Вера [Рацлава Зарецкая] (fb2) читать постранично

Рацлава Зарецкая Вера

Надо жить, надо любить, надо верить.

Лев Николаевич Толстой

«Война и мир»

1

8 декабря, четверг

Первое, на что я обратила внимание, когда вошла в художественную школу, — это его глаза. Цвет радужки был таким темным, что сливался с зрачком. У меня в голове тогда мелькнула глупая мысль, что люди с такими темными глазами наверно видят мир не таким ярким, как остальные.

А потом я узнала, что он слепой. Узнала на второй день нашего знакомства. Он мне об этом сказал, я бы сама не догадалась: очки не носил, выглядел совершенно обычно и даже внимательно смотрел на собеседника, когда тот говорил.

— А вы не могли бы перенести мой урок во вторник с одиннадцати утра на три часа дня? — поинтересовалась я, подойдя к стойке регистрации.

Обычно за ней всегда стояло двое, но сейчас был только один парень, темноглазый Денис. Он приглянулся мне еще в мой первый день в художественной школе и, судя по приятному бархатному голосу, именно с ним я разговаривала по телефону, когда записывалась на первое занятие.

— На три часа уже есть запись, — сразу же ответил Денис, никуда не заглянув.

— А на четыре? — спросила я. В последнее время я плохо спала и утренние занятия не приносили мне удовольствия.

— Есть окно только на 12 часов. Переписать? — Красивое и утонченное лицо парня казалось лицом робота — никаких эмоций он не выражал, даже глазами почти не моргал.

— Перепишите, — со вздохом произнесла я. Это, конечно, совсем не то, что я хотела, но все же лучше, чем ничего. Хоть на часик побольше посплю.

— Ждем вас во вторник в 12:00! — Парень снова никуда не заглянул и не сделал никакой записи, что меня насторожило.

— А вам никуда это занести не надо? — поинтересовалась я.

— Все занесено сюда, — Денис указал на свою голову.

— И вы запомните?

Уверенный кивок.

— Это, конечно, здорово, но для подстраховки все же надо заносить куда-то эту информацию, — нравоучительно заметила я.

— В конце дня другой сотрудник это сделает.

— А вы почему не можете?

— Потому что не вижу, — просто ответил Денис.

Я не сразу поняла, что он имеет ввиду. Только когда к стойке регистрации подошла еще одна сотрудница и поинтересовалась, все ли у нас в порядке, я заметила, что Денис смотрит немного странно — не на лицо девушки, а на ее шею и чуть вправо.

Домой я вернулась в смятении. Мама сразу же заметила мое состояние и принялась расспрашивать, что случилось.

— В художественной школе есть один администратор. Я проявила некоторую бестактность, а потом выяснилось, что он слепой. Теперь у меня душа не на месте, — коротко рассказала я.

Моя мама облегченно вздохнула. Она была из тех женщин, которые всегда надумывают худшее и картинно ахают от любой информации. Будь то незначительное изменение погоды или чья-то смерть — мама всегда отреагирует так, будто настал конец света.

— Я-то думала, что случилось! — сказала она, сразу же потеряв ко мне интерес. — На следующее занятие просто отнесешь ему пакет с извинениями.

«Пакетом с извинениями» мама называла незначительные подарки, которые вручаются человеку с целью извинения. Как правило, в эти пакеты клали конфеты, алкоголь, кофе или чай. Разумеется, все это было самого лучшего качества — на такое моя излишне бережливая мама никогда не жалела денег.

Я хотела было сказать, что даже не знаю, чем наполнить этот пакет, но мама уже скрылась из вида. Мои проблемы ее не волновали. Вернее, ее волновала только одна проблема, связанная со мной — как можно скорее и как можно удачнее выдать меня замуж.

С самого детства нас с братом воспитывали как принца и принцессу. Благодаря отцовскому нефтяному бизнесу у нас всегда было все самое лучшее. Брата воспитывали как наследника огромного состояния, а меня как инструмент, который это состояние приумножит путем выгодного брака. Не то чтобы Матвею не надо было жениться, нет, просто у меня это было первичной задачей, а у него — вторичной.

Когда я еще была маленькой и по нескольку раз пересматривала любимые диснеевские мультики про принцесс, то верила, что когда-нибудь тоже смогу найти своего принца, влюбиться в него и выйти замуж. Став старше, я все еще верила в это, но вскоре вера моя пошатнулась.

Лет с пятнадцати мама начала знакомить меня с потенциальными женихами, и они, все как один, были ужасными. Некоторые из них даже приставали ко мне, пока взрослые не видели, и это было отвратительно. Однако самым ужасным было то, как отреагировала на это моя мама.

— Ну и что, потерпи, у него денег немерено! — отмахнулся от меня самый близкий человек.

Только папа молча погладил меня по голове и прижал к себе. Главой семьи он был лишь на словах — всем заправляла мама. Ее слово было законом, а раз она сказала, что я выйду замуж до 25 лет, то так оно и будет.

И вот мне уже 24 и моя детская вера в то, что я смогу влюбиться, уже давно помахала мне рукой и исчезла.