Леди Смерть (СИ) [Изабель Сильвер] (fb2) читать онлайн

Чумной доктор

Догорают деревни и города

В предсмертной агонии корчится мир,

Властвует здесь дочь Смерти — Чума,

Созывая ворон

На омерзительный пир,

Куда не взгляни повсюду тела,

И птичьи маски Чумных

Докторов,

Ночь словно день стала бела,

От огней погребальных костров.

Автор неизвестен

Англия. Лондон.

1665 год от рождества Христова.

Амелия

Я медленно бреду по очередной опустевший улочки, тут и там на земле лежат тела. Их кожа покрыта глубокими язвами, из которых сочится гной с черной кровью. Лихорадка скосила большую часть населения. Болезнь протекает в исключительно в тяжелой форме. Поражая лимфоузлы, легкие и другие внутренние органы. После чего наступает сепсис, черные язвы покрывают почти сорок процентов кожи. Конечно, были и те, кто смог вырваться из лап этой страшной болезни, но лишь единицы. В основном сто процентный летальный исход. Чума, или как ее прозвали «черная смерть» пришла и к нашему городу. Она протянула свою костлявую руку к каждому дому, протиснулась сквозь каждую дверь, и заползла под каждое одеяло.

Священники и проповедники связывали это с Библией. Божий карой. Я помню на одном из воскресных служб, до всего этого нам зачитывали первую книгу Царств. В ней говорилось о войне израильтян с филистимлянами. Израильтяне, проиграв не в первый раз, решают доставать в свой стан «ковчег завета Господня» дабы поднять боевой дух. Но и это им не помогло. После ожесточённой битвы филистимляне забирают ковчег как военный трофей. Его доставляют в город Азот, возложив к ногам идола Дагона. И вскоре на город Азот и его округу обрушивается страшный недуг. Среди людей вспыхивает болезнь. В писание говорилось:

«И отяготела рука Господня

Над Азотянами, и он

Поражал их и наказывал их

Мучительными наростами в

Азоте и в окрестностях его»

1 Цар. 5: 6

Те, кто остались в живых, а их, было, не много наперебой утверждали, что это Господь покарал их. В попытке спасти всех кто остался, они решают избавиться от ковчега. Они отправляют его в другую провинцию, Филистел в город Гёф. История повторяется. После ковчег перевозят вновь, в третий город Аскилон. Там собирается совет из пяти царей, пяти городов. Они принимают решение вернуть израильтянам, дабы положить конец людским смертям. И если мне не изменяет память, последняя глава книги заканчивается на том, «и те, которые не умерли, поражены были наростами, так что вопль города восходил до небес».

До того как чума дошла к нам, я воспринимала это все как выдумки, как что то нереальное. Но вот теперь проходя по зараженному городу, я понимаю всю соль в этих писаниях. На ум приходит еще один отрывок из священной книги, о тех обреченных городах.

«Золотые эти наросты,

Которые принесли

Филистимляне в жертву

Повинности Господу, были:

Один за Азот, один за Газу

Один за Аскалон, один за Гёф

Один за Аккарон; и золотые

Мыши были по числу всех

Городов Филистимских –

Пяти владетелей, от городов

Укрепленных, и до открытых сел.»

Зимой в 1664 году, когда мне только, только исполнилось семнадцать лет, на небе были видны яркие кометы. Жители Лондона опасались, что это предзнаменования ужасных событий. И скорее всего они были правы, с наступлением весны, пришла чума. Считалось, что в Англию это эпидемия проникла из Нидерландов. Где эта зараза появлялась периодически с 1599 года. Но все же, ни кто не мог сказать этого точно.

В те далекие времена мой город представлял собой поселение площадью не больше четыреста сорока восьми гектар, окруженной городской стенной и пригородами. Но со временем разросся, появились высокие дома, твёрдые мостовые. Количество население выросло, как и площадь города. Я все еще помню, как над городом высился дым мыловаренных фабрик, металлургических заводов, пивоварен. Прогресс дошел и до того что, пятнадцать тысяч домов отапливались углем. До эпидемии достопочтенный Джон Граунт проводил перепись населения, вписывал в книгу регистрации каждого младенца. Не то, что сейчас, сейчас он не успевал записывать умерших. Болезнь унесла больше половины граждан Лондона.

Я жила в большем поместье Ковент-Гарден, с родителями, двумя старшими братьями и младшей сестрой. Наше поместье располагалась в сердце Лондона, в восточной части Вест — Энда между Сент — Мартинсом и Друри — Лейн. Мой предок Джон Рассел, первый граф Бедфордский получил это поместье сто тринадцать лет назад. Моя семья считалась самая богатейшая в Лондоне. Нам принадлежали фруктовые и рыболовные рынки. Суда, строительные компании и много всего прочего. Раньше деньги имели вес, а что сейчас? Чуме все ровно, богат ты или беден, просто человек, дворянин или глава государства. Никакая стена, даже самая толстая, не остановить ее. Тебе не уйти, если тебя отметила смерть, одарив своим черным поцелуем. Чуму не остановить деньгами и пушками. Чуму невозможно было ни в чем убедить, и у нее ничего нельзя было вымолить…

Не смотря на процветающий город у него, как и у многих имелась и другая сторона. Чем дальше от центра, тем больше бедняков, не имеющих даже крова для ночлега. Горы не гнившего мусора, остатки экскрементов. Конечно, городская власть пыталась все убирать, вывозя мусор, за пределы стен, оставляя разлагаться там. Но этого было не достаточно, повсюду стоял ужасный зловонный запах. Из за отсутствия канализации, сточные воды текли прямо по улицам. Люди ходили, закрываясь носовыми платками. Состоятельные горожане нанимали, либо приобретали экипажи и паланкины. Чтоб добраться до места назначения, минуя всю эту грязь и смрад. Бедным приходилось идти пешком и попадать под брызги, летящих из под колес телег, и помоев сбрасываемых с верхних этажей домов.

Проходя мимо некогда прекрасных городских ворот Людгейта, я направляюсь на юг от реки Темзы. Только по этому пути можно было пересечь реку по Лондонскому мосту. Холодный ветер колышет мое платье, хотя сейчас середина июля. Дойдя до середины моста, мой взгляд падает на черную мутную воду. Я вижу несколько трупов, качающихся на волнах. Отсюда плохо видно, но мне кажется это женщина и мужчина средних лет. Их руки раскинуты, на открытой коже хорошо видны язвы. Им я уже не чем не могу помочь, поэтому прибавляю шаг.

Я уверенна, даже год назад, от того зрелища меня скорее всего начало бы мутить. Но не сейчас, я настолько привыкла, что это зрелище больше не пугает меня. Я иду дальше, за городские стены. За ними творилась точно такая же антисанитария еще до чумы. В этом районе в основном жили торговцы и ремесленники, числом более четверти миллиона человек. Когда умерло первые десять, люди хлынули в уже переполненный город. Они считали, что городские стены и церкви, защитят их и их семьи.

Как известно первые слои населения заболевших были, нищие. Портовые пригороды Лондона, включая приход церкви Сент — Джайлса были битком забыты людьми. Из числа знатий первой умерла некая Ребекка Эндрюс, скончавшаяся в собственной пастели двенадцатого апреля 1665 года. В тоже время число смертей в неделю возросло с двухсот до трехсот девяноста восьми человек. Зимой чума распространяется не агрессивно, но с приходом весны она начинает свирепствовать, забирать все больше и больше жизней.

К июлю чума добралась до центра Лондона. Король Карл второй, вместе со своей семьей и свитой покинул Лондон. Перебравшись в королевское поместье Оксфордшир. Из власти остался мэр Джон Лоуренс. Так же город отказались покидать священники, и даже Архиепископ Кентерберийский и епископы Лондона. Дабы вселить в людей веру и надежду на спасения. Врачи, аптекари были вынуждены остаться, чтоб помочь тем, кому еще можно. Со времен Лондон прекратил все торговые сотрудничества с речным и морским судоходством. По одной простой причине, граждан не хватало даже чтоб собрать корабельную команду. Горожане умирали целыми семьями.

Многие состоятельные граждане покинули Лондон, перебравшись в свои загородные поместья. Многих слуг они бросили, лишенные работы. Труд их стал не нужен, а значит, деньги зарабатывать неоткуда. Не знаю, если бы не благотворительные пожертвования, мэру и констеблю было бы не удержать общество в спокойствии. На совете. Было выдвинуто предположение, что разносчиками заразы являются домашние животные. Поэтому пик заболеваемости олдермены безжалостно перестреляли кошек и собак. Чем ускорили распространение, ведь позже выяснилось, самым прямым чумным носителем были крысы. А точнее блохи, которые они переносили. Не став на улицах котов и псов, крысы стали спокойно бродить по улицам пробираясь в каждый дом.

Не было не одного дома, куда бы не проникла черная смерть. Даже мою семью, не обошла эта зараза. Мама слегла в начале мая, отец никого из нас не подпускал к ней. Более того все восточное крыло было закрыто на карантин. Не какие слезы, уговоры на него не действовали. Теперь уже всем известно, что инкубационный период длится от двух до шести дней. Мама умерла на пятый день после заражения. Ее предсмертные крики от нестерпимой боли разносились по пустому особняку. В то время у нас на службе было около шестидесяти человек, со смерти мамы, отец распустил почти всех. Остались только кухарка, две служанки и возничий.

В след за мамой ушел мой старший брат Финн, и семилетняя Луна. Отец совсем обезумел от горя, нам не дали даже похоронить их как подобает. Он закрылся в себе, и позже скоропостижно ушел вслед за ними. Он застрелился, в покоях матушки. Его смерть стала для нас неожиданностью. Все свои владения и дела он взвалил на наши плечи. На меня и Вильяма, последнего мужчину из династии Рассел. Я отчетливо помню этот громкий, пугающий выстрел, разбудивший меня среди ночи. В покои меня не пустили, да и хоронили мы его в закрытом гробу. Как сказала тетушка Генриетта — «Не на что там смотреть, врачи не смогли даже собрать все фрагменты черепа».

Вот так в одночасье моя счастливая и беззаботная жизнь, рассыпалась в прах. Не смотря на то, что всех нас, мама воспитывала, одинакова, прививая любовь к друг другу. Мы с братом еще с детства не особо ладили, а уж теперь каждый пошел своей дорогой. Нашел свой путь.

Вильям, как и многие другие мужчины, помогал городу, убирать трупы, копать братские могилы, разносить пищу и чистую воду беднякам. Он стал примером и общественным деятелем, который, не смотря на статус и положение в обществе, не чурался грязной роботы. Его уважали и почитали.

Я же выбрала немного другой путь, не относящийся к богатой благородной леди. Днем для всех я была примерной католичкой, которая помогала в приходе Сент — Джайлса. Но это была лишь обманка, нет, конечно, я служила церкви, но совсем не так как полагалось.

Как известно женщинам нельзя было изучать науки, искусства и прочие мужские профессии. Но когда пришла смерть, всем стала все ровно, лишняя пара рук не мешала. Поэтому из белоручки, девушки из благородной семьи я превратилась во врача. Нас обычно называют Чумные доктора. Я было единственной женщиной, которую приняли на эту службу. Конечно, наши мнении с братом разделились, он ясно дал понять что не одобряет. Но мне было все ровно, я хотела приносить пользу своему городу, не просто сидеть и молится с утра до ночи. А реальную помощь.

Мое одеяние было бело цвета. Как утверждал Архиепископ, людям хочется видеть надежду, ангела входящего в дом с больным.

Самая главная защита костюма была носатая маска, напоминающая клюв птицы. Помимо «клювастой» маски, наряд включал в себя длинный, от шеи до лодыжек, плащ с капюшоном. Под платьем у меня были узкие брюки, на руках перчатки, а волосы спрятаны под платком и шляпой. Все элементы одеяния выполнялись из вощевой кожи или на худой конец из грубого холста, пропитанного воском. А сам плащ шился из обычной ткани. В моем случаи из белой, для других из черной.

Впервые увидев эту ужасную маску, признаюсь честно, я испугалась. И уже хотела отказаться, эта идея больше не казалась хорошей. Но Архиепископ заверил, что того рода маска способна по поверьям отводить болезнь.

В первую неделю от маски мне было ужасно плохо. Ведь кончик клюва был заполнен сильно пахнущими лекарственными трава, которые облегчали дыхание при постоянно чумном смраде. Помимо этого всего, нам приходилось постоянно жевать чеснок, а ладан на специальной губке помещать в ноздри и уши. И чтоб самому не задохнутся о такого букета запахов, в клюве было два небольших отверстия. Так же маска имела стеклянные вставки для глаз. И вот только в таком обличие можно было заходить в дом, где возможно есть зараженные. Такие меры предосторожности не позволяли нам заболеть, но бывали случаи, что даже и это не спасало.

Роно утром мне из церкви принесли письмо, в нем некая Маргарет умоляла помочь ее сыну. Не завтракая, я облачаюсь в костюм и направляюсь за город.

Не далеко от обочины я замечаю одиноко стоящий, маленький, ветхий домик. Он настолько стар, что стены его покосились, а крыша обветшала. На улице началась морось, проклятая погода. Капли дождя застилают стекла, приходиться их протирать, чтоб хоть что то видеть. Заметив меня еще у дороги, хозяйка дома выходит ко мне навстречу. Даже с достаточно длинного расстояния я отмечаю для себя, что я пришла куда нужно. На лице женщины начальные признаки чумы. Ее кожа побледнела, я бы даже сказала, побелела как бумага. Под глазами красные круги, слизистая воспалена. При ее приближении я вижу плохо спрятанную язву на шеи.

— Спасибо, спасибо, что пришли так быстро! — в ее голове ясно проскальзывает отчаяние и усталость. Ей жить меньше двух дней, отмечаю я для себя.

— Здравствуйте! — из за маски мой голос совершенно не узнаваем, низкий, будто с хрипотцой. — Где больной? — женщина кивает мне, и ведёт в свой богом забытый дом.

— Как мне к вам обращается? — неожиданно спрашивает она.

— Зовите меня Амелия, — коротко отвечаю я. Да, меня зовут Амелия Шарлота Рассел. Сейчас мне восемнадцать лет, слишком мало чтоб быть врачам, и слишком много чтоб быть невестой. До чумы, отец намеривался выдать меня замуж, за сына мэра Гари Лоуренса. Но не сложилось, чума унесла его быстрее, чем мы успели, обвенчается. Так я и осталась незамужней девицей. Но сейчас в наше и так не простое время, никому нет до этого дела. Сейчас главное выжить.

Переступив порог жилища, я сразу замечаю на полу кровавые, гниющие тряпки. Значит я точно по адресу. Хозяйка ведет меня в самую дальнею комнату, потолки настолько низкие, что мне приходится наклонять голову, дабы не сбить шляпу. На маленькой кровати лежит мальчик, наверно лет десяти не больше. Да, самое страшное это видеть, как умирают дети, пока ты стоишь и не знаешь как ему помочь. Тяжело вздохнув, я подхожу ближе. Мальчик лежит на спине, его веки плотно закрыты. На лбу выступил пот, его тонкая ночная сорочка прилипла к телу. Осмотрев ребенка, я нашла как минимум шесть небольших язв. Выпрямившись по возможности, я позвала его мать. Помимо ее и этого малыша, я замечаю еще детей разного возраста. Скорее всего, они увидели меня еще на улице, через маленькое грязное окошко. Малыши прижимались к друг другу о чем то перешептываясь. Женщина подошла ко мне с застывшими слезами на глазах. Как бы больно мне сейчас не было, я произношу роковые слова.

— Мальчик не протянет до вечера, — женщина ахает, падая на пол. Ее рыдание отражаются от пустых стен этой лачуги. Я продолжаю говорить, — Вы тоже заражены, если вы позволите, я осмотрю и других членов семьи. Дабы убедится, что у них есть шанс выжить.

— Если я умру, у них не будет этого шанса. Прошу, умоляю вас, — женщина хватает меня за ноги и плащ, — Помогите, возьмите моих детей с собой.

Выдернув из ее ослабевших рук свой плащ, я разворачиваюсь, чтоб уйти. Мне больше нечего здесь делать, детские приюты переполнены, мне некуда их отвести. Ктомуже это не входит в мои обязанности. Возможно, за столько времени я и стала чёрствой, но я не способна спасти каждого. У порога я замедляю шаг, обернувшись на плач женщины, я достаю из кармана два пузырька.

— Это настой из розовых лепестков, а это маковое молоко. Мне жаль, больше мне нечем вам помочь. Молитесь, кто знает, может Господь все еще слышит нас, — после я покидаю чумной дом. Из другого кармана я вынимаю уголь, нарисовав на двери жирный черный крест, я возвращаюсь в город. В домах, где был подтвержденный больной, помещался на карантин. Он составлял около сорока дней. Мало кто продержался до этого срока.

Вернувшись в город, я сразу иду к приходу Олдгейт, вчера за ужином Вильям обмолвился, что будет работать там весь день. Завидев меня на городских улицах, люди расходятся в стороны, перекрещиваясь. Каждый лондонец боялся появления чумного доктора, тем более женщины. Они считали что под моей маской и вовсе не человек, а дух, пришедший всех покарать.

Но были и те, кто постоянно судачил, гадая кто же эта бесстрашная леди. А я просто молчала, ведь не кто не должен знать, кто скрывается под маской в виде клюва птицы. Так же и другие доктора скрывали свои лица, правду знали только родные, Архиепископ и мы. Нас всего десять на весь Лондон. Самому старшему мужчине сорок три, после того как он похоронил всю семью, другой жизни он и не знал.

Возле прихода я замечаю Вильяма, его вообще трудно не заметить. Даже за одеждой обычного штатного рабочего, заметно его происхождение. Этот благородный, волевой подбородок с ямочкой привлекает немало женщин. Величественный прямой нос, который он привык совать туда куда не следует. И признаюсь, он склонен к инфантильности, ну, по крайней мере, так было раньше. Малейшие пятнышко на манжете вызывало бурю злостных эмоций и выражений, не присуще воспитанному джентльмену. Густые, иссини — черные волосы опускаются до плеч почему то всегда в идеально порядке. Не смотря на всю жестокость этого мира, он так и остался очень добрым, но упрямым как осел. А глубокие и жгучие, как ночь страсти карие глаза, разбили немало сердец. Если смотреть на него целиком для многих он идеальный мужчина. Широкие плечи и узкий таз. Что касается талии, она находилась на одной линии с бедром. Из за силовых работ, он не плохо развил мышечную массу

Услышав людские перешёптывания, связанные с моим появлением, брат обернулся. Его лицо как обычно не чего не выражала. Лишь густые черные брови съехали к переносице.

Я иду спокойно, ведь знаю, что никто даже предположить не смеет что, под маской его младшая сестра. Воткнув лопату в землю, Вильям начинает идти ко мне навстречу.

— Что ты здесь делаешь? — с раздражением спрашивает Вильям. Теперь уже жители не особо обращают на меня внимания, но все ровно слушают, ведь мы часто приходим к приходам, чтоб оповестить о новых заболевших.

— За мостом, слева от берега стоит старый дом с черным крестом на двери, — я говорю специально громко, хотя все и так слушают, перестав, что либо делать, — ребенок десяти лет, и его мать. Мальчик не доживет до вечера, у матери есть дня два в лучшем случаи три.

— Понял, — с горечью в голосе проговаривает Вильям. За какой то год, его некогда бархатный голос, превратился в грубый бас не подходящий под внешность.

— И еще, там трое здоровых детей. Они чисты!

— Вы же знаете, наши приюты переполнены. Нам не куда их поместить.

— Я знаю, я должна была сказать! — как только я замолкаю, народ принимается обратно за работу. Я замечаю у собора телегу с замотанными телами. Мне приходиться подойти к брату чуть ближе.

— Куда вы собираетесь? — ели слышно произношу я. Вильям осторожно смотрит по сторонам, чтоб не привлечь лишнего внимания. Убедившись, что нас никто не слышит, он говорит.

— В километре от церкви мы вырыли яму пятнадцать на шесть метров, рядом с городским кладбищем.

— Все так плохо? — я киваю на телегу, глупый вопрос с моей стороны.

— Мы не успеваем вывозить тела, приходиться на время складывать их на улице. Погода еще не к черту. Яма уже почти заполнена Амелия, если мы прекратим капать, то достанем до грунтовых вод. Один из ваших уже насчитал около 1114 тел. Поэтому, я прошу, умоляю тебя, прекрати выходить из дома, — я театрально закатываю глаза, каждый наш разговор заканчивается одинакова. Вильям просит меня бросить это дело и незамедлительно покинуть Лондон.

— Ты же знаешь, что я не могу, я нужнее здесь.

— Ты все, что у меня осталось, если я потеряю еще и тебя, что тогда станет со мной? Об этом ты думала. Неужели тебе настолько наплевать на меня.

— Я не собираюсь обсуждать это здесь, на улице когда каждый второй может нас услышать и хуже того разоблачить меня. Пришли за мной вечером экипаж, к собору.

Не знаю, что там еще хотел сказать Вильям, но я уже развернулась, уходя в глубь города.

За день я посещаю еще шесть таких домов, и только в одном была обычная простуда. Женщина с облегчением смотрит на меня сквозь слезы радости. Ее ребёнок и муж будут жить.

— Я советую не покидать дом, до полного выздоровления. Так же, обильное употребление чистой воды, и не забывайте про хорошую еду. Я оставлю вам пузырек с настоем из розовых лепестков.

Ближе к вечеру я возвращаюсь в свой приход. Монахине в длинных кожаных перчатках, помогают мне снять вещи и маску. Каждый день приходиться раздеваться догола. Вещи забирались на обработку и покрытую свежего слоя воска. Девушки уже приготовили для меня горячую ванную, чтоб смыть с себя очередной страшный день. Мыться приходиться очень чательно, риск заразиться был слишком велик.

В одной полупрозрачной сорочки я вхожу в купальню. На не большем пьедестале стоит ванна, наполнена почти до краев. Запах в купальни стоит потрясающий, лавандовый, как я люблю.

Сев напротив зеркала, я принимаюсь расплетать свои длинные рыжие волосы. Я осматриваю руки, от недостатка солнечного света, моя кожа на руках настолько светлая, что видны венки. Да, я сейчас выгляжу как настоящая благородная девица. Девушки редко выходят на улицу, тем более на солнце, дабы не испортить кожу не нужным загаром, и уж тем более морщин. Снова посмотрев на свое отражение, я замечаю что мои некогда зеленые глаза утратили блеск. Такое чувство, что моя жизнь, молодость утекает сквозь пальцы. Покойный брат финн всегда говорил что мои глаза похожи на два осколка от малахитовой шкатулки, которую он как то разбил у матушки. А что я вижу сейчас, бледную девушку с потухшим взглядом, потрескавшимися пухлыми губами и бесполезными ямками на щеках. В моей жизни не осталось места для радости, только скорбь и не скончаемся череда смертей.

От чувства бессилия я роняю голову на туалетный столик, мое тело содрогается от рыдания. Каждый божий день заканчивается так, груз ответственности за тех кому я не смога помочь, давит на мои хрупкие плечи. Первое время, услышав мой неустанный плач, монахине тут же врывались в купальню, но со временем поняли, что это бесполезно. Мне нужно было выплакать свою боль.

Я так устала, что у меня едва хватает сил залезть в ванну. Вода немного остыла, но это все ровно не помешает мне ею насладиться. Первым делом я хорошо промываю густую капну волос. Огненно рыжий цвет достался мне от покойной матушки. Ода брата как один были похожи на отца. А мы с сестрёнкой на маму. Даже курносый нос и веснушки на щеках достались именно нам.

Помимо лаванды по моей просьбе, в воду обязательно добавляют ладан, и еще какие то травы. Закрыв глаза, я незаметно для себя начинаю дремать.

Нам приходиться ходить по всему городу и его окрестностях исключительно пешком. Чтоб не выдавать свою личность. Я не могу брать свой экипаж, это все для меры предосторожности. Архиепископ говорил, что бывали случаи, когда чумные больные наведывались в дома врачей, в поисках помощи. В безумной агонии они убивали докторов, потому что те не могли им помочь. Поэтому нам и запрещено об это распространятся.

Каждый вечер около восьми, Вильям отправляет за мной экипаж к моему приходу. Так меньше подозрений, ранним утром меня везут в церковь, а вечером забирают. Все просто, да и кто в здравом уме сможет догадаться что под маской я.

Монахине приносят мой наряд и шляпку. Облачившись в платье нежно розового цвета с золотыми вставками, я пытаюсь уложить непослушные волосы. Первое время было трудно их скрывать, приходилось туго плести косы. Но сейчас я уже приловчилась.

Последний взгляд в зеркало, мне нужно убедиться в том, что не выгляжу как живой труп. Слегка пощиплю щеки, чтоб появился хоть какой то румянец

Не смотря на бедствие и медленное умирание страны, мода шла впереди планеты всей. Сейчас к нам пришла пуританская мода. Поэтому мое платье из дорого шелка и атласа выглядит шикарно. Еще раз, подчеркивая мой статус благородной леди. Платье что мне принесли, представляет собой лиф с короткой боской. Под платьем затянут тугой корсет из китового уса. Так же к лифу умело, пришиты пышные кружевные рукава, обнажая кожу рук. Две нижние юбки из нежнейшего золотого щелка. На туалетном столике лежат мои серьги из драгоценного рубеллита, подаренные Вильямом на шестнадцатилетнее. Дополняет мой наряд не большая шляпка, и сапфировая подвеска которую я никогда не снимаю. За исключением купания.

— Ваш экипаж уже прибыл меледе. — голос одной из монахинь прерывает тишину.

— Франческа, сколько раз мне повторять, зови меня по имени. В наше время не до формальностей. — луноликая девушка с приятной улыбкой молча кивает мне. Одев короткие льняные перчатки, расправив кружева на плечах, я спешу на выход, где меня уже ждет возничий.

На улице снова пошел крупный дождь, вся мостовая превратилась всплошную кашу из грязи.

Попрощавшись со священников, я выхожу из церкви, накинув на плечи серый плащ. Только на лестнице я замечаю, что это не моя коляска с эмблемой разбитой короны. Замедлив шаг, я начинаю вглядываться в плотную стену дождя, в надежде, что Джем уже подъезжает.

Из экипажа выходит он, Эзра Вильсон. Сын главного врача и патологоанатома Лондона, он пытается ухаживать за мной еще с того лета. Весьма состоятельный молодой человек, любая девушка Лондона мечтает стать его женой, но не я. Он очень образованный, сообразительный и весть из себя правильный. Аж тошно.

Сегодня на нем был парадный пурпурный дублет, темные штаны и плащ из черного дорого сукна. Черные кожаные сапоги блестят от капель дождя. С темной шляпы стекает дождевая вода, растекается по плечам укрытыми плащам.

— Меледе, позвольте сопроводить вас до дома? — почему то от его грубого голоса, по спине бегут мурашки. Мне неприятно его общество, но он лучший друг Вильяма с этим нечего не поделать. Брат всеми силами пытается меня с ним свести. Он подходит ближе, раскрывая надо мной зонт. По правилам этикета я протягиваю руку, его длинные пальцы обхватывают мою маленькую руку. Наклонившись, он целует тыльную сторону ладони, даже через перчатки я чувствую, насколько горячи его губы. Не произвольно на моих щеках выступает естественный румянец.

— Благодарю вас Эзра! Но за мной уже отправили экипаж. — Эзра подходит еще ближе, не знаю почему я медленно делаю шаг назад, убирая руку. Сейчас такое страшное время, даже близким друзьям нет доверяя. Дома, лавки и магазины обворовывают мародёры, каждый пытается поживиться на всеобщем горе. Ведь эпидемия должна же закончиться, хоть когда нибудь. А без денег считай ты никто.

— Вильям отправил за вами меня! — с улыбкой проговаривает мужчина. Сколько ему точно лет, я никогда не интересовалась. Но судя по мелким морщинкам возле глаз, ему около двадцати пяти, может больше. Под черной шляпой, идеально гладкие, прямые волосы, средней длены. Что касается цвета, я бы сказала они платиновые, хотя нет, скорее светло пепельные.

Если бы не мой эгоцентризм, я наверно как все дамы уже давно бросилась ему на шею, позабыв о своей чести.

— Что ж, в таком случаи я позволю вам сопроводить меня до дома! — в его небесно голубых глазах загораются подозрительные огоньки.

Подобрав юбки, оперившись на предложенную руку, я сажусь в экипаж. В нем пахнет разными травами, видимо это коляска отца Эзры. Ведь обычно мужчины его возраста предпочитают передвигаться исключительно верхом.

Мы сидим по разные стороны, кони не спеша тянут коляску. Чтоб не было об ходимости говорить, я откидываю шторку, всматриваясь в ночные улицы зараженного Лондона. Где то там, на улицах под проливным дождем умирают люди. Сейчас не хочется думать об этом, но мысли сами так и лезут в голову.

Чувствуя пристальный взгляд Эзры, я медленно отвожу взгляд от окна, встретившись с его глазами. По крыше экипажа барабанит дождь, не слышно даже цокота копыт по мостовой.

— Ваш взгляд говорит о том, что вы хотите мне сто то сказать, мистер Вильсон. — удачно подмечаю я. Мужчина снова улыбается.

— Вы как обычно очень проницательны Амелия. Не хочу ходить вокруг до около. Сегодня днем я попросил у Вильяма, вашей руки! — дыхание резко перехватило, будто корсет сдавил грудную клетку еще сильнее. Сердце заколотилось в бешеном ритме. А Эзра все ни как не умолкал. — Я намерен жениться на нас Амелия, и увести в свое поместье Бедфордшир. Сам король Карл даровал мне его, за научно литературный прогресс, — от того потока информации у меня начинает болеть голова. Потерев виски, я смотрю ему прямо в глаза. Сделав над собой усилие, я спокойно говорю, скрывая в голосе дрожь.

— И что сказал мой брат? — его и так широкая улыбка, становиться, будто еще шире до самых ушей.

— Как вам известно, дорогая Амелия, ваш брат и я желаем вам только лучшего. С его слов я понял, что он не против, и готов дать свое благословение. Конечно, если вы согласны! Ну, вы согласны Амелия? — теперь уже у меня дрожат не только руки, но и ноги. Я совершенно не готова к такому разговору, да и вообще я не хочу выходить замуж. Это относиться не только к Вильсону, но и к любому другому мужчине. Мне тогда придется, попрощается со своей работой, которую я, пожалуй, ненавижу, чем люблю. Но все же, мое желание помогать людям выше моей собственной судьбы. Пусть я буду старой девой как тетушка Генриетта, но замуж выйду только по любви, а не по принуждению.

Мое молчание затягивается, я уже начинаю, молит Господа, чтоб возницей ехал быстрее. За стенами свой спальни я буду в безопасности от таких разговоров. С каждой секундой, что я молчу, лицо Эзры мрачнеет, на лбу выступает вена. Скулы заостряются, на щеках играют желваки. Набрав больше воздуха в легкие, я, наконец, произношу.

— Мне нужно это обдумать! — я готова поклясться, что в этот момент услышала его стон отчаяния. Коляска наехала на кочку, обрызгав прохожих грязной водой. Нам вслед послышались крики и проклятья.

— Прости, если я сейчас буду слегка резок, но у меня не укладывается в голове, о чем тут можно думать Амелия? — его голос становиться жестким, властным, из милого художника и писателя он превратился в надменного тирана, привыкшего получать от жизни все. — Я предлагаю тебе блестящие будущие, и безбедную старость. Мои научные работы, картины взлетели в цене, ты представляешь, сколько это денег. Даже нашим правнукам не придётся работать.

— Если вы не забыли, мистер Вильсон, моя семья является самой богатой в Лондоне. — грозно перебиваю его я, напрочь забыв об этикете. — Я очень богатая, молодая девушка. Мне не обязательно выходить замуж чтоб обеспечить свою старость. — опомнившись что своими речами он меня оскорбил, Эзра тут же меняет тактику общения.

— Амелия, прости мне мою дерзость. Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого взгляда, еще тогда на приеме твоего отца. Ты была в грушевом саду, одетая в ярко желтое платье, от ветра в твоих волосах трепетали белые ленты, — произнося это, он медленно наклоняется ко мне, — твое прекрасное лицо украшала розовая диадема их мелких сапфировых камушков. Ты помнишь? — его лицо оказалось совсем близко, он явно намеривается меня поцеловать. Времени на размышления не было, поэтому долго не думая моя ладонь пропечатывается к его щеке. Звонкий шлепок заставляет Эзру прейти в себя. Во мне все кипит от ярости, не уже он думал, что я позволю ему себе поцеловать. Что за вздор.

— Да как вы смеете, говорить со мной в таком тоне. Ваше поведение неподобающе к незамужней леди, — щека Эзры горит, даже в тусклом свете хорошо виден след моей руки. Его глаза беспорядочно бегают, он понял что оплошал, но уже поздно, — Возничий, стой! — командую я. Кучер натягивает поводья, лошади нехотя тормозят. Открыв дверцу, я намереваюсь покинуть эту коляску незамедлительно. И плевать, что придётся идти пешком, целых две улицы, да еще и под дождем.

Эзра хватает меня за руку, сдергивая перчатку. Одернув руку, я бросаю на него самый злостный взгляд в моем арсенале.

— Ты в своем уме? — Эзра прижимает мою перчатку к груди, от такой резкости моих слов, мужчина впадает в ступор. Не дождавшись, каких либо извинений, я покидаю экипаж. С минуту поколебавшись Эзра, бросается вслед за мной.

— Амелия, ради бога прости! — его пальцы обхватывают мое запястье, — Вернись в коляску, и мы забудем это недоразумение.

— Отпусти меня немедленно. Я лучше умру, чем проедусь с тобой хоть одну милю. Мой ответ не, я никогда, не при каких обстоятельствах не выйду за вас замуж, мистер Вильсон. Даже если вы останетесь единственным мужчиной в Англии. Я лучше брошусь с моста, чем стану вашей женой. — мои слова резки, я вижу что причиняю ему боль своим отказам, но иначе я не могу.

— Какие — то проблемы меледе? Этот мистер докучает вам? — мужской голос заставляет меня обернутся. Из темного закутка улицы на просвет выходит молодой человек. В зубах у него догорает трубка. Я не могу не обратить внимания на его внешний вид. Вместо привычного будлета, на нем одет коук, это длинная куртка до середины бедра. Из под которой выглядывает белоснежная сорочка с кружевным воротом. На узких бедрах черные штаны из жесткого сукна. На голове обычная шляпа с высокими кроями. Из нагрудного кармана свисает золотая цепочка, скорее всего там лежат часа. Мужчина подходит ближе, не отрывая взгляда от Эзры. Собравшись с духом, Вильсон решает, ответит вместо меня. Отпустив, наконец, мою руку, он по привычке поправляет свой дублет.

— Заверяю вас сэр, у нас все в порядке! — уверенным голосом произносит он. Мужчина напротив, медленно, словно дразня, вытаскивает изо рта трубку. И все так же, не смотря в мою сторону произносит.

— Я говорил не с вами, я обращался к этой юной леди! — почему то его голос меня не на шутку взволновал, нет это был не страх, а нечто такое что мне прежде не приходилось испытывать. Я с трудом отрываю взгляд от него, чтоб посмотреть на Эзру. Его губы сложились в тонкую линию, а щеки покрылись багровыми пятнами от злости. Не будь он трусом, то уже бы вызвал незнакомца на дуэль. Я перевожу взгляд.

— Благодарю вас сэр, со мной уже все в порядке, — плохо вру я. Конечно, я не в порядке, мой плащ уже намок, я чувствую, как по ключицы бежит холодная влага. Незнакомец делает шаг вперед, как бы отгораживая меня от Эзры. Да, в более глупую ситуацию я еще не попадала.

— Вы же слышали леди, у нас все хорошо, — расправляя плечи, горда, произносит Эзра, делая шаг в его сторону.

— Прошу заметить, девушка сказала, что у нее все хорошо, про вас слова не было. А это значит, милая особа не желает быть в вашем обществе. — Эзра хотел, что то возразить, но рядом остановился экипаж, на его дверце блеснула эмблема сломанной короны. Почему то я выдохнула свободно, из экипажа вышел мой брат, как обычно во всей своей красе. Новое серое пальто, идеально подчеркивало фигуру. Он редко носил шляпу, поэтому его черные волосы быстро намокли, в прядках проблескивали капли дождя. Быстрым слегка размашистым шагом, он поравнялся с нами. На дев на лицо ту самую маску дружелюбия. Уголки его губ дрогнули, и рот растянулся в лучезарной улыбке.

— Какие- то проблемы сэр? — мужчина приподнимает шляпу, под ней я замечаю коротко подстриженные волосы, угольно черного цвета. Свет попадает ему на лицо, и я наконец могу разглядеть его как следует. На щеках двухдневная щетина, прямой благородный нос. А эти глаза, эти прекрасные синие глаза, можно сравнить лишь с чистейшим лазуритом. Над верней левой бровью виднеется бледный шрам, который лишь украшал его прекрасное лицо. Его пронизывающий взгляд скользит по моему лицу, я чувствую что краснею, дыхание перехватило. Что со мной? Возможно, я заболела, иначе я не могу объяснить свое состояние. Незнакомец отвел взгляд, и это наваждение отхлынуло. Он обратился непосредственно к Вильяму.

— Прошу прощения сэр, я застал весьма возмутительную картину. Вот это джентльмен, — он указал на Эзру, — Хотел силой затащить, эту прекрасную леди в свою коляску. Я не смог пройти мимо, как такая красивая девушка в опасности. — лицо брата тут же принимает мрачный вид, он окидывает Эзру презренным взглядом. Незнакомец добавляет, до конца закапывая Эзру, а я молю бога, чтоб это все сейчас же прекратилось. Ведь зная Вильяма, одно слова в мою сторону, одно неверное действие которое может мне навредить, приводит его в ярость. Он знал, что несет за меня ответственность. На похоронах отца, стоя на его могиле, Вильям поклялся защищать и оберегать меня.

— Я лишь хотел защитить ее честь! Не более. — это была последняя капля, Вильям хватает Эзру за насквозь промокший плащ. От неожиданности я вскрикиваю, роняя в лужу вторую перчатку.

— Это правда? — сквозь стиснутые зубы произносить Вильям, слегка встряхивая напуганного Эзру. — Отвечай!

— Все было совершенно не так! — наконец произносит он, брат весьма грубо отталкивает его от себя.

— Отныне держись подальше от моей сестры! А вы, — он резко перевел взгляд на таинственного незнакомца, — Благодарю вас! Теперь я ваш должник! — Взяв меня за руку, Вильям постарался придать своему голосу как можно больше нежности. Хотя я и так знала, что он чувствует сейчас. — Пошли Амелия!

С трудом разжав стальную хватку брата, я подхожу к незнакомцу. Обычно в подобных случаях, леди обязано, что то подарить на память своему спасителю. И не важно, что она не просила ее спасть.

— Примите это в знак моей благодарности сэр, — с улыбкой на лице, я стягиваю с шеи розовую шелковую ленту. Его изящные пальцы, едва коснулись моей ладони. Приняв подарок, мужчина улыбается и кивает. Господи, какие у него глаза, в них хочется раствориться.

Он в последний раз одаривает меня своей улыбкой, прекрасной улыбкой.

Прежде чем сесть в экипаж, я провожаю его взглядом. Пока его фигура медленно удаляется в сторону Гайд-парка. Широкие плечи и худые стройные ноги, подчеркивают его идеальную фигуру. К этому моменту дождь немного стих. Я смотрю так долго, пока его асимметричный силуэт не скрывается, в темном парке. Я уверена, что еще ни разу в жизни не встречала таких мужчин. Жаль, что я совсем забыла спросить его имя…

До дома мы ехали молча, Гайд-парк остался, где то позади. Мы выехали на Колнбрук, затем свернули на Хаунслоу. Я посмотрела на брата, его руки были скрещены на груди, брови нахмурены, а губы вытянулись в тонкую линию. Он зол, чертовски зол. И злился он на меня, я уверенна в этом. Но признаться честно, я не понимаю за что. В том, что произошло, не было моей вены. Отчасти. Коляска на ехала на большую кочку, ее не слабо тряхануло, я едва успела ухватиться за поручень. Бросив на брата взгляд, я решаю не тревожить его внутреннюю войну, которую он ведет уже давно. Пусть перебесить молча, чем выплеснет на меня всю грязь, своего дурного языка. Да и ктомуже что- то подсказывает мне, что причина его плохо настроение, кроется не только в сложившейся ситуации.

Наконец выехав на Друри-Лейн, в дали я вижу шпили Ковент-Гардена. Облегченно выдохнув, я откидываюсь я спинку.

На крыльце нас встретили служанки, Джем наш возничий повел коней в конюшню. Забрав мою мокрую одежду Клара, одна из служанок заметив Вильяма без настроения, быстро покидает коридор. Нет, мне нужно поговорить с ним сейчас, иначе не усну. Я стою в холле, наблюдая через стеклянную дверь, как Вильям говорит о чем- то с Джемом. Интересно о чем?! Их разговор затягивается, поэтому подобрав юбки я, нарешаю идти к себе. Возможно, брат и вовсе не захочет со мной говорить.

У большой прямой лестницы, ведущие на второй этаж, Вильям окликивает меня. Обернувшись, я вижу, как брат быстро пересёк широкий холл. Его руки сжаты в кулаки, он явно приготовил для меня очередную речь.

— Что за публичную сцену ты там устроила? — начинает он, — Ты хоть представляешь, как мне было стыдно, все это слушать.

— Я не совсем понимаю, в чем ты меня сейчас обвиняешь? — складывая руки на груди, произношу я, — Это ты дал ему разрешения на брак, которого я не желаю. И тебе это было известно, — я спускаю к нему, не кричать же на весь дом. Хотя очень хочется, — Знаешь, что меня оскорбило больше всего, это то, что ты не спросил моего мнения.

— Я все еще глава нашей семьи Амелия! И я решаю, что для тебя лучше, а что нет. И мой долг…

— Какая семья Вильям? — бесцеремонно перебиваю я его, — Ты проводишь все свое свободное время по кабакам и борделям. Просаживая наше состояние. Растрачивая деньги на дешевое пойло и шлюх.

— Не смей меня осуждать! — грозит он пальцем, — Сейчас речь не обо мне. Эзра хороший человек, ну может не много гордый, но он отличная партия для тебя. Ты должна пересмотреть свое мнение, касательного его. И отказать от воздушных замков и гордости. Эзра человек слово, он с лёгкостью забудет это недоразумение, и простит твою дерзость. А ты взамен простишь его не пристойное поведение.

— Не смей решать за меня, — мой голос дрожит, а глаза застилает пелена непрошенных слез, — После того как он задел мою честь, я не смогу простит ему его омерзительное поведение. Если я и выйду замуж, то только по любви, а не по холодному расчету.

Развернувшись на каблуках, я подхватываю подол платья бегу вверх по лестницы, прямиком в свои покои. Громко хлопая дверью.

Оказавшись в безопасности родных стен, я медленно оседаю на пол, у горящего камина. Слезы душат, все это, давит на меня.

Не знаю, сколько я так просидела, дождь на улице, наконец, стих. Под окном раздался голос брата, поднявшись, я, быстро подхожу, чтоб посмотреть, что там происходит. Окна моей спальни выходят прямо выезд из поместья, большие железные ворота распахнуты. Но ведь я помню, как Джем закрывал их.

Джем держит за узды вороного коня Вильяма, из парадной выходит брат. Вскочив на коня, он бросает на меня мрачный взгляд. Он знал, что я стою у окна, я всегда провожала его. Ударив коня по бокам, он пускается во всю прыть, растворяясь в ночной тиши.

Глубоко выдыхая, я зову Клару,распорядившись насчет ужина, иду переодеваться. Платье заслуживает хороший, чистки, ведь весь падал, промок и запачкан грязь.

Как обычно поужинав в полном одиночестве, я бреду обратно в свои покои. За столько времени я уже привыкла, что большинство вечеров, нахожусь одна в этом огромном поместье.

Мои шаги раздаются по пустому дому, в такой тиши мне кажется, что я могу слышать биение своего собственного сердца.

Проходя мимо зала для больших приемов, мой взгляд падает на приоткрытую дверь. Свет от канделябра в моей руке проник в залы, освещая картины. Как же давно я туда не входила, я вообще думала, что этот зал закрыт, как и множество других комнат. Войдя, я снова не могу не восхититься маминым вкусом. На позолоченных стенах, весят подлинные картины. Коллекция матушки. Она очень сильно любила искусства, музыку, литературу. От нее мне и досталась безграничная любовь к книгам.

На первом полотне, картина самого Рубенса, на ней изображён «Святой Георгий и дракон». Если мне не изменяет память, ее написали в 1606 году.

Проходя дальше, я встречаюсь с картинами Веласкеса и Карриччи Аинибале. Я хорошо помню, как мама могла чесами рассказывать про разных писателей и художников ее молодости. Над большим камином, который не зажигался с прошлого Рождества, висел ее прекрасный портрет. Писал его сам Вермеер, известный Лондонский художник. Прославившийся своей картиной «Вид Делфта». Она уже как семь лет весит в музеи Маурицхейма, это вроде в Гааге.

Подставив стул, я забираюсь повыше, чтоб посмотреть на полотно поближе. От канделябра я зажигаю еще несколько связей стоявших на камине.

С полотна на меня смотрят холодные, мертвые глаза мамы. Я провожу рукой по шершавому полотну. Краска местами потускнела.

Я смотрю на ее лицо, и все же не зря говорят, что я очень на нее похожа. Те же рыжие кудри, зеленые глаза. Даже родинка под нижней губой, точно такая.

— Я так скучаю по тебе мамочка! Вот бы хоть на миг услышать твой мелодичный голос. — по щеке скатилась слезинка. Нет, я не стану сегодня больше плакать. Тяжелые воспоминания тяготят мою душу, поэтому потушив свечи и плотно закрыв дверь, иду к себе.

Мои покои самые светлые в особняке, благодаря четырём окнам. Большая кровать из красного дерева хорошо вписывалась в интерьер. Большая гардеробная занимала почти пол части восточной стены. Резной туалетный столик стоит недалеко от кровати. Так же большое овальное зеркало, дополняет убранство. Его мне привезли из Франции, много лет назад. Помимо всяких женских аксессуаров и свечей, Шарлота каждый день приносит мне свежие цветы, и вазочку с фруктами. Возле окна которое выходило на сад, стоял журнальный столик, заваленный газетами, разными брошюрами. Это тоже заслуга Шарлоты. Ведь мой день не мог начаться без свежий газеты. Порой новости знать было необходимо, особенно сейчас, когда почти каждая страница кричит о количестве заболевших.

Полгода назад я слегла передела восточное окно, для меня сделали нишу для мягкого сидения. Теперь я могла с радостью сидеть у окна и читать, при этот наблюдать за прохожими и природой. Как она медленно сменяет один сезон, на другой.

Книжные полки буквально ломились от книг. Начиная с романов, поэзии и заканчивая стихами. Здесь были сборники от Джеффри Чосера, до Уильяма Шекспира. Выбрав свою любимую поэму Шекспира «жалоба влюбленной», я ложусь в кровать, на белые хлопковые простыни привезенные отцом из Персии.

Портьеры на окнах задвинуты наглухо, только свет свечей падает на книгу, которая уже зачитана до дыр.

Я начинаю монотонно читать вслух, зная, что кроме стен меня ни кто не услышит. Как в принципе и всегда.

— «С высот холма смотрел я в мирный дол,

Откуда эхо с чьей-то скорбью дальней

В одно сливалось. Я на стон пошел

И вот — увидел девы лик печальный:

Она ломала перстень обручальный,

Рвала письмо на части за письмом

И бурей сле…»

Громкие звуки бьющегося стела оборвал меня на полуслове. Откинув книгу, я выскальзываю из пастели. Приоткрыв дверь, я начиню прислушиваться к посторонним звуком.

Внизу слышны мужские голоса и тяжелые шаги по начищенному паркету. «Мародёры», проскользнуло у меня в мозгу. Скорее всего, они знали, что Вильям уехал страшно представить что будет, если они меня найдут. Я потихоньку возвращаюсь в комнату. Над камином висит отцовский мушкет и английский корзинчатый меч. Мой выбор пал на мушкет, махать мечем, я не усею и стрелять, конечно же, тоже. Но это лучше, чем железная палка в руке. Тем более отец в свое время научил меня, его заряжать, но я ни разу не стреляла. Как глупо с моей стороны, нужно было уговорить его.

Засыпав зернистый порох, я начиняю дуло пулями. Сняв предохранитель, я откладываю мушкет. По звукам доносящихся снизу, я легко могу определить, что эти негодяи пошли в кабинет отца. Он расположен прямо под моей спальней. Нужно было одеться, но сейчас уже нет времени. Я уже слышу одинокие шаги на лестницы. На мне лишь длинная ночная сорочка, почти достающая до пят. Накинув на себя шёлковый халат, я хватаю мушкет. Шаги приближаются, я отчетливо слышу, как кто- то роется в комнате Финна. Она по соседству с моей, благо там не чем поживиться.

Потушив свечи, я медленно выскальзываю из своих покоев, на цыпочках, ступая босыми ногами, я аккуратно отдаляюсь от спален. Крепко прижав к себе мушкет отца, на трясущихся ногах я прячусь в тень одной из колон.

Свечи горят не везде, этот коридор ведет в карантинное крыло. Куда мы до сих пор не решались ходить.

Мужчин как минимум пятеро, четверо переворачивают убранство внизу. Они громко хохочут, радуясь богатой добыче.

Я молю Господа, чтоб мои слуги спрятались надежно, ведь всем известно, что делают с девушками, такие как они.

Засмотревшись на мужчин, я совсем забыла про пятого, который уже вошел в мои покои. Через какое то время он вышел, почему то с пустыми руками. Он был одеть во все черное, на лице повязана плотная материя, закрывая все кроме глаз. Но тень от глубокой шляпы прятал и их.

— Эй, смотрите там девица! — громкий бас вырвал меня из собственных мыслей. Я срываюсь с места, мужчин тот, что бы наверху, командует сообщникам оставаться на местах. А сам бросается вслед за мной.

Его тяжелые шаги раздаются эхом, от страха кровь стынет в жилах. Я бегу не разбирая дороги, не знаю как так вышло, но я попадаю в тупик. Я не была в этой стороне очень долго и напрочь забыла расположение комнат. Кроме наглухо закрытых дверей в этой части поместья, больше не чего нет. Даже окон, чтоб позвать на помощь. Да и кто в такую глухую ночь, прейдет ко мне на помощь.

Шаги приближаются, выхожу, нет, придётся стрелять.

— Господи, прости! — вслух произношу я, выставляя ружье вперед. Шаги стихли.

Я кожей чувствую чье-то присутствие, мерзавец двигался очень тихо, дабы не выдать себя. Стоит гробовая тишина, которая резко прерывается скрипом половицы, моя рука дрогнула, прогремел выстрел. Отдача была сильной, от боли я роняю мушкет, он со звоном падает, куда-то в темноту. Дым такой едкий, что щиплет глаза и щекотит горло, я начинаю кашлять, размахивая рукой, дабы поскорее рассеять дым.

Тонкие пальцы зажимают мне рот, буквально впечатывая в стену. Он так близко, его горячее дыхание обжигает шею. Мое тело дрожи от страх, ноги стали ватными. Мозг твердит неустанно «это конец, это конец, это конец»

С другого конца длинного коридора послышались шаги.

— Роб, ты цел? Мы слышали выстрел!

— Да, ждите меня у коней! — этот голос, откуда мне знаком этот чертов голос.

Когда шаги стихли, мужчина хватает меня за руку начиная тащить на освещенное место. Я всеми силами упираюсь ногами, мародер, резко дёргая на себя мое маленькое тело.

— Иди молча, если хочешь жить! — а будто у меня есть выбор, я и так знаю, что он хочет со мной сделать.

Этот проклятый вор заталкивает меня в покои Вильяма. Повсюду горят свечи, вещи в беспорядке разбросаны по всей комнате. Плечо жутко саднит, если выберусь из этой передряги живой, останется неплохой синяк.

Отскочив к окну, я начинаю искать хоть какое нибудь оружие, но здесь как назло не чего нет.

— Зачем хвататься за ружье если не усеешь стрелять, а если бы ты в меня попала. — весьма неожиданно произносит этот скользкий тип. Он стоит у дверей, навалившись на нее всем весом. Но я не могла сейчас о чем- то думать, лишь о том, что умру в спальне брата. Обесчещенная и униженная, как прозаично.

— Ты не ответила! — не отстаёт мерзавец, потревоживший мой покой.

— Я не обязана говорить с таким как ты, грязным убийцей, вором. Делай то зачем пришел… — на последним предложение пыл мой поубавился. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть наружу.

— Чтоб ты знала я не убийца, и уж тем более не насильник. Я делаю то, что считаю правильным.

— По-твоему это правильно? — я срываюсь с места, и первое что попадается мне под руку, это пустая ваза. Которую я тот час запускаю в голову этого противного мужлана. Конечно же, он с легкостью уворачивется от нее, ваза с грохотом ударяется об деревянную дверь. Разлетаясь на множество осколков.

— Ты мерзавец, — я хватаю со стол книгу, запуская в его сторону. Я продолжаю осыпать его проклятьями, бранными словами, не преставая бросаться вещами. Мужчина подходит ко мне все ближе, я огибаю стол, направляясь к спасательной двери.

Крепки руки хватают меня за талию, я кричу и брыкаюсь. Повалив меня на медвежий мех, который постелен на полу у камина. Он наваливается на меня всем телом, устроившись между моих бедер.

— Господь покарает тебя! — его мягкая ладонь зажимает мне рот. А голубые глаза прожигают насквозь. На меня приходит озарения, и я узнаю эти глаза и этот проклятый голос.

— Ты такая милая, когда молчишь! Но до жути глупая. Я не собираюсь причинять тебе какой либо вред. Чтоб ты знала, все вырученные деньги, я отдаю беднякам. Я даю людям надежду. — его пальцы правой руки крепко держат, мои руки у меня над головой. — Мне жаль, что все так вышло, милая Амелия. Хотел бы я познакомится при других обстоятельствах. — Мой взор привлекает его шея, на которой повязана моя лента. Теперь все встало на свои места, это то самое доказательство, которое я искала. Проследив за моим взглядом, его глаза как то странно меняются.

После он медленно убирает свою ладонь с моего лица, стягивая черную материю. Демонстрируя свое лицо во всей красе.

— У тебя нет чести, — эти слова я произношу медленно, чтоб они навсегда отпечатались в его памяти.

— Если б я знал заранее, чей это дом, то не за что не пришел бы его грабить. А что касается чести, будь на моем месте кто то другой, ты была б уже униженна и скорее всего мертва. — в доме послышался шум, видимо Вильям вернулся раньше времени. Что определенно на него е похоже. Роб, или как там его медленно наклоняется к моему лицу, оставляя влажный поцелуй на моем лбу. Я замираю, боясь даже вздохнуть, пока его теплая рука медленно скользит по моей шеи. Пальцы спускаются чуть ниже, сдергивая сапфировую подвеску.

— Отдам при следующей встречи!

Крики брата уже слышны на втором этаже, он завет меня по имени. Вор вскакивает на ноги, направляясь к окну. Открыв его, в комнату врывается прохладный воздух. Я сажусь, озадаченно хлопая ресницами.

— До встречи прекрасная Амелия! — у меня напрочь пропадает дар речи.

Мужчина перекидывает ноги через окно, спрыгивая, растворяясь в непроглядной тьме. Последние что я слышу, это удаляющего одинакова всадника за окном.

Дверь в спальню распахнулась, брат смотрит по сторонам, оценивающим взглядом. Увидев меня на полу, он незамедлительно бросается ко мне, прижимая к груди.

— Господи Иисусе, ты жива! Ты цела? Они тебя не тронули? — от него жутко несло алкоголем, от чего мои глаза начали щепать.

— Нет, — коротко отвечаю я. Впервые в жизни мне нечего ответить. Во мне все перемешалось, страх, смущение, отвращение, стыд и что еще, чего я не понимала.

Вильям помогает мне встать, провожая в комнату. Пока брат сидел у камина, закидывая сухие паленья, я не свожу с него взгляда. Меня мучает множество вопросов, которые я хочу ему задать. Например, почему он вернулся? Куда он уезжает каждый вечер? Если у него дама сердца? Но зная Вильяма, он не расскажет мне не чего. У него было множество секретов и тайн, которые он хранил глубоко в своем сердце. Я не могу вспомнить, когда в последний раз видела его с девушками.

Раньше мне приходилось подслушивать их разговоры с Финном, старший брат рассказывал ему, как правильно общаться с девушками, что говорить, как вести себя. Но это было будто сто лет назад. Но ведь на один вопрос он может и ответит. Подтянув одеяло к подбородку, я решаюсь заговорить.

— Ответь, почему ты вернулся так рано? Обычно ты приезжаешь практически на рассвете, — Вильям молчит, будто нарочно заставляет меня злиться. В камине вовсю затрещал огонь, язычки пламени лизали сухую древесину, оставляя на ней черные поцелуи. — Сложно ответить?

— Любишь ты все усложнять. Не знаю, было какое- то жалящее чувства. Оно не покидало меня все вечер.

— То-есть ты хочешь сказать, предчувствовал опасность, но все ровно бросил меня. Здесь, совсем одну. — Вильям резко вскакивает на ноги, его глаза метают молнии.

— Что ты хочешь от меня услышать? Что мне жаль? Да, мне жаль Амелия, я сожалею что уехал, даже притом что чувствовал беду. — Я ведь знала, что он так скажет, но не думала, что будет так больно. Вильям тяжело выдыхает, закрывая глаза. Он сорвался. Из за выпетого спиртного, он совершенно забыл о контроле речи.

— Уходи… — Это все что я могу сейчас из себя выдавить. Глаза жжет от слез, а я ведь обещала себе не плакать. Вильям делает пару шагов к мой пастели.

— Амелия… Это не то что я хотел сказать, прости.

— Оставь меня одну, — тихо произношу я, закутываясь в теплое одеяло. Вильям еще какое то время постоял в моей спальни, но, в конце концов, ушел.

Я долго не могла уснуть, слова брата, сказанные с горяча будто прожигали изнутри. Но как бы мне было сейчас больно, я очень устала. Все события этой ночи, оставили на мне не зримый след. Теперь я не буду так легкомысленна. Мне нужно научится стрелять, фехтовать. Я больше не хочу быть легкой добычей.

Сон наконец овладевает мной, мне сниться он. Мы снова в спальне Вильяма, он прижимает меня к меху, который приятно щекочет оголенную шею. Тонкие пальцы приятно гладят меня по щеке, вторую руку он запускает в мои рыжие кудри. Я провожу ладонь по его черным волосам, притягивая к себе. Наши губы так близко, я так страстно желаю этот поцелуй. Я шепчу.

— Поцелуй меня… — он закрывает глаза, чтоб исполнить мое желание, горячие дыхание обожгло губу и …

Меня будит глухой стук в дверь, я, с трудом разлепив глаза, сажусь, в кровати.

— Войди! — еще сонным голосом произношу я. Сонное наваждения, все никак не хочет, уходит, закрывая глаза, я снова вспоминаю эту сцену. В спальню входит Шарлота.

— Меледе, мне велено вам передать. Внизу вас ожидает констебль. — я закатываю глаза, падая на пуховые подушки.

— Хорошо, подай мне пурпурное платье.

— Да меледе, — пока служанка суетиться в гардеробной, я иду в умывальню. Мне нужно немедленно умыться холодной водой, чтоб этот ужасный сон рассеялся. Как мне вообще могло такое присниться, это же так не пристойно.

Закончив, я возвращаюсь в спальню, мое платье ждет меня уже на заправленной пастели.

Шарлота помогает затянуть корсет, и разгладить непослушные рукава. Усевшись за туалетный столик, служанка принимается за мою прическу. Я молча наблюдаю за ее пальцами, как грациозно она расчесывает мои волосы золотым гребнем.

— Ты что нибудь слышала ночью? — сощурив глаза, через зеркало я смотрю на девушку. Ее карие глаза, забегали от волнения.

— Нет, что то случилось?

— Нет. Сегодня я не хочу высоких причесок, собери только передние пряди. Хочу чтоб они рассыпались по спине. — выполнив все мои указания, девушка принесла шкатулку с украшениями.

— Я не нашла вашей сапфировой подвески, — моя рука машинально потянулось к голой шеи.

— Сообщи моему брату и констеблю, что я спущусь через минуту. — Шарлота кивает, оставляя меня одну.

Черт, я и забыла, что этот тип украл у меня самую любимую вещь.

Мне не особо хочется спускаться вниз, и вообще, куда-либо идти сегодня. Пусть это день будет только мой.

Выбрав изумрудные серьги, я, наконец, то решаюсь спуститься.

Внизу в парадной, меня ожидают мужчины.

— Меледе! — констебль снимает передо мной шляпу, целуя тыльную сторону моей ладони. Я бросаю взгляд на брата. Его одежда помята, под глазами пролегли глубокие тени. Скорее всего, ночью он сомкнул глаз.

— Амелия, это констебль Роберт Пиль. Я вызвал его сегодня, чтоб т могла дать показания. Ведь я не видел грабителей. — Мне не хочется с ним говорит, но в доме посторонние, и я вынуждена соблюдать правела хорошего тона.

— Нет, видел, — брат, смотрит на меня широко распахнутыми глазами, — Это был тот мужчин, который как бы не было прозаично, заступился за меня вчера на улице.

— Чертов мерзавец! Тогда полагаю, мы справимся и без твоей помощи, можешь идти, — я лишь киваю, направляясь в сторону гостиной, у самых дверей я останавливаюсь, слегка поворачивая голову.

— Я слышала его имя, Роб. Надеюсь, это поможет.

О чем они говорили после, мне было неизвестно, да и не интересна. Этот Роб заслужил наказания, и не важно, что его цели благородны.

Позже мы с братом провожаем констебля к его коню. Роберт как то странно смотрит на меня, от его проницательных зеленых глаз, становиться не по себе. Такое чувство, будто он знает все мои сокровенные тайны, а их у меня не мало.

— Я не применено поймаю его, он будет наказан по всей строгости закона! Это я вам обещаю, меледе! — мужчина вскакивает на белого коня, и уноситься прочь. Тяжело выдохнув, я возвращаюсь в дом, у больших кустов красных роз, я замечаю чумазого мальчишку. На лет ему двенадцать, брат тоже останавливается.

— Амелия, что такое? — игнорируя Вильяма, я подхожу к мальчику. На нем старая застиранная одежда, башмаки и вовсе прохудились.

— Привет! — спокойно, чтоб не спугнуть проговариваю я, — Не бойся! Подойди! — пока ребенок выбирается из кустов, я замечаю, насколько сильно он истощен. Вильям, скрестив руки на груди, молча наблюдает за этой картиной.

— Ты заблудился? — предполагаю я.

— Нет, я принес письмо от Архиепископа Этельберта Кентерберийского, для Амелии Рассел. — с трудом выговаривает он.

— Я и есть Амелия! — мальчишка вытаскивает из кармана листок бумаги с печатью церкви.

— Тогда это вам меледе! — отдав письма, мальчик собирается уйти. Но я не могу ему этого позволить.

— Постой! Как тебя зовут? Где твои родителе? — мальчуган опускает голову. Копна не мытых каштановых волос падает на лицо.

— Гарри, Гарри Шерман. Мои родители и сестричка умерли еще в прошлом месяце. — от его слов мое сердце сжалось от боли. Я смотрю на брата, тот молчит. Подойдя ближе, я кладу руку ему на плечо.

— Послушай Гарри, если ты хочешь, то можешь жить с нами. Для тебя найдется теплая пастель, горячая еда, — в чистых небесно голубых глазах ребенка вспыхивает надежда.

— Но меледе, мне не хочется вас стеснять, — какое прекрасное воспитание, замечаю я.

— Я и мой брат Вильям, хотим, чтоб ты остался. Конечно, если ты сам этого хочешь! — Вильям, наконец, подходит ближе. А я молю Господа, чтоб он не выгнал мальчика взашей.

— Д, моя сестра права, — неожиданно произносит Вильям, — Если тебе негде жить, оставайся. «Конечно, сейчас ты готов сделать что угодно, лижбы я тебя простила», думаю я.

— Я могу помогать по хозяйству! — задорно говорит Гарри.

— Ну, тогда договорились! — Вильям по взрослому, пожимает ему руку.

Войдя в дом, Вильям тут же распоряжается, чтоб Гарри вымоли, как следует, нашли подобающую одежду, накормили и приготовили спальню.

Я решила оставить их, письмо в моей руку как то не приятно прожигает кожу. Улыбнувшись напоследок Гарри, я возвращаюсь в свои покои.

Присев за стол, я разворачиваю письмо. Это точно почерк Этельберта.

«Достопочтенная Амелия, спешу сообщить вам трагическую новость. Сегодня ночью, в трущобах Уайтчепеля найдено тело, одного из наших чумных врачей. Это Джаспер Вест. Его тело найдено при ночном дозоре, одним солдатом из подсинения констебля Роберта Пиля. Прошу вас, незамедлительно прибыть на совет в церковь Сент-Джайлса.»

У меня дрожат руки, на глаза наворачиваются слезы. Вот до чего доводит людское отчаяния.

Отложив письмо, я выбегаю в холл, внизу Шарлота протирает пыль с канделябров.

— Шарлота, вели Джему седлать моего коня, и подай мне дорожный плащ. — Вернувшись в спальню, я начинаю искать свои перчатки. Из за грубых поводьев, мои ладони часто кровоточат.

Небо снова затянуло черными тучами, скорее всего по дороге я попаду под сильный ливень.

В спальню бесцеремонно вырывается Вильям. Злее обычного.

— Позволь, спросить, куда это ты собралась?

— Этельберт, прислал дурную весть. Один из наших врачей был жестоко убит в Уайтчепеле, сегодня ночью. Он собирает срочный совет, я обязана там быть, — брат загораживает собой дверь, потирая виски.

— Ты точно сошла с ума Амелия, ты еще не оправилась после нападения, и уже сломя голову бросаешься в дела, которые могут принести неприятности. Я не разрешаю покидать дом.

— Если ты еще не понял, мне не требуется твое разрешения. Так что не стой на моем пути. — готова поклясться не будь я женщиной, и уж тем более сестрой, он бы незамедлительно ударил меня.

Вильям сжимает челюсть так сильно, что я вижу, как заострились скулы. Брат отходит, чтоб пропустить меня вперед.

Более не задерживаясь, я сбегаю по лестнице, на ходу набрасывая серый плотный плащ. У ворот меня уже ждет Джем, держащей моего коня Цезаря за узды. Это белоснежный скакун, подаренный тётушкой Генриеттой. Джем помогает мне сесть в седло.

— С богом меледе! Господь защитит вас!

— Аминь! — Джем хлопает коня по боку, возмущенный жеребец издает гортанный звук, срываясь с места.

Я проезжаю через весь Лондон, церковь довольно далеко. Опасаясь большего количества людей, я поворачиваю коня на Партугал-стрит, это улица ведет к порту. Выбора нет, если сверну на Пикадилли-Холл, попаду как раз в разгар ярмарки. Это место рассадник чумы, все это знают, но только там можно купить продукты. Риски слишком велики, проезжая мимо резиденции констебля, путь мне преграждают солдаты.

— В чем дело господа? Я спешу.

— Это дорога закрыта меледе, прошу прощение, вам придется выбрать другой путь, — конь подомной нервно топчет грязь.

— Мне нужно как можно быстрее попасть в Церковь Сент-Джайлс.

— Простите, дорога закрыта, — я бросаю взгляд сторону пустой улице.

— Я могу узнать причину? — двое солдат в полной амуниции и боеготовности, переглядывались меж собой.

— Брейд-стрит полностью закрыт на карантин. Там слишком много тел, меледе. Единственный чистый путь отсюда до церкви, через район Флин-стрит.

— Проклятье! — бурчу я себе под нос. Делать нечего придется ехать через Флин-стрит, один из опасных районов Лондона. Неважно приезжаешь ты там днем или ночью. Тебя могут ограбить или куда хуже убить, и некто тебя не пойдет.

Тяжело выдохнув, разворачивая коня, как бы не было я все ровно попаду в церковь.

Улица этого района практически всегда безлюдны, ударив коня по бокам, его рысь сменился галопом. Мне нужно как можно быстрее миновать этот жуткий район. От страха у меня немеют пальцы, первые ледяные капли падают на мостовую. Вскоре, буквально через минуту дождь уже льет как из ведра.

Конь скачет без остановки, в далеки я вижу священные шпили церкви. Наклонившись к уху верного друга, я кричу, потому что из за бешеного ветра и дождя мой голос попросту тонет в стихии.

— Давай милый, подожми, мы почти на месте! — будто поняв мои слова, белый жеребец мчался к зданию собора во весь галоп, так словно его подгоняла невидимая сила.

Дождь застилал глаза, прижавшись к теплой шеи лошади, я доверила ему свою жизнь, зная, что Цезарь донесет меня до места.

Завидев меня на мосту, из церкви выбежал один из прихожан. Помогая слезть коня, и отвести его в укрытие. Подхватив подол платья, я вхожу в священный приход.

Людей было не так много, отчасти человек десять. Епископ зачитывает строки из книги Царств:

«После того как отправили

Его, была рука Господня на

Город — ужас весьма

Великий, и поразил Господь

Жителей города от малого

До большого, и показались на них наросты»

Не знаю почему я слушая его речи как завороженная, до тех пор пока теплая ладонь Франчески не привела меня в чувство.

— Вы как раз вовремя, меледе. Ваш наряд уже готов, совет в полном составе начнется через пять минут. Нам нужно поторопиться. — Я киваю, позволяя отвести меня в комнаты, дабы переодеться. Ведь даже священный совет не знает, кто прячется под масками.

Франческа помогает мне переодеться, одеяние как обычно белоснежно белого цвета. Каждый миллиметр ткани покрыт свежим слоем воска и пропитан ладаном. Волосы я прячу под специальный платок. Монахиня закрепляет небольшой двуручный меч, у меня на поясе.

— Вся церковь стоит на ушах, — тихим мелодичным голосом произносит Франческа.

— Продолжай! — девушка зашнуровывает мягкий корсет.

— Тело доставили на рассвете, изуродованное с множественными порезами. Страшно представить какие муки он испытывал перед смертью, — я молчу, ведь мне нечего сказать. Франческа завязывает клювастую маску и шляпу с ровными кроями.

От маски уже исходит запах свежих лекарственных трав и, конечно же, ладана. Одев ее, последние, что делает Франческа, это помогает зашнуровать веревки на затылке.

Теперь я готова, глубоко вдохнув, я выхожу из покоев. Не один сантиметр моей коже не видны. Кожаные перчатки, обтягивают пальцы рук.

Совет проходит на втором этаже собора. Я иду по старому, скрипучему полу церкви. Мои шаги отражаются от пустых, голых стен. Двое монахинь открывают передо мной двухстворчатые двери. Перед главной палатой стоят мои братья, их теперь восемь, облачены во все черное. Складывается такое впечатления, что в эту небольшую комнату слетелось стая воронов. Так мы их и называли, черные вороны. Каждый снимает передо мной шляпу в знак приветствия, я киваю.

Ко мне походит самый старший из нас.

— Я слышал о проникновение в Ковент-Гарден, вы не пострадали?

— Господь не позволил свершиться злодеянию, который эти безбожники принесли в мой дом.

К нам выходит один из священников, приглашая нас на совет.

Так как я одна женщина, да еще и в белом меня, пропуская вперед. Двери распахиваются, я иду впереди как предводитель чумных врачей. Голоса тут же смолкли, со скамей встают все члены совета, пока мы шествуем по длинному ряду. Полы наших плащей шелестят, я замечаю, как взрослые мужчины прикрывают рты рукой, перекрещиваясь. Странно, почему так всегда реагируют. Я знаю, для ним мы спасители, выбранные самим Господом.

Архиепископ Этельберт благословенно окрещивает каждого, пока мы выстраиваемся за его спиной. Я как подобает лучу надежды, стою посередине черных воронов. Никто лично не выбирал меня главной, я сама не знаю, как это произошло.

Я оглядываю присутствующих, сквозь свои застекленные глазницы маски. Помимо священных деятелей, здесь присутствуют и обе политические палаты Лондона. «Тори», которую возглавляет достопочтенный Джон Граунт и «Вигов» возглавляемым мэром Лоуренсом. Сам король дал указ для создания парламента и двух ведущих палат.

— Я собрал всех вас в этот печальный час не просто так. Одного из наших чумных врачей жестоко убили. Властью данной мне церковью и Богом, я прошу вас уважаемые члены совета и конечно же констебль Роберт Пиль. Помочь найти убийцу. — только сейчас я замечаю Пиля в самом темном закутке комнаты.

— Это смерть не должна остаться без наказанной. Его имя было Джаспер Вест, он был хорошим человеком, один из первых добровольцев, надевший чумную маску. — толпа начинает бурно обсуждать сказанное Архиепископом. Мы же стоим в его тени, молча.

Мне очень жаль беднягу Джаспера, он был хорошим мужем и отцом двум сыновьям. Но я совершенно не понимаю, зачем на этот совет созвали нас. Я чувствую себя не в своей тарелке, один из врачей наклоняется ко мне.

— Я так понимаю, вы, как и я не понимаете, зачем позвали нас! — я молча киваю. Совет уже перешел на повышенные тона. Одна сторона, конечно же, согласна помощь найти убийцу или убийц. Но другая сторона кричит наперебой, что сейчас это не приоритете и есть дела поважнее. Один из «Тори» поднялся с места.

— Конечно, мы все скорбим, это ужасная утрата для семьи и нас. Но я уверен, у нас господа нет сейчас на это времени, есть проблемы и по важнее мертвого врача. Как вам всем уже известно, сегодня нам пришлось перекрыть район и улицы Брейд-стрита. Люди умирают прямо на улицах, чума распространяется и нет конца этой заразы. Поэтому я считаю вашем делом должен заняться констебль и его подчинённые. — из своего укрытия выходит Роберт.

— У меня сотни не раскрытых дел, людей не хватает даже обхватывать дальние районы Лондона. Мои люди помогают в приходах, поют ямы и хоронят мертвецов. И это я еще молчу про мародеров, которые уже принялись грабить богатые поместья. Вчера пятеро мужчин проникли в Ковент-Гарден. — Толпа ахнула, как один. На ноги поднялся Эзра, откуда он здесь? И почему я раньше его не заметила?

— А леди Рассел, она не пострадала? — в его голосе четка, слышу страх. Неужели он так сильно пережимает за меня, удивительно.

— К счастью нет, она цела и здорова. Вернувшийся домой мистер Рассел, спугнув этих мерзавцев. Поэтому, я конечно приму ваше письменное заявление, но точно могу сказать не ждите от меня быстрой развязки. — толпа снова начала перекрикиваются, врачи стоящие рядом тоже не остались в стороне, высказывая свое недовольства. Было такое чувство, что я одна, просто стою и молчу.

Как только Этельберт поднял руку, все голоса смолкли. Со скамьи на этот раз поднялся один из «Вигов».

— Я предлагаю нашим почтенным врачам самим взять это дело под контроль. В конце концов, убили их собрата. И почему молчит Леди Смерть? — я не сразу понимаю, что этот усатый старик обратился ко мне, пока Этельберт не повернулся в мою сторону.

— Что скажите меледе? Вы готовы взяться, а дело самим? — все затаили дыхания, ожидая моего ответа. От паники я чувствую, как в перчатках вспотели ладони.

Но как бы я сейчас не дрожала от страха, ответить все ровно придется. Сделав шаг вперед, поравнявшись с Этельбертом, я осматриваю каждого присутствующего. Благо маска искажает мой голос, который так сильно дрожит.

— Господа, прости мне мою дерзость, но раз вы позволили мне говорит, я не стану молчать. Помниться мне, мы добровольно согласились помогать всем вам и конечно же церкви с зараженными. И мы в действительности делаем все возможное, чтоб положить коней эпидемии.

— Плохо стараетесь, — прокричал голос из толпы. Я в свою очередь нарочно игнорирую эту реплику.

— Мы не боги! Я и мои названные братья, каждый день выходим на улицы Лондона, сражаться с невидимым врагом. Тем самым подвергая опасности не только себя, но и свои семьи. Пока вы, уважаемые господа прячетесь по своим загородным домам, словно крысы в норах. Мы не представители закона, мы не наделены той властью, что есть у вас. Мы такие же граждане города, которого вы, — я обвожу присутствующих указательным пальцев, — поклялись защищать…

— А я всегда говорил, что не нужно женщине давать право слова, вы только послушайте, что говорят ее уста. — Я не знаю, как зовут этого мужчину, и к какой палате он относиться, но вид у него весьма не дружелюбный.

На мое плечо ложиться чья-то тяжелая рука, это один из старших воронов.

— Я полностью согласен с Леди Смерть, как вы ее окрестили. Мы все согласны. В момент отчаяния мы обратились к вам за помощью, как и все обращаются к нам. Знайте, как мы надели эти маски, так можем и снять, что тогда будет с городом без нас? А, я скажу, город будет обречен.

— И что вы предлагаете? — спрашивает констебль. Наверно он единственный прибывает в здравом уме.

— Вы констебль Роберт Пиль, возглавите поимку этих безжалостных преступников. Это дело, лично для вас, должно стать первостепенной важностью. А что касается нас, мы поможем, дабы справедливость по отношению к Джасперу восторжествовала.

— Но это будет первый и последний раз, когда врачи будут помогать блюстителям закона. — добавляю я, вытаскивая меч из ножен, поднимая его острием в верх. За моей спиной все вороны делают то же самое.

Когда, наконец, все представители расходятся, остаемся только мы. Девять чумных докторов, Архиепископ и констебль.

Этельберт подходит в первую очередь ко мне. Он знает меня с десяти лет, он сам лично позволил мне быть среди врачей.

— Я горжусь тобой Амелия, из тебя получиться хороший лидер. И все же, опрометчиво было называть их крысами, но забавно нечего не скажу, — все это он произносит полушепотом, чтоб не выдать моего имени. Так как Роберт находиться поблизости.

— Благодарю, Архиепископ Этельберт! — нарочно громко говорю я, мужчина улыбается мне самой добродушной улыбкой. Семь долгих лет он, верно, несет свою службу нашей церкви. Я не знаю, с какого аббатства он к нам прибыл, но за это время не один прихожанин не разуверился в Бога. Наоборот, когда Этельберт начал вести свои проповеди, крестить детей и венчать. Приход прибавлялся с каждым днем.

Я не когда не видела его без церковной черной золотой рясы, и большого креста на груди. На мой взгляд, ему сейчас не больше шестидесяти, из под шапки выглядывают седые волосы. Голубые проницательные глаза, всего угадывали, когда я лгу. Он мне как дедушка, которого я не когда не видела в своей жизни. Конечно, у него были дети, семья, когда то, насколько я знаю, жена умерла задолго до моего рождения. А сын уехал в Индию, и так с ним что случилось. Что- то очень не хорошие, ведь на мои любопытные вопросы старик не когда не отвечал.

Еще час у нас уходит на все формальности, мы разрабатываем план дозора. Кто будет патрулировать Уайтчепеле, а кто займется сбором информации. Нужно было обойти все дома вблизи, которых нашли тело.

Мне как назло выпал ночной патруль, «да, прощайте прекрасные сны» — думаю я. Роберт лично выдвигает свою кандидатуру везде сопровождать меня. «как мило» — кричит мне дурацкое подсознание. Еще двое из воронов идут с нами. Патруль начнется сразу, как сядет солнца. «Блеск», но выбора у меня нет. Я ведь сама лично подтолкнула всех к такому выбору.

Договорившись о времени и месте встречи, я как и все покидываю Сент-Джайлс.

Мне бы попасть домой, даже днем не следует забредать в трущобы Уайтчепеля. И следовало предупредить Вильяма, хотя я до сих пор на него обиженно.

Погода стоит не плохая, солнышка припекает и в этой проклятой маске становиться, нечем дышать. Если так продолжиться я могу свалиться с коня. Поэтому принимаю решение не ехать домой, слишком далеко. Да и на мне одежда чумного диктора, как я всем смогу это объяснить. Да и Гарри пугать не хочется совсем. Чтоб не вызывать лишних вопрос, и уж тем более разговора с братом, я направляю Цезаря к поместью Ланкашир. Там живет моя тетка Генриетта и ее двадцать биглей. Это собаки королевской охотничий породы. Обычно старухи ее возраста заводит тысячу котов, но не моя тетя. Слава богу, что у меня хватило духу ей все рассказать, иначе охрана не за что не пустили бы чумного доктора на территорию Ланкашира.

Бывали случаи, что богатые намеренно скрывали, что в их поместьях появилась чума, и уже есть смерти. Буквально через неделю такие дома наглухо забивались досками, а все хозяева покоились в земле.

Я нахожу тетушку в саду, она сидит в кресле качалке возле искусственного прудика, а вокруг задорно носятся ее собаки.

Тетушка Генриетта приходиться родной сестрой моего отца. Я помню как он часто пугал нас с сестрой, о том, что если не будем учиться, то на нас не взглянет не один уважающий себя мужчина. И мы станем как тетка, одинокими старыми девами. Но на самом беле Генриетта была и есть очень избалованная женщина. Она считала, что не один мужчина будь он англичанин и француз просто непросто не достойны, называться ее мужем. Она отвергла множества мужчин, даже поговаривают, сам король Франции намеривался взять ее в жены. Но и ему она так же с легкость отказала. Правда это и не нет, я никого не спрашивала.

Только здесь в ее поместье я могу свободно снять с себя эту чудовищную маску. Мои волосы, словно языки пламени, растеклись по белому плащу на спине. Собаки, заметив мое приближение звонка залаяли, сбившись в кучку они бросились приветствовать меня.

Увидев меня, тетушка отложила свои пяльцы, чтоб подняться. Ее некогда черных волосах проблескивала седина, так же старость не пощадило и ее лицо. Теперь она покрылось глубокими морщинами, на меня смотрят усталые карие глаза. Ее лицо светиться от улыбки.

— Моя любимая племянница Амелия, какая радость видеть тебя, — женщина тепло обнимает меня. От нее пахнет ванилью и старостью, — Что привело тебя в Ланкашир моя дорогая? Я надеюсь Вильям, наш злюка в добром здравии?

— С ним все хорошо тетушка, — быстро пересказав события за кружкой ромашковава чая, конечно же, опустив момент с нападением мародеров. Я решаю не волновать ее. Женщина только хмуриться, и ахает на мои слова и выражения.

— Ох, Амелия боюсь я за тебя. Я изначально говорила, не женское это занятие, а ловить убийцу тем более, — пока она говорит я рассматриваю зеленные цветочки на ее оливковом платье, — Ох, чтоб сейчас сказала твоя бедная матушка, да упокой Господь ее душу.

— Она мертва, а значит не чего не сможет сказать, — медленно отпивая чай произношу я, скучающим тоном.

— Да, детка, что с тобой сделала чума. Ты охладела.

— Будто у меня был выбор, — фыркаю я. Тетя берет меня за руку.

— Был милая, выйти замуж и покинуть этот проклятый, прогнивший город.

— Что ж совет не плохой тетя, почему же ты им не воспользовалась, — Генриетта, заливается звонким смехом.

— Ты как всегда, за словом в карман не полезешь. Ну что ж, до ночи можешь побыть у меня. Я отправлю гонца к твоему брату. Но с одним небольшим условием, — я закатываю глаза, хотя это не в духе благородной леди, — Через неделю, плюс минус, у меня состоится благотворительный прием. Бал, ты обязана на нем появиться.

— Разве тебе можно отказать! — с натянутой улыбкой произношу я. Даже в такие ужасные дни как сейчас, тетушка не забывает о манерах и уж тем более о красивых приемах. С танцами, музыкой и блестящем фуршетом.

Для меня приготовили одну из гостевых спален. Наконец то, выбравшись из этой одежды, я решаюсь первым делом забраться в ванну. А уж потом лечь спать паховых перинах и розовом щелке.

Служанки приготовили для меня легкое летние платьице из атласа персикового цвета. Вдоволь понеживших в ванной, я забираюсь в кровать.

Кровать просто поражает своим размером и великолепием. Она выполнена из толстого, гладкого дуба с красивой резьбой. Четыре деревянные балки завешены балдахином, на нем красуется множество мелких ангелочков. Помимо мягкого одела под которым я лежу, тут полно подушек с вышивками ручной работы. Ткань балдахина определенно из дорого щелка, а рюши отливали золотым цветом. Обняв одну из подушек набитым лебединым пухом, я потихоньку засыпаю.

Пред тем как окончательно уснуть мне вспоминаются мамины рассказы. О том, как раньше благородные леди ложились спать во время приемов на дневной сон. А мужчины в это время курили свои трубки с дорогим табаком и распивали бренди.

На мои вопросы зачем? И почему? Она говорила так «Леди не положено быть уставшей до самого конца бала, и не прилично вести светские беседы на мужские темы». Глупо как по мне. Но времена меняются, женщины стали все больше познавать науки, интересоваться искусством, музыкой, даже писать книги и поэмы.

Генриетта будит меня за час до заката. Как оказалась я проспала весь остаток дня. Я даже представить не могла, что настолько устала. Кое-как выбравшись из пастели, я снова надеваю свою амуницию. В гостиной для меня накрыли стол.

— Тебе нужно поесть. Ночь будет холодный, как бы не заболела в этой жуткой одежде. Ты сильно похудела Амелия. И как я погляжу, совсем перестала соблюдать правела по сохранению здоровья. — Я нечего не отвечаю, мой взор устремлен на горизонт. Солнце почти село, а это значит пара выдвигаться.

Мы договорились с констеблем, что встретимся у церкви, и уже от туда продолжить путь до трущоб.

Наконец попрощавшись с тетушкой, я забираюсь в седло. Я уже знаю, что это ночь будет для меня самая тяжелая из всех. Но делать ничего, я сама ввязалась в это.

У церкви меня ждут, я подъезжаю с последним заходящем лучом солнца.

— Леди Смерть! Добро пожаловать! — Произносит Роберт, я сдержано киваю. Мы разворачиваем коней в сторону Уайтчепеля. Четыре всадника въезжают в трущобы города. Даже сквозь маску я чувствую отвратный запах этих улиц. Тут живет весь сброд Лондона. Из за нищеты многим девушкам и женщинам приходиться занимаются проституцией.

Тут и там бродят пьяные бродяги, справляя малую нужду прямо на улице. Меня мутит, и зачем я вообще сегодня ела. Констебль едет впереди меня, двое воронов позади. Складывается такое чувство, будто они охраняют меня.

Конь подомной упрямо не хочет идти вперед, мне приходится слегка похлопывать его по бокам. Свой меч я крепко сжимаю правой рукой, нервы на приделе.

Проезжая еще одну отвратительную улицу, мы въезжаем уже на более оживленную. Тут и там снуют прохожие с замотанными лицами. У некоторых на шеях весит чеснок. Люди расступаются перед нами, до моих ушей доносятся голоса. Народ прибывает в волнение, не каждый день сюда заезжают чумные доктора, и уж тем более в таком количестве во главе с констеблем.

Из баров доносятся множество пьяных голосов, и хохот распутных женщин.

Все дома в этом районе построены в эпоху французского абсолютизма, еще при правление Людовика четырнадцатого. И как его называли «Короля солнца». Особенностью этих построек было необычное соединение элементов классицизма и барокко. Не которые дома были выполнены из белого камня, другие из обычного недорого дерева.

Улицы здесь настолько узкие, что едва на ней поместится лишь один экипаж.

Мы проезжаем еще три такие улицы. Повсюду грязь исмрад. На нашем пути попадается лишь несколько чумных, которые, скорее всего, бредут домой, дабы спокойно умереть в своей пастели. Конечно, если она у них есть. Констебль резко тормозит своего коня.

— В чем дело? — недовольно произношу я. Вороны за мной так же ретируются.

— Господа вы останетесь и дальше патрулировать улицы. А вы меледе, поедите со мной, — уверенно произносит Роберт. От его заявления по коже побежали мурашки.

— Я не совсем понимаю, потрудитесь объяснится.

— Вам же известно, что тело нашел один из моих солдат, он доложил мне, что видел здесь человека. Свидетеля из работного дома мадам Айрис Нэш. Туда та мы и поедим, конечно, если вы не боитесь, Леди Смерть! — вместо ответа я пришлёпываю коня. Это напыщенный индюк думает напугать меня, не выйдет. Я слишком замерла, что готова убить за чашку чая и теплое одеяло, лижбы это все скорее закончилось.

Вдвоем мы покидаем приделы Лондона, наш путь лежит к Шервудскому лесу. Там расположен работный дом, или по-другому дисциплинированный дом. Ноттингемшир. Странно, на мой взгляд, что это учреждение находится в таком захолустье. Хотя если подумать это просто идеальное место, где как не Ноттингемшир исправлять людей. Он стоял один, окруженный каменной стеной, и железными ворота. Вооруженный караул сменялся каждые четыре часа.

Для многих жителей Лондона, это место страшнее обычной тюрьмы. Этот дом служил для полной изоляции или принуждению к труду нуждающихся, мелких преступников и нищих. Это большое поместье было разделено на две секции. В одной жили исключительно преступники, которые работали на благо страны. А вторая служила чем- то вроде приюта.

Изначально задумка таких домов была на снижение финансовых затрат на содержание заключенных, предполагая, что они могут быть не только самоокупаемыми но и рентабельными, приносящие прибыль. Когда началась эпидемия, мадам Нэш, предоставила кров старикам и детям потерявшие семьи от заразы.

С леса доносятся волчий вой, странно обычно летом их тут не встретишь.

Поравнявшись со мной, констебль смотрит на меня без всякого приличия.

— Знаете меледе, как только вы вступили в ряды чумных врачей, я признаюсь честно потерял покой и сон.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите! — Конечно я понимаю, он как и любой другой мужчина пытается флиртовать со мной.

— Я говорю о том, что мне ужасно любопытно кто скрывается под вашей маской. Мне интересно знаю ли я вас? Встречались ли мы раньше?! — «Сегодня утром! — думаю я, но вслух нечего не говорю. Поняв что я не желаю об этом говорить Роберт Пиль принимает решение замолчать.

У ворот нас останавливает караул.

— Констебль, Леди Смерть! — Господи боже, что за ужасное прозвище они мне придумали. Так оно и прицепиться как пиявка.

— Сообщите мадам Нэш о нашем визите, — один из солдат, кивнул, скрываясь за воротами. Мне всегда было любопытно попасть внутрь. Поговаривают у мадам Нэш большая библиотека. Кто знает, возможно, когда-нибудь я смогу посмотреть ее книги.

На улице снова поднимается ветер, я чувствую, как по коже бегут мурашки. Из за ворот выходит высокая женщина средних лет, кутаясь в шаль. К тому моменту мы уже стоим на твердой земле, небо затянуло так сильно, что невидно не единой звезды. Собирается гроза, уже вдали мерцает молния.

— Чем обязана вашем визитом в столь поздней час? — Роберт достопочтенно снимает шляпу.

— Мадам Нэш, прошу, простит нас, что доставляем вам неудобства. Мы расследуем убийства одного из чумных врачей. Один из моих помощников нашел тело в районе Уайтчепеля. По его словам на месте преступления был замечен человек из вашего дома. Разуется с вашего позволения, я и моя спутница, Леди Смерть, хотели бы его допросить.

Женщина пристально смотрит на меня, ее весьма жесткий взгляд заставляет меня поежится. Все ее лицо в глубоких морщинах, зеленые глаза будто заглядывают в душу. Брр…Мороз по коже, от этой особы…

— Хотела бы я вам помочь, но, увы, не могу!

— Я могу узнать причину?

— Это был не человек, а ребенок! Ему около двенадцати лет. Сегодня он ушел в приход одной из церквей, обратно мальчик не вернулся. Боюсь, что те, кто убил вашего доктора, расправились и с ним. Обычно такие люди не оставляют свидетелей в живых. Поверти мне на слова, констебль, уж я то знаю. Мой дом забит до отвала такими гражданами. — По небу полоснула молния, гром не заставил себя ждать.

Я медленно прокручиваю в голове слова мадам Нэш, и понимаю о ком идет речь «Гарри» звучит в моей голове.

Без слов я разворачиваюсь к своему коню. Констебль что то говорит женщине, скорее всего, просит за меня прощения за не подобающие поведение.

Сев в седло, Роберт хватает моего коня за узды.

— Мы еще не закончили! Вы не можете так просто уехать.

— Я не подчиняюсь вашем правилам, господин констебль Пиль. Я служу Господу и церкви Сент-Джайлс. Вы не вправе мной командовать.

Дернув на себя поводья, я поворачиваю коня обратно в город. Мне нужно срочно добраться до дома, пока еще не слишком поздно.

Как я и думала Роберт и не собирался оставлять меня в покои. Его конь скачет за мной. Мы практически добрались до городских стен, когда я слышу звуки выстрелов за спиной. Обернувшись, я вижу шестерых всадников облачённые в кроваво красные мантии. Они вышли из леса и уже нагоняют Роберта. Снова выстрелы, блеснули мечи и шпаги. Это спланированное нападение, они поджидали нас в лесу.

— ГОНИ! — кричит мне Роберт. Ударив коня по бокам, я пускаюсь во весь опор. Небо снова разразилась от молнии и грома, а затем Лондон накрыло стенной крупного ливня. Сквозь дождь я слышу выстрелы и грубые мужские возгласы. У меня кровь стынет в жилах, есть все шансы поймать пулю в этой погоне. Сердце колотится так быстро, что готова выпрыгнуть из груди.

Мой конь буквально влетает в Уайтчепель, благо, что на улицы нет не души. Двое или трое преследуют меня. Я слышу громкий цокот копыт за спиной.

Выскочив на одну из площадей, я быстро озираюсь по сторонам. Мне срочно нужно найти безопасное место, иначе мое изуродованное тело найдут на рассвете.

Снова гремит выстрел, мой конь громко ржет, вставая на дыбы. Мне не хватает сил, чтоб удержатся в седле, руку скользят из за дождя. Я падаю на мостовую с такой силой, что из легких вышибает весь воздух. От удара рука горит огнем, всего лишь ушиб, но боль невыносимо. Сжав зубы, я пытаюсь встать. Бросив взгляд на коня, он лежит в грязной луже с остекленевшими глазами. Его кровь перемешивается с дождем и грязью. Эти не люди убили мою лошадь.

Пытаясь собрать себя по кусочкам, я с трудом поднимаюсь. Ноги скользят по этой жиже. Голова гудит, мужчины спрыгивают со своих лошадей, направляясь в мою сторону. Сердце стучит в ушах, я чувствую, как страх в перемешу с адреналином бежит по моим венам.

Дождь хлещет так сильно, что я едва могу стоять на ногах. Хватаясь за ушибленный бок, неповрежденной рукой вытаскиваю меч из ножен. Как бы не было без боя я им живой не дамся. Путь я не умею им владеть, но уж точно знаю, что колоть нужно острым концом.

Самый высокий преследователь начинает говорить. Я не вижу его лица, оно скрыто тканью. Лишь голос, мерзкий, прокуренный голос. Я выставляю меч перед собой, рука дрожит.

— Так, так что за птичка к нам в сети попала. Добро пожаловать в мой район Леди Смерть. Видимо труп того чумного доктора вам не о чем не поведал, что ж придется убить и вас.

— Зачем? Что мы вам сделали? — мой голос дрожит, и не только голос все тело.

— Лично ты милая, нечего. Но нам надоело что, такие как ты и констебль суете свой нос не в свои дела, — он щурить глаза, — А знаешь, прежде чем тебя убить я хочу знать кто ты такая? — он направляет на меня заряженный мушкет, — Бросай свою зубочистку, она все ровно тебе не поможет.

Я не двигаюсь с места, тогда это негодяй делает выстрел в воздух. Мои пальцы разжимаются сами по себе, а меч падает к мои ногам.

— Умница, а теперь давайте посмотрим, что или кого Леди Смерть прячет под всей этой одеждой. Взять ее…

Недолго думая я срываюсь с места, уж лучше пусть меня подстрелят до того, как изнасилуют. Так у меня будет шанс умереть быстро.

Прогремело два выстрела, чудом не задевшие меня. Я бегу по темному переулку, оглядываясь за спину, так не кого. И вот когда мне начинает казаться, что преследователи отстали, один из них сбивает меня с ног. Я начинаю кричать и брыкаться. Его грязная рука хватает меня за маску, сдергивая с головы вместе с платком. Мои волосы тут же намокают и липнут к лицу и шеи. На миг его глаза расширяются, будто он узнал меня, но потом слышится снова выстрел. Мужчина дергается и замертво падает на меня, наваливаясь всем тело. Я чувствую, как горячая кровь впитывается в мою одежду. С трудом скинув с себя мертвое тело, я отползаю в сторону, прижимая ушибленную руку к груди. Тот, кто стрелял, подбегает к убитому. Пока он занят, я ползу в совершенно другую сторону. Кое как, поднявшись на ноги, спотыкаясь я приказываю своим ногам идти как можно быстрее. Мне нужно как можно быстрее покинуть это место.

Крепкая мужская рука хватает меня за плащ, снова роняя на землю.

— Куда то собралась?! — я из за всех сил пытаюсь, сопротивляется пока его грязные руки рвут на мне мое платье.

— Нет, прошу вас… — кричу я. Незнакомец, что убил второго всадника буквально стаскивает это мерзавца с меня. В небе блеснула молния, отражаясь от его меча. Всадник, возмущенно вскрикнув, оказавшись лицом в луже.

Я снова пытаюсь встать. Вся моя одежда промокла и в грязи, на груди разорван ворот. Лицо и руки перепачканы кровью того бедняги из подворотни.

— Невежливо с твоей стороны выбирать себе противника не по силам. Сразись со мной, если в тебе осталось хоть капля чести. — Всадник, ругаясь, поднимается на ноги, его ботинки скользят в грязи.

Оперевшись на стену, я все-таки нахожу в себе силы подняться, но их определенно не хватит, чтоб бежать. Бежать как можно дальше. Но тело не слушается, последние, что мне остается это наблюдать за этими двумя.

Мой спаситель, и кто его знает, может очередной убийца, от пинывает от себя меч всадника который тот выронил.

— Дерись как мужчина! — всадник в красной мантии хватает оружие, выставляя перед собой. Незнакомец в шляпе молниеносно рванул вперед, удар. Искры золотыми кольцами брызнули во все стороны от столкновение клинков. Всадник с трудом отразил удар, теперь уже он первый бросается вперед. Удар, промах, затем еще удар, но на этот раз оружие находит свою цель, срезая золотые пуговицы с черного дуплета.

Недовольно вскрикнув, незнакомец отшатывается, проверяю свою грудь на наличие ран. Минутная пауза и бой возобновляется.

Меня уже бьет крупная дрожь, скорее всего я серьёзно заболею, если вообще останусь в живых. Мой взор возвращается к мужчинам.

Незнакомец размахнулся, ударил наискось мечом, рассекая воздух. Всадник ловко уклонился, на его лице появилась нахальная улыбочка. Теперь он нанес удар, блестящие лезвие пронеслось в миллиметре от лица моего спасителя. По крайне мере мне хочется, чтоб он был токовым. Отразив удар, незнакомец делает подсечку, проскальзывая, пробивает грудь всадника насквозь.

Уже мутными глазами я еда могу различить, кто есть кто. Мое сознание медленно покидает меня. Я вижу, как незнакомец с силой выдергивает свой меч из тела всадника. Оно с глухим стуком подает на мостовую в самую грязь.

Ноги подкашиваются, я едва могу стоять. Я пытаюсь быстро моргать, чтоб не потерять сознание. Незнакомец накланяется к мертвому телу, вытирая свой клинок об куртку покойника.

Когда он начинает двигаться ко мне, я инстинктивно отступаю в тень, вжимаясь в стену. Вот и смерть…

— Вы в порядке? — мелодичным голосом спрашивает незнакомец в маске. Лица я не вижу, да и новрядли смогла б увидеть, потому что мои веки закрываются. Я теряю равновесии, мое тело поддается, вперед падая в руки незнакомца.

— Помогите… — едва произношу я. Незнакомец сдергивает свою маску, и я узнаю эти глаза… Улыбка сама по себе появляется на лице…

— Амелия… — его голос предательски дрогнул. Я чувствую, как теплая рука скользит по моей щеке, при других обстоятельствах я, скорее всего, возмутилась. Но не сейчас, сейчас мне настолько все ровно, что я едва могу шевелить пальцами руки. Я закрываю глаза, и мой разум растворяется в непроглядной тьме.

Временами я прихожу в себя, мое тело прижимается к теплой груди, в которой бешено, колотится сердце. Горячая рука крепко держит меня за талию, под собой я чувствую тело коня, который несется во весь опор. С трудом разлепив глаза, я смотрю на незнакомца, хотя какой он уже незнакомец.

Его сосредоточенное лицо смотрит лишь вперед, но видимо почувствовав мой взгляд, мужчина опускает глаза. Он настолько красив, что мне хочется запомнить черты его лица, кто знает, может это последние, что я увижу перед смертью. Риск заразится чумой в трущобах, слишком велик.

— Не смей умирать! — приказывает он мне, грозным голосом, который надламлевается на последнем слове.

— Куда ты меня везешь? — хрипло спрашиваю я, — мне нельзя домой, тебя ищут… Если увидят то… — Я снова начинаю терять сознание.

— Амелия! Амелия! Проклятье, давай пошел, пошел…

Когда я снова прихожу в себя, я вижу исписанные красками стены церкви. Мужчина бежит со мной на руках.

— Архиепископ Этельберт! — отчаянно кричит он, — кто нибудь помогите?

Мужчина оседает со мной на пол, его пальцы треплют мои щеки. Горячие дыхание обжигает оголенную кожу. В полусозннее я слышу громкие шаги и голоса.

— Амелия, ты слышишь меня? Открой глаза! — я хочу ответить, но не могу разжать губы, язык будто немел. Голоса перемешиваются в моей голове словно калейдоскоп. Меня снова подхватывают на руки и несут.

Из плена сна меня выдергивает жгучая боль, я кричу или это не я?! Плечо горит огнем, надо мной множества голосов или мне все это кажется.

— Не уходи… — кричу я в приступе лихорадки, только кому я это кричу?! До меня доносятся обрывки фраз.

— Я спас ее.… Это было нападение.…Сообщить ее брату… Бедное дитя… — После я снова то-ли засыпаю, то-ли теряю сознание.

Через какое то время я отчетливо слышу голос Вильяма, он в ярости на кого то кричит. Мне хочется его успокоить, сказать, что со мной все в порядке. Но я не могу даже пошевелится. Каждая клеточка моего тела отдается боль.

Не знаю, сколько я так проспала, но когда я основательно прихожу в себя. Я сразу понимаю, что нахожусь в комнате матери настоятельницы. Твердая кровать на которой я лежу пропахла ладаном, жёсткие простыни подо мной не приятно калятся. В комнате горит всего пару свечей, а значит на улице ночь. Приоткрытое окно, и запах ночи подтверждают мои догадки.

По мере моего пробуждения слух восстанавливается в последнюю очередь. До моих ушей доносятся мелодичный голос, читающий стихи Шекспира.

«Ты говоришь, что нет любви во мне.

Но разве я, ведя войну с тобою,

Не на твоей воюю стороне

И не сдам оружия без боя?

Вступил ли я в союз твоим врагом,

Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?

И разве не виню себя кругом,

Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей,

Чтобы считать позором унижение?

Твой грех мне добродетели милей,

Мой приговор-ресниц твоих движение.

В твоей вражде понятно мне одно:

Ты любишь зрячих, — я ослеп давно…»

Его теплая рука сжимает мою ладонь, а большим пальцем приятно поглаживает кожу. Рукава его льняной сорочки закатаны до локтей, на запястье я замечаю свою розовую ленту. Его пальцы мягкие словно шелк, и я начинаю чувствовать, как мои щеки краснеют. В этом есть, что то интимное, то, что обычно скрывают влюбленные. По крайней мере, мне так кажется. Как я вообще могу рассуждать о любви, если не знаю этого чувства.

Его глаза отрываются от книги, словно он почувствовал на себе мой взгляд.

— Вы очнулись! Я сейчас же позову мать настоятельницу. — мужчин хочет встать, но я крепче на сколько хватает сил сжимаю его ладонь. Незнакомец улыбается, возвращаясь на стул.

— Вы спасли мне жизнь, не знаю смогу ли когда нибудь отплатить вам за эту милость! — хриплым голосом произношу я. Мужчина протягивает мне стакан воды.

— Любой бы поступил так же, окажись он на моем месте, — я делаю пару глотков, горло все еще болит.

— И все же, не каждый осмелится вступить в бой с двумя преступниками, хотя если мне не изменяет память, вы не далеко от них ушли, — его пухлые губы растягиваются в улыбке, она настоящая, искренняя. Улыбка так же быстро пропадает, как и появилась. Его лицо снова стало серьезным.

— Если ли что-нибудь чудовищнее неблагодарности человека? — язвительно и весьма неожиданно произносит он.

— Вы просто представить не можете насколько я вам благодарно. Но все же не забыла о том, как вы проникли в мой дом под покровом ночи.

— Согласен, но ведь ваша честь и состояние не пострадало от пропажи пары вещей, которые пошли на благое дело. — Только сейчас я замечаю, что до сих пор держимся за руку. Мои щеки пылают толи от простуды, толи от злости. Резко одернув руку, язвительно отвечаю ему.

— Моя честь, это моя жизнь обе растут из одного корня. Без чести моей жизни прейдет конец.

— Простите мне мою дерзость Амелия, я вовсе не хотел вас обидеть, — его теплая ладонь снова касается моих пальцев, я не сопротивляюсь. Признаюсь, мне даже нравится его прикосновения. Решив больше не говорить на эту тему, я внимательно смотрю на своего собеседника.

— Вы не находите это не честным?

— Что именно? — хлопая длинными ресница говорит он, слегка приподнимая бровь.

— Вы знаете мое имя, но я не знаю вашего. Конечно, я слышала как вас называют ваши головорезы, но не уверенна что это настоящие имя. — он снова улыбается, в лазурных глазах отражается пламя свечи. Он медленно отпускает мою руку, облокачиваясь на спинку стула. Сложив руки на груди, пару минут он обдумывает мои слова.

Я уже начинаю подозревать, что наш диалог закончен, пока не слышу его голос.

— Вы и вправду хотите знать мое имя, даже после того какая история нас связала? — он приподнимает одну бровь, ту самую над которой небольшой бледный шрам. Из его уст прозвучало это как то оскорбительно, будто нам связывает любовный роман. Сглотнув ком в горле, я решаюсь ответить.

— Мне нужно же, как то к вам обращаться, ну или я могу звать вас господин мародёр, — неожиданно для меня он начинает, смеяться, тихим бархатным смехом который пробрал меня до самых поджилок.

— Определенно нет, вы и так доставили мне не большие неприятности, натравив на меня констебля и вашего брата. — я сажусь, подтягиваю одеяла под самый подбородок. Мужчина не сводит с меня глаз, а затем, улыбаясь, говорит.

— Меня зовут Даниель, если вам еще интересно!

— Конечно. Теперь вы еще больше подкормили мое любопытство к вашей персоне. Раз вы здесь, сидите у моей пастели словно сиделка, значит, вы смогли выпутаться из сложившей ситуации. Как? Что вы сказали моему брату такого, что он позволил вам быть здесь. В особенности после тог как я открыто обвинила вас в мародерстве. — Даниель пододвигает стул поближе, откладывая книгу со стихами Шекспира, он долго и внимательно изучает мое лицо. А затем говорит.

— После обеда к моему порогу приезжает Роберт Пиль, обвиняя в нападение на ваш дом. Естественно я все отрицаю, ведь весь вечер и ночь пробыл за столом, играя в карты с друзьями. Как вы уже могли понять все шестеро моих друзей дают одинаковые показание, обеспечивая мне идеальное алиби. Все просто, кроме ваших слов у констебля на меня ничего больше нет. Обвинения сняты. — я хмурю брови, почему я сразу не подумала что будет такой исход.

— Какие еще вопросы вас мучают мисс Рассел. Я готов ответить сегодня на все.

— Что ж, тогда, пожалуй, я хочу узнать, что вы делали ночью в Уайтчепеле? — его глаза сужаются, а губы вытягиваются в тонкую линию. Не этот вопрос он явно ожидал услышать.

— Если я вас скажу, что просто гулял, вы мне поверите?

— Конечно же, нет, никто в здравом уме не гуляет ночью по трущобам. И дело даже не касается чумы, — он снова улыбается, показывая идеально белые зубы, — Ладно, это уже не важно.

С минуту я молчу, обдумывая какой вопрос задать. Из раздумий меня выводит громкий звук, доносящийся из коридора. Я вздрагиваю всем тело, Даниель незамедлительно вскакивает на ноги, от чего его стул опрокидывается, падая на пол с глухим стуком.

Звук снова повторяется, забыв о боле в боку, я выбираюсь из пастели. Изо рта вырывается стон.

— Зачем вы встали? — звук снова повторяется, но теперь я точно могу сказать, что это выстрелы. Кто- то проник в собор. Рука Даниеля медленно тянется к изножью кровати. Вытаскивая серебряный меч из ножен. Мой взгляд приковывается к необычному набалдашнику из китового уса в виде черепа. На гладком лезвии была надпись на французском «OMNIPOTENT» — что означало «Всемогущий».

Я стаю за его спиной, напрочь забыв о приличиях. На мне лишь ночная сорочка до колен, босые ноги начинают замерзать.

Даниель поворачивается ко мне, его глаза скользят по моему плохо прикрытому телу. Он поддается вперед, мне приходится поднять голову, чтоб видеть его красивое лицо.

— Не отходи от меня не шаг! — я лишь киваю.

Где то в глубине церкви мы слышим отчаянный гортанный крик. Даниель поднимает с пола свой плащ, протягивая мне.

— Мой конь привязан у северной стены. Конечно, если вы не хотите остаться, — я быстро натягиваю обувь на голые ноги, кутаясь в его широкий плащ. Он определенно мне велик, но зато в нем тепло. Волосы приходится спрятать под капюшон.

— А как же служители церкви? — только успеваю проговорить, как по всему собору разносится колокольный звон, предупреждающий об опасности.

— а вот и ответ на ваш вопрос. Примерно через три минуты сюда прибудут блюстители закона.

— Но… — Даниель не дает мне договорить, прикладывая указательный палец к моим губам.

— Мой долг доставить вас в безопасное место. Я не прощу себя, если позволю вам погибнуть. — Я сдержанно киваю, Даниель, откуда то достает позолоченный кинжал, и протягивает мне. Его рукоять полностью украшена огненно красными рубинами. — Это на всякий случай. — он снова подходит очень близко, — Спрячьте лицо, чутье подсказывает что они пришли по вашу душу.

— Что? — удивленно произношу я, — Но почему? Что я им сделала?

— Те, кто чуть не убил вас в Уайтчепеле, видимо они выяснили, куда доставили раненую Леди Смерть.

— Но я не понимаю, зачем я им сдалась.

— Я все вам объясню, но сначала нужно выбраться отсюда.

Выглянув за дверь, Даниель осматривает пустой коридор. Звуки стихи, но это не значит, что те, кто напал на церковь ушли. Даниель оборачивается протягивая мне руку.

— Вы мне доверяете?

— Сама не верю в то, что говорю, но да!

Даниель тянет меня за руку в противоположную сторону от выхода из церкви. Мне приходится полностью ему довериться, иначе живой я не выберусь из этой передряги.

Мы двигаемся медленно, пока снова не слышим выстрелы. Они совсем близко. Даниель командует бежать, мой бок болит так сильно, что из глаз вот, вот посыплются искры. Но я молчу, стиснув зубы, следуя за этим мужчиной в неизвестность.

Спустившись вниз, мы огибаем главный зал, и молитвенный комнаты двигаясь исключительно в тени колонн.

Завернув за угол, я непроизвольно вскрикиваю, Даниель зажимает мне рот ладонь, уходя обратно в тень. То, что я увидела, навсегда отпечатается в моей памяти. Я чувствую, как глаза наполняются слезами. А в нос ударяет металлический запах свежий крови.

Это просто кощунство…

Даниель крепче прижимает меня к себе. Его ладонь стирает слезы, которые бегут по щекам.

— Тише… — шепчет он мне на ухо, — Мы уже ничем им не поможем.

То что я увидела, повергло меня в такой ужас, что я едва могу стоять. Трое из моих братьев воронов, лежали, распяты прямо под ногами Иисуса Христа. Кровь медленно стекала по маленьким ступенькам, образуя лужу, которая растекалась под скамьи.

Их клювастые маски торчали из их вспоротых животов. А на стенах виднеются надписи, написанные еще теплой кровью.

«Смерть, приспешникам сатаны» «Переносчики заразы»

«Смерть, смерть, смерть»

Со стороны кольев выходят мужчины, их шестеро. Лиц мы не видим, они облачены во все красное. Словно только что искупались в ванной с кровью.

Один из них тащит Франческу за волосы. Она кричит и плачет. Я поддаюсь вперед, но Даниель прижимается меня еще крепче.

— С ума сошла! — шипит он.

— Мы должны ей помочь, они же убьют ее… — коренастый мужчина, что тащил монахиню, отшвыривает ее от себя. Увидев все это кровавое месиво, она начинает рыдать пуще прежнего. Ее белая сорочка пропиталась кровь, на лице видны кровоподтеки.

Эти мерзавцы хохочут, один, скорее всего главный опускается перед ней.

— Скажи мне, куда вы спрятали Леди Смерть! Ответишь и будешь жить, все просто.

— Зачем вы это делаете! — всхлипывая, спрашивает девушка, крепко сжимая в руках крест.

— У нас свои причины милая, но тебе не зачем это знать. А знаешь, у меня есть вопрос получше, — он встаёт во весь рост, направляя на нее дуло мушкета, — Кто прячется под маской Леди Смерть!

— Я не знаю… — тихо произносит Франческа.

— Сделай хоть что-нибудь, — слезно умаляю я Даниеля.

— Если я выйду, нам обоим конец… Я не могу так рисковать, ни тогда когда я отвечаю за вашу жизнь. Нам нужно как можно скорее выбраться отсюда, пока они не заметили.

Франческа молчит, а главарь злится. Напряжение весит прямо в воздухе, такое чувство, что я способна к нему прикоснутся.

— Скажи мне ее имя! — требует он. Хрупкая девушка, на трясущихся ногах поднимается с каменного пола.

— Даже если скажу, вы все ровно меня убьете, мой ответ нет, — она начинает громко читать молитву, до тех пор пока не получает выстрел в упор.

Выстрел громким эхом отразился от стен церкви, мне даже почудилось что все имеющие окна в этот зале задрожали.

Ее легкое тело упало на каменный пол, ее глаза остались открытыми. Это последние что я вижу перед тем как лишится чувств. Мое тело еще не оправилось после болезни, а теперь еще и это…

Прейдя в себя, я резко вскакиваю, стряхивая с себя одеяло. Кто-то хватает меня за руку, пытаясь уложить обратно в пастель. Я кричу, но мой голос тонет море отчаяния и неподдельного страха.

— Амелия, это я Вильям, видишь это я! Ты в безопасности, ты дома родная. Доктор… — брат прижимает меня к себе, баюкая в своих руках, — все хорошо, все будет хорошо…

Я чувствую, как к моей руке прикасается мозолистая рука, а после холодная игла протыкает кожу. После укола наступает такое блаженства, меня подхватывает вихрь умиротворения, мой разум буквально растворяется в крепких объятьях брата. Это был укол морфия, я просто уверенна…

Не знаю, сколько я пролежала под снотворным, но когда я начинаю просыпать, снова слышу голос Даниеля, который читает мне стихи.

«Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомый роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли,

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печаль

Моя любовь, которой не предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой.

И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?»

На краткий миг он замолкает, чтоб перелистнуть страницу и продолжить.

— Красивые стихи… — не выдержав произношу я, — мне кажется, нам пора перестать, вот так встречаться. — его усталая улыбка трогает меня до глубины души. Он берет мою руку, поднося к своим горячим, нежным губам. Влажный поцелуй остается на моей коже, заставляя сердце забиться чаще.

— Я так рад, что вы пришли в себя. Ваш брат боялся, что вы могли заразиться чумой, и умереть. И признаюсь честно, я тоже испугался не на шутку, — я чувствую, как мои щеки начинают краснеть.

— Вы уже второй раз спасете мне жизнь, такими темпами я буду вынуждена выйти за вас замуж! — мягкая улыбка появляется на его лице.

— Мне нужно вам… — Даниель не успевает договорить, в мою спальню входит Вильям. Даниель отходит от моей кровати, уступая место брату. Когда он отходит, я замечаю, что он весьма прилично одет, не как в прошлый раз.

Вильям садиться на край кровати, прикладывая прохладную ладонь к моему лбу. От него пахнет сладким парфюмом, скрывавший запах портвейна.

— Слава ангелам жар спал. Ты заставила меня изрядно понервничать, я уж думал, что и ты решил покинуть меня.

— Не дождешься! — с улыбкой говорю я. Брат встает, поправляя свой дуплет, он обращается к Даниелю.

— Вы не оставите нас?

— Разумеется! — когда за ним закрылась дверь, я хватаю брата за кружевной ворот его сорочки, притягивая к себе. От чего он плюхается на кровать.

— Их поймали? — Вильям удивленно хлопает глазами.

— Нет, — коротко произносит он. Я отпускаю его воротник, опускаясь на мягкие лебединые подушки. — Ты просто не представляешь, что мне пришлось пережить дважды за эти поры дней.

— В самом деле? — язвительно произношу почти себе под нос.

— Я смотрю, тебя это не особо удивляет. Когда мне сообщили, что твое тело доставили в Сент-Джайлс, признаюсь честно, я думал, что ты мертва. Но к счастью, у тебя не было серозных повреждений. Даниель все рассказал, кстати, мне пришлось извиняться за твою клевету.

— Ну, еще бы! — проигнорировав мою реплику, Вильям продолжил свой рассказ.

— Мне нужно было вернутся домой, поэтому попросил Даниеля присмотреть за тобой. Не окажись он рядом, скорее всего, я б уже хоронил тебя…. — какими бы не были наши отношения, он все ровно любит меня, а я его. Я беру его за руку, — И когда Даниель привез тебя домой без сознания, всю холодную как лед я…

— Все обошлось, — перебиваю я его, — Я жива, и здорова. Как только я окрепну, я вернусь в трущобы. Теперь поймать этих мерзавцев, мой священный долг. Эти ублюдки убили четверых моих названных братьев, и дважды попытались убить меня. — Вильям молчит, потирая виски и после встает.

— Я не позволю тебе снова рисковать своей жизнью и уж тем более надевать эту треклятую маску. Если придется, я силой вышлю тебя из страны.

— Снова решаешь за меня? — Вильям наклоняется ко мне, нежно обнимая и целуя в лоб.

— Ты все, что у меня осталось. Если тебя не станет тогда и мне не зачем жить. — я молчу, ведь на это мне нечего ответить.

Вильям уходит, оставляя меня одну. Я лежу пастели, обдумывая свои дальнейшие действия. Но тут, я вспоминаю, по какой причине бросила констебля у работного лома. С трудом встав с пастели, я бреду в гардеробную.

Найдя более подходящие чайное платье, нежно лавандового цвета, я расчесываю волосы и спускаюсь вниз. Бок еще иногда болит, а вот рука в полном порядке.

Мне срочно нужно найти Гарри, он точно, что то видел в ту ночь в трущобах. Эти мерзавцы должны быть наказаны. Я считаю, что если преступление остается безнаказанным, нарушается гармония и порядок всего мира. Ведь забирая чужую жизнь, человек сразу попадает в ад. По крайне мере я верю, что он существует. И этим людям туда дорога заказана…

Спускаясь по лестницы, бок слегка кольнуло, пару глубоких вдохов и можно идти дальше. Мне все ровно на боль, главное найти Гарри.

Первое место, куда я иду это, несомненно, кухня. Где еще ошиваться ребенку.

Тихонько приоткрыв дверь, я заглядываю внутрь. На кухне довольно полная кухарка, что то напивает себе под нос. Запах еды стоит отменный, желудок начинает урчать. Сколько я не ела? Заметив меня, женщина улыбается во весь рот.

— Моя милая, ты, наконец, то встала! — ее теплые глаза, с радостью смотрят на меня. Из под платка выглядывают седые волосы. — Садись, прям тут, я тебя покормлю. Господи, как же ты похудела, кожа да кости. Садись, садись моя милая девочка. — отказать нет шанса.

Я сажусь за чистый дубовый стол, Елизавета, так зовут кухарку, начинает накрывать на стол. Эта женщина знает меня с пеленок, поэтому я запретила ей обращаться ко мне на вы. Ведь для меня она как бабушка, которая умерла еще до моего рождения.

Елизавета ставит передо мной множество разных блюд, курица, рыба, телятина все такое сочное и как всегда вкусное. К мясу она подаёт молодой картофель, рис и гречиху. Так же она ставит еще горячий ржаной хлеб, который печет сама по старому секретному рецепту своей семьи.

— Я налью тебе бокал красного вина, хоть щеки порозовеют.

— Ты хочешь, чтоб я лопнула, в меня столько не влезет, а если и влезет, то боюсь, не поместится в бальное платье.

— Полно милая, тебе это не грозит. Ешь, тебе нужно набираться сил, — взяв серебряную ложку, я накладываю себе картофель и мяса телятины. Елизавета приносит бокал вина.

— А где Гарри? И вообще как он тебе?

— Ой, смышлёный мальчишка. Помогает мне и Джему, не боится испачкать руки. Сейчас он в саду, я попросила срезать розы для вазы. Ты же знаешь, Вильям любит красные розы, — так значит, я могу найти его в саду. Не много поев, я благодарю Елизавету и быстро покидаю кухню.

От еды меня теперь немного мутит, мой желудок явно в шоке от такого количества пищи.

Подавив рвотный позыв, я спешу в сторону галереи, там самый короткий путь у саду. Но вместо Гарри, натыкаюсь на Даниеля.

— Меледе! — он слегка наклоняет голову. Почему только взглянув в его умопомрачительные глаза, у меня перехватывает дыхание. Спрятав эмоции, я отвожу взгляд.

— Простите меня за бестактность, но я думала вы уже покинули Ковент-Гарден. — он словно нарочно делает шаг вперед, заставляя снова взглянуть в его глаза.

— Я вам настолько надоел? — щеки тут же становятся пунцовые, но я хочу верить что это не от смущения, во всем виновато вино. Больше не в силах выдерживать его взгляд, я отвожу голову в сторону.

— Нет, но… Разве у вас нет более важных дел, — Даниель нечего не ответил, я разворачиваюсь чтоб продолжить поиски Гарри. Даниель быстром шагом догоняет меня. Поравнявшись, он протягивает мне белую розу. Я гляжу на него с изумлением.

— Где вы ее взяли? У нас в саду отродясь не росли белые розы!

— Кто ищет, тот всегда найдет! — он подходит так близко, что я чувствую тепло его тела. Не отрывая от меня взгляд, он начинает медленно говорить.

— «Белая роза как ангелок,

Наверное, такой вот цветок

Только в раю и бывает,

Свет она прибавляет.

А если ее лепестки

Вянут и осыпаются,

Тут же в белые крылья

Ангела превращаются!»

— Чье это стихотворение? — это все что я могу сказать, хотя меня переполняет множество разных эмоций.

— Мои, я придумал его только что. — мои глаза расширяются от удивления.

— Получается, вы не только благородный мародёр, безупречный фехтовальщик, но еще и поэт? — уголки его губ слегка дрогнули, прежде чем улыбнутся.

— Мне льстят ваши слова, особенно когда при это вы краснеете.

— Не правда! — Я опускаю глаза, даже если он и заставляет мое сердце трепетаться, я не за что не покажу этого, — Спасибо за розу, но мне нужно найти Гарри.

— Две минуты назад, я видел, как он вошел в дом.

— Вы слишком наблюдательны сэр.

— Отнюдь, я просто тоже, как и вы искал с ним встречи. А встретил вас.

Мы начинаем идти в сторону дома, на улице начинает накрапывать дождь. Выбора нет, Даниель знает, что Леди Смерть, это я. Поэтому я пересказываю ему то, что смогла узнать от мадам Нэш.

Гарри мы находим в кабинете отца, с ним говорит Вильям.

— Амелия, почему ты встала? — он бросает на Даниеля короткий взгляд. Расправив складки платья, я подхожу к Гарри. Мальчишка сидит на мягком стуле, понурив голову.

— Мне нужно погорит с Гарри. Предполагаю скрыть от него свою личность, уже не имеет смысла, — я опускаюсь перед мальчикам, он нервно сжимает и разжимает пальцы. Я осторожно беру его за подбородок, заставляя посмотреть на меня.

— Гарри, я знаю, что ты жил в работном доме мадам Нэш. Так же мне известно, что в ночь, когда убили первого из врачей в трущобах Уайтчепеля, ты видел своими глазами убийцу! — я делаю небольшую паузу, а мальчик вытаращивает на меня и так большие глаза, — Понимаешь уже убито четверо врачей, и я чуть не стала пятой жертвой. Ведь Леди Смерть это я.

После этих слов, мальчик вскакивает на ноги. Он явно напуган. Гарри начинает быстро осматривать комнату в поисках запасного выхода из кабинета. Но его нет, только одна дверь, у которой стоит Даниель, крепко сжимая рукоять меча.

Я делаю к нему шаг, вытягивая руки вперед.

— Прошу тебя не бойся. Никто в этой комнате не причин тебе вреда, я обещаю. Мы только хотим знать то, что ты знаешь.

— Они убьют меня, если узнают… — вперед поддается Даниель.

— Клянусь тебе, властью данной мне короной, некто тебя не тронет, — мы с братом удивленно таращимся на него, но молчим, — Расскажи нам все что тебе известно, и я обещаю что в самое блажащие время ты покинешь Лондон в безопасное место. — на этом мое терпене окончательно лопается.

— Как вы можете давать такие обещания, тем более прикрывать это все короной, — весь мой вид выражает недовольство. Даниель как то странно улыбается, потом подходит к Гарри чуть ближе. Но при это смотрит на меня в упор.

— Потому что у меня есть такое право, — протягивая руку Гарри, он произносит, — хочу, официально представится, герцог Даниель Дефо, младший брат короля Карла второго.

У меня напрочь пропадает дар речи, я молча хлопаю ресницами. А Вильям от шока то и дело открывает и закрывает рот. Видимо его, как и меня ошарашила эта новость.

Что не сказать про Гарри, мальчик заметно расслабляется, пожимая его руку. Теперь у меня еще больше вопросов, которые при удобно случае я ему определенно задам.

— Ну так что, теперь когда мне пришлось выдать свою личность, ты готов обо всем нам поведать?! — Гарри кивает, возвращаясь на стул.

— Три недели назад, я как обычно помогал в приходе Сент-Джайлса. Разносил письма и лекарство по адресам. Вечером одного из обычных дней, я шел обратно в работы дом. Смеркалось. Я проходил мимо борделя мадам Оливии Тюриль, не спрашивайте, откуда я это знаю. Так вот, завернув за угол борделя, я заметил, что открыто подвальное помещение. Мне стало жутко любопытно. Я решил спуститься, чтоб посмотреть. Поначалу мне показалось, что подвал абсолютно пуст, пока не услышал странные слова на незнакомом мне языке. Как оказалось, из подвала вел тайный проход в их логово. Не нормальная привычка совать свой нос, туда, куда не следует, я спустился вниз.

По каменным ступенькам, я спустился в городские катакомбы. Там та я и увидел человек двадцать, может меньше. Полностью одетые, в длинные красные мантии. Они произносили странные слова, кланяясь какой то статуи. Поняв куда, я попал, меня тут же ветром сдуло.

— Идолопоклонники? — перебивает его Вильям.

— Да, поклонение лжебогу, — быстро говорю я, Гарри кивает, продолжая свой монолог.

— Естественно я некому не чего не сказал о том, что видел и слышал. Я попытался забыть все это как страшный сон.

В ночь, когда убили чумного доктора, я был неподалёку, прятался в тени кабака. Их главный снял маску с лица, чтоб показать себя умирающему врачу. Я сразу его узнал, это был Джон Граунт, — ахнув от удивления, я опускаюсь на стул, закрывая рот ладонью. Не может быть, он ведь был в церкви, когда мы говорили о патрулирование трущоб. Да, я бы с лёгкостью его узнала…

— Это же один из чиновников! Ты точно уверен? Может ты ошибся? — настойчива, допрашивает Даниель.

— Нет, когда я собирался смыться, он посмотрел в мою сторону. Ошибки быть не может, это был Граунт. — голова идет кругом, такое даже представить было не возможно, только если в страшном сне. Или этот сон уже наступил? Я отчётливо помню как он нас поддерживал после смерти папы, а выходит он и есть убийца и зачинщик всего этого кошмара…

— Они называют себя красными паладинами. И еще я слышал, как они говорили, что это необходимая жертва для Молоха. Он называл чумных врачей, прислужниками сатане, и только истребив вас, чуме придёт конец. — Мне срочно нужно высказаться, чтоб больше не подвергать Гарри опасности. Я быстро благодарю его, отправляя к себе.

Как только ребенок скрывается за дверью, я срываюсь с места. Я точно помню, что у отца среди книг было, что то посвященное Молоху.

Мужчины молчат, наблюдая, как я роюсь среди пыльных полок. Вот она, книга в черном переплете, с большой подписью «Молох».

— Что ты там ищешь? — устала, спрашивает Вильям.

— Уже нашла! — я вытаскиваю старую потрёпанную книгу, и кладу ее на стол. Страницы ее пожелтели, а буквы слегка Размазались, — «Молох» — это лжебог, пришедший из древнего Карфагена. Культ карфагенского ареала. Его считали богом подземного царства п приносили в жертву младенцев, — я поднимаю глаза на Даниеля, который сморщился как и я, — какая мерзость. Ладно, во всех известных религиозных странах, было запрещено под страхом смерти говорить о нем. Богоотступники ассоциировали судный день с приходом белого ворона и его девяти последователей.

Я захлопываю книгу, опускаясь на стул. Мое тело дрожит толи от холода, толи от страха. Скорее всего, от страха. Тихий голос Даниеля выводит меня из ступора.

— Теперь все более или менее встало на круги своя. Сначала я думал, что нападения было лишь на Пиля, вы просто попали под раздачу. Но теперь учитывая события в Сент-Джайлсе, все стало очевидно.

— То есть, убив Амелию и остальных врачей они думают, что остановят распространение болезни. Это же нелепо, невозможно победить то, что нельзя увидеть. Тем более таким кощюнским способом.

— Поверти друг мой, отчаянные времена вынуждают людей совершать ужасные поступки.

— Тогда нужно срочно схватить этого Граунта.

— У меня нет доказательств, кроме слов сироты, никто не поверит.

— Помнится, вы упомянули кровное родство с королём, у вас ведь столько власти. По щелчку пальца вы можете положить конец этому безумию, — Я встаю из з стол, совершенно не слушая их перепалку.

Подойдя к окну, отодвигаю тяжелую портьеру. Последние лучи заходящего солнца, скрылись за горизонтом. На улице снова пошел мелкий дождик, капли попадая на стекло, стекают причудливыми разводами.

Я настолько погрузилась в свои мысли, что не слышала, как брат покинул кабинет отца. В отражение стела я вижу расстроенного Даниеля,он практически стоял за моей спиной, спрятав руки в карманы брюк.

— Не тревожьтесь Амелия, я не позволю им к вам под ступица, — я обхватываю себя руками за плечи, вот бы мама сейчас была рядом, чтоб утешить. Даниель осторожно разворачивает меня к себе, и вопреки всем этикетам и приличиям, обнимает. А я позволяю. В его теплых объятьях я почувствовала себя в безопасности. Словно нет, не каких убийц, чумы и всего прочего.

На как бы мне не хотелось, возвращается в реальность, но я отступаюсь на шаг склоняясь в реверансе.

— Доброй ночи! Герцог Дефо! — лицо Даниеля мрачнеет от такого обращения, я огибаю его, собираясь уйти. Даниель ловит меня за руку, аккуратно притягивая к себе.

И вот я снова в этих крепких объятьях, его рука покоится на моей талии, приятно согревая кожу под тканью платья. Второй рукой он медленно проводит по моей щеке. Его мягкие пальцы скользят по распущенным волосам, убирая одну прядку за ухо. Он смотрит прямо мне в глаза, затем произносит.

— Вы подарите мне завтра первый танец? — я совершенно не слушаю, что он говорит. Мои глаза прикованы к его идеальным пухлым губам.

— Что? — сдавленным голосом произношу я.

— Танец, завтра н балу вашей тетушки! — мой разум проясняется, я делаю нежелательный шаг назад.

— Да, первый танец будет вашим. — я разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю кабинет пока не сделала то о чем могу потом пожалеть.

Позже уже лежа в своей пастели, я снова думаю о нем. Даниель не покидает мои мысли. Его глаза, эти чертовы глаза, и улыбка, сводящая с ума. Как вообще можно быть таким красивым и притягательным.

Нужно срочно подумать, о чем нибудь другом иначе я умру. Мне срочно нужно уснуть.

Утром меня как обычно будет Шарлота, она принесла завтрак прямо в мою спальню. На серебряном подносе лежит белая роза и письмо. Сердце начинает трепетать, ведь я уже и так знаю от кого это письмо. С приятной дрожью в пальцах я разворачиваю послание. Письмо написано идеальным каллиграфическим почеркам. Затаив дыхание я начинаю читать:

— «Милая Амелия, даже не думаю о вас, я ощущаю ваше присутствие, и волна нежности охватывает мое холодное сердце. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи излечила ваша красота и отвага. Должен признаться, я восхищаюсь вами, и уже сгораю от нетерпения перед нашем танцем!» и подпись Даниель.

Я прижимаю письмо, к груди которое кажется, перестало биться, от нахлынувших чувств. Не уже ли такой серьезный мужчин, который редко улыбается, умеет писать такие красивые письма.

За дверью я слышу, чьи та шаги, я вижу, как поворачивается ручка двери. Быстро сунув письмо под подушку, я делаю вид, что невозмутимо завтракаю. В спальню спокойно входит Шарлота с моим бальным платьем.

Умывшись, одев нижние белье, я подхожу к пастели, на котором лежит мое ярко красное платье из самого дорого атласа. Я провожу рукой по этой прекрасной ткани. Пышные рукава выполнены из нежной тафты, расшиты золотыми нитями. Лиф платья переливается от множества турмалиновых рубеллитов. А низ просто не может не восхищать, мастер постарался на славу. Ярко красный атлас похож на жидкое рубиновое море.

Шарлота помогает затянуть корсет из китового уса, бок еще болит, но ради такого случая я готова потерпеть. Моя и так не особо большая грудь сдавливается под тугим корсетом. Постояв минутку, я даю телу привыкнуть к этим тискам. Немного восстановив дыхание, я одеваю нижнею юбку из белого поплина в затем и само платье. Благодаря пышной нижней юбки, мой образ становится воздушным.

Слегка покрутившись у зеркала, я просто влюбляюсь в саму себя. При любом движение красный атлас юбки будто оживает.

Шарлота приносит бальные туфли, так же красного цвета, выполнены из бархата, мелкие рубины вставлены в каблук.

Остается сделать прическу и надеть украшения, из шкатулки я выбираю серьги из темного граната, а на шею подвеску из дорого циркона.

Пока я разглядываю себя в зеркало, сидя за туалетным столиком, Шарлота расчесывает мои непослушные кудри.

— В котором часу господин Дефо покинул поместье? — неожиданно для себя произношу вслух. Рука Шарлоты замирает на миг, я обращаю внимания как ее щеки покраснели.

— Около полуночи, если мне не изменяет память. — кратко отвечает служанка. Бывали случаи, когда слуги влюблялись в своих работодателей. Сейчас тоже все признаки на лицо, Шарлота прикусывает губу и слегка учащенно дышит. И не удивительно, Даниель кого угодно способен свести с ума, даже я попала в эту паутину. Что уж говоря про обычную девушку. Я помню, когда впервые увидела ее на пороге. Девушка сирота, умоляла матушку принять ее на службу. Но в то время наш штат и так был слегка переполнен, поэтому я лично пожалела ее, взяв к себе. Ведь моя прежняя служанка была строгая, старая карга которая больно расчесывала волосы.

— Он явно тебе понравился! — без особого интереса говоря, рассматривая гранаты. Девушка краснеет пуще прежнего.

— Даже если и так, но как я заметила для него нет более прелестной девушки, чем вы.

— К чему ты клонишь? Ты что то слышала? — Шарлота смотрит на меня через зеркало, а потом ее тонкие пальцы ложатся на мои плечи. На ее лице появляется добродушная улыбка.

— И кровавое преступление не обнаруживает себя так скоро, как любовь, желающая быть скрытой. — от удивления я приоткрываю рот, а затем поворачиваюсь.

— Ты умна не погодам Шарлота! Откуда это мудрость в тебе!

— Простите, если обидела вас ненароком, — быстро произносит она, опуская глаза.

— Нет, что ты, ты вовсе не обидела меня, — я снова разворачиваюсь к зеркалу, опуская голову. — Просто, вчера он раскрыл нам свою личность, и теперь я…

Шарлота опускает, заглядывая в мои глаза. Ее карие глаза излучают тепло, что мне хочется ей довериться, как не кому в целом мире.

— Что он сказал?

— Он герцог Шарлота, младший брат короля Англии. Поэтому, такая девушка как я, ему просто не подходит. У меня нет не титула, не власти. Поэтому, это все невозможно… — тёплая ладонь Шарлоты ложиться на мою щеку, утирая слезинку.

— Для любви нет ничего невозможного меледе, не титул, не власть и богатство, нечего не может помешать. Если чувства настоящие… — не знаю почему, но мне захотелось ее обнять. Шарлота явно удивлена, но все же тепло обнимает меня…

— Спасибо Шарлота! Ты просто не представляешь, насколько важно мне было это услышать.

— Разве, слова служанки могут чем-то помочь?! — я поднимаюсь с мягкого пуфика, девушка краснеет, делая шаг назад.

— Ты для меня не просто служанка Шарлота, ты моя единственная подруга, — взяв ее за руку мы идем в гардеробную, — и поэтому, на бал ты поедешь со мной, и будешь представлена как мм… — я задумчиво прикладываю руку к подбородку, слегка постукивая по нижней губе пальцем.

— Шарлота Симонс, моя подруга из Франции, эм… Приехавшая недавно…

— Что вы, я так не могу, — протестует Шарлота.

— Можешь, выбирай любое платье, какое только приглянется. Кто знает вдруг ты встретить того самого, и выйдешь замуж в ближайшие время. Это может быть граф, или сын богатого купца.

— Но как же, — не успокаивается девушка.

— Вот так, я все устрою. Если подвернется хорошая партия, не волнуйся насчет приданного. Шарлота, я все рассчитала, тебе нужно выбираться от сюда. Пока твоя красота и молодость не погасла под крышей Ковент-Гардена.

Я замечаю, как на ее глаза наворачиваются слезы.

Она выбирает себе зеленое платье из бархата, лиф расшит топазами, а рукава из той же тафты, нежно зеленного цвета. Хорошо, что мы одной комплекции, будь я как тетушка Генриетта, Шарлота попросту утонула в моем платье.

Я так же подбираю ей серьги и колье.

Она садиться за туалетный столик, и вот уже я пытаюсь собрать на ее голове достойную прическу. Ее черные прямые волосы струятся до середины спины. Заплетая передние пряди, я закалываю их на затылке.

Последние что я делаю, это подвожу ее глаза сурьмой и добавляю не много румян.

Мой взор обращается на ее слегка загрубевшие руки, от работы. Поэтому принимаю решение, что перчатки, которые мне подарил Вильям из мягкого сукна идеально подойдут.

Когда Шарлота впервые смотрит на себя в зеркало, она долго не может прейти в себя, как впрочем, и я. Она настолько красива, что будь я мужчиной, тот час отдал ей свое сердце.

— Я не знаю, как благодарить вас меледе! Вы сделали для меня невозможное…

— Я хочу быть крестной твоего первого ребенка, так все не плачь! — девушка горячо меня обнимает, а я понимаю, что оно вот — вот меня раздавит.

До бала остается еще час, поэтому, у меня уже нет времени на какую то изысканную причёску. Шарлота просто расчёсывает мои волосы, на голову я одеваю диадему матушки. Если честно я давно уже мечтала ее примерить. Она выполнена из редкого красного карала, ее длинные веточки больше походят на корону принцессы из сказки.

В парадной нас уже ждут, Гарри и Вильям. Я замечаю, как глаза брата медленно скользят по Шарлоте, которая густо краснеет.

— Правда она шикарно выглядит? — пихая брата в бок, с улыбкой говорю я.

— Не то слова, Шарлота вы прекрасно выглядите!

— Благодарю вас сэр!

На улице ярко светит солнце, лужи после дождя уже начали подсыхать. Наш экипаж стоит у ворот. Черная коляска с эмблемой разбитой короны, запряжена тремя изящными, а самое главное быстрыми белоснежными конями. Отец сам лично выводил эту породу, много лет назад. Во всем Лондоне таких не сыскать.

Я подхожу к Мраку, это самый молодой жеребец из нашей конюшни. Я нежно глажу его атласную переливающею белую шкуру и шелковистую гриву. Он нервно шевелит своим маленьким аккуратным ухом, а сторону подошедшему Вильяму. Я наблюдаю за его движениями, как под его сильными копытами прогибается земля. Он машет хвостом, отгоняя назойливых мух и слепней. Смотря на него, так и кажется, что он вот-вот сорвется и броситься в галоп, обгоняя ветер.

— Цезаря нашли в трущобах, Джем похоронил его, поэтому Мрак теперь твой.

— Серьёзно? Ты же так любишь его!

— Но тебя та я люблю больше, так мне будет спокойно, если Мрак в любую минут привезет тебя домой.

— Спасибо!

Мы садимся в экипаж. Гарри мы берем с собой, Даниель пообещал, что его заберут прямо с бала, чтоб спрятать в безопасном месте. В полном составе мы покидает Ковент-Гарден.

Наш путь лежит через Хейгейтский лес, в поместье тетушки. Это древней лес, находящийся неподалёку от пригорода Лондона. Здесь за частую можно встреть множество диких зверей. От медведей до барсуков и лис.

— Я надеюсь, ты обдумала мои вчерашние слова, это слишком безумное дело, особенно для девушки. Особенно для моей единственной сестры. Позволь нам, мужчинам самим разобраться в этом.

— Во всяком деле, чтобы добиться успеха, нужно некоторая доля безумия! — отвечаю я, глядя в окно на промелькивающие деревья.

— Снова цитируешь Шекспира, — Вильям закатывает глаза, а после замолкает. Он прекрасно знает, что не какие силы, не заставят меня покинуть Лондон.

Мы быстро доберемся до Ланкашира, никто больше не говорит. Из окна я вижу, что тут собрался весь бомонд, экипажей так много что нам приходится ждать своей очереди, чтоб выйти.

Наконец то мы выходим из душной коляски. Заходя в поместье, я не могу не отметить замечательный вкус тетушки.

Под руку с братом я иду в главный бальный зал. Передо мной предстает зал с балконом, на котором играет оркестр. Вдаль стен стоят столы с разными вкусностями, слуги разливают шампанское и вино по пирамиде из хрустальных бокалов. Дамы в красивых платьях, разного цвета щеголяют по центру танцевально зала. Мужчины же в свою очередь толпятся в комнате для курения, обсуждая последние слухи о войне, и конечно же чуме.

У стены с большим камином я замечаю Эзру, он находиться в обществе молодых незамужних дам. Которые хохочут над его глупыми шутками.

Заметив нас, тетушка Генриетта, бросает своих гостей спеша к своим племянникам.

— Дорогие мои, как я рада вас видеть в добром здравии, — женщина целует каждого в щеку. Я представляю ей Шарлоту, на ходу сочиняя историю ее жизни.

Тетя быстро уводит Шарлоту, чтоб приставить своим богатым друзьям. Вильям стоит отрешенно, в принципе, как и я. Наклонившись ко мне, он тихо говорит.

— Всей этой еды хватило чтоб накормить нуждающихся, а не все эти рожи, — в отличие от не которых знатей, мы с братом каждую неделю собираем корзинки для нуждающихся. Они сами приходят к нашему порогу, а добродушная Елизавета их раздает. Конечно же, наши деньги, и ресурсы не безграничны. Но мы хоть как то пытаемся помогать жителям родного города.

— Вильям, мне тоже все это не нравиться. Но давай хоть сегодня забудет про проблемы, мне хочется насладиться этим днем и вечером. Не смотря не на что.

— Ладно, — сухо соглашается брат, оставляя меня одну.

Эх, меня он чуть не силой гонит замуж, зато сам не думает и женится.

Слуга предлагает мне напитки, выбрав игристое шампанское, я решаюсь пройтись по саду. Тут и там я встречаю знакомых, здороваясь, я все дальше углубляюсь в сад.

Мне хочется побыть одной, я думал, мне будет намного легче делать вид, что все это радует. Но нет, из головы никак не выходит что я и другие вороны сейчас тут, на болу. А четверо из нас лежат в земле. Разлагаются, пока мы тут пьем шампанское и танцуем.

Найдя свободную скамейку, я сажусь. Мое платье обтекает деревянную лавку. Погода стоит теплая, поэтому я закрываю глаза, подставляя лицо под лучи солнца.

Мое блаженство прерывает, чей то кашель, резко открыв глаза, я чуть не роняю бокал уже с теплым шампанским. Передо мной стоит Эзра.

— Прощу прощения, не хотел вас напугать, — я снова закрываю глаза, ну, уж нет, я не дам ему еще больше испортить мне настроение.

— Помниться брат запретил вам подходить ко мне! Да и я не хочу с вами говорить.

— Амелия, прошу, выслушай меня!

— Я как погляжу, до вас с первого раза не доходит! — я резко открываю глаза, рядом с нами стоит Даниель. На нем сегодня белый парадный кафтан, плотно облегающий торс до талии. Из под кафтана выглядывает сорочка, с золотыми ставками. Все тот меч висит на бедре. Его длинные пальцы слегка сжимаю эфес.

— У вас, что особенность такая, появляется в неподобающий момент! — Эзра подходит к Даниелю почти в плотную. Я уже сыта по горло всем этим, поднявшись на ноги, я разглаживаю платье.

— Господа! — я пытаюсь привлечь к себе внимания, но они так сильно увлечены, что уже и забыли о моем существование, — Я вообще то еще тут!

Мое терпение лопается, я развожу из руками в разные стороны. Оба тут же прикусывают языки, допив содержимое бокала, я выпускаю его из рук. Хрусталь рассыпается на множество осколков.

Мужчины молчат, не зная, что от меня ожидать дальше. Но я нечего не говорю, подхватив, подал своего платья, я просто ухожу.

Что там было дальше меду ними я не знаю. Я возвращаюсь в бальной зал. Ко мне подходят дамы, рассказывая последние сплетни, но мне совершенно неинтересно, извинившись я прохожу дальше.

Больше я не вижу не Даниеля, не Эзры, возможно они так и остались в саду выяснять отношения.

Я выпиваю еще один бокал, щеки горят, но настроение так и не улучшилось.

Оркестр играет приятную мелодию, но такое чувство, что кроме меня до них нет никому дела.

С последним лучом заходящего солнца, тетушка Генриетта выходит в центр зала.

— Дамы и Господа, хочу официально вам представить достопочтенного гостя. Герцог Даниель Дефо, младший брат нашего короля. — Даниель подходит к тетушке, слегка склоняя голову, — благодарю вас, что почтили нас своим присутствием.

Из двухстворчатых дверей выходят четверо девушек, с серебряными подносами, а тетушка продолжает тараторить.

— Как вам всем известно, бал благотворительный, все пожертвования пойдут семьям потерявших родных от чумы.

Я чувствую на себе взгляд. Даниель стоит в окружение красивых девушек, которые окружили его словно мухи, слетевшие на мед. Они что- то говорят ему, но он явно не слушает, не сводя с меня глаз. От смущения я отвожу глаза в сторону.

Быстро смешиваюсь с толпой, ибо больше не могу смотреть на это спокойно. Укол ревности, пробежался по всем нервам.

Вдруг раздается звук гросфатера, гости начали вставать из за столов, направляясь в танцевальный зал. Этот танец обычно танцует хозяин дома, поэтому Вильям подхватывает тетушку за талию, и начинает, кружит подстраиваться под такт оркестра.

Со временем к ним присоединяются и другие танцующие. Я замечаю Даниеля, который ищет меня по всему залу, чтоб надавать ему шанса, я приглашаю на танец Гарри. Мальчик смущен, но все же идет со мной танцевать. Боковым зрением я замечаю, как Даниель останавливается, увидев, что у меня уже есть партер для танца.

Да, это определенно доставило мне удовольствие. В толпе я замечаю Эзру, который танцует с Шарлотой. Надо же…

Танец заканчивается, мы клянемся друг другу, Гарри светиться от счастья. Я уверенно это его первый самый настоящий бал. К нам подходит высокий мужчина, я сразу понимаю, что он пришел за Гарри.

— Меледе! Экипаж готов! — Потрепав его по голове, я крепко прижимаю его к себе.

— Пиши мне каждый день, а когда все утихнет, я приеду за тобой!

— Обещаете!? — всхлипывая, произносит он.

— Обещаю!

Гарри машет мне на прощание, а я выдавливаю, что то похожие на улыбку.

Вернувшись у банкетному столу, я ужасно хочу пить. Но кроме шампанского нечего больше нет. Тяжело вздохнув, придется пить шампанское. Ко мне снова подходит Эзра.

— Я и не знал что Шарлота так прекрасно танцует, да еще и хорошо воспитана. — я решаю ему ответить, ведь знаю как сильно это раздражает Даниеля. Тем более я чувствую его прожигающий взгляд в нашу сторону.

— Все познается в сравнение, вам и без меня известно кто она на самом деле. Но предупреждаю сразу, только посмейте опорочить ее честь, — я подхожу почти в плотную, лицо Эзры тут же меняется, — Я клянусь вам, что уничтожу вас, если хоть одна слеза упадет с ее глаз.

— Не зная, я вас, то счел бы это угрозой! — с усмешкой проговаривает он, я делаю последний шаг. В складках моего платья лежит тот кинжал, что дал мне Даниель в церкви. Я посчитала, что опрометчиво было бы выходит из дома без оружия. Учитывая, что меня хотели, убить, дважды.

Я медленно вытаскиваю кинжал, острие врезается в его бок, не причиняя вреда. Глаза Эзры расширяются, хорошо, что из за объёма юбки не видно оружие. Когда мое лицо, не выражает не каких эмоций.

— Не смейте недооценивать женскую месть, мы бываем весьма изобретательны, — я разворачиваюсь, чтоб уйти, пряча оружие обратно в складки платья. Но Эзра весьма нагло дергает меня за руку. Я вижу как Даниель дернулся вперед, но я бросил на него злостный взгляд.

_ А что, если я влюбился в нее? И хочу взять в жены?! Вы не подумали об этом… — выдернув свою руку, я потираю запястье.

— Ты любишь всех, а любить всех, значит не любить некого. Тебе все одинаково безразличны. И не смей больше так хватать меня, иначе пожалеешь!

Я решаю покинуть бал, это все слишком, даже для меня. Не успеваю я выйти из зала, как раздается музыка для танца полонез. Это самый торжественный танец. Его танцуют сначала в умеренном темпе, а потом более быстром. В нашу страну он пришел из Польши. Танец состоит точно по правилам геометрических фигур.

Я задерживаюсь лишь на секунду, потому что просто обожаю эту мелодию. Она распространяется по венам, словно что то нереальное.

Мою руку ловить Даниель, его мягкие пальцы переплетаются с моими.

— Вы обещали мне танец меледе! — от его улыбке рушатся все стены, которые я воздвигла.

— Разве я могу отказать! — Даниель уводит меня на середину зала. Множество глаз устремлены только на нас, или мне так кажется. Его белый наряд красиво сочетается с моим кровава красным платьем.

Мелодия будто подхватывает нас вихрем, заставляя забыть, что мы тут не одни. Его рука крепко держит меня за талию, закручивая в танце. Наши взгляды встречаются, а сердце будто бьются в унисон.

— Я с трудом сдержал себя, увидя, как он грубо схватил вас за руку! Но потом заметил подаренный мною кинжал, и мне искренне стало жаль этого беднягу. — Я расплываюсь в улыбке, как наивная дурочка, радуясь, похвали, и вообще тому, что он единственный в зале кто заметил это.

— Он сам напросился, надеюсь, что теперь он от меня отстанет на веки вечные. Ктомуже ему приглянулась Шарлота.

— Ваша служанка? — приподнимая бровь, удивлённо спрашивает Даниель.

— Тише, сегодня она мисс Шарлота Симонс! — я киваю в ее сторону, девушка танцует с каким то незнакомым мужчиной.

— Ого, вот это преображение, не скажи вы мне, я б и не узнал ее. — Я снова улыбаюсь, пока Даниель меняет фигуры, раскручивая меня на вытянутую руку. Мое платье разлетается пышным облаком.

Музыка заканчивается, мы клянемся друг другу.

— Если вы позволите, я хотел бы прогуляться с вами в сад?! — мои щеки пылают после танца, мне определенно нужно на воздух. Поэтому сдержанно киваю. Не выпуская моей руки, Даниель ведет меня в сад.

Один из слуг тут же приносит мою накидку из легкого муара.

На улице стало прохладно, тут и там я замечаю гуляющих пар, под светом полной луны, и масленых фонарей.

Мы проходим мимо высоких кустов роз, в траве под ногами поют цикады. За большой липой стоит большая беседка с небольшим фонтанчиком.

Прямо за ней, открывается хороший вид на Темзу, и освещенный в дали Лондонский мост.

Кроны деревьев слегка колышется от легкого дуновения летнего ветерка. Даниель стоит, где то за моей спиной любуясь чудесному виду. Интересно о чем он сейчас думает?

Я не могу более прибывать в молчание, поэтому задаю давно мучающий меня вопрос.

— Как так вышло что мародёр из трущоб, оказался герцогом? — его мягкая улыбка заставляет бабочек в моем животе встрепенутся. Он подходит ближе.

— До меня дошел слух, о серийных убийствах чумных врачей в Англии. Это весьма древняя профессия. Поэтому с позволения брата, я пустился в путь. Понимает, я не смог пройти мимо, ведь то, что вы делаете, заслуживает высших похвал. Это очень опасная работа, — он делает не большую паузу, его взгляд устремляется, куда- то вдаль, — По приезду я сразу же выбрал себе новое имя, а уже через неделю занимался мародёрством. Я не горжусь этим, чтоб вы знали.

— То есть вели расследования под прикрытием?

— Да, так вот, я и мои так скажем друзья, объединились. Мы выслеживали убийц от Ливерпуля, Ноттингема, Дерби и наконец, до Лондона, где эти мерзавцы и осели.

— И что, не было никаких зацепок? — удивленно спрашиваю я. Я даже не знала, что происходить за пределами Лондона. Меня интересовали новости только моего города, как эгоистично с моей стороны.

— Были, но их было недостаточно. Но теперь благодаря вам и вашему блестящему уму, мы их поймаем. Отомстим за пролитую невинную кровь. Без вас Амелия, я бы не за что не узнал, кто за этим стоит.

— Это еще нужно доказать, — я поднимаю голову, любуясь звездным небом, — Ваши порывы благородны, но все же в ту ночь, вы напугали меня не на шутку. — Даниель берет мою руку, прижимая к своему сердцу. Даже через ткань я чувствую, насколько быстро оно колотится.

— Я искренне прошу за это прощения. Это была часть моей глупой легенды.

— Я вас верю, и более не держу зла, ибо верю, что вы раскаиваетесь! — мы смотрит друг другу в глаза так долго, что я едва не забыла, как дышать. Рука Даниеля скользит по моей щеке, привлекая к себе, и вот когда я думаю, что наш первый поцелуй вот-вот состоится. Я слышу приближающие голоса, отвожу взгляд опуская голову.

Даниель делает шаг назад, разочарована выдыхая. Из за деревьев выходит Шарлота и Эзра, замечая нас они замолкают.

— Простите нас меледе! — по привычки произносит девушка. Облизав пересохшие губы, я улыбаюсь.

— Все хорошо! — плохо вру я. Эзра подставляет руку, уводя Шарлоту в другую сторону.

Момент упущен, я настолько раздосадована, что как трусиха решаю сбежать.

— Мне нужно идти…

— Амелия, простите если какие то мои действия, обидели вас, только прошу, не уходите. Сегодня ведь такая прекрасная ночь, — я останавливаюсь, едва ступив на ступеньку. Что я творю? Я ведь не хочу уходить, но все ровно намереваюсь это сделать. Глупая, глупая…

Даниель, тихими шагами подошел.

— Амелия… — господи, мое имя звучит как то иначе из его уст, я чувствую, как по телу бегут мурашки. Но я знаю, что должна сейчас уйти, ибо это неподобающи для юной леди. Меня всю жизнь этому учили, я принимаю трудное решение.

Развернувшись, не поднимая головы, я кланяюсь.

— Прошу простить меня, герцог Дефо, но я не смею более оставаться с вами наедине. Ибо это может, навредит моей репутации! — я не смотрю на него, ведь и так предполагаю какое у него сейчас выражения лица. Не смея больше задерживать, я снова кланяюсь, и ухожу.

Даниель ловит мою руку, притягивая к себе. Я медленно поднимаю глаза, на еще лице смесь грусти и разочарования.

— Что мне сделать, чтоб снова стать для вас просто Даниель? Без титула, без какой либо власти! Что мне сделать Амелия? Ответьте же мне…

— Увы, это невозможно, вы тот, кто вы есть и… — не успев договорить свое предложения, Даниель нежно целует меня в губы, так по свойский, будто я его центр вселенной. Поначалу мне хочется оттолкнуть его, возможно ударить…

Но Даниель не отпускает меня из своих объятий. Я сдаюсь, так быстро, что сама не верю в это. Мои руки обвивают его шею, а некогда нежный поцелуй стремительно превращается в страстный. Я прижимаюсь к нему, словно он мое единственное спасения. По всему телу побежал ток, во мне будто проснулось чувство, которое доселе я не познавала.

С трудом отлепившись от его губ, слегка задыхаясь, не открывая глаз, произношу я.

— Перестаньте… Пожалуйста… Иначе я сейчас лишусь чувств, — шепотом говорю в его влажные губы. Даниель снова прижимает меня к себе, соприкасаясь лбами. Я решаюсь открыть глаза, его глаза широко раскрыты, в них блестит огонь страсти, руки слегка дрожат.

— Простите, мне стоило… — теперь уже я не даю ему договорить, мне снова хочется почувствовать это блаженство, хоть на краткий миг. И пусть мне потом будет стыдно, это ведь будет потом…

Мы целуемся, забирая друг другу последние глотки воздуха… Мои дрожащие пальцы проводят по его коротко остриженных волосам, Даниель издает стон, не переставая меня целовать.

Из за кустов красных роз, выбегает мужчина.

— Даниель! — кричит он из далека. Мы так увлеклись друг другом, что не услышали его шагов. Отшатнувшись, я чувствую, как мои щеки заливаются румянцем. У меня такое чувство, что сейчас сливаюсь с платьем.

— Дани… Вот ты где…

— Что случилось Кларенс?! — возмущенно произносит Даниель, пряча меня за спину. Пусть я и не знаю этого мужчину, но мне жутко стыдно.

— На экипаж мальчонки напали, едва они пересекли Хейгейтский лес!

— Господь Всемогущий! Отведи мисс Рассел обратно на праздник! — мои ноги онемели, я едва могу стоять. Господи защити, защити Гарри!

— Нет, я поеду с вами! — громко говорю я, Кларенс бросает на меня взгляд будто только заметил мое присутствие.

— Нет, не в коем случае, там опасно… — мягко говорить Даниель, его рука тянется к моей, но я отдергиваю ее.

— Я поеду, с вами или без…

— Ладно! — взяв меня за руку, мы бежим к конюшни. Один из солдат Даниеля подводит мне коня. Даниель помогает мне сесть в седло. Господи, как же неудобно в этом платье, корсет сдавил грудь так сильно, что мне уже больно дышать. Ушибленный бок так же о себе напомнил. Но сейчас нет времени жалеть себя. Даниель смотрит на меня снизу вверх, поглаживая коня.

— Пообещайте не отходить от меня не на шаг.

— Клянусь… — Подойдя к своему коню, Даниель ловка, вскакивает в седло. Пришлепнув коней, мы пустились в сторону леса, а за нами шестеро всадников.

Чем дальше мы углубляемся в лес, тем страшнее мне становится. Страх, словно мороз, ползет по коже, было настолько тихо, не было слышно не птиц, не даже насекомых.

Под копытами хрустят листья и мелкие веточки. Даниель, поравнявшись со мной, достает из седельной сумки шестизарядный револьвер, протягивая его мне.

— Вы же знаете, я не умею стрелять, — сдавленным голосом произношу я.

— Здесь не ничего сложного, просто нужно хорошенько прицелится и все. И не подставляйте руку слишком близко к предохранителю, он может неплохо так укусить. — взяв в руки револьвер, верчу его в руках. Если честно я впервые держу такое оружие. Он определенно легче мушкета, но я уверенна, все так же смертелен.

Так же Даниель дает коробочку с пулями. Мои руки начинают дрожать пуще прежнего. Объяснив, как он заряжается, мы все дальше углубляемся в лес.

Впереди, среди деревьев я замечаю огни. Проследив за моим взглядом, Даниель командует сопровождающим немедленно ехать вперед.

Четверо из шести всадников срываются с места, скрываясь среди деревьев в полной темноте. Мы следуем за ними, выскочив на трапу, мои глаза быстро находят перевернутую коляску. Двое коней пасутся неподалёку, оторванные от экипажа.

Я спешиваюсь, слазив с коня, на дрожащих ногах иду в сторону коляски. Местами горит трава, от масла из разбитых ламп.

Мой разум кричит мне остановиться, не заглядывать за нее. Но я упорно игнорирую свои чувства, не переставая идти.

Ох, лучше бы мне слушать свой внутренней голос, потому что то, что я вижу дальше заставляет меня закричать. Возникший за моей спиной Даниель тут же притянул меня, заставляя, отвернутся.

Тела четверых провожатых солдат, мало того что были выпотрошены словно животные на убой, так еще и обезглавлены. А головы насажены на их же собственные кленки.

— Не смотри… — тихо говорит он, — Осмотрите тела, — приказным тоном произносить Даниель!

Я не вижу, что происходит за моей спиной, могу лишь предположить. По звуком шагов я понимаю, что солдаты двинулись в сторону изуродованных тел.

— Боже, праведный, — слышу я за спиной. Любопытство заставляет меня оторвать голову от груди Даниеля.

— Даниель, ты должен это видеть… — перекрещиваясь, произносит Кларенс. Я не могу оторвать взгляд от тел, это зрелище похуже того что они сделали в Сент-Джайлсе. Даниель поворачивает мое голову, заставляя посмотреть на него.

— Я сейчас вернусь, стойте здесь. Вы и так видели достаточно, — я настолько напугана, что едва могу, что то сказать. Даниель отходит от меня, я провожаю его взглядом. Он опускается перед первым телом, я не вижу его лица, слишком темно. Осмотрев остальных, он возвращается ко мне, а я более не могу сдержать себя, прижимаюсь к его груди. Сердце его колотится так сильно, что мне кажется, еще не много и оно выскочит из груди.

— Кларенс, — к нам подходит высокий мужчина, с голубыми глазами, на плече у него весит мушкет, а к поясу прилеплен кленок, — Отправляйся в Лондон, сообщи констебля и Архиепископу что тут произошло. Скажи что дело особой важности, в общем ты и сам все видел.

Когда он уходит, Даниель берет меня за руку, ведя к лошади.

— Я отвезу вас обратно в Ланкашир, там вы будете в безопасности.

— А как же Гарри? Мы ведь так и не нашли его. Что если он еще жив, и просто прячется в лесу, — Даниель осматривает лес в круг нас.

— Даже если и так, в лучшем случаи он жив, и значит, мы найдем его. Но без вас!

— Но… — Даниель двумя руками касается моего лица, его прохладные пальцы поглаживают щеки. Я впервые вижу его таким, напуганным… — Я и так подверг вас опасности, позволив поехать со мной. Вы не должны были это видеть.

— Я Леди Смерть, я видела и похуже, — вру я.

— Поверти, то, что их убили таким варварским способом еще не все, — Даниель прикусываю губу, слишком поздно поняв, что сказал лишнего.

— Что вы имеет в виду? — Даниель отводит взгляд, подтверждая мои догадки о том, что здесь, что то не так. И эти слова вырвались случайно, — Ваше молчание пугает меня еще больше, — Даниель тяжело выдыхает.

— На груди каждого вырезано слова на валлийском… — мои глаза расширяются, ведь я и так знаю что там за слова, — Молох, — подтверждая произносить Даниель.

— Господи! — я прижимаю холодную ладонь к губам, мне абсолютно не хочется в это верить.

— Поэтому, вам нужно как можно скорее выбраться из леса, и уж тем более из страны. Я могу сам, лично доставить вас в королевское поместье Оксфордшир, — Не успев ответить, до нас доносятся гортанный крик, где то из глубины леса. Я сразу понимаю, кому он принадлежит.

— Гарри… — едва вырывается из моего рта, в тот же миг я бегу в самую гущу леса на источник звука.

— Амелия, стой это может быть ловушка! — кричит позади меня Даниель. Я не останавливаюсь, продолжая бежать. Поравнявшись со мной, мы уже вместе движемся туда, от куда слышали крик.

Пробравшись в почти полной темноте, да еще в таком платье то еще наказание. Подал, цепляется за все, корни, ветки, небольшие камни. Но я уверенно иду дальше. На миг мы останавливаемся, прислушиваясь к гробовой тишине леса.

Я слышу лишь наши собственные дыхания, никаких других признаков жизни.

Солдаты на всякий случай держат мушкеты на гитове, признаться честно я и сама крепко сжимаю револьвер. Он неприятно холодит ладонь, даже сквозь перчатки.

На миг, я думаю, что возможно мне это причудилось, и не какого крика я не слышала. Но ведь Даниель тоже его слышал, иначе скорее всего он счел бы меня сумасшедшей.

В густо растущем лесу, стоит затхлый воздух, пропитанный гнилью. Солнечные лучи редко доходят до земли, чтоб высушить ее от влаги. Но это запах еще терпим, чем металлический запах крови или чумных домов.

Один из солдат крепко сжимает мысленный фонарь, подсвечивая на путь.

Крик снова повторяется, и опять бесполезная беготня по лесу, в такой темноте невозможно, что- либо разглядеть.

Мы с трудом выбираемся на опушку, впереди виднеется освещенный мост. Крики смолкли.

Я осматриваю себя, платье придется выбросить. Даниель обошел все во круг, пока меня надежно охраняли.

— Его здесь нет, может мы шли не в том направление. Лес всегда искажает любой посторонний звук.

— Нет, я чувствую, что он, где то рядом, — отойдя от солдат, я медленно двигаюсь в противоположную сторону от моста. Свет фонарей уже не достает да этих мест. Становиться слишком темно, я не вижу даже своих ног.

Я иду уверенно, без капли страха, зная, что за мной следует Даниель. Я иду до тех пор, пока моя туфля не хлюпается во что то скользкое.

Мои поджилки начинают дрожать, в нос ударяет запах крови. Я опускаю глаза, солдат подходит ко мне, держа в руках фонарь. Земля под моими ногами освещается, и все мы, видим длинный шлейф из крови, уходящий за большие дубы. Сердце пропускает удар, мы встречаемся с Даниелем глазами.

— Разойтись, кровь свежая он, где то рядом.

— ГАРРИ, — начинаю кричать я, — ГАРРИ, пожалуйста, Гарри… — я иду вслед за Даниелем, он крепко сжимает мою ладонь.

Через пару метров один из солдат находит еще кровь. Значит, мы идет в правильном направление. Крик повторяется, точнее стон, поддавшись порыву, я расцепляю руки и бегу. Ветки деревьев хлещут по щекам и рукам, оставляя на коже порозы.

Остановившись, я понимаю, что оказалась одна в глухой тиши. Дышать становиться невыносимо, страх ползет по спине, заставляя дрожать все телом. С лева слышится хруст веток, обернувшись, я, выставляю револьвер. Рука дрожит, сердце танцует в бешеном ритме. С другой стороны так же послышался шум, я резко перевожу дуло. Чтобы это не было оно, будто обступает меня со всех сторон. Я верчусь, не зная, с какой стороны ждать атаки.

Я замерю, боковым зрением замечаю сгорбленную фигуру, в каких то лохмотьях. Страх ползет по позвоночнику, волоски на затылке становятся дыбам. Глаза расширяются, я не могу сдвинуться с места. Медленно перевожу руку, пальцы дрожат, они, словно онемели.

Из за темноты, я вижу лишь очертания, оно хромая движется в мою сторону. Его тяжелое дыхание отражается в моих ушах, словно колокол, их рта, что то капает. Мне кажется, что я даже способна слышать, как капли падают на сырую землю. Оно протянуло ко мне грязную руку, я с трудом сдерживаю напряжение, чтоб не закричать.

Где то с леса до меня доносится голос Даниель, я слышу, как он зовёт меня. Именно он и выдергивает меня из оцепенения. Задержав дыхание, я намереваюсь спустить курок, как это нечто, хрипя, произносит мое имя. Падая на сырую землю.

— ГАРРИ, — срывается с моих губ. Я подбегаю, кладу его голову себе на колени.

Он весь перепачкан грязью. Из грубой раны на животе обильно идет кровь, быстро разрезов падал платья, я прикладываю ткань к его живота, слегла, надавливая на рану. Мальчик стонет от боли, цепляя за мою руку.

— Тише, тише, — шепчу я, чувствуя, как слезы застилают глаза, — ДАНИЕЛЬ, ДАНИЕЛЬ, — начинаю кричать я, в надежде, что он услышит. Гарри открывает глаза, они настолько чисты, что в них нет ни капли страха.

— Простите меня, — булькающим голосом произносит он, — Я не смог… — я прижимаю его голову к своей груди, не переставая рыдать.

— Тише, помощь уже в пути. Только прошу, не умирай…

— Мне пришлось, — он начинает кашлять, капли крови попадают мне на лицо, — Они делали мне так больно.

— Нечего, ты не в чем, не виноват.

— Теперь они знают, кто вы… — мое сердце замерло, я прекрасно понимаю, что теперь это значит для меня. Паладины знаю, кто я, и теперь не только моя жизнь в опасности, но и всех кто меня окружает.

Гарри дернулся, его стоны от боли прокатились по всей глуши.

— Все хорошо, все будет хорошо, — убаюкивая его хрупкое тело, говорю я полушепотом. Гарри в последний раз смотрит мне в глаза, прежде чем, его маленькое, и такое храброе сердце перестает биться, навсегда.

— Нет, нет, пожалуйста, — я знаю, что он уже умер, истек кровью у меня на руках, но все же не могу в это поверить. Мои пальцы треплют его за еще теплые щеки, в попытке привести в чувства. Мои разум отказывается верить, что несколько чесов назад он еще танцевал и радовался жизни. А сейчас его тело медленно остывает в холодном Хейгейтском лесу. Несправедливость жизни, он еще был слишком мал, это я должна была быть на его месте….

Прижав его к себе, мое тело содрогается от рыдания. Кровь и разорванная сорочка липнет к моему платью.

Сквозь слезы я слышу одинокие шаги, за спиной. Шаги приближаются, я с трудом замолкаю.

— Вот ты и попалась, — раздается за спиной, я знаю, кому принадлежит этот прокуренный голос. Это тот всадник, что хотел раздеть меня в трущобах Уайтчепеля и убить, — Да, вот так встреча. Он будет конечно не рад, что я убил тебя без особого ритуала. Но мне плевать. Поднимайся, хочу воочию увидеть легендарную Леди Смерть!!! — в тиши раздается звук затвора. Мой взор падает на револьвер, который лежит рядом.

Я медленно, без каких либо резких движений опускаю тело Гарри на землю и встаю. Осторожно развернувшись, я предстаю перед ним. Я могу только представить, как выгляжу сейчас, но судя по его глазам, это ужасно.

Его секундное замешательство дает мне фору, поднимая револьвер, я делаю первый выстрел. Мужчина в маске дергается назад, роняя свое оружие, тогда я стреляю еще, и еще…

Он падает замертво, но мне этого мало. Мои чувства, как и мои эмоции застилают разум, я не могу совладать с собой. Заряжаю револьвер еще раз, и уже в мертвое тело выпускаю всю обойму.

Крылышки ноздрей расширяются от гнева и учащённого дыхания, губы поджались, превращаясь в тонкую линию.

Адреналин стучит в висках, гнев потихоньку отступает, в теле начинает тряска. Ноги подкашиваются, я падаю на землю, и мой желудок извергает все содержимое.

Не много придя в себя, я сморю на Гарри. Его глаза закрыты, будто он спит.

Из зарослей выбегает Даниель, подхватывая с земли. Но я не могу стоять, ноги ватные, а в голове лишь одна фраза «Я убийца».

— Амелия! — зовет меня Даниель, слегка встряхивая за плечи.

— Они убили его, даже после того как он признался кто Леди Смерть, они все ровно убили его… Не пощадили… — я киваю в сторону мертвого паладина, — Мне пришлось… — потерянным голосом произношу я, Даниель притягивает меня к себе.

Прихожу я в себя, лишь, когда замечаю что на абсолютно одни, не одного провожатого солдата нет.

— Где остальные? Почему ты один? — озираясь по сторонам, говорю я. Я обращаю внимания, на то как Даниель странно стоит, прижимая ладонь к груди. Отшатнувшись, я вижу, что все пуговицы срезаны, вся сорочка пропитана кровью, — Господи, вы ранены!!!

— На нас напали, стоило вам только скрыться в зарослях, мои люди убиты, — Даниель сжимает зубы, опускаясь на одно колена, изо рта вырывается стон.

Если он сейчас потеряет сознание, мне не хватит сил дотащить его даже до берега Темзы.

— Давайте, нам нужно выбираться отсюда, пока вы не подхватили инфекцию, — Даниель с трудом опирается на мое плечо. Он тяжелый, но мне плевать, я должна, просто обязана спасти ему жизнь. Не смотрят на трудности и боль во всем теле.

— Только не смейте закрывать глаза, иначе мы оба покойники.

— Куда же делся вас оптимизм, и боевой дух Амелия?! Я дважды был на войне, и умереть сейчас, от какой- то царапины, просто позор. В такой смерти нет чести… — из его легких вырывается очередной стон. Благо мы приближаемся к Лондонскому мосту.

В свете масленых фонарей, я, наконец, могу осмотреть его рану. Она на много серьёзней, чем он говорит. Силы на исходе, я медленно опускаю его на мостовую. Его голова покоится на моей груди. Даниель тяжело дышит, глаза слегка приоткрыты.

На улице не души, и не удивительно в такое то время.

— Ты должна идти, — с кашлем говорит он, — они могут вернуться…

— Я не брошу тебя… — двумя пальцами я отодвигаю его дуплет, чтоб хорошенько разглядеть рану. Я сразу замечаю что она не совсем обычная, да она нанесена клинком, но судя по черным нитевидным ответвлением, клинок, скорее всего, был отравлен.

И снова ужас отпечатался на моем лице, я не успела спасти Гарри, но должна хоть как то спасти Даниеля.

Из леса выскакивают четверо всадников, облачённые во все красное. Словно всадники апокалипсиса, пришли на землю.

Даниель чертыхнулся в попытке подняться на ноги, но силы покинули его.

Тогда я принимаю решение биться до конца. Вынув его меч из ножен, я поднимаюсь на ноги. Меч слишком тяжелый, мне приходиться взять его двумя руками.

За спиной я слышу спасительные крики и громкий цокот копыт по мостовой. От радости и облегчения, мои пальцы разжимаются, роняя меч.

Конница воглаве с моим братом и Кларенсом, несутся по мосту, обгоняя ветер. Заставляя старый мост завибрировать.

Тень улыбки падает на мое лицо, по щекам бегут слезы.

Четверо, заметив подмогу, разворачивают коней, возвращаясь в Хейгейтский лес. Туда где скорее всего они смогут укрыться в ночи.

Я падаю на колени рядом с Даниелем, его глаза закрыты.

— Нет, нет… Даниель, открой глаза… Ну, же посмотри на меня, помощь уже прибыла, — его ресницы дрогнули, глаза медленно открылись.

— Мне только в радость смотреть, настоль великолепную красоту, — тихо произносит он, затем вытаскивает из кармана мою сапфировую подвеску. Вкладывая в мою ладонь, — на случай если я…

— Ты не умрешь! — целуя его в губы, произношу я.

Дальше все приходило как в тумане, брат подхватывает меня на руки, расцепляя наши с Даниелем пальцы.

Половина солдат ударяется в погоню за всадниками. Другая поднимает Даниеля усаживая на коня.

Моя голова покоиться на груди Вильяма, он скачет во весь опор, а после наступает темнота. Я настолько устала, что даже не могу приказать своим глазам открыться.

Из глубокого сна, меня выдергивает чей-то гортанный крик. На улице темно, я вскакиваю с кровати, а полумраке комнаты.

Мои ноги запутываются в воздушном одеяле, я чуть не падаю на пол. Быстро оглядев помещение, сразу понимаю, что нахожусь, а Ланкашире у тетушки.

Ну, конечно, это было самое ближайшие безопасное место, с хорошей охраной.

Присев на пастель, чувствую, как сильно болит рука. На ладони повязка, ткань пропиталась кровью.

«Странно» — думаю я, не помню когда повредила руку.

За дверью послушались тихие шаги, дверь в мою комнату бесшумно открылась. Не большой просвет, от масляной лампы потянулся до самого камина. Все мое тело напряглось, в спальню входит Шарлота. На ней все то же зеленное платье. Увидев меня, девушка вздрогнула от неожиданности.

— Вы уже не спите, вам нужен отдых.

— Где Даниель? — Шарлота бросает на меня странный взгляд, после принимается молча зажигать свечи, — ты не слышала меня? — слегка повышая голос, спрашиваю я.

— Он в западном крыле, с ним сейчас врачи, — «жив», — думаю я, — «Господи, спасибо!» — Ваше платье пришлось выбросить.

— Да плевать мне на платье, спасибо, что привела меня в порядок.

— Это моя работа! Так же рану от револьвера осмотрел врач, не чего серьёзного, заживет быстро. Как и мелкие царапины на лице и ногах.

— Принеси мне, что нибудь одеть, я хочу его видеть, — рука Шарлоты замерла над свечей, она повернулась ко мне, смотря прямо в глаза. Что- то было в ее взгляде такое, что заставило меня, содрогнутся всем телом, — Что не так?

— С чего вы взяли?! — девушка отворачивается, продолжая свое дело. На трясущихся ногах я встаю, и иду к ней.

— Скажи мне…

— Я не в праве, говорить об этом…

— Шарлота! — закричала я, она вздрогнула, — Прости, прости меня. Прошу, скажи мне, что тебе известно? — минуту поколебавшись, Шарлота тяжело вздыхает.

— Даниеля полоснули отравленным клинком, врачи не могут определить яд. Скорее всего, он умрет на рассвете, — я обнимаю себя за плечи, ее словно прозвучали как смертный приговор.

— Нет…

— Амелия… — Шарлота замечает весь ужас, отразившийся на моем лице.

— Нет, нет, нет… — я хватаю себя за волосы, мне нужно, что то придумать. Нужно спасти его.

В одном шёлковом халате я выскакиваю из покоев, Шарлота кричит, что то мне в след. Но я упорно игнорирую ее.

Я точно не знаю, в какой комнате Даниель, остановившись, я, прислушиваюсь к голосам. А затем снова слышу его крик, сорвавшись с места, я бегу по коридору. Возле одной из дверей стоит Архиепископ Этельберт, он говорит, с какой то девушкой. Примерно моего возраста.

Заметив меня, всю растрёпанную и босыми ногами, он подходит ко мне, загораживая собой дверь.

— Тебе нужно вернуться в пастель Амелия! Ты еще не окрепла!

— Нет, позвольте мне его увидеть. Только на минутку… — слезно молю я, — мне не жить, если вы меня не пропустите. — Этельберт оборачивается на девушку, она сдержанно кивает. Архиепископ пропускает меня внутрь.

Проходя мимо нее, я благодарно киваю. Конечно, я не могу не отметить, что она очень хороша собой. Каштановые волосы заплетены в идеальный рыбий хвост. Ее глаза карие, слегка блестят от света ламп и свечей. На ее худых плечах одето бархатное платье, цветом морской волны. Лиф украшен мелкими хрустальными бусинками, декольте настолько глубокое, что трудно не заметить пышную грудь.

Войдя в комнату, мои глаза тут же наливаются слезами, ладонь прижимается ко рту. Я ожидала увидеть что угодно, но не это.

Даниель лежит привязанный у кровати, по рукам и ногам. Его тело оголенно то торса, живот перевязан.

Я медленно начинаю идти, несколько врачей суетятся около него, совсем не замечая моего присутствия.

В комнате горит множество свечей и ламп. Запах стоит ужасный, смесь множества горьких трав ударяет в нос. Подавив рвотный рефлекс, я делаю еще шаг, сдавленный стон вырывается из гриди.

Даниель резко дергается всем телом, словно в агонии… Глаза распахиваются, в них местами полопались капилляры. Он кричит, что то на валлийском. Потом снова закатывает глаза, роняя голову на подушки. Тело блестит от пота. Он очень быстро дышит, словно задыхаясь.

Один из врачей обтирает его холодной водой.

Заметив меня, врач начинает громко ругаться и кричать.

— Кто пустил ее сюда? Выведите постороннего немедленно.

— Я пустила! — раздается за моей спиной, обернувшись, я вижу ту самую девушку и бледного Кларенса.

— Спасибо! — едва слышно произношу я. Я не знаю кто она, но очень благодарна ей.

Врачи немного расступаются, пропуская меня к пастели. Кларенс идет за мной словно тень.

Я падаю на колени, осторожно беря Даниеля за горячую руку. Он слегка дернулся, и застонал от боли. «Ты ведь знаешь, как ему помочь!» — говорит со мной, мой внутренней голос. Я подымаю голову, обращаясь ко всем.

— Я много читала про яды, — быстро говорю я, — опешите мне все симптомы, и я скажу что это, — один из врачей поддается вперед.

— Чтобы это не было, его уже не спасти! Яд попал в кровь, с минуту на минуту он достигнет сердца, тем самым убив его. Отро… — я вскакиваю на ноги, выхватывая клинок из ножен у Кларенса, приставляя его к горлу горя врачу. Все произошло так быстро, у меня не было времени обдумать свои действия.

— Говори немедленно, или я отрежу твой поганый язык! — все смотрят на меня, никто не решается вмешаться. Мой голос дрогнул, на глаза будто набросили красную тряпку. Врач нервно сглатывает, и наконец, произносит.

— Потеря ориентации, резкие двигательные движения, эмм… — он коситься на меч.

— Ну! — дергая его, уже кричу я. Мужчина прочищает горло.

— Судороги, высокая температура, — пока он говорит, я в голове отбрасываю варианты, — О, цианоз, это… Это посинение слизистой, — я отталкиваю беднягу, он тут же хватается за неповрежденное горло, слегка потирая его.

Повернувшись снова к Даниелю, меня осеняет.

— Это белладонна! Ну конечно, — четко и громко говорю я, — Его отравили белладонной. Дайте мне морфий, стерильный скальпель и липовую кислоту.

— Что вы задумали? — не выдержав вмешивается девушка, делая шаг вперед. Я уверенно, что сейчас смотрю н нее взглядом полного безумия. По крайней мере, именно так прозвучал мой голос, голос отчаяния и полного безумия.

— Я хочу спасти ему жизнь! — Кларенс забирает свой меч, пряча в кожаные ножны.

— Дайте ей все, что она просит!

— Кларенс! — удивленно произносит девушка, всплеснув руками, — а что если она сделает только хуже? Ты подумал об этом, нет я не позволю. — мужчина делает к ней шаг, я замечаю что ее фигурка, слегка сжалась при виде приближения его статной фигуры.

— Даниель доверял ей, и нам придется.

— Пока вы тут болтаете, тратится драгоценное время, — громко говорю я. Убрав спутанные волосы, я сажусь ряжом с Даниелем. Один из врачей подставляет таз под мои руки, для обработки. Пока я обрабатываю руки спиртом, дрогой готовит шприц с морфием.

Сделав инъекцию, я замираю, держа Даниеля за запястье, считая пульс. Пульс начал медленно замедлятся, его тело расслабляется, боль потихоньку отступает.

— Держите его! — командую я, мне протягивают скальпель. Мне кажется, что оно холодное, прожигающие до кости. Сжав его руку, я чувствую пульсацию в поврежденной руке.

Сделав глубокий вдох, я всеми силами пытаюсь унять сковавший меня страх.

Кларенс встает рядом, держа Даниеля за правую руку, остальные врачи за другие конечности.

Мужчина, что протянул мне скальпель, снимает повязку с живота. Мое сердце пропускает удар за ударом, кровь стучит в висках. Они были правы, заражение серьёзное. Хотя рана не особо глубокая, он больше похожа на царапину. Если бы не черные, разбухшие вены, выступающие наружу, можно было сказать что все в порядке.

Последний раз я делаю вдох. Моя рука слегка дрожит, но я собираю всю волю в кулак, отдавшись в руки Господа.

Мне нужно сделать свежий надрез прямо в ране, что бы впустить в организм липовую кислоту. Из медицинских книг, я и узнала, что липовая кислота является антидотом у многим ядам, в том числе и белладонне.

Скальпель ужасающи, блеснул в моей руку, острее прикоснулось к ране, разрезая воспалённую плоть. Даже под морфием, Даниель дергается всем телом. Из раны начинает обильно идти кровь, запах крови ударяет в нос. Мои руки перепачканы, но я не останавливаюсь. Кларенс протягивает мне флакон с настоем. Естественно я не знаю сколько нужно вылить на его рану, но на всякий случай выливаю весь пузырек.

Желтоватая жидкость соприкасается с кровью, начинает шипеть и пенится. Даниель резко отурывает глаза, но как? Как он пришел в себя? От морфия невозможно так быстро очнутся…

Он кричит, дергает руками и ногами насколько может. Реакция кислоты проходит быстро, как и его приступ. Веки дрогнули, а потом и вовсе закрылись.

Вытерев живот от черной как уголь крови, я поднимаюсь с пастели. Дальше им занимаются врачи, обтирают и перевязывают.

Я молча наблюдаю за всем этим. Мой халат безнадёжно испорчен, кровавые пятна теперь украшают нежно розовую ткань. Закрыв глаза, я опускаюсь на голый пол, мои губы начинают шептать молитву.

— Святой Ангел Божий, хранитель и покровитель души моей. Услышь мою мольбу… Спаси его, вырви его из лап смерти… Отдай ему всю мою благодать… Молю тебя…

Чья — та прохладная ладонь дотронулась до моего плеча, это Кларенс.

— Вставайте, я провожу вас в ваши покои…

Я позволяю ему мне помочь, ведь сама не в силах даже встать. Девушка в голубом платье провожает меня холодным пристальным взглядом.

Кто же она?

Но сейчас мне не особо хочется о ней кого нибудь спрашивать, я слишком устала.

В комнате меня ждет Шарлота. Передав меня ей, Кларенс, что то говорит, а затем уходит.

Шарлота помогает мне переодеться и смыть кровь с ладоней, без лишних слов, она доводит меня до пастели. Потом тушит почти все свечи и уходит. Оставляя меня в звенящей тишине.

Я засыпаю почти сразу.

За остаток ночи, мне снится Хейгейтский лес, пропитанный кровью. Каждое дерево помечено этим проклятым словом. И самое страшное, я вижу себя со стороны, на мне мой белый наряд чумного доктора. Свинцовые волосы развиваются на ветру, мои руки в крови…

И та я, собственно ручно пишет это слова на каждом стволе. Я начинаю кричать, звать эту версию себя. Она оборачивается, а я чувствую, что кровь застыла в моих венах.

— Ты думала, что все будет иначе? — говорит мое отражение, — ты убила его, убила свою любовь. Но до этого по твоей вине умерла мама, отец, Финн, Луна, Гарри… Вереница смерти так и тянется за тобой, их смерть на твоей совести. Ведь ты убийца!!!

— Нет, я не… — Питаюсь возразить дрожащим голосом, произношу я.

— Да, ты ведь наслаждалась, стирая в того всадника. Да, я все видела, ведь я та самая тьма, которая живет в твоем эгоистичном сердце. Даже зная, что он уже мертв, ты перезарядила револьвер, — она складывает пальцы, делая импровизированный пистоль, — Пуф, ты убийца Амелия, даже Господь не способен простить тебя… — Она начинает громко и злорадно смеяться, танцуя какой то дьявольский танец. Пока я жадно глотаю воздух, ведь чья-то незримая рука сжимает мое горло.

С громким криком, я вскакиваю в пастели, держась за горло. Перед моими глазами все еще стоит кровавый лес, и та я.

В покои вбегает Вильям. Его волосы торчат в разные стороны, рубашка помята, что можно сказать и про лицо. Он прижимает мое трясущиеся тело, и что то говорит. Но я абсолютно не слушаю его…

Когда моя спокойная жизнь, превратилась в сущий ад?

— Я лишь хотела приносить пользу людям… — вслух произношу я, — а от этого по моей вине гибнут не в чем, не повинные люди.

— О чем ты говоришь? — Взволнованно спрыгивает Вильям, поглаживая меня по голове. Он смотрит мне в лицо, пока мое сознание блуждает непонятно где. Я вскидываю голову.

— Я убийца Вильям… — по дороги я ему рассказала, об убитом всаднике.

— Это была самооборона, не бойся Пиль не выдвинет против тебя обвинения.

— Они все мертвы из за меня, мама, папа, Финн, Луна, Гарри… Бедный Гарри, — Вильям ласкова, берет мои щеки в свои погрубевшие ладони.

— Это все не твоя вина, наших родных унесла чума. А Гарри, он… Не думай об этом. Я ведь здесь с тобой… — утирая слезы, говорит Вильям.

— Я тебя люблю! 0 прижимаясь к брату, говорю я. Он единственное, что у меня осталось от прежней жизни.

— Я тоже тебя люблю, поэтому, под покровом ночи, втайне от всех, ты и я, покинем Ланкашир.

— Что? — отрываясь от его груди, шепотом говорю я.

— Я нашел корабль, который перевезет нас через Северное море, во Францию, а там в Париж. Я спрячу тебя в аббатстве Сен-Жермен-де-При. Помнишь, мама могла чесами о нем рассказывать, — я с трудом выпутываюсь из его объятий, утирая слезы.

— Я не могу ухать, я должна быть с Даниелем, — закусив губу, я понимаю, что чуть не проболталась, — когда он прейдет в себя. Чтоб убедится, что с ним все в порядке, — выпаливаю я, первое, что пришло на ум. Вильям встает с кровати, старательно пытаясь разгладить помятую рубашку.

— Он уже пришел в себя, и как мне известно, хорошо себя чувствует. Правда врачи запретили пока вставать, но он уже готов хоть сейчас вскочить на коня, и ускакать в закат, — эта новость заставляет меня забыть обо всем, даже о кошмаре. На лице появляется улыбка, сама по себе.

— Я хочу его увидеть1 Где Шарлота? Путь принесет мне платье.

— Амелия, я не думаю что твое счастье сейчас уместно.

— Я не хочу знать твоего мнения, я не намеренна это слушать. Ты не увезешь меня из Лондона, запомни брат, не один корабль не увезет меня отсюда, — Вильям молча идет к двери, но останавливается, его рука ложится на хрустальную ручку.

— Я уверен, уже к вечеру ты поменяешь свое решение! — бросает он мне через плечо, удаляясь. Его шаги быстро замолкают в коридоре.

Но мне сейчас не до его обид, я так счастлива, что готова петь и танцевать.

— Господи, спасибо, спасибо, что спас его. Вернул его мне, — шепчу я, — я признаю ему в своих чувствах…

Через пару минут ко мне пришла Шарлота, с платьем лимонного цвета, расшитое оранжево красным сердоликом. Все камни блестят, словно солнечные лучики упали на атласную ткань.

Быстро одевшись, Шарлота собирает мои волосы, вплетая в передние пряди желтые ленты.

Мое сердце трепещет, в предвкушение перед встречей с ним. Мне тяжело дышать, но не от корсета, от чувств, что переполняют меня до краев.

Шарлота одевает подвеску, что вернул Даниель. А позже провожает в южное крыло, где тетушка расположила идущего на поправку Даниеля.

Я иду, нет, скорее бегу, мне так сильно хочется его увидеть. Я едва держусь, чтоб не кричать от счастья.

Но вот только Шарлота идущая рядом, чернее тучи. Я останавливаюсь. Беря ее за руку.

— Что случилось Шарлота? Тебя кто то обидел? Эзра?! Если он что- то сказал или сделал, я убью его.

— Нет, это не из за него, — печально произносит она.

— Тогда в чем дело? — мы стоим в нескольких шагах от двери, где находится Даниель.

— Вы не должны туда идти… — почти шёпотом говорит Шарлота.

— Почему? Ты что — то знаешь, я ведь вижу. Ему стало хуже? Ну же Шарлота не молчи…

— То, что вы увидите, разобьет вам сердце Амелия! Давайте вернемся в комнату — я отпускаю ее руки, направляясь в сторону двери. Стучу, дыхание прихватывает, неужели я сейчас увижу его. Доносятся шаги, щеки моментально начинаю краснеть. Дверь мне открывает Кларенс, увидев меня его лицо, почему мрачнеет.

— Меледе! Прошу вас, входите! — я улыбаюсь как дура, проходя в светлую спальню. Но то что я вижу в следующую секунду, заставляет моей улыбке исчезнуть.

Та девушка, что впустила меня прошлой ночью, сидит на пастели, и кормит Даниеля с ложечки. Он больше не выглядит больным, на щеках появился румянец.

Она что-то говорит, а Даниель улыбается своей лучезарной улыбкой. Укол ревности, заставил меня сжать кулаки до хруста.

Пока Кларенс подходит к ним, я успеваю разглядеть эту даму, которая явно неровно дышит к Даниелю. И откуда она вообще взялась?

Как только Даниель слышит мое имя, он слегка привстает. А девушка обернувшись, со злостью смотрит прямо в глаза. Сегодня на ней обычное пурпурное платье, лиф расшит жемчужинами бусинами.

Забыв обо всем, я делаю шаг вперед, Кларенс стоит у изножья дубовой кровати с резными ангелочками.

— Меледе, позвольте представить вам, Амелия Рассел.

— Амелия, это графиня Мария Моденская, невеста Даниеля, — я буквально слышу, как внутри меня разбилось сердце, на миллионы осколков. Подавив с трудом шаг, я склоняюсь в реверансе, ведь так положено по этикету. Хотя мне и не хочется ей кланяться.

В моих глазах застыли слезы, я с трудом поднимаю голову боясь встретить с кем то взглядом.

Мария разгладив складки платья, подходит ко мне.

— Я очень благодарна вас, что спасли жизнь моему жениху. Я перед вами в неоплатном долгу, просите у меня, что только душе угодно, — я знаю, что мне нужно ответить, но я не могу, в горле застрял ком.

— Я… Я… Мне нечего не нужно, простите что потревожила вас, — все так же не смотря на Даниеля, я снова кланяюсь, и спешно покидаю комнату.

— Амелия постой… — я слышу, что он зовет меня, но все ровно продолжаю идти. Не поднимая головы, я прохожу мимо всех, Шарлоты, тети. Тихо и безмолвно. Внутри меня все оборвалось, все мечты, все надежды обратились в прах.

Войдя в спальню, закрываю дверь изнутри. И наконец, даю волю чувствам, мне так больно, что я не могу дышать. Слезы душат, мое тело медленно соскальзывает по гладкой стене на пол. Внутри все болит, хватаясь за живот, я прижимаю ладонь ко рту чтоб заглушить плачь.

Мне так больно, почему мне так больно? Как он мог? Говорить так ласкова со мной, флиртовать… Зачем он так страстно целовал меня, в той беседке, если уже был обручен.

К тому моменту, когда я успокоилась, слезы текли по щекам сами собой. Я все еще сидела на полу в облаке своего платья. Теперь я поняла слова брата и Шарлоты. Они предупреждали, а я не слушала.

Теперь я готова бросить все к чертям, моя честь хоть и не была скомпрометирована, я чувствую себя грязной, обманутой, преданной…

Я влюбилась в него как дура, хотя кричала всем и вся что любви не существует. Пока не понял, что попала в ловушку этих прекрасных глаз, этой улыбки, которая свела меня с ума…

До самого вечера я не выходила из спальни, Шарлота принесла еду прямо сюда. Ей пришлось солгать тете ради меня. Будто я еще не совсем здорова чтоб ужинать с ней и братом.

Около десяти часов ко мне пришел брат, естественно он сразу поняла, что я все узнала. Мое заплаканное лицо и красные глаза от пролитых слез, трудно не заметить. Он, конечно, не стал спрашивать, прям как в детстве. Финн обижал меня, дергал за косы, строил гримасы, пугая меня. Вильям не спрашивал причину моих слез, он молча вызывал Финна на дуэль. Конечно, она была на деревянных мечах, но синяки оставались. Он иногда побеждал старшего брата, после этого Финн шел искренне извинятся передо мной. Финн всегда восхищался смелостью и мужественностью младшего брата. Он гордился им…

И сейчас я вижу в его глазах подозрительные нотки, того озорного мальчишки с деревянным мечем.

— Я так и знал, я знал, что с ним, что то не так. Но даже представить не мог, что у него нет ни капли чести, — Вильям выдернул клинок из ножен, — Я вызову его на дуэль, и плевать что он брат короля. Он ответит за то, что опорочил твою честь!

— У нас не чего не было, если тебе интересно, — сдавленно говорю я, — не чего такого из за чего нужно проводить бессмысленную дуэль. Я сама во всем виновата, напредумывала воздушные замки из сахара. Которым суждено было растаять под проливным дождем, — я слышу, как Вильям тяжело выдохнул, он сел со мной рядом, облокотившись на кровать. Опустив голову ему на грудь, я замолкаю. Пока Вильям теребит прядь моих волос, я обращаю внимания на меч, сто покоится на его коленях.

— Я хочу научиться владеть им, ты меня научишь?

— Мы ведь не раз говорили об этом…

— Прошу, меня уже несколько раз чуть не убили…

— Научу, — сдаваясь, тихо проговаривает брат, обнимая за плечи и целуя в макушку.

— Я готова уплыть… — наконец произношу, зная, что назад пути уже не будет. Меня здесь больше нечего не держит. А этот проклятый культ и чума, пусть останется позади. Хватит с меня всего этого безумия, пусть мужчины сами со всем разбираются.

— Хорошо, но сегодня мы уже не успеваем. Следующий корабль прибудет через два дня, я привезу тебе с дома все необходимое. Будь готова.

Утром следующего дня, я решила, что нужно забыть все это как страшный сон. Я уплываю, и уже там начну жизнь с чистого листа. Без чумы, без культа, который теперь знает мое имя, без смерти, без Даниеля… Его имя даже в уме произносить больно. Я настолько разбита, что мне не хватает смелости покинуть покои. Не хочу, чтоб они видели меня такой, поломанной…

В комнату постучали, затем вошли. Я сидела у окна, наблюдая как дождевые капли ударяются о текло, стекают вниз.

— Уходи Шарлота! Я же сказала, что не голодна!

— А зря, на десерт ежевичный пирог! — вздрогнув всем телом, я повернулась. Даниель стоял в середине комнаты. При виде его сердце предательски сжалось, но я не хочу подавать виду, что мне больно находится с ним в одной комнате. С трудом отвернув голову, я придаю голосу более серьезный вид.

— Рада, что вам уже легче герцог Дефо, — я слышу стук его обуви по паркету, он подошёл так близко, на расстояние вытянутой руки.

— Одного. Ваши глаза и голос, говорят об обратном!

— Вздор! — поднявшись на ноги, смотрю на него в упор, — Вы наверно запамятовали, если бы не я, вы уже кормили бы червей своим телом. — Даниель делает шаг вперед, обхватывая мое лицо горячими ладонями.

— Ты не представляешь как я тебе благодарен! Ты спасла мою жизнь, дважды…

— Считайте что долг уплачен! — язвительно произношу я, мне хочется задеть его по больнее. Чтоб он почувствовал, то же что и я, сейчас.

— Я звал тебя, почему ты не пришла?! — он аккуратно гладит меня по щеке. Наши взгляды встречаются. Даниель приобнимет меня за талию, я чувствую, что сердце замерло, а по коже побежали мурашки. Его лицо так близко, пухлые губы так и просят о поцелуи.

Он слегла, наклоняется…

Я знаю, что безумного хочу этот поцелуй, хочу, чтоб он сказал, что это была ошибка. И та девушка ему не кто… но…

Я отвожу голову в сторону. Его губы едва коснулись моей щеки. Моя ладонь со звоном припечатывается к еще небритой щеке. Его голова слегка дернулась, кожа тут же покраснела. Хватаясь за щеку, Даниель смотрит на меня в недоумение.

Я принимаю решение, пока мои эмоции не взяли надо мной верх. Всеми силами, оттолкнув его, я выбегаю из спальни.

На пути мне попадается Вильям, он шел ко мне, как не странно, он не попытался меня остановить. Его взгляд был полностью прикован к мой спальни, ведь вслед за мной выскочил Даниель.

— Амелия, постой!

Я отдалённо слышу, как брат набросится на него с обвинениями. Я не останавливаюсь, мне как можно дальше оказаться от этого.

Выбежав мое легкое розовое платье с кружевными рукавами, тут же промокло насквозь. В бархатных туфлях начинает хлюпать вода, я бегу, не разбирая дороги. Ливень стоит стеной, но я упорно бегу подхватив подол платья.

Непрошеные воспоминания, заставляют мое сердце сжаться от боли. Я больше не могу смотреть ему в глаза, иначе это убьет меня. Ладонь горит, смотрю назад, там не кого.

Я вдруг понимаю, что дрожу всем телом, как оказалась я уже довольно долго стою под проливным дождем.

Обернувшись, понимаю, что я уже прилично далеко от сада, рядом лишь дубы. Прислонившись к могучему стволу дуба, я всеми силами пытаюсь восстановить дыхание. Холодно, зуб на зуб не попадает, мокрые волосы липнут к лицу. Обняв себя за плечи, я сажусь на промокшую траву. Из за дождя я не понимаю, толи слезы, толи вода стекает по мои щекам.

Зачем, зачем он хотел это сделать? Зачем хотел поцеловать меня, чтоб унизить еще раз. Ему что доставляет удовольствие мучить меня.

Поток мыслей закрутился в моей голове, и не одного подходящего ответа у меня не было.

Он не когда мои и не был, это все мое воображение. Я уверенна, что те чувства, которые как мне казалось, он проявлял, были ложью…

Прячась здесь от всех, я и помыслить не могла, что кто меня тут найдет.

Даниель, держась за бог промелькнул мимо меня. Я медленно встаю, что бы в очередной раз сбежать, но не успею и шагу ступить, как Даниель поворачивает голову в мою сторону. Преодолев расстояние быстрым шагом, он оказывается рядом. С его волос капает вода, а глаза настороженно блестят. В них невозможно, что- либо прочесть.

— Амелия! Слава богу, я нашел тебя, — он трогает мои холодные руки, — ты продрогла до костей, пошли в дом и все тебе объясню…

— Я не куда с тобой не пойду! — выдёргивая руку, кричу я.

— Хорошо, тогда скажи мне все здесь, и сейчас…

— Почему ты не сказал, что у тебя есть невеста? — выпаливаю я, — Зачем целовал на балу, при этом зная, что твое сердце отдано другой. — Даниель молчит, ну естественно ему не чего сказать. Не дождавшись ответа, я ухожу. Мне нужно уйти, прямо сейчас…

— Я хотел сказать… — неожиданно произносит он, заставляя меня остановится, — Но не смог признается, я… я был так счастлив с тобой… Я не желаю этого брака, это политический альянс.

— Это уже не имеет смысла… — горько произношу я, — счастливой вам семейной жизни герцог Дефо, — несколько шагов он снова рядом, его теплая ладонь обхватывает мою, прижимая к груди.

— Нет, я не дам тебе уйти! Мое сердце на веки принадлежит лишь тебе! Ты любовь всей мой жизни Амелия!

— Я не верю тебе, ты лживый, высокомерный мерзавец. Твои слова о любви стачают яд. — его крепкие руки охватывают мои плечи, я оказываюсь заключенная в его капкан.

— Я говорю правду. Я люблю тебя… Просто выслушай… Я ведь знаю, что ты тоже меня любишь, — неожиданно для нас, прогремел выстрел. Даниель даже не вздрогнул, более того он еще крепче прижал меня к себе.

К нам шагал Вильям, в руке у него был мой револьвер, выстрел он произвел в воздух. Быстрым шагом он оказался рядом, но прежде чем он подошел Даниель выдохнул, разжимая объятья.

Как только брат ровняется с нами, то сразу хватая за руку прячет за спину, выставляя оружия на Даниеля.

— Амелия иди в дом! — приказным тоном говорит он мне, я не двигаюсь с места, — Мало вам было влезть в наш дом, так вы еще и посмели разбить сердце, моей единственной сестры. Да что вы за мужчина после этого? В вас нет ни капли чести… Мне плевать кто вы, и какая у вас есть власть, но вы не имеете никаких прав трогать ее буду обрученным с другой!

— Знали бы вы всю правду, тогда не пришлось попусту обвинять меня в чем то. Я безумно люблю вашу сестру, я готов с легкостью разорвать помолвку. Ибо это не желанный брак.

— Нет, я увезу Амелию так далеко, куда твоя королевская рука не дотянется. Если она и станет вашей супругой, только если перешагнет мой труп.

Опустив револьвер, Вильям уводит меня от этих проклятых дубов, от Даниеле который с отчаянием смотрит нам с след.

Вильям буквально запихивает меня обратно в спальню, увидев меня всю промокшую до нитки, Шарлота всплескивает руками.

— Оставь нас! — рявкает брат, от неожиданности я вздрагиваю. А напуганная Шарлота тут же уходит.

— Ты сказала, что у вас нечего не было с ним, — осуждающе говорит он, — Но то, как он сжимал тебя в объятьях, говорит об обратном. Чтоб сказала матушка или отец, увидев эту сцену.

— Они мертвы и они…

— Я знаю, я просто… — он откладывает револьвер, тяжело вздыхая, — ты не должна себя так вести Амелия. Он без пяти минут женат… — я отворачиваюсь, мне и так больно, а слышать это из уст брата, вдвойне.

— Я люблю его… — тихо срывается моих губ.

— Я понял это уже давно, и он тоже любит тебя. Я не дурак маргаритка, — это прозвище он придумал еще, когда мы были, и редко использовал, — но тот факт что он обручен, не дает вам права любить друг друга… Мне так жаль, я всем сердцем хочу чтоб ты была счастлива.

— Он сказал, что разорвет помолвку, — цепляюсь я за эти слова, словно за последнию соломинку, — ты сам слышал.

Вильям подходит ближе, обнимая меня за плечи.

— И ты сможешь жить с этим? Зная, что эгоистично разрушила чье-то счастье.

— Нет, не смогу, — я разворачиваюсь к нему, — поэтому и решила уплыть. Забыть обо всем, жить дальше.

— Хорошо, я рад, что ты не изменила решение! И кстати от Этельберта пришла весть, он прибудет с минуту на минуту. Он хочет поговорить с тобой.

Когда за Вильямом закрывается дверь, я молча иду, переодевается, прокручивая в голове слова Даниеля. О том, что он буквально признал мне в любви, и о том, что не желает этого брака. Нет, нужно перестать думать об этом, иначе я могу передумать покидать Лондон.

Мне необходимо выбраться из Лондона, теперь дело не только в любовном треугольники. Мне нужно спасти свою жизнь, спасти брата от паладинов и их мерзкого культа. Ведь если бы не мои глупые амбиции помогать людям, нечего из этого не произошло. Гарри, Франческа и многие другие были б живы.

Этельберт ждет меня в одном из кабинетов. На нем обычная одежда, с серого дорожного плаща стекает дождевая вода. Увидев меня, он едва заметно хмурится.

— Здравствуйте, что то явно произошло, иначе вы бы не приехали, — Архиепископ делает шаг ко мне, его руки сложены в замок.

— Натаниэль Ромонс, ушедший вчера вечером в дозор до сих пор не вернулся. Я смею предположить, что он уже отдал Богу душу, — я ахаю, опускаясь на мягкий стул с резной спинкой. Я едва его знала, ему было, как и мне, восемнадцать. Сирота. Он был последним вступивший к нам.

— Я знаю, что ты покидаешь Лондон, — мои глаза округляются, — не удивляйся, Вильям обратился ко мне с этой просьбой.

— Вы не хотите, чтоб я уплыла?

— Что ты, ты должна бежать, чтоб спастись. Герцог Дефо поведал нам, что эти безбожники теперь знают твое имя. И это огромная проблема Амелия. Их кровавый ритуал не должен быть окончен. Поэтому я лично связался с аббатством, они уже ждут твоего прибытия.

— Спасибо, — с горечью говорю я, — я буду вечно благодарна вам.

— Но у меня есть одно условие Амелия… — Этельберт кладет свои руки мне на плечи, — пообещай мне, что не вернешься, пока мы не искореним это зло. Ты не заслужила смерти Амелия, твоя светлая душа и безграничная доброта помогла многим людям.

— Хорошо… Обещаю… — тихо говорю я, не видовая дрожь в голосе.

— Благословляю твой путь Амелия! Господь всегда с тобой! — с этими словами Архиепископ оставляет меня одну. С чувством опустошения….

Все было готово, вещи собраны. Вильям съездил домой, чтоб привести все что мне нужно. Я не выходила из комнаты с того дня как промокла насквозь под дождем. Ссылаясь на головную боль, Даниеля я тоже не видело. Да и не хочу, временами я слышу его голос, где то гуляющий по коридорам Ланкашира.

Шарлота изволила ехать со мной, я пыталась ее отговорить, но девушка была непреклонна.

— Я не оставлю вас там, одну, среди монахинь, в чужой стране, и даже не отговаривайте, — Шарлота стояла возле дверей с небольшим чемоданом в руках. Признаться честно, я очень рада, что она будет со мной. Я очень боялась, что она передумает, как и я.

Сообщив Вильяму ее желание, брат только обрадовался. Я видела в его глазах, как ему трудно было принять решение, покинуть Лондон.

Корабль отчаливает в полночь. Джем уже приготовил для нас лошадей, нам нужно выбраться незаметно. Чтоб никто лишней не узнал о наших планах. Нам нужно пересечь границы Хейгейтского леса, а там до порта рукой подать.

Весь вечер я как на иголках, я не могу спать, не могу есть. Я меряю комнату шагами, мои юбки дорожного платья шуршат, разрезая мучительную тишину. Шарлота дремлет в мягком кресле, устроившись у камина. В дверь тихонько постучали, мое сердце падает в темноту. На ватных ногах я иду открывать дверь. К моему огромному удивлению, на пороге стоял Мария. Пока ко мне возвращался дар речи, девушка слегла, склонилась, хотя и не должна. Она выше меня по статусу.

— Могу ли я поговорить с вами? — я оборачиваюсь, глядя на Шарлоту, которая едва шевельнулась. Выйдя в холл, я тихонько закрыла дверь, чтоб не разбудить ее.

В холле горит пару свечей, если не считать свечку в руках Марии, тут стоит полумрак. На ней одет отвратительный на мой вкус коричневый бархатный халат.

— О чем вы хотели поговорить? — хотя и так знаю, зачем она пришла.

— О Даниеле, конечно же! — без всякого смущения говорит она, ее голос слегка дрогнул, как и огонь свечи в ее руке. Видимо она долго решалась прейти ко мне с этим разговором. Скрещивая руки на груди, я делаю каменное лицо, словно ее речи меня совершенно не волнуют.

— Я вас слушаю, Мария.

— Я знаю, что Даниель сказал вам будто это политический альянс, но знайте, я не отдам его вам. Поговаривают, что Карл болен, наследника у него нет. Следующим королем станет Даниель. А я хочу быть королевой, и стану ею, — ее голос меняется, — и вы не станете помехой на моем пути, Амелия.

— Даниель ваш жених, а не вещь, которую можно забрать, — спокойно говорю я, замечая его фигуру, стоящую за колонной. В это момент во мне появляется столько храбрости, — Не стоит мне угрожать, я с легкостью могу раздавить тебя Мария. Ты не любишь его, тебе нужен лишь титул и власть, — нарочно громко говорю я, зная, что Даниель ловит каждое мое сказанное слово.

— Не пытайся меня запугать, у тебя не чего не получится. Ты не кто, ты просто очередная его подстилка, поверь таких как ты полно в любом городе, где он побывал., - не успев подумать, моя ладонь со звоном припечатывается к ее щеке. Мария от неожиданности роняет свечку, которая тут же гаснет.

— Не смей, говорит того чего не знаешь. Здесь в Лондоне ты не кто, просто гостья, которую тетя и принимать та не хотела, учитывая твое прошлое. Да, я все знаю о тебе дрянь. Больше не когда не смей говорить со мной в таком тоне, иначе пожалеешь, что на свет родилась. — Мария трет щеку, глупа хлопая глазами, — Уйди, пошла прочь… — Мне не капли не стыдно, бросив взгляд на Даниеля, я громко хлопаю дверью.

К полуночи за нами приходит Вильям. Он одет не совсем для поездки. На нем серый парадный дуплет с вышивкой нашей династии. Теперь он совсем стал похож на отца, он, когда то был виконтом. Но после его суицида его сняли с должности. Поэтому мы с Вильямам и не получили не какого титула, мы были лишь сиротами богатого человека.

— Вы готовы? — Я смотрю на Шарлоту, она кивает мне.

— Да, мы готовы! — почти уверенно говорю я.

Под покровом ночи мы покидаем Ланкашир. Нас никто не преследует, что уже хорошо. Добравшись до леса, меня окутывает паника и страх, который ползет по коже. Пришлепнув коня, я прижимаюсь к его горячей шеи. Мне хочется как можно быстрее покинуть Хейгейтский лес. Воспоминая слишком свежи.

Миновав его, я, наконец, спокойно могу выдохнуть. Вильям едет позади нас, в перед нами наш экипаж с вещями. Мы держимся пригорода, выехав на Корзен-Стрит, я окончательно успокаиваюсь. Впереди я вижу порт, на причале один единственный корабль, нет, не корабль. Это большой Английский галеон. Он та и будет нашем домом на пару дней.

Подъезжая ближе, я не могу, не восхитится его красотой и размером, и как он вообще поместился на реке.

Спешиваясь, я слазию с коня поглаживая его шелковистую гриву. Мрака тут же распрягают, уводя в самую нижнею каюту судна.

Галеон явно предназначен для дальних путешествий.

— Это самое быстроходное судно, — с восторгом говорит Вильям, стоя рядом. Мне сразу вспомнилось, как в детстве он хотел стать мореплавателем. Открывать новые земли, вести морские сражения.

Мы наблюдаем, как в галеон заносят наши вещи. Да, он определенно не такой, на каких мне приходилось путешествовать. Он отличается от ранних судов, тем, что длиннее, ниже и прямее с прямоугольной кармой всем то круглой. И у него имеет гальюна, это свес на носу для установки украшения. На гальюне красуется обнажённая русалка, выполненная из дорогого древесного рангоута покрытая золотой краской.

Так же я замечаю, артиллерийское вооружение, скорее всего это торговое судно. А их часто грабят пираты.

На боку открыты шлюзы, их них выглядывают полукулеврины и полупушки.

На одной из пяти мачт на ветру развивается флаг Англии. Слегка потертый из за соленых ветров моря. Сам галеон оснащён пятью мачтами из сосны. А корпус из гладкого дуда. Нижняя часть покрашена в черный цвет. Корма и балкон были обнесены позолотой.

Вильям пихает меня в бок.

— Этот галеон спустили с Андалузской верфи. О, смотри вон капитан.

Я поднимаю голову, заметив капитана у одной из резных кормей. Поймав мой взгляд, он снимает треугольную шляпу, из которой торчит перо. Мои щеки слегка краснею, как хорошо, что я стою достаточно далеко.

По галеону туда- сюда снуют матросы и стюарды. Подле капитана стоит его штурмам, лоцман и боцман. Они все рассматривают карту, улыбаясь переговаривая меж собой.

Я бросаю взгляд на Шарлоту, которая дрожит как осиновый лист. Это ее первое путешествие, хоть и короткое. Она ни разу, не покидала Лондон. Я беру ее за руки, ее ладони холодные как лед.

— Шарлота, еще не поздно остаться! — девушка оборачивается на спящий город за нашими спинами.

— Нет, вы были правы. Я не хочу потратить свою жизнь стоял на одном месте, моя душ требует приключения.

— Дамы, позвольте вам представить капитан судна Алистер Эскаланте. Алистер это мои сестры, — я приподнимаю бровь, — Амелия и Шарлота Рассел.

— Очень приятно познакомится дамы! Прошу на борт! — Шарлота глупо хлопает ресницами, он явно не чего не поняла. Пока мы движемся к трапу, я решаюсь разглядеть этого мужчину.

На лет ему не больше двадцати восьми, может больше. Из под нелепой шляпы видны каштановые кудри, напоминающее карамель. Руки он держит за спиной, гордо шагая к своему галеону, о чем то, перешептываясь с братом. На нем был одет дублет по французской моде, для моряков он был изготовлен как жилет, без рукавов. Под ним кремовая рубашка с вышитым стоячем воротником. Весь жилет был отделан вышивкой и маленькими розетками из драгоценных камней. Низ его гардероба дополняли темные узкие штаны, из сукна. На ногах мягкие туфли с широким носом. Как я замечу, неподходяще для плаванья. Но если ты капитан, ты наверно можешь ходить в чем душе угодно.

Алистер окидывает нас с Шарлотой взглядом, я поднимаю голову выше, не знаю почему. А вот Шарлота смотрит, куда- то себе под ноги, и что — то бормочет под нос. Его серые глаза оглядывают меня с ног до головы, весьма не уважительно с его стороны. Надеюсь за эти два дня мне не придется с ним говорит. Уж больно он уверенно держится, так, будто весь мир принадлежит лишь ему.

Я вступаю на импровизированный деревянный мостик, где то за моей спиной раздается множество голосом. Ведь пол команды все еще стоит на причале. Что- то заставило меня обернутся. Ох, лучше бы я продолжила идти.

Я вижу как по мостовой мчаться всадники. Я сразу узнаю Даниеля и Кларенса. Заметив мое замешательства, Вильям подхватывает меня за локоть.

— Пошли, не нужно с ним говорить! — я согласна с братом, но не могу сдвинутся с места. Мои ноги, будто приросли к этим проклятым доскам.

Даниель на ходу спрыгивает с лошади, и бежит в нашу сторону, придерживая тяжелый меч. Моя рука все еще помнит его вес.

— ИМЕНЕМ КОРОЛЯ! ПРИКАЗЫВАЮ НЕМЕДЕННО ОТСТОНОВИТСЯ! — все сразу перестают что либо делать, Алистер обходит меня, спрыгивая на твердую землю. За ним сразу выстраивается почти вся команда.

— В чес дело господа? Мы не нарушили не одно из запретов. У меня есть разрешение пришвартоваться к этому причалу. Нат, принеси бумаги, — Даниель проходит мимо него, даже не дослушав. Я знаю, зачем он здесь, мне бы поскорее взойти на борт, но я стою. Тогда Вильям обходит меня, спускаясь на землю.

— Убирайся отсюда Даниель! — рявкает брат, его рука ложится на эфес.

— Я уйди, только если Амелия меня прогонит! — сквозь зубы говорит он. Все взгляды тут же приковываются ко мне. Мои щеки густо краснеют, господи какой позор. Вот так выставить себя и меня на посмешище.

— Амелия! — обращается ко мне брат, при это не смотря в мою сторону. Я замечаю, как его рука потихоньку вынимает клинок из ножен. Делать нечего, если продолжу молчать, эти двое начнут свои разборки прямо здесь.

Я спускаюсь, ноги дрожат, но я продолжаю идти, несмотря не на что. Алистер быстро понимает, что дело тут не в его прибытие, поэтому командует всем продолжить разгрузку.

— Вильям, оставь нас, пожалуйста, — весьма вежливо произношу я, хотя знаю, что брат лучше провалится сквозь землю, чем подсинится. Если бы не люди вокруг нас, он бы так и сделал.

— Пять минут, не больше, — бросает он Даниелю.

Мы отходим немного от людей и галеона. При этом я знаю, что Вильям следит за каждым нашим шагом Кларенс и Шарлота остаются стоять неподалёку от нас.

Я не смотрю на него, ибо знаю, что не смогу выдержать этой муки.

— Я не могу отпустить тебя, — тихим голосом, полным отчаяния произносит Даниель.

— Уже слишком поздно, что то говорить, — его рука дрогнула, он хотел взять меня за руку, но опомнился что мы тут не одни, — Тем более ты как то сам, хотел увезти меня из Лондона, — когда мы перешли на «ты»?

— То былосовсем другое, я хотел отвезти тебя в Оксфордшир, а не пойми куда. Скажи мне, куда везет тебя это корабль и я…

— Что ты? Что? — не выдерживаю я, — ты без пяти минут женат, у нас не было и не будет будущего. Для меня жизнь в Англии закончилась, паладины будут или уже ищут меня. Возвращайся к своей невесте Даниель, возвращайся к ней, а меня забудь, — я хочу уйти, но он не дает этого сделать.

— Что мне сделать, чтоб ты поверила, что между мной и Марией нечего нет и быть не может. Ты же сама слышала ее слова, она хочет быть королевой вот и все. Амелия прошу… — его голос дрожит, лицо потеряло, какие либо краски. Он бледный словно бумага.

— Возвращайся в Ланкашир, ты не совсем здоров, яд еще не весь вышел из организма. Мне очень жаль, что все так вышло… — Я снимаю с шеи сапфировый кулон, вкладывая ему в ладонь. Его пальцы сжимают мою ладонь.

Что бы не было соблазна продолжать разговор я быстро разворачиваюсь. Он что- то кричит мне в след, но я всеми силами игнорирую каждое его слова. Подойдя к Кларенсу я хватаю Шарлоту за руку, но прежде чем уйти шепчу ему пару слов.

— Не дай ему наделать глупостей! — он кивает.

Мы с Шарлотой быстро поднимемся н борт. Я оборачиваюсь, чтоб взглянуть в глаза любимого в последний раз, кто знает, что ждет меня там…

Он молчит, стиснув руки в кулаки. Кларенс что- то говорит ему, но он не сводит с меня глаз.

Вильям и капитан еще стоят на пристани. Капитан жмет ему руку, а затем поднимается на борт, матросы убирают мостик.

— Что? Нет, нет, стойте мой брат, мой брат еще не поднялся. Вильям! Вильям!

— Прости… — галеон начинает свое движение. Отплывая от причала. В моих глазах появляются слезы.

— Вильям, как ты мог… — кричу я ему, но брат молчит. На его лице промелкнула тень улыбки. Я медленно провожаю его взглядом, пока галеон уносит меня все дальше от берега.

Горячие слезы струятся по щекас, застелая глаза. Он обманул меня, как он мог…

Ко мне подходит капитан, протягивая письмо.

— Ваш брат просил вам передать!

— Спасибо, — едва слышно говорю я.

Я стаю у кормы, вцепившись руками за борт, в груди будто проделали огромную брешь. Сжав письмо, я в последний раз смотрю в даль на брата, он машет мне рукой на прощание.

Я покидаю Лондон, родной город который принес мне не с терпимую боль. Оставляя в моем сердце глубокие раны…

В одну ночь я потеряла брата и любимого, оставив их на пирсе…

Возможно когда я вернусь, я могу не найти не того не другого….

Даниель

Я стою смирно, боясь шелохнутся, она только что взошла на борт это проклятого галеона. Который увезет ее туда, где мне ее не найти. Ее брат не за что на свете не скажет, где он собирается ее спрятать. Я знаю, что ей опасно здесь оставаться, но я так же знаю, что в состояние защитить ее, даже от смерти.

И почему мне не хватило смелости рассказать про этот фиктивный брак. Я согласился на эту авантюру лишь из за брата, который уговаривал меня несколько месяцев назад. От меня не чего не требовалось, лишь делать вид примерного семьянина. Ведь я не знал что любовь, настолько коварно. Как я желаю, повернуть время вспять. Если б я только признался в своих чувствах раньше…

Но не чего уже не исправить, галеон достаточно далеко уплыл. Я едва могу различить ее фигуру, ее прекрасные рыжие кудри.

Кларенс стоит рядом, разговаривая со мной, но я абсолютно нечего не слышу. Мои мысли только об Амелии, о девушки, которая растопила мое сердце. Сама того не осознавая, заставила меня в себя влюбится.

Я не помню когда, четка, осознал, что не вижу своей жизни без нее. Мне кажется, я до сир пор чувствую в воздухе запах лаванды от ее волос и кожи. Будто она стоит рядом. Перед глазами промелькивает воспоминание первого поцелуя в саду, под сводом белой мраморной беседки. Хотя мне хотелось поцеловать ее много раз. А особенно в ту ночь, когда я и мои друзья ради забавы вломились в ее дом.

Она была такая маленькая, хрупкая, тогда в моих объятьях. В ее глазах не было, ни капли страха, конечно, умей она стрелять, скорее всего, попала бы в цель. От таких воспоминаний мои губы дрогнули, но я не дал улыбки появится на моем лице…

Это все стало не важно, я помню, как вздымалась ее грудь. Как краснели щеки, а глаза блестели от злости, когда она узнала меня. Но тогда мы были не совсем знакомы, и я не мог так поступить. Для мужчины целовать незнакомых женщин в порядке вещей, но не для меня… Мое воспитание не позволило прикоснуться к ней.

Какая же это пытка, сдерживать себя, не позволить бросится вдогонку за этим кораблем. Я знаю, что способен на это, у меня есть приимущество, власть. Догнать, остановить, вернуть. Мне будет плевать о том, что скажут люди, я и так поставил себя в глупое положение, приехав сюда. Но я не поступлю так с ней, не опозорю ее честь, и доброе имя.

Подвеска что крепко сжата в моей ладони, будто жжётся. Я одеваю ее через голову, пряча под сорочку. Она неприятно холодит кожу, как и лента что до сих пор повязана вокруг моего запястья.

Ради нее я положу конец этим паладином, этому проклятому культу безбожников возомнившие себя богами. И тогда она сможет вернуться, вернутся ко мне. Сегодня же я отправлюсь к Оксфордшир, и сообщу брату, что разрываю помолвку с Марией. Пусть с моей стороны это будет ужасным поступкам, и честь Марии будет уничтожена. У нас с ней нечего и не было, но от такого позора быстро не отмыться.

Я снова смотрю на горизонт, над водой стоит густой туман. Галеон давно уже скрылся в ночной темноте. Как я понял, Вильям решил не ехать с ней, но почему? Неужели он думает что туда, куда он ее отправил хорошая защита.

Быстрым шагом я оказываюсь возле него, мой внутренний демон так и просится вырваться наружу. Гнев что я прятал где-то так далеко в своем сознание, взял надо мной верх. Схватив его за грудки, я хорошенько встряхнув его.

— Куда ты отправил ее? Отвечай! — его лицо невозмутимо, нет, не страха, не удивления, он будто ждал такой реакции. Кларенс пытается оттащить меня.

— Даниель, довольно, пошли уже, — я игнорирую, мне нужно знать, куда уплыла любовь всей моей жизни. Вильям наклоняется к моему лицу почти вплотную. В его карих глазах загорается дикий огонь.

— Ты некогда ее не найдешь! — презренно произносит он, уголки его губ дрогнули, а после растянулись в злорадной улыбке.

— Нет, найду! И не ты, и некто любо другой не встанет на моем пути, — оттолкнув его, я продолжаю сверлить Вильяма взглядом. Он все так же улыбается, поправляя свой дублет.

— Ты прекрасно знаешь, что мне плевать, что ты братец нашего короля. Но улови суть моих слов, Амелия не принадлежит тебе. Она свободная девушка, я надаюсь что там, она найдет свое счастье и забудет о тебе.

— С огнем играешь парень, — спокойно произносит Кларенс. Я даже не ожил от него подобных слов, — не забывай, с кем говоришь! Вы оба любите Амелию по своему, но сейчас если вы оба желаете ей счастья. Необходимо остановить этот культ, — Кларенс плюет себе под ноги, — А не собачится друг с другом, меряясь достоинствами. Определено нам не выстоять в одиночку, мы должны объединить усилия.

— И что ты предлагаешь? — с интересом спрашивает Вильям. Я тоже не совсем понял, что он имеет в виду…

— Нужно собрать оставшихся чумных врачей, людей которым можно доверять и выследить культ. Если слова мальчонки правдивы и основатель Граунт, нужно прижать его.

— На словах все легка, — выдыхаю я, — но сейчас я намерен отправиться к Оксфордшир, — я бросаю взгляд на Вильяма.

Я тоже не совсем понял, что он имеет в виду…

— Нужно собрать оставшихся чумных врачей, людей которым можно доверять и выследить культ. Если слова мальчонки правдивы и основатель Граунт, нужно прижать его.

— На словах все легка, — выдыхаю я, — но сейчас я намерен отправиться к Оксфордшир, — я бросаю взгляд на Вильяма, который ловит каждое мое слова.

— Что ты задумал? — удивляется Кларенс.

— Как я уже говорил, что это должен был быть фиктивный брак. Но многое, осознав и переосмыслив, я решил и во все расторгнуть помолвку.

— Боюсь представить реакцию Карла.

— Мы оба знаем его реакцию, в особенности ты. Ты был его личным охранником. Но ты прав, как бы мне не хотелось, нам придется сотрудничать, — вопреки всем амбициям, я протягиваю руку Вильяму, — ну что Рассел, готов быть союзником во имя всеобщей цели?!

Вильям слегка приподнимает бровь, ему явно не по душе такой расклад. Но все же пожимает мою ладонь.

— Ты не откровенно не нравишься, — говорит он, — но на кону стоит много жизней. И я готов тебя потерпеть.

— Наши чувства взаимны! — язвительно произношу я, пряча руки в карманы брюк.

Вместе мы возвращаемся в Ланкашир. На крыльце нас встречает Генриетта, с весьма недовольным лицом. Пока Вильям просвещает ее об отъезде Амелии. Я бреду в выделенную мне спальню. Амелия была права, яд еще не весь вышел из тела. Порой мне кажется, что я чувствую привкус пепла во рту.

Я погорячился, сказав, что тот час отправлюсь к брату, мне нужно выспаться, как следует. До рассвета есть пару часов, мне хватить, чтоб поспасть. Может во сне я не смогу чувствовать себя таким разбитым.

Открыв дверь, я сразу понимаю, что в спальне кто то есть. И я прекрасно знаю, кто это, это терпкий запах духов я не с кем не спутаю.

Бросив дублет на один из мягких стульев, я прохожу в умывальню.

— Зачем т ы пришла Мария? — набрав воды в ладони, я мою лицо и шею. Девушка подходит ко мне, протягивая полотенца. На ней все тот же безвкусный халат.

— Решила скрасить твое одиночество дорогой!

— Я не одинок, чтоб ты знала, — злостно говорю я, мне противен ее голос, ее лицо. Что за черт меня дернул согласиться связать себя с ней узами брака, пусть и не настоящим.

Она стоит, где то за моей спиной, я чувствую, как ее пальцы скользнули по моим плечам.

— Слышала, что это змея Амелия покинула Ланкашир, как замечательно, — Развернувшись всем телом, я хватаю ее за руку, слегка сжимая.

— Не смей даже имени ее произносить в подобном тоне. Ты не достойна ни единого ее ногтя, грязная потоскуха. Ты дуешь, я по доброте душевной согласился взять тебя в жены, или думала, что я, что то к тебе испытываю. Так вот знай, я испытываю к тебе лишь отвращение.

— Даниель я…

— Нет Мария, я лишь пожалел твоего отца, который умолял Карла выдать тебя замуж. За мужчину, которому все ровно на твое богатое прошлое. Согласившись, твой отец заплатил мне триста фунтов стерлингов. Для меня это капля в море, — Мария выдергивает свою руку, слегка покачиваясь. На щеках блеснули слезы.

— Ты лжешь, ты все придумал, чтоб оскорбить меня, унизить.

— Увы, — обойдя ее, я подхожу к одной из седельных сумок. Достав деньги, без церемонно швыряю их ей. Да, этот поступок меня не красит. Но я так устал от всего это, что мне плевать. Лишь бы все поскорей закончилось.

— Вот твои деньги! Завтра же я расскажу Карлу, что помолвка отменяется, — Мария падает на колени, начиная рыдать.

— Даниель прошу, — подползая к моим ногам говорит Мария, сквозь плачь. Мне даже мерзко смотреть на эту сцену. Одним рывком, я ставлю ее на ноги.

— Все решено Мария, уходи пока ты не потеряла последние капли своего достоинства.

— Если ты откажешься от брака, что тогда будет со мной? Отец вышвырнет меня из дома, оставив без гроша в кармане. Меня навсегда накроет тень позора.

— Раньше нужно было думать об этом, ты и без меня знаешь, что в тебе нет нечего святого. Ты давно променяла свою честь, прыгая в пастель к женатым мужчинам, — всхлипнув Мария, покидает мои покои. Тяжело выдохнув, я падаю на мягкую кровать, и тут же засыпаю.

Я проспал почти до десяти, меня разбудил Кларенс. Не завтракая, мы отправились в путь. Наш путь лежит на юг Англии.

Всю дорогу меня не покидают мысли об Амелии. Как она там? Скучает ли так же сильно, как и я по ней?! Или я все же был не прав, когда сказал что и она меня любит?! Ведь она ни разу не произнесла этого вслух. А что если я сам все придумал? Нет, я не стану думать об этом, иначе мое сердце не выдержит такой боли.

Мы скакали во весь опор, конь подо мной рвался вперед, словно нас подгоняла сама смерть. Молодой гнедой жеребец, как и я жаждал приключений.

Впереди виднеется королевское поместье Оксфордшир, по всему периметру выставлен вооруженный караул. В воздух делаю два предупредительных выстрелов, оповещая о приближения всадников.

Перед нами открываются большие железные ворота, пропуская внутрь.

Забрав наших коней, нас ведут в королевские палаты.

— Король сегодня не в духе, — предупреждает один из его личных слуг, и по совместительствую мой друг Роберт.

— Он всегда не в духе, — бормочу я.

Сейчас брату тридцать лет, он женат на Екатерине Браганской, у них есть маленькая дочка Барбара, которую я люблю всей душой. Сейчас ей пять лет, она умна не погодам, чем то напоминает меня в детстве. Такая же озорная, любопытная девчушка. Еще с раннего детства, я называю ее Совенком, из за больших карих глаз.

Передо мной открывают двухстворчатые позолоченные двери. Все поместье так и кричит о тяжести золотых украшений и множества, разных реликвий, привезенные мной из разных стран. Я вхожу, в тот момент Карл ругается бранными словами на своего цирюльника. На щеке брата виднеется пару капель свежей крови.

— Полно тебе орать, у всех уже уши болят брат мой! — Карл, вскидывает голову в мою сторону, хмурые брови выпрямляются, и на лице появляется светлая улыбка.

— Брат мой! — я оглядываю Карла, на нем лишь стеганые штаны и белая сорочка с уродливыми рукавами и пышным кружевным манжетам. Черные длинные волосы находятся в беспорядке, она сторона лишь по брита, — Представляешь, этот остолоп порезал мне лицо. А у меня вечером важная встреча.

— Готовишься к встречи с Луизой Кервуаль? — ехидно произношу я. Луиза была одной из его любовниц. Конечно, Екатерина о них знала, знала и молчала. Разве она смела, как то препятствовать Карлу, если ему сто и было нужно, он это брал. Не оглядываясь на последствия своих решений и поступков. Поначалу Карл боготворил свою жену, но после трех мертворожденных сыновей, брат перестал замечать супругу вовсе. Екатерина посвятила всю себе Барбаре, закрыв глаза на утехи мужа с другими женщинами. Она вышла замуж за Карла в возрасте семнадцати лет, будучи португальской принцессой. Дочерью Жуана четвертого.

— Как ты узнал?

— Видел ее французский экипаж, — я подхожу ближе, забирая инструмент из рук цирюльника. Карл садится на свое место, держа в руках не большое зеркало.

— Как обстоят дела в Лондоне?

— Плохо, люди умирают целыми семьями. Чума распространяется с невероятной скоростью, — лицо брата мрачнеет. Лондон его самый любимый город.

— Что ты узнал по поводу убийц чумных врачей? — я быстро пересказываю последние события, упоминая культ, мое ранение и конечно же ключевую фигуру всего этого. Амелию. Брат смотрит на меня через зеркало, сразу, догадываясь о моих мыслях.

Закончив брить его лицо, я протягиваю ему влажное полотенце.

— Я приехал ненадолго, мне нужно решить одно важное дело с тобой. А после я вернусь в Лондон, — Карл машет рукой одному их своих стражников.

— Принесите нам вина и еды, умираю, как хочу, есть! — стражник скрывается за дверью, — ну раз у тебя есть на примете человек, кто ответственный за эти мерзкие убийства. Почему ты не казнил еще его?

— У меня есть только слова мальчика, да и он не сможет их подтвердить. Его убили, — слуга приносит разные яства и графин красного вина. Сделав глоток, Карл как то странно смотрит на меня. Его карие глаза будто видят меня насквозь.

— Что ты задумал? — наконец спрашивает он.

— Как ты и сам прекрасно знаешь, я мало чего у тебя прошу. Но сейчас особый случай. Я прошу, расторгнуть мою помолвку с Марией.

— Дай угадаю, потому что та девушка, уплывшая в закат, забрала с собой и твое сердце, — я молчу, мне нечего сказать на правду, — о, Даниель, как только ты вошел в эти двери, я сразу заметил в твоих глазах живую искорку. И то как ты говорил о ней, доказали мои догадки. Ты по уши влюбился!

— Да, ты прав! Я влюблен! Поэтому не хочу жениться на Марии и рушить свою жизнь, — Карл делает долгий глоток вина, почти осушив его, он, наконец, говорит.

— Хорошо, я буду только рад, если ты будешь счастлив с той девушкой. Но ты уверен, что она вернется?

— Она вернется, потому что тоже любит меня! Она не из тех, кто просто так сдается, — с улыбкой произношу я.

Амелия

Я все еще смотрю на берег. Хотя, из за тумана тяжело, что либо разглядеть. Я больше не плачу, видимо такова моя судьба. Прожить всю жизнь вдали от любимого мужчины и брата.

Шарлота провожает меня в нашу каюту. Она несомненно меньше моих покоев в Ковент — Гардане. Две деревянные узкие кровати прибиты к полу, на каждой лежит чистое пастельное. Вся мебель кроме стульев наглухо прибита к доскам. Это нужно для того если галеон попадёт в шторм. Вероятность то, что тебя пришлёпнет шкафом, сходит на ноль. На резном столе, выполненным из красного дерева, стоят фрукты и два бокала вина.

Да чтоб забыться двух бокалов мне будет мало. Как Вильям мог так жестоко меня обмануть? Родной человек, он ведь обещал всегда быть рядом. Я бросаю, на Шарлоту недовольный взгляд, злость бурлит в каждой клеточки моего тела.

— Ты все это время знала, не зря ты соизволила поехать со мной, почти кричу я, — как давно вы все спланировали?!

— Амелия, все не так, я, как и вы до сих пор не могу отойти от шока. Я даже помыслить не могла, что ваш брат так поступит, — она не лжет, я видела ее удивленное лицо, стоя рядом у карниза. Но все же я должна была спросить.

— Прости, — плюхнувшись на жёсткую кровать. Тихо произношу я, — Я просто, не понимаю, зачем было говорить мне о семье и доверии, если он просто взял и обманул меня.

Шарлота садится на противоположную кровать, ее глаза поблескивают от света масленой лампы.

— Я уверенна, что в письме вы найдете все ответы, — только сейчас я вспоминаю, что крепко сжимаю его в руку.

— Ты как всегда права, но я боюсь узнать, что там написано… — Шарлота встает, приглаживая складки юбки.

— Я оставлю вас одну! — с этими словами она выходит из каюты, оставляя меня одну при свете единственной лампы.

Тяжело выдохнув, я придвинулась ближе к свету. Мои пальцы слегка дрожат, а ладони вспотели от волнения. Письмо как всегда написано идеальным почерком Вильяма.

«Дорогая сестренка, прости меня за то, что пишу это письмо, ибо у меня не хватило мужества сказать это все тебе в глаза. Я очень сожалею, мне пришлось обманным путем выслать тебя из страны. После последних событий, тебе больше не безопасно тут оставаться. Я знаю что сейчас, ты очень зла на меня, и я полностью заслужил впасть в твою немилость. Но я не жалею что поступил так, ибо знаю, что там в дали ты будешь жива. Я решил остаться, чтоб остановить красных паладинов, ради тебя и твоего светлого будущего. Прости меня Амелия! Чума унесла всех наших родных. И я не позволю, кому то отнять последнего, дорогого человека в моей жизни. Люблю тебя Маргаритка, надеюсь, скоро увидимся» — До боли в костяшках я сжимаю это дурацкое письмо. Он снова решил все, а меня. Он рискует своей жизнью ради меня, забыв, что может погибнуть сам.

Стены каюты сдавливают меня, мне нужно на воздух, иначе лишусь чувств.

Выбравшись на палубу, мимо меня снуют матросы. Оказалось, мы уже вышли в открытое море.

Выбрав самое тихое место, я облокачиваюсь на перила, направляя свой взор в небо. Оно чистое, видно каждую звездочку. Круглая луна висит высоко. Мои волосы развиваются на ветру, несмотря на теплую накидку, холодный морской воздух, пронизывает до костей.

— Не спиться? — произносит голос за моей спиной. Обернувшись, я вижу Алистера. Рубашка его расстёгнута, открывая длинную гладкую шею. На которой весит рубиновый медальон, в форме капли. Его каштановые кудри взлохмачены, в руке я замечаю бутылку бурбон, выпитую наполовину.

— Можно и так сказать, — в его серых глазах блеснул огонь. Он протянул бутылку, — Я воздержусь, но спасибо.

Алистер встает рядом со мной, вглядываясь в черную воду северного моря.

— У вашего брата есть кто нибудь? — его вопрос выбивает меня из калии, мои глаза округляются. Я явно была не готова к такому разговору.

— Эм, вы имеете в виду даму сердца?

— Ну и мужчину! — он улыбается, его веки слегка подведены сурьмой. Я чувствую, как мои щеки краснеют.

— Я даже не знаю, как на это ответить, — теперь мне точно потребуется бурбон. Взяв бутылку из теплых рук, я делаю глоток. Горькая жидкость заставляет меня поморщится.

— Не много крепкий. Но вернемся к нашему разговору.

— Мне не чего вам поведать о моем брате, — я делаю глубокий вдох, горло горит от алкоголя, — после всех потерь он закрылся от всего мира, включая и меня. Даже если бы у него кто- то был, я об этом не чего не знаю.

Алистер делает глоток, облокотившись на перила.

— Мы все, что то потеряли… — Задумчиво говорит он, — Ноя бы сходил с ним куда нибудь, он любит цветы? Или может парфюм? — мои щеки все так же горят. Я улыбаюсь, отводя от него взгляд. Возможно, я, когда то и замечала в своем брате, что- то подобное. Что он не такой как все, но не придавала этому большое значение. И если вспомнить, на балах он танцевал только с членами своей семьи. А когда мама заводила разговор о женитьбе или девушках. Вильям быстро переводил тему и при удобном случаи сбегал из дома. Лишь бы подальше от таких разговоров.

По рассказам тети, бывали такие случаи, что мужчин заставали в не подобающим виде с другим мужчиной. Насколько я знаю, в Лондоне где, то есть такие бордели. Где мужчины предлагали себя за деньги. Ужас. Естественно это был позор. Да еще какой. Семьи отворачивались от своих сыновей, оставляя на улице без гроша в кармане.

— Расскажи мне о нем? — настаивает Алистер.

— Эм, он любит встречать рассвет. Его любимый цвет оранжевый, но не яркий, а такой как первые лучи солнца, — я начинаю прокручивать в голове все мелкие детали об Вильяме, чтоб собрать полную картинку.

— Он пьем холодный зеленый чай, с двумя ложечками сахара. Как и я обожает читать, но не за что не признается в этот, — не произвольно на моем лице появляется улыбка.

— У него страсть к коллекционированию снежных шаров, кораблей в бутылках и прочих безделушек. Ах, да с детства он хотел спать мореплавателем, но не сложилось. Отец был категорически против.

— Он мне уже нравится, — Алистер хлопает по перилам, — Наверно прейдет подарить ему свой галеон, — из груди вырывается смех, я тоже начинаю смеяться. Мне так комфортно в его компании, что я совсем забыла о том, что рыдала двадцать минут назад.

— Спасибо что подняли мое настроение, Алистер.

— Не за что! — его добрая улыбка заряжает хорошим настроение, — вам нужно отдохнуть Амелия.

Уходя я оборачиваюсь.

— Ответ на ваш вопрос. Вильям любит красные розы и французский слегка сладкий парфюм! — губы Алистера растягиваются в улыбке, он поднимает бутылку и делает глоток. Улыбнувшись, я иду в свою каюту.

Войдя, Шарлота бросается мне на шею.

— Господь всемогущий, я чуть с ума не сошла, где вы были?

— На палубе, все хорошо Шарлота. Давай ложится спать, я устала. День был тяжелый, а ночь и вовсе ужасно. — Девушка кивает. Пока она молча стелет мне кровать, я смотрю в иллюминатор. И все же ночь прекрасно, не смотря не на что.

Кровать ужасно нее удобна, я долго ворочусь, прежде чем найти удобное положение. Но сон так и не идет, практически до рассвета я не смыкала глаз. Смотря на потолок этой каюты.

Шарлота смогла разбудить меня лишь к обеду. Лениво потянувшись, я иду умываться.

Позже Шарлота помогает мне с платьем, оно черное с бархатной горловиной. Рукава прямые до самых запястий, лиф расшит мелкими камушками из синего оникса.

В нашу дверь постучали, Шарлота бросает на меня встревоженный взгляд, но молчит идя к двери.

На пороге стоит юноша лет шестнадцати, его светлые волосы взлохмачены и торчат в разные стороны.

— Прошу прощания, капитан приглашает вас в свою каюту на обед! — мои губы расплываются в улыбке, вспоминая наш веселый разговор ночью. И почему сперва я решила что он какой то странный.

— Хорошо, скажи, что мы прейдем. Только, если нас естественно кто нибудь проводит.

— Амелия! — ахает Шарлота, стоя за моей спиной собирая прическу.

— Как изволите, я вернусь за вами через пять минут! — парнишка неумело клонится, тихонько закрывая за собой дверь. Я смотрю в зеркало на рассерженное лицо Шарлоты.

— Что?

— Вы совсем нечего не боитесь, мы, если вы не заметили единственные женщины на этом корабле. И выходить из каюты опрометчиво, а что если он начнет приставать или кто другой, — Я закатываю глаза, разворачиваясь к ней. Ее лицо бледное от испуга надуманных неуместных мыслей в своей голове.

— Ну, в первых из за того что произошло на пирсе, нам нечего не грозит. Многие узнали Даниеля, — произнося его имя, у меня кольнуло сердце, — теперь они знаю, что мы под защитой короны. А что насчет Алистера, — я улыбаюсь, выдерживая паузу, — ему нравятся мужчины.

— Что? — щеки Шарлоты тут же краснеют, — но как? От куда вам это известно.

— Мы говорили вчера, ему приглянулся мой брат! Так что не бойся Шарлота, я никому не дам тебя в обиду.

Мальчик провожает нас в капитанскую каюту, все члены экипажа любезно здороваются, снимая шляпы.

Я держу Шарлоту за руку, которая дрожит всем телом. Не смотря на то, что боятся нечего.

Войдя в каюту Алистера, я сразу обращаю внимания на книги. Два больших стеллажа занимают пол стены. Посередине стоит большой дубовый стол, который завален картами, чертежами и прочими бумагами и накладными на товар. Так же на столе стоит глобус и песочные часы. Алистер что- то задумчиво пишет изящным пером из пера павлина.

Конечно его каюта больше чем все остальные на этот галеоне. В углу стоит маленькая кровать, идеально заправлена бархатным покрывалом.

Над иллюминатором весит портрет Шекспира, увидев его, мои глаза загораются.

Так же я замечаю второй резной стол из мягкой осины, заставленный разной едой.

Сладкий запах пирожных с кремом, заставляет мой желудок вспомнить о том, что я не ела целые сутки.

Мальчик кашляет, чтоб привлечь внимания Алистера, который поглощен написание кого то текста.

— Капитан, сэр! — Алистер поднимает голову, заметив нас, он начинает улыбается.

— Ой, простите мне мое невежество. Я совсем провалился в работу, — он встает. На нем все та же одежда что и вчера, только все пуговицы рубахи застегнуты, — Прошу вас дамы за стол!

Обед проходит не принужденно, после третьей шутки Алистера, Шарлота, наконец, расслабляется. И тоже начинает шутить и смеется вместе с нами. Как странно именно этот обед, в компании незнакомого мне человека, помог отвлечься от пожирающих меня мыслей.

Позже Алистер провожает меня в самый нижний корпус, который предназначенный для перевозки и содержание животных.

Заметив меня, Мрак поднимается на ноги. Его шелковистая грива слегка спуталась, и кое где прилипла солома.

— Я же тебе говорил, что конь хорошо себя чувствует, на много лучше чем я.

— Спасибо, спасибо, что вообще согласился пришвартоваться у нашего причала. Я знаю, Этельберт приложил к этому руку, — Алистер беззаботно улыбается, поглаживая коня по холки.

— Этельберт мой двоюродный дядя по линии матери, в детстве он был мне как отец. Поэтому когда мне пришла от него весьма пугающее письмо. Я не смог не откликнуться Леди Смерть!

Я застываю на месте, моя рука повисла в воздухе. Не дав мне нечего сказать, Алистер говорит.

— Да, я знаю, кто ты, и очень восхищён тобой Амелия. Каким мужеством и стойкостью ты обладаешь, чтоб добровольно надевать маску чумного доктора, — наконец то, подавив свои эмоции, я поворачиваю к нему голову.

— Я просто хотела приносить пользу, на в итоге сделала все только хуже, — с горечью в голосе произношу я, глядя прямо ему в глаза.

— О чем ты? — он складывает руки на груди.

— На меня и моих названных братьев чумных воронов открыли охоту. Красные паладины верят своему лжебогу Молоху, что если убить белого ворона и девять его последователей, — я нервно сглатываю, — то чуме придет конец.

— То есть они считаю, что ты злой дух, а остальные врачи разносчики болезни?

— Что- то вроде того, — отвернувшись, я продолжаю кормить коня кусочками яблок.

— Вот это да! Дядя нечего подобного не рассказывал.

— Уже нет смысла скрывать мою личность, потому что, они убили не в чем, не повинного ребенка, чтоб узнать мое имя.

— Прости, прости, что вообще начал этот разговор, тебе сейчас и так нелегко.

— Да, но мне стало легче. Когда я произнесла это вслух человеку, которого едва знаю. У меня будто камень с души упал.

Алистер нечего не ответил, я видела в его, глазах сочувствуя. Хотя я знаю, ему было что сказать, но он решил оставить свои мысли и вопросы при себе.

— Можно задать личный вопрос? — протягивая очередное яблоко, спрашивает он.

— Да.

— Ты ведь решила уплыть не только из за культа, так ведь? — боковым зрение я наблюдаю, как Алистер не сводит с меня глаз, ожидая ответа., - герцог влюблен в тебя, это и дурачку понятно.

— Если ты хочешь узнать удрала ли я из за него то, — я замолкаю, обдумывая ответ. Но в голову нечего не приходит, поэтому я говорю как есть, — Ладно, можно и так сказать. Его смертельно ранили, а потом на пороге тетиного дома нарисовалась его невеста

— Нет, только не говори что…

— Да, он обручен, хотя клянется, что любит лишь меня. У меня не было другого выбора… — Алистер задумчиво постукивает пальцем по деревянной калитке.

— Однажды одним мудрый человек сказал мне. Что от исчезновения одной единственной девушки в мире не остановится нечего, кроме сердца одного единственного мужчины, — он подходит ближе, кладя руку мне на плечо, — я видел, как тяжело ему было отпускать тебя, видел в его глазах жгучую боль. Герцог и вправду любит тебя! — я опускаю глаза, ибо не могу на него смотреть.

— Прости, мне нужно идти, — быстро выпаливаю я, убегая прочь.

Вернувшись, я наглухо закрываю дверь. Шарлота куда- то запропастилось. Расплетая косы, я погрузилась в свои мысли. Мне было невыносимо осознавать, что я плыву в безопасное место, пока мой брат и другие вороны остаются в логове зверя. Подвергая себя опасности каждый час. Как мне хочется им помочь. Если б я сразу поняла уловку брата…

Мне кажется, что теперь я потеряла себя, мир продолжает существовать, но без меня. И теперь уже не я, в главной роли…

Штаб квартира Красных паладинов

Чесами ранее

В большем зале собралось около двадцати членов культа. Все они одеты в красные мантии, которые скрывают фигуру человека. Красная атласная ткань блестит от света множества свечей и масленых ламп. В этом зале все окна нагнуло, завещаны тяжелыми портьерами.

Мантии все без исключения с большим капюшоном, скрывающая лица.

З их спинами с грохотом открывается дверь. Людям приходится расступаться, чтоб пропустить своего предводителя, к импровизированному трону.

Джон Граунт шествует по начищенному паркету, звук его каблуков разрезает тишину, царящую в зале. За ним тенью идут его два охранника два самых жестоких головорезов из трущоб.

Заручившись их поддержкой, н стал настоящим преступником. Несмотря на власть что была ему дарована.

Каждый месяц он платил триста тысяч стерлингов за свою жизнь, этим двум убийцам. Которые дали письменное обещание, хранить его жизнь пока он платит.

А что говорить про остальных присутствующих, все они пришли сюда по доброй воле. Сломленные люди, после гибели своих семей. Такими людьми проще манипулировать. Не смотря на то, что жен, детей забрала страшная болезнь. Они ищут козла отпущения, чтоб было на ком отыграться за смерть любимых.

Ведь спросить за это с чумы невозможно, она неодушевлённая. А вот живой человек как Амелия Рассел, идеально подходит под эту роль.

Граунт садиться на свое высокое кресло, обитое мягким красным бархатом. Само кресло, выполненное из гладкого дуба и выкрашено в золотой цвет.

На спинке выбит символ культа, Молох. Это человекоподобное существо с козлиной головой.

Рядом на маленьком круглом столике лежит бестиарий, который полностью описывает все страшные пророчества, связанные с Молохом и всемирным апокалипсисом. Что- то из написанного Джон придумал и дописал сам.

Он не скрывает свое лицо, все присутствующие даже под страхом смерти не скажут что предводитель он. А если и скажет, нет никаких прямых доказательств его причастия к культу. Лишь слова и косвенные улики, которые можно опровергнуть.

Даже после того как мелкий оборванец сказал об этом герцогу, нечего не произошло. Никто не пришел к его порогу с обвинениями. И он уверен, что не придёт. Джон слишком аккуратен в этом. Чательно заметает все следы.

После минуты раздумий он поднимается на ноги, складывая пальцы перед собой в замок.

— До меня дошла весть дамы и господа! Час назад белого ворона посадили на английский галеон, — по толпе пошел рокот, люди начали бурное обсуждение. В комнате стоял гул, будто здесь завелся рой ос убийц. Граунт поднял руку, чтоб успокоить собравшихся.

— Мисс Рассел пока не досягаема для нас. А как вы знаете без ее жертвы, Чуму не остановить. Она последний ключ к этой головоломке.

— Что же нам делать? — кричит голос из толпы.

— Не переживайте, все идет как нужно. Мы принесли в жертву нашему богу уже четырех воронов. Четверо ее последователей мертвы, над их телами проведены се обряды. Сегодня нам удалось поймать еще одного. Приведите жертвенного агнца.

Двое высоких мужчин скрылись в соседней комнате.

Когда они вышли, то вели на цепях как бешеного пса, одного из чумных врачей.

По фигуре можно было сразу понять, что это молодой юноша. Он хромал, из под маски по голой шеи струилась кровь. Одежд местами разорвана. Его неустанно били несколько часов, прежде чем он, наконец, сказал, где находиться Амелия. И то, что ее собираются вывести из страны.

Один из мужчин дергает на себя цель, парнишка падает на колени перед Граунтом.

— Вот полюбуйся, — голос Джона прогремел как гром среди ясного неба, — Вот один из тех, кто разносил Чуму по вашим домам, заражал ваших родных. Один из приспешников сатаны, врага нашего с вами бога Молоха, — толпа начала злостно выкрикивать оскорбления и проклятья в адрес чумного доктора. Который молчал, опустил голову.

Граунт кивнул одному из своих убийц, мужчина весьма габаритного телосложения, одним рывком поставил паренька на ноги, лицом к толпе.

— Все вы прежде не видели их лиц, только единицам было дозволено совершать обряд жертвоприношения. Но сегодня! — Граунт делает паузу, чтоб еще более заинтересовать толпу, — Сегодня, под моим руководствам каждый из вас сделает священный надрез на теле, этого сатанинского ублюдка. Дабы доказать преданность ордену красных паладинов и навсегда отречься от Иисуса Христа.

Граунт поднимает руки вверх, толпа кричит, вытаскивая серебряные кинжалы.

Закованный юноша начинает дергаться во все стороны, из последних сил стараясь сбросить цепи. Но все бесполезно, его крепко держат.

Граунт злорадно хохочет, пока двое из его свиты срывают окровавленную рубаху с парня.

Вся грудь и живот залит запекшей кровью, черно синие кровоподтёки безобразными узорами, расползаются по всему телу.

Граунт начинает громко читать слова обряда на валлийском, а толпа повторять за ним в унисон.

Первый удар чумной доктор получает, конечно, от Джона. Он делает медленный надрез над грудью. Юноша начинает истошно кричать в агонии боли. Через маску звуки его голоса звучат еще более, устрашающи.

— Во имя молоха! — громко провозглашает Джон, отходя в сторону.

Самые смелые начинают подходить бедному парню, делая свежие надрезы. Кровь струиться по ногам образовывая вязкую лужу на полу. Парень кричал так громко, что его голос полностью заполнил всю комнату, поглощая какие либо звуки.

Но не сдавался до последнего, во реки ужасной боли, он продолжал стоять на ногах.

— Какой живучий! — со смехом произнес кто- то из толпы.

— Согласен, это приспешник не хочет умирать…

Граунт выждал минуту, прежде чем снова подойти к парню. На лезвие его кинжала уже подсохла кровь.

Встав за его спиной, Джон сорвал чумную маску.

— Познакомьтесь друзья, Натаниэль Ромонс, отвратительный прислужник сатане, — схватив Натаниэль за волосы, он прошептал ему на ухо.

— Передавай Майклу Расселу мой пламенный привет! — Лезвие блеснуло в воздухе, перерезов горло. Кровь хлынула по животу, Натаниэль захрипел, падая на колени. Цепи ослабли, он из последних сил пытался зажать рану рукой, но все было кончено. Его тело завалилось на бок, глаза так и остались открытыми, когда за ним пришла смерть.

Да, это была чистой воды месть. Вражда Майкла отец Амелии с Джоном Граунтом. Которая переросла в этот культ.

Все началась еще тогда, когда они оба были молодыми юношами, закончившие военную академию. Лучшие друзья, не смотря на разные положения в обществе. Черноволосый красавец Майкл Рассел, родившийся на золотых простынях Ковент-Гардена. И невзрачный, светловолосый Джон, родом из трущоб Уайтчепеля.

Их дружба продлилась ровно столько, пока они оба не влюбились в одну и ту же девушку.

Это была Кристобелла Мортинос, дочь венгерского посла.

Обо влюбились в нее с первого взгляда, на болу в честь окончания войны.

И с тех самых пор, как Кристобелла выбрала Майкла, отдав ему свое сердце. Джон затаил обиду, поклявшись превратить жизнь Майкла и Кристобеллы в сущий ад.

Прошли годы, прежде чем он начал действовать.

Он нанял человека, который пронес в дом Майкла, заражённый платок. При этом зная, что у Майкла уже есть дети. Его обида была настолько глубока, что эмоции поглотили голос разума.

Джон рассчитывал, что Майкл умрет от чумы, а сам Джон жениться на его жене. Кристобелла была и есть любовь всей его жизни.

Но по воле судьбы, Кристобелла умирает первой от этой болезни. Джон помнил как сейчас, как долго плакал над могилой, где ее похоронили. Плакал, проклиная Майкла до пятого колена. Желая смерти ему и его детям.

Он во всем винил Майкла, позабыв, что он сам приложил к этому руку.

А как он упивался счастьем узнав, что двое из его детей присмерти, он хохотал в голос. Зная, какие муки, сейчас испытывает его бывший друг.

Даже узнав, что Майкл застрелился от горя, Джону было мало. Он хотел, чтоб это мерзавец даже там не обрел покоя.

Тогда он решил и вовсе скосить династию Рассел, и разрушить Ковент — Гарден. Чтоб камень на камне не осталось от этого поместья. Чтоб никто не вспомнил про них. Чтоб фамилия Рассел канула в небытие.

Он совсем обезумел, со своими идеями. Он пил не просыхая, и употреблял опиум. Тогда та ему впервые и пришло видения бога Молоха. Который провозгласил его своей правой рукой, которая должна принести смерть всем Расселам.

И о чудо, девчонка оказывается чумным доктором. Теперь не придется придумывать, как убить ее. А что насчет ее брата, он сам себя погубит, Джон ему слегка поможет.

За ним следили несколько недель. Вильям неправильной ориентации, его часто заставал шпион Джона с мужчинами, а неподобающем виде.

Поэтому стоит уничтожить репутацию этого мальчишки, и ему конец. Он не сможет жить с таким позором. Он последний мужчина из династии, который из за своей не пристойной любви, не даст потомства.

Поэтому, Джон считал его не опасным, слабым звеном. Глупый мальчишка, который едва может держать в руке клинок.

Но стоит признаться, даже Джон его недооценил, он и не думал, что Вильяму прейдет в голову выслать Амелию из Лондона.

Что конечно усугубило положения дел. Конечно, еще есть доктора, которых нужно убрать с дороги, что выманить эту мерзкую девчонку из ее укрытия.

Джон уже в голове придумал план, его лишь осталось осуществить….

Оксфордшир

Даниель

Я проснулся рано, с чувством полного опустошения, не одна рана не болела так сильно, как рана от разбитого сердца. Кулон Амелии холодит кожу, вчера вечером, перед сном я долго разглядывал его, прежде чем уснуть.

На нем когда то была надпись, которая с годами стерлась «Per sempre» что означала «Навсегда». Но что означало это «навсегда» для самой Амелии? Знала ли она когда давала мне его? Услышу ли когда нибудь ее чудный смех? Смогу ли прикоснутся к покрасневшим от смущения щекам?

Эти мысли жрут меня изнутри, убивают, словно медленный яд. Если я сейчас же не встану с пастели, то так и останусь заниматься самобичеванием.

К обеду должен прибыть отец Марии. Граф Плутарх Моденский. Скользкий старикан. Он продал собственную дочь королю, лишь бы не покрыть свою фамилию позором. Хотя многие благородные семьи и так знали о распутстве его младшей дочери.

Мне нужно просто пережить это, еще одно условия Карла. Я лично должен сообщит Плутарху об аннулирование сделки.

Кларенс обещал, что будет рядом, в случае чего. Эх, чтоб я делал без этого правильного остолопа. Мы были с ним самой академии, он, конечно поддерживая каждую мою безумную затею. Но при это не переставал тарахтеть, как старуха процентщица.

Дверь распахнулась, подняв голову, я тут же жалею, что сделал это. Кларенс с довольной улыбкой прошагал через всю спальню, распахивая портьеры. Комнату тут же налил свет.

— Проснись и пой, принцесса!

— Иди ты! — одна из бархатных подушек летит в его голову.

— Меткость не к черту, мне кажется, ты начал толстеть, тебе бы на тренировку сходить.

— Очень смешно, спасибо, что заметил поганец.

Кларенс улыбается во все зубы, швыряя подушку обратно. Я осматриваю его с ног о головы. На нем светлый парадный мундир.

— По какому случаю нарядился?

— Сегодня будем праздновать твою свободу! — улыбка сама по себе расплывается на моем лице. Да, неужели я и вправду освобожусь от этих оков.

Одевшись, мы идем на кухню в поисках еды, сегодня мне не хочется завтракать вместе с братом и его женой.

Вчера Карл провел ночь с любовницей, а значит Екатерина сегодня не в духе. Я не особо ей нравлюсь, но вслух она этого никогда не скажет.

Мы быстро завтракаем, прежде чем идти к брату.

Уже подходя к тронному залу, до меня доносятся крики.

Кричит Карл. Определено.

Войдя внутрь, заметив меня все замолкают. Барбара срывается с местанаправляясь ко мне. В ее черных как ночь волосах блестят желтые ленты, а маленькое зеленое платьице шуршит от ее бега.

— Дядя Даниель! — восторженно кричит малышка, забираясь ко мне на руки. Ее маленькие ручки обнимают меня за шею. Вдохнув аромат сандала, я крепко прижимаю малышку к себе.

— Как ты Совенок?

— Ты приехал теперь все хорошо, мама и папа снова ругаются! — «Да я заметил» — думаю я. Но не чего не произношу в слух, лишь улыбаюсь, поглаживая ее мягкие кудряшки.

— Кларенс, отведи мою любимую племянницу в мои покои, там для нее есть подарок.

— Подарок! — с блеском в глазах произносит Барбара, — Какой?

— Увидишь! Беги с Кларенсом, я позже приду. Идет? — Барбара целует меня в щеку. Отпустив ее на пол, малышка берет Кларенса за руку.

Я улыбаюсь ровно до тех пор, пока двери за их спинами не закрылись.

— Что опять вы тут устроили? — громко говорю я. Да, возможно мне не следует так говорить со своим королем и королевой. Но все что касается Барбары, выводит меня из себя.

Брат закатывает глаза, садясь на ступени у своего трона. Екатерина молчит, опустив голову, нервно теребя носовой платок.

— Мы уже не раз с вами это обсуждали, — начинаю я, — не нужно ей слышать ваши ссоры и некорректную брань.

— Даниель, — вздыхая, говорит брат, — Я с тобой полностью согласен, но Екатерина, будто специально привела ее.

— Да, ребенок хотел повидаться с отцом!

— Хватит! Если между вами нечего нет, так будьте любезны не показывать это Совенку. Она слишком маленькая для всего этого дерьма, — Екатерина вздергивает подбородок.

— Я не намерена слушать твои нотации, если ты не забыл я твоя королева, Даниель. И я не….

— Довольно! — голос Карла заставляет ее замолкнуть, в принципе, как и всегда, — Иди к себе. У меня с братом много дел.

Лицо Екатерины вспыхивает от злости, но все же молча подчиняется. Проходя мимо меня, она бросает испепеляющий взгляд. До которого мне совершенно нет дела.

Оставшись одни, я подхожу к брату, плюхнувшись на каменную ступеньку рядом с ним.

— Да, не смотря на то, что я старше, да еще и король, ты до сих пор отчитываешь меня.

— Порой нужно спускать тебя с небес на землю. Ктомуже ты знаешь, что я прав, — Карл кивает, — Я люблю твою дочь как свою. И не хочу, чтоб она слишком рана познакомилась с этим жестоким миром.

— Я знаю брат! И очень благодарен тебе за это. Случись что со мной, я знаю, ты защитишь ее.

— Пока я рядом, с тобой нечего не случится брат мой! — Карл улыбается, кладя руку мне на плечо.

— Ну, раз зашел такой разговор, — Карл наклоняет ко мне голову, его глаза дьявольски блестят, — тут как раз освободилось должность моего Сенешаля.

— Карл, — я закатываю глаза, поднимаясь на ноги. Почти каждый наш разговор сходится к этой проклятой

должности. Сенешаль, или как я говорю десница, ближайший советник короля. И второй по значимости человек после него.

В его обязанности входит все, вплоть до присутствия на совете. Так же он имеет права приминать серьезные решения от имени короля.

И самое, что было мне невыносимо, это — Сенешаль обязан постоянно жить при дворе. Не каких путешествий, никаких приключений.

— Мы уже говорили об этом, и не раз! Зачем мне это должность, если я и так ближе некуда. И меня все устраивает. У меня есть титул, деньги, что еще желать! — брат поднимается на ноги.

— Все же подумай, ты же знаешь этих вельмож, что восседают на моем совете. Они считают, что я слишком много дал тебе власти, а так с титулом Сенешаля тебе и слова никто не посмеет сказать.

— Вздор! — в моей голове промелькивает воспоминание об Амелии. Когда она впервые сказала это слова. Отбросив все мысли, я продолжил, — Я герцог, мне и так никто нечего не может сказать. Я брат короля, так что.

Карл улыбается, он и так знал заранее ответ.

За воротами прогремело два выстрела.

— А вот и Плутарх!

— Проклятье, я совсем об этом забыл! — потирая виски, в полголоса произношу я. Нужно сходить к придворному лекарю, иначе головная боль не оставить меня в покои.

Карл поправляет свой мундир, садясь на золотой трон. Закинув ногу на ногу, к нему спешит один из слуг с короной.

Это венец создавался специально для Карла, для дня его коронации. Венец, состоящий из чередующих четырех крестов и четырех геральдических лилий. Выше крестов идут четыре полу дуги, венчает все это шар с крестом. В центре бархатная шапка с горностаевой опушкой.

Корона полностью из золота, украшена драгоценными камнями.

— О нет, нет… Унеси ее, у меня потом голова и плечи болят от такой тяжести, — я не смог сдержать смеха, сколько Карл сидел на троне, столько и жаловался на эту корону.

— Принеси обычный венец, без изысков. Приехал всего лишь граф, а не папа Римский.

Слуга кивает, скрываясь в другой комнате.

— Вот, вот будь ты Сенешалем, такого бы не было.

— Даже не уговаривай! — хлопая его по плечу, задорно произношу я, — Я не за что в жизни не надену, добровольно одежду Сенешаля.

Карл поправляет одежду, и золотую цепь, что весит от плеча к плечу. Слуга, наконец, приносит обычный золотой обод, с вырезанными геральдическими лилиями.

Я встаю по левую рук, ведь по правую должен стоять Сенешаль. И мне даже не хочется примерять эту должность.

По коридору раздаются громкие шаги. За дверью его останавливает стража. Я слышу его противный голос.

Двери распахиваются, в большой зал входит граф Плутарх Моденский, в сопровождение Марии.

Мои глаза расширяются, я и не думала, что она приедет с ним. Мне казалось, что она еще погостит в Ланкашире.

Сглотнув ком в горле, я гордо поднимаю голову, мое лицо становится полностью без эмоциональным.

Мой взгляд пробегает по лицу Марии ее глаза красные от пролитых слез накануне.

На ней одето бледно серое платье, без каких либо украшений. Что не сказать о Плутархе. Он как обычно одет с шиком. Красный дублет и штаны из дорого сукна. А верх дублета расшит мелкими бусинками. На левой стороне красуется вышитая эмблема его графства. Хартфордшир.

Оно находится на юго-востоке Англии. На эмблеме лежащий олень с большими рогами.

Я давно не видел его, и за то время он слегка состарился. В некогда черных волосах проблескивает седина. Высокий лоб испещряют глубокие морщины. Прямой нос, и большие глаза дополняют его аристократическое лицо.

Он бросает на меня тяжелый взгляд, ядовито зеленых глаз.

Плутарх подходит ближе, слегка кланяясь, Мария склоняется в реверансе. И снова это воспоминания, начинают терзать мою душу.

Мне сразу вспомнился первый поклон Амелии, который очень раздосадовал меня. Этим вечером мне пришлось признаться, кто я есть, на самом деле. Помню, как крепко сжал ее в своих руках. Мне так сильно хотелось поцеловать ее тем вечером. Лишь с трудом мне удалось сдержать себя.

Голос Плутарха возвращает меня в реальность.

— Мой король, герцог Дефо! — я склоняю голову в знак почтения, хотя не испытываю к этому человеку ни капли уважения. Вот так взять и продать дочь.

— Добро пожаловать! — говорит Крал косясь на меня.

— Как только пришло ваше письмо, я тут же пустился в путь, по пути перехватив карету Марии. Я надеюсь, вы не против ее присутствия?

— Разумеется, нет. Как идут дела? — Плутарх является одним из членов Британской Ост-Индейской компании. Перевозящий ткани, специи, столовую утварь, древесину и прочую продукцию, в том числе и лекарства.

Переговоры с Англией и правителями Виджаянагара шли долгие шесть месяцев. И вот, наконец, когда все бумаги были подписаны, мы открыли вторую факторию в Мадрасе. От туда мы вывозим хлопок шелк, чай, зерно и красители.

Так же месяц назад я узнал, что из Мадрасе контрабандой вывозят бенгальский опиум. Но меня эти дела не касаются, пусть совет разбирается с этой проблемой сам. Главное что я сказал это Карлу.

— Все хорошо, дела идут неплохо. Конечно если не брать ситуацию с чумой в Лондоне. И войны что мы ведем. Как вам известно, мой король, герцог Йоркский вышел в море. Он вступил в бой у Лоунстофта, — Плутарх переводит взгляд на меня, — Нидерландцы разбиты, их главнокомандующий адмирал Вассенар убит. Сейчас герцог направляется к берегам Норвегии и Дании, в там встанет на якорь для починки кораблей и галеона.

— А что граф Сандвич, где сейчас его флот? — интересуется Карл, хмуря брови. Конечно, убить адмирала Вассенара большая победа. Ибо его называли бессмертным сыном северного моря. Которого по слухам нельзя было убить. Но видимо, никто не бессмертен, перед английским флотом.

Плутарх прокашливается, прежде чем ответить.

— Сейчас он в погоне за Рюйтером, он гонит его к Шотландским берегам. Пока это все что мне известно.

— Понятно, — все так же хмурясь, говорит брат, потирая виски

— Война и чума, свалились на нас как снег на голову.

— Отнюдь, — прерываю я своё молчание, — В мире всегда была чума, и всегда была война.

Плутарх снова коситься на меня, потом переводит взгляд на Карла.

— Но я так понимаю, вы вызвали меня не для светской беседы, мой Король, — теперь уже и Карл косо смотрит в мою сторону, подкладывая руку под голову. Я делаю шаг вперёд, не отводя глаза говорю прямо.

— С позволения короля, я разрываю помолвку с Марией, — Плутарх хмуриться, на лбу появляется несколько складок.

— Но мы ведь договорились, герцог Дефо.

— Я отдал вашей дочери те деньги, что были за нее уплачены. Больше я вам не чего не должен. Я не желаю этого брака, как и не желаю плохой супружеской жизни для Марии. Так что прошу прощения, но свадьбы не будет. — все молчат, в тишине мне кажется что я слышу стук собственного сердца.

Плутарх не чего не говорит, молча кланяться, хватая Марию за руку. Практически волоком тащит ее к золотым дверям.

Как только за ними закрывается дверь, мы отчетливо слышим звонкий шлепок и глухой стук об пол. После, плач Марии. Я дергаюсь с мест, какие бы негативные чувства я к ней не испытывал, я не позволю ее обижать.

Карл не дает мне и шагу ступить, его жесткая рука ложиться мне на плечо.

— Не смей встревать, ты уже сказал свое слова брат. Теперь это их личное дело, между отцом и блудницей дочерью. — Злость дерет меня изнутри, но Карл прав. Это больше не мое дело.

Всхлипы стихают, а это значит, горизонт чист. Я спешу в свои покои, зная, что там меня ждет Барбара и Кларенс. Конечно, если Екатерина не забрала ее, сразу, как только вышла из зала.

К моему удивлению, племянница сидит на моей большой пастели, играя с новой подаренной куклой, что я привез.

Когда я вхожу, Кларенс бросает на меня двусмысленный взгляд.

— Что? — приподнимая брови, спрашиваю я, наливая в бокал воды.

— Боюсь спросить, как все прошло! Но судя по твоему лицу не очень, — осушив содержимое бокала, я наливаю еще. После отравления белладонной меня мучает ужасная жажда.

Рассказав в двух словах, я сажусь на кровать с Барбарой.

— Надеюсь тебе нравиться подарок?

— Очень, дядя Даниель! Спасибо! — поглаживая ее по кудряшкам, я говорю в полголоса.

— Найди мне лучших шпионов…

— Зачем? Неужели ты решил ее разыскать? — поднявшись, я подхожу к открытому окну. На голубом небе не единого облачка. Солнце светить высоко. Я смотрю в сторону большого сада. Листья на деревьях колыхаются от легкого дуновения ветра. Из сада доносятся пение птиц и журчания фонтанов. Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом полевых цветов.

Мне всегда казалось, что в этом поместье время останавливается. Тишина создавала ощущение спокойствия и умиротворения. Здесь вдали от войны и чумы, можно было жить спокойно.

Ох, только бы Амелия позволила мне привезти ее сюда. Мне так хочется показать ей большую библиотеку, сад и качели, которые мы с Кларенсом повесили на большой дуб, когда нам было по двенадцать.

С трудом оторвавшись от окна, я замечаю, что уже предельно долго молчу. Кларенс сидит на столе, свесив длинные ноги, постукивает пальцем по красной столешнице.

— Теперь я знаю что любовь, самое смертельное оружие… — тихо говорю я, — Я страдаю, боль в моем сердце не дает мне вздохнут полной грудью. Я люблю ее Кларенс! И прошу тебя, во имя нашей дружбы найти ее, где бы она не была. — друг спрыгивает на пол, подходя ко мне. Я опускаю голову, Кларенс кладет руку мне на плечо.

— У нас говорят «se voce ama algurm, deixe-o or? Se for seu, volta si so» — я глупо хлопаю глазами, не поняв что он сказал. С португальским у меня всегда было плохо. Кларенс морщит нос, переводя для меня, — Если любишь кого — то отпусти его, если твое оно вернется само.

— Это глупо! Я уверен в ней. Я хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь. В болезни и здравии. Я хочу, чтоб ее лицо я видел последним, засыпая по ночам, и первым, что я увижу, просыпаясь по утрам, — мысли об Амелии, заставляет мое сердце трепетать, — я люблю ее, люблю до глубины своего прогнившего сердца…

— Хорошо!

— Вот так просто, хорошо? И все? Больше никаких нотаций?

— Нет, ты влюбился. И мой долг, как лучшего друга помочь, — я обнимаю его за плечи, слегка похлопывая по спине.

— Спасибо, я буду в неоплатном долгу перед тобой.

Примерно через час, служанка Екатерины забрала Барбару.

К вечеру мучающая меня совесть заставила сходить к Марии, и попросить прощения. От слуг я узнал, что они с отцом остановилась на пару дней в Оксфордшире.

Ее расположили в северном крыле, в гостевых комнатах персикого цвета.

Два раза постучав, я жду пару минут. За дверью тихо, стучу еще, нет ответа. Закатив глаза, иду обратно к себе.

На улице уже темно, по всему помесью горят свечи и масленые лампы.

Видел бог, я хотел поступить правильно и извиниться.

Вернувшись к себе, я не могу не заметить многочисленное количество слуг. Прислонившись к косяку, я молча наблюдаю, как девушки суетятся, приводя комнату в порядок. Кто то перестилает кровать, кто то разжигает огонь в камине, одна из девушек зажигает свечи.

— Герцог! Ваш ужин подан как вы и просили!

— Спасибо! — девушки уходят, оставляя меня одного. Налив бокал вина, я скидываю с себя рубашку, усаживаясь у камина. Подвеска Амелии поблескивает от света огня.

Сегодня на ужин у меня мягкая оленина с картофелем. Бутылка красного вина лежит в ведёрке со льдом. После лечения, мой желудок плохо воспринимает пищу.

Рядом на маленьком резном столике из мягкой осины лежит том со стихами Шекспира.

Сделав глоток, я принимаюсь за чтение, полностью погрузившись в книгу.

До тех пор пока к моему горлу не прижимают холодный нож, взятый со стола. Я медленно откладываю книгу, в нос ударяет терпкий запах бренди и сандаловое дерева.

Мои глаза опускаются, это определенно женская рука, которая дрожит.

— Мария… — с ее губ срывается вздох, — я приходил к тебе, сегодня. Хотел извиниться! — ее рука дрогнула, слегка оцарапав кожу. Маленькая струйка крови побежала по ключице.

— Ты загубил мою жизнь, — ядовито произносит Мария возле моего уха.

Мне не хочется причинять ей вред, но если так продолжится, она может неплохо повредить мне шею.

Схватив ее за руку, быстро вскакиваю на ноги, выдёргивав нож из ее руки.

Мария громко ахает, падая на пол.

— Ты что совсем с ума сошла! — мой голос срывается на крик. Мария поднимается на ноги, убирая с лица упавшие волосы. Под левым глазам зияет свежий синяк, нижняя губа разбита.

— Это все ты, нравится да? — она указывает на свое лицо, — отец избил меня, лишил всего. И все из за тебя.

— Ты знала, что я не люблю тебя, я говорил изначально, что нечего не получится, — твердо говорю я, — в твоем распутстве, нет моей вины Мария. Ты сама довела свою жизнь до абсурда.

Ее глаза округляются, словно два маленьких блюдца, по щекам текут слезы.

— Всю оставшуюся жизнь я посвящу тому, чтоб отомстить тебе за все что ты сделал. Я отниму у тебя все, — ее голос переходит на крик. В спальню вбегает Кларенс, я поднимаю руки, останавливая его. Мария тяжело дышит.

— Я клянусь тебе, что сделаю все, чтоб отнять у тебя твою горячо любимую Амелию. И буду наблюдать со сторон, как ты завоешь от боли. И вот в тот момент, когда ты почувствуешь эту боль, ты вспомнишь мои слова.

Я чувствую, как по коже бегут мурашки от ее слов. Мария отталкивает Кларенса от двери, пулей вылитая из спальни.

Мы молча пялимся друг на друга, пока Кларенс не подходит ближе, протягивая носовой плотик.

Вытерев кровь с шеи и груди, я устала, сажусь на мех, постеленный у камина.

Кларенс садиться рядом, протягивая полный бокал вина. Осушив его в два глотка, я бросаю взгляд на друга.

— Как думаешь, она серьезно?

— Нет, — быстро говорит Кларенс, — Плутарх лишил ее денег, максимум, что она сможет сделать, это выйти замуж за какого нибудь простачка. Что касается мести, это не ее конек. Все на что она способна это выбрать подвеску в тон платья.

Я прыскаю, а потом меня раздирает от хохота. Кларенс смеется рядом со мной.

Мы выпиваем бутылку вина, друг уходит от меня слегка покачиваясь. А я бреду до пастели, как только моя голова касается подушки, я тут же отключаюсь.

Мне снится Амелия. Она звонко смеется, убегая от меня по лавандовому полю. Ее рыжие кудри подпрыгивают в такт ее движением. Она улыбается и что — то говорит, но я не могу разобрать слов.

Ее легкое белое платье с пышными рукавами идеально сочетаются с полевыми фиолетовыми цветами.

— Амелия пастой! — кричу я, но мой голос тонет не долитая до нее. Я прибавляю темп, Амелия убежала слишком далеко, я едва могу видеть ее огненно рыжие волосы. Она поднялась на холм, машет мне рукой и пропадает.

Я бегу из — за всех ног.

Добежав до холма, я вздрагиваю, озирая по сторонам.

Лавандовое поле, покрыто толстым слоем снега. Мои ноги тонут в сугробах. Вдали виднеется озеро. Я вижу, как Амелия вышла на лед. Снежинки лежаться мне на плечи, крупными хлопьями. Я слегка съеживаюсь от холодного, морозного ветра, который пронизывает до костей.

— Нет, стой… — кричу я, но она снова не слышит меня, уверенно шагая вперед.

Добравшись до озера, мой шаг замедляется, как и ее. Она стоит посередине, спиной ко мне. Моя нога наступает на лед, «крепкий» подмечаю я.

Я уверенно иду к ней, пока мои ноги буквально не прирастают ко льду. Я озираюсь по сторонам, вокруг лес, голые ветки деревьев зловеще качаются от ветра.

— Любовь моя…

Амелия поворачивается ко мне, на ее лице больше нет улыбки. Ее щеки измазаны кровью. Левую руку она прижимает к животу, внутри меня все холодеет. Я четка, вижу, как кровавое красное пятно расползается по белому платью.

— Даниель, — срывается с ее губ, — помоги…

Я начинаю кричать, пытаясь сдвинуться с места, но не могу. Невидимая сила держит меня на одном месте. Из моих легких вырывается отчаянный крик, с большим облаком пара.

Я слышу, как лед начинает трещать и раскалываться. Амелия тянет ко мне окровавленную руку…

С уголка ее губ, медленно стекает струйка крови.

Лед ломается под ней, черная вода поглощает ее хрупкое тело целиком…

Вскочив в пастели, я лихорадочно хватаю ртом воздух, словно рыба, выброшенная на сушу.

От холодного пота простынь липнет к коже, сердце колотиться с такой скоростью, что мне становиться больно.

Это всего лишь сон, просто сон…

Сам себя пытаюсь успокоить, она в безопасности…

Это всего лишь плохой сон…

Внутри меня закручивается клубок страха. Нужно срочно поторопить Кларенса. Иначе я не смогу спать спокойно по ночам, находят в неведенье о ее место нахождение.

Нужно срочно возвращаться в Лондон, и как следует прижать Вильяма.

Нет, я встаю с пастели. Это не выход, он слишком эксцентричен и горделив, так я точно все испорчу.

Ближе к обеду я спешу к Карлу и Барбаре чтоб попрощаться, теперь неизвестно когда я снова их увижу.

Их спальни расположены в южном крыле, настроение отвратительно. Я не стал завтракать, меня мутило все утро.

Преодолев два коридора, я замечаю столпотворение слуг. Завидев меня, они расступаются, пропуская вперёд.

В жилах застывает кровь, мне абсолютно не хочется идти дальше, но я не останавливаюсь.

У дверей Барбары стоит вся моя семья. Дыхание перехватывает, легкие сжимаются, мне нечем дышать.

Из спальни моей маленькой племянницы выходит чумной доктор. Я хватаюсь за косяк, страх сковал мое тело.

— Барбара, — со стоном вырывается у меня из груди. Чумной доктор, что то говорит Карлу и Екатерине. Невестка с громким плачем падает на пол, Карл склоняется к ней прижимая ее содрогающиеся тело.

Я бросаю взгляд на Кларенса, который белее полотна. Он замечает меня в конце коридора, быстрым шагом он оказывается рядом.

— Это не чума, не чума! — быстро говорит он, — просто лихорадка. Доктор рекомендует принять карантинный режим. — Я хватаю его за руку, иначе клянусь богом, рухну на пол.

К нам подходит Карл, у него трясутся руки. Не когда не видел его таким прежде.

— Все хорошо, это не чума! Это просто простуда!

— Вчера она еще была здорова, — сухим голосом говорю я, облизывая пересохшие губы.

— Плохо ей стало ночью, — говорить Кларенс, все так же крепко сжимая мой локоть.

— Врача я вызвал из Лондона! — дрожащим голосом говорит Карл, облокачиваясь на стену, — Нет никаких признаков чумы….

Чумной доктор, в своем черном одеяние и клювастой маски проходит мимо нас. Оторвавшись от Кларенса, я бегу за ним.

— Подождите! — кричу я. Доктор останавливается. Подойдя ближе, я чувствую запах ладана и множество других трав.

— Из какого вы прихода? — чумной доктор молчит, видимо колеблется, — не бойтесь, здесь вы в безопасности.

— Сент-Джайлс, — коротко говорит он, разворачиваясь чтоб уйти. Я хватаю его за руку, он резко поворачивается, клюв его маски прошел в нескольких миллиметрах от моего носа. Мужчина коситься на мою руку, через глазницы маски на меня смотрят два голубых глаза. Поспешно убрав руку, мой голос переходит на шепот.

— Вильям Рассел в добром здравии? — чумной доктор таращиться на меня, потом медленно поворачивает голову, чтоб убедиться, что нас никто не слушает.

— Вы Даниель? — его голос хрипит из за маски. Я быстро киваю. Тогда мужчина вынимает из кармана письмо с печатью разбитой короны, — тогда это вам! Простите, я не могу более задерживаться.

— Спасибо! — доктор кивает, быстро уходит из коридора.

Я возвращаюсь к комнате Барбары. Екатерину увели в ее покои, ей стало дурно. Карл вопреки запретам скрылся в комнате дочери.

Опрометчиво с его стороны, хотя я тоже хочу войти к ней, проверить все ли в порядке. Но вместо это хватаю Кларенса за рукав, тащу его в пустующую комнату.

— Вильям прислал весть, — быстро говорю я, вскрывая печать с письма.

Друг склоняется над моим плечом. Письмо написано без всяких приветствий.

— «Ситуация ухудшилась!» — гласит первая строчка. Внутри меня все напрягается. «В живых осталось все трое воронов Амелии. Остальные ушли в подполье, вместе с семьями. Город медленно умирает. Люди бояться выходить на улицу. Красные паладины ворвались в еще два прихода, убив всех вплоть до прихожан. Их количество растет, пришли вести, что они полностью захватили трущобы Уайтчепеля.

Граунт ведёт себя так, будто не чего не знает, но я уверен он, хорошо замел следы. Возвращайся у нас мало людей противостоять им. Вчера они напали на мой дом, и разгромили его. Утром, вернувшись, все стены, были измазаны кровью. Молох было написано на всех известных языках»

Отложив письмо, я опускаюсь на стул, уронив лицо в ладони.

— Нужно ехать!

— Собирай людей, — мой голос едва слышно, — только не какой королевской амуниции.

Убедившись, что Барбаре уже легче, к вечеру мы выезжаем в путь. Я, Кларенс и еще двадцать солдат. Одетые как обычные люди.

Мы гоним коней во весь опор, пока, наконец, в дали не виднеются огни Лондона.

На улице глубокая ночь.

Город встречает нас гробовой тишиной. Слышно лишь цокот копыт наших лошадей. Я ерзаю в седле, максимально напрягая слух.

Мы едим в Ковент-Гарден, в надежде, что Вильям дома.

На втором этаже горит свет, я выдыхаю, он дома.

Вильям ожидает нас в большем зале. На его лице тень скорби.

— Приветствую Господа! Мой дом полностью в вашем распоряжение, — я киваю своим солдатам, девушка служанка с напуганным лицом, уводит всю компанию.

В комнате воцаряется тишина, мы смотрим, друг на друга, пока Вильям широко не улыбается.

— Как добрались? — язвительным тоном произносит он. Явно старавшись зацепить меня.

— Не плохо, — звучит голос Кларенса за моим плечом.

— Король в добром здравии!

— Да! Все хорошо, — пока они разговаривают, я рассматриваю комнату, все что угодно лишь бы не слушать о чем они судачат.

Мое внимания привлекает целый стеллаж с бутылками, в которых установлены корабли. Точные копии старых галеонов, мелких кораблей и галер. Меня всегда восхищали такие штучки.

Подойдя ближе, я беру первую попавшую бутылку. Мои глаза расширяются, на бутылке гласит надпись «San Martin 1580 год»

Я беру со стола увеличительное стекло, чтоб как следует его рассмотреть.

Из истории я помню, Сан — Мартин был построен как португальский морской галеон. Он стал флагманом Алонсо Пересе де Гузмана. Если мне не изменяет память, он был седьмым герцогом Медины — Сидонии.

Галеон получил название от святого Мартина. Зв спиной я слышу тяжелое дыхание Вильяма.

— Превосходная коллекция! — искренне говорю я, продолжая рассматривать уменьшенную копию Сан — Мартина, — никогда бы не подумал, что ты интересуешься такими вещями.

— Это моя болезнь с детства! — обернувшись, я замечаю, что мы одни. Кларенс куда то ушел. Блеск.

Глаза Вильяма блестят, уверен ему очень приятна эта лесть.

— Поддерживаю, в моем доме, в графстве Бакингемшир, есть тайная комната, — мои губы растягиваются в улыбке. Такое чувство, что я делюсь сокровенной тайной. Хотя так оно и есть, — в ней я храню всякие диковинные вещицы, вплоть до таких кораблей. Но признаюсь честно Сан — Мартин мне еще не попадался. Насколько я знаю их всего две точные копии.

Поставив его на место, я снова обращаюсь к Вильяму, который удивленно таращиться на меня. Чтоб не делать на этом акцент, я отхожу к камину.

— Где ты его нашел? — плечи Вильяма расслабляются, он присаживается на край черного стола, складывая руки на груди.

— На черном рынке можно и не такое найти! — гордо признается он, — но я попросил тебя приехать не для просмотра кораблей в бутылках.

Он протягивает мне не большую папку с бумагами.

— Это отчеты констебля Пиля…

— Как ты их раздобыл? — приподнимая бровь спрашиваю я.

— Украл, но это не столь важно. Прочти! — усевшись в мягкое кресло, я принимаюсь читать. Записи слишком полны слов, «выпустили кровь», «жертвоприношение», «обезглавливание», «зверски убит еще один чумной доктор».

*****

Амелия

На рассвете меня разбудила Шарлота. Потянувшись, я с трудом смогла сесть, все тело болит от не удобной кровати. Но жаловаться я не собираюсь. Шарлота помогает мне умыться и одеться.

Выйдя на палубу, я замечаю впереди порт. Париж. Самый крупнейший город Западной Европы. История этого прекрасного города охватила периоды правления четырех королевских династий. Меровингов, Каролингов, Капетингов и Валуа.

Издавно город был разделен на три условные части. Остров Ситэ, северное правобережье и южное левобережье. По прибытия нас посадят в карету, которое повезет юг. Так как южный левобережный Париж, стал оплотом католического духовенства. Там та и находиться аббатства. Сен — Жермен — де Пре в том числе.

Я до крови прикусываю щеку, мне совершенно не хочется сходить на берег. Я в шаге от того чтоб отправиться на поиски Алистера и умолять хоть на коленях, чтоб он отвез меня обратно. Но вместо это я крепко сжимаю перила, чтоб сдержать свой глупый поступок.

Стоило мне только подумать о капитане, как он возникает за моей спиной.

— Только скажи, и мы отплывем обратно завтра на рассвете.

— Нет! — четко и ясно говорю я. Я не поступлю так с братом, он мне это не простит. — Пусть все идет, как идет.

— Уверена!

— Нет, но думаю, Вильям был прав, мне там больше не чего делать. Я не вернусь, по крайней мере, пока это история с культом не закончиться.

— Хорошо! У меня глаза и уши в твоем аббатстве. Как только заскучаешь по дому, одно твое слова и мой галеон доставит тебя в Лондон.

— Спасибо!

Шарлота накинула мне на плечи дорожный теплый плащ. Ее руки дрожали, так же как и все мое тело.

Порт Руана встречает нас прохладным воздухом. Я должна сделать это, ради брата. Кивнув на прощения Алистеру, мы с Шарлотой направились к мостику, который уже спустили.

Я была во многих портах, и здесь все, как и везде. Множество пассажиров, которые только прибыли, суетятся в поисках носильщиков. Кто- то стоит неподалёку и курит длинные сигары. Другие же ждут свой корабль, который увезет их от сюда.

Я и не заметила что остановилась, я все еще стою на мостике что был сброшен с галеона.

— Амелия! Госпожа! — голос Шарлоты вывел меня из ступора, — Идемте, карета ждет!

Обернувшись, я встретилась взглядом с капитаном, на его лице промелькнулась лишь тень улыбки. Подхватив подол платья, я сделала тот самый шаг, шаг в неизвестность.

Наши вещи уже погрузили в карету к тому моменту как мы с Шарлотой подошли.

На карете красовался герб аббатства, глубоко вздохнув, я, молча села внутрь. Лошади тронулись, а мое сердце в тот момент будто остановилось.

Всю дорогу я упорно молчала, игнорировала Шарлоту, которая хоть как то пыталась разговорить меня. Моя голова была занята мыслями, а взгляд прикован к окну который простирал вид на одни лишь скучные поля.

Не знаю, сколько мы ехали, но это был довольно долгая дорога.

— Госпожа! Вы не голодны? Может воды?

— Нет, я не чего не хочу…

Почти весь путь мы ехали по проселочной дороги. Я и не заметила, как задремала. Коляска наехала на не большую кочку, от чего ее слегка качнуло. Открыв глаза, первое, что привлекло мое внимания, это в дали высокая колокольня. Казалось, что ее шпиль способен достать до небес. По мере приближения я не могла, не заметит, насколько искусно поработали каменщики и строители, когда строили эту часовню.

Отделка была из серого мраморного камня, на солнце казалось, что стены отливают серебром. Под самой крышей виднелся золотой колокол.

Затрубили в рог, и ворота с громким скрежетом открылись, мое сердце пропустило удар. Моя тюрьма только что распахнула свою пасть. Взглянув на Шарлоту, я не как не могла прочесть ее эмоций. Конечно, она нервничала, как и я, но виду не подавала.

Карета остановилась у главного входа. К тому моменту как мы добрались до аббатства, погода слегка испортилась, накрапывал дождь.

Тяжело вздохнув, я выглянула в окно, на крыльце толпились молодые девушки и женщины. Все как одна были одеты в монашескую одежду. Только одна женщина довольно взрослого вида отличалась от всех. Это была Аббатиса, мать настоятельница. Даже на таком расстояние я смогла разглядеть наперстный крест на ее груди. Одной рукой она опиралась на длинный позолоченный посох. Сглотнув ком в горле, я кивнула Шарлоте, оповещая жестом, что готова покинуть карету.

Когда мы вышли из кареты, мать настоятельница кинула на нас странный взгляд, а после и вовсе покину крыльцо. К нам подошла девушка, первое, на что я обратила внимания это ее зеленые выразительные глаза. Девушка тепло улыбнулась.

— Добро пожаловать в аббатства Сен — Жермен — де — Пре. Меня зовут Клара, я вас провожу к матери настоятельнице.

— Благодарю! Но видимо она не особа рада моему визиту.

— Слова о вас бежит в перди вас Амелия. Всем известно кто вы. И да вы правы, мать настоятельница не особо воодушевлена вашему прибытию. Но она, как и все кто нашел тут пристанище, верим, что любую душу еще можно спасти.

— Да неужели?! Скажите это жителям Лондона, которые умираю, убивают друг друга ради того что выжить.

Не став дальше слушать ее россказни, я зашагала вперед. Толпа девушек расступилась передо мной. И что окончательно не потерять лицо и достоинства. Я гордо подняла голову и прошагала мимо под шёпот монахинь.

Дверь за моей спиной громко захлопнулась, заставив меня вздрогнуть. Предательский холодок прошелся по позвоночнику. Вот и конец, подумала я. Здесь я окончательно потеряю себя…

Клара проводила нас в комнату и по совместительству кабинет матери настоятельнице. Внутрь девушка естественно не пошла, как и Шарлота, которая потупив взгляд смотрела себе под ноги, скорее всего, она пожалела, что вообще пришла в порт и добровольно согласилась поехать со мной.

Разгладив складку на платье, набрав побольше воздуха в легкие я шагнула в комнату. Мать настоятельца стояла у окна, ее взгляд был прикован к горизонту. Одной рукой она сжимала крест и шептала что- то под нас.

Оглядевшись по сторонам меня, не могли не привлечь расписные иконы. Большой дубовый стол, и большой стеллаж с книгами. Скорее всего, там были все изданное библии на всех языках мира. Не думаю, что мать настоятельца ночью украдкой читает романы или любовные стихи. От этой мысли на моем лице расплылась улыбка, что за мысли промелькнули в моей голове.

— Значит ты дочь Кристобеллы! — от ее ледяного тона кровь застыла в жилах, от прежней улыбки и след простыл.

— Да! Одна из ее дочерей! — горько поправила ее я.

— Неужели? — все так же, не отрывая взгляда от окна, произнесла аббатиса. — Могу я узнать, что случилась с одной из моих любимец?

— Мама умерла, как и почти вся моя семья. Остались только я и брат.

— Вильям! Я получила его письмо, где он подробно описал свою просьбу, касательно вас юная леди. — Она обернулась, ее серые глаза давно потеряли свою красоту. Лицо покрылось глубокими морщинами. Она прошла к столу и села за него, указав на стул напротив. Я села, колени дрожали от страха. «Будь храброй Амелия! Не сдавайся» — в голове прозвучал голос мамы. От ее взгляда становилось непосебе, было такое чувства, будто она смотрим в самую душу.

Сглотнув слюну, я осмелилась открыть рот.

— И о чем же оповестил вас мой дорожащий брат? — мать настоятельница облокотилась на спинку своего высокого стула, сложив руки перед собой.

— Это не имеет значения дитя. Признаюсь честно, не будь на то, валя Господа, я б отказала в этой просьбе. Ваши деяния не угодно Богу дорогая Амелия.

— Отнюдь, я помогла многих людям, и где прописана, что женщина не имеет такое права?

— Вас, несомненно, придётся учить покорности, терпимости и много чего другова. Я искренне верю, что ваши деяния не останутся не замеченными перед взором Господа. Но это не ваша война Амелия. Это болезнь, кара Господа и от нее нет спасения. А вот ваша душа еще может быть спасена. Ваша вера…

— Моя вера непоколебима. Вы же знаете, что я тут не по своей воле. Меня обманом заманили на корабль. Всю свою сознательную жизнь я отдала служение Господу, даже тогда когда вера покинула меня, я продолжала идти вперед. И за это вы считает, моя душа может попасть в ад? За что? за помощь людям? Вы не допускает мысль, что это несправедливо.

— Амелия! Ваша борьба закончилась в тот момент, когда вы переступили порог монастыря. К тому же я дала обещание перед Богом и вашей матерью, что всегда приму ее дитя в этих стенах. — Я поднялась на ноги, с шумом отодвинув стул.

— Что простите?

— Мы учились вместе, я уверенна, вы ни разу не слышали и имени моего. Но это так. Много лет назад, я дала обещания перед Богом, что в случае чего помогу ее детям. И вот вы здесь.

— И какая же судьба мне тут уготована? — Мать настоятельница поднялась.

— Служение Господу! Вы останетесь в стенах монастыря, до тех пор рока ваш брат не соизволит забрать вас.

— Это тюрьма, а не храм Божий… — колко произнесла я.

— Называйте, как хотите. Но теперь вы полностью принадлежите этому аббатству и будете вынуждены нести службу. Вести, какие та дела, которыми вас обяжут, учиться.

Горькая слеза скатилась по моей щеке, обжигая кожу. Вот на что обрек меня мой же брат. Единственный человек в мире, которому я могла доверять.

Мать настоятельница обошла стол, положив руки мне на плечи. Ее руки были теплые, неожиданно для меня, женщина обняла меня. От нее приятно пахло ладанном.

— Все будет хорошо дитя мое! Вера в Господа поможет тебе все преодолеть. Покайся, и оставь все в прошлом…

***

Нас с Шарлотой проводили в комнату, которая теперь будет нашем домом. И зная Вильяма очень, очень надолго.

Комната была небольшая, две деревянные кровати по бокам. Стол и пару стульев. На каждой кровати лежали заранее приготовленная одежда и чистое пастельное белье. Между кроватями на стене висело распятье. Над моей кроватью было небольшое окошко, но вид был просто ужасен. Степь, мертвая степь и больше не чего.

У каждой кровати стоял сундук, Шарлота принялась складывать туда наши вещи. Хотя нужды в них больше не было. Мать настоятельница четко дала понять. Прежняя жизнь закончилась, наступила новая глава. И мне пройдётся смерится с неизбежным.

Сев на эту скрипучая кровать я дала волю слезам. Шарлота присела рядом, нежно поглаживая по волосам.

— Госпожа моя! Тише, все будет хорошо. Это лучше чем смерть от страшной болезни и кленка в темном переулке Лондона.

— Лучше смерть, чем это. — Я обвила руками наше пристанище. — Он решил так, мой брат решил похоронить меня тут заживо. А я та думала, что он меня любить. На что он обрек меня, на монастырь в глуши. Я тут состарюсь и умру… Всеми забытая… Я не смерюсь с такой участью.

— И что же вы намерены предпринять?

— Меня не удержат стены этого монастыря. Я все ровно вернусь в Лондон, даже против воли моего брата. Не одна стена не удержит меня.

Ближе к восьми часам за нами пришла Клара, что б проводить на ужин и показать весь монастырь. К этому моменту я уже сняла с себя все украшения, и переоделась в их одежду. Выглядела, я нелепа. Этот наряд состоял из трех слоев. Камиза, котта и хабита. Так же были шоссы и головной убор, который покрывал голову, обувь и пояс. Все в черном цвете, кроме камиза, который был пошит из грубого льна. Он был белый. И одевался под низ вместо ночной рубашки. Поверх одевалась котта, так же изо льна. Ну и наконец, хабит, который представлял собой длинное одеяние с широкими длинными рукавами. Волосы пришлось туго затянуть, что б надеть головной убор. Он состоял из четырех деталей, филлета, барбетта, вейла и вимпила. Это была очень сложная конструкция лично для меня. Но Шарлота легко смогла в этом разобраться. К барбету подбородочной ленте крепился вимпил, сверху крепился вейл, что б покрыть голову. На шею мне повесели небольшой деревянный крестик.

Я больше была похожа на смерть с косой, нежели на монахиню.

— Одеяние вам к лицу, Амелия!

— Похоронная одежда тоже, — не скрывая сарказма, произнесла я. Девушка выпучила на меня глаза, но нечего не ответила.

Мы шли по длинному коридору, повсюду горели свечи. От такого запаха мне становилось дурно. Хабит что был на мне, раздражающе шуршал от любого движения. Клара все же осмелилась мне ответить, резко затормозив, она схватила меня за запястье, дернув на себя. Шарлота взвизгнула от неожиданности.

— Ты больше не Госпожа, Амелия Рассел из древнего рода Расселов. Тут, под этой крышей все едины. — в ее голосе было столько злобы, интересно откуда. Ее поведение не как меня не смутило и уж тем более не напугало. Выдернув руку, мне пришлось влепить ей звонкую пощёчину. Что б хоть как то умерить ее пыл.

— А теперь послушай меня, не кто не имеет права прикасаться ко мне и говорить в подобном тоне. Может вы тут все и едины, но не стоит забывать кто я, и какая у меня в руках власть. У тебя еще молоко на губах не обсохло, что б так со мной разговорить девчонка. Все поняла? — девушка закивала головой, — Молодец, а теперь веди.

Клара прибавила шаг, потирая красную щеку. Шарлота подошла ближе, и шепнула.

— Если она расскажет…

— Пусть говорить, — громко произнесла я, — Ей же хуже!

После отвратительно ужина мы больше не видели Клару. И надеюсь, она больше не станет путать под ногами. Она решила запугать меня, у нее это не получилось. Мою волю и мой дух не кому не сломить.

В комнату мы вернусь сами.

Примерно через час, нас навестила мать настоятельница. Шарлота покосилась на меня. А я в свою очередь сохраняла спокойствие.

— Клара рассказала мне, что произошло между вами перед ужином. — Начала она, — И, что я могу сказать все ее слова были ложь.

На моем лице появилось не скрываемое удивление.

— Тогда зачем вы здесь в столь поздний час. Что то случилось?

— Отнюдь, я пришла сказать вам лично, что назначаю вас на должность в нашу библиотеку. Вы будите вести учет книгам и соответственно порядок во всей библиотеке. — На моем лице расцвела улыбка, хоть какая та приятная новость за все это время. — Шарлота будет вам помогать. Я знаю, вы Амелия далеко не белоручка, не смотря на статус в обществе, поэтому учитывая ваше прошлое, я приняла такое. И я думаю ваш меч пора сменить на нож для бумаги. Спокойной ночи! Завтра после службы Мадлен покажет вам, где находиться библиотека.

— Спасибо! Доброй ночи мать настоятельница!

Прежде чем она вышла, она кинула фразу, которая согрела мне душу и больно ранила в тот же момент.

— Вы очень похожу на вашу мать в молодости! Не оскверните ее доброе имя Амелия.

Этой ночью я долго не могла уснуть, когда Шарлота ужи мирно спала. У меня же было сна ни в одном глазу. Матрас больно кололся даже через белье, кровать была жутко не удобная. Не знаю, в котором часу сон все же победил меня, я провалилась в него. И снились мне не розовые единороге скачущие на радуге. Это был страшный, до жути пугающий сон. Я видела его… Даниель,… Он умирал на моих руках, ветер с дождем хлестал по лицу. Холодные капли стекали по всему телу… И кровь… Было очень много крови… Вдали стояло какое существо с длинным зазубренным мечом.

Проснулась я от своих же криков, меня за плечи трясла напуганная Шарлота.

— Это всего лишь сон, просто дурной сон… — Головой я это осознавало, но тревога поселилась в моем сердце. Ночная рубашка прилипла к телу. Меня всю трясло изнутри.

— Он в большой опасности, — дрожащем голосом произнесла я, — Я видела Молоха, он идет за ним…

— Вы плохо спите, и все эти сны от стресса. Все будет с ним хорошо. Давайте я помогу вам переодеть рубашкуи принесу теплого молока….

Даниель

— Я так понимаю, вы так и не скажите мне, куда упрятали сестру? — мы седели за обеденным столом в Ковент-Гарде. Кларенс бросил на меня тревожный взгляд. Вильям отложил приборы и промокнул рот салфеткой.

— Уверяю вас, она в безопасном месте. Куда ваша королевская рука не дотянется. К тому же почему вас до сих пор заботят мысли о моей сестре? Насколько мне известно, вы без пяти минут женатый человек.

— Ваши сведенья не достоверны. Помолвка с графиней Моденской была расторгнута сразу же по прибытию ко двору короля.

— Даже не знаю посочувствовать вам или порадоваться, — язвительно произнес Вильям, — неужели это все из за Амелии.

— По большой части, да!

— Хмм… Понимаете Даниель, я не могу рассказать вам где моя сестра, даже если б хотел. Эти безбожники ищут ее, и лучше будет для нее, если только я один буду знать ее место нахождения. Это для ее безопасности, а не моя гордость.

— С вашей помощь или без, я все ровно найду ее! — Резко вставав из за стола, я зашагал прочь из этого зала. Слова Вильяма заставили меня остановиться у самой двери.

— Ну, вперёд! Что я еще могу сказать. Хотя как по мне сейчас нужно думать о том, как остановить заразу и это проклятый культ.

— Королевские гвардейцы в вашем распоряжение!

Мне срочно нужно было на воздух, эти стены давили меня. Кто ж знал, что я сюда вернусь после тог как сам же ограбил этот дом. До боли смешно. Если б не та ночь, я б не когда не встретил ее. Этот дом просто дом, без нее. Без ее звонкого смеха, запаха лаванды.

— Где же ты Амелия! — шёпотом произнес я. Да, несомненно, этот мелкий поганец прав. Но он не учел тот факт, что людям свойственно умирать. Тем более в наше время. И его тайна может уйти в могилу вмести с ним. И тогда моя любовь будет навсегда потеряна. Нет, я не допущу этого. Нужно во что бы это не стало остановиться этих фанатиков. Тогда Амелия сможет вернуться в город. И пусть она сейчас меня ненавидит, я добьюсь ее любви.

На крыльцо ко мне вышел Кларенс. Мы просто молча наблюдали на просыпающий город.

— Есть что нибудь?

— Корабль нашли. — Сердце пропустило удар, дыхание участилось.

— И? Черт тебя побери, не молчи.

— Акстись, он пришвартовался в Парижском порту. Девушка сошла с корабля и после ее ни кто не видел.

— Проклятье! Ты должен ее найти!

— Я делаю все, что в моих силах!

— Этого недостаточно! — мой голос сорвался на крик, головой я осознавал, что Кларенс тут не причем. Но мое сердце разрывалось от боли. Оставив друга на крыльце, я направился в конюшню, где уже запрягли моего коня. Мне нужно чем- то заняться иначе мои мысли просто убьют меня. Поэтому я направился в приход, в котором служила Амелия. Мне срочно нужно было поговорить с архиепископом. Сидеть в четырех стенах я не хочу, поэтому пришпорив коня, я выехал в центр города.

Вонь стояла невозможная. На улицах разлагались трупы. По пути мне практически ни кто не попался. Все жители прятались в своих дома. Если б они только знали что эту заразу, не остановят стены и засовы. И не нужно забывать про этих богохульников. Их стены тем более не остановят.

У прихода меня встретили и проводили к архиепископу.

— Герцог Дефо!

— Просто Даниель! Какие новости отец Этельберт?

— Плачевные! Культ растет с каждым часом. Люди верят, что это болезнь наслала рыжеволосая ведьма.

— Амелия!

— Не только. Их убедили, что все девушки, женщины, имеющие бронзовые волосы ведьмы. Шесть тел, были доставлены этим утром. Девушки были убиты очень жестокой и насильственной смертью. У каждой написана слова на латыни, а точнее вырезано на груди. Одной из них не было и шестнадцати. Я помню ее еще младенцем.

Архиепископ тяжело опустился на стул.

— Чем я могу помочь?

— Вы и без меня знаете это Даниель. Город и так медленно умирает от тяжелой болезни. Болезнь мы не в силах победить, но эту заразу как культ вполне способны подавить.

— Вильям утверждает, что во главе всего хауса стоит Граунт. Вы ему верите?

— Я верю лишь в Господа мальчик мой, но не исключаю сей факт. Джон много лет был влюблен в Кристобеллу. Мать Амелии. И после того как она вышла замуж за Майкла, тот в свою очередь пообещал отомстить.

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните отец Этельберт. — Архиепископ встал.

— Я разве пазл в вашей голове еще не сложился? Цель истребить род Расселов. Вот какую он дал клятву, и уж тем более не перед Господом. Цель вся семья Амелии. Ктомуже не стоит сбрасывать со счетов слова мальчика, царства ему небесного. Он к сожалею, не сможет потвердеть, что видел в ту ночь. Но его словам есть месту быть.

Осознание пришло через пару секунд, после сказанного архиепископом. Теперь я видел четкую картинку всего произошедшего.

Покидая приход, я все не как не мог отделаться от этой мысли. Ведь так оно и есть. Убивать тетку Амелии нет смысла, она стара и от нее род не продлиться. Цель Вильям и его сестра. Последние из рода, если не считать старухи Генриетты. Она уж точно не сможет уже продолжить этот старый род. Я прокручиваю в голове слова Этельберта.

— У констебля на него не чего нет, нам не чего ему предъявить. Нет реальных доказательств лишь слова.

— Я уже думал об этом, — Этельберт подошел к окну, было пасмурно вот — вот должен был пойти дождь. — Насколько мне известно, у Джона есть загородный дом. Начните с него. Я знаю за ваши прошлые дела.

— Я не вор, если вы об этом.

— Замете я этого не сказал, но посыл был верный. Я не говорю красть что то, это Богу не уместно. Лишь проникнуть в дом. Нужно, с чего то начать. И я как посланник Господа, даю вам на это разрешение и благословение.

Выйдя из его кабинета. Я сразу отправился в Ковент-Гарден. Мне нужно несколько человек, что б провернуть это дело.

— Я еду с вами! — с грохотом поднимая со стула, твердо произнес Вильям.

— Исключено! Вы не опытны и будете нас тормозить.

— Помощь нам не помешает — отозвался Кларенс.

— Вы что спелись тут, пока меня не было? Тогда вся ответственность за маленького Рассола на тебе. — На удивление Вильям не произнес ни слова.

Этим же вечером мы отправились в путь. Загородный дом находился не далеко от Хейгедского леса. Печальные воспоминания. Проезжая по мосту по спине прошел холодок, на этом мосту я чуть не отдал Богу душу. Если бы не Амелия. Сапфировый кулон Амелии слегка обжёг кожу. Как же я соскучился по ней.

На северо — западе располагался небольшой загородный дом Граунта. Нам пришлось выжидать время, что б ночная мгла поглотило все вокруг. Мы спрятали коней в чаще, оставив одного солдата стеречь их. И, несомненно, быть на чеку, кто знает вдруг нам прейдет покидать этот дом в спешке.

Подождав еще четверть часа, и убедившись, что дом пуст, а один единственный охранник задремал на посту. Мы приступили к проникновению. Вильям шел позади нас, и к моему большому удивлению не проронил не слов, с тех самых пор как на горизонте показался этот дом.

Обследовав дом, мы пришли к логическому выводу. Граунта не был здесь много месяцев. Вся мебель была закрыта белой тканью, и накопила не себе приличный слой пыли. Еще одна неудача в нашу копилку.

— Проклятье!

— Даниель, давайте вернемся ко мне домой, и вместе подумает, что делать дальше.

— Для того что б что то делать и строить какие то планы у нас должны быть хоть какие то зацепки. А их ноль, — язвительно произнес я, неужели этот мальчишка настолько глуп, что не понимает в каком мы положение.

— Дан, он прав!

— Не учи меня стратегиям Кларенс.

Штаб Квартира Красных Паладинов

Граунт как всегда восседал на своем высоком стуле погрузивших в своим мысли. Он не ел и толком не спал много дней. Ему не давала покоя мысль, что план его месте может рухнуть. И все из за того, что девчонка сбежала из Лондона, поджав хвост. Ему с трудом пришлось убедить местных жителей о ведминских проклятьях. Глашатые только об этом и кричать на все улицы Лондона. Ему это только на руку. Да, он потратил кучу денег, но результат стоит того.

А еще эти проклятые голоса в его голове, порой они сливались в один, и тогда было совсем не разобрать, что они от него хотят. Нет, он не считал себя сумащедшим, ведь с ним говорил сам владыка подземного царства. А это не просто так, его выбрали не просто так. Его месть этому роду свершиться. Огонь что он разжёг среди местного население просто так не потушить. Граунту лишь остается подкидывать паленья, что б поддерживать температуру.

Глухой сток в дверь вывел его из состояния транса.

— Мой Господин! — Граунт лениво поднял глаза на своего доверенного человека.

— Видимо что- то серьёзное, иначе ты б не посмел прервать меня от раздумий.

— Ее нашли! Амелию Рассел нашли!

Граунт подскочил как ошпаренный, на его лице появилась дьявольская улыбка.

— Неужели!

Амелия

— Апчхи!

— Будь здорова Шарлота! Это уже в десятый раз. — звонко произнесла я.

Да, не совсем этого мы представляли, когда нас назначили на должность библиотекарей. Сама библиотека была очень большая, книжные стеллажи уходили под самый купал. Все бы не чего, но это место наверно собрало всю местную пыль в одном помещение. Бедная Шарлота, она не переставала чихать.

— Мне кажется, тебе нужно выйти на свежий воздух, пока не у тебя не появилась аллергия.

— Что вы, я не оставлю вас во власти этих старых книг, пыли, в компании моли.

— Фу, какая гадость, — не в силах сдержать смех произнесла я. — Ладно выйдем вместе, и Шарлота. Ты моя подруга, не нужно ко мне на вы. Забыла, новая глава нашей жизни началась. — девушка тепло улыбнулась, — А прежде чем мы пойдем на прогулку, давай разобьем нижнюю часть на сектора. Так будет быстрее и легче навести тут порядок. Это место давно не убирали. И скорее всего мать настоятельница так наказала меня за разговор с Кларой. Ты прости, это из за меня ты тут.

— Ты рядом, и это самое главное. Я б не хотела с тобой разлучаться Амелия. Это место пугает меня до ужаса. А с тобой мне спокойно.

— Спасибо, за искренни слова. Я ценю все, что ты для меня делаешь, и все — то чем ты пожертвовала ради меня. Это дорогого стоит. И клянусь, Шарлота, как только мы вернемся домой, я награжу тебя титулом и землями. Ты больше не будешь моей служанкой, отныне ты моя сестра!

— Неужели жизнь в монастыре так изменила тебя? — с ехидной улыбкой проговорила девушка. Я больше не смогла сдержать смех. А Шарлота снова чихнула.

— Дуреха, я ей тут душу изливаю, а она смеется.

— Как и ты! Ты впервые за это время улыбнулась по-настоящему. — Действительно, как я и сама не заметила этого. Эта атмосфера и правда меняет людей.

Мило улыбнувшись, мы распределили нижний этаж на сектора. Составили план уборки и сортировки книг.

Мне достался сектор картографии. Лучше б это были библии, но спорить и капризничать я не стала. Взял ведро и тряпку я отправилась в сектор А.

Мать настоятельница была права насчет меня, я не была белоручкой и не когда не чуралась грязной работы.

Ближе к обеду я слегка устала, ноги гудели, а руки уже не слушались. Пока я занималась этим сектором, Шарлота решила, что сначала нужно вымыть окна. Что б хоть какой- то свет проходил в помещение. И действительно когда все шесть окон были начисто вымыты, стала на много лучше. Слой пыли и осевший воск от свечей загрязнили все вокруг.

Поменяв воду в очередной раз, я вернулась в библиотеку. От усталости рухнула на скрипучий стул. Волосы выбились из под чепца. Шарлота плюхнулась рядом.

— Здесь вообще, когда нибудь делали уборку? Такое чувство, что с тех пор построили монастырь, тут ни разу не мыли не чего.

— Согласна! Матушка бы упала в обморок от увиденного, — со смехом произнесла я.

— Это точно! Ваша мама была эталоном порядка и чистоты! Я, конечно, не успела до конца узнать ее, но все же успела ее полюбить всем сердцем. Если бы не она не знаю, какая бы меня ждала судьба на улицах Лондона.

— Ты так и ни разу мне не рассказала, как попала к нам в дом. — Шарлота замяла пальцы и опустила голову. — Если не хочешь, не говори, но знай, та девушка из прошлого умерла. Теперь ты другой человек.

— Ты действительно хочешь знать или так спросила из вежливости?

— Дорогая я не стану давить на тебя. Я люблю тебя, а что было в твоей жизни до того как ты попала в Ковент-Гарден меня не волнует. Пошли, скоро служба и обед, умираю с голоду. — Шарлота послушно кивнула и больше не проронила и слова насчет этого. Не знаю, что она скрывает, но пусть это будет лишь ее тайной. Мне, правда, не хотелось сделать ей больно таким вопросов. Поэтому по пути в столовую мы сменили тему насчет уборки и прочей ерунде.

В монастыре на данный момент было около тридцати женщин, не считая нас с Шарлотой и матери настоятельны. Еще был возничий, который жил на конюшни. Остальными делами занимались девушки. Выращивали овощи и зерновые культуры. Следили за небольшой мельницей и хозяйством. С города приезжали учителя, которые учили чтению, письму, этикету и прочим навыкам касательно женщин. И все они были женщины, мужчины не допускались в аббатство. Возничий ни разу не переступил порог монастыря. Его задача была только одна следить за лошадьми и ездить в город поуказаниям матери настоятельницы при необходимости. Разумеется, мужчинам строго вход был запрещен.

Обед проходил в тишине, ни кто не разговаривал, будто все скопом приняли обет молчания. Было жутко не комфорта находится в таком месте. От чего у меня напрочь пропал аппетит. Выпив теплого молока и съев небольшой кусочек горячего ржаного хлеба, я поспешила в обратно в библиотеку. По пути мне попалась одна из монахинь к сожалению я не запомнила ее имени. Она сообщила, что меня ждут в исповедальне.

— А что если я еще не готова исповедоваться?

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю, — пожимая плечами, я шла вслед за женщиной, чье лицо было покрыто грубыми шрамами от ожогов.

— Поверь, это ты сейчас не готова. Но как только зайдешь то поймешь, как тебе это было необходимо. Грехи это лишний груз на наших плечах. Господь простит все, что ты сделала в этой жизни.

— Я не чего не сделала такого, за что мне пришлось бы каяться перед Богом.

Женщина больше не чего мне не сказала. Доведя меня до исповедальни, она тут же ушла.

Войдя в исповедальню, я тут же опустилась на колени и сложила руки перед собой. Я не знала, кто находиться по ту сторону перегородки, лишь слышала тихое мирное дыхания. Скорее всего, это мать настоятельца, ведь выше ее в этом монастыре не кого нет.

Я молчала и человек по ту сторону тоже. Мне не в чем было каяться, на мне нет не каких грехов. Или есть?

— Ты пришла исповедаться или просто помолчать дитя? — как я и подумала, по ту сторону мать настоятельца.

— Мне не в чем покаяться! Мать настоятельница! Ибо за мной нет греха!

— Отнюдь! Мне известна, о твоей греховной связи с герцогом Дефо! — язык прилип к небу, от одного его имени в горле пересохло. — Так же мне известно, что на момент вашей тайной любви, герцог был помолвлен с графиней Моденской. — глаза защипало от слез, как она об это узнала? Вильям! Не ужели он на столько меня предал? Как он посмел? Нужно, что то сказать в свою защиту. Но губы сухие и совсем не слушаются.

— Я… Меня и герцога не чего не связывало. То есть, да я не стану лгать что влюбилась в него, но после того как он признался… — мысли путались в голове, первые соленые дорожки покатились по щекам. — Нет, я узнала это через пару дней после того как нас чуть не убили на Лондонском мосту. Я не знала что он отдал свою руку и сердце другой… Но, между нами не было греха… — со всхлипом произнесла я.

— А как же греховные мысли?

— М… Мысли…

— Да, дитя мое мысли! Не замужней женщине, не пристала даже думать о мужчине, если она не замужем за ним. Тебе ведь известны семь смертных грехов?

— Гордыня, Жадность, Гнев. Зависть, Чревоугодие, Уныние и Прелюбодеяние… — сдавленным голосом произнесла я.

— Хорошо, какие семь добродетелей сопутствуют этим грехам?

— Целомудрие, Умеренность, Щедрость, Трудолюбие, Терпение, Благодарность и Смирение… Я не понимаю, зачем вы задаете мне эти вопросы, из всего перечисленного за мной не…

— Гордыня! Ты возгордилась тем, что можешь носить мужскую одежду и оружие. Гордыня, высокомерность и эгоизм ослепляет человека. Тебе известна, что гордость являлась самой выдающейся чертой дьявола. Гордыня — это состояние «анти бога», положение, в котором эго и личность прямо противоположность Господу. — после это я не смогла сдержать своих слез. Они шли бесконечным потоком, застилая все лицо.

— Как только ты покаешься, весь этот груз сойдёт с твоих плеч. — Я все всхлипывала, не как не могла взять себя в руки. Голос предательски дрожал.

— Я хочу покаяться, — с трудом выдавила я, — Ибо я согрешила. Посмела желать мужчину, который мне не принадлежал. Но клянусь Господом, я чиста, ибо знаю какая меня ждала бы участь и кара небес за этот поступок. Это были лишь мысли, не более. А что касается ношения мужской одежды и оружия. — Я утираю нос рукавом своего платья. — То я была вынуждена пойти на это. Я лишь хотела приносить людям реальную помощь, не только молитвами, но и делом. Я спасла многих за это время, как взрослых мужчин и женщин, так и детей. И за это я не намерена нести наказания Господа, ибо он видел все мои деяния и не отверг их.

Мать настоятельница глубоко вздохнула, скорее всего, последние, что я сказала ей явно не понравилась. Но она все же промолчала.

— Можешь идти, и продолжить своим обязанности. Я отпускаю твой первый грех, ибо слышу в твоих словах искреннюю правду. Перед снов прочти молитву.

Я молча вышла, все так же утирая слезы. Мне нужно привести себя в порядок как можно скорее. Чтоб бедная Шарлота не увидела этого. Ведь я пообещала ей, что у нас теперь новая жизнь. А сама только что снова утонула в своих чувствах, и невыносимом отчаяние.

Умывшись, я вернулась в библиотеку. Шарлота во всю обтирала пыль от старых книг.

— Как прошло? Но судя по твоему нездоровому цвету лица и припухших глаз, не очень. — Я лишь улыбнулась, но не чего не ответила. Взяв ведро с чистой водой, и тряпку я отправилась убирать свою часть. До самого вечера мы больше не говорили, каждая была занята своим делом, погружена в свои мысли.

Меня не покидала мысль, чтоб было, если б Даниель не влез в ту ночь в мой дом. Как бы сложилась моя жизнь? Скорее всего, меня б уже убили… Брр мороз по коже от таких мыслей. Но если реально смотреть на все происходящие, то так оно и было бы. Не спаси он меня тогда в трущобах. Мое тело уже бы кормило червей. Фу, какая гадость.

А что если это была судьба? Что если сам Господь послал мне его в ту ночь? Почему я раньше об этом не задумывалась. Но если это был действительно Божий промысел, тогда почему он так безжалостно отнял его у меня? Почему все кого я люблю либо мертвы, либо не предназначены мне? Столько вопросов и не одного ответа.

***

Спустя неделю нашего беспрекословного рабства в этой библиотеке, она снова сияла чистотой. Мы с Шарлотой не могли не гордиться своим трудом и заботой к этому помещению. Мать Настоятельца похвалила нас, на ее лице явно была удовлетворительная улыбка.

— Молодцы девушки! Не зря я возложила на вас этот весьма не посильный труд. Признаюсь я слегка сомневалась что вы справитесь, но теперь с гордостью могу сказать что эти книги не когда не находились в таком порядке. — И ведь действительно, мало того что мы избавились от всей пыли и грязи. Шарлота составила список и разбила книги по секторам. Так легче всего было все отсортировать. И выстроить порядок. На двери мы повесили список, где и в какой секции стоит та или иная книга. Это, несомненно, облегчит всем нахождения нужного экземпляра. Монахине жившие в стенах аббатства не переставали восхищается и все чаще приходить в библиотеку. Даже просто посидеть за столом и в тишине почитать. Ведь теперь это место не вызывало уныние и страх, оно приносило спокойствие и умиротворения.

Прошло еще около двух недель, к тому времени я уже привыкла к этой жизни. К этой жесткой одежде, к бесконечным молитвам и работе. Но вот сердце все так же предательски болело и скучало по дому. Я скучала, по всему, по моему дому, по моим книгам, по брату. В душе я простила ему это все, но только мне выпадет случай его увидеть, все, что скопилось во мне за это время. Я выплесну на него. Ведь он все же не имел права решать за меня.

***

Глубокой ночью меня разбудили громкие хлопки, резко сев на кровати я стала, прислушивается к звукам. Шарлота так же вскочила, прижимая льняное одело к груди, пряди ее черных волос выбелись из косы.

— Что это было? — шепотом, ели дыша, произнесла Шарлота.

— Не знаю, — так же тихо проговорила я, боясь нарушить звенящую тишину. Опустив босые ноги на холодный пол, на ципочках я направилась к двери.

— Амелия, что ты творишь немедленно вернись в пастель, простудишься. — я лишь махнула рукой. Коснувшись ручки двери я легонько потянула ее на себя.

— Будь здесь, — строга изрекла я.

— Амелия!

— Тиши ты! Я сейчас вернусь. А ты пока оденься, и собери вещи.

— Но…

— Просто сделай, как я сказала. — Шарлота умолкла, явно обидевшись на мой тон. Но сейчас я не стану об этом думать. Нужно узнать, что это были за хлопки, ведь если мне не изменяет память. Именно так слышится звук мушкета. Но как это возможно, здесь в монастыре вдали от города. Бессмыслиться, какая та.

Мне приходится идти очень тихо, хорошо, что тут каменные полы а не деревянные, иначе скрип половиц давним давно выдал меня. Огибаю молельню и исповедальню, двигаюсь слов тень. Боясь сделать даже глубокий вздох. Повернув за угол ближе к выходу, меня ловят за руки. Но вскрикнуть я не успеваю, так как за руки меня держит мать Настоятельница. Ее глаза широко распахнуты, в них читается неописуемый страх.

— Бери Шарлоту и беги дитя мое. — Слегка встряхивает она меня.

— Но, что случилось? Я не понимаю…

— На улице люди, много людей, все они в масках какого то зверя. Только что они убили нашего возничего. Не знаю, почему они еще не вошли, ведь такая толпа способна снести любые двери и сломать любые затворы. Ты должна как можно быстрее покинуть монастырь, — кровь отливает от щек, язык онемел, — Амелия, ты вообще слушаешь? Они пришли, за тобой девочка…

— Нет… — тихо произношу я, сердце упало, куда-то в пятки, а из легких вышибли весь воздух. — Но как?

— Неважно как они нашли тебя, важно, что б ты спаслась. Я обещяла твоей матери.

— А как же вы и сестры? — не унимаюсь я.

— О нас не бойся, чтоб не произошла, значит так, повелел Господь. — От первых ударов в дверь я не произвольно взвизгиваю. Они решили снести дверь тараном. — Беги Амелия, выбирайтесь через окно, там за садом есть черный ход, он ведет в катакомбы под монастырём. Так вы сможете выбраться к ближайшей деревни.

Мать Настоятельница выпускает мои руки, и толкает за угол. Как раз в тот момент, когда двери поддаются с громких звоном падая на каменный пол. Мать Настоятельница сложив руки перед собой, крепко сжимает крест. И выходит на свет.

У меня кровь стучит в ушах, а сердце так и намеривается выскочить. Мои ноги будто приросли к полу, я понимаю, что нужно бежать и как можно быстрее, но не могу. Мое тело меня не слушается.

Голос Матери Настоятельнице звучит как гром среди ясного небо. Тем самым она показывает, что не боится тех, кто стоит у подножья лестнице.

— Приветствую вас, чем я могу помочь вам в столько поздний час? Господа!

— Не к чему нам твои молитвенные проповеди, мы пришли за девицей чье волосы окрашены в медный. Отдай ее нам, мать и обещаю, мы ни кого не тронем.

— Тоже самое вы сказали нашему возничему, когда изрешетили его как дуршлаг?! Как вы посмели осквернить дом божий, окрасив его в кроваво красный?

— Отдай нам девицу и мы уйдет. — кровь застыла в жилах, нет смысла больше стоять и слушать, пора выбираться. Попятившись назад, я помчалась в нашу комнату. Заскочив, я наглухо закрыла дверь на засов. Прислонившись к ней лбом, я стала думать искать все возможные лазейки. Ведь должен же быть выход, как я могу бежать? Как я смогу спокойно спать, зная, что из- за меня погибли люди.

— Ну что там? — Встревоженный голос Шарлоты вывел меня из состояния транса. Ей я точно не дам погибнуть этой проклятой ночью. Она оделась как я и велела, даже вещи собрала. Пройдя мимо нее, я забралась на свою кровать, настежь открывая окно. — Амелия что ты намерена делать?

— Нет времени объяснять, просто делай все то, что я скажу. — Сдернув наши простыни, я быстро связываю их меж собой, делая, что то наподобие веревки. Шарлота молчит, но помогает вытащить все возможные одежды, что б связать их вместе. Пока она связывает ткани, я быстро одеваюсь, ведь не могу же щеголять в ночной сорочке на голое тело. Как оказалась Шарлота с дома прихватила мой мужско наряд. Наспех рассказываю то, что увидела и услышала внизу.

Снова вытаскиваю вещи из сундука и вижу кинжал Даниеля, который покоиться на дне. Взяв его в руки, холодная рукоять приятно холодит кожу. Но я прекрасно осознаю, что кинжал мне не поможет, поэтому сую его в дрожащею руку подруги. Шарлота быстро все понимает, и истерически начинает мотать головой.

— Нет, не за что. Я не пойду без тебя. — Мне приходиться собрать всю свою храбрость, что б убедить, ее бежать без меня.

— Слушай внимательно, это еще не конец мы обязательно встретимся. Как только выберешься из катакомб, беги, беги без оглядки. Ты поняла меня, Шарлота — но подруга впала в стопор. До нас донесся крик матери Настоятельнице. А это значит, время переговоры закончилось. Мне приходится дернуть Шарлоту на себя и с силой сжать ее запястья. Чтоб вывести ее из этого состояния, она должна выжить, во что бы это не встало. Я не могу потерять еще и ее. Я не смогу с этим жить, ведь она столько отдала мне. Отпустив ее руки, я перекидываю импровизированную веревку через окно.

— Давай, полезай.

— Амелия, — тихо всхлипывает та. — Прошу пойдем со мной, заклинаю.

— Времени нет на споры, либо ты идешь одна, либо нам обеим конец.

Мне приходится практически силком выталкивать ее из окна, ткани трещат и больно обжигают ладони. Стиснув зубы, я продолжаю крепко ее держать, до тех пор, пока Шарлота не оказывается на земле. Я смотрю в окно достаточно долго, пока ее силуэт не исчезает в ночи.

Новые крики оглушают тишину, а это значит, они добрались до комнат сестер. Тихонько выскальзываю в коридор, крадусь словно вор. Мне нужно попасть в библиотеку, пару дней назад Шарлота случайна, наткнулась на тайную комнату. Но если верить что мать Настоятельница всю жизнь провела в этих стенах, то не такая уж она была и тайная. Там мы обнаружили множество оружия, копья, луки, старые мушкеты, мечи и сабли. Маленькое помещение сильно затянуло паутиной и обросло пылью.

Там было множество не пригодного оружия, но один меч с короткой ручкой гордо покоился в ножнах на стене. Достав его, мы изумились. Лезвие ничуть не затупилось, будто кто — то многие годы за ним чательно ухаживал. Не смотря на пыль и паутину, золотая филигрань блестела. Как будто ее только что начисто вытерли. Не зря же говорят, грязь боится золота. Но Шарлота предположила, что это волшебный меч. Мы тогда долго смеялись над ее навязчивой идеей.

В сложившейся ситуации я была готова поверить во что угодно, лишь бы это спасло мне жизнь.

Хорошо, что библиотека находиться в другом крыле. Я быстро добираюсь туда. Меч все так же покоиться на стене. Осторожно сняв его со стены, вытаскиваю из ножен.

— Ну что приятель, пришло твое время, прошу, не подведи, — прежде чем убрать его в ножны, я читаю молитву и перекидываю его через плечо. Рукоять выглядывает из — за моего плеча. Туго завязываю волосы на затылке жгутом и выхожу из библиотеке на встречу с самой смертью…

***

Иду очень медленно, боясь даже дышать. Крики раздаются снова и снова. Страх заползает под мою тонкую рубаху. Ладони вспотели. И о чем я только думала, как смогла решиться на такой отчаянный шаг? Но назад дорогие уже нет.

Выглядываю за угол, там комнаты сестер, все двери настежь. Девушки и женщины что еще живы, вопят и молят Господа избавить их от мучений. Я сглатываю ком в горле, пряча волосы под капюшон. На лицо я натягиваю полоску ткани.

Едва дыша, шепотом произношу молитву, прошу Господа дать мне сил. Вынимая меч, я быстрыми шагами направляюсь к первой двери. Аккуратно заглянув, я вижу на полу кровь, много крови. Не помню кто жил в этом крыле. Четверо мужчин, смеются не человеческих смехом. На лицах у них маски, руки по локти в крови моих сестёр. Вопль стих, и как мне показалась, кроме этих четверых, тут больше нет живых. Но как же я ошиблась, девушка лет четырнадцати, пришла в себя. Стоило ей слегка чертыхнутся, как один из мужчин перевернул ее на живот, грубо задрав подол ее ночной сорочки. Полностью оголяя ее нижнюю часть тела. Трое других залились смехом, я отвернулась, подавляя приступ тошноты. Нужно взять себя в руки, девушка завизжала.

— Молчи божья сука! Почувствуй всю прелесть мужского тела. — Мне почудилось, что на глаза опустилась красная пелена, и что происходила дальше. Я не отдавала отчет тому, что делали мои руки. Меч будто вел меня сам. Заскочив внутрь, мой меч коснулся шеи того кто насиловал девушку, та уже не сопротивлялась. Ее глаза остекленели, душа покинула тело. Одним четким ударом меч отсек этому мерзавцу голову. Но как? Во мне не может быть столько сил? Но сейчас не до этого. Ведь трое других обнажили свое оружие. Первый что повыше меня ростом два раза, замахнулся, целясь мне в голову. Но я с ловкостью смогла парировать удар. Удар за ударом, я быстро переставляла ногами, как нас учили в приходе. Эта тварь пыталась зажать меня в угол, но я с легкостью отразила очередной удар. Наколенные мечи схлестнулись, рассыпая искры.

— Сдавайся мерзкая тварь, и я обещаю, что не буду с тобой так груб. — двое хотели броситься ему на помощь, но грубый голос из под маски буквально прорычал им оставаться на месте, — Что я по вашему с мелкой шлюхой не смогу справиться. — Мне хватило доле секунды, пока он говорил эти мерзкие слова, чтоб напрячь все мышцы. От толкнув его, мой меч пронзил его на сквозь. Мужчина вскрикнул и начал медленно оседать на пол, легким движение руки я выдернула меч из его сердца. Тяжело дыша, я направила его в сторону противников. С лезвия капала свежая кровь. Лужа под моими ногами становилась все больше.

— Кто следующий? — нападавшие переглянулись, маски на их лицах были сделаны из шкур животных. Я не видела их лиц, но вот глаза. В глазах плясал адский огонь. Не раздумывая более, они оба поддались вперед. Толи удача, толи сам Господь вел меня и оберегал. Мне удалось и их убить. Руки дрожали, меч выскочил из онемевших пальцев. Упав на колени, меня стошнило. В воздухе стоял запах метала, запах свежий крови. Вся моя одежда, руки, лицо были перепачканы. Но к счастью все это была не моя кровь, не один из их кленков так и не достал до меня. Даже на сантиметр.

Снова раздались крики, и звуки потасовки. Вытерев рот, я с трудом поднял на ноги. Опираясь на меч. Я должна помочь всем, кому смогу или умереть. Ведь если бы не я,

То всего этого не произошло. На выходе я бросаю взгляд на молоденькую девочку, над телом которой так жестоко надругались даже уже после смерти. Ее ярко голубые глаза так и остались, открыты, взгляд в пустоту. Она молила Господа помочь, но он так и не услышал, скорее всего, он никого не услышал. А если и услышал, то просто закрыл глаза на это.

Пробираюсь дальше, заглядываю за угол. Девушки вооружились, чем смогли, пытаясь отбиться от этих стервятников. У меня только меч, а у них есть мушкеты. Не у всех конечно. Ну, раз мне суждено отдать Богу сегодня душу, так пусть я умру с честью, но живой я им не дамся.

Смотрю вниз, у подножья лестнице раскинув руки в разные стороны, лежит тело матери настоятельницы. Эта храбрая женщина, отдала свою жизнь, спасая меня. Медлить больше нельзя, я не могу больше прятаться в тени и слушать, как они издеваются над моими сестрами. Как толпой насилуют их. Прижав меч к груди, я снова молюсь и выхожу из тени.

Мои ноги не успевают сделать и двух шагов как в низу, в двери врываются английские гвардейцы. Я отступаю обратно в тень и замираю. Мое сердце пропускает удар, и причиной тому, он, герцог Дефо здесь, в монастыре Сен — Жермен. Который врывается в монастырь, вслед за своей гвардией. Он все так же красив, не смотря даже на синие тени под глазами. Он оглядывается по сторонам, и мне на мгновение чудиться, что наши взгляды встречаются. Но нет, он не как не может меня видеть. Быстрыми шагами, он преодолевает лестницу. Обнажая свой меч, он двигается, ловка, словно это не бой на мечах, а танец. Без труда лавируя среди разверзнутого боя. Оттеснивших от всех, Даниель проскакивает в комнаты, и силком выволакивает того кто говорил с матерью настоятельницей. Которой, скорее всего и убил ее. Это чудовище визжит как резонная свинья. Почему я сравнила этот звук со свиньей. Лишь однажды я случайна, забрела на скотский двор, где как раз забивали свиней. Жуткое воспоминание.

Я все так же прячусь в тени, наблюдая за всем происходящим. Я спряталась между двух колон. Гвардейцы уже дважды проходили мимо, но по счастливой случайности не заметили меня.

Тех кого они не убили в бою, Даниель приказал поставить на колени возле лестнице. Тело матери настоятельницы унесли в другой зал к остальным погибшим девушкам и женщинам. Я прежде не когда не видела его таким разерённым. Он ходил из стороны в сторону, не выпуская кровавый меч. Тело его было здесь, но разум где то блуждал. И я могу лишь догадываться, какие сейчас его терзают мысли. В свете многочисленных свечей на его груди блеснул мой сапфировый кулон, и мое сердце предательски сжалось в груди. Неужели он все еще носит его, если брать в расчет, сколько прошло времени то он должен быть уже женат. Но кольца на пальце нет. Хотя мужчины нашего времени не носят подобные кольца. Отец носил, мама много раз говорила ему, что он может не придерживаться старых традиций. Но отец всегда отнекивался, мол, это его счастливое кольцо. Потому что однажды мама выбрала именно его.

— Где девушка? — громкий голос Даниель, вышвырнул меня из моих мыслей.

— Какая девушка? — со всех кто ворвался и остался жить, Даниель приказал сорвать маски. Сейчас перед ним на коленях стоял седовласый мужчина, по возрасту он годиться мне в отцы.

— Девушка, ради которой вы прибыли сегодня рано утром из Лондонского порта? Что вы с ней сделали? Отвечай, — Даниель со всей силой пинает его, мужчина падает ничком в приступе кашля. Изо рта обильно идет кровь. Я прижимаю ладонь ко рту, напрочь позабыв, что руки у меня в чужой крови.

Выплюнув кровь, главарь поднимается на ноги. Показывая всем остальным, что ничуть не боится принца стоящего перед ним.

— О, как она кричала, когда ее брали силой. Красивая пташка! Ты ведь за ней сюда примчался. Не так ли герцог, — мои щеки тут же краснеют от злости, да как он смеет говорить такие грязные вещи. Я вспоминаю, что помимо меча прихватила с собой пару парных кинжалов. Не раздумывая не секунды, выдергиваю один из за пояса и выпускаю. Лезвие попадает прямо в цель. Правда не так как я хотела, задето лишь его правое плечо. Все взоры сразу обращаются в мою сторону. Не обращая, внимая на вопли этого мерзавца. Даниель поднимает меч, его личная охрана обступает его со всех сторон.

Скрываться больше нет смысла. Скидываю капюшон, выхожу на свет. Напряжение с лица Даниеля тут же спадает, будто камень с души. Растолкав свою свиту, он бежит ко мне ловка перепрыгивая по две ступеньки. И вот он уже наверху. Я смотрю ему прямо в глаза, не пряча при этом свои. Эти секунды кажутся вечностью, до тех самых пор пока я не срываюсь с места. Даниель бежит ко мне на встречу. И вот настал тот самый миг. Его руки обхватывают мою талию, слегка кружа на одном месте. Его горячее дыхание обжигает мою шею. Я чувствую, как сильно бьется его сердце, как будто вот- вот выскочит наружу. Губы Даниеля быстро, по хозяйски находят мои, и это тот самый долгожданный момент. Поцелуй которого я желала больше всего на свете. Пусть я украла его поцелуй, у его законной жены на глазах у многих гвардейцев. Мне все ровно, ведь я так сильно его люблю, что готова гореть в аду за греховность этого поцелуя.

Слезы сами по себе бегут по моим щекам, Даниель целует мои щеки. Не давая слезам пролиться до конца. Его язык снова врывается в мой рот, переплетаясь с моим. Больше это не похоже на обычный поцелуй, ведь тут заключена вся страсть и желания.

— Амелия! — с трудом выдыхает он, слегка прерывая поцелуй. Мне нечем дышать, в легких, будто не осталось воздуха. Ноги стали ватные. Но я знаю, что сильные руки Даниеля не дадут мне упасть. С трудом оторвавшись от него, мы соприкасается лбами глядя друг другу в глаза. — Я нашел тебя! — тихо, лишь для меня одной произносит он.

— Нашел! — так же тихо шепчу я. Уголки его губ приподнимаются, и я снова таю от его обворожительной улыбки. Его веки опускаются и все так же тихо, произносит.

— Я так тебя люблю! И пусть ты меня ненавидишь! Я все ровно тебя люблю! — Подняв глаза, я вижу в них раскаяние, — Ты сможешь, когда нибудь простить меня?

И снова эта проклятая реальность, забирает его у меня. Я снова вспоминаю о Марии. С болью в сердце разрываю наши объятия. Даниель смотрит на меня с напрочь потухшим взглядом.

— Ты не можешь так говорить, ведь ты… — запинаюсь я, — ты ведь, скорее всего уже женатый человек.

Даниель легонько берет меня за руку и кладёт себе на сердце.

— Мое сердце навеки принадлежит только тебе дорогая Амелия! И нет, я не женатый человек, как ты выразилась. Между мной и Марией нечего не было, и быть не могло. Я целиком и полностью принадлежу только тебе одной, — по глазам я вижу, что он не лжет, да и сердце то не обманешь. Оно стучит так сильно, подсказывая, что все его слова чистая правда. — Ты мне веришь?

— Верю! — с улыбкой произношу я. Даниель улыбается и снова нежно меня целует меня в губы.

***

Спустя какое то время, Даниель просит меня не присутствовать на допросе. Я смиренно киваю и ухожу в молельню. Я вижу Кларенса, он раздает воду и еду выжившим девушкам, солдаты принесли теплые пледы. Кто то из девушек беззвучно плачет, кто то стоя на коленях, молится Всевышнему. Зрелище ужасное, пару девушек сильно ранены, один из солдат, скорее всего лекарь, аккуратно обрабатывает их раны. За большой скамьей они уложили тела. На ватных ногах я подхожу к матери настоятельницы. Из ее раны в груди больше не идет кровь. Веки закрыты, а лицо застыло в непроницаемой маске. Опустившись передней на колени, я беру ее за руку она едва теплая. В левой руке все так же зажат небольшой деревянный крестик. Слезы снова выступают на глаза. Опустив голову, я читаю молитву за упокой ее души.

— Мне так жаль, — со всхлипом выдавливаю я, — но вы сдержали слова, данное моей матери. И можете спокойно уйти… — теплая ладонь касается моего плеча, я не оборачиваюсь, ведь я и так знаю кто за моей спиной.

— Мне не хотелось прерывать твою молитву, но ты должна это услышать.

Даниель помог мне подняться, мы вернулись в холл. Там были только солдаты и главарь. Что они сделали с остальными, мне было не интересно, будь на то моя воля, я б задушила каждого голыми руками.

Даниель крепко сжимает мою руку, благодаря его поддержки я все еще стою на ногах.

— Повтори все то, что сказал мне, — гневно произносит Даниель. Мужчина поднимает голову, его лицо просто месиво крови и виднеющихся синяков. Один глаз совсем заплыл, нос распух. — Ну.

Слегка прокашлявшись, мужчина переводит взгляд ко мне, один его еще пока что целый глаз всматривается в мое лицо.

— Нам заплатили, очень много заплатили. Золотом. Наша задача была привести в Лондон, обязательно живую, вас мисс Рассел, — сердце ухает, мурашки бегут по всему телу, волоски на руках встают дыбом.

— Зачем? — бесцветным голос, едва стоя на ногах произношу я.

— Нас уверили в то, что именно вы наслали на нас чуму, вы та самая рыжеволосая ведьма. И спастись от этой заразы поможет лишь костер, на котором вас сожгут.

Я чувствую, что меня сейчас снова стошнит. С трудом подавляю рвотный позыв. Делаю шаг вперед, рука Даниель слегка напрягается, но я не выпускаю его ладони.

— Кто отдал приказ? — мужчина опускает голову, явно нехотя говорить, — Отвечай! — мой звонкий голос прорезает тишину.

— Джон Граунт, — я ни сколько не удивлена, ведь мы и так знали что это он.

— Чем докажешь? Что у тебя есть такого, что доказывает, что заказчик именно он, — Громко говорит Даниель.

— Посмотри в моем кармане принц, и убедишься сам. — Даниель кивнул в сторону одного солдата, тот принялся шариться по карманам этого мерзавца. Из нагрудного кармана он вытащил сложенный листок. Который слегка запачкался кровь. Он передал его Даниелю. На нем была личная печать Граунта, я с лёгкостью ее узнала. Он часто делал пожертвования в приход.

«Золота что я вам выслал это лишь малая часть, по прибытию вы получите больше. Девушка должна быть живой. С ней можете делать что угодно, но, однако ее лицо не должно пострадать. Она должна сыграть свою роль, красивой девой мучительницей. Костер ждет ее, люди ждут шоу. Которое я им приготовил.

Ваш Господин Молох

Д. Граунт.»

— Проклятый мерзавец, я задушу его голыми руками, — я крепко сжимаю его ладонь.

— Теперь у нас есть прямое доказательства, что все это его рук дело. Я думаю, теперь Король сможет справедливо его наказать, — Даниель молча кивает.

— Уведите его! Заставьте этого ублюдка долго мучиться, — я не чего не говорю, и не возражаю. Уверенна, что Даниель делает все как нужно.

Мужчину утаскивают, он кричит и бьется из последних сил. Он молит пощадить его, но я лишь отворачиваюсь. Ведь не он, не его банда не пощадили тех над кем они успели надругаться и кого смогли убить.

В моей голове всплывает вопрос, который я должна была задать уже давно. Даниель замечает перемену на моем лице.

— А где мой брат? Где Вильям? — лицо Даниеля мрачнеет, он хмурит брови. Явно подбирая правильный ответ, — Только не говори что он м…

— Нет, Амелия он жив, но…

— Но, что?

Даниель опускает голову, выпуская при этом мою ладонь. Почему он не смотрит мне в глаза? Значит ли что случилось, что то непоправимое? Нет, он сказал, что мой брат жив, а если он жив то где же он? Тихий голос Даниеля прерывает поток бесконечных мыслей в моей голове. Одна страшнеедругой.

— Он в тюрьме, пока что, — быстро добавляет он.

— Что? — я была готова услышать, что угодна, что он заразился чумой, что его отравили, сломал ноги. Но эта не как не укладывалась в моей голове. — Я не понимаю, что случилось? — Даниель поднимает на меня глаза.

— Его обвиняются в мужеложстве. — Эти слова выбили почву у меня под ногами, конечно, я знала, чем он занимается. Но я не когда особо не боялась, что когда нибудь его поймают на этом. Я не когда его не осуждала, мы не выбираем, кого любить.

— Что же теперь делать? Даниель… — с отчаянием произношу я.

— Для начала мы вернемся в Лондон, а там я, что нибудь придумаю. Я ж все ж как не как брат короля.

— Это не просто, какое то обвинение, это смертельное наказание. Если это будет доказано, его повесят.

— Я знаю. Его первое слушание назначено через четыре дня. Мы успеем вернуться в Лондон до этого момента.

— Но как? Как об этом стало известно? — Глаза Даниеля округлились.

— Так ты все это время знала!

— Ну, разумеется, я знала, я его сестра.

— Кто- то доложил, что почти каждую среду Вильям бывает в кабаке. Его поймали почти с поличным. Ну, то есть, он и другой парень…

— Нет, не продолжай не чего не хочу знать. Иначе кошмары буду мучать по ночам.

***

Наступил рассвет.

Я, наконец — то вымылась от крови. Какое это счастье быть просто чистой. Я рассказала о Шарлоте Кларенсу, не теряя не секунды, мужчина вскочил на коня и умчался в близлижайшие деревни на ее поиски.

Даниель сказал, что солдаты помогут привести это место в порядок. Похоронить мать настоятельницу с почестями, а так же и других погибших. Но ночью мы должны сесть на галеон и отплыть. Иначе мы не успеем, спасти моего брата от петли. Так же Даниель отправил послания брату, с прощение о снятия всех обвинений с Вильяма. Я молю Господа Бога, что б мы успели, и королевское помилование пришло вовремя.

Как и сказал Даниель, солдаты помогли убрать всю кровь и устроенный беспорядок. Он так же распорядился о том, что б сюда прибыл епископ, ведь погибших необходимо было отпеть и проводить в последний путь.

Наша комната с Шарлотой, это наверно единственное место, куда эти мерзавцы не успели проникнуть. Опустившись на кровать, и дала волю слезам. Мне было необходимо их выплакать. Я так благодарна Всевышнему, что Даниель успел вовремя. Он нашел меня, он всё-таки пришел за мной. Сколько ночей я плакала в подушку, сколько раз мое сердце разбивалось от мыслей, что сейчас он с другой. Как я могла думать о током? Ведь я чувствовала, что он любит меня, и знала, что в ту ночь в порту он говорил правду. Но почему? Почему я не послушала свое сердце, зачем поддалась гордыне.

Тихий стук в дверь, выдернули меня из собственных мыслей, которые уже начали уничтожать меня изнутри. Утерев нос, разгладив складки монашеского черного платья, я пригласила стучавшегося. Это разуется, был Даниель. Увидев мои припухшие глаза от слез, он быстро пересек комнату, опустившись на колени передо мной.

— Амелия! — его руки бережно обхватили мои холодные пальцы, — Прошу тебя не плачь, мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. — Его теплая ладошка легла мне на щеку, утирая слезы.

— Прости мне эту слабость, ибо я больше не в силах держать себя в руках, — Мой взор привлек отблеск от моего меча. — Я стала убийцей Даниель!

— Что ты такое говоришь, любовь моя?! Ты не убийца, слышишь, ты защищалась. А это совсем другое. — Я смотрю на свои руки, сейчас они чистые, но недавно были заляпаны чужой кровь, от которой мне уже не когда не отмыться. Не в силах больше держать в себе эту боль, я соскользнула с кровати в объятия Даниеля. Ведь сейчас это единственное место, в котором я могу чувствовать себя в безопасности, это его крепкие объятия.

Он не отпускал меня, пока я тихонько плакала у него на груди. Тишину разбавляли лишь мои всхлипы и его дыхание. Даниель молчал, он знал, что мне нужно время, что б оплакать потери, прейти в себя. И даже когда в комнату заглянул солдат, он лишь махнул рукой.

— Спасибо что пришел за мной! — немного успокоившись, наконец, произнесла я.

— Я не мог иначе, моя жизнь не имеет смысла, если в ней нет тебя. — Я повернулась к нему чтоб взглянуть в глаза, он улыбался.

— Почему ты улыбаешься? И как ты узнал, что я здесь? Ведь Вильям…

— Это все Кларенс, и его связи среди следопытов этих мест. А твой брат тот еще засранец, прости. — Я не смогла сдержать смешок, уголки губ Даниеля поползли вверх, — Он так не сказал мне, где тебя искать. Даже когда я с трудом смог пробиться в тюрьму. А тебе ведь известно Граунт подмял под себя всех. Это было очень сложно. Даже учитывая тот факт, что я брат короля.

— Да, он всегда был упрямым ослом! — теперь уже Даниель не смог сдержать смех. — А как так вышло, что и наемники нашли меня. Ведь если учесть тот факт что об этом месте знал только Вильям?

— Слухами земля полнится, у Граунта везде глаза и уши. Даже не смотря, на то что ты в чужой стране. Его люди нашли кого-то с экипажа Алистера, того хорошенько напоили. И он выдал всю информацию. Насколько я осведомлен, он назвал лишь, как выглядела эмблема кареты, на которой тебя увезли из порта. А дальше дело встало за малым. — Я слегка приподнялась, чтоб видеть его лицо, так как сидела к нему спиной прижавших к теплой груди, пока он крутил мои локоны на своем пальце.

— То есть это лишь совпадения, что вы прибыли сюда в один день, а точнее ночь?

— Да, как только я узнал твое место нахождения, то тут же собрал людей. Не теряя времени, мы пустились в путь. Вот и вся исторя, — Я теотрально надула губы.

— А как же… — Даниель не дал мне закончить предложение, так как, его ладонь прикоснулась к моей щеке, проводя до подбородка, он притянул меня к себе. И я не смогла сопротивляться, даже если б захотела. В это раз поцелуй был пропитан нежностью, я почувствовала, как на щеках выступил румянец. Рука Даниель скользнула по моему животу, вверх по мелким пуговицам на платье. Останавливаясь на ключицах. Из моего рта вырвался стон. Наши пальцы переплелись. Да, он непременно тот самый мужчина, которого я так ждала. Даже один его поцелуй способен затуманить мой разум, отключить мысли и почувствовать себя так будто кроме нас никого больше в мире не существует. Я бы отдала все, лишь бы этот момент никогда не прерывался. Но очередной стук в дверь, вернул нас обоих в жестокую реальность.

— Кто? — ели дыша, произнес Даниель.

— Герцог, прибыл епископ. К службе все готова. Все ждут только вас и леди Рассел.

— Две минуты. — Я тут же вскочила на ноги, будто меня ужалила оса. Даниель тоже поднялся, поправляя свою одежду. — Ты готова? — тихо за моей спиной произнес он.

— Нет, — качая головой, честно ответила я, я не была готова не к чему. Но нам нужно идти и проводить погибших с почестями.

Даниель развернул меня к себе, и крепко обнял.

— Что — бы не случилось, я всегда рядом. Я люблю тебя Амелия! От земли до луны и обратно! — Я восторженно подняла на него глаза, — Да! Я безумно люблю тебя! Ты Моя жизнь!

— Я тоже тебя люблю, без «тоже», — тихонько хихикнула я.

***

Похоронная служба была не долгой. По просьбе Даниеля, епископ торопился, как мог. Ведь нам нужно было отплыть сегодня ночью. К счастью Кларенс нашел Шарлоту, и вернул в аббатство. Узнав все подробности, Шарлота долго рыдала у меня на плече. Ее поглотил страх и отчаяние. Я понимала, что ей было это необходимо, как мне тогда в комнате с Даниелем.

Сразу после похорон матери настоятельницы, мы пустились в путь. Кларенс где то раздобыл гнедых коней. Гвардейцы поделились на две группы, первая отправилась вперед, мы за ними, вторая группа уже за нами. Они стали дня нас живым щитом.

Солнце медленно клонилось к закату, время не щадило нас. Я почувствовала, как Даниель крепче сжал поводья. Он нервничал, и очень сильно. Хоть он и недолюбливал моего брата, за все его проделки. Но смерти ему он точно не желал. Я молилась Богу, пока наши кони несли нас вперед, в попытке обогнать закат. Нам нужно, во что бы это встала попасть сегодня на корабль.

Глаза сушит от быстрой езды, но на горизонте, наконец, то показался порт. Даниель тяжело выдыхает, будто всю дорогу не дышал вовсе.

По мере приближения, я понимаю, что это тот самый галеон, который привез нас сюда. Это галеон Алистера. Не знаю, почему, но на моих губах тут же появляется улыбка.

Заметив нас еще на дороге, Алистер приказывает бросить мостик. Значит, он узнал меня. Какое счастье. Это значит одно, на его быстроходном корабле мы точно прибудем вовремя.

Даниель тормозить коня, помогая мне спуститься. Алистер спешит к нам. Его лицо белое как бумага. Не успеваю я произнести и слова, как мужчина быстро перебивает меня. Обращаясь к Даниелю.

— Я так боялся, что вы не успеет. Отлив вот- вот закончиться. Скорее, больше ждать нельзя. — Даниель смиренно кивает, целует меня в щеку и молча уходить в сторону своих солдат. — Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Прошу на борт.

— Спасибо, что дождался нас! Теперь я перед тобой в долгу!

— Мне, конечно, это льстит, но давай ты расскажешь мне обо всем, что мне нужно знать, когда мы покинем этот порт.

Нас с Шарлотой снова разместили в той же каюте. Не раздеваясь, я плюхнулась на аккуратно заправленную кровать. Подушка пахла морем и солью. Шарлота последовала моему примеру. Прикрыв веки, я тут же спокойно уснула. Впервые за долгое время.

Нас разбудили через пару часов. Голова жутко болела, тело ныло от усталости и требовало еще как можно больше сна. Нат сообщил нам, что нас ждут к столу. При этом оставил у дверей коробку. Шарлота с трудом поднялась на ноги, и поплелась к двери. А я повыше натянула теплое одеяло на голову.

— Амелия, проснись, нельзя заставлять мужчин ждать.

— На то они и мужчины, что бы ждать, — прошипела я из под одеяла, — я не хочу, есть, иди одна.

— Амелия, не заставляй меня сдергивать тебя за ноги с этой койки.

— Не, ты не посмее… — я не успела договорить, как Шарлота схватила меня за лодыжку и стянула на пол, — Ах ты мерзавка! — со звонким смехом прокричала я, запуская в нее подушку. Шарлота увернулась, так же громко смеясь. Подняв ту же самую подушку, она кинула ее в меня, шов разошелся, и всю наша маленькую комнатку засыпало мягкими перьями. Мы уставились друг на друга, и снова залились смехом.

— Я не стану это убирать, — утирая слезы, проговорила Шарлота.

— И не нужно, мне нравиться!

Мы решили, что наведём тут порядок после того как хорошенько поедим. Алистер любезно приготовил для нас чистую мужскую одежду. К которой прилагалась записка, «извините, на галеоне платьев не нашлось». Мне не впервой надевать мужской наряд, а вот Шарлота заметно скривилась, увидев штаны.

— Это всего лишь штаны, а не змея!

Шарлота помогла мне собрать обычный высокий хвост на голове, выпуская передние пряди. Штаны мне были слегка велики, но все положение исправил пояс. Широкая белая рубаха идеально дополняла наряд. Сейчас я точно была похожа на матроса, нежели на девушку благородных кровей.

Наконец собравшись, мы пошли прямиком в каюту капитана. Не доходя до дверей, до нас дошли громкие возгласы, крики и спор. Мужчины яро, что то обсуждали. Их голоса слились в один гул. Проглотив ком в горле, я посмотрела на встревоженную Шарлоту. Будто почувствовав нас, Алистер распахнул дверь, а я так и застыла с поднятой рукой, готовясь постучать.

— А вот и наши почётные гостьи. Дамы, — Алистер отошел в сторону, жестом приглашая нас войти. Даниель и Кларенс тут же встали, в знак уважения.

Рабочий стол Алистера был заставлен все возможной едой и питьем. Мой желудок предательски заурчал. Даниель, не скрывая ухмылку, протянул мне руку, помогая сесть. И прежде чем мы приступили к трапезе, я сурова, посмотрела на каждого их мужчин.

— А теперь вы мне расскажете, что вы тут так яро обсуждали, вас слышал наверно сам морской царь. — Первым поддался вперёд Алистер, но Даниель приподнял руку, не давая ему сказать.

— Давай так, жизнь моя. Для начала вы поедите, а потом мы ответим на все твои вопросы! Согласна? — я слегка сощурила глаза, ища подвох в его словах. Поняв, что я пытаюсь прочесть в его глазах, Даниель лучезарно улыбнулся. — Клянусь, мы ответим на все вопросы! Ведь так господа? — Алистер и Кларенс тут же кивнули в ответ.

— Хорошо, согласна, но это лишь потому, что я очень голодна.

Я не особо любила морепродукты, но это краб в сырном соусе просто объедения. Свежий салат и бокал вина. Вот что мне не доставала в аббатстве. Нормальной еды, а не похлебки с серым пресными хлебом. От вина мои щеки раскраснелись, а голова слегка затуманилась. Оно было крепче на много крепче того что нам подавали дома.

Промокнув рот салфеткой, я откинулась на стуле.

— Ну что теперь ты готов со мной сотрудничать? — Губы Даниеля растянулись в улыбке.

— Как прикажешь моя госпожа! — Алистер сощурил глаза, а после громко хлопнул в ладоши.

— Так это и есть тот мерзавец, что разбил тебе сердце?! — Я вытаращила на него глаза, Даниель слегка приподнял одну бровь, покосившись на меня.

— Мерзавец? — с ехидной улыбкой произнес он.

— Понятия не имею, о чем он толкует! — мои щеки тут же вспыхнули еще сильнее, воцарилась молчание, после которого Кларенс прыснул, не в силах больше сдерживать смех. Все дружно подхватили его волну.

Даниель встал, держа бокал.

— В свою защиту хочу сказать, я не разбивал сердце Амелии. Просто она не дала шанса все ей объяснить. А когда этот шанс появился, ее дражайший брат отправил ее к черту на куличках. И, цитирую, «ты не найдешь ее, она там, где твоя королевская рука не дотянется». Но как видите я здесь. — Даниель осушил бокал. Я опустила глаза, нервно теребя салфетку. Ведь так оно и было, я могла воспротивиться и не уезжать. Если б дала ему шанс все объяснить, тогда не чего этого не было. В очередной раз я послушала голову, а не сердце.

— Ты спрашивала, о чем мы спорили, — Даниель все так же стоял, возвышаясь над всеми нами, — Мы с Кларенсом пытались убедить твоего друга, высадить нас раньше не заходя в порт. Но, Алистер наотрез отказывается это делать.

— Почему? — я перевела взгляд на Алистера, который сидел, понурив голову.

— Потому что, Даниель хочет пойти только с Кларенсом. А ты и твоя подруга должны будете затаиться на борту. И я лишь предположил, что тебе дорогуша не понравиться эта идея.

— Ну, разуется, я не останусь, не буду прятаться в каюте словно преступница.

— А никто не говорит что ты преступница Амелия, речь лишь идет о твоей безопасности. Лондон уже не тот город, который ты покинула. Сейчас все по-другому, — тихо произнес Кларенс. Шарлота сжала мою ладонь. Моему возмущению не было придела. Вскочив на ноги, я оглядела каждого, но мой взгляд остановился лишь на Даниеле.

— Ты что действительно думаешь, что я не в состояние постоять за себя!

— Нет, я так не думаю. Но, мне будет на много спокойней знать, что в случае чего Алистер увезёт тебя, живой.

— Я не оставлю брата в беде, ты это понимаешь. Он единственное, что осталось у меня от семьи. Я не могу потерять его. Я пойду с вами и точка.

— Ты не можешь просто взять и заявиться в город, — злостно проговорил Даниель, — твое лицо на всех плакатах, тот верзила не лгал Амелия. Люди обезумили, культ поработил горожан. Они действительно хотят сжечь тебя на костре, они хотят твоей крови, твоей долгой и мучительной смерти, — я была шокирована такой тирадой. Ладони вспотели, а язык прилип к небу.

— Но, убив меня, болезнь не уйдет. — Тихо прошептала я сдавленным голосом. По телу поползли мурашки, в голове представился костер.

— Разумеется, не уйдет. Но люди в отчаяние, и готовы поверить во что угодно, лишь бы избавиться от чумы. — Тихо добавил Кларенс.

— Мне кажется, они правы Амелия, нужно дать мужчинам разобраться во всем этом.

— И ты туда же! — бросив салфетку на стол, развернувшись я покинула каюту капитана. Даже зовущей меня голос Даниеля не смог меня остановиться. Как он мог решить все за меня, неужели это снова происходить. Все вокруг думают за меня. «Они оберегают тебя» — Тихий голос моего подсознания отозвался в голове. Конечно, они бояться, если я погибну, я тоже боюсь, безумно боюсь. Но, мой брат…

Я вышла на палубу. Оперевшись на борт я опустила голову. Мне нужно подумать, и решить, что делать дальше и как правильно поступить. Послушать Даниеля и остаться, спрятаться и ждать новостей. Или вопреки его довольно веским убеждениям отправиться в город. Теплая ладонь легла на мою талию.

— Я не смогу жить, если ты погибнешь,… Я так сильно люблю тебя, что не хочу тебя терять…

— Я тоже люблю тебя… Но позволь мне принять это решение самой. Всю мою жизнь все кругом решали за меня, — я обернулась, оказавшись в его крепких объятиях, — Позволь мне решить самой.

— Хорошо, — целуя меня в лоб, произнес он, — Решение за тобой, и я приму его любым.

Даниель проводил меня до каюты. Подходя ближе, мы услышали разговор Кларенса и Шарлоты. Я хотела постучать и войти, но Даниель поймал мою руку.

— Пусть поговорят! Можешь лечь в моей каюте. Я все ровно не хочу спать. Кровать свободна, — на моих щеках выступил румянец, я не чего не ответила, лишь кивнула.

Даниель отвел меня в комнату, что им выделил Алистер. Она находилась не далеко от носа галеона. Из окна был прекрасный вид на звездное небо. Кровать была не заправлена, подушка смята. Будто Даниель покинул пастель только что. Постояв на пороге, я все — таки прошла внутрь и села.

— Ты точно не хочешь спать? — Даниель сел напротив, скорее всего они делили эту каюту с Кларенсом.

— Нет, ну может не много. Но если я правильно все понял, то Кларенс явно не вернётся сюда до рассвета. А если вернется, не думаю что будет против что я сплю на его месте, — Сбросив сапоги я заползла под одеяло, распуская волосы. Они разметались по подушке. На секунду я закрыла глаза, вдыхая запах Даниеля, который остался на ней. Пахло корицей.

— О чем ты говоришь, что ты понял? — Даниель последовал моему примеру и тоже улегся, нас разделяло небольшое расстояние друг от друга.

— Он влюблен в Шарлоту! — моя голова по инерции оторвалась от подушки.

— Что? Ты уверен?

— А ты разве не заметила?

— Нет, — укладываясь обратно, с досадой проговорила я, — Как я могла такое не заметить.

Даниель, прикрыл глаза и произнес полушепотом.

— Я расскажу тебе утром, а пока что спи. Тебе нужны силы! — Но спать мне, почему то не хотелось. Повернувшись на спину, я уставилась на потолок. Сколько ночей я смотрела в потолок в монастыре и просто грезила о том, чтоб Даниель хоть на минуту оказался рядом. Повернув голову, я заметила, что он уже почти спит. Лицо расслабилось, дыхание стало ровным. Он лежал на животе, одну руку спрятав под подушку.

Не знаю, сколько я пролежала без сна. Голова гудела от всяких мыслей. Даниель дал мне права выбирать, и теперь я совсем была, сбита столку. Как принять правильнее решение, как спасти всех и себя саму? Одна мысль была хуже другой. Тираду моих мыслей прервало тихое бормотание Даниеля. Он что — то говорил во сне, но я не как не могла разобрать слов. Но он явно было взволнован, одной рукой он сжал простынь, да так сильно, что костяшки его пальцев побелели.

— Амелия… — тихо произнес он во сне. Опустив ноги на холодный пол, я тихонько подошла к нему. Я лишь хотела прикоснуться к его щеке, чтоб он понял, что я здесь и некуда не уйду. Как только моя ладонь коснулась его коже, Даниель схватил меня за запястье, больно сжимая, вторая его рука та, что была под подушкой, приставила нож к моему горлу. Я успела лишь взвизгнуть, в полусонном состояние он не мог понять что происходить.

— Это я! Это я! — быстро затараторила я. Небесного голубые глаза Даниеля сбросили остатки сна, нож со звоном упал на пол. Мужчина сгреб меня в охапку, укладывая рядом с собой. Его сердце колотилось с невероятной скоростью, тонкая рубашка прилипла к груди.

— Прости, — тихо на выдохе произнес он мне в шею. Его нос уткнулся мне в ключицу, — это все проклятый сон, в котором ты снова и снова умираешь.

— Ты расскажешь его мне? — так же тихо произнесла я. Даниель лишь едва заметно покачал головой.

Я поймала себя на мысли что лежу в пастели, с мужчиной, который, по сути, не является моим мужем. И мне должно быть стыдно, ведь это не считается нормой. Это не правильно, но мне так спокойно и комфортно в его объятиях. Такое чувство, что это то самое спокойное место на земле, где я смогла обрести покой. В объятиях любимого человека.

Я не смогла сдержаться и поцеловала его лоб. Даниель, слегка вздрогнув, не открывая глаз, он придвинулся ближе, целуя меня в губы. Я поддалась вперёд, отвечая на поцелуй. Его рука скользнула по моей шеи, по всему моему телу прошёлся электрический заряд и множества мурашек. Его пальцы зарылись в моих волосах, поцелуй больше не был невинный, он стал требовательный. Но меня, почему то это ничуть не напугала. Рука Даниеля проскользнула вниз по моему бедру, мое тело непроизвольно выгнулось навстречу его рукам. Не прерывая поцелуя, Даниель навис надо мной, устроившись между моих бедер. Его губы целовали мои щеки, шею медленно опускаясь ниже. Из моих уст вырвался стон, Даниель остановился слегка отстраняясь. Его щеки раскраснелись, а губы слегка припухли от поцелуев.

— Ты должна не медленно остановить меня, иначе может произойти непоправимое. Сам остановится я не в силах. Я могу подождать, — поймай его лицо в ладони, я притянула его к себе.

— Прошу не останавливайся, я хочу этого.

— Ты уверен? Ведь…

— Уверен! — твердо ответила я. Его губы снова припал к моим. А руки начали блуждать по моему телу. От каждого его прикосновения в теле все больше и больше разгорался пожар. И я была готова гореть в нем, лишь бы Даниель не останавливался.

Даниель не торопился, он медленно снимал с меня всю одежду, оставляя влажные поцелуй на моей коже. Когда он проник в меня, краткая боль сменилась наслаждением. Он двигался медленно, давая возможность привыкнуть к новым неизвестным мне ощущением. Мои тихие стоны заполнили пространство вокруг нас. Каждое движение, каждый вздох был наполнен любовью. Я впервые в жизни ощутила, что такое внеземное счастье. Каково это быть одним целым со своим любимым человеком. И когда Даниель слегка ускорился, простонав мое имя мне на ухо, я почувствовала как мое тело, будто распадается на миллиард крошечных осколков.

После когда все закончилось, он бережно словно я фарфоровая кукла завернул меня в одеяло и притянул к себе, целуя в губы. Наши тела были мокрыми, в каюте стала невероятно душно. Волосы прилипли ко лбу. Дыхание медленно приходило в норму.

— Я не сделал тебе больно… — тихонько на ухо прошептал Даниель.

— Нет, все было великолепно!

— Я люблю тебя Амелия! Больше жизни люблю! И мне не нужен целый мир, если в нём нет тебя! И я надеюсь, что когда все это закончиться, и мы победим, а мы, несомненно, победим. Ты согласишься выйти за меня замуж? Я не жду ответа прямо сейчас, но очень надеюсь, что он будет положительный.

— Это ведь не из за того что только что между нами произошло? — решила я подразнить его, ведь я и так знаю что это не так. Глаза Даниеля округлились.

— Как ты могла такое подумать? Я бы…

— Шучу, шучу, — Тихонько засмеялась я, — Мой ответ будет, разуется да! Ведь я люблю тебя настолько же сильно как и ты меня. Но для начала нам нужно, спасти моего брата от виселицы, спасти город от культа и от Джона.

— Я готов ждать сколько угодно! Ведь теперь ты точно моя, вся моя. И я не за что в жизни не отдам тебя некому!

***

Даниель

Она здесь, она рядом. Я вдыхаю аромат ее волос, прикасаюсь к нежной коже, она мягкая словно лепестки роз. Ее рыжие волосы разметались по подушке. Через окно в каюту проскользнули первые лучи рассвета. Нашего рассвета. Золотой луч коснулся ее порозовевших щек, продвинулся к курносому носику. Амелия причудливо нахмурила его, прижимаясь ко мне обнаженным телом. Ее кожа пахла ирисами. Я не мог не налюбоваться такой красотой. Это женщина моя, только моя. Я убью каждого, кто осмелиться прикоснуться к ней, и неважно кто это будет. Если нужно будет, поставлю весь мир на колени.

Я крепче прижимаю Амелию к себе, в моих руках она такая маленькая, такая беззащитная. Хотя я знаю, что она способна постоять за себя и за тех, кого любит. А я не применено буду стоять за ее спиной.

Этой ночью она отдалась мне, не побоявшись не чего. Я клянусь что больше не когда не оставлю ее, не причиню боли. Как только все это закончиться, я официально попрошу ее руки. Она будет моей женой, как же приятна эта мысль. Она согревает мое сердце и душу.

Поток моих мыслей прервал глухой стук в дверь. Амелия лишь слегка вздрогнула, но не проснулась. Выбравшись из теплой пастели, я быстро натянул на себя штаны. Прежде чем выскользнуть из каюты, я укрыл Амелию и вышел, тихонько прикрыв дверь.

За дверь стоял Кларенс. Его волосы были слегка взъерошены.

— Что случилось? — друг удивленно вскинул бровь.

— С чего ты решил, что то случилось?

— Ты бы не пришел, в такую рань, — Что мне всегда нравилось в Кларенсе, так это его манеру не задавать лишних вопросов, — Ну, так что?

Он молча протянул мне письмо с королевской печатью.

— Мой брат прислал голубя? И что там?

— Как видишь, печать не сломана, — я картинно закатил глаза. Кларенс усмехнулся, ломая печать короля. А я мог думать только об Амелии, и как поскорее мне хочется вернуться к ней постель.

— Я… Так… Бла, бла, бла, а вот. Дарую Вильяму Расселу жизнь. И снимаю все обвинения, — надеюсь, что я не ослышался, выдернув лист, я снова читаю его вслух. Сердце пропускает удар, вот оно, тот самый шанс и спасательный круг для Вильяма. Только бы мы успели. Кларенс прислоняется к стене.

— И что же твой братец попросил в замен?

— О чем ты? — да, Кларенса не проведешь. Я не хотел ему говорить, я вообще не кому не хоть это говорить, пока что.

— Друг мой, я знаю тебя и уж точно знаю нашего короля. Такое письмо он бы не написал, не взяв, что то взамен.

Я устала, потираю шею, вот чертов пройдоха все та он знает.

— Хорошо, ты прав, — я поднимаю руки в знак свой капитуляции, — я пообещал кое-что, — Кларенс сложил руки на груди, и, судя по его выражению лица, он уже догадался.

— Ты станешь его десницей. — Я тяжело выдохнул, протирая глаза.

— У меня не было выбора, — я трясу листком перед лицом Кларенса, — Зато брат Амелии будет жить.

— А как же твоя жизнь? Ты ж не когда не хотел быть при дворе. Хотел свободы, путешествий и прочего. А став десницей, все, что тебя ждет так это башня десницы, кипа бумаг и тог далее.

— Я знаю, но, — я посмотрел на дверь, за которой мирно спала женщина, ради которой я готов отдать мир под огонь. На лице само собой появилась улыбка, — Я готов остепениться, готов завести семью.

Кларенс сощурил на меня глаза, и слегка пихнул плечом.

— Не верю своим ушам. Где мой друг Даниель, с которым я прошел огонь и воду? Что она сделала с тобой?

— Она сделала меня счастливым! — Кларенс похлопал меня по плечам. Его рот растянулся в улыбке.

— Я очень рад это слышать, друг мой! Ты, как ни кто другой заслуживаешь счастья.

Еще не много постояв. Я попросила Кларенса организовать завтрак. Ведь через пять часов мы прибудем в Лондон. Нам нужно подготовиться и составить план.

Все так же тихо я вошел обратно, Амелия спала на спине. Одна ее нога была слегка оголена до бедра. Солнце полностью взошло, через окно лился дневной свет. Ее рыжие волосы отливали цветом спелой рябины.

Осторожно сев на край, я медленно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Сердце замерло, на миг мне почудилась, будто это сон и она может раствориться. Но нет, Амелия слегка шевельнулась и открыла глаза. Ее глаза, как же я был влюблен в ее глаза. При таком освещение, они не были зелеными, скорее малахитовые. Она медленно поморгала, длинными черными ресницами прогоняя сон.

— Прошу прощения, что разбудил тебя моя жизнь! — Взяв ее руку, я поднес ее тыльную сторону к своим губам. Оставляя влажный поцелуй на коже.

— Почему ты встал? — сонным голосом проговорила Амелия, притягивая меня к себе, — Что то случилось?

Без лишних слов, я протянул ей письмо. Амелия села, укутываясь в одеяло. Смущенно пряча наготу своего тела. Прочитав письмо, она подняла на меня удивленный взгляд. Затем снова принялась перечитывать. Прижав листок к груди, она тихо, будто нас могли подслушивать спросила.

— Скажи, пожалуйста, что это не шутка?

— Нет, любовь моя! Это чистая, правда. Карл помиловал твоего брата и снял все обвинения, — Амелия вскочила, прижимаясь ко мне. Ее горячие слезы потекли по щекам прямо мне на грудь.

— Господи, Боже! Я не верю! У нас есть шанс, спасти его, спасти Вильяма! Я так тебе благодарно, — она принялась целовать мое лицо, звонко смеясь и плача одновременно.

— Неплохо быть младшим брата короля! — усадив ее к себе на колени, я жадна, припал к ее нежным губам. Ее руки обвились вокруг моей шеи.

Не знаю почему, но мне все время хочется целовать и целовать ее. Слова она мой воздух, без которого мне не жить.

Моя рука скользнула по ее обнажённой спине, Амелия поддалась вперед. Я почувствовал что возбуждаюсь, штаны в области промежности натянулись. Видимо Амелия почувствовала, это распахнув глаза. Я закусил губу, мне не удастся скрыть от нее свое возбуждение.

Амелия стянула с себя одеяла, прижимаясь грудью ко мне. Ее сапфировый кулон вжался в ее тело, она опустила глаза.

— Ты все еще носишь мой кулон, — Тихо произнесла она. Ее тонки пальцы дотронулись до украшения.

— Он больше не твой, а мой, — Ее ангельское лицо озарила улыбка. Мои губы потянулись к ее шеи, Амелия простонала. Так сладко и так опьяняюще.

***

Амелия

После завтрака, мы собрались в каюте Алистера, чтоб обсудить план действий. Было решено, что Шарлота останется на галеоне. Пока все это не закончиться. А я после долгих раздумай все же приняла решение, что мне безопасней будет остаться здесь. Нежели оказать на улицах Лондона, тогда когда там все жаждут посмотреть, как пламя костра поглотит мое тело. Даже от одной такой мысли мороз идет по коже. Нет умирать я точно не планирую, уж точно не в током возрасте. И тем более я хочу семью, хочу детей. Я посмотрела на Даниеля и снова вспомнила все, что между нами произошло ночью и утром. Мои щеки сами собой вспыхнули, а руку вспотели. На моих губах до сих пор остался вкус его поцелуя.

— Так значит, — Голос Даниеля вывел меня из раздумий, — Дамы останутся тут под твоим присмотром. Мы вернемся сразу, как только сможем. Если я не ошибаюсь, слушанье пройдет в городском суде. Там мы будем как на ладони, тем более после того как я прейду с письмом от короля. Тем самым нарушив планы Граунта.

— А что если они попытаются тебя убить, до того как ты переступишь стены суда, — поддал голос Алистер.

— Я на это надеюсь! — дьявольская улыбка появилась на лице Даниеля, — Поэтому один из моих гвардейцев переоденется в мои вещи. Он станет приманкой.

— А если его убьют, — Дрожащим голосом проговорила Шарлота. Кларенс нежно взял ее за ладонь. Что же произошло между этими двумя? Нужно будет с ней поговорить, как только останемся одни.

— Без жертв не куда, — мягко ответил Кларенс.

— Кларенс прав, мои люди хорошо подготовлены к подобным действиям. К тому же на нем будет броня. Прежде чем прейти к вам сейчас, я поговорил с ними. Все захотели примерить на себя эту роль, они не просто войны они так же свободные люди.

— А разве, за не исполнение королевского долго они не станут считаться дезертирами, — мой голос был весьма взволнован. Мало того что какой то солдат может погибнуть, а что если все вообще пойдет не по плану. И погибнуть может сам Даниель.

— Нет, любовь моя! Моя гвардия, они не подчиняются королю. Только мне. И мне решать есть ли у них права голоса и оно у них есть. В общем, человек для отвлекающего манёвра есть. Пока он будет играть меня, мы с Кларенсом не заметно пройдем в город. И, — Даниель пристально посмотрел на капитана, — Если услышишь звон колокола, то незамедлительно снимайтесь с якоря и уносите ноги.

— Что? — я поддалась вперёд, — А как же вы? Нет, это не допустимо.

— Если что — то пойдет не так мои люди, подадут сигнал, и вы должны как можно дальше уплыть из Лондона. Это самый быстроходный галеон, даже если за вами начнется погоня. Алистер отвезет вас прямо к королевскому двору. Мой брат позаботиться о вас. Пока, — он осекся, прочищая горло. Его холодная рука коснулась моей ладони, наши пальцы переплелись. Он нервничал, не уже ли он не верить во весь этот план сам, — Пока я не вернусь за тобой, — тихо добавил Даниель.

— Нет, — выдернув руку, я сделала шаг назад, — Ты говоришь так, будто не вернешься.

— Мы не знаем, что будет там, и — Даниель не успел договорить, так как вбежавший матрос объявил, что мы на подходе к Лондону. Я подошла к окну, вдали и правда виднелся город, который отнял у меня слишком много.

Мы толком не попрощались, Даниель с солдатами спустились на лодках. Я долго не спускала с них глаз, пока галеон не вошел в Лондонский порт. Теплая ладонь Алистера легла на мое плечо.

— Он вернется, они все вернуться…

— Не уверена…

Я спустилась в нашу каюту с Шарлотой. Девушка сидела, обняв себя за плечи и тихонько всхлипывала.

— Милая что с тобой? — опустившись на колени перед ней, я взяла его руки в свои.

— Тревожно мне, и на сердце мука. Чувствую, что Кларенс не вернётся живым.

— Ну же милая, мне тоже очень страшно. Но я уверена Кларенс первоклассный воин, он не даст себя в обиду. Они вернутся к нам.

***

Даниель

Она осталась там, на борту галеона. Меня терзают сомнения, что там она в безопасности. А что если с ней что — то случиться, я не когда себе этого не прощу.

Мы добрались до берега, пряча лодки. В последний раз, обговаривая план. Мы с Кларенсом идем первые. Остальные прикрывают нам спины. Переодевшись в обычных крестьян. Я завязываю повязку, дабы спрятать лицо. Сейчас все лондонцы носят подобные, чтоб не вдыхать весь этот смрад и гниль. Меч я прячу под плащом, на улице вот — вот пойдет дождь. Который в свою очередь нам только на руку.

Мы прошли уже полпути без всяких осложнений, но я та знаю что глаза и уши Граунта повсюду в этом проклятом городе. И нам нужно быть весьма осмотрительными. Впереди здание суда. Вокруг много зевак, мы с трудом пробиваем себе путь. Карета Граунта как раз достигла ворот суда. У меня зачесались руки, как же мне хочется лично вздернуть его на виселице, или положить его голову на плаху.

Грунт поприветствовал толпу поднятием руки. Вот же мерзавец возомнил в себе правосудие. Я быстро собью с него спесь, как только доберусь туда. Я заметил, как руки его дрожат, хотя на улице не так уж и холодно. Интересно, какой травы он на нюхался перед заседанием. Его волосы на затылке сбились в колтуны, будто он только что проснулся и не успел привести себя в божеский вид.

Из за рева толпы, нам было не понятно о чем он говорит. Как только он закончил свою речь, вся толпа направилась в зал суда. Разуется, все эти люди не смогут туда пройти. Лишь те, что в самом начале.

— Мы же не сейчас пойдем туда? — возле моего уха произнес Кларенс. Я лишь отрицательно помотал головой. Нам не к чему сейчас показываться всем. Для начал я хочу убедиться, что Вильям еще жив.

В зале суда было невыносимо душно, не смотря на все открытые окна. Мы стояли среди обычных людей, и, так же как и все ждали начала процесса. Письмо брата жгло мне ладонь. Джон Лоуренс, мэр и по совместительству городской судья занял свое место. Граунт и другие чиновники заняли место присяжных. Судья стукнул молотком, заставляя всех присутствующих замолчать.

— Сегодня слушается дело Вильяма Рассела, его обвиняют в мужеложстве. А, как всем известно, за такое преступление в нашей великой стране. Грозит виселица. Приведите мистера Рассела, — Констебль Пиль, тяжело встал прихрамывая скрылся в дверях. Когда двери снова распахнулись. Он вел, нет, скорее тащил до смерти замученного Вильяма. Его запястья были скованны кандалами, словно он был реальным преступником. Убийцей или насильником. Я слегка поддался вперёд, когда его протащили мимо нас. Кларенс дернул меня за рукав. Только когда его с трудом усадили на стул, я смог его разглядеть. Один глаз практически не было видно, не когда красивое лицо просто превратилось в месиво. Нос явно был сломан, губы распухли. И когда ему задали очередной вопрос, парень с трудом мог говорить.

— То есть, вы отрицаете сексуальную связь с мистером, как его там, — Лоуренс посмотрел на своего секретаря, тот подсказал фамилию, — с мистером Розенбергом. Вам ведь известен закон, наша вера запрещает двум мужчинам вступать в подобную связь. Подобная связь является греховной, так же как и если мужчина и женщина не являются законными супругами. Что уже говорить о связи между двумя мужчинами, такая связь не способна дать потомства и продолжателя рода людского.

— Отрицаю ваша честь. Меня не когда не связывала сексуальная связь с мистером Розенбергом. Это все ложь, и клевета, — каждое слова давалось ему с большим трудом. Но он все так же гордо держал голову, не на секунду не опустив.

— Я полагаю вам известно наказание, за столь сильное обвинение.

— Известно, ваша честь.

— Констебль Пиль, допросил мистера Розенберга, он так же отрицает какую либо связь с мистером Расселом. Однако, у нас есть свидетель который может подтвердить что между мистером Расселом и мистером Розенбергом есть греховная связь. Но, к сожалению, свидетель скончался сегодня на рассвете от чумы, и не сможет словестно потвердеть свои слова. Однако, констебль зафиксировал все слова свидетеля на бумаги. Констебль.

Пока Пиль зачитывал слова этого свидетеля, мы с Кларенсом по тихонько продвинулись вперед. Нам нужно быть максимально близко к Вильяму, чтоб мы могли заблаговременно ему помочь, если начнется потасовка. Я снова взглянул на Вильяма, его плечи дрожали. Его сильно знобило. В камерах под этим зданием жутко холодно.

— Значит, вы не сознаетесь в содеянном? — снова заговорил судья.

— Нет, ибо я не намерен сознаваться в том, что не делал и крыть мою благородную фамилию позором. К чему все это позерство, и если уж на то пошла. Почему вы допрашивается только меня одного, почему здесь нет мистера Розенберга? Я уверен, он подтвердит мои слова.

— Его сразила болезнь, дабы никого не заразить он сейчас в лазарете. Будем уповать на Господа, что он выживет, и, так же как и вы предстанет перед судом. Господа присяжное, решение за вами.

Первым разуется, встал Граунт, поправляя свой черно — синей дуплет. Его глаза пробежались по залу, и мне почудилось, что именно на мне он задержал свой взгляд. Но потом снова посмотрел на Вильяма, не скрывая призрения.

— Мы посовещались, послушали все то, что было здесь сказано. И приняли решение. Признать мистера Вильяма Рассела виновным в греховных узах, он будет навсегда отречен от церкви. И завтра на рассвете его решено повесить, в назидание другим.

— Нет, — судорожно проговорил Вильям, кандалы на его руках звякнули, — Это все ты подстроил, старый ублюдок. Убрать меня с дороги.

Толпа взревела, кто — то кричал, чтоб его немедленно казнили, кто — то выкрикивать помиловать его. Судья стучал молотком, но ни кто не замолкал. Констебль встал со своего места пытаясь заглушить толпу. С трудом ему это удалось, люди сели обратно на свои места, перешёптываясь. Судья поднялся, что б озвучить приговор.

— Вильям Рассел признан виновным, и будет повещен завтра на рассвете.

Больше медлить было нельзя, сбросив плащ и открывая лицо, я вышел вперед.

— Именем Короля, приказываю остановить это безумие, — лицо Граунта вытянулось, он явно не ожидал меня тут увидеть. Судья поддался вперед.

— Прости, а вы собственно кто? — слегка приподнимая одну бровь, спросил судья.

— Перед вами герцог Дефо, младший брат нашего достопочтенного короля, — выпалил констебль. Толпа ахнула, расступаясь. Рядом встал Кларенс, прикрывая мне спину. Я бросил взгляд на Вильяма, в его глазах зародилась надежда при виде меня. Кивнув Кларенсу, тот двинулся к Пилю забирая ключи от цепей. Вильям, который все это время стоял как изваяние, облокотился на плечо Кларенса. Его силы были на исходе, нужно как можно скорее доставить его на галеон. А уж там Амелия о нем позаботиться.

Я снова посмотрел на Граунта, злость так и читалась на его лице. Он то и дело играл желваками, но молчал. Подняв руку с письмом в верх, я громко произнес.

— Это королевское помилование и снятие обвинение с мистера Рассела. И его незамедлительное освобождение, — я передал письмо секретарю, а тот судье. Лоуренс бегло прочел письмо, и встал. Я знал, у него не было причин и уж тем более полномочий противится королевскому приказу.

— Все обвинения сняты! — Громко и четко произнес судья. Мне показалась, как половина людей выдохнуло с облегчением.

Я подошел к Вильяму, положив руку на плечо. Он едва стоял на ногах.

— Спасибо, — едва шевеля губами, произнес парень, — Ты спас мне жизнь! Я буду вечно в долгу перед тобой!

— Сейчас не время и не место говорить об этом друг мой, нам нужно еще выбраться отсюда. И желательно живыми!

Как только я произнес это вслух, двойные двери распахнулись, в зал хлынули люди в красных плащах и масках наперевес с оружием. Красные паладины. Первый выстрел прогремел, люди стали кричать. Кларенс повалил нас с Вильямом на пол, даже уберечь от пуль. Началась суматоха, паладины убивали всех подряд без разбора. Я выглянул из за скамьи, судья Лоуренс был убит. В его лбу зияла дыра от мушкета. Скорее всего, тот самый первый выстрел. Граунту нигде не было видно, скрылся гад ползучий. Констебль со своими людьми как мог, отбивался от нападавших, а нам нужно было незамедлительно делать отсюда ноги.

— Хватай Вильяма и убирайся отсюда!

— Ты явно спятил, я не брошу тебя тут.

— Нам не спастись, если мы будем вместе, нужно разделится так больше шансом выбраться из этой передряги. Вильям едва стоит на ногах, он не в силах сейчас держать оружие. Твоя задача доставить его на галеон.

— Ты не смеешь мне приказывать!

— Это не приказ, а просьба. Остантесь в живых.

Не дав его больше возможности, что то сказать, я выскочил из укрытия, ринувшись в гущу событий. У меня не было сейчас четкого плана, но мне нужно выиграть время, чтоб Кларенс смог вывести отсюдаВильяма. Да поможет мне Бог!

***

Амелия

Сколько прошло времени, как они ушли? Я мерю палубу шагами, нервно покусывая палец. А что если что — то пошло не так? Что если что — то случилось? Нет, Даниель бы подал сигнал, но, не смотря на то, что был день город будто бы, спал. К тому же пошел дождь, мое платьем вымокло, но мне было совершенно плевать на это. Шарлота выплакал наверно море слез, и тихо уснула, не переставая что — то бормотать.

— Амелия, Господи вот ты где! Пошли в трюм ты совсем промокла, — Алистер учтиво увел меня обратно к себе в каюту. Накинув шаль на мои плечи, он сунул мне в руку кружку с горячем чаем.

— Почему так долго нет вестей?

— Я не знаю, дорогая, остается только ждать и уповать на Господа, на его милость.

— Мне кажется, он давно не слышит нас, — Сделав один глоток, до моих ушей дошел колокольный звон, я вскочила на ноги, выронив чашку из рук. Она разбилась мелкими осколками у моих ног. Алистер мрачно посмотрел на меня, и поспешил к выходу. Я сразу поняла, что он намерен предпринять.

— Нет, ты не можешь их там бросить, — взмолилась я, цепляясь за его руку.

— Мне жаль, но я пообещал ему, что спасу тебя, во что бы это не встало, — оторвав мои руки от себя, он скрылся за дверью. Щелчок. Нет, он запер меня здесь. Подскочив к двери, я принялась ее дергать, кричать, колотить, но ни кто не слышал, и уж тем более не открыл.

— Подлец! Как ты мог! Выпусти меня немедленно! — Тишина. Он знал, Даниель знал, что я просто так не уплыву и попытаюсь сбежать с галеона. И как же он оказался прав. Перестав колотить в двери, я принялась осматривать каюту капитана. Но что мне искать? Для начала нужно выбраться из этого жутко неудобного платья, и как можно скорее пока мы далеко не отошли от берега. Иначе в такую погоду я рискую попросту утонуть.

Покопавшись в его одежде, я наспех выбрала дуплет и штаны. Перетянув волосы, я принялась перевязывать вещи меж собой, так же как и монастыре. Оружие, мне нужен мой меч, но он в моей каюте. Проклятье! Мои глаза бегали по комнате, ища, что то подходящие и возле одного из шкафов что — то привлекло мое внимания.

Мой меч? Но откуда он здесь? Кларенс! Он знал, что меня не удержат стены этой каюты. Не теряя больше не секунды, я открываю окно, выбрасывая верёвку. Окна узкое, как хорошо, что я не слишком пышных форм. Я без труда выбираюсь на нижнею палубу. По всюду снуют матросы, Алистер стоит у штурвала выкрикивая приказы на права и на лево. Вместе с дождем поднялся сильный ветер, паруса были полностью раскрыты. Галеон набирал скорость, больше нельзя медлить. Я подошла к борту, волны резали галеон, словно языки морских монстров. Мне было очень страшно, берег был далековато. Но я не могла поступить иначе. Ухватившись за трос, я встала на карниз. В этом момент меня заметил Алистер, я услышала сквозь рев непогоды его крики, он звал меня.

— Прости, — прошептали мои губы, конечно, он не как не мог меня слышать. Набрав побольше воздуха в грудь, я прыгнула в непроглядную тьму.

***

Вода была жутко холодная. Волны накрывали с головой. Меч будто обжигал бедро. Я гребла изо всех сил, а их с каждым рывком становилось все меньше. Я даже боялась представить, какие монстры могут скрываться в этих бушующих водах. В голове была лишь одна мысль, нужно плыть, нельзя останавливаться иначе волны поглотят мое хрупкое тело.

Берег.

Я видела его. Он был совсем близко. Еще не много, ещё чуть — чуть.

Ногами я нащупала дно, но на песчаный берег я буквально выползла или это просто море сжалилось надо мной и выбросило на берег. Распластавшись на песке, я старалась найти в себе силы, чтоб подняться на ноги. Мне нужно в город, сейчас, немедленно. Руки и ноги не слушались, дыхание сбилось. С большим трудом я поднялась, покачиваясь на дрожащих ногах. Холодный дождь хлестал по щекам. Буря только началась, и не скоро закончиться. Обернувшись, я проводила взглядом удаляющийся галеон. Шарлота, надеюсь, она сможет простить меня. Я не могла поступить по-другому, будь у меня выбор.

Мокрая одежда липла к телу, я продрогла до костей. Мне нужно в свой приход. Нужно попросить помощи, и мне нужна моя одежда. Мой костюм Леди смерть. Они хотели белого ворона они его получат. Я уверенна, что Даниель жил, ведь Граунт знает, что я приду за ним. А значит, он меня ждет. И я должна появиться эффектно! А как же паладины? Всплыл вопрос в моей голове. Они боятся меня, думая, что я ведьма. Пусть так и думают. Мне это даже на руку.

В такую погоду я практически не встретила не одной живой души. Все прятались по домам. Шпили Сент — Джайлса показались в дали, мне пришлось ускорить шаг. Ведь если меня поймают сейчас, я не чем не смогу помочь Даниелю.

Этот приход был для меня вторым домом, что же тут случилось? Каменная лестница была частично разрушена. Некогда прекрасные расписные окна напрочь выбиты. Вместо стекла, окна были забиты досками. Массивные двойные двери покорёжены и едва ли закрывались.

Тихонько проскользнув внутрь, я напрочь лишилась дара речи. Внутри было еще хуже, чем снаружи. Скамьи перевернуты, дверцы в исповедальни вырваны с корнем. По каменному полу были рассыпаны стекла, порванные библии валялись повсюду. И кровь, кровь, которая велась в каменный помост. Один из канделябров был воткнут в портер святой Марии. А распятия Христа частично сожжено. Сердце сжалось от боли, во что эти нелюди превратили святое место. Которое давало кров и пищу бедным. Они уничтожили святые мощи, все иконы были порезаны на лоскуты.

Граунт и его безбожники ответят за это осквернение.

Я прошла наверх, мне нужно попасть в свои комнаты. Разуется, эти мерзавцы все тут облазили в поисках наживы. Но ни кто из них не знает о тайной комнате, где я прятала свою одежду.

В приходе и раньше не допускался посторонний шум, но сейчас это местно вызывало дикий ужас. Гробовая тишина, будто я пришла на кладбище. Не единого намека на присутствие кого либо. Неужели Этельберт бросил свое детище на растерзание этим идолопоклонникам. С одной стороны его можно понять, он спасал себя и людей. Но с другой стороны я бы не за что не позволила так просто взять и бросить свою церковь. Хотя, что лукавить, я бросила этих людей. Сбежала как последняя трусиха, подавшись порыву чувств. Злость и гордость затмили мой разум.

Интересно, где сейчас прячется Архиепископ Этельберт?

В комнате был такой же беспорядок, как и в других, в которые я заглядывала в надежде встретить знакомое лицо. Под деревянной кроватью был лаз, о нем знали лишь единицы. Мелкие ступеньки вели в небольшой подвал, где были все наши костюмы чумных. Из каждой комнаты врачей вела сюда дорога. Но, как мне известно, половина моих соратников убиты, другая скрывается.

Внизу было как всегда сыро и холодно. Обычно я одевалась наверху и с этим мне помогала Франческа. Сколько прошла с того дня как ее безжалостно убили? Закрыв глаза, я постаралась снова спрятать эти воспоминания, глубоко в своей памяти. Мы не были подругами, и мне даже порой казалась, что она меня недолюбливала, но ни кто не заслужил такой смерти. Она не выдала меня, она держалась храбро и отдала жизнь, защищая меня. Как и все те кто умер ради того чтоб я жила. Сколько смертей, и все по моей вине.

Мой костюм висел на привычном мне месте. Как же давно я его не одевала. И если честно соскучилась, Франческа успела его подлатать после того как на меня напали в Уайтчепеле.

Сбросив с себя вещи Алистера, я облачилась в белый костюм чумного доктора. Не смотря на сырость этого места, он все так же пах ладаном и травами. Клювастая маска лежала на меленьком столике в углу. Она больше не вызывала страх в моих глазах как прежде. Сколько раз она спасла меня от чумы. Благодаря травам, что были в кончике. Так как на улице был сильный шторам, мне пришлось выдавить стекла из глазниц, иначе я не смогу смотреть нормально. Дождь будет мешать моему зрению. Шляпу я надевать не стала, она будет только мешать, волосы я собрала в высокий хвост на макушке. Маску можно было и не надевать, все и так знали что под маской я, но мне не хотелось показывать свое лицо. Я хотела, что б все видели Леди Смерть. Ту, которую они окрестили ведьмой, ту которую обвиняли во всех этих смертях и хотели сжечь на костре.

Одев маску, я не только спрятала лицо, но и свою сущностью. Я больше не Амелия Рассел, Я Леди Смерть. Я возмездие.

Закрепив меч на спине, спрятав пару коротких кинжалов, я вышла из комнаты, прикрывая за собой дверь. Когда весь этот кошмар закончиться, я непременно наведу тут порядок. И верну, ту же красоту предав веру этим стенам. Обещаю.

В надежде я направилась в конюшню, конечно, я знала, если они так разгромили собор, то и лошадей увели из загонов. Как я и предполагала конюшня была пуста. Передвигатся пешком в этой одежде и при такой погоде не вариант. Дорога до дома опасна, да и далеко. Нужно срочно, что то придумать. Сквозь дождь я увидела приближающую фигуру. Быть не может. Мрак. Это был мой конь, что подарил мне Вильям. Но, откуда он здесь. Конь подошел ко мне, совсем не испугавшись маски. Его мокрый нос чательно меня обнюхал.

— Откуда ты здесь? — оглядевшись по сторонам, я не заметила не одной живой души. На Мраке не было не седла никакой либо сбруи. Он что сам по себе гулял по улицам Лондона. Бессмыслица, какая та.

Я завела Мрака в конюшню, что б надень седло. Как хорошо, что Вильям в свое время научил меня как это делать.

Забравшись в седла, я двинулась в путь. Я знаю, где сейчас Грунт. Скорее всего, Даниель, Кларенс и Вильям тоже там. Они в трущобах. Там откуда этот мерзавец родам. Там где его видел малыш Гарри.

Мрак пустился во весь опор, его не смущал ливень, который будто только начал набирать скорость.

Через двадцать минут мы влетели на главную площадь Уайтчепеля. Там где все началось. Посередине они действительно построили для меня костер, как прозаично. Нет, я не умру здесь.

Сквозь рев стихии я с трудом смогла расслышать голос, который отчаянно звал меня. В проулке стояла женщина под большим зонтом. Это была Оливия Тюриль. Владелица Уайчипельского борделя.

— Леди Смерть! — позвала она еще громче, на сколько это было возможно, — Это правда вы?

Я спрыгнула с лошади, вытаскивая меч из ножен. Возможно ее появление это ловушка, западня дня меня.

— Прошу вас, я не представляю для вас угрозу Амелия! Ваш брат, — в горле застрял ком, язык прилип к небу, — Он здесь, как и его друг. Если вы позволите, я сопровожу вас.

— Где гарантия, что ты не отведёшь меня в ловушку, или сразу в лапы Граунта?

— Если честно, никаких, но если вы хотите увидеть брата вам придётся пойти со мной. На свой страх и риск.

У меня нет выбора, только лишь одно имя брат смогла выбить почву у меня под ногами. Оливия развернулась и скрылась в проулке. Мне не чего больше не оставалось, как пойти за ней.

Она довела меня до дверей своего заведения. Да, как низко я пала. Да простить меня матушка. Я шагнул вслед за мадам Тюриль.

Разуется, я не когда не была в подобных заведениях, от одних только мыслей об этом месте, мои щеки тут же краснели. Тетка Генриетта часто упоминала это место, рассказывая сплетни своим подругам. Кого из мужей застукали тут их жены. Наверно поэтому она не хотела выходить замуж, чтоб не запятнать свою честь неверным мужем, который спит с куртизанками.

Заведение было пустым, а чего я ожидала? Люди умирают от чумы, страдают от паладинов. Не думаю, что мужчины настолько обезумили, чтоб пропадать в бордели.

Поговаривали что здесь полная антисанитария, учитывая, чем тут занимались. Но, на мой взгляд, главный зал был весьма милый. Бархатные диваны, деревянные столы все чистое. Даже в воздухе нет, не запаха табака не алкоголя. Стойка, где разливали спиртное, была начисто вымыто.

Мадам Тюриль, сняла свой мокрый плащ, мои плечи напряглись, а рука крепче сжала меч.

— Не бойся дитя, здесь ты в безопасности. Никому в здравом уме не прейдет в голову тебя тут искать, — Ну да как же, Грунт как раз не в своем уме.

— Ты сказала, что мой брат здесь, так, где он? — девушке моего происхождения не подобает так разговаривать, но кому сейчас есть дела до этикета. Когда на кону жизни.

— Пошли! — мягко произнесла женщина. И пока мы шли мимо многочисленных комнат. Она то и дело поглядывала на меня через плечо. Я не в праве ее осуждать, ведь каждый выживает, как может. Мне даже стало, ее немного жаль, учитывая ее положение в обществе. Наверно ей не было и сорока. Черные длинные волосы ниспадали до поясницы. Она была весьма красивая женщина с жгучими карими глазами. Что ж заставило ее пойти по такому жизненному пути?

Оливия остановилась у самой последней комнаты, отпирая дверь, пропуская меня вперед. Картина было просто ужасной. Вильям сидел на пастели меняя повязку на груди Кларенса. Он едва заметно дышал. Кровавые тряпки валялись у ног моего брат. Он так сильно был увлечен делом, что не слышал, как открылась дверь. Спрятав меч в ножны, я сняла маску. На глаза тот час выступили слезы.

— Вильям! — тихонько позвала я брат. Его плечи выпрямились, мне кажется, в этот момент он подумал, что ему почудился мой голос. Я сделал неуверенный шаг вперед, — Вильям.

Вильям обернулся, как же сильно похудело его лицо. Под глазами залегли глубокие тени. Он встал, слегка покачиваясь. Излишняя худоба ему совсем не шла.

— Амелия! — Он дернулся ко мне, сжимая в объятиях, — не верю, своим глазами как ты здесь оказалась? Кларенс сказал что тебе должны были увезти после того как Даниель подал сигнал.

— Я пришла за вами!

— Глупая девчонка, — прошептал он мне на ухо, — Прости меня за все сестра, прости. Я был слеп, и чрезмерно горделив отослав тебя. Обманув тебя, предав твое доверии.

— Я прощаю тебя. Давно простила. Что с Кларенсом? И где сам Даниель? Расскажи мне все, — брат выпустил меня из объятий, слегка потупив взгляд. Вернулся к Кларенсу.

— Честно я мало что помню. Когда Даниель выступил с письмом о моем освобождение. Началась стрельба. Красные паладины убили Джона Лоуренса, на глазах у всей толпы. Грунт разуется, сбежал. Даниель приказал нам бежать, не помню, что там дальше было. Кларенса ранили уже на улице. Мы смогли скрыться, добрались до трущоб. Потом нас нашла Оливия, — мои руки предательски задрожали, а голос сел.

— То есть последний раз, ты видел его в зале суда в разгар бойни, — Вильям кивнул, — Кто тогда подал сигнал?

— В зале суда есть колокол, возможно, он как то туда добрался. Сейчас те, кто выжил, из его солдат ищут его. Но пока безуспешно.

Я потерла виски, голова начала жутко болеть. Вильям снял последний бинт, рана была скверной и если ее не промыть пойдет заражение.

— Дай мне. — мы поменялись местами. Достав несколько пузырьков с травами, я принялись промыть рану. Кларенса дернулся, застонав от боли, — Оливия, мне нужна нить и игла. Рану нужно зашить.

— Ты хоть раз это делала? — скептически спросил брат.

— А ты? — он отрицательно помотал головой.

***

Даниель

Боль. Это было первое, что я почувствовал, когда ко мне стало возвращаться сознание. Все тело болело, я не чувствовал своих пальцев, они онемели. С трудом подняв голову, я разлепил веки, в глаза будто насыпали песка. Пространство вокруг меня было небольшое. Глаза с трудом привыкли в полутьме. Оглядев себя я, наконец, то понял, почему все так болит. Я стоял на коленях в сырой темнице, мои руки были прикованы к двум натянутым цепям, которые уходили, куда та вглубь камеры. Тело онемело, я попытался подняться, но чем больше я шевелил руками, тем сильнее цепи тянули мои руки. Пыточный механизм четвертования. Интересно, будет ли Амелия меня любить, если мне оторвет обе руки? Не, скорее всего я умру быстрее от обильной потери крови.

Последние что я помню, то, что я приказал Кларенсу и Вильяму бежать. Как только они скрылись на лестнице, я вступил в бой с паладинами. У меня не было шанса отбиться, поэтому я направился к колоколу. После трех ударов в колокол, меня чем то огрели, чем то тяжелым. Место удара на голове жутко саднит. После темно, и вот я здесь.

Боже, заклинаю, чтоб Алистер увез ее…

За дверь я услышал шаги, все мое тело напряглось. Я старался сильно не шевелиться, чтоб не задействовать механизм, который тянет цепи. Дверь со скрипом отварилась, первое, что я увидел, были женские туфли. А после, в нос ударил запах сандала. Быть не может…

— Скучал?

— Мария! — процедил я сквозь зубы, — Какой неприятный сюрприз.

— Туше, мой дорогой. Я тоже рада тебя видеть, — она прошла, зажигая настенные факелы. Ее каштановые волосы блеснули в свете огня.

— И почему я не удивлен. Ведь ты всегда там, где всякий сброд. А знаешь, эта мерзкая шайка тебе идет, прям то, что ты хотела. Не так ли? Как там тебя прозвали? Дайка вспомню, — я специально сделал паузу, а после пристально посмотрел в ее карие глаза, которые то и дело излучали злость, — Продажная графская шлюха.

Мария зашипела, влепив мне пощечину. Моя голова слегка дернулась в сторону. Но я был весьма доволен собой, за то, что стер ее ухмылку с лица.

— Не смей так называть меня! — прокричала она, — ты, ты, да ты вообще не чего обо мне не знаешь.

— Мне достаточно того что говорили мои солдаты когда ты обслуживала каждого, и не один раз. Скажи мне Мария, какого это быть дочерью графа, которую продают как кобылу?

В свете факела я видел, как покраснели ее щеки. Руки сжались в кулаки. Я задел ее за больное, за самое живое. И пусть меня это не красит как мужчину, но я потешил свое эго. Подумав пару минут, она снова вернула на лицо дерзкую улыбку. Опустившись рядом со мной, ее рука провела по моей щеке, ту что она ударила. Я выгнулся как струна, мои руки дернулись, раздался щелчок, и механизм перескочил на одно или два звена.

— Ты же понимаешь, что эта штука оторвет тебе руки, — произнесла она противным моему слуху голосом, она придвинулась ближе. Ее губы оказались на уровне моего уха, — но открою тебе тайну. Это всего лишь мера предосторожности. Ты нужен ему живой, ты ведь приманка, наживка для более крупной рыбки. Она здесь, ее заметили на улицах.

— Нет, — мое тело инстинктивно дернулось вперёд, цепи снова пришли в движение, — лжешь мерзкая тварь.

— Нет! И ты прекрасно знаешь, что я говорю правду. Помнишь ту ночь дорогой Даниель, помнишь, как я поклялась отомстить тебя за то, что ты сделал со мной. Так вот! Я сама брошу факел в костер, на котором сгорит твоя любовь. А ее крики станут бальзамом мне на душу, — обхватив мое лицо, Мария попыталась поцеловать меня. Но я стиснул губы, не давая ей такой возможности. Девушка раздражённо фыркнула, поднявшись на ноги, она молча ушла.

Этого не может быть, Мария блефует. Амелия не пошла бы на это, или все же? Нет, я не хочу в это верить, в ней ведь осталось хоть капля благоразумия. Если Амелия действительно в городе, то ей грозит смерть. А я так по-глупому попался в плен. Нужно как то выбирать отсюда, но как? С каждым моим движение, этот чертов механизм, начинает тянуть цепи.

***

Амелия

— Мы не можешь бросить Кларенса тут, — громко возразил Вильям.

— И что ты предлагаешь? Ммм? Он не сможет передвигаться без помощи, я уже молчу о том, чтоб вступить с кем — то в бой, — тяжело выдохнув, я плюхнулась на соседнею кровать, — С такой раной он не боец, ты ведь прекрасно это знаешь, так к чему весь этот спор.

Вильям поднял руки вверх, в знак своей капитуляции. Брат сел рядом, уронив голову в ладони.

— Я не знаю, — тихо проговорил он, — На улице опасно, я уверен Граунт уже в курсе, что ты тут. Сейчас он рыщет по всему городу.

— Мы не можем отсиживать тут, когда нибудь его ноги приведут к этому порогу. И что потом? — Вильям молчал, ему не чего было на это сказать, я поднялась на ноги, беря свой меч, — Я пойду одна, ты останешься с Кларенсом, будешь обеспечивать ему и мадам Тюриль безопасность. Пока люди Даниеля не вернуться.

— Исключено, — брат вскочил на ноги, — Ты вероятно умом тронулась, я не пущу тебя туда одну.

— Пока ливень идет стеной, я проберусь в голубятню. Я видела ее по дороге сюда. Я пошлю голубя королю.

— Ты точно сошла с ума, — Вильям картинно закатил глаза, — И что ты там напишешь?

— Напишу как есть, что Даниель в плену у богоотступника и потребую его вмешательства.

— Господи, и в кого ты только такая. Я пойду с тобой и точка. Мадам Тюриль и сама прекрасно может позаботиться о себе, — не дав мне вставить и слова, Вильям быстро покинул комнату. Кларенс снова застонал от боли.

— Тише, Кларенс это я.

— Шарлота? — мужчина открыл глаза, он явно не узнавал меня. Он был в бреду, — Прости, что побоялся признать в своих чувствах, — из его легких вырвался кашель, — я так тебя люблю! Шарлота!

Его глаза снова закатились, скорее всего, он опять потерял сознание. Сняв повязку, я не произвольно ахнула. Рана воспалилась, кажа, натянулась как струна. Нужны были сильные лекарственные средства, и как можно скорее.

Дверь в комнату резко отварилась, мне хватилась мгновения, чтоб вскочить и обнажить меч. В дверях стол один из солдат, увидев меня, он склонил голову.

— Простите миледи! — мое сердце от страха пропустило удар, прижав ладонь к груди, я с трудом смогла восстановить его нормальный ритм.

— Есть новости? — с надеждой произнесла я, мой голос слегка надломился. Солдат протянул мне письмо. Мне не нужно было заранее видеть, чья печать на нем, я и так это знала. Мои руки дрожали, но чтоб не показывать свой неописуемый страх я быстро выхватила бумагу из его рук.

— Кларенсу нужен лекарь, и как можно скорее. Отправляйся в работный дом мадам Айрис Нэш. Скажи что ты от меня. Там работает человек по имени Джошуа. Привези его сюда, и как можно скорее. Мадам Нэш скажешь, чтоб записала все необходимые услуги на мой счет, — мужчина пристально уставился, на меня, не ожидав, приказав со стороны женщины, — Ну, что ты встал, или хочешь, чтоб ваш капитан умер от заражения крови?

Больше не медля, солдат исчез. В дверном проеме показалась Оливия.

— Леди Смерть!

— Прошу не называй меня так! — письмо жгло мне ладонь, — ты бы не могла присмотреть за ним? Я сейчас вернусь.

Оливия лишь кивнула. Закрыв за ней дверь, я пошла по длинному коридору. И что же интересно Граунт хочет от меня? Хотя, что гадать, я и так догадываюсь.

«Дорогая Амелия!

Даниель Дефо у меня, и если вы хотите успеть, с ним попрощаться, предлагаю вам встретиться со мной сегодня в полночь.

На чумном кладбище!

И я верю в ваше благоразумие, и настаиваю прибыть туда одной.

Нам есть о чем поговорить.

Д. Граунт

В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ, ОН БУДЕТ УБИТ»

Проклятие! Сначала я хотела смять эту бумажку и запихнуть ее Граунту куда подальше. Но потом, я решила, что именно эту записку я и передам королю, на обратной стороне с просьбой помочь. Я знаю, король боится чумы и сам не за что не поедет, даже ради родного брата. Но ведь у него несметное войско.

А мне осатанеть молиться и верить, что он откликнется на эту письмо. Ведь другова выбора у меня нет. Спрятав записку в карман плаща, я вернулась к Кларенсу. Он все так же был без сознание, прибывая в бреду.

Брата я нашла за задворках этого злощястного заведения, он курил и скорее всего, что то чательно обдумывал.

Разумеет, он слышал мои шаги, потому что, не оборачиваясь, заговорил.

— Мне было почти три, когда ты родилась. Я конечно мало что помню с того возраста. Но четко, запомнил слова Фина.

— И что он сказал?

— Он сказал, «запомни Вильям, это наша маленькая сестрёнка. И наша с тобой задача всю жизнь защищать ее. И если меня не окажется рядом, то я возлагаю на тебя эту ответственность. В мое отсутствие ты старший брат» — Вильям тяжело вздохнул, а я и во все потеряла дар речи. Он не когда не был столь откровенен со мной. Что ж изменилось?

— Я знаю, что ты боишься за меня…

— Разуется, я боюсь за тебя, Амелия. Ты ведь моя семья. Ты все, что у меня осталось на этой проклятой земле. Я обещал Фину защищать тебя, любой ценой. И не позволю тебе рисковать своей жизнью, ради Даниеля. Да, он спас мне жизнь, но я уверен, что он бы согласился со мной, будь он тут.

— Не говори о нем так, будто он мертв! — со злостью произнесла я. Он не мертв, и я знаю это. Но говорить об этом вслух не стала, иначе то, что я задумала точно пойдет не по плану.

***

Мне с трудом пришлось уговорить брата отпустить меня одну в голубятню, до полночи еще пять часов. Я надеюсь, что королевские гвардейцы прибудут вовремя. А мне лишь нужно будет потянуть время, до их прибытия.

В письме я четко указала, где я дуду. Ведь Граунт не глупец, он не применено прибудет вместе с Даниелем.

Голубка в моих руках слегка вздрогнула, поцеловав ее голову, я открыла ладони. Птица вспорхнула, быстро исчезая из вида.

— Вся надежда на тебя! — тихонько прошептала я. Письмо, это наш последний шанс выжить.

Чумное кладбище находиться за пределами города. Как давно я там не была. Моя семья была похоронена там, не в семейном склепе как положено. А там, среди погибших от этой заразы. Отца было решено похоронить с ними. Как сказал Этельберт, его нельзя было отпеть, как положено, по церковному. Ведь он совершил самый тяжкий грех. Забрав свою жизнь, самостоятельно.

Кладбище — это последние пристанище, человеческого тела. А душа, я полагаю что душа и правда, возноситься. Интересно, когда я умру, моя душа тоже вознесется к Богу? Или все же я не заслужила его прощения? Есть ли тот рай, о котором нам трактуют, или там нет, не чего кроме вечной тьмы…

Видимо я этого не узнаю, пока не перейду черту…

Я вернулась к брату. По пути мне почти не кто так и не встретился. Дождь шел стеной. Люди не выходят в такую погоду.

Кларенс пришел в себя. Благодаря лекарю, который спас его от сепсиса. Увидев меня в дверях, Кларенс попытался встать.

— Нет, не вздумай даже вставать. Лекарь сказал, что тебе нужен покой. Иначе швы, что я наложила, могут разойтись, — его взгляд блуждал по мне.

— Шарлота? — сдавленным голосом спросил мужчина. Я присела на край кровати.

— Она на галеоне. И наверняка ужасно злиться на меня, за мой побег. Она в порядке, уверенна, Алистер сможет ее защитить.

Кларенс тяжело уронил голову на подушки и закрыл глаза. Его лицо было бледное, под глазами залегли тени. Он будто похудел, за это временя.

— Мне жаль… — хрипло произнес он, — Я не должен был бросать его. Должен был остаться и настоять на своем.

— Ты ни в чем не виноват, — запротестовала я, — Тем более если Даниель что — то решил, его не переубедить. Он спас вас. А мы спасем его.

— Думаешь, он еще жив? — все так же, не открывая глаз, спросил Кларенс.

— Уверенна, — тихо произнесла я, заметив, что мужчина уснул.

Возле бара я нашла Вильяма и Оливию. Они о чем- то тихонько говорила, но услышав мои шаги сразу умолкли. Вечер наступал, а это значит, время постепенно выходило. Камин был разжён, я присела у огня. Моя одежда почти уже высохла. Но мне было очень холодно, как бы не заболеть после таких купания в штормовых водах. И прогулок под холодным дождем. Оливия протянула мне кружку горячего чая.

— Вы совсем продрогли.

— Ты старше меня, на сколько? К чему это притворство? Сейчас я не благородная девица. И не хочу таких обращений, — раздражённо произнесла я. Оливия не была не виновата ни в чем, но мне нужно было выпалить свою злость. Да, это не правильно, — Прости, я сама не своя. Спасибо за чай.

Женщина улыбнулась, вернувшись к брату. О чем они говорили, я не слушала, да мне было это не интересно. Я давно научилась не слушать окружающих. Лишь мои мысли в голове не давали покоя. Даниель, я все думала о нем. Если вспомнить все то, что творил Граунт. Всех тех, кого он пытал и мучал, все те, кто так жестоко и мучительно был убит. По его приказу, или по приказу его несуществующего бога. К Даниелю он не будет милосерден. И вообще известно ли этому человеку милосердие. Он убьет его при первой возможности, лишь по тому, чтоб насолить королю. Но остается один вопрос, который мучает меня уже давно. Почему я? Почему этот монстр выбрал именно мою семью объектом мести. Что я упустила? Какую важную деталь от меня все скрывают. Кларенс в отключки, остается только мой брат.

Повернувшись, я пристально посмотрела на Вильяма, который уже прилично охмелел. Я быстро встала, подойдя к нему, вырвала бокал

— Ты совсем ума лишился, напиваться сейчас не уместно. Люди Граунта в скором времени найдут нас, Кларенс временно выведен из строя. Сомневаюсь, что Оливия умеет держать меч. А ты, ты пьян в стельку, — Разумеется, я не кому не сказала о том письме, — Даже с людьми Даниеля нам выбраться из этой передряги невозможно, если паладины заявятся сюда.

— Умирать так навеселе, — промурлыкал брат, слегка покачиваясь. Тяжело вздохнув, я закинула его руку себе на плечо, — Пошли я уложу тебя спать, сегодня я присмотрю за всеми, во имя Господа.

То, что брат был пьян, мне было лишь на руку, тогда он не сможет меня контролировать. И я смогу потихоньку улизнуться отсюда.

С трудом уложив его на соседнюю кровать рядом с Кларенсом. Брат рухнул на пастель мёртвым грузом, что то, бормоча под нос. Это хорошая возможность спросить у него то, о чем по трезвую голову он не за что не скажет.

— Вильям?

— Ммм?

— Скажи мне, почему Граунт прицепился к нашей семьи? — Брат перевернулся на живот и тихонько заговорил.

— Он мстит.

— Что это значит? Кому мстить? Мне? Но я не чего…

— Нет, он был влюблен в маму. А она вышла замуж за отца. Они с отцом дружили, — Вильям приоткрыл глаза, — Ты так на нее похожа Амелия. До того как сойти с ума от сильных наркотиков, он поклялся что уничтожит наш род.

Я слегка отшатнулась от брата, и как я сама не догадалась об этом. Тогда я вспомнила, перед тем как отец ушел из жизни. Граунт приходил к нам. Разумеется, Шарлотта не пустила меня послушать, о чем они так яростно спорят. Крики доносились аж до моей комнаты. Той же ночью отец застрелился. Что же такого ему сказал тот подлец. Что послужило толчком для него, чтоб уйти из жизни оставив нас? Наверно я не когда не найду ответ на это вопрос.

Вильям заснул. Я не стала больше не чего у него спрашивать. Поцеловав его в лоб, я покинула комнату. К тому моменту солдаты Даниель вернулись. Когда я вышла в главный зал, мадам Тюриль как раз поила их горячем чаем. Здесь было человек десять, еще двое у каждой двери. Мне нужно переманить их на мою сторону, нужно как то заставить слушать мои приказы. На как? Не один уважающий себя солдат под командованием Даниеля не станет меня слушать. Тем более они не просто солдаты, они элита короны.

Заметив меня все разом встали, слегка склоняя головы. Вперед вышел темнокожий мужчина, на лет ему было около тридцати. Он был самым старшим в отряде.

— Леди Смерть! Меня зовут Джо. Я второй по званию после Кларенса, и все его обязанности временно переходят под мое непосредственное командование.

— Хорошо! — твердо произнесла я, мне нужно показать, что я не боюсь их. И тем более не боюсь того что за этими дверьми. Сейчас я Леди Смерть, белый ворон. Посланник Господа, — Доложите обстановку в городе, Джо.

Мужчина слегка скривился, на лице заиграли желваки. С минуту он думал отвечать ли на мой вопрос. Но потом все же заговорил.

— Паладины захватили Ковент — Гарден, — мои глаза расширились, — теперь ваше родовое гнездо это их штаб квартира. Повсюду люди в масках и красных мантиях. Если Граунт скрывается, то это именно то место. И скорее всего наш герцог тоже там.

— Проклятье! — мои руки сжались в кулаки, мало того что он отнял всех кото я любила, так теперь и решил лишить меня дома.

— Мы насчитала отряд из двадцати человек, и это только те, что охраняют периметр особняка. Сколько враг внутри мне не известно. Нас слишком мало, нам не пробиться туда, что б вытащить Даниеля.

— Я отправила письмо королю, его гвардейцы прибудут на помощь, — я сказала это таким тоном, будто уже получила от короля положительный ответ. Но мне нужно как то поднять боевой дух этих людей. Все смотрели на меня, не моргая, будто я сказала, что то плохое. Темнокожий мужчина, ударил себя в грудь кулаком, в знак признательности.

Все вернулись к горячей еде. Я снова села у огня. Осталось меньше часа до полуночи. Мне нужно успеть добраться до кладбища. И так что б за мной не было хвоста, иначе все эти люди обречены. Так же как и я. Граунт хочет поквитаться с моим родом, смерть Даниеля ему не нужна. Но он помеха на его пути.

Мне нужно выбирать отсюда. Встав я сообщила, что пошла отдыхать. Двое солдат приняли дежурства на себя. Оливия проводила меня в самую дальнюю комнату. Оставшись одна, я заперла дверь изнутри. До утра, если не чего не произойдет, ни кто не посмеет, нарушит мой сон. У меня не было времени разглядеть убранство комнаты. Как только шаги Оливии стихли, я тут же направилась к большому окну. На улице дождь лил как из ведра. Из — за туч не было видно не одной звезды. Мне повезло, что здание одного этажное, иначе опять пришлось бы выпрыгивать из окна. У черного входа стоял один из солдат. Нужно пробраться мимо него незамеченной, а еще мой конь. Он где то в сарае, пешком я далеко не дойду.

Раскат грома заставил меня вздрогнуть. Природа была беспощадна. Или это Господь гневается на детей своих.

Осторожно открыв окно, я перелезла через него. Ноги коснулись размытой почвы. Эта часть строения была в тени, и даже не смотря на мое белое одеяние сквозь такой ливень меня, невозможно было увидеть. По небу прошлась молния, разрезая небеса. Солдат вскинул мушкет, но кроме стука капель по крышам больше не каких звуков не было.

Я без труда прокралась к сараю, где стоял Мрак.

— Привет дружок! — Конь поднялся на ноги, — знаю, тебе не наверно не хочется некуда в такую погоду, но без тебя мне не справиться.

Вскочив в седло, я помолилась Богу и выехала из сарая, навстречу неизвестности. Позади меня послышались голоса, конь нес меня вперёд. Кто — то выкрикивал мое имя. Но из-за грозы я, не слыша, кто это был.

***

Даниель

Да, не такую смерть я представлял. Я всегда думал, что поду от руки враг, с мечом в руках. А не от голода и скорее всего оторванных конечностей. Сколько я уже здесь? Тут так темно, что не понятно, время будто и вовсе не идет. Но если бы не догоревший факел, тот, что оставила Мария. Я б думал, что прошло очень мало времени.

Шаги, это первые звуки, что я услышал сквозь эту гробовую тишину. Кто — то приближался к моей темнице. Ключ вошел в замочную скважину. И когда человек вошел внутрь я поднял голову.

— Ты задержался! — с презрительной ухмылкой проговорил я. Свет от зажжённого факела освещал лицо Джона.

— Не знал, что ты меня ждёшь, так бы поторопился. Извини за столько принятые меры, — Граунт обвел пальцев камеру, — это всего лишь необходимая мера.

— Мне льстит твое гостеприимство, — Джон проигнорировал мои слова, проходя вперед. За ним вошли четверо паладинов.

— Думаю, пора прогуляться.

— О чем это ты? — слегка насторожившись, произнес я. Джон лишь улыбнулся, да так широко, что можно было пересчитать все зубы. Паладины, сняли с меня цепи. Я ничком рухнул на землю, пыль попала в ноздри. Граунт подошел ближе.

— Мы едим на свидание с Леди Смерть! — торжествующие произнес он.

— Нет! — Один из прислужников просунул мне в рот веревку. Затягивая ее на затылке. У меня не было сил сопротивляться, пока они связывали мои онемевшие руки за спиной. Они попытались поставить меня на ноги, но мое тело не слушалось. Джон махнул рукой, и четверо просто поволокли меня.

Меня вытащили на улицу, не может быть?

Я все это время был в Ковент — Гардане…

Прислужники открыли карету, запихивая меня туда. Я мешком рухнул на пол. И последние что я помню это ботинок Грунта, который припечался к моему лицу.

Очнулся я уже на мокрой траве, дождь безжалостно застилал глаза. Во рту стол привкус крови. Лицо болело. Это ублюдок, скорее всего, сломал мне нос.

Оглядевшись, я сразу понял, что я на кладбище. Что мы вообще тут делаем? И какое это отношение имеет к Амелии. Если она и правду в городе, то Кларенс и Вильям нашли ее. А эти двое не за что не выпустят ее из виду.

Граунт стоял оперевшись на свою трость. Скорее всего, там спрятан клинок. Я с трудом сел, руки были туго связанны за спиной. Нужно чем — то разрезать путы, но по близости не было даже камешка походившего на оружие.

Один из паладинов подошёл ко мне, что- то в его походке мне показалось знакомым. Или это после удара в лицо я плохо соображаю. Мужчина это или женщина было не понятно, красная мантия и маска скрывала человека полностью

Человек опустился на колени. Я инстинктивно дернулся в сторону. Человек потрогал узлы, и вложил мне не большой нож в ладонь. Мои глаза удивленно расширилась.

— Ну и попал ты, друг мой. Не когда не думал, что мне придётся спасать королевскую задницу, — тихо проговорил Алистер.

Больше не чего, не сказав, он встал, и ушел растворяя в толпе паладинов. Чертов прохвост, и как ему это удалось. Удобно переложив нож, я принялся пилить веревку.

Новый раскат молнии осветил высокий холм. Тогда та я и увидел ее. Амелия в костюме своего чумного врача, гордо восседала на коне. От грома конь встал на дыбы, но Амелия ловко удержалась в седле. Мое сердце заколотилось как бешенное. Нет. Пусть это будет страшный сон. Ее не должно быть тут. Это, какое то наваждение, я мотнул головой. Но Амелия не исчезла, конь нес ее прямиком в лапы это чудовища.

***

Амелия

Молния полоснула по небу, ком застрял в горле. Вспышка освятила всех присутствующих. Их было много…

Очень много, и все эти люди желали мне смерти. Пробежавшись глазами, я нашла его. Даниель стоял на коленях не далеко от Джона. Что ж, вот и пришло время встреться.

Я остановила коня, нельзя подходить слишком близко к этому сумащедшиму человеку. Спрыгнув, на ватных ногах я направилась к нему. Хорошо, что на лице была маска и она скрывала весь ужас на моем лице. Джон поднял руку, его люди отступили.

— Леди Смерть!

— Какой не приятный сюрприз. Ты получил что хотел. Я пришла одна, отпусти его.

— Я не сказал, что отпущу его, я четка, написал, что дам возможность попрощаться. Ведь завтра утром тебя сожгут на костре и такой возможности больше не будет. Взять ее!

Даниель чертыхнулся. Но один из паладина приставил меч к его горлу. Когда меня окружили, я не сопротивлялась. Паладины, боялись прикоснуться ко мне, будто я действительно сама чума. Они встали со всех сторон, не касаясь меня.

— Какая жертвенность! Я б написал стихи, поэтому поводу, но боюсь, мы отстаем от графика. Завтра после твоей казни у меня еще куча дел.

— Это не останется безнаказанным, — гордо и громко произнесла я, — Моя смерть не принесет чудесного исцеления. Тебе ведь известно, что я просто человек. Из крови и плоти. С моей смерти чума не уйдет, — последние слова были адресованы толпе. Паладины зашептались. Нужно как то убедить их в моих словах. Но как? Все эти люди потеряли любимых от этой болезни.

— Граунт ошибается, — еще громче произнесла я, — Ваш бог, его не существует. Это лишь плоть его безумного воображения. Это человек не ведает что творит и что заставляет делать вас.

Один паладин вышел вперёд. Граунт бросил предупредительный взгляд, но человек не отступил к остальным. Сняв маску, под ней оказалась пожилая женщина.

— Чума отобрала у меня всех кого я, когда то любила. Она словно косой скосила мою семью, моих соседей. Мои дети, внуки все они лежат тут в братских могилах. Негоже родителям хоронить своих детей. Если одна смерть способна спасти всех, я готова пойти на это.

Граунт едва заметно улыбнулся. Я сняла маску. Показывая всем свое лицо. По толпе прошлись возгласы. Скорее всего, многие меня тут же узнали.

— Я понимаю вашу боль, я тоже потеряла семью. Но моя смерть не вернет вам любимых. А лишь добавит еще один смертельный грех на вашу душу, — Мой голос предательски дрожал, — и даже если будь я той, кем меня нарек ваш лжебог, разве я б не уберегла свою семью от смерти. Они так же покоятся здесь.

Я махнула рукой в сторону, на могилы. Женщина сощурила глаза. Она наконец то узнала меня.

— Ты ведь дочь Кристобеллы и Майкла, — я лишь кивнула, — я помню, как тебя крестили в Сент — Джайлсе.

— Довольно, — громко прокричал Граунт, — это не имеет отношения. Молох выбрал ее, и только ее смерть положит конец всем этим смертям. Принося всем успокоение. Чего встали как остолопы, свяжите ее. Или эта ведьма затмила вам разум?

Паладины двинулись на меня, как раз в тот момент Даниель вскочил на ноги. Я дернулась в сторону, обнажая меч. Даниель бросился на Джона. В толпе паладинов раздались крики. Алистер выскочил, вскидывая меч. Его люди сбросили мантии.

Паладины что были рядом со мной, вступили в схватку. У них были зазубренные мечи, которые не резали, а рвала плоть. Мне удалась отбиться лишь от двух. Третьего обезглавил подоспевший Алистер.

— Привет сестрица! Ну и шоу ты устроила! Дождь наверно вызвала силой мысли, — я никогда не перестану удивляться его оптимизму. Он без труда смог расправиться с четвертым паладином.

— Как ты тут оказался?

— Это долгая история! Но ты должна мне бочку эля.

— Понятия не имею о чем ты.

К нам пробился Даниель, на лице зиял свежий синяк. Одну щеку украшал новый шрам. Алистер встал в стойку, прикрывая нас.

Даниель сжал меня в объятиях прямо посреди поле боя.

— Ты сумасшедшая женщина! — целуя мое лицо, проговорил он.

— Эй голубки, у нас так — то проблемы, — прокричал Алистер. Нас окружили со всех стороны. Мы втроем встали спина к спине.

— Какие будут предложения?

— Биться до последний крови, — рука Даниеля скользнула в мою, наши пальцы переплелись.

Они наступали, люди Алистера бились неподалёку. Вперед вышел Граунт, вытаскивая клинок из своей трости.

— Сегодня все закончиться.

***

Даниель

— Пообещай мне… — тихо произнесла Амелия.

— О чем?

— То что если, — ее голос дрогнул, а рука сжала мою ладонь, — если что — то пойдет не так, и мы не выстоим, ты не позволишь забрать меня живой.

— Мы выстоим, любовь моя. — от одной только мысли что она может попасть в руки этого безумного, мне стало страшно. Холод заполз под мою тонкую рубашку.

Противники наступали, они брали нас в кольцо. Клинки были выставлены вперёд, от такого количества красного у меня заболели глаза. Красный теперь официально самый отвратительный цвет для меня. Паладины держали дистанцию, боясь подойти к нам.

— Ну что вы? Так яростно кричали о смерти Леди Смерть! А сейчас дрожите лишь от одного ее взгляда. Несчастныетрусы, — выпалили Алистер. Вот же прохвост и зачем Бог наделил его языком. Одни из паладинов, бросился вперёд. Но Алистер вовремя успел отразить его удар, ловко лавируя. Кленок рассек воздух в том месте, где была его голова. Нырнув под руку соперника, Алистер пронзил, его мечем в спину.

— И это все? — его смех прокатился по округе. Толпа безбожников взревела. Они все разом бросились в атаку. Амелия сжала мою руку, в ее глазах стоял страх.

Не успел я и шагу вступить, как по всему кладбищу пронесся звук рога. В этот момент я выдохнул, ведь прекрасно знал этот звук. Звук королевского рога. На холме, откуда появилась Амелия, в золотых доспехах на белом коне восседал мой король. Мой брат. Рядом с ним появились знаменосцы и трубач. Который оповещал всю местность.

Злая маска застыла на лице Граунта, он сделал пару шагов назад. Намеривая сбежать. Королевская конница потоком хлынула, сметая все на своем пути. Они рубили головы и руки, кровь и внутренности перемешивались с грязью. Амелия выпустила мою руку и бросилась в бой, ее белые одежды тут же покрылись алыми пятнами. Она сражалась бок об бок со всеми. Те, что пытались бежать, солдаты на лошадях быстро их нагоняли, приговаривая к моментальной казни. В какой момент я потерял ее из виду, чужая кровь и пот застилал мне глаза. Нужно поймать Граунта, это лишь он один виноват во всем этом. Этим людям не стоило умирать, они не виноваты, что поддались на провокацию больного человека.

Но назад не воротишь. Солдаты полностью зачистили кладбище. А те, кто успел сдаться сейчас стояли на коленях перед королем. Карл оценивающе смотрел на всех сверху вниз.

— Брат! — Карл повернул ко мне голову.

— Все в порядке?

— Граунт, он сбежал. Его нужно немедленно найти, — Карл кивнул, в знак согласия. Ко мне подвели коня. Вскочив на него, я посмотрел на Амелию, которая стояла над телом молодой девушки. Примерно такого же возраста, как и она сама. Одного моего взгляда на Алистера, хватило для того чтоб он сразу метнулся к ней.

Пришпорив коня, я пустился в погоню по ночному Лондону. В надежде нагнать его. Хотя я и так знаю, куда он направиться в первую очередь. В Ковент- Гарден. Ведь там все его деньги, и прямые доказательство обо всем, что он совершил.

Я вмиг домчался до поместья, и я оказался прав. Лошадь, на которой он сбежал, паслась у ворот.

Весь особняк приходил в зловещей темноте и тишине. Прокравшись внутрь, я не слышал не чего, кроме моего колотившегося сердца. Я положу всему этому конец. Я спасу свою любимую, и город от этого ублюдка. Сколько невинных жизней он загубил, скольких мучал и пытал. Этим жертвам нет счета.

В стороне библиотеке мелькнул тусклый свет. Скорее всего, свеча. Бесшумно я пробрался туда. Граунт искал что — то, но что? Что ему так важно чем собственная шкура. Он кидал книги на пол, перебирая почти каждую. Я завернул за угол, случайно врезавшись в маленький столик. С него упала ваза, разбиваясь на мелкие осколки. Я выругался про себя, прячась за другим стеллажом.

— Я знаю, что ты здесь Даниель. К чему эти прятки, — звук затвора заставил меня поежиться. И почему я не подумал взять с собой огнестрельное оружие. Меч против мушкета, так себе поединок, — Выходи королевский щенок.

Проклятие, он пытается задеть мое самолюбие. Пригнувшись, я снова поменял свое место положения. Шаги Граунта эхом отдавали от стен. Я слышал, как тяжело он дышит, как не уверенно ступает его нога. Он боится, и правильно делает. Шаги стихли, я не как не мог понять в кокой он стороне, пока один шкаф не начал падать прямо на меня. Стеллажи с книгами были выставлены в порядке домино. Мне пришлось выскочить из своего укрытия. Упавшая мебель подняла клубы пыли, прогремел выстрел. Я успел пригнуться, пуля точно прошла в сантиметре от моего ухо, я четка, слышал свист. Граунт словно кошка выпрыгнул из своего убежища, сбивая меня с ног. Мой меч выскользнул из рук. Мы рухнули на пол, барахтаясь, словно в безумной борьбе. Мне удалось сбросить его, Граунт выхватил нож, из своих сапог глубоко рассекая мне щеку. Кровь брызнула из раны, но я не чувствовал боли. А наоборот, это придало мне сил. Ярость, она полностью захлестнула меня. Выбив нож из его руки, я с легкостью перекатился на спину, быстро поднимаясь на ноги. В силу своего возраста Граунт двигался быстро, сколько ему? Сорок? А может старше?

Пыль слегка осела и тогда я смог его рассмотреть. Первое что бросилось, это его глаза. Глаза безумца, они налились, кровь он словно больше не был человеком. А стал самым настоящим монстром. Все эти наркотики и травы, отравили не только его организм, но и разум.

— Тебе не убить меня, мальчишка. Ибо я обрел бессмертия! Мой Бог! Молох! Даровал мне вечную жизнь, и ты не сможешь прикончить меня, — он улыбнулся, обнажая кровавые зубы, — Я все ровно заберу ее у тебя, и сделаю своей.

— Ты слишком много болтаешь, — я кинулся на него с голыми руками, и был готов просто задушить. Просто чтоб доказать что не какого его бога нет, и уж тем более нет вечной жизни. Все мы тленны. Повалив его на пол, я принялся избивать его. Сдирая костяшки пальцев в кровь об его зубы. Граунт пытался отражать удары, либо сбросить меня. Но все его попытки были четны. Я молотил его рожу, пока она не превратилось просто в мессиво, крови, сломанных костей и выбитых зубов. Я даже не сразу понял, что его руки безвольно упали на пол, а сам Граунт уже как с минуту не подавал признаков жизни. Я просто забил его до смерти…

Чьи-то руки обхватили мои, грубо стаскивая с его мертвого тела. Мои пальцы горели огнем, я не мог их согнуть. Амелия опустилась предо мной на колени, прижимая свои ладони к моим щёкам.

Неужели все закончилось…

***

Амелия

Лишь на мгновение я потеряла Даниеля из вида. А когда посмотрела по сторонам его и вовсе след простыл. Ко мне подъехал сам король, спрыгивая с лошади. Я поклонилась, не обращая внимания что стаю вся в крови. Рука державшая меч, дрожит и очень сильно болит.

— Мой король!

— Не нужно клонятся, мы на поле битвы.

— Это не война, мой король и эти люди не враги. Они лишь запутавшиеся души, все они потеряли кого-то из — за болезни.

— Восхищаюсь твоим благородством, — король ткнул пальцем на первое попавшие тело у его ног, — завтра бы на площади он кричал бы громче всех, желая твоей смерти. А ты сейчас стоишь и жалеешь его. И всех тех, кто умер сегодня ночью. Не жалей мертвых Амелия, они уже мертвы. Господь, вот их высшие наказания. И только там они ответят за все свои грехи.

— Да, мой король. Даниель… — начала я, король поднял руку, заставляя меня проглотить слова. Он вскочил на коня, протягивая свою руки мне. Не думая, и не о чем, не спрашивая, я ухватилась за его ладонь. Усевшись, король обернулся на своего камердинера.

— Двадцать человек поедут со мной в Ковент — Гарден, остальные пусть сложат тела и подожгут. Эти люди не достойны могил, за намерения совершить самосуд над не виновным человеком. Чума и так не отступает, сожгите тела и дело с концом.

Слуга кивнул, поспешно удаляясь. Король пришпорил коня, тот рванул с места, так быстро, словно у него выросли крылья. Я покрепче ухватилась за сюртук короля.

Войдя в библиотеку, я просто обомлела. Тошнота поступила к горлу. Но тошнить уже было не чем, все вышла еще на кладбище. Привкус желчи стоял во рту. Люди короля стащили Даниеля с тела Граунта. Он явно был мёртв. Я тихонько опустилась на колени, поднимая его голову. Мне нужно было, чтоб он сейчас оторвал свой взгляд от тела Джона.

— Любимый? Посмотри на меня, — Даниель медленно перевел свой взгляд на меня. Его лицо было залито кровь, на щеке был глубокий порез. Скорее всего, останется шрам.

— Я не смог остановиться, и убил его…

Я не смогла найти таких слов, чтоб утешит его, а просто прижалась к нему всем телом. Даниель опустил голову. Он хотел наказать его, и наказал…

Но это должно было быть публичным, что б все знали, кто изувечил чумных докторов. Кто отдал приказ убить монахинь. Люди должны были сами выбрать ему наказания, а Даниель лишил их такой возможности. И поэтому корил себя сейчас…

***

Спустя пару дней.

Все приспешники Джона Граунта были казнены через повешение. Все те, кто хоть как то были связанны с ним, были приговорены к смерти. Король лично подписал им смертный приговор. Тетя Генриетта, приютила всех нас у себя. Король не присутвовал на казни, он вернулся в свое поместье.

Ланкашир, словно ожил. Туда — сюда сновали люди Алистера, и Даниеля. Кларенс пошел на поправку, благодарю лекарю и Вильяму, который не отходил от него не шаг. Шарлота так же присоединилась к нам, и взяла всю заботу за Кларенсом на себя.

Даниелю наложили несколько швов, но от этого он не потерял своей красоты. А даже пытался убедить меня, что ему он даже идет. Улыбаться, и уж тем более смеяться ему было невыносимо больно, но он терпел.

Эти события вышли за рамки городских стен, вскоре уже и в других городах судачили о Леди Смерть и ее Черном Рыцаре. Никого не осталось в живых, кто мог сказать кто эта девушка, которая скрывалась за маской чумного врача.

Спустя пару месяцев, все наши шрамы затянулись. Ковент — Гарден почти привели в подобающий вид. Даниель, как и полагается по обычаю официально попросил моей руки у брата. И Вильям разуется, благословил наш брак.

Чума в городе потихоньку затухла, и с каждым днем все меньше и меньше где то появлялись очаги, пока не исчезли совсем. Никто не знал точно, откуда взялась эта болезнь, и куда ушла. Но все молили Господа, чтоб он больше не допустил подобного. Чтоб он пощадил своих детей.

После свадьбе, мы, как и пообещал Даниель прибыли в Оксфордшир. Где Даниель официально стал десницей короля. На этой церемонии, меня просто распирало от гордости за мужа. Все взоры были устремлены на него. Хотя он и не хотел этой должности. Король, после всех событий пригласил его к себе. Сказав, что не станет заставлять младшего брата делать то, что, но не когда не хотел. Но гордость и честь Даниеля не позволила отказать от обещания.

По воле случая, Кларенс попросил у Вильяма руки Шарлоты. Так как у нее не было кровной семьи, только мы.

Они поженились тайно, скрывшись от посторонних глаз. Тогда Кларенс попросил увольнительное на четыре месяца.

Вильям бросил пить, и завязал со своими любовными экспериментами. Спустя какое то время он взял в жену девушку из знатного рода. Восстановил родовое гнездо, чтоб привести туда наследников нашей великой фамилии.

Лондон ожил, запестрил новыми свежими красками. Люди вздохнули свободно. Но никто, не когда не забудет, какое горе принесла всем нам черная смерть.

Когда мы снова увиделись с Шарлотой, я уже была в весьма интересном положение. Даниель был на седьмом небе от счастья, когда я сообщила ему эту новостью. Каждую ночь он осторожно поглаживал мой живот, что то, шепча себе под нос.

— Что ты там шепчешь? — Даниель поднял голову, на его щеке осталась светлая полоска от ножа.

— Тише, я говорил с Одет.

— Что? — удивлённо заморгала я, — с чего ты решил, что это девочка, а что если это мальчик?

— Не важно, какого пола будет наш малыш, — с нежностью проговорил Даниель, — я буду любить его, больше жизни. Но мне кажется, что это девочка. Маленькая крошка, с твоими рыжими кудряшками и моими глазами.

— Так значит Одет?

— Тебе не нравится?

— Нравиться. Ой, — я резко села.

— Что такое, где болит? Стража.

— Тише ты, не чего болит, — я взяла его ладонь, положив себе на живот. Ребенок снова толкнулся. От изумления Даниель приоткрыл рот.

— Она толкнулась.

Да, это были первые ее уверенные толчки.

Как и говорил Даниель, первой у нас родилась Одет. А после нее двое мальчишек, близнецы. Хлодвиг и Герберт.

В свое время я почти потеряла всю свою семью, но смогла создать свою. И этого дорогого мне стоило, теперь я было в ответе не только за себя, но и за своих прекрасных детей….

Сама судьба свела меня с Даниелем. Для того чтоб он стал моей жизнью.

Конец.

Оглавление

Чумной доктор