Абсолютная память [Дэвид Балдаччи] (fb2) читать онлайн

Дэвид Болдаччи Абсолютная память

Тому и Пэтти Макъяг.

Так держать, и хорошо вам провести время.

Вы это заслужили!

Эта книга является вымыслом. Все характеры, события и диалоги — плод авторского воображения и не могут расцениваться как реальные. Любые совпадения с действительными событиями или личностями, живыми или умершими, абсолютно случайны.

* * *

Глава 1

Амос Декер навсегда запомнил эти три смерти в парализующем оттенке синего. Свет врезался в него, вошел, будто нож из цветного стекла. И Декер так и не смог избавиться от этого света.

Слежка была долгой и, в конечном счете, непродуктивной. Ведя машину к дому, он думал, что сейчас урвет пару часов сна, а потом снова выйдет на улицы. Амос свернул на подъездную дорожку скромного двухэтажного дома с пластиковой обшивкой. Дому было уже двадцать пять лет, а выплачивать за него предстояло как минимум еще столько же. Дождь растекся по тротуару, ботинки сорок седьмого размера скользнули и только потом уцепились за асфальт. Декер тихо прикрыл дверцу машины, не сомневаясь, что в такое время все уже спят. Он устало поплелся к двери в кухню и вошел в дом.

Внутри было тихо, как и ожидалось. Но слишком тихо, и это было неправильно. Тогда он этого не почувствовал, и потом не раз задумывался почему. Одна из многих ошибок, которые он допустил той ночью. Декер задержался на кухне налить стакан воды из-под крана. Он залпом выпил воду, поставил стакан в раковину, отер подбородок и направился в соседнюю комнату.

Он поскользнулся, и на этот раз грузно рухнул на пол. Гладкий паркет елочкой, Декеру уже приходилось здесь падать. Но сейчас все будет иначе, и Амосу предстояло это узнать. Луна сияла сквозь фасадное окно, и ее света вполне хватало.

Когда Декер поднял руку, ее цвет изменился.

Красное. Кровь.

Откуда она взялась? Амос поднялся на ноги и пошел разбираться.

Источник нашелся в следующей комнате. Джонни Сакс. Его шурин. Большой крепкий парень вроде него самого, лежал ничком. Декер нагнулся к нему и встал на колени, едва не ткнувшись носом в лицо Джонни. Горло перерезано от уха до уха. Пульс можно не проверять, неоткуда ему взяться. Большая часть крови Джонни растеклась по полу.

Прямо в эту минуту Декеру следовало достать телефон и набрать 911. Он отлично знал, что положено делать. Ни в коем случае не бегать по месту преступления, поскольку именно им стал дом, в котором найден мертвый — убитый — человек. Теперь это музей; трогать что-либо категорически запрещено. Профессионализм Декера вопил об этом.

Но тут было только одно тело. Взгляд Амоса метнулся к лестнице, и его разум внезапно отключился, охваченный безудержной паникой — идущим изнутри чувством, что жизнь только что ограбила Декера, лишила всего, что у него было. И он побежал, шлепая ботинками по лужицам подсохшей крови, расплескивая их приливными волнами.

Он уничтожал важнейшие улики — похерил все то, что требовалось сохранить. Но сейчас ему было плевать.

Кровь Джонни вела к лестнице, и Декер взлетел по ней, перемахивая через три ступеньки за раз. Он ловил ртом воздух, сердце колотилось как бешеное; казалось, оно разбухло и готово разорвать грудь. Разум был парализован, но руки и ноги двигались, будто по собственной воле.

Декер выскочил в коридор, оттолкнулся от стены, отлетел к стене напротив. Он мчался к первой двери справа. Ему даже не пришло в голову достать пистолет, задуматься, не остался ли убийца в доме, не ждет ли он прихода Декера.

Он распахнул дверь плечом и огляделся.

Ничего.

Нет, неправда.

Он замер в дверях. Ночник на тумбочке тускло освещал голую ступню, торчащую с дальней стороны кровати.

Амос знал эту ступню. Он долгие годы держал ее, массировал, целовал при случае. Длинную, узкую, все еще лакомую; палец рядом с большим чуть длиннее, чем следует. Вены сбоку, мозоли снизу, красные ногти — всё в порядке, за одним исключением: ступня не может торчать над матрасом в такое время ночи. Это значит, что все остальное лежит на полу, и с чего бы ей там лежать, если только…

Он медленно подошел к той стороне кровати и посмотрел вниз.

Кассандра Декер, Кэсси для всех, но в первую очередь, и самое главное, для него, смотрела с пола вверх. Хотя «смотрела» — уже не о ней. Декер дернулся вперед, замер рядом с ней и медленно опустился на колени; синие джинсы устроились в кровавом пятне рядом с телом.

В пятне ее крови.

На шее раны не было. Кровь текла не оттуда. Рана была на лбу.

Одна пуля. Он знал, что не должен так делать, но поднял с пола ее голову и прижал к своей вздымающейся груди. Спала ли она? Проснулась ли? Декер думал, в последний раз баюкая в руках свою жену.

Он опустил ее на то место, где она лежала. Уставился в ее лицо, белое и безжизненное, с почерневшей дырочкой посреди лба, чтобы сохранить последнюю память о Кэсси, точку в самом-самом конце.

В конце всего.

Амос встал, не чувствуя ног, выбрался из комнаты и пошел по коридору во вторую, и последнюю, спальню на этаже.

Он не стал распахивать дверь. Спешить уже незачем. Он и так знал, что там найдет. Все, что он сможет узнать, — какой способ выбрал убийца на этот раз.

Первый — нож. Второй — пистолет.

В спальне ее не было, оставалась только смежная ванная комната.

В ванной горел яркий верхний свет. Убийца явно хотел, чтобы Декер хорошо разглядел его последнюю жертву.

Она сидела там, на унитазе. Чтобы она не упала, убийца привязал ее пояском от халата, обернутым вокруг бачка. Декер подошел к ней.

Ноги не скользили. Крови не было. На его дочери не было заметных ран. Потом он подошел ближе и увидел у нее на шее отметины, уродливые и пятнистые, будто кто-то прижигал ей кожу. Возможно, убийца использовал поясок. Или сделал это руками. Декер не знал — и не беспокоился по этому поводу. Смерть от удушения не бывает безболезненной. Она мучительная. И страшная. И пока убийца медленно выдавливал из нее жизнь, она смотрела прямо на него.

Через три дня Молли должно было исполниться десять лет. Они запланировали праздник, пригласили гостей, купили подарки, заказали торт с шоколадной начинкой. Амос взял отгул, чтобы помочь Кэсси, которая работала полный день и, к тому же, делала большую часть работ по хозяйству, поскольку его работа даже близко не походила на «с девяти до пяти». Они шутили над этим. Что он знает о настоящей жизни? Покупке продуктов? Оплате счетов? Походах с Молли к врачу?

Как оказалось, ничего. Ни черта. Бестолочь.

Он сел на пол перед мертвой дочерью, скрестил длинные ноги, как ей нравилось — подошва упирается во внутреннюю часть бедра другой ноги. Он был гибким для такого крупного мужчины. Поза лотоса, смутно подумалось ему. Или что-то в этом роде. Декер даже не знал, почему вообще подумал об этом.

Должно быть, это шок, осознал он.

Ее глаза были широко открыты, они смотрели прямо на него, но не видели. Как и мамины. Она больше никогда его не увидит.

Декер просто сидел там, качаясь взад-вперед, глядя на нее, но не видя, и его девочка уж точно не видит своего папу.

«Вот так. Ничего не осталось. И я сам не останусь. Я не смогу».

Он вытянул из поясной кобуры компактный девятимиллиметровый и передернул затвор, дослав патрон в ствол. Обхватил пистолет двумя руками. Хорошая штуковина. Точный, и убойная сила приличная. Амос никогда не стрелял из него в людей. Но хотел.

Он уставился на дульный срез с железной мушкой. Сколько патронов отстреляно в полицейском тире? Тысяча? Десять тысяч?.. Ну, этой ночью он не промахнется.

Он открыл рот и засунул туда ствол, наклонив пистолет так, чтобы пуля прошла через мозг и все случилось быстро. Палец лег на спусковой крючок. Декер поднял взгляд и увидел Молли. Внезапно смутившись, вытащил пистолет, приставил его к правому виску и закрыл глаза, чтобы не видеть ее. Указательный палец снова скользнул по спуску. Положить, потом медленно, равномерно давить, пока не дойдешь до рубежа, за которым нет возврата. Он ничего не почувствует. Мозг умрет прежде, чем успеет передать остальному телу, что он себя грохнул.

«Нужно просто нажать. Нажми, Амос. Тебе нечего терять, потому что ты уже потерял все. Они ушли. Они… ушли».

Он держал пистолет и думал, что скажет своей семье, когда они воссоединяться там.

«Мне жаль?»

«Простите меня?»

«Я хотел быть там, чтобы защитить вас от убийцы, кем бы он ни был? Я должен был остаться с вами и защитить?»

Он стиснул пистолет, вжимая металл в висок с такой силой, что почувствовал, как край среза режет кожу. Капля крови выступила на виске и впиталась в седеющие волосы. Декер не сомневался, что за последние несколько минут в них прибавилось седины.

Ему не требовалось собираться с духом.

Нужно только отыскать точку равновесия. Однако есть ли хоть какое-то равновесие в том, чтобы лишить себя жизни?

По-прежнему держа пистолет у виска, он достал телефон, набрал 911, назвал свою фамилию и номер жетона, двумя короткими предложениями описал убийство трех человек. Потом уронил телефон на пол.

Внизу был Джонни.

Дальше по коридору — Кэсси.

Здесь, в туалете, была Молли.

И внезапно, без предупреждения, Декер увидел все очерченным самым жутким оттенком синего. Тела, дом, всю ночь. Пузырь синего; он был повсюду. Амос задрал голову к потолку и выкрикивал ругательства, вкладывая в них всю ярость и боль утраты. Проклятые цвета, даже сюда они влезли. Почему он не может побыть нормальным хотя бы раз, когда ему так больно? Декер опустил голову и сидел на полу с пистолетом у виска, больше в нем не осталось ничего. Он был готов умереть, готов присоединиться к ним.

Но по какой-то причине, не известной даже ему самому, Амос Декер не нажал на спуск.

Так его и нашли копы, прибывшие через четыре минуты.

Глава 2

Парковая скамейка выкрашена красным.

Неуютный, резкий осенний холод тянет зиму.

Амос Декер сидел на скамейке и ждал.

Перед ним пронесся воробей, едва увернулся от проезжающей машины, взмыл вверх, поймав поток воздуха, и умчался. Декер отметил марку, модель, номерной знак и описание внешности всех четырех человек в машине. Муж и жена спереди, ребенок в детском кресле — сзади. Рядом с ним сидит другой, постарше. Лет десять. На заднем бампере наклейка: «Мой ребенок на Доске почета учеников Торнкрестской школы».

«Поздравляю; ты только что сообщил всем психам, где нужно ловить твоего умничку».

Затем к ближайшей остановке подкатил автобус. Декер пробежался по нему взглядом, делая те же заметки. Четырнадцать пассажиров, большинство — хмурые и усталые, хотя сейчас только полдень. Один энергичный, ребенок. Он крутился рядом со своей измученной матерью, которая обмякла на сиденье, держа на коленях пухлую сумку. Водитель была новичком, ее лицо стягивало напряжение. Даже гидроусилитель мало помогал ее борьбе с рулем, а в поворот она вошла так медленно, словно автобус катился по инерции.

Над головой набирал высоту самолет. Он летел достаточно низко, чтобы Декер отметил: «Боинг»-737, «Юнайтед эйрлайнс», судя по законцовкам крыла — последняя модель. Вместе с числом 737 выскочил цвет — серебро. Само число 737 для разума Декера было красивой смесью. Изящное, серебристое, быстрое, как пуля. Все, что начиналось с семерки, вызывало у него такую реакцию. Он высоко ценил «Боинг» за то, что номера всех его самолетов начинались с семерки.

Мимо прошли двое молодых людей. Замечено, записано. Один старше, крупнее, альфа, второй — подпевала, чтобы было кого шпынять и посмеиваться. Следом Декер отметил четырех детей, играющих в парке через дорогу. Возраст, категория, серийный номер, ранг и иерархия — все выстроено уже к шести годам, как у стаи волков.

Сделано.

Следующий номер — женщина с собакой. Немецкая овчарка. Не старая, но с больными бедрами. Вероятно, дисплазия, часто встречается у этой породы. Занесено в каталог. Мужчина треплется по смартфону. Костюм от «Зегны», на туфлях с тонкой подошвой буква G — «Гуччи». На левой руке золотой браслет с камушками, похож на кольца Суперкубка.^[1] На правом запястье часы «Зенит» за четыре тысячи долларов. Для профессионального спортсмена низковат и плохо сложен. Для типичного наркоторговца слишком хорошо одет. Возможно, менеджер хедж-фонда, продажный адвокат или застройщик. Отложено в памяти.

На другой стороне улицы закатывают в специальный микроавтобус пожилую женщину в инвалидной коляске. Ее левая половина не работает, паралич лицевого нерва, тоже слева. Инсульт. Задокументировано. У ее сопровождающего небольшой сколиоз с плоскостопием. Отпечатано.

Амос Декер замечал все это и многое другое, а его разум сортировал увиденное. Делал выводы, те или иные. Временами предполагал. Иногда догадывался. Все это ничего не значило — он занимался этим, чтобы занять время, пока ждет. Все равно как считать цвета. Просто чтобы занять время.

Он лишился дома — изъятие банком. Их с Кэсси зарплат едва хватало на платежи. Одна его зарплата — полная безнадега. Амос пытался продать его, но кто же захочет жить в доме, залитом кровью?

Несколько месяцев он снимал квартиру. Потом комнату в мотеле. Затем, когда у него поменялась ситуация с работой, он переехал на диван друга. Когда друг стал менее дружелюбным, Декер перебрался в приют для бездомных. Когда финансирование приюта сдулось и тот закрылся, Декер «разменялся» на спальный мешок в парке. Потом, когда мешок износился, а копы стали вытряхивать бездомных из парка, — в картонную коробку на парковке.

Амос упал на самое дно. Обрюзгший, грязный, заросший, с дикой бородой, он выглядел как человек, который живет в какой-нибудь пещере и замышляет заговор с инопланетянами. Декер и вправду был таким, пока однажды утром не проснулся на парковке «Уолмарта», глядя на логотип «Джорджия-Пасифик» внутри картонной коробки, и испытал захлестывающее душу прозрение: увидь его сейчас Кэсси и Молли, им было бы чудовищно стыдно.

И потому он почистился, поработал там и сям, занимаясь всякими странными делами, пока не сэкономил пару долларов, перебрался в комнату в «Резиденс Инн» и вывесил свою табличку частного детектива. Он брался за все дела, которые попадались; по большей части не доходы, а расходы, работа за так, но это было что-то. А ничего большего ему не требовалось.

Это было бессмысленное существование, но, по правде говоря, он и сам был бессмысленным. Борода все еще была густой, волосы — спутанными, лишний вес тоже никуда не делся, но теперь он носил довольно чистую одежду, да и душ принимал, иногда даже пару раз в неделю. И больше не жил в коробке. По его мнению, прогресс всегда следовало измерять в дюймах, особенно когда твоих успехов не хватает не только на ярды, но даже на футы.

Декер прикрыл глаза, отсекая наблюдения последних минут, хотя картинка все равно оставалась на месте, будто киноэкран изнутри век. Она всегда будет там. Ему часто хотелось забыть то, что он только что видел. Но все, попавшее ему в голову, записывалось несмываемым маркером. При нужде он мог вызвать эти воспоминания, а иногда они выскакивали сами. Первое было полезным, второе бесконечно раздражающим.

В ту ночь копы отговорили его съесть пулю из собственного пистолета. С тех пор Декер много раз задумывался о самоубийстве. Столько раз, что, еще работая в полиции, он сходил на терапию, надеясь справиться с этой маленькой проблемкой. Он даже стоял перед кругом таких же суицидников.

«Меня зовут Амос Декер. Я хочу убить себя. Точка. Рассказ окончен».

Он открыл глаза.

Пятнадцать месяцев, двадцать один день, двенадцать часов, четырнадцать минут. Из-за того, кем он был, перед мысленным взором все время тикали часы. Столько времени прошло с тех пор, как он нашел у себя дома три тела, с тех пор, как его семью стерли. А через шестьдесят секунд будет пятнадцать минут плюс год, месяцы и дни. Так оно и пойдет, все дальше и дальше.

Декер посмотрел на себя. Четыре года футбола в колледже, потом — профессионал, правда, на исключительно короткий срок; он держал себя в форме, работая копом и позже, детективом. Но после официального опознания жены, дочери и шурина Амос перестал думать об этом. Сейчас у него было фунтов пятьдесят лишнего веса, а то и больше. Гораздо больше. Шесть футов пять дюймов, пузан с больными коленями. Мягкий живот свешивается над поясом, руки и грудь дряблые, ноги — два куска мяса. Теперь он не видел даже свои здоровенные ступни.

Волосы длинные, щедро присыпаны сединой и не слишком чисты. Казалось, такой вид отлично подходит, чтобы скрыть разум, который, ничего не забывая, умудрялся все время подводить. Борода поражала как размерами, так и беспорядочным видом — сплошь клоки, завитки, случайные пряди, будто лоза, ищущая, куда бы взобраться. Но Декер сказал себе, что это хорошо для его нынешней работы. Ему нужно охотиться на подонка, а подонки, по определению, редко модничают. Намного чаще они сторонятся моды.

Он коснулся вытертой заплатки на джинсах, потом взглянул на колени, где все еще виднелись следы крови.

Ее кровь. Кровь Кэсси. Патология — до сих пор носить эти джинсы.

«Сожги эти штаны, Амос. Любой нормальный человек именно так и сделал бы».

«Но я не нормальный. Я перестал быть нормальным с тех пор, как шагнул на то поле и получил тот удар».

Удар был единственным событием, которое Декер ни разу не смог вспомнить. Забавно, поскольку именно этот удар послужил катализатором к незабыванию всего остального. Но его крутили на всех спортивных шоу того времени. А потом и национальные новости решили задокументировать для своей аудитории эту «жесть». Кто-то сказал Декеру, что запись пару лет назад загрузили на «Ю-тьюб», и она собрала восемь миллионов просмотров. Однако он все равно ее не видел. Ему это не требовалось. Он был там. Он это прочувствовал. Больше ничего не нужно.

И заслужил он такую шумиху, всего лишь умерев на футбольном поле, и не один раз, а дважды.

Амос украдкой, почти смущенно взглянул на свои джинсы. Живот нависал над ремнем, раньше Декер был намного худее. Он стирал джинсы, но кровавые пятна все равно остались. И с чего бы им отличаться от его мозгов? Штаны могут быть, должны быть доказательством. Пусть бы их забрали копы, но они не стали, а Декер не предлагал. Он сохранил джинсы и с тех пор носил их. Идиотский способ помнить. Ослиное упрямство. Жуткий способ удержать Кэсси рядом. Все равно что таскать ее пепел в коробке от завтрака «Скуби-Ду». Но еще раз: Декер вовсе не был нормальным. Несмотря на то, что он имел место для жилья, работу и справлялся с прочей рутиной… ну, по большей части. Он действительно не был нормальным. И в любом случае никогда не будет.

Технически он побывал по этому делу подозреваемым, как и все мужья в таких случаях. Но не долго. Его очистило время смертей. У Декера имелось алиби. Ему было плевать на все алиби. Он знал, что никогда бы не тронул их и пальцем, и без разницы, верит ли в это хотя бы еще один человек.

Реальной проблемой было то, что в связи с этими убийствами никого не арестовали. Не было даже ни единого подозреваемого, ни одного следа. Ничего.

Вокруг жили простые люди, рабочий класс, жили тихо и дружелюбно, всегда протягивая другим руку помощи, потому что никто здесь не нажил состояния, а какая-то помощь время от времени требовалась каждому. Починить машину или топку, забить гвоздь, приготовить еды, потому что мама заболела, или пасти детей в общественной транспортной системе, основанной на доверии и необходимости.

Жили там и несколько упертых, само собой, но Декер не засек среди них ни одного опасного. В основном байкеры и любители плана. Амос проверил. Он не занимался ничем другим, кроме расследования, хотя официально ему сказали держаться от всего этого подальше. Но, несмотря на одержимость, с которой он перерывал все подряд, не всплыла ни одна улика.

Для такого преступления были и возможности, и препятствия. Двери оставались незапертыми; люди ходили туда-сюда. Так что с возможностью все ясно. Но дома здесь стояли рядом, и кто-нибудь должен был что-то услышать. Однако в ту ночь никто не услышал ни единого звука из дома 4305 по Бостон-авеню. Как три человека могли умереть в полной тишине? Разве убийства не связаны с насилием? Криками? Борьбой? Хоть с чем-нибудь? Видимо, нет. Выстрел? Как призрачный шепот. Или же все соседи в ту ночь разом оглохли.

И ослепли. И онемели.

Несколько месяцев спустя все было по-прежнему глухо, хотя след к тому времени уже давно остыл, а шансы раскрыть дело и поймать убийцу упали практически до нуля. Декер ушел из полиции, поскольку больше не мог писать бумаги, расследовать другие дела и возиться с местными драмами. Начальство сказало, мол, им очень жаль, что он уходит, но никто не попросил его остаться. По правде говоря, Декер становился агрессивным, неуправляемым. И он сам с этим не спорил. Потому что больше ни о чем не заботился.

Ну, кроме, пожалуй что, одного.

Он все время навещал их могилы. Их похоронили на участках, которые Декер спешно купил, поскольку никто не станет задумываться об участках на кладбище для мужчины и женщины чуть за сорок или о могиле для десятилетней девочки. Но потом он перестал приходить. Он больше не мог встречаться с ними, лежащими в земле. Он не отомстил за них. Он вообще ничего не сделал, только опознал их тела. Жалкая епитимья за смерть семьи. Вряд ли она произведет впечатление на Бога.

Их смерть должна быть как-то связана с его работой. За эти годы Декер отправил за решетку немало людей. Кое-кто уже вышел. У других были друзья. Незадолго до убийств в 4305 по Бостон-авеню Амос помог вскрыть местную сеть торговцев метом,^[2] которые изо всех сил старались подсадить всю округу на наркоту и тем самым получить хорошую постоянную клиентуру, молодую, старую и все в промежутке. Эти чуваки были плохими, злыми, им убить — что раз глянуть. Они вполне могли выяснить, где он живет. Без особого труда. Декер не был засекречен. И они вполне могли отомстить, убив его жену и дочь, а заодно и шурина, который выбрал неудачное время, чтобы выбраться в город. Но против этих людей не нашлось и клочка улик. А без этого — никаких арестов. Никакого разбирательства. Суда. Приговора.

Его ошибка. Его вина. Возможно, он сам привел их к своей семье, и теперь у него нет семьи.

Община собрала для него деньги. Пару тысяч долларов. Они до сих пор остались нетронутыми на банковском счете. Взять эти деньги, казалось Декеру, — значит, предать тех, кого он потерял, и потому деньги лежали, хотя они, разумеется, ему пригодились бы. Амос сводил концы с концами, едва. Но этого «едва» ему было достаточно. Потому что он сам был сейчас этим «едва».

Декер откинулся на спинку скамейки и плотнее закутался в пальто. Он сидел здесь не просто так.

Он был на работе.

И посмотрев налево, он увидел, что пора приниматься за работу.

Декер встал и пошел за двумя людьми, которых ждал.

Глава 3

Этот бар походил на все прочие, в которых доводилось бывать Декеру.

Темный, прохладный, затхлый, прокуренный, с забавным освещением, где все выглядят как люди, которых ты знаешь или хочешь узнать. Или, что более вероятно, хочешь забыть. Где каждый был твоим другом, пока не стал врагом и не сломал кий о твой череп. Где все тихо-мирно, пока не закончился мир. Где ты можешь запить все, что швыряет в тебя жизнь. Где тысячи косящих под Билли Джоэла^[3] будут петь тебе серенады перед рассветом.

«Вот только я мог выпить тысячу раз и не забыть ни одной проклятой стопки. Я бы запомнил все детали каждой из них, вплоть до формы кубиков льда».

Декер уселся перед барной стойкой и своим отражением в большом зеркале за выстроенными рядами «Джим Бима», «Бифа», «Глена» и «Сапфира». Он заказал дешевое пиво, зажал кружку в мясистых ладонях и принялся разглядывать зеркало. Нижний угол справа. Они сели там, пара, за которой он пришел сюда.

Кавалер под пятьдесят, девушке вполовину меньше. Мужчина разоделся, как мог. Шерстяная тройка в тонкую полоску, желтый галстук, усеянный синими крапинками в форме чего-то вроде сперматозоидов на пути к яйцеклетке, и щегольской платочек в тон. Зачесанные назад волосы открывают морщинистый, зрелый лоб — привлекательный у мужчин, но не у женщин; впрочем, жизнь в этом плане вообще несправедлива. На ухоженных пальцах впечатляющие кольца с бриллиантами. Возможно, краденые. Или подделка. Как и сам мужчина. Наверное, и педикюр у него сделан. Туфли отполированы, но вот задники он упустил. Они были ободранными, что намного лучше подходило истинной природе этого мужчины. Он тоже был ободранным. И ему нужно было произвести впечатление только на входе, не на выходе. Выйдя за порог, этот мудила больше никогда не попадался тебе на глаза.

У девицы были большие глаза и тесто вместо мозгов. Миленькая в такой пустой, «уже тысячу раз это видели», манере. Как смотреть 3D-фильм без очков; что-то просто отсутствует. Дамочка настолько слепо верящая и рассеянная, что в глубине души хочется просто уйти и оставить ее на произвол судьбы.

Но Декеру платили не за это. На самом деле ему заплатили строго за обратное.

На ней была юбка, жакет и блузка, которые стоили больше машины Декера. Ну, или той машины, которая у него когда-то была. Банк забрал и ее, как это часто бывает.

Девица вышла из «старых денег». Она так привыкла к привилегированной жизни, идущей в комплекте с этим статусом, что была просто не в состоянии понять, с чего бы кому-то так стараться оттяпать у нее вещи, которые она принимала как само собой разумеющееся. И это делало ее потенциальной жертвой каждую минуту каждого дня ее жизни.

Так было и сейчас: акула и кукла. Декер видел этого парня шестеркой, отвратное число для его разума. Девица была четверкой, безобидной и неинтересной.

Сначала встретились их руки, потом — губы. Затем они поделились друг с другом напитками: он пил виски-сауэр, она — розовый мартини.

Обозначено.

Декер баюкал пиво и выжидал. И украдкой, незаметно посматривал на пару. Вдобавок к бирке с числом, девушка была очерчена оранжевым, мужчина — фиолетовым, тем же цветом, который ассоциировался у Декера с нулем, нежеланной цифрой. И потому кавалер представлял для него два числа — шесть и ноль. Кажется сложным, понятное дело, но Амос справлялся без труда, поскольку в его голове все это было четким, как отражение в зеркале.

Не то чтобы он действительно видел их в этих цветах. Речь шла об осознании цвета. Лучший и единственный способ, которым он мог объяснить свое ощущение. Не похоже на то, как учили на занятиях. Да и пришел он к этому довольно поздно. Просто старался, как мог. В конце концов, он считал, что оставил мир цветных фломастеров в детском саду.

Пара продолжала миловаться, держаться за руки, тереться ногами, тискаться и все прочее. Она явно хотела большего. Он не собирался потакать этим желаниям, поскольку хотел распалить объект. Спешка подразумевает дурные намерения. А этот парень был хорош. Не лучший из тех, кого доводилось видеть Декеру, но годный. Возможно, он обеспечивал себе пристойную жизнь.

Для фиолетового нуля.

Амос знал, что парень выжидает момента для просьбы. Заем для бизнес-проекта, который нельзя упустить. Какая-то трагедия в обширной семье, требующая финансовой поддержки. Он вовсе не хочет просить. Ненавидит себя за это. Но это его последняя надежда. Она — его последний шанс. И он вовсе не ожидает, что она поймет. Или скажет «да». Если так обставить разговор, как еще она сможет ответить? Только: «Да, дорогой. Возьми в два раза больше. Может, в три? Папочка их даже не заметит. В конце концов, это всего лишь деньги. Его деньги».

Через час и еще два розовых мартини она его оставила. Ее прощальный поцелуй был нежным и трогательным, мужчина отозвался на него должным образом, но когда она отвернулась, выражение его лица изменилось. От такой же нежности и любви — к триумфу и даже, можно сказать, жестокости. По крайней мере, так его описал бы сам Декер.

Амос не любил общаться с людьми. Он предпочитал собственное общество. Он ненавидел пустые разговоры, поскольку больше не понимал их смысл. Но это была часть того, чем он занимался. Чем он оплачивал счета. И потому Декер сказал себе, что с этим нужно смириться. По крайней мере, сейчас. Пора отрабатывать.

Он принес пиво к столику как раз вовремя, чтобы положить свою тяжелую руку мужчине на плечо и толкнуть его обратно на стул, с которого тот уже вставал.

Декер уселся напротив, посмотрел на нетронутый виски-сауэр — хищники не пьют на работе, — а потом одобрительно поднял кружку.

— Отлично сделано. Люблю смотреть, как работает настоящий профи.

Мужчина не ответил. Он осматривал Декера, оценивая его неопрятную внешность, и выглядел не слишком впечатленным.

— Я вас знаю? — наконец спросил он язвительным тоном. — Хотя не представляю, как такое возможно.

Декер вздохнул. Он ждал чего-нибудь поинтересней. Но, похоже, тут ловить нечего.

— Нет, и незачем тебе меня знать. Тебе нужно только заглянуть сюда.

Он вытащил из кармана пиджака конверт и бросил на стол.

Мужчина помешкал, но взял его.

Декер глотнул пива и сказал:

— Открой.

— С чего бы мне его открывать?

— Ладно, тогда не открывай. Не перетруждайся.

Декер протянул руку, но мужчина дернул конверт к себе. Затем открыл клапан и вытащил штук пять фотографий.

— Первое правило подонка, Ловкач, — сказал Декер. — Не развлекайся на стороне, когда работаешь. Когда я назвал тебя профи, я был великодушен.

Он постучал пальцем по верхней фотографии.

— Не слишком-то много на ней одежды, да и на тебе тоже. И, так уж случилось, именно этот акт считается незаконным почти во всех штатах к югу от линии Мейсона — Диксона.^[4]

Взгляд мужчины, оторвавшегося от фотографий, был настороженным.

— Откуда ты это взял?

Декер был вновь разочарован вопросом.

— Так что теперь все сводится к договоренности. Я уполномочен предложить тебе пятьдесят тысяч долларов. Взамен ты подписываешь вот это и находишь себе кого-нибудь другого. В другом штате.

Мужчина улыбнулся, отодвинул фотографии и заметил:

— Если вы думали, что от этого у меня будут неприятности, почему вы просто не показали ей фотографии? Зачем приходить сюда и предлагать мне деньги?

Декер снова вздохнул — он был разочарован уже в третий раз. Этот парень оказался совсем скучным. Амос собрал фотографии и аккуратно сложил их в конверт.

— Ловкач, ты читаешь мои мысли. Именно так я и сказал старику. Спасибо, что подтвердил мое мнение. Так уж случилось, что девица очень религиозная. То, чем ты занимаешься с дамочкой на третьей картинке, само по себе убойно, — так вдобавок она еще и твоя жена. Всего хорошего.

Он встал, но мужчина схватил его за руку.

— Я могу доставить тебе неприятности.

Декер поймал его пальцы и принялся отгибать назад, пока мужчина не охнул. Только после этого пальцы оказались на свободе.

— Я толстый, — заметил Амос, — но я в два раза больше тебя и намного жестче. И для моей работы не требуется красивая морда. А для твоей — требуется. Так что если я выведу тебя отсюда и начищу ее, твой будущий приток наличности здорово обмельчает. Улавливаешь мысль?

Мужчина схватился за поврежденную руку и побледнел:

— Я возьму деньги.

— Отлично. У меня с собой чек на двадцать пять штук.

— Ты же сказал, пятьдесят!

— Только если б ты согласился сразу. Ты не согласился. Последствия — твоя прибыль уменьшилась вдвое.

— Сукин ты сын!

Декер уселся обратно и вытащил из кармана листок бумаги.

— Авиабилет. В одну сторону. Так далеко отсюда, как только можно, не покидая континента. Вылет через три часа. Чек будет оплачен, если ты окажешься на рейсе. Там есть люди, которые проверят, так что не делай глупостей.

— Где чек? — спросил мужчина.

Декер достал еще один лист бумаги:

— Сначала тебе нужно подписать это.

Он протянул бумагу. Мужчина быстро пробежал ее глазами:

— Но это же…

— Это гарантия, что дама больше никогда о тебе не вспомнит, разве что плохими словами. А это значит, что даже если ты попытаешься словчить и вернуться, ничего хорошего не выйдет.

Мужчина быстро сообразил, что происходит, что все это значит на самом деле.

— Так ты шантажируешь меня фотографиями и фактом моего брака, чтобы вынудить подписать эту бумажку? А если я не подпишу, ты покажешь ей картинки, скажешь, что я женат… Думаешь, этого будет довольно, чтобы она от меня отлипла?

— Да ты просто гений.

Мужчина насмешливо улыбнулся:

— У меня еще с десяток таких, как она. И намного симпатичней. Она хотела, чтобы я спал с ней. А я откладывал это дело. Ты видел фото. У меня дома есть филе-миньон, так зачем мне соглашаться на гамбургер, даже если к нему прилагается трастовый фонд? Она — тупое дерьмо. И при всех папочкиных деньгах выглядит прилично разве что в удачный день.

— Мистер Маркс раскусил тебя за милю, хоть его малышка и втюрилась по уши. Но, опять же, Дженни уже сталкивалась с подонками вроде тебя. Она заслуживает лучшего.

Декер не был знаком с Дженни Маркс и мало беспокоился о ее романтических увлечениях. Все эти замечания требовались, чтобы Ловкач не умолк. Чтобы он говорил. Выговорился по-полной.

— Она заслуживает лучшего? Блин, я вообще не знаю, зачем с ней связался. Я мог бы без малейшего труда найти задницу намного лучше, чем у Дженни Маркс. И не нужно было бы выслушивать ее детский лепет.

— Тупое дерьмо? Детский лепет? Правда? У барышни высшее образование.

Декер уже получил все, что требовалось, но сейчас разговор начинал ему нравиться.

— Ладно, она не тупое дерьмо. Она долбаная идиотка.

«Ладно, веселье закончилось».

Декер взял неподписанный документ и положил его в конверт с фотографиями. Потом засунул конверт в карман.

— Какого хрена ты делаешь? — недоверчиво спросил мужчина.

В ответ Декер достал миниатюрный цифровой диктофон и нажал на кнопку.

— Уверен, ее порадует твое описание, — сказал он. — Кстати, какой гамбургер? С говядиной? Органический? Или просто долбанно идиотский?

Мужчина ошеломленно застыл.

Декер забрал диктофон и толкнул к парню билет.

— Это можешь оставить себе. И позаботься засунуть свою задницу в самолет. Следующий парень, которого они пошлют, будет покрупнее меня, и сломает не палец. Он сломает тебя.

— Хочешь сказать, что я вообще не получу денег? — жалобно протянул мужчина.

Декер встал:

— Я же говорил, ты просто гений.

Глава 4

Амос сидел на кровати в своей комнате размером с тюремную камеру. Для переговоров с клиентами он пользовался столом в столовой «Резиденс Инн»: в ежемесячную плату входил завтрак-буфет. Этот пункт договора однозначно обходился «Резиденс Инн» в приличные деньги. Декер просто забирал из буфета тарелки с едой и уносил их на свой стол. Вместо вилки ему вполне подошел бы экскаватор.

Он уже получил свой чек от посланца мистера Маркса. Приятель из полиции порекомендовал Декера этому богатому старикану в качестве человека, способного справиться с деликатной проблемой относительно его скучной дочки, вечно влюблявшейся в неподходящих людей. Декер никогда не встречался со стариком, только с его представителями. Это было нормально; вряд ли Маркс хочет, чтобы Декер испачкал его красивую мебель. Они встретились за завтраком. Пришли два молодых придурка в тысячедолларовых костюмах, которые отказались даже кофе попробовать. Наверное, их больше интересовал двойной эспрессо, который выплевывали сверкающие маленькие машины под управлением баристы. По лицам этих парней было видно, что они прекрасно знают, насколько хороши они сами и насколько плох Декер. К этой встрече он натянул свою лучшую рубашку — вторую из двух имеющихся.

Папаша Маркс уполномочил потратить до ста штук, чтобы избавиться от альбатроса, схватившего за шею его маленькую девочку. Примерившись к жулику, Декер сообщил представителям, что сможет решить вопрос намного дешевле. Так он и сделал. Фактически, ценой стоимости авиабилета. За гроши. Папаша Варбакс^[5] мог бы выдать ему премию, хотя бы процент от сэкономленной шестизначной суммы. Но он твердо держался подписанного соглашения, и Декер получил только унылую почасовую ставку. Да, процент не помешал бы. Видимо, вот так богачи и остаются богатыми. Но оно все равно того стоило — увидеть обжуленного жулика. Кроме того, Декер подозревал, что через пару месяцев Дженни Маркс окажется в той же лодке, и его снова вызовут. Может, ему следует предложить Папаше Варбаксу долгосрочное соглашение?

Амос вышел из комнаты и направился через фойе в столовую. В такую рань там еще не было никого, кроме восьмидесятилетней Джун, которая наслаждалась своими золотыми годами, наваливая в тарелку гору жирной жареной картошки.

Декер загрузил тарелку и уселся за свой обычный столик. Первая вилка была уже на полпути к рту, когда он увидел ее.

Ей исполнилось сорок два, его ровесница. Но она выглядела старше. Ее работа делает такое с людьми. И он не избежал того же. Декер опустил взгляд, отложил вилку и посолил все содержимое тарелки, включая блинчики, четыре раза. Он надеялся, что мужчина его размеров может съежится, исчезнуть за стеной белков и углеводов.

— Привет, Амос.

«Мда, похоже, не вышло».

Декер набрал полную вилку застывших яиц, хлопьев, бекона, жареной картошки и кетчупа, и засунул все это в рот. Он жевал с открытым ртом, надеясь, что это зрелище подвигнет ее выполнить разворот на сто восемьдесят и вернуться туда, откуда она заявилась.

Не вышло.

Она присела напротив. Стол был маленьким, она — тоже. А вот Декер был здоровенным. Он занимал бо́льшую часть стола, просто сидя за ним.

Амос засунул в рот новую порцию еды и причмокнул. Он не поднимал взгляда. Какой в этом смысл? Она не может сказать ничего такого, что он захотел бы услышать.

— Если ты решил развлечься таким образом, — сказала она, — я пережду. У меня есть все время мира.

Он наконец посмотрел на нее. Она была тощей как палка: сигареты и жвачка, которые всегда заменяли ей еду и питье. Возможно, он за один раз съедал больше, чем она — за месяц.

У нее были белесые волосы, на морщинистой коже — пятна. Нос кривой; говорили, это после встречи с одним пьянчугой, когда она еще была патрульной. Маленький заостренный подбородок был задавлен непропорционально большим ртом, в котором скрывались, будто висящие в пещере летучие мыши, кривые и желтоватые от никотина зубы.

Она не была симпатичной. Не внешность делала ее запоминающейся. Примечательным делало ее совсем другое — она была первой женщиной-детективом в полиции Берлингтона. И, насколько знал Декер, все еще единственной. И она была его напарником. Они вдвоем произвели больше арестов, приведших к осуждению, чем кто-либо за всю истории полиции города. Некоторые считали, что это просто здорово. Другие полагали, что пара слишком возомнила о себе. Старски и Хатч,^[6] так прозвал их один соперник. Декер, правда, так и не понял, кем он должен считать себя, блондином или брюнетом.

— Привет, Мэри Сьюзан Ланкастер, — произнес он, потому что не мог этого не сказать.

Она улыбнулась, протянула руку и легонько ткнула ему в плечо. Амос чуть заметно поморщился и немного отодвинулся, но она, похоже, не заметила.

— Даже не думала, что ты знаешь мое второе имя.

Он вновь опустил взгляд на еду, исчерпав свою квоту на болтовню.

Мэри оглядела его, и, когда осмотр был закончен, похоже, молча признала: все сообщения о том, что Декер скатился на самое дно, верны.

— Я не стану спрашивать, Амос, как твои дела. Я и так вижу, что не очень.

— Я живу здесь, а не в коробке, — резко ответил он.

— Прости, — торопливо извинилась она. — Ну, я пришла поговорить с тобой.

— С кем ты разговаривала?

— В смысле, откуда я узнала, что ты здесь?

По его взгляду было ясно, что именно об этом он и спрашивает.

— От друга друга.

— Не думал, что у тебя столько друзей, — произнес Декер.

Ничего смешного тут не было, само собой, и он, конечно, не улыбнулся. Но Мэри выдавила смешок — попытка сломать лед — и тут же спохватилась, сообразив, что сделала глупость.

— Ну, я вроде как детектив. Нахожу всякие вещи. А Берлингтон не слишком велик. Это не Нью-Йорк. И не Эл-Эй.

Декер причмокнул, загрузил в себя новую порцию еды, и его разум вновь побрел к цветным числам и вещам, занимающим его голову.

Похоже, она почувствовала его уход в себя.

— Амос, мне очень жаль. Ты многое потерял. Ты этого не заслужил, такого никто не заслуживает.

Декер равнодушно взглянул на нее. Сострадание не привлекало его внимания. Он никогда не искал сочувствия, в основном потому, что его разум не воспринимал это конкретное чувство. По крайней мере, теперь. Он мог быть заботливым. Он был заботливым и любящим со своей семьей. Но состраданию и его еще более неприятному родственнику, сопереживанию, больше не было места в его рубке.

Возможно, заметив, что она вновь теряет его, женщина торопливо сказала:

— Я пришла, чтобы кое-что тебе рассказать.

Декер смерил ее взглядом. Он ничего не мог с собой поделать и потому сказал:

— Ты потеряла вес. Примерно на пять фунтов меньше, чем стоит. И возможно, у тебя дефицит витамина Д.

— Как ты это понял?

— Когда ты вошла, ты двигалась скованно. Ломота в костях, классический симптом. — Он указал на ее лоб. — Снаружи холодно, но у тебя голова вспотела. Тоже классика. И ты просидела здесь недолго, но уже пять раз скрещивала ноги, а потом расставляла их. Проблемы с мочевым пузырем. Еще один симптом.

Услышав такую интимную оценку, Мэри нахмурилась.

— Что, ты начал ходить в медицинскую школу? — недовольно спросила она.

— Я прочел статью четыре года назад, когда сидел в приемной у дантиста.

Она коснулась пальцем лба:

— Думаю, я не часто бываю на солнце.

— И ты куришь, как паровоз, что тоже не способствует. Попробуй витаминные добавки. Дефицит витамина Д приводит к плохим штукам. И бросай курить сигареты. Попробуй пластырь.

Декер опустил взгляд и вновь увидел то, что заметил, когда она села за стол.

— А еще у тебя тремор левой руки.

Мэри держала левую руку правой, неосознанно потирая одну точку.

— Я думаю, это просто нервы.

— Но стреляешь ты с левой. Думаю, тебе стоит сходить провериться.

Она взглянула на небольшую выпуклость с правой стороны своего жакета, которая выдавала пистолет в поясной кобуре, и улыбнулась:

— Решил поиграть в Шерлока Холмса? Хочешь проверить мои колени? Посмотреть кончики пальцев? Рассказать, что я ела на завтрак?

Онсделал хороший глоток кофе.

— Просто проверься. Там может быть что-то еще. Кроме тремора. Серьезные проблемы начинаются с рук и глаз. Это раннее предупреждение, вроде канарейки в шахте. В следующем месяце у вас будет переаттестация по огнестрелу. Вряд ли ты ее пройдешь, если рука подведет.

Ее улыбка поблекла.

— Об этом я не подумала. Спасибо, Амос, я схожу.

Декер посмотрел на еду и сделал глубокий вдох. Он исчерпался и теперь просто ждал, пока она уйдет. Он закрыл глаза. Он может уснуть прямо здесь.

Ланкастер крутила пуговицу жакета, поглядывая на Декера. Готовилась к тому, ради чего на самом деле пришла. Готовясь сказать.

— Амос, мы произвели арест. По твоему делу.

Амос Декер открыл глаза. И уже не закрывал их.

Глава 5

Декер положил обе руки на стол.

Ланкастер следила, как его руки сжимаются в кулаки, а большие пальцы потирают указательные с такой силой, что оставляют вмятинки.

— Как его зовут? — спросил Декер, глядя на кучу омлета в тарелке.

— Себастьян Леопольд. Необычное имя. Но так он сказал.

Декер вновь прикрыл глаза и включил то, что любил называть своим ЦВМ, цифровым видеомагнитофоном. Один из плюсов быть тем, кто он есть.

Кадры мелькали перед внутренним взором с такой скоростью, что их было трудно различить, но Декер видел все. Он дошел до конца этого мысленного упражнения без единой зацепки.

Амос открыл глаза и покачал головой:

— Никогда о нем не слышал. А ты?

— Тоже нет. Но еще раз, так он нам назвался. Возможно, это не настоящее имя.

— Документов не было?

— Нет. Пустые карманы. Я думаю, он бездомный.

— Отправила отпечатки?

— Сейчас проверяют. Пока ничего.

— Как ты на него вышла?

— Это было проще всего. Он пришел в участок сегодня в два часа ночи и сдался. Самое легкое задержание на моей памяти. Я приехала сюда сразу после его допроса.

Декер резко взглянул на нее:

— Прошло почти шестнадцать месяцев, и тут парень сам приходит и признается в тройном убийстве?

— Знаю. Такое определенно случается не каждый день.

— Мотив?

Ей явно стало неуютно.

— Амос, я просто из вежливости ввожу тебя в курс дела. Полицейское расследование продолжается. Ты знаешь правила.

Декер наклонился вперед, заняв собой почти весь стол. Ровным голосом, будто смотрел на нее через их некогда сдвинутые вместе столы в полицейском участке, он повторил:

— Мотив?

Мэри вздохнула, вытащила из кармана пачку жевательной резинки и засунула одну в рот. Нижняя челюсть трижды дернулась, потом женщина произнесла:

— Леопольд сказал, ты плохо о нем отозвался. Здорово достал его.

— Где и когда?

— В «Севен-илевен».^[7] Примерно за месяц до… ну, до того, что он сделал. Похоже, он затаил обиду. Между нами, мне кажется, что у него не все дома.

— В каком «Севен-илевен»?

— Что?

— В каком «Севен-илевен»?

— Ээ… думаю, в ближайшем к твоему дому.

— То есть на углу Десалль и Четырнадцатой?

— Он сказал, что проследил за тобой до дома. Так он узнал, где ты живешь.

— Так он бездомный, но с машиной? Я ни разу в жизни не ходил пешком в тот «Севен-илевен».

— Он бездомный сейчас. Я не знаю, кем он был тогда. Амос, он просто пришел и сдался. Мы еще многого не знаем.

— Фото.

Декер не спрашивал. Если человека арестовали, его сфотографировали и сняли отпечатки пальцев.

Ланкастер достала телефон и показала ему. На маленьком экране было видно мужское лицо, загорелое и чумазое. Волосы нестриженые, борода клочьями. И потому Леопольд выглядел похожим на Декера.

Амос прикрыл глаза и вновь запустил свой ЦВМ, но с тем же результатом — ни одного попадания.

— Я никогда его не видел.

— Ну, может, сейчас он выглядит по-другому…

Декер покачал головой.

— Сколько ему лет?

— Сложно сказать, а сам он не говорит. Возможно, сорок с небольшим. Возможно.

— Насколько крупный?

— Шесть футов и сто семьдесят фунтов.^[8]

— Поджарый или обрюзгший?

— Поджарый. Довольно жилистый, насколько я видела.

— Мой шурин был ростом с меня, строитель, и мог выжать от груди грузовик. Как Леопольд справился с ним?

— Амос, это часть расследования. Я не могу рассказывать.

Декер молча смотрел ей прямо в глаза.

Мэри вздохнула, яростно прожевала резинку и произнесла:

— Он сказал нам, что твой шурин был пьян и сидел за кухонным столом. Он ничего не услышал. Леопольд сказал, на самом деле он думал, это ты. По крайней мере, со спины.

«Он думал, что убивает меня, когда перерезал глотку моему шурину?».

— Я совершенно не похож на шурина.

— Сзади, Амос. И я говорю тебе, этот Леопольд с полным приветом. У него лифт из подвала не выезжает.

Декер закрыл глаза.

«И потом этот псих со сломанным лифтом в мозгах поднялся наверх, застрелил мою жену и задушил дочь?»

Он открыл глаза, когда Ланкастер поднялась со стула.

— У меня есть еще вопросы.

— Ну, у меня нет больше ответов. Я могу потерять значок уже за то, что пришла сюда и рассказала тебе все. Амос, ты и сам это знаешь.

Он тоже встал, возвышаясь над ней, человек-гора, маленькие дети могли бы в ужасе разбежаться от одного только его… присутствия.

— Мне нужно увидеть этого парня.

— Невозможно, — уже отступая, ответила Ланкастер, и тут заметила выпуклость у него на поясе. — Ты носишь оружие? — недоверчиво спросила она.

Он не опустил взгляда.

— Я вернул свое оружие, когда ушел из полиции.

— Я спрашивала не об этом. Кто угодно может купить пистолет. Еще раз. Ты носишь оружие?

— Если и так, закон этого не запрещает.

— Открытое ношение, — поправила она. — Но закон запрещает скрытое ношение, если только ты не сотрудник полиции.

— Оно не скрытое. Ты же его видишь, верно? Оттуда, где ты стоишь?

— Амос, это совсем другое, и ты это знаешь.

Он протянул руки, сдвинув запястья вместе:

— Тогда надень наручники. Забери меня и засунь в ту же камеру, куда вы посадили Себастьяна Леопольда. Можешь забрать мой пистолет — он мне не понадобится.

Ланкастер отступила еще на шаг.

— Только не надо давить. Дай нам сделать свою работу. У нас есть этот парень. Пусть все будет честно и справедливо. Это дело на смертный приговор. У него все шансы получить иголку.

— Ага, лет через десять, возможно. А на эти десять лет он получит дом с кроватью и тремя квадратными футами. А если он псих и его адвокат сможет подсунуть правильные бумаги, он отправится жить в симпатичную уютную психушку и будет читать там книжки, складывать пазлы, ходить на консультации и получать бесплатные лекарства, чтобы у него ничего не болело. Неплохо, с его-то нынешнего места. Я бы и сам согласился на такое.

— Амос, он признался в трех убийствах.

— Дай мне повидаться с ним.

Ланкастер уже торопливо шла прочь, наверное, к припаркованной машине. На полпути она обернулась и рявкнула:

— Кстати, всегда пожалуйста, придурок!

Декер смотрел ей вслед, пока женщина не вышла из фойе. Потом уселся обратно за свой столик. Он называл этот стол своим, потому что каждому нужно какое-то место, которое можно так назвать. И этим местом для него был столик в столовой.

Когда Амос проснулся нынче утром, у него в жизни была только одна цель — дотянуть до следующего утра.

Но теперь все изменилось.

Глава 6

Декер вернулся в свою комнату и достал телефон. Ему не нравилось платить за телефон, у которого есть доступ к Интернету, но это все равно что получить по дешевке огромную библиотеку и целую армию научных сотрудников. Амос проверил новостные ленты. Полиция, должно быть, заблокировала сведения об аресте Леопольда, поскольку в новостях было пусто. Когда Декер ввел поиск по фамилии, он получил несколько совпадений, но это явно были другие люди, просто однофамильцы.

Этот парень пришел и признался в трех убийствах. Даже если станет ходатайствовать о невменяемости, он проведет всю жизнь в запертом помещении. Настоящий ли он? Действительно ли сделал это? Полицейские должны разобраться довольно легко. Декер знал, что полиция утаивает от публики многие детали преступлений. Они будут допрашивать Леопольда, если таково его настоящее имя, и быстро определят, действительно ли он убийца или по какой-то причине врет.

И если он тот самый, то что делать Декеру? Попытаться вмешаться в систему уголовного правосудия и убить его? А потом самому отправиться за решетку? Но если он лжет… ну, тогда тоже открываются некоторые возможности.

Прямо сейчас он не может ничего сделать. По крайней мере, ничего конструктивного. Леопольду предъявят формальное обвинение или отпустят, в зависимости от результатов допроса. Если его оставят взаперти, будет судебное разбирательство. А может, и нет, если парень признает себя виновным, что делали большинство обвиняемых, потому что они были бедны и не имели денег на хорошего адвоката, или были виновны, или оба вместе. Богатые парни всегда сражались, особенно если в уравнение включался тюремный срок. Им было что терять.

Но обвинение может и не предложить такую возможность. Они могут решить воспользоваться этим лохом ради своей профессиональной выгоды. И если так, Декер будет в зале суда. Каждый день. Каждую минуту. Он хотел видеть этого парня. Прочувствовать его. Оценить.

Декер улегся на кровать. Со стороны казалось, что он спит, но Амос был далек от сна. Он вспоминал. Размышлял о том, кем он был. И о том, кто он сейчас. Он часто думал об этом, даже против своего желания. Иногда, чаще всего, это решение принимал не он. Решение принимал его мозг, который, как ни смешно, кажется, имел собственный разум.

* * *

Я — Амос Декер. Мне сорок два года, и я выгляжу на десять лет старше (в хороший день, которых у меня не было уже четыреста семьдесят девять дней), а чувствую себя старше на сотню лет. Я привык быть копом, потом — детективом, но я больше не имею оплачиваемой работы в этой области. У меня гипертимезия, а это означает, что я никогда ничего не забываю. Я говорю не о всяких методиках запоминания, которым можно обучиться для улучшения памяти, вроде уловок с ассоциациями, позволяющими запомнить порядок карт в колоде. Нет, просто у меня мозг с турбонаддувом, в котором как-то включилось то, чем мы никогда не пользуемся. В мире мало гипер-Т, как я сам это называю. Но я официально один из них.

И похоже, мои проводящие пути органов чувств тоже перепутались, так что я считаю в цветах и вижу время картинками в голове. По правде говоря, цвета вторгаются в мои мысли в самые неожиданные моменты. Нас называют синестетиками. И вот я считаю в цвете, «вижу» время и — иногда — ассоциирую цвет с человеком или предметом.

Многие люди с синестезией страдают аутизмом или синдромом Аспергера. Не я. Но теперь я не люблю, когда меня трогают. И больше не понимаю шуток. Хотя, возможно, это потому, что я вряд ли буду когда-нибудь еще смеяться.

Когда-то я был нормальным, настолько, насколько это возможно для человека.

Но теперь это не так.

* * *

Его телефон зазвонил. Декер посмотрел на экран. Номер незнакомый, но это ничего не значит. Рекламируя свою работу частным детективом, он оставлял свой номер в самых разных местах. Сейчас ему не хотелось думать о работе, но, опять же, нельзя игнорировать платежеспособных клиентов. Если его вышвырнут из этой дыры за неуплату, он вернется в ящик. А зима уже близко. И пусть он накопил немного жира, который греет, прочная крыша над головой всегда лучше картона.

— Декер, — ответил он.

— Мистер Декер, я Александра Джеймисон из «Ньюс лидер». Могу я задать вам несколько вопросов относительно последних событий в расследовании, связанном с вашей семьей?

— Откуда у вас этот номер?

— Друг друга.

— Сегодня я уже второй раз слышу эту фразу. И в этот раз она ничуть не лучше первого.

— Мистер Декер, прошло шестнадцать месяцев. Вы должны что-то чувствовать, зная, что полиция наконец-то произвела арест.

— Откуда вы знаете об аресте?

— Я работаю с полицией. У меня есть контакты. Надежные контакты, которые сообщили мне, что подозреваемый находится под стражей. Вы что-нибудь еще об этом знаете? Если да, то…

Амос нажал кнопку отбоя, и ее голос исчез. Через секунду телефон вновь зазвонил, но Декер просто выключил его.

Он не любил прессу в бытность свою детективом, хотя иногда и журналюги приносили какую-то пользу. Но для частного детектива пользы от них не было вовсе. И они не получат от него никаких сведений или помощи по поводу расследования, «связанного» с его семьей.

Амос вышел из комнаты, сел на автобус на углу и доехал на нем до другого автобуса, на котором добрался до центра. Несколько небоскребов мешались с кучей других зданий, низеньких и средних, одни в хорошем состоянии, другие — не очень. Хорошо спланированные улицы лежали тесной сеткой прямых углов и ровных магистралей.

Он проводил мало времени в центре города. Преступления — по крайней мере серьезные — совершались либо в северной части, либо в пригородах. Но участок, где он работал и где находились камеры для арестованных, был именно здесь, в самом центре.

Декер стоял на улице и смотрел на здание напротив, в которое он входил каждый день в течение многих лет: Второй участок. На самом деле это был Первый участок, поскольку старый Первый сгорел. Но никто не озаботился сменой номера. Наверное, не было денег в бюджете.

Участок был назван в честь Уолтера Джеймса О’Мэлли, который возглавлял его лет сорок назад. О’Мэлли упал мертвым возле бара, когда шел под руку с любовницей. Но это никому не помешало назвать здание в его честь, что убедительно доказывало: адюльтер не особо вредит наследию человека. Даже если он убил тебя.

Старая берлога Декера была на третьем этаже. Отсюда виднелось то самое окно, в которое он таращился на улицу, когда не смотрел на Ланкастер, сидящую напротив в тесной комнатушке. Камеры предварительного заключения располагались в подвале, как раз со стороны этой улицы, так что сейчас от Себастьяна Леопольда его отделяло едва пятьдесят футов.

Амос никогда еще не был так близко к предполагаемому убийце своей семьи. Хотя, может, и был, когда, по-видимому, оскорбил этого парня в «Севен-илевен».

Декер отвернулся, когда увидел знакомых полицейских — двух в штатском и одного в форме. Хотя он здорово изменился с тех пор, как ушел из полиции, они вряд ли его пропустят. Амос шагнул в переулок и прислонился к стене. Уровень тревожности скакнул вверх. Головная боль пришла и ушла. Мозг уставал все сильнее, потому что никогда не прекращал работать. Даже во сне. Как будто его подсознание на самом деле стало сознанием. Для человека, который никогда ничего не забывал, ему было нелегко припомнить, кем он был. И как пришел к тому, кто он есть сейчас.

Декер закрыл глаза.

* * *

Этот «подарок» достался мне в двадцать два года. Я был второсортным футболистом из колледжа, который пришел в команду НФЛ^[9] со средними способностями, но яростным ударом плечом. Я вышел на поле в первой игре сезона, сыграв в решающей встрече предсезонья и пережив финальный рывок. Я в спецкоманде. Моя работа проста: принести себя в жертву, чтобы создать неразбериху и дыры в возвращающей команде, и тогда другие парни смогут остановить соперника. Я вывожу свою задницу на поле. Я собираюсь устроить настоящее мясо. Я бегу так мощно, что из носа летят сопли, а изо рта — слюни. Никогда в жизни мне еще не платили столько денег. Я стремлюсь их отработать. Я собираюсь уложить какого-нибудь чувака на землю, уложить как следует.

И это все, что я помню. Дуэйн Лекруа, новичок из Луизианского университета, на пять дюймов ниже и пятьдесят фунтов легче, но сила, с которой нельзя не считаться, уложил меня на то поле ударом, которого я даже не заметил. Чувак взорвал меня, как говорили в НФЛ. Через четыре года он уйдет из лиги с поврежденными коленями, левым плечом, урезанным до кости, и перерасходом на банковском счету. Сейчас Лекруа проживает в тюрьме строгого режима в Шривпорте за преступления против своих сограждан. Там он и умрет рано или поздно. Но в тот день он шел, вскидывая кулак вверх, красуясь, как петух перед курицами, а я лежал на поле без сознания.

И после того удара ничто для меня не осталось прежним.

Ни черта.

Глава 7

Декер открыл глаза, когда услышал с улицы звуки какой-то суматохи. Хлопали двери. Визжала автомобильная резина, проскальзывая по асфальту. Выли сирены. Кричали люди, металл гремел о металл. По мостовой стучали каблуки.

Он встал так, чтобы видеть здание напротив. Патрульные машины, завывая сиренами, вылетали из подземного гаража участка. Полицейские в форме и в штатском выбегали из передней двери участка и мчались к своим патрульным или личным машинам, припаркованным вдоль улицы.

Декер продолжал смотреть. Из переулка, примыкающего к зданию участка, выбрался громоздкий фургон полицейского спецназа, вывернул на улицу, а потом водитель втопил педаль в пол, и железный носорог помчался прочь.

Декер неторопливо вышел на улицу и присоединился к группе горожан, которые высунулись из скорлупы своих жизней, чтобы последить за этим тревожащим представлением. Он прислушался к разговорам на случай, если кто-то знает, что происходит, но все были просто ошеломлены и растеряны.

Декер торопливо пересек улицу и увидел мужчину, выходящего из участка.

— Пит? — произнес Амос.

Мужчине, одетому в костюм с испачканным рукавом, было немного за шестьдесят, почти пенсия. Он слегка сутулился и зачесывал седые волосы назад. Мужчина остановился и взглянул на него. Декер заметил, что Пит Рурк держит в руках служебный пистолет и как раз проверяет магазин.

— Амос? Какого хрена ты тут делаешь?

— Просто шел мимо. Что происходит?

Пит побледнел и выглядел так, будто вот-вот упадет на тротуар.

— Какой-то псих в Мэнсфилдской средней школе. Пришел туда с охапкой «стволов» и начал расстреливать всех подряд. Декер, там куча трупов. В основном дети. Мне нужно идти… — Он захлебнулся. — Вот дерьмо, там мой внук. Только поступил. Я даже не знаю, жив ли он…

Пит повернулся и, спотыкаясь, пошел к своей машине, светло-коричневому «Малибу». Рухнул на водительское сиденье, включил зажигание и с визгом резины рванул с места.

Декер смотрел ему вслед. Армия копов мчится к месту стрельбы в средней школе. Мэнсфилдская средняя. Когда-то, тысячу лет назад, в ней учился и сам Декер.

Он огляделся. Вой сирен затихал. Люди напротив уже расходились, возвращаясь к своим делам. Многие смотрели в телефоны, проверяя новости. Декер последовал их примеру, но пока там ничего не было. Видимо, ничего еще не закончилось. Однако новости непременно подхватят эту тему — и уже не отпустят.

Пока не начнется следующая стрельба. Тогда они устремятся туда.

До следующей.

Декер уставился на дверь участка. Интересно, сколько сотрудников осталось в здании? Наверняка они кого-то оставили. Ведь у них в камере сидит резонансный заключенный.

Амос коснулся выпуклости пистолета на поясе. С этим будет проблема. Магнитометр сразу за передней дверью. Декер огляделся и заметил неподалеку от здания мусорный бак. Он подошел и приподнял крышку. Мусора едва на четверть объема. Декер припомнил, что мусоровоз не появится раньше конца недели. Сверху на куче мусора лежали какие-то лохмотья. Амос вытащил пистолет, завернул его в тряпки и засунул на дно бака.

Потом он посмотрел на свою одежду. Еще одна проблема. Декер посмотрел по сторонам и заметил витрину. Он пару раз покупал там вещи. Давным-давно.

«Магазин Грейди. Широкие и высокие».

«Ну, я как раз широкий и высокий. Хотя сейчас скорее широкий».

Декер достал свою кредитку. У нее был лимит. Очень низкий лимит. Но этого должно хватить.

Он подошел к магазину и открыл дверь. Брякнул колокольчик.

Хорошо одетый пухлый мужчина направился к Декеру, и тут же шагнул назад.

— Могу я вам помочь? — спросил он с приличного расстояния. Вероятно, счел его бездомным и решил, что тот хочет ограбить его.

Декер достал бумажник и мельком показал значок частного детектива. Он двигался быстро, и значок вполне можно было принять за что-то другое. Потом Амос посмотрел на улицу, в сторону участка, уплотняя свою уловку. Ложь плохо ему давалась. А после того удара на футбольном поле с ней стало еще хуже, поэтому ему было очень трудно говорить что-то кроме буквальной правды. Он инстинктивно желал точности и неохотно принимал что-то меньшее. Однако, будучи полицейским, который часто работал в подбрюшье криминального мира, ему приходилось кривить душой.

Как полицейскому, а сейчас — частному детективу, Амосу требовалась способность гнать фуфло, иначе его работа станет невозможной. И в конце концов он набрел на метод, который срабатывал.

«Я буду безупречно лгать».

— Слишком долго работал над заданием, — сказал он мужчине. — Сам опустился. Если ловишь крыс, нужно выглядеть как одна из них. А теперь пора вернуться к цивилизации. Понимаете?

Мужчина проследил за взглядом Декера до полицейского участка и кивнул. Он расслабился и даже улыбнулся. И ободряюще заметил:

— Вы не первый. У нас много клиентов из полицейского управления Берлингтона.

— Мне уже приходилось делать здесь покупки, — сказал Декер.

— Разумеется, я вас помню, — солгал мужчина.

Амос закупался быстро. Куртка пятьдесят четвертого размера, длинная. Брюки сорок восьмого, слишком узкие, и Декер вывалил живот над поясом, как делали многие мужчины в не лучшей физической форме. От ремня он отказался — штаны с него точно не спадут.

С длиной могли быть трудности, но ему посчастливилось найти уже подшитую пару, которая подошла. Рубашка, на мамонта. Галстук, дешевый, но эффектный. Туфли, сорок седьмой размер, из искусственной кожи. Тесноваты, но плевать.

— У вас, случайно, не найдется щетки и электробритвы? — спросил Декер, поглядев в зеркало.

— Наверху, в туалетной комнате.

— А портфель?

— В аксессуарах, вот здесь.

Он купил все в кредит. По просьбе Декера продавец добавил линованный блокнот и несколько ручек, которые выудил из коробки с канцелярскими принадлежностями.

— Они постоянно урезают нам бюджет, — пояснил Амос. — Как нам защищать людей, если мы не можем позволить себе даже ручек?

— Просто безобразие, — согласился мужчина. — Мир катится к черту. Вас интересует зажим для галстука или платок?

Декер захватил все покупки в туалет. Там он умылся, воспользовался купленным антиперспирантом, сбрил почти всю бороду, оставив только щетину на подбородке, челюсти и верхней губе, подровнял волосы и причесался. Потом переоделся, засунул старую одежду и обувь в магазинную сумку, вышел с ней из магазина и направился к участку. Галстук сдавливал горло и, несмотря на дезодорант, подмышки уже немного взмокли, хотя на улице было прохладно. Но Декер больше не выглядел так, как раньше. Он не выглядел настолько респектабельно, даже когда работал в полиции.

Амос добавил пакет с одеждой к пистолету в мусорном баке и поднялся по ступенькам участка. Он понимал, что это глупость. Безумие. Он ушел из полиции не так уж давно. В любой момент его могут узнать, как узнал его Пит Рурк. Но Декер не беспокоился. Действительно не беспокоился. Сейчас его ход. Возможно, единственный. Но он его сделает.

Амос миновал магнитометр. В фойе сидел единственный молодой коп. Декер не знал его, и он не знал Декера.

Хорошо и еще раз хорошо.

Он подошел к информационной стойке. За ней сидела пожилая женщина, не в форме. Должно быть, вольнонаемная. Сажать за этот стол кадрового сотрудника — откровенное разбазаривание ресурсов.

Мысленно сформировав свое прикрытие, Декер посмотрел на женщину сверху вниз. Она подняла на него взгляд и распахнула глаза. Возможно, просто дань его размерам.

— Могу я вам помочь? — спросила женщина.

— Находится ли у вас в камере предварительного заключения человек по имени Себастьян Леопольд?

Она растерянно моргнула.

— Не уверена, что вы…

— Я хотел бы поговорить с ним.

— И кто вы…

— Ему нужен адвокат. Я не думаю, что кто-то уже был назначен его представителем.

— Я не знаю…

— Шестая поправка, право на адвоката. Не подлежит отказу. Мне нужно просто поговорить с ним пару минут.

— Я должна позвонить…

— Если вы должны, звоните. Но мне известно, что прямо сейчас и совсем рядом творятся очень неприятные дела. Поэтому, если вам не удастся получить ответ, напомню, что мне нужно провести с ним всего пару минут. — Декер приподнял портфель, чтобы женщина его видела, и похлопал по нему. — Скоро он предстанет перед судом. Он должен быть нацелен на признание. И у меня есть кое-какие идеи.

— Не могли бы вы присесть?

Декер оглянулся на полицейского, сидящего у магнитометра. Тот смотрел на Декера, и это не очень хорошо.

Осознав, что растратил прорву денег, которых не имел, на этот адвокатский прикид, Амос уселся в кресло, привинченное к стене, и стал ждать. Пожилая женщина взяла свой телефон и начала медленно, очень медленно, набирать цифры.

«Цифры. Все время цифры».

Они гипнотизировали Декера, отправляли его в те места, куда он далеко не всегда желал идти.

Амос закрыл глаза, и его разум со свистом понесся назад… к тому дню, нет, к тому моменту, когда его жизнь навсегда изменилась.

Глава 8

Всякий раз, когда на мегатроне повторяли столкновение, зрители бесились, а такое бывало часто, как мне потом сказали. Мой шлем пролетел пять футов и катился еще шесть, прямо под ноги полосатику, который подобрал его и, наверное, проверил, нет ли внутри моей головы.

Я думаю, мои мозги бились о череп, как птица бьется в стекло, пока не сломает себе шею. Ага, толпа радовалась и вопила каждый раз, когда мегатрон изрыгал повтор.

А потом, так сказали мне, они перестали радоваться. Потому что я не встал. Потому что я даже не шевельнулся. И тогда кто-то заметил, что я перестал дышать и начал синеть. Они сказали, главный тренер то стучал мне в грудь, как пресс по железным плитам, то вдувал воздух мне в рот. Позднее они сказали мне, что я дважды умер на том поле, и оба раза он возвращал меня с той стороны. Они сказали, он кричал мне в ухо: «Держись, девяносто пятый! Держись, твою мать!» Я был настолько никем, что он знал мой номер на джемпере, но не мое имя. Мой номер профессионального футболиста — девяносто пять — был отпечатан у меня на груди. Девять и пять. Фиолетовый и коричневый в моем считающем цветами разуме. Я никогда сознательно не присваивал цвета числам. Мой мозг справился с этим без моего разрешения.

Это столкновение изменило во мне все, потому что перекоммутировало мой мозг. Так что я умер, дважды, а потом вернулся, но по сути — кем-то другим. Очень долго я считал этот случай самым ужасным, что когда-либо случалось со мной. А потом пришла та ночь и три тела в неоново-синем, и футбольный удар ушел на далекое второе место в списке моих личных катастроф.

* * *

— Простите, сэр? Сэр?..

Декер открыл глаза и увидел женщину, которая смотрела на него сверху вниз. Не та пожилая дама за стойкой. Эта была намного моложе, наверное, лет под тридцать, в черных слаксах и светло-голубой блузке с расстегнутыми верхними пуговицами. У девушки был свежий цвет лица, и от нее веяло оптимизмом и эффективностью. Должно быть, совсем новенькая, подумал Декер. Через год она уже не будет так выглядеть. Даже через полгода. Если каждый день имеешь дело с подонками, старишься быстрее, чем от солнца.

Декер взглянул на карточку, которая болталась на бедре девушки. Салли Бриммер. Связи с общественностью. Должно быть, она пришла сюда уже после его ухода. Удача на его стороне.

«Амос, лги безупречно. Ты сможешь. Ты должен это сделать. Учитывай каждое слово. Потому что отдачи не избежать. Каждое слово… Давай».

Он встал и протянул руку:

— Да, мисс Бриммер?

Они обменялись рукопожатием. Ее ладонь утонула в его, и Декер понадеялся, что девушка не сочтет его потную кожу доказательством обмана.

— Мне сообщили, что вы хотите встретиться с Себастьяном Леопольдом, — сказала она.

— Совершенно верно. Я понял, что ему требуется юридическая консультация.

— И от кого вы это поняли?

Декер подавил растущую тревогу, прокрутил свой ЦВМ, сформулировал ответ и облек его в слова:

— Я связывался с «Ньюс лидер», Алекс Джеймисон. Вы о ней слышали?

— Да, слышала. Она хороша. Она может знать. И вы адвокат?

Декер показал ей визитную карточку с адресом на другом конце города, который являлся адресом юридической фирмы. Бриммер взглянула на карточку и вернула ее.

— У нас сейчас чрезвычайная ситуация, — сказала она.

— Я слышал. Пит Рурк сказал мне, когда я сюда шел. Мэнсфилдская средняя школа. Его внук там. Надеюсь, с ним всё в порядке.

— Так вы знаете Пита?

— Мы давно знакомы, мисс Бриммер.

Она вздохнула и огляделась.

— На самом деле, не я должна принимать такие решения…

— Я могу зайти попозже, — сказал Декер, но не успела она отреагировать на это предложение, как он добавил: — Но Леопольду должно быть предъявлено обвинение в течение сорока восьми часов, иначе его придется отпустить. И вряд ли кто-нибудь здесь этого хочет.

— Нет, разумеется, нет. Это просто…

В разуме Декера мелькнули верные слова. Как будто он читал с телесуфлера.

— А отправка его на предъявление обвинения без адвоката или с плохо подготовленным адвокатом может создать юридическую неразбериху, которая в конечном счете выйдет полицейскому управлению боком, уж простите за выражение. Я знаю, что это вам тоже не нужно. Как и любому законопослушному гражданину.

Бриммер начала кивать уже на середине его речи.

— Вам требуется только несколько минут?

— Да, несколько минут, — подтвердил он.

Она колебалась, Декер видел это по ее глазам. Она не хотела с этим связываться и чувствовала, что ее вынуждают принять решение.

Чем глубже он увязал в этой лжи, тем сильнее тревожился. Амос глубоко вдохнул и, выдыхая, затолкал желчь поглубже в горло.

— Только пара минут, — сказал он. — Потом я выйду оттуда. И он не сможет ни на что пожаловаться.

Последняя фраза была чистой правдой.

— Вы знаете, в чем его обвиняют? — спросила Бриммер.

— Да, и очень хорошо. Но, независимо от гнусности его преступлений, он имеет право на адвоката. И если его признают виновным, ему сделают смертельную инъекцию без единой жалобы от вашего покорного меня. Обещаю вам.

«Правда определенно сделает тебя свободным, Амос».

Ее колебания рухнули, как плотина под напором воды.

— Хорошо, следуйте за мной.

И Амос Декер последовал за ней.

Глава 9

Они завернули за угол — и вот он, крыса в клетке, по крайней мере, на взгляд Декера. Но этого недостаточно. Ему нужно убедиться.

Бриммер взглянула на Декера, потом на Леопольда.

— Вон он. Я могу дать вам пятнадцать минут, не больше.

— Это все, что мне нужно, — ответил Декер.

Там был и надзиратель — снова парень, которого Декер не узнал. Проработав детективом десять лет, он не часто общался с сотрудниками в форме.

— Откройте, пожалуйста, — сказала Бриммер надзирателю.

Ключ вошел в скважину, и дверь отъехала в сторону. Декер вошел в камеру и посмотрел на мужчину, который свернулся, как кот, на двухъярусной кровати.

— Пятнадцать минут, хорошо? — сказала Бриммер.

Амос, не глядя на нее, кивнул. Стук ее каблуков затих. Декер подождал, пока надзиратель не вернется к своему столу в конце коридора, потом шагнул вперед и полностью сосредоточился на заключенном.

Себастьян Леопольд был не таким крупным, как представлял себе Декер по описанию Ланкастер.

«А может, я просто намного крупнее».

На него надели оранжевый тюремный комбинезон. Руки и ноги в наручниках, пояс прикован цепью к стене. И это было обидно, поскольку, попытайся Леопольд напасть, Декер мог бы просто убить его в целях самозащиты.

Мужчина повернул голову, и Амос собрался, думая, что сейчас Леопольд его узнает. Но ничего не случилось. Странно, раз уж он настолько неуважительно обошелся с этим парнем, что тот из мести перебил всю семью Декера.

Глаза мужчины налиты кровью, зрачки расширены. Декер полагал, что копы уже провели тест на наркотики, заставили парня помочиться в бутылку и подышать в алкотестер и даже взяли соскоб для анализа ДНК. У комбинезона короткие рукава, открывающие предплечья заключенного. На правой руке татуировка — два дельфина. Любопытно. А еще на обеих руках следы уколов. Причем относительно свежие. Интересно, уж не ширнулся ли мужик перед тем, как завалиться в участок и признаться в трех убийствах? Да, подумал Декер, для такого дела лишняя подкачка не помешает.

На одном из пальцев левой руки не хватает двух фаланг. На лице шрам. Сломанный нос свернут на десять градусов влево. Руки на вид мозолистые и сильные — видно, занимался физическим трудом.

«И вот эти руки лишили меня Молли?»

— Мистер Леопольд? — позвал Декер.

Тот продолжал смотреть в его сторону невидящими глазами. По крайней мере, так казалось Декеру.

По-прежнему не узнает. Хотя после бритья и стрижки Декер стал намного ближе к тому полицейскому, который семнадцать месяцев назад якобы оскорбил Леопольда в «Севен-илевен».

Декер посмотрел на лицо мужчины и включил свой ЦВМ. Кадр сменялся кадром, воспоминания мчались к тому времени, когда он предположительно столкнулся с этим человеком. Дата горела в его голове, будто написанная прямо на глазных яблоках. За месяц до убийства, так сказала Ланкастер. Для надежности Декер добавил к дате неделю до и неделю после.

Его ЦВМ жужжал, проматывая кадры час за часом, минута за минутой. В этот период Декер побывал в том «Севен-илевен» три раза.

Себастьяна Леопольда там не было.

Амос отключил ЦВМ и присел на стул, вделанный в стену.

— Мистер Леопольд, — негромко произнес он. — Вы меня узнаете?

Казалось, Леопольд слушает, но не слышит.

— Вы меня узнаете?

Леопольд покачал головой.

Он делал какие-то странные движения руками. Декер отметил узоры, которые выписывали ладони мужчины.

— Вам нужен адвокат, — сказал он и похлопал по своему портфелю.

Руки Леопольда замерли, и он кивнул.

Декер достал блокнот и ручку:

— Вы можете рассказать мне, что именно произошло той ночью?

— Зачем?

Странно, но в голосе Леопольда внезапно мелькнула настороженность. Декер допрашивал многих заключенных, многих обвиняемых. Большинство из них были тупыми, как грязь, и признавались в преступлениях, совершенных по еще более тупым причинам. Но некоторые являлись намного умнее, чем казались. И возможно, Леопольд — один из них.

— Вам нужна защита. Вы признались в трех убийствах.

— Я виновен. Я это сделал.

— Все равно вам нужно представительство в суде.

— Зачем?

— Так устроена система правосудия. Поэтому мне нужно знать факты.

— Они собираются меня казнить.

Голос ребенка, который признается и ждет наказания. Скрытный заключенный превратился в маленького мальчика. Декер задумался, не наркотики ли дают такой эффект, превращая в пинбол^[10] мыслительный процесс мужчины.

— Это то, чего вы хотите?

— Не ко мне.

— Вы правы. Это в большей степени к судье и присяжным. Но вход все равно за вами. Итак, вы хотите рассказать мне, что произошло?

Декер взглянул на часы. Прошло четыре минуты. И в любую секунду мимо может пройти кто-то знакомый. Амос развернулся, чтобы сидеть спиной к двери камеры.

— Я их убил, — просто ответил Леопольд.

Сейчас он неотрывно смотрел на Декера. Тот выискивал во взгляде Леопольда любой намек на узнавание. И если он его увидит, то что сделает? Задушит этого человека, как тот задушил его дочь?

Леопольд снова принялся двигать руками. Сейчас он походил на дирижера, управляющего невидимым оркестром. Декер несколько секунд следил за этими движениями, потом перевел взгляд:

— И почему вы это сделали?

— Чувак достал меня.

— Какой чувак?

— Тот чувак. Который там жил.

— И чем он достал вас?

— Просто достал.

— Но чем именно?

— Херово отнесся ко мне.

— Вы там работали? Или были покупателем? В «Севен-илевен» на Десалль?

Леопольд проигнорировал вопрос и сказал:

— Ну, я его сделал, а?

— Как вы это сделали?

— Убил его семью.

— Нет, я имею в виду, как вы узнали, где он живет?

— Проследил за ним.

— Как?

Во взгляде мужчины появилось подозрение, которого Декер прежде не видел.

— Мне незачем рассказывать тебе это дерьмо. Ты коп? Хочешь обдурить меня?

— Мистер Леопольд, вы признались. Дурить вас уже ни к чему. Вы понимаете это?

Тот моргнул и потер шею.

— Ну да, похоже на то.

— И нет, я не коп. Итак, вы проследили за ним. Как?

— В смысле, как?

— На машине, пешком, на велосипеде?

— У меня никогда не было чертова велосипеда.

— Значит, на машине?

— Если у меня нет велосипеда, то и машины нет.

— То есть пешком, так?

Леопольд медленно кивнул и пристально посмотрел на Декера, возможно, желая увидеть его реакцию на эти слова.

Амос что-то нацарапал в блокноте. Затем вытер со лба бусинку пота, хотя в подвальной камере было не жарко. Если его здесь засекут, он может отправиться в тюрьму. И ему действительно не нравится говорить с людьми. В общем, чем короче, тем лучше. Но ему нужно это сделать. Возможно, это его единственный шанс.

— Итак, вы выяснили, где жил этот «чувак», и решили убить его семью. Но вы ждали месяц или около того. Почему?

— Кто сказал, что я ждал месяц?

— Так вы сказали полиции.

Леопольд скорчился, крыса, которая пытается забиться в щель. Вот только здесь не было ни одной щели.

— Ладно, все верно. Мне нужно было это спланировать. Посмотреть на место, так сказать, проверить обстановку.

Декер взглянул на татуировку.

— Когда вы служили на военном флоте?

Глаза Леопольда на долю секунды сверкнули:

— А кто говорит, что я служил?

Декер указал на татуировку:

— Два дельфина. Моряки часто делают себе такую. Вы постарались, чтобы она не выглядывала из-под рукава, все по уставу.

Леопольд посмотрел на татуировку так, будто она его предала.

— Я не служу на флоте.

— Итак, вы проверили обстановку, а потом отправились туда. Давайте пройдемся через это.

Декер обернулся на звук. Ничего страшного, надзиратель идет по коридору. Он вытер со щеки еще одну каплю пота.

— Давайте пройдемся через это? — повторил Леопольд.

— С момента, когда вы вошли туда, и до момента, когда вы вышли. Давайте начнем с того, как вы туда попали.

— Пешком.

— Адрес дома?

Леопольд помешкал.

— Двухэтажный, желтая обшивка, сбоку гараж.

— Как вы попали внутрь?

— Боковая дверь в кухню.

— Вы помните, как выглядела комната?

— Мужик, это была хренова кухня. Плита, мойка, стол и стулья.

— Помните цвет стен?

— Нет.

Декер снова взглянул на часы. Нужно поторопиться. С каждой секундой его тревога росла все быстрее.

— Кого вы убили первым?

— Того чувака. Думал, это тот парень, который достал меня. Но я так понимаю, это был не он.

— Откуда вы это узнали?

— Фотография в газетах. После.

— Продолжайте.

— Он сидел за кухонным столом. Пьяный.

— Как вы это поняли?

Леопольд, явно раздраженный, посмотрел на него:

— А чего ты меня об этом все время спрашиваешь?

— Эти вопросы будут задавать копы. И суд. Присяжные захотят все это узнать.

— Черт, я же признался.

— Они все равно могут спросить.

Казалось, Леопольда потрясла эта новость.

— Зачем?

— Чтобы лучше выглядеть. Как вы поняли, что он пьян?

— Пивные бутылки на столе.

— Как вы его убили? Он был намного крупнее вас.

— Он был пьян. Я достал нож и порезал его, прямо здесь, — ответил Леопольд, указывая на свое горло.

— Его нашли в смежной комнате.

— Ну да, так и было. Ну, он типа пополз туда, когда я его порезал. Кровищи было, как из свиньи. А потом, блин, он просто замер и больше не шевелился.

— Он издавал какие-то звуки?

— Ага, только тихо, — сказал Леопольд и снова указал на свое горло. — Прямо здесь его вскрыл. Особо и звуков-то не было.

— Вы помните, во что он был одет?

Леопольд тупо посмотрел на Декера:

— Давно было. Штаны? Рубашка?

— Что дальше?

— Ну, я знал, у него семья. Пошел убить их тоже.

— Давайте пройдемся через это, — спокойно произнес Декер, хотя испытывал обратное чувство.

Его сердце стучало с такой силой, что его удары ощущались по всему телу, как будто внутри колотились тысячи обезумевших сердец.

«Продержись, Амос, еще немного. Продержись».

— Я поднялся по лестнице. Первая комната на…

— Слева? — предложил Декер.

Леопольд ткнул руками в его сторону:

— Ага. Слева.

— И?..

— И я вошел. Она была в ванной… нет, она была в кровати. Точно, в кровати. Симпатичная девка. На ней была ночнушка. Прямо насквозь прозрачная. Блин, классная была сучка.

Декер стиснул край стула, не отрывая взгляда от Леопольда. Его жену не изнасиловали. Это было подтверждено.

— Значит, свет был включен? — спросил он.

— Что?

— Вы сказали, что ее ночная рубашка просвечивала насквозь. Я предположил, что свет был включен.

Леопольд казался неуверенным.

— Нет, не думаю.

— И что дальше?

— Я встал над ней.

— Когда она еще лежала в кровати?

Леопольд сердито глянул на Декера:

— Блин, мужик, дай мне рассказать.

— Извините. Продолжайте.

— Я достал «пушку». Приставил ей ко лбу и застрелил ее.

— Какую именно «пушку»?

— Сорок пятый. «Смит и Вессон», — тут же отозвался Леопольд.

— Где вы ее взяли?

— Украл у какого-то парня.

— У этого парня есть имя?

Леопольд только пожал плечами.

— Продолжайте.

Снаружи донесся шум хлопающих дверей и шагов. Похоже, кто-то из копов возвращался из Мэнсфилдской школы.

— Ну, я ее застрелил. Нет, погоди-ка… Она проснулась, начала соображать. Села на кровати, собралась закричать. Да, вот так. И я застрелил ее. И тогда эта сучка упала с кровати.

— Упала на пол? Все тело?

Леопольд с опаской взглянул на него:

— Может, и не все. Может, рука осталась на кровати, или нога, или еще что.

Это была критическая точка. Одна из тех подробностей, которые не попали в газеты. Рана на голове была не единственной. Это выяснилось во время вскрытия.

Кэсси не изнасиловали. Но ее половые органы были изуродованы.

— Ну, я знал, что у него еще дочка. Пошел по коридору в ее комнату. Она спала.

— На этом с женщиной всё? Больше ничего не было?

Леопольд таращился на него.

— Я же сказал тебе, что я сделал. Я ее застрелил. Насмерть!

— Ладно.

— Потом я пошел по коридору к ребенку.

— Погодите, а выстрел не разбудил девочку?

Леопольд вновь казался озадаченным:

— Да вроде нет. Нет, вряд ли. Она спала.

— И что потом?

— Я вытащил ее из кровати.

— Зачем?

— Просто. Я тогда не очень соображал. Отвел ее в ванную.

— Еще раз зачем? Не очень соображали?

— Да, точно. Может, мне нужно было отлить, и я не хотел, чтоб она сбежала.

— И вы отлили?

— Не помню.

— Она не кричала, когда вас увидела?

— Нет. Она испугалась, я так думаю. И… и я сказал ей, чтоб вела себя тихо.

— Дальше?

— Потом я ее задушил. Положил ей руки на шею и сдавил плотно, как…

Декер поднял руку, останавливая мужчину, и на секунду отвернулся. Все заливал слепящий синий цвет. Свет был таким ярким, что Амосу подумалось, не заболел ли он. Казалось, будто он задыхается в этой синеве.

— Эй, мужик, ты в порядке? — с искренней озабоченностью спросил Леопольд.

Лоб Декера взмок, и он медленно отер пот.

— Ладно, вы убили ее, и что дальше?

Леопольд вновь неуверенно посмотрел на него.

— Вы что-то сделали с телом? — уточнил Амос. — Или с ее одеждой?

Леопольд прищелкнул пальцами.

— Точно, — произнес он, и его лицо просветлело, как будто он только что правильно ответил у доски. — Я посадил ее на унитаз и привязал ее… эээ… как же это будет…

— Поясом от ее халата? — вставил Декер.

— Верно. Привязал ее поясом к унитазу.

— Зачем?

Леопольд тупо смотрел на него:

— Затем… затем, что я так решил.

— Как вы ушли?

— Тем же путем, которым вошел.

— Вас кто-нибудь видел?

— Вроде нет, я об этом не знаю.

— Что вы сделали с пистолетом?

— Мусор.

— Где?

— Не помню.

— Нож?

Леопольд пожал плечами:

— Та же фигня.

— Вы рассказывали кому-нибудь, что вы сделали? — спросил Декер.

— Только сегодня.

— Почему сегодня?

Леопольд снова пожал плечами.

— Мне поджарят задницу?

— Смертельная инъекция. Сковородка будет позже.

— Чё?

— В аду.

— А, ну да, — усмехнулся Леопольд, будто принял слова Декера за шутку. — Годится.

— Так почему же вы пришли сейчас? — спросил Амос.

— Время ничуть не хуже любого другого, — сказал Леопольд. — Да и дел других вроде не запланировано.

Декер посмотрел на шишку на шее Леопольда.

— Что это за шишка? Вы больны?

Тот потянулся и осторожно потрогал ее:

— Не, ерунда.

— Вы проверялись у врача?

— Ага, — фыркнул мужчина. — Слетал на собственном самолете в клинику Мэйо. Заплатил наличными.

«Сарказм. Интересно».

— Если вы служили на флоте, у вас может быть медицинская страховка.

Леопольд покачал головой:

— УБП. Уволен без почестей.

— Так вы все-таки служили на флоте?

— Ага, — признал Леопольд.

Звуки снаружи стали громче. Декер взглянул на часы. Осталось две минуты, а Бриммер похожа на человека, который появится точно в срок, чтобы вывести Декера из камеры.

— Какие-то ПТСР?

— Какие-то чё?

— Проблемы с головой? Депрессия? После боевых действий?

— Ни разу не был в бою.

— То есть вы просто больной сукин сын, который перебил целую семью только потому, что кто-то вас обидел? — ровным и спокойным голосом произнес Декер.

Леопольд попытался усмехнуться:

— Похоже на то. Мужик, я тяжелый случай. Всегда таким был. Если б моя мама была жива, она бы тебе порассказывала. Я просто дерьмо. Похерил каждое гребаное дело, за которое только брался в своей жизни. Не вру.

— И когда мы проверим военные досье, то выясним, что вы служили в военном флоте как Себастьян Леопольд?

Леопольд кивнул, но с отсутствующим видом, как будто на самом деле не соглашался с утверждением.

Декер наклонился к нему.

— Позвольте задать более точный вопрос. Себастьян Леопольд — ваше настоящее имя?

— Ну, я им пользуюсь.

— С рождения или позднее?

— Нет, не с рождения.

— Тогда почему вы используете это имя, если оно не ваше?

— Мужик, что такое имя? Просто буквы, сложенные вместе.

Декер достал телефон и, наведя объектив на Леопольда, приказал:

— Улыбочку.

Он сделал снимок и спрятал телефон. Потом протянул ручку и лист бумаги.

— Вы можете написать здесь свое имя и фамилию?

— Зачем?

— Просто для моего досье.

Леопольд взял ручку и медленно написал имя и фамилию.

Декер забрал бумагу и ручку, встал и бросил:

— Буду держать с вами связь.

Он подошел к двери и позвал надзирателя. Когда мужчина подошел и отпер дверь, Амос сказал, ткнув рукой в сторону, противоположную выходу:

— Память не подводит, туалет прямо вон там?

— Ага, — кивнул надзиратель. — Мужской туалет — первая дверь.

Декер засунул блокнот и ручку в портфель и торопливо пошел по коридору к туалету. Изменения в планах было вызвано звуком шагов, доносящихся с лестницы. Больше одного человека, Бриммер получила подкрепление. А это значит, что они очнулись.

Декер прошел мимо туалета, повернул налево, потом направо и вышел в другой коридор. Он знал этот этаж не хуже прочих.

В конце коридора была дверь. Амос открыл ее и вышел на разгрузочную площадку. Там никого не было. На площадке стояла одинокая фура, ее большие задние двери были распахнуты, открывая пустой прицеп.

Декер сбежал по короткой лесенке, и его новые тесные туфли встретились с асфальтом. Он свернул по переулку налево и через десять секунд вышел на улицу. Повернул направо, а на следующем перекрестке опять налево. Там была гостиница и стоянка такси.

— Прямо на север, пока не закончатся пять баксов, — сказал он свободному таксисту.

Через некоторое время таксист высадил его. Декер добрел до автобусной остановки и с двумя пересадками добрался до «Резиденс Инн». Когда он вылез из автобуса, у дверей мотеля стояли две патрульные машины, а рядом с ними — третья, официальная машина полицейского управления, на которых не разъезжают патрульные.

«Вот дерьмо».

Глава 10

Хорошо хоть то, подумал Декер, что у него не было возможности забрать из мусорного бака пистолет и старую одежду. Не очень-то умно было бы лезть с оружием в ту ситуацию, которая его наверняка ждет. Он мог сбежать, но, возможно, этого они и ждут. И он не любил бегать. Он больше не годится для бега.

И потому Декер распустил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, облегченно вздохнул, когда его толстая шея избавилась от этой шикарной удавки, и вошел в фойе «Резиденс Инн». Там его немедленно обступили четверо полицейских.

Декер спокойно посмотрел на них:

— Даже не думал, что у вас столько лишних сотрудников, учитывая события в Мэнсфилде.

— Завязывай с этим дерьмом, Декер, — произнес знакомый голос.

Амос посмотрел вбок.

— Привет, Мак.

— Для тебя — капитан Миллер.

— Я больше не служу в полиции.

— Будь повежливее, или окажешься за решеткой еще до того, как мы закончим говорить с тобой.

Маккензи Миллеру было под шестьдесят, пухлый, как лягушка-бык, и примерно того же цвета. На нем был костюм, и когда Миллер прошел через фойе, пиджак распахнулся. Капитан носил подтяжки, хотя его весьма существенная, как у Декера, талия могла и сама удержать брюки.

— И с чего бы такому случиться?

Миллер одарил его покровительственным взглядом и рявкнул:

— Бриммер!

Выглядящая сбитой с толку Салли Бриммер поспешила к ним, выбравшись из-за искусственного фикуса с толстым слоем пыли на листьях.

— Это тот мужчина, мисс Бриммер?

— Это, несомненно, он, сэр, — быстро сказала она, с ядовитым прищуром глядя на Декера.

— Спасибо, — ответил Миллер с ноткой триумфа.

Он повернулся к Декеру:

— Сегодня ты пришел в участок, когда у нас не хватало людей из-за этой жуткой ситуации в Мэнсфилде и, воспользовавшись этим обстоятельством, выдал себя за адвоката и получил доступ к камере Себастьяна Леопольда.

— Ну, это одна версия, — заметил Декер.

— Это единственная версия, — воскликнула Бриммер.

— Вообще-то нет, — спокойно ответил Амос.

Миллер широко развел пухлыми руками:

— Ладно, Декер, тогда изложи мне другую. И она должна быть хорошей.

— Я пришел в участок и попросил о встрече с Себастьяном Леопольдом. Я сказал, что ему нужен адвокат. Я ни разу не сказал, что я адвокат.

— Вы дали мне свою визитку, — заявила Бриммер.

Разум Декера уже просчитал все на шесть ходов. Ситуация выглядела так, будто он играет в шахматы, а они — в шашки.

— Я дал вам визитку. Харви Уоткинса. Он член коллегии адвокатов. Я работал на него как частный детектив. Он занимается уголовными делами. И он хороший адвокат. Я уже не один раз вынюхивал для него работу. Законы это не запрещают.

— Но вы изобразили все так, будто вы и есть Уоткинс, — воскликнула Бриммер.

— Возможно, вам так показалось. Но я не показал никаких документов, удостоверяющих, что я — Харви. А вы ни разу не спросили у меня документы. Я просто дал вам его визитку, когда вы спросили, адвокат ли я.

— Но вы сказали, что знаете Пита Рурка, — раздраженно заявила Бриммер.

— Я действительно знаю Пита. Проработал с ним много лет. Опять же, говорить правду — не преступление.

— Но вы… вы…

Бриммер запнулась и посмотрела на Миллера, взывая о помощи. Но капитан не отрывал взгляда от Декера. Ему явно хотелось досмотреть этот матч до конца.

— Полагаю, — продолжил Декер, — поскольку на мне был костюм и галстук, а в руке я держал портфель, вы приняли меня за адвоката. Я попросил у вас разрешения побеседовать с Леопольдом. Вы сказали, что у меня есть пятнадцать минут. Я воспользовался отведенным мне временем, после чего ушел, а Леопольд остался сидеть в своей камере. — Он оглядел копов. — И я не понимаю, зачем вызвать сюда кавалерию.

Бриммер выглядела растерянной. Копы колебались. Миллер уважительно похлопал в ладоши и указал на полицейских в форме.

— Парни, вы можете отчаливать. — Он ткнул большим пальцем в сторону Бриммер. — И подбросьте даму обратно, ладушки?

— Капитан Миллер… — начала Бриммер, но он отмахнулся от нее.

— Потом, Бриммер. Сейчас просто поезжай с парнями.

Группа вышла, а Миллер и Декер остались мерять друг друга взглядами.

— Мы можем поговорить об этом? — спросил Миллер.

— Мак, вам нужно сосредоточиться на Мэнсфилде. Если ты захочешь вернуться и арестовать меня, я буду здесь.

Миллер кивнул и на мгновение дружелюбно улыбнулся:

— Давай присядем на пару минут. Здесь можно добыть чашку приличного кофе?

Декер отвел его в столовую, за свой стол. Потом сходил к стойке с напитками, стоящей у стены, налил два стаканчика кофе, принес их и уселся напротив своего бывшего начальника.

— Как Мэнсфилд? — спросил Декер.

— Катастрофа. Мы до сих пор находим… всякое. Тела. Список жертв еще вырастет, однозначно.

— А что с внуком Пита?

Миллер покачал головой:

— Не знаю, Амос. У меня пока нету имен. Там куча детей копов. Это самая большая наша средняя школа.

— А стрелок?

Стиснув зубы, Миллер процедил:

— Ушел.

— Как?

— Пока неизвестно. Все еще… расследуется.

— Обычно они стреляются прямо там.

— Не в этот раз. Похоже, в стране объявили неделю стрельбы в школах. Амос, когда это кончится? Ты умный парень. Когда?

— Я не настолько умный.

Миллер медленно кивнул, барабаня пальцами по столешнице. Несколькими быстрыми глотками допил кофе. Вытер губы и спросил:

— Амос, зачем ты это сделал? Зачем ты пробрался к этому сукину сыну?

— Хотел посмотреть на него своими глазами.

— Есть много способов это сделать без таких выкрутасов.

— У Бриммер не должно быть неприятностей.

— Ну, ты преподал ей очень ценный урок. Не доверяй никому… — Он внимательно осмотрел костюм и галстук Декера. — Я слышал, что ты совсем съехал вниз. Моя информация неверна?

— Я был намного глубже, чем сейчас.

— Вы с Мэри были отличной командой. Чертовски печально.

— Это все чертовски печально, верно?

Миллер скомкал пустой бумажный стаканчик:

— О чем вы говорили с Леопольдом?

— Если хочешь взглянуть, у меня есть записи.

Миллер ослабил галстук:

— Я бы предпочел услышать, прямо от тебя.

— Он странный парень.

— Если он хладнокровно убил троих человек, я бы сказал, что он очень странный. Надеюсь, что таких людей всегда будут считать «очень странными», как бы ни портился мир.

— Он кое-что знает о преступлении, но ничего сверх того, что можно было вычитать в газетах. Или…

— Или что? — быстро спросил Миллер, взгляд его голубых глаз не отрывался от лица Декера.

— Или услышать от кого-то, кто знает намного больше подробностей этого преступления.

— То есть от человека или нескольких человек, которые действительно это сделали?

— Ты считаешь Леопольда нашим парнем?

— Я его ничем не считаю. Пока я знаю только, что ранним утром он пришел в участок и признался. Что еще?

— Он служил в ВМФ, — сказал Декер. — Я заметил татуировку, а потом он сам признался, что служил. Скорее всего, Себастьян Леопольд — его ненастоящее имя. Проверка в Минобороны скажет, кто он на самом деле. У парня на шее опухоль. Не похоже, что болезненная. Но, возможно, это рак. Он терялся в некоторых значимых подробностях места преступления…

— Например?

— Например, он не помнил, с какой стороны коридора была первая спальня. Я предложил вариант слева. Он согласился. На самом деле, она была справа. Возможно, это не ахти что. Но потом он сказал, что застрелил Кэсси, когда она еще спала, и тут же передумал — сказал, что она уже проснулась. Стреляли в упор. И я не представляю, как он мог это сделать, если она проснулась, кричала и, возможно, сопротивлялась ему. Ее нашли на полу. Думаю, он это помнил и соответственно изменил рассказ. И не упомянул какие-либо другие… действия.

Миллер кивнул. Он точно знал, на что намекает Декер.

— Продолжай.

— Парень немного скрытничает, но у него винтика не хватает. Вроде как то есть, то нет. Не думаю, что у него хорошо с памятью. Кроме того, он наркоман. На руке свежие следы уколов.

— Дальше.

Декер уже решил: он не станет рассказывать все, что выяснил или о чем додумался. Инстинкт подсказывал ему придержать кое-что в запасе и посмотреть, как пойдут дела.

— Он сказал, что я оскорбил его в «Севен-илевен» по соседству. Он не сказал, работал он там или нет. Похоже, вам, ребята, он сказал то же самое… Ладно, «Севен-илевен». И что? Я всегда ездил туда на машине. Ни разу не пришел пешком. У него машины нет. Но он сказал, что проследил за мной до моего дома. Так как же он это сделал? И еще одно: я ни разу в жизни до сегодняшнего дня не видел этого парня. А я бы запомнил, если б у кого-то были со мной проблемы.

Миллер задумался, провел рукой по галстуку и принялся играть с зажимом.

— Ты никогда ничего не забываешь, верно?

Декер никогда не рассказывал о том, что с ним случилось. Когда ему поставили диагноз, его отправили в исследовательский центр вне Чикаго для дополнительных экспертиз. Он провел там не один месяц, знакомился с другими людьми с теми же способностями, мужчинами и женщинами. У них было много групповых занятий. Кто-то подстраивался к своим способностям лучше других. Кто-то так и не подстроился. Насколько знал сам Декер, из всех присутствовавших там только у него это состояние не было врожденным. Все остальные члены группы жили с этим намного дольше, чем он. Он предполагал, что тут есть свои плюсы и свои минусы.

— Все забывают, — сказал он.

— Я давно обратил на тебя внимание. Ни разу не рассказывал?

Декер помотал головой.

— Видел тебя в футболе. Смотрел ту игру по телевизору.

— В смысле, на «Ю-тьюбе»?

— Нет, в смысле, ту самую игру, на которой тебя уложили. Самый жесткий удар на моей памяти. Не знаю, как ты выжил, Амос. Правда, не знаю.

— А почему ты смотрел ту игру?

— Ты был чертовски хорошим игроком в Мэнсфилде. Лучший квотербек из всех, что у нас были, охеренный лайнбекер^[11] на линии D. Ты был быстрым для своих размеров. Ты был хорошим игроком в колледже. И, насколько мне известно, единственным человеком из скромного городка Берлингтона, который когда-либо играл в НФЛ. И потому я смотрел ту игру. Я бы поехал на стадион, если б мог.

— Ну, хорошо, что ты ее смотрел, поскольку это была моя единственная игра в НФЛ.

— А потом я проверил твои баллы в полицейской академии, — продолжил Миллер. — И твои тесты на детектива.

— А это еще зачем?

— Потому что, Амос, мне было любопытно. Не думай, что управление не заметило твоих показателей — сначала копа, потом детектива. У тебя было нечто, отсутствующее у остальных.

— Мэри — хороший полицейский.

— Да, верно. Хороший, но не замечательный. Хороший, но не безупречный. А вот твои баллы в полицейской академии и потом, на экзамене на детектива, были безупречными. Ты не ошибся ни в едином вопросе. Первый раз за всю историю штата, так мне сказали. Тогда я заинтересовался твоей учебой в колледже. Ты был хорошим студентом, но в категории B. И твои результаты были совсем не безупречны.

— Футбол оставляет мало времени для учебы.

Миллер задумчиво потер подбородок.

— Давай вернемся к делу. Что еще у тебя есть?

Декер чувствовал, как мигрень марширует по шее к затылку. Тусклое освещение столовой сейчас ощущалось им как ярчайшая цирковая иллюминация. Синий цвет, чудовищно резкий, просачивался из всех уголков жизни и сходился к его душе. Амос чувствовал, как он растет.

— Не думаю, что Леопольд — наш парень, — ухитрился произнести он.

— Я знал это еще до того, как сел с тобой за стол.

— Откуда?

— Ты не убил его, уходя из участка. Ты ведь за этим и приходил туда, верно? Оценить парня, задать вопросы, разглядеть его, прочесть мысли, увидеть, тот ли он… И если решишь, что тот, — нет больше Леопольда… — Он смерил Декера взглядом. — Дело несложное. Футболист, силен как бык… Может, сейчас ты и не в форме, но все равно здоровенный чувак. У Леопольда не было никаких шансов.

— Ты не можешь арестовать человека за то, что тот думает о преступлении.

— Нет, и иногда это скорее проклятие, чем благословение.

— Тогда к чему это внушение с копами и Бриммер?

— Я капитан, но у меня тоже есть начальство.

— Так это был налет, чтобы прикрыть задницу?

Миллер резко поднялся на ноги и поправил галстук, подтянув его к кадыку.

Декер смотрел на него снизу, мигрень уже лупила в голову со всех сторон. Он полуприкрыл глаза, чтобы избавиться от тусклого света, который казался тысячью раскаленных ламп.

— Так что ты собираешься делать?

— С тобой — ничего. Теперь Леопольду будет предъявлено обвинение на основании его признания. Далее мы либо подтвердим его рассказ, либо опровергнем. Я серьезно подумаю над всем, что ты мне сказал. В конце расследования он либо останется за решеткой, а потом отправится в суд или признает себя виновным до суда, либо выйдет на свободу.

— А если кто-то заставил его это сделать?

— Он может дать нам след. Уверен, что ты уже об этом подумал.

— Ты дашь мне знать, что вы решите с Леопольдом?

— Ты больше не работаешь в полиции. Я бы предпочел иное, но ты не работаешь.

— В то время мне пришлось принять такое решение.

Миллер потер нос и застегнул куртку.

— Ну, другое время требует других решений.

Он пошел к выходу, но обернулся и поднял палец:

— Амос, сегодня тебе повезло. У тебя был только один счастливый билетик, и ты его истратил. Не забывай об этом. И забудь, что Себастьян Леопольд живет с тобой на одной планете. Оставь это нам. Ты меня подставил, так что больше на меня не рассчитывай. Я тебя распну. Хорошего дня.

Амос Декер еще с минуту сидел за столом, потом бросился в свою комнату, запер дверь, задернул все занавески, упал на кровать и накрыл лицо подушкой, чтобы избавиться от света и уступить зверю, пожирающему его переделанный разум.

Глава 11

Тяжелые тучи пожирали хрупкое небо, пока свет не исчез, хотя солнце по-прежнему было где-то там, истощенное и безучастное. Как будто глядишь на сороковаттную лампочку сквозь марлевую повязку. Для Декера, который был во всем подвержен влиянию цвета, мир сейчас стал серым.

Он засунул руки в карманы, прячась от укусов холодного ветра. Декер оправился от мигрени, сходил в местный «Вендис» и заглотил большой стакан колы; пусть сахар смоет остатки недомогания, как кислотная промывка по выцветшему, испачканному металлу, а пот высохнет на коже. Потом Декер вернулся на автобусе в центр и забрал из мусорного бака свой пистолет и одежду. По счастью, их никто не нашел. Он не мог лишиться единственного комплекта рабочей одежды и тем более единственного оружия.

А сейчас Амос стоял в своих старых тряпках, ежась под колючим ветром, и смотрел на Мэнсфилдскую среднюю школу. Как и тысячи других школ по всей стране, ее возвели в послевоенный строительный бум. В 46-м рождаемость подскочила, а со временем всем этим деткам понадобились школы. Вот что делают с мужчиной четыре года войны вдали от дома. Заводят до предела. Наверное, женам вернувшихся ветеранов целый год было не до сна.

У Мэнсфилда было три этажа, все кирпичные, и время обошлось с ним неласково. Окна были заколочены или выбиты. Аккуратные полоски раствора вокруг кирпичей выкрошились и пятнали фасад бессмысленными граффити. Территория заросла мокрицей, в которой протоптали грязные тропинки. Асфальт потрескался, сетку забора покорежило, а створки ворот висели на гнутых ржавых петлях. Сейчас это место больше походило на заброшенную психиатрическую лечебницу, чем на среднюю школу.

Мэнсфилд построили в основном для детей военнослужащих с военной базы по соседству. База была одним из крупнейших работодателей Берлингтона, и обслуживание всех этих солдат здорово пошло на пользу региону. А потом Пентагон сократился, и одной из первых закрыли базу в Берлингтоне.

Теперь вымершая армейская база покоилась за высоким сетчатым забором, всего в сотне ярдов от Мэнсфилдской школы, и зелень уже захватила заметную часть ее территории. Берлингтон так и не оправился от закрытия базы, а последующий экономический спад загнал последний гвоздь в гроб городка.

И сегодня потрепанному Мэнсфилду, как и многим другим школам, не хватало финансирования, учителя быстро улетучивались, о дисциплине уже давно никто не слышал, зато наркотики и алкоголь встречались повсеместно. Количество учеников сократилось вдвое по сравнение с былыми временами, а выпускники сматывались на юг с той же скоростью, с которой дрозды-рябинники улетают от наступающей зимы во Флориду.

Берлингтон, даже без военной базы, некогда был процветающим промышленным городом, подобно тысячам других сообществ, пунктиром рассекающим середину страны, и производил то, в чем нуждалась Америка и остальной мир. Теперь, когда все производство было выведено за границу, здесь оставалось строить только нищету. В городе были две сети продовольственных магазинов. И, на взгляд Декера, самыми популярными продуктами были килограммовые упаковки гамбургеров и бочки приторно-сладкого апельсинового лимонада. Оживленно торговали и точки фастфуда, откармливая до невозможного состояния молодых и старых, и прогнозы роста диабета, рака, инсультов и болезней сердца уверенно били все рекорды.

И Декер знал это не понаслышке.

Немногие состоятельные жители Берлингтона жили в закрытых коттеджных поселках на западе города и редко выбирались оттуда. Остальные делили между собой три другие стороны света. Бездомные жили на улицах в дырявых спальных мешках, старых одеялах и картонных квартирах.

«Как и я».

Декер ходил в Мэнсфилдскую школу больше двадцати пяти лет назад. Некоторые трофеи с его именем до сих пор стояли в стеклянном шкафу в спортзале. В средней школе он слыл выдающимся спортсменом, состоял в трех разных спортивных командах. Амос просто был крупнее, быстрее и сильнее всех остальных. Он пользовался популярностью, встречался со всеми горячими девчонками, спал со многими из них, неплохо работал в классе, и все думали, что ему суждена карьера профессионала.

Как же они ошибались…

В колледже он был хорошим, но отнюдь не выдающимся игроком. А потом сектор еще больше сузился. В день набора профи Амос ушел несолоно хлебавши: сотни претендентов были намного лучше него. Он воспринял это как личное оскорбление. Декер пробился в «Кливленд Браунс», надрываясь на тренировочном поле, принося свое тело в жертву идиотскими способами, которые аукнутся к сорока годам, и последним уходил из зала просмотра матчей. Все эти усилия принесли ему карьеру, которая длилась ровно одну игру основного сезона, и навсегда измененный мозг.

В конце концов, было и кое-что хорошее. Декер встретил Кэсси, когда залечивал свои «прочие» травмы. Как оказалось, тот удар попортил ему не только мозги. Когда Дуэйн Лекруа врезался в него, обе бутсы Амоса зарылись в дерн. Среди результатов этого числилось сломанное правое бедро, порванная передняя крестообразная связка на левом колене и внутренний мениск на правом. Практически полный комплект, сказал ему хирург. Ну, семь бед, один ответ.

Кэсси была новоиспеченным физиотерапевтом, чьим заботам поручили Декера. Ему пришлось крепко потрудиться, чтобы вернуться в форму. В конце концов, нога и колени зажили. Мозг остался тем, чем стал. Но каждый шаг этого пути Кэсси была рядом с Декером, ободряя, когда нужно, и изводя, когда ободрения не хватало для мотивации.

За это время они с Кэсси так глубоко влюбились друг в друга, как Декер и представить себе не мог. Когда закончилась его отсидка в институте, где изучали людей с необыкновенными умственными способностями, они с Кэсси обручились, потом поженились и вернулись в его родной город. К тому времени Амос уже много думал, чем станет заниматься в будущем, и вернулся туда с ясной целью поступить в полицейскую академию. Его новая, улучшенная и непогрешимая память превратила занятия в плевое дело. Его физические возможности, пусть и подпорченные травмами, все равно позволяли превосходить почти всех на курсе. Декер прошел обучение, был приведен к присяге и получил значок и пистолет. Девять лет спустя его повысили до детектива. И почти десять лет он расследовал серьезные преступления против добрых жителей Берлингтона, хотя в большинстве этих преступлений также обвиняли жителей Берлингтона, но уже не таких хороших, с незначительной примесью чужаков.

Они хотели большую семью, но пытались и никак не могли зачать первого ребенка. Они тратили деньги, которых не имели, на специалистов, и в конце концов Кэсси забеременела. Так появилась Молли. Она была их единственным ребенком. Беременность чуть не убила Кэсси, а осложнения потребовали хирургического вмешательства, которое сделало ее неспособной к зачатию.

Они назвали девочку в честь матери Декера. Его родители погибли в автокатастрофе, когда Амос учился в колледже, и потому Молли не достались заботливые дедушка с бабушкой. Но она носила бабушкино имя. Все годы вплоть до своей безвременной смерти от рук, возможно, Себастьяна Леопольда…

Декер смотрел на кирпичную крепость, в которую превратился Мэнсфилд. Повсюду под странными углами тянулась полицейская лента, похожая на желтую паутину, ядовитую и опасную. Стояли патрульные машины, микроавтобусы экспертов и черные грузовики без окон, ждущие мешки для трупов. Декер не сомневался, что тела все еще в школе. Если не считать раненых и нуждающихся в медицинской помощи, с места преступления ничего не забирают, пока все не будет тщательно осмотрено, сфотографировано, измерено и должным образом изучено, разведано и проанализировано. Мертвым все равно, сколько времени лежать на полу в лужах собственной крови, — они уже вырваны из жизни каким-то психом с неограниченной огневой мощью. В конце концов, вечность есть вечность.

Если б Декер до сих пор служил в полиции, сейчас он был бы прямо там. Он уже заметил со своего места Мэри Ланкастер, она дважды входила и выходила из здания. Бывшая напарница выглядела изможденной, разбитой и угнетенной. Один раз она взглянула в его сторону, но, похоже, не заметила. Декер знал, что сейчас ее ум занят другими тревогами. Не исключено, что она уже забыла о человеке по имени Себастьян Леопольд, сидящем в камере предварительного заключения. О его признании в убийстве трех человек, двое из которых составляли все, что имел Декер. У Ланкастер прямо сейчас есть срочное дело: куча свежих трупов. А рядом разгуливает на свободе преступник, готовый к новым убийствам. Где уж тут помнить о том, кто тихо сидит в камере…

Стрельба в школе, разумеется, стала хитом в новостях страны. Их городок попал в заголовки первых страниц всех медийных платформ. Фамилии жертв пока не сообщали. Декер регулярно проверял телефон. Только стандартная фраза: «В ожидании уведомления ближайших родственников». От приятеля из полиции он уже знал, что с внуком Пита Рурка все в порядке. Но счастье не улыбнулось сыну одного из патрульных. И муж полицейского диспетчера, Энди Джексон, учитель английского языка в Мэнсфилде, находился в больнице в критическом состоянии со множественными огнестрельными ранениями.

Декер, тщательно выбирая дорогу, начал обходить школу по периметру, не заходя за полицейские ограждения. Миллер сказал, что стрелок улизнул. Весь Берлингтон настороженно следил за расследованием. Разве не достаточно того, что они потеряли своих близких? Так еще и убийца разгуливает на свободе и, возможно, готов убивать снова и снова… Это превращало ситуацию из ужасной в невыносимую.

Однако как убийца сбежал? Преступник, спокойно уходящий с места созданного им Армагеддона, воспринимался Декером как личный и профессиональный вызов.

И потом, была еще одна неочевидная причина. Амос больше ничего не мог сделать с Леопольдом — только сидеть и раз за разом прокручивать в голове бесконечные и бессмысленные гипотезы. Зато он мог подумать о Мэнсфилде и человеке, который устроил эту стрельбу. О том, где этот человек сейчас. И Декер выбрал последнее.

Он шел дальше, в сторону футбольного поля, где когда-то радовался своим победам. Была середина футбольного сезона, и траву на поле вытоптали. Домашняя игра, запланированная на ближайшую пятницу, не будет сыграна. Возможно, в этом году больше не будет игр. А может, их здесь никогда больше не будет.

Декер поднялся на трибуны и сел неподалеку от пятидесятиярдовой линии. Тащить свою тушу вверх по ступенькам было нелегко, и Амос в очередной раз сказал себе, что нужно сбросить вес и хоть немного вернуться в форму. Если ему так тяжело в сорок два, в пятьдесят два он просто не сможет подняться по лестнице… Черт, такими темпами он и в сорок три не сможет.

Декер смотрел на поле и мысленно возвращался к тем матчам, которые сыграл в школе. Они прятались где-то в мозгу, но раньше он был не в силах докопаться до этих воспоминаний. А сейчас для этого не требовалось никаких усилий. ЦВМ просто отмотал запись к нужной дате и включил воспроизведение.

Возбуждающее и чуточку беспокойное зрелище: юноша, который сносит и раскидывает в разные стороны других молодых мужчин. Он бросал мяч далеко и точно. В колледже Декер быстро понял, что его рука недостаточно сильна для бросков, требующихся от квотербека. Он полностью переключился на защиту — и выяснил, что парни по ту сторону мяча крупнее, сильнее и быстрее, чем он. Грубое пробуждение для парня, привыкшего к легким успехам. Он мог сдаться, но предпочел тренироваться жестче, чем более одаренные товарищи по команде.

И все это было напрасно. Футбольные времена давно прошли, карьера в правоохранительных органах отправилась в унитаз, а он сам сидит на ребристой алюминиевой скамье, натирающей задницу до крови уже через полчаса матча. Сидя там, Декер решил, что не станет задумываться о своей жизни дальше следующего утра. Но в оставшееся от сегодняшнего дня время ему есть о чем подумать. И сейчас он думал о том, как же убийца выбрался из здания.

Двери в Мэнсфилде располагались со всех сторон: сзади и спереди, слева и справа. Здание было построено еще в те времена, когда люди не открывали в школах огонь из АК-47, и потому строители не учитывали таких возможностей. Но с течением времени, когда количество инцидентов в школах стало расти, многие двери заперли или переделали так, чтобы те открывались только изнутри. Теперь посетителям требовалось зайти через главный вход и зарегистрироваться. Поговаривали об установке металлоискателей, но их стоимость была непомерной для практически обанкротившейся школьной системы. Школа завела автоматизированную систему оповещения, которая рассылала электронные письма в случае возникновения чрезвычайной ситуации. И сегодня она, скорее всего, разослала сообщения о наихудшем происшествии за всю историю города.

За пределами круга полицейских машин и фургонов СМИ стояли семьи. Когда Декер по пути к стадиону проходил мимо, на лицах этих мужчин и женщин была такая боль, которую Декеру вряд ли доводилось видеть.

Молли пошла бы в первый класс в Мэнсфилд. И сейчас Декер мог бы стоять рядом с другими родителями: переступают с ноги на ногу, засунув руки в карманы, смотрят в землю и только изредка скорбно перешептываются. Ужасная сцена, и Декер чувствовал комок, подступающий к горлу.

Он залез в карман и достал бумажник. Внутри было выцветшее фото дочери, сделанное на девятый день рождения — как оказалось, последний, который она отпраздновала. Озорная улыбка, кудрявые волосы. Глаза ей достались от матери — светло-карие и энергичные. Декер, конечно, помнил, когда именно сделана эта фотография и чем он в этот момент занимался. Было раннее лето, и он готовил на заднем дворе барбекю, два любимых блюда дочки: жарил канзасские ребрышки и початки водянистой кукурузы, прямо в шелухе.

Декер поднял взгляд на школу и вновь задумался, как же преступник это сделал. Во-первых, вошел в школу с оружием. Во-вторых, совершил эти убийства. И в третьих, ухитрился уйти. На самом деле именно здесь крылось главное. Пункт номер три: выход. Вокруг полно людей, большинство из них еще живы, как же он умудрился уйти незамеченным?

— Доллар за твои мысли!

Он опустил взгляд на гравийную дорожку, бегущую вдоль загородки вокруг поля, невысокого сетчатого забора. Снизу на него смотрела Мэри Ланкастер; в правой руке сигарета, левая подрагивает на бедре.

Она медленно поднялась по ступенькам и села рядом с Декером. Утром Мэри выглядела бледной и нервной, сейчас — подавленной и растерянной. Просто удивительно, что жизнь может сделать с тобой всего за день.

Ланкастер выдохнула струю дыма, молча глядя на пустое поле.

— Дерьмовое время, — негромко заметил Декер.

Она кивнула, но не ответила.

— Какая ситуация? — спросил он.

— Хочешь сам сходить посмотреть?

Амос обернулся к ней, но не успел ответить, как она сказала:

— Слышала, что ты сделал с Леопольдом.

— Я ни разу не упомянул, что ты приезжала ко мне рассказать о нем.

— Будь я на твоем месте, я бы, наверное, просто застрелила его.

Декер знал, что у единственного ребенка Ланкастер, Сэнди, был синдром Дауна. Ее муж, Эрл, работал в строительстве — иначе говоря, сейчас у него было не много работы. Они жили в основном на зарплату Мэри, не слишком большую, но хотя бы с приличной медицинской страховкой.

— Ты не думаешь, что это его работа, верно? — спросила она.

— Пока я слишком мало знаю.

— Сегодня ему предъявят официальное обвинение. Учитывая признание, мы можем задержать его. О залоге речь не пойдет, поскольку у него нет ни адреса, ни привязки к какому-то району, — следовательно, велик риск, что он скроется. Дело отправят в суд, как только он получит адвоката.

— ОЗ? — спросил Декер, подразумевая общественного защитника.

— Похоже на то. Так что, место преступления в Мэнсфилде? Хочешь посмотреть?

— Мэри, ты же сама знаешь, я не могу туда войти.

— Можешь, если Мак говорит, что все о’кей. В качестве официального консультанта полицейского управления Берлингтона. Платного консультанта. На этом ты не разбогатеешь, но хотя бы получишь больше, чем за свои частные подработки.

— Он действительно сказал, что все о’кей?

Ланкастер протянула ему телефон:

— Хочешь сам прочитать его письмо? Или позволишь мне?

Она развернула телефон экраном к себе и прочитала:

— «Возьми Декера в Мэнсфилд. Посмотри, что он увидит. Нам нужна помощь, и если Декер сидит на своей толстой заднице и страдает, или сходит с ума на почве Леопольда, или разыгрывает из себя частного сыщика для всяких подонков, это пустая трата его времени».

— Вижу, он следил за моей карьерой.

— Похоже.

Мэри встала, затянулась сигаретой почти до фильтра, потом выщелкнула окурок. Декер следил, как он упал на дорожку, на секунду вспыхнул и погас.

Как все эти жертвы в школе, подумал Амос, поднялся и пошел за своей бывшей напарницей вниз по ступеням.

Глава 12

В школах не должно быть настолько тихо. Такой была первая мысль Декера, когда он шел по коридору за Ланкастер. Следом пришла другая: никогда еще ему не приходилось бывать в настолько ужасном месте.

Он шел мимо фотографий прежних директоров Мэнсфилда, включая того, кто возглавлял школу, когда в ней учился сам Декер. Заглядывал в классы, где когда-то сидел, иногда слушал, иногда записывал, а временами — спал, делая вид, что слушает и записывает.

Но прошлое разом ушло, когда на пересечении двух коридоров Декер увидел ногу. Обнаженную голень, следовательно, тело почти наверняка женское.

Они с Ланкастер повернули за угол, и его догадка подтвердилась. Она распростерлась на линолеуме, достаточно старом, чтобы помнить, как по нему ходил Декер.

Все уже сфотографировали и измерили, эксперты собирались закругляться, сказала ему Ланкастер. Девушка, казалось, позировала — одна рука вытянута, будто она машет другу, — когда кто-то жестоко отнял у нее оставшуюся жизнь.

— Дебби Уотсон, — сказала Ланкастер Декеру, глядящему на тело. — Выпускной класс. Только что исполнилось восемнадцать. Родителей известили.

Декер огляделся. Он работал на местах преступлений двадцать лет, сначала патрульным, потом детективом. Сейчас он должен быть в своей тарелке, должен привычно выискивать то, что выискивал прежде тысячи раз. Вот только он совсем не в своей тарелке. Он чувствует себя чужаком. Чувствует, будто из него выкачивают весь воздух школы.

Амос с трудом подавил это внутреннее смятение и произнес:

— Но они же ее не видели?

Мэри покачала головой.

— Ты знаешь правила. Место преступления. Никто не входит, в том числе родители. Да и вряд ли они захотели бы видеть ее… такой.

Декер натянул пластиковые бахилы и перчатки, выданные Ланкастер, и присел рядом с Дебби Уотсон. Голова закружилась. Он откашлялся и сосредоточился на теле.

Судя по всему, девушка получила в лицо полный заряд картечи. В результате оно исчезло. Декер взглянул на стену позади тела. Она была покрыта кусочками мозга и костей. Рядом с телом валялись учебники; блокнот был залит кровью. Декер посмотрел на лист бумаги, вероятно, выпавший из учебника. Если это ее рисунки, она была неплохим художником, подумалось ему.

— У вас уже есть последовательность выстрелов? — спросил он.

— Насколько мы можем судить, она была первой жертвой.

— Откуда вошел стрелок?

— Пойдем.

Ланкастер вела его недалеко, и Декер узнал тыльную сторону здания. Она указала на несколько дверей:

— В течение учебного дня они заперты. — Ткнула пальцем в сторону камеры, приделанной в углу под потолком. — Вот эта камера дала приличную картинку проникновения.

— Описание?

— У меня есть картинка на ноутбуке, посмотришь, мы развернули штаб в библиотеке. Это был крупный парень в полном камуфляже. Лицо полностью закрыто маской и щитком.

— Ремень с подтяжками, — задумчиво произнес Декер. — Методично.

— Мы полагаем, — продолжила Ланкастер, — он вошел здесь, завернул за угол, столкнулся с Дебби Уотсон и застрелил ее.

— А разве в коридорах не было других людей?

— В такое время все были в классах.

— А Дебби?

— Она шла в кабинет медсестры. Расстройство желудка. Так сказал учитель, который разрешил ей уйти с занятия.

Декер еще раз огляделся.

— Все были в классах. Значит, либо стрелку здорово повезло, либо он знал распорядок дня школы.

— Я тоже об этом подумала.

— И когда он застрелил Дебби?

— Он пошел в спортзал, убил Джо Крамера, учителя физкультуры, потом развернулся, прошел мимо тела Дебби и направился в переднюю часть школы. К тому времени всех вспугнули выстрелы, но классные комнаты оказались ловушкой. Он застрелил еще одного ученика прямо в классе. Потом пошел в соседний класс и открыл огонь. Еще один труп и один раненый, учитель.

— Энди Джексон? Английский? Я слышал в новостях.

— Да. Потом он пошел в коридор напротив и вошел в другой класс. Еще один труп. Следующий класс в том же коридоре, застрелен шестой человек. Потом он направился в кабинет администрации и там застрелил завуча. Затем застрелил еще одного ученика в другом классе. Итого восемь трупов. И Джексон в критическом состоянии, так что счет может вырасти до девяти.

— То есть шесть учеников и двое взрослых?

— Да. И один тяжелораненый.

— Ты сказала, на стрелке были камуфляж, маска и щиток?

— Верно.

— Что еще? Обувь?

— На видео он выше пояса. Никто из опрошенных не заметил его обуви. На нем были перчатки. Оружие — дробовик и пистолет. Баллистики пока собирают и сводят в таблицы данные. Много пуль до сих пор в жертвах. Когда он пользовался пистолетом, то стрелял в жертву несколько раз.

— Чтобы убить наверняка, — сказал Декер. — С дробовиком таких проблем не было.

— Да, верно.

— Значит, капюшон и щиток?

Ланкастер кивнула.

— Ему было важно замаскироваться. Возможно, он боялся, что его узнают. Ты сказала, он крупный парень? Насколько крупный?

Она достала блокнот.

— В кадр с ним попал плакат на стене. Мы померяли. Ищем парня ростом не меньше шести футов двух дюймов, с очень широкими плечами. Вроде твоих. Сильный. Определенно мужчина. Вес больше двухсот фунтов.

— Итак, он обходит всю школу, а у нас есть единственный кадр?

— Возможно, он знал, где расположены камеры, и избегал их, — ответила Ланкастер. — Не исключено, что он уже был здесь, осматривал местность перед этим побоищем.

— Но один раз он не увернулся от камеры, — возразил Декер.

— Как ты думаешь почему? Неувязка? Ошибка?

— Пока говорить рано, но, если это сделано намеренно, нам нужно выяснить зачем.

Ланкастер сделала какие-то пометки.

— Ты сказала, он заходил в классы?

Она кивнула.

— Но убивал только одного человека, а потом шел дальше?

— Всё так. За исключением раненого водном из классов учителя.

— У жертв было что-то общее?

— Ты думаешь, он мог выцеливать конкретных людей?

— Пока не исключаю.

— Ему нужно было знать, в каких именно классах в это время они находятся.

— Возможно, он это как-то выяснил.

— Я проверю, — сказала Ланкастер. — Но сильно сомневаюсь, что при таком хаосе этот парень мог работать с учетным листом целей.

— Возможно, это был хаос для остальных. Но не для него. У него были «стволы».

— Амос, но все же… — с сомнением произнесла Мэри.

— А выход? — спросил он, не обращая внимания на последнюю реплику.

— Пока не выяснили.

Декер посмотрел на нее.

— К тому моменту, когда этот парень закончил стрельбу, сколько прошло времени?

— Грубая оценка временного диапазона, которую мы получили, — десять минут или чуть больше.

Декер выглянул в окно. Фасад школы далеко от дороги, выходит на свою территорию. На той стороне — жилые дома.

— Там никто ничего не слышал? Крики, выстрелы?

— Пока выясняем. Возможно, у него был глушитель.

— Не на дробовике. Но я веду к другому: как этот парень в камуфляже, капюшоне и щитке, с двумя пушками, одна из которых длинноствольная, вышел отсюда и никто его не заметил? И, если уж на то пошло, как он вошел сюда и его никто не увидел?

Воздуха опять стало не хватать. На лбу выступил пот. Декер оперся рукой в перчатке о стену. Если Ланкастер и заметила его слабость, то промолчала.

— Видео показывает, как он входит с задней стороны. Там нет ничего, кроме старой армейской базы. Он мог проскользнуть сюда незамеченным. Может, прятался в мусорном контейнере на задах здания, а потом выскочил оттуда…

Декер потер живот.

— Амос, ты в порядке?

— Паршивая диета. Вы проверили помойку?

— Мы проверили все и ничего не нашли. Мы даже проверили забор вокруг базы. Никаких следов. Там такие заросли, что было бы заметно, если б кто-то там лазил.

— Итак, он стрелял, двигаясь от задней части здания к фасаду. Предположим, оттуда он и ушел. Почему его никто не видел? По ту сторону улицы жилые дома. По дороге все время ездят машины.

— Ну, дома строго напротив пустуют — невыплаченная ипотека. И это рабочий район. В такое время утра немногие сидят дома. И вряд ли кто-то услышит звуки, школа достаточно далеко.

— Но на улице все равно было движение. Дети и учителя должны были кричать в окна. С мобильников набирали «девять-один-один». Проезжали патрульные машины. Я был рядом со Вторым участком, когда там началась суматоха. Сколько оттуда на машине до школы? Минут пятнадцать?

— Примерно так, да.

— И даже если снаружи никто не видел, как он уходит, кто-то должен был смотреть из окон школы. Дети, снимающие видео на телефон. Насколько я помню, любой выход из этого здания просматривается из окон одного из классов.

— А ты откуда знаешь? Часто сбегал с уроков?

— Постоянно.

— Ладно, тут ты меня сделал. Я ходила в школу в соседнем округе. Это твой газон, не мой.

— И по-прежнему остается вопрос с его входом. Как он вошел сюда незамеченным? Даже если зашел сзади? Там тоже есть окна.

— Да, но второй и третий этажи не используются.

— На первом этаже есть окна, выходящие на зады школы.

Ланкастер только потрясла головой.

— Школу обыскали?

— Обыск идет прямо сейчас.

— А учителя, администрация, ученики?

— Эвакуированы в безопасное место.

— В безопасное? — переспросил Декер, не обращая внимания на боль в животе и голове.

— Амос, мы не были уверены, что стрелок ушел. В подобных ситуациях следует в первую очередь убрать людей в безопасное место и обеспечить охрану территории.

— Ладно, замечу очевидное — если никто не видел, как он уходит, то откуда вы знаете, что не эвакуировали в безопасное место стрелка?

— Никому не позволили покинуть территорию, пока мы не получили описание стрелка. Женщины очевидно вне подозрений. Все свидетели указали, что это был мужчина. И во всем здании не оказалось ни одного парня, подходящего под это описание.

— Даже ученики? В наше время вырастают крупные детки.

— У всех учеников-парней подходящих габаритов есть алиби. Все они были в своих классах вместе с еще тридцатью ребятами. Никто из них не мог быть стрелком. Есть четверо учеников, которые по разным причинам выходили из класса. Все они ниже пяти футов девяти дюймов и легче полутора сотен фунтов. Все свидетели заявили, что стрелок, помимо своего роста, тянул на двести фунтов с лишним. И был накачанным, как спортсмен.

— А что с парнями, которые в этот день отсутствовали в школе?

— Еще проверяем. Возможно, что-то даст. Но я нутром чую: это был чужак.

— А учителя-мужчины подходящих размеров?

— Учитель физкультуры. Но он мертв. Еще завуч. Тоже мертв. Все остальные ниже шести футов и легче ста семидесяти. И ни одного из них не назовешь плечистым. Единственный живой учитель, примерно подходящий по весу, это химик, но у него рост пять и семь и недалек сердечный приступ.

— Так как же он попал сюда? Приехал?

Ланкастер покачала головой.

— Не думаю. В нужный нам промежуток времени никто не видел подъезжающих или отъезжающих машин.

— Судя по твоим словам, Мэри, в нужный период времени никто вообще ничего не видел.

— Сомнительно, сама знаю, — согласилась она. — Слушай, если этот парень все еще прячется в здании, мы его возьмем. Вся территория окружена копами. Отсюда никто не выйдет.

— Ты сказала, обыск продолжается?

— С того момента, как всех отсюда вывели, мы прочесываем школу дюйм за дюймом. Амос, никто не сможет выбраться незамеченным.

— Тогда ты зашла прямиком в тупик.

Ланкастер наклонила голову, немного пожевала резинку.

— Еще раз?

— Если здание опустело и никто не видел, как этот парень уходит, значит, стрелок — один из тех, кто был в школе. Учитель, ученик или человек из административного персонала. Вы учли тех, у кого были проблемы с законом?

Мэри кивнула.

— Все слишком старые, и все со здоровым пузом. Но я понимаю, о чем ты.

— Могу я взглянуть на видеозапись с этим парнем?

Ланкастер повела его в библиотеку. Едва они миновали сдвоенные деревянные двери, Декер понял, что библиотека превратилась в противоположность тихому святилищу. ФБР заняло целый угол, полиция штата получила свое место, а Ланкастер и ее команде остался кусочек в самом дальнем конце помещения.

Ланкастер направилась туда, где развернули рабочее место ее коллеги, но Декер застыл в дверях библиотеки. Не так уж долго он пробыл вдали от этого мира, но сейчас это время показалось ему вечностью. Ему не нравились толпы. Ему не хотелось заходить внутрь и включаться в большую группу следователей, пусть даже у них была сейчас одна цель. Какая-то часть его хотела прокрасться обратно в «Резиденс Инн», закрыть дверь, зажмуриться и завернуться в свою палитру цветов. Да и какой от него толк? Он не смог найти убийц своей семьи. Как ему искать этого убийцу? Он покосился на дверь. Еще можно сбежать…

— Амос!

Декер молча смотрел на капитана Миллера, который направился к нему. Этим вечером Мак был одет по всей форме. Он протянул руку, и Декер неохотно пожал ее.

— Спасибо, что помогаешь, Амос, — сказал Миллер. — Нам это пригодится.

Декер оглядел толпу народа в библиотеке.

— Похоже, у вас и так есть вся требуемая помощь.

Он попытался забрать руку, но Миллер крепко сжимал его ладонь, пристально глядя на бывшего детектива.

— Видимость бывает обманчивой. И мне нужно было твое участие. Ты видишь вещи. Я хочу сказать, Амос, ты их действительно видишь. Нам нужно взять этого парня. Нам нужно сделать все правильно. И передать дело в суд.

Миллер продолжал смотреть в лицо Декеру, пока тот наконец не встретился с ним взглядом.

— Амос, нам нужно раскрыть это дело. Ты это понимаешь. Я знаю.

— Да, — ответил Декер. — Я понимаю. Хотя бы потому, что я так и не смог этого сделать.

Миллер выпустил его руку.

— Не пора ли тебе присоединиться к своему «партнеру»? Рад видеть, что вы снова вместе.

Промолчав, Декер повернулся и пошел туда, где его дожидалась Ланкастер.

Возможность сбежать исчезла. Сейчас ему казалось, что Миллер прекрасно знал, о чем думает Амос, стоя в дверях библиотеки. И капитан был решительно настроен отрезать ему все пути к отступлению.

Декер пристроил свою тушу рядом с Ланкастер за столом посреди штаба местных копов. Всю длину стола занимали ноутбуки. На полу валялись грозди удлинителей, провода из которых шли к компьютерам, сканерам и принтерам. Повсюду ходили люди с папками, документами, планшетами, и всех их, на взгляд Декера, окружала аура тихого отчаяния. Он знал, что дети многих копов учатся в этой школе. Хотя вряд ли им требовались дополнительные стимулы, чтобы взять стрелка.

Когда Миллер обратился к Декеру по имени, несколько детективов и пара копов опознали Декера и встретили его кивками или угрюмыми взглядами, но никто не заговорил с ним. Он ушел из полиции не лучшим образом, хотя вряд ли кто-то всерьез винил его.

Однако сейчас он здесь — значит, можно приниматься за работу.

Амос посмотрел на Ланкастер.

— Видео?

Мэри нажала несколько клавиш, и через пару секунд Декер уже разглядывал зернистые кадры.

— Вот этот сукин сын, — сказала Ланкастер.

Декер взглянул на таймер.

— Восемь сорок одна. Когда начинаются занятия?

— Ровно в восемь тридцать. В этот момент все должны быть в своих классах.

— Ты сказала, он вошел через задние двери? И эта съемка оттуда, так?

— Да.

— Разве эти двери не заперты?

— Должны быть заперты. Но их не трудно отжать.

— Вы обнаружили признаки взлома?

— Амос, эти двери не меняли с семидесятых годов. Сплошные вмятины. Невозможно сказать, взламывали их или нет.

Мэри нажала еще несколько клавиш и увеличила изображение.

— Мы определили, где это. Здесь коридор отходит…

Она запнулась.

— Извини, неудачно выразилась. Коридор, который идет от установленного нами места проникновения. Здесь убийца повернет, а вон там столкнется с Дебби Уотсон, примерно через минуту.

— То есть первый выстрел в восемь сорок две или около того, кладя минуту между таймером видео и встречей с Уотсон?

— Примерно так. Люди запомнили выстрел из ружья. На самом деле, услышав его, куча народа посмотрела на часы. Поэтому восемь сорок два — годное время для первого выстрела.

— Ладно.

Декер задумался, о чем стоит спросить дальше. Вопросы должны всплывать на автомате, но не всплывают. Он определенно заржавел. Амос оглянулся на следователей, которые вкалывали изо всех сил. Он привык быть одним из них. Но факты есть факты, он вылетел из профессиональной жизни в ту минуту, когда нашел свою семью мертвой. И сейчас, приходится признать, он может оказаться скорее помехой, чем помощью.

Декер обернулся к Ланкастер, которая сочувственно смотрела на него.

— Амос, это как езда на велосипеде, — сказала она, явно распознав его неуверенность.

— Может, и нет, Мэри. Думаю, я справлюсь. Но если я не потяну собственный вес, мне тут делать нечего.

Она перевела взгляд на экран.

— Ладно, у камеры нет микрофона, так что ты ничего не услышишь. А в следующем коридоре камеры нет.

— Почему?

— А как ты думаешь? В бюджете нет денег. Нам повезло, что хотя бы одна камера работала нормально.

Декер на мгновение задумался.

— Но их оставили в качестве сдерживающего средства?

— Именно. Потому что люди не знают, какие из них работают.

— Однако наш парень ухитрился миновать все, кроме одной…

— По правде говоря, не так уж важно, ухитрился он или нет. Амос, он полностью закрыт. Его вообще невозможно опознать.

Декер медленно кивнул, вновь ощутив, насколько медленно и пассивно он думает.

Еще раз посмотрел на экран. Капюшон и щиток. На видео щиток был ярким пятном отраженного света. Декер наклонился к экрану, как гончая, вынюхивающая след.

— Даже капюшон толком не разглядеть. Он знал, где камера, и держался так, чтобы не попасть в кадр, несмотря на свою маскировку.

— Думаешь, это важно? — спросила Ланкастер.

— На этом этапе расследования важно все.

Она кивнула.

— Кажется, это второе правило, которому ты меня научил.

— А первое — подозревать каждого, — рассеянно добавил Декер, не отрывая взгляда от экрана.

Мэри промолчала, и он посмотрел на нее.

— Амос, это как езда на велосипеде. Ты был лучшим из всех, кого я видела. Я думаю, ты и сейчас лучший.

Он отвернулся. Похвала не помогла: его измененное сознание больше не откликалось на такие слова.

— Можешь показать запись до момента, когда он поворачивает за угол?

Ланкастер запустила запись, а потом, по просьбе Декера, повторила ее еще три раза. Наконец Амос отодвинулся, полностью погрузившись в свои мысли, хотя все еще смотрел на экран.

Мэри поглядела на него.

— Тебя что-то зацепило?

— Меня много чего зацепило. Но больше всего меня беспокоит, как парень в такой одежде и с оружием мог раствориться в воздухе.

— Я не верю в привидения и магию.

— Я тоже, Мэри. Но одно я знаю точно.

— И что же?

— Этот парень не собирался уходить.

Ланкастер смотрела на Декера, и с каждой секундой выражение ее лица становилось тревожнее.

— Ты уверен, что говоришь не про Леопольда?

Декер пожал плечами, глядя в пустоту за тысячу миль отсюда.

— В каком-то смысле, все они гребаные Леопольды.

Глава 13

Ланкастер, с благословения капитана Миллера, организовала Декеру временное удостоверение и пропуск. Амос много раз работал на месте преступления и знал, куда нельзя наступать и как не потревожить и не испортить потенциальные вещдоки. Он просмотрел отчеты, еще раз изучил видеозапись, перебросился словом с теми ребятами из полиции, которых знал, кивнул тем, которых не знал. Хотя он по-прежнему не чувствовал себя в своей тарелке, кое-что возвращалось. Его главной силой всегда была наблюдательность. Декер смотрел по сторонам и видел вещи, но не так, как большинство людей. Он строил обвинения на мельчайших деталях, которых не замечали многие — и, что немаловажно, те, кто совершал преступления.

И здесь Амос тоже заметил многое, но далеко не все из этого имело отношение к стрельбе.

Прежде всего он обратил внимание, что фэбээровцы, как всегда, выпендриваются. Важничают и потрясают всех своими возможностями. Но, опять же, он знал, что полиция не станет возражать против их помощи. У них одна цель. Взять парня, который это сделал.

Декер погрузился в рутину, привычную по сотням других расследований. Он ходил, наблюдал, задавал вопросы и читал отчеты. В процессе несколько раз обошел школу по периметру. Осмотрел здание со всех доступных точек. Затем вернулся в школу и выглянул из каждого окна. Сейчас была самая темень перед рассветом. Он провел здесь уже немало часов, но они казались десятью минутами, потому что Декер до сих пор ничего не придумал. Что ж, это нормально. Посреди криминального расследования редко случаются прозрения и чудеса. Если вам хочется чего-нибудь этакого, включите телевизор. В настоящем мире результаты появляются после медленной и упорной работы, сбора фактов, а потом построения на их основе заключений и гипотез. Ну, и немного удачи тоже не помешает.

За несколько минут до рассвета начал подъезжать транспорт, предназначенный для перевозки тел в морг. Позади школы была разгрузочная площадка. Полиция отгородила ее парусиной, натянутой на стальные шесты. Машины по очереди подъезжали к проему в этой стене. За брезентом, знал Декер, выносят тела, уложенные в прочные черные мешки. У тел были имена, а теперь еще и номера. Они уже не человеческие существа. Теперь они — части криминального расследования. Дебби Уотсон, первая жертва, превратилась в Ж-1. Ее тело стало отправной точкой в нумерации погибших. Джо Крамер, учитель физкультуры, обозначен Ж-2. И так далее, вплоть до конца списка мертвых.

Декер прислонился к стене школы неподалеку от разгрузочной площадки и смотрел на синюю парусину. А потом закрыл глаза, потому что синий был цветом убийства его семьи. Декеру не требовалось видеть цвет. Этого цвета было достаточно прямо у него в голове.

«Амос, вернись к основам. Медленно и спокойно. Ты знаешь, как действовать. Ты много лет занимался этим. Мэри права. Ты сможешь».

Мотив.

Начинать всегда нужно с него, ведь это просто другой способ сказать: «Зачем ты это сделал?» Жадность, ревность, возбуждение, личная месть, мнимые обиды, безумие? Последнее разгадать труднее всего — как ты прочтешь мысли сумасшедшего?

Но у этого парня был метод. Он кое-что знал о школе. Он здорово беспокоился, чтобы никто не увидел и клочка его шкуры. До сих пор неизвестно, белый он или черный. Правда, большинство массовых убийц были белыми. И мужчинами. При таких габаритах этот стрелок определенно мужчина.

А вот щиток — необычный шаг. Это не защита. Пулю он не остановит. Это прикрытие.

Декер следил, как отъезжает последняя машина, с мигалками, но без сирены. Мертвым торопиться некуда. Каждое тело будет вскрыто судмедэкспертом в поисках улик. Но надеяться тут можно только на баллистическую экспертизу. Какие пули их убили? Декер сомневался, что стрелок трогал кого-то из жертв. Если никого не касаешься, ты не оставляешь следов. Если же у них будут пули, то однажды их можно будет сравнить с оружием. И если у оружия был владелец, можно попытаться проследить всю цепочку вплоть до нынешних ужасных событий.

Декер вернулся в библиотеку. Ланкастер сидела и просматривала заметки по делу. При его приближении женщина подняла взгляд.

— Удивительно, что ты до сих пор здесь, — сказала она, подавив зевок.

— У меня нет других дел, — отозвался Декер, присев рядом с ней.

— Побродил, как обычно? — спросила она.

Он кивнул.

— Но я вообще ничего не увидел.

— Амос, ты увидишь. Тебе нужно время.

— Эрл с Сэнди?

— Он привык, — мотнула головой Ланкастер. — В последнее время было много долгих ночей. — Она оглядела комнату. — Но ничего подобного.

Декер медленно кивнул. Его компонент, ответственный за болтовню, уже выдохся.

— Ты еще не закончила со свидетельскими показаниями?

— Ввожу в компьютер. Там мало что есть. Но я еще не говорила с раненым учителем. Есть шансы, что он и не сможет. А если он умрет, у нас будет уже девять жертв.

— Энди Джексон… Как он получил пули?

— Ученики из класса сказали, он пытался остановить стрелка.

— Как? — уточнил Декер.

— Бросился на него. Прикрыл собой учеников.

— До или после того, как стрелок убил ученика?

— После.

Декер откинулся назад и задумался. Ланкастер наблюдала за ним.

— Очень храбрый поступок, — заметила она.

Декер не отреагировал на это заявление.

— Мне нужно посмотреть свидетельские показания.

Сейчас он говорил отрывисто и уверенно.

Услышав эти нотки, Ланкастер чуть заметно улыбнулась и достала показания.

Амос просмотрел каждую страницу. Закончив, он вернулся ко второй странице, потом перелистнул на десятую и отложил блокнот.

— Нашел что-нибудь? — поинтересовалась Ланкастер, которая поглядывала на него, занимаясь своими делами.

Он встал.

— Я вернусь.

— Декер!

Но для такого крупного мужчины, да еще с лишним весом, он двигался удивительно быстро. Может, в нем еще осталось немного от раскованного футболиста. Он закрыл за собой дверь библиотеки и пошел по коридору.

Ланкастер не пошла за ним. Десять лет она была его напарником и привыкла к таким штучкам. У него родилась какая-то идея, и всё — он помчался, не сказав никому, даже ей, ни слова. Она вернулась к своей работе.

* * *

Декер прошел десять шагов, потом остановился и выглянул в окно, выходящее на переднюю парковку. Он видел, что начинается дождь. А перед школой плавает в воздухе множество горящих свечей. Конечно, это были не свечи. Под дождем они сразу потухли бы. Это были огоньки сотовых телефонов. Люди, собравшиеся в память погибших. Казалось, перед школой стоит все население Берлингтона — и, возможно, так оно и было. Наверное, после этой трагедии так и должно быть.

В ночь после убийства люди так же стояли перед его домом. Они держали настоящие свечи. Плюс куча цветов, табличек, мягких игрушек. Все это задумывалось как знак поддержки, любви, сочувствия и заботы. Все это было хорошо. Но от одного взгляда на эту кучу Декера начало мутить. Он терял опору, и сквозь горе проступала безумная ярость.

Амос отвернулся от окна и пошел дальше; дождь уже усилился и колотил по крыше школы.

Декер представил, как гаснут огоньки телефонов, когда люди торопливо прячут их от дождя. А может, не прячут. Пусть телефоны тоже умрут, в знак солидарности с теми, кто погиб здесь.

Он прошел мимо знакомого детектива. Тот разговаривал с мужчиной в костюме, которого Декер уже видел в библиотеке, человеком из ФБР. Детектив кивнул Декеру.

— Слышал, что ты консультируешь по этому делу, Амос. Рад тебя видеть.

Декер нерешительно кивнул в ответ и посмотрел на агента ФБР. Мужчина бегло оглядел Амоса и, судя по выражению его лица, выставил низкую оценку.

— Ага, — только и смог хрипло выдавить Декер и заторопился дальше.

Он задвинул подальше нескладную встречу, его разум легко проделывал подобные трюки. Декер мог с поразительной четкостью разложить все по полочкам. Следствие того, что ему на все было насрать.

Он заметил некую бессмыслицу. Потому и выскочил из библиотеки.

Страница два свидетельских показаний.

Мелисса Далтон, семнадцать лет, выпускной класс, прятала книги в свой шкафчик. Время было раннее, 7:28, за час с лишним до начала занятий. Она пришла на сдачу теста, который пропустила из-за болезни. Далтон знала точное время, поскольку взглянула на часы над шкафчиком, боясь опоздать. За все время учебы в средней школе у нее была идеальная посещаемость, не омраченная даже опозданиями. Для нее это было важно — родители заявили, что четыре года такого совершенства заслуживают подержанной машины, которую девушка получит сразу после выпуска.

Итак, 7:28.

В этот момент Мелисса Далтон что-то услышала. И сказала об этом Ланкастер, когда Мэри допрашивала ее.

Она услышала некий звук за час и две минуты до первого звонка на уроки. Примерно через двенадцать минут после этого звонка, в 8:42, стрелок завернул за угол, поднял дробовик, и Дебби Уотсон лишилась лица и жизни. И все потому, что у нее было расстройство желудка.

Но как Мелисса Далтон могла это услышать?

«Маленькие наблюдения могут привести к большим прорывам».

Декер пошел дальше.

Глава 14

Декер остановился и осмотрелся. Спортзал расположен в дальнем левом конце последнего коридора на первом этаже. Дальше классные комнаты, потом задние двери. С другой стороны центрального коридора еще классы, кладовка и задняя разгрузочная площадка. Центральный коридор идет от фасада, деля здание ровно пополам. С каждой стороны, как ветви дерева, от него отходят еще три коридора.

Поскольку только у среднего коридора были выходы с двух сторон, в здании насчитывалось четыре комплекта дверей, соответствующих сторонам света.

Декер направился к заднему выходу и осмотрел видеокамеру. Затем стал прохаживаться вдоль дверей, останавливаясь в разных местах и всякий раз проверяя камеру.

«Интересно».

Он развернулся и пошел по главному коридору к переднему входу. Потом свернул налево, по коридору, слева от которого располагалась столовая, а справа — библиотека.

Здесь находился шкафчик Мелиссы Далтон, строго напротив столовой. Декер посмотрел на шкафчик. За ним была библиотека, где вкалывала Ланкастер. На противоположной стороне, рядом с парой классов, располагалась большая столовая.

По своим школьным временам Декер помнил, что в конце столовой есть кладовая и кухня с внешней дверью. Дверь выходила на маленькую бетонную площадку, куда выгружали доставленные продукты. Значит, на самом деле дверей шесть. Четыре основные, из коридоров, одна сзади, выходящая на разгрузочную площадку, и одна здесь, в кафетерии.

В 7:28 Мелисса Далтон услышала, как дверь открылась и закрылась. Не дверь классной комнаты, поскольку она чпокнула, так сказала Мелисса. Как при закатке под вакуумом.

«Как при закатке под вакуумом». Собственные слова Далтон. Ланкастер записала: «Далтон сказала, ей нравится наука, и класс совсем недавно изучал вакуум, поэтому неудивительно, что этот термин сразу всплыл в ее памяти». Рядом Мэри поставила несколько вопросительных знаков и большую звездочку. Несомненно, она собиралась попозже проверить это. Декер не мог винить ее за такие пометки. Эти показания казались бессмыслицей.

Итак, это вторая страница показаний.

На десятой странице скрывался небольшой самородок. Вторая часть информации, заставившей Декера прийти сюда.

Работники столовой приходили ровно в 8:45. Ни раньше, ни позже. Несколько источников подтвердило, что и вчера все было именно так. В столовой работали только женщины. Никто из них не мог обернуться плечистым мужчиной ростом в шесть футов два дюйма и весом за двести фунтов. И поскольку стрельба началась в 8:42, ни одной сотрудницы столовой в школе еще не было. Четверо вылезали из своих машин на парковке, а пятая сворачивала туда, когда в школе разверзся ад.

Декер вошел в столовую и осмотрелся. Рука инстинктивно потянулась к рукоятке пистолета, заткнутого за пояс и прикрытого пиджаком. Он сдвинул большим пальцем предохранитель. Патрон уже находился в стволе. В столовой было темно. Декер нащупал плечом выключатели и включил свет.

Он пересек зал, проходя мимо столов, на которые были аккуратно уложены стулья. В дальнем конце стояли буфетные прилавки, сплошное стекло и нержавейка. Емкости были пусты. Все вымыто, посуда тщательно сложена, столовая готова к работе. Не хватает только голодных учеников и персонала, готового их обслужить.

Взгляд Декера все время рыскал по полу. Но никаких следов видно не было. Он миновал проем в задней части столовой. Тут стояли передвижные стойки, на которых еду доставляли с кухни к прилавкам. Стойки были придвинуты к стенам. Здесь же стояли швабры, ведра и прочий инвентарь.

Но Декера это не интересовало.

Интересным было другое — встроенный морозильник, расположенный в дальнем конце кладовой.

Чпокающий звук. Вакуум. Дверь морозилки закрывается.

Или открывается.

Декер достал пистолет. По правде говоря, он не думал, что встретит в морозильной камере стрелка в полном снаряжении. Полиция уже обыскала школу и, разумеется, открывала морозильник. Но Декер повидал в своей жизни достаточно дерьма и не сбрасывал со счетов любую возможность. Если сейчас принять что-нибудь на веру, он тоже может уехать из школы на тихой машине в мешке для трупов.

Он направил пистолет на дверь, шагнул вбок, обхватил ручку рукавом пальто, дернул вверх, а потом сильно потянул.

Дверь легко открылась.

С чпоканьем, отметил он, когда нарушилось герметичное уплотнение. Амос представил, как ранним утром этот звук разносится эхом в пустом и тихом помещении. И его слышит Мелисса Далтон. Ну что ж, кажется, этот маленький эксперимент подтверждает слова девушки.

Декер попятился и присел за разделочным столом. Он сдвигался вдоль края стола, пока не смог разглядеть всю камеру. Пусто, только продукты. Но была ли она пуста в 7:28 вчерашнего утра?

Декер зашел в морозильник и огляделся. Он обратил внимание, что дверь оборудована системой безопасности, позволяющей открыть ее изнутри. Благодаря ей случайно запертый человек не мог оказаться в ловушке и замерзнуть насмерть.

А потом он заметил. Точнее, почувствовал.

В морозильниках должно быть холодно, точнее, около нуля. А в этом было довольно тепло. Возможно, не холоднее, чем снаружи.

Он проверил термометр. Не удивительно. Восемь градусов.

Декер открыл пару контейнеров и увидел именно то, что ожидал. Мясо и другие скоропортящиеся продукты разморозились и начинали пованивать. Их придется выбросить.

Значит, этот парень поднял температуру в морозильнике и воспользовался им как укрытием. А Мелисса Далтон услышала именно то, о чем подумала. Чпокающий звук, когда стрелок выбрался оттуда в 7:28. Но зачем прятаться в морозильной камере? И как он изначально попал в школу? Скорее всего, морозильником пользовались в течение всего дня, так что ему нужно было прийти позже. Должно быть, он проник сюда ночью. В противном случае кухонный персонал заметил бы его, едва принявшись за работу.

Следующий вопрос: что дало ему укрытие в морозильной камере?

И мать всех вопросов: как он прошел от столовой в передней части здания через всю школу до черного входа, откуда начал стрельбу, и никто его не увидел? Телепортировался с космического корабля?

Круг потенциальных подозреваемых трансформировался, и на Декера накатывали волны новых вопросов.

Посетители? Родители? Сторонний обслуживающий персонал? Ланкастер не упоминала никого подобного. Амос предполагал, что все, кто находился в это время в школе, были задержаны для допроса. Это основное правило криминального расследования: никого не выпускать. Но между стрельбой и моментом, когда полиция запечатала все входы и выходы, был зазор. И в это время стрелок мог уйти. Однако как он смог уйти незамеченным?

Декер вышел из морозильной камеры и закрыл за собой дверь. Прошел несколько шагов и посмотрел вверх. В морозильнике не было тайника. А вот здесь… возможно.

Амос взял один из стульев и поставил его посредине помещения. Потом влез на стул. Благодаря своему росту он тут же ударился головой в потолочную плитку. Подвесной потолок, который многие называли плавающим, поскольку легкие плитки, лежащие на металлических направляющих примерно в двух футах от настоящего потолка, легко сдвигались. Модернизация здания, сделанная много позже времени его постройки. В 40-х годах подвесные потолки не ставили.

Декер поднял плитку и просунул голову в проем. Пользуясь телефоном как фонариком, он осветил темное пространство. Внутри было много всякого барахла, включая провода, трубы противопожарной системы и вентиляционные трубопроводы. Парень таких размеров никак не мог туда влезть. И даже если б он влез, легкие направляющие не справились бы с его весом. Декер трижды переставлял стул, пока не нашел кое-что интересное. Не сверху, а на полу. Характерные следы пыли с потолочных плиток. Он взглянул на те места, которые уже проверил. Сейчас под каждым из них была пыль, поскольку Амос поднимал шероховатые плитки и елозил ими о направляющие. Но здесь плитки он еще не трогал.

Декер сделал несколько фотографий с разных углов. Потом установил стул и снова влез на него. Прикрыв пальцы рукавом пиджака, чтобы не смазать отпечатки и не добавить лишних, осторожно поднял плитку. Засунул голову внутрь и огляделся. Пусто. Ни проводов, ни труб, ни воздуховодов. Зато здесь было место, где можно что-нибудь спрятать. Например, камуфляж, а может, и оружие.

Декер осматривал пространство дюйм за дюймом — и наконец напал на золотую жилу.

За металлическую направляющую зацепилась нитка. Декер посветил на нее. Похоже, бежевая. Пыль рядом с другой направляющей была смазана. И еще пятно — вероятно, след смазки от засунутого туда дробовика.

Ничего не тронув, Декер спустился вниз и отправил Ланкастер эсэмэску. Теперь сюда должна прибыть команда экспертов, которые разберут все на части. Пока Амос ждал их, он подошел к наружной двери, выходящей на маленькую разгрузочную площадку.

— Вот дерьмо…

Дверь казалась запертой, но когда Декер навалился на нее, она распахнулась, что и вызвало его ругательство. Он вышел на площадку. Ее окружал шестифутовый деревянный забор. С высоты своего роста Амос мог заглянуть поверх него. Здесь стояло несколько мусорных бачков и небольшой контейнер. В одном углу были сложены деревянные ящики. Декер толкнул калитку и выглянул наружу.

Два парковочных места, сейчас оба пустуют. Дальше короткая полоска потрескавшегося асфальта и сетчатый забор, выходящий к длинному ряду десятифутовых кустов и прочей зелени, растущей прямо у забора. Декер быстро подошел к забору и раздвинул заросли прямо напротив выхода из кухни. Сетка посредине была разорвана. Он посветил мобильником. Ржавая. Разрыв старый. Амос пробрался сквозь заросли и вылез с другой стороны. Отсюда начиналась тропинка, которая вела прямо к лесу, издавна растущему у школы.

«Легко войти, легко уйти».

Глава 15

Ланкастер дожевывала свою резинку, пока эксперты прочесывали столовую и кухню. Снаружи группа полицейских и агентов ФБР изучала тропинку, которую показал им Декер.

Амос прислонился к стенке в столовой, засунув руки в карманы, и наблюдал за происходящим. Ланкастер подошла к нему.

— Мы уже проверяли морозильник, — сказала она. — Но не проверили ни градусник, ни продукты. Это упущение. Уверена, что мы обнаружили бы все это, но позже.

— Вы искали стрелка, зачищали комнаты, — отозвался Декер. — Не беспокоясь о протухших гамбургерах. Мне не нужно было о нем думать. Я просто разнюхивал повсюду.

— Ага, после того, как ты выскочил из библиотеки, ни слова не говоря… Я, между прочим, звала тебя. Амос, я ведь могла пойти с тобой.

Он заметил ее обиженный взгляд и отвернулся. В тот момент ему просто не пришло в голову. Мэри по-прежнему работала в полиции, так что если она вместе с Декером обнаружит новое направление расследования, это пойдет на пользу ее карьере. Но если, как вышло сейчас, открытие будет принадлежать только Декеру, карьере Ланкастер это ничем не поможет.

— Я… я не…

— Забудь, — резко ответила Ланкастер. — Когда мы официально работали вместе, ты делал то же самое.

— Правда?

— Видимо, у тебя просто такой заскок. Хотя парню с отличной памятью следовало бы помнить, что он так поступает. По крайней мере, со мной.

— Мэри, я вообще тут слегка не к месту.

Похоже, ее раздражение усилилось.

— Нет уж, я думаю, твое моджо^[12] возвращается. Я знала, что так и будет. Это важная штука.

— Не похоже, что я нужен тебе в этом расследовании. У тебя полно ресурсов.

— Дело в том, Амос… — Она на мгновение отвела взгляд, пожевала резинку. Потом вновь посмотрела ему в глаза. — По правде говоря, мне не хватало работы с тобой. Думаю, мы были хорошей командой.

Декер кивнул, но ничего не сказал.

Пару секунд спустя, когда Ланкастер поняла, что он явно не собирается как-то комментировать ее признание, она сказала:

— Но вот чего я не понимаю: если он был здесь, почему камера зафиксировала его у черного входа? Как-то не сходится.

Декер оттолкнулся от стены.

— Сейчас я тебе покажу.

Он отвел Мэри в заднюю часть школы и указал на камеру, которая сняла стрелка:

— Проверь угол.

Женщина посмотрела в объектив:

— О’кей.

Декер обошел фойе вдоль стены и оказался у дверей черного входа. Потом шагнул влево.

— Вот точка, где камера поймала его. Я видел ее на записи. В кадр попала только средняя дверь, которая у меня за спиной.

— То есть стрелок сделал то же, что и ты? Прошел сбоку, а потом был пойман камерой?

— И сделал вид, будто вошел через черный вход, хотя на самом деле его там не было.

— Интересно, почему камера установлена именно так?

— Ну, ее могли передвинуть. — Декер подошел к камере, вытянул руку и коснулся ее. — Я дотягиваюсь, но я высокий. Однако кто угодно мог развернуть ее, если б взял палку, швабру или что-то в этом роде. И вряд ли кто-нибудь это заметил. Не похоже, чтобы за ней непрерывно следили.

— Черт, это дело становится все сложнее и сложнее.

— Нет, Мэри, оно становится все продуманней и продуманней.

— Не хочешь выйти со мной на улицу покурить? — спросила она.

Декер подозрительно посмотрел на нее.

— Я не курю.

— Я подумала, может, теперь начнешь…

— Либо я толстяк, либо курильщик. Но не оба сразу.

Они пошли обратно в столовую. Там Ланкастер немедленно достала из пачки новую жвачку и засунула в рот.

— Капитан Миллер привлек тебя, и это уже принесло плоды.

Декер посмотрел на нее.

— Какие еще плоды?

Она указала на зал, в котором они стояли.

— Вот эти, Декер. Господи. Для умного парня ты иногда бываешь туповат.

— Ну да, я нашел это, и что? Никаких практических наводок на стрелка это все равно не дает.

— Он прятался в морозильной камере, выкрутив температуру. Похоже, он спрятал оружие, а возможно, и камуфляж над подвесным потолком. То есть он пришел сюда заранее, поэтому его никто не видел.

— И куда это тебя приведет?

— Пятно от смазки на потолочном профиле. Возможно, от оружия. Нитка, которую ты нашел. Похоже на ткань от камуфляжа. ФБР проверяет. Это уже что-то.

Декер вытащил руку из кармана и показал Ланкастер полдюйма между большим и указательным пальцем:

— Вот сколько я нашел. Нечему радоваться.

— Ну, это больше, чем нашли мы.

— Я видел пульт охраны. Когда они включают сигнализацию?

— Обычно в десять вечера. Но в тот вечер здесь было мероприятие. Школьный спектакль, который поздно закончился. Толпа народу. Поэтому сигнализацию не включали до полуночи, чтобы все могли выйти.

— И никаких событий в журнале регистрации тревожных сигналов?

Ланкастер покачала головой.

— Первым делом мы проверили охранную компанию. Журнал чист.

— То есть стрелок вошел сюда до полуночи. Это представление включало закуски в столовой?

— Нет. Тут была моя приятельница, ее ребенок играл в постановке. Она сказала, что все ушли сразу после окончания спектакля.

— Значит, стрелок воспользовался промежутком, когда охранную систему еще не включили, и сразу спрятался в свою нору.

— Амос, тогда зачем он спрятал оружие в потолке? Почему не взял его с собой в морозильник?

— Ты исходишь из того, что он принес оружие с собой, а потом залез в укрытие. А если он принес оружие заранее и спрятал? Тогда морозильник не годится. Кто-то наверняка заметит «стволы». А вот потолок отлично подходит, если спрятать вещи там.

Ланкастер упрямо помотала головой.

— Почему не сделать все сразу? Довольно рискованно приносить оружие и прятать его в потолке. А потом опять пробраться сюда и спрятаться в морозильнике. И снова рисковать, что кто-нибудь тебя увидит…

— Согласен. Но если все произошло именно так, должно быть какое-то объяснение. Этот парень производит впечатление методичного и внимательного.

— Да, похоже на то, — согласилась Ланкастер.

Декер продолжал размышлять, разговаривая, в основном, сам с собой:

— Сначала «стволы» и снаряжение. Потом сам стрелок. Он мог прийти вместе со всеми на спектакль. Или сделать вид, что пришел. Актовый зал с другой стороны центрального коридора. Заходишь в главный вход и поворачиваешь налево к актовому залу. Возможно, он просто повернул направо и пошел к столовой. Или, если люди заходили и с бокового входа, со стороны парковки, право и лево поменяются местами. Он остается на всю ночь и утром начинает убивать. Значит, вам нужно проверить, не видел ли кто-нибудь на этом спектакле незнакомого человека.

Он помолчал.

— Но остается та же закавыка.

— Какая? — спросила Ланкастер, засунув в рот новую резинку; комок старой, завернутый в салфетку, отправился в корзинку для мусора.

— Ваша теория утверждает, что первая жертва — Дебби Уотсон. Она была в коридоре рядом с черным входом. Значит, нашему парню, который всю ночь прятался в морозильнике, нужно пройти по коридору между столовой и библиотекой, повернуть направо в главный коридор, миновать еще два коридора по бокам, пройти мимо классных комнат и, возможно, каких-то людей, чтобы застрелить сначала Уотсон, а потом, в другом конце коридора, — учителя физкультуры Крамера. Затем парень разворачивается и начинает отстреливать народ, двигаясь назад, к передней части школы. — Декер скептически посмотрел на Ланкастер. — Звучит сомнительно. Почему не начать стрельбу сразу, двигаясь от передней части к черному входу? Тогда Уотсон будет не первой, а последней жертвой.

— А как же таймер на видео?

— Вот это главная загвоздка. Она говорит, что парень начал стрельбу с задней части школы. И по какой-то причине хотел, чтобы мы увидели его на записи. Теперь мы знаем, что он мог прятаться в столовой, и запись выглядит как ложный след. Итого у нас есть один доказанный пункт — таймер видеозаписи, и один почти доказанный пункт — стрелок прятался в столовой. Если оба пункта истинны, тогда вся картина становится бессмысленной. Один плюс один не равно трем.

— Амос, я тебя теряю.

— У тебя есть предполагаемая последовательность выстрелов, наложенная на план школы?

Мэри кивнула.

— Давай взглянем. Возможно, этот парень действовал не так, как мы думаем, а строго наоборот.

— Но если ты прав насчет своих находок и он шел от передней части школы к черному входу, а потом обратно, он мог сбежать через кладовую столовой и дальше по тропинке в лес. Это самый простой путь отхода. И все складывается.

Декер вдохнул, выдохнул и уставился в потолок.

— А может, этот сукин сын как раз хочет, чтобы мы так думали…

Глава 16

Чувствуя, как постепенно возвращаются навыки детективной работы, Амос провел еще час, снова и снова изучая предполагаемую последовательность выстрелов. Она основывалась на свидетельских показаниях, которые, как знал Декер, были ненадежны; результатах экспертиз, далеко не столь безупречных, как показывали по телевизору; предположениях, являющимися просто предположениями и ничем иным; и, в последнюю очередь, здравом смысле, самом точном и полезном из всей этой кучи.

Ланкастер оторвалась от экрана своего ноутбука и посмотрела на Декера.

— Ну, что думаешь?

Амос рассеянно потер подстриженную бороду, его живот заурчал. Снаружи уже рассвело. И он слишком долго не ел. Но мог пропустить еще пару раз. Даже пару сотен раз. Он похож на белого медведя — вполне может пережить зиму на накопленном жире.

— Пункт первый. Я думаю, он вышел из столовой.

— Принято.

— Пункт второй. Я думаю, Дебби Уотсон действительно была первой жертвой.

— То есть мы вернулись к твоей дилемме «один плюс один равно трем». Как здоровенный мужик в камуфляже, капюшоне и щитке прошел через всю школу с оружием, и никто его не заметил? И куда он потом делся? Не мог же он испариться.

— А не могло случиться, что стрелков было двое? — спросил Декер. — Один вышел из морозильника, а второй — из черного входа?

Ланкастер покачала головой.

— Невозможно. Стрелок был один. Все описания сходятся. Если только ты не думаешь, что это сделали двое одинаково выглядящих мужчин.

— Ладно, один стрелок. Пистолет спрятать легко. Дробовик можно засунуть в штанину.

— А одежда? Щиток?

Декер снова задумался.

— А ктосказал, что он сложил все это в столовой?

— Мы нашли в потолке нитку.

— По-прежнему не доказывает, что он спрятал все там.

— То есть он тащит все это барахло по коридору? В чем? И еще «пушки»? Парень был бы настолько пухлым, что кто-нибудь наверняка заметил бы его. Особенно если он незнакомец. И где он тогда переоделся?

— Ты уверена, что в это время никто не проходил по коридорам?

— Да.

— Никого? Точно? В работающей школе?

— Все были на занятиях — и ученики, и учителя. Администрация работала. Большинство только расселось по своим столам. Учителя физкультуры застрелили в его кабинете. На его столе остались недоеденный маффин с яйцом и почти полная чашка кофе. Уборщики были в своем помещении, просматривали дневной график.

— Но если в коридорах никого не было, некому было увидеть бродящего там незнакомца, — заметил Декер, но тут же исправился: — Только во всех дверях есть окна. А ему нужно было пройти много дверей.

— Именно, — согласилась Ланкастер.

— И никаких посетителей?

— Никто не отмечался. Никого не помнят. Это не значит, что никто не мог проскользнуть внутрь. Такое всегда возможно. И потом, как ты и говорил, он вполне мог прийти вечером, во время спектакля. Вся школа была нараспашку.

— Но зачем этому парню прятаться в морозильнике? — задумчиво произнес Декер. — В школе ночью есть охрана?

Ланкастер покачала головой:

— Нет, но если он пришел во время спектакля, ему нужно было где-то укрыться. Он же не знал, вдруг кто-то заявится в столовую.

— Ладно, звучит разумно. Давай перейдем к Дебби Уотсон. Она шла в кабинет медсестры?

— Да, — кивнула Ланкастер. — По-видимому, она остановилась забрать что-то из шкафчика. Рядом с ним ее и нашли. Дверца была все еще открыта.

— А кабинет медсестры в административной секции?

Ланкастер снова кивнула.

— Да. Ей нужно было пройти весь главный коридор, от конца до начала.

— А из какого класса она вышла?

— Математика. Классная комната сто сорок четыре.

— В том же коридоре, что и кладовая?

— Верно, — ответила Ланкастер. — Там, где разгрузочная площадка. То есть выход.

— Значит, если мы правы и этот парень прошел через столовую, вот как должен выглядеть его маршрут. Он прошел из передней части школы в заднюю по первому этажу. Я так понимаю, второй и третий этажи чисты?

— Разумеется, мы их обыскиваем. Но набор в Мэнсфилд падал много лет. Сейчас у них хватает детей на первый этаж, и только. У них проблемы даже с набором футбольной команды. Верхние этажи используются в качестве склада и тому подобного, притом они заперты и закрыты решетками. Когда мы проверили, все было в порядке и никаких признаков взлома.

— Тогда по какой-то причине он откладывает стрельбу, пока не доберется до задней части школы. Затем начинает отстреливать людей, идет по коридорам, заходит в классы, и все это время стреляет. Доходит до кабинетов администрации и убивает завуча. Затем уходит через разгрузочную площадку столовой и дальше по тропе в лес. Похоже на правду?

— Ты хочешь сказать, почему же он не начал стрелять сразу, а потом двинулся к задней части и вышел через черный вход?

Декер разглядывал потолок.

— Давай пока отложим средства и посмотрим на мотив. В Мэнсфилде хватает насилия. Банды, наркотики, нападения. Дети сейчас слишком быстро взрослеют.

— Не буду спорить.

— Так может, это «Коломбина»?^[13] Мальчишка с затаенной обидой? Может, даже не ученик. Из другой школы, выпускник или исключенный отсюда…

— Мы собираем базу данных с этой информацией, — ответила Ланкастер. — ФБР помогает.

— Когда у них будут результаты?

Ланкастер потерла глаза и посмотрела на часы:

— Пока не знаю. Слушай, я съежу домой, посплю часок и сменю одежду. И нужно хоть немного сменить Эрла. Последнее время Сэнди плохо спит.

Декер знал Сэнди Ланкастер, милую, веселую, игривую и приходящую в безумный восторг от всех и каждого. Но с такой же легкостью она могла впасть в депрессию и тревогу, столкнувшись с какой-нибудь бытовой ерундой. И тогда ни в какую не засыпала. А это означало, что в доме Ланкастеров никто не спит.

— Тебе нужна какая-то помощь с этим? — спросил Амос.

Мэри выглядела удивленной.

— Ты предлагаешь себя в качестве няньки?

— Не знаю. Я просто… спрашиваю, — неловко закончил Декер.

Он редко ухаживал за Молли, когда та была совсем малышкой. Декер был таким огромным, а она — такой крошечной, что он все время боялся что-нибудь ей сломать.

Ланкастер улыбнулась.

— Я справлюсь, Амос. Но спасибо. Я вернусь в участок утром, попозже. Мы сможем взять по чашке кофе и поработать с материалами. Тебя подбросить до твоего мотеля?

— Нет, я еще зависну здесь на какое-то время.

— Как скажешь. Захочешь поговорить, о чем угодно, — звони.

Она собрала вещи и пошла к выходу. Потом остановилась и обернулась к Декеру:

— Знаешь, чувствую себя прямо как в старые времена.

Амос промолчал, только чуть кивнул, и Мэри улыбнулась. Потом повернулась и ушла.

Декер сидел на стуле в библиотеке. Он уже провел здесь больше времени, чем за четыре года учебы в школе. Дело не в том, что учеба давалась ему легко; это было не так. Тогда он не относился к людям, которые садятся и читают. Но это изменилось. Сейчас Амос поглощал чудовищные объемы информации. Сейчас, когда он запоминал все, казалось, будто ему постоянно не хватает новых сведений. Декер задумывался, есть ли у его мозга предел емкости. Если да, то хорошо бы этот предел был таким же большим, как он сам.

Амос следил, как люди из ФБР, оккупировавшие стол напротив, занимаются своими делами. Все они были аккуратными и подтянутыми, моложавыми, неисчерпаемо профессиональными, в накрахмаленных рубашках и галстуках, ровных, как их спины. Некоторые изредка поглядывали на него, без сомнения интересуясь, что это толстое чучело, одетое как бродяга, делает в середине их расследования.

«Ну, я хотя бы подровнял бороду и подстригся. Иначе они уже арестовали бы меня за сходство с толстожопой версией Чарли Мэнсона».

А в следующую секунду Декер уже забыл о фэбээровцах. Он исчез из Мэнсфилдской библиотеки. Он больше не думал об этом побоище. Слова Ланкастер.

«Я вернусь в участок утром, попозже. Мы сможем взять по чашке кофе и поработать с материалами».

Декера не будет в участке попозже утром. Ему нужно быть в другом месте.

«Я буду на предъявлении обвинения».

* * *

Себастьян Леопольд отвердел в мыслях Декера. Тот промотал каждую секунду их разговора. Каждое слово, каждый взгляд, каждое движение. Что-то не складывалось, но Амос не мог определить, что именно, хотя всегда справлялся с такой задачей. Факты-сироты, так он любил их называть. Никто не претендовал на них, поскольку они были ложью.

Однако с Леопольдом так почему-то не вышло. И это вселяло тревогу, но вместе с ней — надежду. Причина для надежды? Само существование Леопольда. Прежде Декеру было не от чего отталкиваться. А сейчас у него появился сундук — в форме человека в камере — с приоткрытой крышкой. И раз уж это случилось, рано или поздно вылезет то, что скрывается внутри.

Декер вышел из библиотеки и направился к выходу из школы.

Снаружи все еще шел дождь. Точнее, сейчас он усилился. Труповозки уже уехали, а вместе с ними рассосалась толпа людей. Исчезли телефонные свечи. Но перед школой лежала целая гора цветов, нарисованных плакатиков и плюшевых мишек. Все уже отсырело и промокло. Но намерение было по-прежнему ясным. И по-прежнему сильным.

Декер прочитал несколько надписей.

«Покойтесь с миром, мистер Крамер».

«Дебби, нам тебя не хватает».

«Мы никогда не забудем тебя, Эдди».

Город прекрасно знал, кто погиб, хотя официальных объявлений еще не было. Погибли те, кто не вернулся домой.

Человеку в камуфляже следовало это увидеть. Человеку без лица, способному легко перепрыгивать длинные школьные коридоры. Иначе как он добрался из точки А в зону поражения «Дебби, нам тебя не хватает»?

Декер вернулся на трибуны и сел под навесом, чтобы укрыться от дождя, хотя он уже здорово промок.

Через несколько часов Себастьяну Леопольду будет предъявлено обвинение. И Амос собирался быть там. Обычно предъявление обвинения — скучный, механический этап юридической системы. Однако был один важный кусочек информации, который Декер хотел увидеть сам.

Он посидел еще немного, потом, когда дождь поутих, встал и пошел в сторону «Резиденс Инн». На эту прогулку ушло приличное время, поскольку Амос ходил уже не так быстро, как привык. Зато он смог подумать. И пришел как раз к завтраку. Заглотил половину буфета, часок вздремнул, принял душ, причесался, натянул свой «адвокатский» костюм и направился к зданию суда. Посмотреть, как же Себастьян Леопольд будет отвечать на самые важные вопросы, которые сегодня задаст ему судья.

Глава 17

Как правило, в подобных случаях в зале суда не протолкнуться. Тройное убийство — и парень, который заявляет, что он это сделал. Еще два дня назад это было бы главной темой в Берлингтоне, а то и во всем штате.

Но после бойни в Мэнсфилде всем было плевать.

Ну, всем, кроме одного.

Декер знал порядок, поскольку много раз свидетельствовал в зале суда против людей, которых помогал арестовывать. Он прошел охрану, кивнул парочке знакомых шерифов округа и проверил реестр заседания суда, висящий на доске рядом с информационной стойкой. Потом направился в зал, где через двадцать минут Себастьян Леопольд впервые после своей сдачи в полицию предстанет перед судом.

Декер распахнул тяжелую дубовую дверь, вошел внутрь и уселся посредине большого зала. Он был здесь один. Ни судебных приставов. Ни репортеров. Ни юристов. Вся пресса наверняка занята Мэнсфилдом. Отчасти он и сам предпочел бы сейчас быть в Мэнсфилде. Но более важная его часть требовала присутствия здесь.

Через минуту в зал вошел прокурор, женщина лет сорока пяти. Она прошла мимо Декера и заняла место за столом представителей. Амос был знаком с Шейлой Линч, но женщина не смотрела в его сторону. Она открыла портфель, достала бумаги и начала просматривать их. Декер уставился ей в шею, волосы с которой были убраны в профессиональную прическу — узел. Черная юбка и жакет Линч были немного потерты. Задник правой туфли помялся, и чулок в этом месте уже поехал.

Пять минут спустя дверь, через которую вошел Декер, снова открылась. Он обернулся. Ланкастер махнула ему рукой. Следом шел капитан Миллер, сегодня — в форме.

Они уселись с обеих сторон от Декера.

— Не знаю, о чем я думала, — заявила Ланкастер, — когда сказала, что мы встретимся в участке. Разумеется, тебе нужно быть здесь.

— А почему вы не в Мэнсфилде? — спросил Декер.

— Я был там, — ответил капитан Миллер. — С шести тридцати утра. Сейчас мы здесь. Потом Ланкастер поедет туда, а я усажу свою толстую задницу за стол и буду заниматься дерьмом, с которых не хочу иметь никаких дел.

— Это не отвечает на вопрос, почему вы здесь, — заметил Амос.

— Да, похоже на то.

Декер продолжал смотреть на Миллера.

— У меня нет пистолета. Я прошел металлоискатель на входе. Я не смогу пристрелить этого парня.

— Ни секунды не сомневаюсь, — ответил капитан полиции, разглаживая складку на синем форменном пиджаке. — Но это важное дело, поэтому мы здесь.

— Вы смогли установить подлинную личность Леопольда? Он служил на флоте?

— Мы отправили его отпечатки в Единую базу ФБР. Совпадений нет.

— Он сказал мне, что служил на военном флоте, — произнес Декер. — У него есть татуировка. Но, может, это был не наш флот?

— Иностранец? — задумчиво сказал Миллер. — Интересный вариант…

— Ты думаешь, Себастьян Леопольд — его настоящее имя? — спросила Ланкастер.

— Нет, — ответил Декер. — Но сейчас я уже сомневаюсь в этом.

— Ну, мы можем попросить Бюро сделать международный запрос, — сказал Миллер. — Им получить доступ к зарубежным базам данных намного проще, чем нам.

Ровно в десять задняя дверь, ведущая в кабинет судьи, отворилась, и в зал вошел судебный пристав, дородный мужчина с подкрученными вверх длинными усами. Он попросил всех встать, и все четверо встали.

Декер услышал за спиной скрип двери и, обернувшись, увидел молодую женщину, которая проскользнула в зал и уселась в заднем ряду. В одной руке она держала блокнот, а в другой — крошечный цифровой диктофон.

Пресса. Одна за всех. Должно быть, из самых младших, подумал Декер. Иначе бы она занималась Мэнсфилдом. Его разум порылся в огромной куче фактов, сложенных в голове, и выкопал имя.

«Алекс Джеймисон».

Женщина, которая звонила ему по поводу Леопольда. Она работала в «Ньюс лидер». Он тогда повесил трубку. Декер отвернулся прежде, чем она обратила на него внимание.

Именно в этот момент судья в черной мантии, Кристиан Эбернати, вошел в зал суда. Хрупкий пожилой судья носил очки, а остатки его белоснежных волос торчали во все стороны, как вата, приклеенная к розовой вощеной бумаге маскарадной маски. В полиции вечно спорили, долго ли протянет Эбернати, прежде чем отбросит коньки прямо на скамье и грохнется на мраморный пол. Декер припомнил, что этот человек всегда превращал работу полиции по изобличению кого-либо в непростую задачу, но, возможно, так и должно было быть.

Эбернати сел, затем уселись все остальные.

Дверь справа открылась. Декер знал, что там находится камера.

Из двери вышел Себастьян Леопольд в ярко-оранжевом комбинезоне, со скованными руками и ногами. Его вели двое крепких полицейских. Леопольд делал вид, что волочит свои тяжелые оковы. Он разглядывал большой зал суда с высоким потолком так, будто не очень понимал, где он и что здесь делает. Его подвели к столу представителей, хотя адвоката там не было.

Декер наклонился к Миллеру:

— Защитник?

Тот качнул головой и ответил краешком рта:

— Видимо, нет.

Капитан явно был не слишком рад этому факту. Совсем не рад.

Полицейские сняли кандалы и отошли.

Пристав встал, взял лист из реестра заседания и зачитал название дела и обвинения, предъявляемые Леопольду. Потом, выполнив свои обязанности, шагнул назад механическим движением кукушки, которая возвращается в часы.

Эбернати поправил очки и посмотрел на прокурора:

— Мисс Линч?

Линч встала, расправила манжеты и объявила:

— Ваша честь, мистеру Леопольду предъявляется первое обвинение по трем эпизодам убийства. Он не имеет известного адреса, и его связей с обществом, по-видимому, не существует. В свете серьезности обвинений мы просим не устанавливать залог и оставить мистера Леопольда в окружной тюрьме до суда.

«Ну, — подумал Декер, — все это вполне ожидаемо. Вряд ли они захотели бы отпустить этого парня».

Эбернати повернулся к Леопольду и уставился на него со своего высокого насеста. Потом вновь обернулся к Линч:

— Мисс Линч, а где защитник мистера Леопольда?

Та откашлялась и сказала:

— Он был не в состоянии нанять адвоката, и ему был назначен общественный защитник. Однако мистер Леопольд отказался от его услуг. Несколько раз, я должна добавить.

Взгляд Эбернати метнулся к обвиняемому:

— Мистер Леопольд, вы понимаете зачитанные обвинения против вас?

Леопольд посмотрел по сторонам, будто искал, с кем же разговаривает Эбернати.

— Мистер Леопольд, вы не желаете защитника? — резко спросил Эбернати.

Леопольд обернулся к нему, покачал головой и сказал:

— У меня нету денег.

— Именно поэтому у нас есть общественные защитники, — раздраженно ответил Эбернати. — Они бесплатные. Можете поблагодарить за это Верховный суд, истолковавший нашу Конституцию. Я отложу это слушание до тех пор, пока ответчику не будет назначен…

— Я это сделал, сэр, — прервал его Леопольд.

Эбернати уставился на ответчика так, будто тот был любопытным жуком, лежащим на тротуаре.

— Простите?

— Я это сделал, так что мне не нужен адвокат.

— Вы говорите, что на первом слушанье признаете себя виновным в трех убийствах?

— Я их убил, сэр, так что да, предполагаю, так оно и есть.

Эбернати протер очки, как будто после этого происходящее должно было стать яснее. Вновь утвердив их на своем длинном крючковатом носу, он произнес:

— Мистер Леопольд, сейчас неподходящее время для предположений. Это серьезные обвинения, строго говоря, наисерьезнейшие. Вы осведомлены, что рискуете не только свободой, но и собственной жизнью? Это тягчайшее преступление.

— Вы имеете в виду со смертной казнью?

Казалось, что Эбернати сейчас хватит удар.

— Да. Разумеется, именно это я и имею в виду, мистер Леопольд.

— Ну, я признаю себя виновным, раз я это сделал. Так что, наверное, нам и суд не нужен.

Эбернати перевел взгляд на Линч и предостерегающим тоном заявил:

— Мисс Линч, я нахожу эту ситуацию предосудительной.

— Судья Эбернати, мы старались изо всех сил. Мистер Леопольд отказал всем настойчивым просьбам…

Эбернати посмотрел поверх плеча Линч и углядел Миллера. Медленным взмахом руки он подозвал начальника полиции к себе.

— Вот дерьмо, — пробормотал Миллер.

Он встал, пробрался мимо Декера и Ланкастер и поспешил к скамье вместе с Линч.

Амос наблюдал, как начальник полиции, прокурор и судья вступили в жаркий диспут. Ну, в действительности больше всех говорил Эбернати. Казалось, судья изрядно оживлен и дважды указал на Леопольда.

Миллер кивнул и что-то сказал. Линч поступила так же, и оба расстроенно поспешили на свои места.

Когда Декер вопросительно посмотрел на Миллера, тот дернул головой и произнес:

— Позже.

Эбернати обратился к Леопольду:

— Я распорядился вернуть вас в камеру. Вам будет назначен общественный защитник. Затем вы вновь предстанете перед судом завтра утром. — Он взглянул на Линч: — И срочно проведите психиатрическую экспертизу. Понятно?

Она кивнула, уклоняясь от его взгляда.

— Выведите ответчика, — распорядился Эбернати и постучал молоточком.

Двое полицейских немедленно вышли, заковали растерянного Леопольда и вывели его из зала.

— Пожалуйста, огласите следующее дело, — обратился Эбернати к приставу. — Надеюсь, там будет защитник.

При этих словах он одарил испепеляющим взглядом сначала Линч, потом Миллера.

Декер, Ланкастер и Миллер встали и вышли из зала, в который вводили следующего обвиняемого.

Журналистка уже ушла.

В коридоре нахмуренная Линч подошла к Миллеру:

— Мак, я не люблю получать плюхи в суде.

— Шейла, мы не могли заставить его согласиться на адвоката. Ты же сама там была и все знаешь.

— Ну, теперь он получит защитника, хочет он того или нет, хотя бы для признания себя виновным.

Она взглянула на Ланкастер, затем на Декера.

— Привет, Амос. Наверное, не стоит удивляться, что ты здесь.

— Не стоит, — отозвался Декер.

Линч обернулась к Миллеру:

— Эбернати распорядился провести экспертизу, и если ее результаты окажутся такими, как я думаю, вряд ли этот парень сможет признать хоть что-нибудь.

— Вы имеете в виду, что он психически неполноценный, — сказала Ланкастер.

— Вы сами видели парня. Думаете, он весь здесь?

— Возможно, он отстал на шестнадцать месяцев, — заметил Декер.

— Не имеет значения, если сейчас его признают недееспособным.

Линч развернулась и умчалась, портфель колотился о ее бедро.

Декер обернулся к Миллеру.

— Так что?

— Эбернати вынес нам частное определение. Он разозлился, что у Леопольда нет защитника, и он прав. Дело о тягчайшем преступлении без адвоката? Что бы ни случилось на этом уровне, оно автоматически уйдет на апелляцию. А Эбернати не любит, когда его дела разносит апелляционный суд. Поэтому он так взъерошился. По-моему, решил, что мы его подставляем. Только этого нам не хватало.

— Так почему не назначили защитника? — спросил Декер.

— Как сказала Линч, Леопольд не захотел этого. Он совершенно не желает сотрудничать. Твердит, что раз он это сделал, никакой адвокат ему не нужен. Мы по шею в Мэнсфилде, иначе как-нибудь справились бы. А так — практически пустили это дело на самотек.

Декер засунул руки в карманы и опустил голову.

— Ладно, вы суете ему адвоката, он возвращается в суд, признает себя виновным, и дальше что?

— Ну, надеюсь, адвокат убедит его не признавать себя виновным, и тогда дела пойдут лучше. Мы сможем обсудить сделку и посмотрим, что из этого выйдет. Но сначала нужно увидеть результаты экспертизы. Если он нездоров, все накроется медным тазом.

— А если он невиновен? — спросил Декер.

— Ты думаешь, он невиновен? — заинтересовался Миллер.

— Я встречался с ним один раз. Сложно сказать, что я думаю.

— Ну, в любом случае это дела завтрашнего дня. Так что у нас есть время. — Миллер посмотрел на Ланкастер. — Тебе лучше вернуться в Мэнсфилд. Я слышал, ФБР роет землю по этому делу не хуже кротов.

— Но мы же не можем их остановить? — спросила Ланкастер.

— Мэри, мы не будем ни прогибаться, ни прикидываться мертвыми перед федералами, — строго ответил Миллер и взглянул на Декера. — Ты в состоянии дальше помогать нам? Леопольд остается за решеткой. А вот с этим хером в Мэнсфилде дело другое. Чем дольше все тянется, тем меньше у нас шансов его взять.

Декер смотрел в сторону. Ответ, вроде бы, очевиден. Но он таким не был.

Миллер несколько секунд внимательно разглядывал его.

— Ладно, дашь мне знать.

Он повернулся и пошел прочь, оставив Ланкастер и Декера стоять в коридоре. Здание суда оживало, и коридоры заполнялись народом. Мамочки переживали за своих сыновей, попавших в беду. Адвокаты кучковались, как курицы в загоне. Полицейские ходили туда-сюда, и повсюду блуждали люди, которые либо уже столкнулись с неприятностями, либо готовились к ним.

— Чего ты вдруг замялся? — резко спросила Ланкастер. — Вчера ночью ты говорил, что стрелку это не сойдет с рук.

Декер ответил не сразу. Он смотрел на журналистку, стоящую у входа в здание суда. Очевидно, она ждала его.

— Амос? — позвала Ланкастер.

Он обернулся к своей бывшей напарнице.

— Я буду в школе сегодня днем, попозже.

— Это значит, что ты по-прежнему с нами?

— Сегодня, попозже, — повторил Декер и пошел к черному входу.

Журналистка перехватила его на середине коридора:

— Мистер Декер? Мистер Декер?

Первой мыслью Амоса было идти дальше, не обращая на нее внимания, но, судя по поведению репортера, она была готова следовать за ним наружу, по улице и даже в следующую жизнь, если потребуется. И потому он остановился у выхода, обернулся и смерил ее взглядом. Его разум автоматически накопил наблюдения и перегнал их в комплект выводов.

Джеймисон было под тридцать. Привлекательная, высокая, стройная, брюнетка. Коротко подстриженные волосы открывали уши. Сережек нет, уши вообще не проколоты. Из-под задранной на левом запястье манжеты виднелись вытатуированные буквы.

«„Айрон Баттерфлай“.^[14] Что ж, они вернулись на сцену уже после ее рождения».

У нее были тускло-голубые глаза, дисгармонирующие с ее внешностью. Один из резцов сколот, ногти обкушены, указательный палец на правой руке сломан и плохо сросся, с заметной кривизной посередине, губы слишком тонкие и потрескавшиеся. От женщины не пахло ни табаком, ни спиртным, ни духами. Одежда не новая и не безупречно чистая, но хорошо сидит на стройной подтянутой фигуре. На среднем пальце правой руки виднеется темное пятно. Значит, она не стучит по клавиатуре. Привыкла к ручке.

На ее лице светился волшебный энтузиазм молодости, еще не запачканный жизнью. Этот возраст — лучшее время в жизни каждого. И он необходим. Чтобы пройти сквозь то, что принесут последующие годы.

«Если мы все будем начинать жизнь циниками, мир будет на редкость дерьмовым».

— Мистер Декер? Я Алекс Джеймисон из «Ньюс лидер».

— Вам нравится In-A-Gadda-Da-Vida? Лучшая запись «Баттерфлай». Продано уже тридцать миллионов. В топ-сорок всех времен.

Декер прочел это три года назад в «Роллинг стоун», пока перекусывал сэндвичем с джемом и чашкой кофе в какой-то закусочной в центре; он был свидетелем по делу шайки домушников, которую взяли они с Ланкастер. Страница сорок два, правый нижний угол. Амос мог увидеть этот текст и иллюстрации с такой ясностью, будто смотрел в HD-телевизор. Поначалу эти воспоминания пугали его до усрачки. А сейчас они казались совершенно естественными, как дыхание.

Джеймисон выглядела удивленной, пока не опустила взгляд на татуировку. Улыбнулась и посмотрела на Декера:

— Мама выдала мне их раннюю музыку. А когда они воссоединились в последний раз, я даже немного съехала с катушек. Ну, они же играли с Джимми Пейджем и «Цеппелинами». Хотя там было много всякого печального.

Декер не особо прислушивался к ее словам, поскольку женщина ловила его не ради музыки, а ему нужно было двигаться дальше. И похоже, Джеймисон правильно истолковала его молчание.

— Я пыталась дозвониться до вас. Я вовсе не люблю гоняться за людьми по всему зданию суда, — с ноткой оправдания сказала она.

Декер просто смотрел на нее. Вокруг суда, как пчелы в улье, роились люди, не обращая внимания на пару чужаков, вторгшихся в их мир правового сумбура.

— У Себастьяна Леопольда не было адвоката.

— Верно, — заметил Декер. — Но он будет.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросила она и подняла диктофон. — Не возражаете?

— Мне нечего сказать.

— Я уверена, что сейчас вы ужасно себя чувствуете. В смысле, этот парень просто выскочил из ниоткуда и признался… У вас, наверное, голова кругом идет.

— Не идет, — ответил Декер и повернулся, собираясь уходить.

— Но вы же должны что-то переживать. И каково это, столкнуться здесь с Леопольдом? Должно быть, сейчас вам вспомнились те события…

Амос обернулся к ней.

— Мне не вспомнились те события.

Женщина казалась потрясенной.

— Но я думала…

— Я все время их помню. А сейчас мне пора идти.

Декер вышел из здания суда, и Джеймисон не последовала за ним.

Глава 18

В квартале от суда Декер запрыгнул в автобус и вышел за полмили от того места, куда собирался. Длинные ноги несли его по тротуару, и синий цвет в голове становился все ярче, пока не заполнил собой весь мир. Даже солнце превратилось в огромную черничину, настолько пухлую, что она в любой момент могла лопнуть.

Декеру было плохо, но он продолжал идти. Дыхание становилось тяжелее, шаги — медленнее. Он был не в форме, но причина заключалась не в этом. Причина ждала впереди.

Когда Амос повернул за угол и увидел дом, он остановился, но только на секунду. Если он не будет держать темп, то развернется и убежит.

Зданием по-прежнему владел банк. Никто не хотел его покупать, даже по дешевке. Черт, наверное, его и даром не взяли бы. Да и потом, в Берлингтоне было навалом пустых домов. Из этого города стремились сбежать, а не переехать сюда. Передняя дверь, он знал, была заперта. А вот дверь со стороны гаража, ведущая в кухню, легко отжималась. Декер задумывался, вошел ли этим путем убийца. Леопольд сказал, что вошел там, если ему можно верить.

Амос миновал фасад и открыл калитку, ведущую на задний двор. Вначале синий цвет окрашивал только тела. Сейчас синим был сам дом и всё на полмили вокруг него. Впервые Декер столкнулся с этим, когда вернулся сюда в третий раз, и с тех пор ничего не изменилось. Он не мог адекватно объяснить кому-либо, каково смотреть на синюю траву, синие деревья, синюю обшивку дома, которая была выкрашена в желтый. Даже синее небо воспринималось иначе, потому что облака тоже были синими.

На заднем дворе Декер увидел дерево и свисающие с него качели. Он повесил их сам, потому что Молли хотела качели. Когда она была маленькой, Амос качал ее. Иногда он качал Кэсси и Молли вместе. Дешевое развлечение для молодой пары, у которой мало денег.

Сейчас веревка сгнила, а длинная доска, которую Декер приспособил вместо сиденья, покоробилась и рассохлась. Банк посылал кого-то подстричь газон, но теперь тут разрослись сорняки.

Декер обернулся и посмотрел на дом сзади. Дверь черного хода вела в маленькую кладовку. Или убийца на самом деле вошел здесь?

Амос легко отжал дверь. Казалось, будто все замки в доме паршиво работают, и это только усиливало его чувство вины. Полицейский, который не смог обезопасить даже собственный дом?..

Он прикрыл за собой дверь и огляделся. Несколько ступенек ведут в кухню. Там сидел его шурин и пил пиво, когда кто-то подкрался и перерезал ему горло от уха до уха.

Декер поднялся по синим ступенькам и вошел в синюю кухню. Повсюду слой пыли, на полу и разделочном столе валяются дохлые мухи. Он посмотрел на то место, где стоял кухонный стол. Туда, где напали на Джонни Сакса.

Кровь давно счистили, но Декер помнил, куда упала каждая капля. Сейчас эти точки были не красными, а синими, будто смотришь на чью-то вену, только в тысячу раз ярче.

Амос прошел в соседнюю комнату и поднялся по лестнице. В ту ночь он перескакивал через три ступеньки. Вреза́лся в стены, не думая, что злоумышленник все еще может быть здесь.

Матрас и пружинную сетку сняли с кровати. Вещдоки. Они до сих пор лежат в особом хранилище полиции Берлингтона. Возможно, они будут лежать там вечно.

Но Декер по-прежнему видел над кроватью ее босую ступню. Он пересек комнату, посмотрел вниз и увидел на полу неоново-синюю Кэсси. Единственной точкой другого цвета была пулевая рана во лбу. Даже в измененном разуме Декера она осталась такой, какой была: черной и вздувшейся.

Он повернулся и вышел, потому что силы убывали, а ему еще предстояли другие комнаты.

Декер открыл дверь ванной и посмотрел на унитаз, где сидела его мертвая девочка, привязанная пояском от халата.

Леопольд этого не объяснил. Он просто сделал. Не зная зачем. Так решил, сказал он. Человек, личность которого не смогли установить. Человек, который хотел признать себя виновным и умереть.

Декер взглянул туда, где сидел когда-то, скрестив ноги, с пистолетом сначала во рту, потом у виска. Перед мертвой дочерью. Тогда ему хотелось — так он потом думал — встретиться с ней в смерти. Но он не нажал на спуск. Приехали копы, узнали его и уговорили отдать им пистолет. Удивительно, как они его не застрелили. Возможно, так было бы лучше.

Он повернулся и пошел по коридору к следующей двери.

Комната Молли. С тех пор, как комнату вычистили после ее смерти, Декер заходил сюда всего пару раз.

Он уже протянул руку к двери и замер, услышав изнутри какой-то звук. Огляделся. Собираясь в суд, Амос оставил пистолет в мотеле. Он послушал еще немного и расслабился. Звуки издавал не человек.

Тихое царапание, шуршание, постукивание.

Декер открыл дверь и успел заметить, как крысы ныряют в дыру, прогрызенную в гипсокартоне.

Он мог вспомнить любую мебельную планку, место каждой плюшевой игрушки, каждой книги — а Молли была ненасытным читателем.

Декер уже собирался войти, но остановился и замер. Сейчас в комнате было нечто, отсутствующее в его безупречной памяти, и не без оснований. Оно появилось уже после того, как Декер в последний раз заходил в комнату.

На стене, написанное крупными печатными буквами.

Амос, мы так похожи. Так похожи. Как братья. У тебя есть брат? Ну конечно, нет. Я проверил. Сестры — да, но брата нет. Так могу я быть твоим братом? Мы с тобой — все, что есть друг у друга. Мы нужны друг другу.

Декер трижды прочитал послание. Ему хотелось соскрести слова и найти под ними автора. Но чем дольше он смотрел на слова, тем сильнее тревожился. Этот человек возвращался сюда. Возвращался, чтобы написать послание для него. Это не какой-то там косой взгляд в «Севен-илевен». Это что-то очень личное.

Как и гласило послание, у Декера не было братьев. Только две сестры. Обе давно разъехались. Одна — в Калифорнию, вместе со своим мужем-военным и четырьмя детьми. Вторая жила на Аляске, без детей, но процветая и наслаждаясь жизнью с мужем — нефтяным директором. Они приезжали на похороны, а потом уехали домой. С тех пор Амос с ними не разговаривал. Его вина. Обе пытались. Неоднократно. Он отказывался. Неоднократно.

Тем не менее ему нужно убедиться. Кто бы ни написал это послание, домашнюю работу он сделал. Сестры.

Декер медленно достал из кармана телефон и отправил обеим эсэмэски. А потом ждал, ждал, ждал… Выскочило сообщение. У калифорнийской сестры все хорошо, и она рада получить от него весточку.

Две минуты он не шевелился. На Аляске еще рано. Может, она еще не просну…

Новое сообщение. От сестры из Фэрбанкса. Все отлично. Просит позвонить, когда у него будет возможность.

Декер набрал другой номер и стал ждать, пока абонент ответит.

— Ланкастер, — произнес голос.

— Мэри, тебе нужно кое-что увидеть, — сказал Декер. — Прямо сейчас.

Глава 19

Приехала Ланкастер. Потом капитан Миллер. Полицейские. Затем группа экспертов со своими чемоданами приборов. Все это напоминало ту ночь, разве что сейчас Декер не сидел перед мертвой дочерью с пистолетом у виска.

Послание было написано красным маркером. Чернила почти сразу высохли, и сейчас никто не мог сказать, как давно оно появилось на стене. Поэтому Леопольд оставался на подозрении. Он был заперт только со вчерашнего утра.

Миллер пожелал узнать, почему убийца решил, что Декер вернется сюда, войдет в эту комнату и прочтет его послание.

— Я уже сюда приходил, — признался Амос.

— И каждый раз заходил в дом, — добавила Ланкастер.

— Нет, не каждый. Каждый… я не мог.

— Когда ты в последний раз заходил в эту комнату? — спросила Ланкастер.

— Четыре недели и три дня назад, точно в это же время.

— Ну, теперь у нас хотя бы есть промежуток, с которым можно работать, — заметила Ланкастер.

— Возможно, этот парень следил за тобой и знает, что ты сюда приходишь, — сказал Миллер. — Поэтому и оставил письмо.

— Мы можем опросить соседей, вдруг они что-нибудь заметили, — предложила Ланкастер.

— Они не заметили человека, убившего троих людей, — возразил Декер. — С чего бы им заметить этого?

— Тем не менее, — откликнулся Миллер. — Мы все равно этим займемся.

— Братья? — с любопытством сказала Ланкастер, пока полицейский фотограф делал снимки. — Наверное, это стоит отправить мозгокрутам; пусть попробуют разобраться, что творится в голове у этого чувака.

— Так ты думаешь, это работа Леопольда? — спросил Миллер; он смотрел на граффити так, будто оно было написано на дверях ада.

Декер ничего не ответил, поскольку ему было нечего сказать. В его голове слова пылали красным, так что ад и вправду был рядом. Кто бы ни написал эти слова, он был либо откровенен, хотя и невменяем, либо полоскал Декеру мозги. Амос развернулся и вышел из комнаты, не обращая внимания на призывы Мэри.

Он не видел, как Миллер схватил Ланкастер за руку. Не слышал, как его старый капитан сказал ей не трогать Декера. Не слышал ни возражения Мэри, ни ответ Миллера, резко приказавшего ей остаться на месте.

Оба смотрели в окно, как Декер целеустремленно идет по тротуару. Вскоре он свернул за угол и исчез из вида.

Амос не останавливался, пока не дошел до «Севен-илевен» на углу Десалль и Четырнадцатой. Первый раз в жизни он пришел сюда пешком, а не на машине.

На парковке было пусто. Декер открыл дверь, услышал звяканье колокольчика и вошел. Дверь у него за спиной закрылась.

За прилавком стояла женщина. Латиноамериканка невысокого роста, она казалась выше благодаря приподнятому полу. Темные прямые волосы спадали до плеч. Из-под бежевой блузки с длинными рукавами выглядывала лямка лифчика.

Женщине было около пятидесяти, и ее глаза уже начинали вваливаться, будто высыхающий пруд. На левой щеке была большая темная родинка. Продавщица перекладывала какие-то бумаги, лежащие на прилавке, а потом принялась пересчитывать упаковки сигарет на полке.

Из прохода между стеллажами показался мужчина. Он держал в руках швабру и толкал ею ведро с мыльной водой. Декер пробежал по нему взглядом — полицейские тренировки помогали выделить характерные приметы. Белый, лет тридцати пяти, на дюйм выше шести футов, очень худой и жилистый, узкоплечий. Короткие рукава рубашки открывали вены на руках. Вьющиеся каштановые волосы свисали со всех сторон, как стружка яблочной кожуры.

Женщина подняла взгляд на Декера, все еще стоящего в дверях.

— Могу я вам помочь? — спросила она совершенно без акцента.

Амос подошел к прилавку, достал из кармана телефон, нажал несколько клавиш и развернул телефон экраном к ней.

— Вы когда-нибудь видели этого парня?

Она посмотрела на фотографию Себастьяна Леопольда.

— А кто это?

— Один парень, который мог здесь работать или шатался поблизости.

Она покачала головой:

— Не помню такого. А почему вы интересуетесь?

Декер достал свою лицензию частного детектива и помахал ей.

— Пытаюсь его найти. Он должен кое-какие деньги. Получил сведения, которые привели меня сюда. А как насчет того вашего приятеля?

Он обернулся к мужчине, который стоял, опираясь на швабру, и с любопытством смотрел на Декера.

— Билли, — позвала женщина, — не хочешь взглянуть на фотографию?

Билли припарковал ведро со шваброй у стойки с батончиками, вытер руки о выцветшие джинсы и поплелся к ним. Похоже, он был рад поводу сделать перерыв в мойке пола.

Билли посмотрел на снимок и покачал головой.

— Неа. Не встречал. Странноватый чувак. Тормозной такой.

Декер опустил телефон:

— А вы оба давно здесь работаете?

— Я — шесть месяцев, — ответила женщина. — А Билли пришел всего пару недель назад.

Декер кивнул. «Совсем недавно».

— А люди, которые были до вас?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Была женщина, пара мужчин… Слишком большая текучка. Платят так себе. И смены длинные. Я тоже здесь не стояла бы, если б могла найти что-то получше. Но рынок труда — полный отстой.

Декер посмотрел на Билли.

— А вы?

Тот ухмыльнулся.

— Да я ваще ничё не знаю про это место. Просто деньги зарабатываю. На пиво по выходным. С дамочками время провести. На все нужны денюжки.

Он поплелся обратно к швабре.

— Извините, что не смогли вам помочь, — сказала женщина.

— Работа у меня такая, — ответил Декер. — Спасибо.

Он повернулся и вышел.

В кармане зазвонил телефон. Амос взглянул на экран.

Ланкастер.

Декер сбросил звонок.

Телефон зазвонил снова.

Он вновь посмотрел на экран.

Ланкастер.

Декер вздохнул и снял трубку.

— Да?

— Амос?

Декер замер. Судя по голосу, Ланкастер была на грани срыва. И это совсем на нее не похоже.

— Мэри, что случилось? Еще одна стрельба?

Такая возможность тревожила Декера с самого начала. Некоторые особенности стрельбы в Мэнсфилде наводили на мысль, что этот парень…

— Нет, — выдохнула она. — Но, но есть кое-что… кое-что…

— Где ты? — оборвал ее Декер.

— В Мэнсфилде.

— Это связано с Мэнсфилдом? Вы нашли что-то важ…

— Амос! — взвизгнула она. — Просто дай мне закончить.

Декер замолчал. Ему показалось, что в телефоне слышно, как бьется ее сердце.

— Мы получили баллистику по пистолету из Мэнсфилда.

— И что она…

Ланкастер оборвала его:

— И нашли совпадение.

Декер стиснул телефон.

— Совпадение? Какое?

— С пистолетом, из которого убили твою жену.

Глава 20

Пуля калибра.45.

Полуоболочечная. Разворачивающаяся.

В сокращениях экспертов — ПОР.

Жестоко эффективные боеприпасы. Не совсем в точности, но похожи на «дум-дум», названную в честь Дум-Дум в Индии, где британский офицер изобрел пулю, расходящуюся при ударе и разрывающую тело, как крошечный зловредный мячик.

Инновации не всегда бывают во благо.

ПОР.45 вошла в лоб Кэсси Декер и развернулась глубоко в мозге. Пулю достали во время вскрытия и зарегистрировали как улику при расследовании убийства. Кусочек металла сохранил форму и следы нарезов ствола в достаточной мере, чтобы однажды его можно было соотнести с оружием, из которого он вылетел. Ну, оружия у них пока не было, зато было кое-что другое.

Сейчас они знали, что тот же пистолет, пуля из которого оборвала жизнь Кэсси Декер, оборвал жизни и половины жертв в Мэнсфилде. Остальные встретились с тупой мощью дробовика. Судмедэксперт извлек пулю из тела Крамера, учителя физкультуры, и, в соответствии с обычным порядком, провел сравнение по базе данных полиции. И тут же получил совпадение.

Из-за важности находки ФБР провело собственные тесты и пришло к тому же заключению.

Тот же пистолет. Баллистика не лжет. Следы нарезки на пуле совпали, как отпечатки пальцев. И это еще не всё. В спальне Декеров они нашли одинокую гильзу. Ее сравнили с несколькими гильзами, найденными в школе. И они тоже совпали по всем значимым признакам.

Убийство семьи Декера и бойня в Мэнсфилде оказались неразрывно связаны.

* * *

Декер, кутаясь в пальто, стоял перед темным фасадом школы. По его голове и широким плечам стучал ливень. Дело доросло из Мэнсфилдской школы до его дома на тихой улице, а между ними было расстояние шириной с океан. Декеру и в голову не приходило, что между этими двумя преступлениями может быть какая-то связь. Теперь на него давили факты.

Был шанс, что речь идет о разных убийцах. Со времени выстрела в его доме пистолет мог быть потерян, продан или отнят. Одно и то же оружие часто всплывало в разных преступлениях в руках разных людей. Но Декер полагал, что тут речь идет об одном человеке. И если так, Леопольд вылетает. Значит, он врал. Тем не менее возможно, что подробности преступления были рассказаны Леопольду настоящим убийцей. В таком случае Леопольд — лучшая надежда отыскать человека, убившего семью Декера. И всех остальных.

Несмотря на найденное в спальне послание, со стороны семьи Декера дело было холодным. Зато со стороны Мэнсфилдской средней школы оно было обжигающе горячим. Значит, на Мэнсфилде ему и нужно сосредоточиться. На Мэнсфилде и Себастьяне Леопольде. Если Леопольд знает, кто убил Декеров, он знает и мэнсфилдского стрелка.

Амос показал свой пропуск полицейским, стоящим на периметре, и вошел в школу через главный вход. Вчерашний день был для Декера бессвязным и конфузящим во всех отношениях. Амос не знал, уместен ли он посреди суматохи расследования. Он чувствовал себя отрезанным от всех и вся вокруг. Но сейчас, узнав о связи с убийством его семьи, Декер твердо знал, что теперь он тут к месту. Он будет заниматься этим делом столько, сколько потребуется. И сдвинуть его с места удастся разве что динамитом.

Амос не пошел в штаб в библиотеке. Он отправился в столовую и уставился на морозильник. Потом посмотрел на потолочные плитки.

«Нитка от камуфляжа, пятно от оружейного масла… Возможно, все этополная фигня. Возможно».

Он посмотрел на наружную дверь. Тоже ложный след, или так ему сейчас думалось.

Амос вышел из столовой, миновал библиотеку, повернул направо в главный коридор, делящий здание пополам, и двинулся вглубь школы, отсчитывая шаги.

На каждом пересечении с другим коридором Декер изучал «рельеф местности» — сначала слева, потом справа. С обеих сторон располагались классы. В последнем коридоре погибла Дебби Уотсон. Здесь же, слева, был убит учитель физкультуры Крамер, не успевший доесть утренний сэндвич и кофе. У черного хода Декера встретила видеокамера. Угол, под которым она висела, по-прежнему вызывал интерес. Это было сделано умышленно. А умышленные действия всегда означают какой-то замысел.

Затем Декер посмотрел на классную комнату справа от того места, где убили Дебби. На застекленной двери было выведено «Комната 141».

Декер толкнул дверь. Заперто. Он достал из кармана набор отмычек и отпер замок. Потом зашел внутрь и включил свет. К удивлению Амоса, класс был оборудован под мастерскую. В школе была мастерская, когда Декер учился здесь. Но он думал, что такие вещи остались в прошлом. Повсюду стояли верстаки, циркулярные и торцовочные пилы, рубанки, сверла, ведра с инструментами и тиски, приделанные к дереву. На стенах висели полки с трубами, гайками, болтами, деревяшками, электроинструментом, удлинителями, рабочими лампами и кучей всего остального, нужного для слесарных и столярных работ. В дальней части комнаты были три двери. Две легко открылись. Кладовки. В них лежали кучи барахла — наверное, старых школьных проектов: недоделанные фрагменты мебели, причудливо изогнутые куски металла, проволочные клетки, кусок крыши, козлы, листы фанеры, деревянные бруски, очень много пыли и много пустоты.

Последняя дверь не открывалась, и Декер еще раз достал отмычки. В дальнем углу помещения стоял старый бойлер, сейчас ни к чему не подключенный. У стены высилась футов на десять груда оконных кондиционеров. И снова много пустоты.

Амос прикрыл дверь, прошел через мастерскую, выключил свет, вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. Следующей по коридору комнатой был класс 144, тот, из которого вышла навстречу своей смерти Дебби Уотсон.

Декер поглядел на открытый шкафчик у стены. Тот принадлежал Дебби. Когда ее убили, она стояла у шкафчика. Возможно, доставала какой-то предмет, чтобы взять его с собой в кабинет медсестры. Это могло объяснять, почему она завернула сюда. Или не могло. Подростки непредсказуемы. Они могут жутко разболеться и забежать к шкафчику за жвачкой. Или проверить, нет ли угрей — внутри шкафчика Дебби висело зеркальце. Декер приметил на полочке тюбик крема от угрей, рядом стояла начатая упаковка мятных леденцов.

Брызги крови свидетельствовали, что в момент выстрела девушка стояла прямо перед шкафчиком. Она обернулась к убийце, поскольку получила заряд картечи в лицо.

Ее убили в 8:42.

Декер заключил, что Уотсон действительно была первой жертвой. И это заставило его заинтересоваться, чем же стрелок был занят между 7:28, когда Мелисса Далтон услышала чпокающий звук в переднем коридоре, и моментом гибели Дебби в дальнем конце школы. Разница составляла час и четырнадцать минут.

Декер закрыл глаза и стал размышлять.

«Я добрался оттуда сюда за шестьдесят четыре шага. Меньше двух минут. Стрелок появился на видео в 8:41. Но когда он вышел из столовой? Точно определить невозможно. И главный вопрос: как он прошел весь путь незамеченным? Если я отвечу на него, я отвечу на все остальные. Если не отвечу, дело заходит в тупик».

По меньшей мере шесть и два, широченные плечи, двести с лишним фунтов веса. Декер просмотрел видеозапись и не спорил с этими оценками. Однако в школе не был ни одного мужчины таких габаритов, кроме погибших учителя физкультуры и завуча, да еще кучки учеников-футболистов, сидевших в своих классах в комплекте с сотней алиби. И двое из них — подходящих размеров — были убиты во время стрельбы.

Все выглядело так, будто этот парень возник, перестрелял людей и растворился в воздухе. Поскольку такое было невозможно, Декеру приходилось как-то пересмотреть картину.

Он зашел в кабинет 144 и уселся за учительский стол. Потом принялся изучать класс. Двадцать одно пустое место, парты выстроены тремя рядами. Одно из этих мест занимала Дебби Уотсон. Последние минуты ее жизни были достаточно ясны: расстройство желудка, разрешение на посещение медсестры, заход к шкафчику. А уже через пару минут она мертва.

Дебби занимала четвертое место в третьем ряду. Декер представил, как девушка поднимает руку, выглядит и чувствует себя больной, получает разрешение выйти, идет к двери… И никогда не возвращается.

Декер встал и вышел за дверь. Остановился и повернулся. Он стоял перед открытым шкафчиком Дебби. И отражался в зеркале на внутренней стороне дверцы. Декер не сразу узнал себя. Жирный бородатый чувак, мокрый, как собака. Отвратный видон.

А потом он оторвался от зеркала и заметил в шкафчике кое-что еще: стопку учебников и тетрадей.

Декер посмотрел на дверь класса 144, потом снова на шкафчик.

Жизнь состоит из случайностей. Полно наитий и прозрений. Не то время, не то место. Вполне естественно, когда семь миллиардов людей толкутся на одной-единственной планете. Но в полицейской работе есть неписаное правило: случайностей не бывает. Тебе просто нужно зарыться поглубже в расследование, и связь найдется.

Декер позвонил Ланкастер. Та была в библиотеке.

— Ты говорила с родителями Дебби Уотсон?

— Да?

— Они упоминали, что она плохо себя чувствовала, когда собиралась в школу?

— Нет. Я спросила ее мать. Она сказала, что Дебби прекрасно выглядела. Хотя она могла подхватить какой-то быстрый вирус или еще что.

— А что учитель? Когда Уотсон попросилась выйти?

Декер слышал, как женщина листает свой блокнот.

— Учительница сказала, что Дебби хорошо выглядела, но потом подняла руку, сказала, что ее тошнит, и попросила разрешения выйти.

— Она написала записку или…

— Они печатают их заранее. Учительница просто вписала фамилию и отдала девушке листок.

— То есть все заняло секунд тридцать, а потом Дебби вышла из класса?

— Похоже на то.

— В какое именно время она вышла из класса?

— Учительница думает, что за пару минут до того, как они услышали выстрел. Может, минут за пять.

— Большой зазор. Ее шкафчик — через один от дверей этого класса. А я прошел все школу насквозь меньше чем за две минуты.

— Может, она задержалась там на пару минут. А может ей показалось, что ее сейчас вытошнит, и она пыталась взять себя в руки… Слушай, а почему…

— Потом объясню. Возможно, ерунда.

Декер отключился и убрал телефон. У него в голове оформлялась радикальная идея, которая потенциально может сокрушить определенных людей. Тяжелая перспектива. Он собирался сделать это, только чтобы докопаться до истины. Истина была для него всем. Но сначала ему нужно найти какую-то твердую почву — и уже тогда двигаться дальше.

Дебби встретила свою судьбу в 8:42. После этого ее не стало, ее жизнь закончилась. Но как это происходило? Дебби поднимает руку, получает разрешение выйти. Она выходит из класса, но не торопится в кабинет медсестры. Вместо этого идет к своему шкафчику и открывает его. Еще минута. Но Ланкастер сказала, что, по мнению учительницы, прошло несколько минут — может, даже пять. Чем все это время занималась Дебби? Возможно, замешкалась или собиралась с духом, как предположила Ланкастер. Но, возможно, у нее было какое-то другое дело…

Декер еще раз уставился на содержимое шкафчика.

Окровавленный блокнот и прочие предметы, лежавшие рядом с телом Уотсон, забрала полиция вместе с ее останками. Но из шкафчика они ничего не забирали. Да, не забирали. Ее вещи все еще здесь. И они не пострадали, поскольку тело девушки защитило их от картечи.

Декер схватил стопку книжек, вернулся в класс 144 и сел. Открыл первую книгу и начал пролистывать страницу за страницей. Пролистал все учебники, ища любые странности, заметки, наброски, что угодно.

Он просмотрел три тетради и дошел до девятнадцатой страницы четвертой, когда остановился. Дебби нарисовала здесь картинку. На самом деле, отличный набросок. У девушки определенно был талант.

Но намного сильнее формы Декера заинтересовало содержание.

На странице был нарисован мужчина в камуфляжном костюме.

А рядом — большое сердце.

Глава 21

Декер принял душ, переоделся, тщательно расчесал волосы и нацепил самое профессиональное выражение лица. Он считал, что люди, сидящие перед ним, этого заслуживают.

На него смотрели отец и мать Дебби Уотсон. Папа был маленьким робким человечком лет сорока пяти, с жидкими усиками над тонкой верхней губой. У него была недоразвитая правая рука, усохшая от локтя. В целом он выглядел так, как будто на него несется грузовой состав.

Мама Дебби непрерывно курила. Пепельница перед ней была набита окурками. Никотин, обедняющий кровь, поглощая из нее кислород, добавил преждевременных морщин вокруг рта и высушил ее лицо, не слишком привлекательное даже в молодости. Предплечья с разбухшими венами потемнели и покрылись пятнами — вероятно, от летнего отдыха в гамаке, замеченном Декером на заднем дворике, между двух деревьев. Мама не выглядела так, будто на нее несется поезд. Она выглядела как человек, из которого высосали всю душу. А через потертый журнальный столик до Декера доносился отчетливый запах спиртного.

Справа от Декера сидела Ланкастер. Она устроилась на диване, как кошка на полочке. Ее лицо было серьезным, деловитым и жестким — с того момента, как Декер показал ей рисунок человека в камуфляже в тетрадке Дебби. Ланкастер с вожделением посматривала на сигарету Бет, будто ожидая разрешения закурить свою.

Они не показали рисунок ни ФБР, ни кому-то другому. Решили пока придержать его у себя. Декер сказал, и Ланкастер согласилась с ним: прежде чем предавать находку огласке, нужно поговорить с родителями. Если набросок не связан с убийствами, незачем причинять семье Дебби лишние мучения. В мире круглосуточных новостей семью Уотсонов разберут по косточкам, перетрясут все грязное белье, и уже неважно, какие потом найдутся оправдания — правда никогда не поднимется выше самого первого электронного цунами.

Декер предварил главный вопрос множеством отступлений. Он дожидался, пока Уотсоны не будут готовы к виду наброска, сделанного их дочерью. Когда пара увидела рисунок, оба вздрогнули, а потом замерли, как будто их казнили на электрическом стуле.

Декер видел обоих очерченными кремово-белым. Для него смерть была синей, а белый олицетворял отчаяние. Целый год после убийства семьи он видел себя в зеркале белейшим из белых мужчин всего мира.

— Как вы полагаете, почему Дебби нарисовала эту картинку? — негромко спросил Амос и указал пальцем сначала на фигуру в камуфляже, потом на сердце. — Она с кем-нибудь встречалась? — добавил он.

Сердце указывало на такую возможность. Даже в двадцать первом веке сердце, нарисованное девушкой рядом с изображением мужчины, скорее всего, означает то же самое, что и в прежние времена.

Джордж Уотсон покачал головой, усы вздрогнули вместе со всем остальным. Высохшая рука качнулась у бока. Декер задумался, сколько насмешек, связанных с этим физическим недостатком, пришлось пережить мужчине. Должно быть, это уродство во многом определило его жизнь, но не само по себе, а жестокостью, которую временами проявляют люди и весь мир.

Бет Уотсон не качала головой. Она чуть кивнула, и Декер с Ланкастер тут же сосредоточились на ней.

— Кто он? — спросила Мэри.

— Не знаю, — запинаясь, произнесла Бет. — В смысле, она никогда не приводила кого-то домой, чтобы мы об этом не знали.

— Нас интересует каждый, кого она могла привести домой, — сказал Декер.

— Нет, я хочу сказать, это были мальчишки. Вы говорили, тот человек крупный. В газете сказано, шесть и два, и двести с лишним фунтов веса. Дебби никогда не приводила домой мальчиков выше ее отца.

Джордж откашлялся и горько сказал:

— Во мне даже нет пяти и восьми. В шестнадцать рванул вверх — и больше уже не рос.

Мужчина умолк. Казалось, он растерян и даже немного потрясен тем, что говорит о таких банальных вещах перед лицом ужасной трагедии.

— И они все были из школы. Один из них тоже погиб. Как моя бедная Дебби, — заговорила мать.

— Кто именно? — уточнила Ланкастер, нацелив ручку в блокнот.

— Джимми Шикель. Хороший парень, играл в футбольной команде. Очень популярный. Мы знали их много лет. Джимми и Дебби вместе ходили в начальную школу. Он пошел с Дебби на младший выпускной, но они были просто друзьями… — Она опустила голову и сказала: — Вы просто не можете представить, что такое потерять ребенка.

Бет схватила с журнального столика бумажное полотенце и вытерла глаза, муж неуклюже гладил ее по плечу.

При этих словах женщины взгляд Ланкастер метнулся к Декеру, но тот не обернулся. Он продолжал смотреть на Бет. Он точно знал, что такое потерять ребенка. Но сейчас это ничего не значило. Такие родители не могут сочувствовать друг другу, несмотря на мнимую общность потери, поскольку каждый из них попадает в свой личный ад.

— Но был кто-то еще? — подсказал Декер. — Кто-то, кого вы не знали и кого Дебби не приводила домой. Вы об этом говорите, верно?

Бет скомкала бумажное полотенце и швырнула его на ковер. Муж подобрал комок и положил на журнальный столик. Она раздраженно глянула не него и, заметив это, Декер задумался, насколько неудачен их брак. Маленькие уколы, которые следуют друг за другом долгие годы и которые переживает большинство союзов? Или все намного серьезнее? И они уже дошли до точки, когда потеря Дебби навсегда расколет их брак? А может, эта потеря заставит их сплотиться… Декер знал, такое тоже случается.

— Она постила всякие штуки в Интернете. Но никогда не говорила о нем напрямую. Однако я все равно замечала всякие следы в разных местах. Я же мама.

— То есть вы читали ее посты?

— Какое-то время я пользовалась ее паролем. Когда она об этом узнала, то сменила его. Дебби никогда не упоминала его имени. Но у нее было для него ласковое прозвище.

— Какое? — спросила Ланкастер.

— Джизес.

— А откуда вы о нем узнали? Оно было в тех постах?

— Нет. Я увидела его на доске у нее в комнате. Она написала маленькое стихотворение о Джизесе. Дебби не была верующей. В смысле, мы не ходим в церковь или еще куда, так что дело было не в этом. Это был парень. И стихотворение… чуточку личное. Определенно о парне. А когда я спросила Дебби о нем, она побежала к себе в комнату и стерла его.

Декер и Ланкастер обменялись взглядами.

— А вы не знаете, — уточнил Декер, — у этого прозвища библейские или латиноамериканские корни?

Женщина озадаченно глядела на него, и он добавил:

— Я имею в виду, Иисус или Хесус?

— Вот ведь черт, ни разу об этом не задумывалась. Я просто… просто решила, что она вроде как обожествляет этого парня. Но я не думаю, что моя Дебби стала бы встречаться с каким-то мексиканским Хесусом, — оскорбленно добавила она, вытерла нос и закурила сигарету. — Я хочу сказать, мамы всегда знают такие вещи, даже если дочери думают, что у них глупые родители. Дебби наверняка думала, что мы бестолковые. — Она искоса взглянула на мужа: — Хотя некоторые действительно бестолковые. Определенно.

Муженек убрал руку с ее плеча и свесил между колен, как собака, поджимающая хвост. Может, он и в брюках, подумал Декер, но штаны в этой семье явно носит не он.

Декер взглянул на Ланкастер.

— Посты в Интернете?

Она кивнула:

— Мы все достанем.

— Так, значит, она ничего не рассказывала об этом человеке? Вообще ничего?

— Я спрашивала. И не один раз. Но она не клюнула. — Бет помолчала. — Ну, один раз она промахнулась: сказала, мол, я бы его не поняла. Он такой… зрелый.

— То есть старше ее. Не из средней школы? — уточнил Декер.

— Так я это и поняла, да. Я хочу сказать, она была в выпускном классе. И точно не говорила о своих одноклассниках. И не интересовалась младшими. А Дебби была просто красотка. Все, что нужно, и так далее. На нее положила глаз целая толпа мальчишек. Я пыталась дать ей совет, но девочки не слушают. Я сама не слушала, когда моя мама пыталась мне советовать. Мне всегда нравились плохие парни.

Ее муж почти сконфуженно посмотрел на детективов:

— А потом она вышла за меня.

— Пришлось выйти за тебя, Джордж. Дебби была уже на подходе. У моей матери чуть не случился сердечный приступ. Лучшим, что вышло из нашего брака, была Дебби. А теперь у меня нет даже ее. То есть у меня вообще ничего нет.

Ланкастер отвела взгляд. Джордж Уотсон прикусил губу и уставился на старое пятно на журнальном столике.

Декер внимательно разглядывал эту пару. После такой трагедии часто рушатся все нормы семейных отношений. Люди легко и с готовностью обсуждают темы, на которые вообще никогда не разговаривали. Похоже на плотину, которая долго сдерживает, а потом рушится. Дебби была такой плотиной. И после ее смерти все выплеснулось наружу.

— А почему она нарисовала камуфляжный костюм? — спросила Ланкастер и посмотрела на Джорджа. — Вы охотитесь? У вас дома есть камуфляж?

Тот решительно помотал головой.

— Я не смогу выстрелить в животное. У меня даже оружия никогда не было.

— Полагаю, что в вашем состоянии было бы нелегко правильно держать оружие, — заметил Декер.

Джордж посмотрел на свою искривленную руку.

— Я с этим родился. — Он помолчал и смиренно добавил: — Из-за этого вообще много трудностей.

— Значит, этот камуфляж может быть отсылкой к тому парню, Джизесу? — спросил Декер.

— Возможно, — осторожно ответил Джордж.

— Наверняка, — резко сказала Бет. — Она нарисовала рядом с ним сердце. — Одарила Ланкастер знающим и раздраженным взглядом. — Мужики в это не въезжают, верно? Они никогда не заходят в чертов «Холлмарк».

— Я видел на кухонном столе ноутбук, — сказал Декер. — Дебби им пользовалась?

— Нет, у нее был свой. Он в ее комнате.

— Мы можем сейчас взглянуть на ее комнату?

Бет провела их по коридору. Прежде чем уйти, она сделала последнюю затяжку и заявила:

— Как бы там ни вышло, моя девочка не имеет ко всему этому никакого отношения, даже если и вправду нарисовала того мудака в камуфляже. Никакого. Слышите меня? Оба?

— Громко и ясно, — ответил Декер.

Но подумал, что если Дебби и была как-то связана с происшедшим, она уже расплатилась по самой высокой цене. Штат не сможет еще раз убить ее.

Бет привычным щелчком отправила сигарету в полет по коридору. Красный огонек вспыхнул, а потом погас на выцветшей дорожке. Женщина развернулась и ушла.

Они открыли дверь и вошли в комнату Дебби. Декер встал посреди крошечной комнатки и огляделся.

— Мы отправим сюда спецов, — сказала Ланкастер, — чтобы разобраться со всеми ее интернет-штуками. Фотографии на телефоне, ноутбук, облака и все такое. Инстаграм. Твиттер. Фейсбук. Тамблр. Чем там еще гордятся дети… Все время что-то новое. Но наши ребята знают, где искать.

Декер не ответил. Он продолжал осматриваться, вбирал в себя комнату, выстраивал наблюдения на маленьких полочках своей памяти, а потом извлекал оттуда, если одно не складывалось с другим.

— Я вижу типичную комнату девочки-подростка. А что ты видишь? — наконец не выдержала Ланкастер.

Он не обернулся, но ответил:

— То же, что и ты. Дай мне еще минуту.

Декер обошел комнату, заглядывая под стопки бумаг, открыл платяной шкаф, опустился на колени и посмотрел под кровать, тщательно изучил развешанные по стенам картинки, включая целую секцию обложек журнала «Пипл». К одной стене крепились квадраты доски для записей. На одном были ноты, на других — обрывки стихов и послания к самой себе: «Деб, новый день — новые достижения».

— Захламленная комнатка, — заметила Ланкастер, присевшая на край стола девушки. — Отправим сюда экспертов и соберем все в кучу.

Она посмотрела на Амоса, явно ожидая его реакции, но вместо этого тот вышел из комнаты.

— Декер!

— Я вернусь, — бросил он через плечо.

Мэри посмотрела ему вслед и пробормотала:

— Из всех возможных напарников мне достался Человек Дождя, только огромный.

Ланкастер достала из сумки жвачку, развернула и засунула в рот. Следующие несколько минут она бродила по комнате, потом подошла к зеркалу, висящему на внутренней стороне платяного шкафа. Поразглядывала себя и смиренно вздохнула, как человек, который прекрасно знает — его лучшие дни остались в далеком прошлом. Рефлекторно потянулась за сигаретой, но передумала. Комната Дебби — часть расследования. Пепел и дым могут испортить результаты.

Она резко обернулась навстречу Декеру, входящему в комнату.

— Куда ты ходил?

— Задал пару вопросов ее родителям, а потом попросил взглянуть на остальную часть дома.

— И?..

Он подошел к нотам, написанным на доске, и указал на них.

— Дебби этого не писала.

Ланкастер уставилась на значки.

— Откуда ты знаешь?

— Она не играет на музыкальных инструментах. Я уже проверял ее школьные записи. Она не участвовала в группе. Я спросил у матери. Она никогда не играла на музыкальных инструментах, и в доме нет ни одного. Второе: в комнате нет нотных записей. Даже если ты не играешь, а только сочиняешь музыку, думаю, у тебя в комнате найдется несколько листов с нотами, тем более чистые листы. И третье: это не почерк Дебби.

Ланкастер подошла к стене и внимательно посмотрела на значки, потом сравнила их с другими надписями на досках.

— Но как ты это понял? — спросила она. — В смысле, нотные записи не похожи на другие надписи. Это же символы, а не буквы.

— Дебби — правша. А тот, кто написал эти ноты, — левша. И хотя ноты не буквы, это все равно заметно по изгибам, росчеркам и направлению значков.

Декер взял кусочек мела и написал на соседней секции доски несколько музыкальных символов:

— Я правша, и сейчас ты должна заметить разницу.

Он указал на несколько пятен на доске:

— А вот здесь левый рукав этого человека смазал ноты. У правши пятна были бы напротив. Как у меня. — Он показал на смазанные места, оставленные его собственным правым рукавом. — И Леопольд — правша.

— А это ты откуда знаешь?

— Он подписывал бумагу, которую я ему дал, когда заходил к нему в камеру.

— Ну, хорошо, может, это был какой-то ее друг-музыкант.

Но Декер уже качал головой:

— Нет.

— Почему нет? Вполне могу представить, как ее приятель записывает здесь мелодию или что-то в этом роде. Может, для вдохновения, подходящую к надписям Дебби…

— Потому что эти ноты бессмысленны. Их невозможно сыграть ни на одном известном мне инструменте. Это не часть музыкальной композиции, а просто бред.

— Ты что, занимался музыкой?

Декер кивнул.

— В средней школе, гитара и ударные. Короче, знаю, какой тут счет. Не имеющий отношения к футбольному полю.

Ланкастер вновь обернулась к нотам:

— Тогда что это такое?

— Я думаю, это код, — ответил Декер. — И если я прав, это значит, что Джизес бывал в этом доме.

Глава 22

Декер и Ланкастер запечатали комнату Дебби и вызвали команду экспертов, которая прошерстила не только комнату, но и весь дом. Берлингтон никогда еще не переживал преступлений такого масштаба, и сейчас каждый, от новичков до старших сотрудников полиции, выкладывался на всю катушку.

Уотсоны сказали, что они ничего не знают об этой нотной записи. Амос был склонен им поверить. Когда эксперты закончили работу, Декер и Ланкастер еще раз уселись вместе с Уотсонами.

— Если этот парень побывал у вас в доме и написал ноты, как это могло произойти без вашего ведома? — спросил их Декер.

— Ну, мы же должны спать, — встопорщилась Бет. — Но дом невелик. А наша комната прямо рядом с Дебби. Мы с Джорджем оба чутко спим. Не представляю, как она могла привести парня в свою комнату, чтобы мы об этом не узнали.

— А днем? — спросила Ланкастер.

— Я сижу дома. Джордж работает с девяти до пяти. На самом деле, я бываю дома больше, чем Дебби.

— Вы можете припомнить, насколько давно на доске появились эти ноты? — спросил Декер.

— Две недели назад их не было, это я вам точно скажу, — ответила женщина.

— А откуда вы это знаете? — уточнил Амос.

— Потому что я стерла все, что там было.

Бет помолчала.

— Мы поспорили, и я… ну, в общем, я вышла из себя и стерла все это дерьмо. — Она всхлипнула. — А теперь я больше никогда ее не увижу…

— О чем вы спорили? — спросил Декер, игнорируя ее переживания.

Ему требовались ответы. И прямо сейчас. А горевать она сможет и потом.

Бет взяла себя в руки.

— Дебби была в выпускном классе. Она взяла тесты на академические способности и хорошо справилась, но не обратилась ни в один чертов колледж. Отговаривалась тем, что все это очень дорого. И это правда, мы мало чем могли ей помочь. Но я все время твердила ей, что можно найти финансовую помощь. И чем она собирается заниматься без колледжа? Станет мною?

Она замолчала, ее муж смотрел в сторону.

— И поэтому я разозлилась и стерла эту проклятую доску начисто. Все эти изречения насчет изменить мир и иметь цель. Полная чушь! Она ничего не делала и никуда не собиралась. И потому я все стерла. Оставила чистый лист. Надеялась, она поймет мою мысль. Видимо, не поняла… А теперь она уже ничего не поймет. Больше ничего… Девочка моя. Моя бедная девочка.

Бет залилась слезами и начала биться в истерике на диване. Муж, с помощью Декера, отвел ее в спальню и уложил в кровать. Когда Амос возвращался к Ланкастер, до него все еще доносились крики женщины, которая звала свою мертвую дочь.

Джордж Уотсон, вернувшись через несколько минут, сказал:

— Мне кажется, нам стоит закончить, если вы не против.

— Вы с женой недавно уезжали? — спросил его Декер.

Джордж удивленно посмотрел на него.

— Откуда вы знаете?

— Этот парень пришел сюда и написал свои ноты. Будь вы здесь, вы могли бы его увидеть. А он не собирался рисковать. Так вас в какой-то момент не было?

— Неделю назад мы ездили в Индиану, побыть с сестрой Бет. Она заболела. Мы остались там на два дня, потом вернулись назад.

— А Дебби была здесь?

— Да, мы же не могли забрать ее из школы.

— Значит, тогда он, скорее всего, и приходил, — заметил Декер.

Джорджа начало трясти, и он обхватил себя рукой.

— Вы действительно думаете, что это животное было в нашем доме? В спальне нашей дочери?

Амос оценивающе взглянул на мужчину с поврежденной рукой.

— Да, полагаю, это вполне возможно.

Ланкастер одарила Декера свирепым взглядом и торопливо сказала:

— Ну что ж, спасибо за помощь, мистер Уотсон. Нам уже пора. И мы очень сожалеем о вашей потере.

Джордж проводил их до двери. Он открыл дверь и сказал:

— Дебби не стала бы помогать кому-то убивать людей в Мэнсфилде. Они были ее друзьями.

— Я учитываю этот факт, — ответил Декер. — Надеюсь, окажется, что вы правы.

Джордж заморгал, будто даже не подозревал, что может оказаться не прав, и закрыл дверь.

Декер и Ланкастер вышли на тротуар.

— Твоя тактичность, как всегда, просто потрясает, — саркастически заметила полицейская.

— Мэри, я пришел сюда не для того, чтобы побыть его другом и подержать за руку. Я пришел, чтобы поймать того, кто убил его дочь.

— Ладно, ладно, — отмахнулась она. — Я получила письмо от экспертов. Они не нашли ничего полезного ни в телефоне Дебби, ни в ноутбуке. Никаких фотографий, электронных писем, тестовых или голосовых сообщений. И ни одного поста на сайтах, к которым, по их мнению, у Дебби был доступ. Ее мама говорила, что видела какие-то, намекающие на этого парня, но, должно быть, девушка их стерла. Хотя не исключено, что наши ребята как-то их откопают.

— Этот парень никогда не дал бы ей сделать свою фотографию. Никаких электронных следов. Слишком легко. Возможно, он даже не пользуется Интернетом.

— И как ты это вычислил?

— Я вижу человека вне тенденций. Без связей. Одиночка. Переплывает с места на место.

— На чем это основано? Ты что-то заметил?

— Нет, почувствовал. Но меня озадачивает один пункт.

— Только один? Повезло тебе, — с мрачной улыбкой заметила Мэри. — Мой перечень длиной в шесть страниц.

Декер продолжал, как будто не слышал ее:

— Почему именно Дебби? Почему он взял ее в команду?

— В команду? А что она делала? Я думала, она просто его подружка.

— Она дала ему нечто, в чем он нуждался.

— Нечто, в чем он нуждался? В школе? Ты имеешь в виду «пушки»? Она никаким образом не могла пронести в школу пистолет и дробовик.

— Необязательно это было оружие.

— Но зачем ему понадобилось, чтобы она принесла ему какую-то вещь?

— Это меня и озадачивает. Почему она, и зачем встречаться в школе в этот день?

— Эй, Декер, я здорово отстаю. Встречаться?

— Она притворилась, что заболела. Вышла из класса, встретилась с этим парнем, вероятно, что-то дала ему, а потом он ее убил. Но там есть зазор по времени, которого я пока не могу понять.

Ланкастер задала другой вопрос, но Декер уже не слушал. Он всматривался в левую сторону улицы. Было темно, в холодном ночном воздухе изо рта шел пар. Казалось, что из такой черноты не может появиться ничего хорошего. Но для Амоса ночь внезапно заполнили тройки, его самые нелюбимые цифры.

Впервые такое случилось, когда он начинал работать патрульным. По счастью, Декер в ту ночь был один. Он сидел в патрульной машине, пил кофе, и тут тьма пришла в движение. Сначала он подумал, что кто-то пытается подобраться к нему. В те дни у Берлингтона были большие проблемы с бандами, в основном из молодых парней, у которых нет ни работы, ни надежды, слишком много тестостерона и избыток оружия под рукой.

Амос швырнул стаканчик в окно, положил одну руку на пистолет, а в другую взял рацию. Он уже собирался вылезти из машины и предостеречь тех, кто прячется в темноте. И в этот момент перед ним появились цифры. Огромные, гигантские тройки.

Как будто его внезапно перенесло в плохой фантастический роман.

Он подумал, что сходит с ума. Но тут в голове что-то щелкнуло. Клочок воспоминаний. Один из врачей в том институте за Чикаго, куда Декер попал после травмы и где с ним начали происходить все эти странности. Тот врач сказал: «Амос, любой новый день может принести вам новые ощущения. Мозг никогда не останавливается. Никогда. В нем постоянно идет настройка и перенастройка. Я пытаюсь сказать вам, что уже случившееся может оказаться не единственным изменением, которое вам доведется испытать. Завтра, в следующем месяце, через год или десять лет вы можете проснуться и обнаружить нечто новое. К сожалению, мы не в состоянии это предсказать. Когда это случится, оно может показаться чем-то ужасным. Нужно только помнить, что все это происходит в вашем разуме. У вас в голове. Оно не реально».

Вспомнив эти слова, Декер повернулся навстречу армии чисел, его первый страх отступил, но тут же сменился новым.

«А что я увижу завтра?»

Амос сменился с дежурства, вернулся домой, упал в кровать и тихо плакал, чтобы не разбудить Кэсси. Утром он рассказал ей, что случилось. Она — предсказуемо — поддерживала и ободряла. И Декер — предсказуемо — оживился, отбросил случившееся как забавный эпизод. Но он не был забавным. Совсем не был. И тройки на какое-то время ушли. Декер не видел их, выходящих из темноты, со дня смерти Кэсси и Молли. А сейчас они вернулись.

«Замечательно».

И у троек появилось новое измерение. Теперь от каждой цифры отходило по трое ножей. Нет, это совсем не забавно.

— Дай знать, если они взломают код, — бросил Декер, когда тройки рванулись вперед с ножами наготове.

Потом он свернул налево и пошел по улице.

— Тебя подбросить до дома? — спросила Ланкастер.

Декер шел прочь, засунув руки глубоко в рукава пальто.

Его не нужно подбрасывать. Ему нужно подумать.

Он смотрел себе под ноги, чтобы не встречаться с легионами цифр, надвигающихся на него из мрака.

Что, нужное стрелку, было у Дебби Уотсон? Оружие? Нет. Камуфляж? Возможно. Но почему он не мог принести его с собой? Девушка ему для этого не требовалась.

Сердце и рисунок. Она была влюблена. По уши втюрилась в этого парня. Сделала бы для него что угодно. Но пожертвовала бы она своими одноклассниками? На рисунке у человека в камуфляже не было оружия. Знала ли Дебби, в чем заключается настоящий план? Так почему же она вышла из класса, чтобы встретиться с этим парнем?

Декер поднял взгляд, увидел, как на него налетают тройки, и снова уставился под ноги. Занимаясь слежкой или дежуря по ночам, он надевал специальные очки, которые окрашивали темноту в золотистый цвет. Золото было для него небом, полным диких гусей. И тройки не появлялись. Эти очки давно пропали. А сейчас тройки вернулись, и они вооружены. Ему нужно обзавестись новыми очками.

Декер остановился, прислонился к дереву, закрыл глаза, включил свой мысленный ЦВМ и прокрутил все, что видел в доме Уотсонов. Затем быстро перемотал запись, уменьшил скорость и начал просматривать мысленные кадры. Вскоре Амос остановил запись, и перед ним выстроился ряд картинок, как фигурки на каминной полке. На самом деле, сравнение было очень близким.

Они действительно стояли на каминной полке.

Декер развернулся и быстро пошел к дому Уотсонов. Постучал. Дверь открыл Джордж.

— Вы что-то забыли? — немного раздраженно спросил он.

— Фотографии на вашей каминной полке. Я заметил их, когда осматривался. Не могли бы вы рассказать мне о них?

— Фотографии на камине? — недоуменно переспросил Джордж. — Рассказать о них?

Декер шагнул в дом, вынудив щуплого мужчину отступить.

— Я полагаю, это семейные фотографии?

— Да. Но при чем тут они?

— Я расследовал много дел и знаю, что та единственная вещь, которую ты упускаешь, содержит самый нужный ответ. В этом деле промашки недопустимы, мистер Уотсон, и я уверен, что вы это прекрасно понимаете. Если мы хотим найти человека, который убил Дебби и всех остальных.

«Что этот мужчина может теперь сказать? Только согласиться».

Уотсон медленно, хотя все еще неуверенно, кивнул.

— Хорошо, конечно, идемте со мной.

Он отвел Декера в маленькую гостиную и подошел к полке над старым камином, из щелей между кирпичами которого осыпа́лся раствор.

— С чего вы хотите начать?

Декер указал на крайнюю слева фотографию:

— С него.

— Хорошо, это отец моей жены, Тед Ноллс. Он умер около двух лет назад. Инфаркт.

— Чем он занимался?

— А при чем тут его чертово…

Декер оборвал его:

— Просто расскажите мне, чем он занимался.

Амос смотрел на мужчину сверху вниз. Гризли, нависающий над бурундуком, — именно так должен увидеть его Уотсон.

Джордж отступил, побледнел и посмотрел на фотографию.

— Он был дальнобойщиком. Плохая еда, мало физических нагрузок. Огромный мужик, рухнул прямо на лужайке перед домом, когда подбирал газеты. Умер сразу, даже упасть не успел.

Пока Уотсон говорил это, его взгляд не отрывался от массивной фигуры Декера.

— Вот все, чем он занимался, — водил фуры туда-сюда по всему Среднему Западу и до Техаса.

— Насколько он был близок с Дебби?

Уотсон неловко потер деформированную руку.

— Не очень. В смысле, мы виделись только по праздникам. Но, по правде говоря, у нас с ними были не очень хорошие отношения. Теща никогда мне не симпатизировала.

— А мужчина с ним рядом? На вид фотография довольно старая.

— Это мой дед, Саймон Уотсон. Он умер… лет шесть назад. На этом снимке он еще молодой.

— То есть он прадед Дебби, — сказал Декер.

Уотсон кивнул.

— Он дожил до девяноста с лишком лет. Пил, курил и плевал на все, как он любил говорить.

— Но Дебби знала его, если он умер только шесть лет назад?

— О, да. Собственно, последние пять лет он прожил с нами.

— И она проводила с ним время?

— Конечно. Дебби была еще ребенком, а у прадеда была интересная жизнь. Воевал на Второй мировой, потом в Корее. Потом уволился со службы и пошел работать на Министерство обороны уже штатским.

— Чем он занимался?

— Ну, он работал на военной базе, когда та еще действовала.

— На той, которая рядом с Мэнсфилдской средней школой? База сухопутных войск «Макдоналд»?

— Верно.

— И что он там делал?

— Дед сменил несколько работ. Он был специалистом по технике и строительству. Так что занимался разным оборудованием.

— Вы помните даты?

— Слушайте, ну какое это имеет отношение к делу?

— Мистер Уотсон, я просто ищу следы. Вы помните даты?

— Наверняка не скажу… — Он умолк и задумался. — Он уволился из армии в шестидесятых. Потом пошел работать в «Макдоналд», наверное, в шестьдесят восьмом или в шестьдесят девятом… Должно быть, в шестьдесят девятом. Я помню, в то время астронавты высадились на Луну. И дальше он работал там, пока не вышел на пенсию. Примерно через двадцать лет.

— И база была закрыта восемь лет назад.

— Похоже на правду.

— Это был не вопрос, мистер Уотсон. Она была закрыта восемь лет назад, в понедельник. В тот день шел дождь со снегом.

Уотсон странно посмотрел на него, потом откашлялся.

— Ну, если вы так говорите… Я не помню, чем занимался даже на прошлой неделе. В любом случае, Пентагон провел реорганизацию своих баз, и Берлингтон проиграл. Я слышал, бо́льшую часть перевели на восток, может, в Вирджинию… Поближе к Дяде Сэму и его вашингтонским долларам.

— То есть можно допустить, что Саймон говорил о своей работе на базе с вами и Дебби.

— Ну да… в смысле, о той части, о которой мог. Кое-что было засекречено, думаю, вы бы это так назвали.

— Засекречено?

Джордж улыбнулся.

— Не думаю, что они занимались там ядерным оружием или чем-то таким. Но военные всегда любят секреты.

— Так что же Саймон рассказывал вам? В смысле, о базе?

— Всякие истории. Люди, с которыми он встречался. Иногда — работа, которой он занимался. Они много лет достраивали базу. Стройки, стройки, стройки… И все, кто там работал, отправляли своих детей в Мэнсфилд. Там учился его сын — мой отец. И я пошел туда. И моя жена.

— Дебби когда-нибудь пересказывала вам какие-то подробности историй прадеда?

— Ничего не припоминаю. Когда Дебби подросла, она стала проводить с ним меньше времени. Старики и подростки, вода и масло. Думаю, дед был не таким уж прикольным… — Джордж опустил взгляд. — Наверное, и я тоже.

— Хорошо, теперь расскажите мне про остальные снимки…

Через полчаса Декер вновь шел по темным улицам.

Человек в камуфляже был в доме Уотсонов и написал на доске код, зашифрованный в нотах. В этом Амос не сомневался. Он не знал, о чем говорится в сообщении, и не знал, что этому человеку было нужно от Дебби. Однако почему же из всех учеников Мэнсфилда он взял в союзники именно ее? Должна быть причина. Веская причина.

Его телефон зазвонил. Ланкастер.

— Бюро считает, что они взломали код. Какой-то подстановочный шифр. На самом деле, довольно простой. Ну, на самом деле они уверены, что взломали его.

— Как, интересно, они могут быть в этом уверены?

— Из-за содержания сообщения.

— Мэри, не тяни резину. О чем там говорится?

Она набрала в грудь воздуха, и Декер насторожился.

— Там говорится: «Хорошая работа, Амос. Но этот путь, братан, не приведет тебя туда, куда ты хочешь».

Глава 23

«У меня приобретенный савантизм».

«Точнее, у меня высокофункциональный приобретенный савантизм».

Декер лежал на кровати в своем однокомнатном доме в «Резиденс Инн». Он не спал. Он не мог спать.

«Орландо Серрелл».

У Орландо Серрелла тоже был приобретенный савантизм, полученный в десять лет после удара по голове на бейсболе. С того момента он получил необычные способности к календарным расчетам, исключительную память на погоду в конкретный день и возможность почти полностью вспомнить, где он был и чем занимался в любой день.

«Дэниел Таммет».

Дэниэл Таммет в раннем детстве пережил серию эпилептических припадков. Пережив этот, едва не ставший смертельным, опыт, он превратился в одного из величайших умов столетия, способного воспроизвести число «пи» с точностью до двадцати двух тысяч знаков после запятой и выучить иностранный язык за неделю. У него диагностировали синдром Аспергера, и он тоже, как Декер, видел цифры и другие вещи в цвете.

Амос изучил все, что смог найти о савантах, которые не родились с этими способностями, а получили их в результате какого-то события — травмы в случае Серрелла или уже имевшегося заболевания в случае Таммета.

В мире было не много савантов, и Декер оказался совершенно не готов вступить в их ряды. Когда Лекруа свалил его на футбольное поле, врачи, которые тщательно исследовали голову Амоса, пришли к заключению, что эффектов от травмы было два. Во-первых, травма открыла в его мозге каналы, прочистила сток, и информация стала двигаться намного эффективнее. Во-вторых, она закоротила какие-то цепи, дав ему способность видеть числа в цвете.

Но это было всего лишь предположение. Декер пришел к выводу, что сегодня врачи знают о работе мозга всего чуточку больше, чем сто лет назад.

Амос очнулся в больнице после удара и посмотрел на монитор, по которому бежали цифры его состояния. Он увидел свой пульс, 95 — тот же номер, что и на его футбольном джемпере, — фиолетовой девяткой и коричневой пятеркой. До травмы Декер даже не знал, как выглядит фиолетовый цвет. И эти цифры разбухали в его голове, огромные, мощные. Он видел каждую их деталь. Они казались живыми существами.

Амос помнил, как сел в постели, обливаясь потом. Он решил, что сошел с ума. Начал жать на кнопку вызова медсестры. Потом появился врач, и Декер, запинаясь, объяснил, что он видит. Вызывали специалистов. Много месяцев спустя, после длительного пребывания в исследовательском центре в окрестностях Чикаго, был достигнут консенсус. Ему поставили официальный диагноз: савантизм с гипертимезией и синестезией. Травма навсегда завершила его футбольную карьеру, но подарила ему исключительные мозги. Все последующие годы он помнил фамилии и обстоятельства жизни каждого врача, медсестры, ученого, техника и других сотрудников, которые его осматривали, а их было больше сотни.

О нем могли писать в научные журналы. Медиа могли бы устроить вокруг него грандиозную шумиху. Ведь вероятность такого события не превышала один на миллиард. Но Декер этого не допустил. Он не ощущал себя одаренным. Он чувствовал себя уродцем. Двадцать два года своей жизни он был одним человеком. И был плохо подготовлен к тому, чтобы за несколько минут стать совсем другим. И стать им навсегда, до самой смерти. Как будто незнакомец вошел в его тело и забрал его, а он ничего не может с этимподелать.

«В мой разум незаконно вселился чужак. И оказалось, что он — это я».

Каждому действию есть равное противодействие. Ну, в его случае дружелюбный, общительный, проказливый, но вполне вменяемый молодой футболист стал сдержанным, замкнутым и плохо приспособленным к общению. Он больше не был привязан к великому множеству вещей, на которые люди тратят массу времени: пустая болтовня, «белая» ложь, выброс эмоций, слухи и сплетни. Он перестал воспринимать симпатию и сочувствие. Его перестали беспокоить чувства других людей. Их боль и горе. Казалось, что все это просто отскакивает от его нового, улучшенного разума, не оставляя следа. Сделав его намного умнее, удар украл у него то, что делает человека человеком. Это напоминало требование возврата долга. Без права выбора.

Даже спорт перестал его интересовать. После травмы Амос ни разу не посмотрел футбольный матч.

Женитьба на Кэсси действительно спасла его. Она знала его тайну. Она разделяла его тревоги. Без нее Декер вряд ли смог бы изменить свою жизнь, найти новую работу в полиции, а затем стать детективом, обратив свой новый и заметно улучшенный разум на службу правосудию. И хотя он не был способен любить Кэсси так, как любил бы до удара, он очень заботился о ней. Он сделал бы для нее все, что угодно. Они даже посмеивались над его неспособностью привязываться, характерной для машины, а не человека. Но Декер знал: оба они предпочли бы обратную ситуацию.

Всякий раз, когда он брал дочь на руки, Декер мог думать только о ней, как будто чудовище его ума завораживал маленький человечек, который любит обниматься со своим огромным отцом, как медведь и его детеныш. Он приглаживал ей волосы, терся о ее щечку, и хотя воспоминания о том человеке, которым он привык быть, выглядели размытыми, будто изображение в старом телевизоре с проволочной антенной, именно в такие минуты они становились живее и ярче.

Казалось, его новый разум сделал исключение для двух человек, позволяя Декеру чуть приблизиться к прежнему себе.

Но только для этих двух.

А теперь он один.

Стал просто машиной, навсегда.

И сейчас над ним издевается какой-то урод. Какой-то больной мерзавец, который убил его семью, а потом нацелился на Мэнсфилдскую школу. Даже если б Декера не убедили граффити на стене его дома, зашифрованное сообщение отметало любые сомнения.

Стрелок был одним и тем же.

Семья Декера погибла из-за него. Он давно знал, что это вполне возможно, даже наиболее вероятно. Но даже частичка неопределенности — хорошая штука; она позволяла Декеру верить, вдруг он все-таки ни при чем, вдруг не он послужил мотивом для убийства.

Сейчас неопределенность исчезла. Зато с доходчивой ясностью пришло ужасное, деморализующее смирение. И чувство вины, ударившее Декера намного сильнее, чем Дуэйн Лекруа.

В пять утра он проснулся, принял душ, надел костюм и встал перед маленьким зеркалом в ванной, которая была размером с него. В зеркале он увидел вспышки света и цвета, цифры, текущие по стеклу. Он закрыл глаза, но картинка не поменялась. Все это было не в зеркале, а у него в голове. Считалось, что для савантов, особенно с синдромом Аспергера, характерны очень узкие сегменты интереса: числа, история, некоторые области науки, языки. Декер не знал, какой сегмент положен ему. Не знал, подарил ли ему удар Лекруа синдром Аспергера. Не знал, возможно ли это вообще; да ему никогда и не ставили такого диагноза.

Амос знал только одно: он ничего не забывает. Его разум соотносит цвета с вещами, у которых не должно быть цветов. Он может вспомнить, на какой день недели пришлась любая дата за последние сто лет. Его разум — головоломка, сложенная как-то неправильно, поскольку невозможно понять, как она работает. Эта головоломка — то, кем стал Декер. И это до смерти пугало его с самого первого дня.

Пока рядом была Кэсси, он справлялся. Без нее, без Молли, которая заставляла его думать о чем-то еще, кроме собственной жизни, Амос Декер снова стал выродком.

Джекил и Хайд. Вот только Хайд ушел и никогда не вернется.

Армия троек дожидалась Декера, когда он плелся в темноте на завтрак. Столовая открывалась ровно в шесть, минута в минуту. Он навалил себе еды, принес тарелку к своему столику/кабинету, а потом просто сидел и смотрел на эту горку, даже не пытаясь поесть.

Джун, пожилая женщина, дежурившая в буфете, поспешила к нему.

— Амос, у тебя все нормально? — обеспокоенно спросила она.

Когда Декер не ответил, она подняла кувшин с кофе.

— Давай я налью тебе чашечку. Чашка горячего кофе может смыть уйму проблем.

Приняв его молчание за согласие, она наполнила чашку горячим кофе, поставила ее на столик и ушла.

Декер не отвечал ей, поскольку даже не подозревал, что она была рядом. Его разум бродил далеко от «Резиденс Инн».

Ему не требовалось смотреть на часы. Сейчас было 6:23. Какая-то часть его разума поддерживала работу внутренних часов, безупречного хронометра, который не купишь за деньги.

В десять Себастьян Леопольд вновь предстанет перед судом, на этот раз — с защитником. И Декер намеревался быть там.

Он пошел пешком. Он предпочитал ходить пешком, даже в темноте. Армия троек была на месте, поэтому он все дорогу смотрел под ноги.

Декер читал, что других савантов успокаивают океаны и небеса окружающих их чисел. Для Амоса числа являлись средством достижения цели. Они не давали ему настоящего счастья. Возможно, потому, что он испытал счастье быть мужем и отцом. Числа просто не могли конкурировать с этим, даже для саванта.

Он сел на скамейку рядом со зданием суда и следил, как в небе поднимается солнце, как рассвет взламывает и разрывает черноту, размывает ее усиками красного, золотистого и розового. Или, в разуме Декера, — множеством связанных цифр.

В 9:45 он увидел, как полицейский фургон свернул в переулок у здания суда. Прибыл тюремный транспорт. Амос задумался, привезли ли вместе с Леопольдом других обвиняемых, или же предполагаемый убийца троих человек приехал один.

Декер поднялся на ноги и медленно пошел через улицу ко входу в суд. Через пару минут он уже сидел во втором ряду. За столом представителей находился адвокат, раскладывая свои бумаги. На вид мужчине было лет сорок с небольшим, его волосы едва начали седеть. Коричневый костюм-двойка хорошо пошит, из кармашка выглядывает платок в тон. Мужчина выглядел уверенным и… пожалуй, ветераном. Вряд ли, подумал Декер, они отправили бы на это дело новичка.

У двери в комнату судьи стоял тот же пристав. Он болтал с Шейлой Линч, на которой, кажется, были те же жакет и юбка, что и вчера.

Декер услышал, как сзади открылась дверь, и обернулся.

Не Ланкастер и не Миллер.

В зал суда вошла репортер Алекс Джеймисон. Она заметила Амоса, кивнула, улыбнулась и села в заднем ряду.

Декер отвернулся, ничем не показав, что узнал ее.

Пристав исчез в кабинете судьи. Линч вернулась к столу представителей, перебросилась парой слов с защитником и уселась на свое место.

Дверь, через которую вводили заключенных, открылась, и показался Себастьян Леопольд, выглядящий совсем как вчера. Его подвели к адвокату, сняли наручники, и полицейские отошли в сторону.

Пристав открыл дверь, сделал объявление, все встали. В зал вошел Эбернати и занял высокое судейское место. Он оглядел зал суда и удовлетворенно улыбнулся, увидев рядом с Леопольдом адвоката. Потом уставился на Линч.

— Психиатрическая экспертиза проведена?

Проведена, подтвердила Линч. Потом она сказала, что, по результатам экспертизы, Леопольд признан вменяемым и способным предстать перед судом.

Это удивило Декера.

— Мистер Леопольд, каково ваше заявление?

Защитник схватил своего клиента за руку, и они вместе встали.

— Я заявляю, что невиновен, — твердо сказал Леопольд.

Декер услышал это заявление, но не смог воспринять его.

Адвокат Леопольда произнес:

— Ваша честь, я заявляю, что все обвинения против моего клиента должны быть сняты. Государство не имеет каких-либо доказательств его причастности к трем убийствам.

Линч вскочила на ноги.

— Вы хотите сказать, кроме его признания?

Защитник гладко продолжил:

— Признания, от которого он сейчас отказывается. У мистера Леопольда биполярное расстройство, он не принимал лекарства, результатом чего был некий эмоциональный стресс. Сейчас он вновь принимает свои препараты, и его рассудок вернулся, что подтвердила психиатрическая экспертиза. — Адвокат поднял какие-то скрепленные вместе документы. — Кроме того, существует это. Вы позволите подойти?

Эбернати жестом разрешил. Линч поторопилась следом за адвокатом.

Общественный защитник громко объявил:

— Это подлинный протокол задержания в комплекте с фотографией и отпечатками пальцев, однозначно свидетельствующий о том, что в ночь совершения рассматриваемых убийств мистер Леопольд находился под стражей в Крэнстоне, в двух городах отсюда. У меня также есть копия протокола задержания мистера Леопольда в Берлингтоне. Независимая оценка показала, что фотографии и отпечатки пальцев в этих двух документах идентичны. Это несомненно он, с чем, я уверен, согласится мисс Линч.

— Ваша честь, — яростно выпалила последняя, — представитель защиты не поделился со мной этой информацией.

Эбернати презрительно посмотрел на нее.

— Мисс Линч, вы в состоянии достать протокол задержания быстрее, чем представитель защиты. Если адвокат нашел его, вам тем более следовало его иметь.

Линч покраснела.

— За что его арестовали? — язвительно поинтересовалась она.

— Бродяжничество, — ответил защитник. — Он был освобожден на следующее утро. Крэнстон в семидесяти милях отсюда, и у мистера Леопольда нет транспортного средства. Но, что намного важнее, полицейский протокол свидетельствует, что мистер Леопольд был арестован в шесть вечера и освобожден в девять часов следующего утра. Таким образом, он не мог совершить убийства, произошедшие около полуночи.

Он вручил документы Линч. К тому моменту, когда она дошла до последней страницы, ее настроение и уверенность улетучились.

— У него мог быть соучастник, — неуверенно сказала она.

— Ну, если вы способны это доказать, флаг вам в руки, — заявил общественный защитник. — Однако пока вы ничего не доказали. Мой клиент лишился своих лекарств и непреднамеренно солгал о совершении преступления, которого не мог совершить. Таково ваше дело в двух словах, и это означает, что у вас просто нет дела.

— Мы можем обвинить его в бесполезном расходовании времени полиции и воспрепятствовании осуществления правосудия.

— Как я уже заявил, у него не было необходимых лекарств. У него не могло сформироваться намерение, необходимое для совершения этих преступлений.

— Я считаю, что с учетом времени… — сказала Линч.

Эбернати прервал ее:

— Есть ли у вас какие-либо доказательства, помимо признания, от которого отказался ответчик, свидетельствующие о его причастности к указанным преступлениям?

Линч, явно растерявшись, ответила:

— Ваша честь, ответчик сам явился в полицию и сознался в преступлении. В связи с этим мы не пытались выстроить в деле доказательную базу.

— Он подписал признание?

— Да, — твердо ответила она.

— Включало ли оно подробности, которые могли быть известны только человеку, действительно совершившему эти преступления?

Линч вновь была застигнута врасплох.

— Я… я полагаю, что нет. Нет. Я уверена, что предполагались последующие допросы, но…

Оборвав ее, Эбернати заявил:

— То есть, кроме отозванного признания, у вас нет других доказательств?

— Нет, — признала Линч, едва сдерживая злость.

— И сейчас нам точно известно, что в момент совершения преступления мистер Леопольд находился под стражей в семидесяти милях отсюда.

— Совершенно верно, — ответил адвокат, с трудом скрывая улыбку.

— Пожалуйста, вернитесь на место, — любезно распорядился Эбернати.

Представители защиты и обвинения вернулись на свои места.

Эбернати уставился вниз со своего места.

— Обвинения, выдвинутые против ответчика, Себастьяна Леопольда, сняты без рассмотрения. Мистер Леопольд, вы свободны. И принимайте свои лекарства.

Он стукнул молоточком.

Адвокат обернулся к Леопольду, чтобы пожать ему руку, но тот разглядывал зал суда, будто сомневаясь, где он находится. Когда Леопольд заметил Декера, то слабо улыбнулся и чуть заметно помахал рукой.

Декер не улыбался и не махал в ответ, когда полицейские выводили Леопольда из зала.

Пока Эбернати возвращался в свой кабинет, Амос следил, как Линч и защитник обмениваются резкими выпадами. Потом он встал и вышел из зала.

Алекс Джеймисон вышла вместе с ним.

— Мистер Декер, Леопольд помахал вам? — спросила она с любопытством, в котором слышались легчайшие нотки подозрительности.

— Я не знаю, что он делал.

— Вы с ним раньше встречались?

Декер шел дальше.

Она окликнула его.

— Люди хотели бы узнать ваш взгляд.

Он развернулся и подошел к ней.

— Мой взгляд на что?

— Вы знаете Леопольда, потому что, я уверена, он встретился с вами взглядом. Он улыбнулся и махнул рукой. Кроме вас в той стороне никого не было.

— Я его не знаю.

— Но вы же с ним уже разговаривали, верно? В его камере?

Декер мгновенно сложил два и два. Бриммер. Так она расквиталась за его уловку. Она слила Джеймисон встречу Декера с Леопольдом.

— Зачем вы встречались с человеком, обвиняемым в убийстве вашей семьи?

Амос повернулся и пошел прочь. И на этот раз он не останавливался.

Глава 24

Декер сразу сел в автобус, поскольку не хотел упустить этого человека.

Дожидаясь, он следил, как мимо ходит и проезжает народ. Берлингтон выглядел жестоко уязвленным, будто некое зло пробралось в город и похитило все самое ценное. Собственно, именно это и случилось.

Двадцать минут спустя Декер чуть напрягся: дверь здания открылась, и Себастьян Леопольд, уже в собственной одежде, вышел на улицу. Оранжевый тюремный комбинезон и наручники были сняты с него вместе с обвинением в убийстве.

Леопольд несколько секунд покрутил головой, будто пытаясь сориентироваться на местности. Потом повернул направо и пошел на север.

Декер выждал секунд двадцать и пошел следом, держась другой стороны улицы. Идя параллельно ему, он смотрел вперед, но удерживал Леопольда периферийным зрением.

Через пятнадцать минут они добрались до хорошо знакомого Декеру района Берлингтона — потертого, с дурной репутацией и всегда готового приютить преступников.

Справа виднелся дешевый бар. Леопольд спустился по шатким кирпичным ступенькам и зашел внутрь.

Декер посмотрел по сторонам, потом перебежал улицу и спустился следом. Несколько лет назад он дважды выслеживал в этом баре подозреваемых, и оба раза закончились ничем. Может, третий раз станет счастливым.

Леопольд сидел посредине барной стойки. Интерьер был темным и тоскливым, свет приглушен. Не в последнюю очередь потому, что в заведении было грязно, и владелец, вероятно, считал, что так лучше для бизнеса. Хотя, по мнению Декера, клиентов это мало заботило. Когда Амос бывал здесь, большинство посетителей были накачаны алкоголем, наркотой или тем и другим вместе.

Декер устроился за столиком в глубине заведения, отделенном перегородкой высотой по грудь. Поверх нее можно было смотреть, при этом она создавала некоторое укрытие. Амоса было трудно не заметить, и, хотя он встречался с Леопольдом только один раз, стоило допустить, что мужчина его запомнил. Похоже, в зале суда он узнал Декера.

«Но это неправда. По словам Леопольда, мы встречались дважды. Первый раз, когда я оскорбил его в „Севен-илевен“. Так почему же я не могу его вспомнить, если помню все?».

Леопольд заказал какую-то выпивку, а когда бармен принес ее, уставился на стакан и с минуту просто смотрел на него. Затем поднес к губам, сделал маленький глоток и поставил стакан на то же место. Потом немного сдвинул, вероятно, выставляя стакан точно на влажный круг на стойке.

Эти перемещения не ускользнули от внимания Декера.

«Возможно, ОКР^[15]».

Во время первой встречи с Леопольдом Декер заметил, что у того постоянно двигаются руки. Действительно ли он не в себе? Защитник сказал, что у Леопольда биполярное расстройство, но сейчас он снова принимает лекарства. Возможно, теперь они наконец-то смогут разумно поговорить.

К Декеру подошла официантка. Женщина была высокой и худой, с лицом, почти целиком скрытым копной обесцвеченных волос, завитых кудряшками. На Декера накатила волна химических запахов, сладковатых и немного тошнотворных. Он заказал пиво, и через минуту оно уже стояло на столике.

Амос выпил, отер рот и стал ждать. За стойкой не было зеркала, так что Леопольд мог заметить Декера, только если обернулся бы.

Прошло двадцать минут, к Леопольду никто не подошел. Мужчина сделал ровно два глотка из своего стакана и сейчас смотрел на него, будто недоумевая, откуда тот взялся.

Декер оставил на столике два доллара, взял пиво, подошел к Леопольду и уселся за стойку рядом с ним.

Леопольд не обернулся. Он по-прежнему смотрел на стакан.

— Ну как, хорошо выйти? — спросил Декер. — Празднуешь?

Леопольд посмотрел на него:

— Ты был в зале суда. Я тебя видел.

— И в твоей камере я был.

Леопольд кивнул, но, похоже, не воспринял смысл фразы. Он пробормотал что-то неразборчивое.

Декер быстро оглядел мужчину. Для двух явок в суд его вымыли, а одежду выстирали. Вероятно, копы не смогли выдержать такой запашок.

Леопольд, уже громче, произнес:

— В камере. Точно. Мы разговаривали.

— Да, было такое. Так ты отказался?

— Что я сделал? — встревоженно переспросил Леопольд.

— Отозвал свое признание.

Леопольд взял стакан и сделал глоток.

— Вообще-то я не пью. Но это карошая штука.

— Я же говорил, празднуешь…

— А что мне праздновать? — с любопытством спросил Леопольд.

— Тебя не обвинили в тройном убийстве. Не оставили в тюрьме. И то, и другое неплохо, как думаешь?

Леопольд пожал плечами.

— Они меня кормили. У меня была кровать.

— Так ты поэтому признался в убийствах? Ради кровати и кормежки?

Он вновь пожал плечами.

— Значит, в ночь убийства ты был в тюрьме в Крэнстоне?

— Похоже на то. Давно это было… Я не помню. Я много всего не помню.

— И свое настоящее имя тоже?

Леопольд взглянул на него, но, похоже, не услышал.

— Ну, судья не выпустил бы тебя, если б у него были какие-то сомнения. В том протоколе были твои фотография и отпечатки.

— Адвокат был очень доволен, — сказал Леопольд, глядя на свою выпивку.

— А как ты узнал о тех убийствах? — спросил Декер.

— Я… я убил этих людей, верно? — робко произнес Леопольд без тени уверенности и, кажется, даже не очень понимая, что он говорит.

Бармен, мужчина лет пятидесяти, дюймов на шесть ниже Декера, но с почти таким же пузом, как у него, оторвался от стакана, который протирал, и несколько секунд пристально разглядывал Леопольда.

— Но сегодня утром ты сказал судье совсем другое. Собственно, строго противоположное. Это адвокат тебе подсказал?

— Он сказал, что мне не следует ни с кем ни о чем говорить.

Декер с любопытством взглянул на мужчину.

«Проблеск здравого смысла, самосохранения в море безумия? Лекарства действуют?»

— Ну, значит, не следует, если только ты сам не захочешь. Но я не думаю, что тут есть проблема. У копов на тебя пусто. В то время ты сидел за решеткой. Судья отклонил обвинение без рассмотрения, но они не смогут заново открыть дело, если только не получат какие-то доказательства твоей связи с преступлением. Теперь они могут пойти и что-нибудь накопать. Найти сообщника, который по твоей просьбе убил этих людей. Могут даже что-нибудь сфабриковать.

— Они вправду могут? — с детским удивлением спросил Леопольд.

— Конечно. Они постоянно этим занимаются. Если они считают тебя плохим парнем, то постараются взять тебя, убрать с улиц. Они же поклялись хранить и защищать. Понимаешь, да?

Леопольд наклонился и сделал глоток, не поднимая стакана, как собака, лакающая из миски.

— Ты ведь такой, Себастьян?

— Какой?

— Плохой парень, которого нужно убрать с улицы.

— Я не знаю.

Раздражение Декера усиливалось. Возможно, случившееся с ним переключило какие-то функции мозга и заставило пересечься не связанные каналы, но заодно лишило Амоса способности нормально разбираться со всякой лапшой на ушах, враньем и вообще чокнутыми. Он любил прямые пути, от А к Б, от 1 к 2. И не любил топтание на месте, которое приводило его только в ярость, и никуда больше. Это было одновременно проклятием и благословением в те времен, когда он работал в полиции.

— Ты сказал, что убил тех людей. Сказал мне. Сказал копам. А сегодня утром заявил, что не убивал. А сидя здесь, у стойки, ты сказал, что, наверное, убил, хотя сидел в тюрьме в двух городах отсюда и просто не мог попасть в тот дом. Понимаешь теперь, почему я растерялся? И копы тоже… Где же правда? Вот что нам нужно выяснить.

Леопольд обернулся к нему и, кажется, только сейчас по-настоящему увидел Амоса.

— А тебе какое дело?

Если Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен» семнадцать месяцев назад, тот должен узнать его. Амос не слишком изменился за это время, разве что стал толще и уродливее. Так что либо этот мудак невиновен, либо он врет. И Декер не мог уловить, какой из ответов верен.

— У меня есть интерес к этому расследованию. Даже не думал, что спустя столько времени они кого-то арестуют.

— Это был «глухарь».

Фраза привлекла внимание Декера.

— Ты знаешь, что такое «глухарь»?

— Мне нравятся телешоу. Я иногда смотрю их в приюте.

— В приюте для бездомных?

Леопольд кивнул.

— Я бездомный, так что мне нужно где-то спать. Иногда я сплю на улице. Чаще всего на улице, — устало добавил он.

— Почему так?

— Безопаснее. В приюте есть парни, не очень… приятные.

— И поэтому ты заинтересовался этим убийством? Потому что оно — «глухарь»?

— Наверно так, да.

— Тогда почему именно этим? Есть много других «глухарей». Кто-то разговаривал с тобой о нем?

Леопольд кивнул. Он посмотрел на свою выпивку и снова отпил из стакана без помощи рук.

— Что ты заказал? — спросил Декер, взглянув на стакан; он старался скрыть отвращение, вызванное манерами Леопольда.

Тот улыбнулся:

— «Камикадзе». Они мне нравятся.

— Ты же говорил, что не пьешь.

— Не пью, потому что у меня нет денег. Но я нашел пять долларов. Даже не знал, что они у меня есть. А когда я пью, я всегда заказываю «Камикадзе», потому что они мне нравятся.

— Я так понимаю, коктейли, а не японские летчики-самоубийцы?

Леопольд неопределенно пожал плечами.

— Я хотел быть летчиком, в детстве.

— Но не таким, который сознательно разбивает самолет?

— Нет, вовсе нет.

— Так ты с кем-то говорил? Тебе рассказали об этом деле? Может, ты заволновался, а потом решил воспользоваться им, чтобы получить кровать и трехразовую кормежку? Тебе сказали, что ты можешь прийти с признанием? И получить еду и кровать?

— А кто бы сказал мне такое?

Декер допил пиво и с громким стуком опустил кружку на стойку. Леопольд вздрогнул. Именно этого и добивался Амос. Ему чертовски хотелось, чтобы этот хитрожопый сукин сын наконец-то очнулся.

— Леопольд, я не знаю. Поэтому я тебя спрашиваю. У этого человека есть имя?

— Мне нужно идти.

Он начал вставать, но Декер положил ему руку на плечо и усадил обратно.

— Кстати, о трехразовой кормежке: не хочешь перекусить? На вид ты голоден. А копы тебя не кормили, верно?

— Откуда ты знаешь?

— Ты пришел с убийством. Они озверели. Ничего тебе не давали. Так давай закажем какую-нибудь еду и поболтаем.

— Мне правда нужно идти.

— Куда? С кем-то встречаешься? Может, я составлю тебе компанию?

— А зачем тебе это?

— Мне особо некуда идти, а ты вроде интересный парень. Я люблю интересных людей. В этом городке их маловато.

— В этом городке полно козлов.

— Козлов? Полно, верно говоришь. Тебя кто-то конкретный козлил?

Леопольд встал, и на этот раз Декер не попытался его удержать. На них смотрел бармен. Амосу определенно не хотелось, чтобы мужик вызвал копов.

— Ладно, увидимся, — сказал Декер.

«Можешь в этом не сомневаться».

Леопольд вышел из бара. Амос выждал пятнадцать секунд, а потом последовал за ним. Он сядет Леопольду на хвост и не слезет до самого дома, что бы парень ни считал таковым.

У этого плана оказался всего один недостаток. Когда Декер вышел на улицу, Себастьяна Леопольда там не было.

Глава 25

Декер прочесал улицу на сто ярдов в обе стороны. Рядом с баром был один переулок, но тупиковый. В нем было только две двери — боковой вход в бар и дверь в соседнюю аптеку, наглухо запертая. Даже если б Леопольд решил заняться спринтом, за пятнадцать секунд он не успел бы добраться до других улиц. Декер нырнул обратно в бар, на случай если Леопольд сделал круг и зашел в боковую дверь. Тоже мимо.

Поблизости было несколько открытых магазинов, но Леопольда там не было, и никто не видел, чтобы он прошел мимо. На улице было пусто, так что на свидетелей рассчитывать не стоило.

Оставался только один ответ. Кто-то на машине подхватил Леопольда, и они уехали. И этот подхват, какой бы абсурдной не казалась такая мысль, был подготовлен заранее. Разумеется, это только усилило подозрения Декера относительно Леопольда. Вдобавок, Амос здорово расстроился, что умудрился упустить парня.

Однако тут уж ничего не поделаешь, поэтому Декер направился в Мэнсфилдскую школу.

Скорбящие ушли, и их сменили две группы протестующих, которые устроились прямо у желтой полицейской ленты. Одна группа призывала браться за оружие, другая придерживалась противоположных взглядов. Обе группы скандировали, кричали, а временами даже устраивали короткие потасовки друг с другом.

— Больше оружия! Нет оружию! Вторая поправка! Оружие убивает! Нет, убивают люди! Когда прекратится бойня? Идите к черту!

Декер обошел их стороной и, показав свой новый пропуск, прошел через охраняемый периметр. Он встретился с Ланкастер в командном центре — библиотеке.

Когда Амос рассказал ей, что случилось в суде, она остолбенела.

— Он просто ушел?

Декер кивнул.

— Мак жутко разозлится. От Шейлы Линч я ждала большего. Похоже, этот защитник ее хорошо обставил.

— Он делал свою работу. Истина и справедливость не всегда попадают в уравнение. Факт остается фактом: Эбернати, скорее всего, принял правильное решение. После отказа от признания не осталось никаких доказательств, позволяющих задержать его. И судья уже поставил галочку обвинению. Возможно, он только и ждал случая закрутить гайки. И дождался. Мы с тобой и раньше такое видели.

За долгие годы Декер поучаствовал в стольких судебных заседаниях, что вполне мог считаться адвокатом, за исключением официального диплома и членства в адвокатуре.

— Рада, что ты так спокойно и рационально ко всему этому относишься, — ответила Ланкастер с хорошо заметной прохладцей в голосе.

— А как еще мне к этому относиться? — с такой же прямотой спросил он. — В противном случае у меня просто снесет крышу, и к чему это нас приведет?

Мэри отвернулась, пожевала резинку. Потом сказала:

— Забудь. Просто у меня дерьмовый день.

Декер не стал рассказывать, как следил за Леопольдом, а потом потерял его у бара. Он не считал, что это добавит что-то к общей картине, а упустив Леопольда, чувствовал себя идиотом. А кому, даже с перепутанными проводками в голове, захочется выставлять себя идиотом?

— Фэбээровцы какие-то возбужденные, — заметил он.

«Костюмы», и так выставляющиеся своей энергичностью, сейчас носились вокруг с удвоенной скоростью.

— Массовое убийство, два связанных дела, улики, которые ты нашел у Дебби Уотсон… Ставки здорово повысились. — Мэри помолчала, потом помахала какими-то бумагами. — И они хотят поговорить с тобой, Амос. В смысле, ФБР.

Декер выглядел несколько удивленным.

— С чего бы?

— Прежде всего именно ты обнаружил все свежие улики. Но теперь стало очевидно, что убийца имеет к тебе что-то личное. Зашифрованная записка в доме Дебби тоже адресована тебе. Поэтому ФБР главным образом хочет расспросить тебя и выяснить, не смогут ли они отыскать следы, ведущие к человеку, который объявил тебе вендетту.

— И когда они хотят этим заняться?

— По правде говоря, прямо сейчас — отличное время.

Декер поднял взгляд на широкоплечего мужчину шести футов, который стоял рядом. На вид незнакомцу было лет сорок с небольшим. Безупречный костюм завершал желтый платок в кармашке, идеально подходящий к галстуку. Мужчина был аккуратно подстрижен и выбрит. Похоже, он являлся вожаком стаи, если судить по тому, насколько встревоженно на него посматривали другие агенты.

Декер видел его впервые. Должно быть, он только что приехал — возможно, прямо из Вашингтона. Тяжелая артиллерия подключается к тяжелому делу, которое привлекает внимание всей страны. Привычный образ действий федералов. Оставим цыплячье дерьмо местным цыпляткам и заберем себе всю славу с дел национального масштаба.

Мужчина протянул руку и улыбнулся, открывая щербинку между передними зубами.

— Специальный агент Росс Богарт. Я немного запоздал к вечеринке. Нужно было закончить пару дел в столице. Мистер Декер, давайте найдем тихое место и пробежимся по некоторым фактам, если вы не против.

— А имеет значение, против я или нет?

— У всех нас одна цель. Я знаю, вы были копом, потом детективом. Вы знаете порядок: нет ничего незначительного. Не должно остаться неясностей, если с ними можно разобраться. Пройдем?

Он указал на дверь в глубине библиотеки, за которой, как ранее выяснил Декер, скрывался читальный зал для учеников с неродным английским.

Амос встал и пошел за мужчиной. К ним присоединился еще один агент, женщина, которую Декер уже здесь видел. Блондинка лет тридцати, с мускулистыми икрами и челюстью, которая торчала как каменная плита. В одной руке женщина держала диктофон, в другой — блокнот и ручку. На бедре болтался фэбээровский «щиток».

— С нами будет специальный агент Лафферти, — сказал Богарт.

— Может, пригласим тогда и детектива Ланкастер? — предложил Декер. — Она тоже в курсе всего.

— Возможно, позже, — с улыбкой ответил Богарт; затем придержал дверь и включил в комнате свет.

Они уселись за небольшим столом, Декер с одной стороны, двое специальных агентов — с другой. Лафферти включила диктофон и раскрыла блокнот, готовясь записывать все, что будет сказано в этой комнате.

— Неужели до сих пор учат стенографии, при всех нынешних-то цифровых штуках? — спросил Декер, глядя на нее. — Запись будет стопроцентно точной, а в вашу стенограмму вместо действительно сказанного могут попасть интерпретации и нюансы восприятия, о которых вы и не подозреваете. Просто подумалось.

Лафферти, не зная, как на это ответить, взглянула на своего босса.

— Давайте, с вашего позволения, начнем с начала, — сказал Богарт, — чтобы помочь мне побыстрее разобраться.

— Тогда я просто кратко изложу все события, чтобы не тратить время зря, — сказал Декер.

Он не стал дожидаться согласия Богарта, а сразу двинулся вперед:

— Моя семья была убита шестнадцать месяцев назад. Дело до сих пор не раскрыто.

Затем он рассказал агентам ФБР про Себастьяна Леопольда, который признался в преступлении, был заключен под стражу, отказался от признания и был освобожден, поскольку никаких улик против него не нашлось.

— Как вам известно, баллистическая экспертиза связала эти два дела вместе.

— Вы уверены, что он не мог быть школьным стрелком? — спросил Богарт.

— Абсолютно. В это время он сидел за решеткой. И попал туда за много часов до того, как тот парень начал бойню.

— Вы выяснили, где он мог прятаться, — сказал Богарт. — В столовой. В хранилище для продуктов.

— Я связал несколько свидетельских показаний и сделал обоснованное умозаключение.

— Затем вы нашли в шкафчике Дебби Уотсон блокнот с рисунком стрелка.

— Еще одно обоснованное умозаключение.

Богарт, будто не слыша его, продолжил:

— Затем вы отправились в дом Уотсонов и обнаружили зашифрованное послание, скрытое в нотной записи. Далее — более раннее послание, точнее, издевка, оставленное на стене в вашем старом доме, где была убита ваша семья. Вы нашли и его… — Он сделал секундную паузу. — Вы не собираетесь сказать «другое обоснованное умозаключение»?

— По моему заключению, этого уже не требуется, поскольку вы все сказали за меня.

— Вы, кажется, довольно легко все это восприняли. Могу я спросить почему?

— Я ничто не воспринял легко. Вот почему я работаю по этому делу, хотя больше не служу в полиции.

Богарт взглянул на досье, лежащее перед ним.

— На самом деле, делам, верно? Разделенным шестнадцатью месяцами.

— Шестнадцатью месяцами, двумя днями, двенадцатью часами и шестью минутами.

— А как вы определили это с такой точностью? Вы даже не посмотрели на свои часы.

— Часы висят на стене у вас за спиной.

Богарт не обернулся, но Лафферти взглянула туда и сделала какую-то пометку в блокноте.

Декеру не требовалось смотреть на эти часы. У него был внутренний таймер, который вел честный отсчет. Лучше «Ролекса» и намного дешевле.

— Тем не менее, — заметил Богарт. — С точностью до минуты?

— До секунды, если на то пошло, — спокойно ответил Декер. — А если вас интересует, чем я занимался во время стрельбы в школе, я был во Втором участке.

Богарт нахмурился и озадаченно посмотрел на Декера.

— Почему вы так торопитесь сообщить нам о своем алиби? Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?

— Если вы действительно об этом задумаетесь, всех в чем-то подозревают.

Декер смотрел, как Лафферти записывает эту фразу, слово за словом.

— Мистер Декер, ваша враждебность намеренна? — вежливо спросил Богарт.

— Нет, это просто мой характер. Спросите любого, кто меня знает. У меня нет фильтров. Я лишился их много лет назад — да так и не вернул назад.

— У вас выдающийся послужной список в полиции. У вас и вашего напарника.

— Бывшего напарника, — поправил Декер, которому была нужна точность в делах, особенно прямо сейчас.

— Бывшего напарника, — уступил Богарт. — Но из разговоров с людьми выходит, что безусловным лидером пары были именно вы. Я не стану говорить, что вы были мозговым центром, поскольку у меня нет желания принижать вклад детектива Ланкастер в вашу совместную работу.

— Это приятно слышать, — ответил Декер. — Потому что Мэри хороший детектив и работает не покладая рук. — Он посмотрел на Лафферти. — И если вы тоже будете много работать, то сможете добиться большего, чем стенография для босса. Я уверен, у вас есть способности, если вам когда-нибудь дадут шанс их применить.

Лафферти покраснела и отложила ручку.

Богарт подался к Декеру.

— Похоже, этот человек объявил вам персональную вендетту. Есть какие-то мысли, кем он может быть?

— Если б они у меня были, я бы уже поделился этой информацией с полицией Берлингтона.

— Мы все вместе работаем над этим, — сказал Богарт, уже без вежливой улыбки.

— Рад, что вы так считаете.

— То есть вам никто в голову не приходит?

— Когда я разговаривал с Леопольдом, он сказал, что я оскорбил его в «Севен-илевен». Примерно за месяц до убийства моей семьи. Однако я никого там не оскорблял. А если б у кого-то возникли со мной проблемы, я бы это запомнил.

— Вы утверждаете, что ваша память непогрешима?

— Я утверждаю, что вспомнил бы человека, если б поссорился с ним.

— Но прошло много времени, вы вполне могли забыть. Какой-то незначительный эпизод, на вид совершенно безобидный… Вы могли даже не заметить. Мы все упускаем какие-то вещи. А память склонна к ошибкам по своей природе.

— Когда вы родились?

— Что? — резко переспросил Богарт.

— Скажите, когда вы родились. Месяц, день, год.

Богарт взглянул на Лафферти, потом произнес:

— Второе июня тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.

Декер моргнул раз пять и сказал:

— Значит, вы родились в воскресенье.

Богарт откинулся назад.

— Верно. Конечно, тогда я этого не знал… А как вы узнали? Заглянули в мое личное дело?

— У меня нет к нему доступа. И всего пять минут назад я не подозревал о вашем существовании. Если вам нужны еще доказательства, я могу проделать то же самое для вашей коллеги.

— И в чем мысль?

— Я бы вспомнил стычку с кем-либо в «Севен-илевен» и через семнадцать месяцев, и через семнадцать лет.

— Значит, вы думаете, Леопольд лжет?

— Я думаю, Себастьян Леопольд — не тот, кем он хочет казаться.

— И кем он хочет казаться?

— Бездомным и сильно не в ладах с головой.

— То есть вы говорите, что он не бездомный и с головой у него всё в порядке?

— Я говорю, что считаю его опасным.

— Но вы сами сказали, что он не мог быть школьным стрелком. Вы думаете, он убил вашу семью?

— Он не мог сделать этого лично. У него есть алиби и на ту ночь. Но я продолжаю обдумывать его возможную причастность к этим делам.

— Почему?

— Он признался в преступлении, за которое светит смертная казнь. А сейчас он исчез. Случайностью может быть что-то одно, но не то и другое сразу.

— Значит, вы думаете, что он причастен к убийствам. А сейчас он исчез?

— У меня нет доказательств. И даже если мы его найдем, то не сможем выдвинуть обвинения. У нас на него ничего нет. Вообще ничего.

— Так почему вы считаете, что он причастен?

Этот вопрос задала агент Лафферти.

Богарт обернулся к ней, казалось, удивленный тем, что она вообще заговорила.

Декер смотрел женщине в глаза.

— Потому что он непонятен. А я не люблю непонятных людей.

Глава 26

Декер оставил Богарта и Лафферти в маленьком читальном зале и прошел через коридор в столовую. Отсюда все началось, и обширный зал со старым линолеумом в шашечку будто призывал к себе Амоса.

«Возможно, как песни сирен, влекущие моряка к гибели».

Он обошел столовую по периметру, заглянул в морозильник, завернул за угол и осмотрел кухню. Потом вышел на внешнюю разгрузочную площадку, от которой шла тропинка к лесу. Сначала они думали, что стрелок ушел этим путем. Ну, многие до сих пор так думали, поэтому эксперты прочесывали тропинку и ее окрестности с того момента, как Декер сделал свои открытия в столовой.

Но Амос больше в это не верил.

Он вернулся внутрь и уселся на один из стульев в столовой. Широкая задница Декера свесилась по обе стороны сиденья, и ему показалось, что он слышит жалобный крик тонких ножек стула, не привыкших поддерживать массу, какую редко встретишь в средней школе.

Так чем же стрелок на самом деле занимался в столовой? Отсюда далеко до места, где он начал свою вечеринку. Самая удаленная часть школы, если не считать кабинетов администрации и библиотеки, где даже ранним утром могут оказаться люди.

7:28 — Мелисса Далтон слышит чпокающий звук, когда открывает дверь морозильника.

8:41 — Человек в камуфляже попадает на камеру.

8:42 — Дебби Уотсон получает заряд картечи в лицо и погибает.

Итого неучтенным остается час и тринадцать минут. Что заняло это время? Был ли он уже одет и вооружен? Чего ждал? И ждал ли вообще? Возможно, он что-то делал. Возможно, делал что-то, критически важное для его плана, и на это потребовалось время.

Декер сидел, шли минуты, а его разум пережевывал эти вопросы.

Никто не видел человека, идущего из столовой в дальний коридор, где была убита Дебби Уотсон. Они вычислили и опросили двоих — учителей, — которые с наибольшей вероятностью могли заметить человека, идущего этим путем в это время. Правда, никакой гарантии тут не было — достаточно на минуту отлучиться или повернуть голову не налево, а направо, и всё, ты уже ничего не увидишь.

Но если убийца двигался от столовой, ему нужно было добраться до другого конца школы незамеченным. Это пункт А.

У него получилось. Это пункт Б.

Пункт В — как он с этим справился. И Декеру было просто необходимо разобраться с пунктом В.

А потом что-то просочилось ему в затылок, пробежало по въедливому фильтру, в который превратился его мозг после страшного удара парня из Байу. Просочилось и вышло с другой стороны зачатком идеи.

Декер встал и торопливо вышел на улицу. Он быстро дошел до углового камня школы и прочитал дату.

1946.

Он и так знал ее, но взгляд на число придавал уверенности, помогал выстраивать теорию, которая оформлялась в его разуме. Когда взгляд Декера падал на конкретные цифры, в его голове вспыхивали и мелькали цвета, но сейчас ему было не до них.

1946.

Через год после окончания большой войны.

И почти сразу началась новая.

Холодная война.

Угроза ядерной войны. Армагеддон. Детей на учениях по гражданской обороне учат забираться под парты, если с неба начнут падать водородные бомбы. Как будто дюймовый слой ламината защитит их от эквивалента миллиона тонн тротила.

Декер поспешил обратно, в столовую, по пути миновав в коридорах нескольких агентов Бюро, которые бросали на него подозрительные взгляды. Амос не узнавал их. Даже едва замечал. Он шел по следу. Он выстроил в голове стены, отсекающие все, кроме единственной цепочки, способной дать ответ на неразрешимый вопрос.

Декер встал посреди столовой и осмотрел все четыре угла помещения. Потом прошел в кухню и повторил осмотр. Затем вышел на разгрузочную платформу.

Он не видел ничего, даже примерно соответствующего тому, что искал. Проблема заключалась в том, что ему не хватало информации. Вечная проклятая проблема в полицейской работе.

«Мне не хватает информации. Человеку, который ничего не забывает, не хватает информации. Смешно, а?»

Но если информации не хватало Декеру, то, возможно, ее не хватало и стрелку. Возможно, тому пришлось обратиться к человеку, у которого она была.

«Или который знает другого человека, у которого она была. И теперь эта теория, будучи доведенной до конца, может ответить на несколько вопросов».

Школа была объектом, зданием. Ее могли реконструировать. За прошедшие десятилетия ее определенно реконструировали. Подвесных потолков в 1946 году точно не было. Что еще добавили или убрали?

«Или прикрыли? Потому что оно уже не нужно. А потом забыли».

Декер проскользнул в библиотеку и жестом подозвал Ланкастер. Она закончила говорить по телефону и двинулась к двери, где стоял Амос. Он прекрасно понимал, что специальный агент Богарт и его специальный агент-писарь Лафферти наблюдают за ними из дальнего угла помещения.

Декер со скучающим выражением лицатихо сказал Ланкастер пару слов. Со стороны могло показаться, что они просто болтают о каких-то пустяках. Потом оба повернулись и вышли из библиотеки.

Едва оказавшись в коридоре, Ланкастер заговорила:

— Ты правда думаешь, что это возможно? В смысле, я никогда о таком не слышала.

— Если ты о чем-то не слышала, это еще не значит, что оно не существует.

— Ты ходил сюда. Ты когда-нибудь слышал разговоры о чем-то подобном?

— Нет. Но мне никогда не приходило в голову поспрашивать. И потом, это может быть очень старая штука. Точнее, она и должна быть старой.

— Но кто может знать наверняка? Судя по твоим словам, его должны были построить шестьдесят с лишним лет назад. И возможно, им никогда не пользовались. Все, кто что-то об этом знали, уже умерли или вот-вот умрут.

— А ученики тех времен?

— Ну, сейчас им уже много лет. А учителя почти наверняка умерли.

— Все равно должен быть какой-то способ, Мэри. Должны остаться документы…

Они вышли на улицу, и тут Декер оборвал фразу. Он смотрел налево, где была старая военная база.

— Документы должны остаться у армии, — заметил он.

— У армии? Почему?

— Эта база была размещена здесь с какого времени, с тридцатых?

— Примерно. Тут работал мой дед, да и половина населения Берлингтона. Во время Второй мировой у них было большое строительство, как и на всех военных объектах страны.

— Значит, база была однозначно построена раньше школы. И множество родителей, работавших на базе, отправляли своих детей в Мэнсфилд.

Ланкастер, кажется, сообразила, к чему он клонит.

— И ты думаешь, они предложили его построить?

— Что, если прадед Дебби Уотсон, который работал на базе с конца шестидесятых годов, знал о нем и рассказал малышке Дебби, когда жил с ними?

— То есть ты считаешь, она могла рассказать об этом стрелку?

— Я не могу придумать другую причину, зачем она ему понадобилась.

— Но как он мог выяснить, что Дебби об этом знает?

— Есть много способов. Сейчас это не важно. Однако если я прав, мы узнаем, как стрелок незамеченным добрался от столовой до дальнего коридора. И если у нас получится, мы сможем отмотать назад и выяснить, откуда пришел этот сукин сын.

Они торопливо пошли к машине Ланкастер.

А из окна за ними наблюдал специальный агент Богарт. И человек из Вашингтона не выглядел довольным.

Специальный агент Лафферти, стоящая рядом, энергично делала заметки.

Глава 27

Дверь открыл Джордж Уотсон. Он был растрепан, на правой щеке переливался желто-розовый синяк.

— С вами все в порядке? — спросила Ланкастер.

Уотсон прислонился к косяку. Похоже, он не очень хорошо держался на ногах.

— Я в-впрядке. Моя… же-жена… уходит от меня, но я впрядке. Черт, а п-почему мне не б-быть впрядке?

Декер чуть сместил вес и принюхался, пока Ланкастер удерживала взгляд Уотсона. Затем взглянул на нее и едва заметно кивнул. Их старый прием, когда они еще были напарниками. Кивнуть, если человек пьян, покачать головой, если трезв или близок к тому. По правде говоря, Декеру не требовалось принюхиваться. Невнятная речь мужчины, желание прислониться к опоре и размытый взгляд говорили сами за себя.

— Ваша жена здесь? — спросил Декер.

Джордж ткнул рукой вглубь дома:

— С-собирается. С-с-сучка!

— Сейчас тяжелый период для вас обоих, — заметил Декер.

— П-птерял мою малышку… а тперь ж-жену. Но з-знаете что?

— Нет, сэр, что? — отозвался Декер.

— Да пшли они, — выдавил Уотсон, дернув искалеченной рукой. — Пшли они.

— Сэр, вам, наверное, стоит прилечь, — предложила Ланкастер. — И не пить больше.

Джордж оскорбился:

— Я не пьянь… не пьян.

Он громко рыгнул. Выглядел Джордж плохо.

— Рада слышать. Но вам все равно нужно поспать.

Декер, поддерживая мужчину под здоровую руку, проводил его в ближайшую комнату и подвел к дивану.

— Прилягте прямо здесь, а мы пока поговорим с вашей женой.

Джордж осел на диван и заявил:

— Она н-не моя жена. Уже нет. С-сука!

Он закрыл глаза и умолк. Слышалось только его дыхание.

Декер провел Ланкастер по коридору к двери, из-за которой слышался шум. Амос постучал по дереву:

— Миссис Уотсон?

Они услышали, как что-то грохнулось на пол.

— Кто там? — рявкнула Бет Уотсон.

— Полиция, — ответила Ланкастер.

— Этот мелкий сукин сын вызвал полицию? — завопила Бет. — Потому что я его ударила? Он первый меня ударил, червяк однорукий!

— Речь не об этом. Мы по поводу вашей дочери.

Дверь распахнулась. В проеме стояла Бет Уотсон, одетая исключительно в туфли на высоком каблуке и белую комбинацию. В таком сочетании ее бледная кожа казалась еще бледнее. Кожа на руках обвисла. Одна щека покраснела и опухла. Декеру не требовалось приближаться к женщине и принюхиваться, чтобы определить степень ее опьянения. Но, по всей видимости, она, будучи сильно нетрезвой, могла стоять вертикально и говорить разборчиво. По крайней мере, она так считала.

— И что вы хотите? — спросила Бет.

— Когда мы были здесь в последний раз, я расспрашивал вашего мужа о его деде.

Она растерянно нахмурилась:

— О Саймоне? Зачем?

— Он работал на базе «Макдоналд» до пенсии?

— Ну да. И что? Он давно умер.

— Но он жил здесь с вами и вашим мужем. И Дебби.

— Ага, верно, и что?

В отличие от мужа, Бет не требовалось опираться о косяк. Очевидно, она переносила спиртное лучше, чем Джордж. Или же чаще практиковалась, подумал Декер.

— Он когда-нибудь рассказывал вам о своей работе? — спросил он.

— Он был в том возрасте, когда говорят только о прошлом. Вторая мировая. Война в Корее. Работа на правительство. Бла-бла-бла. День и ночь. Скоро начинает тошнить. Кому хочется жить в проклятом прошлом?

Она протолкнулась мимо Декера и крикнула в коридор:

— Джордж, кому хочется жить в чертовом прошлом? Не мне! Теперь я буду думать только о будущем! Моем будущем! А прошлое пусть поцелует меня в задницу. И ты поцелуй меня в задницу, урод без яиц!

Массивная рука Декера мягко вернула женщину в комнату.

— Он когда-нибудь упоминал при вас какую-либо работу в Мэнсфилде? — спросил Декер.

Казалось, глаза женщины шатаются в глазницах.

— В Мэнсфилде? Он не работал в Мэнсфилде. Он работал на военной базе.

— Верно. Но база и школа находятся рядом друг с другом.

Бет подцепила с тумбочки пачку сигарет и закурила. Выдохнула дым и уставилась на Декера.

— Не пойму, при чем тут эта чертова штука?

— Школа была построена в самом начале Холодной войны, вскоре после окончания Второй мировой. Люди по всей стране строили на заднем дворе бомбоубежища. Их строили и в зданиях, включая школы. Бомбоубежища под школами.

Во взгляде женщины мелькнуло какое-то воспоминание.

— Погодите-ка. Давным-давно Саймон что-то такое рассказывал… как бишь эта хреновина… в Мэнсфилде. Он его не строил. Только что-то пристраивал. Я совсем об этом позабыла.

— О какой именно хреновине мы говорим? — выразительно спросила Ланкастер.

Бет указала на Декера.

— Вроде того, что он сказал. Такое место, безопасное место под школой на случай нападения русских.

— Советских, — поправил ее Декер. — Но по сути верно. Он что-нибудь рассказывал о нем? Например, где оно находится?

— Нет, ничего такого. Видимо, им никогда не пользовались. А потом, я так думаю, его закрыли или запечатали, чтобы туда никто не лазал. Знаете, из старшеклассников просто брызжут гормоны. Только представьте, что бы там, внизу, творилось… — Она сделала паузу и тихо произнесла: — Оргии.

Бет хихикнула и икнула.

— Если б я знала о нем, когда ходила в школу, я бы первая устроила там оргию. — Она громко крикнула в коридор: — Оргии, придурок! Вот чем я завтра займусь! Устрою оргию с мужиками! С кучей мужиков!

Декер снова вернул ее в спальню.

— Значит, под школой есть убежище. Нам повезло, что вы о нем вспомнили, — заметила Ланкастер, покосившись на Декера.

Бет криво улыбнулась.

— Знаете, у меня отстойная память. Но я вспомнила, как Саймон рассказывал мне о нем вечером, когда я готовила ужин. Забавно, я никогда не слушала старого пердуна, и память у меня ужасная. Вечно забываю дни рождения и прочее дерьмо. Но в тот раз, когда он рассказывал, я делала немецкий шоколадный торт. Один-единственный раз попробовала. Наверное, он и помог.

— Что помогло чему? — растерянно спросила Ланкастер.

— Немецкий шоколадный торт. Смотрите, немцы и русские. Они были в Германии, верно? В смысле, русские.

— Верно, — сказал Декер. — Были. По крайней мере, в половине ее.

Бет улыбнулась.

— Странно, как мозги работают.

— И не говорите, — ответил Амос. — У Саймона были какие-то друзья в городе, которые могут быть еще живы и знать об этом месте?

— Он никого не упоминал. Я хочу сказать, ему было за девяносто, когда он умер. Сейчас ему было бы под сотню. Они все умерли, верно? Как моя Дебби… — тихо добавила она.

Наступило неловкое молчание. Потом Декер сказал:

— Если вы припомните что-то еще, позвоните, пожалуйста, детективу Ланкастер. Это важно. Мы хотим найти того, кто это сделал. Кто сделал это… с Дебби.

— Вы все еще думаете, она… была в сговоре с этим человеком?

— Нет, я так не думаю.

У женщины задрожали губы.

— Дебби была хорошей девочкой.

— Я в этом не сомневаюсь, и тем более важно, чтобы мы нашли того, кто ее убил.

Ланкастер взглянула на полусобранный чемодан.

— Послушайте, это не мое дело, но вы уверены, что стоит идти на такие серьезные перемены сразу после потери дочери? Возможно, вам и вашему мужу лучше пройти через это вместе, а уже потом принимать какие-то решения. Резкие порывы часто выходят боком.

Бет странно посмотрела на нее.

— Я хотела уйти еще два года назад, но осталась ради Дебби. А Дебби больше нет. Так что я не хочу тратить на это место лишнюю гребаную секунду своей жизни. А теперь, если вы меня извините, мне нужно закончить паковаться, чтобы убраться отсюда к дьяволу.

И она захлопнула дверь спальни.

— Слишком много для «в горе и в радости», — сказала Ланкастер.

— У некоторых людей чем дольше длится брак, тем хуже становится, — ответил Декер. — Но теперь мы хотя бы понимаем, что моя теория работает. Саймон знал о каком-то объекте в школе. О подземном убежище.

— И что мы теперь будем делать? — спросила Ланкастер.

— Выйдем на улицу. Ты покуришь, а я сделаю пару звонков.

— Знаешь, я могу бросить в любой момент, когда захочу.

Декер посмотрел на нее.

— Нет, Мэри, не можешь. У тебя зависимость от никотина.

— Я пошутила. Черт, почему ты все воспринимаешь так буквально?

Но Амос уже говорил по телефону.

Понадобилось три телефонных звонка и передачи от одного человека к другому, прежде чем Декер добрался до того, кто, вроде бы, знал, о чем речь. Амос терпеливо объяснил, кто он такой и чего хочет.

— Мэнсфилд, — сказала женщина на другом конце линии. — Там, где было массовое убийство.

— Совершенно верно, — ответил Декер. — Мы пытаемся разобраться, как убийца проник внутрь и как вышел. Поскольку школа расположена рядом с военной базой «Макдоналд», мы предположили, что здесь возможна некая связь. Затем мы узнали, что под школой есть какой-то подземный проход или помещение. Мы хотели бы получить этому подтверждение, а также информацию о том, как попасть туда, не перетряхивая всю школу сверху донизу.

— Чтобы этот запрос был проверен и отправлен в работу, мне нужно получить какой-то документ на соответствующем бланке.

— Хорошо, но когда он будет проверен и отправлен в работу, сколько времени займет ответ? Мы разыскиваем убийцу. Человека, который убил нескольких детей. Чем дольше все будет тянуться, тем дальше он уйдет.

— Я бы с удовольствием сказала, что ответ придет быстро. Но это армия США. Мы двигаемся быстро только на поле боя. А за линией фронта все намного медленнее.

Декер уточнил, куда следует отправить запрос, и отключился. Затем посмотрел на Ланкастер, которая прислонилась к капоту машины и, пока Амос сражался с армейской бюрократией, успела выкурить не одну, а три сигареты.

Мэри выбросила последнюю сигарету и растерла ее каблуком по асфальту.

— И?..

— К тому моменту, когда они ответят, мы можем умереть от старости.

— Так что теперь?

— Похоже, нам придется найти его самим.

Глава 28

Декер и Ланкастер меряли шагами столовую, идя с противоположных сторон помещения.

— Сделать вход здесь вполне разумно, — сказала Ланкастер. — Большой зал, можно собрать много учеников, а потом, в случае опасности, отправить их в убежище.

Декер кивнул, но промолчал.

— Однако если он здесь, — продолжила Мэри, — он должен быть за чем-то спрятан. Может, за оборудованием?

Декер покачал головой.

— Нет, оборудование тут не при чем. При опасности вход должен открываться быстро.

— Но он, вероятно, заколочен, — заметила Ланкастер. — Заделан.

— Стрелок не мог разбирать стены, полы или потолок, поскольку от этого много шума и вдобавок останутся следы, по которым станет ясно, как он пробрался в дальнюю часть школы.

— Ну, он же все равно оставил следы. Испорченные продукты, помнишь?

— Он сделал это намеренно. Он мог выкрутить температуру обратно, когда выходил из камеры. Черт, ему в любом случае не нужно было сидеть в морозильнике всю ночь. Он хотел, чтобы мы узнали — он был здесь. Но не хотел, чтобы мы выяснили, как он пробрался отсюда в дальнюю часть школы. По крайней мере, не сразу. Поэтому он и оставил след в потолке и пыль на полу. Классический ложный след. Он нас облапошил. Заставил потерять время. Хорошо для него и плохо для нас.

Ланкастер продолжала смотреть по сторонам:

— Так что мы ищем здесь вход, который был запечатан. Мы просто не знаем, как и где.

— Термин «запечатан» может означать много разных вещей. Но суть в том, что наш парень подружился с Дебби с одной и только одной целью — узнать об этом проходе.

— Да ладно, Декер. А откуда он знал, о чем расспрашивать?

— Я узнал об убежище, основываясь на наблюдениях, догадках и небольшом исследовании. Он мог проделать то же самое. Это относительно небольшой город. Он мог самыми разными способами узнать, что Саймон Уотсон работал на военной базе. Он мог выяснить, что тот некоторое время жил с Уотсонами. Он мог подступиться к Дебби и посмотреть, знает ли она что-нибудь об убежище. И конечно, она знала.

— Это требует предусмотрительности и серьезного планирования.

— Похоже, это как раз сильная сторона нашего парня.

Декер бродил взад и вперед вдоль участка стены. Ланкастер заметила это и, улыбаясь, сказала:

— Спорю, за шестьдесят лет эти правила не изменились. И когда ты здесь учился, наверняка выполнял все до единого.

«Правила», которые она подразумевала, занимали приличный участок стены, которую изучал Декер. Они включали запрет на громкие разговоры и разбрасывание еды, не разрешали есть с чужой тарелки и оставлять на столах молочные картонки, требовали выбрасывать весь мусор в корзины, не бегать и т. д. и т. п.

— Амос, я сказала…

Он поднял руку, требуя тишины, пока смерил шагами стену. Потом посмотрел на пол.

— Мэри, что ты видишь внизу?

Ланкастер наклонилась и посмотрела, куда он указывал.

— Несколько следов. Наверное, от обуви учеников.

— Вряд ли. В Мэнсфилде не носят форму. Большинство мальчишек ходит в кроссовках. Насколько я видел, девочки тоже ходят в кроссовках, туфлях на плоской подошве или на широком каблуке. Эта обувь не оставляет таких следов. Здесь настоящие царапины. К тому же след от каблука будет коротким. А они длинные. И немного изогнутые. Похоже, их тут несколько.

— Ладно, и что же это такое?

Декер встал вплотную к участку стены, на котором висели правила, — большая деревянная панель, окрашенная в цвет стены. Она шла до самого пола и почти доставала до потолка.

— Петель не видно, — заметил Амос. — Но…

Он засунул пальцы справа и подергал. Потом попробовал с другой стороны. Наконец, спустя десять минут экспериментов, толчков и подергиваний, что-то тихо щелкнуло, и вся секция, прикрытая надписью, открылась наружу. Декер потянул за край, открывая ее шире. Внутри оказалась двойная деревянная дверь, окрашенная в цвет стены.

— Посмотри на пол, — сказал Амос.

Ланкастер посмотрела и увидела свежие царапины, оставленные краем деревянной панели.

— Ну ты даешь! Это же следы на полу от двери.

— Петли утоплены на фут и установлены на опоре, чтобы снаружи их не заметили. Но со временем они немного просели, отсюда и поцарапанный пол.

Декер провел пальцем по петле. На пальце осталось темное пятно.

— Недавно смазали, — заметил он.

Посредине внутренней стороны секции была маленькая ручка.

— Как ты думаешь, а это зачем?

Амос на пару секунд задумался.

— Чтобы захлопнуть за собой секцию, когда ты будешь на той стороне.

— Согласна. Но зачем они вообще поставили дверь? Если они хотели запечатать его, почему просто не заделали?

— Не знаю, Мэри. Его сооружение стоило приличных денег. Возможно, они хотели обеспечить относительно легкий доступ внутрь, на случай если оно когда-нибудь опять потребуется.

— Ясно.

— Я не вижу отпечатков пальцев, но не будем рисковать. Не зря специалисты говорят про скрытые отпечатки.

Амос взял нож из ящика с кухонной утварью на разделочном столе и без труда открыл дверь, отжав простой язычок, удерживающий обе створки. Судя по тому, насколько беззвучно открылась дверь, ее петли тоже недавно смазывали.

Ступеньки за ней вели вниз, в непроглядную темноту.

Декер сдернул с крепления аварийный фонарик, висящий на стене рядом с буфетной стойкой, и повернулся к дверному проему.

— Ты готова?

— А нам не следует предупредить остальных? — нервно отозвалась Ланкастер.

— Предупредим, но сначала посмотрим, куда он ведет.

— А ФБР?

— Пусть идут на хрен. Мэри, это наше дело, а не их. — Он уставился на нее. — Ты идешь со мной?

Она кивнула и последовала за ним по лестнице.

Они спустились вниз. Тут Декер остановился и посветил вокруг.

— Взгляни сюда.

У стены стояли два больших листа покрашенной фанеры. По краям торчали гвозди.

— Вот как они на самом деле заделали проход, — сказал Декер. — По периметру двойных дверей остались дырки от гвоздей. Двери забили этой фанерой. Если б кто-то сообразил, как открыть секцию с правилами, то увидел бы сплошную стену.

— Думаешь, фанеру снял стрелок?

Декер посветил фонариком на пол.

— Ну да. На полу опилки, довольно свежие. Когда он вытаскивал гвозди, из дырок должны были сыпаться опилки. И когда он спускал фанеру сюда. Возможно, ему пришлось и пилой поработать.

— Значит, он должен был сделать все это раньше. Невозможно пилить дерево во время учебного дня. Слишком много шума.

— Он мог это сделать предыдущей ночью. Он выходит из морозильника и принимается за работу. Никто ничего не слышит. Он открывает секцию с правилами, пилит фанеру, отпирает двери и сносит все вниз, в проход.

— Если так, Амос, возможно, поэтому он и прятался в морозильнике.

— Возможно, — сказал Декер.

Он еще раз указал на пол. В пыли отпечатались цепочки следов, ведущих в том направлении, куда они собирались.

Две хорошо заметных цепочки следов, уходящих в проход.

— Мэри, зайди справа, чтобы мы их не испортили. И снимай их на камеру телефона, пока мы будем идти.

— Хорошо, но откуда тут два следа? Тут были два разных человека?

Декер нагнулся и посветил фонариком.

— Нет. Отпечатки выглядят идентичными. И не похоже на двух человек, идущих рядом. Следы слишком близко друг к другу. Но в двух следах есть смысл.

— Какой?

— Пойдем.

Они двинулись дальше, делая по пути снимки. Потом прошли через массивную, футовой толщины металлическую дверь, которая легко открылась только потому, что была установлена на гидравлических петлях.

— Какой-то вид бронедвери, — заметил Декер.

За ней открылось большое пространство, помещение футов сорока в ширину и вдвое большей длины. Пол, стены и потолок были голым бетоном. Надписи на стенах указывали, что делать в случае чрезвычайной ситуации. В некоторых местах виднелся универсальный символ опасности — череп с костями. Вдоль стен стояли старые металлические шкафчики с привинченными табличками: «Противогазы», «Первая помощь», «Вода и продукты». Все покрывала пыль и паутина, воздух в помещении был спертым и затхлым.

— У них должна быть независимая подача воздуха, — сказал Декер. — После ядерного удара доступа к внешнему воздуху может не оказаться.

— Но сейчас оно не герметичное. Я нормально дышу.

— Значит, тут есть вентиляция, чтобы работники могли пополнять припасы и все прочее, а после сигнала тревоги ее перекрывают.

Следуя за отпечатками, они прошли бомбоубежище и через вторую бронедверь вышли в симметричный коридор с другой стороны. Каждые несколько секунд темноту разрывала вспышка телефона Ланкастер — полицейская непрерывно фотографировала цепочки следов, ведущие дальше.

Декер мысленно отсчитывал шаги. Потом они добрались до другой лестницы. Мэри шла наверх. Амос с разными интервалами светил на пол. Две пары следов по-прежнему убегали вперед. Декер и Ланкастер поднялись по лестнице, но там их встретила глухая стена.

— Тупик? — спросила Мэри.

— Быть не может, — буркнул Амос и повел ногтями по краю стены с обеих сторон сверху донизу.

Вскоре он нашел рукоятку и дернул. Стена подалась, а потом легко отошла.

— Пробковое дерево, — сказал Декер, взвешивая на руках щит, и легко отставил его в сторону.

За ним оказалось маленькая комнатка, набитая мусором. Напротив виднелась дверь.

— Правительство не стало бы запечатывать убежище пробковым деревом, — заметила Ланкастер.

— Конечно, нет. Но если в столовой двери скрыты, эта стена должна остаться на случай, если кто-нибудь откроет ту дверь. Стрелок должен был заменить ту стенку, которая была здесь изначально, на пробку. Выглядит внушительно, но ее легко двигать.

— Амос, ты говоришь о куче работы. Он не мог сделать все это за ночь.

— Но если он мог проходить в школу по ночам, у него было достаточно времени, чтобы сделать все и даже больше.

— Тогда как он сюда попадал? Не мог же он рассчитывать на ежевечерние спектакли? А еще ему нужно было притащить сюда пилы и прочие инструменты…

— Пока сам не знаю, — ответил Декер и посветил на пол. — Проверь пол у самой стены. Там маловато пыли. Эта куча барахла лежала у стены, а потом ее передвинули, чтобы не загораживала путь.

Декер проверил, нет ли на дверной ручке отпечатков, потом достал прихваченный нож и попытался открыть замок.

— Заперто. Дай мне секунду…

Он передал Ланкастер фонарики и вытащил из кармана комплект отмычек.

— Стандартное снаряжение частного детектива? — ехидно поинтересовалась она.

— А что, копы никогда не носят отмычек?

Через минуту дверь открылась примерно на фут, а потом во что-то ударилась.

— Что там? — прошептала Ланкастер.

Декер заметил, что она достала пистолет. И что ее левая рука по-прежнему дрожит.

— Дверь уперлась.

Он просунул голову в щель и понял, куда они попали.

— Это кладовка за мастерской. Я туда уже заглядывал. Дверь уперлась в стопку старых оконных кондиционеров. Вот почему я ее не видел. Кондиционеры полностью заслоняют ее от взгляда с той стороны.

— Могу поспорить, когда мы обыскивали эту зону, по той же самой причине никто не заметил эту дверь.

— Похоже на то.

Ланкастер смерила взглядом щель.

— Я могу туда протиснуться. — Она повернулась боком и легко пролезла в узкий проем. Потом обернулась. — Толкай дверь со своей стороны, а я придержу кондиционеры, чтобы те не развалились.

Декер навалился на дверь, и она начала открываться, сдвигая кондиционеры, которые поддерживала Ланкастер.

— Хватит, Амос, ты уже можешь пролезть.

Декер пролез в полуоткрытую дверь. Посмотрел на нее, на груду кондиционеров и уставился в пол. Потом нахмурился.

— Теперь что? — спросила Ланкастер.

— Здесь мало пыли, так что я не вижу следов.

— Но мы видели, как следы идут по ступенькам. Он должен был войти сюда.

— Согласен. Так что предположим, он прошел эту кладовку и зашел в мастерскую.

Они вышли из кладовки в большое помещение с инструментами и верстаками.

— Но откуда этот парень знал, что в мастерской никого нет? — спросил Амоса.

— О, так ты не знаешь? — сказала Ланкастер, явно обрадованная, что хоть тут знает больше Декера.

— Чего не знаю?

— Учитель труда ушел в конце прошлого года. Они не смогли найти замену, так что в этом году уроков труда просто не было.

— Вот почему дверь класса была заперта. И вот откуда узнал об этом стрелок. Дебби рассказывала ему, что уроков труда нет.

— Но ты был прав, Амос. Вот так он и добрался незамеченным от столовой до дальнего конца школы.

Декер кивнул.

— На самом деле, в тот день он прошел здесь дважды. Вышел из морозильника, прошел через убежище, выбрался в коридор и стал расстреливать людей по пути назад. Потом опять спустился в убежище в столовой, закрыл за собой стену и вернулся сюда.

— Вот откуда две цепочки одинаковых следов, — добавила Ланкастер.

— Верно. Мастерская — тоже большое помещение. Видимо, поэтому они решили в случае опасности загружать детей в убежище с двух концов школы.

— Как ты думаешь, насколько глубоко это убежище? — спросила она.

— Судя по количеству ступенек, примерно двенадцать футов.

— Сомневаюсь, что это защитит от взрыва атомной бомбы. Даже если тут сплошной бетон и усиленные двери.

Декер посмотрел на нее.

— А что вообще может защитить от ядерного оружия?

— Тоже мысль…

— Я заходил сюда в первую ночь, когда осматривался. Вон там мои следы, — сказал Амос, указывая на пол у дальней стены. — Я прошелся, потом, как я уже сказал, заглянул в кладовки. — Он встал на колени и принялся изучать пол. — Мэри, посвети вот сюда. Должно быть, в первый раз я это пропустил.

Ланкастер послушалась, и они увидели в тонкой пыли длинный след и отпечатки подошв.

— А это что такое?

— Смести свет на шесть дюймов влево.

Она посветила туда. Ничего.

— Попробуй на шесть дюймов вправо.

Она посветила, и они увидели такой же след.

— Что это? — спросила Ланкастер.

— Следы от ног Дебби Уотсон.

— Следы от ног?

— Скорее, от каблуков, поскольку ее вытащили отсюда. А отпечатки принадлежат стрелку.

— Вытащили отсюда? А что она здесь делала?

— Встречалась со своим кавалером. Со своим Джизесом.

— Да ты шутишь.

— Дебби была первой жертвой, которую обследовал судмедэксперт. Ты читала отчет об аутопсии?

— Конечно, читала.

— ПС?

— Амос, хватит тратить время. Причина смерти — выстрел из дробовика в лицо, и ты это прекрасно знаешь.

— Это очевидно. Но ты обратила внимание, что коронер нашел у нее во рту?

— В смысле, помимо картечи? — с сарказмом уточнила Ланкастер.

— Он нашел следы мятных леденцов.

— Мятных леденцов? Не помню такого.

— Это было почти в самом конце отчета. Я всегда дочитываю до конца.

— Но мятные леденцы?..

— Следы мятных леденцов. Пачка лежала у нее в шкафчике. Не хватало двух. Вот зачем она пошла к шкафчику. Взять леденцы. Освежить дыхание перед встречей с своим кавалером. И своим убийцей. Это объясняет разрыв по времени. Он выходит из морозильника в семь двадцать восемь. Проходит через убежище. Но он должен дождаться, пока Дебби не выйдет из класса. Скорее всего, они заранее договорились о времени. Она делает вид, что заболела, получает разрешение выйти, идет к шкафчику, достает леденцы, потом заходит в мастерскую.

— Но ты сказал, дверь была заперта?

— Джизес отпер ее изнутри, чтобы впустить девушку.

— Годится. — Ланкастер с подозрением уставилась на Декера. — И как давно ты все это придумал?

— Недавно.

Декер закрыл глаза и приложил руку к своей голове примерно посредине затылка.

— Вскрытие показало наличие на затылке подострой субдуральной гематомы, примерно в этом месте. Левая сторона затылочной кости была сломана, а это прочная кость. Такой удар мог убить девушку даже без выстрела, за счет внутреннего кровоизлияния и повышения внутричерепного давления. Судмедэксперт предположил, что повреждение было получено после выстрела, когда она упала на пол. — Он открыл глаза и посмотрел на напарницу. — С левой стороны.

— То есть удар пришелся слева и сзади? Левша? Ты говорил, что парень, написавший те ноты, левша.

— Все сходится, да.

— То есть он встретил ее здесь и оглушил… Но зачем?

— Ему нужно было ее убрать. И убить ее первой, прежде любого другого. Ему нельзя было рисковать, что она выживет. Она могла его опознать. И вот он договаривается с ней о встрече, незаметно проходит под школой через убежище… Я бы предположил, что они уже не первый раз такое проделывали. Они могли заниматься в мастерской сексом во время уроков или после, при каждой возможности. Интересно, часто ли Дебби отпрашивалась в кабинет медсестры…

— Сексом? Ты серьезно?

— Имея укромное местечко прямо посреди школы? Представляешь, насколько это круто для подростка, влюбленного во взрослого мужчину, который даже находиться здесь не может? А когда убийца планировал всю свою затею, он наверняка хотел как следует изучить подземный проход. Он мог принести снаряжение и сложить его здесь. Идеальное место.

— И как ты видишь дальнейшие события?

— Он встречается с ней в мастерской, она думает, чтобы заняться сексом, — отсюда и мятные леденцы. Он бьет ее, берет свои вещи, выскальзывает из класса и заходит за угол, чтобы попасть на видео. — Декер взглянул на Ланкастер. — Ты видела отпечатки следов в проходе?

— Ты прекрасно знаешь, что видела.

— По моим прикидкам, это сорок второй, максимум сорок третий размер, но не больше.

Ланкастер казалась озадаченной.

— Не много для такого крупного парня, — медленно произнесла она. — У Эрла рост шесть футов, а он носит сорок пятый.

— У меня шесть и пять, и я ношу сорок седьмой, ничего особенного для мужчины моих размеров. Парень ростом шесть и два, который весит двести фунтов с лишком, носит сорок третий размер? Сомнительно. И я не смог пролезть в щель, когда дверь уперлась в кондиционеры. Мне пришлось их отодвинуть. А судя по отсутствию следов на полу, раньше это никому не требовалось. Ты пролезла легко, но ты невысокая и тощая. У парня на видео талия заметно тоньше, чем у меня, но грудь и плечи такие же широкие. Как же он умудрился пролезть в щель, не сдвигая кондиционеры?

— Я не знаю. А ты?

— У меня есть несколько мыслей…

Ланкастер нервно огляделась и впилась в жвачку с такой яростью, что у нее даже зубы щелкнули.

— Нам нужно вызвать сюда экспертов. И, Господи, надеюсь, мы не испортили улики. Сначала нас убьет Мак, а потом порвет на части Бюро.

Она еще раз посмотрела по сторонам, и тут ее что-то поразило:

— Погоди. Если этот парень ударил Дебби, а потом выволок отсюда, как он смог застрелить ее стоящей в коридоре? Баллистическая экспертиза дала однозначный результат: девушка стояла. Брызги крови не врут. А между временем на видео и выстрелом зазор всего в минуту.

— На ее жакете справа вверху, под воротником, была дыра, — ответил Декер. — Вероятно, он зацепил ее жакет за ручку шкафчика. Этого хватило, чтобы ненадолго удержать ее вертикально. Он заходит за угол, попадает на камеру, возвращается обратно и стреляет в Дебби. Выстрел отбрасывает ее. В этот момент жакет рвется, и она падает.

Декер посветил на пол и вскоре обнаружил новые следы, в том числе цепочку, ведущую обратно, к кладовке, а потом в проход. Кроме того, в мастерской нашлись отпечатки, принадлежащие Дебби Уотсон: следы грубых ботинок, которые были на ней в момент смерти. Декер рассматривал следы на полу и постепенно формировал картинку. Две пары следов совсем близко. Вероятно, они целовались. Она предвкушала секс с мужчиной, которого звала Иисусом, а вместо этого отправилась прямиком на кладбище.

Декер прислонился к стене и прокручивал свой ЦВМ, пока не дошел до нужного места.

— Мэри, ты заметила что-нибудь еще внизу, в проходе?

— Что-нибудь еще? Вроде чего?

Он открыл глаза.

— В кладовку мастерской вели две цепочки следов.

— Правильно.

— По лестнице спускалась одна цепочка.

— Тоже правильно. И?..

— Всюду полно смазанных отпечатков, судя по которым, он уже пользовался этим проходом. Два следа ведут от столовой сюда. Но нет ни одного соответствующего им следа, ведущего в обратную сторону, к столовой.

Глаза Ланкастер расширились.

— Черт, а ведь верно… Как же наш парень выбрался из школы?

— А вот это действительно хороший вопрос.

Глава 29

Пока Ланкастер помчалась предупреждать коллег о новых открытиях, Декер вернулся в проход и спустился по лестнице.

Итак, если стрелок не вернулся через убежище в столовую, ушел оттуда и не вышел через переднюю или заднюю дверь, где его наверняка заметили бы, то куда же он делся? Школу, включая неиспользуемые верхние этажи, обыскали — и ничего не нашли. Разумеется, полиция не знала об этом проходе, поэтому его никто не обыскивал. Но этот парень не сидит внизу. Он спустился из кладовки по лестнице и ушел… куда?

Декер посветил фонариком вокруг подножия лестницы.

По сторонам лестницы были две чистые стены. Пыли тут не было, и следы обрывались внизу.

Декер еще раз осмотрел это место. Но почему всюду пыль есть, а здесь ее нет? Кто-то ее стер? Если так, то зачем? Ему пришла в голову по меньшей мере одна причина.

Кто-то что-то говорил ему.

И совсем недавно.

Бет Уотсон.

Она упаковывала вещи, собираясь уйти от мужа. Дед ее мужа рассказывал ей о проходе. Но она упомянула еще какие-то слова Саймона.

«Он его не строил. Только что-то пристраивал».

Декер подошел к правой стене и посветил на нее под разными углами.

Ничего.

Он подошел к левой.

А вот тут что-то есть.

Небольшой шов в месте, где стена примыкает к лестнице. Амос засунул пальцы в щель и потянул. И стена открылась, плавно и беззвучно повернувшись на петлях, совсем как фальшивая стенка в столовой. Ею недавно пользовались.

Декер вгляделся в длинный темный коридор.

Воздух здесь был таким же спертым и затхлым. Но не слишком, а значит, откуда-то как-то просачивался свежий воздух. Амос пошел по коридору, освещая фонариком грязный бетонный пол. Здесь были следы, снова сорок третий размер или около того. Декер сделал несколько снимков камерой своего мобильника.

Он остановился, когда увидел дверь. У двери, прислоненные к стене, стояли листы фанеры с торчащими гвоздями. Как в столовой. Ими заделали этот конец прохода, но кто-то их снял.

Стрелок.

Декер достал пистолет, коснулся двери и легонько открыл ее. Потом посветил вперед. Он слышал, как капает вода, как шуршат крысы и как бьется его сердце.

Декер был храбрым человеком, поскольку ты не пойдешь работать в полицию, если не будешь храбрее среднего. Но он боялся, поскольку ты не сможешь работать в полиции — по крайней мере, достаточно долго — без разумного осознания собственной смертности.

Амос двинулся вперед. Через сто футов пол приподнялся. Потом Декер добрался до лестницы и взошел по ступенькам, стараясь держаться как можно тише. Наверху была еще одна дверь. Заперта. Он попробовал отмычки. Не сработало.

Амос попробовал плечо и триста пятьдесят фунтов живого веса.

А вот это сработало.

Декер вошел в полутьму и осмотрелся. Помещение, в которое он попал, было большим, с высоко расположенными окнами. Пахло маслом и смазкой, а когда Амос присмотрелся, то увидел разбросанные повсюду остовы транспортных средств.

Старые брошенные армейские машины. Он стоял в одном из зданий давно закрытой военной базы «Макдоналд».

Проход, соединяющий школу с военной базой?

Но чем дольше он об этом думал, тем больше видел смысла. У многих детей, которые в те годы ходили в Мэнсфилд, были родители, работавшие на базе. Что может быть лучше для детей в случае опасности, чем укрытое «бомбоубежище» под школой или военная база с родителями? А может, убежище было выстроено в расчете на детей и персонал базы? В любом случае, о нем давно забыли. И, скорее всего, никогда не использовали.

Но тут он поправился. Его использовали недавно, так что о нем не забыли.

Стрелок ушел здесь; сейчас Декер был в этом уверен. База слишком велика для поисков, и уже много лет заброшена. И никаких свидетелей. Здесь все разваливается, а периметр окружает только сетчатый забор, заросший кустами и вьюнком. Отсюда легко уйти незамеченным.

Декер посветил вокруг и увидел валявшиеся на полу пустые пивные банки и бутылки из-под спиртного, презервативы и груды окурков. Это место — кошмар для экспертов. Тут можно собрать сотни образцов ДНК, в основном от скучающих подростков, которые ищут секс, выпивку, никотин — луч света натолкнулся на выброшенный шприц и резиновый жгут — или что-то покрепче.

Но вряд ли кто-то из них знал о проходе, соединяющем базу и школу. Даже если они исследовали это место, то столкнулись бы с запертой дверью. А если б справились с ней, то уперлись бы в голую стену. Конец исследований. К тому же, это летний притончик. А сейчас почти зима, неотапливаемое помещение замерзает. Поэтому когда стрелок планировал свою бойню, он не беспокоился, что может вломиться в толпу пьющих и трахающихся подростков.

Декер обошел помещение, но ничего и никого не нашел. Он достал телефон и набрал номер Уотсонов. Ответил Джордж. Интересно, подумал Декер, ушла ли уже Бет.

— Алло, кто это?

Уотсон не глотал слова. Возможно, он уже отоспался.

— Мистер Уотсон, это опять детектив Декер.

— Что вам нужно? — с явным раздражением спросил мужчина.

— Один короткий вопрос. Часто ли Дебби оставалась после уроков в школе или приходила туда до начала занятий?

— Откуда вы это знаете? И какого черта вы так много знаете о моей семье?

— Просто предположение. Но я детектив, и это моя работа. А ваша жена упоминала, что проводит дома больше времени, чем Дебби. Поэтому я предположил, что она чем-то занималась после школы. Так чем именно она занималась?

— Она была членом нескольких клубов. У них были встречи. Иногда поздно заканчивались. Она редко приходила домой до темноты. А что, это важно?

— Возможно. Спасибо.

Декер отключился. Он знал, что Дебби Уотсон не посещала клубные встречи. Она перепихивалась со своим Джизесом в их персональной комнате.

Следом Амос позвонил Ланкастер и рассказал о своих находках. Потом убрал телефон, сел на бидон для смазки и, закрыв глаза, стал ждать. Он полагал, что долго ждать не придется. Он оставил дверь в стене открытой.

Наконец Декер услышал приближающиеся шаги. Шаги одного человека заставили бы его открыть глаза. Но людей было много. Так что он не беспокоился. Убийца приходил один, не с армией.

Когда Декер открыл глаза, перед ним стоял специальный агент Богарт.

— Еще одно обоснованное умозаключение? — спросил мужчина.

— Еще одно обоснованное умозаключение, — ответил Амос.

За спиной у Богарта маячила группа агентов ФБР и сотрудников полиции Берлингтона. Ланкастер вышла вперед.

— Я позвонила Маку, он едет, — отчиталась она, и Декер медленно кивнул.

— Как вы это вычислили? — спросил Богарт.

Амос выдал ему двухминутную версию своих рассуждений.

— Если б вы сообщили нам о своей встрече с Бет Уотсон, мы могли бы вам помочь, — отметил Богарт. — Мы могли бы попасть сюда раньше.

— Могли бы, — согласился Декер.

Богарт распорядился обыскать помещение и периметр, потом поднял старую деревянную скамью и уселся рядом с Декером. Ланкастер болталась рядом.

— Итак, стрелок подружился с Дебби Уотсон, узнал об этом проходе, связанном со школой, и ушел через него? — подытожил специальный агент.

— Он и вошел здесь, и ушел. Благодаря этому проходу он мог появляться и исчезать, когда пожелает. Он соблазнил ее. Он — взрослый мужчина. Она — впечатлительный подросток, у которого в семье не все ладно. Должно быть, они часто встречались здесь, о чем больше никто не знал. Должно быть, она чувствовала себя особенной, исключительной. Вплоть до той минуты, когда он разрядил ей в лицо дробовик.

— Мы свяжемся с армией и получим все их документы по этой базе.

— Ага. Удачи вам.

— Меня удивляет, что об этом проходе никто не знал, — заметил Богарт. — За исключением Уотсонов.

— Ну, он был построен в сорок шестом или около того, все эти люди давно умерли. Вряд ли они рассказывали об этом детям; наверное, о нем знала только школьная администрация. Возможно, им никогда не пользовались. Возможно, они даже не проводили учений. Не знаю. Но даже если проводили, те школьники сейчас стали намного старше. Они могли все позабыть.

— Но вы сказали, Саймон Уотсон пристроил этот проход?

— Он начал работать на «Макдоналде» в конце шестидесятых, и спустя какое-то время они выстроили этот проход. Но когда базу закрыли, все ушли. Многих людей, которые здесь служили, вероятно, перевели в другие места.

— Даже если здесь и остался народ, который знал о проходе, — встряла Ланкастер, — вряд ли они допускают, что убийца воспользовался им. Они считают, что проход все это время был заделан. Люди думают, убийца вошел, пробежал по школе и удрал.

Богарт кивнул.

— Ему было намного легче зайти в школу с этого конца, в смысле, со стороны военной базы. Однако он, по-видимому, был в столовой и пересек школу тем путем. Почему?

— Я не знаю, — ответил Декер. — Мы думали, что это, возможно, дало ему время прорезать панель, которой была заделана дверь в столовой. Но теперь, когда я вижу, что он неоднократно входил и выходил отсюда, становится понятно, что он мог разобраться с дверью в любой момент. И ему не нужно было дожидаться ночи перед запланированным нападением, в случае если что-то сорвется…. — Он помолчал. — Поэтому вот такой вам итог: я не знаю.

— Я думал, у вас есть все ответы.

— Значит, вы думали неверно.

Богарт задумчиво рассматривал его.

— Вы действительно ничего не забываете, так?

Декер не смотрел на него. Фэбээровец наклонился поближе и сказал совсем тихо, чтобы слышал только Амос:

— Что вами движет, Декер? Что в вашей голове дает вам возможность делать то, что вы делаете?

Он никак не показал, что услышал это замечание.

— Вы всегда так отключаетесь, когда люди пытаются поговорить с вами? — спросил Богарт.

— У меня плохие навыки социального общения, — ответил Декер. — Я уже вам говорил.

— Но вы можете одновременно ходить и жевать резинку. Значит, если у вас есть какие-то особые умственные способности, они невлияют на вашу возможность взаимодействовать с окружающим миром.

Теперь Амос посмотрел на него.

— Почему вы это говорите?

— У моего старшего брата некая форма аутизма, — сказал Богарт. — Гениален в своей области. Абсолютно невежественен в общении с другим человеком. Не в состоянии поддерживать разговор дольше двух-трех слов. При этом он считается высокофункциональным, поскольку может заниматься работой.

— Какая у него область?

— Физика. Если быть точным, физика элементарных частиц. Он может целый день толковать о кварках, лептонах и калибровочных бозонах. При этом забывает поесть и не представляет, как заказать билет на самолет или заплатить за электричество.

Декер кивнул.

— Понимаю.

— Правда, вы, кажется, справляетесь нормально.

— Все относительно, специальный агент Богарт.

— Вы стали таким с рождения?

— Позже, — лаконично ответил Декер. — Возможно, поэтому я и могу одновременно ходить и жевать резинку, — добавил он напряженным голосом и отвернулся.

Богарт кивнул.

— Вы не хотите об этом говорить, да?

— А вы бы хотели?

Богарт потер руками бедра.

— Нам нужно взять этого парня. И осталась только одна тема, которую мы еще всерьез не обсуждали.

Декер посмотрел на него.

— Его дела со мной.

Богарт кивнул.

— Он отправил вам два послания. Одно зашифрованное, второе нет. Он рисковал. Чтобы написать одно из них, ему пришлось вернуться в дом, где он убил вашу семью. Кто-то мог его заметить. И он заходил в дом Дебби. Опять-таки рискуя быть замеченным. Любой убийца — рисковый человек по определению. Но, как вы сказали, все относительно. Такой убийца может не хотеть оказаться схваченным. Поэтому он будет минимизировать риск. Однако желание общаться с вами перевешивает. И это важно. Поскольку это заставляет меня считать, что он очень глубоко, очень сильно ощущает связь с вами.

Декер уставился на мужчину.

— Вы работали в Куантико?^[16] В ОПА?

— Да, в Отделе поведенческого анализа. Я был тем, кого в кино и по телевизору называют криминальным психологом. И очень неплохо справлялся с этой работой.

— В ФБР нет криминальных психологов.

— Верно. Формально нас называют аналитиками. Иногда мы оказываемся правы, иногда ошибаемся. Некоторые говорят, что у психологического профилирования недостаточно эмпирических подтверждений, — и, возможно, они правы. Но, по правде говоря, мне плевать. Меня заботит только одно — схватить плохих парней, прежде чем они сумеют навредить кому-то еще. И для этого я буду пользоваться любыми инструментами, которые есть в моем распоряжении. — Он пристально посмотрел на Декера. — И я считаю вас одним из таких инструментов.

— Что именно это значит?

— Это значит, что я предпочитаю более тесное сотрудничество. Вместе мы сможем прорваться.

Декер посмотрел на Ланкастер, которая явно слышала обмен последними репликами. Он встал.

— У меня уже есть напарник. Но если мы никуда не прорвемся, то дадим вам знать.

Он вышел. Ланкастер на секунду замешкалась, потом натянуто улыбнулась Богарту и поспешила за Декером.

Специальный агент Богарт остался сидеть, глядя им вслед.

Глава 30

Декер открыл глаза. Он лежал в кровати, но спал плохо. За окном его комнаты в «Резиденс Инн» шел дождь. В этот период года — осень упирается, прежде чем окончательно сдаться зиме, — всегда шел дождь, обычно с сильным ветром, который вбивал влагу прямо тебе в мозг.

Сорок третий размер. Эксперты подтвердили. И это у парня ростом шесть и два, двести с лишним фунтов веса и с широченными плечами… Декер закрыл глаза и мысленно вернулся к изображению с камеры. Но мужчина в кадре был виден только выше пояса. Сейчас Амос был уверен, что это сделано намеренно. Только по пояс. Прошел перед камерой специально, чтобы скрыть, как он на самом деле попал в школу. Не через черный вход, а из столовой по подземному проходу.

Однако Декер видел нечто, не имеющее смысла; он просто не знал, что или где. Он никогда ничего не забывал, но это вовсе не означало, что любой факт тут же ложится на нужную полочку, дополняя другие факты или противореча им.

Амос как раз начал выстраивать факты, когда услышал за дверью какой-то звук.

«Резиденс Инн» был устроен так, что каждая комната выходила прямо на улицу. Декер находился на втором этаже. Вдоль него тянулась галерея с перилами из кованого железа, по краям которой спускались лестницы, выходящие на парковку.

Шум повторился. Как будто что-то царапает стену у двери Декера. Обе соседние комнаты пусты. А вот первый этаж практически заполнен. Амос уселся в кровати и посмотрел на дверь. Затем протянул руку и взял пистолет, который держал на тумбочке. Дослал патрон в патронник, медленно, чтобы приглушить звук, передернув затвор. Сбросил одеяло, натянул штаны, засунул в карман телефон и босиком подкрался к двери.

Он встал справа от двери, держа пистолет обеими руками. Прислушался. Звук повторился. Царапанье.

Снаружи что-то было. Возможно, снаружи кто-то был.

Декер сделает то, что делал много раз, будучи копом. Только в обратную сторону. Выйдет за дверь, а не войдет. Он осторожно снял цепочку, встал сбоку, взялся за ручку, мысленно досчитал до трех и распахнул дверь. Потом выскочил в проем, целясь сначала влево, потом вправо.

Остановился и посмотрел на нее. Она висела на кронштейне, поддерживающем наружную лампу. Ее ноги бились о стену — это и был источник того царапающего звука, который он слышал.

Амос проверил пульсацию ее сонной артерии, но просто по привычке. Она была мертва, открытые глаза остекленели и замерли, как никогда не бывает у живых.

Специальный агент ФБР Лафферти дописала свою последнюю заметку.

Потом Декер повернулся, пробежал по галерее до лестницы и помчался вниз. Она не могла провисеть там долго. Кто бы это ни сделал, он может быть где-то рядом. Амос вытащил телефон, набрал 911 и тремя емкими фразами сообщил диспетчеру нужную информацию. Потом позвонил Ланкастер. Она ответила после четвертого гудка. Было три часа ночи. Разумеется, Мэри спала. После его первой фразы она проснулась. После второй он услышал, как она натягивает одежду. Амос убрал телефон и побежал вокруг парковки перед «Резиденс Инн». Он смотрел и слушал. Шум заводящегося мотора. Или удаляющиеся шаги.

Декер не услышал ничего, кроме своего прерывистого дыхания. Он остановился и нагнулся, стараясь отдышаться. Его потряхивало и мутило. А подняв взгляд, он увидел их. На него наступала армия троек, ножи подняты, готовы убивать. Амос знал, что они нереальны, но в эту ночь его охватил ужас, как тогда, когда он увидел их впервые.

Декер наклонился глубже, и его вытошнило на асфальт; содержимое желудка обрызгало его босые, а теперь еще и замерзшие ноги.

Когда он выпрямился, уже выла первая сирена, и армия троек растворилась в этом звуке. Спустя минуту к первой сирене присоединилась вторая. Амос, пошатываясь, поднялся по лестнице к своей комнате. Потом оперся на перила, глядя на тело Лафферти. Ему хотелось закрыть ей глаза, снять тело с кронштейна, осторожно уложить на пол и сложить руки на груди. В покое. Как будто он мог привнести покой в насильственную смерть… Он не смог этого сделать для своей семьи.

Но любое из этих действий испортит место преступления. И поэтому Декер просто стоял. Когда первая патрульная машина влетела на парковку и остановилась, он проскользнул в свою комнату и вернул пистолет на тумбочку. К тому времени, когда Амос снова вышел на галерею, полицейские уже взбежали по лестнице и остановились в паре футов от его двери.

Декер поднял за шнурок свое удостоверение. Он не узнал патрульных и не хотел, чтобы его сочли плохим парнем.

— Амос Декер. Это я звонил диспетчеру. Детектив Ланкастер уже едет.

Оба копа держали в руках пистолеты и внимательно разглядывали Декера. Один подошел поближе и проверил его удостоверение. Потом бросил своему напарнику:

— Я видел его вчера в школе с детективами. Все нормально.

Копы спрятали оружие и уставились на тело Лафферти.

— Это специальный агент ФБР Лафферти, — сказал Декер. — Вы могли и ее видеть в школе.

Оба покачали головой, но первый при это произнес:

— Федерал? Вот дерьмо… Как она умерла?

— Не знаю. Явных следов не видно.

— Угу.

Декер отошел от тела.

— Само собой, вы и так всё знаете, но я двадцать лет был копом. Вы должны подойти, обеспечить сохранность места преступления и вызвать специалистов и судмедэксперта. Я уверен, детектив Ланкастер тоже предупредит надлежащих людей, но это федерал, как вы и сказали, так что вам нужно строго следовать инструкциям.

— Хороший совет, — ответил первый коп. — Я буду звонить.

— А я схожу за лентой, — сказал второй.

Декер указал на открытую дверь.

— Это моя комната. Я услышал какой-то звук и вышел посмотреть. Затем я увидел ее. Я спустился на парковку. Но никого не заметил. Не было ни звуков мотора, ни шагов. Блевотина на парковке моя. Я уже отвык быстро и далеко бегать.

— Хорошо, мистер Декер. Я бы предпочел, чтобы вы оставались в своей комнате. Когда детектив Ланкастер приедет сюда, она наверняка к вам зайдет. — Он уставился на тело и внезапно растерялся. — А мы уверены, что она мертва?

— Пульса нет. Я проверил. И тело уже остыло. Ее убили какое-то время назад.

Декер вернулся в комнату, закрыл за собой дверь, прошел в ванную, где вымыл лицо и ноги, натянул обувь, уселся на кровати и стал ждать.

Он знал, где живет Ланкастер. По расчетам выходило от силы минут тридцать. Через десять минут Амос услышал, как снаружи началась активная деятельность.

Восемнадцать минут спустя в дверь постучали. Он открыл. На пороге стояла Ланкастер.

Декер посмотрел через ее плечо. Тело уложили на бетонный пол, подстелив специальную простыню, предназначенную для сбора любых улик. Вокруг сгрудились технические специалисты, фотографируя, измеряя и осматривая все очевидные места в поисках улик.

Медэксперт, низенький бородатый мужчина за шестьдесят, стоял на коленях рядом с Лафферти. Закончив ВС-тест, он оглянулся на Ланкастер:

— Она мертва уже около трех часов.

— То есть ее убили около половины первого ночи, — сказал Декер.

— Причина смерти? — спросила Ланкастер.

Эксперт приподнял блузку Лафферти. Под ней виднелась единственная ножевая рана.

— Вошел и вышел, — сказал он. — Точно в сердце. Практически мгновенная смерть. Она явно истекла кровью в каком-то другом месте. Но внешнее кровотечение было не сильным. Нож пробил сердце. Оно просто перестало качать кровь.

В голове Декера что-то щелкнуло.

— Вы проверили область половых органов? Там что-то есть?

Мэри резко взглянула на него, потом посмотрела на медэксперта.

Один взгляд на лицо мужчины дал Амосу ответ. Эксперт показал им.

— Убийца использовал для увечий очень грубый нож.

Ланкастер посмотрела на Декера.

— Как тогда. С…

— Да. Как тогда, — сказал тот.

На стоянку въехали три черных внедорожника.

— Феды приехали, — нервно заметила Ланкастер. — Я звонила им по дороге сюда.

Группу возглавлял Богарт, идущий вдвое быстрее обычного, с растрепанными волосами. На нем были джинсы, пуловер и парусиновые мокасины на босу ногу. Люди за его спиной были одеты примерно так же, но натянули синие фэбээровские ветровки.

Богарт прошел прямо к телу и посмотрел на него. Потом потер глаза, подбородок и отвернулся, глядя куда-то во тьму за перилами. Декер услышал, как он пробормотал: «Дерьмо».

Потом агент ФБР повернулся к ним:

— Что нам уже известно?

Ланкастер сообщила ему время и причину смерти. Потом упомянула увечья, обнаруженные медэкспертом.

— Вы что-нибудь видели или слышали? — спросил пепельно-белый Богарт, обращаясь к Декеру.

Тот пересказал ему все, что знал. Потом добавил:

— Я наполовину спал. Я мог далеко не сразу услышать эти царапающие звуки.

— Вам известны ее передвижения вчерашним вечером? — спросила Ланкастер.

Казалось, Богарт ее не слышит.

— Если мы уточним ее перемещения, мы можем выйти на след того, кто это сделал, — заметил Декер.

— Сам знаю! — отрезал Богарт.

— Мы понимаем, это очень тяжело, агент Богарт… — начала Ланкастер.

Декер перебил ее:

— Но вы знаете лучше прочих — чем быстрее мы выйдем на след, тем выше наши шансы. И обратное тоже верно.

Богарт еще раз взглянул на тело Лафферти и махнул им спуститься на парковку.

Они влезли в одну из черных машин — Богарт вперед, Ланкастер и Декер на заднее сиденье. Фэбээровец осушил бутылочку с водой, которая торчала из передней панели, вытер рот рукой и развернулся к ним.

— Лафферти была хорошим агентом. Моим протеже. Не просто писарем, — добавил он, колко глянув на Декера, который ничего не ответил.

Богарт откинулся на спинку, выдохнул и сказал:

— Я еще никогда не терял агентов. С этим нелегко справиться.

— Не сомневаюсь, — сказала Ланкастер.

— Хорошо, — сказал Амос, — что с ее местонахождением? Вы все поселились в одном месте?

— Да. Отель «Сенчури».

— Все на одном этаже?

— Нет, нас поселили на трех разных этажах. Но номер Лафферти был рядом с номером другого агента.

— Когда ее видели в последний раз? — спросила Ланкастер.

— Я опросил всех по пути сюда. Похоже, в девять тридцать. Она работала с документами в номере агента Дэрроу. Потом сказала «спокойной ночи» и ушла к себе.

— Знаем ли мы, что она действительно вернулась в свой номер? — уточнил Декер.

— Она упоминала Дэрроу, что собирается сбегать за чем-то нужным.

— Она сказала, куда и зачем именно?

— Ему показалось, речь идет о каких-то аптечных штуках. Не думаю, что такое случилось впервые. Нас вызвали срочно. У агентов не бывает много времени на сборы.

— То есть она уже за чем-то ходила? — спросила Ланкастер. — Возможно, в то же место?

— Да. Наверное, за всякой командировочной ерундой, — ответил Богарт, уставившись в окно и явно думая о чем-то другом.

Декер откинулся на сиденье, закрыл глаза и на секунду задумался.

— В двух кварталах от «Сенчури» есть круглосуточная аптека. Я сам заходил туда за всякой мелочью для поездок. У них есть видеокамеры на парковке.

— Ладно, давайте посмотрим, не покажут ли они чего, — сказал Богарт.

В такое время поездка заняла минут двадцать, к тому же агент ФБР не обращал внимания на ограничения скорости. Еще не наступило четыре утра, и бо́льшая часть жителей Берлингтона крепко спала. Движение было скудным, а пешеходы просто отсутствовали.

В круглосуточной аптеке было двое людей. Один сидел за кассой, прикрытый пуленепробиваемым стеклом, второй расставлял на полке дезодоранты. Оба вышли на работу в восемь вечера. Богарт показал им фотографию Лафферти и спросил, не видел ли ее кто-нибудь из сотрудников.

— Это ночью я ее не видел. Но она заходила предыдущим вечером.

— Значит, она могла делать покупки не здесь, — заметил Декер.

Они попросили и получили DVD с записями с камер наблюдения на парковке.

— Она могла прийти пешком, — сказал Амос. — Для машины слишком близко.

— И все наши машины на месте, — откликнулся Богарт.

Они засунули диск в ноутбук, который был у агента в машине. На записи были метки времени, и Богарт сразу прокрутил ее на 21:30 и запустил. Все трое сгрудились у экрана, напряженно следя за записью. На отметке 21:58 Декер произнес:

— Вот она.

Лафферти вышла из переулка рядом с аптекой. Она сделала два шага, и ее резко втянули обратно в переулок.

— Прокрутите еще раз и замедлите, — попросил Амос.

Богарт послушался. Он запускал эпизод еще пять раз, увеличив размер картинки, насколько позволял небольшой экран. Декер напряженно смотрел в него, отмечая и укладывая в голове каждый пиксель.

— Не могу разглядеть, кто там.

— Мы попробуем увеличить изображение, — сказал Богарт. — Наши парни творят чудеса.

— Он знал, что там камера, — сказал Декер. — Точно как в школе. Он не хотел, чтобы его увидели. По крайней мере, некоторую его часть.

— Как он так быстро с ней справился? — спросил Богарт. — Лафферти была не из слабаков.

— Ее схватили за горло рукой в перчатке, — сказал Декер. — Возможно, напавший что-то держал в ней. Лафферти слишком быстро окоченела. Я думаю, он ввел ей какой-то парализатор.

— Анализ крови покажет, — подсказала Ланкастер.

— Значит, ее взяли в девять пятьдесят восемь, — сказал Декер.

— Но ее ВС — около полуночи, — заметила Ланкастер.

— То есть они держали ее у себя два часа, а потом убили, — подытожил Декер.

Богарт напряженно произнес:

— Вы говорили, ее изувечили. Вы думаете, они еще что-то с ней сделали?

Декер покачал головой:

— Мою жену не насиловали. Но ее изуродовали. В той же… области.

— Но к чему это? — спросил Богарт. — Зачем это делать? Это же бессмысленно.

— Когда я спросил Леопольда, сделал ли он что-нибудь еще с моей женой, тот не ответил. Далее, информация об увечье не была обнародована. Он мог знать об этом, только если сам был там, а сейчас нам известно, что его там не было. Но ему мог рассказать тот, кто действительно там был. Поскольку Леопольд не ответил, невозможно сказать наверняка: то ли он просто не хотел говорить мне, то ли не знал. В любом случае, он по-прежнему подозреваемый.

Богарт потер лицо.

— Что еще?

— Они держали ее у себя два часа. Вероятно, бо́льшую часть этого времени она была в сознании.

— И что они с ней делали? — спросила Ланкастер.

— Пытались выяснить, в каком направлении идет расследование, — ответил Богарт.

Декер кивнул.

— Они хотели узнать, что нам известно. Дошли ли мы до определенных точек.

— Ну, Лафферти им ничего не сказала, — резко произнес агент.

— Любого человека можно расколоть на допросе, если использовать правильную тактику, — сказал Декер. — Она могла заговорить против собственной воли. В любом случае, для подстраховки нам следует допустить, что им известно все, что мы знаем. И в первую очередь, что мы нашли подземный ход.

Богарт посмотрел на замершую картинку, на руку у горла его коллеги.

— Но как она могла не подозревать, что ее преследуют? — спросил он. — Этот человек должен был стоять прямо у нее за спиной.

— Он мог прятаться в переулке, — предположила Ланкастер.

Богарт покачал головой:

— Что, дожидаясь, пока она не придет? Откуда он вообще мог знать, что она собирается в аптеку?

— Он мог выжидать, следить, а потом пойти за ней, когда она вышла из отеля. Лафферти уже ходила в аптеку, по меньшей мере, один раз. Возможно, они как-то об этом узнали и решили, что она может пойти туда еще. И она могла знать, что он там, но по какой-то причине не чувствовала угрозы.

— Не чувствовала угрозы? — воскликнул Богарт. — В темном переулке? Когда где-то рядом бегает убийца? Как она могла не быть настороже?

— Она могла не почувствовать опасность, если у нее не было причин подозревать этого человека, — пояснил Декер.

Богарт побагровел, его лицо стянулось в уродливую маску.

— Вы обвиняете меня или одного из моих людей в ее убийстве? — огрызнулся он. — Поскольку она не знала в этой проклятой дыре ни единого человека!

— Я имел в виду другое, — спокойно ответил Амос.

Богарт нацелил палец ему в лицо.

— Ее оставили у тебя на пороге. Может, ты ее и убил, сукин ты сын!

Лицо Декера осталось бесстрастным, а его слова — неторопливыми и взвешенными:

— И оставил ее под дверью, чтобы изобличить себя? А потом, сидя там, позвонил копам? Если б я действительно сделал такую глупость, я избежал бы приговора, сославшись на невменяемость.

Богарт выглядел так, будто сейчас ударит Декера, но быстро овладел собой и отвернулся.

— Амос, — осторожно сказала Ланкастер, — ты имел в виду кого-то в форме? Копа? Которого она не стала бы подозревать?

— Да, — ответил Декер. — Именно это я и имел в виду.

Богарт резко взглянул на него и кивнул.

— Верно. Простите, что я на вас набросился… — Он помолчал, потом заявил: — Ладно, мы прочешем этот проклятый переулок сверху донизу.

Агент достал телефон и позвонил своей группе. Потом повернулся к Декеру.

— Нам нужно работать вместе. Мы должны остановить этого парня.

Амос помотал головой:

— Не парня. Парней.

— Почему парней? — потрясенно спросила Ланкастер, пока Богарт молча смотрел на Декера. — Этот стрелок — одиночка. Ты сам это говорил.

— И был неправ, — решительно ответил тот.

— Что именно заставляет вас считать, что к этому делу причастно более одного человека? — спросил Богарт.

— Никто не способен находиться в двух местах одновременно.

Глава 31

Рассвет.

Облака ушли, и с ними ушел дождь. И потому это был настоящий восход, когда краски сначала меняются незаметно, а потом внезапно преображают небеса. На такое способен только рассвет. Ну, или высокий гриб атомного взрыва.

Оба они по праву изменяют мир. Полмира заливает свет, полмира укрывает тьма. Поцелуй бомбы — настоящий. Движение солнца — метафора убывающей тьмы или прибывающего света.

Декер стоял на тротуаре и наблюдал за этим превращением. Однако рассвет ничуть не улучшал его настроения, застрявшего в глубочайшей тьме. Расставшись с Богартом и Ланкастер, он не пошел домой досыпать. Это было бессмысленно.

По другую сторону асфальта на него смотрел «Севен-илевен». Всегда открытый. Сквозь стекло Декер видел ту же самую женщину, пересчитывающую пачки сигарет. Но полы мыл уже другой панк. Возможно, «Билли» перебрался к другому ведру в другом городе. А может, он приходил в себя после ночи с дамочками.

Декер сам не знал, почему пришел сюда, расставшись с Богартом и Ланкастер. Но это место притягивало его, как магнит притягивает железо.

Он вошел в дверь, и звяканье колокольчика врезалось ему в голову, как сверло.

— С вами всё в порядке?

Декер собрался и понял, что женщина смотрит на него. Она выглядела слегка напуганной, и когда он поймал свое отражение в зеркальной двери холодильника с газированной водой, он понял почему. Одичалый безумец в грязной одежде и с растрепанными волосами.

— Вы… вы уже заходили сюда на днях, — сказала она. — Вы кого-то искали.

Декер кивнул и огляделся.

— А где Билли? Уборщик?

— Сегодня он выходит в полдень. А вы нашли человека, которого искали?

Декер покачал головой:

— Но я продолжаю искать.

— Знаете, по-моему, вам не помешает кофе. Он свежий. Только что приготовила. Там, в конце. Всего доллар за большой. Нормальная цена. Может, и еды какой-нибудь возьмете?

Колокольчик снова звякнул, и в магазин ввалились двое мужчин в комбинезонах, рабочих ботинках и фланелевых рубашках. Один подошел к прилавку за сигаретами. Второй направился к сифону с газировкой, где принялся наполнять кока-колой огромную чашку.

Пока женщина занималась новым покупателем, Декер прошел в конец магазина, наполнил стакан, взял с полки запакованную булочку и направился к прилавку. Он ждал, пока мужик, заказавший сигареты, просил еще лотерейные билеты с определенными номерами. Взгляд Декера бездумно скользнул по стойке с газетами у прилавка. Газета лежала сверху, открывая всю передовицу. Амос едва не выронил кофе и булочку. Он поставил их на прилавок, схватил газету и стал читать.

С газетой в руках, сам не замечая, что делает, Декер двинулся к выходу. Женщина крикнула ему вслед:

— Эй, вам нужно заплатить за это. — Она показала на кофе и булочку. — И за газету.

Декер сунул руку в карман, выудил пятерку, бросил ее на прилавок и вышел, оставив кофе и булочку. Женщина и двое мужчин смотрел ему вслед.

Он перешел на другую сторону и присел на край урны, под мигающим уличным фонарем.

Статья была длинной, подробной и с фотографией.

«Моя фотография. Моя история. Нет, не моя. Чья-то версия, в которой намного больше откровенной выдумки, чем правды. И лжи».

Амос посмотрел на подпись, хотя мог и не трудиться. Он и так знал, кто это написал.

«Александра Джеймисон».

Декер сел в автобус до «Резиденс Инн», пробрался в свою комнату, сел на кровати и прочитал статью еще три раза. Конечно, она не изменилась. Но каждый раз ее слова втыкались ему в голову чуть глубже, как нож, колющий тело.

Декер упал на кровать и наконец немного поспал. Когда он проснулся, было почти девять утра.

Амос пошел в ванную, плеснул в лицо воды, спустился в столовую, набрал тарелку еды, налил себе три чашки черного кофе, отнес все это к своему столику и сел, глядя в пустоту.

Солнце уже совсем встало, и свет лился в зал сквозь широкое оконное стекло. Резкая, контрастная подсветка превращала Декера в подобие актера, стоящего на сцене под иссушающим жаром прожектора.

Он ждал, глядя на еду. Потом посмотрел на газету, лежащую рядом с тарелкой.

Его телефон зазвонил. Он взглянул на экран и нажал кнопку ответа.

— Блин, Амос, что за хрень ты сделал? — спросила Ланкастер.

— Ничего. По-видимому, в этом и есть проблема.

— Каждый, кто прочтет эту статью, решит, что ты нанял Себастьяна Леопольда для убийства своей семьи.

— Я и сам так подумал, хотя знаю правду.

— Почему она вцепилась в тебя?

— Я отказался с ней разговаривать.

— Значит, ты не оставил ей других вариантов, кроме как выдумать это дерьмо.

— Я действительно встречался с Леопольдом.

— В смысле, в его камере.

— После.

— Что?

— Я проследил за ним, когда его освободили. Эта фотография в статье. Мы были в баре.

— Какого черта ты пошел за ним?

— Я хотел поговорить с ним. Я хотел понять, почему он сказал мне и копам, что убил мою семью, хотя физически не мог этого сделать.

— И он сказал тебе?

— Нет. Он исчез.

— Ты хочешь сказать, ты его потерял?

— Я хочу сказать, он сел в машину и исчез.

— Ты это видел?

— Нет, но это единственная возможность.

Амос услышал, как она вздохнула. Он часто слышал от Ланкастер такие вздохи — обычно когда делал что-нибудь совершенно непривычное, пусть даже, в конечном счете, оно позволяло отыскать правду в очередном расследовании.

— Амос, иногда я просто тебя не понимаю.

Эту фразу Декер тоже слышал много раз, и знал, что ответа не требуется. И потому не стал отвечать.

— Так Леопольд ушел?

— Пока — да, — ответил он.

— После этой статьи тебя живьем сожрут. И эта ведьма даже написала, где ты сейчас живешь.

— У меня в рукаве есть козырь.

— Какой? — с любопытством спросила она.

— Мне насрать.

— Амос, по-моему, ты не понимаешь…

— Мне надо идти.

Декер отключился и положил телефон на стол, рядом с несъеденной кучей еды. Он смотрел на груду сосисок, яиц, бекона и жареной картошки, но видел фотографию себя с Леопольдом в баре. Он знал: людям покажется весьма странным, что он сидит и пьет пиво с человеком, который сначала признался, а потом отказался от признания в убийстве его семьи. Но если он собирался раскрыть эти убийства, ему нужно было двигаться любым доступным путем. И Леопольд был одним из таких путей.

Декер вздохнул, отодвинул тарелку и поднял взгляд. Джун стояла в стороне, держа противень с кексами. Она не смотрела на Декера. Она смотрела в сторону двери.

Декер проследил за ее взглядом. И увидел женщину.

В дверях столовой стояла Алекс Джеймисон. На ней были черные брюки и потертое черное пальто, из-под которого выглядывала бирюзовая водолазка. Волосы женщины были стянуты в хвостик, а каблуки добавляли ей несколько дюймов роста.

Она подошла к столику Декера и посмотрела на газету рядом с тарелкой.

— Похоже, вы это прочитали, — тихо сказала она.

Декер не ответил. Он взял вилку, придвинул тарелку к себе и начал есть.

Джеймисон мялась у стола. Наконец поняв, что не дождется ответа, она продолжила:

— Я давала вам возможность поговорить со мной.

Декер продолжал есть.

Она села напротив.

— Я бы предпочла сделать это иначе.

Он отложил вилку, вытер бумажной салфеткой рот и посмотрел на нее.

— Я нахожу, что люди почти всегда делают именно то, что хотят сделать.

Джеймисон постучала по газете.

— У вас все еще есть возможность это исправить.

— Люди, которые хотят что-то исправить, сделали что-то плохое. Я же ничего плохого не сделал.

— Вы встречались с человеком, который предположительно убил вашу семью.

— Предположительно. Все обвинения с него сняты, и вы знали это до того, как написали статью. И я знал это до того, как встретился с ним в баре.

— Зачем вы с ним встречались?

— У меня были к нему вопросы.

— Какого рода?

Журналистка достала диктофон, блокнот и ручку, но Декер поднял руку:

— Не трудитесь.

Она откинулась на спинку стула.

— Вы не хотите обнародовать свою версию?

Декер отодвинул тарелку с едой, перегнулся через стол и произнес:

— У меня нет версии.

Затем он выпрямился, подвинул тарелку обратно и продолжил есть.

— Ладно, хорошо. Но вы считаете, что Леопольд причастен к убийствам? Даже если не участвовал в них лично? И потом, стало известно, что тот же пистолет был использован в школе…

Декер угрюмо посмотрел на нее.

— Бриммер может вылететь за это с работы. Эта информация не распространялась. И вы это знаете, иначе написали бы о ней. Я могу сдать Бриммер. Хотите посмотреть, как ваш контакт лишится работы? Или это считается честной расплатой за статью?

— Вы очень необычный человек.

— Для формулировки ответа на это замечание у меня не хватает контекста.

— В некотором смысле доказывает мою мысль, а?

Теперь уже Декер откинулся на спинку стула и посмотрел на женщину.

— Расскажите о себе, — внезапно произнес он.

— Что? Зачем? — встревоженно спросила она.

— Я могу довольно легко это выяснить. Жизнь каждого человека есть в Интернете. Заимствуя вашу фразу, я даю вам возможность изложить свою историю.

— Видимо, здесь я должна произнести «туше́»?

— Вам есть что скрывать?

— А вам?

— Нет. Но вы и так все про меня знаете… — Он постучал пальцем по газете рядом с тарелкой. — Доказательства здесь. Так что расскажите мне о себе.

— И что вы хотите узнать?

— Родной город, семья, образование, карьера, жизненные цели.

— Ого, вы не так уж мало просите.

Декер ждал. У него не было проблем с молчанием, с ожиданием. Его терпение, как и разум, не имело пределов.

Джеймисон сложила руки на груди и сказала:

— Я из Блумингтона, штат Индиана. Поступила в Пердью, получила диплом по массовым коммуникациям. Работала в нескольких газетках на Среднем Западе — в основном бегала за кофе, писала статьи о всяком дерьме, о котором никто не хотел писать, и дежурила в смены, в которые никто не хотел дежурить. Попробовала онлайн-журналистику и блогинг, но это не мое.

— Почему?

— Мне нравится говорить с людьми лицом к лицу, а не посредством техники. Это не настоящая журналистика. Это управление данными, которые тебе скармливают какие-то незнакомые придурки. Отчеты для ленивцев, живущих в пижамах. Этого мне не нужно. Я хочу получить «Пулитцера». Точнее, я хочу их целую полку.

— Потом вы переехали сюда. Почему? Берлингтон не тянет на ревущий мегаполис.

— Он больше других городов, в которых я работала. Здесь есть преступления, интересные политики… Низкая стоимость жизни, а это важно, поскольку если сложить все мои рабочие часы, я не дотяну до минимальной зарплаты. И здесь мне дают работать по собственному графику и доводить до конца свои статьи.

— Семья?

— Большая. Все остались в Блумингтоне.

— А другая причина, по которой вы сюда приехали?

— Другой причины нет.

Он показал на палец на ее левой руке.

— Здесь было два кольца. Следы слабые, но заметные. Помолвка и обручальное. Теперь их нет.

— Ну да, я разведена. И что? Как добрая половина людей в этой стране.

— Свежий старт подальше от вашего бывшего?

Джеймисон потерла след на пальце.

— Что-то в этом роде… Ладно, мы уже закончили со мной?

— А вы хотите закончить?

— Вы понимаете, что на самом деле не играете со мной, да? Я просто расщедрилась, вроде как за компанию, — посмотреть, к чему мы придем.

— Вы сказали, что доводите до конца свои расследования.

— Да.

— Вы намерены попытаться проследить связь между убийством моей семьи и стрельбой в Мэнсфилде?

— Конечно.

— Как вас зовут друзья?

— Вы полагаете, у меня есть друзья?

— Как вас зовет Бриммер?

— Алекс.

— Хорошо, Александра, позвольте мне выразиться настолько ясно, насколько это возможно.

Она закатила глаза и пренебрежительно посмотрела на него.

— Сейчас я услышу снисходительную лекцию?

— Хотите сенсацию?

Выражение ее лица изменилось. Она схватила диктофон.

— Для записи?

— Если ваш источник останется анонимным.

— Даю слово.

— Вы всегда так быстро его даете?

— Даю вам слово, — напряженно повторила она.

— Этой ночью была убита агент ФБР. Ее тело подвесили прямо над нашими головами, на той галерее. Она была умелым вооруженным федеральным агентом, который вполне способен за себя постоять. Сейчас она труп. Ее убрали с такой же легкостью, с какой давят ногой жука.

Декер снова отодвинул тарелку, потянулся и выключил диктофон. Женщина не пыталась его остановить.

— Я многое повидал за двадцать лет в полиции, но никогда еще не видел… — Он остановился, подбирая правильные слова. — Я никогда не сталкивался с подобной угрозой. Но это еще не все. Это…

Он снова остановился, побарабанил пальцами по столу и закрыл глаза. Потом открыл их и продолжил:

— Угроза в сочетании с умом и хитростью. Александра, это очень опасная комбинация. И я спрашивал о вашей семье только с одной целью. Я хотел знать, будет ли кто-то рыдать, если вас тоже убьют. Поскольку не сомневайтесь, он убьет вас так же легко, как выдохнет сигаретный дым.

— Слушайте, если вы пытаетесь…

Декер не дал ей закончить.

— Я вполне допускаю, что он может прямо сейчас наблюдать за нами и рассчитывать, где и как он лишит вас жизни. Похоже, ему нравится доставать меня таким способом. Убивать людей, с которыми я близок или как-то связан. Вы написали обо мне большую статью. Это связывает нас именно так, как любит этот парень. И я не сомневаюсь, он планирует продолжать убивать до тех пор, пока не доберется до последней запланированной жертвы.

Джеймисон уже не смотрела на него с пренебрежением. Она выглядела напуганной, хотя старалась этого не показать.

— И кто же это будет? — Она попыталась произнести фразу небрежно, но ее голос дрогнул.

— Это буду я.

Глава 32

Александра сгребла в сумку диктофон, блокнот и ручку и поднялась. Она не смотрела на Декера.

— Ладно, если вам от этого лучше, заявляю официально, что вы до смерти меня напугали, — сказала она.

— Вы видели, как Леопольд выходил из бара?

— Что?

Амос постучал по газете.

— Из бара, где была сделана эта фотография.

Теперь она настороженно посмотрела на него.

— Я не собираюсь отвечать на это.

— Вы уже ответили… Хорошо, у меня есть еще один вопрос.

— Какой?

Декер поднял газету.

— Откуда вы взяли эту фотографию меня с Леопольдом? Имени фотографа здесь нет. Я знаю, эти профи дерутся за подпись зубами и когтями, и мне интересно, почему ее нет.

— Я сделала этот снимок.

— Вы его не делали.

— Откуда вы знаете?

— Я очень наблюдателен. И, так уж вышло, знаю, что вас в баре не было. Человек, который сделал этот снимок, следил за нами с Леопольдом. Иными словами, он проследил меня до бара, поскольку я сам проследил до этого места за Леопольдом. — Декер сделал паузу. — Я не стал бы спрашивать, если б это не было важно. Как вы получили фотографию?

— Из анонимного источника, — призналась журналистка.

— И этот анонимный источник заодно снабдил вас материалом для вашей статьи?

— Я вправду не могу в это лезть.

— Если вам неизвестно имя источника, вам не нужно беспокоиться о защите его личности. — Декер опустил газету на стол. — Текст пришел по электронной почте? Разумеется, не обычной. Иначе вы просто не успели бы написать статью.

— Да, по электронной.

— Вы можете переслать мне это письмо?

— Почему это так для вас важно?

— Потому что автор письма и убийца всех этих людей — один и тот же человек.

— Вы не можете этого знать.

— Я абсолютно точно это знаю. И еще я предположу: в этом письме говорилось, что вам следует написать статью, поскольку эта тема попахивает. Что на снимке моя встреча с человеком, обвиненным в убийстве моей семьи. И тему нужно раскрыть, верно?

Пока он говорил, глаза Джеймисон становились все шире.

— Это вы отправили мне письмо? — прошипела она.

— Вы имеете в виду, что мне не хватало газетной статьи, которая в целом обвиняет меня в сговоре с целью убийства собственной семьи?

Журналистка закусил губу.

— Простите, это была глупость. — Она с усилием сглотнула. — Вы действительно думаете, что письмо от него?

— Он был там. Он был в десяти футах от меня, и я его не заметил. И до сих пор не понимаю, как это вышло.

— Вы сказали, он хитер.

Декер кивнул.

— Так и есть. Он явно хочет уничтожить меня как профессионала, прежде чем убить.

— Могу я задать вопрос?

— Давайте.

— Кого вы так охеренно достали, что он все это делает?

Амос не ответил, поскольку у него не было ответа. Он написал на салфетке адрес своей электронной почты и подвинул к женщине.

Джеймисон засунула салфетку в карман, развернулась и ушла.

Декер остался сидеть.

Через несколько секунд зазвонил его телефон. Он посмотрел на экран и коротко улыбнулся.

Джеймисон только что переслала ему письмо, полученное от ее анонимного источника. Амос знал, что отследить отправителя по письму не удастся. Это было очевидно. Но он хотел увидеть, что написал этот человек.

Декер отодвинул тарелку и открыл письмо. Отправителем был Mallard2000. Это ничего не значило. Амос прочитал текст. В целом письмо соответствовало тому, о чем Декер уже догадался. Отправитель хотел, чтобы Джеймисон написала статью, вызывающую подозрения в отношении Декера и убийства его семьи. Фразы были простыми и однозначными. Амос представил себе, как Себастьян Леопольд проговаривает слова вслух, пытаясь соотнести ритм его странной речи с текстом письма. Но ничего не вышло. Они не соответствовали друг другу.

«Их было двое. Они действовали вместе. Один человек не может быть в двух местах одновременно. Леопольд сидел за решеткой во время обоих убийств. И если он причастен — а я считаю, что да, — должен быть кто-то еще. Однако у этой теории есть одна проблема».

Ладно, пусть кто-то объявил ему вендетту. Но двое сразу?..

Декер переслал письмо Ланкастер и попросил ее попытаться отследить отправителя. Он сомневался, что она или ФБР с этим справятся, но они должны попробовать. У него не было компьютера, поэтому он дошел до публичной библиотеки и сел за компьютер там.

Декер не очень разбирался в этих технологиях, так что его способности отследить отправителя были весьма ограничены. Вскоре он исчерпал свои возможности и встал из-за компьютера. Потом пошел бродить вдоль стеллажей, двигаясь к разделу публицистики.

По пути ему пришла в голову одна мысль — а библиотека была идеальным местом, чтобы проверить зарождающуюся теорию.

Семья Клаттеров.

Амос дошел до авторов, фамилия которых начиналась на К. В поисках не Клаттеров, но автора их трагической истории.

Он нашел книгу и вытащил ее.

«Хладнокровное убийство». Трумэн Капоте.

Книга была одновременно простой и сложной. Декер прочел ее много лет назад, и, как и все прочее, ее страницы надежно устроились в его голове.

Парень в тюрьме получает наводку от другого заключенного, что фермер по фамилии Клаттер, живущий в сельском Канзасе, держит в сейфе кучу денег. Парень выходит из тюрьмы, пересекается со своим бывшим сокамерником, и они направляются к дому фермера. Вламываются в дом, но обнаруживают, что там нет ни сейфа, ни денег, — наводка была липовой. На этом все должно закончиться, но, к несчастью для семьи Клаттеров, оно не заканчивается. Более пугливый и менее уравновешенный из двух воров решает, что они должны убить всю семью. Его партнер, главарь и человек, получивший наводку, неохотно соглашается. Они убивают всех членов семьи, одного за другим. Убийцы не слишком умны. Их преследуют и ловят. После должных разбирательств и длительных апелляций оба отправляются на канзасскую виселицу.

Трагедия, куда ни глянь. У обоих убийц в предыстории были беды, проблемы, мало денег. Но ничто не оправдывает то, что они сделали. И ничто не сможет оправдать.

Эта часть истории сейчас не слишком интересовала Декера. Гораздо сильнее его интересовало другое: два человека с совершенно разной предысторией, собравшись в нужный момент вместе, формируют партнерство, которое приводит к гибели многих людей. Декер не знал Леопольда. Он никогда не встречал этого человека, пока не увидел его в тюремной камере. Значит, вендетту объявил не Леопольд. Это был человек, с которым тот пересекся. Но кто же он?

Декер поставил книгу на полку и пошел к выходу из библиотеки.

По дороге зазвонил телефон. Ланкастер.

— По письму пока ничего, — сказала она. — Ты действительно думаешь, это тот парень?

— Да.

— ФБР тоже проверяет.

— Что-нибудь по Лафферти?

— Поэтому я и звоню. Ты можешь встретиться со мной в морге?

— Да. Зачем?

— Просто приезжай. Ты должен сам увидеть.

* * *

Декер сел в автобус. Морг располагался на окраине Берлингтона, в районе, который видывал лучшие дни. По дороге Амос размышлял над словами Ланкастер, но ничего путного не придумал. Что он должен увидеть сам?

Когда Декер подошел к главному входу, Мэри уже ждала его. Она выглядела напряженной, нервной, тремор руки стал еще сильнее.

— В чем дело? — спросил он.

— Пойдем, Богарт уже там.

Они прошли по коридорам, воняющим антисептиком. И смертью. У мертвых был собственный аромат, который проникал в глаза, нос и горло. Морги — не самые чистые места. По сути, они исключительно грязные. Здесь никого не беспокоит, что клиенты помрут от инфекции.

Ланкастер вела его и наконец толкнула пару откидных дверей. Декер вошел следом. Большое помещение было заполнено полками и стальными столами для вскрытия. На трех столах лежали тела, прикрытые простынями. С потолка свисали шланги, вдоль стен стояли шкафы с какими-то флаконами и инструментами для вскрытия. Из другой комнаты доносился визг дисковой пилы. Декеру уже доводилось его слышать. Такой пилой вскрывали черепа. Он задумался, не лежит ли там одна из мэнсфилдских жертв, чей мозг извлекают, чтобы измерить, взвесить и исследовать.

У стола в глубине помещения сгрудилась кучка людей, в том числе Богарт. Он вновь наделкостюм и галстук с зажимом; воротник безупречен, каждый волосок в прическе на месте — просто образец профессионала. Но в одутловатом лице, красных глазах и опущенных плечах Декер читал совсем другого человека. Рядом с ним стояли еще двое агентов и мужчина, в котором Амос узнал главного патологоанатома. Да, резать агента ФБР кому попало не дадут. Декер даже удивился, что Бюро не вызвало собственного парня.

Богарт поднял взгляд, когда услышал звук их шагов. Он коротко кивнул, натянуто поприветствовал Декера глазами, потом снова обернулся к телу под простыней.

— Что нам уже известно? — спросила Ланкастер у судмедэксперта.

— Как было указано в предварительном заключении, сделанном на месте преступления, причиной смерти является ножевое ранение в сердце. После смерти тело перемещали — это показывает посмертное изменение цвета кожи. Кровь скопилась в промежуточной ткани на спине, хотя тело было обнаружено висящим на кронштейне светильника.

Он приоткрыл руку Лафферти и с трудом, преодолевая окоченение, поднял ее.

— Сейчас тело начинает терять трупное окоченение, от конечностей к челюсти и шее, что более или менее подтверждает предварительно определенное ВС — около полуночи.

— А внешняя температура? — спросил Декер. — Было холодно.

— Мой коллега на месте сделал на это поправку. И покойной ввели очень сильное успокоительное. Мы обнаружили его следы. Это привело ее в бессознательное состояние, и она потеряла способность защищаться.

— Изуродованные гениталии, — произнес Декер.

Патологоанатом кивнул. Но когда он начал сдвигать простыню, чтобы открыть эту область, Амос остановил его.

— Мы уже видели.

Он выжидающе посмотрел на Ланкастер. Та, в свою очередь, взглянула на Богарта и сказала:

— Я не говорила ему. Подумала, он должен увидеть сам.

Богарт кивнул и посмотрел на двоих агентов, крепких мужчин, которые выглядели так, словно хотят кого-нибудь убить.

— Переверните ее.

Медэксперт откинул простыню, обнажив тело специального агента Лафферти. Спереди ее кожа была очень бледной. Разумеется, тело уже вскрыли; Y-образный шов на верхней части туловища выглядел грубым, злобным, как будто в человеческую плоть врезали застежку-молнию. Кожа на лице слегка обвисла, поскольку ее срезали одним большим куском, а потом уложили обратно. Череп вскрыли, мозг вынули. Так он и останется, пока не придет время проделать обратную процедуру и сложить все вместе.

Когда они перевернули ее, бледность исчезла. Здесь кожа была красной; она выглядела почти обожженной в тех местах, где собиралась кровь.

Декер не концентрировался на этом.

Он смотрел на то, чтобы было у нее на спине.

Он подошел ближе — изменившийся цвет кожи не давал разглядеть это как следует.

Потом он разглядел.

Кто-то резал спину Лафферти.

Кто-то вырезал ножом слова, пользуясь ее телом, как листом бумаги. Две строчки, одна под другой.

Когда решишь закончить это братан

Скажи мне

Глава 33

Все вышли наружу. Богарт посмотрел на своих людей и сказал:

— Дайте мне минуту. Я подойду к машинам.

Они ушли. Богарт повернулся к Ланкастер.

— Я бы хотел приватно поговорить с вашим партнером.

Мэри взглянула на Декера.

— Увидимся позже, Мэри, — произнес тот.

— Ты уверен?

— Он уверен, — резко произнес Богарт.

Ланкастер посмотрела на агента.

— Я сожалею об агенте Лафферти.

— Специальном агенте Лафферти. Спасибо.

Она повернулась и пошла прочь, разок оглянулась через плечо, потом завернула за угол и скрылась из вида.

В следующую секунду Богарт толкнул Декера в кирпичную стену морга и вдавил ему в горло свое предплечье.

— Ладно, толстожопый сукин сын, сейчас мы все выясним, прямо здесь.

Богарт был крупным, сильным и в гораздо лучшей форме, чем Декер. Вдобавок его физические возможности подпитывал грузовой состав ненависти и разочарования. Однако Амос весил на сотню фунтов больше и некогда был профессиональным футболистом. С минуту мужчины боролись — каждый пытался одержать верх, — потом Декер согнул колени и оттолкнулся от стены. Этот импульс, к которому добавилась масса Амоса, толкнул обоих мужчин вперед, что для Богарта означало назад. В тот же момент Декер зацепил левую лодыжку агента ФБР своей правой, и тот рухнул. Амос приземлился на него сверху. Эффект был сравним с обрушением стены.

Даже лежа на спине с отягощением в триста пятьдесят фунтов, Богарт ухитрился врезать Декеру в челюсть. Тот почувствовал во рту вкус крови, один зуб зашатался. Он ударил Богарта локтем по голове, и услышал, как мужчина вскрикнул от боли, когда его голова отскочила от тротуара.

— Я тебя убью! — кричал Богарт, продолжая бить руками и ногами, в то время как Декер пытался подмять под себя его конечности.

Амос приподнялся на несколько дюймов, а потом тяжело рухнул вниз, вдавив свое массивное плечо прямо в диафрагму мужчины. Потом повторил это еще раз. Богарт крякнул, задохнулся, простонал и перестал сопротивляться.

Декер встал с него, попятился, нагнулся и, опершись о колени, попытался восстановить дыхание. Живот болел, легкие тоже.

Когда он поднял взгляд, Богарт сидел, а его пистолет был наставлен в голову Амоса. Мужчина медленно, преодолевая боль, встал, продолжая целиться в Декера.

— Ты напал на федерального агента, — выдохнул Богарт, придерживая свободной рукой расцарапанную и кровоточащую голову.

Декер посмотрел на пистолет, потом на Богарта.

— Я могу арестовать тебя, — добавил фэбээровец.

Амос выпрямился и привалился к кирпичной стене. Справившись наконец со своим дыханием, он произнес:

— Вы что-то хотели мне рассказать?

Продолжая целиться в Декера, Богарт отбросил с лица волосы и распустил узел галстука. Потом подошел ближе.

— Что?

— Вы сказали, что хотите что-то выяснить. Я не думаю, что это означало надрать мне задницу. Полагаю, вы собирались что-то рассказать.

Богарт указал на дверь морга.

— Он оставил сообщение на… на моем агенте. Сообщение непосредственно вам.

— Мне известно, что он сделал.

— То есть вы должны знать этого парня. Вы должны были ему что-то сделать. Он зовет вас «братаном».

Последнюю фразу Богарт выкрикнул.

Декер последний раз тяжело выдохнул и оттолкнулся от стены, встав без поддержки.

— Я не знаю этого парня. И я не его братан.

— Вы говорите, что никогда не забываете. Ну, видимо, этот парень тоже не забывает. Вы что-то сделали. Может, даже не осознали, что именно, а он убил… он убил…

Голос Богарта затих. Он опустил оружие и уставился на тротуар, покачивая головой. Его лицо выражало полнейшую безысходность.

Декер растер синяк на щеке, прижимая языком шатающийся зуб.

— Он убил с десяток людей, включая мою семью и специального агента Нору Лафферти, — сказал он.

Богарт взглянул на него и медленно кивнул.

— Включая Нору. — Он убрал пистолет. — Слушайте, мне жаль, что я… Если вы захотите выдвинуть обвинение, валяйте. Это было непростительно.

— Думаю, ничего особенного не случилось, — сказал Декер. — Я споткнулся, упал и уронил вас. Очень неуклюже. Но я здоровый, толстый, потерявший форму парень. Вам, наверное, нужно будет отдать костюм в химчистку и позаботиться о ссадине на голове.

Богарт растер по рукаву грязь, потом взглянул на Декера:

— И куда нам теперь двигаться?

— Пока у нас ничего нет. Вы отыскали что-нибудь полезное на военной базе?

— Нет. Чашка Петри с дерьмом. Все разложилось в кашу. И Пентагон до сих пор не ответил. Хотя вряд ли они смогут добавить что-то полезное. А что с этой статьей в газете?

— Я разговаривал с репортером.

— Ланкастер нам сказала. Передала нам IP-адрес. Мои ребята работают с ним, но пока без толку.

— Не думаю, что он нас куда-то приведет. Слишком очевидно.

— То есть у нас по-прежнему ничего нет? — жалобно спросил Богарт.

— У нас много чего есть, если мы сможем с этим разобраться. У нас есть Себастьян Леопольд…

— Но у него алиби на оба убийства.

— Но не на Лафферти.

— Так вы говорите, он с кем-то работает? Это вы имели в виду, когда сказали, что никто не может быть в двух местах одновременно?

Декер кивнул.

— Но откуда у вас уверенность, что он убил Нору?

— Я не уверен. Но не думаю, что слова у нее на спине вырезал Леопольд.

— Почему?

— Я встречался с Леопольдом. Я бы вспомнил этого парня, если б видел его раньше. Но я его не помню, а значит, мы не виделись. Остается его партнер. И этот парень не уступил бы Леопольду такое дело. Оно было личным. Я — его братан. И никто другой. Разборка со мной — его дело.

— Декер, но как вы могли перейти дорогу тому парню и не запомнить этого? Если он так вас ненавидит, что убивает людей?

— Я не могу ответить, потому что у меня нет ответа, — признал Амос. — Но я обещаю, он у меня будет.

Глава 34

Декер разглядывал фасад бара. Потом посмотрел на здания справа и слева от него. Оба были кирпичными и заметно обветшали.

Он спустился по ступенькам и вошел в темное прокуренное помещение.

В дальней кабинке сидели двое работяг, держащих кружки с пивом. За круглым высоким столом устроилась одинокая женщина с бокалом белого вина в одной руке и недокуренной сигаретой в другой. Пока Декер разглядывал зал, женщина положила сигарету в черную пластиковую пепельницу, поставила бокал, достала из сумочки пудреницу и помаду и начала подкрашивать губы.

Амос миновал ее и подошел к стойке. За ней стоял тот же бармен. Декер сел и заказал «Курс». Бармен налил пиво, снял масляным ножом пену и стряхнул ее. В ответ Амос протянул ему пятерку и сказал оставить сдачу себе. Это привлекло внимание мужчины.

— Вы тут уже были, — сказал бармен.

Декер кивнул и отхлебнул пива.

— Был. С одним парнем.

— Ага, точно. Чудик такой.

— Он заходил с тех пор?

— Неа. — Мужчина начал быстрыми круговыми движениями протирать стойку из красного дерева.

— А раньше он тут бывал?

— Пару раз.

— Вы когда-нибудь говорили с ним?

— Он ни с кем не разговаривал. Кроме вас.

— Он где-то здесь живет?

— Не знаю. Видел только, как он уходит. А больше ничего.

— Что-то я не вижу официантки.

Бармен усмехнулся:

— Это точно.

— А что с ней случилось?

— С ней? — Бармен хихикнул громче и, бросив тряпку, облокотился на стойку и наклонился к Декеру. — Вы называете «оно» ей. А я, пожалуй, нет.

— И как же вы это называете?

Бармен ткнул пальцем в Амоса.

— Вот это чертовски хороший вопрос. Я тут людей не нанимаю. Просто наливаю выпивку, вытираю столы, да иногда выкидываю за дверь пьяного ублюдка.

— А кто ее нанял?

— Администрация, кем бы они ни были. За три года это место перепродали четыре раза. Только одно неизменно — ваш покорный слуга. И я бы тоже убрался отсюда, если бы нашел место, где платят лучше.

— Так вы говорите, она — переодетый парень?

— Ага, или что-то вроде. Точно не знаю. И проверять не собирался. Я не ем из этой миски.

Декер закрыл глаза, и в его голове побежали картинки.

Высокая, худая, светлые кудри.

Которые скрывают большую часть ее лица.

Или его лица.

А может, и кадык, безошибочный признак. От него избавляет только операция.

— У вас есть какая-то информация об этой персоне? Должна быть фамилия, адрес. Данные для платежной ведомости.

— Все есть у администрации. А они даже не местные. Может, даже из другого штата. Думаю, собрали кучу предприятий и объединили. Экономия на масштабе или еще какое дерьмо в этом роде. Могу поспорить, делают на этом кучу денег, у меня столько не выходит.

— Значит, здесь никаких документов не держат?

— Нет.

— А кто проводил собеседование с этим человеком?

— Пришел типус из агентства.

— Знаете, из которого?

Бармен посмотрел на Декера.

— Что, вы едите из той миски?

Амос достал свое полицейское удостоверение.

— Работаю по делу. Эта персона может быть человеком, с которым мне нужно поговорить.

Бармен изучил удостоверение и сказал:

— Ладно. На самом деле, я не знаю, из которого. В один прекрасный день «оно» просто пришло и начало работать.

— И вы ничего не спросили?

— Эй, нам нужна было официантка. Другой не нашлось. Сказало, ее прислало агентство, с которым работает администрация. Так что я отправил «это» работать.

— Когда?

— За день до того, как вы заходили с тем парнем.

— У вас здесь есть туалет для персонала?

— Само собой. Каждому хочется писать или что-нибудь посерьезнее, верно? Стоя или сидя.

— Покажите мне.

Бармен отвел его в задний коридор к потертой двери с табличкой «Туалет».

— У вас есть липкая лента? — спросил Декер.

— В кладовке.

— Принесите ее.

Растерянный бармен ушел и через минуту вернулся с рулоном.

Амос начал крест-накрест заклеивать дверь длинными кусками ленты.

— Какого хрена вы делаете? — спросил бармен.

— Через пять минут здесь будет группа экспертов. Никому не заходить внутрь.

— А если мне туда понадобится?

— Сходите в туалет для посетителей. И от вас потребуется описание этого «оно», так что освежите в памяти все подробности.

Декер позвонил Ланкастер.

— Сейчас отправлю туда группу, — сказала она. — Как прошел твой разговор с Богартом?

— Предсказуемо.

Амос отключился и вышел наружу.

Придя сюда, он разрешил две проблемы.

Первая: официантка сфотографировала его с Леопольдом в баре и отправила наброски для статьи Александре Джеймисон. Только она могла это сделать. С намерением разрушить репутацию Декера, если считать, что она у него есть. Но более того, возможно, они хотели, чтобы он начал докапываться до правды.

Вторая: она вышла из бара, села в машину и подобрала Леопольда, когда тот ушел. Наверное, гибрид или электромобиль, поскольку Декер не слышал звука мотора, а должен был.

На картинке в его разуме после ухода Леопольда в баре остался только бармен. Официантки там не было. Потому что она пошла за машиной.

* * *

Мужчина в женской одежде.

Или женщина, которая привыкла быть мужчиной, одетым в женскую одежду. Это напоминало фильм, который он когда-то смотрел, с Джеймсом Гарнером и Джулией Эндрюс. «Виктор/Виктория».^[17]

И, возможно, эта официантка и была партнером Себастьяна Леопольда по преступлениям.

Декер не видел ее ног и сейчас безумно об этом жалел. Но если предположить, то она носит обувь сорок третьего размера. Амос попытался мысленно прикинуть ее рост. Он сидел. На ней могли быть туфли на каблуке. Он прокрутил картинку.

Примерно пять и десять, может, пять и одиннадцать. Худая, с узкими плечами и бедрами. Далеко до шести и двух, двухсот с лишним фунтов и плечами, как у Декера. Но не исключено. При желании возможно что угодно. И, кажется, в этом деле возможно все.

Он дожидался приезда группы экспертов. Когда они появились, Амос выдал инструкции относительно того, что именно они должны сделать. Ланкастер распорядилась, чтобы они выполняли приказы Декера буквально. Полицейский художник уселся рядом с барменом.

И Декер отправился в следующее место.

Потому что ему в голову пришла другая мысль.

Глава 35

Мастерская.

Уроков труда в этом году не было, поскольку учитель уволился до начала учебного года.

Декер уже задумывался, нет ли другой причины — помимо прохода, ведущего из кладовки мастерской, — по которой стрелок хотел иметь доступ именно к этому месту.

Он зашел в мастерскую, прошел в кладовку и оглядел кучу барахла, оставшегося от уроков. Похоже на кости динозавров, ждущие археологических раскопок.

Что ж, Декер собирался заняться раскопками.

Он начал разрывать каждую стопку сверху донизу. Ничего интересного не нашлось. Тогда Амос уселся на пол и задумался. Прокрутил в голове возможные варианты. Нет, решил он, это было бы не рационально. Стрелку требовалось место поукромнее, буферная зона.

Декер вышел из кладовки и спустился во вторую, в комнату с фальшивой стеной из пробкового дерева. Здесь стрелок сдвинул кучу мусора в сторону.

Декеру не понадобилось перерывать все барахло.

Он выудил нужный предмет и поднял его.

Хитрая штуковина из металлической сетки и кожи с набивкой внутри. Декер, с его спортивным прошлым, сразу узнал форму.

Футбольные наплечники.

Но далеко не только они.

Конструкция доходила до пояса и включала упоры для рук, с расширением и утолщением в каждом месте. В штуковину были вделаны петли, и когда Декер расстегнул застежки, она раскрылась, будто укороченная версия «Железной девы», средневековой пыточной машины. Все вместе выглядело целым туловищем, которое можно надеть и стать в два раза больше.

Декер раскрыл конструкцию во всю ширину и попытался влезть в нее. Штуковина была почти размером с него, так что, разумеется, не налезла. Но она подойдет человеку вполовину меньшему. Мгновенное превращение в великана. Декера поразила гибкость и пластичность проволоки, кожи и ремней, соединяющих отдельные части. Эта штука обязана быть гибкой, поскольку человеку в ней нужно двигаться и стрелять.

Сто сорок фунтов превращаются в двести с лишним. Худощавый человек становится футбольным защитником.

В соседней куче нашлись накладки, добавляющие веса и объема ногам для соответствия торсу.

Хорошо, это разрешало вопрос размеров.

Оставался рост.

Декер продолжил поиски.

И нашел предмет, засунутый между двумя старыми лампами и недоделанным столом из пня.

Он поднял предмет и смерил его взглядом. Ботинок без каблука, но с утолщенной подошвой. Если его надеть, это добавит человеку дюйма три роста. К тому же, такой вариант эффективнее высокого каблука. Трехдюймовые шпильки сильно ограничивают подвижность. А тут ты просто ходишь на приподнятой платформе. Декер приложил ботинок к своей ноге. Намного меньше. Сорок второй или сорок третий.

Через пару секунд Амос нашел второй.

Он поставил оба ботинка на пол. Хотя натянуть их не удастся, он может просто встать сверху.

Шесть футов пять дюймов тут же превратились в шесть и восемь.

Значит, пять десять или пять одиннадцать превратятся в шесть и два.

Вряд ли стрелок мог принести все это снаряжение с собой в вечер школьного спектакля, спрятать в столовой, а потом протащить по проходу. Но это и не требовалось. Он мог в любой момент пронести это сюда и оставить здесь.

Декер нашел пакет для мусора и засунул все предметы в него.

Ладно, с размером теперь все ясно. Заодно стало понятно, как стрелок пролез в дверь, не сдвигая стопку кондиционеров. В тот момент он был гораздо тоньше, возможно, такой же худой, как Ланкастер, которая легко пробралась в узкий проем. Худой, как та официантка; она бы вполне пролезла.

Мысли Декера перескочили на видеокамеру у черного входа в школу. Только выше пояса. Стрелок не желал, чтобы в кадр попали его ботинки на платформе.

А вот очевидцы его не заботили. Люди, в которых стреляют, наверняка не станут разглядывать обувь стрелка.

Амос позвонил Ланкастер и рассказал ей о своих находках. Несколько «обалдеть!» спустя она сообщила, что будет через десять минут и заберет пакет с уликами.

Декер присел на верстак посреди мастерской и огляделся. Ему хотелось уложить все в голове, сложить кусочки головоломки, чтобы увидеть, сколько пустых мест осталось.

Стрелок приходит в школу в вечер спектакля и прячется в морозильнике столовой. Утром он выбирается оттуда и незамеченным проходит по подземному убежищу от столовой до дальней части школы. Он договорился встретиться с Дебби Уотсон в мастерской. Он оглушает ее, переодевается, берет оружие, вытаскивает Дебби из мастерской и пристраивает у шкафчика, потом проходит перед камерой, заворачивает за угол и стреляет в нее. Потом начинает отстреливать людей, двигаясь от дальней части школы к передней. Затем спускается из столовой в проход, который соединяется с военной базой «Макдоналд», о чем он узнал от Дебби Уотсон. Прячет части своей маскировки в куче мусора — отсюда и вторая цепочка следов, ведущих вверх по лестнице, — а затем уходит через военную базу по подземному коридору, укрытому за якобы сплошной стеной, который обнаружил Декер.

Ладно, если все так и было, оставался один очень важный вопрос.

Почему Мэнсфилд? Зачем расстреливать школу?

У Амоса не было ни единой мысли по этому поводу.

Он ходил в эту школу. Но если речь действительно идет о персональной вендетте, в школе есть очень личные вещи Амоса Декера. На них в прямом смысле стоит его имя.

Детектив слез с верстака и пошел по коридору.

Занятия не возобновились. Ходили разговоры, что учащихся могут перевести в другую школу в этом районе, по крайней мере, до конца семестра. Потом за праздники город решит, что делать с остальной частью учебного года.

Мысль об учениках, которые возвратятся сюда, разрывала Декера надвое. Часть его желала, чтобы школу уничтожили и превратили в своего рода мемориал, памятник погибшим. Другая часть не желала, чтобы мерзавцы, учинившие эту бойню, получили удовлетворение, вынудив город предпринять такой крайний шаг. Это выглядело как уступка террористам.

Он зашел в спортивный зал и торопливо зашагал к большому застекленному шкафу, стоящему у стены. Здесь хранились все кубки и другие награды, выигранные Мэнсфилдом за долгие годы. Они были расставлены в хронологическом порядке, так что найти свои Декеру было несложно.

Вот только их там не было.

Каждая награда, которую он завоевал, каждый кубок, на котором стояло его имя — а их было не меньше десятка, — исчезли. Декер проверил, потом перепроверил. Их не было.

Амос прислонился к шкафу и обхватил рукой лицо.

Кто-то пришел сюда и расстрелял Мэнсфилдскую среднюю школу. И это массовое убийство было совершено из-за него. Амоса Декера.

Та же причина, по которой убили его семью.

«Я, Амос Декер».

Внезапно ему почудилось, что Дуэйн Лекруа вновь валит его на землю.

Телефон зазвонил. Наверное, Ланкастер.

Но это оказался Богарт.

— Декер, мы кое-что нашли в мусорном контейнере в переулке, где схватили Нору Лафферти. Вы были правы. Это полицейская форма.

По расстроенному голосу Богарта Декер почувствовал, что это еще не все.

— Что еще?

— Форма подлинная. Полиция Берлингтона, стандартный образец.

— И?..

— На форме есть нашивка с фамилией.

— Она есть на любой форме. Чья там фамилия?

Но Декер уже знал ответ.

— Ваша, — ответил Богарт.

Глава 36

Декер, задыхаясь, подошел к зданию. Он поспешил к воротам и ввел свой секретный код. Код был не слишком секретным: дата рождения Молли.

Ворота щелкнули, открылись, и Амос зашел внутрь. У всех контейнеров были внешние двери, и он поторопился к стоящему в самом конце. Достал из кармана ключ, но увидел, что замок с его контейнера сорван.

Это было сделано намеренно. Они хотели, чтобы он знал. Амос поднял рулонную дверь, на всякий случай держа в руке пистолет. Но контейнер был пуст. Пуст от людей.

Здесь хранились вещи, которые он забрал из старого дома, поскольку там, куда он переехал, для них не хватило бы места. Но он не мог расстаться с этими вещами. В них заключались материальные воспоминания о жизни, проведенной им с двумя самыми близкими людьми — Кэсси и Молли.

Все вещи были аккуратно разложены по коробкам, надписаны и расставлены по металлическим стеллажам. Декер не мог позволить себе такие расходы, однако он не пропустил ни одного платежа, замерзая и голодая, только чтобы сохранить эти вещи, эти воспоминания нетронутыми. Они отражали его разум — полный вещей, но тщательно упорядоченный, где все можно отыскать с минимальными усилиями.

Здесь стояла коробка, в которую ему нужно было заглянуть. Всего одна.

В дальнем конце, слева, вторая полка, четвертая коробка справа.

Декер подошел туда и замер. Коробка стояла на месте, но ее крышка была открыта. Он снял ее с полки и поставил на пол. В коробке лежали вещи, оставшиеся от его работы в полиции. И среди них — старая полицейская форма, которую он оставил, когда получил повышение до детектива. В управлении бывали дни, когда даже людям в штатском требовалось приходить в форме. Когда он ушел из полиции, форму следовало сдать, но вряд ли ее могли передать кому-то еще. В полиции Берлингтона не было другого человека таких габаритов.

Формы в коробке не было. Кто-то воспользовался ею, чтобы обмануть Нору Лафферти, застать ее врасплох на несколько драгоценных — и в конечном счете смертельных — секунд в том переулке.

«Они знают, где я живу. Они знают, что у меня есть этот контейнер».

Они осквернили его.

Амос мысленно вернулся к тому моменту, когда в последний раз заходил сюда. Двадцать семь дней назад, 1:35 дня. Когда они следили за ним? В тот раз? Или еще раньше?

Декер быстро пошел к воротам, где висела камера видеонаблюдения. Он не думал, что камера чем-то поможет, — и оказался прав.

Объектив камеры был закрашен черным. За ней явно никто не приглядывал, иначе они давно заметили бы, что камера почти месяц ничего не записывает.

Он позвонил Богарту.

Через пятнадцать минут к воротам подъехали несколько внедорожников. Декер впустил их и отвел группу к своему хранилищу.

По пути он давал пояснения. Когда они подошли к контейнеру, команда Богарта принялась за дело, ища отпечатки, следы или любые оставленные улики.

Богарт и Декер стояли бок о бок и наблюдали.

— Почему вы не сдали форму, когда ушли из полиции? — спросил федеральный агент.

Декер прекрасно понимал, к чему идет этот разговор, но ничего не мог поделать. И в определенном смысле Богарт был прав.

— Я должен был сдать ее, — признал Декер. — Но не сдал.

Агент ФБР медленно кивнул.

Декер не знал, вдруг мужик опять сорвется с катушек, но полагал, что перед лицом всей его группы это маловероятно.

— Ну, — заметил Богарт, — эти парни наверняка сообразили, что обмануть Лафферти они смогут только с помощью настоящей формы.

Эта фраза заставила Декера еще глубже почувствовать свою вину, что и было намерением собеседника. Сильнейший удар без физического контакта.

— Форма у вас? — спросил Декер.

— Мешок для улик в кузове.

— Могу я взглянуть?

Они достали мешок.

— Форму и фуражку уже проверили на следы, — сказал Богарт. — Ничего полезного.

Но Декер искал другое. Он ощупывал штанину рядом с отворотом. Примерно в шести дюймах от края Амос нашел то, что искал.

Он показал это Богарту.

— Дырки? — сказал агент ФБР.

— От булавок. Обметочных булавок.

— Обметочных булавок?

— У меня шесть и пять, но слишком длинные ноги, — пояснил Декер. — Парню, который это надел, нужно было подвернуть штанины на фут. В противном случае Лафферти сразу заметила бы, что это не его форма. Тогда я был стройнее, но уверен, парню пришлось туго затянуть пояс и, возможно, заколоть спину. И на рубашке тоже.

Он проверил рубашку и обнаружил на спине, посредине задней планки, две дырочки.

— Вот и вот. И парню пришлось подвернуть манжеты и застегнуть их, чтобы компенсировать разницу в длине рук. А если вложить в большую фуражку прокладку, она подойдет для средней головы.

— И насколько он меньше?

— Примерно пять и одиннадцать. И худой.

— Ланкастер рассказала мне о ваших находках в школе. Ботинки на платформе для роста и какое-то хитрое изобретение, чтобы стрелок выглядел крупнее.

— Вроде футбольных наплечников и накладок на бедра. Заставляет худого человека ростом пять одиннадцать казаться намного больше.

— Мы не смогли ничего выудить из письма, — сказал Богарт. — Этот IP никуда не привел.

— Неудивительно.

Декер посмотрел на нашивку с фамилией.

Декер.

Человек в синем. Человек, которым он привык быть.

Потом Амос кое-что заметил. Тусклое, но, Декер знал это, свежее.

— Взгляните на значок, — сказал он.

Богарт посмотрел.

— Это…

— Это Х. Кто-то нацарапал на значке Х.

— И что он может обозначать? Убийство Лафферти?

— Не знаю.

Он протянул форму Богарту. Агент ФБР взял ее и уставился на деятельность, кипевшую внутри хранилища.

— Как же вы сохранили все эти вещи?

Декер опустил взгляд и сказал скорее себе, чем Богарту:

— Это все, что у меня осталось.

Тот взглянул на него с мимолетным сочувствием. Должно быть, Амос заметил это выражение, поскольку сказал:

— Для таких чувств нет причин. Ты делаешь выбор. А потом живешь с ним.

— Декер, вы не выбирали смерть вашей семьи.

— Я думаю, что человек, который это сделал, считает выбор полностью моим.

— Но это же безумие.

— Да. Это оно.

Глава 37

Когда Декер вернулся в «Резиденс Инн» после обыска хранилища, который ничего не дал, он обнаружил, что его навещали и оставили после себя однозначные следы.

В деревянную дверь комнаты воткнули топорик. Окно и кирпичную стену разрисовали краской. На бетонном полу галереи валялись обезглавленные куклы. Галерею и стену покрывали газеты со статьей Алекс Джеймисон, исписанные ядовитыми словами. На нескольких фотографию Декера подрисовали, чтобы сделать его похожим на дьявола.

Снизу была подпись: «Детоубийца».

Декер выдернул топорик, пинками разбросал прочие вещи, отпер дверь, вошел в комнату и заперся.

Там он уронил топорик на тумбочку, подошел к кровати и лег. Потом закрыл глаза и попытался понять, что же он упускает. Он что-то упустил. Он это знал. В сотый раз он стал обдумывать все известные факты, выстроив их в хронологическом порядке.

Его размышления прервал стук в дверь. Амос с трудом поднялся, пересек комнату и спросил:

— Кто там?

— Человек, который задолжал вам извинения.

Он узнал голос и открыл дверь.

В проеме стояла Алекс Джеймисон, держа в руке безголовую куклу.

— Мне очень жаль, — сказала она, и это прозвучало искренне.

— О чем вы сожалеете?

— Черт, Декер, от ваших слов я чувствую себя еще хуже.

Она была одета сплошь в черное — колготки, длинный свитер, закрывающий ягодицы, низкие туфли на квадратном каблуке и короткая джинсовая куртка. С плеча свисала большая сумка.

— У вас есть время для чашки кофе? — спросила она.

— Зачем?

— Я пришла не за интервью.

— Тогда зачем?

— Бриммер сказала мне, что всю тяжелую работу в этом расследовании сделали вы. Отыскали все зацепки, хотя она не говорила, какие именно.

— Значит, она учится.

— Кофе? Я хочу поговорить с вами о некоторых вещах. Я угощаю. Пожалуйста, это важно.

Декер прикрыл за собой дверь, и они спустились по лестнице, перешли улицу и направились в маленькую кофейню в двух кварталах от мотеля. Кофейня пряталась в нише между двух больших магазинов, один из которых был закрыт, а второй недалеко ушел от той же судьбы.

— Весь город сдувается, — заметила Джеймисон, когда они проходили мимо закрытого магазина. — Скоро мне придется писать только о банкротствах и потерях права выкупа.

Они взяли кофе и уселись за маленький столик в глубине. Декер смотрел, как журналистка сыплет сахар в свою чашку.

— О чем вы хотели поговорить? — прямо спросил он.

— Декер, я прошу прощения за статью. Теперь я понимаю, что вы ее не заслужили. Я не думаю, что вы имеете какое-то отношения к случившемуся с вашей семьей. Как вы сами сказали, я считаю, это какой-то психопат, который хочет сначала уничтожить вас, а потом убить. Он использовал меня, и я тут же заглотила приманку, поскольку могла написать статью. Но это заставило меня задуматься, зачем. В смысле, как можно не знать, почему какой-то человек объявил вам такую вендетту?

Декер отпил кофе, глядя ей в глаза, но ничего не сказал.

— Я уверена, что вы скрипите мозгами, пытаясь понять то же самое, — добавила она.

— Так и есть.

— Это должно быть каким-то личным делом, — сказала она.

— Убийство всегда личное дело.

— Нет, я имею в виду другое. Бриммер сказала мне, что убийца оставил пару сообщений. Опять же, она не сказала, что в них говорится, но они, похоже, адресованы лично вам.

Декер молчал, но его взгляд подсказывал Алекс, что он заинтересовался.

— Так что я занялась раскопками.

— Относительно чего?

— Относительно вас.

— Как?

— Я репортер. У нас есть способы.

— И что вы нашли?

— Вы из Берлингтона. Величайшая спортивная звезда этого города. Молодой человек, который преуспел.

Это замечание заставило Декера вспомнить о школьном шкафе с наградами.

— Стрелок забрал из шкафа в Мэнсфилде все награды с моим именем.

Женщина выпрямилась. Она выглядела одновременно удовлетворенной и озадаченной.

— Интересно, когда он это сделал. Наверняка не в день стрельбы. Он не стал бы таскать с собой лишний груз.

— Есть способы, — сказал Декер. — Но сейчас я не могу в это вникать. Может, однажды вы напишите об этом целую статью.

— Таким образом, — сказала она, — вопрос сводится к следующему — был ли это человек из Берлингтона, который все годы точил на вас зуб? Футбольная звезда против обычного человека, ревнующего к вашему успеху? Кража наград может свидетельствовать о том, что это кто-то местный. Человек, с которым вы учились в Мэнсфилде? Когда вы отправились в колледж, он мог решить, что вы исчезли навсегда, а потом вернулись, стали копом, детективом и все такое. И все годы его ненависть росла и зрела, пока у парня не сорвало крышу.

— У парней, — произнес Декер.

— Парней? Вы хотите сказать, он не один?

— Вы не сможете об этом написать. — Декер склонился к ней. — Александра, вы действительно не сможете об этом написать. Если он это прочтет, то решит, что вы знаете намного больше. А это больше может быть опасным для него. И тогда опасность придет к вам.

— Декер, я все поняла. Вы успешно напугали меня в прошлый раз. Я не выхожу из дома без баллончика, на телефоне все время стоит быстрый набор «девять-один-один»…

— Но вы вернулись. Сейчас вы пытаетесь помочь мне разобраться в этом деле. Они могут следить. Зачем рисковать?

— Я пошла в журналистику не ради безопасности. Я выбрала эту работу, потому что хотела рисковать. В этом смысле у нас с вами много общего.

— Это почему?

— Я полагаю, что опаснее профессионального футбола и работы в полиции может быть только участие в боевых действиях. Так что вы — рисковый человек. Я тоже. И если тем временем мы можем делать что-то хорошее, почему нет? Итак, можете ли вы вспомнить каких-нибудь парней из тех времен, которые вас ненавидели?

— Я был хорош в спорте, но больше ни в чем не выделялся. И я не был придурком. Был веселым. Дурачился. Заставлял людей смеяться. Иногда неуклюжим. Мне было далеко до мистера Совершенство. В общем, ничего особого, за исключением футбольного поля.

— Мне сложно представить, как вы дурачитесь.

— Люди меняются.

— Вы изменились, верно?

Декер сделал еще один глоток кофе.

— Люди меняются. Я не исключение.

— Люди определенно меняются. Но я думаю, вы изменились сильнее многих.

— Что именно вы имеете в виду?

— Тот удар. Я смотрела его на «Ю-тьюб».

— Повезло вам.

— Жуткое зрелище. Даже не представляю, каково было вам.

— По правде говоря, я его не помню. Потом мне сказали, что я обделался. Такие жестокие столкновения подавляют центральную нервную систему. В предсезонку экипировочные парни приходят после игры, чтобы убрать подальше все пояса с дерьмом, пока их не увидели фанаты. Вместе с окровавленными шлемами и формой. И держат репортеров снаружи, пока парни сидят в тренерской комнате после матча, чтобы те не услышали их крики. Дают игрокам нашатырь или обезболивающие, чтобы те могли выйти поговорить с прессой, и никто не заметил у них нехватки половины мозгов.

— Я не большой поклонник футбола. Гладиаторы двадцать первого века калечат друг друга для нашего развлечения, а мы пьем пиво, едим хот-доги и радуемся, когда сносят очередного парня. Можно подумать, мы бы сами так смогли. Полагаю, там слишком много денег.

— Видите, люди не так уж сильно изменились.

— После того удара вы надолго исчезли. Ушли из команды, скрылись в пустоте. Я не смогла ничего найти. Затем вы вернулись сюда и поступили в полицейскую академию. Один приятель достал мне результаты ваших тестов.

— У вас много приятелей?

— Хорошей журналистке нужна вся помощь, которую она сможет добыть. У вас были идеальные оценки.

— Мой старый капитан тоже это говорил.

— Так капитан Миллер тоже в них заглядывал?

— Почему вы так мной интересуетесь?

— Чтобы найти этого парня или парней, нам нужно двигаться в обратную сторону, от мотива к источнику. Так я считаю. Вы — мотив. Поэтому мне нужно понять вас, чтобы добраться до них.

Джеймисон умолкла и постучала ложечкой по кофейной чашке.

— Так где же вы были все это время?

— Это мое дело.

— Вы не хотите поймать убийц?

— Не говорите так.

— Но вы знаете, что я права. Вы — ключ к происходящему. — Журналистка подалась вперед и похлопала по его толстой руке. — Декер, я хочу помочь.

— Вы хотите «Пулитцера».

— Ладно, вот что я вам скажу. Вы даете мне помочь, и я не пишу никакой статьи без вашего разрешения. Вы просматриваете ее и утверждаете. Либо отправляете скотину на забой, и статья никогда не выходит.

— Вы на это согласны?

— Да.

— Почему?

— Энди Джексон. Вы его знаете?

— Учитель английского в Мэнсфилде. Последняя выжившая жертва стрелка. Пытался остановить его.

— Он умер час назад. Энди не всегда преподавал в Мэнсфилде. Он был профессором в Пердью, когда я там училась. Из-за него я стала репортером. Он переехал сюда, чтобы заботиться о больной матери. Таким он был человеком.

— Вы этого раньше не говорили.

— Потому что это было мое дело. Но теперь я говорю.

Алекс протянула руку.

— Итак, вот мои условия. Если вы скажете «нет», статьи не будет. Но взамен я помогаю вам найти этих мерзавцев. Ваше слово?

Декер медленно протянул руку, и они обменялись рукопожатием.

— Так откуда мы начнем? — спросила она.

Амос встал.

— С хранилища.

Глава 38

Было уже поздно. Они сидели скрестив ноги на полу хранилища и перебирали коробки. Джеймисон вернулась несколько минут назад с ужином в виде китайской еды навынос. Она разложила салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы, наполнила тарелку Декера и только потом взяла свою.

Амос с некоторым удивлением посмотрел на нее.

— Я не домовитая, — пояснила она, — зато старшая из семи детей. Привыкла во время еды работать за родителей.

Он кивнул и откусил кусок спринг-ролла, пока Джеймисон отправляла в рот полную ложку яичного супа. Кроме еды, она прихватила две бутылки пива. Декер глотнул из своей и поставил бутылку на пол.

Алекс оглядела контейнер.

— Вы вправду всё хранили, да?

— Вещи, которые важны для меня.

— Я не вижу тут ничего из ваших футбольных времен.

Амос пожал плечами и ткнул вилкой в кусок креветки.

— Они не важны.

Джеймисон медленно кивнула.

— Но разве не больно держать здесь эти вещи после того, что случилось с вашей семьей? Одежду дочери? Поваренные книги жены? Письма? Фотографии?

— Больно их лишиться. — Он взглянул на нее. — Как долго вы были замужем?

— Слишком долго.

Декер выжидающе смотрел.

— Два года и три месяца, — наконец ответила Алекс. — По правде говоря, не так уж долго.

— И что случилось?

— Дела пошли не так. Он оказался не тем парнем, которым я его считала. Наверное, и я оказалась не той женщиной, которой он меня считал.

— Дети?

— Слава богу, нет. С ними все было бы намного труднее.

— Да, это верно. Дети делают все лучше. И труднее.

Она оперлась о картонную коробку и подтянула к себе ноги, потягивая пиво. Потом пристукнула пальцем по голове.

— Так этот удар как-то изменил ваш мозг?

Декер кивнул и глотнул пива.

— Я видела в одной из коробок какие-то отчеты из того института. Там было необычно?

Он оставил пиво и потеребил бороду.

— Вы хотите спросить, чувствовал ли я себя морской свинкой? Да.

— А как туда попали остальные?

— Официально ничего не сообщали. Думаю, врачебная тайна. Но слухи ходили. Многие с этим родились. Несколько, вроде меня, перенесли черепно-мозговую травму. Я думаю, кое-кто в институте знал обо мне, раз уж этот удар показали по телевизору.

— У вас всех был схожий…

— Дар? Основа одна. Почти абсолютное запоминание. Сверх этого отличия были невелики. Один человек мог играть на любом музыкальном инструменте, просто взяв его в руки, без всякого обучения. Другой мог разложить в уме любое число на простые. Там была женщина, которую в семь лет признали грандмастером памяти.

— Грандмастер памяти? И что она должна была сделать?

— Три задачи. Первая — запомнить за час тысячу случайных чисел. Следующая — запомнить за час порядок десяти карточных колод. И последняя — запомнить порядок одной колоды за две минуты.

— Ого, кто бы знал, что все так просто, — ехидно заметила Джеймисон.

— Во всем мире есть примерно сто пятьдесят человек, которые успешно справились со всеми тремя задачами.

— Не думала, что их так много.

— А их и не много — на фоне семи миллиардов людей.

— А вы это можете?

— Никогда не пробовал. Незачем.

Оба замолчали. Джеймисон пристально разглядывала Декера.

— Да, вы — мотивация этого парня. Но вы осознаете, что дело не в вас?

— Тринадцать человек убиты из-за того, что у него ко мне претензии. Так что дело определенно во мне.

— Не вы нажимали на спуск. Это сделал он. И что бы он о вас ни думал, это не оправдывает его поступков.

— Скажите это семьям жертв.

— Вы — семья жертв.

Декер отставил тарелку и с трудом поднялся. Колени и спина жутко болели, и ему хотелось отлить. Он вышел наружу, завернул за угол, расстегнул штаны и облегчился.

И удивился, услышав голос Джеймисон. Видимо, она вышла следом.

— Вам не следует грызть себя. Именно этого он и хочет. Вы сами знаете. Часть той же схемы. Он забирается вам в голову и выигрывает на двух фронтах. Во-первых, его мозги бьют ваши, и он получает личное удовлетворение. И если вы не в состоянии здраво рассуждать, у вас нет шанса взять его. Для него ситуация беспроигрышная. И он на это рассчитывает.

Декер застегнул штаны и повернулся к ней.

— Я знаю.

— Так не дайте ему.

— Легче сказать, чем сделать.

— Возможно, для человека со средним умом. Но вы — не один из них.

Амос двинулся к ней, вынуждая ее отступить к стенке хранилища.

— Думаете, если у меня подкрученные мозги, у меня нет эмоций? Думаете, я ничего не чувствую? Это вы думаете? Тогда вы ошибаетесь.

— Я думаю не это. Я думаю, тот парень ничего не чувствует. Он в этом смысле ненормальный. А вы —нет.

— Тогда что за хрень вы несете?

— Декер, вы можете чувствовать, что хотите. Сейчас вы дико злитесь. Я это вижу. Вы думаете, резня начинается и заканчивается у вас на пороге. Может, вы хотите кого-то ударить. Врезать кулаком в стену. Хорошо, только не позволяйте ему спутать вам мозги. Они вам понадобятся, чтобы однажды надеть на эту сволочь наручники, а потом увидеть его последний вздох в смертной камере. Хотите выиграть этот матч? Вот так вы его выиграете. Победитель живет, проигравший получает иглу.

Декер отступил. Журналистка не двигалась.

Он отвел взгляд, потом уставился себе под ноги. А потом пошел обратно в хранилище, искать дальше.

* * *

Двумя часами позже они перекопали все коробки — и получили чистый ноль.

Декер сидел, прислонившись к стеллажу.

— Я просмотрел все с того дня, когда надел форму, — хотел проверить, кого я мог так разозлить. Никого. Я никогда не оскорблял людей в «Севен-илевен». Я закатывал плохих парней, само собой, но не сделал ничего, потянувшего бы на такую вендетту.

Он потер лицо и закрыл глаза.

Джеймисон растерла шею и с внезапным удивлением взглянула на него.

— А почему вы вернулись только к тому моменту, когда стали полицейским?

Он открыл глаза.

— Я уже просмотрел всех в Мэнсфилде, кто мог что-то иметь против меня. Джеймисон, там ничего нет. Ничего.

— То есть вы проверили свою жизнь в Берлингтоне, до отъезда и после возвращения. А между ними?

— Что, думаете, на это пошел парень, который меня тогда снес? Когда у него сдали колени и плечи, его выписали из команды. У него закончились деньги, и он решил заняться торговлей наркотиками. Сейчас сидит в тюрьме, где-то в Луизиане. И я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы мне завидовали. Ни в колледже, ни в профессионалах.

Джеймисон зевнула.

— Но если Себастьян Леопольд причастен к этому, зачем он сказал полиции, что вы оскорбили его в «Севен-илевен», когда вы не делали ничего подобного?

— Вы спрашиваете, зачем убийце лгать?

— Я спрашиваю, как вы можете его не знать, если так его обидели, что он стал убивать людей? Возможно, у него не было вообще никакого повода. Но мне кажется, этот парень не делает ничего случайного. Ваша семья, Мэнсфилдская школа. Сообщения для вас. Вы можете рассказать мне, о чем там говорилось?

— Одно было написано на стене моего старого дома.

— И что там было?

Он процитировал.

— А другие?

Амос рассказал ей о нотном шифре, написанном на стене комнаты Дебби Уотсон. И о словах, вырезанных на спине Лафферти.

— Господи, — воскликнула Алекс. — И в каждом послании он зовет вас «братан»?

Декер кивнул.

— И говорит, что у вас много общего. Что вы оба — всё, что есть друг у друга.

— Да.

— И в последнем сообщении утверждает, что вы контролируете происходящее. И можете решить, когда закончить.

Декер посмотрел на нее.

— В смысле, он или я.

— И он явно хочет быть тем, кто останется на ногах.

— Полагаю, да.

— Хорошо. Но мне кажется, он считает, что соревнуется с тобой. Братья. Часть чего-то, что мы просто не видим.

Амос открыл глаза.

— Вроде команды?

— Вы никогда не служили в армии?

Декер покачал головой.

— Тогда, возможно, вроде команды.

— Я же говорил вам, я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы вывести кого-то из себя. Я не забирал чужой позиции вместе с зарплатой. Кроме того, я не представлю, чтобы кто-то стал убивать людей только потому, что в футбольной команде колледжа он сидел дальше меня на скамейке запасных. А у профи я был просто лишним куском мяса. Я никогда не был незаменимым.

— Но вы убеждены, что Леопольд замешан в этом?

— Да.

— Основываясь на предчувствиях?

— Основываясь на факте, что он исчез. Я проверил все приюты для бездомных в городе. Он ни разу там не был. Он играл со мной. Он вышел из бара, зная, что исчезнет. И официантка работала вместе с ним. Это у нее разборка со мной. Именно ее я хочу заполучить.

— Но вы упоминали, что эта официантка может быть мужчиной.

— Да. На самом деле, наш стрелок — это она. Леопольд оба раза был за решеткой. Это должен быть второй человек.

— И он нацепил на себя те штуки, которые вы нашли в мастерской, чтобы казаться крупнее.

— Хитрый ход, поскольку копы живут и умирают с описанием внешности. Как только у них появляются рост и размеры, они просто перестают замечать людей вне этой рамки. В нас это вбивают.

— То есть Леопольд и/или стрелок могут знать, как рассуждают копы?

— Да.

Джеймисон задумалась.

— Тогда получается, он выдал всем только один явный факт. Сказал, что вы оскорбили его в вашем местном «Севен-илевен». Но вы уверены, что он соврал. Тогда нам нужно вернуться и заново начать… Декер?

Тот уже поднялся на ноги и смотрел на нее сверху вниз.

— В чем дело? — спросила она.

— Вы сказали, это наш единственный явный факт.

— Ну да. Но…

— Но это не он.

— Не что?

— Факт.

Он без лишних слов торопливо вышел из хранилища. Джеймисон вскочила на ноги, схватила сумку и побежала следом.

Глава 39

Декер и Джеймисон сидели напротив Ланкастер в полицейском управлении. Амос коротко пояснил, как он стал работать с Джеймисон и почему пришел сюда.

— Мы перерыли мое хранилище, но ничего там не нашли, — добавил он. — И тут мне пришло в голову, что я сделал допущение, основанное на неподтвержденной информации. Я принял как факт то, что не было доказано. Вот почему мы здесь.

— То есть ты хочешь услышать мои записи допроса Леопольда, когда тот был взят под стражу? — уточнила Ланкастер.

— Да. И, Мэри, настолько точно, насколько ты сможешь. На счету каждое слово. В буквальном смысле.

Ланкастер опасливо взглянула на них, потом собрала бумаги и разложила их перед собой.

— Ну, для начала: он мало что сказал. И смысла в этом было не много. Когда он закончил, я подумала, что ему было бы лучше всего заявить об ограниченной дееспособности.

— Не думаю, что его дееспособность ограничена. Скорее наоборот, — отозвался Декер. — Просто прочитай мне свои записи. И если сможешь припомнить что-то еще, это тоже будет полезно.

— Ну, думаю, мы ничего не упустим.

Она строго посмотрела на Джеймисон.

— Но чтобы все было ясно, как дважды два. Если хоть одно слово окажется в газете или где угодно, я лично запру вас в камере и забуду там навсегда. Вы уже в моем черном списке за то дерьмо, которое написали про Амоса.

Джеймисон подняла обе руки в шутливой капитуляции, но ее голос был абсолютно серьезен:

— Ни одного слова, детектив Ланкастер. Только не от меня. И я сама чувствую себя дерьмом после этой статьи. Мне не следовало ее писать, но я написала. И теперь пытаюсь это исправить. Все, что смогу.

Ланкастер придирчиво осмотрела ее.

— Джексон действительно был вашим колледжским профессором?

— Не только. Он был моим наставником. Это легко проверить, если вы мне не верите.

— Верю, — сухо отозвалась Ланкастер. — Тогда, видимо, мы все на одной стороне и в одной команде.

Она опустила взгляд на свои записи и начала читать. Когда Мэри дошла до части, где Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен», Декер остановил ее.

— Это его точные слова? Я оскорбил его в «Севен-илевен»?

— Да. Я уже тебе говорила.

— О чем ты спросила его потом?

— Ну, я спросила, в каком «Севен-илевен». Я пыталась понять, если ли в его рассказе хоть какой-то смысл. Не часто люди заходят в участок и признаются в тройном убийстве, совершенном полтора года назад.

— И он сказал, в местном «Севен-илевен» рядом со мной?

Ланкастер еще раз посмотрела в свои записи и нахмурилась.

— Нет, он сказал, ты знаешь, в котором… — Она подняла взгляд. — Похоже, я решила, что ты знаешь, в каком именно «Севен-илевен» ты оскорбил этого парня. По крайней мере, с его точки зрения.

— То есть он ни разу не сказал про местный «Севен-илевен»? Тот, который рядом с моим домом на Четырнадцатой и Десалль?

Ланкастер побледнела, а когда заговорила, ее голос был напряженным:

— Нет, Амос, не сказал. Похоже, мы оба совершили логический скачок. Но мне не следовало делать такое заключение. Это ошибка новичка.

— Мэри, я тоже ее допустил.

Ланкастер по-прежнему выглядела удрученной.

— Могу я посмотреть твои заметки? — спросил Декер.

Она протянула ему бумаги, и он принялся за чтение.

Ланкастер взглянула на Джеймисон, наклонилась к ней и негромко сказала:

— Ну, как вам нравится работать с Декером? Я занималась этим десять лет. Каждый день что-то новенькое.

Алекс так же негромко ответила:

— Это… хм, необычно. Он просто вскочил и вышел из хранилища. Мне пришлось за ним гнаться.

Ланкастер расцвела в редкой улыбке:

— История моей жизни.

Декер бросил бумаги на стол, и обе женщины выпрямились.

Он резко взглянул на Джеймисон:

— В поле «Отправитель» письма, которое пришло к вам с фотографией и мыслями для статьи, стояло «Mallard2000»?

— Вы же знаете. Я его вам пересылала.

— ФБР не смогло его отследить, — сказала Ланкастер, — так что не знаю, чем оно может быть полезно.

— Оно очень полезно. Мне следовало заметить это раньше.

— Что заметить?

— Ответ, который я искал, кроется не в отслеживании пути письма. Он все время был там, в имени.

— В имени? — переспросила Ланкастер. — Каком имени?

Декер поднялся и посмотрел на Джеймисон.

— У вас есть машина?

Она кивнула и тоже встала.

— Малолитражка, пробег за сто тысяч миль, держится на скотче. Зато отличный расход топлива. — Она смерила Декера взглядом. — Вам может быть тесновато. А куда мы собираемся?

— В Чикаго.

— Чикаго, — воскликнула Ланкастер. — Какого черта вам нужно в Чикаго?

— На самом деле, это пригород Чикаго. Там-то все и кроется, Мэри.

— Но откуда ты знаешь, где именно искать?

— Он дал мне адрес, семь-одиннадцать, — нетерпеливо сказал Декер.

Полицейская потрясла головой и недоверчиво проговорила:

— Хорошо, Амос, но ты представляешь, сколько на территории Чикаго «Севен-илевен»?

— Мэри, я ищу не магазин. Я ищу номер дома семь-одиннадцать.

Ланкастер беспомощно уставилась на него.

— Блин, то есть ты имеешь в виду, это вообще не «Севен-илевен»? Это был номер дома! Но он сказал…

— Он назвал числа, семь и одиннадцать. Ты записала их так, как запишет любой человек, живущий в нашей стране. Ты просто предположила, что он говорит о сети магазинов, чего он не делал.

— Но он меня не поправил.

— Ты думала, он нарисует тебе карту? Для них это игра. И она идет по их правилам.

— Хорошо, у тебя есть номер, но без улицы он бесполезен.

— У меня есть улица. Она была в адресе электронной почты.

— Маллард две тысячи? Но откуда ты знаешь, что это в Чикаго? И как Чикаго связан с произошедшим в Берлингтоне?

— Никак. Это связано со мной.

— Но Амос, что…

Ланкастер осеклась, поскольку Декер уже выскочил за дверь.

— Сукин сын! — крикнула она.

Алекс бросила на нее извиняющийся взгляд.

— История вашей жизни?

— Держите меня в курсе, Джеймисон. И присматривайте за ним. Он гениален, но даже гениальные люди делают глупости.

— Присмотрю.

И журналистка поспешила за Декером.

Ланкастер откинулась на спинку стула и посмотрела на свои заметки. Потом скатала их в комок и швырнула в стену.

— Гребаный «Севен-илевен»!

Глава 40

Как и предполагалось, малолитражка плохо подошла Декеру, поскольку тот был примерно с нее размером. В конце концов им пришлось снять переднее сиденье, и Амос втиснулся на маленькое заднее, вытянув свои длинные ноги вперед.

Он сидел с закрытыми глазами, сложив руки на брюхе. Они заехали в мотель, где Декер засунул в холщовый мешок смену одежды. Он узнал, что в крошечном багажнике машины Джеймисон держит собранный чемоданчик.

— Типовая инструкция репортера, — сообщила она.

Когда они прибавили скорости, Алекс встревоженно посмотрела на Декера в зеркало заднего вида:

— Я бы предпочла, чтобы вы там пристегнулись.

— Просто не попадайте в аварию, — сказал Амос, не открывая глаз. — Я превращусь в очень большой снаряд, больше вашей машины. Вы точно не захотите узнать произведение массы на скорость моей задницы в полете.

Журналистка уставилась на дорогу. Машина ехала по федеральной трассе уже три с лишним часа. Сейчас они были в Индиане. Впереди еще часа четыре.

— Я заказала нам комнаты на «Икспедиа», — сказала она. — В «Комфорт Инн», не доезжая Чикаго. Мой банковский счет это переживет. — Она обернулась взглянуть на Декера: — Вы все еще не сказали, куда мы направляемся.

— Уже сказал. Броктон, штат Иллинойс. Пригород в двадцати милях к югу от Чикаго. Не перепутайте с Броктоном, штат Иллинойс, деревней в Имбарэсс-Тауншип рядом с Шампейн, с населением три сотни человек.

— Имбарэсс-Тауншип?^[18] Серьезно?

— Не я его называл.

— Хорошо, но вы не сказали, куда именно в Броктоне мы едем.

— По адресу, который оставил мне Леопольд.

— Семь-один-один что?

— Маллард две тысячи — название улицы.

— В Иллинойсе нет улицы с таким названием. Я проверила.

— Улица есть, но она известна под другим названием.

— Не поняла.

— Это простой шифр, Джеймисон. Попробуйте догадаться.

Шли минуты.

— Ладно, сдаюсь. У меня хреново с кроссвордами.

— Улица называется Дактон-авеню.

— Дактон?

— Попробуйте в обратную сторону. Это не трудно. Я в вас верю.

Алекс сосредоточилась на дороге.

— Вот дерьмо, — через несколько секунд сказала она. — Кряква — это утка,^[19] а две тысячи фунтов равны одной тонне.

— Поздравляем, вы повышены до младшего детектива.

— Но что находится по адресу семь-один-один по Дактон-авеню?

— Место, которое я привык называть домом.

Она извернулась, чтобы посмотреть на него, но Декер уставился в боковое окно.

— Ваш дом?

— Потом, Джеймисон. Сейчас следите за дорогой. Я не пристегнут, помните?

Она рассержено отвернулась, резко прибавила газу и удовлетворенно улыбнулась, услышав, как Амос стукнулся головой о крышу машины.

Они остановились у закусочной для дальнобойщиков на съезде с трассы, чтобы заглянуть в туалет, заправиться и перекусить. Джеймисон заказала чизбургер, картошку-фри и «Корону». Декер взял большую пиццу и кока-колу. Затем уставился на ее тарелку.

— Несмотря на вчерашнюю китайскую еду, я считал вас сдвинутой на здоровой пище.

Джеймисон так вгрызлась в бургер, что по подбородку потек жирный соус.

— Я могла бы и вас переесть.

— Когда-нибудь, в другой жизни.

— А что вы рассчитываете найти в этом месте в Дактоне?

— Если оно еще там. Я пытался позвонить туда по старому номеру, но он поменялся. А в справочниках их нет.

— Декер, но что это за место? Вы назвали его домом.

— Место, где людей вроде меня разбирали, изучали и тестировали.

Джеймисон опустила бургер.

— Вместе с этими гениями памяти? Тот… институт?

— Саванты, аутисты, Аспергер, синестезия и гипертимезия.

— Гипер что?

— Тимезия. На греческом «гипер» означает «чрезмерный», а «тимезия» — «память». Сложите их вместе и получите меня. Истинная гипертимезия — почти идеальная память на свое личное или автобиографическое прошлое. У меня она есть, но, кроме того, я не забываю все, что когда-либо видел, читал или слышал. Безупречные воспоминания о… ну, обо всем. Я не представлял, что мой мозг настолько велик. Вероятно, я использую бо́льшую его часть, чем остальные люди, но только потому, что мне крепко врезали на футбольном поле.

— А синестезия?

— Я вижу цвета там, где другие их не видят. В числах, местах, предметах. Видимо, удар перемешал и каналы восприятия ощущений.

— Я польщена вашим доверием. Но меня это удивляет. Мне казалось, вы скрытный человек.

— Я скрытный человек. Я никому об этом не рассказывал, кроме моей жены.

— Тогда почему вы рассказываете мне? Мы не так уж хорошо знакомы.

Прежде чем ответить, Декер съел кусок пиццы, потом запил ее колой.

— Джеймисон, мы с вами выслеживаем убийц. Они убили многих людей, включая агента ФБР. Я считаю, что должен вам всю историю, поскольку вы рискуете своей жизнью.

Алекс отложила бургер и смочила рот пивом.

— Вы представляете меня намного храбрее, чем я есть, — тихо сказала она.

Декер откусил еще пиццы и допил колу.

— Будем надеяться, что в этом вы ошибаетесь.

Глава 41

Они заселились в мотель, немного поспали, помылись и переоделись. И сейчас стояли перед восьмиэтажным кирпичным зданием с маленькими окнами, построенным лет шестьдесят назад.

Джеймисон взглянула на Декера, потом посмотрела на номер дома, приделанные к фасаду здания металлические цифры.

— Семь-один-один, Дактон. Так это и был ваш дом?

Декер кивнул, не отрывая взгляда от здания:

— Немного изменился. Двадцать лет прошло.

— Это был настоящий научно-исследовательский центр?

— По большей части. В основном они пытались понять, как работает мозг. Они были одними из первых, кто занялся многоплановыми междисциплинарными исследованиями.

— И что это означает?

— Это означает, что они не просто подключали к твоей голове электроды и меряли активность мозга. Они занимались всеми физиологическими штуками — в конце концов, мозг — это орган, и работает он в основном на электрических импульсах. Но еще они проводили консультационные сессии, групповые и индивидуальные. Они хотели изучать людей вроде нас, но еще они хотели… знать нас. Каково иметь исключительный ум, как это повлияло или изменило нашу жизнь.

— Обстоятельные ребята.

— Да, такими они и были.

— И что в результате?

Декер пожал плечами.

— Мне не рассказывали. Я провел здесь несколько месяцев, а потом мне сказали, я могу идти. И никаких повторных исследований. По крайней мере, у меня.

— Погодите, вам сказали, что вы можете идти? Вас держали тут насильно?

— Нет, добровольно.

— Тогда почему?

Декер посмотрел на нее.

— Потому что я был напуган. Джеймисон, мой мозг изменился, то есть во мне изменилось практически все. Эмоции, личность, социальные навыки. Я хотел понять почему. Хотел понять… на что может быть похоже мое будущее. Думаю, мне хотелось выяснить, во что я со временем превращусь.

— Но мне кажется, от этого изменения было много пользы. Я хочу сказать, идеальная память превращает учебу и работу в легкое занятие.

Он вновь посмотрел на здание.

— Вы себе нравитесь?

— Что?

— Вы нравитесь себе как личность?

— Ну, да. В смысле, я могла бы больше заниматься физкультурой, и пора бы уже найти хорошего парня, — но да, я себе нравлюсь.

— Ну, я себе тоже нравился. А потом этот человек исчез. И у меня не было права выбора.

Ее лицо вытянулось.

— Верно. Я об этом не задумывалась.

— И было бы неплохо иметь возможность кое-что забывать. Знаете, люди забывают. Хотят кое-что забыть.

— Декер, даже человек с нормальным умом никогда не забудет того, что случилось с вашей семьей.

— Но я помню каждую подробность, в синем цвете. И я никогда ничего не забуду — даже что чувствовал, когда нашел их тела. До самого последнего дня. Меня время не лечит, мой разум не дает течению времени притуплять воспоминания. Они остаются такими же яркими, как в первый день. Как картина, которая никогда не выцветает. Некоторые люди не могут вернуться в прошлое? А я не могу уйти от него.

— Я сожалею.

Амос обернулся и смерил ее взглядом.

— Я больше не воспринимаю сочувствие, — сказал он. — Я привык. Но не более.

Он вошел в здание, и Джеймисон поспешила за ним.

В списке организаций отсутствовало название исследовательского центра. Декер подошел к стойке и махнул временным полицейским удостоверением, но сидящая там женщина не смогла помочь. Она впервые слышала об организации, которую он назвал. Декер и Джеймисон обошли большой холл. Амос смотрел по сторонам, впитывая все детали.

— Прогулка по аллеям памяти? — лукаво спросила Джеймисон.

Он посмотрел на нее сверху вниз, подняв брови. Она покраснела.

— Извините, я просто пыталась поднять вам настроение. Похоже, юмор действительно с вами не работает.

Но Декер уже шел к маленькому цветочному киоску, стоящему в углу холла. Джеймисон нагнала его, когда он подошел к прилавку.

За прилавком стояла женщина лет пятидесяти. Коренастая, с коротко подстриженными светло-каштановыми волосами. Черные брюки и белая блузка с длинным рукавом составляли ее рабочую одежду.

— Могу я вам помочь? — обратилась она к Декеру.

— Этот киоск здесь уже давно, — начал Амос. — Я его помню.

Она улыбнулась.

— «Флора Доры». Он тут с тех пор, как построили здание, с пятьдесят пятого года. Дора — моя мать. Она его открыла.

— Я и ее помню. Вы на нее похожи.

Женщина улыбнулась еще шире.

— Я взяла киоск на себя десять лет назад. Мама и отец создали хороший бизнес. Когда я училась в колледже, то приезжала сюда и помогала им. А сейчас у меня одна задача — не испортить дело. Кстати, я — Дейзи.^[20] Да и как еще меня могли назвать? Я младшая из четырех сестер, и у всех нас цветочные имена.

— Так вы здесь уже десять лет, Дейзи?

Женщина нахмурилась.

— Мне почему-то кажется, что вас не интересует покупка букета.

— Вы правы, — признал Декер.

Он показал свое удостоверение.

— Из другого штата, — заметила она. — Наверное, серьезное дело.

— Так и есть. В этом здании находился исследовательский центр. Ну, он был тут двадцать лет назад. Институт когнитивных исследований…

Дейзи улыбнулась:

— Ну конечно, я их помню. Они были хорошими клиентами.

— Были? То есть сейчас их тут нет?

— Нет, они съехали. Это было… дайте подумать… лет семь назад, или восемь. Я помню большие фургоны. Как правило, если предприятие здесь открылось, здесь оно и остается. Отличное расположение, красивое старое здание, за которым хорошо следят. Первоклассное место. И рукой подать до Чикаго.

— Я полагаю, вы не знаете, куда они переехали?

— Нет, не знаю. А вы не пробовали найти их в телефонном справочнике?

— Пробовал. Их там нет.

— О, очень жаль.

— Все равно спасибо вам, — сказал Декер и повернулся, чтобы уйти.

— Но здесь остался старый доктор Рабинович, — сказала она.

Амос обернулся к ней.

— Гарольд Рабинович?

— Да. А откуда вы знаете его имя?

— Кое-что разузнал, прежде чем сюда приехать, — быстро ответил Декер.

— О, ну хорошо. Он по-прежнему живет тут и, вы не поверите, до сих пор заказывает у нас цветы. Знаете, когнитивы — так мы их звали — были из числа наших лучших клиентов. Мать часто говорила мне, они каждую неделю заказывают свежие цветы. И они посылали много цветов разным людям. Это было очень славно. И для них, и для нашей выручки.

— Так у вас есть его адрес?

Выражение лица цветочницы изменилось.

— Мне не следует давать такую информацию, — нерешительно произнесла она.

— А вы можете дать мне его номер телефона?

— Боюсь, с этим тоже не очень. Вы, вроде бы, человек приличный, но это против наших правил.

— Хорошо, а вы можете позвонить доктору Рабиновичу, — предложил Декер, — и сказать, что его хотел бы увидеть Амос Декер? Если он согласится, вы дадите мне его адрес. А на нет и суда нет.

— Ну, это вроде бы разумно. Так вы его знаете? Я прочитала на вашей карточке, что вы Амос Декер.

— Да, я его знаю.

— Так что ж вы сразу не сказали? Подождите.

Она подошла к телефону, посмотрела в своем компьютере номер и набрала его. Разговаривала она, отвернувшись. Через минуту положила трубку и вернулась к ним. Что-то написала на листке бумаги и отдала Декеру.

— Бинго. Он сказал, что будет рад вас видеть.

Амос посмотрел на листок, потом поднял взгляд на женщину.

— Ваши родители еще живы?

Вопрос несколько удивил Дейзи.

— Мама в центре для престарелых, и ей там нравится. И надо же, составляет им все букеты.

— Тогда передайте ей, что Амос Декер помнит ее цветы. И… что они здорово помогли.

— Конечно, передам. Она будет рада это слышать. Чем больше цветов, тем лучше мир, так мама на это смотрит.

На улице Джеймисон посмотрела на Декера.

— Отлично сработано.

Он не ответил.

— Так цветы помогли, а?

Амос взглянул на нее.

— Да. Они действительно помогли. И что?

— Возможно, вы изменились меньше, чем думаете.

Глава 42

По дороге к Рабиновичу Джеймисон посмотрела на Декера, сидящего сзади.

— Один вопрос.

— Только один?

— Может, и нет. Итак, рассуждая прямо, вы оскорбили не Леопольда. Вы оскорбили его партнера. Официантку. Леопольд просто доставил сообщение.

— Верно.

— Предположительно потому, что вы узнали бы того человека?

— Я бы наверняка его узнал.

— И этот человек был вместе с вами в институте?

— Это единственное, на что может ссылаться Mallard2000. Я не верю в совпадения, особенно такого размера.

— Хорошо. Значит, наш стрелок — мужчина. Ну, по крайней мере, это правдоподобно. Правда, бармен очень грубо назвал его «оно». Видимо, он считал ее мужчиной, одетым как женщина. Или транссексуалом. Учитывая такие радикальные изменения, вы можете не узнать его.

— Возможно, нет.

— И она могла быть мужчиной в институте и женщиной сейчас. Или наоборот.

— Могла.

— То есть вы оскорбили этого человека, когда были в институте?

Телефон Декера зазвонил. Это была Ланкастер.

— Мы нашли кучу отпечатков и ДНК в туалете бара, — сказала она. — Сделали отбор, потом прогнали их по базам данных. ФБР занималось тем же.

— Ничего?

— Пара наркоманов, один насильник. Все сейчас сидят, но в какой-то момент они пользовались этим туалетом.

— Но не официантка?

— Нет. А у вас что?

— Сообщу через пару часов. Идем по следу.

Он отключился и откинулся на спинку сиденья «Судзуки».

Джеймисон испытующе взглянула на него:

— Пусто?

— Пусто. Будем надеяться, Рабинович окажется более полезным.

* * *

Доктор Гарольд Рабинович жил в квартире в старом здании на другом конце города. Декер постучал в дверь и услышал приближающиеся шаги.

— Кто там? — спросил голос.

— Амос Декер.

Дверь открылась, и детектив увидел невысокого облысевшего мужчину с седой бородкой и в темных очках. Мужчине было хорошо за семьдесят. На нем был поношенный кардиган, костюмные брюки и белая рубашка.

— Привет, Амос, — сказал мужчина, глядя Декеру в живот.

У Декера ушла секунда, чтобы сообразить.

— Доктор Рабинович, когда вы потеряли зрение?

— Полностью? Семь лет назад. Макулярная дегенерация. Очень неприятное заболевание. Вы не один… Я слышу кого-то еще.

— Мой друг, Алекс Джеймисон.

— Здравствуйте, доктор Рабинович. Пожалуйста, зовите меня Алекс.

— Мне нравятся ваши духи. Ваниль и кокос, очень приятно. Я прав?

— Вы правы. Здорово.

Он удовлетворенно улыбнулся.

— Одни чувства компенсируют другие, сами понимаете. Заходите, пожалуйста.

Они расположились на стульях в небольшой гостиной. Декер осмотрелся. Опрятная обстановка, заботливо сконструированные тропинки. Еще раньше он приметил белую трость, висящую на крючке у входной двери.

— Я удивился, когда услышал, что вы хотите со мной увидеться, — начал Рабинович.

— Я не отниму у вас много времени.

— Амос, я дошел до той точки в жизни, когда у меня есть все время мира. Моя профессиональная деятельность завершена. Жена умерла. Здоровье ухудшается. Старые друзья мертвы. У детей собственные проблемы со здоровьем. Внуки закончили колледж и начали собственную жизнь. Так что ваш приход очень приятен.

Декер откинулся назад, не отрывая взгляда от Рабиновича. Джеймисон посматривала то на одного мужчину, то на другого.

— Давно вы ушли из Института когнитивных исследований? — спросил Амос.

— Они выпустили меня на лужок десять лет назад. Я бы остался подольше, но уже тогда начались проблемы со зрением.

— Они переехали.

— Я знаю. Держу с ними связь. Институт, знаете ли, вырос.

— Нет, я этого не знал.

— Поэтому они и переехали. Нужно было больше места. С тех пор, как вы у нас были, мы продвинулись на несколько световых лет. Теперь мы знаем намного больше.

— И вы, очевидно, меня помните.

— Вас было трудно забыть. Наш единственный профессиональный футболист. Довольно необычно.

— Когда уехал отсюда, я пошел работать в полицию. Сначала копом, потом детективом.

— Вы упоминали о своих амбициях, когда были у нас.

— Да, правда.

— Это хорошо. И ваша карьера была продуктивной?

— Были свои удачи и неудачи, как в любом деле.

— Надеюсь, удач было больше.

— Возможно, тут вам удастся мне помочь.

Рабинович нахмурился.

— Не понимаю.

Декер рассказал о Мэнсфилде.

— Я слышал об этом, — сказал Рабинович, — как и вся остальная страна. Трагедия. Ужасная трагедия. Столько жизней просто… закончились. Без всякой причины.

— Я работаю над этим делом. И причина есть. Более того, она может быть связана со мной лично.

— То есть? — резко спросил Рабинович.

— Я полагаю, что некий человек, который был в одно время со мной в институте, причастен к массовому убийству в Мэнсфилде.

Рабинович ухватился за край стула.

— Что?!

— Я не могу сообщить вам подробности, но убийца переслал мне старый адрес института. Он утверждал, что я его оскорбил. И указал, что убивает именно по этой причине.

— Господи!

Рабинович едва не свалился со стула, но Декер, двигаясь очень быстро для такого крупного человека, успел подхватить его и усадить обратно; затем взглянул на Джеймисон:

— Воды?

Та вскочила и побежала в соседнюю комнату. Не прошло и минуты, как она вернулась со стаканом воды. Декер передал стакан Рабиновичу, тот отпил немного и осторожно поставил стакан на стол рядом с собой.

— Простите, — сказал Амос. — Мне не следовало это так на вас вываливать. Иногда… иногда я просто не осознаю…

Рабинович дрожащей рукой вытер губы, потом сел поудобнее.

— Ваши неврологические переключатели, Амос, были криво выставлены, за неимением лучшего термина. Я знаю, что вы с трудом воспринимаете некоторые социальные параметры и сигналы, как и многие другие люди из тех, что у нас побывали. Это связано с зонами. Какие-то зоны мозга становятся экстраординарными в том, что способны делать, а какие-то немного регрессируют. По крайней мере, с точки зрения общества. Это вопрос приоритетов разума.

— Вот почему я здесь. Люди, которые побывали у вас. Один из них может быть нашим убийцей.

Рабинович потряс головой, расстроенно наморщил лоб.

— Мне кажется, это просто… ужасно. И сомнительно.

— Поврежденный разум, доктор Рабинович.

— Я думаю, Амос, вы можете звать меня Гарольдом. Мы уже не находимся в отношениях «врач — пациент».

— Хорошо, Гарольд. Поврежденный разум, пусть даже исключительный в каких-то аспектах, способен на многое. И хорошее, и плохое.

— Но вы же наверняка отлично помните людей, с которыми встречались в институте. Вы видели среди них бездушного убийцу?

— Честно говоря, нет. И я не помню, чтобы кого-то «оскорблял». Я не могу припомнить за это время ни одного оскорбления.

— Но вы говорите, что… человек, ответственный за эти ужасные деяния, дал вам адрес института?

— Старый адрес, на Дактон. Он зашифровал его, но намерение было очевидно.

Рабинович потер губы.

— Сомневаюсь, что смогу добавить какие-то сведения к уже вам известным.

— Вы сосредоточились на пациентах, которые были там вместе с вами, — заговорила Джеймисон. — А врачи, психологи, другие специалисты, с которыми вы встречались?..

Декер медленно кивнул.

— Об этом я не думал.

— Я не верю, — твердо сказал Рабинович, — что человек, работавший в нашем институте, мог совершить подобные злодеяния.

— Мне тоже не хочется так думать, — поспешно сказала Джеймисон. — Но в подобных расследованиях нельзя сбрасывать со счетов любую возможность. Это было бы безответственно.

— Крис Сайзмор, — произнес Амос.

— Кто? — спросила Джеймисон.

— Он был психологом и работал в институте, — ответил Рабинович. — Мне говорили, что он ушел несколько лет назад.

— Декер, а почему вы его упомянули? — спросила Джеймисон.

— Потому что мы с ним не ладили. Поссорились. Ничего такого, чтобы я счел его нашим парнем. Но мы с ним не ладили.

— Он может оказаться Леопольдом, если прибавить двадцать лет? — спросила она.

Декер прикрыл глаза и мысленно прокрутил соответствующие кадры.

— Рост и телосложение верные. Черты лица похожи. Но сложно сказать, сколько Леопольду лет. Сайзмору сейчас должно быть чуть за пятьдесят. Итого, хотя это и сомнительно, Сайзмор и Леопольд могут быть одним и тем же человеком. Татуировку на руке могли сделать позже. Насчет флота он мог соврать. Голос за столько лет мог измениться. За двадцать лет в нем многое могло измениться. Но когда Леопольда арестовали, у него взяли отпечатки пальцев и образец ДНК. Отпечатки Сайзмора предположительно должны быть в каких-то профессиональных базах данных. Их будет довольно просто сравнить.

У Декера в телефоне была фотография Леопольда, но, разумеется, он не мог показать ее Рабиновичу.

Амос посмотрел на доктора.

— Вам известно, что случилось с Сайзмором? Почему он ушел из института?

Пожилой мужчина нервно постучал пальцами по ноге.

— Как я говорил, я ушел задолго до него.

— Но вы говорили, что поддерживаете связь со своими бывшими коллегами.

— Ну, да, у него были некоторые профессиональные проблемы.

— Какого рода?

— Мне действительно не хочется в это лезть. Но они были достаточно серьезными, чтобы его попросили уйти.

— Декер, а какие у вас с ним были проблемы? — спросила Джеймисон.

— У него были свои любимчики, и я к ним не относился.

— У Криса были фавориты, — произнес Рабинович. — Мне хочется думать, что я относился ко всем пациентам с равной вежливостью, уважением и внимательностью. Но я тоже человек, и некоторые случаи интересовали меня больше, чем другие. В случае мозговых травм вроде вашей, Амос, пациентов очень редко удается реанимировать, не говоря уже каком-то переключении каналов восприятия. — Он улыбнулся. — Вдобавок я шестьдесят лет болел за «Медведей», и хотя вы играли за Кливленд, вы были единственным игроком из НФЛ, который когда-либо попадал к нам. Сейчас, когда вы упомянули об этом, я вспомнил, чем был недоволен Крис. Не знаю, испытывал ли он к вам неприязнь, или же это было проявлением тех проблем, из-за которых ему впоследствии пришлось оставить институт. Но он, похоже, считал, что вы не соответствуете нашим приоритетам.

— Я не улавливаю, — призналась Джеймисон. — На чем он основывался?

— Сайзмор считал, — ответил Декер, — что я, будучи футболистом, принял на себя риск остаться без мозгов. Полагаю, он думал, что я занимаю чужое место.

— Вот как? Этого я не знал, — сказал Рабинович.

— Я никому не рассказывал. Он высказал все это во время одной «беседы» в коридоре.

— Редкий непрофессионализм, — резко заметил Рабинович.

— Возможно. Но я никогда не предполагал, что это может быть мотиваций для Мэнсфилда.

— Итак, вопрос на миллион долларов — где сейчас доктор Сайзмор? — сказала Джеймисон.

— Не знаю, — ответил Рабинович. — С тех пор, как я ушел из института, я ничего от него не слышал.

— Он мог перебраться в район Берлингтона, — заметила Джеймисон.

— Если он до сих пор работает по специальности, — сказал Декер, — он должен быть в какой-то базе данных лицензий. С этого можно начинать.

— Я могу позвонить в институт и спросить, что им известно, — предложил Рабинович. — Поскольку речь идет не о пациенте, думаю, они пойдут навстречу. Кто-нибудь из них может знать, где сейчас Крис.

Декер сообщил ему свои контакты.

— Мы будем в городе в течение дня или около того. — Он встал. — Спасибо, Гарольд. Вы нам очень помогли.

Рабинович тоже поднялся.

— Я молюсь, чтобы Крис не оказался вашим убийцей, но если это все-таки он, я буду молиться еще сильнее, чтобы вы смогли схватить его и остановить, пока он не причинил больше вреда.

— Тогда будем надеяться, что Бог к вам прислушивается, — ответил Декер.

— Вы думаете, этот человек может еще кого-то убить? — спросил Рабинович.

— Я уверен, что он попытается.

Глава 43

Выйдя от Рабиновича, Декер и Джеймисон зашли пообедать. Пока они сидели в кафе, Амос позвонил Ланкастер и ввел ее в курс дела.

— Ладно, мы попробуем отследить этого Сайзмора, — сказала она, — если сможем. И если его отпечатки доступны онлайн, мы запросим их и сравним с отпечатками Леопольда. Как только мы что-нибудь найдем, я тебе позвоню… — Она помолчала. — Значит, возвращаемся к твоим пенатам? Я не знала, что ты был в этом институте.

— Никто не знал, кроме Кэсси.

— Мы долго были напарниками, Амос.

— Мэри, мне никогда не приходило в голову, что тебя интересует мое прошлое.

— Ну, это показывает, что даже люди с большими мозгами делают ошибки, — отрывисто сказала она, подтверждая свое огорчение и досаду.

Она отключилась, и Декер положил телефон рядом со своей тарелкой с недоеденным чизбургером и горкой картошки.

— Всё в порядке? — спросила Джеймисон.

— Ага, — ответил Амос и подобрал полоску картофеля.

— Если выяснится, что Сайзмор — это Леопольд, — сказала Джеймисон, — он должен быть реально больным чуваком.

— Если он убил тринадцать человек, он реально больной чувак.

— Я не об этом.

— Тогда поясните.

Она отставила тарелку и подалась к Декеру.

— Получается, «оскорбление» в том, что вам досталось больше внимания, чем какому-то его протеже? Типа конкурса красоты для мозгов? Серьезно? И в отместку он убивает кучу людей?

— Поправка. Если это Леопольд, он никого не убил. Да, мы не знаем, кто убил агента Лафферти. Но Леопольд сидел за решеткой и во время убийства моей семьи, и во время стрельбы в Мэнсфилде. У него непрошибаемое алиби. И мне кажется, обе эти отсидки были спланированы.

— То есть он знал, что вашу семью собираются убить, и знал, что случится в Мэнсфилде?

— Слишком уж вовремя он пришел сдаваться в полицию Берлингтона. И я посмотрел протокол задержания из Крэнстона. Нарушение общественного порядка. Он провел ночь в тюрьме, и всё. Они даже не стали выдвигать обвинение. Просто выпустили его на следующее утро. Но это однозначно доказывает, что он не мог убить мою семью.

— Верно; и он договорился с каким-то парнем, нашим «пять и одиннадцать тощим чуваком», который обернулся широкоплечим маньяком, чтобы тот фактически совершил убийство.

— И этот человек никак не может оказаться Сайзмором.

— Итак, если вы оскорбили Сайзмора, он заключил партнерство с человеком, который притворялся официанткой в баре. Интересно, что за человек способен так легко убивать?

— Мне тоже.

— Но все-таки, если за этим стоит Сайзмор, как настолько отмороженный парень стал психологом?

— Может, у него в голове что-то перещелкнуло. Предположим, биполярное расстройство, и лекарства перестали действовать. Леопольд, похоже, сказал своему адвокату, что у него биполярное расстройство и закончились таблетки. По крайней мере, так защитник заявил судье. Или он мог получить какую-то травму, физическую или эмоциональную, которая его изменила. У него была шишка на шее и следы от иглы на руке. Может, у него внутри оказался излишек химии… Многое может случиться с человеком за двадцать лет. Если это Сайзмор, он пошел на риск, дав мне встретиться с ним. Он знает, как работает мой мозг. Я ничего не забываю. Если это он, я мог его узнать.

— Но вы не узнали. Так что это может и не быть он.

— Может.

— Как-то все это жутко…

— Конечно, жутко. Потому что подобное может случиться с любым из нас.

— Или он может быть чистым злом.

— И такое возможно, — согласился Декер. — Теперь вам полегчало?

Алекс вздрогнула.

— Не думаю, что мне полегчает, пока это дело не закончится.

Телефон Декера зазвонил. Он ответил.

— Амос, — сказал Рабинович, — не знаю, хорошие это новости или плохие, но после ухода Криса институт пересылал ему профессиональную почту. Сейчас этот ручеек почти пересох, но у них есть адрес.

Декер записал адрес, поблагодарил Рабиновича, потом нашел место на карте в телефоне.

— На полпути между Чикаго и Берлингтоном, — сказал он. — Мы проезжали мимо.

— Иначе говоря, если Сайзмор все еще там живет, он мог довольно легко сгонять в Берлингтон и обратно.

— Поехали.

— Декер, а разве нам не следует сообщить об этом полиции?

— О чем? У нас нет никаких доказательств его причастности. Ни лоскутка. Мы можем их отыскать. И если выяснится, что мы правы, мы вызовем копов.

Амос быстро зашагал к выходу из кафе; Алекс последовала за ним, но медленнее.

Четыре часа спустя они съехали с шоссе и еще минут двадцать крутились по улицам, пока Декер, который работал с навигатором в телефоне, не указал Джеймисон на очень старый и запущенный квартал.

— Похоже, этот парень скатился на дно, — заметила Алекс.

Декер не ответил — его взгляд последовательно охватывал и вбирал окрестности.

— Вон тот, третий слева, с черными занавесками. Езжайте мимо.

Джеймисон поехала дальше. Декер распорядился остановиться у тротуара на противоположной стороне улицы примерно в пяти-шести домах от Сайзмора.

— Декер, Рабинович говорил, что Сайзмор оставил институт несколько лет назад.

— Верно.

— Я просто задумалась об этом. Мог ли он действительно быть Леопольдом? В смысле, тот парень выглядел настоящим бездомным и все такое. Мог ли Сайзмор так быстро скатиться вниз?

— Да, — ответил Декер. — Я смог. И меньше, чем за год.

Мгновение она смотрела на него, открыв рот, потом медленно отвела взгляд.

— О. Да, ясно.

Амос выпутался из заднего сиденья машинки и вылез наружу. Когда Джеймисон собралась последовать его примеру, он нагнулся и, просунув голову внутрь, сказал:

— Вы остаетесь в машине.

— Что?

— Если дела пойдут плохо, уезжайте и звоните копам.

— Декер, я не стану отпускать вас…

— Станете.

Он закрыл дверцу и направился к дому Сайзмора.

Амос шел по тротуару, засунув руки в карманы и опустив голову. Казалось, он пытается спрятаться от резкого холодного ветра.

Но он все время внимательно смотрел направо, наблюдая за домом, к которому шел. Смеркалось, но внутри света не было. Подъездная дорожка пуста. Если Сайзмор еще живет здесь, его может не быть дома. Он может быть в Берлингтоне, планируя очередное убийство.

На самом деле Декер не думал, что Сайзмор и Леопольд — один и тот же человек. Хотя прошло двадцатьлет и люди меняются, Декер чувствовал, что узнал бы Сайзмора, хотя не так уж часто сталкивался с ним в институте. Однако нельзя быть уверенным, не копнув глубже. А это единственный перспективный след.

Он пересек улицу, постоял между двумя припаркованными машинами, одну из которых водрузили на бетонные блоки, и пошел дальше по выщербленному тротуару. Миновал дом, обогнул квартал, срезал по переулку и в конце концов подобрался к заднему двору дома Сайзмора. Перебрался через провисшую сетку забора и подошел к дому сзади. С этой стороны света тоже не было.

Декер подобрался к черному ходу, положил руку на рукоять пистолета и стал ждать, напряженно прислушиваясь. Шагов не слышно. Вообще никаких звуков.

Он посмотрел по сторонам. На задних дворах соседних домов никого не видно. Слишком холодный вечер, чтобы сидеть на улице.

Амос разбил локтем стекло, просунул в дыру руку, отпер дверь и вошел.

Он попал в маленькую комнату. Слева стояли стиральная машина и сушилка. Несколько ступенек вели в кухню. Пахло жареной едой и несвежим сигаретным дымом. Декер вспомнил, что Сайзмор курил. Амос видел, как тот ходил на перекуры, держа в руке пачку сигарет; похоже, он не изменил своей привычке. Но Декер сидел в баре с Леопольдом, и тот ни разу не попытался закурить. Если ты курильщик, то непременно закуришь в баре, если можешь, а в Берлингтоне это было вполне законно. И одежда Леопольда не пахла табаком. Декер почувствовал бы этот запах. Похоже, след ведет в тупик, но его все равно нужно пройти до конца.

Амос прокрался по лестнице и оглядел маленькую кухню. В раковине стояло несколько тарелок. В мусорной корзине валялась газета. Декер проверил дату. Две недели назад. Ситуация становилось совсем бредовой.

Он вышел из кухни и заглянул во все комнаты на этаже. Никаких свидетельств, что здесь кто-то недавно был. Амос поднялся по короткому лестничному пролету на верхний этаж. Затем, потеряв терпение, пошел по коридору, распахивая двери ногой. Проверил первую комнату, вторую, потом подошел к третьей и последней двери.

Он толкнул дверь и тут же стал дышать ртом. Не по своей воле. Просто это был единственный способ справиться с запахом.

Декер подошел к кровати и посмотрел на нее.

Сложно сказать, чье тело лежало на постели, поскольку оно сильно разложилось. Рост примерно подходил, но лицо было уже безнадежно. Судя по степени разложения, тело пролежало здесь заметное время.

Тело заняло все его внимание. Декер смотрел только на него.

Но сейчас его взгляд пробежался по комнате и замер, прикованный к одной точке.

Амос подошел к стене и тупо посмотрел на надпись.

Опять ошибка. Если он уже сгнил, ты тормозишь. Не сдавайся. Может, у тебя получится. Или не получится. Чмоки, братан.

Глава 44

— Это Крис Сайзмор, — сказал агент Богарт. — Только что подтвердили по отпечаткам и зубам.

Декер позвонил в полицию, потом — агентам ФБР. Закон обрушился на ветхий домик, подобно буре.

Они находились в доме Сайзмора. К счастью, останки давно увезли.

Александра Джеймисон сидела в своей машине со строгим указанием не писать об этом ни слова.

Декер кивнул:

— Разумеется, это он.

— Почему?

Амос указал на надпись на стене.

— Из-за нее.

Богарт встал рядом.

— Поясните.

— Они сказали, опять ошибка. Это дом Сайзмора. Я мог прийти сюда только потому, что считал его причастным. Я ошибся. Он — просто еще одна жертва.

— То есть они играют вами. Дергают за поводок на каждом шагу.

Декер кивнул.

— Показывают, что они умнее меня. Может, они и вправду умнее…

— Ну, будем от всей души надеяться, что они ошибаются.

— Они все время на шаг впереди. «Если он уже сгнил»? К тому времени, когда я сюда добрался, он уже почти разложился.

— Ну, у них было много времени, чтобы все спланировать. Вам просто нужно нагнать их. Черепаха и заяц. И у вас за спиной ФБР. Так что вам не придется справляться в одиночку.

Они вышли на улицу; уже было раннее утро.

— Итак, семьсот одиннадцать, Дактон, — произнес Богарт. — Ваши старые пенаты, так вы сказали.

— Да.

— Хорошо, но раз это не Сайзмор, кто же затаил на вас злобу? Кто это может быть?

— Я не смог вспомнить никаких проблем с другими врачами или сотрудниками института.

Богарт присел на край бетонной веранды и вздохнул.

— Ладно. Кто-то другой? Должно же быть что-то. Иначе зачем указывать вам на это место? Откуда он мог о нем знать, если он не был пациентом или сотрудником?

Декер уселся рядом с ним.

— Он не просто был там. Я должен был сделать нечто — или он так это воспринял, — заставившее его пойти на убийства.

— Декер, неуравновешенный разум может воспринять любой поступок как пренебрежение. Вы не пропустили его в дверях. Чихнули на него. Первым ответили на вопрос. Откуда нам знать?

— Я должен знать. Я единственный, кто может знать.

— Ну, вы ничего не забываете, так что мне остается верить, что оно выплывет.

— В этом и проблема. Если оно не выплыло, значит, оно не здесь. — Декер постучал пальцем по голове. — Вещи не приходят ко мне. Я забираюсь в голову и достаю их. Есть разница.

Богарт встал и посмотрел на него.

— Видимо, есть, раз вы мне объяснили. — Он засунул руки в карманы. — Медэксперт установил, что Сайзмор мертв примерно две недели. Не представляю, где в тот момент был Леопольд со своим «другом». Мы собираемся прочесать окрестности, вдруг что-то выяснится.

— Сомневаюсь. Я прокрался на задний двор, когда еще было светло, и вломился в дом. Здоровенный мужик, и никто ничего не заметил.

— Ладно, мы все равно этим займемся.

— У Сайзмора была работа?

— Сейчас проверяем. Если и была, кто-нибудь должен был сообщить о его исчезновении, когда он не вышел.

— Некоторые работы не требуют от вас где-то появляться.

— Хорошо, я дам вам знать, что мы найдем.

Богарт ушел. Декер поднялся, дошел до машины Джеймисон и забрался внутрь.

Журналистка сонно посмотрела на него с водительского сидения.

— Вы могли бы поехать в мотель, — сказал Амос. — Кто-нибудь из ребят Богарта меня подбросил бы.

Она помотала головой и сказала:

— Я все равно не смогла бы уснуть. Так это был Сайзмор?

— Да. Мертв около двух недель.

— Когда вы выходили из дома, вы сказали, что послание на стене — очередная издевка.

— Я опять зашел не туда, но должен стараться дальше. Он намекнул, что я не так умен, как мне кажется. И опять назвал меня «братан».

— Он действительно манипулирует вами.

— Похоже на то.

Алекс потянулась и зевнула.

— И что теперь?

— Нам нужно поспать. Нам обоим нужно подумать. Может, придет какая-то мысль.

— Вы вправду думаете, что она может прийти?

— Нет, не думаю.

«Потому что вещи не приходят ко мне. Они уже здесь. Или их еще нет».

Глава 45

Они выехали на следующий день в долгий путь обратно, в Берлингтон. Декер почти не разговаривал и игнорировал бо́льшую часть вопросов, которые задавала Джеймисон. В конце концов она сдалась и включила радио. Они остановились поесть в гриле для дальнобойщиков у трассы. Алекс завела своего «пескарика» на свободное место среди огромных машин, и они вылезли наружу.

Декер двигался скованно. Журналистка это заметила.

— Простите за тесноту, — сказала она.

Он потер шею, выпрямлял спину, пока не услышал хруст, и заявил:

— Я голоден.

В заведении было полно народу, и их провели к дальнему угловому столику, который примыкал к бильярду, где дальнобойщики катали шары или делали ставки. Рядом с ним располагался сувенирный киоск, самыми популярными товарами в котором было нижнее белье и секс-игрушки для хозяек и подружек водителей.

Они сделали заказ, и Декер стал сыпать сахар в свой кофе, уставясь в ламинированную столешницу.

Из музыкального автомата на весь зал понеслась песня Бонни Райт.

Джеймисон разглядывала бурную жизнь заведения, включая мужчину в стетсоне, который несколько секунд удерживался на электрическом мустанге, а потом, к радости своих приятелей, полетел на пол.

Декер почесал бороду и посмотрел на Джеймисон.

— Вам нужно сесть в самолет и убраться как можно дальше от меня. Вы это понимаете, правда?

— Я думала, мы через это уже прошли и обо всем договорились. Энди Джексон был…

— Вашим другом и наставником. И, как друг и наставник, он не захотел бы, чтобы вас убили.

— У меня есть баллончик и…

— Знаете, они ведь сейчас могут быть где-то рядом. Следить за нами. За вами.

— Вы просто пытаетесь меня напугать.

— Джеймисон, мне незачем пытаться вас напугать. Вы умная женщина, а значит, уже напуганы.

Принесли еду. Они ели молча, будто не желая встречаться друг с другом взглядом. Когда принесли счет, Декер заплатил.

— Вы мне ничего не должны, — сказала Алекс.

— Я съел намного больше вас. Делить счет пополам было бы нечестно.

Они пошли к машине. Хотя со стороны это было незаметно, Декер продолжал бдительно следить за окрестностями.

* * *

— Куда вас подбросить? — спросила Джеймисон, когда они въехали в Берлингтон. — Ваш мотель, школа, полиция? Другая жизнь?

— Вы собираетесь сесть в самолет?

Она обернулась к нему и тихо ответила:

— Не знаю.

— Я слышал, во Флориде сейчас хорошо. Может, Майами?

— Я не люблю убегать от неприятностей.

— Это не неприятности. Это значительно серьезней. Намного серьезней. Вопрос выживания.

— А как же вы? Вы остаетесь, верно? Вы не собираетесь вскочить в самолет и умчаться подальше.

— Я остаюсь, — только и сказал Декер. — Высадите меня у мотеля.

Так она и сделала. Когда Амос вылезал из машины, он сказал:

— Оставайтесь или уезжайте. В любом случае, дайте мне знать, ладно?

Джеймисон кивнула и уехала.

Декер поднялся в свою комнату, принял душ, немного поспал, а потом вышел и сел в автобус до Мэнсфилда. Он сошел на углу, взглянул на выцветший фасад средней школы и поплелся внутрь.

Ланкастер встретилась с ним в библиотеке. Она выглядела еще тоньше и бледнее, а ее левая рука дрожала так сильно, что женщина прятала ее в кармане. Они уселись в глубине помещения, и Декер пересказал ей события последних двух дней.

— Думаешь, Джеймисон последует твоему совету? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Надеюсь. Я не могу заставить ее уехать.

— Ну, Крис Сайзмор жил далеко отсюда, и посмотри, что с ним случилось.

— Мэри, они не в состоянии угнаться за каждым. Это не какая-то секретная организация с неограниченными ресурсами. Только два человека. Способных и методичных, но их только двое.

— Это не факт. Это твое предположение. Вроде моего с «Севен-илевен».

Он задумался и кивнул.

— Пожалуй, ты права. А как у вас, есть что-то новенькое?

Она покачала головой.

— Получили «пустышку» от армии. Правда, они и не могли добавить что-то интересное. Эксперты уткнулись в стену. Мы знаем, где стрелок вошел, как двигался и где вышел, но это не дает нам ничего полезного, Амос.

— Единственная доказанная точка — связь со мной. Этот след привел меня в Чикаго и институт. И был подтвержден убийством Сайзмора. Они могли знать о нем и его недовольстве, только если были там сами — или как-то получили конфиденциальную информацию о происходящем там двадцать лет назад.

— И ты не можешь вспомнить ничего полезного? О людях, которые бывали там в твое время?

Декер откинулся на стуле и стал разглядывать помещение. Следователи, каждый на своем рабочем месте, напряженно трудились над всеми подробностями дела. Но по взглядам и движениям Декер видел, что их энергия иссякает, настроение падает. Ему уже приходилось наблюдать подобное, когда расследование заходило в тупик. Людям начинало казаться, что они не смогут раскрыть это дело. Что они не способны поймать преступников. Это чувство вытягивало из всех жизнь.

Декер обернулся к Ланкастер.

— Сейчас единственная привязка — это Леопольд, но я точно знаю, что в институте его не было. Он мог оказаться только Сайзмором. И даже эта сомнительная догадка уже опровергнута.

— Ну, мы знаем, что эти люди умеют играть с внешностью. Делать из маленького человека большого. Мы объявили его в розыск, но пока безрезультатно. Парень просто испарился.

— И никаких следов той официантки из бара?

— Никаких. Официантки или официанта, если прислушаться к бармену.

— Опять внешний вид… Парень изображал женщину. И хорошо с этим справился. Я купился. А ведь он приносил мне пиво. Был в нескольких дюймах от меня, и я ничего не заподозрил.

— И ты убежден, что официантка замешана в этом?

— Бармен сказал ФБР, что она исчезла через пять минут после ухода Леопольда и больше не появлялась. Возможно, случайность, но мне так не кажется.

— Хорошо, но пока это не факт. Пока.

Мэри пролистала какие-то бумаги.

— Но у меня есть для тебя один факт.

Амос выпрямился.

— Какой?

— В школе были убиты шесть учеников и трое взрослых. Пятеро учеников — мужского пола.

— А Дебби Уотсон — единственная женского.

— Но из ребят пятеро были в футбольной команде. Или трое, технически. Один был тренером команды, а еще одного недавно выгнали за грубые нарушения.

Декер сел еще прямее.

— Бет Уотсон говорила, что Джимми Шикель был в команде. Но я не связал это с остальными. Из-за Дебби и взрослых.

— И Джо Крамер, учитель физкультуры, заодно был тренером.

— А завуч?

— Я не нашла никакой связи Барри Дрездена с командой. Детей школьного возраста у него не было, так что они не могли оказаться в команде. И еще остается Энди Джексон.

— Но он был убит, потому что бросился на стрелка. Возможно, остальные стали целями из-за их связи с футбольной командой.

— Но у Дрездена такой связи не было.

— Все жертвы-ученики плюс тренер? Мэри, это не может быть совпадением. Слишком мала вероятность. В каждом классе было полно целей. Ему нужно было знать, в кого стрелять… Погоди, все жертвы — крупные мужчины? Они все выглядели как футболисты?

— Двое — да, остальные обычных размеров. Так что вряд ли он выбирал цели по внешнему виду. По пятницам, перед игрой, они надевали футбольные джемперы, но стрельба была не в пятницу. Однако он мог легко выяснить, кто из них входит в команду. И узнать расписание их занятий. Или ему могла рассказать Дебби. Если так, она могла знать, что он затевает… — Ланкастер сделала паузу. — В любом случае, я хотела рассказать тебе о том, что нарыла.

Он благодарно посмотрел на нее.

— Хорошая работа, Мэри. Этого никто не заметил, в том числе я.

Она устало улыбнулась.

— Мне и вправду приятно. В кои-то веки выяснила что-то раньше тебя… Но, Амос, что это значит?

— Я играл здесь в футбольной команде. Они забрали все мои награды. Возможно, это еще один способ рассчитаться со мной. Еще одна грань их вендетты.

Он умолк.

— Что?

— Дрезден, завуч, был целью. Стрелок специально зашел в его кабинет. Смерть Дебби и Джексона можно объяснить. Но не Дрездена. Если он не был связан с футбольной командой, почему его убили?

— Ты имеешь в виду, что причина может заключаться не в твоей здешней футбольной карьере? Несмотря на украденные награды?

— Да. Но тогда в чем?

— Понятия не имею, — призналась Ланкастер.

— Ну, вряд ли имеет смысл биться головой об стену, пока мы не узнаем больше. А сейчас нам нужно идти.

— Идти? Куда?

— В бар.

— В тебе проснулась жажда?

— Да, но не пива.

Глава 46

С неба плавно слетела снежинка. Декер стоял напротив бара, Ланкастер — рядом с ним. Снежинка опустилась на тротуар и почти мгновенно растаяла.

Мэри достала носовой платок и высморкалась.

— Если ты не собираешься внутрь, мы могли бы посидеть в машине, — сказала она. — Холодно, и у меня, кажется, грипп на подходе.

Декер рассматривал городской квартал, кирпич за кирпичом. Потом его взгляд сместился к начальной точке и прошел по второму кругу. Наконец Амос сдвинулся с места, и Ланкастер заторопилась следом. Они прошли по обеим сторонам улицы вдоль всего квартала.

— Ни одной камеры, — заметил Декер.

— В Берлингтоне есть камеры наблюдения, но не везде. Я слышала, в Лондоне и Нью-Йорке они стоят на каждой улице. Но у нас нет их налоговой базы.

— Зато есть частные камеры видеонаблюдения, — сказал Амос. — Банки, ломбарды, магазины, торгующие спиртным… Но их я тоже не вижу. Ты можешь уточнить, есть ли в этом квартале камеры?

— Я позвоню.

Пока она разговаривала, Декер продолжал осматриваться. С неба опускались новые снежинки, а тучи над головой набухли влагой. Если температура будет падать и дальше, их ждет настоящий снегопад.

Ланкастер убрала телефон.

— Они перезвонят. Что дальше?

Декер направился на другую сторону улицы, к бару, и она пошла за ним.

Внутри было полно народа, большинство столов заняли парочки, хотя в глубине, кажется, был мальчишник. Мэри с неприязнью взглянула на стриптизершу, которая постепенно освобождалась от облегающего костюма Женщины-Кошки.

— Что только не возбуждает молодых мужчин, — сказала она.

— То же, что и всегда, — рассеянно заметил Декер. — Красивая женщина, которая раздевается.

Он протолкался к стойке и посмотрел на бармена, того самого мужчину, с которым он уже разговаривал. Бармен подошел к ним.

— Какую отраву желаете? — спросил он.

— Мне разливной «Миллер», — ответил Декер и взглянул на Ланкастер.

— Я официально на службе, — тихо сказала она.

— И «Деву Марию»^[21] для моей приятельницы, — добавил Декер.

Когда мужчина отошел, чтобы выполнить заказ, Амос развернулся на табурете, прислонился спиной к стойке и уставился в зал. Мэри последовала его примеру.

— Итак, Леопольд привел тебя в этот бар, где его партнер предположительно играл официантку. Вы поговорили, а потом, предположительно с помощью его предполагаемого партнера, он исчез.

— Предположительно да, — раздраженно отозвался Декер.

— А откуда он знал, что ты пойдешь за ним?

— А как я мог не пойти? Все обвинения сняты. Ему известно, что я знаком с полицейскими порядками. Парня выводят из камеры в центральном блоке и выставляют на улицу. Он знал, что я буду ждать снаружи. Даже если б я по какой-то причине там не оказался, не беда. Они нашли бы другой способ приманить меня.

— Значит, он привел тебя сюда. И в чем заключался его эндшпиль?

— Возможно, он просто хотел еще раз увидеть меня поближе. Оценить.

— Но, если мы все правильно понимаем, тебя хотел увидеть другой человек — официантка. Возможно, именно тот, кто был одновременно с тобой в институте. Тот, которого ты чем-то оскорбил.

— Не сомневаюсь, и это тоже.

— Интересно, почему он не убил тебя прямо там? Или хотя бы не попытался?

— Я еще недостаточно пережил, Мэри.

— Недостаточно пережил! Когда убито столько народу, включая твою семью? А позорная статья Джеймисон? А все его издевки?

— И все равно недостаточно, Мэри. Им этого мало.

— Но чего же они добиваются, Амос? В смысле, чего еще они хотят от тебя?

— Большего, Мэри. Я просто пока не знаю, чего именно.

Но Декер знал, в чем действительно заключается их эндшпиль.

«Они хотят меня».

Бармен принес им напитки и заявил:

— Эй, мужик, в тот день ты прилично подпортил мне бизнес. От копов было не протолкнуться. Они спугнули половину моих клиентов.

— Вам все равно платят те же деньги, верно? — резко сказала Ланкастер.

— Чаевые, солнце мое, — ответил бармен. — Я живу на чаевые. — Он засунул в рот электронную сигарету и затянулся. — Думаете, владельцы платят мне хотя бы прожиточный минимум? Если вы и вправду так думаете, вам стоит проверить голову.

— Ваши официантки наверняка тоже полагаются на чаевые, — сказал Декер.

— Само собой.

— Кроме той, которая сбежала. Может, у нее есть другой источник дохода.

— Может, и есть.

— А вы уверены, что это был парень? — спросила Ланкастер, пристально глядя на мужчину.

Бармен уставился на нее.

— А вам какой интерес?

Мэри показала значок. Он сделал еще одну электронную затяжку и сказал:

— Я работал подсобником в театрах у Бродвея. Там крутилось полно таких. Я могу отличить парня от девки, хотя должен признать, этот был хорош.

— Но если это был парень, почему вы позволили ему выйти на работу? — спросила Ланкастер.

— Мне плевать, если парень одевается как цыпочка, пока он может разносить напитки и не проливать их. Меня интересуют руки, а не члены.

— По вашим словам, — сказал Декер, — официантка ушла раньше парня, с которым я разговаривал.

— Ну, после вашего ухода я ее больше не видел. Пришлось самому разносить по столам выпивку, пока мне не прислали замену. Так что да, похоже, тогда и удрала.

— А вы звонили в агентство? — спросил Декер.

— Звонил. Вы были правы. Никаких записей о ней не нашлось. Вам одно очко.

Взгляд Декера сполз к талии мужчины. Из переднего кармана его джинсов торчал брелок.

— Какую машину вы водите?

Бармен удивленно посмотрел на брелок, потом поднял взгляд на Декера:

— А что? Вам нужно куда-то съездить?

— Нет. Просто любопытно.

— «Ниссан Лиф».

— С электродвигателем.

— Ну да. Шикарный расход бензина — ровно ноль. Я просто включаю его в розетку.

— И, наверное, очень тихий, — продолжал Декер.

— Иногда даже слишком. Страшно подумать, сколько раз я забывал его с включенным двигателем. Просто уходил с ключом в кармане, а машинка работала себе дальше.

— Она здесь? Где вы ее ставите?

— В соседнем проулке.

— Вы не заметили в тот день, когда я заходил сюда, что машина стоит не совсем там, где вы ее оставили?

Мужчина на секунду задумался, потом сказал:

— Нет, не припомню такого. А что?

— Я заглядывал тогда в это проулок. Машины там не было.

— Вот блин, — удивленно выпалил бармен. — Но когда я вышел с работы, она стояла на месте.

— Вы всегда держите ключи от машины при себе?

— Не всегда. Иногда вешаю на крючок, вон там. — Он указал на стену за стойкой. — Приходится переставлять ее, когда мы ждем поставку. Грузовик с пивом туда еле протискивается. И это тупик, так что им приходится подъезжать задом. И тогда, если я сильно занят, даю ключи какой-нибудь официантке.

— Похоже, та сомнительная официантка прокатилась без вашего разрешения… — Декер бросил на стойку несколько долларов. — Чаевые включены.

И они с Ланкастер вышли.

Глава 47

Снег стал гуще. Декер смотрел на серый «Ниссан Лиф».

— Кажется, он сейчас заряжается, — сказала Ланкастер.

Она смотрела на силовой кабель, идущий из порта машины к распределительной коробке рядом со входом в бар.

Амос, не обращая внимания на кабель, рассматривал стены проулка.

— Вон там, — сказал он.

Камера видеонаблюдения была высоко подвешена и направлена так, чтобы захватывать бо́льшую часть проулка. Декер подошел к тому месту, где висела камера, потом к двери магазина.

— Аптека, — сказал он. — Наверное, это их грузовой вход.

— В этом районе много краж из аптек, — заметила Ланкастер, которая подошла к нему. — Не удивительно, что они повесили камеру. Логичное место, чтобы вломиться с тыла. Поэтому и дверь усиленная, с решеткой.

— Нам нужны записи с этой камеры, и прямо сейчас.

Они быстро двинулись ко входу. Кассир сидел на своем месте, а неподалеку от двери маячил охранник, полицейский вне службы.

Ланкастер показала ему значок.

— Я вас знаю, — сказала она. — Донован, Четвертый участок. Верно?

— Да, мэм. Что вам требуется, детектив Ланкастер?

Она объяснила, и они вместе направились к стойке, где Донован пересказал все кассиру.

— Я могу ее достать, — сказал тот.

Через несколько минут Ланкастер и Декер вышли из аптеки с DVD и поехали прямиком в Мэнсфилд, где Ланкастер вставила диск в свой компьютер и запустила файл.

На записи были метки, и Декер подсказал Ланкастер дату, на которую нужно прокрутить изображение.

Она нажимала на клавиши, пока Амос не сказал:

— Останови здесь.

Мэри послушалась, и картинка на экране замерла.

— А теперь запусти в замедленном темпе, — распорядился он.

Ланкастер нажала нужные клавиши, и они стали смотреть, как официантка выходит из бара, открывает дверцу «Лифа» и, отключив кабель, залезает в машину. Через пару секунд она уехала. Через десять минут вернулась, поставила машину на место, заново подключила кабель и вошла в бар.

— Но этот парень сказал, что она не возвращалась, — заметила Ланкастер.

— Погоди минутку, — сказал Декер.

Женщина вновь появилась несколько секунд спустя, повернулась и вышла из проулка.

Декер посмотрел на Ланкастер.

— Она возвращалась, чтобы повесить на крючок ключи. И бармен ее даже не заметил.

— Верно.

— Значит, она подобрала Леопольда и куда-то его отвезла. Хорошая идея — воспользоваться чужой машиной. У нас нет номера, который можно проследить.

— Но мы можем проверить машину на отпечатки. На ней не было перчаток.

Пока Ланкастер звонила, Декер смотрел на экран. Когда она отключилась, он сказал:

— Хорошо, теперь запусти картинку еще раз, но увеличь, насколько сможешь.

Ланкастер прокрутила увеличенную картинку, потом, по просьбе Декера, повторила еще несколько раз. Камера была наклонена, так что на видео попала задняя часть машины. Им было видно, как официантка усаживается на водительское место, а потом, когда вылезает, — взмах ее длинных ног. Короткая юбка в этот момент задралась до бедер. Но лица видно не было.

— У нее отличные ноги, — заметила Ланкастер. — Нужно отдать ей должное.

— У него, — поправил Декер. «По крайней мере, я думаю, что это парень».

— Однако бармен был прав.

— Насчет чего?

— Он говорил нам, — сказала Ланкастер, — что насмотрелся на парней, одетых девицами, когда работал у Бродвея; но этот, сказал он, действительно хорош. И действительно. В смысле, ноги выглядят совсем как женские.

Декер медленно кивнул и вновь посмотрел на экран. Он еще дважды просмотрел запись, потом закрыл ее. Лицо человека разглядеть так и не удалось.

— Итак? — сказала Ланкастер. — Есть прорывы?

Амос покачал головой. Но что-то там было. Казалось, оно смотрит ему прямо в лицо, но он не мог ухватиться.

Мэри зевнула, потянулась, потом посмотрела на людей, которые продолжали трудиться в библиотеке.

— Интересно, когда покажется Богарт?

— Он не сообщал мне о своих планах, — ответил Декер. — К дому Сайзмора он добирался на самолете. Я полагал, что вернется он тем же способом. В любом случае, быстрее меня.

— Ну, здесь он не появлялся.

— Возможно, он работает еще по каким-то делам.

— Все возможно, но я надеюсь, у Мэнсфилда приоритет, даже для ФБР.

— Не знаю, — рассеянно отозвался Декер.

Ланкастер взглянула на часы.

— Уже почти одиннадцать, а я на ногах с пяти утра. Мне нужно домой. Тебя подбросить? Вряд ли тебе стоит идти пешком. Снаружи уже прилично валит.

Она подошла к окну библиотеки. На улице шел снег, сверкающий в свете ламп.

— Ладно. Думаю, я пока закончил.

Они пошли к выходу.

— Амос, у нас есть довольно много следов, — ободряюще сказала Ланкастер, — осталось только их разработать.

— Мэри, в основном это не следы, а барахло, которое никуда не приведет. Они хорошо всё спланировали.

— Ну, ты же знаешь, что говорят о хорошо продуманных планах…

— Мне известно это высказывание. К сожалению, оно далеко не всегда верно.

Они залезли в ее машину и поехали. Ланкастер глянула на Декера.

— У меня такое чувство, будто ты что-то заметил на видео.

— Заметил. Только вот не знаю что.

— Каково тебе было вернуться в то место? В институт?

— Я не вернулся. Они переехали. Я просто поговорил с одним из тех людей, кто тогда в нем работал.

— И все равно — прогулка по аллее памяти…

— Вся моя жизнь — одна аллея памяти.

— А это плохо?

— Ты когда-нибудь хотела оторваться от фильма?

— Конечно, много раз.

— А если б ты не могла его выключить? Не могла встать и уйти, потому что он крутится у тебя в голове?

Мэри стиснула руль и уставилась вперед.

— Кажется, я понимаю.

Затрещала полицейская рация, стоящая на «торпеде». Диспетчер зачитывал адрес криминального происшествия.

Машина резко вильнула, едва не вылетев с дороги. Ланкастер в ужасе посмотрела на Декера.

— Это же мой дом, — выкрикнула она.

Глава 48

Мэри Ланкастер жила в скромном двухэтажном домике, построенном лет тридцать назад. Хотя Эрл Ланкастер был строителем, дом нуждался в покраске, крыша требовала ремонта, а дерево кое-где подгнило. Асфальт подъездной дорожки растрескался. Внутри дом был в лучшем состоянии, но комнаты были маленькими и темными, а воздух — спертым.

Темное небо над домом освещали мигалки полицейских машин.

Ланкастер с визгом шин свернула к обочине, выпрыгнула, махнула значком двум полицейским, стоящим у входной двери, и проскочила бы мимо, если б они ее не остановили.

Один из них знал ее.

— Детектив Ланкастер…

Она попыталась протиснуться мимо. Мужчина схватил ее.

— Да подождите! — крикнул он. — Дайте мне сказать…

Коп с трудом удерживал ее, поскольку Мэри полностью вышла из себя; она орала, брызгала слюной и царапалась, собираясь любой ценой прорвать в дом.

Потом ее оторвали от полицейского и подняли в воздух.

Копы уставились на Декера, который держал Ланкастер медвежьей хваткой, прижав ей руки к бокам.

— Амос, отпусти меня! — визжала она. — Я тебя убью! Богом клянусь, я тебя убью, сукин сын! Я… тебя… убью…

Она продолжала кричать и вырываться, но Декер держал ее крепко, пока она, наконец, не обмякла в его руках, опустив голову; ноги болтались в воздухе. Мэри обессилела. Она глотала воздух короткими рваными вдохами.

Коп посмотрел на нее.

— Я пытался сказать, что с вашей семьей всё в порядке.

— Что? — закричала она. — Тогда какого черта тут делают все эти люди?

Декер медленно опустил ее на землю.

— Я пыталась дозвониться до диспетчерской, но не смогла прорваться, — сказала Ланкастер. — Где моя семья?

— Их взяли под защиту.

— Что? Почему?

— Приказ капитана Миллера.

В этот момент из дома вышел Миллер.

— Капитан, что за хрень тут творится? — спросила Ланкастер.

— Эрл и Сэнди в порядке.

— Что за происшествие? — спросил Декер.

— В доме оставили некие предметы.

— Какие предметы? — осведомился детектив, пристально глядя на Миллера.

— Амос, тебе, наверное, стоит держаться от этого в сторонке.

— Даже не думайте, если только тут не спрятан еще десяток полицейских, — ответил Декер, угрожающе глядя на пару копов, которые пытались остановить Ланкастер.

— Ну ладно, — сказал Миллер и повел их в дом.

Они вошли в кухню. Декер увидел пивные бутылки на столе и опрокинутый стул.

— Вы же сказали, ничего не случилось! — воскликнула Ланкастер.

— Это не то, чем кажется, — сказал Миллер. — Это… это всё…

Он пытался подобрать слова и не смог.

У Декера екнуло сердце.

Миллер провел их в смежную комнату.

На полу лежало тело. В смысле, не настоящее тело. Надувной манекен мужчины в натуральную величину. Кто-то покрасил ему голову в каштаново-серый цвет. Но внимание Декера было приковано к красной полоске, нарисованной поперек шеи.

— Это… это как бы Эрл? — спросила Ланкастер.

— Видимо, да, — помешкав, ответил Миллер, бросив короткий взгляд на Амоса. — Больные ублюдки.

Декер заметил и кресты, нарисованные на месте глаз манекена.

Каждый не раз видел манекены. Вездесущие — и потому безобидные. Но Амос никогда еще не видел такой жуткой вещи, как этот манекен. Он походил на тройки, марширующие к нему из темноты. Бледный, окровавленный, молча глядящий в пустоту, безжизненный; от этой символики разило порочностью.

Декер посмотрел в сторону лестницы. Потом огляделся. Он бывал в этом доме, и не один раз. Но его разум, отметивший факт, только сейчас связал его с другим.

Этот дом был почти точной копией дома Декера. Обычное дело с шаблонной застройкой для рабочего класса. Застройщик берет один проект и строит сотни домов, по сути одинаковых, только раскрашенных в разные цвета или с мелкими архитектурными отличиями.

— Там есть еще один, для… как бы для Сэнди? — спросила Ланкастер. Она протянула руку и оперлась о спинку стула, чтобы не упасть.

— Да, наверху есть другой манекен, — ответил Миллер, снова нервно глянув на Декера.

Амос мысленно вернулся к минутам, в которые мчался по очень похожей лестнице своего дома в ночь, когда потерял все.

— Значит, в моем доме просто лежит еще одна… такая штука? — рявкнула Ланкастер.

Декер посмотрел на манекен с «перерезанным» горлом, потом встретился взглядом с Миллером. И что-то в глазах капитана, вкупе с блеснувшей догадкой, заставило Амоса сказать:

— Нет, там еще две.

— Да, — с болью подтвердил Миллер. — Еще две.

— Что за хрень вы несете? — спросила Ланкастер. — Есть только Эрл и Сэнди… Погодите, или третий — это я?

Декер уже шел к лестнице.

Первая дверь, к которой они подошли, была приоткрыта. Амос распахнул ее, и они вошли в комнату.

С дальней стороны кровати торчала нога; он знал, что увидит это. Декер обошел кровать и посмотрел вниз. Всё, как он и думал. Этот манекен был женщиной, одетой в просвечивающую ночную рубашку. Посреди лба нарисовали черную точку, изображающую пулевую рану. Глаза манекена тоже были помечены крестами.

— Я думаю, ты знаешь, где третья жертва, — сказал Миллер Декеру.

Ланкастер задохнулась.

— Господи, так это как бы…

— Кэсси, — закончил за нее Декер.

Миллер положил ему на плечо руку.

— Амос, может, тебе лучше спуститься вниз?

Тот покачал головой.

— Нет.

— Амос, пожалуйста.

— Нет!

Он пробежал по коридору и открыл дверь в ванную. Остальные бросились за ним.

На унитазе сидел третий манекен, маленький, ребенок. Они даже нацепили на него вьющиеся волосы, как у Молли. Поясок халата удерживал ее вертикально. На шее были нарисованы синяки, глаза отмечены крестами.

Убийцы в точности воспроизвели то, что случилось в доме Декера, но, к счастью, заменили настоящих людей манекенами.

Однако было и одно отличие. Важное отличие.

На стене над унитазом были написаны слова:

Это можно легко превратить в реальность. Но спроси себя: сколько еще боли ты готов причинить, братан? Закончи все сейчас. Поступи правильно. Как ты собирался поступить тогда. Найди смелость. Не будь трусом, братан. Или в следующий раз кровь будет настоящей. Последний шанс.

Декер долго смотрел на слова.

Потом повернулся и вышел из комнаты. Спустился по лестнице, шагая через две ступеньки, и вышел из дома. Ланкастер и Миллер последовали за ним. Ланкастер догнала его уже в конце подъездной дорожки.

— Куда ты собрался? — спросила она.

— Мэри, прости меня за все это.

— Тебе не за что просить прощения. С моей семьей всё в порядке.

— В следующий раз они будут мертвы.

— Не будут. Слушай, дело не в тебе. Дело в них.

— Нет, дело в них и во мне.

Он пошел прочь по улице, а вокруг кружились снежинки.

Глава 49

Декер сидел на кровати в своей комнате в «Резиденс Инн». Снаружи по-прежнему шел снег, но земля еще не остыла, и он быстро таял. Там была просто слякоть. Совсем как в его голове.

«Мой изумительно совершенный разум, который помнит все».

Но часть его мыслей была кристально ясной.

Декер держал в руке пистолет. Хорошее, исправное оружие. Он носил его с собой, когда был детективом. И принес его с собой в гражданскую жизнь.

Тот самый пистолет, который он засунул себе в рот, а потом приставил к виску, когда сидел на полу и смотрел на свою мертвую дочь.

Тогда он не нажал на спуск и до сих пор не знал точно почему. С безупречной памятью не пришел безупречный разум или непоколебимые решения. Иногда совершенство на одном конце уравнения оставляет поразительную погрешность на другом. Возможно, это естественный баланс.

Так или иначе, в ту ночь он себя не убил.

Но сегодня другая ночь, правда?

Амос передернул затвор и услышал, как патрон мягко вошел в патронник. Затем сдвинул предохранитель и приставил пистолет к правому виску.

Найди смелость. Не будь трусом, братан. Закончи все сейчас.

Декер думал, что в самоубийстве должны быть и смелость, и трусость. Хватит ли у него обеих? Или нет?

Однако он думал, что справится. Во всяком случае, сейчас.

Амос закрыл глаза. Палец подполз к скобе, потом к спусковому крючку. Немного надавить, и все закончится. Самая узкая щель в мире, между пальцем и спуском. Простейшее движение — согнуть указательный палец и нажать. Люди делают это ежедневно, только не с оружием.

Декер попытался очистить ум, расслабиться и просто отпустить все то, что привязывало его к этому миру. Не так уж много. Что вообще у него осталось?

Перед мысленным взором всплыл образ сначала Молли, потом Кэсси. Два кадра памяти, которые он никогда не отпустил бы, даже если б смог избавиться от остальных.

Он удержал эти образы. Его ЦВМ моментально замер.

Стук в дверь заставил его открыть глаза. Он не пошевелился.

Стук повторился.

— Амос? Амос, я знаю, что ты там. Пожалуйста, открой дверь.

Образы Кэсси и Молли задержались еще на мгновение, а потом кадры сдвинулись и их место заняли другие картинки.

Декер встал и открыл дверь.

Капитан Миллер — воротник пальто поднят, на ногах старые галоши.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он. — Прямо сейчас.

Миллер не стал дожидаться приглашения и протиснулся мимо Декера в маленькую комнату. Его взгляд остановился на пистолете, который Амос уронил на кровать. Миллер резко взглянул на Декера.

— Ты это делаешь — они выигрывают, сам знаешь.

— Выигрывают? — произнес Амос.

Миллер подобрал пистолет, поставил на предохранитель, положил его на комод у стены и сел на край кровати. Декер прикрыл дверь и уселся на стул.

— Разумеется, — сказал капитан полиции. — Поскольку ты единственный, у кого есть шанс их взять. Ты устраняешь себя — и они получают полную свободу делать то, что делают.

— Если их цель — наказать меня, уничтожить, то, как только они преуспеют, им больше нечего делать.

— Пока они не решат, что какой-то другой человек неуважительно отнесся к ним. И есть еще одна мелкая загвоздка — эти мерзавцы, убившие столько людей, просто уйдут. Я не намерен этого допустить. Думаю, что и ты тоже.

Декер взглянул на пистолет, потом опять на Миллера.

— Мы не можем вернуть погибших, — сказал капитан. — Мы можем только одно. Поймать тех людей, которые их убили, и убедиться, что они больше никогда не причинят вреда ни единому человеку. Вот так. Может, это и немного, но в цивилизованном мире это все, что у нас есть.

— В цивилизованном мире?

— В котором всегда есть части, лишенные цивилизации.

Декер чуть пошевелился на стуле, но его мысли зашевелились намного сильнее.

— Кто сообщил об инциденте? Происшествии в доме Ланкастеров?

— Эрл Ланкастер. Он был с Сэнди на школьном мероприятии. Их не было дома почти до одиннадцати. Тогда они нашли то, что нашли, и позвонили «девять-один-один».

— Кто-нибудь что-то слышал или видел?

— Еще опрашиваем. Пока все глухо. Было темно, шел снег. Легко проскользнуть внутрь. Они могли принести манекены сложенными, а потом быстро надуть их. — Миллер потер лоб. — Слава богу, что они не выбрали живые цели.

— И это странно, поскольку они без проблем убивают кого угодно.

Капитан задумчиво кивнул.

— Знаешь, кажется, будто эти люди могут становиться невидимыми.

— Они вполне видимые. Просто безобидные.

— В смысле? — спросил Миллер.

— Не опасны. Не выделяются. Настолько обычные, что их никто не замечает, даже когда они рядом. И это превращает их в невидимок, потому что люди их не запоминают.

— Ну, один из них переоделся копом, чтобы схватить Лафферти.

— Нет, не копы. Полицейские привлекают внимание. Эта маскировка использовалась специально для Лафферти. Нет, я имею в виду нечто совсем обыденное, которое просто сливается с фоном.

— Результаты опросов соседей будут у нас примерно через час. Не хочешь подъехать в участок и заняться ими?

Декер посмотрел на своего бывшего начальника.

— Чтобы мне было не скучно?

Миллер встал.

— Декер, ты взрослый человек. Если ты захочешь убить себя, то убьешь. Я никак не смогу тебя остановить. Но пока ты жив и здоров, я бы хотел воспользоваться твоими услугами. Так что давай поедем в участок и посмотрим, нет ли там чего.

Он повернулся и вышел за дверь.

Декер еще несколько секунд сидел, потом встал, сгреб пистолет, засунул его в карман пиджака и последовал за Миллером.

Глава 50

Спустя четыре чашки кофе и завтрак в виде черствого буррито Декер отодвинулся от стола, за которым просматривал отчеты, и направился в туалет. Когда он вышел, увидел подпирающую стенку Алекс Джеймисон, которая явно дожидалась его. Она смотрела на Амоса, сложив на груди руки и притоптывая каблуками по линолеуму.

— Похоже, я пропустила свой рейс, — сказала она.

— Всегда найдется другой.

— Возможно. Возможно, я отправлюсь куда-нибудь в теплые края. Когда мы здесь закончим.

— Это не ваш бой. И не ваши заботы.

— Декер, хватит.

— Что вы здесь делаете?

— Хотела вас увидеть. Чтобы вы знали, я по-прежнему работаю с этим делом. И Миллер позвонил мне. Он знал, что я ездила с вами в институт и была с вами, когда вы нашли Сайзмора.

— И?..

Из-за угла показался Миллер.

— И я подумал, что нам не повредит еще одна пара свежих глаз. Я не настолько горд, чтобы отказываться от помощи. — Он указал на обоих. — Так почему бы вам не заняться делом?

— Она не работает в полиции.

— Вы тоже, — огрызнулась Джеймисон.

— Где Ланкастер? — спросил Декер.

— Где и должна быть, со своей семьей. А теперь идите!

Декер неохотно привел Джеймисон в комнату, и они начали заново просматривать показания соседей Ланкастеров и данные полиции.

«Пожилая женщина и собака.

И собака. Не опасная.

Иногда люди что-то упускают, вспоминая, только если им задают конкретный вопрос».

Декер запустил свой ЦВМ и прокрутил его к показаниям соседей, которые собрала полиция после убийства его семьи.

Никакой пожилой женщины с собакой. Но был пожилой мужчина, вышедший на прогулку. По описаниям он немного сутулился, выглядел немощным, опирался на трость и никак не сочетался с ужасной бойней, произошедшей в ту ночь, которую наверняка учинил сильный, одержимый убийством мужчина в расцвете сил.

«Совершенно безобидный. Никто не смотрел на него дважды.Никого не интересовало, кто он. Или почему он был там в тот вечер.

Включая меня».

В дом Ланкастеров никто не вламывался. По-видимому, они просто вошли.

Личина пожилой женщины. Личина пожилого мужчины. Похоже, убийца — настоящий хамелеон.

Декер вновь уставился на папку с показаниями.

«Просто вошли».

Он мысленно вернулся ко вчерашнему вечеру. В доме было чисто и ухожено. Мэри, бывало, работала целыми сутками. Эрл, было известно Декеру, хоть и толковый подрядчик, все время возился с их дочерью, Сэнди. Амос не замечал, чтобы парень каждые пять минут пылесосил, вытирал пыль и занимался прочим хозяйством.

Декер встал из-за стола и пошел к двери. У него есть вопросы, требующие ответов. Он явно забыл о присутствии Джеймисон, пока та не напомнила о себе вопросом:

— Куда мы идем?

— У меня есть дело. Куда идете вы, я не знаю.

— Но мне с вами безопаснее, правда?

Декер попытался придумать ответ, но потом просто сдался.

Алекс подняла ключи.

— И, в отличие от вас, у меня есть машина.

— Нет, у вас есть полмашины.

Амос гордо пошел дальше, и Джеймисон поспешила следом.

Ланкастер, против ее желания, тоже поместили под защиту, и сейчас она вместе со своей семьей находилась в доме, арендованном ФБР, который совместно охраняли местные копы и агенты Бюро.

Декер прошел проверку, и они вместе с Джеймисон вошли в дом. Малышка Сэнди подбежала к нему и обхватила руками его ногу. Не зная, что еще сделать, он гладил ее по голове, пока девочка не выпустила его и, глядя снизу вверх, заявила:

— Ты Амос Декер!

— Да, это я. А ты Сандра Элизабет Ланкастер.

Она погрозила ему пальчиком:

— Да, это я.

Потом девчушка убежала; ее замученный отец старался поспеть за ней.

Гости уселись напротив Ланкастер, которая подозрительно посмотрела на Джеймисон.

— Что вы здесь делаете?

— Я консультант по этому делу, как и Декер.

— Никогда еще не видела дела с таким количеством консультантов, — заметила Мэри и перевела взгляд на Амоса. — Как твои дела?

— Делаются, — ответил тот.

— Эти бессердечные мерзавцы. Превратили мой дом в твое место преступления.

Джеймисон потрясенно взглянула на Декера.

— Вы не знали? — спросила Ланкастер.

— Нет, — тихо сказала журналистка.

— По счастью, они воспользовались манекенами вместо настоящих людей, — сказала Ланкастер.

Она вздрогнула, достала пачку сигарет, но потом засунула их обратно. Декер смотрел на нее.

— Я стараюсь бросить, — сказала Мэри. — Ради Сэнди.

— Пассивное курение? — спросила Джеймисон.

— Нет, я никогда не курю дома или в машине. Я подумала, что хочу увидеть, как она вырастет. Особенно после…

Ланкастер залезла в карман, достала платок и, смущенно отвернувшись, вытерла глаза. Потом засунула платок в карман и сказала:

— Я не хочу тут сидеть. Я хочу работать над делом. Мерзавцы пробрались ко мне в дом и учинили такое… Никогда еще так не хотела взять преступников.

— Ты или Эрл нанимали службу уборки для вашего дома? — спросил Декер.

— Службу уборки? — озадаченно переспросила она.

— Я знаю, насколько вы оба озабочены безопасностью, особенно в отношении Сэнди. После того, как она однажды вышла из дома, и вы несколько часов искали ее.

— Декер, к чему ты клонишь? — резко сказала Ланкастер.

— В ваш дом никто не вламывался. Мэри, они просто вошли. Я задумался, как такое возможно. Есть один вариант — у них был ключ. Эрл ушел с Сэнди. Он же запер дом?

— Разумеется, как всегда. И ты прав, Эрл нанимал службу уборки, но у них нет ключа от нашего дома. Мы бы никогда такого не допустили. Эрл знал, когда они должны прийти, и впускал их в дом.

— Но ведь, оказавшись в доме, человек, который выдает себя за уборщицу, может получить доступ к ключу, сделать дубликат, а позднее открыть им дверь?

— Но откуда они узнали, что Эрл нанимал уборщицу?

— Если они следили за домом, то могли увидеть машину или фургон. Как правило, на машинах есть логотип службы.

— Но как он мог заменить уборщицу?

— Позвонить в службу, представиться тобой или Эрлом и отказаться от их услуг на один из рабочих дней.

— Декер, ты вправду…

— Мэри, это всего один телефонный звонок. И возможный прорыв для нас. Ты сказала, что хочешь работать над делом. Вот и работай.

Она достала телефон и позвонила в службу уборки. По ее репликам Декер понял ответ еще до того, как она закончила разговор.

— Амос, ты был прав. Им позвонили и сказали не приходить.

— Вот так фальшивая горничная вошла в дом и сделала дубликат ключа. Где вы держите ключи? — спросил Декер.

— На крючке у черного хода.

— Я видел на холодильнике календарь. Это ваше общее расписание?

— Да.

— А вот так они узнали, когда Эрла и Сэнди не будет дома до позднего вечера.

— Не могу поверить, что человек, который все это совершил, был в моем доме, — сказала Ланкастер, уставившись себе на руки. — Просто не могу поверить… — Она подняла взгляд. — Это значит, что Эрл видел убийцу. Может…

Декер покачал головой.

— Этот человек уже давно не похож на любое описание, которое сможет выдать Эрл. Они для этого слишком умны, Мэри.

Декер встал и посмотрел на Ланкастер. Джеймисон последовала его примеру.

— С вами здесь все будет в порядке? — спросил он.

— Мы будем в безопасности, если ты об этом.

— Сейчас я говорю именно об этом.

— Мне повезло, Амос. Моя семья жива.

— Мэри, это было предупреждение. Для меня. Я не сделал того, что они от меня хотели. Больше предупреждений не будет. И это значит, что мне нужно схватить их, прежде чем они доберутся до кого-то еще.

Он повернулся к выходу.

— Куда ты сейчас собираешься?

Ланкастер смотрела на него так, будто он последний оставшийся на земле человек, не считая ее самой. Если б Декер был способен к сопереживанию, сейчас он был бы глубоко тронут.

— Еще раз взглянуть на видео.

— Какое видео?

— С человеком, который вылезает из машины.

Глава 51

Амос пересмотрел видео на ноутбуке еще с десяток раз, в нормальном и замедленном темпе. Потом откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Она подходит.

Берет заказ.

Приносит пиво.

Уходит.

Потом он увидел ее еще раз; она прохаживается вдоль стойки — стройные бедра заманчиво покачиваются — и исчезает в глубине помещения.

Потом он увидел ее еще раз. Здесь. На экране.

Вылезает из машины. Снова, снова и снова.

Все увиденное прокручивалось у него в голове. Декер раз за разом рассматривал ее тело, с головы до ног. Сосредотачивался на маленьком кусочке лица, который попал в кадр.

И тут оно щелкнуло. Его ЦВМ наконец-то выдал результат.

Декер открыл глаза и увидел, что рядом стоит агент Богарт. Он и Джеймисон тоже были в библиотеке Мэнсфилда.

— Вы заезжали к Ланкастер? — спросил агент ФБР.

Декер кивнул, все еще размышляя над картинками в своей голове.

— Как она?

— Ваш самолет где-то поблизости?

Богарт удивленно посмотрел на него и присел на край стола.

— Да, а что?

— Я смогу им воспользоваться?

— Если я распоряжусь, сможете. А в чем дело?

Декер встал.

— Нам нужно в Чикаго.

— Вы же недавно там были…

— Еще раз.

— Вы нашли след? — Богарт посмотрел на экран ноутбука с осязаемым энтузиазмом.

— Я нашел след.

— Я тоже могу поехать? — быстро спросила Джеймисон.

Агент взглянул на нее, потом на Декера. Тот пожал плечами.

— Ладно, — ответил Богарт, — но имейте в виду, ФБР вам не какая-нибудь гребаная авиакомпания. И ни слова в печати.

— Я ушла из газеты.

— Что? — сказал Декер. — Почему?

— Сейчас я занята на этом деле полный рабочий день. У меня нет времени на репортерские обязанности. И, честно говоря, пришло время двигаться дальше. — Она встала и подхватила сумку. — Ну, пошли. Давайте, шевелитесь.

И вышла из комнаты.

Богарт посмотрел на Декера.

— Вот это нечто… Чем вы ее заслужили?

— Пока сам не соображу, — ответил Амос.

* * *

Самолет приземлился на частной полосе к югу от Города Ветров.^[22] Там они сели во внедорожник и направились в новую штаб-квартиру Института когнитивных исследований. Институт размещался теперь в трехэтажном здании в офисном парке, спроектированном по образцу кампусов, примерно в часе езды от Чикаго.

Богарт показал свое удостоверение ФБР женщине за стойкой. Это вызвало цепную реакцию, в результате которой их проводили в конференц-зал в дальней части здания, раскрашенный в спокойные цвета.

Следом в зал вошел мужчина в темном костюме-тройке, розовой рубашке и желтом галстуке-бабочке в зеленую крапинку. Он посмотрел на Богарта, который показал удостоверение и представился. Затем Даррен Маршалл увидел Декера.

— Амос Декер?

Тот встал и пожал ему руку.

— Доктор Маршалл.

— Прошло… сколько, двадцать лет?

— Плюс два месяца, девять дней и четырнадцать часов, — автоматически сказал Декер.

Результат выскочил с такой скоростью, что Амос даже не осознал процесса. Это уже не казалось ему странным. Просто… просто теперь он был таким.

— Разумеется, поверю вам на слово, — сказал Маршалл и взглянул на Богарта. — Амос был исключительным случаем.

— Не сомневаюсь. Но мне ничего об этом не известно.

Следом Маршалл посмотрел на Джеймисон:

— А вы тоже из ФБР?

— Нет. Я просто неравнодушный гражданин, который хочет помочь.

Эта реплика слегка ошеломила Маршалла.

— Исключительный случай? — подтолкнул его Богарт.

Декер лаконично произнес:

— Я перенес травму головы. Это изменило работу моего мозга. Сделало его более эффективным в некоторых аспектах. — Он помолчал. — Искусственный савант — скажем так; в отличие от вашего брата.

Богарт кивнул, пристально глядя на него.

— Ясно. Хорошо, я понял.

— Не могли бы вы рассказать мне, в чем вообще дело? — попросил Маршалл.

Декер объяснил Маршаллу ситуацию и не успел еще закончить, как тот медленно кивнул.

— Я слышал, конечно, о бедняге Сайзморе, но не знал, что это связано с тем… ужасным событием в Берлингтоне.

— Мы говорили об этом с доктором Рабиновичем, — уточнил Декер.

— А, так вот почему Гарольд звонил, — сказал Маршалл. — Я был так занят, что до сих пор не перезвонил ему.

— Это связано и с другими событиями, еще ужаснее, — встрял Богарт. — Но сейчас мы их обсуждать не будем.

Он выжидающе посмотрел на Декера.

— Наш убийца почти наверняка мужчина, — начал Амос. — У него есть партнер, человек, называющий себя Себастьяном Леопольдом.

— Никогда о таком не слышал. Но вы считаете, это как-то связано с институтом?

— Учитывая, что они очень тщательно раскладывали следы, приведшие меня сюда, — да. Добавим к этому факт убийства доктора Сайзмора.

— И вы точно знаете, что они связаны? В смысле, смерть Сайзмора и все остальное?

— В его доме было оставлено сообщение. Специально для меня.

Маршалл, явно сильно расстроенный, обмяк на стуле.

— Господи, просто не могу в это поверить…

— В моей группе в институте была женщина, Белинда Уайетт, — сказал Декер.

— Да, я ее помню.

— Она была одной из протеже доктора Сайзмора.

— Хм, мы здесь не поощряем подобные отношения.

— Но это не значит, что такого не случается. Верным ли будет предположение, что доктору Сайзмору предложили уйти именно из-за его отношений с пациентами? Возможно, с пациентками?

— Я не могу обсуждать эту тему.

Богарт подался к Маршаллу.

— Доктор Маршалл, мы выслеживаем убийцу, на счету которого очень много жертв, включая группу старшеклассников и одного из моих агентов. Этого человека нужно остановить. Поэтому, при всем уважении к вашим принципам, мы будем признательны за любую оказанную нам помощь.

Маршалл нервно выдохнул.

— Ну, я могу сказать, что Сайзмор перешел профессиональную грань в отношениях с женщиной в институте примерно в то время, когда его попросили уйти. Я действительно не могу вдаваться в подробности.

— Не беспокойтесь, он не подаст на вас в суд, — заметил Богарт. — Он лежит в морге. — Посмотрел на Декера. — Вы думаете, у Сайзмора могли быть такие же отношения с этой Уайетт?

Амос, пропустив его вопрос мимо ушей, обратился к Маршаллу:

— Что с ней случилось?

— Мне нужно посмотреть записи.

— Будьте добры.

— Это очень скользкая территория, профессионально говоря.

— Доктор Маршалл, пожалуйста, просто посмотрите записи.

Тот встал, снял трубку с телефона, стоящего на тумбе, и сказал несколько слов. Через пять минут в комнату вошла женщина с пухлой папкой. Она вручила папку Маршаллу, развернулась и вышла.

Доктор надел очки и заявил:

— Мне нужно просмотреть эти документы.

— Приступайте, — ответил Богарт. — И не торопитесь.

Прошло двадцать минут. Наконец Маршалл поднял взгляд.

— Хорошо, что вы хотите узнать?

— Сколько ей тогда было лет? — спросил Декер.

— Шестнадцать.

— Она была гипер?

— Да, экстраординарные способности. В действительности, близкие к вашим. Но, в отличие от вас, у нее не было признаков синестезии.

— Что делало мой случай более интересным, — заметил Декер. — За счет двойственности.

— И того, как вы ее получили. Травма головы на футбольном поле. Никогда прежде такого не видел. И сильно сомневаюсь, что увижу второй раз.

Богарт посмотрел на Декера.

— Вот, значит, как это случилось…

Джеймисон кивнула ему:

— Да.

— Она это знает, а я — нет? — возмутился Богарт.

— У нас с ним была длинная поездка, — пояснила Алекс.

Декер обратился к Маршаллу:

— Как Белинда получила свои способности? У нас были групповые сессии, но этот вопрос ни разу не поднимался. Ходили всякие разговоры, так что о моей ситуации кое-кто знал, но Белинду не упоминали ни разу.

— Ну, вашу биографию тоже не следовало раскрывать. А у Белинды все было еще… сложнее.

— Насколько сложнее? — спросил Богарт.

Когда Маршалл ничего не ответил, агент ФБР произнес:

— Я не хочу играть грубо, но могу в течение часа получить на вас вызов в суд. Однако за это время они могут убить еще кого-нибудь.

Маршалл посмотрел на Декера.

— Вы действительно считаете, что это связано с теми убийствами?

— Я не считаю, я знаю.

Доктор снял очки и отодвинул папку.

— Белинда Уайетт была подростком из сельской глуши в Юте. Когда ей было шестнадцать, она, говоря прямо, пережила групповое изнасилование, причем разными способами, и тяжелые побои. Потом ее бросили умирать.

Богарт кинул взгляд на Декера, но тот не отрывался от Маршалла.

— То есть она перенесла мозговую травму, связанную с полученными побоями, и вышла из нее с гипертимезией, — сказал Амос.

— Да. Кроме того, как вы догадываетесь, она перенесла тяжелейшую психическую травму, — добавил Маршалл. — Причем без надежд на полное восстановление. Ущерб, как эмоциональный, так и физический, остался с ней навсегда. В частности, она лишилась способности зачать ребенка.

— Господи, — выдохнула Джеймисон.

— Погодите, Декер, — встрял Богарт. — Я не поспеваю. Уайетт — девушка. Она не может быть нашим стрелком. Он — парень.

— Она может быть нашим стрелком. Она и есть наш стрелок.

Богарт резко глянул на него.

— И как вы это вычислили?

Декер посмотрел на Маршалла.

— У Белинды были и другие проблемы, верно? Помимо перенесенных побоев и изнасилования? Возможно, с сексуальной ориентацией?

— Даже не представляю, как вы могли об этом узнать, — изумленно произнес Маршалл. — Насколько мне известно, это не упоминалось ни на одной сессии.

— Я не смогу объяснить, как именно у меня в голове складываются факты. Линия подбородка, изгиб бедра, руки… Поведение и пластика… Все перемешалось. Как кусочки головоломки.

— Амос, у вас действительно необыкновенный разум.

— И поэтому ее насиловали и избивали? Я полагаю, что двадцать лет назад в Юте, да еще в глуши, такой человек был не слишком популярен.

— Я не был посвящен в детали преступления, но да, возможно, дело именно в этом. По правде говоря, я не знаю, насколько мы, как общество, продвинулись вперед. Полагаю, что подобное состояние до сих пор может спровоцировать резкую и абсолютно неадекватную реакцию.

— Как именно описали ее состояние? — спросил Декер.

Маршалл собирался запротестовать, но сдался.

— Двадцать лет назад Белинду Уайетт классифицировали как страдающую истинным гермафродитизмом.

— В смысле, как гермафродит? — уточнила Джеймисон.

— Да, — ответил Маршалл. — Сейчас этот термин не используется, поскольку считается неуважительным. Сегодня мы называем такое состояние «интерсексуальность» или НПР, нарушение полового развития. При этом отмечается несоответствие внешних и внутренних половых органов, то есть семенников или яичников, либо наличие женских хромосом, но мужских половых органов или наоборот. Существует четыре категории такого состояния. Белинда технически принадлежала к группе, называемой «истинные гонадные интерсексуалы».

— И что это означает? — спросил Декер.

— Что у человека есть и яичники, и семенники. У Белинды были как XX, так и XY-хромосомы. Кроме того, у нее один яичник и один семенник. Как вы догадываетесь, с этим нелегко жить. Медицинское сообщество прошло долгий путь и способно помочь человеку справиться с этой ситуацией, сделать выбор посредством хирургии или иными способами. Двадцать лет назад чаще всего сразу выбирали хирургию и делали пациента женщиной вместо мужчины, поскольку это более простая операция. Сейчас мы знаем, что на это влияет множество других факторов. Зачастую лучше подождать, разобраться в ситуации конкретного человека и дать пациенту возможность значительно повлиять на окончательное решение. В конце концов, это их тело и их жизнь.

— А двадцать лет назад?

— Тогда все было иначе, — ответил Маршалл. — А люди бывают исключительно невежественными. И очень жестокими. Уайетт было шестнадцать, она училась в школе. Достаточно опасное время для многих молодых людей, которые еще не знают, как справиться со своими… биологическими отличиями от ровесников.

Джеймисон мрачно заметила:

— Видимо, те, кто ее насиловали и избивали, знали об ее отличии. И принадлежали к невежественной разновидности. Решили преподать девочке урок?

— Скорее всего, да.

— А ее родители? — спросил Декер.

— Поскольку она еще не была совершеннолетней, для приезда в институт потребовалось их разрешение.

— Они когда-нибудь навещали ее?

— Нет.

— Почему?

— Выражаясь деликатно, я бы отнес их к невеждам.

— Господи, родители бросили ее именно тогда, когда она сильнее всего в них нуждалась, — сказала Джеймисон.

— То есть они считали свою дочь чем, уродом? — спросил Декер.

— Я несколько раз говорил с ними по телефону. Не думаю, что их беспокоила ее судьба. Весьма неприятные люди.

— А почему у вас оказалась вся медицинская информация о пациентах? — спросил Богарт. — Я полагал, вы изучали только когнитивные проблемы.

— Мы смотрим на задачу шире. Да, наша основная цель — исследование разумов, которые были или стали исключительными вследствие различных факторов. Но, кроме того, мы врачи. Пациенты, с которыми мы работали, вроде Белинды или Амоса, перенесли серьезные травмы, что, в свою очередь, заметно изменило их мозг. Нам нужно было знать их полную историю болезни, чтобы лучше понимать причины этих изменений и, как мы надеялись, помочь им справиться, по сути, с новой жизнью.

Он посмотрел на Декера.

— Амос, я знаю, что после вашего ухода мы больше не следили за вами. Это недостаток нашей методики, но сейчас он исправлен. Даже если вы нас покинули, мы можем продолжать поддерживать вас.

— Ваша помощь была очень ценной, — сказал Декер. — Она дала мне возможность справиться своими силами.

— Весьма рад это слышать. Что же касается Белинды, то ее случай был крайне сложным, даже если б ей не пришлось перенести… У меня было несколько откровенных бесед с врачом из Юты, который наблюдал ее и поставил ей предварительный диагноз. Это единое целое, особенно когда речь идет о разуме, поэтому нам требовалось понять абсолютно все. Ее родители не возражали. Думаю, им просто хотелось умыть руки, — добавил он с гримасой.

— Белинда перенесла операцию, сделавшую из нее мужчину? — спросил Декер.

— Не знаю. Могу только сказать, что ни до, ни во время ее пребывания в институте такую процедуру не проводили.

— Вы что-нибудь слышали о ней с тех пор, как она выписалась?

— Ни слова.

— У вас есть адрес Белинды?

— Нет.

— А ее родителей?

— Да, в документах, но он пятнадцатилетней давности.

— Ничего, мы его возьмем, — сказал Амос.

Глава 52

Декер сидел за столиком и смотрел в окошко. Джеймисон устроилась напротив и нервно поглядывала на него. Пытаясь поднять настроение, она сказала:

— Ладно, должна признать, эта штуковина круче моего «Судзуки».

— Вы говорите о своей клоунской машинке? — отозвался Декер, по-прежнему не глядя в окошко.

Они летели на высоте сорока одной тысячи футов со скоростью пятьсот миль в час на холеном трехмоторном «Фалконе» Бюро.

Декер оторвался от иллюминатора, когда Богарт поставил перед ними по чашке кофе и уселся напротив Декера. Агент ФБР расстегнул пиджак и глотнул из чашки.

Джеймисон обвела взглядом роскошный салон.

— Классная тачка.

Богарт кивнул.

— Ради таких дел Бюро снимает все ограничения. — Он взглянул на Декера, который опять уставился в окно. — Значит, вы получили удар на футбольном поле, и это навсегда изменило вашу жизнь?

— Это изменило мой мозг, а вместе с ним — мою жизнь.

— И, опять же, вы не хотите об этом говорить?

Декер не ответил.

— Как вы думаете, что мы найдем в доме Уайеттов в Колорадо? — спросила Джеймисон, нервно поглядывая на обоих мужчин.

— Любая находка расскажет нам нечто, чего мы не знали раньше, — ответил Декер. — И на шаг приблизит нас к Белинде Уайетт.

Богарт снова приложился к чашке.

— Что заставило вас посмотреть в сторону Уайетт? Мы искали мужчину, а она — женщина, или была ею, когда вы встречались.

В ответ Декер открыл ноутбук и повернул его так, чтобы агент ФБР видел экран. Потом запустил видеозапись. Богарт смотрел на бегущие кадры, потом обернулся к Амосу.

— О’кей, это женщина, которая вылезает из машины. Официантка из бара. Сообщница Леопольда. Возможно, Белинда Уайетт. На мой взгляд, она определенно кажется женщиной.

— Вы заметили, как этот человек вылезает из машины?

Богарт взглянул на экран.

— Вы сказали, это был парень, переодетый женщиной. Но сейчас, когда нам известно, что Уайетт — интерсексуал, мы не можем сказать, мужчина она или женщина. Так что, возможно, она выглядела женщиной просто потому, что является женщина. Она могла не делать операцию.

— Все верно. Она может быть ровно тем, кем была двадцать лет назад. Нам известно, что Леопольд не мог совершить убийства. Если его партнер — Уайетт, остается только она. Она и есть стрелок.

— Хорошо, но я все равно не понял, зачем нужно было смотреть, как она вылезает из машины. Просто выставила ноги наружу и встала. Как любая девчонка или парень.

— Нет, не как парень. Совсем не как парень.

— Не улавливаю.

— Повернитесь боком и встаньте, как будто вы вылезаете из машины.

— Что, сейчас?

— Да, сейчас.

— Декер!

— Просто сделайте это.

Богарт выглядел рассерженным, но повернулся и выставил ноги в проход. Он уже собирался встать, когда Декер остановил его.

— Посмотрите на ноги.

Богарт уставился на свои расставленные ноги.

— И что с ними? Я выставил их в проход, иначе я не смогу подняться. Человек на видео сделал то же самое.

— Посмотрите на расстояние между бедрами.

Богарт взглянул на большой зазор между ногами:

— И что?

— Теперь посмотрите на экран.

Богарт взглянул на экран. Бедра человека почти касались друг друга.

— Обратите внимание на руку, — добавил Декер.

Рука втискивалась в узкую щель между бедрами, прижимая край юбки.

— Ваши ноги широко расставлены, а рука находится где угодно, но только не рядом с ними.

— Ну, она же в юбке, а я — нет.

— Это не важно. Вы — мужчина, и что бы вы ни надели, вы не станете так делать. Вы раздвинете ноги и встанете. А теперь возьмите этого человека в проулке. Там больше никого нет, никто не заглянет под юбку. Тогда зачем сдвигать ноги? Зачем придерживать рукой юбку?

— Сдаюсь. Так зачем?

— Это разница в воспитании мужчины и женщины. Женщины делают это движение автоматически. Оно укореняется в них с ранних лет, как только они начинают носить сарафан и колготки, а потом — платье или юбку. Моя жена учила этому движению нашу дочь, когда та была еще маленькой девочкой. Так делает каждая мать. Но парни об этом не задумываются. Никогда. Парни не беспокоятся о людях, которые могут смотреть, поскольку они сами и есть эти люди.

Богарт посмотрел на свои ноги, потом на руку и, наконец, перевел взгляд на экран, где замершее изображение демонстрировало все то, что объяснил Декер. Он посмотрел на Джеймисон, которая внимательно прислушивалась к разговору. Прежде, чем Богарт успел что-то сказать, она выставила ноги в проход. На женщине была юбка. Ее колени были сдвинуты, а рука занимала то же положение, что и у человека на видео.

— Это вбито в нас, агент Богарт, — заметила она. — В точности как сказал Декер. Все происходит рефлекторно, особенно когда женщина в юбке.

— Так, давайте разберемся, — воскликнул Богарт. — Декер, вы хотите сказать, что наш стрелок — женщина?

— Я говорю, что если наш стрелок Белинда Уайетт — а я считаю, что так оно и есть, — то она сохранила мышечную память с того времени, когда воспитывалась как девочка. Возможно, она сделала операцию и сейчас стала мужчиной, я не знаю. По иронии судьбы, сейчас ей это может нравиться, потому что после стольких лет, когда ее считали уродом из-за неопределенности пола, она может пользоваться этой особенностью к своей выгоде. Она — гендерный хамелеон. Может играть обе роли. И это обеспечивает ей очень эффективную маскировку.

Богарт сдвинул ноги обратно и облокотился на столик. Джеймисон последовала его примеру.

— Почему вы думаете, что она убила Сайзмора? — спросил Богарт.

— Это еще одна причина, по которой я сосредоточился на Уайетт. Она была его любимицей. Он ясно дал мне это понять. Он ничего не говорил о ее прошлом, но проводил с ней много времени.

— Хорошо, но тогда почему она его убила?

Декер разочарованно посмотрел на Богарта.

— Но это же очевидно. Он соблазнил ее и занимался с ней сексом, пока она была в институте.

Богарт и Джеймисон вытаращились на него.

— Вот черт, — сказала Алекс. — В этом есть смысл. Сайзмор был мешком с дерьмом. Его выставили из института за те же дела с другой пациенткой.

— То есть он соблазнил физически и эмоционально ослабленную девушку-подростка, — произнес Богарт, — когда та находилась в исключительно уязвимом состоянии, просто чтобы потрахаться?.. Какая прелесть.

Декер ничего не ответил. Он опять смотрел в окно.

— Вы ничего не упускаете, — отметил специальный агент.

— Если я что-то вижу или слышу, оно всегда остается со мной.

— А если кто-то солжет вам? — заинтересовалась Джеймисон. — Вы запомните это, но необязательно как ложь, верно?

— Если только оно не будет противоречить какой-то предшествующей информации. Иначе я начну размышлять, что правда, а что нет. Мелкие детали часто приводят к большим результатам. Люди редко лажают по-крупному. Они проваливаются на мелочах.

— А Леопольд? Как эти двое пересеклись?

Декер отвернулся к окну и стал следить за пролетающими облаками.

У него не было ответа на этот вопрос.

Возможно, он никогда его не получит.

Белинда Уайетт и Себастьян Леопольд. Трудно представить себе настолько разных людей. Но, как и двое убийц в «Хладнокровном убийстве» Трумэна Капоте, объединившись, они были способны на немыслимое для любого из них в отдельности.

И Декер задавался вопросом, что же они сейчас замышляют.

Глава 53

Адрес в Колорадо привел их к подножию Скалистых гор. В конце длинной асфальтированной дороги, перекрытой автоматическими воротами, стоял одинокий дом. Но это был серьезный дом, практически поместье.

Внедорожники медленно катились к нему. Когда самолет приземлился в частном аэропорту, их встретила группа ФБР из Денвера. Богарта, Декера и Джеймисон сопровождали восемь агентов. Местная полиция осталась стеречь дорогу.

— Глухое местечко, — заметил Богарт, когда впереди показался большой двухэтажный дом.

— А вы ожидали другого? — поинтересовался Декер.

Когда машины остановились, агент посмотрел на Джеймисон.

— Вы останетесь здесь.

— Ладно. Декер тоже не разрешил мне пойти с ним в дом Сайзмора.

— Что ж, я рад оказаться в одной лиге с мистером Декером, — парировал Богарт. — Пока мы всё не прочешем, сидите здесь.

Они вылезли из машин, и группа быстро окружила дом. Сбоку от него стояло отдельное строение, похожее на четырехместный гараж. На заднем дворе был бассейн, укрытый на зиму. Никаких других зданий. И ни одной машины.

— Это место выглядит заброшенным, — сказал Богарт. — Территория слишком запущена для такой симпатичной резиденции.

— Посмотрим, — отозвался Декер.

Воздух был холодным, дыхание тут же превращалось в пар.

Двое агентов пошли к гаражу, остальные направились к дому. Трое обошли его с тыла, остальные перекрыли фронт. Богарт с Декером подошли к входной двери. Богарт постучал, назвался, сообщил, что у него есть ордер на обыск, и попросил открыть дверь. В ответ он получил только тишину.

Агент начал обратный отсчет, связавшись по телефону с группой позади дома.

Обе двери были вынесены гидравлическими таранами.

Агенты, рванувшись внутрь, прочесывали комнаты, одну за другой, пока не собрались у лестницы. Потом поднялись наверх, проверили шесть спален и остановились в последней.

— Ни хрена себе! — произнес один из агентов, опуская оружие.

Богарт и Декер вошли в комнату и уставились на два кресла, стоящих в смежной с главной спальней гостиной.

В креслах сидели два тела, плотно завернутые в полиэтилен. Сквозь тонкий пластик виднелись лица, мужское и женское.

— Мистер и миссис Уайетт, как вы думаете? — спросил Богарт.

— Все возможно, — ответил Декер.

* * *

Восемь часов спустя криминалисты и медэксперт закончили работу. Тела были идентифицированы как Лейн Уайетт и его жена Эшби. Время смерти определить не удалось, поскольку тела были бальзамированы.

— Мерзкая штука, — сказал медэксперт. — Но грамотно проделана. Тут потрудился человек с опытом в таких делах.

— Значит, им выпустили кровь и закачали раствор? — уточнил Богарт.

Эксперт кивнул.

— А потом завернули в пластик и, похоже, использовали какой-то источник тепла, чтобы стянуть, а потом и запечатать пленку. Возможно, фен. В сочетании с бальзамированием хорошо сохраняет тела. Воздух не может попасть внутрь. Тела в замечательном состоянии.

— И как долго они здесь пробыли?

— Я попытаюсь определить для вас окно ВС, но это дело не легкое.

— Машинам в гараже от двух до четырех лет, номера действующие, — сказал Богарт. — У продуктов в холодильнике истек срок годности, но они не слишком древние. И дом в относительно хорошем состоянии. Я не думаю, что они мертвы несколько лет, если только тут не жили другие люди, пока хозяева лежали в своих «пакетах». — Он посмотрел на медэксперта. — Причина смерти?

— Не очевидна. Заметных ран на телах нет. Возможно, яд, но явные признаки давно исчезли. В тканях могут остаться следы. И я попробую взять у них образцы крови. Обычно что-то остается, даже после бальзамирования.

— Постарайтесь отыскать все, что возможно, — напутствовал его Богарт.

Медэксперт кивнул и вышел.

Агент ФБР повернулся к Декеру и Джеймисон, которые сидели за столом и перебирали бумаги, вынутые из коробки из-под обуви. Богарт присел напротив Амоса.

— Ну, по крайней мере, здесь нет загадочного сообщения для вас, написанного на стене.

Декер рассеянно кивнул.

— Вряд ли они ждали, что мы доберемся сюда. На самом деле, это хорошая новость.

— Чем?

— Она означает, что они могут ошибаться. И что мы сокращаем разрыв. Черепаха и заяц, помните?

— Но зачем оставлять тела в таком виде? Кто-то ведь мог их найти.

Декер посмотрел на него.

— Исходя из того, что выяснили ваши люди, Уайетты вышли на пенсию. У них не было других родственников, кроме дочери, и не было друзей. Они держались замкнуто.

— То есть их никто не хватился, — сказал Богарт. — По крайней мере, до сих пор.

— Нам нужно проверить, не пользовались ли они для бассейна услугами сервисной компании. Бассейн подготовили к зиме пару месяцев назад. Если сюда приезжали люди из компании, они могли видеть Уайеттов.

— Хорошая идея.

— У Уайеттов были деньги, — сказал Декер. — Это место больше десяти тысяч квадратных футов. А в гараже стоят «Рейнджровер», «Ауди А8» и «Мерседес S500».

— Счастье за деньги не купишь, — заметила Джеймисон.

Богарт посмотрел на бумаги.

— Что у вас тут?

— Письма Белинды родителям, когда та была в институте, — ответила Джеймисон. — Ваша группа нашла эту коробку в шкафу, среди всякого барахла.

— И что в них говорится?

— Если кратко, — сказал Декер, — то это письма от напуганной молодой женщины, которая умоляет родителей приехать к ней. Приехать и забрать ее домой.

— Маршалл сказал, они ни разу ее не навестили.

— И письма остались без ответа.

— Маршалл говорил, что они были невежественными людьми и не заботились о ней. Интересно, почему они сохранили письма?

— Из-за этого, — ответил Амос.

Они с Джеймисон разложил письма на столе. На обороте каждой странице стояла одна заглавная буква. Вместе и в правильном порядке они складывались в слова.

— «Я УБЬЮ ИХ ВСЕХ», — прочитал Богарт. — Итак, она убьет их всех. Подразумеваются люди, которые ее изнасиловали?

— Или люди, которые ее оскорбили, — сказал Декер, взглянув на Джеймисон. — Или люди, как-то связанные с теми, кто ее оскорбил.

— И вы по-прежнему не знаете, почему Уайетт внесла вас в этот список?

— Нет. Но моя жена и специальный агент Лафферти были изуродованы. Не изнасилованы, но сексуально изуродованы.

— Однако Белинду изнасиловали. А миссис Уайетт не изуродована.

— Так и должно быть. Это началось не с нее. И она не была связана со мной.

— То есть все возвращается к вам. Опять к вам.

— Декер сказал, что вы были аналитиком в Куантико? — обратилась к Богарту Джеймисон.

— Верно.

— У меня есть приятель в ППНП.

— У нее вообще много друзей, — сухо прокомментировал Декер.

— Программа предотвращения насильственных преступлений, — сказал агент. — Да, я был приписан к ней в течение двух лет.

— Значит, вы наверняка уже видели что-то подобное, — продолжила Джеймисон.

— Да, и немало, — кивнул Богарт.

— Хорошо, тогда давайте разберемся. Что может символизировать такое увечье?

Богарт сложил руки в замок.

— В действительности, мотивов уродования женских половых органов может быть много. В некотором смысле это рог изобилия психозов. Фрейд просто смаковал эту тему. Я сталкивался со многими делами, в которых фигурировали подобные увечья. Во всех случаях речь шла о серийных убийцах.

— Тогда приведите нам несколько примеров таких мотивов, — попросил Декер.

Богарт наклонился над столом, его голос стал тише, но жестче:

— Это может быть символом ненависти к женщинам и тому, что они олицетворяют, — материнству, явлению новой жизни. Грубовато выражаясь, женские половые органы — ворота родовых путей. Я видел убийц, которые уродовали женщин, поскольку были брошены собственными матерями. Или терпели какие-то обиды, а матери это допускали. Матери предназначены защищать своих детей, всегда быть рядом. Когда они этого не делают, в мире может появиться сильно искаженный разум. Увечье — способ закрыть ворота, навсегда перекрыть родовые пути, будто убийство еще не решило эту задачу. Но таким людям кажется, что они делают нечто хорошее.

— Им кажется, что теперь у этой женщины не родится новый ребенок, — сказал Декер. — И он не будет брошен или обижен.

— В точку.

— Родители Белинды бросили ее в институте на произвол судьбы, — вмешалась Джеймисон. — Ни разу не приехали к ней. Не обращали внимания на просьбы забрать ее оттуда. Могла ли она считать, что мать не защитила ее от пережитого изнасилования и избиения?

— Возможно, — ответил Богарт. — Даже вероятно. Особенно если и потом ее не поддержали.

— Но тогда почему ее послание адресовано мне? — спросил Амос. — Почему цель — моя семья, знакомые мне люди? Как я подхожу к этой схеме? Я не помню, чтобы хоть раз заговорил с ней.

— Декер, мы обсуждаем больной разум. Не существует способа понять, что творится у нее в голове. Это началось не с вас. Оно началось тогда, когда ее изнасиловали и едва не убили. Потом ее бросили родители. Но прежде всего оно началось с ее состояния и реакции на него людей. У нее никогда не было нормальной жизни.

— Еще есть Леопольд, — заметил Джеймисон. — Давайте не будем забывать о нем.

— Еще есть Леопольд, — повторил Богарт. — Декер, вы по-прежнему убеждены, что он партнер Белинды? Я хочу сказать, вы не видели его с тех пор, как он вышел из бара. Я помню, вы говорили мне об официантке — предположительно Белинде — и ее поездке на позаимствованной у бармена машине, но у вас нет твердых доказательств, что она действительно подобрала Леопольда. Она могла просто поехать по каким-то своим делам.

Декер покачал головой.

— Она ушла из бара, как только вернула машину на место. Ее не присылало агентство. Она была там, чтобы подхватить Леопольда. Именно он выбрал этот бар. Так что Леопольд, несомненно, соучастник. Он признался в преступлении, которого не мог совершить. И знал об этом. Он хорошо изобразил неуравновешенную личность, но, сидя в баре, продемонстрировал несколько мгновений здравого рассудка, и не случайно, а намеренно. Он сыграл грамотно, точно зная, что делает.

— Но зачем Леопольд вообще сделал признание?

— Это был их первый залп. После убийства моей семьи. Чтобы привлечь мое внимание. Они понимали, что я узнаю об этом и начну разбираться. Заманивали меня в свою игру.

— Хорошенькая игра, — с отвращением заметил Богарт. — Но между убийством вашей семьи и нападением на школу прошло много времени.

— Им нужно было все спланировать. Разузнать о подземном проходе, других вещах…

— Но кто у них главный? — спросила Джеймисон. — Уайетт или Леопольд? И как они встретились? Откуда он взялся? И как они выработали весь замысел?

— Хорошие вопросы, — отметил Декер. — К сожалению, у нас нет на них ответов.

— Мы не получили ни одного совпадения по криминальным базам данных, — сказал Богарт. — Если запись об этом парне есть, мы не можем ее найти.

Декер вскинул голову.

— По криминальным базам?

— Да, там, где мы обычно ищем преступников. Мы пропустили отпечатки Леопольда через IAFIS, крупнейшую в мире криминальную базу данных. Мне ли не знать, раз уж это база ФБР.

— Но Белинда Уайетт была не преступником. Она была жертвой. Не исключено, что Себастьян Леопольд — тоже жертва. Возможно, так они и пересеклись.

Джеймисон взглянула на Богарта.

— Кажется, вы искали не в той базе.

Глава 54

Они прилетели обратно в Берлингтон, и Декера довезли до «Резиденс Инн». Декер пристально посмотрел на Богарта, потом покосился на Алекс.

Агент ФБР понял.

— Мисс Джеймисон, — сказал он, — мы будем рады вашему обществу в нашем безопасном доме.

Она ощетинилась.

— Что? Нет, я собираюсь…

— Любезно принять это приглашение, — прервал ее Богарт. — В противном случае мне придется отправить вас в тюремную камеру.

— Интересно, по какому обвинению?

— Публикация в газете заведомо ложных сведений и подстрекательство к беспорядкам против некоего Амоса Декера.

Джеймисон начала что-то говорить, но потом откинулась на спинку сиденья и хмуро процедила:

— Ладно, будь по-вашему.

Когда Декер начал вылезать из внедорожника, Богарт поймал его за руку.

— Как только мы получим что-нибудь на Леопольда из не криминальных баз, я сразу позвоню вам.

— И отправьте мне, пожалуйста, все, что вам удастся найти о прошлом Белинды Уайетт.

Богарт кивнул, и они уехали.

Декер поднялся к себе в комнату и сел на кровать. Он смотрел на пистолет у пояса и думал о той минуте, когда в его дверь постучал капитан Миллер. Застрелился бы он, если б не Миллер?

Стресс остался позади, и сейчас, когда в голове прояснилось, Амос знал, что Миллер был прав. Если он исчезнет, эта пара продолжит убивать. Если Декер чем-то оскорбил Белинду Уайетт, ее могли оскорбить и другие. Или они перейдут к перечню «оскорбителей» Леопольда.

Он закрыл глаза и мысленно вернулся к двум эпизодам, одному недавнему, а второму из далекого прошлого. Первым Декер выбрал давний и остановился на его картинках.

Белинда Уайетт. Высокая худая блондинка с андрогинной внешностью, все время испуганная. Казалось, у нее вовсе нет индивидуальности, настолько она была невидимой. И хотя ее разум обрел уникальные способности, Декер помнил, насколько девушке не хватало уверенности и самоуважения. Она едва открывала рот на групповых сессиях. Тогда Амос сочувствовал ей, насколько его измененный разум был на это способен.

Он сам был тяжело травмирован. Но он выходил на футбольное поле по своей воле, зная, что профессиональный футбол безумно жесток, гораздо ужаснее, чем представляется большинству твердолобых фанатов.

Белинду Уайетт насиловали, избивали, а потом бросили умирать. Над ней страшно издевались. И в этом не было ничего добровольного. У нее никто ничего не спрашивал. Ей пришлось справляться с труднейшей жизненной ситуацией. Когда были обнаружены тела ее родителей, стало окончательно ясно, что она причастна ко всем убийствам. И ничто в ее прошлом, сколь бы чудовищным оно ни было, не могло оправдать ее поступков. Но в этом следовало винить далеко не только ее.

Потом разум Декера сместился к недавнему прошлому.

Он сидел в камере напротив Себастьяна Леопольда. Амос вспоминал мельчайшие подробности поведения и внешности мужчины. Пустой взгляд, полное спокойствие, равнодушие к собственной судьбе после признания в тройном убийстве. Конечно, теперь Декер понимал, что Леопольд не боялся быть осужденным за это преступление: у него было железное алиби, предоставленное некем-нибудь, а полицией.

Значит, его семью убила Белинда Уайетт. И она же была мэнсфилдским стрелком. У Леопольда снова было алиби. И опять же предоставленное полицией.

В этой точке разум Декера замер. Полицией? Это важно? Значимо? Необходимо понять? Он не знал этого, поскольку у него не хватало информации.

* * *

Кадры в его голове перематывались взад и вперед, он перебирал каждое слово в разговоре с Леопольдом. Внезапно кадр замер, и Декер открыл глаза.

«Карошая штука».

Идеальная память не могла помешать его разуму — как и разуму любого человека — подставлять на место того, что есть на самом деле, то, что он считал правильным. И в тот раз Амос мысленно исправил Леопольда, хотя исправлять было нечего. Разум Декера решил, что он плохо расслышал. Карошая — хорошая. Подставил на место нужные звуки и двинулся дальше. Но он все расслышал. Иначе и быть не могло. Он сидел совсем рядом с мужчиной.

Декер схватил телефон и набрал Богарта.

— Вам нужно расширить поиск на международные базы данных и сосредоточиться на Европе. Свяжитесь с Интерполом. И поставьте на первое место Германию.

— Зачем? — спросил Богарт. — Откуда взялся международный уровень?

— Я кое-что неправильно запомнил. А сейчас вспомнил правильно.

Декер отложил телефон.

«Вообще-то я не пью. Но это хорошая штука». Любой американец может сказать эту фразу, но ни один не произнесет «хорошая» как отчетливое «карошая».

Слабые гортанные оттенки произношения в сочетании с резким, угловатым лицом Леопольда наводили на мысль, что он европеец — возможно, немец или австриец. Эти нации были достаточно однородными, в отличие от плавильных котлов вроде США, чтобы на протяжении многих поколений сохранять характерные особенности внешности.

Значит, Белинда Уайетт, определенно девушка местного розлива, возможно, ставшая парнем, объединила свои усилия с мужчиной-европейцем постарше. Как встретились два настолько разных человека? Как они вместе пришли к такому плану? Декер был уверен, что если им удастся установить истинную личность Леопольда, у них начнут появляться ответы на многие вопросы.

И тут, пока он размышлял над этим, ему в голову закралась другая возможность.

— «Севен-илевен», — вслух произнес он.

Это, несомненно, был ключ. Когда Ланкастер делала заметки во время допроса Леопольда, она рефлекторно интерпретировала это как название вездесущего магазина. Но крылось ли там что-то еще? Леопольд не хотел прямо сказать, что на самом деле речь идет о 711 по Дактон-авеню. Но он должен был понять, что Ланкастер неверно истолковала его слова. Она спросила, какой именно, и когда он уклонился от ответа, решила, что речь идет о ближайшем к дому Декера магазине. Однако Леопольд оставил все как есть. Он знал, что полиция и, что более важно, Декер отправятся туда проверить. Что Декер придет в тот магазин на Десалль и увидит то, что сможет разглядеть. И это значит…

Декер мог ошибаться. Но он так не думал. На самом деле, он думал, что абсолютно прав.

Амос вышел из комнаты и направился обратно в ночь.

Глава 55

Он потратил десять минут, наблюдая за магазином с другой стороны улицы. Люди входили и выходили. Машины приезжали и уезжали. Декер продолжал следить. Он следил, чтобы увидеть, не следит ли кто-нибудь за ним. Когда Амос окончательно в этом убедился, он быстро перешел улицу и подошел к двери. Сквозь стекло увидел все ту же женщину — она опять пересчитывала сигареты и ставила на листах галочки. Покупателей видно не было.

Декер открыл дверь, колокольчик звякнул. Женщина подняла взгляд. Спустя секунду она узнала посетителя. Внешность и размеры не позволяли забыть его — и, тем более, с кем-то перепутать.

— Вы вернулись, — сказала она.

— Вернулся, — сказал Декер.

Он шарил глазами по магазину. Его рука скользнула в карман, в котором лежал пистолет.

— Я должна вам сдачу за прошлый раз, — сказала она. — Кофе, булочка и газета не тянут на пять долларов.

— Оставьте себе. У вас долгий рабочий день. Утро, вечер…

— Рабочий день долгий, но я работаю в разные смены. Сегодня — в ночь.

— Как торговля?

— Сейчас — не очень. Мы много продаем по утрам, когда люди идут на работу. Кофе, сигареты, бургеры с сосисками. И «Ред Булл» галлонами.

— Когда я заходил к вам в первый раз, тут был еще один человек. Билли, верно? Он здесь?

Она покачала головой.

— Нет, его нету.

— Он здесь больше не работает, так? — сказал Декер.

— Откуда вы знаете? — удивленно спросила она.

— Когда он был здесь последний раз?

— В тот день, когда вы впервые зашли. Я разозлилась, когда он потом не вышел на работу. Мне пришлось трудиться и за него.

— У вас здесь есть его личное дело?

— Да. В подсобке.

— Могу я его увидеть?

— Нет. Правила компании.

— Вы можете назвать мне его фамилию?

— Зачем?

— Возможно, он тот, кого я ищу.

— Вряд ли.

Декер поднял свой телефон.

— Я могу вызвать сюда ФБР. Они будут через пять минут. И заберут все личные дела. — Он пристально посмотрел на женщину. — У вас американское гражданство?

Она побледнела.

— Нет, но у меня есть документы.

— Не сомневаюсь, что они в полном порядке. По крайней мере, я на это надеюсь. Разумеется, ФБР проверит. Они все проверяют. По два раза.

Женщина медленно положила пачку сигарет в ячейку и поставила галочку в листе инвентаризации. Декер видел, что она тянет время, пытаясь придумать подходящий ответ.

— Знаете… Моя рабочая виза может быть чуть-чуть просрочена.

— Прискорбно. Сами знаете, правительство зашло в тупик с иммиграционной реформой. Сейчас это скользкая тема. Уверен, вы все понимаете.

— А если я покажу вам дело Билли?

Декер убрал телефон.

— Тогда дело другое.

Женщина ушла в подсобку и через минуту вернулась с делом.

— Можете забрать его. Я сделала копию.

Амос подошел к двери, запер ее и перевернул табличку «Открыто» другой стороной.

— Что вы делаете? — воскликнула женщина.

Декер снова достал телефон.

— Через пару минут сюда приедет ФБР. Боюсь, магазин какое-то время будет закрыт.

— Я же дала вам дело.

— И я говорю вам спасибо. Но это разные вещи.

— Но что здесь будет делать ФБР?

— Искать любые следы Билли. И не волнуйтесь — ваш иммиграционный статус их не заинтересует.

— Но чем Билли так важен? Он же просто уборщик.

— Главным образом тем, что он не Билли. Его зовут Белинда.

* * *

Несколько часов спустя Богарт вышел из «Севен-илевен» и подошел к Декеру, который стоял на парковке и пил кофе, а вокруг него медленно кружился снег.

— Мы получили один хороший отпечаток, семь точек на ведре в кладовке, — сказал Богарт. — Мы прогнали его, но пока не получили совпадений. Это может быть отпечаток Уайетт или любого другого человека, который брался за ведро. И ее может не быть в базах. Хотя я так понимаю, что сейчас она — это он. Тот парень, Билли.

— Но она была изнасилована в Юте, по словам доктора Маршалла. В полиции должно быть досье на нее.

— Подумать только… Мы уже связывались с полицейским управлением ее родного города. У них нет сведений об изнасиловании Белинды Уайетт.

— Быть такого не может, — пораженно сказал Декер. — Она была изнасилована, избита и брошена умирать. Это изменило ее разум. По данной причине ее и отправили в институт. Вы же слышали доктора Маршалла. И он сказал, что разговаривал с доктором из Юты. Ее изнасиловали, избили и бросили.

— Ну, возможно, так все и было. Но она могла не заявить в полицию. Такое случается, Декер.

— Но почему?

— Задумайтесь над ситуацией. Маленький городок, где все обо всех знают… Она могла решить не подавать заявление.

— Или это решение приняли ее родители, — возразил Амос.

— Это больше похоже на правду, — признал агент ФБР.

Декер допил кофе и швырнул стаканчик в урну.

— Белинда была высокой для женщины, пять и одиннадцать, и тощей. Билли примерно того же роста и тоже худой, но жилистый. Примерно сто пятьдесят фунтов.

— И определенно парень?

— Думаю, да, хотя у него тоже андрогинная внешность. Белинда в институте выглядела примерно так же. Я уже дал описание вашему художнику. Сейчас они заканчивают рисунок.

— Как только он будет готов, мы можем распространить его по всему городу.

— Я бы пока придержал его для полиции и ФБР. И не распространял дальше. Они могут скрыться, если узнают, насколько далеко мы продвинулись.

Богарт не выглядел убежденным, но сказал:

— Ладно, сделаем по-вашему. Пока.

Он засунул руки в карманы и уставился себе под ноги.

— Мы нашли компанию в Колорадо, которая обслуживала бассейн Уайеттов. Они приезжали и укрыли бассейн два месяца назад, но никого не видели. Платежи поступают к ним из автоматической платежной системы. У них вообще все счета на автооплате. Им не нужно ни с кем встречаться. Так что это дохлый номер. Простите за каламбур.

— А Леопольд?

Богарт выдохнул облачко пара.

— Леопольд, да. Я до него добрался. Мы наконец-то получили совпадение.

— Его настоящее имя?

— Как это ни удивительно, Себастьян Леопольд. Вы были правы. Он австриец.

— А его прошлое?

— Еще выясняем. Но суть в следующем — его жена и дочь были убиты, а убийца так и не предстал перед судом.

— Когда он сюда приехал?

— Трудно сказать. Убийство произошло восемь лет назад. Думаю, в любое время после этого. Вряд ли он здесь легально. Но, опять же, мы не настолько придирчивы к европейцам, как к остальному народу.

— Если Леопольд прожил здесь всего лишь несколько лет, он относительно быстро избавился от акцента. Когда я говорил с ним, он допустил только один промах. Я могу посмотреть, что вы на него нашли?

— Я организую это. Где вы будете?

— В Мэнсфилде, в библиотеке.

— Вас туда подбросить?

— Сначала мне нужно заехать в еще одно место.

— Куда?

— Забрать моего напарника.

— Напарника? Это вы о Ланкастер? После того, что едва не случилось с ее семьей, она вряд ли с этим справится.

— Мэри справится.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю Ланкастер. Она крепче нас с вами вместе взятых.

Глава 56

Ланкастер и Джеймисон сидели напротив Декера в школьной библиотеке. Они ждали досье Леопольда. Амос уже посвятил Мэри во все, что они узнали.

— Богарт думает, что Белинда могла не подавать заявление в полицию, — сказал он. — Он считает, что ее родители могли не позволить ей этого.

— Мерзавцы, — гневно сказала Ланкастер.

— Суть в том, что ее травма оставила ей безупречную память. Она могла запомнить напавших на нее людей.

— Она могла и до того знать их, — заметила Джеймисон.

— Маленький городок в Юте, — ответил Декер. — Все знают всех.

— А в институте Белинда ничего не говорила? — спросила Ланкастер.

— Почти ничего. На групповых сессиях она никогда не упоминала о том, что с ней случилось. Я не знал, пока нам не рассказал доктор Маршалл. И, вполне возможно, на нее напали именно потому, что знали о ее интерсексуальности.

Ланкастер помотала головой.

— Я ни разу не слышала этого термина, пока ты мне не рассказал. Не могу представить, на что это должно быть похоже. Ты говорил, Маршалл сказал, что у нее один яичник и один семенник?

— Да.

— Полное дерьмо в школе. Какая-нибудь девчонка в раздевалке спортзала замечает ее интимные места — и тут же расходятся слухи… Просто кошмар.

Декер уставился на документ, лежащий перед ним на столе. Он только что заметил факт, который не соответствовал другому.

Ланкастер была хорошо знакома с таким взглядом.

— Ну, что?

Амос взглянул на нее.

— Доктор Маршалл сказал, что у него в документах есть адрес родителей Белинды пятнадцатилетней давности. Но она была в институте двадцать лет назад.

— Ну, может, они по какой-то причине поддерживали связь. Вряд ли Белинда пробыла там пять лет. Должно быть, новый адрес.

— Но Маршалл говорил, что Уайетты ни разу не навестили дочь в институте. Зачем ему вообще понадобился их новый адрес? Они переписывались?

Он достал телефон и набрал номер. Доктор Маршалл был на встрече, но перезвонил через пять минут.

— Да, Амос, вы правы, — сказал он. — Уайетты переехали, но мы поддерживали с ними связь еще примерно семь лет. И они прислали мне свой новый адрес, чтобы я мог время от времени писать им.

— Вы не упоминали об этом, когда мы вас расспрашивали.

— Я знаю. Простите. Но я очень серьезно отношусь к врачебной тайне. Я старался помочь вам, но не забывать о своем профессиональном долге.

— Вы сказали, они никогда не приезжали в институт. Поэтому я предположил, что их вообще не интересовала забота о ней. Кроме того, вы говорили, что применительно к состоянию Белинды относите их к категории невежественных людей.

— Совершенно верно.

— Почему у вас сложилось такое мнение? И как она вообще попала в институт, если ее родителей не заботило, что с ней случится?

— Я не думаю, что это была их инициатива.

— Тогда чья?

— Точно не знаю. Возможно, ее направил кто-то из врачей, когда стало ясно, что ее когнитивное состояние соответствует нашей области исследований. Даже двадцать лет назад у нас была национальная репутация, — с гордостью сказал он. — И достаточно средств, чтобы оплатить все ее расходы.

— Хорошо, но если Уайетты не причастны к ее появлению у вас, зачем они с вами переписывались?

Декер полагал, что знает ответ, но хотел услышать его от Маршалла.

— Ну, потому что они были напуганы. Амос, они боялись Белинды. По крайней мере, так они мне сказали. Вернувшись домой, в Юту, она совершенно изменилась. И не в лучшую сторону. По-видимому, наша работа в институте ей не помогла. Вскоре после этого Белинда ушла из дома. Но они получали от нее письма. Страшные письма. И потому они боялись.

— Что она… причинит им какой-то вред?

— Мне бы не хотелось строить предположения на этот счет.

— Тогда выскажите обоснованное умозаключение.

Он услышал, как Маршалл тяжело вздохнул.

— Хорошо. Я думаю, они боялись, что она собирается убить их.

«Ну, тут они не ошиблись», — подумал Декер.

— Вы можете продиктовать мне их старый адрес? В Юте? Он у вас есть?

Маршалл зачитал ему адрес. Амос поблагодарил и отключился. Затем открыл ноутбук и запустил поиск старого адреса по спутниковым картам. Он развернул ноутбук, чтобы Ланкастер и Джеймисон видели экран.

— Ну, обычный дом в обычном районе, — заметила Ланкастер. — Похож на мой.

— И на мой, — сказал Декер. — Но вопрос в другом. Новый дом Уайеттов в пять раз больше, с бассейном и отдельным четырехместным гаражом, набитом шикарными машинами.

Ланкастер наморщила лоб.

— А чем Уайетты зарабатывали на жизнь?

— По информации, которую откопал Богарт, он работал заместителем заведующего Департаментом регистрации транспортных средств. Миссис Уайетт была официанткой в закусочной.

— Серьезных денег они не заколачивали, однозначно, — сказала Джеймисон. — Как же они завели себе такой дом?

— Ну, для этого нужно проследить деньги, — ответил Декер.

Он снова достал телефон и озадачил Богарта. Закончив разговор, посмотрел на Ланкастер.

— Он проверит и сообщит.

— Амос, как по-твоему, что происходит? — спросила Ланкастер.

— Я думаю, Мэри, скоро мы выясним мотив, который лежит за этими событиями. И как только мы это сделаем, все начнет приобретать смысл.

— Хорошо. Потому что до сих пор смысла тут не было. Вообще никакого.

— Нет, смысл был всегда. Для Уайетт и Леопольда. Нам это кажется бессмысленным только потому, что мы мало знаем.

— Откуда может взяться смысл в убийстве стольких людей? — горячо возразила она.

— Для нас смысла нет. Он есть только для тех, кто это сделал.

— Я ненавижу этот мир, — расстроенно сказала Мэри.

— Я не испытываю к нему ненависти, — ответил Амос. — Я ненавижу только некоторых людей, к несчастью, живущих в нем.

Глава 57

Попозже они сходили в забегаловку за ужином и принесли его с собой в библиотеку. Закончив есть, Декер оставил Ланкастер и Джеймисон и пошел в школьную столовую. Там он открыл дверь, ведущую в туннель, и спустился, подсвечивая себе путь фонариком.

Они вновь и вновь перекапывали подземные проходы, включая смежный, ведущий на военную базу, но не нашли никаких новых улик. Армия выдала им кое-какую информацию о базе и проходе, соединяющим ее со школой, но это ничем не помогло расследованию.

Декер прошел туннель насквозь и поднялся по ступенькам к внутренностям военного здания. Он сел на старый бидон для смазки, и его мысли вновь вернулись к минувшим событиями.

Белинду Уайетт изнасиловали, избили и бросили умирать. По всей видимости, преступникам стало известно о ее интерсексуальности, что и послужило мотивом. Травма изменила ее мозг, превратив ее в то, чем являлся Декер.

«Интересно, помнит ли она изнасилование и избиение? Или забыла, как я забыл тот удар? А если она ничего не забыла и все время помнила то, о чем мечтала забыть?»

Ему не нравилось ощущать некую связь с человеком, который оборвал жизнь стольких невинных людей, но Амос ничего не мог с этим поделать. Они были связаны своим состоянием. Связаны своим прошлым. Травматической точкой, пересекшей их пути.

Декер и Белинда были в институте в одно время. И там он сделал нечто, заставившее Белинду избрать его своей целью. В какой-то момент Белинда превратилась в Билли. Билли встретился с Себастьяном Леопольдом, австрийцем, чья семья была убита, но никто не понес наказания за это преступление. Когда их пути пересеклись? Многое могло случиться за двадцать лет. Они встретились до или после того, как она стала Билли? Спровоцировало ли их знакомство все эти убийства?

«И что же я сделал Уайетт? Чем я заслужил такие страдания?»

— Я знал, что найду вас здесь.

Декер поднял взгляд и увидел Богарта, который стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в туннель. Агент поднял папку.

— Информация о финансах Уайеттов. И семье Себастьяна Леопольда.

Они вместе вернулись в библиотеку, и Декер, Богарт, Джеймисон и Ланкастер начали просматривать документы.

Двадцать минут спустя Мэри помахала какой-то бумагой.

— Уайетты продали свой дом в Юте за сорок тысяч долларов примерно девятнадцать лет назад. Затем построили новый, стоимостью в два миллиона. Плюс участок в двадцать акров.

— А источник средств? — спросил Декер.

— Мы не смогли его отыскать, — ответил Богарт.

— Как насчет компенсации?

Ланкастер взглянула на Амоса.

— Компенсации? Ты имеешь в виду шантаж?

— Это может объяснять отсутствие заявления об изнасиловании Белинды. И источник наличных на покупку дома. В далеком Колорадо.

— И это может объяснять гнев Белинды, — добавил Богарт. — Ее родителей подкупили, чтобы замять дело.

— Обижена и брошена? — подытожил Декер, глядя на Богарта.

Тот кивнул.

— Отсюда изуродованные органы. И убийство родителей.

Декер вновь посмотрел на бумаги.

— Интересно, что случилось с деньгами на счетах ее родителей после их смерти?

— Но если люди не знали, что они мертвы? — сказала Джеймисон.

— В наше время деньги становятся доступны посредством компьютера. Тебе просто нужно иметь логины и пароли, — ответил Амос. — Которые Белинда, или Билли, наверняка смогла получить.

— Ему нужно было на что-то жить, ездить, — предположил Богарт.

— Они могли понадобиться ему и для чего-то другого, — добавил Декер.

— Для чего? — хором спросили Богарт и Ланкастер.

Амос поднялся.

— Нам нужно поехать в тот город, где жили Уайетты, когда Белинду изнасиловали. И выяснить, кто это совершил и как им удалось выкрутиться. Нам нужно установить, кто заплатил Уайеттам все эти деньги.

— Декер, этому делу двадцать лет, — возразил Богарт.

— Есть и другая причина поехать. Даже более важная.

— Какая? — спросил агент ФБР.

— Лишний раз прокатиться на вашем самолете, разумеется.

Глава 58

Они приземлились неподалеку от маленького городка в Северной Юте.

— Мёрси,^[23] Юта, — сказала Ланкастер, когда они выбрались из самолета в густой снегопад и увидели на ангаре табличку с надписью.

— Вот они, высоты иронии, — прокомментировала Джеймисон.

Богарт поежился и плотнее закутался в парку.

— Ну, и какая причина стоила нам полного бака горючего? — спросил он у Декера.

Тот смотрел на три внедорожника, стоящих на взлетной полосе. Двигатели машин работали, и печки, как он надеялся, были включены на всю мощность.

— Я вам покажу.

Они поехали к некогда родному дому Белинды Уайетт. Этот микрорайон построили после Второй мировой войны, и дома в нем практически не отличались друг от друга. Улицы покрывала замерзшая слякоть. В доме было темно. На подъездной дорожке не стояли машины.

Декер сидел на заднем сиденье второго внедорожника, вместе с Ланкастер и Джеймисон. Богарт сел впереди.

Амос заглянул в окно и сказал:

— Так его недавно продали?

Богарт кивнул.

— Двадцать месяцев назад. Покупателем было юридическое лицо.

— Примерно за четыре месяца до убийства моей семьи… Им требовалось место, где можно побыть и все спланировать.

— Ты действительно думаешь, что Уайетт выкупила свой старый дом? — спросила Ланкастер. — С которым связаны все эти жуткие воспоминания?

— Это был ее дом. Не та громада, в которой она убила родителей и закатала их в пластик. Несмотря на все случившееся, Белинда могла воспринимать это место как спокойное и безопасное убежище. И она, вероятно, потратила на него часть тех грязных денег. Я уверен, ей казалось вполне справедливым потратить их кровавые деньги, чтобы выкупить дом, который они так хотели продать.

Джеймисон взглянула на него.

— И что, по-вашему, мы там найдем?

— Ответы, — сказал Декер. — Надеюсь.

Часть агентов оцепила периметр, чтобы никто не сбежал, а все остальные вошли в дом сразу с двух сторон. Они проверили все комнаты, потом спустились в подвал.

— Вот черт! — воскликнул Богарт, озираясь. — Я-то ожидал увидеть стены, сплошь покрытые бумажками для записей, со всякими стрелками и прочим, вроде ручной версии системы управления воздушным движением.

Но ничего подобного здесь не было. Строго говоря, здесь вообще не было ничего, кроме вполне предсказуемого содержимого любого подвала — хлама.

— Я надеялся на то же самое, — сказал Декер.

Он осмотрелся, вбирая в память все увиденное, и начал кивать, как будто все понял.

— Как ни странно, я упустил один очевидный, но значимый момент. У Уайетт гипертимезия. Ей не нужна стена с бумажками. Все хранится у нее в голове, каждая деталь. И мы пока не знаем, что собой представляет Леопольд, кроме его странности и чертовски хорошего актерства. Он играет невежественного придурка лучше любого, кого мне доводилось видеть. Но в нем есть что-то еще, чего я пока не могу засечь.

— Вы сказали нам, что он был непонятен, — припомнил Богарт.

— Он непонятен. У каждого человека есть намерения, альтруистические или корыстные. У него они тоже есть. Я просто пока не знаю, в чем они заключаются.

— Не пора ли нам звонить в местную полицию? — спросил агент.

Декер покачал головой.

— Нет.

— Почему? Они злятся, если мы не сообщаем им, чем мы занимаемся на их территории.

— Возможно, «местные» как раз и стоят за всей этой историей. Поэтому мы сами поработаем с тем немногим, что тут есть.

Он начал рыться на пластиковой полке, где стояло несколько коробок с мусором. Джеймисон принялась за барахло в другом углу. Ланкастер с Богартом переглянулись и занялись тем же.

* * *

Через два часа Богарт объявил:

— Ну, всё. Здесь ничего нет. Вообще ничего!

— Нет, есть, — отозвалась Джеймисон, держа в руке сложенную газету.

— Где вы это нашли? — спросила Ланкастер.

— Под тряпьем в коробке, которая стояла под тем столом.

— Ну и что? — сказал Богарт. — Такой же мусор, как и все прочее.

— Нет. Когда люди сберегают газеты, они всегда сберегают целую пачку. А это единственная газета на всю комнату. Могу поспорить, разум Уайетт должен воспринимать ее как частицу беспорядка. И это заставляет меня задуматься, зачем она здесь? Должна быть причина.

Декер с любопытством посмотрел на нее.

— Хорошее заключение, Джеймисон.

— Ну, я, может, и не гипер-это-самое, но у меня тоже бывают просветления. А еще я за милю чую запах газетной бумаги.

— И что там написано? — спросила Ланкастер.

Джеймисон подняла газету и указала на заголовок на первой странице.

— «Джайлс Эверс пропал без вести», — прочитала Ланкастер.

— Кто такой этот чертов Джайлс Эверс? — спросил Богарт.

— Он был полицейским, — ответила Джеймисон. — Еще в статье сказано, что он был сыном самого известного жителя Мёрси, Клайда Эверса. Бывший мэр, сделал кучу денег на горном деле, немало вложил в родной город. Типичная крупная рыба в маленьком пруду.

— Но зачем Уайетт хранить эту газету? — спросил Богарт.

— Потому что Джайлс Эверс изнасиловал ее, — сказал Декер. — И она помогла ему исчезнуть.

— Эй, Амос, это какой-то дикий логический скачок, — заметила Ланкастер.

— Нет. Это единственная причина, по которой она могла хранить газету.

— Какая там дата? — спросила Мэри.

— Девятнадцать месяцев назад, — ответила Джеймисон. — Примерно в то время, когда дом был куплен компанией, за которой, вероятно, стояла Уайетт.

Богарт и Ланкастер уставились на Декера.

— То есть вы хотите сказать, что на нее напал сотрудник полиции? — недоверчиво спросил Богарт.

— Сотрудники полиции, — уточнил Декер. — Это было групповое изнасилование. И они сделали это из-за ее интерсексуальности, а старик Эверс заплатил Уайеттам за молчание. Он отмыл сына и избавил полицейское управление от тонны неприятностей и снесенных голов. Вряд ли полицейское управление Мёрси так уж велико. Возможно, в изнасиловании участвовали вообще все их патрульные. Паршивая ситуация для людей в синем. И всего города. Города, который не слишком-то сочувствует людям вроде Белинды Уайетт.

— Но мы не знаем точно, — сказала Ланкастер. — Это просто твои догадки.

— Мы можем их подтвердить, — ответил Декер. — Давайте побеседуем с людьми, которые были тогда неподалеку.

Глава 59

Тогдашний начальник полиции умер шесть лет назад от сердечного приступа. Из полицейских в управлении до сих пор служили двое. Оба ничего не знали о деле Уайетт — так они сказали Богарту, когда он вместе с остальными заявился в единственный полицейский участок города. Всей группе быстро показали на дверь.

Когда они отъехали от участка, Ланкастер сказала:

— Они врут. По лицам видела.

— Маленький город. Такой маленький, что все знают о каждом, — сказал Декер. — Пора переходить к первому пункту списка.

— Вы имеете в виду отца Джайлса Эверса? — уточнила Джеймисон. — Клайда Эверса? Если он еще жив.

Богарт смотрел в смартфон, вероятно, запустив поиск.

— Видимо, да. И, похоже, он до сих пор живет здесь.

* * *

Найденный адрес, как оказалось, принадлежал небольшому дому на самом краю города. Вдоль фасада дощатого домика тянулась веранда. В окнах горел свет. Из трубы поднимался дым.

Опять пошел снег.

Дом был ветхим. Газон бугрился, деревья и кусты были больными и кривыми, а на дорожке стояла единственная машина — древний фордовский пикап.

— Городской патриарх, а? — пробормотала Ланкастер. — Похоже, у него трудные времена.

— Возможно, для этого есть веская причина, — сказал Декер.

На стук передняя дверь открылась. На пороге стоял обрюзгший и согнутый старик. Его белая борода доходила до груди, потертые штаны держались на веревочных подтяжках.

Богарт представился, показал значок и сказал, что им нужно поговорить с ним о его сыне. Эверс молча кивнул и провел их в комнатку с закопченным камином, в котором потрескивали поленья.

В доме было темно, пахло плесенью, нафталином и какой-то едой, которую старик этим вечером грел в микроволновке.

Взгляд Декера обежал комнату и остановился на старике, который опустился в глубокое кресло, так что ноги в носках повисли в воздухе. Эверс почесал щеку, по очереди оглядел всех гостей, потом вновь посмотрел на Декера.

— Вы не похожи на фэбээровца.

— Потому что я не оттуда.

— Угу, — рассеянно пробормотал Эверс и уставился в огонь. — Так вы пришли, чтобы найти моего мальчика, — сказал он языкам пламени. — Не думал, что они подключат федералов. Но так и быть. У меня не осталось ничего, кроме мальчика. Не так уж много, но что есть, то есть.

— Вы многим ради него пожертвовали, верно? — сказал Декер, вновь разглядывая комнату. — Практически всем.

Эверс глянул на него и снова отвернулся к огню.

— Да что вы об этом знаете?

— Значит, вам не известно, где он? — спросил Декер.

Эверс свирепо посмотрел на него.

— Да о чем вы? Думаете, я избавился от чертова собственного сына? Вы, что, дурак?

— Я говорю, что от него избавилась Белинда Уайетт. Но вам это уже известно.

На мгновение показалось, что Эверс сейчас рухнет на пол. Но потом он собрался и даже пренебрежительно махнул дряблой рукой.

— Белинда Уайетт! Призраки прошлого, такое дерьмо. Она тут при чем?

— Она тут при всем, — сказал Декер. — Она убила Джайлса. И если мы отыщем его, мы найдем только тело, тут нет сомнений. И вам это тоже известно, мистер Эверс. Ваш сын мертв.

Такое провокационное заявление вызвало встревоженные взгляды Богарта, Ланкастер и Джеймисон. Но Амос смотрел только на Эверса.

Губы старика задрожали, дыхание стало чаще. Он потянулся к столику, схватил сигареты и зажигалку и закурил. Затянулся, выпустил дым. Никотин, казалось, успокоил его.

— Вы нашли его чертово тело? — спросил он, пуская дым из ноздрей. — Поэтому вы сюда приперлись?

— Сомневаюсь, что мы его найдем. Разве что она этого захочет.

— Тогда почему вы не арестуете эту проклятую сучку? — рявкнул Эверс.

— Поэтому мы и приехали сюда, — ответил Декер. — С вашей помощью мы сможем ее арестовать.

Эверс выпрямился.

— С моей помощью? Я ничего не знаю. Двадцать лет прошло.

— И мы приехали к вам, — продолжил Декер, — поскольку ни вашего сына, ни других полицейских, которые ее изнасиловали, здесь уже нет. А вы есть.

Эверс сел еще прямее.

— Доказательств не было. Черт, даже дело не завели. Мой мальчик, он чист. Господня истинная правда.

— Потому что вы заплатили Уайеттам и договорились с тогдашним начальником полиции все прикрыть, даже не заводить дело. Они оставили ее умирать. Но Белинда не умерла. Она опознала всех. Мёрси назван на редкость неудачно, но это маленький город. Все друг друга знают. И она знала всех насильников. Вы были видным жителем города. Она должна была знать вашего сына. Знать, что он служит в полиции. Но ей было всего шестнадцать. Она верила, что полиция защитит ее от всех, даже от других копов. Наверное, ей часто говорили: если у тебя неприятности или ты чувствуешь угрозу, иди в полицию. — Декер сделал паузу. — Потому что они помогут тебе.

Он снова сделал паузу, не отрывая взгляда от старика.

— Ну, они ей не помогли. Они ее изнасиловали, едва не убили, а потом замяли дело.

— Ничего не доказано.

— Мы отследим деньги, которые вы заплатили Уайеттам, мистер Эверс, — сказал Богарт.

— И мы говорили с Уайеттами, — добавил Амос, бросив быстрый взгляд на Богарта и Джеймисон. — Они рассказали нам, что вы сделали. Так что вам пора перестать запираться. У нас мало времени. На самом деле, я удивлен, что вы еще живы. Я думал, они уберут вас в одно время с вашим сыном.

Обыденный тон Декера сдул весь оставшийся дух старика. Эверс дернулся в кресле, спустив ноги на пол, и ткнул коротким, пожелтевшим от никотина пальцем в Декера.

— Проклятый срок давности уже прошел.

— Вероятно, — согласился Амос. — Так что вы можете рассказать нам все, не опасаясь сесть за это в тюрьму, независимо от того, насколько вы ее заслужили. Но убийство не имеет срока давности, поэтому мы все еще можем найти и наказать Уайетт. С вашей помощью.

Эверс потушил сигарету и несколько минут собирался с мыслями.

— Я думаю, вам надобно понять, что эта девица была странная, да. Она прямо напрашивалась на это, сэр.

— Напрашивалась на групповое изнасилование и избиение? — скривив рот, сказала Джеймисон. — Ни одна женщина о таком не попросит.

— Ну, не на это, само собой. Но мальчишки просто увлеклись. Мальчишки есть мальчишки. Черт, да вы сами знаете.

— Нет, не знаю, — произнесла Ланкастер с еще большим отвращением в голосе, чем Джеймисон.

— И «мальчишки» включают вашего сына? — вставил Богарт.

Эверс коротко кивнул.

— Он всегда влипал в неприятности. Я заставил его пойти в полицию. Шеф был мой давний приятель. Задолжал мне… Черт, да весь город мне задолжал. Думал, это его исправит. Богом клянусь, я так думал. Да вот здорово ошибся. Вышло, что я ему подарил пистолет и значок. И парень решил: теперь он может брать, что захочет.

— Как он обратил внимание на Уайетт? — спросил Богарт.

— Ну, знаете, о ней ходили разговоры в школе. Вроде как я уже сказал, стремная она. Ничего нормального. Черт, она была вроде гомика. Отвратная девка. Мой мальчик был настоящим американским мужчиной. Он о такой мерзости даже не подумал бы. Это грех.

— Вообще-то, нет, — сказала Ланкастер. — Но продолжайте.

Эверс закурил другую сигарету и выдыхал между фразами дым.

— Ну, он и другие решили преподать ей урок.

— И как они это сделали? — спросил Декер.

Эверс ткнул пальцем в его сторону.

— Вы не слишком-то разобрались. Не кучка полицейских там была. Только мой сын. Только один коп.

— Не понимаю, — растерянно сказал Декер. — Белинду насиловала группа.

— Да уж. Но из них только мой мальчик был в форме.

— А кто были остальные? — спросила Ланкастер.

— Просто шпана из школьной футбольной команды и…

— И тренер? — оборвал его Декер.

— И завуч? — быстро добавила Ланкастер.

Эверс казался удивленным.

— Точно. А вы откуда знаете?

Мэри посмотрела на Декера.

— Амос, вот как она выбирала свои цели в Мэнсфилде. Вот как она выбрала место.

— Сколько там было футболистов? — спросил Декер.

Эверс пожал плечами.

— Не знаю. Четверо, пятеро…

— Шестеро?

— Черт, да ладно, откуда вы это знаете? — сказал Эверс. — Даже я не могу вспомнить. А я был там.

— Нам сказала Белинда Уайетт.

— Но вы говорили…

— Рассказывайте дальше. Где ее изнасиловали?

— В столовой, сказал мне сын. Уж не знаю, с чего они выбрали это место. Но так он сказал. Наверное, на стол ее положили, — равнодушно добавил он.

Богарт, Джеймисон и Ланкастер переглянулись.

— Как ваш сын заполучил Белинду? — спросил Декер.

— Подобрал ее в патрульную машину, когда увидел, как она ночью идет по улице. Видно, она много по ночам разгуливала. Он ее уже там видел. Ну, и сказал, что собирается присмотреть за ней.

— И что он имел этим в виду? — резко спросил Богарт.

— Я же сказал, она была уродкой, и люди ей это прямо в лицо говорили. Не слишком-то они были добры. Я так говорю: Господь ведет всех разными путями. Чему быть, того не миновать. Но другие так не думали. Так что у нее была паршивая жизнь в Мёрси. Джайлс об этом знал. Ну, и вроде как решил ее заманить.

— А почему он вообще ей заинтересовался? — спросил Декер.

— Эй, он в школе играл в футбол. С тренером, Говардом Кларком, и Коннером Уайзом, завучем. Когда те были младше, конечно. — Он понизил голос. — А по школе ходили разговоры, что Уайетт наполовину мужчина, наполовину женщина. Девчонки в спортзале говорили, у нее яйца есть. Господи Боже, можете вы в такое поверить? Сдается мне, эти Уайетты наркотики принимали и все такое прочее. Может, они были хиппи. Засунь эту дрянь в себя — и получишь такое дерьмо вместо ребенка. Девчонку с яйцами.

— Это полная чушь, — выпалил Богарт.

— Ага, рассказывайте, так я вам и поверил, — возразил Эверс. — В общем, были там парни, они встречались с теми девчонками. Так и пронюхали. Сказали Говарду, моему сыну и Коннеру. Они собрались все вместе и решили, что научат ее кое-чему.

— Едва не убив ее? — огрызнулась Ланкастер.

Лицо Эверса приобрело задумчивое выражение.

— Знаете что? Я думаю, может, они пытались ей помочь. Вроде, пусть девушка почувствует, что такое быть с мужчиной. Помочь ей стать нормальной. Чтобы она увидела — дескать, она и вправду девчонка и все такое. И как ей хорошо с мужчиной.

— Мистер Эверс, не пытайтесь обратить это в нечто хорошее, — сказал Богарт. — Срок давности по нападению и изнасилованию действительно истек, но если вы станете препятствовать правосудию, я засуну вашу задницу в камеру быстрее, чем вы докурите сигарету.

Эверс секунду смотрел на него, а потом поспешно вернулся к рассказу.

— Ну, я думаю, у них там все наперекосяк пошло. Девчонка здорово отбивалась. Ну, им пришлось… наподдать ей немного. Наверное, кто-то ее приложил как следует, и они решили, что убили ее. Она была без сознания, кровь текла и все такое. Джайлс сказал мне, она даже дышать перестала. Ну, они перепугались немного, кинули ее в мусорный контейнер за школой и разошлись. А она пришла в себя и вылезла оттуда. Пошла к копам и все рассказала. Ну, я говорил, шеф был мой старый приятель, передо мной в долгу. Позвонил мне. Ее родители знали, конечно. Она им рассказала. Я выскреб все до дайма, чтобы замять это дело. — Его лицо перекосило от ярости. — Уайетты все из меня высосали. Ублюдки.

— Так вы это видели? — спросил Богарт. — Сделка?

— Так они это видели. Оглянитесь по сторонам. Теперь я живу в этой куче дерьма. Жена давно умерла. Это ее убило. Она знала. Разом убило. Забрали каждый цент, который я имел. Продал всю недвижимость, все активы. Все ушло. Наверное, проклятые Уайетты на эти деньги хоромы где-нибудь построили, не знаю. А ведь это они уродку в мир вывели. А я горбатился шестьдесят лет, а теперь живу здесь. Только этим и хвастаться. — Он огляделся. — Холодильнику двадцать лет. Машины новую не куплю никогда. Та, снаружи, вообще не ездит.

— Не сомневаюсь, это было для вас очень болезненно, — сухо заметил Богарт.

— Но зачем все это делать? — спросил Декер. — Зачем платить деньги? Ее слова против их слов. Весь город против нее. Копы могли избавиться от доказательств. Прикрыть своих. А шеф был вашим приятелем. Уайетты вас обули.

Эверс затянулся сигаретой и обреченно покачал головой.

— Нет, сэр, они не блефовали. У них были доказательства.

— Какие? — спросил Богарт.

— Прежде чем Белинда Уайетт вернулась домой, она дошла до чертовой больницы, и те взяли комплект для освидетельствования. Изнасилование и нападение. Ее изнасиловали и сильно избили, без вопросов. У них были улики на моего мальчика. И на остальных. ДНК, кровь, куски кожи под ногтями, такое дерьмо. Все доказательства. А уж потом, как я говорил, Белинда пошла и рассказала родителям.

— Но они не позвонили копам, — сказал Декер.

— Нет, они знали расклады в Мёрси. Эверсы были наверху. Все остальные — так себе. Здесь всем было плевать, но Уайетты сыграли по-умному. Надо отдать им должное. Они угрожали пойти в полицию штата, даже в ФБР. Ну, мне нужно было что-то сделать. — Он докурил сигарету и уставился на Декера. — Не мог допустить, чтобы мой единственный сын сел из-за какого-то куска дерьма.

— Мне казалось, вы придерживались позиции «живи и дай жить другим», — заметил Декер. — Господь ведет всех разными путями? Чему быть, того не миновать?

Эверс уклончиво взглянул на него.

— Ага, только Господь не избавил бы моего мальчика от обвинения в изнасиловании, если б мы выпустили эту историю за пределы Мёрси, верно?

— При каких обстоятельствах исчез ваш сын? — спросил Декер.

— Чертовски обычных. Пошел вечером выпить и не вернулся.

— Он был женат? Дети?

— В разводе. Жена уехала и забрала детей. Из полиции его вышибли. Жил здесь со мной.

«Ну хоть какая-то справедливость», — подумал Декер.

— А к чему сейчас этот интерес? — пожелал узнать Эверс.

— Вы получали что-нибудь, показавшееся вам странным, необъяснимым? — спросил Амос, игнорируя вопрос старика.

Эверс на секунду задумался.

— Ну, была одна штука…

— Какая штука? — быстро спросил Декер.

— Черт, сейчас пойду принесу.

Старик с трудом поднялся и вышел.

Богарт посмотрел на Декера.

— Что ж, это объясняет действия Уайетт. Месть. Она выбрала Мэнсфилд из-за того, что случилось с ней в здешней школе.

— И так же выбирала свои жертвы, — добавила Ланкастер. — Отражение людей, которые ее чуть не убили. Шесть футболистов, тренер и завуч.

Джеймисон взглянула на Декера.

— Но это все еще не объясняет, почему она преследует вас.

Амос посмотрел на нее.

— Да, не объясняет.

Вернулся Эверс с листком бумаги.

— Кто-то подсунул мне это под дверь пару месяцев назад. Так и не сумел разобраться, что к чему.

Он протянул листок Декеру. Остальные подошли посмотреть. Это была распечатка веб-страницы. В заголовке стояло: «В правосудии отказано». Дальше шел перечень фамилий, рядом с каждой было указано преступление: убийство, изнасилование, нападение, похищение… В самом низу страницы шло объявление. «Каждое из этих преступлений было совершено человеком в полицейской форме. И каждое дело было замято. Но мы не забудем. В правосудии не будет отказано».

Декер быстро просматривал перечень имен, пока не наткнулся на одно.

— Мы только что узнали, как Белинда Уайетт встретилась с Леопольдом.

Трое остальных уставились на имена. Каролина и Дейдре Леопольд. Рядом стояло совершенное против них преступление.

Убийство.

Глава 60

Пока они летели в Берлингтон, все четверо просматривали документы из дела об убийстве семьи Леопольда в деревушке в двадцати километрах от Вены. По запросу ФБР австрийская полиция прислала вместе с делом информацию о прошлом Леопольда.

— Здесь нет ничего насчет полицейских, которые якобы убили его семью, — сказала Ланкастер.

— Ну, если это правда, вряд ли бы они включили такие сведения в дело, — заметил Богарт.

Декер, который читал отчеты об аутопсии двух жертв, оторвался от бумаг и посмотрел на агента Бюро:

— Нет ли у вас тут какой-нибудь лески?

— Лески?

— Или веревки.

Веревка нашлась в аварийном комплекте, который хранился в отдельном отсеке. Богарт с интересом наблюдал, как Декер взял кусок веревки и принялся вязать узлы.

— Что это? — спросил он.

— Либо кое-что, либо ничего, — только и ответил Амос.

Потом он перечитал распечатку «В правосудииотказано», оставленную у дверей Клайда Эверса. Затем посмотрел на завязанные узлы и опять на страничку. Перечитал все дело об убийстве Леопольдов, вновь впитывая каждый клочок информации. Закончив, закрыл глаза и стал собирать кусочки вместе. Его глаза все еще были закрыты, когда самолет коснулся земли.

— Амос, пора идти, — сказала Ланкастер.

Когда они сели во внедорожник и отъехали, Богарт заявил:

— Мои люди отследят этот веб-сайт и посмотрят, что там можно отыскать.

Мэри кивнула и посмотрела на Декера, который уставился в окно.

— Амос, о чем ты думаешь?

Тот все еще держал в руках завязанные куски веревки.

— Я думаю, сколько народу умерло из-за кучки невежественных людей.

— Уайетт и Леопольд сделали выбор, плохой выбор, — сказал Богарт. — Ужасный. Ответственность на них, и только на них.

— У людей есть пределы, — ответил Декер. — И вы можете рассуждать о несправедливости мира и о том, что люди в состоянии подняться над пережитой ими жестокостью. Но все люди разные. Некоторые крепче стали, а некоторые хрупкие, как стекло, и ты никогда не знаешь, с кем столкнешься.

— Декер, они убили вашу семью, — рявкнул Богарт.

Ланкастер и Джеймисон нервно переглянулись.

Амос не смотрел на агента ФБР.

— И потому мы поймаем их, и они закончат свою жизнь в тюрьме или камере смертников. Но не ждите, что я возложу всю вину на Уайетт. Потому что я не могу этого сделать и не стану.

— Интересно, где сейчас Джайлс Эверс, — быстро вставила Джеймисон.

— Надеюсь, в аду, — ответил Декер.

* * *

Амос попросил высадить его у «Резиденс Инн». Он поднялся по лестнице на второй этаж и следил, как внедорожник разворачивается на парковке. Джеймисон смотрела на него в окно. Она чуть заметно махнула ему рукой.

Декер не ответил.

Он зашел в комнату и сел на кровать, пружины прогнулись под его весом.

Амос закрыл глаза, и его разум со свистом прокрутил воспоминания до двух картинок. Один человек, но в разных обстоятельствах и в разной одежде.

Билли, официантка в баре.

Билли, уборщик в «Севен-илевен».

Декер хорошо разглядел лицо Билли-уборщика, совсем не так, как Билли-официантки. Он зажмурился еще крепче, будто фокусировал объектив. Подбородок у обоих был одинаковым. Линия челюсти. И руки. Люди всегда забывают о руках, но они бывают такими же уникальными, как отпечатки пальцев, — если ты знаешь, куда смотреть.

Длинные тонкие пальцы, короткий правый мизинец, отсутствие лака у официантки, расколотый ноготь на указательном пальце левой, крошечная бородавка на большом правой.

Один и тот же человек.

Декер от удивления открыл глаза.

Он только что увидел Билли. В цвете. Впервые.

«Серый».

Для него, как и для многих людей, серый был неопределенным цветом. Он не предполагал однозначного толкования. Это был цвет, способный уйти в любую сторону. Люди отчаянно желали, чтобы мир был ясным — черным и белым. Это делало жизнь намного легче: трудные решения исчезают, все становится упорядоченным и разложенным по полкам. В том числе люди. Но мир не был таким. И не такими были живущие в нем люди. По крайней мере те, кто беспокоился изучить его сложность.

«Его серость».

Леопольд сейчас был для него желтым. В желтом не было двойственности. Желтый означал враждебность, хитрость. Иногда цвета попадали в точку. Не хуже чисел.

Кусочки встали на место.

«Но почему ты целишься в меня? Какого черта я тебе сделал, Белинда-Билли? Что?»

Они встречались только в институте, двадцать лет назад. Его семью убили шестнадцать месяцев назад. Огромный разрыв. Зачем столько ждать? Или это новый знакомый, Леопольд, подсказал ей вернуться к Декеру? Отомстить за себя? Но за что?

Институт. Полный ноль. Общение ограничено. Они хоть раз говорили непосредственно друг с другом? Нет, ни разу.

Амос снова закрыл глаза. Он должен разобраться. Ему нужно закончить с этим. Уайетт — причина всему. Она удивительно скрупулезна. Симметрия завораживала своей порочностью. Своим ужасом. Значит, и для этого есть причина.

Его ЦВМ жужжал, крутился взад и вперед. Изображения мелькали с поразительной скоростью, но Декер ничего не упускал. Он видел все так, будто оно происходило перед ним прямо сейчас и с нормальным темпом. Нет, даже с замедленным. Каждое слово, каждый взгляд, каждое движение ползло со скоростью улитки.

На групповых сессиях он говорил о своем будущем. О надеждах и мечтах. Но об этом говорили и все остальные. Ну, все, кроме Белинды. Ей предоставляли возможность, но она ни словом не обмолвилась о своих планах на будущее. Видимо, у нее не было никаких планов — по крайней мере, тогда.

«Но это изменилось».

Некоторые знали о прошлом Декера, его травме, почти смерти на футбольном поле. Сам он ничего не знал о тяжелой участи Белинды, хотя, возможно, она об этом не догадывалась. Белинда могла считать, что если она знает о нем, то и он — о ней. Но имело ли это значение?

Амос открыл глаза, наморщил лоб в бесплодных попытках разума — травмированного, извращенного разума, рожденного смертью и оживлением — раскрыть единственную загадку, которая позволит встать на место всем кусочкам головоломки.

Он ушел, потому что больше не мог сидеть здесь.

Через тридцать минут Декер зашел в полицейское управление Берлингтона. Капитан Миллер был на месте. Богарт уже рассказал о поездке в Юту, сказал ему бывший начальник.

— Амос, ты не очень хорошо выглядишь.

— А должен? — отозвался Декер.

Капитан постучал пальцем по голове.

— Не появилось?

— Оно там. Я просто не могу заставить его сказать то, что мне нужно.

— У тебя исключительный ум, но тут надо слишком во многом разобраться.

— Ну кто-то же должен. И если я не справлюсь, придется кому-то еще.

— Думаешь, они могут собрать лагерь и уйти?

— Пока нет.

— Чего они ждут? — спросил Миллер.

— Меня.

Декер спустился в хранилище вещдоков и заполнил, с разрешения Миллера, необходимые бумаги, дающие право зайти внутрь и посмотреть на собранные предметы. Поскольку он не служил в полиции, кто-то должен был его сопровождать. Этим человеком оказалась Салли Бриммер, которая пояснила:

— Декер, это дело сейчас имеет у меня высший приоритет.

Они сели за стол, и Амос начал перетряхивать каждый мешок с вещдоками, некоторые по два раза. Наконец он по второму кругу занялся своей формой.

— Формально, вам следует сдать ваш значок, — наставительно заметила Бриммер. — Теперь он все равно никуда не годится. Они его испортили.

Декер взял мешок и стал сквозь пластик разглядывать значок с вырезанным на нем Х.

«Зачеркнули меня, — подумал он. — Как вы зачеркнули Джайлса Эверса. На нем была форма, Белинда, когда он забрал тебя под надуманным предлогом». В каком-то смысле они все носили форму. Коп, футболисты, тренер, даже завуч, облеченный школьной властью. «Тебя окружали люди, которые должны были защищать, но не стали. Вместо этого они тебя уничтожили. И первым был коп. Со значком. Как у меня».

Он потер металл под пластиком. Потом замер. Как будто потер лампу джинна. Глупое желание из прошлого; он даже не думал, что оно исполнится. Но оно исполнилось.

Последний кусочек только что встал на место.

И Амос Декер наконец понял, чем он все это заслужил.

Глава 61

Он вошел в библиотеку Мэнсфилдской школы, точно зная, что собирается делать.

Здесь еще работали человек пять, но Ланкастер, Джеймисон или Богарта среди них не было. Уже поздно. Возможно, они решили немного поспать. Его телефон зазвонил. Удивительно, но это оказался Богарт. У него оказалась некоторая информация по «В правосудии отказано». Кроме того, агент ФБР сказал Декеру, что у Уайеттов было около десяти миллионов долларов в ликвидных активах, но в последние девять месяцев деньги утекали со счетов со скоростью миллион в месяц. Декер выслушал все новости.

— Как вы это расцениваете? — спросил Богарт.

— Во всем этом есть смысл.

— И какого черта это должно значить?

— Именно то, что я сказал.

— Где вы?

— В своей комнате, собираюсь ложиться спать.

— Ладно, спрошу вас утром, — сказал Богарт.

— Хорошо, — ответил Декер.

Он сел за один из ноутбуков и вошел в систему, воспользовавшись ранее полученным паролем. Перешел на сайт «В правосудии отказано». В сайт была встроена программа, позволявшая зарегистрированным пользователям обмениваться сообщениями с владельцами сайта. Декер зарегистрировался, заполнил форму и отправил запрос.

Они должны следить за сайтом, думал он. Иначе и быть не может. Потому они и оставили информацию о сайте у Клайда Эверса — на случай, если Декер обнаружит связь и заедет к старику. Все это было головоломкой, и каждый кусочек имел свое место.

Прошло тридцать минут. Потом час. Потом два часа. Декер просто сидел там, в его голове царил серый цвет. Хотя он прожил со своим новым разумом почти двадцать лет, ему до сих пор казалось, что он существует в чьем-то чужом теле. И в любую минуту, или после случайного синаптического пожара, к нему вернется прежний, обычный мозг, и он вновь станет собой.

Телефон снова зазвонил. Джеймисон. Декер не стал отвечать.

На трехчасовой отметке в его новом профиле выскочило сообщение.

Наконец-то ты добрался, братан. Поздравляю.

Теперь Декер понимал, на что намекает это обращение. Это было просто, правда. Ведь все они были братьями, верно? Сваленные в одну кучу Белиндой. И Леопольдом. Это было нечестно, само собой. Это было несправедливо, однако Декер мог их понять.

Он набрал ответ и отправил его. Стал ждать.

Новое сообщение.

Зачем это нам?

Амос не ждал, что они сразу согласятся на его предложение. Он набрал ответ. Он надеялся, что правильно подобрал слова. Вряд ли у него будет второй шанс.

Это нужно когда-нибудь закончить. Почему не сейчас? Остался только я.

Если только он не упустил что-то действительно серьезное, он был последним. И вряд ли что-то упустил. Уже нет. На самом деле, он узнал нечто, упущенное всеми остальными. Включая и этих двоих на другом конце цифровой линии.

Разумеется, они заподозрят ловушку. Они даже не знают, действительно ли это он. Амос ждал проверки. И она появилась в следующей строчке.

Номер на джемпере Дуэйна Лекруа.

Они определенно поработали над домашним заданием. А может, Уайетт что-то услышала еще в институте и стала копать дальше.

В запросе стояло, что для ответа у него есть пять секунд. Подглядывать в Интернете времени нет. «Гугл» или «Ю-тьюб» тут не вариант. Но ему это не требовалось. Даже без своего таланта он навсегда запомнил эти две цифры, пусть и не видел их до момента удара.

Он мгновенно набрал и отправил:

24.

Ответ последовал незамедлительно:

Инструкции будут через пять минут. Оставайся на связи.

Декер ждал, в голове тикали внутренние часы. Когда прошло триста шестьдесят секунд, на экране появился ответ. Он стал читать.

Умно, расчетливо. Они не собирались рисковать. Описание напоминало путешествие почтовой каретой с пересадочными станциями вдоль всего пути. Это позволяло им хорошенько проверить, действительно ли Декер пришел один. Он добирается до очередной станции, и там ему сообщают, куда двигаться дальше.

Они явно спланировали все заранее, будто точно знали, как пойдет игра. И это, был вынужден признать Амос, здорово нервировало.

Декер встал и вышел из библиотеки. Через тридцать минут он был в своей комнате. Три минуты ушло на то, чтобы собрать почти все свои вещи. Они влезли в сумку в два квадратных фута, и еще осталось место.

* * *

Он встал на пороге и обернулся. Его дом. Единственный, который у него сейчас был, съемный, однокомнатный. Не слишком домашний. И потому, покидая его, Декер абсолютно ничего не почувствовал.

Если дела обернутся для него плохо, ему будет не хватать Ланкастер, Миллера и Джеймисон. Возможно, даже агента Богарта. Но он был готов.

Он запер дверь и бросил ключ в офисную прорезь.

Он знал, что не вернется.

Именно так все и должно быть.

По многим причинам.

Глава 62

Автобус довез его до Крюи, в трех городках от Берлингтона. Шел снег, и фонари на шоссе освещали густые, влажные хлопья, которые добавят веса этой части страны, пока не перестанут падать. А потом дорожное управление потратит несколько дней на уборку, только чтобы увидеть, как мать-природа пошла по новому кругу.

Декер смотрел в окно автобуса, держа телефон в руке. Ему не сказали, как будет выглядеть следующий сеанс связи, и потому он хотел быть наготове.

Кроме него, в Крюи вышли только три человека. Их багаж был таким же скудным, как у Декера, хотя одна женщина тащила чемодан, подушку и маленького сонного ребенка.

Амос посмотрел на заснеженные подходы к платформе автостанции. Народу тут было немного, и никто из них явно не страдал лишними деньгами.

К нему подошел мужчина. Чернокожий, лет шестидесяти, с большим животом, в заснеженных ботинках и пальто, порванном с обеих сторон. На голову натянута шапка с ушами. Очки запотели. Он остановился перед Декером и сказал:

— Амос?

Декер посмотрел на него и кивнул.

— Кто вы?

— Никто. Но мне вручили сотню, чтобы я отдал вам эту штуку. Вот и отдаю.

Он протянул Декеру листок бумаги.

— Кто это был?

— Я их не видел.

— Откуда вы знали, кого искать?

— Они сказали, высоченный, толстый и страшный белый чувак с бородой. Это вы.

Мужчина зашаркал прочь, и Декер посмотрел на инструкцию. Зашел внутрь и купил новый билет. Теперь нужно убить еще два часа. Он взял кофе в кофейном автомате на станции. Скорее теплый, чем горячий, но Декера это не волновало. Он сел и стал разглядывать людей в зале ожидания. Народу здесь оказалось намного больше, чем он думал. Потом он сообразил.

Наступает День благодарения. Эти люди едут повидаться с семьей и разрезать большую индейку.

Они с Кэсси никогда не праздновали День благодарения вместе, главным образом потому, что то один, то другой работали в праздничную смену. Декер неоднократно проводил день индейки, перекусывая в каком-нибудь фастфуде. Кэсси шла в больничную столовую. Тот, кто оставался с Молли, вел ее в ресторан. Все трое радовались такому распорядку и никогда не думали, что много упускают.

Но сейчас, глядя на всех этих людей, Декер решил, что он упустил больше, чем думал.

* * *

Следующий автобус высадил его на границе Индианы.

На парковке автостанции стояла малолитражка с работающим двигателем. В записке говорилось подойти к ней и постучать в водительское окошко. Декер знал, что это еще одна проверка.

Он подошел к машине и постучал.

Женщина опустила стекло и сказала:

— Садитесь назад.

Он сел. Если ФБР следило за ним, сейчас самое время окружить машину. Но никто не появился. За ним никто не следил.

Он откинулся на спинку сиденья. Машина была такой маленькой, что его колени глубоко вклинивались в спинку переднего кресла.

— Вы знаете моих друзей? — спросил Амос.

— У меня нет друзей, — ответила она.

У нее были спутанные седые волосы. От женщины пахло сильно и неприятно, особенно в нагретой машине — она выкрутила печку на максимум, а хриплый голос и густой сигаретный дым, висевший в салоне, предвещали болезненную смерть от рака легких.

— Это очень плохо, — сказал Декер.

— Меня устраивает.

— Сколько они вам заплатили?

— Достаточно.

— Вы с ними встречались?

— Нет.

— Вы знаете, в чем вообще дело?

— Лично для меня дело в шести сотнях баксов. Остальное меня не интересует.

Она переключила скорость, и машина тронулась. Они ехали так долго, что Декер задремал. Проснувшись, он даже удивился. Ведь он путешествовал к своей смерти.

«Или, точнее, к моему убийству».

Они пересекли шоссе 74, почти добрались до Сеймура и свернули на шоссе 65, ведущее на север, к Индианаполису. Но съехали с шоссе намного раньше. Потом помчались на запад, мимо Нэшвилла, штат Индиана. Декер заметил указатель на Блумингтон, на юг, но они не свернули. Он уже решил, что они едут до самого Терр-От на границе с Иллинойсом, когда женщина свернула на боковую полосу у съезда за несколько миль от шоссе 70, идущего с востока на запад.

— Идите по этому съезду, — сказала она. — Дальше есть площадка для отдыха. Там будет кто-то еще.

Вылезая из машины, Декер в очередной раз подумал, что все это было организовано задолго до того, как он связался с ними через веб-сайт. Они явно ждали, что он это сделает. Или, по крайней мере, надеялись.

И он сделал. А значит, они его хорошо изучили.

Он надеялся, что и сам неплохо изучил их.

Амос побрел по снегу к площадке, закинув сумку на плечо. Снег сейчас падал реже, но его ноги уже промокли. В животе урчало, а нос был заложен.

Белый фургон стоял на первом парковочном месте. Когда Декер приблизился, фары дважды мигнули. Водительское стекло опустилось. За рулем сидела другая женщина, с резко очерченными скулами. Она напоминала наркомана, скользящего к ломке и обратно.

— Может, мне сесть за руль? — спросил Декер, разглядывая ее тощую фигуру. — Я хочу добраться до места целым.

Она мотнула головой и ткнула большим пальцем в сторону задней части фургона.

— Вы уверены, что справитесь?

Вместо ответа она выровняла колеса фургона и уставилась в лобовое стекло.

Декер влез в фургон и задвинул боковую дверь.

Женщина тронулась, едва Амос устроился на сиденье.

Пистолет, ткнувшийся Декеру в правый висок, не сильно удивил его. В конце концов, сколько людей они могли привлечь к этой операции? По его расчетам выходило максимум двое, и он оказался прав.

У него забрали сумку и вышвырнули в заднюю дверь. Потом его обыскали, и человек явно удивился, что Декер безоружен. Телефон отправился следом за сумкой.

Человек дернул его за рукав и бросил ему на колени оранжевую рубаху. Декер взял ее.

— Похоже, она маловата.

Никто не ответил.

— Ты сейчас Билли, Белинда? — спросил Декер у водителя. — Или это была шуточка для «Севен-илевен»?

Он видел, как парик слез. Из зеркала заднего вида на него глянули те же глаза, которые он видел в магазине. Но они сильно отличались от глаз, которые он помнил по институту, глаз подавленной девочки-подростка по имени Белинда Уайетт. Видно, та девочка ушла навсегда.

— Отличная маскировка, — сказал Амос, — но я запомнил руки. Их трудно изменить, если не надевать перчатки.

Она продолжала смотреть на него, и в этом взгляде Декер видел накопленную за двадцать лет ненависть, которая готова сорваться с привязи.

«И броситься на меня».

Декер поднял рубаху.

— Немного приватности, пожалуйста.

Взгляд ушел из зеркала.

Он начал переодеваться — непростая задача для такого крупного человека в ограниченном пространстве. Человек с пистолетом забрал его одежду и обувь и бросил их назад. Декер боролся с рубахой, но все равно не смог застегнуть ее на животе. Он откинулся на спинку сиденья и обернулся к человеку с пистолетом, сидящему в глубине фургона:

— Привет, Себастьян.

Декер увидел пистолет. «Смит и Вессон», 45-й калибр. Тот самый.45. Оружие, из которого застрелили его жену и половину жертв в Мэнсфилде. Этот пистолет был последним, что увидела его жена перед смертью. Возможно, им воспользовались и для убийства Джайлса Эверса. А может, копу, который обернулся насильником, не досталось легкой смерти. Но, опять же, Декеру было плевать на Джайлса Эверса.

Леопольд вдавил ствол в скулу Декера.

— Белинда, я не знал о твоем прошлом, — сказал Амос. — Когда я встал на групповой сессии и сказал, что хочу пойти работать в полицию, что хочу стать копом. Я не знал, что плохой коп заманил тебя в групповое изнасилование и едва не убил.

Взгляд вновь метнулся к нему, но водитель молчал.

Разум Декера отмотал воспоминания на тот день в институте. Он, двадцатилетний, встал посредине группы и объявил, что теперь его цель — пойти работать в полицию, стать хорошим копом. Что он хочет защищать людей, оберегать их от зла. Амос посмотрел на остальных, людей вроде него, с новыми, а иногда пугающими разумами и личностями. Кто-то встретил его слова восхищенной улыбкой, кто-то остался равнодушен. И только одна пара глаз выражала нечто большее, нежели все остальные, вместе взятые. Сейчас он ясно это видел. Видимо, у его безупречного ума были изъяны, поскольку это воспоминание, всегда хранившееся в голове, не производило на него впечатления. Декер всякий раз проходил мимо него, пока не застрял. Пока оно не ударило в него, когда он потирал сквозь пластик свой старый значок в полицейском управлении Берлингтона.

«Мой джинн. Мое желание сбывается. Смерть».

«Пластиковый значок, — думал он прямо перед тем, как его осенило. — Пластиковый коп. Не настоящий. Коп, который причинил тебе боль. Джайлс Эверс.

И, услышав мои слова, ты приравняла меня к нему. И я, наверное, могу это понять, поскольку в тот момент ты была самым ранимым, самым уязвимым человеком».

Он вспомнил тот взгляд как самый потрясенный, который когда-либо видел. Но тогда Амос его не заметил — ведь он страшно нервничал, стоя перед чужими людьми и рассказывая о своем будущем.

Его разум перестал жужжать, и Декер вернулся к настоящему.

— Вот почему ты меня выделила, верно? — сказал он Уайетт. — «Братан»? Братство копов. Братство футболистов, ведь я был одним из них. В институте все об этом знали. Но не твой братан, их братан. Джайлса Эверса и его шайки. Однако я пришел сюда сказать, что я ничего не знал о твоем прошлом. Если б я знал, то не сказал бы тех слов. Прости. Я хотел быть копом, потому что хотел помогать людям. Не вредить им, как Эверс.

Они ехали дальше. Белинда и Леопольд не разговаривали, и Декер начал задумываться почему. Он рассчитывал, что будет говорить, пока какие-то его слова не найдут отклика. Возможно, они собираются с духом, готовятся к тому, что хотят с ним сделать. Но эта пара уже убила стольких людей, что вряд ли им понадобится серьезная подготовка перед тем, как пустить в него пулю.

— Я встречался с Клайдом Эверсом. Он рассказал мне все, что случилось в средней школе в Юте. Теперь я знаю, зачем ты сделала это в Мэнсфилде. Но может, ты хочешь что-то добавить?

Он выжидающе смотрел на нее.

Глаза вновь блеснули. Но сейчас они смотрели не на него. На Леопольда.

Периферийным зрением Декер увидел, как ствол чуть качнулся вверх и вниз. Когда ты киваешь, твоя рука иногда двигается в том же направлении. Значит, командовал здесь Леопольд. Это информация. И, возможно, полезная для того, что нужно сделать Декеру.

Потому что задача есть не только у этих двоих. У Амоса Декера тоже есть задача. Он пришел сюда не за тем, чтобы умереть, хотя и такой исход вполне возможен.

— Думаю, оно говорит само за себя, а? — сказала Уайетт.

Ее голос был глубже, чем когда она была женщиной, и глубже, чем когда она разговаривала с Декером в роли Билли-уборщика. Удивительно, насколько Белинда была способна его модулировать. Но слова были намного важнее голоса. Ей было все равно. Никаких сожалений. В этом взгляде была пустота. Сейчас ей тридцать шесть. И Декер сильно сомневался, что в последние тридцать из них у нее был хоть один простой, нормальный день. Это не может не изменить тебя. Как ты можешь уважать, ценить и заботиться о мире и людях, если они ненавидят сам факт, что ты делишь с ними одну планету?

— Ты убила людей, которые тебя изнасиловали? Я имею в виду остальных, помимо Джайлса Эверса?

— Ну, это было бы слегка банально, — сказала Уайетт. — Я предпочла буквализму символизм.

Декер почувствовал, как багровеет от этих жестоких слов. Этот искореженный разум, ищущий мести, свел его жену и дочь к символам?

Декер чувствовал на своей щеке дыхание Леопольда. В нем был запах чеснока, желчи, но не алкоголя. Это хорошо. Он не хотел, чтобы пьяный держал у его головы пистолет. Однако этот парень еще и кололся. А наркотики в дыхании не учуешь.

Амос не видел татуировку с двумя дельфинами, сейчас ее прикрывал рукав. Но татуировка была, он это знал. Все это было в досье Леопольда. Все. Декер запомнил каждое слово из его досье. Преступление против его семьи. Каждую подробность. Досье на Эверса, на мистера и миссис Уайетт. Плата Эверса. Деньги на счетах. Сайт «В правосудии отказано». Это был интересный материал. Очень интересный.

— Думаю, я в состоянии понять твое отношение. Я хочу сказать, жертвы в Мэнсфилде были невиновны, но разве для тебя есть невиновные, верно? Нет.

— Я знаю, что ты больше не чувствуешь жалости, сочувствия или симпатии, — сказала Уайетт. — Потому что и я их не чувствую. Так что не трудись. Я не глупа. Я такая же, как ты.

«Черта с два», — подумал Декер.

— Знаешь, мы нашли твоих маму и папу, — сказал он. — Их похоронят должным образом. Не знаю, как ты к этому относишься. Но ты убедительно донесла свою мысль. Медэксперт сказал, они долго там пробыли. Так что их похоронят.

Дульный срез вжался в кожу Декера.

— Моя дочь не дожила до тех лет, когда тебя изнасиловали, — продолжил Амос. — Примерно шести лет не хватило.

— Шести лет, одного месяца и восемнадцати дней, — поправила Уайетт. — Она умерла перед десятым днем рождения. Точнее, я убила ее за три дня до десятого дня рождения.

Декер почувствовал, что закипает. Сейчас это было нужно меньше всего.

— На самом деле, за три дня, четыре часа и одиннадцать минут, — поправил он.

Он встретился взглядом с Уайетт в зеркале. Не отрывая от нее взгляда, сказал:

— Себастьян, а ты тоже гипер?

— Нет, — ответила Уайетт. — Уроды только мы с тобой.

— Ты не урод. И я тоже.

— О, прости, я не подозревала, что у тебя есть яичники. Виновата.

— Ты знаешь, о чем я.

— Дорогие мамочка и папочка увидели в моем изнасиловании способ разбогатеть. Знаешь, что сказал мне отец?

— Что? — спросил Декер.

Он не ожидал таких излияний от Уайетт. Особенно после первых скупых реплик. Но сейчас Амос осознал, что ей нужно поговорить. Нужно поговорить, выплеснуть из себя слова. Прежде чем она убьет его. Все это часть процесса. Ее процесса.

«И моего тоже».

— Он сказал, что мне самое время принести им какую-то пользу. Будто мое изнасилование принесло им пользу. Вот что он имел в виду. И они взяли деньги Клайда Эверса и построили себе этот замок в небесах. И ни разу не позволили мне зайти в него. Знаешь, это был мой дом. Я его купила, не они.

— Понимаю.

— Они даже не сказали мне, что переехали. Отослали меня в реабилитационный центр. А когда я через неделю вернулась домой, они уже уехали. Я осталась одна. Они меня просто бросили.

— Они были жестоки, невежественны и неправы, Белинда.

Она отвернулась от зеркала.

— Какая разница? Теперь они просто мертвы.

— Я тоже умер. И не один раз, а два.

Декер увидел, как ее взгляд вновь метнулся к зеркалу.

— На футбольном поле. После удара. Они дважды возвращали меня назад. Может, им не следовало трудиться. Тогда я бы не произнес те слова, и все эти люди остались бы живы. Одна жизнь за спасение остальных. На мой взгляд, хорошая сделка.

— Может, и так, — ответила Уайетт. — Но ты не умер. И я не умерла. Я выбралась из того контейнера. Может, не стоило. Может, мне стоило просто умереть.

На последней фразе ее голос затих, и Декер задумался, не считать ли их раскаянием или тем, насколько к нему способна приблизиться Уайетт.

— Я вижу убийство моей семьи в синем цвете, — сказал Декер, привлекая еще один взгляд Уайетт. — Я знаю, ты не страдаешь синестезией. Странно видеть вещи в цвете, которого у них нет. Одна из тех штук, которые жутко напугали меня, когда я очнулся в больнице и обнаружил, что я другой человек.

— Ну, я с самого начала была двумя людьми, — парировала Уайетт. — А когда они меня изнасиловали и едва не убили, я стала кем-то новым. Уже трое. Многовато народу для человека моих размеров.

В ее голосе не слышалось даже нотки веселья. Она была совершенно серьезна. Но Декер и не ожидал меньшего.

— Ты выбрала мужчину, а не женщину. Почему?

— Мужчины — хищники. А женщины — их добыча. Я решила больше никогда не становиться добычей. Я выбрала хищника. Для этого мне нужен был полный комплект яиц и под завязку тестостерона. Теперь они у меня есть, и в моем мире все отлично.

Декер решил, что командует здесь Леопольд, но, возможно, он ошибся. Если так, его дела пойдут не лучшим образом.

— Куда мы едем?

— Куда-нибудь.

Это сказал Леопольд. Амос гадал, когда этот человек начнет самоутверждаться. Возможно, он хотел дать Декеру понять, что главный здесь — не Уайетт.

«Хорошо, Себастьян, продолжай. Ты нужен мне в моем углу. До поры».

— Куда-нибудь — это хорошо. Лучше, чем никуда.

— Зачем ты здесь? — спросил Леопольд. — Зачем ты пришел?

— Решил, что могу спасти людей от неприятностей. Я знал, что вы целитесь во всех, кто со мной связан. Я не хотел, чтобы из-за меня умер кто-то еще. Я удивился, когда вы сделали нам то предупреждение с семьей Ланкастеров.

Он глянул в зеркало и увидел, что Уайетт опять наблюдает за ним.

— Ты уверена, что лишена сочувствия? — спросил Декер. — Ты могла убить их.

— Они того не стоили.

— У Сэнди синдром Дауна, но ты и так это знала. Ты провела черту, решила не убивать детей вроде нее?

Уайетт сосредоточилась на дороге.

— Ты с такой готовностью идешь к концу своей жизни? — спросил Леопольд.

Этот господин явно разговорился. И его формальная, а временами неуклюжая речь была еще одним подтверждением, что его родной язык — не английский.

— Все мы когда-нибудь умрем.

— И сегодня — твой день, — сказал Леопольд.

Глава 63

Они ехали еще два часа. Декер понятия не имел, где он, но это было неважно. Помощь не придет.

Наконец фургон съехал с дороги. Амоса подбрасывало и мотало, пока машина преодолевала разбитый участок пути. Потом фургон резко свернул влево и через несколько секунд заноса остановился. Уайетт вылез, и Леопольд махнул рукой Декеру выбираться из машины. Голые ноги ткнулись в холодную щебенку. Амос скривился, почувствовав, как острый камень порезал правую подошву.

Над дверью, к которой они направлялись, висел старый уличный фонарь в ржавой металлической сетке. На белой кирпичной стене еще виднелись выцветшие, облупившиеся остатки красной надписи.

Эйс-Пламбин. Осн. 1947.

Надпись походила на засохшие хлопья крови на бледной коже трупа.

Декер посмотрел налево и направо, но не увидел ничего, кроме деревьев. Заброшенный участок замыкал покосившийся сетчатый забор.

Леопольд толкнул его в спину, и Декер ввалился в здание вслед за Уайеттом. Леопольд закрыл за ними дверь и запер ее.

Уайетт был одет в джинсы и футболку с капюшоном. Его настоящие волосы оказались светлыми, коротко стриженными и начавшими редеть. Играя Билли, Уайетт носил другой парик, который резко менял его внешность; то же и с париком официантки. Декер прикинул, что через несколько лет Уайетт может совсем облысеть.

Если он проживет еще несколько лет. Если хоть кто-нибудь из них проживет.

Освещение внутри было тусклым. Кругом был бетон, в основном голый, пол и стены покрывала грязь и масляные пятна. Покосившуюся железную полку в дальнем конце помещения подпирали соединительные трубы. У двери в соседнюю комнату стоял деревянный стол с задвинутым под него стулом. Рядом стоял картотечный шкаф. У стены лежали деревянные ящики. Окна были закрыты и закрашены.

Уайетт вытащил стул и с грохотом покатил его по выщербленному бетонному полу к Декеру.

Леопольд махнул пистолетом в сторону стула.

Амос сел. Уайетт достал липкую ленту и начал обматывать ее вокруг стула и Декера, пока они не превратились в единое целое. Потом Уайетт достал из-под стола большую коробку, принес ее и перевернул кверху дном. По полу, громыхая и крутясь, рассыпались награды, забранные из Мэнсфилда. Все, на которых стояло имя Амоса Декера.

Уайетт подобрал один кубок и посмотрел на него.

— Футболисты и копы, мои любимцы.

Он бросил кубок.

Пара взяла два старых ящика, села на них и уставилась на Декера.

Тот уставился на них, вбирая каждый нюанс их облика. Он видел, что Уайетт занят тем же.

Уайетт ничем не напоминал девочку-подростка, которую Декер видел в институте. Минувшие двадцать лет заострили его черты, придали ему голодный, истощенный вид. Изгиб губ неровный и жестокий. Складок от улыбок нет. Да и чему Уайетт мог улыбаться? Хоть когда-нибудь? Между бровями виднелись вертикальные морщинки, намеки на которые Декер помнил еще по институту.

Амос взглянул на Леопольда. Тот стал почище со времени их встречи в баре. Волосы причесаны, одежда довольно приличная.

— Может, ты ответишь на пару вопросов, которые меня донимают? — спросил Декер.

Когда ни один из них не ответил, он сказал:

— Старик и старуха, которых видели в районе моего дома, а потом неподалеку от Ланкастер. Это ты?

Уайетт встала, натянула на голову капюшон, согнулась, сделала вид, что держит в руке палочку, и медленно пошла по комнате. Безупречно подражая голосу пожилого человека, она произнесла:

— Вы не поможете отыскать моего песика, Джаспера? Только он один у меня и остался.

Затем Уайетт сняла капюшон и выпрямилась.

— Я могу обмануть любого, — заявила она, глядя ему прямо в глаза. — Стать кем угодно, по своему желанию.

— Да, ты можешь, — подтвердил Декер.

Интересно, всегда ли Уайетт была способна к таким превращениям. Застрявшая между двумя полами, одной ногой в каждом, но нигде — целиком, укоренившаяся в пустоте. Роль Билли была сыграна просто прекрасно. Беззаботный, легкомысленный, безобидный парень. Уайетт была права. Она могла сыграть любую роль.

«Ну, кроме одной. Себя».

Декер представил, как Уайетт идет по коридорам Мэнсфилда в снаряжении, которое делает его выше и шире. Невысокий худощавый мужчина — бывшая женщина — превратился в великана с оружием и убивает людей, будто жуков в траве. Мужчина-хищник. Другие мужчины больше не причинят ему вреда. Как они делают это с женщинами.

— А почему ты остался на ночь в морозильнике? Ты мог просто зайти со стороны базы и встретиться с Дебби в мастерской.

— Потому что в ту ночь Дебби была в морозильнике вместе со мной, — ответил Уайетт. — Она улизнула из дома. И мы занялись этим прямо там. Впервые.

Он улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз.

— Она думала, это так здорово! Секс в морозильнике. В темноте. Это мне кое-что напомнило, сам знаешь. Меня изнасиловали в школьной столовой. Но в этот раз я был парнем, берущим девушку. Потом она ушла. А утром я прошел через бомбоубежище на другой конец школы.

— А много ли она знала о твоем плане? — спросил Декер. — Мы нашли у нее рисунок тебя в камуфляже.

— Я иногда надевал его, когда мы были вместе. Я сказал ей, что я бывший военный. А сейчас служу в военной разведке. Она думала, это ужасно клево. Я сказал, что занимаюсь расследованием возможной террористической ячейки, и мне нужна ее помощь. И, в конце концов, я ее, конечно, соблазнил. Это был нетрудно. Она ничего не знала о настоящем плане. Просто думала, что мы будем заниматься этим в мастерской, прямо посреди школы. Разумеется, я это предложил. Все должно было случиться именно так.

— А как ты выяснил, что ей может быть известно о проходе?

— Я когда-то читал статью о бомбоубежищах, выстроенных под школами. И решил, что если рядом военная база, там тоже может быть такая штука, а то и больше. И я стал обыскивать базу. Туда было несложно пробраться. В одной из комнат я нашел ящик со списком дежурств. Там были фамилии сотрудников, в том числе Саймона Уотсона. Там говорилось, что он инженерный специалист. Мы с Себастьяном немного покопали и выяснили, что это старик, который жил с Уотсонами, а Дебби учится в Мэнсфилде. В один из дней я «столкнулся» с Дебби. Это заняло время. Я потихоньку «приоткрывал» свою легенду, но в конце концов мы добрались до ее прадеда и его рассказов о базе. Она знала о проходе и в общих чертах представляла, как он устроен. Знала она и то, что он соединяется с базой, не знала только точного места. Но мы уже получили то, что нам требовалось. Мы начали со стороны базы и постепенно добрались до школы. Так все и сложилось. А поскольку Дебби верила, что я работаю над секретным заданием, она понимала, почему никто не должен знать о «нас». Она хранила тайну. Она и вправду была очень полезна.

— Знаешь, она называла тебя Джизесом. Ты был единственным светлым пятном в ее жизни. Видимо, она очень тебя любила. До той секунды, пока ты не снес ей голову. Джизес.

Уайетт ничего не ответил.

Декер посмотрел на Леопольда:

— А ты соорудил костюм, который он надел в школе?

— Мы сделали его вместе. Мы все делаем вместе.

— И ты вычислил игроков из футбольной команды и их расписание?

— Это опять Дебби. Я сказал ей, мне могут понадобиться крепкие парни из местных, на всякий случай. Глупо, но она всему верила.

— А «В правосудии отказано»? Ты оставил бумажку у Эверса в Юте. Я догадался, что ты хочешь дать нам знать об этом. Так я вышел на контакт с тобой.

— Я не один, — сказал Уайетт.

Декер посмотрел на нее.

— Не один?

— Есть и другие вроде меня. Люди, которые смогут добиться правосудия.

Декер кивнул.

— А какое имя ты сейчас носишь? Или ты хочешь, чтобы я звал тебя просто Уайетт?

— Можешь звать меня Белиндой. Ты из того времени. Не из этого. По крайней мере, уже недолго.

— О’кей, Белинда. Так Леопольд познакомил тебя с «В правосудии отказано»?

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Уайетт.

— Ну, для начала, это иностранный сайт. А Леопольд — австриец. Его семья была убита. На самом деле, этот сайт создал он. По некоторым фразам видно, что английский — не родной язык автора.

Уайетт и Леопольд переглянулись.

Декер шевельнулся на стуле.

— Знаешь, тебе было бы легче просто убить меня, — сказал он. — И оставить в покое мою семью.

— Никто не оставил в покое меня, — ответил Уайетт. — Никто.

Он достал из кармана нож и поднял его.

— Им я убил Джайлса Эверса. Его отец со дня на день получит посылку.

— Он давно исчез. Что вы с ним все это время делали?

— Разное, — сказал Уайетт. — Разные вещи.

Он выглядел так, будто хочет улыбнуться, но не уверен, что у него получится.

— Не думаю, что Клайд очень любил своего сына. Джайлс в некотором роде разрушил его жизнь.

Уайетт встал, подошел к Декеру и воткнул ему в бедро нож.

Амос вскрикнул. Когда Уайетт повернул лезвие, он, крича и ругаясь, стал извиваться на стуле в попытках освободиться. Наконец Уайетт вытащил нож, и Декер обмяк. От шока его вытошнило.

— Бедренная артерия не задета, — спокойно сказал Уайетт, возвращаясь к своему ящику. — Я знаю, где она. Поверь мне. Я прочел много медицинских книг. И книг по бальзамированию. — Он постучал пальцем по голове. — И, как тебе известно, мы никогда не забываем. Ничего.

— И ты настолько легко не отделаешься, — сказал Леопольд.

Он заклеил рану липкой лентой, но кровь все равно продолжала пузыриться по краям.

Пепельно-бледный Декер поднял голову. Уайетт смотрел на него.

— Так ты думаешь, его гребаная жизнь была разрушена? Так ты считаешь?

— Не так сильно, как твоя, нет, — прохрипел Декер, сплевывая блевотину.

События начинали стремительно ускоряться. Ему больше нельзя ошибаться.

Он посмотрел на Леопольда.

— И многим людям вроде Белинды ты помог найти правосудие?

— Пока недостаточно.

Декер выстроил в своем разуме перегородку, заставил боль уйти, хотя бы на пару минут. Ему требуется ясность мысли. Он должен быть способен сказать то, что нужно. А если нет, все кончится.

— Хорошо, что ты был в тюрьме во время убийств. Моей семьи и в Мэнсфилде. Судья отпустил тебя, потому что у тебя было железное алиби.

— Мой друг хотел взять честь на себя, — сказал Леопольд. — Это было единственно правильным.

— Значит, вопреки твоим словам, вы не всё делаете вместе. Особенно когда дело доходит до настоящих преступлений. У нас есть улики против Белинды, вещественные доказательства, но против тебя ничего нет.

— У вас нет ничего против меня, — резко сказал Уайетт.

— Твои родители были убиты. Врач, который ухаживал за тобой в институте, был убит. Я понимаю, почему ты его убила. Он воспользовался тобой. Еще один предполагаемый защитник, который причинил тебе боль. Ты оставила много образцов своего почерка. И мы нашли твои отпечатки на ведре в «Севен-илевен». И еще одни — в туалете бара, где ты работала официанткой.

Бо́льшая часть его слов была ложью, но это не имело значения. Он взглянул на Леопольда.

— Но ничего против этого парня. Как он сказал, ты взяла на себя честь, пока он отсиживался в стороне.

Леопольд встал и посмотрел на Уайетта.

— Я думаю, пришло время с этим покончить.

Декер быстро произнес:

— Клайд Эверс заплатил твоим родителям шесть миллионов долларов, чтобы замять преступление своего сына. Дом в Колорадо стоит один и восемь миллиона. Они его никак не перестраивали. Мы проверили их финансы. Их расходы составляли всего двадцать процентов от доходов с инвестиционного портфеля. Остальное копилось на счетах. Акции росли. К тому времени, когда ты их убила, у них было больше десяти миллионов в ликвидных активах. Но кто-то наложил руку на коды авторизации и начал выкачивать оттуда деньги. Примерно по миллиону в месяц последние девять месяцев. Сейчас там почти пусто. Белинда, это ты их взяла?

— Это была взятка, чтобы мои родители молчали. И они объявили: если я скажу хоть слово, весь мир узнает, что я урод. Они… они сфотографировали меня там, внизу. Они сказали, что отправят фотографии в газеты. Так что нет, я не брала эти деньги. Я не хотела этих… кровавых денег. Денег за мою кровь!

— Вот я и интересуюсь, куда же они ушли. Может, твой приятель знает?

Взгляд Уайетта метнулся к Леопольду, потому опять к Декеру.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — машинально произнес он.

— Леопольд помог многим людям своим «В правосудии отказано». И в жизни людей, которым он помогает, происходят два события. Во-первых, доступные им деньги куда-то деваются. А во-вторых, друг, которому он помог, отправляется на кладбище.

Декер не знал, правда ли это, но подозревал, что все так и есть.

Деньги, ушедшие со счетов Уайеттов, должны были куда-то прийти. И вряд ли Леопольд хотел, чтобы «наследник» внезапно это обнаружил. Он посмотрел на Леопольда, и выражение лица мужчины показало Декеру, что он не ошибся.

— И он сказал тебе, что его семью убили? — продолжил Амос. — Жену и дочь?

— Их убили, — сказал Уайетт.

— Да, это верно.

— Копы.

— Нет, не копы. Он ихубил.

Декер услышал, как сдвинулся ударник пистолета.

— В тебе одно дерьмо. Ты врешь! — крикнул Уайетт.

«Гнев, потеря контроля. Это хорошо. До поры».

Декер медленно покачал головой.

— Я читал досье. Я видел фотографии тел. Обеих задушили насмерть. Повесили. У обеих на шее сзади, где веревка выдавливает жизнь, остались очень необычные отметины. Почти одинаковые у обеих жертв. Австрийская полиция не знала, что это такое. Они зашли в тупик, потому что убийца обрезал веревку и унес ее. Они зашли в тупик, потому что не подозревали Леопольда. Счастливчик, у него тоже было железное алиби — пара приятелей подтвердили, что он в это время был в Германии. Если б они заподозрили Леопольда и копнули чуть глубже, они бы тоже поняли, откуда взялись отметины.

Декер почувствовал, как ему в голову уперся дульный срез.

— Ты сказал, что умер дважды? — произнес Леопольд. — Есть карошая поговорка — Бог троицу любит.

Декер продолжал:

— Я уже видел такую отметину. Она была в книге, которую я прочел и, разумеется, не забыл — ведь мы ничего не забываем, Белинда, верно? Как ты и сказала.

Он умолк и посмотрел на нее. Когда ему показалось, что она сейчас заговорит, Амос резко сказал:

— Этот узел называется двойной констриктор. Он похож на выбленочный, но тут веревку заводят сверху вниз в две петли. Я пробовал вязать его, пока летел из Юты. И понял, что если узел затянут, развязать его практически невозможно. Это один из самых эффективных узлов в мире. Известен как минимум с шестидесятых годов девятнадцатого века. Его еще называют пушкарским узлом.

Он взглянул на Леопольда.

— Каждый моряк, стоящий своей соли, знает этот узел. И еще до того, как твой друг начал плавать на подлодках, он ходил в море со своим отцом, рыбаком, который проводил на Адриатике шесть месяцев в году.

Он посмотрел на Уайетта:

— Я могу продолжать. Ты же знаешь, это все у меня в голове. Каждый факт, каждая подробность.

— Подлодки? — презрительно бросил Леопольд. — У Австрии нет военного флота.

— Нет, зато есть у Италии.^[24] Туда ты отправился, когда тебе исполнилось девятнадцать. Тебя вышибли из итальянского флота за то, что ты воровал у своих товарищей-моряков. Дольше всего мне пришлось разбираться с твоим акцентом. Потому что это смесь. Австрийский, итальянский, а поверх всего — английский.

Он покосился на Леопольда.

— Карошая штука, герр Леопольд? Так ты сказал в баре. А минуту назад повторил. Наверное, ты даже этого не заметил.

Леопольд ударил его пистолетом по голове.

Теперь у Амоса дико болели и нога, и голова. Его болевой порог был выше, чем у большинства людей. Ты не сможешь так долго играть в футбол, если не в состоянии терпеть боль. Но пуля в голову — это не боль. Это смерть.

Декер взглянул на Уайетт, которая в свою очередь смотрела на Леопольда. Амос не видел лица Леопольда и не знал, куда тот смотрит.

Но пистолет сейчас прижимался к его виску.

— Белинда, видишь шишку у него на шее? Я думаю, парень в последней стадии, и ему плевать, что он делает. А еще он наркоман. И ему нужны деньги. И я думаю, ему нравится управлять людьми. Я думаю, он подлец, которому нравится отыскивать людей в отчаянных обстоятельствах и крутить ими. А если в процессе он сделает миллионы, как с тобой, так это только к лучшему.

— Себастьян? — слабо произнесла Уайетт.

Это было не то, что хотел услышать Декер. Ему нельзя останавливаться.

— Он полон дерьма, — сказал Леопольд.

И сейчас нельзя останавливаться.

Декер рявкнул:

— Белинда, ты убила всех этих людей. Но были паузы. Прошло почти двадцать лет, и тут ты похитила Джайлса Эверса. Потом пришла и убила мою семью. Кто был следующим? Твои родители? Крис Сайзмор? Потом пауза. Затем — Мэнсфилд. А потом — Нора Лафферти.

— А сейчас ты, — огрызнулся Леопольд.

— Откуда эти паузы, Белинда? Почему ты пришла за мной через двадцать лет? Это был он? Этот парень? «В правосудии отказано»? Поэтому прошло столько времени, прежде чем ты начала убивать? Я знаю, ты помнила, что я хотел быть копом, с той секунды, как я произнес эти слова двадцать лет назад. Я вспомнил, как ты была потрясена, как тебе было больно. Но ты ничего не делала. Все двадцать лет. Пока не встретилась с этим парнем. И ты рассказала ему. И рассказала о грязных деньгах твоих родителей. И он увидел свой шанс. И исказил мои слова, превратил их в твою одержимость, твою безусловную и страстную вендетту. В единственный способ, которым ты могла все исправить. В единственную вещь в жизни, которая тебя заботит, потому что иначе у тебя не будет жизни.

— Зачем мне это делать? — сказал Леопольд. — Это была ее месть, не моя. Она должна была сделать все правильно. Она пришла ко мне!

— Так это была ее идея? Превратить себя в большого мужчину с пушками, который расстреливает беззащитных детей? — Он взглянул на Уайетт. — И ты рассказываешь мне, Белинда, что ты этого хотела? Соблазнить ранимую молодую женщину вроде Дебби Уотсон, а потом отстрелить ей голову? Это ты придумала? Ей было почти столько лет, сколько тебе, когда тебя изнасиловали. Она была просто испуганным ребенком с паршивой семейной жизнью. Как ты! Она хотела лучшей жизни. А ты соблазнила ее. Заставила влюбиться в тебя без памяти. Она называла тебя Иисусом, своим спасителем. И тогда ты ее просто убила? Как будто она ничто? Будто она ничего не значит? Будто ты ничего не значишь? Как те люди, которые должны были защищать тебя, а вместо этого причиняли боль? Так ты представляешь себе месть, Белинда? Нет, я на это не куплюсь. Это не ты. Мне плевать, как ты изменилась. Ты не могла измениться настолько!

Уайетт молчала. Но Декер счел хорошим знаком, что она смотрит не на него, а уставилась на Леопольда.

Белинда встала с ящика.

— Ты взял деньги моих родителей?

— Зачем они мне? Ты видишь, как я купаюсь в деньгах?

Декер не мог упустить контроль над ситуацией. Он рявкнул:

— Белинда, он так развлекается. Ему нравится манипулировать. Должно быть, он влюбился в то, что ты сделала в школе. Оно было срежиссировано, как пьеса. А деньги, наверное, запрятал в каком-нибудь банке. Но он убил свою семью, так зачем ему создавать «В правосудии отказано»? Ему было отказано только в одном правосудии — в смертной казни за убийство его семьи.

— Это правда? — спросила Уайетт.

Декер ожидал новых отговорок. Но не дождался.

— Да, — решительно ответил Леопольд. — Тебе легче?

Он отвернул пистолет от головы Амоса. И в эту секунду тот, со всех сил толкнувшись здоровой ногой, метнулся вбок вместе со стулом.

Пистолет выстрелил.

Глава 64

Декер катапультировался в Леопольда, наконец-то проведя удар на поле в начале матча, недоступный ему последние двадцать лет. И это вышло здорово.

Леопольд жестоко ударился боком о пол. Декер не сомневался, что этот человек ни разу в жизни не получал удар такой силы. Те, кто смотрят профессиональный футбол с безопасных трибун или на экране телевизора, не могут представить разрушительную мощь огромных мужчин, которые с разбега врезаются в других огромных мужчин. Все равно что раз за разом наблюдать столкновение машин. Эти удары были не просто болезненными — они оглушали. Они так сотрясали тело, что человек уже никогда не становился прежним. Они толкали кости, мышцы, связки и мозги туда, где те просто не должны были оказываться. Не удивительно, что столько мужчин, выходивших на поле, страдали от тяжелых и изнурительных последствий развлечения миллионов и зарабатывания очень приличных денег.

Декер приземлился прямо на Леопольда; весь его вес пришелся на человека, значительно меньшего ростом и вдвое легче. Через пару секунд он почувствовал вонь. Амос врезался в Леопольда с такой силой, что у того непроизвольно опорожнился кишечник.

Леопольд пнул его. Потом попытался поднять пистолет, чтобы выстрелить, но Декер, как и с Богартом, перенес весь свой вес на торс мужчины и вышиб из него воздух. Тяжелое и широкое плечо Амоса придавило правую руку Леопольда, прижимая ее к полу.

Леопольд изо всех сил пытался развернуть пистолет в сторону Декера, но угол оказался неудачным. Ствол был развернут так, что палец не мог дотянуться до спуска. Оружие было бесполезно. Значит, мужчина против мужчины. А при такой разнице в размерах исход был предсказуем.

Казалось, Леопольд понял это. Он ударил коленом по ране Декера. Тот закричал от боли. Но затем зажмурился, стиснул зубы и мало-помалу выпрямил ногу, примотанную липкой лентой к ножке стула. Он чувствовал, как лента подается, хотя она не порвалась. Но Декер дюйм за дюймом толкал, растягивал и опять толкал, пока, наконец, не растянулся во весь рост, и все его триста пятьдесят фунтов легли на противника.

Леопольд дышал сейчас рывками. Он дернулся всем телом, стараясь сбросить Декера. Но у него на груди сидел слон.

И тогда Декер принялся делать то, о чем даже не думал, когда сцепился с Богартом, поскольку ни секунды не желал смерти агенту ФБР. Не будь на нем этой липкой ленты, он бы уже убил Леопольда. Но он все равно убьет его, просто нужно немного терпения.

И Амос начал постепенно, по чуть-чуть, сдвигать правое плечо в новую сторону, пока левое плечо и предплечье по-прежнему давили на руку противника, оставляя его безоружным.

Этот «Смит и Вессон» больше никого не убьет.

Леопольд продолжал пинаться, толкаться и корчиться, однако свободного места у него было немного, а теперь становилось еще меньше. Глаза Декера были по-прежнему зажмурены, но сейчас из-под век текли слезы боли. К горлу подступила желчь, и его вытошнило на Леопольда.

Тот давился, отплевался и матерился. Он знал, что время на исходе, и не собирался уходить тихо.

Декеру было чудовищно больно; из раны опять потекла кровь. Он чувствовал, как с кровью вытекают и его силы. Но на самом деле ему не требовалась сила. Ему нужно было сосредоточить всю свою массу в одной конкретной точке. Так что он продолжал работать над этим и, в конце концов, его плечо вошло в ту расщелину, куда так стремилось.

Под подбородок Леопольда, прямо напротив его горла.

И тогда Декер собрал весь свой вес в этой точке. Его босые ноги уперлись в бетон, обретая сцепление и рычаг, и он толкнул вперед таз, а вместе с ним — свое огромное плечо, вбивая его в горло мужчины напротив трахеи и выдавливая из груди Леопольда остатки воздуха. От усилий живот Декера ходил ходуном в прорехе рубашки. По телу стекал пот, хотя в помещении было холодно. Амос не собирался останавливаться, пока не закончит. Сердце колотилось, как ненормальное. Его тошнило. Голова собиралась лопнуть. Но Декер не думал об этом. Все его мысли сейчас сводились в одну — убить этого человека.

Амос концентрировал свой вес, собирал его в одну точку. Ему хотелось весить тонну. Он давил и давил, будто раз за разом толкал на поле тренажер-волокушу. Декер не отличался талантом на футбольном поле, но его мотор никогда не останавливался. И никто, от суперзвезд до новичков, не работал упорнее, чем он.

И сейчас была его минута. Одна игра, которая закончит все игры.

Он услышал судорожные вздохи, но этого было недостаточно.

Он продолжал давить. Он был пушкарским узлом. Он был констриктором.

Он не собирался останавливаться, пока все не закончится. Ни за что.

Он услышал бульканье, но этого было недостаточно.

Он надавил сильнее. Он был китом на пескаре. Он никогда еще так не радовался своему чертову ожирению. Он хотел растереть этот кусок дерьма. Хотел заставить его исчезнуть с лица земли.

Он услышал долгий низкий выдох, но этого все еще было недостаточно.

Он вдавил свое тело изо всех сил. В голове зажужжал ЦВМ. Все жертвы, все лица мелькали перед его мысленным взором, пока он медленно убивал их убийцу.

Потом ЦВМ замедлился. Осталось только два лица. Кэсси и Молли. Только их Амос видел сейчас в огромной пещере, которой стал его разум. Туда вмещалась проклятая вселенная; она была такой большой и все продолжала расширяться. Но прямо сейчас в ней было только два лица. Больше ничего. И это казалось совершенно уместным. Совершенно правильным.

Декер надавил еще раз, бормоча: «Я люблю тебя, Кэсси. Я люблю тебя, Молли. Я так вас люблю».

Потом он услышал… ничего. Совсем ничего.

Легкие не расширялись, потому что больше не могли.

Тело Леопольда обмякло. Пистолет выпал на бетон.

Этого было достаточно.

Декер поднял голову и посмотрел на мужчину.

Мало что бывает наверняка в жизни.

Много что бывает в смерти.

Он смотрел на три таких вещи.

Глаза широко открыты.

Зрачки застыли.

Рот приоткрылся.

Мертв.

В голове Декера медленно, как в конце фильма, таяли образы его жены и дочери.

«Мне так вас не хватает. Мне будет всегда вас не хватать».

Амос скатился с Леопольда и несколько минут лежал, тяжело дыша. Ни разу в жизни он не чувствовал себя настолько вымотанным. Желудок сжимали спазмы, ноги и голова дрожали. Он ощущал опухоль в том месте, куда Леопольд ударил его пистолетом. А колотящееся сердце только быстрее выталкивало кровь из раненой ноги.

Но он чувствовал себя хорошо. Более того, отлично. Потрясающе.

Ему потребовалось почти пять минут, но в конце концов он ухитрился встать вместе со стулом, все еще примотанным к нему растянутой липкой лентой. Он колотил стулом об стену до тех пор, пока тот не развалился на куски. Потом он дергал и рвал, пока не освободился от ленты, и вышел из своей тюрьмы.

Он повернулся, чтобы оглядеть комнату.

Он не видел этого раньше, пока боролся с Леопольдом, но он знал.

Ведь она так и не вступила в схватку ни на чьей стороне.

Для этого должна быть причина.

И сейчас он смотрел на эту причину.

Он ошибся. «Смит и Вессон» убил еще раз. Или скоро убьет.

Он поплелся к лежащей на полу Уайетт. Кровь еще текла из груди, куда ударила пуля.

Декер опустился рядом с ней на колени. Сейчас она выглядела намного больше мужчиной, чем женщиной. Но для него она всегда была женщиной. Шестнадцатилетней девушкой, которая перенесла так много. Слишком много. Больше, чем должен перенести человек.

Доктор Маршалл сказал, что теперь люди с интерсексуальностью, как у Белинды, всегда участвуют в принятии решения, какой пол будет выбран раз и навсегда. Но никто не должен становиться мужчиной только потому, что боится быть женщиной.

Она еще не умерла, но оставалось недолго. Казалось, что крови вытекло больше, чем осталось внутри. Декер уже не мог остановить кровотечение.

И, честно говоря, он не имел такого желания.

Сначала он посмотрел на ее руки. Руки, которые задушили его дочь. Потом — на палец, нажавший на спуск пистолета, который убил его жену. Руки, которые перерезали горла, стреляли из дробовика, завернули мать и отца в пластик и пронзили сердце агента ФБР.

Потом он посмотрел на лицо. Глаза уже почти замерли, дыхание слабело. Тело всерьез переходило к смерти. Мозг сообщал остальным органам, что все закончилось и пора отключаться. Процесс шел упорядоченно и последовательно, насколько это возможно, когда его причина — дыра в груди.

Декеру уже приходилось умирать. Он не помнил ни белого света, ни яркого туннеля, ни пения ангелов. Человек, который никогда ничего не забывает, не хранил ни единого воспоминания о смерти. Он не знал, обнадеживает это или нет. Он просто хотел быть живым.

Он присел рядом с ней на корточки. Ему хотелось взять пистолет Леопольда и вышибить ей мозги. Ему хотелось выдавить из нее своими здоровенными руками остатки жизни. Поторопить ее туда, куда она неизбежно попадет.

Но он просто сидел рядом. Только раз ее глаза блеснули и, казалось, встретились с ним взглядом. Один взгляд, всего лишь проблеск, возможно, почудившийся. Декер не знал. Но на мгновение ему показалось, что он смотрит на испуганную шестнадцатилетнюю девочку, с которой когда-то встретился в институте.

Он вздохнул и на секунду закрыл глаза, но даже не попытался переварить то, что стало невообразимой трагедией. Он просто сидел там и смотрел, как она умирает. А когда она умерла, он закрыл ей глаза. Но он не мог закрыть то, что уже случилось. И знал, что никогда не сможет.

Хотел он того или нет, Амос Декер, Себастьян Леопольд и Белинда Уайетт были связаны в жизни, а теперь — в смерти.

Навсегда.

Но Декер испытывал безмерное облегчение, что он один остался стоять.

Глава 65

Скамейка.

Канун Рождества.

Падал легкий снег. Он ложился поверх сугробов, которые навалило за три предыдущих дня. Магазины были закрыты. Все покупки уже сделаны. А после ужасных событий в Мэнсфилде каждому жителю Берлингтона хотелось поскорее уснуть, а потом проснуться в день мира и спокойно провести его с семьей.

Ну, почти каждому.

Амос Декер сидел на скамейке и смотрел на Мэнсфилдскую среднюю школу. Но на самом деле он смотрел… в никуда.

В знак уважения к погоде, на Декере были новое пальто и ушанка с шерстяной подкладкой, на руках — перчатки, а на ногах — совершенно новые, тяжелые непромокаемые ботинки сорок седьмого размера.

Бедро почти зажило, хотя в том месте, куда вонзилось лезвие и где Белинда Уайетт буквально и метафорически провернула нож в ране, навсегда остался шрам.

Декер забрался в фургон и проехал тридцать миль до торгового центра, пользуясь телефоном Леопольда как GPS-навигатором. Затем позвонил Богарту и сообщил агенту ФБР, где находится. Тот приказом поднял местный эвакуационный вертолет, который на удивление быстро добрался до Декера. Они оказали ему первую помощь, а потом доставили в ближайшую больницу. Перед тем, как сесть за руль, Амос перетянул ногу, но все равно к моменту прибытия помощи потерял около двух пинт крови.

Он сообщил Богарту расположение укрытия Леопольда и Уайетт. На место преступления прибыли специалисты, но самыми главными вещдоками оказались два тела, лежащих всего в шести футах друг от друга.

Один человек был застрелен из «пушки» калибра.45, за которой тянулся длинный криминальный след. Второй буквально задохнулся под одним очень толстым парнем.

Оба заслужили то, что получили. И только один из убитых ими людей действительно заслуживал смерти. Тело Джайлса Эверса так и не нашли. Правда, как и обещала Белинда Уайетт, в дом его отца доставили посылку. Как было сообщено, Клайд Эверс открыл ее и рухнул мертвым. Такое случается, когда человек получает по почте отрезанную голову.

Декер поправил себя: значит, два человека, заслуживающих смерти. Возможно, и четыре, если включить родителей Белинды, которые из чистой жадности обратились против своей ранимой дочери, когда ей сильнее всего требовалась помощь.

Амосу не хотелось думать о смерти в канун Рождества. Но его окружало столько смертей, что они вытесняли все прочие мысли.

Он навестил могилы жены и дочери. К его удивлению, Ланкастер тоже пришла туда и возложила цветы на их могилы. Они несколько минут поговорили, выхватив немного нормальности из того, что было явно ненормально.

Декер сидел здесь, потому что «Резиденс Инн» устроил рождественскую вечеринку для своих гостей, которые оставались на праздники. Ему совершенно не хотелось в этом участвовать, поэтому он предпочел скамейку в снегу коктейлю и людям, вызывающим его на оживленную, но бессмысленную беседу, которую он не мог ни поддержать, ни оценить.

Было принято решение заново открыть Мэнсфилд в следующем учебном году. Кровь к тому времени уже сотрут, но прочие пятна останутся там навсегда. На открытие собирался приехать и выступить с речью губернатор.

Декер не планировал присутствовать на церемонии.

Город замуровал подземный тоннель, ведущий из столовой в мастерскую, а военные официально зацементировали соединительный проход. Второго января должны были прибыть бульдозеры, которые полностью снесут заброшенную базу и вывезут ее останки туда, куда уходят умирать все военные базы.

Едва стало известно о личностях убийц и их смерти, на город налетела национальная пресса. Богарт ухитрился сохранить имя Декера в тайне. Агент ФБР оказался хорошим человеком и действительно позаботился о вещах, о которых стоило заботиться.

Большинство людей захотели бы признания. Приятно, когда тебя знают как человека, который остановил двух убийц, рискуя при этом собственной жизнью. Договоры на книги и фильмы, участие в рекламе, предложения работы в лучших следственных фирмах, возможность обедать и ужинать с влиятельными людьми. На этом сейчас можно сделать большие деньги. Декер мог собрать в Интернете миллионы поклонников, которые будут следить за каждым его твитом или постом в «Инстаграм».

Амос предпочел бы всему этому пулю в голову.

Однако он позволил Богарту купить ему одежду и ботинки взамен отнятых Леопольдом и Уайеттом. Для бедняка любая утрата тяжела.

Богарт умолял Декера взять у федерального правительства деньги за эту работу. Капитан Миллер делал то же самое, но от лица полиции Берлингтона.

— Амос, ты был платным консультантом, — раз за разом повторял Миллер, пока у него не кончились силы.

Декер отказался от всего.

Он поступил так не из благородства. Ему требовались деньги на жизнь. Он не стеснялся брать то, что ему причиталось.

Он отказался из-за вины.

«Я стоял перед Белиндой Уайетт и говорил, что хочу быть копом. Я сказал, что хочу быть копом, потому что копы защищают людей. Она этого не забыла — и превратила нечто безобидное в нечто зловещее. Потом пришел Леопольд и подбросил дров в огонь, сделал из него адское пламя. А в результате я невольно стал причиной смерти многих людей, в том числе тех двоих, без которых не могу жить».

Для него не имело значения, что это вышло нечаянно. Его намерения явно не имели значения для мертвых. Но у всего есть причина и следствие.

«И я был причиной».

А следствие оказалось настолько ужасным, что о нем было страшно думать, хотя Декер не мог думать ни о чем другом.

Он не мог позволить себе погрязнуть в самобичевании, созерцая свой пупок. Ему нужно зарабатывать на жизнь, и в какой-то момент ему придется встать со скамейки и пойти искать оплачиваемую работу. Но сейчас, прямо сейчас, в этот вечер, перед приходом Санта-Клауса, он просто сидел здесь, тонул в самобичевании и, по крайней мере, притворялся, что созерцает свой внушительный пупок.

Рядом с ним сел мужчина и, чуть подрагивая от холода, положил ногу на ногу. Декер даже не оглянулся.

— Я думал, вы уже вернулись в Вашингтон.

Богарт пожал плечами.

— Вернулся. Но у меня есть тут пара незаконченных дел.

— В канун Рождества… Семья не будет скучать?

— Какая семья?

— У вас кольцо на пальце.

— Декер, я развелся. Свежая новость.

— Жаль это слышать.

— Ей не жаль, да и мне, честно говоря, тоже.

— Дети?

— Она из аппарата Холма,^[25] и работает день и ночь. Так что у нас ни разу не совпал график… Уайетт сказала вам, что занималась сексом с Дебби Уотсон?

— Она солгала об этом, — ответил Декер.

— Откуда вы знали?.. Но вы правы — аутопсия показала, что она стала мужчиной не полностью. Оборудование наличествовало не всё.

— Она все время сидела, сдвинув колени. Для парня это тяжело. Но что более важно, я не думаю, что она действительно хотела стать мужчиной. Случившееся с нею выбрало такое решение. Но она не смогла пройти весь путь.

Оба помолчали.

— Ладно, перейду к делу. Я бы хотел, чтобы вы стали работать со мной.

Декер обернулся к нему:

— И что именно это означает?

— Это означает в ФБР.

Амос покачал головой.

— Я не пройду по физподготовке. Я вообще ничего не пройду.

— Разумеется, вы не будете специальным агентом. Но я уполномочен собрать и возглавить группу специальных задач из профессионалов широкого спектра областей и дисциплин, включая гражданских лиц. Цель — ловить по-настоящему плохих парней. И я не думаю, что кто-то подойдет для нее лучше вас.

— Но я не профессионал. Ни в чем.

— Вы были копом, потом детективом. У вас есть опыт и, видит Бог, у вас есть мозги.

— Богарт, вам не нужно этого делать. Вы купили мне ботинки и одежду.

— Я делаю это не для вас. Для себя. Я хочу двинуться вверх в Бюро. Кроме карьеры, у меня ничего не осталось. Мне скоро пятьдесят. Либо я срочно врубаю турбонаддув, либо зря трачу время. И я считаю, если вы будете на моей стороне, мои шансы раскалывать серьезные дела заметно подскочат. А дальше будут повышения. Я не прочь однажды подняться на самый верх.

— Так вы имеете в виду уехать из Берлингтона?

Богарт смотрел прямо перед собой.

— Для вас это проблема?

— Я такого не говорил.

— То есть с этим у вас проблем не будет?

— Такого я тоже не говорил.

Специальный агент посмотрел на него.

— Могу я перейти к сути и поднять ставки?

Декер не ответил, но чуть заметно кивнул.

Богарт поднял свой телефон и включил фонарик. Через минуту Амос услышал хруст снега.

В круг света от уличного фонаря вышла Алекс Джеймисон. На ней было длинное зимнее пальто и кожаные сапоги, голова обмотана шарфом. Она остановилась у скамейки и посмотрела на мужчин.

Декер взглянул на нее, потом на Богарта.

— Что я упустил? — спросил он.

— Я думал, все очевидно, — ответил агент ФБР. — Тем более для умного парня вроде вас.

Амос вновь посмотрел на Джеймисон.

— Декер, он сделал мне то же самое предложение, хотя я думаю, оно в большей степени было связано с вами, чем со мной.

— Она сделала несколько хороших находок во время расследования, — сказал Богарт. — Продемонстрировала характер и интуицию. Я знаю, по профессии она журналист, но я ищу таланты всюду, где могу их найти.

— Вы уезжаете из Берлингтона? — спросил у нее Декер.

— Честно говоря, я уже уехала.

— А как же работа репортера?

— Энди Джексон научил меня отыскивать правду. Я полагаю, это подходит и для вашей работы. И возможно, у Богарта мне достанется больше хорошей работы, чем моих подписей под статьями.

Декер взглянул на Богарта.

— А капитан Миллер знает о вашем предложении?

— Да. Он не в восторге, но он понимает. И Ланкастер повысили до его заместителя. На случай, если вы не в курсе, она начала принимать лекарства от тремора левой руки, и они действуют. Она даже начала набирать вес с тех пор, как бросила курить.

Амос кивнул, но не нарушил молчание.

— Так вы подумаете об этом? — сказал Богарт.

— Нет.

— Декер… — начала возражать Джеймисон.

— Я не буду об этом думать, потому что… потому что я собираюсь это сделать.

Богарт и Джеймисон удивленно переглянулись.

Декер посмотрел на обоих.

— Но сегодня я предпочту побыть здесь. Сам.

Богарт встал, и в этот же момент Джеймисон сказала:

— Мы вернемся завтра. И вы больше не будете один. Я думаю, вы слишком долго пробыли в одиночестве.

Они уже уходили, но Алекс обернулась:

— С Рождеством, Амос.

Он поблагодарил наклоном головы, они пошли прочь и вскоре исчезли из виду.

Амос Декер закрыл глаза.

И вместе с ними — свой разум.

Хотя бы ненадолго.

Совсем ненадолго.

Благодарности

Мишель, которая всегда рядом со мной.

Митчу Хоффману за великолепную редакторскую работу.

Арно Норри и Майклу Питчу, которые справились с экстремально сложной ситуацией с изяществом и апломбом.

Джейми Раабу, Линдси Роуз, Соне Чоз, Карен Торрес, Энтони Гоффу, Бобу Кастилло, Мишель Макгонигл, Эндрю Данкану, Рику Коббану, Брайну Маклендону, Лукасу Фосету и всем в «Гранд Сентрал Паблишин» за такую заботу обо мне.

Аарону и Арлин Прист, Люси Чилдс Бейкер, Лайзе Эрбах Вэнс, Фрэнсис Джалет-Миллер, Джону Ричмонду и Мелиссе Эдварс, которые прошли со мной больше тридцати книг.

Энтони Форбс Уотсону, Джереми Триватану, Мэрайе Рейт, Трише Джексон, Кейти Джеймс, Наташе Хардинг, Саре Ллойд, Ли Дибблу, Стюарту Дуайеру, Джоффу Даффилду, Джонатану Аткинсу, Стейси Гамильтон, Джеймсу Лонгу, Анне Бонд, Саре Уилкокс, Лианн Уильямс, Саре Маклин, Шарлотте Уильямс и Нилу Лангу из «Пан Макмиллан» за все ваши выдающиеся труды в моих интересах.

Правину Найду и его команде из «Пан Макмиллан» в Австралии, которые провели меня к новым высотам «Другого края света».

Сэнди Вайлит и Каспиану Деннису за постоянную поддержку.

Рону Макларти и Орлагу Кэссиди за ваши выдающиеся аудио-представления. Я люблю вас слушать, даже если знаю, чем закончится история!

Стивену Маату и всей команде «Бруна» за мою карьеру в Голландии.

Бобу Шуле за преодоление боли и новому орлиному глазу.

Роланду Оттевелу за великолепную (и быструю) техническую редактуру.

Кристен и Наташе, которые помогают «Коламбус Роуз» работать гладко.

Примечания

1

Имеется в виду Суперкубок по американскому футболу — финальный матч сезона, в котором выявляется абсолютный чемпион обеих профессиональных лиг. Игроки команды-победительницы, в частности, награждаются массивными кольцами с драгоценными камнями.

(обратно)

2

Мет — сокр. от метамфетамин.

(обратно)

3

Билли Джоэл (полн. имя Уильям Мартин Джоэл, р. 1949) — американский автор-исполнитель песен и пианист, один из шести наиболее продаваемых артистов в США за всю историю страны.

(обратно)

4

Линия Мейсона — Диксона — граница, проведенная в 1763–1767 гг. английскими землемерами и астрономами Ч. Мейсоном и Дж. Диксоном для разрешения территориального спора между британскими колониями в Америке. До гражданской войны служила символической границей между свободными штатами Севера и рабовладельческими штатами Юга.

(обратно)

5

Папаша Варбакс (Daddy Warbucks) — миллиардер, промышленник и филантроп, персонаж комикса и мюзикла «Сиротка Энни».

(обратно)

6

Старски и Хатч — персонажи комедийного боевика «Старски и Хатч», киноадаптации одноименного телесериала 1970-х гг.

(обратно)

7

Крупная сеть магазинов, в оригинале называются 7-Eleven.

(обратно)

8

1,82 м и 77,1 кг.

(обратно)

9

НФЛ — Национальная футбольная лига.

(обратно)

10

Пинбол — игровой автомат, т. н. электрический бильярд.

(обратно)

11

Квотербек и лайнбекер — термины, обозначающие определенные позиции игроков в американском футболе. Квотербек — лидер команды нападения, лайнбекер — защитник-универсал команды защиты.

(обратно)

12

Моджо — положительный настрой, особое расположение духа.

(обратно)

13

Декер имеет в виду так называемую «Бойню в школе „Коломбина“» (1999), когда двое учеников старших классов убили двенадцать учеников и учителя, ранили еще около двадцати человек, а потом застрелились.

(обратно)

14

«Айрон баттерфлай» (англ. Iron Butterfly) — американская рок-группа, образовавшаяся в 1966 г. и исполняющая тяжелый эйсид-рок с элементами прогрессив-рока. Распалась в 1971 г., потом вновь собралась в 1974 г. и выступала до 2011 г. После смерти двух участников группы в 2012 г. собралась в новом составе в 2015 г.

(обратно)

15

ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство.

(обратно)

16

На базе Корпуса морской пехоты США под Куантико, штат Вирджиния, находятся также Академия и Лаборатория ФБР.

(обратно)

17

Музыкальная комедия 1982 г. о певице Виктории, вынужденной притворяться мужчиной-трансвеститом.

(обратно)

18

Embarrass Township можно перевести как «Сконфуженный городок».

(обратно)

19

Маллард (англ. mallard) — утка-кряква. Дак (англ. duck) — утка.

(обратно)

20

Дейзи (англ. Daisy) — ромашка.

(обратно)

21

«Дева Мария» (англ. Virgin Mary) — безалкогольный коктейль, составленный из томатного и лимонного соков, табаско и уорчестерского соуса.

(обратно)

22

Распространенное прозвание Чикаго.

(обратно)

23

Название города (англ. Mercy) можно перевести как милосердие или сострадание. А можно и как счастье или удача.

(обратно)

24

В оригинале у автора фигурирует Россия; редакция сочла необходимым исправить эту несуразность.

(обратно)

25

Богарт имеет в виду Капитолийский холм в Вашингтоне. Иными словами, его бывшая жена — сотрудник аппарата Конгресса США.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Благодарности

*** Примечания ***