За последней чертой [Джеймс Хэдли Чейз] (fb2) читать онлайн

Джеймс Хедли Чейз ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ

Детективные рассказы

ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ^[1]

Бывает, случайно увидишь красивую женщину и потом долго не можешь забыть. Ты едешь куда-то на машине или идешь пешком и тут встречаешь ее. Наблюдая за тем, как она проходит мимо, ты не замечаешь ничего вокруг, и только мрачное лицо какого-нибудь прохожего возвращает тебя к реальности.

Фанкист была именно такой женщиной. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Умопомрачительная платиновая блондинка с формами, которые кого угодно могли бы свести с ума.

В первый раз я встретил ее у Рабенера, хозяина одного из модных клубов на Бродвее. Я знал этого парня несколько месяцев, хваткий был малый, возможно, даже чересчур хваткий. Мне он очень не нравился, это был неприятный, резкий и жадный человек. Я никак не мог взять в толк, каким образом ему удалось превратить свой клуб в процветающее заведение.

Фанкист была его секретаршей. Я уже сказал, что впервые увидел ее в клубе Рабенера, где, как ведущий светской хроники, провел немало ночей, наблюдая за богатыми балбесами, проматывающими свои состояния. Никогда не замечал, чтобы она путалась с кем-нибудь из посетителей. Время от времени она проходила по залу, и десятки мужских голов поворачивались ей вслед. Да, ребята, это была роскошная женщина.

Я крутился около Фанкист с надеждой познакомиться с ней поближе, догадываясь, конечно, что не одинок в своем стремлении. Заговорить с ней я никогда не пытался. Ну а после того, что случилось, думаю, что никогда и не заговорю.

В один прекрасный вечер она убила Рабенера. Долгое время этот парень искал какую-нибудь новую идею для своего шоу, и даже у меня спрашивал совета, но, поскольку в мои планы не входило помогать ему в набивании карманов зелеными банкнотами, я отмалчивался.

В конце концов он придумал кое-что новенькое. В тот вечер обычное шоу было прервано, и на сцене началось странное действо с холостой стрельбой, «смертельными» ранениями, «протыканиями» глаз и прочей дрянью, которая не могла не понравиться сборищу пресыщенных богатеев, завсегдатаев клуба Рабенера.

Это произошло ближе к утру, когда публика уже успела набраться под завязку. Рабенер прохаживался между столиками и перекидывался репликами с посетителями. Особой приветливостью этот тип никогда не отличался, но ему хотелось насладиться произведенным эффектом, и разочарован он не был — его шоу встретили на ура.

Я сидел неподалеку от лестницы, ведущей к кабинету Рабенера. Неожиданно наверху появилась Фанкист. Можете мне поверить, в этот вечер она была особенно хороша. Она начала спускаться по лестнице, и я увидел ее глаза — такие голубые, словно само небо отражалось в них. Когда Фанкист приблизилась к моему столику, я сразу заметил пистолет в ее руке. На какое-то мгновение мне пришло в голову, что она заберется на сцену и примет участие в общем веселье. Но выражение ее лица говорило о другом. Конечно, я мог бы вырвать у нее пистолет, но мне вдруг стало интересно, что же она будет делать дальше. Чутье подсказывало мне — назревает сенсация, достойная того, чтобы оказаться на первых полосах всех утренних газет. Я схватил телефон, который, по счастью, оказался неподалеку, и быстро набрал номер редактора ночной смены.

Рабенер что-то заподозрил, только когда Фанкист была уже шагах в двадцати от него. Он поднял глаза и встретил ее взгляд. Он смотрел на Фанкист так, словно к нему приближалась гремучая змея. Взгляды всех присутствующих были устремлены на них. Наверняка никто, кроме меня, и представить не мог, что эта сцена не была разыграна. Фанкист не сводила глаз со своей жертвы.

Дуло пистолета медленно поднялось и уставилось прямо в лицо Рабенеру. До того как она успела убить его, в зал ворвался мой редактор. В звенящей тишине раздался выстрел, и на затылке Рабенера появилось кровавое пятно. Он качнулся, выставив вперед руки, словно просил о пощаде, и упал лицом на пол. Фанкист развернулась и, не глядя ни на кого, быстро поднялась в кабинет.

Более хладнокровного убийства мне не приходилось видеть ни разу в жизни. Только после того, как она скрылась из вида, поднялась суматоха. Прямо на месте я выложил все, что видел, редактору. Уже через полчаса мы были на улице.

Фанкист не выходила из кабинета Рабенера до приезда копов. Поначалу они все толпились в зале, не решаясь даже надеть на нее наручники — боялись, что она может начать стрельбу. Потом один из них, видимо самый храбрый, все-таки нацепил их на Фанкист. Когда этот коп вошел в кабинет, она спокойно сидела на стуле и курила.

Я вернулся домой в странном возбуждении, даже порция двойного виски не способна была так взбудоражить меня. Я совершенно не мог понять, почему Фанкист сделала это. Во всяком случае, не похоже, чтобы она застрелила его из ревности. Вся сцена была заранее продумана.

Наутро газеты пестрели сообщениями об убийстве. На первых полосах красовались портреты Рабенера и Фанкист. На фотографии, сделанной в тюрьме, она выглядела так же спокойно, как и в тот вечер, когда убила его. Копы допрашивали ее часами, но ничего добиться так и не смогли. Эта малышка оказалась им не по зубам.

За неделю до начала суда мне удалось поговорить с капитаном полиции, ведшим это дело. Я застукал его в забегаловке «У Сэма», подошел к стойке и расположился рядом. Он бросил на меня свой фирменный взгляд, который специально приберегал для газетчиков, и принялся с удвоенной скоростью уминать свой сандвич.

— Так ведь и подавиться можно, капитан, — заметил я. — У меня уйма свободного времени, и мне очень хочется с вами побеседовать.

— Я уже догадался, — пробурчал он, запихивая в пасть очередной кусок. — У меня ничего для тебя нет.

— Скажите мне только вот что, — продолжал я гнуть свое. — Она заговорила?

— Ни слова, ни одного чертова слова!

— Хорошо, капитан, не хочу больше вам мешать. — Я поднялся. — Кстати, та рыженькая, с которой вы провели прошлую ночь, очень даже ничего. У вас отличный вкус!

На какое-то мгновение мне показалось, что его хватит удар. Жилы на его шее вздулись, глаза почти вылезли из орбит.

— Подожди, — пробормотал наконец он. — Где ты это раскопал?

Я выдержал паузу.

— Я ничего не раскапывал, капитан.

— Послушай, — быстро заговорил он. — Ты должен помалкивать, это мое личное дело, понял?

— Между прочим, вы публичный человек, и подобная информация может прийтись по вкусу моим читателям. Ну а если ваша жена немного понервничает, мне-то что?

Капитан был похож на газовый баллон перед взрывом.

— Ладно, — удрученно пробормотал он, — что ты хочешь знать?

Я пододвинулся к стойке и заказал сандвич.

— Мне нужна вся информация об этом деле, капитан. Я с самого начала наблюдал эту заварушку и хочу знать, чем все это закончится.

Недолго мне пришлось его уламывать, упоминание о той рыженькой подействовало магически. Вскоре я узнал всю предысторию этого дела. Как оказалось, Рабенер возглавлял одну из крупнейших в стране группировок по торговле наркотиками. Клуб существовал только для отвода глаз. Рабенеру нужно было место, где удобно хранить товар и куда без опаски могли бы приходить дилеры. Шумный, популярный клуб оказался наилучшим прикрытием.

Рабенер был наемным убийцей. Некоторое время он занимался обычным грабежом, но безжалостность подняла его на самый верх в иерархии преступного мира. У него было чутье — он всегда выходил сухим из воды. В отличие от большинства его коллег, рано или поздно арестованных ФБР, Рабенеру все сходило с рук. Со временем он перешел на торговлю наркотиками. Он настолько хорошо поставил дело, что никто даже и заподозрить не мог, что его клуб является центром распространения дури.

Каким-то образом Фанкист тоже была замешана в наркоторговле. Как именно, капитан не знал. Копы пытались выяснить у нее маршрут поступления наркотиков, но им это так и не удалось. Мелкие члены группировки как в воду канули, и только одна Фанкист могла хоть что-то рассказать.

— Наверное, она боится, что ее кто-нибудь прихлопнет, — предположил я.

— Может, конечно, и так, но зачем она убила Рабенера?

— Мне бы тоже хотелось это знать, — сказал я. — Думаете, она выпутается из этого дела?

Капитан пожал плечами и усмехнулся:

— Я был бы не против. Хороша, правда?

Я живо согласился.

Зал суда был набит, как никогда. Десятки мужских особей собрались специально, чтобы посмотреть на Фанкист, и ничто не могло остановить их.

Прокурор заметно нервничал, зато защитник был настроен очень воинственно. Среди присяжных не было ни одной женщины.

Я занял свое место, держа в руках пакет сандвичей и фляжку с виски. Джексон, мой редактор, расположился рядом. Мы оба хотели знать, чем же закончится это дело.

Фанкист была неотразима. Неподвижно и спокойно она сидела рядом со своим адвокатом. Как она была одета! Любому подростку, желающему поближе познакомиться с женским телом, достаточно было только кинуть взгляд на нее, и он бы узнал больше, чем из учебника анатомии, даже если бы усердно штудировал его в течение года.

— Если я буду смотреть на эту женщину целый день, то сойду с ума! — прошептал Джексон.

Как хорошо я его понимал!

Окружной прокурор поднялся и начал свою речь. Немного огонька его выступлению явно не повредило бы.

— Этот парень, — прошептал редактор, — не очень-то старается. Думаю, он руководствуется тем, что болтается у него между ног.

Как бы прокурор ни старался изо всех сил завалить это дело, факт был налицо — Фанкист убила Рабенера на глазах у сотни свидетелей. Даже если прокурор действительно решил спасти ее классную задницу, вряд ли бы у него это получилось.

Слово взял адвокат.

— Ваша честь, — бесстрастно заговорил он, — у меня есть вопрос к окружному прокурору.

Судья разрешил ему продолжать, и защитник повернулся к прокурору:

— Вы уверены в том, что пуля, найденная в черепе мистера Рабенера, была выпущена из пистолета моей клиентки?

В зале воцарилась полная тишина. Прокурор заерзал на своем месте, поднялся и неуверенно произнес:

— Я протестую, ваша честь.

Судья, которого отвлекли от созерцания наряда Фанкист, холодно взглянул на него:

— Протест отклоняется! Я считаю, что этот вопрос полностью оправдан, и мы будем продолжать заседание.

Защитник улыбнулся, глядя на прокурора:

— Я понимаю, что вы не готовы ответить на этот вопрос. Следовательно, нам требуется отсрочка для выяснения этого обстоятельства.

Судья пристально посмотрел на него:

— Почему вы настаиваете на этом?

— Ваша честь, — начал защитник, — моя клиентка не убивала мистера Рабенера. Выяснилось, что пуля, обнаруженная в его черепе, была выпущена из крупнокалиберного оружия, а не ее из пистолета.

Судья объявил двухчасовой перерыв.

Слова адвоката произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ни один из зрителей и не подумал покинуть здание суда в течение двухчасового перерыва. Когда заседание началось снова, единственным спокойным человеком была сама Фанкист.

Судья посмотрел на прокурора:

— Итак, что вы обнаружили?

Прокурору было явно не по себе.

— Ваша честь, защита оказалась права. Пуля, которой убили мистера Рабенера, была выпущена из револьвера.

Когда шум затих, судья мрачно посмотрел на адвоката:

— Почему вы раньше не рассказали суду об этом?

Защитник встал.

— Я могу объяснить, ваша честь. В ту ночь, когда произошло убийство, представление в клубе Рабенера шло по необычному сценарию. Шоу было прервано холостой стрельбой, драками и тому подобным. Рабенер договорился с Фанкист, что она тоже примет участие в представлении. Рабенер решил, что они разыграют сцену его убийства. Он дал ей пистолет, заряженный холостыми патронами, и объяснил, что она должна делать. В тот самый момент, когда она «выстрелила» в Рабенера, кто-то другой, используя глушитель, пустил в него настоящую пулю. Затем Фанкист вернулась в кабинет. Она решила, что по нелепой случайности ее пистолет оказался заряжен настоящими патронами. Поверив в то, что убила человека, она долго не могла прийти в себя, и это нетрудно понять. Неизвестный нам убийца из револьвера с глушителем застрелил Рабенера. Я изучил рану и пришел к выводу, что пуля, выпущенная из пистолета Фанкист, не могла оставить такую большую дыру в голове. Обвинение, располагая показаниями сотни свидетелей убийства, не потрудилось не только исследовать рану Рабенера, но и взглянуть на пистолет Фанкист, который был заряжен холостыми патронами.

Конечно, на этом дело не закончилось, но Фанкист все-таки оправдали. Имя убийцы Рабенера так и осталось загадкой, ведь Рабенер был преступником и государство не собиралось особенно усердствовать в поисках его убийцы.

Я много думал об этом деле и в конце концов пришел к выводу, что у Фанкист был любовник, который по тем или иным причинам хотел убить Рабенера и воспользовался ситуацией. Могу предположить, что именно любовник Фанкист и придумал сценарий того шоу. Самому Рабенеру такая идея никогда не пришла бы в голову. Они договорились, что Фанкист выстрелит холостыми, а ее парень, спрятавшись неподалеку, убьет Рабенера, используя пушку помощнее. Пока продолжался суд над Фанкист, у ее любовника было предостаточно времени, чтобы выехать из страны и подождать свою подружку, пока она не присоединится к нему.

Я видел лицо Рабенера в тот момент, когда Фанкист держала его под прицелом, и нисколько не сомневаюсь в том, что они не договаривались разыграть убийство.

Конечно, все это только мои предположения. Я ведь могу и ошибаться. Вы же знаете, как газетчики готовы из любой мухи сделать слона. Но я слышал, что она уехала в Латинскую Америку, а это подходящее местечко, чтобы укрыться от копов, вам не кажется?

ДВОЕ У ДОРОГИ^[2]

Денни Мерлин добрался до северной оконечности Дайтона-Бич на исходе дня. Он медленно проезжал на своем «линкольне» «Зефир V-12» мимо стадиона и отделанной ракушечником эстрады, с завистью поглядывая на переполненный пляж и соображая, найдется ли у него время окунуться, но решил, что, видимо, нет, и покатил дальше. В дальнем конце Оушн-авеню Денни приметил красный треугольник автозаправки «Коноко». Он прибавил скорость и через пару минут зарулил на полукруглую площадку.

Из домика появились три работника в аккуратных белых униформах с красными треугольными значками на нагрудных карманах, засуетились вокруг «линкольна». Денни распахнул дверцу и с кряхтеньем вылез:

— Залейте полный бак и приглядите за машиной. Пойду перекушу.

Невысокий плотный мужчина с нашивкой старшего механика вышел из домика и поздоровался. Он одобрительно взглянул на «линкольн» и придирчиво осмотрел Денни. Этот человек умел отличить хорошего клиента от плохого. Он сделал вывод, что у парня много денег, парень едет отдыхать и особенно не задумывается, сколько потратить. Это был абсолютно правильный вывод.

Денни извлек из тяжелого золотого портсигара сигарету и закурил.

— Где тут можно прилично поесть? — спросил он.

Старший механик указал на другую сторону улицы:

— Вон там, сэр. В «Чесни» отличная еда и быстрое обслуживание, лучше не найдете.

— О’кей, годится, — кивнул Денни. — Мой экипаж должен быть готов через полчаса.

— Хорошо, сэр. Направляетесь в Майами, сэр?

— Да. Откуда знаете?

Старший механик ухмыльнулся:

— По-моему, все едут отдыхать в Майами. В это время года на дорогах полно машин. Вам надо поторопиться. Обещали ураган.

Денни пожал плечами:

— Ураган мне не помеха. Что мне до урагана? Старший механик опять ухмыльнулся:

— Мое дело предупредить. — А про себя подумал: «Ладно, болван, делай как знаешь. Наверное, запоешь по-другому, когда ветер усилится».

— Ну, я пошел, — сказал Денни. — Скоро вернусь.

Механик понаблюдал, как он переходит дорогу и исчезает за уютной занавеской на входе в «Чесни», а потом неторопливо направился к «линкольну» и заглянул внутрь.

— Неплохая тачка, — поделился он мнением с одним из работников, который протирал лобовое стекло. — Похоже, у этого парня куча денег.

Работник сплюнул на тротуар.

— Могу поспорить, он дает чаевые центами. Чем круче тачка, тем меньше чаевые. Я таких ребят знаю, — с горечью произнес он.

Старший механик рассеянно покивал. Он смотрел на двух девушек, которые стояли под магазинным навесом напротив заправки. Они провели там больше получаса, глядя на подъезжающие машины. Старший механик заметил, что их очень заинтересовал вошедший в «Чесни» Денни Мерлин. Теперь они что-то с серьезным видом обсуждали. Это была странная парочка. Одну девицу механик признал настоящей красоткой. У нее были вьющиеся белокурые волосы, приятно контрастировавшие с нежным загаром; тонкий красный свитер подчеркивал все достоинства фигуры, короткая желтая юбка в складку выставляла на обозрение стройные ноги в желтых сандалиях. Ее спутница была на добрых шесть дюймов выше. У нее тоже были светлые волосы, но женское очарование в ней начисто отсутствовало. Внешне и по стилю одежды она скорее смахивала на парня: волосы коротко, по-мужски, подстрижены, лицо обветрилось и загорело до черноты, потертые желто-белые брюки и черный свитер сидят мешковато.

Внезапно девицы приняли какое-то решение и двинулись к заправке. Старший механик отошел от «линкольна», оценивающе рассматривая ту, что пониже. Высокая подошла к нему вплотную и спросила:

— Не окажете услугу двум достойным леди?

Старший механик озадаченно поглядел на нее. Она его заинтриговала. Он не знал, что о ней и думать. У нее были суровые зеленые глаза и тонкие, жестокие губы. Теперь, когда она подошла к нему так близко, он немного испугался, увидев, какое у этой девицы мускулистое, крепкое тело. Его разозлило, что приходится смотреть на нее снизу вверх, и он проворчал:

— Чего вы хотите?

Она улыбнулась. У нее были большие белые красивые зубы. Однако механик заметил, что улыбка ничуть не изменила выражение ее глаз.

— Куда направляется этот «линкольн»?

Старший механик взглянул на маленькую девушку и подмигнул ей. Она вспыхнула и отвела глаза. Высокая вмешалась:

— Оставьте свои штучки на потом. Так куда едет этот парень?

— В Майами. Хотите, чтобы вас подбросили? — Старший механик продолжал пожирать глазами ее подругу.

— Да. Можете договориться?

Мужчина покачал головой:

— А при чем тут я? Мы здесь такими вещами не занимаемся.

Высокая повернулась к своей спутнице:

— Дай мне поговорить с ним, Стелла. Отойди.

Стелла помедлила, потом отступила на десяток шагов и принялась напряженно следить за ними. Высокая подошла к мужчине поближе.

— Хорошенькая, правда? Она застенчива, но такому парню, как ты, понравится.

Старший механик отпрянул:

— Да? И что?

— Нам нужно в Майами, красавчик. Если ты это устроишь, Стелла честно сделает свою работу. — Она опять обнажила зубы в улыбке. — Ну как?

— Не пойдет. Вы сядете в машину, а я останусь на бобах.

Девица нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Здесь есть место, где вы можете уединиться? — ласково спросила она. — Особого удовольствия не будет — нет времени. Но ты можешь немного порезвиться. Согласен?

Механик покрылся обильным потом.

— Ну и стерва ты, — буркнул он, глядя при этом на Стеллу и облизывая пересохшие губы. — Она не согласится.

— Конечно, согласится, — отрывисто перебила высокая. — Ну пошли же. Что, у тебя совсем нет свободного места?

Мужчина неуверенно оглянулся:

— Да нет, почему, есть. Можно и в офисе.

— Тогда вперед. Я пришлю ее к тебе. Давай побыстрее и договорись насчет машины, а не то я тобой займусь.

Механик немного помедлил, потом развернулся и зашагал к своей конторе. По пути он оглянулся на девушек. Высокая что-то очень быстро говорила, то и дело рассекая воздух ладонью. Внезапно Стелла оставила ее и быстро направилась к домику, где ее уже поджидал механик. Он отступил в сторону, пропуская ее вперед.

Высокая уселась на низенький заборчик, окружавший заправку, и закурила. Она медленно выпускала дым изо рта, пристально глядя на ресторанчик на другой стороне улицы. В сторону заправки она даже не обернулась.

Примерно через десять минут она увидела, как Денни знаком попросил официанта принести счет и поднялся из-за стола. Девица подошла к домику и распахнула дверь. Работники с ухмылкой наблюдали за ней — она не обратила на них внимания, вошла в кабинет, но там никого не было.

— Эй, вы, двое, он идет! — громко сказала она. Подождала минуту, нетерпеливо разглядывая комнату, потом опять позвала.

Из боковой двери выглянул старший механик. Он тяжело дышал, на шее взбухли вены.

Высокая девица презрительно улыбнулась:

— А теперь иди и договорись насчет поездки, мистер Шейх. Да побыстрее.

Мужчина молча прошмыгнул мимо, а она заглянула в открытую дверь.

— Брось это. Сними и оставь здесь. Мы уезжаем… Ради всего святого, не реви, а то все испортишь. — Она повернулась к двери спиной; лицо у нее было сердитое, глаза зло блестели.

Денни Мерлин подошел к машине и удовлетворенно кивнул. Ребята поработали на совесть. После еды он чувствовал себя на верху блаженства. Бросил на переднее сиденье большую флягу из кожи и серебра, полную шотландского виски. Посмотрел на старшего механика и подмигнул:

— Пригодится в пути. Сколько я вам должен?

Механик назвал сумму, и Денни заплатил пятидолларовым банкнотом.

— Сдачу разделите между ребятами. Они хорошо поработали.

Механик облизнул губы и неловко произнес:

— У меня тут парочка девиц. Они хотят добраться до Майами. Не поможете им?

Денни удивленно взглянул на него:

— Нет, я не собираюсь никого подвозить. Тем более мне не нужна парочка девиц. Что мне с ними делать?

— Я просто поинтересовался, сэр, — продолжал механик. — Я бы даже не стал говорить, если бы это не было нечто особенное. Может, сами посмотрите?

Денни сел в машину. Он решил, что механик ведет себя чересчур нагло.

— Простите, но я не беру пассажиров.

Когда он захлопнул дверцу, из домика появилась Стелла и пошла по освещенной солнцем дорожке. Механик быстро сказал:

— Вот и одна из них. Ничего малышка, правда?

Денни небрежно взглянул на нее и замер. Он не ожидал увидеть такую красавицу.

Заметив, что клиент колеблется, механик продолжил наступление:

— Вы несправедливы к девушкам. Похоже, им срочно нужно в Майами. Им предстоит долгая дорога.

Стелла робко приблизилась к «линкольну» и жалобно заглянула Денни в глаза. Он машинально поправил галстук и открыл дверцу.

— Это вы та девушка, которая собирается в Майами? — спросил он, вылезая из машины.

— Да, — ответила Стелла, — мы вам не помешаем, честное слово.

Механик обратил внимание, что высокая девица пока держится в тени, и злобно усмехнулся. Похоже, она та еще проныра.

Денни кивнул:

— Я с удовольствием вас подвезу. А где вторая? — Он обернулся к механику.

Высокая ждала своей очереди. Она вышла из офиса и большими шагами направилась к машине. Денни уставился на нее, его лицо слегка потускнело. Девица ему совсем не понравилась.

— Вы тоже хотите ехать? — Он неловко приподнял шляпу.

Высокая широко улыбнулась:

— Если не возражаете. Позвольте представиться. Это Стелла Фабиан, а я Герда Тамавич.

Денни предпочел бы, чтобы она осталась, но он уже дал обещание, так что пришлось улыбнуться в ответ:

— Что ж, отлично. Я Денни Мерлин из Нью-Йорка. Если вы готовы, можем ехать.

Герда бросила взгляд на Стеллу и открыла переднюю дверцу.

— Садись с мистером Мерлином, а я расположусь на заднем сиденье. Мне нужно побольше места, ноги слишком длинные. — Обернувшись к Денни, она снова обнажила зубы в ухмылке.

Такая диспозиция Денни вполне устраивала. Он помог Стелле забраться в машину и сел рядом. Герда залезла на заднее сиденье. Механик дотронулся до козырька своей кепки, но никто на него даже не взглянул — Денни решил, что этот парень вел себя очень дерзко, а девушки его ненавидели.

Линкольн медленно выехал на Оушн-авеню и покатил к Броуд-Уок.

На перекрестке их остановил полицейский.

— Какого черта ему надо? — пробормотал Денни.

Девушки напряженно замерли на своих местах, глядя на стража порядка. Герда вытащила из кармана платок и поднесла его к лицу.

Полицейский дружелюбно поздоровался с Денни.

— В Майами, сэр? — спросил он, поставив ногу на подножку автомобиля.

Денни кивнул:

— Да, а что?

— Простите, что задерживаю вас, но мы предупреждаем всех. Надвигается ураган, он может застать вас около Форт-Пирса.

Денни кивнул:

— Знаю, ребята с заправки «Коноко» мне уже сказали. Будем ехать, пока можно. Если не повезет, остановлюсь в Форт-Пирсе.

Полицейский коснулся рукой козырька:

— О’кей, сэр, как хотите. — Он убрал ногу с подножки и помахал им вслед.

Глядя в маленькое боковое зеркальце, Денни усмехнулся:

— Слишком много шума они устроили вокруг этого урагана. Ветер должен быть чертовски силен, чтобы остановить меня.

Герда наклонилась к нему:

— Вы во Флориде проездом?

— Да, как вы догадались?

— Это за версту видно. Местные относятся к ураганам серьезно.

Денни уже наскучил разговор об ураганах. Было очень жарко, и с океана дул легкий бриз. На небе не было видно ни облачка. Денни украдкой поглядывал на Стеллу, которая забилась в уголок подальше от него. Он любовался ее красивыми локонами и мечтал, чтобы Герды с ними не было.

— Похоже, вас ураганы не пугают? — спросил он.

Стелла посмотрела на него и покачала головой:

— Нет. Я их не раз видела, ничего особенного.

Денни понравился ее голос.

— Кто же вы, девушки? Как вам пришло в голову путешествовать автостопом?

Герда не собиралась оставаться в стороне от беседы.

— Мы ищем работу, — сказала она в ухо Денни. У нее был низкий и бесцветный голос. — Нам надоел Дайтона-Бич, и мы решили перебраться в Майами. Может, найдем там что-нибудь.

Денни свернул на старое шоссе Дикси, ведущее в Порт-Оранж, прибавил газу, и машина рванула вперед.

— И чем же вы занимаетесь? — поинтересовался он, рассматривая круглые коленки Стеллы.

— С кем получится. Правда, Стелла? — с грубым смешком отозвалась Герда.

Стелла промолчала.

— Ясно. Звучит не очень обнадеживающе, — пробормотал Денни, недоумевая, что она имела в виду. — Сам-то я работаю с недвижимостью, вот и подумал, может, кто из вас знает стенографию или что-то в этом роде. Тогда я мог бы предложить вам работу.

Герда опять засмеялась. Денни нахмурился. Ему не нравился ее шипящий смех.

— Перестаньте, — раздраженно бросил он. — Что тут смешного?

— Ничего, — быстро ответила она, — мы просто считаем, что вы были очень великодушны, сделав это предложение, правда, Стелла?

— Понимаете, мы выступаем на сцене, — сказала Стелла. — Думаю, работа в офисе не для нас.

Денни хмыкнул:

— Понимаю. Если вы актрисы, то вам другая работа не нужна. Почему вы думаете, что в Майами вас примут?

— Мы просто надеемся, — пожала плечами Герда. — Если бы вам пришлось пробиваться, как нам, то вы бы поняли, что только надежда может куда-нибудь привести, да еще хорошенькая Стелла. — Она опять засмеялась.

Денни посмотрел на нее в зеркало:

— Значит, Стелла вам тоже помогает?

— Естественно, все наше богатство в ее красоте, — с усмешкой произнесла Герда.

— А вы чем занимаетесь? — поинтересовался Денни.

— Я? Веду дела. Пока нам вместе было неплохо, да, Стелла?

Стелла промолчала, неловко поерзала на сиденье, и ее короткая юбка поднялась на несколько дюймов вверх. Денни увидел стройные бедра и закусил губу. Если бы не Герда, он бы показал этой малышке…

«Линкольн» проехал мимо Порт-Оранжа и устремился к шоссе номер один. Они оказались в самом сердце цитрусовой страны Восточного побережья, дорога вилась мимо заливных лугов, розовых от цветущей мальвы. Ветки мандариновых деревьев гнулись под тяжестью плодов. Денни восхищался красотой пейзажа.

— Я в восторге, — заявил он. — Вам не кажется, что здесь очень красиво?

Стелла спросила:

— После такого вам не хочется думать обо всех ужасах жизни? — Она говорила очень напряженно.

Денни с любопытством посмотрел на нее и подумал, какую жизнь она ведет. Она не была похожа на бродяжку. Он тряхнул головой, не в силах разгадать эту загадку.

Они остановились в Нью-Смирне, чтобы заправить машину. Быстро сгущались сумерки, и солнце в желтоватом мареве тонуло за линией горизонта. Денни вылез из машины, чтобы размять ноги, и обе девушки последовали его примеру. Со стороны Майами к ним медленно приближалась длинная череда грузовиков, которые везли рабочих с ферм, инструменты, матрацы и прочий домашний скарб.

Денни спросил у механика за бензонасосом, что все это значит. Тот равнодушно пожал плечами:

— Наверное, бегут от урагана. По радио говорят, он скоро начнется.

У Денни появилось дурное предчувствие.

— Слушайте, сегодня я должен буду проезжать Майами. Ураган мне не помешает?

Механик завинтил кран на канистре и повесил насос на место.

— Может, и не помешает, мистер. С вас два доллара.

Денни заплатил и вернулся к обочине дороги, где девушки наблюдали за проходящими грузовиками.

— Думаете, нам стоит ехать дальше? — спросил он. — Эти люди спасаются с ближайших ферм из-за урагана.

Герда решительно произнесла:

— Меня дождь и ветер не остановят. Это ваша машина, поступайте как хотите.

— Тогда едем. — Денни зашагал к «линкольну».

— Не купите нам поесть, мистер Мерлин? — улыбаясь во весь рот, крикнула ему вдогонку Герда.

Он обернулся:

— Не понял. У вас что, денег нет?

Герда пошла к машине, процедив сквозь зубы:

— Забудьте об этом, мистер Мерлин.

Денни уставился на Стеллу:

— Объясните мне.

Девушка помедлила, потом кивнула.

— Сейчас у нас плохо с деньгами, — смущенно призналась она. — Но мы не голодны. Пожалуйста, не…

Денни бросил:

— Подождите, — и направился к ресторанчику. Вернулся он с двумя бумажными свертками и положил их на сиденье. — Вот, этого должно хватить, пока не доберемся до Форт-Пирса. Там как следует поедим. А теперь вперед, не будем тратить время.

Они покинули Нью-Смирну в молчании. Девушки жадно уплетали куриные сандвичи.

Герда поинтересовалась с набитым ртом:

— У вас там, случайно, не виски?

Денни молча передал ей фляжку. Теперь он начинал понимать, почему именно Герда вела дела. Она без труда получала все, чего хотела.

Они ехали вдоль Индиан-Ривер. В сумерках тускло мерцала вода, по которой усиливающийся ветер гнал волны. То тут, то там на поверхности реки вспыхивали отблески заходящего солнца, будто слабые язычки пламени. Эта картина так очаровала Денни, что он забыл о своем раздражении и сбросил скорость, чтобы полюбоваться всласть. В вечернем небе над ними проплывала стая цапель. С телеграфных столбов, словно ракеты, пикировали за мелкими рыбешками дятлы.

— Какая красота, а? — обратился Денни к Стелле. — Я рад, что решил провести отпуск здесь.

— Почему вы один? — спросила она. — У вас нет жены или подружки?

Денни покачал головой:

— Как видите. Я слишком много работал. Можете не верить, но это мой первый отпуск за десять лет.

Герда прошептала ему в самое ухо:

— Вы заработали много денег?

Денни ухмыльнулся:

— Похоже, да. Достаточно, чтобы жить припеваючи.

— А сколько вам нужно, чтобы «жить припеваючи»? Десять тысяч, двадцать, пятьдесят?

— Пятьсот тысяч. Поверьте, приятно думать, что сам заработал этот маленький капиталец.

Герда шумно вздохнула. Названная сумма поразила ее. Несколько минут она молчала, потом сказала:

— Думаю, с такими деньгами можно делать все, что угодно.

— Вполне, — согласился Денни.

Они ехали по дороге, обсаженной австралийскими соснами. Внезапно Стелла воскликнула:

— Смотрите, поднимается ветер! Видите деревья? Они качаются.

— В этой машине нам ничто не угрожает, — успокоил ее Денни. — Эта старушка не протекает, дождь может лить, а ветер дуть сколько угодно.

Солнце уступило место большой луне. Было почти темно, и Денни включил свет в салоне.

— Люблю ездить в темноте. Посмотрите на реку. Она как будто в огне.

Ветер гнал воду большими волнами, мерцающими, словно языки костра. Маленькие облака неслись по залитому лунным светом небу, быстро сливаясь в одно целое. Они превращались в темные тучи, предвещавшие ураган, создававшие барьер между землей и небом.

— Похоже, что-то будет, — пробормотал Денни, глядя, как все вокруг погружается во мрак. — Если ветер разыграется, придется остановиться в Форт-Пирсе. — Внезапно ему в голову пришла новая мысль. — У вас с собой нет вещей?

— Нет, — коротко ответила Герда.

Последовало долгое молчание. Его нарушил Денни:

— Похоже, у вас были не лучшие времена. — Он начал чувствовать себя не в своей тарелке, как большинство очень богатых людей, столкнувшихся с настоящей бедностью. Жаль, что он взялся их подвезти. Они будут помехой.

Герда небрежно махнула рукой:

— Такое уже бывало. Мы справимся.

На лобовом стекле появились первые дождевые капли, и вокруг машины сомкнулась тьма. Два круга света от фар упали на дорогу, придавая причудливый вид проносившимся мимо грейпфрутовым и лимонным деревьям.

Мягкое гудение двигателя заглушил стон ветра, а с моря долетал рев волн, разбивавшихся в пену о берег.

Молния зигзагом скользнула по небу, и их оглушил первый удар грома. Дождь уже хлестал как из ведра, и Денни включил очистители стекол. Он ехал медленно, потому что почти ничего не видел перед собой.

— Надеюсь, хуже не будет, — вздохнул он.

— Будет, — авторитетно заявила Стелла. — Это только начало. Ветер еще усилится.

Так и произошло. Ветер пронзительно взвыл. Денни почувствовал, как машина задрожала под его напором и чуть не остановилась. Он прибавил газу, и стрелка спидометра поползла к отметке двадцать миль в час.

— Лучше нам найти укрытие, — забеспокоился он. — Зря мы не остались ночевать в Нью-Смирне. Ищите дом. Не хочу больше ехать при таком ветре.

— Не будем останавливаться, — быстро возразила Герда. — До Форт-Пирса всего двадцать миль.

Денни хмыкнул. Его тревожили молнии. Они вспыхивали в темном небе, освещали деревья, гнувшиеся почти до земли под порывами ветра. «Линкольн» еле полз, хотя Денни не убирал ногу с педали акселератора. Должно быть, скорость ветра была не менее ста миль в час.

Дождь барабанил по крыше машины, перекрывая раскаты грома, а вой ветра перешел в оглушительный рев.

Денни заметил в свете молнии здание, фары выхватили из темноты узкую дорогу, ведущую в сторону от шоссе, и он без колебаний свернул на нее.

— Там дом! Мы спрячемся. Это уже не шутка.

Он подъехал к зданию поближе и остановил машину.

— Вылезайте осторожно, — взволнованно предупредила Стелла, — иначе ветер собьет вас с ног.

Денни подумал, что это очень даже возможно, и робко открыл дверцу. Согнувшись пополам, он выскользнул наружу. Дождь и ветер ударили в него со всей мощью, и если бы он не держался за ручку дверцы, то упал бы на землю. Денни слегка выпрямился, чувствуя, как холодные капли проникают сквозь одежду, словно через бумагу, потом начал пробираться к дому. Надо было пройти всего несколько ярдов, но, добравшись наконец до укрытия, он чувствовал себя совершенно изможденным.

Денни заметил, что окна дома заколочены, и без особой надежды постучал в парадную дверь. К счастью, он оказался с подветренной стороны и мог не опасаться, что ветер собьет его с ног. Никто не ответил на стук. Наконец Денни потерял терпение и, отступив на шаг, со всего размаху ударил в дверь ногой. Дверь скрипнула и после второго удара распахнулась. Он переступил порог, вглядываясь в темноту. Громко позвал хозяев, но за ревом ветра и ливня не смог расслышать собственного голоса. Тогда он вытащил из кармана зажигалку, с помощью крохотного огонька отыскал выключатель и включил свет.

Денни стоял в богато убранной гостиной, из которой вели двери еще в три комнаты. Беглого осмотра дома было достаточно, чтобы понять: он пуст. Скорее всего, хозяева, спасаясь от урагана, уехали в Форт-Пирс. В гостиной было тепло и уютно. Теперь оставалось привести обеих девушек.

Денни вновь вышел на улицу и начал пробираться обратно к машине. Он пытался крикнуть спутницам, что все в порядке, но ветер уносил слова и сбивал дыхание. Указывая в сторону дома, Денни взял Стеллу за руку. Мгновение девушка медлила, потом выскользнула из машины. Чтобы добраться до укрытия, потребовалось значительное время. Дважды они теряли равновесие и падали в дождевые лужи, поэтому к тому времени, когда ввалились наконец в гостиную, оба насквозь вымокли и были заляпаны грязью. Но даже в тот момент при взгляде на Стеллу кровь запульсировала в жилах у Денни. Свитер и юбка облепили ее тело, подчеркивая все прелести фигуры. Денни обезумел, увидев ее великолепные, стройные бедра и высокую, упругую грудь.

— Вы отлично выглядите, — не удержался он.

— Не смотрите на меня, — смутилась Стелла. — Пожалуйста, помогите Герде.

Денни немного нервно рассмеялся и повернулся к выходу. Герда уже стояла в дверях, глядя на него. В мокром свитере она казалась еще более мужеподобной.

— Я заперла машину, — сообщила она. — Дождь туда не попадет. Думаю, когда ветер стихнет, доберемся нормально.

— Надеюсь, — согласился Денни. — На сегодня с меня хватит этого ветра. Боже! Я насквозь промок. Ладно, пойду за чемоданом.

— Вам понадобится помощь, — сказала Герда.

И опять они стали пробираться к машине. Денни был несколько уязвлен, заметив, что Герда лучше его справляется с порывами ветра. Однажды она даже спасла его от падения, толкнув в спину, когда он начал заваливаться назад. Денни был поражен ее силой. Вместе они донесли чемодан до дома и заперли дверь.

— Вы чертовски сильная, — выдохнул Денни, расстегивая промокший воротник. — Прямо Самсон.

Герда ничего не ответила и исчезла на кухне.

Денни вошел в гостиную, где перед потухшим камином стояла Стелла, пытаясь расправить облепившую ноги мокрую юбку.

— Глотните, — протянул он ей фляжку, — иначе можно простудиться. — Он и сам дрожал от холода.

Оба по очереди отхлебнули виски и тут же почувствовали себя намного лучше.

— Вам надо переодеться, — улыбнулся Денни. — Хотя вы и так отлично выглядите.

Стелла покраснела.

— Вы меня очень смущаете, мистер Мерлин. Лучше бы вы этого не делали.

Денни опять приложился к фляжке.

— Думаю, вы правы. Но зачем у вас такая потрясающая фигурка?

Вошла Герда с дровами и бумагой.

— Сними это, Стелла, — приказала она. — Ванная в конце коридора. Я включила электрическую колонку. И нашла для тебя плед. Поспеши.

Стелла убежала, а Герда опустилась на колени перед камином. Через несколько минут за решеткой уже ревело пламя.

Денни с восхищением смотрел на нее.

— Теперь я понимаю, почему именно вы босс. У вас всегда все так хорошо получается?

Герда обернулась и через плечо посмотрела на него своими холодными зелеными глазами.

— Я стараюсь. От вас ведь помощи не дождешься, верно?

Денни ухмыльнулся:

— Вы не дали мне шанса.

Герда поднялась.

— Давайте не будем ссориться. Вам тоже не помешает переодеться. Я заглянула в кладовку. Там есть еда. Можем чувствовать себя как дома.

Денни почесал в затылке.

— Немного неудобно перед хозяевами.

— Похоже, вы не разделяете мою философию, — проворчала Герда, направляясь к двери. — У вас ведь полно денег. Оставьте им немного. Ведь деньги нужны для этого, не так ли?

Когда она ушла, Денни быстро разделся и растерся полотенцем, думая о том, как было бы хорошо остаться наедине со Стеллой в этом доме. Он облачился во фланелевые брюки, поверх шелковой белой рубашки натянул грубый свитер, а мокрую одежду отнес на кухню.

Герда, в темно-красном халате и в турецких тапочках на стройных ногах, готовила напитки. На столе стояли шейкер и три стакана.

Денни взял шейкер, понюхал и фыркнул:

— Джин и «Дюбонне». Черт! Похоже, у нас намечается вечеринка.

— Вам ведь нравится Стелла? — вдруг спросила Герда, не глядя на него.

Рука Денни замерла над стаканом.

— Что вы сказали?

— Что слышали, — усмехнулась Герда, переворачивая на сковороде толстый ломоть ветчины. — Я знаю, о чем вы думаете. Хотели бы переспать с ней, да?

Денни с трудом сдержался. Разлил коктейль по стаканам и поставил один из них рядом с Гердой.

— Я не привык к таким разговорам, — тихо произнес он. — Похоже, там, откуда вы родом, принято общаться именно так?

Герда отхлебнула из стакана.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказала она, глядя в глаза Денни. — Вы ведь хотите провести с ней ночь, мистер Мерлин?

Денни выпил коктейль и налил еще.

— Я не собираюсь обсуждать с вами эту тему. Вы третья сторона, и к тому же это вас совершенно не касается.

Герда поставила стакан на стол.

— Вообще-то мне не повезло: у меня, знаете ли, мужской склад ума. Я заметила ваш взгляд, когда Стелла демонстрировала свои прелести. Он вас выдал. Конечно, я вас не виню. Уверена, что на вашем месте испытывала бы то же самое.

— Правда? — ехидно прищурился Денни.

— Хотите сказать, я одна из этих? — Герда покачала головой. — Нет. Я могла бы такою стать, если бы не видела, к чему это приводит. Стелла меня обожает, но я не обращаю на это внимания.

Денни закурил.

— Знаете, вы довольно неприятный человек. Я сожалею, что связался с вами.

Герда улыбнулась:

— Может, прекратим валять дурака? Вы хотите Стеллу. Я знаю, что это правда. Вы мечтаете, чтобы я ушла и вы могли оказаться с ней наедине. У вас много денег. У меня денег нет. Мне они нужны. Я ничего не скрываю. Скажите, мистер Мерлин, сколько вы заплатите за ночь со Стеллой?

Денни сделал шаг по направлению к ней. Его лицо внезапно побелело.

— Закрой свой поганый рот! Я и так достаточно наслушался. Заткнись, ясно?

Герда стояла молча, глядя на него, потом сноваулыбнулась.

— Значит ли это, что вы подумаете? — спросила она, кладя яичницу и ветчину на тарелку и протягивая ему. — Поешьте. Пойду потороплю Стеллу. Я тоже хочу принять ванну.

Денни долго смотрел ей вслед удивленным сердитым взглядом.

Стелла все еще лежала в ванне, когда вошла Герда.

— Я заставляю тебя ждать, дорогая? — промурлыкала Стелла, прикрывая грудь руками и опираясь на локти.

Герда посмотрела на ее красивое белое тело и присела на край ванны.

— Нет, не спеши. Я хочу с тобой поговорить.

Лицо Стеллы помрачнело.

— Что на этот раз?

— А ты как думаешь? — Злые глаза Герды внезапно загорелись. — Пятьсот тысяч долларов пожирают на кухне яичницу с ветчиной. Я тоже хочу свою долю. Денег, а не яичницы.

Стелла яростно взбила воду ногами, но ничего не сказала.

— Ты должна соблазнить его, — продолжала Герда. — Он от тебя без ума, все получится. А выбить из него деньги предоставь мне.

Стелла покачала головой.

— Нет, — проговорила она, кусая губы. — Нет! Нет!

— Ты сможешь. Это нетрудно. Я лягу в постель, а ты пойдешь к нему. Скажи, что тебя испугал ветер. Подразни его. Покажи ему, на что ты способна. Он ждет, когда ты сделаешь первый шаг. Потом войду я, а ты отправишься в постель. Тебе не надо заходить далеко, только раздразни его.

— Нет, — упрямо повторила Стелла.

— Подумай, что это нам даст. Я сумею вытрясти из него тысячу. Мы вместе сможем поселиться в лучшем отеле Майами. Будем покупать одежду и есть все, что захотим.

Стелла закрыла лицо руками.

— А когда деньги закончатся, ты найдешь другого, чтобы продать меня ему. Как ты сделала в Дайтона-Бич, как в Бруклине, как в Нью-Джерси. Нет! Нет!

Герда медленно поднялась.

— Ты — наш единственный капитал. Ты ведь сама хотела поехать со мной, помнишь? Я тебя не просила. Думаешь, без тебя я бы не справилась? Как же я жила раньше, а? Я не боюсь работы. Я сильная, не то, что ты. Ты хотела быть со мной, как же, по-твоему, мы будем жить, если ты отказываешься помогать? Думаешь, ради тебя я отказалась бы сделать подобное? Если бы мужчины хотели меня и предлагали за это деньги, стала бы я возражать? Неужели ты не можешь на мгновение забыть о своем теле, забыть, что ты — это ты? Используй свое тело, чтобы добиться успеха, так же как певцы используют свой голос.

Стелла вылезла из ванны и завернулась в полотенце.

— Сколько еще мне придется этим заниматься? — спросила она. — Ты меня больше не любишь? Неужели тебе все равно?

Герда шагнула к ней, зная, что добилась своего и теперь можно быть доброй.

Денни уже закончил есть, когда появилась Стелла, закутанная в светло-голубой плед, что ей очень шло. Он смешивал коктейль, уже успев выпить шесть подряд, чувствовал себя намного лучше и приветствовал Стеллу улыбкой.

— Как вы себя чувствуете? Выглядите здорово. Выпейте джина и «Дюбонне». Можете что-нибудь себе приготовить? Я бы сам этим занялся, если бы умел.

Стелла приняла из его рук стакан и занялась ужином.

— Не желаете принять ванну, мистер Мерлин?

Денни покачал головой:

— Нет, все в порядке. Я немного выпил вместо ванны.

Стелла включила плиту и ждала, пока конфорка нагреется. Повернувшись к Денни спиной, она слегка спустила плед, потом затянула его потуже, чтобы не испачкать ткань кипящим жиром.

Денни видел изящные контуры ее фигуры, нежный изгиб ягодиц, и внезапно в нем проснулось зверское желание. Он отвернулся и выпил еще.

— Где же ваша неприятная спутница? — резко спросил он.

Стелла вздрогнула.

— Герда? — уточнила она, обернувшись к нему через плечо. — Что значит «неприятная»?

Денни махнул рукой:

— Не будем об этом. Я забыл, что она ваша подруга.

— Герда в ванной. Она выйдет не скоро, любит плескаться. Она сказала мне, что уже поела. Как странно. Мы могли бы поужинать все вместе.

— Сколько вам лет? — поинтересовался Денни, облокотившись на стойку возле плиты, чтобы видеть лицо девушки. — Сейчас вы выглядите как школьница.

Стелла вспыхнула:

— Мне девятнадцать. В конце месяца будет двадцать.

— Неужели вам не противно так жить? Разве у вас нет родителей, которые могли бы о вас позаботиться?

Стелла разбила яйцо над сковородкой.

— Нет. Я справляюсь, мистер Мерлин, просто сейчас у нас тяжелые времена. Нам не повезло, и хозяйка квартиры взяла в уплату долга наши вещи. — Она замолчала и шмыгнула носом.

Денни придвинулся поближе.

— Эта девушка, Герда… Мне кажется, она вам не подходит. Скажите, у вас из-за нее бывают неприятности?

Стелла взглянула на него, силясь улыбнуться:

— Герда была очень добра ко мне.

Денни пожал плечами и отвернулся. Он не мог понять, в чем тут дело, продолжал говорить себе, что Стелла совсем не похожа на шлюху. В этом он мог поклясться, но почему тогда Герда сделала такое предложение? Почему она была так уверена, что Стелла согласится? Возможно ли, что он нравится этой красотке? Денни был слегка пьян и очень самоуверен. Было бы здорово, если бы у них со Стеллой все получилось, а Герда осталась с носом.

Он последовал за Стеллой в столовую и сел напротив нее. Ветер и дождь бушевали вокруг дома, стены дрожали, и им приходилось повышать голос, чтобы расслышать друг друга. Когда девушка поела, Денни отнес ее тарелку на кухню и вернулся с полным шейкером. Стелла сидела на широком диване у огня. Плед раскрылся, обнажив стройные ноги. Увидев Денни, она поспешно поправила свое одеяние, но (он все-таки успел разглядеть ее гладкие крепкие колени, почувствовал, как кровь прилила к голове, и сел рядом.

— Вам нравится быть богатым? — спросила девушка.

Денни удивился:

— Конечно. Почему вы спрашиваете?

— Знаете, для некоторых людей деньги так много значат. Для меня они не значат ничего. Однажды мне попался на глаза мужчина со стодолларовым банкнотом. Раньше я таких денег никогда не видела. Он был ужасно доволен собой.

Денни засмеялся, сунул руку в карман и вытащил большой кошелек.

— А банкнот в тысячу долларов когда-нибудь видели? Мне кажется, я не выгляжу таким уж довольным.

Он открыл кошелек и достал толстую пачку денег. Там было восемь банкнотов по тысяче и множество стодолларовых. Стелла побледнела:

— Уберите, не надо…

Внезапно из-за ее плеча раздался голос Герды:

— Достаточно денег, чтобы несколько месяцев ни в чем себе не отказывать. Ехать по Линкольн-роуд и покупать все, что захочется. Ходить в «Даше» или «Миллер». Есть у «Аллена». Майами будет наш.

Денни резко обернулся, захлопнув кошелек:

— Откуда, черт возьми, вы взялись?

Герда смотрела на него, ее зеленые глаза безо всякого выражения были холодными, как будто стеклянными.

— Вам очень повезло, мистер Мерлин. Я иду спать. Возможно, завтра дождь кончится. Скоро мы с вами расстанемся. Думаю, что никогда вас не забуду. — Она направилась к двери и обернулась: — Мистер Мерлин скоро захочет спать, Стелла. Спокойной ночи. — Она захлопнула за собой дверь.

Денни посмотрел на Стеллу:

— Что она имела в виду, говоря, что не забудет меня?

Девушка была очень бледна.

— Если бы я только знала…

Воцарилось молчание, слышался только вой ветра за окнами, потом Денни принужденно рассмеялся:

— Она пошла спать. Выпьете еще?

Стелла покачала головой и попыталась подняться, но Денни ее удержал.

— Не уходи, — попросил он. — Знаешь, я так ждал, когда мы останемся наедине. Я хочу поговорить с тобой. Хочу слушать твой голос. Давай устроимся поудобнее. — Он встал и выключил свет. Теперь комнату освещало лишь пламя в камине. Денни сел рядом со Стеллой. — Здорово, правда? — спросил он, подавая ей стакан. — Выпей же. Вечер только начинается, и мы можем провести здесь несколько дней. Нам нужно получше узнать друг друга.

Стелла поставила стакан на столик.

— Я должна идти. Мистер Мерлин, я правда не могу остаться с вами. Это неправильно.

— Называй меня просто Денни, ладно? Тебе не кажется, что это очень романтично — встретиться так, как мы, и прятаться от урагана в чужом доме, у камина. Слушай, Стелла, это как будто сказка. Такое случается не каждый день.

— Знаю, Денни, но я все равно должна идти. Герда будет спрашивать…

Денни положил руку на спинку дивана.

— Разве тебе не все равно, что подумает Герда? Неужели мы не можем остановить время хотя бы на час? Я люблю тебя. Ты самое прекрасное создание в этом безобразном мире. По сравнению с твоей красотой ураган кажется слабым и бесцветным. Посмотри на меня, Стелла, неужели мы не можем хотя бы на час отправиться в страну чудес? Неужели не можем забыть, кто мы? Неужели ты не хочешь оставить этот мир и пойти со мной? — Денни привлек ее к себе, и бледная, почти теряющая сознание девушка прильнула к нему.

Денни прикоснулся губами к ее губам и, почувствовав, что она сдается, крепко прижал ее к себе. Он был ослеплен и не слышал гула урагана за окном. Стелла влекла его, как ни одна другая женщина. Он просунул руку в складки пледа и стянул его с ее плеч, в свете огня увидел белое тело, опустил девушку на диван и склонился над ней. Прижался лицом к ее прохладным грудям и тихо застонал от удовольствия.

Появившись в комнате, словно тень, Герда неслышно подкралась к ним. Пламя отразилось в ее неподвижных глазах, и Стелла, подняв голову, с трудом сдержала крик ужаса, увидев, как Герда поднимает руку, в которой было зажато что-то блестящее.

Стелла пыталась оттолкнуть Денни в сторону, но блестящий предмет упал вниз, и Денни, издав странный горловой звук, обмяк. С диким криком Стелла скинула его на пол и съежилась на диване.

— Что ты наделала?! — завизжала она, вскочила, подбежала к лампе и включила свет.

Герда стояла над Денни с бледным и застывшим лицом. Не глядя на Стеллу, она произнесла:

— Заткнись!

Денни перекатился на бок и попытался приподняться на локте. Длинный нож с тонким лезвием глубоко вонзился ему в шею. Стелла видела торчащую из раны серебристую ручку и в ужасе зажала рот руками.

Белый воротник рубашки пропитался кровью, красные капли начали падать на ковер. Денни потрогал рукоятку ножа, словно не мог поверить, что это случилось с ним. Низким, сдавленным голосом он спросил у Герды:

— Это ты сделала?

Герда молча смотрела на темные кляксы, которых становилось с каждой секундой все больше на бежевом ковре.

— Почему ты не могла оставить меня в покое? — прохрипел Денни. — Боже, какой я был дурак, что с вами связался! Наверное, это все из-за денег. Я и представить не мог, что ты на это способна. Думаешь, это тебе поможет? Да не стой же! Позови врача. Ты хочешь, чтобы я истек кровью?

— Нет! — дико выкрикнула Стелла. — Вызови врача, ради бога!

Герда рявкнула:

— Заткнись! — и с отвращением отошла от Денни.

— Ты хочешь, чтобы я умер? — стонал Денни. — Помоги мне! Не стой как истукан. Помоги мне, сволочь! Ты что, не видишь, что я истекаю кровью?

Стелла бросилась на диван и зарыдала. За окном ревел ветер, барабанил по крыше дождь.

Герда метнулась к дивану, ударила Стеллу по лицу. Та вскинулась, открыв рот в беззвучном крике, упала на диван и замолчала.

— Я же сказала, заткнись! — прошипела Герда. — Поняла?

С чудовищным усилием Денни встал на колени и попытался выпрямиться. Ему это удалось. Теперь он стоял, держась за спинку стула, и рыдал:

— Стелла, помоги мне! Не дай мне умереть, Стелла, помоги!

Он взялся за нож и попробовал выдернуть его, но все тело пронзила жуткая боль, и он упал на колени.

Стелла вскочила и бросилась прочь из комнаты. Через минуту она вернулась с полотенцем.

— Вот! — крикнула она Герде. — Перевяжи рану.

Герда взяла полотенце и подошла к Денни. Схватилась за нож и резко выдернула его из шеи. Денни пронзительно завизжал. Алым потоком из раны хлынула кровь. Он упал ничком и судорожно вцепился обеими руками в окровавленный ковер. Кровь еще некоторое время продолжала хлестать из раны, но потом перестала.

Девушки смотрели на него: Стелла в ужасе, не в силах отвести глаза, Герда со странным выражением безжалостности и равнодушия.

Наконец Герда произнесла:

— Он мертв. Иди на кухню.

Стелла бросилась к ней:

— Ты не должна этого делать! Я все знаю. Ты хочешь взять деньги. Поэтому ты и убила его!

— Теперь они ему не понадобятся. Иди на кухню, не то я рассержусь.

Стелла закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Рев урагана усилился в несколько раз.

Герда не теряла времени. Осторожно обойдя Денни и стараясь не наступить в кровь на ковре, она вытащила из его кармана кошелек. Достала все банкноты и положила кошелек на место. Постояла, глядя на деньги, потом сжала их в кулаке и глубоко вздохнула. «Наконец-то, — подумала она, — я свободна. Теперь ничто уже не имеет значения. Я могу жить так, как хочу». Ни на минуту она не пожалела об убитом.

Герда нашла Стеллу на кухне. Девушка тихо рыдала и дрожала от страха. Герда не обратила на нее внимания и принялась переодеваться в еще мокрую одежду. Свернутые банкноты она сунула в карман брюк, натянула черный свитер, морщась от отвращения, и повернулась к Стелле:

— Немедленно одевайся. Хватит хныкать, это не поможет.

Стелла не пошевелилась, и Герда, потеряв терпение, тряхнула ее за плечи.

— Одевайся, дура! — закричала она. — Слышишь меня?

Стелла пустым взглядом посмотрела на нее и принялась в отчаянии хрустеть пальцами.

Герда сдернула с нее плед и начала ее одевать. Стелла не сопротивлялась, стояла и тихо всхлипывала, как ребенок. Когда, наконец, она была готова, Герда опять встряхнула ее и увидела, что в предстоящем деле подруга ей не поможет. Она толкнула Стеллу на стул.

— Оставайся здесь. И не двигайся с места, пока я не приду.

Ливень все еще продолжался, но ветер немного ослаб. Герда выглянула наружу и убедилась, что сможет пройти по двору без особых трудностей. Она собрала одежду Денни и отнесла ее вместе с чемоданом в машину. Потом, взяв с заднего сиденья большое одеяло, вернулась в гостиную. Набросила одеяло на труп, завернула его и под проливным дождем вытащила из дома. Открыла заднюю дверцу «линкольна» и затолкала свою ношу на сиденье. На это ушло много времени.

Герда насквозь вымокла, одежда прилипла к телу. После возни с трупом она чувствовала себя совершенно обессиленной и налила себе I виски. Через мгновение ей стало лучше. «Пока все идет хорошо», — сказала она себе, оглядывая комнату, в которой все было перевернуто вверх дном. Нельзя оставлять дом в таком беспорядке. Есть только один быстрый способ уничтожить улики. Она вспомнила, что видела в «линкольне» канистру с бензином, и отправилась за ней. Оставив канистру в гостиной, вошла на кухню.

Стелла была на прежнем месте. Она уже не плакала, но продолжала дрожать.

— Уходим отсюда, — скомандовала Герда. — Идем, ради бога, возьми себя в руки.

Услышав ее голос, Стелла поежилась.

— Уходи! — произнесла она. — Я больше не хочу тебя видеть. Боже мой, что мне теперь делать? Посмотри, во что ты меня втянула!

Герда была очень спокойна.

— Что ты хочешь сказать? Ты тоже виновата.

Стелла вскочила и завизжала как сумасшедшая:

— Я знала, что ты это скажешь! Но я его не убивала! Я не хотела его убивать! Я не хотела спать с ним, это ты меня заставила! Слышишь? Ты меня заставила!

— Возьми себя в руки! Если хочешь спасти свою шкуру, успокойся и помоги мне.

— Оставь меня, уходи! Он сказал, что ты плохая, но я ему не поверила. Он предупреждал меня. Как я могла так поступить? — Стелла опять зарыдала.

Внезапно по лицу Герды прошла тень, она вдруг стала выглядеть старой и безобразной.

— Неужели ты не понимаешь, что я сделала это не только ради себя, но и ради тебя тоже? Теперь мы богаты, Стелла. Нам больше не придется считать гроши. Ты больше не будешь ложиться в постель с мужчинами. Все позади. Неужели ради этого не стоило пойти на жертву?

— Как ты можешь так говорить? — застонала Стелла. — Неужели его смерть ничего для тебя не значит? Неужели ты так жестока, что даже не ужасаешься тому, что натворила?

Герда пожала плечами:

— Отлично! И что ты предлагаешь? Позвать полицию?

Стелла ударила по столу кулачками.

— Теперь уже ничего не исправить! Мы не сможем его вернуть. Ты погубила нас обеих!

— Я перенесла его в машину, — бесстрастно сказала Герда. — Сбросим ее в реку. Она очень глубокая. Его могут никогда не найти. Потом кто-нибудь подвезет нас до Майами. С деньгами мы будем счастливы и в безопасности.

Стелла прекратила плакать и уставилась на Герду:

— И ты собираешься это сделать? А как же пятна крови? Думаешь, мы сможем от них избавиться?

— Я подожгу дом. Все решат, что это молния.

Стелла побледнела:

— Значит, он был прав. Ты чудовище. Тебя никто не волнует, кроме себя самой. Иди делай, что задумала. Я не могу тебе помешать. Но с тобой я не пойду. Лучше окажусь на панели, чем с тобой. Не хочу тебя видеть!

Герда задумчиво посмотрела на нее:

— Я не могу тебе этого позволить. Вдруг проболтаешься. Я очень люблю тебя, Стелла, но ты не должна испытывать мое терпение. — Её голос был бесстрастным, а глаза глядели как-то странно.

Стелла покачала головой:

— Я никому ничего не скажу, не бойся. Сейчас я уйду, и надеюсь, что больше никогда не увижу тебя. — Приняв решение, она сразу же успокоилась и мечтала только об одном: как бы поскорее сбежать от Герды.

Герда шагнула к ней:

— Не хочешь пожать мне руку, ведь мы были так счастливы? Я знаю, что поступила плохо, но… — Она улыбнулась. — Ну что? Давай же, Стелла, попрощаемся, и я пожелаю тебе удачи.

Стелла помедлила, потом подошла к подруге:

— Помоги тебе Бог, Герда, потому что никто больше тебе не поможет.

Молниеносным движением Герда схватила ее за горло ледяными и твердыми, как стальные крючья, пальцами.

— Ты, маленькая глупая болтушка! — зашипела она, откидывая голову Стеллы назад. — Думаешь, я тебе поверю? Думаешь, я буду жить спокойно, зная, что ты можешь проболтаться первому встречному, с которым ляжешь в постель? Да мне наплевать, что ты не хочешь быть со мной! Вокруг сотни таких, как ты, которые с радостью пойдут за мной — с такими-то деньжищами. Можешь отправляться к своему Денни. Слышишь? Убирайся к нему!

Она повалила Стеллу на пол и придавила ей грудь коленом. Стелла отчаянно извивалась, но у нее было мало сил. Герда держала ее, словно клещами, и не давала подняться с пола.

Захват оказался неудачным, поэтому понадобилось довольно много времени, чтобы довести дело до конца. Казалось, вечность прошла, прежде чем Герда поднялась, растирая затекшие пальцы. Она почувствовала легкое сожаление при взгляде на мертвую девушку, но только на мгновение. Ветер уже стих, и каждая минута была драгоценна.

Герда подхватила труп на руки и побежала к машине, бросила Стеллу на Денни, захлопнула дверцу и вернулась в дом. Ей хватило пары минут, чтобы разлить бензин по комнатам, и, когда она вышла на улицу, из щелей в ставнях уже вился дымок. Она отъехала на «линкольне» довольно далеко и оглянулась. Дом вовсю пылал. Длинные языки пламени облизывали крышу, а ветер нес вслед машине черный столб дыма. Герда с радостью убедилась, что через несколько минут дом будет полностью уничтожен огнем, и вырулила на шоссе.

Дождь не прекратился, но ветер стих. Вдали Герда различала огни Форт-Пирса. Даже если не удастся поймать попутку, она сможет дойти туда пешком.

Индиан-Ривер блестела в темноте. Наконец Герда выбрала подходящее место и развернула «линкольн» к реке. Вылезла наружу, огляделась, но не увидела никаких признаков приближающейся машины. Стараясь не смотреть на заднее сиденье, отпустила ручной тормоз, почувствовав, что ее охватывает озноб. Сначала она стояла на подножке, а когда машина начала двигаться, быстро соскочила и стала наблюдать.

Докатившись до крутого берега реки, «линкольн» замедлил ход, а потом рухнул в сверкающие взбудораженные волны. Герда отбежала в сторону — ей показалось, что машина падает не в реку, а в огромную печь, чтобы исчезнуть в адском пламени навеки.

Примерно через час Герда услышала гул мотора грузовика. Все это время она шла пешком по шоссе, ей было холодно и страшно. Дождь перестал, но одежда еще не высохла и неприятно липла к телу. Герда остановилась и помахала водителю. Взвизгнули тормоза, грузовик остановился, и девушка подбежала к нему.

Из кабины высунулся мужчина.

— Вы в Форт-Пирс? — спросила Герда, стараясь его разглядеть. — Подвезете?

— Нет проблем, залезай. — Он распахнул дверцу.

Герда вскарабкалась на сиденье, и грузовик тронулся. Мужчина за рулем был огромного роста и в темноте напоминал большую гориллу.

— Откуда ты, крошка? — спросил он грубым, хриплым голосом, косясь на Герду из-под козырька кепки.

— Из Дайтона-Бич, — ответила Герда, растирая замерзшие руки и дрожа. — Попала в ураган, пряталась в доме, потом решила идти пешком.

— Ха! — Водитель сплюнул в окно. — Я по пути видел горящий дом. Должно быть, молния.

Герда промолчала. Она устала и хотела спать.

— Не боишься оказаться в таком месте одна? — поинтересовался водитель.

Герда напряглась.

— Меня нелегко испугать, — холодно сказала она. — Последний парень, который хотел познакомиться со мной поближе, так и не понял, что его ударило.

— Крутая, значит? — хохотнул водитель. — Что ж, я люблю крутых дамочек.

— Значит, мне повезло, — едко заметила Герда.

Водитель опять заржал.

— Прежде чем ехать дальше, я должен взять с тебя плату за проезд, — заявил он, резко затормозив. — Пойдем-ка ненадолго в кузов.

Герда покачала головой:

— Поезжай. Со мной эти штучки не пройдут. Я дам тебе пятерку, когда приедем в Форт-Пирс. Больше ты ничего не получишь.

— Да? — с угрозой переспросил водитель. — Я не привык выслушивать такие слова от бабы. Быстро полезай в кузов, пока я не рассердился. Будешь делать, что я скажу.

Герда открыла дверцу.

— Если ты так… — произнесла она, мрачно глядя на него, и соскользнула на дорогу.

Едва ее ноги коснулись мокрого асфальта, она бросилась в ближайшую цитрусовую рощу. Но не успела добежать до деревьев — сильный удар выше колен свалил ее с ног. Она лежала и несколько мгновений не могла пошевелиться. Затем почувствовала, что ее подняли, пронесли несколько шагов, потом опять бросили на землю.

— Как тебе это? — спросил водитель, опускаясь рядом с ней на колени.

Герда поняла, что лежит в кузове.

— Ну что, детка, заплатишь или я буду лупить тебя, пока не сдашься? — поинтересовался водитель.

— Ладно, верзила, дай мне встать, — прошептала Герда.

Водитель отошел от нее и загородил выход.

— Не такая уж и крутая? Я же тебе говорил, крошка, что знаю, как обращаться с женщинами.

Герда медленно поднялась. Все тело болело. Она выпрямилась и со всего размаху ударила водителя в челюсть.

Он ожидал этого удара и отвел голову в сторону. Кулак Герды задел его по уху, и водитель ответил ей коротким ударом раскрытой ладонью по лицу. Пощечина оглушила ее, и она в испуге упала на колени. Герда поняла, что этот парень слишком силен и хитер для нее.

Он присел на корточки рядом с ней и еще несколько раз ударил по лицу. От боли из глаз Герды потекли слезы, она пыталась защищаться руками, но тщетно. Водитель с силой ткнул ее кулаком в живот, отчего она инстинктивно опустила руки, и продолжил хлестать по щекам.

— Ну что, хватит? — спросил он.

Герда не могла ответить. Она тихо лежала и дрожала от страха. Руки водителя ощупали ее одежду, но у нее не было сил сопротивляться. Перед глазами плыл красный туман, а голова была будто в огне.

Внезапно Герда почувствовала, что случилось нечто ужасное. Она услышала, как водитель резко втянул воздух ртом и пробормотал:

— Боже правый!

С замиранием сердца Герда поняла, что он нашел пачку денег.

Она с трудом поднялась и попыталась вырвать банкноты у него из рук, но водитель грубо оттолкнул ее.

— Откуда это у тебя? — крикнул он.

— Отдай их мне, они мои.

— Да? Попробуй докажи.

— Я говорю тебе, они мои. — Герда готова была зарыдать от ярости. — Отдай!

Деньги исчезли в кармане у водителя.

— Ты их стащила. Может, даже из того горящего дома. У такой бродяжки, как ты, не может быть столько денег.

Герда бросилась на него, пытаясь пальцами дотянуться до глаз. Он ударил ее в лоб, швырнул на пол грузовика и спихнул на дорогу. Герда упала в грязь с глухим стоном.

Соскочив на асфальт, водитель ухмыльнулся:

— Если тебе нужны денежки, поезжай в Форт-Пирс и спроси у копов. Может, они тебе их отдадут. Хотя, по правде сказать, я в этом сомневаюсь. — С этими словами он сел за руль и уехал.

УТРЕННИЙ ВИЗИТ^[3]

Лейтенант остановился и поднял руку — справа он увидел ферму, спрятавшуюся за рощей кокосовых пальм. Четыре чернокожих солдата тоже остановились, поставили ружья на землю и оперлись о них.

Солнце нещадно палило. Тучный лейтенант обильно потел и чувствовал себя неуютно в прилипшей к телу форме. Он знал, что на белой ткани расплываются отвратительные темные пятна пота, и проклинал жару, президента, а больше всего на свете — латиноамериканских бандитов.

Он с презрением оглядел четырех негров, которые стояли, уставившись пустыми глазами в землю, словно кастрированный скот.

— Вот это место. — Лейтенант кивнул круглой головой в сторону фермы. — Двое направо, двое налево. Без шума. Не стрелять, если что — пользоваться штыками.

Он выхватил саблю. На солнце сверкнула сталь. Солдаты оживились и рысцой побежали к ферме, пригнув головы, сжимая ружья в руках. Они были похожи на гончих, взявших след.

Лейтенант не спеша двинулся за ними. Он шел осторожно, будто по яичной скорлупе. Под красивой формой его жирное тело покрывалось гусиной кожей, когда он, замирая от страха, мысленно представлял себе попавшую в цель пулю. Лейтенант держался под прикрытием кокосовых пальм. Выйдя на открытое пространство, он побежал, спотыкаясь, по кочковатой земле, борясь с тугими жаркими волнами раскаленного воздуха.

Солдаты уже добрались до фермы и стояли неровным кругом, ожидая старшего. Они значительно повеселели — знали, что скоро вернутся в бараки после этого изнурительного марша под палящим солнцем.

Ферма представляла собой приземистое строение с крышей из пальмовых листьев и побеленными стенами. Лейтенант осторожно приблизился, и тут дверь отворилась — на свет вышел высокий, бедно одетый кубинец.

Солдаты вскинули ружья, угрожая ему сверкающими на солнце штыками. Кубинец стоял молча, с одеревеневшим лицом, скрестив руки на груди.

Лейтенант уточнил:

— Лопес?

Кубинец метнул взгляд на солдат, видя перед собой только стальной частокол ружей.

— Да, — ответил он сухим, шелестящим голосом.

Лейтенант наставил на него саблю.

— Ты, должно быть, слышал обо мне, — сказал он со зловещей ухмылкой. — Я Рикардо де Креспедес.

Лопес переминался с ноги на ногу на песке. Его глаза бегали, но лицо оставалось бесстрастным.

— Вы оказали мне честь, сеньор.

— Мы войдем в дом. — Лейтенант прошел мимо Лопеса, держа саблю на отлете.

Комната была очень бедной и грязной. Де Креспедес шагнул к неказистому столу в середине и уселся на край. Расстегнул кобуру и подтянул поближе револьвер. Бросил одному из солдат:

— Обыщите дом.

Негр направился в другую комнату.

Лопес поспешно сообщил:

— Ваше превосходительство, здесь никого нет, кроме моей жены.

— Проверьте, не вооружен ли он, — приказал де Креспедес.

Второй солдат ощупал Лопеса загрубевшими ладонями, покачал головой и отступил в сторону. Де Креспедес помедлил, потом нехотя вложил саблю в ножны. Воцарилось напряженное молчание. Негр вернулся из соседней комнаты, толкая перед собой кубинку.

Де Креспедес посмотрел на нее, и его маленькие глазки заблестели. Женщина бросилась к Лопесу и прижалась к нему, бледная от страха. На ней были белая блузка и юбка, ноги босые. Де Креспедес решил, что она очень мила. Он тронул свои навощенные усы и улыбнулся. Это движение не ускользнуло от Лопеса, и он покрепче прижал жену к себе.

— Ты прячешь на ферме оружие, — заявил де Креспедес. — Где оно?

Лопес покачал головой:

— Ваше превосходительство, я бедный крестьянин. Я не торгую оружием.

Де Креспедес взглянул на женщину. У нее была красивая грудь. Мысли лейтенанта уплыли в сторону, и это немного рассердило его, потому что он был хорошим солдатом.

— Лучше скажи сейчас, — нахмурился он.

Женщина начала плакать. Лопес нежно обнял ее за плечи:

— Тише, это Рикардо де Креспедес.

Лейтенант встал и слегка поклонился:

— Он прав.

Женщина почувствовала пробуждающееся в нем желание.

Лопес в отчаянии повторил:

— Ваше превосходительство, произошла ошибка.

Потеряв терпение, де Креспедес приказал солдатам обыскать дом. Когда трое из них ушли, он поманил женщину пальцем:

— Иди сюда, я хочу на тебя посмотреть.

Лопес открыл рот, но промолчал. Его глаза были полузакрыты, а кулаки стиснуты. Он знал, что ничего не может сделать.

Женщина робко подошла поближе к де Креспедесу, прикрывая руками грудь. Ее страх распалил лейтенанта.

— Понимаешь, почему я здесь? — спросил он, поглаживая ее обнаженную руку. — Предатели снабжают оружием мятежников, восставших против президента. Здесь спрятаны ружья. Нам это известно. Где они?

Женщина дрожала, как испуганная лошадь, не смея отойти в сторону.

— Ваше превосходительство, мой муж хороший человек. Он ничего не знает про оружие.

— Да ну? — Де Креспедес попытался привлечь ее к себе. — И ты ничего не знаешь про этих бандитов? Про заговоры для свержения Мачадо?

Лопес бросился между ними, заслонив собой жену.

— Мы ничего не знаем!

Де Креспедес вскочил со стола. Его лицо стало суровым.

— Схватить этого человека! — рявкнул он.

Солдат заломил Лопесу руки за спину. Женщина нервно вскрикнула. Ее глаза расширились.

— Нет, нет, — прошептала она.

Лейтенант лично провел обыск, но ничего не нашел. Он снова вышел на залитый солнцем двор и приказал солдатам обыскать местность вокруг фермы. Потом вернулся в дом и остановился в дверях, глядя на Лопеса.

— Где оружие? Быстро, где оно?

Лопес покачал головой:

— Мы ничего не знаем про оружие.

Де Креспедес повернулся к солдату:

— Держите его крепче, — потом направился к женщине.

Она бросилась к выходу, но негр преградил ей путь. Он улыбался, его крупные зубы были похожи на белоснежные клавиши пианино. Де Креспедес схватил женщину и сорвал с нее блузку. Она скорчилась у стены, прикрывая грудь ладонями и тихо рыдая.

Де Креспедес обернулся к Лопесу:

— Когда ты умрешь, я возьму твою женщину, она красивая.

Лопес с трудом сдерживался. Солдаты держали его в тисках, и он не мог ничего поделать.

Лейтенант приказал:

— Рубите ему пальцы, пока не заговорит.

Женщина закричала, упала на колени перед де Креспедесом, заламывая руки.

— Мы ничего не знаем, ваше превосходительство! Не трогайте моего мужа! — в отчаянии твердила она.

Де Креспедес с улыбкой посмотрел на нее. Потом поставил на ее обнаженную грудь свой грязный сапог и толкнул женщину на пол. Она съежилась, прикрыв руками голову. Солдаты усадили Лопеса за стол и крепко держали его за руки. Орудуя штыком, как ножом, один из негров отсек ему палец.

Лопес глухо замычал, не размыкая губ, и задергался. Солдаты с трудом удерживали его на месте. Де Креспедес смотрел на кровь, стекавшую со стола на пол. На его лице появилась гримаса отвращения.

— Пока не заговорит, — повторил он, расстегивая мундир и снимая портупею.

Негр опять поднял штык и со свистом опустил его вниз. Раздался треск перерубленной кости, и негр с усилием выдернул штык из деревянного стола.

Де Креспедес бросил мундир и портупею на скамью и подошел к женщине. Хмыкнув, он наклонился над ней. Взяв ее под мышки, потащил в другую комнату, швырнул на кровать и захлопнул дверь. Заметил, что в комнате очень жарко, хотя ставни не пропускали солнечных лучей.

Женщина лежала на боку, подтянув колени к подбородку. Она закрыла глаза, а ее губы беззвучно шевелились, шепча молитву. Де Креспедес схватил ее за ноги и перевернул на спину. Потом прижал ее колени к кровати и сорвал с нее оставшуюся одежду.

Лейтенант не спешил. Когда женщина попробовала сопротивляться, отталкивая его своими маленькими кулачками, он со всей силой ударил ее в грудь, словно хотел забить гвоздь.

Де Креспедес был опытен и знал, что напряженное тело женщины не подарит ему удовольствия, поэтому нужно сломить ее сопротивление. Он сгреб тонкие запястья левой рукой, а правой принялся с силой щипать ее. Женщина открыла глаза и закричала. Де Креспедес придавил ее своей тушей и продолжал колоть жирными, короткими пальцами. Вскоре жестокая боль превратила женщину в плачущее, корчащееся на постели существо. И когда он овладел ею, она лежала тихо, и только слезы капали на подушку.

Одному из негров пришлось выйти во двор, принести ведро воды и окатить Лопеса. Солдаты продолжили пытать его, старались вовсю, но им не удалось заставить его заговорить. В конце концов они потеряли терпение и убили его.

Когда де Креспедес вышел из комнаты, подчиненные ожидали его в тягостном молчании. Он взглянул на тело Лопеса и толкнул его сапогом. Отер лицо тыльной стороной ладони и зевнул.

— Он признался? — равнодушно спросил де Креспедес. Он думал о предстоящем долгом пути в бараки.

Солдаты покачали головами, и де Креспедес, пожав плечами, натянул мундир. Он чувствовал себя очень усталым. Молча затянул на толстом животе ремень и надел фуражку, затем вернулся и опять посмотрел на Лопеса:

— Возможно, он и правда не знал про оружие. Ошибки уже и прежде случались. — Он снова пожал плечами и направился к двери.

Солдаты подняли ружья и последовали за ним. На улице лейтенант остановился.

— Женщина! Я забыл про женщину, — раздраженно сказал он и посмотрел на одного из солдат: — Займись ею. Возьми штык.

Пока они ждали под палящим солнцем, де Креспедес с сожалением думал о том, как было бы хорошо, если бы она любила его. От плачущей женщины не было никакого удовольствия. Однако он не слишком расстроился, в любом случае женщины были ему необходимы.

Когда солдат вернулся, остальные дали ему время вытереть штык, и все вместе зашагали по разбитой дороге к баракам.

ПОВОРОТ СЮЖЕТА^[4]

Я познакомился с Джорджем Хемингуэем, когда отправился ловить марлиня у Ки-Уэст. Мы случайно встретились в отеле «Плаза». Я был один, а он в сопровождении большой толпы. Я впервые отважился рыбачить в открытом море и хотел испытать удачу сам. Целый год мне пришлось упорно биться, чтобы вытащить фирму из болота неприятностей, в котором она погрязла, а теперь, когда все немного утряслось, я решил, что заслужил несколько недель отдыха. Итак, я прилетел на Ки-Уэст. Я много слышал о рыбалке в тех местах и нашел, что это именно тот вид развлечений, который мне нужен.

Я положился на опыт Джоппи — одного из лучших рыбаков на побережье. Вместе мы почти каждый день выходили в море на быстрой моторной лодке. Джо был покладистым, спокойным парнем, но, наверное, и ему потребовалось все его терпение, чтобы довести начатое дело до конца. Мы рыбачили в тех водах уже почти неделю, но нам так и не удалось поймать что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее марлиня. Похоже, эти рыбы решили, что я слишком ничтожен и не заслуживаю их внимания, и даже Джоппи к концу недели начал задумчиво на меня поглядывать.

Помню, после смертельно скучного дня я сидел в баре отеля «Плаза», недоумевая, что люди находят в таком чудовищном виде спорта, как рыбалка в открытом море, когда в двери ввалилась целая толпа народу, издавая столько шума, что можно было бы распугать всех марлинов в Мексиканском заливе. Они сгрудились у барной стойки, а я, находясь в совершенно подавленном состоянии, принялся с дерзким любопытством их рассматривать.

Все девушки принадлежали к примелькавшемуся типу хрупких красавиц, каких в сезон можно увидеть в любом роскошном отеле. Их было пять, все в пляжных брюках, сандалиях и пестрых платках, повязанных вокруг высокой груди. На ходу они в своей обычной манере болтали и смеялись, а рассевшись на высоких табуретах у барной стойки, начали с ошеломляющей скоростью поглощать розовый джин.

За исключением Джорджа Хемингуэя, мужчины тоже подходили под стандартное описание. Все были в белых брюках, в шейных платках различных оттенков и в неизбежных туфлях из оленьей кожи.

Мой взгляд скользнул по этой группе и остановился на Джордже. Он немедленно привлек мое внимание, и я стал размышлять, кем он мог быть. Джордж казался личностью настолько яркой, что рядом с ним остальные выглядели тусклыми изображениями на стене. Он был высок, с мощными плечами, тонкой талией и очень длинными ногами. С первого взгляда становилось ясно, что этот человек любит наслаждения и не устает предаваться им.

Я заметил, что он платил за все напитки из потрепанного кошелька. Я с изумлением наблюдал за этими людьми и за тем, как женщины умело пытались перещеголять друг друга, чтобы оказаться в центре внимания.

Через некоторое время они покончили с напитками и решили идти на пляж. Джордж велел им отправляться, сказав, что забыл плавки в номере. Он постоял с широкой ухмылкой на бронзовом лице, глядя им вслед, а затем повернулся к лифту. Наши взгляды встретились, и, поняв, что я давно за ним наблюдаю, он подошел ко мне.

— Я Хемингуэй, — представился он. — Вы одни?

Я поведал ему о своей попытке порыбачить в открытом море. При упоминании о марлине его глаза разгорелись.

— И как ваши успехи?

— Не очень, — пожаловался я. — Я так и не видел по-настоящему большой рыбы.

Хемингуэй виновато посмотрел в окно на группу, спешащую к бассейну.

— Слушай, друг, может, завтра утром порыбачим вместе? Из моей компании никто не увлекается рыбалкой, а мне не терпится взять в руки удочку. Идет?

Я охотно согласился, поскольку уже давно понял, что зря не поехал со спутником. Раньше-то я думал, что буду слишком поглощен рыбалкой и компаньон станет помехой.

Короче говоря, мы рыбачили весь день, и этот день надолго останется в моей памяти. Похоже, Джордж знал, где водится рыба, и Джоппи был не менее взволнован, чем я.

За день, кружа по темно-синим водам Мексиканского залива, мы стали друзьями, что весьма странно, потому что у нас не было ровным счетом ничего общего. Больше всего меня увлекала работа. Я не был женат и не любил прожигать жизнь. У меня было несколько хороших друзей, большинство из которых имели отношение к бизнесу, а в свободное время я писал развлекательные романы, пользовавшиеся скромным успехом.

В свою очередь, Джордж вел бурный образ жизни, крепко выпивал и, по его собственным словам, «бегал за юбками». Больше всего на свете он любил быструю езду. У него было несколько машин, но самая любимая — здоровенный гоночный «бугатти», который он водил с почти фантастической скоростью.

Я часто задавался вопросом, почему Джордж так привязался ко мне. Все три недели, проведенные на Ки-Уэст, он был моим постоянным спутником. Свита красавиц, сопровождавшая его, смотрела на меня с подозрением. Я вполне понимал причину их беспокойства. В моем обществе Джордж находил их скучными, а значит, им нужно было в другом месте искать кого-то, кто бы покупал им напитки и сотни других пустяков, которые они сами не могли себе позволить.

В последний вечер в отеле «Плаза» Джордж зашел в мой номер и присел на кровать. Помню, я как раз заканчивал одеваться к ужину, и мне не удавалось как следует повязать галстук.

Джордж понаблюдал за мной, потом произнес:

— Я буду по тебе ужасно скучать. Жаль, что ты не можешь остаться.

— Да, мне тоже жаль. Я прекрасно провел время. Возможно, в будущем мы еще увидимся.

Джордж серьезно сказал:

— Когда я приеду в Нью-Йорк, надеюсь чаще встречаться с тобой.

Мне было приятно это слышать, и мы обменялись адресами. Я тоже надеялся вскоре встретиться с ним, так как чувствовал себя уютно и непринужденно в его обществе.

Вы знаете, как это бывает. Я вернулся в Нью-Йорк, и меня тут же закружила работа. На несколько недель я совершенно забыл о Джордже. Но однажды утром увидел в «Таймс» его фотографию и статью об автомобильных гонках, в которых он принимал участие. Автор статьи называл его звездой соревнования. Я удивился тому, что Джордж занялся этим видом спорта, но все-таки отправил ему поздравление, зная, что это его порадует. Неизвестно, получил он мое послание или нет, но ответа так и не пришло. На пару месяцев мне нужно было съездить в Вашингтон, поскольку мы открывали там новый филиал, так что о надежде повидаться с Джорджем в Нью-Йорке пришлось пока забыть.

Его внезапная слава в спортивном мире была ошеломляющей. Скоро ни одни гонки не считались сколько-нибудь стоящими, если Джордж в них не участвовал. Он стал выигрывать так часто, что его имя вошло в повседневный обиход. Очевидно, у него были железные нервы. Нельзя сказать, что он был опытнее других гонщиков, — просто набирал немыслимую скорость и не сбрасывал ее на протяжении всей трассы. Крутые повороты и опасные спуски были ему нипочем. Он летел вперед, словно пуля, выпущенная из ружья, и каким-то чудом добирался до финиша целым и невредимым. О его смелости и дерзости ходили легенды, и как-то раз в субботу я решил сходить посмотреть гонки, в которых он принимал участие.

Мне не забыть этот день. Когда машина Джорджа пролетела мимо поднятого на финише флага, опережая остальные на добрых четверть мили, я с трудом, на подкошенных ногах добрался до бара, а рубашка прилипла к спине — от страха за него и нечеловеческого волнения я весь взмок.

Я понимал, что почти безнадежно пытаться пробиться к Джорджу, пока не разойдутся восторженные поклонники, поэтому решил подкрепить силы отличным бурбоном.

Примерно через полчаса после окончания гонок Джордж вошел в бар в сопровождении большой группы людей. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что его окружали обычные пьяницы и бездельники. Я не видел Джорджа больше полугода и с интересом рассматривал его. Мне показалось, что он похудел и выглядит намного старше. Я сизумлением отметил, что он пьет только имбирный эль, в то время как его спутники поглощают чистое виски.

Я не решался подойти к нему, поскольку его плотным кольцом обступила толпа почитателей, и, пока решал, что предпринять, Джордж сам заметил меня. Какую-то долю секунды на его лице отражалось удивление, потом он заулыбался и, кратко извинившись перед своими поклонниками, поспешил ко мне.

Он долго тряс мою руку:

— Как здорово! Где же ты пропадал все это время?

Я принялся рассказывать ему о своих делах, но быстро убедился, что Джордж едва слушает меня.

— Я должен поговорить с тобой, — перебил он меня. — Только сначала избавлюсь от этой оравы. Подожди меня на улице, потом вместе пообедаем.

Я охотно согласился, и Джордж вернулся к своим спутникам, которые с любопытством глядели на нас, очевидно недоумевая, кто я такой.

Мне не пришлось долго ждать. Джордж удивительно легко избавился от прихлебателей и через пятнадцать минут появился на улице. Схватив за локоть, он потащил меня к своему «бугатти».

— Все еще ездишь на этой старушке? — усмехнулся я, осторожно садясь в машину.

— Да, иногда ее приходится ремонтировать, но я с ней ни за что не расстанусь. — Джордж уселся за руль. — Ужасно рад тебя видеть. Куда поедем? Как насчет «Макса»? Там отлично кормят.

— Согласен. Только не гони, — попросил я. — Я не привык к большим скоростям.

Джордж рассмеялся и завел мотор. Ехали мы довольно медленно. Джордж подробно расспрашивал меня о моей поездке в Вашингтон, так что я даже заподозрил, что он просто не желает говорить о себе, пока не пройдет радость от внезапной встречи.

Мы отыскали в ресторане тихий уголок и заказали легкий обед. Я спросил Джорджа, что он будет пить, но он покачал головой:

— Я завязал. На это ушло много времени, но при моей работе пить нельзя.

Я заказал себе бутылку десертного вина.

— Похоже, Джордж, ты теперь известная личность. Почему ты вдруг всерьез занялся гонками?

Он странно взглянул на меня:

— А почему бы и нет? Ты же знаешь, я без ума от скорости.

— Да, но не думал, что настолько. В конце концов, если тебе хочется погонять, у тебя всегда под рукой «бугатти». Честно говоря, мне кажется, что ты ужасно рискуешь. Сегодня ты меня до смерти напугал.

Джордж кивнул:

— Ты всегда рассуждал здраво. Но у меня есть очень веская причина.

— Ну уж, наверное. Никогда не видел такой безумной гонки и надеюсь, что больше не увижу. Неужели ты только этим и занимался последние полгода?

— Мне было нелегко. Мне далеко до всех этих профессионалов по части уловок, а, можешь мне поверить, их в гонках предостаточно, Чтобы выиграть, я должен быть быстрее всех, и это мой козырь.

— Но ведь победа не так уж и важна, — заметил я, нахмурившись. — Я хочу сказать, что ты не из тех, кто стремится выиграть любой ценой, и, по-моему, тебе есть что терять.

Официант принес первое блюдо, и несколько минут мы молча ели. Потом Джордж произнес:

— Понимаешь, Майра хочет, чтобы я выигрывал.

— Прости, Джордж, но я не совсем понимаю. Кто такая Майра?

— Майра — девушка, на которой я собираюсь жениться, — с усилием ответил Джордж.

Я автоматически пробормотал поздравления, но был очень удивлен тем, что Джордж отнюдь не казался счастливым. Похоже, мои поздравления оказались неуместными.

Вновь воцарилось напряженное молчание, потом я попросил:

— Расскажи, Джордж.

Он небрежно пожал плечами:

— Не хочу надоедать тебе подробностями. Понимаешь, Майре нравятся знаменитости. Сначала она даже не глядела в мою сторону. Но когда люди стали обо мне говорить, она заинтересовалась. Я и в гонках-то стал участвовать лишь ради нее, а теперь мы собираемся пожениться.

Произнося эти слова, Джордж старался не смотреть мне в глаза. Я был поражен.

— Но, Джордж, ведь она должна понимать, как ты рискуешь. Она ведь не хочет, чтобы с тобой что-то случилось?

Я запутался и замолчал, злясь на себя. Такой уж я старомодный: верю, что брак должен быть основан на четверти любви и трех четвертях взаимоуважения. Ситуация Джорджа слишком уж напоминала голливудскую свадьбу.

Джордж покачал головой:

— По-моему, она уверена в моих силах.

Я сухо сказал:

— Понимаю.

— Нет, не понимаешь, — жалобно возразил он. — Ты думаешь, что все это очень странно. В каком-то смысле так оно и есть. К тому же эти гонки не для меня. Я больше не вынесу.

Лицо Джорджа помрачнело, и я увидел в его глазах ужас. Нечасто приходится сталкиваться с настоящим человеческим страхом, но в тот вечер мне довелось это пережить, и опыт был не из приятных.

— Не думаю, чтобы это было под силу кому-нибудь, — согласился я. — Почему же ты не бросишь? В конце концов, ты и так уже знаменит.

— Я не могу. Наверное, ты не поймешь. Я должен продолжать, пока мы не поженимся, а потом, может быть…

— Давай пойдем в бар и возьмем бренди. Тебе станет лучше.

— Я даже не смею прикоснуться к спиртному. Если я опять начну пить, то все кончено. — Джордж взъерошил свои густые волосы. — Боже мой! Однажды я был на волосок от гибели. Майра тогда в первый раз пришла на гонки. Я хотел произвести впечатление, но ужасно волновался, поэтому распил бутылочку. Помогло. Я гнал на скорости больше ста миль в час. Все зрители были в восторге, и Майра просто обалдела, но я-то знал, как близок был к смерти. Я понял, что теряю контроль над собой, поэтому бросил пить. Говорю тебе, иногда мне становится просто жутко.

Я всерьез забеспокоился. Мне стало очевидно, что Джордж хорохорится изо всех сил, но я то и дело ловил в его глазах выражение ужаса. Вне всякого сомнения, он был напуган, как ребенок, которому приснился кошмар.

Я спросил Джорджа, когда они собираются пожениться.

— В начале следующего месяца. У меня будут еще две гонки, а медовый месяц мы проведем на Ки-Уэст. Об этом я и хотел с тобой поговорить. Хочу, чтобы ты порыбачил со мной.

Я ошарашенно уставился на него:

— Друг мой! Только не в твой медовый месяц. Черт возьми…

Он рассмеялся:

— Ради бога, не будь таким старомодным. Обязательно приезжай. Майра обожает, когда много народу.

— Нет, прости, Джордж, это невозможно. У меня много работы, и я как раз заканчиваю роман. Извини.

Тут я понял, что за этой свадьбой кроется нечто большее, чем то, о чем поведал Джордж. Внезапно мне показалось, что он вот-вот сломается. Он схватил меня за руку с такой силой, что я поморщился.

— Не оставляй меня! Я так рассчитывал на тебя. Я не вынесу, если тебя там не будет.

Я резко спросил:

— Что, черт возьми, происходит?

Джордж опять покачал головой:

— Не спрашивай. Со временем поймешь. Ты должен приехать, не говори, что не приедешь.

Наконец я дал ему слово. Джордж тут же оживился и собрался уходить.

— Я должен извиниться, — сказал он, подзывая официанта, — просто после гонки я жутко нервничаю. Думаю, завтра утром буду чувствовать себя лучше. Ужасно рад, что ты согласился. Все будет как в старые добрые времена.

Джордж довез меня до дому, но войти отказался.

— Как только все устроится, я тебе сообщу. Майра с ума сойдет, когда узнает, что ты писатель. Она обожает знаменитостей.

Я быстро взглянул на него, потому что мне показалось, что в его голосе прозвучала насмешка, но по выражению лица ничего нельзя было понять. Мы пожали друг другу руки и расстались. Я задумчиво вернулся в квартиру, прокручивая в голове прошедший вечер, который был полон странных и неприятных происшествий.

На следующий день завеса над тайной приоткрылась. Все произошло во время беседы с Дрейтоном, моим старшим управляющим. Mы только что превосходно пообедали, и я как раз собирался идти покупать гарпун для предстоящей рыбалки с Джорджем.

Дрейтон спросил, где я собираюсь ловить рыбу. Я рассказал ему о своей встрече с Джорджем, и Дрейтон немедленно оживился при упоминании его имени:

— Хемингуэй? Он ведь занимается нефтью?

— По правде сказать, не знаю. Я никогда не спрашивал. Этот Хемингуэй участвует в гонках.

— Да. Я и подумать не мог, что вы знакомы. Между нами говоря, боюсь, скоро он наживет себе неприятности.

Почувствовав, что здесь может крыться разгадка, я снова присел за стол:

— Какие неприятности?

Дрейтон понизил голос:

— Насколько мне известно, нефтяные скважины, в которые он вложил деньги, внезапно иссякли. Его фирма на пороге крупнейшего кризиса в истории Уолл-стрит. Никто об этом пока не знает. Инженеры составляют отчеты. Такого прежде не было. Все думали, что открыты невиданные залежи нефти. Пока устанавливали необходимое оборудование, нефть была, а потом — раз, и нет. Невероятно.

— В следующем месяце Джордж женится. Бедняга. Наверное, он знает, что произошло?

Дрейтон откашлялся.

— Его невеста — Майра Лактон. Она наследует шестимиллионное состояние. Похоже, эта свадьба как нельзя кстати.

Так вот в чем дело! Тайна раскрылась. Совершенно ясно, что Джордж собирается жениться на этой девушке, чтобы спасти свое финансовое положение. Он сразу упал в моих глазах. Я ничего не сказал Дрейтону и молча ушел. Я узнал начало этой истории и намеревался стать свидетелем развязки.

Время летело быстро, я спешил закончить работу над книгой до отъезда на Ки-Уэст. Помню, что Джордж участвовал еще в одной гонке. На этот раз репортеры кричали о его чудесном спасении. Похоже, Джордж сделал совершенно немыслимый поворот, и машину, летевшую на скорости свыше ста миль в час, занесло. Она несколько раз перевернулась. Джордж не пострадал, а машина сгорела дотла.

Читая эту статью, я вспомнил день, когда видел Джорджа на трассе, и с отвращением отбросил газету. Я четко видел перед собой его испуганное лицо и думал, как он перенес это последнее происшествие.

Через неделю я получил письмо от Джорджа, в котором он просил меня приехать на Ки-Уэст в следующую субботу. Он сообщал, что не приглашает меня на свадьбу, так как знает, что мне будет скучно среди нескольких сотен гостей. «Они абсолютно не в твоем вкусе, а также не в моем, но Майра настаивает. На Ки-Уэст будет лучше. На днях, когда моя машина перевернулась, я здорово испугался. Теперь я уверен, что это была моя последняя гонка. Майра пока не знает».

Судя по почерку, Джордж был в очень тяжелом состоянии, и меня поразило его упоминание о последней аварии. Я надеялся, что поездка к Мексиканскому заливу пойдет ему на пользу, но должен признаться, что для меня она потеряла всю прелесть теперь, когда я узнал причину его женитьбы на этой девушке.

После суматошной недели пришла суббота, и я, чтобы сэкономить время, решил путешествовать самолетом.

Из аэропорта я сразу направился к красивому дому на пляже. Когда машина въехала на круглую площадку, я услышал голоса и смех, доносившиеся из открытых окон. Похоже, понятия «Джордж» и «шум» были навеки связаны.

Джордж выбежал из дома. Белые брюки, темно-красная рубашка, сандалии, широченная улыбка — издалека выглядел он отлично.

— Какая радость! — воскликнул Джордж, пожимая мне руку. — Как дела? Им не терпится увидеть настоящего писателя. Пойдем.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что он был сильно пьян и с трудом держался на ногах. От него так сильно пахло виски, что я не выдержал и с отвращением отвернулся.

Джордж осклабился:

— Прости, старина, но мы тут празд… празд… Ну, ты понимаешь. Пойдем выпьем. Предупреждаю тебя, чтобы выдержать все это, ты должен быть вечно пьян!

Он провел меня в просторную прихожую. В гостиной я заметил целую компанию со стаканами в руках. Все головы повернулись в нашу сторону. Одна из девушек направилась к нам.

Джордж представил ее:

— Это Майра.

Я часто встречал имя Майры Лактон в газетах, где упоминалось о ее шумных вечеринках, но никогда не видел ее фотографий. И был поражен, столкнувшись с ней лицом к лицу. Но я настолько привык скрывать свои чувства, что не выдал охватившего меня смятения.

Описать Майру чрезвычайно трудно. Она была выше среднего роста, с идеальными чертами и шелковыми золотистыми волосами. И конечно, очень ухоженная. Однако выражение лица портило все, что дали ей природа и богатство. Грубо говоря, она напоминала дорогую проститутку. У нее были холодные, расчетливые, злые глаза и жестко сжатые губы.

Она показалась мне наглой девицей, которая ни перед чем не остановится в погоне за впечатлениями.

Боюсь, я все-таки выдал свои чувства, или же Майра была слишком проницательной, но, взяв мою руку, она насмешливо произнесла:

— Какой интересный мужчина. Уверена, что я уже успела поразить его.

Джордж пристально посмотрел на меня:

— Не обращай на нее внимания, она пьяна.

Майра засмеялась, обняла его за шею белой изящной рукой и проворковала, обращаясь ко мне:

— Пойдемте к остальным. Они все с удовольствием читали ваши книги.

Когда удалось наконец сбежать в отведенную мне комнату, я сел у окна и стал любоваться прекрасным пляжем. Я уже решил, что долго в этом доме не задержусь.

Вскоре я начал переодеваться к обеду. Шагая по просторной светлой комнате и рассеянно разбрасывая одежду по полу, я размышлял о драматической свадьбе Джорджа. Он явно терпеть не может Майру. Ей льстит, что она замужем за известным человеком, но никакой любви между ними нет. Это несчастливый брак.

Раздался стук в дверь, вошел Джордж и уселся на кровать. Я видел, что он еще пьян, но лицо у него было очень серьезным и усталым.

— Что ты о ней думаешь? — резко спросил он.

Я не ожидал от него такого вопроса. Мне было неприятно, что он заставляет меня лгать, ведь сказать ему правду я не мог. Джордж уловил мои сомнения.

— Говори все как есть. Ты единственный человек, который был со мной честен. Говори.

— Мне кажется, ты не очень счастлив. Прости, Джордж…

— Боже! Тебе не надо меня жалеть. Я сам виноват. Я прекрасно знал, что делаю… Да, я подлец. Продался бабе за пачку долларов. Ты ведь об этом знаешь?

Я закурил и подошел к окну.

— Должен сказать, ходят слухи, что твоя фирма «Хемингуэй, Сойер и Кертис» в тяжелом положении.

Джордж уставился на меня:

— Ты и это знаешь? — Он сильно побледнел. — Кто еще знает?

— Пока никто, но, боюсь, скоро узнают все.

— Думаешь, что я негодяй? Думаешь, я женился на ней, чтобы спасти свою шкуру? Ты не прав. Я пытаюсь спасти всех этих несчастных, которые вложили свои деньги в скважины, потому что я убедил их. Я думал, у нас все получится. Мы все так думали. Мы решили иметь дело с простыми людьми и избавились от финансовых акул. Это была мечта простого обывателя. Я сам так решил, ответственность на мне. Это я, дурак, высказал такую мысль. Мои партнеры получили деньги, и им было наплевать. Я сказал: «Дадим простым парням шанс». А потом нефть исчезла.

Я подошел и сел рядом с ним.

— Что думает об этом Майра?

— Она хочет получить свой кусок пирога. Она даст мне денег, чтобы заплатить акционерам, если… — Джордж встал и начал ходить по комнате.

— Продолжай. Если — что?

— На следующей неделе в Майами большие гонки. Приз за самую высокую скорость. Надо не только обойти соперников, но и побить рекорд. Майра говорит, что, если я выиграю, она даст мне денег.

— Зачем ты опять пьешь?

— Потому что ужасно боюсь. Ненавижу этот дом и всех гостей, ненавижу ее голос и ее смех. Если я не буду пить, то просто не выдержу.

— Мне очень жаль, Джордж. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Джордж скривился:

— Да, можешь. Только боюсь, что это не очень приятно. Видишь ли, я не доверяю Майре. Я хочу, чтобы все было записано на бумаге. Ты должен засвидетельствовать документ и проследить, чтобы в случае аварии она выполнила свои обязательства.

— Не говори так. Никакой аварии не будет. Все рухнет, если ты не выиграешь приз.

Джордж покачал головой:

— Нет, если я погибну, она обрадуется еще больше. Понимаешь, ей доставит удовольствие положение вдовы короля автогонок, и она готова за это заплатить.

Что я мог сказать? Все это было очень странно с самого начала, но теперь передо мной разворачивался настоящий кошмар.

Джордж не ошибся, сказав, что в этом доме мне будет нелегко. Майра, судя по всему, находила меня забавным и изо всех сил старалась, чтобы я проводил с ее мужем как можно меньше времени. За всю неделю нам с Джорджем так и не довелось сходить на рыбалку. Я при каждом удобном случае стремился улизнуть в свою комнату, ссылаясь на то, что работаю над последней главой нового романа.

Говорили в доме в основном о предстоящих гонках. Джордж почти никогда не бывал трезвым и веселился с гостями как ни в чем не бывало. Я почти не видел его рядом с Майрой, а остальные гости, похоже, не находили в этом ничего странного. Майрой восхищались и завидовали, что она стала женой Джорджа, и я не мог не заметить, как она наслаждается, оказавшись в центре внимания.

У меня была возможность наблюдать за ней, и я пришел к выводу, что это очень опасная женщина. Иногда я ловил ее взгляд, обращенный на Джорджа, и в нем читалась плохо скрытая ненависть, отчего мне становилось не по себе.

В воскресенье перед гонками Джордж поймал меня в коридоре:

— Я написал черновик. Хочу, чтобы ты посмотрел, а потом засвидетельствовал ее подпись.

Мы пошли в библиотеку. Майра сидела на раскладном стуле. Увидев меня, она улыбнулась:

— Итак, Джордж посвятил вас в наш маленький секрет. — В ее глазах появилось хищное выражение. — Что вы о нем думаете? Вам кажется, что это нормально — жениться на девушке из-за денег?

— Но, миссис Хемингуэй, все не так просто, — тихо сказал я. — Мне кажется, что вы тоже заключили сделку.

Она рассмеялась:

— Конечно! Я никогда своего не упускаю. Я не так глупа, как вы думаете.

Джордж резко перебил ее:

— Может, покончим с этим и присоединимся к гостям?

Она пожала плечами:

— Бедняга Джордж. Он так хочет спасти своих безмозглых вкладчиков.

Джордж подал мне лист бумаги. Там было написано:

«Обязуюсь выплатить сумму в один миллион долларов моему мужу, если он выиграет в гонке «Мартин голден роуд». В случае инцидента со смертельным исходом обязуюсь выплатить эту сумму фирме «Хемингуэй, Сойер и Кертис». Чек будет выдан сразу же после окончания заезда».

Я посмотрел на Майру:

— Вы уже прочитали?

Она усмехнулась:

— Мой дорогой, я сама это написала. Вы довольны? Дайте мне, я подпишу.

Я перечитал обязательство и, не найдя в нем ничего двусмысленного, передал ей, после чего засвидетельствовал ее подпись и протянул бумагу Джорджу.

Он покачал головой:

— Оставь ее у себя. Так будет безопаснее.

Майра взглянула на него с язвительной ухмылкой:

— Выйди, Джордж. Я хочу поговорить с мистером Арденом.

Когда Джордж закрыл за собой дверь, я закурил. Нельзя отрицать, что Майра была очень красива.

— Должно быть, вам мое поведение кажется странным, — сказала она.

— Вся ситуация крайне нелепа, и я бы предпочел ее не обсуждать, — отрезал я.

— Джордж боится, правда? Только вы и я знаем это. Он ужасно напуган. Я наблюдаю за ним уже несколько недель. В последний раз он чуть не погиб. Думаю, он не выиграет, а вы как считаете?

— Вы хотите сказать, что он погибнет?

Она пожала плечами:

— Я этого не говорила. Просто я думаю, что он не выиграет.

— Неужели он вам безразличен?

Ее глаза вспыхнули.

— Почему вы спрашиваете? Он что-то вам говорил?

— Если он для вас что-то значит, то почему вы не дадите ему денег и не отговорите его от участия в этой гонке?

— Вы сошли с ума? — Майра расхохоталась. — Подумайте о впечатлениях, которые я получу. Я поставила на кон миллион долларов. Я буду наблюдать за гонкой от начала до конца. Подумайте о бедном, испуганном Джордже, который знает, что если он не победит, то пострадают сотни его несчастных идиотов вкладчиков. Допустим, его обгонят. Что он будет тогда чувствовать? У него останется один выход: убить себя. Боже! Какая сенсация! Неужели эти глупые вкладчики ценнее, чем его жизнь? — Взгляд Майры был безумен. — Мне плевать на деньги, я ни за что не пропущу гонку!

Я пошел к двери.

— Ваше поведение уму непостижимо. Думаю, нам больше нечего сказать друг другу. Спокойной ночи.

Она бросилась за мной:

— Стойте! Вы ведь пишете романы? Какая из этого выйдет замечательная история! Ей нужен только легкий поворот сюжета, которым отличаются все хорошие произведения. И он у вас будет. — Она рассмеялась мне в лицо. — Такой прелестный поворотик! Вы будете поражены, когда узнаете.

Я вышел из комнаты и закрыл дверь. Я был уверен, что Майра сумасшедшая, и мысль о том, что Джордж связался с такой женщиной, причиняла мне боль.

Гонки должны были начаться в одиннадцать утра. Вместе с Джорджем мы рано выехали из дома. Ушли тихо, не попрощавшись с Майрой.

Джордж сказал, что не желает ее видеть до окончания гонок. Когда он садился за руль «бугатти», я заметил, что выглядит он совсем больным, и всю дорогу до трека мы ехали со скоростью двадцать пять миль в час. До флоридской трассы, где должны были состояться гонки, добрались быстро. Джордж попросил меня перед началом зайти на заправочный пункт.

— Хочу, чтобы ты пожелал мне удачи, — объяснил он.

Я слонялся в шумной толпе, которая обычно собирается перед началом больших автогонок. Зрители медленно прибывали. Мне почудилось, что я заметил Майру со свитой, расположившуюся на трибуне, но я не был уверен.

Я принял решение наблюдать за гонкой с заправочного пункта.

Наконец появился механик и подбежал ко мне:

— Мистер Хемингуэй почти готов, сэр.

Я почувствовал, что он обеспокоен. Когда мы направились к воротам, где в ряд стояло около двух дюжин машин, я спросил механика, как он оценивает шансы Джорджа.

— Он сильно пьян, сэр. — Парень покачал головой. — Никто не сможет вести машину в таком состоянии.

Я ускорил шаг. Джордж уже сидел за рулем. Благодаря своей репутации он должен был стартовать последним — это был гандикап, его соперники получали фору.

Я подбежал к нему:

— Все в порядке, Джордж?

Он выглядел совершенно разбитым.

— В полном. Сегодня меня ни одна машина не догонит!

Его лицо было белым как бумага, глаза остекленели. Было ясно, что он напился вдребезги.

— Не рискуй, — попросил я. — Я обо всем позабочусь. Удачи, старина.

Шум двигателей заглушил мои слова.

— Прощай! — крикнул Джордж. — Позаботься о моих вкладчиках!

Тут взвился флаг, и машины с ревом рванули вперед.

Я перебрался поближе к группе механиков. Они приглушенно беседовали, но мне удалось расслышать обрывки их разговора. Все они переживали за Джорджа.

— Влил в глотку почти целую бутылку виски, — сказал один. — Наверное, спятил.

— Да, только посмотри на него. На какой скорости он идет!

Все взоры обратились на маленькую красную машинку, мчавшуюся по трассе. Джордж уже обошел троих соперников и, выйдя на прямую, увеличил скорость. Остальные гонщики тоже прибавили газу, но идущие впереди машины чуть затормозили перед поворотом. Джордж вырвался вперед, прошел поворот на огромной скорости, вылетел на насыпь, и на какое-то мгновение нам показалось, что колеса его машины оторвались от покрытия, но все обошлось.

Когда он ворвался в тройку лидеров, раздался взрыв аплодисментов.

— Как это называется, а?! — застонал один из механиков. — Разве это гонка?

— Думаете, он выдержит? — спросила Майра.

Я круто обернулся: она стояла позади меня. Ее глаза неотрывно глядели на красную машину, и я заметил, что она дрожит от волнения.

— Вам не кажется, что с трибун будет лучше видно? — неприязненно спросил я.

— Я хочу быть рядом с вами. Хочу видеть его лицо, если он выиграет. Смотрите, он опять идет на поворот. Вырывается вперед! Разве он не великолепен? О боже! Смотрите, они пытаются его прижать. Прижали! Да смотрите же! Если он потеряет голову, ему конец!

Три машины промчались мимо нас. Джордж был в середине. Двое других пытались вытеснить его, но у них это не получалось, и гонщики стали терять контроль над собой. Расстояние между машинами не превышало и фута.

Я внезапно закричал:

— Он обойдет их на повороте! Смотрите, они снижают скорость… Давай, Джордж, жми!

Я оказался прав. Красная машина на чудовищной скорости пошла на поворот. Остальные отстали. Джордж снова был лидером.

Майра завизжала:

— Черт его возьми! Он все равно выиграет!

Джордж шел на последний круг. Рев двигателей и толпы был оглушительный. Джордж вырулил на прямую. По трассе словно неслось красное пятно. Не знаю, как это случилось, да и никто не знает. Все выглядело так, словно он победил и внезапно оставил борьбу. Машина просто перевернулась, подпрыгнула в воздухе, как огромный мяч, и загорелась.

Майра завопила, я бросился к машине. Было слишком поздно. Другие участники гонок со свистом проносились мимо, и никто не мог помочь Джорджу. Когда мы наконец подбежали к месту аварии, все было уже кончено. Джордж был зажат за рулем, и одного взгляда на полыхающую, искореженную груду металла было достаточно, чтобы понять: оставаться здесь дальше бесполезно.

Я медленно побрел прочь, чувствуя себя очень усталым и не понимая, что же произошло.

Когда я сел в свою машину, ко мне подошла Майра. Ее глаза потемнели, а рот безобразно кривился.

— Дайте мне расписку, — приказала она.

— Сейчас не время говорить об этом. Встретимся позже. — Мне очень хотелось поскорее уехать.

— Нет, — процедила Майра сквозь зубы. — Я обманула Джорджа и обманула вас. Прочитайте, что написано в расписке. Разве я не обещала выплатить своему мужу один миллион долларов? Только он не был моим мужем, я могу это доказать. Когда суд вынесет решение, будет уже поздно. Эти идиоты пойдут на дно.

— Что вы хотите сказать? Джордж ведь женился на вас!

— Да, женился, но не более. Он не спал со мной. Вот так-то! Моих денег ему было достаточно, а я не была хороша для него. Подлец, он думал, что нужно только заключить брак.

— Вы не сможете этого доказать, — медленно произнес я. — Вы ведь выполните свое обещание?

— Доказать? Понадобятся годы, чтобы доказать обратное. Порвите бумагу, мистер Арден. Вы не хуже меня знаете, что она уже бесполезна. Бедняга покончил с собой, хотя и выиграл гонку. Знаете почему? Потому что презирал себя за то, что женился на мне. Ни один мужчина не смеет так со мной обращаться. Я ведь вас предупреждала о маленьком повороте сюжета. — Майра истерически расхохоталась. — Разве это не прелестно?

Я нажал на педаль, машина тронулась, но хохот Майры долго еще звучал у меня в ушах.

РАЗГОВОР^[5]

Очень высокий, худой, импозантный мужчина с аккуратно подстриженными усиками, квадратной челюстью и сединой на висках сидел на высоком табурете в баре отеля «Рони-Плаза», зажав в тонких губах сигарету. Перед ним стоял бокал виски с содовой. Время от времени мужчина поднимал глаза и как бы невзначай посматривал на собственное отражение в сверкающем зеркале за стойкой бара. При этом он всякий раз поправлял галстук-бабочку красивыми холеными пальцами, а однажды разгладил воротник пиджака.

К стойке все время подходили люди, но мужчина не обращал на них внимания. Иногда они с любопытством задерживали на нем взгляд, особенно женщины, но никто с ним не заговаривал. Он заходил в этот бар уже несколько раз, и завсегдатаи начинали строить догадки, кто он такой. Мануэль, бармен, пытался завязать беседу и вызнать что-нибудь о нем, но безуспешно. Не то чтобы незнакомец отказывался отвечать, просто все время уводил разговор в сторону от себя.

Пока не было посетителей, Мануэль прошел вдоль длинной стойки, встал напротив него и принялся протирать бокалы.

— Что-то сегодня народу маловато, — начал бармен, как бы между прочим.

Высокий худой посетитель согласился.

— А почему, как вам кажется? — спросил он.

Мануэль пожал плечами:

— Да кто его знает. Время сейчас такое, столько разных клубов, забегаловок. Люди все время развлекаются. Уже не знают, куда пойти в следующий раз.

— А по мне, так везде одно и то же — скука смертная.

Мануэль бросил на него острый взгляд:

— Это как посмотреть. То есть все зависит от того, чего вы ищете. Например, в «Хот-спот» сейчас идет отличное шоу. Я ходил вчера вечером. Советую посмотреть. Заметьте — я таких представлений много в жизни повидал, но это что-то особенное. Можете мне поверить, уж я-то в этом разбираюсь. Так что мой вам совет — не пропустите.

Высокий худой джентльмен стряхнул пепел с сигареты.

— Я уже был в «Хот-спот». Неплохо. Действительно, очень недурно.

Мануэль взял другой стакан.

— А эта дамочка в сундуке, а? — Он одобрительно поцокал языком. — Вы поняли, о ком я?

— Как она вам показалась — занимательной?

— Занимательной? — Мануэль замер. — Да не то слово! Занимательной! Нет, я бы не так это назвал. Такие девицы способны разбить любую семью. Как такую увидишь — идешь потом домой на полусогнутых.

Высокий худой джентльмен у стойки чуть поморщился. Он допил виски и заказал еще одну порцию.

Мануэль продолжал:

— Когда видишь такую горячую штучку, так и тянет узнать ее поближе вне сцены. Интересно, вдруг она замужем. Может, у нее куча ребятишек. А может, она спит со всеми подряд. Ведь никогда не знаешь, правда?

— Большая ошибка — пытаться проникнуть в частную жизнь таких особ, как эта женщина. Им платят деньги именно за то, что они совершенно не похожи на добропорядочных обывателей и позволяют себе на сцене такие поступки, на которые никогда не отважатся в обыденной жизни.

Мануэль кивнул:

— Да-а, это точно, но я лично не заблуждаюсь на их счет. — Он отошел, чтобы обслужить двух пожилых дам, а когда вернулся, сказал: — Сегодня вечером будет отличный бой. У меня есть лишний билетик, если вам интересно.

Высокий худой джентльмен покачал головой:

— Нет, только не сегодня. Я тут кое-кого жду. Может быть, как-нибудь в другой раз. Вообще я люблю посмотреть хороший бой.

— Да? — Лицо бармена просветлело. — Вот и я тоже. Люблю честный бокс. Недавно у нас тут были неплохие выступления. Видели Маккоя, когда он сдался в шестом раунде?

— Да.

— А почему он это сделал, как по-вашему?

— Говорят, испугался, но на него это не похоже. У него просто голова была другим занята.

Ведь трудно выходить на ринг и драться, когда у тебя на душе какая-то тяжесть. А публике до этого дела нет. Они пришли, чтобы посмотреть на бой, и все. Так что, какие бы неприятности ни одолевали боксера — их надо оставлять за рингом, а Маккой, видимо, не смог этого сделать.

Мануэль внимательно посмотрел на собеседника:

— Так, по-вашему, дело было в этом?

— Разумеется. Даже не сомневаюсь. Маккой не китаец какой-нибудь. Он дерется честно, без шуток.

Мануэль, который все замечал и не упускал ничего, поинтересовался:

— Прошу меня простить, но вы не даму ждете?

Высокий джентльмен покрутил в руках бокал, и взгляд его стал ледяным.

— Любопытствуете? — мрачно спросил он.

Мануэль поставил на стойку стакан, который протирал полотенцем, и кивнул в сторону двери:

— Пришла дама, и она явно кого-то ищет. Вот я и подумал — может, вас?

Его собеседник оглянулся через плечо.

— Вы очень наблюдательны, — одобрительно бросил он бармену и помахал женщине, которая только что появилась в баре и стояла недалеко от двери.

Она медленно подошла к стойке. Мануэль разглядывал ее, но незаметно, исподтишка. За годы работы в баре дорогого отеля «Рони-Плаза» он видел столько женщин, что критерии женской красоты были у него очень строгими и поразить его было непросто. Незнакомка обладала незаурядной внешностью. Она поражала зрелым женским очарованием. У нее была плавная, томная походка, огромные голубые глаза казались сонными. Крупный рот, пухлые губы накрашены ярко-красной помадой, черное платье обрисовывает грудь и бедра, но не слишком откровенно… Мануэль решил, что она похожа на очень дорогую проститутку.

Женщина подошла к высокому худому джентльмену:

— Привет, Гарри.

Он слез с табурета и слегка пожал ее пальцы.

— Садись, выпей чего-нибудь. Хочешь остаться здесь, у стойки, или пойдем сядем за столик?

Вместо ответа, она села на высокий табурет и поудобнее устроилась на нем.

— Ты выглядишь великолепно.

— Ты мне каждый раз это говоришь, Гарри, когда мы встречаемся. Это так, чтобы что-нибудь сказать, или для тебя это действительно важно?

Он сел на соседний табурет.

— Я хотел с тобой поговорить.

— А можно мне заказать что-нибудь выпить? Неужели дело такое срочное, что нельзя даже спросить, что я буду пить?

Высокий джентльмен посмотрел на нее, взгляд был недовольный.

— Прости. — Он кивнул Мануэлю и спросил у дамы: — Что ты будешь пить?

Женщина повернулась к бармену. Прежде всего она одарила его очаровательной улыбкой. От этого Мануэль растерял всю свою невозмутимость. Он почувствовал неодолимое желание ринуться вперед и обнять ее прямо через барную стойку. Этот неожиданный порыв так поразил его, что он совершенно смутился и теперь стоял, с глупым видом таращась на нее.

— Что я буду пить? — задумчиво проговорила она. — Что-нибудь такое, чтобы согреть кровь. Что вы можете мне предложить?

Мануэль оглядел ряды бутылок.

— У меня есть для вас кое-что, — сказал он. — Вам понравится.

Высокий худой джентльмен, которого она называла Гарри, проворчал:

— Перестань так себя вести, тебе это не идет.

— Это ты так считаешь, — возразила она. У нее были тонкие запястья, белые, изящные и очень красивые кисти. — Сегодня мы начинаем неплохо. Чувствую, скоро мы поссоримся, а потом разойдемся в разные стороны. Что ж, это даже к лучшему. Я не против.

Гарри предложил ей сигарету.

— Перестань так разговаривать. Ума не приложу, что на тебя нашло в последнее время. Бери сигарету. Смотри — Мануэль уже несет твой коктейль.

Она взяла сигарету и еще раз очаровательно Улыбнулась Мануэлю, когда он поставил перед ней бокал.

— Вот увидите, вам понравится, — пообещал бармен. — Головой ручаюсь.

— Не сомневаюсь. Пожалуй, попробую прежде, чем закурить. — И она оттолкнула руку Гарри, который уже поднес к ее сигарете спичку. Затем отпила глоток коктейля и поставила бокал на стойку, слегка передернув плечами. — Боже! — выдохнула она наконец.

Мануэль с любопытством посмотрел на нее, потом тревожно — на Гарри.

— Ну как? Понравилось? — озабоченно спросил он.

— Ничего подобного я раньше не пробовала! Не могу сказать, чтобы мне понравилось, но это именно то, что мне было нужно.

Мануэль отошел, угрюмо насупившись. Он не понял, похвалили его или обругали.

Гарри осторожно сказал:

— По-моему, он обиделся.

— А что тут такого? Почему бы мне тоже не обидеть кого-нибудь для разнообразия? Тебе же все равно, когда я обижаюсь, почему я должна беспокоиться о каком-то бармене?

Гарри нервно поерзал на табурете.

— Послушай, тебе не стоит продолжать в таком духе, — сказал он. — Это добром не кончится.

— Ладно. Больше не буду. Давай поговорим о другом. О чем-нибудь совершенно постороннем. Я буду хорошо себя вести. Вот увидишь — я не стану капризничать, обещаю. Ты мне веришь?

Они помолчали, потом женщина продолжила:

— Сегодня утром я истратила кучу денег. Прошлась по магазинам и купила себе шляпку. Ужасно дорогая, но мне так захотелось купить себе что-нибудь новое. Это доставляет мне удовольствие. На несколько минут.

— Я очень рад. Можешь покупать себе все, что захочешь. Ты же знаешь — я тебя ни в чем не ограничиваю.

Она покачала головой:

— Нет-нет, не могу. Ты думаешь, что твои деньги могут дать все, что мне нужно? Это не так.

Он закусил губу, досадуя, что сам дал ей повод к неприятному разговору. Не дожидаясь его ответа, женщина снова заговорила:

— Ведь деньги не сделают меня миссис Гарри Гарнер, верно? Кстати, как поживает миссис Гарри Гарнер? Как дела у дочери?

Мужчина залпом уничтожил вторую порцию виски.

— Мы же, кажется, договорились никогда не касаться этой темы? — нахмурился он.

— Да, я помню. Мы условились не говорить о них, но мне иногда становится очень любопытно. Меня ведь трудно за это винить, правда? Я хочу сказать — ведь они занимают такое важное место в твоей жизни, да? Они для тебя гораздо больше значат, чем я, разве не так?

— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Слушай, мы сегодня что-то все время не о том говорим. Пойдем лучше сходим куда-нибудь поужинать. Может быть, ты хочешь посмотреть шоу в «Хот-спот»?

Она рассмеялась:

— Я тебе кое-что скажу. Я видела, как ты позавчера водил свою миссис Гарнер на это шоу. Так что теперь я не смогу его смотреть. Я буду чувствовать себя там неловко после этого.

— Знаешь, ты иногда бываешь невыносимой, — процедил Гарри, сжав кулаки, и женщина увидела, что впервые он по-настоящему разозлился.

— Нет, не говори так. Это нечестно. После всего того, что между нами было, и стольких ночей, что я с тобой провела, ты не имеешь права так говорить! Просто тебе неприятно слышать правду. Ну признайся, разве не так?

Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Да, но не просто неприятно — мне больно это слышать. Ради всего святого, зачем ты все это затеяла?

— Прости. — Она допила коктейль, приготовленный Мануэлем. — Скажи ему, чтобы еще такой же принес. По-моему, он ужасно крепкий и пить его небезопасно, но мне наплевать.

Гарри сделал знак Мануэлю, и тот радостно заулыбался: раз она захотела еще один коктейль, значит, все в порядке — ей понравилось.

Они сидели и молчали. Ни один не произнес ни слова, пока бармен не поставил перед ними напитки. Когда парень ушел, Гарри сказал:

— Мануэль просто гениально придумывает новые коктейли. Ты поблагодаришь его, когда мы будем уходить?

Женщина отпила из бокала и поморщилась:

— Да, я скажу ему спасибо. Я буду с ним очень, очень вежливой, с ним и со всеми твоими знакомыми, в том числе с твоей женой и дочерью. Согласись, большего я не могу для тебя сделать.

Гарри со злостью подумал, что дальше так продолжаться не может. Просто глупо, что она взялась испортить ему настроение. Он твердо решил вернуть все в нормальное русло.

— Послушай, дорогая. Ты что, собираешься хамить мне весь вечер?

Она широко распахнула сонные глаза:

— Я?

— Давай не будем ссориться. Расскажи мне все, выговорись, тебе станет легче, и, может быть, мы придумаем, как это все забыть.

— Что забыть? Про миссис Гарнер? Про мисс Гарнер? Знаешь, это будет трудно.

— Четыре месяца назад ты говорила, что тебе до них дела нет, — напомнил Гарри, уже с трудом сдерживаясь. — Ты сказала, что понимаешь мое положение и тебя это не беспокоит. И тебе действительно тогда было все равно, я же знаю. Тебе было на это наплевать. Так что же вдруг изменилось?

Ей не понравился такой прямолинейный подход к делу.

— Гарри, как ты думаешь, если я влюблюсь в женщину, я стану счастливее?

— Нет, не уходи от ответа. Ты это просто так сказала, чтобы выиграть время.

— Нет, правда. Просто интересно. Женщины настолько душевнее и сострадательнее мужчин…

Три человека подошли к барной стойке и заказали себе напитки. Они встали близко от Гарри и его подруги в черном платье — двое мужчин среднего возраста и высокая девушка с плоской грудью; тяжелые очки в толстой роговой оправе придавали ей невероятно серьезный вид.

Один из мужчин сказал:

— Мануэль, ты сегодня неплохо выглядишь.

Бармен толкнул ему по полированной стойке бутылку канадского пива и весело ответил:

— Да, сэр, и чувствую себя тоже неплохо. Вы и сами ничего, в отличной форме.

Мужчина повернулся к серьезной девушке:

— Мне здесь нравится. Здесь тебе просто дают бутылку и позволяют напиться медленно или быстро — как тебе захочется. И никогда не надо ждать, пока тебя обслужат.

— Вот и отлично, — кивнула серьезная девушка, — потому что сегодня вечером я как раз настроена напиться вдребезги.

— Пойдем отсюда, — шепнул Гарри своей спутнице. — Здесь невозможно говорить. Давай вернемся в квартиру.

Она отрицательно качнула головой:

— Нет, не хочу. Я сегодня на взводе, мы только поссоримся. Давай в другой раз.

Гарри не смог скрыть разочарование.

— Ну хорошо. Все равно пора отсюда уходить. Я провожу тебя домой. — Он расплатился с Мануэлем.

Женщина в черном улыбнулась бармену:

— Ваш коктейль — настоящее чудо. Мистер Гарнер говорит, что вы гений.

Мануэль изобразил радостное удивление, но попрощался с ней довольно скованно. Он чувствовал, что она опять сказала что-то обидное.

Любовники вместе вышли на оживленную улицу. Гарри заметил, что его подруга слегка пьяна. От этого у него снова затеплилась надежда.

— Давай поедем к тебе, — предложил он. — Мне так много надо тебе сказать.

Она покачала головой:

— Нет, не сегодня. — В голосе ее звучала твердая решимость.

Он поднял руку, чтобы поймать такси.

— Нет, — сказала она. — Я слишком устала. Давай просто прогуляемся.

ВОЗМОЖНОСТЬ ОТЛИЧИТЬСЯ^[6]

Мексиканский генерал Кортес и два офицера из его штаба собрались за большим столом, заваленным картами и бумагами. Офицеры сидели неподвижно, с прямыми спинами; их мышцы уже болели от напряжения, безразличные взгляды были прикованы к карте, которую внимательно изучал Кортес. Они оба уже все поняли и в нетерпении ждали, что скажет генерал.

Часовой, застывший у дверей, смотрел на маленькую группу у стола со скукой и неприязнью. Эти трое провели здесь уже четыре часа, перешептываясь о чем-то, а последние полчаса они вообще молчали. «Да, отличный способ выиграть революцию», — подумал часовой и презрительно сплюнул во двор.

Хольц, младший из офицеров, вдруг зашевелился. Его соратник, Мендетта, посмотрел на него сурово, предупреждающе качнув головой, но движение Хольца уже было уловлено генералом, который оттолкнул свой стул и встал.

Часовой вытянулся всем своим тощим долговязым телом, отодвинувшись от косяка, и скука в его глазах немного рассеялась. «Может быть, что-то наконец уже произойдет», — подумал он с надеждой.

Кортес прошелся вокруг стола, потом стал мерить шагами длинную комнату. Его крупное мясистое лицо было омрачено думой. Наконец онпроизнес:

— Дело плохо.

Оба офицера слегка расслабились. Они пришли к этому заключению уже полчаса назад.

— Ваше превосходительство правы, — сказал Хольц. — Очень Плохо.

Генерал обиженно посмотрел на него.

— И насколько плохо, по-вашему? — строго спросил он, возвращаясь к столу. — Покажите мне на карте.

Хольц наклонился над столом.

— Моя точка зрения такова, — начал он. — Противник располагает значительными ресурсами. Они хорошо вооружены, и у них есть артиллерия. Если мы попытаемся закрепиться здесь, можем попасть в окружение. У них превосходящие силы, примерно четверо против одного нашего. Наши люди устали, многие деморализованы. Последние две недели мы постоянно отступали. — Он постучал по карте. — Под артиллерийским огнем мы не сумеем долго удерживать наши позиции, а через некоторое время уходить будет уже поздно. Думаю, мы должны немедленно начать отступление, не мешкая.

Генерал провел пальцами по коротко стриженным серо-стальным волосам.

— Ваше мнение? — спросил он, переводя взгляд на Мендетту.

— Нам придется оставить здесь пушку, — медленно произнес Мендетта, понимая, что затрагивает вопрос, от решения которого зависит все. — У нас уже нет времени, чтобы перебросить ее по горным тропам наверх, в укрытие. Враг примерно в трех часах верховой езды отсюда. Если мы отступим сейчас, пушку придется оставить.

Кортес улыбнулся:

— Пушку мы возьмем с собой. Тут даже обсуждать нечего. Мы отбили ее у врага и тащили с собой три тысячи миль. И теперь мы ее не бросим ни за что.

Офицеры переглянулись, слегка пожав плечами. Они предвидели, что эта проклятая пушка рано или поздно поставит под угрозу уничтожения всю их отступающую, побитую армию. При этом у них даже не было снарядов — пушка совершенно бесполезна. Она не более чем символ Для генерала — символ единственной одержанной им победы, нанесенной в ходе молниеносного рейда. Он ни в коем случае не хотел расстаться с этим дорогим его сердцу символом и, собираясь отступать в глубь страны, по горным перевалам, намерен был взять с собой драгоценный трофей.

— Ваше превосходительство уже наверняка составили план операции? — осведомился Хольц.

Теперь больше не существовало взаимопонимания и симпатии между двумя офицерами и генералом. Пусть старый болван сам выбирается из этого дерьма, если только сможет. Им совсем не хотелось рисковать своими жизнями ради какой-то бесполезной пушки. Они были еще слишком молоды, чтобы признать свое поражение, они думали, что завтра, послезавтра или через год им удастся снова стать победителями и прославиться, но Кортес уже постарел. Его время было на исходе.

Генерал почувствовал их недовольство. Он догадывался, что офицеры охотно бросят пушку, чтобы спасти свои шкуры. Но пока командует он, эти ребята будут делать то, что им прикажут. Он их слишком хорошо знает. Пусть себе думают, что Кортес — выживший из ума старый дурак, пусть даже ворчат и ругают его про себя, но если он прикажет им взять пушку — они подчинятся.

Генерал снова сел за стол.

— Один из вас возьмет четырех солдат и будет оборонять позицию от наступающего неприятеля. Можете взять один пулемет и четыре ружья. С пулеметом вы сумеете продержаться довольно долго — так, чтобы остальные части успели отойти. Все понятно?

Офицеры молчали, ошеломленные приказом. Генерал велел одному из них пожертвовать своей жизнью ради пушки. Более того, он готов был оставить врагу единственное реальное оружие, каким они располагали, — пулемет. Пулемет был бесценен, потому что к нему у них осталось еще много патронов. И все это ради дурацкой ржавой бесполезной пушки — символа единственной победы генерала!

Мендетта откашлялся и произнес:

— Конечно, врага можно задержать на некоторое время, ваше превосходительство, но в конце концов он все равно прорвет оборону, и тогда будет поздно отступать. Потеря пулемета скажется на нашей боевой силе.

Кортес покачал головой:

— Как только перейдем через горы, Пабло не будет нас дальше преследовать. Битва на этом закончится. И тогда пулемет нам больше не понадобится. Он уже свое дело сделал. Нужно будет перевооружить армию, прежде чем начинать новое наступление.

Последовала долгая пауза. Никто из офицеров не хотел говорить. Они ждали, когда генерал назовет того, кто должен идти на врага.

Кортес нетерпеливо махнул рукой:

— Время не ждет. Возможно, офицер, которому будет поручена операция прикрытия, не успеет отступить. Это опасное задание, но в то же время это возможность отличиться. Поэтому я не хочу выбирать, кому поручить такое дело. Я уверен в вас обоих и не сомневаюсь в вашей доблести. Так что прошу вас, господа, решить между собой — кто пойдет? Жду вашего решения здесь через десять минут. Вы свободны.

Мендетта встал, отдал честь и вышел из комнаты, следом за ним — Хольц. Яркий, горячий солнечный свет ослепил их, когда они ступили на двор. Не говоря ни слова, оба двинулись на деревянных ногах к маленькой хибарке, которая служила им штабом и квартирой.

— Да он совсем с ума сошел, старый дурень! — взорвался Мендетта, закрывая за собой дверь. — Бросается жизнью своих людей, да еще нашим пулеметом, лишь бы спасти свою говенную честь!

Хольц зажег сигарету, рука его слегка подрагивала. Ему было всего двадцать шесть, но он казался старше. Этот высокий, очень смуглый и по-своему красивый мужчина, несмотря на тяжелый переход, длившийся две недели, был подтянут, опрятен, в чистой белой форме. Тяжелая золотая цепь обвивала его загорелое запястье, на пальце правой руки поблескивал старинного фасона золотой перстень с зеленым камнем.

Хольц посмотрел на Мендетту, который был на шесть лет старше его:

— На разговоры нет времени. Я полагаю, вы возьмете на себя эту операцию? — На его губах играла тонкая, издевательская усмешка.

— Я женат, у меня двое детей, — сказал Мендетта, стараясь сдержать гнев и панику. Пот блестящими крупными каплями выступил у него на лбу. — Я думал, что вы… — Он замолчал и отвернулся.

— Понятно, — протянул Хольц. — Думаете, ваша жена так уж будет без вас скучать?

— Она умрет от горя, если со мной что-нибудь случится. — Мендетта не видел жену уже три года, но чувствовал, что это его единственный козырь, который можно разыграть, не потеряв чести. — Если бы не семья… — продолжал он, — я бы не задумываясь согласился. Это великая жертва за дело революции.

— Я тоже женат, — сказал Хольц. Это была не совсем правда, но он не мог так легко уступить Мендетте.

Мендетта сильно побледнел:

— Я не знал. Вы никогда об этом не говорили.

Хольц пожал плечами:

— У нас осталось две минуты. Может быть, бросим жребий на картах?

Мендетта очень разволновался, начал открывать и закрывать рот, но так ничего и не ответил.

Хольц вынул засаленную колоду карт из ящика стола и перетасовал их.

— У кого карта будет меньше достоинством, тот получит блестящую возможность отличиться, то есть отдать свою жизнь за дело революции, — провозгласил он и вытащил карту из пачки. Она упала лицевой стороной вверх — это была четверка пик. — Ее нетрудно побить, — усмехнулся Хольц. — Давайте, Мендетта, тяните, генерал ждет. — Он отошел к двери и встал спиной к столу.

Мендетта вытащил карту из колоды. Рука у него так тряслась, что вся пачка рассыпалась. Он с ужасом увидел, что ему досталась двойка бубей, тут же схватил другую карту, перевернул — это была шестерка пик — и на ватных ногах подбежал к Хольцу:

— Шестерка пик!

Хольц пристально посмотрел на него и вновь скривил губы в иронической ухмылке:

— О, какие мы счастливцы — и в картах нам везет, и в любви!

Мендетта весь побелел от стыда, потому что видел: Хольц догадался, что он сжульничал.

— Идемте, — сказал Хольц. — Генерал, может быть, захочет вас тоже видеть. Пойдемте к нему вместе.

Кортес уже с нетерпением ждал их.

— Ну что? — выпалил он.

Хольц скованно отдал честь:

— Ваше превосходительство, я готов к вашим приказаниям.

Кортес кивнул. Он был доволен. Хольц молодой, нервы у него крепче, чем у Мендетты, и, что еще важнее, он человек гордый. Такой ни за что не отступит.

Генерал посмотрел на Мендетту:

— Немедленно займитесь приготовлениями к отходу. Не забудьте — мы берем с собой все оружие, в том числе пушку. Чтобы все было готово через час. Больше времени у нас нет.

Мендетта козырнул и отступил к двери. Оглянувшись, он бросил Хольцу:

— Лейтенант, желаю удачи. Надеюсь, мы еще увидимся.

Хольц слегка поклонился:

— Передайте от меня привет вашей жене, Мендетта, и детям. Какой вы у нас счастливчик!

Мендетта переступил порог и захлопнул за собой дверь.

Генерал задумчиво смотрел ему вслед.

— А я и не знал, что у него есть дети, — пробормотал он, пододвигая к себе карту.

Хольц подошел вплотную к столу.

— Дети всегда оказываются кстати, — сказал он, слегка поморщившись. — Какие будут приказания, генерал?

Кортес бросил на него пытливый взгляд. Он не понимал, почему в голосе офицера звучат странные нотки горечи и сарказма, и это его раздражало. Но усилием воли он заставил себя сосредоточиться на плане предстоящей операции.

— В вашем распоряжении будут четыре человека — больше дать не могу. Выберите, кого хотите. Думаю, стрелять из пулемета вы будете сами? Вряд ли враг выставит против вас артиллерию, тем более когда они поймут, что высоту защищает горстка людей. Ядра очень дорогие. Постарайтесь задержать их подольше, насколько удастся. Пока вы живы, они не должны пройти. Берегите себя, не надо лезть под пули, но и патроны зря не тратьте. Остальное на ваше усмотрение. Есть вопросы?

Хольц покачал головой:

— Нет, все предельно ясно, ваше превосходительство. Сколько времени я должен держать оборону?

— Мне нужно по крайней мере двенадцать часов, чтобы добраться до горной дороги. Как только мы перейдем через перевал — окажемся в безопасности. Не думаю, что Пабло станет преследовать нас дальше. Для него это слишком рискованно. Мы выступаем немедленно. Пабло, возможно, вообще не станет атаковать. В таком случае вы отступите по истечении двенадцати часов после того, как мы выйдем. Если он все же нападет, вы должны удерживать его… — Кортес взглянул на маленькие часы на столе, — до четырех часов завтрашнего утра.

Хольц кивнул:

— Я все понял. Если позволите, займусь подготовкой и выберу себе людей.

Генерал махнул рукой.

— Мы еще увидимся перед выходом, — сказал он. — Поторопитесь.

Снаружи, во дворе, царила лихорадочная суета. Люди седлали коней, бросали тюки в повозки, бегали туда-сюда, возбужденно перекликаясь. В центре всей этой суматохи стояла большая заржавленная пушка. Несколько человек уже привязывали к ней канаты, и вскоре пушка медленно поползла вниз по неровной дороге, в сторону дальних холмов.

Минуту Хольц стоял и смотрел ей вслед, потом отвернулся, пожав плечами. Время не ждало. Он уже выбрал тех четверых, кому предстояло остаться на позиции. Он знал: на этих людей можно положиться, хотя, разумеется, им тоже не хотелось бросать свою жизнь на ветер. Впрочем, пока он, Хольц, с ними, они еще могут прорваться, выжить — офицер в этом не сомневался.

Он почувствовал на себе взгляд сержанта Кастры, который шел ему навстречу.

— Сержант! Идите сюда, вы мне нужны.

Кастра ускорил шаг. Это был высокий, мощного сложения человек с тяжелым взглядом и волевой квадратной челюстью. Он давно служил в армии, и Хольц знал его за солдата в полном смысле этого слова. — Мне нужны Гольц, Дедос, Фернандо и вы. Мы остаемся. Будем прикрывать отступление армии. Приведите ко мне остальных.

Кастра отдал честь:

— Слушаюсь, лейтенант!

Хольц посмотрел, как он торопливо уходит, и удовлетворенно кивнул. Кастра не выказал ни удивления, ни огорчения. Он принимал приказы без рассуждения. Для начала и это было неплохо.

Несколько минут спустя четверо солдат торопливо подошли к Хольцу и выстроились перед ним. В глазах их застыло напряженное ожидание, и только Кастра был невозмутим.

Не теряя времени, Хольц объяснил, что они должны делать.

— Вполне возможно, что враг вообще не нападет, — сказал он в заключение. — Если нам повезет и так и будет, тогда мы прославимся и получим повышения. Если враг атакует — мы будем защищаться до последней капли крови. Отступления не будет, вы меня поняли? Я выбрал вас четверых, потому что мне известны ваши заслуги, но если кто-то из вас хочет отказаться — пока не поздно, вы еще можете это сделать. В принципе, у нас есть шанс выбраться живыми, потому что нам выделили полевой пулемет, но мне не нужны в бою сомневающиеся. Если же революция значит для вас то же, что для меня, — тогда вы без сомнений и колебаний исполните свой долг перед ней.

Ему вдруг стало стыдно за последние слова. Хольц знал, что на самом деле он сам согласился на это задание только из гордости. С его стороны это не была жертва во имя революции. Скорее, он хотел сохранить лицо перед генералом. Вообще, все это дело было замешано на гордости, и он почувствовал себя лицемером оттого, что приходилось говорить своим соратникам такую высокопарную чушь.

Однако его речь произвела ожидаемый эффект. Все четверо вытянулись в струнку и замерли.

— Отлично, — кивнул Хольц. — Начнем подготовку. Возьмите пулемет, запаситесь боеприпасами и доложите мне.

Когда солдаты разошлись, офицер еще постоял, глядя, как армия уходит. Даже удивительно, думал он, как быстро все собрались. Он видел, как солдаты посматривают на него, проходя мимо неровными колоннами, замечал в их глазах сочувствие, смешанное с жалостью, и украдкой вздыхал, переживая всплеск странных эмоций, которые обуревают человека в поворотные моменты жизни.

Из хибарки показался генерал, и Хольц подошел к нему. Кортес ответил на его приветствие и вдруг протянул ему руку.

— Простите, Хольц, мне жаль, — сказал он сдавленным голосом. — Вы получите за это награду. Я уверен, что вы меня не подведете. Настолько уверен, что больше ничего не буду добавлять к тому, что уже сказал. Если вам не удастся… выбраться — кому написать об этом? У вас есть кто-нибудь?

Офицер поблагодарил его и вынул из нагрудного кармана конверт.

— Спасибо за заботу, ваше превосходительство. Если я погибну в бою — но не раньше, — то вы окажете мне неоценимую услугу, отправив вот это письмо.

Кортес взял конверт.

— Я лично его отвезу — это самое меньшее, что я могу для вас сделать. — Он кинул взгляд на адрес. — Сеньорита Нина Хоуворд. Она что — англичанка? Ваша подруга? — И хмуро посмотрел на лейтенанта.

Хольц кивнул:

— Да, ваше превосходительство, это мой самый близкий друг. — Он произнес это очень медленно, и генерала поразила страсть в его голосе, который дрогнул на последних словах. — Если вы ее увидите… может быть, вы скажете ей… что я честно исполнил свой долг? Думаю, ей это будет… приятно.

Генерал засунул письмо в карман.

— Разумеется, не сомневайтесь, — пробормотал он, внезапно потеряв к разговору интерес и заторопившись. — Я скажу ей, что вы умерли как герой. Вы выполнили свой долг и спасли нашу пушку. Да, думаю, ей это будет очень приятно знать.

Хольц сделал шаг вперед и положил руку на плечо генерала.

— Нет, про пушку не надо говорить, — попросил он искренне. — Не надо про пушку. Она этого не поймет. Для нее я гораздо дороже какой-то пушки. Просто скажите, что я умер в бою. Этого будет достаточно.

Кортес вдруг густо покраснел, отрывисто кивнул и зашагал прочь. Он ни разу не обернулся.

Теперь двор почти опустел. Хольцу стало одиноко. Он медленно подошел к воротам, где Мендетта ждал, когда последние солдаты выйдут строем со двора. Он увидел, что Хольц идет к нему, и нахмурился. Ему не улыбалось снова выслушивать язвительные замечания сослуживца.

Тем не менее Хольц все же приблизился к нему и протянул руку:

— Прощайте. Боюсь, нелегко вам будет тащить пушку через перевал. Я лучше уж здесь останусь, чем так пыхтеть. — Он усмехнулся. — А здорово будет, если эта проклятая пушка грохнется с перевала, а? После всех этих хлопот с ней…

Мендетта взглянул на него с подозрением:

— Нет, этого не случится, можете на меня рассчитывать — я этого не допущу. Жаль будет ее потерять, она ведь стоила стольких жертв.

Хольц пнул ногой камушек.

— По-моему, я только что, не желая того, задел чувства его превосходительства, — признался он. — Ну ладно, что уж теперь. Больше, думаю, он меня не будет беспокоить, правда?

Мендетта проследил, как последний солдат вышел из ворот, и с чувством облегчения вскочил в седло.

— Прощайте, — сказал он, — уверен, вы выберетесь. Все обойдется. Точно вам говорю.

— Прощайте, — повторил Хольц. — Поезжайте, вам надо спешить.

Мендетта поскакал вслед за отходящими отрядами, а Хольц обернулся к своим людям. Они ждали его в тени фермерского дома, рядом стоял пулемет и деревянный ящик с боеприпасами.

Хольц подошел к ним.

— Надо закрепиться в доме. Никто не сможет прорваться, пока пулемет будет в исправности и пока у нас остаются патроны. Отнесите его на верхний этаж и установите у окна. Остальные окна забейте. Здесь мы будем держать оборону. Запаситесь едой и водой. Вы, трое, знаете, что нужно делать. А Дедос останется со мной. — Он повернулся к Дедосу. Это был совсем молодой солдат, но тонкая жесткая линия рта и злые глаза, пустые и холодные, как у змеи, делали его на вид намного старше. — Ты разбираешься в динамите?

Дедос кивнул:

— Да, лейтенант. Отлично разбираюсь.

— В доме есть динамит, принеси его сюда. Захвати там еще детонатор и шнур. И лопату тоже принеси.

Дедос сбегал в фермерский дом и вернулся оттуда с большим мешком за плечами и лопатой в руке. Хольц взял у него лопату.

— Иди за мной.

Они направились по каменистой неровной дороге в сторону, противоположную той, куда ушла отступающая армия. Через две сотни шагов Хольц остановился.

— Вот здесь заложишь мину, — приказал он. — Сделай все очень аккуратно, чтобы ее не было заметно. Клади весь динамит. Когда закончишь, шнур подтяни к фермерскому дому. Не знаю, сколько метров на катушке, но, думаю, до фермы должно хватить. Но только сделать все надо очень быстро. Времени в обрез. Ты меня понял?

Дедос улыбнулся. Задание ему понравилось.

— Все будет сделано немедленно, лейтенант!

Хольц торопливо зашагал назад к фермерскому дому. К своему удивлению, он вдруг понял, что чувствует себя почти счастливым. После стольких утомительных, бесцельных дней отступления эти активные приготовления развеяли его уныние.

На верхнем этаже дома сидел Кастра с ружьем. Фернандо заколачивал второе окно, а Гольц таскал наверх ведра с водой.

Стены у фермерского дома были толстые. Если только Пабло не пустит в ход тяжелую артиллерию, у них есть вполне реальная возможность продержаться здесь по крайней мере несколько часов.

Хольц лично проверил запасы, которые оставил им генерал. На четверых еды там было достаточно. Офицер не намерен был удерживать этот плацдарм дольше, чем приказал Кортес. Нет, он не собирался сдаваться, даже слегка поморщился от этой мысли. Пабло славился своей жестокостью — пленные могли не ждать пощады.

Про Пабло рассказывали одну примечательную историю. Хольц слышал ее уже не однажды. Он отлично помнил, когда ему поведали ее в первый раз. Он тогда провел несколько дней вдали от линии фронта — готовил наступление, которое впоследствии провалилось. В тот день он осматривал лошадей, оружие, солдат, а вечером с удовольствием сидел у костра, давая отдых нывшему от усталости телу. Про Пабло заговорил Сантес, тоже офицер их армии, как он сам.

— Я давно уже собираю сведения об этом человеке, — начал Сантес, протягивая к огню тощие руки. — Он меня занимает. Я все хочу докопаться, почему ему всегда сопутствует удача на войне, почему Кортес так часто пытался загнать его в ловушку и каждый раз ничего не получалось. И вот я как-то задался целью, стал наводить о Пабло справки и узнал одну историю, которая утвердила меня в мысли о том, что генерал, которого боятся, всегда успешнее генерала, которым только восхищаются.

Хольц тогда перебил его довольно раздраженно:

— Кто это восхищается генералом Кортесом? Ты что, пытаешься их сравнить?

— Нет. Кортес дурак. Никакого сравнения между ними быть не может.

— Я слышал, что Пабло очень жесток, — сказал Хольц. — Он в свое время делал ужасные, дикие вещи.

Сантес кивнул:

— Да. Мне рассказал эту историю надежный человек, один солдат из армии Пабло, который попал к нам в руки примерно месяц назад. Вот как все было. Наступление Пабло сдерживал небольшой отряд, которому не посчастливилось отбиться от наших основных войск. Пабло разозлился, что такой маленький отряд не дает пройти такой огромной армии. В то же время он решил больше не терять своих людей, атакуя наших солдат, которые закрепились на высокой скале и оттуда успешно вели прицельный обстрел.

А неподалеку была деревушка. Пабло послал туда своих солдат, и они привели много людей — женщин, стариков, детей. Он заставил их подойти к скале, чтобы они, как щит, прикрывали наступление его отрядов. Конечно, нашим очень не хотелось стрелять в невинных крестьян, но те, подгоняемые вражескими штыками, подходили все ближе, и у них просто не было другого выхода. Ужасно, конечно, видеть, что перед тобой женщины и дети, и ты в них стреляешь, и они падают у тебя на глазах под пулеметными очередями. И вот после нескольких залпов наши не выдержали и отказались стрелять. Офицер, который командовал этим отрядом, умолял продолжить сопротивление, но солдаты никак не хотели подчиняться. Откуда они знали, в кого стреляют — быть может, в своих родственников? Ситуация была хуже некуда. Так вот, они в результате сдались, и их всех привели к Пабло, а было в отряде шестнадцать человек. Они были храбрыми воинами и честно исполняли свой долг. Пабло решил, что все они должны умереть. Их построили перед ним в два ряда, и они стояли и ждали, пока генерал решит, как их убить.

Наш офицер был очень смелый человек, он смотрел на Пабло с презрением и не опустился до того, чтобы вымаливать у него свою жизнь. Пабло приказал привести шестнадцать лошадей. Каждого пленника привязали к седлу за ноги. Потом, по команде Пабло, лошадей пустили по каменистой земле галопом, и те потащили этих бедолаг за собой. Они умерли страшной смертью, и это только один пример жестокости Пабло. А еще был случай, когда он занял маленькую деревушку и убил в ней всех жителей до единого. Особенно женщинам не повезло. Когда его солдаты позабавились с ними, он заставил их голыми пройти парадом по улице, а потом велел хлестать их электрическими проводами до смерти. Детей той деревни всех побросали в большой костер, где они и погибли, плача, крича и зовя матерей, а мужчины были зарыты заживо в землю и задохнулись. Да, это, наверное, одно из худших зверств, какие совершил Пабло в своей жизни.

Подобных историй про Пабло Хольц наслушался немало, поэтому понимал, что сдаваться ему нет смысла, лучше уж приберечь для себя пулю на крайний случай. Он задумался, хватит ли у него мужества убить себя, если не будет другого выхода. Но заранее, до того момента, когда придется прижать холодный ствол пистолета к виску и спустить курок, он не мог ответить на этот вопрос. Он надеялся, что у него все-таки хватит мужества.

Эти мысли прервал сержант Кастра, который подошел к нему:

— Пулемет установлен, лейтенант. Может, послать кого-нибудь наблюдателем?

— Да, пошли Гольца. Пусть пройдет по дороге туда, где лучше видимость. Если заметит, что враг наступает, — пусть немедленно возвращается. И пойди посмотри, как там Дедос, получается ли у него. Я поручил ему заложить мину.

Кастра ушел. Офицер был очень доволен им. На такого парня можно положиться.

Хольц проверил пулемет, потом подошел к окну и выглянул в узенькую щелку, через которую хорошо просматривалась вся дорога. Он видел Дедоса, который возился с катушкой, стоя на коленях в пыли. Чуть поодаль Гольц направлялся к развилке, чтобы занять наблюдательный пост.

Солнце приближалось к зениту и жарко палило, отбрасывая на песок резкие черные тени. Над головой не было ни облачка. День выдался такой невоенный, такой мирный, что, выглянув во двор, Хольц вдруг почувствовал приступ ностальгии. Как все это глупо, ненужно. Какой-то дурацкий фарс. В этот момент его белая офицерская форма с золотым позументом ничего для него не значила. Ему вдруг очень захотелось, до боли в груди, увидеть Нину. Она представилась ему так ясно — высокая, темноволосая, живая… Да, именно живая. У нее потрясающе жизнерадостный характер. Он только однажды видел ее грустной — в тот день, когда пришел к ней проститься. Оба не знали, когда им доведется свидеться в другой раз. Было неизвестно, когда закончится война. Хольц чувствовал, что она страдает без него. И то, что он лишен ее общества, ее любви, — ничто в сравнении с долгими днями изнурительного ожидания, которые ей приходилось переживать. Задолго до того, как известие о его смерти дойдет до нее, он уже отмучается, вся боль останется позади, а сам он окажется далеко, там, где ничто его больше не потревожит.

Ему было бы интересно знать, сколько дней, недель, месяцев Нина будет ждать его и как долго будет хранить верность его памяти. Конечно, нелепо рассчитывать, что она решит носить траур по нему до конца жизни. Ему ведь и самому не хотелось бы этого, верно? Он не знал. Если бы он был таким, как этот Мендетта, то вообще бы о ней не думал. Мендетта никогда никого по-настоящему не любил, а значит, не был уязвимым, как всякий влюбленный. Поэтому он мог идти в бой, думая только о своей шкуре. Его не преследовали неотступные мысли о том, что с его смертью родной ему человек тоже умрет, хотя и не буквально. Это была двойная тяжесть — ты всегда отвечаешь и за себя, и за того, кого любишь. Однако Хольц не терзался сожалениями. Он и не хотел, чтобы было по-другому. Когда любишь кого-нибудь так, как любит он, жизнь делается острее. Все становится ярким, контрастным, и ощущение жизни приобретает интенсивность. В нем всегда присутствовало какое-то чувство уверенности, отчетливое и нерушимое. Да, в этом все дело. В непостоянном, ненадежном мире, где были революций, предательства, смерть, он одно знал наверняка: Нина любит его, а он любит Нину. Для них это была не мимолетная, преходящая страсть, от которой теряют голову и которая дает кратковременный экстаз, — нет, это было истинное, цельное чувство, связывавшее их воедино и делавшее одним существом. Между ними царило душевное родство, добавлявшее к искренней любви глубокое взаимное понимание и сочувствие, что случается очень редко.

И зачем он только ввязался в эту дурацкую революцию? Зачем встал на защиту одной из сторон в безнадежной, неравной борьбе? Может быть, потому, что считал своим долгом выбрать самый тяжелый путь? Нина когда-то часами слушала, как он говорил ей об этом. Они сидели в маленьких кафе или в их большой спальне и говорили, говорили о революции. Им ничего не стоило уехать за границу, в Америку, оставить всю эту бойню позади. Но Нина знала, что он так не сделает, что он не успокоится, пока не вступит в бой на стороне своего генерала. Нет, не то чтобы Хольц был очень уж высокого мнения о генерале Кортесе — отнюдь; но он чувствовал, что, как офицер, не имеет права уклоняться от исполнения своего долга, и в конечном счете остался в армии.

Они прощались ночью. Нина пришла к своим друзьям, которые жили неподалеку от штаб-квартиры Кортеса, и ждала там Хольца, который в тот момент пытался убедить генерала в том, что, как бы отважно они ни сражались, Пабло, скорее всего, окажется им не по зубам. Начало было неловкое, но это не имело значения. Он знал, что должен был это сказать, и чувствовал, что прав перед своей совестью.

Воспоминания пришлось прервать, потому что появился Дедос — он уже заложил динамит и теперь медленно пятился к фермерскому дому, раскручивая шнур, осторожно переступая ногами. Хольц спустился по скрипучей лестнице и пересек двор.

— Вот, провод достает досюда. — Дедос вытер пот со лба, остановившись в нескольких метрах от ворот фермы.

Хольц решил, что этого достаточно.

— Тебе придется спрятаться здесь, — сказал он. — Когда солдаты Пабло подойдут к мине, ты взорвешь ее, только подпусти их поближе, чтобы волной уложило сразу несколько человек. После этого как можно скорее беги в дом.

Дедос улыбнулся. Его маленькая злая мордашка просияла.

— Есть, лейтенант! Уж можете не сомневаться, я все сделаю.

Хольц осмотрел мину и обнаружил, что Дедос заложил ее очень умело. Пожалуй, лучше он и сам бы не смог сделать. Лейтенант признался в этом Дедосу, и тот снова улыбнулся. Сегодня был его день.

Хольц помог ему подсоединить провода к взрывному устройству.

— Будешь дожидаться моего сигнала. Сиди здесь, в тени. Когда Гольц даст нам знак, что враг приближается, ты займешь место около взрывателя. Когда я свистну в свисток — взрывай. Все понял?

Дедос кивнул:

— Это очень просто. — Он отошел и присел на землю с самым беззаботным видом.

Хольц снова поднялся в комнату, где они установили пулемет, проверил пулеметную ленту и вынул из нее три патрона, которые показались ему ненадежными — вдруг застрянут, и пулемет заклинит. Потом он закурил сигарету и расслабился. На войне всегда одно и то же. Долгие часы бездействия в ожидании приказа, или наступления врага, или увольнительной домой — это было самое сладкое ожидание из всех. Он не видел Нину уже три месяца. Это очень долго. У него даже тело заныло, так захотелось, чтобы она оказалась сейчас в его объятиях.

Как правило, долгие периоды воздержания Хольц переносил спокойно, но это было до того, как он встретил Нину. Разлуку с ней пережить было тяжело. И не потому, что его тело требовало разрядки. Нина была очаровательной, и, лежа рядом с ней, он чувствовал себя так хорошо, как ни с какой другой женщиной. Ему казалось, будто его уносит вверх мощной волной. В ушах стоял шум прибоя. С ней он мог полностью расслабиться и просто быть самим собой. Это так ценно. Раньше он всегда следил за тем, что говорит и делает, боялся критики, старался показать себя великим любовником. Поэтому теперь ему было так трудно без нее. Трудно еще и потому, что он мог вообще больше никогда с ней не встретиться.

Хольц взглянул на свои наручные часы. Кортес с армией ушли уже час назад. Оставалось ждать еще одиннадцать часов, а потом он с чистой совестью тоже сможет отсюда уйти. А вдруг Пабло и правда не станет атаковать? А вдруг ему, Хольцу, все-таки удастся выбраться живым с этой фермы и догнать Кортеса, перевалить через гору, оказаться в безопасности? Если так, то впредь он никогда и ни за что не будет рисковать своей жизнью. Никогда. Он сразу же, немедленно поедет к Нине, они вместе перейдут границу и забудут про эту безумную революцию. Они будут жить ради себя. Разве мало он уже сделал для революции? Ведь от одного человека не может зависеть успех такого дела. Как бы храбро он ни сражался — все равно не в силах ничего изменить. Нет, решено: они с Ниной уедут, и все это останется позади.

Гольц стоял на вершине холма, не двигаясь, спиной к ферме. Хольц лениво посматривал на него. И вдруг сердце у него дрогнуло и заколотилось сильнее, когда Гольц развернулся и побежал в сторону дома. Лейтенант видел, как пыль клубится у него под ногами. Приближаясь к воротам, дозорный отчаянно махал левой рукой, в правой нес винтовку.

Хольц понимал, что это значит, и его прошиб холодный пот. Под мышками защекотало, во рту пересохло. Он пересел ближе к пулемету, крепко ухватившись за рукоять. Гольц промчался мимо Дедоса, прокричав ему что-то на ходу. Дедос быстро вскочил на ноги и бросился к взрывателю. Лейтенант видел, как сверкнули в довольной усмешке белые зубы — солдат не боялся Пабло.

Гольц уже подбежал к ферме, и Хольц услышал, как он говорит о чем-то с Кастрой. Сержант поднялся наверх. Лицо его было бесстрастно, он угловато отдал честь.

— Приближается конный отряд. Они на небольшом расстоянии. Разведать, сколько у них людей?

Хольц кивнул:

— И немедленно доложите мне. — Он надеялся, что Кастра не заметил на его лице испуга. — Осторожнее, они не должны вас увидеть.

Конечно, в таком предупреждении не было необходимости, лейтенант просто хотел показать Кастре, что деятельно занят операцией, хотя на самом деле ему хотелось сейчас быть как можно дальше отсюда.

Кастра вернулся через несколько минут.

— Это передовой отряд. Их человек пятнадцать. Пока основного корпуса армии не видно.

Хольц поднялся. Для него это была неожиданность… Он истратил весь запас динамита, надеясь встретить взрывом саму армию Пабло. А сколько пройдет времени, прежде чем основные войска во главе с генералом подойдут сюда, — неизвестно, и жаль тратить мину на горстку людей. Он велел Кастре позвать Дедоса.

— С них хватит и пулемета. А вы возьмите винтовки и тоже займите боевые позиции, чтобы простреливать дорогу. Когда они подойдут на расстояние выстрела, я постараюсь пулеметным огнем уложить большинство, а остальных вы сможете добить из ружей.

Он смотрел, как Кастра расставляет своих людей. Дедос, взяв винтовку, спрятался за большой железной бочкой с бензином. Лейтенант хорошо видел его из окна. На лице солдата застыло мрачное выражение, и Хольц догадался: парень немного расстроен из-за того, что не сможет привести в действие свою мину. Хольц навел прицел пулемета прямо на середину дороги. Он очень надеялся, что приближающийся отряд будет ехать сплоченной группой. Тут нельзя было рисковать. Он знал, что вскоре им предстоит иметь дело со всей армией Пабло, поэтому разведчиков надо уничтожить полностью, чтобы никто не смог вернуться и предупредить генерала о засаде.

Казалось, прошло очень много времени, но наконец всадники появились на дороге, неожиданно вынырнув из-за холма. Они ехали двумя рядами, без особой спешки, не подгоняя лошадей. Винтовки покачивались на ремнях за спинами — кавалеристы явно не подозревали, что в любой момент могут наткнуться на засаду.

Хольц навел прицел пулемета. Двумя длинными очередями их можно будет уложить. Сердце тяжело ухало, отчаянно колотясь о грудную клетку. Он сжал затвор с такой силой, что даже руки заболели. Теперь надо подождать, пока они подъедут поближе к мине. Жаль будет, если кто-то из них подорвется и нарушит все труды Дедоса. Теперь лейтенант видел их довольно отчетливо. Все лица были очень молодые, сосредоточенные и свирепые. Один насвистывал грустную мелодию, скача впереди остальных. По лошадям было видно, что отряд давно в пути: крупы животных блестели от пота. Это были хорошие скакуны, и Хольц передвинул прицел чуть повыше. Он любил лошадей, и лошадь ему убить было гораздо труднее, чем одного из людей Пабло.

Еще ближе, еще чуть-чуть… Пулемет застрекотал. Стрельба показалась оглушительной в ленивой полуденной дремоте. По пустой комнате прокатилось эхо. Четверо всадников упали с седел, как набитые тряпьем куклы, остальные, запаниковав, сломали строй. Лошади заржали и попятились. Солдаты принялись лихорадочно хвататься за револьверы, в то же время пытаясь сдержать лошадей, которые копытами подняли облако пыли на дороге. Хольц услышал, как заклацали ружейные затворы, и всадники начали палить в ответ. Он торопливо сдвинул прицел чуть в сторону и продолжил стрелять. Три лошади сразу рухнули на землю, лягаясь; раздались крики и отчаянное ржание. Еще трое всадников свалились под копыта ошалелых коней и были затоптаны в кровавое месиво. Хольц оскалился, обнажив зубы, и сосредоточил огонь на оставшихся восьми солдатах. Те наконец оправились от удивления и припустили прочь по дороге.

Хольц сместил прицел вслед беглецам, но тут пулемет замолчал. Плохо заправленный патрон застрял в стволе. Хольц судорожно рванул затвор на себя скользкими от пота пальцами. Патрон засел очень туго. Выдернув из кобуры револьвер, лейтенант стал колотить им по стволу, и наконец ему удалось выбить оттуда патрон. Все время, пока возился с пулеметом, он слышал стрельбу из винтовок, горячо надеясь, что его люди доделают дело за него. Как только входное отверстие освободилось, он снова навел пулемет на цель. На дороге лежали пять лошадей и семь человек — остальные исчезли. Хольц встал и через окно позвал Кастру. Через минуту сержант вынырнул из своего укрытия и осторожно подбежал к дому. Со стороны дороги из-под прикрытия зарослей колючего кустарника грянули два винтовочных выстрела. Хольц увидел, как возле ног Кастры в двух местах взметнулась пыль. Сержант припустил во всю прыть и влетел в фермерский дом. Тем временем Хольц, развернув пулемет, дал короткую очередь по тому месту, откуда стреляли. Он видел, как куст задрожал под градом пуль, но не слышал никаких звуков, которые подтвердили бы, что он попал в цель. На ферме и на дороге воцарилась мертвая тишина. Все затаились и ждали, когда противник выдаст себя чем-нибудь.

Кастра взбежал по лестнице, вошел в комнату и отдал честь.

— Восемь всадников прячутся в зарослях. Мы пытались в них стрелять, но попали только в лошадей, — доложил он. — Что теперь делать, лейтенант?

Хольц поднялся.

— Садись за пулемет.

Кастра присел рядом с оружием, вопросительно глядя на лейтенанта.

— Где все наши? — спросил тот.

— Дедос там, за железной бочкой. Гольц с Фернандо за вагончиком. У всех хорошие позиции для обстрела дороги, лейтенант.

Хольц вытер пот с лица грязным платком. Он начинал нервничать.

— Лучше всем зайти в дом. Нас слишком мало, нельзя рассредотачиваться, надо держаться вместе. Армия Пабло может подойти в любую минуту.

Кастра пожал плечами:

— Теперь уже опасно менять позиции. У наших нет прикрытия, чтобы безопасно вернуться в дом. Их могут подстрелить.

Хольц понимал, что сержант прав, и яростно выругался, пнув пулемет ногой.

— Эту чертову машину заклинило в самый ответственный момент, а так я мог бы их всех перебить, весь отряд. Теперь все усложнилось.

Кастра кивнул. Но лицо его оставалось бесстрастным: он так привык к неудачам генерала Кортеса, что эта новая неприятность нисколько его не удивила.

Неожиданно из кустов по ним дали очередь. Хольц слышал, как пули ударялись в стену дома.

— У них автоматы, — сказал он, глядя на Кастру; тот снова кивнул. — Надо выбить их из укрытия. Иначе нам с ними не справиться.

Кастра навел пулемет на заросли кустарника на другой стороне дороги и начал поливать их свинцом. От грохота очередей Хольц сжал зубы изо всей силы. Снова наступившая тишина свидетельствовала о том, что пули вряд ли попали в цель. Хольц постоял в нерешительности, глядя на большую брешь, пробитую в кустарнике. Ему показалось, что справа он заметил легкое движение, и вытащил револьвер. Тщательно прицелившись, нажал на спуск. После оглушительного выстрела они услышали чей-то стон, из высокой травы на дорогу, пошатываясь, вышел человек, сделал два неверных шага и упал лицом вниз.

Кастра взглянул на Хольца, в глазах его читались изумление и восхищение.

— Отличный выстрел, лейтенант! Просто отличный!

— Остались семеро, если только они не успели уйти, чтобы привести подмогу.

— Вряд ли. Лошади у них разбежались, а пешком идти слишком жарко. Нет, скорее всего, они здесь.

В воздух неожиданно взмыл круглый черный предмет. Хольц не мог точно сказать, откуда эта штука взялась. Глядя, как она делает медленный изящный полукруг, он закричал изо всех сил:

— Ложись!

Это была ручная граната, и, видимо, очень мощная. Она разорвалась с оглушительным грохотом прямо перед тележкой, за которой скрывались Фернандо и Гольц. Два испуганных крика донеслись оттуда, и Гольц выскочил из укрытия, зажимая уши руками.

Хольц заорал ему:

— Назад, болван! В укрытие!

Но Гольц от ужаса ничего не соображал. Раздались два выстрела из ружья, и солдат повалился навзничь, схватившись за грудь.

— Вот ведь болван, свинья недисциплинированная! — простонал Хольц. Он сердито смотрел во двор через щель в досках, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение за тележкой, где оставался Фернандо. Ему показалось, что он различил мысок его ботинка возле колеса, но не мог сказать наверняка и с беспокойством спросил у Кастры: — Как думаешь, он ранен?

— Может, его оглушило, — предположил сержант, мусоля пальцем спусковой крючок пулемета. — Такой сильный был взрыв, лейтенант.

— Да, да, но Фернандо… — Хольц шагнул к двери, потом остановился.

Кастра покачал головой:

— Не надо, лейтенант. Не ходите. Если он погиб, ему уже ничем не поможешь.

Хольц, расстроенный, вернулся к наблюдательному пункту возле окна. Большая красная лужа расползалась около колеса тележки.

— Смотри, в него попали. Кровь… Он умрет от кровотечения!

— Мы ничего не можем поделать. — Лицо Кастры стало суровым и жестким. — Двое за полчаса. Начало плохое.

— Наблюдай внимательно, — велел Хольц. — Если они бросят еще одну гранату, начинай сразу же стрелять.

Кастра пригнулся к пулемету. Он развернул ствол чуть вбок и вверх, навел прицел на кустарник и стал ждать.

Никто ничего не говорил. Оба замерли в напряженном ожидании. Затем, совсем близко к дороге, чуть левее, из кустов в сторону фермерского дома полетела еще одна граната. Кастра дал длинную очередь. Они не успели даже порадоваться, что еще один солдат из патруля Пабло вывалился из кустов и упал ничком в дорожную пыль, потому что в этот момент граната пробила деревянные доски, которыми они заколотили окна, и со свистом ворвалась в комнату.

В лицо Хольцу ударил порыв горячего воздуха, мимо пронеслись щепки и шрапнель, сила взрывной волны сбила его с ног, и он упал на колени.

Он слышал, как пулемет с грохотом повалился набок, Кастру отбросило в сторону и он упал на спину — лицо его превратилось в сплошное кровавое месиво. Сержант лежал и тихо стонал.

Хольц подполз поближе, ему стало страшно. Кастра принял на себя основной удар от досок и почти весь заряд шрапнели. Лицо его, казалось, было раздавлено какой-то огромной силой.

Хольц понимал, что он ничего не может сделать, но взял Кастру за руку:

— Я здесь, сержант. Держись. Я с тобой.

Пустые, ненужные слова, но что еще он мог предпринять?

Кастра судорожно вздохнул и крепко сжал руку Хольца.

— Пулемет, — прошептал он. — Смотрите, чтобы они опять не бросили гранату. У них очень мощные гранаты,лейтенант.

Хольц стянул с себя белый форменный пиджак и подложил раненому под голову.

— Я буду рядом. Только пулемет на место поставлю.

Кастра выпустил его руку.

— Я потерял глаза. Больше не могу вам быть полезным, лейтенант. Я ничего не вижу.

— Нет, все будет в порядке, не говори так, — сказал Хольц, рывком поднимая пулемет и ставя его на место.

Граната пробила большую дыру в ставнях, и, когда лейтенант встал во весь рост, чтобы заправить пулеметную ленту, его увидели. Загремели выстрелы. Мимо него, очень близко, просвистела пуля и ударилась в стену напротив. Он присел, негромко выругавшись. Ничего удивительного, что Пабло побеждает в сражениях, если у него все люди так хорошо стреляют.

Стараясь держаться подальше от пробоины, лейтенант осторожно придвинул пулемет к окну, побежал к Кастре и встал около него на колени.

— Чем я могу помочь, сержант? — спросил он, снова беря его за руку.

Кастра обнажил зубы в чудовищной попытке улыбнуться, от этого Хольцу стало невыносимо плохо. Крупные ровные зубы покраснели от крови, алые ручейки хлынули изо рта на подбородок, побежали по шее, расплываясь пятнами на испачканной белой форме.

— Лейтенант, на дайте этим гадам вас одолеть, — прохрипел сержант. — Отомстите за меня.

Хольц уже не мог это выносить. На четвереньках он подобрался к пулемету, думая о том, где сейчас Дедос. Из-за бочки тот не подавал никаких признаков жизни. Лейтенант растянулся на животе, держа пальцы на спусковом крючке пулемета. Лежал и ждал, затаив дыхание.

Долго царила тишина, потом очень осторожно из-за дерева высунулся один из уцелевших солдат разведотряда. Постоял, глядя в сторону фермерского дома, держа автомат на изготовку, готовый в любую секунду выстрелить. Не успел Хольц прицелиться, как где-то внизу грянул выстрел, и солдат снова скрылся за деревом. Хольц был уверен, что пуля попала в него.

«Значит, Дедос еще жив!» — радостно подумал он. Значит, сумел добраться до дома. Может быть, он сейчас войдет сюда. Лейтенант не решался спуститься за ним. В любой момент солдаты Пабло могли предпринять новую атаку.

Вскоре из кустов бросили еще одну гранату. На этот раз Хольцу стало ясно, что целили в Дедоса, который был внизу, во дворе. Лейтенант услышал его крик, когда граната разорвалась и весь дом зашатался.

Хольц принялся яростно палить по кустам, где засел противник, и орать в окно, зовя Дедоса. Никто не ответил.

— По-моему, Дедоса они тоже достали, — сказал он, обращаясь к Кастре. — Нам повезло, что на нас не напал основной корпус Пабло. Они отлично воюют.

Кастра его не слышал. Он тихо умер еще до того, как разорвалась последняя граната. Хольц повернулся к нему, и, когда понял, что сержант мертв, вдруг что-то упало к его ногам.

Длинная черная граната. Она была очень ловко заброшена в пролом в ставнях и теперь лежала в полуметре от него. Лейтенант не успел даже распластаться на полу, чтобы защититься от взрыва. Губы его невольно шепнули «Нина», но он не успел договорить — граната разорвалась.

Хольц увидел яркую желтую вспышку, услышал страшный шум. В следующий момент он уже полулежал на полу, опираясь на локоть и глядя на пулемет, который взрывом опять отбросило в сторону. Правая рука лейтенанта упирались в кровавую губку, которая была когда-то лицом Кастры. Вздрогнув от ужаса, Хольц отпрянул и попытался подняться. Когда он пошевелился, его пронзила острая боль, от которой пресеклось дыхание и во рту застыл крик.

Он полежал немного, не шевелясь. Приподняв голову, увидел у себя на мундире несколько дырочек, вокруг которых ткань быстро пропитывалась кровью, и понял, что вся грудь у него прошита шрапнелью. Он оперся на локоть, дожидаясь, когда боль утихнет, и прошептал, всхлипывая:

— Нина, посмотри, что они со мной сделали. — Потом, оставшийся один, раненный и очень испуганный, начал звать Нину, словно она могла сейчас его услышать.

Боль накатывала волнами, раздирая грудь. Наконец лейтенант пришел в себя и вдруг вспомнил про солдат на дороге. Они через минуту ворвутся сюда, в дом, чтобы добить его, если он еще будет жив. Надо добраться до пулемета, установить его, зарядить и успокоить их навсегда.

Хольц знал, что любое движение будет причинять ему боль, но надо немного потерпеть, уговаривал он себя и торопил: «Давай, давай, вставай скорее. Так, осторожно пошевели рукой. Поднимайся медленно, потихоньку. Вот, хорошо. Черт, как больно! Черт! Черт! Черт!» Он начал плакать, но все же привстал и перевернулся на четвереньки. Кровь закапала с его груди на пол. Он подождал в таком положении несколько секунд, голова его опустилась почти до пола. Потом он подполз к пулемету и тяжело повалился на пол рядом с ним.

Обжигающая боль сжала тело стальными щипцами и начала рвать на части. Он ослаб, его затошнило, выступил холодный пот. Однако лейтенант схватился за пулемет и подтащил его к окну. От этого усилия он в изнеможении оперся на ствол, и его вырвало. В этот момент в голове была только одна мысль: как хорошо, что Нина не видит его сейчас. Это зрелище привело бы ее в ужас. Он осторожно повернул пулемет так, чтобы под прицелом была вся дорога, и прислонился к железному кожуху — отдохнуть. Они выйдут рано или поздно. А если решат ждать до темноты, то будет уже все равно, потому что Кортес к тому времени подойдет к горам. Если же они попробуют напасть сейчас, он готов, он ждет их, он сможет их остановить. Да, все получилось даже лучше, чем он рассчитывал.

Как ты, Нина, дорогая? Чем сейчас занимаешься? Не волнуйся обо мне, потому что у меня все в порядке. Если бы ты меня сейчас увидела, ты бы этому не поверила, но на самом деле у меня все хорошо. Люди обычно боятся умирать в одиночку. Когда остаются один на один со смертью. Я могу их понять, а ты? Но я не один. Я никогда не бываю одинок, с тех пор как встретил тебя. Ты здесь, со мной, в моих мыслях, в моем сердце, и поэтому мне не страшно умирать. Я скорблю только о тебе, потому что ты останешься одна. Но если ты любишь меня, я уверен, ты тоже нс должна чувствовать себя одинокой. Я буду с тобой всегда, даже после того, как перестану ходить, разговаривать, смеяться. Ничто не может нас разлучить после всего, что у нас с тобой было, после наших ночещ которые мы провели вместе.

Надеюсь, генерал деликатно сообщит тебе обо всем. Это будет для тебя самый тяжелый момент, но, когда ты опять останешься одна, ты поймешь, что нет такой боли, какую нельзя было бы выдержать. У тебя хватит мужества, потому что если наша любовь для тебя что-то значила, то она станет тебе защитой и опорой в этот трудный час.

Ты ведь не станешь тосковать по мне, правда? Надеюсь, не станешь — я был бы очень несчастен, зная, что ты горюешь и тоскуешь. Нет, у тебя не должно быть горьких сожалений. Мы должны радоватъся тому, что были счастливы, что мы всегда были так нужны друг другу. Это так много значит. Ведь это очень важно, правда? Ты будешь вспоминать времена, когда мы были с тобой вместе, — и тебе не в чем будет себя упрекнуть. Ты ни в чем мне не отказывала. И я тоже знаю, сейчас, так далеко от тебя и так близко к смерти, — я тоже знаю, что был для тебя всем. Надеюсь, ты не услышишь про пушку, но на войне такое случается. Люди редко умирают за то, за что действительно готовы умереть. Война состоит из ошибок, гордости и опрометчивых поступков. Если твой командир гордец или болван, если он делает ошибку, у него обычно есть еще завтрашний день, чтобы все исправить. И я надеюсь, что тебе ни кто не скажет про пушку, за которую так глупо было отдать жизнь.

Я знаю, тебе будет одиноко. Это такое грустное слово — «одиночество». Знаю, как мне было бы одиноко, если бы у меня отняли тебя, но это цена, которую приходится платить за прошлое, за прекрасное, восхитительное прошлое.

Нина, спасибо тебе за все. Да, за все, правда. Я так благодарен тебе за то, что ты мне дала, и я тебе обещаю кое-что. Обещаю, что придет время и мы с тобой снова встретимся. Это может произойти через годы и годы, но это время наступит, и мы снова будем вместе. И снова будем любить друг друга. Мы поймем, что наша любовь не заржавела — даже после стольких пролитых тобой слез. А когда мы снова встретимся, пусть в нашей жизни больше не будет войны, вражды и ненависти, опасностей и недоверия. Ты увидишь, что я не изменился. Поэтому будь терпеливой, и, хотя ожидание может оказаться долгим, оно все равно закончится встречей. Я знаю, что это произойдет, и потому, что так уверен в этом, я не боюсь умирать.

Двое солдат из армии Пабло осторожно высунулись из-за зарослей и посмотрели на дом. Хольц следил за ними в прицел пулемета, превозмогая боль. «Давайте идите сюда, — шептал он, — все вместе. Не двое, а все, покучней. Ну же, не бойтесь, мы все уже мертвы, в доме не осталось живых, так что скорее, идите сюда и держитесь поближе друг к другу».

Еще три человека выросли словно из-под земли, все пятеро постояли, прислушиваясь и вглядываясь в дом. Винтовки они держали перед собой, целясь в закрытые ставнями и забитые досками окна. Хольц сидел у пулемета, покачиваясь, цепляясь за оружие, дыша с огромным трудом. На этот раз он не мог позволить себе ошибку. — Он хотел, чтобы враги приблизились к дому, напрягал все силы, чтобы не впасть в забытье, а кровь все сочилась у него из груди и с монотонным, раздражающим стуком капала на пол.

Наконец пятеро солдат отважились подойти к дому, решив, что опасности больше нет, и все вместе, плотной группой двинулись вперед. Хольц подождал, пока они вышли на середину дороги, затем, собрав остатки сил, яростно, с отчаянной, предсмертной решимостью расстрелял всех до одного в упор.

ПРОГУЛКА В ПАРКЕ^[7]

Парк тянулся вдаль, пестрел клумбами, шумел деревьями и густыми кустами. Возле главных ворот поблескивал большой пруд с лодочной станцией. Несколько ярко раскрашенных лодок стояли на якоре в середине пруда. Теннисные корты были пустынны; сетки обвисли, белые линии ярко выделялись на зеленой траве.

Было раннее утро. В воскресенье даже в этот час в парке уже царило бы веселое оживление, но был четверг, и люди пропадали на работе.

Итак, еще некоторое время парк тонул в мирной тишине, и единственными звуками в нем были шорох листвы да чириканье птиц, которые на солнцепеке перелетали с ветки на ветку или спархивали на землю. Потом через главные ворота вошли двое молодых людей и зашагали по центральной аллее. Они были очень похожи друг на друга: оба в потертых синих костюмах, сильно приталенных, и широких мешковатых брюках, на ногах — ботинки с заостренными мысками, давно не чищенные, а на голове у каждого — черная фетровая шляпа, надвинутая на самый нос; с выпяченных губ свешивается по сигарете, руки засунуты глубоко в карманы, плечи ссутулены, спины сгорблены.

Хотя вид у них был потрепанный, в движениях наблюдалось синхронное изящество, а в походке — затаенная грация тигра, который медленно крадется по густым джунглям.

Они прошли мимо пруда с лодками, оставляя дымный след от сигарет, расплывавшийся в прозрачном воздухе у них за спинами, устремились дальше, мимо клумб, по аллее, потом свернули на боковую дорожку, убегавшую в сторону леса.

Они не разговаривали, но их яркие и блестящие, как у птиц, глаза бросали вокруг короткие меткие взгляды, которые подмечали все. Дорожка вилась среди деревьев, постепенно поднимаясь к высокому холму, откуда был виден весь парк. Они шли вперед друг за другом, наконец добрались до вершины и остановились там неподвижно, шаря взглядами по окрестностям. Парк казался совершенно пустым, в нем не было ни души, кроме этих двоих да птиц в кронах деревьев.

Молодые люди постояли так некоторое время, изучая местность, пожевывая свои сигареты, затем одновременно глубоко затянулись густым табачным дымом. Затем один из них слегка подтолкнул другого. Далеко внизу, справа, какое-то движение привлекло его внимание. Он указал в ту сторону рукой, и его приятель быстро стрельнул туда глазами. С такой высоты различить можно было только, что кто-то идет в их сторону, то пропадая, то вновь появляясь между деревьями. Оба сразу насторожились и, вытянув шеи, принялись вглядываться вперед.

Вскоре из рощи вышла девушка и стала приближаться к ним по извилистой тропинке.

Молодые люди переглянулись и кивнули друг другу, затем разошлись в разные стороны и исчезли за кустами.

Девушка неспешно брела по тропинке, не подозревая, что она здесь не одна. Выше среднего роста, стройная. Фигурка почти детская, мягких, естественных очертаний, словно ее обладательница никогда не носила корсет. Дешевое пестрое платье в цветочек в свое время было, наверное, очень хорошеньким, но от частой стирки поблекло и потеряло форму.

Девушка шла с непокрытой головой, а маленькую соломенную шляпку с яркими цветами и лентой несла в руке. Никто не назвал бы ее красивой, потому что черты лица у нее были неправильные и выражение какое-то размытое, но молодые люди, разглядывая ее, решили, что она очень даже симпатичная.

Девушка медленно приближалась к ним, беспечно помахивая шляпкой и что-то негромко напевая. Дойдя до вершины холма и оглянувшись, она обвела парк рассеянным взглядом. Потом села под деревом, прислонившись спиной к стволу, вытянула длинные ноги и как-то смущенно поправила платье быстрым движением.

Молодые люди дали ей несколько минут, чтобы она устроилась, потом синхронно выскочили из своих укрытий на тропинку, где девушка должна была непременно их заметить, и бесшумно подошли к ней, делая вид, что не обращают на нее никакого внимания.

Поглядывая из-под низких полей шляп, они видели, что девушка испугалась. На самом деле на какое-то мгновение их внезапное появление вызвало у нее панику. Она дернулась, словно хотела вскочить на ноги, но, обнаружив, что они уже совсем близко, отвернулась, словно не заметила их, и снова прислонилась к стволу дерева.

Один из парней сказал другому:

— Как думаешь, нам заговорить с ней?

— Да, Джейки, почему бы нет? Она кажется такой одинокой, она тут совсем одна.

Девушка продолжала сидеть, глядя в сторону, но от них не укрылось, что она напряглась, услышав, о чем идет речь.

Тот, кого назвали Джейки, подошел к ней ближе.

— Прекрасное утро, не так ли, сударыня? — Голос у него был тусклый, холодный и немузыкальный.

Девушка не стала отвечать.

— Так приятно прогуляться в парке рано утром, вы не находите? — продолжал Джейки, ковыряя торчавший из земли корень дерева носком замызганного ботинка. — Ни души кругом. Можно бродить в тишине и делать все, что душе угодно.

Второй молодой человек при этих словах вдруг хихикнул.

Джейки нахмурился:

— Перестань, Пагси, что ты хихикаешь? Веди себя прилично. Ничего смешного.

Пагси снова хихикнул.

— Она на тебя не обращает внимания, — подзадорил он приятеля. — Похоже, быстрым натиском ее не возьмешь.

Джейки снова повернулся к девушке:

— Прошу вас, не обижайтесь на него. Видите ли, он совершенно не умеет вести себя с дамами. Не то, что я.

Она продолжала молчать.

— Может быть, она глухая? — с надеждой сказал Пагси.

Джейки покачал головой:

— Да нет, не глухая. Просто туповата немного.

Пагси разразился визгливым смехом:

— Точно! Небось не твоя шутка — это ты вычитал где-нибудь. А что, остроумно!

Девушка вдруг посмотрела на них. В глазах у нее был испуг, но не потому, что она их боялась, а потому, что ей было страшно, что они начнут над ней насмехаться.

— Уходите, пожалуйста, — взмолилась она, — я не хочу с вами разговаривать.

Джейки отступил на шаг.

— Пагси, ты слышал? Она не хочет с нами разговаривать.

— Жалость какая, — вздохнул Пагси, присаживаясь на корточки и с такой позиции разглядывая девушку. Он не подходил ближе и держался за спиной Джейки, чуть правее. — А как ты думаешь, почему она не хочет с нами разговаривать?

Джейки сокрушенно покачал головой:

— Понятия не имею. Может, сам у нее спросишь?

— Ты же у нас красавец хоть куда, — осклабился Пагси. — Правда ведь, он красавец хоть куда? — спросил он, обращаясь к девушке. — Джейки во всем любит добираться до сути. Ему, видите ли, всегда нужно знать — что, зачем да почему. Скажите же, почему вы не хотите с ним разговаривать?

Девушка отвернулась и ничего не ответила.

— Она вошла в транс, — констатировал Пагси, пододвигаясь чуть ближе. — Кажется, ты ей не понравился, Джейки.

Джейки сел на землю и подпер щеку кулаком. Теперь девушка оказалась между ним и Пагси. Джейки сорвал длинную травинку и принялся ее жевать.

— А что со мной не так, черт возьми? Почему это я ей не понравился?

Пагси поразмыслил.

— Ну, может, от тебя воняет или еще чего, — предположил он с умным видом.

Джейки задрал нос кверху и прищурился:

— Спроси-ка ее саму.

— А почему вам не понравился Джейки? — спросил Пагси, глядя на девушку. — Я ведь могу полюбопытствовать?

Она сделала порывистое движение, словно хотела вскочить, но парни тут же приподнялись и насторожились, холодно глядя на нее жесткими глазками, и тогда она снова привалилась спиной к дереву, в отчаянии посмотрела вниз, на парк, но там никого не было. Оба молодых человека проследили за ее взглядом.

— Еще рано, — сказал Джейки… — Нам повезло, что мы на тебя наткнулись. А ты знаешь, Пагси, она мне чем-то напоминает ту девчонку, которую мы с тобой встретили пару недель назад на улице Франклина.

— А, это та, которую мы затащили в пустой дом? — оживился Пагси.

— Ага.

Пагси снова посмотрел на девушку:

— Да, пожалуй, ты прав. Да, точно, тут ты прав.

— Только эта не такая белобрысая, та была посветлее, да? Но все равно, она примерно того же возраста. Господи! А помнишь, как та раскудахталась, когда мы… Ну, ты меня понял.

Пагси хихикнул:

— А этой даже кудахтать нет смысла — здесь никто не услышит. Тут ведь во всем парке ни одной живой души, никто не кинется на помощь. Может, она будет вести себя благоразумно?

Девушка побледнела, широко раскрыв на них глаза. Одной рукой она оперлась на землю и с трудом встала на колени.

Джейки прищурился:

— Похоже на то, что она собралась сражаться не на шутку.

Пагси пододвинулся к ней чуть ближе:

— Да нет, не думаю. Она будет умницей, правда, детка?

— Оставьте меня в покое! — выкрикнула девушка. — Я не хочу с вами разговаривать. Уходите сейчас же! Прошу вас!

Джейки присвистнул.

— Слышишь, Пагси, как она раскудахталась? Может, мне попробовать убедить ее?

Пагси кивнул:

— Да, да, нам надо спешить. Смотри, уже сколько времени. — Он вытащил из кармашка дешевые часы и помахал ими перед носом у приятеля.

Джейки тоже полез в карман, извлек оттуда маленький зеленый пузырек со стеклянной крышкой и показал девушке:

— Это кислота. Она обжигает кожу. То есть проедает ее насквозь. Дырки после себя оставляет.

Девушка вздрогнула. Она попыталась заговорить, но смогла издать только хнычущий, полный ужаса стон.

— Если я тебе плесну это в лицо, — продолжал между тем Джейки, — то твоя милая мордашка будет испорчена навсегда. Поэтому я хочу, чтобы ты вела себя благоразумно и делала все, что мы тебе скажем. Если начнешь сопротивляться, получишь кислотой в лицо. Если нет — все будет в порядке.

Пагси снова хихикнул.

— Может, жребий бросим? — предложил Джейки, подбрасывая на ладони десятицентовую монетку.

Пагси кивнул:

— Решка! — и выиграл.

Его приятель встал и отряхнулся. Пузырек он сунул обратно в карман. Потом посмотрел на девушку холодным, бесчувственным взглядом.

— Он у меня здесь, — сказал Джейки, похлопывая по карману. — Так что веди себя хорошо. Второй раз предупреждать не буду. Одна дамочка мне не поверила. Помнишь, Пагси, как она бежала по улице и у нее с лица слезала кожа и куски мяса отваливались? Вот дурочка была, правда? Так что не повтори ее ошибки, сестренка. Мы быстро, не волнуйся.

Пагси подошел к девушке и, потянув за руку вверх, помог подняться. Она отшатнулась от него, но не пыталась убежать.

Джейки сел, прислонившись спиной к дереву, надвинул на нос черную шляпу. С его тонких губ свисала сигарета, крошечные глазки пытливо скользили взглядом по парку, замечая все.

Когда Пагси закончил, Джейки направился к девушке, и настала очередь Пагси караулить. Ему пришлось засунуть себе платок в рот, чтобы перестать хихикать, когда девушка начала плакать, — они с Джейки поспорили на доллар, что бедняжка так испугается, что не сможет даже разрыдаться. Пагси было весело думать, что он выиграл доллар у Джейки, потому что Джейки ненавидел отдавать долги.

Они оставили девушку на холме, а сами спустились к пруду с лодками. Джейки протянул Пагси доллар с недовольным видом.

Пагси не хотел, чтобы приятель на него дулся из-за такой мелочи, поэтому сказал:

— Какой ты все-таки умный, Джейки! Я, честно говоря, не думал, что это сработает.

Джейки достал из кармана зеленую бутылочку и слегка встряхнул ее.

— А я знал, что все получится, — сказал он с тонкой усмешкой, которая у него служила улыбкой. — Хорошо, что она не посмотрела на пузырек, — там нет ничего, он пустой.

Джейки подошел к пруду и осторожно наполнил бутылочку грязноватой илистой водой.

— В другой раз нельзя так проколоться.

— Да брось ты, эти девицы такие тупые, — фыркнул Пагси. — Вообще ничего не замечают.

Они вместе вышли за ворота, двигаясь уже не в таком безупречно синхронном ритме, как в то время, когда входили в парк.

ПОДСЛУШАННОЕ СЛУЧАЙНО^[8]

Они заняли дальнюю часть длинной барной стойки, хромированной, из красного дерева. Сидя на высоких табуретах и соприкасаясь плечами, полностью сосредоточились друг на друге. Для них бар «Серебряный берег» как будто не существовал, и Мэнделл, бармен, развлекался, с удовольствием прислушиваясь к их разговору. Он облокотился о стойку, бесцельно и очень медленно полируя мягкой грязной тряпкой небольшой квадрат блестящего красного дерева перед собой. В баре было тихо и почти пусто: только бармен, эти двое да еще трое мужчин в белых парусиновых костюмах за столиком в углу. Лучи солнца, проникавшие сквозь узкие щели в тяжелом навесе, создавали причудливый остроконечный узор на кокосовых циновках. Был полдень, и стояла непривычная для этого времени года жара.

Мэнделл бросил полировать стойку и, вытащив из кармана белый носовой платок, вытер струйки пота, бежавшие по шее. Спрятав платок, он покосился на парочку, сидевшую неподалеку от него.

Девушка была стройная, с высокой грудью. Шелковистые волосы, черные с синеватым отливом, падали на белый жесткий воротничок и загибались вверх. Ее лицо заинтересовало Мэнделла. Ему понравились большие темно-синие глаза и красиво очерченный рот. Кожа у нее была гладкой и чистой, румянец на скулах лишь подчеркивал естественную белизну. Особенно Мэнделлу приглянулись ее тонкие, красивой формы руки.

Спутником девушки был крепкого телосложения мужчина с мясистым, но поразительно красивым лицом. Квадратная линия челюсти и светло-голубые глаза придавали ему властный вид, что часто отличает богатых бизнесменов. Мэнделл позавидовал, что у него такой портной, позавидовал его мускулистой фигуре, но отчаяннее всего — тому, что у него есть такая подружка.

Пара пила фирменный коктейль — ром с абсентом, — и Мэнделл держал наготове шейкер, чтобы вновь наполнить их бокалы. Говорили они о Гаване, и бармен догадался, что девушка здесь впервые. Кавалер ее, по-видимому, хорошо знал эти места, и из его слов было ясно, что он уже прожил здесь какое-то время. Мэнделл не совсем понял, когда встретились эти двое, но без особого труда мог бы сказать, что мужчина от девушки без ума. Вот только в том, было ли это взаимно, Мэнделл сомневался.

— О, мы так и будем говорить о географии? — неожиданно поморщилась девушка.

Мужчина повертел в руках длинный запотевший бокал.

— Извини, я думал, тебе интересно. Здесь просто восхитительно. Я давно хотел показать тебе эти места. Видимо, я слишком увлекся.

— Тебе Гавана нравится больше, чем Стреса?

Мужчина, казалось, пребывал в нерешительности.

— Стреса — это совсем другое. Она тоже прекрасна, ведь так?

Девушка подвинулась немного вперед, и ее глаза стали более оживленными.

— Помнишь маленькую гостиницу в Алоро? Ты не мог сказать ни одного слова по-итальянски. И как нам было весело! Ты помнишь ту девчушку, Аниту?

— Дочку хозяйки гостиницы? Она звала меня «poverino»^[9], потому что мой нос обгорел на солнце и облез. — Он засмеялся. — По-моему, мы замечательно провели там время. Аните нравилось болтать со мной ранним утром, пока ты еще спала, а я не понимал, о чем она говорит. Знаешь, мне на самом деле стоит выучить итальянский до того, как мы опять туда отправимся.

— Ты думаешь, мы туда поедем когда-нибудь?

— Конечно, поедем. Разве ты не хочешь поплавать в озере? Помнишь то утро, когда змея упала с дерева и напугала тебя? Мы как раз собирались войти в воду, но ты потом вообще отказалась купаться.

Девушка поежилась:

— Ненавижу змей. Ты же знаешь, что я не выношу змей.

— Я просто поддразниваю тебя. Я тоже ненавижу этих тварей и рад, что приехал сюда. В этом месте есть что-то естественное, какая-то первобытная простота, чего нет в Италии. Италия — это пряничные домики, покрытые сахарной глазурью, и небо с почтовых открыток. А здесь ты чувствуешь пульс человечества. Улицы пышут страстью и темпераментом, а стены по-прежнему отражают эхо стонов угнетенных крестьян. Оглянись вокруг, посмотри на море, на цветы, на людей. Тебе не кажется, что они более… настоящие, что ли, более реальные и осязаемые, чем в Италии?

— Да, теперь все стало реальным и осязаемым. Атмосфера сказочной, волшебной страны рассеялась. И это очень печально… — Девушка не смотрела на него. — Ты помнишь светлячков в Ароло? Берег озера в лунном свете и сотни светлячков, сверкающих в траве, как серебряные искорки?

— Что с тобой? Скажи мне, что-то не так?

— Ты это почувствовал?

— Значит, что-то не так. Но я не понимаю…

— Я сказала тебе.

— Пожалуйста, не будь такой таинственной! Объясни мне по-человечески.

Девушка нервно отпила из бокала, проигнорировав просьбу своего кавалера. Бармен размышлял, почему она выглядит так трагично. И еще он думал, что этот разговор о волшебной стране был у нее заранее наготове. Сам он любил, чтобы отношения были прямыми и честными, и причудливый язык иносказаний всегда вызывал у него раздражение.

— Ты сожалеешь, что приехала сюда? — спросил мужчина. — Да? Ты предпочла бы, чтобы мы отправились в Европу?

Она покачала головой:

— Нет, это не так. Понимаешь, притупилась острота ощущений. Не заставляй меня объяснять это. Ты должен чувствовать то же, что чувствую я.

Он потянулся к ней, собираясь взять за руку, но девушка уклонилась от него.

— Почему ты продолжаешь говорить загадками? Сначала о какой-то волшебной стране, атмосфера которой, видите ли, исчезла, теперь вот острота притупилась. Что ты имеешь в виду?

Девушка допила коктейль.

— Я очень стараюсь быть милой и доброй. Ты этого не понимаешь? Все перестало быть для меня прежним… Я только что тебе сказала.

Мужчина по-прежнему не понимал, о чем она толкует, и сделал знак Мэнделлу, чтобы тот еще раз наполнил бокалы. Бармен притворился, будто его только что отвлекли от какого-то важного занятия, и взял шейкер.

— Вам понравилось, сэр? — любезно поинтересовался он.

— Да, очень вкусно, — ответил мужчина, рассеянно улыбаясь, — просто отлично.

Мэнделл подвинул бокалы в их сторону и отступил на шаг, заняв прежнюю позицию.

— О чем ты говоришь? — вновь спросил мужчина, подхватывая нить разговора. — Тебе надоело путешествовать? Хочешь где-то осесть?

— Да…

— Но где? Здесь?

Девушка покачала головой:

— Нет, не здесь.

В разговоре наступила долгая пауза, затем мужчина сказал:

— Я люблю тебя так сильно, что поеду, куда ты захочешь. Только скажи, и мы все спланируем.

Она резко повернулась к нему лицом:

— Ты не можешь понять, что я больше не могу это выносить? — В ее голосе зазвучали истерические нотки. — Я пытаюсь, пытаюсь объяснить тебе, но ты не понимаешь. Я не могу так больше жить!

— Не злись. Я понимаю. И охотно сделаю все, что ты пожелаешь.

— Мы должны расстаться, — выпалила она.

Мужчина расплескал коктейль на стойку бара.

— Мы должны расстаться? — повторил он. — Ты имеешь в виду, что я тебе больше не нужен?

— Я с таким трудом пыталась сказать тебе об этом деликатно, но ты ведь так в себе уверен! Ты всегда был уверен в себе!

— Нет, ты заблуждаешься, если так думаешь. Я никогда не был уверен в себе, но всегда был уверен в тебе. А это не то же самое. Я думал, твоя любовь ко мне так же сильна и надежна, как и моя к тебе. Ты не имеешь права называть меня самоуверенным. Я доверял твоей любви. Мне нужно было что-то, в чем я мог бы не сомневаться. Ты не хочешь понять? В этом ужасном мире с его ложью, завистью и грязными делишками я крепко держался за любовь, которая, как я думал, никогда меня не предаст.

— Я очень сожалею, — пробормотала девушка.

— Конечно… — Он провел рукой по волосам. — Я знаю, что сожалеешь. Когда это случилось? Недавно?

— Я только что сказала тебе, что не хочу об этом говорить.

— Но ты не можешь молчать. Я схожу с ума по тебе! Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. Я чем-то провинился, и это заставило тебя принять такое решение?

Девушка покачала головой.

— Я испорченная и непутевая, — тихо сказала она. — Я думала, что смогу найти с тобой счастье, но не нашла. Я должна жить своей жизнью. И у меня нет больше сил притворяться. Ты же не хочешь, чтобы я притворялась, правда?

— Почему ты называешь себя испорченной?

У тебя есть кто-то еще?

Девушка мгновение колебалась, потом ответила:

— Да… да. Я не хотела говорить тебе, но придется. Ты все равно узнал бы рано или поздно.

С нездоровым интересом зеваки, наблюдающего за уличной потасовкой, Мэнделл украдкой переводил взгляд с одной на другого. Он заметил, что мужчина сильно побледнел и уже с трудом контролирует себя.

— Понятно.

— Нет, — быстро возразила девушка, — ничего тебе не понятно. Возможно, ты никогда не сможешь понять. Ты считаешь, что я задела твою мужскую гордость. Я могу себе представить, что чувствуют мужчины, когда такое случается, поэтому не хочу тебя оскорбить. Я не сделала ничего, что могло бы задеть твою мужскую гордость. И я рада этому, потому что ты был очень мил со мной. Я должна уйти от тебя, а ты должен меня понять и отпустить.

— Пожалуйста, не говори так! «Ты был со мной очень мил»! Как будто я тебе одолжение сделал. Это совсем не так. Я дал тебе все, но… видимо, этого было недостаточно.

Мэнделл заметил, как девушка вздрогнула, и неодобрительно поднял брови. Он думал, что этот здоровенный парень принимает все слишком покорно. Все, чего хочет дамочка, — чтобы он вспылил. Бармен презрительно фыркнул. Дурацкие разговоры о волшебной стране и остроте чувств нужны лишь для того, чтобы запудрить этому остолопу мозги.

— Я уезжаю с Маргарет Уайтли, — спокойно заявила девушка.

Краска вернулась на лицо мужчины — он побагровел:

— С кем?!

— Ты слышал с кем. О, я знаю, что ты собираешься сказать. Но я все обдумала. Я думала долго и теперь знаю, что приняла верное решение.

Мужчине, похоже, удалось совладать со своими эмоциями. Когда он заговорил, голос у него был до отвращения ласковым, каким обычно увещевают детей:

— Моя дорогая, ты, конечно, выдумала всю эту чепуху прямо сейчас?

Девушка покачала головой:

— Пожалуйста, не надо. И постарайся понять. Я представляю, что ты чувствуешь, но я на самом деле все решила, раз и навсегда.

Он закурил сигарету, рассеянно поигрывая дорогим золотым портсигаром.

— Маргарет знает обо мне? Она знает, что делает с нами?

— Она ни в чем не виновата. Можешь не сомневаться в ее деликатности — она с самого начала ни на чем не настаивала, ни на что не рассчитывала и сказала еще год назад, что будет просто ждать меня. Она ждала и, видишь, вознаграждена за это.

— Так ты лесбиянка? Боже, какая гадость!

— Я предполагала, что услышу нечто подобное. Не думай, что это меня остановит. Мы с Маргарет не можем больше жить врозь.

— Пожалуй, я предпочел бы видеть своим соперником мужчину. Мне было бы легче.

Девушка покачала головой:

— Нет, ты ошибаешься. Ты бы не принял это так, как принимаешь сейчас. Ты бы не был таким терпеливым. Ты пришел бы в ярость и тут же захотел бы его убить.

Мужчина слегка поморщился.

— Думаю, да, — согласился он. — Все так неожиданно… Я чувствовал, что в этом есть нечто отвратительное. И я больше не хочу иметь с тобой дела.

Она взяла свою сумочку.

— Прощай, Гарри… И спасибо тебе за все.

— Не уходи, — быстро сказал он. — Ты не можешь меня вот так оставить! Ради бога, подумай, что ты делаешь!

Девушка соскользнула с табурета.

— Ничего не изменишь, все уже решено. Мне не хотелось тебя обидеть. Я очень сожалею.

— Выходит, последний год для тебя ничего не значит? — с горечью спросил Гарри. — Просто пыль… ничто?

Она закусила губу и положила ладонь на его руку.

— Теперь понимаешь, почему я должна уйти, и побыстрее? Еще немного, и мы наговорим друг другу массу жестоких слов, а потом оба об этом пожалеем. Прощай, Гарри. — Она поспешно удалилась, двигаясь легко и грациозно.

Мэнделл с сожалением смотрел ей вслед. Разговор развлек его.

Как только черноволосая любительница женщин скрылась за дверью, в бар вошла незнакомка и остановилась, оглядывая помещение. Мэнделл поджал губы. Он мгновенно распознал, к какому сорту девиц относится эта красотка. Таких «штучек» он не потерпит в своем баре!

— Извините меня, сэр, я ненадолго оставлю вас, — сказал он мужчине у стойки. — Там появилась дама, которая выглядит довольно сомнительно. Я собираюсь попросить ее выйти вон.

Мужчина оглянулся через плечо и посмотрел на девушку.

— Сомнительно, говорите? — задумчиво переспросил он. — Ну, значит, вы ничего не понимаете в женской красоте. Она чертовски привлекательна.

Гарри направился к девушке, которая встретила его профессиональной улыбкой, и они вместе покинули бар.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам

Примечания

1

Перевод с английского О. И. Маганова.

(обратно)

2

Перевод с английского Е. А. Моисеевой.

(обратно)

3

Перевод с английского Е. А. Моисеевой.

(обратно)

4

Перевод с английского Е. А. Моисеевой.

(обратно)

5

Перевод с английского Л. В. Кузнецовой.

(обратно)

6

Перевод с английского Л. В. Кузнецовой.

(обратно)

7

Перевод с английского Л. В. Кузнецовой.

(обратно)

8

Перевод с английского С. Н. Павловской.

(обратно)

9

Бедняжка (ит.).

(обратно)

Оглавление

ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ[1]

ДВОЕ У ДОРОГИ[2]

УТРЕННИЙ ВИЗИТ[3]

ПОВОРОТ СЮЖЕТА[4]

РАЗГОВОР[5]

ВОЗМОЖНОСТЬ ОТЛИЧИТЬСЯ[6]

ПРОГУЛКА В ПАРКЕ[7]

ПОДСЛУШАННОЕ СЛУЧАЙНО[8]

*** Примечания ***