Торг с мертвецами, часть 2 (СИ) [Алекс Хай] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Торг с мертвецами, часть 2 (Криасморский договор — 4)
1.1 Эллисдор
— Этот замок умеет удивлять. Эрцканцлер Альдор ден Граувер крепче перехватил факел и аккуратно переступил через кучу камней. Теперь подземная темница больше напоминала врата в преисподнюю: стена обвалилась, открыв путь в пугающую неизвестность. Из недр этого мрака доносился шум воды, тянуло сыростью, но не затхлостью — пространство наверняка было обширным. — Аккуратнее, ваша милость, — предупредил Ганс, когда они подошли к развалинам стены, и на всякий случай пригнулся: помощник возвышался над эрцканцлером на добрую голову. Альдор вытянул руку с факелом вперёд, но свет не вырвал из окружающей тьмы ничего интересного. Требовалось пройти гораздо дальше, чтобы попытаться понять, что было здесь до строительства темницы. — Послали за командиром «Сотни»? — Вот-вот будет здесь. Как и господин Фалберт. — Каланче точно нужно это увидеть, — согласился Альдор. — Ладно, подождём. Узник, как я понимаю, исчез? — И след простыл. Ушёл через прореху, едва та образовалась. — Трудно его винить. Куда больше меня заботит то, почему стена вообще обвалилась. Не умеет же этот Валериано из Гивоя крушить стены силой мысли, в самом-то деле! — Повезло? Альдор печально усмехнулся: — Тогда он будет единственным человеком во всём Эллисдоре, кому хоть сколько-нибудь повезло. Впрочем, сам Альдор беглеца не осуждал: с учётом туманного будущего для всего города на его месте он и сам бы воспользовался любой возможностью бежать. Войска самопровозглашенного короля Ламонта Эккехарда не собирались снимать осаду до тех пор, пока столица не сдастся. Альдор понимал, что открыть ворота придётся очень скоро, если он не изыщет способа найти провизию или хотя бы сообщить о бедственном положении кому-то из дружественных лордов. — А если этот Вал... — Ганс понизил голос, намекая на самую невероятную причину обрушения. Эрцканцлер лишь отмахнулся. — Парень не был похож на колдуна. Всякое возможно в наши времена, но всё же не думаю, что наш Валериано один из них. Обладай он столь разрушительной колдовской силой, думаю, воспользовался бы ею гораздо раньше. Да и вряд ли парень знал, что за этой стеной что-то есть. — Никто не знал, — отозвался помощник. — Мы перепроверили все сохранившиеся карты — здесь ничего не должно быть. Со стороны коридора послышались шаги. Альдор узнал характерное шарканье Каланчи. Он кивком поприветствовал появившихся наместника Нижнего города и Веззама из «Сотни». Позади седовласого командира-вагранийца шёл ещё один наёмник. Альдор вспомнил его — гацонец с голосом ангела и глазами плута. Правда, сейчас во взгляде проходимца читалась лишь неприкрытая тревога. Охранявший коридор солдат передал Каланче лампу, и тот, обозрев масштаб случившегося, присвистнул. — Да здесь словно великан прошёл! — Именно. — Эрцканцлер кивнул на груду камней. — Желаете прогуляться? — Ваша милость, там может быть опасно, — обозначил очевидное Ганс. — Не опаснее, чем за городскими стенами. Я хочу знать, что это за место и можно ли его использовать. — А я хочу вернуть дезертира, — глухо отозвался командир «Сотни». — Если он дезертировал. Может какая-то огромная тварь проломила стену и сожрала его, — предположил менестрель. Эбнер Каланча резко остановился и удивлённо вытаращился на Белингтора. Ганс стыдливо прижал ладонь к лицу. Эрцканцлер лишь хмыкнул. — Черсо, пожалуйста, замолчи, — устало приказал ваграниец. — Прошу прощения. Я просто слишком впечатлён увиденным. Кроме того, Вал — мой друг. Ваграниец знаком попросил разрешения пойти первым и, получив согласие, ловко перебрался через завал, а затем подал руку Альдору. — Мастер Веззам, куда, по-вашему, мог отправиться узник, если ему всё же удалось бежать? — Не знаю. Родни у Вала не осталось, а все, кого он знает, либо погибли, либо остались здесь, либо в Гивое. Но один он туда не пойдёт. — Женщина у него есть, — отозвался менестрель из-за спины командира. — Кати из «Розы Ивонн». Мы успели отправить её из города до того, как закрылись ворота. Должна была уехать в Спорные земли — туда Эккехард точно не сунется. — Здраво, — проговорил Альдор, внимательно глядя под ноги. — Думаете, он отправился за ней? — А вы собираетесь его преследовать? — Сложно преследовать кого бы то ни было, когда не можешь даже выйти за городские ворота, — усмехнулся эрцканцлер. — Но на месте Валериано я бы не возвращался сюда после того, что он натворил. — Парень невиновен, — сказал Каланча и махнул рукой, давая понять, что дело терпит. — Есть доказательства. Расскажу позже. — Сколь многое, оказывается, успело случиться, — прокряхтел Граувер, перебравшись через последнюю кучу камней. — А здесь и правда полно места. Ноги утопали в густом слое грязи. Альдор пошаркал ногой и хмыкнул — под жижей оказалась очень твёрдая и ровная поверхность. Возможно, даже каменные плиты. — Здесь был зал, — проговорил Каланча, задрав голову. — Поднимите светильники — сами увидете. Ганс последовал совету Фалберта и охнул: — Своды... Ого! Да таких уже давно не строят. — Осталось понять, почему это место забросили, — заключил Альдор и повернулся к сопровождавшему их гвардейцу. — Осветите здесь каждую стену. Факелами, лампами — неважно. Я хочу понять, что это за место. — Как прикажете, ваша милость, — отчеканил гвардеец и куда ловчее, чем сам Альдор, перебрался через завал и начал раздавать приказы. Пока солдаты возились со светильниками, Альдор с сопровождающими успели отойти довольно далеко. — Размерами похоже на тронный зал, — предположил Ганс, не переставая теребить перо на шапочке. — Или на храм, — отозвался Веззам. — Там, откуда я родом, храмы часто вырубали в скалах. Не могу объяснить, но это место кажется мне странно знакомым... Альдор озирался по сторонам, не веря своим глазам. — Быть может, оно настолько древнее, что застало времена, когда вагранийцы не стали такими, какими мы их знаем, а рунды и хайлигландцы были единым народом, — сказал он. — Как бы то ни было... — Факелы! — перебил его Ганс. — Мы здесь не одни.* * *
Вал припал к поваленному дереву и осторожно выглянул — с опушки открывался вид на лагерь осаждавших. Сотни палаток, десятки костров, дым, крики, конское ржание и неизменная вонь нужников после гороховой каши. Сейчас даже за гороховую кашу он был готов убить: войска Ламонта Эккехарда обобрали все деревни в окрестностях Эллисдора. — Дерьмо, — заключил беглец, пересчитав войска. Первым порывом было убраться отсюда куда подальше. После чудесного побега он не сомневался, что погони за ним не отправят — эрцканцлеру сейчас точно было не до Вала. Однако на своих двоих далеко уйти бы не вышло. Требовалась лошадь. Он внимательно осматривал южную часть лагеря — ту, что примыкала к Гацонскому тракту. Дорога, само собой, хорошо охранялась, но Вал не был бы Валом, кабы не изучил окрестности. Он помнил, что от Эллисдора до ближайшего Роггдора можно было добраться через лес вдоль реки — медленнее, чем по тракту, но с меньшим риском быть замеченным. А оттуда уже в Гацону, попытаться сообщить сестре короля о предательстве Эккехарда. Принцесса Рейнхильда наверняка смогла бы найти способ помочь Эллисдору. Но как добраться быстро? И как заставить благородную даму поверить такому заморышу, как он? — Хотя есть идея, — задумчиво проговорил он, глядя на вывешенные у ворот лагеря трупы эллисдорских гонцов. — Безумная и отвратительная. Измазав лицо землёй и приняв придурковатый вид, он медленно, так, чтобы не вызвать ни единого подозрения, подошёл к часовому у ворот. Зачем-то даже сымитировал хромоту. Часовой преградил дорогу. — Чего тебе, оборванец? — Я Вал из Цурга, — он махнул рукой в сторону ближайшей деревни. — Меня прислал староста забрать трупы пойманных гонцов. Похоронить надо по-божески. Позволите? Страж нахмурил кустистые брови и уставился на Вала недобрым взглядом. — Что-то я тебя раньше здесь не видел. — Так я и не здесь живу, давно уж в Роггдоре служу писарем. Матушка у меня в Цурге, старенькая уже. Сестру как прошлым летом замуж выдали, так одна она осталась. Я-то, как узнал, что здесь творится, приехал за ней присмотреть. И ладно голод — не впервой, зимой ещё и хуже бывало. Но то, что с гонцами сделали... — Продолжая тараторить, Вал оглянулся по сторонам, приблизился к стражу и перешёл на шёпот. — Против божьего закона это, мужики. Эти парни виновны лишь в том, что выполняли господский приказ. Разве не заслужили они достойные проводы хотя бы поэтому? Стражи переглянулись. Тот, что буравил Вала тяжёлым взглядом, пожал плечами. — Тебе-то какое дело до этих трупов? — Так вот этот, — Вал ткнул пальцем в сторону висевшего на воротах обезглавленного гонца, — Ханк это, соседушка мой. Родимое пятно на ноге видишь? Вот по нему и опознал. Наш он, деревенский, да тоже давно в Эллисдоре жил. В деревне и должен остаться. Прошу вас. Ради милости Хранителя. — Ладно, — наконец проворчал часовой. — Пойду спрошу. Гец, глаз с этого голодранца не спускай. Вал с облегчением выдохнул. — Спасибо. Время текло медленно. Валу начало казаться, что часовой и вовсе не вернётся, когда тот наконец-то появился. — Дозволено, — проворчал он. — Но можешь взять только того, который из твоей деревни. И как ты его тащить собрался? Где твоя повозка? Вал нервно расхохотался: — Так ваши же и забрали третьего дня. Вместе с остатками репы. — Он сглотнул, стараясь не выдавать отвращения. — На себе понесу. Второй страж брезгливо поморщился. — Вот же дерьмо. Он уже разлагаться начал. — А то я не вижу. Может есть тряпица какая завернуть тело? — Не-а. На такое точно ткань расходовать никто не даст. — Проклятье. Ладно. Поможете мне его снять? Часовой метнул на Вала ещё один грозный взгляд. — А жёваной морковкой в рот тебе не плюнуть? Надоел ты мне, парень. Последняя услуга, потом проваливай. — Конечно-конечно, — торопливо согласился наёмник. — Возьмёмся! Он обхватил неестественно мягкие ноги покойника. Казалось, у того сейчас отвалятся конечности. Почерневшая кожа грозила лопнуть от малейшего прикосновения. И воняло от этого трупа так, что Вал то и дело подавлял приступ тошноты. Стараясь даже не глядеть на омерзительное зрелище, часовой вытащил из-за пояса нож и одним махом перерезал верёвку. Вал рухнул на задницу, обнимая труп. — А неплохо смотритесь, — хохотнул второй страж. Вал только сейчас заметил, что говорил он с южным акцентом, да и сам был похож на гацонца. — Не богохульствуй, добрый человек, — отозвался беглец. — Не то гореть тебе в Арзиматовом пекле. — Все там будем, парень. Но сначала я бы хотел взять Эллисдор и заглянуть-таки в знаменитый бордель мадам Ивонн. Вал дёрнулся как от удара. Хорошо, что Кати успела уехать. Но выбралась ли? И как далеко смогла пробраться в сторону Спорных земель? Не случилось ли чего по дороге? Она могла постоять за себя, его Кати, да и в головке у неё водились мозги. Но Северный тракт не был местом для одиноких путниц. Вал много раз порывался бросить эту затею со спасением эллисдорцев и просто отправиться искать свою женщину. Но смог бы он простить себя позже, зная, что мог попытаться сделать хоть что-то? И простила бы его Кати, узнай она, что он мог и не сделал? Она бы, конечно, ничего не сказала, но наверняка перестала бы его уважать. Вал не мог позволить себе стать трусом. Ради Кати, ради Черсо, что остался там, за стенами. Ради эрцканцлера, который пока что находил в себе сил оставаться человеком. И ради памяти Артанны, которой некогда поклялся отвоевать Гивой. Он вдохнул воздух, наполненный вонью разлагавшегося тела, вдохнул так глубоко, что грудь едва не треснула — чтобы не забывать, что дело его грязное. Затем медленно поднялся и взвалил покойника на плечи. — Мож голову возьмёшь? — спохватился часовой. — Вон она, на пике висит. — Обойдусь, — буркнул Вал и, пошатываясь от слабости и напряжения, направился прочь от лагеря. — Спасибо. Как же он скучал по Кати. И как же вонял этот безголовый засранец.* * *
— Ваша милость, осторожнее! — рыкнул Веззам и в который раз мысленно обругал Граувера за беспечность: рванул навстречу огням столь уверенно, словно прогуливался по Гацонскому тракту, а не исследовал древне сооружение. Пришлось поспешить следом, пока правая рука короля не переломала обе ноги. Ганс на бегу прищурился. — Гвардейцы! — выдохнул он. — Наши, слава Хранителю. Веззам удивлённо уставился на помощника эрцканцлера. Глазастый как кот, раз умудрился рассмотреть опознавательные знаки гвардии в этом полумраке. Ослабевший от полуголодного существования барон быстро выдохся, и Веззам не без удовольствия перешёл на шаг. Позади плёлся Фалберт — Каланча прихрамывал и явно страдал болями в коленях. Белингтор бесшумно шагал рядом с командиром — рука на эфесе меча, взгляд суровый, поступь мягкая. Не иначе научился у сгинувшего вместе с Артанной Джерта: энниец умел подкрадываться столь тихо, что и олень не заметил бы. Эрцканцлер остановился на расстоянии пяти шагов от гвардейцев. Тех было двое: высокий и тощий — почти Каланча, но вдвое моложе, второй — коренастый, постарше, с лицом круглым и бледным как луна. Ганс цокнул языком и покачал головой, рассмотрев служивых: рожи осунувшиеся, руки в ссадинах, пояса болтались на тазовых костях. Голод грозил уничтожить их всех куда быстрее Эккехарда. — Что вы здесь делаете? — вместо приветствия спросил Граувер. В голосе эрцканцлера был металл, хреновый знак. — Кто приказал идти на разведку? Коренастый шмыгнул носом и вытянулся по струнке, узнав эрцканцлера. Высокий замешкался и получил от товарища тычину в бок. — Никто, ваша милость, — поклонился тот, что оказался посообразительнее. — Сами решили посмотреть. Это мы совершали обход, когда в камере рухнула стена. Но пока нашли ключи, пока открыли дверь, пока поняли, что к чему... Узник бежал. Мы отправились за ним, надеясь догнать. — Судя по всему, не догнали, — подытожил Веззам. Коренастый угрюмо уставился себе под ноги. — Да, мастер. Однако... — Проклятье! — вспылил эрцканцлер. — Город в осаде, каждый человек на счету, а вы, олухи, полезли не пойми куда? А если бы нашли там смерть? Долговязый гвардеец пожал плечами, отчего пламя факела дрогнуло. — Так беглец же. По уставу-то сказано... Простите, ваша милость. Мы и правда не думали ничего дурного. — Шварценбергу объясните, — проворчал Альдор. — Лучше скажите, как далеко успели отойти и нашли ли что-нибудь. Оба почти что радостно закивали, вызвав у Веззама недоумение. — Ещё как нашли! Там обрыв. Скала висит прямо над рекой, можно прыгнуть. — То есть этот зал — он как бы в пещере сделан, — добавил коренастый. — Сама пещера на скале. А скала над рекой — уж течение видно. Я камень кинул — он быстро в воду бултыхнулся. Значит, не очень высоко. Эрцканцлер озадаченно переглянулся с Гансом. — Но здесь не должно быть реки. — Да, господин. И всё же она есть. — Возможно, поменяла русло. Говорят, такое бывает. Быть может, из-за близости к реке зал и покинули. — Граувер обратился к гвардейцам. — Отведите нас туда, я хочу увидеть всё сам. Как далеко идти? — Ощутимо, ваша милость. Если я сориентировался правильно, пещера находится уже за пределами города. — Вот как... Ведите скорее. Веззам жестом привлёк внимание Граувера. — Ваша милость, позвольте нам идти первыми, — обратился он. — Местность неизведанная, мы не можем вами рисковать. Слава богам, на этот раз барон не стал упрямиться. Он коротко кивнул наёмникам и отстранился, пропуская Веззама вперёд. — Вы тоже будьте осторожны. Они шли колонной по двое: сначала гвардейцы-разведчики, затем Веззам с Черсо, следом Граувер с помощником. Замыкали колонну Каланча с ещё одним солдатом. — Мне не по себе, — шепнул Белингтор на ухо командиру, убедившись, что топот ног заглушал его голос. — Задницей чую неладное. — Засунь страх подальше и молись, чтобы мы нашли Вала. — Вот я и боюсь, что не найдём. Он может быть совсем рядом, всего в шаге — а мы пройдём мимо и не заметим. — Если он всё ещё здесь, то отыщем, — Веззам старался держаться уверенно, но сам сомневался в том, что говорил. — Его милость отдал приказ. Скоро здесь станет светло как днём. Белингтор заткнулся, продолжая беспокойно озираться по сторонам. Толку от этого было немного: вокруг тьма, камень и сырость. Но свежего воздуха стало куда больше. — Вот! — подал голос луноликий гвардеец. — Аккуратнее, сейчас будет тесно. До сих пор удивляюсь, как мы вообще нашли этот проход. Хранитель направил, не иначе. Веззам быстро понял, о чём толковал разведчик. Они упёрлись в каменную твердь — наконец-то нашли хоть какой-то край этого пространства. Гвардеец поднёс факел ближе к скале и принялся шарить руками, продолжая шагать вдоль стены. — Нашёл! За мной, — скомандовал он и тут же исчез. Белингтор удивлённо моргнул. — Ну, чего стоите? — из мрака возникло круглое лицо проводника. — Сворачивайте за угол. Не бойтесь, здесь пол такой же твёрдый. Но придётся идти гуськом. — Я первый, — сказал Веззам и направился за импровизированный угол. — в кои-то веки не горю желанием оспаривать твоё право, — проворчал Черсо и, перехватив факел покрепче, двинулся за командиром. Веззам удостоверился, что все нашли проход, и последовал за гвардейцами. В конце природного коридора — а подобное, несомненно, не мог сотворить человек — брезжило светлое пятно. Значит, поверхность всё же была совсем рядом. С каждым шагом дышалось всё легче, и всё нарастал шум воды. Место и правда было странным, но Веззам не испытывал такого животного ужаса, какой сейчас переживал Черсо. Гацонец побелел, с трудом дышал и едва двигал ногами, цепляясь ногтями за каждую шероховатость каменного коридора. — Эй! Всё в порядке, парень. Сейчас выйдем, полегчает. Он уже видел подобное и знал, что на свете есть люди, которым трудно находиться в тесноте. Но ни разу не замечал такого приступа за Белингтором. — Мне плохо... Я не могу... Веззам буквально взвалил на себя хрипевшего наёмника и ускорил шаг. — Только не паникуй, не надо глупостей, — тихо говорил он, продолжая торопливо шагать на свет. — Видишь, выход всё ближе, совсем рядом, лучше приготовься зажмуриться... Они вывалились из коридора на плоскую как поднос площадку шириной в два десятка шагов и длиной вдвое больше. Гвардейцы рассыпались по сторонам, давая дорогу. Веззам бережно усадил бледного от ужаса менестреля и огляделся. — Факелы пока не тушите, — приказал он, хотя сейчас они были не нужны. Ваграниец выпрямился и подошёл к самому краю скалы, что вытянулась вперёд над рекой, точно язык. Горе-разведчики даже преуменьшили находку. Над пещерой, куда выходил коридор, почти совершенно аркой нависала громада камня. На поросших мхом стенах сохранились остатки узоров, вырезанных, должно быть, ещё до возникновения Древней империи. Сверху, ровно над краем скалы-языка, было выбито отверстие, рукотворно переделанное в солнечный колодец. — Святилище, — предположил Белингтор, поднимаясь на ноги. — Смотри, как падает свет — прямо на край. И там вырезаны какие-то знаки. Скала выдавалась вперёд в том месте, откуда подземная река выходила на поверхность. — Это, должно быть, приток Лалль, — сказал подошедший Ганс и с опаской глянул вниз. — И я даже начинаю понимать, в какой стороне мы находимся. — Юго-западнее? — Веззам обернулся на голос эрцканцлера и посторонился. Альдор ден Граувер с восхищением огляделся. — Священное место. В народе ходили легенды, что Эллисдор построен на месте древнего города, но подтверждений тому не было. Кажется, сегодня мы его нашли. Прекрасно. Это место нужно сохранить и укрепить. Веззам поразился реакции эрцканцлера. Даже страдая от голода, даже находясь среди паникующих и озверевших от отчаяния людей, он каким-то чудом видел в первую очередь прекрасное. Восхищался и пусть на миг отдавался этому безмятежному любованию с такой страстью, словно и не было войны за стеной. Альдор ден Граувер умел видеть красоту, а он, Веззам, всегда умел видеть, как можно использовать вещи для войны. — Ваша милость, разрешите провести разведку? — Разумеется, мастер Веззам. Ваграниец отстегнул перевязь с оружием и принялся раздеваться. — Вы собираетесь... — Проверить, куда течёт река, и выходит ли она на поверхность. — Бог мой, это безумие! — Всё, что мы нашли сегодня — безумие, ваша милость. Узника нигде нет. Бегун он скверный, но пловец — отличный. И раз здесь его не нашли, наверняка он ушёл по реке. Заодно проверим, не разучился ли я плавать, — усмехнулся Веззам и, поклонившись Грауверу напоследок, прыгнул в воду.* * *
— Прости, друг, лучшей могилки не будет. — Вал водрузил последний камень на импровизированный саркофаг из булыжников, что натаскал с берега. — Зато лежишь на холме, рассветы прекрасные. Речка, опять же, рядом. Жечь не буду, а то выдам себя. Да и вряд ли покойникам всерьёз есть дело до того, как их хоронят. На берегу досыхала снятая с гонца одежда, если её можно было таковой назвать. Труп был босым: сапоги сняли ещё в лагере Эккехарда — видать, хорошо сохранились. Портки истрепались, зато приметную эллисдорскую ливрею, хотя она была заляпана смесью крови и какой-то бурой жижи, всё ещё можно было опознать. Оно и к лучшему. Осталось раздобыть лошадь порезвее. Темнело. Вал переоделся в высохшее тряпьё гонца, сверху накинул драный плащ, а старую одежду спрятал под лапник. — Ну, пора. Он бесшумно, как некогда учил его Черсо, подобрался к лагерю со стороны южных ворот. Замер, проморгался, привыкая к смене освещения. Костры и факелы загорались один за другим. Ему ещё никогда не приходилось что-либо воровать, но Вал не сомневался, что конокрад из него был так себе. Да и наездником он себя считал посредственным, практиковался мало. Но выбора не оставалось. Самый ценный ресурс Эллисдора — время — иссякал с каждым днём. — Этого я Кати рассказывать не буду, пробубнил он под нос и возвёл глаза к небу. — Хранитель милостивый, прости мне грех, что я вынужден совершить во спасение многих невинных душ. Прости и помоги мне. Наспех осенив себя священным знаком, он подполз к частоколу и укрылся за выступом. Теперь осталось ждать. Долгое время никто не входил и не выходил, а ночь окончательно опустилась на лагерь. Вал уже начал было думать, что сейчас ворота и вовсе закроют, разрушив все жалкие надежды на успех, но вдруг его внимание привлёк нараставший шум перебранки, доносившийся из-за ворот. Вал навострил ухо. — Да мне насрать, понял? — хрипло орал кто-то. — Кройцу нужна баба, и ты её найдёшь! Гони в деревню и привези девку поладнее. И если через час не привезёшь, будешь ублажать Кройца своей вонючей задницей, понял? — П-понял, — пискнули в ответ. — Бери лошадь и дуй немедленно. Чтоб одна нога здесь, а другая там. Справишься — завтра не поставлю в наряд. — Есть! — Вот, держи, — добавил хриплый. Очевидно, командир. — Отдашь монету девице или её родне. Там есть один дом на отшибе — большое хозяйство, при нём сирот много. Сначала туда загляни. Есть там одна рыженькая, я давно её приметил. Вал был готов рухнуть на колени и возносить благодарственную молитву. — Спасибо, боженька, — беззвучно шепнул он, взглянув на усыпанное звёздами небо. Пригнувшись, Вал юркнул в подлесок и пробежал в сторону большой дороги. До ближайшей деревни на лошади было всего ничего по Гацонскому тракту. Он обругал себя за излишнюю поспешность с переодеванием: эллисдорская ливрея сейчас была совсем некстати. Но переоблачаться обратно времени не было. Беглец плотнее запахнул плащ, подвязал поясом и вышел на дорогу. Всадник раз выехал за ворота и направлялся на юг. Вал натянул наглую ухмылку и вышел ему навстречу. — Эй, служивый, жар погасить не хочешь? — обратился он. — Не боись, себя не предлагаю. Сиротки у нас сочные подросли. Надо ж им-бесприданницам как-то начинать зарабатывать на жизнь. Всадник остановился. — Э... а ты откуда знаешь, зачем я... Вал снисходительно усмехнулся: — Ты всерьёз думаешь, что первый выезжаешь ночью из лагеря за девицей для командира? — Нет, наверное... — Впервые послали, да? — почти театрально вздохнул беглец, поправив запахнутый плащ. — Ага. — Пойдём, провожу, выберешь. Да не бойся, ты! Зубов между ног у них нет, все после бани. Мы, можно сказать, нынче каждый вечер ждём гостей. Лагерь-то у вас большой. — С-спасибо, — промямлил солдатик. Они дошли до перекрёстка даже не с дорожкой — просекой — и Вал махнул рукой налево: — Давай так, ближе будет. Не всем в деревне нравится, что ваши повадились девок пользовать. Ясное дело, война, но в Священной книге другое писано. А тут у нас народ набожный. Так что лучше не светиться лишний раз, подойдём с другой стороны. Вал сам себе поражался: держался так уверенно, словно и не играл роль, а действительно работал сводником при борделе. Видать, сказались частые визиты в «Розу Ивонн» и знакомство с тамошними женщинами. Стыда там, к слову, никогда не было — девки зарабатывали как могли. Да и чего стыдиться-то, если подумать? После знакомства с Кати Вал считал заветы Священной книги безнадёжно устаревшими. Он хмыкнул под нос, осознав, что уже дважды за день прикидывался кем-то другим, и оба раза пока успешно. Оружия у него не было, а выкручиваться как-то требовалось. И с удивлением Вал понял, что ложь и игра могли помочь куда эффективнее меча. Однако и сталь бы не помешала. — Скоро придём, — он указал на маячившие в конце поля огни деревни. — Ага... Он покосился на солдата: — Ты чего трясёшься? — Смущаюсь. У меня ещё женщин не было, а как выбрать-то... Я ж в этом ничего не понимаю. Вал хихикнул. — Моли Хранителя, чтобы это стало самой сложной из твоих проблем. Расслабься, парень. Помогу. Он внимательнее присмотрелся к солдату: юн был ещё, лет пятнадцати, и в башке явно каша. При других обстоятельствах Вал не стал бы с ним играть, но выбирать не приходилось. Он хотел спросить имя это паренька, но решил, что не стоило: незачем давать кошмарам имена. А Вал знал, что если ошибётся, этот парень будет преследовать его по ночам. — Ручей, аккуратно, — предупредил наёмник. — Лучше спешиться. — Угу. Вал отступил на шаг, огляделся, подхватил небольшой камень и сунул в рукав. Какое-никакое, а оружие. — Как думаешь, скоро всё это закончится? — спросил солдат. — Ну, осада, война... — Когда Эллисдор падёт или вернётся король Грегор. Там и решится. — Значит, ты за Грегора? — голос парня дрогнул. Не оборачиваясь, он перевёл коня через ручей. Вал полжал плечами. — Мне всё равно. Что один, что другой будут обдирать народ налогами да издавать дурацкие указы. Но ты прав, в окрестностях все молятся, чтобы всё это поскорее закончилось. Он лихо перепрыгнул ручей, легко, почти как кот, приземлился, и достал из рукава камень. Парень как раз успокаивал расфыркавшегося коня и не заметил подошедшего со спины наёмника. Теперь оставалось молиться, чтобы не ошибиться с ударом и не зашибить этого мальца насмерть. Вал ударил. Но именно в тот миг, когда солдат повернул голову. Камень угодил прямо в висок, юнец рухнул как подкошенный — с открытым ртом, словно фраза застряла у него в горле, и влажными глазами. — Чёрт. Вал наклонился, чтобы проверить, пульсировала ли жилка на шее у солдата. Ничего. — Дерьмо. Конь же на удивление был спокоен. — Ладно, — выдавил из себя Вал. — Вот и первый грех. Раз всё пошло наперекосяк, следовало выжать максимум возможного из ситуации. А не то вышло бы, что парнишка-то погиб зря. Вал проверил сапоги: новенькие, почти не стоптанные, почти не жали. Уже отличный трофей. Обувь удивительно контрастировала с давно изношенной одеждой. Может с трупа какого снял. Обшарил карманы — нашёл несколько медяков и серебряную монету в кошеле. Забрал простенький солдатский меч. Совсем прекрасно. — Ну, парень, прости. Времени погребать не было: скоро солдата наверняка хватались бы в лагере, требовалось уносить ноги как можно дальше. Вал подошёл к коню и протянул руку, чтобы погладить: — Привет, красавец, — ласково шепнул он. — Какой спокойный. Надеюсь, не голоден. Мне тебя и угостить-то нечем. Животное глянуло на него огромным добрым глазом и мотнуло головой. — Ну, не укусил — уже хорошо, — печально усмехнулся Вал и покосился на труп. — Поехали отсюда, красавчик. Попробуем убедить леди Рейнхильду нам помочь.* * *
Вода была почти ледяной. Веззам проплыл с десяток шагов и решил покамест не нырять: за скалой река изгибалась, требовалось посмотреть, что там. По телу с непривычки бежали мурашки — Веззам не плавал несколько лет. Гивойская грязнющая река к этому не располагала. Да и, чего таить, не любил он воду. Наёмник двигался медленно, аккуратно, экономя силы. Оставалось надеяться, что из этого места всё же был выход на поверхность. Ведь древнее святилище возникло здесь явно ещё до строительства замка, и до него ведь как-то добирались. Впрочем, теперь ни в чём нельзя было быть уверенным. Ваграниец доплыл до скалы и, ухватившись за камень, осматривался и восстанавливал дыхание. Света недоставало, приходилось ориентироваться лишь по отблескам на воде. Веззаму подумалось, что если эрцканцлер решит обжить это место, в скалах понадобится прорубать крепления для ламп и факелов, а зажигать их придётся с лодок — иначе не подобраться. Это место мучительно напоминало Сотнику родной Ваг Ран: вырубленные в скалах святилища, дома из массивных каменных плит, следы древних цивилизаций и эпохи то ли богов, то ли могущественных колдунов — загадочного наследия предков. Веззам вспомнил об Артанне и пожалел, что это место не нашли при её жизни. Зная её, она бы здесь обшарила каждый камень и наверняка нашла бы что-то важное. Но Артанна сгинула, и нечего было по ней скучать. Веззам ушёл с головой под воду, прогоняя воспоминания. Не сейчас. Не время. Думать о живых. Затем оттолкнулся от скалы и почти на ощупь поплыл за поворот. Здесь было ещё темнее, пришлось помедлить, чтобы глаза привыкли. О вагранийцах говорили, что те видят в темноте словно кошки, но это было заблуждением. И потому Веззам поначалу не различал ни зги. Он медленно двинулся по реке, вдоль берега, предоставлявшего собой сплошную скалу, гладкую и скользкую от сырости. Голоса за спиной давно стихли, и наёмник понял, что отплыл далеко от своих. Он упёрся руками в ещё одну скалу и озирался по сторонам, ища путь дальше. Вода блеснула вдалеке слева, Веззам свернул туда. И, что было ещё интереснее, он увидел в той стороне свет. — Ну-ка, посмотрим. Он оттолкнулся от стены, тело уже привыкло к холоду и резало воду как нож. Оставалось молиться, чтобы не свело ноги судорогой. Широкими гребками он плыл к свету и, наконец, попробовав понять вертикальное положение, обнаружил, что мог стоять на дне. — Уже лучше. Свет лился сверху — из дыры в каменном своде. Он поплыл к нему, и по мере того, как приближался, понял, что река мелела. Луч света выхватил из темноты кусок берега: на серой в блестящих прожилках скале кое-где даже лежал мелкий песок. Должно быть, река намыла, когда вода понималась. Веззам выбрался, отжал намокшие патлы и, встав прямо под Дырой в своде, огляделся. На стенах тоже были знаки — очень похожи на те, что нашёл Граувер возле зала. Значит, предки зачем-то отметили это место. У импровизированной стены лежали кости. Маленькие, детские. Возможно, когда-то в этот колодец провалился ребёнок и не смог выбраться. И следы, что вели к дыре в потолке. Судя по размеру, мужские. — Вал? — выдохнул Сотник и едва не рухнул на песок от облегчения. — Неужели выбрался, сучий ты потрох? Вал ненавидел его, Веззам отлично это знал. Ненавидел, винил в гибели Артанны. Веззам не смог управлять войском так, как это делала она. Парень был ещё юн. Возможно, со временем понял бы, что самому Веззаму приходилось ещё хуже. Но он уже не надеялся дожить до того момента, когда мальца наконец-то осенит. И всё же этот мелкий паскудыш был его человеком. А это значило, что Веззаму следовало расшибиться в лепёшку, но помочь ему. — Но, кажется, он уже помог себе сам. Веззам подпрыгнул и в кои-то веки порадовался своему росту: он позволил ухватиться за край дыры. Подтянулся, крякнул, едва не пустил шептуна от напряжения, но смог вылезти на поверхность. Яркий дневной свет больно резанул глаза, Веззам откатился в сторону, зажав лицо ладонями. В спину неприятно упёрся острый камень. Проморгавшись, он на всякий случай припал к камню и аккуратно выглянул. — Ну и ну. Он выбрался строго южнее замка, и, судя по течению бежавшей рядом реки, оказался на противоположном берегу от замка. Из-за холма тянулись к небу дымари костров — лагерь Эккехарда. Веззам выпрямился и едва не поскользнулся на камнях. — Чёрт! Он оказался посреди нагромождения булыжников у скалистого холма. Маскировка входа под землю была что надо — пришлось даже оставить знак, чтобы не перепутать и не свалиться ненароком. — Посмотрим, что там. На полусогнутых он добрался до холма. Место было открытым — только низкие кустарники да вереск, а его, седого дылду, среди этой пасторали не заметил бы только слепой. Наконец Веззам дошёл до холма, прополз до вершины и, спрятавшись за раскидистым можжевельником, принялся изучать лагерь Эккехарда. — Дерьмо. Они строили требушеты. Значит, всё же рассчитывали на штурм. Веззам почуял аромат горячей еды со стороны лагеря, живот аж скрутило, пришлось сплюнуть слюну. Он не ел со вчерашнего дня — отдал паёк захворавшему бойцу. И чутьё подсказывало Сотнику, что, если так пойдёт и дальше, требушеты Ламонту Эккехарду не понадобятся. Эллисдор и без того начинал погибать от голода и болезней. Зато теперь они смогут незаметно отправить гонцов во все концы света — уже немало. Но даже если бы посланник смог резво добраться на север и сообщить королю, не было ясно, как скоро у него получилось бы вернуться. Веззам всё больше убеждался, что Эллисдору придётся рассчитывать лишь на себя. И раз так, было необходимо выиграть время. Сделать нечто, что затормозит армию Эккехарда или разрушит его планы. Веззам ещё раз оглядел лагерь врага и хищно усмехнулся. Вывести горожан через подземный путь будет трудно, но его подготовленные бойцы преодолеют его без труда. А это значило, что теперь осаждённые могли позволить себе мелкие вылазки. Быть может, даже на территорию лагеря. — Особенно на территорию лагеря, — задумчиво проговорил Сотник. — Интересно, как эрцканцлер отреагирует на то, что я предложу заиметь ценного пленника?1.2 Миссолен
— Рано или поздно это должно было случиться, господа. Демос наградил собравшихся тяжёлым взглядом, сжал массивный набалдашник трости и принялся расхаживать взад-вперёд по опустевшему залу. «Но, как всегда, случилось в самый неподходящий момент». Состав императорского Совета заметно поредел: те, кто не успел бежать из охваченного чумой города, либо заперлись в родовых домах-крепостях, либо погибли. Чумная дева не щадила никого, а выживали после её поцелуя немногие. Чудом выкарабкался Ильберт ду Лавар — казначей и единственный человек, в бескорыстной дружбе которого Демос был уверен. И не просто выкарабкался — почти сразу же приступил к работе. Повезло уберечься и лорду-проектору Анси. Миновала чума военмейстера Оффрона Аллантайна да брата Ласия. Впрочем, яйцеголового монаха-дознавателя, казалось, вообще не могла взять никакая зараза. «Цвет нации. Гордость империи, — подумал Демос, оглядывая советников. — Кучка бесполезных болванов, включая меня самого». Теперь, глядя на эту насмешку над императорской свитой, Демосу приходилось рассчитывать лишь на себя. А зал для собраний, некогда служивший демонстрацией величия могущественной страны, ныне выглядел заброшенным. «Как, как можно противостоять целому моровому поветрию в одиночку? Даже если в тебе течёт кровь колдуна? Да и какой смысл в этой силе, если она не может никого спасти?» Демос стёр пыль с ветви канделябра и повернулся к советникам. — Где именно вспыхнул бунт? По какой причине? — В квартале Святых сестёр, ваша светлость, — отозвался Анси. Демос в который раз поразился тому, что лорд-проектор даже сейчас находил возможность отбеливать манжеты да крахмалить воротники. Прочие советники, включая канцлера, давно перестали обращать внимание на одежду — всё равно её приходилось сжигать слишком часто. — Значит, на востоке города, — отозвался Демос. — Неудивительно: квартал не самый благополучный. Что за повод? — Хлеб, ваша светлость, — вмешался брат Ласий. — Оголодавшие люди напали на обоз с зерном для Эклузума. «Трудно их винить». Даже высшие чины начинали голодать: город оставался закрытым, работать толком было некому — большая часть слуг вымерла. Единственное место в столице, где всё ещё постоянно работали хлебные печи, сохранилось лишь в Эклузуме да при императорском дворце. — Жертвы? Брат Ласий откинулся на спинку жёсткого стула и скрестил руки на груди. — Всё сопровождение обоза — монахи и охрана, — бесцветным голосом, словно то были не его братья, отозвался он. — Ещё два десятка горожан задавили при делёжке награбленного. И примерно полторы сотни жителей прилегающих к Эклузуму кварталов — во время погромов. — Самые богатые районы. — Да. Те, кто не смог уехать, — кивнул Анси. «Те, кто ещё как-то мог нам помочь. Чёртов Альбумус, будь он трижды неладен». Демос устало прикрыл глаза. Ноги снова скрутила судорога, и он попытался размять мышцы. От частого недоедания силы стали покидать его уже к середине дня. — Прочий ущерб? — глухо спросил он. Ильбер ду Лавар вяло перелистнул страницу конторской книги: — Дома и лавки, пострадавшие от погромов. Имущество Эклузума. Досталось императорским садам — туда влезли горожане и ободрали все похожие на съедобные деревья. «Жаль. Сады всегда меня радовали». Лорд-протектор Анси жестом привлёк внимание Демоса: — Куда сильнее меня беспокоит то, что у этих бунтующих есть лидер. И если раньше брат Альбумус оставался в тени, то сейчас открыто ведёт людей за собой. — Он всё так же окружает себя щитом из невинных женщин и детей? — Да. И дольше одного-двух дней на одном месте не задерживается. Это сильно усложняет дело. Ни отследить как следует, ни подобраться. «Хоть что-то не меняется». — Восстания и раньше вспыхивали в бедняцких районах, — добавил брат Ласий. — Но всё успокаивалось, когда бунтующим удавалось разжиться едой. В этот раз ситуация складывается иначе. Демос удивлённо приподнял плешивую бровь. — Я слушаю. — Они требуют отдать им вас. «Боюсь спросить, для чего». — В каком смысле? — уточнил канцлер. Лорд-протектор почти виновато развёл руки в стороны: — Вы единственный представитель императора в городе. Бунтующие и брат Альбумус готовы говорить только с вами. «Значит, всё же есть какие-то условия? Если они желают говорить, уже хорошо». — Верно. Они отправили посланника. Он сидит в карантине, и вам небезопасно с ним разговаривать. Поэтому я записал требования бунтующих с его слов, — брат Ласий достал из-за пазухи свёрнутую в трубочку ленту с посланием и протянул Демосу. — Прошу, ваша светлость. Слабеющей рукой Демос развернул записку. «Требуют, чтобы вышел из дворца, встал лицом к лицу с Альбумусом и ответил за грехи Эклузума и всего двора. Каша какая-то». — Намешали всего подряд, — заключил он и вернул записку монаху. — Мой вам совет — не идите на поводу у бунтовщиков, — сказал Анси. — Мне думается, Альбумус хочет выманить вас, а озлобленная толпа вас в живых не оставит. После этого город окончательно лишится головы, а мятежный монах сможет захватить власть. — Эклузум не желает оказать нам поддержку? — Демос покосился на Ласия. Тот пожал плечами. — С тех пор как я у вас в фаворе, Великий наставник не посвящает меня в свои планы. — Вот же ревнивый ублюдок. — Согласен. Я попробую что-нибудь сделать, но уверен, что ворота Эклузум не откроет и хлебом не поделится. «Словно Ладарий решил дождаться, пока бунтовщики не сожрут меня заживо. По большому счёту я единственный, кто стоит на его пути к власти. Император — младенец, его мать-регентша — неврастеничка. И лишь я из раза в раз ему противостою. Изящная попытка, ваше святейшество». — Я встречусь с ними, — наконец объявил Демос. — Что?! — хором удивились Аллантайн и Лавар. — Выйду. Поговорю с Альбумусом. — Ваша светлость, это невозможно, — ответил Анси. — Милорд канцлер, вы подвергнете себя огромному риску. Этого нельзя допустить. — Вас растерзают, — всё так же спокойно заключил брат Ласий. — Этой толпе нужна кровь. Они винят в своих бедах церковников и дворян. А вы, лорд Демос, с вашей-то репутацией идеально подходите на роль козла отпущения. Брат Альбумус прекрасно понимает это и хочет дать толпе то, чего она так жаждет. Демос криво улыбнулся. Вышло как всегда отвратительно — часть мышц на лице так и не заработала. — У него не получится, — сказал он, подойдя к окну. Оттуда открывался вид на дворцовую площадь, где, казалось, собралась треть выживших горожан. — Как вы себя чувствуете, ваша светлость? — резко спросил казначей. — Быть может, у вас жар? «Бедняга, он и правда не понимает». — Я в здравом уме, господа, — отозвался Демос и распахнул окно, впуская в полусонный зал вопли бушевавшей толпы. — Брат Ласий, помните, о чём просил меня ваш патрон, когда рассказывал о деяниях брата Альбумуса? — Да. Он просил вас его уничтожить. — И я наконец-то придумал, как это сделать. Всё равно дальше лишь смерть, — добавил Деватон. — Так почему бы не рискнуть?1.3 Эксенгор
— Хранитель милостивый,неужто это Райнер Эккехард? Стоявший в компании молодых рундских воинов белобрысый хайлигландец не успел и моргнуть — Кивер стиснул его в столь крепких объятиях, что из Райнера едва не вылез недавний завтрак. — Ланге... Мог бы и догадаться, — прохрипел Эккехард. Кивер наконец-то сжалился, разжал объятия, отступил на шаг и изучающе уставился на почётного заложника рундов. — Гляжу, плен пошёл тебе на пользу, — улыбнулся он. Рунды глядели на военачальника Грегора почти враждебно. Киверу подумалось, что стой они не посреди главной улицы Эксенгора, а где-нибудь на отшибе и ночью, живым он бы домой не вернулся. Слишком сильно было недоверие двух народов, слишком мало времени прошло. А иные и вовсе не желали признавать мира, над которым трудилось так много людей. Отчасти поэтому Кивер здесь и был. Парень, которого он знал как заносчивого и, чего таить, мерзкого типа Райнера Эккехарда, изменился до неузнаваемости. Некогда напыщенностью его превосходил лишь старший брат Фридрих. Но сейчас посреди Эксенгора стоял совсем другой человек. Пока Кивер приходил в себя от удивления, старый знакомый что-то сказал рундам на их наречии, жестом показал, что всё в порядке, и явно попросил оставить их с Ланге наедине. Северяне неохотно покивали и отошли в сторону, напоследок наградив Кивера суровыми взглядами. — Как ты, Райнер? Как тебе... Здесь. — Не жалуюсь, — пожал плечами заложник. В былые времена Райнер Эккехард разразился бы длинной гневной тирадой. Так оно, собственно, и было, когда парню объявили о решении отправить его ценным заложником в Рундкар. Кивер тихо усмехнулся, вспоминая, что все Эккехарды тогда вопили как девки в бане. Но теперь Киверу казалось, что север примирил Райнера с самим собой: он похудел, окреп, отросшие бороду и волосы стал убирать их в затейливые косы на рундский манер. Глаза стали мудрее, а речи — короче. Да и рундские одежды отчего-то невероятно ему шли. Лишь сейчас Кивер заметил, что на поясе у него висел боевой северный топор, а на руке красовался браслет с огненной яшмой — символ личной преданности вождю Магнусу. — Значит, ты теперь в личной гвардии Огнебородого? — удивился товарищ. — Не думал, что они берут на службу южан. — Ага. Стал десятником при нём. В Вевельстаде. — Сам или заставили? — Случайно. Нужно было как-то выживать. А потом внезапно понравилось. — Круто ты изменился, вот что я скажу, — ухнул Кивер. — Мяса нарастил... — Я и раньше не особо походил на столичную девицу. — Между нами, — Кивер перешёл на шёпот, — ещё как походил. — Но бог с ним. Как же так вышло, что ты теперь почти северянин? Райнер жестом пригласил друга пройтись. — Поначалу никто не понимал всерьёз, — начал он. — Насмехались за спиной, держали почти что отдельно ото всех. Потом я всё же напросился на охоту — чай, занятие для благородных. По крайней мере, так считалось у нас. А там случайно совершил подвиг и спас магнусова сына. С тех пор мы побратались. И, если быть совсем откровенным, я бы предпочёл не возвращаться в Хайлигланд. Если Грегор позволит. Кивер ден Ланге удивлённо таращился на человека, которого некогда считал самым скольким типом во всём окружении короля. — Ну и ну, дружище, — всё ещё не веря глазам и ушам, протянул он. — Эту историю Грегор должен услышать собственными ушами! Он вроде немного отошёл от потерь и теперь даже посещает пиры. Райнер улыбнулся: — Услышит, ещё и устанет от рассказов. Я отчего-то нравлюсь вождю, и Магнус любит рассказывать о южанине, что перенял местные порядки. Они шли вниз по оживлённой улице, Кивер то и дело оглядывался по сторонам, изучая местные строения. Народу было полно, и многие местные с искренней радостью приветствовали Эккехарда. — Райнер. — Ну? — Мы не виделись полтора года. Неужели ты не спросишь об отце и брате? — Нет, — только и ответил он. Но кивер не услышал в его голове ни ненависти, ни гнева. — Всё ещё в обиде, что они отдали тебя в заложники? Райнер печально усмехнулся, остановился на углу площади и, расправив плечи, взглянул на суетившийся рынок. Избегал смотреть киверу в глаза, словно опасался, что тот будет его осуждать. Но Кивер ден Ланге давно перестал осуждать людей, ибо сам перестал понимать, где в этой мешанине из интриг и политики осталось добро, а где — зло. — Поначалу здорово злился, правда, — тихо сказал Райнер. — Но потом, когда лучше узнал этих людей, понял, что мне даже повезло. Магнусова дружина здорово повыбивала из меня дерьмо, вот что я скажу. И они сделали всё правильно. Лишь недавно я осознал, что, живя под влиянием отца и брата, выполняя их волю и приказы, не был собой. На самом деле мне никогда не были неинтересны их интриги, мне плевать на амбиции. — Он повернулся к киверу и впервые с момента встречи посмотрел на его прямо, уверенно, открыто. — Я хочу семью, Кивер. Настоящую, с простыми отношениями, а не дворянскими интригами. Хочу сам построить большой дом и корабль. И вместе с сыновьями доплыть до Эннии или даже южнее — как повезёт. Даже девица одна есть на примете. Ланге надолго умолк, обдумывая услышанное. — Удивляешь ты меня, Райнер Эккехард, — наконец сказал он. — Но я искренне за тебя рад. — Здесь меня теперь зовут Райно Южный топор. Зарубил топором медведя. Прошу, не смейся, — смутился Райнер. — Вышло случайно. Что было под рукой, тем и отбивался. А они сложили об этом песню. — Ну ты даёшь! Точно история для пира. Благо времени у нас полно: Грегор будет здесь, пока ваш великий сход не закончится. — А мои здесь? — спросил Райнер. — Нет. Лорд Ламонт был в отъезде, а Фридрих остался в Эккехарде. Заложник резко побледнел. — Скажи, а король давно покинул Хайлигланд? Кивер пожал плечами. — Ты же сам знаешь, сколько дней пути до дома. Больше луны... — Кто остался в Эллисдоре? — хриплым шёпотом спросил Райнер. Он побледнел, с лица резко спали все краски. — Эрцканцлер. Граувер. А что такое... — О чёрт... Чёрт! — да что с тобой, парень? — не выдержал Кивер. — Что случилось-то? Райнер оглянулся по сторонам и притянул друга к себе. — Я не уверен, что прав, но ещё до отъезда кое-что слышал от отца, — прошептал он ему на ухо. — Возможно, я знаю нечто очень важное. Пожалуйста, устрой мне встречу с королём.* * *
Огромный деревянный шатёр, хотя и был высотой с двух великанов, давил на Фастреда со всех сторон. Почти как в храме, где стремящиеся вверх своды и оконные проёмы заставляли человека ощущать себя ничтожеством по сравнению с великим божьим замыслом. Здесь, в шатре для Схода, Хранителя явно не было, зато оказалось невероятно много языческих украшений — канделябры и подсвечники из костей, черепа животных и людей на стенах, потолках и дверях, грубые защитные руны на каменной кладке огромного очага, вокруг которого собрались самые влиятельные люди севера. И с каждым проведённым здесь мгновением Фастреду становилось всё больше не по себе. Стоя за спиной короля Грегора, брат-протектор исподлобья глядел на старейшин кланов. Пока что Сход больше походил на ребяческий поединок — кто кого переглядит. На Фастреда и его господ пялились с недоумением, ненавистью, возмущением. Хайлигландцы, в свою очередь, сидели с непроницаемыми лицами: в гостях следовало соблюдать приличия и не поддаваться на провокации. Да и союзника подводись не хотелось, особенно сейчас. Впрочем, теперь Фастред окончательно понял, зачем Магнус пригласил Грегора в Эксенгор с войском. Вся местность вокруг священного для северян города пестрела шатрами, а ночью было светло как днём от многочисленных костров. Здесь собралась, казалось, половина мира: до того было много северян. И все одевались, вели себя и даже говорили по-разному: Фастред старался запоминать основные отличия, чтобы ненароком не оскорбить кого-нибудь. Особенно брату-протектору запомнился восточный клан мецев Айего и его глава: самая высокая старуха, какую он видел в жизни. Поговаривали, предки Айего в давным-давно смешивались с вагранийцами, оттуда и получили столь внушительный рост. Айга Ива — так звали главу клана — смерила хайлигландцев ледяным взглядом и уставилась на Магнуса: — А южного королька-то зачем с собой притащил, а, Огнебородый? Неужто уже породнились? Хотя девка твоя, кажется, не прочь, — скрипуче хихикнула она, глянув на сидевшую подле Грегора Истерд. — Ишь как смотрит на этого Волдхарда! — Айга, уймись, — спокойно ответил вождь. — Это наш союзник. — Не-а, — старуха поправила сползшую с плеча тканую накидку с затейливым узором из разноцветных полос. Фастред отметил, что каждый клан ткал полотно с непохожими на другие цветами и орнаментами. Так можно было легко распознать своих и чужих. Удобно. — Это твой союзник. Сход ведь и собрался потому, что нам твои новые друзья не нравятся. Собравшиеся перестали шуметь, устремив глаза на Айгу. Старуха-мецка поднялась, опираясь на резной посох, и вышла к возвышению у очага. — Я говорю не только от имени клана Айего. Не только лишь от народа мецев. Я говорю от имени всякого, кому не нравится путь, которым ты ведёшь нас, Магнус Огнебородый. Было время, когда ты правил мудро и мудрость твоя нас всех объединила. Но ты совершил большую ошибку — заключил союз с Хайлигландом, не спросив нашего мнения. — Фастред заметил, что многие из сидевших вокруг очага закивали. — Ты проявил неуважение, Магнус. Поставил себя выше нас. Быстро же ты забыл, что, соглашаясь на дружбу с тобой, мы договорились, что ты всегда будешь спрашивать нашего совета и будешь первым среди равных. — Айга Ива остановилась напротив трона Магнуса и со всей силы воткнула посох в землю. — Ты оскорбил мой народ, Огнебородый. Мира не жди. — Действительно, они весьма своенравны. Фастред вопросительно глянул на брата Аристида. Патрон наклонился к его уху: — Не стоит волноваться, друг мой, — безмятежно улыбаясь, ответил монах. — Мецы нам не страшны. Фастред не был в этом так уверен. — Насколько мне известно, король и вождь иного мнения. — Они ошибаются. — Поделитесь, святой брат? — Рано, друг мой, — отмахнулся Аристид. — Вскоре вы сами всё увидите. Поглядите на них — до сих пор наивно верят, что вольны выбирать свой путь. Думают, что сами куют свои судьбы. Брат Аристид отошёл назад, скрывшись в тени шатра и поманил Фастреда к себе. Тот послушался. Тем временем Айга Ива разбушевалась не на шутку — всё говорила и говорила голосом скрипучим, как старое седло. А прочие мецы вторили ей, словно настоящему вождю. — Помолчи! — не выдержал Огнебородый. — Старая же баба, а вопишь, как девка — никакого почтения к собственному возрасту. Ворча, он покинул тронообразный стул, дошёл до места, куда мецка воткнула свой посох, с усилием вытащил его из земли и протянул старухе. — На священной земле Эксенгора всегда будет мир. Пока из подножья Фатира и Норнфьи исходит ручей великой реки, пока спят гора-отец и гора-мать, ни один северянин не посмеет бросить другому вызов здесь, — напомнил Магнус. — Возьми свой посох и умерь пыл, Айга. Некоторые решения приходится принимать быстро, — спокойно, без гнева, проговорил он. — Ты увела свой клан почти к самому Освендису и не оставила в Вевельстаде гонца из своего племени, который смог быстро вас найти. А медлить я не мог. Честно тебе скажу: вряд ли моё решение бы изменилось, будь ты тогда при мне на совете. Но тогда, быть может, я смог бы убедить тебя. — Это вряд ли, Огнебородый, — процедила мецка. — Так это правда, Айга? — крепкий бородатый мец в цветах другого клана вышел к очагу и указал на старуху. — Ты не оставила гонца в Вевельстаде? Глава Айего молчала. — Значит, ты первой нарушила уговор? — не отставал мец. — Да, Хирто! — раздражённо бросила Айга. — Да, не оставила. Да, нарушила! Потому что знала — он всё равно не позовёт нас! Магнус спрятал печальную улыбку в рыжей бороде и аккуратно тронул старуху за плечо: — Ты ошиблась, Айга. Я действительно отправлял своего гонца в ваши земли. Да только он вернулся с вестями, что ты увела народ на восток. Выходит, я нарушил уговор потому, что первой его нарушила ты. Вот тебе наука: хочешь, чтобы у тебя спрашивали совета — сделай так, чтобы вопрос до тебя дошёл. — Позор! — выкрикнул человек, звавшийся Хирто. — Ты обманула нас! Ты говорила, что оставила человека в Вевельстаде! — Другого вождя мецам! — призвали из-за его спины. — Верно! Избрать другого! — Тихо! — пророкотал Магнус, и гвалт резко утих. — Айга ошиблась, но она хотела вас защитить. Она не верила мне, ибо её учили не верить тем, кто водит дружбу с южанами. И она поступила так, как считала правильным. И не мне её судить. Если желаете нового вождя, прежде спросите у богов, что они думают, благо вы сейчас ближе к ним, чем кто-либо, — предложил он, воздев глаза к потолку. — Принесите жертву, совершите ритуал, спросите совета — мы как раз выходим на Фатир завтра. Отложите споры на время, взяться за топоры всегда успеете. А уж если захотите взяться за оружие, то идите ко мне, ибо я вступил в союз с хайлигландцами, чтобы вместе дойти до империи. То будет величайшая война — и мы в ней победим. — Большая война? — робко спросил кто-то у очага — Фастред не разглядел, ослеплённый ярким пламенем огня. Но голос был женским. — Снова... Ты обещал нам мир, Магнус. Огнебородый понимающе кивнул. — Чтобы обрести мир и покой, сначала придётся повоевать, — сказал он. — Завтра я тоже пойду просить совета у богов. А ты, король Грегор, — он обернулся к хайлигландцам, — поезжай на охоту, пока мы молимся и общаемся с богами. Как раз на несколько дней. И Истерд бери, она любит походить с рогатиной. Мой дружинник уже всё устроил. Эй, Райно! Ты же все приготовил? Райнер Эккехард вышел из тени трона. — Да, вождь! Фастред заметил, что лицо короля вытянулось от удивления. — Эккехард? Это ты? — Да, ваше величество, — поклонился почётный пленник. — Мне нужно многое вам рассказать. — А сейчас, — Магнус вскинул руки, отчего многочисленные браслеты на его руках весело зазвенели, — Пир и мир! Ну-ка, выкатывайтесь отсюда, добрые люди — бараны на вертелах сами себя не съедят. Аристид не шелохнулся. Фастред заметил, что патрон едва шевелил губами, но уловил лишь одну фразу. — Торг с мертвецами? — удивлённо переспросил он. — У вагранийцев есть такое выражение, — пояснил Аристид. — Торг с мертвецами означает ситуацию, когда человек прилагает большие усилия, чтобы достичь чего-то, но старается напрасно. — Я не понимаю... — Эти северяне. Грызутся напрасно. Им не избежать божьей воли. Завтра они пройдут проводить свои языческие обряды на гору Фатир. Но, если я трактовал знаки верно, многие не вернутся. Фастред встрепенулся. — Знаки? Святой брат, леди Истерд раскладывала руны и тоже видела знаки. Говорила про опасность, землю и кровь. Или кровь из земли. Я не особенно слушал, но... — О, так наша дева обладает даром провидения? — заинтересовался Аристид. — Интересно. Пойдёмте же пировать, друг мой. Путникам иногда можно нарушить пост. Фастред остановился, не дав монаху увести себя. — Мы должны предупредить вождей! Аристид даже не обернулся. — Нет. — Но почему? Если многие не вернутся, то... Монах устало вздохнул, повернулся к Фастреду и уставился тому прямо в глаза: — Успокоитесь, брат Фастред. Хранитель милосерден, но порой даже он допускает жестокие события, ибо лишь познав жестокость мира, можно понять ценность божьей любви. Те, кто не вернутся, все равно не смогли бы принять нашего господа и реалий нового мира. — Он бережно взял руки Фастреда в свои и безмятежно улыбнулся. — Прошу, не смейте никому говорить о том, что сегодня узнали, иначе господь обрушит гнев и на вас.1.4 Турфало
Вала трясло от волнения. При других обстоятельствах он наверняка свернул бы шею, рассматривая великолепное убранство дворца правителей Гацоны — позолоту и мрамор, статуи и вазы из цветного камня, невообразимой красоты витражи и картины придворных мастеров. Но сейчас, стоя в поклоне перед самими кронпринцем Умбердо и его супругой мог лишь робко глядеть под ноги. Принцесса Рейнхильда наплевала на этикет и спустилась к Валу под суровые взгляды церемониймейстеров и озабоченные охи служанок: длинный шлейф слишком яркого для хайлигландской внешности платья едва не завернулся вокруг её ног, так что принцессе пришлось подхватить его руками и открыть взору окружающих щиколотки и бархатные башмаки. Судя по реакции придворных, жест сочли вульгарным, но хайлигландке до этого не было дела. Наоборот — Вал заметил, как её губы тронула лёгкая улыбка — казалось, Рейнхильде нравилось провоцировать местное общество. Когда она приблизилась, беглец склонился ещё ниже — так, что полы замызганной в дороге ливреи легли на жутко скользкий мраморный пол. — Как тебя зовут, гонец? — по-хайлигландски спросила принцесса. — Валериано, ваше... высочество? Рейнхильда хмыкнула и подала ему руку, приглашая выпрямиться. — В следующий раз, когда задумаешь прикинуться королевским гонцом, выучи титулы дворян, — подмигнув, шепнула она. — Это едва ли первое, чем учат слуг знати. Но ты ведь не стал бы лгать без веской причины, верно? Вал кивнул: — Я действительно из замка Эллисдора, хотя не гонец. У меня важные новости. Пришлось переодеться, чтобы добраться до Турфало побыстрее: королевским гонцам на постоялых дворах меняют лошадей, — шёпотом тараторил он. — Дело государственной важности, уверяю вас. Рейнхильда резко посерьёзнела. — Понятно. Здесь молчи и оставайся гонцом, кем бы ты ни был на самом деле. То, что ты сделал, считается серьёзным преступлением. Но если сведения и правда важные, я закрою на это глаза. Понял? — Да, ваше высочество. Ровный и хорошо поставленный голос принцессы успокаивал его, хотя Вал заметил, что при упоминании новостей из дома женщина внутренне напряглась. Но здесь, при дворе, видимо, появление эмоций считалось непозволительной слабостью. — Любовь моя, я чувствую себя ущербным, когда ты говоришь на языке, которого я не знаю, — вмешался Умбердо. — Вы не могли бы перейти на имперское наречие? — Я говорю по-гацонски, ваше высочество, — не растерялся Вал и снова поклонился до земли — понял, что в Гацоне было принято расшаркиваться перед сильными мира сего на каждом шагу. — Я прибыл с новостями из Эллисдора. — Какими? Вал глубоко вдохнул и выдохнул, призывая остатки самообладания. — Город взят в осаду войсками мятежного герцога Ламонта Эккехарда, — отчеканил он, продолжая играть роль гонца, хотя при упоминании о последствиях осады ему едва не скрутило желудок. — Мятежник заручился поддержкой Эклузум, получил благословение на трон, провозгласил себя истинным королём Хайлигланда и осадил столицу. — Он склонил голову, стараясь не глядеть никому в глаза. — Я обращаюсь к вашему высочеству от имени эрцканцлера Альдора ден Граувера. Эллисдор просит военной помощи. Вал искоса видел, как побледнела Рейнхильда, как спали краски и ее чуть тронутого золотом солнца лица. — А что же король Грегор? — кронпринц подался вперёд, внимательно рассматривая гонца. — Его величество сейчас в Рундкаре и не сможет прибыть быстро. Я обращаюсь к принцессе Рейнхильде с просьбой о помощи, ибо она — единственный Волдхард, кроме короля. Умбердо снисходительно усмехнулся. — Боюсь, моя супруга отныне принадлежит Дому Аро и в первую очередь заботится об интересах своей новой семьи, — возразил он. Рейнхильда открыла было рот, но он жестом велел ей замолчать. — Гацона обещала соблюдать нейтралитет в конфликте Хайлигланда и империи. Увы, мы ничем не сможем помочь. — Но... — Вал почувствовал, как в горле встал ком. Резко стало душно и нечем дышать. Ноги и руки ослабели. Неужели... — Не дерзите, юноша! Кто, во имя всего святого, учил вас манерам и допустил до королей? — возмутился кронпринц. — Гацона уже помогла вашей стране, рискуя навлечь на себя гнев империи и Эклузума. Мы поделились с вами зерном, когда вы умирали от голода. Затем ещё и ещё. Мы закрыли глаза на ваш союз с варварами. Мы даже не расторгли помолвку с сестрой еретика, хотя весь цивилизованный мир требовал этого! — он бросил свирепый взгляд на жену, и Вал с удивлением отметил, сколько ненависти было в её глазах. Глазах загнанной в угол волчицы. — Гацона не сможет помочь Хайлигланду в снятии осады с Эллисдора, это окончательный ответ. Отправить караван с провиантом — в наших силах. Но не войска. Умбердо встал, расправил полы туники спустился к выходу: — Аудиенция окончена, — бросил он из-за спины. Едва за кронпринцем закрылись позолоченные двери, Рейнхильда вскочила с кресла. — Оставьте нас. Немедленно! — приказала она слугам. — Ну, живо! Придворные неохотно подчинились. Оставшись наедине с Валом, принцесса наконец дала волю чувствам — закрыла глаза, прислонилась спиной к отполированной колонне и сползла на пол — Валу даже пришлось её подхватить и усадить на скамью подле открытого окна. — Кто ты на самом деле? — хрипло спросила женщина. — Наёмник из Гивойской «Сотни», ваше высочество. Войско из вольного города Гивоя. Меня и правда зовут Валериано. Мы служим вашему брату и остались охранять город, когда его величество уехал в Рундкар. Мне удалось выбраться, когда началась осада. — Он рухнул на колени перед Рейнхильдой. — Молю, простите мой обман! Но простого наёмника к вам бы не пустили, а я должен был убедиться, что новости до вас дойдут. — Ты молодец, Валериано. Я благодарна тебе. Скажи, а Альдор... Эрцканцлер там, в замке? — Да, руководит обороной. — Проклятье. — Рейнхильда достала из поясной сумки золотую монету и вручила Валу. — Вот тебе за труды. Я попробую уговорить супруга что-нибудь предпринять. Или разберусь с этим сама. По крайней мере, попытаюсь. Когда вернёшься в Эллисдор, передай эрцканцлеру мою клятву в вечной дружбе. Я всегда была Волдхардом и им останусь. Она ласково, почти мечтательно, прикоснулась к скромной подвеске с серебряным диском. — Спасибо, моя госпожа, — отозвался Вал. — Я обязательно вернусь в Эллисдор, но сначала заеду проведать близкого человека. Успел отправить невесту из города перед осадой, а затем нас заперли. Хочу найти её и убедиться, что она в порядке. — О, да ты почти как герой романов про рыцарей, — усмехнулась Рейнхильда, сняла с лифа небольшую брошь в виде усыпанной каменьями розы и вложила в ладонь Вала. — Передай это своей невесте от меня. Надеюсь, ей пойдёт. Вал охнул. — Это очень ценный дар... — То, что ты сделал, гораздо важнее. — Она поднялась со скамьи, отряхнула подол багрово-ржавого, словно старая кровь, платья и вернула лицу непроницаемое выражение. — Передохни и уезжай, Валериано. Теперь здесь станет совсем опасно. — А вы? — За меня не переживай. Я быстро учусь у супруга.* * *
— Наденьте это, пожалуйста, — приказал Умбердо и бросил на подушку перед Рейнхильдой свёрток. — Сегодня я останусь в ваше опочивальне. Вам нужно принять подобающий вид. — Как дражайшему супругу будет угодно, — процедила хайлигландка. Рейнхильда ждала каждого совместного ночлега с кронпринцем как пытки. Сколько ни пыталась она подготовиться, каждый раз Умбердо неприятно её удивлял, придумывая забавы, которым монахини знатных девиц не учили. И никто не готовил ее к тому, что порой мужья предпочитали общество мужчин не только на охоте, но и в постели. При дворе на особенности Умбердо закрывали глаза до тех пор, пока это обстоятельство не мешало интересам страны. Беда была в том, что как раз интересы страны начинали страдать: уже несколько лун от Рейнхильды ждали вестей о грядущих наследниках, но ей было нечем радовать венценосного свёкра. — Нравится? — будничным тоном спросил кронпринц, когда она развернула подарок. — Шили на вас. — Главное, чтобы нравилось вам, — ответила хайлигландка, покорно стаскивая ночную рубаху. Она шла на это унижение лишь затем, чтобы помогать родному дому — так она себя убеждала. Быть может, удайся ей ублажить Умбердо, тот стал бы более сговорчивым в отношении помощи Эллисдору. Каждый раз, когда супруг приходил к ней в опочивальню, он заставлял её надевать мужскую одежду и брал сзади. Чаще всего они оставались не одни: у кронпринца хоть что-то получалось, только если он смотрел на обнажённых юношей. Порой им приходилось вмешиваться само соитие и помогать. Радовало лишь то, что позже эти юноши загадочным образом исчезали, и позор знатной семьи был не столь явным. Однако вопреки всем усилиям Рейнхильда так и не понесла, хотя лунные дни приходили к ней регулярно, а врачи не ставили под сомнение её способность воспроизвести потомство. Но обвинять мужей в бесплодии в Гацоне было не принято. — Сегодня мы одни? — Рейнхильда зашнуровала штаны, заправила в них рубаху и надела сапоги. На плечи накинула камзол да так и оставила не застёгнутым — всё равно стал бы мешать, когда всё начнется. Кронпринц бросил на неё оценивающий взгляд и удовлетворённо хмыкнул. Видимо, остался доволен тем, что получилось. Рейнхильда покосилась на своё отражение в зеркале и тяжело вздохнула: следовало признать, в мужской одежде было удобнее, да и двигаться она могла свободнее. В этом простом мужском наряде она выглядела даже мужественнее самого Умбердо с его причёсками, жемчужной пудрой на щеках, тонкими пальцами в перстнях и кучей украшений на одежде. И оттого всё, что она делала, казалось ей неуместным, неправильным, отвратительным. — Нас навестит мой новый друг, — ответил Умбердо и, глянув в зеркало, пригладил чуть растрепавшиеся напомаженные волосы. — Его зовут... — Мне безразлично, — отрезала Рейнхильда и, подойдя к Умбердо вплотную, сняла парик, обнажив коротко стриженные под солдата волосы. — Если к концу лета я не понесу, ваш отец наверняка аннулирует брак. Вряд ли это в ваших интересах. — О да. — Кронпринц прикоснулся к волосам супруги, запустил пятерню, пропустил сквозь пальцы и резко отвернулся. — Я ценю ваши старания и благодарен за всё, что вы вынуждены делать и переживать. — Рейнхильда с удивлением отметила, что супруг, кажется, говорил искренне. — Знаю, вы считаете меня божьей ошибкой и чудовищем. Возможно, это так, и я ничего не могу изменить, а вам придётся с этим примириться. Не родись я наследником, было бы проще. — Мне было бы куда проще, не родись я сестрой Грегора Волдхарда, — пожала плечами она. — Но браки заключаются на небесах, а значит, выбора у нас нет. И всё же я осмелюсь попросить вас об ответной услуге. Умбердо обернулся. — Я слушаю. — Эллисдор. Это мой родной дом, ваше высочество. Я не отрекусь от него в час опасности. — Не могу, — кронпринц попятился назад и отвёл глаза. — Почему? — Почувствовав откуда-то взявшуюся уверенность, Рейнхильда снова приблизилась к супругу, не давая тому отступить. — Я ваша законная жена и уже прошла с вами через вещи, о которых в брачной клятве не говорилось. И я всё ещё с вами. Обещаю, я перестану вам докучать, если причина по-настоящему важная. Умбердо жестом пригласил её сесть на кровать и налил себе вина. — Великий наставник, — промочив горло, сказал он. — Ладарий знает, кто я и каков мой грех. Он обещал не использовать это против меня, пока я послушен его воле. В противном случае объявит меня мужеложцем, публично осудит и отлучит от церкви! А Гацона не Хайлигланд, у нас народ очень привязан к Эклузуму. Великого наставника почитают едва ли не выше самого короля! И если меня отлучат, я потеряю право наследовать отцу. Рейнхильда понимающе кивнула. — И тогда наследницей станет ваша сестра. — Которая замужем за Горелым лордом. — А империя станет ещё ближе... — задумчиво произнесла хайлигландка. Умбердо взял её крупные ладони в изящные свои. — Вы очень симпатичны мне как человек, леди Рейнхильда. При других обстоятельствах, быть может, я бы даже смог вас полюбить, но... — Против природы не пойдёшь. — Да. — Ничего, я понимаю и не жду от вас ничего сверх того, что вы можете дать. И обещаю молчать. — Благодарю, — кронпринц прикоснулся губами к ладони супруги. — Я сделаю всё, чтобы не опозорить ваше имя. — Наше имя. Теперь — наше, — поправила Рейнхильда и подняла глаза на мужа. —Вы не сможете оказать помощь Эллисдору от себя лично и от имени Гацоны, но могу ли я сделать это от своего имени? Умбердо умолк, обдумывая вопрос. — Только не ресурсами страны, — наконец ответил он. — Но всё же могу? — Полагаю, да. — И если я решу это сделать, вы клянётесь, что не помешаете мне? — Клянусь, — с готовностью кивнул кронпринц. — Только постарайтесь не злить Эклузум. — С этим будет сложно, но ваше имя я постараюсь не запятнать. — Наше имя, — вернул ей шутку Умбердо и печально улыбнулся. — Теперь — наше. Рейнхильда встала и сделала неуклюжий реверанс, который смотрелся ещё нелепее из-за её облика. — Отлично. Благодарю, мой принц. Теперь зовите вашего нового друга. Я готова. Не снимая сапог, она расшнуровала штаны и встала на четвереньки, так, что могла частично видеть происходящее в зеркале, но старалась не смотреть. Увидела их гостя лишь мельком — тонкокостный, белокурый, обнажённый. Всё, как любил Умбердо. Посчитав, что увидела достаточно, Рейнхильда постаралась отстраниться от происходящего. Для того, чтобы вынести это, ей тоже приходилось прибегать к помощи. Но в её распоряжении были лишь воспоминания да воображение, и каждый раз, когда Умбердо начинал свои потуги, она закрывала глаза и представляла на его месте совершенно другого человека. Того, кто остался в осаждённом Эллисдоре.1.5 Варшун
— Никогда не видела Варшуна с этой стороны. — Артанна наслаждалась открывшимся видом на порт. — Хотя кого я обманываю? До сегодняшнего дня я вообще никогда не была в Варшуне. Симуз поморщился, когда корабль подпрыгнул на очередной волне, и покосился на Сотницу. Та по привычке завернулась в слегка промокший от брызг плащ, хотя не мёрзла. Было душно и влажно — сказывался знаменитый вагранийский климат. И от этой духоты Симузу становилось ещё хреновее. — Одно могу сказать: что бы ни было дальше, это цветочки по сравнению с морским путешествием. О-о-ох, прости! — процедил он и перегнулся через перила. Артанна отошла на пару шагов, тактично оставив Медяка выворачивать желудок. Морская болезнь выжала из него все соки. Когда позывы утихли, эмиссар привалился к мачте, достал флягу с водой и прополоскал рот. — Как же я рад, что это путешествие наконец-то заканчивается. Вагранийка усмехнулась и достала из поясной сумки тонкий ломоть солонины: — Держи, это немного поможет. Только попробуй заблевать палубу во время моего триумфального возвращения домой. Симуз с благодарностью кивнул и отправил жутко солёное мясо в рот. — Триумфального не жди. Пока что придётся скрываться, — прожевав, сказал он. — Сможем ли мы вернуться в Эннию — вот что меня заботит. Артанна внимательно изучала на раскинувшийся перед ними порт. Варшун оказался настолько огромным, что занял не только обдирную бухту, но и наползал на тёмные, почти чёрные от густых еловых лесов скалы. И хотя народу и денег здесь явно было полно, вид у второго по величине города Ваг Рана всё ещё оставался недружелюбным. — Нужно вернуться, — помолчав, ответил эмиссар. — Я должен. — Ага. Тебя ждёт Десари. Меня — никто. Даже если всё получится, что... Дальше? Медяк вытащил застрявший в зубах кусок мяса и стряхнул на палубу. — Если надоест скакать по баррикадам, ты всегда можешь сделать это место своим домом, — сказал он. — Это и так наш дом. — Артанна и Симуз обернулись, услышав за спиной голос Рошаны. Мать Феша вздохнула полной грудью и улыбнулась, устремив взор на порт. — Я хорошо здесь всё помню. И рада вернуться. Боже, как давно это было... Артанна пожала плечами и ничего не ответила. Симуз догадывался, что возвращение на родину нисколько её не воодушевляло, но был благодарен ей за стойкость. В последнее время Толл и правда держалась молодцом — не в пример самой себе, когда оказалась в Ваг Ране в прошлый раз. Утрата всего, что было ей дорого, всё же выковала из Артанны нар Толл достойного человека. — Легенду помните? — перевёл он тему, чувствуя напряжение Сотницы. Рошана кивнула. — Конечно. Ты торговец из Луджидды. Мы — семья твоего старого партнёра, перенимаем дело после его смерти. — Так себе легенда, — проворчала Артанна. — Развалится, как только нам попадётся по-настоящему осведомленный купец или проверяльщик. Симуз отмахнулся: — Я лично знаю несколько изгнанных с родины вагранийцев, которым удалось неплохо подняться в торговле на юге. А Грош эйн Кресх действительно существовал и погиб в стычке с пиратами на Тирлазанских островах. Правда, его семья мирно живёт в Даджирате, да кто станет проверять... — он обернулся к Артанне. — Главное, чтобы не задавали вопросов в порту, а дальше будет проще. Нас должны встретить. — Вспомнишь муху — вот и куча, — отозвалась Сотница, глядя куда-то за спину Медяка. Эмиссар проследил за направлением её взгляда и хмыкнул. К кораблю, покачиваясь на пронзительно изумрудных волнах, шли три лодки: одна с вагранийскими проверяльщиками, две прочие были пусты — лишь по одному человеку на вёслах. Когда лодки подошли ближе, Симуз узнал в одной из посудин Хариза. — Ну, теперь точно будет проще, — сказал он скорее для того, чтобы успокоить себя. Желудок снова скрутило, но теперь блевать было непозволительно. Он обменялся со старым другом кивками и сделал Артанне с родичами знак спускаться. — Наш старый знакомый, — вспомнила Артанна, помахав рукой Харизу. — Значит, ты так и не вытащил его отсюда. А ведь обещал. — Эсмий не захотел. А теперь я не знаю, выберусь ли отсюда сам. — Сколько же в вас преданности тем, кого вы ненавидите, не перестаю удивляться. — Эта преданность всегда на чём-то держится, — ответил Симуз. — Идейных в Магистрате мало. Там есть крючки для каждого. Шевелитесь, нужно добраться до места встречи до заката. Артанна сбросила мешок с пожитками в лодку Хариза, принялась поспешно спускаться по верёвочной лестнице. В глубине души соглашалась с Медяком: даже её зацепили. Но не страхом, а возможностью отомстить. Но всё чаще задавалась вопросом, станет ли ей легче после свершения этой мести? Что останется после этого? И будет ли в её существовании хоть какой-то смысл, кроме осуществления замыслов Магистрата? Чем чем, а уж быть оружием в руках старика Эсмия она хотела быть меньше всего. Рошану и Фештана спустили на другую лодку, следом к Артанне присоединился Симуз. — Здравствуй, друг, — обратился Хариз и ткнул пальцем на посудину с поверяльщиками. — Там мои, всё улажено. — Не сомневался. Здравствуй. — Симуз быстро обнял сослуживца и вопросительно кивнул на вёсла. — Помочь? Хариз широко улыбнулся, обнажив удивительно белые зубы. — Ты себя в зеркале видел? — фыркнул наблюдатель. — Зелёный же, как та вода, по которой приплыл. Отдыхай, друг. Я помню, что море тебя не любит. А ты, — он обернулся к Артанне и дал второй набор вёсел, — за работу. В Варшуне вам лучше не светиться, остановимся в соседней деревушке. Там нас уже ждут.* * *
Артанне ещё не доводилось бывать в вагранийской деревенской таверне, но, оказавшись внутри, она поняла, что упустила немного. Длинные тяжёлые столы, деревянные лавки и грубые табуреты, недружелюбные девицы в засаленных передниках. Но пахло дивно, особенно после утомительного путешествия с одними лишь сухарями да солониной в меню. Посетителей было немного, и владелец заведения — хмурый ваграниец с косой до поясницы — сам вышел к гостям. Хариз обменялся с ним парой фраз, и тот молча провёл гостей наверх показывать приготовленные для них покои. Роскошью здесь и не пахло — это понравилось Артанне и явно не привело в восторг Рошану и Феша. Отвыкли от простоты дорожных нравов в неге магистерского дворца. Сотница же получала настоящее удовольствие, оказавшись в привычной простой обстановке. И пусть близость свободы была иллюзорной, это всё же грело душу. — Я Шельг, всем здесь заправляю. Вот комната для женщин, покои для мужчин — за этой дверью, — хозяин ткнул длинным узловатым пальцем на распахнутую дверь. — Вход запирается на засов. Место для сундуков есть. Во дворе баня для постояльцев, топим каждый день по вечерам. Женщины могут нанять служанок. Ваграниец говорил отрывисто, сухо, точно ворон каркал. Артанна заметила, что он был напряжён и пялился на неё исподтишка. Незаметно она проверила кинжал на поясе — постоялые дворы и так были полны сюрпризов, а уж нынче и вовсе следовало подозревать каждую осину. — Тащи господские вещи, — приказал хозяин юной, ещё не поседевшей, девице и пинком захлопнул за ней дверь. А, оказавшись наедине с гостями, подошёл к Артанне и рухнул перед ней на колени: — Госпожа! Сотница отскочила, выхватила кинжал и выставила перед собой. — Ты что делаешь, мать твою? — Слухи не лгут! Толлы живы! — Шельг протянул руки и коснулся браслета на запястье Артанны. — Я с радостью отдам жизнь за врага Шано Данша. Мы так ждали вас, госпожа! Артанна поперхнулась от неожиданности и едва удержалась, чтобы не стряхнуть с себя руки вагранийца. — Объясни, что здесь происходит, пожалуйста, — обратилась она к Медяку, краем глаза отметив, что лица Рошаны и Феша тоже вытянулись от удивления. — Здесь тебя считают не то героиней, не то мученицей. — Арзиматова дырка, за что? — Ваш Дом первым пострадал от Заливара нар Данша, а вы первая бросили ему вызов. Все считали вас погибшей от его руки, но в последнее время пошли толки, что вы выжили и скоро вернётесь, чтобы отомстить. Люди говорят об этом всюду, даже на стенах пишут призывы к борьбе. Люди уже поднимали несколько восстаний против Данша, но предводителя не было. Мы все ждали вашего возвращения, чтобы вы возглавили нас. Артанна покосилась на эмиссара. — О таком мы не договаривались, — беззвучно прошептала она. Медяк развёл руки в стороны и пожал плечами — дескать, сам не ожидал. Шельг поднялся и поклонился родичам Артанны: — Вы, должно быть, Рошана и Фештан. О вас тоже много говорят. Господина Фештана считают божьим подарком — ведь он родился уже после гибели глав Дома. Это большая честь для меня. Феш неуверенно кивнул. Его мать сдержанно улыбнулась и спрятала руки под накидку. — Шельг, пожалуйста, распорядись приготовить для нас перины и обед, — попросил Хариз. — И распорядись, чтобы нам не мешали. — Конечно! Ваграниец снова низко поклонился Толлам и попятился к двери, не отрывая благоговейного взгляда от гостей. — Здесь вы можете говорить открыто. Вас никто не побеспокоит. Когда хозяин удалился, Хариз расстелил на столе карту Ваг Рана. — Лучшая из тех, что можно найти, — с гордостью проговорил он. — Пожалуйста, подойдите ближе и слушайте меня внимательно. Гости обступили стол, Симуз встал по правую руку от Хариза. Артанна прищурилась, разглядывая множество деталей. Здесь была довольно полная карта всей страны — Сотница быстро сориентировалась. — Вам придётся разделиться, — Хариз закатал рукава рубахи и поместил мясистый палец на карту. — Сейчас мы здесь, до Рантай-Толла отсюда дня три-четыре вверх по реке. Господа Рошана и Фештан тайно отправятся в столицу. — А мы? — удивилась Артанна. — Мне казалось, мы должны держаться вместе. — Для вас с Симузом есть другое задание. — Хариз поднял глаза на собравшихся. — Помните легенду о завещании Первых Шано? Скрижалях, на которых высечены истинные заветы. — И которые стали причиной гибели нашего Дома. — Верно. — Они утрачены, — напомнила Рошана. Хариз кивнул. — Долгое время все так считали — Шано Гириштан так и не выдал их местонахождение. Но, кажется, мы нашли место тайника. Артанна с сомнением уставилась на эннийца: — Если вы их нашли, то зачем там мы с Медяком? Уверена, у вас куда больше возможностей. Наблюдатель слабо улыбнулся. — Затем, что тайник, если это именно тот тайник, о котором мы думаем, находится вот здесь. — Он провёл линию на северо-запад, над Асешем, и упёрся в подножье Вагранийского хребта. — А вы, Артанна, должно быть, прекрасно знаете это место. Сотница оторопела. — Именно там? — уточнила она. — Вы ничего не напутали? — Нет. — Да, я знаю это место, — севшим голосом подтвердила вагранийка. Феш оживился. — Что же там? Артанна с опаской прикоснулась к точке на карте. — Я жила там, пока меня не отправили в Хайлигланд. Твой дед поначалу не планировал отдавать меня замуж за Волдхарда, поэтому я жила в глуши, готовясь к обряду инициации. Испытанию. Многие Дома это практиковали. — Она печально улыбнулась, погрузившись в воспоминания о детстве. — Вышло так, что это единственное место в Ваг Ране, которое я знаю хорошо. Удивительно. — Значит, вы не против отправиться в небольшую экспедицию? — уточнил наблюдатель. — В свете новых обстоятельств — конечно. — Симуз отправится с вами. — Не сомневалась. — Но что делать нам в Рантай-Толле? — вмешалась Рошана. — Кто будет с нами? Где нам прятаться, пока не... Хариз поклонился. — Я лично буду сопровождать вас с господином Фештаном. Мы прибудем в Ваг Ран, вам предстоит встретиться с несколькими влиятельными людьми, наладить связи, подтвердить слухи. Увы, ещё не всем верят тому, что ваш Дом не уничтожен. А когда вернутся Симуз и Шано Артанна с находкой, у восстания появятся не только предводители, но и повод. Настоящий повод. — Скрижали, — выдохнул Феш. — Они покажут, что всё это время люди жили в обмане. Артанна, ты точно их найдёшь? — Если они там, где указал Хариз, то найду. Будет приятно вернуться в место, которое долго было моим домом. И, кажется, я даже вспомнила, в какой момент спрятали те скрижали. Однажды брат приехал внезапно. Провёл пару дней с нами на хуторе, затем забрал меня в столицу, а вскоре меня и вовсе отправили в Хайлигланд. Похоже, всё случилось именно тогда. И раз так, я, кажется, знаю, где искать тайник. Хариз аккуратно свернул карту в рулон. — Прекрасно. Нельзя с этим затягивать. Выходим завтра. Шельг нас снарядит. Артанна пожала плечами: — Я только рада наконец-то размяться. — Я тоже хочу поскорее увидеть Рантай-Толл, — сказал Феш. Рошана обняла сына. — Я покажу тебе там каждый дом, мой милый. Каждый дом... Симуз заметил, что на дне глаз Рошаны застыло кое-что ещё. Нечто похожее на смесь зависти и презрения. Он задумался, были ли они с Фештаном в действительности честны с Артанной, когда говорили ей о своём расположении и готовности подчиняться её приказам? Правда ли признали её своей главой? Следовало разобраться с этим как можно скорее, ибо если бы его опасения оказались верны, Рошана и Фештан могли стать проблемой для всей операции.2.1 Эллисдор
— Ты псих, Первый. — Черсо подал свесившемуся сверху Веззаму свёрток с одеждой и оружием, подпрыгнул, ухватился за края каменного отверстия, подтянулся и с кряхтеньем выбрался на поверхность. — Уф, чёрт... — Подвинься, Белингтор. Дай другим вылезти. Наёмник откатился в сторону, саданулся о выступ скалы, едва не взвыл от неожиданности и, нашарив свои вещи среди кучи барахла, принялся одеваться в сухое. Ночь была тёплой, но его знобило после долгого плавания в холодной воде. Веззам как раз помогал выбраться последнему из отряда. Все они, вылезая из этой дырки в земле, первым делом припадали к траве, инстинктивно жались к камням и обязательно ударялись о какой-то из них. Белингтор нервно хихикнул от мысли, что надо бы предложить подстелить здесь соломку или намалевать предупреждающий знак — да только в темноте всё равно не разглядишь. В голову лезли какие угодно мысли, любая чертовщина — что угодно, лишь бы не думать о предстоящем наверняка самоубийственном задании. Додумался же Веззам до такого. А эрцканцлер, видать, настолько отчаялся, что согласился на этот план. Черсо оглянулся, пересчитывая своих. Пятеро, как и требовалось. Никто не потерялся. Все наспех вытирались после путешествия по воде, облачались в тёмную одежду без опознавательных знаков, проверяли оружие. Последним собрался Первый — долго выжимал свои жуткие седые патлы. Всякий мокрый ваграниец был похож на чудовище, а мокрый Веззам чудовищем и был. — Псих ненормальный, — повторил Черсо и надёжнее приладил длинный кинжал к поясу. — Это чёртово безумие. Командир бросил на него косой взгляд. — Ну так оставайся здесь, раз самый умный, жопа трусливая. — Я острожный, — поправил его Белингтор. — Потому и дожил до своих лет. И ежели я так безвременно и скоропостижно помру, кто ж будет всех вас развлекать? — С тобой я очень быстро начал скучать по тишине. — Ты невероятно скучен, командир, — проворчал Белингтор и подполз к вершине холма, откуда открывался вид на лагерь Эккехарда. — Вот, значит, куда нам нужно. — Ага. Вон там лес видишь? Примыкает прямо к лагерю. — Да, с той стороны больше шансов подойти незамеченными. Но ворота. — Сами откроем, — ответил Веззам и обернулся к Гансу. Слуга эрцканцлера как раз копался в сумке. — Ганс, ничего не промокло? — Нет, мастер Веззам. Порошок на месте, лук и принадлежности сухие. Точно добьёте? Залп придётся давать издалека. — Тэм должен справиться, — Первый указал на новенького парнишку. Сам щуплый, но руки крепкие, как дубовые ветви, а глаз точно у сокола. — Отсюда достанешь? Пацан прищурился, скривил лицо, что-то прикинул в уме, позагибал пальцы и, наконец, изрёк вердикт: — Айе. — Не подведи. У тебя будет время пустить несколько стрел. Сигнал подадим уханьем совы. Старайся, чтобы стрелы попали в разные части лагеря — нам нужна паника. Как только расстреляешь весь запас, лезь обратно в дыму и жди нас под землёй. — Понял, командир. Займусь пока огнём и приготовлю горючую смесь. — Только действуй аккуратно и спустись пониже. Костёр не должны увидеть со стороны лагеря. — Айе, командир, айе. — А мы, господа, отправимся в самое пекло. Черсо пожалел, что с ними не было Вала: паренёк обладал редким даром сливаться с любой местностью. Но выбирать не приходилось: Веззам был сильнейшим из их войска, Белингтор — самым ловким, Ралл Тень заменил Вала, а эрцканцлерового Ганса пришлось взять с собой затем, что он единственный знал Эккехардов в лицо. Кроме того, зоркость слуги тоже могла пригодиться. — Пойдём, — скомандовал Веззам, и воины поднялись. — Тэм, не смей считать ворон. — Айе, командир, — отозвался лучник. — Не моргну ни разу. — И сразу уходи, как выпустишь все стрелы. Героя не корчи. — Да у меня и стрел-то немного... Они плотнее обернули оружие в ткань, чтобы не звенело, и аккуратно спустились по склону холма к лесу. Под ногами похрустывал пожухший жёсткий мох, цеплялся за сапоги вереск. Пахло душистыми травами с лугов. Тут бы остановиться и восхититься тёплым вечером, а не кошмарить людей, — подумалось Белингтору. Но работа была превыше всего, особенно когда на кону стояла судьба целого города. И хотя гонцов уже отправили во все дружественные земли, эрцканцлер сомневался, что подмога прибудет скоро. Если вообще прибудет. А потому эллисдорцы и защитники города решили действовать первыми. Воины прошли подлесок, бережно ступая по кочкам: в темноте можно было запросто переломать ноги, и затерялись среди кустарников и деревьев. — Чёрт! — вырвалось у Ганса, когда тот поскользнулся на мокрой от росы траве. — Шшш! — Ралл легко подхватил долговязого парня и развернул лицом к себе. — Шшш, служка. Ночь не любит шума. Белингтор дернулся как в ознобе. Не нравился ему этот Ралл. Появился полгода назад в Эллисдоре не пойми откуда. Знал много из того, что простому головорезу невдомёк. Вид имел жуткий, хотя и мог считаться красавчиком, кабы не большие и жуткие пронзительно чёрные глаза. Да и с головой дружил явно условно — это Черсо понял о нём быстро. Фестер, да упокой Хранитель его душу, уж на что был безумным истязателем, но сердце имел доброе. Ралл Тень же, казалось, был соткан из тьмы и мрака и поклонялся какому-то собственноручно придуманному культу. Но дело своё знал как никто —и потому Веззам ценил и привечал ублюдка. Белингтор же не стыдился признать, что боялся этого полоумного, и старался держаться от него как можно дальше. Ибо страшнее такого врага мог быть лишь подобный друг. — Ночь хочет жертву, — поговорил Ралл, привалившись к дереву. — Я дам ей жертву, и она благословит меня. — Ты лучше Эккехардов высматривай. — Высматривает пусть Служка, он глазастый. А я их буду убивать. Веззам жестом велел всем заткнуться. — Отставить. Эккехарда брать живым. Лучше старшего. Тень оживился: — А сына убить можно? Мне нужна жертва. — Без отца он и так долго не протянет, — ответил Первый. — Ганс, видишь что-нибудь? — Да. Вон их шатёр, с золочёным флюгером. — Боже, кто придумал поставить на флюгер петуха в короне? Петуха! В короне! — прыснул Черсо. — И наверняка местечко хорошо охраняется. — Не так хорошо, как им кажется, — криво усмехнулся Ралл. — Ждите здесь. Скоро вернусь. Тень растворился меж деревьев, словно и правда был чёрным дымом. Черсо подавил желание осенить себя каким-нибудь священным знаком. Переглянувшись с Гансом, он понял, что слуга испытывал схожие чувства по отношению к лазутчику. — Куда он опять попёрся? — проворчал Белингтор. — На разведку. — Уж надеюсь. Держал бы ты его на привязи, командир. — Заткнись и жди, певун. Ждали прилично. За это время Белингтору мучительно захотелось отлить — сказывался долгий путь по холодной воде, но покидать пост было не положено. Наконец со стороны лагеря зашевелились ветви, бойцы по привычке похвасталось за оружие. — Тихо, свои, — прошелестел Ралл. — Тыкалки уберите, я кое-что принёс. Он аккуратно разложил на земле ворох цветастых тряпок. — Это ещё что? — Опознавательные знаки армии Эккехарда. Наматывают на рукава и так узнают друг друга. В остальном солдатня одета в такие же лохмотья, как и мы. Никакого эстетического единения. Белингтор едва не поперхнулся, услышав последнюю фразу. Непрост был этот Ралл, ой непрост. Или сам из знати, или крутился слишком близко к аристократам. Ибо простое отребье так не разговаривало. — Разбирайте, надевайте — и выходим, — скомандовал Первый и вопросительно взглянул на лазутчика. — Часового снял? Тень осклабился. — Обижаешь, командир. Всё готово. — Он обернулся к Черсо. — Ухай, совушка. Белингтор наспех намотал кусок тряпки на руку и, выпрямившись, издал несколько звуков неясыти. — Теперь ждём. Лишь бы слух у Тэма был так же остер, как глаза. — Глядите! — Ганс ткнул пальцем на двигавшуюся точку на краю неба. Огонёк описал идеальную дугу и упал аккурат на крышу шатра. — Хорош, бесов сын! — восхитился Ганс. Следом появился ещё огонёк, но упал уже в другой стороне лагеря. А за ним ещё. И ещё. На шестом Черсо начал беспокоиться о парне и вновь тревожно ухнул совой, намекая Тэму, что пора уходить. Но огни все продолжали лететь, правда, уже по другой траектории. — Он сейчас спалит им половину лагеря. — Тэм отошёл слишком далеко от убежища, — забеспокоился Черсо. — Может не успеть... — Справится, — оборвал Веззам и откинул косу за спину. — Выходим. Шустрее! Времени мало. Тень уже ждал их на краю леса и по-скоморошьи поклонился: — Всё готово, господа. Нам туда, — он указал на шатёр с золотым флюгером на основной опоре. К частоколу была приставлены лестница. Ралл взлетел по ней и через несколько мгновений отворил ворота. Воины тихо, как кошки, пробрались сквозь приоткрытые створки. В лагере царила суматоха. Несколько шатров сгорело, с десяток были охвачены огнём, отчаянно ржали лошади, испуганно квохтали курицы. Ошалевшие люди носились по всем проходам и выстраивались в цепочки от реки к лагерю, чтобы передавать вёдра с водой для тушения. — Чего встали, олухи? — раздалось за спиной Черсо. — Бегом тушить, пока здесь всё не превратилась в золу! Иначе я вам сам Арзиматово пекло устрою при жизни. — Есть, командир! — отчеканил певун и для виду направился к пожарищу. Спрятавшийся между палаток Веззам жестом показал, чтобы Белингтор шёл к главному шатру и остался сторожить вход. Пробираться сквозь паникующих оказалось несложно, но Белингтор задумался, как выбираться отсюда обратно в лес — рисков было больше. Дойдя до шатра, Ралл сделал надрез в ткани и поманил к себе Ганса. — Какого брать? — беззвучно спросил он. Ганс прищурился, подвинулся поближе и отодвинулся от палатки, зажав рукой дыру. — Самый старый и богато одетый. Это лорд Ламонт. Сына его, Фридриха, там не вижу. В шатре всего трое. Ралл кивнул. — Стой здесь, Служка. — Ага. Ралл и Веззам обменялись долгими взглядами, а затем одновременно ворвались в палатку. Черсо отвернулся и уставился на проход к палатке: не на что было смотреть там внутри: кровь, смерть и долг. Ганс же, казалось, впервые был свидетелем убийства и застыл как вкопанный. До Черсо донеслись крики, лязг оружия. Но его это уже давно не трогало. Зачерствел. — Ты кто такой? — наёмник вздрогнул, услышав голос сбоку. — Охраняю. — Я ставил охранять не тебя. Черсо уставился на подошедшего. Светлые волосы, тонкие, явно аристократические черты лица, надменная рожа... — Ваша светлость! — поспешил вмешаться Ганс. — Лорд Фридрих, простите. Ваш отец распорядился отправить всех, кого возможно, на тушение. Черсо на миг растерялся. Фридрих Эккехард приблизился, внимательно вгляделся в лицо Ганса и нахмурился: — Допустим. Но что, мать вашу, здесь делает слуга Граувера? Такую лопоухую башку не забудешь. — Он попробовал обойти его сбоку. — Отец! Отец! Здесь... — Чёрт, — вырвалось у Ганса. Думать времени не было. Черсо со всей дури врезал лбом ему в переносицу. Послышался хруст, Фридрих сдавленно взвыл, колени подогнулись. — Аз ты з сфолоть! — Эккехард потянулся к поясу за мечом. Ганс попятился. — Прости, — сказал он Белингтору. — И в мыслях не было, что он мог меня запомнить. — Ты хленоф флуга хренофа элцкацлела! — пропубнил Фридрих, поднимаясь и надвигаясь на Ганса. — Флуга моего влага. Ты позалееф. Эккехард вскинул руку с мечом и рванул к Гансу. Улучив момент, Черсо обошел его сзади и треснул рукоятью меча по голове. Фридрих захрипел, опустил руки и сполз в грязь. Из шатра вывалились Веззам и Ралл. На плечах Веззам нёс Эккехарда-отца. Судя по всему, вырубили его тоже крепко. — Идём! — скомандовал Тень. — Быстрее. Первый мельком оглядел место схватки у шатра. — Что здесь было? Черсо тихо хохотнул: — Кому скажу — не поверят, что я начистил лицо самому герцогу! — Как же давно я мечтал врезать по его самодовольной физиономии, — прошептал Ганс. — Хорошо, что это был ты. И рухнул. Только сейчас Белингтор разглядел, что он зажимал руками рану, рядом валялся меч Эккехарда — в крови. Весь левый бок Ганса окрасился кровью, мокрые пальцы жутко блестели в сполохах огня. — Идите, парни, — стремительно бледнея, проговорил слуга. — Он успел. И, кажется, мне конец.2.2 Миссолен
— Готовы, ваша светлость? — Голос Ихраза вывел Демоса из оцепенения. Канцлер рассеянно кивнул: — Да, конечно. — Последний шанс отступить. Вы точно уверены? «Как будто сейчас можно быть хоть в чём-нибудь уверенным». — Будь у нас другой вариант, я выбрал бы другой вариант, — проворчал Деватон. — Но альтернатив нет. Открывай ворота. Энниец подчинился и знаком приказал гвардейцам налечь на ворот. Тяжёлые створки главный ворот дворцового комплекса медленно, словно нехотя, отворились. В лицо Демосу ударила вонь чумного города, а уши едва не заложило от шума беснующейся толпы. «Обычно в такие моменты желают удачи. Но мне она не нужна. Нужен только успех». — Удачи, господин, — шепнул Ихраз, вызвав у Демоса нервный смешок. — Если почуете неладное, сразу дайте знак: мы вас вытащим. «Успеют ли? Сложно защищать безумца, решившего выйти к ещё более безумной толпе. Я и шагу не успею сделать, как они разорвут меня на куски. Если захотят». — Конечно. Я буду осторожен. Телохранитель наградил господина печально-насмешливым взглядом. — Вы и осторожность несовместимы. — Поэтому у меня есть ты — чтобы их совмещать, — улыбнулся канцлер. Он подтянул и без того болтавшейся на тазовых костях пояс — сказывалась вынужденная чумная диета — и, перехватив трость поудобнее, шагнул вперёд. «В яростную неизвестность». На дворцовой площади, казалась, собралась половина выжившего города. Толпа ревела, швыряла в стены булыжники, самые преданные последователи Альбумуса окружили своего предводителях и завывали настолько жуткие гимны, что по позвоночнику Демоса прошёл холодок. «Ненависть, боль, неистовство, безумие. Это ли прекрасная и великая столица, которую я успел так полюбить? Мой Миссолен, мой Белый город. Мой... дом? Хорошо, что дядя Маргий уже никогда не увидит, во что превратился город. Хорошо, что Креспий слишком мал, чтобы осознать происходящее. И хорошо, что у него есть я — тот, кого не жаль пустить в расход, если что». Сразу в нескольких кварталах бушевали пожары — Демос видел столбы дыма и чувствовал запах гари. Докладывали, что бунтовщики пытались ворваться в Эклузум, но церковники отстояли владения. «И теперь Альбумусовы прихвостни обратили свой гнев на нас». Демос неторопливо вышел за ворота. — Расступитесь! — рявкнул герольд со стены. — Вы требовали видеть канцлера — он перед вами. Не оборачиваясь, Демос жестом велел герольду замолчать. «Спасибо, дальше я как-нибудь сам». — Брат Альбумус, выходите, — обратился канцлер к толпе. — Это переговоры. Даю слово, мои люди вас не тронут. Окружавшие мятежника бритые наголо женщины и дети тревожно заквохтали, когда монах-еретик стал пробираться сквозь свой живой щит. — Всё в порядке, братья и сёстры, — успокоил он. — Лорд Демос, пожалуй, сейчас единственный человек в столице, чьё слово чего-то стоит. «Враги меня ценят! Как приятно, с ума сойти». — Никого не тронут, клянусь именем Гилленая, если и вы не станете... — Как ты смеешь поминать его имя всуе, грешник? — взвизгнула одна из фанатичек. — Господь и так уже покарал тебя за грехи, но ты не остановился! Не смей осквернять его имя своим поганым ртом! Демос вопросительно уставился на Альбумуса — тот широко улыбнулся и пожал плечами — дескать, был не при делах. Канцлер покосился на фанатичку. — При других обстоятельствах такие заявления вам бы с рук не сошли, но у нас сейчас ситуация не из простых, — сказал он. — Поэтому я забуду то, что сейчас услышал. Ибо мы здесь затем, чтобы договориться. Брат Альбумус жестом велел женщине отойти подальше и сам приблизился к канцлеру. Демос отметил, что он всё так же ходил босиком и носил самую грубую рясу. — Вряд ли это получится, лорд Демос. Ибо вряд ли вы согласитесь на мои требования. — Сначала изложите, а там посмотрим. Еретик снисходительно улыбнулся и почесал старый шрам на правой стороне лба. — Божья власть во всём Миссолене, — громко заявил он под одобрительное ворчание толпы. — Исключительная — на время чумы, а затем — совместно с малолетним императором. Слуги божьи проследят за его воспитанием и станут преданными советниками. Младенец Креспий — божий подарок для всей империи, он отмечен особым благословением Хранителя, ибо появился рассвет тогда, когда страна уже была в отчаянии. И он должен быть ближе к богу. «Ага, и узнали мы о нём ровно за мгновение до того, как меня короновали. Истинное чудо! Божественное вмешательство, не иначе». — Но младенец Креспий оказался не в тех руках, — продолжил Альбумус, кружа вокруг Демоса. — Мать с истерзанной душой, предводитель проделкой церкви и... — Горелый интриган? — подсказал Деватон. Монах фыркнул. — Из всего регентского совета вы кажетесь мне самым вменяемым, ваша светлость. Хотя бы потому, что стоите сейчас передо мной и всё ещё пытаетесь спасти то, чему, по-вашему, я угрожаю. — Он остановился и изучающе уставился на обожжённую половину лица Демоса. — Но вы не понимаете, что я вам не враг. — Другом вы мне тоже не кажетесь. — Людям сложно принять нечего новое и чуждое. Вам ли этого не знать? И всё же это не означает, что я не прав. Демос пожал плечами: — Не нам судить. — Соглашайтесь на мои условия — и останетесь в регентском совете, — уговаривал Альбумус. — Взгляд насквозь светского человека может быть полезен, да и политик вы достойный. Быть может, даже успеете спасти что-нибудь из предметов роскоши, которые мы так порицаем. «Сколько лести и угроз одновременно». Демос развернулся монаху так, чтобы оба стояли боком к толпе. — Не думал, что когда-нибудь это скажу, но... — он повысил голос, — я предпочту, чтобы судьбу Миссолена, регентского совета и всего государства решали не покалеченный интриган и амбициозный еретик, а сила куда более великая. Альбумус оживился. — Интригует. Что вы предлагаете? — Божий суд, — криво улыбнулся канцлер. — Если его величество Креспий — подарок Хранителя, как вы утверждаете, то его судьбу и судьбу всего его окружения властен определять лишь Хранитель. — Божий суд! — выкрикнули из толпы. — Да, — подхватили следом. — Пусть бог решит, кто прав! — Пусть совершит чудо тот, чьё дело правее! Демос в упор уставился на Альбумуса: — Ваше слово? — Хорошая идея, — ответил мятежник. — Что может быть лучше публичного разрешения нашего спора? «Твоя лживая башка, отделённая от тела. Но рано». Толпа зароптала ещё сильнее. Демос с опаской покосился на ворота дворца. — Отличный план, ваша светлость. Если вы и двор достойны императора, как утверждаете, вам ничто не грозит. — Как и вам, — отозвался Демос. — Верно. Демос набрал побольше воздуха в лёгкие и шагнул к толпе: — Да будет божий суд! Альбумус сладострастно улыбнулся. — Прекрасно. Выбирайте испытание. — Пусть люди, которых вы привели сюда, выберут испытание. — Неплохо. — Монах обернулся к последователям. — Итак, какое испытание вы для нас выберете? Вперёд шагнул чумазый мальчонка с тонкими руками и побитым оспинами лицом. — Пройдите через стену огня, как некогда прошёл Гилленай, чтобы спасти сестру, — пискнул юнец. — Кого защитит Хранитель и кто доберётся не опалённым, тот и будет посланником божьей воли. Толпа взвыла. — Испытание огнём! — Гилленаев суд! Демос отступил на шаг. «Вот и настал момент, когда я начал по-настоящему жалеть, что задумал всё это». Альбумус широко улыбнулся и протянул Демосу руку для пожатия: — Значит, стена огня. Здесь, на этой площади в ближайшее новолуние. На всякий случай советую исповедаться перед испытанием.2.3 Эллисдор
— Господа, прошу, оставьте нас. Тюрьма для Ламонта Эккехарда походила на что угодно, но не на темницу. Расположенная в господском доме, с небольшим, но симпатичным витражным окошком, гобеленами на стенах, большим камином и даже с кроватью под балдахином, она больше походила на гостевые покои. В иные времена Альдор не смел и мечтать о подобных удобствах и в глубине души тихо ненавидел Эккехарда, за то, что тот даже тюрьму получил роскошную. Правда, сейчас самопровозглашённому королю-мятежнику светила не менее роскошная и громкая казнь. — Всё будет в порядке, — добавил Альдор и жестом поторопил охранявших покои гвардейцев. — Ступайте. Когда стража удалилась, Альдор придвинул табурет и сел у изголовья кровати Эккехарда. Наёмники «Сотни» слегка перестарались и едва не раскроили мятежнику череп, поэтому лекари заставляли узника соблюдать постельный режим. Зато пожар, во время которого и похитили Эккехарда, поговаривали, уничтожил треть лагеря. Неплохо. — Как вы себя чувствуете, ваша светлость? — давясь вынужденной любезностью, спросил Альдор. Постоянно приходилось напоминать себе о приличиях. Он прокручивал в голове наставления духовников: «относиться по-человечески даже к нелюдям, проявлять милосердие даже к тем, кто его не заслуживает». Альдор держался за эту заповедь как тонущий в болоте — за протянутую палку. Только это, казалось, вытаскивало на поверхность остатки его человечности. Ибо последние годы, казалось, превратили его самого и всех, кто был ему дорог, в чудовищ. Ламонт Эккехард приподнял голову и смерил Граувера высокомерным взглядом. — Я твой король, — провозгласил он. — Обращайся ко мне подобающе. Но сперва преклони колени и принеси клятву верности. Альдор с трудом подавил желание даже не расхохотаться — заржать. Перед ним лежал человек, чья голова уже гарантированно должна была отправиться на пику, но даже перед лицом поражения, в шаге от смерти, Ламонт Эккехард оставался несгибаемо спесивым. — Мой король — Грегор Волдхард, а вы, ваша светлость, всё ещё герцог, — мягко, точно говорил с ребёнком, ответил эрцканцлер. — До тех пор, пока его величество не распорядится иначе, разумеется. И, что-то мне подсказывает, что он непременно распорядится — вы же знаете, каков знаменитый гнев Волдхардов. Пленник отмахнулся от угроз как от назойливой мухи: — Раз уж на то пошло, вы, болваны, взяли не того Эккехарда. Я стар, но у меня есть наследники. Альдор сложил руки на коленях и подался вперёд: — Один — в плену у рундов, а второй, насколько мне известно, валялся без сознания, когда наши люди видели его в последний раз. — Но он жив. Погибни Фридрих, все бы узнали. — Жив, — кивнул Альдор. — И он трус, что боится сделать шаг в сторону без отцовского согласия. Будем честны, ваша светлость. Оба младших Эккехарда унаследовали от вас лишь гордыню и амбиции, но стальными яйцами природа их обделила. Поэтому я рассчитываю, что трусость Фридриха окажется благоразумной. — Альдор выпрямился и уставился пленнику прямо в глаза. Тот выдержал. — Гонец королю уже отправлен, и вы будете находиться под стражей до его возвращения в столицу. Если ваш сын попытается штурмовать Эллисдор, мы казним вас досрочно. Попробует сделать что-то с моей женой — мы казним вас досрочно. Попробуете хитрить или связаться с Эклузумом... — Вы казните меня досрочно, я понял, — прервал его Эккехард. — Смените песню, милорд эрцканцлер. Ваше решение было, безусловно, дерзким, и я искренне им восхищен. Боретесь до последнего — такие люди мне импонируют. И все же ваши усилия тщетны. — С чего бы? — Альдор непринуждённо пожал плечами, но всё же по спине пробежали холодные искры. Всегда, всегда этот Эккехард оказывался опаснее, чем казался. Даже сейчас — Альдор знал — не следовало успокаиваться. Но внешне он пытался сохранять спокойствие. — Грегор вскоре обо всём узнает. Он и все верные ему вассалы. Помощь придёт. — Уверен, придёт, — согласился пленник. — Но они не успеют. Неужели вы думали, что я не предусмотрел такого исхода? Моим людям даны инструкции на случай моей гибели или исчезновения. А вы, милейший, подайте-ка мне воды. Граувер отчасти восхищался пленником. Понимал, что своим поведением Эккехард лишь пытался вывести его из себя, надеясь, что сам Альдор в порыве гнева сболтнёт лишнего. Но он слишком давно знал этого человека. Слишком давно неотлучно служил при дворе. И слишком хорошо знал правила этой игры. Вопрос оставался лишь в том, насколько всерьёз его воспринимал сам Эккехард. Он молча подошёл к столу, налил воды в чашу и подал Ламонту. — Что за инструкции? — Штурмовать замок, если меня убьют или продержат в плену дольше семи дней. — Ваш сын не способен на штурм. А вы — король. Ваше заточение — непременное падение боевого духа войска, и не думаю, что лорд Фридрих сможет его поднять. Хотелось добавить «с проломленной-то головой», но Альдор не стал. В конце концов он понятия не имел, в каком состоянии находился наследник Эккехарда. — Он даже в здравии не способен командовать войском, увы. Старшего, к моему прискорбию, природа мозгами обделила. У Райнера их побольше, да характером не вышел. — После всего, что вы устроили, с Райнером, боюсь, придётся окончательно попрощаться, — напомнил эрцканцлер. — Я уже очень давно с ним попрощался. Когда он не пожелал поддерживать мои амбиции. Альдор усмехнулся. То-то криков было немного, когда Грегор распорядился отправить Райнера заложником в Рундкар. Выходит, отец был лишь рад избавиться от сына-помехи. — Кто же будет правил после вас, если будет? — Очень рассчитываю, что внук получится посмышлёнее. К слову о наследниках, — Эккехард приподнялся на локтях и посмотрел Альдор прямо в глаза. — Новости от леди Батильды. Ваша супруга отказалась от вас и направила великому наставнику прошение о разводе. Мой сын с удовольствием женится на ней, благо и ребёнок, что она носит под сердцем, от него, и, кроме того, в канцелярии Зулля сохранилась копия бумаги о помолвке Фридриха и Батильды. Ваш король некогда наплевал на это обстоятельство — лишь бы узаконить ваше владение Ульцфельдом, но мы не забыли. Мы ничего не забыли. Альдор застыл, не веря ушам. — Нигде не было... Эккехард рассмеялся. — Главное — вовремя прятать бумаги, вы же сами знаете. Ну же, ваша милость, подумайте сами, вы же умный человек. Девочка — дочь мятежника, вы не забыли? А Зулли — род древний, набожный и довольно мстительный. Неужели вы думали, что Батильда так лихо простит вас с королём после всего, что вы сделали с её семьёй? — Ламонт Эккехард насмешливо фыркнул и вскинул резко очерченные брови. — Ещё когда её отца и братьев схватили, она тайно получила нашу поддержку. Следует отдать ей должное, терпение у Батильды поистине ангельское — выжидать удобного момента столько времени, есть, спать, жить вместе с человеком, которого ненавидишь... Она ждала, лишь изредка выкраивая время на краткие встречи с нами. И, слава Хранителю, дождалась. Справедливость наконец восторжествует. Хотя бы для неё. Тяжёлый сгусток в груди Альдора, что давил и мешал дышать всё это время, наконец-то лопнул, и барона едва не стошнило прямо на кровать пленника. — Мы не захватывали Ульцфельд, милорд Эрцканцлер. Он перешёл под наши знамёна добровольно. Батильда сама передала Фридриху ключи как ранее — своё лоно, — не говорил, но словно добивал Эккехард. — Бывай вы на подаренной земле чаще, глядишь, и заметили бы неладное. Но вы же не видели ничего, кроме службы человеку, который оставил вас здесь умирать. Альдор молчал, лишь немного покачивался из стороны в сторону, пытаясь осознать ещё одно предательство. Ламонт Эккехард поднялся с подушек и приблизил лицо к Грауверу: — Грегор не успеет. Другие пути отрезаны. Даже если вы убьёте меня и Фридриха, Батильда родит наследника, который рано или поздно уничтожит еретика Волдахрлда и всех, кто его поддерживает. Замок падёт, и после дерзости, что вы учудили, щадить не станут никого. — Кислая вонь изо рта Ламонта в этот миг показалась Альдору дыханием смерти. — Я даю вам последний шанс остаться в живых, милорд Граувер. Присягните сейчас.2.4 Сифарес
Десари вздрогнула и заползла под одеяло, когда хлопнула дверь в прихожей её покоев. Эфа шагнула за шум, и по тому, как низко поклонилась тучная рабыня, девочка поняла, что пришёл дед. — Здравствуй, синичка! — Эсмий жестом велел Эфе раздвинуть занавески. — Как ты себя чувствуешь? Десари нахмурилась, но тут же поспешила стереть недовольство с лица. Синичкой её называл лишь отец, и только они вдвоём знали, почему он выбрал это прозвище. Дед же... Десари чувствовала его отчаянную потребность быть нужным ей, страх за неё, но было в его взгляде и тоне что-то ещё. Нечто, что настораживало её всякий раз, как он приходил. Десари понимала, что ещё мала для его магистерских интриг, но сердце подсказывало: дедушка Эсмий держал её взаперти не просто так. А после того случая с участием Артанны Магистр, казалось, и вовсе сошёл с ума — не подпускал к ней никого, кроме лекаря да Эфы. Лекарь, к слову, оказался новым, и Десари догадывалась, что его прислали из Магуссерии. — Десари, ты меня слышишь? — встревожился Эсмий. Девочка поспешно отогнала размышления прочь. — Да, конечно. Прости. Сегодня мне лучше. Я бы даже прогулялась в саду. Можно? Магистр вопросительно взглянул на стоявшего за его спиной лекаря. — Если магус Веллий разрешит, я буду только рад. — Эсмий посторонился, подпуская его к постели. — Прошу вас. Десари тряхнула головой, отгоняя остатки дремоты, и улыбнулась магусу. Этот был совсем не похож на того, которого приводил отец. Она очень скучала по Симузу, но чуяла нутром, что не должна ни в коем случае говорить об этом Эсмию. Было между ними что-то, чего она пока не могла понять, но хорошо чувствовала. Холод, тщательно скрываемую ярость, вынужденные улыбки. Сидя взаперти ей только и оставалось, что вспоминать разговоры, которым она была свидетельницей, да размышлять над полутонами человеческих эмоций. Ещё она иногда прикасалась к аметистовому котёнку, что однажды принёс отец, и пыталась мысленно до него дотянуться — так Десари узнавала, что Симуз жив, что рядом с ним Артанна и тот её хорошенький молодой племянник-ваграниец. Порой Десари жалела, что у неё не было никакой вещи Фештана — так хотелось посмотреть на мир его глазами! Артанна же, как и прежде, оставалась для неё закрытой. Магус Веллий закончил беглый осмотр и, повернувшись к Эсмию, изрёк: — Прогулка пойдёт молодой госпоже на пользу. Она полностью здорова, но ей ежедневно нужен солнечный свет и небольшая корзина фруктов для восстановления цвета лица. — Магус Веллий, а ягоды мне тоже можно? — спросила Десари, воодушевлённая рекомендацией. — Я так соскучилась по тем крупным красным ягодам с косточками. — Нужно! — Прикажу подать на обед, — пообещал Эсмий. — Эфа, помоги ей одеться и выведи в сад. Буду ждать там. Рабыня жестом показала, что всё поняла, и поклонилась вслед уходящим посетителям. Едва закрылась дверь покоев, Десари вскочила с кровати и подбежала к балкону. — Неужели мне наконец-то разрешат вернуться к занятиям, Эфа? Я так соскучилась по наукам! Так хотела бы вернуться к поездкам верхом! Может, если позволит здоровье, даже попрошу дедушку пригласить того мастера, который тренировал Артанну драться... Но это вряд ли. Не разрешит. Опять будет оберегать меня, как вазу из гацонского хрусталя. Рабыня недоверчиво покосилась на девчонку, покачала головой — дескать, вечно всякая дурь в голову лезет, и потрясла в воздухе платьем. — Иду! Десари не видела ценности в дорогой одежде, поэтому никогда не крутилась перед зеркалом. Впрочем, по тому, как на неё начинали смотреть редкие гости дворца, она понимала, что с внешностью ей скорее повезло. Но это пока мало волновало Десари. Куда интереснее было гулять в саду, рассматривать цветы и деревья, слушать разговоры, глядеть на порт. В порту постоянно что-то происходило, это манило, и Десари мечтала однажды там побывать. У пронзительно белых мраморных ступеней, что спускались к верхнему уровню садов и фонтанам, её уже ждал дед. — Пойдём, синичка, — он протянул ей сухую морщинистую руку, и Десари едва не отдёрнула ладонь — до того кожа деда показалась ей горячей. — Ты сам точно хорошо себя чувствуешь? У тебя жар! Эсмий слабо улыбнулся. — Всё хорошо, девочка моя. Это пустяк. Пойдём... Десари насторожилась. При дневном свете она смогла разглядеть, что Магистр выглядел неважно, словно его высушили и выпили все соки — тонкие руки, дрожащие пальцы, кожа как пергамент. И дело было вовсе не в возрасте: ещё недавно Эсмий Флавиес пробежал большое расстояние с факелом в руках на церемониальных игрищах. Сейчас же он был худ и слаб, а ведь раньше любил поесть и баловал её разными лакомствами. Десари отметила, что дед даже не предложил ей пирожных, которыми всегда потчевал после прогулки. Значит, вовсе забыл о еде или сама мысль о пище его отвращала. Что-что во всём этом было не так. — Ты умираешь? — поражённая внезапным озарением, выпалила Десари, но тут же снова перестала быть хозяйкой своим мыслям. — Нечто растёт внутри тебя и съедает заживо. До следующего лета ты не доживёшь. Её голос звучал словно откуда-то издалека, и она не могла контролировать его. Десари казалось, будто она повторяла слова по чьей-то подсказке. Девочка мотнула головой, пытаясь прогнать это странное состояние и увидела, что Магистр застыл, изумлённо глядя на неё. — Мертвые боги, Десари! Ты даже сильнее, чем я предполагал. — Он доковылял до скамьи под сенью лимонных деревьев, и внучка послушно засеменила за ним. — Садись, девочка. Ох, моя милая, жаль, твоя мать мертва. Знала бы она, какой последний подарок нам преподнесла... — Я сделала что-то важное? Или плохое? Не понимаю. Магистр облокотился о мясистую ветвь дерева и тяжело вздохнул. — Ты во всём права, — прошелестел он. — Что-то действительно меня пожирает, и наши лекари лишь разводят руками. Увы, даже могущественные магусы не всегда могут спасти человеческую жизнь. Кажется, я обречён. — Дед посмотрел на Десари так пронзительно, что она едва не разрыдалась. — Но прежде я должен многое успеть, особенно для тебя, синичка. Десари не отстранилась, когда дед ласково прикоснулся к её щеке, лишь дрожала, сама не понимая толком, отчего. Она впервые чувствовала смерть так близко. Её холод, неумолимость, её... ничто. Смерть, это абсолютное уничтожение, всепоглощающая пустота, великая власть тьмы, была слишком близко. Её нельзя было увидеть, обонять — только почувствовать. Пах дед — стариком, благовониями и эннийским табаком. Благоухал сад: цитрусами, мёдом и розами. Пах порт — солью, помоями, рыбой. Смерть же не пахла ничем. И Десари впервые испугалась до немоты. — Не печалься, синичка, — проговорил Эсмий. — Немного времени у меня ещё есть, и мы потратим его с пользой. Только мне потребуется твоя помощь, чтобы сделать всё правильно. Ты поможешь? — К-конечно, дедушка. Не плакать. Десари впилась ногтями в ладонь, надеясь, что эта боль хоть немного отвлечёт. Она была Флавиесом, пусть и бастардом. А дедушка учил, что Флавиесы никогда не показывают слабости ни перед кем. — Славно, — Эсмий вяло улыбнулся, достал из кармана шёлковый платок и протянул Десари. — Не могла бы ты посмотреть кое-то глазами владельца этой вещи? Это очень мне поможет...2.5 Эксенгор
Фастред проснулся от мощного земного толчка. Опора шатра заскрипела, застонало дерево, треснула натянутая ткань. Он всё никак не мог привыкнуть к тому, что почва в этих краях не была спокойной. Местные жители давно приспособились к природе и не желали покидать земли, где горячая вода извергалась прямо из-под земли. Но Фастреду, как и большинству хайлигландцев, от этого было не по себе. Впрочем, лишь в Эксенгоре благодаря этой подземной воде впервые за долгое время он смог как следует помыться и отскрести дорожную грязь. Король Грегор и вовсе пристрастился к местной вонючей, но, якобы, целебной воде и ежедневно пил её по совету брата Аристида. Выглядеть его величество и правда стал чуть лучше, хотя всё равно часто мучился животом — частый недуг тех, кто проводил большую часть жизни в походах. И всё же было во всей этой местности с её поистине волшебными явлениями нечто пугающее и настораживающее. И Фастред не мог отделаться от ужаса перед мощью незнакомой природы. Снова тряхнуло — со стола свалился медный кувшин, расплескав воду, что Фастред приготовил для умывания. Брат-протектор вскочил, потёр глаза и огляделся. В шатре, который они делили с Аристидом, не было монаха. — Странно. Он наспех натянул сапоги и, зачем-то прихватив меч, вышел наружу. Рассвет только-только занимался. На востоке желтела тонкая полоска света, в низинах стоял туман. К аромату луговых трав примешался странный запах — не то тухлых яиц, не то фекалий. Фастред оглядел охотничий лагерь: слуги едва поднялись, должно быть, разбуженные тем же толчком, что и сам Фастред, и сонно готовились к завтраку. В шатре короля свет не горел. Наверняка Грегор ещё спал. Аристида нигде не было. Обеспокоенный, Фастред поднялся на холм, чтобы попробовать высмотреть монаха. Небо было затянуто тучами, да такими плотными и тёмными, что вершина Фатира спряталась в них, как в собольих мехах. Начал подниматься ветер, воздушные вихри подхватывали остатки тумана и гоняли белые лохмотья по низинам. Наконец брат-протектор смог разглядеть светлое пятно на можжевеловом холме — рясу Аристида, и поспешил туда, проклиная скользкую предрассветную росу, темень и эксенгорские холмы. — Не спится, святой брат? — поприветствовал он Фастреда. — Впрочем, немудрено. Ночь для этих мест неспокойная. Брат Аристид закрыл Священную книгу, поудобнее устроился на мягком мху и похлопал рядом с собой, приглашая Фастреда сесть. Брат-протектор вспомнил, что даже не накинул плаща, и подстелить было нечего. Ну и ладно — он плюхнулся на мокрый мох в чём был. — Говорят, Фатир на рассвете особенно прекрасен, — сказал Аристид. — Пришлось встать пораньше, чтобы это проверить. Жаль, что собирается дождь. Солнце потихоньку всходило, подсвечивая туго набитые водой сизые тучи. Аристид сорвал цветок — жёлтые колокольчики на коротком стебле — и, удивлённо хмыкнув, принялся его изучать. — Нашли что-то необычное, патрон? — видя интерес монаха, спросил Фастред. — Растение. Вы знали, что оно считается вечнозелёным и никогда не цветёт? Аристид поднял цветок на свет и принялся внимательно разглядывать. — Но оно, как мы видим, цветёт. Впрочем, здесь я уже ничему не удивлюсь. — Весьма самоуверенное заявление, друг мой, — снисходительно улыбнулся монах. — Этому краю есть чем удивить, и удивит он совсем скоро. — Вы точно не ошиблись? Это действительно то самое растение? — Я не ошибаюсь в подобных вопросах, — ответил Аристид и принялся изучать цветок с ещё большим интересом. Фастред почувствовал себя идиотом. Он всегда чувствовал себя ужасно неловко, когда Аристид блистал знаниями. Ему-то, поди, сколько лет пришлось этому учиться, наверняка с самого детства. Ни поворовать соседских яблок, ни окрутить пару симпатичных девиц — все книги да молитвы. Это Фастред пришёл к богу уже много позже, и, глядя на монахов, воспитывавшихся при обителях с детства, каждый раз гадал: стоило ли оно того? И какая жизнь в божьих глазах была правильнее? Со стороны лагеря послышались крики. Кричали от боли — такие вопли Фастред знал хорошо. — Что-то здесь не так. — Брат-проектор поднялся и попробовал разглядеть происходящее в лагере. Брат Аристид лишь пожал плечами. — Здесь всё не так, друг мой. Это пристанище старых богов. — И эти боги нам явно не рады. Схожу посмотреть, что случилось. — Ступайте. Я побуду здесь. Монах положил сорванный цветок меж страниц Священной книги, и устремил глаза к горам. Фастред поднял меч и побежал с холма к лагерю, скользя и проваливаясь по щиколотку в сырой мох. Странное дело, но даже сама земля показалась ему тёплой. Вопли приближались, теперь уже переходящие в стоны. Фастред выбежал к главному очагу. — Что случилось? — окрикнул он слугу. Над скорчившимся человечком стояло несколько зевак. — Говори! — приказал Фастред, вытащив первого попавшегося. — Милв, святой брат... За водой пошёл для герцогской каши, — слуга ткнул пальцем на расположившийся меж двух низких холмов каменный колодец. — Только ведро бросил, не успел даже за ворот взяться, а оттуда ка-а-ак выстрелит столб кипятка! Ошпарило бедолагу. Чую, не жилец. Фастред осенил себя священным знаком. — Проклятое место, — тихо произнёс он. — Смилуйся, Хранитель. Райнер Эккехард, на ходу подпоясывая рубаху, подошёл на звук и склонился над бившимся в конвульсиях Милвом: — Ох ты ж! Надо везти его в Эксенгор, — покачал головой он. — Если только ваш монах-целитель не сможет помочь на месте. Говорят, он чудотворец. Колодцем ошпарило, говорите? Странно... Он выпрямился и зашагал в сторону низкой каменной постройки, откуда действительно валил пар. Фастред последовал за ним. — Не понимаю, — рассуждал Райнер. — Это место считается безопасным, потому здесь всегда и ставят лагерь. Рунды не дураки, они давно живут в этих землях изнают все бедовые места. Ближайший горячий источник в четверти дня пути отсюда, в сторону Эксенгора. А местные озёра всегда были холодными, сюда приходят звери на водопой... — Что-то случилось с землёй, вот что я думаю. — Фастред взобрался на холм, откуда открывался вид на озёрную долину, и поманил спутника к себе. — Глядите! Райнер Эккехард охнул. — Мёртвые боги, — прошептал он и рванул к ближайшему озерцу. — Рыба! Вся живность всплыла вверх брюхом, и чем ближе хайлигландцы подходили к берегу, тем невыносимее становилась вонь от воды. — Стойте! — Эккехард вскинул руку в предупредительном жесте. — Это ядовитые газы. Воздух и вода отправлены, чуете запахи? Ближе подходить нельзя. Фастред с опаской отступил на добрый десяток шагов. Воняло и правда невыносимо. — Значит, и правда что-то происходит, — заключил он. — Даже брат Аристид сегодня утром заметил, что зацвело растение, которое вообще не должно цвести. Райнер повернулся к Фастреду всем корпусом, и брат-протектор, увидел, что его лицо исказилось от ужаса. — Цветок? — переспросил заложник. — Жёлтый, с колокольчиками? Невысокий, с резными листьями? — Да... — Проклятье. Скорее! Нужно предупредить короля и вождя! Он рванул вверх на холм так быстро, что даже привыкший к долгим пешим переходам Фастред удивился. Так подгонять мог только страх. — Да что ж такое с этим цветком? — с трудом удерживая ровное дыхание, спросил он, нагнав заложника. — Все местные, особенно старики, знают эту примету. Жёлтый цветок распускается только перед тем, как горы начинают извергать жидкий огонь. — Райнер говорил на удивление спокойно. — Эти цветы — предвестники гибели, святой брат. Следует убираться отсюда как можно дальше, пока... Договорить он не успел. Воздух сотряс такой оглушительный грохот, а землю встряхнуло так сильно, что они оба едва удержались на ногах. Фастред заскользил вниз с холма, и Эккехард ловко поймал его за пояс. — Нужно сворачивать стоянку и отправлять людей дальше на юг, — сказал он. — В половине дня пути отсюда на юго-запад в сторону Вевельстада есть деревня Фьол-Тун, оставайтесь там у старейшины Йоллага. Там вас приютят и обеспечат достойный приём. И возьмите с собой ошпаренного, у Йоллага хорошая знахарка. Позже я вас найду. — Эккехард привстал на цыпочки, высматривая лошадь. — Мне нужно предупредить остальных и позаботиться о Магнусе. — Вожди ведь должны быть как раз на Фатире! — ужаснулся Фастред. — Именно. А с ним — многие наши женщины. В том числе Истерд. Они участвуют в ритуалах. — О нет, — запричитал Фастред, до которого наконец-то дошёл смысл сказанного ранее Аристидом. Монах всё предвидел и наверняка решил воспользоваться этим в угоду службе господу. — Нельзя их там оставлять. Они погибнут. Райнер Эккехард преградил Фастреду путь: — Я сделаю всё, что смогу, чтобы их вытащить. Но не говорите королю, иначе он... — Король всё слышал, — донеслось из-за холма. Грегор остановился рядом с братом-протектором и мрачно глянул на Эккехарда. — Чёрта с два я буду сидеть сложа руки, пока обезумевшая гора убивает моих союзников и мою невесту. Я поеду туда сам. — Но... — Господь меня остановит, если ему это угодно. Земля содрогнулась снова, и все обернулись на звук, что издавала гора: с вершины Фатира валил не пар, а густые клубы чёрного дыма. Дыма было так много, что он заслонил половину неба. Вокруг бесновавшейся вершины начали собираться тучи, сверкали молнии, грохотал гром. Что-то внутри горы ритмично взрывалось, исторгало новые клубы пепла и ошмётки горной породы. В лагере стояла паника. Выли собаки, истошно ржали лошади. Птицы давно улетели. Только сейчас Фастред понял, что его смущало: за всё утро он не увидел и не услышал ни одной птицы. — Ваше величество, осторожнее! — Райнер вовремя толкнул Грегора на землю, и рядом с тем местом, где только что стоял король, приземлился раскалённый булыжник с красными прожилками. Словно драгоценность великана из преисподней. Убийственная бомба из отвердевшей лавы. — Уходим отсюда! — Коней! Быстрее! Лагерь бросили второпях. Быстро грузили телеги, отвязывали коней и скуливших псов. Лишь брат Аристид неторопливо семенил к Грегору посреди этого безумия, словно происходящее не волновало его вовсе. Впрочем, теперь Фастред всерьёз начинал так считать. Грегор и Райнер вскочили на лошадей, брат-протектор решил дождаться Аристида и хотя бы отправить его в деревню вместе с остальными. С неба падал чёрный снег, много снега. Только снег этот был горячим, и Фастред понял, что месил ногами пепел. — Вашему величеству не стоит туда ехать, — сказал Аристид, подойдя к королю. — Там вершится божий суд, нельзя в это вмешиваться. Грегор свесился с коня и схватил Аристида за воротник рясы. — У меня уже отняли Ириталь, — глядя монаху в глаза, сказал он. — Я не позволю отнять ещё и Истерд. И если господу это не нравится, пусть попробует меня остановить. И, не дав Аристиду что-либо возразить, унёсся сквозь снег из пепла в сторону Фатира. — Я за ним, — Фастред на миг задержал руку на перевязи меча, гадая, пригодится ли сталь в том аду. Но на всякий случай решил, что при оружии будет спокойнее. — Конечно! Поезжайте немедленно! — Аристид явно был в бешенстве. Редчайшее явление. — Не дайте этому упрямцу погибнуть из-за своей глупости! Фастред и Райнер обменялись кивками. Не то прощались, не то договаривались о чём-то — он сам не понял. — Удачи, лорд Эккехард. Храни вас Гилленай. — И вам, святой брат. Пусть гора вас пощадит. Едва Фастред подошёл к коню, тот взвился на дыбы с истеричным ржанием. Обезумевшие глаза животного глядели на хозяина с мольбой: «только не туда». — Прости, друг, — шепнул он, поглаживая морду коня. — Прости. Но нам нужно именно туда.2.6 Асеш
Симуз украдкой поглядывал на Сотницу, но разглядеть её лица не мог — Артанна надвинула капюшон как можно ниже, не то желая отгородить себя от мира, не то — мир от себя. По мере продвижения на северо-запад эмиссар всё сильнее ощущал её беспокойство. Артанна здорово изменилась с момента их последнего пребывания в Ваг Ране, но Симуз понимал: трагедии, что она пережила на родине, не забудутся ни через год, ни через десять. С таким грузом люди живут до конца дней. Если доживают. Но для той, на чьих глазах вырезали всех близких друзей, а затем узнавшей о предательстве человека, которого она считала едва ли не сыном, Артанна нар Толл ещё держалась молодцом. Путешествовали небольшим отрядом. Трое выделенных Харизом бойцов-вагранийцев держались чуть отстранённо, но уважительно, говорили мало и по делу. Артанна тоже по большей части молчала, и у эмиссара было полно времени, чтобы обдумать насквозь дырявый план Эсмия. Симуз допускал, что наверняка не видел всей картины, да и у Магистра не было особых поводов раскрывать все карты перед нерадивым слугой. И всё же слишком много оставалось вопросов, слишком мало опорных точек. Даже сама эта, с позволения сказать, экспедиция, вполне могла закончиться провалом, ибо ни у кого не было уверенности, что скрижали с заветами Первых Шано вообще находились там, где указывала карта. Да и если подумать, была ли надобность в этих скрижалях? Не стала ли эта экспедиция всего лишь поводом на время избавиться и от Артанны, и от самого Симуза? Не задумал ли Магистр ещё одну игру? С Эсмия бы сталось придумать хитрую многоходовку и вновь обмануть их всех. — Видите? — один из сопровождавших, Закин, указал на просвет между двумя низкими горами, когда отряд подошёл к развилке. — Нам нужно держаться того направления. Артанна сверилась с картой и кивнула: — Да. Я узнаю эти места. Ориентируемся вон на ту вершину с двумя рогами. И скоро должен быть спуск к пещере. Судя по всему, осталось недолго. — Верно, — согласился ваграниец, покосившись на схему. — До заката точно доберёмся. Симуз кивнул и направил лошадь по уходившей на север тропе, гадая, долго ли они смогут ехать верхом. Местность оказалась поистине живописной — высокие шипастые горы, вершины которых были покрыты искрящимся снегом, а склоны — тёмно-зелёными лесами. Долину прорезала мелкая, но бурная река с порогами, из вод которой то и дело выпрыгивала рыба. — Значит, ты жила в этих местах? — спросил Артанну Симуз, когда та поравнялась с ним на широком отрезке тропы. — Да. Отец ведь изначально не планировал отправлять меня в Хайлигланд. А наши обычаи довольно суровы: как только знатный ваграниец достигает зрелости и начинает седеть, ему следует пройти Испытание. Сразиться с горным котом. И поскольку такой поединок действительно очень опасен, знать отправляет детей на несколько лет в горы учиться выживать. Эмиссар присвистнул. — Так ты убила горного кота? — Нет. Испытания не дождалась, меня отправили из страны раньше. Может и к лучшему: не люблю убивать зверьё без лишней необходимости. А Испытание — это всё же, как ни крути, блажь. — Сотница помрачнела. — Годами жалуются, что кровь слабеет, что вагранийцы вырождаются, а сами заставляют своих детей идти на смерть. — Согласен. Да и котиков жалко. — Ты переменишь мнение, если встретишься с таким хвостатым один на один в горах. Эти киски могут выпустить кишки одним взмахом лапы. Кстати, они здесь водятся. Медяк усмехнулся. — Намёк понял. Буду осторожен. Тропа была неровной: то опускалась, то поднималась, и порой путникам приходилось убирать с пути большие камни. Приготовленная для перевозки скрижалей телега становилась обузой. Симуз понимал, что если так пойдёт и дальше, тащить каменные плиты придётся на себе. И сомневался, что даже впятером они сдюжат. Наконец, когда они достигли очередного перевала, Артанна приказала остановиться и развернула карту. — Теперь нужно спуститься вниз, — сказала она, сравнив увиденное с нарисованным. — Там, судя по всему, должен быть вход в пещеру. Симуз покосился на телегу. — Но как потом поднимать гружёную повозку? Оставим здесь? — Сначала в любом случае нужно сходить на разведку, — предложил Закин. — Можем разделиться. Двое останутся здесь сторожить лошадей и скарб, трое пойдут на разведку. Всяко получится быстрее. Артанна кивнула. — Хорошо, пойдём немедленно. Хочу закончить с этим до заката. Если что, разобьём лагерь здесь же. Закин неуверенно взглянул на Сотницу. — Госпожа, вы уверены, что вам стоит идти? Это рискованно, а от вас так многое зависит в грядущих событиях... Не лучше ли вам остаться здесь? — Исключено, — бросила Артанна и привязала коня. — Мы с Симузом идём внутрь. Решайте, кто из вас отправится с нами. И прихватите факел. Закин выглядел обеспокоенным и даже несколько взбудораженным, но спорить не стал. Он отошёл к своим и перебросился с ними парой фраз, пока Артанна и Симуз готовились к спуску. — Так ты знаешь местные пещеры? — спросил эмиссар. Вагранийка огляделась и покачала головой: — Именно эти — нет, но в подобные ходила. Мой наставник говорил, что в этих местах горы старые: Руфал, когда менял рельеф и отгораживался от рундов, их не трогал. Пойдём. — Я буду вас сопровождать. — Закин снял с седла мешок, бросил за плечи и подошёл к Сотнице. — Взял с собой кое-что полезное. Артанна молча кивнула. Этот выглядел самым крепким из харизовых бойцов, а лишняя сила не помешала бы. Кто знал, что они могли обнаружить в той пещере? Они спустились ко входу в пещеру по крутой узкой тропе, и Симуз убедился, что поднимать каменную находку, даже если они ее отыщут, будет непросто. На тёмных скалах изредка встречался изумрудно-зелёный мох, кое-где росла камнеломка. Не хватало лишь какого-нибудь ручейка — и стоянка стала бы идеальной. — Сегодня успеем только сходить на разведку. Времени до темноты осталось мало, — сказала Артанна, ловко перепрыгнув последний валун. Эмиссар вскоре присоединился к ней и помог Закину с мешком. Отсюда вход в пещеру просматривался очень хорошо, но без карты они бы его точно не нашли. Закин быстро вбил между камнями колышек и привязал к нему конец очень длинной верёвки. — Если заблудимся, — пояснил он. — Чтобы найти дорогу назад. — Здраво, — одобрила Артанна. — Мы тоже так делали. И ещё рисовали мелом знаки на стенах. Такие, кстати, могут быть и в пещере. Медяк пожал плечами. — Понять бы ещё, насколько она глубока. — Вот и посмотрим. Артанна повозившись с кресалом, смогла вычесть искры и соорудила небольшой костерок. От него зажгла факел. — Готовы? — спросил эмиссар. — Да, — Закин протянул верёвку спутникам. — Кто первый? — Давайте я, — вызвалась Сотница. — Всё же я представляю, чего ожидать от этого места. — Твари какие-нибудь водятся? — Только мирные. Горные коты в пещерах не живут, им там сыро. Есть летучие мыши, всякие гады, ящерицы. Но не должно быть ничего угрожающего. — Поверю на слово, — отозвался Симуз. — Меньше всего хочется драться с кем-либо в темноте и тесноте. Но на всякий случай он держал кинжал под рукой. Так было спокойнее. — Смотрите под ноги, — предупредила Артанна. — Может быть скользко. Они вошли. Сотница подняла факел выше и осмотрела пространство внутри пещеры. Тёмный камень, холодно, воздух затхлый. Прожилки слюды серебрились и отражали свет. Поначалу проход был довольно широким — двое могли идти рядом без особого труда, но вскоре дорога вглубь стара узкой и низкой: даже Симуз пару раз чиркнул макушкой о каменный свод. Артанна остановилась перед развилкой, хмыкнула и потянулась за свёрнутой картой. Верёвку отдала Медяку. — Деталями с нами не поделились, — проворчала она, глядя на изображение. — Но, зная отца, я бы пошла налево. — Почему? — Потому что большинство выбрало бы право. — Сделаю пометку, чтобы не потеряться, когда вернёмся, — предложил Закин и достал мел. Он быстро чиркнул какую-то руну и дёрнул за верёвку — дескать, нужно торопиться. — Погодите. Симуз достал из-за пазухи мешочек с порошком, вытащил шепотку и сунул в каждую ноздрю. — Лунный песок? — предположила Артанна. Эмиссар кивнул: — Хочу видеть лучше. На всякий случай не прикасайся ко мне — можешь снять весь эффект.* * *
Артанна покосилась на Медяка с неодобрением. Он рассказывал ей о свойствах лунного песка, и вагранийка хорошо предоставляла последствия столь неаккуратного приёма этого снадобья. — Если тебя опять от него скрутит, тащить на себе не буду, — предупредила она. — Не дотащищь, я тяжёлый. Поэтому давайте поторопимся. Артанна перехватила взгляд Закина — ваграниец, как и она, явно не был доволен решением эмиссара. Но спорить было поздно. — Идём, — Артанна взяла моток верёвки и крепче перехватила факел. Проход так уменьшился, что ей приходилось сгибаться едва ли не вдвое, чтобы протиснуться вперёд. Она чувствовала сзади горячее дыхание Медяка — энниец всегда излучал какое-то непостижимое тепло, но сейчас Артанна ощущала его физически. Должно быть, так работал лунный песок. — Ну что, помог порошок? — тихо съязвила вагранийка. — Вижу, как кот. — Это хорошо. Ибо без факела я не разгляжу ни зги. И что-то мне подсказывает, что мы свернули не туда. Артанна остановилась перед валуном, преграждавшим путь дальше, и принялась внимательно изучать камень. — Или, наоборот, куда следует, — возразил Закин. — Проход завалили. Думаю, специально. Симуз хмыкнул. — Не удивлюсь. — Но пролезть можно, — сказала Артанна, пошарив рукой наверху. — Правда, придётся оставить все вещи здесь. Она сняла перевязь с оружием, стянула куртку, оставшись только в тонкой рубахе — сразу стало холодно, и на всякий случай обвязала верёвку вокруг пояса. Затем воткнула факел в трещину пещерной стены так, чтобы хватило света на той стороне. — Уверена, что это хорошая идея? — теперь засомневался даже Медяк. — Я костлявая. Не застряну. Ждите здесь. Артанна ощупала самый широкий просвет между валуном и сводом пещеры — должна поместиться, подтянулась и медленно переползла через валун. Каменюка оказалась высокой, но не особенно широкой, и всё же сдвинуть её даже впятером вряд ли бы вышло. Как протаскивать скрижали через столь небольшую дыру, она не представляла. — Как ты там? — глухо спросил эмиссар. — Нормально, — отозвалась Сотница. — Можете попробовать залезть. Сначала пусть идет Закин. И дайте факел. Ваграниец был выше Медяка и куда мощнее комплекцией. Артанна справедливо рассудила, что уж если он протиснется, то и эмиссар проползёт без труда. Она слышала шорох снимаемой одежды, слабый звон металла, кряхтение. Показалось бледное пятно — то была седина Закина, Артанна поспешила помочь. — Сюда, вот так. Здесь удобный выступ. Почти в темноте она помогла вагранийцу спуститься. — Медяк, теперь ты. Артанна поймала подтянутый ей факел со стороны Симуза: — Мне он не нужен. Пока эмиссар лез, вагранийка осмотрелась. Они оказались в почти овальном тупике. Своды здесь были немного выше, и у неё получилось выпрямиться, хотя макушка все равно то и дело касалась импровизированного потолка. Пол был сухим, под ногами хрустела мелкая каменная крошка. Воздуха было маловато. А затем она увидела то, зачем они сюда пришли. — Ты смотри! — охнула Артанна и в несколько шагов оказалась возле находки. — Руны! Такие же, как на Двери внизу Валг дун Шано! К её удивлению, каменные скрижали оказались невелики: всего-то высотой с половину Артанны. Но наверняка были тяжёлыми — всё же камень. Даже сквозь толстый слой каменной пыли Артанна смогла рассмотреть, что скрижали были отполированы до зеркального блеска, а сам камень выглядел очень необычно. Чёрный с золотистыми и серебристыми ветвистыми прожилками, похож на мрамор, но не такой хрупкий. Больше всего эти скрижали напоминали Артанне гробовые плиты в Святилищах, где хоронили имперскую знать. Но здесь вместо описания благих деяний великих мертвецов были древние руны, и светились эти знаки точно так же, как горели магические руны на Двери, которую Артанне показывал Заливар нар Данш. Теперь не оставалось сомнений, что к созданию этих камней приложили руки те же люди, кто создал Дверь. Первые Шано. Они нашли чёртовы скрижали. И от осознания этого на душе у Артанны отчего-то стало ещё тяжелее. Сколько крови прольётся из-за кучи отполированных камней. Сколько судеб сломается. Сколько боли придётся увидеть в глаза людей, чья вера будет растоптана древней истиной. — Значит, это правда. Всё это — правда, — выдохнул Симуз и тут же скорчился от спазма. — Чёрт! Знаки. Они разъезжаются! Артанна вздохнула. — Нечего было баловаться с порошками. Знаки двигаются, потому что это древняя магия. Я уже видела такое и попробую снять заклятие. Она бережно прикоснулась к плите, медленно провела вспотевшими от напряжения пальцами по шероховатой от слоя пыли поверхности камня. Раскатала рукав, смахнула пыль и снова прикоснулась. Руны погасли. — Как полезно порой быть фхетушем, — хмыкнула она и отпрянула от неожиданности, когда на месте рун проступили высеченные на камне письмена. — Можно взглянуть? — тихо спросил Симуз. — Никогда не видел подобного. — Конечно, — всё ещё слабо веря в своё странное могущество, сказала Артанна и отстранилась, чтобы дать Симузу разглядеть находку. Эмиссар с опаской прикоснулся к скрижали. Ничего не вспыхнуло, не обожгло, не взорвалось — но от этих древних камней действительно исходило нечто, заставлявшее испытывать благоговение. — Мёртвые боги, они прекрасны, — только и мог сказать Медяк. — И опасны, — добавила Артанна. — Тот, кто владеет ими, сможет управлять Ваг Раном. — Именно так, Шано Толл. Артанна почувствовала, как что-то сдавило ей горло и инстинктивно вскинула руки, чтобы освободиться. Не помогло. Петля затянулась слишком туго, тело не слушалось. — Добро пожаловать домой. — Закин ещё туже затянул петлю у неё на шее. — Заливар нар Данш нижайше благодарит вас за содействие в поисках и сожалеет, что не может поприветствовать лично, Шано Толл. Но скоро вы встретитесь лично. Артанна пыталась вырваться, беспорядочно молотила руками и ногами, теряя силы и недоумевая, отчего Медяк не пытался ей помочь. И, лишь повернув голову, смогла разглядеть, что эмиссар распластался на полу ничком. Возле его головы была кровь — тёмная жидкость блестела в угасающем свете факела. — Пошёл к чёрту, — прохрипела Артанна и обмякла, лишившись остатков воздуха.3.1 Асеш
Артанна распахнула глаза и скорчилась от мучительного кашля. Она судорожно хватала ртом воздух, царапала остатками ногтей шершавый каменный пол и пыталась нормально вздохнуть. Не получалось: с каждым глотком воздуха грудь разрывало, а горло неистово болело. Она слышала хрипы — и лишь позже поняла, что издавала их сама. — Дерьмо, — просипела Артанна, перекатилась на другой бок и, щуря глаза, осмотрелась. Вагранийка находилась в том же тупике пещеры, где они нашли скрижали. Слева безмятежно сияли защитными рунами проклятые камни. Рядом лежал Медяк, в той же позе, в какой Артанна увидела его прежде, чем вагранийский ублюдок её придушил. Факел остался в стене, возле валуна, через который пришлось переползать. Ни Закина, ни верёвки не было. Значит, ушёл обратно. Наверняка затем, чтобы вернуться с подмогой. Артанна прикоснулась к саднившему горлу и зашипела от боли: Закин не церемонился. Но лёгкие потихоньку начинали качать воздух, и голова прояснялась. Первым делом Сотница бросилась к стене, вытащила факел и вернулась к Медяку. Прислонила ухо к его рту — дышал, слава всем богам. — Симуз! Эй! — она потрепала его по щекам, но он не ответил. — Ладно, хрен с тобой. Артанна прислонила факел к скрижалям и попробовала осмотреть раны эмиссара. Кровь из его головы перестала сочиться, но рана ещё не успела покрыться коркой. Артанна аккуратно раздвинула волосы и вздохнула с облегчением — приложили Медяка не хило, но череп, к счастью, не раскроили. Силён же был этот Закин, если умудрился обезвредить эннийского эмиссара под действием лунного песка. Силён, непрост и опасен. Она принялась дальше осматривать спутника. Руки-ноги целы, но бок был мокрым от крови. Артанна вытащила из сапога небольшой нож и поддела им край куртки Медяка. — Везучий ты сукин сын, Симуз Джеридас, — выдохнула она. Нож пробил кожаные вставки на одежде, но органы не задел, только оставил длинную глубокую царапину. Впрочем, эта царапина — Артанна знала по опыту — без должного ухода могла превратиться в большую проблему. Но сейчас куда сильнее её беспокоило то, что Медяк не спешил приходить в чувство. — Очнись, мать твою растак! — Сотница отрезала край рубахи почище и приложила к ране на боку. — Они скоро вернутся. И, сдаётся мне, живым ты им не нужен. Она приподняла Симуза и привалила к скрижалям, бережно поддерживая голову. Наконец эмиссар открыл глаза и часто заморгал от казавшемся ярким света факела. — Хвала! — прохрипела Сотница поднесла ладонь к лицу спутника. — Сколько пальцев видишь? — Два, — прошептал Медяк. — Отлично. Значит, соображать можешь. — Что случилось? — Закин и его шайка оказались слугами Данша. — Дерьмо. — О чувствах поговорим позже, береги силы. Хуже то, что Данш не упустит возможности вернуть себе фхетуша, а это значит, что за нами вернутся. И ещё Данш тебя помнит. Заливар вроде как в прошлый раз был сильно на тебя обижен. Вряд ли он решит сохранить тебе жизнь. — И правда, с чего бы ему? — съязвил Медяк. Артанна хмыкнула. Если способен на сарказм, значит, всё ещё не настолько хреново. За это она его и любила — даже в полной безнадёге находил возможность посмеяться. — Нужно выбираться отсюда, пока вагранийцы не вернулись, — напомнила Сотница. — Бойцы из нас сейчас так себе. Да и оружие они наверняка забрали. Симуз покосился на скрижали и тут же поморщился от боли. — А с находкой что делать? — Бросать к Арзимат! — Но... Артанна схватила его за плечо и оказалась так близко к его лицу, что Симуз от неожиданности вжался в стену. — Скрижали достанутся Даншу, и хрен с ними. Нам бы самим унести ноги. И с учётом того, что ты ранен, сделать это будет трудно. Тебя я не брошу, даже не надейся. — Рад слышать. Верёвки нет, а пещера сложная. Заблудимся. — Лучше сдохну здесь, чем снова окажусь в руках Данша. Сдохну, но попытаюсь нас вытащить. Помнишь, на пути сюда было ответвление хода направо? Попробуем пройти там. — Нам может не повезти. — Если ты не заметил, нам уже основательно не повезло, — отрезала Артанна. — Давай попробуем тебя поднять. Кряхтя и опираясь на плечо Сотницы, Симуз кое-как смог выпрямиться. — Как голова? — Болит. Блевать тянет. — Понятно. Тебе понадобится лежать. — Изваляю весь местный мох, как только выйдем на свет божий. Артанна кивнула. — Давай торопиться. Факела надолго не хватит. — Погоди. — Эмиссар достал из-за пазухи кисет с порошками. — Как чувствовал, что пригодится. Артанна с недоверием покосилась на Медяка. — Опять лунный песок? Ты уверен, что в таком состоянии это разумно? — А что делать? Нужно любой ценой свалить из этого каменного мешка. Но ты права, с учётом ранений и того, что я уже принял порцию сегодня, когда меня на этот раз отпустит, я буду беспомощен, как младенец. Но хотя бы не буду обузой по дороге отсюда. — Хорошо. — Артанна нехотя согласилась и убрала нож в сапог. — Сколько у нас времени? — Немного. Но это лучше, чем ничего. Он быстро засунул по щепотке в ноздри, проморгался, подавил желанием чихнуть и знаком показал, что готов идти.* * *
Джерт двигался как мог быстро, но ему всё равно казалось, что он едва ли не полз по этой проклятой пещере. Каменный пол был неровным, его шатало, то и дело эмиссар задевал плечом острые выступы стен. Сложнее всего было перебраться через валун: здесь пришлось просить Артанну помочь. По дороге молчали и старались ступать как можно тише: Закин с подмогой могли появиться в любой момент. Но они шли. Скользили, бились кожаными ночами о коварные мелкие камни, стискивали зубы и протискивались дальше. Даже в свете факела Симуз видел, какой ненавистью горели глаза Артанны, и он понял: на этот раз она действительно не сдастся живой. Но кроме этой решимости и ненависти он видел кое-что ещё. Всякий раз, когда она оборачивалась и смотрела на него, Симуз замечал беспокойство и страх. Как же. Чёрт возьми, было приятно знать, что в этом мире оставался хоть кто-то, кроме Десари, кому было до него, Симуза, дело. Артанна, всё это время шедшая первой, наконец остановилась. — Смотри, — едва шевельнула она губами и показала метку, что Закин оставил на скале. Так он пометил нужный проход развилки. Другой отходил правее и резко сворачивал. Хоть чем-то этот седой ублюдок им помог. Симуз потянул её за руку в правый тоннель. Факел чиркнул о свод и едва не погас. — Осторожнее! — всё так же беззвучно призвала Артанна. «Уходим дальше, быстро», — жестом показал он и приложил палец к уху. — «Я что-то слышу». Сотница молча кивнула и рванула вперёд. Проход как раз делал крутой поворот и смог скрыть их от посторонних глаз. Мгновением позже они услышали голоса. Говорили по-вагранийски, и эмиссар даже смог разобрать голос Закина. Они переглянулись с Артанной — она тоже слышала переговоры, кивнули друг другу и бесшумно двинулись дальше. Они шли, пока не сбилось дыхание. Проход то сужался, то расширялся, но в целом был довольно удобен и сух. Симуз то и дело оглядывался назад — всё боялся, что у них кто-то мог быть на хвосте. Наконец он почувствовал, что проход стал круче. Они поднимались в гору. Казалось, в направлении северо-востока, но в замкнутом пространстве ощущениям веры не было. Симуз почувствовал, что действие лунного песка начало ослабевать. Вернулась боль в боку, ныла рана на голове, его снова начало мутить. — Нужно торопиться, — шепнул он. — Я устаю. Артанна кивнула. Мгновением позже погас факел. — Чёрт, — прошипела она. — Я могу видеть, — отозвался Симуз. — Помоги мне. Так они и шли дальше: Сотница поддерживала эмиссара, а тот был её глазами. Сколько они преодолели, сказать было трудно, но хвоста за собой не заметили. Вскоре они остановились возле ещё одной развилки: одна дорога брала выше, вторая спускалась. — Куда? — спросил Симуз. — Лучше бы вниз. — Закин тоже так подумает. Артанна слабо улыбнулась. — Тогда наверх. Она крепче перехватила слабевшего эмиссара и, глубоко вздохнув, пошла дальше. Через некоторое время Симуз ощутил дуновение ветра. — Чувствуешь? — Ага, — отозвалась Сотница. — Моли всех своих эннийских богов, чтобы мы вышли куда надо. — Я следую Пути и верю в Хранителя. Артанна удивлённо вскинула бровь, но тут же снова приняла суровый вид. — Да хоть пню трухлявому поклоняйся. Ты тяжёлый, я не смогу долго тебя тащить. Подъём становился всё круче, местами пришлось карабкаться, и Сотница пропустила Симуза вперёд, следя за тем, чтобы он не свалился вниз. Вскоре в лицо обоим дунул порыв прохладного ветра, и от предвкушения грядущего избавления они принялись карабкаться ещё быстрее. — Гляди. Симуз подтянулся и посторонился, пропуская Артанну. Вагранийка встала на четвереньки, ухватилась за выступ скалы и вздохнула с облегчением: — Выбрались. Брезжил рассвет — тонкая полоска света только-только пробивалась из-за гор. Нехило же они задержались в этих пещерах. Тоннель вывел их на небольшое горное плато, откуда среди деревьев просматривался пригодный для спуска склон. Артанна приподнялась и глянула дальше: спуск вёл к долине по другу сторону горы, где разбили лагерь Закин и его люди. Тем лучше: просто так, если они не догадаются пройти через правый тоннель, Артанну с Симузом они теперь не догонят. И, кроме того, Артанна поняла, что уже бывала в этих местах. — Есть идея. Я знаю здесь одно место... — она обернулась к Медяку и умолкла. Эмиссар снова был без сознания.* * *
— Чёрт! Артанна бросилась к эмиссару и перевернула его на спину. Ослабевшая рука Симуза, сжимавшая протоптанную кровью тряпицу, упала на камни. Лицо побледнело: потерял много крови. Только сейчас, в свете восходящего солнца, Сотница заметила ещё одну рану — аккуратный кружок, след от чего-то узкого и колотого. — Проклятые стилеты. Такая рана не сулила ничего хорошего. Глубокий прокол вызывал внутреннее кровотечение, с которым лекари справлялись редко. — Вот почему сукин сын оставил его в живых, — прошептала Артанна, мысленно желая Закину провалиться в ад. Ублюдок сделал Медяка живым трупом и обузой. Всё он сделал правильно. Для убийцы. Лекарь из Артанны был как из Эсмия Флавиеса — добрый последователь Пути, но требовалось что-то делать. Она прислушалась. Внизу журчал ручей. Можно было попробовать спустить Симуза вниз и хотя бы промыть рану. — Тяжёлый же ты сучий потрох! — кряхтя и тужась, Артанна взвалила Симуза на плечи, снова порадовавшись, что родилась вагранийкой. Физическая сила в последнее время пригодилась ей всё чаще. — Потерпи, дорогой. Я сейчас что-нибудь придумаю. Она с трудом дотащила обмякшего эмиссара до следующего выступа, затем ещё до одного, и ещё. Спускались ужасно медленно, и Артанна чувствовала, как внутри неё нарастала паника. Что она сможет сделать? Можно ли вообще что-нибудь сделать? Не поздно ли? Они добрались до ручья. Узкий поток воды сходил с горы, живописно бился о пороги и, сливаясь с другими такими же ручьями, уходил вниз, в зелёную долину, чтобы слиться с рекой. Артанне было не до любования красотами. Она бережно опустила эмиссара на покрытую мхом каменную плиту, стянула с себя куртку, свернула и положила ему под голову. Затем промыла окровавленную тряпицу в ледяной воде и приложила ко лбу раненого. — Кисет... — прошептал Симуз, открыв глаза. — Там круглый флакон с голубой солью. Достань... Артанна расстегнула его куртку, дрожащими руками достала мешочек со снадобьями. — Что это и сколько нужно? — спросила она. — Промой раны, разотри соль с водой... Положи на поражённые места. Чтобы рана... не гнила. Он снова закатил глаза, голова безвольно повисла. Артанна принялась за дело. Выжать тряпицу, потереть рану, сполоснуть, снова выжать — череда одних и тех же действий позволила хоть немного успокоиться и подумать, что делать дальше. Даже если соль подействует, с колотой раной в таких условиях ничего нельзя сделать. Ходить Симуз не смог бы. Значит, требовалось соорудить носилки. Артанна вспомнила, как однажды в этих же краях ей пришлось научиться делать такие носилки для учителя — неудачная встреча с горным котом. Конструкция была проста: найти две палки длиной с человеческий рост, связать ремнями, лучше ещё присоединить к ним куртку — и на таком сооружении можно было тащить человека какое-то время по относительно ровной поверхности. Всяко легче, чем на себе. Артанна сама ещё не до конца отошла от удушья и сомневалась, что смогла бы нести Симуза долго. Положив растёртую соль на раны и убедившись, что эмиссар ещё дышал, она отправилась в подлесок за палками. Одна нашлась сразу, вторую пришлось поискать. Вернувшись, она снова проверила Медяка и принялась делать носилки. Но от всего этого был бы толк лишь в том случае, когда знаешь, куда тащить человека. — Вариант только один, — хрипло проговорила вагранийка и выпрямилась, чтобы размять спину. Она залезла на выступ повыше и огляделась, ища нужную часть долины. — Вот уж не думала, что придётся туда вернуться. Во всей округе она знала лишь одно место, куда можно было податься. Хутор, где некогда жила сама с наставником, пока готовилась к Испытанию. Наставника, впрочем, уже давно не было в живых, да и всё имущество Толлов конфисковали после казни её отца. А это означало, что сейчас этот хутор, если и был обитаем, мог быть занят совершенно другими людьми. И не факт, что эти люди согласились бы им помочь. И всё же это был единственный вариант. Она покосилась на Симуза, когда тот попытался пошевелиться. — Не двигайся, Медяк, — предостерегла она. — Закин проткнул тебя стилетом, все потроха, небось, в крови. Эмиссар сглотнул. — Дерьмо. Соль от такого не вылечит. Если не найдём помощь быстро, я не жилец. А помощи искать неоткуда, так что... — Это мы ещё посмотрим. — Оставь меня. Артанна покачала головой: — Не говори чепухи. — Оставь, — тихий голос эмиссара смягчился. — Ты сама всё видишь и понимаешь. И ты ни в чём не виновата. Беги отсюда, пусть Фештан с матушкой разгребают всё в Ваг Ране — в конце концов они, а не ты, хотят всей этой власти. — Молчи и береги силы. — Артанна, я попрошу только об одном. Вернись в Эннию, передай Десари... — Да заткнись ты и лежи тихо! — закричала Артанна, и отвернулась, не смея смотреть ему в глаза. Грязной от крови рукой она наспех утёрла слёзы и, прерывисто вздохнув, повернулась к эмиссару. — Чёрта с два ты у меня помрёшь, ясно? Сам приедешь и всё скажешь Десари. Симуз умолк. Лишь наградил её долгим взглядом, а затем закрыл глаза и постарался дышать ровно, пока Артанна клала его на носилки. — Тебе нужен покой. Попробую это обеспечить, — сказала она и потащила ношу к долине.* * *
Хутор выглядел обжитым. Артанна ещё издалека почувствовала запах дыма — в доме топили печь. Она опустила носилки за кустарником, чтобы со стороны дома их не заметили, проверила дыхание Медяка и, привалившись к дереву, осмотрелась. Хутор изменился за столько лет: добавилась деревянная постройка, разбили небольшой садик с грядками. Ходили курицы, в отдалении блеяла на выпасе коза. Здесь явно жили уже какое-то время. В небольшой конюшне отдыхали три лошади. Стояла телега — к счастью, не та, на какой сюда добирались с Закином. Значит, не предатели. Три лошади. Значит, двое-трое всадников. Артанна помедлила, уняв порыв броситься к дому со всех ног: понимала, что в одиночку не одолела бы сейчас даже одного противника. Симуз, словно чувствуя ее метания, застонал. Лицо эмиссара исказилось от боли даже сквозь забытьё, и она приняла решение. — Держись, Медяк. Держись, родной. Она оставила его возле дерева и прошла на разведку, подняв руки вверх. Демонстрировала мирные намерения по старой военной привычке. Шла медленно. Усталость брала своё, и лишь сейчас Сотница почувствовала, насколько вымоталась. Но Симуз ждать не мог. Она ускорила шаг. Когда Артанна приблизилась к низкому каменному забору, навстречу ей из конюшни вышел крепкий ваграниец. Воин — было очевидно по выправке и добротному мечу на перевязи. Мужчина уставился на Артанну, чуть повернул голову, свистнул и обнажил меч. — Я пришла с миром, — обратилась Сотница, замедлив шаг. — Со мной раненый. Ему нужна помощь. — Кто ты? — Всё равно не поверишь. — Кто ты? — ваграниец поднял меч выше, острие уперлось Артанне в грудь. Сотница покосилась на шум за спиной вопрошавшего. Из дома вышли ещё двое — такой же крепкий ваграниец при оружии, но тот был чуть моложе, и женщина. Даже издалека Артанна приметила, что та была красива и ухожена — большая редкость для столь безлюдных мест. Вагранийка была примерно одного возраста с Артанной, носила одежду из весьма дорогой ткани и опиралась на изящный резной посох. Сотница помнила, что такие палки могли служить отличным оружием и не обольщалась, глядя на красавицу. Значит, женщина была не из простых. Понять бы ещё, какого рожна эта троица забыла в бывших владениях Толлов. — Я всё расскажу, — пообещал Артанна. — Но сначала, прошу, помогите моему другу. На нас напали, его серьёзно ранили. Долго не протянет. — Кто ты? — вновь прогудел ваграниец. — Кто и откуда. — Артанна, мать твою, нар Толл! — рявкнула она. — Доволен? — А я — Гилленай. Говори правду. — Правда и есть. Этот хутор некогда принадлежал моему Дому, я здесь жила и воспитывалась. Прошу, — взмолилась Артанна, с трудом удерживаясь на ногах. — Помогите. Я смогу доказать. Тем временем парочка подошла ближе. Артанна присмотрелась к массивному медальону, украшавшему длинную тонкую шею красавицы-вагранийки. На серебряном овале был отчеканен герб — ветвь ведьминого цвета, скрещённая с посохом. Дом Некшор, потомки Некшора-целителя, одного из Героев, победивших Руфала. Потомки одного из Первых Шано. Времени думать не оставалось. Такой шанс упускать было нельзя. И Артанна совершила единственное, что ещё было в её силах. Она рухнула на одно колено, выхватила нож из сапога и полоснула по ладони. Воин не успел ее остановить. — Я, Артанна из Дома Толл, дочь Гириштана нар Толла и действующая Шано Ваг Рана прошу у этого дома зашиты и исцеления для моего человека, — глядя на знатную вагранийку, затараторила она давно заученную клятву. — Я клянусь оказать услугу, которую вы сочтёте достойной для оплаты моего долга. Клянусь кровью Первых Шано, что исполню долг, и буду верна клятве до самой своей смерти. Спасите этого человека, молю. Женщина выслушала клятву, сверля взглядом Артанну. Сотница замолчала, ожидая ответа. — В дом её! — скомандовала вагранийка. — Быстро! Артанна почувствовала, как из ее рук выбили нож, стиснули запястья и легко потащили в сени. Когда дверь за ними закрылась, женщина подошла ближе, рассматривая Артанну без страха, но с любопытством ловца редких бабочек. — Обнажите её руки, — приказала она. Артанна кивнула на левое запястье: — Он там. Браслет, который вы хотите увидеть. Кто-то закатал рукав её рубахи — некогда белой, но сейчас вся одежда была серо-бурой от грязи и крови Медяка. Глаза женщины изумлённо расширились, когда ей показали браслет Шано, но красавице удалось быстро справиться с чувствами. — Это не доказательство, — всё еще взволнованно возразила она. — Браслет мог украсть или подделать кто угодно. За последний год поймали с десяток самозванок, называвших себя Артанной нар Толл. Это имя будоражит умы. Сотница подняла голову. — Ты унаследовала дар предков? — спросила она женщину. — Что? — Ты носишь медальон Дома Некшор. Твой Дом — династия целителей. Ты унаследовала колдовской дар? Ты можешь исцелять? — Да, но... — Дай руку! — Артанна потянулась к женщине, но охранники рванули её назад. — Дай руку! Я чёртова фхетуш, это дар моего Дома. Возьми меня за руки — и всё поймёшь. Женщина подошла ближе и позволила Артанне прикоснуться к себе. Слабеющими пальцами Сотница ухватилась за её палец и закрыла глаза, чувствуя нечто подобное тому, когда прикасалось к Десари. Потоки не силы, что эннийцы называли эфиром. Но гораздо слабее, чем те, что текли в крови дочери Симуза. И всё же сила у этой красавицы ещё была. Женщина Некшор охнула и отпрянула. — Значит, ты и правда Толл, — отдышавшись, заключила она. — Ризир, Файго, отпустите нашу гостью и принесите раненого. — Он там, если идти в сторону реки. У дерева, — уточнила Артанна. Тот, что был постарше, засомневался. — Госпожа, вы уверены? Если это и правда она, мы подвергаем себя большой опасности. — Данш с его поисками может провалиться в ад, — отрезала госпожа. — Мой Дом никогда не враждовал с Толлами и у нашей гостьи нет причин желать мне зла. Особенно с учётом того, что она просит помощи. Ведь так? Вагранийка выразительно посмотрела на Артанну. Сотница кивнула. — Я не каждый день клянусь на крови. — Ступайте и принесите раненого. Нам с гостьей нужно поговорить. Когда женщины остались наедине, вагранийка жестом пригласила Артанну сесть за простенький, но добротный стол. Сотница узнала его — они мастерили его вместе с наставником после того, как сгорел старый дом и пришлось отстроить новый в камне. Здесь осталось много вещей с тех времён: глиняные горшки кувшины, здоровенный чан, в котором варили похлёбку, лавки. — Моё имя Айша ан Ройтш, — представилась хозяйка. — Я родилась в Доме Некшор, но вышла за Верша ан Ройтша двадцать лет назад. Дом Ройтш унаследовал часть владений Толлов, именно поэтому я здесь. Приезжаю сюда, чтобы отдохнуть отстолицы и мужа. Артанна заметила, как болезненно исказилось лицо Айши при упоминании супруга. — Видимо, вы не особенно близки, — предположила она. — Мой муж — один из ближайших сподвижников Шано Заливара нар Данша. Сейчас Данш фактически единолично правит страной. У нас с мужем... скажем так, очень разные взгляды на то, что делает Данш. Артанна подалась вперёд, не веря везению. Неужели удастся выяснить хоть что-нибудь лично? Впрочем, она понимала, что сейчас приходилось ставить на карту всё, над чем они так долго работали. Их с Симузом предали, не факт, что Медяк вообще выкарабкается, и на каком уровне засел предатель, было неясно. Это мог быть как сам Закин, так и кто-то выше. Например, Хариз. И если так, требовалось выяснить, что же происходит в столице на самом деле и какое место отведено для них с Медяком во всей этой истории. Артанне была нужна правда, и эта Айша, если сама не лгала, могла помочь. — Ты сбежала от мужа сюда? — спросила Сотница. — На какое-то время. Верш знает, где я, но он и сам был бы рад видеть меня как можно реже. Дома Некшор в том виде, каким его знали, давно нет, я осталась единственной прямой наследницей, и мою кровь смешали с представителем Младшего Дома. Я родила Вершу двоих сыновей, но... Они не Некшор. Они Ройтш. У нас похожие судьбы, Шано Толл. Скажи, Артанна, ты ведь понимаешь меня? Ты же знаешь, каково жить с осознанием, что ты последняя в своём Доме? Что после тебя вряд ли что-то будет. Что на тебе всё закончится... — Хреново, — ответила Артанна. — Но ты, в отличие от меня, ещё сможешь убить мужа и выйти за кого-нибудь из Старших Домов и родить чистокровных будущих Шано. Я — нет. Айша осеклась. — О... — Нормально, — отмахнулась Сотница. — Я давно с этим живу. Историю моего Дома ты знаешь. Все знают. Что случилось с твоим? Хозяйка поднялась и принялась ходить взад-вперёд, то и дело поглядывая в окно — ждала охрану. — Дом Некшор старался не влезать в столичные интриги. Наш дар направлен на созидание. Мы всегда выбирали спокойствие и мир и предпочитали науки войне. Когда казнили твою семью, Шано Оддэ словно сошёл с ума. Все подозревали друг друга, опасались, что ближний воткнёт нож в спину. Никому нельзя было доверять. Начался передел власти. Мы отказались поддерживать кого бы то ни было. — Айша отошла к окну, чтобы Артанна не видела её лица. — И мой отец за это поплатился. — Как? — Решения в совете тогда ещё принимались большинством голосов, и голоса эти действительно могли на что-то влиять. Шано, которым нужна была поддержка нашего Дома по ряду вопросов, нашли более сговорчивого представителя Некшор. Моего дядю. Гибель отца подстроили, дядю сделали Шано. А меня через какое-то время выдали за Ройтша — его как раз приблизили к высшему совету, и женитьба на мне укрепляла его статус в глазах других Старших домов. — В который раз убеждаюсь, что не зря не скучала по родине, — сказала Артанна. Айша повернулась к ней и уставилась на Сотницу тяжёлым взглядом темно-серых глаз в обрамлении седых ресниц. — Значит, слухи — совсем не вымысел...Толлы живы, — задумчиво проговорила она. — И среди Толлов есть настоящий Шано. Артанна кивнула: — Отец передал мне право перед тем, как выслать в Хайлигланд. — То и дело судачили, что наследница Толлов жива и что она — единственная, кого боится Данш, но мы считали это вымыслом. — Я сама считала вымыслом очень многое ещё пару лет назад, — хрипло отозвалась Артанна. — Моя клятва в силе. Я лишь прошу помочь человеку, которого принесла сюда. Вон его несут, кстати. Когда распахнулась дверь и внесли Медяка, Айша удивлённо взглянула на эмиссара. — Он не ваграниец. Имперец? — Какая разница? Ты поможешь ему или нет, чёрт бы вас всех побрал? — рявкнула Артанна. — Время на исходе. Охранники похватались за мечи, но Айша остановила их. — Не нужно ни криков, ни стали. Помогу. В конце концов не каждый день получаешь целого Шано в должники. Но у меня будет своя цена. — Какая? — Я хочу стать Шано. Я хочу снова стать Некшор. — Сделаю что смогу, — пообещала Артанна. — Ради этого придётся убивать. Сотница хрипло расхохоталась под недоумевающими взглядами Айши и ее охраны. — Мне не впервой убивать Шано, — отдышавшись, сказала она и кивнула на белого как мел Симуза. — Но клятва будет в силе, лишь если он выживет. Айша пожала плечами. — Справедливо. С твоим товарищем придётся возиться весь день. Мне понадобится помощь. И не обещаю, что он выкарабкается. — Всё, что скажешь, — согласилась Артанна. — Ризир, Файго, поставьте большой чан с водой на огонь и ждите снаружи. Мы с гостьей справимся вдвоём, но нам не должны мешать. Пока охранники возились с приготовлениями, Айша пошла переодеваться, а у Артанны появилась возможность ещё раз взглянуть на Медяка. — Держись, родной, — она с опаской прикоснулась к его мертвенно-бледной щеке, словно боялась, что это прикосновение его убьёт. — Держись, прошу тебя. — Кто он тебе? — услышала она за спиной голос Айши. — Мы через многое прошли вместе. — Я завидую тебе, Артанна нар Толл. Ты еще можешь позволить себе любить кого хочешь. Приступим. Сотница не ответила и молча разрезала рубаху эмиссара.3.2 Эксенгор
Фастред обмотал лицо полой сюрко, чтобы уберечься от пепла, но глаза то и дело застилала серая пелена. Рядом скакали Грегор и Райнер, но продвигаться быстро не получалось: лошади пугливо шарахались от грохота. Фатир неистовствовал. Гора извергала клубы пепла и выстреливала глыбами раскалённой горной породы. Попадая на крыши домов, такие камни пробивали крыши, сметали низкие плетёные заборы и постройки, оставляя за собой огненный след и смерть. Все деревни, что встретились на пути Фастреда, горели. Отчаянно блеяла скотина, вопили женщины, заливались рыданиями маленькие дети. Брат-протектор с ужасом глядел на последствия гнева великой горы. Если то был гнев божий, то чем все эти люди заслужили столь жестокую кару? Чем провинились пред Его очами? Впрочем, вспоминая странный разговор с братом Аристидом, Фастред уже не был уверен, что происходящее было делом рук одного лишь Хранителя. Аристид что-то знал, и знал явно больше, чем был готов говорить. Но Фастред сомневался, что монах снизойдёт до объяснений. Слишком он был себе на уме, этот Аристид. И Фастред окончательно осознал: мятежный монах может быть опасен даже для тех, кого считает друзьями. И всё же покамест следовало молчать и не тревожить короля сомнениями: прямо сейчас у его величества были другие проблемы. Они миновали ещё одну деревню — дома пылали, задыхавшиеся от дыма и пепла люди и животные в панике бежали прочь. — Безумцы! Не ходите туда! — предостерёг попавшийся на пути старик. — Фатир снова проснулся. Там гибель! — Снова? — Грегор осадил коня и наклонился к старику. — Мой прадед, ведун, говорил, что раз в несколько столетий гора гневается, — прошамкал рунд и зашёлся в кашле. — Уходите отсюда, глупые южане! Потом вернётесь. Через несколько дней гора успокоится. Но вы не узнаете этих мест. — На горе святилище, — возразил Грегор. — Там остались люди. — Если они там, то уже мертвы. Фастред встретился взглядом с Грегором. На лице короля заходили желваки. — Мы идём дальше, — словно совершая усилите над самим собой, сказал он. — Вожди не дураки: должны были понять, что гора взбесилась. И наверняка попытались уйти оттуда. Мы их найдём. — Ваше величество... — Грегор обернулся на голос Райнера. — Нужно разделиться. У женщин свои ритуалы, они проводят их в святилище на другой стороне горы. — Есть шанс, что они соберутся вместе? Или идеи, где может быть безопасно. Ты же живёшь с местными, должен знать! — Я даже не знал, что горы способны исторгать пламя! — Райнер осекся, осознав, что повысил голос на самого короля, и склонил голову. — Поезжайте с монахом к западу от горы, там есть несколько нависающих над землёй скал. Словно парят в воздухе, не перепутаете. Там могут укрыться вожди, ибо от святилища дотуда ближе всего. А я поеду искать женщин. С ними моя невеста, она помогает в ритуалах ведуньям. — А Истерд? — Может быть в обоих местах. Вождь её любит и часто берет с собой на собрания. — Проклятье! Фатир снова исторг настолько огромное облако пепла, что оно заслонило небо. Стало темно как ночью. — Нас всех засыпет к демонам, если не двинемся дальше, — в сердцах выпалил Фастред. — Где встретимся? — На западе, где сливаются две реки, — предложил Эккехард. Грегор кивнул и поманил Фастреда к себе. — Если у вождей не найдём Истерд, ты останешься с Магнусом, а я поеду её искать. — Но я поклялся защищать вас и сопровождать... — Будешь защищать моего союзника и его дочь. Они почти что моя семья. Это приказ. Фастред неохотно кивнул, представив гнев брата Аристида, если бы с королём что-то случилось. Но спорить с его величеством было бесполезно, особенно сейчас. Райнер кивнул на прощание и направил лошадь к дороге, огибавшей Фатир с востока. Грегор поднял глаза на облако пепла, что над ними нависало, и пришпорил коня. — Скорее, святой брат! — призвал он и закашлялся. Фастред молча последовал за королём, благодаря конюха за то, что тот посоветовал надеть шоры на лошадей. Уворачиваясь от раскалённых камней, они с Грегором приблизились к скалам и остановились. Дорога разделилась. Один путь брал круто на запад и уходил в низменную долину, нынче походившую на поле битвы огненных великанов: на изумрудно-зелёном ковре изо мха зияли чёрные кратеры — следы от падения камней. Вторая дорога также держалась запада, но поднималась сквозь скалы выше на гору. Этот путь был отмечен зловещими сооружениями из окрашенных в разные цвета черепов и разрисованных рунами щитов. Но сейчас все они были засыпаны пеплом. — Видимо, это дорога к святилищу, — предположил Грегор. — Похоже. Не сговариваясь, они двинулись дальше, высматривая место, о котором говорил Райнер. — Глядите! — Фастред указал на скалу, выпиравшую из горы и нависавшую над долиной, словно высунутый язык. — Кажется, оно. — Да, подходит под описание. Снова поднялся ветер. Резкие порывы носили пепел, словно чёрный снег в сильную вьюгу. В иные моменты Фастред не видел ни зги: до того плотно залепляло глаза. В горле постоянно першило, чёртов пепел набивался в рот даже сквозь ткань. Фастреду начинало казаться, что ещё немного — и он весь будет состоять сплошь из этого пепла. Сам станет пеплом. И останется здесь, у подножия этой горы, навеки. Они спешились и пробирались почти на ощупь, ведя лошадей под уздцы. Коней было жаль: несчастные животные совсем не понимали происходящего, но доверчиво шли за людьми. Доверяли. И Фастред боялся не оправдать этого доверия. Боялся, что безумная затея короля со спасением вождей погубит их всех. В ушах гудело: выл ветер, рокотала гора, гремел гром — над вершиной Фатира собиралась грозовая туча, сверкала молниями и грозила вот-вот обрушить на головы путников потоки дождя. Фастред боялся этого дождя: ведь если даже рыба в озёрах погибла, отравившись не то испарениями, не то сварившись заживо, могла ли быть безопасной вода, что падала сейчас с неба? — Святой брат, торопитесь! — подгонял король. Фастред прибавил шагу как мог, но это не особенно помогло: приходилось двигаться по каменистой земле, да и лошадь могла оступиться. И всё же Грегор был прав. Следовало торопиться, найти вождей и убираться отсюда как можно скорее. Когда ветер немного утих, король оставил поводьям и забрался на высокий валун, чтобы осмотреться. — Вижу людей! Внизу, под скалой. — Сколько, ваше величество? — Трое. Магнус, кажется, среди них. Мелькает что-то рыжее. Фастред помог королю слезть с камня. — Но ведь их должно быть гораздо больше... Два десятка... Грегор кивнул. — Возможно, их забрала гора. Возможно, они пошли иным путём. Подумаем об этом позже, святой брат. Доберёмся до них — и всё выясним. — Лошади пройдут? — Надеюсь. Вижу вон там спуск. — Волдхард указал на относительно пологий скат, но усыпанный крупными валунами. — Воспользуемся им, чтобы добраться до подножия скалы. А там, даст бог, кто-нибудь из выживших подскажет путь назад. Фастред молча кивнул, но его обуревали сомнения. Ведь если выжившие знали путь в безопасное место, то почему им её воспользовались?* * *
Конь Райнера взвился на дыбы и отчаянно заржал, когда рядом с ними пролетел очередной раскалённый камень. — Тише, тише, родной. Эккехард пытался успокоить напуганное животное, но конь не слушал и продолжал безумно метаться по узкой тропе. — Ну же, Който, всё хорошо. Райнер наклонился, чтобы погладить коня по морде — тот любил ласку, но в следующий миг почувствовал, что оказался в воздухе. Който снова заржал, лягнул задними ногами, и Райнер очутился на земле. Налетевший ветер снова пригнал тёмное облако, а когда оно развеялось, Райнер понял, что конь сбежал. — Проклятье... Он с трудом поднялся и ощупал ноги, голову, шею — приземление вышло жёстким, падать пришлось на мелкие камни. Но вроде кости были целы. Райнер огляделся, сверяясь с направлением. Следовало держаться востока. Хорошо хоть, что конным он преодолел значительную часть пути. И всё же предстояло пройти немало. Он отряхнулся, хотя это и было бессмысленной затеей, и пошёл дальше. Тропа забирала круто вверх, на повороте Райнер снова увидел насаженный на длинный шест череп. Разноцветные ленты, которыми он был увит, стали чёрными от гари. В клубах пепла эти знаки выглядели ещё более зловещими, чем при свете солнца. Подниматься становилось всё тяжелее. Райнер то и дело останавливался, чтобы откашляться, но грудь словно стиснули стальным ободом. Но он не останавливался. Не мог. Нужно было найти женщин и увести как можно дальше. Богатство любого племени — женщины. Хранительницы знаний, воспитательницы поколений, создания, способные продолжать род. Лиши всякое племя жён — и оно вскоре исчезнет. Некому будет передавать память. Некого обучать охоте и песням. Да и войны потеряют смысл, ибо не за что станет воевать. А на этой горе оказались лучшие из жён. Так думал Райнер, перескакивая через груды наваленных камней. Гора дрожала под его ногами, вершина рокотала, в тёмном небе били молнии и грохотал гром. Наконец он прошёл через высокую затейливую арку, сооружённую из дерева, костей и оленьих рогов. Здесь тоже всё было покрыто толстым слоем копоти, а под ногами лежал ковёр из пепла. Нетронутый. Следов Райнер не заметил. Он прислушался. На миг ему показалось, что сквозь грохот, рокот и завывания ветра пробивались высокие голоса. Райнер двинулся быстрее, почти побежал, но ноги увязали в пепле. Дышать стало ещё труднее. Голоса приближались. Он шёл на них по дороге, с обеих сторон которой из земли вырастали причудливые переплетения костей и ветвей. Словно кривые руки чудовищ, они цеплялись за его одежду, хватали за ноги, мешали развернуться и закрывали обзор. Но голоса были всё ближе. — Хельгвета! Истерд! — позвал он, но ветер унёс его слова в другую сторону и набил рот пеплом. Райнер снова закашлялся. — Истерд! Хельгвета! Никто не ответил, но пение или то, что казалось ему пением, умолкло. Он вырвал из земли шест, снял расписной бараний череп, бережно повесил его на переплетение ветвей и с облегчением оперся на него. Боги вряд ли бы прогневались на такое святотатство, а пробираться через этот пепельный сугроб было куда проще с посохом в руках. Райнер шёл, прощупывая дорогу, пока тропа не вывела его к огороженному камнями капищу. Почти идеальный круг с вытоптанной землёй в центре. Большие валуны отмечали стороны света, а меж ними — гряды камней поменьше. Видимо, чтобы не свалиться в обрыв. — Хельгвета! — он увидел её среди женщин и вздохнул с облегчением. Жива. Вроде не ранена. Жёны стояли в кругу, взявшись за руки. В центре располагался алтарь, на нём явно лежала принесённая ранее жертва — Райнер видел стекавшие по камню ручейки крови, но не мог понять, кого подарили богам. Хельгвета, завидев Райнера, бросилась к нему. — Ты жив, хвала Отцу! — хрипло проговорила она. — Боги гневаются, Райно! Они не хотят наших жертв и разбудили Фатир. Мы молимся, но нас не слышат... Райнер лишь на миг обнял возлюбленную и прижался губами к её макушке. Не время для нежности, когда в воздухе столько смерти. Следовало благодарить небеса уже за то, что Хельгвета выжила. Он отстранил её и шагнул к женщинам. — Почтенные! — обратился он. — Нужно уходить отсюда! Гора извергает огонь. Скоро станет ещё хуже. Меня прислали увести вас в безопасное место. — Ты один? Где отец и Грегор? — Из круга вышла Истерд — высокая как дерево и белая как мел. Лицо вымазано сажей, в волосах пепел, руки в жертвенной крови. — Король и монах отправились искать твоего отца и вождей. Я пришёл за вами. — Монах? — Райнер заметил испуг в глазах Истерд, когда он упомянул о нём. — Старый или молодой? — Воин. Фастред. Брат Аристид увёл всех из охотничьего лагеря дальше на юг. Истерд, казалось, вздохнула с облегчением. — Фастред хороший, — отозвалась она. — Хотя и служит не тому человеку. — Почтенные жёны! Прошу, идите за мной. Здесь нас ждёт только смерть. Круг распался. Женщины выхватывали руки, перешёптывались и скучились за спиной Истерд. Сквозь толпу к Райнеру протиснулась старуха с жидкой косой до пят и лицом что дубовая кора. — Нельзя уходить из священного места, не завершив ритуала, южанин! Одеваешься как рунд, ведёшь себя как рунд, но внутри ты как был хайлигландцем, так и остался, — прошамкала она, вплотную подойдя к Райнеру. — Иначе бы знал, что жертва для нас священна. И что мы скорее умрём, чем не воздадим богам благодарность сполна. — она обернулась к напуганным женщинам. — Никто никуда не уйдёт. Ни одна жена, слышите? А коли струсит хоть одна и бросит ритуал, то будет проклята навеки и весь её род! — Боги в гневе! — взревел Райнер, нависнув над старухой. — Что же у тебя за боги, если убивают тех, кто пришёл отдать им дань уважения? Ваши боги желают вам всем смерти? Вашим мужьям, детям и вождям? Не верю! Старуха вырвала у него из рук шест. — Богохульник! Уходи отсюда и будь проклят. Райнер протянул руку возлюбленной. — Хельгвета... Идём со мной. Эта старуха не понимает, что происходит. Девушка молча отвела глаза. — Леди Истерд! Хоть вы должны понимать, что нам грозит. Если сегодня погибну вожди и жёны Рундкара, всему, что так долго строил ваш отец, придёт конец. Всё пропадёт. Всё погибнет. Прошу... Истерд долго переводила взгляд с лица Райнера на жертвенный алтарь и обратно. Наконец, когда гора снова задрожала и исторгла очередное облако пепла, а прямо на алтарь грохнулась раскалённая докрасна глыба породы, да так, что камень раскололся, а жертвенное животное моментально поджарилось, дочь вождя кивнула. — Боги нас оставили. Пора это признать, — сказала она и встала подле Райнера. — Ещё на пути в Эксенгор я раскидывала руны, пытаясь понять, как пройдёт сход. Тогда руны показали мне смерть, огонь и землю. Тогда я подумала, что ошиблась или не настолько мудра, чтобы верно трактовать знаки. Но сейчас, — она провела рукой по воздуху и поймала в кулак горсть пепла, — сейчас я понимаю, что увидела всё правильно. Увидела такое, что и представить невозможно, во что нельзя поверить. Но это происходит наяву. Мы на краю гибели, и умрём, если останемся здесь. Боги от нас отвернулись. Они много раз от нас отворачивались. А я никогда не отвернусь от своего народа. Поэтому мы уходим. Немедленно. — Будешь проклята! — заревела старуха, тряся головой. Кончик её длинной тонкой косы угодил на расколотый и ещё тлевший алтарь. Снова налетел ветер, поднял пыль и пепел, раздул огонь. Старуха завизжала — коса загорелась, пламя перебралось на одежду. Истерд стояла, не шелохнувшись, и молча смотрела на метания старухи. — Видите? — проговорила дочь вождя, когда та упала на землю. — Теперь наши боги даруют лишь гибель. Старуха затихла. Никто не помог. Никто не пошевелился. Женщины в оцепенении наблюдали за тем, как смерть забирала человека. Истерд подняла руку и поманила всех за собой. — Уходим. Это место отныне проклято. Больше сюда никто не поднимется.* * *
— Ваше величество, берегитесь! Фастред оттолкнул Грегора, и мигом позже на место, где стоял король, грохнулся раскалённый булыжник. Фатир плевался огненной породой, как капризное дитя пресной кашей. Да только камни, что исторгала гора, были смертоносными. — Спасибо, — прохрипел Волдхард. Они почти добрались до людей, спрятавшихся под навесом скалы, но в этот миг ветер снова принёс облако пепла. Пришлось остановиться и подождать, пока чёрная пелена не рассеялась: двигаться, не видя, что творится под ногами, сейчас было смертельно опасно. Фастред взобрался на валун и принялся размахивать руками, надеясь, что его заметят люди из укрытия. Повезло — рыжий мужчина, которого они с Грегором приняли за Магнуса, слабо взмахнул в ответ. Фастред заметил, что Огнебородый не стоял, а сидел, привалившись спиной к скале. Возможно, был ранен. — Идём, — скомандовал король. — Почти добрались. Они миновали труднопроходимую гряду камней, то и дело проваливаясь в пепел едва ли не по колено. Проклятый пепел был везде — в носу, во рту, забился в уши и волосы, осел на одежде и всей земле вокруг, насколько хватало обзора. Всё было в черно-сером снеге. И снег этот был горячим. Наконец они добрались, и Фастред вздохнул с облегчением, позволив себе краткий миг спокойствия. Перед ними были Магнус Огнебородый собственной персоной и ещё двое вождей, облачённых в накидки с узорами восточных кланов. Рядом, присыпанный пеплом, с закрытыми глазами лежал ещё один рунд, и Магнус с ужасом узнал Давена, младшего сына Огнебородого. Рыжего, как и отец. Юного, как весна. Бледного, как сама смерть. — Теперь жалею, что взял его с собой, — поймав взгляд брата-протектора, тихо сказал Магнус, и грохот горы почти заглушил его голос. — Камнем зашибло. Не знаю, выживет ли... Грегор пробрался сквозь пепел к вождю. Тот попытался подняться, опершись о выступ скалы, но рука соскользнула, и Магнус снова бухнулся на землю, подняв облачко пепла. — Ранены? — спросил король, присев на корточки рядом с вождём. — Неудачно отступился. Соскользнула нога, упал. Прости, Грегор, но ходок из меня сейчас тот ещё. — Мы вытащим вас отсюда, но нужно торопиться. Гора не собирается успокаиваться и, сдаётся мне, дальше будет только хуже. — Фастред взвалил сына Огнебородого себе на плечи. — Наши собираются у слияния рек. Остальные двинулись на юг, к деревням. — Лошадь есть? — спросил вождь, кивая на раненую ногу. Грегор кивнул: — Две. Надеюсь, ещё живы. Конным до вас не добраться, пришлось оставить коней на тропе. — Хорошо. — Вождь обернулся к одному из мецев и что-то сказал на незнакомом Фастреду языке. Тот, что был облачён в плащ с жёлтыми узорами, поднялся и помог Магнуса опереться на себя. Второй поддерживал его с другой стороны. — Всё, идём, — сказал Огнебородый. — Женщины вернулись? Грегор качнул головой. — Райнер пошёл их искать. — Значит... — И без того измученное лицо Магнуса побелело окончательно. — Истерд... Я был уверен, что они ушли, как только... — Рано скорбеть, почтенный вождь, — сказал Фастред. — Мы ничего не знаем, но надежда есть. Огнебородый обречённо кивнул и позволил вывести себя из укрытия. — Будет больно потерять в этот день двух детей. — Не потеряем, — сквозь зубы проговорил Грегор. — Я не позволю. — Как будто человек в этом месте ещё что-то может решить! Даже боги отвернулись от этой земли, сбежали в страхе! Что уж нам... Король не ответил. Они дошли до обрыва тропы, где Грегору и Фастреду пришлось спешиться. — Хвала небесам! — воскликнул брат-проектор, увидев лошадей. Привязанные к палке с чумазым бычьим черепом и лентами, они беспокойно топтались на месте, шарахаясь в стороны от каждого шума. Но верёвка не давала убежать. Грегор подошёл к лошадям, успокоил как мог, затем знаком велел разместить раненых. На одного коня усадили Магнуса, через седло второго перевалили Давена. Юноша всё ещё был без сознания. — Нужно спускаться аккуратнее, — озвучил очевидное вождь. — Много камней нападало. Если лошади переломают ноги, мы не успеем выбраться. — Ага. Глядите! — Фастред вскинул руку, указывая на долину. Там, на юго-западе, прорезая истерзанную огнём и камнями долину, сходились две реки. Монаху даже удалось рассмотреть какую-то постройку и, как ему показалось, фигурки людей. — Вон оно, место встречи. Путь неблизкий. Мигом позже сверху что-то грохнуло с такой силой, что все инстинктивно пригнулись, а лошади взвились на дыбы — Магнус едва удержался в седле, а Давена пришлось подхватить, чтобы не свалился с крупа. Фастред обернулся и обомлел: вершина Фатира не то взорвалась, не то лопнула, и по крутым склонам горы потекла густая огненная жидкость. — Скорее! — взревел Грегор, отдал поводья коня, на которого усадили Магнуса, Фастреду. — Езжайте вперёд! Спасайтесь! Я дождусь Райнера и Истерд. — Ваше величество, это безумие! — Фастред преградил ему дорогу и по привычке положил руку на ставший бесполезным меч. — Они могут не вернуться, а огонь... Он течёт по горе! Сожжёт заживо! Грегор упрямо шагнул вперёд. — Вернутся. — он привстал на цыпочки, глядя куда-то за спину Фастреду и слабо улыбнулся, указав на восточный склон. — Вон они. Двигайтесь вперёд, покажите Магнуса с сыном Аристиду. Я приведу остальных. Фастред присмотрелся и вознёс краткую молитву, завидев вереницу спускавшихся с горы людей. Среди них были Райнер и Истерд.3.3 Асеш
Симуз чувствовал свет. Тёплые солнечные лучи щекотали лицо, согревали покрытую испариной кожу. Он давно потерял счёт времени, то приходя в сознание, то проваливаясь в благостное забытье. Муки боли сменялись уютной тьмой, затем боль снова приходила: всё чаще она вырывала его из сна. Мелькали образы, лица — Артанны, Десари, Хариза, Магистра. Он тянул к ним руки, силился что-то сказать, но не мог — чьи-то прохладные тонкие руки подносили ему под нос склянку с порошком, и милостивая тьма приходила вновь. Симуз даже не понял, в какой момент это закончилось. Просто однажды он открыл глаза и понял, что тьма отступила слишком далеко. А на смену ей пришла ноющая боль. — Привет, Медяк. Над ним нависла Артанна — взлохмаченные седые волосы распущены, длинные пряди щекотали его кожу. Лицо осунувшееся, глаза ввалились, точно у заядлого поклонника паштары. Она похудела ещё сильнее, хотя и до этого была суха как жердь. Первое, на что он обратил внимание — на ней была чистая одежда. — Где мы? — В безопасности. Пока что. Пить хочешь? — Да, пожалуйста. Артанна поднялась, подошла к столику и налила в простой глиняный стакан немного воды. Симуз огляделся: его положили на лавку недалеко от печи, завесили простыней. Дом был выстроен из камня, но внутри обит деревом — видимо, для сохранения тепла. До носа эмиссара долетала странная смесь ароматов: каша, разнообразные травы, гарь, конский навоз. — Пей медленно, — приказала Артанна, поднеся стакан к его губам. — И аккуратнее верти головой: Закин хорошо тебя приложил. Кстати, сколько пальцев видишь? — Три, — ответил Симуз, глядя на руку Сотницы. — Хорошо. — И всё-таки где мы? — спросил он, оторвавшись от воды. — На хуторе, где я некогда жила. — А хозяева? — Здесь. Это тебя и спасло. Хозяйка знает толк в штопаньи людей. — И чем это для нас обернётся? Артанна пожала плечами. — Хороший вопрос. Пока не понимаю. Знаю лишь то, что владеет этим местом дом Ройтш. А ковырялась в твоих внутренностях сама Айша ан Ройтш, урождённая Некшор. Симуз попробовал приподняться, но сил не было. Затылок прострелила боль, к горлу подкатила тошнота. — Не шевелись без пущей надобности, — предостерегла Артанна. — Тебя действительно вытащили с того света, и ради твоего спасения я стала должницей знатной мстительной бабы. Будет глупо, если ты угробишь себя сам после всех усилий, что мы потратили. Эмиссар сглотнул, припомнив положение Дома Ройтш. — Ты точно уверена, что здесь безопасно? — Не до конца. Но других вариантов нет. — Я знаю Дом Ройтш. Его глава — один из ближайших соратников Данша. — Он закрыл глаза и понизил голос. — И ты отдала нас прямиком ему в руки. — Айша принадлежит к другому Дому, который пострадал от Данша. Супруга своего, Верша ан Ройтша, который действительно целуется в дёсны с Заливаром, она ненавидит. И вроде не лжёт. — Когда-то Данш тебе тоже не лгал, — не удержался от напоминания эмиссар. — Мне когда-то и Грегор был как сын. А ты, помнится, доверял Харизу как самому себе, — парировала Артанна. — Но судьба иронична, и вот мы здесь. И до сих пор не знаем, кто нас предал. Сам Закин или тот, кто нас с ним отправил. Симуз вздохнул. Артанна оказалась права, как бы ни было больно это признавать. — Меня не отпускает стойкое желание убраться из этой страны как можно дальше, едва встану на ноги, — тихо сказал он. — Десари это к тебе не приблизит. — Знаю. Но хоть ноги унесём. — И что это даст в остатке? — покачала головой Артанна. — Станем париями везде: что в Эннии, что в Ваг Ране. И не предпримем ничего, и близких потеряем окончательно. Нет, я бы предпочла сначала проверить искренность Айши — есть в ней что-то, чему я верю. Понять бы, насколько она сама готова ввязаться в то, о чём толкует... Кроме того, я рассказала ей не всё. Об эннийских корнях всей этой истории она не знает, а тебя я представила как моего старого слугу и помощника. Симуз слабо улыбнулся. — Умница. Никак не могу привыкнуть, что ты всё-таки неплохо соображаешь. — Полегче, Медяк, — Артанна нахмурила густые седые брови, но эмиссар понял, что она ни капли не злилась. Наоборот, с каждым мгновением становилась спокойнее. Видимо, и правда за него переживала всё это время. — Ты в моих руках, и я могу здорово усложнить счастливое выздоровление. — Да ладно, я ж шутя, — отмахнулся он. — Ты и правда молодец, что не сказала всего. Хоть с этим проще. И всё же поступила глупо, притащив нас сюда. Следовало оставить меня и убираться самой подальше. Теперь у нас гораздо больше шансов оказаться в руках у Данша, и на этот раз он тебя не отпустит, а я вряд ли смогу помочь. Артанна наклонилась так низко, что Симуза стало трудно сфокусироваться на её лице. — Я пошла на этот риск лишь потому, что спасала твою бледную задницу, — прошипела она. — Времени думать не было. Ты, мать тебя растак, умирал! Нам вообще здорово повезло, что на этом хуторе нашёлся не какой-то тупой серв, а баба, знающая, как вырывать людей из лап смерти. Такой шанс выпадает раз на тысячу, и тебе уже несказанно повезло, что бы там ни произошло дальше. Я не требую благодарностей для себя, но, драть тебя с перцем, Медяк, хотя бы осознай, насколько тебя любят боги! Медяк инстинктивно вжался затылком в подушку — давно не видел Сотницу в такой ярости, а противопоставить ей в таком состоянии ничего не мог. Часть его ликовала: друг оказался другом и вытащил из по-настоящему серьёзной передряги. Роскошь в такие времена. И всё же Артанна думала сердцем, а не головой. Будь она трезвее и рассудительнее, оставила бы его умирать на скалах. Мгновением позже он сам задался вопросом: окажись она на его месте, стал бы он рвать жилы и рисковать всем ради её спасения? Не будь она фхетушем, не носи имя Толл, а просто будь она, к примеру, тайным эмиссаром... Стал бы рисковать всем, чего добивался годами, ради спасения её тощего огузка? Стал бы, конечно, — внезапно осознал Симуз. И с ужасом понял, почему. Но не сказал ей. И в тот же миг поклялся не говорить никогда. Старый хрыч Эсмий знал своего эмиссара куда лучше, чем Симуз сам себя. Эсмий, до жестокости эффективный интриган, всё спланировал верно. Ибо понял: они с Артанной ни за что не оставят друг друга, гораздо раньше их самих. — Ладно, прости, — пошёл на мировую Медяк, отгоняя размышления и выводы. — Всё я понял. Лишь боюсь за тебя и будущее. Раньше хотя бы можно было рассчитывать на помощь Хариза. Без него я не вытащил бы тебя из плена Данша. Сейчас Харизу доверять нельзя — до тех пор, пока мы его не проверим. А это значит, что мы рискуем. Моя жизнь во всём этом предприятии ничего не стоит, я просто наблюдатель и стукач... Артанна накрыла его рот ладонью и подвинулась ближе — так, чтобы их не услышали. — Давай откровенно, а? И я скажу это лишь один раз, так что напряги уши, — шепнула она. — Моя жизнь тоже стоит немного. Даншу я нужна как фхетуш. Флавиесу — как символ восстания, которым меня сделали его глашатаи в Рантай-Толле. И как только я выполню свою задачу, от меня избавятся, причём оба. Я прекрасно это понимаю. Данш знает, что я попытаюсь отомстить, и держать при себе сверх надобности не станет — заставит открыть Дверь, если схватит, а потом всё. Для Эсмия я заноза в заднице, необходимая лишь затем, чтобы избавиться от неудобного Данша. Я же не настолько непроходимое тупа, Медяк! Мы с тобой оба не нужны Флавиесу и он избавится от нас, как только придёт время. Разница между тобой и мной лишь в том, что тобой Магистр манипулирует посредством Десари, а на меня его влияние закончится, как только Данш будет уничтожен. И ровно в этот момент меня уберут, потому что есть ещё один Толл — глупее, моложе и наивнее. Толл, которым будет куда проще вертеть. И спасла я тебя потому, что во всей этой возне имеет значение лишь одно — у тебя есть дочь. Прекрасная девчонка, которой не повезло родиться внучкой Эсмия. Но тебе есть куда возвращаться, тебя ждут, тебя любят. Всё ещё... И если выбирать между мной и тобой, я всегда оставлю в живых тебя, потому что ничем подобным похвастать не могу. Месть — дерьмовый смысл жизни, а другого у меня и нет. — Заткнись. — Симуз отнял её ладонь ото рта и взял в свою руку. — Ты не... — Молчи, я сказал. — Он сжал ладонь сильнее и повернул голову на звук. — Что творится на улице? Слышишь грохот? Артанна прислушалась. — Да. Гремит. Она встала с кровати, торопливо подошла к окну и охнула, открыв створки. — Что там? — Север... Из-за гор с Рундкара идёт какое-то чёрное облако. И гремит оттуда же. — Она захлопнула окно. — Поговорим позже. Нужно выяснить, что это. Сейчас я пришлю к тебе Айшу. — Ага. Заодно и я выясню, кто она, — слабо отозвался Симуз, глядя в окно на надвигавшуюся тьму.3.4 Миссолен
«Наяву ли это происходит? Можно ли было помыслить о подобном?» Демос плотнее затянул завязки халата и, пыхтя трубкой, прошлёпал босиком к балкону сквозь полумрак покинутых покоев. Прошлую ночь было решено провести во дворце, среди давно заброшенных комнат. Но теперь с наступлением утра выходившие на самый край площади окна сотрясались от гомона толпы. Стража докладывала, что многие зеваки занимали места ещё с глубокой ночи — всё для того, чтобы узреть божью волю. «Безумец? Герой? Еретик? Как меня будут называть после сегодняшних событий? — размышлял Деватон, рассматривая крытые черепицей крыши. — Хвала небесам, хотя бы не жарко. Впрочем, какая разница, если готовишься принимать смерть в огне?» В столице непривычно похолодало: уже несколько дней стояла пасмурная погода, небо затянули плотные тучи, редкий ветер гнал с севера тёмные облака и гарь. Но дождя не было. Затянутый плотными облаками и без того больной Миссолен нынче страдал не только от чумы, но и от нехватки свежего воздуха. Даже река, казалось, почернела и замедлила течение. «Вся жизнь замедлилась. Зато смерть набирает обороты. Сегодня она получит ещё как минимум одну душу. Знать бы ещё, чью именно». — Ваша светлость... Господин... Пора. Ихраз застыл на пороге балкона, где докуривал Демос. Канцлер кивнул в сторону площади. — Смотри-ка, почти весь город собрался. Все хотят узреть Божий суд собственными глазами. «Немного же нас осталось», — с прискорбием подумал он. — Не знаю, что вы задумали, но ставлю на вас, — отозвался телохранитель. — Альбумус хотел зрелища — он его получит. — Не сомневаюсь, господин. Но нужно торопиться. Скоро полдень. В соседних покоях ждёт церковник для последней исповеди. Демос удивлённо вскинул брови. — Кто? — Брат Ласий. Как вы когда-то желали. Я запомнил и позвал его, благо тайный ход ещё работает. «Ну разумеется, кто же ещё? У Ладария кишка тонка заявиться на сегодняшнее испытание. Как же мне теперь помирать без благословения Его Душнейшества?» — Пригласи. Спасибо. Ихраз кивнул и скрылся в глубине комнаты. Демос спокойно докурил, выбил трубку, постучав о мраморные перила балкона, бросил последний взгляд на тяжёлые облака и покинул балкон. «Лишь бы не полило, когда всё начнётся. Испортит всё зрелище». Брат Ласий выглядел в точности как и всегда: идеально выбритый яйцеобразный череп, простая белая ряса, лишь немного замаранная грязью на подоле, простой серебряный диск на тонкой цепочке. Аскет — иначе не сказать. Однако в этот день церковник смотрел на Демоса иначе. В глубине бесстрастных глаз затаилась тревога, смешанная со скорбью. «Неужели прощается? Заранее сожалеет о моей гибели?» — Я оставлю вас, — сказал Ихраз и закрыл за собой двери. Демос жестом указал на столик с напитками. — Вина? Из моей личной коллекции — такого больше нигде не попробуете. — Один стакан. Благодарю, — согласился Ласий. — А я воздержусь. — Демос наполнил хрустальный бокал рубиновым бельтерианским и подал собеседнику. — Восхитительно. — Ласий сделал небольшой глоток, отставил напиток в сторону и принялся буравить хозяина мрачным взглядом. — Зачем меня сюда пригласили, ваша светлость? Прошу извинить мою дерзость, но я действительно с трудом представляю вас раскаивающимся. Даже пред лицом смерти. «А он хорош». — Верно. Я пригласил вас не за этим, — улыбнулся Демос. — Однако нужно поддерживать образ благочестивого и богобоязненного мужа. — Учитывая репутацию, что идёт далеко впереди вас... Шансов мало, если только не совершите какое-нибудь чудо. — Но попытаться стоило. — Итак, зачем я здесь? — напомнил Ласий. Демос подошёл к столу и выудил толстею папку из-под завала свитков. — Это копия моего завещания, — пояснил он, потянув документы бывшему дознавателю. — Если бог окажется более благосклонен к Альбумусу... Здесь распоряжения, как действовать, если я сегодня погибну. Приказы, письма нужным людям, сведения, которые помогут вам добиться желаемого. Если этот фанатик захватит власть в Миссолене, забот у вас прибавится. В Ладария я больше не верю, как и в его способность взять власть в свои руки. Вы же кажетесь мне куда более благоразумным. Брат Ласий, казалось, искренне удивился. — С чего столь лестные выводы? — Хотя бы с того, что вы всё это время носились по городу и пытались что-то сделать, в то время как Ладарий отсиживается в стенах Эклузума. — Я люблю бога, но, будем честны. У меня свои мотивы. «Ещё бы! Знать бы, какие». — У каждого они свои, — ответил Демос, присаживаясь в кресло напротив гостя. — Но в конце концов имеет значение, совпадают ли наши цели. Нам с вами повезло — мы оба пытаемся сохранить порядок и не допустить, чтобы власть попала не в те руки. Поэтому внимательно изучите каждый документ, там много интересного. Копии отправлены казначею Лавару, военмейстеру Аллантайну, лорду-протектору Анси и её величеству Изаре. Чума не знает пощады, и я должен перестраховаться. — Разумно, — кивнул брат Ласий. — И всё же я обязан спросить: желаете ли вы исповедаться? Хотя я служил весьма специфичному ордену, но обладаю правом принимать исповедь и даровать благословение. Многозначительно взглянул на монаха и жестом указал на открытые створки балкона. — Едва ли это поможет, учитывая обстоятельства. — Меня не затруднит. От благословения хуже точно не станет. — Тогда извольте, — сдался Деватон. Брат Ласий осенил канцлера священным знаменем, прочитал краткую молитву и дал Демосу поцеловать серебряный диск. «Меня переполняет благодать! Интересно, кому ещё посчастливилось слюнявить побрякушку Ласия? Учитывая его прошлое место службы, наверняка предателям да преступникам всех мастей». — Отпускаю вам все грехи: озвученные и затаённые, совершённые в поступках и помыслах, — подытожил монах. — Да смилуется над вами Хранитель. — С его стороны будет очень мило прогнать мор, — не удержался от сарказма Демос. Брат Ласий наградил канцлера укоризненным взглядом. — Могли бы проявить уважение к господу на пороге смерти, — пожурил он. — Вы безумец, ваша светлость, но помыслы ваши, очевидно, чисты. И потому я буду молиться, чтобы Хранитель вас уберёг. Пути господни поистине неисповедимы, но я знаю одно: если Хранитель заберёт вас раньше времени, здесь, на миссоленской земле, всем придётся туго. И потому я буду просить за вас. «Посмотрим. Возможно, даже получится с ним договориться». — Я благодарен вам, брат Ласий. Действительно благодарен. — Я могу сделать для вас что-нибудь ещё, лорд Демос? — теплота в глазах яйцеголового монаха сменилась привычным стальным спокойствием. Деватон широко улыбнулся. — Да, есть одна вещь, — задумчиво проговорил он, глядя на идеально выбритый череп Ласия. — Как человек, уже однажды переживший пожар, могу смело утверждать, что одна из самых неприятных вещей при горении — чувствовать, как тлеют твои собственные волосы. Вы не окажете мне честь, поорудовав над моей головой бритвой? У вас, как я вижу, богатый опыт.* * *
Мастер Юн томился от духоты и вони, окружённый сотнями несвежих тел. Зеваки высыпали на площадь ещё до рассвета, заняли каждый доступный кусок земли, галдели, чавкали первыми зелёными грушами, плевались семечками и создавали такой шум, что голова отказывалась соображать. Дети забрались на крыши, оккупировали статуи и, хрустя неспелыми яблоками, ждали представления. Остальной город, казалось, вымер — на опустевших улицах царила неестественная тишина. Смерть заканчивала свою пляску, собрав тысячи чумных жертв, и все же её присутствие ощущалосьособенно остро. Юн понял это, когда накануне выбрался на улицы. Ни крыс, ни кошек, ни птиц — всех пожрал обезумевший от смерти и голода Миссолен. Даже детей стало куда меньше, и Юну думалось, что в их исчезновении виновата не одна лишь чума. — Бла-а-а-а-агостен день сей, благостна воля Хранителева... Юн шарахнулся в сторону от старухи, затянувшей очередную еретическую песню. Он поднял голову и встретился взглядом с Ихразом — энниец коротко кивнул и занял наблюдательный пост над воротами дворца. Стражи было много, но Юн знал: гвардейцы получили приказ не атаковать толпу ни при каких обстоятельствах. Только защищать стены дворца. В переднем ряду толпы, окружённый стайкой женщин и детей, ждал Божьего суда сам брат Альбумус. Босой, обращённый в рубище, он пел еретические песни на мотив священных гимнов, а его ближайшие сподвижницы подхватывали фальшивые мелодии и тянули их так заунывно, что у Юна начинали болеть зубы. Он снова глянул наверх и с сожалением отметил, что именно сейчас Альбумус был уязвим. Один глазастый лучник с крепкой рукой, устроившийся в узком просвете между башенками дворцовой стены, всего один... И Альбумус перестанет быть проблемой. Но канцлер выразился ясно: не трогать еретика, не усмирять толпу, ждать испытания. Что бы ни случилось. Юн за эти пару лет привык к нередко эксцентричному поведению господина, но происходящее было слишком даже для лорда Демоса. Ихраз тоже не смог объяснить, что же задумал канцлер, и точно так же поражался его безрассудной смелости. И все же они сошлись на том, что Демос не стал бы рисковать собой просто так. Возможно, у него был план. А возможно, Демос Деватон действительно отчаялся. Ибо ересь брата Альбумуса захватила весь Миссолен, за исключением дворца и Эклузума. Город уничтожала чума, а речи еретика отравляли оставшихся в живых людей. — Ворота! Ворота открываются! — пискнул забравшийся на статую Таллония Великого чумазый мальчишка. Юнец ловко, точно обезьянка, вскарабкался ещё выше, свесился, ухватившись за вытянутую руку каменного изваяния, подтянулся и уселся прямо на ладони памятника. Юн прислушался: сквозь гомон толпы действительно пробивались звуки открывающихся ворот. Он протиснулся ближе, заняв место во втором ряду. Альбумус был совсем рядом — всего несколько человек отделяли его от Юна. Мастер едва поборол желание закончить всё здесь и сейчас — так было бы проще. Но он понимал, что, убив Альбумуса до испытания, сделает того мучеником. А этого нельзя было допустить. Чёртова политика. И всё же нож Юн далеко не убирал. Ворота медленно открылись. Часть площади, что разделяла толпу зевак и дворцовые стены, оцепили и расчистили. От высокой арки тянулась узкая дорожка между двух рядов сложённых дров и хвороста. Именно по ней, среди пылающих костров, предстояло пройти Демосу и Альбумусу, чтобы узнать божью волю. Юн дёрнул плечами — уж насколько он был без царя в голове в юности, и то трижды бы подумал, подписываться на такой риск или нет. Из ворот медленно выплыла процессия: несколько монахов в аскетичных светлых одеяниях — Юн узнал знаки отличия Ордена Гнатия Смиренного. Божьи люди шествовали с горящими факелами в руках, а за духовенством следовал десяток солдат — не братья-протекторы, но личная гвардия Деватона, бельтерианцы в зелёных с золотом плащах. Пройдя меж рядов дров, процессия рассредоточилась. Гвардейцы заняли посты и следили, чтобы никто не подошёл слишком близко к будущему смертоносному кострищу, а монахи встали в шеренгу напротив толпы. Альбумус выступил им навстречу, улыбаясь широко и безмятежно, словно не осознавал грядущего. — Орден Гнатия Смиренного! Единственный, кто всё ещё придерживается древних заветов, — громко проговорил он. — Последний Орден из оставшихся, чьему слову можно верить. Мы приветствуем вас, братья! Толпа за спиной Альбумуса разразилась воодушевлёнными криками. Монахи кивнули и осенили зевак священными знаками. — Мы братья из Обители под Шуаноном, — представил церковников самый старший — гладко выбритый худой мужчина с изрезанным морщинами лицом и воспалённым ячменем на глазу. — Наш обет — сохранение истории. В нашей обители ведётся летопись всех происходящих в империи событий, и нас вызвали, дабы проследить, чтобы Божий суд прошёл по всем правилам, а также записать его итоги, дабы сохранить их для потомков. — Крайне похвальный обет. Ваш труд достоин уважения, святые братья, — Альбумус даже легко поклонился. — Занимайте же места, поджигайте костры — и Господь явит нам свою волю. Монахи отошли к дровам, тихо перешёптываясь между собой. — Где же канцлер? — Где Горелый лорд? — возмущались в толпе. — Неужто струсил? — Вон он! Идёт! Юн присмотрелся. И правда, из тьмы ворот медленно вышел сам Демос Деватон. Но вид его заставил мастера удивиться. — Он обрил голову! — разнеслись шепотки. — Принял покаяние? — Не, волосы горят, потому и обрил, — предположил кто-то в толпе. — Ему ли не знать, он же Горелый лорд! Хе-хе! Юн аккуратно подвинул зазевавшуюся особу в плаще с вышивкой и следами оторванных бусин — ересь превратила роскошный предмет одежды в лохмотья, и пролез в первый ряд под нараставший ропот зевак. Толпа наползала всё ближе ко дворцу, но солдаты угрожающе вскинули копья: — Назад! Не положено — для вашей безопасности! Обожжётесь! Канцлер преодолел затенённый сводами арки проход и остановился меж рядами сложенных дров. На площади воцарилось напряжённое молчание — настолько неестественное, что Юн расслышал, как кто-то чихнул у статуи Таллония. — Демос из Дома Деватон, герцог Бельтерианский, лорд Амеллона и канцлер империи! — объявил герольд со стены, и трубы взвизгнули, едва тот договорил. Юн смог разглядеть силуэт яйцеголового монаха в тени воротной арки, но бывший старший дознаватель предпочитал держаться подальше от глаз толпы. Демос спокойно дождался, пока утихли трубы и ропот толпы, затем шагнул вперёд. — Я здесь, потому что принял вызов брата Альбумуса на Божий суд, — громко и чисто, чеканя каждое слово, говорил он, шагая вдоль рядов сложенных дров. — Я здесь потому, что не хочу жертвовать жизнями мирных горожан, и без того пострадавших от мора. Я здесь потому, что представляю нашего императора Креспия и готов принять за него смерть, если Хранителю это будет угодно. Брат Альбумус широко улыбнулся и вышел навстречу канцлеру, раскинув руки, как хозяин встречает долгожданного гостя. — Я брат Альбумус. Человек, что слышит голос божий. Человек, кому открылась воля господня. Все наши беды и горести — есть наказание божье за то, что мы отклонились от служения богу, забыли о нём и его заповедях, но помнили лишь о своих удовольствиях. Я здесь потому, что готов умереть за истину, ибо она мне открылась. — А я здесь потому, что идиот, — тихо проворчал Юн себе под нос. — Будь во мне меньше порядочности, давно бы бежал прочь. — Братья Ордена Гнатия Смиренного из обители под Шуаноном приглашены, чтобы зафиксировать события Божьего суда, — объявил со стены герольд. — Добрые люди Миссолена, корона просит вас не мешать им и не отвлекать от работы! Юн не удержался и нервно хихикнул: хорошо же устроились эти церковники — не тронут ни те ни другие. Впрочем, ещё неизвестно, чего они там понапишут, когда всё закончится. И сохранятся ли записи в истории, ибо история всегда пишется победителями, искажается ради удобства, коверкается из выгоды. Благое намерение — да будет ли толк? — Готовы ли вы? — спросил старший монах, глядя на Альбумуса и Деватона. Оба кивнули. — Хорошо. Расходитесь по разным концам и ждите сигнала сходиться, когда костры запылают. Да явит Хранитель свою волю и смилуется над душами несчастных жителей столицы! По команде старшего из Ордена запалили костры: монахи поочерёдно обходили каждый ряд поленьев, тщательно поджигая весь хворост. Часть дров оказалась сырой и сильно дымила, но через некоторое время пламя выровнялось, благо и ветра пока не было. Юн с оторопью взирал на узкий проход между двумя длинными кострами — в начале, со стороны дворца, стоял Демос, в конце, спиной к площади, молился под нудное пение Альбумус. Было во всём этом что-то неправильное, но в конечном итоге Юн согласился с канцлером: пусть лучше этот день унесёт жизни всего двоих, нежели город утонет в крови восстания. И всё же, по мнению мастера Юна, один Демос Деватон мог стоить и целого города. — Готовьтесь сходиться! — крикнул брат из Шуанона. Канцлер подозвал кого-то со стороны дворца — сквозь дым и дрожащее марево Юн увидел, что это был брат Ласий, передал тому свою вечную трость с серебряным набалдашником, снял все украшения и цепи, кроме маленького серебряного диска, по привычке тронул обритую голову и тут же отдёрнул руку — очевидно, забыл, что лишился волос. А затем развязал полы халата, снял и, закинув на плечо монаху, велел тому уходить. Рядом с Юном заохали люди, и было отчего. Демос Деватон остался один на один с огнём — нагой, бледный, явивший изуродованное старым пожаром тело всему народу. — В руки твои предаю себя, милостивый Хранитель, — проговорил Демос, едва не закашлявшись от дыма. — Нагим и одиноким я пришёл в этот мир, таким же готовлюсь его покинуть. Брат Альбумус уважительно кивнул, но не шелохнулся. — Рясу не сниму, — сказал он, шагнув к кострам. — В ней я прошёл весь свой путь, в ней услышал откровение божье. В ней и уйду, если Хранитель меня заберёт. — Сходитесь! — крикнул монах из Шуанона и взмахнул руками. Альбумус шагнул к огненной тропе. Его последователи затянули хвалебную песнь нестройным хором. Демос помедлил всего пару мгновений, опустил голову, закрыл глаза и, казалось, что-то прошептал. А затем выпрямился, расправил плечи и зашагал сквозь дым и огонь, не сводя глаз с еретика, только символ веры на его груди отражал пламя и бликовал на солнце. Так они и ступали — молча, медленно, каждый по шажку, сверля друг друга взглядами. Юн поймал себя на том, что от напряжения перестал дышать. С запада поднялся ветер, и пламя костров разгорелось ещё сильнее. — Хранитель, смилуйся! — Блаженен день! — Да явит Он волю свою! — галдела толпа. Юн заметил в глазах многих страх — видимо, только сейчас начали понимать, насколько всё серьёзно. Время тянулось невыносимо медленно. Юн вставал на цыпочки и вертел головой, пытаясь увидеть хоть что-то сквозь пламя, но жирный смоляной дым то и дело скрывал дуэлянтов. Он поднял голову и увидел Ихраза — энниец скрыл лицо за платком, а глаза отсюда было не разглядеть. — Ну, как они там? — Видишь что-нибудь? Толпа роптала, вопрошала и всерьёз забеспокоилась. Гимны уже не допевались до конца, молитвы стали короче. А затем Юн услышал животный крик со стороны костров. Толпа — зеваки и последователи еретика, бедняки и остатки знати — все кинулись ближе, едва не сбив Юна с ног. Стража выставила копья вперёд. — Стоять! Ни шагу дальше, — ревел здоровенный детина в бельтерианском сюрко поверх доспехов. — Мы хотим видеть! — Стоять! Всё увидите. — Он выбросил копьё вперёд, и толпа шарахнулась назад. — Не давить! Не топтать! Во имя Хранителя! Юн воспользовался моментом и подобрался правее, к кучке последователей Альбумуса, откуда было лучше видно происходящее. Со стороны костров кричали — неистово, мучительно, неестественно. Юн знал: так вопят от настоящей боли, невыносимой. Так вопят перед тем, как потерять сознание, потому что тело не справляется с болью. Так вопят, когда горят заживо. Женщины из свиты Альбумуса заламывали руки, рвали на лоскуты одежды, царапали грязными ногтями лица — всё от мучительной неизвестности. Они то затягивали очередной гимн, то срывались на рыдания, то шептали молитвы — форменное безумие. Юн протиснулся сквозь человеческую массу подальше от них, и, наконец, увидел. Ветер утих, огонь снова горел, протягивая свои смертоносные руки к небу. Сквозь него, преодолев последний ряд пылающих поленьев, к людям вышел Демос Деватон. Невредимый, без единого волдыря — лишь на груди под раскалённым серебряным диском краснело пятно ожога. Канцлер вышел к людям и раскинул руки в стороны. — Воля Его явлена. Он обратил взор на монахов из Шуанона. Старший молча кивнул Демосу, затем шепнул что-то на ухо своему брату, и тот помчался к краю площади — туда, где трудился над записями ещё один монах из Ордена Гнатия Смиренного. — Брат Альбумус дошёл до конца? — громко спросил старший монах. — Нет, — глухо ответили ему со стороны ворот. Деватон развернулся и снова вошёл в пламя. Через несколько долгих мгновений он вышел, таща на себе уже переставшего вопить Альбумуса. Ряса еретика сгорела дотла. Тело покраснело, волосы истлели, кожа местами обуглилась, лицо превратилось в распухшее нечто. Воняло жареным мясом. — Ткань! Дайте ткань! — крикнул канцлер. Один из гвардейцев быстро стянул с себя зелёный с золотым плащ и постелил на землю. Демос бережно опустил еретика на него. Юн увидел в этом своеобразную иронию — брата Альбумуса заворачивали в цвета его противника. — Боже! Он жив? Жив? — причитали в толпе. К Альбумусу поспешили монахи. — Дышит, — констатировал старший и поднял глаза на канцлера. — Но вряд ли выживет. Деватон молча кивнул. Гвардейцы принялись тушить костры, снова поднялся дым. К канцлеру подбежал брат Ласий — помог одеться и подал трость. От трости Демос отказался и вышел к толпе. — Добрые люди Миссолена! — обратился он и жестом велел солдатам опустить копья. — Хранитель явил свою волю и совершил чудо. Брат Альбумус, увы, не уцелел. Я был честен и обещал, что город достанется ему, если святой брат пройдёт испытание, но этого не случилось. — Горелый лорд — правитель Миссолена! — крикнули в толпе. — Чудо! — Чудо свершилось! Деватон вскинул руку, призывая к тишине. Толпа угомонилась и благоговейно умолкла. Лишь женщины из ближайшего окружения Альбумуса продолжали ползать вокруг своего раненого патрона, завывая молитвы и проклятия. — Тише! — вернул внимание Демос. Юн понимал, что каждое слово давалось канцлеру с трудом — надышался дыма. — Случившееся сегодня — чудо, и я пока сам не знаю, каков замысел Хранителя в отношении меня. Я благодарен за это волеизъявление, но не считаю себя победителем, ибо победители бывают лишь на войне, а я никогда не воевал со своим народом. Потому я прошу вас, добрые горожане — помолимся вместе за душу нашего брата. Видит бог, он совершил ошибку, но он всё ещё один из нас. Он — один из детей Хранителевых. Канцлер встал на колени перед толпой, снял с шеи серебряный диск и склонил бледную выскобленную голову в молитве. Юн не верил глазам. Ряд за рядом зеваки, последователи ереси, женщины и старики присоединялись к нему, шепча слова хвалы и прося божьей защиты. Окончив молитву, канцлер поднялся, а за ним поднялась и вся площадь — ряд за рядом, человек за человеком. — Обманщик! — крикнул кто-то из толпы, и в место, где лежал Альбумус, полетел первый камень. — Еретик! — Он обманул нас! Обещал, что выйдет невредимым! — Господь отвернулся от него и от нас! Юн боком протиснулся поближе к Деватону. Ярость людей всё нарастала, требуя выхода на того, кто обманул их ожидания. — Ваша светлость! — Юн откинул капюшон и замахал руками, привлекая внимание господина. Он заметил, что Ихраз тоже покинул свой пост и направлялся к хозяину, огибая ещё дымящиеся костры. Демос жестом велел страже пропустить Юна. — Ваша светлость! — Юн рухнул на колени перед канцлером. — Слава богу, вы живы! — Ну же, мастер Юн, поднимитесь, — улыбнулся Деватон. — Не ожидал, что вас так впечатлит небольшое чудо. — Это и есть чудо, обычный человек не сможет... — Выходит, я необычный человек, — пожал худыми плечами Демос. — Не уходите далеко, мастер Юн. Вы мне понадобитесь. Юн почувствовал опасность прежде, чем увидел её. Часть толпы, что была ближе к Альбумусу, прорвалась сквозь оцепление, смела стражу и навалилась на еретика. Осыпая бывшего вождя проклятьями и руганью, люди рвали на части то, что осталось от ещё живого брата Альбумуса, тянули окровавленные руки, растаскивали члены на куски. — Проклятье, — прошипел Деватон. — Знал, что так может выйти, но... — Чернь не прощает ошибок тому, в кого поверила, — проговорил подошедший брат Ласий. — Именно это меня и пугает, — ответил канцлер, глядя на безумства толпы. — Потому что сегодня они поверили в меня.3.5 Эксенгор
Дни, минувшие с начала бесчинств Фатира, тянулись для Фастреда одновременно медленно и быстро. Встретившись у слияния рек, выжившие двинулись на юг к наименее постращавшим деревням. А затем, немного переведя дух, северяне и хайлигландцы направились обратно в Эксенгор. Давен был жив, но так и не пришёл в себя. Сына вождя передали в руки брата Аристида, и монах неусыпно бдел у повозки с ранеными. Да и помимо юноши работы у него было достаточно: после извержения осталось мало уцелевших. Женщины-знахарки, ведуны и церковники — все объединились ради помощи пострадавшим, и такое единение Фастред наблюдал впервые. В этот момент не существовало ни религиозных споров, ни войн, ни взаимных обвинений, ни разделения на племена — наоборот, каждый делал всё возможное, чтобы помочь другим. И, глядя на это, Фастред невольно задавался вопросом: почему для того, чтобы люди забыли о распрях и объединились, непременно нужна трагедия? Почему любовь к ближнему проявлялась лишь после того, как погибло столько своих и чужих? Почему лишь общее горе смогло растопить лёд в конфликте мецев и рундов? Ироничнее всего было то, что два народа объединились благодаря усилиям третьего — ещё недавнего врага. Фастред видел, как жрецы рундских культов, знахари мецев и лекари хайлигландцев собирались над каждым раненым: обсуждали, как поступить лучше, делились снадобьями и сменяли друг друга на дежурствах у лежаков с больными. Часть людей пришлось оставить на юге под присмотром местных жителей, но когда первые раны были обработаны, а слова прощаний сказаны, Магнус и Грегор направили силы в Эксенгор. Дорога давалась трудно: многие пути засыпало камнями, после дождя толстый слой пепла превратился в грязь, в которой увязали ноги. Но люди шли, ибо Эксенгор оставался священным для всех. Фастред подозревал, что северян так тянуло туда, ибо они сами хотели увидеть последствия разрушений. Среди уцелевших то и дело ходили толки, что боги покинули свой народ и эти земли. Но рунды и мецы были практичным народом и словам не верили. Именно поэтому, как думал Фастред, они так хотели вернуться. Увидеть всё своими глазами, убедиться. Попрощаться, наконец. Что-то подсказывало брату-протектору, что обратно Эксенгор не отстроят. Да и сам он, окажись на месте эксенгорцев, вряд ли захотел бы селиться на пепелище. На третий день первые отряды наконец-то добрались до священного города, и Фастред ахнул: не было больше ни Эксенгора, ни торговых шатров, ни дорог. Развалины построек засыпало пеплом, завалило камнями, спрессовало в тягучую массу дождём. Но от земли ещё валил пар — до того горячей оставалась почва. — Не думал, что большой город можно так быстро превратить в руины, — покачал головой Райнер Эккехард, с печалью глядя на останки домов. — Надеюсь, до Вевельстада не дошло, — прокряхтел Магнус. — Там наш единственный порт, и видят боги, он ещё понадобится. Король Грегор отдал краткий приказ солдатам искать выживших, и несколько десятков человек быстро спустились с холма вниз, на погребённые под породой улицы. Жрецы мецев и ведуны рундов отправились следом. Им было поручено выяснить, остался ли город пригодным для жизни. Хотя Фастред даже невооружённым глазом видел, что надежды слабы. Истерд подошла к опиравшемуся на посох отцу. — Мы зря стараемся, — проговорила она, не пряча слёз. — Всё погибло и не восстановится. Люди мертвы, травы погибли, рыба вымерла, овец побило, а озёра воняют смертью. Здесь не выжить человеку. Никому не выжить... Я видела в рунах эту смерть, но не думала, что боги настолько ожесточатся. Знать бы, на что они так обозлились? — Уж не хочешь ли ты сказать, что на наш союз с Хайлигландом? — проворчал вождь и кивнул на повозку, где лежал Давен. — Твой брат, вон, был против этой унии или как её там называют хайлигландцы. Был преданным последователем богов, чтил обычаи и ритуалы. А какие жертвы приносил! Казалось бы, зачем им на него гневаться? Но вышло так, что пострадал именно он! Не я, заключивший мир с королём, не ты — собравшаяся за него выйти, а Давен! Не понять мне, чего они хотят и зачем пытаются отнять его у нас! — Можно попробовать спросить богов. Бросить руны... Истерд потянулась к поясному кошелю и отцепила расшитый мешочек. — Убери их с глаз моих, эти проклятые руны! — проревел Огнебородый так, что дочь выронила ношу. Фастред отметил, что вождь лишь сейчас позволил себе показать отцовское горе. — Знаешь, что, Истерд? Если этот монах, что ходит за королём хвостом, сможет вылечить нашего парня, я первый приму их южную веру! Слышишь? Первым! Построю их Хранителю Святилище в самом центре Вевельстада и Тронка! Пусть только явит триждыклятое чудо и заставит Давена открыть глаза! Вождь развернулся спиной к городу и пошёл вниз по холму, припадая на покалеченную ногу и с усилием опираясь на посох. Старший сын бросился было помочь ему, но Огнебородый с громкой руганью отослал его прочь, а затем опустился на камень и устремил глаза к горам Руфала. Фастред аккуратно последовал за ним. — Видишь, боевой монах, — Магнус указал рукой на горы, отделявшие Рундкар от Ваг Рана. — Пепел даже до них добрался. Все верхушки чёрные, а ведь всегда были белыми от снега. Истерд права в одном — нет больше жизни на этой земле. Нужно уводить отсюда людей. — Пепел смоет дождями, он станет почвой и поможет ей родить новые травы. — А бабам родить он тоже поможет? — огрызнулся вождь. — Сколько людей потеряли — целые деревни выкосило, не пощадило даже большой город! Во что ж теперь верить, а, святоша? Во что бы ты верил, нашли твой Хранитель подобное на твои земли? — На то, что мы чем-то его прогневали, — смутился Фастред. — На то, что в чём-то ошиблись. Хотя мне думается, что дело тут вовсе не в богах. Мы встретили старца, который рассказал, что раньше Фатир уже так безумствовал. — Да уж много лет такого не было. — Но ведь когда-то было, вождь рундов, — мягко настаивал брат-протектор. — Земля — творение божье, и бог сделал её разной. Просто какие-то части более пригодны для жизни, а какие-то — менее. — Да весь Рундкар слабо для неё пригоден. — Монаху будет позволено дать вам совет, вождь? Магнус с интересом уставился на Фастреда. — Ну давай. — Хайлигланд сильно пострадал от голода в последние зимы. Быть может, вам удастся договориться и отправить часть лишившихся домов семей туда? У нас многие деревни стоят пустыми — зимы выкосили всех. Да, это не самая лучшая земля, но там хотя бы нет извергающих пламя гор... Вождь слаб улыбнулся и тяжело поднялся, кряхтя и цепляясь за палку. Фастред предложил было помощь, но Огнебородый ожидаемо отказался. — Обсужу с вашим королём. Спасибо, монах. — он снял с руки один из браслетов — бронзовый, грубой ковки, и подал Фастреду. — Ты мне нравишься. Возьми на память. Брат-проектор принял подарок и поклонился: — Спасибо, вождь. — Хотел бы я, чтобы наш союз окреп. — Хотел бы я, чтобы воины наконец-то закончились. — А вот этого обещать не могу, — ответил Магнус и почесал подбородок под роскошной рыжей бородой. — Твой король не отступит. — Знаю. Фастред обернулся, услышав топот ног. Путаясь в юбках, к ним бежала Истерд. — Отец! Отец! — Что? Ведуны вернулись? Истерд остановилась, выравнивая дыхание. — Давен очнулся, — запыхавшись, проговорила она.3.6 Эллисдор
— Они готовятся к штурму, — озвучил очевидное Шварценберг, прогуливаясь вдоль стены вместе с Альдором. — К слову, как там наш пленник? — Выздоравливает, — проворчал эрцканцлер. — Нужно что-то посерьёзнее, чем ранение, чтобы обезвредить Ламонта Эккехарда. Вы отправили человека в Урст? Шварценберг с готовностью кивнул. — Да, несколько дней назад. Как только убедились, что обнаруженный тайный ход безопасен. Однако гонцы ушли пешими, и быстрых ответов ждать не стоит. — Понимаю. — Альдор прислонился к зубчатому парапету и устремил взгляд на Нижний город. — Что говорит Фалберт? Сколько у нас ополчения и провизии? — С трудом наскребли тысячу, да и то вместе с дееспособными женщинами и стариками. Это те, кто способен сражаться. Мои люди их тренируют и учат обороне. Ещё пять сотен не смогут воевать, но пригодятся на стенах. — Негусто. — И наша гвардия. Но вы знаете, что нас осталось немного. — А «Сотня»? — Мастер Веззам смог пополнить ряды войска из местных, но по большей части их подготовка оставляет желать лучшего. «Как и моя», — подумал Альдор, но озвучивать страхи не стал. — Вряд ли они атакуют ночью, — вслух предположил он. — Место скалистое и довольно сложное для штурма. Потеряют многих ещё на подходе. — Согласен. Но мы начали активную оборонительную подготовку ещё со вчерашнего вечера — на всякий случай. И всё же выстоять шансов мало. Особенно если штурм затянется. Граувер молча кивнул. — Начинайте переправлять под землю тех, кто не сможет сражаться или помогать. Внизу достаточно места — смогут отсидеться, пока страсти не утихнут. — Уже отдал приказ. Детьми занимаются монахини из тех, кто остался в городе. — Хорошо. И также отправьте кого-то из «Сотни» на разведку. Нужно понимать, что планирует враг. — Конечно, ваша милость. Передам мастеру Веззаму. Альдор оторвал руки от парапета и уставился на Шварценберга. — И ещё. Пришлите Каланчу ко мне в кабинет к обеду. Нужно поговорить. — Да, ваша милость. Будут другие распоряжения для меня? — Благодарю. Вы и так знаете, что делать. Если заметите движение со стороны осаждающих, немедленно сообщайте мне. Альдор развернулся и побрёл к замку, оставив командира гвардии за спиной. Дойдя до моста, он остановился и долго глядел на стремительные воды Лалль. — Поступаю ли я правильно? — обратился он к реке. — Сделал ли я вообще хоть что-то правильно? Было бы проще присягнуть Эккехарду, попробовать выиграть время, затаиться и сохранить людей. Но всё нутро Альдора сопротивлялось этому решению. Не для того Эллисдор терпел столько лишений, чтобы один трусливый наместник свел на нет все усилия. Не такой награды за предательство заслуживал Эккехард. Не такой судьбы заслужили те, кто погиб, спасая город. Эрцканцлер с трудом оторвал взгляд от гипнотический глубины вод, и двинулся дальше. Лишь миновав вторые стены, он свернул и отправился не в господский дом, а на небольшое кладбище, в которое превратили часть сада при Святилище. Он остановился под молодым клёном, у корней которого на воткнутой в землю палке покоилась сдвинутая набекрень голубая шапочка с пером. — Здравствуй, друг. — Альдор присел на корточки у места, где захоронили пепел сожжённого тела Ганса и сильнее вдавил покосившуюся палку в землю. — Может и хорошо, что для тебя всё закончилось. Возможно, скоро закончится и для меня. А может и для всех нас. Он умолк, отцепил от пояса мех с разбавленным вином и промочил горло. — Не представляю, как теперь буду справляться без твоей помощи. Гонца отправил в Гайльбро, сообщил о твоей гибели Эльге. Расстроится девчонка — ты ведь ей нравился, и она часто глядела на тебя с надеждой. Правда, ей, если верить словам Эккехарда, тоже должно сейчас быть несладко: её деревня ведь в землях Ульцфельда, а Ульцфельд нас предал. — Он сделал ещё один небольшой глоток. Вино приходилось экономить: на него претендовали лекари, промывавшие им раны. — Честно говоря, я уже и не знаю, кому можно верить. Грегор далеко и не успеет помочь, Гацона наверняка не предпримет ничего, чтобы не ссориться с Миссоленом, а присягнувшие нам на верность лорды наверняка будут до последнего отсиживаться в своих замках, ожидая момента, когда определится победитель. — Альдор прицепил мех обратно на пояс и тронул перо на шапочке. — Верно ли я поступил, Ганс, что отказался присягнуть Эккехарду? Ведь так я хотя бы мог сохранить людей. — Эти люди сами пойдут на смерть за вас. Альдор обернулся и увидел командира «Сотни». Веззам держал в руках сплетённый из веток венок. — Ганс бился бок о бок с нами, и мы считаем его одним из нас. — Веззам положил венок на маленький холмик земли под деревом. — Каждый из моего отряда принёс по ветви, а я сплёл. Так мы прощаемся с братьями по оружию. Хороший был парень, да просто ему не повезло. — Спасибо, мастер Веззам, — тихо сказал Граувер. — Это очень меня тронуло. — Не беспокойтесь о верности воинов, ваша милость. Эллисдор — важное место для всех нас. Многие старики здесь служили, а новобранцы и вовсе здесь живут. Это их дом, и сражаются они не за золото, а за родную землю. — Ваграниец слабо улыбнулся, и Альдор заметил, что улыбка ему совсем не шла. — Как наёмник, признаюсь честно: вам очень повезло. Я сам из низов и слышу, о чём толкуют люди. Готов поклясться, что у них и в мыслях нет сдаваться Эккехарду. Не после всего, что здесь случилось за последние годы. — Что ж, это очень воодушевляет. — Альдор поднялся и пригласил Веззама сесть на скамью подле статуи леди Ириталь. — Кажется, я могу вам доверять — непозволительная роскошь по нынешним временам. Впрочем, другого выбора всё равно нет. У меня есть просьба. Ваграниец тяжело опустился на скамью и уставился на барона светло-серыми жутковатыми глазами. — Я слушаю. — Моя супруга, леди Батильда. Она предала короля, отдала Ульцфельдские земли Эккехардам, заручилась их поддержкой и наверняка теперь попытается сбежать. Судя по тому, что удалось выяснить, её плен — фикция, и она спокойно перемещается. Нужно найти мою супругу и доставить сюда. У вас есть люди, которым можно доверить это поручение? — Найдутся, — обнадёжил ваграниец. — Есть пара хороших разведчиков на примете. Куда могла отправиться ваша супруга? — Либо осталась в Ульцфельде, либо отсиживается у матери в Зулле. Но могла сесть на корабль и отправиться в империю. Последний вариант сомнителен — всё же она в положении и уже на серьёзном сроке. Насколько мне известно, у леди Батильды морская болезнь, а потому она наверняка поостережётся идти морем. А вот Зулль наиболее вероятен. Веззам кивнул. — С этого и начнём. Её охраняют? — Уверен в этом. — Значит, нужно больше людей, — подытожил наёмник. — Людей много не дам, но дам денег. — Альдор многозначительно взглянул на городские стены. — И грамоту, поясняющую, что вы действуете от лица короны и вам надлежит оказывать любую помощь. Это поможет. — Спасибо. — Отправляйте людей сегодня же. Зайдите ко мне в обед — я передам бумаги. Командир «Сотни» поднялся со скамьи, поклонился и хотел было попрощаться, но его внимание привлёк спешивший к саду солдат. — Эрцканцлер здесь? — громко спросил тот, стоя у калитки. — Да, я здесь. — Альдор выпрямился, разгладил полы туники и поспешил к выходу. — Что такое? — Осаждающие, ваша милость, — выдохнул побледневший гвардеец. — Они начали движение к городу. Кажется, начинается штурм.3.7 Тронк
Фастред заканчивал последние приготовления к церемонии принятия Пути. Из уважения к вере большинства рундов правители решили проводить обряд за пределами Тронка. Хотя сейчас брату-протектору казалось, эти предосторожности соблюли зря: город почти опустел, ибо все жители высыпали за стены — каждому хотелось увидеть своими глазами, как вождь принимал неизвестного и враждебного Хранителя. Магнус, следовало отдать ему должное, новую веру не насаждал. Но вместе с ним Путь решили принять почти все, кто пережил трагедию под Эксенгором. Согласилась даже леди Истерд, но король уговорил её принять Путь уже в Эллисдоре в главном Святилище Хайлигланда. Фастред подозревал, что Грегор планировал совместить этот ритуал со свадебным обрядом. Церемонию в Тронке должен был провести брат Аристид, Фастреда и нескольких церковников попросили помочь. Несмотря на простоту действия, желающих набралось много, и помощники лишними точно не казались. Фастред нанизывал серебряные диски на шнурки. То были монеты, наспех переделанные в символы веры. После сотни однообразных действий брат-протектор сбился со счёта, но ему всё равно казалось, что работал он недостаточно быстро. Рядом разводил огонь другой монах, носил песок третий. К счастью, рядом была небольшая речка, так что воду таскать не пришлось: Аристид решил проводить церемонию прямо на берегу. — Всё готово? — спросил подошедший король, и Фастред поклонился, оторвавшись от своего монотонного занятия. — Да, ваше величество. — Брат-протектор кивнул в сторону холма, на котором раскинулся Тронк. — День будет долгим. Людей придет много. — Тем лучше. Нужно заложить в Тронке Святилище и прислать сюда несколько божьих людей, чтобы служили местным праведникам. Возможно, откроем школу и станем обучать местных грамоте. — Думаю, у брата Аристида есть несколько достойных людей на примете, — учтиво ответил Фастред. Как и всякий простолюдин, он чувствовал себя в обществе высокородных некомфортно и неуместно. Внимание Волдхарда льстило ему, но Фастред так и не смог к этому привыкнуть. Даже после всего, через что они прошли вместе с королём. — А вы не желаете остаться? — спросил Грегор с лукавой улыбкой. Синева небес отражалась в его чуть побледневших с возрастом, но всё ещё пронзительных глазах. — Кажется, вам нравятся рунды. Фастред качнул головой. — Достойный народ. Они и правда мне очень симпатичны. Но мой обет — всюду следовать за братом Аристидом и защищать его. — Не уверен, что нашему другу требуется зашита, — задумчиво проговорил Грегор. — Впрочем, от вас будет куда больше пользы в Хайлигланде. Мне нравится ваша вдумчивость, нравится, что вы сомневаетесь даже там, где другие уверены. И нравится, что умеете держать выводы при себе. Король кивнул и отошёл, чтобы обмолвиться парой фраз с Ланге. Фастред ошарашенно глядел ему вслед, затем спохватился и принялся торопливо нанизывать остатки дисков на шнурки. Брат Аристид как раз заканчивал расставлять ритуальные предметы на сколоченном из брёвен алтаре в соответствии с одному ему ведомому порядком. Фастред заметил, что патрон сменил рясу на чистую, почти белоснежную. Да и люди, что стекались к месту церемонии сразу по нескольким дорогам, выглядели нарядно, словно собрались на праздник. Быть может, они это так и воспоминали, — с тоской подумал Фастред. Он любил бога и всем сердцем желал привести к нему больше праведников, но сомневался в правильности сегодняшней церемонии. Ему всегда казалось, что человек должен прийти к богу в мирное время, в спокойствии и здравом уме. Сегодня же Путь принимали напуганные люди, считавшие, что прежние боги их покинули. — Кто пришёл сюда, чтобы принять веру в Хранителя мира нашего, принести обет и стать одним из детей господа? — обратился Аристид к толпе, возглавляемой Магнусом. Огнебородый оделся просто, подражая монахам: белая просимая рубаха да бурые штаны с поясом. Даже снял лишние бусины с волос и бороды, оставив только браслет своей дружины. Вождь выступил вперёд: — Я, Магнус Огнебородый, вождь рундов и правитель Вевельстада. — Я, Давен Магнуссен, сын вождя рундов, — шагнул к Аристиду чудом спасённый юноша. Фастред заметил, что старшего сына Магнуса среди уверовавших не было. Вслед за ними выступили и другие: воины из дружины вождя, беженцы из Эксенгора, даже многие мецы во главе с Айгой Ивой. Старуха едва держалась на ногах — пострадала при извержении, но с шипением отказывалась от всякой помощи. Аристид кивнул и начал петь хвалебный гимн. Монахи и хайлигландцы хором подхватили знакомую всем им песню. — Магнус, вождь рундов, подойти ко мне, — приказал Аристид, когда гимн закончился, и Огнебородый приблизился. Фастред передал патрону болтавшийся на шнурке серебряный диск. — Принимаешь ли ты Хранителя как господа твоего? — обратился монах к вождю. — Принимаю. — Принимаешь ли ты заповеди его как закон? Клянёшься ли не убивать ближнего, не красть у него, не глядеть на его жену, но проявлять милосердие ко врагам твоим и протягивать руку всякому, кто нуждается в помощи? — Клянусь. — Хорошо, — кивнул Аристид. — Всякий, кто приходит к Хранителю, очищается от грехов. Пусть божий ветер сдует твоё греховное прошлое. Пусть вода смоет грязь и все твои старые прегрешения. Пусть пламя огненное очистит тебя и отделит душу от тела после окончания твоего Пути, и пусть земля примет прах твой, чтобы родить плоды для твоих потомков. Прими этот символ нашей веры и ночи его, не снимая, ибо в нём частица нашего бога. — Монах надел диск на Магнуса, затем взял вождя за руку и вышел вместе с ним к толпе. — Приветствуйте же Магнуса, последователя Пути и одного из детей Хранителевых! Рунды из Тронка взирали на происходящее с любопытством и недоверием, однако прочие разразились радостными криками. Следом Аристид провёл обряд над Давеном, затем над дружинниками Магнуса, а после, немного переведя дух, взялся за эксенгорцев. Стояла изумительная для этих мест погода: в высоком и чистом небе не было ни облачка, от воды шла благостная прохлада, а ветер перестал носить по землям пепел и теперь просто шевелил травы на холме. Фастред переступал с ноги на ногу, мечтая о разминке, но до отдыха было ещё далеко: по его прикидкам, предстояло провести обряд ещё над сотней людей. Аристид экономил время и проводил обряд сразу для целых семей — Фастред только успевал готовить кулоны. Грегор и леди Истерд наблюдали за происходящим, стоя чуть поодаль в окружении воинов Урста и дружинников Магнуса, среди которых выделялся рундскими одеждами Райнер Эккехард. Обряд ещё не подошёл к концу, когда Фастред краем глаза заметил оживление на холме, где расположился король. Чуя неладное, он передал связку символов веры другому монаху и направился к хайлигландцам. — Что-то случилось? — спросил он, поднявшись. — Смотрите. — Грегор ткнул на всадника, что в этот миг огибал дорогу к воротам Тронка и сворачивал к реке, очевидно, увидев знакомые знамёна. — Гонец из Урста. Приведите его сюда немедленно. Кивер ден Ланге кивнул и жестом приказал двоим своим людям встретить всадника. Фастред заметил, что сын графа Урста был бледен. — Что-то не так? — тихо спросил он, подойдя к Киверу. — Давно не было новостей. Я беспокоился — обычно гонцы постоянно перемещаются по Хайлигланду. — Не тревожьтесь раньше времени, господин, — попытался успокоить его брат-протектор, но внезапно осознал, что гонцов действительно не было очень давно. События под Эксенгором стёрли важность этого явления, и всё же Фастред понимал — неспроста до них не доходили новости. Наконец всадники привели посыльного. Юноша, облачённый в плащ с гербом Урста, бухнулся на колени перед королем. — Ваше величество! Лорд Кивер! Срочные новости из Эллисдора! — Ну же, — поторопил Волдхард. — Граф Ламонт Эккехард со старшим сыном Фридрихом предали корону, заручились поддержкой Эклузума, восстали и взяли под свой контроль несколько баронств и взяли в осаду Эллисдор! Фастред на миг опешил, но тут же инстинктивно перевёл взгляд на Райнера Эккехарда. Почётный пленник побледнел и инстинктивно положил руку на пояс, где обычно носил меч. — Это то, о чём я всё пытался вас предупредить, мой король, — пятясь, сказал он. — Те подозрения, которые у меня возникли. Впрочем, не уверен, что теперь это имеет значение. Грегор метнул на него только один взгляд: — Взять под стражу. Изолировать. Охрана собралась было вывести Райнера, но его закрыла собой Истерд: — Райно — теперь дружинник моего отца и служит ему. Сначала скажите вождю, ибо этот человек принадлежит двум людям, и два человека должны решать его судьбу. Грегор нехотя кивнул. — Скажите Магнусу. Сына предателя взять под охрану и никого не пускать к нему. — Он повернулся к Киверу. — Собирай войска. Мы идём на Эллисдор.3.8 Асеш
Артанна плотно задёрнула занавески, отделявшие ложе Медяка от остальной части комнаты. В доме стояла духота, но окна открывать побаивались: пепел, гонимый со стороны Рундкара, засыпал лужайку плотным ковром. Ветер нёс его в дом сквозь открытые окна, и Сотнице постоянно приходилось орудовать метлой. — Интересно, что это было? — тихо спросила она, глядя на серый налёт на подоконнике. — Что-то очень крупное сгорело, — ответила Айша, оторвавшись от записей. — Возможно, леса. Лето в этом году выдалось жарким. Как Симуз? — Давно и крепко спит после того снадобья, что ты ему дала. — Хорошо. Пусть восстанавливает силы. Скоро они ему пригодятся. Артанна кивнула на свитки, которыми занималась Айша: — Что пишешь? — Письма людям, которым доверяю. Хочу устроить вам встречу в Рантай-Толле. На днях мой человек привёз новости: в столице снова неспокойно. Торговцы недовольны тем, что Шано Оддэ так и не разрешил открыть Тоннели для прохода иноземцев. Торговля почти встала. Единственный способ что-то привезти и вывезти — море. Но двух портов не хватает, да и многие торговцы из той же Бельтеры или Освендиса не могут позволить себе нанимать корабли. Как следствие, цены на все ввозимые товары невыносимо выросли. Соль теперь продаётся по весу серебра, а ведь она — залог хранения многих блюд. — Ваг Ран плодороден сам по себе, — заметила Сотница. — В том же Хайлигланде засолка — единственный способ сохранить еду на зиму. Но здесь не бывает зимы. Айша пожала плечами и бросила горсть песка на только что написанное письмо для просушки чернил. — И всё равно народ недоволен. Помимо препятствий торговле Данш сделал много неверных шагов: поднял налоги, преследует инакомыслящих и жестоко расправляется с ними, зачастую даже не проверив истинность донесений... Люди стали бояться друг друга, ибо завистливый сосед может оболгать невинного человека, чтобы заполучить егоимущество. Люди живут в страхе. Но долго так продолжаться не может. Я хочу, чтобы мои единомышленники из знатных Домов узнали о тебе. Я рассчитываю, что это подстегнёт их выступить против Данша. — Если ты говоришь о восстании, то у меня для тебя плохие новости: такие вещи следует долго и тщательно готовить. Если потерпим неудачу, нас всех уничтожат. — Я больше не хочу сидеть сложа руки. Теперь у меня есть ты, твои рассказы о зверствах Данша, о его предательстве и ненадёжности как союзника. А людей, что им недовольны, гораздо больше, чем ты можешь представить. Нужна только искра, от которой вспыхнет пламя восстания. И теперь она у нас есть. Артанна усмехнулась. — Мне льстит твоё отношение, Айша, и всё же я бы не стала торопиться. Что если среди тех, кому ты веришь, есть предатели, которые сдадут нас Даншу? Вагранийка самодовольно улыбнулась: — Среди тех немногих, кому я доверяю, нет ни одного человека, который бы не желал Заливару нар Даншу смерти. Каждый пострадал от его деяний. Каждый хочет мести. — Но нас мало. А у Данша власть и войска. Он годами готовил переворот, чтобы взойти на вершину Шано Оддэ. Неужели ты думаешь, что Заливар не принял меры, чтобы удержать захваченное? Артанна хотела было поделиться тем, как долго пришлось плести интриги даже самому Эсмию Флавиесу, но не стала: они с Медяком всё ещё считали, что раскрывать эннийские карты перед Айшей рискованно. Ибо если Хариз не был предателем, этим они могли поставить под угрозу работу всей его сети. — Мы тоже не сидели сложа руки. — Айша изящно поднялась со скамьи, потянулась, разминая затёкшие члены и подошла к небольшому сундучку, что стоял у шкафа с посудой. — Пришло время немного раскрыть карты. Всё, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Ты понимаешь? Сотница кивнула, но инстинктивно покосилась на штору, за которой спал Медяк. — Я буду молчать, — сказала она. Айша достала из сундука несколько свитков, перевязанных лентой с затейливым орнаментом. Артанна узнала ленту. Цвета Эсмия Флавиеса. — У нас есть союзник за пределами Ваг Рана, — пояснила Айша, разворачивая первый свиток. — Очень могущественный союзник. Примерно год назад я получила первую весточку. Не знаю, как он нашёл меня и как понял, что я тайный недруг Данша, но он попал в цель. Письма доставляла служанка, которую я оставила в Рантай-Толле, чтобы она следила за происходящим в моё отсутствие и сообщала, чем занят мой муж. — Как зовут твоего союзника? — сглотнув ком, хрипло спросила Артанна. — Эсмий Флавиес, один из самых влиятельных Магистров Эннии. И я знаю, что не единственная, с кем он связался. Я знаю, что его люди высадились в Ваг Ране. — Айша подошла к Артанне вплотную и прямо посмотрела ей в глаза. — И я знаю, что ты прибыла с ними. Артанна не ответила, лишь молча выдержала тяжёлый взгляд вагранийки. — Человек, которого я лечу, один из людей Магистра — это очевидно. Меня предупредили, что в Ваг Ран придут несколько кораблей из Эннии, на борту которых будут Толлы. Именно поэтому я приехала сюда — знала, что рано или поздно ты можешь здесь очутиться. Я ждала тебя, Артанна нар Толл. Эсмий Флавиес шлёт тебе привет и наилучшие пожелания. — Почему ты не сказала сразу? — Хотела проверить тебя. В конце концов ты давно не вагранийка по духу, хотя и Толл по крови. Почти всю жизнь ты провела в чужих землях, переняла чужие обычаи и даже говоришь на родном языке с хайлигландским акцентом. Я не знала, какая ты и чего от тебя ожидать. Но мне понравилось то, что я увидела и то, как ты защищала нашего союзника: за всё время ты не обмолвилась об Эннии ни словом, придумала изящную историю, объясняющую ваше с Симоузом появление здесь — и я поняла, что ты не болтаешь. Теперь осталось узнать, кто именно вас предал. — Айша кивнула на письмо. — Этим я и занимаюсь. Артанна медлила с ответом, переваривая услышанное. Эсмий, будь он трижды неладен, мог и предупредить их, что помощь всё это время была где-то рядом. По всему выходило, что и Медяк не знал об уговоре Магистра с Айшей — иначе бы не умолял бросить его раненого и бежать из страны. Ибо кабы знал, наверняка сказал бы, что делать и к кому идти. Но Симуз говорил лишь о Харизе. Значит, он сам не знал обо всей сети союзников Эннии в Ваг Ране. Знал ли Хариз? Наверняка. И если именно он был предателем, то жизни всех тайных мятежников висели на волоске. — Ты знаешь Хариза? Живёт в Рантай-Толле. Энниец. — Да, — кивнула Айша, вернувшись к письму. Изящным движением она скрутила его в тонкую трубочку, чуть примяла и закрепила сгиб сургучом. Печать была пустая — никаких гербов, ни приметных лент. Артанна поняла, что письмо было тайныи и наверняка зашифрованным. — Он может быть предателем. — Это можно проверить. Я написала несколько писем с ложными сведениями, которые обязательно заинтересуют Данша и его союзников, если попадут к ним в руки. Бумаги передадут кому следует, и я прослежу, чтобы они попали к нашим информаторам и помощникам. Дальше будем ждать. Исходя из того, какие новости всплывут на поверхность и какие действия предпримет Данш, сможем понять, кто нас сдал. Артанна одобрительно улыбнулась. — Изящный план. — Я всегда работаю тонко. Грубость в Ваг Ране жизнь не продлевает. Айша снова поднялась, прибрала на столе, сложила несколько писем в поясную сумку, а остальные убрала в сундучок на шкафу под замок, ключ повесила на тонкую цепочку на шее — среди нескольких прочих кулонов он не выделялся. — Я уеду на пару дней в Асеш, — сказала вагранийка, отряхнув от пыли плащ. — Со мной поедет охрана, вы с эннийцем оставайтесь здесь и не выходите без надобности за пределы хутора. Еда есть, снадобья я приготовила. Рану смазывай дважды в день и не забывай менять повязки. На ночь давай ему отвар. Если сделаешь все правильно, к моему возвращению твой энниец сможет ходить. И не забывай кормить скот. — Поняла. Справлюсь. Айша быстро переоделась в неприметную дорожную одежду. Вскоре в сени зашёл Ризир — старший из охранников. — Лошади готовы, госпожа. Файго собрал все в дорогу. — Отлично, — отозвалась женщина. — Ждите меня снаружи, скоро выйду. Ризир коротко поклонился и вышел. Айша перепроверила содержимое поясных сумок, накинула плащ на плечи и, бросив взгляд на занавески, за которыми спал Симуз, напомнила: — Перевязки. Как очнётся, выведи его подышать на улицу и проветри дом. Здесь душно. И вышла.* * *
Артанна наблюдала за отъездом вагранийцев через небольшое окно. Следуя друг за другом, Ризир, Айша и Файго медленно двигались по узкой тропе к долине, чтобы выйти на дорогу до Асеша. Сотница помнила, что от хутора до городка было примерно полдня пути. Значит, заночуют там. Быть может, проведут и весь следующий день. Лишь бы Закин и предатели не прознали о хуторе: Артанна ежедневно упражнялась с Файго на мечах, но понимала, что не сможет защитить раненого Медяка от целого отряда вооружённых людей. — Я все слышал. Ваш разговор с Айшей. Сотница обернулась на голос Медяка. Приподнявшись, он с усилием отодвинул занавеску и тут же инстинктивно приложил руку к ране — неприятно кольнуло. Значит, для резких движений время ещё не пришло. — Ты знал? — спросила Сотница, отойдя от окна. — Нет. Эсмий ничего не говорил о союзниках среди знати. Очевидно, что они у него были, но старик не называл имён. — Как думаешь, почему? — Он не первый год плетёт интриги и знает, что информацию нужно выдавать строго отмеренными порциями. Чтобы один пойманный не мог выложить всего. А Данш, судя по всему, умеет развязывать языки. Артанна понимающе кивнула. — Значит, ты ей веришь? — спросила она. — Говорит ладно. И Айша не стала бы упоминать Эсмия, кабы не была в нас уверена. — Логично. Как ты? — Гораздо лучше. Жрать хочу. — О, ну это точно хороший знак, — усмехнулась Сотница. — Рискнёшь отведать моей стряпни? Симуз умоляюще глянул на Артанну: — А того, что готовил Ризир, не осталось? — Приятно, что ты высокого мнения о моей хозяйственности. — Прости великодушно, но готовишь ты ещё хуже, чем лжёшь. И если с последним у тебя наметился явный прогресс, то в стряпне ты совершенно безнадёжна. Артанна расхохоталась, нисколько не обидевшись. — В таком случае благодари нашу хозяйку за то, что она заранее распорядилась наварить для тебя бульона. Хлеб и сыр есть. Могу принести яиц. — Святая женщина! Надоело валяться. Хочу поесть за столом. Пособишь? Артанна помогла Симузу подняться. Опираясь на её плечо, он доковылял до стола и рухнул на скамью. — Не думал, что выкарабкаюсь, если честно. — Тебе ещё лечиться и лечиться. — Сотница налила немного бульона из медленно томившегося на огне чана, накрошила в миску сухарей и подала Медяку. — Но ты уже можешь передвигаться. Хочешь, выстругаю тебе палочку? — Не издевайся. Айша совершила чудо. С такими ранами не живут. — Никто и не спорит. Симуз с энтузиазмом взялся за ложку. Артанна подала к столу хлеба с сыром. С момента ранения это был первый раз, когда Симуз по-настоящему захотел есть. По его опыту, это означало скорое выздоровление. — Есть разбавленное вино, — предложила Сотница. — Могу подогреть с пряностями. — Балуешь! — Айша не запрещала... — Давай. Но вот от чего я бы по-настоящему не отказался, так это от жаркой баньки. Тело зудело от долгого лежания. И хотя за ним ухаживали, пока он был в беспамятстве — обмывали члены, протирали кожу влажными тряпками, нормальное мытьё это заменить не могло. Да и отлить уже хотелось по-человечески, а не в ведро. — Не уверена, что баня понравится твоей ране, — усомнилась Артанна. — Вот и я о чём. Не нужно. — Могу просто полить на тебя сверху перед следующей перевязкой. Всяко лучше, чем зарастать грязью. — Ага. Артанна сняла с огня котелок и прицепила чан для воды, наполнила его и принялась за вино. — Интересно, о каких планах Эсмия мы не знаем? — задумчиво спросила она, добавляя немного пряностей. — Много о каких. Даже Айша не знает всего. Как и Хариз, полагаю. — Как дедуле удаётся столь лихо дёргать за ниточки, сидя во дворце в Сифаресе — вот чего я не могу понять. Мы далеко, сведения доходят не сразу, но у него всё получается. Симуз пожал плечами. — Возможно, сеть его информаторов ещё шире, чем мы можем представить, — сказал он, проглотив ложку бульона. — Эсмий готовил вторжение в Ваг Ран тридцать лет. Уверен, за это время он проник всюду. Артанна разлила горячую жидкость по стаканам и поставила на стол, а сама села напротив Симуза. — Он беспокоит меня, — тихо проговорила она, барабаня пальцами по столешнице. — Я давно уже ничего не боюсь, ибо мне в целом нечего терять. Но меня пугает то, как лихо твой Магистр перекраивает мир под себя. У одного человека не должно быть столько власти. Медяк сделал глоток и поморщился — слишком горячим оказалось вино. — Нашим миром правит всего пара десятков людей, Артанна, — поставив стакан на стол, ответил он. — Эсмий крутит Магистратом как хочет, Заливар нар Данш — Ваг Раном. Великий наставник Ладарий владеет умами и деньгами всех верующих в Хранителя, а Горелый лорд фактически правит империей. Грегор Волдхард пошёл против правил и оказался достаточно силен, чтобы с ним считался весь прочий мир, и даже среди рундов нашёлся Магнус Огнебородый, который смог объединить северные кланы под своим началом. Мир принадлежит лишь очень малой доле людей. Мир делится на сильных и слабых. Сильные правят, а слабые им подчиняются. Ещё недавно ты сама была из слабых и подчинялась то одному, то другому. — Он поднял глаза на Сотницу. — Вопрос, станешь ли ты сильной, когда представится возможность? А она скоро представится — к этому всё идёт. Артанна фыркнула. — По-твоему, единственный удел сильного человека — править кем-то? — Чаще всего выходит так. — Я не хочу этого. По крайней мере, для себя. — А чего ты хочешь? — Симуз подался вперёд, едва не угодив рукавом в миску. — Зачем ты тогда здесь? Зачем полезла в пещеры за скрижалями, зачем согласилась вернуться на родину? — Затем, что хочу отмщения для людей, которых убил Данш, — ощетинилась Артанна. — Для своих людей. Шрайна, Фестера, Йона... Ты сам там был! Ты видел, что он с ними сделал! Мы просто выполняли поручение, и он мог нас отпустить... Она замолчала, исподлобья глядя на него. — Хорошо. — Симуз деловито вернулся к бульону, стараясь игнорировать гнев в глазах собеседницы. — Допустим, у тебя всё получится, ты убьёшь Данша, даруешь справедливое возмездие и прочее-прочее. Что дальше? — Не знаю, — огрызнулась она. — По-настоящему удивляет то, что за всё это время ты почти не говорила о Грегоре. А ведь Волдхард тебя предал — продал Даншу за войска. — Которые так и не получил. — Но он всё ещё остаётся человеком, который тебя предал. Почему ты не желаешь мести ему? — Потому что я не знаю, зачем он это сделал. — Знаешь, — усмехнулся Симуз. — Прекрасно знаешь. Но не хочешь принять эту правду. Грегор — сын человека, которого ты когда-то любила, он важен для тебя. Ты знала его сызмальства и любила как собственного сына. И этот человек избавился от тебя самым циничным образом. Да, судьба наказала его за этот поступок — войск от Данша он так и не получил, да ещё и Тоннель закрылся. Теперь страна Волдхарда в изоляции, и ему пришлось прибегнуть к дружбе с рундами. Но ведь не отправь он тебя тогда в Ваг Ран, все твои люди были бы живы. — Не факт, — отозвалась Артанна. — Неоспоримый факт — то, что именно Грегор Волдхард отправил тебя на смерть и способствовал гибели твоих людей. Данш просто переиграл ситуацию и избавился от свидетелей. Так почему ты хочешь уничтожить одного и отказываешься от мести другому? Сотница грохнула кулаком так, что её стакан опрокинулся. — Потому что я верю в него! — крикнула она. — Грегор всегда был хорошим парнем, и на его судьбу выпало много испытаний. Орден, затем герцогство, к которому его не готовили. Любовь к женщине, которая была суждена не ему. Ересь. Гибель Ириталь... Он справлялся, как умел. Он делал то, что считал нужным, и делал далеко не всегда для себя. Отчасти я чувствую себя виноватой в том, что он устроил: ведь это я тогда была рядом с ним в том тайном путешествии по землям, это я обличала церковников, рассказывала о жизни людей... Это я во многом сделала его тем, кем он стал. Я открыла ему правду, и эта правда его ожесточила. — Артанна спрятала лицо в ладонях, и тихо продолжила. — Я породила Грегора Волдхарда как непримиримого борца. И у меня нет права его судить. И ты прав: он важен мне. Это один из немногих людей, кто остался жив и кого я люблю. Больше не спрашивай об этом. Никогда. Она потянулась за тряпицей, чтобы вытереть пролитое вино. — Доедай быстрее. Вода согрелась, помогу тебе вымыться. Симуз покорно запихнул остатки завтрака в рот, косясь на Сотницу. Её нервозность выдавали движения — резкие, отрывистые, торопливые. Он уже пожалел, что заговорил о Грегоре, хотя и получил ответы на часть вопросов. И всё же было неприятно осознавать, что он снова причинил Артанне боль — после всего, что она сделала ради его спасения. Следовало поблагодарить её, но он не знал, как сделать это, чтобы она наконец поверила в его искренность. Симуз чувствовал, что её отношение к нему переменилось уже давно: Артанна стала больше с ним делиться, охотнее шла на разговоры, но с тех пор, как узнала, на кого работал эмиссар, ни разу не была откровенна до конца. Он не винил её — в конце концов Симуз и сам считал, что служил негодяю. И всё же Артанна не оттолкнула его и помогла Десари, когда он разделил с ней свою главную тайну. Беда была в том, что своими тайнами Артанна нар Толл не была готова делиться, хотя доверяла эмиссару больше многих и спасла его даже под угрозой собственной жизни. — Идём во двор, — поторопила Сотница. — Давай помогу. Он снова оперся на плечо вагранийки, и, ухватываясь за стены и дверные косяки, дошёл до выхода. Артанна отвела его за дом, где в тени растущих у колодца деревьев стояла бадья для мытья. — Жди меня. Она ушла в дом и через некоторое время вернулась с ведром горячей воды. Симуз как раз стянул рубаху и принялся снимать повязку с раны. Сотница вылила кипяток в бадью и разбавила водой из колодца. — Полезай, — скомандовала она, явно стараясь отвлечься от мрачных мыслей. — Нашла у Айши мыло. Целый кусок, представляешь. — Роскошно живём! — подыграл Медяк. — Она им даже одежду стирает. — Вот же транжира. — У знати свои причуды, — отозвалась Артанна, поливая раздевшегося эннийца из ковша. Симуз заметил, что она сосредоточила всё внимание на ране и старательно избегала смотреть на его наготу. Взрослая женщина, а отчего-то смущалась. Раньше подобного он за ней не замечал. Впрочем, раньше всё вообще было иначе. И Симуз наконец-то заставил себя признать, что пора было заканчивать со всей этой недосказанностью. Если на что-то и решаться, то сейчас, в миг краткой передышки. Ибо каждый следующий день мог стать для кого-то из них последним. — Ну всё. — Артанна вылила последний ковш на заметно посвежевшего Симуза, сняла с верёвки кусок ткани и подала, чтобы тот вытерся. — Как ощущения? — Словно Гилленай поцеловал меня в маковку. — Давай в дом, нужно смазать и перевязать рану. — Хочу сам. — Эмиссар кивнул на прислонённый к стене дома шест. — Дай палку. Опора помогла — Симуз смог справиться сам. Медленнее, чем хотел, но жаловаться было грешно. Артанна бросила грязное бельё и использованные бинты в бадью с мыльной водой — не пропадать же добру — и последовала за Медяком. Вернувшись в дом, он допил остатки пряного вина и сел на кровати, наблюдая за Артанной. Сотница приготовила чистые бинты, сунула нос в банку с мазью и поморщилась от отвращения. — Воняет, как будто что-то стухло и перебродило одновременно. Но нашей госпоже виднее. Симуз подвинулся, освобождая вагранийке место для работы. Рана горела острой болью только когда Артанна накладывала мазь прямо на поражённый участок. — Дерьмо, — переведя дух, сказал он. — Терпи. — Вообще-то я уже и сам могу там себе всё помазать. — Заткнись и не дёргайся. Мешаешь. Сотница вытерла руки о полотенце и принялась лихо оборачивать бинты вокруг талии эмиссара. — Тебе повезло. Перевязываю я куда лучше, чем готовлю. Отдыхай пока, а я разберусь со стиркой, — с этими словами она завязала бинт и потянулась к столу в изголовье кровати, чтобы поставить банку с мазью в тень. Симуз перехватил её руку и притянул к себе. — Стирка подождёт. Артанна взглянула на него со смесью недоверия и сомнения, но руки не отняла и позволила эмиссару привлечь себя ближе. — Я давно этого хочу, — зачем-то пояснил он. — И давно следовало это сделать. — Рана... — Переживу. Если ты не желаешь, то... — Замолчи. — Артанна отстранилась, сбросила мокрую рубаху и развязала шнуровку на штанах.3.9 Эллисдор
Альдор устало вздохнул и положил голову на руки. Шум осады до сих пор гремел у него в ушах — столько криков, грохота и лязга стали он не слышал никогда. Подводил живот: под ложечкой болезненно сосало то ли от голода, то ли от постоянного напряжения. Старый недуг, ещё со времён обучения в Ордене, но дал о себе знать лишь сейчас. — Значит, положение и правда хуже некуда, — тихо заметил он, глядя на своё кривое отражение в пузатом медном кувшине. Малый зал казался заброшенным. Камин давно перестали топить — экономили дрова. Свечей оставили ровно столько, сколько требовалось для краткого собрания. Ежедневный сбор объявили поздно вечером, когда неприятель отправился на отдых. Альдор распорядился совместить встречу с ужином, и повар проявил истинное чудо, создав похлёбку буквально из ничего. Свежего хлеба почти не осталось, да и тот эрцканцлер распорядился подавать защитникам городской стены. В конце концов, теперь всё зависело именно от них. — Что нового? — обратился к собравшимся Альдор, когда двери Малого зала закрылись за последним вошедшим. Он глядел на осунувшиеся и утомлённые лица Веззама-Сотника, Шварценберга, Каланчи и мастера Пильнува — главного замкового лекаря. Те явно старались бодриться, хотя от эрцканцлера не укрылась их тревожность. — Первая волна штурма успешно отбита. Городские стены выстояли, хвала Гилленаю, — отчитался первым Шварценберг. — Поскольку подкоп в наших скалистых землях сделать почти невозможно, неприятель обратил особое внимание на ворота. Атаковали южные и северные, почти одновременно, но у нас хватило сил выстоять. И все же ворота пострадали. Сейчас гвардейцы совместно с людьми мастера Фалберта занимаются их укреплением к следующему штурму. — Хорошие новости, благодарю, — кивнул Альдор. — Потери? — Около сотни. Восемь гвардейцев, остальные из ополчения. Враг потерял три сотни. — Раненых две сотни, из них тяжёлыми два десятка, — добавил лекарь. — Остальные вскоре вернутся в строй. Шварценберг встал и по-военному выпрямился. — Увы, с ресурсами мятежников для них такие потери — ещё не катастрофа, — сообщил он. — Прошлой ночью к Эккехарду присоединились войска из Ульцфельда, ваша милость. Мятежники. Их стало на пять сотен больше. Ульцфельд. Бомба, которую они оставили в тылу. — Итак, их было пять тысяч, — прикинул Альдор. — Часть погибла в пожаре, что устроили наши лазутчики. Часть дезертировала после взятия в плен лорда Ламонта. Часть полегла при штурме. Допустим, у них осталось четыре тысячи. — Четыре с половиной вместе с новыми силами, — подытожил Каланча. — У них немного шансов взять город прямым штурмом. Проблема в том, что Эллисдор уже целую луну в осаде, и у нас закончилась еда. Ещё несколько дней — и мы сожрём всех крыс да примемся глодать собственные сапоги. Долго ли получится отбиваться на голодный желудок? — Недолго, — мрачно отозвался Веззам и обратился к Альдору. — Ваша милость, ответил ли кто-то из союзников на ваш зов? Эрцканцлер лишь качнул головой. — Никто. Эккехарды перехватывают гонцов и сбивают птиц. Если кто-то и спешит на помощь, мы не узнаем об этом, пока войска друзей не появятся на нашем пороге. — Значит, рассчитываем только на себя, — тихо проговорил Шварценберг. Альдору казалось, что военмейстер вот-вот был готов сдаться. Взгляд потух, движения давно лишились энергии. — И на помощь Хранителя, — напомнил Каланча. — Впрочем, как и всегда. Альдор с трудом поднялся, моля больной желудок успокоиться. — Мы должны удерживать ворота любой ценой, — приказал он. — Но даже если враг прорвётся, наткнётся на защитников. Женщин и детей эвакуировали в подземелье под цитаделью — значит, лютых зверств пока что не будет. В городе мы сможем показать зубы. — Эккехард-младший может взять город, но в Цитадель ему не проникнуть, — напомнил Шварценберг. — Замок неприступен. Полсотни человек могут удерживать его целыми лунами! Эбнер Фалберт с сомнением глядел на военмейстера. — В том случае, если обороняющиеся обладают запасами пропитания, — уточнил он. — В донжоне есть колодец, так что с водой проблем не будет. Но пищи мало. Цитадель вымрет от голода. И вымрет скоро. — И всё же я не готов сдавать замок, — твёрдо сказал Альдор. — Будем держаться, пока силы не покинут нас. Если гонец добрался до Урста, помощь придёт. Мы должны просто ждать. — Да будет так, — отозвался Шварценберг, но в его голосе не было энтузиазма. — Ваша милость, — подал голос лекарь. — У нас заканчиваются снадобья. Сырьё брать неоткуда. Даже с чистыми тканями для бинтов сложности — их мало, и сёстры церкви пустили на тряпки собственные рясы. Альдор кивнул: — Прикажите снять все занавески и шторы в замке. Все скатерти и полотенца. Попросите горожан отдать лишнюю одежду и ткани, если есть. Всё записывайте. Если мы выстоим, корона возместит каждую дуппу. Но начните с замка. Мастер Фалберт, поручаю это вам. — Сделаем, ваша милость. — Спасибо! — с горячностью поблагодарил лекарь. — Храни вас Гилленай. Дверь Малого зала открылась. В проём высунулся поварёнок и вопросительно глянул на Альдора. Эрцканцлер кивнул и жестом приказал вносить еду. — Теперь, господа, прошу к столу, — пригласил он гостей. — Увы, даже нам приходится питаться пресной баландой из гнилых кореньев. Но ничего роскошнее вы не сыщете во всём Эллисдоре. Застучали ложки, зачавкали рты. Альдор поднёс миску ко рту и принялся пить содержимое, как бульон: всё равно в этой жиже почти ничего не плавало, и от еды остался лишь запах. Он быстро допили свою порцию и, поставив миску на стол, с удивлением отметил, что и остальные покончили с трапезой. Голодали все. Но ни один, слава Хранителю, не жаловался. — Благодарю за ужин, ваша милость. — Шварценберг поднялся и поклонился. — С удовольствием остался бы, но ещё нужно лично обойти стену. Альдор кивнул. — Да, разумеется. Благодарю за службу. — Я тоже пойду. — Каланча выпрямился и едва не задел макушкой люстру всего с тремя свечами. — Распоряжусь насчёт тканей. Веззам тоже покинул стол и собрался было уходить, но Альдор окликнул его: — Получилось сделать то, о чём я вас просил? — Да, — шёпотом отозвался Сотник. — Люди уже отправлены. — Спасибо. Держите в курсе. Каланча отскочил и с руганью впечатляв в полку давно потухшего камина, когда дверь распахнулась и в Малый зал влетел гвардеец: — Лорд военмейстер! Ваша милость! Враг снова атаковал. Они пробили Северные ворота! — Чёрт! — Альдор вскочил из-за стола. — Будите ополчение. — Я распоряжусь, — отозвался Шварценберг и обернулся к Альдору. — Оставайтесь в цитадели. Веззам вышел вслед за военмейстером. Каланча вылетел мигом позже. Альдор остался наедине с лекарем. Тот воспользовался моментом и подошёл ближе. — Ваша милость, я нашёл немного желудочной травы для лечения вашего недуга. — Он положил на стол мешочек с благоухающими травами. — Приготовьте отвар и пейте по два глотка трижды в день или при каждом приступе боли в животе. — Спасибо, мастер Пильнув. — Есть ещё кое-что только для вас. — Лекарь выудил из складок тёмной мантии изящный флакончик из гацонского стекла. — Это на крайний случай. Если цитадель будет взята, вас убьют. Наверняка зверски. Вы хороший правитель и я не желаю вам такого конца. Поэтому в момент, когда вы поймёте, что дальнейшая борьба бессмысленна, примите это. Альдор помедлил, глядя на протянутую руку с флаконом. — Церковь не велит... — Церковь не велит вассалу восставать против сюзерена и брату нападать на брата. Однако вот как соблюдаются эти запреты. Живи люди по Священной книге, нас с вами сейчас бы здесь не было. — Спасибо, — Альдор схватил флакон и быстро спрятал за пазухой. — Сколько принимать, если... — Десять капель убьют даже лошадь. Там хватит на двоих. — Понял. Идите к раненым, мастер Пильнув. Кажется, таковых сегодня прибавится. Лекарь поклонился и вышел. Альдор сунул мешочек с травами в карман поясной сумки, потушил свечи и покинул Малый зал — в помещении не было окон, а сейчас требовалось наблюдать за происходящим в городе. Эрцканцлер плотнее запахнул накидку и вышел к лестнице, что вела на одну из стен цитадели. Подъём дался нелегко: ноги скользили по влажным ступеням, из-за боли в желудке слабость разливалась по всему телу. Но он шёл, словно наблюдение — единственное, что он сейчас мог делать — могло помочь. Наконец он выбрался. Стена встретила его ледяным ветром, потоки воздуха принесли запах крови и гари. — Смилуйся, Хранитель, над всеми нами, — тихо шепнул он, глядя вниз. — Фридрих — идиот. Север Эллисдора полыхал. Неприятель решил уничтожить город.4.1 Эллисдор
— Лорд Фридрих, Северные ворота пали. Наши войска вошли в город. Фридрих Эккехард, до этого нервно измерявший шагами шатёр, с готовностью обернулся и чуть не обнял помощника. молодой человек, едва вступивший в возраст настоящего мужчины, смущённо отпрянул и поправил повязку на рукаве с гербом барона Кельбу. — Отличные новости, Эккель! — воскликнул самозванный принц. — Твой отец уже знает? — Да, господин! Барон прислал меня с новостями. Сам он ушёл вперёд — ведёт войско к стенам города. С ним готовятся выступить люди Ульцфельда. — Прекрасно! Хранитель смиловался и ответил на наши молитвы! — Фридрих всё же сгрёб в объятия посыльного и расцеловал в обе щеки. — Если сегодня всё получится, клянусь, я сам подпишу признание тебя законным сыном. Станешь Эккелем ден Кельбу, обещаю. Король точно не будет возражать, особенно когда узнает, что мы его спасли. — Мой господин... — Что? — Я желаю биться вместе с отцом и братьями. Позволите мне присоединиться? Фридрих смерил Эккеля оценивающим взглядом. Худ, слабоват, явно не учился владеть мечом так, как полноправные наследники барона. Но огонь, пылавший в глазах юноши, желание доказать, что он был достоин зваться Кельбу не меньше остальных — такую бесстрашную преданность следовало вознаградить. — Я бы хотел оставить тебя при себе, Эккель, признаюсь честно. Но уважаю твоё стремление заработать себе имя в бою. — Фридрих быстро черкнул несколько строк на узкой ленте и протянул юноше. — Передай это отцу. Моё распоряжение. — Храни вас Гилленай, принц Фридрих! — Эккель схватил послание и сжал так крепко, словно то был локон возлюбленной. — Вы возглавите основное наступление? Фридрих слабо улыбнулся. — Конечно. Ведь мы идём освобождать нашего отца из плена еретиков. Ступай и позови моих оруженосцев — нужно облачиться. — Сию минуту. Эккель с поклоном попятился прочь из палатки. Фридрих опустился на табурет и уставился на груду подготовленных доспехов. — Настал мой час. Я его не упущу, — произнёс он, глядя на своё отражение в начищенном щите. Он прикоснулся к мечу — дорогой подарок от отца Грегора на вступление в зрелый возраст. Знал ли Рольф Волдхард, какие времена настанут после его смерти? Догадывался ли о ереси сына? Жалел ли, что в том бою погиб блистательный Лотар, а не Грегор? — А ведь мы с Грегором во многом похожи: могущественные отцы, чья воля неоспорима. И выдающиеся братья, любимые всеми, но не оправдавшие надежд. И Лотар, и Райнер, были принесены в жертву рундам. И оба — по воле Ламонта Эккехарда. Фриц лишь недавно понял, что попытка мятежа была не первым шагом отца к обретению власти над Хайлигландом. Десять лет назад он уже нанёс главный удар, сам не понимая, что сделал. — Или отец, наоборот, всё прекрасно понимал? Тогда в битве с рундами под Ольдесбро формально победили хайлигландцы, но цена этой победы отдавалась горечью по сей день. Именно тогда, с гибелью Лотара и пленением Артанны нар Толл, огонь в глазах Рольфа Волдхарда угас. Старший герцогский сын, гордость всей страны, всеобщий любимец и надежда... погиб, пытаясь отбить попавший в западню отряд Ламонта Эккехарда. Любимая женщина герцога сгинула в плену Нуда Сталелобого в Тронке и вернулась лишь чудом — искалеченная, сломленная, ненужная. Фридрих был в Ольдесбро, но в силу младого возраста не участвовал в сражении и в тот момент не понял, что произошло. Осознал годами позже, когда Райнер начал задавать неудобные вопросы отцу. Райнер всегда задавал неудобные вопросы и был занозой в заднице у всей семьи, потому отец был счастлив отослать сына подальше, дабы тот не мешал или, не дай бог, не сболтнул чего важного раньше срока. Поначалу Фриц тоже радовался — наконец-то можно не бороться с более талантливым и сообразительным отпрыском за внимание отца, наконец-то он остался единственным и любимым сыном, готовым выполнить любую отцовскую волю, лишь бы заслужить похвалу и расположение. Но чем дольше не было Райнера, чем глубже отец погружался в подготовку восстания, тем неуютнее себя чувствовал Фридрих. Он делал всё, что ему говорили, исполнял любой приказ безропотно и не задавая лишних вопросов. Даже с этой жирной капризной коровой Батильдой пришлось трахаться, чтобы угодить отцу и насолить выскочке Грауверу. Но это того стоило — Ульцфельдская корова понесла, хотя от перспективы совместной жизни с этой капризной и мстительной женщиной у Фрица сводило челюсть. Впрочем, даже это можно было вынести, зная, что отец оценит его усилия и жертвы. Беда была в том, что Ламонт Эккехард усилий не ценил и воспринимал каждый подвиг Фрица как должное. Слишком поздно Фридрих осознал, что отец, которому он всё это время так стремился угодить и доказать свою любовь, видел в сыне лишь инструмент для обретения власти. Стручок, что заделает внука, на которого так надеялся Ламонт. Осознание собственной беспомощности вгоняло Фрица в отчаяние. И потому, когда на лагерь напали Эллисдорские лазутчики и взяли отца в плен, Фридрих решился на крайние меры — собирать все доступные войска и атаковать город. Взять Эллисдор любой ценой и освободить отца или умереть, пытаясь. — Быть может, тогда он наконец-то поймёт, — прошептал Фридрих, вынимая меч из ножен. — Что ещё нужно сделать, чтобы он наконец-то в меня поверил и полюбил как сына? Зашуршал полог палатки, и внутрь ввалились двое запыхавшихся оруженосцев. — Ваше высочество, вы готовы облачаться? — Да, конечно. — Фридрих встал, аккуратно вернул меч в ножны и встал перед юнцами, раскинув руки в стороны. — Приступайте. У нас мало времени. Я лично поведу основные войска на штурм.* * *
Нижний город пылал. Прорвавшиеся сквозь ворота захватчики все прибывали и прибывали. Сидя взаперти в цитадели, Альдор не видел, но скорее чувствовал их натиск. Всё окрасилось тьмой и огнём. Ополченцы пускали зажжённые стрелы по скопившемуся у стен воинству Эккехардов, лили кипящее масло и сбрасывали сотни камней. Сломившие ворота захватчики несли факелы, бросали их на крыши, и крытые соломой постройки тут же вспыхивали, терзая пламенем позднюю ночь. Солдаты мятежников прорубали путь сквозь живую человеческую массу, и мало-помалу защитники отступали. Альдор в оцепенении наблюдал за происходящим, оглохнув от криков, звона оружия и гула пожаров. Полководец из него был никудышный, и он мало что смыслил в тактике боя. Но он умел считать. И арифметика была не в пользу Эллисдора. — Будь проклят этот Фридрих! — в сердцах воскликнул эрцканцлер и грохнул кулаком по деревянной опоре крыши, что защищала стену цитадели от дождя. — Зачем жечь город? Ламонт Эккехард был невероятной скотиной, но даже он понимал, что уничтожать столицу не стоило. Ламонт считал себя королём, владыкой земель и этого народа, и как всякий король, понимал, что его собственное благополучие зависело от лояльности подданных. Король, который сжёг собственную столицу, вряд ли смог бы рассчитывать на народную любовь. Даже Грегор это понимал и не усердствовал с наказаниями, когда подавлял вспыхивавшие мятежи. Фридрих Эккехард свёл на нет всё, чего так долго добивался его отец. Однако Альдор не радовался глупости противника. — Ибо с такими темпами мы все вряд ли доживём до того момента, как он осознаёт, что совершил. Альдор обернулся было, чтобы по привычке подозвать Ганса, но замер, вспомнив, что друга не стало, а он так и не озаботился поиском нового слуги. До рассвета оставалось несколько долгих часов.* * *
Веззам ненавидел сражаться большим войском внутри городов. Набитый под самую завязку Эллисдор был неудобен узкими улицами и нависающими над головой домами — земля в городе была дорогой, и владельцы экономили, строя расширявшиеся к небу этажи так, что можно было спокойно перешагнуть с крыши одного дома на другой. Здесь приходилось не биться, а давить — никакой свободы движений, никакой манёвренности. Копья и мечи стали бесполезны, не размахнёшься как следует. Но в то же время у боя в стенах города были свои преимущества: масса возможностей спрятаться, построить баррикады и препятствия, ударить исподтишка. Правда, этим преимуществом можно было пользоваться, если ты понимал, кого бить. Сейчас же на улицах становилось так плотно, что Веззам уже не узнавал своих и чужих — только тех, кто сражался прямо рядом с ним. Света катастрофически не хватало, бесполезные блики пламени плясали на железе, доспехах, владевшее от росы стенах, но лишь отвлекали своим мельканием. Веззам улучил момент и рубанул настойчиво напрашивавшегося на смерть юнца с нашивкой Эккехарда на куртке — да и ту смог разглядеть чудом. Паренёк замер с открытым ртом, вытаращил глаза от удивления, только успел глянуть на рану в груди, что проделал ваграниец — и рухнул как подкошенный, кашляя кровью. Веззам тут же переключился на другого, выбросил веред короткий топорик, рассёк череп, с усилием вытащил застрявшее оружие, второй рукой ударив ещё одного. Бой давно превратился в кровавую рутину. Ни эмоций, ни печали, ни ярости. Только равнодушная необходимость держать строй и рубить врагов, пока не кончатся. Бела была в том, что заканчиваться они и не думали. — Командир! Они перестроились и идут в наступление! — Рявкнул на редкость башковитый новобранец «Сотни», Юха. — Надо отступать на площадь за баррикаду. Веззам кивнул, вскочил на выступ стены и жестом дал отряду знак уходить. — Вот там-то мы им и обеспечим тёплый приём! — злорадно ухмыляясь, проговорил Юха. — Наши парни приготовили пару сюрпризов. У парня обнаружился талант к ведению боёв в городской черте. Именно Юха предложил в случае прорыва завалить боковые переулки и сделать недоступными для прохода — так можно было вести захватчиков по продуманному маршруту. А это позволяло подготовить занятные способы уменьшить число противников. — Заманиваем их глубже, давайте! — торопил Веззам. — Юха, дуй вперёд, предупреди наших. — Айе, командир! Веззам с трудом увернулся от просвистевшей рядом с ухом стрелы и злобно зыркнул на лучника из защитников стены. Тот виновато развёл руками: дескать, в таком столпотворении можно случайно и своих зашибить, без обид. Отряд спешно свернул на прилегавшую к площади улицу. Каменное Святилище Нижнего города ещё не поддалось огню, и ваграниец молился, чтобы этого не случилось: внутри наверняка оставались люди, решившие укрыться в доме божьем. Но проверять и спасать мирян времени не было. Разделившись, наёмники стекались на площадь, лихо перемахивая через нагромождение сбитых досок, телег и мебели из ближайших таверн. Баррикаду предусмотрительно поливали водой, чтобы не загорелась. — Сейчас начнётся. Веззам оглянулся. Над ним, забравшись на покрытый копотью чумной столб, свесился Юха. Юха Рваное ухо — так он сам себя называл. И действительно, левое ухо у парня почти отсутствовало. Говорили, ещё в детстве Юха забежал на герцогскую псарню как раз перед охотой — ну и получил отметину на память, благо вообще остался жив. Сейчас же кривое ухо, отливавшие медью в пламени пожара растрёпанные жёсткие волосы да свёрнутый набок нос на веснушчатом лице придавали юнцу вид настолько лихой и бандитский, что впору было вербовать в банду к каким-нибудь Чирони. — Не лезь особо, — предостерёг его Веззам. — Ты не солдат и плохо дерёшься в открытом бою. Убирай их исподтишка. — Айе, Первый! Идут! — Готовсь! — проревел Веззам, и остатки бойцов, проверявших ловушки на площади, заняли свои места. Передышка оказалась слишком краткой. Ваграниец едва успел перевести дух, как на площадь высыпали солдаты Эккехардов. — Ройко, давай! — что есть мочи заорал Юха, когда противник направился к баррикадам через нависавшую над улицей галерею меж двумя домами. Притаившиеся на галерее «сотенцы» слаженно перевернули чаны с кипятком на головы первых рядов противника. — Воооо, — удовлетворённо протянул Юха. — Добро пожаловать в Эллисдор, ублюдки! Ройко, давай ещё! Следом за кипятком на неприятеля посыпались камни и стрелы, а в качестве финального аккорда наёмники угостили ещё пару рядов кипящим маслом — спасибо Каланче, тот откуда-то добыл достаточно. Отряд воспарял духом. Из-за баррикад наёмники пускали стрелы и короткие копья: что нашли, то и шло в дело, и противник остановился в нерешительности. — Надо бы отнять у них щиты, — сказал Юха. — Закрываются, сукины дети. Веззам покосился на парня: — Ну их-то они вряд ли отдадут. Чай, не безумные. — Значит, заставим бросить. А что будет, если масло поджечь? Не вспыхнет же? Взорвётся? — Нет. — А жаль. — Жаль, — согласился Первый. — Но нам пока и так нормально. Люди, которых отрядили на сторожевые посты внутри голода, охотно принялись помогать «Сотне» дальше заманивать осаждавших в ловушку. Баррикады построили на славу: высокое и широкое нагромождение отрезало площадь и примешавшие к ней улицы от дороги к замку. — Здесь и начнётся самое мясо, вот что я скажу, — заявил Юха, бросив очередное копьё в подошедшего слишком близко солдата. — Надо бы отправить кого-нибудь из наших на стену за свежаком. Чую, недолго мы тут своими силами справимся. Веззам подозвал двоих новобранцев и отдал распоряжение привести подмогу. Одному со стены, второму — из цитадели на случай если защитники первого рубежа не смогут поделиться людьми. Сейчас он жалел, что старой гвардии, служившей ещё при Артанне, почти не осталось: с ними было куда проще работать, ибо они провели в совместных сражениях много лет. Старики могли провернуть такие финты, что даже дерзкому молодняку вроде Юхи и не снилось. Но приходилось работать с тем, что было. Отряд начал уставать, Веззам видел это по тому, с каким усилием бойцы подбирали оставшиеся копья и мечтали во врагов. Масло закончилось, кипяток тоже. — Стрелы на исходе, командир! — крикнул один из лучников. — Значит, скоро дойдёт до железа. Веззам метнул взгляд на стену, мучительно ожидая подмоги. Долго в ближнем бою они не продержались бы, а сдать площадь означало сдать Нижний город. Враг перешёл в наступление. Штурмовавшие утыканные острыми кольями баррикады, солдаты неприятеля карабкались на вершину, пытались разбирать завалы и расчистить путь. «Сотня» мешала, и мешала эффективно. И все же Веззама не отпускала тревога. Инстинкты редко его подводили, и сейчас он чувствовал, что что-то происходило не так. Чувствовал, почти ощущал это колец, но не мог понять, что. А когда понял, стало слишком поздно. — Командир! — проревелвновь вскарабкавшийся на столб Юха. — Западный квартал! Черти проломили ещё одни ворота! — Дерьмо! Веззам жестом согнал новобранца со столба и сам залез, чтобы посмотреть на происходящее. Небольшие, и, казалось, крепко забаррикадированные Западные ворота пали, и поток неприятеля направлялся прямиком на площадь. Удержать баррикаду с двух сторон «Сотне» не хватило бы сил. — Что там с подмогой? — спросил он у бойцов. — Ждём! — Стоим и удерживаем. Рассредоточиться по переднему и левому флангу — там будет жарче всего. Ваграниец поднял глаза наверх. Над пытающим городом занималась заря. — Ну, мы хотя бы дожили до рассвета, — словно прочитав его мысли, сказал Юха. — Не хочу умирать во тьме.* * *
Эбнер Каланча крякнул, схватившись за слишком тяжёлый камень: спину прострелила вспышка невыносимой боли, а колени едва не подломились. Все кости ломило от усталости, а голова с трудом соображала от нехватки сна. Стены города ещё стояли, но ополчению всё труднее давалось отбиваться. — Мастер Фалберт, — обратился подоспевший боец «Сотни». Отряд с площади запрашивает подмогу! Проломлены вторые ворота, защитники с площади не справляются. — Покажи, где мы вообще справляемая, — раздражённо прошипел Каланча. — Нет у меня свободных людей. Разве что с десяток дам. Не больше. — Лучше, чем ничего, — пожал плечами наёмник. — Готов забрать их немедленно. Там, — он кивнул в сторону площади с баррикадами, — стало очень жарко. Как бы нас всех не сожгло. Каланча устало облокотился о стену. — Давно служишь в «Сотне»? — Пять лет, считаюсь долгожителем. Меня зовут Крипп. — Вот что, Крипп. Бери людей и вали с этой чёртовой стены. — Спасибо, мастер Фалберт. — Хотя погоди... — Эбнер привстал на цыпочки и аккуратно выглянул из-за зубца укреплений. — Ну-ка подойди сюда, боец. Видишь, что там у реки? Крипп подчинился и выглянул. — Войско, мастер. Не Эккехарды. И не король Грегор. — Я стал подслеповат, не различаю гербов. Ты у нас глазастый? — Попробую рассмотреть. Крипп безбоязненно вскочил на стенной парапет и прищурился. — Навскидку тысячи две, — отчитался он. — Вижу много стягов с чёрной секирой на белом поле. Не знаю таких. — Я тоже не знаю, — в замешательстве ответил Фалберт. Другие есть? — Да, ещё один герб. Чёрт, много мелких деталей, не могу всего разглядеть. Вроде скрещённые меч и топор... Волдхарды? Но над оружием золотой кораблик... и фон пурпурный. Каланча, не поверив, сам подтянулся на парапете, чтобы попытаться разглядеть детали. — Меч и топор — это Волдхарды. А кораблик на пурпуре — герб Дома Аро Гацонских... Значит... Хранитель милостивый, это же леди... Принцесса Рейнхильда!* * *
— Рейнхильда? — проглотив ком волнения, прохрипел Альдор. — Вы уверены? Эбнер Фалберт кивнул. — Да, ваша милость. Человек «Сотни» разглядел герб на стягах. Ошибки быть не может, ибо лишь принцесса Рейнхильда вправе использовать совмещение гербов Волдхардов и Аро. — Две тысячи, говорите... Она привела две тысячи человек? — Около того. Может немного меньше. — Хранитель милостивый... — Всё ещё не веря своей удаче, Альдор рухнул на жёсткий стул. Силы покинули его в один момент. Следовало перевести дух перед последним рывком. — Нужно скоординировать действия, — предложил Каланча. — Возможно, получится переправить посыльных через тайный ход в подземелье. Доберутся, расскажут о ситуации. Если наши союзники начнут действовать вслепую, толку будет куда меньше. — Согласен, — отозвался эрцканцлер. — Немедленно отошлите гонца. Я сейчас напишу письмо для Рейнхильды. Он тут же развернул узкую полоску бумаги и придвинул чернильницу. — Лучше всего будет зажать Эккехардов в стенах города. Войска принцессы могут начать давить их со стороны лагеря. Сил у союзников наверняка больше, чем у нас — в поле от них будет больше толку. Мы же сможем выпустить часть воинов из цитадели на помощь своим в городе. Альдор принялся торопливо царапать пером послание. — Где Шварценберг? — спросил он, сделав паузу. — На стене. — Он в порядке? Давно не слал новостей. — Прилетело пару раз от тех, кто пытался вскарабкаться на стену, но ничего серьёзного. Этого медведя так просто не возьмёшь. — Рад слышать. — Альдор отложил перо, просушил песком чернила и ловко скрутил послание в свиток, а затем запечатал сургучом с оттиском печати эрцканцлера и протянул Каланче. — Отправьте как можно быстрее. Чем раньше договоримся, тем быстрее это закончится. — Разумеется, ваша милость. — Эбнер бережно сунул послание за пазуху. — Будут другие указания? — Нет. Вы свободны, спасибо. У меня же осталось ещё одно небольшое дело. Каланча легко поклонился и вышел. Оставшись в одиночестве, Альдор судорожно вздохнул и взглянул на руки — пальцы дрожали от волнения. Значит, кто-то из гонцов всё же добрался до цели. Значит, Рейнхильда не бросила их. Быть может, прямо сейчас к Эллисдору спешил кто-то ещё. Но времени дожидаться не было. Осталось надеяться, что гонцы быстро доберутся до лагеря Рейнхильды. — Скоро всё решится, — прошептал Альдор, глядя на кривое отражение в давно опустевшем медном кувшине. — Лишь бы она оказалась на нашей стороне.* * *
— Давят, черти! — выругался Юха, спихивая с баррикады очередного солдата. Эккехардовы люди пошли в наступление так решительно, словно в задницах у них тлели угли. — Не высовывайся! Говорил же! — рявкнул Веззам, когда один из неприятелей всё же легонько зацепил парня. — Может че случилось, раз они так нажимают? У Веззама почти не было времени размышлять. Враг давил с двух сторон, защитники уставали, а баррикады разваливались, грозя похоронить под обломками и своих, и чужих. Присланные Каланчой со стены люди не сильно помогли: их было мало, и они тоже выдохлись. Впрочем, и Эккехардовы солдаты понемногу начали слабеть. — Человек из цитадели! — громко крикнул Белингтор, на ходу рубя неприятеля. — Пропустите сюда! Запыхавшийся гонец помедлил, скрючившись и упёршись ладонями в бёдра. — Новости, — переведя дух, сообщил он. — Хорошие. Подмога пришла. Веззам отошёл в сторону, увлекая гонца за собой. — Кто? — Принцесса Рейнхильда. Сестра короля. — Гацона, значит. — Ага. Войска сгруппировались, чтобы ударить влагу в тыл и оттеснить его, — пояснил посыльный. — Заметили со стены. — Теперь понятно, почему их так набивают в город, — протянул вездесущий Юха. — Нам бы побольше людей, а уж трупов мы понаделаем. Веззам отмахнулся от очередного самонадеянного высказывания юнца и уставился на посыльного: — Значит, союзник теснит Эккехардов к городу? Тот кивнул. — Если я понял всё верно, то часть войск принцессы даст бой у стен замка, чтобы рассредоточить людей Эккехарда, а часть закупорит уже вошедших в город. — Неплохо, — отозвался подошедший Белингтор, и Веззам раздражённо глянул на него. Даже в суматохе боя у этого певуна слух работал чересчур остро. — Гацонская конница хороша в поле, и если Рейнхильда привела кавалерию, то у тех, кто остался в поле, шансов немного. — Также эрцканцлер распорядился отрядить в Нижний город половину войск, охраняющих цитадель, — добавил посыльный. — Логично, — проговорил Белингтор, вытирая пот со лба. — С учётом новых обстоятельств до цитадели Эккехарды не доберутся. Задавим раньше. Или хотя бы попробуем. Юха аж подпрыгнул от удовольствия. — Значит, ждём подмогу из цитадели и начинаем давить. Выжмем ублюдков до жмыха! — Разойтись по местам! — рявкнул Веззам. — Балаган опять устроили. Сначала надо дожить.* * *
Ламонт Эккехард вздрогнул, когда эрцканцлер ворвался в его покои. — Я уже знаю, — безжизненным голосом произнёс лже-король. — Фридрих — идиот. Альдор рванул Ламонта за рукав камзола и потащил за собой. — Я хочу, чтобы ты увидел всё сам. Шевелись. Эккехард подчинился. Альдор вытащил его в коридор, кивнул страже следовать за ними и потащил узника к выходу на стену. — Вы хоть понимаете, что наделали? — зло процедил эрцканцлер, крепко держа пленника за руку. — У вас осталось хоть немного здравого смысла? — Я бы так не поступил, — тихо, почти беззвучно отозвался Ламонт. — Я бы... — Поздно! Только сейчас Альдор позволил себе выплеснуть малую толику ярости, что переполняла его всё это время. Ярости, что служила стержнем и позволила выжить. Эккехард выглядел как живой труп, но эрцканцлер не мог найти в себе сил на жалость и сострадание. — Вперёд! — он жестом велел страже отворить дверь, что вела на стену, и толкнул Ламонта в спину. — Быстрее, а то пропустишь самое интересное. Пленник едва передвигал ноги, словно одряхлел за одну ночь и превратился в немощного старика. Не осталось жизни в его глазах, не было оттенков в голосе. Казалось, даже облысел пуще прежнего. — Дайте ему плащ, — распорядился Альдор. — Рассветы нынче холодные. Эккехард позволил обернуть плечи в шерсть и медленно потащился за эрцканцлером. Они спустились к стенам Нижнего города и остановились возле уцелевшей надвратной башни. — Поднимайся, — приказал Альдор, когда их пропустили внутрь, и указал на узкую каменную лестницу. — Оттуда хороший вид. — Боже... — только и смог произнести Ламонт, когда они оказались наверху. Отсюда действительно можно было разглядеть оба побоища: кровавое месиво, что развернулось внутри стен, и битву на поле перед замком. — Твоих людей зажали в тиски. Из города они не выберутся, — пообещал Граувер. — Всё же у Эллисдора остались союзники. — Рейнхильда Аро, — просипел Эккехард. — Как девчонке удалось получить армию вечно нейтральной Гацоны? — Рейнхильда умеет очаровывать, — пожал плечами Альдор, стараясь не показывать волнения. Он и сам за последние часы не раз задавался вопросом, какую жертву пришлось принести Рейни, чтобы получить войска. Но сейчас было важно не это. — Погляди на поле. Кажется, вон там твой сын. Ламонт подошёл к парапету и оперся о край изо всех сил. — Давят... — Вы проиграли, Ламонт. — Фридрих не сложит оружие. Я бы сложил. Но не сын. — Ты уже и так у меня в руках. За будущее Фридриха ручаться не могу. — Я могу его спасти? Я могу сделать хоть что-нибудь... Альдор жестом прервал мольбу. — Поздно. Он потянулся к притороченному к поясу меху с остатками разбавленного вина. — Вот, выпей. Ни ты, ни я уже ничего не можем сделать. Мы свои решения вынесли и сейчас наблюдаем их последствия. — Альдор протянул мех Ламонту. — Пей. Лже-король не глядя отхлебнул щедрый глоток и скривился. — Скверное вино. — Другого не осталось. Мы же в осаде. Допивай, если хочешь. Мне всё равно ничего не лезет в глотку. Эккехард глотнул ещё, а затем, распробовав, осушил мех до дна. — Гляди-ка, а Фридрих хорош! — заметил Граувер, когда на поле сошлись войска. — Да только сил у него меньше. Ламонт Эккехард наблюдал за побоищем, сжимая край парапета от бессильной ярости. Уставшие после ночи воины дрогнули, а когда из подлеска вышла кавалерия с гацонскими стягами, и вовсе побежали. Не сдвинулись с места лишь Фридрих с небольшой свитой да, к удивлению Альдора, его собственный отец. Видимо, предпочёл смерть на поле боя. Какая-никакая, а лучше казни. — Вы сегодня тоже кое-кого потеряете, — заметил Ламонт. — Они давно от меня отказались. Мы больше не семья. — И вас не трогает то, что вы видите? Альдор не ответил. Лишь спокойно, не шевелясь, наблюдал за тем, как один за другим падали на сверкавшую от росы траву всадники и пешие. Вздрогнул лишь единожды — когда облачённый в дорогой доспех с перламутром всадник всадил меч в грудь Фридриха Эккехарда. — Вот и всё. А затем всадник снял забрало, и сердце Альдора ёкнуло. Им оказалась Рейнхильда. Стриженная под мальчишку, раскрасневшаяся и напуганная, но это точно была она. Ламонт Эккехард побледнел и медленно сполз на каменный пол башни. Альдор подошёл и поднял его, привалив к стене и заставляя смотреть. — Я обещал, что убью тебя, если твои люди пойдут на штурм — и я выполню это, — прошептал он ему на ухо. — Я мог бы оставить тебя для суда Грегора, но кара, что он изберёт, слишком жестока даже для такого предателя, как ты. Поэтому я оказал тебе последнюю услугу — ты уйдёшь в ад невредимым. Лекарь ещё в начале штурма дал мне яд на случай, если вы одержите верх. Яд выпил ты — вместе с последним вином в замке. Уже начинает действовать, да? Эккехард кивнул. — Я привёл тебя сюда потому, что на боль нужно отвечать болью. Ты начал первым. И последнее, что ты почувствуешь перед смертью, будет разочарование и горечь, потому что всё, чего ты добивался, рухнет у тебя на глазах. — Альдор обратил взор на поле битвы. Войско неумолимо приближалось к воротам города, чтобы окончательно расправиться с остатками осаждавших. И вела их Рейнхильда. — Умри же со знанием, что тебя разгромила женщина.* * *
— Теперь главное, чтоб нас не вынесли, — хихикнул раненый, но всё ещё деятельный Юха. Веззам отстранил его и вышел на усыпанную трупами площадь. Город стонал от последствия пожара, ран и боли. Рассветное солнце окрасило залитую кровью мостовую багрянцем. И лишь сейчас, впервые за ночь, Веззам позволил себе сесть. — Что, командир, весела была ночка? — Отстань, Юха. Мы много людей порезали. — Они бы порезали нас, — пожал плечами парнишка. — Что ж делать-то теперь. — Надо заняться пожарами и трупами, пока остальные отлавливают остатки Эккехардовых людей. Вот что надо делать, — огрызнулся ваграниец. — Ага. Но сначала встретим спасителей. Вон они идут! Крякнув, Веззам заставил себя выпрямиться и поглядеть на союзников, что как раз входили сквозь павшие Северные ворота. При взгляде на Рейнхильду он ощутил укол ностальгии — когда-то и они с Артанной так шествовали, и у неё тоже был красивый доспех, золочёный меч, а он... Но эта женщина, Рейнхильда, воином явно не была, хотя держалась в седле отлично. Возможно, её обучали владению оружием, но не учили быть убийцей. И всё же в глазах этой женщины Веззам прочитал, что убивать ей уже случилось. Все, кто недавно убивал, имели характерный взгляд. И этой принцессе ещё предстояло пережить самое страшное. Осознание и принятие. — Хороша, — протянул Юха. — Я б ей присягнул. — Завали рот, — гаркнул на него Белингтор. — Она супруга кронпринца Гацоны. Почти богиня. И к тому же спасла наши задницы. Когда Рейнхильда со свитой проезжала мимо, вся «Сотня» склонилась в почтении. Однако выпрямившись, Веззам не поверил своим глазам. — Черсо, ты это видишь? — ткнул он в бок менестреля. Белингтор моргнул несколько раз, а затем инстинктивно положил руку на меч. — Вижу. Что делать? — Не знаю, — искренне ответил ваграниец, не сводя глаз со знамён войска, что привела с собой Рейнхильда. Чёрная секира. «Братство» из Гивоя. Во главе с обоими братьями Чирони.4.2 Миссолен
«Они хотят чуда. Будет им чудо, если это поможет». Демос остановился и оглянулся. Вереница горожан рассредоточилась по всей Соборной площади: кто с цветами, кто со свечами, кто с символами веры в руках. Люди распевали гимны и молились, вознося хвалу Хранителю и Последнему сыну за избавление от мора. — Уверены, что получится? — спросил Ихраз, все это время следовавший за господином. — Надеюсь. «Вот будет умора, если я не сдюжу и выяснится, что все эти люди притащились сюда зря». Несколькими днями ранее объявили, что чума отступила окончательно. Открылись городские ворота, люди получили возможность перемещаться. Из столицы хлынул поток горожан: многие беспокоились о родичах, живших вне стен города, и Миссолен опустел еле больше. Караваны всё так же останавливали на карантин, ибо, по сообщениям лорда Анси, кое-где на севере очаги мора ещё сохранились. Но дышать стало легче. В глазах горожан снова появилась надежда — Демос видел это сам, хотя и не спешил приказывать возвращать Двор в столицу. «Ибо сначала нужно разобраться кое с чем без лишних дворянских глаз и ушей». — Удачи, господин. Демос кивнул Ихразу и шагнул к воротам Эклузума. Высокие, в несколько человеческих ростов, окованные металлом и инкрустированные разноцветными каменьями, створки являли собой чистое произведение искусства. «Даже жаль, если...». Демос подошёл к воротам вплотную, игнорируя нацеленные стрелы охранников со стены. — Я пришёл просить помощи для этих людей, — объявил он, запрокинув голову. — Им нужны лекари, пекари, наставление и доброе слово. Один я, пусть однажды Хранитель и явил мне своё расположение, не могу дать им всего этого. Потому я пришёл сюда, в дом слуг божьих, и прошу о помощи. Сверху не ответили, хотя Демос не сомневался, что отправили гонца с докладом к Великому наставнику. Мнение Ладария уже не особенно интересовало Демоса. Важен был лишь результат. — Откройте ворота для этих праведников, — попросил Деватон. — Не ради короны, так ради милости Хранителя. И вновь никто не ответил. «Мне не оставили выбора. Почему с Эклузумом так всегда?» — Да защитит нас Хранитель, да поможет нам Сын его, — проговорил Демос, играя на публику, и прикоснулся обеими ладонями к воротам. Стоило больших трудов сохранять концентрацию. Шум толпы отвлекал, нацеленные стрелы не добавляли спокойствия, да и размер ворот смущал: ещё никогда ему не приходилось работать с такими большими предметами. «И всё же опозориться именно сейчас недопустимо». Он сосредоточился снова, уходя вглубь себя и отыскивая все больше силы. Наконец ворота начали поддаваться. Металлические оковы раскалились, принялось тлеть дерево, захрустели, трескаясь, камни инкрустации. Металл поплыл вниз, унося остатки каменьев, дерево занялось огнём. А через несколько долгих мгновений ворота сорвались с петель и рухнули, подняв столб пыли. «Вот вам и чудо». Толпа на площади взвыла в благоговейном экстазе. Люди обступили Демоса, стараясь ненароком дотронуться до чудотворца, словно касание могло принести им удачу. Ни слова не говоря, Демос шагнул вперёд, в обнажившийся проём. — Оружие ни к чему, мимоходом бросил он обескураженным братьям-протекторам. — Эти люди действительно пришли с миром. Им нужна помощь — снадобья, рабочая сила для восстановления города, припасы и божьи люди, что выслушают и помогут молитвой. Отнеситесь к ним как к гостям и братьям. Я же должен увидеть Великого наставника. Проводите меня немедленно. — Великий наставник нездоров и не принимает. Демос повернул голову на до боли знакомый голос, больше походивший на карканье старого ворона. «О, сам Чёрный гриф спустился с верхотуры. Мне оказана честь». — Ради меня сделает исключение. — Демос криво улыбнулся. — Или вы желаете, чтобы я явил миру ещё одно чудо? Рувиний плотнее запахнулся в чёрную мантию и взмахом руки пригласил Деватона. — Следуйте за мной, — раздражённо бросил он и зашаркал вверх по дорожке. — Но имейте в виду: я вас предупреждал.* * *
Коридоры Эклузума казались покинутыми даже в крыле, где располагались покои Ладария. Демос быстро шагал за Чёрным грифом, то и дело поскальзываясь на умопомрачительно гладких каменных плитах. «Хоть бы ковры постелили». Наконец наставник Рувиний свернул в примыкавший к овальному залу коридор и указал на дверь, которую охраняли двое братьев-протекторов. — Идите сами, если желаете. Я останусь здесь. «Интересно». — Чума? — уточнил Демос. — Нет. Но тоже мерзкий недуг. И он передаётся от человека к человеку. Лучше прикройте лицо плащом, а после визита как следует вымойтесь. И одежду отстирайте. «Казалось бы, риск миновал, а тут на тебе. Ни мгновения покоя». Рувиний знаком велел страже пропустить гостя. — Благодарю за совет, — кивнул Демос и толкнул дверь. Едва створки отворились, в нос ему ударила знакомая, но оттого не менее отвратительная вонь итогов человеческой жизнедеятельности, к которой примешался металлический запах крови. Покои Ладария утопали в полумраке — рассветные лучи едва пробивались сквозь плотные тёмные занавески. В воздухе плыли пылинки, угли в камине едва тлели. — Нашли момент, ничего не скажешь! — проворчали из угла комнаты. Демос медленно повернул голову и с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Великий наставник Ладарий, первый слуга господа на земле, обладатель хрустальной короны и несметных богатств, корчился на ночном горшке, исторгая содержимое кишечника с оглушительными звуками. — Добрый день, — отозвался Деватон. — Пожалуй, немного неуместно просить о благословении. — Не издевайтесь! — огрызнулся Ладарий. Трясущимися руками, он ухватился за край полки и поднялся. — Тряпку, брат Рикке! И вынесите ведро! — Вам бы и проветрить не мешало. — Демос раздвинул шторы и обшарил окно в поисках замка. Справившись с запором, он распахнул створки. — Так-то лучше. Шатаясь, Ладарий доковылял до кровати, завернулся в толстый халат и бессильно рухнул в стоявшее рядом кресло. — Это все последствия зелёного поноса, что я перенёс ещё в молодости, — пояснил он, кивнув на ночной горшок. — С тех пор мучаюсь кишками. Лекари прописали диету, но после того, как город закрыли, соблюдать её стало невозможно. И вот итог. С чем вы пришли, лорд Демос? Молю, давайте побыстрее. Я и правда неважно себя чувствую. «Это я вижу». Ладарий действительно здорово сдал и был похож на живой труп. — Я привёл людей в Эклузум. — И сломали мои ворота, об этом мне уже донесли. Зачем было ломать, Демос? Вы знаете, сколько они стоили? Деватон лишь пожал плечами: — Мне не открывали... — Опять паясничаете! Чего вы хотите? — Чума ушла, но Эклузум всё ещё закрыт. Город нужно восстанавливать и приводить в порядок. Я хочу, чтобы божьи люди помогли с этим. — Божьим людям есть чем заняться. — Кажется, вы меня не поняли, Великий наставник. — Демос придвинулся ближе, взял со стола свечу и зажёг её, едва прикоснувшись пальцем к фитилю. Ладарий вжался в кресло. — Ваши люди сегодня же выйдут из стен этой крепости, исследуют город и через три дня предоставят мне отчёт о сроках восстановления и степени участия Эклузума в этом мероприятии. — Наставники и так вернулись в приходы. Больницы... — Этого мало, — настаивал Демос. — Полгорода умерло. Рук не хватает. Пусть братья-протекторы и прочие монахи помогают горожанам. В богатых кварталах есть кому заботиться о жильцах, но меня интересуют менее фешенебельные. Сколько у вас людей? — Несколько сотен, — хрипло отозвался Ладарий. — Три или четыре. Было пять, но божьи люди тоже пострадали от мора. Дайте воды. От постоянных позывов она вся выходит. Демос взял со столика кувшин и налил немного в простой стакан. — Давайте всех, кто сможет помочь, — попросил он, подав питьё церковнику. — Это очень поможет. Кроме того, вы должны мне услугу за Альбумуса. — Спорить не буду. — Эклузуму нужно реабилитироваться за бездействие во время мора, — добавил Демос. — Вы ни разу не вышли к горожанам даже на балкон. Ни разу не провели публичного молебна. Люди считают, что церковь покинула их. Убедите в обратном. Ладарий кивнул. — Вы и так неплохо справились. Но вы не Великий наставник, согласен. — К слову обо мне. Есть ещё одна просьба. Ладарий вскинул бровь и жестом поторопил Демоса. — Эклузум должен признать Божий суд и моё испытание чудом. — Исключено. — Это логично. — Вы претендуете на звание святого, лорд Демос? От кого, а уж от вас не ожидал проснувшейся набожности. — Вы идиот, Ладарий. «Просто признай, что боишься моей власти». — Я сужу здраво. Вчера Аристид, сегодня Альбумус, завтра Демос — это все люди, которые взяли на себя слишком много. А вы берёте на себя слишком многое, лорд Демос. Никому, кроме Хранителя, не дозволено... — Кроме Хранителя и Великого наставника, вы хотели сказать? — насмешливо уточнил Демос. — Для того эта должность и создана, — пожал плечами Ладарий. — Выходит, вы тоже берёте на себя слишком много. Хорошо, выражусь проще. — Демос наклонился к самому уху церковника. — Вы признаете Божий суд чудом. Выгоните всех церковников до последнего служки на улицы Миссолена приводить город в порядок. Проведете большой молебен на площади и раздадите столько милостыни, сколько позволит ваша казна. В противном случае у Эклузума будет новый Великий наставник. — Это решать не вам, — сухо ответил Ладарий. — Я спас ваши задницы и репутацию, — сказал Демос, направляясь к выходу. — Если сегодня к вечеру мне не доложат о помощи ваших монахов горожанам, я пригоню сюда бельтерианскую армию и вышвырну всех вас прочь из города. У вас несколько часов. Всего хорошего, ваше святейшество. Не трудитесь провожать.4.3 Рантай-Толл
Город встретил путников влажным застоявшимся воздухом и туманом: над рекой и низинными районами медленно плыли бледные полосы, испарявшиеся по мере восхода солнца. Тёмный камень городских построек покрылся капельками росы и блестел в рассветных лучах. — Так куда мы едем? — тихо спросила Артанна после того, как свита Айши миновала городские ворота. — В мою вторую резиденцию на западе столицы, — отозвалась Айша. — В дом моей матери. Там безопаснее. Артанна молча кивнула и почесала мучительно зудевший лоб под повязкой. Её переодели не то в служанку, не то в простолюдинку по местной моде, и облачение доставляло немало хлопот. Отвыкшая от вагранийского климата Артанна прела и потела под плотным покрывалом. Впрочем, Медяку было ещё хуже: его и вовсе заставили лёжа ехать в повозке: накидали сверху барахла, прикрыли перинами и велели не издавать от звука. Так он и провёл всю дорогу, лишь изредка вылезая размять кости на пустынных стоянках. К счастью, при въезде в город стража их не досматривала: сказался высокий статус Айши. И судя по тому, как эта знатная вагранийка держалась всю дорогу, боги либо наградили ее железным самообладанием, либо она привыкла проворачивать нечто подобное. Относительно последнего Артанна бы не удивилась: кому как не ей знать, на что способны обуреваемые жаждой мести вагранийцы. Рантай-Толл только начал просыпаться. Из труб повалил дым, высыпали на улицу первые слуги и ранние торговцы. До небольшого каравана, казалось, никому не было дела, но Артанна знала, что это впечатление было ошибочным: в Ваг Ране все следили за всеми, от соседей было невозможно скрыться, и Заливар нар Данш активно этим пользовался. Всё осложнилось, когда на площади им встретился слуга мужа Айши. — Госпожа, вы вернулись! — крикнул он, подойдя к Айше, и согнулся в низком поклоне. — Немедленно доложу вашему мужу — он очень обрадуется. Приказать готовить покои? Айша, если и занервничала, вида не подала. — Здравствуй, Шенко. Да, оповестите супруга. Сначала я заеду к матери, отвезу часть пожитков и оставлю немного трав, затем вернусь домой. Приготовьте бадью и пошлите в лавку к маэстро Виччи за розовым мылом — я жутко устала с дороги и хочу как следует искупаться. — Как прикажете, госпожа, — снова поклонился слуга и, выпрямившись, перевёл взгляд на Артанну. — Что за женщина с вами? Вы вроде бы не брали служанок. Айша изящно пожала плечами. — Попутчица. Едет с нами из Асеша, везёт образцы кож для местного сапожника. Мы пригласили её присоединиться к нам для безопасности. Негоже даме путешествовать без сопровождения, даже если дама способна за себя постоять. — Очень любезно со стороны госпожи, — подыграла Артанна. — Считайте, лучшие сапожки — уже ваши. Я даже смогу достать отличные каменья для украшения: мой отец будет счастлив сделать пару для таких прекрасных ножек. Слугу это, казалось, удовлетворило. — Вы правы как никогда! — затараторил он и попятился. — До встречи, госпожа! Айша благосклонно кивнула и повернула коня на запад. — Значит, мы разделимся, — заключила Артанна, когда они отъехали на достаточное расстояние. — Да. Нужно появиться дома, чтобы не вызвать подозрений. Разместим вас, затем я вернусь к себе. Если получится, встретимся вечером. Кроме того, мне нужно кое с кем связаться и устроить вам встречу с некоторыми людьми. Западное имение оказалась скромным особняком на окраине старого города — почти примыкало к первой низкой стене, опоясывавшей центр древнего Рантай-Толла. Владения Айши представляли собой двухэтажный дом из тёмно-серого камня с ломаной крышей и аскетичным украшением фасада в виде орнаментов. Имение казалось малообжитым и совсем не соответствовало представлению Артанны о комфорте для Айши. — Здесь кто-нибудь живёт? — спросила Сотница, когда их небольшой караван въехал во двор. — Постоянно — только слуги. Моя родня, вернее, то, что от неё осталось, приезжает сюда редко. В основном этим домом пользуюсь я. — Внезапная обитаемость имения не вызовет подозрений? — Вряд ли. Я частенько наведываюсь сюда для экспериментов с травами. Супруг не одобряет моего увлечения — от испарений у него раскалывается голова, а обоняние очень чувствительное. Поэтому он не возражал, чтобы я перенесла лабораторию сюда. — Так, значит, ты не просто владеешь даром, но ещё и учёная дама? — протянула Артанна. — Насколько это возможно в наши времена. В травах и минералах действительно хорошо разбираюсь. Да и людям, особенно знати, постоянно требуются мои услуги. Снадобья, яды, отвары для прерывания нежелательной беременности и сонные капли. Я уже молчу о притирках для оживления цвета лица! — хохотнула Айша. — Моё положение позволяет иметь клиентуру среди самой высокой вагранийской знати. А это, в свою очередь, означает... — Что у тебя много должников. И ещё то, что ты знаешь многие тайны клиентов, а эту информацию можно использовать, — закончила за неё Артанна. Айша улыбнулась. — Умница. Ты соображаешь. Возможно, в тебе ещё осталось что-то вагранийское. Сотница фыркнула. — Не стоит приплетать лишь вагранийцам умение интриговать. — И правда. Когда караван остановился в центре небольшого двора, с чёрного хода дома вышли двое слуг, поприветствовали госпожу и принялись молча разгружать повозку. — Я уже могу выкапываться из-под завалов тряпья? — глухо подал голос Симуз. — Да. Слуги даже бровью не повели, когда среди горы скарба показалась рыжая голова эмиссара. — Размяться бы, — взмолился Медяк. — Весь затёк. — Ещё успеешь, — отозвалась Айша. — Вылезай скорее, и вы оба — сразу в дом. Ждите меня в холле. Артанна и Медяк подчинились. Быстро подхватили мешки с немногочисленными пожитками и вошли в имение с заднего хода. Внутреннее убранство не поражало воображения, но чувствовалось, что у этого дома была долгая история. Имение явно не раз переустраивалось, что было понятно по наличию модных элементов разных времён. И всё же здесь было довольно уютно. Большой камин в холле не топили, хотя возле него сложили несколько вязанок дров. Пыли нигде не было — значит, убирались ежедневно. Над каминной полкой висел портрет женщины, поразительно похожей на Айшу, но в старомодной одежде — очевидно, то была её мать. — Ты какая-то дёрганная, — шепнул Симуз. — Что случилось? — Ничего. Просто бешусь оттого, что не знаю всего, что знает Айша. И оттого, что не могу контролировать ситуацию и завишу от людей, которых почти не знаю. — Пора бы привыкнуть. — Зуб даю, ты и сам не в восторге. — Есть такое. Но эта твоя красотка-ведьма вытащила меня с того света. Так что с моей стороны будет как минимум вежливо ее отблагодарить. — В том и дело, — мрачно ответила Артанна. — Не знаю, какой платы она может потребовать. — Кажется, Айша довольно чётко обозначила своё желание. — Ага. И без поддержки и помощи мы хрен его выполним. Как думаешь, получится связаться с Харизом? Получится проверить, он ли сдал нас Даншу? — Не знаю, — искренне признался эмиссар. — Попытаюсь. Но точно не стану вмешивать в это тебя. Слишком велик риск. Если Хариз всё же замешан, то во второй раз может не повезти выбраться из ловушки Данша живьём. Вошла Айша, на ходу стягивая с плеч пыльный дорожный плащ. — Хвалит ворковать, ещё будет время, — прервала их она. — Послушайте меня, это важно. Из имения не выходить без меня. По дому можете перемещаться свободно, но не суйтесь в мою лабораторию. Она занимает весь подвал. В доме двое слуг — Рашата и Ларат. Они приготовят для вас покои наверху. — Айша задержала на Симузе долгий взгляд. — Видимо, одни на двоих. — Можно и порознь, — слегка смутилась Артанна. — Убирать одну комнату проще. Сейчас я уеду, и вернусь либо сегодня поздно вечером, либо завтра утром. Мне нужно кое с кем связаться и кое-что подготовить. Гостей в доме быть не должно, а если и появятся, слуги знают, что делать. Но ни при каких условиях вы не должны выходить из дома. Это понятно? — Да, — кивнул эмиссар. — Прекрасно. Если что, пришлю весточку, вам передадут. А пока располагайтесь. И не трогайте мои снадобья, прошу, — напомнила Айша. — Для вашего же блага. Вскоре вагранийка ушла, слуги проводили гостей наверх и показали покои. Скромно, ничего лишнего, но опрятно. — Ну, чем займёмся? — умывшись, спросила Артанна. Хотя простого умывания было явно недостаточно: хотелось засунуть себя в горячую воду целиком и тереть, тереть кожу до покраснения. Симуз распахнул окно. — Лично я собираюсь нарушить запрет Айши. — Он прикинул расстояние до земли, осмотрел стену и просчитал маршрут, чтобы покинуть имение. — Сиди здесь, а я должен кое-что проверить. Артанна наградила его взглядом, полным сомнений. — Ты же ранен. Нужно беречься. — Да. Но твоя Айша точно не лжёт в одном — она действительно прекрасный лекарь, — пожал плечами эмиссар и вылез в окно. — А вот остальное из её заявлений я должен проверить. Для этого придётся поднять и свои связи. Жди меня здесь.* * *
Симуз ловко спустился на землю и осмотрелся. Перемахнуть через стену не было проблемой, но следовало позаботиться о конспирации. Действовать под покровом ночи было бы куда проще, но эмиссар всерьёз опасался, что не обладал лишним временем. Время сейчас вообще работало против них с Артанной. До сих пор не было ясно, оставалась ли с ними честна Айша, был ли причастен к нападению Хариз и, что волновало Симуза более всего, где и с кем остались Фештан и Рошана. Предстояло найти ответы на все эти вопросы до заката. Пытаться следить за Айшей было поздно: вагранийка отбыла на лошади, а такой роскоши Медяк себе позволить не мог. Для начала предстояло разжиться какой-нибудь накидкой с капюшоном, чтобы спрятать приметные рыжие волосы: в Ваг Ране его шевелюра привлекала слишком много внимания со стороны седовласых местных жителей. Симуз нырнул на первый этаж и завернул в предбанник, где складывали мётлы, корзины и прочую полезную для слуг утварь. Обычно в таких местах оставляли и уличную одежду. Найдя подходящий длинный балахон, Медяк вздохнул с облегчением: длинноват, но подойдёт. Пошарив по карманам, он выудил шепотку лунного песка, проглотил и запил, черпнув из бочки с дождевой водой. Теперь он был готов. Приятная тяжесть спрятанного в сапоге ножа придавала уверенности, хотя эмиссар понимал, что шёл на неоправданный риск. Соваться в недружелюбный и кишащий шпионами Данша город было слишком безумно даже для него. Но вариантов не оставалось. Ворота, как он и ожидал, были закрыты. Забравшись на стену, Симуз перемахнул через каменный забор, припал к скрывавшему его со стороны улицы выступу и осмотрелся. Действительно, имение находилось на западе города. Отсюда было относительно недалеко до квартала иноземцев, где обитал Хариз. И, что особенно радовало, Симуз помнил: до искомой точки можно было добраться по окраине, не заходя в центр. Так он и поступил: слез с забора в наиболее безлюдной части улицы, натянул капюшон на самый нос и засеменил в сторону иноземного квартала, старательно имитируя походку местных слуг. Народу высыпало прилично, и ему то и дело приходилось останавливаться, пропуская стражу. В какой-то момент паранойя достигла апогея, и эмиссару начало казаться, что за ним следят все подряд. Пришлось завернуть в безлюдный переулок и отдышаться — так продолжаться не могло, следовало собраться. Но мысли роились, словно обеспокоенные пчёлы. Если раньше, отправляясь даже на самое опасное задание, Симуз знал, что за ним всегда оставался крепкий тыл в лице Магистра и Эмиссариата, сейчас он не мог на них положиться. Сейчас он вообще не мог положиться ни на кого, кроме Артанны. А союзник из неё, при всём уважении, был так себе. Она ничего не могла сделать, чтобы помочь ему. И это невероятно раздражало. Переведя дух, Медяк высунулся из переулка и последовал дальше, едва не столкнувшись нос к носу с отрядом гвардейцев Данша. Те, слава богам, даже не удостоили его вниманием. Лишь один выругался и велел нерадивому путнику внимательнее смотреть по сторонам. Симуз на всякий случай молча поклонился и бочком проследовал дальше. Сколько он так шёл, понять было трудно, но он знал, что двигался медленнее, чем хотелось. Но торопливость могла сыграть с ним злую шутку. Наконец, после череды перекрёстков и уличных изгибов показались первые дома квартала иноземцев, и Симуз вздохнул спокойнее. Первая часть пути пройдена. Правда, самое сложное оставалось впереди. Стражи в иноземном квартале стало ещё больше. Симуз улучил момент и стащил пустую корзину у зазевавшейся возле лавки с фруктами служанки, перехватил покрепче и уверенным шагом проследовал мимо гвардейцев. Миновав пару улиц и свернув к эннийской части квартала, он ускорил шаг, высматривая заветную вывеску. Обувная лавка Хариза казалась несколько запущенной. За прилавком стоял паренёк, похожий на сына наблюдателя, но Симуз не решился заходить через вход для покупателей и свернул на задний двор. Поднеся руку к двери, чтобы постучать, он остановился в последний момент. Сердце бешено колотилось не то от действия лунного песка, не то от волнения. И всё же он постучал. Не открывали долго. Настолько долго, что пришлось барабанить снова, используя условную комбинацию. Симуз напряг слух и выдохнул — наконец-то послышались шаги. Дверь приоткрылась, и эмиссар снял капюшон. — Мастер Симуз? — спросил тот же мальчишка, которого он видел за прилавком. — Да. Мне нужно видеть твоего отца. — Меня предупреждали, что вы можете прийти, — кивнул парень и отстранился, пропуская эмиссара в дом. — Входите. Симуз нырнул в полумрак прихожей, едва не задев плечом свисавшую с потолка связку луковиц, и запер за собой дверь. — Идёмте, — поторопил мальчуган. — Я Кираз, старший сын Хариза. Он посвятил меня в ваши дела. Чем могу помочь? Симуз остановился на пороге прихожей, пытаясь понять, что его смущало. Внутренний голос, чутьё, что не раз спасало его от смерти, буквально верещало. Что-то было не так. И лишь мгновением позже он понял: дом был запущен. Пыль на полках, давно брошенные в беспорядке вещи и остатки пищи у очага. Здесь больше не жили. Он поднял глаза за Кираза и открыл было рот, чтобы спросить, зачем Хариз покинул этот дом, но не смог заставить себя сказать и слова. Перед ним, поигрывая цепью с шипованным набалдашником, стоял Закин. — Простите, мастер Симуз, — тихо проговорил Кираз. — Они заставили меня. Они убили отца и мать и угрожали убить сестру. Я ничего не мог сделать. Мальчишка юркнул в переднюю часть дома и спрятался за прилавком. — Значит, ты всё-таки выжил. — Закин шагнул в центр комнаты, продолжая звенеть цепью. — Интересно, как тебе удалось? Симуз скорее почувствовал движение сзади и обернулся. Двое вагранийцев перекрыли выход на задний двор. — Я живучий. — А я — смертоносный. С ранами, что я тебе нанёс, долго не живут. — Значит, мне повезло, — пожал плечами Симуз. — Ну это как посмотреть. — Закин растянул рот в хищном оскале. — Возможно, ты ещё будешь жалеть, что не сдох в той пещере. — Хариз... — Да мёртв он, мёртв. Уже давно. Но умер с честью: почти ничего не рассказал о ваших делишках, хотя пришлось убить его жену на его же глазах. Хорошая у вас, эннийцев, подготовка. Достойно уважения. Где Артанна? — Сбежала, — солгал Симуз. — Ещё в горах. Бросила меня, когда я отрубился в очередной раз. Я не знаю, где она. Закин театрально вздохнул и насмешливо глянул на эмиссара. — Сдаётся мне, ты лжёшь. Впрочем, не удивительно. Я видел, как вы друг на друга смотрели. Любовники всегда пытаются героически друг друга спасти. Но сразу предупрежу: не поможет. Мы всё равно её найдём — Ваг Ран меньше, чем кажется, а у моего господина руки куда длиннее, чем ты думаешь. Поэтому лучше бы тебе сдать зазнобу сейчас, пока мы не перешли к более плотному общению. — Я правда не знаю, где она, — настаивал Симуз. — Наверняка сбежала после всего этого. И я её прекрасно пойму, если она сделала именно так. — Где её родичи? — Не знаю. Их увёл Хариз, едва мы приплыли. Симуз постарался не показать ликования: значит, Рошану и Фештана спрятали надёжно. И Хариз не проболтался. Теперь следовало выяснить, что же он успел рассказать Закину. — И опять сдаётся мне, что ты лжёшь. — Закин приладил цепь к поясу и уставился куда-то поверх головы эмиссара. — Ладно, у нас будет ещё куча времени, чтобы обо всём поболтать. Но для такого разговора нужна соответствующая обстановка. Вырубите его, парни, и тащите к Даншу. Симуз хотел было вырваться, но не успел. Что-то тяжёлое рухнуло на затылок, а мгновением позже накатила тьма.4.4 Миссолен
— Думаю, пора. Демос обвёл долгим взглядом Соборную площадь. Собравшиеся на молебен горожане на удивление стройным хором пели священный гимн и подносили хвалу Хранителю. В прохладном утреннем воздухе наконец-то витала надежда, и ветер с озера в кои-то веки унёс смрад смерти куда-то на запад. «Там ему и место. А с нас хватит». — Что именно пора, господин? — спросил стоявший за спиной Демоса Ихраз. Телохранитель, как и всегда, когда Демос безрассудно решал выйти в народ, был собран и напряжён, постоянно оценившая угрозу иожидая нападение. — Думаю, пора отправлять весточку и возвращать Двор, — ответил канцлер. — Подождём ещё несколько дней, соберём сведения, узнаем, не вспыхнет ли где-нибудь в городе новый мор. И если всё окажется в порядке, можно созывать наших трусов обратно под крыло столицы. К слову, не было ли вестей от моей жены? — Письма не приходили несколько дней. Но это ещё не повод для беспокойства: гонцы нынче часто задерживаются. — Согласен. Демос встретился глазами с матерью. Леди Эльтиния, казалось, вовсе перестала есть. Она всегда блюда фигуру и умеряла аппетит, но сейчас исхудала пуще прежнего. «Неужели до сих пор так болезненно переживает утрату? Прошло почти два года со смерти брата. Пора бы возвращаться к жизни». Всё так же облачённая в чёрную полупрозрачную траурную вуаль, Эльтиния Флавиес-Деватон беззвучно шептала слова молитвы. Это удивило Демоса: раньше матушка не отличалась набожностью. «Впрочем, горе и утрата зачастую меняют людей до неузнаваемости». Подле Эльтинии возносила молитву Лисетта Тьяре — прекрасное воплощение порока и скандала, едва не стоившее репутации среднему сыну Дома Деватон Линдру. Баронесса Тьяре заявилась на площадь с бастардкой на руках. «Совсем потеряла стыд. Мало ей было всей этой истории со скандалом, который мы едва успели замять. Так нет же, вместо того, чтобы оставить ублюдка в монастыре, она уболтала Изару позволить взять ребёнка ко двору. А моя матушка подлила масла в огонь, любезно поселив Тьяре в своём доме на время мора. Эти женщины сведут меня с ума». Впрочем, Демос отчасти понимал мотив матери: Линдр с семьёй заперлись в Амеллоне, Демос отослал Витторию подальше, а сам сражался с еретиками и чумой, забыл обо всём. И Эльтиния осталась одна. Приближающаяся старость, очевидно, требовала компании. И даже ублюдок всё равно оставался частью Дома Деватон, а потому она приняла и Тьяре, и её бастардку. Вскоре молебен был окончен, и горожане принялись расходиться кто по домам, кто по делам. Матроны с выводком детей направлялись к рынку, слуги сновали между лавками, а монахи Эклузума продолжили помогать горожанам очищать Миссолен от последствий мора. «Ладарий всё же пошёл навстречу. Надо бы отблагодарить его при случае». Демос решил идти пешком, благо нога нынче вела себя прилично. — Город проснулся, видишь? — вздохнув с облегчением, обратился он к Ихразу. — Какое удовольствие наблюдать, что жизнь возвращается в эти белые стены. — Не без вашего участия, господин. — Перестань льстить и напоминать. Я знаю, какую роль сыграл во всём этом. — Но, кажется, это не доставляет вам радости. — Мне уже давно мало что доставляет радость. Забот обычно куда больше. Тебе ли не знать, Ихраз? Они быстро шагали по проспекту в сторону императорского дворца. Попадавшиеся навстречу люди кланялись и радостно приветствовали канцлера. Казалось, даже уродство Демоса перестало их так пугать. — Благословите, ваша светлость! — одна из горожанок с раздутыми от постоянной работы в воде красными руками подтолкнула мальчишку лет трёх-четырёх к Демосу. — Прошу, благословите моего сына! Деватон смутился. — Я не божий человек и не имею права... — Вы чудотворец! Хранитель явил чудо вашими руками. Вы благословенны Его благодатью! «Мёртвые боги! Они действительно в это верят». Демос помедлил, затем присел на корточки возле ребёнка, взял того за руку и заглянул в небесно-голубые глаза. Он ожидал, что дите, увидев шрамы от ожогов, испугается и заплачет, но мальчонка, наоборот, рассматривал их без страха, но с любопытством. — Да благословит тебя Хранитель, — проговорил Демос и снял с мизинца тонкое золотое кольцо без вставок. — Где ты живёшь? — Там! — малец указал на квартал красильщиков. — Мама стирает ткани в цветной воде. И всегда воняет. — Ты часто ешь? — Как мама принесёт... Раз в день, два... — У вас свой дом? — Нет, с нами живут другие люди. Они добрые. И хозяин добрый, хотя кричит иногда. Демос поднял взгляд на мать мальчонки и заметил, что её руки не просто были красными, но покрыты язвами. Краски кожу не щадили. — Снимаете угол? — спросил он женщину. — Да, ваша светлость. Раньше цельную комнату брали, но мор унёс мужа и двух старших детей. Теперь работаю лишь я одна и не могу жить как раньше. Пришлось снимать угол и койку. Демос кивнул. — Вас таких много, верно? — Во всём городе почти не осталось полных семей, ваша милость, — ответил вместо женщины другой горожанин, облачённый в фартук. — Где жёны погибли, где мужья, где те и другие. Сирот много бегает неприкаянных... Есть хотят, воруют... Жаль их, но и самим пока есть особо нечего. Раньше хоть церковь что-то давала, а сейчас им и самим не до нас. Демос покрутил колечко в руках и снова надел на палец. «Не кольцами нужно решать этот вопрос. Подарю кусочек золота одной семье, но разве это решит их проблемы? Разве даст довольствие? Нет. Кольцами здесь не поможешь, хоть раздай их все». — Я постараюсь что-нибудь сделать. На днях пришлю к вам людей, чтобы описали всех оставшихся в живых: кто лишился кормильцев, кто работы, кто остался сиротами. Будем думать и решать, как вам помочь. — Он поднялся на ноги и аккуратно выпустил ручку мальчишки из своей. — Кому совсем нечего есть, приходите по утрам к воротам Эклузума. Я договорюсь с Великим наставником, чтобы раздавал хлеб. Много не получится, но пока хотя бы так. — Спасибо, ваша светлость! — Храни вас бог! Распрощавшись с горожанами, Демос поторопил Ихраза. — Как доберёмся до дворца, позови ко мне Лавара. Нужно, чтобы Казначейство прошерстило весь город и отчиталось о состоянии жителей. Также я хочу видеть отчёты всех цехов и производств: кому каких людей не хватает. Возможно, получится выписать из других земель. И церковники: пошли весточку брату Ласию. Надо бы пристроить сирот и больных. Эклузум может помочь с этим. — Эклузум может потребовать значительную компенсацию, господин. — Ладарий мне должен, — отрезал канцлер. — Ничего он не станет требовать. Дворец встретил их лёгким оживлением. Узнав об окончании мора, сенешаль распорядился набрать новых слуг вместо погибших. Снова заработала кухня, включили фонтанчики в атриуме. Стало больше шума и голосов. Порой даже раздавался смех. — Ваша светлость, — управляющий поклонился. — Прибыла леди Виттория. Ожидает в ваших покоях. Демос оторопел. «Вот же строптивица!» — Ихраз, перенеси Лавара и Ласия на вечер, — сухо распорядился он, стараясь не показывать волнения. Но сердце стучало как безумное, а в горле пересохло. — Я хочу увидеть жену. — Конечно, господин. Быстро, как только могла позволить нога, он пересёк императорское крыло и очутился в коридоре, отведённом под его покои. Кивнув страже, он замер перед дверью, собираясь с мыслями. А затем потянул кольцо дверной ручки на себя и вошёл. — Неряха ты, вот что я скажу, — вместо приветствия проговорила Виттория. Демос замер, наслаждаясь моментом. Старался запечатлеть в памяти каждую деталь, каждый завиток непослушных волос, разметавшихся по её плечам. Виттория улыбнулась и распахнула окна. — Ну здравствуй, спаситель Миссолена. — Сбросив плащ на пол, она подошла к нему и поцеловала. — Я скучала. Благословишь меня? «Вопрошать и ругать буду потом». — У нас время до вечера, — хрипло проговорил Демос, с неохотой оторвавшись от губ жены. Он запер дверь изнутри и вернулся к ней, подхватил на руки — от неожиданности Виттория удивлённо вскрикнула — и понёс на кушетку. Виттория неуклюже рухнула на мягкие подушки и расхохоталась. — Знаю, что ты отчитаешь меня как нерадивого слугу, но мне плевать, — проговорила она, расстёгивая пояс на его штанах. — Все объясню. Но позже. — Как же я, чёрт возьми, скучал, — выдохнул Демос, освободившись от лишней одежды и задрал юбку супруги. — Как же я скучал.* * *
— С провизией пока тяжко? — спросила Виттория, пошарив по шкафам. — Всё вино выпил? Демос опустил босые ноги на пол и натянул нижнюю рубаху. — Поставки из Амеллона идут с перебоями, — пояснил он. — Возможно, Линдр так злорадствует. С него бы сталось. — Брось. Он туп, но бесхитростен. — Этого я и боюсь. Виттория выудила из дальнего угла шкафа початую бутылку и, откупорив, принюхалась. — Когда-то это было гацонской розовое. Вроде не скисло, но лучше разбавить водой. Простыня сползла с её плеч. Виляя обнажёнными бёдрами, герцогиня проследовала к столику и разлила напиток по бокалам. — Ну рассказывай, — сказала она, протянув хрустальный сосуд Демосу. — Сначала ты. Какого чёрта ты приехала без моего разрешения? В городе может быть опасно. — Мне уже не грозит, я переболела, — Виттория подняла руку, продемонстрировав шрам от лопнувшего бубона под мышкой. — Заодно поняла, как это работает. Наверное. Демос застыл, не донеся бокал до губ. — Ты её пережила? Боже, почему ты не сказала... Виттория резко посерьёзнела, маска лукавства вмиг спала с её красивого лица. — Потому что ты бы бросил всё и понёсся меня спасать, — объяснила она. — А это бессмысленно, поскольку ты не смог бы мне помочь. И ты был нужен здесь. Нужнее, чем где бы то ни было. «Она права. Как ни больно это признавать». — Почему сейчас приехала? — Узнала о твоих подвигах и Божьем суде. Узнала, что мор отступает. И, кроме того, набралась достаточно сил, чтобы совершить поездку. — Изара и Креспий в порядке? — Да, до них не дошло, не волнуйся. Но половину фрейлин мы похоронили. Кое-кого удалось спасти, когда я начала принимать меры. Демос мрачно кивнул. — А я уже хотел звать их сюда. — Почему нет? — пожала плечами Виттория. — Город выглядит посвежевшим. Но опустошён. — Да, почти половина погибла. До сих пор сжигаем и хороним. — Деватон сделал щедрый глоток и повернулся к жене. — Но теперь ты со мной, и мне будет легче. Две головы всегда лучше. — Две головы и волшебные руки о девяти пальцах, — хохотнула герцогиня. — Мне очень тебя не хватало. Особенно в замкнутом пространстве, полном тупоголовых куриц, возомнивших себя интриганками. — Согласен, совершенно не твой масштаб. Демос поставил напиток на столик и аккуратно вытащил бокал из рук супруги. — Что, не насытился? — заговорщически улыбнулась она. — Мне всегда тебя мало. — Я и не против... В дверь настойчиво постучали. «Ихраз. Только он может позволить себе так барабанить». — Видимо, что-то срочное. — Виттория отстранилась, натягивая простыню, чтобы скрыть наготу. Демос наспех натянул штаны и отпер дверь. — Я же просил... — Простите, господин, это важно. Демос кивком пригласил эннийца войти. Поклонившись Виттории, он обратился к канцлеру: — Прибыл гонец от леди Эльтинии. Ваша мать заболела. Симптомы похожи на мор. — Чёрт. «Чёрт, чёрт, чёрт!» Виттория приподнялась, придерживая простыню на груди. — Я могла бы помочь. — Это не всё, — продолжил Ихраз. — Бастардка, дочь Лисетты Тьяре. Она тоже поражена. Болезнь развивается очень быстро. Мы уже приказали изолировать больных и оставили имение на карантине, но... — Я понял, — кивнул Демос и взглянул на Витторию. Жена выглядела расстроенной. — Прошу, оставь нас с супругой наедине. — Я могу попробовать вылечить, но есть проблема, — сказала она, когда Ихраз их покинул. — Какая? Нет нужных снадобий? — Нет. Снадобьями я не смогла вылечить мор. Только снимать жар. Я лечу с помощью дара, и проблема как раз в этом. — Она подняла печальные глаза на Демоса. — Я ещё сама слишком слаба после болезни и смогу вылечить только одного. Тебе придётся выбирать.5.1 Рантай-Толл
Артанна не находила себе места от беспокойства. На город давно опустилась тьма. Сотница видела из окна, как огни рынка медленно угасали, спешили по домам торговцы и рабочий люд. Медяк так и не вернулся. Она не могла избавиться от тревоги и, чтобы хоть как-то унять её, принялась полировать оружие. Прикосновение к холодной стали хоть ненадолго, но успокаивало и вселяло уверенность. Она вздрогнула, услышав скрип ворот, отложила кинжал и снова выглянула в окно. Во двор въехала Айша в сопровождении двоих верных охранников-вагранийцев. Спешившись, дама сняла притороченный к седлу мешок и направилась в дом. Артанна вышла ей навстречу. — Как прошло с муженьком? — спросила она, наблюдая за союзницей с лестницы. — Нормально. Он ничего не заподозрил, смею заверить. И сегодня будет спать как труп. Это нам и нужно. — Айша поднялась по ступенькам, передала свёрток Артанне и указала на дверь отведённых для гостей покоев. — Переодевайтесь. Мы кое-куда едем. — Куда именно? — Нужно представить тебя людям, желающим свергнуть Данша. Их поддержка необходима. — Насколько это безопасно? Айша лишь пожала плечами. — Сейчас ни в чём нельзя быть уверенным. Но все возможные меры предосторожности мы соблюдаем. Поторопитесь. Артанна замялась на пороге. — Есть проблема. — Что ещё? — Симуз ушёл. Красивое лицо Айши исказилось гримасой ярости. — Куда его, чёрт возьми, понесло? Я же говорила не высовываться! — Понятия не имею, — ответила Сотница. — Но он ушёл почти сразу после твоего отъезда и до сих пор не вернулся. — Проклятье! Есть мысли, куда он мог пойти? — Не знаю точно. Но он много думал о Харизе в последнее время. Возможно, пошёл к нему. Айша помрачнела пуще прежнего и вцепилась пальцами в дверной косяк так, что костяшки побелели. — Нет больше Хариза, — тихо сказала она. — Его вычислили и схватили люди Данша. Я узнала об этом сегодня. Хариз мёртв. Артанна замерла. — Дерьмо. — Да. И неизвестно, как много Хариз успел рассказать. За его домом наверняка следят, так что если твой энниец отправился туда... — То попадёт прямиком в ловушку, — закончила Артанна. — Или уже попал. Дерьмо. — Оно самое. — Айша снова указала на свёрток. — Как бы то ни было, нам нужно ехать. Быстрее собирайся. С эннийцем или нет, ты должна появиться сегодня на этой встрече. Мне стоило больших трудов и рисков созвать срочное собрание, так что не подведи. Артанна молча кивнула и принялась стаскивать грязную одежду. В свёртке, что передала Айша, она обнаружила добротные вещи простого кроя: белую мужскую рубаху — как раз такие она и любила, свободные штаны, чтобы можно было заправить в сапоги, и длинный тёмный плащ с капюшоном. Одевшись, она приладила оружие к поясу и повернулась к Айше: — Я готова. Скажи, мы сможем узнать что-нибудь о Симузе? — Возможно. Но обещать не могу. Постараюсь выведать. — Спасибо. Поехали. Ей мучительно не хотелось покидать этот дом. Следовало дождаться возвращения Медяка. Вдруг он вернётся с ранением и ему потребуется помощь? Но разум диктовал иное: все жертвы эннийца окажутся напрасными, если она, Артанна, как следует не отработает свою часть сделки с Эсмием. Артанне дали коня, и женщины покинули имение в сопровождении двух безмолвных охранников. Сотницы заметила, что они ехали на север, явно намереваясь выбраться за черту города. Айша дала страже щедрую взятку, и их выпустили за стены. Судя по тому, с каким невозмутимым видом гвардеец сунул монеты в кошель, она делала так далеко не впервые. — Куда мы держим путь? — в очередной раз спросила Артанна, уже не надеясь на ответ. — Увидишь. Какое-то время они ехали по основному тракту, затем свернули на прилегавшую с востока тропу, что проходила через густой лес. Навстречу никто не попадался, ибо время было поздним. Оно и к лучшему. Артанна старалась запомнить дорогу, но в темноте это оказались нелёгкой задачей. Путники вновь свернули и углубились в лес, следуя по ещё более узкой тропе — приходилось держаться строго друг за другом, ибо два всадника не смогли бы нормально разъехаться. Наконец, миновав очертания каких-то каменных руин, они вышли на опушку и остановились перед обжитым хутором. — Нам сюда. — Айша направила лошадь прямиком к коновязи. — Нас уже ждут. Артанна поспешила за проводницей, спешилась и привязала коня. Айша остановилась у порога, поджидая спутницу. Охрана осталась снаружи. Только сейчас Сотница заметила, что вагранийцы здесь остались не одни: на краю опушки курили трубки трое других охранников. Они отменялось кивками с людьми Айши и жестом пригласили тех присоединиться. — Не подведи, Толл. — Айша потянула дверь на себя, и они вошли. — Артанна! — Фештан сгрёб её в объятия, едва она оказалась внутри. — Боже, ты жива! Мы уже не знали, что и думать! Сотница смущённо отстранилась, но похлопала племянника по плечу. Хутор оказался старым, но здесь жили. Внутри постройки было лишь одно помещение, и именно здесь, вокруг очага, сидели люди, которых созвала Айша. Полумрак мешал как следует их рассмотреть. Пахло пряным вином и костром. Рошана была здесь же. Она отвлеклась от разговора и вышла навстречу Артанне, раскинув руки в приветствии. — Долго вы, — сказала она Айше, обнимая Сотницу. — Непредвиденные обстоятельства, — ответила та, выйдя к очагу. Артанну она крепко держала за руку. — Итак, мы в сборе. Я хочу представить женщину, о которой все вы здесь слышали. Некоторые из вас помнят её юной. Иные могли мельком видеть в Рантай-Толле пару лет назад. Артанна нар Толл, наследница несправедливо оболганного и павшего Дома Толл. Дочь казнённого за измену Гириштана нар Толла. В падении этого древнего рода виноват Заливар нар Данш, и Артанна с родичами прибыли сюда, чтобы отомстить и помочь нам свергнуть Заливара. По комнате прошёл ропот. Артанна слышала обрывки шепотков, видела полные сомнений глаза. — Давайте начистоту, — сказала она, выйдя к очагу, чтобы её могли лучше рассмотреть. Рукава рубахи она закатала, демонстрируя браслет Шано. — Пару лет назад я уже была здесь, считая, что вершу месть. Я ошиблась. Данш обманом заманил меня сюда, убил много невинных людей руками моего войска, затем избавился ото всех и оставил в живых лишь меня, да и то лишь потому, что я была ему нужна. — Почему? — Я фхетуш. Мне передался дар моего Дома. На меня не действует колдовство, и я могу на время лишать силы тех, у кого есть дар. Даншу требовался мой дар, чтобы открыть Дверь, что находится внизу Валг дун Шано. Кто-то охнул. — Дверь нельзя открывать! Первые Шано настрого запретили! — Я знаю. Но Данш костьми ляжет, чтобы узнать, что за ней таится. К счастью, его удалось перехитрить, и пока что он не сможет её открыть. Тем не менее Заливар опасен и безумен. Эта проклятая Дверь свела его с ума, а власть, что он обрёл после уничтожения всех неугодных Шано, расчистила путь для всех его безумств. — Артанна вытащила из пальцев закутанного в тёмно-синий плащ мужчины стакан с вином и отпила глоток. — У моего Дома особые счёты с Даншем, ибо именно он оболгал и подставил моего отца. У меня с ним личные счёты — он обманул меня, воспользовался моей жаждой мести, заставил совершить преступление и затем убил много близких мне людей. Но даже если бы всего этого не было, его всё равно нужно остановить. Вы согласны? Люди закивали. — Я был там, Толл. — Ваграниец с длинной затейливо сплетённой косой встал, распахнув плащ. — Я видел, что сделали твои люди. И я остался жив потому, что встал на сторону Данша. Артанна всмотрелась в лицо советника повнимательнее и узнала его. Да, один из тех четырёх, кого Заливар тогда вывел из зала. — Что ты тогда здесь делаешь? — спросила она. — Он солгал и мне. Соблазняя нас на переворот, Заливар обещал совсем иное будущее. Вскоре после того, как всё случилось и он вырезал Шано Оддэ, мы поняли, что он не собирался выполнять данных нам обещаний. Но было поздно — власть уже оказалась в его руках. И власть огромная. А так нельзя. Я хочу вернуть Шано Оддэ как орган власти, а не придаток к человеку, возомнившему себя королём. — Хорошо, — кивнула Артанна. — Что мы можем друг другу предложить? У меня нет людей и армии, но я фхетуш и смогу сразиться с Даншем один на один. Допускаю, что он привык полагаться лишь на своё колдовство, а раз так, наверняка забросил тренировки по фехтованию. Я же достойный боец. Но для начала мне нужно до него добраться. — С этим можем помочь мы, — сказала Айша. — И у нас есть люди. — Вопрос, какое соотношение сил у Данша и вас. — Нас меньше. Но мы давно готовились, — сказал советник. Остальные молча закивали. Артанна засомневалась. — Нужно хорошо скоординировать силы. Всё развалится, если не станем действовать сообща. Каков ваш план? — Через дюжину дней в Валг дун Шано будет большой праздник — два года с момента установления нового режима. Данш готовит пышное торжество. Планирует народные гуляния и пышную церемонию для приближённых. В этот день двери Вал дун Шано будут открыты для многих, — сказала Айша. — Это наш шанс провести туда доверенных людей. — Значит, планируете напасть на него во время празднества, — задумалась Артанна. — Это вариант. Мне нужна программа. — Я всё расскажу, — пообещал советник. — Мы сможем провести туда войска под видом слуг, музыкантов, танцовщиков... — Нужно бить изнутри и снаружи одновременно. Отрезать Даншу выход из дворца. — Это возможно. Сложно, но есть мысли. — Сколько людей сможете провести? — Сотню — точно. — Сколько будет охраны? — Примерно столько же, может больше раза в полтора. — Скверно. Хотелось бы большей убедительности. — Охрану можно обезвредить не только сталью, — улыбнулась Айша. — На мои сонные капли ещё никто не жаловался. А гвардейцы любят выпить, особенно на праздниках. Данш им хорошо платит, не спорю. Но человеческую натуру не переделаешь. И я планирую этим воспользоваться. — Уже лучше, — подытожила Артанна. — Нужно будет встретиться снова ближе ко дню праздника. Я расскажу план. И добудьте мне карту дворца, это пригодится. Я знаю там далеко не все закоулки. Артанна заметила, что Айша кивком указала ей на выход. Извинившись, она направилась к двери. — Есть новости, — сказала целительница, когда они вышли. — Скверные. — Симуз? — Да. Он в плену у Данша. В темнице. Его пытают. Артанна почувствовала, что внутри неё что-то оборвалось. — Он не выйдет живым, — хрипло сказала она. — Выйдет. И это ещё хуже. — Айша неловко взяла Сотницу за руку, стараясь не смотреть ей в глаза. — Его казнят на главной площади через три дня. — Я не допущу этого. — Не глупи! — прошипела Айша. — Мы в кои-то веки по-настоящему приблизились к тому, чтобы уничтожить Данша. Неужели ты не понимаешь, что этой казнью Заливар попытается тебя выманить? Он хочет, чтобы ты показалась и допустила ошибку. Если ты попытаешься помешать, то раскроешься сама и подставишь под удар нас всех. Не смей. — Я должна ему. Жизнью обязана, — тихо отозвалась Артанна, нашаривая в поясной сумке трубку. — Я обещала ему кое-что. Я должна... — Я знаю, что ты его любишь. Знаю, что это мучительно. Но нельзя, Артанна нар Толл. Твой долг выше любви. — Иногда долг и любовь — одно и то же, — отрезала Артанна и повернулась, чтобы войти в дом. — Я не брошу его, и не проси.5.2 Миссолен
— Это мор. — Выйдя из покоев, Виттория сняла пропитанную уксусом маску, стянула защитный плащ, бросила одежду в корзину и тут же тщательно вымыла руки. — У обеих. Лисетта охнула. Ихраз с невозмутимым видом вытащил пузырёк нюхательной соли из её поясной сумочки и поднёс под нос баронессе. Витторию повело от слабости, и Демос едва успел подхватить супругу, прежде чем она сползла вниз по стене. — Ты сама ещё не пришла в себя после болезни. — За одну могу попробовать взяться, — упрямо гнула своё Виттория. — Но на большее меня не хватит. — Ты сказала матери, что с ней? — Она не дура и сама всё понимает. Я лишь подтвердила опасения. — И как она отреагировала? — На удивление спокойна. Даже апатична. Это странно. Впрочем, перепады настроения от апатии к истерике свойственны некоторым заболевшим. Возможно, у неё период безразличия, — пожала плечами Виттория. Демос отвёл супругу дальше по коридору и усадил на скамью в нише под тускло горевшей масляной лампой в канделябре. Крыло, которое почти полностью занимали покои Эльтинии, закрыли на карантин. Впускали единиц: избранных родичей да самых смелых слуг. В имении царила тихая паника, ибо люди снова боялись возвращения смерти в дом. Кто-то бежал, даже не забрав жалованья. — Девочке хуже, времени терять нельзя, — поделилась Виттория. — Проживёт пару дней, не больше, если не начать действовать. — Она подняла полные отчаяния глаза на Демоса. — Хранитель милостивый, я оказалась в центре кошмара любого лекаря. Когда сил и средств хватит на лечение только одного, как выбрать, кого спасать? На одной чаше весов совсем молодая жизнь, но это бастардка и пятно на репутации твоего Дома. Да и смертность детей такая, что, спаси я её сейчас, может умереть через пару лун от какой-нибудь другой заразы. На другой чаше одна из самых могущественных женщин города. Влияние, помощь, власть — всё при ней. Но она стара, и её организм слаб. Как выбрать, Демос? Как сделать всё правильно? «Что я могу ей сказать? Как утешить?» — Не будет здесь верного выбора, — тихо отозвался Деватон и взял руки Виттории в свои. — Но я не хочу, чтобы выбирала ты. Пусть этот грех лежит на моей душе. «Так будет лучше. Иначе она не простит себя до конца жизни. Кого бы ни выбрала, не простит». — И кого ты хочешь спасти? — спросила Виттория, не сводя полных слёз глаз с мужа. — Мать. Она полезнее. Она — наша связь с Эннией, а это сейчас очень важно. Гацонка кивнула. — Я бы выбрала девочку. Просто потому, что во мне говорит мать. Будущая мать, смею надеяться. Но я понимаю тебя и никогда не осужу. — Она спешно поднялась, пошатнулась и ухватилась за стену, вызвав у Демоса серьёзную тревогу. — Тогда мне нужно подготовиться. Начинать следует как можно быстрее. — Хорошо. Я дам тебе помощников, ибо за тобой тоже нужно присматривать. И навещу мать. Виттория попрощалась и ушла в свои покои собирать необходимые снадобья для лечения. Демос подошёл ко входу в материнские комнаты, облачился в защитный плащ, надел маску, спрятал руки в длинных рукавах мантии и кивнул Ихразу, чтобы тот открыл дверь. Войдя, он отчасти порадовался, что обоняние было заглушено пропитанной уксусом тряпицей. Эльтиния лежала на широкой кровати, шторы балдахина были опущены. Ни сквозняка, ни ветерка. Воздух застыл. — Демос? — тихо позвала Эльтиния. — Да, матушка. — Мои хвалёные эннийские лекари не умеют лечить эту заразу. Бездари! Не подходи ближе. Это опасно. — Знаю. Но Виттория попробует тебе помочь. — Едва ли у неё это получится. Моё тело измучено долгим постом, а сердце — скорбью. Впрочем, не могу сказать, что скорый конец меня пугает. Демос шагнул ближе. — Но ты нам нужна. Всем нам. Особенно сейчас, когда город нужно восстанавливать. Скоро вернётся Двор, и ты вновь сможешь заниматься тем, в чём так хороша. Эльтиния лениво отмахнулась. — Я уже пару лет этим не занимаюсь, и никто не умер, как видишь. А если и умерли, то моей вины в том нет. К счастью, ты научился отлично справляться без меня. — Оставь упаднические настроения, матушка. Мы попробуем тебя вытащить. Скоро придёт Виттория. Делай всё, что она скажет. — Ну пусть приходит. А ты уходи. Немедленно. Не стоит тебе здесь находиться слишком долго, — приказала Эльтиния. — Ну же, давай. Мне тоже нужно подготовиться. Увидимся позже. Демос покорно кивнул и вышел.* * *
Убедившись, что сын покинул комнаты, Эльтиния поднялась с кровати, сунула сухие, испещрённые сеточкой сосудов ноги в мягкие тапки и подошла к туалетному столику. Стоять было тяжело, но сидя она ещё могла многое сделать, благо разум оставался чист. Времени было в обрез, следовало торопиться. Первым дедом она потянулась к писчим принадлежностям, черкнула несколько строк и запечатала сургучом, вдавив фамильным перстнем Флавиесов. Это письмо предназначалось для Эсмия. Брат всё поймёт и пойдёт навстречу. В конце концов, они годами действовали сообща, наращивая влияние родного Дома на материке. Но теперь ее время подходило к концу, и, как бы ни сложились обстоятельства дальше, преемника следовало назначить. И назначить официально. В Эннии этому придавали большое значение. Следующее письмо она адресовала Демосу. Начав писать, Эльтиния поразилось тому, как дрожала её собственная рука. Не то от слабости, не то и напряжения и страха. Сыну следовало многое знать, но она понимала, что уже не успеет рассказать всего. Времени было мало, именно проклятого времени ей всегда и не хватало. Остановившись, Эльтиния отложила перо и взглянула на себя в зеркало. — Отвратительно. Как я позволила так себя запустить? Какой позор. С усилием поднявшись, она сбросила ночную рубаху, мельком покосившись на себя в отражении: уже давно не девушка, даже не женщина — старуха. Сухие руки, тонкие ноги, выпирающий над худобой живот и обвисшая некогда красивая грудь. Окрашенные в тёмный цвет волосы отрасли, и седые корни были похожи на проплешины. — Уже красавица. Но нужно выглядеть достойно. Она подошла к платяному шкафу, неторопливо перебрала развешенные одежды, махнула рукой и отбросила крышку старого сундука. Там лежала одежда её молодости — давно вышедшая из моды и устаревшая, зато эти платья можно было надеть без помощи слуг. Натянув нижнюю сорочку через голову, она остановила выбор на струящемся тёмно-зелёном платье из эннийского шёлка с высокой талией и золотой вышивкой по лифу, рукавам и подолу. В этом платье она выходила на празднества после свадьбы с отцом Демоса, потому оно и было выполнено в цветах Дома Деватон. — Хороший выбор для такого дня, — сказала она самой себе в зеркале и надела находку. Платье пахло старостью и упущенными возможностями. Несбыточными надеждами и мечтами, которым не было суждено осуществиться. Она не желала этого брака, но в итоге признала, что жизнь сложилась неплохо. Хотя. Конечно, всё могло получиться иначе, не подпиши тогда Империя и Энния мирный договор. Оглядев себя в зеркале, она достала из шкатулки колье с изумрудами, надела серьги, любимые браслеты и пару фамильных перстней. Всё золотое, драгоценное, самое любимое. Всё, с чем она провела эту бурную жизнь. И лишь после этого потянулась к запертому на три затейливых замка ларца с эннийскими снадобьями. Но передумала и решила сперва дописать письмо.«Любимый сын! Я ценю твою любовь и желание меня спасти, но, поразмыслив, я пришла к выводу, что эти усилия напрасны. Когда-то ты сказал мне, что времена изменились, и нельзя играть по новым правилам старой колодой карт. Ты был прав. Я больше не могу бежать так быстро, как бежит этот мир, и я хочу уступить дорогу более молодым — тем, у кого хватит сил и запала на по-настоящему серьёзные свершения. Но моё время прошло. Ты найдёшь рядом ещё одно письмо. Отправь его дяде Эсмию в Эннию. Он поможет тебе, как все эти годы помогал и мне, ибо семейные узы для Флавиесов важнее всего. Стоя на пороге неизвестности, я хочу попросить у тебя прощения за боль, что причинила намеренно или случайно. И я, в свою очередь, прощаю тебя за всё, ибо каждый твой поступок был продиктован долгом. Увы, долг и любовь далеко не всегда идут рука об руку, и как принадлежащий власти человек, я вынуждена признать, что твои действия были оправданы. А потому пусть между нами не будет недомолвок. Я желаю тебе силы духа выдержать предстоявшие испытания. Верю, что ты войдёшь в историю как человек, сделавший для империи очень многое. И будь осторожен: дар, которым ты обладаешь, редок и опасен. Никогда не забывай об этом. Прощай и будь счастлив, Твоя любящая мать».
Запечатав письмо, Эльтиния отперла все три замка на ларце и пробежалась худыми пальцами по его содержимому. Склянки, флаконы из простого и цветного стекла — снадобья, лекарства и яды на все случаи жизни, привезённые с родины. Выбрав одну из склянок, вдовствующая герцогиня потянулась за кувшином с вином, налила в богато украшенную чашу густую красную жидкость и опустошила туда целый флакон прозрачного снадобья без запаха. И, выдохнув, выпила залпом. — Ну вот и всё, — она подмигнула самой себе в зеркале и напоследок нанесла немного румян на щёки. — Умирать тоже нужно как герцогине. Хотя перед смертью равны все. Расправив складки платья, она расслабилась в кресле, глядя на саму себя в зеркало, силясь запечатлеть каждое изменение на лице в то время как яд начал действовать. — В конце концов, я часто думала лишь о себе и собственных интересах. Почему бы не умереть так, как хочется? — шепнула она отражению и заметила, что лицо исказила судорога. Конечности задрожали, навалилась слабость. Эльтиния Флавиес-Деватон закрыла глаза и отдалась смерти, улыбаясь тому, что выбрала её сама.
Последние комментарии
38 минут 21 секунд назад
1 час 44 минут назад
3 часов 54 минут назад
1 день 17 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 5 часов назад