Кровь и струны [Шая Воронкова] (fb2) читать онлайн

Шая Воронкова Кровь и струны

Равновесие

Крыса кидалась на железные прутья с отчаянием человека, в одиночку противостоящего целой армии. Ее грязная шерсть вздыбилась и растрепалась, а глаза опасно блестели, будто два сигнальных костра. Марита знала, что если просунуть внутрь ловушки палец, крыса тут же вопьется в него зубами, но все равно испытывала к серой твари жалость. Крыса продолжала бороться, хотя не могла победить. А что бы делала на ее месте сама Марита?

В последний раз полоснув когтями по металлу, тварь приникла к днищу, оскалившись. Она часто и тяжело дышала, и сквозь проплешины на боках виднелись очертания ребер. Похоже, крыса в ловушке уже давно. Даже делать ничего не надо — еще день голода, и уйдет в Тень. Марита чуть повернула ловушку, и они с крысой столкнулись взглядами. В звериных глазах не было страха, только желание сражаться до конца. Марита покачала головой, будто отвечая на собственный невысказанный вопрос. Нет. Сегодня — нет.

Она спустилась на задний двор и, поставив ловушку на землю, подняла заслонку. Крыса застыла, будто опасаясь очередного подвоха, но уже через мгновение рванула прочь. Ее серая тень быстро затерялась среди узких улиц города. Марита поглядела ей вслед и поднялась обратно по нагретым солнцем ступеням.

В столовой уже хозяйничала Лиска: порхала вокруг стола, расставляя тарелки. Сквозняк из окна колыхал кружевной край белой скатерти, будто корабельный парус. Над похлебкой поднимался пар, облачком повисая в воздухе и распространяя густой, насыщенный аромат мяса.

Марита поздоровалась кивком и опустилась на лавку, оправив платье. Двухцветное по вентонскому обычаю, оно состояло из двух равных вертикальных половин. Сегодня это были золотистый и пепельный. Будто бы свет сражался с тьмой, но никто так и не мог победить. Равновесие.

Дверь распахнулась, и внутрь вошел Верис. Золотистый свет проникал сквозь окно, мягким сиянием обрамляя чужое лицо, и Марита застыла, вновь завороженная его красотой — прямо как в день, когда они впервые встретились. Верис казался прекрасной стеклянной фигуркой, произведением искусства, сказочным принцем.

— Доброе утро, господин, — чуть присев, поздоровалась Лиска.

Верис улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. Он кивнул служанке и повернулся к Марите.

— Здравствуй, — сказал Верис, мазнув по ее щеке поцелуем, прежде чем тоже сесть.

Чужие губы показались холодными, будто лед — видно, только вернулся из погреба. Верис склонился над тарелкой и с наслаждением втянул носом разлившийся над ней аромат.

— Пахнет отлично. Новый рецепт?

Лиска горделиво приосанилась.

— Это мне госпожа подсказала. Она часто по готовке советует! Правда, вкусно?

Верис удивленно вздернул бровь. Марита досадливо вздохнула, но все-таки нашла в себе силы вежливо улыбнуться.

— Ты можешь идти, Лиска, — сказала она, взмахнув рукой, как полагается делать женщине ее статуса. Увидев, как опустились плечи Лиски, добавила уже теплее: — Спасибо.

Служанка почтительно присела и исчезла за дверью.

Верис задумчиво зачерпнул суп ложкой, подул, остужая, и поднес ко рту. Какое-то время мужчина молчал, сосредоточившись на пище.

— Действительно вкусно, — наконец сказал он, ополовинив тарелку. — Почему скрывала? Я-то думал, Лиска наловчилась, жалование хотел поднять.

— Подними, — улыбнулась Марита и добавила уже серьезнее: — Ты же запретил мне готовить. Сам знаешь, я та еще трусиха — думала, будешь ругать.

— Дурочка, — беззлобно отмахнулся Верис. — Я просто не хотел, чтоб ты утруждалась и портила свои прекрасные руки, как раньше.

И, перегнувшись через стол, потрепал ее по собранным в косу волосам. Что странно, пальцы тоже показались холодными, хотя только что касались тарелки. Верис вновь откинулся на спинку стула и вдруг поморщился.

— Милая, закрой-ка окно.

Марита рассеянно оглянулась через плечо. Обошлось. Она уже ожидала, что муж начнет выговаривать за «крестьянский труд». Причина недовольства Вериса прояснилась быстро: с улицы доносились веселые крики и гомон. Марита встала и подошла к окну.

Солнце лизало стены жмущихся друг к другу домов. По улице живо семенила низкая, но крепенькая лошадка, каких любят в Мозории. В ее гриву были вплетены разноцветные ленты, а позади ехал разукрашенный фургон. Из его окон по очереди высовывались лица в уродливых и смешных масках, кривляясь на потеху публике. Похоже, город посетили бродячие артисты.

Марита невольно засмотрелась и пришла в себя, только когда фургон почти проехал мимо. Позади, на маленькой ступеньке, сидела девочка и болтала ногами. Увидев Мариту, она подмигнула ей и залилась смехом.

Марита порывисто дернула на себя ставни, а следом и занавеску, хотя в этом не было нужды. Ее сердце хаотично забилось в груди. Она медленно обернулась, украдкой утерев лоб. Верис отложил в сторону ложку и потянулся к чашке с травяным чаем, продолжая болтать как ни в чем не бывало.

— Забыл сказать — отлично смотришься в этом платье, дорогая. Не привык видеть тебя в нем в обычный день, — он поднес к губам чашку и осушил за пару глотков. — Есть какой-то пов…

Верис вдруг запнулся и побелел — так мгновенно, будто весь цвет разом покинул его. Марита только открыла рот, чтобы спросить, в чем дело, как вдруг мужчина подскочил на ноги, пошатнулся — и рухнул на пол, опрокинув стул. Раздался грохот, звон, и в сторону разлетелись черепки от разбитой чашки.

Марита сдавленно вскрикнула и, рванув вперед, склонилась над неподвижным телом. Глаза Вериса закатились и покраснели, будто в них лопнули все сосуды разом, рот скривился, в уголке губ вспенилась слюна. Марита суматошно встряхнула Вериса пару раз и порывисто прижалась к его груди, вслушиваясь в стук сердца. Она все ждала и ждала хоть какого-то звука, но вокруг стояла будто бы непроницаемая тишина.

Верис был мертв.

Шаткость

Эстелла кралась по каменной лестнице, представляя себя прекрасной принцессой, которая бежит из замка через тайный ход.

Ход действительно был тайным и выглядел соответствующе, словно сошел со страниц книг: темный, узкий, холодный, будто змеиное чрево, он заставлял вздрагивать от каждого звука. Не хватало только слоя пыли и затхлой вони. Воткнутые в щели курительные палочки неторопливо тлели, источая сладковатый аромат. Запускать даже такие места — не в характере отца.

Эстелла чихнула и шмыгнула носом, борясь с желанием его почесать. Руки были заняты: одной пришлось подхватить платье, чтобы подол не елозил по влажным от сырости ступеням, вторая же держала маленькую масляную лампу. Огонь бросал красновато-оранжевые отблески, следующие за Эстеллой, как живые. Будто личная свита.

Лестница кончилась небольшой площадкой: дальше коридор заворачивал вправо. Эстелла остановилась и осторожно выглянула из-за угла, прикрывая лампу рукой. До этого каждый ее шаг отдавался гулким эхом, поэтому наступившая тишина заставила холодок поползти вниз вдоль позвоночника.

Эстелле нельзя находиться здесь. Она чувствовала себя домашней кошкой, забредшей в лес. Но что еще делать, если полюбила «дикого кота»? Эстелла закусила губу. Она боролась с любопытством каждый раз, когда Ранни спускался в тайный ход вместе с отцом, но победило оно только сегодня. Потому что Ранни впервые пришел не один.

Коридор за углом оказался пуст. Эстелла сделала глубокий вдох, представляя, как на ее плечах появляется плащ-невидимка, и так же медленно выдохнула. Пальцы, держащие лампу, перестали дрожать, и оранжевые отблески остановились. Пригибаясь и вжимая голову в плечи, словно это могло сделать ее незаметнее, Эстелла двинулась вперед. Здесь потолок был выше, а на стенах горели факелы, воткнутые в металлические крепления. На камне виднелись неровные круги въевшейся копоти.

Эстелла замедлилась, с любопытством оглядывая одинаковые двери, но одернула себя и направилась к последней. Не потому, что уже была там, а как раз наоборот: только в эту комнату отец ее не пускал. У двери Эстелла остановилась — гулко стукнули о пол каблуки туфель — и, поставив лампу у стены, приложилась к прохладному дереву ухом. Сперва ничего не было слышно, но потом удалось различить приглушенные голоса.

— Как продвигается? — спрашивал отец.

— Все по плану, — отвечал ему низким голосом Ранни.

Эстелла не смогла сдержать улыбки и поерзала на месте, заставив платье зашелестеть. Вот бы увидеть… Может, приоткрыть дверь? Эстелла замерла, пораженная собственной смелостью. «Нельзя. Заметят. Обязательно заметят!» — протестовал внутренний голос, будто невидимая гувернантка, угрожающе качающая пальцем.

Но тогда удастся увидеть Ранни…

Эстелла вознесла краткую молитву Сиро и осторожно потянула за ручку. Внутри все сжалось, но скрипа не последовало — дверь мягко приоткрылась, словно ее регулярно смазывали. Стискивая дрожащими пальцами подол и едва дыша, Эстелла осторожно приникла к щели. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая подглядывает за взрослыми. Но отступать было поздно.

В комнате разливался мерный оранжевый свет. В зазоре виднелся кусочек стола с лежащим на нем свертком и высокие отцовские сапоги. Такие начищенные, что всполохи огня отражались в них расплывчатыми бликами. Эстелла затаила дыхание, прислушиваясь. Из-за промедления она пропустила часть разговора и теперь пыталась в него вникнуть.

— Все слишком затянулось. Мы и так ходим по льду, так что я хочу точно знать, когда он треснет.

Голос отца звучал слегка устало, но твердо. Сапоги медленно прошлись взад-вперед, на мгновение остановившись перед щелью. Эстелла испуганно зажала рот ладонью, но отец, постояв, вновь вернулся к столу.

— Я понимаю, мой лорд. Что по поводу вопроса, о котором…

— Мы обсудим его позже.

Отец оборвал Ранни в своей манере: мягко, но непреклонно. Остро захотелось увидеть любимое лицо, и Эстелла осторожно переместилась влево, меняя точку обзора. Ранни обнаружился у шкафа с какими-то склянками — девушка узнала его по похожим на костер волосам. Рядом с ним стоял тот, второй: невысокий, тощий юноша с жесткими, зачесанными на бок прядями.

— Хорошо, — легко согласился с требованием отца Ранни и подтолкнул юношу в спину. — Давай, Крысенок.

Тот насупился, но зашагал — сперва по инерции, а потом уже сам. Дойдя до стола, юноша остановился и потянулся к свертку. Ткань с шелестом соскользнула на пол, обнажив что-то округлое и белесое. Эстелла вгляделась вперед и не смогла не дернуться от ужаса: пальцы Крысенка бережно придерживали человеческий череп. Захотелось вскочить и убежать прочь, но вместо этого она оцепенела.

Юноша медленно провел по черепу пальцами. От того, насколько привычным вышел этот жест, под кожей пробежали мурашки. Крысенок глубоко вздохнул — поднялись и опустились плечи — и, обхватив череп по бокам ладонями, приложил к своему лбу. Так, словно воссоединился с давно потерянным другом или братом.

Сперва ничего не происходило, лишь мгновения тягуче длились одно за другим. Спина Эстеллы начала ныть, а подол, казалось, потяжелел раз в сто. Крысенок замер с закрытыми глазами, веки его не двигались. И тут вдруг волосы на голове юноши зашевелились.

Сначала Эстелла подумала, что ей показалось, но пряди качались все заметнее, словно их колыхал ветер. Притом ворот куртки Крысенка не двигался, как и раньше. Невидимый ветер усилился, взлохматил копну волос, хлестнув по щекам, и затих. Пряди застыли в воздухе, словно время на мгновение остановилось, а потом медленно опали обратно. По черепу пробежала рябь и отдалась дрожью в держащих его пальцах.

Эстелла сглотнула. Ее мутило все сильнее и сильнее, но ноги отказывались слушаться, вынуждая продолжать смотреть. Крысенок шипяще выдохнул сквозь сомкнутые зубы, резко и почти болезненно. То ли так падал свет, то ли глаза Эстелле врали, но вены на руках юноши вдруг вздулись и засияли жемчужно-белым.

Однако стоило моргнуть, как наваждение пропало. Крысенок медленно, словно преодолевая сопротивление, опустил череп обратно на стол и приоткрыл глаза, растерянно моргая.

— Ну? — поторопил его Ранни.

Юноша беззвучно зашевелил губами, вздрогнул, прокашлялся.

— Скоро… очень скоро… — неожиданно звонко сказал он, но под конец сорвался на сип. — Месяца три максимум — и все будет кончено.

Отец досадливо цыкнул. Эстелла не видела, но представила, как он задумчиво трет переносицу, перебирая варианты.

— Можешь замедлить это или остановить? — спросил он.

Крысенок, уже успевший отступить к Ранни, словно пугливый зверек, помотал головой.

— Нет, наверное… Может, смогу погрузить в сон, но не знаю, удастся ли пробудить ее снова. Да и это только отсрочит смерть. Совсем чуть-чуть.

Юноша звучал неуверенно и сам путался в том, что говорил. Отец вздохнул.

— Хорошо. Тогда действуем дальше, как и собирались.

Ранни улыбнулся — понимающе, но хищно. Эстелла все еще не привыкла видеть его таким… довольным, как зверь, спущенный с цепи.

— Слушаюсь.

Он кратко, с почтением кивнул и потрепал Крысенка по плечу. Тот вздрогнул, приходя в себя. Отец продолжил:

— А по поводу нашей маленькой помехи — время настало, я развязываю тебе руки. Сейчас мне меньше всего хочется видеть на доске лишние фигуры.

В этот раз улыбка на лице Ранни была такой же ослепительной, как солнце. Он поклонился, плавно проведя рукой в сторону, и рыжие волосы мелькнули в воздухе языками пламени.

— Благодарю, мой лорд.

Странное дело, но его слова возымели такой же эффект, как щелчок кнута над ухом. Эстелла с непонятно откуда взявшейся прытью вскочила на ноги и, подхватив лампу, понеслась вверх по лестнице. Казалось, она стала оленем, бегущим от стаи гончих.

Мысли в голове путались мотками пряжи. Ах, милый Ранни, во что же ты влез? И отец… Нет, это наверняка благое дело. Иначе быть не может. Отец бы не обратился к магии смерти просто так. Эстелла поежилась и ускорила шаг, отбивая каблуками военный марш. Она не боялась шуметь — главное успеть раньше, чем отец с Ранни выйдут из-за двери, заглушавшей звуки снаружи.

Стены словно давили, стискивая плечи, а аромат курительных палочек душил не хуже петли. Едва нащупав нужную выемку, Эстелла протиснулась в появившийся проход и тут же закрыла его, резко дернув вниз закрепленный на стене канделябр. Оплывший на ножке воск оставил на ладони тонкую пленку.

Эстелла выдохнула, щурясь от яркого света и чувствуя, как сдавливающее грудь металлическое кольцо разжимается. Утерев уже почти не дрожащими пальцами пот со лба и оправив платье, она развернулась и столкнулась нос к носу с Тернием. Ойкнула от неожиданности. Мозориец всплеснул руками и изобразил на лице крайней степени изумление.

— Молодая леди! Какая приятная встреча, — весело сказал он с улыбкой, но в глазах так и осталось что-то темное.

Эстелла поспешно спрятала лампу за спину.

— Здравствуйте, уважаемый Терний.

Она поежилась, будто снова оказалась в холодном подвале, и тоже приветливо заулыбалась. Терния Эстелла побаивалась. При первом знакомстве мозориец напомнил ей раскормленного домашнего кота. Округлый живот, похожий на барабан и всегда неизменно обтянутый линялым бархатным камзолом, густые пшеничные усы, румяные щеки, нос картошкой — прямо-таки добродушный толстяк из сказки. Но иногда Терний напоминал Эстелле лиса, вьющегося возле курятника.

Например, сейчас.

— Ну какой «уважаемый Терний», я же просил звать меня просто дядюшка Толли, — деланно нахмурился он и погрозил Эстелле пальцем.

Девушка почувствовала, что ее улыбка вот-вот из непринужденной станет натянутой.

— Дядюшка Толли, — послушно повторила она.

Необходимость расшаркиваться перед каким-то начальником стражи злила, но таков был указ отца.

Терний довольно сощурился.

— То-то.

И вдруг неожиданно ловко ущипнул Эстеллу за нос. Та растерянно и недовольно заморгала. Мозориец хохотнул, удовлетворенный своей проделкой, и степенно двинулся прочь.

— Доброго вечера, молодая леди, — сказал он, проходя мимо. — А платье лучше сменить. Прискорбно, но вы где-то испачкались.

Эстелла резко обернулась. На подоле расплывалось жирное пятно от вытекшего из наклоненной лампы масла. Вот же! Теперь точно попадет. Девушка нахмурилась, глядя вслед Тернию, и замерла, осененная внезапной мыслью.

Отец звал Терния своим приятелем, что было странным, но допустимым. Поэтому девушка не удивлялась, что отцовский друг гостит в замке. Однако он был не просто начальником стражи. Терний работал на недавно почившего виконта.

Раньше Эстелла не придала бы этому значения, но сейчас это маленькое наблюдение отозвалось тревогой. Что-то происходило, что-то важное, взрослое, «не для твоих ушей, глупышка, в голову не бери». И Ранни сунулся в самый эпицентр.

Эстелла стиснула губы, сумрачно уставившись на выглядывающие из-под подола носки туфель. Ее мир разваливался на части, менялся, становился совершенно шатким, как бы она ни пыталась его удержать.

Глава 1. Фокус с монеткой

Запах цветов преследовал ее, даже когда сад остался позади, будто внутри стен распускались невидимые бутоны. Барон Реплих действительно был богат, раз мог позволить себе живые растения. Правда, только снаружи — в вазах, мимо которых Марита прошла, виднелись розы, свернутые из ткани и сбрызнутые духами. Воду в Урносе ценили больше золота.

В коридоре Марита остановилась и еще раз поправила одежду. За несколько месяцев, поведенных в чужой стране, она так и не смогла к ней привыкнуть. Простолюдинки тут носили просторные юбки, которые были сзади длиннее, чем спереди, и блузки со свободными, скошенными треугольником рукавами.

— Да хороша, хороша, — хохотнул Сиего. — Тебе ж не замуж за нее идти.

— Некрасивыми любят только монеты.

Марита вздохнула и, огладив складки, заправила выбившуюся прядь под покрывавший волосы обрик. Местный головной убор, состоящий из деревянного обруча и пришитого к нему обреза ткани, постоянно сползал.

— Это кто тебе такое сказал?

— Отец.

Сиего замолчал, пожевав губами. Конюх напоминал старого охотничьего пса, давно потерявшего нюх и хватку, которого продолжали держать только за добрый нрав. Весь сухой и морщинистый, он прихрамывал на ходу и то и дело потирал рыжеватые с проседью усы.

Они шли по коридору Фиалкового Цвета, личного поместья младшей госпожи Реплихов. Фиолетовый тут был повсюду: начиная от приглушавшего шаги ковра и узорчатых ставней и заканчивая одинаковыми дверями с округлым верхом. Один Зилай знал, сколько это все стоило, но Марита таких денег хватило бы надолго.

— Слушай, а какая она, госпожа Бланка? — задумчиво спросила Марита.

Сиего замялся и задумчиво потер подбородок.

— Да как и все. Ездит на балы и приемы. Занимается рисованием, — сказал Сиего и, опасливо оглядевшись по сторонам, перешел на шепот. — Только капризная немного. Ты, это, лучше с ней не спорь.

Марита мысленно поморщилась, хотя внешне этого ничем не выдала: уж что, а держать лицо она всегда умела.

— Сиего, а почему здесь так много солдат? На улице, в поместье.

— А ты что, не знаешь?

Марита скупо пожала плечами. Не говорить же, что в последнее время ей было не до трактирных баек.

— Слышала, что виконтство никак не могут поделить.

Сиего кивнул.

— Господин Риано не оставил наследников, и теперь бароны, которые были под его началом, дерутся за эти земли, как псы за свежую кость, — конюх нахмурился, сморщив лоб. — Род леди Бланки в том числе.

— А король?

Сиего добродушно рассмеялся, но в его голос все равно прокралось снисхождение.

— Это у вас, в Вентонии, король заставляет дворян по струнке ходить и подкреплять любой чих бумажкой. Его Величество Фернандо на мелкую грызню не разменивается. Нет, порядок мог бы навести только граф Кортес. Но ему не до этого, — конюх досадливо махнул рукой.

— Я думала, это он должен нового виконта назначить.

— Так-то оно так. Но как его аквалка заболела, он только и делает, что лекарство ищет. Уже который год.

Марита покивала, показывая, что слушает. Про одаренных, способных вызвать дождь, вернуть воду в иссохшее русло реки или найти подземный источник говорили даже за пределами Урноса. Здесь же аквалы могли потягаться в важности с королем. Хотя Его Величество и свобод имел больше. Сиего тем временем продолжал причитать.

— Дело, конечно, важное, но я так скажу: под носом нашего графа чего только не творится. Разбойники свои поборы даже не скрывают, баронья лаются, поля сохнут. А он не замечает. Эх, Зилай, тяжелые времена пошли.

Марита задумчиво посмотрела себе под ноги, запоминая полученную информацию. Когда она поспешно покидала Вентонию, то села не первый попавшийся корабль и похоже угодила в то еще осиное гнездо. Но менять что-то было поздно. Тем временем Сиего завернул за угол, и они оказались перед дверью с цветочной резьбой.

— Пришли, — сказал конюх.

И сложил опущенные руки лодочкой, воздав молитву Сиро прежде, чем постучать. Изнутри откликнулись, и Сиего прошел в комнату. Марита проследовала за ним. Запах цветов усилился, будто она ткнулась носом в свежий букет. Только спустя пару мгновений Марита поняла, что это вновь духи, и украдкой чихнула, прикрываясь рукавом.

— Вот та девушка, о которой я говорил, госпожа, — с кряхтением поклонившись, представил ее Сиего.

Марита тоже поспешила присесть и только потом осмотрелась. По светлому дереву бежал изящный рисунок распустившихся бутонов. Вдоль одной из стен тянулся ряд шкафов, по бокам которого висели овальные зеркала во весь рост. На маленьких диванчиках напротив, заваленных платьями, виднелись покрывала с пушистой бахромой — похоже, измовские. И все это — в оттенках фиолетового. В глазах тут же зарябило, и Марита постаралась поменьше глазеть по сторонам.

— Ты можешь идти.

Голос оказался таким приторно сладким, что Марита не сдержала любопытства и посмотрела на его обладательницу. Госпожа сидела на мягком, изогнутом кресле, откинувшись на спинку.

Она потягивала что-то золотистое из бокала, который то и дело брала со стеклянного столика. Непривычные для урниек темные волосы спадали на узкие плечи, глаза были картинно распахнуты, а губы изогнуты в жеманной улыбке. Марите госпожа показалась фарфоровым цветком: хоть и красивый, но он не пах и пчелы на него не садились.

Сиего еще раз поклонился и, кинув на Мариту виноватый взгляд, юркнул за дверь. Госпожа плавно встала, заставив пухлую служанку, возящуюся с ее волосами, отступить.

В отличие от простолюдинов, леди Бланка была одета как подобает аристократке — в сиреневое платье с волнообразным неровным низом и рукавами, похожими на капли. Широкие на плечах, они сужались ближе к локтям. Урнийцы вообще любили повторять воду во всех ее ипостасях: что в одежде, что во всем остальном.

Марита продолжала молчать, чинно прижав руки к юбке и стараясь спрятать их в складках. Слишком нежные и не привыкшие к тяжелой работе, они вызвали бы лишние вопросы. Леди Бланка прищурилась и обошла ее кругом, будто выбирала скаковую лошадь. Марита возблагодарила отцовские уроки за то, что теперь смогла сдержаться и остаться неподвижной.

Удовлетворившись осмотром, госпожа плавно опустилась обратно на кресло, и к ней тут же вновь подскочила служанка, принявшись порхать вокруг головы, будто птичка.

— Как тебя зовут?

— Марита, госпожа.

— Откуда ты?

— Из Вентонии.

Леди Бланка покачала головой с легким удивлением, отчего служанка едва не ткнула в нее заколкой.

— Ты хорошо говоришь на урнийском. Как ты забралась так далеко от родных земель?

— Спасибо, госпожа. У меня здесь дальние родственники. Они помогли мне, когда было некуда идти, но я не люблю сидеть на чужой шее.

Все это Марита говорила, опустив глаза и, будто хороший аптекарь, тщательно вымеряла грусть и достоинство, звучащие в голосе. Многократно отрепетированная легенда сама срывалась с языка. Ложь и правда переплетались в ней так плотно, что Марита и сама начинала верить. В конце концов, у отца действительно была родня в Урносе, хотя они ни разу не виделись.

Леди Бланка почти театрально постучала ногтями по подлокотнику кресла и окрикнула служанку, когда та слишком сильно дернула за прядь. Служанка съежилась.

— Почему у тебя такие длинные волосы? — вдруг спросила леди Бланка.

Марита невольно коснулась плотно сплетенной косы, опускавшейся до поясницы. Тут так заплетаться было не принято, но она не смогла себя заставить что-то поменять.

— Это знак траура, госпожа. Там, откуда я родом, так ходят вдовы.

Леди Бланка нахмурилась. Даже это вышло у нее совершенно неестественно, как у плохой актрисы. Марита встречала таких раньше: они всеми силами старались оставаться красивыми, даже когда роль требовала рыдать или корчиться от боли. Отец бы такую сразу выгнал, не посмотрев на прелестное личико.

— Вздор. Ты должна будешь их обрезать, поняла?

Марита поморщилась, но выбора у нее не было. Последние деньги ушли на то, чтобы, представ перед леди Бланкой, выглядеть прилично. Если ее не наймут, придется ночевать на улице, рискуя быть убитой или еще чего хуже.

— Если… госпоже будет так угодно.

Леди Бланка прищурилась, попытавшись разглядеть хотя бы отголосок неповиновения в чужом лице, но, в отличие от нее, Марита была профессионалом. Она не могла видеть со стороны, но была уверена, что ни один мускул не дрогнул.

— А как умер твой муж?

Сердце дернулось, как рыба, попавшая на крючок. Марита незаметно прикусила внутреннюю сторону щеки. «Жонглируй, дочка, — повторила она про себя слова отца. — Кусочки истории — это шары. Они полетят туда, куда ты их направишь».

— Волки загрызли, госпожа.

Очередная ложь. Вынужденная жертва, если Марита не хочет вызвать подозрения. Леди Бланка безразлично кивнула, не проявив ни капли сочувствия. Впрочем, Марите оно было и не нужно — ей были нужны деньги.

— Ты умеешь ухаживать за цветами? Подстригать кусты? — внезапно спросила леди Бланка.

— Нет, госпожа, только поливать, — удивилась Марита.

— А шить?

— Вы имеете в виду починку?

— Я имею в виду это платье, например.

Марита непонимающе моргнула.

— Нет, госпожа, я…

— Рисовать? Варить отвары?

— Нет, я…

К чему вообще эти вопросы? Обычные служанки таким не занимаются. Леди Бланка недовольно скривила губы.

— Госпожа, я обучена всему, что должна уметь служанка: уборке, готовке, прическам и прочему, — быстро сказала Марита, хватаясь за последний шанс. — Кроме того, я играю на большинстве инструментов, пою, танцую…

От паники она начала выкладывать все козыри разом. Но это не помогло.

— Довольно, — прервала ее леди Бланка. — Ты мне не подходишь. Можешь быть свободна.

Мариту будто молотом в грудь ударили. Она застыла и только потому смогла разглядеть эмоцию, быстро мелькнувшую на чужом лице: это было удовлетворение. Ну конечно. Леди Бланка с самого начала не хотела ее брать.

Марита заставила себя не опускать голову, с достоинством поклонившись, хотя хотелось разрыдаться от досады. Все кончено. Хлипкая лестница, по которой она все это время карабкалась, все-таки рухнула. Марита развернулась, готовясь уходить.

Служанка, почти закончившая с прической леди Бланки, потянулась за последней заколкой, лежащей на столике. Молодая госпожа вдруг резко выпростала руку в сторону бокала. Их ладони столкнулись, невольно спихнув тот со стола.

Остальное произошло так быстро, что Марита не успела ничего осознать. Бокал полетел на пол, и она машинально крутанулась, поймав его в воздухе, как раньше ловила брошенные отцом шарики.

В комнате повисла тишина. Служанка по-деревенски вытаращила на Мариту глаза, а сквозь маску красоты на лице леди Бланки проступило настоящее, не наигранное удивление. Верно отец говорил — можно проиграть в карты последние штаны, но талант — никогда. Впрочем, на что он теперь? Марита вновь спокойно поклонилась и, со стуком поставив бокал обратно на столик, направилась к двери.

— Стой.

Оклик застал ее почти на пороге. На мгновение спящий в Марите артист потребовал завершить сцену как следует, картинно хлопнув дверью, но красивый момент не обменяешь на сыр или хлеб. Поэтому Марита развернулась.

Леди Бланка выглядела так, будто бы делала одолжение, но к этому примешивалось тщательно скрываемое любопытство. Так смотрит заскучавшая кошка, специально отпустившая пойманную мышь: убежит или нет?

— Ты знаешь, что это мой любимый бокал? Брат привез мне его из Измовии.

Чуть помедлив, Марита покачала головой.

— Нет, госпожа.

Леди Бланка задумчиво подхватила тонкую ножку и отпила, с наслаждением прикрыв глаза. Марита терпеливо ждала, ничем не выказывая волнения, хотя это далось ей немалыми усилиями. Наконец, молодая госпожа вновь подала голос.

— Пять вернингов в неделю тебя устроит?

И, хотя это выглядело, как предложение броситься прямо в кошачьи когти, Марита кивнула. Она была готова стать даже мышью, если ей пообещают за это заплатить.

Герб Реплихов представлял из себя черный чертополох, заключенный в зеленый круг. Из того, что Марита слышала про этот род, ей больше всего запомнились шутки. Реплихов сравнивали с репейником, сорняками и липкой смолой. Леди Бланка эти слухи подтвердила, сразу же прицепившись намертво.

«А как в Вентонии? А правда, что вы просто закапываете мертвецов в землю? Отвратительно. А все вентонцы видят ложь? Я вру? А сейчас?» Поток вопросов остановился, только когда госпожа задремала, убаюканная мерным покачиванием кареты. Вторая служанка, та самая пухлая урнийка, заплетавшая леди волосы, тоже то и дело клевала носом. Только Марите не спалось.

Она со вздохом повела плечами. Леди Бланка была в них порядком уже, так что старое платье госпожи жало и, казалось, вот-вот могло разойтись по шву. Плавный изгиб ассиметричной юбки должен был кокетливо приоткрывать часть ноги, но из-за низкого роста почти волочился по земле, а объемные рукава делали плечи некрасиво широкими. Марита чувствовала себя в этом изящном платье, как осел в дорогой сбруе.

Она перевела взгляд на лицо леди Бланки. Та сидела, чуть откинувшись на мягкую спинку и прислонившись к стене щекой, и тихо сопела. Сейчас госпожа наконец-то походила на человека, а не на красивую куклу.

«Что же ты задумала?» — спросила Марита сама себя, вглядываясь в безмятежное лицо. Сразу же взять новую служанку на бал — еще куда ни шло. Но зачем отдавать ей свой наряд?

— Твоя одежда слишком поношенная. Да меня засмеют, — вот как это объяснила сама госпожа.

Да, другие девушки в поместье носили вещи подороже, но Марита чувствовала в происходящем подвох, будто зверь, учуявший спрятанный под листьями капкан по стальному душку. Она еще раз прислушалась к чужому мерному дыханию и, убедившись, что госпожа действительно спит, чуть наклонилась вперед.

— Эй, Аделла, — шепотом позвала Марита.

Девушка вздрогнула и завертела головой по сторонам.

— Приехали?

— Нет, — Марита помедлила, выбирая слова. — Ты не знаешь, зачем это все?

Марита взмахнула рукой, указав на свой наряд. Аделла с опаской покосилась на спящую хозяйку. Когда служанка думала, у нее на лбу пролегала забавная складка — вот и сейчас так же.

— Я не должна об этом говорить, — неуверенно и простодушно ответила Аделла.

Внутри потеплело от удовлетворения. Вот она, брешь. Марита наклонилась и слабо сжала руки служанки в ладонях.

— Прости, не стоило мне, — мягко сказала она и добавила в голос обеспокоенности: — Просто я так боюсь — коленки трясутся. Если это все злая шутка…

Аделла закусила губу. Ну же, еще немного. Порой люди не сильно отличались от замков, и Марита почти физически ощутила: этот готов вот-вот провернуться. Она склонила голову набок и заставила себя отпустить чужие руки, будто сдаваясь.

— Я понимаю, — голос услужливо дрогнул. — Тебе незачем рисковать ради меня. Забудь.

Марита расстроенно опустила уголки губ и почти услышала, как «замок» в сердце Аделлы щелкнул. Урнийка бросила на свою госпожу быстрый взгляд и поманила рукой, предлагая наклониться. Марита послушно подставила ухо.

— В этом платье леди обычно появляется на официальных приемах. Наверное, она надеется, что вас будут путать со спины, — поспешно зашептала Аделла. — Ей это кажется смешным. Просто молчи, и все обойдется.

Урнийка ободряюще улыбнулась.

— Спасибо, — благодарно ответила Марита.

В этот раз играть почти не пришлось.

Она отвернулась и принялась смотреть в окно. Значит, госпожа изволит скучать и развлекается в своей манере. Над этим еще предстояло подумать. Скучающие господа были опасными, но, с другой стороны, только это и обеспечило Мариту работой. Она сдвинула давящий на виски обрик и временно выкинула все мысли из головы.

За окном проносились сероватые урнийские просторы. К местной природе привыкнуть было сложно — блеклая и скудная, она не любила чужаков. Почва тут была сухой и часто трескалась, кусты носили колючки, а травы напоминали жесткую собачью шерсть. Даже здешние деревья, тонкие и скрюченные, носили шапку из мелких, почти серых листов.

Как-то Верис сказал: «В Урносе кровь меняют на воду». Пожалуй, он был прав. Все вокруг привыкло бороться за каждую каплю, как за последнюю, и не дай Зилай оказаться на их пути.

Марита спрятала зевок в ладони. Однообразный вид из окна нагонял дремоту. Пожалуй, время стоило потратить с большей пользой. Она поймала взгляд тоже заскучавшей Аделлы и в этот раз с искренним интересом спросила:

— А правда, что у вас тут много разбойников?

— Да, — откликнулась Аделла с каким-то детским восторгом. — У меня даже подружка с одним из Псов крутила, он ей золотые колечки дарил!

— Псов? — переспросила Марита.

Громкий шепот служанки стал заговорщицким. Они сдвинули головы, как самые настоящие сплетницы. Глаза напротив почти что горели от возбуждения. Аделла самодовольно, с нотками превосходства улыбнулась, явно радуясь, что ей есть, что рассказать.

— У нас их две шайки, разбойников этих. Города Псам принадлежат, у них у всех на шее оскаленная собака набита. А дороги — Костям.

Марита подавила смешок — до того служанка напоминала маленькую девочку, рассуждающую о взрослых вещах, которые не понимала. Впрочем, информацию из нее было тянуть легче легкого.

— А у Костей, значит, черепа какие-то? — попыталась угадать Марита.

Аделла отмахнулась.

— Нет, у них ничего. Но я слышала, если им дорогу перейти, то ихний глава сделает из твоего черепа кубок для вина. Говорят, у него в логове целая комната, такими кубками заполненная, — ответила она, понизив голос, и округлив глаза. — И в них души всех врагов заперты!

Марита скептически нахмурилась.

— Из них же все вино выльется…

Аделла уже собиралась ответить, когда карета вдруг, резко качнувшись, остановилась. Марита чуть не ударилась о потолок, а вот леди Бланке повезло меньше — она болезненно ойкнула и принялась тереть голову. Марита осторожно выглянула в окно. По ту сторону простиралась лишь безлюдная земля, поросшая травой и кустарниками.

— Что случилось? — спросила она у всадника в зелено-черном жакете, одного из солдат, сопровождавших карету.

Тот не ответил, вместо этого потянувшись к ножнам и с шелестом вынув из них меч. От тревоги перехватило дыхание.

— Почему мы остановилась? — требовательно окликнула его леди Бланка.

— Оставайтесь в карете, госпожа, сейчас…

Солдат вдруг вскрикнул, забулькал и начал заваливаться на бок. Из его шеи торчала стрела, и кровь лилась красной лентой, пропитывая одежду. Мгновение — и мужчина с глухим звуком рухнул с лошади.

Марита оцепенела. Время замедлилось, позволяя в мельчайших деталях разглядеть, как закатились чужие глаза, как поднялась пыль и встала на дыбы лошадь. А потом оно вдруг побежало с огромной скоростью. Рядом завизжали, послышались крики и звон стали о сталь. Придя в себя, Марита быстро кинулась на пол. Мысли панически метались в ее голове, испуганные и растерянные.

На них напали. Кто? Разбойники или враги барона? И в проклятой карете, как назло, нигде не спрятаться. Карете? Внезапная мысль повергла в ужас. Если лошади испугаются, карета может перевернуться! Марита прижалась к полу и поползла в сторону двери.

Страх сковывал мышцы, призывая забиться в угол подобно испуганному зверьку, но благодаря отголоскам разума Марита понимала: этот безопасный угол мог в любой момент превратиться в ловушку. Поэтому она продолжала ползти.

Сердце глухо колотилось, отдаваясь пульсацией в висках. В носу зудело от пыли, платье мешалось в ногах, а от криков и грохота снаружи не было слышно даже собственного сбивчивого дыхания. Марита выгнулась и потянулась к ручке, и в это мгновение за спиной что-то щелкнуло. Девушка порывисто обернулась.

Вторая дверь кареты была распахнута, и в прямоугольнике света стоял мужчина. Марита успела заметить только темный, без единой нашивки стеганый доспех, прежде чем воин схватил визжащую леди Бланку и выволок наружу.

От ужаса воздух камнем встал в горле. Марита зажмурилась и дернула за ручку наощупь, силой толкая дверь. Громко заржали лошади, и карета затряслась из стороны в сторону. Девушка вскрикнула и вывалилась наружу, больно ушибившись выставленными вперед руками.

Вокруг уже вовсю кипело сражение: звенели мечи, смешались люди и лошади, лилась кровь. Вот жеребец сбросил наездника и помчался прочь, вот в стороны брызнуло алым, вот кто-то не рассчитал сил, и меч вонзился в бок кареты, подставив под удар хозяина.

У Мариты закружилась голова. Она невольно осела на землю, и тут вдруг испуганно заржали жеребцы, беснуясь в упряжи, и карета начала заваливаться набок. Девушка вскочила и побежала со всех ног, путаясь в подоле платья. Но далеко унестись она не успела.

Мир вдруг качнулся и окончательно смазался, подергиваясь мутной дымкой. Запоздалой мыслью блеснуло в сознании: она падает. Марита дернулась, в тщетной попытке закрывая руками голову. Последним, что она видела прежде, чем все заволокла темноты, была иссушенная земля и собственные сбитые костяшки.

Покалывание в районе плеча — вот первое, что Марита ощутила. Было темно. Способность управлять собственным телом возвращалась медленно, как чувствительность к онемевшей конечности. Но воспоминания воскресали еще неохотнее. Марита поморщилась, шевельнув руками. Она что, все-таки задремала в карете?

— Сейчас, сейчас, — забормотала невнятно.

Плечо вновь кольнуло болью, словно на нем стиснулись острые иглы. Марита дернулась и распахнула глаза. Сразу стало понятно, что это не карета: девушка лежала, уткнувшись носом в сырую землю, а в бок упиралось что-то твердое и холодное. Марита резко села, и тиски на плече разжались. В воздух с карканьем взметнулся ворон и, громко хлопая крыльями, исчез вдалеке.

От смены положения тела закружилась голова, и Марита застыла с ладонями, прижатыми к щекам, пережидая, пока цветные пятна перед глазами рассеются. Налетел холодный ветер, хлестнув по лицу и принеся странную смесь запахов: соли, травы, железа, сухой земли и почему-то, едва различимо, гнили. Марита отняла руки от лица и обеспокоенно огляделась.

Рядом простиралось поле. Примятая трава гнулась к земле, и среди нее были раскиданы какие-то странные бугорки, черные и зеленые пятна. На дороге, в самом большом скоплении пятен, лежала перевернувшаяся на бок карета. Возле нее беспокойно пряла ушами лошадь, волоча за собой остатки сбруи. Солнце терялось в серых облаках, похожих на утреннюю дымку.

Ветер вновь налетел, колыхнув траву, и тошнотворный запах усилился. И тут воспоминания вернулись все разом, будто кто-то пробил плотину: стрела в шее солдата, кричащая леди Бланка, звон стали. Сразу обрели смысл и запах соли и неподвижные бугорки, приобретающие человеческие очертания. Сердце дернулось и замерло, будто сжатое в ледяных пальцах.

— О, боже, — сказала Марита, и собственный голос показался ей хриплым и чужим. — Леди Бланка? Аделла? Кто-нибудь?

И тут же зажала ладонью рот. Хорошо, если ее услышит кто-то из своих. А вдруг те, чужие? Марита прикрыла глаза и попыталась успокоить дыхание, хотя в глазах темнело, а сознание упрямо ускользало. Надо посмотреть, может кто-то остался в карете. Марита и сама не особо в это верила, но казалось, если будет и дальше бездействовать, то просто сойдет с ума.

«Займи руки — или мысли займут твою голову» — вспомнила она слова отца и встала. Тело ныло, саднили костяшки, раны на которых успели покрыться коркой. Зашипев сквозь зубы, Марита потерла ноющее плечо и, прихрамывая, двинулась к карете. Пару раз пришлось переступать через павших солдат. Первое время Марита пыталась тормошить воинов в зеленых цветах, но они уже были холодными и не отзывались. У кареты зеленых пятен была целая россыпь. Похоже, солдаты защищали ее до последнего.

Марита подошла ближе. Одно из передних колес отвалилось, а второе лениво покручивал ветер. Из бока, будто замысловатое украшение, торчал меч, и от него расходилась порядочная трещина. Низ кареты, который не выгорел на солнце, как все остальное, показался почти черным.

Кое-как подтянувшись на руках, Марита заглянула в распахнутую дверь, но внутри было пусто — только плясал солнечный свет на раскиданных повсюду подушках. Она спрыгнула обратно и беспомощно обхватила плечи руками. Ни на что не надеясь, Марита обошла карету кругом.

Здесь обнаружилась вторая лошадь, которой повезло меньше, чем первой. Она лежала на боку, завязшая в упряжи, как бабочка в паутине. Темные глаза закатились и поблекли, а над рваной раной на животе, покрытой запекшейся кровью, вились мухи. Марита отвернулась, сдерживая тошноту, как вдруг ее взгляд зацепился за что-то фиолетовое, выглядывающее из-под кареты. Она опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть.

Вдоль позвоночника потянуло холодом, а в груди суматошно застучало. Это была рука. Тонкая, изящная женская кисть торчала из-под накрененной кареты вместе с оборванным куском фиолетового рукава. Она показалась Марите чисто белой на фоне земли, почти что сияющей.

На указательном пальце виднелось тяжелое кольцо-печатка с изображением герба Реплихов. Чуть ниже серебряного чертополоха повисла застывшая алая капелька. По земле разметались волны спутанных и потемневших от крови волос. Самой головы видно не было, она оказалась скрыта под боком кареты. Вне всяких сомнений, это была леди Бланка. А еще Марита четко знала: после такого не выживают.

Губы сами собой задрожали и скривились. И что теперь делать? Марита ведь даже не знает, где находится, и нетникого, кто бы… Она зажмурилась. Темнота принесла успокоение, но все остальное — шелест травы, вонь и холод, идущий от земли — осталось. А еще с закрытыми глазами все чувства обострились, и Марита смогла различить отдаленный стук копыт. Она резко обернулась и вгляделась вдаль.

По дороге впереди ехали всадники. Пока что они были слишком далеко, но даже отсюда удалось разглядеть притороченные на поясах ножны и колчаны за спинами. Позади процессии, покачиваясь, ехала старая телега. Марите захотелось вскочить и убежать как можно дальше, но она заставила себя остаться на месте. Среди павших воинов Марита была бы как сосна посреди голого поля — заметнее некуда. Так можно и стрелу в спину получить.

Чужаки тем временем приближались. Стало видно, что почти все одеты в стеганые доспехи, всегда напоминающие Марите толстые тканевые куртки. Но ее поразило не это, а огромный разброс цветов. Тут были и синие, и красные, и даже зелено-черные. Нашивки тоже разнились, а часть доспехов была и вовсе без них. Сердце екнуло от тревоги. Стеганки даже не всем подходили по размеру, будто снятые с чужого плеча. Что стало с их настоящими хозяевами?

Кем бы ни были чужаки, они могли просто избавиться от Мариты, как от помехи. Девушка беспомощно огляделась по сторонам, и ее взгляд вновь упал на перстень.

«В этом платье леди обычно появляется на официальных приемах. Наверное, она надеется, что вас будут путать со спины». Слова всплыли сами собой, и идея мгновенно сложилась в голове, как решенная измовская головоломка. Служанка бесполезна. А леди? Много ли людей знают младшую дочь барона в лицо?

Шанс был мал, но Марита ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Стоило попасть в родную стихию, и паника отступила. Актриса обязана продолжать играть несмотря на страх, голод, боль, личные проблемы и лишние мысли. А Марита всегда была отличной актрисой. Она картинно закатила глаза и, обмякнув, рухнула на землю, накрыв собой руку леди Бланки.

В нос ударил запах гнили и земляная пыль. Живот дернулся от отвращения, но Марита запретила себе об этом думать. Пальцы тут же слепо зашарили, нащупывая перстень. Представь, что это кукла, сказала она сама себе. Просто мешок с соломой. Марита стиснула зубы. Сохранять видимость того, что она неподвижна, было сложно. Пальцы ткнулись сперва в землю, а потом в липкую кожу, прежде чем сомкнуться на холодном металле. Послышалось лошадиное ржание, а потом шелест и звук шагов.

Чужая конечность не поддавалась, будто одеревенела. Ну же! Марита выдохнула и в последнее мгновение сумела содрать с пальца перстень и зажать в кулаке, прежде чем ее схватили за шиворот и дернули вверх. Раздался треск, и ткань порвалась.

Марита дернулась, пряча руки за спину. Перед ней стояли двое. Первым в глаза бросилось то, как разительно они отличались, словно пришли из разных миров.

Тот, повыше, был нездешним. Все в нем выдавало южную, измовскую кровь: тонкое тело, смуглая с золотистым оттенком кожа, длинные каштановые волосы, перекинутые на плечо. Короткая, на удивление аккуратная борода еще сильнее сглаживала и так мягкие черты лица. Из-под широкополой шляпы с заплатками выглядывали живые, горящие любопытством глаза.

Второй же, хоть и был ниже, почему-то возвышался над всеми вокруг, даже над своим спутником. Жилистый, весь напряженный, как натянутая струна, мужчина был одет в разы проще первого, по-воински скупо. Это выражалось и во всем остальном: в неровно обкромсанных волосах, цветом напоминающих ржавчину, в оценивающем взгляде прозрачных синих глаз. Среди других таких же серокожих урнийцев его выделяли только четко очерченные, выразительные скулы.

Похоже, именно урниец и дернул Мариту за платье — он задумчиво вертел в пальцах кусочек зеленой ткани.

— Смотри, Яс, она в цветах Реплихов, — негромко сказал измовец.

Даже его голос звучал мягко и певуче, будто лютня.

— Без тебя вижу, — отозвался урниец и повернулся к Марите. Только теперь стало заметно, что на его правой щеке кляксой расположилось бледное родимое пятно. — Кто ты?

Смерив Мариту взглядом, он помахал перед ней обрывком ткани. Та раскрыла рот — и тут же его захлопнула. От страха она едва не уронила перстень и поспешно натянула его на палец. Мысли хаотично заметались в голове, как вспугнутые птицы. Ничего не получится. Стоит подробнее расспросить, как Марита расколется, будто гнилой орех. У нее задрожали губы. Неужели все кончится так?

Пока она молчала, терпение Яса кончилось. Мужчина прищурился, и его следующее движение ускользнуло от взгляда Мариты. Вот чужие пальцы вертят кусочек ткани, а вот уже твердо держат рукоять меча, чье острие смотрит прямо Марите в горло. Чуть-чуть — и наконечник коснется кожи. Все произошло так быстро, что она не сразу осознала грозящую опасность, а только глупо распахнутыми глазами уставилась на лезвие.

Измовец наклонился и что-то негромко сказал Ясу на ухо, но тот не отреагировал.

— Кто ты? — повторил он.

Под кожей пробежали мурашки. Чувствуя себя абсолютно беспомощной, Марита вдруг почему-то вспомнила, как отец объяснял ей фокус с монеткой. Та то появлялась, то исчезала в его кулаке, приводя маленькую Мариту в восторг. Только когда отец повторил медленнее, она заметила, что тот прячет монетку между пальцами. «Люди поверят в то, что ты им покажешь, Марита».

Она незаметно прикусила кончик языка, как делала всегда, когда волновалась перед выступлениями, и это простое действие помогло взять себя в руки. Плечи сами собой распрямились, а подбородок горделиво вздернулся. Верно, сейчас она должна играть роль. Мариты не осталось, вместо нее на земле сидела напуганная, но не растерявшая достоинство молодая леди.

Кончик меча намекающе ткнулся под подбородком. Мариту бросило в пот, но вместе со страхом пришло и решение. Ее не расколют, если попросту не смогут допросить.

Марита вытянулась, отклонившись назад насколько могла, и отчаянно зажестикулировала. Указала на уши, потом на рот. Вновь покачала головой. И в конце концов уверенно выставила вперед руку с перстнем.

— Немая? Или язык от страха отнялся? — удивленно спросил измовец. — Если перстень настоящий, то она из благородных. Можно выкуп потребовать. Как думаешь, Яс? — поймав предостерегающий взгляд, мужчина исправился. — То есть, командир.

— Я тебе что, гадалка, Расим? Сейчас посмотрим.

Яс с тихим лязганьем спрятал меч обратно в ножны. Не успела Марита выдохнуть, как он вдруг резко наклонился и сжал ее запястье, поднося перстень ближе к глазам. Марита едва сумела стиснуть челюсти, чтоб не ойкнуть от боли — в воздухе раздалось клацанье зубов.

Яс был настолько близко, что удалось различить идущие от него запахи пота, дыма и трав. Он рассматривал перстень так долго, что заныла рука, даже ковырнул металл ногтем, пока наконец не цыкнул, удовлетворенный. Чужие пальцы разжались и вдруг ловко стянули перстень. Марита невольно взмахнула руками в воздухе, словно пытаясь его удержать. Расим звонко рассмеялся, а по губам Яса скользнула едва различимая ухмылка.

— Свяжите ее, а то еще поцарапает, — сказал он и перестал обращать на Мариту внимание.

Та наконец-то позволила себе выдохнуть. Трюк с монеткой удался. Вот только какую цену придется заплатить?

Веревки неприятно натирали запястья. Когда чужаки тронулись с места, Марита не знала, радоваться этому или нет. Телега, в которую ее почти что забросили, как мешок с картошкой, была завалена грудами оружия и доспехов, которые люди под командованием Яса сняли с павших воинов.

Марита напряженно обкатывала эту мысль в голове. Урнийцы относились к смерти с трепетом и уважением, и человек, покусившийся на вещи мертвецов, по местных меркам — чудовище. Впрочем, чего еще ожидать от разбойников? Теперь-то Марита была уверена, что попала именно к ним. Она даже поискала собачьи головы на шеях, но ни одной не обнаружила. Оставалось только гадать, те ли это самые Кости или обычный сброд.

Марита повела плечами, пытаясь снять сковавшее их напряжение, и опять устремилась взглядом вдаль, на проплывающие мимо дороги виды. Ей нужно было успокоиться, примирить с происходящим мечущееся в груди сердце. Урнос не сильно к этому располагал. Блеклый, с редкими пятнами розоватых крон или золотистых кустов, он будто излучал собой недружелюбие.

То тут, то там виднелись колючие заросли и шипы, а земля и вовсе напоминала лоскутное одеяло: вполне обычные куски перемежались с иссушенными, будто мертвыми. Марита слышала, что вода ушла из Урноса много столетий назад, прячась в недрах земли, и только таинственные силы аквалов не давали стране погибнуть. Она бы ни за что не стала тут жить, если бы имела выбор.

Телега ехала, покачиваясь и подпрыгивая на кочках. Если первое время Марита и пыталась убеждать себя, что скоро прибудет подмога, то теперь надежда окончательно потухла. Никто не знал, что случилась беда, да и какое дело благородным до какой-то служанки? Наверное, другая на месте Мариты попыталась бы сбежать, но что она хорошо умела, так это оценивать свои шансы. Связанная, в платье, непонятно где… Как ни посмотри, это было бы безумием. Только и оставалось, что играть выбранную роль до конца.

Марита подняла голову и оглядела их небольшую процессию. Телега была взята в тиски: всадники ехали спереди и сзади, словно маленький конвой. Яс скакал чуть в отдалении, будто вожак, ведущий за собой стаю волков. Его темно-рыжий затылок явственно выделялся цветным пятном на фоне местности.

Судя по всему, именно Яса стоило опасаться больше всего: он единственный носил поверх стеганки кольчугу, да и остальная одежда была мужчине по плечу. Марита поставила себе на памяти мысленную зарубку.

Рядом раздалось тихое сопение и шелест ткани. Марита скосила глаза. Расим дремал, закинув ноги на груду вещей и спрятав ладони под мышками. Шляпа сползла мужчине на глаза, покачиваясь в такт телеге. Вот уж кто вообще не был похож ни на разбойника, ни на воина в целом: многочисленные слои землистого цвета ткани идеально скрывали фигуру. Туника, натянутая поверх всего остального, доходила до коленей и была подвязана плетеным поясом.

Вдруг послышались хлопки крыльев, и на край телеги опустилась маленькая серая птица. Расим заворочался и сел, сонно глядя по сторонам. На удивление, птица не улетела, даже когда тот полез в поясную сумку и вынул продолговатый уголек для письма. Марита прищурилась.

Расим чуть закатал рукав и начал выводить четкие узоры на тыльной стороне ладони. Стоило черным линиям сложиться в круг, как они загорелись. Марита удивленно уставилась на слабое сияние. Она не ожидала встретить в Урносе схемария. Измовские маги, приказывающие миру посредством одним им понятных рисунков, ей встречались всего пару раз. В один из них схемарий разрушил замковую каменную стену, и, хотя тот потратил на свой рисунок больше суток, Марита все равно опасливо поежилась.

От ее движения птичка испуганно вспорхнула в воздух, а Расим, кинув на Мариту быстрый взгляд, внезапно зачирикал. Он распахивал рот, как и обычно, но из глотки вырывались совсем животные звуки, которые человеческая гортань была неспособна породить. Девушка невольно застыла, завороженная. Птица тем временем возвратилась обратно, села, склонив голову, будто слушая, а потом и вовсе начала отвечать.

Марита почувствовала себя ребенком, при котором фокусник достал из пустой шляпы кролика. Она не знала, как, и от этого разгоревшееся любопытство мешалось с недоверием. Девушка опасалась того, что еще Расим мог сотворить.

Схемарий тем временем полностью погрузился в одному ему понятный разговор. По умиротворенному лицу пробежала тень, и на лбу залегли морщины. Расим кивнул птице, будто благодаря, и быстро стер одну из линий. Схема погасла. Он привстал, окликая Яса:

— Командир!

Тот обернулся, резко дернув за поводья, отчего конь взбудоражено заржал.

— В чем дело? — спросил Яс спокойным, но требовательным тоном.

Расим посмотрел на Мариту, словно колеблясь, но та старательно глядела в другую сторону. Измовец кратко побарабанил по краю телеги пальцами.

— Отряд, возвращающийся из города, поймал лазутчика. Он ничего не успел сделать, только одного из наших в плечо ранил, — четко, будто солдат, докладывающий генералу, сообщил Расим. — Ребята его связали, но послать бы кого на всякий, предупредить…

— Псы? — кратко спросил Яс.

Измовец кивнул. Яс досадливо цыкнул и ударил коня в бока, направляясь в хвост процессии. Вскоре от них отделилась пара воинов и скрылась далеко впереди, быстро превратившись в маленькие точки. По отряду прошлась волна шепотков. Марита попыталась прислушаться, но голоса были слишком тихими, и она перестала. Можно было только гадать, что произошло, но явно нечто важное.

После прилета птицы лошади ускорились, и вскоре впереди показался лес. Узкие серо-зеленые листья засушниц шуршали на ветру, а меж их тонких стволов высились заросли кустарников и сорной травы. Марита в очередной раз подумала, что для такого засушливого края само существование лесов — уже чудо. Отец говорил, что корни засушниц уходят очень глубоко под землю, почти выгрызая себе право на жизнь. Впрочем, это не спасало места, покинутые аквалами надолго.

Телега резко завернула вбок, выбив девушку из раздумий. Обогнув лес так, чтобы стало не видно тракта, кони остановились. Телега качнулась настолько сильно, что Марита едва не вылетела за бортик — пришлось упереться в него ногами. Люди спешились и взяли лошадей под узды. Мариту сняли последней, и она поморщилась от такого обращения совершенно искренне.

Продолжили путь почему-то пешком, ведя животных за собой. Впрочем, далеко идти не пришлось — лес прятался у подножия холмов, скрытых за сплошными колючими зарослями. Кусты вперемешку с деревьями разрослись так плотно, что земли за ними видно не было. Марита никогда не встречала ничего подобного. Это было странно, почти неестественно для страны, страдающей от засухи. Казалось, такая живая стена не могла вырасти без помощи магии.

Марита недоуменно потопталась на месте, оглядываясь на свой конвой. Впрочем, остальные тоже не двигались: застыли, будто псы, ждущие команды. Яс выступил вперед, забравшись пальцами за шиворот, вытянул оттуда круглую пластину на веревочке и приложил к зарослям.

Марита едва успела заметить, как вспыхнула сложная измовская схема, когда переплетения ветвей вдруг совершенно беззвучно разошлись в стороны, образуя зеленый коридор, переходящий в темный подземный ход. Пахнуло сыростью и плесенью. Где-то там, в глубине слабо замерцали огни факелов.

Марита невольно отступила на пару шагов. Несколько разбойников привычно нырнули в лаз, ведя за собой совершенно спокойных лошадей. Их фигуры почти сразу пропали в темноте прохода, как в огромной чудовищной пасти. Кто-то подтолкнул саму Мариту в спину, и пришлось, сделав глубокий вдох, ступать следом.

В коридоре стояла влажная, почти зябкая прохлада — девушка только сейчас заметила, что взмокла, а кожа успела покрыться тонким слоем пыли. Проход был достаточно широким, чтобы там могла свободно проехать лошадь вместе с телегой.

Спуск оказался коротким, но стоило подумать о толще земли над головой, как сердце вновь заходилось от тревоги. Удерживаемый одними только балками потолок давил, а извне не проникало ни звука, и собственное дыхание, как и шаги окружающих людей, усиливались стократно. Красно-оранжевые облачка света перемежались с островками темноты. Откуда-то спереди тянуло потоком свежего воздуха, и Марита не могла даже предположить, что ждет ее впереди.

В какой-то момент не сумев сдержать порыв, девушка обернулась. Яс шел последним, но теперь рядом с ним невесомо скользил второй человек. Марита могла поклясться, что не видела его прежде, будто незнакомец возник из воздуха. С такого расстояния удалось приметить только грязно-красный отлив его волос и легкий, почти невесомый шаг. Судя по яростной жестикуляции Яса, они двое о чем-то спорили.

Марита со вздохом отвернулась. Слишком много информации, которую приходилось складывать в цельную картину без чужой помощи. От этого голова отяжелела, будто набитая мокрыми опилками. Дальше девушка шла, не оборачиваясь.

Они все шли и шли. Первое время Марита была даже рада размять затекшие конечности, но вскоре неудобное платье, цепляющееся за пол, и туфли, запинающиеся о каждый камень, заставили ее пересмотреть свое мнение. Да и пережитое давало о себе знать, еще больше истощая силы. Вскоре девушка перестала даже глазеть по сторонам и только угрюмо шагала вперед, молясь Тенрису об отдыхе. Но коридор все не кончался.

Разбавляли дорогу только разговоры немного расслабившихся воинов. Правда, они не упустили шанса пройтись и по Марите.

— Смотрите-ка, даже не ноет, — сказал патлатый парень в грязно-белой стеганке. — Я-то думал, придется ей рот заткнуть, чтобы все зверье не распугала.

Раздался гогот.

— Дак она ж немая, — ответил ему плешивый мужик.

— Да ну? Не завирайся.

— Сам слышал, как командир говорил.

В Мариту уткнулись любопытные взгляды, и она невольно вжала голову в плечи.

— Вот те раз. А что, я б от такой жены не отказался, — мечтательно закатил глаза патлатый. — И личико ничего.

Взгляды заострились, и по спине Мариты пробежал холодок. Она уже успела забыть, с кем имеет дело.

— У тебя денег не хватит. У нее платье стоит дороже, чем награда за твою голову, — одернул его Расим, беззлобно улыбаясь.

Все вновь расхохотались, потешаясь над толщиной кошелька патлатого и других его интересных дамам величинах. Тот погрозил шутникам кулаком.

— У кого там язык до колена? — донеслось в разгар веселья со стороны Яса. — А то я укорочу, чтоб в ногах не путался.

Все мгновенно замолчали, будто кто поколдовал, и дальше шли тихо, только расходилось вдаль эхо, заставляя двоиться стук копыт и звуки шагов. Когда Марита уже была готова начать молиться Зилаю за возможность упасть в мягкую постель, проход начал плавно задираться наверх. Марита дернула плечами — она уже почти не чувствовала рук. Вот бы ее просто забыли или бросили прямо тут.

Но в этот самый момент чуть посветлело, и туннель вновь сменился зеленым коридором. Кроны деревьев в нем переплелись, сливаясь в сплошное, будто идущее волнами от ветра полотно.

Коридор чуть загнулся вправо, вокруг еще сильнее посветлело, и Марита вышла наружу. Девушка невольно замедлила, осматриваясь. Они находились на огромной прогалине, которую со всех сторон стеной обступили деревья и колючие заросли. Впереди виднелось нечто, похожее на небольшую деревню: грубо сколоченные деревянные дома, частокол, ворота.

Очередной тычок в спину кольнул меж лопаток, заставив болезненно выдохнуть сквозь сомкнутые зубы. Марита понурила голову и из последних сил поплелась вперед, чувствуя родство с нагруженными добычей лошадьми. Она совсем отвыкла от таких нагрузок с тех пор, как вышла за Вериса.

Вблизи стало понятно, что частокол был сделан на славу: плотный, местами перетянутый веревками, он мог многое выдержать. Взгляд зацепился лишь за белые пятна среди коричневых рядов, но подробнее рассмотреть не удалось. Сидящий над воротами паренек легко их пропустил, и небольшая процессия прошла внутрь.

Мариту тут же окружила феерия звуков и запахов. Сено, дым, вонь животных отходов и аромат каши, от которого до боли свело живот, шли рука об руку с гомоном, детскими криками, стуком и блеянием. После неторопливой жизни леса это почти оглушило.

Воины с лошадьми тут же куда-то ушли, остались только Расим, Яс и тот, третий. Несмотря на усталость, Марита прислушалась, но троица переговаривалась, склонив друг к другу головы. Она скользнула взглядом по копошащимся на пороге одного из домов и снующим туда-сюда людям. На нее глядели с любопытством, но подходить не спешили.

Марита чуть повернула голову, продолжая осматриваться, и ее глаза удивленно округлились. Посередине поселения было сложено нечто, отдаленно похожее на колодец, но с небольшую башню шириной. Разноцветный каменный бортик венчала сверху деревянная крышка, на которой можно было легко разместить маленькое стадо коров. Или по меньшей мере четыре телеги. Что это за строение? Марита поняла, что теряется в догадках.

Вдруг раздался громкий хлопок, и дверь ближайшего дома распахнулась. Пересчитав все ступени, вперед с рычанием выкатился пестрый ком. Марита едва успела отскочить, когда он пронесся мимо и неожиданно распался на двух людей, почти сразу вновь набросившихся друг на друга, словно дикие звери.

Послышались глухие звуки ударов. В воздух взметнулись клубы пыли, и мечущиеся за завесой силуэты показались очертаниями чудовищ. Марита неосознанно попятилась за спину Яса. Только недавно успокоившееся, сердце вновь беспокойно заколотилось. Дерущиеся были так увлечены, что не замечали ничего вокруг, то и дело натыкаясь на все подряд. Яс отвлекся от разговора и спокойно выступил вперед.

— Хватит, — негромко сказал мужчина, но в его тоне проскользнула сталь.

Воздух мгновенно сгустился, казалось, еще чуть-чуть — и можно будет резать ножом.

И, хотя выражение лица Яса не сменилось, его прозрачные глаза ощутимо потемнели, как грозовое небо. Куча дрогнула и распалась на двух драчунов, уважительно склонивших головы. Марита невольно восхитилась этой разительной переменой. Несмотря на всю виденную до этого магию, это показалось самым удивительным чудом. Провинившиеся заговорили, перебивая друг друга:

— Простите, командир, виноват. Но эта девка первая меня ударила, я не мог…

Это был кряжистый, невысокий мужчина, зажимающий рукою нос. На его рубашке виднелись пятна крови.

— Еще раз на меня пасть распахнешь, и на тебя ни одна, как ты сказал, девка не посмотрит! — вклинился второй драчун — а точнее, вторая, оказавшаяся молодой загорелой женщиной.

Незнакомка встала, будто спружинив от земли. Крепкое тело выдавало в ней воина, а под мужскими одеждами перекатывались мышцы. Женщина откинула с лица выбившуюся из хвоста прядь. Ее густые волосы ложились крупными волнами и цветом напоминали горячий шоколад. Но в глаза бросилось не это, а уродливые шрамы, испещрившие все лицо. От тонких белых полос до крупных рубцов — кожа незнакомки напоминала жуткую маску.

— Не слушайте ее, командир, — поморщился мужчина и сплюнул слюну вперемешку с кровью. — Я просто рассказывал парням, как мы Мекрика чуть не упустили, когда Ревка сигнал не подала, и эта полоумная услышала и вдруг накинулась. Где ж это видано, чтоб баба…

Говоря это, он обвиняюще ткнул в женщину со шрамами пальцем. Яс махнул мужику рукой.

— Свободен.

Тот поспешно подскочил и исчез. Ревка ухмыльнулась, продемонстрировав ряд чуть заостренных зубов, и наполовину почтительно, наполовину шутливо склонила перед Ясом голову. Только теперь Марита обратила внимание на россыпь синяков и подтеков почти на всех открытых участках ее тела.

— Все в порядке, командир. Так, поцапались, кровь разогнали, — сказала Ревка.

— Я что-то не заметил, когда Кости превратились в балаган. Может, стоит снять тебя с должности офицера? Похоже, шут тебе больше подойдет. Или нянька, — жестко сказал Яс. — Будешь следить за баронессой, пока мы не решим, что с ней делать.

Слова хлестнули в воздухе, будто кнут. Марита ухватилась за услышанное название. Ну конечно, как она сразу не догадалась. Все рассказанные служанкой страшилки мгновенно ожили, но они больше не казались ни смешными, ни глупыми. Мариту пробрало, так что она не сразу поняла смысл сказанного. А когда поняла, пробрало еще раз. Эта женщина была последней, с кем Марита хотела бы остаться один на один. Ревка растерянно отступила на пару шагов.

— Не нужно, командир, этого не повторится, — виновато заговорила она, а потом вдруг тряхнула головой и гордо задрала подбородок. — Я воин, а не нянька. Придумайте другое наказание.

Шрамы на ее лице зашевелились от смены эмоций, как живые. Мариту передернуло. Яс приподнял бровь.

— С чего бы мне это делать? Я не твоя мамочка, чтобы потакать капризам.

Спокойный, размеренный голос таил в себе даже не угрозу, а словно бы констатацию неприятного, но правдивого факта. Если ты сунешь руки в огонь, то обожжешься — в этом роде.

— Но…

Яс поднял в воздух ладонь, пресекая все попытки возражать.

— Если я сказал нянчиться с баронессой — значит, будешь с нее пылинки сдувать и задницу подтирать. Ни на шаг от нее не отходи — если что, спрошу с тебя. Поняла?

Мрачная тень пробежала по лицу Ревки, и та кивнула, а потом повернулась. Янтарные глаза впились в Мариту, и от дурного предчувствия болезненно сжалось сердце. Яс только что поручил волку охранять кролика и запер их в одной клетке. Это просто не могло хорошо кончиться.

Когда выжившая в сражении Реплихов с каким-то сбродом девка ушла вместе с Ревкой, Яс невольно выдохнул — как лошадь, с телеги которой сняли лишний груз. Сейчас хватало и других забот, кроме свалившейся ему на голову аристократки и решивших устроить склоки раздолбаев. Например, что за чужаки охотились на их территории?

— Ты узнал, кто напал на солдат Реплихов? — задумчиво спросил Яс у Тэкито.

Тот скупо покачал головой.

— Пока нет, командир. Без нашивок и родовых цветов это будет сложно. Но это не Псы. Либо кто-то из баронов начал шифроваться, либо наемники. Для местных слишком хорошо одеты, мы бы не пропустили.

Яс поскреб ногтем родимое пятно. Чутье твердило, что они упускают что-то важное. Это чувство было сродни неприятному зуду, от которого так и хотелось избавиться.

— Узнай. Не нравится мне это. Не знаю даже, что больше: то, что в наших угодьях мог завестись хищник или что баронская война перешла на новый этап, а мы не в курсе.

— Понял. Кстати говоря, не знал, что одна из дочерей Реплихов глухонемая, — проронил Тэкито, глядя вслед удалившейся парочке. — Это точно она?

Яс с деланным безразличием пожал плечами. Он должен был держать лицо, несмотря на новые проблемы, хотя они занимали все его мысли. Но в любой шайке все как у волков: стоит вожаку оступиться, и он больше не встанет. Поэтому Яс не собирался оступаться.

— Колечко похоже на подлинное, — сказал он, продемонстрировав перстень. — Но ты все-таки попробуй ее расколоть чуть позже. И кого-то из своих отправь в городе уши погреть. Только пусть сопровождение возьмут, чтоб не ждать, — и, чуть подумав, добавил: — Главное — не Ревку.

Тэкито, который в этот момент внимательно разглядывал перстень на свету, поднял голову. Солнечный луч коснулся его волос, но те все равно остались блеклыми и приглушенными, несмотря на красноватый отлив. Невзрачные, как и весь Тэкито.

— Как сегодня?

Яс явственно ощутил, как на него попытались оскалить зубы. Он вздернул бровь.

— Именно.

Яс спокойно и прямо уставился в чужие глаза. Довольно скоро Тэкито не выдержал и отвернулся, будто невзначай вновь обратившись к перстню. Верно, этот кусок тебе не по зубам.

— Если бы у меня был ключ… — негромко начал Тэкито, не отрываясь от своего занятия.

Яс заметил, как чужие ноздри затрепетали от гнева.

— Как изучишь перстень, верни. Доложись, если узнаешь что-то стоящее. Но не тяни — чем раньше объявим о выкупе, тем лучше. Ах, то есть, награде за то, что вернем дочь безутешному отцу, — сделав вид, что не услышал последние слова, сказал он и принялся разворачиваться.

Губы Тэкито едва заметно побледнели. На его невыразительном лице даже сильные эмоции проявлялись едва-едва — будто приходилось разглядывать их сквозь толщу воды.

— Если бы у меня был ключ, все вышло бы быстрее. Командир, может, вы пересмотрите решение? — уже громче спросил Тэкито.

— Тэкито, ты мой казначей, я все равно не отпущу тебя без сопровождения.

— И глава разведки.

— Тем более, — начиная раздражаться, отрезал Яс. — Я не собираюсь поливать мясной пирог медом, чтобы стало еще больше желающих его откусить. Разговор окончен.

— Но…

Между ним и Тэкито вдруг мелькнула матово-белая фигура. Яс отшатнулся, но тут же поспешил взять себя в руки, сделав вид, что просто резко повернулся к собеседнику спиной.

— Разговор окончен, — отрезал Яс, радуясь, что не видно, как нервно дрогнули его губы.

Зря он позволил себе проявить эмоции. Впрочем, Яс надеялся, что после того, как они побывали на поле боя, Свечница появится нескоро. Обычно ристы с поля боя хватало, чтоб она надолго насытилась. Ошибся. Тэкито явно принял произошедшее на свой счет, посчитав, что перешел черту, и поспешил ретироваться, вжав голову в плечи. Он всегда был трусом. Яс украдкой вытер взмокший лоб.

— Смотри, однажды проснешься с кинжалом под ребрами, направленным рукой этого мальчика, — пропели в ухо. — Жду не дождусь.

Белая рука с капельками застывшего воска, сделавшего пальцы похожими на когти, прошлась по плечу. Яса будто молнией ударило, но он даже не вздрогнул, лишь невозмутимо двинулся вперед мимо домов. Свечница поспешила следом — фигура, похожая на оплавленную свечу, то и дело искажалась все сильнее. Уродливое лицо с горящими провалами глаз плавилось, плача воском. Мерзкая тварь.

— Я знаю, что ты слышишь, — довольно мурлыкнула Свечница. — Слышишь и боишься.

Яс угрожающе сложил пальцы в изгоняющий знак — коснулся указательным большого, формируя треугольник, а остальные прижаты к ладони. Свечница ухмыльнулась — рот, похожий на прожженный лист бумаги, разошелся в стороны. Застывшие капли воска на волосах напоминали молочно-белые жемчужины.

— Ты бы еще папочке пожаловался.

В ушах задребезжал смех. Тем не менее, как и любой другой злой дух, Свечница чуть отступила. Яс отвернулся и попытался больше не обращать на нее внимания — как дети, играющие на земле прямо у покрытых восковыми подтеками ног. Впрочем, им было легче — кроме Яса эту тварь все равно больше никто не видел.

Оглавление

Равновесие

Шаткость

Глава 1. Фокус с монеткой