Небо Славян (СИ) [Виктор Марочкин] (fb2) читать онлайн

Небо Славян

Глава 1

В землю славян пришла весна. Началась капель, и то зимнее солнце, которое раньше не грело, теперь растапливало снег и лед на земле русов. Для всех это означало, что наступает время большого труда, что каждая семья будет трудиться на своей земле, пахать ее, засеивать рожью, много сил придется прикладывать народу, чтобы потом встретить зиму и прожить ее достойно.

Лед на реке начал таять, и уже не видать стало рыбаков, которые, пробив во льду небольшое отверстие, ловили зимой рыбу. Уже было слышно первое пение птиц, предвестников солнца. Они сидели на оттаявших от снега ветках березы и напевали песни, от которых народу становилось теплее на душе, и он начинал задумываться о будущих хлопотах и домашних делах.

С приходом весны люди становились улыбчивее, они понимали, что с их плеч сошел груз тяжелой зимы, на торгу скоро появится новый люд, начнут приходить вести из других земель, пойдут торговцы и жизнь заново проснется в городе. Кто-то из жителей уйдет с купцами повидать другие, чужие земли, некоторые уйдут в наемники в большие города, а кто-то, придя из других земель, захочет освоиться на этой земле.

А земля эта была словенская. Она простиралась по реке Волхов. Здесь растили словене детей своих и за эту землю не раз складывали головы. Этот народ был очень сплоченный, неоднократно приходилось им вставать друг за друга и бить врага. Но они сплачивались не только тогда, когда враг ступал по их земле: в тяжелые зимы тем, у кого сил не хватило запастись, как надобно, провизией, хлебом да разной снедью помогали; у кого хата сгорела, всем миром ставили новую, чтоб к холодам жилье было. Так и сложилось на земле русичей, что надо помогать в беде такому же, как и ты сам, русу. Да и князья у них были такого характера, что от беды своего народа не отворачивались, а в числе первых на помощь приходили, сами все делали, прислуги не имели и вместе со всем народом городище возводили. Народ смотрел на князей своих, и на душе было легче, что все вместе строят они судьбу свою. И довольны были своими старшинами, потому никогда и не сторонились их, а смотрели с теплом и уверенностью, что не будут брошены в трудную минуту.

Словенск стоял уже не один, да и не два десятка лет. Все начиналось с пары хат, которые стояли на Волхове. Потихоньку люд приходил: кто поодиночке, а бывало, что и семьями, не мало же их было на Руси – обездоленных, разоренных да растерзанных то набегами хазар, то междоусобицами князей. Такие уходили в лес, да старались подальше, поглубже, чтоб уйти от людского взора, быть недосягаемыми для жестокости. Вот так шли, шли и натыкались на хаты, стоящие вдоль реки. Жители этих еще диковинных мест принимали их, зло не смотрели, а наоборот, помогали хаты ставить, землю раскорчевывать да запахивать. От этой любви людской сердца угнетенных оттаивали, злоба уходила, и жизнь начиналась заново.

Проходило время, деревенька разрасталась, играли свадьбы, появлялись молодые семьи, и так деревня превращалась в небольшое городище.

Еще когда были первые избы, когда не было столько люду, за старшего был Белослав. Так и повелось, народ сходился, а старшим был Белослав. Он людям был мил, на помощь всегда первый приходил, совет мог всегда дать хороший, да и шибко буйных утихомирить. Народ уважал и его, и его седину в бороде, и поэтому он был им как отец. Люди сказывали, что варяг он из Новгорода, но точно никто ничего не знал. Белослав одним из первых пришел на Волхов. Потом он взял себе в жены девицу красоты богатой, свадьбу сыграли. После чего народ и решил назвать его своим князем, ибо видели в нем силу и знали, что Белослав ту силу на защиту людей своих направит и в руки судьбе жестокой не отдаст.

Вскоре Румяна родила Белославу двух сыновей. Старшим был Велерад, а младшим Гостомысл.

Велерад был высок и статен, с густыми русыми волосами, правильными, материнскими чертами лица. Он был опорой отцу и гордостью матери. Старший сын рос не по годам быстро. Уже когда ему исполнилось пятнадцать зим, он сам уходил на охоту и возвращался только через несколько дней. Когда Велераду исполнилось семнадцать, он ушел с купцами в Великий Новгород и возвратился только спустя две зимы. Туда уходил еще мальчишка, а возвращался уже статный юноша с густыми усами и с серьезностью во взгляде, крепкий и уверенный в себе.

В то время Велерад склонил отца пойти в поход на хазар, который осуществлялся новгородцами. Он предложил примкнуть к Новгороду в походе. Поход сулил хорошую добычу, которая повысила бы спрос на торгах. И, собрав небольшую дружину, они двинулись вверх по реке к Новгороду.

Поход оказался удачным для словен, но не для Велерада. Старший сын Белослава был тяжело ранен в бою. Благодаря врачеваниям он добрался до родной земли, но раны были слишком большие, и спустя немного времени Велерад умер от охватившей его лихорадки. Великая скорбь тогда прошла по Словенску. Народ грустил вместе с семьей Гостомысла, ибо потеряли сильного мужа они.

К тому времени Гостомыслу уже исполнилось пятнадцать зим. Он был больше похож на отца, чем на мать. Ниже ростом, чем старший брат, но более широк в плечах, более суров во взгляде. Русые кудри всегда развевались по его плечам, в подвязанной поясом рубахе Гостомысл очень отличался от своего брата. Если Велерад был спокойный и рассудительный, то младший брат был дерзок, задирчив и безрассудно смел. Он ни в чем не хотел уступать своему брату, хотел показать отцу, что он ничуть не хуже, чем Велерад, и не менее храбрый. Когда уходила словенская дружина в поход, Гостомысл рвался вместе с отцом и братом, но отец строго запретил, велел оставаться дома с матерью и помогать приглядывать за хозяйством.

После смерти брата Гостомысл поостыл, стал более рассудителен, начал прислушиваться к советам старших, помогать отцу во всех делах, старался быть достойным своего отца.

Прошли еще зимы, и беда не обошла земли словен стороной. Враг ступал по их земле. Тогда Белослав, собрав всех своих людей, каких смог, дал отпор врагу. И бились они люто, и много словен полегло тогда на поле боя, но землю свою под чужую пяту не отдали. Погиб тогда князь Белослав, не укрылся он от вражеских стрел и был сражен.

Вернулись словене тогда не с радостью победы, а с горечью. Много братьев их полегло тогда на поле брани, почти каждый возвращался, потеряв кого-то из родни. Кто брата не спас от стрелы, кого-то отец укрыл от меча, друг заслонил друга от копья… Все они бились за свою землю, на которой родились. Но что еще больше щемило сердце скорбью – это гибель Белослава, князя их, их заступника и старшего.

Была тогда большая тризна по погибшим, и пылали костры до небес: словене провожали своих мужей в последний путь – путь Нави.

И вот молодой, крепкий, сильный, как бык, Гостомысл стал князем Словенска. Он был еще совсем юн, когда стал над словенами, но тем не менее народ уважал его и шел за ним, как и за его отцом.

Во многих вопросах Гостомыслу помогала его мать Румяна, она была мудра и давала те советы, которые нужны были для того, чтобы молодой еще Гостомысл вел свой народ по стезе Прави.

И повел князь свой народ, и зажили они еще лучше прежнего. Многое он вложил в свой город. Не хотелось князю зависеть от других, и стали жители Словенска добывать все своим трудом, а Гостомысл больше прежних князей способствовал этому.

Было болото одно недалеко от Словенска, так именно там княжич и нашел руду железную, и тогда словене стали выплавлять ее, ковать инструменты, подковы, да и оружие. Перестал Словенск покупать железо у других торговцев. Заслышав об этом, многие хорошие кузнецы пошли в городище мастерство свое показать, да в надежде князю приглянуться. Тогда-то и пришел к князю кузнец неведомый, с мальчонкой. Приглянулся он тогда Гостомыслу, и поселил князь кузнеца с сыном в городище.

Железо у Рата не просто ковалось – молот в его руках пел, а железо плясало, и получались такие вещи, что народ дивился, не чародей ли он какой, ведь не было равных ему в кузнечном деле. А он только усмехался в густую бороду и продолжал ковать.

Гостомысл вел свой народ, в помощи никогда не отказывал, заступался за слабых, силу других направлял в нужное русло. Разрастался тогда Словенск, приобретая красоту городища, купцы шли с охотой туда торговать, ведь на рынке у князя было немало хорошего товара.

Так шли годы, и не только доброе говорили про словен, но и смотрели с завистью и злобой, что народ живет хорошо. Гостомысл знал и понимал это, и захотел он обезопасить хоть как-то своих людей, свой народ. Словенск начали обносить частоколом. Весь люд трудился над этим. Немало лесу ушло на постройку, но ограда получилась добрая. Дубовый частокол заслонял дома словен, а перед ним рыли ров, да князь приказал поглубже. И тогда вышло настоящее городище, обнесенное частоколом и рвом. Народ старался на славу, ведь для себя делал, ему же защищаться за этими деревянными стенами. И вот уже многие слышали о Словенске, о его красоте и о мудрости его князя.

Так шли годы, город цвел, люд был доволен жизнью, своим князем и возносил почести Велесу, богу скотьему, и Перуну, громовержцу славянскому, моля их о судьбе народа, о защите детей своих от времен лютых. И так проходила жизнь: старики уходили, и им на замену приходили юные, полные сил и решимости юноши и девицы. Князь женился, обзавелся детишками, дела шли хорошо, годы летели, народ креп, и жизнь текла, как река времени.

Глава 2

Лес. Тишина. В глубоких дебрях словенского леса начало просвечивать солнце. В каждом уголке просыпались ото сна животные. Запели птицы. Весна шла по словенскому лесу.

По узкой тропинке шел человек. За спиной у него был лук и кожаный мешок небольших размеров, у пояса висел охотничий нож. Словенин был одет в серую рубаху, кожаные штаны и сапоги. Он шел по тропе, а вокруг него простиралась зеленая мощь из деревьев и бурелома. Путник был молод и крепок, рубаха обтягивала его широчайшие плечи и сильные мускулистые руки. Было видно, что парень не чурался тяжелой работы. Словенин был погружен в какие-то далекие мысли. Его взгляд был устремлен вперед, и складывалось ощущение, что в этом мире его ничего не беспокоило, кроме собственных дум. Он размышлял о чем-то серьезном, о том, что его очень тревожило.

Лес стелился под ногами словенина. Он шел ровным шагом. Сырость ночной прохлады сошла с леса. Весна уже вовсю гуляла по земле, и в лесу было зелено. Пахло разными травами и хвоей, парень набирал полные легкие воздуха и неспешно выпускал обратно. Его путь лежал в Словенск, а шел он из Верхушек – деревни, что находилась в двух днях ходьбы от городища. Этот юноша был вторым сыном кузнеца Рата – Ратмиром.

После того как Рат со своим старшим сыном Данко осел в Словенске, он женился на девице. Она была голубоглаза и, как многие словене, русоволоса. Нашли они мир и согласие, после чего боги даровали им ребенка, Ратмира. Мальчишка был весь в отца – невелик ростом, но крепок и широк в плечах. Сила была в нем отцовская, многие словене знали тяжесть руки кузнецова сына.

Ратмир шел уже второй день, и к полудню он должен был выйти к Словенску. По пути словенин подстрелил из лука тетерева, и вечером, зажарив его на углях, он сытно поел и улегся под старой сосной переждать ночь, а утром снова продолжил свой путь домой.

Возвращался из деревни Ратмир по поручению Рата. Отец послал его в Верхушки для того, чтобы сын спросил у старосты деревни, когда тот отдаст плату за заказ, что кузнец выполнил еще прошлой осенью. Рат выковал два десятка добрых мечей и столько же копий, а заплатил староста только за половину. Зима прошла, настала весна, а долг никак не возвращали. Вот и решил кузнец отправить своего сына, чтоб он поговорил со старостой и напомнил про должок. Ратмир выполнил поручение отца и возвращался лесной дорогой домой.

К полудню лесная тропа резко повернула, здесь заканчивался лес, и начиналась обширная поляна, с которой была видна река. Величественный Волхов тек спокойно и размеренно, солнце подсвечивало его темную воду, и от этого он казался еще прекрасней.

Ратмир вышел на поляну и остановился. Резкий свет солнца ударил ему в глаза. Он прикрыл рукой лицо, немного постояв и пощурившись, затем убрал руку и посмотрел на текущий Волхов.

– До чего же хороша земля наша! – закрыв глаза и устремив лицо к солнцу, проговорил молодой словенин.

Он постоял какое-то время и решил присесть в теньке у молоденькой березки. Сняв мешок с плеч, Ратмир присел и начал рассматривать содержимое. В мешке нашлась горбушка хлеба. Достав ее, он отломил половину и начал спокойно есть. Доев хлеб, Ратмир еще чуть посидел, посмотрел на обширные просторы его родной земли, на красоту родных мест, сложил обратно пожитки, встал, отряхнулся и двинулся в дорогу.

Дальше дорога пошла полем. Небольшая тропинка перешла в более широкую, хорошо вытоптанную тропу. Ратмир пошел бойчее, для него дом уже был совсем близко, и ему хотелось скорей вернуться домой, рассказать отцу, что он сделал все, как тот велел, обнять матушку, но более всего ему хотелось увидеть ту, по которой сердце скучало и щемило в груди. Он шел, вспоминая ее красоту, ее дивные голубые глаза, стройное тело, завораживающую и стеснительную улыбку: хотелось подойти к ней, заговорить, услышать ее нежный девичий голосок и не отходить от нее никуда. Ратмиру очень нравилась Лада, он работал с отцом в кузнице и каждый раз не упускал момента увидеть ее, полюбоваться. Так он шел, погруженный в свои мысли, его взгляд был устремлен вперед, к Словенску.

Ратмир шел дальше по тропе и после полудня вышел к первым избам, стоящим поодаль от града. Хаты стояли одиноко среди распаханных полей и загонов для скота. Где бы ни шел словенин, везде люд был занят работой, каждый занимался делами по хозяйству, подготавливал землю к посевам, выгонял скот на молоденькую травку. Чем ближе Ратмир подходил к городищу, тем больше встречал таких хат.

Пройдя еще немного, сын кузнеца вышел к самому Словенску. Сперва показался дубовый частокол, потом верхушка княжеской избы, а затем и весь град. Со времен Белослава городище разрослось, стало плотнее заполнено домами, приобрело более могущественный вид. Частокол был крепок и мощен, за ним всегда следил зодчий: если надо было, то меняли бревна, всегда подлаживали, где покосился, ведь ограда немало значила для словенского люда, за ней они семью свою прятали от вражьего набега. Так же следили и за рвом, чтоб не обваливался да не засыпался, сразу чистили, обновляли. Град был сложен очень компактно и уютно, хаты стояли близко друг к другу, дворы были объединенные, и поэтому град казался одним целым, как кулак, готовый отразить вражеский удар.

Княжья хата находилась в другом конце от входа, на небольшом пригорке, возвышаясь над остальными домами. Народ сам настоял поставить своему князю жилье, да такое, чтоб от других отличалось, – люди любили Гостомысла и почитали. Не хотелось им, чтоб приезжий люд смотрел на него свысока, вот сами и возвысили. Гостомысл не противился, со всеми вместе работу выполнял. Изба получилась отменная: резное крыльцо, красивые окна с резьбой. Высокая и величавая, она возвышалась над городом. Вокруг обнесли ее невысоким забором и сделали небольшие ворота – все как полагается у князей. Гостомысл любил своих людей, судил по справедливости, потому и уважение заслужил на века, и народ его возблагодарил.

Ратмир вошел в град не спеша, стражи никакой на воротах не было, он спокойно вошел в городские ворота и направился, как и всегда, к торговой площади. По пути он встретил пару знакомых человек, обменялся словами, поприветствовал стариков и вскоре вышел на торговую площадь.

Торг представлял собой особое зрелище. Поскольку весна пришла в земли словен еще не полностью, то площадь не была забита, но все равно люду было там немало. На торг уже съехались некоторые купцы из других городов, но в основном продавался товар с зимы, тот, что был перекуплен или создан собственными руками. Например, товары кузнечного мастерства имели большой спрос, также продавались разные ткани, платки и ткацкие изделия. Меньшим спросом пользовались изделия резьбы по дереву, многие могли и сами вырезать не хуже, но не все делали так красиво, как мастера. Обычно продавалась еще выпечка и разная снедь из мяса, но весна была на дворе, и потому нечем было побаловать народ на торгу.

Люд толпился возле того товара, который был ему интересен. Особенно женщины, они толпились возле новгородского купца Гостяты, товар которого они любили, потому что он торговал платками и разными тканями. В этом году он прибыл раньше обычного, привезя с собой немало красивого товара. Гостята хотел выторговать больше прибыли и потому прибыл в начале весны.

– Гостята! Рано ты в этом году, да и еще с таким товаром!

– Град ваш нынче разрастается, мощен становится, много люду к вам на торг собралось, так, если будет не протолкнуться от купцов, какой же спрос у меня будет? Вот я и пораньше к вам.

– А товару привез отменного! Ты, что ли, зимой с детишками на снегу не играл, в санях по морозу не разъезжал? – не отставал от купца мужик.

– Зима моя у римлян прошла, у них снега не бывает. С детишками своими играл, баловал их, но на санях не ездил, мороза не видал, – купец отвечал спокойно, ему даже было забавно общаться с людьми.

– А как живут эти твои римляне, когда с баньки натопленной на мороз не выскочить зимой да на охоту по снегу не сходить, лес спящий посмотреть? – Словенин заинтересовался рассказом купца и с еще большим рвением начал расспрашивать его. – Ведь земля наша очень красива, когда спит под одеялом снежным.

– Земля у них совсем другая. Зим холодных нету, солнце светит постоянно, и тепло от этого, – купец старался говорить так, чтобы заинтересовать еще людей, – народ не носит одежды тяжелой, в рубахах коротких только ходят и сандалиях из телячьей кожи. Народа у них много разного, рассказывают каждый про землю свою, откуда путь свой держали к римлянам.

– Дивный народ эти римляне, и земля у них не такая, как у нас, повидать бы ее, землю ромейскую.

– Так ты в Новгород иди, а там купцы ходят, с ними и доплывешь до ромеев!

– Нет, Гостята, не пойду я в землю чужую, негоже своих бросать, а у меня детишки малые, вон Румяне семь годков, Ждану только три зимы исполнилось, куда же они без меня-то?! Да и земля мне наша больно люба! – Мужик отмахнулся от купца рукой и отвернулся.

– Ну, раз к ромеям не хочешь, то хоть бабоньке своей купи платок заморский, она рада будет такой красоте. – Гостята развернул платки и начал показывать мужику.

– Ну, показывай, что у тебя есть, побалую свою любушку!

Так и шел торг. Каждый пытался выторговать что-то у купцов или обменять на своё. Ратмир шел по торгу, посматривая на товары. Он направлялся к лавке, где купцы торговали железными изделиями, туда отец Ратмира относил и свой товар на продажу. Молодой словенин прошел почти всю площадь, но не успел дойти: его окликнул хозяин лавки, где продавался железный товар.

– Ратмир! – Выйдя из своей лавки, небольшой мужичок окликнул парня. – Здравствуй, Ратмир. Вижу, ты вернулся только что с Верхушек, как они там? Новости какие расскажешь?

– Здрав будь, дядь Возгарь. Новостей я особо никаких не привез, люд живет себе тихо-мирно, времени не было, дядь Возгарь, чтоб новости узнавать. Отец-то мой как, как там матушка, живы-здоровы?

– Ну а как же, отец в кузнице трудится, мать по дому хлопочет, тебя дожидается. Рату не терпится узнать, что ты ему нового про долг расскажешь. Ступай, он в кузнице работает, недавно пришел, силы пополнял за столом обеденным.

Ратмир распрощался с Возгарем и направился к кузнице. Идти ему надо было почти в самый конец городища, ибо там стояла кузница Рата, и там ковал он железо, и туда шел люд просить подсобить: кому лошадь подковать да уздечку добрую взять, кому для домашних дел вещицу выковать. Рат, еще когда молодым пришел, облюбовал место под кузницу подальше от люда, чтоб народ не ходил, не мешал и не отвлекал. Место было хорошее: если глянуть птичьим глазом с высоты, то кузница стояла в противоположной стороне от ворот, параллельно княжескому терему. Народ туда редко захаживал просто так, в основном по делу. Хаты стояли дворами, но Ратова кузня стояла отдельно, он дружил с Гостомыслом, и тот ему разрешил поставить свою кузницу саму по себе. Поначалу скудна была она, но как люд узнал о мастерстве Рата, так и стала кузня разрастаться, народ приходил все чаще и чаще. Поставил он тогда новый горн, огородил дом свой, благоустроил себе место и стал работать не покладая рук. Вся словенская дружина была снабжена оружием и доспехами, которые ковал Рат. Какую-то часть он отдавал на продажу купцам из Новгорода, чужим не продавал. Негоже, сказал, потом от своих мечей головы складывать.

Дружина уважала кузнеца и за работу, и за его тяжелую и умелую руку: приходилось им видеть, как Рат мечом владеет, немногие так могли в Словенске. Молодые хотели стать такими же, как кузнец, но проявить себя мало кому удавалось, все шли на заставу – в надежде, что, может, там удастся проявить себя, да и славу обрести. Но на заставе боев не было, молодых закаляли постоянными тренировками, кто-то после уходил в Новгород в дружину к князю, там было больше шансов дернуть судьбу за косу.

Так и старший сын Рата ушел в новгородскую дружину. Сначала приходили новости от купцов, рассказывали они об успехах Данко, о походах, как с победой возвращался не раз, что не последний человек он в дружине, но потом купцы перестали новости приносить, и последние два года не было никаких известий.

Идя домой, Ратмир свернул в сторону и пошел немного другим путем – мимо хаты, где жила Ладушка. Перед избой он пошел медленнее, в надежде увидеть ту, которая запала ему в сердце. Но во дворе никого не было, все трудились на полях, также и Лада помогала матери где-то за пределами града. Осознав, что не увидит свою любушку, Ратмир ускорил шаг и поторопился вернуться домой.

Подходя ко двору, словенин увидел, что около дома стоит конь и, видимо, был он не для пахоты. Конь был добрый, хорошо сложенный, была видна уздечка хорошей работы, не словенской, но хозяина рядом не было. Ратмир вошел во двор, все было спокойно: по звуку молота, соприкасавшегося с железом, он понял, что отец трудится за домом в кузнице, и направился туда.

Обойдя вокруг дома, он застал за работой отца. Тот был, как и обычно, в своем кожаном фартуке, черный от дыма и мокрый от пота, в руках держал раскаленную заготовку топора. Ратмир подошел ближе и, заходя под навес, окликнул отца.

– Отче!

– Ратмирушка, вернулся, сын мой! – Кузнец бросил заготовку и подошел к сыну.

– Вернулся, отче, все сделал, как ты и говорил, все передал. – Сын поклонился и отчитался.

– Волю отца исполнил, молодец, но расскажешь позже, что тебе сказал староста. – Отец положил на место молот и начал расстегивать фартук.

– Я видел коня у нас во дворе, но хозяина не приглядел, конь добрый, значит, и хозяин не из низшего сословия, не к нам ли этот гость приехал?

– Это не гость, Ратмир, пойдем в хату, там мать стол накрыла. – Рат положил руку сыну на плечо и увлек его за собой.

Ратмир ничего не понимал, в его сознании даже и догадок не было, кто мог быть этим человеком. Они прошли до избы, отец зашел первым, сын зашел следом. Внутри мать хлопотала у печи, но его взгляд был устремлен на человека за столом. Там сидел старший брат. Ратмир не видел Данко семь лет, и для него это было большое удивление – увидеть брата дома.

За то время, которое Данко пробыл в Новгороде, он сильно изменился. Брат помнил его еще совсем юным. Со светлым лицом, еще с редкой бородой, юными и полными авантюризма глазами. Но сейчас его взору предстал совсем другой человек. За столом сидел высокий и крепкий муж. Жилистые руки, по которым можно было понять, что он зарабатывает себе на хлеб не мотыгой, проводя все свое время на полях, а держа меч и щит. Лицо покрывала густая борода, на правой брови был глубокий шрам, волосы были сплетены сзади в косу. Оружия при нем не было никакого, кольчуги тоже. Одет он был в простую белую рубаху, подвязанную поясом.

Когда вошел отец, Данко встал, следом зашел Ратмир, и старший брат улыбнулся в бороду. Сначала оба было замешкались, но потом сразу же подошли друг к другу и крепко обнялись. Мать, глядя на них, заулыбалась около печи. Отец кинул на них добрый взгляд и, чуть улыбнувшись, пошел к корыту. Зачерпнув ковшом квасу, начал жадно пить.

– Ратмир, брат мой! Ну, здравствуй!

– Здравствуй, брат!

Оба брата обнялись и пожали друг другу руки выше кисти.

– Как ты вырос, возмужал, так бы и не узнал, если бы пришлось где невзначай встретиться. – Данко отошел назад и развел руками. – Такой красавец стал, от девок, наверное, не успеваешь отбиваться.

– Да он у нас на девок не смотрит шибко, ему дочка Гудислава в голову засела, Лада, сохнет по ней, как веник банный. – Отец положил ковш обратно в бадью и повернулся к сыновьям. – Вон хоть дурь из головы выгнать его послал, развеяться.

– Рат, оставь ты его в покое! Его дело молодое, каждый должен пройти через это, найти того, кто люб. – Мать, накрывая на стол, заступилась за младшего.

– Ты, брат, я вижу, тоже не сидел на печи. – Ратмир прихлопнул брата по плечу. – Так понимаю, хлеб ты добывал ратным способом, ну, время будет еще рассказать, а, я думаю, тебе есть, что поведать.

– Много всякого было, пришлось повидать разное.

– Ну, хватит вам! Ратмир, иди вымой руки с дороги да рубаху смени, и сядем все вместе, сколько лет не собирались.

После того как мать отправила Ратмира, остальные сели за накрытый стол. Хозяйка приготовила всякой вкусной снеди в честь приезда старшего сына. С зимы припасов в доме осталось не так уж и много, но на столе было чем полакомиться. Отец, как глава семьи, сел в начале стола, по правую руку села жена, а с другой стороны были места для сыновей. Спустя немного времени к ним присоединился умывшийся и поменявший рубашку Ратмир. Все сидели за столом и кушали пшеничную кашу, на столе было еще сало и немного вяленой оленины, добытой Ратом на охоте, из питья были мед и квас, для зелени было еще рано, так что ели то, что было. Младший сын жадно отрывал теплые куски только что испеченного хлеба и заедал им кусочки сала. Мед пил только отец, остальные воздержались, Данко налил себе кваса, а мать и Ратмир не стали ничего пить. Пока ели, никто не разговаривал, видимо, за полдня все успели проголодаться, поэтому налегали на еду. Так семья просидела за трапезой около четверти часа. Когда закончили, Рат уже выпил три чашки меда и слегка охмелел. Опрокинувшись спиной на стену избы, он начал пристально рассматривать своих сыновей.

– Вот смотрю я на вас и думаю, что не стыдно мне будет перед пращурами моими стать, что путь я свой в этой жизни выполнил, и горжусь вами, сыны мои!

– Отец, не рано ли ты о встрече с пращурами думать-то стал? – Данко с улыбкой вопросительно посмотрел на отца. – Здоровья-то у тебя побольше, чем у нас двоих будет.

– Это я так сказал, невпопад, горд я за вас.

– Все, что мы умеем, – этому ты нас, отче, научил: и охотиться, и меч с щитом держать по-воински, и как из руды железо добыть, да и в лесу выжить. – Ратмир сидел и говорил это, смотря на отца. – Все это мы от тебя получили.

– Ты нас научил, как за себя постоять в драке, чтить богов наших, не забывать пращуров и идти по стезе Прави, – теперь уже старший сын обратился к отцу.

– И за это мы благодарны тебе, и не посрамим чести рода нашего, и поведем детей своих, твоих внуков, как ты нас вел.

Рат сидел и был горд. Его сыновья выросли, возмужали, они были его гордостью. Не каждый в Словенске мог похвастаться такими молодцами, но Рат мог, и от этого на душе у него было тепло. Ну а может, ему еще было тепло от того, что он допивал уже четвертую чарку меду.

– Внуков-то мы когда увидим, кто из вас, голубчики, скажет? – Матушка развела руками с небольшой досадой. – Вы хлопцы хоть куда, за вами вон девки бегают, но никто так и не привел женушку домой.

– Матушка, девиц много, да вот такой, чтоб в сердце засела, нету, а брать, не любя, не буду. – Данко говорил за себя, ведь у Ратмира была девица в его молодом и горячем сердце. – Так, а брат мой чего любу свою не приведет, раз в сердце зазноба?

– Это он сам тебе расскажет, – сказала мать старшему сыну, вставая и начиная убирать со стола.

– Ну что же, силенок мы за столом набрались, надо и дальше труд продолжать. Время, оно ждать не будет, железо требует обработки, пора мне идти трудиться. – Отец встал из-за стола и направился к выходу из избы.

Время шло уже к окончанию дня. Люди заканчивали потихоньку свои дела и направлялись по домам. Ратмир с братом вышли из хаты во двор. Солнце потихоньку клонилось к горизонту, и братья решили остаться дома и никуда не выходить. Ратмир помог отцу доделать начатую работу, а Данко отправился помочь матери по хозяйству. Почти в каждом дворе находилась какая-нибудь скотина, будь то коза или корова, и каждая приносила огромную пользу и считалась кормилицей в семье. За ней следили с особым усердием, ведь тот, кто не мог себе позволить купить молодую корову или козу, потеряв ее, обрекал себя на голодные годы.

Когда солнце заходило и на улице темнело, люди отправлялись спать, ведь рано утром надо было встать, управиться по хозяйству и идти трудиться.

Уже была весна, и пришло время народу восхвалять богов за пережитую и не голодную зиму, за родившихся детей, удачный приплод, также люд просил хорошего урожая и защиты не только от вражеского меча, но также и от любых других невзгод, включая болезни и лихорадки.

Сбор народа в капище проходил всегда в середине весны в назначенный день. Люд четко знал, когда это бывало. В этот день никто не трудился. С самого утра все наряжались в лучшие одежды. Те, у кого не было, надевали просто чистые белые рубахи и шли в сторону реки на небольшую опушку, именно там и находилось капище богов. Вначале приносил жертву князь и его семья, ну а потом все остальные. Народ приносил все то, что осталось после зимы, и отдавал это богам, тем самым восхваляя и чествуя их.

Братья знали, когда этот день. До него оставалось совсем немного, но, чтоб скоротать время, они решили рано утром отправиться на охоту. Подготовив все необходимое, сыновья кузнеца легли отдыхать в хате на широких скамьях, где постелила им матушка. Двухдневный переход по лесу быстро сморил Ратмира, и он заснул в ту же секунду, но Данко не мог заснуть еще долго. Он вспоминал то время, как он еще мальчишкой жил вместе с родителями, как чудесно проходили те юные годы.

Повспоминав, Данко перевернулся на бок и крепко заснул. Утром их с братом ждала веселая прогулка, и им обоим не терпелось рассказать друг другу о прошедших годах. А ведь им было что рассказать.

Глава 3

…Дружину жали к реке, воины бились из последних сил, меся ногами красную жижу из грязи и крови убитых и раненых. Сотники отдавали команды, но с каждым мгновением русов становилось все меньше. Бой длился уже не один час, булгары превосходили по численности, но в силе уступали, и потому исход был не определен. Рослый воин бился в первом ряду, нанося удары своим мечом. Его лицо было окровавлено, а на левой ноге виднелся небольшой порез. Справа враг налегал сильнее, и потому русов затягивали в кольцо. Дружина пыталась прорваться через плотный строй, но усилия были напрасными. Воины стали смыкать щиты, не давая пройти противнику и сломать строй. Тот же воин потерял щит и был вынужден отбиваться одним мечом. Но вот удар, еще выпад, и он столкнулся с крепким и сильным врагом. Отбивая его удары, приходилось пятиться назад, но вот вдруг рядом упал насмерть сраженный рус, и справа появилась брешь для врага. Успев отбить удар справа, дружинник пропустил тяжелый удар в грудь и свалился наземь. Свет начал меркнуть, в лицо попали капли дождя, сверху упало мертвое тело, стало трудно дышать…

Данко резко открыл глаза. Его рубаха была насквозь мокрая от пота. Сон, что приснился ему, был его воспоминанием о походе в южные земли. В хате было еще совсем темно. Мать с отцом спали в другой комнате, и оттуда доносилось глухое похрапывание отца. Ратмир спал рядом, повернувшись к брату спиной и подложив ладони под голову.

Молодой воин не спеша сел на скамейку, огляделся, протер лицо ладонями. Ложиться спать он не собирался, да и сон не пошел бы уже. Встав, Данко потихоньку, чтоб никого не разбудить, направился на улицу. Во дворе стояла гробовая тишина, слышалось посапывание коня в стойле, и где-то далеко раздавались лай и грызня бродячих собак. Небо было звездное, а луна хорошо освещала землю. Постояв немного и подышав свежим прохладным воздухом, Данко подошел к бочке с чистой водой и умыл лицо и шею. Вода была прохладная, и бодрость мгновенно пришла к старшему сыну кузнеца.

Постояв еще немного, он услышал, как скрипнула дверь и раздались шаги в его сторону. За время, которое он провел в дружине, ему пришлось многому обучиться: различать шаги, вслушиваться в тишину, ведь это не раз помогало выходить живым из крайне сложных ситуаций. От таких осторожных и тихих действий зависела не только собственная жизнь, но и жизнь тех людей, которые стояли плечом к плечу с тобой, при надобности заслоняя тебя от удара, с которыми ты делил все тяготы и невзгоды походной жизни, когда дружина стала для тебя семьей и за каждое неправильное действие ты был в ответе не только перед старшими, но и перед самим собой, перед богами.

Обернувшись, Данко увидел идущего к нему младшего брата. Они молча поздоровались, пожав друг другу руки, и Ратмир направился к той же бочке с водой, чтобы умыться.

Младший брат выглядел более уставшим, видать, усталость была посильнее, и кратковременный отдых еще не восстановил сил молодого словенина. Ратмир умылся, и его лицо наполнилось энергией, свойственной его молодому и крепкому телу, и вся усталость тут же улетучилась.

– Скоро будет светать, надо бы нам уже выходить. – Присев на скамью возле хаты, Данко первым начал разговор.

– Вот-вот встанет отец, у нас все приготовлено, оденемся и выходим. – Ратмир посмотрел на старшего брата.

– Ну, хорошо, свои вещи я оставил во дворе под навесом. – Данко указал на место, где стоял его конь. – А ты, брат, иди одевайся, я буду ждать тебя во дворе.

После этого братья разошлись. Данко, зайдя под навес, где стоял конь, взял смотанную в шкуру одежду и размотал ее, достал кожаную рубаху, подвязал ее поясом, на ремень повесил свой походный боевой нож, с которым никогда не расставался, и вышел к хате. Там его уже ждал Ратмир. Братья переглянулись и взяли все то, что приготовили еще со вчерашнего вечера.

Ратмир взял лук, а старший брат решил пойти с копьем. У обоих был заплечный мешок с нехитрой снедью, которую им положила мать. Данко взял кожаный бурдюк, набрал воды из бочки.

Все было готово. Солнце еще не встало, но петухи уже начали извещать народ Словенска о восходе солнца. Братья молча взглянули в ту сторону, где должно восходить солнце, тем самым как бы прося Велеса о хорошей охоте, и двинулись в путь.

Они направились туда, где в частоколе имелся ход, специально сделанный кузнецом для разных нужд. Об этом ходе знал и сам князь. Он лично разрешил Рату сделать его. Дружба Рата с Гостомыслом была крепка, и князь относился с уважением к семье кузнеца.

Ратмир подошел к ходу, снял засов с деревянной калитки и, навалившись плечом, открыл ее. Дверь наружу была сделана из бревен и потому была очень массивна. Ребенок или женщина не смогли бы открыть ее без чьей-то помощи. Следом за Ратмиром прошел Данко, и братья вместе задвинули обратно дверь. От прохода в изгороди шла небольшая тропка, которая сворачивала налево и уходила дальше к лесу. Этим проходом пользовался Рат вместе с сыном, матушка не нуждалась в проходе.

На горизонте уже начало розоветь, когда оба брата шли по тропке по направлению к лесу. Шли молча, наслаждаясь утренней тишиной и пением сверчков. Времени на разговоры хватало, но что-то мешало заговорить им обоим, может, это было какое-то неудобство, которое стесняло братьев, столько лет не видевших друг друга.

К лесу, не слишком густому, они подошли, когда солнце уже появилось на горизонте. Когда братья зашли в лес, та молчаливость, которая стояла между ними, надоела Данко, и он первый начал говорить с Ратмиром.

– Брат мой, с того момента, как я ушел из дома, прошло семь лет. Бьюсь об заклад, за это время в твоей жизни произошло много интересного, я бы с удовольствием послушал все это, – старший брат обратился к младшему, улыбаясь в усы.

Ратмир потупил глаза на тропинку, которая лежала под его ногами. В его душе было какое-то стеснение перед старшим братом. Желание рассказать ему все, что произошло за эти семь лет, было безграничным, но отсутствие брата столь долгое время сковывало все его желания.

Осмелев, младший брат все-таки поддержал разговор.

– Да, брат, долго тебя не было. – Младший брат покачал головой, не отрывая взгляда от тропы. – Если честно, то я и не ожидал тебя уже встретить на нашей земле.

– Ну, это ты зря, брат, рано ты меня к пращурам отправил.

– Новости от тебя приходили первые три зимы, потом мы расспрашивали купцов, но они не могли ничего рассказать о сыне кузнеца из Словенска. Отец тогда впал в глубокую задумчивость, сам не свой ходил, и, скорее всего, перестал верить, что ты вернешься.

Данко шел, нахмурив брови, его взгляд был устремлен вглубь леса. Тяжелы были для него эти слова, но и вес тех событий он тоже чувствовал, и потому в его сердце не было места обиде.

– Честно тебе скажу, что следом за отцом и я перестал верить, что увижу тебя. – Ратмир говорил это спокойно, но было видно, что он говорил о наболевшем. – Но в глубине души все-таки знал, что ты вернешься. Видимо, богам было угодно, чтобы ты жил и радовал свой род.

– Боги и вправду берегли меня все это время. – Данко кинул взгляд на младшего брата. – За то время, что я пробыл в дружине, я быстро перестал быть мальчишкой. Там, брат, никто не будет ждать, пока ты наберешься опыта. Ты либо быстро научишься выживать и беречь свою жизнь, либо отправишься к праотцам.

– Ну, не только выживанием ты добился успеха, я так понимаю. – Ратмир заулыбался, и брат понял намек.

– Это ты верно подметил, но и не так быстро боги стали благоволить мне. Сперва я попал в новгородскую дружину обычным ратником, ничего особенного. Дружина собиралась в поход, и я отправился вместе с ними. Мы ушли вниз по реке от Новгорода и отправились в южные земли. Пришлось нам столкнуться со степняками. – Старший брат, как бы окунаясь в свои воспоминания, начал повествовать о том, как жизнь его протекала вдали от отчего дома. – Поход оказался удачным, мы набрали много добра да и посеклись на славу. Меч держать отец меня научил, но опыта у меня не было никакого. Но все же я славно рубился, и это заметил один из старых варягов. Вот тут, мой брат, боги взяли меня в свои руки.

Братья все дальше углублялись в лес по тропинке, но еще не сходили с нее. Ратмир знал все тропы и знал, что крупного зверя в последнее время не встретишь так близко к людям, надо углубляться дальше в лесную чащу. К полудню сыновья кузнеца должны были выйти к лощине, спустившись в нее, пойти по оврагу дальше, там и начинались урочища крупного зверя.

Лес стоял молчаливо и величаво. Высокие шапки деревьев качались высоко над головами двух молодых русов. Листва еще не полностью опушила деревья, но в лесу все равно стоял небольшой сумрак, солнце слабо пробивало мощные кроны зеленых великанов.

Двое братьев шли друг за другом. Они были заняты беседой, которой так не хватало им обоим. Первым шел старший, сзади следовал младший. Данко вел рассказ о том времени, когда он отсутствовал в родительском доме, когда он ушел и Мать Судьба преподала ему хороший урок, но не сгубила, а наполнила именно той силой, которая и нужна была молодому русу, чтобы прожить достойную жизнь.

Данко рассказал своему брату, как после первого похода его заметил старый варяг Хоральд и взял под свое крыло. Старик объяснил ему все хитрости походной жизни, забрал в свою дружину, состоявшую почти полностью из варягов, ну и еще немногих крепких молодых русов. У Хоральда была строгая дисциплина, он берег своих людей и обучал их всему, что знал сам. Старый воин научил Данко держать меч так, чтобы он настигал свою цель и не был выбит крепкой рукой. Все, что знал словенин, он узнал от варяга.

Каждый раз дружина уходила в какой-нибудь поход, и с каждым разом опыт дружины возрастал. Молодые воины крепчали, получали первые шрамы, и, как говорили у варягов, только с первой раной, полученной в бою, юнец становился мужчиной.

– Многому научил нас Хоральд, – рассказывал Данко. – Из нашей дружины всегда набирали отряд разведки, ибо никто лучше нас не мог пробраться в тыл врага без шума, взять пленных и уйти незаметно. Нас знали во многих землях, и если честно, то нас побаивались даже бывалые рубаки.

Незадолго до последнего похода дружины Хоральд назначил сына кузнеца из Словенска старшим в дружине. Никто не воспротивился его решению, и все внимали командам молодого словенина с должным уважением.

– Но вот последний поход для дружины стал почти роковым, – продолжал Данко. – Видать, боги решили дать нам испытание, с которым мы с трудом справились.

Поход был на земли булгар. Дружина насчитывала семь сотен пеших и две сотни конных людей. Мы хотели быстрым грабежом взять свое и уйти, но, взяв свое, уйти было не так-то просто. Нас накрыло подоспевшее войско, которое было готово к встрече с нами. Оно превосходило нас численностью. На одного нашего насчитывалось пять булгарских воинов. Завязалась битва, нас жали к реке, но в бой еще не вступала наша конница, которая и не знала о том, что мы рубимся. Нас славно сминали ряды булгарских воинов, но и мы давали им достойный отпор. Казалось, мы не выберемся из этого пекла, но на выручку уже шла конница, хотя, как она ударила в спину, я уже не увидел. Славный воин из булгар хорошо приложился к моей груди своей палицей, я упал чуть живой и очнулся только уже в возе с ранеными, которые отправлялись к нашим ладьям.

В том походе полегло немало добрых молодцев, которые были мне как братья. Долго пришлось поправляться после той битвы. Дружина сильно поредела, и старый Хоральд начал набирать и обучать юных молодцев. Я же, поправившись, решил отправиться в родительский дом, уж больно затосковала душа по родной земле.

За время рассказа братья почти подошли к лощине, где нужно былопрекращать разговоры и переходить к охоте. Ведь охота любит тишину, терпение и выносливость.

Ратмир все это время шел молча и смотрел прямо, вслушиваясь в рассказ своего старшего брата. Каждое слово, сказанное Данко, было интересно, и в глубине своей словенской души младший брат желал о том же: он также хотел участвовать в походах, ходить на ладьях к другим народам и добывать славу в бою. Но желание Ратмира не шло по одной тропе с желанием его отца. После того как младший сын Рата прошел, как и все юноши Словенска, службу на заставе и познал, что такое меч и щит, для чего они нужны, отец заметил в глазах сына тот азарт, что когда-то был в нем самом. Кузнец строго запретил покидать отчий дом, и рвение Ратмира стало биться в его молодой и пылкой душе, постепенно угасая.

Братья остановились перед спуском в лощину. Первым заговорил Ратмир.

– Надо нам пойти врозь. Я буду заходить слева, а ты, мой брат, двинешься прямо. – Он указал направление ладонью. – Я не так давно видел в этом месте хорошего молодого оленя, но пойти за ним не было возможности, я так его и оставил.

– Что ж, придется нам все это исправить. Пусть Велес поведет нас по нужному следу, а мы ему вознесем хвалу после удачной охоты.

После этих слов оба двинулись по намеченному пути. Теперь все выглядело совсем иначе, чем до того, как они шли по еле заметной тропе. Сейчас каждый из двух охотников не издавал ни малейшего звука, а их внимание было полностью напряжено. Охотники двигались аккуратно, ступая среди валяющихся ветвей, чтобы ненароком не спугнуть животное.

Спустя небольшое время оба брата уже не могли видеть друг друга. Каждый исчез за стволами деревьев и был недосягаем для глаза. Старший брат медленным, но уверенным шагом двигался средь зарослей. Было видно, что его охотничье мастерство было выше, чем у Ратмира. Глаз его, как молния в грозу, рыскал по лесу в поисках жертвы. В руках Данко сжимал копье, которым он весьма неплохо владел как на охоте, так и в бою. Шаг его был похож на рысий, нога ступала бесшумно и плавно. Воин хорошо усвоил уроки старого варяга и был ему за это благодарен.

Все дальше углублялся в зеленую мощь деревьев старший брат. Его голова сейчас была почти пуста от мыслей, но все же что-то таилось в глубине. Он сам начал вспоминать то, о чем только что рассказал своему брату. Воспоминания все сильнее отвлекали его от охоты, и словенин понемногу становился рассеянным. Но его внимание резко привлек свежий след от копыт. Присев на колено, охотник внимательно всмотрелся в него и ощупал землю. След оставил, по-видимому, молодой олень, причем совсем недавно. Данко поднял голову и осмотрел землю впереди. На покрытой небольшим слоем наполовину перегнивших листьев почве были отчетливо видны следы от копыт. Охотник встал с колена и, немного пригибаясь, чтобы лучше было видно след, пошел по нему.

След уходил все дальше и дальше, и словенин крался по нему как волк, учуявший добычу. Азарт овладел воином, и все остальные мысли покинули голову. Глаза сузились и читали след, как надписи на выделанных шкурах. Ловкость воина позволяла ему быстро идти и не терять ниточку из оленьих следов. Видать, сам Велес направлял охотника, и богу охоты самому был интересен исход этой невидимой погони за жертвой.

Тем временем младший брат более медленно двигался меж зарослей, аккуратно отодвигая ветки и вслушиваясь в каждый шорох спокойного леса. Густота ветвей не позволяла молодому словенину вскинуть лук и наложить на него тетиву, и поэтому он надеялся на то, что выйдет к добыче на более просторное место. Любопытные птицы наблюдали сверху за парнем, удивленно вылупив на него свои маленькие глазки.

Ратмир любил охоту, и, поскольку отец был против того, чтобы он нес службу на заставе, охота немного заменяла ему военное ремесло. Как и все юноши, он прошел обучение ратному делу на границе, где была расположена застава словен. Там его обучили владеть мечом, знать, для чего он предназначен, научили уметь биться в ратном строю и многому другому. И поэтому младший брат тоже был сноровист и ловок, но все же уступал мастерству старшего брата.

Пробравшись через заросли кустов, молодой словенин вышел на более открытую территорию, расположенную между тяжелыми стволами деревьев. Оглядевшись по сторонам, юноша взял в руки лук и наложил на него тетиву. Выбрав направление, Ратмир ровным шагом направился в сторону небольшого оврага, где неторопливо протекал ручеек. Он шел с ровной спиной и вглядывался вдаль. Подойдя к оврагу, молодой охотник присел и в полуприседе двинулся к небольшому обрыву. Юноша вдруг подумал, что зверь мог бы спуститься в овраг, чтоб испить воды, тогда сверху охотнику открывалась бы удобная цель. Но он ошибся. У воды никого не было. Аккуратно спустившись к воде, словенин увидел достаточно много следов от оленьих копыт, и, что самое главное, вода была не совсем чистой, что означало недавнее присутствие зверя.

Внимательно рассмотрев следы и выяснив, куда примерно могло пойти животное, Ратмир прищурил глаза и посмотрел в сторону тянущегося следа. Встав, охотник вскарабкался на пригорок и аккуратно выглянул из-за него. Взору открылась довольно-таки большая территория, но зверя нигде не наблюдалось. Набравшись терпения, юноша выскочил из оврага и, стоя во весь рост, осмотрел местность. Постояв еще немного и присмотревшись, Ратмир свернул влево и тихой поступью двинулся дальше в лес. Охота уже начала рвать терпение парня на маленькие кусочки, его шаг становился все быстрее. Внимательность, с которой он вошел в лес и начал охоту, исчезла вместе с терпением, и молодой словенин понял, что надо сделать небольшой привал.

Остановившись и сделав пару глотков из кожаной фляжки, юноша немного поостыл. Он присел на старое сломанное дерево и начал ровно дышать. После того, как он просидел так совсем немного, его внимание привлекло резкое трепетание сойки. Посмотрев в ту сторону, откуда кричала птица, Ратмир ничего не заметил, но что-то подсказывало, что надо двигаться именно в ту сторону. Спрятав фляжку в мешок и взяв в руки лук с наложенной тетивой, охотник двинулся, полагаясь на свое чутье.

Так он прошел версту, а может и полторы. Чем ближе он подходил, тем тревожнее становились птицы. Сын кузнеца хорошо умел замечать встревоженных животных, идти по их следу, слышать голос леса. Но молодость не всегда хороший спутник терпения, и потому зачастую Ратмир просто этого не замечал.

Лук словенина стал понемногу натягиваться, а шаг становился все более аккуратным, звериным.

Пройдя еще немного, парень увидел широкую спину своего старшего брата, которую обтягивала кожаная рубаха. Тот спокойно сидел на старом бревне и всматривался в лесную чащу. У его ног лежал молодой олень, в шее которого торчало копье, которым, как видимо, Данко сразил зверя.

Ослабив тетиву и убрав лук, Ратмир направился к брату. Но, только он приблизился к нему, Данко первым подал голос, не оборачиваясь.

– Похоже, брат, что мы все-таки взяли того оленя, про которого ты говорил. – Если бы Ратмир в этот момент смотрел на лицо брата, то увидел бы широченную улыбку в его усах.

– Велес помог нам в этой охоте! Хотя я уже и не надеялся сегодня увидеть добычу.

Молодой словенин обошел бревно и приблизился к убитому зверю. Точный удар копья пробил молодому оленю сразу артерию и горло, сраженный зверь упал замертво через минуту.

Всматриваясь в своего младшего брата, Данко не удержался от маленькой усмешки в его адрес.

– А ты, Ратмир, не особо терпелив, как я заметил. – Старший брат с улыбкой и любовью посмотрел на младшего, тот кинул незлой взгляд в его сторону и промолчал.

– Хороший зверь! – проговорил Ратмир.

– Да, Велес послал нам добрую добычу!

Они оба сидели на старом бревне. Ратмир достал флягу с водой и протянул брату. Испив живительной влаги, братья пребывали в молчании. Видать, охота немного уморила обоих, и голод, который не ощущался в азарте охоты, теперь начал напоминать о себе. После утомительной охоты человеку надо пополнить силы какой-нибудь снедью, чтобы к вечеру силы не иссякли.

Туша оленя была хорошая, пудов на семнадцать-восемнадцать. Одному охотнику целиком ее не унести. Но и разделывать не хотелось, нести было не в чем. Срубив длинную и добрую в обхвате жердь, братья пристроили убитого зверя к ней, привязав ноги оленя к верху жерди, а тело при этом свисало вниз.

Словене двинулись к тому месту, где протекал небольшой ручеек, откуда Ратмир выбрался на поляну, где и заметил брата. Шли средним шагом, для двоих крепких русов восемнадцать пудов общего веса не были тяжелыми. Быстро пройдя расстояние от места, где был сражен зверь, до оврага, братья аккуратно спустились вниз и уложили тушу на небольшой каменный бережок. Воды в ручье было достаточно, и за прошедшее время она успела отстояться, стать прозрачно чистой. Умывшись и испив прохладной влаги, Данко собрал немного хворосту и начал высекать огонь. Тем временем Ратмир собрал достаточное количество дров, чтобы получились добрые угли. Тушей занялся старший из братьев. Своим ножом он аккуратно вспорол бедро животного так, чтобы не испортить шкуры. Полностью разделывать зверя не стали, решив донести целиком до дома. Жары еще сильной не было, и с мясом ничего не случилось бы. Разделавшись с мясом, оба брата сели у костра, устремив свой взгляд на пламя. Огонь приятно потрескивал, и вокруг пахло костром.

Пламя манило и захватывало дух охотников. Что-то таинственное было в этом загадочном танце. Пляшущие языки пламени казались огненными лошадьми, подгоняемыми самим отцом и дедом русов, Сварогом. Все таинственнее и таинственнее казалась им эта пляска. Каждый из братьев был погружен в свои тайные мысли, в свою Судьбу, которая по-разному справедлива к человеческому роду. Но все же в этом было что-то живое, дышащее силой. Смотря на пламя, хотелось жить, в душе разгорался огонь, и даже, наверное, сама холодная смерть отступала от этого огненного танца.

Поленья, каждый раз подбрасываемые одним из братьев, прогорели, и уже чувствовался хороший жар, исходящий от углей. Тогда брат Ратмира, взяв два добрых куска мяса, вырезанных из ляжки оленя, осыпал их небольшой щепоткой пряных трав, взятых из дома, и совсем небольшой щепоткой соли и занялся приготовлением кушанья. Любой русич мог легко разобраться с мясом и поджарить его на костре. Но Данко делал это с особым усердием: видать, годы, проведенные в дружине, научили словенина всему, чему только можно, и приготавливать мясо на углях было одним из тех вещей, которые он умел делать безупречно. Переворачивая добрые куски пряного мяса, старший брат смотрел, чтоб ни одна часть куска не подгорела. Он вкладывал всю душу в приготовление. На огне скворчали капельки жира, падающие в раскаленные угли.

Пока русич готовил мясо, время подходило к вечеру. Обратный путь наметили на утро следующего дня. Подвязав убитого оленя повыше от земли, братья сели есть. Добрые куски жареного мяса издавали очень аппетитный запах. Даже тот, кто был бы не особо голоден, не устоял бы перед этими кусками жареной оленины. Братья ели с наслаждением: отрезая ножом небольшие кусочки, они вкушали нежное мясо. Двух кусков, отрезанных Данко, было достаточно для того, чтобы наесться двум крепким русам.

Вечера были еще прохладные, и спать на устланной одними листьями земле было холодно и зябко. Поэтому братья наломали сосновых веток и сделали из них хороший настил. Сосна хорошо сохраняла тепло и, бывало, спасала в жуткие стужи. Аккуратно уложили ее, получилось мягкое ложе, и иголки почти не тревожили тело.

На лес уже накинулась тьма. Деревья скрыли солнечные лучи, и наступила темень. Сытые и немного заморившиеся от погони за зверем братья свалились на сосновый настил, подкошенные усталостью.

Ратмир моментально окунулся в мир грез. Крепкий запах сосны делал сон молодого словенина еще крепче. Но к старшему брату сон никак не шел. Переворачиваясь с боку на бок, Данко понял, что этой ночью сна не будет. Небо стало уже полностью черным, и в этом безмерном пространстве сквозь ветви деревьев проглядывали маленькие огоньки. Перевернувшись на спину и подложив обе руки под голову, словенин внимательно разглядывал звезды. Ему был интересен тот мир, откуда эти светлые огоньки наблюдали за ним, за его семьей и остальными русами, которые ходили по земле. Внимательно вглядываясь в небо, Данко рассмотрел несколько созвездий, которые ему показывал еще старый варяг. Он рассказывал молодому русу, как варяжские ладьи ходили по звездам в другие земли, как они ходили по большой воде и возвращались с большой добычей. Даже пробовал объяснять, как это происходит, но дело требовало практики, и старый воин не стал углубляться дальше.

Лес стоял безмолвный. Лишь иногда раздавалось уханье совы, нарушавшее тишину леса. Данко смотрел на звезды, мерцающие огоньки завораживали его, мысли переплетались, воспоминания о прошлом сливались с мыслями о будущем. Словенин, смотря на звезды, представлял себя, строил свою тропу судьбы, по которой он хотел бы идти.

Каждый русич думал о том, как прожить отведенное ему время достойно: укрепить свой род, дать жизнь детям. Мужчина должен был быть сильным в такое время, где каждый момент мог стать опасным. Воспитывая детей, мать учила дочек, как им вырасти настоящими девушками славного рода русов, а сыновей отец учил быть настоящими мужчинами, так, как его самого учил его отец: беречь и защищать свою землю, свой дом, идти по стезе Прави, чтить предков.

Обо всем этом размышлял старший сын кузнеца, Данко. Годы его были уже хорошие, и в его возрасте почти каждый имел по несколько детей-подростков. Но у этого руса жизнь шла не по такому руслу. Он побывал в разных местах, видел другие народы, и все равно, где бы он ни был, судьба не давала ему ту, которая подарила бы ему сына и сделала бы его счастливым. Когда был в походах или же постоянно в каких-то делах, это особо не замечалось, но, когда оставался один, мысли накидывались как крылатые вороны, терзали и требовали ответов.

Данко не был стар и жениться всегда успел бы, но сердце щемило непонятное чувство. Это началось с того момента, когда однажды в Новгороде он повстречал одну девицу. Красота ее показалась молодому воину необычной. Черноволосая, с красивыми зелеными глазами, милыми чертами лица, она как будто заворожила парня. Он не мог оторвать глаз от ее стройной талии, большой упругой груди, нежных и в то же время сильных рук. Каждый раз словенин не упускал шанса пересечься с ней, полюбоваться ее красотой, ловкостью ее движений. Тогда Данко прознал, как ее зовут, и ему открылось светлое имя Берислава, что означало «будь славен со мной». Она была на одну зиму моложе Данко, детей не имела, но была замужем. Это огорчило парня. И даже одно время он перестал приходить на базар, чтоб полюбоваться ею. Но когда он все-таки решил сходить, ибо душу рвало изнутри, то опоздал. Оказалось, что она ушла вместе с мужем в словенские земли на торг. После этого молодой ратник так ее и не видел. Прошел слух, будто на обоз, в котором шла Берислава, напали по пути и всех перебили, но как ни старался Данко узнать точные новости, никто не мог сказать ничего конкретного. Совсем отчаявшись, он ушел в поход и не щадил себя в нем: первым в строю стоял, первым в разведку уходил и возвращался последним, когда уже сменялось по несколько отрядов. Уходил в тыл к врагу, приводил пленных, сильно рискуя жизнью. Смотрел в глаза смерти и, смеясь, дерзко бросал ей вызов. За это Морана пощадила его в последнем сражении, хоть и проучила – как мальчишку, который пытался похвастать перед сверстниками, но, не получив одобрения у старших, получил подзатыльник. Но последний поход для словенина оказался крайне неудачным: едва выжив в последнем сражении, Данко принял решение отправиться в родной дом, на родную землю, к своему отцу. Так и было сделано: оправившись от ран, Данко двинулся в родные края с мыслями, которыми он еще не делился ни с кем.

За всю ночь Данко так и не сомкнул глаз. Разбираясь со своими мыслями, путаясь с прошлым и будущим, словенин пролежал все ночное время, глядя на звезды и не сводя с них глаз. Костер догорел, и в серой золе уже не было видно красненьких угольков. На листву выпала прохладная роса, но на сосновых ветках росы особой не было, они были почти сухие. Встав с соснового ложа, старший брат потянулся и, подойдя к ручью, окатил из широких ладоней всего себя прохладной водой. Дрожь пробежала по коже, сразу стало свежее. От шума проснулся Ратмир. Умывшись, братья решили перекусить. В мешке осталось немного хлеба. Съев по куску и запив водой, они двинулись к дому.

В лесу еще стоял утренний мрак. Солнце только вставало и не могло освещать лес. Но оба словенина знали дорогу домой и без труда ступали по тропинке, ноги сами находили правильный путь. Шли молча, особо не разговаривая, лишь иногда перекидываясь несколькими вопросами и воспоминаниями детства. Вспоминали, как отец показывал все хитрости леса и рек, как обучал выживанию, учил законам жизни, без которых русич не имел бы смысла существования на земле, без которых пращуры не приняли бы его к себе. Обоим было что вспомнить: и то, как лупили друг друга, и как Данко не раз заступался за младшего, беря вину на себя. И как было тяжело Ратмиру, когда старший брат решил покинуть отчий дом и уйти в дружину. Как жизнь без опоры брата пошла по-другому. Пришлось становиться самостоятельным и отвечать за свои поступки самому. Но младший брат справлялся со сложностями, ведь он был внуком Сварога, бога русов, а значит, он был обязан пройти эти испытания и выйти из них победителем.

Так и шли всю дорогу, то смеясь, то впадая в воспоминания, от которых немного щемило душу. Путь обратно лег быстрее, чем на охоту, ноги сами несли к родному дому. И, когда солнце осветило деревья, братья уже выходили из леса. При выходе из леса на небольшую полянку вдали был виден дымок от Словенска. Люди уже встали и трудились. Ведь каждый русич жил трудом, без труда не было бы смысла жизни. С раннего утра и до того момента, когда солнце начинало садиться, люди трудились.

Шли старой дорогой к той двери в частоколе. Подойдя, братья увидели, что дверь закрыта на засов. Видать, отец, поняв, что сыновья не вернутся к ночи, решил закинуть засов обратно. Данко постучал своим довольно-таки немаленьким кулаком в дверь. Внутри ничего не происходило, только был слышен отдаленный стук кузнечного молота. Поняв, что отец находится во дворе, словенин с еще большим усердием приложился к двери. Стук молота затих, и за частоколом послышались шаги. Рат без труда откинул засов и впустил детей во двор. Увидев, что братья вернулись с добычей, он направился под навес, чтобы взять инструмент для освежевания туши.

Ратмир вместе с братом присел на скамейку, хотелось перевести дыхание и испить воды. Вскоре отец вернулся с маленьким ножом, чтобы снять с оленя шкуру и разделать тушу. Но старший брат решил заняться сам этим делом, и отец отправился обратно в кузницу доделывать работу. Матери во дворе и в доме не было, видать, она отправилась в городище по каким-то делам. Данко взял остро наточенный нож и начал аккуратно снимать шкуру с убитого животного. А Ратмир отправился за бочкой и засолом, чтобы поместить туда срезанное мясо. Так оно лучше хранилось и долго не пропадало, хотя очень быстро употреблялось в пищу.

Во дворе каждый из трех мужчин был занят своим делом, и это напоминало Данко его детство, когда отец приходил с охоты и они с братом помогали ему с разделкой тушек. На душе было приятно, хотелось жить и радоваться каждому дню, и не было места для печали в этот момент. Он был рад возвращению домой, какое-то необычное действие оказывала на него родная земля. Не хотелось ничего: ни походов, ни ратных подвигов, просто хотелось быть дома – там, где он вырос, там, где был его отчий дом.

Глава 4

Рус рождался и умирал свободным, это было сутью его жизненного пути. Славяне не знали рабства и угнетения слабых. У них все было равноправно. За высказанное мнение не избивали, не предавали пыткам и не делали многого такого, что было принято у многих других народов. Жизнь русичей в том и заключалась, чтобы помогать своему роду, не покидать в беде, быть сплоченными – в этом была сила. Каждый поддерживал своего. Старший научал младшего, сильный не давал в обиду более слабого. Поэтому-то славяне и были сильны вместе, как железный молот, и остры, как лезвие меча. Народов было много, и также много было разных царей, князей. Но ни один из них не славился своей сплоченной силой, тягой к жизни и любовью друг к другу. Славянину не нужны были каменные города с тысячами и тысячами людей, где на улицах из-за столпотворения происходили бы давки, где народ был бы угнетен своим владыкой, не нужен был мир, в котором каждый пытался бы подставить другого ради собственной выгоды, и страна, в которой каждый был бы сам за себя, в которой царили бы хаос, угнетение и рабство.

В торговле с другими народами русам предлагали, как товар, людей, закованных в цепи, как животных. Это было совсем непонятно внукам Сварога. Как свободный человек, наделенный душой и жизненной силой, мог продаваться как товар? Они никогда не знали этого, это было им чуждо.

Жизненный путь русов лежал далеко от пыльных каменных стен городов, наоборот, он шел вблизи лесов и рек, где душа умела слышать голос леса, сливалась воедино с природой, все шепоты которой были понятны человеку. Каждый пытался построить жизнь правильно и достойно, как жили его предки, а до того – предки предков. У славян не было бедных или богатых, униженных или возвеличенных. Все были равны. Но тем самым и все были едины, как одно целое, что не раз помогало выживать народу. Голод и нищета были неведомы русам, ведь леса и реки были полны зверья и рыбы. Даже ребенок умел охотиться на дичь, мог освежевать ее и запечь на углях, и только самый ленивый, у кого душа из черного камня, бывал голоден, ведь его путь шел не по светлой стороне, а в мир темный, бездушный, лишенный всего хорошего и обреченный на вечное скитание на темной стороне.

Славяне жили душой и не боялись смерти. Смерть была частью, неотъемлемой частичкой мира, рано или поздно человек уходил из этого мира в мир иной, где ему предстояло пройти по тропе жизни, и сделать это так же достойно, как он делал это в земной жизни. Многие ощущали это бесстрашие и безразличие к смерти, когда приходили с огнем и мечом на землю русов. Ведь приходивших было немало, и не всегда внуки Сварога побеждали, но и были не раз биты. Неоднократно их земли разорялись степняками, которые были главной угрозой, они начисто уничтожали роды, уводили людей в полон и продавали другим народам. Городища были сожжены и стерты с лица земли. Оставшиеся в живых уходили в лес – единственное убежище для угнетенных судьбой людей. Но главная беда была в разногласии. Все были вольны, и никто не хотел ставить над собой старшего – выше себя, главнее себя. Зачастую все отказывались единой силой отбиваться от врага, а той силы, что удавалось собрать, не хватало для равного боя, потому-то и приходилось отражать набеги поодиночке, пропадая под ударами кривых сабель степняков.

Время шло. Так или иначе, русичи крепли. Начали объединяться, жить в единстве, одним укладом. Не все соглашались, но все-таки люд шел, городища росли, а вместе с этим росла и сила русичей. Началась охрана границ, были построены заставы для наблюдения за степью, нежданным гостем, пришедшим с мечом. И тогда, задолго до первых князей и старшин Словенска, славяне били врагов, били степь, обращая в бегство всех и вся. Тогда услышали их остальные, и увидели силу в единстве, и пошли к своим братьям, у которых текла та же кровь, чтобы быть с ними в горе и радости, идти по одной тропе судьбы.

Дальние народы прослышали о русах, но по-прежнему считали их варварами. Их не пугали рассказы про неустрашимых воинов, не боящихся смерти. Цари и императоры верили в свое величие, были уверены в силах своего войска и своих подданных. Но не раз им приходилось усомниться и в преданности своих подданных, и в силе и количестве своей армии. Когда гунны, готы, франки, скифы, саки, пикты и все остальные якобы дикие народы разоряли земли какой-либо империи, доказывая свою силу и сплоченность в достижении единой цели, то люди более высокого положения, как они себя считали, не могли им ничего противопоставить, кроме дани, или платежа, за свои никчемные жизни. Но все же эти люди не отказывались от мысли, что они выше других. Выплатив непомерно большую цену за свои жизни, народы империй считали, что они обдурили глупых варваров и были умнее. Время показывало обратное. Империи с их монархами катились по наклонной, а те самые варвары, которые, по разговорам, обитали в лесах и жили в звериных норах, становились великими, становились единой силой и мощью.

Русь, как и все варварские государства, росла и крепла, но крепла по-особому, со своим законом и жизненным уставом. Вдали от всех остальных народов копилась тайная сила, не известная никому. Здесь люди понимали свою жизнь совсем по-другому, иначе. Для них жизнь была чем-то большим, чем просто жаждой наживы, предательства и напрасно пролитой человеческой крови. Их жизненная тропа пролегала через понимание этого мира, всего, что в нем происходит, и они считали себя частью его. Не хаосом и истреблением жили они, как иные цари, стремившиеся стать еще величавее. Русичам это было не нужно. У них была земля, и за эту землю погибали их пращуры. За свой род, за все живое на своей земле умрут и их потомки, когда придет их время.

Данко легкой поступью шагал по городищу, всматриваясь в каждый дом и избу. Все, что он видел и разглядывал, было для него как-то ново. Вроде бы он прожил здесь большую часть своей жизни, но, когда он ступал по Словенску, многое было новым для его глаза. С того момента, как он покинул отчий дом, городище разрослось, окрепло, как юноша, вышедший из мальчишеского возраста. Людей становилось больше, град становился величавее. Не было розни среди народа, жили спокойно, не во вред или выгоду другим. Хлеба на полях хватало, дичи в лесах было полно, на голод люд не жаловался. Гостомысл повел людей правильно, никого не ущемляя и не обижая. За это его и любили. С опорой на эту поддержку в его голове зародились мысли более интересные. Ему хотелось объединить всех. Князю казалось, что так будет крепче род славянский, ведь кровь одна течет по венам, все они внуки Сварога, а значит, должны быть едины. Но это было не так просто. Старшины не хотели становиться все под одного князя. Ведь себя они тоже считали князьями. Многие воспротивились, но и немало ушло в Словенск. Тех, кто воспротивился, Гостомысл силой не брал, решил, пусть сами решают, как им лучше, но сказал, что если они решили быть сами по себе, то ни при какой беде пусть не забывают, что они решили быть одни. И после семи лет отсутствия Данко заметил усилия князя укрепить свой град и сплотить народ.

Солнце уже освещало головы людей, и с высоты полета птицы они были словно муравьи, занятые каждый своей работой. Словенин шел не дворами, а по широкой улице, прорезавшей почти весь град. Люди оборачивались и всматривались в его лицо, некоторые что-то шептали друг другу, показывая кивком головы на Данко. Оружия при нем не было, не считая ножа, с которым он не расставался. Проведенные в дружине годы научили его изучать толпу, замечать в ней многое полезное для общего блага. Он вел счет людей, которые смогли бы дать отпор, счет стражи, замечал крепость домов и стен. Все это Данко изучал и сейчас, когда шел по родному городищу. Но делал он это не из злых помыслов, а потому что уже жил этим, был воином, всегда готовым к битве. Так или иначе, словенин заметил, что Гостомысл учредил охрану города, на главных воротах стояли восемь хорошо вооруженных мужчин, полностью облаченных в кольчуги, в шлемах, при себе каждый имел меч, копье и щит. Также в Словенске были мужи, которые в случае нападения облачались в доспехи и шли в бой. Все это Данко понял, пока шел по городищу.

Ему было приятно смотреть, как величественна его родная сторона. Он был рад, что годы пощадили словен, сделали их крепче, мощнее. Данко еще в Новгороде слышал про Словенск, как о нем отзывались купцы, как рассказывали люди, побывавшие в землях словен. Но он не думал, что его взору предстанет красивый и мощный град.

Словенин прослышал, что прошлым вечером в городище приехал торговец из Новгорода, поговаривали, что привез немало хороших товаров. Встав утром, Данко решил пройтись и повидаться со своим старым знакомым. Данко знал его почти с того времени, как прибыл в Новгород. Их жизненные тропы не раз переплетались. С помощью купца молодой дружинник узнавал многое о других народах, собирал сведения, знал все хитрости людей. А взамен Данко предлагал услуги своей крепкой руки и острого меча. Зародившийся авторитет молодого словенина не раз выручал купца из жарких ситуаций. Так и пошло, друг друга выручая и друг другу помогая, оба нашли общий язык и понимание.

Купца звали Говен. Родом он был с Дона. Но еще в малом возрасте он вместе с отцом и двумя старшими братьями перебрался в Новгород. Ибо через Новгород шла вся крупная торговля, а семья Говена всегда занималась торговлей, дружинников и ратников у них в роду не было. Отец Говена, Гремислав, всюду брал своих сыновей, обучая их хитростям торговли. За все это время молодой Говен насмотрелся на многих людей, научился говорить по-хазарски, по-ромейски, умел говорить и как булгарин. Многие красоты представали перед его глазами. Но и жизнь преподносит иногда жуткие сюрпризы. Однажды, возвращаясь от хазар из Саркела, отец Говена не захотел уступать одному богатому хазарину. Так и не сойдясь в цене, оба разругались. Как оказалось, этот самый хазарин, Хасан-Тура, был близким другом хана, и закон о том, чтобы не бить на своей земле купцов, его не касался. По пути на караван накинулись, перебили почти всех, братья Говена погибли, отец получил стрелу, но остался жив, а сам Говен получил на всю жизнь память об этом набеге в форме шрама, видневшегося на его щеке.

Отец вскоре умер, так и не оправившись от ранения. Видимо, стрела вызвала заражение крови, с которым не было никакой возможности бороться. Оставшись один, младший сын продолжил заниматься торговлей. Все, чему научил его отец, пригодилось для того, чтобы встать на ноги, заработать авторитет среди купцов. Прошло пять весен, и Говена уже знали на многих рынках, слышали о его товарах. Его репутация шла на шаг быстрее него.

Данко дошел до рынка и остановился. Он рыскал глазами по лавкам, ища своего знакомого. Взгляд остановился на не очень богатом товарами прилавке, за которым стоял Говен. Словенин двинулся к нему.

– Ну, здравствуй, купец. – Данко подошел к купцу так, чтобы тот его не заметил.

Услышав знакомый голос, Говен не спеша и с важностью в лице повернулся.

– Данко, друг мой!

Оба пожали друг другу руки и слегка обнялись.

– Сколько торговал, а вот на родной земле своего закадычного товарища – первый раз.

– Вот и свиделись. Как тебе родина моя? Успел осмотреться? – спросил словенин, улыбаяясь в бороду.

– Так я только вчера вечером и прибыл, когда же тут успеешь осмотреться! – Лицо купца покрывали небольшие усы, свисающие с обеих сторон. Поскольку Говен не проводил дни в дружине и вообще не задумывался об этом, лицо его выражало какую-то ребяческую нежность.

– Как дорога далась, искателей наживы не пришлось повстречать?

– Нет, мы шли проторенной дорогой, по пути встречались только звери, людей не пришлось повидать.

– Когда я покидал Новгород, ты еще был в землях ромеев, говорят, попал ты, Говен, там на войну? – уже подойдя вплотную и чуть опираясь на деревянный кол, с любопытством расспрашивал Данко.

– Верно народ сказывает, попал я как раз на войну, и, можно сказать, очень удачно. Когда пал один из городов, воинов для грабежа оказалась мало, многие погибли под стенами, и я тогда набрал немало товара. Не желаешь взглянуть? – Отойдя от своего собеседника, Говен показал рукой на разложенный товар.

– Да меня твоими товарами особо не удивишь, ты мне вот что скажи, Говен, – Данко задал вопрос, подойдя еще ближе и склонившись к уху купца, – ты встретился с человеком от меня?

– Я встретил твоего человека и занялся твоей просьбой. Можно сказать, что из-за нее я прибыл на твою землю. Но это не самое главное, что мне надо тебе рассказать, дела, касающиеся тебя лично, могут и повременить, есть и куда более серьезные проблемы, – озираясь по сторонам, почти шепотом произнес Говен.

– Выкладывай, что там у тебя за новости из Новгорода, – нахмурив брови, сказал словенин.

– Вести касаются твоей родной земли, я выложу тебе все, что знаю сам, а ты поступай с ними по своему разумению.

– Я слушаю. – Лицо Данко было уже серьезным и готовым к худшим новостям.

Говен начал рассказ.

– Когда я вернулся из ромейской земли, ты уже покинул Новгород, и застать тебя я так и не успел. Твой человек нашел меня сам и передал все то, что ты ему говорил. Я не спеша нашел нужного мне человека и поручил ему сбор нужной мне информации. Но это потом, – Говен опять покрутил головой по сторонам, – спустя денек я встретил человека из дружины Хоральда, его имя тебе знакомо, это Скальгром.

– Скальгрома я хорошо знаю, мы не раз с ним рубились, он честный человек. – Данко дал знать, что человек, о котором говорили, был ему знаком.

– Я на его честь не посягаю, и тебя он знает тоже, но слушай сюда, – Говен полностью овладел вниманием словенина, – мы решили выпить с ним на постоялом дворе и назначили встречу на вечер. Выпили мы с ним по кружке меду, он спросил про тебя, сказал, что ему срочно нужно с тобой встретиться. Я ответил, что ты отправился в Словенск, на родную землю, когда вернешься, не ведаю. Вот тогда-то он и сказал мне, что дело очень важное и требует быстрого решения.

– Раз Скальгром так всполошился, значит, дело и впрямь важное! – задумчиво произнес собеседник торговца.

– Слушай сюда, дело очень важное! Он рассказал мне одну очень интересную ситуацию, о которой он выведал у людей из дружины князя. Скальгром общается со многими людьми из княжеской дружины тоже. Так вот что они ему поведали. – Говен уже не мог остановиться в своем рассказе, информация сама рвалась из него. – В то время, как ты ушел из города, тем же днем ушла и княжеская дружина. Походов не намечалось, и наемники не были осведомлены. Вышли наскоро, примерно около пятнадцати сотен, восемь из них пешими. Пошли на юг и пошли скорым ходом. – Данко даже не перебивал рассказчика, он пытался сложить в голове все это. – Так вот, шли пару дней. От людей тоже ни слуху ни духу, что случилось, никто не мог знать. Только на четвертый день вся дружина, полностью целая, вернулась, ни единой потери, ни пленных, ни раненых, как будто только собрались в поход.

– Не могу я понять, что ты до меня пытаешься донести. – Данко сдвинул брови к переносице.

– А ты слушай дальше и поймешь. – Говен продолжил: – Тогда-то Скальгром и увиделся со своими товарищами из княжеской дружины, спустя день, ну, может другой. Оказывается, как рассказали ему, по Новгородской земле шли хазары! Князю пришло донесение, что на границе видели хазар, количества не сказали. Дружина сразу выступила, но, как оказалось, боя не было, наши со степняками не сошлись.

– Почему же новгородцы дали свободно пройти хазарам по своей земле?

– Слушай! Оказывается, новгородский воевода, Торчин, не решился принять бой, сила была за степью!

– Этот песий сын никогда не принимал бой малым количеством, он труслив, как курица!

– В этот раз было то же самое, – Говен продолжал рассказ. – Но вот что главное, хазары не тронули ни одной деревни в новгородской земле и прошли по самой каёмочке границы так, чтобы их не заметили. Почему так поступили новгородцы, пропустив степь дальше, я не смог узнать, да и Скальгром тоже не выведал, а вот то, что они направились в эти земли, в этом уверены многие.

Когда Данко услышал, что хазары ушли вниз от Новгорода, его сердце начало биться сильнее, он осознавал опасность, которую представляли собой хазары.

– Хазары идут на Словенск, они помнят, что тут земля, копытами их коней не топтаная, и можно хорошо разгуляться! – сказал словенин, и его душа наполнилась гневом и отчаянием за свой народ.

– Это самое главное, что ты должен знать. Количества их точно не знают, примерно тысяч шесть. Это много для этой земли! Данко, вам надо идти в Новгород! Там больше людей, вместе можно отбиться, но надо торопиться.

– Раз новгородцы так просто пропустили их по своей земле, то за нашу они складывать головы не будут. – У Данко уже крутились мысли в голове, он складывал их в одну кучу так, чтобы его действия были стремительны. – Говен, тебе придется сейчас же возвращаться в Новгород!

Данко склонился к уху своего товарища. Он что-то шептал ему, то, что не должен был услышать ни один человек, кроме них двоих. Проговаривая слова, словенин показал три пальца своему собеседнику. Тот его внимательно слушал, сузив свои умные глаза и устремив их в одну точку. Тайный их разговор был недолгим. Получив указания от своего старого товарища, Говен сказал:

– Я все сделаю, как ты сказал, тотчас же отправлюсь, здесь оставлю своих людей, Градимира и Мала. Они славные ребята, проверенные не раз, доверяй им, как и мне. И еще: Градимир сейчас занимается твоим вопросом. Ты сам знаешь, о чем я. Когда он вернется, можешь узнать все у него.

– В добрый путь, Говен! – Товарищи пожали друг другу руки, и после этого Данко ушел по направлению к своему дому.

Торговец понимал суть дела, он знал, что это очень важно, что хазары не пощадят никого. А в предположении, что они идут именно на Словенск, он не сомневался. Быстро сложив все свои вещи в телегу и накрыв их, Говен подвесил к поясу боевой нож очень красивой работы, который достался ему от одного араба, когда купец был на ромейской земле. Время не могло ждать, оно, как тень неизбежного, надвигалось на свободный народ. И тогда от действий одного человека зависели жизни тысяч людей. Говен осознал тяжесть всего этого дела. За всю свою купеческую жизнь ему не приходилось иметь дело, связанное с жизнями людей. Он презирал рабство и никогда не торговал жизнями, хоть это и сулило хорошую прибыль. Здесь ситуация была похожая: если он не успеет вовремя в Новгород, то тысячи свободных людей, людей одной с ним крови, попадут в полон, будут проданы на рынках. От них не останется ничего, кроме пустоты.

Душу рвало от отчаяния. Надо было спешить. Время подгоняло огненным бичом. Оседлав своего гнедого коня, Говен рванул прочь из Словенска, града свободных людей, над которыми нависла большая беда, о чем они еще не могли знать.

Данко шел, не оглядываясь на своего товарища, друга, которому он доверил жизнь не только свою, но и многих людей, судьбу своей родной земли. В его голове складывались мысли, надо было действовать. Он размышлял. Если хазары прошли по новгородской земле без боя, то, скорее всего, на обратном пути они думают откупиться. Ну а новгородцы, в свою очередь, думают иначе. Они знают, что на этой земле степнякам без боя ничего не достанется, и боя хорошего, и просто-напросто посекут хазар. Неужели степь думает, что она также незаметно шмыгнет со всем награбленным добром по новгородской границе? Ничего не складывалось в голове.

Словенин по пути к дому свернул и направился к выходу из града. Надо было размыслить, как все это преподнести, чтобы народ поверил, чтоб ничего не заподозрил. Отец Данко был товарищем и хорошим другом Гостомысла, князя Словенска. Надо действовать через отца, ему поверят. Ведь его старшего сына не было семь лет, кто знает, не он ли эту беду накликал на людей.

Все мешалось в голове. Вопросы требовали ответов. Уже не так волновало, как хазары прошли, было важным, как дать им отпор. Ему было известно, что в словенских землях Гостомысл создал заставу, на которой постоянно находились воины. Она формировалась как раз в то время, когда Данко покидал отчий дом, и, следовательно, про нее он толком ничего не знал. Но было известно только одно: у степняков есть человек, который ведет их сюда, который знает, куда идти и как идти.

Русич сидел на небольшом пригорке и смотрел на великий Волхов. Возможно, что скоро воды этой могучей реки обагрятся кровью людей, которые так почитают ее. Нельзя допустить, чтобы погибал род русичей. Чтобы уводили в полон свободных людей. Чтобы пропадали в пламени дома русичей, их урожаи и скот.

Хазары знали, что близится день Даждьбога, Овсень Большой, и на заставе будет людей меньше, что весь народ сойдется в Словенске, где будет большой праздник. При этом бдительность не будет строгой, и это будет им на руку. Но все же это им кто-то подсказал.

Размышления Данко прервались. В его голове сложилось решение. Надо идти к отцу. Его слову поверят, его слову поверит сам князь, а значит, и народ. Теперь нужно было все делать быстро. Нужно было найти отца и все поведать ему, отец старше, мудрее, народ верит его слову. Главное, чтобы успеть.

Данко встал с земли и стремительным шагом направился к Словенску. Ему нужен был его отец. Боги отдали в руки старшего сына кузнеца судьбы и жизненные тропы людей, нельзя было, чтобы они оборвались.

Глава 5

Степь. Жуткое место для многих свободных народов. Со стороны степи всегда приходит смерть, разорение и самое страшное – это рабство. Многие описывают ее по-разному, но мало кто отзывается добрым словом. С давних времен, когда жили пращуры пращуров, предки предков, все знали, что степь – это черный бич свободных людей.

Люди, рожденные в степи, – кочевники. Они не знают, что такое спокойная жизнь. Кочевник не живет городами, не строит хижин или домов из бревен, он степняк, рожденный на лошади, умирает вместе с ней. Издревле хазары, гунны, печенеги, сарматы и остальные народы кочевали, не имея своей родины. Теплое время было для них раздольем: грабя и уничтожая друг друга, они охотились за богатствами и других народов. Все, кто жили с ними по соседству, – все страдали. Те, у кого не хватало сил дать отпор или снять набег, были уничтожены, загнаны в леса, спасались бегством, теряя все, что создавалось таким усердием. Не имея ничего своего, степняк брал чужое, и брал с лихвой.

Что значила жизнь для того же хазарина, печенега или же гунна? Да ничего. Разбой – вот что было для них поистине важно. Награбив в теплое время года, степняки принимались тратить награбленное в холодное, отсиживаясь в своих юртах. Не было ни царей, ни вождей. Степняк шел за более сильным и отважным, который брал на себякомандование отрядом во время набега. Когда же вожак терял уважение своих людей, временного вожака убивали, и на его место шел новый, более смелый и хитрый. Но не все были такими, древние мудрецы, волхвы, колдуны да и просто пращуры всегда вспоминают одного великого степняка, гунна Аттилу.

Тот был могуч. Убрав конкурента в лице своего брата Бледы, Аттила поднялся очень высоко. Гунны видели в нем своего бога. Степной Бич – так его прозвали. Именно ему удалось не только собрать воедино всех, но и создать империю. Ему не было равных, его боялись и уважали. Но, так или иначе, гунны оставались кочевниками, не имея ни столицы, ни родины как таковой. Их родина была в седле коня, и конь вез их туда, где ждала удача в набеге и горы награбленного. У Аттилы была невероятно большая армия. Почти все народы знали о биче степи. Говорили, что сами боги породили этого кровавого наездника апокалипсиса.

Как и у всех кочевников, родина гуннов была передвижной. Следом за огромной армией воинов шли женщины, дети, скот, рабы и все остальное. Но Аттила был не просто степняком со складом ума, предназначенным только для грабежа и набегов, он хотел большего, чего не могли достигнуть другие, которые были до него. Видя, что народ идет за ним, всадник апокалипсиса решился на большее. Его целью было создание империи. Собрав огромное войско, гунны пошли на великий Рим. Тот, когда-то еще величавый италийский Рим.

По дороге к Риму гунны били всех, кто вставал на их пути. Империи и свободные народы пали под бичами степняков, пришла очередь Рима. Италийцы не были тогда так величавы, как при их могучих предводителях – Юлии Цезаре, Крассе, Тите, но все же представляли угрозу войску гуннов.

Победу за победой одерживал могучий гунн. За ним шли не только степные народы, также в его рядах были готы, франки, лангобарды и многие другие, желавшие славы и добычи на поле боя. Город за городом Рим сдавал варварам, не в силах дать отпор. Поговаривали, что великий Рим, так презиравший варваров, считая их ничтожествами, предложил Аттиле в жены сестру Цезаря, чтобы тем самым приобрести в лице варваров могущественных союзников. Но помолвка сорвалась, кровавого короля гуннов хотели обмануть и втайне убить. Предательство было раскрыто. Всех предателей разрубили на куски.

Но даже такому великому, как Аттила, гунну, пришлось отдавать плату за ту славу, которую он получал все годы от богов. Расплатиться пришлось на каталонских полях, где, говорят, сошлись силы Рима и гуннов.

Древние историки утверждают, что на том поле сошлись пять стотысячных армий. И была та битва невыносимо кровавой, но угасающая мощь Рима на закате его дней одержала победу над великим Аттилой, королем гуннов.

После поражения Степной Бич не потерял уважения своего народа, но вот благоволение богов не смог удержать. Засланные «змеи» Рима зашли слишком далеко, и спустя небольшое время великий Аттила был отравлен. После чего гунны разбрелись кто куда, опять началась рознь между племенами, междоусобные схватки. Единство было потеряно, и никому не было под силу снова собрать воедино кочевников. Так закончилась история народа, который наводил страх почти на всех людей.

Немногим степным народам удавалось достигнуть такого величия, как королю гуннов Аттиле. Но были и хазары. Не столь величавые, но их слава шла совсем иначе. Не великими битвами и завоеваниями они обретали славу, а грязными набегами и разорением, как в основном и делают кочевники. Так же, как и у всех остальных, родина у них была передвижная. Ни полей, засеянных хлебом, ни деревянных изб, ни загонов для скота или городищ. Одна сплошная степь. Степь и конь – вот их дом.

Хазары не давали жить многим свободным народам. Нападали на булгар, на племена славян, скрещивали сабли с печенегами, сталкивались и с имперскими воинами, бывало, ломали свои кривые сабли о грозные мечи варягов. Но для хазар всегда была хлебным местом земля русов. Ведь земли их были обширны. Их всегда манила жажда наживы и тяга к открытию новых городищ, о которых хазары еще не знали. Награбив один раз, в следующий раз жадный степняк хотел взять еще больше. Не раз приходилось русам своей свободной кровью платить за свою свободу.

Своих предков хазары не знали. Они рождались и умирали в седле, как и все кочевники. Хоть и приходилось им быть битыми не раз, но живучести у них было не отнимать. С каждым теплым временем года их приходило все больше и больше. Те, кто мог откупиться, платили за свою жизнь, а остальным приходилось бежать и скрываться, чтоб не быть убитыми, чтоб хоть как-то сохранить свой род, свое семя.

Хазарин был хорошим воином, владевшим луком, саблей, копьем. Но вот только все это делалось на лошади, а не стоя на ногах. В набеге это, конечно же, было безупречным качеством, но вот при захвате крепостей или в столкновении с врагом грудью о грудь, когда не было места для атаки конных, хазарин становился куда менее опасным. Их ханы многому учились. Они вырабатывали свою тактику, манеру боя. Как и у всех, у хазар в войске были старшины, к которым были прикреплены сотни и тысячи. Они и отвечали за действия своих людей во время набега. Но когда начинался грабеж, тут переставали действовать команды, здесь каждый был за себя, каждому хотелось унести больше добра, стать богаче. Зачастую именно из-за таких грабежей в войске хазар происходили смерти от своих же соплеменников. Вскоре это строго наказывалось. Убийство своего каралось смертью.

Ханы, как времена года, у хазар сменялись постоянно. Каждый пытался предать другого, поработить, завладеть его племенем. Из-за этого хазарский каганат долгое время не мог сплотиться. А тот, кто пытался это сделать, зачастую был предан и убит. Но все же это удалось сделать. Собрав под свое знамя большее количество хазарских племен, хан Ису-Бахе образовал город Саркел, который русичи называли Белая Вежа. Не знавшие, что такое каменные стены, жизнь в городах, хазары прибегли к помощи ромеев. Византия всегда славилась своей хитростью и поиском нетрадиционных решений. Им нужна была Русь, и хазарской рукой они хотели заполучить ее.

Саркел строили византийские архитекторы и строители. Можно сказать, что всю работу делали ромеи. У хазарского каганата было достаточно награбленного добра, чтобы расплатиться с Византией. Город был хорош. Большие каменные стены, храмы, дворец ханов. Все было сделано очень искусно. Но степной каганат, видимо, не понимал, что Византия дала своих людей не из-за большой платы за строительство. Это был первый шаг ромеев на Руси.

Зная хорошее расположение Белой Вежи, ромеи сами толкнули себя на то, чтобы наняться на строительство города. Когда все было закончено и большая масса хазар засела в Саркеле, то это послужило огромным прибавлением к их казне. Ведь город стал именно на торговом пути, и все, кто хотел пройти, платили пошлину – кто звенящими монетами, а кто и алой кровью. Но империя получила от этого еще большую прибыль. Теперь она могла внедрять своих людей еще глубже в земли славян, и перевалочным пунктом между Русью и Византией был Саркел.

Теперь русичи не могли так спокойно пройти по степи. Хазары рыскали везде. Степь стала более сплоченной, что очень сильно тревожило народы.

Ису-Бахе был уже стар, когда закончилось строительство Белой Вежи, но он еще успел насмотреться на ее красивые белые стены, храмы с позолотой и все остальные прелести этого города. Уходя из этого мира, хан оставил после себя двух своих сыновей, старшего Бичет Тахтыша и младшего Хавар-Тумира. Оба были достойны своего отца, но кровожадность и жажда быть выше всех все же взяли верх. И на охоте, куда отправились оба брата, Хавар-Тумир со своими людьми убил Бичет Тахтыша и его людей, город и все хазары подпали под власть Хавар-Тумира.

Много бед принесло на земли славян это хазарское объединение. Видя, что под покровительством хана хазарам живется лучше, что больше богатств и прибыли попадает в руки тем, к кому благосклонен хан, в Саркел шло больше и больше знатных хазар, а вмести с ними и их люди. Город разрастался, и вскоре степь делала уже не набеги, а военные походы. Разоряли не деревушки, а целые города. Торговля с ромеями несла большую выгоду, а те, в свою очередь, пытались чужими руками раскинуть границы империи по другую сторону моря.

Ханы сменялись, как и прежде. Знатные также рвались к власти, убивая других. Но все, кто ни приходил, удерживали степь в своей руке и направляли ее в ту сторону, куда было угодно империи.

Казна Саркела опустела. Пришла весна. Время набегов. Хан Раши-Хабиб, который сейчас правил Белой Вежей и степняками, решал проблему с казной. Его люди, посланные в разные стороны от Саркела, принесли вести. Ожидания Раши-Хабиба оправдались. Остается идти только на Русь.

Сам он не выступит, но отправит в земли славян своего единственного сына, Тимура. Его возраст уже далеко не юношеский, а себя он зарекомендовал хорошим всадником и воином. Ему он отдаст под командование свое войско, главенство над старшими. С ним пойдут еще около двух десятков знатных хазар, желающих лично поживиться в набеге и блеснуть умением владеть конем и саблей. Но старшим в походе будет Тимур, а на его место отец назначил опытного и сурового воина, который не раз сражался в битвах, который знает, что такое поход и его тяжести, своего старого друга Рахин-Хасана. Он должен будет следить за людьми в войске, отвечать за разведку и вести бой от лица Тимура.

Хан договорился с людьми, узнал путь, как пройти войску, разведал все заранее. До этого он встретился с людьми из империи, те согласились заплатить хорошую сумму за товары, награбленные в земле русов. И еще Раши-Хабибу выплатили тысячу динариев на содержание войска, и еще столько же обещали после возвращения из похода.

Все было готово. Воины тщательно отобраны, у каждого полное вооружение – от лука до засапожника. Кони накормлены. Всех отбирали зоркие и опытные глаза Рахин-Хасана. Каждый из хазарского войска рвался помериться силами с русами, у всех играла кровь в жилах. Провизия в поход была собрана только в один конец, в расчете на то, что на обратном пути будет чем поживиться. Хан шел в поход в надежде, что не может быть разбит. Это воодушевляло всех воинов, они верили своему хану. Жажда крови и добычи застыла у всех в глазах, степь уже не могла сдерживать своих сыновей.

Закрадывалось ощущение, что это был не просто набег с целью наживы, а настоящий военный поход, целью которого являлось уничтожение всего рода русов. Этому, несомненно, содействовала империя, ее длинные когти уже распростёрлись над землей свободных людей. Рассыпаясь сама на части, как умирающая змея, она хотела укусить еще кого-нибудь, чтобы ее яд поразил и увлек за собой. Византии нужна была новая кровь, и еще не побежденная Русь стала ее главной целью.

Войско выдвинулось из стен Саркела. Тимур запретил брать с собой жен с детьми и рабынь, хоть это часто и практиковалось в войске хазар, так как это сильно замедлило бы ход, а их главной целью был стремительный удар. Раши-Хабиб был умен и хитер, он рассчитал, в какое время лучше нападать на русов, когда они более уязвимы и когда можно почти незамеченными пройти вдоль границ. И угадал очень точно. Он выбрал День Даждьбога, когда все русы восхваляли его и шел большой праздник. Хан своей хитростью хотел обойти бдительность славян и напасть неожиданно.

Кочевники прошли по своим землям, потом свернули и двинулись по границе между вятичами и землями буртасов, что граничат с булгарами. Так они дошли до земель черемисов, недалеко от Мурома. Все это время они прошли без боев, не нападали ни на кого, берегли силы и людей. Обойдя ростовские земли по границе мерян, хазары двинулись к Новгороду. Тимур и Раши-Хабиб вели свое войско по землям врага и потому были очень внимательны и осторожны. На границе новгородских земель им помогали люди, засланные ханом. Этими людьми был указан путь к словенским землям, до которых оставалось совсем немного пути.

Глава 6

Боги. Боги всегда дают сильным хорошую жизнь, а тем, кто на исходе жизни, – славную смерть. Славяне – сильный народ, они всегда чтили своих богов. Восхваляя и чествуя их, русы верили, что те покровительствуют им, что славяне – внуки Сварога. Каждый с рождения был свободен в своих действиях, мыслях и суждениях. Не было ни рабства, ни жестоких царей, каждый жил сам по себе и пытался прожить свое время достойно.

Волхвы рассказывали своему народу легенды, которые передавались из уст в уста. Рассказывали о тех далеких временах, когда произошли их великие роды, о племенах, не знавших поражения, о тех, кто был в далеких землях и возвращался из них с великой добычей. Все это переходило из поколения в поколение, от отца к сыну, от деда к внуку. Так шла молва о великом народе, жившим своим укладом и не зависящим ни от чего, кроме воли богов.

Слабый не мог выжить в таком суровом мире, выживали сильнейшие. Сильные давали жизнь таким же, как и они сами, крепким детям и внукам, от которых пошел род славян. Природа давала им почти все. Русу не нужны были слуги, которые за него пахали бы землю, охотились, занимались корчеванием, шили одежду и готовили еду. Славянин мог все делать сам и считал зазорным, чтобы за него кто-то что-то делал. С малолетства каждый мог найти себе пропитание, выжить один в лесу и прокормиться. Ленивых не было, все любили труд, которому учили с детства родители.

Ко всему имели отношение боги. Славивший богов жил под их присмотром. Постоянно отмечались праздники, совершались чествования богов, приносились жертвы на капищах, волхвы просили хорошего урожая, прибавления в роду. В начале весны перед пахотой просили, чтобы хлеба заколосились, чтоб пшеницу, рожь, овес, ячмень не побил град, не погубила засуха. А после сбора урожая приносилась большая жертва – благодарение богам. Если же год выдавался засушливым, урожай был не очень хорошим, а поголовье скота не увеличивалось, то считалось, что род принес слишком малую жертву, за что боги гневались.

Весна уже вовсю гуляла по земле словен, и пришло время приносить жертву Даждьбогу, просить хорошего урожая, прибавления в роду. Весь народ шел в городище, где находилось главное капище богов, где волхв Велислав приносил жертву. Еще с утра со всей округи шли люди. Шли семьями, весело шумя и обмениваясь шутками, встречали друзей и родню. Каждая семья несла какое-то угощение, снедь, чтобы после обряда как следует отпраздновать это событие. Ведь потом начиналась напряженная страда, каждый трудился не покладая рук, гнул спину на поле или же промышлял ремеслом. Перед тем как приступить к кропотливому труду, хотелось снять с плеч всю накопленную зимнюю тоску и начать новую жизнь – с труда.

Подношение богам должно было состояться после полудня, чтобы люди успели собраться, дойти да Словенска. Старейшины приехали раньше, еще поутру, чтобы повидаться с князем, расспросить о делах будущих, что на уме на этот год, авось какое событие намечается, или же все останется на своих местах. Все старейшины деревень уважали Гостомысла, так же, как до этого уважали его отца Белослава. Людей при оружии не имели, не было нужды, каждый был своим, и не было такого, чтобы кто-то покушался на людей одной с тобой крови, ибо каралось это страшной карой. Негоже на празднике, чтоб славяне перед богами друг с другом вздорили и проливали человеческую кровь на алтарь, вместо крови животных.

В это утро все собрались во дворе у князя. Но сбор этот был не по поводу жертвоприношения, однако не менее важный. Около полутора десятков человек было во дворе, и каждый был встревожен словами Данко, старшего сына словенского кузнеца. Людей младшего возраста там не было, собрались только старшие, чей голос имел вес и чей возраст и мудрость были уважаемы народом. Все негодовали, известие о хазарах прилетело неожиданно, старшие решали. Князь сидел на скамье, поставив одну ногу на пень, а рукой, упершись в ногу, почесывал бороду. Многое зависело от него, его слово имело самый большой вес, на то он и был князем. Также тут присутствовал и кузнец Рат, вместе со своим старшим сыном. Данко сообщил все своему отцу, после чего они вместе направились к Гостомыслу, ибо вести эти были очень тревожные.

Стоял бурный гомон, все спорили друг с другом, пытаясь навязать свою точку зрения, но к единому мнению прийти не могли. Время не позволяло ждать, надо было действовать. В это время во двор зашел воевода Всеволод, явившийся с заставы. Как только Гостомысл узнал от своего друга о хазарах, он сразу послал гонца на заставу к воеводе. Гонец не вернулся, вместо него прибыл Всеволод. Воевода был немолод, но и к старикам рано было его приписывать, в его руке еще чувствовалась немалая сила, а опыт, полученный в походах с новгородским князем, был очень большим. Он жил на заставе и обучал всему, что знал сам, молодых парней. Застава нужна была для защиты границы, для патрулей, которые от начала весны и до конца осени следили за землями предков. Застава жила своим отдельным укладом, люди там не пахали землю, не сеяли пшена с овсом, их жизнью было военное ремесло, которому их обучал воевода Всеволод. Обучение проходило три весны, потом, когда юноша становился мужчиной, он решал: оставить ему отчий дом и жить только военным укладом или же вернуться в родной дом и продолжать жить обычной жизнью. Так или иначе, многие уходили, но и застава не оставалась без людей, были и те, кто оставались, кому такая жизнь была по душе. Все это придумал сам князь. Это было его решение, ведь если не будет у него хороших воинов, то не сможет он защитить свой народ, а какой же он князь, если не сможет защитить род свой. По его указу на заставу поставляли хлеб, одежду и все то, в чем нуждались воины, в обмен на защиту. Народу было не в тягость кормить заставу, люди понимали, ради чего отдают свой хлеб. Воевода тоже знал свое дело, он воспитывал мужчин, способных защитить себя и свой род. Молодые на заставе чтили его как отца и слушались беспрекословно. Многие надежды в случае нападения возлагались на заставу.

В это время во дворе уже вовсю шел спор.

– А что, если все это неправда?! – люди высказывались с недоверием.

– Пусть так, лучше это и впрямь будет неправда, чем наши дома подвергнутся хазарскому огню.

– Надо народ поднимать! Что слышно с заставы, воевода?

В этот миг все внимание перекинулось на Всеволода, воевода же в свою очередь отвечал:

– Дружина ничего не замечала, сейчас застава на коне и полностью готова, я выслал вперед разведку, на половину дня хода от заставы в каждую сторону, на каждый выстрел стрелы до Словенска стоят русичи, в случае чего весть быстро дойдет до града.

Князь сидел в задумчивости. Надо было действовать. Он знал, что сейчас весь народ сходится в Словенск. Если хазары пойдут сначала по деревням, то мало кого найдут. Надо созывать вече, собирать народ для защиты, для боя.

Гостомысл поднял глаза, на него были устремлены взоры всех стоящих во дворе людей, все ждали его слова.

– Воевода, сколько ты своих насчитал на заставе? – Князь решил действовать стремительно.

– Семь сотен готовы идти на сечу, князь, и еще две сотни малообученных, еще пух с лица не слез, рановато им за меч браться, их бы на заставе оставить, приберечь, жалко будет положить зазря. – Всеволод всегда переживал за тех, кого обучал, своей семьи он не имел, поэтому считал заставу своим домом и своей семьей.

– Подготовь всех, нам нужны все люди, а коли рус сложит голову за свою землю, значит, сложит он ее не зря, он род свой и семью свою будет защищать. – Слово у Гостомысла было твердое в решающую минуту, никто не шел вопреки его слову.

– Людей на заставе мало будет, чтобы силу такую опрокинуть, надо бы народ созвать! – Старшие деревень говорили от имени народа.

– Созвать вече! Народ должен знать! – Князь распорядился о сборе народного вече.

– А верно ли то, что хазары идут, может, кто слух недобрый пустил? – Старшины все не хотели поверить в эту злую весть.

– Верно! – чуть выйдя вперед из-за спин, сказал Данко. – Люд новгородский их видал, а чего не остановил, сам того не ведаю, а клеветать на людей свободных мне ни к чему.

– Жди помощи от новгородцев, они только и заняты, что грабят сами других! – возмущение вырвалось из груди словенских старейшин.

– Верно это али нет, народ надо собирать, вооружать, готовиться надо к встрече, степь идет как-никак, времени, глядишь, может, уже и вовсе не осталось.

– Князь! Сегодня день-то Даждьбожий, негоже богов наших обижать, хазар-то мы, может, отобьем, может, не отобьем, а вот если боги гневаться начнут, тогда нам точно спасенья не будет.

– Жертву я им принесу, вы людей сберегите от хазарских стрел. – Голос прозвучал за спинами людей и произвел такое впечатление, что многие невольно вздрогнули, увидев стоявшего позади всех волхва.

Гостомысл смотрел на Велимудра доверительным взглядом, словно тот читал всю его душу, и, увидев благородные и добрые намерения, дал добро. Он понимал, что волхв говорит истину: надо сберечь народ, а то кто будет потом славянским богам жертву приносить, коли все полягут от хазарских стрел.

– Волян! Созывай вече! Пускай народ собирается, скажи, князь слово будет молвить. Воевода, отправляйся на заставу, от тебя мы будем ждать известий. И чтоб мышь не проскользнула мимо твоих молодцев! – Гостомысл стоял среди доверявших ему людей, от него требовались княжеские указания, и он их раздавал. – Я же соберу народ в Словенске, надо вооружить мужей, негоже воевать голыми руками. От вас, старшие, я потребую одного: народ не распускать, пускай люди останутся в Словенске. Коли мы будем едины, то и удар наш будет страшен. Места всем хватит, тех, кто не прибыл на праздник в Даждьбожий день, известить о хазарах, отправить гонцов по деревням, пусть предупредят народ. Меня князем зовет народ словенский, мне его и защищать.

Участники сходки двинулись к народу, нельзя было допустить самовольства, чтоб народ расходился. Перед выходом с княжеского двора Гостомысл остановил сына кузнеца.

– Данко, мне отец твой сказал, что ты человек ратный, меч в руках приходилось не раз держать, так вот, отправляйся на заставу, там такие люди нужны. Чувствую я, что им кто-то помогает, что кто-то знает про нашу заставу, и их главной целью будет сначала убрать ее, а потом уже заняться разорением деревень. Так что ступай с воеводой, будешь ему помогать. – Князь взял Данко за плечо и посмотрел ему в глаза, в его взгляде было доверие и надежда.

– Хорошо, князь, поскачу за ним, скажу, ты в помощь послал. – Оба кивнули друг другу и направились в разные стороны.

Быстрым шагом шел Данко к своему дому. Отца дома не было, он отправился с князем на вече, его слово значило немало, и люд прислушивался к нему. Надо было приготовить лошадь и скакать вдогонку воеводе.

Мысли о том, что хазары могут растерзать родную землю, особо не терзали словенина, воину негоже до битвы думать о поражении, и Данко это отлично знал. Нельзя было выступать на степь открытым боем, встречать их грудью, русов было меньше, а хазарин в седле – хороший воин. Тут нужна была особая военная хитрость, но какая – сын кузнеца еще не знал.

До дома словенин добрался быстро. По пути ему постоянно встречались люди, спешившие на вече, видимо, князь уже собирал народ и собирался всех известить о хазарах. Во дворе Данко увидел двух снаряженных коней и рядом стоящего Ратмира, который был при оружии и в кольчуге.

– Отец сказал мне отправляться с тобой на заставу, он же сам остается с князем, – передавая поводья старшему брату, сказал Ратмир.

– Ну что ж, брат мой, тогда выдвигаемся вдогонку воеводе, только я еще кое-что захвачу с собой. – После этих слов Данко отправился в кузницу.

Подставив себе под ноги пень, старший брат засунул руку в соломенную крышу и вынул оттуда свернутый в шкуры меч. Когда клинок был вынут из шкур, то Ратмир очень удивился, таких мечей он еще не видел, и отец не ковал таких. Меч был длиннее обычного, но по ширине меньше, рукоять была для двух рук, но брат держал его в одной, на вид меч был очень легкий, и казалось, что может сломаться от одного удара о щит. Данко встряхнул меч с необычной легкостью и засунул его в ножны, после чего поместил его на пояс.

– Хороший меч у тебя, брат, я таких не видал еще.

– И вряд ли увидишь, этот меч достался мне от одного старого воина, он его достал у кельтов – народа, который живет очень далеко отсюда. На удивление он почти не тупится, а его острота не дает шансов на жизнь после удара.

– Дивный меч, с виду для двух рук, а ты с ним одной управляешься.

– Он легкий, и по виду не скажешь, что прочный, но на самом деле это не так.

– Я надеюсь, мне выпадет возможность посмотреть, как ты им управляешься с хазарами, уж больно хочется глянуть на это. – Ратмир все продолжал рассматривать клинок, уже сидя в седле своего коня.

– А мне не терпится глянуть на тебя, брат. – Данко стоял у своего коня, засунув ногу в стремя, его шутка немного уязвила младшего брата. – Люди рассказывают, что ты дерзок, и никто с тобой в спор не лезет. Ух, как мне хочется глянуть на тебя с хазарами. – Уже слышался смех старшего брата.

– Не переживай, я за себя смогу постоять, и от моей руки падет не меньше врагов, чем от руки воина!

– Ну-ну, поглядим, а пока тронулись за воеводой, нам надо его догнать и сказать, что мы от князя!

Какими разными были два родных брата. У одного была страсть, у другого – хладнокровие, один был дерзок, второй – спокоен и рассудителен, у младшего был огонь в глазах, старший же смотрел на все с умом. Но если все это собрать воедино, если направить в нужное русло и пустить по течению, то это было нечто невообразимое, мощное и очень опасное. Видимо, отец с первого раза разглядел это, он смог увидеть и понять, как могут быть полезны эти две противоположности, и его решение было таковым, что они должны быть вместе. Тогда каждая сторона одного из братьев может послужить во благо другому. Нельзя было рассоединять это, не дав возможности соединить. Застава ждала двух сильных мужей, которые сложат свои головы за свой род, но свои жизни отдадут за большую плату.

На поляне перед стенами града столпился народ, его томил интерес, по какому же случаю собрали их всех, но никто не знал ответа, никто не мог сказать, кроме самого князя. Чуть выше остальных стоял Гостомысл, князь словенских людей. Рядом находились его приближенные, а также старшины деревень. С левого края стоял словенский кузнец, его взгляд падал на дорогу, уходящую от ворот, по которой мчались во весь опор двое всадников. Он знал, что это его сыновья. Возможно, боги в этот миг разделяют их навечно, но негоже мужу думать о смерти своего рода, когда беда ступает на его родной порог. Его мысли прервал голос князя, который начал свою речь.

– Люд словенский! В этот день, когда нам подобает восхвалять наших богов, просить у них хороших посевов, большого прибавления скота и рождения крепких сыновей и дочерей наших, нам посылают испытание – испытание нашей воли, нашего духа, нашей веры! Народ! – Князь говорил во весь голос, вены на его шее надувались от напряжения. – В нашу землю вторгаются хазары!

В этот миг, после затишья, все разом начали негодовать, для народа это была дурная весть. Всех объял страх. Случилось первое, как сказал князь, испытание воли. Но князь прервал гомон людей своим мощным голосом:

– Вы меня выбрали своим князем, поставили старшим над вами, свободными людьми. Мне, как и вам, выпала нелегкая доля защитить свой род от степи, не дать разорить нашу землю. И я первым пойду на хазар. И прошу вас, не как князь, а как свободный человек, – сплотитесь, сберегите своих детей и жен в Словенске, а сами берите мечи, что оставили вам ваши отцы, а им их отцы, и идите вместе со мной на хазар.

Эти слова прозвучали как удар колокола, это был призыв к оружию. Во многих душах в тот момент страх проиграл бой, и отвага восторжествовала. Народ стал кричать, но это был крик не возмущения, а отваги. Гостомысл увидел огонь в глазах своего народа, он понял, что люди пойдут за своим князем и ему нельзя посрамить себя перед народом и перед своим отцом, который смотрел на него из мира Нави и гордился им.

Из толпы слышались выкрики мужчин и женщин, негодование прекратилось, нужно было ковать железо, пока оно горячо.

– Веди нас, князюшка! Мы с тобой! Князь, мечи-то наши по деревням остались, а там-то уже, наверное, хазары хозяйничают!

– Оружия хватит всем, не зря про нас уже не только новгородцы знают. На то я и князь, защитить свой народ сумею и врагу в обиду не дам! Оружие, доспехи вам выдадут старшины деревень. Те, кто пришел с ними, за ними и ступайте в город, всех мужей они вооружат, жен с детьми разместят в городище, места хватит всем, припасов и еды тоже, а за теми, кто не пришел, я уже послал с предупреждением: коли не успеют, пусть бегут в лес, мы за ними придем.

Старшины вышли вперед, чтобы люди могли рассмотреть своих. Все поочередно двинулись к городу, но толпа еще немного задерживалась. Многие не могли сразу осознать суть всей ситуации и такую резкую перемену. Некоторые из мужиков двинулись вслед уходящим старшинам, многие еще стояли. Князь смотрел на толпу, он понимал, что ему удалось не допустить самовольства, и это было самое главное сейчас. Чтобы утешить люд и до конца разжечь пламя в их сердцах, Гостомысл произнес завершительную речь.

– Народ мой, мы вместе с вами переживали тяжелые зимы, устраняли вражду между родами, помогали слабым, почитали сильных, слушали мудрых и наставляли молодых! Мой отец вел род словенский, а до него – его отец, так позвольте же и мне вести свой народ. Если воля богов такова, то я сложу голову на своей земле, вместе со своим родом. – Эта речь очень подействовала на людей, словене ее одобрили, это до конца разожгло огонь в их сердцах, и князь это видел, но про заставу он решил умолчать, его подозрения насчет лазутчика, видать, были не напрасны.

– Не отдадим земли славянской хазарам, будем рубиться с ними до смерти, но детей наших и жен они не получат, продадим же дорого наши жизни!

Народ поднялся, это были нужные слова, рядом стоявший Рат сам задумался над словами князя и мысленно одобрил их. А ведь повзрослел Гостомысл, набрался мудрости, и в словах его уверенность и надежда для народа, а это очень ценное качество. Кузнец понял замысел своего давнего товарища, но только ему был не ясен дальнейший ход русов, ведь вестей с заставы нет еще, а народ уже поднялся. Требовались дальнейшие мудрые шаги.

После сказанных слов князь спустился с горки и направился к городищу. Рат последовал за ним. Шли быстрым шагом. Пока шли, разговор не вели. Только после того, как зашли во двор княжеского дома, где еще утром шел серьезный разговор со старшинами, и остались в окружении доверенных лиц, князь первым нарушил молчание.

– Рат, ты знал моего отца и стал другом мне, мы с тобой побратимы, твой совет я всегда слушал как совет отца, так скажи мне, – тут Гостомысл понизил голос, – мог ли кто-нибудь из словен предать нас?

– Наш град стал за последние годы силен, и это знают уже многие, также многие идут сюда обменивать свои товары, всем стало известно, что Словенск стал богатеть. – Кузнец смотрел на князя почтительно. – Я думаю, что лазутчик есть, но он точно не из наших.

– Что именно ты хочешь сказать этими словами? – Все, кто стоял во дворе, ждали, что скажет кузнец.

– Я думаю, это кто-то из купцов, им ведомы ходы в другие земли, они ведут разговоры со знатными людьми, у которых есть и власть, и свои дружины. Возможно, кто-то рассказал хазарам о нашей земле, и те, в обмен на хорошую плату, попросили прознать про все, что может помешать им в походе.

– Это, конечно, может быть и так. – Князь задумался над словами товарища. – Но как это все прознать, ведь в наш град приходит немало торговых людей, каждого подозревать нет времени.

– Каждого и не надо. Нам нужны именно те люди, которые постоянно в Словенске, торговцы, которые уже не одну весну приходят к нам торговать своими товарами, и зачастую у них видишь одно и тоже, без изменения. Товар не меняется, возможно, его просто кто-то передает купцу, а тот, в свою очередь, везет его нам, но не с целью обмена или прибыли, а как прикрытие, а сам узнает у людей, живущих тут не один и не два десятка зим, все то, что ему надо. – Рат окинул всех взглядом и продолжил: – Таких людей в Словенске немного, и уж того меньше с товарами, которые мы видим каждую весну, без добавления новых.

Наступила тишина. Все смотрели друг на друга с негодованием, слова, сказанные кузнецом, просто поразили всех. Ведь, найдя лазутчика в городе, русы лишат хазар проводника, а значит, они пойдут по словенской земле вслепую, что лишает их огромного преимущества.

– Твои слова всех нас удивляют. – Это был один из старшин, человек, которому князь доверял так же, как себе и всем присутствующим. – Наши догадки не могут привести к такому человеку, мы не присматриваемся на торге к людям, и тем более к их товарам. Может, ты это знаешь?

– Вы все знаете меня, знаете мое ремесло и знаете, что я также на торгу продаю свой товар. Я не один год занимаюсь этим и умею следить за людьми. Есть такой человек, за которым я наблюдаю уже не одну весну. Он как раз подходит под сказанные мной слова. – Кузнец сделал паузу. – И самое главное, что его первый ранний приезд за все годы каким-то образом совпадает с вторжением к нам хазар.

– Кто же это? – Князь уже не мог сдерживаться.

– Гостята, торговец из Новгорода. Он торгует платками и тканями на торгу.

– Возможно, это как-то и связано с тем, что хазары прошли по земле новгородцев без боя? – старшина высказал свое опасение.

– Может, и так, но об этом мы можем узнать только от самого Гостяты.

– Твоя мудрость, Рат, нам в помощь, видать, боги пока на нашей стороне! – Гостомысл взял товарища за плечо и поблагодарил. – Богдан! Возьми своих молодцев и давай на торг, приведите его сюда, да только сильно на людях не мните, а то вдруг не того врагом кличем.

Богдан был самым молодым из старшин, но пользовался уважением и доверием князя. Он вышел со двора, отдал какие-то команды и двинулся в сторону торга. С ним шли два словенина, полностью вооруженных, готовых сложить свою голову за правое дело.

Гостомыслу нужно было собрать людей, и как можно больше, но самое главное, чтобы эти люди были при оружии. На все это требовалось время, а времени у словен не было. Князь подошел к Рату, ему снова нужна была его помощь.

– Рат, нам нужен каждый меч, каждое копье, и если это будет твое оружие, то многие сочтут за честь рубиться им.

– Я уже сказал, чтобы мой товар раздавали словенским мужам, есть еще у меня во дворе, но его нужно мне самому достать, где это оружие лежит, никто не знает.

– Твоими мечами рубить хазар будет веселее, чем какими-либо другими. – Князь усмехнулся в усы. – А за то, что потеряешь много прибыли, ты не переживай, коли проиграем, она тебе не понадобится, а коли выиграем, то все равно большая часть железа пойдет тебе. – Тут уже Гостомысл говорил без улыбки.

– Негоже прибыль считать, когда по нашей земле и под нашим небом враг идет. Я тогда отправлюсь к дому и возьму с собой молодцев в помощь, ты же не думаешь, что я ковал только для прибыли. – Кузнец посмотрел на товарища снизу вверх и усмехнулся.

– Ступай, друже, и бери сколько надо людей, после же воротись назад, твое присутствие необходимо всем нам.

Рат ушел. Следом за ним отправился десяток словен. Видимо, кузнец тратил свое время не только на то, чтобы ковать оружие, инструменты и подковывать коней ради прибыли или обмена. Он ковал мечи для защиты своего града. Чтоб в случае чего народу было чем защитить свою жизнь и жизнь своих детей. За домом был вырыт лаз, в нем сложено оружие, мечи и щиты. Все было примитивно сделано, без изящества, но зато очень прочное. Мечи были смазаны жиром, чтобы от сырости не покрылись ржавчиной. Щиты сложены на деревянных полках в снопах специальной травы, к которой боялись приближаться мыши и крысы. Всего насчитали сто семнадцать пар. Это было отличное пополнение для вооружения народа, ведь многие пришли на праздник совсем в одних рубахах. Все нагрузили на две телеги и отправили к старшинам, которые раздавали народу оружие.

Весь Словенск суетился. Шла раздача оружия, крики и гомон детей и женщин – все это сливалось в единый гул. Те, кто уже были готовы и снаряжены, выходили строиться перед стенами града. Из-за большого количества людей замедлялась раздача оружия. Князь дал указание людям расположиться за частоколом со стороны реки. С каждой минутой людей на поляне становилось больше. Где-то разводили костры для приготовления пищи, слышались команды старшин. Гостомысл также ушел к мужикам, оставив град на попечение стариков и женщин, зная о том, что они смогут управиться с ним.

Князь смотрел на своих людей и понимал, что не готовы люди биться. Не хватает оружия, большинство без кольчуг, одни щиты, мечи да топоры. И эта вина ложилась на него самого, он не смог усмотреть за этим, не предвидел вероятности нападения, считал, что его народ полностью защищен. Но горько ошибся, и теперь надо было действовать исходя из того, что есть.

Старшины подсчитывали своих людей. Видимо, некоторых уже успели предупредить, и к концу дня люд потихоньку сходился к граду. Кто-то шел с семьей, где-то были видны ватаги мужиков уже при оружии. Всех опрашивали, не видели ли хазар. Все отвечали, что не видели. Говорили, что многие со страху по лесам стали прятаться, другие отважились к граду идти. Но каждый был готов сложить свою голову, у каждого был огонь в глазах, и Гостомысл видел это и понимал – народ с ним.

Люд словенский не знал, сколько идет хазар, и потому считал, что сила, которая копится возле града, может опрокинуть врага с первого раза. Те, кто были постарше, у кого была уже седая борода, те, кто встречался вживую с хазарами на поле брани, те понимали, что этого мало, что хазарин приходит с большим числом людей, а уводит еще больше. Но воины собирались, сила копилась. Отдельно расположилась дружина конных. Эти были вооружены намного лучше. У них были и луки, и копья, они были все в кольчугах да при щитах. На них смотрели немного с презрением: почему их разодели, а нас нет? Но тут же понимали, что это конные и от них требуется на поле боя многое, поэтому сразу успокаивались.

День шел к концу. Известий никаких не было. Началось томление. Нервы стали напряжены. Дозорные возвращались без известий. Никого не видели, ничего не слышали. Князь понимал все это и не допустил своеволия. Были выставлены в бойницах люди. Вперед от града ушел патрулем конный отряд. Сам князь остался с дружиной средь войска. Все ждали вестей.

Двое братьев к концу дня все-таки догнали Всеволода. Тот, в свою очередь, коней не жалел, гнал во весь опор, потому-то молодые словене весь день не могли настичь воеводу. Догнав его, объяснили, что от князя присланы, мол, в помощь. На вопрос, чьи они, братья сказали, что сыновья Рата, старший – Данко, младший – Ратмир. Напор воеводы сразу же стал помягче. Всеволод знал и уважал кузнеца, поэтому-то и не отнесся к молодцам сильно строго. После коней уже не гнали, были почти на подходе к заставе. Место было здесь какое-то глуховатое, отдаленное. Видимо, и впрямь для того, чтобы граница жила своим укладом и обычный человек не лез сюда. Конечно же, народ в эту сторону не ходил. Были другие тропы и дороги, по которым люд мог добраться до Новгорода, а оттуда – куда уже нужно. С этой стороны и не приходили, отсюда ждали только врагов. Поэтому-то Гостомысл и поставил здесь заставу.

По пути Данко не заметил ни одного дозорного, про которого говорил воевода. Но, как человек ратный, словенин сразу понял, что дозоры были тайными и они их проезжали, не замечая. Зато те пристально вглядывались в конных, высматривая в них врагов. Но понимая, что они свои, оставались незаметными. Данко до всего этого додумался. Он оценил стратегию воеводы, понял, что тот был человеком ратным, которому приходилось руководить дружиной, водить ее в бой, делать вылазки и все такое.

С Всеволодом было трое ратников. Один был в хорошей кольчуге, при добром мече, на седле висели щит, копье и лук со стрелами. Другие не выделялись такой роскошью. Ратмир ехал рядом, и старший брат заметил, как тот косится на того конного воина, который отличался от других. Об этом Данко не стал говорить, решив отложить разговор до более удобного момента.

Уже темнело, и оставалось не более часа пути до заставы, как им навстречу вылетел конный на всем скаку. В глазах была тревога, сам весь растрепанный, из оружия был только меч. Данко сразу понял: идут хазары.

Всадник быстро остановил коня и обратился к воеводе:

– Воевода, батюшка, хазары на границе!

Всеволод кинул быстрый взгляд на всех и галопом помчал коня к заставе. Каждый в своих мыслях прокрутил лишь одно: «Началось».

Глава 7

Застава. Она представляла собой небольшое городище с военным назначением. Находились там одни мужчины, которые днем и ночью несли службу, следя за границей. Опытные неустанно гоняли и готовили молодых, а тот, кто уже закончил обучение, делал для себя выбор: остаться воином или же уйти в Словенск. Кто оставался, был опорой для остальных. Они следили за всем. Начиная от заготовок продовольствия, заканчивая тем, как наточены мечи у каждого из русичей. Первые люди на заставе нашли для нее хорошее расположение, которое при случае набега могло пойти на пользу осажденным. Застава стояла на большом холме, как смотровая вышка, только размеры ее соответствовали небольшому граду. Вокруг был сделан высокий частокол, намного выше и мощнее словенского, по частоколу изнутри шла юбка из бойниц для дозора, и ровным четырехугольником были размещены дозорные башни, высота которых превышала человеческий рост в десять раз. Сами же люди с заставы называли себя пограничными, ибо они идут по границе, следят за ней, охраняют ее и, если надо, отдают жизнь за ее защиту. Воины почитали Перуна, громовержца, покровителя воинов. Он следил за ними, они, в свою очередь, отдавали ему дань кровью убитых врагов. Было также для пограничных отдельное капище, где взрослые воины приносили жертву их богу. Жертвой был черный петух, символ воинов-русичей. Тот, кто оставался на заставе, приносил Перуну клятву верности до смерти, и ему на груди раскалённым железом ставили клеймо в виде лапы петуха – знак пограничного братства. Между собой, как в большой семье, друг друга называли братьями, но тот, кто не прошел посвящение, не мог именовать себя братом. Все требовало тщательной подготовки, за всем следили. Были и такие, которые не моглиидти по военной тропе, тех отправляли обратно в град, но не с позором – негоже сильному смеяться над слабым, не по-словенски это. Так и проходила жизнь – грубая, мужская доля защитников рода славянского, неба и земли русичей.

Когда Данко с Ратмиром прискакали на заставу, а вместе с ними и воевода со своими людьми, то внутри люд уже был полностью готов выступать, старшины построили мужчин, молодым оружие не выдали, по распоряжению Всеволода. Семь сотен, все при оружии, у каждого кольчуга, щит, копье и лук с двумя десятками стрел. Не зря же это было боевое братство.

Всеволод спешился и встал напротив своих людей. Они для него были как сыновья, на них он смотрел с негаснущей надеждой. Он знал: от обычного люда в хорошей сече толку мало, а вот люди, бьющиеся строем и владеющие мечом да копьем, – грозная сила для врага.

К воеводе подошли двое взрослых воинов. Один был явно словенин, а вот другой был совсем не этой земли человек – ростом ниже, в плечах широк. Данко обратил внимание на его огромные мускулистые руки, ноги были кривые – явно от частой езды на лошади, голова выбрита – лишь только с макушки свисал пучок волос, и такими же были длинные усы. На степняка был не похож. Если же он был приближенным воеводы, значит, один из русичей, знать бы только, откуда. Этот вопрос засел в голове у старшего брата.

Данко подошел к ним. Ратмир остался стоять возле лошадей.

– Видели хазар, меньше чем в половине дня пути от нас, сосчитать не успели, много их слишком, ушли незаметно, не думаю, что нас успели засечь, – рассказывал словенин.

– А если навскидку, сколько примерно степных идет? – воевода задал вопрос.

– Тысяч десять, батька, не меньше, – словенин покачал головой.

– Много же их! Надо бы князя предупредить, чтоб готовились, скажи людям, пусть в Словенск отправят гонца, да тот пусть узнает, не раскололся ли наш голубчик? Как все прознает, живо пусть на заставу дует, нам вести тоже нужны!

– Сделаем! Ну а мы-то что делать будем?

– Есть одно предложение, – вмешался Данко, и в тот же миг на него устремились взгляды двух стоящих перед ним воинов.

– Это Данко, старший сын Рата, он человек ратный, неплохо разумеет в этом деле, – Всеволод умерил пыл своих матерых воинов.

– Ну, раз есть, то предлагай, – тут подал голос второй, который сильно заинтересовал Данко. Говорил он чисто, без акцента, что говорило о его славянских корнях.

– Раз хазары меньше, чем в половине дня пути от заставы, то завтра они уже будут у нас под носом. Они эти места не знают, и если мы правильно вычислили, кто им помогает, то им придется идти вслепую. Кто из вас может сказать, где примерно может стать на ночевку такое войско? – Данко явно заинтересовал опытных воинов.

– Там есть поле, дальше перед ним идет лесная дорога, как тракт, ночью вряд ли они по ней пойдут, коней будут беречь, чтоб ноги им не переломать, – словенин ответил на вопрос Данко.

– Возможно, там-то они и должны встретить своего провожатого, который укажет им правильный путь, – в этот раз высказал свое мнение воевода.

– А после леса как может пойти войско? – спросил сын кузнеца.

– Дорога уходит на запад, к Словенску, она как раз лежит через деревни, а другая, которая идет на север, выходит прямо на нас, но, чтобы к нам попасть, нужно перейти вброд небольшую речушку, с размаху ее не возьмешь.

– Значит, это последний их ночлег перед тем, как вступить на нашу землю, – сделал свой вывод Всеволод.

– Не томи, говори, что хотел. – Терпение одного из приближенных воеводы подходило к концу.

– Я воевал с хазарами, и не раз, они, перед тем как начать набег, в последнюю ночь сгоняют всех коней в табун и пасут всю ночь, чтоб, в случае чего, кони были сыты, чтоб сил у них хватило на большие переходы и долгие битвы. Так вот, можно им подпортить такой отдых.

– И что же ты предлагаешь? – чуть вперед вышел второй, который был не словенин.

– Я предлагаю набег, небольшой, но отчаянный. Мне нужно примерно от пяти до семи десятков самых смелых рубак, и чтоб из лука стреляли отменно.

– Да ты, наверное, издеваешься над нами?! Ты хочешь с семью десятками напасть на войско хазар?! – сердито спросил словенина старый воин.

– Погоди, Девятко, дай слово молвить ему, – вмешался товарищ.

– Продолжай, Данко, – дал добро воевода.

– Так вот, если мы сейчас выступим, то к ночи будем рядом с ними. Задумка такова, – и тут словенин понизил голос, чтобы слышало его как можно меньше людей. Он знал, что самый сильный удар – это тот, которого не ожидаешь. Данко лично этот удар испробовал на себе. Теперь он предлагал его воеводам.

Когда старший брат понизил голос, Ратмир насторожился, ему было интересно, о чем разговаривают старшие, но он был слишком молод, да и к тому же еще и не состоял в братстве. На какой-то миг он забыл о том, что близится битва, и вспомнил о той, кому отдал свое сердце и душу, и почувствовал, как дыхание прервалось в груди, как помутнел рассудок, мысли сбились в кучу. Ведь он на празднике не видел Ладу! И не только ее, родных ее тоже не было. Это могло значить только одно: они на днях отправились в деревню, к брату отца, и до праздника не успели вернуться. Тревога охватила словенина. Взгляд был устремлен в одну точку. Хотелось вскочить в седло и рвануть коня во весь опор к той, которая дорога сердцу, но разум все же взял верх. Ратмир понимал: он нужен брату, отец послал его сюда неслучайно, нельзя было подвести отца.

Мысли прервал громкий голос воеводы.

– Дело и правда рисковое, но если получится, то мы получим большое преимущество. – Всеволод почесал густую бороду, от него требовалось решение.

– Действовать нужно быстро, или же можем не успеть. – Данко торопил с решением.

– Хорошо, бери пять десятков моих самых лучших рубак, с тобой пойдет Скиф, ему доверяй как самому себе, а его сабли лучше любых стрел. Воинов я тебе сам отберу, ты пойди с Девятко, он тебе даст лук и стрелы, а то у тебя, кроме твоего меча, я вижу, что ничего и нет.

– Добро, воевода, готовь людей, скоро выдвигаемся. – После этого Данко отошел к брату, оставив пограничных вояк наедине.

Он был удовлетворен тем, что ему удалось склонить на свою сторону мнение воеводы. Теперь надо было действовать аккуратно и молниеносно.

– Ты, брат, останешься здесь, будешь с воеводой. – Данко на правах старшего отдал указание брату.

– Но… – Ратмир попытался возразить, но не смог.

– И не возражай, это воля отца и моя воля, дело рисковое, еще успеешь мечом помахать, я тебе обещаю. – Брат положил руку на плечо Ратмиру, потом пошел вслед за воеводой Девятко.

Данко взял хороший лук и два десятка стрел. Также он приказал снять с воинов кольчуги и шлемы, а вместо белых рубах надеть черные. Луна светила хорошо, железо могло обнаружить русичей. Воевода хотел было возразить, но Скиф его переубедил и поддержал молодого словенина. Железо могло сыграть дурную шутку с воинами, и Всеволод это понял.

Все было готово, люди отобраны самим воеводой, рядом стоял Скиф, там же и Данко. Надо было выступать. Всеволод отдал указание слушать словенина, строго-настрого запретил умирать, а коли придется, так чтоб не даром отдать свою жизнь. Куда и зачем направлялись, никто, кроме старших, не знал. Даже те, кто шли вместе со Скифом и Данко, не знали суть всего дела. Но это их не особо тревожило, у них был враг, и свое предназначение они знали, а это самое главное.

Чуть помявшись в седле своего резвого коня, Данко отдал приказ выдвигаться. Сразу за ним шел Скиф, указывая дорогу, а за ними в линию попарно выстроились воины заставы. Так ночь поглотила молодых воинов, решившихся на отчаянный поступок.

Луна поднималась к ночному горизонту. Двадцать шесть пар воинов молча двигались к намеченной цели. Ни разговоров, ни перешептываний не было слышно, лишь глухие удары конских копыт о землю. Шли небыстро, временами пуская коней рысью, но по большей части шагом. Идти средь деревьев на полном скаку было опасно, конь мог потерять седока, зацепившегося за ветви деревьев, или же сам сломать ногу. Об этом знал каждый.

Прошли уже немалую часть пути, как вдруг Скиф остановил своего коня и поднял руку. Дальше был лагерь хазар.

– Хазары впереди, – нагнувшись к уху словенина, шепнул пограничный.

– Они впереди выставляют войско, за ним пасут коней в табуне, нам нужно обойти стан и зайти сзади, – объяснил Данко, показывая рукой требуемый маневр.

В это время воин что-то прикинул в голове, всмотрелся в глушь ночного леса.

– Пойдем по этой стороне. Когда выйдем из леса, нужно будет пройти дальше табуна, потом разделиться и убрать пастухов и дозорных.

– Тогда двинулись, время не ждет.

Воины двинулись дальше. Идя по границе вражеского лагеря, они были очень осторожны, бесшумны и незаметны. Шли еще около часа, пока лес не начал редеть. Дальше сместились вправо от табуна и двинулись на открытую местность, пригибаясь к шеям коней. Прошли незаметно. Уйдя на хорошее расстояние, остановились, нужно было обсудить дальнейшие действия.

– Возьми двадцать воинов и обойди с другой стороны табун, по пути убирайте часовых. Если поднимется шум, то все пропало. Все, погнали. – Данко скомандовал быстро, Скиф его понял, взял двадцать своих и отправился в обход.

У всех были наготове луки с наложенными стрелами, шли так же, прижавшись к шеям коней, чтобы хазары сразу не поняли бы, что кони с всадниками. Брали полукругом. Каждый в темноте видел очень хорошо. Видимо, воевода гонял своих не только днем, но тренировал и ночью. Впереди появились первые дозорные, которые, на счастье русов, дремали в седлах. Воины переглянулись и молча направили луки каждый на своего. Послышались щелчки тетивы и слабые стоны. Шума не было, хазары оставались в седлах мертвыми. Потихоньку продвигаясь, Данко снял двух хазар, а к одному смог подвести лошадь совсем близко: повис на боку лошади, сделал молниеносное движение – и труп врага повис на лошади. Так зачистили небольшую территорию. Дальше не было смысла двигаться, можно было себя обнаружить.

Данко сидел в седле, когда к нему подкрался Скиф, на его лице была кровь, но не его, порезов не было. Шея коня тоже была измазана кровью. Глаза горели азартом, было видно, что для этого человека война – всего лишь развлечение.

– Можно начинать, дозорных мы убрали.

– Тогда погоним прям на лагерь, пусть подожгут стрелы, дадим им огня. – Данко скомандовал начинать то, что он задумал еще по пути на заставу.

Воин поднял руку, сразу несколько человек спрыгнули с лошадей и что-то достали из седла. Это были стрелы со смолой. Выбив искру, воины быстро запалили стрелы. У каждого имелось по одному десятку таких стрел. Было видно, как по периметру запылали горящие стрелы. Воины выстроились в полукруг и двинулись на табун. Лошади встревоженно наблюдали за огненным шествием. Раздался резкий свист и щелчок кнута – это Скиф начал гнать табун. В тот же миг все словене выпустили стрелы в лошадей. Табун дрогнул и, как огромная снежная лавина, направился в сторону хазар. До лагеря было относительно небольшое расстояние, надо было разогнать конную лавину до предельной степени. Словене свистели, щелкали кнутами, выпускали огненные стрелы, табун тем временем медленно, но верно набирал скорость. Пастухи и дозорные не успели понять, что случилось, как на них обрушилась огромная живая лавина, которую остановить было почти невозможно. Те, кто успели быстро прийти в себя, тронулись было на словен, но быстро были сражены стрелами. Хазарский табун шел уже на всем скаку, а воины все выбрасывали и выбрасывали огненные стрелы в лошадей.

В лагере уже поняли, что это вылазка русичей. Но сопротивление было тщетно: люди спросонья бестолково суетились, когда на лагерь налетел живой смерч из их же коней. Все, кто стоял на ногах, кто попытался остановить животных, погибли на месте. Весь лагерь был буквально перевернут вверх дном, ничто не осталось лежать на своем месте. Кони не остановились. Прочесав лагерь как мечом по незащищённому телу, они двинулись дальше, уходя в лес. Страх овладел душами животных, и лошади, подгоняемые им, скакали во весь опор без остановки. Многие падали, ломали ноги и так же, как и люди, были намертво затоптаны своими же сородичами.

Словене вместе со всем табуном прошли по лагерю хазар. Данко заметил, что врагов было больше десяти тысяч. Около тринадцати пришло на его землю за наживой. Но сейчас дело было другое. Его замысел сработал, они лишили хазар их главного оружия – коней. Все знают, что конный хазарин – хороший воин, но как только он входит в пеший строй, то становится легкой добычей для опытного воина. Это было на руку словенам. Пусть даже хазары и соберут свой табун, все равно половина воинов останется без коней, а значит, они будут уязвимы. Так или иначе, они не двинутся обратно, а пойдут за тем, зачем пришли сюда. Следовало готовиться к бою.

Начинало светать, надо было возвращаться на заставу. Все собрались в назначенном месте. Не досчитались пятерых. Чуть перемявшись в седлах, воины двинулись к заставе. Сейчас время играло большую роль. Нужно было нанести следующий удар, пока враг не опомнился и только начал собирать свои силы обратно. Скакали довольные. Для многих это была первая стычка с врагом, и они были рады, что Перун следил за ними и оставил в живых. Лишь двое соблюдали абсолютное спокойствие – те, для которых это была далеко не первая вылазка и не первая кровь на их клинках, они ехали плечом к плечу и даже были чем-то похожи. Данко завоевал уважение, а это многого стоит среди воинов. Дальше их ждала застава с известиями.

Глава 8

Молодой предводитель хазар ступал среди мертвых тел своих воинов. Он всматривался в лицо каждого хазарина и видел в остановившихся глазах только ужас и страх. Сам же он не пугался, Тимур был как никогда спокоен. Только одно не выходило из головы: это был его первый поход, и начался он именно так. Это могло остаться в памяти воинов и лечь на его имя тенью неудачника, за которым потом никто не захочет пойти. Надо было собраться.

Тимур наблюдал, как в лагере шла суета, как сотники и десятники отдавали приказы, как собирались обратно в войско те, кто этой ночью бежал от страха. Сын хана винил в произошедшем исключительно дозорных, которые не уследили за продвижением врага им в тыл. Наказание было приведено в исполнение. Все, кто дежурили ночью, были обезглавлены, их тела оставлены на съедение диким животным. Это был урок для всех, кто еще вздумает так же нести службу. Хазарин помнил, как поступали в таких случаях мудрые воеводы, а также вожди, и прибег к такому же методу. Сейчас требовалось сохранить дух. Если сейчас развернуть войско обратно в степь, то можно распрощаться со своим славным именем и обрести вечный покой. Тимур не собирался этого делать. Он двинул войско дальше в земли русов.

Военачальник и опытный воевода, который не раз грабил и вырезал села и городища, сейчас находился в большом гневе. Как могли его, хитрого, как лису, и опасного, как медведя-шатуна, обхитрить и нанести удар ему в спину? Гнев вырывался из груди хазарина. И этот гнев выливался на войско, которое трусливо бежало.

Рахин-Хасан собирал войско. На его плечи лег позор, и он это понимал. Но никто не осмелился бы сказать это ему или кому-либо другому. Ведь все знали: кто назовет Рахин-Хасана трусом, лишится жизни. Все молчали. И молча выполняли то, что им приказывали.

Весь табун лошадей так и не смогли собрать. Уходить дальше за ними было опасно, можно было нарваться на словен. Потому садились на тех, кого смогли вернуть.

Тимур подошел к военачальнику. Хоть главным над войском был Рахин-Хасан, но он все же слушался приказов молодого хазарина. Но все это было больше из-за уважения к его отцу, чем к самому Тимуру. Тот обратился к нему с вопросом.

– Сколько получилось вернуть лошадей?

– Около шести тысяч, остальных, скорее всего, уже не вернем, дальше за ними идти опасно. – Рахин-Хасан говорил сквозь зубы, его гордость была уязвлена оттого, что ему приходилось отчитываться перед этим молокососом, у которого еще даже не появилась щетина, как у настоящего мужчины.

– Значит, нам нужно будет разделиться. Я заберу всех конных и двинусь вправо по направлению реки, ты же пойдешь на север с пешими. Будем обходить с двух флангов. – Тимур отдавал приказы повелительным тоном, не считаясь с опытом и возрастом военачальника.

– Нам нельзя делить войско, особенно когда мы без наших коней! – Гнев вырывался из груди старого хазарина, но он его сдерживал.

– Русов в этих землях гораздо меньше, чем нас. Если мы зайдем с разных сторон, то они не смогут биться на два фронта, и тогда мы зажмем их в кругу и выйдем победителями.

– Я воевал с твоим отцом против русов, они умелые воины, нельзя их недооценивать, нам следовало бы идти вместе.

– Решение уже принято, отдай приказ сотникам строиться, конные уходят вместе со мной. Мы должны будем пересечься возле Словенска. Ты ударишь им в спину, в тот момент, когда я буду заходить с тыла. Готовься выступать. Аллах тебе в помощь.

После этих слов молодой вождь ушел к конным, готовиться выступать. У Рахин-Хасана побагровело лицо. Гнев вырывался наружу. Этот юноша ничего не понимает в тактике, а строит из себя опытного военачальника. Биться в пешем строю с русами было самоубийством. И военачальник это понимал. Только вот не мог этого объяснить, ведь могли посчитать, что он трусит, и тогда все кончено. Рахин-Хасан видел, как конные уходили вслед за их молодым вождем. Но те, кто уходил, в душе мечтали остаться, ведь они прекрасно понимали, что молодой вождь ничего не смыслит и идет, сам не зная куда.

Рахин-Хасан собрал оставшихся пеших воинов. Он увидел много знакомых лиц. Это были те хазары, которые не раз ходили с ним в бой, на которых можно было положиться. Он знал их боевой опыт, также знал, что они не из числа трусов и не побегут, если сам военачальник будет в гуще битвы. Для них было честью идти вместе с ним. Одно тяготило его: хазары шли пешком, это было им в диковинку. А впереди, судя по всему, опытный враг, который знает толк в ведении боя, и, что самое главное, этот враг защищает свою родную землю, что дает ему больше уверенности в бою. Но Рахин-Хасан уходить не собирался, он двинул свое пешее войско на север, к переправе через небольшую речку, которая стала у них на пути. Впереди шли небольшие разведывательные конные отряды, чтобы в случае чего предупредить о враге. Но врага не было, и потому степняки шли скорым шагом, чтоб поскорее форсировать реку.

Тимур выбрал правильную дорогу. Его конная часть войска шла в направлении ряда славянских деревень. А это сулило лишь одно – разорение и смерть. Через некоторое время разведка хазар донесла, что впереди стоит деревня. Людей почти нет. Молодой хан не стал долго думать, да и здесь не о чем было думать. Степная рать двинулась на словенскую деревушку.

Как черная чума, налетели конники на сельчан. Началась суматоха. Никто не успел даже сообразить дать отпор. Все произошло моментально. Злые после неудачной ночи хазары били стрелами всех, кто им попадался под руку. Жгли дома, выносили содержимое изб. Шел грабеж, как и всегда бывает при набегах. Скотину тоже забирали, награбленное шло в обозы. Хазары пьянели от грабежа, причем такого легкого, без сопротивления или потерь.

Тимуру начинал нравиться поход. Первые неудачи, которые постигли его ночью, отступали. Сейчас он смотрел величаво, его воины шли с огнем по земле русичей. Сейчас он обретал славу. Именно в такой момент войско начинает верить в своего хана. Это нравилось молодому хазарину. Его глаза горели, как и у всех, ему хотелось большего, ему хотелось власти, чтоб его боялись и в ужасе сдавались при виде него.

От деревни не осталось ничего. Все было сожжено, разграблено и разрушено. В полон не взяли никого. Хан позволил своим воинам насладиться резней, и они воспользовались этим.

Если бы Тимур был опытен в военной политике, если бы он хоть раз побывал в походах, то он бы заметил, что все убитые хазарами словене были стариками. Молодых почти не было, а это могло означать только одно: все они были предупреждены заранее. Значит, князь знает о том, что хазары пришли, и неожиданно ударить уже не получится. Но хазарский хан был молод, кровь горячила рассудок, и азарт затмил разум. Войско двинулось дальше. Вперед ушла разведка. Шли протоптанной дорогой. Во главе – сам молодой хан – хазар Тимур.

Одна деревня за другой предавались огню. Одна за другой были разграблены и уничтожены. Нигде не было отпора захватчикам. Обоз степного войска с каждым разом увеличивался добром словен. Брали все, что попадалось под руку. От опытного до грабежа глаза хазарина ничего не укрылось. Насытившись кровью убитых, хазары начали брать пленных. Начались издевательства, военные игры, забивание людей бичами, все то, что часто бывает с пленными у степняков. Хан не запрещал забавляться над пленными, он считал, что это принесет пользу его репутации, что таким образом он завоевывает авторитет у своих людей.

День шел к завершению. Хазары были довольны походом. По войску уже ходили слухи, что их хана ведет впереди сама удача и ничто уже не помешает им разорять словенскую землю.

Когда стало смеркаться, к Тимуру пришла группа разведчиков с донесением, что впереди стоит еще одна деревня. Чуть больше остальных. Хан сразу обрадовался. Еще одна добыча для его войска. Но ему сразу доложили, что во время наблюдения за деревушкой не заметили ни одного человека, все как будто вымерли, ни одного движения, как будто время там остановилось. Хан дал указание войску разбить лагерь и пригласил к себе своих сотников.

В шатре собралось немало народу. Все ели сваренную в чане баранину, запивали прохладным кумысом. Молодой хан дал своим подчинённым вволю насытиться и отдохнуть, после чего заговорил:

– Мои верные воины, бесстрашные степные волки, мы прошли по земле русичей еще без единого боя, а уже разорили немало их деревень. – Тимур говорил громко и самоуверенно, сидевших воинов это завораживало. – Наши обозы полны их добра, а седла не пусты, потому что все наши воины целы. Аллах с нами! – Воинам понравилась речь хана, они одобрительно закричали. – Теперь мы можем окончательно добить их, впереди лежит еще одна деревня, она лежит на пути нашего войска, так не будем же дожидаться утра, чтоб забрать то, что мы хотим, а ударим этой же ночью!

Воины переглянулись, им понравилась затея их вождя, за все время похода их постигла неудача всего лишь один раз, а потом удача их не покидала.

Войско было на кураже, нельзя было этот кураж терять. Сотники и тысячники согласились с Тимуром. Можно было ударить по русам ночью, а следующим утром двигаться дальше.

Было отобрано пять сотен хазар. С ними поставили старших. Вперед ушли разведчики, воинам не терпелось скорее начать грабеж. Молодой хан вместе со своими тысячниками и сотниками наблюдал на небольшом пригорке за происходящим. Луна хорошо освещала путь, и они видели, как хазарские воины вошли в деревушку. Был слышен свист, выламывание дверей, но звуков боя или криков людей не мог уловить ни один из наблюдавших. Так продолжалось несколько минут, как вдруг в глаза бросился маленький огонек – горящая стрела, выпущенная из леса в сторону деревушки. Как только стрела дошла до земли, соприкоснулась с ней, так все небо озарилось пламенем, небеса разразились гневом, все вокруг деревни запылало. Буквально вся деревня разом вспыхнула. Ночь превратилась в день. Тишина была нарушена душераздирающими криками людей и коней, которые горели заживо. Невыносимая вонь паленого человеческого мяса пошла по землям русов. Все наблюдавшие негодовали. Ничего нельзя было поделать. Это была еще одна ловушка словен, в которую хан попал как ребенок. Этот удар был сильнее предыдущего.

Гнев рвался из груди Тимура. Ему хотелось мести – не за его людей, а за свою гордость, на которую посягнули словенские люди. Была отдана команда утром выдвигаться к граду. Всем хотелось мести, все рвались в бой. Степняки также видели это рвение в глазах своего хана. В этот раз он не потерял уважение воинов, он обещал им, что они возьмут Словенск, что все падут от хазарского меча, он всем обещал славную победу и горы награбленного добра. Ему удалось настропалить своих воинов, не дать упасть боевому духу.

Утром войско выдвинулось. Подгоняемые гневом, они ускорили марш, когда проходили мимо сгоревшей деревушки, где повсюду лежали тела их убитых соплеменников. Ужасный запах заставлял лошадей нервничать, и каждый хазарин удерживал своего коня, чтоб тот не сорвался подальше от этого места.

Словене пожертвовали своими домами, своим имуществом, чтобы хоть как-то нанести ущерб захватчикам. Каждый будет до конца защищать свой дом, и неважно, кто он: степняк или рус, ромей или булгарин, – все будут стоять до конца перед врагом, который пришел на их землю, чтобы грабить и убивать.

Глава 9

Трое пробирались через густые заросли молодой поросли. Двое были словенского роду, а третий был совсем на них не похож, но шли все вместе. Аккуратно отодвигая ветки и смотря под ноги, чтоб случайно не хрустнула ветка, трое воинов двигались все дальше. Шли обратно к заставе. Вид у них был уставший, на лицах отчетливо проступало отсутствие сна последние двое суток, но воины не замечали этого, у них была цель, которая их подгоняла.

За те два дня, что они провели вместе, они очень сблизились. Поначалу они остерегались друг друга, но потом боевое единство взяло верх, они стали ближе – как родные братья. Они рассказали друг другу о себе. Двое из них были опытные воины, один совсем молодой, в сече ни разу не бывавший. Бывалые иной раз подшучивали над ним, подбодряли: мол, первый бой у многих проходит очень весело, ведь ты сам не знаешь, что делать. Молодой словенин, в свою очередь, не обижался, он понимал, что они знают в этом деле толк и говорят больше суть, чем насмешки. Ни у кого не было предвзятого отношения друг к другу, это было маленькое боевое братство, в котором все открыты, в котором нечего скрывать друг от друга. Общее дело их сплотило и сделало братьями, теперь они несли ответ за свое братство.

Впереди шел Скиф, один из старшин заставы, следом за ним Ратмир, младший сын Рата, а за ним Данко, недавно вернувшийся из Новгорода старший сын кузнеца. Все они шли из разведки. Они следили за пешим войском хазар, не отходили от них, были с ними на расстоянии полета стрелы. Теперь они знали замысел врага и спешили с вестями к воеводе на заставу.

Нелегкая задача выпала воинам, и они выполнили ее с честью. Никто не струсил, ни на секунду не подумал о провале, все было сделано так, как задумывалось.

На заставе воины были готовы. Даже тех, кого раньше посчитали малоподготовленными, вооружили, приготовили к бою. Воевода ждал вестей от разведки. Скоро нужно было выступать. Этой ночью вся застава видела, как озарилось небо огнем, как на востоке полыхал пожар. У всех замерли сердца: горят свои деревни, хазарин идет по земле словен, и никто не дает отпора. Всеволод тоже видел это, и он тоже набирался гнева, но опыт не позволял действовать безрассудно. Нужно было дождаться своих людей.

Постоянно была связь с князем. Гонцы гоняли лошадей туда и обратно, не щадя их ни капли. Словенск врага еще не видел, их дозоры не уходили далеко, но дым над деревнями видели все. Гостомысл успел собрать почти весь народ. Делать нечего, град должен был устоять, ибо здесь собран был весь род словенской земли. Сколько людей собрали, князь не сказал, лишь молвил, что стоять будут до конца.

Всеволод прикинул в голове: народу там много, если даже степные нападут, то не всем числом, отбиться наши смогут. Теперь нужно, чтоб вторая половина хазар не дошла до града.

Послышались крики со смотровых вышек. Из разведки возвращались сыны кузнеца, а с ними Скиф. Все, торопясь, бежали к заставе. Ворота были открыты, бояться им было нечего, все просматривалось на много верст, внезапного удара можно было не ожидать.

Воины вбежали за ворота. У каждого была одышка. Их сразу обступила куча воинов, кто-то подал ковш с водой. Все трое жадно принялись глотать воду большими глотками. Никто не расспрашивал, все ждали воеводу, он был старшим, за ним и первое слово.

– Что видели, куда хазары ушли? – Растолкав толпу, Всеволод протиснулся к отряду разведчиков.

– Наш план удался, воевода, они разделились, мы смогли отделить их от коней. – Первым решил ответить Данко.

– Это добрая новость! А что с деревнями, видели, как полыхало ночью?

– Мы не ходили в ту сторону. Как полыхало, видели, но ничего об этом сказать не можем, мы остались с пешими хазарами.

– А что же конные? – Воевода не успокаивался с вопросами.

– Конные ушли на восток, в сторону горящих деревень. Судя по всему, они идут к Словенску. – В этот раз отвечал Скиф, он знал расположение деревень и легко догадался о намерениях степняков.

– А что про пеших скажете?

– Они идут в сторону заставы. Судя по всему, они не знают точного направления и идут вслепую. – На этот вопрос также ответил Скиф.

– Сколько их?

– Около трех-четырех тысяч, не больше. – Данко дал ответ воеводе. – Сейчас они в половине дня хода от реки. Думаю, форсировать они ее будут днем позже, в ночь никто не полезет в воду.

– А кто ведет хазар? – Для Всеволода была важна каждая деталь.

– Какой-то военачальник, возраста немалого. Видно, что войско его слушается беспрекословно, сразу виден опыт в походах. – Это замечание сделал Данко.

– Раз ведет немолодой, значит, и сотники у него тоже не первый раз в походе, но нам на руку то, что они пешие, хазарин без коня – воин никудышный! – Воевода задумался. – Застава собрала всех воинов, молодые также собраны, настало время выступить, на переправе мы их встретим грудью.

Это заявление у всех воинов подняло дух, все горделиво начали кричать, поднимать оружие вверх, у всех начала кипеть кровь в жилах, всем хотелось уже помериться силами с врагом, показать, на что способен словенский воин.

– Выступать будем через час. Девятко и Скиф возьмут три сотни конных, уйдут далеко за спину хазарам, мы же встретим их сразу за рекой, не дадим им взять верх числом, по флангам я поставлю по сотне лучников. – Всеволод рисовал на песке план боя для старших, чтобы каждый знал свое место. – Главное – не дать им прорваться. Сначала позволим перейти половине войска, потом ударим, чтоб задние не дали ходу передним, этим же временем лучники будут бить по переправе, засыпая хазар стрелами.

Все смотрели на начерченный рисунок. Никто не возразил. Все были согласны с маневром. Если все выйдет, как задумано, то хазары не смогут ударить всей силой. Данко про себя подумал, что Всеволод очень мудр в ратном деле. Раз он так распланировал, значит, его опыт откуда-то черпался, но откуда – Данко не знал.

Все было готово. Конные выступили почти сразу. Они ушли быстрым маршем глубоко в тыл к хазарам. Пешие, в свою очередь, выдвигались не спеша, проверяли все – от засапожника до того, как наточены копья и как крепки щиты. Брони хватало всем, на заставу постоянно поступало оружие и броня, щиты и мечи. Также многое делалось прямо на заставе. Не зря же их называли воинами границы. Какими были бы они воинами, если бы не у каждого были броня и меч.

Шли все: и молодые, и более опытные – все были в одном строю. Все шли биться за свою землю, за свой род, за свое небо над головой. Двое братьев шли рядом друг с другом. Данко был одет в кольчугу, за спиной был щит, на поясе меч и боевой нож, на ремне висел шлем. Шел спокойно, уверенно, ни одной нотки переживания за грядущую битву. Рядом шел его младший брат, облачен он был почти так же, только вместо боевого ножа был короткий боевой топор. Но в его лице сразу чувствовалась небольшая тревога. Это был его первый бой – испытание, которое должен пройти каждый мужчина в роду. Вот пришло время и Ратмира.

С заставы вышло шесть с половиной сотен пеших, а перед ними – три сотни конных. Заставу оставили на попечении пары десятков старых вояк, которые знали, что делать, если вдруг свои падут в бою. Старые воины не растеряются, как молодые.

К вечеру должны были подойти к переправе. Их главным преимуществом было то, что они были скрыты холмом, который поднимался сразу за рекой. Хазары не должны были увидеть словен, они должны были начать переправу – вот был основной замысел русов. Так и получилось.

Русы подошли к переправе с заходом солнца. Удача шла с ними рука об руку. Перун смотрел на своих сыновей и был доволен ими. Все было тихо, хазары разведку не пустили за переправу, решили переходить так. Всеволод отдал приказание двум своим старшинам развести по флангам лучников. Те, в свою очередь, перебежками, небольшими группами отделялись от основного войска и уходили на фланги. Таким образом, воинов, которые встретят хазар грудью, оставалось совсем немного, но на их стороне была сама переправа. Лес, росший вдоль реки, не позволял степнякам легко выбраться на холм, а именно в этом месте была брешь, где можно было легко по мелководью форсировать реку, и здесь не имелось леса, был коридор. Именно туда решили направиться хазары.

Воевода не подпустил войско близко к утесу. Нужно было ударить неожиданно, а если первые переправившиеся хазары увидят русов, то повернут назад, тогда не смогут словене застать их врасплох. В это время Данко стоял выше, чем по колено в траве. Густая молодая трава стелилась ковром по земле. Мысль прошла в голове словенина. Мыслью этой он поделился с воеводой, после чего было решено: словенские воины легли на землю, лицом к небу, ногами к хазарскому войску, близко друг к другу. Если выйти из-под холма, то в глаза бросится только густая трава, войско будет скрыто за ней.

Все лежали молча. Ни разговоров, ни перешептываний – ничего не было слышно. Войско как будто слилось с самой природой. Но за ночь ни один из словен не сомкнул глаз. Каждый думал о чем-то своем, кто-то предавался воспоминаниям, кто-то отдавался мечтам. Все они пришли сюда за смертью своих врагов, и отступать было нельзя. На их плечи возложена была ответственность охранять род словенских людей от врагов, и они не посрамят земли своей. Человеческий разум уходил далеко от осознания того, что, возможно, это последние мгновения, что последний раз человек видит это звездное небо, дышит этим воздухом. Но каждый был горд, что он лежит бок о бок со своими братьями по оружию и что они лежат не на чужбине, а на своей родной земле, а это грело душу каждому.

Данко лежал рядом со своим братом. С ним он провел все свое детство, в драке он защищал младшего, не давал в обиду. Вот настало время, когда они оба станут плечом к плечу и будут биться. В эту минуту, наверное, и Ратмир думал о том же самом, о том, что многому научил его именно его старший брат. И сейчас они должны были все это вспомнить: как они дрались с мальчишками, как стояли друг за друга, но только ставки стали другие, ставка теперь – человеческая жизнь.

На какой-то момент Данко вспомнил о той, о которой спрашивал у своего новгородского друга. И понял, что во всей этой суматохе он совсем позабыл про Бериславу. Нотка беспокойства пробежала в голове у словенина. Но опытный воин быстро ее унял. Он решил для себя: если останется жив и словене побьют хазар, то найдет ее и сразу же возьмет в жены, а коли проиграют бой или же он погибнет, то какая будет разница оттого, что будет дальше, он ее будет ждать уже в другом мире.

Все эти мысли покинули голову воина, и он просто смотрел на звезды, которых в эту ночь было удивительно много.

Утро началось с того, что донесся крик совы. Каждый из заставных знал, что это свои. Это был сигнал, что войско хазар тронулось и начало переправляться. Солнце только начало подниматься из-за леса, потихоньку освещая землю своими лучами. Выпала прохладная роса, даже на словенских воинах были видны капельки росинок.

Каждый насторожился. Нужно было подпустить хазар ближе к себе, но в то же время не дать им резко напасть. Еще не было слышно разговоров на хазарском наречии, но до слуха воинов уже доносилась отдаленная возня, небольшой шум. Только это было слышно словенам. Это могло означать только то, что степное войско еще не перешло реку.

Послышалось двойное уханье совы, это значило, что на берег вступил враг. Оставалось только ждать. Каждый был сосредоточен. Все уже думали о битве, и только томило ожидание, которое, как молотом, било по сердцам людей, ждущих боя.

Уже отчетливо были слышны голоса. Видимо, хазары торопились. Те, кто переправились первыми, помогали следующим, и так, цепочкой, они одолевали крутой берег реки. Всеволод лежал в первых рядах, как и сыновья кузнеца. Он подумал, что пора платить богам кровавую дань и что пришло время показать себя в бою его ребятам, которых он долгие годы обучал, как держать меч, чтобы он знал свою цель.

Третье предупреждение. Настало время битвы.

Воевода резко подскочил, за ним все войско. Перед хазарами как будто из-под земли вырос враг. Этого было бы достаточно, чтобы ошеломить, но тут с обоих флангов пошел залп не по переправе, а по дальним рядам хазар, которые только подходили к реке. Сразу послышались крики и стоны умирающих и раненых людей.

Словенские воины уже все были на ногах и, став плотным строем, тронулись на степняков. Те, ошеломленные, жались спинами к обрыву. Но к тому времени уже переправилось больше тысячи хазар, и пятиться было бесполезно, можно было погибнуть в давке. Кричали сотники и десятники степняков, раздавая команды. Хазары двинулись на русов.

Тем временем с флангов, не переставая, били лучники. Вода в реке была уже красная от крови убитых. Хазары пытались в свою очередь отстреливаться, но все было тщетно, славян скрывал лес, и стрелы не долетали до цели. Первый удар пришелся залпом с обоих флангов, потом били вразнобой, засыпая врага градом стрел. Воевода приказал отдать большинство стрел именно им, остальные забрали конные, которые уши с Девятко и Скифом.

До столкновения с войском степняков оставалось не более двадцати метров. Русы шли плотным строем, сомкнув щиты, шаг не ускоряя, как обучал их Всеволод. В шеренге стояло около шести десятков воинов, за ними шли словене, вооруженные копьями, без щитов. Такова была стратегия воеводы, так они обучались на заставе, так они проводили учебные бои, и сейчас нужно было выполнить все в совершенстве.

Хазары, не умевшие биться плотным строем, просто набирали разгон для массивного удара, желая смести русов своим количеством. Узкий проход не давал степнякам ударить всей массой, и потому им пришлось вытянуться, как змее на солнце. Местность сыграла на руку словенам и оказалась злым роком для хазар. Два народа сошлись в битве.

Данко и Ратмир стояли плечом к плечу, когда лавина степных воинов налетела на их щиты. Удар был необыкновенно сильный, ноги подкосились, но воины выдержали. Сзади помогали свои. Они упирались в спины впереди стоящих, не давая врагу пробить брешь в строю. Нужно было выдержать какие-то секунды, чтобы не сломаться, и словене устояли. Дальше началась бойня.

Сжатые своими и не пускаемые русами хазары оказались зажатыми так плотно, что не могли даже толком размахивать саблями. Первая шеренга словен оказалась также скованной и небоеспособной, но вот следующая, как раз как по науке воеводы, била вовсю копьями. Хазары не могли уклоняться от стремительных ударов копий и потому падали замертво. Следующих ждала такая же участь, они также не могли толком защитить себя и попадали под удары русов.

В первых рядах Всеволод поставил самых сильных своих людей. Этот отбор прошли немногие, и именно они сейчас своими щитами закрывали проход хазарскому войску.

Среди словен еще не было убитых. Полные сил и мужества, они стояли, не ломая строя. Степняки, в свою очередь, налетали на них и находили здесь только смерть, не успев даже толком что-то понять.

Ратмир был уже весь мокрый от сражения. Его шлем покрывала кровь убитых хазар. Он упирался двумя руками в длинный щит и, не давая протиснуться врагу, высовывал его вперед. Таким же образом поступал и его старший брат, но тот уже успел достать меч и, искусно орудуя им, колол степняков. Везде стоял шум, раздавались крики, вопли, лязганье оружия, тупые удары сабель о дерево щита. Хазарское войско не уменьшало напор. Стоя на телах своих убитых товарищей, они вновь и вновь накидывались на копья словен.

Русы ждали, когда хазары ослабят напористость, тогда нужно было молниеносно уловить эту грань и начать наступление. Где-то уже появились потери со стороны словен. Быстро подняв щит, стоящие сзади воины пытались заполнить брешь в строю. С флангов без остановки сыпались стрелы, не давая передышки врагу.

И вот настал момент, когда хазары дали слабину. В этот миг Всеволод закричал нечеловеческим голосом, что и послужило командой для наступления. Впереди стоящие орудовали вовсю. Отбивая удары щитами, они разили мечами каждого, кто был поблизости. Вторая шеренга, метнув копья, взялась за более мелкие щиты, и каждый со своим оружием устремился вперед. Началась рукопашная. Теперь и хазарин мог более свободно рубить саблей. Бой был добрый, уже каждый бился, и было, где развернуться, но все же словене старались сохранять строй, чтобы не дать окружить себя.

Вся трава была красная от крови. Шум не утихал, был самый разгар битвы. Данко бросил свой тяжелый щит и орудовал только мечом. Он владел им весьма искусно, что сказывалось на количестве убитых им хазар. Ратмир бился рядом: прикрываясь щитом, он наносил стремительные удары хазарам. Всеволод хорошо обучил своих воинов, каждый был вынослив, ловок и силен. Один воин заставы стоил десяти, а то и тринадцати хазарских воинов. Перевеса еще не было, степняки не хотели уступать. Большая часть их войска была переправлена, остальные попадали под обстрел русов. Войско словен вытянулось полумесяцем, чтобы затянуть поближе к себе хазарских воинов. Те, в свою очередь, старались не поддаваться маневру русов и наступали ровно.

Потери росли с обеих сторон. Судьба битвы была не решена. Но вот хазарские воины, которые стояли на самом краю обрыва и взору которых раскрывалась степь, увидели черное пятно, стремительно надвигавшееся на них. Хазары пытались подать знак тем, кто был еще на том берегу, но все было бесполезно. Шум битвы и вопли не дали долететь крику тревоги до стоящих внизу хазар. Русам удалось сделать то, что зачастую делали хазары, – ударить в спину конными. Это было поражение для хазар. Их победили их же приемом, не дав ни малейшего шанса на победу.

Конники под предводительством Девятко иСкифа не врезались в войско, а ударили вскользь. Не вступая в ближний бой, они закидывали стрелами пеших хазар. Было такое ощущение, что сейчас все поменялось: хазары перестали быть степняками и отражали набег таких, как они сами, будучи пешими, без своих верных коней. Вся переправа была усыпана телами мертвых воинов. Наверху сеча была в разгаре, но вот внизу была просто-напросто бойня, там шли потери только с одной стороны, и этой стороной были хазары.

Конный русич бьется не хуже степняка, а тем более обученный. Каждый крутился в седле, стрелял со спины, ловко поворачиваясь и выпуская смертоносное оружие. Те, у кого стрелы заканчивались, брались за мечи. Словене, как косой, проходились по войску хазар: разгоняясь и аккуратно заворачивая, они били всех, кто им попадался под руку.

Скиф бился абсолютно без доспехов, обнажив свой торс, который был полностью в ритуальных татуировках. В каждой его руке была сабля, и каждый удар его был смертоносен. Управлял конем он виртуозно: ногами сильно сдавливая ему ребра, поворачивал его, куда ему было угодно. Такой манере езды на коне позавидовали бы даже опытные хазарские кочевники, но им было не до этого. Они сейчас пытались спастись от разящих стрел и грозных ударов словенских мечей. Уже не было команд от хазарских сотников и десятников, все смешались и жались к реке, где обстрел из словенских луков был меньше. Видимо, стрелки, расставленные по флангам, истратили все стрелы и ринулись врукопашную, на помощь к своим боевым собратьям.

Данко пытался не спускать глаз со своего младшего брата, но это не всегда удавалось. Степняков было больше, и потому постоянно приходилось отбиваться от трех, а то и сразу четырех воинов. Но опытный словенин делал это умело, он выходил из схватки с врагом без единой царапины. В походах, в которых он побывал, пешие хазары были самыми слабыми врагами на пути дружины, в которой он служил. Его меч с легкостью разрубал доспехи хазар, не оставляя им ни единого шанса на жизнь. Орудуя двумя руками, Данко резко переходил на одну, а второй доставал свой боевой нож. Его атаки были смертоносны: отбивая удары сабель мечом, он нес смерть ударом ножа.

Каждый из пограничных воинов бился достойно, несмотря на то, что враг превосходил их по численности. Присматривая друг за другом и прикрывая спины братьев, словене умело секлись. Им на помощь пришли полторы сотни людей, посланных с флангов, это была свежая сила, которая заставила врага отодвинуться назад. Не зная, что происходит на переправе, степные воины пытались одолеть врага, сломать числом, но им не хватало умения. Пеший бой был для них в диковинку. Спешившись, они умели только грабить, и то это происходило не так часто, в основном грабеж велся также верхом.

Ратмир сбил дыхание. Ему уже не раз досталось по шлему, но сталь выдержала удары. Кольчуга на руке была рассечена, но несильно, кость была не задета. Меч словенин потерял, но выручил топорик, который он сунул себе за пояс, с ним было легче справляться, чем с мечом. Щит был весь искромсан от ударов, но не сломался. Ратмир взял себе щит отцовской работы: зная мастерство кузнеца, можно было спокойно брать его. За старшим братом он не успевал глядеть, это был его первый бой, нужно было успевать отбивать атаки и рубить самому. Но он чувствовал, что за ним присматривают, если что, то брат выручит, по крайней мере, он на это надеялся. Подошедшие на подмогу лучники дали немного перевести дыхание Ратмиру, он отступил на пару шагов за их спины, но долго ждать нельзя было, нужно было биться, врагов еще оставалось очень много.

Хазар на переправе почти не осталось. Спрятав луки, словене стали рубить хазар, не давая им разбежаться по степи. Взяв полумесяцем, они набрали скорость и ударили по оставшимся степнякам, смяв их мощным ударом. После началась давка. Пешие не держали конный удар и потому падали на землю уже бездыханными. Скиф не слезал с коня, он был полностью поглощен боем. Он вошел в азарт, и его глаза горели огнем. Воин не щадил никого, его конь был под стать ему, они оба были в крови убитых воинов, казалось, что они единое целое. Уже нельзя было сдержать натиск словен, и хазары поняли, что они проиграли эту битву, если, конечно, это можно было назвать битвой. Скорее, это была резня, в которую попало степное войско. В этот раз у них не получилось обхитрить и ударить внезапно. В этот раз они сами попались в такую же ловушку и были биты, как трусливые собаки.

Хазарские воины, которые были ближе к обрыву, поняли, что уже бесполезно сражаться, что исход этой битвы – не в их пользу. Русы не полезли на холм, чтобы помочь своим: они прекрасно знали, что братья по оружию справляются и теснят врага и тому отступать некуда – сзади степняков тоже ждали русы. Хазары бросали оружие и прыгали с обрыва на тела своих соплеменников, которыми там было все усыпано. Они не бежали, просто становились перед конными: кто-то падал на колени, кто-то просто стоял в ужасе, смотря на горы трупов, усыпанных стрелами словен.

Те, кто еще сражался наверху, видя, что свои сдаются, начинали бежать. Русы выровняли строй, отступили на пару шагов, давая врагу понять, что их войско побежало с поля боя. После чего медленным шагом двинулись навстречу. Послышалось бряканье оружия. Хазары кидали вперед сабли и щиты, под ноги словен, показывая, что они сдаются. Воины заставы стояли, бить безоружных было не в чести у них. Раз уж сдаются, то их судьба будет решаться позже, не сейчас. Сейчас все было по ратному закону: бились они, бились и русы, победил сильнейший, а раз те сдаются, то негоже рубить безоружных, так было заведено еще до них, так поступили и сейчас.

Битва закончилась. Вокруг стоял пронизывающий запах крови. Трава вся была в крови. За спинами русов лежали их убитые братья. В этом бою полегло немало словен, но ценой их жизней гораздо больше пало хазар. Воевода стоял впереди, все видели, что он остался жив, и это воодушевляло еще больше. Разбежаться степнякам не дали, те, кто пытался уйти, получали в спину стрелу и падали замертво. Словене приказали спуститься с холма хазарам, те, в свою очередь, долго не думая, полезли вниз по телам своих соплеменников.

У конных оставалось сил больше. Пешие славно рубились, их силы истощились сильнее. Вовремя подоспевшие две сотни с флангов помогли выровнять ход боя и опрокинуть врага.

Всеволод сидел на груде щитов, перед собой воткнул окровавленный меч. К нему присоединились Данко и двое воевод с заставы, Скиф и Девятко. Скиф и старший сын кузнеца пожали друг другу руки выше кисти и приобнялись, они были рады видеть друг друга, причем каждый закончил бой без единой царапины, с немалым числом убитых хазар на счету.

Нужно было торопиться. Главное войско степных воинов шло к Словенску. И, скорее всего, уже было на подходе. Каждый из заставных людей был на счету, и оставлять их на охрану хазар было бы слишком роскошно. Причем нужно было оставить не один десяток, а десяток воинов Всеволода стоил сотни хазарских. Надо было решать судьбу побежденных. Воевода взял это на себя.

– На нашу землю ступил враг, победи он нас, пощады ждать не стоило бы. – Всеволод говорил тяжело, годы брали свое, и он еще не успел отойти после битвы. – Я скажу сразу за всех и возьму ответственность за судьбу хазар. Из оставшихся воинов оставить десяток самых отважных и лучших бойцов, забрать у них оружие и доспехи. На всех выдать один нож и отпустить в ту сторону, откуда пришли. Если их бог к ним милостив, то они дойдут до своего дома и всем расскажут, какова милость словен. Остальных, – воевода сделал небольшую паузу, – остальных порубить. Таково мое решение, я говорю за всех, и ответ перед богами держать мне.

Никто не стал оспаривать решения воеводы. Сначала опросили всех, каждый выделил парочку хазар, которые отважно рубились, из всех них собрали десяток, сняли с них доспехи, выдали один нож на всех и отправили в ту сторону, откуда они пришли. Их проводили два десятка конных, пока хазары совсем не скрылись из глаз. Тогда словене воротились назад.

Остальных ждала иная участь. Они были врагами, захватчиками, которые пришли разорять землю русов. Каждый из хазар стоял на коленях. Кто молился, кто молча смотрел в землю. За их спинами стояли словенские воины, приказ был ясен и приведен в исполнение, ждать нельзя было. Послышалась команда, сверкнули лезвия, и мертвые хазары снопами начали падать лицом в окровавленную траву.

В этот момент никто не думал о жалости, в каждом был гнев, почти каждый потерял кого-то из друзей или родных, это же была месть за них. Кровная месть.

Все хазары были мертвы. Данко обходил трупы мертвых воинов, всматривался в их лица. Он привык видеть все это. Ему это все было жутко знакомо. В его душе не было ни печали, ни скорби. Спокойствие и чувство долга перед родом – вот что двигало его вперед. Но его младший брат был далеко не в таком состоянии. Ратмир впервые видел столько убитых, столько крови. Он не потерял рассудок, все это не было ему противно, просто это было что-то новое для него. Именно после таких поступков становятся мужчинами, и он понимал, что он вырос из подростка в настоящего мужа, у которого нет места жалости или отчаянию. И он быстро освоил это.

Всеволод собрал всех. Воины смотрели на него с гордостью. Для них было честью биться бок о бок рядом с таким мудрым воином. К нему подошел Скиф.

– Хазары подошли к Словенску, их больше, чем мы побили здесь, нужно спешить.

Воевода молча выслушал его. Долго не думая, он кивнул головой и дал приказ:

– На заставу! Оттуда – к Словенску!

Конные двинулись вперед, уходя все дальше и дальше. Пешие шли следом. Марш был ускоренный. Требовалось меньше чем за сутки добраться до града, или же можно было не успеть. Там, конечно, отпор дадут, но хазар больше, а военного люду в крепости меньше. Перевес сейчас был на стороне хазар. Да и место там было удобное для всадников. Оставалось надеяться только на крепость частокола и на глубокий ров, который словенские люди так усердно копали для защиты своего города.

Никто, кроме Данко, не знал, что на помощь к словенам идут еще люди. Они должны поспеть к битве за град. Одно беспокоило сейчас воинов: лишь бы городские продержались.

Глава 10

Хазары били стрелами по людям, что находились на стенах. Словене успевали прятаться за бойницами, но та или иная стрела все равно находила свою цель и заставляла человека падать с частокола. В этой битве сошлись два вождя: опытный словенский князь Гостомысл и молодой хазарский хан Тимур.

Степняки, как огненным бичом, хлестали стрелами по Словенску, пытаясь его поджечь, но усилия были пока что напрасными: частокол был пропитан специальным раствором и не загорался так легко.

Гостомысл не вывел в бой все свое войско. Узнав о том, что воевода разбил хазар на переправе, он отправил конных из града, чтоб ударить в спину, но этих сил было недостаточно, чтобы разбить хазарское войско. Степняки же, в свою очередь, очень упорно пытались взять Словенск. Воодушевляемые речами своего хана, они начали штурм стен. Ров в той стороне был засыпан, и они свободно ставили лестницы на частокол и лезли наверх. Словенская дружина держала натиск, но теряла людей. Некуда было отступать русам, все роды были собраны в граде, и гибель грозила всем.

Сам князь стоял на бойницах и принимал участие в битве. Это придавало мужества и веры всем остальным. Рядом с ним был Рат, которого также уважали. Они оба рубились на том участке, где степное войско поставило свои лестницы и лезло наверх. Вдвоем они били хазар направо и налево. Но даже им не удавалось сдержать натиск, врагов было слишком много.

Ворота града также были атакованы. Небольшим тараном хазары пытались выломать их. Словене били стрелами, но им мешали те, кто уже был на стене. Они лезли все настырнее, не давая стрелкам наносить свои удары.

Поняв, что словене увлеклись битвой, Тимур дал указание засыпать ров и начать штурм стены с другой стороны, а этой части войска оставаться на этой стороне. Приказ был исполнен. Степняки разделились на два фронта. Оборону второго участка возглавил Рат, забрав с собой какую-то часть воинов.

Хазары брали верх. Сейчас количество выигрывало, и словене оказались запертыми за стенами без шансов на отступление. Князь мысленно осознавал свою ошибку. Но делать было нечего, впереди или жизнь, или смерть.

Поодаль от битвы, в лесу, стояло пять сотен конных. Это были те, кого князь Словенска отправил из города до начала штурма. Их сердца рвались от боли, их братья умирали на стенах, а они стояли без действий. Но таков был приказ их князя: нужно было выждать момент, нужно было дождаться заставу, и только тогда ударить всем вместе.

Словене бились отчаянно: впереди был враг, позади – свой народ. Сейчас все ложилось на их плечи. Ни один не уходил, не забрав с собой хоть одну хазарскую жизнь. Частокол был уже перекрашен в цвет крови. Ров устлан трупами убитых. Хазарские воины лезли на стены града, прикрываемые своими лучниками. Словенское войско под предводительством князя раз за разом скидывало врага со стен. Но захватчики упорствовали и лезли с еще большим напором. За хазарским ханом было количество, и он этим количеством хотел взять город. Словенская дружина уже не могла задерживать хазар, пытавшихся выломать ворота, те, в свою очередь, били самодельным тараном все чаще и чаще. Ворота пока держались, но оставалось им не так уж и много, рано или поздно они не выдержат и слетят с петель, и тогда волна степняков зальет улицы Словенска. На этот счет у Гостомысла были свои идеи, но до этого еще не дошло, нужно было побить больше хазар, дать им хороший отпор.

Тем временем вовсю кипел бой на другом рубеже городской стены. Рат с малой дружиной сдерживал штурм второго участка. Он впереди всех стоял на стене, и от его руки пали первые хазары на этом участке. Хан Тимур послал сюда не меньше шести сотен, чтобы взять город с этой стороны, а у словенского кузнеца в подчинении было не больше семи десятков. Но эти семь десятков и не думали умирать так просто, они скидывали степняков, не давая им обосноваться на стенах. Но так или иначе, русы гибли, и их становилось все меньше, а вот хазар у стен города было еще достаточно, для того чтобы разорить Словенск и спалить его дотла.

Рат бил своим молотом с короткой рукояткой. Молот был не кузнечный, хорошо сбалансированный, с красивой гравировкой, он выглядел очень внушительно в руках опытного воина. Кузнец был облачен в хорошие латы, щита не имел, его голову прикрывал шлем – все это было его же работы, а значит, качество этой брони было высочайшее. Из оружия был только этот молот, но он им крутил так ловко и быстро, что хазарские воины даже не успевали вскидывать свои кривые сабли, как на их черноволосые головы обрушивались могучие удары словенского кузнеца. Но все-таки парочку раз опытного воина достали. На боку было видно рассечение, не очень глубокое, но болезненное, а из ноги сочилась кровь. Еще на передних воротах Рата достала хазарская стрела. Ногу пробило насквозь, но кость не задело. Обломав наконечник, он быстро вытащил древко и ринулся опять на защиту стен.

Бой был ожесточенный. Хазары жестоко бились и не уступали русам. Шаг за шагом они брали верх в битве, и трупов словен становилось все больше. Теперь уже князь был вынужден сняться со стен. Степные воины скинули русов и завязали бой уже под стенами внутри города. Словене потихоньку жались спинами вглубь града. В засаде видели, как хазары взяли стены, они также видели и то, что ворота почти выломаны, еще немного – и в город ломанется все войско, но пока свои держались.

Удар за ударом наносили хазары своим тараном, и в конце концов ворота дрогнули. Сильный скрип петель – и одна часть ворот влетела внутрь. Второй удар – и только щепки отлетели от ворот. Проход был открыт. Те из хазар, что стояли в резерве, ринулись вперед, но не на конях, а пешими. Словенск был построен очень компактно, и конный там стал бы просто легкой добычей для воинов. Улыбка сверкнула на лице молодого хана. Его мысль улетела с поля битвы, он уже купался в роскоши награбленного и слушал сладкие речи об удачном походе. Все было так, как он этого хотел.

Гостомысл стоял со своими воинами почти перед воротами, когда хазары снесли их. Он сразу скомандовал отступать вглубь города. Не с боем, а именно бегом. Для хазар это означало лишь то, что словене бегут, и они, увлекаемые боем и мнимой победой, ринулись за отступающими. Словене бежали быстро, они знали, что делают. Бежавших было не больше сотни человек, а вот наступающих становилось все больше и больше. Как огромный змей, хазарское войско входило в город.

Когда пробежали две с небольшим сотни метров, перед словенской дружиной открылась изгородь из остро наточенных кольев. Середина перед ними резко раскрылась и проглотила отступающих воинов. Хазары отставали шагов на пятнадцать. За то время, пока они прошли это расстояние, брешь успела закрыться, и по наступающим был выпущен хороший залп стрел. Такая масса уже не смогла замедлить и тем более остановить ход, и войско кочевников на всем ходу налетело на острые колья заграждения. Первые погибли сразу же, шедшие следом тоже, потом началась ужасная давка.

Оказалось, что на стенах билось далеко не все войско русов. На бойницах сражалось гораздо меньше людей, чем было на самом деле. Этот замысел был придуман самим князем и приведен в исполнение. Ради этого пришлось пожертвовать жизнями тех, кто сражался малым количеством на стенах, но свои жизни они отдали за большую плату. Теперь же началась настоящая бойня. Хазары оказались зажатыми между домами. Впереди стояло словенское войско, сзади жали свои. Было так тесно, что степняки не могли даже развернуться, а вот русы создали себе хорошую площадку для боя. С крыш били лучники, впереди стояли ратники. Им было удобно бить по абсолютно обездвиженному войску. Теперь словене мстили за тех, кто отдал свои жизни первыми, защищая стены города.

Молодой хан еще не мог знать, что его войско попало в ловушку и теперь могло все погибнуть. Он думал, что на улицах идет обычный бой и что хазары сметают последнее сопротивление русов. Но его легкие мысли прервал звук рога. Рядом стоявшие подчиненные вскочили в седла. На горизонте никого не было, но звук доносился из чащи леса, который был за спинами степного войска. Тимур отдал быстрое приказание перегруппироваться. Те конные, что остались в своих седлах, выстроились, чтобы грудью встретить врага. Хан отошел за спины своих воинов и остался в ожидании.

Из леса выехал воин в черной кольчуге, в полном вооружении, под воином – хороший конь, лицо воина было закрыто забралом шлема, в руках – лук с наложенной стрелой. Хазары стояли с насмешкой: что мог один сделать против нескольких тысяч. Тот же, в свою очередь, поднял лук высоко вверх и выпустил стрелу. Через мгновение один из хазарских воинов упал замертво. Секунда – и опять раздался звук рога. Дрожь пробежала по спинам хазар, им этот звук казался жутким и пронзительным. Если бы молодой хан взял с собой опытных воинов, то они ему сказали бы, чей это рог, но сейчас некому было этого сказать, пока он не увидел собственными глазами.

Из леса на всем скаку вылетело около восьми сотен конных. Большинство было во всем черном, такие же, как и тот воин, что выпустил стрелу. Хазары двинулись на них, набирая ход. Две конные массы шли друг на друга. Степняки не успели набрать скорости, и их удар был слабым, по сравнению с ударом загадочного войска, которое вылетело из леса.

Когда оба войска схлестнулись, хазары поняли, с кем они имеют дело. Их взору представились воины, которые орудовали двумя мечами одновременно в конном бою, причем у каждого был черный доспех и у каждого было закрыто лицо. Хазары слышали о черной дружине, которая была в Новгороде, но никогда не видели ее. Иначе ее называли дружиной Перуна. Никто ее не видел, но зато почти все слышали, какие там воины. И вот теперь молодому хану Тимуру в его первом походе, который он думал закончить победой и разгромом Словенска, пришлось встретиться лицом к лицу в бою с дружиной самых лучших воинов из русов.

Так или иначе, степняков все равно оставалось больше. Но это им уже не помогло бы. Увидев, что пришла помощь, из засады вышли пять сотен конников словенской дружины. Одним ударом они оборвали ту нить, которая была между пешими и конными хазарами. Теперь уже перед градом развернулась настоящая битва. Русы бились отчаянно и смело. Теперь все было за ними, оба войска хазар были отрезаны друг от друга. Конные терпели поражение, им даже не давали уйти. Стрелы черной дружины находили каждого, кто пытался скрыться от битвы. Началась такая суета, что хазары позабыли про своего хана. Его нашел чей-то острый меч, и одним движением молодой Тимур был опрокинут на землю с раскроенным черепом.

Русы били всех беспощадно. Всюду слышались одни вопли и лязганье стали. Войско хазар погибало на глазах. Даже такие опытные наездники и конные воины, как они сами, не смогли противостоять дружине Перуна. Вел же эту дружину не кто иной, как старший сын Рата Данко. Никто не знал, что, уйдя из родного дома в Новгород и попав в дружину, он попал именно к этим воинам. После долгой службы эта могучая дружина досталась ему от Хоральда. Теперь он командовал сыновьями Перуна.

После смерти старого варяга Данко тайно наладил связь с заставой. Он хотел защитить свою землю. Сначала это было не так просто, Всеволод ему не доверял, но со временем все пошло лучше. Дружина Перуна и братство заставы носили одни и те же знаки на груди. И те и другие были воинами бога славян. Поэтому-то воевода с заставы так легко и подпустил к себе Данко, потому что он знал его уже не один год.

Сейчас они оба громили хазарское войско, не давая ему ни малейшего шанса. Те, кто стоял в засаде у Словенска во время штурма, сейчас бились с еще большей яростью, они мстили за своих убитых братьев, и их месть была страшна. Степное войско таяло, как снег под лучами весеннего солнца. Меньше часа прошло, как перед градом не стало хазарских воинов. Все они были изрублены, повержены. Никто из них в этот раз не вернется домой не то чтобы с добычей, а не вернется совсем.

В самом граде шла ожесточенная битва. Но словене держали напор. Князь опасался, что хазары ударят им в бок именно с той позиции, куда хан отправил своих людей на приступ второго участка стены. Но с той стороны никто не шел. Не было ни словен, ни хазар. На время это вылетело из головы Гостомысла, пока он сражался в первом ряду, но, когда его сменили, он вспомнил про Рата, который защищал второй участок стены. Он не мог послать туда людей, ведь князь не знал, что творилось перед городом, не знал, что хазары уже, считай, были разбиты, а конные, спешившись, рубились уже на входе в Словенск, очищая его от степной чумы. Но, когда он увидел, что с того конца прорубаются словене, он лично взял два десятка воинов и ринулся к своему другу на помощь. Но помощь уже была не нужна.

Воины отдали свои жизни за этот участок. Чуть больше семи десятков воинов под командованием кузнеца удержали почти шесть сотен хазар, которые пытались взобраться на стены. Никто не уцелел. Всюду были тела мертвых хазар. Словене же были разбросаны кучнее. Видимо, защищаясь и прикрывая друг друга, они на последнем дыхании рубились с врагом, не уступая ему ни одного метра своей родной земли. Рат лежал посреди кучи убитых им воинов. Его латы были изрублены, на голове виднелось сильное рассечение. Если бы не его собственный шлем, то, возможно, смерть забрала бы его иным способом, но она решила по-другому. Видимо, поняв, что взять этого воина в рукопашном бою будет дорого стоить, хазары уложили кузнеца стрелой, метко пущенной в горло, именно в ту часть, где оно было не защищено. Но, даже умирая, он не выпустил из рук свой молот. Это было его оружие, и им он не давал пройти врагу на его землю.

Князь молча смотрел на этого могучего воина. Сыновья Рата, возможно, тоже погибли, а возможно, они сейчас бьются под Словенском. Он понимал, что никто не смог бы удержать здесь хазар, кроме Рата, и он сделал это ценой своей жизни.

Сейчас как раз двое сыновей словенского кузнеца бились в первом строю воинов, которые прорубались в сам город. От их рук пало больше всех хазар. Рядом с ними шел их друг, который приглядывал за обоими братьями. Из них никто еще не знал, что их отец отдал свою жизнь за словенских людей. Братья ловко орудовали мечом и топором, выкладывая дорогу из мертвых воинов. Это были последние остатки хазарского воинства, которое пришло грабить и убивать на землю словен. Но вышло все иначе. Русы победили, а степное войско было уничтожено.

Битва закончилась. Потихоньку угасали крики, лязганье оружия и команды старшин. Дружина Перуна не участвовала при зачистке Словенска. Они отошли к лесу и стали там лагерем. Им нужно было дождаться Данко и получить от него указания. Всеволод со своими бойцами, число которых сильно уменьшилось с того момента, как они вышли на переправу, остался под стенами, они искали павших и помогали раненым. Остальные же были заняты помощью тем, кто сегодня первым принял бой.

Начиналась суета. Оказалось, что князь не оставил в граде весь люд, а приказал ему уходить в лес, чтобы можно было пожертвовать всем городом ради спасения рода словенского. Вскоре был послан гонец, и люди повалил обратно к граду. Огромные толпы торопились на поле брани. Когда они подошли к Словенску, то их взору представилась ужасная картина: ворота были выбиты, всюду трупы людей, стоны раненых, в одной части стены была навалена куча хазар. Запах гари витал в воздухе. Хазарам не удалось поджечь стены, а сам город они и не пытались.

Люди разбрелись по всему полю. Каждый спешил к своим. Кто-то падал, узнавая своих, кто-то в надежде продолжал искать. Словенские мужи все же смогли разбить врага, но это далось им дорого. Немало воинов пало в этих двух битвах, но они сражались за свой род, и предки смотрели на них сверху и были горды.

И словенский кузнец Рат теперь смотрел на своих сыновей, которые склонились над телом отца. Он видел их горечь, ведь они не смогли показаться перед отцом после битвы, сказать, что они живы, что они рубили хазар и не было степнякам пощады. Но Рат наблюдал за ними из другого мира, видел, как они прорубались в город, как не щадили своего оружия так же, как это оружие не щадило врагов. Теперь все было кончено. Ратмир и Данко стояли перед лежащим на щитах телом отца, и горечь была у них в горле, но они были горды тем, что они являлись сыновьями этого поистине сильного человека, который повел бы за собой тысячи воинов, и те, несомненно, пошли бы за ним, как это сделали семьдесят мужей словенского рода. Это было горечью не только для сыновей, но и для всего града.

В этот день горечь витала по задворкам Словенска. Не только Ратмир и Данко лишились своего отца. Многие семьи лишились своих отцов, братьев, мужей, сыновей. Только слезы не лились, родные были горды ими, ведь они ушли с честью, как полагается мужам своего рода.

На следующий день пылали костры. Волхв Велимудр отправлял души павших в иной мир, туда, где они начнут новую жизнь, там они будут охотиться и растить детей, сеять хлеб и защищать его от врагов. Они буду жить новой жизнью и смотреть, как в старой их дети идут по пути Прави. Всему этому помогал Велимудр, который проводил обряд. По всей словенской земле стоял дым от погребальных костров.

Хазарам же была уготовлена сырая земля. Их тела освободили от доспехов, одежды и всего прочего. Поодаль от града скидали тела в овраг и засыпали солью, потом засыпали землей так плотно, чтоб ни одна собака не могла докопаться до врагов словенских.

Добро, что было собрано у хазар, было разделено поровну. Часть ушла в Словенск, вторая часть – народу, а третья была платой Перуновой дружине.

Позже Данко признался, что эти люди стояли за ним и по его приказу вступили в бой. Всеволод это подтвердил, но попросил прощения у князя за то, что утаил от него. Гостомысл не гневался, а наоборот, назначил Данко вторым воеводой на заставу, вместо погибшего Девятко.

После этого набега произошли перемены. Ушли люди, на замену им пришли новые, но самое главное, народ остался крепок, не сломлен, а это было важно в такое суровое время.

Глава 11

Словенск устоял под натиском хазар. Большими жертвами далась народу эта победа, но народ остался цел.

После победы Гостомысл отправил на заставу старшего сына Рата, Данко. Сам же Рат пал на поле брани, а его место занял младший сын Ратмир, который завоевал уважение людей своей тяжелой рукой, которой он убивал хазар на своем пути.

Поначалу весь люд оставался в граде, но вскоре начал расходиться по деревням, и лишь люди деревни Камышовой остались в Словенске. Ведь они сами решили не отдавать «степной чуме» на растерзание свои дома и подожгли их вместе со степняками. Тот пожар, когда ночь озарилась ярким пламенем, а тишина нарушилась криками умирающих, помнят все.

Говен, старый друг Данко, помог ему найти ту, которая была мила его суровому сердцу. Бериславе был по душе ратник, сама же она была одинока и жила лишь со своей теткой. К осени, вместе со всеми, они поженились и обрели свой очаг. Данко также продолжил нести свою службу на заставе. Берислава каждый раз ждала его дома, вынашивая для него сына, такого же крепкого, как и сам отец.

Ратмир занял место отца, стал кузнецом. Отцовские уроки пошли ему на пользу. Хоть он и не был таким мастером, как сам Рат, но ковал добро, всему люду был по душе такой кузнец. После битвы в Ратмире проснулся совсем другой человек, теперь он не был робок, и это позволило ему пойти к той, кого он любил всем сердцем. Молодая Лада так же сильно любила, как и ее любили, но тоже скрывала чувства. Отец Лады, Гудислав, не стал возражать и той же осенью отдал свою дочь Ратмиру в жены. Теперь они жили вместе в Словенске, в отцовском доме, помогая матери и присматривая за ней.

Гостомысл остался князем словенских людей, он им был по душе, и его они хотели видеть своим князем. Со всеми трудностями люд справлялся вместе. Так уж повелось изначально, так и пойдет дальше. Восхваляли богов, чтили предков, укрепляли свои роды, сеяли хлеб, охотились и защищали землю от непрошеных гостей. В каждом человеке кипела жизнь, каждый стремился не уйти с той тропы, по которой до него шли его предки, а за тех, кто погиб, защищая свою землю, отплатили сполна. Из всего войска, которое пришло с молодым ханом Тимуром в землю словен, вернулись лишь двое из тех десяти, которые были отпущены после битвы на заставе. Они были доказательством того, что Русь сильна, и тот, кто думал, что может там легко поживиться, мог посмотреть на этих двух воинов и убедиться в обратном.

Так и осталась земля словен сильна. Из года в год народ креп и становился сплоченнее. Еще не одна беда придет в эти земли, но к этому люди уже будут готовы, они дадут отпор каждому, кто попытается прервать род словенских людей.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11