограничению властных полномочий, предоставленных стороне обвинения, и механизм осуществления функции обвинения начал давать сбои. Оказалось, что простого лишения прокурора полномочий, свойственных "тоталитарному" уголовному процессу, недостаточно. Исключенными оказались как раз те властные полномочия, которые обеспечивали движение всего уголовного судопроизводства.
В сложившейся ситуации как будто закономерным выглядит некоторый отход, обосновываемый тем, что новый демократический механизм осуществления функции обвинения в условиях России оказался нежизнеспособным. Но все дело в том, что, как нам представляется, это не новый механизм, это старый механизм, лишенный наиболее неприглядных элементов, большая часть которых как раз и обеспечивала его жизнеспособность. По-настоящему нового механизма осуществления функции обвинения у нас нет. У нас имеется механизм, который "по-старому" работать уже не может (многое изменилось), а "по-новому" работать не будет никогда (принципы его функционирования остались прежние).
В качестве некоторых основных элементов нового механизма осуществления функции обвинения нами предлагаются:
1. Прокурор не осуществляет надзор за деятельностью органов предварительного расследования. Сущность его полномочий заключается в процессуальном руководстве органов уголовного преследования. Предоставленная прокурору возможность реагировать на нарушение вышеуказанными органами закона есть возможность устранять уже на стадии предварительного расследования те факты, которые могут рассматриваться судом как обстоятельства, свидетельствующие о необоснованности обвинения.
2. Право государственного обвинителя заявлять в ходе судебного разбирательства ходатайства об истребовании судом новых доказательств должно быть ограничено. Обвинение должно основываться на тех доказательствах, которые имелись на момент направления дела в суд. Если органы предварительного расследования, руководимые прокурором, по каким-либо причинам не установили обстоятельства, имеющие для стороны обвинения существенное значение, это должно рассматриваться в качестве сомнения в виновности подсудимого. Суд в данном случае не обязан восполнять пробелы обвинения. Единственный случай, когда государственный обвинитель вправе просить суд об истребовании новых доказательств, есть случай необходимости проверки доказательств, представленных непосредственно в судебном заседании стороной защиты.
3. Отказ от поддержания обвинения в зависимости оттого, на каком этапе он был заявлен, должен влечь за собой вынесение судом либо оправдательного приговора, либо решения о прекращении уголовного дела. Отказ от обвинения, заявленный государственным обвинителем в стадии подготовки к судебному разбирательству либо на предварительном слушании и поддержанный потерпевшим, порождает у суда обязанность по прекращению уголовного дела. Заявление государственного обвинителя и потерпевшего об отказе от поддержания обвинения, сделанное после начала судебного разбирательства, влечет вынесение судом оправдательного приговора, при этом, суд вправе не обосновывать подобное решение ничем иным, кроме как ссылкой на заявленный отказ от обвинения.
4. Потерпевший должен быть наделен правовым статусом частного обвинителя по всем категориям уголовных дел. Частный обвинитель вправе поддерживать обвинение как наряду с государственным обвинителем, так и самостоятельно в случае, если государственный обвинитель от поддержания обвинения отказался.
5. Государственный обвинитель и частный обвинитель действуют в процессе в качестве сообвинителей, согласовывающих при этом свои позиции по всем принципиальным вопросам. Противоречия в позициях государственного и частного обвинителя не должны с неизбежностью приводить к устранению из процесса интересов частного обвинителя. В случае невозможности самостоятельного разрешения спорной ситуации государственный и частный обвинители могут доверить разрешение спора суду.
6. Наделение лица правами потерпевшего должно находиться в зависимости от субъективного отношения лица к совершенному в отношении него противоправному деянию. Любое лицо, заявившее как о совершении в отношении него преступного деяния, так и о своем желании защищать нарушенные права процессуальными средствами, должно сразу признаваться в качестве потерпевшего.
7. Прокурор может вступить в дело частного обвинения по собственной инициативе только в том случае, если докажет беспомощность потерпевшего или наличие зависимости потерпевшего от обвиняемого. При наличии беспомощного состояния потерпевшего прекращение дела за примирением сторон невозможно без согласия прокурора. В случае наличия зависимости потерпевшего от обвиняемого прекращение дела за примирением возможно и вопреки воле прокурора, если у суда не возникнет сомнения в реальности мирового соглашения.
8. В случае, если к прокурору с просьбой о возбуждении уголовного дела обратилось лицо, находящееся в беспомощном или зависимом положении, прокурор вправе возбудить уголовное дело частного обвинения, однако без согласия прокурора оно не должно подлежать прекращению. Об этом должно быть сообщено заявителю, который может забрать поданное заявление и обратиться к мировому судье для рассмотрения его дела в общем порядке.

Список использованной литературы:
1. Абабков А. Защитить права потерпевшего // Российская юстиция. - 1997. - №3.
2. Александров А.С. Субсидиарный уголовный иск // Государство и право. - 2000. - №3.
3. Алексеев А.И., Ястребов В.Б. Профессия - прокурор. М.: Юрист, 1998.
4. Алексеева Л.Б. Принцип состязательности и презумпция невиновности в судебном следствии по проекту нового УПК РФ / http://www.legislature.ru/monitor/upk/alekseev.html
5. Аликперов Х. Государственное обвинение: нужна реформа / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/d3jzhmxe.html
6. Багаутдинов Ф., Васин А. Последствия отказа прокурора от обвинения в суде / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/mkl3qvpr.html
7. Багаутдинов Ф., Васин А. Уголовное преследование и правозащитная функция суда / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/vhpq2w14.html
8. Басков В.И. Курс прокурорского надзора. - М., 1998.
9. Басков В.И. Поддержание государственного обвинения в суде. - М.: Знание, 1972.
10. Басков В.И. Прокурор в суде первой инстанции. М.: "Юридическая литература", 1968.
11. Басков В.И. Прокурорский надзор за исполнением законов при рассмотрении уголовных дел в судах. М., 1986.
12. Бедняков Д.И. Некоторые аспекты судебно-правовой реформы в РСФСР // Советское государство и право. - 1992. - №1.
13. Божьев В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения. М., 1975.
14. Божьев В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения. - М., - 1975.
15. Бюллетень Верховного Суда РФ №11 1996.
16. Васильев Л.М. К вопросу о функциях следователя в уголовном процессе // Публичное и частное право: проблемы развития и взаимодействия, законодательного выражения и юридической практики: Материалы всероссийской научно-практической конференции / Отв. ред. В.Д. Перевалов. - Екатеринбург: УрГЮА, 1999.
17. Виницкий Л. Уравнять права сторон в уголовном процессе / http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/kuusdo5f.html
18. Вл. Случевский. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. СПб., 1910. Цит. по: Хрестоматия по уголовному процессу России. М., 1999.
19. Володина Л.М. Взаимодействие частного и публичного в уголовном процессе // Публичное и частное право: проблемы развития и взаимодействия, законодательного выражения и юридической практики: Материалы всероссийской научно-практической конференции / Отв. ред. В.Д. Перевалов. - Екатеринбург: УрГЮА, 1999.
20. Володина Л.М. Механизм защиты прав личности в уголовном процессе. ТГУ. 1999.
21. Волосова Н.Ю. Об институте сообвинения // Российская юстиция. - 1998. - №4.
22. Воронин В.В. Современная сущность, особенности и проблемы российского судопроизводства по делам частного обвинения. - Оренбург 2001.
23. Воронин В.В. Частное обвинение. - Оренбург: ОГУ, 2001.
24. Воскресенский В. Участие прокурора в рассмотрении дел // Российская юстиция. - 1996. - №7.
25. Выдря М. М. Расследование уголовного дела - функция уголовного процесса // Советское государство и право. - 1980. - №9.
26. Гальперин И. М. Предание суду в советском уголовном процессе. М., 1960.
27. Гальперин И. М., Лукашевич В. 3. Предание суду по советскому уголовно-процессуальному праву. М., 1965.
28. Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Изд-во Воронежского ун-та, 1973.
29. Гриненко А. Потерпевший должен иметь не меньше процессуальных прав, чем обвиняемый // Российская юстиция. - 2002. - №9.
30. Гусев Л.Н. Процессуальное положение следователя в советском уголовном процессе: Вопросы судоустройства и судопроизводства в новом законодательстве Союза ССР, Госюриздат, 1959.
31. Гуськова А.П. Адвокат, его полномочия в уголовном процессе / Актуальные вопросы судебно-правовой реформы: Сборник научных статей. Оренбург, 1996.
32. Гуськова А.П. Актуальные вопросы защиты прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном судопроизводстве // Защита прав и законных интересов граждан, участвующих в уголовном процессе, как приоритетное направление в судопроизводстве. Сборник научных трудов. Москва - Оренбург, 1999.
33. Гуськова А.П. Проблемные вопросы уголовно-процессуальных функций в российском праве // Проблемные вопросы законотворческой и правоприменительной деятельности в России на рубеже нового тысячелетия. Сборник научных статей. Оренбург: 2001.
34. Гуськова А.П. Процессуально-правовые и организационные вопросы подготовки к судебному заседанию по УПК РФ. Оренбург; 2002.
35. Дагель П.С. Потерпевший в советском уголовном праве // Потерпевший от преступления: Сб. науч. тр. - Владивосток, 1974.
36. Даев В.Г. Процессуальные функции и принцип состязательности в уголовном судопроизводстве // Правоведение. - 1974. - № 1.
37. Демидов И., Тушев А. Отказ прокурора от обвинения // Российская юстиция. - 2002. - №8.
38. Добровольская Т. Н. Изменение обвинения в судебных стадиях советского уголовного процесса. М., 1977.
39. Дорохов В.Я. Потерпевший: Участники уголовно-процессуальной деятельности. М., 1962.
40. Дорошков В.В. Частное обвинение: правовая теория и судебная практика. - М.; Издательство НОРМА, 2000.
41. Дорошков В.В., Патов Н.А Особенности уголовного судопроизводства у мирового судьи // Российский судья. - 2002. - №4.
42. Жогин Н.В. Прокурорский надзор за предварительным расследованием уголовных дел. М.: 1968.
43. Зеленецкий B.C. Отказ прокурора от государственного обвинения. -Харьков, 1979.
44. Зеленецкий В.С Возбуждение государственного обвинения в советском уголовном процессе. - Харьков, "Вища школа", 1979.
45. Зеленин С.Р. Потерпевший в состязательном процессе // Российская юстиция. - 2001. - №3.
46. Зеленин С.Р. Проблемы допуска потерпевшего к правосудию // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002.
47. Зеленин С.Р.. Значение мнения потерпевшего при отказе прокурора от обвинения // Журнал российского права. - 2002. - №5.
48. Зинатуллин З.З., Зинатуллин Т.З. Уголовно-процессуальные функции. Ижевск, 2002.
49. Зинатуллин З.З., Зинатуллин Т.З.. Общие проблемы обвинения и защиты по уголовным делам. Ижевск, 1997.
50. Зусь Л.Б. Правовое регулирование в сфере уголовного судопроизводства. Владивосток, 1984.
51. Иванов В.А. Прокурорский надзор в борьбе с преступностью. ЛГУ, 1964.
52. Иванов Ю.А. Субъекты уголовно-процессуальной деятельности // Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989.
53. Игнатенко Г.В. Международные стандарты прав и свобод человека // Международное право. М., 1995.
54. Интервью с начальником управления Генеральной прокуратуры России по обеспечению участия прокуроров в рассмотрении уголовных дел судами Анкудиновым О.Т. / Оригинал статьи: http://www.mediatext.ru/docs/4822
55. Каз Ц.М. Субъекты доказывания в советском уголовном процессе. Изд-во Саратовского ун-та, 1968.
56. Каминская В. И. Охрана прав и законных интересов граждан в уголовно-процессуальном праве // Сов. государство и право. - 1968. - № 10.
57. Катькало С. И., Лукашевич В. 3. Судопроизводство по делам частного обвинения. Л., 1972.
58. Кистяковский А. О значении судебной реформы в деле улучшения уголовного правосудия. Киев, 1870.
59. Ковтун Н.Н. Соотношение частных и публичных начал в уголовном судопроизводстве РФ: время выбора // Государство и право. - 1995. - №11.
60. Кокорев Л.Д. Потерпевший от преступления в советском уголовном процессе. Изд-во Воронежского ун-та, 1964.
61. Кокорев Л.Д. Участники правосудия по уголовным делам. Изд-во Воронежского ун-та, 1968.
62. Кокорев Л.Д., Побегайло Г.Д. Адвокат - представитель потерпевшего в советском уголовном процессе. Издательство воронежского университета, Воронеж, 1969.
63. Колоколов Н.А., Рябинина Т. Государственное обвинение в условиях реальной состязательности. Что мешает прокурорам больше: несовершенство закона или плохая организация работы? // Российский судья. - 2001. - №5.
64. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. И.Л. Петрухина. - М.: ООО "ТК Велби", 2002.
65. Комментарий к УК РФ под общей редакцией Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. Издание 2-е, измененное и дополненное. М., 1998.
66. Кореневский Ю. В. Государственное обвинение: какая реформа нужна // Законность. - 2001. - №4.
67. Кореневский Ю.В. Государственное обвинение в условиях судебной реформы (процессуальный, тактический и нравственный аспекты). М., 1994.
68. Кореневский Ю.В. Государственный обвинитель. М., 1989.
69. Кореневский Ю.В. Этика поддержания государственного обвинения // Социалистическая законность. - 1973. - №3.
70. Кудрявцев П.И. Прокурор в суде первой инстанции // Социалистическая законность. - 1970. - №7.
71. Кудрявцев П.И. Участие прокурора в судебном следствии // Социалистическая законность. - 1972. - №6. - С. 12.
72. Кузнецова Н.В. Проблема защиты прав потерпевшего в новом УПК РФ // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002.
73. Курс советского уголовного процесса. Общая часть. Под редакцией А.Д. Бойкова и И.И. Карпеца. Москва. 1989.
74. Куцова Э.Ф. Участники процесса, их права и обязанности // Советский уголовный процесс. М., 1975.
75. Лавдаренко Л. И. Функция следователя в российском уголовном процессе: проблемы реализации, пути развития: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. - Владивосток, 2001.
76. Ларин А.М. Защита прав человека и гражданина в головном судопроизводстве // Конституция Российской Федерации и совершенствование механизма защиты прав человека. М., 1994.
77. Ларин А.М. О принципах уголовного процесса и гарантиях прав личности в проекте УПК // Российская юстиция. - 1997. - №9.
78. Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М.: 1986.
79. Ларин А.М., Мельников Э.Б., Савицкий В.М. Уголовный процесс России. Лекции-очерки / Под ред. В.М. Савицкого. - М.: Изд-во БЕК, 1997.
80. Левинова Т.А. Вопросы законодательного регулирования прекращения уголовного дела и уголовного преследования / Механизм реализации норм уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: проблемы и пути их разрешения: Межвузовский сборник, Ижевск: 2003.
81. Ленский А.В., Якимович Ю.К. Производство по делам частного обвинения в уголовном процессе России. - М.: Юристъ, 1998. - 48 с.
82. Лившиц Ю.Д., Даровских С.М. Некоторые аспекты состязательности в судебном разбирательстве // Вестник Южно-уральского государственного университета. - 2001. - №8.
83. Макаркин А.И. Разделение функций и судебный контроль в публично-состязательном уголовном процессе // Российский судья. - 2001. - №5. - С. 17-20.
84. Макарова З.В. Защита потерпевшего в уголовном процессе - обязанность государства / http://uvest.garant-ural.ru/Uuv3(6)99/03.htm
85. Макарова З.В. Состязательность нужна, но какая? // Законность. - 1999. - №3.
86. Маляров М. Речь государственного обвинителя // Социалистическая законность. - 1964. - №9.
87. Мариупольская Л.А., Гольст Г.Р. К вопросу о процессуальных функциях следователя // Советское государство и право. - 1963. - №6.
88. Масленникова Л.Н. Методология познания публичного и частного (диспозитивного) начал в уголовном судопроизводстве. - М., 2000.
89. Мизулина Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства. - Тарту, 1991.
90. Мотовиловкер Я.О. Основные уголовно-процессуальные функции. Ярославль, 1976.
91. Мотовиловкер Я.О. Понятие потерпевшего в советском уголовном процессе // Правоведение. - 1969. - №3.
92. Мотовиловкер Я.О. Предмет советского уголовного процесса. Ярославль, 1974.
93. Нажимов В.П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. - 1973. - №5.
94. Общественные и личные интересы в уголовном судопроизводстве. - Воронеж 1984.
95. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник. 1997.
96. Перлов И.Д. Судебное следствие в советском уголовном процессе. М., 1955.
97. Петрова Н.Е. Наделить потерпевшего правом уголовного преследования // Российская юстиция. - 2002. - №12.
98. Петрухин И.Л. Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России // Государство и право. - 2002. - №5.
99. Петрухин И.Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе/ http://jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/ rw4nzss1.html
100. Петрухин И.Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. Общая концепция. Неприкосновенность личности. - Москва, "Наука", 1985.
101. Петрухин И.Л., Батуров Г.П., Морщакова Т.Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М:, 1979.
102. Поддержание государственного обвинения в суде / Под ред. М.Б. Малярова. М., 1970.
104. Полшков М.И. Реализация "основных положений" в новом УПК РФ / Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно процессуального кодекса Российской Федерации. - М., 2002.
105. Полянский Н. Н. К вопросу о юридической природе обвинения перед судом // Правоведение. - 1960. - № 1.
106. Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956.
107. Полянский Н.Н. К вопросу о юридической природе обвинения перед судом. // Правоведение. - 1960. - № 1.
108. Полянский Н.Н. К вопросу о юридической природе обвинения перед судом // Правоведение. - 1960. - №1.
109. Полянский Н.Н. Очерк развития советской науки уголовного процесса. - М., 1960.
110. Полянский Н.Н., Строгович М.С., Савицкий В.М., Мельников А.А. Проблемы судебного права / Под ред. В.М. Савицкого. Издательство "Наука". - М.; 1983.
111. Пономаренко С.С. Диспозитивные начала в российском уголовном судопроизводстве. Диссертация к.ю.н.
112. Постановления пленума Верховного суда РФ "О судебном приговоре" от 29.04.96., №1
113. Прокуратура в русле судебной реформы: беседы с заместителем главного военного прокурора генерал-лейтенантом юстиции Александром Ивановым. - http://www.redstar.ru/2002/05/25_05/7_01.html
114. Прокурорский надзор в Российской Федерации: Учебник / Под ред. Ю.Е. Винокурова. - М., 2000.
115. Радутная Н. Председательствующий по делу // Советская юстиция. - 1966. - №24.
116. Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности по советскому праву. М., 1961.
117. Рязановский В.А. Единство процесса. - М.; Юридическое бюро "ГОРОДЕЦ", 1996.
118. Савицкий В.М. Государственное обвинение в суде. - М., 1971.
119. Савицкий В.М. О роли функциях прокурора в судебном разбирательстве уголовных дел // Социалистическаязаконность. - 1970. - №6.
120. Савицкий В.М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. М., 1975.
121. Савицкий В.М. Прокурор как государственный обвинитель // Социалистическая законность. - 1970. - №6.
122. Савицкий В.М. Участие потерпевшего в уголовном процессе: Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства. М., 1962.
123. Савицкий В.М., Потеружа И.И. Потерпевший в советском уголовном процессе. - М., 1963.
124. Савицкий В.М., Потеружа И.И. Совецкий уголовный процесс. - М.: 1951.
125. Седаш Е.А. Частное начало в Российском уголовном судопроизводстве: Автореф. дисс. канд. юрид. наук. - Саратов, 2000.
126. Смирнов А.В. Модели уголовного процесса. С-Петербург, 2000.
127. Смирнов А.В. Реформы уголовной юстиции конца XX века и дискурсивная состязательность// Журнал российского права. - 2001. - №12.
128. Советский уголовный процесс. Под ред. Л. М. Карнеевой, П. А. Лупинской, И. В. Тыричева. М.:1980.
129. Стремовский В.А. Содержание предварительного следствия в советском уголовном процессе. Краснодар, 1971.
130. Стремовский В.А. Участники предварительного следствия. Ростов-на-Дону, 1966.
131. Строгович М. С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М.: 1951.
132. Строгович М.С. Избранные труды: в 3т. Т.2 Гарантии прав личности в уголовном судопроизводстве. - М.: 1992.
133. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 1. М.: 1968.
134. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса Т. 2. М.: 1970.
135. Судебные Уставы 20 ноября 1864г. С изложением рассуждений на коих они основаны. Изд-е 2-е, дополн. 1867.
136. Тихонов А.К. Гарантии прав потерпевшего и свидетеля на предварительном следствии и в суде // Актуальные проблемы расследования преступлений. М., 1995.
137. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская. - М.: Юристъ, 2003.
138. Уголовно-процессуальное право РФ / Под ред. П.А. Лупинской. - М.: Юристъ, 1997.
139. Уголовный процесс РСФСР. Под ред. В.Е. Чугунова и Л.Д. Кокорева. Изд-во Воронежского ун-та, 1968.
140. Ульянов В. Нужна ли специализация в государсвенном обвинении? // Законность. - 2002. - №7.
141. УПК Р.С.Ф.С.Р. Текст с постатейным комментарием Под редакцией и с предисловием Прокурора Коллегии Верховного Суда Р.С.Ф.С.Р. Н.Я. Нехамкина. Москва, Юридическое издательство Н.К.Ю. Р.С.Ф.С.Р., 1925.
142. Фаткуллин Ф.Н. Изменение обвинения. М., 1971, С. 11.
143. Фаткуллин Ф.Н. Обвинение и изменение его в суде. Казань., 1963. С. 13.
144. Финько В.Д. Обвинительная речь прокурора и принципы советского уголовного процесса. Харьков, 1967.
145. Финько В.Д. Прокурор в судебном разбирательстве уголовных дел. Харьков, 1965.
146. Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.I.
147. Фойницкий И.Я Курс уголовного судопроизводства. - Санкт-Петербург: Альфа, 1996. - Т.II.
148. Хабарова Е.А. Прекращение уголовного дела и уголовного преследования: вопросы соотношения институтов / Механизм реализации норм уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: проблемы и пути их разрешения: Межвузовский сборник, Ижевск: 2003.
149. Ходыревский С.М. Вопросы организации прокурорского надзора за законностью рассмотрения судами уголовных дел. Воронеж, 1972.
150. Цыпкин А.Л. О диспозитивности в советском уголовном процессе // Советское государство и право. - 1958. - №3.
151. Цыпкин А.Л. Право на защиту в советском уголовном процессе. Саратов, 1959.
152. Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. М.: 1951.
153. Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М.: 1962.
154. Чельцов М.А. Участники уголовного процесса // Уголовный процесс. М., 1969.
155. Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. СПб., 1995.
156. Шамардин А.А Примирение и отказ от обвинения должны утверждаться судом // Российская юстиция. - 2001. - №2.
157. Шамардин А.А. Проблемы развития частных начал обвинения в российском уголовном процессе. Оренбург, 2002.
158. Шамардин А.А. Усиление частно-правовых начал обвинения и принципа диспозитивности в уголовном судопроизводстве России // Социально-правовые вопросы становления правового государства: Сб. науч. статей / Гл. ред. В.Н. Литовченко. - Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 1999.
159. Шейфер С.А., Петрова Н.Е. Проблемы реформирования производства по делам частного обвинения в духе расширения частных начал в уголовном процессе РФ // Государство и право. - 1999. - №6.
160. Шифман М.Л. Прокурор в уголовном процессе. М., 1948.
161. Шпилев В.Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства. Минск, 1974.
162. Щерба С.П., Зайцев О.А. Обеспечение личных, имущественных и иных прав потерпевших и свидетелей на предварительном следствии. М., 1994.
163. Щербаков А. Ограничить право прокурора возбуждать дела частного обвинения / http://www.jurqa.hut.ru/all.docs/u/a/mse1ve49.html
164. Щербаков Ю. Отказ прокурора от обвинения: последствия для потерпевшего // Законность. - 2002. - №2.
165. Эльдаров М. Потерпевшему дать права частного обвинителя // Российская юстиция. - 1997. - №8.
166. Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963.
167. Юношев С. Укрепление правового статуса потерпевшего и его представителя // Российская юстиция. - 1998. - №11.
168. Якуб М.Л. О понятии процессуальной функции в советском уголовном судопроизводстве // Правоведение. - 1973. - №5.
169. Якубович Н. А. Процессуальные функции следователя и конституционный принцип обеспечения права обвиняемого на защиту. - В кн.: Укрепление законности в деятельности следователей в свете Конституции СССР. М., 1979.
Приложение 1.
В ходе обобщения материалов 255 уголовных дел, рассмотренных районными судами г. Оренбурга за период с 2000 по 2003 годы, нами было установлено, что:
1. при разбирательстве 43 уголовных дел (примерно 17%), прокурор отказывался от поддержания обвинения в части;
2. в 94 случаях (примерно 37%) потерпевшие заявляли о примирении с подсудимыми;
3. в 25-ти случаях (примерно10%) потерпевшие не являлись в суд без указания причин неявки;
4. в 15-ти случаях (примерно 6%) интересы потерпевших отстаивали адвокаты-представители;
5. в 71-ти одном случае (примерно 28%) потерпевшие изменяли показания в суде;
В ходе обобщения 296 дел, рассмотренных Оренбургским областным судом в кассационном порядке за период с 2000 по 2003 годы, нами было установлено, что;
1. Оренбургским областным судом отменяются и изменяются в среднем 15% приговоров районных судов. При этом 55% измененных или отмененных приговоров обжаловали представители стороны обвинения, 45% - представители стороны защиты.
2. Потерпевшие участвовали при рассмотрении 109 уголовных дел (примерно 37%);
3. Самостоятельно потерпевшие обжаловали приговоры суда первой инстанции в 27 случаях (примерно 9%). При этом
- 17 жалоб потерпевших были направлены в Областной суд с просьбой об увеличении размера компенсации;
- 5 жалоб потерпевших касались увеличения размера наказания;
- 5 жалоб касались облегчения участи осужденных;
4. В 7-ми случаях прокурор возражал против удовлетворения требований потерпевших;
Приложение 2.
Обобщая результаты опроса 85 судей, адвокатов и прокуроров г. Оренбурга, мы получили следующие данные:
1. Около 5% опрошенных считают, что прокурор должен обладать правом по возбуждению дел частного обвинения в любом случае, если сочтет это необходимым. Считающих, что прокурор вправе возбуждать дела частного обвинения только в исключительных случаях - 73%. Около 22% опрошенных считают, что прокурор вообще не должен обладать правом возбуждать дела частного обвинения.
2. Около 42% опрошенных считают, что уголовное дело частного обвинения, возбужденное прокурором, должно прекращаться за примирением сторон в любом случае. Около 24% опрошенных считают, что такое дело не подлежит прекращению за примирением сторон. Если суд не согласиться с обоснованностью вступления прокурора в дело частного обвинения, то такое дело, по мнению 37% опрошенных, может прекращаться за примирением. Если потерпевший сам просил прокурора возбудить уголовное дело частного обвинения, то оно, по мнению 29% опрошенных, не может прекращаться за примирением сторон.
3. На вопрос: Считаете ли Вы оправданным, предусмотренное законодателем правило о прекращении уголовного дела частно-публичного и публичного обвинения, в случае, если государственный обвинитель отказывается от поддержания обвинения, а потерпевший с отказом от обвинения не согласен, большинство опрошенных (62%), ответили отрицательно. 38% - утвердительно.
4. По мнению 39% респондентов считают, что в случае отказа и прокурора и потерпевшего от поддержания обвинения судья должен вынести постановление о прекращении уголовного дела. 8% - о прекращении уголовного преследования. И 53% опрошенных считают что судья должен вынести оправдательный приговор.
5. По мнению 73% опрошенных, потерпевшего можно наделить правом самостоятельного поддержания обвинения, если прокурор от поддержания обвинения отказался. 27% респондентов считают, что потерпевший таким правом обладать не должен.
6. Около 64% опрошенных считают, что признание лица потерпевшим должно осуществляться путем вынесения соответствующего постановления органом, ведущим процесс, не зависимо от воли частного лица. 27% респондентов допускают возможность признания лица потерпевшим путем вынесения соответствующего постановления органом, ведущим процесс, исключительно по желанию частного лица. За то, что любое лицо, заявившее о совершении в отношении него преступления, "автоматически" наделяется правами потерпевшего, высказались 9% практических работников.
7. К тому, что закон возлагает на следователя и дознавателя обязанность по сбору не только обвинительных, но и оправдательных доказательств 43% опрошенных относятся положительно, 36% - отрицательно, 21% - безразлично.
Приложение 3.
Опросный лист
Мы просим Вас высказать Ваше личное мнение по каждому из вопросов. При этом вполне возможно, что Вы посчитаете заслуживающими внимания несколько вариантов ответа. Поэтому Вы можете согласиться с несколькими утверждениями, равно как выразить и свою позицию, не отраженную в опросном листе.
Укажите, пожалуйста, Вашу должность ________________________________
1. Считаете ли Вы, что прокурор вправе возбудить уголовное дело частного обвинения:
1) В любом случае, если сочтет это необходимым;
2) Только в исключительных случаях;
3) Прокурор не должен иметь право возбуждать дела частного обвинения;
4) Иное.
2. Должно ли прекращаться уголовное дело частного обвинения за примирением сторон, если оно было возбужденно прокурором:
1) Да, в любом случае;
2) Нет, в любом случае;
3) Да, если суд не согласиться с обоснованностью вступления прокурора в дело;
4) Нет, если потерпевший сам попросил прокурора возбудить уголовное дело;
3. Считаете ли Вы оправданным, предусмотренное законодателем правило о прекращении уголовного дела частно-публичного и публичного обвинения, в случае, если государственный обвинитель отказывается от поддержания обвинения, а потерпевший с отказом от обвинения не согласен:
1) Да;
2) Нет.
4. Какое решение должен, по Вашему мнению, вынести судья в случае отказа и прокурора и потерпевшего от поддержания обвинения:
1) Постановление о прекращении уголовного дела;
2) Постановление о прекращении уголовного преследования;
3) Оправдательный приговор;
5. Можно ли наделить потерпевшего правом самостоятельного поддержания обвинения, если прокурор от поддержания обвинения отказался:
1) Да;
2) Нет;
3) Иное.
6. Каким образом должно осуществляться признание лица потерпевшим:
1) Путем вынесения соответствующего постановления органом, ведущим процесс, не зависимо от воли частного лица;
2) Путем вынесения соответствующего постановления органом, ведущим процесс, исключительно по желанию частного лица;
3) Любое лицо, заявившее о совершении в отношении него преступления, "автоматически" наделяется правами потерпевшего;
4) Иное.
7. Как вы относитесь к тому, что закон возлагает на следователя и дознавателя обязанность по сбору не только обвинительных, но и оправдательных доказательств?
1) Положительно;
2) Отрицательно;
3) Безразлично.