Белый амариллис [Алина Горделли] (fb2) читать онлайн

Алина Горделли Белый амариллис

Нелли осторожно опустилась в ароматную голубоватую пену, вытянулась и блаженно замерла. Каждая связка, каждая клеточка ее тела изнывала от уже почти забытого восторга соприкосновения с чистой, ласково-теплой водой в большой удобной ванне. Да что там удобной! Шикарной, розового цвета, инкрустированной в стиле ро-ко-ко и упористо стоящей на вычурных ножках посреди облицованной таким же розовым мрамором огромной «комнаты отдыха», принадлежавшей княжеским аппартаментам. Или, как их принято называть на британском корабле — принсэсс аппартаментам.

Нелли совсем чуть-чуть шевельнула ладонями рук, и вода с готовностью ответила нежной рябью, заигрывая с голубоватыми пузырьками жидкого ароматного мыла. Девушка блаженно вздохнула. Сегодня она снова звалась Нелли, как в той туманной далекой жизни, которая жестоко и внезапно закончилась несколько месяцев назад, а может это было несколько лет назад? А может быть этой жизни и вовсе не было никогда, а просто померещилось, привиделось княжне Мещерской — Елене, Алёне, Леле, Ленке — как ее только не называли за этот бесконечный год! Нелли, на английский манер, в отличие от французской поднадоевшей «Элен», ее назвали в честь отцовской тети Нелли — Елены Волконской, любимой дочери того самого декабриста. «Доигрались!» — поджимала губы мама во время февральской революции, при упоминании имени Сергея Волконского, хотя со времени декабрьского восстания 1825 года прошел почти что целый век. Но Волконские всегда фрондировали, вот и внук декабриста, тоже князь Сергей Волконский, давеча заявился в гости к кузену князю Владимиру Мещерскому с красным бантом в петлице в знак поддержки демократической революции. Отец отмалчивался, но мать, урожденная графиня Толстая, свое негодование не скрывала, с презрением называя отрекшегося от престола государя «Ники». «Погубите ведь державу!» — вещала мама заигравшимся в демократию аристократам, — и как в воду глядела: не прошло и нескольких месяцев, как грянул октябрьский переворот.

Нелли содрогнулась и судорожно всхлипнула. От тепла, сытости, давно забытого комфорта, ужасные картины недавнего прошлого, которые ей удалось на время забыть, отодвинуть в далекие уголки памяти, нахлынули с мстительной неистовостью. Жизнь в Петербурге перевернулась в одночасье. Внезапно исчезло все — электричество, продукты, керосин. Через месяц в столице царили голод, холод, болезни, угрюмые отряды вооруженных, неизвестно кем и с какой целью, лиц, и — слякотная промозглая сырость, словно весь мир погрузился в мрачную, большевистскую беспощадность.

Брат Николя сбежал в армию Колчака, и известий от него не было, да и быть не могло. Серж Волконский уехал в имение спасать сожженную восставшими вандалами уникальную библиотеку с рукописями того самого декабриста. Прислуга разбежалась по деревням — спасаться от голода. Отца застрелили прямо на улице за попытку обменять из-под полы золотую цепочку от часов на батон черного черствого хлеба, чтобы хоть как-то встретить новый, 1918 год. Через два месяца от тифа умерла сестренка Мари. Мать слегла от горя, а может быть тоже от тифа. Врача привести Нелли не удалось: на улице вовсю стреляли, и никто не желал выходить из дому, с клятвой ли Гиппократа или без нее. Телефоны не работали, так что знакомым дозвониться было невозможно, да и были ли они в живых? Извозчики исчезли, коней, наверняка, уже съели давно. Маму, как и отца, пришлось похоронить во дворе их холодного, темного, опустевшего особняка. Нелли, от отчаяния, что погребать придется без отпевания, набралась мужества и ночью, перебежками, добралась таки до соседней церкви. Священник с семьей жили в небольшом домике рядом с церковью. Обессилев от страха и голода, Нелли два раза стукнула в дверь худеньким кулаком и опустилась на землю.

Но ей повезло. Батюшка оказался дома, без уговоров собрался и отказался от платы. Единственные оставшиеся в живых сын и дочь священника, почти что ровесники Нелли, а значит и ровесники оголтелого века, вызвались помочь. После обряда, запивая осколки сахара прикрашенным щепоткой чая кипятком, они вспоминали исчезнувшую жизнь, ушедших близких. Вспоминали тихо, благоговейно, с нежностью: плакать сил не было.

Вот тогда-то и поведали Нелли молодой попович с сестрой, что «отчаяные люди» установили нелегальную переправу беженцев из обеих столиц к Черному морю, где их подберут союзнические корабли. Путь этот состоит из нескольких этапов, партию беженцев будут передавать с рук на руки, от одного проводника к другому, до самой Одессы. Дорога будет очень опасной, так как по всей стране идет гражданская война, и маршрут может меняться, равно как и проводники. Каждому проводнику надо будет платить в отдельности натурой — как то золотое кольцо, браслет, серебрянная ложка и так далее: бумажные деньги, керенки или даже иностранная валюта, в этой стране никому не нужны. Говорили, что платить за билет на пароход не придется: в третьем классе союзники перевезут беженцев бесплатно в Александрию, Шербур или Ливерпуль, хотя и морской путь все еще опасен — идет война. Еще поговаривали, что весь процесс этапирования был установлен и проплачен союзниками с помощью местной агентуры, но «отчаяные люди» взымали с беженцев двойную плату.

Сперва Нелли передернуло даже от мысли о таком безумном предприятии, но сын и дочь священника твердо решили бежать. Оставаться в столице означало подписать себе смертный приговор. Сам батюшка не мог бросить старых родителей, но детей в путь-дорогу благословил.

Когда священник с детьми засобирались домой, Нелли охватила паника — остаться совершенно одной в огромном пустом доме и враждебном городе, который и назывался теперь по-иному — Петроградом! Она уговорила гостей повременить, за пару часов собрала все необходимое в маленький саквояж, а кожаный мешочек с драгоценностями и безделушками привязала себе на пояс. В саквояж же она бережно упаковала свои бумаги и связку родительской переписки, в том числе и с маминой сестрой графиней Загряжской, давно обосновавшейся во Франции. Надев старенький тулуп (чтобы не позарились, объяснил батюшка), валенки и варежки и зажав в ладони миниатюрную икону Пресвятой Богородицы, Нелли поклонилась могилам родителей. Заперев парадную дверь на ключ, она вручила его батюшке и, скользя по ночной, мокрой от слякоти мостовой, маленькая процессия двинулась в обратный путь.

***

В промозглой от холода комнатушке в двумя подслеповатыми окнами Нелли и дочь священника устроились на узкой постели, в обнимку и в верхней одежде, чтобы было потеплее. Чуть забрежжило, в окно постучали. Вместо «отчаянных людей» они увидели монашенку неопределенного возраста. Молодого поповича и девушек облекли в женскую монашескую одежду и, наскоро попрощавшись с батюшкой, молодые люди торопливо последовали за неожиданно проворной монахиней. При прощании никто не прослезился, все запасы слез уже были давно выплаканы.

Монахиня привела свой небольшой отряд в старинный полузаброшенный монастырь, куда небольшими группками стекались их будущие попутчики. Перекусив четвертушкой черствого хлеба, предложенной сердобольными монашенками, беженцы присели на дорогу, ожидая своего первого проводника. Разговаривали мало, знакомились еще меньше — в том не было ни желания, ни необходимости. Всего их было человек двадцать, не больше — так было безопаснее. Наконец, появился проводник — вертлявый, подвыпивший (для храбрости, как он объяснил ничего не спрашивавшим беженцам) старикашка с всклокоченными редкими патлами. Ему Нелли, почему-то, смущаясь и краснея, всучила старинную серебрянную ложку, которая, самым неведомым образом исчезла в недрах стариковских лохмотьев. Нелли приободрилась: «отчаяные люди» не казались такими уж страшными, как ей рисовало воображение.

Однако радость эта оказалась преждевременной.

Действительно, первый этап выдался спокойным, если не считать того, что они изображали из себя погребальную процессию, на двух повозках. Их тянули две видавшего вида клячи, которых, видимо, никто даже не захотел съесть. Нелли с поповичами повезло — их устроили во второй повозке, а грубо сколоченный деревянный гроб установили в первой. Нелли не знала и знать не хотела — был ли он пуст, или же нет — для правдоподобия.

После этого относительно спокойного, хоть и печального, этапа ее хождения по мукам, все закрутилось и завертелось в отчаянном водовороте штормового вихря. Полупогруженные в снег мазанки, в которые они забивались как сардины в банке, сменялись лесными избами, полевыми шалашами, а, если не удавалось избежать большого города, темными подвалами, пропахшими застаревшей мочой и дохлыми крысами. Иногда удавалось присесть на краешек разбитой повозки, но чаще всего они шли пешком. Несмотря на плату, кормили их полупомоями. От усталости, Нелли засыпала тяжелым, без сновидений, сном, на вонючих матрасах, вязанке соломы, а то и на сырой траве. Как в броуновском движении менялся их маленький отряд — кто-то отставал, присоединялись новые люди. После того, как где-то на третьем этапе заболела тифом дочь священника и брат остался с ней в безымянном поселке, Нелли оказалась одна, в окружении бесконечного калейдоскопа менявшихся, но таких похожих от безнадежности лиц.

А на следующем этапе ее обворовали. Вообще-то было удивительно, что этого не случилось раньше. Украли все — и мешочек с драгоценностями, и саквояж. Хорошо, что не тронули бумаги и икону, которые, по совету поповича, она зашила в подкладку рваного тулупа. Обычно, без оплаты проводники отказывали от места в отряде и безжалостно бросали недавних попутчиков. Но оказалось, что Нелли было, чем платить.

Если до этого момента у Нелли еще остались обрывочные воспоминания о своих скитаниях, то все последующие события ее память стерла, уничтожила, упрятала подальше. Но одного ее тело забыть не могло — это руки. Волосатые или гладкие, дряблые или мускулистые, они жадно шарили по ее телу — груди, бедрам, между бедер, и этого забыть ей не удавалось. В первый раз, прежде даже не целовавшаяся Нелли сразу и не поняла, что с ней произошло. В шоке от боли, омерзения и гадливости, она безвольно подчинилась тому, что ей предстоит выжить вот такой ценой, и эту самую большую цену — свою гордость, ей придется заплатить. Надвинув на глаза старый крестьянский платок, Нелли отгородила себя от других беженцев. Ей казалось, что это не она, а кто-то другой вселился в ее поруганное тело. И не видела завистливых взглядов, которые бросали на нее попутчицы. Ведь это ей, а не им, не таким красивым, не таким молодым, перепадали теплая постель, тот самый крестьянский платок, кусок жесткого мяса, неизвестно какого происхождения, а то и место в повозке.

Но Нелли, погруженная в бездну своего отчаяния, горя и унижения, ничего этого не замечала. Выжить, выжить любой ценой. Так прошло несколько месяцев.

И вот, словно грязную пену из старого таза, беженцев, наконец-то, выплеснуло в девственно белоснежную, еще не тронутую гражданской войной, Одессу. От ее светлых зданий проводники исчезли как ночные призраки, унося остатки их сокровищ. Не обращая внимания на веселое многоголосье солнечных одесских улиц, порядком оборвавшиеся и поредевшие остатки отряда, подались к смотровой площадке на скале. Они уже не смели, не надеялись увидеть на рейде обещанный британский корабль, чье название, словно, некий пароль в другую жизнь, им шепотом поведал последний проводник. А вдруг после месяцев мучений, все окажется обманом?

Но он действительно был там — белоснежный огромный океанский корабль с четырьмя черными с красной линией трубами, с зигзагами камуфляжа и горделиво реющем на мачте Юнион Джеком.

«Тубероза», «Тубероза»! — словно заклинание восторженно зашептали самого разного размера и возраста разбитые, обветренные, покусаные губы.

«Тубероза — семейство агавовых. В некоторых странах зовется Амариллисом» — тупо выдала память Нелли строчку из иллюстрированного учебника ботаники, которой она так увлекалась в детстве.

Словно опровергая свое цветочное название, корабль дерзко ощерился двенадцатью противолодочными пушками. Так как большевиков поблизости замечено не было, пушки, скоре всего, предназначались германскому противнику.

Ручеек ее «однополчан» заструился вниз, к пирсу. Но Нелли осталась. Медленно стянула с себя ненужный платок. В тулупе было жарко, но она этого не замечала. Смотровая площадка была огорожена низким бордюром с мраморными перилами, внизу скала резко обрывалась в пропасть прибоя.

Вот она — земля, вернее, палуба обетованная! Но радости не было. Весь ужас происшедшего навалился на Нелли мрачным чудищем. Спастись любой ценой?! Как же так?! Все ее воспитание, корни, вся ее родословная, должны была подготовить ее к тому, что спасать-то надо было бессмертную душу, а не плоть! А что же она натворила — погубила душу! Кому теперь нужна ее поруганная, использованная плоть?! Нелли охватила дрожь омерзения к себе.

Не отрывая взгляда от белоснежного корабля, она ступила поближе к краю бордюра. Еще шаг, еще один…

Кто-то цепко ухватил ее за локоть. От неожиданности Нелли ахнула и резко обернулась. По-прежнему увлекая ее подальше от края площадки, небольшого роста сухонький пожилой господин во фраке и с уморительной бородкой клинышком, второй рукой вовсю размахивал старомодным черным цилиндром.

— Императорский торговый дом Гершензон и Гершензон, ваша светлость!

***

Вода в ванне стала прохладной. Нелли потянулась было к крану, чтобы добавить горячей воды, но передумала. Блаженно поднялась, облачилась в шикарный розовый банный халат с эмблемой корабля и ступила босыми ногами на мягкий ворсистый ковер безупречной чистоты. Такой роскоши, как в этой трехкомнатной каюте, не было даже в доме у Мещерских, чье состояние к двадцатому столетию заметно сократилось.

Медленно, чтобы продлить удовольствие, Нелли вышла из ванной, переоделась в розовый пеньюар и опустилась ничком на огромную двуспальную кровать с парчовым балдахином, обняв обеими руками розовую, с золотой вышивкой, подушку.

Надо же, ведь и дня не прошло, как она стояла у края обрыва. Во всех смыслах, горько подумалось ей.

Наверное, если бы Гершензон и Гершензон попытался прочитать ей проповедь или нотацию о смысле и ценности жизни, она в тот же момент вырвалась и бросилась бы вниз.

Но мудрый старикан, вцепившись в ее локоть с неожиданной для своего хрупкого телосложения силой, буквально оглушил Нелли болтовней, упорно таща ее подальше от опасного места. Откуда же он взялся?! Ах да, кажется пристал к их группе где-то на Херсонщине, достаточно недавно. И откуда ему известно ее имя и никому теперь не нужный титул?

— Нам здорово повезло! — болтал между тем Гершензон и Гершензон (интересно, кем же был ее новый знакомый — первым или вторым Гершензоном — глупо хихикнулось Нелли). — На прошлой неделе взбунтовалась команда двух стоявших на рейде французских кораблей. Большевистская пропаганда! Подняли красные флаги, объявили неповиновение капитану и офицерам и ушли под пение Марсельезы! И это в военное-то время! — бушевал старик.

Теперь он не менее цепко держал Нелли под руку, увлекая ее вниз по лестнице, к пирсу.

— Несколько партий до нас так и остались в Одессе без средств к существованию, побираться! А нам вот несказанно повезло — британский крейсер! Черта с два они с большевиками свяжутся! — и, в знак уважения к Британии, Гершензон и Гершензон снова сорвал с головы цилиндр.

Нелли почувствовала безумную усталость. Корабль так корабль. Лишь бы где-нибудь прилечь, забыться. Она с благодарностью смотрела на старика, кажется, решившего взять над ней шефство и не отпускавшего ее ни на минуту.

На пирсе было многолюдно. Взволнованные новоприбывшие смешались с не менее взбудораженными беженцами из предыдущих партий, которых бросили французские корабли. К ним присоединились желавшие эмигрировать одесситы. Те стояли отдельной, хорошо одетой и сытой стайкой, отмежевавшись от прибывших оборванцев. Народу набралось не меньше сотни.

Пронеслось слово, что германские подлодки, по просьбе большевистского правительства в Петрограде, заблокировали Дарданеллы, и больше кораблей не будет. «Тубероза», оснащенная современными противолодочными пушками, все же решилась на этот рейс, но обратный путь может оказаться опасным. Ожидающим сообщили, что с берега радировали британскому капитану со слезной просьбой принять всех желающих. Ответа ожидали, затаив дыхание, ведь проверка иммиграционных документов у такого количества народа может занять несколько дней, а по плану «Туберозе» надлежало сняться с якоря вечером того же дня.

Видимо, сарафаночный телеграф работал в Одессе отменно, так как, откуда ни возьмись, на пирс повалило огромное множество народа, с чемоданами, собаками и даже детскими колясками. В мгновение ока пирс был заполнен до отказа желающими попасть на последний корабль. Народ теперь исчислялся сотнями. Те, которым удалось преодолеть многомесячный тяжелейший путь к морю, оказались затертыми в красочной толпе одесситов.

Беженцы не на шутку разволновались. А вдруг им вообще не удасться попасть на крейсер — им, оборванным, непрезентабельным, с помятыми, а то и потерянными документами? Волнение передалось и Нелли. Теперь, когда путешествие оказалось под угрозой, ей безумно захотелось оказаться на этом величественном, отрешенно стоявшем на рейде, корабле. Кто-то, вооружившись подзорной трубой, сообщил что с корабля разглядывают пирс в бинокли.

Наконец, из служебного помещения выскочил взволнованный, красный как рак, радист. Толпа замерла.

— Маркониграмма с «Туберозы», — заорал он в мегафон, — «Принял исполнительное решение взять на борт всех желающих без оплаты и без иммиграционного контроля. Посадку начать немедленно. Отправление ровно в 8 часов вчера. Капитан Рострон.»

— Уррра! — завопила толпа — Слава Британии! Правь Британия! — В воздух полетели пресловутые чепчики.

К пирсу подогнали несколько больших катеров для первозки пассажиров на океанский корабль. Снова завертелся, закрутился людской водоворот. Нелли всегда недолюбливала толпу, а тут еще от всего пережитого, голода и внезапно одолевшей жажды, ей стало дурно. Словно в буране, опираясь на ватные ноги, Нелли неслась вместе с людским потоком за господином Гершензоном, первым или вторым — неважно. Теперь уже она сама крепко держалась за полы гершензоновского сюртука.

Словно в тумане, Нелли взобралась на катер. Она то и дело впадала в забытие на плече господина Гершензона, который бросал на нее озабоченные взгляды. Наконец, они подплыли к огромному кораблю, верхнюю палубу которого с катера невозможно было разглядеть. Но Нелли было не до того, ей бы не упасть с казавшимися бесконечными сходен. Заплетающиеся от слабости ноги все же подкосились, но чьи-то сильные руки заботливо подхватили ее, и уверенный голос произнес «Все в порядке, мисс! Вы в безопасности, мисс!» на простонародном английском наречье. «Фу, Кокни!»— с презрением сморщила бы носик неллина английская гувернантка. Это было последнее, о чем подумала княжна Мещерская, потеряв сознание на руках английского матроса.

***

Очнулась Нелли в корабельном госпитале. Заметив, что пациентка зашевелилась, к ней быстро подошла сухопарая сестра милосердия.

— Вы говорите по-английски?

Нелли кивнула, попыталась приподняться, заметила, что лежит обнаженной под белоснежной полотняной простыней, пискнула и нырнула обратно.

— Старшая медсестра Робинсон. Мы с главным хирургом доктором МакЛареном только что вас осмотрели. Вместе, — строго подчеркнула медсестра.

Уголоком глаза Нелли заметила, что у дверей госпиталя господин Гершензон, задрав голову, разговаривает с нависшим над ним дородным господином в пенсне и белом халате. Оба посматривали в ее сторону.

Наконец, господин Гершензон, усиленно закивал головой и откланялся. Доктор МакЛарен, а это был он, подошел к полуотгороженной ширмой койке, на которой лежала Нелли, немного нахмурившись, посчитал пульс, оттянул ей нижнее веко и сообщил, что кроме истощения, нервного и физического, а также небольшой анемии, она здорова. Он прописал ей усиленное питание, на корабле ее будут кормить бесплатно. Впрочем, как и других беженцев, поспешно добавил главный хирург: распоряжение капитана.

— Платье и верхнюю одежду пришлось сжечь, принсэсс Мишэрски, — с трудом выговорил ее имя явно проинформированный господином Гершензоном доктор. — Они кишели — ээээ — вшами, — добавил он извиняющимся тоном. — Просто чудо, что вы не заболели тифом!

Нелли дернулась, но доктор жестом остановил ее.

— Ваши документы в целости и сохранности, мы их нашли. И икону. Беженцы часто зашивают ценные вещи в одежду, так что мы ее основательно осмотрели, а потом — в печь! — слабо усмехнулся МакЛарен.

— А как же… а во что же мне одеться? — пролепетала Нелли.

— Ну не в грязные же лохмотья! — доктор кивнул сестре Робинсон.

Та указала на стенку ширмы. Там, на вешалках, висели два полных комплекта дамских костюмов — утренний и дневной, со шляпками, перчатками и ридикюлями в подант. Под ними аккуратной стопочкой лежали предметы дамского аксессуара и нижнего белья, скромные, но элегантные туфельки, икона и Неллины документы.

— Мне кажется, я не ошиблась в размере, — проговорила медсестра.

У Нелли загорелись глаза: все же ей было всего девятнадцать лет! Костюмы были элегантные, но простые, для приличной девушки из среднего класса. Но Нелли они показались восхитительно роскошными. Она невольно подалась вперед.

— В соседней комнате отдыха вы сможете выкупаться и одеться.

Доктор МакЛарен деликатно отошел.

— Но мне нечем заплатить за одежду!

Медсестра Робинсон отрицательно покачала головой.

— Магазины корабля открыты для раздачи передметов потребления беженцам. Безвозмездно. Приказ капитана, — в голосе медсестры звучала неподдельная гордость.

Нелли села на койке, свесив ноги и обернувшись в простыню. Сестра Робинсон присела рядом и прикоснулась к ее плечу.

— Доктор МакЛарен посчитал, что будет лучше, если вы услышите это от меня.

Нелли недоуменно посмотрела на нее.

— Мы оба подтверждаем, что вы совершенно здоровы.

— Доктор уже сказал мне об этом, — пролепетала Нелли.

— Я имею в виду те недуги, которые могут произойти с нами помимо нашей воли и в силу тяжелых обстоятельств, — мягко сказала сестра.

Нелли все еще не понимала.

— Ах! — вскрикнула вдруг она и закрыла ладонями пунцовые щеки. — Плохие болезни?!

— Дурные болезни, девочка, — мягко поправила ее сестра.

И тут Нелли прорвало. Она скатилась в самый низ, дальше уже некуда! Какой позор! О чем это говорят с ней, с княжной Нелли Мещерской, неприступной гордячкой!

И, привалившись к костлявой груди медсестры, она горько зарыдала, пока та неловко и смущенно гладила ее по голове, по худеньким вздрагивающим плечам.

В глубине комнаты доктор МакЛарен протирал носовым платком пенсне.

***

Когда Нелли, наконец, вышла из комнаты отдыха, одетая в новый, темно-вишневый шелковый костюм, сестра Робинсон даже прихлопнула в ладоши, а доктор МакЛарен крякнул и склонил голову в поклоне.

Да, круги под глазами, да, нет даже сережек в ушах, но — какая стать, какая походка! Родословную так легко не уничтожить!

Медсестра упаковала новые вещи Нелли в неизвестно откуда взявшийся саквояжик. Доктор МакЛарен подозвал стюарда и велел ему проводить принсэсс Мишэрски в каюту, согласно номерку, выданному при посадке на корабль. Оказывается, его сохранил для Нелли вездесущий господин Гершензон. Сердечно поблагодарив доктора и поцеловав смутившуюся медсестру, Нелли отправилась за безукоризненно вежливым стюардом по корабельной лестнице вниз, и еще вниз, и еще два пролета — в каюту третьего класса.

Каюта третьего класса была под ватерлинией и освещалась только электрической лампочкой со стеклянным абажуром спокойного салатного цвета. В ней было четыре койки в два этажа, и на двух нижних уже восседали незнакомые Нелли дамы, одна пожилая и одна молоденькая, почти ровесница Нелли, одетая в точно такой же вишневого цвета костюм из корабельного магазина. Обе девушки покраснели от неловкости. Нелли отметила безупречную чистоту, малахитового цвета обои на стенах, белоснежное белье и умывальник со стопкой свежих полотенец. После пережитого, скромное убранство каюты третьего класса показалось ей райским уголком. Девушка и пожилая дама одновременно предложили Нелли присесть, и она, с благодарностью, устроилась рядом с девушкой.

Но познакомиться им не удалось.

В дверь каюты деликатно постучали и вошел одетый в военно-морскую форму молодой человек с двумя нашивками на рукавах. За ним в проеме двери маячил недавний стюард. Почтительно поклонившись, он представился:

— Старший стюард Браун. Принсэсс Мишэрски? — и он вопросительно взглянул на женщин.

— Это я, — удивленно проговорила Нелли.

Старший стюард почтительно поднес руку к козырьку.

— Извольте последовать за мной, мэм. Вам приготовлена другая каюта.

Нелли смущенно попрощалась с дамами и вышла вслед за старшим стюардом, второй стюард подхватил ее саквояжик. Нелли забеспокоилась: куда же ее ведут и зачем? Что-нибудь случилось? Взгляд Нелли упал на спасательный круг. На нем было написано «Мавритания». У Нелли екнуло сердце: неужели в забытии она попала не на тот корабль? Но ведь и господин Гершензон тоже здесь!

Тем временем, торжественной процессией они поднялись до второй палубы. Старший стюард постучал в дверь каюты с золотыми буквами «ПС» и в ответ на вопросительный взгляд Нелли, произнес «Принсэсс сьют» — «Апартаменты принцев».

Дверь открыла улыбчивая молоденькая стюардесса в аккуратном белоснежном фартучке, в глубине комнаты виднелась фигура второй. Стюард почтительно распахнул дверь, и Нелли оказалась в умопомрачительно роскошных апартаментах с изысканной мебелью, инкрустированными сервантами, гобеленами, коврами. Ей понадобилось все ее воспитание, чтобы не воскликнуть от радости.

— Это наши лучшие апартаменты, мээм. Мисс Джессоп и мисс Моррис в вашем распоряжении, — он кивнул в сторону стюардесс. — Тем не менее, в любой момент обращайтесь ко мне, если возникнет необходимость.

— Все это бесплатно: распоряжение капитана, — поспешно добавил мистер Браун, козырнул, и мужчины исчезли за мягко закрывшимися дверями каюты.

Впрочем «каютой» ее можно было назвать с большой натяжкой. Это были трехкомнатные апартаменты, состоящие из гостиной комнаты, кабинета с огромной библиотекой и спальни с будуаром, обширной ванной комнатой и отдельной комнатой для отдыха. Гостиная выходила дверьми на просторный инкрустированный мрамором балкон.

От роскоши у Нелли перехватило дух. Стюардессы почтительно провели ее по комнатам, показали как пользоваться двойными кранами, где находятся туалетные принадлежности. В будуаре мисс Джессоп распахнула раздвигающийся шкаф, полный ночных принадлежностей, халатов, расшитых тапочек и нескольких роскошных дамских туалетов. Все комнаты были уставлены букетами свежих цветов («из нашей корабельной оранжереи, мээм!»)

— Ужин в девять вечера, сразу же после отплытия, завтрак в девять утра, обед в два часа дня, полдник в пять, — затараторила мисс Моррис, засияв двумя ямочками на щеках. — Мадам будет посещать ресторан или предпочитает кушать в апартаментах?

— А это можно? — с надеждой спросила Нелли.

— Конечно, мээм! К вашему номеру прикреплен официант, мы сообщим ему, что вы будете кушать здесь.

Перед тем, как уйти, стюардессы показали Нелли, где находятся спасательные жилеты (в верхнем отделении ночной тумбочки), как пользоваться кнопкой вызова прислуги и предупредили, что в полночь наступит режим полной темноты: все огни будут потушены, чтобы не привлекать внимание вражеских субмарин.

— Зовите нас в любое время дня и ночи!

Ошеломленная, растроганная, Нелли скинула немного жмущие новенькие туфельки и костюмчик, надела широкий удобный бархатный халат и мягкие бархатные шлепанцы той же цветовой гаммы и прилегла на широкую кровать под полуспущенным балдахином. В каюте было тепло: топили основательно.

Какое блаженство!

Она, наверное, задремала, так как ее разбудила небольшая вибрация корпуса корабля.

Неужели они отплыли?

Нелли подскочила к иллюминатору: кромка еле освещенного берега сливалась с горизонтом. У девушки перехватило дыхание.

— Прощай Россия! Прощая моя несчастная многострадальная родина, мама и папа, сестричка, брат — жив ли ты еще? Увидимся ли? — Нелли тихо заплакала.

Раздался осторожный стук в дверь, и в гостиную комнату, в которую поспешила Нелли, вкатился двухэтажный столик на колесах, а за ним — веснусчатый рыжеволосый официант с широченной улыбкой.

На столике были хлеб с маслом, икра, осетрина, рагу, жульен из шампиньонов, пирожные, английский пудинг, и еще много другой снеди, о существовании которой Нелли успела забыть.

Она поблагодарила официанта, пытаясь скрыть от него голодные глаза.

— Приятного аппетита, мээм, я заберу столик и посуду завтра — почтительно шаркнул официант, — а вот это лично от капитана.

И он жестом фокусника извлек из нижнего этажа столика круглый серебрянный поднос. На нем была откупоренная бутылка красного бургундского, бонбоньерка изысканных шоколадных конфет и небольшая вазочка с веткой белого амариллиса. В лепестках цветка лежала визитная карточка.

Нелли и не заметила, как исчез официант. Рука потянулась к визитной карточке:

«Принсэсс Мещерская. Надеюсь, что путешествие на моем корабле доставит Вам удовольствие. С глубоким уважением, капитан коммандер Артур Г. Рострон, РД, РНР».

Ее сложное для англичан имя было тщательно и правильно выписано. «Педант», — подумала Нелли. Что такое РД РНР она понятия не имела, но звучало внушительно. Имя капитана было мучительно знакомым, но она не могла вспомнить откуда.

Нелли задумалась и даже забыла о призывно пахнущих кушаньях.

Капитана сегодня упоминали уж слишком много раз… Вся эта роскошь, которую он ей предложил безвозмездно и по своему собственному желанию… Как он мог узнать о ней? Снова господин Гершензон? Но откуда у него доступ к капитану британского крейсера? Документы при ней, их она еще никому не показывала…

И тут Нелли обдало жаром: мистер МакЛарен! Она где-то читала, что главный хирург обязан доклыдавать капитану лично о состоянии здоровья пассажиров и команды. К тому же, именно он обнаружил и зарегистрировал ее документы.

Нелли горько усмехнулась. Так вот чем она заслужила «глубокое уважение»! Наверняка, МакЛарен уже проинформировал капитана о «падшей» молоденькой русской княжне, а заодно и о том, что она совершенно здорова… «путешествие доставит Вам удовольствие» — ну да, конечно…

Нелли были противны свои собственные циничные мысли, но она ничего не могла поделать. Слишком циничными и горькими были прошедшие несколько месяцев.

Ну так что же? Готова она снова спуститься в чистенькую преисподнюю третьего класса и бросить всю эту роскошь ради остатков своей гордости? А для чего? И разве вежливый капитан британского крейсера не лучше тех негодяев, которые насиловали ее совсем недавно? Разве дорогое бургундское вино не лучше вонючего самогона, который ее заставляли глотать недавние «кавалеры». И хорошо делали, только так удавалось отключиться от их омерзительности.

Нелли представила себе седого бородатого толстяка-капитана с неизменно зажатой в зубах трубкой и крошками табака на бороде. Противно… но не очень.

Нелли налила себе вина. «Получать удовольствие» — так с музыкой! Она вкусно поела, выпила полбутылки вина — стало веселее. Ей словно нравилось себя унижать: большего она не была достойна.

Потом Нелли приняла ароматную ванну, оделась в розовый пеньюар и легла на постель, ожидая неминуемого стука в дверь.

Режима полной темноты Нелли не заметила: заснула глубоким сном.

До самого утра ее никто так и не побеспокоил.

***

В девять утра рыжеватый официант прикатил обильный завтрак, запоздалые английские газеты и помрачитально пахнущий турецкий кофе. Тем временем, словно бесплотные эльфы, стюардессы в мгновение ока прибрались в апартаментах и пожелали ей доброго утра. Огромный корабль теперь шел ровно, почти незаметно покачиваясь на морских волнах. Что они ему — океанскому лайнеру!

Нелли рассеянно перебирала газеты, наслаждаясь бесподобным вкусом настоящего турецкого кофе. Неужели она ошиблась в своих вчерашних рассуждениях? Неужели не все так цинично и продажно в этом мире?

Внезапно ее внимание привлек заголовок: «Флагман Кьюнарда становится военным крейсером: рождение «Туберозы»».

Нелли впилась глазами в текст заметки: «Флагман Кьюнардовского флота и самое быстроходное судно в мире, королевский почтовый пароход «Мавритания» недавно была оснащена двенадцатью противолодочными пушками и перешла в ведомство военно-морского флота под кодовым названием крейсер «Тубероза». Вашему корреспонденту стало известно, что в настоящее время под коммандованием своего постоянного капитана коммандера Артура Генри Рострона, недавнего героя «Титаника» и сражения в Дарданеллах, «Мавритания-Тубероза» выполняет секретное задание адмиралтейства».

Так вот откуда ей было знакомо это имя — капитан Рострон, спаситель «Титаника», «Карпатия»… — ей было тогда всего тринадцать лет, потому и не сразу вспомнила… Он еще успел и в Дарданеллах отличиться! Так вот, кто оказывает ей внимание и уважение!

Как бы в ответ на ее мысли, из приоткрытой стюардессами балконной двери донесся говор и восклицания. Нелли укуталась в накидку и вышла на балкон.

Внизу, по первой палубе неслась целая процессия. Именно, что неслась: впереди вышагивал худощавый, вытянутый в струнку офицер в темно-синей форме военно-морского флота Британии, жестикулируя и отдавая распоряжения негромким отрывистым голосом. Двигался он быстро, но очень своеобразно, ловко и элегантно пригарцовывая.

— Капитан Рострон… наверняка это он и есть…, — прошептала Нелли.

За капитаном еле поспевала стайка офицеров, которой иногда приходилось переходить на бег. В группе офицеров Нелли узнала дородного доктора МакЛарена, одетого, вместо белого халата, в военную форму. Бедняге приходилось туго. Зато старший стюард Браун почти не отставал от неутомимого кэпа. Нелли подалась вперед, чтобы лучше разглядеть лица. Каким-то образом, капитан заметил это движение и быстро посмотрел вверх.

На гладковыбритом, бронзовом от загара лице сверкнули бирюзовые глаза. Ничуть не снижая темпа, капитан приподнял руку к козырьку. И тут же девушке отсалютовала целая дюжина офицеров крейсера.

Нелли подскочила от смущения и отступила назад, в комнату. Сердце сильно билось и щеки горели. Неизвестно почему.

***

Во время ланча ее навестил господин Гершензон. Нелли обрадовалась старику и попотчевала его отменным обедом. Господин Гершензон, который оказался вовсе не Гершензоном, а Блюменталем, старшим поверенным «императорского торгового дома», целый час развлекал ее беседой. Сведущий старик объяснил Нелли, что означают аббревиатуры РД — Ройал Дэкорейтед (имеет королевские военные награды) и РНР — Ройал Нэйви Резерв (резервист военно-морского флота), тем временем уничтожив большую половину обеда и почти всю бонбоньерку с шоколадом.

— Хм, — заметил он, — нас тоже хорошо кормят, но не такими деликатесами!

Нелли бросила на него смущенный взгляд, но лицо старика оставалось непроницаемым.

Господин Блюменталь поинтересовался, куда держит путь молодая княжна, и, узнав, что она надеется на покровительство родной тети — вдовствующей графини Загряжской, заметно оживился. Узнав же, что Неллина тетя с семьей, предвидя грядущие события, три года назад предусмотрительно переехала во Францию и перевела туда все свои обширные капиталы, он оживился еще больше. Перед тем как откланяться, господин Блюменталь извлек из кармана жилета визитную карточку и торжественно вручил ее Нелли, выразив надежду, что ее светлость госпожа графиня не замедлит воспользоваться услугами Парижского филиала вездесущего «императорского торгового дома» Гершензон и Гершензон.

«Ну что ж», — подумала Нелли с мягкой усмешкой после ухода старика, — «почему бы ему и не воспользоваться знакомством. В конце концов, я обязана ему жизнью.»

И тут же схватилась за голову. Как и где, одна, без средств в Шербуре, она найдет тетю Ирэн?! Ей же надо было еще вчера срочно послать телеграмму по тетиному адресу!

Нелли в панике заметалась по комнатам, извлекла из своих документов конвертик с адресом графини Загряжской в Париже (как же она доберется до Парижа?!) и бросилась к кнопке вызова стюардесс. Появившаяся незамедлительно мисс Моррис. неуверенно покачала головой: в военное время крейсер соблюдает режим радиотишины, даже тактические маркониграммы сведены к минимуму, не говоря уже о телеграммах от команды или пассажиров. Можно, конечно, посоветоваться с мистером Брауном, или, еще лучше, с одним из старших офицеров, но она почти уверена, что …

Договорить мисс Моррис не успела. Раздалась резкая сирена.

— Ой! Учебная тревога! Немедленно надевайте жилет, мэм, и — вниз, к спасательным лодкам! — затараторила стюардесса. — Ой, я не успею сбегать за своим в каюту! Что же делать?! Ах, вашей каюте полагается два жилета! Вот они!

И так как Нелли бестолково топталась на месте, мисс Моррис ловко натянула на нее и на себя жилеты, крепко связав их за спиной, и увлекла ее бегом вниз по лестнице, на первую палубу. На груди их жилетов красовалась большая цифра восемь. Имеено к восьмой спасательной лодке и притащила ее стюардесса. На палубе, вокруг лодок аккуратными рядами стояли члены экипажа и толпились недоумевающие ошеломленные беженцы. Каждой лодкой руководил один из офицеров. Лодкой номер восемь управлял краснощекий полнеющий офицер с тремя нашивками на рукавах, рупором и секундомером в руках.

— Первый помощник капитана мистер Биссет, — прошептала мисс Моррис, округлив глаза, — еще бы, мээм, ваша лодка номер восемь для пассажиров экстра класса!

Мистер Биссет, тем временем, наводил порядок в своей группе.

— Вы здесь какими ветрами, мисс? — поинтересовался он у Неллиной стюардессы, но остался доволен ее объяснениями.

— Правильно сделали, мисс, что воспользовались вторым жилетом, чтобы не терять времени. Мое почтение, мээм, — эти слова относились уже к Нелли.

Офицеры смотрели куда-то вверх. Нелли тоже задрала голову.

На мостике капитан Рострон резко провел ладонью поперек горла.

— Всем на исходную позицию! Пятнадцать минут — это слишком много! — объявил первый помощник.

У Нелли вырвался вздох. Мистер Биссет вежливо объяснил:

— Капитан Рострон не делает исключений ни для королей, ни для президентов. Придется подчиниться, принсэсс.

Учебную тревогу провели еще три раза, пока время сбора экипажа и пассажиров не сократилось до восьми с половиной минут. Нелли и мисс Моррис так и носились вверх и вниз по лестнице, взявшись за руки, как две подружки. Наконец, небожитель на мостике утвердительно кивнул головой, и обессиленные люди начали расползаться с палубы.

Было уже почти пять часов вечера. Нелли в изнеможении полулежала на диване. Мисс Моррис ушла, пообещав прислать к ней старшего стюарда.

Тот появился только в семь.

Мистер Браун повертел в руках конверт с адресом графини Загряжской и повторил слова стюардессы о том, что вряд ли телеграмму удастся послать. Сегодня около полуночи они входят в Дарданеллы, где, по сводкам, их ожидает целая свора германских подводных лодок. Тем не менее, он доложит о просьбе ее сиятельства капитану, так как в военное время только капитан может принять решение об отправке гражданской телеграммы.

В восемь часов веснусчатый официант («Том Уильямс к вашим услугам, мээм!») прикатил обильный ужин, неизменный шоколад и — маленькую вазочку со свежей веткой белого амариллиса.

— Капитан Рострон любит цветы, мэм! — широко улыбнулся Том.

«А еще любит загонять людей учебными тревогами» — проворчала себе под нос Нелли, — «и загадывать цветочные загадки!» А, может быть, он просто забыл, что давече уже присылал ей амариллис?

В ту ночь, Нелли, приняв ванну, легла спать рано. Вряд ли в сложившейся военной ситуации стоит ожидать ночного визита, рассудила она.

Ведь это замечательно! Но радости Нелли не чувствовала. Наверное, просто устала.

***

Было далеко за полночь, когда «Тубероза» приняла бой. Корабль шел на максимальной скорости, отстреливаясь шестью пушками попеременно с каждого борта и постоянно меняя курс — загзагом, чтобы избежать прямого попадания торпеды. Корпус корабля вибрировал от напряжения и вздрагивал после каждого залпа. От звука канонады у Нелли заложило уши, и она чуть не оглохла. Казалось, закричи она сейчас, сама бы не услышала своего голоса.

Но кричать не хотелось, и, почему-то, страшно не было.

Бой закончился внезапно. Скорее всего, командиры германских подлодок не стали рисковать своей шеей в угоду далеким петроградским бунтовщикам, да еще под самый конец войны.

К утру, без дальнейших приключений пройдя Дарданеллы и Эгейское море, «Тубероза» прибыла в Александрию. Корабль зашумел пестрой смесью сходящих на берег пассажиров, инженеров, оценивающих возможные повреждения корабля, матросов, занятых пополнением горючего, боеприпасов, провианта, да мало еще чем может заниматься команда океанского лайнера в одном из самых оживленных портов Средиземного моря!

Поближе к вечеру в дверь каюты вежливо постучали, и на пороге появился первый офицер собственной персоной.

— Первый помощник капитана Джеймс Гордон Партридж Биссет, к вашим услугам, принсэсс Мишэрски! — торжественно представился он, сорвав с головы фуражку.

— Чем обязана? — вежливо осведомилась Нелли, и не поверила своим собственным ушам: откуда только выплыли слова давно забытого придворного этикета! — Пожалуйста, присаживайтесь!

Мистер Биссет воспринял ее слова как должное и согласился присесть только на минуту: дела.

— Я пришел с поручением от капитана, мээм. Он желает вас заверить в том, что непременно отыщет вашу тетушку, — и тут первый офицер не удержался от улыбки, — чтобы вы не беспокоились.

Нелли от радости всплеснула руками.

— И еще коммандер Рострон надеется, что вам не было уж очень страшно во время боя.

Нелли покачала головой.

— Почему-то не было. Когда мы прибываем в Шербур?

— Завтра, к трем часам дня. «Мавритания»— самое быстроходное судно в мире, — с гордостью заявил Биссет.

Первый помощник собрался было подняться из обитого гобеленом кресла. У него было круглощекое добродушное лицо, и Нелли решилась.

— Мистер Биссет, разрешите задать вам … немного… личный вопрос?

Офицер остановился и вопросительно посмотрел на молодую княжну.

— Если я смогу ответить, то конечно, мээм.

— Вам не известна причина… по которой капитан… принимает… такое доброе участие в моей судьбе?

— Эти апартаменты и соответствующий сэрвис вам положены по статусу, мээм. Кроме того, капитан Рострон всегда заботливо относится к своим пассажирам, да к тому же еще и беженцам в военное время, — проговорил Биссет, уже без улыбки.

«А он ведь далеко не глуп», — подумала девушка, — «обманчивый облик этакого добродушного весельчака».

Нелли решилась на невинную ложь.

— Понимаете, я ведь никому не показывала своих документов. Кто мог сообщить капитану и вам о моем происхождении? Мне ведь стало плохо, и я оказалась в лазарете. Мои бумаги были у доктора. Добрый доктор мог скрыть от меня, но сообщить капитану о каком-нибудь недуге, и капитану стало меня жаль. Туберкулезе, например, — поспешно добавила Нелли.

Рассказывать о белом цветке ей не хотелось, как будто это была их общая с Ростроном тайна.

— Главный корабельный хирург находится в том же звании, что и я, и подчиняется только капитану. Мне он не докладывает, принсэсс.

Первый помощник теперь барабанил пальцами по колену.

Наступила неловкая тишина.

— Значит, участие капитана мне показалось, — прошептала Нелли, и отвела глаза от проницательного взгляда Биссета.

Она была уже не рада, что затеяла этот разговор.

— Доктор МакЛарен действительно докладывал о вас капитану в моем присутствии и показывал ваши докуметы, — медленно проговорил Биссет, тщательно подбирая слова. — Мне показалось, что размышления по этому поводу вас несколько… эээ… смутили?

Нелли покраснела.

— И именно поэтому я разрешу себе высказать свое собственное предположение.

Нелли подалась вперед, вся внимание.

— Могу я поинтересоваться днем вашего рождения, мээм? — неожиданно спросил Биссет.

— Первое января, 1900 года, — удивленно ответила Нелли.

— Первый день нового столетия, — улыбнулся он. — Именно в этот день родился старший сын капитана Рострона. Вы — его полная ровесница.

— А дочь у него есть? — тихо спросила Нелли после небольшой паузы.

— Трое сыновей, и дочке три годика, — широко улыбаясь, мистер Биссет поднялся с кресла.

— Мы, моряки, при всей нашей суровости, народ сентиментальный! — и, отвесив вежливый поклон, первый помощник исчез за дверями.

Оставшись одна, Нелли долго сидела, погруженная в свои мысли.

Ближе к ночи, она забрала свежую ветку амариллиса к себе на ночную тумбочку. Свернувшись калачиком под прохладным ароматным пододеяльником, Нелли нежно провела пальцем по белому лепестку. Давно забытое чувство безопасности и защищенности охватило ее, и она уснула сладким светлым сном, которым спала еще девочкой в родительском доме.

***

Первое, что увидела Нелли на пристани Шербура с высоты своего балкона — это огромного размера шестиместный автомобиль с гербом графов Загряжских на двери. Шоферу Неллиной тети разрешили подъехать к самим сходням, хотя все остальные встречающие толпились за полицейским кордоном.

Нелли схватила саквояжик, сумочку, расцеловала смутившихся стюардесс, и бросилась вниз к сходням. Откуда-то ей помнилось, что пассажиров первого класса провожает сам капитан. Но «Тубероза» была военным крейсером, и капитан оставался на мостике, одетый в белоснежную парадную форму военно-морского флота Британии.

Несмотря на скромный костюмчик, походку и осанку Нелли невозможно было не заметить. «Принсэсс, принсэсс», — шептали у нее за спиной, и в первый раз за многие месяцы, это было ей очень даже приятно.

Беженцев провожал вездесущий мистер Биссет. Он сердечно попрощался с девушкой, но Нелли задержалась.

— Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу, мистер Биссет? — это было сказано не терпящим возражения тоном.

Если первый помощник и удивился происшедшей с русской княжной метаморфозой, то не подал вида.

— С превеликим удовольствием, мээм.

— Передайте мою глубокую признательность и почтение коммандеру Рострону.

Биссет учтиво кивнул.

— И еще, — улыбнулась Нелли, — передайте ему, что я разгадала тайну белого цветка!

— Что?!

— Он поймет! — и Нелли легко сбежала по сходням.

Графиня Загряжская, с помощью вымуштрованного шофера, тяжело вывалилась из авто и заключила Нелли в объятия.

— Тетушка, родная!

— Ма птит шэри! Моя малышка! Ме поврэ сёр э белль-фрэр! Несчастные сестра и зять! — графиня трижды поцеловала Нелли и перекрестила ее. — Как я звала их во-время покинуть эту несчастную страну, отданную на растерзание большевикам! А твой-то хорош! — с шутливым негодованием покачала головой тетушка Ирэн.

— Кто это, мой? — не поняла Нелли.

— Капитан Рострон! Я ведь была вовсе не дома в Париже, а на водах, в Виши! Меня разыскивали по всей Франции, и префектура и жандармерия, будто я немецкая шпионка, или, еще того хуже — мошенница! Как же — герой «Титаника», прорвавший германскую морскую блокаду Франции! Удалось же тебе очаровать морского волка!

— Мы с ним так ни разу и не встретились, тетя, — прошептала Нелли.

— В самом деле?! Ну да ладно, потом все расскажешь. Самое главное — он вернул тебе семью и свободу.

«Он вернул мне большее, намного большее», — думала Нелли. — «Он вернул мне достоинство, веру в человеческое благородство, веру в будущее. Этого страшного года больше нет: он исчез, растворился в пекле безвластия и насилия. О том, что было, или не было, никому не надо знать, никому не должно быть никакого дела! Забыть. Все забыть! Я еще очень молода. С этого белого цветка, как с чистой страницы, начинается моя новая жизнь, полная собственного достоинства и благородства. Я все поняла, «мой» капитан. Я вас не подведу!»

Капитан Рострон все так же стоял на мостике могучего лайнера. Достав из сумочки бережно уложенную веточку белого амариллиса, Нелли помахала ему цветком, зачем-то поднявшись на цыпочки, словно хотела дотянуться сейчас, когда это было уже невозможно.

Он увидел. Рука в белоснежной перчатке поднялась к козырьку, ладонью наружу, как принято в Британии. Рострон улыбался. А, может быть, Нелли это показалось, на таком-то расстоянии. Да еще с мокрыми глазами.

— Элен, ма шери! Садись же скорее! Твои кузины ждут не дождутся!

Нелли хотела поправить тетю, но передумала.

Пусть будет Элен. Пусть все сегодня начнется с белого листа.