История об игроках и играх [Кира Вольцик] (fb2) читать онлайн

История об игроках и играх

Глава 1. Звук волшебного горна

Сказки мои любимые не читаешь мне на ночь, и я топаю на крышу…

Земфира

Лилиане, шебе, и S.

Звук волшебного рога

— Солнечные лучи окрашивали верхушки реликтовых сосен в медовый цвет. Воздух приятно пах раскаленной смолой, свежей травой и миндальными орехами с земляникой. Мы неподвижно стояли на опушке, слушая тишину. Хотя о какой тишине может идти речь, если мы могли наслаждаться диалогом птиц, вмещающим в себя и симфонический оркестр, и оперу, и даже легкомысленную эстраду? «Динь-динь-динь», — стрекотали синички-подружки. «Тра-та-та», — ворчливо отвечала им старая сорока с мохнатой сосновой ветки. Что это такое?! — маленький воинственный Кузьма побагровел от злости отчего смотрелся комичнее обычного.

Мы все знали о его привычке подкладывать несколько экземпляров устава ФБД за трибуну, у которой он выступал, иначе мы бы не смогли увидеть ничего, кроме макушки домового и кончиков его ушей с длинными кисточками, как у рыси.

— Протокол осмотра места преступления, — тихо ответил Петя, наш криминалист.

Планерка переходила из стадии «шоу» в стадию «скандал». Я незаметно оглядела всю группу. Юстас прятала покрасневшие щеки за ладонями: она всегда волновалась, когда отчитывали кого-то из нас, поскольку до сезона отпусков и непонятных рокировок среди сотрудников Кузьма был только ее начальником, следовательно, раньше виновата во всех бедах была только она.

— Наставник, как вам это нравится? — Кузьма перевел взгляд на Мефистофеля.

— Стиль немного хромает, — пожал плечами юноша, — но в целом весьма недурно. Тем более, мне неизвестно, как Петр планировал повести свое повествование дальше.

В светло-голубых глазах Мефистофеля не было и тени улыбки, только бесконечное желание работать на благо Федерального Бюро Добра. Кузьма поджал губы и продолжил читать.

— Фея Юстас, повязав на голову косынку, так удивительно подчеркивающую бутылочную зелень ее глаз, наклонилась над телом. Казалось, что в эту секунду замерло все: и птицы, и звери, и травы… Даже быстрый июльский ветерок перестал играться с кудряшками очаровательных леди…

Домовой выразительно замолчал, ожидая от нас комментариев.

— Назвать фею и младшую фею не очаровательными леди было бы фактической ошибкой и верхом невежества, — заметил Мефистофель.

— Прежде всего, они — сотрудники ФБД, — твердо сказал Кузьма.

— Я прекрасно понимаю, — напарник голосом выделил местоимение, — но поймите и Вы: Петр молод, поэт душой. Под его форменным кителем бьется горячее сердце, готовое отдать за Добро все…

Я пнула Мефистофеля под столом. Поняв, что увлекся, мужчина невнятно оборвал фразу и приготовился слушать дальше. На щеках Юстас вновь появились красные пятна: на этот раз девушка была довольна двойным комплиментом.

— С алых губ феи сорвался возглас удивления…

Помнила я этот возглас. Раньше мне казалось, что хрупкая дочка главного начальника нашего отделения ФБД знать таких слов не должна. Возможно, потому что я сама раньше их не слышала, а если бы и слышала, мне бы в голову не пришло сочетать их подобным образом. Сам Барков мог бы позавидовать фантазии разведчицы.

— Я почувствовал, как мое сердцебиение усилилось, вероятно, мои зрачки сужались и расширялись, все мы помним, это один из признаков выброса адреналина… Героически заслонив леди Ю своим телом, я склонился над потерпевшим. Мне никогда не доводилось видеть подобного ранее. В ту секунду я искренне жалел, что вырос атеистом и не имел права молиться кому-либо. Тысячи предсказаний скорого конца света, инопланетных пришельцев и мутантов в моей голове…

— Пытается нагнетать, — шепнул мне Мефистофель. — Безуспешно.

— Ты слишком строг, — укорила я. — Кузьма читает без выражения.

Домовой кашлянул, напоминая о своем присутствии. Мы поняли намек и замолчали.

— Кожа несчастного была покрыта руническими письменами, а сам он, невероятно бледный, лежал на траве, раскинув руки в стороны. Почему потерпевшему не помог алый колдовской медальон, висящий на цепочке? Мы почувствовали, как липкий холодный ужас скользнул вдоль наших позвоночников, даже на лице отважного наставника появилась гримаса отчаяния…

— Я думаю, достаточно, — прервал Кузьму Мефистофель, не желая слушать про свое выражение лица. — Если Петр пообещает нам, что будет работать над стилем и слогом, то инцидент можно считать исчерпанным.

Я бросила быстрый взгляд в сторону домового — тот гневно шевелил ушами, отчего кисточки на их кончиках колыхались. Была у Кузьмы такая забавная привычка, которая до сих пор вызывала у меня умиление.

— В качестве наказания, — напарник тоже заметил ярость легендарного разведчика. — Петр будет отрабатывать дополнительные часы в библиотеке при НИИ ФБД, в отделе редких книг и рукописей, текстологи жаловались на отсутствие лишних рук на период отпусков. Заодно уделит внимание стилю.

Его голос звучал настолько ровно и уважительно, что не оставалось никаких сомнений: он издевался. И вся группа это прекрасно понимала, включая Кузьму, но даже он не мог ничего изменить. Формально наказание было вынесено, оспаривать его — привлекать лишнее внимание руководства к нам всем, а мы и без того не обделены оным. Тем более — о чудеса нашей великой структуры! — Мефистофель занимал более высокую должность, хотя звание имел на три или четыре ранга ниже.

Кузьма медленно выдохнул и прикрыл глаза. Мы терпеливо ждали. Честно говоря, мне даже было неловко перед домовым. Я бы сама не захотела работать с нами.

— Почему к протоколу осмотра места происшествия не приложили акт вскрытия? — делая длинные паузы между словами, спросил Кузьма.

— Это невозможно, — развел руки в стороны Петя.

— Немедленно принести мне акт вскрытия! — взревел Кузьма.

— Это невозможно, — повторила за Петей я. — Потерпевший жив. Более того, он абсолютно здоров, если не считать, что находится в коме.

Уши Кузьмы побелели, дернулись в последний раз и обвисли. На миг в его глазах даже блеснул азарт.

— Софья, будьте добры, доложите подробнее, — велел домовой.

Я встала, как в школе, рядом со своим стулом и изредка заглядывая в блокнот, начала докладывать:

— Пострадавший №z770i был доставлен в наше отделение в 23:16, около десяти часов назад. За это время мы сделали вывод, что вернуть несчастного к жизни не в наших силах. Более того, в 7:23 мы провели эксперимент, показавший, что объект №z770i является неуязвимым.

— В каком смысле? — перебил Кузьма.

— В огне не горит да в воде не тонет, — ответил за меня Петя.

Кузьма недовольно поджал губы. Криминалист не реабилитировался в его глазах, а жаль: Пете, как пони в цирке, нужны обязательные похвала и поощрение, он без этого работать не может.

— При воздействии на кожу объекта скальпелем, пламенем паяльной лампы и азотом не выявлено признаков деформации — пояснила я.

Домовой хмыкнул. Я села на свое место.

Напротив меня Юстас пыталась зевать с закрытым ртом. Она, как и мы, не спала всю ночь, хотя Мефистофель трижды отправлял ее домой. Мы не нуждались в помощи разведчицы, она осталась лишь из командного духа: варила кофе на голубом пламени спиртовки, пыталась кормить нас бутербродами и помогала оформлять записи.

— Что думаете предпринять? — спросил Кузьма более благодушно.

— Подать рапорт и отказаться от дела, — Мефистофель посмотрел домовому в глаза.

Сегодня мой хороший приятель хотя бы не качался на стуле, что уже несказанно меня радовало. И даже догадался убавить плеер — из лежащего на его груди наушника мне почти не был слышен блюз. Пожалуй, он мог бы нравиться гораздо большему количеству людей, если бы не был настолько переполнен пижонством.

— Какого черта?! — снова взревел Кузьма.

— Я специалист по снам, — спокойно ответил Мефистофель, не отводя взгляда. — В крайнем случае, механик. Расследования — не мой профиль. Есть сотрудники других специальностей для подобной работы. Есть следственный отдел, есть аналитический отдел, есть отдел по борьбе с преступлениями. Зачем мне отбирать их хлеб?

— Во-первых, все сотрудники ФБД должны уметь работать с разными проблемами, — голос домового звучал также спокойно, только уши немного дрожали, выдавая его истинное настроение. — Во-вторых, вы не в праве выбирать себе те дела, которые вам подходят, когда бюро практически опустело… А в-третьих, жертва спит! Вероятно, даже видит сны…

— Не видит, мы это выяснили первым делом, — отрезал напарник.

— Будете проверять каждый день, вдруг однажды ему что-то да приснится, — приказал Кузьма. — Поскольку по остальным пунктам возражений нет, жду всю группу вечером на мозговой штурм. Можете поспать часов пять-шесть…

Мефистофель криво усмехнулся. Готова была поспорить, в тот момент он особенно остро не переваривал бюро и его нелепую структуру.

***

Когда я пришла домой, папа уже ушел на службу. Мама последние недели практически жила в лаборатории, потому я даже не надеялась ее застать; мамин режим летом всегда казался мне диким. Даже отпускник Сережа куда-то собирался.

Я застала его перед зеркалом в прихожей, отмахивающимся от верной барабашки. Несмотря на то, что барабашке платилось жалование как домработнице, она отчего-то исполняла обязанности Сережиной няни и общего шеф-повара. Все остальные члены семьи ею игнорировалось, а наши попытки указать на возраст брата встречались продолжительным бурчанием и обидами. Сегодня барабашка прыгала рядом с Сережей, держа в лапе огромный бутерброд с вяленым мясом, помидорами и сыром.

Оба одарили меня невнимательным взглядом и тотчас вернулись каждый к своему занятию: Сережа расправлял воротник рубашки, а барабашка пыталась подложить ему в карман сухой паек.

— Плохо выглядишь, — заметил брат, пропуская меня в квартиру.

— Зато ты замечательно, — откликнулась из кухни я.

Кофе был сварен незадолго до моего прихода. Каким-то образом барабашка всегда знала время возвращения каждого из членов нашей семьи, даже когда мы сами не догадывались, в котором часу получится оказаться дома. Я взяла кружку и вышла в прихожую.

— Там есть нормальная человеческая еда, — недовольно сказал Сережа.

— Не хочу тебя расстраивать, но большинство людей питаются именно так, как я сейчас, — миролюбиво заметила я. — Тем более, человек — тварь живучая, для него нормально есть все, от чего не наступает мгновенная смерть.

— Скорее, человек больше испугается мучительной смерти, чем мгновенной — на секунду задумался Сережа.

Барабашка выразительно вздохнула и ушла на кухню, постукивая когтистыми лапами по линолеуму. Она почувствовала, что с моим возвращением игнорировать ее стало гораздо проще.

— И тебе не стыдно? — спросила я, когда за нашей домработницей закрылась дверь.

— Ни капли, — брат обаятельно улыбнулся мне в зеркало. — Мне кажется, что первородные существа обладают более тонкой интуицией. В нашем случае барабашка выбрала меня объектом своей заботы, зная о моем внутреннем стержне. Никто кроме меня не смог бы сопротивляться ей. И все члены нашей семьи превратились бы в ленивых закормленных хомячков…

Отчасти я была согласна с братом. Только у него хватало наглости перешагивать через бегущую к нему навстречу барабашку, держащую на вытянутых руках поднос с обедом.

— Не знаю, приду ли на ужин, — брат растрепал мне волосы. — В городе проездом мой друг, мы не виделись несколько лет.

О приезде своего давнего товарища Сережа твердил уже месяц. Меня такая теплота даже удивляла, не проходило и дня, чтобы он не вспомнил загадочного Яшку и что-нибудь, что связывало его с таинственным обладателем редкого имени. Из его сбивчивых воспоминаний я поняла, что Яков много читал и советовал моему брату книги, интересовался историей города и практически все время проводил на улице, когда ему доводилось здесь оказаться.

Брат улыбнулся. Мне нравилась его чуть задумчивая отстраненная улыбка. Я почувствовала, как он вспоминает какие-то счастливые моменты, которые ему довелось пережить с тем человеком, которого он сегодня встретит.

Закрыв за братом дверь, я проскользнула в домашнюю лабораторию. Мама никогда не подписывала свои эликсиры, потому перепутать здесь что-либо было легче легкого. На столике стояла вереница пузатых бутылочек всех цветов радуги. На специальных подставках были закреплены несколько десятков пробирок с жидкостью, порошками, какими-то вязкими веществами и бурлящими газами. Стараясь не паниковать, я взяла пробирку с зеленой светящейся жидкостью.

Если я не перепутала, то буду спать без снов и смогу восстановиться за краткий временной промежуток. Если же ошиблась, как минимум, смогу испытать яркие ощущения. К примеру, в прошлый раз Сережка покрылся чешуей…

***

Кузьма был недоволен еще сильнее, поскольку буквально пару часов назад ремонтная бригада захватила его кабинет под предлогом покраски стен, выставив бурчащего домового в коридор. Более того, рабочие отказывались говорить, когда Кузьма сможет вернуться обратно. Несмотря на богатое прошлое в разведке, домовой плохо переносил смену обстановки, а отсутствие возможности пробиться к книжным шкафам и любимому креслу практически лишали его возможности быстро соображать.

Мы долго не могли найти свободный кабинет, поскольку ремонт в здании федерального бюро шел полным ходом. Наше начальство решило воспользоваться сезоном массовых отпусков и подлатать старенькое здание: где-то перестилали полы, где-то красили стены, где-то белили потолки.

Обаятельной улыбкой и непродолжительной беседой Юстас смогла раздобыть ключи от комнаты переговоров, пообещав за всю нашу группу вести себя хорошо и ничего не ломать. Вахтерша после каждого слова разведчицы раздувалась от гордости все сильнее. Видимо, в таком состоянии быть в постоянном напряжении получалось плохо, потому она расслабилась и получила удовольствие, отдавая нам ключи. Я даже позавидовала разведчице: есть что-то притягательное в умении заставлять людей испытывать счастье, когда они поступают так, как угодно тебе.

— Сергей дома? — Мефистофель пришел в кабинет позже всех, в распахнутом белом халате с нашитыми на правый нагрудный карман кометами.

Похоже, домой напарник не уходил, а проторчал в лаборатории, копаясь в природе снов объекта.

— Сегодня он бродит по городу, — ответила я. — К нему Яшка приехал.

Мефистофель ухмыльнулся на одну сторону. Видимо, он тоже был знаком с Яковом, поскольку больше вопросов задавать не стал. Помятый и растрепанный, он был невероятно обаятельным и милым. Это было следствие вселенской несправедливости, поскольку ни одна девушка не будет обладать хотя бы половиной той бездны обаяния, которая есть у не сомкнувших глаз мужчин.

— Петр, почему ты не указал, что тело, найденное в парке, было доставлено туда уже обездвиженным? — тихо спросил Кузьма, дернув ушами.

Юстас чуть заметно сощурилось. У нее была привычка щуриться, когда приходилось быстро соображать или вспоминать. Девушка нарисовала в блокноте несколько символов и непонятных закорючек и снова откинулась на спинку стула.

Из всех нас только Юстас догадалась прийти на собрание с блокнотом. Мы с Мефистофелем о таком незначительном предмете даже не подумали. Ему было простительно, он в лаборатории сидел вторые сутки, а мне… Я почувствовала, как начала краснеть.

— Вы меня не стали слушать, — спокойно ответил Петя, — а перебивать Вас я не посчитал нужным.

Похоже, Петя сильно обиделся, причем, не только на Кузьму. Я вспомнила, как он не поздоровался со мной, когда я вошла в комнату переговоров. Подал ли он руку Мефистофелю? Я честно попыталась нашарить этот эпизод в памяти, но уверенной быть не могла. Воображение легко дорисовывало за меня и отказ от рукопожатия, и дружелюбно протянутую ладонь.

Юстас пришла раньше всех, Петя — за ней. Как обменялись приветствиями ребята, я не видела, но не думаю, что Петя начнет злиться на разведчицу. Многие сотрудники ФБД знали о его нежном отношении к девушке.

— Перед тобой не стояла задача думать, — напомнил Кузьма. — Перед тобой стояла задача докладывать.

Его ответ мне не понравился. Слишком легко домовой вышел из себя и спровоцировал обиду криминалиста еще раз. Петя производил впечатление гордого обиженного мальчика, перед которым нужно было всего лишь извиниться, назвать умницей и непризнанным гением, после чего Петечка обязательно раскрыл бы все карты. После публичной порки он точно ничего не скажет, даже если в запасе у него много удивительных историй, которые могут ограничиваться не только сменой места преступления.

— Постойте, получается, что объект прибыл в парк уже после того, как погрузился в сон? — спросил Мефистофель.

— Получается. Либо его сперва парализовали, а потом, в парке, он заснул. Но это слишком сложно, — задумался Кузьма. — Его не волокли по траве, а на месте не было ни следов борьбы, ни падения. Я выезжал на место и могу предположить, что он прилетел на поляну уже будучи в коме, после чего аккуратно приземлился.

— Вернее, его приземлили. Самостоятельно проделать такие фокусы, находясь в спячке, невозможно, — Юстас добавила в блокнот еще парочку закорючек. — А что там с магическим фоном?

Кузьма торжественно улыбнулся. Домового порадовало, что его ученица задает правильные вопросы в той же последовательности, которой придерживался он сам, когда прибыл на предполагаемое место преступления.

— Фон нестабильный, по моим подсчетам z770i прилетел со второго этажа филармонии, это в двухстах метрах от парка.

— Что объект мог забыть в филармонии? — Мефистофель скептически посмотрел на домового, на фоне красных воспаленных век его глаза казались еще более бесцветными.

— Это ты никуда не ходишь, — укорил молодого мужчину Кузьма. — А город, между тем, живет культурной жизнью и развивается. То у нас цирк гастролирует, то оперный театр…

— Цирк в филармонии — это сильно, — усмехнулся напарник. — Впрочем, учитывая размер нашего городка, каждое второе выступление какого-либо коллектива там — чистой воды цирк.

Кузьма насупился и задергал ушами. Я видела, как он старательно поджимал губы, чтобы не наговорить ничего лишнего.

— Я видел афишу филармонии, — нарочито медленно сказал Кузьма, — она расписана буквально на каждый вечер, однако цирк я в расписании не заметил, но поскольку Вы настаиваете, я собираюсь послать туда одного клоуна…

— Лучше нас с Юстас, — бестактно перебила я. — А клоуна отправьте спать, он после нескольких часов сна способен превратиться в джокера в вашей колоде и генерировать гениальные идеи.

Мне не нравилось, как звучал мой голос: звонко, чисто и радостно. Такими голосами обычно разговаривают отличницы в старых фильмах о пионерах. В жизни же его обычно используют предатели и карьеристы. Однако, на разведчика он почему-то возымел свое действие. Немного поколебавшись для вида, Кузьма махнул рукой в сторону Мефистофеля (тот, в свою очередь, отвесил мне шутовской поклон) и разрешил нам сходить в филармонию.

1_2

Мы остановились перед серым зданием филармонии, вероятно, претендовавшим на красоту. Я честно попыталась воспользоваться искусствоведческим образованием и определить стиль, но не смогла подобрать ничего из своего довольно хилого багажа воспоминаний. Может быть, это был соцреализм?

Перед нами стояло двухэтажное здание знаменитого цвета мокрого асфальта, спроектированное в форме параллелепипеда. Его не украшали ни большие одинаковые окна, ни массивные квадратные колонны, ни огромные тяжелые двери. Время не смогло помочь зданию приобрести благородную красоту, скорее наоборот, оно разрушило утопичную четкость, покосив ступеньки на лестнице и покрыв ржавчиной трубы. Филармония выглядела вполне уныло. Единственное, что вносило некую живость, — статуя дедушки — мирового лидера, известного в прошлом и практически забытого в настоящем, оставленная здесь как дань истории. Памятник блестел бронзовой макушкой и тянулся к небу в открытом жесте стремления к светлому будущему.

— Тоскливо для храма искусства, — подвела итог я.

— Смотря для какого искусства, — живо откликнулась Юстас. — Мне кажется, что для классической музыки региональных исполнителей это самая подходящая оболочка. Доводилось бывать.

Я с любопытством посмотрела на разведчицу. Раньше, пока нас не объединили в одну группу, мы практически не общались, даже здоровались не всегда. Потому я толком ничего о ней не знала, да и не принято было разговаривать среди сотрудников ФБД о прошлом…

— Нет, не по заданию, — скромно улыбнулась девушка. — Из праздного любопытства.

Мы остановились перед огромным фанерным щитом, на котором кто-то написал расписание выступлений на все вечера. Я находилась в благоприятном расположении духа, потому предположила, будто бы щит оформлял ярый поклонник Андре Массона: те же яркие цвета и сюрреалистичные фигуры на заднем плане. Юстас же высказалась более радикально, назвав оформителя дальтоником и наркоманом.

— Если верить датам, наш объект заинтересовался оперой «Путешествие Нильса с дикими гусями», ради которой приехал зарубежный дирижер. Странный выбор для взрослого мужчины, — заметила разведчица.

— Может быть, это одна из самых шикарных опер, — предположила я, фотографируя щит по просьбе Кузьмы.

— Если бы эта была шикарная опера, мы бы о ней что-нибудь слышали, — не согласилась девушка.

— Мы не ценители, — напомнила я. — Тем более, я что-то смутно припоминаю… Кажется, мальчик напакостил гному, после чего уменьшился и путешествовал по Швеции…

— Ты пересказываешь мне сюжет мультфильма — поджала губы Юстас.

Я попыталась вспомнить что-нибудь еще, но у меня не вышло. Мне стало стыдно.

— И заграничный дирижер тут не причем, он еще два вечера работает. В «Травиате» и «Женитьбе Фигаро», — прочитала девушка.

— О, вы тоже нашли это забавным? — раздался за нашей спиной хорошо поставленный женский голос.

За нашими спинами остановилась женщина лет пятидесяти и, прищурившись, переводила взгляд с фотоаппарата в моих руках на щит. На лице незнакомки была ироничная усмешка, выдававшая сложный характер ее обладательницы.

— Чудно подошли к вопросу оформления, — согласно улыбнулась я в ответ.

Ухмылка пропала с лица незнакомки, уступив место гримасе легкого разочарования. Она перевела взгляд на Юстас, ожидая, что та включится в диалог, сказав именно то, что дама хотела услышать, но разведчица молчала.

— Если бы вы были чуть более образованы, то Вас могло бы позабавить, что дирижировать оперой о Нильсе приглашен человек из Гаммельна, — в улыбке женщины появилось еще больше ядовитой иронии. — Но, увы…

Она легко перекинула конец шарфа на спину и пошла по направлению к темно-серой коробке филармонии. Звук ее каблуков дробил время, точно хронометр. Я же вновь чувствовала вину за свое невежество.

***

Вопреки моим ожиданиям, в лаборатории я наткнулась на Мефистофеля. Мужчина качался на стуле, уткнувшись взглядом в одну точку. Перед ним на столе лежали чертежи и бумаги, исписанные длинными формулами. Он так сильно щурился, что его глаз практически не было видно — только красные веки и белесые мохры ресниц.

— Ты не хочешь пойти спать? — поинтересовалась я, ставя перед напарником кружку с кофе.

Он не удостоил меня устным ответом, лишь отрицательно помотал головой из стороны в сторону. И не поблагодарил. Впрочем, я и не ожидала благодарности.

Без спроса я взяла бумаги с его стола. Мефистофель не остановил меня, что уже могло считаться жестом одобрения и дружелюбия.

— Что это? — спросила я, всматриваясь в его символы и сокращения.

Мне не часто доводилось видеть его почерк. Если мы трудились вместе в лаборатории, напарник вешал всю писанину на меня, поскольку делал практически всю основную работу самостоятельно. Я находила его решение справедливым и не возражала, испытывая тайную любовь ко всему, что связано с канцелярией. Его буквы были ровными, с правильным наклоном, но очень мелкие и немного неказистые.

— Это экран, он позволит мне исследовать эмоциональный фон объекта, — пояснил Мефистофель. — Специальные материалы изолируют жертву от нашего мира, мне важно, чтобы не происходило смешения… Если его эмоции будут меняться, даже незначительно, это будет косвенно указывать на его способность видеть сны, а через них можно будет пробиться в его мозг…

Мефистофель встал со стула и прошел в дальний отсек лаборатории. Я последовала за ним. Он долго возился с электронным замком. Мне стоило больших усилий удержать себя в руках и не отобрать у него карточку-ключ. Едва я сделала шаг в темный закуток, как комнатка осветилась холодным голубоватым светом.

С недавних пор лаборатории оборудовали специальными светильниками, включающимися только в тот момент, когда срабатывал датчик движения. Помню, как ворчали сотрудники, поскольку все ученые вынуждены были подпрыгивать во время исследовательской работы, что доставляло дополнительные неудобства.

В центре комнаты, под круглым синим светильником на длинных цепях висел хрустальный гроб. Объект лежал внутри, на заботливо подложенном Мефистофелем теплом пледе. Я изучала клеточки на одеяльце и отчего-то не могла сдержать нервного смешка.

— Насколько я помню, это не твоя идея, — пробормотала я.

— Тем не менее, она удачна, — отмахнулся Мефистофель.

Он подошел к гробу, посмотрел на счетчики, удовлетворенно хмыкнул и за руку вывел меня из комнатки. Мужчина долго рассказывал мне об уникальной способности хрусталя к изоляции, о необходимом покое и специальном освещении, но я не могла сконцентрироваться на его речи. Раньше мне не приходило в голову, что на меня может оказать такое отупляющее действие всего лишь вид гроба, явно не настоящего и не имеющего никакого отношения к мрачному ритуалу похорон.

— Почему ты выбрал такую форму? — перебила напарника я, когда мы вернулись к нашему столу, где остывал кофе.

— Она наиболее анатомична, — пожал плечами мужчина. — Позволяет мне экономить материалы и наши пространственные ресурсы… Да и не подумал я…

Я махнула на него рукой и сделала хороший глоток кофе. Мефистофель сел в кресло и прикрыл глаза. Мы оба молчали. Из лежащих на его груди наушников звучал блюз, кажется, пела шикарная Нина Симон. По дыханию напарника я поняла, что он погружается в дрему.

Мне всегда нравилось наблюдать, как меняются лица у людей, когда они засыпают.

Лицо Мефистофеля и без того не отличавшееся красотой, потеряло свою прелесть: исчезли обаятельные ямочки на щеках, хитрый прищур… Раньше мне не доводилось видеть его без улыбки. То он широко ухмылялся, то хитро и несколько высокомерно усмехался, то пускал в уголки рта задумчивую полуулыбку. В расслабленном состоянии кончики его рта смотрели вниз, оттого лицо специалиста по снам выглядело жестким и несчастным одновременно.

Я могла бы просидеть рядом с Мефистофелем еще долго, пытаясь лучше узнать его и попытаться понять, но почувствовала вибрацию мобильного телефона. Испытывая легкую досаду, я неслышно выскользнула из лаборатории, прикрыв за собой дверь. Прислонившись к косяку, я нажала на зеленую кнопку ответа и поднесла аппарат к уху.

— Привет, у тебя Мефистофеля рядом не наблюдается, — быстро, словно куда-то опаздывая, проговорила трубка голосом Сережи.

— Наблюдается, — ответила я. — Только он спит.

— На работе? — не без восторга удивился брат.

— На работе, — подтвердила я. — Вторые сутки здесь торчим. Как время появляется, так и спим. У тебя что-то срочное?

Этот простой вопрос заставил Сергея задуматься. Он молчал секунд десять и только потом, извинившись, отключился. Расценивая его поступок как указатель второстепенности вопроса, я также бесшумно просочилась в лабораторию.

Мефистофель уже проснулся. Его халат висел на спинке стула, а сам специалист по снам кидал в сумку некоторые реактивы, пробирки и коробку с карандашами. Не поднимая головы от своих бутылочек и скляночек, он ровным голосом произнес:

— Собирайся, у нас еще один человек погружен в сон. У тебя не больше трех минут

Глава 2. Самое первое в мире колдовство

Мы неслись по городу в микроавтобусе со включенными специальными сигналами. У меня и без того болела голова, а после двадцати минут беспрерывного слушания воя серены, я согласилась бы даже на гильотину в качестве средства от сильнейшей мигрени. Мою ненависть к газели пересиливала только благодарность Мефистофелю, не позволившему мне сесть спиной по ходу движения и великодушно уступившего свое место в конце салона. Я посмотрела на Юстас — разведчица держалась легко и расслабленно, даже как будто расцвела после экстремальной гонки по городу, приправленной психологическим звуковым оружием. На ее щеках появился румянец, а глаза искрились задорным огнем. В этот момент я остро почувствовала себя старой занудой, хотя по документам была старше девушки лишь на два года.

Петр вылез из микроавтобуса первым, развернулся и галантно подал руку Юсатс. Стоило ли говорить, что меня он не дождался? Мефистофель внимательно посмотрел мне в глаза, покачал головой, усмехнулся, легко спрыгнул на асфальт и вытащил меня из автобуса. Это был не обязательно, но весьма приятно. Кузьма вышел на улицу последним, суховато кивнув в качестве благодарности водителю. Он был необычайно собран, его морщинистое сероватое лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, а глаза поражали цепкостью и холодностью. Раньше мне не доводилось видеть домового за работой, потому я удивилась. И даже немного залюбовалась им. Мефистофель поймал мой взгляд и снова усмехнулся.

Мы приехали в городской парк аттракционов, абсолютно не отличающийся от сотни подобных парков по всем городам страны.

Я была в десятке городов с обязательным посещением данного пункта развлечений, и всегда находила колесо обозрения, которое на верхней точке обязательно становилось чертовым, и то, если катающийся был хорошо воспитан, в иных же случаях в адрес бедного аттракциона летели нецензурные и более экспрессивные эпитеты.

Рядом с колесом обязательно должно было расположиться странно сконструированное корыто с щитами по бокам, которое создатели наивно назвали «сюрпризом». Не знаю, почему они выбрали столь оптимистичное название. В моем представлении сюрприз — это что-то позитивное, милое и приятное. Эдакая очаровательная неожиданность вроде букета цветов у входной двери. Если же человека приковывают цепями к огромному куску фанеры, начинают вертеть по кругу, а потом поднимают над землей — это должно называться как-то иначе, но на карусель «Экзекуция» много билетов не продашь.

Также обязательно в парке аттракционов встретятся автодром, «орбита», «ромашка» и «вихрь». Если парк современный и обставленный по последнему требованию капризного любителя развлечений, то вы найдете ND кинотеатр, где N — вычисляется из желания продавца заработать и его же природной наглости, а D указывает на возможность кабинки с экраном шататься, крутиться и трястись в нужные моменты.

— Мне казалось, что парк закрыт для посетителей всю последнюю неделю, — Юстас изящно перешагнула через полосатую ленточку, с помощью которой наши доблестные сотрудники пытались не пускать праздных прохожих к месту преступления.

— Закрывать парк в самый разгар сезона не выгодно, — нахмурилась я. — Не помнишь, почему его закрыли?

— Я даже не помню, точно ли его закрывали, — пожала плечами разведчица. — Мне почему-то так казалось…

— Его действительно закрывали, — вмешался в наш разговор Мефистофель. — Ведется подготовка ко дню города, в этом году готовится грандиозная программа. В парке обещали установить площадку для выступлений звезд.

— Чем вызван такой размах? — я удивленно приподняла брови.

— Город празднует юбилей, — разъяснил напарник. — Пятьсот лет, как-никак…

— А ничего, что год назад мы праздновали трехсотлетие? — недоверчиво нахмурилась я.

— Это очень тонкое волшебство, — Мефистофель развел руки в стороны.

На город опускались сумерки, оттого среди зеленых деревьев было свежо и даже немного зябко. Юстас застегнула куртку, я куталась в плащ, Мефистофелю было все равно.

— Нам еще долго идти? — спросила Юстас после минуты торопливых шагов в тишине.

Мефистофель не ответил, а лишь кивнул в сторону одиноко стоящего дерева, под которым собралась толпа, представители которой могли похвастаться гражданской одеждой, кителями федерального бюро и городских сыщиков. Кто-то постоянно щелкал фотоаппаратом, ослепляя всех присутствующих на краткий миг яркой вспышкой. Петр возился с кисточками, тонкими пленками и лопаточками, прибившись в копанию криминалистов городских сыщиков. «Конкуренты» прибыли на час раньше, потому уже заканчивали свою работу. Нас они удостоили сухим кивком, что уже было неплохо. Если верить папиным рассказам, раньше сыщики и сотрудники бюро общались настолько напряженно, что их не рисковали оставлять вместе на одном объекте.

— А где?..

Кузьма не дослушал моего вопроса, подняв указательный палец вверх. Мы с Юстас запрокинули головы. На толстой нижней ветке, привязанный грубым красным канатом за запястья и колени, лежал мужчина. Определенно, мне доводилось видеть его раньше, только я не могла узнать его. Кузьма подошел к дереву и пробормотал длинное предложение на древнем языке. Через секунду жертва лежала на траве под деревом, прямо перед нами с Юстас.

Мефистофель опустился рядом с мужчиной на колени и открыл свою мешкообразную сумку. Его жесты были быстрыми, но в них не было суеты. Напарник достал склянку с красной пыльцой и развеял ее по ветру, старательно вглядываясь в очертания алых вихрей. В ту же секунду в его ладонях появился ладан и какие-то травы, которые он сразу же поджег от пламени дешевой пластиковой зажигалки. Не без удовольствия я вдохнула ароматный сладковато-терпкий дым.

Подул ветер. Деревья мгновенно отозвались шелестом листвы. Я вдруг подумала, как замечательно было бы вот так оказаться на природе летним вечером с Юстас и Мефистофелем просто так, без расследования. Напарник бы занимался костром, романтичная разведчица плела бы из цветов венки, а я бы сидела на расстеленном одеяле и пыталась создать подобие стола из принесенных из дома угощений…

Спохватившись, я поднесла к лицу влажную салфетку, закрывая рот и нос. Похоже, дымом трав напарника не стоило дышать слишком впечатлительным особам.

Мефистофель продолжал чаровать. Он бормотал строчки из древних текстов на греческом и арабском, собирая красную пыльцу обратно в склянку. Вычерчивал непонятные письмена на земле, посыпая их золой. Плевал через плечо и завязывал узелки на травинках.

Я заставила себя оторвать от него взгляд и подошла к Петру. Он уже заканчивал работать, запаивая в пластиковый пакет огромные сапоги со шпорами.

— Пока Кузьма их не остановил, они под деревом скакали, — пояснил юноша, верно истолковав мой любопытный взгляд.

— Что-то еще везем с собой? — спросила я, отметив, что Петя говорит о домовом весьма тепло и уважительно.

— Юстас нашла баранью лопатку, покрытую руническими письменами, — рассказал криминалист. — Мне кажется, это важная находка.

Я кивнула и повернулась к Мефистофелю. Специалист по снам уже закончил свою работу. Он выглядел уставшим и бледным, потравив на чары много сил, но в его почти прозрачных глазах явно различалась самодовольная усмешка.

— Не хочешь осмотреть жертву? — предложил мне напарник, поймав мой взгляд.

Я послушно подошла к новому объекту. Это был миловидный мужчина, с вьющимися темными волосами и аккуратной бородкой в стиле самого знатного друга Д’Артаньяна, выбравшего мушкетерский плащ, а не графский титул. Объект мог похвастаться нежной кожей, которая явно была предметом зависти ни одной сотни девушек, и приятным цветом лица.

Я присела перед ним на корточки, провела ладонью по лбу молодого человека, проверяя, нет ли испарины. Он дышал медленно и глубоко, едва слышно, так, что порой даже казалось, будто бы он не испытывает в этом необходимости. Я положила руку ему на грудь, слушая сердце.

— Бьется, я проверял, — прокомментировал Мефистофель.

Я кивнула. Мои руки нащупали цепочку, которую я тут же попыталась достать из под майки. Меня всегда удивляло, когда мужчины носили на шее что-то помимо символов веры. Даже армейские жетоны я воспринимала как прихоть.

— Не узнаешь? — спросила я, положив на ладонь красную фишку.

— Теперь нам не удастся отвертеться от этого дела, — задумчиво сказал напарник.

— И мы вынуждены подтвердить, что в городе серия странных происшествий, в результате которых мы получили двух человек в магической коме, — я резко встала. — А если это серия, то в ней должна быть какая-то логика.

— Не у всех адекватных людей есть логика, а тут мы имеем дело, как минимум, с необычным существом, — возразил Мефистофель.

Я пожала плечами. Мне очень не хотелось, чтобы он оказался прав.

2_2

Мы ехали в здание ФБД гораздо медленнее и без этого утомительного воя, потому я могла сконцентрироваться на своих мыслях. В машине сидели только мы с Юстас. Кузьма, Петя и Мефистофель занимались транспортировкой нового объекта.

— О чем ты думаешь? — вдруг спросила разведчица.

Я неопределенно пожала плечами.

На самом деле, я силилась направить мысли в нужном направлении, но голова, словно издеваясь, подкидывала навязчивую песенку про ревущие небеса и отсутствие взаимопонимания между двумя лирическими героями, популярную несколько лет назад. Внутренний же голос, вместо того, чтобы подсказывать что-то дельное, с особым удовольствием выводил последнее «о тебе» так протяжно и фальшиво, что моя идеальная схема рушилась, не успевая выстроиться.

— Пытаюсь понять, что еще объединяет наших объектов, помимо красной фишки на груди и глубокого сна, — практически не соврала я после некоторого молчания.

Юстас понимающе кивнула.

Я искренне боялась, что она услышит, как мое подсознание в унисон со внутренним голосом затянуло «не вдоем», скатываясь в джазовую импровизацию.

— Я подала прошение в отдел по сбору информации на наших пациентов, — сказала разведчица. — Прямо из парка позвонила. Они обещали подготовить завтра к утру.

Я одобрительно похлопала ее по руке. Почему мне в голову не пришло поступить также? Может быть, потому что я забыла, что у нас вообще существует такой отдел?

Остаток пути мы проехали в тишине. Обсуждать дело мне не хотелось: слишком оно меня пугало. А еще я чувствовала невероятную усталость, которая накрепко блокировала мозг.

***

Я проснулась от звонка будильника. Это могло многое сообщить о сегодняшнем дне. Обычно я открываю глаза на полчаса раньше положенного времени, тянусь и в мягкой полудреме жду сигнала к подъему. Для меня утро — самое счастливое время суток. Обычно я быстро высыпаюсь, не уставая благодарить природу за возможность моего организма быстро восстанавливаться за краткие часы сна. Сегодня организм отдохнуть не успел.

Я нахмурилась и села в кровати. Звуки не раздражали, что уже не могло не радовать — если я начинаю шарахаться от любого шума, даже мелодичного, значит, приближается мигрень. Лишь немного кружилась голова и болели глаза.

— Если бы я не знал, что ты была на работе, я бы решил, что ты вчера весь вечер пила, — в комнату заглянул Сережа. — Сколько часов ты спала?

— Пять или четыре, — подсчитала я.

— Да ты у нас просто спящая красавица, — рассмеялся брат. — Не боишься, что за время твоего сна изменились нравы, ценности, мода, наконец… И люди стали совсем другими?

Я бросила в брата подушкой. Меня задели не его дружелюбные насмешки, а упоминание героини всем известной сказки, впрочем, погорячилась я зря: Сергей не мог ничего знать о нашем неожиданном расследовании.

— Я просто в ужасе, с нравами это слишком часто происходит, — мой голос звучал неприятно скрипуче.

— Весьма пессимистично, — брат вертел подушку в руках, не решаясь кинуть мне ее обратно. — Я тебе завтрак приготовил, а ты применяешь против меня метательные снаряды…

— Мне очень стыдно, — соврала я. — Если хочешь позавтракать со мной, встретимся на кухне через несколько минут.

— Спасибо за разрешение, о, королева, — паясничая, брат вышел из комнаты, оставив дверь моей комнаты открытой. — Разрешите падать ниц после утреннего кофе, когда Ваше Величество будет находиться в более приятном расположении духа?

Проигнорировав последнюю реплику Сережки, я встала в кровати и первым делом закрыла дверь в комнату, зная, что через несколько минут снова ее открою, чтобы пойти в душ. Открытые двери всегда действовали на меня как красная тряпка на быка.

— Ваше Величество будет кофе со сливочками или без? — прокричал Сережа из кухни. — Сливочки в данном случае — это жирненькое молочко, а не фиолетовенькие крупненькие ягодки с косточками. Звезды сложились таким образом, что со сливочками…

Мне стоило большого труда справиться с собой и не заглянуть на кухню перед душем. Сережа баловал нас своей готовкой не так часто. Для демонстрации его высоких кулинарных способностей должно было произойти что-то из ряда вон выходящее.

— Ты сегодня снова идешь выгуливать друга? — спросила я, усаживаясь на кухонный диванчик.

От кожи приятно пахло ромашковым мылом, а волосы едва заметно кудрявились после душа. Я начинала себе нравиться, а когда увидела аккуратную стопку блинов, мир тоже пришелся мне по себе. Пожалуй, блинам я симпатировазала больше, чем себе.

— У Яшки что-то на работе, — брат поставил передо мной чашечку с кофе. — Разве что вечером силы останутся. Кстати, блины сам пек, барабашка сегодня отдыхает…

Я округлила глаза от удивления и позавидовала неиссякаемому источнику энергии Сергея. Впрочем, когда мне удастся выспаться, я тоже смогу сделать много хорошего и полезного… Только когда это будет?

***

На крыльце здания ФБД стоял Кузьма, он явно кого-то ждал. По тому, как он сделал несколько шагов мне навстречу, было не сложно догадаться, кто же именно тот счастливчик.

Как и Юстас, разведчик равнодушно относился к форме и обычно ее игнорировал, если ему не доводилось заранее узнать о грядущей проверке вышестоящего начальства. Каналы у него были проверенные, потому в коридорах Федерального Бюро вспоминали только о двух или трехслучаях, когда проверяющей комиссии удалось уличить домового в пренебрежении к мундиру. Не могу сказать, что Кузьма боялся начальства, более того, на мой взгляд, он его не уважал ни на йоту. Потому он вежливо слушал выговоры, мило улыбался и продолжал носить гражданскую одежду, находя ее более практичной.

— У меня будет для Вас задание, — Кузьма стоял напротив меня, ему пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть мой лицо. — Специально берег, думал, что именно Вы заинтересуетесь.

Я улыбнулась и приготовилась покориться. Кузьме же было мало моей молчаливой готовности слушать, он ожидал более явной радости.

— Почему именно я должна была заинтересоваться? — спросила я после некоторого молчания.

— Вы даже не спросите, что за задание? — удивился Кузьма.

— Меня больше интересует ответ на первый вопрос.

Домой рассмеялся. Я видела, что ему очень сильно понравился мой ответ, но не могла сказать, почему. Сложилось ощущение, будто бы он нашел в нем что-то такое, чего не нашла я. Какой-то иной смысл, который я даже не собиралась вкладывать.

— Вы любопытны, но рациональны, — ответил Кузьма. — Мне нравится такое сочетание. Вы будете спрашивать про задание?

— Вы же все равно расскажите, — пожала плечами я. — Невозможно отдать команду, не сообщив об этом.

— Это не команда, это вежливая просьба, — поправил меня Кузьма. — Я думаю, Вам будет полезно сходить в НИИ магии и суеверий, они у нас во втором крыле ютятся. Заодно спросите все, что посчитаете нужным о нашем деле. Если повезет, они даже ответят.

— А потом я доложу Вам. Зачем устраивать сломанный телефон? — приподняла брови я.

— Кто сказал, что Вы доложите мне? Вы просто сообщите мне то, что посчитаете нужным, — Кузьма проводил взглядом опаздывающего сотрудника. — Может быть, Вам будет по душе мудро молчать. Я не стану настаивать. Если мне будет необходимо, я пойму без слов.

— Вербуете? — усмехнулась я.

— Почему Вы все опошляете? — Кузьма развел руки в стороны в деланном жесте оскорбленной невинности. — Поощряю стремления к знаниям в различных областях.

Он мог бы показаться весьма милым и расслабленным, если бы вчера мне не довелось увидеть глаза домового во время работы: сухие, чуть прищуренные, сосредоточенные. Сильнее глаз был только его взгляд, который я хорошо запомнила. Сегодня глаза разведчика искрились благодушием и весельем, к которым добавлялась загадочная нотка тоски, однако взгляд остался прежним.

— Не возражаете, если я схожу в НИИ сейчас?

— Идите, — кивнул Кузьма. — Мне нужно дождаться других членов нашей группы.

Я кивнула на прощание и поднялась на крыльцо. Быстро нашарив пропуск в сумке, я сунула его под нос пожилому охраннику и, умудрившись ни разу не удариться ногой о вертушку, вошла в здание.

Раньше мне не приходилось бывать в НИИ Магии и суеверий, потому я подошла к висящему на стене плану эвакуации и попыталась найти пункт назначения. Специалисты по колдовству ютились в двух маленьких комнатках за библиотекой на самом верху здания, где кабинеты обычно не пользуются популярностью, поскольку там всегда холодно, а во время дождя с потолка льется вода.

Главное здание Федерального Бюро спроектировано максимально просто, хотя по городу упорно ходят слухи о неких подземельях и заброшенных бункерах, где мы пытаем людей и храним самое страшное в мире оружие. Не стану говорить, что подобные легенды — бред, но лично я никогда не видела ни одну из таких секретных комнат. С другой стороны, я честно признаюсь, мне довелось видеть не так много.

Я поднялась по лестнице на последней этаж и направилась в правый конец коридора. Сюда уже частично добрался ремонт: стены покрасили ядовито-зеленой масляной краской, а потолок покрыли толстым слоем побелки. Кое-где стояла мебель, прикрытая газетами, поверх которых лежал строительный мусор, а на дверях кабинетов за белыми разводами практически не читались надписи на табличках.

— Вы ко мне? — раздался за спиной красивый сипловатый женский голос. — Извините, я из библиотеки бегу…

— Если вы специалист по магии и суевериям, то к Вам, — я постаралась выглядеть максимально приветливо и учтиво.

Женщина быстро улыбнулась и толкнула передо мной дверь. Она двигалась легко и бесшумно. Мне стало ясно, почему я не услышала звука ее шагов до тех пор, пока она не подошла ко мне практически вплотную.

Кабинет НИИ представлял заставленное стеллажами небольшое помещение, плохо освещаемое и еще не отремонтированное. Не сдержав любопытства, я подошла к одному из застекленных шкафчиков. «Философский камень», «череп коня вещего Олега», «черная дыра, модель в миниатюре», «камень Вавилонской башни»… Я читала ярлычки, как завороженная. Самым сложным было сохранить серьезное лицо и не завопить в восторге: «Это все действительно существует!»

— Не знала, что у нас хранится такое богатство, — сдержано прокомментировала я, с трудом отрывая себя от стеллажей.

— Потому что нас начальство не жалует, — фыркнула женщина. — Здесь всего двое работников, причем, обе должны отрабатывать часы и в библиотеке… Признаться, мне библиотечное дело больше по душе.

— Почему? — удивилась я.

— Настоящая магия в текстах, она куда тоньше, сильнее. Она может подчинить, изменить, исцелить. Я думала Вам не придется объяснять такие вещи, — сотрудница НИИ строго посмотрела на меня. — Вы же искусствовед?

Я едва не чертыхнулась. Мне надоело, что меня все попрекают моим необычным для данной структуры образованием. Откровенно говоря, у меня никогда не было тяги к живописи, музыке и текстам.

В гимназии на уроках мировой художественной культуры я играла в «смешные предложения» или «морской бой». Походы в музей радовали меня только тогда, когда нас освобождали от уроков. В филармонии у меня начинается сильнейшая головная боль от вечной какофонии, которую эстеты называю классической музыкой. Помню, как однажды мама вытащила меня послушать орган, когда мы ездили в столицу по каким-то семейным делам. Я еле высидела концерт, после которого возненавидела Бетховена, творчеством которого у меня так и не получилось насладиться.

Вуз я выбирала максимально простым способом исключения. Я выписала на листочек университеты и институты нашего города (заранее решив, что студенческий общажный быт я не выдержу) и вычеркнула все, где у моего отца были связи. В тот момент я приняла решение стать искусствоведом. Зря, наверное, поскольку всегда была слишком сухой для восприятия тонкого возвышенного мира. Буквально через полтора года у отца появились связи и в моем вузе, тогда я решила всячески добиться своего исключения, в чем потерпела неудачу. Мои работы по педагогике и психологии пестрели прямыми цитатами из «Моей борьбы» Гитлера, что наши милые профессора относили к свежим взглядам. Я самозабвенно доказывала музыкальным теоретикам шедевральность современной попсовой музыки, а литературоведам — новаторство стихотворений одного известного «поэта», который не может написать ни строчки без мата, однако если убрать ненормативную лексику, становится явным его плагиат. Этикет я назвала излишней наукой и подготовила проект, в котором призывала отказаться от изучения этикета в школах и гимназиях с тем, чтобы он был доступен лишь узкой прослойке населения.

Отец смотрел на мои фокусы прикрыв глаза, не показывая своего неодобрения. Брат же окрестил мое поведение «ботаник-панк» и ждал, пока меня либо вышвырнут из вуза, либо наградят именной стипендией. Не знаю, как он смог предвидеть последний вариант развития событий, но факт остается фактом, премию я получила. За ней последовало приглашение остаться в аспирантуре, но от него я решительно отказалась.

— Скажите, кто-нибудь в ФБД не знает о моем дипломе? — грустно выдохнула я.

— Не обижайтесь, — женщина ободряюще положила мне ладонь на плечо. — Просто нам как раз помогает мальчик из вашей бригады, он рассказывал нам о Вас. Петя, если я правильно помню.

— И как он Вам? — заинтересовалась я.

— Имеет свой стиль, весьма недурно пишет. Правда, практически не читает, — женщина понизила голос до шепота. — Иногда мне кажется, что о некоторых книгах он узнал только у нас.

Я посмотрела ей в глаза. Создавалось впечатление, что на подобные места всегда объявляются кастинги, где наличие черных бездонных глаз — обязательное условие. Я не смогла определить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, такими темными казались ее глаза… И ресницы — длинные, густые, цвета угля. Они явно были предметом зависти других женщин.

Женщина щелкнула пальцами. Из смежной комнаты прилетел поднос с двумя чашками какао и упаковкой печенья.

— Вы же сказали, что здесь нет настоящей магии, — напомнила я.

— Так ее и нет, — собеседница пожала плечами. — Это все дешевые фокусы, настоящая магия иного, более высокого уровня.

Я задумчиво протянула какую-то гласную. Я ничего не понимала и уже не хотела в чем-либо разбираться.

2_3

Когда я спустилась в лабораторию, было уже около одиннадцати утра. У меня безумно болела голова, потому хотелось распустить волосы, но в последнее время за нашим внешним видом следили строже обычного, потому «иметь беспорядок на голове» было недопустимо. Мефистофель уже сидел в лаборатории, одетый в свежий белый халат, и рассматривал остаточные эмоции в специальный прибор.

— Вчера звонил Сергею, хотел, чтобы он мне помог, но не смог до него дозвониться, — пожаловался мужчина, сцеживая эмоции в пробирку.

— Наверное, он со своим другом гулял, — предположила я. — Попробуй позвонить еще раз чуть позже.

— Ты уже видела Юстас? — спросил мужчина, подняв на меня взгляд.

Я отрицательно помотала головой из стороны в сторону.

— Она нашла информацию о нашем крайнем объекте, — сообщил Мефистофель, снова склонившись над прибором. — Тебе не интересно, кто он?

— Интересно, — соврала я.

— Известный певец, популярный среди девочек тринадцати — четырнадцати лет. Знаменит своим большим количеством татуировок, цепей на груди и цветом кожи, выдаваемым с помощью автозагара за африканский шоколадный.

— Он поет о небесах в депрессии? — вспомнила я.

— Он, — подтвердил Мефистофель. — А что такое?

— Напомни, чтобы в следующий раз я слушала свой внутренний голос, — отмахнулась от напарника я.

Мефистофель оторвался от прибора, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мы с минуту слушали тишину и изучали друг друга, прежде чем он поднялся со стула и, жестом велев мне идти за ним, вышел в коридор. Я послушно последовала за ним. Мефистофель вышел на лестничную площадку и подошел к окну.

— Думаешь, в кабинете нас подслушивают? — одними губами спросила я.

— Думаю, там сильная противопожарная сигнализация, — фыркнул он, доставая сигареты из кармана.

Его руки ловко выудили спрятанную за батареей кофейную банку, куда сотрудники ФБД стряхивали пепел и окурки. На моей памяти Мефистофель курил один или два месяца, уже после того, как мы стали работать вместе, потом легко бросил и больше не прикасался к сигаретам. Сережа, знающий специалиста по снам несколько лет дольше, утверждал, что мужчина срывается на три-четыре недели каждый год, после чего снова завязывает с вредной привычкой на ближайшие десять — четырнадцать месяцев.

Мефистофель затянулся и опустил руку с тлеющей сигаретой вниз. Если бы я умела рисовать, я бы обязательно набросала его портрет в тот момент. Он казался мне удивительно гармоничным: уставший, задумчивый и свободный. Пожалуй, больше всего в нем меня всегда привлекало ощущение его безграничной свободы.

— Никогда не видел папашу Юстас настолько суетливым, — прокомментировал Мефистофель.

Я посмотрела за стекло.

На улице из стильного черного автомобиля вышел главный наставник, пытавшийся казаться одновременно важным и предупредительным, оттого шедший то медленно и степенно, то срывавшийся на спортивную ходьбу. Он обошел машину сзади, открыл дверь и на мгновение застыл. После секундной заминки главный наставник елейно улыбнулся и опустил правую руку вниз, словно хотел что-то взять с заднего сидения. Еще через мгновение он вытащил на улицу девушку, та же в ответ вежливо улыбнулась.

— Красивая, — оценила незнакомку я.

Мефистофель пожал плечами.

Девушка была одета в строгий женский костюм, сшитый из темно-синей ткани, а ее волосы были собраны в узел на затылке. Словом, она бы понравилась моим преподавателям по этикету, которые целый семестр пытались вдолбить нам основы официального стиля. При этом она не выглядела суховатой или жеманной, в ее жестах и движениях был некий шарм, позволяющий считывать какую-то особую женскую силу. Для ее роста у нее был очень широкий шаг: она не отставала от генерала, хотя он возвышался над ней на две головы.

— Я тут подумал, — Мефистофель стряхнул пепел в баночку. — Пусть Сергей отдыхает. Я не хочу, чтобы он выходил из отпуска. Мне нужно учиться справляться без помощников.

— Я передам, — откликнулась я, продолжая с любопытством наблюдать за незнакомой девушкой и отцом Юстас.

***

Иногда мне кажется, что люди недооценивают везение.

Если бы у меня когда-нибудь будет своя компания, я обязательно буду устраивать всем соискателям на должности тесты, позволяющие определить уровень их удачливости. Правда, я пока не придумала, как они будут проходить, но не думаю, что это будет сложно. Всегда можно воспользоваться игральными костями или жеребьевкой. Но будет ли такой тест верным? Вдруг человеку повезет один раз в жизни именно в тот день, когда он решит сыграть со мной в игру для устройства на работу? Жаль, что везение и удачу нельзя загнать в математические формулы.

Нашему Пете часто везет по всяким мелочам. У него известный талант оказаться в нужное время в нужном месте, он легко сталкивается в коридоре с каким-нибудь человеком, которого вся группа может искать вот уже несколько недель. Он способен совершенно нечаянно услышать какую-нибудь информацию, которая будет ему необходима и которую невозможно раздобыть иным путем, кроме как оказаться в очереди в столовой за нужным человеком.

Именно Петя ввалился в лабораторию, когда мы с Юстас раскладывали по полу бумажки из личных дел пострадавших, стараясь найти между ними что-то общее. По нашим расчетам выходило, что они никогда не были знакомы, поскольку популярный певец прибыл в наш город уже после того, как объект №z770i был погружен в сон. И именно Петя плюхнулся радом с Юстас, разочарованно выдохнув:

— Похоже, день города отменят.

— С какой стати? — спросил Мефистофель, раскладывая эмоции на эфиры.

— Певец, который помер, был гвоздем программы. «Апер» сглупили, не подготовив ничего стоящего. И чтобы праздник не скатился в унылое нечто, его решили отменить, — поведал Петр. — Так текстологи говорят.

— Во-первых, он не помер, — автоматически поправила я. — А во-вторых… Кто сглупили?

— «Апер» — фирма по организации мероприятий различного масштаба, они даже за пределами региона известны, — пояснил Петя. — Как они с такими слабыми ставками могли выиграть возможность проводить день города?

— А что, за это еще и соревнуются? — удивился Мефистофель.

— Еще бы, там такие деньги, — присвистнул криминалист.

Я жестом оборвала его на полуслове и принялась лихорадочно копаться в кипе бумажек. Минус хорошего доступа к информации в том, что ее предоставляют слишком много, причем большая ее часть не несет в себе ценности. Слово «Апер» мне только что доводилось читать, я помнила точно, теперь оставалось вспомнить, где. Папка с пометкой z770i разлетелась на множество отдельных бумажек, прежде чем я выхватила лист с нужной мне информацией:

«С мая 2002 по февраль 2010 года работал главным бухгалтером фирмы «Апер», уволился в связи со сложным ее финансовым положением, после чего вернулся в родной город»

— Подождите, а «Апер» — не местная контора? — спросила я.

— Нет, они птицы высокого полета, — ответил Петя. — Да и какая фирма будет известной и популярной, если решит расположиться в закрытом городе? Их пригласили сюда в гости, а они уж попытались тут развернуться на свой страх и риск. Им велено оказывать всяческое содействие, лично сегодня видел, как наши тузы стелились перед ними, чуть ли не экскурсию по секретным архивам устроили…

Отметив про себя, что работа в женском коллективе порой превращает даже некогда адекватных молодых людей в отъявленных сплетников, я задумчиво теребила уголок папки.

— Как вы думаете, нас погладят по голове, если я скажу, что мне необходимо побеседовать с первыми лицами этой таинственной фирмы? — спросила я, собирая все разлетевшиеся листочки обратно в папку.

— Сложный вопрос, — пожал плечами Мефистофель. — Разве что против шерстки, но попытаться ты можешь.

Пожалуй, помимо ощущения свободы и силы характера мне в напарнике нравилось еще умение морально поддержать.

***

Вопреки моим предположениям, Кузьма не стал ругаться и вибрировать на меня ушами, хотя морально я была к этому готова. Наоборот, он был в замечательном расположении духа и даже назвал меня «умничкой», отчего пол под моими ногами слегка пошатнулся и едва не уехал в сторону. Домовой был в благостном расположении духа, потому принес мне свежезаваренный чай и подсунул под руку шоколадную конфету.

— Нам следовало найти связь между объектами раньше, — принялась оправдываться я.

У меня есть такая дурная привычка — объяснять, как и что должно быть на самом деле. Сережа считает, будто бы это страх не оправдать ожидания других людей. Мне же просто не хочется с ним соглашаться.

— Главное, нашли, — тепло улыбнулся домовой и похлопал меня по руке.

Я отвернулась от него. Мне было неловко. Я желала головомойки и задыхалась от ощущения фальши.

Небогатый жизненный опыт показывал, что внутреннему голосу и интуиции следует доверять. Потому полностью отгородиться от неприятных ощущений не получилось.

— Тебе когда-нибудь приходилось участвовать в допросах? — спросил Кузьма.

— Нет. А Вам?

Я спохватилась уже после того, как прозвучал вопрос. Было бы странно, если бы легенда разведки добился бы столь громкого титула, гадая на ромашках и вышивая крестиком. Скорее всего, он даже к пыткам прибегал не единожды.

Я впервые размышляла на эту тему — тошнота сразу же подкатила к горлу.

— Это будет не совсем обычный допрос, — домовой проигнорировал мой вопрос. — Тебе следует помнить, что руководители «Апер» уважаемые люди, которых не стоит обижать, но поговорить с ними необходимо. Причем, нужно постараться, чтобы они были откровенны с тобой.

— Постойте, это должна буду сделать я? — недоверчиво спросила я.

— Ты, без вариантов. Юстас тебе поможет, — Кузьма снова похлопал меня по руке. — Я, конечно, могу предложить это занятие Мефистофелю, но, он вероятно, откажется…

— Да, он сейчас очень занят, — заступилась за напарника я.

— А ваш Петр… Он же тупой, — понизил голос до шепота разведчик. — Мне же подобными делами заниматься несолидно. Да и с кем люди охотнее пойдут на контакт: с молодой миловидной девушкой или со старым интриганом?

— С интриганом. У него больше опыта в манипуляции людьми, — я подняла на Кузьму честный взгляд.

— У тебя получится, — домовой похлопал меня по руке третий раз, подсунул под руку еще одну конфету и вышел из кабинета, напевая какую-то популярную мелодию.

***

Я почти не совру, если скажу, что не удивилась, когда в комнату переговоров (на время беседы с руководством «Апер» мне разрешили пользоваться ей) вошла увиденная мною ранее девушка в строгом темно-синем костюме. Сегодня она была в компании отца Юстас и высокого брюнета, чем-то похожего на Маяковского.

Старший наставник открыл перед ними дверь, сообщил, что скоро нам всем принесут чай с чем-нибудь вкусненьким, послал тысячу улыбок во все стороны и только потом скрылся. От его суетливого желания угодить у меня сводило скулы. Я посмотрела из-под опущенных ресниц на брюнета и утреннюю незнакомку — они тоже боролись с раздражением.

— Вы извините, я тороплюсь, — сказал мужчина, усаживаясь напротив меня, едва за генералом закрылась дверь. — У меня самолет через три часа, не хотелось бы опаздывать. Начнем?

Я послушно кивнула, и только потом обратила внимание на то, что он взял руководство ситуацией на себя. Мне это и понравилось, и не понравилось одновременно. С одной стороны, мне импонировало, что я могу побыть слабой девушкой и подчиниться мужчине, с другой — подчиняясь кому-либо очень сложно грамотно вести допрос. В теории. Как его следует правильно вести на практике, я не знала.

— Почему ваша фирма называется «Апер»? — спросила я первое, что пришло мне в голову.

— Это немного не скромно, но я решил назваться по первым буквами имени, отчества и фамилии, — брюнет говорил ровным голосом, однако в его глазах читалась улыбка. — Артем Петрович Ермаков — АПЕР. Тогда мне не представлялось, что мы настолько размахнемся.

— А как же наполеоновские планы? — не поверила я. — Неужели вы не ставили перед собой задачу заработать все деньги на планете?

Артем рассмеялся. Его смех не сочетался с его голосом. Тембр мне не очень нравился, казался сипловатым, а вот смех пришелся по сердцу: мелодичный, не высокий и не громкий. У редкого человека встречается красивый смех.

— Мне это неинтересно, — сказал он, отсмеявшись. — Меня привлекают новые возможности и решения. Вы азартный человек?

Я пожала плечами. Мне не доводилось играть в казино. Карты в нашей семье не жаловали, брат и отец предпочитали проводить время за шахматами. Впрочем, один мой старый знакомый нежно любил покер, а мне до поры до времени не удавалось его обыграть. Зато потом у меня не получалось сделать так, чтобы он остался в выигрыше.

— А я очень азартный, — признался Артем. — Я уверен, что вся наша жизнь — интересная игра и прожить без риска — невозможно. «Апер» — это всего лишь очередной этап моей личной игры, который позволяет мне поддерживать определенный уровень дохода и делает жизнь увлекательнее.

Он говорил достаточно банальные фразы, все их мне доводилось слышать раньше от разных людей, но в отличие от других моих знакомых, он искренне верил в свои слова. На секунду я ощутила, как он мыслит категориями игры и как путается в категориях реальности… Он продолжал говорить, но я его уже не слышала, пораженная своей возможностью ощутить мир через его восприятие.

Я отвернулась от Артема, надеясь вернуться в свое мироощущение. Девушка сидела позади брюнета, погруженная в свои мысли, и вертела в руках красную фишку. Точно такие же алые кругляшки пластика были на заснувших людях.

— Откуда это у вас? — спросила девушку я, перебивая Ермакова на полуслове.

— Фишка? — девушка удивилась моему вопросу. — Артем подарил как талисман, когда я только начала у него работать. Обычно она висит у меня на браслете.

— У нас такая традиция, — пояснил Ермаков. — Я предлагаю всем новичкам сыграть со мной в рулетку. И дарю фишки на память. Мне кажется, это забавно.

— Вы берете на работу только тех, кто выигрывает? — быстро спросила я, было странно слышать свою идею в чужих устах.

— Я беру на работу только тех, кто любит играть, — поправил меня Артем, — Вы молоды и пока не понимаете, что сама игра может быть интереснее и приятнее выигрыша, когда-нибудь мы поспорим об этом.

— Не сомневаюсь, — усмехнулась я, последние пару минут меня не покидало ощущение, будто допрос мне не удается.

— Мне придется вас покинуть, — Артем встал со стула и вежливо мне кивнул на прощание. — На все вопросы вам ответит Ульяна, она в курсе событий. Прошу вас, берегите мою помощницу, у нее скоро свадьба. Хотелось бы, чтобы она смогла дожить до торжества.

— Лично прослежу за ее безопасностью, — усмехнулась я, представляя, как сачком для бабочек ловлю неизвестную магию и закрываю девушку своей грудью от таинственного колдуна.

— Вам кто-нибудь говорил, что вы слишком громко думаете? — Ермаков обернулся в двери, и я снова увидела смешинки в его глазах.

Ульяна наблюдала за нами не без интереса. Когда она смотрела на начальника, ее взгляд смягчался. Чувствовалось, что она часто заботится о нем в быту. Меня она окинула изучающим взглядом в самом начале знакомства, после лишь изредка заглядывала в глаза, когда мы с Артемом начинали говорить слишком оживленно. Ульяна сидела изумительно правильно, я снова мысленно похвалила ее от лица наших педагогов по этикету. Они бы оценили и правильную осанку, и аккуратно скрещенные в щиколотках ноги, и руки, спокойно лежащие на коленях. К ее губам словно приклеилась полуулыбка, однако глаза смотрели устало и печально. Несоответствие эмоций не отпугивало, а завораживало. Из всех, с кем я общалась ранее, я замечала подобную особенность только за Мефистофелем.

— Софья, я хочу Вам признаться, — тихо сказала она. — Мне страшно.

— Почему? Вам угрожают? — насторожилась я.

— Нет, просто предчувствие, — Ульяна опустила взгляд. — Я не должна была сюда ехать, но на моей кандидатуре настояли. Мы вообще не собирались участвовать в тендере, Артема попросили, и он просто не смог отказать. Мы не хотели тратить время и силы… Вы, скорее всего, не знаете, сейчас в столице проходит серьезный этап тендера на проведение очень крупных соревнований, все наши силы брошены туда… И мне просто страшно. Обычно этого достаточно, чтобы я отказалась что-то делать. Интуиция редко меня подводит.

Дверь распахнулась, оборвав сбивчивый рассказ девушки на полуслове. На пороге кабинета стоял генерал с огромным подносом, нагруженным чашками и вазочками с пирожными и печеньем.

— Артем Петрович уже ушел? — спросил он, поставив на стол чашки.

— Как видите, — я постаралась тепло ему улыбнуться, получилось плохо.

— Яночка, Вас все устраивает? Может быть, вы считаете, что нужно сменить состав группы? Вам, наверняка, уже сообщили, о Мефистофеле, и, если вам некомфортно…

— Мне комфортно, — сухо ответила Ульяна. — И я считаю Мефистофеля одним из лучших специалистов в своей области, потому мне будет спокойнее, если он займется делом, в котором фигурируют работники нашей фирмы.

— Но я знаю, что в юности…

— Это было так давно, что сложно поверить. Порой люди сильно преувеличивают значимость того, кто первым окажется в спальне, воруя девичьи сновидения, — голос Ульяны звучал ровно и доброжелательно, а улыбка в уголках ее рта обозначилась чуть сильнее.

Главный наставник кивнул. Никогда раньше ни один человек не вызывал у меня столько отрицательных эмоций, причину которых я не могла объяснить логически. Его стоило поздравить с рекордом. Он постоял еще пару минут в дверях, попытался что-то сказать, но, не выдавив из себя ничего толкового, вышел.

— Откровенность за откровенность. Я не знаю, что у вас спрашивать, — призналась я.

Мы обе молчали. Я придирчиво выбирала себе пирожное.

— Вы очень похожи на своего брата, когда думаете о чем-то, — тепло улыбнулась Ульяна, огонек радости рассеял тоску в ее взгляде. — У вас одинаковая манера прикусывать нижнюю губу и наклонять голову.

— Вы знакомы? — поразилась я.

— Я считаю Сережу своим близким другом, — ответила девушка.

— А Мефистофеля?

— Нам доводилось сталкиваться прежде, — глаза Ульяны вновь потухли.

Я хотела ей сказать, что они тоже похожи чем-то сложноуловимым: выражением глаз, манерой двигаться. Только у Ульяны движения были на свой, мягкий, женский манер. Жесты же напарника казались более расхлябанными и расслабленными. Даже глаза у них были одного цвета — голубого. Только у Мефистофеля они казались прозрачными и бесцветными, а у Ульяны — ярко-синими. Вовремя я одернула себя на полуслове, вспомнив, как девушка изменилась в лице, когда речь зашла о специалисте по сновидениям.

— Давайте я приглашу вас к себе в контору завтра утром? Вместе с другой девушкой, не помню ее имени, — Ульяна нахмурилась. — Может быть, на месте вы что-то и придумаете?

Мне очень хотелось ободрить ее, сказать, что там мы обязательно догадаемся, кто, как и для чего насылает сон на людей, связанных с «Апер», но я не умела врать. Более того, я все еще не была уверена в том, что причина сна этих людей в связанности с фирмой Артема. Потому я неопределенно повела плечом и попробовала пирожное. Успокаивать девушек у меня получалось еще хуже, чем вести допросы.

2_4

Я выходила из здания ФБД, когда ко мне подлетела Юстас и, обвив своей рукой мой локоть, потащила меня в сторону. По ней было видно, что ее переполняют сильные эмоции, которыми ей хочется поделиться, но отчего-то приходится молчать. Гадая, сколько времени может отнять болтовня с разведчицей, я глянула на часы. Девять часов вечера. В лучшем случае, дома я смогу оказаться только в половину одиннадцатого.

— Ты когда-нибудь была в «Бульдоге»? — спросила меня девушка, когда мы отошли от здания ФБД достаточно далеко, чтобы не налететь на кого-нибудь из знакомых.

— Неоднократно, — ответила я.

«Бульдогом» назывался уютный паб в английском стиле, находящийся в паре кварталов отсюда. Мне его когда-то показал Сережа. Одно время они с друзьями зависали там каждые выходные, влюбленные в атмосферу этого места, неповторимое оформление, его непопулярность среди других горожан и хорошее качество обслуживания. Меня же покорили тяжелые медные колокольчики на огромных столах, красная телефонная будка в центре зала и развешенная по стенам чеканенная реклама пятидесятых годов прошлого века… Я никогда не была поклонником пива, предпочитая ему либо чай или кофе, либо коньяк, однако пить подобные напитки в пабе казалось мне дурновкусием, потому я игнорировала приглашения Сережи присоединиться к его компании и оставалась дома, изредка заглядывала в паб днем, не желая встретить кого-то из знакомых.

— Пошли! — решительно сказала Юстас, потащив меня в сторону «Бульдога».

Я отметила, насколько непринужденно она воспользовалась боевым захватом, и, испытывая вполне объективное желание избежать перелома руки, последовала за девушкой.

— Мне Петя сообщение прислал, а ему — кто-то из текстологов, такое впечатление, что они вездесущи, — шептала Юстас, сталкивая меня вниз по лестнице.

Я цеплялась за перила, стараясь удержаться, но Юстас была упорнее меня. Потому я кубарем скатилась вниз, чудом ничего себе не поломав. Разведчица скромно улыбнулась, извинилась, подняла меня и отряхнула.

— То есть, мы здесь по вине сарафанного радио? — я приподняла правую бровь, надеясь, что Юстас понимает мое неоднозначное отношение к подобного рода развлечениям.

Девушка отмахнулась от меня. Сжав мое запястье, она прокралась в зал и аккуратно, по стеночке, подошла к наименее освещенному столику в углу. Мне не оставалось ничего другого, как пойти за ней, стараясь быть такой же незаметной.

Я все еще старательно пиподнимала бровь, когда мы сели за столик. Разведчица без слов стрельнула взглядом в противоположную от бара сторону. Я послушно посмотрела туда, куда указывала Юстас и поперхнулась воздухом от неожиданности.

За синтезатором известной японской фирмы, чуть прищурив глаза и изредка наклоняясь корпусом вперед, сидел Мефистофель. Его пальцы легко танцевали на клавишах, заставляя синтезатор издавать блюзовые мелодии, которые то получались задумчивыми и медленными, то закручивались в вихре стремительных эмоций. Он почти не смотрел на свои руки. Ему было достаточно музыки, чтобы чувствовать инструмент и решать, куда он поведет мелодию дальше. Он казался невероятно притягательным в этом момент, открывая свою душу случайным слушателям в пабе. Впервые на моей памяти он был максимально честным и откровенным.

В горле першило, хотелось заказать какой-нибудь напиток, но я не могла найти взглядом официанта. Вдруг на пороге зала появились Сергей и Ульяна.

Ульяна. Яна. Яшка.

И как я раньше не догадалась?

Девушка остановилась на пороге. Она сразу же заметила Мефистофеля, самозабвенно играющего блюз. На мгновение ее взгляд смягчился, а по губам скользнула грустная улыбка, но буквально через секунду она качнула головой, отгоняя ненужные мысли и вышла из зала, утянув Сергея за собой.

***

Офис «Апер» располагался в центре города, в получасе ходьбы от здания ФБД и в паре кварталов от моего дома. Ульяна в шутку называла его «полевым штабом», сквозь смех жалуясь на надобность легко и быстро перевозить минимальные наборы необходимой аппаратуры из города в город. Всего четыре большие светлые комнаты и одна маленькая коморка, в которой ютились Ульяна и Артем. Зато остальным сотрудникам «Апер» было комфортно работать.

Юстас осталась знакомиться с людьми Артема, я последовала за Ульяной в их крохотную коморку. Три ноутбука, копир, принтер… Стандартный набор любой фирмы.

— Осторожно! — воскликнула Ульяна, но было поздно, я уже споткнулась об узкую фиолетовую трубочку. — Ушиблась?

— Немного, — соврала я, потирая коленку. — Что это?

— Коврик для йоги, — ответила девушка и смутилась. — Мне посоветовали заниматься каждый день в одно время, чтобы восстановить нервы.

— Помогает? — полюбопытствовала я.

— Не знаю, — пожала плечами Ульяна. — Как-то раз мы с Артемом здесь ночевали, я спала на этом коврике. Было мягко…

Ульяна села за стол и включила один за другим все три ноутбука. На работе она менялась, становясь более строгой и сдержанной. Та женственность, которая завораживала меня, не растворялась в облике сосредоточенной леди, а словно придавала строгому образу мягкое свечение.

— Если не возражаешь, моя помощница обратится к тебе за помощью, нужно оформить некоторые документы, — девушка говорила со мной, не отрывая взгляд от последнего монитора.

— Вам не страшно доверять свою информацию третьим лицам? — удивилась я.

— Там не будет той информации, за которую нам стоит переживать, — усмехнулась Ульяна. — Как я заметила, Юстас уже устроилась на хвосте у нашего секретаря.

Я выглянула из Ульяниной каморки. Действительно, разведчица ни на шаг не отходила от эффектной брюнетки, шлепающей чернильные кругляшки на один документ за другим. Девушки уже хихикали в унисон и о чем-то оживленно перешептывались. Все же, школу разведки просто так не забудешь. Сказано — внедриться в коллектив, Юстас внедряется. И смотрится здесь вполне естественно, в отличие от меня.

— Вы с ней не особо дружны, — заметила я. — Почему?

— С Юстас? Мы даже толком не разговаривали, — удивилась Ульяна.

— С секретаршей, — поправила я. — Странно, что две подходящие по возрасту девушки избегают общения друг с другом.

— Это из-за моего статуса, — пояснила Ульяна. — Я должна соблюдать дистанцию, иначе в силу моей молодости вся фирма окажется на моей шее, но не могу сказать ничего плохого в ее адрес. Поиммо секретарских обязанностей, она является талантливой переводчицей, без нее нам часто приходилось бы туго.

Я не стала расспрашивать дальше. Даже если девушке есть, что добавить, сейчас она не расскажет мне ничего нового.

— Яночка, ты письма в городскую ратушу еще не отнесла? — в каморку заглянул молодой мужчина.

— Не успела, — Ульяна посмотрела на него поверх монитора. — И боюсь, что сегодня опять не успею. Вы не можете сходить вместо меня? У Вас же тоже есть право подписи…

Она скорчила милую гримаску, чего я от нее никак не ожидала. Похоже, не со всеми сотрудниками ей было необходимо держать дистанцию. Мужчина улыбнулся и осуждающе покачал головой.

— Вертите вы все мною, как хотите, — пожаловался он. — Давай их мне, я отнесу.

— Вы чудо, Антон, — ласково улыбнулась девушка. — Кстати, познакомьтесь, вы в некотором роде коллеги. Артем попросил Софью отвечать за сохранность моей жизни в этом городе, а Антон отвечает за безопасность всех наших мероприятий.

Я приветливо улыбнулась мужчине, не зная, стоит ли протягивать ему руку для приветствия. Никогда не любила подобные моменты. Антон замялся, скорее всего, он тоже не мог определиться, как ему реагировать на знакомство.

— Вы окончили школу ниндзя, и будете всегда следовать за Ульяной, стреляя в ее обидчиков отравленными иглами? — поинтересовался Антон, решив ограничиться вежливым кивком.

— Вы невероятно близки к правде, — усмехнулась я. — Примерно так все и будет происходить.

Антон уважительно показал мне большой палец, забрал со стола какие-то листки и вышел из кабинета. Я так и не разобралась, шутил ли он, или искренне поверил моим словам.

— Когда-то он был первым человеком, который принял меня здесь всерьез, — пояснила Ульяна. — Сразу после Артема.

Я вышла из каморки, решив пройтись по офису. Помощница Ульяны, миниатюрная блондинка, носилась между столами, сшибая стулья. Трогательная в своей неуклюжести, она хотела казаться строгой и решительной, но у нее не получалось. Я так и не поняла, какая задача лежит на ее плечах. Возможно, Артем просто ее пожалел, возможно — увидел в ней что-то такое, чего не заметила я, возможно — ошибся. В последнее мне верить не хотелось, в моем представлении Ермаков не должен был ошибаться.

Юстас с бухгалтером пили чай с овсяным печеньем. Они звали к себе всех, в том числе и меня, но никто к ним не присоединился.

Несколько мужчин и женщин склонились над картой аттракционов, высчитывая, куда стоит пустить торговцев сувенирами, а откуда их обязательно нужно будет прогнать.

Какая-то девушка договаривалась по телефону о дежурстве карет скорой помощи, но пока безуспешно: ей отказали уже во второй больнице, сославшись на плохое оборудование машин.

От наблюдений меня отвлекло секундное жужжание мобильного телефона. Заметив номер Мефистофеля, я открыла сообщение:

«Новый случай. Напротив городской ратуши. Ждем вас обеих».

Глава 3. Гавканье для синоптиков

Мы с Юстас на удивление быстро поймали частника. Разведчица мило пощебетала с водителем, после чего тот согласился отвести нас до городской ратуши за минимальную цену. Когда Юстас назвала мне сумму, я не поверила своим ушам, искренне считая, что таких тарифов не существует уже года три. В последнее время я все чаще завидовала «леди Ю», ее умения и навыки, приобретенные в образовательных учреждениях при ФБД, были куда нужнее в жизни, чем то, чему обучалась я.

Когда мы добрались, площадь перед ратушей уже оцепили. Я поднырнула под красно-белую оградительную ленту и направилась прямо к Кузьме. Домовой смотрел за работой криминалистов и курил, стряхивая пепел на асфальт. Петя суетился здесь же, в последнее время мне практически не доводилось его видеть в лаборатории: юноша предпочитал проводить все свое рабочее время в библиотеке, выполняя только те задания, которые давались ему в приказном порядке, причем специально все делал медленно и плохо, так он добился полного отсутствия приказов. Потому я искренне удивилась, увидев молодого криминалиста на месте преступления.

— Там твой Мефистофель, у памятника, — суховато сказал Кузьма, проследив за моим ищущим взглядом.

Я нашла напарника сидящего на корточках перед телом. На этот раз пострадавший лежал лицом вниз, раскинув руки и ноги, словно собиралась лететь. Цвета его одежды и волос было невозможно разобрать, из-за большого количества липкой оранжевой жидкости, которую обычно используют для ловли насекомых.

— Такое ощущение, будто бы никто из них ничего не чувствовал перед нападением, — сказал Мефистофель, поднося мензурку к глазам. — Ни страха, ни подозрения, ни боли… Жутковато, не правда ли?

В воздухе еще остался запах его курительных смесей, видимо, он закончил работать совсем недавно. Напарник за плечо перевернул жертву на спину. В лежащем на асфальте человеке я узнала Антона, заместителя по безопасности из «Апер». Для мужчины у него были достаточно длинные волосы темно-орехового цвета, и, почему-то, мне больше всего было жаль именного их, беспощадно испорченных оранжевой липучкой.

Я присела на бордюр перед памятником. За мной пестрели розовые и фиолетовые флоксы. Передо мной лежал полуживой человек, измазанный яркой липкой жидкостью. Мефистофель сел справа от меня. Я уткнулась лбом ему в плечо.

— Не знаешь, кто это? — спросил Мефистофель, заинтересованно поглядывая на меня.

— Сотрудник «Апер», я с ним буквально час назад разговаривала, — я на секунду отняла лицо от его рубашки.

— Интересно, — отметил Мефистофель. — Но я хотел тебя отвлечь и спросил про памятник…

— Качалов? — прочитала я. — Не помню, вероятно, актер какой-нибудь. К нам в прошлом году приезжал театр его имени с постановкой «Пиковой дамы». Труппа была абсолютно бездарна. Я бы простила им все, если бы они не пытались петь и танцевать танго. У них не получалось ни то, ни другое. Я бы хотела оправдать их акустикой нашей филармонии, но мама посетила этот спектакль, когда была в их городе на конференции. Говорит, было так же отвратительно.

— Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? — напарник перебил меня на полуслове.

— Я идеальна в комплексе? — попыталась угадать я.

— Это-то конечно, — усмехнулся Мефистофель, — но особенно меня восхищают твои ассоциации и умение делать выводы. Часто они мне кажутся абсолютно бредовыми, но когда ты последовательно раскрываешь свои мысли, я признаю, что в них есть логика.

— Спасибо, — сквозь зубы буркнула я; обижаться было глупо, но отчего-то его слова меня задели и даже причинили боль. — У него фишка на груди была?

— А как же? — развел руки в стороны напарник. — Наш оппонент остается верен себе.

Я снова уткнулась лбом в плечо Мефистофеля. Мне нравилось вот так сидеть рядом с более сильным и более умным человеком. За нами играли на ветру разноцветные флоксы и стоял в высокомерной позе Качалов. А вперед мне смотреть не хотелось.

— Я не желаю работать на ФБД, — тихо сказала я.

Мефистофель пошевелился. Я испугалась, что он уйдет, и вцепилась двумя руками в его запястье. Он улыбнулся, но ничего не сказал, и остался сидеть рядом со мной на бордюрчике.

— Это не абстрактный протест. Я уже взрослая и просто хочу другую работу.

— Например?

— Не знаю… Как думаешь, мне уже поздно учиться на шулера? — я оторвала лоб от его рубашки.

— Это очень взрослый разговор, я еще не дорос до него, — рассмеялся Мефистофель.

— Зря ты так… Все эти фокусы с картами — это очень красиво, как и любой порок, впрочем…

Мефистофель взъерошил мне волосы. Впервые за многое время я смогла расслабиться. Это был бы замечательный момент: пешеходная часть города, лето, цветы, два молодых человека… Вот только если бы не нужнобыло смотреть вперед…

***

Все люди рождаются с определенными умениями, просто не все могут их у себя обнаружить. Мой брат Сережа легко нравится людям и обладает удивительно позитивным взглядом на жизнь. У моей мамы способность запоминать любые мелочи, потому она никогда не путается в своих пробирках и склянках. Отец является прирожденным дипломатом: никогда не повышая голоса, он умудряется всегда добиваться своего. Про Мефистофеля никто не может ничего сказать с точностью выше пятидесяти процентов, он не делает тайны из своего прошлого и настоящего, однако никто ничего о нем не знает.

У Ульяны, очевидно, таким талантом было умение разговаривать по телефону. Ее голос звучал спокойно и доброжелательно, приятно-низко, хотя только что ей довелось узнать о покушении на одного из ее сотрудников. Пообещав прибыть как можно быстрее, девушка положила трубку.

— Скоро будет, — передала я.

Ради производственного совещания мы все смогли уместиться в лаборатории. Юстас сидела на полу, скрестив ноги по-турецки. Мефистофель не отрывался от своих пробирок. Кузьма восседал на табуретке, которую мы с Юстас прихватили из коридора, предварительно прикрыв пятна от краски старой газетой. Я устроилась на подоконнике.

— Вам нужно как можно больше беседовать с Ульяной, — сказал Кузьма, пожевав губами.

— А смысл? Мы даже не знаем, о чем, — возразила я.

— Никто не знает, о чем. И сама Ульяна не знает, о чем. На мысль вас может натолкнуть все, что угодно. Любая ее фраза, любое ее воспоминание, даже прикосновение, — продолжал вещать Кузьма.

— Особенно прикосновение, — вскинула брови я.

— Ты даже не представляешь, насколько важны прикосновения для людей! — воскликнула Юстас. — К примеру, когда люди обнимаются, они могут многое понять друг о друге.

— Ну да, вы в разведке только объятия и практикуете. Те огромные труды по самым изощренным пыткам не считаются, — прокомментировал Мефистофель, от него снова пахло сигаретами.

Не смотря на то, что мы хихикали над Юстас, мне была близка идея возможности прочитать человека через касание. Мне хотелось верить в какую-то особую первобытную женскую магию, которая исходит не от мозга и даже не от органов чувств, в моем представлении ее источники были гораздо глубже. И в удивительную способность увидеть человека как на ладони, с помощью одной только этой ворожбы, едва дотронувшись до него… Слегка соприкоснувшись рукавами.

— Я не буду общаться с Ульяной, я плохой психолог, — сказал Мефистофель, после того как Юстас покраснела, затем побелела и вновь возвратилась к своему обычному цвету лица. — И сны мне даются гораздо лучше. Логичнее будет, если каждый из нас займется своим делом.

— Знаете, почему у вас ничего не выходит? — спросил Кузьма после долгого молчания. — Каждый из вас зациклен на своей части работы, не замечая ничего по сторонам. Это отвратительный уровень развития системного мышления. Вам всем нужна смена деятельности.

— Если Вы забыли, я должен уже завтра предоставит вам подробный отчет об анализах эмоций потерпевших, — напомнил напарник.

— Тебя никто не просит отрываться от своей работы, — голос домового звучал мягко, но убедительно. — Продолжайте заниматься своими делами, пусть Ульяна постоянно находится в вашем обществе.

— Она ненавидит меня, — Мефистофель сжал губы, отчего они стали еще тоньше и светлее.

— Вероятно, отношение девушки может натолкнуть ее на какие-то мысли, — пожал плечами Кузьма. — Придумайте, как вы сможете использовать ее негатив.

Я вспомнила, как у меня в кабинете во время неудавшегося допроса Ульяна настояла на кандидатуре Мефистофеля, назвав его отменным специалистом. Я уже собралась рассказать об этом, но решила не лезть не в свое дело.

***

Ульяна пришла через пару часов, я как раз оформляла бумаги на нового пострадавшего. Сперва она постучала в дверь костяшками пальцев, потом едва ее отворила и плавно просочилась в узенькую щель.

Большие начальники заходят в кабинеты иначе: широко распахивая дверь, не давая времени присутствующим на выражение протеста.

Помощница Ермакова показалась мне очень уставшей и растерянной. Девушка замечательно владела своим лицом, чтобы не показывать нам переживание, но отсутствие каких-либо эмоций на лице и быстрыми пальцами, ни на миг не оставляющие кольцо в покое, выдавали ее с потрохами. Вместе с ней непрошеным гостем пришел Сережа, заранее настроенный негативно по отношению к нам. Отчего-то брату казалось, что все мы стремимся причинить Ульяне вред. Он не сказал ни слова, но по его поджатым губам, по его агрессивному взгляду, по скрещенным на груди рукам мы видели его готовность отстаивать безопасность своей спутницы.

— Я попробую оформить для тебя вызов из отпуска, — вместо приветствия сказал Мефистофель. — Не дело, если ты будет пропадать на работе во время законного отдыха.

— Не стоит суетиться, — бросил Сергей.

— Не сопротивляйся, когда для тебя что-то делают, — посоветовала брату я. — В жизни подобное случается очень редко.

Брат хмыкнул. Я хотела подойти к нему и приобнять за плечи, но останавливало присутствие посторонних в лаборатории. Честно говоря, я не знала, кто в этой ситуации «наш», а кто — «чужой». Юстас я легко отнесла к «не нашим», а дальше застряла. Ульяна назвала моего брата хорошим другом, с моим напарником у нее, судя по всему, было общее прошлое. Мефистофеля без колебаний назвала «своим», ему я была готова доверить свою жизнь, хотя маловато о нем знала: он никогда меня не подводил. По крайней мере, до этого дня.

— Вы не будете против, если Артем подойдет? — спросила Ульяна. — Он прилетает сегодня вечером, потом на машине сразу в город… С вашей секретностью очень сложно добираться до города…

Девушка отвернулась к окну, потому мне приходилось напрягаться, разбирая ее слова.

— Пускай приходит, мы всегда всем рады, — приветливо откликнулась Юстас. — Любой человек всегда может быть полезен добру.

Разведчица сидела на полу, обняв прижатые к груди колени. Чтобы видеть нас всех, ей приходилось запрокидывать голову, отчего ее зеленые глаза казались трогательно-огромными.

Сергей подошел к компьютеру и нажал на кнопку включения. Машина сразу же откликнулась приветливым ворчанием вентиляторов: пока брат был в отпуске, мы с напарником не трогали его монстра.

— Что хорошего можешь рассказать? — Сережа не оторвал взгляда от монитора, однако по его тону мы поняли к кому он обращается.

— Практически ничего, — суховато откликнулся Мефистофель. — Такое ощущение, будто всем пострадавшим было все равно, когда их погружали в кому. Как и сейчас.

— Забавно, — оценил брат, запуская какую-то программу.

Мужчины замолчали.

Я торопливо заполняла бланки, поглядывая на них поверх бумаг. От Мефистофеля снова пахло сигаретами — мы вместе выходили на перекур буквально полчаса назад. Он казался все таким же расслабленным, только его жесты едва уловимо замедлились, словно каждый раз он разумом предавал им прежнюю чуть расхлябанную траекторию. Сережино напряжение постепенно начало спадать, погрузившись с головой в работу, он привычно растрепал себе волосы и откинулся на спинку стула.

— Я буду следующей жертвой.

Мы все резко повернулись к окну. Ульяна также стояла спиной, рисуя пальчиком на окне однотипные узоры.

— Есть причины делать такие выводы? — нарушила тишину я.

— Нет, — девушка помотала головой из стороны в сторону. — Я просто знаю.

— Мы пока не можем сказать, какой логикой руководствуется нападающий, но до сих пор среди его жертв не было женщин, — заметила я. — Мне кажется, рано начинать паниковать. Тем более, всегда есть шанс на поимку преступника.

Последняя фраза далась мне плохо, в голосе абсолютно не было слышно энтузиазма. Передохнув, я продолжила после короткой паузы:

— Я понимаю ваш страх, он вполне объясним. И это нормальный страх, мне даже представлять не хочется, что Вы чувствуете.

— Вы же помолвлены, — подала голос с пола Юстас, — позвоните жениху, скажите, как Вам страшно. Он обязательно поддержит. Может быть, заберет из нашего города, наплевав на Вашу работу. Мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь начал обо мне заботиться вопреки моему желанию, это так романтично! Почему бы Вам не попробовать разыграть подобную ситуацию?

На мой взгляд, разведчица была крайне бестактной в этот момент, но идею подала вполне здравую.

— Бессмысленно, — Ульяна улыбнулась одними уголками губ. — Я заранее знаю, как он отреагирует. Мне не хочется слышать очередное «все будет хорошо, я в тебя верю», когда я чувствую грозящую мне опасность.

— Думаю, ты слишком сурова, — рассмеялся Сережа. — Просто тебе не нравится, когда кто-то не считает, что все будет плохо.

Ульяна пожала плечами.

Мефистофель не отрывался от своих пробирок и склянок, смешивая чувства и эмоции в специальных мензурках. Чувства, как правило, изменяли оттенок, а эмоции шипели. Если же напарник нагревал мензурку на огне, смесь начинала бурлить и недовольно клокотать, кардинально меняя цвет.

— Ты должен быть тонким психологом, — заметила я, когда Мефистофель поднес пробирку к глазам. — Ты так хорошо разбираешься в чувствах… Даже представить страшно.

— Я отвратительный психолог, — откликнулся мужчина. — И я часто говорю об этом. Возможно, я начал изучать чувства и эмоции, потому что надеялся как-то в них разобраться. Наш случай мне показывает, что я слаб не только на практике, но и в теории.

— Мне казалось, что у тебя именно практика, — включилась в нашу беседу Ульяна.

У меня сложилось впечатление, будто она хотела продолжить предложение, но оборвала себя на полуслове. Девушка также стояла к нам спиной, едва повернув голову и поглядывая на нас поверх плеча. Снова на долгое время мы погрузились в тишину, которую каждый боялись нарушить.

— Ребят, мы же вам мешаем, наверное? — вопрос Юстас прозвучал утвердительно.

— А ты видишь способ что-то изменить? — усмехнулся Мефистофель, отворачиваясь от своего рабочего стола.

— Вижу. Мы можем подождать вас в другом месте, — быстро предложила разведчица.

— Например? — напарник явно был заинтересован.

— Посидим где-нибудь недалеко, смена обстановки часто приводит к всплеску идей, — невинно предложила Юстас.

— Когда я был в вашем звании, юная леди, у меня даже в мыслях не было предлагать такое начальству, — поведал специалист по снам заговорщицким тоном.

— Но идея-то хорошая, — не сдавалась разведчица. — Не зря же Вы считаетесь молодым и перспективным, чтобы поощрять…

— Вы слишком явно льстите, учитесь делать это тоньше и изящнее, — посоветовал Мефистофель. — Я вас отпускаю.

Я переводила взгляд с Мефистофеля на Юстас и обратно. Если бы меня попросили назвать самую отвратительную черту нашей команды, я бы, не задумываясь, назвала тотальное недоверие. Никто из нас не разговаривал друг с другом прямо, предпочитая томную таинственность.

Чувствовалось, что не просто так разведчица хочет, чтобы мы с Ульяной ушли, но не понимала, для чего. Если бы я могла ей безгранично довериться, то мне было бы легче следовать за ней, но в тот момент я не была уверена в том, что для нас всех и для меня лично будет лучше придерживаться ее плана.

— Пойдемте, девочки, — Юстас легко встала с пола и первой вышла из лаборатории.

Я ничего не понимала. Ульяна, судя по всему, тоже. Возможно, на нее так подействовал страх, но все это время она поражала меня своей апатией. В какой-то момент мне даже захотелось ударить девушку для проверки адекватности ее реакции.

— Иди, в компании Юстас ты в безопасности, — мягко сказал Сережа. — Ее боевая подготовка сильнее, чем у всех нас вместе взятых.

Ульяна кивнула, отступила от окна с такой неохотой, словно могла жить, только дотрагиваясь до подоконника. Я вышла из лаборатории после всех, до последнего пытаясь перехватить взгляд Мефистофеля, еще надеясь хоть что-то понять.

3_2

Мы решили пойти в «Бульдог», наплевав на осторожность. Если бы кто-нибудь из сотрудников Федерального бюро добра решил бы заглянуть сюда и увидел бы нас с Юстас, с наших плеч полетели бы не только кометы, но и головы. Разведчица решительным шагом подошла к барной стойке и села на высокий стул. Мы с Ульяной нерешительно встали рядом.

— Водку и мартини, — велела Юстас бармену. — Один мой зарубежный коллега считает данную смесь лучшим лекарством от нервного напряжения.

— Он лично поделился рецептом? — заинтересовалась я.

— Не успел, — Юстас опустила взгляд. — Я тогда только начинала карьеру и не умела слушать. Думаю, когда-нибудь мы с ним еще встретимся. Мне нужно уточнить у него пару деталей.

— Взбалтывать коктейль? — деловито уточнил бармен, перебивая разведчицу.

Я нахмурилась: не люблю, когда в мои беседы вклинивается кто-то посторонний.

— Сложный вопрос. Для начала просто перемешайте, а в следующей раз используйте шейкер. Мы посовещаемся и решим, как вкуснее, — Юстас придерживалась в разговоре с барменом официального тона.

Мы с Ульяной переглянулись. Я почувствовала, как ступор постепенно начал отпускать девушку. Она смотрела на меня округлившимися глазами, не произнося ни звука. Ее тонкие пальцы оказались на спинке высокого барного стула и начали выстукивать сложную дробь.

— От неврного напряжения помогает, говорите? — неуверенно спросила Ульяна.

— Теоретически, да, — подтвердила Юстас.

Ульяна села на стул рядом с разведчицей так быстро, словно лишняя секунда могла заставить ее передумать. Я продолжала стоять рядом.

— Тебе не говорили, что в ногах нет правды? — разведчица посмотрела на меня через плечо и поставила рюмку с напитком перед свободным стулом.

Я никогда не понимала этой поговорки. Допустим, в наших нижних конечностях истина на самом деле встречается нечасто, но в том месте, которое контактирует с табуреткой, ее тоже мало. Тем не менее, я неловко забралась на стул рядом с Юстас.

До настоящего момента я никогда не пила крепкий алкоголь в компаниях, предпочитая (если уж такое желание возникает) выпить с отцом, потому я абсолютно не знала, как себя вести. В фильмах в таких ситуациях обычно говорят какие-то тосты, но мне всегда это казалось глупой традицией, абсолютно лишенной смысла. Иногда с отцом или братом мы могли выпить немного коньяка, но делали это смакуя и за длинным разговором, без поднимания бокала и заклинаний «за любовь!» или «за удачу!».

— Приступим? — деловито спросила Ульяна, пододвигая рюмку к себе, видимо, у нее тоже не было опыта пьянок.

— Поехали! — скомандовала Юстас.

Мы послушно выпили по порции напитка. Из любопытства и от незнания я попыталась покатать жидкость по небу, после чего едва не задохнулась. Во рту все горело, на глазах выступили слезы.

— Твой зарубежный коллега редкостный извращенец, — сдавленным голосом сказала Ульяна.

— Он аристократ, — мечтательно откликнулась Юстас, — я узнавала, у него есть родовое поместье в Великобритании

— Я тоже аристократка, — пожала плечами помощница Ермакова. — У меня есть фамильный герб с дятлом. Иногда мне кажется, что это символично.

Она разговаривала с нами поверх коммуникатора. Девушка набрала пару слов, но захлопнула книжку-футляр и положила гаджет на барную стойку, так и не закончив нужное сообщение.

— Без обид, но я бы предпочла поместье, — призналась разведчица.

— А я бы — герб, — не согласилась я. — Это более тонкие понты.

— Понты не могут быть тонкими, — возразила Юстас.

— В нашем мире возможно все, — Ульяна погасила нашу дискуссию философским тезисом. — Будем пробовать вариант номер два?

Бармен послушно приготовил нам еще по коктейлю, не дожидаясь прямой просьбы. На этот раз я не пыталась распробовать вкус, потому негативного опыта практически не получила. С другой стороны, я не могла судить о лучшем варианте напитка, а ведь мы определили себе целью именно сравнительный эксперимент, желая выявить лидера среди двух рецептов лекарства от нервных расстройств.

— Вы можете подать календарь, — попросила бармена Ульяна. — Я плохо вижу, а мне нужно ответить на сообщение, опираясь на даты и дни недели…

После тяжелого дня узел на ее затылке растрепался, что делало строгий облик девушки чуть мягче и нежнее. Кожа на скулах отреагировала на алкоголь румянцем, а глаза лихорадочно заблестели: сказывались и нервное напряжение, и коктейль из водки с мартини. Все же странный выбор ингредиентов для мужчины: водка — брутальность, относительная дешевизна и быстрое опьянение, мартини — попсовость и тусовки, выбор молодых девушек, не имеющих собственного вкуса. Все вместе складывалось в брутальную женщину, хотя часть мозга пыталась просчитать мне еще один вариант, который явно был ближе к истине.

— Подождите, я принесу вам другой. Этот мы повесили в качестве декорации, — пояснил бармен, сняв календарь со стены и положив его перед нами. — Видите, здесь что-то напутали и даты немного изменились. Седьмое июня и в понедельник, и во вторник, и в среду…

— Интересно, — Юстас склонилась над календарем, изучая остальные месяцы.

— Очень, — обаятельно улыбнулся бармен. — Наш хозяин коллекционирует календари с ошибками. Там под них целая стенка отведена…

— Зачем тебе календарь? — спросила я.

— Во вторник должна выйти газета с моей колонкой. И если успею, я бы хотела заменить отосланный материал на другой, если еще возможно уложиться в график, — пояснила Ульяна. — Только я абсолютно потерялась в днях…

— Ты работаешь еще в одном месте? — спросила Юстас, вновь ставя перед нами рюмки с гремучей смесью.

— Еще один проект Артема, он создает журнал, отличием которого можно назвать обилие колонок авторства разных людей. Это могут быть какие-то наблюдения, мысли, — Ульяна чуть прищурилась на свет. — Мало иронии и много собственного пафоса, но мы только начинаем и пока не можем найти свой собственный лучший путь. Возможно, когда-то он станет популярным продуктом.

— И ты там публикуешься? — прервала длинное объяснение Юстас.

— Раз в два месяца, — кивнула Ульяна. — Не могу судить о качестве. Определенно, мне есть куда расти.

— Самокритично, — похвалила я.

Мы молча выпили еще по одной рюмке «лекарства от нервного напряжения». Юстас положила подбородок на сложенные перед собой руки. Разведчица всегда казалась мне пустоватой, но в тот момент я почувствовала, толком и не поняв того, что она тоскует.

— Ты давно общалась с Петей? — спросила я.

Юстас набрала воздуха в грудь для ответа, как вдруг с негромким хлопком зал погрузился в темноту.

— Не бойтесь, у нас проблемы с проводкой и пробками, такое случается, — бармен поставил перед нами горящую свечу. — Теперь половина зала обесточена… И лампы не горят…

— Так даже романтичнее, — улыбнулась ему Ульяна.

Юноша едва заметно смутился и пошел расставлять свечки на столики.

— Ты собиралась рассказать нам о Пете, — напомнила Ульяна, поворачиваясь к Юстас. — Давно вам хотела сказать, его необходимо постоянно хвалить, он страдает и чахнет без поощрения, это видно невооруженным глазом. Потому начинает вредничать и работать куда хуже, чем может. Причем, сам того не замечает. Если вы не измените тактику, он быстро от вас сбежит.

— В похвале нуждаются все люди, — сказала я, хотя была полностью согласна с девушкой.

— У некоторых эта потребность выражена сильнее, у некоторых — слабее. Тебе, скорее всего, плевать на чужое мнение, — девушка смотрела на меня чуть прищурившись и улыбаясь одними уголками губ. — А я, как и ваш криминалист, постоянно нуждаюсь в добром слове.

— Твой жених тебя часто хвалит? — вдруг заинтересовалась разведчица.

— Мы слишком редко разговариваем для этого, — улыбка Ульяны превратилась в усмешку. — Я не могу сказать, что я ему доверяю, хотя он положительный во всех отношениях. Он слишком серьезно относится к себе, пожалуй. Не понимает иронии и не любит играть. Ему не хватает гибкости и скорости мышления, умения взглянуть не ситуацию с разных точек зрения, капельки сомнения в себе.

— Зачем ты тогда выходишь замуж? — спросила я, разливая по рюмкам напиток из шейкера. — Извини, но, на мой взгляд, счастливая невеста должна говорить иные речи.

— Не знаю, — пожала плечами Ульяна. — Потому что это логичный этап.

— Глупо, — бросила я.

— Не спорю. Я иногда очень сильно устаю и нуждаюсь в положительной иллюзии, так мне ее проще создать, как основанную на реальных фактах, — Ульяна залпом выпила водку с мартини, не дожидаясь команды.

Девушка пристально смотрела на огонь свечи. В какой-то момент блеск ее глаз показался мне особенно влажным, и я тактично отвернулась. Юстас теребила рюмку в руках, перекладывая ее из левой ладони в правую, обводила ободок пальчиком и постукивала ногтями по стеклу. Я залпом выпила жидкость, успев на этот раз подготовиться к ожогу неба.

— А вообще, мне когда-то нагадали три помолвки, две уже позади, — голос Ульяны звенел весельем. — Значит, следующая обречена быть счастливой. Так что у вас с Петей?

Мы посмотрели на Юстас. Разведчица поставила рюмку на барную стойку.

— Он стал другим в последнее время, — тихо сказала она. — Недавно позвонил среди ночи, зачем-то читал сказки…

— Культура меняет человека, — философски заметила Ульяна.

— Прочитал мне про лису и зайца, у них было две избушки: лубяная и ледяная, — продолжала рассказывать Юстас. — Во-первых, я не знала, что такое «лубяная», а во-вторых, меня поразило, что лиса построила избушку изо льда, как делали когда-то северные народности, обладающие редким знанием, а народ посчитал ее ленивой… А она старалась, трудилась… Вообще я не привыкла, чтобы мне звонили и читали сказки… Особенно среди ночи.

— Это романтично, — не согласилась я. — Мне читали только стихи. Два раза. Хорошие и плохие. Плохие были собственного сочинения, а хорошие — Пастернака. Причем, их тоже выдавали за свои. А мне было неловко, потому что я любила Пастернака и знала эти стихи.

— А сейчас кого любишь? — заинтересовалась Ульяна.

— Многих: Маяковского, Бродского, Цветаеву, Есенина, — перечисляла я.

— Я тоже люблю Есенина, — призналась Ульяна. — Тебе какое стихотворение больше нравится?

— Как в настроение попадет. Сейчас я бы выбрала «Ты меня не любишь, не жалеешь», — задумалась я.

— А мне «Дай, Джим, на счастье лапу мне…»

Мы замолчали. Юстас налила нам еще по порции «лекарства». Мы выпили. Наверное, за Есенина в частности и поэзию в целом. Разведчица сразу же разлила по рюмкам остатки смеси из шейкера.

— Давно хочу сказать одну фразу, она сложилась на уровне ощущений, но я никак не могу ее сформулировать, — Ульяна опустила глаза. — Иногда она складывается в моей голове в предложение из слов, но мне оно не нравится и даже пугает. И мне страшно ее произносить, даже для себя.

— А ты попробуй сказать, может быть, иногда нужно пытаться словами выразить свои мысли и чувства? — раздался за спиной голос Мефистофеля.

От неожиданности Юстас опрокинула на бок последнюю рюмку. Та картинно покатилась по барной стойке, расплескивая мартини с водкой и сбивая остальные рюмки, словно мяч в боулинге. Я заворожено следила за тем, как они полетели вниз, под ноги Ульяны, едва подпрыгнули и рассыпались на блестящие осколки.

Мы все молчали. Не знаю почему, но появление напарника сейчас сильно испугало меня, и дело было не только в неожиданности. Я всей душой не хотела, чтобы он присутствовал при этом разговоре, слишком интимной мне казалась наша беседа. И внезапно наступившая тишина тоже казалась жуткой.

— Привет, — запоздало поздоровался Мефистофель. — Извините, я вас напугал. Просто мы закончили и решили перебазироваться домой к Софье и Сергею, воспользовавшись временным отсутствием их родителей. Мы позвонили месье Ермакову, он подъедет прямо по указанному адресу и обещает встретить нас уже там.

Напарник положил на барную стойку две купюры. Юстас послушно встала со стула и подала руку Ульяне: последняя до сих пор была слишком напугана. Девушки осторожно вышли из зала, подсвечивая себе мобильными телефонами.

Я притянула Мефистофеля за рукав и заглянула ему в глаза.

— Зачем Юстас хотела нас напоить?

— Алкоголь, деньги и секс — лучшие способы добычи информации, взятые на вооружение разведкой, — сухо ответил Мефистофель.

— И на каком бы варианте мы остановились, если бы не получилось с алкоголем? — спросила я.

— По обстоятельствам, — пожал плечами он.

3_3

У нас дома Ульяна попросила разрешения воспользоваться моим ноутбуком. Меня это несколько покоробило: я всегда с неохотой давала другим людям свои гаджеты, в том числе плеер, считая, что так слишком сильно открываюсь перед чужими. У меня хватало ума не хранить компрометирующие меня фотографии или слишком откровенные текстовые файлы, но ведь не обязательно видеть информацию подобного рода, чтобы понять о человеке слишком много? Тем не менее, я наступила себе на горло и провела Ульяну в свою комнату, включив перед ней компьютер, и вышла, оставив девушку наедине с ноутбуком.

Все остальные устроились в большой комнате. Напарник вышел в центр и как в плохом американском детективе попытался зарисовать всю информацию, которой мы обладали, в таблицы и схемы. Я послушно смотрела на нарисованные Мефистофелем значки, но не могла на них сосредоточиться: какая-то мысль настойчиво не давала мне покоя, но общий гвалт сбивал меня… Мефистофель пользовался тем, что Ермаков сидит рядом и терпеливо отвечает на все наши вопросы, потому его таблица все время дополнялась новыми и новыми значками, которые еще сильнее меня отвлекали.

Артем устал после дороги, но не потерял ни капли обаяния. Мне очень нравилась его пластика. Он поражал своей грацией, в которой не было ни капли манерности. Чувствовалось, что Ермаков нацелен получать удовольствие в любую секунду жизни от абсолютно любого занятия. Как большой толстый котяра… Я сразу вспомнила, как в детстве мне приносили книгу волшебных сказок, где на обложке был изображен Кот в Сапогах, тоже поклонник игр и ценитель удовольствий.

В голове зазвенел колокольчик интуиции. Боясь его спугнуть, я перевала дыхание.

В углу всех записей, круглым мелким почерком Мефистофеля было написано название фирмы Ермакова — «Апер». Я прочла его словно в первый раз и, медленно выдохнув, прочитала его наоборот.

Мысль казалась абсурдной, потому я зажмурилась и, стараясь думать как можно медленнее, мысленно произнесла про себя то, что только что почувствовала неким импульсом, но не смогла выразить словами.

— Ребят, а я знаю, по каким правилам играет с нами наш колдун, — тихо сказала я. — Все очень просто и красиво. Я бы даже сказала, сказочно просто и сказочно красиво… Вы все помните сюжет «Репки»?

Как я ни старалась, моя речь продолжала звучать сбивчиво. Практически не сказав ничего про первое убийство, а лишь назвав бухгалтера «крысой, бегущей с тонущего корабля», я приступила к описанию второго. Я рассказала и про скачущие сапоги под деревом, и про вольного певца, которого можно было сравнить с главным героем сказки Киплинга «кот, гуляющий сам по себе». Третье убийство далось мне лучше всего: я с чувством читала любимое стихотворение Ульяны, не забыв дать его правильное название — «Собаке Качалова», напомнила про памятник и сравнила ответственного за безопасность со сторожевым псом.

— Ты уверена в том, что сейчас нам рассказала? — спросил Артем после долгого молчания.

— Максимально, — ответила я. — Я даже могу сказать, что он оставлял нам куда больше знаков, просто не все мы смогли заметить. Завтра я пойду в библиотеку и, будьте уверены, смогу сделать историю каждого убийства еще интереснее.

— И кто по твоей схеме должен стать следующей жертвой? — Ермаков пристально посмотрел мне в глаза.

— Тот, кто может соответствовать роли «внучки», — сухо сказала я.

— Ульяна? — встревожено спросил Мефистофель.

— С большой степенью вероятности.

***

Мы с Артемом стояли на кухне и варили кофе.

Вернее, кофе варила я, а он сидел на диванчике и внимательно наблюдал за моими действиями. Мы единственные не смогли заснуть, потому коротали время на кухне и за разговорами.

Первой легла спать Ульяна. Она постучалась в зал минут через двадцать после моей пламенной речи, когда обсуждение уже не казалось нам таким интересным, как в начале, и попросила у меня разрешения где-нибудь лечь. Я великодушно уступила ей свою комнату, выдав комплект чистого постельного белья. Юстас выпросила у Сергея его комнату, сославшись на излишнюю скромность и стыдливость. Нам всем было лень с ней спорить, потому мы предпочли ей поверить, спровадив Сергея расстилать ей постель. Сергею с Мефистофелем было постелено на диване в зале, но напарник прокрался в мою комнату и задремал на компьютерном стуле. Мы все сделали вид, что не обратили на это внимание. Артем мог лечь в зале на кресле или в комнате родителей, но он отчего-то занял позицию на кухонном диванчике. Я же играла роль гостеприимной хозяйки, хотя могла расположиться либо в комнате брата вместе с Юстас, либо в комнате родителей, оставив мсье Ермакову в полное распоряжение кухню.

— Почему вы выбрали работу в ФБД? — спросил Артем, принимая у меня из рук чашку с кофе. — До сегодняшней ночи я искренне полагал, что вы не на своем месте.

Мне было обидно слышать его слова. Сама себе я могла говорить подобное сколько угодно, но когда чужой человек решил, что я недостойна носить погоны ФБД… Я чувствовала боль.

— А как думаете Вы? — я заглянула ему в глаза. — Раз Вы размышляли на эту тему, Вы должны были прийти к каким-то выводам, не так ли?

— Не обязательно, — Артем широко улыбнулся, он не отводил взгляд, что несколько поднимало его в моих глазах, не давая упасть окончательно.

— Тем не менее, Вы попытались ответить на этот вопрос, и мне интересно узнать Ваши варианты.

Артем продолжал пристально смотреть мне в глаза. Я очаровательно ему улыбнулась.

— С вашим образованием и внешностью, вы могли бы пойти по пути элитных эскорт-услуг, — также глядя мне в глаза предположил он.

— Стоящая работа? — заинтересованно спросила я.

— Менее пыльная, — он улыбнулся одной стороной рта. — Я часто нуждаюсь в очаровательной спутнице, способной поддержать разговор об изящных искусствах, в остальное время умеющей молчать с умным видом.

— У меня бы не получилось, — усмехнулась я. — Когда дело касается умного вида, я всегда проигрываю. Видимо, от природы не дано.

— Вы себя недооцениваете, — Ермаков так и не отвел взгляд. — Только представьте, вы в шикарном платье, в одном из самых прекраснейших залов, всюду скучные люди, которые только и думают, как быстрее оказаться дома. Все хотят говорить о важном, а приходится — о дозволенном. Допустим, разговор зашел о музыке. Что вы скажете?

— Что люблю группу «Петербург», — я изящным жестом заправила в прическу выбившуюся из-под шпилек прядь. — Из их последнего альбома меня особенно интересует песня «поколение», прекрасный образец постмодернизма. Особенно строчка «люди вокруг оттого, что рвались предметы контрацепции» и «я вертел на определенных органах, все что вертится»… Впрочем, это уже разговор о литературе, а не о музыке, не так ли?

Я встала из — за стола и собрала грязные чашки. Мыть посуду не хотелось, потому я позволила себе просто составить их в раковину, подкинув немного лишней работы нашей трудолюбивой барабашке. Ополоснула руки и продолжала стоять спиной к столу, опираясь на раковину, когда Ермаков дотронулся до моего запястья. Он подошел ко мне абсолютно неслышно, потому я вздрогнула от его прикосновения.

— Вы не услышали самого главного, — он наклонился к моему уху.

— Что именно?

— Я считаю вас привлекательной, — дыхание Артема щекотало кожу.

— Вы же предлагали мне работу, — тихо сказала я. — Почему вы не попытались уговорить меня на игру?

— Я достаточно разбираюсь в людях, чтобы понять, что вы не игрок, — в его голосе была слышна улыбка.

Я хмыкнула. Мне был безразличен практически весь наш диалог, кроме того, что Артем так меня и не понял.

Я отвернулась от раковины, оказавшись лицом к лицу с Ермаковым. Едва касаясь щекой его кожи, я прошептала:

— Я хочу спать.

— Вам что-то мешает? — заинтересовался он.

— Ничего, в том-то и дело, — улыбнулась я. — Спокойной ночи, Артем Петрович. Будет лучше, если вы останетесь на кухне.

Я выскользнула из кухни, закрыв за собой дверь.

Осторожно, на цыпочках я прокралась в свою комнату, стараясь не разбудить Мефистофеля и Ульяну. Прежде чем задремать мужчина развернулся в компьютерном кресле так, чтобы иметь возможность видеть девушку. С одной стороны, мне не хотелось даже представлять, насколько ему было дискомфортно, с другой — я позавидовала его возможности дремать в столь неудобной позе: уронив голову на грудь, умудрившись практически сползти на пол… Во сне Мефистофель казался абсолютно бесцветным, от его обаяния ничего не осталось, его внешность даже отпугивала. Ульяну, в отличие от напарника, сон красил, возможно, потому что по сравнению с ним она устроилась в королевских условиях. Она казалось еще более юной и хрупкой, однако было видно, что сон ее был беспокоен.

Я также тихо вышла из комнаты. Если верить звукам, Артем продолжал копошиться на кухне. Я еще раз усмехнулась и пошла в Сережину комнату, надеясь, что Юстас меня не прогонит.

3_4

Практически все визитеры утром изъявили желание хотя бы на час заглянуть к себе: принять душ и переодеться, потому покинули наш гостеприимный дом ни свет, ни заря. Барабашка проворчала что-то невнятное и с видимым удовольствием принялась за уборку. Ульяна же никуда не спешила, потому воспользовалась нашим с Сережей приглашением разделить утреннюю трапезу с нами.

Впервые за все время нашего знакомства я увидела ее спокойной и расслабленной. Не скажу, что перемена была столь значительной и сразу же бросилась в глаза, но такой мне Ульяна нравилась больше. Она чаще улыбалась, свободнее двигалась и перестала отводить взгляд во время разговора. От нее едва уловимо пахло одеколоном Мефистофеля, настолько слабо, что ни девушка, ни сам Мефистофель, скорее всего не могли этого почувствовать, но именно запах великолепно дополнял ее образ. Если бы я была парфюмером, я бы обязательно создала мужской аромат, раскрывающийся на женской коже и волосах по-особенному.

Сергей испек нам блины и скрылся в душе, не желая слушать «наш треп». Мы, смеясь и дурачась, макали их в сладкую сметану, временно забыв про калории и страх потерять фигуру. Ульяна уговорила меня сварить какао, и, чтобы мне не было обидно, сама встала к плите, приготовив желтоглазую яичницу.

Я сидела на кухонном диванчике с ногами, обняв левой рукой колени, и лениво ковырялась в завтраке. Мне никогда не нравилось просыпаться в спешке, от торопливости у меня обычно начиналась паника, потому я наслаждалась нашим ленивым утром.

— Почему тебя называют Яшкой? — спросила я у девушки.

Она сидела напротив меня, смешивая сметану и сгущенное молоко. Похоже, Ульяна была той еще сладкоежкой. Она только что доела варенье из клубники с белым шоколадом, и тянулась за новой порцией

— Полным именем — слишком официально, — пояснила помощница Ермакова, — вот люди и придумывают различные вариации. Яшкой я была только для твоего брата, остальные предпочитают нейтральное «Яна».

— И все? — с любопытством я посмотрела на девушку. — Больше никаких прозвищ, милых обращений и уменьшительно-ласкательных имен?

— И все, — твердо сказала девушка, но по ее выражению глаз великолепно читалось, что она врет. — Впрочем… Мой жених, как правило, называет меня своей радостью, но я отчего-то всегда представляю массовика-затейника или веселого клоуна.

— У тебя странные фантазии, — не удержалась от комментарии я.

— Как и у тебя, — тонко улыбнулась девушка.

Вместо вопроса я приподняла одну бровь. Жест вышел пафосным и высокомерным. В подобные моменты я всегда благодарила небеса за то, что природа решила одарить меня столь редким даром. С другой стороны, я бы хотела обладать приятным низким голосом, чтобы иметь возможность исполнять блюз, играть на нескольких музыкальных инструментах и хорошо танцевать. Однако, красиво приподнятая бровь — тоже неплохо… Иногда это лучший вариант. Готова спорить, что на Ульяну произвело бы меньшее впечатление, если бы я достала бубен с маракасами, спела бы что-нибудь из репертуара Нины Симон и сделала бы пару ковырялочек.

— Я видела Артема утром, — пояснила девушка.

Я продолжала смотреть на нее и вежливо улыбаться. Пять лет непрерывной зубрежки этикета в вузе и строгая мама оказали хорошее влияние на мое воспитание. Как минимум, я умела вежливо улыбаться таким образом, что собеседнику становилось неловко. Пожалуй, этот талант можно назвать таким же крутым, как и возможность приподнимать одну бровь.

Ульяна предсказуемо смутилась.

— А у Юстас, действительно, хорошая боевая подготовка? — вдруг спросила девушка, желая быстро перевести тему.

— Да, я видела ее документы. Исключительно отличные оценки по всем специфическим предметам школы разведчиков, — ответила я, гадая, сколько закрытой информации я сообщаю постороннему лицу.

— Специфическим предметам? — заинтересовалась девушка.

— Взрывное дело, боевые искусства, стрельба, фехтование, манипуляция людьми, экстремальное вождение, — перечисляла я, вспоминая.

— Манипуляция людьми? — переспросила Яна. — Но зачем?

— Это разведка, — развела руки в стороны я. — Другое дело, если я бы училась там, я бы кроме этого предмета ничего не учила, предпочитая манипулировать педагогами, чтобы они ставили нужные оценки…

— Ты не любишь учиться? — недоверчиво спросила девушка. — Сережа говорил, что тебя приглашали остаться в аспирантуре.

— Приглашали, — не стала открещиваться я. — Между нами, я жутко ленивый человек. И предпочла бы жить в собственном ритме, минимально контактируя с людьми. Аспирантура не давала мне такой возможности.

Ульяна усмехнулась. У них с Мефистофелем были очень похожие усмешки: скептические, насмешливые, не без вызова. Она поставила перед собой мисочку с кремом из сгущенного молока и сметаны и неторопливо рисовала блинчиком узоры на белой поверхности.

— А ФБД, значит, дает тебе такую возможность? — спросила девушка, поднимая на меня синие глаза.

— По-своему, — не стала вдаваться в подробности я. — Тебя так интересует учеба?

— Очень, у меня за плечами два высших образования и законченная аспирантура, — Ульяна потянулась за новой баночкой сгущенки. — Большинство молодых сотрудников «Апер» — аспиранты. Думаю, Артем питает к ним некое светлое чувство…

— А как же его слабость к игрокам? — заинтересовалась я. — Мне кажется, что научные сотрудники не имеют склонности к играм. Хотя доля театральности во всей научной деятельности, конечно есть. Это как свадебные традиции. Все знают, что невесту выкупят в любом случае, но положено сделать аукцион… Я помню, сколько раз переделывала отчеты по практике, чтобы они пришлись по душе заведующей кафедры, меня цвет папки, размер шрифта, титульные листы и порядок листочков.

Ульяна улыбнулась, видимо, вспомнив свое обучение в университете. Я чувствовала, как этим утром она не могла не улыбаться, как уголки губ девушки вопреки ее воле слегка приподнимаются, а в глазах вспыхивают радостные огоньки.

Я и подумать не могла, что первая помощница Ермакова так плохо скрывает свои эмоции.

Это утро могло бы стать одним из самых счастливых в моей жизни, если бы не прервалось внезапным сообщением от Мефистофеля: «новый случай в парке аттракционов, ждем вас всех».

Глава 4. Дерево из косточек

Ульяна решила поехать с нами, но ни я, ни брат не думали, что начальство обрадуется постороннему человеку на месте происшествия. Тем не менее, никто из нас не смог приказать девушке остаться дома и не мешать бригаде. Для Кузьмы я сочинила историю о прекрасном знании Ульяной своей команды и о нашей нужде в ее помощи, в которую сама же легко поверила, пока мы добирались до парка аттракционов.

Было пасмурно. Облака нависли над городом, и казалось, будто они отлепятся от небосклона и вот-вот упадут от собственной тяжести на хмурые улицы. Движением, ставшим привычным за последнюю неделю, я подняла красно-белую ленточку и, нагнувшись, шагнула на огороженную территорию. В дороге я успела испугаться присутствия большого количества праздных зевак, но мои опасения не подтвердились. Всем случайным прохожим вежливо перекрывали дорогу и провожали до выхода из парка.

— Где Мефистофель? — спросил Сергей, показывая молодому сотруднику служебное удостоверение.

— У «Мира Гулливера», — бросил незнакомый юноша, не потрудившись даже махнуть рукой в нужную сторону.

— Знать бы еще, где это и что это, — проворчал брат.

— Это новый аттракцион, его только позавчера смонтировали, — пояснила Ульяна. — Если правильно помню, нам прямо и направо…

Я довольно улыбнулась, мне нравилось, когда мои придуманные истории для начальства оказывались правдой. Это позволяло мне договариваться с совестью и не чувствовать себя виноватой.

— Странное название, — не удержалась от комментария я.

— Аттракцион тоже, — усмехнулась Ульяна. — Вполне соответствует.

Повернув, мы, наконец, смогли увидеть вышеназванное чудо дизайнерской мысли. Странным его мог назвать только человек с невероятно маленьким словарным запасом. Небольшие, едва достающие мне до колена замки, окруженные столь же невысокими крепостями, были «заселены» миниатюрными фигурками людей и животных. Все это великолепие размещалось под огромным одуванчиком, до верхушки которого я смогла бы дотянуться, если бы встала на плечи к Мефистофелю. Венчала композицию гигантская корова, наклонившая свою морду к одуванчику.

— И в чем здесь развлечение? — спросила я, запрокидывая голову, чтобы разглядеть корову.

— Внутри две комнаты, в одной чувствуешь себя великаном, в другой — лилипутом, — пояснила Ульяна.

— Внутри коровы? — на всякий случай уточнила я.

— Именно, — подтвердила Ульяна.

— Оригинально, — не удержалась от комментария я.

Мефистофель стоял под мордой коровы, щурясь на отсутствующее солнышко и спрятав руки в карманы темно-бирюзовой флисовой толстовки. На одном плече у него висел рюкзак, без сомнения, наполненный необходимымиреактивами. Из-за бессонной ночи он казался бледнее обычного, а веки вокруг бесцветных ресниц воспалились и приняли красноватый оттенок.

— Доброе утро, — мужчина пожал руку брату и хлопнул меня по плечу.

С Ульяной он предпочел не здороваться, даже проигнорировал ее вежливый кивок. Я пристально посмотрела на напарника и усмехнулась. Мефистофель всегда казался мне невероятно умным и сильным, потому было неприятно осознавать, что он тоже может вести себя неадекватно. Похожее ощущение я испытала в тот день, когда узнала об отсутствии Деда Мороза.

— Что у нас с пострадавшим? — спросил Сережа разглядывая огромную коровью морду. — Получается, схема, которую предложила Софья, ошибочна?

— Нет, Софья была права, — Мефистофель нахмурился. — Пострадавший застрял в коровьем ухе, мы пока не можем его извлечь, ждем Кузьму.

— А сказка? — Сережа переводил взгляд с коровьей морды на специалиста по снам и обратно. — Если я правильно помню, следующей жертвой должны была стать…

Брат осекся на полуслове. Я не видела Ульяну, но слышала, как она нервно рассмеялась за моей спиной.

— Следующей жертвой должна была быть «внучка», — холодно сказала я. — Что за сказка?

— «Крошечка-хаврошечка», — ответил Мефистофель. — Если бы ее не обожала сестренка во времена нашего детства, я бы сам о ней не вспомнил.

— У тебя есть младшая сестра? — удивилась я.

— Старшая, — поправил напарник. — И это не имеет к делу никакого отношения.

Кузьма появился через минуту. Домовой материализовался на поляне, окруженный облаком розовых искр. Мефистофель успел пояснить, что вместе со всеми легендарный разведчик не поехал, поскольку отец Юстас вызвал его на совещание для отчета по нашему делу. Неудивительно, что домовой был лишен хорошего расположения духа и выглядел еще суровее, чем обычно.

— Где объект? — быстро спросил Кузьма.

— Застрял в ухе коровы, — доложил Мефистофель. — Магический фон зашкаливает.

— Сам чувствую, — отмахнулся домовой, однако ушами трясти в нашу сторону не стал.

Кузьма начал шептать что-то на латыни, рисуя пальцами в воздухе огненные знаки. Они не растворялись, подобно, дымовым кольцам, а продолжали плавать на уровне его лица, складываясь в замысловатые узоры. Ульяна заворожено наблюдала за его действиями, скорее всего, раньше ей не доводилось видеть, как колдует наш начальник. Деревья откликались на шепот домового шелестом листвы, вот и по асфальту побежали небольшие вихри. Медленно из гигантского пластикового уха выплыла фигура, окутанная зеленоватым свечением, и поплыла вниз, где стояли все мы.

Сережа включал ноутбук и торопливо распутывал провода, проверяя датчики-крокодильчики на концах. Мефистофель, закатав рукава, раскладывал на салфеточках свои таинственные порошки. Пучок травок, среди которых, без сомнения, были чабрец и полынь, уже тлел в его левой руке. Сизоватый дымок змеился по полянке, щекоча наши ноздри сладковато-пряным ароматом. Я впервые обратила внимание на то, что у Мефистофеля были небольшие для мужчины руки с тонкими пальцами и смогла разглядеть шрам длинной в сантиметров пять-семь посередине между локтем и запястьем.

— Ты когда-нибудь занимался земельной работой? — спросила я, присаживаясь на траву рядом с напарником.

— В смысле? — не понял мужчина, вглядываясь в рисунки пахучего дыма.

— Сажал ли ты что-нибудь? Копал ли огороды? Твои руки не похожи на ладони крестьянина. Мы с тобой никогда не разговаривали на эту тему, — я тоже принялась изучать дым, но не смогла рассмотреть ни одного знака.

— И ты выбрала отличный момент, — хмыкнул Мефистофель, наблюдая, как Сергей подсоединяет датчики к запястьям и щиколоткам пострадавшей.

Для роли внучки наш соперник выбрал помощницу Ульяны, ту самую маленькую блондиночку, которая поразила меня свой неуклюжестью и показной строгостью. Ее волосы растрепались от полета, а после заточения в коровьем ухе сбились в колтуны. Над скулой появилась пара ссадин и еще одна — под подбородком. Сережка аккуратно прицепил «крокодильчики» к мочкам ушей пострадавшей, после чего запустил на компьютере несколько программ.

— Почему тебя интересует, копался ли я в земле? — Мефистофель собирал из воздуха эмоции, скатывая их в разноцветные шарики и раскладывая по пробиркам.

— Неужели это тоже секрет? — мне нравилось наблюдать за его работой.

— Я сажал деревья и даже строил дом, — усмехнулся мужчина, закрывая очередную пробирку. — Только с сыном не успел еще. И, скорее всего, уже не успею.

— Откуда столь пессимистичные прогнозы? — спросила я, стараясь не спугнуть его откровение.

— Нагадали, — буркнул Мефистофель.

Напарник раскладывал свои склянки по ячейкам в фанерном ящичке и упаковывая хрупкий груз в рюкзак.

— А Юстас где? — я опустила взгляд, пытаясь рассмотреть содержимое его рюкзака.

— Ее вызвали на доклад к отцу, — ответил мужчина. — Отдувается девчонка за всех нас.

— Почему не тебя, ты же старше по званию и должности? — насторожилась я.

— Потому что из всей нашей компании они считают нормальными работниками только разведчиков: Кузьму и Юстас. Нас они рассматривают как балласт, — пояснил напарник. — Не дуйся, в этом деле всех можно рассматривать как балласт. Никто из нас не имеет опыта в поимке колдуна-маньяка.

Мы подошли к Сергею. Он уже отдавал распоряжение погрузить пострадавшую девушку в автомобиль.

— Есть что-нибудь интересное? — спросил Мефистофель, заглядывая в монитор брата.

— В кабинете разберемся, здесь только данные, без анализа, — Сергей закрыл ноутбук. — Хочу все просмотреть вручную, не стану доверять программам.

Сережа медленно закручивал провода в моток. Он каждый раз жаловался, что они в любом случае запутываются, но каждый раз все равно надеялся изобрести способ замотать их таким образом, чтобы не пришлось распутывать сложные узлы.

Пока мы укладывались, к нам бесшумно подошла Ульяна. Посеревшая, она вся будто лишилась цвета, только ее глаза блестели и притягивали к себе взгляды глубокой синевой. Не было ни румянца, ни красноты губ.

— Почему никто из вас не рассказал мне про схему? — спросила девушка, поеживаясь от холода.

— Не было повода, — спокойно ответила я, глядя ей в глаза. — Вечером тебя не стали будить, а утром не хотелось все портить разговорами про преступления.

Ульяна понимающе кивнула. Она отстраненно наблюдала за тем, как ее помощницу на носилках относят в микроавтобус. Сережа обнял девушку за плечи. Сперва она даже не шелохнулась, продолжая невидящим взглядом смотреть на микроавтобус, но спустя пару секунд она комкала в руках джемпер брата и вытирала слезы о его плечо.

— Может быть, ей чего-нибудь выпить? — предложила я. — Успокоительное или алкоголь?

— Само пройдет, это даже полезно, — Сергей поглаживал девушку по волосам.

Она плакала бесшумно, даже плечи ее не приподнимались. Я теребила в руках бутылку воды, думая, когда протянуть ее девушке. Мефистофель стоял рядом такой же деревянный как Ульяна пару минут назад, когда Сережа ее обнял, и смотрел на помощницу Ермакова.

— Мне нужно носить носовые платки, — сказал мужчина, отбирая у меня бутылку с водой.

— Зачем? — Сережа посмотрел на Мефистофеля поверх волос Ульяны.

— Было бы эффектно, если бы я сейчас протянул ей носовой платок, — пожал плечами Мефистофель и сделал из бутылки пару глотков.

Я поджала губы и осуждающе покачала головой. Порой мне казалось, что напарник начисто лишен способности испытывать эмоции. Иногда, желая определить, может ли он чувствовать боль, я хотела поранить мужчину или поколотить его. Я бы легко это провернула, если бы Мефистофель не был физически сильнее меня, а я не боялась расправы.

4_2

В библиотеке нельзя было разговаривать по мобильному телефону. Я никогда не умела нарушать правила, потому честно покинула читальный зал и присела на широкий подоконник.

В зале, через два столика позади моего, сидела небольшая группка курсантов школы Федерального Бюро Добра и попивала пиво, закусывая пирожками с картошкой из ларька, расположенного напротив библиотеки. Про пиво и пирожки никто в правилах не написал, потому им можно было устраивать подобные пикники в царстве книг. А мне было нельзя сделать важный служебный звонок, от которого зависели человеческие жизни. Может быть, библиотекари мне бы даже замечания не сделали, однако я сама чувствовала бы себя неловко. Потому и завидовала курсантам: они были куда свободнее меня.

Как раз внутренней свободы мне всегда не хватало. Я стыдилась читать некоторые книги, поскольку все с ранней юности считали меня обладательницей хорошего вкуса и недюжинного интеллекта, потому я прочитывала их же на иностранных языках. Помню, как впервые свободно ответила на вопрос однокурсницы о том, какую книгу я читаю, назвав простенький любовный роман с предсказуемым сюжетом, типичными героями и счастливым концом. Помню, как округлились глаза приятельницы от изумления. Помню свою высокомерную улыбку и снисходительное пояснение «в оригинале, разумеется». И как ее изумление сразу же сменилось уважением. Каждый раз я вздрагиваю, когда кто-то берет мои плеер и телефон. Мне стыдно за три-четыре попсовые песни, в которых нет ни интересной музыки, ни красивых стихов, ни новых форм. В одной из этих песен, о верх пошлости, кровь без зазрения совести рифмуется с любовью, и все три они о несчастной любви. И каждый раз, когда я слушаю их, мне так хорошо и так стыдно… Порой настолько хорошо, что даже лучшие композиции Нины Симон и Сезария Эвора не приносят мне такого удовольствия.

Однажды во время студенчества мне захотелось перловой каши. Крупа стоила гроши, потому мне стало стыдно ее покупать в магазине у дома. Мне казалось, что крупы покупают только от бедности. И если я куплю перловки, продавщица, прекрасно знавшая мою семью, будет представлять, как меня морят голодом. Тогда я поехала за крупой в центр города, где меня никто не знал. Из первого магазина я вылетела с покрасневшими щеками, потому что так и не смогла попросить перловку у продавщицы. Потом я специально искала магазин самообслуживания, чтобы не просить крупу вслух…

Отмахнувшись от воспоминаний, я обхватила руками колени и набрала номер телефона Артема. Несмотря на лето, от окна жутко дуло, потому я искренне пожелала короткого разговора.

— Вы можете не проводить День города? — без приветствия начала я. — Я не хочу, чтобы у нас появилась новая жертва.

— И Вам добрый день, — его голос звучал слишком самодовольно и радостно. — А она появится?

— Обязательно, — пообещала Ермакову я. — Скорее всего, это будет Ульяна. Да и неважно, кто это будет, я не хочу, чтобы по моей вине пострадал еще один человек.

— Найдите убийцу до праздника, тогда никто не пострадает, — предложил Артем.

— Он не убивает, — автоматически поправила я.

— Отлично, найдите человека, который погружает моих подчиненных в кому, тогда никто не пострадает, — легко поправился Ермаков. — Если бы вы сделали это после первого случая, не пострадали бы еще три человека. Вы плохо делаете свою работу.

— Моя работа — заниматься колбочками и мензурками Мефистофеля, — огрызнулась я. — Начальство попросило нас подключиться к этому делу, пока все в отпусках — мы не смогли отказаться. Потому отчитывать нас за плохую работу никто не имеет права.

Я не заметила, как стала говорить громче обычного. Если бы работники библиотеки в этот момент вышли из зала, они бы сильно удивились. И получили бы право выставить меня на улицу.

— Ты чего бурогозишь? — после минутной паузы спросил Артем.

Я отвела трубку от уха и непонимающе на нее посмотрела. Потом снова поднесла ее к уху. Артем молчал, вероятно, ожидая ответа.

— Я не считаю себя в праве распоряжаться человеческими жизнями так легко, как Вы, Артем Петрович, — холодно сказала я. — Не можете отменить праздник, сделайте так, чтобы вашей команды на нем не было. Или вышлите из города Ульяну. Она в наибольшей опасности.

— Ты не игрок, я же говорил тебе, — голос Ермакова звучал почти ласково.

— Я избегаю игр, где ставкой являются человеческие жизни, — сухо ответила я, нажимая кнопку разъединения.

Я вернулась в читальный зал, сдавая всю гору книг смотрителю библиотеки, быстро выписала новые, надеясь просмотреть их во второй половине дня.

— Готовитесь поступать в аспирантуру? — приветливо спросила библиотекарь, раскладывая мою большую стопку на маленькие стопочки.

— Мне уже поздно, — вежливо улыбнулась я.

— Почему поздно? — старушка разочарованно взмахнула ресницами. — До конца августа еще прорва времени…

— Я подумаю, — дипломатично ответила я, не желая портить милой пожилой женщине настроение, запоздало осознавая, что вновь поступила как несвободный человек.

4_3

Из библиотеки до нашего крыла я дошла за десять минут. Мефистофель опять курил на лестнице, причем, судя по количеству окурков в кофейной банке, он выходил из лаборатории каждые сорок минут, если не чаще.

— Ты знаешь разницу между одиночеством и уединением? — вместо приветствия спросил мужчина, стряхивая пепел в баночку.

— Чувствую, но объяснить будет тяжело, — откликнулась я, вставая рядом с ним.

— Сергей с Яной сейчас спорили об этих терминах, — пояснил Мефистофель. — Интересна твоя точка зрения.

— Одиночество давит, а к уединению стремишься, — пояснила я. — Уединение становится одиночеством, когда всеми силами хочешь от него избавиться. Почему вдруг они начали разговор на эту тему?

Мефистофель поморщился, не желая вдаваться в объяснения. Я понятливо кивнула и, отказавшись от дальнейших расспросов, сказала первое, что пришло в голову:

— А мне подкинули мысль об аспирантуре.

— Соглашайся, — легко посоветовал напарник. — Я часто жалею, что у меня нет высшего образования.

— И сколько званий у тебя есть в запасе? — насторожилась я.

Насколько я помнила, в структуре ФБД дослужиться до высоких званий и хороших должностей могли только люди с высшим образованием, полученном в специальном вузе при ФБД. Ступеньками чуть ниже обрывались карьеры тех, кто имел высшее образование, полученное в иной сфере. К примеру, я со своим искусствоведческим возглавить ФБД и получить самые большие кометы не могла ни при каком раскладе. Но меня это не особо трогало, поскольку даже женщин с высшим образованием в нужном вузе не пускали в руководители и большими кометами баловали нечасто. Людям же без высшего образования приходилось останавливаться на середине карьерной лестнице, а это значило и ранний выход на пенсию, и мизерную ежемесячную плату во время периода дожития.

— Два, — спокойно ответил Мефистофель. — К тридцати пяти годам я добьюсь максимальных высот, по-моему, неплохо. А умереть я планирую раньше выхода в отставку.

— Не говори глупостей, — отмахнулась от мужчины я.

В полной тишине он докурил сигарету, и мы спустились в лабораторию.

Сергей и Ульяна сидели в дальнем углу кабинета и не переговаривались. Брат не отрывал взгляда от монитора, а девушка дремала, положив голову и руки на письменный стол Сережи.

Мы с Мефистофелем проскользнули во вторую комнату, где в специальных прозрачных камерах лежали все пострадавшие. Созданные из хрусталя, поддерживающие определенную температуру, они висели, едва покачиваясь, на длинных цепях, и не касались пола. Специалисту по снам удалось доказать необходимость лишить всех пострадавших опоры, потому чиновники ФБД поворчали, но раскошелились на прозрачные камеры из столь специфического материала.

— В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов не видать ни чьих следов вкруг того пустого места, в том гробу твоя невеста, — не удержалась от цитаты я.

— Что-то знакомое, — Мефистофель наклонился, сверяя показатели на датчиках. — Тим Бертон? «Труп невесты»?

— Александр Пушкин, «Мертвая царевна», — ответила я.

— Я говорил, что с образованием у меня плохо, — Мефистофель поднес к глазам часы, внимательно наблюдая за секундной стрелкой. — Прикажешь посыпать голову пеплом?

— Придуриваешься, — не поверила я. — С образованием, может быть, и плохо, но читал ты много.

— Разве что объявления по дороге на работу, — улыбнулся мужчина.

— Я звонила Артему, просила его выслать Ульяну из города, — призналась напарнику я.

Мефистофель тяжело вздохнул и повернулся ко мне лицом. Он пытался смотреть твердо, но я, работающая с ним не первый месяц, сумела различить в его взгляде беспомощность.

— Ты слишком привязалась к определенному человеку, так нельзя, — укоризненно сказал мне мужчина.

— А вам с Артемом плевать на людей, так, разумеется, можно? — усмехнулась я.

— Поверь, мне не плевать. Просто я ничего не могу изменить, — Мефистофель снова повернулся ко мне спиной. — Я взял с Ульяны обещание не ходить в одиночестве.

— Обещание — это сильно, — не без сарказма похвалила я.

Мефистофель сел за небольшой столик, раскладывая на нем реактивы и эмоции, пойманные в парке аттракционов. Эмоции стали чуть более тусклыми и реагировали на его прикосновения яркими вспышками.

— Тебе неинтересно, что я нашла в библиотеке? — спросила я после продолжительного молчания.

— Интересно, — устало ответил мужчина. — Не спрашиваю, потому что ты сама расскажешь в любом случае.

Мне было приятно, если бы он спросил или попросил бы рассказать. Но Мефистофель не был бы Мефистофелем, если бы позволил себе исполнить чье-то желание.

— Первое убийство тоже играет на мою версию. Ты когда-нибудь слышал легенду о Крысолове из Гаммельна? — рассказывая, я не могла сдерживать свое торжество.

Наверное, таким как я, нельзя идти в науку. Схватившись за свою гипотезу, как за соломинку, я искренне радовалась, когда находила новые подтверждения в ее пользу. Я чувствовала, как меняюсь, когда начинаю говорить о сказочном мотиве: как увлеченно звучит мой голос, как зажигаются азартом мои глаза.

Не прав Ермаков, ой не прав! Все мы являемся игроками, просто не каждый может найти игру для себя. Моя игра оказалась связана с пылью, книгами и чужими загадками, и это стало для меня неожиданностью.

— Я же объяснил, что с образованием у меня неважно, — раздраженно отмахнулся Мефистофель.

Я подошла к нему и оперлась на стол, пытаясь перехватить его взгляд. Мне не нравилось, когда мой собеседник не обращал на меня внимание.

— Помнишь мультфильм «Путешествие Нильса с дикими гусями»? Грубо говоря, там используется кусок этой легенды. Когда мальчик, играя на дудочке, уводит крыс в воду. В оригинальном варианте за крысами Крысолов топит детей, поскольку ему не заплатили, — вдохновенно рассказывала я.

— Добрая сказка, — Мефистофель, наконец, оторвался от реактивов.

— Сюжет о Крысолове очень популярен в мировой культуре, к нему обращались и зарубежные, и русские авторы. Мне стыдно, что я сразу не провела ассоциацию, — призналась я. — Тем более, наш колдун пригласил первого пострадавшего именно на «Путешествие Нильса с дикими гусями». И дирижер, насколько я помню, был приглашен из Гаммельна. Иногда я поражаюсь своей слепоте.

— Ты молодец, — мужчина положил свою ладонь поверх моей.

— Почему? — восторг от собственной правоты легко сменился печалью от своей же медлительности.

— Просто так, — улыбнулся Мефистофель. — Ульяна права, у нас редко кого-то хвалят. А людям необходима похвала.

Он задумчиво посмотрел на первую жертву. В его светлых глазах отразился голубоватый свет, отчего они стали казаться синими и практически не отпугивали.

— Чьи у тебя глаза? — неожиданно для себя, спросила я.

Улыбка смазалась с его лица. Мужчина недоуменно перевел взгляд с объекта на меня.

— Пока своими пользуюсь, — медленно ответил он.

— Ты же понял вопрос, — нахмурилась я. — Почему ты никогда не рассказываешь о своей семье, об увлечениях, о своем прошлом? Неужели ты думаешь, что кто-то из нас захочет причинить тебе вред? Почему ты всегда всем недоволен, но ничего не делаешь для того, чтобы что-то изменить? Почему ты такой?

Я быстрым шагом подошла к выходу из лабораторной комнаты. Хотелось эффектно распахнуть дверь и выйти, громко захлопнув ее за собой, но замок заклинило, и я стояла, умирая от унижения и дергая на себя дверную ручку.

— Поверни ручку вниз, — посоветовал Мефистофель вкрадчивым голосом. — А глаза мои похожи на папины, коли тебе так интересно. У моей мамы, кстати, тоже голубые глаза. И у сестренки.

4_4

В лаборатории Сережка работал за компьютером, а Ульяна мирно дремала рядом. У нее была самая удивительная реакция на стресс из всех, какие мне доводилось встречать раньше. Я ожидала истерик, трясущихся рук или требований выделить идеально обученных охранников, однако девушка ограничилась беззвучными слезами в самом парке, нездоровым цветом лица и бесконечной дремой.

— Ей работать не нужно? — спросила я, наклоняясь к уху брата.

— Нужно, — также тихо ответил Сергей. — Завтра День Города. Сейчас я закончу, и мы пойдем в офис Ермакова. Она одна боится.

— И что ты будешь делать, если рядом окажется колдун? — следом за мной из комнаты с потерпевшими вышел Мефистофель.

— Не укладываться в его систему, — Сергей не отрывал взгляда от монитора. — Лишние жертвы ему не нужны, они противоречат правилам. Потому если с Ульяной кто-то будет постоянно находиться, он ее не тронет.

Мефистофель недоверчиво хмыкнул. Готова была поспорить, у него существовали свои взгляды на логику нашего соперника, но отчего-то напарник предпочел держать их при себе. Может быть, в нем заговорил профессионализм, может быть — жалость к спящей девушке.

— Идите-ка сюда, — скорее приказал, чем попросил Сережка. — Видите?

Он ткнул пальцем в четыре кривые, расположенные на одной оси координат. Я честно уставилась в монитор, хотя в графиках брата ничего не понимала, но вид старалась сделать максимально умный.

— Я осмелюсь сказать за нас двоих, — первым не выдержал Мефистофель. — Мы видим красивые разноцветные линии, но не считаем их способными перевернуть наше мировоззрение. Или мы чего-то про них не понимаем?

Сережа обиженно посмотрел на нас, словно мы умудрились плюнуть ему в душу, когда он показывал нам гениальнейшее произведение искусства.

— Смотрите еще раз, — братец поджал губы и нажал на несколько клавиш, приближая изображение. — Вот здесь один график копирует другой. На свой манер, но копирует. И здесь тоже. И здесь еще.

Раздражаясь на нашу с Мефистофелем способность не замечать очевидные вещи, он тыкал пальцем в монитор, не заботясь о сохранности жидкокристаллического экрана. Мы с напарником синхронно кивали, признавая его правоту.

— Что это значит? — спросил Сережа нас тоном доброго психиатра.

Я никогда не общалась с психиатрами, но отчего-то мне казалось, что именно так они должны спрашивать у своих самых специфических пациентов, с какой целью они делали то-то и то-то. С такими же слащавыми интонациями и также неторопливо.

— Графики зависят друг от друга? — предположил Мефистофель.

— Молодец, завтра принесу для тебя конфетку, — буркнул Сергей. — А что значит для нас, если один график зависит от другого?

— Все объекты имеют между собой невидимую связь? — осторожно сказала я.

Сергей воздержался от комментария. Может быть, потому что я была его сестрой и могла рассчитывать на более нежную и трогательную любовь, чем Мефистофель, а может быть — потому что его заряд раздражительности иссякал.

— Получается, если мы сможем разбудить кого-то из них, то проснутся все остальные? — спросил специалист по снам.

— Не стану утверждать, — Сережа уменьшил графики до их исходного размера. — Но шансы есть, причем шансы очень высокие.

— Осталось только придумать, как разбудить хотя бы одного из них, — пессимистично сказала я.

***

Вторую ночь подряд Ульяна ночевала у нас с Сережей. Девушка боялась оставаться одна, потому не хотела идти в гостиницу. Я, в свою очередь, опасалась отпускать ее, желая быть уверенной в ее безопасности. Мефистофель был по-своему прав, когда говорил о моем предвзятом отношении к Ульяне. Она слишком легко стала для меня «своей», может быть, было бы лучше, если бы мы подпустили колдуна ближе, позволив ему напасть на помощницу Ермакова, но я не могла решиться на это. Я легко находила для себя оправдания, вспоминая, что Кузьма не ставил перед нами никаких задач. Не было ни приказа поймать и вычислить колдуна, ни вернуть к жизни всех пострадавших, потому каждый из нас мог выбирать. Будучи ленивым гуманистом, я выбрала второй путь.

Столь необычное знакомство с Ульяной позволило мне иначе взглянуть на своего брата. Никогда прежде я не видела в Сереже верного друга, коим он показал себя. Несмотря на мою нежную любовь к Сергею, я часто относилась к нему снисходительно и не догадывалась о его способности заботиться о других людях. Возможно, мы в семье просто не позволяли ему проявляться с этой стороны, заранее решив за него, что он самый младшенький и несамостоятельный.

Я хотела предложить Мефистофелю присоединиться к нам, но не смогла придумать повод. По напарнику было видно, что он тоже желает прийти, но не может попросить приглашения. Можно было позвать его просто так, но, честно говоря, мне хотелось, чтобы он немного помучился. Или взял на себя ответственность и попросился бы к нам в гости сам, но он не стал этого делать.

— Ты любишь читать? — спросила Ульяна, проводя по корешкам книг пальцем.

Она уже переоделась ко сну во фланелевую рубашку и заплела длинные волосы в две косы, отчего внешне стала напоминать ученицу старших классов. Мы сидели у меня в комнате: я мучилась с раскладным креслом, а помощница Ермакова внимательно изучала все предметы, на которые падал ее взгляд.

— Один из моих преподавателей искренне полагал, будто бы книги я люблю больше людей, — вспомнила я.

— А это не так? — осторожно спросила Ульяна.

Я обернулась через плечо. Ей и вправду было интересно, она даже не думала надо мной издеваться.

— Отчасти, — я вновь наклонилась к креслу. — Некоторые люди мне симпатичнее некоторых книг.

— Девчонки, вы ужинать будете? — в комнату заглянул Сергей.

Я бросила взгляд на часы. Чтобы завтра отправиться на День Города с Ульяной, нужно встать в пять утра. Я-то привыкла жертвовать едой в пользу сна, но Ульяна?

— Не тянет, извини, — наша гостья виновато посмотрела на брата. — Сейчас я хочу только лечь.

Сережа буркнул что-то и закрыл за собой дверь. Он хотел отчитать нас, но отчего-то передумал. И я не знала, что мне понравилось больше: его желание нас отругать или его решение отказаться от ворчания.

Я, наконец, разобралась с креслом и расстелила простыни. Больше всего я любила запах свежего постельного белья, а меньше всего — всовывать одеяло в пододеяльник. У любой медали две стороны…

Ульяна на правах гостьи имела возможность выбирать, и я несколько удивилась, когда она решила спать на кресле. Я замерла на несколько секунд, гадая, является ли основным качеством помощницы стеснительность, или она обожает неудобства, выключила свет и забралась под одеяло.

Как всегда, в ночи перед ранним подъемом, спать абсолютно не хотелось. Я закрыла глаза и попыталась представить барашков, перепрыгивающих забор. Упражнение у меня никогда не получалось, поскольку визуалом я была посредственным. Мефистофель, когда я ему пожаловалась на невозможность считать овечек перед сном, посоветовал представлять их тактильно. До этой ночи мне не доводилось представлять, как я буду щупать стадо барашков, теперь же был замечательный повод провести научный эксперимент.

— Ты спишь? — минут через пятнадцать спросила Ульяна.

— Нет, — ответила я, приподнимаясь на локте.

Я уже представила, что кудри черных барашков чуть жестче, чем светлых, но спать мне отчего-то еще не захотелось.

— А давай поболтаем, — предложила Ульяна и замолчала.

— Давай, — легко согласилась я.

— Задавай вопросы, — предложила девушка.

Я хмыкнула. Обычно я считаю невежливым расспрашивать людей, однако если человек сам настаивает…

— Почему ты согласилась на помолвку, если не хочешь замуж? — спросила я, глядя в темноту.

В тишине было слышно, как Ульяна сглотнула. Наверное, она не думала, что я задам такой вопрос. А ведь мы, женщины, сложно предсказуемые существа и не стоит об этом забывать.

— Я хочу замуж, — ответила девушка.

— Это лучше, чем задавать вопрос «а почему вы так решили?», — похвалила ее я. — Мне доводилось видеть счастливых невест, никто из них не называл свадьбу логичным этапом. Если невеста несчастна, можно сделать вывод, что она не хочет выходить замуж. По крайней мере, за своего жениха.

— Это плохо? — Ульяна резко села в кровати.

— Я стараюсь отказаться от оценок, — мне захотелось ее успокоить. — Когда я нуждалась в совете, Мефистофель мне как-то сказал, что не стоит начинать жить с человеком, если можешь прожить без него.

— Все могут прожить без всех, — философски сказала Ульяна. — А жить вместе с кем-то банально легче.

Ее руки теребили одеяло, сминали уголки и комкали пододеяльник. Она отвернулась к окну, отчего я не могла видеть ее лицо.

— Я рано начала жить отдельно и уже устала от этого. Соф, тут дело даже в банальной бытовухе, — ее голос звучал невероятно тоскливо. — Я помню, каково это лежать с температурой под сорок и понимать, что нужно одеваться и идти за продуктами и лекарствами, иначе все закончится. Совсем закончится. И даже позвать на помощь будет некого. Я не хочу так больше. Я боюсь.

— Тебе не больше двадцати семи, — начала я.

— И десять из них я живу одна, — перебила меня Ульяна. — Возраст не имеет значения, температура под сорок и Новый год в компании елки всегда даются тяжко. Просто причины грустить каждый раз разные.

— А как все началось? — спросила я после небольшой паузы.

Похоже, Ульяна поняла, что осуждать ее никто не собирается, и стала чуть спокойнее.

— Я устала после командировки очень сильно. Меня встретили на вокзале и увезли домой греться и отдыхать, а на следующей день накормили овсянкой. Терпеть не могу овсянку, но ту съела до последней ложки, чуть ли не со слезами на глазах. Почему-то тогда это мне показалось верхом заботы, — Ульяна улыбнулась. — А еще мне нужен был человек для сопровождения на некоторые торжества.

— А? — начала задавать вопрос я.

— А «а» со мной никуда не ходил, — перебила меня Ульяна. — Изначально мне было все равно, потом я стала видеть в этом отсутствие гордости за меня и равнодушие.

— Равнодушие?! — воскликнула я.

— Оно самое, — подтвердила девушка. — Ему было все равно всегда. Даже когда я спрашивала, стоит ли мне переезжать к жениху, он не обратил внимания на мой вопрос.

Я протянула неопределенную гласную. Чем больше я узнавала о прошлом моего напарника, тем сильнее я его не понимала. Мы замолчали. Ульяна вновь отвернулась к окну, подтянув колени к подбородку. Я опустилась на подушку. Уже засыпая, цепляясь за реальность краешком сознания, я спросила:

— Какое у тебя образование?

— Экономист я, — сквозь сон ответила мне девушка.

— А вторая специальность?

— Юрист.

— Оригинальный выбор, — с сарказмом прокомментировала я и провалилась в сон.

4_5

В парке давно было темно. Люди, разгоряченные алкоголем, рвались к летней сцене и кричали популярные песни, помогая выступающим. Повсюду валялся мусор, уборщики парка не справлялись с таким количеством картонных коробок из под сока, пивных бутылок, оберток от бутербродов и мороженого. Урн не было видно, поскольку отдыхающие бросали мусор сверху, до тех пор, пока урна не скрывалось под обилием стекла, пластика и бумаги.

— Не люблю подобные гуляния, — сказала я, наблюдая за мужчиной, который, пошатываясь, шел к ларьку за очередной бутылкой пива.

— А кто их любит? — Юстас поморщилась.

— Девочки, вы слишком далеки от народа, — Мефистофель обнял нас за плечи. — Люди в восторге.

Я фыркнула, за что получила щелбан: напарник считал, что настоящая леди не имеет права на фырканье. Я никогда не стремилась быть настоящей леди, однако Мефистофель когда-то решил за меня, что мне необходимо ей стать.

Напарник приехал сразу же после работы, догадавшись захватить для нас еды, умудрившись вспомнить наши вкусовые пристрастия: для Юстас он принес шоколадку, для меня — связку бананов, а для Пети — пакет с пирожками.

К его приезду мы с разведчицей уже успели порядком проголодаться и устать от большого количества людей, духоты, шума и суеты. Петр же, казалось, получал настоящее удовольствие от праздника, помогая студентам, временно работающим на «Апер» и отвечающим за монтаж декораций, работу аттракционов, управление светом и аппаратурой. Глядя на него, мы с Юстас без всякого кокетства решили, что рано состарились и разучились любить людей.

Первой сдалась я, сразу же после обеда, когда необходимость наблюдать за Ульяной заставляла нас мотаться из одной части парка в другую. Разведчица была подготовлена к стрессовым условиям гораздо лучше меня, но ее раздражало обилие людей вокруг, которое усиливалось после наблюдения за десятком неимоверно пошлых конкурсов под руководством местной звезды — ведущего нашего городского телеканала. Ульяна, глядя на нас, цинично заметила, что народ сам желает проводить досуг подобным образом, а их компания только отвечает требованиям, создавая хороший праздник для людей. Мы ее не упрекали, у нас даже не появилось таких мыслей. Хотя я расстроилась, когда услышала ее позицию. Мне было легче думать, будто бы девушка не замечает происходящего.

— Как Ульяна? — спросил Мефистофель, глядя на сцену.

— Устала, — ответила Юстас. — У них какие-то накладки были, Петя говорил.

— Кто-нибудь из зрителей что-нибудь заметил? — насторожился напарник.

— Нет, вроде бы, — постаралась вспомнить я.

— Значит, не считается, — усмехнулся он.

У него на груди, как обычно, болтались наушники. Раньше я любила прислоняться ухом к висящим пуговкам и слушать его музыку: нам часто нравилась одни песни. Сейчас я почему-то не решилась это сделать, будто остановило что-то. Странное ощущение.

— Артем здесь? — Мефистофель

— Нет, ему днем нужно было в другой город, — сообщила Юстас. — Вроде бы, обещал появиться к вечеру. Заменить Ульяну. Как думаете, сколько ей заплатили за все это?

Я еще раз обвела взглядом толпу у сцены, мигающие аттракционы и переполненные урны.

— Мне кажется, много, — предположила я. — Раза в полтора больше моей зарплаты. Или в два.

— Маловато, — оценила Юстас.

— За несколько дней работы? Мне кажется, нормально, — пожала плечами я. — Тем более, она могла вести несколько проектов одновременно… Тогда в календарном месяце выйдет неплохая сумма.

— Все, равно, маловато, — не сдавалась разведчица. — А как она живет в мертвые сезоны?

— Может быть, у них не бывает мертвых сезонов, если они такие молодцы, — отчего-то мне хотелось защитить фирму Артема. — У нас-то, в любом случае, лучше: длинный отпуск, лучшие больницы, дешевая столовая и два варианта стильного костюмчика: на лето и зиму.

Я не удержалась от сарказма и только потом, когда почувствовала, как напряглась рука Мефистофеля, поняла, что сказала лишнее. Правда, не поняла, что именно. В надежде разобраться, я запрокинула голову и посмотрела напарнику в лицо, но оно было лишено эмоций.

4_6

Ульяна напоминала вампира: с некрасивым серым оттенком кожи, с огромными мешками под глазами некрасивого синевато-фиолетового цвета. Из-за замученного взгляда ее глаза перестали казаться красивыми, а движения потеряли свою легкость. Похоже, очарование, которое подарила ей работа, было временным. Тем не менее, она осталась верна себе: единственная из организаторов предпочла удобным джинсам платье и оставила волосы собранными на затылке. Увидев нас, она слабо улыбнулась, и на мгновение в ее глазах появились солнечные зайчики.

— Понравилось? — спросила девушка, вопросительно глядя на нас.

— Очень, — хором соврали мы с Юстас.

Ульяна улыбнулась еще раз. Она обернулась назад, словно отыскивая кого-то в толпе.

— Там Артем приехал, — пояснила она. — Мне нужно отнести вещи в организаторскую палатку, иначе до завтра все потеряется, потом можно идти домой.

— Тяжело? — спросил Мефистофель, протягивая руки за коробкой.

— Нет, там бумажки, — Ульяна только сильнее прижала коробку к груди. — Сейчас я вернусь. Вы же сможете подождать несколько минут?

— Я тебе помогу, — продолжал настаивать напарник.

— Не нужно, — девушка рассмеялась и быстрым шагом пошла в сторону организаторского шатра.

Мы молча проводили ее взглядом.

На сцене пел молодой певец, пользующийся популярностью среди девиц лет двенадцати-тринадцати. Из достоинств у него были чистый голос, симпатичное лицо и узкие кожаные штаны. Из недостатков — слова песни. Мне понравилось, что плюсов у молодого исполнителя оказалось больше, чем минусов…

Мои размышления прервались из-за зазвонившего мобильного телефона Мефистофеля. Меня всегда, поражало, как сухо и неприятно он начинал разговаривать по телефону. Первое время я даже терялась, слыша его раздраженное «да» и забывала, что хотела сказать.

В этот раз его «да» меня уже не поразило, однако вызвало неприятные ощущения. Он слушал, чуть поджав губы, — данная гримаса напарника была давно мне знакома, он часто так делал, когда приходилось заниматься неприятной работой. Очевидно, любые телефонные разговоры Мефистофель считал противной необходимостью.

С каждым мгновением он становился все более собранным и сосредоточенным. Мне кажется, что если бы хищники имели лица, на них было бы точно такое же выражение перед прыжком, какое я наблюдала у напарника.

Из трубки раздались громкие короткие гудки.

— В палатку организаторов, быстро! — резко скомандовал Мефистофель.

Они с Юстас бегом кинулись к шатру, мне даже удавалось почти не отставать от них.

— Почему ты решил, будто что-то произошло? — на бегу спросила разведчица.

— Она выругалась матом, после того, как споткнулась, — лавируя между людьми, ответил Мефистофель.

Через толпу быстро бежать не получалось. Темные фигуры людей возникали на пути всегда не вовремя, и никто не хотел уступать нам дорогу, потому наша скорость резко упала.

— Она взрослая девочка и имеет право, — напомнила Юстас.

— Я слишком хорошо ее знаю, — раздраженно сказал Мефистофель. — Для нее мат — табу. Даже в мыслях. У других она его не замечает, а себе не простить. Ей надо пересилить себя, чтобы выругаться, даже в стрессовой ситуации. Янка из тех людей, которые говорят «ой», когда обливаются кипятком или роняют в лужу важные документы. Мне в свое время нравилось подтрунивать над ней из-за этого. Она подала сигнал.

Организаторская палатка была заботливо закрыта на молнию изнутри. Мефистофель бесцеремонно полоснул брезент сувенирным складным ножом.

Он казался мне, как никогда, отталкивающим и страшным, я ощущала кожей, как в нем проснулись силы, сравнимые с могуществом древних языческих богов. Особенно пугало его лицо: спокойное, абсолютно расслабленное и лишенное даже тени переживания, с холодным бесцветными глазами.

Мефистофель вошел в палатку. За ним последовали мы с Юстас.

На полу, на коврике для йоги, широко раскинув руки в стороны, лежала, Ульяна. Над ней склонилась с древней ворожбой секретарша-переводчица Артема.

Глава 5. Искусство выеживаться

Юстас отреагировала мгновенно, я не успела даже понять, когда было движение — через секунду секретарша лежала на полу, придавленная к земле массой разведчицы. Мефистофель склонился над Ульяной, обхватив ее запястье большим и указательным пальцами и надеясь услышать пульс.

— Спит? — спросила я.

— Спит, — эхом повторил напарник. — И не видит снов, я бы почувствовал.

Очередным неуловимым глазом движением Юстас поставила секретаршу на ноги и скрутила ей за спиной руки. Преступница не сопротивлялась, она не хотела тратить силы на бесполезные занятия. Невысокая, чуть выше меня, с темно-русым каре и карими глазами, она была невероятно обычной. Мне казалось, что человек, провернувший такую операцию, должен выделяться из толпы: обаянием ли, внешностью ли, манерой одеваться ли… Черт возьми! Он просто обязан быть отличным от других, но, как я не силилась, я не могла найти в этой девушке что-то, что делало бы ее другой.

— Не для протокола, просто интересно, — я встала напротив нее, чтобы она могла меня видеть. — Для чего вы погружали людей в кому?

— Мне хотелось переиграть Артема, — спокойно ответила девушка.

Она оставалась серьезной и равнодушной. Мне было бы легче, если бы она начала плакать, кричать, как нас ненавидит, бояться за свое будущее, но ей было все равно.

— Вы были знакомы с Артемом Петровичем Ермаковым, до того как начали работать в «Апер»? — я задала новый вопрос.

— Нет, я пришла наниматься к нему, как и остальные. Он отказал мне в должности, поскольку я не стала играть с ним в рулетку, — на одной ноте ответила девушка. — Но им нужен был секретарь со знанием нескольких иностранных языков, такую работу он мне смог доверить. По его мнению, для простых поручений и нелитературного перевода можно использовать человека, не получающего удовольствия от игры.

Она говорила без вызова. Монотонно и устало.

— Почему вы погружали их в сон, это же долго и требует усилий. Почему вы их не убивали? — я смотрела ей в глаза. — Так ваша игра получилась бы куда эффектней.

— Я боюсь трупов, — она с достоинством выдержала мой взгляд.

Через людские крики и шум музыки мы услышали вой сирен.

Юстас молча потянула преступницу к выходу из палатки — та послушно пошла в нужном направлении. Мефистофель поднял Ульяну на руки. На земле оставался лежать коврик для йоги, тот самый, что я рассматривала в офисе «Апер».

Йога. Баба — Яга. Бабка. Оригинально.

— А вы молодцы, — раздался у выхода из палатки голос секретарши. — Не думала, что рискнете ловить меня «на живца». В некоторых играх нужно жертвовать, и вы это понимаете. Сильно.

Я почувствовала, как краска приливает к лицу, только этого никто не увидел: Юстас быстро повела девушку к выходу.

***

Я вышла из дома около девяти. Было холодно, пасмурно и накрапывал дождик. Я подумала о необходимости взять зонтик только оказавшись на улице, но подниматься наверх мне не хотелось.

Сережка ночевал на работе. Он отказывался разговаривать со мной, Юстас и Мефистофелем, обвиняя в произошедшем с Ульяной всех нас. В глубине души я соглашалась с ним, но мне было бы легче, если бы брат вел себя иначе хотя бы из вежливости ко мне. Когда я уходила домой, он продолжал сидеть за компьютером, исследуя показания своих датчиков, предпочитая не замечать всех вопросов, обращенных к нему, и не оборачиваться.

Я посмотрела на мерзкие капельки, которые оставались на ткани плаща темными точками. От бессонницы болели глаза и немного подташнивало.

— Ты опаздываешь, — открылась дверца большой белой машины, откуда показалась голова Ермакова.

— Я в курсе, — ответила я, разглядывая забавный рисунок из трех белых ромбиков на капоте.

— Почему не спешишь? — Артем вышел из автомобиля.

— А есть смысл? — мне пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо.

— Если я предложу тебя подвезти, ты сядешь ко мне в машину?

— Сяду, если ты откроешь для меня дверь, — ответила я.

Ермаков послушно обошел автомобиль и распахнул дверцу автомобиля. Я без слов села и пристегнулась.

— Я думал, ты откажешься, — признал Артем.

— Смысл? — не поняла я.

— Ты не обижаешься на меня? — продолжал задавать вопросы Ермаков.

— Это не повод идти на работу пешком в дождь, — ответила я. — И я не уверена, чувствую ли я обиду.

Артем снова обошел машину, резко открыл дверь и сел рядом со мной. От влажности его волосы завились, что очень ему шло.

— Почему ты попросила меня открыть дверь? — Артем положил руки на руль.

Только сейчас я заметила, что у него кривые зубы. И отчего-то мое наблюдение поразило меня и разочаровало.

— Потому что у меня никогда не получается открывать дверь автомобиля с первого раза, — объяснила я. — И, если можно, я бы хотела ехать в тишине. У меня жутко болит голова.

Артем глубоко вдохнул, но больше не произнес ни слова. Он включил дворники, отчего аккуратные точечки капель размазались по стеклу. Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

— Ты винишь себя? — спросил Артем, после десяти минут молчания.

— В последнюю очередь, — ответила я, не открывая глаз. — Я вышла из того возраста, когда обвиняла себя во всех землетрясениях Африки.

— А кто виноват в первую очередь?

Я резко открыла глаза и повернулась к нему. Артем, не отрываясь, следил за дорогой.

— Ты, — ответила я, снова закрывая глаза.

Какое-то время мы ехали молча, только стук капель и уличный шум нарушили тишину. Когда автомобиль остановился, Ермаков не сказал ни слова. Я продолжала сидеть, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

— Тебе можно опаздывать? — он первым нарушил тишину.

— Нельзя, но иногда хочется.

Я услышала, как он усмехнулся и хлопнул дверцей автомобиля. Мне удалось открыть глаза как раз тогда, когда дверь с моей стороны распахнулась. Выйдя из машины, почти не касаясь его руки, я остановилась напротив него. Мы в тишине стояли друг напротив друга. Он внимательно смотрел на меня, в какой-то момент его взгляд показался мне невыносимым, и я отвернулась.

— Позвони, если будет нужна моя помощь, — попросил Артем, кончиками пальцев поворачивая мое лицо к себе.

— Обязательно, — пообещала я. — Если ты откажешь и в этот раз, тебя посадят.

— И ты допустишь? — вдруг оживился он.

— А как же, — пообещала я. — Лично прослежу. Правда, где-то в глубине души буду страдать.

Он, наконец, отошел с моего пути. Я вежливо махнула рукой ему на прощание и без удовольствия поднялась на крыльцо Федерального Бюро Добра.

5_2

В лаборатории царил полумрак, только продолговатые лампы на стенах давали холодный синий свет. В дальней комнате на длинных цепях висело пять прозрачных камер, в которых лежали спящие люди. Мне было жутко смотреть на них — даже от пары беглых взглядов кожа покрывалась мурашками.

Мефистофель сидел спиной к столу и пристально смотрел на пострадавших. Взгляд при этом у мужчины был отсутствующим, скорее всего, он уже не осознавал, где находится и что видит. Напарник никак не отреагировал, когда я вошла в лабораторию, так и сидел, глядя в одну точку перед собой.

Я подошла к Ульяне. В синем свете ее кожа казалась почти белой, как лист бумаги. Перед тем, как уложить девушку в камеру, Мефистофель расплел ее волосы — я впервые смогла увидеть их свободными от кос, шпилек, заколок и резинок. Длинные, мягкие, вьющиеся, пушащиеся… Они придавали ей дополнительное сходство с дорогой фарфоровой куклой, дожидающейся в красивой подарочной коробке своего хозяина.

«Перед ним, во мгле печальной,

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном»

Я была уверена, что знаю, как разбудить Ульяну и всех остальных пострадавших. Решение загадки, предложенной нам секретаршей Ермакова, было простым и изящным, как и вся ее игра. Сережа с Мефистофелем не догадались, поскольку предпочитали в детстве другие сказки: с битвами и героями, с королями и войнами. Это мы, девочки, с детства тянемся к лирике и романтике, потому готовы сотни раз слушать историю о том, как красавица просыпается от поцелуя любящего принца. Или любимого?

Решив подумать о деталях позже, я вышла из лаборатории. Преступница сама помогла нам, погрузив в сон Ульяну: создать условия для пробуждения помощницы Ермакова было куда проще, чем для всех остальных.

Ночью я бы не поверила, что буду медлить, когда найду способ разбудить ото сна девушку, за пару дней ставшую мне близкой. Тем не менее я спокойно вышла из лаборатории, взяла пропуск и пошла в библиотеку.

Наступило время для раздумий над деталями.

***

Голос Ермакова звучал по телефону холодно и отчужденно. Он долго не понимал, что мне от него нужно, но, когда мне удалось ему объяснить, пообещал прислать все необходимое на электронную почту.

Я легкомысленно оставила ноутбук в читальном зале библиотеки и спустилась вниз к кофейному автомату. Из-за влажности и сквозняков в здании было зябко, и любой горячий напиток становился еще притягательнее благодаря своей возможности хотя бы чуть-чуть согреть.

— Привет, а ты какими судьбами? — за спиной раздался знакомый голос.

Я обернулась. Наш криминалист Петя стоял передо мной, прижимая к груди листки бумаги, исписанные почерком Юстас.

— К аспирантуре готовлюсь, — соврала я. — А ты?

— Отрабатываю положенные часы наказания, — напомнил Петя. — Взял у Юстас копию протокола допроса почитать, было любопытно взглянуть.

— Нашел что-то интересное? — насторожилась я.

— У девушки забавный стиль ответов, нетипичный для ситуации, — вынес вердикт Петр. — Я же тебе еще не говорил, я перевожусь в библиотеку со следующего месяца, в отдел редких книг и рукописей, буду помогать реставраторам.

Я удивленно посмотрела на Петю. Мы с ним практически не общались, когда работали вместе. У нас не было общих интересов, ему со мной было скучно, а я считала его слишком простым и относилась к нему снисходительно, но отчего-то мне стало грустно из-за его предстоящего ухода.

— Жаль, — искренне сказала я. — И неожиданно, если честно.

— Почему? — удивился Петя.

— Не знаю, — пожала плечами я. — Мне казалось, тебе интересно заниматься своим делом.

— Реставрация тоже может стать моим делом, оказывается, мое образование может здесь пригодиться, — отмахнулся Петя. — Просто в библиотеке я нужен… А здесь? Я помню, как после третьего случая пришел к Кузьме, когда принес список публикаций… И помню, как он меня выставил вон. А ведь я был прав!

Хрупкий пластиковый стаканчик из-под кофе легко смялся в моей руке. Я мысленно себя отругала, медленно выдохнула и после положенной паузы спросила, стараясь не показать истинную степень интереса:

— Какой список публикаций?

— Список публикаций лучших студентов прошлого года выпуска, обладателей всевозможных грантов и рекомендованных к зачислению в аспирантуру. Молодежная газета посвятила июльский номер лучшим выпускникам самого большого университета нашей области, — принялся объяснять мне Петя. — Меня попросили перебрать подшивки, я нечаянно на этот номер и наткнулся.

— А причем здесь Кузьма? — ласково спросила я, слыша, как в голове звенит колокольчик интуиции.

Петя посмотрел на меня, как на тупицу, поджал губы и принялся объяснять дальше:

— Кузьма не причем, только среди студентов была и ваша преступница, та самая секретарша-переводчица. И среди ее публикаций были статьи, как сейчас помню, о трансформации мифа о гаммельнском крысолове в творчестве современных русских писателей, об особенностях перевода сказок Киплинга на русский язык, сопоставление нескольких переводов стихотворений Есенина на романские языки…

— Когда, говоришь, это было? — перебила юношу я.

— После третьего случая, после обеда, — Петя обиженно надулся. — Утром мы проверяли всех сотрудников «Апер», а около пяти на глаза мне попалась знакомая фамилия.

Я отвернулась от Пети. Для того, чтобы сосредоточиться, мне нужно было найти взглядом статичную точку. Криминалист на эту роль не тянул, поскольку слишком много двигался.

— Тебе же протоколы больше не нужны? — без интереса спросила я.

Петя отрицательно помотал головой из стороны в сторону. Я вытянула бумажки из его рук и без слов поднялась в читальный зал, забыв объясниться.

Первым делом я проверила почту, но Артем не торопился исполнять мою просьбу — мой ящик все еще был пустым.

Я разложила на столе перед собой копию протокола и погрузилась в чтение.

«Я никогда не думала о цепочке раньше, просто все так совпало.

Красиво.

Личной неприязни никто из пострадавших у меня не вызывает, мне бы хотелось даже извиниться перед ними, но они были мне нужны. Иначе не получилось бы… Было бы не так интересно.

Бывшего бухгалтера найти в городе было несложно, еще легче было с ним познакомиться. Я пару раз намекнула, как хочу сходить в оперу на «Нильса», он меня пригласил…

Со «звездой» все было куда интереснее, он отказывался общаться с простыми людьми, потому я несколько раз ему звонила от имени Артема. Мне хотелось, чтобы вы смогли оценить красоту моей схемы, потому я оставила для вас баранью лопатку. Помните, у Киплинга женщина покрывает баранью лапатку письменами? Очень красивый момент, очень сильный… Киплинг знал, что женщины куда ближе к природе и к мистике, чем мужчины и чем к мужчинам… И эти прыгающие сапоги… Мужчина запустил в кота сапогами. Вы не помните? Жаль, перечитайте. Поверьте на слово, Киплингу не зря дали Нобелевскую премию. Этот ход мне нравится куда больше остальных, я оставила Вам достаточно знаков, чтобы вы могли оценить нашу игру. Выглядело эффектно.

О «Жучке» я думала дольше остальных. Русского фольклора я практически не знаю, а в зарубежном не смогла вспомнить что-то, что легко ассоциируется с абстрактной собакой. Конкретные имена помнила, а вот просто собаку назвать не могла. Спасибо алкоголикам, что собирались у наливайки рядом с нашим офисом и взахлеб читали Есенина, они подсказали мне идею. Получилось почти также красиво, как с котом, но кот мне ближе. Кот — это Киплинг, я люблю Киплинга. А Есенин — не мое, он слишком эмоциональный… Чтобы вам было проще, я разлила жидкость для ловли насекомых. Собаку же звали «жучка», у вас и у Артема должна была сработать ассоциации с жуками, муравьями, насекомыми… А это только отвлекло. Жаль. Никак не могу привыкнуть, что у других людей может быть иная логика. До сих пор удивляюсь.

С «внучкой» было проще. К тому времени я купила сборник русских народных сказок. Из всех сказок про девочек, мне больше всех понравилась эта. Тем более, гигантскую корову словно специально собрали для нас. Ирония судьбы. Есть что-то в том, чтобы застрять в коровьем ухе, вы не находите? Очень необычно. И красиво. Удивительно красиво.

Для Ульяны я готовила роль «Бабы-Яги». Странно, что вы решили, будто бы я отдам ей роль внучки. Первая помощница, правая рука, всегда в курсе всех дел… Нет, еще на уровне задумки ей сразу была отведена роль «бабки». Они с Артемом как раз таскали с собой эти мерзкие коврики для йоги, мне показалось, что будет эффектно сыграть на игре слов. Что-то от Джерома К. Джерома, только на русский лад. Жаль, что вы не успели увидеть завершение. Я бы еще метлу положила какую-нибудь, ступу… Мало ли можно придумать? Я бы смогла, вы бы оценили…»

Я отложила листки в сторону, так и не определившись, хочу ли я встретиться с секретаршей для личной беседы. Она пугала меня своими эстетическими взглядами и ледяным спокойствием. Мне всегда казалось, что люди должны проявлять эмоции и чувства, а этот человек, казалось, был полностью лишен как первых, так и вторых.

Заглянув в почтовый ящик, я нашла присланные Артемом файлы — зарисовки Ульяны для журнала, о которых она рассказывала нам в «Бульдоге». Всего Ермаков прислал мне шесть файлов. Как я и просила, за последний год. По словам хозяина «Апер», о помолвке стало известно около восьми месяцев назад. Два лишние заметки я попросила для большей вероятности принятия верного решения. Я сделала несколько глубоких вдохов, отгораживаясь от ненужных эмоций, и открыла один за другим тексты, начиная с самой поздней даты, и начала читать в обратном порядке:

«Сейчас стало сложнее оскорбить человека.

То, за что раньше били морду, выставляется как знамя и несется гордо и высоко.

Трусы и инфантилы вместо того, чтобы отрицать плохое в себе и желать как-то избавиться от столь замечательных прозвищ, с вызовом их подтверждают и расписываются под ними же. Для каждой второй барышни "стерва" — комплимент. Больше нет понятия чести и достоинства.

Зато все имеют хрупкую душевную организацию, которая того и глядишь рухнет, как карточный домик, прямо на богатый внутренний мир, разнеся этот самый мир по всему свету. Перспектива, на самом деле ужасна, ибо вся гниль и гадость может расплескаться по миру внешнему, а мы потом планету отмыть не сможем.

Может быть, это обилие игрушек, попавшее в наш мир, так некстати разучило нас делить ценности на мнимые и настоящие? Или просто в такой яркости и радости мы не торопимся взрослеть?

Нет поиска, нет правды, нет цели.

Зато мы клевенькие»

«Иногда кажется, что мы слишком много внимания уделяем быту. Иногда — наоборот. И очень редко возникает ощущение, что внимания на сию не воспетую в стихах и прозе сферу жизни уделяется ровно столько, сколько нужно.

С одной стороны, люди начинают совместное существование из-за того, что вдвоем легче вести домашнее хозяйство. И замечательно, когда один из них (например, мужчина) обладает физической силой, а другой (женщина) умением выполнять дополнительные функции. С другой стороны, это постоянное испытание — терпеть рядом с собой круглые сутки чужого человека. Мне очень тяжело находиться постоянно с другими людьми. В том числе, с теми, к кому я хорошо отношусь. Как показали опыты, лишь малая толика моих близких друзей не вызывает у меня отчуждения после суток общения.

И все же, в быту есть своя магия, свое волшебство… Самая притягательная романтика — бытовая. Самая спокойная, самая надежная, самая согревающая»

«Очень жаль, что пропадает ощущение легкости. Хорошо жить, когда с помощью капельки фантазии покрывало может превратиться в плащ супер-героя или платье прекрасной дамы в зависимости от настроения. Я сама придумываю себе сложности там, где их нет (или есть, но я же сама акцентирую на них внимание).

Я трачу свое драгоценное настоящее на какие-то абстрактные страдания о прошлом и будущем, а не факт, что в будущем будет так, как я себе уже настрадала. В крайнем случае, там будет один вариант, а настрадала-то я себе на пять-шесть. И это не значит, что я не буду страдать в тот один вариант, когда он воплотится»

«Только благодаря тебе я начинаю верить в судьбу и в подчиненность жизни математическим законам космоса.

Только после знакомства с тобой я полюбила наблюдать, как человеческие жизни сплетаются в красивейшие узоры. Почему-то я представляю персидскую девочку со странной фантазией, которая из наших с тобой судеб сплетает какой-то алогичный узор, необыкновенный и завораживающе-красивый. И потому наши с тобой судьбы могут сложиться еще более удивительно и чудно.

Я внезапно проникнусь романтизмом хиппи, брошу образование… Отсутствие времени с постоянной занятностью перестанут быть моим фетишем. Стану расслабленной, перестану находить серьезное, буду больше улыбаться. Из моего гардероба исчезнут платья. И меня можно будет увидеть исключительно в выцветших джинсах с обязательной потертостью на правой коленке. Непременно обрежу волосы и испорчу их какой-нибудь серо-буро-малиновой краской.

Ты устроишься на серьезную работу, очаруешься карьерной лестницей. Начнешь носить костюмы, но так и не научишься завязывать галстуки, потому будешь снимать их немного нелепо, через голову. Твои игрушки станут более понятными для окружающих: часы на массивном браслете, дорогая техника… Полюбишь горячую воду. И не сможешь жить без хорошей еды, хотя ощущение вкуса давно будет тобою утеряно. Начнешь пользоваться одеколоном, не чувствуя его запаха. Может быть, захочешь научиться танцевать.

Меня всегда завораживала твоя свобода. Она была в твоих словах и жестах, в поступках, в книгах, в музыке… Тогда она была истинной и абсолютно естественной для тебя. Мне нравилось разговаривать с тобой на одни темы, а думать про вторые, и понимать, что наши мысли совпадают. Нравилось спорить, нравилась скорость, с которой ты соображал. Нравилась возможность перебивать тебя. Нравилось чувствовать, где ты находишься. Нравилось ощущение игры в покер.

Я по-прежнему чувствую себя только в платьях и получаю мазохистское удовольствие от неадекватного графика. Ты по-прежнему гоняешься за свободой, не видя, как она убегает от тебя все дальше. Ты отказываешься верить, что я могу существовать рядом с кем-то. Я тоже не могу представить влюбленного тебя.

Персидская девочка, увлекшаяся созданием нашего ковра, мне хочется верить в твою задумку. Мне страшно, что мы просто две нити, которые нечаянно намотались на крючок, и ты просто не знаешь, как вытащить нас из полотна»

«Эко в своей статье "от Интернета к Гутенбергу" писал, что электронный текст несет в себе только информацию, в том время как эмоции несут бумажные источники.

У той же быстрой переписки есть масса существенных минусов, потому я ее не люблю, хотя пользуюсь. Один из них — отсутствие передачи и воспроизведения молчания. Или разговора ради разговора. Я не хочу передать тебе никакую информацию, но я соскучилась по твоему молчанию или по голосу. И мне странно. Потому что, когда ты не пишешь, ты же, по сути, как раз молчишь. И я вроде должна быть довольна, но не получается. А делать разговор ради разговора в цифровом пространстве это отвратительно: глупо, убого и наигранно.

Гипертекст — дело хорошее. Но суховатое»

«Полезла за чем-то в интернет-справочник и, статья за статьей, прочитала про "Мастера и Маргариту" Булгакова. Забавно, что в списке интересных фактов есть и такой — "Кант никогда не завтракал. Только обедал". И сразу так приятно стало на душе: я поняла, отчего этот факт оказался здесь, в статье, посвященной "Мастеру и Маргарите". Какая-то мысль мелькнула, даже не мысль а ощущение, направленное в сторону человека, который добавил в статью эту нелепую строчку. Мол, чуваааак, ты отжигаешь, да ты крут. Как и я, впрочем.

В последние годы стало модным читать данную книгу Булгакова. Отвратительно звучит, но это так.

Миллионы молодых людей определяют "Мастера и Маргариту" как свою любимую книгу, не помня при этом ни содержания, ни главных героев, ни языка. Наверное, скоро выйдет книга в нескольких переплетах, чтобы каждый смог подобрать великое произведение Булгакова под свой стиль одежды: розовая со стразиками и перьями, готически-черная, тру-пацанская и так далее. Чтобы можно было сесть в метро/клубе/на районе, достать книгу, развернуть ее обложкой к людям и поражаться эффектом: теперь-то они знают, какой я модный.

Я не призываю всех читать классику, ни в коем случае. Классика не может быть массовым продуктом.

Я не против того, чтобы люди читали классику, наоборот, мне это нравится.

Я против того, чтобы люди читали, не пытаясь понять и отключая мозг. И я против моды в искусстве.

P.S. Помню, лет восемь назад было модно читать Достоевского. Интересно, кто будет следующим?»

Я хмыкнула. Не имея возможности говорить обо всем журнале, я нашла заметки Ульяны любопытными, однако осознавала, что не стала бы платить за них ни копейки. Если Артем задумал свой проект как сгусток непричесанных искренних мыслей, то непонятно, на какую выгоду он надеется — сотни людей имеют свои наблюдения, которыми бы хотели с кем-то поделиться. Пожалуй, для большинства делиться подобным гораздо важнее, чем читать. Мысленно отчитав себя за несвоевременность размышлений, я мысленно вернулась к Ульяне.

Было очевидно, что счастливая невеста не станет писать письма неизвестному адресату, тем более такие. Я была не вправе оценивать художественную ценность послания, мне больше была интересна эмоциональная составляющая. До письма неизвестному — признание в тоске по какому-то человеку. Можно ли допустить, что это одно лицо? Вероятно, так и было. И дальнейшие сомнения в счастливом будущем? Связаны ли они с помолвкой и счастливым адресатом? Я связь видела, но я хотела ее видеть. На деле, я могла придумать все, что угодно, лишь бы развязать себе руки. И последняя заметка про трусость и инфантилизм — ее Ульяна писала в моей комнате — легко вписывалась в мою концепцию.

Или я просто хотела почувствовать себя сказочником?

5_3

Я сидела в темной комнате лаборатории в гордом одиночестве.

Брата приказом Кузьмы отправили домой. По слухам, младшенького пришлось выводить с охраной, поскольку он сопротивлялся и желал остаться здесь до тех пор, пока либо не погибнет от переутомления, либо не поймет, как вернуть к обычной жизни всех пострадавших. Мне хотелось напомнить ему, что раньше он не проявлял такой заботы к жертвам нашего игрока, но я промолчала, поскольку сама демонстрировала излишнюю привязанность к конкретному человеку.

Мефистофель ушел спать домой, пообещав вернуться через четыре часа. Я сидела в темной комнате, разглядывая сквозь прозрачный хрусталь всех пострадавших, и готовилась принять решение, на которое у меня было только четыре часа. Вроде бы, немало…

Пятеро людей. Разного возраста, разной внешности, разной биографии…

Первая жертва не вызывала у меня никаких эмоций, как его начали называть по коду, так я его и запомнила. Очень страшно, когда человек с внешностью и биографией превращается в набор букв и цифр. Почувствовав отвращение к себе, я перевела взгляд на второго пострадавшего.

Известный музыкант. Мне не нравилась его творчество, даже раздражало. Я бы хотела, чтобы в ротации радиостанций и телевидения никогда не было больше ни одной его песни: они казались мне пустыми, надоедливыми и, на мой взгляд, вредили молодежи, искажая ее восприятие мира. Однако никогда я не желала ему зла, даже когда год назад два дня ехала в поезде исключительно под его песни.

Заместитель по безопасности. Красивый обаятельный мужчина, вежливый и учтивый. Редкость в наши дни. Я не успела спросить, была ли у него семья. Кольца на руке нет, наверное, не было. Или он просто не носил его? Сейчас многие так делают. Впрочем, семья могла быть и у музыканта с бухгалтером. Почему меня раньше это не волновало? У любого человека найдутся люди, которым не безразлична его судьба. Наверное.

Девочка-помощница. У нее на шее не было красной фишки, наверное, носила ее как брелок на ключах. Или в кошельке в отделении для мелочи. Откуда-то я знала, что она относилась к подарку Артема с большим трепетом, чем все остальные. Когда я увидела ее в первый раз, она показалась мне забавной и неуклюжей. Была ли она намного меня младше? Скорее всего, нет. Вероятно, у нас вообще не было разницы в возрасте. Но почему-то я воспринимала ее как маленького ребенка.

Я не знала, что в данный момент чувствуют эти люди. Теоретически, они могли мучительно страдать. Или, наоборот, они могли пребывать в неге и наслаждении. Ни Мефистофель, ни Сережа не смогли зацепиться за их чувства и эмоции — слишком они были прозрачны и неуловимы. Из-за того, что я хочу во всем разобраться, я могу причинять лишние страдания другим людям. Стоит ли вероятное счастливое будущее подобных жертв? Наверное, нет. Но отчего-то я все равно продолжала думать и разбираться.

***

Мефистофель пришел, как и обещал, через четыре часа. Мне было в тягость его присутствие, потому я выскользнула из темной комнаты лаборатории. В такие моменты я часто жалела, что не курю: если бы я курила, мне не нужно было думать, чем заниматься. Курение отлично помогает создать иллюзию деятельности.

Я неторопливо бродила по зданию Федерального Бюро Добра. В коридорах почти не было людей. Большинство сотрудников находились в отпусках. Из оставшихся кто-то находился на вызовах, кто-то — безвылазно сидел в кабинетах, кто-то уже ушел домой.

Я не помнила, как оказалась у двери с табличкой «НИИ Магии и суеверий». Удивившись этому, я робко постучалась — дверь передо мной открылась в то же мгновение.

— Софья? — на пороге стояла сотрудница музея, та, с которой я разговаривала в прошлый раз. — Вы ко мне?

— Пожалуй, к Вам, — согласилась я.

— Проходите, — разрешила мне женщина, щелчком пальцев заставляя кресло выбежать на середину комнаты.

Следом за креслом неторопливо семенил косенький столик. Замыкал необычное шествие черный стул с высокой спинкой. Чай сам разливался по чашкам, кружащимся в воздухе, конфеты роем вылетали из шкафа и укладывались в вазочку.

— Говорят, вы собираетесь в аспирантуру? — спросила женщина, присаживаясь на стул.

— Собираюсь, — подтвердила я легенду, озвученную ранее Пете, подходя ближе к креслу.

— А как же Мефистофель? Бросите его? — работница музея нарисовала в воздухе какой-то знак, после чего все предметы снова утратили способность к движению.

— Скорее всего, он уйдет с работы, — задумалась я.

— Это будет логично, — согласилась женщина. — Я его еще мальчиком помню, когда он только свою первую шкатулку создал. Как сейчас вижу, сидит в зеленом свитере, волосы растрепанные, про подарок для сестры рассказывает, толком не понимая, что натворил.

— Какую шкатулку? — заинтересовалась я.

— Вы не знаете? — удивилась моя собеседница. — В юношестве Шурочка придумал шкатулку, которая позволяла перерабатывать сны в пыльцу для исполнения желаний. В подарок для своей старшей сестры, к ее дню рождения. Позже наша структура им заинтересовалась. Возможность исполнять желания — это же истинное добро… А еще позже шкатулка выбрала Ульяну. Никто не знает, почему, даже сам Шурочка, но мне кажется, это все оттого, что девушки между собой очень похожи. Есть и внешнее сходство, и характерное. Я наблюдала за ними одно время, мне было любопытно.

— Какой Шурочка? — не поняла я.

— Мефистофеля раньше Александром звали, как моего племянника. Так я его ласково Шурочкой и называла, по привычке. Еще когда он на краткосрочных курсах учился при ФБД перед поступлением на работу, он первое время обижался, а потом перестал — пояснила мне женщина. — Толковый парнишка был, не без талантов. Я звала его продолжить обучение, но у него возможности не было. А потом, наверное, лениво было. Да и сложнее с возрастом променять адекватную зарплату на минимальную стипендию. Заочная же учеба требует либо больших усилий, либо ничего не дает… Когда Шурочка решил сменить имя, я не удивилась. Многие так делают, кто не сам пришел к добру. Думают, что смогут вывести семью из под удара, если вдруг случится плохое.

Я разворачивала конфетную обертку, но мои руки дрогнули, отчего карамелька упала мне на колени.

— Вы уже определились с научным руководителем? — внезапно спросила сотрудница НИИ.

— Нет, собиралась подумать об этом позже, — отмахнулась я.

— Если хотите идти через структуру Добра и интересуетесь непризнанными науками, проситесь к Татьяне Берендеевне. Ей нравится ход Ваших мыслей. Вам нужно будет только сдать философию, а со специальностью мы что-нибудь придумаем. Какое-нибудь красивое дело, только нужно будет написать толковый отчет. И подучить теорию для экзамена, — порекомендовала мне собеседница. — Ваша специальность имеет много общего с ее интересами.

— Она дочка самого царя Берендея? — поразилась я.

— Младшая, — подтвердила женщина. — И у нее отвратительная привычка говорить о себе в третьем лице. Список книг по философии заберете перед уходом домой на вахте, я привыкла быть хорошим научным руководителем и готовить лучших аспирантов.

Я откинулась на спинку кресла, сдерживая смех. В тот момент я чувствовала себя максимально глупой и недогадливой. Даже еще более недогадливой, чем в темной комнате лаборатории. Еще я впервые осознавала, что мне придется идти в аспирантуру, поскольку неожиданно для себя я приняла решения, а это означало отсутствие обратного пути.

5_4

Мефистофель сидел в лаборатории и копался в справочнике. После короткого сна он не стал выглядеть свежее и лучше, однако мне показалось, будто бы он абсолютно успокоился. В его взгляде больше не было боли и надлома, который я замечала раньше. И это мне не понравилось. Мне бы хотелось, чтобы он продолжал мучиться и страдать. Тогда мне было бы проще оправдать себя.

— Помнишь, я спрашивала тебя про сказки? — я подошла к Мефистофелю со спины.

Мужчина никак не отреагировал на мой голос, очевидно, он слышал, как я вошла. Он продолжал сидеть также расслабленно, перелистывая страницы толстого справочника. На столе стояла чашка с недопитым чаем с едва уловимым ароматом бергамота — из всех пакетированных сортов он мог пить только «Эрл Грей» определенной марки. У себя дома, насколько я помню, он держал только элитные сорта черного и зеленого чая, требующие особых ритуалов заваривания. Он всегда ценил все вкусное и красивое. Пижон и сноб.

— Я знаю, как можно разбудить их всех, — нараспев сказала я.

Мефистофель не повернулся. Может быть, он тоже успел понять или почувствовать. Может быть, понимал в эту секунду. Может быть, не понимал вовсе. Однако когда он, наконец, повернулся, я не увидела любопытства в его глазах.

— Известный мировой сюжет, — пояснила я. — Девушка должна проснуться от поцелуя прекрасного принца.

— Вызывай ее жениха, пусть целует, — равнодушно бросил Мефистофель, поворачиваясь к своему справочнику.

Если бы я не знала своего напарника, я бы убила его в ту же минуту. Но мы проработали вместе год, и за столь небольшой срок я успела понять некоторые особенности его характера.

— И тебе все равно? — я задумчиво прищурилась, пытаясь отыскать в нем что-то, что отрицательно ответит на мой вопрос.

Мефистофель пожал плечами. Мне показалось, будто на свете нет ничего интереснее, чем толстый справочник, лежащий на столе перед ним.

— Просто если ее поцелует не тот человек, она может не проснуться, — печально сказала я, отходя от стола.

Мефистофель снова обернулся ко мне. Я делала вид, что не замечала его заинтересованности, но по-детски ей радовалась.

— Что это значит? — спросил мужчина.

— Понимаешь ли, девушка должна испытывать к своему принцу некие чувства, а я не могу доказать, что она испытывала их к своему жениху, — задумчиво сказала я.

— Ты хочешь, чтобы это сделал я? — искренне поразился Мефистофель. — Я хреновый принц.

— Девушки любят сложности, не замечал? — усмехнулась я.

Напарник сидел передо мной абсолютно растерянный. Раньше я никогда не видела его без маски спокойствия. Он даже будто бы стал моложе.

Я впервые осознала, как мало он обычно использует мимику. Если бы меня попросили нарисовать его портрет, я бы взяла грифель и грубоватыми штрихами нарисовала чуть прищуренные в насмешке глаза, тонкие сжатые губы, готовые вот-вот расползтись в ухмылке. Всегда циничный юмор, всегда желание возвести вокруг себя крепость…

Чтобы никто ничего не понял, чтобы никто ни о чем не догадался…

Будто бы он кому-то нужен…

— Тем более, от приторной сладости начинает быстро подташнивать, — продолжала говорить я. — Может быть, ты — та самая перчинка, которая делает ее жизнь в меру пряной?

— Нам нужно пробить биографии всех остальных, — сухо сказал Мефистофель. — Наверняка, кто-то из пострадавших состоит в гражданском или фактическом браке.

Я посмотрела на него, как на умалишенного. Все же иногда даже самые прожженные жизнью люди могут поразить своей наивностью.

— Ты искренне считаешь, что люди любят друг друга только на основании совместного их проживания? — я искренне округлила глаза. — И это в наше-то время? Нет, мне бы хотелось в это верить, но я бы не стала рисковать, ставя на кон жизни пяти человек. Просто как младшая фея, несущая добро в массы.

Я подошла к чайнику и налила себе в чашку горячей воды. От волнения в горле пересохло. Я постоянно чувствовала на себе пристальный взгляд Мефистофеля, что не добавляло мне спокойствия.

— Почему ты считаешь, что я подхожу на роль принца?

Я без слов достала распечатанные ранее перевязанные резинкой листки и бросила их напарнику, он легко их поймал. У него была отличная реакция. Если бы со мной кто-нибудь рискнул проделать подобный фокус, то бумажки оказались бы на полу.

— Я тебе даже завидую, — призналась я.

Я залпом выпила воду. Интересно, а как часто я сама была откровенна с Мефистофелем? В том, что я много говорю, никто не сомневался. Но насколько важным было все то, что я несла и насколько искренним? Может быть, я зря его постоянно обвиняю?

— Я не понимаю…

Голос Мефистофеля звучал устало и болезненно. Он на самом деле ничего не понимал.

— А ты попытайся почувствовать, — абсолютно без иронии сказала я. — А если не получится, просто поверь. И подумай, хочешь ли ты, чтобы она проснулась.

Мефистофель нахмурился. А я уже знала, что сейчас он допьет чай и пойдет в темную комнату лаборатории. А я буду вызывать врачей, которые перевезут в госпиталь тех, кто придет в себя после сна. Вернее, чувствовала.

***

Ермаков послушно ждал меня у выхода из здания ФБД. На улице уже было также промозгло и отвратительно, как утром. Я посмотрела на часы — маленькая стрелка замерла у отметки с цифрой девять. Надо же, мне казалось, что сейчас куда позднее. Это был длинный день. Один из самых длинных дней за последнее время.

— У тебя хорошо с картографией? — спросила я, без разрешения садясь в автомобиль, не дождавшись, пока Артем откроет мне дверь. — Сможешь отвезти меня к дому, который помечен красным флагом?

Я протянула Ермакову сложенную трубочкой карту. Он включил свет в салоне и принялся искать мою метку.

— Далековато, — прокомментировал он. — И что мы там забыли?

— Нам нужно съездить в гости, — усмехнулась я. — Одно «но» — мы едем без приглашения.

— Это хорошо?

— Сложный вопрос, — пожала плечами я. — Мне кажется, в нашем случае просто отлично, что нас не ждут. В любом случае, мы сильно рискуем. Если тебя успокоит, я подвергаю себя большей опасности.

Артем не ответил. Он выключил свет и отъехал от здания. Его рука потянулась к магнитоле и сразу же вернулась на руль. Я отметила жест и принялась с интересом гадать, какую музыку он слушает.

Многие мои знакомые юноши-автомобилисты нежно любили композицию о страсти лирической героини к какому-то водителю со словами «ноги императора дорог на педали, мы не будем вдаваться в детали».

Я глянула на Артема, не поднимая ресниц. Он производил впечатление человека с хорошим вкусом.

— Ты не хочешь спросить, как прошел мой день? — спросила я, когда мне надоело слушать звук скользящих по стеклу дворников.

— А ты ответишь? — Артем вопросительно приподнял брови.

— Это может повлиять на твое желание спрашивать? — заинтересовалась я. — Как же игра ради самой игры, в независимости от результата?

Артем промолчал. А я наивно ждала вопроса о том, как прошел мой день.

— Я решила идти в аспирантуру, нашла научного руководителя и получила огромный список книг по философии, которые мне нужно прочесть к экзамену, — похвалилась я, хотя Ермаков меня так и не спросил.

— Ты когда-нибудь раньше читала философов? — Артем не отрывал взгляда от дороги.

— Когда училась в вузе, нас заставляли, — вспомнила я.

— А для себя? Из интереса? — Артем на мгновение повернулся ко мне. — Уверен, что читала.

— Читала, — подтвердила я. — Ницше, Хейзинга, Фрейда и Кьеркегора.

— Ницше читают все, Фрейда тоже, — перечислял Ермаков. — Но почему Кьеркегор?

Я нахмурилась. Врать по пустякам мне не хотелось, но признаваться в истинной причине мне было стыдно.

— Однажды в интернете нашла гороскоп, где говорилось, что только представители моего знака зодиака могут читать Кьеркегора и ржать, как кони, — сказала правду я.

Артем рассмеялся. И я снова заметила его некрасивые зубы.

— И как? Было весело? — заинтересовался мужчина.

— В некоторых местах, — честно ответила я.

Артем еще раз рассмеялся.

Левой рукой он потянул меня за пальцы и положил мою ладонь на баранку, прикрыв сверху своей, наверное, для надежности. Я задумалась, насколько его действия отвечают технике безопасности. Когда я училась водить машину, мне никогда не говорили о возможности брать за руку кого-то из пассажиров.

Мы ехали сквозь вечерний город, я разглядывала зажигающиеся фонарики и светящиеся окна. Мне нравилось представлять, как проводят вечера жители домов, придумывать истории по силуэтам на шторах.

— Ты когда-нибудь любила? — неожиданно спросил он.

— Конечно, — я утвердительно кивнула. — Родину. Семью. Работу.

— А по-настоящему? — не сдавался он.

— Ты думаешь, я любила родину, семью и работу не по-настоящему? — усмехнулась я.

Ермаков поджал губы. Ему не шло злиться, он куда органичнее смотрелся, когда был в спокойно-ироничном состоянии.

— Если ты о мужчине, то его я тоже любила, — призналась я.

— И где он?

— Дома, наверное, — я пожала плечами. — Он предпочел мне другую девушку. Поскольку он был для меня самым лучшим, я попыталась воспринимать и ее как самую лучшую, но у меня не получалось. Как ни старалась, я видела ее глупость, ограниченность, жидкие волосы, отвратительные лошадиные скулы и фигуру больного мальчика. Потом у меня упала самооценка. Позже они расстались, и он клялся, что после детской травмы не может быть с кем-то. Я думала о том, что с тупой девочкой с лошадиным лицом и мальчишеским телом он быть может… Видимо, она была для него никем… Я злилась, потому что не перевариваю стандартного вранья. Мне всегда нравится, когда мой ум уважают и придумывают что-то оригинальное. Так у меня второй раз упала самооценка.

Я отвернулась от Артема. Мне не хотелось показывать ему свое лицо. Обычно я не люблю разговаривать о своем прошлом и людях оттуда, а сегодня почему-то рассказала. Может быть, потому что устала. Может быть, потому что чувствовала свою вину перед Ермаковым и стремилась ее загладить. Только в чем природа этой вины? Непонятно…

— А я…

— Артем, мне это абсолютно не интересно, — перебила Ермакова я. — Тем более, мы уже подъезжаем.

5_5

Домовой отреагировал на мою просьбу спуститься во двор абсолютно спокойно. Наверное, он уже ждал меня. Может быть, даже не первый день. Или, как настоящий разведчик, Кузьма умел мгновенно подстраиваться под любые неожиданности.

Я сидела на качелях, скрестив ноги в щиколотках. Ничего не понимающий Артем присел на бортик песочницы: у него был потерянный взгляд и несколько замученный вид. Похоже, он не любил играть в игры, правил которых не знает и не понимает.

Кузьма подошел к нам спустя семь минут после моего звонка. Отчего-то в эту минуту я вспомнила жесткий взгляд его глаз, когда мы работали на первом вызове. И впервые мне стало страшно.

— Добрый вечер, — я нашла необходимость в вежливом приветствии. — Извините, что беспокою вас. Я не знаю, почему, но я нуждаюсь в разговоре с вами.

— Интересное начало, — прокомментировал Кузьма.

Он встал напротив меня. Его длинные уши с мохнатыми кисточками на кончиках были прижаты к голове. Скорее всего, это говорило о сдержанности и сосредоточенности.

— Я собираюсь писать заявление об отпуске за свой счет, — поставила его в известность я. — Мне нужно время на подготовку к аспирантуре.

— Я подпишу завтра, — согласился Кузьма.

Мы молчали. Когда я себе представляла наш разговор, я думала, что к этому моменту мы уже успеем разругаться, но мы оба были спокойны и сдержаны. Оказывается, начать скандалить достаточно тяжело.

— Вам было не страшно играть чужими жизнями? — я, наконец, переступила через себя. — Вы сломали судьбу девочке-колдунье, которая получит нехилый срок, если докажут ее адекватность. Лично я бы стала настаивать на психиатрической экспертизе.

— Причем здесь я? — Кузьма вскинул на меня огромные глаза.

— Вы были одним из разработчиков данной операции, — твердо сказала я. — Вы спровоцировали девочку на серию преступлений, вы дали вести расследование нам, вам нужно было столкнуть Ульяну и Мефистофеля. Неужели он настолько ценный работник, что вы пошли на человеческие жертвы? Неужели добро способно в ком-то настолько сильно нуждаться? Вы почувствовали, что он скоро может уйти, потому устроили в закрытом городе громкое празднование дня города, которое организовала нужная компания, даже не принимающая участие в тендере, вы настояли на кандидатуре Ульяны…

Домовой молча меня слушал. Я начинала задыхаться от негодования. Мне хотелось, чтобы он начал оправдываться и говорить, что все не так. И я просто придумала…

— Вам нужно было сломать Мефистофеля. Ткнуть его носом в счастье Ульяны. Он мальчик невнимательный, он бы даже не заметил, что счастьем-то там и не пахнет. Сам бы придумал. И сам бы разочаровался, — я всматривалась в глаза Кузьмы, пытаясь найти там хоть какой-то отклик. — Неужели один человек стоит стольких затрат? Я не знаю, где заканчивается работа ФБД, а где начинаются совпадения. Взять к примеру, Ульяниного жениха… Он-то был настоящим? Или это грубо сделанная фикция?

— Мефистофель знает? — быстро спросил меня домовой.

— Пока нет, — ответила я.

— Тебе не страшно было приходить сюда в поисках правды? — Кузьма нехорошо улыбнулся. — Ты же неглупая девочка, раз догадалась. Могла понимать, что у добра нет ограничений в службе себе.

— Только каждый по отдельности остается живым существом. Со своими эгоистическими целями, интересами и привязанностями, — я постаралась смело посмотреть ему в лицо. — Вы не сделаете ничего, поскольку с вас тут же полетят погоны. И с вашего начальства тоже. А если не погоны, то головы с плеч. Впервые в жизни я побуду стопроцентно папиной дочкой. Он же главнее папочки Юстас, правда? По-настоящему крупная фигура не стала бы мараться в столь незначительной операции как бегание на задних лапках перед гостями, по-настоящему крупную фигуру никто никогда не станет светить? По-настоящему крупная фигура никогда не станет называть себя «главный наставник»? Ведь так? Сказки здорово прочищают мозги, если знать, на какие вопросы хочешь получить ответы…

— Смело, — похвалил Кузьма. — И зачем ты приехала?

— Попросить, — я сделала паузу. — Не чините ребятам препятствий, дайте им спокойно уехать из города. Мефистофель достаточно сделал для Добра, он заслуживает отдых. Ульяна, на мой взгляд, тоже. Пожалуйста.

Кузьма коротко рассмеялся, едва заметно повел левым ухом, кивнул на прощанье, повернулся к нам спиной и ушел домой. Я без сил прислонилась к железному прутику качелей.

Артем встал с бортика песочницы и подошел ко мне.

— Ты знала, что твой отец настолько большая шишка? — спросил мужчина.

— Я до сих пор в этом не уверена, — призналась я. — Судя по реакции Кузьмы, папа, действительно занимает высокий пост. Но все может оказаться фикцией.

— Почему тогда ты ему сказала?

— Мне нужно было что-то сказать, — отмахнулась от Артема я. — Это был чистой воды блеф. И я рада, что Кузьма отреагировал лучшим для меня образом. А ты говорил мне, что я не игрок, помнишь?

Артем подал мне руку. Я встала с качелей. Ноги странно меня слушались, будто с опозданием, видимо, от перенапряжения. Мы неторопливо пошли к машине. Я чувствовала, как по моим щекам текут слезы, но плакать мне не хотелось.

— Просто ты любишь рулетку, именно она помогает тебе щекотать нервы через везение и невезение, — продолжала сбивчиво говорить я. — Меня привлекает покер. Потому что я люблю наблюдать за людьми, люблю делать выводы и считать. Они… Они отличные шахматисты. И, на самом деле, я не уверена, что они проиграли. Они выигрывают при любом результате.

Я несла еще какой-то бессвязный бред, пестрящий цитатами из наших диалогов, уставов и трудов Хейзинга.

Слезы продолжали катиться по щеками. Мы ехали по ночному городу, в большинстве окон уже не горел свет.

Длинный день, наконец, подошел к концу.

Глава 6. Станция конечная

Вот уже два дня я не выходила из дома, делая вид, будто бы вспоминаю, как нужно правильно учиться. Вспоминалось плохо. Оказывается, я могу несколько раз читать одну и ту же страницу, толком не понимая, что на ней написано. Не из-за сложности текста, а из-за желания думать на различные посторонние темы. Порой точка на обоях казалась мне куда интереснее и важнее, чем главы необходимых к прочтению фолиантов. И я могла найти в вышеупомянутой точке великий смысл, который мог мне открыть новые грани мира.

С Сережей мы не разговаривали, продолжая игнорировать друг друга, даже если нам доводилось встретиться в квартире: он продолжал винить всех нас в тяжелом состоянии Ульяны. Потому я выработала у себя привычку не питаться на кухне, когда в доме есть кто-то помимо меня. Мне было проще прокрасться к холодильнику, вытащить несколько фруктов и утащить их к себе в комнату, иногда посылая за горячим чаем верную барабашку.

— Я тебе не помешаю? — в мою комнату вошел отец.

Он приехал вчера вечером и сразу же отправился на службу.

Я ждала его возвращения со страхом, но все обошлось. Вернее, мы сделали вид, что ничего не произошло, хотя я была уверена на все сто процентов: отец знает обо всем. И о моем внезапном желании идти в аспирантуру, и о моем странном разговоре с Кузьмой, и о том, как я подтолкнула Мефистофеля к возможности разбудить Ульяну.

— Проходи, — разрешила я.

Я сидела в кресле, гусеничкой завернувшись в одеяло так, что была видна только часть лица, и смотрела на обои перед собой.

— Почему ты решила идти в науку? — ласково спросил отец, усаживаясь на пол перед моим креслом.

Я достала руки из-под одеяла и крепко обняла его за плечи. Руки сразу же замерзли, зато мне стало легче. Оказывается, иногда очень важно обнять понимающего тебя человека.

— Как-то само собой получилось, — улыбнулась я и потерлась подбородком о его макушку. — Наверное, это называется судьбой. Все за меня придумали где-то наверху, а я не стала возражать.

— Судьба — удивительная штука, — философски сказал папа. — Ты собираешься идти учиться к разведчикам, на кафедру необходимых интеллектуальных дисциплин. Работать плечом к плечу с Кузьмой, он там когда-то даже заведующим был. А до него — Татьяна Берендеевна. Не страшно?

— Теперь страшно, — призналась я. — А раньше я не знала.

— А Кузьма почему-то был уверен, что знала, — поделился папа. — Он тебя даже хвалил, называл догадливой девочкой. Так что ты у меня молодец, но звание ты до конца августа получить уже не успеешь: не дадут из-за сорванной операции. Мы люди добрые, но злопамятные. Потому поступать придется без льгот.

— Мне кажется, я легко отделалась, — призналась я.

— А кто спорит, — усмехнулся папа.

Я еще раз потерлась подбородком о его затылок. Папа сжал ладонями мои руки.

— А что с семьей Мефистофеля? С ними работала Татьяна Берендеевна? — осторожно спросила я.

Папа нахмурился и кивнул.

— Мы перевезли Мефистофеля сюда, когда он был совсем мальчишкой, — вспоминал отец. — Потом его семья переехала в дальние дали, кажется, куда-то на север. Он был очень привязан к дому, к родителям и сестре, но постепенно связь почти удалось разорвать. А потом он познакомился с Ульяной. По нашей же недоработке. Он был нам нужен, кроме него никто не обладает такой способностью к собиранию снов и такими талантливыми руками. Лет через двадцать он может стать практически всесильным. До него никто не догадывался, какую магическую силу хранят в себе ночные видения.

Папин голос меня успокаивал. По сути, он говорил такие же страшные вещи, какие я могла услышать от Кузьмы, но отчего я не злилась, а понимала и не испытывала желание спорить.

— А если он начнет заниматься постижением магии снов для себя? — тихо спросила я.

— Смотря в каких целях, — папа задумался. — Может получиться очень страшно, а может выйти что-то хорошее. Но мы будем наблюдать за ним.

— Ты так спокойно со мной разговариваешь, после того, как я сознательно испортила вам операцию, — поразилась я. — Даже не собираешься посадить под домашний арест, лишить сладкого или прочитать длинную нравоучительную лекцию.

— Мне казалось, что ты поняла, — папа поднялся с пола. — Ты просто изменила правила нашей игры. Это будто перейти на новый уровень сложности, будет только увлекательнее и интереснее.

Я печально покачала головой. В последнее время любые упоминания об играх казались мне кощунством. Иногда к жизни нужно относиться серьезнее.

— Я тобой горжусь, ребенок. В твоем возрасте и на твоем месте, я поступил бы также, — папа потрепал меня по волосам. — Спокойной ночи.

Папа вышел из комнаты. Я вновь закуталась в одеяло по самые глаза и принялась смотреть на точку на обоях.

***

Когда я вышла завтракать, в квартире уже никого не было. Только к холодильнику была прикреплена записка, написанная папиной рукой: «Мефистофель ни разу не воспользовался своим пропуском в госпитале ФБД за последнюю неделю». Поняв его намек, я неторопливо позавтракала и начала готовиться к походу в гости.

Раньше мне никогда не доводилось бывать в гостях у Мефистофеля. Его домашний адрес я нашла быстро, воспользовавшись компьютером в папином кабинете. Заботливый папа специально оставил мне у монитора записочку с паролем. В ответ я вежливо подписала снизу «спасибо».

На улице все еще было свежо, но безоблачное небо и яркое солнышко обещали сделать день теплым. Нынешнее лето отлично показывало нам весь спектр своей погоды. За неделю удушающая жара успела смениться хмурыми осенними дождями, которые в свою очередь покорились мягкому теплу.

До дома Мефистофеля можно было доехать на троллейбусе, но сегодня я испытывала недоверие к рогатому транспорту, потому решила пройтись пешком. Идти было недолго — около часа. За это время я надеялась придумать, о чем буду разговаривать с бывшим напарником. Пока у меня не получалось даже сконцентрироваться на начале.

Я шла по городу, гадая, откуда на улицах столько людей. Допустим, дети на каникулах, но взрослые-то почему не на работе? Если в отпуске, то почему они не уехали куда-нибудь? Потом я вспоминала про особый статус нашего города, про запрет выезда из страны, который накладывали на две трети граждан, проживающих здесь. Такой же запрет грозил и мне, если я закончу аспирантуру и буду работать в структуре ФБД. Отчего-то меня не испугала подобная перспектива, хотя раньше я с ужасом относилась к любой привязке: к людям или к месту. Мне всегда было важно осознавать, что в любой момент я могу отказаться от своего дела и приступить к чему-то иному: новому и интересному. Может быть, я начала взрослеть?

Я шла по городу, внимательно разглядывая людей. У каждого из них за спиной есть тысячи историй, которые повлияли на его характер и судьбу. Каждый из них является неповторимым и по-своему уникальным. Верхи ФБД этого не отрицают, однако считают себя способными создать из этих индивидуальностей единый слаженный механизм, я же, в свою очередь, считаю это невозможным. Не потому что я так сильно люблю людей и считаю себе не позволительным использовать их в каких-то целях, почему бы нет, если никто не пострадает и не будет прямого вреда? Просто мне кажется, что абсолютно все мы никогда не сможем учесть. И обязательно будут какие-нибудь истории, о которых никто не будет знать, будут выводы, которые мы неточно спрогнозируем. Механизм, состоящий из массы живых деталек, никогда не будет точным, работающим без неполадок и перебоев. Это всегда риск, причем часто риск неоправданный.

Понимает ли это отец?

А Кузьма?

А Татьяна Берендеевна?

Скорее всего, они понимают, они гораздо умнее и опытнее меня.

Но почему тогда пытаются создать такой механизм, вопреки логике и здравому смыслу?

Ответа на последний вопрос у меня пока не было.

6_2

В доме Мефистофеля находился один подъезд, это я сочла благоприятным знаком судьбы, но войти внутрь мне помешал домофон. Решив перестать быть суеверной, я набрала какую-то комбинацию цифр и задушевным голосом попросила меня пустить внутрь, поскольку хочу сделать сюрприз своей подруге незапланированным визитом. Мне повезло, ответил мне нежный женский голос, который ласково пожелал мне удачи и посоветовал не вызывать лифт, а идти пешком. Сердечно поблагодарив, я вошла в подъезд и честно начала подниматься по лестнице, не желая разделить судьбу регулярно застревающих в лифте жильцов.

Поднявшись на третий этаж, я вспомнила об удостоверении сотрудника ФБД, которое могло пропустить меня если не в самые секретные отделы канцелярии, то в любое жилое помещение — точно. Однако предъявлять его было некому, а возвращаться вниз, к домофону, рассказывать женщине, как я нагло ее обманула, мне не хотелось.

На седьмом этаже я уже не могла удерживать ровное дыхание. На какое-то мгновение я решилась вызвать лифт и застрять там на полчаса, чтобы отдохнуть от кривых ступенек, но решила, что сдаваться — не достойно будущего аспиранта, потому самоотверженно поплелась наверх. Попутно проклиная желание Мефистофеля поселиться на одиннадцатом этаже.

К десятому этажу у меня открылись второе дыхание и страх высоты. Я какое-то время постояла на балконе в подъезде, рассматривая открывающиеся виды на город и желая как можно быстрее оказаться в гостях у бывшего напарника.

Совсем забыла, что не придумала, о чем буду разговаривать с мужчиной. И чем ближе я была к двери в его квартиру, тем сильнее я осознавала, что пришла сюда зря.

Лестничная площадка одиннадцатого этажа была обнесена металлической решеткой, оставляя людям только узкий проход к лифту и лестнице. Те, кто обладал гибкими запястьями, могли воспользоваться дверными звонками, прикрепленными справа, стоило только просунуть руку между решетками. Не желая гадать, какой из звонков принадлежит Мефистофелю, я поочередно нажала на все. После десяти минут ожидания, я нажала на все кнопки второй раз подряд.

Мне повезло, первым в коридор вышел Мефистофель. Он был одет в зеленую футболку и пляжные шорты, что меня почему-то удивило. Он сухо мне кивнул, открыл дверь и жестом велел следовать за собой.

— Тебе не кажется, что ты поступаешь глупо? — спросила я, без спроса повесив плащ на крючок в прихожей.

Мефистофель ничего не ответил и пошел на кухню. Он выбрал замечательную тактику разговора — игнорирование собеседника. Я взяла со стола пустую кружку и запустила ее в стенку над головой бывшего напарника. Мужчина вздрогнул.

— Меня все же замечают, — прокомментировала я, цепляя пальцами новую кружку. — Мефистофель, прекрати себя вести как идиот.

— Ты знаешь, что такое дипломатия? — Мефистофель нажал на кнопку электрического чайника и сел на подоконник.

— Привязать человека к стулу и тыкать в него паяльником? — предположила я, ставя чашку на стол, предупредительно не отпуская ее.

— Тебя бы не взяли в МИД, — усмехнулся специалист по снам.

Он налил мне чай и дал кружку в руки. Я поставила ее на стол. Как всегда перед началом разговора, я не знала, о чем буду говорить.

— Ты подал рапорт на увольнение? — спросила я, глядя на мужчину поверх кружки. — Почему?

— Собираюсь уехать куда-нибудь, — пожал плечами Мефистофель.

— Один? — насторожилась я.

— Один, — эхом повторил мужчина. — Вон уже рюкзак собрал.

Он вышел из кухни, я пошла за ним. В комнате на полу и вправду стоял набитый спортивный рюкзак, достающий мне до груди. Покачав головой, я вернулась на кухню.

— Ты так и не понял, — я дождалась, когда Мефистофель подойдет к столу и нальет себе большую кружку чая, — я тебя обманула, ее должен был разбудить не тот человек, которого любит она, а тот, кто искренне любит ее. Включи на секунду логику. Часто спящие девушки даже не видели своего принца, потом они никак не могли его любить. Им необходимо было сперва проснуться и познакомиться с ним.

— У нее был жених, — напомнил мне мужчина. — Почему ты не вызвала его?

— Мне нужно было, чтобы она проснулась, — пожала плечами я. — Я не была уверена в женихе. Плюс вы с Ульяной стали моим научным экспериментом, который я могу грамотно оформить и показать на вступительных экзаменах.

— Что ты от меня хочешь? — устало спросил Мефистофель.

— Обратить внимание на то, что Ульяна проснулась, — медленно, как глупому ребенку, объясняла я. — Тебе нечего терять. У тебя уже нет работы, тебе в любом случае придется покинуть город. Почему бы тебе не убраться восвояси не в гордом одиночестве, а с любимым человеком?

Мефистофель запрокинул голову и тяжело вздохнул. Наверное, он очень тепло ко мне относился, раз позволял мне разговаривать с ним в таком тоне.

— Ты права, — зло сказал он. — У меня нет работы, у меня нет образования, у меня нет никаких перспектив. Что мне делать с девушкой?

— Радоваться! Девушка — твой шанс. Если у твоей жизни и может быть счастливый конец, то только благодаря ей, — взорвалась я. — Сейчас ты себя ведешь, как карикатура на интеллигента! Оставь свои заламывания рук, размышления и рефлексию. Ты слишком многого боишься: будущего, ответственности, возможности ошибиться, но почему-то тебя совсем не пугает страх упущенной возможности и страх потери. Меня всегда забавляло в тебе, что ты искренне считаешь, будто бы ты кому-то нужен. Неправда, плевать на тебя всем! Никто и никогда не придет тебе на помощь, потому что у всех в приоритете находятся другие люди: те, кто хочет, чтобы их называли «близкими». У тебя таких людей нет. И если ты только не вцепишься в Ульяну, в свой шанс на лучшую долю, ты будешь величайшим идиотом… Это раньше женщины любили жалких неудачников, когда была на них мода. Сейчас вектора сместились…

Я замолчала. Увлекшись своей речью, я не обращала внимания на реакцию Мефистофеля, потому мне было сложно сказать, была ли она вообще.

Если бы здесь была доска и маркер, я могла бы схематично нарисовать и доказать, почему Мефистофель должен меня послушать, но увы…

— Я очень хорошо к тебе отношусь, правда, — тихо сказала я после паузы. — Возможно, я даже рисковала ради тебя жизнью, не знаю. И я не хочу, чтобы это было зря. Я не хочу, закончив аспирантуру, вернувшись в ФБД отдавать приказ о твоей ликвидации. А если ты будешь несчастным, мне придется так поступить. Во имя добра.

— Я не понимаю, что она во мне нашла, — Мефистофель избегал смотреть на меня.

— Я тоже не понимаю, — призналась я. — И она не понимает. Разве не в этом прелесть?

— Я расчетливая сволочь…

— Либо не льсти себе, либо будь ею до конца. Вспомни, что дать тебе шанс на хэппи-энд может только она.

Мефистофель пожал плечами. Он снова выглядел растерянным и капельку злым, но я почувствовала, что он пойдет в госпиталь.

Когда уходила, я подумала, что всегда любила в Мефистофеле силу характера, которая проявлялась не только через агрессию, но и через гибкость. И свободу, конечно. Я обернулась в дверях, чтобы сказать ему об этом, но не смогла придумать, как сформулировать, потому только махнула рукой на прощанье.

6_3

— Умница, лично пришла подписывать рапорт, — Кузьма смотрел на меня лукавыми глазами.

Я открыто ему улыбнулась. Решив, что день прекрасно складывается, я заглянула в здание ФБД за документами, обходным листом и личными вещами и не пожалела.

Домовой принял меня неожиданно тепло и без напряжения, которого я боялась больше всего. Мне нравилось новое ощущения расслабленности, которое не покидало меня с самого утра.

— Никогда бы не подумал, что ты пойдешь к нам на кафедру, — посмеялся Кузьма, ставя свою закорючку на пропуске. — Все же судьба порой такие фортели выкидывает…

— Я тоже не думала, — призналась я, пряча улыбку за пластиковой папкой.

— Сурового ты себе научного руководителя выбрала, не пожалеешь? — Кузьма хитро мне подмигнул. — Шла бы ко мне, я занимаюсь манипуляцией разумных существ. Интересное занятие.

— Малооплачиваемое, — отмахнулась я. — С каждым годом разумных существ становится все меньше и меньше, скоро могут совсем исчезнуть…

Кузьма укоризненно погрозил мне пальцем, а его глаза искрились веселым смехом.

Папа прав, сложностей не существует. Есть просто новые уровни и меняющиеся правила игры. Я положила свое личное дело и пропуск Кузьме на стол и вышла из кабинета, чувствуя небывалую легкость.

***

Меньше всего в последнюю неделю августа я ожидала услышать звонок Артема. Он приезжал в город по каким-то своим делам и отчего-то захотел меня увидеть. На радостях после поступления в аспирантуру, я легко сказала «да». И только потом, когда пришла в кафе, задумалась, для чего я согласилась на встречу.

Он пришел раньше меня и уже сидел за столиком, копаясь в телефоне. Я улыбнулась. Ни он, ни Ульяна ни минуты не могли прожить, если их пальцы не нажимали на чувствительные экранчики, а глаза не прочитывали новые страницы в интернете.

То время, которое мы не виделись, пошло ему на пользу. Может быть, благодаря работе, а может быть — благодаря отъезду из нашего закрытого города, он снова стал уверенным, и это ему шло. Будучи эстетом, я не могла не наслаждаться его привлекательностью, но больше никаких эмоций он у меня не вызывал. Даже любопытства.

— Ты хорошо выглядишь, — отметил он, вставая, когда я подошла к столу.

Если бы я воспользовалась теорией ведения допроса, то я бы сочла данное замечание неудовлетворительным, поскольку Артем сообщил мне факт, который не отражал его отношения. Но я была в кафе с приятным мужчиной, играть с которым в злого следователя мне не хотелось. Даже ради любви к науке. Потому я улыбнулась комплименту.

Ермаков заказал мне кофе. Я молчала, ожидая, пока он первым начнет разговор. Честно говоря, я не понимала, зачем он меня пригласил. Артем продолжал молчать, постукивая кончиками пальцев по столику.

— Если я позову тебя к себе в гости, ты приедешь? — внезапно спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

— Не люблю бывать в доме у тех людей, которым не доверяю, — ответила я.

— Почему ты мне не доверяешь? — он почему-то обиделся.

Я пожала плечами. Я могла бы перечислять долго, но вместо этого соврала:

— Не знаю, судьба так распорядилась. Мозг здесь не причем, только эмоции.

Артем зло усмехнулся. Он понял, что я вру, но меня это абсолютно не задевало.

— А если бы я тебя позвал навсегда?

— Зачем? — искренне удивилась я. — Бросить все ради непонятных перспектив? Я не настолько потеряла голову.

Он еще раз зло усмехнулся.

Мне не нравилось, как проходила наша встреча, но я ничего не могла изменить. Самое печальное заключалось в том, что он сам отлично понимал, что ему самому ничего от меня не нужно, просто он не мог не выигрывать.

Я искренне хотела поднять ему самооценку и взглянуть на него влюбленными глазами. Эстет во мне замечал его высокий рост, красивые карие глаза и черные волосы, но память услужливо подкидывала картинку, как я впервые заметила его кривые зубы. И разочарование после нашего телефонного разговора в библиотеке.

— Извини, я, наверное, зря сюда пришла, — я достала из кошелька несколько купюр и положила на стол.

— У меня достаточно денег, чтобы заплатить, — сухо сказал он, наблюдая за моими действиями.

— Меньше всего я хочу, чтобы ты когда-нибудь платил за меня, — я старалась, чтобы мой голос звучал максимально вежливо.

Я встала из-за стола, так и не прикоснувшись к кофе, и вышла из кафе, чувствуя, как Артем смотрит мне в спину.

Мне не нужно было приходить.

***

Вечером двадцатого сентября, на следующий день после Сережиного дня рождения, мы стояли на последней платформе железнодорожного вокзала. Ульяна, всего лишь две недели назад выписавшаяся из госпиталя, выглядела как никогда хорошо. Перед поездкой она заплела волосы в две длинные косы, с кончиками которых постоянно игрался Мефистофель. Девушка делала вид, что сердилась, однако ее глаза лучились светом.

— Почему вы выбрали Камчатку? — в который раз спросил Сережа.

— У Мефистофеля семья в тех краях, — ответила Ульяна. — Кроме того, там всегда нужны работники. А еще мне всегда хотелось посмотреть на гейзеры.

Юстас прыснула в кулак. Она не могла понять, как желание увидеть бьющие из земли фонтаны воды может стать причиной для переезда.

Когда разведчица появилась на вокзале, все мы удивились, поскольку ее никто не ждал, но все были ей искренне рады.

— А ты? Что ты там будешь делать? — кипятился Сергей.

— Со скуки не умру, — легко пообещала девушка, счастье ей шло даже больше, чем работа. — Я человек легко приспосабливающийся.

— Третья, по гаданию самая счастливая? — хитро спросила Юстас.

— Пока рано говорить об этом, — смутилась Ульяна.

— Ты лучше мне пообещай, не грузить бедных студентов сильно, когда тебе нужно будет отрабатывать преподавательские часы, — Мефистофель щелкнул меня по носу. — Поверить не могу, ты и аспирантура. Тяжело?

— Нет, даже нравится, — я отклонилась от его руки. — У нас свободная форма одежды, только волосы необходимо собирать. Очень устаю от шпилек.

— Бросала бы ты учебу, — бывший напарник обнял меня за плечи. — Кто бунтовать останется после меня? Это же сахарный сироп будет, а не Федеральное Бюро Добра.

— Сережа есть, — я посмотрела на брата. — И Юстас.

Разведчица хитро посмотрела на нас зелеными глазами.

— Я беру самоотвод, товарищи, — улыбнулась она. — Уже месяц как подписан мой рапорт об увольнении. Буду искать себя на гражданском поприще.

— Я не удивлюсь, если через лет через пять уйдет и Сережка, так единственной верной Добру останется Софья, — рассмеялся Мефистофель, еще раз растрепывая мне волосы. — Вот что значит моя вербовка.

Мы рассмеялись. Я смотрела на Мефистофеля и Ульяну, стараясь максимально запомнить этот момент, чтобы потом многократно воспроизводить в своей памяти.

Если Ульяна словно светилась изнутри, то в Мефистофеле было практически невозможно заметить какие-то перемены. Разве что он стал чуточку улыбчивее, чуточку расслабленнее. И, вот в чем парадокс, чуточку свободнее.

Паровоз дал гудок. Остальные пассажиры начали толкаться и суетиться, и мы, словно заразившись паникой, принялись последний раз обниматься и целоваться.

— Спасибо тебе за все, — Мефистофель поцеловал меня в макушку. — Обязательно приезжай к нам в следующем году.

— Приеду. Ближайшие несколько лет мне можно будет путешествовать только по родной стране, — улыбнулась я. — Так что я стану у вас частой гостьей.

— Не страшно, — бывший напарник держал меня за локти. — Я тебе еще должен исполнение нескольких желаний. Так что думай пока, что загадаешь.

— Стихи Есенина под окнами и зажигательную серенаду, — ответил за меня Сережка.

— Будет, — рассмеялся Мефистофель, — обязательно будет.

Мы расцеловались с Ульяной, последний раз обнялись с Мефистофелем, и ребята загрузились в вагон. Сережа, Юстас и я до самого отправления поезда стояли под окном и смотрели на них сквозь грязное стекло.

Ульяна, как кошка, потерлась о плечо Мефистофеля и абсолютно счастливая замерла рядом с ним, прислонившись лбом к его подбородку.

— Хочу, чтобы у них все было хорошо, — тихо сказала Юстас.

— Будет, — тепло улыбнулся Сережа. — Они умеют исполнять желания друг друга.

— Только Мефистофель, — поправила брата бывшая разведчица. — И то, Ульяне больше нельзя быть донором.

— Мы не про аппараты, — пояснила я. — Они просто умеют делать друг друга счастливыми, без всякой магии.

— Может быть, это и есть магия? — пожал плечами Сережа.

— Может быть…

Мы стояли на платформе до тех пор, пока поезд не издал прощальный гудок и не оторвался от перрона. Вокзал мгновенно опустел, словно люди скорее торопились покинуть место, где еще недавно стояли с дорогими им людьми.

Мы с Юстас взяли Сережу под руки, каждая со своей стороны, и пошли в город, наблюдая, как перед нами зажигаются дорожки фонариков.

Я подумала, что это хороший знак, удобнее перехватывая руку брата.

— Смотрите, звезда падает! — воскликнула Юстас, показывая пальцем в небо.

«И вправду»

Оглавление

Глава 1. Звук волшебного горна

1_2

Глава 2. Самое первое в мире колдовство

2_2

2_3

2_4

Глава 3. Гавканье для синоптиков

3_2

3_3

3_4

Глава 4. Дерево из косточек

4_2

4_3

4_4

4_5

4_6

Глава 5. Искусство выеживаться

5_2

5_3

5_4

5_5

Глава 6. Станция конечная

6_2

6_3